"Фантастика 2024-21". Компиляция. Книги 1-21

Марина Суржевская ЧЕРНОКНИЖНИК

ГЛАВА 1

Первым я почувствовал запах. Манящий, сложный, щекочущий ноздри и заставляющий жадно принюхиваться. Пахла она изумительно. А вот выглядела не очень. Да что там, выглядела клиентка паршиво, настолько, что я усомнился в реальности ее облика. Даже по-тихому сплел раскрывающий аркан, накинул петлю на ее голову в темном платке. Девушка не повернулась и никак не показала, что почувствовала прикосновение черной силы. Или сделала вид. Но как бы там ни было, аркан не сработал, и внешность клиентки осталась без изменений. Все те же пегие волосы с ранней сединой, изможденное лицо, исчерченное морщинами, и уныло обвисший кончик длинного носа. Я даже огорчился, что столь отвратительная особа так завлекательно пахнет, право, есть в этом что-то неправильное. Армон изображал на лице сочувствие и внимание, а может, не изображал, хмырь его разберет. Я же отошел к окну и рассматривал некрасивый профиль женщины.

— У меня пропал друг, — она тронула ладонью батист платка, что лежал на коленях, но комкать или теребить его не стала. Либо не так уж и нервничает, либо хорошо собой владеет. Ее руки я тоже рассмотрел, зачастую, накладывая иллюзию, люди забывают о ладонях. Но у этой женщины они вполне соответствовали лицу и были такие же непривлекательные.

— Вы сказали, что у вас пропал друг, — напомнил Армон замолчавшей клиентке.

— Да.

— Это был ваш любовник? — полюбопытствовал я. Во-первых, желая вызвать смущение и потерю контроля, во-вторых, действительно интересно, кто на нее позарился. Даже моя суть, готовая залезть на все, что движется, отпрянула, увидев эту внешность. Просто вопиюще отталкивающая. Вот только запах…

Она повернула голову. Я стоял у окна, и ее лицо оказалось на свету, еще резче обозначив морщины. Зрачок не сузился от солнечного луча, так и остался расширенным, и я удивился. Неужели все-таки иллюзия? Радужка темно-серого цвета с розовой каемкой.

— Нет, он не был моим любовником, — голос был таким же серым и невыразительным. — И даже очень близким другом тоже не был. Но… — она помолчала. — Я хотела бы, чтобы вы его нашли.

— Мы не занимаемся розыском пропавших людей, — поморщился я. — Обратитесь к ловцам. В Круге есть отдел…

— Мне это не подходит, — перебила она меня.

— Тогда ничем не можем вам помочь, — отбил я и кивнул на дверь.

Клиентка посмотрела на Армона.

— Мне сказали, что вы в состоянии уладить щекотливые вопросы. За хорошее вознаграждение, — без эмоций уронила она. — Я заплачу. Столько, сколько скажете.

Я усмехнулся и назвал сумму. Заоблачную. Просто желая немного сбить с нее спесь. Или увидеть хоть какую-нибудь эмоцию.

— Хорошо. Я согласна. — Склонила она голову после минутной паузы.

Мы с Армоном переглянулись, и я незаметно покачал головой. Слишком подозрительно, чтобы соглашаться.

— Выслушайте меня, — сухо попросила она. — А потом уже решайте. Я оплачу потраченное на меня время.

— Хорошо, — кивнул головой Армон, проигнорировав мой взгляд. — Но вы не представились…

— Одрианна, — негромко ответила она. — Но я хотела бы сохранить инкогнито. И была бы вам благодарна, если бы вы перестали опутывать меня арканами. Это неприятно. К тому же — бесполезно.

Армон бросил на меня веселый взгляд, а я пожал плечами и убрал петлю.

— Мы вас слушаем.

— Некоторое время назад я получила наследство. Мой дальний родственник оставил мне дом и значительную сумму на проживание. Это было неожиданно, мы не общались, и почившего я видела всего два раза в жизни. И то давно. — Она снова тронула платок. — Поначалу все было нормально. Я въехала в новое жилище, даже заказала туда новую мебель… А потом стали происходить странные вещи.

— Вам начал являться умерший родственник и требовать вернуть его любимый диван? — хмыкнул я. Армон скрыл улыбку.

— Нет, — серьезно ответила она. — Привидений я не видела. Я слышу звуки. Словно кто-то поет. Или что-то шепчет.

— А вы какой чай на ночь пьете? С травой или без?

— Я не сумасшедшая, — она резко повернула ко мне голову. И снова зрачок остался неизменным. Так-так. — И не из пугливых. Я думала, что это некий… дефект вентиляционной системы. Или что-то в этом роде… Вызвала ремонтников. Потом трубочистов. После — заклинателей, отпевателей и даже жрецов. Но никто ничего подозрительного не нашел.

— И вы решили обратиться к чернокнижнику. — Я, не стесняясь, зевнул.

— Нет. Я бы не стала по такому ничтожному поводу… Но потом я нашла под своей дверью кошку. Черную. Без головы. То есть голова была, но… отдельно от туловища.

— Миленько, — хмыкнул я.

— Несколько раз мне подбрасывали крыс. В том же виде. Потом еще одну кошку. На углу дома периодически появлялась странная жидкость, и мне кажется, что это кровь… Но посторонних никто не видел. Я даже завела собак.

— Их можно прикормить…

— Мертвых, поднятых некромантом. И вы понимаете, что этих собак прикормить нельзя. Они понимают лишь команды хозяина.

— Все понятно, — я снова зевнул. — Кто-то из обделенных наследников не рад такому распределению средств и мстит вам. Обычное дело.

— Проблема в том, что у моего умершего родственника нет других наследников. Ни одного. Именно поэтому дом достался мне. Несколько раз я вслух заявляла о том, что готова отказаться от наследства, если найдутся более близкие родственники. Я надеялась, что мои слова дойдут до… недоброжелателей. Но никто не оспаривает мое право на этот дом. Никто не претендует на мои деньги. Никто не выдвигает никаких требований. Мне просто кажется, что вокруг меня что-то происходит, но я не понимаю что. И зачем. А потом пропал Дориан.

— Это который ваш любовник?

Клиентка посмотрела на меня безразлично.

— Это который мой друг. Он приехал навестить меня, мы засиделись допоздна, и я предложила переночевать в гостевой комнате. Он согласился, служанка расстелила ему постель. А утром его там не оказалось.

— Уехал, не пожелав вас будить?

— Я тоже так подумала, хоть и удивилась. Ведь привратник не видел, чтобы он выходил утром. И не открывал ему ворота. Да и странно это, Дориан очень предупредителен, он мог бы оставить мне послание, если бы надумал уехать до рассвета. Но все же я не сразу заволновалась. Лишь позже. Когда его сестра прислала вестника с вопросом, почему я не отпускаю ее брата? — Одрианна чуть нахмурилась. — С Маей мы не очень ладим. И вот тогда я поняла, что Дориан не вернулся домой. Я снова осмотрела гостевую, в которой он ночевал, и нашла его трость. Она упала за книжный шкаф… Понимаете, Дориан сильно хромает, он никуда не выходит без трости. И тогда я поняла, что мой дом он не покидал. Но ума не приложу, куда он мог деться.

Признаться, мне стало слегка интересно. Армон чуть подался вперед.

— А дом старый? В нем может быть тайный ход, двойные стены или еще что-нибудь?

— Дом старый. Но никаких тайников там нет. Его осмотрели вдоль и поперек, ко мне даже приезжал… — она слегка замялась, — один человек. Он знает о тайниках почти все. Толстяк Гнидос, если это имя вам о чем-нибудь говорит…

Армон присвистнул. Я промолчал, но тоже удивился. Кто же не знает имя известного вора? О нем поговаривали, что Гнидос способен стащить даже панталоны у святой Присциллы, да так, что сама жрица этого не заметит. И утверждали, что он как-то это уже проделывал, просто на спор. Толстяк был способен найти и открыть любой тайник и хотя давно отошел от дел, но слава о нем все еще гуляет в народе.

— Интересные у вас знакомые, — усмехнулся я.

Женщина пожала плечами.

— Но он не нашел в моем доме ничего тайного. Это просто старый дом. И посоветовал обратиться к Лексу Рауту. Он сказал, что вы способны открыть временную грань. Что только вы на это и способны…

Она повернула голову и уставилась мне в лицо. Надо же, сообразила, кто есть кто, хотя Армон и сидел за массивным столом, да и выглядел… представительнее. Я молчал, потому что интуиция настойчиво советовала не лезть в это дело.

— Послушайте! — она снова дернула свой платок. — Я прошу просто открыть грань! И посмотреть, что случилось с Дорианом! Если вы способны на это, конечно. Или у меня неправильная информация о ваших… способностях?

Я поморщился. Смрадная гниль! Неужели эта дамочка решила поиграть на моем самолюбии? Если бы меня волновало мнение людей, я уже был бы мертв. А о собственной силе и вовсе не стоит распространяться, тем более о таких возможностях, как игра со временем. Мало кто знал об этом. Вот Толстяк Гнидос знал. Было у нас дельце, в котором мы пересекались. И я был уверен, что почтенный вор не станет трепаться кому попало.

Она повернула голову к Армону, так и не дождавшись от меня ответа.

— Прошу вас! Я хорошо оплачу ваше время! — батист она все-таки скомкала. — Я… Я заплачу указанную сумму, даже если вы ничего не найдете! Вы можете просто попытаться?

— Почему вы не обратитесь к ловцам? — напарник склонился, с сочувствием всматриваясь в лицо женщины. — Если пропал человек, то вам стоит…

— Нет, — отрезала она. — К тому же у меня были некие проблемы… с законом.

И неудивительно. С такими-то друзьями, как Толстяк.

— Вы ничего не теряете! Просто попытайтесь!

Я красноречиво посмотрел на Армона. Теряем, да еще и как! Вернее, я теряю — силу. Потому что отматывать назад время совсем не просто.

— Морис… то есть Толстяк Гнидос велел напомнить вам о пятом дне выпавшего снега, — опустив глаза, выдавила она.

Я удержался от ругательств. Значит, старик решил напомнить мне о небольшом должке. Что ж…

— Я открою грань, — процедил сквозь зубы. — Деньги отдаете сейчас, никаких бумаг, только золото. Если увижу, что он просто вышел из комнаты, то — увы. Плата останется у нас. Как вы понимаете, можно размыть время, но не пространство. Оставьте адрес, мы приедем завтра.

— Можно прямо сейчас, я свободна…

— А я занят! Сказал — завтра. После захода солнца.

— Конечно, — сухо обронила она и отвернулась. Молча вытащила мешочек с монетами, положила на стол. Армон протянул ей бумагу и перо. Женщина быстро чиркнула адрес и встала, неловко опираясь о ручку кресла.

— До завтра, — попрощалась она и ушла.

Напарник вскинул вопросительно бровь.

— Ты не слишком любезен.

— Мне все это не нравится.

— Чем? — удивился Армон. — Заказ беспроигрышный, деньги мы получим в любом случае. Посмотришь, куда делся ее друг, и все. И деньги хорошие, заметь. А твои загулы нам дорого обходятся! — Он постучал пальцами по полированному дереву стола. — Кстати, ты не говорил, что знаком с Гнидосом.

— Это давняя история, — я пожал плечами. Я много о чем не говорю. — Очень давняя. Но за мной небольшой долг, так что… Интересно, кто эта дамочка? Ты почувствовал запах? Она пахнет не так, как пахнут старушки.

— Думаешь, пришла в иллюзии? — сообразил Армон.

— Уверен. И в очень качественной. Ни единого отклонения от образа, ни одного проявления сущности. Странно. Вся эта история отчетливо попахивает смрадом, мой доверчивый друг. И мне очень не хочется в нее лезть.

— По-моему, ты преувеличиваешь, Лекс.

— Надеюсь, что так, Армон. Мне надо сил набраться, так что увидимся завтра.

— Интересно, дамочка в курсе, как происходит черный ритуал открытия грани? — в спину мне произнес напарник.

— Если и нет, то ее ждет сюрприз.

* * *

На закате следующего дня мы с Армоном стояли на окраине города. Дом, указанный по написанному клиенткой адресу, возвышался темной громадиной среди синих елей и неухоженного сада. Напарник присвистнул, глядя на два крыла здания и угловую башню с узкими бойницами.

— Ничего наследство, — одобрил он. — Внушительное.

Хозяйка самолично открыла нам дверь.

— Я отпустила прислугу, — пояснила она. — Думаю, ни к чему нам лишние глаза…

— Правильно сделали, — кивнул Армон, а я прислонился плечом к косяку.

— Пригласите меня. И разрешите делать все, что я сочту нужным. Вы должны согласиться на любые мои действия по доброй воле и осознавая последствия. Даже если в результате отправитесь к праотцам.

Она слегка побледнела, но слова согласия произнесла четко. Я вошел и осмотрелся. Нижний зал украшен гобеленами и освещен мягким светом живого огня камина и нескольких светильников. Обстановка изысканная и со вкусом, никакой вопиющей роскоши или показного достатка. Все умеренно и уютно. И ни одной вещи, имеющей отношение к хозяйке этого дома. Ни портретов на галерее, ни безделушек на каминной полке, ни книг. Ничего, что говорило бы о личности женщины. Если такие вещи и были, то она потрудилась убрать их подальше.

— Что я должна делать?

— Проводите нас в комнату, в которой вы разместили вашего друга. И мне нужна его личная вещь, вы говорили, он оставил трость.

— Да, это наверху.

Гостевая, выполненная в зеленых тонах, с кроватью под балдахином и туалетным столиком. Обстановка вполне заурядная и тоже довольно безликая; единственная деталь, привлекающая внимание — небольшая гравюра с изображением одинокого дерева на скале. Я закатал рукава рубашки и указал на ковер, устилающий пол.

— Уберите, мне это мешает.

Женщина кинула на меня возмущенный взгляд, Армон хмыкнул и сам скатал ткань. Вот всегда он так, и сам веселиться не умеет и мне мешает. На темных досках пола я принялся чертить сложную фигуру, а потом расставлять руны. Солнце опускалось, я чувствовал это даже не глядя в окно. У меня всегда было обостренное чувство времени, я могу с точностью до малейшего крона сказать, который сейчас час. Оставалось несколько минут, чтобы закончить фигуру и сплести аркан.

Напарник принес наш мешок и кинул на пол. Женщина отпрыгнула, когда он зашевелился.

— Что это? — ее лицо стало еще бледнее. Все же она волновалась, хоть и пыталась не показать.

— Кабанчик, — хмыкнул Армон. Я даже головы не повернул, продолжая вычерчивать руны.

— Зачем?

— Зажарим на углях и съедим! — Нет, не сдержался. Выпрямился, снял рубашку и разулся. По-хорошему еще и штаны бы снять, но что-то мне не хотелось шагать в эту грань голым. Лучше выкину потом испорченные брюки. Женщина расширившимися глазами рассматривала мои нательные украшения, черные руны и белые жгуты шрамов. Такой привычный взгляд, смесь любопытства и брезгливости. Отвернулся, погладил холодную сталь ножа, согревая ее в ладонях. Армон положил связанного кабанчика в центр рисунка, туда же уложил трость и отошел подальше, не желая запачкаться. Чистоплюй хренов. Животное заверещало и задергалось, пытаясь вырваться, и я придавил его ногой. Линии фигуры на полу нельзя нарушать, иначе можно оказаться где угодно. Или стать кем угодно. Или просто раствориться в пространстве и времени.

— Одрианна, идите сюда, — велел я. — Рукав закатайте.

— Зачем?

— Мне нужна ваша кровь для перехода. Это ведь ваш друг. Думайте о вашей последней встрече, вспоминайте разговор с ним. Подробно и в деталях. Чем лучше вы все вспомните, тем больше вероятности, что я его найду. Понятно?

— Да.

— Начинайте.

Она сжала губы в одну тонкую линию, но глаза не закрыла. Обычно все закрывают. Ну, дело ее. Я крепко обхватил женское запястье, сдавил, накачивая кровь. И резко разрезал Одрианне руку. Красные капли упали на руну Пути, зажигая ее.

— Теперь отойдите.

Глубоко вздохнул. Последний луч солнца тронул землю и погас, а мой нож с размаха пробил твердую кожу животного. Бить надо резко, но не до смерти, мне нужна сила смерти от потери крови, так что это тоже своего рода искусство. Кабан хрипел и тонко верещал, издыхая, кровь брызгами оросила мое тело и залила пол. А я зашептал слова аркана, четко соблюдая интонацию и паузы. Немые куски проговаривал про себя, разведя руки и вливая силу. Два выкрика, шепот, пауза. Хрип подыхающего животного. Лужа крови, в которой я стою. Теплая и липкая. Удар ножом. Выкрик. Руны горят мертвым зеленым светом, словно огни на болоте — предвестники смерти. Еще один удар. Кабан все еще жив, а временная грань дрожит и вибрирует, разворачивает свои змеиные кольца. Армон и заказчица исчезли. Сквозь зеленую дымку рун я смотрел, как появилась в комнате служанка, навела порядок, убрала постель. Зажегся камин. Молодой парень прошел, хромая, до туалетного столика, поставил рядом трость. Осмотрелся. Выпил воды из хрустального стакана. Картинки прошлого менялись хаотично, я не всегда могу удержать четкую хронологию событий. Парень, а несомненно, это был Дориан, растворился и снова возник уже на кровати, с книгой в руках. Потом встал, потянулся к кочерге, разворошил угли угасающего камина. Постоял, нахмурившись. Доковылял до двери, выглянул в коридор. Потом плотно закрыл створку. И вскинул руки. Его губы зашевелились, но слов я не слышал, к сожалению. На кончиках пальцев парня возникло легкое синее свечение, туманная дымка затянула его фигуру. А потом…

Кабан у моих ног захрипел и дернулся, его тушка разбухла, наливаясь тьмой. Голова с почти остекленевшими глазами приподнялась и посмотрела на меня. Кабан оскалил пасть, перекатился и встал на ноги.

— Шшшш, пшшшел… Чернокнижжжжник… Пшшшел…

Туша кабана разбухала на глазах, превращаясь во что-то иное. Рогатое, красноглазое, огромное и потустороннее. За зелеными рунами фигура Дориана согнулась, а потом зажглась белым светом. Реальность прошлого разорвалась, и комната сменилась продуваемой холодным ветром скалой с одиноким чахлым деревом. Небо над пропастью горело вспышками багрянца, а звезды падали белыми искрами, оставляя слепящие следы света.

Кабан напал неожиданно. Я с трудом увернулся, хотя бедро он мне разодрал. Самое плохое, что я не мог выйти за пределы очерченной мною пентаграммы, иначе рискую застрять в межвременье. Мне нужно было завершить ритуал и погасить энергию руны. А погасить их можно было лишь смертью жертвы, то есть того самого кабана, который остервенело на меня нападал. Отпрыгнув, ударил тушу ножом, но, кажется, монстр этого даже не заметил. Пасть с желтыми клыками норовила вцепиться мне в горло, окровавленное тело с черной шерстью двигалось внутри горящих линий с запредельной скоростью.

Он снова бросился на меня, сбивая с ног. Я чуть не завалился на руны, лишь в последний момент изогнулся, чтобы не задеть их. И подставляя кабану ногу. Боль пронзила тело, я заорал и вонзил в него нож. Бил в основание шеи, перебивая артерию и ощущая, как вгрызаются клыки в мою ногу. Кровь уже даже не хлестала из мертвой туши, только кабан продолжал двигаться и нападать. Красные руны на левом конце пентаграммы вспыхнули, напитавшись кровью защитника и давая мне силу. Линия разомкнулась, пропуская напарника в его боевой ипостаси, мощная челюсть сомкнулась на шее кабана, ломая хребет.

Я, шатаясь, встал и вскинул руки, выкрикивая закрывающий аркан. Пентаграмма погасла, а я свалился на пол. Армон зарычал, откидывая лапой оторванную голову мертвого кабана. Наверное, он не ожидал от окровавленного меня такой скорости, потому не успел отреагировать. Я метнулся к Одрианне, вжавшейся в стену и с ужасом смотрящей на нас. И сдавил ей шею.

— Ты кто такая? — с яростью сжал так, что ток ее жизни почти исчез. — Решила заманить нас в ловушку? Кто тебя послал? Отвечай, гадина!

— Я… не… понимаю… — прохрипела она.

— Портал на Изнанку Мира! — заорал я ей в лицо. — Прямой портал, чтоб ты сдохла! И демон — страж! И ты не понимаешь?

— Нет…

— Лекс, ты ее задушишь, — Армон уже сменил облик и одевался.

— Я это и собираюсь сделать!

— Но тогда она точно не сможет ничего рассказать, — резонно заметил напарник.

Я коротко выдохнул и разжал пальцы. Женщина кулем свалилась на пол, судорожно хватаясь за горло и хрипя. Армон бросил на меня косой взгляд и принес ей стакан воды, присел на корточки рядом.

— Выпейте, Одрианна. Ну же, возьмите.

Она глотнула, оборотень придержал стакан, помогая.

— Не усердствуй, Армон, — холодно бросил я. — Если дамочка сейчас же не ответит на мои вопросы, я завершу начатое. Так что зря стараешься.

— Вы сумасшедший, — ее голос все еще звучал сипло, с надрывом. Но глаза сверкали яростью. — Вы чуть не убили меня!

— С радостью продолжу! — уверил я. — А теперь я хочу увидеть ваше настоящее лицо. И услышать имя. Для начала.

— Нет.

Я снова сжал ей горло, впечатывая в стену.

— Меняй облик! Я тебя сейчас на лоскуты разрежу, поняла?

Ее глаза с серой радужкой потемнели.

— Лекс! — Армон тронул меня за плечо. — Прекрати.

— Меняй!

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите!

— Лекс!

— Меняй свой поганый облик! — заорал я.

— Чтоб вы провалились, — с ненавистью выдохнула она. Ее тело дрогнуло, изменяясь, черты лица поплыли, как воск горящей свечи. Расплавились, становясь безликой маской, а потом сложились в новую форму и застыли. Ничего не осталось от личины пожилой женщины. Я сжимал горло молодой девушки — пухлогубой, с высокими скулами и дымчатыми глазами, радужка обрисована розовой каемкой. Пегие волосы посветлели до цвета золота и стали значительно длиннее.

Армон тихо присвистнул рядом.

— Ого.

— Кто ты такая?

— Одрианна Ллойд, — она потерла шею, на которой уже расплывались пятна синяков от моих пальцев. — Я рассказала вам правду! И ничего не знаю об Изнанке!

— Врешь! — я шагнул к ней, но Армон встал между нами, загораживая девушку.

— Лекс, угомонись. Дай ей сказать.

— Отрежу ей пару пальцев, и ее ответы станут в разы правдивее!

— Убийца!

— Лекс!

Устал я как-то резко и упал в кресло, стараясь не морщиться от боли. Комната выглядела как место бойни, впрочем, так оно и было. Туша кабана все так же валялась на полу, голова лежала как раз рядом, так что я поставил на нее ногу. Очень удобно, кстати. Приложил ладонь к бедру, стягивая края рваной раны и останавливая кровь.

Одрианна смотрела на меня со смесью ужаса и злости, но мне было плевать, как обычно.

— Рассказывай о своем друге, Дориане. Кто такой, чем занимается?

— Мы выросли по соседству, — хмуро выдавила она. — Когда-то даже собирались пожениться, но не сложилось, и остались друзьями. У него аптека в Хельмуте и небольшая чайная…

— Он маг?

— Совсем слабый! У Дориана дар нюха, он различает запахи лучше, чем оборотни. — Серые глаза остановились на Армоне, и девушка сглотнула. — Послушайте, я ничего не знаю! Я не понимаю, что произошло и чего вы от меня хотите! Я лишь желала найти Дориана!

— Нет, все-таки придется тебе личико подпортить, — протянул я.

— Прекратите мне угрожать! — она гневно сверкнула глазами, но попятилась. — Вы не имеете права!

— Да плевал я на права.

— Мерзавец!

— Угомонитесь оба! — рыкнул Армон. — Лекс, что произошло в грани? Я лишь почувствовал твою боль, но не увидел портала. Откуда там появилась эта тварь? — он кивнул на кабана.

— В жертву вселился демон-страж с Изнанки, — поморщился я. — И все потому, что ваш друг аптекарь открыл портал. Понимаете? Прямой портал из вашего дома!

— Но это невозможно! — воскликнула девушка. — У Дориана никогда не было таких способностей! Никогда! Его даже в академию не приняли из-за низкого уровня! Он умел лишь различать запахи, не более!

— Вы уверены, что к вам приехал ваш друг? Может, кто-то под его личиной? С наложенной иллюзией? — спросил Армон.

— Это исключено! Мы разговаривали целый день, вспоминали прошлое… некоторые вещи не знает никто, кроме нас двоих, вы ведь понимаете! Я бы почувствовала подлог. Нет, это точно был Дориан.

Я задумался. Если бы не видел собственными глазами, сам не поверил бы. Открыть в одиночку портал на Изнанку, это же какой силой надо обладать? Причем в обычном доме, а не в храме или круге! Просто немыслимо! Но я видел это, а в своем разуме и зрении я пока не сомневаюсь.

— Ты говорила, что слышала голоса и песнопения, где это было?

— Не помню, чтобы мы с вами переходили на ты! — возмутилась девушка, но я лишь отмахнулся. И она сдалась: — Я слышала их здесь, на втором этаже. Тут располагаются спальни. На первом — общие комнаты и помещения для прислуги.

— И что это были за песни? Какие слова?

— Я не разобрала, — она поджала губы.

— Но хоть на что это похоже? Молитвы? Заклинания? Что?

— Колыбельная, — задумчиво протянула она. — Это было похоже на колыбельную. И в ту ночь, когда пропал Дориан, я тоже ее слышала. Колыбельная. И голос такой… Нежный.

— Певунья? — обернулся ко мне Армон и оскалился. Мы уже сталкивались с такими особами, пару лет назад, и повторения не хотелось. Песня певуньи способна усыпить любого.

— Возможно, — задумчиво протянула Одрианна, — и как я сама не догадалась? Ведь каждый раз, когда я слышала песню, я начинала зевать и засыпала, едва упав на постель!

— Вы знаете о Певуньях? — удивился Армон.

— Ну да.

— Одри, — вкрадчиво начал я. — А кем вам приходится Толстяк Гнидос? А?

— Меня зовут Одрианна! И прошу не сокращать!

— Так все же, Одри?

— Дядюшкой, — смутилась она.

— Воспитанница Гнидоса, иллюзион, — кисло резюмировал я. — Я так и знал, что не стоит с вами связываться!

— И кстати, вам не сойдет с рук, что вы пытались меня задушить! — вспомнила она и потерла шею с лиловыми синяками. — Я все расскажу дяде!

— Да рассказывайте вы хоть императору! Можете накатать официальную жалобу, пусть они тоже посмеются! А потом тихо упекут вас в подвалы Круга, а в доме устроят засаду, ожидая возвращения вашего дружка!

— Что вы такое говорите? — она снова побелела. — Вы пытаетесь меня запугать?

— К сожалению, нет. — Армон оглянулся, но второго кресла в комнате не было, и он остался стоять. — Порталы на Изнанку запрещены. Как и любые ритуалы, способные привлечь демонов с той стороны. Это очень опасно, Одрианна. Неужели вы не знаете?

— Но я ни в чем не виновата!

— Ловцы не станут разбираться. Если они увидят то, что видел Лекс, то… Скорее всего, вам не сможет помочь никто.

— О, Богиня… — прошептала она.

Я напряженно размышлял, пальцами выстукивая на подлокотнике дробь. И чем больше думал, тем яснее понимал, что мы влипли.

— Лекс, что с тобой? — напарник хорошо меня знал.

— Пошли вторые сутки после открытия портала, — я сделал в голове быстрый расчет. — Вторые сутки… вот же гадство! Уходим, быстро!

— Да что случилось?

Я вскочил, с шумом втянул воздух из-за боли в ноге и торопливо кинул в мешок свои ритуальные предметы. Рубашку скомкал и засунул туда же, сдул с ладони белую пыль. Пентаграмма вспыхнула и растворилась.

— Тащи ведро с водой, Армон! Живо!

— В чем дело?

— Остаточный след, мой недогадливый друг! От портала! По истечению двух суток любой портал выбрасывает след!

Армон мигнул и с бешеной скоростью рванул за водой. Понял, видимо. Я же торопливо проводил ритуал сокрытия и почти стонал, осознавая, что в этой комнате полно моей крови. Вот же смрадная гниль!

— Никогда. Больше. Не буду. Связываться с бабами! — злился я, выводя на досках руны. — Никогда!

— Что вы делаете? — слабо пискнула в углу Одрианна. Про нее я почти забыл, сосредоточившись на спасении наших с напарником шкур. Армон как раз притащил воду в огромной напольной вазе и поставил передо мной.

— Ведро не нашел.

— Хозяйственный инвентарь в каморке под лестницей, — растерянно пояснила Одрианна. Армон покосился на нее, я же капал в воду сок ядовитого плюща и предпочел не отвлекаться. Взял трость Дориана и размешал состав. Одрианна протестующе пискнула, но на этот раз не отреагировал даже Армон.

— Вы объясните мне, что происходит? — разозлилась хозяйка дома. — Оставьте в покое эту трость! Это чужая вещь!

— Какое похвальное уважение к чужому имуществу у воспитанницы известного вора, — пробормотал я, поджигая воду. И на выдохе выплеснул ее на пол. Состав зашипел, и повалили клубы сизого вонючего дыма, который мигом забился нам в глотки.

— Вы решили спалить мой дом? — кашляя, завопила девушка. Мы с Армоном переглянулись. И как это мне раньше не пришло в голову? Надо было оставить ненароком спящий огонек, он бы потом разгорелся…

— Нет, Лекс, — остановил меня Армон. Он закрыл лицо рукавом и протянул Одрианне чистый платок. — Вот, дышите в ткань. Это поможет.

— Да уйди уже, хватит сверлить мою спину злым взглядом, — пожелал я.

— Я никуда не уйду… кхе-кхе! Не уйду, пока вы не скажете, что происходит!

Дым рассыпался черными клоками, оставив на полу грязь и сажу. Но зато сожрав всю кровь, даже кабанью.

— Объясните немедленно! — не выдержала Одрианна.

Я прикрыл глаза. Первый всплеск чужой силы удалось отбить незаметно, исказить и отвести в сторону.

— Поздно! — прохрипел я. — Ловцы уже здесь!

— Ловцы? — глаза девушки стали как два огромных синих блюдца. — Но как… зачем?

— Вот дура, — я стер сажу с лица и накинул плащ, закрывая свою нательную живопись, разодранные штаны и рану на ноге.

— Попробуем прорваться? — обернулся к напарнику.

— Не выйдет, — он принюхивался, считая чужаков. — Их там десяток, а ты ранен. Я их, возможно, раскидаю, но нас засекут, Лекс.

Я грязно выругался, и Одрианна снова что-то протестующе пискнула. Армон подошел к окну и встал за занавеской, незаметно выглядывая наружу.

— Попробуем через окно или крышу?

— Уже перекрыли.

— Где здесь черный ход? — я повернулся к Одрианне.

— Внизу, — дернулась она.

— Не выйдет, Лекс, — осадил меня Армон, — у них ментальное заграждение. Я вижу кристаллы.

Я выругался еще грязнее.

— Убить тебя, что ли, чтоб не обидно было, — бросил хмурый взгляд на девушку. Она ответила гневным и выпрямилась.

— Ловцы могут быть уверены, что портал был в этом доме?

— Зона следа — несколько грахм. Так что проверять они будут все ближайшие дома.

— Тогда мы можем попытаться их обмануть!

— Это как же? — хмыкнул я, пытаясь найти выход.

— Я могу создать иллюзию, — она нервно облизала губы. — Я ведь иллюзион.

— Против десятка ловцов это не поможет.

— Вы усилите меня, — она говорила хрипло, торопясь, синие глаза нервно блестели. Медный колокольчик на входной двери зазвенел, а потом в створку забили тяжелые кулаки. Мысленно застонав, я повернулся к Армону.

— Кажется, вариантов у нас нет… Попытаемся! Слушайте сюда…

ГЛАВА 2

Дверь в доме была добротная, да еще и зачарованная, поэтому выбить ее ловцам не удавалось. И не пришлось, после очередной серии ударов они услышали испуганный голос:

— Иду я, иду, минуточку!

Створка отлетела, стоило снять щеколду, и в холл ввалились фигуры в коричневой форме. Я перевел дыхание — третий уровень, обычные ищейки. Среди них были лишь двое представляющих серьезную опасность — две молчаливые серые тени в мантиях. От них даже на расстоянии разило силой, и это при том, что они ее наверняка экранировали.

Ищейки с подозрением уставились на нас. Подозрением и недоумением. Я их понимал. Огромное зеркало на гнутых ножках отразило благостную картину: толстый, почтенный служитель Богини Равновесия с окладистой бородой и массивным маятником на груди, одетый в объемный халат с вышитыми розами и золотым плетеным шнуром на пузе, обнимал свою супругу — тоже пышную, как сдобная булочка, в буйстве мелких темных кудряшек. Это мы с Одри. Рядом застыли образцово-показательные тройняшки: чистенькие, аккуратненькие, кудрявые и с гримасой подобострастия на симпатичных мордашках, в чертах которых угадывался Армон. Распределению ролей напарник не обрадовался, я бы даже сказал — сильно возмутился, но, благо, пререкаться было некогда, и ему пришлось смириться со своей участью. Больше всего его взбесило, что изображать пришлось девочек, уже преобразовываясь, он пытался настоять хотя бы на мальчишках, но я решил, что девчонки выглядят жалостливее.

— Из тебя выйдет отличная девчонка, не нервничай, — схохмил я, — вернее, целых три девчонки. Только клыки спрячь, а то через иллюзию торчат.

Скалиться Армон перестал, и вовремя, в дверь как раз заколотили с удвоенной силой.

И вот теперь мы стояли перед ловцами, всеми способами изображая возмущение и испуг.

— По какому праву вы врываетесь в мой дом среди ночи? — я огладил бороду, с изумлением ощущая ее гладкость. Даже на ощупь иллюзия была совершенной. Одри оказалась настоящим мастером. Вот только как долго она сможет удержать изменение? Даже дом преобразился: на стенах появились портреты предков — седовласых служителей Богини, а в углу — домашний алтарь, на котором клубилась чаша и качался маятник.

— Меня зовут Вангер Дройт, старший ловец Круга розыска и незаконных проникновений в наш мир. Ваше имя? — потребовал один из коричневых.

— Руфус Ларион, — возмутился я. — Я почтенный член гильдии жрецов, что вы себе позволяете!

Ищейка всмотрелся в кристалл и коротко кивнул остальным:

— Руфус Ларион зарегистрирован в гильдии семь лет назад.

— За выдающиеся заслуги на ниве служения Богине, заметьте! — я поднял вверх толстый палец и сдвинул брови. Вторая рука лежала на мягком плече Одри, незаметно вливая в нее силу.

— Знаем мы ваши заслуги, — хмыкнул ищейка. И отдал команду: — Проверить дом!

— Да что происходит? — я даже ногой топнул, изображая праведный гнев.

— Папа, мама, нам страшно! — в голос взвыли тройняшки и ударились в рев.

Ищейки так же слаженно скривились.

— Вы пугаете девочек!! — громогласно негодовал я. — На дворе ночь, господа, если вы не заметили! Вы ворвались в мой дом, я подам на вас жалобу гильдии!

Ищейки застыли, покосившись на своего командира. Тот бросил хмурый взгляд на две молчаливые хмурые фигуры в сером. Но они молчали, и лиц в провалах капюшонов видно не было. Конечно, трудно говорить и колдовать одновременно. Серые ментально бомбили пространство, пока без заклинаний, лишь прощупывали. Я не зря выбрал иллюзию знакомого служителя, с гильдией Богини Равновесия никто не хотел связываться — хлопот не оберешься. К тому же ее адепты не могли быть магами по определению, Богиня магию запрещала и активно не одобряла. А так как ловцы тоже пользовались Силой, между ними и служителями всегда шла борьба, но от открытого противостояния и те, и другие удерживались.

И потому сейчас ищейка колебался, не зная, что предпринять. Детишки активно орали, в их плаче порой пробивались рычащие нотки, и я покосился на Армона, чтобы не увлекался.

— Где ваши слуги? — сообразил коричневый.

— Вы издеваетесь? — я даже глазами повращал для устрашения. — Сегодня день равновесия! Никто не должен работать в этот благостный день! Лишь услаждать слух Богини песнями и молитвами! — окинул взглядом ищеек. Армон надрывался, переходя на визг. — Вот вы очень плохо выглядите, господин Дройт! А все потому, что занимаетесь в такой день не угодными Богине делами! Врываетесь к почтенным людям, детей пугаете, жену мою вот до слез довели! Ищейки ваши грязными сапожищами шастают, а ведь моя ненаглядная с утра все ручками, ручками мыла, сама, на карачках! И до обеда! На карачках! Попой кверху! — Одри бросила на меня убийственный взгляд, детишки поперхнулись. Ищейки тоскливо осмотрели грязные следы на ковре. Кажется, это я оставил, уже и подсохнуть успели… — Да-да! — снова завелся я. — Целый день сама! А ваши души в грехе погрязли, в смраде, я прямо чую, как они смердят!

— Что вы несете? — слегка опешил Вангер Дройт.

— Истину! — завыл я, выпучив глаза. Одри дрожала, ее фигура слегка поплыла, и я заорал еще громче: — Истину Равновесия вашим заблудшим во мраке душам! Приникните к ней и успокойте мечущееся сердце!

Ловец скривился, а я прижал его к необъятному животу и чмокнул в лоб. Попутно прощупывая ауру.

— Да отпустите меня, идиот!

— Это поцелуй Богини! Она одарила меня правом божественного поцелуя!

— Жену целуй, — прошипел ловец, лихорадочно осматриваясь. «Серые» покачивались, значит, перешли на глубокий осмотр пространства.

— И жену тоже, а как же, — согласился я и впился в губы Одри. Она пискнула и попыталась вырваться, я сжал сильнее. А потом ощутила поток силы и чуть расслабилась. Целовать и отдавать энергию — та еще задачка, тем более для меня. Я через прикосновения ее забираю, отдавать в общем претит моей природе.

Но я старался, хоть и чувствовал, что меня уже мутит от усталости. Рана на ноге болела и, кажется, снова открылась…

Отстранился и только хотел снова завыть о Богине, как отмер один из «серых».

— Проверьте второй этаж, — приказал он.

— Папочка, а когда дяди уйдут? Я спать хочу! — заорала доченька.

— Папочка, мамочка, пусть дяди уйдут, плохие дяди! А почему нас не пускают на второй этаж? Ты говорил, там доски прогнили, а дядям можно?! — вторили две другие. Я выдохнул и сжал плечо Одри. Пока она справлялась неплохо, но уже дрожала, и на висках выступила испарина. Я слизал ее языком, делая вид, что целую.

— Не нервничай, дорогая, если господа ловцы провалятся в подпол, то не заденут твои соленья. Они левее! — сильно ущипнул ее за объемистый зад и заслужил взгляд, полный ненависти. Вот так-то лучше, а то совсем раскисла. Злость — это тоже источник силы, хоть и кратковременный.

— Командор, тут дыра на лестнице, — крикнул один из ловцов. — Огромная, не перелезть!

— Мы не успели отремонтировать дом, — с достоинством пояснил я. — И не ожидали столь почтенных гостей. Вы так и не объяснили причину своего визита!

— Это засекречено! Есть другой ход на второй этаж?

— Нет!

Вангер Дройт снова посмотрел на «серых». Теперь они прощупывали нас, и я напрягся, поддерживая Одри.

— Я чувствую магию, но не вижу источник, — равнодушно протянул один из них. Я сжал зубы. Раз ловец смог почуять магию, значит, не успокоится, пока не найдет, откуда она исходит. А Одри уже вся мокрая от измождения. Держать так долго столь объемную иллюзию — да девчонка настоящий клад! Жаль, что недолговечный, потому что глаза ищеек загорелись, почуяв добычу.

— Отдай, это мое!!! — заорала одна из тройняшек, и девчонки покатились по полу клубком бантиков и розовых платьишек.

— Нет, мое!

Сообразив, что Армон не зря затеял этот спектакль, я грозно рыкнул на «детишек».

— Что это такое! Муля, Пуся, прекратите! Немедленно отдайте!

Из раскрытой детской ладошки выпал стеклянный шар и покатился по полу. Внутри заорал дух, потрясая кулаками и складывая пальцы в неприличную фигуру. Этот шарик Армон всегда таскал с собой, считая чем-то вроде талисмана. Порой меня его сентиментальные замашки просто бесили. Но сегодня одна из них весьма пригодилась.

Я делано схватился за сердце:

— Магический шар? В моем доме? В стенах служителя Равновесия??? И эту срамную вещь принесли мои собственные дети? О, позор на мою седую голову!!! — Я попытался выдрать клок волос. Больно было по-настоящему. — О, стыд и смрадная гниль! — Одри толкнула меня локтем. — О, покаяние и прегрешение!

Дерьмо, у меня закончились слова!

— А почему ваша супруга постоянно молчит? — перебил мои причитания командор.

— Так она немая, — обрадовался я и подмигнул. — Очень удобно, кстати, вот смотрите!

Хлопнул Одри по заду и погладил грудь. Она дернулась, но ни слова не произнесла, выплетая аркан иллюзий. На этот раз злость с трудом справилась с усталостью, лишь на краткий миг победив ее. Но этого оказалось достаточно. Вангер Дройт потер лоб и махнул ищейкам.

— Простите за беспокойство, господин Ларион. Если заметите что-то странное…

— Мигом к вам, мигом! — уверил я. Кровь тонкой струйкой текла по ноге, вызывая неприятное щекочущее чувство. И я не знал, успеет ли Одри ее скрыть, если на полу появится кровяная лужа.

— Уходим, — скомандовал командор.

И уже через несколько минут ловцы закрыли за собой дверь.

Мы же застыли восковыми фигурами, не веря, что нам удалось их обмануть. Я закрыл глаза, на остатках силы прощупывая пространство. Конечно, серые закинули несколько маячков, но их я тихо и незаметно перекинул к кому-то, не выбирая направление.

— Ушли? — тихо спросил Армон. В чертах девочек все яснее стал проявляться оборотень, темная щетина на нежных щечках выглядела впечатляюще. Из розовых платьиц полезли волосатые ноги и руки с буграми мышц, и три фигуры начали сливаться в одну. Да и мой живот сдулся, а на месте проплешин стали появляться привычные белые пряди.

— Ты! Сволочь! — Одри вырвалась из моих рук, развернулась и изо всех сил залепила мне пощечину. Я потер скулу. Она размахнулась снова, но ее руку я уже перехватил.

— Хватит.

— Гад! Да как ты посмел!

Иллюзия слезала и с нее, волосы светлели, а фигура истончалась. Девушка всхлипнула, судорожно сглотнула и… упала в обморок.

Подхватил ее, конечно, Армон. Я бы тоже успел, да и стоял ближе, но решил не напрягаться. К тому же чувствовал я себя так, словно меня похоронили живьем, я десять суток пролежал в могиле, а теперь с трудом вылез. Хреново, в общем.

Сел прямо на пол. С отключением сознания иллюзиона наведенный ею морок лопнул, словно надутая жаба, оставив ощущение тошноты и слабости. Я попытался заживить вновь открывшуюся рану на ноге, но не получалось, сил не было.

— Надо отсюда уходить, — Армон осторожно переложил девушку на диван, похлопал ее по щекам. Но Одрианна не очнулась. Видимо, тоже исчерпала свой резерв до донышка. Напарник выглядел лучше всех, скорость восстановления и регенерации оборотня — запредельная. И это еще одна из причин моей работы с ним. Он обернулся ко мне, окинул внимательным взглядом. — Совсем хреново?

— Нормально, — прохрипел я, пытаясь встать. Армон прав, надо убираться, пока ловцы не вернулись. В том, что они вернутся, я даже не сомневался. Своим представлением мы лишь выгадали время, но они все равно начнут сомневаться, и уже скоро.

Я сдернул покрывало с дивана, отрезал ножом кусок и замотал ногу. Вытер капли крови с пола и засунул тряпку в свой мешок. Поднялся и поковылял к двери. Обернулся.

— Ты чего там застрял?

— Ты что, собираешься ее здесь оставить? — нахмурился Армон.

— Ну да.

— Ее же ловцы заберут. Как только вернутся!

— И что ты предлагаешь, к нам ее тащить? — обозлился я.

Напарник посмотрел мрачно и решительно поднял девушку на руки.

— Армон, ты сдурел? Зачем нам этот балласт?

— Она нам помогла, Лекс.

— Она нас во все это втравила! Я до сих пор не уверен, что она не знала о портале!

— Но если ловцы ее заберут, они ее расколют, и она расскажет о нас, — резонно заметил напарник.

Я задумался. В общем, не пойман — не вор, и доказать, что мы здесь были — непросто. Я уже сегодня состряпаю себе какое-нибудь убедительное алиби. А учитывая ее родство с Толстяком Гнидосом и способности иллюзиона, кто ей поверит? Разве что в Круге есть умельцы, способные просмотреть чужие воспоминания, и это действительно — лишнее.

Я, хромая, подошел, глубоко вздохнул и положил ладони на виски девушки.

— Что ты делаешь? — озадачился Армон.

— Сотру ее память, не мешай. Главное, чтобы сил хватило, я почти пустой…

Напарник отпрыгнул, все еще держа Одри на руках, и оскалился.

— Сдурел? Ты же ее в овощ превратишь! Знаю я, как ты память стираешь — просто уничтожаешь разум! И это, по-твоему, выход?

— Ты прав, — согласился я, — зачем вообще на это силу тратить? Перережем девчонке горло, и проблема решена. — Я задумался. — Хмырь! А если ее некроманты поднимут? Нет, все-таки придется ее почистить, разболтает же! Может, язык отрезать? — я нахмурился, пытаясь найти способ избавиться от проблемы и не тратить остатки своей силы. — Так она же грамотная, наверняка напишет. Вот гадство!

— Хватит! — Армон рявкнул так, что у меня волосы зашевелились. — Я не собираюсь убивать девушку просто для того, чтобы она нас не выдала!

— Так я сам ее прирежу, мой нежный пушистик, не бойся, — заверил я, потянувшись к ритуальному ножу. Окинул девчонку взглядом. В принципе, можно получить с ее смертью часть силы, без ритуала половина рассеется, к сожалению, но хоть что-то… Можно было бы просто ее хорошо «отлюбить», но мне нужна активная и добровольная партнерша, от полу дохлой девицы мне никакого толка. Да и времени на это нет. Так что — только убить.

— Лекс, — пока я размышлял, глаза Армона стали совершенно желтыми, с вертикальными полосками зрачков, а на загривке вылезла черная шерсть. — Одрианну я заберу с собой. Живую и невредимую. Понял? Тронешь ее — пожалеешь.

— Ого, — я окинул напарника взглядом, подбрасывая на ладони нож. — Мы дожили до ссоры из-за девки?

— Я тебе все сказал, Лекс. Есть другие способы решения проблем, кроме убийства, — помрачнел Армон.

— Убийство — единственное надежное.

Объект наших разногласий все так же болталась на руках напарника, словно тряпичная кукла, и признаков жизни не подавала. Я хмыкнул и нож убрал. Взял со столика графин и вылил воду на ее бледное личико. Напарник оскалился, но девчонка закашляла и пришла в себя.

— Тогда пусть ножками топает, раз ты такой добрый, — холодно бросил я и снова поковылял к двери. — Ты выполняешь функции защитника, а не носильщика, Армон. И если мы встретим ловцов, твои руки должны быть свободны.

Я вышел, не оглядываясь. И хмуро размышляя, что, возможно, мне скоро понадобится новый напарник. Жаль.

Хорошо, что Армон никогда не спрашивал, куда делся его предшественник.

ГЛАВА 3

В усадьбу почтенного дядюшки Раута мы добрались без происшествий, к счастью. Одрианна плелась за нами молча и выглядела одурманенной, Армон ей что-то тихо говорил и поддерживал, чтобы не свалилась.

Я злился, хоть и старался не показывать вида.

Первым делом мне было необходимо восстановить свой резерв. Силу можно получать разными способами, можно через убийства живых существ и магию крови, светлые призывают свои Источники, для меня самый простой и быстрый способ — забрать энергию у женщины. Инкубская суть позволяет выкачивать чужую силу и получать при этом удовольствие. Правда, в процессе я порой увлекался и забирал всю жизненную энергию, но это уже мелочи, не стоящие особого внимания…

Вызвал двух девок из дома удовольствий «Фиалки на любой вкус», мой адрес у них в списках постоянных, хоть и не любимых клиентов. Продажных девок я не люблю, не от брезгливости, мои ритуалы позволяют очистить кровь от любой заразы, просто их поток силы слишком слаб, чтобы восстановить меня. Так что приходится приплачивать хозяйке фиалок, чтобы она поставляла мне свежачок. Приплачивать готовы многие, но я при необходимости могу оказать и другие услуги: зачаровать дом от ссор и пьяных драк, навесить аркан щедрости и удовольствия, заговорить на возвращение клиентов снова и снова. Маленькие запрещенные законом штучки, за которые госпожа Хлыст закрывает глаза на то, с кем приходится иметь дело. Ей приходит мешочек с монетами, и она вопросов не задает. В конце концов, это всего лишь ночные фиалки — никому не нужные жизни.

Сегодня госпожа Хлыст прислала двух близняшек, совсем свежих. Увидев меня в корке подсохшей крови и с рваной раной на бедре, они испуганно замялись у двери, переглядываясь. Я их понимал, выглядел я ужасно, даже седые волосы потемнели от кабаньей крови. Красавчик, в общем.

— Э, господин, вы уверены, что вам нужны мы? — осмелела одна. — Кажется, вам необходим целитель… Или уже жрец! Вы же того… Почти.

— Я решил получить перед смертью последнее удовольствие, — я поманил их пальцем, прищурившись. — Постарайтесь, девочки, чтобы мне было, что рассказать за гранью демонам!

Фиалки снова переглянулись, предвкушая легкую работу. Действительно, что тут сложного? Всего лишь ублажить умирающего. Делов-то…

Но я их удивил.

Уж не знаю, расстроились ли, спросить не успел. Обе провалились в обморок от истощения, но остались живы, так что как только придут в себя, посоветую запомнить эту дату и отмечать как второй день рождения. Впрочем, у фиалок таких дат полно, слишком близко от грани ходят.

Девчонок оставил в комнате. Где отключились, там и оставил и, насвистывая, отправился в купель. Рана затянулась, образовав еще один шрам, пока красный, позже побелеет. С наслаждением выкупался в каменном бассейне, чувствуя, как урчит в животе. Есть я хотел пару часов назад, сейчас организм уже требовал жрать. И я не видел смысла ему отказывать. Вылез из бассейна и спустился вниз, на кухню. Повариха у меня старая и толстая Бритта, наведывается три раза в неделю и к странностям обитателей этого дома давно привыкла. По крайней мере, если я спускаюсь после купели в поисках еды, в обморок она не падает. Но Бритты сегодня не было, зато за моим столом из красного дуба чинно восседали Армон и Одрианна. Девчонка сидела красная, как зад степняка после скачки на диком буйволе, и я с запозданием вспомнил, что близняшки оказались очень голосистыми.

Увидев меня, Одри сменила цвет лица с красного на белый и судорожно сглотнула. В глазах Армона сузились зрачки.

— Лекс, не хочешь одеться? — прорычал он.

Я пожал плечами и засунул нос под крышку чугунка с тушеным кроликом.

— Лекс!

— Если тебя смущает мой вид, не смотри, — посоветовал я.

— У нас гостья, если ты не заметил, — оскалился напарник.

— Не помню, чтобы приглашал гостей. — Вытащил кусок мяса и слизал острый сок с сочащегося куска. Ну и не смог удержаться, чтобы не позлить напарника. — А ты почему не поднялся? Я один еле управился, помог бы. Такие девчонки горячие попались! Все ж веселее, чем чай распивать. К тому же ты его не любишь.

С удовольствием понаблюдал, как на загривке Армона вылезает черная шерсть, а спина выгибается, готовя тело к обращению. Правда, взял себя в руки он на удивление быстро. Шерсть исчезла, оставив узкую полосу на шее, глаза снова потемнели. Гадство, если так дальше пойдет, то я и удовольствие от общения с ним перестану получать. Нет, у меня определенно отвратительный день. Вернее, ночь.

Сок с мяса капал на грудь и живот, оставляя теплые полоски.

— Я, наверное, пойду, — пробормотала Одри, старательно рассматривая фарфоровую чашку на столе.

— Никуда ты не пойдешь ночью, — обозлился Армон. — А Лекс сейчас засунет свои шуточки в… И оденется!

— Чем ты снова недоволен, Армон? Я демонстрирую гостье чистоту помыслов и это… отсутствие ножа за пазухой. Как видите, уважаемая Одри, ни ножа, ни запазухи!

— Меня зовут Одрианна! — вскинулась она, покраснела и торопливо отвела взгляд. Хотя не так быстро, как, вероятно, собиралась. Отчаянно покраснев, девчонка снова принялась таранить взглядом чашку, а я рассмеялся. Ну хоть какое-то развлечение.

Честно, собирался на этом и закончить, к тому же у меня еще были дела, но тут явились очнувшиеся близняшки. Кстати, тоже в чем мать родила.

— Ой, как есть хочется! — с непосредственностью цветка помойки высказалась одна и плюхнулась на стул. — Ты нас так утомил, милый!

Вторая стрельнула глазами на Армона и многообещающе склонилась над столом, потянувшись к вазе с фруктами.

— Другу — за полцены, — громким шепотом сообщила она.

Напарник сжал зубы и отвернулся, но его взгляд настойчиво возвращался к прелестям двух фиалок. Выглядели они занимательно — одинаковые, взъерошенные и такие ароматные, что у бедняги оборотня, наверное, крышу срывало. С его-то нюхом.

— А он у нас только по любви, девочки, — с хрустом откусил кусок зеленого яблока. Выплюнул на пол — кислое оказалось. — Тяжелый случай, все учу-учу — без толку. Поможете? Заплачу втройне.

Почуяв наживу, близняшки бросили булочки и с двух сторон прильнули к Армону. Хотя не исключено, что он им просто понравился, с его-то внешностью. Жаль, что при этом природа наградила его кривыми мозгами и неуместными понятиями.

Одри вскочила, чуть не уронив стул, и я любезно его придержал.

— Они быстро, можешь понаблюдать. Или присоединишься? — подмигнул, прижав ее к столу. Она судорожно сглотнула, отпрянула, вырвалась и метнулась в коридор. Армон, идиот, конечно, за ней. Я вздохнул.

— Спектакль окончен, девочки. Руки мыть, мясо есть и по домам.

— Мы можем остаться до утра, — надули они губки.

— Вот уж не думаю. Вы еле на ногах стоите, а все туда же… До утра. Любовь к монетам снова победила инстинкт самосохранения, м-да… Я вызову вам извозчика, у вас десять минут, крошки.

— Я Терри, а она Хло, — близняшки торопливо запихивали в рот дармовую еду и запивали остывшим чаем. Кружки были Армона и Одри, но такие мелочи фиалок не смущали.

— Ну просто счастлив знакомству, — отсалютовал им обглоданной кроличьей лапкой. — И поторопитесь.

В коридоре Армон что-то тихо говорил Одри, кажется, упрашивал остаться. Я вздохнул. А я так старался! Но чует моя черная душонка, что упросит. Напарник порой до противного настойчив. Вот просто как баран, странно, что не в него обращается.

Впрочем, демоны с ними обоими. Чувствовал я себя отлично, так что пора проверить свои охранки и провести пару ритуалов.

Поднялся в свою комнату и оделся, гребень не нашел, так что пригладил волосы пятерней и привычно собрал в хвост. Натянул штаны и простую рубашку, накинул плащ, потому что на дворе зарядил мелкий противный дождик. Первым делом проверил углы дома и обновил охранные руны. Потом пошел по кругу, периодически прикладывая разрезанную ладонь к стене и запечатывая усадьбу магией крови. Конечно, при необходимости ловцы вскроют, но не сразу. И мои заклинания их удержат от внезапного появления на ковре в моей гостиной.

Где-то на середине столкнулся с Армоном. Напарник сосредоточенно устанавливал ловушки, не магические, человеческие, но как показывает практика, такие порой работают лучше всяких зачарованных рун. И самые сильные маги не застрахованы от попадания в примитивный капкан, способный оторвать ногу и напрочь отбить охоту лезть на чужую территорию. Армон как раз устанавливал самострел, когда я выполз из-за угла. Мы хмыкнули, покосившись друг на друга. Напарник отвернулся, натягивая тугую пружину и закрепляя ее в гнезде. Я принялся вырисовывать руну. Пружина выскочила из гнезда, и болт, способный пробить человека насквозь, улетел за ограду.

— Немытый зад орка! — обозлился Армон. Я рассмеялся. Ну хоть чему-то у меня научился! А то разговаривал, как выпускница школы невест. Даже стыдно.

— Если так дальше пойдет, смотри, и человеком станешь, — обрадовал я. Армон не отреагировал, повторно натягивая пружину. — Только надо говорить не немытая, а вонючая. Или дерьмовая. Ну, или на худой конец…

— Лекс, заткни пасть, а? — напарник бросил на меня косой взгляд. — Утомил. Когда ты уже найдешь себе другой объект для развлечения?

— Никогда, ты останешься первой и любимой женой, — усмехнулся я.

Напарник покачал головой, как родитель над неразумным ребенком. И вновь занялся самострелом.

— Что, это все? — изумился я. — А где черная шерсть и мои любимые желтые глазки? Что, не будет?

— В сторону отойди, — безразлично приказал напарник. Я отскочил, а моя брошенная без внимания руна налилась светом, потом почернела, саморазрушаясь, и рванула, выбив из стены каменную крошку, которая больно впилась мне в шею и оцарапала щеку. Я отпрыгнул за миг до этого, а так выплеск силы мог и ладонь оторвать.

— Раньше не мог сказать? — возмутился я.

— Благодари, что вообще сказал, — ухмыльнулся Армон. — К тому же опасности для твоей жизни не было, так что свои обязанности защитника я выполнил. А несколько царапин тебе не повредят. Может, пока исцеляться будешь — помолчишь. И вместо того, чтобы упражняться в остроумии, будешь следить за своими заклинаниями.

Я с досадой вытер с лица кровь. Вот до демонов надоело разбрасываться ею сегодня! Так во мне скоро не останется этой красной и весьма нужной жидкости! Привычно зажег на ладони синее пламя, чтобы капли свернулись и не упали на землю.

Напарник установил самострел и удовлетворенно хмыкнул.

— Я хочу, чтобы Анни пожила у нас, Лекс, — негромко бросил он. Я поперхнулся.

— Анни? Она-то откуда взялась? Пока я тут кровью разбрасываюсь, ты еще одну бабу притащил? То никого, то две, тебе не дают покоя мои близняшки?

— Анни — Одрианна, — пояснил Армон.

— Анни, — нараспев повторил я. — Ну-ну. Меня сейчас стошнит от умиления.

Напарник присел, с глубочайшей осторожностью раскрывая крылья «ос». Выглядели они как металлические цилиндры со слюдяными крылышками, и их устройство я совершенно не понимал. Эти маленькие штучки слушаются лишь хозяина, и, несмотря на миниатюрность, их жало пробивает даже шкуру дикого кабана. А яд на несколько часов лишает слуха и зрения, делая человека совершенно беспомощным. Я всем этим новшествам Армона предпочитал старые добрые черные ритуалы, но все же эти штуки уже не раз спасали нам жизни. Так что, несмотря на скептицизм, я вынужден был признать, что напарник со своей функцией моего защитника справляется гораздо лучше всех его предшественников. К сожалению, меня слишком часто желают убить. Да и познакомились мы так же: Армон кинулся в ледяную реку, чтобы вытащить оттуда меня, болтающегося в воде. В этом весь Армон — идиот, способный рискнуть собственной шкурой ради спасения незнакомца.

— Если ты против, то я пойму, — негромко и до противного высокопарно продолжил оборотень.

— Поймешь? — хмыкнул я. — И что мне от этого? Я так понимаю, твой материнский инстинкт нашел еще одного щенка для опеки? Или, — прищурился, — у тебя проснулся наконец-то инстинкт размножения? Так не вопрос, тебе рассказать, как это делается? А то еще облажаешься…

Глаза оборотня все-таки пожелтели, и я довольно усмехнулся. До самоконтроля ему пока далеко, учить и учить. Правда, брать себя в руки у Армона получается все лучше. Он сжал зубы и снова сосредоточился на своих металлических осах.

— Ловцы вернутся, к тому же довольно быстро узнают, кому на самом деле принадлежит дом Одрианны. Ее будут искать. Портал на Изнанку слишком серьезное преступление, они не успокоятся, пока не найдут.

— И ты хочешь, чтобы они нашли не только девчонку, но и нас вместе с ней, — скривился я.

— Я понимаю, что тебе это не нравится…

Осы с тихим жужжанием поднялись в воздух и зависли. Слюдяные крылышки молотили с такой скоростью, что казались невидимыми.

— И если ты против, то мы уйдем. Вместе. Но одну я ее не оставлю. Ей нужна помощь.

— Отлично, — кисло констатировал я. — А мне, значит, не нужна? Хорош защитник.

— Ты вполне можешь обойтись без меня, Лекс, — Армон поднялся с колен. — В крайнем случае — найдешь другого защитника. А Одрианна без меня пропадет. Толстяк Гнидос ее не защитит, он слишком стар. Да и сам по уши в навозе, его заметут, даже не спрашивая. Анни уже послала ему весточку, чтобы он залег на дно и не высовывался. Я должен ей помочь, Лекс.

Я скривился снова.

— Меня сейчас точно стошнит от твоего благородства. И куда же ты поведешь свою Анни? В ближайшую подворотню? Там неудобно заниматься размножением, я пытался. Местные забулдыги советы дают, да и дама может засмущаться.

— Я что-нибудь придумаю, — Армон рассеянно запустил пятерню в темные волосы. Я покачал головой.

Проблема в том, что идти напарничку было совершенно некуда. Оборотни — стайные создания и живут большими общинами, подчиняясь воле своего альфы. В нашем Кайере самая крупная стая обитает на севере города, есть и мелкие. Почему Армон оказался выкинутым за пределы стаи, ушел ли сам или его изгнали — я не знал. Мой напарник порой раздражающе скрытен. Я как-то даже напоил его соком вайи, который еще называют «развяжи язык», потому что под его действием почти невозможно сохранить свои секреты. Но Армон меня удивил. Кстати, это была дополнительная причина, по которой я решил с ним работать. Все-таки способность не проболтаться даже под таким воздействием — ценное качество.

Но все, что я узнал, что Армон — одиночка, и стаи у него нет. Может, от того он так рьяно охранял меня, у оборотня инстинкт защищать своих. А уж почему он решил, что я «свой» — не выяснял. В кривых мозгах своего напарника сам верховный демон Грох сломает все четыре свои ноги.

— Так как, Лекс? — Напарник запустил последнюю осу. — Нам уйти?

— Оставайтесь, — буркнул я, возвращаясь к своим рунам. — На какое-то время. Потом посмотрим.

Армон кивнул.

— Только я не собираюсь менять свою жизнь из-за присутствия в доме нежной барышни, учти это.

— Надеюсь, хотя бы перестанешь разгуливать голым.

Я усмехнулся.

— А ты боишься, что милая Ан-ни соблазнится моими внушительными достоинствами? — Подмигнул и снова пошел вдоль стены. Напарник пробурчал что-то сквозь зубы и вернулся к своим железным штуковинам, теперь он колдовал над конструкциями, похожими на бутон цветка.

Зайдя за угол, я присел на выступ фундамента и задумался. В моем согласии не было и капли благородства, лишь расчет. Чуяла моя душонка, что так просто мы из этой передряги не выберемся. И пока не знал, как мне выгоднее поступить. Уйти просто так я Армону точно не позволю, слишком много моих секретов он узнал за четыре года. Но и убивать его смысла пока не видел. Живым он пригодится мне больше. А милая Одри-Анни… что ж, пусть остается. Это может быть даже весело.

Насвистывая, пошел дальше. Руны ложились на стену четко и без сбоев, сила колола кончики пальцев, а противный дождь закончился. Рассвет мазнул золотом, и я зевнул. Кажется, пора на боковую.

* * *

В доме было тихо, Одрианна затаилась в гостевой, которую ей выделил Армон, близняшки испарились. Шторы в моей комнате тяжелые, двойные, так что лучи света в окно не проникали. И спать я лег в полной темноте и тишине, как любил. Уснул почти сразу.

В какой момент мой сон закончился — не знаю. Я просто обнаружил себя стоящим на вершине скалы, вокруг лежал снег и росла трава. Да-да, именно так: снег и трава, одновременно. Слева от меня мела метель, справа светило солнце и шелестело клиновидными листьями одинокое дерево с раздвоенным стволом. Сбоку оно казалось целым, но стоило сдвинуться, и я увидел, что ствол разделен на две части, и края его обуглены. Так бывает, когда в дерево попадает молния. Яркий день и рядом же завис тонкий силуэт месяца. Звезды загорались, вспыхивали и срывались в пропасть, оставляя за собой прерывистые белые следы, словно штрихи на бумаге. Почему след был таким, я не знал. Да и разбираться не хотел, это бессмысленно. В этом месте не действуют законы нашего мира, здесь все не так, как привыкли люди. Ведь это Изнанка. Я дернул горлом, сглотнул и осмотрелся. Что удивительно, я стоял на вершине в белом парадном мундире императорского ловца, что само по себе немыслимо и выглядит полным бредом. Где я и где белый мундир. Забавно, но на левой стороне груди я даже увидел знак отличия, какие получают за особые заслуги перед империей. И это окончательно убедило меня в том, что я брежу. Меланхолично подумал, что раны оказались глубже, чем я предполагал, и, вероятно, задели мозг. Хотя как рана на ноге могла задеть голову? Вопрос.

Размышляя подобным образом, я прошел по траве до границы со снегом, засунул руку в ледяную круговерть. Ладонь замерзла, и снежинки, тая, сделали белый рукав мундира серым. Я задумчиво потрогал мокрую ткань. Однако мой бред на редкость реалистичен.

— Чернокнижжжник… — то ли шипение, то ли жужжание заставило меня подпрыгнуть и замереть. В белом ледяном смерче стояла фигура. Ее облик менялся и плыл, снежная пелена добавляла то еще две руки, то лишнюю голову, то завитые рога, то огромные черные крылья. Однако лицо оставалось неизменным и вполне узнаваемым.

— Дориан, — протянул я, делая шаг назад, на травку и под солнышко. — Не могу сказать, что рад тебя видеть. Да и выглядишь ты отвратно, дружище.

— Чернокнижшшник… — шипение повторилось, и в нем отчетливо прозвучала насмешка. Правда, губы на бледном лице не двигались, рот оставался полуоткрытым, и внутри шевелилось что-то черное.

— О, да ты, смотрю, совсем плох, — я отодвинулся еще дальше. — Дориан, как ты здесь оказался? Твоя подружка влипла сама и нас втянула в какой-то навоз, не расскажешь, что происходит? Одрианна, помнишь такую?

Отошел еще и проверил свой резерв. Но я был пуст, как в день своего рождения. Ни капли силы. Все даже хуже, чем я думал вначале. И я бы предпочел, чтобы это был бред, но что-то уже сомневаюсь. Кажется, меня действительно затянуло на Изнанку. Как и почему — разбираться некогда, пока больше волновал Дориан, слишком сильно похожий на демона. Смрад, гниль и разложение, да это и есть демон! Но, возможно, в нем осталось еще хоть что-то от человека?

— Чернокнижжжник… Связь… установилась связь…

Его голос жужжал, словно настырный шмель, а вторая пара рук вытянулась в острые лезвия. Я огляделся, пытаясь найти хотя бы камень, но вокруг лишь желтели цветочки и покачивалось дерево. Даже ветку сорвать я вряд ли успею, слишком высоко. Первая на высоте двух моих ростов, не ниже. К тому же выступать против вооруженного демона с пустым резервом и веткой — самоубийство. С тем же успехом можно раздеться, обмазаться специями и самолично зажариться, чтобы он не напрягался. Мой разум метался, словно мышь в клетке, пытаясь найти выход. Причем в прямом смысле. Если сюда есть вход, то и обратный путь должен найтись. Как я сюда попал? Как? Думай, Лекс, думай, чтоб тебя!

Дориан захохотал, его голова откинулась под каким-то неестественным углом, словно шея была сломана.

— Глупый чернокнижжжник, — зашипел демон и шагнул из снега на траву. Она обуглилась под его ногами, почернела. Я отступил еще, понимая, что дальше — некуда. За спиной дерево и обрыв. Где же этот проклятый выход, чтоб вы все провалились?

Последнее, что помню — это как обнял подушку. Я сплю? И на самом деле меня здесь нет?

Дориан взмахнул конечностью, клинок на лету преобразовался в длинную цепь с металлическим набалдашником, который задел меня, разодрав мундир. На белой ткани выступили капли крови. Реальной, горячей, и что самое паскудное — моей! Да сколько можно!

— Ну ты и придурок, Дориан! — крикнул я. — Так и передам Одри, зря она волнуется, ее дружок связался с демонами! Пусть поплачет, перед тем как ее казнят!

Рука-цепь снова замахнулась, я упал, поднырнув под нее, перекатился, вскочил на ноги.

— Одрианне отрубят голову, как пособнице демонов! Ты слышишь меня, Дориан? Эй, от тебя там еще хоть что-нибудь осталось? Или ты отдал свои тело и разум, не задумываясь? Что тебе пообещали, аптекарь? За сколько ты продал свою подругу? Кажется, ты любил ее когда-то, Дориан? А может, ты надеялся ее вернуть?

Я говорил и отступал, не сводя глаз с цепи. Демон снова замахнулся, я отпрыгнул, ощутив, как рассек набалдашник воздух возле моего лица. Отступил и услышал, как осыпается под ногами песок. И мелкие камушки срываются в пропасть, шурша и ударяясь о стены бездны. Очень реалистичный и неприятный звук.

Снова замах, но демон дернулся и оборвал его, рука-цепь упала. По восковому лицу прошла тень, оно исказилось в жуткой гримасе. Было ощущение, что изнутри этого лица рвется наружу кто-то другой, настоящий. Гадкое зрелище. Уж лучше рассматривать вспоротые кишки, как-то понятнее.

— Что с Одри? — прохрипел Дориан.

— Казнят, если не объяснишь, как мне отсюда выбраться! — с готовностью отозвался я.

Лицо Дориана снова пошло рябью, щеки надулись так, словно вот-вот лопнут, а потом втянулись, обрисовав кости челюсти. Глаза запали, а уши сползли куда-то на затылок. Я даже засмотрелся.

— Ее… поймали… ловцы? — каждое слово давалось ему с трудом, руки трансформировались, выбрасывая то плеть, то клинок, так что подойти я не рискнул.

— Да, в застенках сидит, — соврал я. — Помогу, если вернусь в мир. Как мне вернуться, Дориан? Как я здесь оказался?

— Случайно… Ошибка… Им нужен не я! Ловушка… Помоги Одри!

— Помогу, помогу, не нервничай. Ты главное демона не выпускай!

— Не удержу… долго…

Щеки снова надулись, и изо рта вывалился язык.

— Как мне отсюда выбраться? — заорал я. — Дориан, как?

— Дерево…

— Что?

— Надо предупредить… императора… Заговор… Прорыв… камни! Камни уже стоят! Предупреди!

— Да какой император! Дориан, как мне вернуться в свой мир? Давай, дружище, ради Одри! Как?

Лицо застыло, словно посмертная маска из белого гипса.

— Чернокнижжжник… — плотоядно усмехнулся демон. — Глупец… я чую твою кровь…

Четыре руки чудовища преобразовались в клинки, а я с тоской подумал, что хватило бы и одного для создания из меня кровяного фарша. Рванул в сторону дерева, не знаю, на что я надеялся. Просто бежал вдоль обрыва, перепрыгивая через камни. Булыжники срывались в пропасть, ударялись и отскакивали, и за этим звуком я почти не слышал преследователя. Но он был, я чувствовал его смрадное дыхание нутром. Краем глаза заметил, как сверкнула черная сталь. Слишком близко от меня. Двойной ствол возник передо мной неожиданно, а ведь казалось, что до него еще десяток метров. Очередной обман Изнанки. Подпрыгнув, я попытался достать ветку. Сталь рассекла воздух в кранте от моей шеи. Инстинктивно отклонившись, я упал в раздвоенный ствол и вывалился с другой стороны. И полетел в пропасть, потому что никакой почвы за деревом не было.

Еще одна иллюзия этого проклятого места… Каменный склон без единой травинки или корня, ухватиться не за что. Лишь острые камни и клубящийся в бездне туман. Я провалился в него, как в молоко, со всплеском и воплем…

ГЛАВА 4

Дно пропасти ударило меня, но не настолько сильно, как я ожидал. Полежал с закрытыми глазами, пытаясь понять, жив я еще или уже нет. По ощущениям выходило, что — да, жив.

— Что за гадство?

Сел и осмотрелся. Я сидел на каком-то поле, в отдалении высился стог убранной пшеницы, белый клочковатый туман цеплялся за стерню возле самой земли и рассеивался выше. Первые лучи солнца скользили, не грея, и мне было ощутимо мокро на влажной от росы земле.

А за спиной высилось дерево. С раздвоенным стволом и обожженными внутренностями.

Белый мундир остался в другом мире, и на мне красовались мои вещи, в которых я завалился спать — штаны и рубашка. И то, и другое влажное от росы, похоже, я не сразу пришел в себя, а успел намокнуть на сырой земле. Ноги босые, потому что у меня нет привычки спать в сапогах. По крайней мере, если я трезв. А сейчас я был и трезв, и зол, и чрезвычайно озадачен. Не лучшее сочетание, надо сказать.

Обошел дерево по кругу, но никаких изменений не увидел. Кажется, я все-таки вернулся в свой мир, хотя ума не приложу как. Подобрал камень и швырнул в дыру между стволами. Булыжник пролетел насквозь и упал в сухие остатки пшеницы. Очень осторожно засунул в дыру руку, готовый отпрыгнуть в любой момент. Но ничего не произошло. Пролез сквозь раздвоенный ствол и, заработав десяток заноз, окончательно убедился, что это самое обычное дерево.

— Может, он односторонний? — озадачился я.

Подумав, закинул в дыру поисковый маячок, благо, мой резерв полностью вернулся. Но сгусток силы так же бесславно вывалился с другой стороны. Пожав плечами, я плюнул в ствол и отправился искать хоть кого-нибудь живого. Причем ругался я вслух, потому что идти босиком по сухим стеблям — то еще удовольствие. Через час я вышел на утоптанную колею и повеселел. Все же опасался, что меня занесло в какую-нибудь глухомань, на востоке империи можно на лошади ехать дней десять и не встретить ни одного поселения. Но наличие дороги говорило о том, что люди здесь где-то есть.

А еще через час меня догнала почтовая карета, и я сплел аркан, приказывая вознице остановиться.

— Подвезти, мил человек? — повинуясь ментальному внушению, предложил долговязый парень. На его шее даже болтались какие-то охранки, но слишком простые, чтобы защититься от чернокнижника моего уровня. Видимо, перевозил он письма простых горожан, ничего важного.

— До ближайшего поселения далеко? — Я устроился возле возницы, на козлах. Внутри места не было, там плотными рядами стояли мешки.

— Недалече, пара часов и будем в Лаоре.

— Где? — изумился я.

— Лаор, не слыхал, что ли? Городишко тут. Поганый, скажу я тебе, в каждом кабаке норовят обдурить и разбавленного варева налить вместо честного доброго хелля! Воры и мошенники, вот помяни мое слово!

Возница бурчал, вспоминая все несправедливости своей жизни, я рассматривал проплывающий мимо пейзаж. Лаор находится от Кайера в добрых десяти днях пути. Но трястись с возницами до самого дома я точно не собирался, значит, мне нужен портал. Можно открыть самостоятельно, но для этого нужна жертва, да и рисковать в неизвестном месте не хочется. Значит, придется воспользоваться порталом, разрешенным властями.

Когда в поле видимости возникли щербатые стены Лаора, я повернулся к вознице, уставился ему в глаза. Он слегка осоловело помотал головой, но избавиться от влияния, конечно, не смог.

— Хорошие у тебя сапоги, — задумчиво протянул я. — Не хочешь мне продать?

— Продать? — парень потер затылок. — А за сколько?

— А за много, — ухмыльнулся я, протягивая ему пустую ладонь.

— Ого! — его глаза загорелись жадным блеском. — Вот так удача, погоди, погоди, вот! — Возница вмиг стянул обувь и сунул мне в руки, опасаясь упустить такую добычу. Торопливо сгреб лишь ему видимый мешочек с монетами и от радости даже вручил мне чистые портянки. Я замотал ноги, обулся и спрыгнул с подножки.

— Будь осторожен! — вне себя от счастья крикнул мне на прощание парень. — В оба смотри! Ты-то человек хороший, сразу видно! А тут жулье кругом да мошенники, карманы береги! Облапошат ведь!

— Постараюсь, — хмыкнул я, направляясь к воротам. Возница затянул какую-то песню и стеганул лошадей, сворачивая на север.

* * *

Вход в городишко был бесплатный, сонный стражник вяло поинтересовался целью визита в Лаор. Я ответил, что желаю навестить любимого дядюшку, и прошел за городские стены. После познавательной, хоть и неприятной прогулки по Изнанке мне ужасно хотелось есть, так что первым делом я завернул в какой-то трактир. Денег у меня, понятно, не было, но я решил, что смогу обойтись и без них. Забегаловка была самой обычной, каких полно в каждом городишке, и внутри они все одинаковые. Разве что в этой красовалось на постаменте чучело волка с оскаленной пастью, видимо, желая оправдать название «Зверь». Хотя для этого наименования вполне хватило бы и хозяина заведения, который явно состоял в близком родстве с орками. Голова маленькая и лысая покоилась на мощных плечах, нижняя челюсть выпирала вперед, а толстые губы силились растянуться в доброжелательной улыбке. Фартук, заляпанный чем-то неаппетитным, наводил на мысли о необходимости потратить свои денежки в другом месте. Но тут я вовремя вспомнил, что денег у меня как раз нет, и успокоился. Зато этот гоблин не выглядел интеллектуально одаренным, и особых охранок от магии я в его вотчине не заметил. Так что, с его внешней непривлекательностью можно и смириться.

Я занял стол в углу, чтобы видеть все помещение и дверь.

— Чего принести? — культурно осведомился гоблин. — Ентого… меню нет. Есть тушеная свинина с кашей, тащить? То есть нести?

— Неси, — разрешил я и, подумав, добавил: — Двойную порцию. И хелля кувшин. Неразбавленного! У меня определитель градуса имеется, ты смотри там!

Я продемонстрировал перстень на мизинце. Прозрачный камень действительно был похож на «хмелеметр», как его величают в народе. Стоит такой недешево, зато краснеет, если градус напитка недостаточный. Правда, мой перстень к этому полезному изобретению отношения не имел и являлся темным артефактом, но знать об этом оркообразному не нужно. Он скривился, с отвращением глядя на кольцо, ругнулся вполголоса.

— А платить чем будешь? — буркнул недовольно.

Я подбросил на ладони иллюзорный мешочек с деньгами. Гоблин снова изобразил улыбку, больше похожую на оскал, и утопал на кухню.

В трактире было почти пусто, в углу, у потухшего очага дремал на лавке рослый детина, у немытого окошка споро выскребал из котелка кашу паренек в плаще вестника. Обед притащила подавальщица, быстро расставила передо мной тарелки, задорно подмигнула и унеслась. Может, хозяин впечатлился моим перстнем, а может, мешочком денег, но и мясо, и каша оказались вполне съедобными, а хелль — крепким. Первую кружку выпил залпом, с наслаждением вливая жидкость в иссушенное горло, вторую уже медленнее, смакуя. И приступил к еде. О вилках в этой дыре, конечно, не слышали, так что пришлось орудовать ложкой. После трех кружек хелля жизнь показалась мне вполне сносной, и я вновь задумался о недавней прогулке на другую сторону мира. Меня вытащило на Изнанку из собственной постели, никакого портала в моем доме точно не было, и все же это произошло. Как и почему, я понять не мог, даже не слышал никогда, что такое бывает. И вот совсем не хочу повторения этого незабываемого мероприятия. Но только моего согласия никто не спрашивал, кажется.

Что там бормотал этот дурень Дориан про связь? Я хлебнул еще хелля. Он сказал, что установилась связь. Надо бы залезть в свой древний талмуд и поискать там все, что есть о подобном явлении. Если, конечно, мне хоть что-то удастся найти.

Сведения об Изнанке строго секретны, и вся информация о ней удалена или находится под охраной Империи. Поговаривают, что в архивах дворца есть тайные сведения о ритуалах призыва демонов, но пробраться к этим книгам сложнее, чем в сокровищницу. Чернокнижники, вроде меня, тем и отличаются от светлых, что не гнушаются подобной магией и помощью Изнанки. Что произошло в прошлом — всем известно хотя бы в виде легенд. «Тот, чье имя не принято называть, ибо придурок был редкостный и чуть не угробил весь мир», а конкретнее — Алерий Остроухий, призвал с Изнанки полчище демонов, надеясь с их помощью завоевать Империю. Да только удержать такую силу не смог, хотя и был чернокнижником выдающимся, нереальной силы. Однако и его обитатели Изнанки сожрали, не подавившись. Тогда нашествие сдержали с величайшим трудом, объединенными силами светлых и темных, тут уж не до масти было. И все знания о призывах уничтожили. Сама история по прошествии веков обросла слухами и домыслами, сейчас уже трудно сказать, что было, а что лишь выдумки. Жрецы Богини Равновесия и вовсе утверждают, что никакого нашествия не было, что это лишь злые присказки магов, призванные оправдать наличие самой магии. Дескать, нужна она для защиты от Изнанки. Но кто видел ту Изнанку? А если кто и видел, как я, то молчат, чтобы не угодить в застенки. Надо сказать, что власти эту версию всячески поддерживают и одобряют, может, оттого храмы Богини множатся в Империи с пугающей скоростью. Магия пока не под запретом, но слишком близка к этому. На светлых смотрят более-менее терпимо, понимая, что без тех же ловцов преступность возрастет в разы, а вот темных искренне не любят. Понятно, что наши кровавые ритуалы любви не способствуют, но сегодня я задумался, что причины могут быть и глубже. Ведь у темных сохранились тайные знания и древние книги, за которые можно угодить в застенки Круга в мгновение ока. Но мы их охраняем и передаем лишь ученикам на пороге смерти. О моей книге не знал никто и никогда не узнает, конечно. Правда, старый говнюк учитель отдавать мне ее категорически не желал, мотивируя тем, что из меня вышел самый поганый ученик во всей Империи, так что талмуд пришлось изъять самостоятельно. И охранял я его почище, чем нищий муж охраняет место проживания любовницы от богатой жены.

Я налил себе еще хелля и постучал по кувшину, требуя добавки.

Кстати о любовницах.

Подавальщица с призывной улыбкой склонилась над столом, ставя новый кувшин и зазывно улыбаясь. Я благосклонно кивнул. Почему бы и нет? После сытного обеда уведем жену соседа… Ну или подавальщицу трактирщика, один демон. Чур меня!

— У тебя, говорят, монеты водятся? — девушка уселась мне на колени, прижалась пышной грудью.

— Угу.

— Много? — голос стал жарче, а грудь потерлась настойчивее.

— На тебя хватит, — обрадовал я.

— Уверен? — захихикала она. — Я стою дорого!

— Ага. Полмедяка в базарный день, — буркнул я. При ближайшем рассмотрении у нее обнаружилось отсутствие переднего зуба, что несколько поумерило мой пыл. Подавальщица мои колебания решила пресечь на корню и, не мудрствуя лукаво, приступить к делу. Уселась на колени, погладила. Я расслабился, позволяя девице зарабатывать свою монету. Даже почти пожалел, что заплатить нечем, старается ведь!

Правда, прервали нас самым бессовестным образом. Тот самый хмырь, что спал на лавке, внезапно проснулся и вскочил, вращая башкой на толстой шее. А увидев меня с девицей на коленях, побагровел и заорал:

— Урод! Ты трогаешь мою жену!

— Это она меня трогает, — пояснил я и демонстративно взмахнул зажатой в ладони кружкой. От резкого движения меня слегка повело, кажется, хелль действительно оказался неразбавленным. Девица собиралась шустро исчезнуть, но я вовремя перехватил ее поперек талии.

— Куда это ты собралась?

— Отпусти ее! — снова взревел детина и бросился на меня. Я ловко отшвырнул девицу, так что она плюхнулась как раз перед «муженьком», он споткнулся о неожиданно возникшую пышнотелую преграду, равновесие не удержал и повалился на стол.

— Тупой громила громче всех падает, — глубокомысленно изрек я, отскакивая в сторону.

— Что? — не понял детина.

— Народная мудрость, — пояснил я.

— Убью-у-у-у!

— Не говори хрен, пока не выкопаешь, — я метнулся к двери и с изумлением понял, что ноги меня не слушаются. Они стали легкими и ватными, словно не моими. Тело, казалось, существовало отдельно от головы и подчиняться приказам отказывалось напрочь. Я выругался. Но и тут не впечатляюще, потому что язык тоже ощутимо заплетался. Чтобы я так напился с кувшина хелля? Да мы с Армоном могли и десяток на двоих приговорить, и ничего! Ну, по крайней мере — терпимо! И это означало лишь одно, что ушлые мошенники меня чем-то опоили.

— Что за… — начал я и споткнулся. Парнишка-вестник шустро из трактира сбежал, почуяв неладное, детина уже поднялся и снова попер на меня.

— Монеты давай, путник, — грозно оскалился он.

Краем глаза я заметил за шторкой силуэт хозяина таверны, помогать пришлому он не торопился, значит, тоже в доле. Однако наглый городишко, прав был извозчик. Шманают среди бела дня, а если пойду к властям, наверняка скажут, что знать не знают и, вообще, защищали верную жену…

— У него на поясе кошель! — девица поднялась, лихорадочно блестя глазами. — Давай скорее, Рик, ножа нет, я проверила! Чего копаешься?

— Да мутный он какой-то, — нахмурился детина Рик.

— О, да ты мастер дедукции… — заплетающимся языком выдал я. — Не ожидал от такого дерева!

— Какого еще дерева? — возмутился детина.

— Баобаба! — заржал я.

— Хватит с ним болтать, хватай кошель и дергаем отсюда! — взвилась девица.

— Чего-то я не вижу у него кошель. Эй, мужик, монеты гони!

— А нету, — обрадовал я.

— Как это нету?

— Как-как, печально и грустно, — снова заржал я. Под хеллем ситуация казалась ужасно забавной. Я даже руки поднял, демонстрируя полное отсутствие кошеля или хоть чего-нибудь его напоминающего.

— Где монеты? — завизжала девица. — Были же, я видела!

— Я тебя обманул, — честно признался.

— Ты что же, собирался обесчестить меня бесплатно? — опешила подавальщица.

— О, милая, ты хоть помнишь, как твоя честь выглядит?

— Да как ты смеешь! Рик, убей его!

Детина послушно шагнул ко мне, размахнулся. Я скрестил запястья, соединяя выжженные на моей коже руны. Язык слушался плохо, и аркан вышел кривой, но его хватило, чтобы чучело волка за спиной Рика отряхнулось, хрустнуло суставами, зарычало и бросилось на моих обидчиков. Подавальщица завизжала так, что у меня заложило уши, Рик повалился, на вытянутых руках удерживая нападающего зверя. Из кухни выскочил хозяин таверны с мясницким тесаком и принялся остервенело кромсать несчастное чучело. Волк рычал, опилки и поеденная молью шкура летела в разные стороны, девица визжала.

Я, пошатываясь, пробирался к выходу.

— Держи его, сбежит! — очнулась подавальщица.

Рик скинул с себя волка, теперь изрядно потрепанное чучело с остервенением бросалось на трактирщика, видимо, мстило за свою смерть. Я ускорился, но подсыпали мне чего-то на редкость гадкого, теперь неудержимо тянуло спать. Ругая себя за глупость, я снова соединил запястья, выкидывая аркан. Закрутившийся в трактире смерч снес столы и деревянные лавки, раскидал бочки, что стояли вдоль стены, и повалил на пол здоровяка Рика.

— Он что, маг? — сообразила подавальщица.

— Дура! — хором ответили ей трактирщик и «муженек».

— Сами такие, — пробухтела девица и вновь завизжала, потому что смерч добрался и до нее. Я слегка ошалело оглядывал результат своего аркана. Похоже, вихрь набирал силу и разрастался, вбирая в себя все окружающие предметы. С воплем закрутилась посреди зала подавальщица, Рик ухватился за стойку и болтался в воздухе. Трактирщик пытался скрыться в каморке, но смерч, словно живой, выкинул черное щупальце и затащил мужика в круговерть.

— Обалдеть, — изумился я. — Эй, вы чем меня напоили? Никогда раньше такого не делал!

— Прекрати… у-у-у-у… это… У-у-у-у!!!

С потолочных балок полетела труха, а крыша задрожала. Стойка тоже оторвалась и ударилась о стену, разлетевшись щепками. Какая-то деревяшка, кажется, заехала трактирщику по голове, и в вихре моталось его безвольное тело. Подавальщица уже не голосила, только Рик орал, поражая меня разнообразием ругательств. Стены тряслись, как припадочные, грозя рухнуть. Полюбовавшись еще на стихию, я свел руки, сплетая обратный аркан. Но ничего не произошло. Широко зевнув, я снова выкрикнул заклинание, но смерч по-прежнему разносил трактир, послушно огибая меня. Крыша подпрыгивала, как водяная бочка на ухабах. И если она рухнет вниз, мне не поздоровится.

— Прощаться не буду, — пробормотал я и, пошатываясь, пошел к двери.

— Помоги!!! — заголосила очнувшаяся подавальщица.

— Не могу, — отозвался я, — он не слушается.

— Я… тебе… отдам… себя и деньги!

— Хоть навсегда забирай, — заорал Рик.

— Упаси Богиня от такого счастья, — пробормотал я. Выдохнул и сплел ликвидирующий аркан. В результате смерч стал больше и приобрел угрожающий фиолетовый цвет. Внутри даже засверкали молнии и прогремел гром. Крыша оторвалась и улетела, словно пробка из бутылки с перебродившим вином. Я проводил ее взглядом. Трактирщик кружил на высоте третьего этажа и громко выл. Рядом кружило чучело волка и пыталось его цапнуть.

Дверь отлетела, выбитая с другой стороны, и в проеме застыл ловец. За его спиной темнели еще десяток фигур, похоже, за мной явился весь местный Круг. Главный окинул взглядом помещение и зыркнул на меня.

— Вы обвиняетесь в злоупотреблении магией… порче городского… имущества… причинении телесных Повреждений… — заорал он, пытаясь переорать шум разгулявшейся стихии, — и задерживаетесь до выяснения…

Я широко зевнул, поднял ладонь, чтобы выкинуть парализующий аркан и… свалился под ноги ловцу. Заснув, самым позорным образом.

ГЛАВА 5

Очнулся от холода и противного ощущения, что на меня что-то капает. Подивившись выдумке Армона, который решил разбудить меня таким странным образом, я попытался выкинуть файер. Кто-то насмешливо хмыкнул, но голос был не напарника. Я открыл глаза и сел. Присвистнул.

— Где это я?

— На берегу реки Аль-Маер, цветущими лотосами любуешься, — язвительно отозвалась тень в углу. Я прищурился, пытаясь рассмотреть.

— Да ты прямо шутник, как я погляжу.

— Отчего не пошутить, когда времени навалом, — меланхолично отозвался голос. — С тобой все равно не сравниться. Ты, говорят, разнес трактир старого волка, да заодно половину улицы. Ловцы весь день твой смерч пытались нейтрализовать.

— И как? — заинтересовался я.

— Выгнали в поля — надеются, что сам со временем развеется. — Голос противно захихикал.

Я задумчиво обозрел каменные стены, покрытые плесенью и мхом. На самом верху светлело пятно окошка, но маленькое настолько, что в него была способна пролезть только мышь. Сам я сидел на гнилой соломе, и похоже, мне еще повезло. Потому что в стороне было отхожее место, откуда воняло фекалиями и мочой. Размяв затекшие ладони, я сплел пальцы, призывая аркан левитации.

— Не получится, — обрадовал голос. — Тут отведи-камень в стенах. Гасит любую магию.

Я, конечно, не послушался и попытался, но всплеск ушел в пустоту. Даже легкого ветерка не вызвал. Я попытался снова, пытаясь задействовать перстень, но снова безрезультатно.

— Побереги силы, — посоветовал голос. — В клетке дознавателя они тебе пригодятся.

— Ты кто такой? — вскинулся я. Мой сокамерник захихикал.

— Никто уже. А кличут — Мор.

Я с трудом встал, похмелье было жуткое, внутри головы поселилась тупая боль и выгрызала мне мозги, причмокивая и обсасывая особо вкусные кусочки. Тело ломило, а кости выкручивало, как после тяжелой болезни. Покачнулся и ухватился за склизкую стену, на ладони осталась плесень. Там, где я лежал, все еще что-то капало, и я подставил руку, понюхал каплю. Вроде вода, хотя и тухлая какая-то. Но этим меня точно не испугать. Открыл рот, ловя губами влагу. Не напился, конечно, так, горло смочил.

— Давно я здесь?

— Да сутки валяешься. Старый урод Криш — хозяин таверны, что ты разнес, давно этим дельцем промышляет. Обдирают незадачливых путников, подмешав в хелль дурман. Порой и не просыпаются бедолаги после такого угощения. А ты, ничего, крепкий оказался! Эх, жаль, я не видел, как эта компания проходимцев над улицей кружила вместе с вороньем! Такое зрелище пропустил! Эх!

— А откуда знаешь, если не видел? — я все еще пытался напиться.

— Так весь колодец о том судачит, — смех его больше походил на кудахтанье курицы. — Сами стражники и рассказали. Ты у нас теперь что-то вроде местной легенды будешь. Жаль, что посмертно.

Я сглотнул и обернулся.

— А я умирать вроде не планирую.

— Так кто ж тебя спрашивать будет? — с искренней жалостью протянул Мор. — У нас старший ловец из светлых, понятно, и вашу братию ох как не любит. Просто на дух темных не переносит. Поговаривают, личные счеты, кхе, кхе. Кажись, бабу его кто-то из чернокнижников обрюхатил. А может, врут. Но суть в том, что никого из темных он еще не пощадил. Тем Лаор и славится, что нет у нас темных. Одни светленькие да чистенькие и остались.

Мор снова захихикал, а я скривился.

— Поганый городишко.

— И не говори! Так что ты силенки береги, чернокнижник…

Я наконец прекратил попытки напиться тухлой водой и отошел. В узком луче света от окошка плясали пылинки, за ним густой тенью лежала тьма. Мой сокамерник сидел в углу, поджав худые ноги с острыми коленками. Это был тщедушный старик в космах грязных, свалявшихся волос, одетый в изодранные лохмотья.

— Хреново выглядишь, — сообщил я. Мор снова захихикал. — Давно ты здесь?

— Вон зарубочки, — кивнул он на испещренную черточками стену. Судя по их количеству — давно.

— Чем чертишь? — мигом заинтересовался я, надеясь «одолжить» у сокамерника сей острый предмет.

— Этим, — он поднял руку с узлами вен. На указательном пальце ноготь был длиннее других, желтый, треснувший посередине и, очевидно, острый. Старик засмеялся. — А ты ножичек ожидал, чернокнижник? Такого добра не водится… Да тебе все равно не пригодилось бы, наверх поведут под конвоем да в кандалах. Ты там особо не выделывайся, может, тогда быстро казнят, — старик осекся и нахмурился. А я с интересом рассмотрел пустые бельма его глаз. Сокамерник был слепым. Он свел кустистые брови, пожевал губами. — Или не казнят? Хм… странно. Не понимаю…

— Слушай, — внезапно заподозрил я. — А почему тебя так странно зовут?

— Догадался-таки, — снова закудахтал он. — Мор я предсказал. Давненько, молодым еще был. А такие вести наш градоначальник ох как не жалует! Да и не поверил он мне…

— И как? — хмыкнул я. — Случился? Мор?

— А то, — довольно растянул беззубый рот сокамерник. — Все как сказал! Много людишек тогда полегло. Жаль, градоначальник уцелел. Он меня и упек сюда, сказал — накликал.

— Идиот, — констатировал я. — Ты прорицатель?

— Слабенький. Вижу редко, ошибаюсь часто. Тебя вот видел, кхе…

— И что там с моей казнью? — равнодушно уточнил, поднявшись и обводя взглядом стены. Предсказания прорицателей — вещь хрупкая, а судьба изменчива. Так что верил я в такие пророчества слабо.

— Так будет, кажись, — засомневался старик.

Я отмахнулся, пытаясь найти выход из каменного мешка. На самом верху удалось рассмотреть крышку люка, и, сумей я сделать воздушный аркан, проблем бы не было. А еще лучше — нарисовать пару рун на каменной стене, чтобы взорвать ее к демонам. Но я уже понял, что это бесполезно, отведи-камень крайне мерзкий минерал, который поглощает любое проявление магии. Поэтому все тюрьмы обязательно обкладывают по периметру этим камушком.

Гадство.

— Идут уже… — прошептал старик и отполз в самый угол, во мрак.

Я закинул голову. Крышка люка откинулась, и вниз упала веревочная лестница.

— Эй, чернокнижник, вылезай!

Я подумал, стоит ли. Но наверху у меня будет хоть какой-то шанс, а здесь — нет. Так что медлить не стал и выбрался наверх. Стоило высунуть голову, в лицо ударил яркий свет лампы, на миг ослепив и вызвав новый приступ головной боли. Меня повалили на пол и ловко нацепили колодки. Дергаться не стал, толку-то? Стражников было шестеро, все как на подбор — хоть гвозди кулаками забивай, к тому же при оружии. Я тоже вроде не маленький, но раскидать их вряд ли смогу. Мне бы хоть пятачок пространства без проклятого минерала, чтоб хватило для одного удара силой. А теперь даже запястья не свести — колодка широкая, специально рассчитана на чернокнижников. Поднялся с трудом, ноги тоже закрепили дубовой распоркой. Окинул взглядом и хмыкнул.

— В штаны не наделали, девочки?

Стражники ощетинились клинками, явно ожидали нападения.

— Иди давай, шутник, — меня толкнули в спину, так что я чуть не упал обратно в открытую дыру колодца. Еле удержал равновесие, балансируя на самом краю. Стражники заржали, а я выпрямился и внимательно осмотрел их лица. Запомнил.

— Двигай копытами!

Кто не ходил в колодках, тот не представляет, что это за удовольствие. Незабываемое. У меня такой опыт уже был, к несчастью, так что приноровился быстро. Шажки приходилось делать маленькие, двигая задницей, словно продажная девка. Стражи ржали, отпуская мерзкие шуточки, но я молчал. Пытался запомнить дорогу и постоянно прощупывал силу. Безрезультатно. На лестницах идти стало особенно трудно, каменные ступени довольно высокие, забирался на них, шипя сквозь зубы.

Меня провели в просторное помещение. Стена, украшенная всевозможными орудиями пытки, особой радости не внушала. За широким столом восседал сутулый писчий, обсасывающий кончик пера, у маленького окошка стоял толстяк в мантии ловца. Ну, стало быть, и есть тот самый — жизнью обиженный, темным придавленный. Ну-ну.

— Приковать, — распорядился толстяк. И с мерзкой усмешкой наблюдал, как меня растягивают на цепях возле стены.

Стражники отошли, я уставился в лицо светлого.

— Ну что, чернокнижник, будем признаваться? — заржал он.

— Это в чем?

— Во всем. — Он принялся загибать толстые пальцы: — Непоправимый ущерб городу — это раз. Убийство неповинных людей — это два. Применение запрещенной темной магии — это три… уже этого достаточно для казни!

— С каких это пор темная магия запрещена? — вскинул я бровь.

— С недавних, — любезно пояснил толстяк и без предупреждения вогнал мне кулак в живот. Я согнулся, ну насколько позволяли цепи, и зашипел сквозь зубы.

— А перебивать меня не надо, мразь, — ласково пояснил ловец.

Я отдышался, поднял голову.

— Ты обязан передать меня ловцам Кайера. И вынести официальное постановление…

Зря это сказал, конечно. Град ударов обрушился на мой несчастный живот, парочка досталась челюсти. Ударчик у толстяка был совсем не слабым.

— Нравится бить тех, кто в цепях? — хмыкнул я. — Может, руки освободишь, по-мужски поговорим?

— С мразями типа тебя я разговариваю так, — на этот раз удар в нос. Кость хрустнула. Демоны, а ведь я его и в прошлый раз неправильно срастил! Кажется, моя внешность становится все привлекательнее…

Одно я понял довольно быстро: старик Мор был прав, и разговаривать ловец не желал. Он даже не спросил мое имя, очевидно, в списках я буду значиться безымянным. Толстяк тупо меня избивал, а когда увидел черные руны, вязью покрывающие мою грудь и спину, то стал избивать с особым рвением. Я даже попытался вспомнить, не был ли я в Лаоре раньше, ну мало ли, вдруг напортачил с чужой женой? Хоть не так обидно было бы. А то бьют за чужое удовольствие, а попал в застенки не за прогулку по Изнанке и общение с демоном, а за иллюзорные монеты и хелль с дурманом.

Кто бы мог подумать! Если бы я верил в Богиню Равновесия, то сказал бы, что у нее поганое чувство юмора!

Я зафыркал от смеха, хотя понятно, ничего смешного в ситуации не было, да и челюсть болела дико.

Сила ушла в глубокое подполье, лишь внутри что-то жгло, словно там бурлила лава, и этот жар даже порой заслонял боль. Собственно, после очередной попытки превратить мои внутренности в фарш я отключился.

* * *

Голоса звучали словно сквозь пуховое одеяло.

— …никаких следов магии.

— Ты в этом уверен? Может, не обнаружили?

— Уверен, Фирд. Не знаю… возможно, лучше уничтожить? От беды подальше.

— Хм. Это просто камень?

— Ну да. Просто камень. Но местные утверждают, что раньше его там не было.

— Раньше не было… ветром принесло!

— Каким ветром? Камень размером с телегу! Ну разве что ураганом! Кстати, что у вас тут за история со смерчем? Весь город судачит.

— Разобрался, залетный темный устроил. Может, и камушек его рук дело?

— Может. Этот темный, что ли? — смешок в мою сторону.

— Он самый.

— Уже труп? Или до публичной казни дотянет? Ты бы его подлечил и сжег на площади, а то твой авторитет падает, Фирд. Горожане недовольны. А показательная казнь весьма способствует народной любви, сам знаешь!

Собеседник толстяка хрипло рассмеялся и резко замолчал.

— Ладно, так что с камнем делать?

— Что, что, ничего без меня решить не можете! — самодовольно протянул толстяк Фирд. — Если ты ручаешься, что в нем нет магии, то пусть стоит.

— Так надо бы разобраться, откуда взялся! Местные уже байки рассказывают и обходят десятой дорогой. Народ неграмотный там, глупый. Что непонятно — то зло, сам знаешь… А там торговый тракт рядом, еще чего доброго отпугнут обозы по скудоумию!

— Так разбирайся! А для местных придумайте что-нибудь убедительное. — Звякнула крышечка графина, и забулькала вода.

Я сглотнул. В горле пересохло, и пить хотелось невыносимо. Но глаза по-прежнему не открывал, так и висел на цепях, изображая труп. Впрочем, я от него был недалеко.

— Расскажите народу о милости Богини, нацарапайте на камне символ равновесия и распустите слухи о его целебной силе. Юродивые, паломники и идиоты сами подтянутся, разнесут весть о новом чуде по всей Империи, — Фирд рассмеялся. — А через годик можно будет уже деньги брать, за возможность прикоснуться к небесному камню.

— Почему небесному?

— Ну ты же сам говорил, что он светлый, с синими прожилками. Врите, что с неба упал, подарок Богини к… дню основания Лаора! Как раз вовремя… Жрецы в храме молитву вознесут, верховный возликует, людишек запустим, чтобы слухи распространяли о святыне. Не впервой. Понял?

— Понял… Голова ты, Фирд…

Голоса стали затихать, пока совсем не удалились. Я осторожно открыл глаза. На столе горела масляная лампа, значит, уже вечер. Подслушанный разговор заинтересовал мало, разве что я понял, кто обладает реальной властью в Лаоре. Не градоначальник, а толстяк Фирд. Впрочем, это ситуация как раз из разряда обычных, поговаривают, что страной за императора управляет первый императорский ловец. Гораздо больше меня занимала часть, где обсуждали мою казнь. Как-то не хотелось, чтобы пророчество старика Мора сбылось.

Я дернул цепь, испытывая ее на прочность. Увы… Прочная и крепкая, от моих рывков звенья не разлетелись и кольца из стены не вывалились. А цепь по-прежнему удерживала меня. И отведи-камнем, здесь, похоже, выложены поминальные надписи на всех стенах.

От того и ловец руками бил и хлыстом, а не силой, минерал одинаково гасит что светлую, что темную магию. Целыми на мне остались лишь сапоги, так что я даже вспомнил добрым словом возничего.

К сожалению, сколько я ни дергался, а толка от моих движений было мало. Да и дергался я слабенько, от боли лишь мычал и в красках представлял, что сделаю с толстяком, когда отсюда выберусь…

* * *

Печально, но похоже, меня все-таки казнят. Так я подумал, рассматривая площадь, забитую народом. Толстые одышливые кухарки и скромные прислужницы в белых передничках, бородатые кузнецы в кожаных фартуках и юркие воришки, промышляющие в чужих карманах. Я осматривал горожан с легким интересом, к тому же заняться все равно было нечем. Ну не разглядывать же палача и столб, возле которого меня собирались поджарить? Что я там не видел?

Площадь постепенно наполнялась, уже даже и местная элита подтянулась, уселись на крытые бархатом лавки под предусмотрительно натянутый навес. Дамочки брезгливо косились в сторону простолюдинов, прижимая к носам надушенные платочки.

Я сидел в каморке, со всех стороной обложенной отведи-камнем. Вернее, лежал, потому что сломанное ребро при попытке сесть грозило проткнуть мне что-нибудь важное. Или уже проткнуло, не знаю, об этом старался не думать. Обшаривал взглядом толпу, не обращая внимания на выкрики в мою сторону и надеясь увидеть всего одно лицо. Но не видел. И вероятность, что я смогу сплести аркан тоже была минимальной, потому что постамент тоже был сделан из отведи-камня. А язык отрежут перед тем, как вести на казнь — тоже обычная мера. Чтобы заклинание не выкрикнул или проклятие. Посмертные иной раз и сквозь отведи-камушек пробиваются и через защитные щиты светлых. Еще бы, на последнем выплеске силы можно такого наворотить! Я бы точно пожелал этому городишке провалиться на Изнанку! Вот потому-то магам перед казнью языки и отрезают. Зрелищно и результативно.

Дверь открылась, впуская жреца Богини.

— Нужно ли тебе покаяние, заплутавший? Чтобы в равновесии и гармонии покинуть наш мир?

— Я предпочел бы в нем остаться, — прохрипел я. Вслед за служителем храма вошел лысый стражник, поигрывая ножом. Ну да, сначала — покаяние, потом — долой язык.

— Очисти душу, чернокнижник, облегчи совесть… — заныл жрец.

— Да с удовольствием, — я облокотился о стену клетки. — Начну с того, что при рождении убил свою матушку. Нет, я не намеренно, вы не подумайте ничего плохого, но грешок имеет место быть, кхе… Стало быть, я вылез, а она того — каюк. Обидно, кстати. Даже поздороваться не успел. — Я откашлялся. — Водички не найдется, служитель? А то в горле пересохло, а рассказ длинный.

— Говори по основным прегрешениям, заплутавший, — важно изрек жрец. — Убил кого? Или надругался над невинной девой? Или чужое взял? А то и хуже… — служитель понизил голос, — об императоре нашем, продли Богиня его годы, плохое подумал?

— Про императора я как-то вообще не думал, — хмыкнул я. — А все остальное — да много раз!

— Ну и славненько, — повеселел жрец. — Отпускаю твои прегрешения!

— Эй, а раскаяние? — возмутился я. — Песнопение о моей душе?

— После, все после, — обрадовал служитель, торопливо качнув над моей головой маятником. — Прах твой развеют, и спою.

Я хмыкнул. Поганый городишко!

— Язык давай, — стражник подкинул на ладони нож.

— Хоть накормили бы перед казнью, — сплюнул я.

— Обойдешься, чернокнижник, — хмыкнул лысый. — Палач ругается, что после посмертного ужина слишком много отходов из казненных выходит. Некрасиво получается, дамы жалуются, что воняет. Да и зачем добрую еду переводить, все равно ж помирать! Язык высовывай, все равно же отрежу, — почти ласково добавил он.

Жрец с досадой покачал головой и отошел в сторону, не желая пачкать моей кровью свой балахон. Я снова дернул силу. Внутри огнем вспыхнула боль, но привычного покалывания в пальцах я так и не ощутил.

— Язык давай, — обозлился стражник. Похоже, подходить ко мне близко он все-таки опасался. Мой смерч на жителей городка произвел неизгладимое впечатление. Я ссутулился, исподлобья наблюдая приближение лысого. Конечно, он мог позвать напарников, но, видимо, гордость не позволяла. Засмеют же потом, стоит взглянуть на избитого и еле дышащего меня. Я даже глаза закатил, изображая умирающего. И пытаясь скрыть ладони, что уже вытащил из отверстий колодки. Наверное, выглядел я погано, потому что стражник решился: метнулся ко мне, замахиваясь клинком, я же перекатился в сторону и изо всех сил пнул его в зад. И, не обращая внимания на боль, прыгнул ему на спину и зубами вцепился в шею. Кожа у него была, как у кабана, еле прокусил. Мои клыки, к сожалению, не способны оторвать голову или в один прием перегрызть горло, зато у них есть другое ценное качество — жертва теряет волю. Страж повалился на пол, словно безвольная кукла, и попытался меня обнять. Я отпрыгнул, схватил нож, что он выпустил из рук. Лысый придурок игриво улыбался и недвусмысленно расстегивал свои штаны. Я скривился, наблюдая побочное действие укуса инкуба. И перерезал стражнику горло, когда он попытался признаться мне в большой и грязной любви. Повернулся к жрецу, который тихо верещал в углу. От лысого мне было мало толка, и от его убийства я почти не получил силы, лишь немного жизненной энергии. Если бы я провел ритуал, то смог бы собрать ее почти всю, а так ее хватило лишь на небольшое исцеление. Смерть жреца даст мне еще немного.

Но этот хряк в белом балахоне преступно не желал отправляться к своей Богине. И самое хреновое, что он собирался заорать на всю площадь, так что мне пришлось метнуть в него нож, чтобы он хотя бы заткнулся. Кстати, сделать замах кистью не так-то просто. А самое обидное — такой способ убийства не дал мне ни капли жизненной силы, и это так меня расстроило, что я не удержался от увесистого пинка по объемистому заду мертвого служителя. Небольшое забранное решеткой окошко, в которое я недавно обозревал площадь, потемнело, похоже, в него кто-то заглянул. Значит, мне стоит убраться отсюда как можно скорее. Выдернув нож из тела жреца, я поковылял к двери. Но выйти не успел, стоило мне ее распахнуть, как я нос к носу столкнулся с десятком вооруженных стражей. Первого я даже успел порезать, пользуясь своим неожиданным появлением, но остальные просто задавили меня количеством, кожаными непробиваемыми кирасами и увесистыми дубинками.

— Косой мертв! И жрец! — завопил один из стражей, заглянув в мою клетку. — Ты же сказал, что чернокнижник почти труп!

— Он и был почти трупом! — огрызнулся другой. Лица я не видел, потому что лежал, вжимаясь носом в земляной пол, с вывернутыми руками. Чей-то сапог так давил мне на спину, что позвоночник хрустел. — Лежать, урод! — заорали мне, и сапог надавил еще сильнее. Мои позвонки хрустнули.

— Отпустите его.

Властный голос ослабил давление на мой несчастный хребет.

— Что здесь происходит?

— Приговоренный пытался сбежать, господин Аронти! Убил одного из стражей и служителя Богини, мы задержали его и обезоружили! — Стражи вытянулись по струнке, я повернул голову, пытаясь рассмотреть обладателя голоса. Но из моего положения лежа удавалось увидеть лишь сапоги из дорогой кожи.

— Ваша доблесть будет вознаграждена, страж, — высокомерно отозвался голос.

— Благодарю, господин Аронти!

— А теперь поднимите этого чернокнижника и ведите его за мной.

— Но… — страж замялся. — Казнь назначена на полдень…

— Вы плохо слышите, страж? — в голосе прорезались гневные нотки. — К чернокнижнику появились вопросы. После он будет сожжен. Следуйте за мной!

— Конечно, господин Аронти…

Меня вздернули, вывернув руки. Я уставился в лицо господина и хмыкнул. Тощий носатый тип в неприлично дорогом одеянии. Рядом с ним личный страж в коричневом балахоне с капюшоном, полностью скрывающем лицо. Господин Аронти скользнул по мне равнодушным взглядом и отвернулся. Но этого мига мне хватило, чтобы увидеть такие знакомые глаза с серой радужкой и розовой каемкой. Мы двинулись по узкому коридору, к выходу. Лже-Аронти на меня больше не смотрел, я же напряженно рассматривал его спину. И заметил, когда иллюзия чуть поплыла.

— Шевелите ногами, я тороплюсь! — выкрикнул господин и почти побежал. Стражи недоуменно переглянулись, но припустили следом, таща меня за собой. И я даже успел подумать, что мы действительно выберемся, когда столкнулись с толстяком Фирдом.

Его глаза чуть не вывались из орбит, увидев тощего господина. К несчастью, соображал ловец неплохо. Кем бы ни был этот самый Аронти, но видимо, Фирд точно знал, что его здесь быть не могло, потому что уже через миг он заорал:

— Взять их! — и вскинул ладонь, сплетая аркан силы.

— Тут отведи-камень, жирный, — выплюнул я, резко приседая и откатываясь в сторону. — Армон, справа!

Коричневый балахон слетел с моего напарника, и он обернулся в прыжке. Вот всегда впадаю в ступор от этого зрелища: как человеческое тело в один миг становится смертоносным клубком железных мышц, клыков и когтей, способным раскидать даже десяток вооруженных людей. Хищник, равного которому нет в мире, в несколько раз крупнее обычного волка, с непробиваемыми костяными пластинами на боках и груди, покрытый черной шерстью, позволяющей ему сливаться с темнотой, и невообразимой скоростью. Просто идеальный убийца. Один оборотень стоит целого взвода, не зря их так настойчиво пытаются завербовать в императорскую армию. Но эти звери подчиняются лишь своему альфе и никогда — людям. Армон, как я уже говорил, — исключение.

Руна призыва на моем теле, которую я так болезненно в свое время выжег, снова сработала, позвав моего защитника. Это не магия, это зов крови, соединяющий меня с Армоном и позволяющий ему находить меня, где бы я ни находился.

Напарник рычал, раскидывая стражей и пробивая нам дорогу к выходу. Иллюзия сползла с Одри, и на месте долговязого господина стояла бледная девушка в простом сером платье. Когда чья-то оторванная конечность шлепнулась возле нее, Одри побелела еще больше и, кажется, приготовилась упасть в обморок. Но смотреть на нее было некогда, нас слишком активно пытались убить. Мы, естественно, были против. Толстяк Фирд без магической силы, видимо, был никудышным воином, потому что позорно сбежал. А я так хотел увидеть его голову отдельно от тела!

К выходу мы все-таки пробились, и Армон, рыкнув, мотнул головой в сторону каменного забора.

— Ты шутишь! — застонал я. В боку горело огнем, и мне не надо было смотреть, чтобы понять: во мне образовалась еще одна дырка. Лишняя на мой взгляд. Армон зарычал, и я кивнул. Мы уже проделывали этот трюк, но гниющая плоть! Как же я этого не люблю!

Хотя все было просто, Армон всего лишь перекинул меня через забор. Приземлился я неудачно, хотя здесь уже не было отведи-камня, и мои арканы начали работать. Хоть и силы во мне было слишком мало на полноценное заклинание. Но достаточно, чтобы смягчить удар при падении. С другой стороны каменной стены зарычал напарник, и я откатился в сторону.

— Да ловлю я, ловлю, — буркнул недовольно и сплел для Одри воздушную подушку. Ее падение замедлилось в нескольких крайтах от земли, и она изумленно вскрикнула.

— Там лошади, — девушка махнула рукой, приземлившись, хотя я и без нее видел жеребцов. Их было два — для меня и Одри, Армон в своей боевой форме быстрее любой лошади. Черная тень оборотня перелетела через ограждение. С той стороны уже орали, звенело оружие и раздавался топот множества ног. А уже через миг забил тревожно колокол, извещая о сбежавших преступниках. Я залез в седло с трудом, упал на шею лошади и дернул поводья.

— Догонят, — прохрипел я, когда Армон со мной поравнялся. — Нужно уходить в портал.

Желтые глаза смотрели вопросительно. «Сможешь открыть?» — спрашивали они.

— Нужна жертва.

Оборотень мигнул и умчался. Я ударил пятками по крупу жеребца, направляя его в сторону леса. Жертву мне напарник обеспечит, осталось найти уединенное место.

Одри неслась за мной молча, и я почти забыл о ней. Вспомнил, лишь когда остановился на какой-то поляне.

— Что ты собираешься делать? Куда умчался Армон? — она свалилась с лошади и замерла, наблюдая, как я вычерчиваю на земле фигуру перехода. — Ты собираешься открыть портал? Один?

— Угу.

— Ты же нас убьешь!

— Можешь остаться и подождать, пока тебя убьют стражи Лаора.

— Но в одиночку открывать портал очень опасно! — Она в ужасе смотрела на меня, ползающего по земле. — Нас же может закинуть на Изнанку! Давайте попробуем добраться до разрешенного портала в другом городе!

— Мы не доберемся, — не поднимая головы, бросил я. — Я слегка запутал следы, но ловцы Лаора их распутают довольно быстро и нас найдут. К тому же никто не даст нам войти в городской портал. — Я закончил и, шатаясь, поднялся. — А на Изнанке не так уж и плохо. Тебе, кстати, привет от твоего дружка Дориана.

— Ты его видел? — она завопила так, что я поморщился.

— Довелось.

— Где он? Что с ним случилось? Лекс! Скажи мне, что с ним?

Из чащи примчался Армон с лисой в зубах. Ее лапы дергались, зверь был жив, хоть и слегка придушен. Напарник знает, что мне нужна живая жертва. Я вздохнул, понадеявшись, что лисы хватит для портала.

— Сейчас важнее убраться отсюда, — я посмотрел на девушку, застывшую на краю нарисованной пентаграммы и все еще ожидающую от меня ответа.

— Он жив? — прошептала она.

Не знаю, почему я кивнул. Формально-то не соврал, хотя форму существования Дориана трудно назвать жизнью. Но Одри издала радостный вскрик.

— В круг, — скомандовал я, занося над придушенной лисой нож. Руна перехода на моей спине обожгла болью. Что делать, за все приходится платить. Линии на земле налились синим светом и вспыхнули, когда я вонзил нож в тело зверя.

ГЛАВА 6

Портал сработал, и я выдохнул с облегчением, вновь возвращаясь в реальность. Все же я не настолько был уверен в своих силах. Сел и осмотрелся.

— Где мы?

Армон сменил облик на человеческий, и Одри покраснела до кончика ушей, торопливо отворачиваясь. Конечно, сохранять одежду при трансформации оборотни не умеют.

— Извини, — торопливо пробормотал напарник и полез в сумку за запасными штанами. Наши лошади остались на той милой полянке в лесу возле Лаора, тащить через пространство еще и их у меня точно не хватило бы сил.

К счастью, я верно рассчитал точку выхода, и древние стены монастыря возвышались почти рядом. А то надолго меня, кажется, не хватит. Армон поддержал меня, когда я пошатнулся.

— Сядь, я попробую наложить целебный аркан.

— Э, нет! — отвел я его руку. — Зная твои способности к магии, боюсь, ты меня просто добьешь, Армон!

— Дай хотя бы перевяжу, — он разодрал рубаху и сосредоточено замотал мой бок. Тряпки окрасились кровью уже через мгновение.

— Надеюсь, здесь есть целитель, — нахмурился Армон.

— Это вряд ли, — усмехнулся я. — Но здесь есть люди. И этого мне достаточно.

Напарник совсем помрачнел. Он-то точно знал, что мне нужно сделать с людьми, чтобы получить их силу.

— Лекс! Я найду тебе целителя, слышишь?

— Ты так орешь, что тебя слышат даже в Кайере.

— Но это монастырь, Лекс! И монахи!

— И что же? — я поплелся к каменной стене, ограждающей древнее здание. — Кровь у них такая же, как у остальных людей. Поверь мне, блохастик. И мне она сгодится.

— О чем вы говорите? — непонимающе вскинулась Одри.

Смрад, я снова умудрился о ней забыть. Мой чистоплюй-напарник, на удивление — тоже. Сейчас его слишком занимали жизни монахов, которые я собирался отнять.

— Лекс, я найду целителя! Не трогай их! — он почти рычал, глаза пожелтели, а на позвоночнике черной полосой вылезла шерсть. Одри переводила взгляд с Армона на меня, в синих глазах застыло непонятное мне выражение. Похоже, девчонка пыталась понять, что происходит.

— Найдешь, конечно, — кивнул я. — Ищи, я подожду. Штаны только береги, у тебя они последние.

— Я найду! Пообещай, что не тронешь монахов!

— Армон, я еле дышу. Даже, если захочу, то не смогу провести ритуал, — я хмыкнул, отворачиваясь. Чувствовал я себя действительно паршиво, даже очень паршиво. И чем быстрее напарник свалит, тем быстрее я смогу перерезать кому-нибудь горло за порцию дармовой силы.

— Лекс, обещай, — прорычал напарник. — Обещай, что никого не убьешь до утра.

— Да обещаю! — я раздраженно мотнул головой и покачнулся. — Лучше помоги мне дойти. Я так и знал, что первым делом ты начнешь читать мне морали!

— Зато тебя не поджарили, — хмыкнул Армон, слегка успокоившись, и подставил мне плечо. — Кстати, не помню, чтобы услышал от тебя слова горячей благодарности.

— Обойдешься, — проворчал я, с трудом переставляя ноги. — Мог бы и поторопиться, меня знатно отделали, пока ты собрался. Не мог подобрать подходящую к туфелькам ленточку?

— Не мог найти способ тебя вытащить! — Армон ногой заколотил в створку двери. И быстро посмотрел на Одри. — Если бы не она, то боюсь, твою шкуру все-таки поджарили бы.

— Ее иллюзия поплыла слишком быстро, — презрительно фыркнул я. — К тому же ни один богатей не является за пленником лично. Вам просто повезло, что стражи оказались непроходимыми тупицами!

— В другой раз оставим тебя в застенках!

Одри фыркнула и окинула меня злым взглядом. Армон примирительно улыбнулся.

— Это он таким образом говорит спасибо.

— Да? А похоже, что просто издевается!

— Что вам угодно?

Перепалку прервало появление монаха. Он с подозрением осмотрел на нас в окошко на двери.

— Нам нужна помощь и приют, жрец, — Армон вежливо опустил голову.

— Это древнее пристанище, путник. Мы не можем отказать ищущему в помощи. Заходите. Мы дадим вам приют и пищу.

— Очень глупые принципы, — пробормотал я, но почти неслышно. Все-таки я не зря выбрал эту точку выхода. Этот монастырь не прославлял Богиню Равновесия, и его адепты молились другим богам. Тех, что ушли в Вечность, канули в неизвестность и почитаются теперь лишь темными и жуткими ночами, когда люди перестают верить в Богиню. Вера в этих древних богов живет в тайных уголках человеческих душ, вера в тысячелетние сущности, некогда управляющие мирозданием. Боги света и тьмы, сотворения и смерти.

— У вас есть целитель? — с надеждой спросил Армон. — Мой друг ранен.

— Все в руках богов — жизнь и смерть, — монах покачал головой. — У нас нет целителя.

— Жаль, — вздохнул напарник. И покосился на меня. — Ты обещал, Лекс.

Я кивнул, рассматривая темные своды монастыря. Армон довел меня до тесной кельи и уложил на узкую лежанку.

— Спасибо, мамочка, — хмыкнул я. — А теперь приготовь мне чай с вареньем и расскажи сказку!

— Я вернусь утром, — напарник зажег свечу на столе, не отреагировав на мою подначку. Взял Одри за локоть и ушел. Я услышал его голос, он что-то говорил монаху. Возможно, напарник пытался предупредить, чтобы они держались от меня подальше. Прикрыл глаза, собираясь с силами и выжидая. Внутренний хронометр тикал внутри, отсчитывая мгновения, необходимые Армону, чтобы покинуть стены монастыря. Думаю, он поторопится сделать это скорее. Тем лучше, потому что чувствовал я себя действительно плохо.

Я услышал шорох, но глаза открывать не стал. Да и ни к чему, и так понял, кто это. Одрианна. У нее очень узнаваемые духи. Судя по звукам, она остановилась у двери и замерла там, рассматривая меня.

— Ты дверью ошиблась? — лениво протянул я.

— Я к тебе, Лекс.

Глаза все-таки открыл. И даже бровь приподнял, изображая недоумение. Времени болтать с девчонкой у меня не было.

— Чем обязан?

Она стояла в тени, за кругом света горящей свечи, но тьма никогда не была помехой моему зрению. И сейчас не скрыла бледности девушки. Я оперся на локоть и неловко повернулся, закрывая рукой бок. Не хотел, чтобы она смотрела.

— Если ты пришла сюда помолчать, то давай как-нибудь в другой раз, Одри, — нагрубил я.

— Нет, я не для этого… — она сделала шаг, выходя на свет. Сжала зубы и вскинула голову, твердо глядя мне в глаза. — Армон ушел. Надеется найти в ближайшей деревне целителя. Но… — она коротко вздохнула. — До ближайшей деревни несколько дней пути. Так сказал служитель.

— А я не протяну так долго, — усмехнулся я. — Ты пришла выразить соболезнования непосредственно покойнику? Преждевременно. Как видишь, я все еще жив.

Язвил, хотя дыхание уже с трудом вырывалось из глотки, а кровь залила ладонь. Было мокро и липко — паскудное чувство.

— Ты ведь солгал Армону, да? — она все еще стояла в тени. — Я поняла, о чем вы говорили. Ты собираешься убить, чтобы забрать жизненную силу. Я слышала о таком…

— Хочешь меня остановить?

— Я могу помочь, — тихо сказала она.

— Спеть мне песенку, чтобы было не страшно? — оскалился я.

— Я могу помочь. — Она сделала еще шаг и застыла около кровати. На бледном лице ее глаза казались черными провалами. — Ты ведь инкуб. А я… женщина.

Я не сразу осознал, что она предлагает. А потом… Загнанная глубоко внутрь инкубская суть подняла голову и жадно потянулась к Одри. С такой силой, что я задохнулся.

— Думаешь, что мне достаточно будет подержать тебя за ручку, девочка? Чтобы исцелиться? — хрипло рассмеялся я. И закашлял, сплюнул на пол. Одри перевела глаза на мой кровавый плевок. Вздрогнула и снова посмотрел в лицо.

— Я понимаю, что тебе нужно, Лекс, — холодно произнесла она. — Я знаю, что ты должен делать, чтобы получить… силу… Если это поможет и другие не пострадают…

Она все-таки запнулась и замолчала.

— Ты перепутала меня с Армоном, — глухо произнес я. — И если думаешь, что я откажусь — сильно ошибаешься. Так что подумай хорошо, Одри. Я ведь не откажусь.

— Вас трудно перепутать, — она мотнула головой и усмехнулась. — И я прекрасно знаю, что ты собой представляешь, Лекс! Но ты нужен нам, без тебя не найти Дориана. Чернокнижников и так мало, а способных открыть грань времени… Так что…

— Он так тебе дорог? Дориан?

— Я обязана его спасти.

Я помолчал, рассматривая ее. Не стал говорить, что ее дружок уже вряд ли вернется в наш мир, и соваться снова на Изнанку, чтобы попытаться его спасти, я точно не собираюсь. Да и вряд ли это осуществимо. Его телом теперь владеет демон.

Но знать это маленькой Одри совсем не обязательно. Тем более, раз она столь щедро предлагает мне себя. И это действительно проще, чем отлавливать кого-то из монахов и проводить ритуал. И даже приятнее.

— Раздевайся, — грубо перебил я.

— Что? — она, кажется, растерялась.

— Ты пришла сюда за сексом, Одри, — я прислонился к спинке лежанки, потому что чувствовал себя все хуже. — В одежде это делать неудобно. Сними платье, распусти волосы. Губы оближи, они у тебя сухие. И поторопись, пока я еще способен шевелиться!

— Какая же ты скотина, Лекс! — она сверкнула глазами. А потом решительно начала расстегивать пуговички на платье. Темная ткань распахнулась, а потом скользнула по ее телу. Под ним была светлая сорочка, и свет свечи обрисовывал контур девичьего тела. Губы облизал я, они пересохли от моего горячего дыхания.

— Нужно все снимать? — ее ладони нервно вцепились в ворот сорочки. Одри переступила ногами, и я вдруг подумал, что ей холодно босиком на стылых досках.

— Иди. Сюда, — выдавил с трудом. Моя глотка отказывалась подчиняться и выдавать нормальные звуки. Одри приблизилась и села на краешек кровати, не глядя мне в глаза.

— Ляг, — приказал я.

Девушка вытянулась, словно монашка, сложила на груди руки и уставилась в потолок. Лежанка была слишком узкой для нас двоих. Я уперся испачканной кровью ладонью в покрывало возле ее головы. И склонился к лицу. Одри отвернулась.

— Только давай без поцелуев, — прошептала она. — Они ведь тебе не нужны, верно?

— Мне — нет, — обозлился я. — Меня другие места интересуют.

— Я… хорошо. Я готова, — она закрыла глаза, и лицо ее приобрело выражение великомученицы, что обозлило меня окончательно.

— Не получится, — протянул я. — Тебе придется поработать, Одри. Прости, не могу блеснуть талантами — подыхаю. Так что сделай все сама.

— Что? — она приподнялась на локте и уставилась мне в лицо. — То есть как это?

— Можешь молча, но лучше со стонами.

— Но что я должна делать? — растерялась она.

— Представь, что ты получаешь от процесса удовольствие, — усмехнулся я. — Можешь даже вообразить на моем месте кого-нибудь. Например, Армона. Ну, давай, детка, нарисуй в своей голове кого-нибудь, от кого тебя не тошнит, и приступай. У меня мало времени, если ты еще не поняла.

Она закусила губу почти до крови. Приподнялась, перекинула ногу через мои бедра, уселась сверху. В глаза не смотрела, хоть я настойчиво пытался поймать ее взгляд. Рванула шнурок на поясе, чуть оцарапав мне живот.

— Нежнее, — прохрипел я.

Она гневно дернулась, но движения стали мягче и осторожнее. Дрожащие пальцы расстегнули мои брюки. Я шумно втянул воздух, изо всех сил сдерживая желание плюнуть на свою поганую гордость. Но нет…

— Активнее, — велел я.

Ее пальчики несмело погладили, чуть царапнули ноготками.

— Ну более-менее неплохо, — прохрипел я. Проклятые боги, кажется, я сейчас сдохну! И отнюдь не от раны в боку! Кстати, кровь, похоже, остановилась.

— Ты издеваешься? — она вскинулась и отпрянула. Моя инкубская суть уже корчилась в муках и требовала не отпускать, скрутить, взять! Не сдержался, схватил ее ладонь и вернул на место, прижал. Желание дурманило голову, и проклятая гордость больше не сдерживала. Я дернул ее на себя и впился в губы, забыв обо всем. Она уже не протестовала, но и не отвечала мне, позволяя целовать. Рот у нее был сладкий и влажный, а губы все же сухие… Задрал ее сорочку, обнажая ягодицы, сжал.

— Лекс? — она не сказала, выдохнула.

Я оторвался с трудом.

— Что?

— Ты мог бы… меня укусить? — она снова прикусила губу, уже слегка припухшую от моего поцелуя.

— Тебе настолько противно? — Дошло.

— Я… Я боюсь, — она отвела глаза. Мое тело дрожало, я с трудом удерживал инстинктивные движения и желание вбиться в нее одним ударом. Одри посмотрела мне в глаза. — Укуси, пожалуйста. У меня первый раз…

— Что? — опешил я. И сам скривился. Кажется, я резко поглупел этим вечером. — Ты невинна?

Она кивнула, а я закрыл глаза и застонал. Девственница. Огромное количество силы. Насыщение. Наслаждение. И я буду первым… у нее. Первым, но не единственным. И Армон никогда мне этого не простит.

— Убирайся, — сквозь зубы процедил я, сам не веря, что говорю это. Открыл глаза и заорал: — Пошла вон!

Она скатилась с кровати и метнулась к двери. Я догнал, когда ее ладонь легла на ручку, развернул, впечатывая в стену.

— Слишком медленно, Одри. Я передумал.

Я целовал ее губы, шею… Мой порыв благородства прошел, оставив лишь желание. Ее сорочку, кажется, разорвал и толкнул на кровать. Моя рана затянулась, но я этот момент пропустил. Потоки силы, что я получал от нее, дурманили, как самое дорогое вино, желание заставляло меня рычать, но мне все было мало… У нее оказалось очень красивое тело. Запах ее крови, что заставлял меня облизываться. Я сжимаю ее так, что Одри вскрикивает, но я держу ее руки, не позволяя вырваться. Кажется, я никогда не остановлюсь. Энергия невинности и жизни окатывает меня теплой волной, и я почти захлебываюсь от приступов экстаза. Ужасно хочу укусить тонкую белую шею, просто невыносимо хочу. Укусить, чтобы она отвечала мне, чтобы видеть в дымчатых глазах отражение своего желания. Но не кусаю. А на нежность у меня нет времени, я просто беру Одри, сильно, резко, без остановки, наслаждаясь процессом и силой девушки. Ее так много, этой силы, что у меня темнеет в глазах, а из горла вырывается гортанный крик. У меня и раньше были невинные девицы, но никогда я не получал от них столько наслаждения и жизни. Может, это особенность иллюзиона? Надо запомнить…

Свалился, придавливая Одри к кровати. Тело ослабло, но сила бурлила внутри, исцеляя меня. Тянуло улыбаться. Хотя больше — есть.

— Я уже могу идти? — сипло спросила Одри. На меня она не смотрела, упорно рассматривая почти сгоревшую свечу.

Я перевернулся на бок, не отпуская. Девушка попыталась прикрыться покрывалом, хотя я не понимал, к чему эта скромность после всего, что я с ней проделывал.

— Подожди, — повернул ее голову, заглядывая девушке в глаза. — Тебе больно?

Она сжала зубы и мотнула головой. Хотела гордо, а получилось жалко. Положил ладонь ей на живот, заплетая исцеляющий аркан.

— Магия исцеления не моя специализация, — усмехнулся я, — сама понимаешь. Но я постараюсь. Восстановить до первоначального вида, понятно, не смогу, но боли не будет…

— Как благородно, — она смотрела на меня в упор, и снова я не понял, что за выражение было в ее глазах. Да и какая мне разница?

— Ты сама пришла, — бросил я. — И сама предложила, Одри. Кстати, это из-за тебя мы с Армоном влезли в это дерьмо, так что и виновата во всем — сама. И мне нужна добровольная партнерша, чтобы получить силу, насилие мне неинтересно. Ну, разве что в качестве развлечения. Ты все сделала добровольно, детка.

Я подмигнул, а в ее глазах теперь ощутимо плескалась ненависть. Вот так-то лучше, все сразу стало ясно и понятно.

— Спасибо, что напомнил, — она оттолкнула мою руку и встала, уже не пытаясь прикрыться. Вот всегда знал, что злиться и ненавидеть кого-то до желания убить — лучше, чем тихо подвывать в углу от горя. К тому же я терпеть не могу женские слезы. Даже не представляю, что сделал бы, надумай она заплакать.

Одри попыталась влезть в платье, путаясь в ткани и раздраженно отбрасывая с лица волосы. Свеча почти догорела, и в ее рваном свете я смотрел, как девушка кусает губы и сжимает зубы.

— Армону не говори, — не глядя на меня, бросила Одри. Я не отвечал, и она вскинула голову, замерев. И повторила с нажимом: — Не говори ему, Лекс! Хоть на это тебя хватит? Чтобы удержать язык за зубами и не похвастаться?

Честно, испытал сильное желание ее придушить. Вот прямо невыносимое.

— А что, у тебя на него планы? — усмехнулся, откидываясь на тонкое подобие монастырской подушки.

— Ему будет больно, — она все-таки справилась со своим платьем. — Он хороший, это такая редкость в нашем мире. И действительно пытается мне помочь. Я это ценю.

Хотел ответить что-то язвительное, но не успел, потому что в дверь постучали, а спустя минуту внутрь всунулось молодое курносое лицо молодого прислужника. Он смущенно смотрел в пол, не осмеливаясь поднять глаза на стоящую в келье девушку или лежащего меня.

— Купель готова. Просветленный велел вас проводить!

— Купель?

Я опустил ноги с лежанки.

— Да! Для вас… Просветленный велел не медлить!

— Слушай, а мне у вас начинает нравиться, — встал и потянулся, с удовольствием ощущая силу своего исцеленного тела. Волшебное чувство. А вот помыться я бы не отказался!

Так что натянул остатки своих штанов и сапоги и вышел за дверь. Одри выскочила из кельи еще раньше, когда я начал потягиваться, лишь мелькнули ее светлые волосы в конце коридора. Курносый служитель торопливо пошел вперед, я — неторопливо, следом.

Не люблю монастыри, здесь слишком много посторонней силы, обычно чуждой мне. В храмы Богини я, конечно, могу зайти, хотя глупцы и считают, что чернокнижнику это не под силу. И зайти, и вымыть руки в священной чаше, и даже плюнуть с анфилады в толпу прихожан. Но вот такие места древней силы вызывают у меня дрожь. К счастью, их осталось слишком мало в нашем мире. Или к несчастью, не знаю. Но я подумал, что мне не стоит задерживаться здесь надолго. Хотя я не ощущал дискомфорта, это было странное чувство чужой силы, не враждебной, но мощной. И ненаправленной, не принадлежащей человеку.

Меня провели в небольшое помещение, наполненное паром, и я присвистнул.

— Ого, да у вас тут неплохо!

— Эта купель используется лишь в редких случаях, — парнишка положил на каменный бортик темный сверток. — Одежда для вас. Я вернусь, когда вы будете готовы.

— Эй, подожди, а Одри где?

— Девушка принимает омовения отдельно, — служитель снова покраснел.

— Жаль. Я собирался продолжить. Парень стал пунцовым, а я хмыкнул. Так и думал, что нас слышал весь монастырь. Ну да и хмыри с ними! Пусть хоть послушают, мне не жалко.

Парнишка убежал так, что сверкнули голые пятки, а я скинул то, что и одеждой не назвать, отбросил сапоги и провел ладонью над каменным бассейном. Но вода была лишь водой, не тая в своей теплой глубине ничего опасного. Мутноватое зеркало в бронзовой раме отразило купальню и меня — в корке засохшей крови и грязи, на голове вместо волос что-то непонятное, бело-серое и клочкообразное, лицом можно детишек пугать. Да и взрослых тоже. Нос снова сросся криво, образовав горбинку, фиолетовые пятна под глазами прошли от силы, а до этого я наверняка выглядел знатно. Явно не с таким чудовищем любая девушка мечтает провести первую ночь. И не на жесткой монастырской койке. И не… так.

Я потряс головой, разозлившись. Почему я вообще об этом думаю? Плевать. Я Одри не заставлял, сама пришла.

Залез в воду и лег, закрыл глаза, расслабляясь. Смесь трав, добавленная в воду, приятно пахла, и, если бы не голод, я, наверное, уснул бы, так хорошо было. Но живот уже сводило, и я заставил себя сесть и вымыться, потом вылез, отряхнулся. «Одеждой» служитель назвал светло-серый балахон, но я подумал, что это все же лучше, чем мои остатки штанов. Так что натянул, всунул ноги в сапоги, а нож за голенище. И как раз вовремя, парнишка снова заглянул в дверь.

— Вы выглядите гораздо лучше, — обрадовал он.

— Если дадите что-нибудь пожрать — стану совсем красавцем, — отозвался я.

Служитель слегка растерялся.

— На церемонии вам предложат лепешку… а вот после уже отведут на обед.

Я скривился. Еще и церемония какая-то. Но придется потерпеть, у монахов с этим строго. Сначала песнопения, потом еда.

— Ну хоть лепешку давайте, а то тебя съем, — пообещал я. Мальчишка округлил глаза и выскочил за дверь.

Мы снова двинулись длинными и темными коридорами, без окон, освещенными лишь редкими факелами, все ниже и ниже, похоже, под землю. Уже на подходе я услышал песнопения и тихие звуки какого-то инструмента. Честно, послал бы все это к демонам и ушел спать, но мысль об обещанной закуске не давала покоя. Если ради лепехи придется выслушать эти завывания, то я потерплю. Впрочем, надо признать, пели монахи неплохо.

Когда мы вошли, песня оборвалась, и к нам повернулись все лица.

— Продолжайте, продолжайте, — взмахнул я рукавом.

— Ваше место вон там, — шепнул мне мальчишка, указывая на передний ряд. Там уже стояла Одри и выглядела слегка испуганной. Я пожал плечами и встал рядом с ней.

— Вкусите кусочек священного хлеба, познавшие истину! — к нам приблизился почтенный старик, держа круглую лепешку и чашу. Я, не таясь, проверил ее магией, хелль в Лаоре, кажется, прибавил мне осторожности.

Но это был обычный хлеб, и я забрал его весь, с удовольствием откусив сразу огромный кусок, не помещающийся во рту.

— Ты ведь не голодна? — с набитым ртом спросил у Одри. Она фыркнула и отвернулась. По рядам монахов прокатился ропот. Пришлось поделиться. Правда, девушке кусочек достался совсем маленький, в конце концов, я не ел несколько дней!

— А водички? — указал я на чашу в его другой руке.

Монахи снова зашептались, переглядываясь. Старец посмотрел недовольно, но чашу протянул.

— Испейте священной жидкости, нашедшие свой путь!

— Да давай уже, — буркнул я. Священная жидкость оказалась обычной колодезной водой, обжигающе холодной. Я напился и сунул остатки Одри. Она наградила меня злым взглядом.

— Соедините руки, обретшие предназначение! — снова выкрикнул монах.

— Не понял? — я внимательнее осмотрелся и нахмурился. — А что здесь вообще происходит?

Старец, наверное, это и был просветленный, мигнул недоуменно. Откашлялся. Монахи зашептались, даже певчий, подвывавший в углу, сбился.

— То есть как это — что, путники? — Просветленный выпрямился и окинул меня грозным взглядом. — Соединение обретших истину священным союзом брака!

Мгновение я смотрел на старца, а потом мы с Одри одновременно дернулись в разные стороны.

— С ума сошли? — Вот так поел хлебушка! — Я не собираюсь на ней жениться!

— Я тоже не мечтаю оказаться женой такой сволочи, как ты, Лекс! — прошипела Одри.

Я проверил свой резерв и усмехнулся. Даже перекинул на ладони загоревшийся файер. Монахи испуганно поддались назад. Я усмехнулся и погасил огонь.

— Давайте закончим этот балаган, — протянул я. — И желательно закусить чем-нибудь посущественнее лепешки.

— Ты не понимаешь, путник, — просветленный устало вздохнул. — Все уже произошло. И вы уже связаны нерушимыми узами. Это, — он обвел рукой зал, — лишь церемония. Все свершилось, когда ты взял ее девственную силу и отдал свое семя в этом древнем священном месте. Вы сделали это по доброй воле и этого не отменить!

— Ты что, подглядывал?

— Я просветленный! — оскорбился монах. — Я вижу суть!

— Так, может, я просто сотру ваш монастырь с лица земли? — нахмурился я, заводясь все сильнее.

— Это лишь стены из камня, путник, — монах вздохнул еще печальнее. — А мы — лишь люди. Разрушение и наша смерть ничего не изменят. Вы связаны с этой девушкой древней сущностью, и это навсегда…

— Не думаю, — мне хватило мгновения, чтобы вытащить из-за голенища нож и метнуть в Одри. Клинок сверкнул в воздухе и воткнулся в какое-то подобие алтаря слева от нее. Мы уставились друг друга.

— Ты хотел меня убить? — шокированно выдохнула Одри.

— Я промахнулся? — не менее шокированно выдал я.

— Ты хотел меня убить! — она сжала кулаки, с ненавистью глядя на меня. — Сволочь!

— Ты не можешь ее убить, — сообщил мне просветленный. В глазах старика мелькнула улыбка. — Или причинить вред. Или отказать в важной просьбе. А ее боль почувствуешь. Это награда за ее слабость.

— Да? А что я получу, интересно? — прошипел сквозь зубы.

— Ну-у, — несколько смутился монах, — она будет заботиться о тебе. И не сможет тебе отказать…

— Я могу просто укусить любого из вас, и вы тоже не сможете мне отказать! — заорал я. Одри округлила глаза. Не знала, когда просила ее укусить? Видимо, нет. Подышал, успокаиваясь и включая голову. — Этот брак незаконен в Империи, насколько я понимаю, и не имеет никакой силы. А эта странная связь… Поверьте, я найду способ от нее избавиться.

Выдернул свой нож, развернулся и пошел к выходу, спиной ощущая множество взглядов. Одри появилась во внутреннем дворике, когда я почти закончил вычерчивать на земле фигуру перехода. Девчонка обхватила себя руками, дрожа на холодном ветру.

— Что ты собираешься делать?

— Слушай, Одри, детка, ты не хочешь провалиться к демонам? А?

— Пытаешься выставить меня виноватой?

— Я просто пытаюсь тебя выставить. Ты мне свет закрываешь, — нацарапал руну и выпрямился. — И надеюсь, ты не тешишь себя глупой надеждой, что весь этот бред хоть что-то значит. А теперь уйди, я занят.

Она тоже выпрямилась, постояла, нахмурившись. А потом протянула с насмешкой.

— Я не тешу себя надеждами. Я просто получила то, что хотела, Лекс. Ты не сможешь меня убить, причинить вред и поможешь найти Дориана. Маленькие гарантии при нечестной игре. С тобой ведь игра не может быть честной, правда, Лекс? Ты ведь не собирался мне помогать?

Очень медленно я развернулся и шагнул к ней. Девчонка попятилась.

— Вот даже как, — задумчиво протянул я. — Значит, ты знала? — она вжалась спиной в каменную кладку монастыря. — Любопытно…

— Я слышала о таких местах… и их силе…

— Сдается мне, ты слишком о многом слышала, крошка Одри, — я провел рукой по ее волосам, улыбаясь.

— Не трогай меня, — прошипела она, пытаясь отстраниться.

— Отчего же, дорогая… м-м-м… жена? Ты ведь хотела гарантий? — прижал ее к камню. — Так почему бы не закрепить результат? Должен же я опробовать тебя в новом качестве? Хотя, что я там еще не попробовал…

— Лекс, не смей!

Я склонился, лизнул ей щеку. На языке остался вкус ее кожи. Опустил ладонь, нарочито медленно задирая ей платье и обнажая ноги.

— Знаешь, моя ненаглядная, на нас сейчас смотрят из всех окон, — обрадовал я. — У местных монахов давно не было такого насыщенного и интересного дня. И они слишком давно не видели голых женщин. Я просто не могу отказать им в этом удовольствии. — Мои руки уже сжимали ей бедра, поглаживали.

— Лекс, прекрати! Ты просто ужасен!

— Ну что ты, милая, может, тебе понравится. А если и нет, ты ведь теперь не можешь мне отказать, верно? — я оставил подол и принялся расстегивать пуговички возле ее горла. Потянул, обнажая плечи и ключицы, еще ниже, открывая грудь. Медленно и почти получая от происходящего удовольствие.

— Если я не могу тебя придушить, дорогая, я найду другие способы, даже не сомневайся. Очень много других способов. И ни один из них тебе не понравится. Обещаю. — Платье уже на талии, дернул пояс, развязывая.

— Лекс, я прошу тебя, не надо! — В ее глазах стояли слезы.

— Что, не нравится? Ты же добровольно предоставила мне свое тело в обмен на… как это? Гарантии? Всю себя в мое полное распоряжение, желая получить возможность мною командовать! Вот и расплачивайся, крошка.

— Я просто хочу, чтобы ты выполнил свои обещания!

— Фу, это звучит так, словно мы действительно женаты. Отвратительно. — Скривился и рывком сдернул ее платье. Солнце садится, надо поторапливаться.

— Ты за это ответишь.

О, девчонка, кажется, разозлилась. Даже спину выпрямила, больше не пытаясь прикрыться, и голову подняла, только лицо красное то ли от ярости, то ли стыда. Я приподнял девушку, переставил и ногой закинул упавшее на землю платье в свой круг. Хлопнул девчонку по ягодицам.

— Нечестные игры не слишком красивы, да, Одри? — окинул ее взглядом и отпустил. Под платьем на ней ничего не было, конечно. Все, что там было раньше, пришло в негодность после наших забав. — Скажи спасибо, что я всего лишь тебя раздел. Не скучай, крошка, скоро вернусь. — И шагнул в центр пентаграммы, помахал монахам в окнах и отвернулся, сосредотачиваясь. С таким количеством силы и злости мне даже не нужна жертва, обойдусь и без нее. Линии вспыхнули, пространство поплыло, меняясь. И я упал на колени, придавленный силой портала.

ГЛАВА 7

Я уже говорил, что злость тоже источник силы? Темной и разрушительной, хотя кратковременной и трудноуправляемой. Мой говнюк учитель всегда говорил, что у меня с этим проблемы — с управлением злостью. Хотя он много чего обо мне говорил, и при этом ничего хорошего. Но сейчас порядочная доза злости мне весьма пригодилась, портал открылся там, где я хотел — за стенами Лаора. Испуганная торговка взвизгнула и уронила корзину с яблоками, увидев меня, а потом подобрала юбки и метнулась в сторону. Я несильно приложил ее силой, чтобы не орала. Торговка сползла по стене и затихла.

Встал и осмотрелся довольно. Тихий, темный проулок где-то на задворках городишки, ни стражей, ни ловцов, лишь низкие дома с покосившимися крышами и наглухо закрытыми ставнями, через которые не пробивался свет. Подобрал с земли яблоко, вытер о свой балахон и пошел в сторону богатых кварталов. Меня вела моя кровь, что осталась на одежде толстяка Фирда. Кровь вообще штука занятная. Свою я почую даже на ткани, выстиранной прачкой с щелоком и высушенной на полуденном солнце. Конечно, след был слабый, но для меня достаточный. Словно запах он вел меня мимо пустых торговых рядов, мимо площади, на которой красовался столб для казни, мимо ряда трактиров и вывел к двухэтажному белокаменному дому. Я даже присвистнул — толстяк Фирд устроился совсем неплохо.

Я отступил в тень и задумался. Магическую защиту я чувствовал даже на расстоянии, и это одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что означает отсутствие отведи-камня. Плохо, потому что говорит о том, что придется постараться, чтобы попасть внутрь. А попасть я хотел тихо и незаметно, не привлекая внимания городской стражи. Я обошел дом, ища лазейку. Остановившись возле угла, присел на корточки, всматриваясь в знаки, и хмыкнул. Сразу видно, что светлый обучался в Академии. Это вообще проблема большинства ловцов — образование. Все арканы у них четкие, сплетенные по одной схеме, заклинания отточенные и предсказуемые. Вот не хватает светлым фантазии и полета, все по писанному делают. Потому и проигрывают.

Фирд оказался не исключением. Углы дома обложил самыми сильными рунами, тоже из разряда разрешенных, конечно. Тонкие серебристые линии — невидимые тем, в ком нет сильного магического дара, тянулись и на земле, вдоль всей стены. Хорошая защита, я оценил. Даже очень хорошая. Прикасаться не стал — защитный рисунок пересекался маленькими завитками — ловушками. Такая затянет в силовую клетку, стоит только попытаться снять. И секрет здесь в том, что снаружи такая штучка опасна, а вот изнутри ее можно просто стереть. Если знать, как и где, конечно.

Я прикрыл глаза и начал сплетать аркан призыва. Ловец допустил ошибку, не избавившись от одежды, в которой бил меня. Опытный чернокнижник никогда такого не допустит, но светлых магии крови не обучают, это знания тайные и запрещенные. Я же говорю — академические глупцы.

Но такая ненадежная кровавая привязка быстро исчезает, потому я и решил вернуться этой ночью. Уже завтра подобный трюк мне бы не удался.

Ждать пришлось недолго. Фантом, одетый в свежевыстиранные штаны и рубашку, на которых осталась моя кровь, появился в окне и вывалился наружу. Я порадовался, что ему не попалась по дороге какая-нибудь визгливая служанка, способная воплем разбудить весь дом. Послал дергающейся одежде приказ стереть линию защиты, и штаны с рубахой свернулись в клубок и прокатились по земле с легким шипением. Все же серебристая руна почуяла темную кровь, но ее было слишком мало, чтобы сработала ловушка. Однако достаточно для образования разрыва. Нарушенная линия норовила заново слиться, прервалась лишь на миг, но мне этого хватило, чтобы нарисовать в разрыве знак. Словно поставил ногу в приоткрытую дверь. И выдохнул, усмехнувшись. Дальше уже было просто: если линия разорвана, то и убрать защиту несложно. Я лишь образовал дыру, достаточную для прохода, и укрепил, чтобы не закрылась. Скользнул внутрь, зажигая заклинанием на своей груди руну темноты. Она у меня самая первая, еще мальчишкой нанес, гордился необыкновенно. Тяжелая, но полезная — позволяет ненадолго стать тенью, частью ночной тьмы. Раствориться во мраке, проползти по темным углам и втянуться в щели. Питается силой и злостью, но, как я уже говорил, и того, и другого у меня сегодня было достаточно, стоило лишь подумать о поводке, на который меня посадила малышка Одри. Ничего, и с ней разберусь… не своими руками, так чужими.

Встряхнулся, если так можно сказать, потому что тела у меня какое-то время не было, лишь тьма. Взлетел в окно на втором этаже как раз вовремя, руна погасла. Ее действие слишком кратковременно, но мне хватило, чтобы проникнуть в дом. На кровати спала девушка, уткнувшись носом в подушку, и я тихо прошел мимо. Армон как-то спросил, кто меня учил так бесшумно ходить, я тогда наврал что-то. Даже напарнику я рассказывал далеко не все.

В коридоре слабо тлели ночники — колбы со светящимися насекомыми. Дорогое удовольствие, стоят дороже, чем магические лампы. Но, похоже, толстяк Фирд не привык себе отказывать. В конце пробивался свет из-под закрытой двери. Но прежде чем двинуться дальше, я старательно выплел аркан тишины, раскинул его над домом, словно сеть. Мне бы, конечно, сейчас не помешал дар Певуний, но чего нет — того нет. Так что буду надеяться, что все и так сладко спят в своих кроватках. Осторожно пошел вдоль стены, внимательно проверяя, куда ступаю. А то кто его знает, этого ловца, вдруг он ловушек по всему дому наставил? Но то ли толстяк надеялся на свой защитный контур, то ли опасался навредить кому-то из домашних, но ни одной пакости я не встретил. И уже у самой двери остановился, прислушиваясь. Уловил треск поленьев и запах старых книг — ни разговоров, ни шагов. Нож доставать не стал, мне нужны свободные руки.

Толкнул створку и вошел.

Арканы мы выкинули одновременно, я даже удивился реакции толстяка. Все-таки потенциал у него был неплохой, не зря дослужился до местной власти, пусть и в захудалом, но городишке. Но я был немного быстрее, лишь на миг, но миг в нашем деле может означать жизнь. Я от его аркана откатился, а мой, связующий, спеленал Фирда, как младенца в колыбельке.

— Ты! Ты — труп! — выплюнул обездвиженный ловец.

— Труп, труп, — успокоил я и для надежности связал ловца еще и шнуром от гардин. — Можешь даже поорать, все равно никто не услышит. Любые громкие звуки съест руна, сам понимаешь.

— Как ты вошел?

В маленьких поросячьих глазках под набрякшими веками плескалась ненависть. Я широко улыбнулся. Чем больше эмоций, тем больше силы я получу.

— Через окошко, — любезно пояснил я. — Створку закрыть забыли. Кстати, кто та девица в соседней комнате? Дочь или жена? Я к ней загляну, когда с тобой закончу.

— Не смей!! — лицо толстяка исказилось и побелело. — Не трогай ее, мразь! Да я тебя из-под земли достану…

Кулак в его челюсть я вогнал с наслаждением, вот прямо облизнулся от удовольствия. Правда, дальше бил ногами, мне руки беречь надо, а то еще потеряют чувствительность. А сапогами вполне удобно, с размаха да по печени или в пах, так, что Фирд уже не орал, а выл — тоже вполне приятно для моего слуха. Убивать его так просто я не собирался, все-таки он светлый, а значит — сила. Поэтому бил в места болезненные, но не смертельные. Он пытался угрожать, потом торговаться, потом обещал отдать все, что у него есть, после лишь скулил, как собака. Было бы больше времени — растянул бы удовольствие, а так пришлось сворачиваться. На столике у камина стояло блюдо с закусками, и я присел, вина себе налил. Подумал и вылил остатки на голову ловца, который надумал отрубиться. Тот дернулся, пытаясь выбраться из моих пут, но я лишь головой покачал. Вот что-что, а сдерживающие арканы я вязать умею. Да и веревка на гардинах крепкая оказалась.

— Знаешь, что тебе за это будет, чернокнижник? — он сплюнул на дорогой ковер. — Убьешь меня, тебя точно найдут! Думаешь, тебе это с рук сойдет? Да никогда! В застенках сгниешь, урод!

— Так чтобы меня найти, надо знать, кого искать, — пожал я плечами. — Империя большая, толстяк. А я следов не оставлю, уж поверь. Но шанс у тебя есть… Убить тебя по-любому убью, а вот девчонку не трону. Может быть…

— Чего хочешь? — ловец смотрел с пола, тяжело дыша.

— Так она кто? Дочь?

— Не прикасайся к ней! Ей всего восемнадцать!

— О, свежачок! Как раз в моем вкусе. — Толстяк взвыл, извиваясь на полу, а я махнул рукой. — Ладно, заткнись. Как непредусмотрительно иметь семью. Все-таки верно императорским ловцам это запрещают, — я проверил мясо, что лежало на подносе, и с удовольствием закинул в рот. — А стоило бы запретить на всех уровнях, ты так не считаешь?

Фирд молчал, лишь сопел натужно.

— Ну, это советникам виднее. Расскажи все, что знаешь об Изнанке.

Вопрос заставил его вытаращить глаза.

— Ничего я о ней не знаю!

— Что, в академии такому не учат? — я дожевал мясо и запил вином. — А кто может знать? В твоем городе есть такие люди? Ты же здесь главный вроде как… Был.

— Как ты прошел сквозь защиту? — он снова засопел. — Как? Она непробиваема!

— Везде можно найти лазейку, — я не стал пояснять, что он сам совершил ошибку. С удовольствием доел и принялся вычерчивать арканы передачи силы. Они темно-красные, вспыхивают в воздухе, словно линии от горящей головешки, и чуть потрескивают.

— Так что насчет Изнанки?

— В моем городе подонков, практикующих черную магию, нет! — выплюнул ловец.

— Это я уже понял. Старые счеты? — подмигнул ему, двигаясь по кругу. Руны вспыхивали и гасли, но даже невидимые я чувствовал нутром.

— Не твое дело. А темную магию скоро во всей империи запретят, вот тогда попляшешь, чернокнижник!

— Ну, пока ведь не запретили, — я пожал плечами. — Вы, светлые, слишком не любите руки пачкать, возиться с трупами или нечистью, так что кому-то и грязную работу приходится делать. Но разговор не о том. Если вспомнишь хоть что-то мне полезное — умрешь легко.

Тут я соврал, конечно. Легкой такую смерть точно не назовешь. Но, похоже, этот урок в академии тоже не преподают: никогда не верь чернокнижнику. Или Фирд плохо учился.

— Обещай, что не тронешь мою дочь, чернокнижник! Скажу, где искать того, кто знает ответы. По крайней мере, так говорили…

Руны висели вокруг ловца кругом, начиная вытягивать воздух, заворачивая пространство вокруг жертвы.

— Пальцем ее не трону, — насмешливо отозвался я. — Обещаю! — я даже сплел аркан правды, позволяя ловцу его увидеть. — Рассказывай. И поторопись, пока есть время.

Фирд тоже чувствовал удавку рун, а может, и видел. Убивает она жутко — сначала высасывает воздух вокруг тела, а потом начинает тянуть силу и жизнь из самой жертвы, закручивает в воронку для того, кто готов принять.

— Пустошь! — ловец начал задыхаться. — Громовая Пустошь. Слышал о такой? Конечно, слышал… Там надо искать ответы. Там знают об Изнанке.

Все мое удовольствие от происходящего как рукой смело.

— Ты хочешь сказать, что Пустошь обитаема? Байку мне решил рассказать?

Хотел пнуть ловца, да вовремя вспомнил, что за круг рун соваться не стоит. К тому же Фирд и без добавки уже едва дышал, воздуха внутри почти не осталось, и лицо ловца начало синеть. Он жадно открывал рот, пытаясь втянуть спасительный глоток, которого не было.

— … правду. Пустошь не безлюдна, как многие думают. Там тоже живут… Только сведения эти секретны… Ты обещал, что Лиру не тронешь!

— Да нужна она мне, — рассеянно пробормотал я, обдумывая информацию. — Откуда знаешь про Пустошь?

— От одного высокопоставленного лица, приближенного ко Двору. Случайно узнал…

Фирд замолчал, выгнулся и вдруг выкрикнул заклинание. Надо же, даже сквозь мой аркан смог пробиться, а ведь он магию полностью блокирует похлеще отведи-камня. Ледяной клинок пролетел возле моего лица, содрал кожу с щеки и разлетелся, встретившись с моим файером. А то такие штучки имеют гнусную привычку возвращаться к жертве, пока не добьют.

— Промазал, ловец, — фыркнул я. Файер врезался в стену, разбрасывая оранжевые искры.

Тканевые драпировки вспыхнули мгновенно, затрещали весело. Я дернулся в сторону, а Фирд сделал последний вдох и начал высыхать. Его сила хлынула в меня, сбивая с ног и, словно бабочку иглой, пришпиливая к полу. Еще один минус такого ритуала — на несколько минут забирающий совершенно беспомощен. И в эту минуту меня с легкостью смог бы убить и ребенок. Но никто сюда так и не вошел. Очнувшись, я помотал головой, слегка контужено рассматривая горящие занавески. Руны передачи погасли, от толстяка Фирда остался лишь высушенный, обтянутый кожей скелет, который даже некроманты не смогут поднять. Но я на всякий случай превратил содержимое его черепа в кашу, чтобы ни один умник не смог добыть оттуда воспоминания обо мне. Чужая сила разливалась внутри холодом, пока чужеродным, колючим, но скоро нагреется и перестанет причинять неудобство.

Огонь уже пожирал деревянные книжные шкафы, набитые книгами, лизал ковер на полу. Так что я решил, что мне не стоит задерживаться. В коридоре было по-прежнему тихо, обитатели дома мирно спали в своих кроватках и видели хорошие сны. Я вошел в комнату девушки, мельком посмотрел на раскинувшееся на постели тело. Свет луны мягко очертил юное красивое лицо. Но останавливаться не стал. Силы было с избытком, так что выпрыгнул из окна, на лету сплетая воздушный аркан. В разрыве защиты убрал свой знак, позволяя серебристым линиям слиться, и пошел по улице в сторону башни.

Обернулся на пригорке — дом толстяка Фирда стоял, объятый заревом пожара, освещая ночную улицу огромным факелом. Я даже удивился, что так быстро разгорелось, хороший файер получился, мощный. И вспомнил, что не убрал аркан тишины, не позволяющий людям внутри услышать рев пламени. Пожал плечами и отвернулся. Как говорят монахи, все в руках Богини — и жизнь, и смерть.

До рассвета мне предстояло сделать еще одно дельце — разрушить эту проклятую башню, в которой меня держали. Кроме того, что мне просто хотелось ее уничтожить, внутри оставалась моя кровь, а первое, чему я научился, встав на путь чернокнижника, — это не оставлять следов. Уроки эти были слишком болезненные, так что я запомнил. Главная проблема — отведи-камень, гасящий магию, но, как я уже говорил, всегда можно найти лазейку. Ну, или почти всегда. Если бы я собирался кого-то из башни вытащить, то не смог бы, но я всего лишь хотел ее разрушить до основания. А это гораздо легче.

На мгновение вспомнил о старике Море. Но лишь на мгновение.

* * *

Обратный портал я чертил второпях, с удовольствием поглядывая на обугленные руины башни. Шума я навел достаточно, когда стены рухнули, кажется, земля содрогнулась, и весь спящий Лаор подпрыгнул. Мне эта мысль доставляла удовольствие, надо признать. Силы пришлось потратить немало, руны разрушения высасывают ее из мага, словно жадный телок — молоко из вымени, но результат того стоил. Башня рухнула, сложилась внутрь, и на месте застенок местного Круга образовались развалины, медленно проваливающиеся в зыбучий песок. И над всей этой красотой висело облако пыли и мелкой каменной крошки, вопли тех, кто оказался поблизости, и проклятия выживших. Хотя таких было немного. Рассвет уже мазнул городишко светом, а я спешно открывал переход, затащив в круг одного из стражников. При разрушении его оглушило, но мужик был жив. И что самое приятное, я его прекрасно помню — один из тех, что тащил меня к Фирду, отпуская скабрезные шуточки.

Отличная жертва для моего портала.

Ауру я размыл заблаговременно, конечно, потому что ловцы и стражи все-таки очухались и принялись меня ловить. И убивать. Арбалетные болты взрывали землю вокруг моего щита, один даже пробил и разодрал мне спину, потому что основные силы я тратил на создание портала. Так что я счел за лучшее убраться как можно скорее. Жертва пришла в себя и смотрела на меня круглыми глазами, но я уже читал заклинание, вытягивая из стража жизненную силу.

Конечно, ни одно из моих сегодняшних действий не входит в разряд разрешенных Империей, да что там, если меня найдут или поймают с активной руной разрушения или человеческой жертвой в пентаграмме, то светит мне Круг и пыточная, а после — виселица. Но когда это чернокнижников останавливало?

К тому же и Фирд не играл по правилам, так что мы квиты. А над всеми законами Империи всегда главенствует закон жизни: кто сильнее — тот и прав.

В данный момент сильнее был я. Ну или хитрее и наглее.

Еще миг полюбовавшись на картину разрушения и хаоса, я зажег руну перехода и задержал дыхание. У стен монастыря — выдохнул и вывалился на траву. Полежал, рассматривая медленно светлеющее небо и гаснувшие звезды. Резерв почти исчерпал, спина болела, но я даже улыбался. Ничто так не поднимает настроение, как раздача долгов. Лаор мне задолжал, и я это исправил.

От стража остался неприглядный труп, портал полностью вытянул его силы. Тело развалилось, когда я тащил его в кусты, чтобы не привлекало внимания. Слегка завалил ветками, отошел, прищурившись. С тропинки не видно, а дикие звери растянут ошметки довольно скоро.

Отряхнув руки, я направился ко входу в монастырь, намереваясь наконец-то поспать.

ГЛАВА 8

Вот только отдохнуть мне так и не удалось. Стоило устроиться на узкой лежанке в келье и закрыть глаза, как дверь распахнулась, впуская Армона. Я вздохнул. А ведь сначала мне пытался запретить войти служитель, потом — читать нотацию Просветленный, а теперь вот и напарник оказался не в меру пунктуальным. Армон втащил в келью трясущегося старичка и кинулся ко мне.

— Жив? Я боялся опоздать! — напарник выдохнул и прислонился к стене. Судя по его виду, он промчался на четырех ногах без отдыха через половину Империи. Я хмыкнул.

— Ты этого старикашку на себе тащил? Хотел бы я на это посмотреть!

— Вижу, ты чувствуешь себя лучше, чем я думал, — сухо бросил Армон и принюхался. Я наблюдал за ним с интересом. Нюх оборотня — это нечто особенное, и мне было любопытно, что он почувствует в этой келье? Но что бы напарник ни унюхал, говорить он об этом не стал. И даже на его лице я не смог увидеть эмоций, кажется, Армон контролирует себя все лучше.

Он лишь кивнул на дрожащего старика, который, похоже, был в шоке от поездки на оборотне.

— Целитель, Лекс. Я надеюсь, ты сдержал свое обещание.

— Ни один монах не пострадал, — я фыркнул с насмешкой.

Армон кинул на меня острый взгляд и нахмурился. От его взгляда, конечно, не ускользнул ни перепачканный в крови балахон, ни некое изменение ран на моем теле.

— Где ты был?

— Ты точно хочешь это знать? — я сел на кровати, в упор рассматривая Армона. — У нас с тобой договор, напарник. Ты не лезешь в мои дела, я — в твои. А за целителя — спасибо, он мне пригодится. — Армон рассматривал меня молча, лишь зубы сжал. Что-то в происходящем ему сильно не нравилось, но правила он помнил. Мой напарник из тех, кто все еще верит в правила. Он пожал плечами.

— Как скажешь. Надолго мы здесь?

— До утра. Нам обоим надо отдохнуть. А тебе еще и восстановить свою гордость после того, как побыл ездовой лошадью для этого полудохлого старикашки. Кстати, может, ты позаботишься о своем умирающем друге и найдешь мне что-нибудь пожрать?

— Сам найдешь. — Армон сверкнул желтыми глазами. — Как я погляжу, тебя и захочешь — не убьешь, Лекс. Ты просто на удивление живучий.

— Мне показалось, или в твоем голосе прозвучало сожаление? — изумился я.

— Ты точно хочешь это знать? — вернул он мне насмешку и ушел.

— Неужели у волчонка прорезаются зубы? — буркнул я, но дверь за напарником уже закрылась. Хотя с его слухом он, скорее всего, расслышал. Я перевел хмурый взгляд на трясущегося в углу целителя.

— Так и будешь там сидеть? Я тут кровью истекаю, тащи сюда свою тощую задницу. И надеюсь, резерв силы у тебя побольше храбрости!

— Я потомственный целитель… У меня грамоты… — проблеял врачеватель.

— Вот и займись делом! А не изображай в углу чучело.

Старик осмотрелся, кажется, начиная приходить в себя.

— Но где я? Да как вы смеете! Меня притащили, словно мешок со свеклой! Я буду жаловаться!

Я стянул балахон и ткнул пальцем в месиво на спине.

— Рот закрой и работай. Иначе я просто заберу твою силу, старик.

Не знаю на счет резерва, но ума у него хватило заткнуться и приступить к моему исцелению.

* * *

Свое дело старикашка знал, и уснул я хорошо залатанным. Рана затянулась новой розовой кожицей и почти не болела. Целитель велел ее не тревожить и спать на животе, но мне уже было все равно, хоть стоя, лишь бы меня никто несколько часов не трогал. Уснул с легким опасением, еще жива была память о пробуждении на Изнанке, но в этот раз ни демоны, ни кошмары меня не тревожили.

Проснулся, как от толчка, потянулся. За стенами монастыря была ранняя заря, час, когда поют первые петухи. Я всегда знаю время с точностью до минуты, даже сидя в глухой келье без окон. Во время сна мой резерв пополнился, и исцеление завершилось.

Свесив ноги с лежанки, я помотал головой, окончательно просыпаясь, и решил раздобыть какой-нибудь еды. В темных узких коридорах монастыря было сыро, темно и безлюдно. Я спустился вниз, зная, что монахи в это время уже должны распевать свои песнопения, славя древних богов. По дороге удалось поймать одного из служителей, и он направил меня в пристройку, где уже сидели за широким столом Армон и Одри. Они молчали и старательно друг от друга отворачивались. Я широко улыбнулся, усаживаясь в стороне от них обоих.

— Кого хороним? — Меня наградили злыми взглядами, я пожал плечами и потянул носом. — Сдается, кормежка здесь так себе, ну хоть что-то. Эй, прислужник, неси, что у вас там есть!

— Здесь нет прислужников, и ты об этом прекрасно знаешь, Лекс, — хмыкнул Армон.

— Утро перестает быть радостным, — проворчал я и отправился за едой. Седой косматый монах плюхнул мне на тарелку комок склизкой каши.

— А мясо?

— Мы не едим живых существ, — испугался старик.

— Так я живого и не прошу. Согласен на мертвого. На смачный и толстый кусок мертвого и слегка прожаренного мяса!

— Боги с вами, — монах сложил пальцы в охранном жесте, а я вздохнул. Никакого чувства юмора, скука. И каша. Но есть хотелось так, что даже этот комок заглотил в один присест. Напарник и Одри упорно смотрели в разные стороны, забавно так. Я облизал ложку и окинул девушку взглядом.

— Неплохое платьице. Только слишком много пуговиц, мне не нравится.

— Мне совершенно наплевать, что тебе нравится, — прошипела она. Армон нахмурился.

— Какие у тебя планы, Лекс? И может, расскажешь наконец, куда ты исчез из собственной постели? Я тебя еле нашел.

Я постучал пальцами по деревяшке стола.

— Не поверишь, мой дорогой Армон, но исчез я прямиком на Изнанку.

Напарник вздернул изумленно брови.

— Это очередная несмешная шутка?

— Если бы. Но уснул я в родовом поместье дядюшки, а глаза открыл на скале под двойным небом…

Я вкратце рассказал, что со мной произошло, минуя рассказ о демоне-Дориане. Лишь упомянул, что видел его, но пообщаться нам не удалось. Решил придержать эту информацию на будущее, возможно, мне она пригодится для дальнейшего манипулирования девчонкой. Я уже прикинул несколько вариантов, как использовать ее способности иллюзиона. Главное, пусть она верит, что ее дружка еще можно вернуть.

— Но это невозможно, — воскликнула Одри. — Ты перенесся без портала? Без ритуала и призыва? Но как?

— Понятия не имею, — протянул я. — И поверь, собираюсь это выяснить. И для начала мы отправляемся в Кайер, будем искать хоть какие-то сведения.

— Как ты их будешь искать? — спросил Армон.

— У меня есть приятели, которые могут что-то знать. Вот с них и начнем. — Я промолчал о своей книге, надежно спрятанной от всех живых. Я надеялся найти в ней если не ответ, то хотя бы указания.

— Я могу поговорить со знакомыми, — предложила Одри. — У дяди обширные… связи. Возможно, кто-то что-то знает!

— Слишком опасно, — покачал головой Армон. — Если до ловцов дойдет слух, какими сведениями мы интересуемся, за нами явится отряд задержания. А среди знакомых твоего дяди вполне может оказаться тот, кто работает на имперцев.

— Но…

— Ты прав, мой желтоглазый, — перебил я девчонку. — Хотите жить — держите язык за зубами. И кстати, Армон, надеюсь, ты догадался прихватить побольше деньжат. Я смогу открыть портал лишь до Междуречья, дальше уже слишком много ловушек натыкано, может затянуть. Да и ни к чему нам лишнее внимание. Так что добираться будем своим ходом. И еще я жутко хочу сменить этот балахон на штаны и съесть приличный кусок мяса, так что не будем задерживаться. Притащишь какого-нибудь кабанчика? Здесь в окрестностях много живности.

Армон кивнул и поднялся из-за стола. Кинул быстрый взгляд на Одри, отвернулся и ушел. Я снова постучал пальцами по столу.

— Ты ему не сказала.

Это был не вопрос, конечно. Я довольно хорошо изучил своего напарника.

— Нет, — она поджала губы.

— А что так? Постеснялась? Помнится, предлагала ты себя весьма уверенно. Знаешь, у тебя так забавно рот открывается, когда стонешь…

— Заткнись, — она побледнела от ярости и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

— На случай, если ты не знала — у оборотней потрясающий нюх. И Армон как-то говорил, что утратившая невинность женщина начинает пахнуть по-другому. Ну и мужиком от нее разит, с которым была… Тебе нравится пахнуть моим телом, малышка Одри?

Ничего подобного я от напарника не слышал, но не мог упустить возможность позлить девчонку. Очевидно, что мнение Армона ей было небезразлично. Она уставилась на меня с такой ненавистью, что на душе полегчало. Усмехнулся и послал ей воздушный поцелуй.

— Нравится издеваться? Просто сделай, что обещал, и никогда меня больше не увидишь! — она отвернулась. — Найди Дориана!

— Интересно, зачем тебе этот аптекарь? — задумчиво протянул я.

— Он мой друг!

— Да ладно?

— Тебе не понять! — она вздернула голову, окинув меня презрительным взглядом. — Ты не знаешь, что такое дружба. То, как ты ведешь себя с Армоном… Ты отвратителен, Лекс.

— Ох, сколько страсти, — я насмешливо фыркнул. — Я почти проникся. Ключевое слово здесь «почти».

— Однажды ты пожалеешь о своих поступках, — она поднялась, гордо выпрямив спину.

— Ну да, и уйду в монастырь, — рассмеялся я. — Видишь, уже присматриваю достойное местечко для замаливания грехов. Какая наивность.

— Наивность или нет, а Дориана ты найдешь, — бросила она и, развернувшись, ушла.

— Мечтай, — пробормотал я. Кинул неприязненный взгляд на монаха. — Что, ни одного куска мяса не завалялось? Нет? Отвратительное гостеприимство. Вашим богам должно быть за вас стыдно.

— Да как… да что… — залепетал монах, а я пошел к выходу, раздумывая, где мне лучше начертить пентаграмму.

* * *

Переход мы совершили благополучно, хотя портал и вытянул из меня порядочно сил. Пришлось забить дикого кабана и снова целиком измазаться в крови. Перенести троих ровно в три раза сложнее, чем одного. Я даже подумал, а не добавить ли мне в рисунок одну хитрую руну, чтобы Одри закинуло в какое-нибудь болото, но стоило это представить, и нутро скрутило болью, словно мне дали под дых. Я зашипел сквозь зубы. Кажется, начинаю чувствовать действие нашей связи во всей красе. Кинул на девчонку убийственный взгляд. Ладно, пусть пока живет, может, пригодится. Избавлюсь… позже. Внутри снова полыхнула боль. Так что я постарался выкинуть из головы мысли о медленном и мучительном убийстве и сосредоточиться на портале.

Вышли недалеко от тракта, ведущего к довольно крупному городу Междуречья. Первым делом я посетил местную городскую купальню и раздобыл одежду, а Армон тем временем купил лошадей. Конечно, можно было воспользоваться местным городским порталом до Кайера, но все они хорошо охраняются, а самое плохое — перевозчики всегда делают слепок ауры тех, кого переправляют. А светить своей я точно не собирался. Слишком уж она у меня черная, такой отпечаток перевозчик точно запомнит, а то и ловцам стукнет, на всякий случай. Темных в империи не жалуют. Поэтому пришлось трястись на лошадях.

— Себе мог бы и не брать, — проворчал я напарнику, — денег бы сэкономили. Все равно ты бегаешь быстрее этих кляч!

— Мне нельзя долго оставаться в звериной форме, — Армон, прищурившись, рассматривал горизонт. — Поторопитесь, будет гроза. Надо добраться до постоялого двора раньше, если не хотите ночевать в лесу под дождем.

Довод был убедительным, чтобы как следует ударить сонную кобылу пятками.

И все же мы промокли, правда, уже на подъезде к Кайеру. Холодный осенний дождь промочил мой плащ, и все, о чем я думал — это как разожгу камин в гостиной, налью себе черничную настойку из дядюшкиных запасов и прикажу Бритте приготовить тушеного ягненка со сливочным соусом. Я уже чувствовал на языке божественное сочетание сладкого мяса и горьковатого напитка, когда возле ворот поместья Армон натянул поводья.

— Стой. — Его глаза разом пожелтели, и зрачок вытянулся.

— В чем дело? — нас догнала отставшая Одри.

— Мои ловушки нарушены, — голос напарника стал ниже. — И некоторые сработали. Оставайтесь здесь.

Он беззвучно спрыгнул на землю и пошел вдоль ограды к тайной дверце в стене. Ворота распахнулись через двадцать минут, и, судя по мрачному виду напарника, хорошие вести меня не ждали.

— Что там?

— Сам увидишь.

Увидел. Пока нас не было, дом просто разворошили, словно муравейник палкой. Казалось, в нем разбили все, что можно было разбить, вспороли постельные тюфяки, вскрыли все шкафы, комоды и разрезали обивку на банкетках и кушетках. Разворошили одежду, перевернули и раскурочили мебель, расколотили напольные вазы, и — тут я застонал и почувствовал, как взвилась внутри темная сила, — разбили бочку с черничной настойкой!

Мы застыли в гостиной, весь пол которой покрывал слой перьев, соломы, осколков и прочего трудноопределяемого мусора!

— Убью, — сквозь зубы прошипел я.

Армон бросил на меня быстрый взгляд. Напарник знал, что обычно я не стесняюсь в выражениях, а если молчу, значит, доведен до крайности. Он тихо потянул Одри в сторонку.

— Лукавый Грох! — воскликнула Одри. — Что здесь произошло? Сражение?

— Может, грабители? — предположил Армон.

Я прошел через комнату, скрипя зубами от хруста битого стекла. Поднял из мусора крышку музыкальной шкатулки, сжал в ладони.

— Это точно не воры, — Одри присела, потянула из мусора остатки старинных песочных часов, что раньше украшали каминную полку. — Ни один вор такого не сотворил бы. Мне кажется, у вас что-то искали.

— Но что? — Армон оглянулся. Сесть было некуда, все покрыто слоем грязи и мусора. — Мои ловушки сработали, но ни крови, ни трупов я не нашел.

— Зачистили, — я бросил крышку в мусор и заложил руки за спину. Напарник поднял голову.

— Ловцы?

— Возможно. Хорошо зачистили, ни крови не осталось, ни ауры. Только след магии и то слабый.

— Что они искали?

Я пожал плечами.

— Думаете, в Круге узнали, что это Лекс открывал портал в моем доме?

— Если бы у ловцов были доказательства, нас бы ждали с кандалами, — возразил Армон. — Они перевернули весь дом, но потом ушли. Уверен, что это дело рук Круга?

— Сейчас посмотрим. Помоги мне.

Я пнул остатки банкетки, и она отлетела через всю комнату, разлетевшись острыми, как иглы, щепками от вложенной мною темной силы. Одри отшатнулась в сторону, Армон рыкнул. Скрипнув зубами, я поднял ладони. Очень хотелось кого-нибудь убить, но пришлось обойтись без жертвы. Грань времени без ритуала мне не открыть, но я мог отмотать ленту событий по-другому. Этот способ был слишком опасным, чтобы прибегать к нему часто, но моя злость требовала действий. Мне нужно было знать, кто за этим стоит.

Резанул себе запястье, выкрикнул заклинание и откинул голову. Черная тварь на моем плече ожила, пробила кожу и поползла вниз, отпущенная на свободу. Она похожа на червя-паразита, давным-давно мертвая, но все еще слишком сильная. Я зову ее Ши, по имени первой девчонки, разделившей со мной койку. Они похожи, та тоже была худой и извивалась, словно змеюка. Мне было тринадцать, и я ее терпеть не мог. Так же, как и эту тварь, что живет у меня под кожей. Ши сунула узкую безглазую морду в теплую кровь, присосалась жадно. Перед глазами потемнело, но я смотрел внимательно, ловя образы на внутренней стороне век. Тварь разбухала от моей крови, становясь слишком тяжелой, запястье ныло, а я все смотрел…

— Время, Лекс, — Армон сильно встряхнул меня, возвращая в действительность. Ши разрослась до ртутного блестящего сгустка размером с мою руку, черный хвост теперь касался моего загривка. Треугольная башка попыталась укусить и напарника, но я вздохнул и выкрикнул слова, вновь загоняя ее под кожу. Рука сразу онемела так, что пальцами я не смогу пошевелить пару дней. Голова кружилась, и внутри разлилась слабость, мертвая Ши способна вытянуть всю кровь и завладеть телом, если ее не остановить вовремя. Но она живет во всех реальностях и временных гранях одновременно, и, сливаясь с ней, я могу заглянуть в прошлое.

Правда, терпеть не могу этот способ.

— Что ты увидел? — поторопил напарник.

— Ничего, — я выдавил смешок и покачал головой. — Ничего. Пусто. Плохо дело, мой ненаглядный, потому что тот, кто решил разорить меня на уборщиках, отлично владеет силой.

— Светлой?

— Не знаю, — я сел на пол, прямо в кучу какого-то тряпья. — Ничего не увидел. Все стерто, — окинул взглядом гостиную. — Подчистую. Я так не умею и даже не представляю, как это делается. И это наводит на нехорошие размышления.

Армон покачал головой.

— Думаю, нам лучше отсидеться в другом месте, Лекс. Пока все не… выяснится.

Я лег, потому что слабость не давала мне даже сидеть. И скривился. На потолке висел голый крюк, даже люстру содрали, сволочи.

— Ты прав, надо уходить…

— Я соберу все, что нам понадобится, — Армон пошел к двери. — Ну или то, что уцелело…

Одри метнулась следом за оборотнем, я хмыкнул и закрыл глаза. Правильно метнулась. Сообразила, за счет кого я намереваюсь пополнить свой резерв. Снова посмотрел на потолочный крюк. Вот теперь я точно найду того, кто это затеял. И проведу над ними самый ужасный ритуал, какой смогу вспомнить. Может, превращу в нежить и заставлю мне служить. Или буду по капле выдавливать кровь, растягивая агонию на долгое время. Или просто хорошенько набью морду. Для начала.

Успокоив себя такими мыслями, я встал и поплелся к двери.

ГЛАВА 9

Для начала мы поругались с Армоном, потому я категорически не хотел тащить Одри в наше тайное логово.

— Какое оно тайное, если показывать его… всяким? — злился я.

— Я не всякая! — взвилась девчонка.

— Да ладно? А кто ты? — уставился ей в лицо, подначивая, чтобы проболталась. Но нет, смолчала, прикусив язык. Я хмыкнул.

— Всякая, значит.

— Здесь оставаться опасно, — напарник принюхивался тревожно. — И мы лишь теряем время! А идти нам больше некуда. Или ты предпочитаешь ближайшую подворотню?

— У меня есть домик на окраине Кайера, — сердито бросила Одри. — Можете пока пожить там.

— Какая неслыханная щедрость! Особенно после того, как из-за тебя мой дом превратился в помойку!

— Я не виновата в этом! — заорала Одри.

— Заткнитесь оба и залезайте на лошадей! — прошипел Армон. — Где этот дом?

— На северной окраине, — хмуро бросила девушка и отвернулась.

— Значит, решено, — подытожил напарник и тоже пошел к лошадям.

— А мое мнение не надо спросить? — обозлился я.

— Лекс, или ты идешь с нами, или оставайся здесь!

Я подумал, а не швырнуть ли в спину Армону файер, но решил не тратить силу. Швырну потом, когда немного отойду. Впрочем, силы возвращались ко мне довольно быстро. Но пока я лишь залез в седло и дернул поводья.

* * *

Домик на окраине оказался маленьким, тесным и пыльным. Всего две комнатки, похожие на чулан, сырой подвал и чердак, на котором было невозможно стоять в полный рост.

— Отвратительно, — осмотрелся. — А куда я буду девочек приводить?

Одри презрительно фыркнула и ушла в тесную и неудобную купальню, в которой вместо нормальной каменной чаши для омовений стояла деревянная кадушка. И даже водопровода здесь не было, Армон молча прихватил ведро и отправился к колодцу. Вдвоем с хозяйкой этого гнусного местечка, которое и домом-то назвать язык не поворачивался, они навели относительный порядок. Я в процессе уборки не участвовал, хотя и не удержался от раздачи ценных указаний.

— Там пыль осталась, — указал я Одри на древний трухлявый комод, развалившись в таком же доисторическом кресле. Девушка махнула тряпкой. — Ниже. Еще ниже. Детка, ты ослепла? Там все в паутине.

— Нет здесь паутины, — возмутилась она. И все-таки сообразила, что стоит, склонившись и отставив зад, обтянутый серым платьем. Выпрямилась и бросила на меня злой взгляд. Потом швырнула тряпку в мою сторону, правда, не попала.

— И с прицельностью у тебя проблемы, — съязвил я. — Или вернее сказать… с цельностью? Особенно в некоторых местах?

— Может, хватит ко мне цепляться? — прошипела она, даже губы побелели от злости.

— Так я только начал, — уверил, закинув ногу на подлокотник. — Это называется семейная жизнь, малышка.

— Чтоб ты сдох, Лекс! — выплюнула она, я весело рассмеялся.

— Становись в очередь из желающих.

— Не сомневаюсь, что эта очередь очень длинная!

— Не очень. Большинство из стоящих в ней уже покойники, — ласково уверил я.

— Ты мне угрожаешь?

— Что ты, милая. Я обрисовываю перспективы.

— Ты меня не тронешь, — она вскинула голову. — Не сможешь.

— Всегда есть лазейка, — я улыбался, с удовольствием рассматривая ее бледнеющее и краснеющее лицо. — Кстати, я не против слегка развлечься. Начнем?

— О чем это ты? — она попятилась к двери.

— О супружеском долге. Собираюсь честно и ответственно его исполнить.

Приподнялся, и, придушенно пискнув, Одри вылетела за дверь. Ее шаги простучали по лестнице, кажется, девчонка металась в панике, не зная, куда от меня спрятаться. Я упал обратно. Как будто мне заняться больше нечем, отлавливать в этой лачуге перепуганную девчонку. В другой раз развлекусь, когда скучно станет.

Я вновь задумался о том, что искали в моем доме. И, похоже, не нашли. Беспокойство грызло изнутри, подталкивая проверить мою догадку и убедиться, что книга на месте. Конечно, я не дурак, чтобы хранить талмуд там, где живу. Это слишком опасно, и не только потому, что ее могут найти. Такие артефакты надо держать как можно дальше от живых, мертвое всегда норовит завладеть жизнью.

Солнце уже опускалось, а значит, самое время для прогулки. Когда я вышел из дома, Армон добросовестно устанавливал ловушки вокруг нашего убогого пристанища.

— Далеко собрался? — он окинул меня взглядом, посмотрел на мешок за плечом.

— Прогуляюсь.

— Моя помощь нужна?

— Нет.

Армон кивнул и вернулся к своему занятию. Напарник у меня понятливый.

По дороге я несколько раз менял направление, путал след, растекался туманом и тьмой. Делал все, чтобы сбить со следа преследователей, если бы такие оказались. Мое чутье молчало, но лучше проделать все эти сложности, чем привести врага в свое логово. Так что на кладбище я оказался лишь в полночь, когда погрызенный с одного бока месяц уже завис над старым погостом. Жальник был старый, давно недействующий, решетка на кованых воротах покрылась ржавчиной. Я присел, внимательно осмотрел свои руны. Не тронуты, что меня порадовало. Значит, гостей в мое отсутствие не было. Через ворота не пошел, обошел ограду и перелез через каменную кладку. Вздохнул полной грудью. Каменные изваяния скорбно смотрели на меня в свете звезд, провожали взглядами, пока я шел по дорожке. В глубине возле засохшего дуба стоял склеп. Заколоченные двери щетинились железными штырями и осиновым крестом, прибитым на створку. Такие отпугивают обычных кладбищенских воришек, а мои руны отворачивают заезжих некромантов. Впрочем, последним на этом погосте делать нечего, здесь слишком давние трупы, сгнившие, даже поднимать нечего. Истлевшие кости не годятся даже в качестве учебного материала для новичков, так что некроманты предпочитают жальник на другом конце города.

Каменная горгулья, что стояла у входа в склеп, смотрела с ожиданием. Я приложил разрезанную ладонь к ее лицу и прошептал заклинание. Горгулья шевельнулась, лизнула мне кожу раздвоенным языком.

— Но-но, не увлекайся, — буркнул я. — Ты нежить, тебе ни к чему столько крови.

— Жжжадный… — проскрипела горгулья.

— А то, — хмыкнул я. — На вас кровушки не напасешься. Открывай.

— Ещщще?

— Обойдешься. Я дань отдал, открывай.

— Обижжжаешшшь…

— Разрушу, — пообещал я.

Горгулья клацнула зубами и медленно повернулась вдоль своей оси. Осиновый крест на створке склепа тоже начал вращаться, все ускоряясь и сливаясь в новую фигуру круга, в котором железные штыри вырисовывали знак бесконечности. Я смотрел внимательно, чтобы не пропустить момент. И когда вращение достигло необходимой скорости, резко впечатал в дверь ладони, останавливая его. Выдохнул. Если не рассчитать момент, то штыри пробьют руки — не слишком приятное развлечение. К тому же на них споры ядовитого гриба, вызывающего медленное и неотвратимое разложение тканей.

Створки дрогнули и медленно разъехались в стороны, а я шагнул в плесневелое нутро склепа.

— Ну здравствуй, учитель, — насмешливо отвесил поклон, когда во тьме вспыхнули злобные алые глаза. — Давненько не виделись.

— Еще бы столько же… — голос его ударил по ушам. Мой наставник все еще пытается причинить мне боль.

— Это как получится, — обрадовал я, зажигая факел.

Нутро склепа озарилось дергающимся пламенем, и я прошел к установленному внутри гробу.

— Никчемный, жалкий воришка! — прошипел наставник. — Не смей ее трогать! Она тебе не принадлежит!

Существо, некогда бывшее моим учителем, оскалилось, показав два ряда черных, но острых зубов. Ветхие куски одежды не скрывали гниющей плоти и сочащихся язв на тщедушном, скрюченном тельце. Когда-то его звали мэтр Кархан, сейчас это была регенерирующая нежить, все никак не желающая подыхать. Наставник оторвал от своей руки кусок плоти и сожрал его. Черная дыра медленно начала затягиваться красным мясом. Я оттолкнул его ногой.

— Ничтожество, не смей!

Кархан завизжал, давясь липкой слюной и остатками гнилого мяса.

— Отвали, не то получишь, как в прошлый раз, — предупредил я, сдвигая крышку гроба.

Наставник отпрыгнул, памятуя о том ударе, который размазал его по стенке. Но, как я уже говорил, умереть он не мог. Смешно, но это не я сделал его таким, а он сам. Наставник привязал себя к книге еще при жизни, только я об этом не знал, когда воровал ее. И самое странное, что артефакт признал нового хозяина в моем лице. Ну а Кархан остался вечным слугой возле нее, не мертвым и не живым, но по-прежнему злобным. Он сыпал проклятиями, но не приближался.

Из-под тяжелой крышки показалось бледное лицо. Кожа словно лепесток лилии, прозрачная, ровного молочного цвета. Черные ресницы на этом лице кажутся перьями ворона. Ее губы полные и всегда чуть изогнуты, словно в насмешке, а волосы иссиня-черные и шелковые на ощупь. Она прекрасна так, как не может быть живая женщина. И иногда я понимаю, почему Кархан пожертвовал жизнью, чтобы служить ей.

Даже меня всегда тянет на поэтические сравнения при виде ее.

Книга никогда не была рабой чернокнижников, это темные во все времена преклонялись перед ней. Рано или поздно это случается со всеми, может, поэтому я надеюсь на «поздно» и прихожу сюда, как можно реже.

Ее зовут Лантаарея.

Я привычно полюбовался на нее и провел ладонью по нежной коже.

— Просыпайся. Мне нужны ответы.

Веер ресниц приподнялся, являя взгляду темноту под ними. Глаза без белков, сплошная тьма — бесконечность, в которую лучше не заглядывать.

— Мой повелитель, — в ее голосе ни капли почтения, лишь насмешка. Лантаарея прекрасно знает, кто кому служит. — Я ждала тебя. Но ты так редко меня навещаешь… — она села, и полупрозрачная ткань соскользнула с точеных плеч.

— Смени облик, — приказал я, чувствуя, как желание лишает способности думать. Она слишком красива, темнота в женском обличье.

— Разве я не нравлюсь тебе такой? — ее голос ласкает слух и успокаивает. — Разве я не красива? Посмотри на меня…

Черные волосы спадают в истлевшее убранство гроба блестящей волной. Губы наливаются цветом, а грудь бесстыдно дразнит рубиновыми сосками. Я почти забываю, зачем пришел сюда, я забываю даже о том, кто я, я не слышу проклятий наставника, давно утратившего человеческий облик, я думаю лишь о жестком и продолжительном…

Бам!

Ловушка, что я бросил, когда вошел, взорвалась как раз вовремя. Гнилой запах коровьей требухи, что я прикупил у мясника, отвлек от сладкого запаха разложения, исходящего от Лантаареи. А мелкие осколки довольно чувствительно впились мне в шею и спину, возвращая в реальность.

— Смени облик! Приказываю! — я вскинул руки, повелевая ей. И со смехом Лантаарея подчинилась. Я вздохнул с облегчением, когда на желтых кружевах гроба оказалась толстая книга в черной обложке. На миг она натянулась, являя оскалившееся женское лицо, но тут же вновь разгладилась. Я выдохнул. Самое сложное позади.

Правда, вновь заголосил Кархан.

— Ты обидел ее! Обидел мою красавицу! Ничтожная тварь! Поганый вор! Сдохни!

— Да что ж за день такой, — пробормотал я, расставляя камни для ритуала. — Все мне сдохнуть желают.

— Урод! Поганец! Кусок вонючего…

— Но-но, угомонись, — я швырнул в нежить файер. Кархан заверещал, катаясь по полу, чтобы погасить тлеющую плоть.

— Ты слаб! Ты не имеешь права на Лантаарею!

— Она считает по-другому, — хмыкнул я, проверяя круг. Мне совсем не хотелось оказаться втянутым во тьму древних знаний.

— Ты плакал, как девчонка, когда я резал твоих собак! — Кархан погасил пламя и сменил подход. Теперь его голос приобрел знакомые презрительные нотки, а слова обрели унизительный смысл.

— Мне было семь лет, — я знал, что если ему не отвечать, он вновь перейдет на визг, который меня бесит.

— Ты слабак, Лекс… Всегда им был. Ты ничтожество… Ты ничего не умеешь… Ты никогда ничего не достигнешь… Духи говорят, а я слышу… Ты пьяница и урод, ты худший чернокнижник в истории, ты позоришь темных, ты жалок, жалок, жалок…

— Я знаю, учитель, — повернул голову, хмыкнул, заметив недоумение в алых глазах Кархана. Дурак. Я научился соглашаться со всеми его оскорблениями, когда мне еще не исполнилось и десяти. А он думает, что меня это задевает.

Широко улыбнулся и открыл черную обложку книги. Тьма вырвалась из-под нее черным облаком, обняла, застилая глаза. Тьма тянула меня к себе, соблазняла голосом Лантаареи. Но я вновь приказал повиноваться, и с шипением книга подчинилась. Желтые, исписанные рунами и буквами страницы я листал торопливо. Книга тоже забирает часть силы и жизни, в этом проклятом мире за все приходится платить.

Но я все же нашел то, что искал. И внимательно вчитался в строки. Прочитал три раза, осмысливая. Сухой лист повествовал о том, что Изнанка всегда рядом. Она прячется в мелочах: в синих глазах, в светлом камне, в рогатом дереве и пламени. В бесконечности и в отчаянии. В злости и боли. За каждым поворотом сна для того, кто видит этот сон. Изнанка придет к тому, кто зовет ее. А зовет ее тот, в ком есть Изнанка.

Я захлопнул книгу. Посмотрел на затихшего Кархана.

— И что это за муть? — поинтересовался я. — И ради этого бреда я отдал столько сил?

— Лантаарея знает суть, — зашипел наставник.

— Было бы неплохо, если бы она еще и изъяснялась понятнее, — я методично собирал свои камни, строго соблюдая порядок. Конечно, я разжился парочкой новых заклинаний, которые мне не терпелось испробовать, но вот ответов на свои вопросы так и не нашел.

Кархан засмеялся, хотя его смех больше напоминал кряхтение рассохшейся деревяшки.

— Лантаарея умнее глупого Лекса… она показала лишь то, что ты можешь осмыслить! Твой разум слишком убог для большего!

Я молчал, складывая свой мешок. Вот это правда. Строчки в книге появляются независимо от моего желания, каждый раз новые. Или я просто не управляю книгой до конца. Но продолжать я уже был не в силах, слишком устал.

Уходил под злобный визг Кархана, кажется, он вновь вспоминал тех собак, что тогда прирезал… И дались они ему? Думает, что для меня это имеет значение. Это было слишком давно, я и не помню. Наставник всего лишь пытался вдолбить в мою голову мысль, что нельзя привязываться к живым, однажды они умирают.

Кстати, я был ему за это благодарен.

Правда, тогда попытался Кархана убить.

Лантаарея вновь лежала в гробу и улыбалась, когда я закрывал крышку.

Я усмехнулся и поплелся в сторону дома, мечтая, наконец вытянуться на постельке.

К домишку на окраине дополз нескоро. Пришлось снова путать следы и менять направление, хотя устал я, как собака. Но проделал все с завидной педантичностью.

Окно лачуги слабо светилось, и я даже удивился, что мои «друзья» не спят. Растянул губы в гаденькой ухмылке, намереваясь спросить: неужели вы так беспокоились о старине Лексе, что вас замучила бессонница? Ловушки Армона на меня, понятно, не отреагировали, так что вошел я тихо. Постоял, прищурившись. Никто тут бессонницей не страдал и о моей скромной персоне не тревожился. Парочка самозабвенно целовалась, ладони напарника гладили рассыпавшиеся золотые волосы, а тело придавливало Одри к обеденному столу. Я подумал, что теперь точно не смогу за ним есть — побрезгую.

Развернулся и вышел, закрыв за собой дверь.

Кайер накрыл мелкий дождик, в столицу приходила осень.

Я накинул капюшон и пошел в сторону старых таверн, раздумывая, сколько у меня в кармане денег. И рассмеялся. Полуистлевший и жрущий сам себя Кархан даже не представляет, насколько он был прав.

ГЛАВА 10

Не помню, как оказался у дверей, выкрашенных в ярко-красный цвет, но подумал, почему бы и нет. К дорогому гостю, то есть ко мне, вышла самолично госпожа Хлыст — худая, как палка, затянутая в черное монашеское одеяние с неприятной растительностью над верхней губой. Она присела, выказывая почтение, правда, особой радости на ее лице я не заметил. Тоже ожидаемо, как ни полезен чернокнижник, но он везде персона нон грата, так же, как и ночные фиалки.

— Мне комнату и ужин, — буркнул я после приветствия.

— Кого из девочек прислать? — осведомилась мадам.

— Никого, — я пошел к лестнице с истертым бордовым ковром.

— Но… — госпожа Хлыст за моей спиной скривилась недовольно. Я нутром почувствовал желание возразить, что у нее не гостиный дом с койками. Но она промолчала, доказав в очередной раз, что не глупа. Со мной, действительно, лучше не сориться.

Я поднялся в комнату, которая нравилась мне здесь больше других, и упал на кровать, не снимая сапог. Закрыл глаза и почти уснул, когда дверь тихо распахнулась. Я лениво приоткрыл веки. У столика в центре комнаты плавно двигалась одна из близняшек, расставляя тарелки с едой. На ней был наряд этого заведения: красный корсет с неким подобием юбочки, ничего не прикрывающий, туфли на высоких каблуках. Она улыбнулась, заметив мой взгляд.

— Привет, Лекс. Помнишь меня?

— Ты — Терри.

Она похлопала голубыми глазищами.

— Как ты узнал? — в ее голосе было столько удивления, что я даже хмыкнул. — Нас с сестрой всегда путают!

Я пожал плечами и перевернулся на бок.

— Вы разные.

Она соблазнительно отставила бедро.

— Хочешь, я тебя покормлю, Лекс?

— Новая услуга для дорогих клиентов?

Терри слегка смутилась, потом сверкнула улыбкой.

— Я сделаю все, чтобы ты был доволен, Лекс! Просто позволь мне это!

Я вздохнул. Честно говоря, ничего не хотелось. Я желал просто закинуть что-нибудь в свой пустой желудок и поспать. Без снов, без мыслей, без воспоминаний и без похода на Изнанку. Снова вдохнул.

— Тащи сюда свой зад, Терри. И еду.

Она радостно подхватила поднос на ножках и поставила его на кровать. Деловито и привычно стащила с меня сапоги, развязала плащ и аккуратно сложила. Потом села рядом, поджав под себя ноги, обмакнула кусок мяса в острый соус и протянула мне. Я съел, рассматривая ее лицо.

— Так как ты нас с сестрой различаешь? — фиалка смотрела с любопытством. — Мы же одинаковые. Даже наши девочки путаются. Это из-за того, что ты… — она не договорила, но я и так понял.

— Нет здесь никакого колдовства, — я дожевал и потянулся к вину. — Вы просто разные. Двигаетесь по-разному, говорите. Ты смелее, смотришь в глаза с вызовом. Твоя сестра мягче и нежнее, любит медленные ласки и в жизни такая же.

— Хло — младшая. Я привыкла ее защищать, всю жизнь так, — Терри чуть улыбнулась, в ее взгляде скользнула нежность. Я промолчал, просто двигая челюстью. Мне неинтересны слезливые истории из жизни фиалок. По моему взгляду девушка это поняла и заученно широко улыбнулась. Провела пальчиком по моей груди, стирая каплю соуса. Потом засунула его в рот, облизала. Я поморщился.

— Я не в настроение, красотка.

— А если я сделаю так? — игриво протянула она и наклонилась, облизывая уже меня. — Может, ты передумаешь?

Я дожевал мясо, размышляя, как сильно девчонке влетит от мадам, если не передумаю. Меня это не волновало, с другой стороны, могу и уделить немного своего внимания. Я выпил еще, ощущая желание напиться до блаженного забытья. Пожалуй, так и сделаю. После. А пока… перевернул девушку.

— Я предпочитаю так, — ее юбочка оказалась на спине.

— Я помню, — она тихо рассмеялась и охнула. Стоны Терри наполнили комнату, я послушал их, потом склонился к девичьей шее, испытывая желание вцепиться в кожу зубами.

— Нас больше не слушают, можешь так не орать, — негромко сказал я.

Она затихла и перевернулась, поправила свой наряд.

— Откуда ты знал, что нас слушают? — тихо осведомилась она.

Снова пожал плечами, молча налил стакан и протянул ей. Сам выпил из горлышка. Объяснять, что я лично установил в этом заведении кучу магических ловушек, которые слышу, как их хозяин, не стал. Ей эти сведения ни к чему. Девушка отпила вина, не спуская с меня глаз.

— Лекс, почему у тебя такие волосы?

Этот вопрос я не раз видел в глазах людей, правда, задавать его мне мало кто решался.

— Увидел в детстве страшный сон и поседел с перепуга, — усмехнулся я.

— Ты не любишь говорить о себе, да, Лекс? — слегка заплетающимся языком протянула Терри. Я подвинул ей тарелку с мясом. Судя по тому, как быстро девчонка опьянела, наверняка голодная.

— Ешь. Разве вас не учат, что когда рот женщины занят делом, а не болтовней, она гораздо привлекательнее?

Фиалка рассмеялась и с аппетитом накинулась на еду.

— Ты только притворяешься злым, — с набитым ртом протянула она. — А на самом деле не такой.

Я хмыкнул. Ну да.

— Нет, правда, — она взмахнула рукой с зажатым в ней куском. Капли соуса упали на смятое покрывало. — В тебе нет желания причинить боль, я бы почувствовала! У многих оно есть… У некоторых больше, у других меньше… вот у тебя все эти знаки, а мне с тобой не страшно. Знаешь, я сама попросила у мадам, чтобы она отправила меня к тебе. Увидела, что ты пришел… — девушка вдруг покраснела. И сделала большой глоток вина. Я откинулся на подушку, слушая ее вполуха. Обычный треп фиалки о том, какой клиент уникальный и восхитительный. Ублажение мужского самолюбия — залог щедрой оплаты. Я это слышал неоднократно.

— Нет, правда! — Терри бросила мясо. Потом подумала и схватила его снова, пачкая пальцы и облизывая их. — У нас ведь разные люди бывают, иные просто звери… а ты нет. Хотя и грубый… Некоторых я ужасно боюсь. Вот был тут один, у него такой рисунок на коже… Как у тебя, — она ткнула пальцем в мою шею, промахнулась и чуть не попала мне в глаз. Я перевернулся и забрал у фиалки бутылку, из которой она пила. Новость была занимательной.

— Какой знак ты видела, Терри? Этот?

Я показал на свернувшуюся возле шеи змею. Девушка кивнула. Я насторожился и снял рубашку.

— Какие еще? Ты была с ним? Можешь показать?

Она залезла на меня сверху, оседлав бедра и водя пальцем по коже. Щекотно!

— Вот такой был. И еще этот треугольник. Только не на животе, а на боку. И вот такая морда…

— Морда? — я скосил глаза на руну подчинения.

— Ну да, похоже… и вот этот еще. — Она старательно тыкала пальцем, перечисляя. И чем дальше, тем больше я хмурился. — А еще у него были другие… каких у тебя нет!

— Ты уверена? — я спихнул ее с себя и быстро разделся, отбросив штаны. — Смотри внимательно, Терри.

Она хихикнула, но уставилась и обстоятельно изучила мою спину, ноги и даже внутреннюю поверхность бедер. Я даже стопы ей показал и кожу между пальцев, на которых тоже были рисунки. И затылок под волосами. Именно потому они у меня сзади довольно длинные, чтобы закрыть черные и красные символы на шее.

— Нет, у тебя таких нет, — объявила она. — Я хорошо запомнила. Два круга с точками. И еще что-то вроде спирали. И какие-то линии… вот такие.

Она провела рукой по покрывалу, рисуя невидимую руну. Я напрягся сильнее.

— Как этот человек выглядел?

— Высокий. Примерно твоего роста. Только ты шире и мощнее… Он худой. Сутулый. И старше тебя, хотя волосы черно-синие, и лицо без морщин. Но мне показалось, что старше… — она запнулась. — Он страшный, Лекс. Очень страшный…

Я нахмурился. Значит, в Кайере новичок. Всех чернокнижников столицы я знал, хотя мы традиционно и не общались, но никто под описание не подходил. И знаки, что показала Терри…

— Ты сможешь нарисовать то, что видела?

Она уверенно кивнула. Я вытащил из своего мешка уголь и бумагу. Фиалка старательно вычертила линии, высунув от усердия кончик языка.

— Когда он к вам приходил? Назвал свое имя?

— Недавно, часа три назад. Имени не назвал, велел называть его просто «господин». Он не разговаривал, просто… сделал то, зачем пришел, заплатил и ушел.

Я, не отрываясь, смотрел на черные руны, нарисованные на желтом листе. У меня остался лишь один вопрос. Поднял голову.

— С ним была ты, Терри?

— Нет, Хло, — рассмеялась она. — Но пока он мылся в купальне, я ее заменила. Сестра сказала, что почувствовала себя плохо, а клиента упускать нельзя… Вдруг он захочет продолжения? Мы так иногда делаем, с особо… выносливыми. Хло вышла, а я легла в кровать. Он стоял у окна, я успела рассмотреть многие знаки, пока он одевался… Знаешь, когда-то я мечтала стать художницей… А потом тот мужчина ушел, даже мадам кинул монету молча, не прощаясь.

Я отвернулся, прикрыл глаза. Потом лег на кровать и потянул Терри к себе, прижался губами к ее губам. Она вздохнула изумленно, поцелуи здесь не приняты. А потом с жаром ответила, обняла меня за шею, устраиваясь на моей груди. Я целовал ее, не переставая размышлять над услышанным, прошелся пальцами по выпуклым косточкам хребта. Меня давно не беспокоят человеческие жизни, но все же я был благодарен Терри за сведения. Может, почистить ей теперь память, правда, не уверен, что она останется после этого разумной. Этот трюк у меня выходит через раз.

С другой стороны, память сейчас не самая большая ее проблема. На этот раз я даже постарался доставить ей удовольствие и не взял ни капли женской силы. Она ей понадобится, когда ее сестру найдут мертвой. А в том, что это произойдет, я уже даже не сомневался.

И еще меня занимало странное совпадение — появление чужака в Кайере и настойчивые поиски в моем доме.

И самое отвратное, что поспать мне так и не удалось!

ГЛАВА 11

Армон нашел меня на чердаке заброшенного дома, на окраине Кайера, и я с досадой подумал, что пора заводить себе новые норы. Старые напарник уже все нашел. А меня с некоторых пор стала раздражать его осведомленность.

Моя охранка кольнула тело предупреждением, но легким. Значит, свои. Хотя какой он, к демонам, свой?

— Можешь не делать вид, что спишь, — буркнул Армон, усаживаясь на остатки дорожного сундука. Тот не выдержал и окончательно развалился. Оборотень выругался, а я соизволил «проснуться».

— Зачем приперся? — любезно осведомился у пытающегося усесться на пол Армона. Скат крыши был слишком низким, и стоять здесь не получалось, разве что согнувшись в три погибели. Так что напарник предпочел сесть.

— Я знаю, что ты приходил ночью. Мог бы и предупредить, что собрался в бордель. Я пока еще твой защитник, и мне совсем не нравится искать твой след по всему городу.

— Когда я видел тебя в последний раз, ты пытался припечатать малышку Одри к обеденному столу, — я закинул руки за голову, разглядывая мохнатую паутину и летучую мышь, недовольно косящую на нас черным глазом. — Так что тебе было не до меня.

Армон помолчал.

— Не было у нас ничего, — буркнул он.

— А что так? — я головы не повернул. — Сплоховал, дружище? Говорил тебе, тренироваться надо. А то в самый ответственный момент орудие забарахлит. Знаешь, если механизм долго держать в чехле, то он ржавеет, а то и плесенью покрывается, такая печальная история, мой друг…

— Знаешь, мне очень хочется набить тебе морду, Лекс.

— Ну давай, — равнодушно отозвался я. Мышь на потолочной балке презрительно фыркнула и замоталась в перепончатые крылья. Похоже, мы ее не впечатлили. Я сел, покрутил головой, разминая затекшую от неудобной позы шею. — Только ты учти, что твои габариты в этой тесноте будут лишь мешать, а мне достаточно места, чтобы махать руками и выплетать арканы. Так что ты уже в проигрыше, Армон.

— Я учел, — шерсть на его загривке все-таки вылезла, а глаза пожелтели. — Именно поэтому я с тобой сейчас разговариваю, а ты все еще говоришь. Потому что пришел я раньше, чем сработали твои охранки, Лекс.

Я недоверчиво прищурился, пытаясь незаметно прощупать ловушки. И ругнулся. Вот сволочь. И правда, пришел раньше. А мои узлы снял, гад такой. Точно пора менять напарника.

— Кое-чему я у тебя все-таки научился, — хмыкнул оборотень. Он вытянул длинные ноги, приваливаясь к стене в деланно расслабленной позе. — Я задам тебе вопрос, Лекс. А ты ответишь.

Я изогнул бровь.

— Ты ответишь. Правду, — подчеркнул напарник.

— О, ты все-таки решил сделать мне предложение руки и сердца? — хмыкнул я. Хотя смешно как-то не было.

— Что у тебя с ней? С Одрианной.

Я вновь хмыкнул, открыл рот, но шутки как-то неожиданно закончились. И по напряженному хребту, по вылезшим жилам на шее напарника, по желтизне в слишком спокойных глазах я решил, что и действительно лучше — правду.

— У меня с ней взаимная, глубокая и с каждым днем усиливающаяся неприязнь, мой ревнивый друг, — фыркнул я. — Ну и еще какая-то идиотская связь, образовавшаяся в монастыре. Я об этом не знал, — на всякий случай незаметно сплел пальцы, соединяя руны на мизинцах. Слишком уж спокойным выглядел оборотень. Как умертвие перед трапезой. — И мне эта связь словно ярмо на шее — чем скорее сниму, тем лучше. Ты об этом спрашивал?

Мы уставились друг на друга. У меня в ладонях тихо тлел файер, Армон старательно сдерживал рост клыков.

Про то, как эта связь образовалась, я благополучно «забыл».

Летучая мышь запищала под крышей, и мы слаженно выдохнули и отодвинулись.

— Ты знаешь, как разорвать эту связь? — процедил напарник.

— Пока нет, но узнаю, — пожал плечами, возвращая себе беззаботный вид.

— Узнай, — с нажимом бросил оборотень. — Я помогу.

— Ого. Кажется, у тебя на девчонку виды?

— А ты против? — клыки все-таки приподняли губу.

— Да плевать мне, — я даже ладони поднял, демонстрируя чистоту помыслов. — Армон, ты что, меня первый день знаешь? Если я и буду против, то лишь потому, что эта курица отвлекает тебя от охраны моей бесценной особы. Я бы свернул ей шею по-тихому, но раз она тебе приглянулась, так уж и быть, развлекайся. Но прошу, держитесь подальше от обеденного стола! Я брезгливый, знаешь ли!

— Что-то не заметил, — оборотень расслабился и поднялся, согнувшись из-за невозможности выпрямиться в полный рост. — Расскажешь, что ты делал ночью?

— Во всех подробностях, — хмыкнул я, улыбаясь и снимая с шеи напарника невидимую удавку. — Кстати, пока ты там упражнялся на столе, я узнал кое-что любопытное. И не хочу тебя расстраивать, но, похоже, меня кто-то пытается убить!

— Да ладно? — Армон вскинул бровь. Нет, все-таки он слишком многому у меня научился. Это мой жест!

— Угу, — я растянул губы в широкой ухмылке, поднимаясь с сырой лежанки. — Пойдем выпьем, напарник, а заодно позавтракаем. И поговорим. За углом есть тихое местечко. И ты угощаешь, потому что мои карманы совершенно пусты!

* * *

Таверна «Лысый кролик» была вполне пристойной, знакомый хозяин отсалютовал мне кружкой с хеллем и кивнул на столик у окна. Мы с Армоном заказали по тройной порции сырых яиц, взбитых с медом и перцем, чугунок каши со шкварками и крепкий травяной чай. От хелля отказались, что-то у меня последнее время появилось предубеждение к этому напитку. А Армон и вовсе с утра не пил.

Подавальщица накрыла стол и заулыбалась, надеясь на мелкую монету. Напарник ее не обидел, медяк протянул, попросив принести «сороку». Деревянного вестника размером с палец девушка притащила мигом, и я скривился, глядя, как оборотень вертит его в руках.

— И кому послание?

— Одрианне, конечно. Я обещал сообщить, где мы. Заодно и проверим вашу связь.

Армон протянул сороку мне. Я хмуро взглянул на грубо вырезанную фигурку птицы — вестники в «Лысом кролике» были так себе, конечно, дешевые, или это нам такого принесли. Обычно таких вырезают дети, продают за медяк два десятка. Сороки эти одноразовые, доставят сообщение и опадут щепками. Если долетят. В этих магии было — меньше капли, и здесь хозяин таверны сэкономил. Впрочем, на моей силе «сорока» и до Лаора долетит, если захочу. Но я точно не хотел.

— Давай, Лекс, сделай вдох, — Армон прищурился. — И назови имя.

— Убогое, кстати, имечко, — буркнул я. — К тому же, сомневаюсь, что выйдет… Одрианна. — Подул на сороку и вновь скривился. Потому что птичка шевельнула деревянной головой и распахнула вырезанные ножом крылья. Чирикнула, ожидая сообщения.

— Вот видишь, — голос Армона прозвучал так спокойно, что захотелось швырнуть в него чугунок. — Между вами брачная связь, как у супругов. Ты ведь не пользовался сейчас силой? Я так и думал. Сороки реагируют на имена законных супругов, с круговой связью. Да ты и сам это знаешь. — Оборотень протянул ладонь к лепешкам, оторвал кусок одной. Если бы я не знал его четыре года, даже поверил бы, что он действительно спокоен. Но я не поверил, да и клыки у оборотня вылезли. — Сообщи ей, где мы.

Я пожал плечами и сказал птичке адрес. Отряхнувшись, сорока взлетела и унеслась к круглой дыре в стене, предназначенной специально для вестников.

— Обязательно было портить мне аппетит? — проворчал я, отпивая болтанку из яиц.

— Анни волнуется. А я обещал. — Армон намазал на лепешку масло.

Я хмыкнул, подумал и все-таки заказал себе хелль.

— Итак, что мы имеем? — подытожил я, когда основная часть завтрака улеглась в животе и можно было неспешно доедать остатки. — Если в общих чертах, то все началось с пропажи Дориана из дома… Одри. Бедняга аптекарь неизвестным образом открыл портал на Изнанку и теперь обитает с другой стороны мира. Я тоже там побывал, причем, как я там очутился и как вернулся — ума не приложу. Пока нас мотало по Империи, в Кайере разгромили мой родовой дом. А вчера я узнал, что в городе объявился новый чернокнижник. — Я сделал большой глоток хелля. — Сильный. И в свете всего произошедшего, сдается по мою душу, да не для дружеских посиделок и обмена опытом!

Я коротко рассказал, что узнал в доме удовольствий.

— Если малышка Терри не ошиблась, то этот гад — ходячее оружие. На нем руны разрушения, столь мощные, что способны разорвать Кайер. Чтобы удерживать эту силу спящей, надо обладать огромным даром.

Сделал знак подавальщице, что кружку с хеллем можно и обновить.

— Так что встречаться с ним мне совсем не хочется.

Армон повертел в руках кружку с чаем и со стуком поставил ее на стол.

— Все это дурно пахнет, — пробормотал он.

— Это на кухне шкварки подгорели, — съязвил я, но напарник не улыбнулся. С чувством юмора у него не очень.

— Я ночью наведался на окраины, послушал, что говорят бродяги, — продолжил Армон. — Ты же знаешь, они лучше всех осведомлены о происходящем в городе.

Я кивнул — это правда. Безмолвные и грязные тени, шныряющие по подворотням и дворам в поисках пищи и подаяния, знали, чем дышит Кайер, лучше городских ищеек.

— Бродяги обеспокоенны, говорят, в городе творится что-то странное. Находят магов, вернее, то, что от них осталось — пустые оболочки, без капли силы. Чернокнижников. Понятно, говорить об этом не станут, никто темных не любит… многие считают, что это расплата за ваши ритуалы и они заслужены. Ловцы, похоже, считают так же и ничего не делают. А в главном храме верховный жрец во всеуслышание объявил чернокнижников прислужниками Изнанки, и это на обеденном песнопении, громогласно… — Армон покачал головой. — Ты ведь понимаешь, такие слова не говорят без одобрения, — напарник ткнул пальцем в потолок, а я сделал еще один глоток хелля. Напиток горчил. — Не нравится мне все это. Чернокнижников всегда не жаловали, но и понимали, что без них — никуда. А сейчас, похоже, собираются пойти дальше и вовсе запретить…

— И все это в то время, когда кто-то открывает портал на Изнанку, — задумчиво протянул я. — Сдается мне, мой четырехлапый друг, мы угодили в конкретную и смрадную задницу! Надо за это выпить!

Армон проводил мрачным взглядом очередную кружку хелля, что принесла подавальщица.

— Я думаю, нам надо убираться из Кайера, Лекс. — Он отвернулся от призывной улыбки служанки. — Если жрецы делают подобные заявления, то вскоре и аресты начнутся. Это то же самое, что крикнуть «фас» своре голодных собак.

Я пожал плечами и посмотрел в окно. Там как раз подъехал извозчик, возница вовсю улыбался осматривающейся пассажирке. И вновь повернулся к Армону.

— Не переживай, тебя не тронут. Если не будешь рассказывать всем, с кем провел последние годы. На худой конец, скажешь, что я тебя заставлял. Бил, когти вырывал и шерсть подпаливал, чтобы слушался! Еще можешь добавить про несчастное детство, на это все ведутся. У тебя морда смазливая, еще и пожалеют, если постараешься. Так что…

Армон так резко перегнулся через стол и схватил меня за воротник, что я даже удивился. Верховный Грохх, ну и реакция у этих лохматых…

— Я хелль разлил, — прохрипел, пытаясь вырваться из захвата Армона. — Хотя плевать, ты же платишь.

— Может, хватит идиотничать, Лекс? — прорычал оборотень. — Прекрати изображать из себя шута! Надо смываться из города, продумать план, а ты снова пьешь и придуриваешься!

Армон встряхнул меня, ворот разорвался, а я, не мудрствуя лукаво, опустил на голову напарника глиняную кружку. Она раскололась, выплескивая остатки пенного содержимого, правда, оборотень от этого лишь разозлился, но пальцы не разжал.

— Хватит! — рявкнул напарник и отлетел, потому что мой аркан наконец сработал.

— Рубашку порвал, — хмыкнул я, потирая горло.

Но на меня уже летел черный клубок шерсти, Армон обернулся в прыжке. Я свалился под стол, прополз под ним и выкатился с другой стороны. Оборотень зарычал, запрыгнув на столешницу, разнося посуду ударом когтистой лапы. Подавальщица, еще минуту назад раздающая напарнику призывные улыбки, теперь визжала, прячась под стойкой. Немногочисленные посетители прижались к стенам, забыв о кушанье, хозяин метнулся за вилами.

— О, Богиня! Армон! — воскликнула Одри, появляясь в дверях и обозревая картину.

Я поднялся и стряхнул ладони, освобождаясь от остатков силы. Стянул с чужого стола кубок с вином, хлебнул одобрительно. Правда, не забывая наблюдать, как меняется обличив напарника и вместо черного зверя проявляется мужик. Голый, понятно. Подавальщица заткнулась и рассматривала оборотня с интересом. Мальчишка-служка незаметно пополз к валяющемуся на полу кошелю оборотня, что вывалился из разорванных штанов.

Одри залилась краской, Армон, прищурившись, уставился на меня. Потом посмотрел в окошко, он как раз находился там, где я сидел. И с того места отлично видно подходящих к таверне посетителей… И оскалился. Я же рассмеялся, понимая, что он догадался.

— Я это запомню, — пообещал напарник.

— Запиши лучше, — хмыкнул я и кивнул хозяину заведения. — Эй, Шуар, у тебя найдутся штаны для моего не в меру ретивого друга?

— Так не в первой, Лекс. Найду. Только с вас опять двойная оплата, — отозвался, усмехаясь, трактирщик и потопал на второй этаж, в комнаты.

— Сегодня угощает Армон, — я плюхнулся на лавку, выбрал из кучи с кашей шкварку и отправил ее в рот. Потом подумал и загреб ладонью перловку — не пропадать же добру! А то, что завтрак слегка раскидан по столешнице — так я не привередливый.

Одри наградила меня презрительным взглядом, смахнула с лавки крошки и осколки битой посуды, осторожно села напротив.

— Сорока принесла весть, что вы здесь, — начала она, провожая взглядом задницу Армона, который отправился за трактирщиком наверх.

Я зачерпнул еще каши. Одри снова окатила меня ледяным презрением.

— Платочка не найдется? — хмыкнул я, стряхивая с пальцев жирную крупу. Честно, ужасно хотелось вымыть руки, но ради отвращения во взгляде Одри я готов был и потерпеть. Скривившись, как на кислое, она достала надушенный кусочек батиста с монограммой, протянула, и я тщательно, с удовольствием протер им стол.

— Ты… Ты что делаешь? — девчонка так опешила, что даже заикаться начала. С трудом удержал на лице серьезную мину, ну как вот с ними общаться? Наи-и-ивные…

— А ты предпочитаешь, чтобы на столе был свинарник? Фу, а выглядишь приличной девушкой. Ну, когда не являешься ко мне с интересными предложениями. — Окинул ее взглядом. — Ну и когда одета. — Она открыла рот, собираясь что-то сказать, побледнела и закрыла. Я довольно хмыкнул. — Что, не убирать? Ну как скажешь.

Бросил замызганный платочек на столешницу и «ненароком» опрокинул кружку с остатками болтанки из яиц. Уж не знаю, каким чудом она уцелела, но сейчас оказалась вполне достойным штрихом в общей картине завтрака под названием «хуже, чем в хлеву». Одри зашипела кошкой и вскочила, потому что болтанка опрокинулась в ее сторону, грозя залить опрятное синее платье. Жаль, не залила, девчонка оказалась проворнее. С пятном на юбке она выглядела бы не такой безупречной, мелочь, а мне было бы приятно. Но, увы.

— Ты… Ты!

— Угу. Твой словарный запас так скуден, что мне за тебя стыдно, дорогая женушка. Придется заняться твоим образованием.

— Не смей! Чтоб ты…

— Сдох? — хмыкнул довольно. — И воображения ни на грош. Примитив. Смрадные потроха, и наградили же демоны супружницей! Боюсь, я слишком быстро с тобой заскучаю, детка. Ты уже придумала, как будешь возрождать мой быстро гаснущий интерес?

Одри хрипло вздохнула, снова побледнела и высоко задрала подбородок, окинув меня ледяным взглядом.

— Плохо, милая, — констатировал я. — Меня ледышки не возбуждают. Ты хоть у местных подавальщиц поучись, смотри, как бедрами вертят! А ты? Стоишь, как палка, королеву изображаешь… Фу.

Увернулся и заржал, потому что Одри все-таки не сдержалась, швырнула в меня тарелку.

— Лекс, тройная оплата за посуду, — крикнул от стойки Шуар.

— Урод! — зашипела Одри, я послал ей воздушный поцелуй.

— Вот так уже интереснее!

Армон спустился вниз в широких штанах и темной рубашке, дал знак подавальщице, чтобы убрала, и отобрал у мальчишки свой кошель, продемонстрировав бедняге клыки.

— Так я только для сохранности, господин, чтоб другие не стянули! — клятвенно уверил паренек, стуча зубами и незаметно возвращая в кошель монеты. — Вот клянусь Богиней! Вот чтоб мне равновесия как своих ушей не видать! Вот чтоб меня разорвало…

— Брысь, — велел Армон, и мальчишка испарился. Напарник улыбнулся Одрианне.

— Вижу, вы уже успели поругаться.

— Он намеренно ко мне цепляется!

— Конечно, намеренно, — Армон сел и задумчиво проследил вязкую струю стекающей яичной болтанки. — У Лекса любимое развлечение — выводить из себя окружающих. Он всегда найдет твою самую больную точку и будет давить на нее до тех пор, пока ты не кинешься на него с кулаками. У него просто талант находить чужие уязвимые места.

Я отвесил шутливый поклон.

— И я изумляюсь, как с таким талантом он все еще жив, — продолжил Армон. — И единственное, что можно сделать — это игнорировать его. — Напарник отодвинулся, когда болтанка потекла с его стороны. — Или превратить свои слабости в силу.

— Пока вы оба далеки от такого совершенства, — я подал знак, чтобы мне принесли еще хелля.

Одрианна затихла, о чем-то задумавшись. Через минуту наш стол стараниями прислужницы стал чистым, напарник коротко пересказывал Одри разговор, а я заскучал.

— Думаю, что на рассвете нам стоит покинуть Кайер, — вынес Армон вердикт. — Здесь находиться опасно. Тебе тоже, Анни.

— Но как же… — растерялась Одри. — Здесь мой дом! Я надеялась, что смогу вернуться в него, что все уляжется… Я не хочу никуда ехать!

— Так и решим, — обрадовался я. — Мы поедем, а ты оставайся!

Внутри кольнуло болью, и я сжал зубы. Проклятая связь! Я даже попытался убедить себя, что желаю девчонке лишь добра и пекусь о ее благополучии, но ничего не выходило. Я знал, что ей нельзя оставаться в столице, и испытывал боль, предлагая это. Проклятие!

Отвернулся к окну, отвлекаясь разглядыванием улицы. На булыжниках мостовой плясали искры света, отражаясь от камней, словно они были зеркальными. Тишина утра завораживала и умиротворяла, погружая меня в спокойное оцепенение. Солнечные пятна скакали по мостовой, и мой взгляд устремлялся за ними: от ступеней до порога желтой булочной, от лужи с радужными переливами до блестящего обода тележного колеса, от колеса до стекол на часовой башне с замершей стрелкой…

— Тихо как, — задумчиво протянул я. Улица уходила вниз, с горки, и вся лежала, как стрела — четкая, блестящая, гладкая…

— Тихо? — переспросил Армон, отвлекшись от Одрианны, бросил быстрый взгляд в окно. И вдруг вскочил, оскалившись, и открытой ладонью хлопнул меня по лицу. Не слишком сильно, но в голове загудело, а негодование на миг выжгло сонное оцепенение, и я увидел улицу — настоящую. Грязные повозки, спешащих торговок с корзинами, снующих мальчишек и орущих зазывал. Жижу на обочинах, сточные канавы и орущих возниц, что не могли разъехаться на узкой улице. Кайер уже проснулся, и жизнь в нем кипела, смеялась, орала и воняла. Все, как всегда. Никаких блестящих искр и пустоты…

— Скорее! — прохрипел я, понимая, что руки и ноги не слушаются… — Морок… Черный ход…

— Да понял я! — Армон вытащил меня с лавки, встряхнул. — Сильное воздействие? А-а-а, чтоб тебя! Одри, не отставай!

Глупых вопросов девушка задавать не стала и послушно метнулась за нами. Вернее, за напарником, который споро тащил меня в сторону кухонь. Благо, оборотни сильнее людей в разы, потому что вешу я немало, да и ростом почти с Армона. Прошипев что-то сквозь зубы, он закинул меня на плечо и рванул с такой скоростью, что Одри едва поспевала, путаясь в юбках. Хозяин таверны заподозрил неладное и отпрыгнул в сторону как раз вовремя: стена, возле которой мы сидели еще минуту назад, качнулась, вздулась пузырем, словно гнойный нарыв. Вспухла возле окна, как раз там, где была моя голова, и… разлетелась, осыпая таверну градом каменных осколков. Трактирщик выдал такое заковыристое ругательство, что я восхищенно присвистнул, правда, его кроме меня мало кто услышал. Потому что посетители с воплями неслись к выходу, подавальщицы снова орали, а груда камней, дрогнув, взлетела в воздух, выискивая цель.

Армон заскочил в кладовую и захлопнул дверь как раз вовремя — цель оказалась найдена.

— Ложись, — прохрипел я. Напарник упал, закрывая своим телом одновременно и меня, и Одри. Дверь вылетела, снесенная магическим ударом, мелкие камни, словно выпущенные из пращи, пронеслись над нами, оцарапав спины, и стаей рассерженных ос вонзились в противоположную стену.

От хлопка и ударной волны нас раскидало в стороны, я встал на четвереньки, очумело потряхивая головой. Захребетная гниль и трупное разложение! Хороший аркан на нас бросили! А сначала еще и морок навели… Вот же… демоны!

Отполз, сбрасывая с себя остатки оцепенения и лихорадочно пытаясь сообразить, чем швырнуть в нападающего. Или их несколько? То, что за стеной чернокнижник, да еще и чрезмерно наглый и сильный, сомнений не вызывало. Одри глухо застонала, и нутро опалило болью. Я дернулся, ведомый лишь одной мыслью — помочь ей, спасти, уберечь… пришлось дать себе по лицу, чтобы в себя прийти и избавиться от этой дури. На миг стало легче, отпустило. Или просто я увидел, что Армон вновь закрывает собой девушку, обернувшись зверем. Да, недолго его штаны оставались целыми!

Стараясь, чтобы меня не видно было в зияющий проем, я откатился к стене и пополз сквозь висящее в воздухе марево к выходу. Пыль и каменная крошка мешали дышать, забивали ноздри, и мне отчаянно хотелось чихнуть, так что пришлось зажать себе нос. Подполз и выглянул: полстены отсутствовало, столы перевернуты, где-то под стойкой изощренно ругается Шуар. Девицы не визжат, а подвывают, потому что входную дверь заклинило, и уцелевшие посетители, отчаянно кашляя, пытались ее взломать. Почему они не выбирались из таверны через дыру в стене, я понял не сразу.

Зато увидел того, кто все это затеял. Он стоял спиной, опустив руки и словно не замечая того, что творится в таверне. Терри описала его довольно верно — высокий, худой, сутулый, одет в черный старомодный балахон. Волосы длинные и сине-черные, почти лиловые, заплетены в косу и перевиты шнурами с кисточками и мелкими костяными бусинами. Так волосы носят старообрядцы, приверженцы ушедших богов. И судя по количеству бусин — лет чернокнижнику было немало.

От того и странно было видеть молодое, гладкое и совершенно белое лицо, когда он обернулся. Не лицо — посмертная маска. В могиле ему и слепок не понадобится! Тонкие, почти неразличимые на лице губы дрогнули и сложились в усмешку.

— Живу-у-учий, — протянул он. — Хорошо.

— Да пошел ты, — буркнул я, понимая, что прятаться смысла нет. В голове все еще шумело, но это не помешало мне свести запястья, потом резко вывернуть ладони и соединить пальцы, сплетая атакующий аркан. — Армон, файер! — выдохнул напарнику, надеясь, что у того хватит умения хотя бы отвлечь чернокнижника.

— Куда? — оборотень мотнул головой, изменив форму на частичную трансформацию. — В кого?

Черноволосый рассмеялся, и ударная волна откинула меня к стене, приложив хребтом о камень и обваливая моим телом деревянные полки с инвентарем. Я зарычал не хуже оборотня, но надо признать, расклад не понравился. Потому что я не увидел, как противник сплетает аркан. Вернее, готов был поклясться, что его руки остались недвижимы. Но вот он я — валяюсь под грудой битых осколков, пытаясь понять, не сломана ли спина. Армон рычит и вертит башкой, выискивая противника, а сам чернокнижник совершенно спокойно идет к нам сквозь расступающееся перед ним марево.

— Справа, идиот! — выдохнул я напарнику. Тот оскалился, развернулся, посмотрел в сторону черноволосого и вновь недоумевающе рыкнул.

А-а-а, фуфлян мохроногий, чтоб тебя! Да он же не видит этого гада! Похоже, чернокнижника не видел никто, кроме меня! И дыру в стене, сквозь которую просматривалась вся улица — тоже. Иначе посетители не бились бы в дверь, как глупые мухи в стекло. Чтоб тебя Изнанка сожрала!

Кряхтя и ругаясь, я выполз из-под обрушившихся полок и быстро закрутил аркан. Кисти болели, как и все тело, и я испугался, не сломал ли руки. Вот это точно мне сейчас не нужно. Синекосый изобразил снисходительную ухмылку. Кажется, его развлекало мое убийство, он даже не торопился, приближаясь ко мне.

— Расскажешь, где твоя книга, Лекс Раут? — протянул он. — Я ведь все равно узнаю. Но скажешь сам, будет легче.

— Правда? Обещаешь? — я встал, опираясь о стенку. Так, хребет цел, руки тоже, это самое главное. — Мне надо подумать. Все-таки не каждый день ко мне приходят с такими предложениями… Даже и не знаю, на что решиться…

— Паяц, — синекосый усмехнулся.

— Кто ж спорит… — пробормотал я и выкинул аркан. Сизая пыль взвилась и осела на темный балахон, вызвав презрительный взгляд чернокнижника.

— Хорошо смеется тот, у кого все еще есть зубы, — ухмыльнулся я, активирую простенькое заклинание вони. Таким балуются ученики Академии магии и некоторые бытовики, чтобы больше содрать с доверчивых горожан. Только я в Академии не учился и арканчик подсмотрел, слегка изменив, добавив знак направленности и закрепив вечной привязкой. Серая пыль снежинками стаяла на балахоне, а потом… запахло!

— Армон, нюх! — заорал я, резко падая на пол и откатываясь в сторону. Вовремя, потому что в меня полетел не файер — огненная волна, в один миг охватившая всю стену и жадно облизывающая камни. Напарник все понял правильно и прикрыл глаза, сосредоточившись на обонянии. Замер на миг и рванул в сторону синекосого. Я одновременно выкинул связующий аркан, который этот гад отбил. Но на мгновение отвлекся, и Армон вонзил зубы в его ногу. Маг взвыл, зашипел, его лицо на миг потеряло мраморную гладкость и покрылось сетью синих вен. Рукава черного балахона взлетели, и ладони соединились.

— Хшшшара… — выдохнул чернокнижник.

— Бежим! Не дышать! — заорал я, устремляясь к выходу со всей возможной скоростью. Хорошо, что этот гнильный хлюзопер не блокировал нам выход, все-таки самонадеянность — порок…

Армон зарычал, но послушался, на ходу закинув себе на спину Одри. Она пискнула, но в черную шерсть вцепилась крепко, хоть и зажмурилась. Я ускорил себя левитацией, зажимая рот и нос и чувствуя, как разрываются легкие без вздоха. Краем глаза уловил сущностей, полезших из глаз и ноздрей чернокнижника, что стоял в центре таверны, раскинув руки и закинув голову. Люди падали один за другим, безмолвно и страшно, когда вдыхали смерть — хшару. Аркан полной передачи силы, жизни, знаний, воспоминаний, души… один вдох — и хшара устремляется внутрь, выедая сущность. Я думал, в Империи не осталось тех, кто способен применить это заклинание. Оно из тех самых, запрещенных и тайных, от которых остались лишь слухи.

Армон прыгнул в окно первым, я кувыркнулся следом. Сделал столь желанный вдох и взвыл от боли, неудачно приземлившись и отбив себе левый бок, но тут же вскочил. Оборотень уже мчался по улице черным клубком, прохожие отпрыгивали от него в ужасе. В небе над таверной пылал тревожный синий маячок, активировавшийся запрещенной магией. Или это Шуар успел зажечь перед смертью? Проклятье! Значит, уже через несколько минут здесь будут ловцы. А самое паскудное, что внутри осталась моя кровь…

Но возвращаться я, конечно, не стал, лишь закинул внутрь файер. Одного воспоминания о ползущих ко мне сущностях хватило, чтобы вложить всю силу в аркан ускорения и метнуться за напарником, чуть ли не обгоняя его.

ГЛАВА 12

И все же Армон в нашей лачуге оказался раньше, оставил Одри и метнулся за мной. Я как раз остановился у засохшего дерева, пытаясь отдышаться. Зверь встал на две лапы, меняя облик на получеловеческий.

— Не дыши на меня, не видишь, еле стою! — простонал я, но отмахнулся, когда Армон попытался поддержать. — Да дойду уже… Лучше бы ты меня так на себе таскал, как эту… Защитник, чтоб тебя!

— Лекс, не начинай.

— Я бы с радостью закончил, да ты против будешь, — пнул дверной косяк и хмыкнул. Хозяйка дома подпирала стену и по цвету лица сравнялась с серым камнем. Ее взгляд бездумно блуждал по окрестностям, перепрыгивая с кустарников дикой ежевики к торчащему вдали путевому столбу, но вряд ли она что-то видела. И тонкие, придушенные всхлипы грозили обернуться настоящей истерикой.

— Анни, — позвал Армон.

Я скривился.

— Иди оденься, гроза невинных девиц, — буркнул напарнику.

— Но…

— Иди. У нас мало времени.

Армон помялся, но согласно кивнул. И он помнил, что в таверне осталась моя кровь, значит, это убежище скоро перестанет быть таковым. По следу крови сюда придут ловцы или тот синекосый. Вряд ли он остановится на достигнутом. Ежонный глот и проклятая Изнанка, как он узнал о книге? А обо мне? Что ему нужно?

Армон бросил еще один обеспокоенный взгляд на Одри, что обхватила себя руками и покачивалась из стороны в сторону.

— Топай уже, я ее… успокою.

— Надеюсь, не навсегда, — пробурчал напарник, отпирая дверь.

Я с досадой присел рядом с девушкой. Зрачки у нее были расширены и взгляд расфокусированный, кажется, она меня даже не заметила. Я подумал и поднял ладонь, намереваясь отвесить ей пощечину, насколько я знаю, это средство всегда помогает. Но тут Одри словно очнулась и уставилась на меня, с поднятой рукой.

— Они все умерли? Лекс, они что, все умерли?

Я поскреб зарастающий щетиной подбородок. Бездна, опять забыл обновить заговор остановки растительности на лице. Ну да ладно.

— Лекс?

Дымчатые глаза с розовой каемкой уставились на меня с такой надеждой, что я даже почувствовал себя неуютно.

— Конечно, они все умерли, — пренебрежительно пожал плечами. — И если бы мы так спешно не унесли ноги, то тоже остались бы там, с вывороченными потрохами, без воспоминаний и души. И даже некроманты не подняли бы, сдохнуть от заклятия хшара это тебе не под телегу попасть…

Одри как-то странно хлюпнула горлом, булькнула носом и прижала ладони ко рту. Ее лицо стало совсем белым. Как-то плохо она успокаивалась. Кажется, все-таки придется ее слегка хлопнуть…

— Ну мы же живы, — утешил я. — И если ты быстренько поднимешь свой зад и соберешь вещички, то есть шанс еще немного потоптать эту землю. Так что…

— Лекс, ты что, совсем бесчувственный? — хрипло выдавила Одри. — Ты не понимаешь? Там же были люди. Женщины… Мальчик… Он же ребенок! Совсем еще ребенок! Ты понимаешь?

— Ну не повезло, — хмыкнул я. — Или наоборот, повезло. Что его ждало? Еще стянул бы пару кошелей и угодил в застенки, не все такие добряки, как Армон… Девки и вовсе — расходный товар, больше — меньше, кто их считает… Вот Шуара жаль. — Снова потер щетину. — Он варил отличный перцовый хелль. Теперь вот рецепт так с ним и умер, а мне это ядреное пойло нравилось…

Рука Одри взлетела так резко, что я даже удивился. Надо же, а прикидывалась полудохлой. Правда, это не помешало мне ее запястье перехватить.

— А вот бить меня на сегодня достаточно. Надоело. — Сжал ей запястье и оттолкнул. Кажется, слишком сильно, потому что Одри качнулась и упала, неловко завалившись на бок. И снова всхлипнула. Де-е-емоны! На Изнанке и то приятнее! Гнойник мне на язык, фу-фу.

— Слушай, ну что ты как маленькая, — я снова присел рядом. — Люди каждый день мрут. — Попытался вспомнить, что там говорит Богиня Равновесия об этом процессе. — На все воля и дурное настроение Плетущей Полотно Судьбы, или как там ее звать-то… И сегодня Богиня оказалась не выспавшейся и похмельной, так что кому-то не повезло! Их там всего-то и было пятеро, не велика потеря… — Девушка всхлипнула. — Одри, или ты сейчас же придешь в себя и отправишься собираться, или уходим без тебя. Ты поняла?

Она закрыла ладонями лицо и затихла. Нехорошо так затихла.

Я поднялся — ноги затекли — и хмуро посмотрел на скрючившуюся у стены фигурку. Вот проклятие. Оставить ее все равно не получится, Армон с собой потащит. А если девушка будет болтаться в его руках чучелом и реветь на весь Кайер, то далеко мы не уйдем.

Ну и как ее приводить в чувство?

Может, вылить на нее ведро воды? Тогда она будет не только орущей, но еще и мокрой. И жалеть себя и весь мир станет еще сильнее.

Кроме крепкой пощечины, мне в голову приходил лишь один вариант. Надо отвлечь ее от той картины, что Одри раз за разом прокручивала в своей голове. Не спорю, картинка выходила гаденькая…

Вздохнув, я шагнул к девчонке, просунул ладони ей под мышки и приподнял. Окинул взглядом красные пятна на щеках, мокрые ресницы, дрожащие губы. И вжал ее в свое тело, целуя нагло и сильно, так, чтобы ей стало больно, чтобы она возмутилась и все ее мысли от воспоминаний об умирающих людях переключились на меня. На то, как шарит мой язык в ее рту, как руки забираются под подол синего платья, как стена за ее спиной становится единственной опорой в мире моей похоти. Она судорожно вздохнула, вернее, попыталась, потому что мой захват стал лишь крепче. Придушенно выдохнула и неожиданно обвила мою шею руками. Бездна вонючая, да она почти повисла на мне, закидывая ногу на бедро, вжимаясь и потираясь так, что я забыл, зачем все это делаю. Я уже не знал, кто кого целует, трогает и держит. Одри откинула голову, когда я потянул за ее волосы, изогнула шею и издала такой низкий, жадный и горловой звук, что моя инкубская суть взревела, словно спущенная с цепи свора диких горных гаратов, и устремилась к ней с почти безумным желанием владеть… Мыслей не было, лишь образы, а вернее, один. Ее, голой и извивающейся на простынях подо мной. Или без простыней. Или даже не под, а над… Да и здесь, у этой стены тоже сойдет, какая, к демонам, разница, где…

Армон.

Вот же гадство.

Имя, возникшее в голове, отрезвило, и я отодрал от себя Одри. Или себя — от нее. С момента хлопнувшей за напарником двери прошло лишь несколько минут, а мы успели стать слишком горячими в разных местах, раскрасневшимися и судорожно глотающими воздух. Чудная картинка для уже спускающегося по лестнице оборотня.

— Решила последовать моему совету и прекратить изображать ледышку? — демон, я хотел сказать что-то другое!

Она зашипела, туманная дымка желания в серых глазах заменилась на огонь злости. Ну вот и отвлеклись от воспоминаний.

— Приведи себя в порядок, — процедил я. — У бочки с водой. Армон почувствует… запах.

Она втянула воздух и отчаянно покраснела.

— Богиня! За что мне это?! — прошипела девушка и метнулась на задний двор.

Как раз вовремя, на пороге появился Армон. И сразу встревожился.

— Где Анни?

— Умывается, — я помедлил мгновение и повернулся, небрежно махнул рукой в сторону. — Дай ей несколько минут, не думаю, что она хочет показывать тебе свое зареванное лицо. Знаешь, девушки от слез не хорошеют, нос распухший, глаза — щелочки, на лице — пятна. Ну, ты понимаешь.

— Она плакала? — напарник дернулся в сторону заднего двора, но замер. Молодец. Хороший песик. С ненужной тактичностью и глупым благородством. Потому-то тобой так легко управлять.

— Ревела, как птица-горюн, всю рубашку мне залила, — смахнул с рукава невидимую соринку. — В следующий раз сам ее утешай, я на это не подписывался. Терпеть не могу ревущих девиц, мерзость редкостная.

Я прошел мимо Армона к двери.

— У нас примерно час до момента раскрытия следа крови ловцами. Так что давайте двигаться, мои чувствительные друзья. Иначе…

Договорить не успел, из-за угла вышла Одри. Лицо и волосы мокрые, даже с косы капает вода. Но щеки бледные, ни следа возбуждения и горячечного румянца. По мне она лишь мазнула взглядом и отвернулась, улыбнулась оборотню.

— Со мной все в порядке. Не переживай…

Напарник что-то тихо ей стал говорить, положив ладонь на плечо девушки. Я отвернулся и пошел собирать свои скудные пожитки. Ну, главное, все пришли в себя и готовы двигаться дальше…

* * *

Настроение как-то катастрофически испортилось, особенно, когда я начал открывать портал. Армону я оставил указания собрать вещи и прийти на мое кладбище, это было совсем рядом. Только явиться велел не ранее чем через полчаса. Конечно, незаконный портал зафиксируют ловцы, но мне уже было все равно. Моя шкура засветилась и подставилась везде, где только можно, и это тоже вызывало зубовный скрежет и проклятия. Все они летели в сторону Одри, почему-то именно она виделась мне виновницей всех бед и несчастий. И в том, что я собрался совершить глупость, снова виновата она, зараза. Разбередила своими воплями мою крепко уснувшую совесть, а ведь сколько лет мы с ней существовали в полнейшей гармонии и взаимопонимании! Так нет же…

— Чтоб я еще… когда-нибудь… связался со всякими… — бубнил я, обрисовывая круг переноса. — Гадство!

Путать следы уже не имело смысла, и я вывалился из портала у ограды жальника. Все свои ловушки и замки просто снес, не разбирая, кинув на могилы аркан саморазрушения. Послушные воле хозяина они сгорели в огне, а я прошел к склепу. Горгулья мирно спала, засунув голову под крыло. Я с досадой стукнул по каменной башке, вздохнул и отпер дверь.

— Опять приперся, грязный воришка? — прошипел из тьмы Кархан. Я привычно уклонился и откинул его ногой, эта зубастая сволочь приноровилась бросаться на меня, как только войду. Учителя приложило о стену, и он затих на пару мгновений. Я успел зажечь магический светлячок и прошел к постаменту с гробом. Гниль и смрад, ни ловушек, ни защиты у меня сегодня не было. Так что с книгой придется договариваться, а это дело неблагодарное и непредсказуемое, увы.

— Лантаарея. Просыпайся.

Ее губы цвета спелых вишен чуть изогнулись.

— Я давно не сплю, мой повелитель, — ее шепот обволакивает и дразнит. — Я ждала тебя… я всегда тебя жду… Тебя одного, мой властелин…

И вновь — соблазн в каждом медленно-томном движении, снова взмах веера ресниц, снова кровь, стучащая в ушах набатом. И желание, сносящее крышу от одного вида ее тела, слишком красивого, слишком совершенного, слишком порочного. Как же хочется ему поддаться, как хочется сдаться и прекратить глупое сопротивление…

Я задышал, словно собака на солнцепеке, игнорируя презрительное хихиканье Кархана. Ну что за жизнь такая… То Одри с ее слезами, то эта…

На миг образ черноволосой искусительницы заслонило видение рассерженной Одри, и странно — это помогло. Морок ослаб, а я отдернул руки, которые уже шарили по вожделенному телу. Демоны, и когда только успел? Гааадство.

Лантаарея совершенно по-женски надула губы и прищурилась.

— Мой повелитель связал себя узами?

Черные глаза стали еще темнее, если это возможно. Ее лицо на миг исказилось, не утратив, впрочем, своей привлекательности.

— Разве господин не считает меня лучше всех женщин мира? — голос тьмы в женском обличье заставил меня согнуться от боли и зажать уши. На ладонях осталась кровь. — Все считали. Всегда. Во все времена. — Она встала в гробу — нагая и прекрасная до жути. — И никто не смеет думать о другой, глядя на меня!

— Прекрати! — я выкинул аркан, пытаясь выдержать атаку разрывающей нутро боли. — Приказываю! Я твой хозяин, приказываю подчиниться!

Кархан хохотал, словно курица в углу кудахтала, но он меня сейчас не беспокоил. Я лихорадочно пытался сообразить, как успокоить эту демоницу. Ее держала привязка к месту и подчинение владельцу, но насколько эта привязка реальна? Я никогда не проверял прочность этих уз, каждый раз покидая Лантаарею с чувством опустошенности и неудовлетворенности. Не самое лучшее сочетание. И где-то в глубине души я всегда подозревал, что не владею ею ни на мизинец, ни на каплю, ни на один проклятый медяк! Демонская книга всегда была сильнее любого чернокнижника, она лишь забавлялась, позволяя нам ощутить эту иллюзию власти и силы. И в итоге каждый из моих предшественников оказался либо в могиле, либо стал существом наподобие Кархана — отвратительным прислужником без воли.

Как глупо и самонадеянно считать, что я хоть чем-то от них отличаюсь.

Я не страдаю самонадеянностью. Я знаю, что это путь туда, где я не хочу оказаться.

Но я умею изворачиваться и заговаривать зубы, а книга ведь не зря принимает женский облик? Уж не знаю, есть ли душа у таких артефактов, но если есть, то она точно женская. А уж что-что, женщин я знаю… Хотя бы в качестве «что».

А значит, у меня есть шанс.

— Давай поговорим, прекрати… это! — прохрипел я, отнимая ладони от раскалывающейся головы. Кажется, кровь пошла и из носа, и даже глаз. — Лантаарея! Просто поговорим!

Красавица нахмурилась. Но бедро выставила впечатляющее. Точно — женщина…

— Предлагаю сделку! Не как хозяин… — она хмыкнула. — Как… партнеры! Ты поможешь мне, а я…

— Ты? Что можешь дать мне ты, мой повелитель? — насмешка искривила полные губы. Боги равновесия, Бездны, Изнанки и всех миров, которые только есть в мироздании! Как же она… хороша! Невыносимо хороша! Как с ней разговаривать, когда мысли путаются, а образы, что крутятся в голове, один порочнее другого? И это несмотря на боль и то, что она, очевидно, пытается меня убить!

— Я могу предложить…

Смоляная бровь изогнулась, изображая внимание, а губы уже готовились рассмеяться на мою глупость.

— …свободу. Я могу предложить тебе свободу, Лантаарея.

Боль исчезла в один миг, и я стер со лба холодный пот и из-под носа кровь. Кархан замер, а потом бросился на меня, визжа, словно осел, которому прищемили хвост.

— Ты не смеешь! Мерзавец! Не смей! Нельзя! Ее нельзя отпускать!

Я вновь откинул его к стене. Что-то хрустнуло, и Кархан затих. На учителя я даже не взглянул, не отводя глаз от Лантаареи. Смотрел, ловил малейшие изменения во тьме ее глаз, пытался понять. Поверила? Или нет?

— Ты дашь мне свободу, мой властелин? — она села, свесив точеные ножки с постамента. Черная волна волос укрыла девушку плащом, заструилась по молочно-белым плечам, высокой груди, коснулась мягкого округлого живота. Держите меня… кто-нибудь. — Отпустишь? Навсегда?

— Угу. Точно. Навсегда. На веки вечные с прощальным поцелуем в лоб. Если поможешь мне выбраться из одной передряги.

Она откинула с плеч волосы, и мое дыхание вновь прервалось где-то в горле, я захлебнулся им, но отворачиваться не стал. Нельзя.

— Ты знаешь, как обращаться с девушками, мой повелитель, — Лантаарея спрыгнула с постамента и шагнула ко мне. — Мне нравится твое предложение. Но ты дашь мне клятву. И не сможешь ее нарушить. Либо отпустишь, либо станешь моим рабом.

Я кивнул. Ну да, конечно… Жди, милая. Не ты первая от меня клятв требуешь.

— Как скажешь. А сейчас мне надо кое-что сделать, и как можно скорее. Пока ты развлекаешься, меня ищут, и если грохнут, освободить тебя будет некому. Поняла? Смени облик. И открой мне заклинание.

— Чего ты хочешь, повелитель? — она улыбнулась, сверкнув жемчужными зубами. Облизала губы. Демоны, хотел бы я узнать, какова она на вкус…

Правда, один взгляд на Кархана мигом избавлял от подобных мыслей. Хотя и ненадолго.

— Хочу освободить души, плененные заклятием хшара, — обронил я, чувствуя себя идиотом. Тьма в женском теле, похоже, считала так же. Но кивнула, и уже через миг в гробу лежала книга. Напряжение и дикий голод исчезли, сменившись опустошенностью и слабостью. А ведь это лишь начало…

* * *

Есть одна внятная и веская причина, из-за которой я никогда не поверю ни в Богиню Равновесия, ни россказням ее жрецов. В пятиугольных храмах с высоких постаментов они вещают о том, что жить нужно так, как угодно Богине, что деяния совершать надо благие, а за грехи будет душа твоя гнить в том месте, которое нельзя называть. И не называют, лишь смотрят многозначительно, и в глухой тишине храма слышен шелест мыслей и недомолвок. Изнанка. Вот чем стращают жрецы прихожан. Гнилое и гиблое место, вечная мука, непреходящая боль.

Может, оно и так, конечно. В том смысле, что Изнанка — не река Аль-Майер, где я, кстати, ни разу не был. Да, это странное и непонятное место, да и демоны особой симпатии не внушают, но вот в чем я совершенно уверен, что нет на Изнанке душ грешников. Потому что я точно знаю, куда они попадают. Я там был. И это воспоминание самое хреновое в общей неприглядной копилке моей памяти.

Не знаю, сколько мне тогда было. Может, лет шесть… Я не помню себя до того дня, это самое первое мое воспоминание. Ледяной холод, вгрызающийся в кости и с хрустом выдирающий их из тела, словно оголодавший пес. Камень столь стылый, что кажется стеклянным. Я лежу на нем и смотрю вверх, на горящие в темноте символы, начертанные на покатом своде. И еще я умираю. Даже детским своим сознанием я пониманию это, и мне хочется лишь одного — быстрее. Есть жуть, есть страх, есть раздирающий холод и какая-то дикая усталость… хочется уйти, сбежать, спрятаться. И в какой-то момент это происходит — я вижу себя — маленький и жалкий комочек плоти в лохмотьях, а потом… потом оказываюсь совсем в другом месте. И там нет боли, нет страха, нет ничего привычного и понятного… И каким-то совершенно новым восприятием себя и мира я понимаю, что умер… И тот мир я никогда не спутаю ни с каким другим.

Я встряхнулся, возвращаясь мыслями в реальность. Времени мало, а я тут в воспоминания погрузился. Во всем Одри виновата, зараза…

— Вызов души по образу, — приказал я, потому что понятия не имел, существует ли заклинание освобождения от хшары.

Книга надулась обложкой и с хлопком распахнулась на одной из страниц.

— Спасибо, крошка, — пробормотал я, вчитываясь в строки.

Заклятие хшара тем и страшно, что души убитых не отправляются по прямому назначению, а остаются рабами того, кто их пленил. Навечно. И души осознают это, стремятся разорвать оковы заклятия, но от этого лишь мучаются все сильнее. Такого я не желаю старику Шуару и его прислужникам. Оживить их я не смогу, нет такой власти ни у кого, чтобы вернуть жизнь, но вот разорвать привязку к синекосому мне под силу.

Вспомнил каждого из тех, кто остался на полу таверны. В подробностях вспомнил. Вихры и хитрые глаза мальчишки. Резкие морщины на лице Шуара. Размеры и щербатые улыбки подавальщиц. Чем больше деталей, тем точнее фантом, тем ближе он к оболочке человека.

По моему приказу в полутемном помещении склепа один за одним возникли пять призраков. И каждый бился внутри чуть видимой клетки, орал беззвучно. Я вздохнул. Разламывать прутья придется тоже мне, понятно.

— Бездарное растрачивание сил и знаний, идиот, — прокряхтел Кархан, но подполз ближе, с любопытством осматривая клетки с душами. Слишком давно учитель не видел ничего, кроме этого помещения и гроба с книгой, и сейчас не смог скрыть интереса в глубоко посаженных глазках. Он покрутился вокруг клеток и вновь закряхтел-заквохал. — Не сможешь, неуч. Сил не хватит! Клетки истинный чернокнижник делал, не то, что ты, недоумок! Не откроешь, ключ не подберешь…

Я подышал, восстанавливая дыхание и потоки силы. Прикрыл глаза. И в моих руках возник призрачный лом.

— А я ключ подбирать и не собираюсь, — процедил, замахиваясь. — Мне ломом привычнее…

— Так нельзя! — заверещал Кархан. — Это против всех правил! Ты совсем ополоумел, недомерок! Нель…

Душа Шуара окинула меня внимательным взглядом и понятливо отодвинулась в угол своей клетки. Как раз вовремя, потому что мой призрачный лом со всей дури опустился на прутья. Моя сила и сила синекосого сцепились, связались узлом, заискрилась клетка, а потом прут разорвался, образуя дыру. В которую моментально выскользнул Шуар. Я посмотрел старику в глаза и пожал плечами:

— Прости, что так вышло, старый хрыч. Не хотел.

Дух кивнул и показал на съежившихся в клетках девушек и мальчишку.

— Постараюсь. Это все, что я могу для вас сделать.

Снова взмах и удар силой по прутьям клетки. По сути я бил своей жизненной энергией, лом — это лишь привычная разуму форма. И каждый раз моя сила вступала в противоборство с чужой магией и невероятно мощным заклятием. Я слабел с каждым взмахом, и на третьей клетке уже не мог перебить прут с одного удара, приходилось бить снова и снова, цедя сквозь зубы ругательства, а после — молча, чтобы не тратить остатки дыхания и жизни. Кархан хохотал, предрекая мне смерть от истощения. Но это я слышал столько раз, что привычно не вслушивался.

К последней клетке с мальчишкой я подошел, шатаясь. Руки дрожали, и призрачный лом в руках казался тяжелее Анайского горного пика.

— Ты не сможешь… ничего не выйдет, — Кархан крутился под ногами шелудивой собачонкой, — истощишь себя, идиот! Сдохнешь, как придурок, от выгорания, от выплеска всей силы!

— Отвали, — даже выругаться как следует не удалось, отпихнул наставника ногой, выдохнул. Мальчишка внутри клетки не бился, лежал на полу. Его силы, как и мои, были на исходе. На миг представил картину: меня находят ловцы и долго хохочут, рассматривая откинувшегося на полу склепа чернокнижника. Здесь и книга-артефакт, здесь же снятые ловушки и остатки моей силы — бери, кому надо. Грох! Да и я стану посмешищем, причем посмертно. Моим именем будут пугать учеников: «Учись, малец, если не хочешь откинуться по дурости, как идиот Лекс Раут. Ты не знаешь, кто это? Это самый тупой чернокнижник в истории Империи!»

Обхохочешься.

Я поднял свой лом и окинул клетку мрачным взглядом.

— Хорошо, что ты уже умер, а то я могу и зашибить, — пробормотал я мальчишке. — М-даа…

Удар!

Вдох и выдох.

Удар!

Вдох и вдох.

Удар!

И я сползаю на пол, а лом тает, словно сосулька на солнцепеке, в нем больше нет силы. И усмехаюсь, прежде чем отключиться, потому что вижу, как встрепенулась душа паренька и тихо выскользнула в образовавшуюся лазейку.

* * *

Пробуждение, вернее, возвращение в этот поганый мир не понравилось. Уже в который раз, кстати. Плохая тенденция, нездоровая какая-то. Надо что-то с этим делать. Вот обсохну и подумаю — что, потому как какая-то сволочь снова вылила на меня воду.

Я пофыркал, плюнул и открыл глаза.

Первой в поле зрения попала малышка Одри, и, судя по всему, она была чрезвычайно зла. Потому что на ее щеках алели пятна, глаза пытались метать молнии, а губы яростно кривились, готовясь то ли заорать, то ли захныкать. Я даже удивился, вот уж не подозревал в этой замороженной принцессе таких эмоций.

В руках девушка держала кувшин, что стоял под водостоком склепа и из которого обычно пили бродячие коты и крысы.

— Детка, ты сдурела? — хрипло поинтересовался я, пытаясь осознать обстановку. Пошарил взглядом. Так, сижу, опираясь спиной о постамент с гробом, ни клеток, ни душ рядом не наблюдается, Кархана — тоже. Армон маячил в углу, посматривая на меня. Выражение его глаз в полумраке не разобрать. — Или подхватила блох, и они тебя кусают в разных местах, что так озверела?

Одри швырнула на пол кувшин, брызнули в разные стороны осколки.

— Ты! Извращенец!

— Вы сегодня сговорились, что ли? — пробормотал я, стирая с лица тухлую воду. — Фу, воняет.

— Пока мы там собираем твои вещи и волнуемся, ты решил развлечься? — Одри уперла руки в бока, и пятна на ее щеках стали еще ярче. — Да еще и где? В склепе? На кладбище?! Боги, Лекс! В тебе совсем ничего святого нет? Армон, да скажи же ему! Это же… немыслимо!

Я ошалело потряс головой. Кажется, вода в ухо попала… или я оглох от выплеска силы. Или проклятый Кархан мне его отгрыз, пока я тут валялся.

Последняя мысль заставила в ужасе прижать ладонь к голове. Пощупал и облегченно вздохнул. Уши были на месте, оба. Я потрогал два раза, чтобы убедиться. Потом проверил нос и… другие части тела. На всякий случай.

Одри издала рык и схватила черепок от горшка.

— Я его убью. Точно, — как-то обреченно произнесла она.

— Лекс, поднимайся. Нам надо уходить, — сухо произнес Армон. Из полумрака блеснула желтизна глаз.

Я встал, пошатываясь и опираясь на постамент.

— Боги, ты что, еще и пил?! — простонала Одри.

— Детка, а не пойти ли тебе? — предложил я, начиная раздражаться. — В лес погулять, а?

Желательно туда, где водятся орки, тролли и кучка голодных каннибалов.

— Прекратите. — Армон подошел ближе и посмотрел за мою спину. — Девушке лучше уйти, думаю.

— Девушке? — изумился я. Девка-то здесь откуда?

Обернулся и застыл.

Лантаарея. Ну конечно. Просто прелесть.

Она сидела на постаменте, поджав ноги и улыбаясь. Совершенно нагая и бессовестно прекрасная. Черные волосы лишь слегка скрывали часть груди и бедер, но это только подчеркивало вызывающие прелести тьмы. Свою сногсшибательную и разумолишающую магию она сейчас не использовала, но и без того находиться рядом с ней и оставаться равнодушным было довольно сложно.

— Где ее одежда? — Армон старательно не смотрел на постамент. Так старательно, что ему дышать было трудно. Я его искренне понимал.

Посмотрел на Лантаарею. Тьма ее глаз сменилась синевой, столь яркой, что хотелось подойти ближе и всмотреться, как в озеро, надеясь увидеть в глубине свое отражение и не утонуть. Ну вот. Опять меня тянет на поэтическую чушь. Проклятие!

— Одежда где? — напомнил Армон, пристально рассматривая черепки на полу.

— Эээ, одежда? — глупо переспросил я и посмотрел на красавицу у гроба. Мысли в голове ворочались вяло, как личинки в банке рыбака. — Где?

Она пренебрежительно пожала плечами. Я же уставился на нее с досадой. И какого демона она сменила облик? Надо срочно выгнать из склепа моих «друзей», а потом выйти уже с книгой под мышкой. Только вот заклятые «друзья» убираться не спешили, Одри переводила яростный взгляд с меня на Лантаарею, Армон на глазах мрачнел. Я только открыл рот, чтобы предложить им убраться, но меня опередили.

— Я думаю, что мне понравится идти с вами, — мелодично произнесла Лантаарея. Откинула волосы, выгнула спину. Армон втянул воздух. Одри зашипела. — Да. Я пойду со своим повелителем.

— С кем? — угрожающе протянула Одри. Лантаарея спрыгнула с постамента и посмотрела на меня.

— Я пойду со своим властелином.

— Эээ, не думаю, что это разумно, — я попытался взглядом дать понять, что это плохая идея. Совсем-совсем плохая! Но меня проигнорировали, величественно поведя плечом и переступив босыми ногами.

— Да. Я пойду. Мне надо увидеть… — Лантаарея задумалась, чуть наморщив лоб. — Мир. Надо привыкнуть. К скорой свободе.

Она слегка изогнула полные губы, и я чуть не застонал. Нет, не от желания, оно как-то резко поубавилось. От понимания, что проклятая книга решила топать рядом со мной ножками. Нет, ножки, конечно, отменные, но вот наблюдать мне их что-то не хочется.

— Ланта, милая, — я мстительно сократил ее имя, — думаю, ты торопишься. Нам было неплохо вместе и все такое, но сейчас ты сменишь облик, как мы и договаривались. Ты меня понимаешь?

— Я пойду, — ее лицо стало мечтательным, отчего захотелось подарить этой гадине звезду с неба, выдрать хвост у огонь-птицы и вручить свою душу.

Подавится.

— Значит, так, — я обернулся к своим друзьям. — Выйдите и ждите меня за дверью. Мне надо поговорить… с девушкой. Кажется, ей было так хорошо, что она слегка потеряла связь с реальностью.

— Извращенец, — прошипела Одри и, гордо развернувшись, выбежала за дверь. Армон посмотрел на меня внимательно.

— Иди уже, — махнул я рукой. — Я сейчас.

— Поторопись.

Дверь мягко стукнула, выпуская оборотня.

— Ты сдурела? — завопил я. — Смени облик! Живо! Я приказываю!

— Ты должен произнести клятву, мой повелитель, — Лантаарея склонила голову, и синеву глаз снова залила тьма. — Пообещай отпустить меня. Дай мне клятву.

Смрадная утроба! Я надеялся, что она забудет. И кто придумал, что у женщин короткая память? Угу, когда им это выгодно.

— Ладно. — Я встал напротив нее, начертил в воздухе знак-петлю и накинул на наши шеи, связав воедино. — Я даю тебе клятву, Лантаарея, книга тьмы и знаний, артефакт проклятых, украденный мною у наставника Кархана, прозванного Шестипалым. — Петля налилась силой и стянула наши шеи удавкой. — Клянусь… отпустить тебя через три месяца, если ты выполнишь все мои требования, если поможешь одолеть синекосого чернокнижника, что ведет на меня охоту, если откроешь знания, что скрыты в тебе. Ты не станешь влиять на меня своей магией и силой, ты будешь выполнять все мои приказы. Ты будешь беречь мою жизнь, как самое ценное, что у тебя есть.

Она медленно кивнула.

— Я даю тебе клятву, Лекс Раут, прозванный Бродягой, — я поморщился при этом имени, но Лантаарея не обратила внимания. Ее голос набирал силу, проникая в каждую частицу моего тела, наливая жизнью нашу связь. — Я даю тебе клятву, чернокнижник по крови и выбору, ученик Кархана, потерянный отцом сын. Даю клятву выполнить твои условия и открыть тебе то, что ты способен принять. И уйти через три месяца.

Я скосил глаза на петлю. Пора.

— Если сама не попросишь остаться.

Склеп наполнился мелодичным смехом Лантаареи, яростным воплем Кархана и шипением исчезающей петли. Правда, теперь она на моей шее до исполнения клятвы, невидимая и прочная.

— Что ты натворил! — подвывал учитель. — Что ты наделал?! Ты нас всех погубил, недоумок!

— А теперь меняй облик и желательно сделай себя полегче, — я покрутил шеей, с недовольством ощущая удавку. — Мне несподручно тащить тяжелый талмуд.

— Петля клятвы не дает мне сменить облик, — пропела Лантаарея. — Она закреплена на этом теле, так что… Я останусь такой до ее исполнения. Теперь я лишь человек. И пойду с тобой, мой повелитель.

Я издал стон, вот самый натуральный стон, и схватился за голову.

Ненавижу женщин. Не-на-вижу. В любом виде, форме и размере.

И при моей инкубской сути — это очень большая проблема.

— Чтоб ты провалилась, — в сердцах пожелал я и пошел к двери. Пусть топает за мной голая, мне плевать. Или бежит рядом с моей лошадью.

Гнилая требуха сдохшего орка, чтоб меня!

— Она идет с нами, — не оборачиваясь, доложил я стоящим за дверью напарникам. И, видимо, вид у меня был такой, что спрашивать они ничего не стали. Я же, не оглядываясь, зашагал к выходу с кладбища, проклиная про себя… всех.

ГЛАВА 13

Лошади послушно дожидались нас у ограды кладбища. Только вот тут вышла загвоздочка, нас было четверо, а рысаков — три… И сажать Лантаарею, пусть и в женском обличье перед собой, мне категорически не хотелось. Я вообще как-то смутно понимал, что мне теперь с ней делать. Книгу я собирался засунуть в походную сумку. А что делать с девкой?

С другой стороны…

С другой стороны, в этом облике очень сложно опознать древний артефакт темных. И сомневаюсь, что каждый чернокнижник знает о подобном свойстве книги. Например, для меня это был большой сюрприз. До сих пор с дрожью вспоминаю. Как я тогда устоял перед ней, увидев впервые и будучи совсем юнцом — не представляю. Наверное, перепугался ее неземной красоты, от того и сбежал. А потом уже, когда сошел морок, после нескольких заплывов в холодном озере, смог все спокойно обдумать.

Ну и вспомнил заодно все высказывания Кархана и то, во что он превратился.

Мне присоединяться к нему в служении Лантаарее не хотелось.

Но, гарпун мне в печень, где взять для нее еще одну лошадь?

И одежду.

Потому что, обернувшись, я увидел еще более злую Одри, смущенного Армона и невозмутимо вышагивающую обнаженную черноволосую красотку.

— Хм, Одри, детка, думаю, тебе придется одолжить Ланте свое платье. У тебя ведь найдется запасное, верно?

— Что-о-о-о?!

Мама моя неузнанная, этим «что-о-о» можно людей убивать.

— Не будь жадиной, — я широко улыбнулся.

— Я не собираюсь давать свою одежду… всяким! Твоим… подругам!

— Одри, она вернет. Потом. Или Армон купит тебе новое платье. Армон, ты же купишь?

— Я не дам свое платье!

— Одри, ты знаешь, что с ближними надо делиться?

— Нет!

— Не может же девушка и дальше гулять… в таком виде. Замерзнет ведь.

Армон среагировал на мои слова и повернул голову. Зря, конечно. Его взгляд приклеился к аппетитному заду брюнетки, что стояла, рассматривая ограду, кривые надгробные камни, чахлые кусты и ехидно поглядывающих на нас ворон.

— Как красиво, — прошептала она. — Не переживай, мой повелитель, я не чувствую холода.

Я хмыкнул.

— Не сомневаюсь. Ты очень… горячая девушка. Но если ты пойдешь дальше голая, мы доберемся лишь до городской стены. И то вряд ли. Тебе нужно платье. Одри?

— Нет, я сказала!

— Так. — Надоели они мне разом, и улыбаться я перестал. Прищурился, всерьез обдумывая мысль, а не оставить ли их тут, на этом кладбище. В склепе. Обеих. Можно и Армона за компанию. Что-то мои друзья начинают меня утомлять. А самому рвануть куда-нибудь, где тепло, много хелля и доступных девушек.

Кажется, Одри мою невысказанную мысль уловила, потому что тон поменяла. Но сдаваться так просто, не собиралась.

— Интересно, а куда делась та одежда, в которой она сюда пришла? — сообразила златовласка.

— Я ее порвал в порыве страсти, — подмигнул я. — Знаешь, у меня такая дурная привычка — рвать на девушках вещи. Ничего с собой поделать не могу. У кого-то только сорочку, а этой вот не повезло…

Одри намек поняла и замолчала совсем. Лишь побледнела, отвернулась и, взметнув юбки, пошла к лошадям. А там так сильно дернула ремень чересседельной сумки, что пряжка звякнула и отскочила. Я услужливо Одри помог, получив в ответ взгляд, полный лютой ненависти.

— Брось, детка, будешь так пыхтеть, я подумаю, что ты ревнуешь, — сказал я тихо, снимая сумку с лошади.

— Не льсти себе. Ты не настолько хорош, — еще тише бросила она.

— А ты успела сравнить?

Одри вскинула на меня взгляд. Прищурилась.

— Успею, — улыбнулась она. — Теперь у меня тысячи возможностей для сравнения, правда?

И вытащив из сумки платье, отправилась к Лантаарее. Я посмотрел ей вслед. Интересно, почему мне мысль вот об этих возможностях как-то не понравилась? Чувство оказалось мне совершенно незнакомым. Меня можно назвать кем угодно, но я никогда не был собственником. Это в принципе противоречит природе инкуба и моим личным убеждениям. И надо сказать, менять их я не собирался.

Ланта тем временем пыталась надеть непривычную одежку. Простое серое платье и ботинки, что весьма нелюбезно швырнула ей Одри. Получалось у черноволосой плохо, она тратила время, поглаживая и рассматривая ткань.

Я подошел и со злостью девушку развернул, натянул на нее платье, застегнул все пуговички и завязал пояс.

— Демоны тебя забери, ты что, не можешь сотворить себе одежду? — проворчал я. — На тебе же было… что-то. Каждый раз, когда я приходил.

— Это лишь морок, мой повелитель. Зрительные образы, что я увидела в твоем сознании.

— Еще раз туда залезешь, и наше соглашение отменяется, — буркнул я, завязывая ей волосы лентой. — Поняла?

— Я помню клятву, мой властелин. Я не могу обойти ее.

— Вот и умница. И держи рот на замке. То есть молчи. Поняла?

Она кивнула.

Я посмотрел на солнце, прищурившись, хотя и так знал время с точностью до секунды. И оно заканчивалось. Если ловцы распутывали след крови в таверне, то сейчас уже знают, кому он принадлежит. А след — это как нить к хозяину, приведет… Одно радует, что с расстоянием и временем этот след тает и обрывается. Нам стоит поспешить. У ограды жальника хрипел в путах кабанчик, предусмотрительный Армон запасся жертвой для открытия портала. Только вот я все силы отдал в склепе и сейчас пуст, как опорожненная ночная ваза.

Но знать об этом моим спутникам не нужно.

— Здесь портал не открыть, — соврал я. — Место такое, потоки силы хаотичные. Так что придется своим ходом.

Столица нашей Империи когда-то была обычным городишком на берегу мутной реки. И со временем разрослась в длину, по берегу, так что с одной стороны Кайер прикрывала водная преграда, а с другой власти возвели стену. Она выглядела странно — местами каменная, кое-где деревянная, словно забор в поселениях на окраинах, на пригорках торчали иглами башни, и, как это обычно бывает, местами обрушилась. Кое-где ее подлатали, кое-где поставили стражей, а местами городской маг затянул дыры невидимыми ловушками. Только на моей памяти городовой пять раз объявлял дополнительные налоговый сбор на возведение новой стены. Правда, всегда находились дела поважнее, потому что стена оставалась прежней и неприглядной. Конечно, по периметру города существовали оборонительные препятствия и засады, на случай атаки, но последние десятилетия были весьма мирными, никто на город не нападал и, похоже, не собирался. Соседние королевства мирно торговали с нами ресурсами и продовольствием, и даже граница была весьма условна, проходя где-то за Громовой Пустошью.

Устанавливать более точно никто не собирался, по известным причинам и особенностям той местности.

И сегодня я, уже не первый раз, кстати, порадовался такой скупости наших властей и отсутствию в Кайере нормальной стены. Потому что, поставь они реальную каменную преграду да нанеси защитные руны, и выбраться бы из города было в разы сложнее. Но богачи предпочитали ограждать защитой личные владения, а беднякам было нечего терять.

Ближайшая дыра, через которую мы могли беспрепятственно покинуть территорию Кайера, находилась как раз в стороне «моего» кладбища, к нему мы и отправились. Причем Армона я убедил сменить облик, мотивируя это необходимостью его обостренного слуха и обоняния.

— Ты отлично знаешь, что мои органы чувств работают одинаково в обеих ипостасях, — сказал напарник, раздеваясь за каменным надгробием. Я открыл рот, собираясь привести второй аргумент, но и тут оборотень меня опередил. — И конечно, ты не можешь ехать с девушкой, потому что, если придется удирать, так будет быстрее. Я понял.

— Слушай, с тобой становится скучно, — задумчиво протянул я, потирая щетину. — Ну хоть бы вид сделал, что поверил. За что я тебе плачу?

— Последнее время за все в основном плачу я, — отозвался Армон, аккуратно складывая одежду в сумку. — А ты задолжал мне жалованье за цикл.

— Да? — искренне удивился я. — А ты почему молчал? Я забыл.

— Не удивлен. Ты был очень занят.

Хм, мне кажется, или мой молчаливый друг чем-то недоволен? Армон защелкнул пряжку и вручил мне сумку. Я присел под ее тяжестью.

— Ты там что, камни таскаешь? На случай, если придется топиться?

— Там ловушки и кое-какое снаряжение. Повесь на свою лошадь и постарайся не уронить в дороге. Некоторые предметы взрывоопасны. — Я усмехнулся, но оборотень вновь угадал мои мысли. — Повесь на СВОЮ лошадь, Лекс.

— Я уже говорил, что ты зануда, мой блохастый ДРУГ?

— Двести пятьдесят семь раз, — оскалился напарник, а я рассмеялся. Оскалился — в прямом смысле, потому что начал менять ипостась. — Я побегу впереди, чтобы лошади не волновались. Не отставайте.

Из-за камня выскочил уже черный зверь, мотнул головой, показывая направление.

— Да знаю я…

Одри уже сидела на свое скакуне, демонстративно отвернувшись от Лантаареи. Черноволосую мы тоже усадили на лошадь, и я показал ей, как управлять. Ну, если свалится и свернет себе шею, надеюсь, это не повлияет на магические силы книги.

— За мной, девочки! — скомандовал я, ударяя пятками круп своего рысака и дергая поводья.

Честно, про спутниц я даже слегка забыл, увлекшись размышлением на тему синекосого мага и размера задницы, в которую я угодил. Так что даже удивился, когда остановился у разлома стены и меня догнали Одри и Лантаарея. Обе прискакали почти одновременно. Лицо Одри напоминало лик властительницы ледяных пиков, глаза Ланты светились от удовольствия. Армон уже ждал нас, обнюхивая разлом.

Я спрыгнул, осмотрел магические ловушки и вздохнул с облегчением. Снять сил хватит. Вот войти было бы сложнее, а со стороны города защита незначительная.

Быстро распутал аркан, ощущая утекающее время. Ведь ловцы уже наверняка узнали мой след… Значит, ищут. Возможно, стоят вон за тем камнем или притаились в рощице? Хотя чего им ждать?

Оглянулся, обшарил взглядом округу. Армон вопросительно тявкнул.

— Показалось, — буркнул я. И все же ощущение чужого взгляда не покидало. Оно зудело под кожей, ледяной иглой впивалось в затылок и заставляло меня ежиться, словно от холода. Но оборотень сидел смирно, ожидая, когда я закончу. А значит, на несколько сотен крант вокруг никого нет. — Готово.

Ловушки я снял и за уздцы перевел рысака через пролом. Одри спешилась и сделала то же самое, Лантаарея проехала верхом, распластавшись на лошадиной шее.

— И куда мы теперь? — тихо спросила Одри, оглянувшись на тянувшуюся вдаль неровную городскую стену.

Где-то впереди бурлила излучина реки, влажно пахло илом и занудничала в камышах утка.

— Не поверишь, детка, — протянул я, ставя ногу в стремя. — Но в Громовую Пустошь. Так что у тебя последняя возможность повернуть обратно.

И отправил лошадь в галоп, провожаемый воплем девушки:

— Лекс, ты сдурел?!

* * *

Итак, Громовая Пустошь.

Обширная и почти неизученная территория на границе Империи. Кто-то поговаривает, что туда сбегают жить преступники и беглые каторжники, кто-то считает это место пристанищем последних демонов, пришедших в наш мир века назад. Кто-то, более разумный, просто понимает, что соваться туда не стоит из-за общей аномальности этих земель.

Какое-то время Пустошь пытались исследовать, под эгидой императорского двора даже снарядили отряд энтузиастов (то есть идиотов или неугодных этому самому двору). Туда вошли воины и ловцы, маги — светлые и темные, а также некоторые ненормальные психи — специалисты по странностям.

Отъезд был сопровожден огромной шумихой, зазывалы и глашатаи надрывали глотки, вещая об освоении Пустоши и использовании ее ресурсов на благо Империи. Проводить смельчаков высыпал весь город, им под ноги бросали лепестки роз, а женщины оголяли грудь и зазывно улыбались, обещая наградить бравых парней по возвращению.

Отряд не вернулся.

По прошествии года, на деньги налогоплательщиков, организовали еще один отряд — искать первый. Их провожали уже не так весело, но все еще с надеждой.

Еще спустя год горожане устроили бунт, протестуя против очередного отряда «смертников». И в путь отправились добровольцы, точнее, преступники, которым предоставили выбор — Пустошь или плаха. Надо сказать, многие выбрали второе.

Наверное, не надо уточнять, что они не вернулись?

Протяженность Пустоши значительная, поговаривают, ее общая территория сравнима с общей территорией Империи. И совершенно не изучена. Порталов туда нет. Силовые потоки настолько хаотичны, что использовать их рискнет разве что сумасшедший. Свое название местность получила за раскаты грома и разряды молний, что бьют внезапно, в любом месте и при совершенно чистом небосклоне.

И ехать туда по доброй воле наберется смелости либо полный кретин, либо отчаявшийся безумец.

И именно это при первом удобном случае попыталась втолковать мне Одри. Правда, я лишь отмахнулся.

На первый привал мы остановились, когда солнце начало валиться к горизонту, окрашивая окраины в оранжевый цвет сумерек. С широкого тракта мы свернули уже через час, наш путь лежал через мелкие поселения, словно опята — пень, облепившие Кайер. Но задерживаться мы нигде не стали, я торопился увеличить расстояние между нами и городом, все еще чувствуя себя неуютно. Хотя, сколько раз я ни оглядывался, так никого подозрительного и не заметил. А на переправе через реку даже приказал Армону доплатить мостовому, чтобы он прикрыл ворота на мост на некоторое время. Если учесть, что на дороге, кроме нас, никого не было, мостовой был счастлив оказать подобную услугу.

Армон посматривал на меня вопросительно и, чувствуя мою тревогу, раз за разом оббегал широкий круг, но каждый раз мотал башкой, возвращаясь. Только вот меня это не убеждало. Я хорошо помнил, что и в таверне Шуара никто, кроме меня, синекосого не видел.

Но пока все, что мы могли — продолжать гнать лошадей вперед.

К закату я вымотался так, что уже с трудом держался на лошади, все же я не успел восстановиться после склепа. И все, чего требовало измученное тело — есть и спать. Для ночлега выбрали дорожный дом какого-то маленького и пыльного городка. Опасаясь преследования, я накинул на шею медальон, меняющий внешность, превратившись в невзрачного худого торговца, путешествующего с женой — Ланта улыбнулась, братом — Армон сверкнул желтым глазом, и сестрой Одри, что добавила недобрый взгляд в мою копилку похожих взглядов.

Правда, комнат пришлось оплатить целых три, для нас с братишкой и отдельные — девушкам. Я здраво рассудил, что оставлять их наедине — не стоит.

Конечно, я был не против поменять расклад и соседа — на Одри, должна же быть от нашей связи хоть какая-то польза, но по понятным причинам это не представлялось возможным.

— Две девки, а толка ни от одной, — с досадой пробормотал я, швыряя в угол тяжелые сумки.

— Осторожнее, если не хочешь взлететь на воздух, — Армон размял шею и ушел за шторку, где стояла кадушка с водой.

— Эй, я первый! — возмутился, но оборотень лишь фыркнул.

— Ты серьезно говорил о Пустоши? — донесся из-за занавески его голос.

— Серьезнее некуда.

Завалился на кровать, решив, что умыться я могу и завтра.

— Сапоги хоть сними, — буркнул напарник, появляясь в комнате и вытирая шею ветхим полотенцем.

— Мне так удобно, — я сложил руки на груди. — И мы действительно едем в Пустошь.

— Но зачем?

— На это есть несколько причин. Во-первых, это идеальное место, чтобы на время спрятаться. — Армон скептически заломил бровь. — Во-вторых, там мы с моим преследователем будем на равных. Вернее, я обрету преимущество, благодаря тебе. А он потеряет силу из-за аномалии Пустоши.

— Думаешь, он нас преследует?

Я промолчал. Потому что был в этом уверен. Синекосый не отстанет, пока не получит книгу. Не знаю, зачем она ему, но очевидно — нужна. И сдается, что в моем доме он искал именно Лантаарею, вероятно, не знал точно, где она.

— Ну, а в-третьих… В-третьих, нам может повезти, и мы найдем кого-нибудь, кто знает об Изнанке. Например Безумного Люка, он ведь пропал…

— Шутишь? Разве он все еще жив? Это ведь он написал ту книгу, которую никто не мог прочитать?

— Он самый. Манускрипт Артахх. Да только прочитать ее не могут обычные люди, ну, или оборотни, а вот знающий чернокнижник…

— И что будет, если прочитает?

Армон привычно установил ловушку у двери и окна. Молодец, о своих обязанностях защитника не забывает. Ценю.

— Понятия не имею. Кто-то считает, что Артахх дарует власть превращать предметы в золото. Кто-то, что призывает демонов. У меня есть своя теория, но я пока воздержусь от ее озвучивания. Безумный Люк — личность легендарная, не маг, но человек удивительных знаний.

— Но с чего ты взял, что Люк в Пустоши?

— Просто предположил. Я слышал от одного человека, что там можно найти ответы.

— Почему-то, когда ты так говоришь о ком-то, мне хочется добавить: мир его праху, — пробормотал напарник. Я хмыкнул. Все-таки он неплохо меня изучил.

Армон присел на узкую кровать.

— Лекс, ты понимаешь, что предлагаешь? Ты действительно хочешь отправиться в Пустошь?

Я покосился на оборотня.

— Отказываешься?

Армон пожал плечами.

— Уточняю. Попытаюсь собрать переносной заземлитель. Или громоотвод.

Я незаметно выдохнул. Все-таки я рассчитывал на защитника, прикрывающего мой зад, и прощаться с ним прямо сейчас мне не хотелось.

— И кстати, — обронил Армон, усаживаясь на пол и роясь в своих сумках. — Если ты не будешь каждый раз так напрягаться, раздумывая, убить меня или нет, нам всем жить станет легче. Особенно тебе.

Я потер колючий подбородок. М-да, занятно.

— Слушай, все хотел спросить, — свесил ноги с кровати, решив, что все-таки стоит привести себя в порядок. — Зачем ты тогда бросился за мной в реку? Четыре года назад? Ну плывет среди льдин вниз башкой какое-то тело, так и пусть плывет, мало ли бедолаг? Зачем ты полез меня вытаскивать?

Армон головы не повернул. Длинные пальцы, что собирали какую-то непонятную механическую хрень, замерли на миг. И снова продолжили свою работу. Я помедлил и ушел за занавеску, по опыту зная, что если Армон не хочет отвечать, то и не ответит.

И потому удивился, услышав глухой голос.

— Я подумал, что у каждого должен быть второй шанс.

И замолчал, не собираясь пояснять.

* * *

Ночь прошла спокойно. Я спускаться на ужин отказался, потребовав принести еду в комнату, так что вниз Армон ушел один. Вернувшись с подносом, сообщил, что и Лантаарея из комнаты не выходила, в отличие от Одри. И сделал паузу, явно намекая, что неплохо бы и пояснить, кто эта черноволосая и почему едет с нами. Но не отвечать, если нет желания, умел не только напарник. Так что я сделал вид, что паузу не заметил.

Лишь пожал плечами, молча съел свой кусок мяса с лепешкой и завалился спать.

Проснулся за несколько минут до крика местного петуха, потянулся, разминая затекшее и, надо сказать, закоченевшее тело. На отоплении хозяин явно экономил.

Армон моментально открыл глаза.

— Спи, — махнул я рукой. — Сейчас вернусь.

Внизу никого не было, лишь спал на лавке упившийся путник. Я протянул руки к тлеющим в очаге углям, потер ладони. За спиной раздался шорох, но поворачиваться не стал, сонную кухарку я приметил еще с лестницы.

— Отхожее место во дворе, — буркнула она. — А завтрак только через час, но могу подать лепеху с молоком.

— Звучит неплохо, — повернулся, окинул девушку оценивающим взглядом. Насколько я понял — это жена хозяина дома, еще довольно молодая и даже симпатичная. Хотя, будь она и менее привлекательной, я бы сделал то же самое. Сон и еда меня восстановили, но не полностью. В конце концов, я сделал благое дело — спас души, а за доброту всегда кто-нибудь платит.

Вот только очаровывать эту девицу у меня нет ни времени, ни желания.

— Так что насчет лепехи? — слегка испуганно пробормотала кухарка и попятилась. Похоже, я ей не понравился. Ну, тоже бывает. Хотя и была на мне иллюзия, а печатей чернокнижия девушка не видела.

— Давай, — кивнул я. — Муж спит?

— Спит, — согласно кивнула она. И скомкала в ладонях несвежий фартук. На круглом лице отразилась мучительная работа разума, не привыкшего к такой деятельности и пытающегося осознать, как действовать. Женским чутьем она почуяла опасность, а вот разобраться, почему незнакомец кажется ей таковым — не смогла.

— Так где лепеха? — напомнил я.

— А, там — она отмерла и бочком бросилась на кухню. — Сейчас принесу, тута ждите!

Конечно, я не послушался. И двигаюсь я беззвучно, так что кухарка лишь пискнула, когда я зажал ей ладонью рот в теплой, но полутемной кухне.

— Тихо. Это быстро, — прошептал и вогнал клыки ей в предплечье, поморщившись от кисловатого вкуса ткани и запаха. Яд инкуба действует почти мгновенно, и девушка захныкала, а потом обмякла в моих руках.

— О, господин…

— Ни звука, — приказал я, прижимая ее к стене и поднимая подол. — Мы ведь не хотим никого будить? Правда? И никому ничего не скажем?

Она закивала головой, как шарнирная кукла.

Дальше все и правда было тихо, если не считать влажных звуков и ее приглушенных стонов. Силы в девушке было много, видимо, не так часто муженек баловал жену вниманием. И она оказалась достаточно привлекательной, чтобы мне было приятно. Не феерия, конечно, но с утра и для разминки — неплохо.

Закончив, отпустил кухарку, и она сползла по стене, не в силах даже опустить задранные юбки. Так и осталась сидеть.

Я забрал лепеху из корзины, вонзил в нее зубы, запил свежим молоком. И, насвистывая, пошел наверх.

Армон уже не спал и, резко развернувшись, втянул воздух, принюхиваясь. Темные глаза сузились.

— Да брось ты, жива она. Подумаешь…

— Лекс!

— Не начинай, мамочка. Вот зараза, лепеха несвежая, все же соврала кухарка! За что я деньги заплатил? — поймал недобрый взгляд оборотня. — Ну, то есть ты заплатил, какая разница? И не злись, попей лучше молока, оно полезное, говорят.

Я поставил наполовину опустевший кувшин на стол и сладко потянулся. С энергией, вытянутой из девушки, я чувствовал себя значительно лучше.

Армон ушел, хлопнув дверью, вот же защитничек. Пошел проверять, правда ли жива и не надо ли прятать труп. Ну, как говорится, дело хозяйское. Когда вернулся, я уже собрался — хотел выехать еще затемно.

— Наших спутниц я разбудил, они будут внизу через несколько минут, — сообщил напарник. Про кухарку промолчал, что меня порадовало, терпеть не могу его нотации. Снял все ловушки, убрал в сумку. — Кстати, твоя девушка, Ланта, она что, прорицательница?

— О чем ты? — насторожился я.

— Открыла дверь прежде, чем я постучал. И сказала, что спускается, раньше, чем я озвучил.

— Просто совпадение.

— Лекс, — Армон развернулся, преграждая мне дорогу. — Ты не хочешь мне рассказать о ней? Я помню уговор и не лезу в твои дела, но эта девушка… Странная. Мне показалось, что она не спала. Постель не разобрана.

— Не обращай внимания, Армон, — посоветовал я. В переводе это значило: занимайся своим делом — защитой меня — и не суй нос, куда не стоит.

— Как скажешь, — сухо бросил оборотень и вышел из комнаты. Я почесал свежевыбритый подбородок. Мне показалось, или Армон обиделся? Вроде не замечал за ним раньше. Или смотрел плохо?

Девушки действительно спустились скоро, завтракать мы не стали, лишь взяли в дорогу холодного мяса, лепешку и налили во флягу горячего травяного чая с медом.

— Ух ты, пространственная! — уважительно пробормотал хозяин дома, вливая в небольшую и узкую посудину десятую кружку подряд. — Хорошая вещь! В столице покупали?

— Точно, — кивнул я, завинчивая крышку.

— Ох, придется и мне, наверное, в город ехать, — мужик расстроенно поцокал языком. — Жена моя что-то захворала. И ведь взял-то молодуху, чтобы не болела, а работала, так нет же! Лежит и вздыхает! А готовить путникам кто будет? Убирать? Корову доить? — он снова поцокал. — Вот беда с этими бабами!

— И не говорите, — согласился я. — Легче убить, чем понять.

— Вот-вот! А главное, спрашиваю у своей — болит у тебя что? А она — у меня сердце разбито! Любовь пришла! Вот дура девка! Не иначе свиную лихорадку подхватила, заезжал тут один, на весь дом кашлял…

И, огорченно цокая, мужик потопал в кухню.

— Да отпустит ее через несколько дней, — отмахнулся я от осуждающего взгляда Армона. — Шевелитесь, друзья, хватит по сторонам глазеть!

— От чего отпустит? — неожиданно вклинилась Одри. Надо же, а я думал, она греет руки у огня и не слушает.

— Топай на выход, Одри! Мы торопимся. Нас ждет Пустошь.

— Я надеялась, что ты пошутил, — тоскливо протянула.

— А я никого ехать не заставляю, — обронил я, покидая этот гостеприимный во всех смыслах путевой дом. — Так что…

На лошадей уселись в напряженном молчании. Ну и плевать. Этим утром одна Лантаарея выглядела довольной жизнью.

Ну и я.

Вплоть до того момента, пока мы не угодили в засаду.

ГЛАВА 14

Каменный тракт сменился землей, а позже дорога и вовсе перешла в колею — извилистую, тянущуюся вдоль мшистых валунов, размером с дом. Мы направлялись к Чиоару — местечку севернее Кайера, где находился древний и давно разрушенный храм. На месте бывшего алтаря сейчас росли заросли можжевельника и высились сорные травы, но там до сих пор находился силовой узел. Любой более-менее грамотный маг знает, что лучше использовать потоки силы, а в идеале — присосаться к узлу. Тогда не придется тратить собственный резерв или опустошать амулеты-накопители. В городах узлов, конечно, не было, если когда-то они и зарождались на тех территориях, то люди давно растащили всю их энергию. Среди большого количества людей потоки всегда слабее, это неизбежно. Даже те, в ком нет ни капли дара, все равно оттягивают на себя часть силы, что уж говорить о магах! Любой, дорвавшийся до источника, постарается впитать максимально дармовой энергии, да еще и зарядит все, что только попадется под руку!

Возле источников и светлым, и темным легче и спокойнее, поэтому нередки случаи, когда маги уходят жить подальше от города, туда, где потоки сильнее и их использование — продуктивнее. Таких мы зовем скитальцами.

На самом деле узлов довольно много, есть огромные, например, на вершине ледяного Анайского пика, до которого невозможно добраться, но сила окатывает волной даже у подножия горы. Есть средние, рядом с такими расположены все крупные города Империи. А есть совсем крошечные, натыканные в лесах, по берегам озер и в пещерах.

Мне повезло, Кархан когда-то составил подробную карту большинства известных источников Империи. Подобные ориентиры есть у придворных магов, у членов двора и у императорских ловцов, чтобы всегда знать, где можно подкрепиться природной энергией.

Чернокнижникам, к сожалению, таких карт не выдают, к тому же далеко не все источники нам подходят. Большинство природных просто убьют, если попытаться пропустить их силу через себя.

Кархан же владел картой, на которой были обозначены точки, пригодные для моего использования. Двигаться к узлу я решил по простой причине: терять время на путешествие верхом я, конечно, не собирался. Все легальные порталы под охраной и нам недоступны. Значит, придется разрывать пространство самостоятельно. Но чтобы протащить нашу компанию вместе с лошадьми через всю Империю и кучу ловушек, что устанавливают ловцы, моей силы явно не хватит. Вот здесь-то мне и пригодится источник.

Я хотел создать переход прямо к границе Империи и выйти в районе озера Последний Приют, за которым уже начиналась Пустошь.

Точка на карте располагалась на скале, и мы как раз приближалась к ущелью, миновав которое выйдем в нужное мне место. Сизые, густо покрытые растительностью камни почти отвесно поднимались вверх, образуя туннель. Армон, что прикупил лошадь в каком-то поселении, махнул рукой, приказывая остановиться, и развернул свиток местности.

— Пройдем насквозь, а там рукой подать, — я подъехал ближе. Лантаарея, воспользовавшись остановкой, трогала рукой вьющуюся по камню растительность, Одри достала флягу с водой и напилась.

— Я бы предпочел обойти, — нахмурился оборотень. — Мне такие места не по душе. Слишком мало места для маневра.

— В обход потеряем два дня пути, — отозвался я, всматриваясь в сумрак природного туннеля.

Армон настороженно втянул воздух, прикрыв глаза. Уши оборотня, что даже в человеческой ипостаси были удлиненными и заканчивались кисточками, шевельнулись, пытаясь уловить малейшие звуки окружающего мира. Я молчал, не мешая ему. И прощупывая пространство потоками силы. Но все закинутые мною сети вернулись пустыми, не поймав ни одного чужеродного всплеска.

— Никого, — наконец отмер напарник. — Можно ехать. Но давайте не будем задерживаться.

— Ланта, оставь в покое эту ящерицу, будь добра. Одри, ты решила поселиться в этих кустах?

Одрианна пробормотала, куда мне идти, и я рассмеялся. Если так дальше пойдет, в компании этих праведников станет гораздо веселее!

— Молодец, детка, быстро учишься. Не то, что Армон. Тот до сих пор от горячих словечек краснеет.

Напарник буркнул что-то невразумительное и поехал вперед, Лантаарея двинулась следом.

Одри вышла из зарослей и, демонстративно не глядя на меня, забралась на лошадь.

— Да ладно тебе, ты словно не племянница старика Гнидоса, — я тронул поводья. — По тебе и не скажешь, что ты в родстве с этим достопочтимым человеком.

— До пятнадцати лет я жила в пансионе для девочек под патронажем жриц Богини Равновесия. Если ты не знаешь, у них очень строгие правила, — хмуро обронила Одри. — Дядя забирал меня на выходные. Для меня это был настоящий праздник… Но у него не всегда получалось. В детстве я не понимала почему, считала его важной личностью. Он говорил, что служит Империи. — Она помолчала, рассеянно дергая поводья. — Знаешь, я была бы тебе благодарна, если бы ты перестал ко мне цепляться.

— Зачем мне твоя благодарность? — хмыкнул я. — Скучное чувство. А так я хотя бы развлекаюсь. А несчастное детство не повод для оправдания.

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться! — вскинулась она. — Я просто… А, забудь. И можно развлекаться не за мой счет? — яростно прошипела она.

— Не вижу более удобной мишени, детка. К тому же, — я склонился к ее уху, — это лишь цветочки, Одри. Не думай, что я забыл… И радуйся, что я пока всего лишь… шучу. Готовься к большему, милая. Мне скоро понадобится твоя сила. И ты ведь понимаешь, каким способом я ее возьму?

— Ты не посмеешь… — Она вновь побледнела. Бедняжка.

— Думаешь?

— Только тронь меня еще, и я… Я за себя не ручаюсь!

— Что-то я не заметил активного сопротивления в последний раз. Кажется, ты даже повисла у меня на шее? Или это ты так сопротивлялась? Прости, я не понял.

— Я не хотела! — девчонка вновь пошла пятнами. Красота. С контролем у нее еще хуже, чем у моего желтоглазого напарника. — Это все проклятая связь! Я не могу отказать, когда ты… трогаешь меня!

— Ну ты же этого хотела, Одри? За что боролась, на то и напоролась. Хм, во всех смыслах.

Она сжала поводья так, что кожа перчаток чуть не треснула от напряжения, а смирная кобылка недовольно всхрапнула.

— Какой же ты… — прошипела девушка.

— Сволочь и гад? — улыбаться как-то расхотелось. — А ты у нас просто святая Присцилла, как я посмотрю. Поруганная добродетель и невинность. Ты сама заключила эту сделку, не поставив меня в известность, кстати. Так что наслаждайся.

— Я просто хочу найти Дориана!

— Мы ищем, как видишь. Все, как ты хотела, малышка Одри.

— За что ты меня так ненавидишь?

Ладони она разжала, вздохнула и уставилась мне в лицо. Краски вернулись на ее щеки, хотя губы девушка сжимала по-прежнему жестко, в одну линию. Некрасиво. Захотелось провести ладонью, стирая эту линию.

Отвернулся.

— Да плевать мне на тебя. Найдем твоего дружка, и, надеюсь, я тебя больше никогда не увижу.

— Я тоже на это надеюсь, Лекс. Даже не представляешь — как сильно.

— Ну вот и договорились. А пока готовь свои прелести к использованию по моему требованию.

Подмигнул и ударил лошадь пятками, посылая в галоп. Внутри было как-то гадко, даже удовольствия от перепалки не получил. Только разозлился. Трогать Одри на самом деле я не собирался. Во-первых, демоны знают эту связь, вдруг от многоразового использования девчонки связь укрепится и разорвать ее станет невозможно? Тьфу-тьфу, поглоти меня Бездна!

А во-вторых… Посмотрел на спину едущего впереди Армона. Даже я не настолько гнилой.

Или настолько?

Правда, задуматься о глубине собственной испорченности не успел. Поднял руку, потирая зудящую шею. Где я недавно испытывал это чувство? Словно покалывание…

В склепе. От соприкосновения с чужой силой.

— Засада! — я заорал одновременно с взрывом. Лошадь Армона встала на дыбы, сбрасывая седока, но оборотень перевернулся в воздухе и встал на ноги, одновременно выкидывая трещотки. Они наполнили воздух характерных треском, разворачиваясь на лету и превращаясь из стальных шариков в длинные ленты, способные найти противника, опутать его и обездвижить.

Я усмирил хрипящую и рвущуюся лошадь. Впереди, буквально в нескольких крантах от Армона ревело пламя, стеной закрывая нам проход. Синие искры в огне указывали на его магическое происхождение, а значит, где-то рядом и хозяин этого беспредела, но чернокнижника мы не видели.

— Назад! — выкрикнул Армон.

Девушки вцепились в поводья и нервно пытались развернуть лошадей в узком проходе. Животные хрипели и рвались, ощущая близость огня, спотыкались на камнях и дергали мордами, стремясь покинуть туннель.

— Скорее!

Лошадь Армона, оставшаяся без седока, уже неслась галопом в обратную сторону, разбрызгивая из-под копыт мелкие камни. И заревела, словно каюн, вновь поднимаясь на дыбы и шарахаясь на скалы, когда и там, где еще минуту назад была свобода, взревело пламя.

— А-а-а-а! — вскрикнула Одри, нелепо взмахнула руками и свалилась со своего рысака. Я бросил на девчонку быстрый взгляд: если она что-нибудь себе сломала, можно ее добить, чтобы не мучилась?

Нутро дернуло болью. Демоны, я же из благих побуждений!

— Я в порядке, порядке, — забормотала девушка подбежавшему к ней Армону.

— Ланта!

— Да, мой повелитель, — в темно-синих глазах черноволосой прыгали всполохи огня.

— Ты можешь что-нибудь сделать?

— Что именно, властитель? Я всего лишь книга. Я не принимаю решения. И могу лишь поведать вам знания и лишь те, которые вы способны принять…

— Все, умолкни. — Пламя ревело, набирая силу, и дышать внутри туннеля становилось все труднее.

— Лекс, стены сдвигаются! — крикнул Армон.

Да уж понятно! Не будут же они ждать, пока мы сами в огонь бросимся, чтобы поджариться. Я заскрипел зубами, осматриваясь. Армон уже вбивал какие-то штыри из своего арсенала в скалу, но та крошилась и осыпалась песком. А вьющиеся растения на глазах съеживались и осыпались пеплом.

Умный гад! Все продумал.

Я спрыгнул с лошади, чтобы освободить руки, закатал рукава, лихорадочно вспоминая заклятие воды. Не моя стихия, тяжело дается. Но попытаюсь. Выговорил заклинание, выкинул аркан, надеясь образовать в движущемся пламени проход. От жара было трудно дышать, тело покрылось черной копотью и гарью. Одри кашляла, Армон с маниакальной настойчивостью искал способ забраться по почти отвесной стене. Лантаарея стояла недвижимо, и лишь в черных глазах плясало пламя.

Мой аркан ударил в стену и… растворился. Пламя просто сожрало его, словно и не было никакого заклинания воды.

Я сказал что-то неприличное.

Швырнул на землю тяжелый плащ, расставил ноги для опоры. Свел запястья, усиливая заклинание арканом льда и увеличивая его силу десятикратно:

— Шаараасаанкра!

Аркан откинул меня силой отдачи и ударил в стену. Пламя вспыхнуло голубыми искрами, словно подмигнуло, и… все.

Больше не случилось ничего.

— Не получается, — выдохнула Одри.

— Да ладно? Ты думаешь, я слепой и сам не вижу? — обозлился я.

И вдруг…

Реальность словно поплыла, сместилась. Вот я стою весь потный и закопченный, запертый между двумя огненными стенами, вот мечутся хрипящие лошади, и Армон долбит скалу, вот сжимает ладони Одри и на лице у нее полоска сажи…

И вот — все исчезает.

И пламя, и мои друзья-недруги, и туннель. Я один на вершине скалы, и белые звезды оставляют прочерки на небосклоне, словно нарисованные на бумаге штрихи. Изнанка. Я на Изнанке.

— Лекс, да очнись ты!

Голос Армона вырвал меня из странного оцепенения, и я поднял голову. Оказалось — сижу на земле, и пламя бушует уже так близко, что лицо пылает от нестерпимого жара.

— Тебя отдачей приложило? — Напарник вновь встряхнул меня.

— Что? — я ошалело моргнул. — Да не тряси меня! А, проклятье…

— Что делать будем? — оборотень руки убрал. — Я могу подняться по стене, но вы… вы не сможете. Тем более, девушки!

— Это бесполезно, — голос охрип от жара. — Нам не дадут подняться в любом случае! Есть только один путь.

— Какой?

— Вперед. Лови лошадей, они нам пригодятся.

Армон посмотрел на пожар, бушующий совсем рядом.

— Надеюсь, ты не сильно ударился головой, когда падал.

— Я-то как раз надеюсь, что ударился, и мне все мерещится, — пробормотал я. — Особенно Изнанка.

— Что? — заорал Армон, пытаясь перекричать гул ревущего пламени.

— Лошади, мой четвероногий друг, и поторопись!

Выдохнул, стер с лица пот, сосредоточился. Раз с водой не вышло, я видел лишь один выход. Использовать ту стихию, что всегда давалась мне лучше других. И как ни смешно, но это именно огонь. Напарник уже держал под уздцы лошадей, девушки стояли рядом, надрывно дыша. Я закрыл глаза. Даже и представлять не надо. Пламя внутри, снаружи и вокруг. Кажется, Одри что-то закричала. Не уверен. Поднял ладони, выплетая аркан стихии. Петля за петлей, прочерк за узлом. Ни на что не отвлекаясь, рассматривая огонь лишь внутренним зрением, отключившись от всего внешнего. И когда открыл глаза, вокруг нас был кокон — плотный, живой и горячий кокон, что, словно яичная скорлупа, окружил нас. Огненный шар — мой собственный, порождение моей силы, а значит, не опасный.

— Шевелите ногами, — прохрипел я, делая шаг. Лошади рвались так, что даже Армон с его силищей с трудом их удерживал. Правда, бежать им все равно было некуда, со всех сторон нас окружало красное пламя моего шара. Одри догадалась — завязала рысакам глаза, чтобы они хотя бы не видели огня. Шар двигался, когда я делал шаг, перекатывался сгустками пламени.

Мои спутники напряженно молчали, но на них я не смотрел, удерживая свой кокон.

Шаг, второй… пятый…

Чужеродная стена совсем рядом.

Двенадцатый, тринадцатый…

И еще один.

Меня тряхнуло, когда две силы столкнулись, но на ногах удержался. Мое пламя лишь налилось краснотой и загудело, врезаясь в чужой огонь.

— Разве можно бороться против огня — огнем? — прошептала Одри. Армон ей что-то ответил, но я не слушал, растворившись в своем аркане и не позволяя себе отвлекаться. Наш огненный шар трещал и выл, словно животное, но с каждым шагом мы продвигались вперед. От жара пот заливал глаза, я почти ничего не видел и вздрогнул, когда женская рука протерла мне лицо.

Все же приятные у Одри духи…

— Еще немного…

Даже огрызаться не стал, да и рот занят, та же ладонь вложила в губы смоченный платок. Влага стекла на пересохший язык, и дышать стало легче. А двигаться — труднее. Каждый шаг теперь словно сквозь кисель, который густел с каждым натужным вдохом. Но если свалюсь или позволю себе отключиться — мы просто сгорим, даже костей не останется. Кисель затвердел, ногу я теперь отрывал с ощущением, что она весит с поместье Раутов. Но упрямо шел, скрипя зубами и не опуская ладоней, что налились свинцовой тяжестью.

Тридцать пять. Тридцать шесть…

Воздуха не осталось, он весь выгорел в этом жерле вулкана.

Мое тело, похоже, высохло и превратилось в сухую деревяшку, которым побрезгуют даже дятлы.

Сорок.

Кто бы напомнил, почему я влез во все это дерьмо?

Сорок пять.

Больше. Не удержу.

Сорок семь…

Сопротивление закончилось так внезапно, что я рухнул, приложив слишком много сил для движения. Мой огненный шар рассыпался по траве тлеющими углями, а я уткнулся лицом во влажный мох, не в силах даже перевернуться. Шевельнул губами, втягивая в рот восхитительно сырую и кислую растительность, сглотнул.

— Лекс, ты жив?

— А кто-то успел обрадоваться?

Перевернулся. Над ущельем плыли облака, задевая белыми боками скалы и покачиваясь на поворотах. Красота.

— Жив он, — буркнула Одри Армону. — И все такой же говнюк, не переживай.

— Детка, я только что спас твою жизнь, — горло саднило от набившейся в него гари, так что вышел лишь хрип.

— Прежде всего ты спасал себя, как обычно.

Она закашляла, потом булькнула вода. И именно это заставило меня сесть и требовательно протянуть руку. Вода! О да, демоны мне во все места! Как же хорошо!

От живительной влаги в голове слегка прояснилось, и я вновь обрел надежду на лучшее.

— Надо уходить из этого проклятого туннеля, — Армон тоже хрипел, но благородно подождал, пока напьются остальные. Я хмыкнул, осмотрев нашу компанию. Лошади успокоились и мирно щипали траву, мы же были похожи на головешки — закопченные, потные и грязные, на черных лицах блестели лишь белки глаз и зубы, когда кто-то открывал рот. Даже цвет одежды не разобрать, все покрыто слоем сажи.

— Девочки, вы похожи на двух песчаных дев, говорят, у них кожа черная, как эбонит, — прохрипел я. — Очень заводит, на мой взгляд… Может, воспользоваться этим, пока вы не отмылись?

— Идиот, — припечатала Одри и, шатаясь, встала. — Богиня! Я думала, мы сгорим.

— Еще не вечер.

— Добейте его кто-нибудь!

— У нас снова три лошади, — вклинился Армон. — Одна сгорела.

— Значит, вы с Одри едете вместе.

— Почему я? — вскинулась девушка.

— А может, почему — с ним? — Я тоже поднялся, чувствуя себе древнее развалин Антаора и старясь не кряхтеть.

— Одри, лезь на лошадь, — обозлился напарник. — Ланта, вы тоже, пожалуйста. Лекс, заткнись и забирайся в седло. Если вы все забыли, то напомню — кто-то эти огненные стены сотворил, и этот кто-то где-то рядом. Еще есть вопросы?

Вопросов у нас не было. Иногда мой шелудивый напарник бывает до противного убедителен.

ГЛАВА 15

Через полчаса мы покинули столь негостеприимное ущелье и выехали на горное плато. Армон нервничал и держал наготове свои взрывающиеся штуковины, но больше никто на нашу жизнь не покушался.

— Может, это была ловушка ловцов? — поравнявшись со мной, спросил напарник. — Их по всей Империи не счесть.

— От того пламени до Пустоши разило чернокнижием, — буркнул я. — Ловцы магией смерти не промышляют, насколько я знаю. А нас собирались убить, это несомненно.

— Просто предположил, — пожал мощными плечами оборотень. — Думаешь, наш знакомый из таверны Шуара?

— Уверен, что он.

— И есть предположения, что ему от тебя нужно? — Армон уставился мне в лицо, прищурив темные глаза. Я беспечно махнул рукой.

— При встрече спрошу, не сомневайся. Только, надеюсь, состоится она не скоро. Мой потенциал в разы слабее, к сожалению.

— Странный он, этот чернокнижник. Создал стены огня, но догонять нас не стал… Почему?

— Резерв исчерпал, скорее всего. Пока не восстановится, можем считать себя в безопасности.

— Ты здорово придумал с тем огненным шаром, — подбодрил меня Армон.

— Угу. Здорово, — кисло протянул я.

Напарник бросил на меня внимательный взгляд, но в покое оставил, не зря я его четыре года дрессировал. Я же уставился перед собой невидящим взглядом, предоставляя лошади топать за жеребцом Армона и почти не вмешиваясь в ее движение. Подумать мне было о чем. И эти думы оказались невеселыми.

Я ни на миг не усомнился, что вновь побывал на Изнанке. Всего на мгновение, столь краткое, что даже мои друзья этого не заметили, но я провалился на ту проклятую скалу под двойным небом. Не во сне, а наяву, неизвестным мне способом и совершенно без моего контроля. Слава всем богам, я вернулся почти моментально, но… Но. Эти самопроизвольные перемещения в самое отвратное место из всех возможных радости мне совсем не внушали. Я понятия не имел, почему попадаю туда, но вот точно собирался это прекратить.

Хотя было еще кое-что.

Я вспомнил тот фиолетовый смерч, что создал в таверне Лаора. Раньше я никогда не делал ничего подобного или даже сравнимого по своей разрушительности. А сегодня огненный шар… Разложившийся труп! Да я был уверен, что меня не хватит и на десяток шагов! Я создавал его от отчаяния, потому что просто не хотел подыхать без борьбы! Только я почти не верил, что мне хватит сил пройти ту воющую лаву, что преграждала нам выход.

Но мы все еще живы и даже целы…

И тут вариантов два.

Либо я раньше не знал своего потенциала, и в последнее время он заметно подрос.

Или… Или моя сила увеличивается после Изнанки. И тут даже я не знаю, как к этому относиться!

Ветка дерева, отведенная Одри, выпрямилась и больно хлестанула меня по шее, когда я не успел убрать голову. Я выругался, но зато пришел в себя.

Горная тропа поднималась все выше, внизу раскинулась долина, а здесь становилось все холоднее — еще один признак близости темного источника.

— Где-то рядом, — крикнул я Армону и спешился. Точка на карте стояла приблизительно, так что искать источник придется самостоятельно. Благо, территория поиска небольшая. Достал из сумки холщовый мешочек, туго перетянутый бечевкой. — В сторону отойдите, — приказал любопытствующим друзьям.

— Разве чернокнижники не чувствуют источник? — не удержалась Одри. — Я думала, сила вас манит как-то…

— Угу, и белым платочком размахивает, чтоб мы не спутали, — осторожно высыпал на дорожку красный порошок. Частички цвета крови дрогнули, сбились в кучу. — Не вдыхайте, указатель ядовитый.

Одри благоразумно отпрыгнула, Ланта осталась на месте.

— Конечно, никто не чувствует источник издалека, — бросил я, наблюдая, как красная пыль вытягивается лентой и начинает движение. — Ощущается, только если сила не закольцована или ее налито столько, что можно ведрами черпать. Но таких мест в Империи всего пять. А середнячки, как этот, можно найти, только если знать, где искать.

Пыль, ползущая по тропинке ленивой змеей, вдруг дрогнула и рванула с такой скоростью, что я взвыл, устремляясь следом и пытаясь не потерять ее в густой траве. К счастью, далеко бежать не пришлось, через тридцать шагов передо мной раскрылся зев пещеры, и поисковик сгорел, источая зловоние. Значит, источник совсем близко, в пяти шагах.

Осторожно зажег светлячок и шагнул внутрь.

— Что там? — раздался сзади тревожный шепот.

— Три умертвия и одна голая девица, — сообщил я.

На дорожке замолчали, пытаясь переварить. Потом Одри все же не удержалась.

— И что они делают?

Армон не выдержал и рассмеялся.

— Я думаю, что Лекс шутит, Анни.

Я хмыкнул и с трудом удержался от желания создать фантомов, чтобы наивная Одри упала в обморок, увидев ответ на свой вопрос. Потряс головой. Совсем сдурел, о чем я думаю?

Пещера оказалась небольшой — десяток шагов в поперечнике. В центре — плоский ритуальный камень — все, что осталось от древнего храма. Походив вокруг, я вернулся на тропинку.

— Источник внутри, предлагаю сделать привал. Портал лучше всего открывать ночью, а пока отдохнем. Мне надо восстановить силы.

Посмотрел на Одри и довольно хмыкнул, когда она покраснела — видно было даже под слоем пыли и остатками сажи.

— Здесь рядом родник, — прервал нашу молчаливую перепалку Армон и махнул рукой. — В той стороне.

— Я первый. В конце концов, я всех спас! — заявил и потопал в указанном направлении, не обращая внимания на возмущенный вопль друзей.

Родник действительно имелся, холодный до дрожи, но было плевать, лишь бы смыть с себя слой грязи и копоти. Стянул одежду, сбросил сапоги и залез в природную каменную чашу, до колена наполненную студеной водой. От холода вышибло дух, но я упрямо засунул голову под поток, чувствуя, как покрывается мурашками тело.

И вновь поймал это ощущение чужого взгляда. Развернулся резко, разбрызгивая воду, на влажных ладонях затрещал файер.

— Ланта! Чтоб тебя! Зачем пришла?

Девушка стояла на дорожке и рассматривала меня, склонив голову.

— Я следую за своим повелителем. — Показалось, или в ее голосе скользнула насмешка?

— Это замечательно, но не надо все понимать так буквально, крошка. Подай мне мыло. Вон там, в сумке.

Она подошла ближе, передавая мне кусок мыльного дерева. В синих глазах дрожало мое отражение, взгляд скользил, словно ощупывал. И столь пристальное внимание древнего артефакта как-то нервировало.

— Тебе тоже надо помыться, — буркнул я, снова сунув голову под воду и зашипев от холода.

— Зачем?

— За тем. Сказал — надо, значит, лезешь и моешься. Ясно?

— Да, мой властелин.

И снова эта насмешка. Пена попала в глаза, и я зафыркал, пытаясь смыть ее. А когда повернулся — обомлел.

— Ты сдурела?

— Я выполнила приказ.

Лантаарея теперь стояла, как и я, в каменной чаше, серое платье осталось на дорожке.

— Какая послушная. Жаль, что ненастоящая, — буркнул, с трудом отводя взгляд от прелестей девушки. Хорошо, хоть вода холодная. — Мойся, время идет.

Она зачерпнула воды и провела ладонью по своему телу. Я отвернулся — от греха подальше. Дотянулся до своей одежды и быстро прополоскал ткань, отжал. И все это вслушиваясь в равномерные всплески за спиной. Похоже, Лантаарея действительно выполняла соглашение и делала то, что я ей говорил. Или это лишь видимость? Кстати, может, стоит задать ей пару вопросов?

— Лантаарея, мне нужны ответы. Я хочу узнать, почему я вновь увидел Изнанку сегодня.

— Я способна открыть только то, что твой разум способен воспринять.

— Не понял? — развернулся так резко, что вода закрутилась водоворотом. — То есть не скажешь? Но знаешь?

— Во мне скрыто много знаний, повелитель. Некоторые так глубоко, что пробудить их способен лишь очень сильный хозяин. Иные можно узнать только ценой жизни. А третьи скрыты даже от меня.

— Да-да, ты всего лишь книга, я понял. — Кинул ей мыло, раздумывая, что я могу еще спросить. — А почему ты принимаешь такую форму? Это ты можешь сказать?

Она промолчала, по-прежнему водя пальцами по телу.

— Могу. Но не хочу.

— То есть ты отказываешься мне повиноваться и отвечать?

— Эти сведения не относятся к знаниям, заключенным на моих страницах. А значит, не являются твоей собственностью, повелитель.

— Занятно… — Я отобрал у нее платье, которое Ланта бестолково полоскала в воде, постирал, отжал и вернул ей. — Надевай. Ланта, чтоб тебя демоны… сожрали! Вылези ты из воды сначала! Теперь это платье снова мокрое!

Лантаарея подняла на меня взгляд, и синеву глаз вновь сменила тьма.

— Конечно, мой повелитель, — пропела она. Вода в чаше начала резко нагреваться, становясь все горячее. — Ведь я создана, чтобы служить вам. Или другому чернокнижнику, способному завладеть мною. Лишь для этого.

На этот раз издевка была явной, полные губы девушки искривились в усмешке. А вода почти закипела. И я вспомнил, с кем имею дело. Какую бы форму она ни приняла, но по-прежнему оставалась одним из могущественных артефактов Империи, а может, и всего мира.

— И как я сам не догадался воду нагреть, — протянул задумчиво, не отводя от Лантаареи взгляд. Смотрел в упор — насмешливо и требовательно. — Спасибо, что подсказала. А теперь вылезай из чаши и иди к Армону, не зли меня.

Вишневые губы приоткрылись, открывая зубы. И тьма вновь сменилась безмятежной синевой.

— Как скажешь, мой повелитель.

Она отвернулась, изящно подтянулась на руках и пошла в сторону пещеры, помахивая мокрым платьем. И выругаться я себе позволил, лишь когда ее фигура скрылась за поворотом. Шипя и проклиная всех подряд, вылез на дорожку. Кожа на ногах покраснела почти до ожога. Вот же гадина! Отлично, проклятая книга еще и обидчивая! И почему мне не достался порядочный талмуд с мужским характером?

Вылез из чаши, отплевываясь, намазал ступни заживляющей мазью. Пройдет, конечно, но демонстрация силы мне не понравилась и в очередной раз убедила, что ничего я в этой проклятой книженции не понимаю.

Да и разбираться что-то хотелось все меньше.

Поминая всех проклятых богов, натянул штаны и сапоги, а когда в кустах что-то завозилось, швырнул, не разбираясь, файер. Оттуда вывалилась обугленная перепелка. Мяса там не осталось, все превратилось в уголь. Так что я лишь пнул тушку сапогом и потопал к пещере. Но на душе полегчало.

На пятачке перед входом Армон уже разложил костер и поджарил на прутьях остатки холодного мяса и свежепойманного зайца.

Одри молча поднялась, увидев меня, и пошла к роднику.

Лантаарея сидела у костра, рассеянно перебирая черные волосы. Серое платье было на ней. Правда, не знаю, когда она его надела — до того, как пришла к костру или уже после. Но судя по тому, как сосредоточенно отворачивался Армон — после.

Интересно, что подумали эти двое, увидев ее возвращение?

Хотя какая мне разница, что они подумали?

Я присел на поваленное бревно, развесил на рогатину рубашку и протянул ладони к костру. Пламя потянулось ко мне, облизывая пальцы, кусая, словно игривый щенок, и тут же рассыпаясь искрами.

— До заката остался час, — Армон подошел, поворошил угли. — Жертва нужна?

— Как обычно. Найди кого-нибудь покрупнее, — я потер согревшиеся ладони, снял с прута мяса, закинул в рот. Доев, устроился на земле, завернувшись в свой плащ. — Я пока вздремну.

— Разве ты не восстановил свои силы? — тихо спросил напарник. — Я думал, ты взял ее… для этого.

Я приоткрыл один глаз и проследил его взгляд на Лантаарею. Да уж, с ней восстановишь… скорее наоборот.

— С ней это невозможно, — буркнул я и отвернулся, давая понять, что разговор окончен. И судя по шороху, Армон отправился за добычей.

А я закрыл глаза, собираясь поспать. На миг кольнуло беспокойство, не проснусь ли я вновь на Изнанке, но я отбросил его. Какой смысл беспокоится о том, что я не могу изменить?

Никакого.

* * *

Проснулся, вернее, очнулся от своей полудремы за полчаса до полуночи, как и собирался. Мой внутренний хронометр снова разбудил меня вовремя. Потянулся, поежился, озябнув на холодной земле, хотя и был накрыт еще одним плащом — спасибо моему заботливому напарнику. Право, порой я даже завидовал его будущей жене, повезет же какой-то… Сознавая собственную испорченность и эгоизм, я не мог в душе не восхищаться чужим благородством, как совершенно чуждым мне понятием. Но понимая, насколько это редкое, хотя и непрактичное качество.

Правда, Армону я об этом никогда не скажу.

Полежал, слушая треск поленьев и шорохи скал, открыл глаза.

— Пора.

Лось уже лежал у входа в пещеру, стреноженный и слегка оглушенный. Я одобрительно кивнул и, когда Армон укладывал жертву на алтарь, вытащил свой ритуальный нож. Рубаха просохла, пока я спал, но одеваться не стал, чтобы снова не пачкать ее в лосиной крови.

— Его обязательно убивать? — у входа возникла Одри. — Нельзя как-нибудь… по-другому?

Я поморщился и даже отвечать не стал. Конечно, можно, спляшу сейчас танец с бубном, и источник откроется!

— Просто жалко его…

Она обреченно вздохнула.

— Я не заметил, чтобы ты жалела того зайца, которого ела два часа назад, — обронил, зажигая маяки. Они повисли над алтарем зелеными искрами, освещая пространство пещеры. — Убивать бессмысленно — жалко. А этот лось послужит великой цели, — я похлопал лосиную башку. — А именно: спасению одного идиота-аптекаря от рук, то есть лап демонов. Этого лося, возможно, даже увековечат в анналах имперской истории. Когда-нибудь.

— Ты бываешь серьезным? — насупилась девушка.

— Иногда. Но ты не захочешь узнать, в каких случаях.

Армон вернулся, неся наши вещи.

— Лошадей заводить?

— Да, надеюсь, все влезем.

Очертил круг, используя все пространство пещеры.

— По местам, мои заклятые друзья. Если у кого-то есть последнее желание, не озвучивайте, умрите молча.

— Армон? — Одри вцепилась в ладонь оборотня, и он успокаивающе ее погладил.

— Лекс снова шутит, Анни. Не волнуйся.

Лантаарея с улыбкой встала с другой стороны и подала Армону руку. Я покосился на нее предупреждающе, Ланта подняла бровь.

— Ладно. Поехали. Последний Приют ждет нас.

— Звучит отвратительно, — хмыкнул Армон.

— Надеюсь, это веселое место, — ответил я и всадил нож в тушу.

И в самый последний момент, когда сталь пробила лосиную шкуру, я увидел, как мелькнуло что-то мелкое и вертлявое и черным клубком вкатилось в мой круг.

ГЛАВА 16

Местность оказалась густо усыпанной острыми камнями, так что, вывалившись из портала, мы издали дружный и возмущенный вопль.

— Все целы? — хрипло осведомился Армон. Мы слегка ошалело кивнули. И пока поднимались, постанывая, оборотень уже успел осмотреться. Я же, поднявшись, первым делом стал высматривать того, кто вместе с нами попал в портал.

Файер на моей ладони затрещал, заворачиваясь в огненный кокон. Селезенка умертвия, не зря мне постоянно казалось, что ощущаю чужое присутствие! Правда, назвать его человеческим язык не поворачивается.

— Кархан, или ты выйдешь, или я спалю эти кусты вместе с тобой!

Мой бывший учитель на четвереньках выполз из зарослей, при свете полной луны и моего файера он был похож на облезшего и ободранного шакала.

— Боги! Кто это? — Одри вздрогнула и отодвинулась, Лантаарея улыбнулась.

— Ее домашний питомец, — хмуро кивнул я на черноволосую и погасил огонь, оставив над нами маяк. Кархан подполз к девушке, уткнулся головой в ткань подола. Я с отвращением осмотрел выпирающие ребра существа. Похоже, он бежал за нами все это время, конечно, его служение книге не позволяет ему покинуть ее. А я все думал, куда он подевался… — И если это… животное будет мне мешать, я утоплю его в этом озере. Говорят, оно бездонное и ведет как раз на Изнанку.

Кархан что-то прошипел, но отвечать не стал, и я махнул на него рукой. Сейчас больше занимало, где мы. Судя по всему, с порталом я справился, перед нами зеркалом лежало озеро. Песчаный берег густо усыпал какой-то мусор, ветки и острые камни, двигаться по которым ночью было опасно. Мы уже хотели устраиваться на ночлег, но Армон насторожился, дернул ушами.

— Дымом тянет, — сообщил он и запрыгнул на валун. Повертелся, принюхиваясь. — Точно! Поблизости жилье.

— Надеюсь, оно принадлежит очаровательной гостеприимной хозяйке, — проворчал я. Ехать верхом по камням было чревато, так что мы двинулись за Армоном, ведя лошадей под уздцы и ругаясь. Вернее, ругался я, остальные мужественно терпели.

Оборотень снова не ошибся, через сотню шагов деревья расступились, и мы увидели дом, что заставило нас заметно приободриться. Хотелось поесть чего-нибудь жидкого и горячего, а потом вытянуться на кровати. Ну и заодно расспросить местных о Пустоши.

К моему огорчению, дом более походил на крепость, и встретил нас бородатый крепкий мужик с топором в руках, а не миловидная хозяйка.

— Кто там шляется? — гаркнул он, настороженно всматриваясь за освещенную линию магической защиты. Мы с Армоном переглянулись, но ответить не успели, потому что вперед вышла Одри.

— Простите, мы хотели просить приюта… Вы позволите переночевать у вас? На берегу… холодно.

Топор мужик опустил, но лишь на миг.

— А я почем знаю, что вы люди?

— А какие еще есть варианты? — заинтересовался я.

— Кажись, правда, люди, — буркнул мужик. — Эти-то, с Пустоши, так не разговаривают. Уж чего-чего, а чувства юмора у них не замечал. Заходите, чего мнетесь!

Он пошептал, снимая ловушки и оградительную линию.

— Совсем сдурели по ночам шляться? А если бы я топориком — того?

— Без топорика бы остался, — буркнул я. И без головы, добавил про себя.

Массивная, оббитая железом дверь хлопнула за нами, пропуская, и хозяин вновь установил защиту. Я уважительно присвистнул, осмотрев его руны.

— Ого, сильно.

— А то, — горделиво хмыкнул он и смерил меня оценивающим взглядом. Я — его. Мы быстро прикинули потенциал друг друга и настороженно кивнули. Бородатый был магом, светлым, и судя по выправке — из бывших ловцов. — Зовите меня Дорс.

— Вы здесь один? — спросила Одри, осматривая небольшой и довольно захламленный двор. Армон разместил под навесом лошадей.

— Нет, но сыновья спят. Ночь на дворе! — Маг остановился, уставившись на Лантаарею. Та одарила его безмятежной улыбкой. Я на миг замер, соединяя за спиной ладони. Если светлый распознает в ней артефакт… Но Дорс смотрел с откровенным мужским интересом, и я слегка успокоился. Значит, посторонние действительно видят в ней человека.

С трудом оторвав взгляд от Ланты, мужик впустил нас в дом.

— Вы откуда едете? Заблудились, что ли?

— Заблудились, точно. У скал не там свернули, видимо…

— Ну так повезло, что ко мне вышли! За леском уже Пустошь начинается, уж туда-то, думаю, вы не стремитесь?

Дорс радостно подмигнул. Я торопливо и по возможности незаметно накинул на дом поисковую сеть, но маг бросил на меня понимающий взгляд. Значит, заметил. Я хмыкнул и продолжил.

— Ну точно человек, — рассмеялся хозяин. — Проверяй, мне скрывать нечего.

— Даже того, что у тебя в дальней комнате? — насторожился я.

— Учуял? Не ожидал… Портал там, — снисходительно пояснил Дорс. — Легальный, имперский. У меня тут точка выхода, самая дальняя и ближайшая к Пустоши. А я тут сторожем приставлен.

— Понятно. — Мы с Армоном вновь переглянулись. Главное, чтобы в ближайшее время из этого портала не появился отряд ловцов.

— А вы куда направляетесь?

Армон назвал какой-то населенный пункт, спросил дорогу. Расспрашивать о Пустоши мы благоразумно не стали. Нас устроили в общей комнате, на тюфяках, в углу уже посапывал, завернувшись в одеяло, тощий паренек.

— Каша в очаге теплая, перекусите.

— Спасибо вам, — тепло улыбнулась Одри. И пока остальные устраивались на лежанках, я пошел за хозяином дома.

— Давно ты здесь?

— Да с десяток лет, — Дорс почесал мохнатую макушку и окинул меня зорким взглядом. — Да спрашивай уже, чего мнешься? Вижу же, что не кухонное убранство пришел смотреть!

— Ты ведь из бывших ловцов? — я присел на лавку у стены. Дорс важно кивнул. — Меня один человек интересует… Из моей братии, темный. Высокий, сутулый, глаза чуть удлиненные, нос с горбинкой. Губы узкие. Волосы носит на старообрядный манер — длинные, до пояса, заплетены в косу и бусинами украшены. И цвет своеобразный — черно-синий. Не встречал такого?

Пока я говорил, мужик заметно мрачнел, а закончил — сел напротив.

— Да похож на одного… Сильно похож. А ты зачем интересуешься?

— Встречал его недавно… Да не хотел бы снова встретить.

— А, ну тогда не тот, — с облегчением махнул рукой мужик. — Потому что того на этом свете уже нет, и встречать его ты не мог!

— Вот как… — протянул я. — Может, и не тот…

— Точно, не тот! — хлопнул по коленям Дорс. — И слава Богине Равновесия! Потому что Шинкар Сивлас не тот человек, с кем ты захотел бы встретиться. На нем преступлений — больше, чем ты представить можешь, руки не то что по локоть — по макушку в крови. Взяли его за то, что жертвенник организовал, да ты слышал, наверное. Дольмены у Мшистых Полян, вот там и организовал…

Я порылся в своей памяти и присвистнул. Действительно слышал, еще от Кархана. Тогда эту тайну из уст в уста передавали, но магическую отдачу тех дольменов каждый маг в империи почувствовал.

— Ты уверен, что этого… Шинкара взяли ловцы? И казнили?

— Я своими глазами видел, — усмехнулся Дорс. — Если ты кого и встретил, то не его. Да и примета у того была — не ошибешься — пятно под глазом, как монета. За то его Меченым прозвали.

Я, уже начав подниматься, застыл. И ткнул пальцем себе под правый глаз.

— Здесь, что ли?

— Неа. — Дорс обрисовал круг на левой скуле. — Здесь.

— Ну точно не он, — вытолкнул я из сухой глотки. Есть перехотелось, и я вернулся в общую комнату, где уже устроились мои друзья.

Махнул рукой Армону и лег на тюфяк, отвернулся к стене. Мне надо было подумать и как-то переварить тот факт, что преследовал меня один из сильнейших чернокнижников Империи, Меченый Шинкар, тот, что, поговаривают, пытался открыть проход между мирами. Тот, что, как утверждает Дорс, мертв уже лет десять. И тот, кто вполне вольготно чувствовал себя в мире живых.

И тот, что появился в то время, когда я начал свои самопроизвольные перемещения на Изнанку.

И все это мне просто до тошноты не нравилось.

* * *

Дорс вызвался нас проводить.

— Давно пора подправить указатель, — сказал страж портала, приторачивая к лошади склянку с алой краской. — Да и вас направлю, чтобы снова не заблудились.

И чтобы куда не надо не ходили, — дополнил я про себя.

Отвязаться от Дорса не удалось, так что из ворот дома-крепости мы выехали впятером. В свете зарождающего дня окраина Империи вовсе не выглядела пугающей, напротив, здесь было весьма красиво. Озеро лежало голубым зеркалом, над поверхностностью то и дело взлетали стайки летучих рыбешек, у берега раскрылись озерные цветы, привлекая сладким запахом мошкару и бабочек. Чуть дальше темнела кромка леса и поле, густо заросшее высокими травами.

— Туда, — махнул рукой Дорс.

Я обшарил взглядом местность, но Кархана видно не было, значит, ему хватило благоразумия не показываться на глаза посторонним. Потому что хоть он и был похож на исхудавшего и безобразного шакала, опытный взгляд мага вполне мог и распознать суть бывшего учителя.

Дорс кряхтел и ворчал о недавнем урагане, осматривая свои угодья и наваленные на берегу ветви и мусор. Одри зевала, Ланта осматривалась с любопытством. Армон, как всегда, держал наготове оружие и принюхивался, пытаясь уловить опасность.

При свете дня мы увидели колею-тропку, что вела в сторону леса, по ней и отправились.

— И далеко до Пустоши? — добавив в голос беспокойства, осведомился я.

— Да скоро ограничитель и будет, — махнул рукой Дорс и изумленно присвистнул: — А это что за ерундовина? А ну тпру, коняка!

И поцокивая языком, страж портала остановился у валуна, преграждающего нам путь. Я ничего интересного в нем не увидел — обычный камень, размером с меня, светлый, с голубыми прожилками, похож на кусок мрамора. Дорс же слез с лошади, обошел камень по кругу и даже пальцами постучал.

— Вот так ураган! — восхитился он. — Неужто такую махину принес? Нет, вы видали? Не было же здесь ничего! Раньше пустая колея была, а теперь — нате, ешьте!

— И часто у вас такие ураганы? — поежилась Одри.

— Непогода случается, — Дорс вновь обошел валун, приложился ухом, послушал. — И бури такие проносятся, что держись за печку, а то сдует! Видели, какие стволы на берег накидало? Откуда ж такое притащило? Вроде поблизости светлых скал нет…

Бывший ловец задумчиво поскреб макушку.

— А в Пустоши тоже нет? — протянул я.

— А кто его знает, — Дорс сплюнул на землю и залез в седло. — Далеко я не заходил, а поблизости не видел. Там, может, и есть. Там, может, все есть, только кто о том знает?

— А как далеко ты бывал? — скучающе спросил я. Дорс хмыкнул.

— Любопытно, понимаю… всем любопытно. Недалеко, до Белой рощи. А дальше развилка и… Пустошь не пускает.

— То есть как это не пускает? — удивился Армон.

— А вот так. Идешь вперед, а возвращаешься к месту, откуда пришел. И это еще в лучшем случае, мой преемник так почти месяц по кругу ходил, вокруг этой рощи проклятой. Два шага в сторону — и тропка, а он найти не мог. Хорошо, что я помог… Пустошь, она — живая. И недобрая. Играет с людьми, словно кошка с глупыми мышатами. Не шутки это… А дальше рощи вообще никто не ходил, а если и есть такие, то уже не вернулись. — Дорс с досадой пнул камень ногой. — Вот же напасть, и прямо на дороге встал! Объезжать теперь!

Через час неспешной прогулки мы достигли покосившегося указателя. Светлый достал инструменты и махнул нам.

— За лесом выйдете на тракт, а там день пути до ближайшей деревни. Главное, держитесь указателей и дороги, днем — не заблудитесь, а к ночи будете уже в поселении. — И радушно улыбнулся, правда, исключительно Лантаарее. — Ну и появитесь в наших краях — милости прошу. Заглядывайте.

Ланта склонила голову и поправила волосы, вызвав у мужика восхищенный вздох. Я покосился на девушку, но промолчал.

Распрощавшись с Дорсом, мы отправились в указанном направлении, проехали вдоль молодой поросли на краю леса и вернулись, сделав небольшой круг. Начало Пустоши было обозначено лишь магической линией — тонкой серебряной паутиной, зависшей в воздухе. Подпитываясь от самой Пустоши, эта сеть не преграждала дорогу путникам, а служила лишь предупреждением.

И не сговариваясь, мы остановились перед ней. Я окинул задумчивым взглядом своих спутников: Одри повернула голову к Армону, и он что-то тихо ей говорил. Успокаивал? Наверное. Надо признать — вместе они смотрелись превосходно. Высокий, широкоплечий, темноглазый и смуглый Армон и хрупкая златовласка Одри. С них можно было рисовать картинки для слезливых женских романчиков, коими зачитываются дамы императорского двора. Они обрыдались бы, глядя на эту пару.

— Полюбовались и хватит, — буркнул я и дернул поводья. Лошадь недовольно фыркнула и послушно сошла с дорожки, ступив в высокую траву. Серебряная паутинка тихо звякнула, пропуская меня. Собственно, больше ничего не случилось, и я оказался на землях Громовой Пустоши. И не оглядываясь, поехал вперед, почти желая, чтобы мои заклятые друзья остались там, за защитной нитью, и за мной не поехали.

Но, судя по звукам, все слаженно отправились следом, и почему-то это вызвало у меня новый приступ раздражения, столь сильный, что пальцы закололо от формирующегося сгустка огня. Я ударил пятками по бокам лошади, увеличивая между нами расстояние. Густо заросшее лебедой поле было самым обычным и мирным, тренькали в ветвях пичуги, и остро пахло землей и травами. В Белую рощу я въехал первым, опознать ее было несложно. Тонкие снежно-белые стволы шелестели над головой кронами и, казалось, были укутаны снегом.

— Красиво как, — протянула за спиной Одри. — Никогда таких деревьев не видела.

— Это илландр, — неожиданно сказала Лантаарея. Мы все так привыкли к ее молчанию, что слаженно и удивленно обернулись на девушку. Она гладила рукой белую кору и улыбалась.

— Илландр? Я думал, что хорошо знаю фауну Империи, но о таком и не слышал… — пробормотал Армон. — Где он растет?

— Далеко. — Ланта убрала ладонь и, нахмурившись, отвернулась.

— А вот и злосчастная развилка, — прервал ее я. Мы все кисло уставились на дорожку, расходящуюся в три стороны.

— И куда дальше? — хмыкнула Одри. — У нас есть хоть какой-нибудь план? Где искать этого Люка? Если он вообще жив, конечно.

Я кинул злой взгляд на Армона, вот трепло.

— Девушки имеют право знать, куда и зачем мы направляемся, — напарник даже и не подумал устыдиться.

— Ваша идея кажется мне бредовой, но что я могу понимать в великих мужских замыслах! — задрала нос Одри, а Ланта неожиданно рассмеялась. Я смерил обеих уничтожающим взглядом.

— Ты права, детка — ничего. Поэтому лучше молчи.

— Надеюсь, мы не будем ходить месяц кругами, как тот бедолага, — буркнула Одри.

— А мы никуда не торопимся, крошка. Зверушек здесь полно, вода рядом, вы — тоже. Так что нам с Армоном тревожиться не о чем. И климат здесь мягкий, можем считать, мы на отдыхе.

И, насвистывая что-то веселое, я свернул на левую дорожку.

— Почему сюда? — спросил Армон, а я лишь пожал плечами. Если не знаешь, куда идти, то иди налево. Меня этот принцип всегда выручал.

— И почему мне кажется, что ты сейчас говоришь не о дороге? — проворчал Армон.

Снежная роща осталась позади, дорожка пропала довольно скоро, и теперь лошади брели по траве. Местность оказалась холмистая, мы ехали под уклон, а потом начали взбираться на пригорок. Неладное началось, когда вновь нырнули с пригорка вниз. Здесь трава была влажной, словно от росы, хотя солнце уже давно поднялось и грело по-летнему. Но в низине было ощутимо холоднее и неприятно сыро. Белый туман плескался на дне разлитым молоком, и лошади фыркали, не желая в него вступать.

Мы придвинулись ближе друг к другу, Армон потянулся за арбалетом. Лошади заметно нервничали, но шли, понукаемые седоками. Туман клубился змеями под их ногами, и с каждым шагом белесой субстанции становилось все больше.

— Лекс… — тихо шепнул кто-то сзади, и я дернулся. Потому что шел замыкающим, последним. Обернулся. У чахлого кустарника стоял старик Мор и разевал беззубый рот в неприятной улыбке. — Что ж ты… старика-то… не пожалел?

Я вздрогнул, всматриваясь в его силуэт. Сглотнул. И сжал ладонь, сплетая аркан.

— Кто-то решил воззвать к моей совести? — буркнул, прищурившись. Не на того напали. Огненная петля ударила сутулую фигуру, но она расползлась туманом.

— Иллюзия, — выдохнул я.

И тут закричала Одри — протяжно и жалобно, а потом кинулась с лошади в густое молочное месиво. Армон спрыгнул следом почти моментально, но все же на мгновение позже — девушка успела пропасть в тумане. Он опоздал, потому что смотрел остановившимся взглядом в сторону деревьев, и одной Бездне известно, что он там видел. Черная шерсть вылезла на шее напарника, а глаза стали желтыми и столь тоскливыми, что казалось, он сейчас завоет. И этих секунд хватило, чтобы Одри полностью растворилась в тумане. Белесые клочья просто облепили ее со всех сторон, словно осела серая пыль, и Одри исчезла.

— Анни! Анни! Где ты! — напарник бросил мне поводья, а сам кинулся в туман, пытаясь отыскать пропажу. — Анни!

Серая муть перекатывалась по низине, и ни следа Одри мы не видели. На самом деле, видели мы вообще плохо, туман плотнел, и даже голова моей лошади уже терялась в этой серости.

— Анни!

Я выругался и сплел аркан, швырнул на пустое пространство. Столб огня вспыхнул и разгорелся, разбрызгивая черную сажу и освещая это гиблое место.

— Ты чувствуешь ее? — крикнул рычащему Армону. Тот кружил на месте, жадно втягивая воздух.

— Нет! Запах только возле лошади, словно Анни провалилась!

— Так может, и правда, провалилась?

Я тоже спрыгнул с рысака и зажег еще один пламень. Возле моего огня туман расползался, нехотя и лениво, освобождая жухлую траву.

— Куда прыгнула эта безумная девка?

Армон оскалился. Он частично обернулся и теперь обнюхивал землю, пытаясь взять след Одри.

— Ланта, что это за хрень? — бросил я, не слишком рассчитывая на ответ.

— Споры гриба, вызывающие галлюцинации, и портал, мой повелитель, — неожиданно ответила она.

Я опешил.

— То есть эту информацию мой разум способен воспринять?

— Лекс! — рыкнул оборотень.

— Ладно-ладно! Чей портал?

Но Ланта уже со скучающим видом отвернулась. Я наградил ее парой крепких ругательств.

— Ваша связь! — Армон рычал, и его слова почти невозможно было разобрать, так что я скорее догадался, чем услышал. — Связь с Анни! Найди ее!

— Как я ее найду? — разозлился, пытаясь хоть что-то рассмотреть в клубах тумана. Там мелькали силуэты знакомых мне людей, смотрели из клочьев осуждающие лица. Я отвернулся. Армон трансформацию не удержал, обернувшись зверем, и теперь рыл лапами землю и рычал, бросаясь из стороны в сторону. Потом замер и уставился на меня, в желтых глазах застыла нечеловеческая тоска.

— Бездна вас всех сожри, не смотри так! — буркнул я. — Я попытаюсь! Гнилые мозги тролля, думаешь, это так просто? Я понятия не имею, как использовать эту связь!

Армон зарычал, и я закрыл глаза, чтобы не видеть его. И стараясь сосредоточиться на своих чувствах, нащупать ту эфемерную нить, что против воли связала меня с Одри. Но внутри было пусто, и все что я услышал — это ворчание своего живота. Скрипнул зубами.

Проклятая девчонка, и почему я должен ее искать? Провалилась — и спасибо Богине, я только рад буду!

Внутри шевельнулась тревога.

Надеюсь, портал создал какой-нибудь чокнутый некромант, который сейчас пустит малышку на опыты!

Тревога усилилась, и нутро отозвалось глухой болью.

Или, может, целая толпа некромантов? Повернутых на таких хрупких и приставучих златовласках?

— А, зараза… — пробормотал я. Теперь мое сердце колотилось набатом, а боль уже обжигала разлившейся внутри кислотой. Я бросил на Армона злой взгляд и присел, очерчивая вокруг себя круг. — Попытаюсь открыть портал, — процедил я. — Нет, ты за мной не пойдешь. Останешься с Лантой здесь. — Оборотень рыкнул, выражая недовольство. — Я усилю нашу связь, чтобы не потеряться.

Армон пригнул голову к земле и угрожающе заворчал.

— Ты идиот? — обозлился я. — Я не могу протащить всех! Я открываю портал в неизвестную точку выхода, без единого ориентира! Совсем! Без жертвы! В Пустоши, где потоки силы хаотичны! Хочешь, чтобы я откинул копыта, пытаясь протащить твою тушу?

Напарник рычать перестал и вновь сел, недовольно разрывая лапой землю. Я отвернулся, вырисовывая руны внутри круга. Затея мне не нравилась, потому что все, что я назвал, было истинной правдой. И самое плохое, что боль внутри меня нарастала, мне уже казалось, что жилы натягиваются струнами, а кровь становится кипятком. Мне действительно было плохо! И потребность найти эту ненормальную превращалась в инстинкт самосохранения, вынуждая меня торопиться. Так что аркан, разрывающий пространство, я выкрикнул с хрипом и провалился в черную дыру неизвестности.

ГЛАВА 17

Удар о землю оказался довольно болезненным, вероятно, портал открылся в воздухе. Ну, слава всем богам — меня не расплющило в полете, и все части моего тела все еще были на своих местах.

Потряс головой, возвращая себе зрение и способность соображать, поднялся. Передо мной расстилалась горная местность, черные пики гор подпирали белесое небо с тусклым диском солнца, застывшего между двух вершин. Порыв холодного ветра бросил в лицо горсть снега, и я поежился. В заросшей травами низине мне нравилось как-то больше. Хотя и здесь была своя красота — величественная и суровая, холодная и черно-белая.

— Одри? — голос ударился о скалы и в звенящей тишине этого места показался неестественно громким.

— Одри, Одри, Одри… — эхо било имя о черный камень, переиначивая на все интонации и переставляя буквы, так что стало казаться, что передразнивает кто-то насмешливый и ехидный.

— Проклятая девка, — пробормотал я.

— Проклятая, клятая, лятая, та, та, та, — сообщило эхо.

— Заткнись, — посоветовал я, внимательно разглядывая горы и замерзший вдали водопад. Вода словно застыла в один миг, а не постепенно, потоки воды местами даже не достигали земли, просто свешивались громадными сосульками.

— Ну и глыба, — буркнул я.

— Гибель, гибель, гибель, — согласилось эхо.

— Найду эту заразу и самолично закопаю, — пообещал я.

— Опоздаю, опоздаю, опоздаю…

Я потер озябшие ладони, возвращая им чувствительность, размял пальцы. Прощупал нити силы и с трудом удержал ругательства. Поток закручивался в водоворот, вертелся клубком и пропадал, стоило потянуть его на себя. Значит, использовать здесь получится лишь собственный резерв, а это всегда опасно. Отдашь больше, не рассчитаешь силы и уже не восполнишь… такой маг в лучшем случае — перегорал, дар в нем исчезал навсегда, в худшем — умирал от истощения. Хотя по мне, лучше второе.

Связь с защитником я все еще чувствовал, хотя и довольно слабо, она завязана на крови, а не магии. Одри… Стоило подумать о ней, и вновь стало мерзко, на языке разлилась желчная горечь. Вот же гадость…

Понимая, что сплести дельный аркан здесь не получится, вытащил из-за спинных пространственных ножен клинок, сталь тускло блеснула при свете мутного солнца. Сделал шаг. Сапог поскользнулся и проехал, я дернулся, удерживая равновесие. Под ногами, чуть припорошенное снежком, лежало замерзшее озеро. В полоске моего следа блеснул начищенным стеклом лед, и в тот же миг подо мной в глубине что-то бухнуло, полоска льда потемнела, и на ней появилась крошечная трещина.

— Твою ж мать, — с чувством сказал я, втянул воздух и помчался через замерзшее озеро, из темной глубины которого поднималось что-то, с чем я совсем не хотел встречаться. Сапоги скользили по льду, воздух уже раздирал горло, а черная скала, казалось, лишь отдалялась от меня. В глубине снова бухнуло. И еще. И снова. А затем глухие удары и шлепки последовали один за одним, и я заорал, когда лед под ногами треснул, расходясь клинообразной трещиной. Бух! И я лечу кубарем, когда плоская поверхность встает горбом. За край я зацепился каким-то чудом и повис на одной руке, все еще сжимая в другой бесполезный клинок гаруты. Ледяная крошка хлынула вниз, и я тоже посмотрел и… сцепил зубы, выкидывая аркан левитации, потому что из черной глубины сквозь студеную воду меня разглядывала рептилия, я видел кольца змеиного тела и желтые глаза, прикрытые белесой пленкой. И это порождение бездны стремительно приближалось, раскрывая пасть, усыпанную рядами треугольных зубов.

— Риараланшан! — поток воздуха подхватил меня, сдернул с льдины, протащил на десяток крантов и швырнул на ледяной наст. Продлевать аркан не решился, мой резерв не бесконечен, и просто припустил со всех ног. Лед за моей спиной взорвался, разлетаясь осколками, но я уже зацепился за черный уступ, закинул тело на скалу, обдирая ладони, и кубарем покатился по обледеневшему камню, в который удалилась треугольная голова змеи. А я заорал, потому что мое скольжение не замедлилось, напротив, я все набирал скорость, устремляясь вниз по скату скалы и бесполезно пытаясь ухватиться за ледяную поверхность. Гарута звенела в моих руках, но вбить ее в лед из положения лежа и на полном ходу мне никак не удавалось, сталь лишь высекала ледяные брызги и оставляла царапины. И даже сплести аркан не получалось, меня кидало из стороны в сторону, ударяя о бортики этого природного и скользкого желоба.

С воплем я взмыл вверх, на какой-то жуткий миг завис где-то между небом и землей, а потом рухнул на гранитную крошку, лишь в последний момент замедлив себя воздушной подушкой.

— Гадство, — простонал я и, кряхтя, перевернулся. От удара болела грудина и ребра, и я надеялся, что это всего лишь ушиб, а не переломы. Клинок я все-таки выпустил в полете, когда создавал аркан, и теперь оглянулся, пытаясь его найти.

Гарута покачивалась в серой туше неизвестного мне зверя, рукоять мелко дрожала, пока монстр скреб когтями гранит, оставляя глубокие борозды. Я озадаченно потер подбородок. Да уж, удачненько…

Тихий всхлип заставил меня вскочить и обернуться, соединяя запястья и собираясь дорого продать свою жизнь. В щели между двумя черными валунами шевелилось что-то косматое, и оно лезло наружу, издавая странные приглушенные звуки. И когда я уже открыл рот, собираясь выкинуть файер, это существо показалось из тени, и я осекся.

— Лекс, — прошептала Одри. — Ты нашел меня. Ты нашел меня!!!

И она бросилась ко мне, повиснув на шее, покрывая лицо короткими, сухими поцелуями и что-то безостановочно всхлипывая.

— Я так боялась! Но я знала, знала, что вы меня не бросите, что найдете, знала! Лекс! Спасибо Богине, спасибо, спасибо!

Ее руки лихорадочно ощупывали меня, словно пытаясь убедиться, что я настоящий, а не мерещусь ей, и в итоге я просто сжал ее запястья, отрывая девушку от себя. Уставился ей в лицо. Сглотнул. Одри выглядела… по-другому. Ее кожу покрывал загар и грязь, щеки ввалились так, что о резко обозначившиеся скулы можно порезаться, волосы спутаны и покрыты слоем грязи. Губы сухие, воспаленные и искусанные. А опрятное синее платье с белым воротничком выглядит так, словно…

Я вновь протолкнул в горло слюну, но вопрос все равно вышел с хрипом.

— Одри. Детка. Возможно, я скажу глупость, но… Сколько ты уже здесь?

— Десять дней, — она моргнула удивленно. — Я провалилась в эту пространственную дыру десять дней назад. Лекс! Но почему ты спрашиваешь?

— Похоже, дыра не только пространственная, — присвистнул я. — Но и временная. Мы потеряли тебя примерно час назад, Одри.

— Что? — она открыла рот. Набрала воздух. И заорала так, что я поморщился. — Ты хочешь сказать, что все эти девять ужасных дней, когда я пыталась тут выжить, когда голодала, когда тряслась от холода и страха, когда пряталась от отвратительных созданий и молилась… когда я звала вас! Этих дней не существовало?

Я кивнул. Лицо Одри как-то сморщилось, и она сделала судорожный вдох.

— Эй, только не вздумай реветь, — предупредил я. — Я сам не понимаю, как такое возможно. Но… Это Пустошь, детка. Я отправился за тобой сразу же, Одри. И кстати, какого демона ты спрыгнула в тот туман?

Я встряхнул девушку, раздумывая, что буду делать, если она заплачет. Но она лишь закрыла глаза, делая короткие вдохи, постояла так.

— Я увидела родителей, — без эмоций сказала она. — Я увидела их там. И не смогла… сдержаться.

— Это была лишь иллюзия.

— Да. Иллюзия.

Одри открыла глаза и выдернула из моих ладоней руки.

— Где остальные?

Я одобрительно кивнул. Девчонка не так слаба, как кажется. И реветь, похоже, не станет. Это радует.

— Остались в низине, я не смог бы протащить сквозь пространство всех. Нам надо вернуться, детка, я постараюсь открыть портал…

— Не сейчас, Лекс. Солнце садится, и скоро здесь будет полно таких тварей, — она кивнула на серую тушу. — Надо забраться повыше, в скалы. Иди за мной. Но прежде…

Я открыл рот, намереваясь что-то сказать, и закрыл, изумленно наблюдая. А малышка Одри тем временем деловито осмотрела серую тушу, отрезала моей гарутой кусок мякоти, завернула в тряпку, подозрительно напоминающую оторванный подол ее платья, закинула на спину и завязала узлом. А после бросилась к камням и полезла наверх, цепляясь за выступы. Я посмотрел на ее худые исцарапанные ноги в ободранных ботинках. Десять дней. Она сказала, что провела здесь десять дней. Одна. Девушка, выросшая в монастыре.

— Ты идешь? — Одри нетерпеливо обернулась через плечо, и я полез за ней следом, подобрав свой клинок и убрав его в пространственные ножны. — Наверх они не забираются, не могут.

— Кто это они? — спросил без особого любопытства, лишь чтобы не думать о девчонке. Ну и о своих изрезанных на льдине ладонях.

— Не знаю, я называю их серыми тварями. Ночью они приходят к озеру на водопой, так что нам лучше залезть повыше.

Поминая сквозь зубы всех богов и демонов, я карабкался следом за девушкой и, уже забравшись на скальный выступ-площадку, спросил:

— Как ты здесь выжила?

— Я иллюзион, — не оборачиваясь, бросила она. — Я умею… притворяться.

За плоским выступом оказалась не пещера, просто щель в скалах. Черный камень внутри был слегка прикрыт сухой травой и ветками. Одри скинула «мешок» с мясом, присела возле узкого входа, воткнула в кусок деревяшки палочку и быстро ее завертела, нетерпеливо сопя. Я посмотрел на все это и поджег деревяшку заклинанием. На душе было как-то гадко. Замерз, наверное.

— Спасибо! — обрадовалась Одри. — Все-таки здорово быть магом. Даже темным.

Я буркнул что-то невнятное, осматривая скалистый выступ шириной в несколько шагов.

— Ты сможешь открыть портал? — не поднимая на меня глаз, спросила Одри, торопливо раскладывая мясо на плоском камне, под которым теперь тлел огонь.

— Надеюсь, — хмуро отозвался я. — Если резерва хватит. Здесь неоткуда взять силу.

Измазанные ладони девушки на миг замерли и продолжили заботливо закрывать самодельный очаг камнями.

— Понятно. Тогда тебе надо поесть. И отдохнуть. Да?

Она вскинула голову, отбросив со лба грязную прядь. На щеке кровоточила свежая царапина, и я сглотнул, уставившись на нее. Но Одри уже опустила голову, обкладывая мясо какими-то широкими листьями.

— Здесь есть растительность? — глупо спросил я.

— Да, на склонах, с другой стороны. В основном хвойные, но и такие встречаются. Мох есть. Один раз я нашла какие-то кислые ягоды. — Она ткнула палочкой в мясо и облизнулась. Я не стал говорить, что те ягоды вполне могли отправить ее к предкам, промолчал. — Как-то подобрала какую-то разбившуюся птицу. На воробья была похожа. Под перьями одни кости оказались…

Я издал какой-то нечленораздельный звук.

— Готово!

Она стащила кусок, обжигая пальцы. Я отобрал и вернул на камень.

— Оно еще сырое, Одри. Нельзя есть сырое, в нем могут быть паразиты. Мою кровь очищают руны, а вот ты вряд ли их переваришь.

Она насупилась, но кивнула.

— Ты прав, конечно. Просто…

Что «просто», продолжать не стала, но я и так понял. Девчонка хотела есть. Сильно. Настолько, что полезла вниз, надеясь найти еду. И не побрезговала отрезать кусок серой твари. Да, голод сильно меняет человеческие принципы и мораль. Это я на себе проверил. Не тот, что испытываешь между обедом и ужином, а настоящий, мучительный, от которого организм начинает пожирать сам себя, и нутро раздирает болью. Голод, который выметает все мысли из головы, оставляя лишь одно желание — есть, рвать еду зубами! И ты уже готов на все ради вожделенного куска — убить, украсть, сожрать труп… Голод — штука страшная. Опасная… И человечную глупую мораль отметает так быстро, что не успеваешь сказать «мяу». Поэтому я не верю тем, кто рассуждает о ней. Значит, ничего они в жизни не видели… Кто видел, тот обычно молчит.

Коротким кинжалом разрезал мясо на тонкие полоски, перевернул на камне.

— Так быстрее будет.

Одри сглотнула. И когда я, наконец, протянул ей обжаренный кусок, впилась в него зубами, обжигаясь и дуя на грязные пальцы. Я молча засунул свой кусок в рот. Мясо оказалось жестким и кисловатым, но съедобным.

— Тебе хватит, — отобрал у девушки третий кусок и швырнул обратно. Одри яростно сузила глаза и сжала кулаки. — Нельзя, детка. Сколько ты не ела?

— Четыре дня, — она покосилась на очаг, вздохнула и отвернулась. — Но я мох жевала! Но… Ты прав. Проклятье!

Зачерпнула горсть снега на скале, протерла лицо и засунула ледышку в рот. Солнце уже плавилось на краю ледяного озера, ныряя все ниже. Длинные фиолетовые тени расчертили подножия скал, и в них шевелилось что-то живое, блестели злобно красные глаза. Горы наполнились звуками и движением, и я порадовался, что не нахожусь сейчас внизу.

— Я попытаюсь открыть портал ночью, обычно после заката мой резерв восполняется. Надо подождать. — Я тоже закусил мясо сосулькой и, поднявшись, переместился в щель, на ветки, предварительно нагрев арканом камень скалы. Тепла должно хватить на несколько часов. Как здесь спала девушка, думать не хотелось. От этих мыслей мне мучительно хотелось кого-нибудь убить.

Вытянулся на спине.

— Иди сюда, Одри.

Она влезла боком, пытаясь устроиться рядом, но места было слишком мало, внутри помещался лишь я один и то, упираясь плечами в стены. Устав от ее возни, перехватил девушку и уложил на себя, укутывая полами плаща. Она дернулась и затихла. Черные скалы образовывали над головой угол, на левой стороне светлело маленькое «окошко». В нем стремительно угасал день, и темнота неба медленно расцвечивалась синими звездами. Луна еще не взошла, значит, есть время отдохнуть. Сна не было, но я лежал неподвижно, надеясь, что Одри согреется и уснет. Я даже решил, что так и случилось, настолько тихо она лежала, но девушка вдруг заговорила.

— Мне было десять, когда я узнала, кто такой Гнидос, — тихо сказала она. Я не перебивал, понимая, что сейчас ей надо что-то говорить. Наверное, это отвлекает ее от ужаса этих дней. — Дядя украл ритуальный маятник в моем монастыре. Это была единственная наша реликвия и самая красивая вещь, что я видела. На нем были символы. И камни. Бирюза… А в тот день маятник пропал. А я… догадалась. Просто больше некому было его взять. Я… не знала, как поступить. Я должна была рассказать старшей жрице, ведь они вырастили меня. И кажется, о чем-то догадывались, потому что настоятельница несколько раз пыталась со мной поговорить. Но я промолчала. А дядя потом принес мне конфет и сказал, что я хорошая девочка.

Она подышала мне в шею.

— Знаешь, какое чувство я испытывала, Лекс?

Я промолчал, хотя, конечно, знал.

— Стыд. Мне было безумно стыдно. Так стыдно, что дядя сделал это. Я готова была отдать все на свете, лишь бы это был не он. Это очень больно, любить кого-то и стыдиться его… В тот день я поклялась, что стыдно мне больше не будет. — Она тихонько хмыкнула. — Что я проживу достойную и красивую жизнь, что никогда больше не испытаю это омерзительное чувство стыда. Я поклялась, что выйду замуж за очень достойного человека, который будет уважаем в обществе и никогда не сделает ничего противозаконного. Что у нас будет образцовая и правильная семья с домиком в респектабельном районе, фиалками на подоконнике и вечерним чаем. Ровно в шесть часов.

Она рассмеялась, но как-то невесело.

— Так и будет, детка. — В дырке-окошке медленно наливалась луна. — Так и будет. Найдешь себе какого-нибудь зануду и будешь с ним счастлива.

Одри полежала, дыша мне в шею, я — рассматривая полоску света из дыры.

— Лекс? — она подняла голову, всматриваясь в мое лицо. — Если ты… если тебе надо… Для восполнения силы… То я… готова. Только вытащи нас отсюда.

Я сглотнул вязкую слюну. Гребаная связь! Мое тело реагировало на Одри. Даже сейчас и на такую — исхудавшую, измученную, грязную. Хотя единственное чувство, что она могла сейчас вызвать — это жалость и желание накормить. И мои ненормальные желания ужасно злили. От ощущения ее, лежащей сверху, мое тело выдавало совершенно однозначную и мощную реакцию. И когда она еще и озвучила… Возникло искушение согласиться. Сильное такое искушение. Ее силу я не возьму, но можно ведь просто…

А-а-а, ненавижу все это.

— Вряд ли ты сейчас способна поделиться жизненной энергией, — хмыкнул я, продолжая смотреть на пятно света. — Так что… просто спи, Одри.

Она заерзала, пытаясь втиснуть свои ноги между моими.

— Хотя если ты продолжишь, я могу и передумать.

— Холодно, — Одри прижалась губами к моей шее. — Я так боялась, Лекс… так боялась…

Последнее она прошептала почти неслышно, но я уловил. Прижал ее крепче.

— Не прыгай больше в туман, Одри.

Она хмыкнула мне в шею.

— Прости… Я поверила… Поверила, что правда их вижу. Родителей.

Я следил за движением луны. И не хотел слушать ее истории. От них внутри делалось… неспокойно и тягостно, и меня это чувство еще сильнее злило. Я не хотел ничего знать о ней, потому что это может поменять мое отношение. А мне это не нужно.

И Одри, кажется, поняла, потому что тему перевела.

— Все хотела спросить… Ланта… Она твоя сестра?

Я присвистнул от изумления.

— Сдурела? С чего ты это взяла? Мы даже не похожи.

— Похожи, — Одри привстала, опираясь на локоть. — Если представить твой нос до того, как его сломали. Или волосы. Они не всегда были такими… белыми? У тебя темные брови и ресницы. А главное — глаза. У вас с Лантой они одного цвета, совершенно. — Я хмыкнул. Конечно, судя по всему, книженция цвет просто отзеркалила. А Одри продолжила: — У вас обоих глаза такого редкого светло-синего цвета. Не голубые, а именно светло-синие. Я таких больше не видела… Поэтому я так и подумала. И еще… у вас нет… отношений.

— Да ладно? — протянул я.

— Нет, — упрямо повторила Одри. — Я бы почувствовала. Связь… Я теперь чувствую, понимаешь? Как в тот день… Когда Армон тебя искал. Тогда… тогда у тебя было… С кем-то. А с Лантой потом — нет…

Она замолчала. Я тоже, переваривая услышанное. Значит, девчонка чувствует, когда у меня есть… хм… отношения. Занятно. Интересно, это работает в обе стороны? Надеюсь, нет. Этого я знать тоже не хочу.

— Одри, это все очень занимательно, но не могла бы ты помолчать? Я собирался вздремнуть.

Она сжала обиженно губы.

— Почему ты всегда все портишь? Богиня, я только решила, что…

— Одри. Дай мне поспать.

Она завозилась, наверное, в ее голову даже закралась глупая мысль пойти обижаться на площадку, подальше от меня. Но усталость, полный желудок и инстинкт самосохранения все-таки победили, и девушка затихла, оставшись лежать на мне. И довольно быстро ее дыхание стало глубже и тише, мышцы расслабились. Впервые за эти дни почувствовав себя в безопасности, Одри просто провалилась в сон. Ко мне же сновидения не торопились. В голове все крутились образы — черных скал и серых тварей, худых ободранных ног и кусков полусырого мяса… И противно было так, что огонь загорался на пальцах бесконтрольно и мне приходилось его сдерживать, чтобы не запустить куда-нибудь файер.

Луна уже проползла мимо дыры-окошка, и рука затекла, потому что Одри ее отдавила, но я все лежал, не шевелясь.

Одри проснулась сама, когда внизу завыли звери. Дернулась испуганно, чуть не врезав мне макушкой по челюсти.

— Не дергайся, — придержал ее голову. — И хватит дрыхнуть. Я уж думал, ты решила залечь в спячку до весны. Как суслик.

— Что? Сколько я спала? Уже утро? — она привстала, вертя головой.

— Да.

— Почему ты меня не разбудил? Ты же собирался открывать портал ночью?

— Я уснул, — соврал я, спихивая ее со своего тела. — Давай, детка, шевели задом и вылезай, ты тяжелая и отдавила мне все жизненно важные места.

Она на четвереньках выползла из щели, я, извиваясь — следом. Потянулся, ежась от холода. Над снежными вершинами вставало солнце, разливая на черноту скал багрянец, и было в этом что-то величественное и красивое. Я люблю такие места — далекие от городов и людей, суровые и неприступные. Странно, но и в этом месте мне было комфортно, а еще… Эти скалы мне казались знакомыми. Словно я уже видел когда-то черноту этих камней и ощущал их холод…

— Лекс, огонь разожги? — Одри отвлекла меня от воспоминаний. — Мясо осталось, разогрею. Да и согреемся заодно.

— Согреешься и поешь потом, — буркнул недовольно и приступил к очерчиванию круга. — Надеюсь, мы не прибудем к девяностолетию Армона, и он все еще в том же виде, как я его оставил. Подержи, мне неудобно. — Кинул ей плащ, понадеявшись, что Одри хватит мозгов надеть его на себя. Хватило. Похоже, прошедшие десять дней ее чему-то научили. И поумерили глупых принципов в ее голове.

— Ты сможешь открыть без жертвы? — забеспокоилась она, дожевывая холодное мясо.

— А ты хочешь спуститься вниз и притащить мне серую тварь? Я не против, если что, можешь даже взять мою гаруту.

Одри сказала неприличное слово, я хмыкнул. Точно, научилась. Молодец, толк с нее выйдет.

Ну а дурь, по обыкновению, останется.

— Сюда иди, — приказал, закончив приготовления. Злость все еще бурлила внутри, подпитывая меня и усиливая резерв. Я ведь говорил, что эта эмоция — один из источников для чернокнижников? Чем больше злости, тем мы сильнее. Опасный источник, разрушительный, сжирающий изнутри, но мощный. А во мне ее сейчас было столько, что хоть ведрами черпай. Правда, задумываться о ее причинах я по обыкновению не стал.

Одри засунула в рот мясо, вытерла о юбку грязные пальцы. Хотя большую часть не тронула, мне оставила. Я хмуро осмотрел жесткий и холодный кусок в корке застывшего желто-серого жира. Есть это совершенно не хотелось.

— Предпочитаю позавтракать зайчатиной, надеюсь, Армон припас свежатину, пока мы гуляли.

— Как ты его найдешь? — Девушка зябко закуталась в мой плащ, но все равно дрожала.

— У меня с ним связь на крови, — недовольно буркнул я, раздражаясь все сильнее.

— Как… со мной? Ты так меня нашел? Из-за связи?

— Да. Но я не знаю природу того, что связало нас. Не знаю, не понимаю и не хочу знать. В круг, Одри.

Она осторожно зашла, покосившись на налившиеся синевой руны. Магия отзывалась тяжело, неохотно, и ее поток я с трудом удерживал. Что-то в этом месте действительно было не так…

— Глаза закрой, — приказал я и выкинул последний аркан. Одри послушно смежила веки и от того не увидела, как в момент моего заклинания в линию круга ударила молния. Фиолетовый шипящий и искрящийся зигзаг вошел в землю почти возле моей ступни столь неожиданно, что я даже не успел выругаться. И «…мать твою, гребаные демоны и паскудная Изнанка» — я произнес уже на знакомой мне скале, под двойным небом.

— Да сколько можно?! — обозлился я, оглядываясь на опостылевшую развилку дерева и снежный вихрь за кромкой травы. — Эй, есть тут кто? Дориан, дружище, ты еще жив? Ну, или что там от тебя осталось? Кто-нибудь может мне объяснить, какого хрена я сюда попадаю? Ау, аборигены, где вы?

Возможно, орать на Изнанке — не самое умное решение, но мне действительно все это опостылело до зубовного скрежета. К тому же, нутро просто разрывалось от боли, значит, Одри заметила мое отсутствие. И где она теперь? Сколько прошло времени? Успел ли сработать портал? Очевидно нет, или сработал, но к Армону девушку не вернул. Иначе меня так не крутило бы. Ей плохо. И мне, соответственно, тоже.

— Эй, уроды четерхлапые, где вы? Дориан, покажись!

Но в ответ лишь выла метель, и никаких признаков жизни.

— Нет, раз вы меня сюда таскаете, то, может, объясните — зачем? — вновь заорал я. — Или кишка тонка? Эй, здесь есть хоть кто-нибудь с крупицами смелости или…

Скала исчезла, словно ее смыло потоком воды.

— …лишь трусливые девки, — закончил я.

И не успел увернуться, получив обжигающую пощечину.

— Ты! Сволочь! Я же поверила! Ты бросил меня! Бросил!

Одри трясло, но она исступленно орала и пыталась драться. Правда, хватило ее лишь на один раз, дальше я уже сгреб девчонку и скрутил, не позволяя бросаться на меня.

— Успокойся! — встряхнул ее слегка, надеясь, что этого будет достаточно. — Одри, я не нарочно! Прекрати лягаться, коза ты драная!

— Что-о-о?! Ты меня бросил здесь! Одну!

— Одри!

— Бросил! Я тебе поверила!

— Не надо мне верить! — я уже тоже ору, а ведь собирался все спокойно объяснить. Но когда меня бьют, спокойно как-то не выходит.

— Я тебя ненавижу! Ты… ты…

— Что я? А, зараза, больно же!

— Ненавижу!

Я набрал в рот воздуха. Говорить Одри об Изнанке не хотелось.

— Я не намеренно! Портал… не получился.

— Ты врешь. — Она вдруг отстранилась и обхватила себя руками. — Врешь.

Я помрачнел. Еще один неприятный подарок нашей с девушкой связи? То есть мое вранье или недосказанность она тоже чувствует? Или просто догадалась?

Девушку трясло все сильнее, а лицо превратилось в посмертную маску — такое же белое и застывшее. Так, только истерики нам не хватало!

— Одри, — осторожно положил ладони ей на плечи, — послушай меня. Я не нарочно. Я не контролировал это перемещение, понимаешь? Совсем. Я не врал тебе и действительно хочу попасть к Армону. Ну и еще подальше от Пустоши, она начинает меня утомлять. Ты слышишь?

— Ты исчез. — Ее лицо исказилось, а в глазах появились слезы. — А я осталась в этом кругу. Одна…

— Я не хотел. Ну прости меня. — Демоны, я правда это говорю? Да и плевать, она мне своими истериками все внутренности сожжет, пока я эту связь разорву. Вот она, прелесть женитьбы. Да чтоб я сдох! Уж лучше ее успокоить как-нибудь. И желательно не врать. Чтоб меня. — Я тебя не брошу, слышишь? У нас же эта связь… Она просто не позволит! Кстати, не думай, что я этому рад, меня этот поводок жутко бесит. Но я тебя не оставлю, понимаешь? Ты вернешься домой, я тебе обещаю.

Одри закусила губу, и это выглядело совсем по-детски. Раньше я за ней такой привычки не замечал.

— Ты мне веришь? Реветь не будешь?

Она тяжело вздохнула.

— Ну же, детка, я тебе не вру. Мне жаль, что ты осталась здесь. Опять. Очень жаль.

Закушенная губа не давала мне покоя, и я наклонился, лизнул ее. Не поцеловал, просто провел языком. Только тело отозвалось мгновенно, и желание выбило из груди воздух и налило тяжестью все, что ниже пояса. «Скажу ей, что мне надо для восстановления сил… Очень надо. Уговорю… Или… Не откажет! Не сможет. Лучше в скалах, там теплее, хотя и тесно… Да плевать, пусть она сверху… Интересно, на ней есть белье?… Вот же…»

Оторвался от ее губ и потряс головой. Проклятье, хорошо, что эта связь не дает Одри возможность еще и заглянуть в мою голову. Она бы самолично закопалась под ближайшим деревом. Или закопала меня, что вероятнее.

— Сколько времени прошло?

— Около часа, — она смотрела на меня странно. Ошалела, что ли.

— Ясно. — Отвернулся и вновь принялся чертить круг, восстанавливая линии.

— Лекс?

— Что тебе? — оборачиваться не стал.

— Не надо меня целовать. Я… грязная.

Хмыкнул. Подумал. И расхохотался.

Она грязная. Потрясающе. Если бы она знала, насколько мне наплевать на этот досадный факт! И какие непристойные образы вызывало вот это: я грязная…

Одри буркнула что-то о моей больной голове и затихла.

Линии круга вновь налились светом, да только я даже не успел открывающее заклинание сказать, землю прошила молния. А следом — вторая. И за ней сразу несколько, бьющие по рунам портала. Я кувырком выкатился из круга в промежутке между вспышками, сгреб застывшую Одри и метнулся в щель между скалами.

— Похоже, нам придется пройтись ножками, — мрачно изрек я, рассматривая, как шипящий клубок молний проходится по линиям портала, разрушая его.

ГЛАВА 18

Армон

Солнце поднялось уже высоко, но это никак не повлияло на серый туман, клочьями и змеями ползущий по низине. Армон старался не вдыхать глубоко, понимая, что и так надышался достаточно. За белесой мутью ему виделись лица тех, кого давно уже не было в живых, мерещился дом с синими ставнями на лесной поляне, круглый колодец, обложенный красным камнем, и такая же дорожка, бегущая мимо огромных стволов вековых дубов и тонких осин. Он даже ощущал запах — острый запах прелой листвы, земли, сладких ягод, родниковой воды… и людей, что смеялись у дома с синими ставнями.

— Когда же я стану, как ты? — мальчишка закидывает голову, обиженно надувает губы. Он подпрыгивает от нетерпения, переступает босыми ногами на золотых опавших листьях. — Ну когда я стану рихиором? Почему не становлюсь? Я хочу быть, как ты!

— Мал еще для рихиора, — это говорит не он, это смеется темноволосая и кареглазая девушка, отвешивая мальчугану добродушный подзатыльник. — Подрасти, Криф. Встретишь седьмую весну, тогда и обернешься.

— Я хочу сейчас!

— Торопыга… все вы такие…

— Хочу быть, как папа! Рихиором Дубовых Крон! Хочу быть альфой стаи!

Девушка хохочет, и белоснежные зубы блестят на смуглом лице. И он любуется ею. Да и как не любоваться. Она — самая красивая в стае. Самая статная и родовитая…

— Ну когда же я стану рихиором…

Тоска вновь сжала сердце, и волк завыл, не удержав ее. И сразу — зарычал, понимая, что все, что он видит — ненастоящее. Иллюзия. Подделка. Галлюцинация.

Армон прижал морду к земле, с силой втянул запах сырой земли и травы, пытаясь успокоиться. И заставил себя обернуться. Удавалось с трудом. Тело не слушалось, сопротивлялось, не желая возвращаться в человеческую форму. Мышцы дрожали от напряжения и боли, красная пелена застилала глаза, прогоняя иллюзорные образы смеющихся людей. Легкие, казалось, поглощали не воздух, а кислоту, обжигая внутренности и заставляя оборотня дышать тяжело, с хрипами.

Оборачиваться в зверя — наслаждение.

В человека — мучительная боль.

Но он терпел и заставлял себя, прогоняя из памяти картины прошлого и цепляясь за настоящее. Анни. Она пропала. И Лекс. Надо их найти. Надо помочь. Спасти. Он должен.

Трансформация завершилась, и Армон вздохнул свободнее, потряс головой. И полез за запасными штанами. Наученный горьким опытом, он всегда возил с собой несколько пар — обыкновенных, из грубой холщовой ткани, вместо ремня — веревка. Такие не так жалко каждый раз выкидывать. Оделся Армон привычно быстро, сунул ноги в сапоги, благо хоть их успел скинуть перед обращением. Вторых у него не было. Накинул на голый торс короткую верхнюю хруту без рукавов, решив, что рубашку пока прибережет, слишком здесь все… непредсказуемо. А значит, и его обращение может произойти в любой момент.

Покосился на сидящую на земле девушку. Черные волосы блестели, словно смазанные маслом, лицо спокойно, глаза закрыты. В таком положении она находилась все время после исчезновения Лекса. Просто села на траву и закрыла глаза.

— Ланта, с тобой все нормально? — все-таки окликнул Армон. А то кто знает этот туман, может, девчонка уже скончалась, пока он тут галлюцинации ловил.

— Конечно, — отозвалась девушка, повернув голову. — Все отлично.

Армон с трудом удержался от хмыканья. Все-таки он слишком многое перенял у Лекса и не мог сказать, что это радовало. Особенно пренебрежительная манера хмыкать. Но… все отлично? Или она туманом надышалась и в данный момент рассматривает побережье Аль-Маер и танцует на цветущем лотосе?

— Уверена?

— Конечно. Не беспокойся. — Ланта взглянула на него ясными синими глазами. — Здесь замечательное место.

— Хм. Ну да. Я рад, что тебе нравится, — пробормотал Армон. — Но я думаю, нам стоит подняться повыше, на пригорок. Наше местоположение это существенно не изменит, но вот тумана мы избежим.

Да и видимость сверху лучше. Стоять в этом белом мареве оборотню ох как не нравилось, все его звериные инстинкты требовали немедленно покинуть гиблое место. Слишком уязвимо он себя здесь чувствовал.

Ланта пожала плечами, демонстрируя полное равнодушие к его словам, и Армон уже в который раз втянул воздух, ловя ее запах и пытаясь понять, что в нем не так. Да, девушка пахла, как и положено человеку. Обостренное обоняние оборотня улавливало ее ароматы и раскладывало на составные, распознавая. Острый запах волос. Пряный — кожи. Кисловатый — ткани платья, особенно под мышками. Свежий, со сладкой ноткой — дыхания. Горьковатый и мускусный — между ног…

Приятные запахи здоровой молодой девушки смешивались для нюха оборотня в ароматную смесь. Так что же заставляло его принюхиваться снова и снова? Армон задумался, дернул ушами. Порыв ветра разогнал туман и принес свежую порцию запахов. И Армона осенило. Смесь привычных и правильных ароматов содержала ингредиент, которого он раньше не встречал у людей. Чуть древесный, дразнящий кончик языка, растекающийся сладостью. Знакомый. И одновременно — нет.

Вот какой запах ему точно не нравился — это зверька, что крутился порой у ног Ланты. Распознать его природу оборотень не смог, но старался не принюхиваться, существо пахло гнилью и смрадом, как помоечная крыса.

Собственно, на нее он и походил.

Так и не найдя разгадку, Армон мотнул головой и достал несколько «ос». С ними он чувствовал себя спокойнее, а файер у него и сейчас получался через раз. Лучше уж по старинке и без магии. Надежнее. «Осы» зависли в воздухе, молотя туман слюдяными крылышками. Жала пока спрятаны, но стоит указать им на цель…

— Идем, Ланта, — скомандовал оборотень девушке, перехватывая поводья трех лошадей. — Поднимемся…

Клочья тумана на миг расползлись, а потом завертелись водоворотом.

— Бежим! — заорал Армон, еще не понимая, что происходит, но почуяв неладное.

Они побежали, но все равно не успели. Туман облепил движущиеся фигуры со всех сторон, спеленал, словно мать — дитя, и утащил сквозь пространство.

* * *

Первое что услышал — рычание. Низкое и глухое, изредка перемешивающееся с каким-то собачьим скулежом. Армон напрягся, пытаясь хоть что-то рассмотреть в тумане, что обвивал их с Лантой коконом, но пока в его распоряжении были лишь звуки. Он вслушался, пытаясь определить животное, что их издавало, и не смог.

Он уже хотел обернуться, запоздало пожалев о последних штанах, как к рычанию добавился голос. Утробный и лающий, мало похожий на звук человеческого голоса, но тем не менее, говорящий произносил слова, и его речь была понятна.

— Отойди, Лык! Да убери свою тушу!

— Ххто там?

— Крупная добыча, кажется… Смотри!

— Обед! Ну скорее! Чего копаешься? Я жрать хочу!

— Отойди! Я же не Первый, чтобы за раз кокон распутать! Да убери ты харю!

— Ххаррррр!

Дальше вновь рычание вперемешку с подвыванием и поскуливанием. Но агрессии в этом звуке Армон не слышал и решил повременить с обращением, хотя тело уже выгнулось дугой. Если бы те, кто стоял за туманом, пытались напасть, он не смог бы удержать трансформацию, а так — сдержался, загоняя внутрь звериную сущность.

Туман редел, и оборотень бросил ободряющий взгляд на Ланту. Впрочем, девушка стояла спокойно и признаков беспокойства не проявляла.

Сквозь клочья белесого и вязкого кокона он наконец смог рассмотреть две фигуры и нахмурился, не понимая.

Одна — вытянутая и угловатая, явно звериная, нетерпеливо перебирала лапами. Однако ее гортань издавала звуки:

— Ну хто там? На коня похоже… Чую! Неужто повезло? Лошадь?

Армон придержал «ос», что жужжали крыльями возле уха. Рано.

— Да кажется не одна коняка? Неужто… две?

Лошади, молчавшие, оглушенные перемещением в пространстве, недовольно всхрапнули, почуяв неладное. Туман рассеялся, оставив лишь холодные капли на коже, и Армон изумленно уставился на тех, кто притащил их сюда. Оказалось, что их было не двое, а трое, но как оборотень ни всматривался, понять, к какому виду принадлежат существа — не мог. Тот, что стоял ближе и держал веревку, более других походил на человека. Все, что выше пояса, у него было вполне людское, если не считать шерсти и пятен, покрывавших кожу торса и лица, удлиненных янтарно-золотых глаз и желтой львиной гривы на голове. А вот ниже пояса были звериные лапы и два хвоста. На создании была лишь кожаная набедренная повязка, и Армона так удивил этот индивид, что он застыл, мучительно пытаясь сообразить, что это такое! Оборотень в частичной трансформации? Но это невозможно! Единственный известный вид оборачивания — это смена формы в то тело, которое принимал сам Армон! Других видов в природе просто не существовало! Здесь же было что-то совершенно иное.

Тот, что стоял рядом с пятнистым, больше походил на зверя, хотя формы были те же, и его можно было бы принять за худого тигра. А за ним маячило и вовсе что-то непонятное — рогатое, глазастое и огромное, словно буйвол.

Да и сама местность была необычной: цвета, звуки, запахи, все казалось незнакомым, и обостренные органы чувств Армона пытались распознать, понять, разложить на понятные составляющие. Все это сбивало с толка и настораживало, так что оборотню приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не обернуться.

Армон сглотнул, сжал в ладонях трещотки, передвинул коротким свистом «ос» и уставился в золотистые глаза «пятнистого».

— Вы кто? — спросил он.

Надо сказать, что и сами пленители глазели на прибывших с не меньшим, а то и большим изумлением. У крайнего даже челюсть отвисла.

— Перешиби меня молния, — выдохнул пятнистый. — Вы что… люди? Настоящие?

— Я — рихиор, — пояснил Армон. — Девушка — человек. А вы кто?

Странная компания переглянулась. Один угрожающе зарычал. У буйволообразного налились краснотой глаза и пошел пар из ноздрей. Пятнистый человек мотнул головой и вновь уставился на прибывших.

— Вы — лазутчики Города?

— Не понял? — недоуменно моргнул Армон. — Мы из Кайера. Мы… заблудились. Попали в Пустошь. Я не знаю, о чем вы говорите.

— Вранье… — «тигр» прижал к земле морду, опустившись на четвереньки, но кроме агрессии Армон явственно ощутил другой запах — страха. Это существо испугалось.

— Мы просто хотим попасть домой! — Армон поднял ладони, прикидывая, на кого нападать первым. Драки он не боялся, хотя оценить потенциал соперников не мог. Он даже не понимал, к какому виду их отнести!

— Помогите нам! Просто скажите, как выбраться из Пустоши, и мы уйдем!

Тигр издал полурычание-полусмешок.

— Выбраться из Пустоши! Ты точно лазутчик! И врешь! Нельзя выйти из Пустоши! Нельзя! Только войти! — он завертелся вокруг пятнистого. — Убить, надо их убить! Убить! И сожрать!

Буйволообразный наклонил голову, выставив вперед рога. Пятнистый махнул рукой.

— Тихо. Вы, — он уставился на путников, перевел взгляд с Армона на Ланту. Моргнул. — Вы пойдете с нами.

— Лазутчики! Надо их убить!

— Тихо, Лык! Они пойдут к Первому. Он решит.

— Но, Ромт…

— Молчать!

Золотые глаза полыхнули светом. Армон принюхался. Пятнистый страхом не пах. Впрочем, агрессией тоже.

— Мы пойдем с вами, — протянул рихиор.

— О, несомненно, пойдете… — четвертый голос раздался из-за спины, и Армон резко обернулся. И застыл, не веря своим глазам…

* * *

Возле чахлого кустарника с крупными лиловыми ягодами стояла девушка. И с первого взгляда показалось, что на ней платье из змеиной кожи, чешуйчатое, отливающее желто-зеленым блеском, обтягивающее тело до самой груди. И даже на руках, шее и лице светились отдельные роговые пластинки. Гладкие темные волосы были убраны в высокий пучок, а глаза зелены, как весенняя травка.

И лишь когда девушка двинулась — плавно, волнообразно, Армон сглотнул. Нижняя часть ее тела оканчивалась змеиным хвостом, а не ногами.

Великие духи леса, да кто это такие?

Но задать свой очередной вопрос Армон не успел. Девушка-змея подняла ладони, с ее пальцев сорвались зеленые искры, и путников связали магические путы. И даже голоса их лишили, оборотень лишь напрасно открывал рот. «Осы» бестолково жужжали рядом, но без приказа не атаковали и не двигались.

— Так надежнее, — со смешком сказала змея, повернувшись к пятнистому. — У него есть магический потенциал, хоть и небольшой. Но на какую-нибудь глупость хватит.

— Разве ты не должна быть дома, Интиория?

— Не сердись, — змея скользнула к пятнистому, обвилась вокруг него кольцом, тронула щеку раздвоенным языком. Армон снова сглотнул. — Я скучала. Ты ведь знаешь, я не люблю долго находиться одна. — Она повернула голову, стрельнула взглядом на обездвиженного оборотня. — А он, правда, рихиор… — задумчиво протянула Интиория. — Рожденный.

Пятнистый бросил на девушку хмурый взгляд.

— Мы сами проводим пленников. Иди, Интиория.

Змея заложила вокруг пятнистого еще один круг и скользнула в высокую, с человеческий рост, траву. Упругие стебли качнулись и вновь застыли, словно между ними и не двигалось гибкое тело.

— Буйк, поднимай их! — скомандовал пятнистый.

Огромный, почти трехметровый Буйк, с лоснящимся мощным торсом и кожаным передником, прикрывающим чресла, издал мычание и без усилий закинул и Армона, и Ланту на плечи. Кажется, дополнительный вес его нисколько не смутил, он лишь моргнул и потопал в сторону исполинских деревьев. Пятнистый подхватил поводья лошадей и пошел следом. Лык юркнул в траву и пропал.

Смотреть из положения «лежа на спине какого-то монстра» было не слишком удобно, но Армон старался. И смотреть, и запоминать. Хотя его голова кружилась от обилия нового, незнакомого и непонятного. Буйк двигался в густой траве, больше напоминавшей лес, потому что поднималась выше закрученных рогов на голове их «транспорта». Пахло чем-то сладким, словно в воздухе рассыпали ваниль, и это тоже сбивало с толка, не давая сосредоточиться. Где-то чирикала пичуга, и Армон вздохнул спокойнее. По звукам было похоже на обычную сойку. Хоть что-то привычное в этом сошедшем с ума мире Пустоши.

Примерно через час равномерной ходьбы травяной лес закончился, и они вышли к ограде. У каменной стены пятнистый Ромт издал короткий свист, и часть кладки отъехала в сторону. Буйк шагнул внутрь и без предупреждения скинул свою ношу на землю.

— Аккуратнее можно? — обозлился Армон, голос к нему вернулся, как и способность двигаться. Он помог подняться Ланте, отряхнул ее платье. Она рассеянно улыбнулась, осматриваясь. Оборотень тоже обернулся. Громила Буйк выпустил из широких ноздрей пар, хрюкнул и потопал в сторону полукруглой башни. Кожаный передник сзади был значительно короче и при движении хлопал верзилу по ягодицам. Армон и Ланта проводили его взглядами.

— Что расселись? — недовольно окрикнул Ромт. — За мной шагайте.

Лошадей пятнистый привязал под широким навесом, а сам повел пленников все к той же башне. Пока других зданий Армон не видел, круглое строение занимало весь видимый обзор и возвышалось на десятки пролетов. Окно было, но очень высоко, и оборотень прищурился, пытаясь сообразить на что похоже это здание.

И тут его осенило! Маяк! Это же маяк! Такие стоят на берегах Свободного моря, указывая путь мореходцам.

Но что маяк делает здесь?

Ответа, конечно, он снова не нашел и потому, подав руку Ланте, последовал за провожатым.

* * *

Внутри башня тоже была устроена, как маяк, наверх вела винтовая лестница. Армон пытался считать ступеньки, но на третьей сотне сбился и перестал. Наверху располагалась комната, конечно, круглая и почти пустая. Лишь у одной из стен стола лавка, а у другой стены — стол на кривой ножке.

Их провожатый обернулся так резко, что Армон непроизвольно выгнул шею. Загнал обращение внутрь, но рыкнул недовольно.

— Ты бы обошелся без резких движений, — буркнул Армон. — А то могу и не сдержаться. Отгрызу что-нибудь ненароком.

— Смотри, чтобы тебе не отгрызли, — неожиданно зло отозвался пятнистый. Сплюнул на пол и отошел, поднял со стола небольшой колокольчик. Тонкий и высокий звук ударяющегося о бронзу язычка прозвенел в комнате и забился эхом о каменные стены, становясь все звонче и заставляя Армона поморщиться, а Ланту закрыть уши ладонями.

— Не надейтесь соврать Первому, — оскалился пятнистый, демонстрируя внушительные клыки. — Он все равно поймет. И если вы лазутчики Города…

Он усмехнулся и провел черным когтем по шее.

— Да о чем ты говоришь? — возмутился Армон, но пятнистый уже повернулся спиной, махнул хвостами и ушел.

Оборотень встревоженно обернулся к Ланте, но та смирно сидела на лавке. Обход помещения тоже результатов не дал — голые стены из светлого камня, лестница вниз, по которой они поднялись, и окошко под потолком. Вот и все. Армон закинул голову, пытаясь сообразить, удастся ли допрыгнуть до отверстия, хотя и не знал, для чего ему это. Просто по привычке проверял все пути отступления.

— Армон, — тихо позвала за его спиной девушка, и оборотень удивился. Кажется, за все время Ланта не произнесла ни слова. Он обернулся, мигнул и застыл. Посреди круглой комнаты стояло… нечто. Тщедушная фигурка, облаченная в темный балахон с капюшоном. Но странность заключалась в том, что Армон не услышал его шагов. Ни звука. Хотя слух рихиоров способен распознать малейший шорох. Может, существо появилось прямо в комнате? Но тогда он услышал бы хлопок открывающегося портала.

Оборотень шагнул ближе, пытаясь хоть что-то рассмотреть в провале капюшона. Но там словно и лица не было, лишь что-то серое и смазанное. Бесформенное. Ткань висела на маленьком тельце, словно скрывала фигуру худенького ребенка.

И это тот самый грозный Первый?

Да над ними просто издеваются…

«Вы действительно пришли не из Города… Удивительно…» — голос раздался в его голове, и Армон зарычал, прижав к вискам ладони и затравленно оглянувшись. Этот голос был бестелесным, он мог с одинаковым успехом принадлежать и ребенку, и старику.

— Кто ты? — прохрипел Армон. — Кто все вы? Где мы находимся?

«Как много вопросов для незваного гостя», — голос вновь возник в мыслях Армона. Это было отвратительно, словно ему под кожу забрался жук и ползал там, изучая внутренности. Хотелось вскрыть себе череп ножом, чтобы избавиться от «жука», вытащить его изнутри, сбежать. Ощущение чужого присутствия в собственной голове, мыслях, воспоминаниях было ужасным, и Армон заскрипел зубами, сдерживая обращение.

«Как занятно… Рихиор без стаи. Оборванные связи рода… Ты все еще жив, оборотень? И даже в человеческом виде… Занятно…»

— Прекрати рыться в моей голове! — заорал Армон. Шерсть уже вылезла клоками на его теле, клыки удлинились, как и когти. Тело обращалось, пытаясь трансформацией вытолкнуть чужое сознание.

«Не сопротивляйся. Будет лишь хуже. Позволь мне увидеть все, что мне нужно знать…»

Голос изменился. Он стал тише, он убаюкивал, он уговаривал. И перед глазами Армона вновь встали золото и серебро родного леса, огромные кроны деревьев, заслоняющие облака… Смеющиеся лица…

Он зарычал, завыл, и сразу все исчезло. Давление на его разум прекратилось, существо покинуло его сознание. И Армон обнаружил себя стоящим на коленях посреди этой комнаты. Его тело частично изменилось и увеличилось, и штаны треснули, повиснув лоскутами.

— Гадство, — пробормотал Армон. — Последние же…

Он поднялся, стараясь не шататься.

«Вы можете остаться, путники. Вы не лазутчики».

— Я с самого начала это говорил, — буркнул Армон.

Капюшон повернулся в сторону Ланты, но девушка выглядела по-прежнему безмятежной и даже слегка улыбалась. Еще мгновение постояв, Первый качнулся и… исчез.

Армон с трудом удержался от ругательства. Нет, все-таки он слишком многое перенял у Лекса. И жаль, что в основном — плохое.

Пятнистый Ромт появился почти сразу, словно ждал где-то на лестнице, окинул обоих неприязненным взглядом золотых глаз.

— Значит, Первый оставил вам жизнь… Что ж. Следуйте за мной.

— Куда? — не понял Армон.

Два хвоста пятнистого раздраженно ударили по бокам.

— Если Первый сохранил ваши шкуры, это не значит, что вас здесь бесплатно будут кормить и содержать. Покажу, чем вы будете заниматься.

— Слушай, кажется, мы друг друга не поняли, — Армон миролюбиво поднял ладонь. — Мы не собираемся здесь оставаться. Нет, у вас тут, конечно, неплохо, но мы пытаемся отыскать друзей и вернуться в Кайер…

— Забудь, — оборвал Ромт. — Вы не покинете Пристань. И тем более — Пустошь.

— Да ты сдурел? — возмутился оборотень.

Пятнистый повернул голову. В сумраке лестницы его глаза сияли мягким желтым светом.

— Это невозможно, — спокойно сказал он и неторопливо пошел вниз.

ГЛАВА 19

— Ты не можешь открыть портал?

Отвечать не стал, как будто и так непонятно. Мог бы — открыл. Но как только я пытаюсь это сделать, землю прошивают фиолетовые зигзаги, похоже, местности не нравились несанкционированные колебания магии. Или ей не нравился лично я.

— Куда мы пойдем?

— Налево.

— Почему туда?

— Потому что.

— Лекс! Ты можешь ответить нормально?

— Я отвечаю.

— Лекс!

— Одри, милая, ты не могла бы заткнуться? Я пытаюсь думать, — обозлился я, рассматривая раскинувшуюся внизу равнину. Сейчас серых тварей видно не было, хоть это радовало.

Девушка обиделась и замолчала. Вот и отлично.

И молчала все время, пока мы лезли вниз, а потом топали до черной монолитной скалы, полностью перекрывающей дорогу в обозначенную сторону. Я развернулся и уставился в перепачканное лицо Одри.

— Не могла сказать, что здесь скала? — возмутился я.

— Кажется, кто-то, возомнивший себя умным, велел мне молчать, — фыркнула она.

Я хмыкнул, развернулся и пошел в обратную сторону. Одри сопела за спиной, но надолго ее не хватило.

— У тебя есть план? Или какие-то ориентиры? Где мы будем искать Армона?

— Угу. У меня есть карта Пустоши с подробным описанием местной флоры, фауны и трактиров.

— Правда?

Я насмешливо покосился на ее обрадованную мордаху, и Одри вновь насупилась.

— Откуда я знаю? Может, у чернокнижников и такие карты есть? Меня воспитывали жрицы Богини Равновесия, и про темных у нас каких только ужасов ни рассказывали. — Она нахмурилась. — Хотя светлых настоятельницы тоже не жаловали, но их хотя бы терпели, как необходимое зло. А вот чернокнижие… У нас даже присказка была: пусть тебе чернокнижник не приснится…

— Зачем тебе Дориан, Одри? — перебил я. Девушка осеклась и замолчала. Я думал, что уже не ответит, но она упрямо вскинула голову:

— Я уже говорила, что он мой друг. С детства. Он жил недалеко от дядюшки и играл со мной, когда я приезжала на выходные. Он часть моего прошлого, верный и настоящий друг! Что удивительного в том, что я хочу его спасти? Он исчез из моего дома, я чувствую себя… виноватой! И обязана во всем разобраться!

— Сколько слов и эмоций, — пробормотал я, прищурившись.

— Тебе не понять, — хмуро бросила она, — что означает дружить и быть верным человеку. У тебя друзей нет.

— Верно. Мне не понять.

Мы обошли скалу, и теперь перед нами располагался каменный уступ, усыпанный черными пиками, словно иглы дикобраза протыкающими пространство. Узкие и острые грани этих пик отражали свет белого солнца и казались глянцевыми. И этот странный и непривычный пейзаж заставлял меня почти задыхаться, пробуждая внутри непонятное мне волнение.

— Лекс? Что с тобой?

Одри дернула меня за рукав. Я не заметил, что остановился и уже какое-то время просто стою без движения, застыв на краю плоского камня. Порыв ветра гонял вдоль скал льдинки, и они звенели, ударяясь о гранит, так что все наполнялось нежными и тонкими переливами ледяной музыки. И мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого.

— Лекс?

— Ничего, — буркнул я, пытаясь стряхнуть наваждение. — Просто…

Просто это место мне знакомо. До мурашек, до судорог и мучительной боли. Просто моя память не хочет этого вспоминать.

Но говорить этого я не стал.

— Шевели ногами, Одри, а то замерзнешь, — буркнул я. Девушка плотнее завернулась в мой плащ, который все еще был на ней. — Не отставай.

— Так это ты останавливаешься! — но я уже не слушал, устремившись вперед.

Серые твари возникли неожиданно и совершенно беззвучно. И самое паскудное — сразу стаей, в которой было не менее дюжины особей. Сейчас у меня была возможность их рассмотреть, хотя удовольствия, надо сказать, мне это не доставило. Ростом с теленка, но длинные, худые тела, гладкие и обтекаемые, на шести мощных лапах, дающих понять, что бегают твари весьма неплохо. Морды с клыкастыми пастями и глазами-точками, красными угольками горящими на черепе. И эти неведомые мне звери неторопливо выходили из-за скал, пригибали морды, втягивая воздух, и приближались к нам.

— О Богиня, — прошептала Одри за моей спиной. — Сейчас ведь день!

— Видимо, спешащий к ним обед показался веской причиной, чтобы прервать полуденный сон. — Я закатал рукава, привычно дернул внешнюю силу, но поток не отозвался. Проверил свой резерв. Моргнул. Хмыкнул.

— Лекс, — Одри прижалась к моему боку, затравленно оглядывая ряд подступающих монстров. — Можно я возьму твой кинжал?

— Чтобы перерезать себе горло? — я хохотнул, не отрывая взгляда от серых тварей. Наверное, зачатки мозгов у них все же были, потому что перестроились звери слаженно и теперь весьма проворно нас окружали, обнажая в оскалах желтые клыки. — У меня есть другая идея, детка.

Она подняла голову, решительно сжимая губы. Видимо, собиралась драться до последнего. То есть минуты полторы.

— Как насчет полетать? — усмехнулся я, сгреб Одри и выкинул аркан левитации. Мы взмыли в воздух как раз в тот момент, когда твари устали ждать и с трех стороны бросились на добычу. И, зависнув над ними, я расхохотался, наблюдая, как они столкнулись и с рычанием образовали кучу — огрызающуюся и клацающую зубами. Монстры свирепели, вертели узкими мордами, пытаясь понять, куда делся их обед, и наблюдать сверху их возню было сплошное удовольствие! Если бы еще Одри не пыталась меня задушить, повиснув на шее и судорожно сжимая ее руками.

— Гниль вонючая, Одри, да отпусти меня!

Она не послушала, только сжала крепче. К тому же проклятые звери сообразили, что добыча потешается сверху, и споро начали запрыгивать друг другу на спину, образуя пирамиду. Я даже присвистнул от изумления.

— Бездна, какие умные гады! Одри, если ты меня задушишь, то свалишься как раз в их пасти.

Она прокряхтела что-то невразумительное. Одна из тварей уже добралась до верхушки пирамиды из тел и клацнула зубами в нескольких крантах от моего сапога. Я переместился выше. Тварь оскалилась, пригнулась и подпрыгнула. Я двинул ей сапогом по морде, и она, скуля, скатилась вниз.

— Следующий!

— Лекс… — Одри вцепилась в ткань моей рубашки. — Пожалуйста…

— Смотри, это весело.

Следующая зверюга залезла на верхушку, я даже опустился чуть ниже, заманивая, и стукнул по лобастой башке.

— Лекс…

— А-а-а, не угомонитесь никак, уродливые гады? Ползи-ползи, кто там на очереди?

— Лекс…

— А по морде не хочешь? Вот так!

— Лекс!

— Что?

— Мне страшно!

Я отвлекся от развлечения и уставился Одри в лицо.

— Я уже говорил, что с тобой можно сдохнуть от скуки?

— Зато с тобой от веселья! Мы висим над стаей монстров, что тут веселого? — возмутилась она.

— В них можно плюнуть, — предложил я.

Одри закатила глаза, демонстрируя, что она думает о моих умственных способностях.

— Ты просто не пробовала! Давай, плюнь хоть в одну. Сделай хоть что-нибудь непозволительное, ну же! Попадешь, и я перемещу нас на скалу.

— Я не буду в них плевать! Это глупо!

— Ты так боишься выглядеть глупой, что становишься скучной. Давай, Одри, я никому не расскажу.

— Я не буду!

— Тогда мы будем висеть здесь, пока мой резерв не закончится, — поскучнел я.

— Богиня! — простонала девушка. — Да за что мне все это? Зачем я вообще с тобой связалась?

— Тратишь время. А мои силы на исходе… — Я покачнулся, делая вид, что устал. На самом деле, мой резерв был забит под завязку, очередная прогулка на Изнанку вновь его пополнила. И отрицать эту очевидную связь было глупо. Может, поэтому я сейчас развлекался, пытаясь не осмысливать ситуацию.

Она издала что-то нечленораздельное, скосила глаза вниз, напыжилась, примерилась и плюнула точно на макушку подползшей серой твари. Я расхохотался.

— Ну весело же!

— Лекс. Ты идиот.

— Фу, ну никакого воображения… учу-учу. Вы с Армоном просто идеальная пара! Кстати, что у тебя с ним?

— Не твое дело.

Я слегка разжал руки, и Одри, взвизгнув, вцепилась в мои плечи.

— А давай ты будешь отвечать, когда я спрашиваю?

— А давай ты пойдешь в Бездну?

— Неее… там тоже скучно.

— Лекс! Прекрати!

— Ты не ответила на мой вопрос.

Серая тварь залезла на спину своей товарки и клацнула зубами. Я опустился пониже, чтобы клацанье было лучше слышно.

— Ну так как?

— А что, тебя это волнует?

Она уставилась мне в глаза, а я вдруг слишком явно ощутил, как близко ее тело. Слишком близко для моего изголодавшегося организма и инкубской ненасытности.

— Нет. Всего лишь любопытство.

Пнул напоследок клацающую зубами зверюгу и переместился на каменный язык, нависающий сверху. Одри свалилась на колени, судорожно прижала ладони к камню, шепча что-то благодарственное своей Богине. Я же, насвистывая, прошелся по языку, но осекся, заглянув за поворот скалы. Сверху было видно круглое, со всех сторон обставленное валунами место, в центре которого чернел плоский камень.

И вновь зазвенели льдинки.

А я сжал ладонями голову, пытаясь их не слышать, не думать, не вспоминать…

…Холод, отгрызающий от тела куски мяса. Именно так я это помню. Холод казался зверем, рвущим плоть, вылизывающим кожу колючим языком. Я лежал на черном камне и слушал, как звенят льдинки. Их мелодия была красивой, если бы эта песня не была песней смерти. Умирать не хотелось… Было страшно. Больно. Холодно. И льдинки все звенели… Как я оказался на этом камне? Или он лишь до одури похож на тот, из моего детства? Но воспоминание обрывалось, не давая ответа.

Настроение испортилось окончательно, и я вновь разозлился. Привычность этой эмоции уже начинала как-то напрягать. Не глядя на девчонку, пошел вдоль скалы, стараясь не смотреть на плоский камень внизу. Но он против воли притягивал мой взгляд. Одри молчала, но шла следом. Я же размышлял, что будет, если меня вновь утянет на Изнанку. Два раза повезло, и я вернулся довольно быстро, но и первый раз, выкинувший меня на окраину Лаора, я тоже прекрасно помнил. Самое поганое, что оставшись здесь одна, Одри вновь начнет жечь мне нутро своей болью…

Я остановился так резко, что девушка врезалась мне в спину и ойкнула, потирая лоб.

— Ты что? Что случилось?

Я не отвечал, уставившись на ее перепачканное лицо. Так-так. Первый раз я попал на Изнанку, когда нас с Одри ничего не связывало. И смог вернуться лишь через развилку дерева, и то, оказался на задворках империи, а не в Кайере.

Зато последующие случаи возвращался исправно на место «отбытия» и довольно быстро.

Неужели эта связь с Одри тянет меня обратно?

— Лекс, что с тобой? — испуганно дернулась Одри. Я развернулся и пошел дальше, не обращая внимания на ее вопросы. Она что-то бубнила, так что пришлось накинуть на нее аркан молчания, чтобы не мешала мне думать.

Значит, связь, образовавшаяся от случайной ночи с девушкой, оказалась мне полезной? Кто знает, где бы я был сейчас, если бы не она? И смог бы вновь вернуться через развилку на скале, или в моем теле уже жил бы какой-нибудь демон?

Меня передернуло от этой мысли. Да лучше собственноручно себе горло перерезать. Но если я верно понял, то Одри своими эмоциями тащит меня в наш прекрасный мир. Разобраться бы еще, что тащит меня на Изнанку!

За каменным уступом горная тропка пошла вниз, и идти стало легче. Периодами я останавливался, чтобы прощупать потоки, но пока не находил устойчивого, хотя поток однозначно усиливался, но пока его движение было мне непонятно, лишь общая направленность, по которой я и двигался. Чтобы поставить портал, мне нужна хоть какая-то стабильность. Ну и отсутствие молний, желательно. Одри пыхтела за спиной, потом рядом, когда дорога расширилась, бросая на меня злые взгляды. Два раза пришлось перелететь через перегородивший дорогу обвал, но и в этих случаях. Одри не произнесла ни звука, лишь яростно шипела, когда я ее перекидывал через плечо. Мне так было удобнее, а ее мнение меня не слишком волновало…

* * *

Остановился, когда девчонка в очередной раз споткнулась и полетела носом вперед. Я успел схватить конец плаща, дернул, задерживая Одри. Она булькнула что-то и осела на землю.

— Привал, — объявил я, осматриваясь и решая, где искать съестное. У черных скал кое-где торчали жухлые кустики с ягодами, но пробовать их не было никакого желания. Хотелось мяса. Хорошо прожаренный кусок телятины с брусничной подливкой, свежей зеленью и кружкой пенного хелля.

— Тут кроме серых и невкусных тварей кто-нибудь водится? — повернулся к Одри. — Может, кролики? Ну или, на худой конец, перепелки?

Она вновь что-то прошипела.

— Говори понятнее, что ты там мычишь?

Одри кинула на меня убийственный взгляд, подобрала камень и нацарапала что-то на земле. Я присмотрелся:

«Ты меня лишил голоса, придурок!»

— Ух ты, точно, — вспомнил я. — Ну ладно, сам найду.

Одри открыла рот, уставившись на меня с такой яростью, что я с трудом удержал смешок. Она принялась гневно писать что-то, сжимая камень до побелевших пальцев.

— Пока ты сочиняешь ругательства в мой адрес, я найду что-нибудь съедобное, — хмыкнул я и заботливо установил вокруг девушки клетку. Тонкие прутья, сотканные из силы, не позволяли Одри уйти. Зато и к ней никого не подпустят. Она затопала ногами, потрясая кулаками и открывая рот в беззвучном вопле. Я подмигнул.

— Не скучай. Я скоро.

Аркан возвращения голоса выкинул, отойдя подальше, решив, что он может ей понадобиться в случае непредвиденных обстоятельств.

— …Лекс! Я тебя убью! Выпусти меня, сволочь! — донес порыв ветра.

Я же со вздохом вспомнил своего защитника. Все-таки с Армоном удобно. Нюх, зрение, скорость — он рожден охотником. У меня же в арсенале лишь магия и обычные человеческие реакции.

Вернулся почти через час. Одри сидела, насупившись, в клетке и, увидев меня, вскочила. Окинула злым взглядом. Хмыкнула и… рассмеялась.

— Да уж, охотник из тебя никудышный!

— Просто здесь ничего не водится, кроме… этого! — возмутился я.

— Кроме мышей?

— Это не мышь. — Я поднял за хвост тушку. — Это что-то вроде хорька. Только маленький.

— Лекс. Это мышь.

Я пожал плечами и сунул добычу ей в руки. Ну мышь так мышь. Это единственное, что попало в мою магическую ловушку, пока я прощупывал потоки силы и пытался разобраться с их направлением. Насколько я понял, поток реагировал на чужеродную магию определенной силы, моя ловушка или аркан левитации не вызывали возмущения фона, а вот портал — да. И как это изменить, я пока не понимал.

— Прекрати хихикать, тебе не идет. И собери хворост для костра.

Одри картинно осмотрелась. Вокруг торчали черные камни-иглы, ветер гонял редкий снежок по граниту. Хвороста здесь не было. Оглушенная мышь пришла в себя и забила лапками, Одри взвизгнула и уронила тушку.

Мы проследили, как улепетывает, не веря своему счастью, наш несостоявшийся обед.

— Вонючая задница! Одри, ты что, не могла ее удержать?

— Я думал, она дохлая! И не ругайся при мне!

— Сама ты дохлая, — буркнул я. — А дичь должна быть лишь слегка оглушенной. Чтобы мясо дольше оставалось свежим.

— Конечно, можно даже не жарить, от сырого откусывать! — съязвила Одри. — Чтобы свежее было!

— Это называется сыроедение, — нашелся я.

— Это называется кто-то хреновый охотник!

Мы со злостью уставились друг на друга. Одри смотрела рассерженно, глаза сверкали, грязные щеки порозовели от гнева, и грудь бурно вздымалась в вырезе платья. Я сглотнул, уставившись в этот вырез. И понимая, что обедать я перехотел. И сейчас все мои мысли лишь о другом голоде. Кровь заколотила в ушах, губы пересохли, и штаны стали мешать. Шагнул к ней, словно веревкой привязанный, уже представляя, как стащу с соблазнительного тела все эти тряпки…

Одри отступила на шаг и закуталась в плащ, скрывая от моего голодного взгляд вожделенную ложбинку.

— Я… я думаю, что мы найдем… какие-нибудь ягоды. Может быть. Надо поискать, — пробормотала она, старательно отводя взгляд.

С моих пальцев сорвался непроизвольный файер.

Ягоды. Конечно. Уже бегу!

Развернулся и ушел. Вернувшись, молча разжег огонь на плоском камне, установил сверху другой, нарезал на куски сбитую птицу. Одри наблюдала все мои действия молча. Поели тоже в тишине, девушка на меня старательно не смотрела.

Лишь дожевав мясо и закусив льдинкой, вздохнула:

— Интересно, где сейчас Армон…

Я пнул сапогом камень над очагом, разрушая его и гася огонь.

Всю последующую дорогу Одри сосредоточенно смотрела себе под ноги, на скалы, небо и чахлые кустики, но только не на меня. Хотя я на нее тоже не смотрел, мне было о чем поразмыслить. Пару раз я активировал аркан левитации, поднимался над землей, но насколько хватало взгляда — везде была все та же неприглядная картина. Один раз мне показалось, что магический фон стабилизировался, и я вновь попытался открыть портал. Молнии ударили одновременно с четырех сторон, так что от заряда все мои волосы встали дыбом, не только на голове, но и на теле. Из круга я вылетел и кубарем скатился по склону, обдирая кожу. Одри подбежала, когда мой полет уже завершился, склонилась испуганно.

— Ты жив? Богиня! Как же ты меня напугал!

Я оттолкнул ее руки, пытающиеся найти, что во мне сломано.

— Солнце садится, — хмуро бросил я. — Нам нужно место для ночлега.

Солнце и правда садилось, точнее, стремительно скатывалось за горизонт. Я злился. Потоки силы закручивались вихрями, ни Армона, ни Ланту я не ощущал, Одри бесила. Пустошь раздражала, и я уже проклинал идиотскую мысль залезть в нее. Вся эта затея, кажется, была провальной, кто меня дернул посчитать ее здравой? Вероятно, я в тот момент был пьян.

Спать вновь пришлось в расщелине между скал, нагрев камень до приемлемой температуры. Уснуть на твердом граните было почти невозможно, но ни веток, ни травы поблизости не было. Одри свернулась рядом, честно предложив мне разделить плащ. Я прижал девушку к себе, обернул мех вокруг нас. Она засопела недовольно, пытаясь отодвинуться.

— Да не дергайся ты… — раздраженно отдернул я. — Я не собираюсь тебя… хм… трогать.

— Я вовсе не думала… — даже в наступивших сумерках было видно, как вспыхнуло ее лицо.

— Конечно, думала. Только об этом весь день и думаешь. Вместо того чтобы думать о том, выберемся ли мы, ты размышляешь, что я буду делать с тобой ночью. Хотя правильно, эти мысли гораздо веселее.

— Ничего такого я… не размышляла! Да отпусти меня! Я хочу… отодвинуться.

— Обойдешься. Я не собираюсь благородно отдавать тебе плащ и мерзнуть всю ночь. Лежать, сказал!

— Я не твоя собака!

— Ты моя жена, если верить этим повернутым монахам. А это еще хуже. Так что прекрати дрыгать ногами!

— Никакая я тебе не жена! — фыркнула Одри. — Ой! Руки убери!

— Куда я их дену, интересно? Отстегну и в угол до утра поставлю? — я и не подумал убрать ладони с ее спины.

— Мне так… неудобно.

— А мне плевать, если честно. И ты меня окончательно утомила, детка. Закрой свой ротик и спи.

— Не надо мне приказывать!

— Если ты не замолчишь, я снова лишу тебя голоса.

— Только посмей!

— Посмею. Лучше не провоцируй, Одри. И прекрати ерзать! Я пытаюсь согреться и не собираюсь тебя насиловать, чтобы ты себе там ни придумала! По крайней мере сейчас! На данный момент я собираюсь выспаться, а не тискать твое худосочное тельце!

— Да как ты… Хам! У меня нормальное тельце… фу! Тело!

— М-м, ты мне предлагаешь убедиться? Или тебя убедить?

Девушка презрительно фыркнула и вновь предприняла попытку отодвинуться. Я поморщился. Бездна, главное, чтобы она не опускала руки ниже. А то мигом поймет, что я бессовестный врун и ее тело меня весьма интересует. Еще как интересует. Или, напротив, я хотел, чтобы она это сделала… Дотронулась. Если она только дотронется… А-а, демоны, чтоб я сдох…

Но, как я и думал, монастырское воспитание вновь не позволило Одри проявить распущенность и уличить меня во лжи.

— Не вертись. Так хоть теплее. Камень быстро остывает.

Она снова сердито фыркнула, но затихла. Полежала, уткнувшись лицом мне в шею. От ее дыхания было щекотно, тепло и влажно. Непривычно. Хотелось отодвинуться. Или, наоборот, прижать ее крепче.

Девушка подняла голову, всматриваясь мне в лицо.

— Мы ведь выберемся отсюда, правда?

Я пожал плечами.

— Хоть соврал бы, что ли! — рассердилась Одри и повернулась ко мне спиной, трясясь на камне. Но заснула она довольно быстро, видимо, длительный переход через скалы дал о себе знать. Да и голодные десять дней не прошли бесследно. Я осторожно переложил ее на себя, прижал ладонь к ее спине, между лопаток, пытаясь понять, что с ее внутренностями и кровотоком. Лезть в магию исцеления не стал, не моя стезя. И совершенно не сочетается с теми источниками, что используют чернокнижники. Но «просмотреть» состояние ее организма я был способен. Ну и слегка поделиться силой, собственным резервом.

Отдача произошла на удивление легко, а ведь отдавать я сроду не умел… А здесь стоило лишь захотеть…

Одри задышала спокойнее, без хрипов, ее лицо умиротворенно разгладилось, а щеки порозовели. В угасающем свете дня я смотрел, как она спит, пока сам не провалился в сновидения.

ГЛАВА 20

Армон

Пятнистый Ромт вывел их из башни-маяка и, не оглядываясь, пошел вдоль стены. Армон, подумав, отправился следом, рассудив, что для начала неплохо бы разобраться и осмотреться. И удивился, когда Ланта коснулась его руки. Правда, и сразу же ладонь отдернула.

— Ты должен увести нас отсюда, — тихо сказала она.

— Я знаю. Это и собираюсь сделать, не волнуйся.

— Скорее. Надо скорее. — Девушка мигнула, и Армон опешил. На миг ему показалось, что синие глаза Ланты заволокло тьмой, залило чернотой до самых ресниц. Но мгновение — и ее глаза вновь стали синими, человеческими.

Армон потряс головой. Устал, что ли?

— Ты думаешь не о том, — Ланта вновь настойчиво коснулась его руки. — Нам надо уйти. Я не смогу долго скрывать, кто я. — Она обернулась на башню, и ее голос стал еще тише. — Сильный телепат. Слишком сильный.

— Скрывать, кто ты? — глупо повторил Армон. — А кто?

По чувственным губам девушки скользнула легкая усмешка.

— Верь своему нюху, рихиор. Ты ведь чувствуешь запах.

Армон непроизвольно втянул воздух. И вновь ощутил этот дразнящий своей непонятностью аромат. Что-то древесное. Чуть пыльное… Сухое…

— Эй, вы идете? — Ромт остановился и нетерпеливо ударил хвостами по бокам. — Я не собираюсь вас целый день ждать.

— Поторопись, оборотень, — шепнула Ланта и пошла к пятнистому, покачивая бедрами.

За широким навесом оказался проход, и путники двинулись вдоль стены маяка, обогнули его и вышли с другой стороны. Их взгляду открылась поле, на котором виднелись в траве невысокие одноэтажные домики, с покатыми крышами, на которых тоже что-то росло. И Армон подумал, что сверху такое строение совсем не видно, оно становится частью пейзажа. И из этого следовало два вывода. Во-первых, хозяева этого места неглупы. Во-вторых, им есть кого опасаться и от кого прятаться.

Ромт махнул им на крайний домишко.

— Можете здесь расположиться, — хмуро бросил он.

— Здесь никто не живет? — удивился Армон. Дом выглядел вполне ухоженным.

— Уже нет, — непонятно ответил пятнистый и помрачнел еще больше. Махнул рукой. — Сегодня считайте, что в гостях, завтра пристрою вас к работе. — Он окинул Армона злым взглядом. — Только не обольщайся, рихиор. Тебе тут не рады.

Ромт клацнул зубами, развернулся и ушел.

— Да я вроде и не напрашивался, — пробормотал Армон ему в спину. Пожал плечами.

Внутри домика оказались две небольшие комнаты с кроватями и купальня, расположенная в отдельной пристройке. Подумав, Армон залез в сундук и позаимствовал штаны, они пришлись почти впору, лишь рост у неизвестного хозяина был меньше. Запасная рубашка нашлась в седельной сумке, что оборотень снял с лошади.

Потерев заросший щетиной подбородок, Армон оставил взамен штанов несколько монет, решив не думать о том, что у местного населения деньги Империи могут быть не в ходу. Но забрать вещь без оплаты ему не позволяла совесть.

Решив умыться, оборотень двинулся под навес с кадушкой, но там уже стояла Ланта, стянув платье до пояса и плеская водой в лицо.

— Прости, не знал, что ты здесь, — Армон задом попятился обратно.

— Поторопись, — девушка посмотрела через плечо, и вновь Армону показалось, что ее глаза не синие, а черные. — Время… его мало. Мне надо вернуться к Лексу, без него я слабею.

— Я ничего не понял, но тоже собираюсь найти напарника, — буркнул Армон, стараясь не смотреть на обнаженную спину девушки. Капельки воды стекали по выступающим косточкам хребта и казались матовыми, словно бусины.

Оборотень резко развернулся и шагнул в дом. Порыв ветра вновь принес запах Лантаареи, и он замер, вдруг вспомнив, где ощущал уже этот аромат. Давным-давно. Еще мальчишкой ему довелось побывать в Великом Хранилище Кайера. Там теснились стеллажи, столь высокие, что маленький Армон не видел, где они заканчиваются, и бородатые архивариусы летали у полок, с задумчивым видом перебирая корешки. И там тоже была эта дразнящая обаяние и воображение нотка. Так пахли книги. Чуть-чуть древесиной, горькой смолой, немного пылью и сладковатым тленом… Налет времени на желтом пергаменте, знание, заключенное в бумагу, и чернила — вот что это был за запах.

И такого аромата не бывает у живых людей.

Сквозь круглое окошко без стекла была видна спина Ланты. Она стояла над кадушкой и бездумно водила пальцами по воде, словно раздумывая.

Армон отвернулся и пошел к выходу.

* * *

Несмотря на необычный пейзаж и непривычные растения, в обстановке оборотень разобрался быстро. Территория вокруг маяка, а точнее кусок леса, была обнесена стеной. И судя по всему, место входа знали лишь местные, сам Армон не видел ни щелей, ни дверей, а на попытку изобразить свист преграда не отреагировала. Ограда казалась монолитным куском скалы, возвышающимся на несколько метров и лентой обвивавшим поле с домами. Самих домов Армон насчитал несколько десятков, но, возможно, в густой траве, поднимающейся выше крыш, скрывались строения, которые он не заметил. Домики были круглыми, и оборотень задумчиво постучал по дереву. Он готов был поклясться, что домик — это срез огромного ствола, с вырезанными отверстиями окон и дверей.

Населения он пока не видел, звуки и движение тоже отсутствовали. Лишь где-то пела все та же птица, ее трель разносилась над лесом. Сладко пахло ванилью и остро — травой.

Он оглянулся, но никого не увидев, снова скользнул к стене, провел пальцами по гладкому камню. Мрамор? Гладкий… и твердый. Прикинул высоту. Допрыгнет? В человеческом облике точно нет. А в трансформации? Попытаться?

Вновь всмотревшись в неподвижные заросли за спиной, Армон сгруппировался и прыгнул. Ладонь лишь скользнула по гладкой поверхности, не достигнув края. Тогда оборотень чуть-чуть трансформировал тело, выпустив когти и увеличив длину рук. Желание сменить тело полностью вновь затуманило разум, зверь внутри ожил и зарычал, требуя освободить его. И Армон привычно сжал зубы, не позволяя себе меняться.

Вновь присел, внимательно рассматривая край стены и прикидывая свои действия. Тело — сомкнутая пружина. Ноги — рычаги. Разогнуться, оттолкнуться, прыжок! Когти со скрежетом царапают камень.

Еще раз!

Разбежаться, сгруппироваться, прыжок!

Клац! Когти вцепились в край!

Армон выдохнул и… Стена откинула его, сбросила вниз, словно упругая резина, и на глазах подросла, став еще выше.

— Охренеть, — сказал Армон, ошарашенно осматривая «живую» преграду. Он в жизни не видел ничего подобного и теперь тряс головой, размышляя, не померещилось ли ему. Но кусок стены, где он пытался перелезть, был заметно выше, волной выделяясь на гладкой поверхности каменной ленты.

В высокой траве зашуршало, и Армон вскочил, не успев убрать когти. Змеиное тело блеснуло чешуей, и на пятачке у ограды появилась Интиория.

— Ах, какой грозный рихиор, — с насмешкой протянула она, медленно закладывая круг вокруг Армона. Он повернулся, не желая оставлять ее за спиной и понимая, что змеиный хвост заворачивается вокруг кольцом. — Какие впечатляющие когти… Клыки… Какая стать… Ты, наверное, альфа своей стаи, рихиор?

— Что тебе нужно? — поморщился Армон. Он не собирался грубить, но повадки девушки и сжимающееся вокруг змеиное кольцо порядком нервировали.

— Всего лишь проявляю гостеприимство к гостю, — пропела Интиория. И вновь чуть передвинулась за его спину, вынуждая Армона повернуться. — Ах, я беспокоилась, принесла вам еды, но оказалось — фью, как печально, рихиор не пожелал дождаться провожатых и решил прогуляться самостоятельно. — Еще один круг, еще одно кольцо. — Или… — Интиория резко склонилась к его лицу, раздвоенный язычок мелькнул между губами. — Или ты решил сбежать, оборотень?

— А я разве в плену? — Армон вновь развернулся к ней лицом, понимая, что стоит девушке сжать свои змеиные кольца, и она его задушит. Знать бы, насколько она сильна. Но что-то подсказывало Армону, что достаточно.

— О, конечно, нет! — рассмеялась Интиория. Удивительные зеленые глаза сияли изумрудами. — Вы наши гости, рихиор. Очень желанные гости… — она склонилась ниже, заглядывая Армону в глаза. Он замер. На ум пришла неприятная ассоциация, что замер, как кролик перед удавом. — Конечно, нет… — язычок прошелся по губам. — Вот только… — еще ближе. Зелень глаз завораживает. — Только… если ты попытаешься сбежать, мы тебя съедим!

Они застыли на миг, меряясь взглядами, а потом девушка откинула голову и расхохоталась.

— Какой смелый оборотень! Совсем не боится, надо же! Знаешь, ты все больше мне нравишься! Как твое имя?

— Армон.

— Армон? И все? А как же рихиоровские приставки, знаки, регалии?

— Откуда тебе знать про них? — он прищурился. — В Пустоши есть такие, как я?

— Нетерпеливый оборотень, — пропела Интиория, вновь начиная свое скольжение вокруг него. — Все ты хочешь знать, все хочешь понять… А не понимаешь. Я могу помочь тебе. — Кольцо змеиного тела на миг сжало Армона и отпустило. — Если ты захочешь. Я тебе, а ты мне… Мы могли бы… стать друзьями. — Она вдруг лизнула его щеку, и Армон сдержал инстинктивное желание попятиться. — Ты хочешь стать моим другом, грозный рихиор?

— Смотря что ты подразумеваешь под дружбой, — нахмурился Армон.

— О, разве ты не знаешь, что значит дружить? — замурлыкала кошкой девушка. — Проводить вместе время. Общаться. Делать друг другу приятное… Доставлять удовольствие… Разве не так дружат рихиоры?

— Не уверен, — пробормотал оборотень. От блеска чешуи у него уже кружилась голова.

— Я очень нужный друг, Армон, — протянула Интиория. — Очень полезный. Тебе понравится, вот увидишь…

— Не думаю, что понимаю, о чем ты.

Она вновь рассмеялась и осеклась, когда на них упала тень. Ромт смотрел спокойно, в золотых глазах не было ни одной эмоции, лишь кончики хвостов подрагивали, выдавая истинные чувства пятнистого. Он одним взглядом охватил и царапины на стене, и Интиорию, обвившую хвост вокруг Армона, и самого оборотня.

— Интиория, тебя зовет Первый, — коротко бросил он и стремительно скрылся в зарослях.

Интиория развернула свои кольца, раздвоенный язык рассерженно замелькал между губ. Бросив на оборотня быстрый взгляд и прошипев: «Договорим позже», девушка скользнула в траву.

Армон выдохнул с облегчением.

Удар он скорее почувствовал, чем увидел, и тренированное тело отклонилось быстрее, чем оборотень успел подумать. Он присел, пропуская над головой острые когти Ромта. На замах времени не было, и Армон впечатал в бок пятнистому кулак правой руки и сразу врезал левой снизу в челюсть, вкладывая в удар силу своего распрямляющегося тела. Но сокрушительного, как он ожидал, эффекта не получилось. Ромт двигался просто невероятно быстро, а обернуться, чтобы успевать за ним, у Армона не было времени и пространства. Приходилось использовать частичную трансформацию, в которой он остался после попытки перепрыгнуть стену.

Второй бросок пятнистого он снова почти пропустил, когти располосовали ему часть щеки и плечо, лишь чудом не задев артерию. Один из хвостов Ромта скользнул по ноге, обвился и дернул, заставляя Армона потерять равновесие и рухнуть на землю. Он откатился сразу же, и вовремя — в мягкий дерн, где миг назад была его голова, вошли загнутые когти пятнистого. Выгнувшись, оборотень впечатал ногу в бок нападающего, тот покачнулся. И воспользовавшись этим мгновением, Армон бросил свое тело вперед, снося Ромта и опрокидывая его на примятую траву. Пятнистый упал упруго, сгруппировавшись, но всего на одно мгновение его голова откинулась, открывая шею. И этого мига Армону хватило бы, чтобы разодрать когтями мягкое горло, вырвать одним рывком гортань.

Но он не стал. Лишь ударил Ромта в голову, намереваясь оглушить. Прием, сваливший бы с ног лошадь, заставил пятнистого зарычать и вновь повалиться в траву, но сознания не лишил. И Армон сделал в памяти зарубку — кем бы ни было это создание, но силы в нем немало.

И жаль, что он его враг.

И отскочил в сторону, пригибаясь и группируясь, настороженно следя за движениями Ромта. Тот перевернулся и тоже поднялся на ноги, потер челюсть, сплюнул на землю кровь.

Армон опустил голову, готовя тело к обращению в прыжке, но все еще оттягивая этот миг. Два зверя застыли друг напротив друга, оскалив клыки и сверля друг друга взглядами. Тела дрожали от напряжения, каждая мышца — словно стрела, готовая сорваться. И каждый знал, что из этой драки выйдет лишь один победитель.

— Хреновое у вас гостеприимство, — бросил Армон, не меняя позу.

Ромт мигнул. В золотых глазах мелькнуло… удивление.

— Какие гости, такое и гостеприимство, — хмыкнул он, но клыки спрятал и выпрямился. — Ходи — оглядывайся, оборотень.

Дернул хвостами и ушел в заросли травы.

— Отлично, — процедил Армон. Постоял, раздумывая, и пошел следом, решив, что Ромт не станет ждать его, притаившись в кустах. Насколько понял рихиор, Ромт был бойцом, а такие в кустах не ждут и предпочитают честный поединок.

По крайней мере, он на это надеялся.

ГЛАВА 21

Полудрема… Кажется, мне снилось что-то приятное. Светлые волосы, разметавшиеся по покрывалу… пухлые губы и дерзкий язычок, скользящий по моему телу все ниже и ниже… Инстинктивно вжался в мягкое и упругое, что было рядом. Подмял под себя, перевернул, не открывая глаз. Сон перемешался с действительностью, сновидение с явью… Под сухими губами теплая кожа… Скула… Шея с торопливо бьющейся жилкой, косточка ключицы… Запах горьких трав… Зрение не нужно, на ощупь лучше, выпуклее, ощутимее… Горячее. Ладони сжимают женскую грудь… И гортанный низкий стон Одри вызывает новую волну возбуждения, она накрывает меня с головой, прошибает разрядом позвоночник и выжигает мозг. Зачем мне мозг? Я хочу лишь чувствовать, лишь трогать, лишь входить в это тело, что выгибается подо мной. Напряженные до дрожи органы чувств ловят ее дыхание, ее звуки, ее движения и вкус. Хочется растянуть это до бесконечности. Хочется оказаться в ней немедленно. Даже от легкого нажатия губы раздирает хрип, который я загоняю внутрь, не позволяя ему сорваться…

Еще один ее стон, и реальность окончательно вытесняет дрему, я открываю глаза.

В сером свете зарождающегося утра ее глаза тоже серые, лишь розовая каемка вокруг радужки ярче, чем обычно. Взгляд затуманенный, зрачки расширены, губы приоткрыты, голова откинута, открывая шею для поцелуев. Или клыков. Я ловлю все эти столь очевидные сигналы женского возбуждения, и они распаляют еще сильнее, посылая вдоль хребта новые разряды дикого, почти неконтролируемого желания. Я понятия не имею, когда успел стащить верх ее платья, не помню, как задрал подол и избавился от своих штанов. Инстинкты сильнее разума. И тело в полусне просто сделало то, что запрещало сознание…

Дернулся, то ли пытаясь облегчить давление, то ли прижаться теснее к женскому телу. Дыхание срывалось, словно я уже двигался в ней, сердце качало кровь рваными толчками, перед глазами — туман. И хочется захрипеть. Или зарычать зверем.

И необходимо двигаться… Не просто хочется — это какая-то жизненная непременность, потребность, почти звериный инстинкт…

Одри моргнула, и ее взгляд стал более осмысленным.

— Лекс… что ты… делаешь! Боги…

Злость накатила одновременно с потребностью прижать ее к камню и заставить.

— Тебе надо пояснить, что я делаю? Или сама догадаешься? — слова прозвучали грубо, голос оказался хриплым, словно с перепоя. Но проклятье, она испугалась, и это просто взбесило. Понимание, что сейчас все закончится.

Одри вновь дернулась и попыталась прикрыться. Я посмотрел на синюю жилку на ее шее. Ну раз так…

— Нет! Не кусай меня! — она вцепилась мне в плечи. — Пожалуйста… не надо!

— Не надо?

Демоны, Бездна, гниль, смрадная задница!

Хочу ее. Паскудство, но хочу до одурения. Не могу… сдержаться.

— Мне это нужно… — глотка пересохла, и слова царапали небо, застревая внутри. — Мне нужно.

Вот гадство, я почти готов попросить. Или заставить.

— Не надо…

Слова прозвучали жалобно, и я закрыл глаза, пытаясь хоть как-то отрешиться от вида ее — полуголой, растрепанной, желанной. Подо мной. Руки затекли, удерживая мой вес, мышцы дрожали. Я весь дрожал, не понимая, как сдержать это вожделение, изо всех сил загоняя его внутрь. Но проклятье, как сдержаться, когда она так близко? И она готова. Я чувствую это. И помню… Помню удовольствие. Хочу снова. А она… просто боится… Надо лишь вогнать клыки ей в шею. И все. И плевать… На все… плевать.

Откатился так резко, что ударился боком о торчащий камень, и боль слегка отрезвила. Я ощущал себя пьяным, больным, злым и неудовлетворенным, я ненавидел ее и себя за эту беспомощность, за то, что против воли тянуло к ней. И за то, что я не мог себе позволить.

Разум знал, что, поддавшись соблазну, я сделаю лишь хуже, я не понимаю природу нашей связи, а значит, не стоит ее упрочнять. Но чувства, инстинкты, эмоции — все вопило от желания быть с ней и в ней, тело корчилось от дикого, злого, мучительного вожделения.

Штаны болтались где-то внизу, у сапог, и я натянул их рывком, вышел из нашего укрытия.

Голое тело на холоде слегка остыло, но, к сожалению, не так, как мне хотелось бы. Прижался лбом к ледяному камню, сжал зубы. Что надо делать, чтобы отпустило, я знал. Но не хотел. Словно это была жалкая подделка взамен чего-то настоящего. А я, кажется, впервые в жизни хотел настоящего, не желая удовлетворяться подделкой…

И это тоже бесило.

Вернулся через полчаса, когда остыл достаточно. Во всех смысла. Одри сидела на прежнем месте, только оделась и замоталась в плащ. Вскинула на меня встревоженные глаза, заметалась взглядом по голому телу. Я скрипнул зубами, понимая, что лишь от одного ее взгляда мое тело вновь реагирует. Со злостью поднял и натянул рубашку, дернул завязки. Ненавижу пуговицы. Привычно закатал рукава, чтобы иметь возможность соединить запястья. Кожей ощущая взгляд Одри.

— Лекс, послушай…

— Не хочу. — Злость снова обожгла нутро. — Не хочу ничего слушать. Ты права, Одри. Нам действительно не стоит… — Грубое слово заставило ее поморщиться. Посмотрел ей в глаза, ловя в них обиду. Растянул губы в усмешке. — Я просто слегка… изголодался по женскому обществу. Я инкуб, мне это необходимо. Так что… слегка забылся. — Склонил голову в шутовском поклоне. — Не принимай на свой счет. Все нормально. И нам пора двигаться, надеюсь, найдем что-нибудь на завтрак по дороге.

Одри молчала, вновь сжимая до белизны губы. И мне мучительно, болезненно хотелось эти губы поцеловать. Долго и даже… нежно.

Ну надо же так вляпаться.

— Идем.

Мы успели дойти до очередной гряды черных каменных пик, когда земля содрогнулась, задрожала в припадке и начала трескаться, выпуская из своего нутра порождения бездны…

— Землетрясение! — закричала Одри.

— Нет, — прохрипел я. — Магия.

И даже не удивился, когда вслед за тварями в воздухе материализовался синекосый Шинкар.

ГЛАВА 22

Армон

За время его отсутствия картина у домов изменилась, появились люди. Вернее, существа. На пороге ближайшего лежал в солнечном пятне еще один неправильный тигр. Он проводил Армона внимательным взглядом желтых глаз с вертикальным зрачком. Чуть дальше, у колодца на него обернулась девушка, похожая на Ромта, та же пятнистая золотисто-коричневая кожа, желтая грива, треугольные мохнатые уши. Ее тело скрывала туника, но ножки из-под серой ткани виднелись вполне изящные и человеческие, с тонкими лодыжками и красивыми пальчиками. Зато лицо было почти кошачьим — широкие скулы, удлиненные, приподнятые к вискам глаза и маленький рот.

А за поворотом его догнал Буйк.

— Я тебя ищу, идем. Обед.

Армон посмотрел удивленно, и буйволообразный растянул толстые губы в улыбке.

— Я умею говорить.

— М-м, я рад, — пробормотал оборотень. — Может, тогда расскажешь, кто вы такие?

— Не, — широкое лицо стало огорченным. — Нельзя.

— Я никому не скажу, — попытался схитрить Армон.

— Нельзя, — Буйк развел огромные ручищи. Потом ткнул пальцем в свою голову. — Здесь запрет. Тайна.

— Вам наложили блок на подобные разговоры? — догадался оборотень. И задумался. Что ж… Телепат такой силы, как Первый, вполне мог это сделать. Но зачем? Вернее, почему? — Вы давно здесь живете?

Буйк показал пятерню. Потом подумал и добавил вторую, растопырив пальцы.

— Десять лет? Двадцать? — Армону казалось, что он разговаривает с ребенком.

Буйк задумался. Мучительная работа мысли отразилась на его лице-морде, и Армон сжалился, махнул рукой.

— Ладно, не важно. Куда идти?

— Сюда! — обрадовался гигант и потопал, выбивая из грунта пыль столбообразными ножищами. Вдоль домов они прошли к навесу, внутри которого расположился длинный деревянный стол. Здесь уже сидело около двух десятков существ, большинство — мужчины, похожие все на того же Ромта. Кроме Интиории и Буйка все здесь были пятнистыми, желтоглазыми и хвостатыми, с мягкими и осторожными повадками диких кошек. И вновь Армон задался вопросом — кто они такие. Эти люди-звери словно застыли в какой момент трансформации, одни обернулись почти полностью, другие лишь начали. У сидящего с краю мужчины была звериная нижняя часть тела и человеческая верхняя. У другого — лишь пятнистая шкура вместо кожи, у третьего — грива и хвост. У кого-то вполне обычные человеческие лица, у других — морды. И что-то подсказывало Армону, что это не промежуточные стадии обращения, а статичные, постоянные. Подобных видов оборотень не знал и даже не слышал, что так возможно. Хотя… вероятно, о них не слышал никто в мире за Пустошью. А стражи на границе, если и видели за серебряными линиями странных существ — никому о том не говорили…

Девушек было несколько, но они лишь скользнули по Армону взглядами и отвернулись, хотя он замечал, что его рассматривают исподтишка, а потом склоняются друг к другу, шевеля треугольными ушами и наполняя тишину тихими голосами — мурчанием. Хотя одна из девушек выглядела совершенно по-человечески. И кроме экзотического платья из рыжих перьев ничем от обычной жительницы Кайера не отличалась. Никто из присутствующих с оборотнем не поздоровался, мужчины смотрели исподлобья. Некоторые предупреждающе выпускали когти, демонстрировали кончики клыков и нервно дергали хвостами. Так делают звери, еще не проявляя агрессию, но обозначая территорию.

Армон замер, окинул всех внимательным взглядом, вычисляя самых несдержанных и готовых напасть…

— Ах, а вот и ты! А я уже заждалась! — звонко, переливчато воскликнула девушка в перьях и дружелюбно улыбнулась Армону. — Давно у нас не было гостей, как хорошо, что появились! Проходи, место вон там! А почему ты один? Я слышал, что прибыл с… девушкой? О, как же я рада! Неужели у меня появится подруга? Где же она? Я так хочу познакомиться!

— Сойлинка, не лезь к гостю, пока не накормишь, — проворчала старуха у котла, помешивая, судя по запаху, кашу с мясом.

— Ах, конечно! — так же звонко рассмеялась Сойлинка, и Армон открыл рот от изумления. Потому что девушка не прошла расстояние до котла, а пролетела. Ее тонкие обнаженные руки в один миг развернулись, став рыже-синими крыльями, Сойлинка оттолкнулась босыми ступнями и приземлилась уже у старухи, разметав порывом ветра легкие деревянные ложки на столе.

— Сойлинка-а-а! — в один голос заорали все.

— Простите, — она смутилась, растерянно оглядела учиненный беспорядок. — Я уберу!

Пятнистые девушки одарили крылатую гневными взглядами.

— Не лезь. Без тебя справимся, ты только все портишь!

Сойлинка покаянно вздохнула, но, похоже, огорчаться слишком долго она не умела, потому что, вернувшись к столу с едой, уже вновь улыбалась.

Она поставила на стол миску, полную ароматной еды, и широко улыбнулась Армону.

— Ну садись же! — Сойлинка нетерпеливо дернула оборотня за руку. И изящно уселась напротив, во все глаза уставившись на гостя. Даже подбородок ладонью подперла. Армон смутился. От откровенных намеков Интиории он лишь морщился, а под взглядом этой рыженькой и яркоглазой птички — смутился.

— Дай человеку поесть, неугомонная, — проворчала старуха. Черный балахон почти полностью скрывал ее тело, оставляя открытым лишь коричневое, сморщенное, но вполне человеческое лицо. — Неудобно ему, когда ты пялишься. Видишь же.

Мужчины усмехнулись, а сама Сойлинка вдруг залилась румянцем.

— Ой! Я не подумала. Прости! — и торопливо вскочила. Вся она была словно солнечный луч — яркая, сияющая, рыжая, стремительная. Птица-сойка. И еще Армон понял, что девушка совсем юная. Наверное, и восемнадцати весен не встретила.

— Все в порядке, — он откашлялся, возвращая себе голос. — Спасибо тебе, Сойлинка. Меня зовут Армон, мою спутницу Ланта. Ей слегка нездоровится, у нас была трудная дорога. Но я думаю, позже ты сможешь с ней познакомиться.

— А она… человек? Я отнесу ей еду, можно? — с придыхание спросила девушка и снова упала на лавку, подперев ладошками личико. Даже глаза у нее оказались рыжие, с голубыми крапинками. И вместо ресниц — темно-синие перышки… удивительно.

— Да вроде, — хмыкнул Армон, решив в эту тему не углубляться. — Мы прибыли из Кайера, заблудились по дороге, вот и попали в Пустошь.

— Из Кайера, — полушепотом повторила птичка. В ее устах это звучало, как «из самого прекрасного места на земле, где обитают боги». — И как там? В Кайере?

Армон дернул ушами. По сторонам он не смотрел, но краем глаза видел, что и остальные прислушиваются к их разговору, хоть и делают вид, что заняты исключительно едой.

— Обычно, — пожал он плечами. — Грязь сточных канав, вопли зазывал под окном, грохот телег. А недавно запустили механическую телегу, что едет сама, без лошадей и даже магии. Ну так она целый квартал проехала и заглохла, — он усмехнулся. — Так и стоит теперь, весит столько, что с места не сдвинуть, из железа ведь. Теперь приезжие на нее ходят — любуются, достопримечательность вроде как. Ну из любопытного еще дирижабль, на нем катаются члены императорского двора. Висит над дворцом в Светлой долине, и видно его из всех точек города.

— Механическая телега… Дирижабль… — глаза Сойлинки стали круглыми, как блюдца. — А зазывалы — это кто?

— Мальчишки обычно, — Армон помешал кашу, с наслаждением вдыхая запах. Желудок требовательно заворчал. — Или те, кто ни к какому ремеслу не приспособлен. Их лавочники нанимают, чтобы товар расхваливали. Вот и орут целыми днями, привлекают покупателей.

— А какие у лавочников товары?

— Всякие. Ткани там, посуда. Или пирожные, специи, украшения… — Армон совсем смутился под горящим взглядом девушки. У него вдруг возникло чувство, что он рассказывает ребенку о празднике, на который тот никогда не попадет. — Да обычно там все… — глухо закончил он. — И воняет, особенно летом. От канав так несет, что дышать нечем. У вас тут куда лучше. Природа, лес… цветы. Вот.

Он уткнулся взглядом в тарелку.

— Сойлинка, принеси клюкву из ледника, — проскрипела старуха.

— Сейчас, — девушка вновь вскочила, слегка поколебалась, видно уходить от гостя ей не хотелось, но не ослушалась. Вновь распахнулись крылья, и Сойлинка, взлетев, унеслась куда-то.

— Ты это… — к Армону повернулся один из пятнистых. Клыки угрожающе приподняли губу. — Ты о своем Кайере язык-то придержи. Нечего тут болтать. Понял? — остальные наградили Армона предупреждающими и хмурыми взглядами.

— Понял, — Армон помешал ложкой кашу и наконец засунул одну в рот. Зажурился от наслаждения. Старуха добродушно закряхтела-засмеялась. Правда, ее улыбку никто не поддержал. Напротив, отвернулись. Армон пожал плечами. Ну не хотят общаться — их дело.

Он успел съесть всю кашу и с надеждой поглядывал в сторону котла, когда вернулась Сойлинка, таща мешок с замороженными ягодами. Старуха молча выделила оборотню еще одну порцию, а сама ушла варить что-то похожее на кисель, утянув с собой и девушку-птицу. Явно пыталась оградить ее от разговоров с Армоном. Остальные тоже разошлись. Ромт и Интиория за столом так и не появились, как и мифический Первый.

Доев, Армон с тарелкой подошел к старухе.

— Я могу вам помочь? Спасибо большое, вкусно.

— Вежливый какой, — хмыкнула она, но блеклые глаза сверкнули удовольствием. — Неужто пойдешь тарелки мыть?

— Могу и помыть, если надо, — пожал плечами Армон.

— И что, не зазорно альфе? — прищурилась старуха.

— Я не альфа, — спокойно ответил оборотень. — Вы ошиблись.

— Вот уж вряд ли, — буркнула она. — Ну, вызвался — мой. Вон там озерцо.

Армон кивнул и, подхватив огромное корыто с посудой, потопал в указанную сторону. За зарослями действительно оказалось озерцо, вернее, искусственный водоем. Очевидно, из-под земли били ключи, наполняя выложенную камнем чашу и смывая грязную воду. Но увы, и он находился внутри стены, а Армон уже понадеялся на настоящее озеро, по которому можно будет уйти вплавь. Он бухнул корыто на землю и скривился. Тарелки отозвались глухим стуком. Не мудрствуя лукаво, он поскреб подбородок и поставил корыто в воду. Легкие тарелки всплыли, ложки проворной стайкой скользнули в сторону.

Армон поймал парочку, пополоскал в воде. Жир от холодной воды застыл и неприятно скользил по пальцам.

— Давай помогу, — рядом опустилась улыбающаяся Сойлинка, на что и рассчитывал оборотень.

— Не влетит тебе за эту помощь?

Она махнула крылом, которое на глазах становилось рукой, и рассмеялась.

— А я не скажу! — и присев у воды, начала споро водить по тарелкам тряпкой с мылом, складывать намытую посуду в аккуратные стопки. Армон присел рядом и полоскал намытое под проточной водой. — Тебе уже запретили мне что-то рассказывать, да? — грустно улыбнулась девушка и покачала головой. И вновь улыбнулась. — А где твоя спутница?

— Домоем тарелки и пойдем, навестим. Правда, она не очень общительная. А у тебя здесь разве нет подруг?

Сойлинка вновь рассеянно улыбнулась.

— Другие девушки старше, и все с браслетами, им со мной скучно.

— С браслетами?

— Ну да. У них есть мужчина. Разве в этом твоем… Кайере не надевают браслет своей женщине?

— У нас надевают кольца, — протянул Армон. Он вновь улыбнулся, пытаясь расположить девушку к себе. Пользоваться доверчивостью птички не хотелось, но оборотню были необходимы хоть какие-то знания. — И много у вас мужчин? Наверняка многие мечтают надеть на тебя этот… браслет?

— На меня? — ее глаза стали круглыми и почему-то грустными. — Ты что, не понял? Я же крылатая.

— Ну да, очень… необычно. Крылья такие… красивые, — Армон откашлялся. Труха древесная, драться и то легче! Понимать бы хоть что-то в местном укладе, а то, похоже, он говорит что-то не то, вон как Сойлинка смотрит, как на сумасшедшего! Впрочем, он и ощущал себя так, словно попал в другую реальность или сон, настолько все отличалось от привычного Армону мира! — Слушай, а этот ваш Первый, он кто?

— Знаешь, я, наверное, пойду, — вдруг забеспокоилась девушка, неловко подхватила стопку тарелок. — Дел еще много. Ты тут сам… ладно?

Но кивнуть Армон не успел. Ему показалось, что погода враз испортилась: небо заволокло темными тучами, и трава наклонились к земле под порывом ветра. И лишь присмотревшись, он понял, что это не гроза, а… стая. Крылатые тени заскользили над поселением, и оборотень рассмотрел хищные лица с крючковатыми носами и широкими скулами, огромные крылья с белыми кончиками и тела — человеческие, в кожаных доспехах, с оружием в руках. У этих «птиц», в отличие от Сойлинки, крылья были за спиной, позволяя им держать в ладонях тяжелые арбалеты.

— Прячься! — закричала Сойлинка и метнулась под сень высоких деревьев, раскидав тарелки. Тяжелый арбалетный болт прошил землю возле ноги Армона, и он отпрыгнул, перевернулся через голову и встал уже зверем. Но задерживаться не стал, с разбега запрыгнул на ствол ближайшего дерева, оттолкнулся лапами, зацепился за ветку, качнулся и взлетел в воздух, на лету вцепившись когтями в ноги ближайшего летуна. Тот взвыл и попытался сбросить балласт, бестолково дергаясь в воздухе, но Армон лишь сильнее вогнал когти, пробивая кожу и доспехов, и тела. Огромные крылья сложились куполом, и два тела завертелись, безудержно падая вниз. Трава смягчила удар, и, перекатившись, Армон сел на спину летуна, между крыльев, прижал лапой к земле голову.

И зарычал от радости.

Крылья, вот что ему нужно! Крылья, чтобы перелететь стену! Но не такие хрупкие, как у Сойлинки, способные поднять лишь тонкое девичье тело, а подобные тем, что сейчас бились, приподнимая и летуна, и сидящего на его спине оборотня. И Армон понимал, что их размаха вполне хватит, чтобы перенести Армона через стену.

Мужчина под ним ругался и шипел, пытаясь освободиться от захвата рихиора, сбросить его с себя.

— Лежи тихо, — прорычал Армон, частично меняя форму, — и я тебя не…

Стрела тихо тренькнула, пролетев мимо и вонзившись в шею крылатого. Мужчина выгнулся, захрипел, кровь брызгами оросила шкуру Армона. И из зарослей появился один из «пятнистых», тетива на луке в его руках все еще дрожала.

— Хорошая работа, оборотень, — сухо бросил он. — Только болтать с ними не стоит. Городских надо просто убивать.

Армон молча проводил его взглядом. Тело под ним дернулось и обмякло, бесполезные теперь крылья обвисли тряпками.

Правда, стоять на месте было чревато — огромная тень заслонила солнце, и новый болт впился в землю рядом с лапой Армона. В небе над оборотнем парил крылатый, и даже на таком расстоянии было видно хищное лицо и налитые яростью глаза. Ждать новый снаряд Армон не стал и рванул в заросли, пожалев мимоходом о своих «осах», трещотках и прочих устройствах. Но сожалеть было некогда, сверху его прицельно пытались добить, болты впивались в землю один за другим, и Армон зайцем петлял между ними, умудряясь не попасть под снаряд лишь благодаря своей рихиоровской скорости. Пронесшись сквозь травянистые заросли, он выскочил на открытую площадку возле домов. Здесь уже кипела битва, пятнистые кидали в крылатых палки и камни, прыгали с крыш, пытаясь сбить, или обсыпали градом стрел. Правда, последние не могли пробить кожаных доспехов, отскакивали, и нужно было обладать изрядной меткостью, чтобы попасть в открытый участок тела. Зато летуны вели обстрел куда успешнее, на земле уже лежало несколько тел. Буйк ревел, топча одного из подстреленных, Ромт рвал клыками тело еще одного. Атака закончилась так же внезапно, как и началась. Резко усилился запах ванили, словно рядом рассыпали пригоршню этой пряности, в тот же миг звуки битвы и жужжание стрел прервал тонкий звук рожка, и через несколько мгновений небо очистилось от птицелюдей. Вновь стало тихо, лишь остались на примятой траве раненые и убитые. И в основном это были местные жители. Армон навскидку насчитал шестерых, в то время как крылатых всего трое — вместе с тем, которого сбил он сам.

Ромт поднял голову, оторвавшись от своей жертвы, окинул Армона внимательным взглядом. В боевой форме рихиор превосходил пятнистого и размерами, и клыками, и скоростью. Но сам Ромт, похоже, понял это только сейчас. Он оскалился и отвернулся, ударом когтистой лапы добивая крылатого.

Пятнистые появлялись из укрытий в тишине, хмуро осматривали раны, оглядывались, пытаясь оценить потери. Рычали, натыкаясь взглядом на тела. Смотрели на Армона. Они все на него смотрели, ведь возвращаться в человеческую форму рихиор не стал. Смотрели, оценивали, осознавали. И в злых взглядах появлялось что-то новое, то, что испытывают звери, видя более сильного, выносливого и мощного представителя стаи. Уважение.

ГЛАВА 23

— Какая встреча, — усмехнулся я, с неприязнью рассматривая Меченого, зависшего над землей. — А я слышал, ты сдох. Лет десять назад.

Шинкар Сивлас растянул тонкие губы. На улыбку это было похоже так же мало, как сам Меченый на моего доброго приятеля.

Я насторожился. Правда, это не мешало мне задвинуть Одри за спину и лихорадочно осматриваться, пытаясь найти выход. Мой резерв был почти полон, слава Изнанке, хотя кто бы мог подумать, что я это скажу. Но, волосатая и вонючая задница степняка, Сивлас был не один! Из щели в земле лезла нежить — полуистлевшие трупы все тех серых тварей, птиц и скелеты, которых даже нельзя было опознать. Некоторые без частей тела, от иных остались лишь желтые кости. Но все они сосредоточенно ползли наружу, молчаливо пригибали к земле истлевшие морды, смотрели на нас. В глазах, светящихся потусторонним болотным светом, не было разума, даже животного. Там была чужая воля и сила, и я похолодел, понимая, какой мощью надо обладать, чтобы поднять такое количество трупов.

— Вижу, ты нашел себе на том свете достойную компанию. — Я пятился, пытаясь выглядеть бодрым. Странно, но думал не о себе. Свою шкуру, конечно, жаль, но я всегда знал, что когда-нибудь придется с ней расставаться. Хотелось бы позже, но, видно, не судьба. И теперь что-то внутри ныло и болело лишь от одной мысли, что из-за меня погибнет Одри. Жаль… Как-то отчаянно жаль…

— Наивный глупый Лекс Раут, — усмехнулся Шинкар. — Надеюсь, у тебя хватит ума оценить всю прелесть и смысл повторения… В тот же час, на том же месте… В этом есть что-то поэтическое.

— Ты сбрендил, путаясь с мертвечиной? — еще два шага назад. Скрещенные за спиной запястья. Лихорадочное прощупывание всех возможных арканов. Заклятие уже дрожит на губах… но не срывается.

— Не могу поверить! — Сивлас изогнул бровь. — Неужели ты так и не вспомнил? Даже сейчас? Какая насмешка.

— Что ты несешь? — нахмурился я.

— Оглядись, Лекс Раут, — Шинкар сделал широкий жест рукой. — Неужели эта местность не будит воспоминания? Ты был такой маленький, жалкий, дрожащий. Кусочек мяса, замерзающий на граните. Разве ты забыл? Совсем ребенок. Вспомни, чернокнижник. Вспомни.

И это «вспомни» словно разбило внутри меня какую-то стену. Образы-вспышки наполнили сознание, обжигая, раня, лишая воли…

Черный камень, черный потолок то ли храма, то ли пещеры, черные одеяния на людях, стоящих вокруг… Лиц не видно… Голоса звучат вокруг и в голове, разрывая черепную коробку. Я знаю, что это последнее, что увижу в своей жизни, слишком короткой жизни…

Теплая ладонь Одри заставила меня стряхнуть пелену воспоминаний и вернуться в реальность. Со своей памятью я еще успею разобраться, для начала неплохо бы вернуть Шинкара вместе с мертвечиной на тот свет.

— Зачем я тебе? — ответ, конечно, интересен, но на самом деле я лишь тянул время, торопливо ища выход. И не находя его. Биться с Шинкаром бесполезно, может, эта смерть и будет героической, но самое неприятное — неотвратимой. Мне не выстоять против десятка умертвий и самого черного мага. Попытаться открыть портал? Но что делать с пресловутыми молниями, что пытаются поджарить мой зад, стоит только очертить круг?

Разве что…

Разве что попробовать построить портал ментальный.

Идея почти провальная, на ментальный круг уйдут все мои силы, скорее всего, я просто выгорю, если сделаю это. Но и другого варианта не видел. Любое физическое воплощение позволяет экономить энергию. Для этого мы рисуем круг на земле — создаем видимую оболочку, для этого используем предметы-привязки, ставим руны силы и используем жертву. Но мастера высшего уровня могут сделать портал без всего этого, нарисовав круг переноса в своей голове. Я думал, что попробую это когда-нибудь. Лет в сто двадцать. Когда будет не жалко сдохнуть от истощения. Не думал, что этот момент наступит гораздо раньше.

Но и другого выхода я не видел.

— Зачем? — Шинкар покачал головой. Так делает мудрый родитель, удивляясь неразумности чада. — Неужели ты ничего не понял? У тебя была книга, даже здесь тебе повезло, но ты не сумел задать верный вопрос!

— Да, я всегда был плохим учеником, — отозвался я, пытаясь нарисовать линию в своей голове. Кожей чувствовал взволнованный взгляд Одри, но она молчала, лишь сжимала мою ладонь. И это тепло чужой руки возвращало меня, когда я «уплывал», пытаясь совершить невозможное. Пот градом тек по лицу, холодной струйкой щекотал спину. И я лишь молился, чтобы Шинкар этого не замел.

— Я прикрываю, — чуть слышно шепнула Одри.

Ну конечно! Так вот почему Сивлас улыбается и не видит, как искажено от напряжения мое лицо. Интересно, какую картинку показывает ему иллюзион? Двух трясущихся от ужаса жалких путников?

Впрочем, неважно.

Умений Одри тоже надолго не хватит, слишком силен противник.

Ментальный круг в моей голове никак не хотел замыкаться, линия — словно живая — сопротивлялась, норовила сдвинуться в сторону и нарисовать что угодно, но только не круг. Она изгибалась змеей, ложилась квадратом или ромбом, но не укладывалась в необходимый мне круг переноса. Это было похоже на сон — когда вам снится что-то ужасное, вы понимаете, что это нереально, но не можете ни проснуться, ни поменять ход событий.

— Так зачем я тебе? И кстати, книги здесь нет, — выкрикнул, пытаясь не хрипеть. — А ведь ты хотел ее заполучить?

— Лантаарею? — Шинкар снисходительно усмехнулся. — Ты совсем ничего не понял? Она нужна мне лишь как приятное дополнение. Право, будет жаль упустить древние знания, и артефакт однажды снова станет моим. Но ты ошибся, Лекс. Мне нужна не она. Мне нужен ты.

— Я невыразимо польщен, — проскрипел я. Мертвые твари уже стояли вокруг нас с Одри плотным кольцом, лишь ожидая приказа напасть. Девушка тихо простонала рядом. А это значит, ее иллюзия скоро растает…

Еще немного… Концы линии извиваются червяками, но я заставляю их соединиться. Выравниваю.

Шинкар прищурился, рассматривая заходящее солнце.

— Время сумрака, — сказал он, поднимая ладонь. И поднятые звери бросились на нас — беззвучно и слаженно, как один. Блеснула тьма в глазах ближайшего зверя, и в этот миг сомкнулась линия в моей голове. Я построил ментальный портал. Что ж, я мог бы даже собой гордиться. Если бы у меня осталось на это хоть немного времени.

— Передавай привет Армону, — прохрипел я и толкнул Одри открытой ладонью в грудь, замыкая линию. Понимание вспыхнуло в серых глазах, и она закричала, пытаясь вцепиться в меня, удержаться, вернуться!

— Нет! Лекс! Нет!!!

— Не скучай, детка, — пробормотал я, с улыбкой глядя, как гаснет ее образ, растворяется в наступающих сумерках. На нас двоих моих сил не хватило бы. Что ж, в конце своей никчемной жизни я даже сделал что-то хорошее. Ну, хотя бы попытался.

Собственно, удара в спину я уже почти не почувствовал.

ГЛАВА 24

Армон

Форму он менять не стал принципиально. И сейчас смотрел исподлобья, как его окружают местные — пятнистые звери. Они подходили настороженно, принюхиваясь, тревожно шаря взглядами по фигуре рихиора. Фыркали, скалились, выпускали когти, но все это без агрессии, а скорее от возбуждения и только что пережитой битвы. Все те, кто демонстративно отворачивался еще час назад, под навесом, сейчас смотрели по-другому и не торопились показывать клыки. Оценили степень превосходство истинного рихиора. И хотя Армон понимал, что, накинувшись стаей, пятнистые его, возможно, одолеют, но никто не сомневался, что прежде чем это случится, с собой на тот свет он утащит многих.

Впрочем, нападать на него никто не собирался.

И подошел первым тот, кто более других походил на человека. Насколько Армон смог понять, у этого парня лишь ноги были звериными, из-под короткой набедренной повязки торчали покрытые шерстью массивные конечности. И даже клыки отсутствовали. Что он и продемонстрировала, широко улыбнувшись оборотню.

— Не думал, что повидаю истинного рихиора в его боевой форме. Да еще и увижу, как он бьется на нашей стороне. Вечные боги, ради такого зрелища стоило пережить атаку крылатых! — он протянул Армону руку, оттерев ладонь о ткань. — Я — Шинкин-Лойд. Можно просто Шинк.

Армон покосился на его руку, но свою подал. Человеческая ладонь исчезла в лапе оборотня, но ток крови друг друга они уловили, и древнее рукопожатие состоялось.

— Что у вас тут происходит, может, объясните? — он поморщился, меняя форму, возвращая себе человеческий облик. Привычно — через боль, но приложив усилия, чтобы окружающие этого не увидели. Нутро снова взорвалось, внутренности разодрало, превратив в кровавое месиво, размолотило кости в труху, но Армон лишь скривился, не позволив себе ни стона. Во рту появился сладкий вкус крови и кислый — слюны, и он сглотнул. Речь вышла невнятной, сиплой, но все же получилась, и рихиор подавил облегченный вздох. Хорошо. Ему снова удалось вернуться. Глазеющие на него пятнистые и необходимость разобраться в обстановке оказались весомыми поводами. И все же… На этот раз чуть сложнее, чем в прошлый. Больнее, чем в предыдущий. И медленнее, чем надо.

Тревога сжала сердце, и так бьющееся набатом, с усилием качающее кровь к поврежденным органам. Зарастет. Все зарастет, как на собаке. И боль пройдет.

Но…

Надо как можно скорее выбраться и найти Лекса.

Пятнистые переглядывались, окружив Армона кольцом.

— Да как бы… — Шинк почесал лохматый затылок. — Сам разве не видишь? Убивают нас. Не осталось уже почти никого…

Парень бросил тоскливый взгляд туда, где лежал убитый.

— Крылатые сильны, гораздо сильнее нас. И их больше. У них оружие…

Окружающие хмуро кивнули.

— Почему вы стреляете этим? — Армон подобрал стрелу, хмыкнул, осмотрев деревянный кончик. — И такой пугалкой вы надеетесь пробить брони этих… крылатых? На них же доспехи! Из кожи и металла!

— Мы знаем, — это уже другой пятнистый, менее человек, с желтой гривой до лопаток и клыками, упирающимися в нижнюю губу. — Мы не слепые. И не дураки. Но… у нас нет металла. Рудники находятся около Города, и никто нас к ним не подпустит. К тому же нас слишком мало. Никто не может выстоять против Города…

Пятнистые вновь обменялись взглядами. Армон раздосадованно дернул ушами, фыркнул и отбросил стрелу.

— Мы можем лишь прятаться, — горько закончил Шинк.

Армон обвел всех хмурым взглядом. И это его грозные пленители? Сейчас он видел лишь растерянные лица и морды, уставшие и грязные. Великий Дуб, а ведь и правда в поселении он не видел железа. Все деревянное. Даже каменного ничего нет, кроме очага, где готовила старуха. Кстати, она тоже появилась между домов и, чуть шатаясь, пошла к убитым. Так же молча вышли из укрытий девушки, без слов присели у трупов, беззвучно утирая слезы. Была во всем этом какая-то щемящая обреченность, привычная обыденности жизни этих созданий.

— Кто вы? — задал главный вопрос Армон.

— Ошибка, — криво усмехнулся Шинк. — И ее очень стараются исправить.

— Хватит трепаться, — это подошел Ромт, обжег Армона злым взглядом и повернулся к своим. — Что, увидели крепкую шкуру и решили, что он на нашей стороне? Вы забыли, что мы нашли чужака у границы? С чего вы взяли, что он будет сражаться за нас?

— Он завалил крылатого, — Шинк снова почесал затылок, отчего желто-красные волосы, и без того лохматые, встали дыбом.

— Думаешь? — скривился Ромт. — Он лишь сбил его и пытался болтать. Это Губастый добил летучую тварь, а не этот!

Пятнистые вновь насупились, с недоверием переводя взгляд с Армона на Ромта.

— Расходитесь, — приказал золотоглазый. — Лучше позаботьтесь об убитых, чем болтать с чужаком.

Перечить ему не стали, разошлись, отворачиваясь от Армона. Оборотень окинул Ромта задумчивым взглядом. Тот приподнял губу, показав кончики клыков, хмыкнул и ушел.

А рихиор подумал, что пора бы найти какую-нибудь одежду, потому что он вновь без штанов, и на него уже косятся местные девушки.

* * *

Пробуждение мне не понравилось. Ну еще бы. Странно, что я вообще проснулся. Вернее, очнулся.

Не открывая глаз, попытался сориентироваться. Под спиной что-то жесткое и холодное. Камень. Руки и ноги не двигаются. Сломан хребет? Или я просто скован магией, что не дает мне пошевелиться? Хрен его знает, и то и другое одинаково паскудно.

Прислушался.

Льдинки звенят…

Паника накатила ударной волной, выбила дыхание из груди, сжала горло. Неконтролируемая, неосознанная, та самая, родом из детства. Паника на грани инстинкта, выгибающая тело в бесплодной попытке спастись.

К ужасающему звону добавилась мелодия. Одна нота, вторая, третья… Голоса выводили песню смерти. Сколько их? Тех, кто стоит рядом и поет? Кто ждет моего последнего выдоха.

Открыл глаза.

Прошлое и настоящее смешалось. Я был ребенком, что слушал музыку льда и голосов, я был взрослым, что слышал ее же. Надо мной высился купол — бесконечный и темный, и я все так же не понимал, то ли это свод пещеры, то ли древнего храма… Ребенок на этом камне плакал. Взрослый молчал и пытался думать. Тело не слушалось. Я скосил глаза. Руки и ноги растянуты в стороны, но веревок нет. Магия. Припечатала меня, как бабочку к забору, в ожидании прожорливого паука. И кто же у нас сегодня за членистоногое?

В отдалении стояли «монахи», по крайней мере, я обозначил их так. Одетые в белые рясы, лица закрывают черепа животных, сквозь дыры глазниц блестят глаза. Выглядели они жутковато, но не для того, кто промышляет черной магией. Я лишь хмыкнул. И где же основной участник действия, мой прожорливый паук?

— Эй, Шинкар, не отпустишь на минутку, по нужде. Жаль портить ваш обряд, но будет некрасиво, если я загажу жертвенник!

Кто-то из монахов сфальшивил, одна нота прозвучала глуше, чем нужно. И я усмехнулся. Так вам, уроды. Я уже давно не тот мальчик, что вы пытались зарезать много лет назад. А в том, что это именно жертвенник, я даже не сомневался.

Шинкар на миг возник в поле моего зрения. Бледное лицо сосредоточено, на чернокнижнике лишь широкие штаны. Сине-черные руны слабо светятся на обнаженном поджаром теле, с каждой минутой наливаясь силой. Да уж, что-то на мертвеца этот гад мало похож. К сожалению.

— Может, просветишь, зачем я тебе сдался? — предпринял я еще одну попытку. — Хоть умру спокойно. А то знаешь, обидно как-то подыхать, не понимая, за что!

— Наша цель велика и всеобъемлюща, можешь не волноваться, — совершенно серьезно ответил Меченый.

— Фух, успокоил, — выдохнул я. — А то я уж думал, вы какую-то ерунду затеяли. И насколько велика? Надеюсь, мне поставят памятник?

— Не думаю, — Шинкар медленно пошел вокруг плиты, на которой я лежал. — Ты лишь сосуд, чернокнижник. Да, ценный. Да, редкий. Но лишь сосуд. То, что не удалось двадцать лет назад, получится сегодня. Вечные справедливы и мудры, в тот раз они дали тебе уйти, указав на мою ошибку. Я неверно истолковал условия жертвоприношения, не учел добровольный приход жертвы. И я поплатился за это… — Меченый замер слева от меня, помедлил. Потом осторожно положил в углубление возле уха желтый янтарный камень. И неторопливо двинулся дальше. — Я не мог предугадать, что малышу удастся открыть ментальный портал, но Вечные правы… Кровь — не вода. И ты смог это сделать, хоть и неосознанно.

— Кровь? Кровь Раутов? — не понял я. Конечно, мои предки считались не самыми слабыми магами в Империи, но… и далеко не самыми сильными. И если бы хоть кто-нибудь из них был способен на открытие ментального перехода, это точно сохранилось бы в семейных хрониках как величайшее достижение.

Шинкар усмехнулся одной стороной рта. Еще один камень лег в углубление возле моей головы. Синева сапфира брызнула в стороны, словно брызги воды.

— Рауты… Всего лишь люди, хотя и обладающие некими знаниями. Но в тебе их крови нет.

— Мне кажется, ты что-то путаешь, Меченный. — Я попытался пошевелить хоть одним пальцем. Бесполезно. Тела я вообще не чувствовал. — Энтер Раут мой отец. Хм, не хочу тебя огорчать, но, похоже, вы взяли не того, кто вам нужен. Так что я, пожалуй, пойду…

— Я не ошибаюсь, — так же спокойно ответил Шинкар. И еще один камень. Дымчато-серый топаз. — Я не могу ошибиться. Крови Раутов в тебе нет, хоть ты и носишь их фамилию.

От негодования даже сил прибавилось. Как это нет? Если уж я и гордился хоть чем-нибудь в этой жизни, то это принадлежностью к древнему роду! Да, я, возможно, оказался не самой цветущей веткой на нашем генеалогическом древе, но и не позорным сучком!

— Я готов убить тебя за одно только предположение о моей семье, — бросил я, старательно шевеля пальцами. Те не отзывались. Травянисто-зеленый изумруд разместился возле моего плеча.

Шинкар слегка пожал плечами.

— Это неважно, Лекс Раут. Ни твоя злость, ни ненависть не имеют значения. Все, что имеет, уже произошло.

Я приподнял голову. Показалось, или пальцы на ногах кольнуло? Бездна, какое-то все-таки паскудное чувство беспомощности!

— Сивлас, скажи, что ты не тот идиот, что пытается открыть врата миров и выпустить демонов Изнанки?!

Он покачал головой. Руны на теле мага змеились и переплетались, двигались, словно живые, перемещались по телу. Боги! Какой же у него уровень силы? Я даже предположить не мог. Бездна, сейчас я был согласен даже переместиться на Изнанку! Да куда угодно лучше, чем лежать на этой плите!

— Врата миров… Люди так глупы в своих страхах. Придумывают страшилки и верят в них. Никому не нужны врата сами по себе. Ты лишь первая ступень, Лекс Раут. Ты сосуд, и твоя кровь напитает древние артефакты и даст нам силы для создания Спектра. Твоя жизнь была никчемной, но смерть станет великой.

— Знаешь, я вполне доволен своей никчемной жизнью. — Точно, палец шевелится! И колет иголками, словно я ногу отсидел! Но как же я этому рад, чтоб я сдох! Чирей мне на язык. Главное, продержаться достаточно, а потом… — И что такое Спектр?

— Не старайся, — Шинкар отпустил с ладони очередной камушек. Кроваво-красный рубин. Он на миг завис в воздухе и мягко лег возле моей ноги. — Путы тебе не снять. Да и знать большего не нужно. На этот раз мы все сделали правильно. Ты сосуд, ты полон, и ты пришел добровольно. Не трудись, Лекс Раут, второй ментальный портал уже не открыть, свой единственный шанс ты потерял из-за женщины.

— Как я мог так облажаться, — пробормотал я, изо всех сил стараясь дернуться, пошевелиться, сдвинуться с этого проклятого камня! Безтолку.

— Чувства губительны для того, кто идет дорогой знаний, — еще один камень. — Разрушительны для ищущего истину. Они ввергают в сомнения и нарушают гармонию мира. Ты совершил ошибку, чернокнижник. Но твоя ошибка была нужна нам. Она была необходима.

— Боги, я сейчас расплачусь, — протянул я. — Сколько пафоса. А на деле ты лишь сумасшедший ублюдок, решивший погубить мир и меня. И почему идиоты вроде тебя так любят вещать о великом? Видимо, от того, что где-то внутри вы все-таки осознаете собственную ущербность.

Уголок губ Шинкара дернулся, вокруг пятна на щеке появилась бледная каемка.

— Ты ничтожен, но даже не осознаешь этого, — вздохнул он. — Я ожидал от тебя большего. Ты действительно лишь сосуд с кровью, необходимой нам. Ты даже не понял, что все это время делал лишь то, что я от тебя хотел.

— О чем это ты? — нахмурился я. В ноги вернулась чувствительность, и я напряг мышцы. Отлично. Еще немного… Если бы удалось свести запястья…

Шинкар вновь дернул уголком рта.

— Неужели ты веришь, что все произошедшее случайность? — Фиолетовый аметист скользнул яркой рыбкой и остановился у моего бока. — Случайности почти всегда закономерны. Тем более, если хорошо продуманы.

— Ты это о чем? — Мизинец левой руки шевельнулся, и я чуть не взвыл от радости. Что я буду делать со всеми этими уродами в черепах, подумаю после, главное, слезть с этой плиты. Я нутром ощущал, что это сейчас самое важное.

— Не о чем. А о ком… — Еще один камень, розовый с серыми прожилками. — О той, ради кого ты так старался.

— Одри? Она-то здесь причем? — я замер, настороженно уставившись в бесстрастное лицо мага. Он почти завершил круг вокруг меня. Надо бы поторопиться…

— Маленький иллюзион. Она тоже лишь средство. Еще одна песчинка в вечном маховике времени.

Я дернул ладонью, отчаянно пытаясь ее поднять. Не удалось, плита держала меня словно магнит. Но ощущение тела восстановилось, слава всем богам.

— Ты меня утомил, Шинкар. Я уже сам готов сдохнуть, лишь бы не слышать твои философские завывания. Неудивительно, что ты не задержался на том свете, тамошние обитатели, наверное, взвыли от скуки и сдохли повторно.

Меченный покачал головой, рассматривая меня с непонятным выражением. Его лицо стало застывшей маской, и понять, о чем думает темный, было невозможно.

— Ты так и не понял? — бесцветно произнес он. — Иллюзион с самого начала помогала нам. Только для этого она и была нужна.

— Что? — я уставился на лицо в обрамление сине-черных кос. Одри помогала… ему? — Ты врешь. — Голос охрип. — Врешь, урод. Она здесь ни при чем. Она всего лишь хотела найти своего дружка!

— Он пропал из ее дома. Она слышала голоса и песнопения. И на углу появлялась кровь… Я знал, что этих загадок хватит, чтобы увлечь тебя, Лекс Раут.

Ладони похолодели. Я весь похолодел, словно меня целиком макнули в сугроб.

— Врешь, падла…

— Зачем? — равнодушно пожал плечами маг.

И правда, зачем?

— Ты хочешь сказать, что никаких загадочных событий в ее доме не было? — В голове вихрем понеслись воспоминания. Первая встреча, когда она пришла в иллюзии, Дориан, портал, демон — страж… — но я открывал грань! — ярость внезапно обожгла тело, надулась внутри жгучим нарывом. Ведь я всегда чувствовал подвох… с самого начала. Нутром чуял. — Меня чуть не убил демон-страж в ее доме!

— Всего лишь умертвие, — по губам Шинкара змеей скользнула улыбка. — Ты нужен был нам, Лекс Раут. Но у Вечных свои законы и свои правила сотворения. На этот раз мы их соблюдали. Ты пришел в Пустошь добровольно. Ты полюбил добровольно. И ты сейчас горишь тоже добровольно. Значит, готов свершить предначертанное. Даже ловец Фирд, которого ты убил, сказал тебе то, что было нужно мне. И он, и Одри, все вели тебя сюда. Ко мне.

— Я был на Изнанке! — заорал, хотя пытался сдержаться. — Я был там! И видел там Дориана! Это не могло быть подстроено! Она не могла этого сделать!

«Я иллюзион, Лекс. Я умею притворяться».

— Был на Изнанке? — и вновь в глазах Сивласа появилось это непонятное мне выражение. Он поднял голову и посмотрел куда-то во тьму. Медленно кивнул. — Вот как. Твоя кровь проснулась. Значит, мы правы, время пришло, — в его ладонях возник прозрачный камень, рассыпающий миллиарды сияющих искр, бесконечных радуг, звенящих в воздухе. Хрусталь Анайского пика. Редчайший камень.

— Время пришло.

Голос прошелестел из тьмы, но кто стоял там, я так и не смог разобрать. Эхо повторило его слова, углубило смысл.

Я напрягся, пытаясь не думать, отрешиться, забыть! Не осмысливать сейчас услышанное.

Шинкар вскинул пустые ладони. Разом вспыхнули синие руны на его теле. Разом загорелись сотни свечей. Разом взвыли черные фигуры с черепами.

И в круглое отверстие наверху полился лунный свет — серебряный, густой, словно поток холодной воды.

И так же — разом — из черного камня появились штыри, пробив мое тело насквозь. Ладони, плечи, ноги, а два — у ребер. Я заорал, почти не слыша себя, ослепнув и оглохнув от болевого шока, но сознание не потерял. Голос сорвался, я захрипел, пытаясь вырваться и лишь сильнее напарываясь. И кто меня дернул сравнить себя с бабочкой? Мое затуманенное и измученное сознание еще пыталось думать, штыри пробили мое тело так, чтобы вызвать не мгновенную смерть, а кровопотерю. И я чувствовал ее — кровь, горячую, густую, вытекающую из моих вен на черный камень. Не помню, чтобы в моей жизни было более отвратительное чувство…

Боль стала глуше, мягче, хотя я понимал, что это потеря чувствительности от близости смерти. Сколько я так продержусь? Хотя… какая разница. Камни вокруг меня уже тонули в лужах крови. И… кажется, я действительно подыхаю.

Темнота стала даже приятной, голоса отдалялись. Своды храма уже не виделись такими высокими, и я вдруг понял, что они сплошь покрыты письменами. Древний язык, такой же, как в моей книге, строчки закручивались спиралью вокруг круглого отверстия, в котором висела луна. Буква за буквой сплеталась вечная, нерушимая и магическая строфа, спираль призыва, в которой было заключено само время… Я рассматривал символы, складывал их в слова, словно шел по завитой лестнице, что устремлялась куда-то к началу и концу мироздания.

Это ни шло ни в какое сравнение со знаниями Лантааареи. Это было что-то за гранью понимания разумом, это невозможно было понять умом. Лишь прикоснуться душой, на последнем вздохе.

Жаль…

Мысли разбегались, письмена двигались и менялись, спираль крутилась, затягивая меня в воронку мироздания. Боль… уходила. И это тоже было неплохо.

Потом голоса смолкли, и в звенящей, оглушительной тишине я умер.

ГЛАВА 25

Армон

Но уйти далеко Армон не успел. Внутри сдавило все от боли, скрутило, заломило зубы, и горло обожгло желчной горечью. Оборотень знал это чувство, это работала связь с напарником. Кровь Лекса в Армоне бурлила и жгла, требуя и подчиняя.

Рихиор остановился, судорожно втягивая воздух и решая, что делать. Бежать? Куда? Но кровь требовала именно этого — нестись, спасать, вызволять, действовать!

— Армон! — Он обернулся и застыл, чувствуя, как подкатывает к горлу страх. Ланта шла к нему мимо домов, и пятнистые шарахались в стороны, с ужасом глядя на девушку. Потому что черты ее менялись, и в них все меньше оставалось человеческого. Чернота залила белки глаз, расползлась стрелами по скулам, стекла к губам. — Лекс… С ним что-то случилось! Я чувствую. Наша связь… слабеет.

— Моя тоже, — сквозь зубы процедил Армон. Подобрал какую-то тряпку, обернул вокруг бедер, понимая, что искать штаны времени нет. — Но даже если мы уйдем отсюда, нам не найти Лекса так скоро! Нужен портал. Ты можешь его открыть? — он остро глянул на девушку. Кем бы она ни была. Но Ланта качнула головой.

— Я подчинена повелителю, без его воли я могу сделать лишь самую малость. Потратить лишь толику энергии, но это не поможет нам. Мне нужен его приказ.

Армон сжал зубы, мысли понеслись, обгоняя друг друга, планы сменялись с быстротой движения крыльев птицы, но дельного среди них оборотень не находил.

— Нам нужен маг, — процедил он. — Не вижу другого выхода! — Он повернулся в сторону башни. — Жди здесь.

Хлопок портала за спиной заставил его обернуться и оскалиться. Со всех сторон к ним уже бежали пятнистые, вооружившиеся кольями, и Армон зарычал, отгоняя их. На примятой траве, в легкой дымке портала, лежала Одри. Исхудавшая, грязная и измученная, но это была она! И еще не веря своим глазам, рихиор кинулся к потерявшейся спутнице, схватил ее за руки.

— Анни! Великий Дух Леса, Анни! Это ты! Но… — он обернулся. — Где Лекс?

Она уцепилась за его ладонь, пытаясь сфокусировать рассредоточенный взгляд.

— Армон… — и всхлипнув, прижалась к мужчине. Но лишь на миг. — Лекс у синекосого мага. Все очень плохо! Это я виновата! Я во всем виновата, понимаешь? Он спас меня, а я… Я не знаю, как помочь, не знаю, что делать! Ему плохо, Армон, ему очень плохо! Больно… — она снова всхлипнула. — Лексу больно. Невыносимо. Что нам делать?

Он затравленно оглянулся. Рыкнул на пятнистых, что окружили их кольцом. Те замерли, с изумлением рассматривая золотоволосую девушку, сидящую на траве и свалившуюся неизвестно откуда. Армон повернулся к Ромту.

— Я должен увидеть Первого.

— Я начинаю думать, что мы совершили ошибку, не прикончив тебя сразу, — хмуро отозвался пятнистый.

Армон одним шагом оказался рядом и оскалился в лицо Ромта.

— Я предоставлю тебе возможность попытаться, — прорычал он. — Позже. А сейчас я хочу увидеть вашего мага!

К чести пятнистого он не отшатнулся, лишь вздернул губу, показывая клыки. Но ответил почти спокойно:

— Дорогу сам найдешь, рихиор.

Армон кивнул. Указал на девушек.

— Тронете их — убью, — глухо бросил он.

— Я позабочусь о твоих спутницах, — тихо сказала за его спиной Сойлинка. — Не беспокойся, Армон, с ними ничего не случится.

Он обернулся. Девушка-птица стояла рядом, и на юном личике застыла взрослая грусть. Ее пестрые крылья изменились, став руками, и она подала ладонь Одри. Та смотрела изумленно, но руку приняла и поднялась.

Дальше оборотень уже не смотрел, он пошел, почти побежал в сторону маяка.

Внутри, за толстыми каменными стенами, царили тишина и полумрак, словно это место находилось в каком-то другом мире. Здесь не было слышно птичьих песен, шелеста трав, голосов пятнистых обитателей. Ничего, словно звуки разом отсеклись и увязли в пустоте этого здания.

Армон взбежал по спиральной лестнице в уже знакомую круглую комнату. Здесь ничего не изменилось: пустота, стол, окно. Одним прыжком он оказался у стола, схватил колокольчик и яростно затряс. Высокий бронзовый звон ударил по ушам, заметался по комнате, отскакивая от стен.

— Где ты? Покажись!

Звон заполнял черепную коробку, колотился там хрустальной арией.

— Эй, где…

Армон осекся. Звук стих, словно его отрезали остро заточенным клинком.

«Что же ты замолчал, рихиор?» — и вновь этот безликий голос в его голове.

— Мне нужна твоя помощь, — он нахмурился, рассматривая бесплотную фигуру, задрапированную тканью.

Первый молчал, в голове у Армона было тихо и пусто. Он облизал губы.

— Мне нужен портал. Всего лишь портал к моему другу. Он попал в беду. Между нами связь крови, я чувствую, что ему плохо. Я должен его найти! И как можно скорее!

Тишина.

— Ты слышишь меня? Понимаешь?

«Слышу. А понимание… Ты ищешь не его, ты хочешь действий».

— Не надо придираться к словам! — поморщился Армон. — Ты поможешь мне?

И вновь тишина. От напряжения у рихиора вылезла на загривке шерсть, пожелтели глаза. Когти непроизвольно разрывали кожу пальцев, и он загонял их внутрь. Беспокойство требовало движения и меняло его тело, и удержать обращение становилось все труднее.

— Ты поможешь? — он уже почти кричал.

«Зачем мне это, рихиор? Ты чужеземец, случайный путник, потревоживший покой моего дома. Жители пристани смущены, я жалею, что тебе была оставлена жизнь… но я против убийств…»

— Смущены? Против убийств? Ты слышишь себя? Не знаю, что тут у вас происходит, но ты немного отстал от жизни! И жителей твоей Пристани весьма активно убивают летающие воины в латах! На моих глазах только что положили шестерых!

«Ты ничего не понимаешь… — голова в капюшоне опустилась ниже. — И не имеешь права судить».

— Правда? Я здесь чужак, но пытался помочь. Хотя бы в благодарность за обед!

«Ты пытался найти способ миновать стену, — голос в его голове стал жестче. — Не думай, что можешь обмануть меня. Тобой двигало это».

— Раз ты видишь мои мысли, значит, увидел не только желание уйти, — твердо сказал Армон. — Я хотел помочь. Кто бы вы ни были, но я не желаю вам смерти.

«Ты благороден, рихиор. Это я вижу».

— Что насчет моей просьбы? — Армон шагнул ближе, опасаясь, что Первый вновь замолчит. А играть в молчанку у него не было времени. Да и не умел он. Вот Лекс в этом мастер, а оборотень предпочитает честную драку.

Лекс… Горло сжалось от дурного предчувствия.

«Я понимаю, почему ты рвешься к нему. Ваша связь слабеет. И с его смертью исчезнет».

Армон сжал зубы, оцарапав удлинившимися клыками губу.

«Я могу связать тебя с кем-нибудь другим, рихиор…»

— Нет! — крик больше походил на рычание. Оборотень подышал, пытаясь успокоиться. — Мне не нужна новая связь. Помоги сохранить эту.

«В тебе больше чести и благородства, чем нужно для выживания, рихиор. И, к сожалению, у благородства слишком высокая цена».

— Ты поможешь?!

«С одним условием».

— Я тебя слушаю, — Армон глубоко вздохнул.

«Ты вернешься в Пристань, если я тебя позову».

Рихиор прикрыл глаза. Но лишь на мгновение.

— Согласен.

«Это не все. Ты вернешься и сделаешь то, что я скажу… На благо Пристани».

— Сдурел? — зарычал Армон.

Первый качнул головой.

«Нам нужна новая кровь. Сильная. Горячая. Такая, как у тебя. Я ведь предупреждаю… У благородства высокая цена. Но выбор за тобой. Возможно, я никогда тебя не позову…»

— Хорошо, — пришлось сглотнуть тугой ком в горле, чтобы ответить. — Согласен.

«Вот как… — эмоций в этом голосе не разобрать. Словно и не голос, а шелест сухих листьев, треск поленьев, осыпающаяся труха… — Как причудливы игры Вечных. Иди за мной, рихиор Серебряной стаи Дубовых Крон, позабытый сородичами альфа. Иди, ты выбрал свой путь».

Фигура повернулась, скользнула к лестнице, проплыла над ступеньками. Армон застыл на миг, пораженный словами Первого, что вновь пробудили забытые воспоминания. Почти забытые. Почти…

И бросился за удаляющимся силуэтом.

В башне-маяке они пробыли совсем недолго, но пятнистые успели убрать убитых. Между домами почти никого не было, только старуха глянула на них испуганно, склонила голову и проводила настороженным взглядом. Одри увидела его первой и кинулась навстречу.

— Армон! — покосилась на укутанную в ткань фигуру и схватила оборотня за руки. — Лексу хуже! Я чувствую!

— Я тоже, — он сжал ее ладони.

— Мы все это чувствует, — голос Ланты прозвучал равнодушно.

«Ваш друг умирает», — прошелестело в головах всех троих, и они одновременно вздрогнули.

Одри прижала пальчики к голове, моргнула и со злостью отдернула руку.

— Мы это знаем! Но что нам делать?

«Использовать вашу связь. Вы все связаны с чернокнижником. Кровью. Брачными узами Вечных. Клятвой. Вам надо объединить эту связь, чтобы удержать его душу. Это единственный путь…»

— Как это сделать? — зарычал Армон.

Бесплотный силуэт опустился на траву, серые тряпки разлетелись вокруг него, как крылья подбитой птицы.

«Думать. Вспоминать. Держать изо всех сил. Не отпускать, если он вам дорог. Но знайте, что удерживая чужую душу, вы рискуете своей…»

Армон упал коленями в остро пахнущие сорняки, закрыл глаза. Его когти непроизвольно вспарывали дерн, но он не обращал внимания.

Одри села рядом, до белизны сжала ладони.

Изящно опустилась на колени Ланта.

«Держите вашего друга, если хотите вернуть… Изо всех сил…»

ГЛАВА 26

В общем, смерть слегка разочаровала. Конечно, я далеко не праведник, очень даже наоборот, и потому не ждал ничего благостного и прекрасного, вроде долины цветущих лотосов у реки Аль-Маер, где прохаживаются с задумчивым видом те, кто прожил свою скучную до икоты жизнь. Такого загробного существования я себе точно не пожелал бы. Но я искренне надеялся, что отчаянным грешникам боги приготовили хоть какие-то развлечения.

Но нет. Пока я не видел ничего занятного. Узкая лента дороги, по которой я шел мимо высоких и неподвижных трав. Ткнул в одну пальцем, но рука прошла насквозь, словно я коснулся дыма. Дорога была бесконечна, ни спереди, ни сзади ничего примечательного.

— Похоже, грешников на том свете пытают непроходимой скукой, — пробормотал я. — Вернее, на этом.

Странно, но останавливаться мне не хотелось. Мне было не жарко и не холодно, не грустно и не больно, просто… пусто. Такой пустоты не бывает при жизни. Нас всегда одолевает множество чувств — разных, противоположных, сплетающихся и разрывающих. Мы словно утлая лодчонка на волнах: вверх к радости и наслаждению, вниз к унынию, вверх к надежде, вниз к тоске… Туда-сюда без остановки, ни одной минуты тишины, и даже во сне нас терзает эта бесконечная качка…

Правда, при жизни я об этом не задумывался. И сейчас размышлял отстраненно, без эмоций. Как о чем-то не имеющем ко мне никакого отношения.

Впрочем, так оно и было.

Сожаления о жизни тоже остались где-то там, где сейчас лежало мое тело. Глупая какая-то жизнь получилась. Прав был Шинкар — никчемная. Никому не нужная. Да и мне — никто…

Имя всплыло в голове и на миг принесло запахи леса, прелых трав, мокрой шерсти. Армон. Я остановился. Задумался. Без кровной связи со мной ему придется туго… Какое-то время. Но путь он знает, найдет замену. Все же я успел его многому научить… И вообще собирался однажды убить. Так что… все к лучшему.

Запах леса остался позади.

Лантаарея пришла ощущением тлена и разрушения, темноты и тайных знаний, соблазном и искушением. Интересно, что теперь с ней будет? И моя смерть может означать ее свободу? Занятно… Даже жаль, что не узнаю. Хотя жаль не было.

Еще одно женское имя всплыло в голове, и я мотнул головой, прогоняя его. Вот о ней думать точно не хочу…

Но чем сильнее не хотел, тем больше Одри лезла в мысли, оживала, вставала в воспоминаниях, прикасалась ко мне незримо, но ощутимо.

— Прочь, — я прикрыл глаза. — Не хочу.

Я даже принялся насвистывать какой-то мотивчик, глазея по сторонам. Мысли затихали, даже бесплотное сожаление о никчемной жизни. Все тускнело, покрывалось в моей голове слоем пыли, делалось незначительным… ну было. И прошло.

— Не ходи, — посторонний голос появился так неожиданно, что я подпрыгнул и обернулся. На дороге стоял мальчишка, и я задумался, пытаясь вспомнить, где его видел.

— Ты освободил меня из клетки Шинкара, — подсказал пацаненок. — Меня и дядьку Шуара. Помнишь?

— Точно, — я кивнул. И шагнул дальше. Болтать не хотелось.

— Не ходи, — мальчишка не двигался. — Дальше уйдешь, уже не вернешься.

— Так я и не собираюсь. Возвращаться, — усмехнулся.

— Дядька сказал, чтобы ты не ходил, — пацаненок сдвинул темные брови. — Ты должен подумать о тех, кто тебя ждет.

— Не припоминаю таких, — хмыкнул я.

— Должны быть! — какой настойчивый пацан. Стукнуть его, что ли? — Вспомни!

И вновь обожгло имя. Летним дождем, грязью на щеке, запахом желания… Остро до дрожи, до сухого горла, до боли. Боли я не хотел и имя пытался прогнать. Но оно… цеплялось. Одри не желала покидать мою голову, трогала холодными пальцами мои чувства, играла с мыслями. Я ненавидел ее, но эта ненависть заставляла вспоминать…

Нутро обожгло, ледяные иглы пронзили плечи, ладони, ребра! Боль разорвала и потянула назад.

— Вот так… — прошептал мальчишка и посмотрел на меня стариковскими глазами.

Я выгнулся и заорал, открывая глаза на плите, залитой моей кровью.

* * *

Армон зарычал, провел рукой по лицу, стирая пот.

«Вы вернули его», — голос внутри сознания заставил поморщиться.

— Теперь мне нужно попасть к Лексу, — рихиор поднялся, чуть пошатнувшись. Он не знал, что сделал Первый, но ощущал себя как после тяжелой работы: в теле дрожь, в голове — звенящая пустота, и он вновь в песчинке от обращения. Но связь крови с Лексом уплотнилась, его напарник был жив, хотя вряд ли здоров.

«Ты помнишь свою клятву, рихиор Серебряной стаи?»

«Я сдержу слово, — говорить Армон не стал, лишь подумал. Но на поднявшуюся субтильную фигурку посмотрел твердо. — Перемести меня. Если для портала нужна жертва…»

«Моя сила не использует кровь и энергию смерти, — в голосе скользнула непонятная Армону горечь. Или ему лишь показалось. — Мне достаточно твоего желания жить…»

Одри словно почувствовала, о чем идет безмолвный диалог между Армоном и существом в мантии, тревожно схватила оборотня за руку.

— Я пойду с тобой. Я пойду с тобой! Даже не мечтай оставить меня здесь! Я пойду!

Ланта улыбнулась, давая понять, что тоже не останется в Пристани. И бочком подобралось из кустов странное существо, тот самый питомец Лантаареи.

«Как странно… — задумчиво протянул Первый. — Какие странные мотивы, чтобы спасти одного чернокнижника… Хотя ни одного из вас он не назвал своим другом… Ни один из вас не назвал другом его…»

— Это неважно. Поторопись, — рыкнул Армон.

Первый медленно кивнул, и троицу охватило золотое сияние ментального портала.

* * *

— Быть этого не может! — прошипел Шинкар, не скрывая изумления. Черные глаза уставились на меня с искренним недоверием. В его руке алел напитанный кровью хрусталь, словно сгусток живого огня. — Я же увидел твой уход!

— Я решил еще немного пожить! — оповестил я, выдергивая ладони из штырей. Они прошли насквозь, оставив дыры. С хлопком соединил запястья, сплел липкие от крови пальцы. — Шинта глоха!

Древний храм дрогнул, замер на миг, а потом каменный пол вздулся пузырем и треснул, разбрызгивая крошево мелких осколков. Монахи с черепами на головах заорали, обрывая песню, и бросились в стороны. Жертвенник, на котором я лежал, подпрыгнул, но не раскололся, лишь накренился набок.

— Всегда любил заклинания разрушения, — прохрипел я, извиваясь на камне. Боль в теле была невыносимой, штыри пробили мне что-то важное, но я готов был снова сдохнуть, но на этот раз забрать Шинкара с собой. Ну и этих монахов, столько — сколько смогу. Стены храма мелко тряслись, сверху сыпались острые камушки, пол продолжал ломаться.

— Удивил… — Сивлас искривил угол рта, что у него, видимо, означало улыбку. — Кровь — не вода… Но это уже неважно. — Он словно и не замечал творящегося вокруг хаоса. На животе мага в месте сине-черной руны в виде глаза разошлась кожа, обнажая клетку ребер и мешанину плоти и органов. Я скривился, а Шинкар с улыбкой поместил кристалл внутрь своего тела. Плоть вновь срослась, а руна погасла. — Мы получили, что хотели.

— Ну, значит, теперь не обидно подыхать, — сипло выдохнул я, вновь сводя ладони и зажигая на своем теле нужный знак. Тайный, выжженный на затылке и запрещенный как в Империи, так и во всех сопредельных странах. — Ганхор-орта!

Заклятие марионетки ударилось в Шинкара и отскочило, впитавшись в одного из монахов. Тот застыл на миг, а потом упал на колени, становясь моим рабом. Я скривился, как и ожидал, у Меченого сильнейший зеркальный щит, но хоть что-то…

— Помоги мне! — заорал я монаху. — Живо!

Но монах не успел. Шинкар лишь махнул рукой, и несчастный осыпался пеплом, за секунды сгорев дотла.

— С кем ты решил тягаться… — в голосе Меченого скользнула скука. — Ты самонадеян, но не видишь очевидного. Я сильнее тебя. Несоизмеримо.

Отвечать я не стал. Увесистый камень ударился в жертвенник рядом с моей головой, и я подумал, как бы мне не скончаться повторно от такого прилетевшего подарка. Обидно будет. И кинул то, что всегда получалось у меня лучше всего — огонь. Сгусток пламени упал в кранте от Шинкара и жадно пополз к магу, расплескиваясь живыми жаркими брызгами.

— Глупец… — Сивлас рассмеялся. — Я рожден в огне!

— Я и не пытался тебя поджарить, — прохрипел я и вздохнул с облегчением, увидев, как вцепился в отвлекшегося Шинкара Армон. Огромный черный зверь просто снес мага и покатился по полу. К общей какофонии воплей, стонов и хрипов добавилось звериное рычание и скрежет стальных когтей о камень.

— Богиня… — один из монахов вдруг поплыл, его фигура размылась и явила Одри, что в ужасе смотрела на меня. Но лишь миг, закусив губу, она бросилась к распявшей меня плите, заметалась, пытаясь помочь. — Сейчас, сейчас, как же это…

— Пошла вон, — отчетливо сказал я. Одри вновь замерла, ее лицо побледнело до трупной серости. И отвела взгляд.

— Я помогу…

Коснулась пальчиком раны на боку. Я перехватил ее запястье, подтянул ближе и прошипел.

— Я сказал: пошла вон.

Оттолкнул, сделал глубокий вдох. Одри часто заморгала, пытаясь сдержать слезы. Я отвернулся. Рычание Армона прервалось и сменилось воем, когда оборотень отлетел, отброшенный заклятием, и врезался в стену храма.

— Лантаарея, заклятие передачи сил и жизни!

— Да, мой повелитель, — она коснулась моего лба, на внутренней стороне век вспыхнули старинные символы. А ведь раньше книга считала меня недостойным этих знаний!

Я сделал вдох и на выдохе выпустил не воздух — силу. Она петлей опутала ближайшего монаха, выкачивая из него жизнь и отдавая мне. Кровь свернулась в ранах, и края кожи потянулись друг к другу, срастаясь. Я скатился с плиты, упал на разрытый заклятием пол, с трудом встал на четвереньки. Слишком быстрая передача сил ощущалась, как удар ногой под дых, сила буйствовала внутри, чужеродная и колючая, желая вырваться, а не излечивать мое тело. Но постепенно улеглась, стихла, заструилась по жилам равномерным потоком. Я отвлекся, пытаясь сдержать ее, лишь краем уха слышал, как рычит Армон, как падают камни, как орут монахи. Одри стояла рядом, ее я тоже видел, и, похоже, она пыталась закрывать меня и Лантаарею иллюзией. Мне хотелось ее оттолкнуть, но решил не тратить на это силы.

Чужую жизнь целиком бросил на восстановление моего тела. Торопился, понимая, что Армон долго Шинкара не удержит. Удивительно, что до сих пор рычит, а не валяется с разорванным горлом. Рядом метался Кархан, поскуливая и кидаясь на тех, кто пытался приблизиться к Ланте.

Мои внутренние органы восстановиться не успели, но кровь теперь была во мне, а не расплескивалась вокруг. Сел, опираясь спиной о камень. Земля вздрагивала, сверху сыпались камни, рядом скулил монах, придавленный осколком крыши. У витой колонны завис в воздухе Шинкар и улыбался, дергая невидимые нити, которые заставляли Армона танцевать. Зрелище было уморительное, но мне что-то смеяться не хотелось. Надо было убираться. Как ни обидно, но одолеть Меченого я был не в силах. Вставать не стал, сплетая аркан. Благо, энергии смерти здесь было столько, что должно хватить мне для разрыва пространства. Я на это надеялся. И еще я вспомнил, что уже делал это. На древнем куполе появилась трещина, которая угрожающе разрасталась, грозя обрушить на нас своды храма. Армон рычал, пытаясь вырваться из силков забавляющегося Шинкара.

— Он же убьет его, — прошептала Одри, но я даже головы в ее сторону не повернул. Черпал горстями силу, выплескивающуюся из умирающих, потом подполз к монаху, который выл под камнем.

— Помоги, — прохрипел он. Череп свалился с его головы, обнажая бритую голову.

— Сейчас.

Очертил вокруг него круг. Прямо кровью и очертил, мела под рукой не оказалось.

— Ланта, — позвал я.

Черноволосая встала рядом, с интересом рассматривая происходящее. Одри стояла у жертвенника, и я поморщился. Ее звать не стал. Она вошла в круг сама, все так же моргая, словно пытаясь что-то рассмотреть. Я сосредоточился на Армоне, активизируя нашу связь и ударяя по путам Шинкара. И свалился от силы отдачи, словно с разбега врезался в каменную стену.

Выругался.

Снова сел, активируя свой резерв. Внутри прокатился огненный шар, и раны снова открылись. Но на этот раз силки, держащие Армона, я оборвал. Оборотень свалился на пол, беспомощно раскидав лапы.

— Поднимайся, засранец, — прошипел я.

И словно услышав, рихиор дернулся, рыкнул и клубком метнулся в нашу сторону. Так что в круг портала он не вбежал, а вкатился.

— Как обещал, — прохрипел я монаху, рывком ломая ему шею. Сила смерти наполнила круг черной энергией, и мы свалились в воронку пространства. И последнее, что я увидел — кривую улыбку Шинкара, оставляющую у меня гадостное чувство, что нам просто позволили уйти…

* * *

Я даже не понял, где мы вывалились.

Лежал, глядя в небо, на серые, набухающие облака, плывущие с севера и грозящие разродиться холодным дождем. Повернул голову. Армон был рядом, красный язык вывалился из пасти, шерсть в корке запекшейся крови. Он открыл мутные желтые глаза, рыкнул.

— Надеюсь, тут нет оголодавших тварей, — усмехнулся я. — А то мы сейчас отличная добыча…

Армон мигнул и попытался подняться, но снова упал.

А я вновь уставился на облака. Первые тугие и крупные капли упали на губы, и я облизал их. Вкууусно…

— Только не умирай… — Одри присела возле Армона, это я понял по звуку, но смотреть не стал.

ГЛАВА 27

Два месяца спустя…

Родовое поместье Раутов в Кайере по-прежнему разрушено, единственное, что успели сделать — это вынести мусор и разбитую мебель. Теперь комнаты встречали гулкой пустотой и светлыми пятнами на месте бывших шкафов и комодов. Я уже заказал новый интерьер, но мастера огорчили, что обставить дом в короткие сроки не получится. Так что теперь у меня была узкая лежанка в спальне, и в гостиной — два кресла, стол, который каким-то чудом уцелел, и парочка сундуков.

И, глядя на поместье, было обидно осознавать, что его разворошили без цели, просто Шинкар выгонял меня из города и загонял в Пустошь. Все это время, начиная с первого визита Одри, тень Меченого стояла рядом, направляла и руководила, ведя меня к жертвеннику в старом храме.

Он хотел, чтобы я пришел в Пустошь. Сам, добровольно. Чтобы умер на той плите, наполняя кровью ритуальные камни. Не об этом ли говорил Дориан? Он ведь тоже твердил что-то о камнях, что уже разбросаны, просил предупредить императора. Правда, подобную глупость я делать точно не собирался.

И что именно произошло в Пустоши, я не понимал.

Мои раны заживали долго, хотя я и не хотел в этом признаваться. Как мы достигли Кайера, я помню смутно, все затянуло дымкой боли и беспамятства. Зато когда я пришел в себя, то понял одну занятную вещь. Связи с Одри больше не было. Видимо, боги причислили меня к умершим, и слова «только смерть разлучит нас» сбылись.

Я уже второй раз в своей жизни покинул Пустошь, много лет назад на границе меня нашли бродячие кочевники, направляющиеся в северные пределы. Воспоминания о прошлом вернулись ко мне, но вопросов так и осталось больше, чем ответов. Да и новые прибавились…

Впервые по-настоящему очнулся я спустя пару недель, уже в столице, в доме почтенного целителя Сиолиса Норгулиса. Поговаривали, что он даже пользовал в свое время членов королевской семьи, хотя, скорее всего, поговаривал сам Норгулис, набивая себе и без того немалую цену.

Я открыл глаза и облизал сухие губы.

— Лекс! — мутное пятно, нависшее надо мной, уплотнилось и воплотилось в знакомые искусанные губы, высокие скулы и встревоженные дымчатые глаза с розовой каемкой по краю радужки. Одри облегченно улыбнулась. — Слава Богине! Ты очнулся.

Я вновь облизал губы, и она схватила со столика кружку, дрожащими руками поднесла мне.

— Одри, что из слов «пошла вон» ты не поняла? — хрипло спросил я. Пить хотелось ужасно, но лучше сдохну, а из ее рук точно не возьму.

— Лекс, послушай…

— Я не хочу тебя слушать. Я даже видеть тебя не хочу. Я не убью тебя только потому, что ты пыталась помочь в конце, видимо, совесть проснулась? Но я могу передумать, детка. Так что свали, пока я достаточно слаб.

— Лекс, ты можешь просто выслушать? — это сказала не Одри — Армон, которого я не увидел сразу. Он тоже подошел, встал рядом. Рука на перевязи, на щеке — свежий шрам. Но в целом выглядел напарник неплохо, регенерация оборотней в сотню раз превышает человеческую. Поговорка «заживет, как на оборотне» не зря кочует в народе.

Я поморщился и, подтянувшись, сел, кривясь от боли под ребрами.

— Тебе нельзя… — тихо сказала Одри. Я, конечно, проигнорировал.

— Ладно, валяй, — махнул рукой. — У тебя пять минут.

— Я… — она растерянно моргнула, потом сжала губы и решительно подняла подбородок. — Я не думала, что все выйдет… так. Я просто… Ко мне пришел человек в форме законника. Сказал, что я должна помочь… Что пропал мой друг — Дориан, и у них есть подозрения, что был совершен запретный ритуал. Он сказал, что мне надо прийти по адресу к одному чернокнижнику и рассказать ему… историю. Что этот темный и есть виновный… подозреваемый.

— Занятную они выдумали байку, — усмехнулся я.

— Законник сказал, что так нужно. Что тебя увлечет лишь что-то сложное и таинственное. Что иначе ты откажешься, и они не узнают, где Дориан.

Что ж, надо признать, они неплохо меня знают. Я действительно заинтересовался. И это очень неприятно.

— Я сделала, как он велел. Я думала… — она вздохнула, — что поступаю правильно. Не только ради Дориана. Но и ради дяди. Он… в застенках. Мне так сказали. И его отпустят, если я помогу…

— Ладно, благородство твоей миссии я понял, — махнул рукой. Дотянулся до кружки на столике, напился.

— Я лишь хотела помочь! Я не желала никому зла… Богиня! — она сжала ладони в кулаки, подышала, пытаясь успокоиться.

— Как они, а вернее, он, потому что к тебе наверняка приходил Шинкар, отдавали тебе приказы?

— На коже появлялись слова, — тихо ответила она и указала на предплечье. — Вот здесь. Сначала обжигало, словно кипятком, потом проявлялись буквы, а через несколько мгновений они исчезали. Но все пошло не так! Мне приказали остаться с вами, а потом ты пропал… И мы нашли тебя в Лаоре. Тот человек… он не знал, как ты там оказался. Какое-то время приказов не было, — она опустила голову. — А потом этот монастырь…

Одри сглотнула и отвела взгляд.

— Ну что же ты замолчала? Лечь под меня тебе тоже приказали?

Она вспыхнула, вновь сжала кулаки. Кажется, девушке сильно хотелось этим кулаком засадить мне в лицо.

— Выбирай слова, Лекс, — глухо произнес Армон.

— Ой, да ладно. Можно подумать, ты не знал. Конечно, знал. Ты все понял еще там, в этом проклятом месте. Только как всегда благородно смолчал, мой желтоглазый друг, все еще верящий в честь и добро. Когда же ты поймешь, что мир насквозь прогнил и пора бы оставить свои принципы в своих Дубовых Кронах, откуда тебя изгнали?

— Я ушел сам, — зрачок в глазах Армона вытянулся в вертикальную линию. — Только это не твое дело, Лекс.

— Пожалуй, — я пожал плечами и вновь посмотрел на Одри. Девушки обхватила себя руками, словно замерзла.

— Я хотела рассказать, — тихо сказала она. — Хотела. Но они… он, он написал, что если я не буду выполнять, то Дориан и дядя умрут! А ты… ты лишь…

— А я лишь чернокнижник, — смрадный зад орка, это даже смешно. — Всего лишь поганый темный, без которого мир станет намного лучше.

— Я… — она моргнула. — Я запуталась!

— Твой друг Дориан на Изнанке, — жестко сказал я. — Не знаю, как он попал туда, думаю, и здесь Шинкар постарался. Но аптекаря ты уже вряд ли увидишь.

— А дядя?

— О нем ничего не знаю, — я отвернулся, показывая, что разговор окончен.

— Понимаю, что прошу много… Но… простите. Мне жаль, что я вас в это втянула. Я пыталась сказать, говорила, что не стоит идти в Пустошь! Но меня не слушали! — Шуршание шагов на светлом и дорогом паркете. — Я, пожалуй, пойду. Рада… что ты очнулся, Лекс.

Отвечать я не стал.

* * *

Армон догнал девушку уже у входа.

— Анни, постой, — придержал ее здоровой рукой. — Куда ты пойдешь?

— Домой, — она в лицо не смотрела, моргала часто. — Куда же еще?

— Лекс сейчас зол, — негромко протянул оборотень. — Очень зол. Его можно понять. Не принимай его слова близко к сердцу.

— Почему ты постоянно его защищаешь! — она не выдержала, повысила голос, хоть и старалась сдержаться. — Почему? Он тебя ни в грош не ставит, оскорбляет ежеминутно, насмехается, а ты его защищаешь! Ты считаешь его другом, но он лишь…

— Чернокнижник, — Армон неожиданно усмехнулся. Склонил голову, серьезно глядя на девушку. — Видишь ли… он оскорбляет меня, потому что… мне это нужно.

— Что? — опешила Одри.

— Ты знаешь что-нибудь о рихиорах? В народе нас называют оборотнями. Мы живем стаей, Одри. Чем больше стая, тем сильнее каждая особь. Члены стаи словно узелки на сети, много узелков, и каждый, кто этой сетью накрыт, может спать спокойно. — Он невесело улыбнулся. — Наша основная форма — не человеческая, Анни. Звериная. И наше тело всегда хочет в эту форму вернуться. Стая держит, не позволяя стать зверем окончательно.

— Но ведь у тебя нет стаи… — в ужасе прошептала Одри. Она уставилась на мужчину во все глаза, начиная осознавать.

— Вот именно. Моя стая всего из одного человека. И это Лекс. Поначалу я обращался в зверя от каждого косого взгляда. От резких движений. От любой насмешки. И чтобы вернуться в тело человека, мне требовалось несколько часов. А сейчас, — он вновь усмехнулся. — Меня мало что трогает.

— То есть Лекс своими издевательствами сделал тебя… невосприимчивым?

— Почти. Не совсем, конечно. Но все же, я сейчас разговариваю с тобой, а не рву где-нибудь в лесах лосиху. Рихиоры теряют разум, если остаются без стаи, Анни. Правда, Лекс оскорбляет и издевается с истинным удовольствием!

— Но я… — она в растерянности прижала пальцы к щекам. — Я не знала! Я думала… Богиня, я ведь думала…

Он вновь коснулся ее руки лишь на миг, тронул прохладные пальцы.

— Лекс злится. Но он поймет. Когда-нибудь. И знай, что я на тебя не в обиде.

— Ты действительно слишком хороший. Для нас всех… — девушка выдавила улыбку и повернулась к двери. — Может, заглянешь как-нибудь? Настоятельницы научили меня заваривать прекрасный чай. Ровно в шесть часов вечера. Я буду рада угостить тебя.

— Буду счастлив отведать, — Армон рассмеялся. — До встречи, Анни.

— Всего доброго, Армон.

Привратник целителя подал девушке плащ и с поклоном открыл перед ней дверь. С улицы в гостиную хлынули звуки проезжающих экипажей, крики булочника, визг бродячей собаки, стук мелкого осеннего дождика, накрывшего Кайер.

— Чай в шесть часов вечера, — задумчиво протянул Армон. — Звучит неплохо.

ГЛАВА 28

У меня появилась дурная привычка — сидеть в гостиной и рассматривать нарисованное на стене генеалогическое древо Раутов. Оно начиналось семь сотен лет назад, почтенным Антуаном, членом светлой гильдии. С годами и столетиями наше древо ветвилось и разрасталось, множество лиц, заключенных в рамки, смотрели на меня со стены. Мои предки. Те, кем я всегда гордился.

Эрнест Раут нашел меня у Кархана, когда мне исполнилось шестнадцать. Я сидел на цепи, словно пес, наставник пытался научить меня послушанию. И на импозантного гостя я рычал вполне по-звериному, а потом попытался свалить его запрещенным заклятием. В общем, встреча с родителем оказалась запоминающейся.

До начала «обучения» у Кархана я успел вдоволь побродяжничать, научиться воровать, убегать и драться, пару раз оказывался в застенках. Там меня и нашел бывший учитель, выкупавший за медяк оборванцев и осужденных у знакомого ловца. Мне повезло, у меня был темный дар и из прислужника и подопытного материала я стал учеником…

Говорят, меня украли в детстве. Говорят, что отец искал меня всю жизнь.

Я верил.

Раньше.

А теперь вспоминал, сопоставлял, анализировал. И понимал, насколько далек от людей, чьи лица смотрели на меня со стены.

Поэтому смотреть я перестал и начал пить.

У меня это даже неплохо получалось до того момента, как обнаружил себя на окраине Кайера подпирающим фонарь возле уже знакомого мне дома. Вылил в себя остатки какого-то пойла, которое прихватил в одной из таверн. И пошел к черному ходу.

Она сидела полубоком, в мягком глубоком кресле. На коленях — книга, но кажется, мысли Одри были далеки от истории, рассказанной известным романистом. Хмурилась, рассеянно глядя на дрожащий язычок пламени в лампе. Светлые волосы распущены и чуть влажные, на девушке лишь домашнее платье из тонкого трикотажа — светлое и легкое. Я не видел ее два месяца. Два проклятых месяца, каждую секунду которых я ощущал себя снова на той тропе за гранью. И это имя снова царапало мой разум, раз за разом, день за днем, не давая нормально жить. Я даже рад был бы вновь оказаться на Изнанке, надеясь, что это отвлечет меня, но и демоны, похоже, забыли обо мне.

Волосы Одри слегла отросли, но она была все такой же худой, как после десяти дней в Пустоши.

Я постоял, прислонившись спиной к стене, скрытый тенью. И все же она услышала. Или почувствовала. Обернулась испуганно, толстый талмуд упал с колен.

— Кто здесь? — она напряженно всматривалась во тьму, щуря серые глаза. Как кошка. Неуверенно переступила ногами. Нахмурилась.

— Лекс.

Даже не вопрос, утверждение… Я убрал занавес невидимости.

— Мне кажется, ты слегка задолжала мне, Одри.

Она дернулась, словно ее ударили. Прижала ладонь к груди, ловя воздух. Но в руки себя взяла быстро. Притворщица.

Как-то придушенно вздохнула, сжала горло. И тут же выпрямилась, откинула голову, сверля меня гневным взглядом. Бездна. Убью.

— Я тебе ничего не должна, — сказала она тихо, но твердо. — Я уже извинилась, Лекс. Я пыталась объяснить. Я надеялась, что ты…

— Пойму?

— Не важно, — она вновь тряхнула волосами. — Я не жду твоего понимания. Я знаю, что виновата. Но я не могу уже ничего исправить, не могу изменить! И… — она запнулась. — Как… как ты попал сюда? Как вошел?

Я не ответил.

— Ах, да, — скривилась она. — Никогда не приглашайте в свой дом чернокнижника. Как я могла забыть. Зачем ты пришел?

Я не ответил. Она сглотнула, но страха в глазах не было.

— Тебе лучше уйти, Лекс. И, пожалуйста, больше не…

Она захлебнулась, когда я оказался рядом, сжал ей горло. Наклонился, заглядывая в глаза. Потемневшие сейчас, гранитно-серые.

— Ты сегодня будешь очень хорошей девочкой, Одри. Очень послушной.

— Богиня! Да ты пьян! Отпусти меня! — голос все же дрогнул, сорвался, хотя я сжимал ей шею совсем немного, надавливая большим пальцем на гортань. Ослабил нажатие и провел, почти лаская. Одри замерла, напряженно глядя на меня. Зрачки расширились, заливая радужку тьмой, под моим пальцем стремительно бился ее пульс. И мне это нравилось. Мне безумно нравилось ощущать свои пальцы на ее шее, чувствовать ее волнение, напряжение, биение…

— Очень послушной, — продолжил я. Она глубоко вздохнула, закусила губу. Вырвалась. Впрочем, я и не держал. Смотрел, как она сжимает ладони, как нервничает, как боится и пытается не показать свой страх. Жалко ее не было. Совсем. Нет, мне не было жаль малышку Одри, мне было наплевать… Нет. Не наплевать. Я был зол. Очень-очень зол…

* * *

Никогда не приглашай в свой дом чернокнижника — первая заповедь достопочтимого горожанина. Пригласишь — и он сможет войти в любое время, сколько бы запоров ни было на двери. Хоть железных, хоть магических. Пригласишь, и для темного больше не будет преграды, а дом твой перестанет быть крепостью.

Но она пригласила.

Еще одна ошибка.

Сколько их сделано за последнее время?

Бесконечная череда ошибок. И одна из них — это то, что она перестала бояться чернокнижника. Зря…

— Лекс, ты пьян, — она попыталась говорить спокойно, хотя сердце срывалось в сумасшедший галоп, и дышать от этой дикой скачки было трудно, почти невозможно. Одри чувствовала запах хелля и горького вина. И боялась. Потому что никогда не видела Лекса таким. Он мог быть язвительным, насмешливым, невыносимым, но не злым. В расширенных зрачках плясало отраженное пламя свечи, и мягкий свет лампы не сглаживал, а напротив, делал жесткое лицо еще резче.

— Послушай, — она сделала глубокий вдох. — Давай мы поговорим… в другой раз.

Он положил ладонь ей на шею, надавил пальцем на впадинку горла, и Одри вновь задохнулась. Совсем не больно, но… странно. Дико. И еще Лекс улыбался. И эта улыбка тоже пугала девушку.

— Сегодня ты будешь очень послушной девочкой, — негромко произнес он, поглаживая ей шею. — Ты сделаешь все, что я захочу. — Еще одно медленное круговое движение. Кожа на подушечке чуть шершавая, сухая. — Ты ни разу не скажешь мне «нет». — Лекс склонился, втянул воздух возле ее щеки. Прикрыл глаза. — Потому что если скажешь, я тебя придушу.

И слегка надавил на горло, вновь улыбнувшись. А Одри закусила губу, чувствуя, как ее медленно охватывает паника. И что-то еще… Что-то, что было всегда, когда Лекс был рядом. Каждый раз, когда смотрел на нее.

Он убрал ладонь с шеи девушки и двумя руками провел по ее плечам, стягивая платье. Широкая горловина позволила это сделать, и куски ткани упали до талии, обнажая тело…

* * *

Стянул ей платье. Одри молчала, только дрожала и смотрела на меня, как завороженная. Надавил ей на плечи, заставляя опуститься на колени, потянулся к пряжке ремня. Она опустила взгляд, сглотнула. Пришла в себя. И вскочила, отчаянно пытаясь прикрыться и бестолково дергая платье.

— Убирайся из моего дома немедленно! Понял?! Уходи сейчас же, я ловцов позову, я…

Договорить она не успела. Конечно, нет. Я ведь только и ждал этого — когда она закричит, когда возмутится. Когда начнет сопротивляться. Я хотел, чтобы начала, потому что меня душила злость и хотелось ее выплеснуть, убить, уничтожить. Разнести к демонам этот проклятый дом, спалить вместе с хозяйкой. Ярость не давала дышать, и я видел лишь один выход, лишь одно избавление! Я хотел избавления, но не знал — как…

Впечатал Одри в стену, схватил за волосы, дернул, открывая шею. Нет, никаких укусов. Никакого инкубского яда. Пусть даже не надеется. Она должна быть в ясном сознании и хорошо запомнить все, что я с ней сделаю!

И, пожалуй, стадию поцелуев мы тоже минуем.

— Можешь считать прелюдией, — прошипел ей в полуоткрытые губы, сжав ягодицы. Развернул, толкнул к дубовому столу. Она не удержалась, споткнулась, запутавшись в сползшем к ногам платье, полетела вперед и повалилась на стол, оперлась руками. Попыталась повернуться.

— Прелюдия закончилась.

Одно рукой надавил ей на лопатки, не давая подняться, прижимая к столешнице. Одри затихла, от прерывистого дыхания на лаковой поверхности оставались влажные пятнышки.

— А теперь начинай притворяться, детка. Ты же это умеешь, — ярость застилала глаза, расцвечивая комнату языками пламени. Я горел внутри, жар сводил с ума и норовил выплеснуться наружу, спалив этот проклятый дом. Одри молчала, упиралась ладонями в столешницу и лишь мелко вздрагивала.

Мое хриплое дыхание обжигало губы, я бездумно смотрел на ее лопатки, позвонки на шее, откинутые волосы. Смотрел и не двигался. Хотелось… другого. Хотелось ее целовать. Трогать языком кожу, впадинки и косточки, губы и волосы. Хотелось видеть ее глаза, ловить в них желание, видеть ответное пламя.

А у меня лишь влажное пятно дыхания на столе. И все. Снова подделка. Очередная иллюзия. Не настоящее.

Пламя внутри погасло, сменившись усталостью. Чувствуя себя последним кретином, развернулся и пошел к двери.

Быстро, как только мог, желая теперь лишь одного — убраться подальше от этого дома и этой девушки. Засунуть все мысли о ней как можно дальше, в самую глубокую дыру моей проклятой души, если она у меня есть. Засыпать сверху землей, завалить камнями и воткнуть пару кольев, чтобы ничего не воскресло.

Отличные мысли.

Были.

До того момента, как прошелестели по галерее легкие шаги. Почти неуловимые прикосновения босых ног к покрытым лаком доскам пола. Шелест, шорох, ветер… но я их уловил всем нутром, каждой сведенной до боли мышцей.

Развернулся и подхватил ее на руки. Стон — наш общий — заглох, когда я наконец-то впился ей в губы. Наверное, до боли, но я уже не мог остановить то, что она пробудила во мне. Смутно помню, как нес ее… куда-то. Как стаскивал остатки платья, как целовал, как дергался, ощущая ее руки на своем теле. Как торопился, потому что в бездну сдержанность, в бездну все, кроме желания обладать ею…

Она не сопротивлялась, позволяла делать, что я хочу, лишь дрожала в моих руках. Боялась? Возможно… Я плохо понимал, что делаю. В эти минуты остались лишь ощущения — обнаженные до инстинкта чувства. Мне хотелось сжимать ее сильнее, вдавливать в свое тело, прикусывать ей губы, потом кожу ключиц, потом — груди. Мне нужно было острое, до боли, горячее до ожога обладание, близость на грани ненависти. Меня разрывало от этих противоположных чувств — от желания свернуть ей шею и необходимости видеть, дышать, иметь, трогать… моя рубашка полетела на пол, и Одри положила ладони мне на спину. Нежные пальчики прошлись по выжженным рунам, заставляя меня тяжело и хрипло втягивать воздух. Терзал ей губы и чувствовал, чувствовал эти ладони, осторожные, прохладные, ранящие! Мне почти больно от ее прикосновений.

И злость снова загорается внутри пожаром, обжигает нутро. Сдергиваю ее ладони, отстраняюсь, толкаю Одри на кровать. Она неловко падает на спину, вскрикивает от неожиданности. Пытается подняться на локтях. Не позволяю.

— Лежать.

Она ахает, надеясь вырваться. Наивная…

Это конец. Моя сдержанность выкинула белый флаг и сдохла в муках. Все. Одной рукой расстегиваю штаны, сдираю кое-как и прижимаюсь к ее телу. В голове только ругательства и какой-то бред… И океан похоти, сводящий меня с ума. Удар сердца. И я рычу… Одри выгибается и стонет, и снова этот горловой звук доводит меня до помешательства. Она сама виновата… Во всем. В том, что ее тело заставляет меня терять голову, в том, что жажда обладания сводит с ума. В том, что стонет так возбуждающе, заставляя вибрировать и дрожать все мое нутро, увеличивать темп и шипеть ругательства, почти не соображая от поднимающейся внутри волны жгучего и болезненного наслаждения! Оно накатывает приливом, и я даже пытаюсь его удержать, но он накрывает, ударяет хлыстом по хребту, выламывая его, выбивает из головы остатки здравого смысла. Я даже целовать уже не могу, утонув в этом шторме, накрывшем меня с головой и разбившем о прибрежные скалы. Я глотаю воздух, я пытаюсь хоть что-то осознать и понимаю, что никогда и ничего лучше в моей жизни не было…

* * *

Тело ломило так, словно по ней проскакал табун лошадей. Богиня, у нее болело даже там, где Одри и не знала, что может болеть! Впрочем, она о многом не знала до сегодняшней ночи. Например, как можно получать удовольствие, и что на ее теле есть места, о чувствительности которых девушка даже не подозревала. Воспоминания заставили покраснеть, зевнуть и открыть глаза.

— Ты уже проснулся?

Лекс стоял у окна и повернулся на ее голос. И Одри неприятно кольнуло то, что он уже полностью одет, даже рукава черной рубашки привычно закатаны, обнажая загорелые руки с сильными мышцами и выжженными рисунками рун. И воспоминания об этих руках, ласкающих ее, вновь заставили покраснеть.

— Ты… уходишь?

Богиня, ну почему ее голос звучит так жалко?

— Дел много, — он поправил манжет таким привычным жестом, что внутри все сжалось. — Не скучай, детка.

Улыбнулся и ушел.

Одри посмотрела на захлопнувшуюся дверь, все еще надеясь, что это шутка. Ведь вполне в его духе так пошутить… Но дверь оставалась закрытой. Осторожно спустив с кровати босые ноги и потянув на себя покрывало, чтобы завернуться, она прокралась к створке. Почему-то на цыпочках.

Вздохнула. Толкнула.

Коридор был пуст. И никто не выглядывал из-за угла с насмешливой улыбкой: испугалась, трусиха?

Нет, Лекс действительно ушел. После всего того, что проделал с ней этой ночью, после безумия, дикости, страсти и какой-то запредельной нежности он просто бросил вот это — не скучай, и ушел.

А если бы она не проснулась? То и этого не услышала бы?

Одри сползла по стене, судорожно прижимая к груди край покрывала. В доме звенела рассветная тишина, и в ее гулкости мысли в голове девушки падали как-то по-особенному больно и тяжело.

ГЛАВА 29

Новое дело не клеилось. Совсем. К нам постучал убитый горем папаша, умоляя найти убийцу его дочери. Я морщился, слушая его, но на дело согласился, все же новая обстановка поместья требовала немалых затрат.

К тому же мне нужно было занять чем-то голову.

Отвлечься. Забыться. Забыть.

Армон съехал, сказав, что жить со мной стало невозможно. Я отсалютовал ему бутылкой хелля и пожелал провалиться в Бездну. Хотя, наверное, он был прав. Я планомерно превращал дом в притон, таскал каких-то фиалок и уличных девок, обнаруживал себя по утру в неизвестных местах и чужих постелях. Пил много. Соображал с трудом. И меня это устраивало. Удивительно, что сегодня я очнулся в одиночестве, хотя, возможно, очередная девица просто сбежала раньше моего пробуждения.

Когда на пороге возникла Ланта, я даже удивился. Странно, но о ней я почти забыл, а когда вспоминал, находил девушку все в том же склепе, в компании Кархана. Они оба замолкали, увидев меня. Но сегодня Лантаарея явилась в поместье Раутов.

— О, какие люди! — пьяно поприветствовал я. — Верне, нелюди. Не в обиду будет сказано. — Протянул ей бутылку. — Выпьешь?

Она покачала головой. Я поцокал языком.

— Меня пугают твои чувства, мой повелитель, — протянула она.

— Не лезь в мою голову, — рявкнул я. Но тут же расслабился и снова выпил. — А впрочем, плевать. Кстати, — оживился, рассматривая ее, — я понял, почему ты принимаешь такой вид. Представляешь? Я, оказывается, не такой дурак.

— Ты совсем не дурак, властитель, — она склонила голову.

— Лесть не входит в твои обязанности. Так о чем я говорил? Точно! Твой облик. Я тут вспомнил об одном древнем ритуале. В манускрипты помещали душу невинной девушки, принося ее в жертву. Считалось, что эта душа будет вечным стражем тайных знаний. Какое варварство, верно? Сколько веков прошло с того дня, когда тебя убили?

— Достаточно, чтобы я перестала сожалеть, — Ланта улыбнулась. — Но речь не обо мне…

— Напротив, — я встал, шатаясь. Пришлось схватиться за спинку кресла. — Напротив, о тебе! — набрал в рот воздуха и на одном вдохе: — Я, Лекс Раут, прозванный Бродягой, хрен знает чей сын, чернокнижник по выбору и силе, пару раз сдохший, но все еще топчущий эту поганую землю, освобождаю тебя, Лантаарея, книга древних знаний, от служения мне! Отныне ты свободна. Так как насчет выпить?

Она смотрела на меня, и древнее лицо поплыло, меняя свои черты. Детское, юное, взрослое. Старушечье. Жизнь, которую она не прожила. И вновь — молодое и прекрасное.

— Я слишком давно не живу, я забыла чувства, — ее голос прозвучал задумчиво, а я выпил еще. — И не понимаю твоих поступков, мой повелитель. Ведь я не исполнила условия клятвы? Я не помогла тебе одолеть твоего врага. Так почему ты отпустил меня, властитель?

— Больше не называй меня так, — взмахнул бутылкой, с сожалением понимая, что пойло заканчивается. — Ты свободна.

Комната наполнилась мелодичным смехом.

— Знаешь, почему ни один чернокнижник не владел мною? Почему все они становились моими рабами? Есть лишь один способ заполучить меня навечно. — Она шагнула к двери. — Отпустить. Но за десять веков никто не сделал этого. Никто не смог! Ты первый, мой повелитель. И, кажется, я этому рада.

— А как же твоя свобода? — язык уже заплетается так, что я с трудом себя понимаю.

— Ах, свобода. — Облик девушки снова плывет… — Свобода странная штука. Слишком похожа на одиночество. Правда?

Она снова рассмеялась, но я уже уснул и ей не ответил.

Утром на полу возле кресла лежала книга.

* * *

Пробуждение мне не понравилось. Конечно, трудно прийти в восторг, когда вас выдирают из сна потоком холодной воды. Не открывая глаз, сплел аркан. Но, похоже, я слегка переоценил свои силы, потому что вода покрылась коркой льда вместо того, чтобы испариться. Рядом кто-то тонко и противно взвизгнул, а я одним движением перевернулся, подгребая мягкое тело, что лежало рядом. Закрылся им, словно щитом, и усмехнулся, когда следующий аркан Армона поджарил девчонке зад. Я осмотрел ее мельком, пока она орала и пыталась сбросить мой аркан недвижимости. Светленькая, с большой грудью, симпатичная. Кажется. Хотя ее личико меня вчера мало интересовало, больше другие места. Только голосистая слишком. Щелкнул пальцами, чтобы заткнулась, и снова присмотрелся. Нет, вот так, с вытаращенными глазами и открытым ртом она уже не кажется привлекательной.

Армон зашипел и торопливо погасил пламя.

— Прекрати ржать, придурок! — обозлился он. — Твоя девушка получила болевой шок! Из-за тебя!

— Я здесь причем? — Лениво потянулся, растапливая остатки льда, и пренебрежительно закинул руки за голову. — Это же ты ее поджарил. И она не моя, я ее первый раз вижу. — Задумчиво прикрыл глаза. — Ну, может, второй. Но секс ведь не повод для знакомства, Армон.

— Ну ты и гад. Помочь не хочешь?

Напарник спешно накладывал на девушку целительный аркан, а я равнодушно пожал плечами и встал. Как меня занесло в эту дыру? Нет, с выпивкой пора завязывать.

— Не трать на нее силы, — посоветовал я, подбирая с пола брюки. — Само заживет. Потом.

— Шрамы останутся, — досадливо поморщился Армон. — Жаль ее. Красивая.

— Ну заплатит целителю, он ей тылы подровняет, — хмыкнул я.

Армон, конечно, не послушался и, скрипя зубами, пытался сам наложить аркан. У меня это получилось бы лучше, но я не альтруист, чтобы раскидываться силой. К тому же не по статусу чернокнижнику лечить чужие тылы. Пусть и такие… симпатичные. Так что я оделся, слегка насвистывая, пока напарник тихо ругался над девчонкой.

— Что за привычка прикрываться живыми людьми? — выплюнул он.

— А что за манера — меня будить подобным образом? — отбил я.

— Лекс, ты совсем совесть потерял? — Армон все-таки сдался и оставил девчонку в покое, она так и не пришла в себя.

— У тебя файер стал лучше получаться, — одобрил я.

— Лекс! — Армон зашипел, как рассерженный кот, а я снова усмехнулся.

— Да что ты разорался? Приперся с утра, окатил меня водой, поджарил эту… не помню, как ее, еще и возмущаешься! Смотри, у тебя уже шерсть лезет, мой блохастый друг. Не нервничай так, это вредно.

Армон действительно начал обращаться, его мощное тело воина слегка ссутулилось, готовясь к трансформации. И я не мог отказать себе в удовольствии его позлить. Правда, на этот раз он не повелся и взял себя в руки прежде, чем обернулся. Я даже прицокнул языком.

— Ого, ты научился себя контролировать?

— Я научился не реагировать на твои глупые шутки, Лекс, — холодно ответил Армон. — Твоя безответственность и наглость не имеют границ. Ты пьешь уже месяц и тащишь в постель все, что движется… — он бросил быстрый взгляд на застонавшую девицу и прикрыл ее покрывалом. Хотя что я там не видел? — Может, пора остановиться? В городе неспокойно, ловцы снова устроили облаву на темных, к тому же у нас заказ! Ты уже потратил все деньги этого несчастного папаши, но так и не нашел убийцу его дочери! И я, между прочим, пытаюсь работать и решать наши вопросы!

— Я тоже их решаю, — пожал плечами. — Подай мне рубашку, будь любезен. Вон там, на столике. Или еще где-то…

— Каким это образом ты их решаешь? — обозлился напарник.

— Я провожу розыскные мероприятия, — любезно пояснил я.

— И что же, извини, ты разыскал конкретно здесь? — сузил глаза Армон. Его зрачки вытянулись в вертикальную линию, а радужка пожелтела. Нет, все-таки до идеального самоконтроля ему далеко. Я вздохнул, оделся, поправил воротник черной рубашки. Придирчиво осмотрел себя в мутное, с трещиной на раме, зеркало. — Лекс! — рявкнул Армон, теряя терпение.

— Ну ладно, ладно, не ори. Я тебя слышу. Я нашел вот это, — небрежно бросил перстень. Армон поймал играючи, хотя я намеренно задал неудобный угол, еще и магией закрутил. Теперь уже поморщился я. Все-таки реакция оборотня меня слегка… раздражала. Напарник отошел к окну, рассматривая простой серебряный ободок с темным камнем. И присвистнул, увидев гравировку. Вензель императорского двора внутри серебра.

— А знаешь, что самое фиговое, мой дорогой друг, — глубокомысленно протянул я, — что эту милую штучку нашли на месте убийства. Понятно, щипачи ее прикарманили раньше, чем прибыли ловцы, но так же быстро и сбросили. Эта маленькая буковка внутри словно зараза, никто не захочет подцепить.

— Ты уверен, что кольцо с места убийства? — Армон прищурил глаза.

— Ты сомневаешься в моих способностях? — я приподнял бровь. — Уверен. Я раскрывал грань. Оно точно было там, и его оставил убийца. Вот такая вот гадость и подстава, мой желтоглазый друг.

— Открывал грань? — Армон окинул меня взглядом. — Так вот почему ты… Много сил отдал?

Я пожал плечами и с сомнением осмотрел кресло. Весьма потрепанного вида, с лысыми потертостями на некогда синем бархате и следами чужой жизнедеятельности. Сейчас, на почти трезвую голову, я побрезговал в него садиться, хотя память подло подкинула воспоминания о моих ночных действиях на этом кресле. Весьма активных и даже с некой… фантазией.

Я скривился.

— Кольцо оставил убийца, Армон. На нем есть остаточный след, очень слабый, но момент, когда девчонку убили, я увидел. Убила рука, на которой был этот перстень. Но я даже не могу сказать — мужчина то был или женщина. Хотя форма и не имеет значения, сам знаешь. Тем более, если речь идет о членах Двора.

— И что мы будем делать? — глаза напарника снова блеснули желтизной, и он тут же вскинул голову. И нахмурился. Через несколько ударов сердца и я услышал то, что насторожило Армона. И хмыкнул.

— Конкретно сейчас — драпать.

— Лекс, — вкрадчиво спросил друг, начиная обращаться. Его голос стал ниже, уже отчетливо напоминая звериный рык. В частичном обороте он еще мог говорить. — А скажи-ка мне, дружище, где ты взял это кольцо?

— Слушай, а давай ты сам догадаешься, — я распахнул окно и присвистнул. Четыре этажа. Мерзкий мелкий дождик. Отвратительное утро.

— Ты его украл? — голос оборотня почти утратил человеческое звучание. Стучать в дверь не стали, она просто слетела от мощнейшего удара, и одновременно я выпрыгнул в окно. Девчонка, имени которой я так и не вспомнил, некстати пришла в себя и заорала.

— Ур-р-р-ою! — зарычал напарник, черным клубком шерсти и литых мышц вываливаясь следом. Я не ответил, сосредоточившись на воздушном аркане. Мой друг чрезмерно чистоплотен и все еще верит в честные методы добычи информации. Поэтому ее обычно добываю я.

В нас полетели сгустки огня, но я к тому времени уже был на земле и выкинул защиту.

— Смываемся! — заорал Армон, как будто я и сам не догадался.

Оборотень черной молнией рванул в сторону, ему легко говорить, с его-то скоростью. Обычно я не отстаю, пусть у меня две ноги и лишь одна форма, увы, человеческая, зато черной силой я владею не в пример лучше. Только вот, кажется, я слишком много сил отдал, пытаясь открыть временную грань, потому что мой защитный аркан слишком быстро распадался. Горло свело от недостатка воздуха, сердце норовило покинуть тело и выпрыгнуть через глотку. Я ругался сквозь зубы, пытаясь не сбавлять темп. Шипящий комок огня врезался в мой щит и пробил в нем дыру. Защитный аркан лишь погасил файер, но мне в спину попали горящие угли, и ударная волна сбила с ног. Я пролетел над грязной мостовой и свалился в сточную канаву, ощутимо приложившись головой. Вскочил, ругаясь. Думать о чистоте одежды было некогда, отбиться бы. Их было четверо — смазанные фигуры в серых плащах, расплывающиеся, стоит присмотреться к ним внимательнее. Я сплюнул. Ловцы, да еще и из Первого Императорского Круга. Отвратительное утро грозило обернуться паскудным днем, который станет в моей жизни последним. Ловцы не церемонятся со своими жертвами, у них разговор короткий и основательный. Такой, после которого на мостовой остается лишь обугленный труп, без рук и головы. Оные части тела перекочевывают в застенки Круга. Ну и, конечно, никто из серых уродов не постесняется позаимствовать чужую силу.

— Подавитесь, — процедил я, торопливо размывая свою ауру. Я все еще надеялся уйти и не желал оставлять следов и светить личико. Мне оно еще пригодится. Накинул иллюзию и коротко рубанул мертвой тьмой. Сил на аркан ушло много, но зато ясное утро погасло, заменившись непроглядной теменью. Мое зрение лучше работало ночью, так что мне это на руку, а вот ловцы гордо именуются защитниками света. И тьмой не бросаются, лишь в крайних случаях. И потому у меня всегда есть шанс их обойти, даже в раскладе один на четверых. Упал в грязь вовремя, потому что ловцы не дураки и швырнули в ответ вспышку. Но даже она не способна мгновенно сожрать тьму, так что у меня было несколько мгновений, пока они стояли, не видя меня. Я ужом пополз по грязи, сцепив зубы, чтобы не наглотаться фекалий и сточных вод. В данный момент было глупо переживать об этом, но я все же держал голову повыше. Один из серых наугад бросил файер, он взорвался в том месте, где еще пару секунд назад был я. Перевалившись через бортик, я сполз на мостовую и, не разгибаясь, рванул в сторону. Моя фора закончилась, вспышка с громким хлопком поглотила созданную мною тьму и залила округу слепящим белым светом.

Ловцы не орали, они просто обшаривали местность в поисках беглеца. Меня то есть. Я же забился под навес какого-то здания, размышляя, что делать. Проверил свой резерв и поморщился. Грань отняла почти все силы, к тому же одно из заклинаний поглощения резерва все-таки настигло меня… И у меня слишком мало времени на восстановление. Паскудное утро. Рядом возникла темная тень, и я зашипел:

— Армон, я тебя чуть не поджарил! Хоть тяфкнул бы!

Напарник угрожающе обнажил клыки, показывая, что он думает о моих шуточках. Говорить в этой ипостаси он не мог и лишь мотнул башкой в сторону. Но я и так понял, что он предлагает.

— Не пойдет, — прохрипел я, — если ты их отвлечешь, они тебя засекут. И найдут по слепку ауры, даже если успеешь скрыться.

Армон тихо зарычал, а я поморщился. Оставался последний вариант, и я рванул рукав на левой руке. Напарник снова рыкнул, протестуя.

— Заткнись, — посоветовал я. Ловцы разделились и широкой полосой прочесывали улицу, выпуская поисковиков. Один нахально заглянул под наш навес, но я успел его нейтрализовать и разорвать нить, связующую его с серым. Вытащил нож, глубоко вздохнул, отрешившись от реальности. Сердце сжалось и забилось ровно, четко отбивая удары. Один, второй, третий… на пятом я перерезал себе запястье. Кровь выступила сначала бисеринками, потом хлынула потоком в ладонь. Армон шумно втянул воздух, но я отметил это краем сознания, не пуская внутрь себя. В магии крови нельзя терять контроль над собственным телом и разумом. Алая жидкость в руке потемнела, собираясь в комок, вытянулась и жгутом сползла с ладони. Я зажал запястье, хотя на исцеление сил и не было, но рану нужно закрыть. Нельзя оставлять ловцам чистую кровь. Это еще хуже, чем слепок ауры. Перед глазами потемнело, а в теле разлилась противная слабость.

Раз, два, три… еще немного.

— Кажется, тебе придется меня покатать, — обрадовал я друга, чувствуя, как сползаю по стене. Армон рыкнул, протестуя, он терпеть этого не может. А я прошептал последнее слово аркана, глядя, как моя кровь разворачивает багровые змеиные кольца и поднимает треугольную голову. Зубы напарника вцепились мне в рубашку, и он рывком забросил меня на спину.

— У тебя из пасти воняет, — успел проинформировать я, прежде чем отключиться.

* * *

В себя пришел, полусидя в кресле, и прощупал силой пространство, не открывая глаз.

— Дома мы, не нервничай. И убери свои «щупальца», — проворчал рядом Армон. Я демонстративно зевнул.

— Даже не сомневался. Ты так провонял здесь все псиной, что и без силы ясно, где я. О дом, родной дом! Уютное пристанище наследника почтенного лорда Раута! Во что ты превратился!

— В притон, — мрачно хмыкнул Армон, — твоими стараниями. Твой отец в гробу переворачивается.

— Вероятно. А ты мог бы меня и на постельке устроить, — посетовал я. — Спина затекла.

— Обойдешься, — изрек напарник. Он сидел во втором кресле моей уютной гостиной, лениво потягивая мою черничную настойку и подбрасывая на ладони то самое кольцо, из-за которого мы так попали.

— Кстати о притоне, — вспомнил я. — Мне нужно восстановиться. Отправь вестника к госпоже Хлыст. И пусть поторопится.

Армон скривился и поднялся.

— Уже сделал. Девушка прибыла час назад, я думал, ты очухаешься скорее. — Он шагнул к двери.

— Ты можешь не уходить, — предложить я. — Мне все равно ее не хватит, так, слегка перекушу. Чтобы были силы для охоты.

Напарник шагнул к двери.

— Лучше я позже зайду.

— Ты такой скромник, блохастик. Может, присоединишься? Втроем веселее, — протянул я и засмеялся, наблюдая, как удлиняются его клыки.

— Да пошел ты, — усмехнулся Армон, — я в твои игры не играю.

— Ну и зря, может, научился бы полезным вещам, — поддел я.

— Отвали, — лениво процедил он. — Я скажу Медее, чтобы поднялась.

Дверь за ним закрылась, а я устало откинулся на спинку, чувствуя, как противно пересохло во рту и дрожат руки. Я не желал, чтобы Армон догадался, насколько мне плохо, и от того язвил. Внутри лишь гудело пламя, пожирая мои внутренности, мысли, чувства… Сил не было даже, чтобы подняться.

Створка тихо стукнула, впуская девушку. Я наблюдал за ней через полуприкрытые веки, рассматривал темные волосы и точеную фигуру в откровенном наряде. Она не впервой в моем доме и знала мои вкусы и пристрастие к красному. Вот и сейчас на ней был лишь шелковый алый пеньюар, который остался на черном ковре багровой лужицей. Медея опустилась на колени перед креслом, облизнула губы. Ее умелые руки поползли по моим бедрам, забрались под пояс. Я закрыл глаза, отдаваясь ее движениям и впитывая ощущения. Вслушиваясь во влажные звуки и учащенный стук ее сердца.

— Еще, — прохрипел я. Сила возвращалась, но медленно, слишком медленно.

Насытившись, я расслабленно лег на ковер и закинул руки за голову. Противная слабость исчезла, а сердце снова стучало в нормальном ритме. Внутри стало спокойнее, огонь погас, на время затушенный чужой силой. В комнате повисла тишина, и я лениво повернул голову. Медея не двигалась, а кровь из шеи испачкала обивку кресла. Кажется, я ее укусил… Придется купить новое кресло, это окончательно испорчено. И желательно вынести тело так, чтобы не видел мой чистоплюй оборотень. А то у меня совсем нет настроения выслушивать его нотации…

* * *

Армон все-таки узнал, что я забрал почти всю энергию девушки, и принялся орать на весь дом. Если бы не его таланты, давно взял бы себе в напарники кого-нибудь не столь… трепетно относящегося к человеческой жизни. Если учесть, что истинная суть Армона звериная, просто удивительно, как истово он желает оставаться человеком. Если бы он узнал, скольких я убил, у него бы шерсть клоками вылезла. Но я стараюсь не посвящать друга в эти подробности, в конце концов, у всех должна быть личная жизнь. С другой стороны, Армон слишком верит в моральные принципы, чтобы опасаться подставить ему спину. И он единственный человек (хе-хе), которому я почти доверяю. Почти.

Потому что полностью я не доверяю никому.

Я позволил напарнику проораться, понаблюдал смену его ипостаси и возвращение в человеческий облик.

— Если ты закончил, то помоги мне вынести Медею, — предложил я. — А потом обсудим, что делать дальше. Хотя я могу обсудить и сейчас, мне она не мешает.

Армон присел перед девушкой, приложил пальцы к ее шее.

— Ну ты и…

— Давай закончим, — пожал я плечами. — То, что я — последняя сволочь, ты уже говорил. И вряд ли твой словарный запас значительно обогатился за прошедшие несколько минут. Так что ничего нового я не услышу. Но у нас есть проблемы посерьезнее моего дурного характера и ее никому не интересной смерти, — я взмахнул в сторону кресла бокалом с вином. — Так что? Ты уже в разуме или еще поорешь?

— В разуме. А девушка еще жива, — буркнул Армон. Он осторожно поднял Медею, прижал к себе. Я равнодушно пожал плечами.

— Рубашку изгадишь, — предупредил я. Напарник не ответил и вышел, ногой захлопнув дверь. Я снова пожал плечами и налил себе еще выпить. Армон вернулся, когда в бутылке осталась половина. Куда он дел Медею, спрашивать не стал, наверное, отнес лекарям. Еще и заплатил им наверняка, чтобы подлатали. Ну, дело-то его. Я давно понял, что за принципы приходится платить. Хорошо, если монетами, а не жизнью. Так что без них все гораздо легче и не в пример веселее.

Армон налил себе вина, выпил залпом. Постоял, глядя на огонь. В желтых глазах плясало пламя, а на лице застыло задумчивое выражение.

— Слушай, еще немного, и я решу, что ты тайно сох по этой девчонке, — не выдержал я. — Ты бы просто завалил ее пару раз, да и все, мигом бы вся дурь прошла…

Он метнулся ко мне с такой скоростью, что я не успел отреагировать. Стальные пальцы сжали мне горло.

— Заткни пасть, — прорычал Армон. — Имей хоть какое-то уважение к девушке!

Я сложил ладонь, но напарник сдавливал мне голосовые связки, не позволяя произнести заклинание. Так что аркан пришлось бросать «немой», силы в таком немного. Но достаточно, чтобы откинуть Армона к противоположной стене. Правда, он почти сразу прыгнул обратно.

— Хватит! — все-таки он меня достал, и я связал его обездвиживающим арканом. Долго не удержу, но этого хватит, чтобы привести оборотня в чувство. — Отвали от меня! Ну осушил я ее, и что? Убьешь меня за это? Или мы будем тут силой мериться? У нас императорские ловцы на хвосте, и, если понадобится, я заберу силу еще десятка таких Медей или сотни, чтобы сохранить свою шкуру! Понял? И ты прекрасно знал об этом, когда согласился со мной работать. Так что засунь сантименты подальше и включи мозги, Армон! Ты забыл, с кем связался? С поганым чернокнижником и проклятым темным, могу напомнить! Нет у меня совести, ясно? И сожалений тоже нет!

Аркан он все-таки разодрал, даже быстрее, чем я ожидал. Но кидаться на меня не стал, упал в кресло.

— Нам надо поговорить, — не глядя на меня, бросил он.

Я перевел дух и опустил руки. Конечно, надо. Я жду этого разговора уже месяц. Когда же ты скажешь мне все, мой дорогой и честный друг Армон? А то уже надоело пить, ожидая этот разговор.

Значит, время пришло…

Упал в вытертое кресло, пока дом не обставят заново, придется терпеть это старое убожество. Закинул ногу на ногу. Ощутил сильнейшее желание выпить… Втянулся, вот гадство.

— Я думаю, ты должен знать, Лекс, — Армон остался стоять, засунув пальцы в шлицы брюк. Качнулся с носка на пятку. — Мы с Одрианной встречаемся. Уже… какое-то время. И я надеюсь, что наши встречи станут чем-то большим.

Ну вот и сказал. Всего несколько фраз, а я вновь на той проклятущей дороге между неподвижных трав, вновь иду куда-то. Шаг за шагом, а внутри имя. Словно камушек в левом ботинке. Царапает, мешает, заставляет морщиться. И незаметно стирает кожу до крови.

— Я не знаю, как совместить работу у тебя и свои встречи с Анни, — Армон слегка поморщился, взъерошил темные волосы. — Боюсь, что это неизбежно приведет к конфликтам. Но и скрывать наши отношения не желаю.

— И что же ты решил, мой благородный напарник? — Выпить хотелось невыносимо. Надраться до потери сознания.

— Я думаю, что нам стоит прекратить совместную деятельность, — негромко произнес Армон. Вновь запустил ладонь в волосы, отдернул. — Проклятие, Лекс! Дело не только в Одри! В городе неспокойно, разве ты не видишь? Чернокнижники поголовно уезжают из столицы, неодобрение темных уже носит угрожающий характер. В газетах ежедневно публикуют новости о найденных пустых оболочках, что когда-то принадлежали магам. Люди пропадают. А ты… привлекаешь внимание! И это наше последнее дельце и найденное кольцо… Плохо пахнет, Лекс. Тебе не кажется, что пора уносить ноги?

— Испугался? — усмехнулся, правда, вышло криво.

— Я боюсь не за себя, — он покачал головой. — Лекс, ты ведь всегда дорожил своей шкурой, разве ты не понимаешь, что пора залечь на дно? У меня ощущение… — он скривился, — что ты делаешь все, чтобы тебя убили. Тебе жить надоело?

Я пожал плечами. Не надоело. Просто… Просто мне было тошно. Хотелось найти хоть какой-то якорь и смысл в своем существовании, но я его не находил.

А теперь стало еще хуже.

— Ты уедешь из города?

Я не ответил и поднялся.

— Ты прав, Армон.

— Прав? — он нахмурился, чувствуя подвох.

— Да. Нам пора расходиться, похоже, дальше у каждого свой путь. Я разрываю наши соглашения и освобождаю тебя от связи крови. Тебе она больше не нужна. Мне — тоже, ты больше не являешься моим защитником. Прощай, Армон.

Он постоял, рассматривая меня. В темных глазах застыла грусть.

— Понятно. Вот как. Прощай, Лекс. Удачи тебе.

Развернулся резко и пошел к выходу. Кинжал качнулся в моей ладони. Я сделал замах. Какого демона этот проклятый оборотень подставляет мне спину? Ведь знает же… все он знает и понимает, благородный рихиор. И все равно идет, неторопливо, даже медленно, словно давая мне возможность всадить нож в широкую спину. Такая удобная мишень. И не промахнусь ведь…

Я опустил руку. Армон замедлил шаг у двери. И шагнул через порог, не оглянувшись. Хлопнула створка.

— И тебе не хворать, — пробормотал я, посылая вслед оборотню заклятие. В конце концов, я только что оплатил уборку поместья…

ГЛАВА 30

Отвратительный город, паскудный вечер и неинтересное задание. Зачем я за него взялся? Убитая девчонка, ее ноющий папаша, кольцо с печатью Двора… Все это выглядело мерзко, чем портило мое и без того паршивое настроение.

Сегодня в подворотнях Кайера я был один. Армон больше не прикрывал мой тыл, и от этого было слегка… неуютно. Я сжал зубы, заставляя себя встряхнуться. Заклятие сработает, как только я его активирую. Это очень удобно, отсроченная смерть, что настигает жертву неожиданно и далеко от его убийцы. Армон знает слишком много, и обо мне, и о Лантаарее. У чернокнижия есть незыблемые законы — нельзя оставлять за спиной тех, кто может навредить. Значит, надо выкинуть аркан и послать к нему смертельную весточку, затянуть на шее невидимую петлю, из которой не сможет выбраться даже рихиор. Где это произойдет? На улице, в чайной или… у Одри? Кто окажется рядом?

Я разозлился. На себя, потому что медлил. И потому что хотел убить по другой причине, никак не связанной с раскрытием моих тайн. Потому что желал затянуть удавку на шее Армона от одной мысли о его… встречах с Одри.

Вонючая задница сгнившего демона. Ну за что мне это?

Вздохнул, осматривая узкую улочку. С двух сторон подпирали глухие стены домов, сточной канавы здесь не было, и, похоже, все отходы выливались прямо на улицу. Воняло здесь знатно. Где-то за поворотом должен был ждать Крыс, один из моих информаторов. Но… Мне здесь не нравилось.

Оглянулся, закинув поисковые ловушки. Узлы не отозвались, фон силы обычный, чуть уплотненный, как бывает на окраинах города. Так что меня беспокоит?

Тишина. Слишком тихо для местечка, где всегда слышны пьяные вопли, глумливые визги, лай собак и карканье ворон, копающихся в отходах.

Тревога забила в нутро набатом, и я дернулся, метнулся в сторону, желая убраться отсюда как можно скорее. С информатором я не встретился, ну и демоны с ним, обойдусь. Да и вовсе пора скидывать это дельце, несмотря на мою злость, я понимал, что Армон прав. Надо уносить из Кайера ноги, и как можно скорее. Ланту я предусмотрительно перепрятал, теперь по моему приказу она принимала любую форму, так что стало проще. И самому пора бы убираться куда-нибудь на север, там говорят мало ловцов и много беззакония. Как раз по мне.

Только осталось подчистить хвосты, активировать аркан Армона и запечатать поместье.

Тишина оглушала, и я побежал, уже не скрываясь и петляя зайцем. Усиление магического фона ощутил ударом под ребра, словно воздух стал густым настолько, что дышать им было невозможно. Проклятие! Это означало, что рядом возник светлый источник, губительный для меня.

— Шинто рех!

Выкинул аркан вихря, активируя на полную мощность, хотя ловцов пока не видел, но уже не сомневался в их присутствии. И в том, по чью черную душонку они явились. Шквалистый ветер ударил в стены домов, завыл в «трубе» улочки, разметал опавшую листву и мусор. С хриплыми воплями разлетелись вороны, где-то взвыл Крыс, который заманил меня в ловушку. Я на звук кинул смертельное проклятие, чтобы подыхал в муках, сволочь.

Мой ветер слегка ослабил магический фон, уравновесил тьмой, и возле домов проявились смазанные тени ловцов. Серые плащи, плывущие силуэты… сплюнул. Первый Круг. Какая честь. Пятеро.

— Ну, подыхать, так весело, — пробормотал я. — Шинто антара!

Соединил ладони, мизинцы, большие пальцы, запястье, разрыв и активация руны на плече. Два аркана сплелись намертво — разрушение и гниль. Ветер стих, зато по стенам поползла черная плесень — живая, голодная, губительная. Камень под ней плавился и крошился, земля вскипала, плетущийся до крыш плющ осыпался склизкими кусками. Гниль неслась вперед прожорливой хищницей, я — назад, хотя и понимал, что и там меня уже ждут.

Куда? Вверх?

Активировал левитацию, запрыгнул на черепичный скат. Побежал, перепрыгивая через балки. Рядом взорвалась вспышка, и я упал, накрытый волной светлой силы. Гаааадыыы… Втянул воздух, сплюнул кровь. Светлый перевернутый источник был слишком близко, мощный, пожирающий меня, выпивающий до дна. Раньше такие штуки использовали только в Первом Круге, по предписанию Двора, воронка способна вытянуть из темного всю силу. Но разве она не запрещена, мать вашу?

Снова побежал. В ноге пульсировала боль, кажется, чем-то зацепило. Смазанные тени скользили по бокам, почти не касаясь крыши. Призраки, чтоб их… Скат закончился, и я прыгнул на следующий. Аркан вышел кривой, я запнулся в каком-то звуке, и левитация оборвалась раньше, чем нужно, ударив меня о стену. Зацепился за водосток, подтянулся, закинул тело на крышу. Вскочил, побежал! Ловцы уже рядом, не нужно оборачиваться, чтобы их увидеть. Я чувствовал перевернутый источник, ощущал его всем нутром, как губительный и бездонный колодец, в который меня тянуло.

А это вам как?

Остановился на миг и ударил ладонью по скату. Дом содрогнулся. Замер, дрожа, словно живой. И подпрыгнул, ломая крышу за моей спиной, выстреливая камнями, обрушаясь внутрь щепками! Одна из теней стала четче, я услышал глухое ругательство и усмехнулся. Ловец свалился в раскрывшуюся дыру, остальные метнулись за мной.

Прыжок на соседний скат!

— Раххун!

Вспыхнули файеры, слились и огненной волной понеслись на императорских гончих. Только бы уйти! Добраться до Стены, а там… Залягу на дно, затаюсь, сменю личину. Не найдут!

Подавитесь, серые!

Активация тьмы, перестройка зрения. Не удалось. Над нами почти сразу вспыхнула ослепляющая звезда, заливая округу светом, ослепляя и сжирая мою магию. Еще рывок! Прыжок, скат… В спину ударило, словно меня огрели кувалдой, заклятие я оборвал на полувздохе и покатился по крутому скату, не в силах даже зацепиться. Аркан выкинул на удачу, не глядя, и хрипло рассмеялся, услышав крик. Попал. Мелочь, а приятно. Мешком свалился на землю, вскочил. Тени скользнули разом с трех сторон. Мать вашу, да сколько вас?!

Аркан, запястья, выкрик! И очередной удар, на этот раз под дых. Да так, что согнулся, пытаясь сделать вдох и не выплюнуть с кровью сердце. Краем глаза заметил приближающуюся фигуру ловца, словно ветер на миг обрел форму. И черная воронка перевернутого источника оказалась прямо передо мной, засасывая в свою глубину.

— Да чтоб вас…

И темнота.

* * *

Темная комната, магические шары по углам, стол. Я осмотрелся со скучающим видом. Сила молчала, здравствуй, отведи-камень. На ногах — колодки, руки сцеплены за спиной. Правда, пока не пытали, и я раздумывал, что мне предстоит в первую очередь. Говорят, у здешнего палача такой арсенал, что от одного вида узники начинают выдавать все свои секреты — реальные и выдуманные.

За столом сидел мужчина, черный мундир без опознавательных знаков, аккуратная стрижка, выправка, выдающая военного. Я насторожился. В незнакомце не было ничего пугающего, но я подобрался, словно хищник перед сильным противником.

Ловец оторвал взгляд от бумаг, которые просматривал, смерил меня взглядом. Усмехнулся.

— У меня десять минут, чернокнижник, поэтому буду краток. Тебя взяли на незаконном применении запрещенных рун и использовании темной силы во вред гражданам Кайера. И за оказание сопротивления ловцам. На твоем теле выжжены руны, нанесение которых находится также под запретом. — Я вскинул бровь. Однако… — За эти преступления тебе грозит виселица. Не удивляйся. С сегодняшнего дня вступил в силу закон, подписанный императором. Чернокнижие официально запрещено на территории Империи.

— Какое совпадение, — буркнул я. Ловец усмехнулся.

— Мы взяли всех темных, что были в городе. Не только тебя. Но далеко не всем я делаю предложения, подобные этому. — Он откинулся на спинку стула. — У тебя два варианта, Лекс Раут. Пытки и петля или… служба в рядах ловцов, на благо Двора и нашей Империи. Итак?

Я попытался сдержать изумление. И криво усмехнулся.

— Я услышал лишь один вариант. Тот, в котором я жив и относительно здоров.

— Что ж, значит, я в тебе не ошибся.

Ловец нажал на кнопку вызова, дверь распахнулась.

— Подготовьте его, — распорядился мужчина.

Я открыл рот, собираясь задать еще множество вопросов, например, почему я? И чуяла моя черная душонка во всем этом какой-то подвох… Чернокнижника в ловцы? Можно сдохнуть от смеха!

Но меня уже настойчиво толкали в спину, вынуждая двигаться.

— Ты везунчик, темный, — буркнул косматый страж. — Считай, заново родился.

— Угу. Снова, — протянул я. — Кто это был?

— Ты совсем дикий? — стражник округлил и без того выпученные рыбьи глаза. — Это эскадор императорских ловцов, Норд Оскол.

Я медленно кивнул, осмысливая услышанное.

Значит, новая жизнь. Кто бы мог подумать… Где я и где мундир ловцов… Однако вот я иду по узким коридорам застенков, и не к плахе, а к почетной должности. Вечные обладают отменным чувством юмора.

— О прошлом можешь забыть прямо сейчас, — стражник добродушно ткнул меня в плечо. — И обо всех, кто остался за этими стенами. У ловцов нет семьи и друзей, так что…

Он распахнул дверь во внутренний двор, и меня окатило брызгами холодного осеннего дождя. Над круглой крепостью зависли свинцовые тучи, но как же я был им рад!

После недели в подвале ледяной воздух показался вкусным, словно дорогое лакомство.

— Если тебя кто-то ждет, забудь о них прямо сейчас. Ты для них умер, — закончил страж.

Я облизал губы.

— Никто меня не ждет.

— Ну, значит, тебе легче.

Стражник кивнул и повел меня через мощенный серым камнем двор.

Марина Суржевская Лекс Раут-2

Глава 1

Пробуждение мне не понравилось.

Конечно, трудно прийти в восторг, когда вас выдирают из сна воем магической сирены, от которой, казалось, содрогались не только ловцы, но и сами стены Бастиона.

К несчастью, сирена оказалась тренировочной. Я предпочитал настоящие, так был шанс покинуть на какое-то время опостылевшую башню, в которой я жил последние три месяца.

Содрал себя с койки, помянув недобрым словом всех Богов, оделся, застегнул мундир, в очередной раз подивившись самому факту своего нахождения здесь.

– Гнилье смрадное!

Одна из пуговиц отлетела, звонко подпрыгнула на досках пола.

– Попридержи свои заклинания, чернокнижник! – Флай Харт, как всегда собранный и аккуратный, наградил меня неприязненным взглядом.

– Я всего лишь ругаюсь, гребаный ты чистюля. – Подобрал пуговицу и с досадой повертел ее в пальцах. Ненавижу пуговицы.

– Лексикон отбросов. – Приятель Харта, Ник Галаххан по прозвищу Шило, изобразил презрение. – Не удивляйся, Флай. Отребье не умеет разговаривать по-человечески. Попробуем проявить снисходительность, мой друг!

Приятели усмехнулись, к ним присоединились Здоровяк и земляной стихийник, которого все звали Грязь. Остальные воздержались, по опыту зная, что связываться со мной не стоит. В первый месяц многие пытались поставить на место зарвавшегося темного, то есть меня. Некоторые из пытавшихся до сих пор в целительской. Я быстро объяснил всем желающим, что силы у меня немало, как магической, так и обыкновенной, а вот принципов – ни одного. И, в отличие от светлых, я далек от понятий долга и чести, которыми они здесь так гордятся. Я не гнушаюсь ударить из-за угла или в спину, а то и наслать какую-нибудь на редкость неприятную болезнь, от которой нет лекарства. И память на оскорбления у меня великолепная.

Так что ловцы, кроме этой на редкость тупой четверки, трогать меня перестали. Один Харт никак не мог успокоиться. Видимо, высокий статус не давал этого сделать. Поговаривали, что ловец отпрыск кого-то из членов Двора. Правда, верилось мне в это с трудом. С чего бы ему тогда жить в Бастионе и влачить жизнь обыкновенного стража закона?

Как бы там не было, но гонор у Харта был вполне императорский.

Я прилепил пуговицу магией и прошел мимо, не отвечая. Всему свое время.

…Удар, бросок, переворот! Подножка. Уклониться, упасть, швырнуть аркан – хрен там… Шило снова увернулся, увертливая сволочь. Зато его заклятие взорвалось перед лицом вспышкой, ослепляя меня. А-а-а, чтоб ты сдох! Бил говнюк наверняка, быстро раскусил, где у меня брешь в щите. Сволочь. Ну ладно…

Упасть, откатиться. На ощупь, на одних лишь ощущениях, инстинктах и вбитом умении чувствовать угрозу кожей, а не только видеть. Каменная крошка, брызнувшая в лицо совсем рядом. Аркан подчинения выкинул, не задумавшись.

– Раут, запрещенный прием. Чистишь конюшню. Галаххан – помогаешь. – Голос наставника прервал тренировку.

– Его-то за что? Шило не использовал запрещенные руны! – возмутился Харт, наблюдающий поединок.

– За то, что поймал заклятие. И к тому же, Раут сделал его своим рабом на несколько дней, куда я теперь дену этого идиота?

– Раута?

– Обоих! – отрезал командор. – Все, убирайтесь.

Я скрипнул зубами и на ощупь потянулся к своему мундиру. Перед глазами плавали мутные белые пятна и размытые тени. Но даже если ты сдох и начал разлагаться, все равно обязан быть в мундире и при всех атрибутах ловца! За плохо начищенный медальон вполне можно схлопотать несколько суток карцера, а то и что-нибудь похуже… Правда, я приспособился – навел заклятие очищение с постоянным обновлением, и теперь мой амулет натирался самостоятельно, вызывая искреннюю зависть остальных ловцов. Говорить о своих арканах, конечно, не стал, меня и так тут активно… не одобряли. Ну, еще бы, среди академических чистеньких светлых я со своей седой башкой и разрисованным телом был не то что ворона белая – а говорящее умертвие на свадьбе. Ну очень неуместно, да и пахнет плохо. Быть темным в Бастионе Ловцов – то еще развлечение. А активно практикующим темным – и вовсе цирк.

– Шило, ко мне, – приказал я, стараясь не показать, что ни хрена не вижу.

– Да, господин, – покорно отозвался Ник. Со всех сторон долетели сдавленные смешки. Я быстро прикинул их расположение. Два справа, три слева… ладно, двинулись.

– На колени. Повезешь меня. Я сегодня не в настроении ножками топать.

Смешки перешли в общий гогот. Я усмехнулся, сделал шаг в сторону опустившегося рядом темного пятна. Уселся на спину Нику.

– Но-о, лошадка! На конюшню, там как раз твое место!

Гогот стал оглушающим, я тоже изо всех сил удерживал на лице радостный оскал. Главное, покинуть тренировочную, а там…

Шило на четвереньках двинулся к выходу, провожаемый хохотом и подначками. Кажется, я только что приобрел кровного врага. Еще одного. Ну хоть в чем-то я оказался талантливее остальных.

– Но-о-о!

Дверь хлопнула, отсекая нас от гогота, и я слез с Галаххана.

– Я тебе… этого… не забуду… – с трудом процедил Шило.

Я пожал плечами. Брошенный на восстановление резерв слегка нейтрализовал аркан слепоты, и размытые пятна приобрели туманные очертания.

– Я… тебя…

Надо же! Даже сквозь мой аркан пробился. Не зря Шило считают самым способным ловцом.

– Тебя… урою!

– Да заткнись ты. Я же не виноват, что ты меня ослепил. – Потряс головой, надеясь вытряхнуть из башки чужую силу. Какой там! От круговерти пятен и напрасных усилий голова взорвалась болью, заставив меня зашипеть сквозь зубы.

Благо, у меня под боком один жутко злой, но послушный раб.

– Топай давай, – приказал я. – И осторожно, чтобы я не споткнулся. В обход идем, через арки. Будешь возмущаться, повезешь верхом, уяснил?

– Ссссс….ка! – что именно хотел, но не смог сказать ловец, уточнять не стал. Ведь явно ничего хорошего.

– Да иди уже.

Шило мелкими шагами двинулся вперед, я, опираясь на его плечо, – следом. Хвала Бездне, время тренировок, а значит, все на полигонах. В галерее арок – изрезанного отверстиями коридора – выл ветер, сбивая с ног, все же конец зимы на дворе. Я поежился и встал с другой стороны, используя Шило как живую преграду. Правда, толку от этого было мало. Вот всегда представлял Бастион Ловцов как-то по-другому. Комфортнее что ли. А здесь… Я сплюнул от досады.

За галереей начиналась лестница, и я вцепился в своего поводыря, не желая свалиться и свернуть себе шею. Далее через внутренний двор, изрытый рытвинами и выжженными кратерами от заклятий, до самых конюшен. Пока дошли, слепота почти прошла, так что в вытянутое строение я уже вошел сам. Лошади тихо храпнули, приветствуя нас. Я с комфортом устроился на тюках сена и махнул рукой Галаххану.

– Ну и чего встал? Чисти.

– Заклятие… сними… – он метнул на меня взгляд, полный ненависти.

– Ну да, чтобы ты на меня бросился? Работай, Шило. Заодно и остынешь. И мышцы потренируешь, тебе полезно. А то дохлый какой-то. Ты мне спасибо сказать должен, активная работа на свежем воздухе улучшает сон и аппетит. Приступай.

Он наградил меня ненавидящим взглядом и двинулся к загонам. Дергая руками и ногами, потому что разум парня сопротивлялся моим приказам, а тело подчинялось, Галаххан достал инвентарь и принялся за отчистку конюшни от навоза и мусора. Я закинул руки за голову, вытянул ноги и задумался. Зрение почти восстановилось, хотя перед глазами все еще плавала какая-то муть.

Равномерные звуки скребка и вил, пыхтение Галаххана и танцующие в луче света пылинки убаюкивали и умиротворяли, успокаивали привычный пожар внутри меня.

Мне даже удалось вздремнуть, пока Шило начищал стойла. Так что я решил, что неплохо бы и перекусить.

Нижний зал встретил аппетитными запахами мясной похлебки и свежего хлеба. Я прошел между рядами скамеек, не обращая внимания на неприязненные взгляды, но чутко прислушиваясь. Подошел к столу в углу, что снова стоял пустой. Наивные светлые, видимо, думают, что таким образом демонстрируют чернокнижнику его место. Идиоты. И это ловцы. Да чихать темные хотели на такую компанию, к тому же я тоже не жаждал разделить трапезу с этими чистюлями. Вольготно расположился на скамье, щелкнул пальцами.

– Прислужник, неси обед!

– Тут нет прислужников, Раут, – первым не выдержал Харт. Я широко улыбнулся.

– Их нет у тебя, чистюля. – Взмахнул рукой. – Шило, шевели задом!

По рядам ловцов прошел возмущенный ропот, когда между лавок возник бледный до серости Галаххан, несущий поднос с тарелками.

– Ссс… сволочь! – выдавил он, бухая поднос на стол. Я окинул его снисходительным взглядом.

– Но-но, язык попридержи. А то прикажу его сожрать. И самое забавное, ты не сможешь этому противиться.

– … ответишь!

Я пренебрежительно пожал печами. Уж чем-чем, а угрозами меня давно не напугать. Ткнул пальцем в лепешку.

– Несвежая какая-то. Поменяй. Да выбери самую румяную, я сырое тесто не ем.

Шило зашипел сквозь зубы, вызвав у меня новую порцию радости.

– Вали.

И с энтузиазмом опустив ложку в похлебку, принялся есть. Галаххан, подволакивая ноги и дергая руками, отправился к столу раздачи. В Нижнем Зале, заполненном пятью десятками ловцов, повисла тишина. И в ее гулкой враждебности лишь слышно было, как шаркают ноги Галаххана, да весело стучит о край тарелки моя ложка. Хронометр внутри меня щелкал, отсчитывая минуты. По моим прикидкам их должно было хватить на мой обед. А вот на десерт уже вряд ли. А жаль, сегодня я учуял запахи яблочного пирога, моего любимого. Это то немногое, что делало жизнь в Бастионе хотя бы терпимой.

Ложка прошлась по дну, собирая остатки похлебки, я с наслаждением опустил ее в рот, зажал между зубов. В этот момент внутренний хронометр щелкнул и остановился, а Харт вскочил и ударил ладонью по столу, посылая волну. Дальше все произошло мгновенно: сила упруго сжалась, а потом выгнулась и покатилась, словно океанское цунами. Харт ударил правильно, всех присутствующих в этом зале светлая волна лишь прошила насквозь, не причинив вреда, а вот меня – темного, была способна и убить. Почти видимая сине-голубая завеса всколыхнула пространство и ринулась ко мне. Я вытащил изо рта ложку, облизал, прищурился и метнул столовый прибор прямехонько в центр светлой волны. Уже в полете ложка преобразовалась, вытянулась до размеров копья, завертелась, самозатачиваясь. Пробила упругую завесу, вспыхнув алым пламенем и снося все на своем пути: столы, лавки, ловцов!

В один миг Нижний Зал стал походить на место битвы. Харт выплюнул ругательство и ударил ледяными глыбами, которые я испарил прежде, чем они долетели до меня. Правда, дальше стало хуже. Потому что к ловцу присоединились приятели. Здоровяк положил ладони на плечи Флая, усиливая его. Грязь уже заворачивал вокруг меня песчинки своей стихии, образуя воронку.

Я усмехнулся.

– Эй, а где же твои принципы, Харт? – прокричал я сквозь усиливающийся гул. – Трое на одного?

– С тобой о принципах можно забыть, чернокнижник, – сквозь зубы прошипел ловец. – Я таких, как ты, десяток в застенки отправил. Это просто насмешка над нами– твое нахождение здесь!

Наши силы столкнулись и сцепились, словно дикие звери, да только я стоял один против нескольких…

Сжал зубы, решив не тратить энергию на слова. Внутренний хронометр начал новый отсчет: раз, два, три…

Меня давили, от светлого потока магов уже тошнило, тело покрылось противной испариной.

Пять, шесть…

В воздухе раздался хлопок, и поглощающая воронка сожрала нашу магию, что Светлую, что Темную. Словно огромные ножницы разрезали канаты, державшие нас с ловцами, и мы отшатнулись в разные стороны. Я-то на ногах устоял, а вот Харт свалился, увлекая за собой и Грязь, и Здоровяка. Конечно, они прикладывали больше сил, а значит, и отдача болезненнее. Нескольких мгновений, пока они приходили в себя, хватило, чтобы я перепрыгнул перевернутый стол, на ходу закручивая в жгут холстину и накладывая аркан обледенения. И этим «оружием» ударил с размаха по скуле Харта, разбивая ему лицо и лишая ориентиров. И сразу развернулся, пригнулся и вогнал снизу кулак в подбородок Здоровяка, понимая, что этого громилу лучше бы обезвредить сразу, второго шанса у меня не будет. Мамаша Здоровяка, наверняка, согрешила с каким-нибудь степным орком, иначе в кого он такой шкафообразный?

Апперкот удался, громила рухнул и отключился.

Грязь не выдержал, выхватил клинок, и я хмыкнул. Болван. Вот этого делать точно не стоит. Потому что…

Магия эскандора Оскола Норта залила Нижний Зал и раскидала нас в стороны, словно щепки. Я откатился, встал на ноги, сплюнул, привычно пробегая языком по зубам, чтобы проверить все ли на месте. И взгляд магистра Светлой магии, а заодно и нашего командира, встретил спокойно. Ловцы затихли на своих местах, боясь нечаянным движением привлечь внимание седоволосого мужчины. Он окинул зал ничего не выражающим взглядом. Окружающие напряглись.. Оскол Норт мгновение сверлил меня взглядом, потом повернулся к четверке ловцов. Харт успел подняться и теперь стоял, вытянувшись и упрямо сжав тонкие губы. Всем своим породистым лицом выражая уверенность в собственной правоте.

Правда, это чувство сменилось гневом, когда эскандор озвучил решение:

– Ловец Харт – вы напали первым и являетесь зачинщиком драки. Ловцы Элонд и Кофр – он уставился на Здоровяка, что пришел в себя и сейчас очумело тряс головой, и Грязь, – вы способствовали. Ловец Кофр, вы взялись за оружие, решив направить его против одного из вас. Все трое – на полигон. До полуночи, без остановки.

Ловцы издали дружный стон, я усмехнулся.

– Он не один из нас, – Харт сказал это глухо, но в глаза магу смотрел твердо. – Он чернокнижник. Ему не место рядом с императорскими ловцами, эскандор!

Наставник чуть склонил голову.

– Вы хотите написать официальное возражение на имя Светлой Гильдии, ловец Харт?

Тот почти слышно скрипнул зубами.

– Нет, эскандор.

Маг кивнул, окинул взглядом зал и указал рукой на дверь. Харт с приятелями двинулись к выходу, наградив меня напоследок убийственными взглядами. Впрочем, на переглядки мне было плевать, как обычно. Ненавидящие взгляды со всех сторон ничуть не испортили мой аппетит. И, возможно, там даже остался пирог.

Норт повернул ко мне голову.

– В кабинет начальника Бастиона, Раут. Немедленно.

Вот же гадство. Аппетит мне все-таки испортили.

Глава 2

Стены монастыря выглядели до боли родными. Все тот же серый камень и витые ограды, украшенные ярким багрянцем плетущегося лесного плюща. Конусная крыша со светлой черепицей. Окно, с которого смотрела Богиня, держащая в руках маятник равновесия.

Все знакомо, привычно, умиротворяющее…

Так почему же даже здесь она не может успокоиться?

Одри вздохнула и поднялась с каменной скамьи. И вовремя, на дорожке между облетевшими яблонями прошуршало жесткое платье настоятельницы, и послышались ее неспешные шаги.

– Одрианна, я рада тебе, – жрица улыбнулась, не размыкая губ. – Ты давно не заглядывала, но я рада видеть тебя в добром здравии. Хотя… – настоятельница всмотрелась в бледное лицо девушки, – вижу, что пришла ты не за воспоминаниями. Тебя что-то тревожит?

Одри склонила голову, сложила ладони в молитвенном жесте, развела, изобразив маятник равновесия.

– Все в руках Богини, хранительница, – заученно произнесла она и вздохнула. – Но вы правы. Меня, действительно, кое-что тревожит. Благодарю, что нашли время для разговора со мной.

– Давай пройдемся, Одрианна. – Наставница указала рукой на дорожку вглубь сада. – Сегодня хороший день для неспешной прогулки.

Две женщины – пожилая и молодая – пошли рядом.

– Так что тебя тревожит?

Одри тронула рукой ветвь, отвела в сторону. Кора была влажной, на пальцах остался темный след.

– Я выхожу замуж, хранительница.

– Это прекрасная новость! – настоятельница вновь улыбнулась. – Ты ведь знаешь, Богиня одобряет и поддерживает всех, кто решает создать семью. Добрый муж становится продолжением жены, он уравновешивает ее. А наша главная задача – стремиться к равновесию! Но… – она бросила на девушку быстрый взгляд, – кажется, тебя мучают сомнения? Ты не уверена, что твой избранник станет тебе добрым мужем?

Одри покачала головой.

– Напротив… я в этом уверена. Мой избранник… он идеален, – Одри вздохнула. – Понимаете, хранительница, Армон… так его зовут, он лучший мужчина из всех, кого я когда-либо встречала. Он добрый, заботливый, сильный… И, кажется, он любит меня… понимаете? Он просто идеален. Он тот, о ком я мечтала всю жизнь! Богиня, да он просто подарок, посланный мне небом! А я…

–Ты?

– Я… – Одри запнулась. Нахмурилась. – Я… – слова застревали в горле, и выдавить их из себя было неимоверно трудно. – Я, кажется…

– Что? – наставница нетерпеливо смахнула с лица капли, что сыпались с веток.

– Я думаю о другом мужчине. – Одри зажмурилась. Но слова уже повисли в воздухе, и дышать стало легче. – Я постоянно о нем думаю, хранительница! Не могу освободиться. Не могу забыть! Он словно наваждение, понимаете?

Она в отчаянии прижала ледяные ладони к пылающим щекам.

– Я не знаю, что мне делать, хранительница, не знаю, как успокоиться и забыть его!

Настоятельница поджала губы.

– Ты разделила постель с этим мужчиной?

Одри покаянно кивнула.

– Я не хотела… То есть… хотела. То есть… я совсем запуталась! Я думала, что помогаю, я хотела спасти своего друга Дориана, понимаете? Я думала, что просто помогу его спасти! Я не желала зла! Но все вышло просто ужасно! Лекс, его хотели убить! А я… виновата! И он не простит меня, понимаете? А я… я ведь…

– О, так тебя мучает чувство вины? – настоятельница свела кустистые темные брови.

– И это тоже. Да, я чувствую себя виноватой перед Лексом. Но не только это. О, хранительница! Я совсем потеряла равновесие! И не могу обрести его, как ни стараюсь!

– Дитя, – настоятельница сложила ладони у подбородка. – Тебе надо лишь попросить прощения. У этого человека… Лекса. Пусть он простит тебя, и твоя душа обретет покой. Чистосердечное прощение омывает сердце просящего целебным бальзамом, смывает горечь и боль вины. Прощать и просить прощения – вот наше…

– Это невозможно. – Одри была так расстроена, что перебила светлую хранительницу, чего никогда себе не позволяла. – Совсем-совсем невозможно. Лекс никогда меня не простит. К тому же, он пропал. И он чернокнижник.

– Что?! – вопль хранительницы разорвал благостную тишину сада и заставил возмущенно закаркать залетевшую ворону. – Ты сошла с ума, Одрианна? Ты… ты связалась с темным? И даже… разделила с ним ложе? О, Богиня, это отвратительно! – настоятельница торопливо забормотала воззвание к Богине, раз за разом рисуя у груди око небесной покровительницы и изображая чашу равновесия. Потом резко прервалась и уставилась на бывшую воспитанницу гневным взглядом. – Это просто непозволительная, вопиющая, ужасающая новость, Одрианна! Ты меня разочаровала. У меня нет слов.

Девушка вздохнула. Конечно, чего еще она ожидала от наставницы?

Понимания. Она желала его. Но, увы. Жрицы Богини никогда не примут связь с чернокнижником, для них это то же самое, что связь с самим демоном Изнанки.

– Одрианна, – наставница взяла себя в руки и снова вздохнула, всем своим видом выражая вселенскую скорбь. И указала на беседку в глубине сада. – Присядем. Кажется, нам надо поговорить.

В алькове было тепло от жар-камня, стоявшего в углу, и женщины присели на деревянную скамью с резной спинкой. Одри сложила руки на коленях. Когда-то она любила этот сад и эту беседку. Она пряталась в самой глубине, и сюда не долетали шум монастыря и песнопения. Здесь всегда было очень тихо, и маленькая девочка могла побыть наедине с собой и своими мыслями.

Настоятельница тронула ладонь Одри.

– Ты вспоминаешь детство? – спросила она, словно прочитав мысли бывшей воспитанницы. – Ты была особенным ребенком, Одрианна. Я до сих пор помню день, когда ты появилась у нас. Маленькая, заплаканная, в ореоле золотых волос… Ты казалась чудом, солнечным светом, что озарил тот зимний день. – Настоятельница помолчала. – А потом ты обернулась в какое-то чудовище. Создала иллюзию. Напугала всех хранительниц и девочек до истерики.

Одри сдержала улыбку. Да, ее появление в этом месте было впечатляющим. Правда, тогда она еще не умела контролировать свой дар, и ее иллюзии появлялись спонтанно, независимо от желаний маленькой девочки.

Хранительница осуждающе покачала головой.

– Наша Богиня учит нас равновесию, Одрианна. Учит гармонии. И осуждает магию, ты знаешь это. Магия делает человека горделивым, она внушает ненужные мысли, иллюзию власти, желание сравняться способностями с Богиней. Да, мы терпимо относимся к магии Светлой. Она направлена на помощь людям, и наш император держит Гильдию Светлых в должной строгости. Но темные! – хранительница не сдержалась и вновь гневно поджала губы. – Да еще и их худшие представители – чернокнижники! Мудрая Богиня, это самое ужасное, что может случиться с женщиной!

Самое ужасное? Сильные руки, сжимающие ее тело… нежные пальцы… Губы, что дразнят и мучают, вновь и вновь приближая ее к вершине блаженства… Его насмешки, от которых хочется смеяться… Нечаянная забота, от которой хочется плакать…

Одри вздрогнула и очнулась, покосилась виновато на хранительницу, радуясь, что та не может заглянуть ей в голову и увидеть эти крамольные мысли.

– Ты была особенной, милая, – хранительница улыбнулась. – В тебе была магия. Должна признаться, мы не хотели брать под свою опеку ребенка-иллюзиона. Это было слишком… опасно. Для других детей.

– Почему же взяли?

– Мы поняли, что твоя душа светла, и мы обязаны помочь ей обрести Богиню, – пафосно изрекла хранительница.

«Ну да, – сказал внутренний голос Одри, и почему-то он был пугающе похож на голос Лекса. – Обрести свет, как же! Просто Толстяк Гнидос вам хорошенько заплатил за возможность избавиться от обузы в виде нечаянно свалившейся на голову малолетней родственницы».

Девушка потрясла головой и заставила себя улыбнуться.

– Но в тебе всегда боролись свет и тьма, милая, – хранительница снова поджала губы. – Это магия, дорогая. Магия толкает тебя к тьме, не дает познать равновесие, искушает. Этот мужчина… – женщина скривилась, словно и говорить об этом ей было трудно. – Чернокнижник… он порочен?

– О, – Одри подавила неуместный смешок. – Он просто воплощение порока, хранительница.

– Ужасно! – женщина сложила ладони в молитвенном жесте, прося у Богини защиты. – Вопиюще и возмутительно! Но Богиня любит тебя, Одрианна, она посылает тебе надежду! Твой жених, ты ведь сама говоришь, что он порядочный человек, так?

– Да, он замечательный, – вздохнула девушка.

– Вот видишь! Он – твой шанс на спасение, милость Богини, что решила уберечь тебя от чернокнижника! Твой жених любит тебя?

– Я… я думаю, да…

– А ты его? Впрочем, это неважно, – хранительница взмахнула рукой, отметая нелепый вопрос. – С ним ты тоже разделила ложе? – наставница укоризненно поджала губы, показывая, что думает о поведение Одри. Впрочем, чего еще ожидать от мага– иллюзиона?

– Нет, – она опустила глаза. Под суровым взглядом хранительницы девушка всегда чувствовала себя виноватой. – Армон, он… он хочет подождать до обручения. Он дает мне время, чтобы я… была уверена. – Она снова тяжело вздохнула. – Я ведь говорю, он идеальный.

Только вот почему эта идеальность в самой Одри вызывает лишь глухую досаду? Вот Лекс ни за что не стал бы ждать… Но разве это не должно казаться ей ужасающей наглостью, а не достоинством?

– Я в смятении, хранительница, – пробормотала девушка.

– Вот видишь. Ты и сама все понимаешь, Одрианна. Твоя душа видит, кто действительно заботится о тебе, а кто лишь пользуется. Свет Богини все же коснулся твоей души и дал ей зрение! – хранительница поднялась, и девушка тоже встала. Женщина склонила голову, рассматривая воспитанницу блестящими карими глазами. – Порок притягателен, милая. Очень притягателен. Мы все знаем, что такое искушение. Но ты не должна поддаваться ему, делая выбор. Богиня дает тебе шанс стать счастливой и выбрать правильного мужчину, так не гневи ее. Следуй путем света и прими верное решение. Пусть твоя душа познает равновесие, Одрианна.

Хранительница кивнула, приложила ладонь ко лбу и ушла, оставив воспитанницу в глубине облетевшего сада. Одри поежилась, протянула ладони к жар-камню. Сухое тепло лизнуло пальцы.

Зачем она приехала сюда? Надеялась, что в этих стенах, в которых прошло ее детство, станет легче? Или проще? Надеялась найти ответ, которого не было.

Она пошла по дорожке, трогая влажные ветви яблонь.

Глава 3

За окнами узкого коридора, что вел к начальнику Бастиона, виднелся Рианский лес и синели вдали скалы. Правда, особо рассматривать было некогда, «немедленно» на языке начальства означает «уже должен стоять у двери, и плевать, как ты это сделаешь, ловец».

Я на бегу успел активировать аркан очистки одежды и выдохнул, замерев у двери из красного дерева, на котором был вырезан ястреб, раскинувший крылья на обе створки. Я склонил голову, изображая почтение.

– Лекс Раут, седьмой круг, явился по приказу эскандора первого круга Оскола Норта.

Ястреб окинул меня злобным взглядом, щелкнул клювом, но крылья сложил.

Я толкнул створку и, не удержавшись, ткнул клинком деревянного пернатого стража. Ястреб попытался меня клюнуть. Я скривился. На блестящем дереве не осталось ни царапины. Ну ладно. В следующий раз попробую аркан молнии. Создам одну такую маленькую, для этой клюющейся заразы…

Шагнул в помещение и, как положено, развернул ладони, показывая, что они пусты. Сам кабинет, выполненный в красных и светлых тонах, с наборными панелями на стенах, зависшим в углу вращающимся глобусом, массивным столом и множеством артефактов, вмурованных в камень, заставлял меня морщиться. Магистр был светлым, конечно, а самое плохое, что в этой комнате находился его источник, узел, от которого ловец питался практически безостановочно. Поговаривали, что начальнику Бастиона Алину Больдо уже более четырех столетий, и что стоит ему отойти от узла, как эскандор превратится в мумию. Не знаю, насколько это было правдой, энергетику мага я не ощущал. К тому же, рядом со светлым источником мне довольно быстро становилось плохо, организм впитывает силу независимо от моего желания, а вот переварить не может. Так что наши разговоры я старался не затягивать.

Эскандор – поджарый и седовласый, окинул меня острым взглядом прищуренных и светлых до белизны глаз.

Я повторил имя и звание, щелкнул каблуками. Застыл, пытаясь отгородиться от разлитой здесь силы.

– Лекс Раут. Снова, – с неприязнью выдавил эскандор.

Я промолчал. Больдо раздраженно кинул на стол документы. Но опустились листы плавно и сами собой начали сворачиваться в свитки, складываясь аккуратной стопкой на подставку.

– Иногда я думаю, что мы сглупили, решив пополнить тобой наши ряды. – А вот голос у эскандора все-таки старческий, дребезжащий. – От тебя слишком много проблем, Раут.

– Это Бастион для светлых, – не сдержался я. – Я могу стать ловцом. Но я останусь чернокнижником. Это не изменить.

– Так может, лучше и не пытаться? – протянул эскандор. Я пожал плечами. Маг встал, отошел к глобусу, заложил руки за спину. – Ты в Бастионе три месяца, Раут. И за это время успел устроить несколько пожаров, разрушить корпус, сорвать задание и заставить ненавидеть себя весь Бастион. Иногда я думаю, что ты просто намеренно нарываешься на неприятности. Или ты таким образом развлекаешься? – эскандор ткнул пальцем в глобус, и он развернулся в карту с выпуклым рельефом. – Что тобой движет? Неужели твоя темная сила так стремится не только к разрушению, но и самоуничтожению?

– Я не знаю, эскандор. Я плохо знаком с природой любой силы, что темной, что светлой. Я был не самым прилежным учеником.

– То есть, тебе наплевать, если я сочту тебя непригодным для ловцов и отправлю обратно в застенки? Оттуда ты выйдешь лишь с петлей на шее, ты ведь понимаешь?

– Я не могу повлиять на ваши решения. Какими бы они ни были.

– Ты не хочешь на них влиять, Раут. – Эскандор блеснул глазами. Радужка окончательно утратила свет, сделав их совершенно белыми, с красными прожилками. – Я не вижу в твоей силе страха смерти, ты почти лишен этого инстинкта. С одной стороны, это делает тебя сильнее. С другой… страх смерти, осознание конечности нашего существования необходимо. Без них жизнь теряет смысл.

– Но это важно для светлых, эскандор, – напомнил я. – Ваша сила – в энергии жизни. Моя – нет.

– Еще немного, и я решу, что ты просишь меня исключить тебя из состава ловцов.

Я промолчал.

– Я принял решение. – Эскандор вернулся за стол. Я напрягся. Все-таки мне не хотелось в застенки… – И назначаю тебя ответственным за отряд реагирования. Утром вы отправляетесь на север Дуги, там зафиксирован несанкционированный выброс силы.

– Вы шутите? – не сдержался я. – Меня? Ответственным? За отряд?

– Именно, – губы эскандора растянула гадостная улыбочка. – Более того, я свяжу вас ментально. Похоже, тебе пора учиться хоть какой-то ответственности, Раут.

На моем языке вертелся десяток ругательств и непристойностей, которые сполна выражали, что я думаю по этому поводу. Но улыбочка светлого стала еще противнее, словно эскандор только и ждал, когда я их озвучу. Вонючая задница!

– Как вам будет угодно, – выдавил я сквозь зубы.

– Свободен, – поцедил эскандор.

Повторять, конечно, не пришлось. Я развернулся к двери, но уже у створки помедлил. Терять мне особо нечего, так что…

– Эскандор Больдо, для чего я здесь? Зачем нужен этот фарс – чернокнижник в Бастионе?

– Я сказал – свободен, ловец, – начальник блеснул белесыми глазами.

Я пожал плечами. Ну, хоть попытался.

И поспешил убраться, зная, что мне еще предстоит отвратительный вечер: на переизбыток светлой силы мой организм реагирует как на сильное отравление. Через пару секунд я стоял за дверью, с неприязнью рассматривая ястреба с вновь распахнутыми крыльями. Может, навести заклинание ржавчины? Хотя, это же древо…

– Живи пока, – хмыкнул я и отправился в свой корпус.

***

Ловцы решение эскандора назначить меня старшим восприняли стойко, выражать эмоции в кабинете главного – себе дороже. Зато уже в Башне орали так, что я чуть не оглох.

– Заткнитесь, – бросил я, собирая вещи в дорожный пространственный мешок. Удобная вещь – крепится к поясу, не мешает, а засунуть в нее можно целый шкаф с вещами при желании. Правда, мешок не принимал железо, но для клинков у меня были двойные ножны вдоль поясницы. – Я тоже не в восторге от перспективы лицезреть ваши рожи несколько дней.

Бросок справа я увидел краем глаза. Все же я не настолько дурак, чтобы поворачиваться к ловцам спиной. Отклонился и врезал нападавшему в печень, заставив Шило согнуться и захрипеть.

– Придурок, – ласково оповестил отошедшего от моего заклятия Галаххана. – Я левша. Пора бы и запомнить.

– Ты труп, Раут! – просипел Ник.

Здоровяк набычился и шагнул ко мне, соображая: бить уже сейчас или попозже. Грязь шагнул с другой стороны. Я развернулся, пытаясь встать спиной к стене, чтобы хотя бы в кольцо не взяли. Свел ладони. Но сделать ничего не успел, Здоровяк не выдержал и бросился на меня, и в тот же момент вспыхнул бирюзовый камень в амулете ловца, что висел на моей груди. Следом мигнули камни четверых ловцов, и они замерли, застыли, словно я успел применить заклятие неподвижности. Я нахмурился, ожидая подвоха.

– Эй, девочки, мы будем играть в статуи? Из вас вышли на редкость убогие, если вы не знали.

Шило изумленно моргнул и повернулся к друзьям.

– Здоровяк, врежь ему!

Громила недоуменно посмотрел на свои кулачищи.

– Кажется, я не могу, Шило.

– Я тоже, – Грязь расстроенно шмыгнул носом.

– Нас подчинили! – яростью Харта можно было орехи колоть. – Подчинили этому… чернокнижнику!

Я рассмеялся. Подчинение старшему в отряде – это не шутка. На время такого приказа ловцы физически не смогут причинять мне вред. Пожалуй, стоит сказать эскандору спасибо. Хотя бы за возможность покинуть эти опостылевшие стены.

– Кажется, меня ожидает занятная прогулка, девочки. Собирайте вещи, мы выезжаем через час.

В обозначенное время мы пересекли подвесной мост Бастиона, направляясь к Сеульской Дуге, что протянулась севернее центрального укрепления ловцов. Почему нам отдали приказ двигаться на лошадях, а не через портал, я спрашивать не стал, просто порадовался этому. И сейчас искренне наслаждался и солнечным зимним днем, и свободой, пусть и мнимой.

Конечно, первое, что я попытался сделать, попав в Бастион – это сбежать. Заклял парочку стражей и в ту же ночь сиганул из окна, удачно слеветировав на брусчатку внутреннего двора. Я даже вполне успешно пересек его и запрыгнул на стену, отделяющую башню ото рва.

Удушье началось на стене. Когда я примеривался, как миновать кишащую какими-то зубастыми тварями тухлую воду, и решал – заморозить ров или сжечь все разом? И в этот момент амулет на моей груди нагрелся. Поначалу я не обратил на это внимания, потом камень стал испускать неприятное красное сияние. И вместе с этим пришло ощущение удавки, стягивавшей горло. Рванул тонкую серебряную цепь, пытаясь сорвать подвеску, но пальцы лишь прошли сквозь него, словно проклятая штука была призрачной. Однако его силу я ощущал вполне реально. Амулет привязывал меня к Бастиону, и мне хватило ума не прыгать вниз. Думаю, я задохнулся бы уже в полете.

Позднее я много раз пытался или снять амулет, или ослабить его силу. Но пока мне не удавалось ни то, ни другое.

Сейчас поводок ослабили, чтобы мы могли выполнить задание, но эскандор ясно обозначил сроки. Что будет, если я не успею вернуться, думать не хотелось.

Неожиданная вылазка в городок с непритязательным названием Речная Тина, меня даже порадовала. Не сбегу, так хоть развлекусь.

Дуга – гряда невысоких холмов – осталась позади, и в сумерках мы увидели огни города. Городской стены здесь не было, слишком близко к Бастиону, чтобы реально чего-то бояться. К тому же здесь не было никаких стратегических объектов или богатств, – обычный город, промышляющий торговлей и рыбной ловлей, отчего и получил свое название.

Я дернул поводья, с пригорка осматривая местность. Хмыкнул и пустил кобылу в галоп, не оглядываясь на своих спутников. Судя по звукам, они не отставали.

И вскоре утоптанный тракт сменился брусчаткой улиц, мы въехали в Речную Тину. Я повертел головой, а потом безошибочно выбрал направление. Любой бродяга вроде меня знает, что все города похожи. Построенные людьми, они в целом одинаковы. И направляя путника по главной улице, всегда показывают свою лучшую сторону – опрятные дома, торговые лавки, чайные и трактиры. Чуть дальше наверняка найдется городская площадь, а уже за ней можно увидеть истинный лик города – с отбросами, попрошайками, воняющими сточными канавами и опасными подворотнями. И единственная интрига городов – это насколько длинной окажется центральная улица.

В Речной Тине – не более двухсот шагов, но и этого мне хватило, чтобы найти приличный с виду трактир.

– Эй, ты куда это собрался, чернокнижник? – возмутился Харт.

– Изволь обращаться ко мне по рангу, ловец, – я хмыкнул, спрыгнул и кинул поводья подбежавшему мальчишку. Смерил спутников тяжелым взглядом. – Ты забыл кое-что, Флай. Это ТЫ не можешь причинить мне вред. Никто из вас. Но не я.

Лица ловцов перекосились от злости. Я лишь плечами пожал.

– Выполнять задание на пустой желудок я не собираюсь. Да и смысла нет что-то разыскивать ночью. С утра и приступим. Кто-то хочет поспорить?

Четверка переглянулась.

– Что мы должны найти?

– Предпочитаю разговаривать после ужина. Но кто не согласен, может остаться здесь, мне плевать, если честно, – отрезал я и, развернувшись, потопал к двери трактира, из-за которой выплывали аппетитные и манящие запахи. За створкой на меня сразу обрушились привычные звуки – шум, смех, выкрики, вскрики и даже нестройное пение. Зал был забит, конечно, время ужина. Я остановился на ступеньке, прикидывая, куда примостить свой зад. Но тут же ко мне бросился сам хозяин заведения, судя по традиционному зеленому фартуку трактирщиков. Я дернулся, привычно скрестил запястья. Мало ли, что у него на уме?

– Господин ловец! – лицо трактирщика чуть не треснуло от широчайшей улыбки. – Какая честь! Проходите, проходите, для ловцов Бастиона у старого Динка всегда найдется стол! Самый лучший, самый лучший стол, господин ловец! Замерзли, наверное? Денек выдался солнечным, а все равно зима… Ничего, сейчас старый Динк вас накормит… А ну брысь, – шипение относилось к вестникам, занявшим место у очага. Те молча встали с лавок и расползлись по углам.

Трактирщик смахнул со стола крошки, подал знак подавальщицам. Те забегали, вытирая стол и накрывая его скатертью.

Я хмыкнул. Однако. Быть ловцом, оказывается, не так уж и плохо. По крайней мере, встречают меня теперь радостнее. Черный мундир и подбитый лисой плащ скрывали все мои рисунки, даже шею не видно за высоким воротником-стойкой. А белые волосы аккуратно связаны в хвост и перевязаны ленточкой, так что самому противно. К тому же, в глаза ловцам стараются не смотреть, взгляды окружающих в основном цепляются за круглый амулет, поблескивающий на груди – отличительный знак Бастиона.

Я сел спиной к очагу, чтобы видеть зал. Ну и спину заодно погреть. Девчонки– подавальщицы суетились рядом, награждая меня торопливыми и многообещающими улыбками.

– Что изволит господин ловец? – одна склонилась над столом, демонстрируя вырез.

Я втянул носом воздух и чуть не застонал. Гребаная Бездна. Женщина!!! Я чувствовал ее запах, ее непередаваемый аромат молодого тела. Ну, наконец-то!

– Господин будет вкушать кролика или утку? – вернула меня к реальности девчонка. Я окинул ее оценивающим взглядом. Сойдет, но, пожалуй, чуть позже. После дня в седле действительно хотелось есть. Мои спутники показались в дверях, хмуро пересекли зал и молча уселись за стол. Я хмыкнул. Поняли, что деваться им некуда. Ну да демоны с ними.

– И кролика, и утку! Все неси. А также зелень, лепешки и печеный картофель. И кувшин хелля. Да не вздумай разбавить!

– Что вы, господин ловец, как можно? Для вас самое лучшее! – испугалась девчонка и унеслась. Но уже через минуту вернулась, таща пенный напиток.

Я окунул в кувшин палец, с наслаждением облизал. Налил себе высокую кружку и сделал глоток. Мать моя неузнанная! Великолепно!

Ловцы наградили меня презрительными взглядами.

– Нам запрещено пить на службе.

– Не пейте, – отрезал я. Глотнул хелля, чуть не застонав от удовольствия. Или здесь готовят его просто отменно, или ловцам, и правда, принесли самое лучшее. Демоны, все-таки мир несправедлив, вот за что этим светлым такие блага?

Осушив кружку почти залпом, я придвинул к себе тарелку с кроликом, тушенным в молоке, и принялся есть, заедая вкуснейшее блюдо хрустящей лепешкой. Ловцы смотрели с ненавистью, но ко мне не присоединялись. А я не уговаривал. Все мальчики взрослые, хотят пусть ходят гордые, но голодные, мне без разницы.

Харт с досадой скривился и подозвал подавальщицу.

– Принесите нам чистые тарелки, – приказал он, брезгливо морщась. – И вилки. В вашей дыре найдутся вилки?

– Нет, господин! – испуганно пролепетала девушка.

Флай демонстративно закатил глаза.

– Хорошо. Тогда просто смените тарелки. И будьте добры, вымойте руки перед тем, как прикасаться к лепешкам!

Подавальщица что-то пискнула и умчалась, я налил себе еще хелля.

– Слушай, Харт, как ты с такими манерами оказался в Бастионе? Тебе бы с дамами двора пируэты выплясывать, а не убийц да некромантов ловить.

– Не твое дело, Раут, – Флай скрипнул зубами. Девушки принесли новые порции еды, и мои спутники с аппетитом накинулись на ужин. Один Харт ел неторопливо и размеренно. Выпендрежник.

– Может, расскажешь, зачем мы здесь? – напомнил Шило, вытирая холстиной рот и косясь на мой кувшин. Я придвинул его ближе к себе. Чтобы и не косился.

– В окрестностях города зафиксирован несанкционированный выплеск силы.

– И только? Местный ловец сам не может с ним разобраться? – скривился Шило.

– Выплеск точечный, но мощный настолько, что его заметили в Бастионе. А теперь прикинь расстояние, тугодум. А местный ловец разобраться не может, он пропал. На связь не выходит, сороки вернулись ни с чем. С утра навестим его дом, посмотрим, поищем…

– Почему не сейчас? – бросил Харт.

– Потому что сейчас я собираюсь хорошенько поесть, выпить, а потом подхватить вон ту пухленькую подавальщицу и отвести ее наверх. Ну а после, если останется время – поспать. – Снова хлебнул хелля. – И на вашем месте я сделал бы то же самое. Ну, и еще сказал бы спасибо мне за то, что я, в отличие от вас, светлых, не такой убогий зануда.

За нашим столом повисла тишина. Я прямо видел, как борется в их душах искушение и долг. Бездна, жаль, некому сделать ставку на то, что победит!

Шило вновь покосился на мой кувшин. Здоровяк проводил взглядом улыбающуюся подавальщицу.

– А что, никто ж не узнает, – пробубнил он. – Раут старший, а раз он сказал…

И сник под яростным взглядом Харта. Я спрятал улыбку.

– Ну, вы как знаете, а я наелся. И обойдусь до утра без вашей компании. Надеюсь найти кого-нибудь поинтереснее. Не скучайте, зануды. Хотя – скучайте. Все равно вы больше ничего не умеете.

Я поднялся, поставил на стол кружку и двинулся в сторону стойки, где вертелась приглянувшаяся мне служаночка. Кажется, она тоже была не против чуть ближе пообщаться с ловцом, по крайней мере, улыбалась завлекательно.

Я уже почти дошел до нее, когда взгляд мой зацепился за фигуру в самом темном углу трактира. Сам не знаю, что заставило меня развернуться и подойти туда. Что-то в лице под капюшоном показалось знакомым.

Парень вскинул испуганный взгляд, когда я навис над ним.

– Что-то случилось, господин ловец?

Я уставился в его лицо. Чистое, с широко расставленными голубыми глазами, аккуратным носиком и красиво очерченным крупным ртом. Окинул взглядом тонкую фигурку, одетую в дорожный мужской костюм и высокие сапоги наездников. Волосы парня скрывал темный платок, сверху накинут капюшон. Ну да. Зима ведь.

– Так что случилось, господин ловец? – в голосе парня скользнуло чуть слышное раздражение.

Я сел напротив.

– Ты здесь одна? Не боишься?

Парень, а вернее, девушка, потому что, несомненно, это была она, опешила, а потом вспыхнула.

– Вы ошиблись, господин. Я сокольничий из Топей, и вы… Вы оскорбляете меня вашим неуместным предположением.

– Не поверишь, но я проявляю заботу. Весьма несвойственную мне, кстати. – Показал подавальщице, чтобы принесла еще хелля. Та обиженно фыркнула, но напиток притащила. – Итак? Повторю свой вопрос. Ты одна здесь?

– Я здесь один, – с нажимом протянула девушка. А я увидел и еще кое-что. На ней была иллюзия. Небольшая, какое-то искажение. Такими пользуются богатенькие дамочки, желая скрыть внешний недостаток. Может, у моей нечаянной собеседницы не вовремя выскочил прыщ на носу? Молодые красавицы любят преувеличивать размер подобных «трагедий» и несутся к местному артефактору за кулончиком искажения. Вот и у незнакомки он был, тускло поблескивал на груди.

– Слушай, давай начистоту, – я глотнул хелля. – По правде, мне плевать, почему ты прикидываешься парнем, куда едешь и зачем. В общем, если ты путешествуешь одна, то мысль не плоха. Вот только исполнение хромает. Догадался я, смогут и другие. И пристанут просто из любопытства. Так что тебе стоит придумать другую маскировку.

Она смотрела во все глаза, голубые радужки блестели, словно топазы. Красивые глаза. Запоминающиеся. Интересно было бы посмотреть на нее без артефакта искажения.

– Как вы догадались?

Я пожал плечами, не став говорить о своей инкубской сущности. Меня невозможно обмануть тряпками или иллюзией. Женщину я чувствую нутром, как источник своей пищи и сил. И кстати, сидящая напротив мне весьма нравилась. Она была юной, свежей, ее поток силы, наверняка, достаточно мощный, чтобы я насытился. Однозначно, этот вариант лучше распутных подавальщиц.

– У меня богатый опыт, – улыбнулся я.

– Вы ловец, – она вздохнула и с тоской осмотрела забитый мужиками зал. – И вы правы, конечно. Отец всегда говорил, что ловцы – единственные, кому можно верить в этом мире.

Я не стал возражать ей. Девушка сцепила тонкие пальцы.

– Я направляюсь в Кайер. Мне надо найти… одного человека. Вы могли бы мне помочь?

Я пожал плечами.

– Кайер? – помочь ей я, наверняка, мог, в столице у меня много связей. Но зачем мне это? – Почему ты путешествуешь одна? Судя по манерам и одежде, ты из родовитой семьи. Неужели отец отпустил тебя одну и без сопровождения? Да еще и… в таком виде?

– Отец умер, – голос прозвучал глухо, и я поморщился. Вот только соплей и слез мне не хватало. Возможно, стоит вернуться к подавальщице. Но девушка сразу взяла себя в руки, и голубые глаза блеснули яростной решимостью. Неплохо, у девочки есть характер. Значит, будет интереснее в постели.

– Так вы поможете мне? – с надеждой спросила девушка.

– Не знаю, – кажется, я потерял нить разговора, увлекшись своими фантазиями. Что она там говорила? Что кого-то ищет? – У меня есть знакомые в Кайере, возможно, они подскажут. Кого ты хочешь найти?

– Я не знаю его имени… – в голосе девушки снова скользнуло отчаяние. – Но я должна найти его, понимаете? Просто обязана!

– Конечно, я понимаю. Не волнуйся, – протянул ладонь и мимолетно погладил ее руку. Кожа отличная. Нежная, бархатная, то, что надо. – Я постараюсь помочь. Сам я не могу сейчас отправиться в Кайер, к сожалению, у меня… задание, – сделал многозначительную паузу. Девушка захлопала глазами.

– Я понимаю, понимаю….

– Но я напишу письмо одному человеку в столице. Он поможет отыскать того, кто тебе нужен.

– Правда? – голубые глаза вспыхнули звездами. – О, Богиня, спасибо вам! Спасибо, господин ловец! Какая удача встретить вас здесь!

– Несомненно, удача. – Я вновь поманил пальцем подавальщицу. – Принесите горячего вина моему другу. Он устал с дороги и замерз. И побольше, с медом и корицей.

– Но я не пью… – слегка растерялась девчонка.

– Так это и не выпивка, – усмехнулся я. – Но ты дрожишь, тебе стоит согреться.

И слегка расслабиться. Но этого я говорить не стал. Девушка обхватила дрожащими пальцами широкую, исходящую паром и ароматами кружку с горячим напитком, сделала осторожный глоток.

– Вкусно… – удивленно протянула она. Я улыбался, наблюдая за ней. После нескольких глотков дрожать она перестала, на щеках появился румянец. Все-таки, вино отличное средство для расслабления. Или совращения.

– Спасибо вам, – она даже улыбнулась, глаза заблестели еще ярче. – Мне действительно очень повезло вас встретить. Знаете, мой отец… он тоже был ловцом. Одним из лучших. И очень уважаемым человеком. Его все любили… Все, понимаете? Весь наш город! – я слушал молча. Вернее, не слушал, размышляя о своем и ожидая, когда горячее вино подействует. Не чувствуя за сладостью меда крепости, девушка выпила почти всю кружку. Впрочем, утешение – тоже неплохой способ добиться своего. Я протянул руку и сжал ей ладонь. Она посмотрела удивленно, но не убрала.

– Я понимаю, – надеюсь, в моем голосе достаточно сочувствия. Провел большим пальцем, поглаживая ее пальцы. По-дружески. – Я все понимаю. Твой отец, он наверняка тебя сильно любил. Такая сильная и красивая дочь – радость для любого родителя.

– Да, – прошептала она. – Мы были очень близки. У меня никого не было, кроме него…

– Все в руках Богини, – я продолжал поглаживать ее руку, и девушка уже не дергалась, даже подвинула ладонь, чтобы мне было удобнее. – Я думаю, отец и сейчас присматривает за тобой. С небес. Ты не должна плакать.

– Вы думаете? О, наверняка это так! Возможно… возможно, это он послал вас ко мне! Конечно! Кого еще он мог направить мне в помощь?

От радости она одним глотком допила вино, икнула и покраснела.

Я улыбнулся.

– Кажется, вино оказалось слегка крепким?

– Немного, – взгляд стал затуманенным.

– И все же… почему ты одна? Разве у тебя нет прислуги? Друзей? Жениха?

– Жених? – ее язык уже слегка заплетался. – Он был. Был. А потом… После несчастья… Он… Он сказал, что не может… Что не должен… Мы отменили свадьбу. Он отменил.

– Негодяй, – я сжал ее ладонь и потянул, заставляя подняться. Мне надоело ждать. – Думаю, тебя надо уложить. Ты устала и едва стоишь на ногах.

– Действительно, – она удивленно качнулась и хихикнула. Я закинул ее руку себе на шею, обнял за талию.

– Не переживай, детка. И топай ножками, если я тебя понесу, то боюсь, меня сочтут любителем мальчиков. Хотя в целом, на это мне тоже наплевать…

– Что? Любителем мальчиков? – голубые глаза стали круглыми. – Это как?

– Я тебе потом расскажу, – хмыкнул я, ведя девушку к лестнице. На ходу кинул монету хозяину. – Мне комнату. Лучшую.

– Конечно, господин ловец, – поклонился тот и отдал мне ключ. – Третья по коридору в вашем полном распоряжении!

По ступенькам я девушку почти поднял на себе и придержал, открывая дверь означенного помещения. Девушка улыбалась и смотрела удивленно.

– Так что там с… мальчиками? – напомнила она.

Я втолкнул ее в комнату и повернул ключ в замке. Щелкнул пальцами, запаливая огонек в лампе.

– Какая любопытная. – Стащил ее капюшон, платок под ним. Вытащил заколку из волос. Каштановые, с рыжинкой, завиваются кольцами. Неплохо. – Очень любопытная. Я тебе расскажу. Или покажу… это как пойдет.

– Что вы делаете? – она встряхнулась и попыталась отстраниться.

– Раздеваю тебя, – признался я. – Ты напилась. И я просто обязан уложить тебя в постель.

– Да? – изумилась девушка.

– Угу, – подтвердил я, стаскивая с нее сапоги. Плащ полетел на пол, следом отправилась безрукавка. Очертил пальцами контур ее груди…

– Что вы делаете? – снова дернулась она.– Послушайте, я…

– Тш-ш-ш…, – положил палец ей на губы, всматриваясь в голубую бездну ее глаз. – Ты очень красивая. Ты вызываешь желание. Тебе уже говорили это?

– Раньше… – она моргнула, глядя на меня как завороженная.

– Очень, – первая пуговичка ее рубашки, у горла. У бьющейся жилки. Укусить? Повременю пока. Девушка молчит, лишь смотрит и снова слегка дрожит. Как мило. – Очень красивая. Я не видел никого красивее тебя.

– Правда?

– Да, – сколько раз я говорил эту банальность? Удивительно, каким нелепостям верят женщины. Еще одна пуговица. И еще. – Да. Никогда. Никого красивее. Ты ведь позволишь мне посмотреть на тебя?

– Только посмотреть?

– Только посмотреть.

Она неуверенно кивнула.

Я расстегнул все пуговицы. Слава Бездне, что наградила женский род наивностью и верой в слова мужчины. Раздвинул ткань, чуть ли не облизываясь. Потом осторожно развязал шнуровку ее штанов, не прерывая зрительного контакта, следя за изменениями ее взгляда. Но она пока не выглядела испуганной, лишь удивленной и смущенной. Неужели действительно верит, что человек в мундире ловца не может причинить ей вреда?

Что ж, пожалуй, я научусь извлекать пользу из своего нового положения. До тех пор, пока не найду способ вернуться к прежней жизни.

В распахнутой ткани виднелась девичья грудь, красивая, полная. Я положил руку на талию девушки, привлекая к себе.

– Ты знаешь, что я должен тебя задержать? – наклонился, провел языком по ее шее.

– За что? – она нервничала, но страхом не пахла. Хорошо.

– За преступление. – Еще одно движение языка. – Очень серьезное преступление.

– Какое?

– Ты скрываешь свою красоту. Это очень… – обхватываю ее затылок, погружая пальцы в упругие локоны, – очень опасное нарушение. Я должен наказать тебя. Прямо сейчас.

– Да?

Я несу чушь, но мне нравится. После нескольких месяцев в Бастионе я откровенно наслаждался и этой игрой, и телом девушки. Вонючие потроха, я уже был готов и сам хмелел от предвкушения, но все же хотел поиграть…

– Да. – Притянул ее к себе, обхватив затылок, и поцеловал. Губы нежные, со вкусом вина и корицы, робкий язык, неуверенно встречающийся с моим. Все же есть в неопытности какое-то очарование. Или меня всегда греет мысль, что я первый? Ну или почти. Что это тело впервые познает наслаждение или боль, то, что я ему позволю. Наверное, этот определенная форма власти, просто эгоистичное мужское желание, чтобы меня запомнили.

Впрочем, хрен с ними, с мотивами.

Девчонка хороша. Действительно хороша: стройная, но с полной упругой грудью и крепкими ягодицами. Ноги сильные, наверняка неплохая наездница. Кожа золотистая, на спине, вдоль хребта, легкий пушок. Очаровательно.

Поцелуи стали откровеннее, а руки – наглее. Я исследовал ее тело, получая истинное удовольствие от происходящего.

Только вот очнулась она как-то не вовремя.

Тряхнула головой, приходя в себя, попыталась вырваться.

– Я… подождите… что… я не уверена… я…

– Зато я уверен, – толкнул ее на кровать. – Тихо, детка. Маленьким девочкам однажды приходится взрослеть, ты знаешь?

Потянул ее за волосы, открывая шею. Примеривая к вене. Но девушка удивила. Вздохнула и вдруг обняла меня.

– Да… приходится взрослеть. Я знаю. – Она посмотрела мне в глаза, и в них почти не было хмельного блеска. – Ты можешь быть… нежным? Со мной?

Ух ты. Занятно.

– Не уверен, – честно признался я. – Я слишком тебя хочу.

Она медленно улыбнулась и прижалась ко мне всем телом.

– Хорошо.

Вот демоница! Посмотрел на ее кулон искажения. Впрочем, какая разница, как она выглядит на самом деле? Мне нравилось то, что я видел. И что чувствовал. Проложил дорожку поцелуев от ее губ до шеи, пощекотал языком. Чувствительная девочка. От моих ласк она выгнулась и застонала. Пряжка на моем ремне царапала ей кожу, я расстегнул ее одной рукой, не отвлекаясь от поцелуев. Раздеваться не стал, не думаю, что малышке стоит видеть мои рисунки. Втянул в рот один сосок, слегка прикусил, накрывая ладонью вторую грудь. Потом проложил дорожку влажных поцелуев до ее пупка, облизывая нежную кожу. Снова вернулся к шее…

Тронул ладонью холмик между ног, она вздрогнула.

– Я ведь не первый? – выдохнул ей в губы. Демоны, я нежен. Ну почти.

– Нет… Мой жених, он… я… то есть мы…

– Понял. Забудь о нем.

– Я пытаюсь… – она закусила губу, и я закрыл ей рот поцелуем. Погрузил пальцы в нежные складочки, потер, заставляя ее непроизвольно приподнять бедра и снова застонать.

– Я тебе в этом помогу…

И улыбнулся. Выбор оказался отличным, а девочка – чувствительная. Да, не невинна, но поток силы мощный, что говорит об отсутствии у нее опыта. Ее жених просто дурак, раз отказался от нее. Впрочем, ее прошлое или будущее меня не занимало, лишь настоящее. Вернее, конкретно этот момент, в котором я приподнял ее ягодицы, развел ноги и погрузился в молодое тело. Девушка ахнула, но попыталась приноровиться к моим толчкам, что становились все яростнее. Бездна! Как же я скучал по этим ощущениям, по влажной коже под моим языком, по соблазнительному телу, что давало мне силу и наслаждение. Я не мог отпустить ее, даже понимая, что неплохо бы оставить время на сон. Но девчонка оказалась такой чувствительной и отзывчивой, чутко реагировала на мои движения, откликалась на каждую ласку, даже болезненную.

Лампу я потушил, когда она принялась меня раздевать, где-то в процессе соития. Я толкался внутри нее и соображал плохо, поэтому позволил, но свет погасил. Огонек зашипел и потух, обледенев вместе с лампой. Слегка перестарался… В окне болтался узкий серп месяца, этого света мне было вполне достаточно. Девушка против темноты тоже не возражала.

Дальше – движения и рывки, ласки и тиски моих рук, ее стоны, сладкие губы, нежное тело… Хорошо. Мне уже давно не было так хорошо. Как вкуснейший деликатес после долгой голодовки. От ее силы кружилась голова, от удовольствия соития ныли мышцы. Хо-ро-шо. Последний раз мне было действительно хорошо с…

Сбился с ритма, дернулся. И на миг стало больно, уже привычно…

Проклятая Одри. На хрена я ее вспомнил. Снова задвигался – резче, сильнее, глубже, тараня нежное тело, погружаясь в похоть. Вот так… И никаких мыслей.

– Меня зовут Лира, – прошептала девушка подо мной.

– Отличное имя, – отозвался я.

Говорить ей, что койка – не повод для знакомства, не стал.

Девушка уснула – отрубилась через пару часов. То ли устала, то ли я сил много забрал. Хотя я и пытался не переусердствовать. В «самой роскошной комнате этого заведения» оказалась чаша для омовения и ведро воды, стоящее на жар-камне. Так что я с удовольствием смыл с тела следы бурной близости, вытерся холстиной. Неторопливо оделся, поглядывая на спящую девушку. Свет луны обрисовал красивое женственное тело, блеснул на кулончике, что покоился на груди.

Что-то царапнуло меня в увиденном, какая-то деталь…

Внизу заорали пьяными голосами песню, и я встряхнулся, потянулся к отстегнутым ножнам с клинками. Однако ловко девчонка меня обезоружила! Я сам далеко не сразу привык к сложному креплению из ремней, что опоясывали половину тела и правую ногу до колена, удерживая несколько клинков и метательных звезд. А девушка сняла все это в темноте, на ощупь. Интересно, ее папочка-ловец научил?

Постоял, раздумывая и застегивая ненавистные пуговицы. Ладно. Я сегодня добрый. Вытащил из своего мешка лист бумаги и стил. На столике обнаружились чернила. Я быстро написал адрес в Кайере и имя. Конечно, лучше всех девушке помог бы Армон. Уж он точно смог бы разыскать нужного ей человека. Но направлять к нему и даже вспоминать о бывшем напарнике мне не хотелось.

Отсроченное заклятие, что я произнес, все еще висело над ним, и я так и не решил, что мне сделать – нейтрализовать его или утвердить.

Что-то я сегодня слишком часто вспоминаю.

Сначала Одри, теперь Армон. Во рту появляется горечь, стоит подумать о них.

К демонам обоих.

Свернул лист и положил на столик возле кровати. Еще раз с удовольствием осмотрел раскинувшееся женское тело и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Глава 4

Песни внизу смолкли, местный певчий потягивал в углу хелль и задумчиво щипал струну на интаре. Четверо ловцов хмуро тянули горячий травяной настой, портя окружающую благостную картину своими неприятными рожами. Я присел на скамью.

– Вы неисправимы в собственном занудстве. Могли бы развлечься вместо того, чтобы киснуть в этом углу.

– Видели мы, как ты развлекаешься, – сквозь зубы процедил Харт и демонстративно отодвинулся. – Мало нам того, что ты чернокнижник, так еще и… предпочитаешь парней?

– Вот демоны, мы же в одной купальне мылись! – простонал Шило. – Я к тебе спиной поворачивался!

Я откровенно рассмеялся.

– Не нервничайте. Флай, если будешь хорошо себя вести, я тебя поцелую. Ну, или если плохо.

Подмигнул, ловец отодвинулся еще дальше.

– Только попробуй!

– Спорим, тебе понравится? – ласково протянул я.

– Раут! Не смей!

– Расслабься, – я махнул рукой зевающей подавальщице, показав на кувшин горячего настоя. – Это была девушка.

– Девчонка? – заинтересовался Здоровяк. – И как она?

Харт наградил приятеля убийственным взглядом. Я снова рассмеялся. Настроение было замечательным, сила бурлила внутри, даже спать расхотелось.

– Лучше не придумаешь, – я подмигнул Здоровяку. – Хочешь, скажу, в какой она комнате?

Хотел, по глазам видел. Еще как хотел! Но под взглядом Флая печально покачал головой.

– Пока ты там развлекался, Раут, мы работали. И не надейся, что твои действия не дойдут до эскандора. Я лично сообщу ему о твоем… времяпровождении во время задания.

– Бездна, как ты живешь с таким занудством? – я закатил глаза. – Ты иногда до противного напоминаешь мне одного рихиора. И от этого еще сильнее бесишь. Ладно, забудь. Так что ты говорил?

Харт поджал губы, но потом все же ответил.

– В окрестностях городка, да и не только этого, по всей Дуге пропадают маги. В основном темные. Как я понял, никто не забил тревогу как раз по этой причине.

– Так может, ловцы и расправляются? И искать бедолаг надо в местных застенках?

Харт пожал плечами.

– Если бы речь шла о чернокнижниках вроде тебя, то да, так бы скорее всего и было. Но кому нужен старый могильщик, у которого из умений – лишь трупы успокаивать? Или владелец ритуальной лавки? Тоже темный, но силы лишь на амулеты от нечисти хватало. Эти люди тоже пропали.

– Занятно… – озадачился я. Что-то мне все это напоминало. А конкретно, пропажу людей в Кайере, перед моим арестом. Правда, тогда я столько пил, что реальность воспринимал с трудом.

– Кто тебе это рассказал?

– Трактирщик. Городок небольшой, все друг друга знают.

Я отломил кусок лепешки, засунул в рот, прожевал.

– Ладно, поехали.

– Куда?

– Посмотрим место, где был выброс силы.

– Сейчас? – изумился Шило.

– Ну, вы же сами хотели работать? – усмехнулся я. – Вот и начнем.

Здоровяк пробормотал что-то себе под нос. Кажется, ругательство. Но я уже шел к выходу.

Лошади мирно дремали под навесом, на небе сверкали колючие звезды. Стоило выйти за порог, и обволокло холодом. Зима на исходе, но уходить не спешит, жалит морозными укусами, зараза. Я достал из пространственного мешка путевой шар, на желтой сфере мигала черная точка.

– Вот здесь зафиксирован выброс, – активировал шар, он открылся, показывая нам призрачную карту местности.

– Может, там просто нелегальный портал открыли? – предположил Грязь, забираясь на лошадь.

– Портал не может дать отдачу до самого Бастиона, – поморщился Харт.

Я кивнул, дернул поводья своей кобылы. Та всхрапнула, не желая покидать теплый закуток и везти меня по каким-то непонятным делам. В целом, я был с ней согласен. Но пнул упрямую лошадь и направил в сторону от трактира. Если верить нашей карте, то нужная точка находилась где-то у западного края городка.

Ночной жизни, как в столице, здесь не было, и город уже спал, большинство домов стояли темными. Как я и думал, центральная улица упиралась в площадь, а от нее уже бежали извилистые и неосвещенные закоулки. Пару раз навстречу попадались припозднившиеся горожане, один раз – всадник. Более мы никого не встретили до самых окраин, которых достигли, проехав городок насквозь. Здесь уже ощутимо пахло рекой, тянуло сыростью, и ветер кидал в лицо мелкие льдинки с берегов.

Вдали виднелись силуэты приземистых строений, скорее всего рыбацких хижин и складов, в которых хранили лодки.

– Не слишком умная идея приехать сюда ночью, – проворчал Шило. – Ни демона не видно!

– Не накликай, – суеверно бросил Здоровяк.

Харт молча запалил светляка, подвесил его над нашими головами. Но и магический фонарь картины не изменил, лишь стали видны коряги у массивного камня и брошенные рваные сети.

– Ничего здесь нет, – пробубнил Здоровяк. – Зря приехали.

– Вылезай из седла и обойди квадрат, – велел я ему. – Присмотрись, может, что увидишь. Вы тоже, – кивнул остальным.

Ловцы молча слезли с лошадей, развернулись в разные стороны. Направлять не надо было, в Академии их хорошо учили. Харт сразу раскинул поисковую сеть, Грязь прижал ладони к обледеневшей земле, «слушая» свою стихию. Здоровяк обошел берег, поднимая коряги и заглядывая под них. И все вернулись с одним ответов – ничего.

– Ни магического следа, ни эхо заклятий, ни ловушек, – хмуро протянул Харт. – Нет здесь магии. Даже не пахнет.

– И живности нет, – обрадовал Здоровяк.

– Земля молчит, – кивнул Грязь.

Шило тоже развел руками. Я же все это время стоял неподвижно, в их поисках не участвовал, смысла не видел, с этим светлые справятся лучше меня. Но я умел кое-что другое. Вздохнул и присел, очерчивая вокруг себя круг и вырисовывая руны.

– Эй, чернокнижник, ты что это задумал? – Харт шагнул ближе, но благоразумно не стал пересекать мою линию. Отвечать я не стал, понятно. Стянул плащ, ругаясь сквозь зубы, следом отправился мундир и рубашка. Ловцы переглянулись, но промолчали. Жертвы у меня не было, но после близости с девушкой силы внутри бурлило достаточно, хватит, чтобы приоткрыть Грань.

Я сосредоточился, стараясь не ежиться на холоде, и резко сплел пальцы, зажигая свои руны перехода.

Реальность поплыла, и ловцы пропали. И сразу пришлось зажмуриться, потому что в глаза брызнул солнечный свет, отраженный от снега. Поморгал и снова открыл. Время меняло картинки за кругом, показывая мне события прошлого. Пробежал мужик, таща мешок с уловом. Прошли рыбаки, бурно жестикулируя и о чем-то споря. Из тростника высунулась лисица, постояла, принюхиваясь, и исчезла. Снова мужики… сеть цепляется за камень…

Стоп.

Камень.

Я уставился на него во все глаза. В предыдущей картинке, когда я смотрел на лисицу, камня не было. А теперь был. Небольшой, размером с кабанью голову, светлый, с бледными голубыми прожилками.

Тряхнул головой и развел ладони, медленно проговаривая обратное заклинание и закрывая грань времени. Дальше можно было не смотреть.

Ловцы встретили меня изумленными взглядами, на застывших лицах было какое-то непередаваемое выражение.

Я молча разомкнул круг, тщательно стер все руны.

Здоровяк, не удержавшись, присвистнул.

– А эскондор знает, что ты разрываешь временное полотно, чернокнижник? – мрачно спросил Харт.

Я с облегчением нырнул в рубашку и мундир, пытаясь замерзшими пальцами справиться с пуговицами.

– Харт, советую тебе сменить тон, – бросил, не глядя на ловца. – Я начинаю от тебя уставать. А после грани еще и слегка зол. Так что либо ты заткнись совсем, либо говори по делу. Понял?

Ловец дернулся, но Шило положил ладонь на его руку.

– Погоди, Флай. Ты что-нибудь увидел, Раут?

Я покачал головой. Увидеть-то я увидел, но вот озвучивать не спешил. Посмотрел внимательно на камень у тростника. С виду самый обычный. И если бы я не видел такой раньше, то внимания не обратил бы. Такой же, но в разы больше был у границы с Пустошью, старый Дорс сетовал, что каменюку принесло ураганом. И теперь я понимал, что о таком же камне говорил Фирд с городничим Лаора, пока я болтался в цепях на стене его кабинете. Эти камни просто возникали… откуда-то. Магии в них не было, даже остаточной. Никто ими не интересовался, даже если видел.

И еще. Что говорил мне Дориан на Изнанке?

Что камни уже расставлены? Или это был лишь бред порабощенного демоном аптекаря? Или мой собственный, потому что я до сих пор не знаю, что со мной тогда было. У меня хватало ума никому о тех событиях не рассказывать.

Эскандор лишь увидел мой потенциал, ну и способность открывать грань. Может, поэтому и назначил меня старшим в этом рейде? Тоже чует, что происходит что-то странное?

Я запрыгнул в седло.

– Поехали, наведаемся в дом местного ловца. Харт, узнал, где он живет?

Флай наградил меня убийственным взглядом, мол «не учи меня вести дело, поганый чернокнижник». Я хмыкнул, тронул поводья.

Мрачный Шило ехал рядом, бросая на меня странные взгляды. Я не выдержал.

– Может, спросишь уже? Ты меня нервируешь.

– Слушай, – Шило облизал обветренные губы. Белобрысый, с тонкой кожей, он всегда выглядел каким-то взъерошенным и неопрятным. Но при этом был одним из лучших ловцов в Бастионе. И помогали ему в этом не сила и ловкость, а знания. Ник был из тех ненормальных, которые любят учиться. Новые знания влекли его так, как меня влекли женщины. И сейчас его глаза уже горели от предвкушения новой порции неизведанного. Он подвел кобылу еще ближе ко мне, посмотрел хмуро. Просить меня ему, очевидно, не хотелось, помнил еще мое заклятие подчинения, но и устоять он не мог.

Я же говорю – ненормальный. За знания мать родную продаст.

– Слушай, а как ты открываешь Грань? Заклинания произносишь? И что за руны были в круге? – Его светло-голубые глаза блестели отчаянной надеждой.

– Не старайся, Ник, это бесполезно, – оборвал его Харт. – Ты не сможешь разорвать грань, как бы ни желал этого. Для светлого это невозможно. Проход через грани – это разрыв временного полотна, а значит, разрушение. Светлые на это не способны, наши источники не позволяют. Даже если ты повторишь все за Раутом, начертишь круг, нарисуешь все руны и произнесешь слова заклинания, ничего не произойдет. Разрушать временное полотно способны лишь темные.

– Ну, и к тому же, я вовсе не собираюсь делиться с вами этими знаниями, – усмехнулся я.

Шило обиженно надулся. К дому ловца мы доехали в тишине, погруженные каждый в свои мысли. Ловец по обыкновению проживал в здании Застенок, и от вида круглого каменного дома без окон мне привычно стало не по себе.

– Что, не нравится местечко, чернокнижник? – хмыкнул Харт. – Слышал, тебе в таких не раз побывать доводилось. В колодках и цепях.

– Рот закрой, – помрачнел я. – Раздражаешь.

На наш стук приоткрылось окошко привратницкой, и выскочил невзрачный юркий мужичок.

– О, господа ловцы! Заждались уже! Проходите скорее.

Мы вошли в здание, оставив лошадей под присмотром конюшего, велели проводить в комнаты ловца.

Мужичок засеменил по коридору, указывая путь.

– Я в его покои никого не впускал, – уверил он. – Как Бернард пропал, так двери и закрыл, знал, что приедете. Я хоть и не ловец – ни дара, ни академии за плечами, но чему-то у Бирда научился. А он всегда говорил, что место преступления – это самое важное, осмотреть надо, чтобы следы найти.

Он повернул ключ в навесном замке, впуская нас.

– Фу, ну и вонь! – скривился Здоровяк. Наш провожатый развел руками:

– Одинокий мужик, сами понимаете…

– Понимаем, – я прошел, осматриваясь. Обычные покои: две смежные комнаты, спальня и кабинет, да купальня. Обстановка тоже вполне заурядная: кровать, камин, шкафы, сундук в углу, на котором валялась грязная одежда.

Ловцы разбрелись по покоям, пытаясь хоть что-то найти.

– Он отсюда пропал?

– Вроде того, – важно кивнул головой мужик, топчась на пороге. – Ну, то есть, с вечера ушел к себе, а утром – не явился. И комната была закрыта изнутри, на щеколду. Я сразу замок и навесил, как понял, что дело нечистое.

– Магии нет, – с досадой протянул Харт.

– Ни крови, ни следов борьбы, – добавил Грязь. – На окнах решетки. Куда он мог деться из закрытого помещения? А портал оставил бы остаточный след. Странно все это.

– Раут, сможешь еще раз открыть Грань? – с надеждой уставился на меня Ник. Я покачал головой. Может, и смог бы, но надрываться на ниве поиска какого-то ловца мне что-то не хотелось.

– Возвращаемся в таверну, – приказал я. – С утра наведаемся к пропавшим магам, поговорим с их семьями. Должен же хоть кто-то что-то заметить?

Когда мы вернулись, я кинул хозяину монету и поднялся наверх, надеясь застать в комнате оставленную девушку. Но кровать была пуста. Моя таинственная любовница покинула таверну.

Хотя, возможно, и к лучшему, мне не мешало бы поспать.

Глава 5

Одри вернулась домой, когда ранние зимние сумерки уже опустились на Кайер. Постояла, прислушиваясь к звукам здания и не зажигая свет. Потом вздохнула, стянула перчатки, бросила их на столик. В доме было пусто и тихо, как и должно было быть. Армон никогда не приходил без приглашения.

И тот, кто на приглашение плевать хотел – тоже не приходил.

Разговор с наставницей оставил внутри тягостное чувство неудовлетворенности и грусти. Понимания или совета Одри, конечно, не получила. Впрочем, с ее стороны это было глупостью – надеяться обрести их в стенах святой обители. Просто ей казалось, что в знакомом с детства месте ей станет легче.

Одри, нахмурившись, поворошила угли в камине и зажгла лампы. Этот дом, как и небольшая чайная, достались ей от погибших родителей. Средств на жизнь у девушки хватало, чайной управлял старинный друг семьи. Дядя пытался присвоить ее наследство, но, видимо, отец Одри достаточно хорошо знал своего брата и завещание не оставило дядюшке шансов. Вступив в права наследования, Одри получила и семейное дело. Впрочем, несмотря на репутацию и род занятий, дядя Гнидос был не злым человеком, веселым, и даже по-своему заботился о племяннице. И Одри любила его. Или, может, в детстве ей просто нужно было кого-то любить.

И единственным утешением после возращения из Пустоши стало то, что с дядей все в порядке. Впрочем, ни в каких застенках он не был, ему просто пришлось срочно уехать из города. А вот Дориан так и не вернулся, и рассказывать ловцам о том, где он может быть, Одри, конечно, не стала. И старалась не бледнеть, когда встречалась на улицах с родителями или сестрой старого друга. Ей казалось, что те смотрят на девушку с подозрением и осуждением.

Из кухни выглянула старая Рита, что готовила в доме Одри еду и командовала парочкой прислужниц.

– Госпожа, вы уже вернулись? А господин Армон сегодня будет к ужину?

Одри кивнула и слегка раздраженно увидела, как озарилось широкой улыбкой сморщенное лицо Риты. Армона она обожала, и Одри знала, что кухарка снова расстарается на славу, лишь бы порадовать гостя и накормить вкусненьким.

– Какая радостная новость! Тогда я напеку пирожков с телятиной, он их так любит!

И унеслась на кухню, забыв про возраст и ревматизм, загремела посудой. Одри проводила ее возмущенным взглядом. У нее Рита не считала нужным интересоваться любимыми блюдами, зато все предпочтения Армона выучила назубок!

Девушка хмуро уставилась в окно. Армон не виноват. Никто не виноват…

Колокольчик звякнул одновременно с хронометром, пробившим шесть часов вечера.

– Как всегда, вовремя, – пробормотала хозяйка дома и пошла открывать. Несмотря на раздражение, гостя она встретила с искренней улыбкой, потянулась, развязывая завязки его куртки.

– Как прошел твой день? – вопрос прозвучал нейтрально, но ответа Одри ждала с замиранием сердца.

– К сожалению, так же, как и вчерашний. – Армон повесил верхнюю одежду на крюк и сжал ладони девушки. – Мы найдем его, не переживай.

– Он словно сквозь землю провалился! – Одри снова нахмурилась, прикусила губу. – А что, если…

– Лекс жив, – усмехнулся Армон. – Я в этом уверен.

– Но почему? – они прошли в гостиную, Одри опустилась в кресло, а рихиор протянул к огню в камине озябшие ладони. – С чего ты так уверен? Мы знаем лишь то, что его гнали ловцы на северной окраине три месяца назад, но и только! Следов почти не осталось, если бы не твои осведомители… но куда Лекс делся после этого? Если бы он смог уйти, то дал бы о себе знать. А если бы оказался в застенках, то его уже казнили бы! Ты ведь знаешь, как нынче поступают с темными!

Одри нервно вскочила, не в силах оставаться на месте.

– Он жив, – уверенно повторил оборотень. В его темных глазах плясали языки пламени, делая их желтыми. Или радужки посветлели от мыслей, которые Армон не хотел высказывать даже невесте. Как и то, что над ним висит отсроченное заклятие. Оно разрушилось бы со смертью чернокнижника. Но продолжало тенью находиться рядом. Нейтрализовать его Армон не мог, не хватало ни силы, ни умений. Обращаться к городскому магу с подобным тоже не желал. Он просто хотел найти Лекса и задать ему вопрос.

Правда, для начала было бы неплохо понять, где он.

Чернокнижник, действительно, словно сквозь землю провалился. Поместье Раутов стояло запечатанным магически, войти туда не получалось. Но сам хозяин в своем доме не появлялся с того дня, когда его видели последний раз бродяги, и он несся от ловцов по крышам.

– Лекс жив, и я найду его, – Армон отошел от камина, потянулся к графину с клюквенным морсом.

– Винишь себя, что в тот день тебя не было рядом? – проницательно заметила Одри.

Рихиор вздохнул.

– Лексу нужно было прийти в себя и разобраться со своей жизнью. В тот момент я не видел для нас возможности продолжать совместную работу. Или даже просто оставаться рядом. Лекс злился. А когда он злится, он склонен поступать… необдуманно.

– Например, пить, убивать и еще… – криво усмехнулась Одри. Про «еще» она сказать не смогла. Мысль о том, как еще развлекается Лекс, вызывала внутри приступы горячей ревности и желание придушить мерзавца. Как только найдет, так и поступит!

– Не будем о грустном, – Армон встряхнулся, желтые глаза вновь стали темными. В последние месяцы он контролировал себя все лучше, приступов нежелательного обращения становилось все меньше. И даже уже не было нужды постоянно таскать с собой запасные штаны! За одно это он был благодарен бывшему напарнику.

Хотя не только за это.

– Лучше поговорим о нас, Анни. Расскажи, чем ты сегодня занималась?

– Ездила в монастырь Богини на Пологий Склон. Я там выросла, помнишь? – Рихиор кивнул, устраиваясь в кресле и вытягивая длинные ноги. В гостиную вплыла Рита, внесла блюдо с закусками и устроила его рядом с гостем. Армон одарил ее благодарной улыбкой, и старая женщина заалела, словно невинная девица в первую брачную ночь.

– Соскучилась по монастырю?

– Да. Ну и еще хотела прогуляться и подумать.

– И как? Удалось? – Армон смотрел спокойно, потягивая кисло-сладкий морс.

– Слишком холодно для прогулок, – улыбнулась Одри. Она протянула ему ладонь. – Идем ужинать, Рита, как всегда, старалась тебя порадовать и приготовила вкусностей.

– Да, я почувствовал запах ее рагу еще на улице, – рассмеялся рихиор. Прикрыл глаза, втягивая воздух. – М-м-м, а к нему печеный картофель с розмарином и тимьяном, сливочный соус, а в духовке томятся мои любимые пирожки. Эта женщина просто богиня!

Одри рассмеялась.

– Так может, ты женишься на ней?

– Опасаюсь, она раскормит меня так, что я не пройду в дверь, – Армон потянул девушку за руку, привлекая к себе. – Хотя, не могу не признать, предложение заманчивое… – он склонился к уху Одри, почти невесомо коснулся губами. – У Риты такие соблазнительные пухлые ножки и эти седые букли на голове… Даже не знаю…

Одри прыснула и вывернулась из его рук.

– Все мужчины одинаковые, – она с притворной строгостью уперла руки в бока. – Стоило мне отвернуться, и ты засмотрелся на ножки моей кухарки! Негодяй!

Армон снова заключил ее в объятия.

– Твои ножки мне все-таки нравятся больше, – с улыбкой произнес он. – Их я не променяю даже на кулинарные таланты Риты.

– Откуда ты знаешь, ты же их не видел! Мои ноги! – хмыкнула Одри. И покраснела, осознав, как двусмысленно прозвучала фраза. Армон снова улыбнулся. И она вновь подумала, насколько ей повезло с женихом…

– Что тебя тревожит, Анни? – конечно, чуткий рихиор сразу заметил перемену в ее настроении.

– Я… – она нахмурилась, закусила губу. И вдруг выпалила: – Я хочу, чтобы ты остался сегодня. На ночь. Со мной.

Мужчина слегка опешил, посмотрел внимательно.

– Ты уверена? Конечно, я… я хочу остаться с тобой, Анни. Но я тебя не тороплю. И не настаиваю… Я подожду столько, сколько нужно, ты ведь знаешь.

Внутри поднялась неконтролируемая злость. Подождет? Проклятие! Она хотела чего-то другого. Не вот этого спокойного «я подожду». Не понимания. Она хотела… Бездна и демоны!

Чего же она хотела?

И, наверное, от этой злости Одри ответила резче, чем собиралась. Даже улыбнуться не получилось.

– Да, я уверена! А ты мог бы просто поцеловать свою невесту, Армон!

Темные глаза рихиора снова чуть пожелтели, он послушно склонился к ее губам, но замер, не касаясь.

– Пожалуй, я тебя поцелую, – негромко произнес он. – Но позже. Без свидетелей. К тому же, у нас ведь впереди целая ночь, Анни.

И отстранился за миг до того, как вошла Рита и прислужницы, накрывающие на стол.

Аппетитные запахи заполнили гостиную, но Одри подумала, что вряд ли получит удовольствие от еды. Она кивнула и села на отодвинутый Армоном стул. Рихиор устроился напротив, прислужницы засуетились, раскладывая по тарелкам рагу.

– Пожалуй, такое восхитительное мясо не пристало запивать морсом! – воскликнула хозяйка дома. – Чери, принеси из погреба сливовую настойку! Сегодня мы будем пить ее!

Она улыбалась, но от очень внимательного взгляда Армона Одри было немного не по себе.

После бокала сливовой настойки на пустой желудок девушке стало легче. В голове зашумело, и напряжение немного отпустило. Рита несколько раз появлялась из кухни, и Армон перебрасывался с кухаркой шутливыми репликами. Та хохотала и грозила рихиору пальчиком, подсовывая самые румяные пирожки. Но после смены всех блюд и Рита, и служанки удалились в отдельно стоящую пристройку дома, кинув напоследок лукавый взгляд на пару в гостиной.

Одри сделал еще глоток настойки и решительно поднялась. Чуть покачнулась. Но к Армону подошла уверено. Тот поднял на девушку удивленный взгляд.

– Думаю, ни к чему медлить, – выдохнула Одри.

– Анни… Я…

Она не дала ему договорить, села на колени, стараясь не думать о том, что делает. Да в бездну все! Что ей терять?

– Так, где мой обещанный поцелуй, Армон?

И сама прижалась к его губам. Поцелуй между ними был не первый, но Армон всегда делал это очень нежно, не позволяя себе переходить грань. Его поцелуи и прикосновения всегда были почти… целомудренными. Но Одри хотела другого. Совсем другого! И потому сама коснулась языком его губ, провела, раздвигая их.

– Анни… – выдохнул Армон, – я ведь не железный… Не сдержусь…

– И не надо, – она снова провела языком по его губам. Но рихиор уже сам сжал ее, обхватил за талию одной рукой, зарылся в волосы другой. И поцеловал сам – все еще нежно, но настойчивее, чем раньше. Поднялся, подхватив девушку на руки и не прерывая поцелуй, повернулся к лестнице на второй этаж.

Одри обхватила его шею, прижалась, прислушиваясь к ощущениям. Ей было приятно. Армон сильный, красивый, чувственный и нежный, ей будет хорошо с ним… он не причинит боли и не уйдет, бросив «не скучай, детка»

Злость заставила Одри прикусить мужскую губу почти до крови.

Армон издал тихий рык, толкнул дверь спальни. И отпустил девушку с рук, повел пальцами по ряду пуговичек на платье. Они замерли на миг, разорвав поцелуй. И Одри торопливо дернула петельки, почти обрывая пуговицы, пытаясь избавиться от платья. Армон прервал ее бестолковое дерганье, развел девушке руки. И Одри послушно застыла. Он неторопливо расстегнул все пуговицы, так медленно, что Одри хотелось завыть. Но она лишь сжала зубы. Развязал ленту на ее поясе. Потянул ткань платья с женских плеч, оставляя девушку в одной нижней рубашке. И все это неторопливо, давая Одри время подумать и сказать «нет». Но она молчала, лишь жалела, что не выпила больше. Кажется, она не вовремя начала трезветь.

– Какая ты красивая, – в голосе Армона звучало искренне восхищение. Он смотрел на нее сияющими глазами, полными желания. – Невероятно красивая.

Прижал ее к себе, снова целуя в губы, но уже требовательнее. Провел ладонью по ее бедру, поднял выше, задирая рубашку, обнажая стройные ноги.

– Мне кажется, на тебе все еще слишком много одежды, – прошептала Одри. Горло предательски свело. Но она настойчиво потянулась к завязкам на его шее, потянула.

– Это можно исправить, – усмехнулся рихиор. Он отпустил Одри, стянул через голову рубашку и снова притянул девушку к себе. Сквозь тонкую ткань она ощутила, какой он горячий и еще… возбужденный. Мужские ладони уже гладили ее тело, трогали, сжимали, хотя губы оставались нежными.

Как-то безотчетно Одри отступила и споткнулась, забыв, что сзади кровать. Упала. И увидела, как мелькнула в глазах Армона желтизна. Растянувшаяся на покрывале почти обнаженная девушка вызывала в нем вполне определенную реакцию. Накрыл ее своим телом, завладел губами. Она была такой нежной в его руках… Хрупкой, тонкой, кусающей губы…

Армон очнулся, подышал, пытаясь вернуть себе способность мыслить. Внимательно посмотрел на сжавшуюся девушку. Одри зажмурилась, словно ей предстояло прыгнуть в ледяную воду.

То, что ее жених ничего не делает и лишь молча нависает над ней, Одри осознала не сразу, а поняв, осторожно открыла глаза. Встретилась со взглядом внимательных, но пожелтевших глаз. Сглотнула.

– Армон?

– Я не хочу быть заменой и средством, чтобы забыть, Анни. – Слова прозвучали тихо, но твердо.

Глава 6

Разбудили крики петухов. Я даже изумился спросонья, что это за новая сирена в Бастионе – с деревенским колоритом. Потом потянулся, вспомнил, перевернулся на бок. Заниматься какими-то поисками совершенно не хотелось, кажется, я впервые нормально выспался. Вспомнил девушку, с которой так славно провел время накануне, снова потянулся. В окно настойчиво светило рассветное солнце, а это значит, что заноза в заднице – Харт – вот-вот явится по мое бренное тело.

Словно подслушав мои мысли, в дверь забарабанили сапогом.

– Раут, хватит дрыхнуть! – это Здоровяк. – Мы ждем тебя внизу.

Я послал его в Бездну, но поднялся. Все равно уже проснулся.

Ловцы успели позавтракать, когда я спустился.

– Кофе в этой дыре есть? – буркнул я.

– На, – Здоровяк подвинул мне кувшин со свежим молоком. Я поморщился и кивнул подавальщице.

– Предлагаю разделиться, чтобы не терять время. – Харт быстро писал что-то на листе бумаги, игнорируя мое присутствие. Свежий, бодрый, до противного собранный. Убить его, что ли?

– Не самая лучшая идея, – процедил я. – Мы не знаем, что здесь происходит, а ты предлагаешь ослабление отряда.

– Ничего страшного здесь не происходит, обычный городок. Солнышко светит, птички поют, – с усмешкой уставился на меня Харт. – Или ты боишься, чернокнижник?

– А вот это я запомню, – ласково улыбнулся я.

За столом повисла напряженная тишина. Шило шумно сглотнул и кивнул на бумагу под ладонью Харта.

– Что пишешь? – Флай на его попытку разрядить обстановку ответил хмурым взглядом.

– Выполняю работу Раута и составляю план действий.

– Первое правила начальника – грамотно переложить работу на подчиненного. Но до этого Харт еще не дорос, поэтому начальник здесь я! – пояснил, ухмыляясь. Здоровяк расхохотался, Ник и Грязь хмыкнули. Один Харт шутку не оценил. Зануда.

– Я отправлюсь к старому могильщику, Лекс к артефактору, – буркнул Флай. – Кто со мной?

Все трое слаженно подняли вверх указательный палец. Даже обидно стало. Я им предлагаю выпивку и девочек, отдохнуть и расслабиться, а они все выбирают этого зануду Харта.

– Договорились, – пожал я плечами и поднялся. – Тогда я сам по себе. Хоть отдохну от ваших постных рож!

– Я с тобой пойду, – нахмурился Харт и кивнул Шило. – Ник, ты за старшего в вашей тройке.

– Здесь я отдаю приказы! – Уставился на ловца, тот пожал плечами, демонстративно складывая свои бумаги в мешок.

Точно убью.

До старого кладбища мы с Хартом доехали молча, погрузившись каждый в свои мысли.

– Отличное местечко,– оценил я, закидывая вперед ловушку. Сеть вернулась ни с чем. – Пусто, мага здесь нет.

– Я знаю, – буркнул Харт, который, очевидно, тоже закинул поисковик.

– Слушай, а давай ты будешь согласовывать свои действия со мной? – обозлился я. – Твоя сеть сбивает мои заклинания!

– Это твоя сеть сбивает мои, неуч! – рявкнул Флай. – Ты понятия не имеешь, как и что искать! У тебя нет ни обучения, ни подготовки! Не понимаю, как эскандору могла прийти в голову мысль назначить тебя главным!

– О, да тебя зависть грызет, светлый? – усмехнулся я. – Я смотрю, ты ни есть, ни спать не можешь, извелся весь!

– Я верю в Бастион и силу ловцов! – разъярился Флай. – Мы оплот справедливости в империи! И твое нахождение среди нас… это…

– Оскорбление ваших нежных чувств? – подсказал я. – Вы прямо как девочки, чтоб меня бездна сожрала! Такие все чистенькие и правильные, что блевать тянет. Может, вы еще и девственники придачу?

Я демонстративно плюнул в его сторону. Флай спрыгнул с коня, рывком обнажил узкий меч.

– Защищайся, Раут. – Светло-зеленые глаза ловца потемнели от ярости.

Я снова сплюнул. Вот идиот. И ударил его магической силой, да так, что Харт отлетел, перевернулся через голову и свалился на холмик свежей могилы. Я пнул сапогом по его руке, заставляя выпустить клинок, придавил парня сапогом.

– Ты…. – от ярости он даже задыхаться начал.

– Я. – Подтвердил. – Не дурак прежде всего, чтобы биться с тобой честно. И да, поганый чернокнижник.

Отпустил его и отошел, насвистывая. Махать с Флаем сталью я не собирался, как бы я к нему не относился, но этот засранец лучший фехтовальщик в Бастионе. И в честном поединке мне против него не выстоять.

Файер обжег мне ухо и подпалил волосы, я успел уклониться в последний момент. Обернулся, торопливо бросая сгусток в ответ.

– Ого, девочка, ты научился бить в спину? – бросил я.

– Я не девочка, урод! – еще один файер поджог сухой кустик на могилке. Вот сволочь! И почти попал ведь! А мне, чтобы соединить запястья, надо хотя бы рукава закатать и обнажить руны. Швырнул огонь, не целясь. Промазал, но хоть отвлек. И метнулся за покосившийся могильный памятник.

– Ну и кто здесь девочка? – орал Флай, швыряя файеры. И чего он так завелся? Подумаешь… – Иди сюда, трус, я тебе расскажу, кто такие ловцы.

Трус?

Я, наконец, закатал рукава и оскалился.

– Что рассказывать? – крикнул я. – Я уже и так понял. Это местечко, где неудовлетворенные придурки вроде тебя грезят о мире во всем мире. Эй, Харт, у тебя хоть баба была? Ты попробуй, хороший секс от дури помогает!

Ледяная глыба свалилась сверху, я едва успел отскочить. Бездна, кажется, этот говнюк всерьез решил меня здесь прикопать. А что, местечко подходящее. Но это мы еще посмотрим, кто кого!

– Шинта Раххман-та!

Заклятие подчинения ударило в защитный щит и отзеркалилось с такой силой, что я бы выругался, если бы не был занят нейтрализацией собственной магии. Не хватало еще самого себя связать!

– Аора! – водяные капли слетели с ладоней Харта и вытянулись в иглы. Зависли на миг в воздухе, развернулись и устремились ко мне роем разъяренных ос.

Руна на моей спине вспыхнула, заключая меня в огненный кокон. Иглы впились в него и с шипением стекли на землю.

Мы с Флаем подышали, слегка ошарашенно глядя друг на друга. Я – потому что вдруг осознал, что потенциал противника гораздо больше, чем он показывал в Бастионе. Он, похоже, осознал то же самое.

Ладони мы свели одновременно, но слова заклятия сдохли у меня во рту, зато вырвалось ругательство.

– Гнилье смрадное!

– Кажется, впервые я с тобой соглашусь, – пробормотал Харт.

Мгновение мы смотрели друг на друга, а потом ловец заорал:

– К спине!

Мы сошлись спина к спине, обозревая ожившее кладбище. Еще недавно такое мирное и благостное, сейчас оно стало местом ночного кошмара. Потому что могилки начали осыпаться, полезла в разные стороны земля, а из ям показывались узкие серые морды, длинные худые бока, ощеренные пасти со стекающей белесой слюной. Существа были полупрозрачными, я видел сквозь вытянутые и склизкие тела разрытые могилки. В глубоких глазницах светились бледно-желтые радужки, между глаз торчал острый рог. Странные создания, неведомые мне, но настроенные явно недружелюбно.

– Твари Изнанки, – чуть слышно прошипел Харт. Я дернулся, обернулся.

– Что ты сказал?

– Слева! – заорал Флай, швыряя файер.

Серая тварь прыгнула даже без предупреждающего рычания, сволочь! И свалилась, поджаренная. Вот только не сдохла, как полагается всякой порядочной живности, а снова кинулась на нас, пылая факелом и распространяя ужасающий запах гнилого поджаренного мяса.

– Мать твою! – заорал я, отрубая вытянутую башку и сапогом откидывая в сторону.

– Свою поминай! – рявкнул Харт.

– Свою не могу, я ее не помню! – взвыл я, отрубая еще одну башку. Крови в тварях не было, вместо нее во все стороны летела какая-то мерзкая желтая слизь.

– Тогда заткнись! – откликнулся Флай. Его меч свистел, рассекая воздух и тела этих исчадий бездны.

– Тоже не могу! Не нравится – закрой уши!

– Ничего, что у меня руки заняты? – Харт проткнул глаз одной зверюги и уперся сапогом в покатый лоб, пытаясь вытащить застрявший в черепе клинок. Тварь при этом рычала и клацала зубами. – Да сдохни уже! – разъярился Флай, протыкая ее снова.

– Кстати, напомни, чья это идиотская идея разделиться? – я пытался отбиться от трех зверюг, что щелкали челюстями, атакуя. – Не умника ли Харта?

Флай что-то прошипел сквозь зубы. Я пнул серую морду, отпрыгнул, кинул файер.

– Что ты там рассказывал? – не унимался я, вертясь на месте и швыряя сгустки огня. – Солнышко светит, птички поют? Ну и как тебе птички, Харт?

– Жирноваты, – сквозь зубы процедил ловец.

– Угу, – еще одна оскаленная башка отделилась от тела. – И пахнут дурно. Заканчивай уже, что ты там возишься?

– Да пошел ты, – буркнул Харт, добивая двух зверюг.

Я выдохнул и осмотрелся. Картина была удручающая: развороченные могилы, пылающие от файеров кусты и трупы серых тварей. А еще слизь, что покрывала и землю, и могильные камни, и нас с Хартом.

– Вот гадство, – я с досадой оттер лицо и развернулся к ловцу. Он стоял, опустив клинок, и так же мрачно обозревая кладбище. Я свел ладони, активируя сразу несколько рун, и шагнул к Харту. Тот встал в стойку, почуяв недоброе. – Ну а теперь, расскажи-ка мне, чистюля, что ты знаешь об этих зверюшках?

– О чем ты, Раут? – ловец изобразил насмешку.

– Ты назвал их тварями Изнанки, Харт.

– Я? – он закатил глаза. – Тебе послышалось, чернокнижник.

– Да ладно? – смеяться мне уже не хотелось.

Харт открыл рот, чтобы ответить, но тут мое внимание привлекло голубоватое свечение. Обернулся. Кладбище светилось. Множество бледно-голубых точек, словно рой мух кружились вокруг трупов и оседали на них. И там, куда опускались эти огоньки, серая плоть расползалась, словно ее поедали. Через несколько мгновений на земле не осталось ни одной серой зверюги. Ни одного доказательства, что все произошедшее не является плодом воображения перепившего чернокнижника.

Лишь могилки остались такими же развороченными, да кусты – сожженными.

– Интересно, и как мы будем описывать все это эскандору? – буркнул я.

Харт внимательно рассматривал свои сапоги.

– Думаю, нам не стоит об этом рассказывать.

И посмотрел мне в лицо. Жестко, зло.

Я поднял бровь и демонстративно прочистил ухо.

– Ээ, Харт, ну-ка повтори еще раз? Ты представляешь, мне сдуру послышалось, что ты предлагаешь утаить этот досадный инцидент от начальства. Но мне, конечно же, показалась, ты ведь не мог сказать такого, правда? Только не сиятельный Флай, доблестный защитник Бастиона!

– Прекрати паясничать! – обозлился парень. – И пошевели мозгами, или что там у тебя! Как мы будем об этом докладывать? Что на нас напали неведомые твари, вылезшие из могил? А потом испарились? Да нас на смех поднимут!

– Ничего, тебе полезно побыть посмешищем, – отозвался я. – Это спесь сбивает.

– Нам не поверят!

– А это не наша забота. – Я улыбался, хотя ситуация мне ох как не нравилась. – Наше дело доложить.

– Слушай, Раут, – оскалился Харт, – с каких пор ты стал таким правильным? Тебе же плевать на Бастион! И на ловцов плевать. Так почему бы тебе просто не… забыть об этом?

Он уставился мне в лицо. Тяжело так уставился. Его зеленые глаза посветлели, словно выцвели.

– Забыть? – я хмыкнул. – Не знаю… На беду у меня демонски хорошая память.

Харт сжал кулаки, но заставил себя расслабиться. И усмехнуться.

– Чего ты хочешь, чернокнижник? – сквозь зубы бросил он. – Денег? Так могу подбросить, чтобы твоя память стала… несколько хуже.

– Интересно, – протянул я, словно раздумывая. – И почему ты так хочешь замять это происшествие…

– Не хочу выглядеть дураком, – процедил Флай.

– Да ладно? Неужели? И только?

– Да, – он чуть переместил ладонь. Незаметно, всего на долю кранта, но из такого положения легче вытаскивать клинок. Или кидать заклятие. А до меня вдруг дошла и еще одна занятная подробность. Подчинения не было. А ведь должно было быть. Эскандор сделал меня старшим в отряде, и Харт не мог напасть на меня. Но напал. И мое ухо до сих пор горит от его файера. Выводы напрашивались разные, и для начала мне не мешало бы все это обдумать. То, что Харт знал о тварях гораздо больше, чем хотел показать – факт. И его неубедительным доводам я ни на миг не поверил. Но… Но иногда стоит сделать шаг назад и выждать, чтобы оказаться за спиной у противника и нанести удар.

– Хм, ты умеешь уговаривать, Флай, – я ухмыльнулся, пытаясь изобразить жадного чернокнижника, – а деньги еще никому не помешали, правда?

Он смотрел напряженно, пальцы застыли возле рукояти. Но вышедшее солнце осветило мрачный пейзаж, блеснуло на моем амулете ловца. И Харт отступил, тоже пытаясь изобразить улыбку.

– И это верно, чернокнижник. Я выпишу тебе вексель, когда вернемся в Бастион.

– Что, даже не спросишь, во сколько я оценил свою память? – не удержался я.

– Не переживай, – в его голосе проявились высокомерные нотки. – Я вполне платежеспособен.

Ну да, ну да… а еще ты хреновый актеришка. И аристократом от тебя разит за тысячу шагов.

И кто же ты такой, ловец Флай Харт?

– Надо все же найти домик могильщика, – напомнил я, старательно удерживая на лице ухмылку.

– Там виднеется крыша, – махнул рукой Харт. В зелени глаз еще дрожало напряжение, но, похоже, моя дурная репутация все же сыграла мне на руку, и Флай поверил, что за деньги я готов все забыть. Ну, посмотрим…

– Идем, мне не терпится прогулять свой честный заработок, – я подмигнул. – В конце концов, когда еще доведется покинуть стены Бастиона.

– Конечно, – хмуро кивнул Флай.

В домике могильщика мы ожидаемо ничего не нашли. У него даже кровати не было – лежанка в углу, пара сундуков с барахлом, грубо сколоченный стол, лавка, гравюра на стене. На столе давно скисшее и даже покрывшееся зеленоватым пушком плесени молоко, рядом кусок надкушенной лепешки и вареное яйцо, уже стухшее.

– Похоже, что могильщик сел обедать, но не завершил трапезу, – задумчиво протянул Харт, осмотрев обстановку.

– Может, к нему кто-то пришел? – предположил я. – Заказчик приехал?

– Теплая одежда осталась, – Флай кивнул на гвоздь с замызганным плащом. – А могильщик был немолод. Старики на холод раздетыми не выскакивают.

Я кивнул. Плащ и сам заметил, но решил не высказываться. Не стоит выходить из образа тупоголового чернокнижника.

– Может, откроешь Грань? – предложил Харт.

– Сил нет. Все отдал, эм-м-м, рассматривая могилки. – Угу, размечтался. Бегу просто.

– Можно уходить, – Флай еще раз обвел взглядом маленькое помещение. – Следов магии, борьбы, насилия или убийства – нет. Может, и правда, вышел?

Я пожал плечами и повернулся к двери. Судьба могильщика меня сейчас занимала меньше всего.

Глава 7

Кайер оказался огромным. Значительно больше привычного ей Лаора, а еще шумным, грязным, каким-то бестолковым. Девушка чуть нервно одернула серое платье. Худой мальчишка пронесся мимо, толкнув ее плечом, и даже не извинился! Пожилой гражданин чуть не отдавил Лире ноги, когда она стояла на перекрестке, а приличная с виду женщина на вежливый вопрос о том, где живет такой-то господин, поджала губы и посоветовала убираться обратно в свою дыру.

Ужасный город.

Впрочем, последнее время у нее все было ужасным.

С тех пор как погиб отец, с тех пор как в ее жизни появился смертельный враг… Она сжала кулаки, пытаясь сглотнуть ком в горле. Зарево того пожара не давало ей спать, будило кошмарами.

– Эй, ты что рот раззявила, ворона залетит! Посторонись! – заорал возница на несущемся экипаже, и это привело Лиру в чувство, заставило отпрыгнуть от дороги и все равно на платье остались брызги грязи. По хорошему, ей бы следовало немедленно вернуться в гостиный дом и сменить наряд, потому что являться в грязном к незнакомому человеку – это верх неприличия. Впрочем, Лира уже и так сделала кучу неприличных вещей. К примеру, провела ночь с совершенно посторонним мужчиной.

Воспоминание заставило ее вспыхнуть до кончиков ушей. И сам факт, и то, что эта ночь потрясла девушку до глубины души, полностью перевернув ее представления о близости между мужчиной и женщиной, не давало Лире покоя.

Ведь подобное с ее женихом никогда не приносило девушке и малой толики тех чувств, что она испытала на втором этаже весьма захудалого гостевого дома. Странный незнакомец, что шептал ей что-то горячее и ласкал так настойчиво и умело, заставил ее полностью забыть и смущение, и приличия, и наставления отца. Богиня, да она и имя свое чуть не забыла, когда он чертил языком на ее коже и трогал… внизу. И когда нависал сверху, раз за разом погружаясь в ее тело.

Краска стыда залила лицо.

Одно радовало и в то же время огорчало, ее нечаянный любовник ушел раньше, чем Лира проснулась. Но это она понимала – служба… Конечно, он будет ее искать. Как честный человек приедет с цветами и кольцом, и они будут смотреть друг на друга, смущенно отводя глаза.

Правда, допустить этого Лира не могла.

Потому что она ужасно обманула его…

Девушка тронула амулет на своей груди, зажмурилась, пытаясь сдержать слезы.

Погрузившись в свои невеселые думы, она застыла посреди тротуара, и спешащий мимо господин покосился на девушку подозрительно. И на всякий случай обошел по широкой дуге.

Лира вновь вздохнула. Ужасный город. Никто не здоровается и каждый косится недовольно, словно она какая-то преступница! Столичные снобы!

Она пошла вперед, всматриваясь в таблички на домах, где были указатели, чрезвычайно запутанные, кстати. Дребезжа и звеня, мимо проехала механическая телега, и Лира снова застыла, открыв рот. Она, конечно, слышала о такой, все же она девушка образованная, но увидеть довелось впервые. Лира чуть сморщила носик. Воняло от телеги знатно. Уж лучше ехать по старинке – на лошади или в экипаже, чем вдыхать всю дорогу этот смрад.

Но ее мнение, похоже, не разделяли, в телеге было столько народа, что они вываливались из окон.

Кайер шумел, звенел, дребезжал и орал на разные голоса, а когда солнце повернуло к западу, по столице поползла огромная тень, и Лира увидела еще одно чудо – императорский дирижабль, что плыл над дворцом.

Поистине, как ни ужасен этот город, но в нем было много изумительных вещей.

Нужная ей улица отыскалась лишь через несколько часов бесплодных поисков, когда Лира все-таки догадалась схватить за шиворот пробегающего мимо мальчишку и, сунув ему под нос мелкую монету, потребовать проводить ее. Как оказалось, она была совсем рядом.

Дом выглядел презентабельно, так что девушка вновь забеспокоилась о своем внешнем виде. Но напрасно.

Лысеющий господин в пенсе, выслушал девушку в своей гостиной и благодушно кивнул.

– Говорите, у вас письмо?

– Да, вот оно, – она протянула лист бумаге. – Мой… знакомый уверил, что вы поможете мне. – Она набрала побольше воздуха. – Я ищу чернокнижника. Увы, имени не знаю. Высокий, выше вас… Значительно. И у него волосы… до плеч. Серебристые. Черная одежда.

– Хм, – господин пожал плечами. – Вы ведь понимаете, что эти приметы слишком… расплывчатые? Внешность можно изменить иллюзией, да и потом… – он торопливо облизал губы и понизил голос. – Чернокнижие – дело ловцов…

– Прошу вас! – Лира отчаянно сжала ладони, подскочила в кресле и торопливо полезла в свой дорожный сундучок. – Я все понимаю! У меня есть вещь… С каплей крови. Вы ведь сумеете опознать по крови?

– Не обязательно, – возразил мужчина. – Только если я лично знаком с этим человеком, хотя могу заявить без ложной скромности, что знаю в Кайере многих! И конечно, никаких официальных заявлений я делать не буду! Надеюсь, речь не идет о преступлении?

– Что вы, – Лира выдавила улыбку. – Я лишь желаю найти этого человека. – Она скромно потупилась, изображая влюбленную дурочку. – Он мне очень нужен.

Господин беззастенчиво уставился на ее живот и хмыкнул. Совершенно безнравственный город!

– Ну, хорошо, уговорили.

Он щипцами подцепил клочок ткани, что она протягивала, разложил на плоском стеклянном блюде. Посыпал белым порошком.

– След очень слабый, крови здесь практически нет.

Лира сжала зубы, поддавшись вперед и боясь дышать. Этот клочок – ее единственная надежда…

– Ну-с, посмотрим, – пробубнил господин, осторожно капая сверху розоватую жидкость из крошечного флакона. Ткань вспыхнула, объятая белым пламенем, взметнулось вверх облачко пара. Господин наклонился, вдыхая его.

Лира затаила дыхание. Она никогда не видела, как работают нюхачи-прорицатели. В ее родном Лаоре таких умельцев не было. Глаза господина закатились. Он повертел головой, словно что-то рассматривая. Дернул кадыком, хмыкнул и посмотрел на Лиру.

Дым рассеялся, ткани на блюде больше не было.

– Это что, шутка? – недовольно спросил господин.

– Шутка? – растерялась Лира. – О чем вы?

– Вы принесли мне письмо от Лекса и платок с его кровью! Передайте Рауту, что его чувство юмора по-прежнему отвратительно! И заплатите на выходе десять монет! Прощайте, милочка.

– Постойте! – Лира вскочила, пытаясь понять, что происходит. – Вы узнали, кому принадлежала кровь?

– Тому же, кому и письмо! – возмущенно блеснул стеклами пенсе господин. – Лексу Рауту! Кстати, он должен мне двадцатку, так что будьте любезны рассчитаться за вашего шутника! Поговаривали, что его казнили, но вижу, Лекс продолжает веселиться! Выход там, милочка!

Плохо соображая, Лира достала из сундучка кошель, высыпала на стол монеты. Тридцать – почти все, что у нее было. И на негнущихся ногах пошла к выходу.

Перед глазами стояло лицо мужчины, о котором она постоянно думала. Белые волосы завязаны в аккуратный хвост, пронзительные синие глаза, нос с легкой горбинкой и насмешка на губах.

– Этого не может быть.

Она остановилась так резко, что на нее наткнулась женщина, идущая сзади. Обозвала Лиру пустоголовой курицей, но девушке уже было наплевать. Она все пыталась понять. Сопоставить. Вспомнить. Уже который раз. Момент, которого она так боялась в своих снах.

… она проснулась. Что разбудило ее? Может, крик ночной птицы… Потянулась. И замерла, когда открылась дверь. Отец? Или нянюшка? Лучше притвориться спящей… прикрыла веки. Тихо. Показалось? Подсмотрела сквозь ресницы… Высокая фигура в черном напротив светлого окна. Мужчина оборачивается на миг, окидывает взглядом замершую на кровати девушку. Луна серебрит его волосы, вычерчивает профиль…

– Понаехали тут, стоят на дороге! – сердито замахнулся тростью пробегающий господин.

– И вам прекрасного дня, – заторможенно протянула Лира.

Два образа сошлись в один, две картинки соединились.

Она нашла того, кого поклялась убить.

Хотя нет. Это он ее нашел. А потом использовал и ушел, довольно насвистывая. Ярость разорвала внутренности, и Лира затопала ногами и закричала, не обращая внимания, что от нее разбегаются прохожие.

***

– Эй, детка, принеси мне еще хелля, – я отсалютовал ловцам. Харт скривился, но промолчал. После нашей прогулки на кладбище мы вернулись в тот же гостевой дом. Остальные ловцы не поведали ничего нового, картина та же. Артефактор пропал, никто из близких ничего подозрительного не видел и не слышал. Жена темного утверждала, что все вещи на местах, деньги тоже, ее муж просто испарился. И вновь ни следа магии или преступления.

– Демонщина какая-то, – пробормотал Шило, уставившись в свои записи. Наш умник уже успел написать кучу каких-то схем, пытаясь выявить что-то общее во всех пропажах, но пока безрезультатно.

Пока напарники активно обсуждали план дальнейших действий, я так же активно пил хелль и рассматривал подавальщиц. Харт на это кривился и окатывал презрительными взглядами, Здоровяк поглядывал с плохо скрываемой завистью, остальные игнорировали. Залив в себя очередной кувшин, я расплылся в довольной усмешке и, шатаясь, поднялся.

– Кажется, мне пора в кроватку, – протянул, запинаясь. – Не грустите, девочки. – И заорал на всю таверну, направляясь к пухлощекой служанке: – Эй, крошка, согреешь мне постельку?

– Не позорь мундир ловцов, Раут, – Харт схватил меня за локоть, уставился со злостью. Я дыхнул на него хмельным духом, заставив отшатнуться.

– Все-таки ты зануда, Харт. Ну ладно, обойдусь без грелки. Если я замерзну насмерть, то упомяну тебя в завещании.

– Иди проспись, – он брезгливо отдернул руку.

– Есть командор, – гаркнул я, снова обдавая его миазмами. И развернувшись, потопал наверх, хватаясь за перила. Хотел еще исполнить какую-нибудь скабрезную песенку, но решил, что с Харта и этого достаточно, такого взгляда, полного отвращения и негодования, я давно не видел. В моей коллекции взглядов этот, под названием «сверни себе шею на лестнице, чернокнижник», расположился на почетном месте. До тройки лидеров, правда, не дотянул, там красовались взгляды Одри, заняв все пьедесталы.

Воспоминание заставило меня скрипнуть зубам и отбросить маску хмельного придурка. Я запер дверь комнаты, навесил охранки на дверь. Потом подумал и соорудил на кровати подобие фигуры из подушек и тюфяка, накрыл обманку покрывалом. Отбросил свой плащ ловца, вытащил из пространственного мешка черную меховую парку, оделся, засунул в карманы необходимые предметы. Волосы закрыл темным платком, как и нижнюю половину лица. Потушил лампу, постоял, прислушиваясь к голосам в нижнем зале, и распахнул оконную створку. Второй этаж мне не мешал, короткая левитация – и я уже стою на заднем дворе, у навесов с лошадьми. Правда, выводить кобылу не стал, решив не рисковать.

Прогуляюсь. Город небольшой, а времени у меня до рассвета. Успею.

Через час я второй раз за день оказался на том же кладбище. При свете тонкого месяца, плавающего в мутных тучках, жальник выглядел вполне мирно. Длинные чернильные тени ложились на дорожки между могилок, голые деревья тянули ко мне растопыренные пальцы ветвей, надсадно каркала озябшая ворона.

Я кинул в нее файер.

– Заткнись.

Птица возмущенно обложила меня карканьем и улетела, тяжело хлопая крыльями. Правда, недалеко, уселась на ближайший надгробный камень, кося оттуда любопытным вороньим глазом.

Я осмотрелся.

Для любого человека кладбище – место пугающее, для меня же – вполне обыденное. Ничего сакрального для чернокнижника в жальнике нет, и никакого трепета я, понятно, не испытывал. И пришел сюда лишь по одной причине – здесь меня точно не побеспокоят. Светлые маги на кладбище по ночам стараются не соваться, слишком много энергии смерти, усиливающейся по ночам, им от нее физически больно. Ну а мне в самый раз. Подпитаюсь заодно, раз уж пришел.

– Так, начнем, пожалуй, – пробормотал я, расчищая от снежка место возле старой могилки. Нарисовал углем символы, капнул в центр своей кровью. Вот этот момент меня всегда раздражает, не понимаю, почему для всех ритуалов я должен отдавать часть этой крайне нужной мне жидкости?

Но деваться было некуда, по-другому призыв не сработает.

Оглянулся.

Тихо. Мертво. Холодно.

– Эй, Ланта, тащи сюда свой красивый зад! – выкрикнул я.

Холодно, мертво, тихо.

И ни следа обворожительной красотки.

– Ланта, чтоб тебя демоны сожрали! Ты оглохла? – заорал я, ощущая, что начинаю замерзать. – Я не собираюсь торчать тут до весны, ожидая, пока ты припудришь носик!

Ти-ши-на.

– Лантаарея! Живо ко мне! – обозлился я и подпрыгнул, потому что вредная красотка запустила в меня шаровой молнией. Я затопал ногами, пытаясь скинуть с себя шипящий обжигающий шар.

– Уже согрелись, мой повелитель? – нежно пропела она, возникая на дорожке. Я возмущенно загасил шар и уставился на нее.

– Ты что себе позволяешь? Ты меня чуть не поджарила!

– Зато тебе не грозит отмороженный зад, повелитель, – без доли смущения заявила Ланта и уселась на могильную плиту, изящно расправив складки нежно-голубого платья. Одеяние было занятным – две полосы ткани, перекинутые через точеные плечи и скрепленные на талии золотым шнуром. Сказать, что фигура девушки в таком виде больше выглядела раздетой, чем одетой – это ничего не сказать. На присыпанной снежком и залитой лунным светом могильной плите почти раздетая Ланта выглядела столь чужеродно, что казалась видением. Хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться в ее реальности. Еще больше хотелось ущипнуть ее. Я на миг застыл, в очередной раз пораженный совершенством черноволосой красавицы. Белоснежная кожа мерцала при свете луны, волосы спадали свободными волнами на спину и плечи, глаза сияли звездами, а губы… я сглотнул.

– Ланта!

– Прости, – она рассмеялась. – Привычка.

Кархан зарычал и уселся у ног чаровницы, злобно посматривая на меня.

– Зачем ты его с собой таскаешь?

Кархан оскалился, Ланта погладила его по голове, словно собачонку.

– Он верный.

Я покосился на бывшего наставника. Человеческого в нем почти не осталось, кажется, он окончательно переродился. Слишком долгое и непрерывное нахождение рядом с темным артефактом смертельно опасно, а мой бывший учитель недостаточно силен, чтобы сопротивляться. Но к демонам Кархана, я пришел не для того, чтобы размышлять о его судьбе.

– У меня к тебе вопросы, – я тоже сел на камень.

– Я тебя слушаю, повелитель.

После того, как я отпустил Ланту, прятать ее не приходилось, теперь она могла принимать любую форму или просто исчезать до той поры, пока я ее не позову своей волей и кровью. Совершать призыв в Бастионе я не рискнул, слишком много магистров, могут заподозрить неладное. А мне не хотелось раскрывать свой козырь. Зато теперь представилась возможность.

– Во-первых, как мне избавиться от этого, – я расстегнул куртку и показал на медальон ловцов. – Ты можешь его снять?

– Увы, – она покачала головой. – Ты уже и сам понял, что это ошейник, мой повелитель, но в нем магия Бастиона. Снимет лишь тот, кто надел.

– Вот паскудство, – выругался я. – А так надеялся. Совсем никакого шанса?

Ланта развела руками.

– Я мало знаю о Светлой магии, мой властелин, мне она чужда.

– Ладно, проехали, без тебя разберусь, – огрызнулся я. – Тогда что ты знаешь об этих тварях? – я как смог живописал ей прозрачно-серых монстров, которых видел днем.

Лантаарея задумалась. Поперечная морщинка пересекла ее лоб, когда она нахмурилась.

– Ну же, – поторопил я молчащую девушку. – Ау, детка, не спи! Это у тебя впереди вечность, а я состарюсь, пока ты вспомнишь!

– Я ищу совпадения, – задумчиво протянула она. – Но…

– Но?

– Но ближе всего твое описание к марашерам. Правда, их не существует.

– Да ладно? – приподнял я бровь. – Эти несуществующие зверушки сегодня утром чуть не откусили от меня пару кусков. Для воображаемых у них весьма материальные и дурно пахнущие клыки!

– Марашеров описывал древний летописец в манускрипте сотворения, – так же хмуро отозвалась Ланта.

– Так, – я потер озябшие ладони. – А теперь еще раз и по-человечески. Без своих книжных заумностей.

– Глупый Лекс, – неожиданно закудахтал Кархан.

– Убери свою живность, не то я его убью. Что за летопись сотворения? Какой-нибудь древний и жутко запутанный трактат для светлых умников?

– Там описаны круги сотворения, – Ланта пожала плечами, словно говорила о всеобще известном факте. – Разве ты этого не знаешь?

– Круги сотворения?

Я задумался, пытался выудить из памяти жалкие крохи воспоминаний. Тухлый орк, и почему я так плохо учился?

– Кажется, это что-то из культа древних богов? – напрягся я. Ну да, точно. Древние боги, которых чтили до Богини Равновесия. Их храмы до сих пор остались в империи, как и жалкие горстки их приспешников. Помнится, в одном из таких храмов мы оказались, когда меня вытащили из застенок Лаора. И там же я провел ночь с Одри, будь она неладна…

Да что со мной? Сколько можно ее вспоминать?

Это все от слишком длительного воздержания, отсутствие нормального секса плохо сказывается на моих мозгах.

Вернусь и отымею сразу двух подавальщиц. Или трех.

– Мой господин, кажется, немного отвлекся? – насмешливо протянула Ланта.

– Я велел тебе не копаться в моей голове? – разозлился я.

– Даже и не собиралась, мой властитель. Просто когда ты думаешь о… сношении, у тебя глаза темнеют. И на лице появляется такое выражение, м-м-м, как бы это сказать…

– Хватит! – оборвал я. – Так что там с древними богами?

– Тысячи лет назад они пришли в наш мир и сотворили человека.

– Ну, это понятно, – махнул я рукой. – Лавры сотворения все боги приписывают себе, хотя никто не может этого доказать. Пока ничего нового.

– Древних богов было двое, хотя они были едины, – Ланта откинула с плеча темную прядь. – Их культ запретили еще и потому, что по преданию боги пришли из Огненного Мира. Жрецы Богини Равновесия считают, что это была Изнанка.

– Они были демонами?

– Богами, – пожала плечами Ланта. – В трактатах они названы так. Домыслы могут быть любыми.

Я махнул рукой.

– Ладно, дальше.

– В ту пору наш мир как раз переживал Эпоху Драконов. И по преданию это было ужасное время крови и огня.

– Ну, понятно, и боги решили наш мир улучшить. Очень благородно с их стороны.

– Двуединый бог создал семь кругов сотворения и вдохнул жизнь в первого человека.

– Так, – я подпер кулаком подбородок. – А причем здесь эти ужасные твари, что вылезают из могил?

– Марашеры – это стражи Огненного Мира, они пришли вместе с богами. Древние верили, что ничего нельзя получить, не отдав что-то взамен. Из этой истины впоследствии вырос культ Богини Равновесия.

– И что у нас значится первыми кругами? – я все больше запутывался. И замерзал.

– На первом нужно этот круг начертить и принести первую жертву.

– Отличное начало, – одобрил я. – Что дальше?

– Дальше – второй круг и две жертвы.

– Ух ты, эти ребята мне уже нравятся, – хмыкнул я, жалея, что не захватил с собой хелль. Разбираться с этими древностями на трезвую голову – просто мучение, а я успел окончательно протрезветь, пока добрался до кладбища. – Продолжай. И постарайся изъясняться понятнее.

– Я лишь пытаюсь поведать так, как известно мне! – сверкнула она глазами. – Не забывай, что в меня вложили древние знания, но это знания людей, а не богов. Я не могу рассказать больше, чем знали они. Летопись сотворения очень древняя, она написана на исчезнувшем языке.

– Да, а еще древние очень любили загадки и иносказания, – хмыкнул я. – Нет бы написать нормально, так надо тумана нагнать такого, чтобы Грохх переломал все ноги! – Ладно. – Я поднялся и повертел головой, разминая затекшую шею. – Так что там с сотворением?

Ланта повела плечами. Отчего полоски голубой ткани разошлись еще больше. Я сглотнул. Вот и как тут думать об этих проклятых серых тварях?

– Пока я понял, что двое богов объединились, чтобы тешить свое самолюбие и приносить жертвы. Ну, понятно, надо же как-то развлекаться. Что там с кругами? Надеюсь, оргии будут? А то я совсем затоскую.

– День за днем боги создавали новый круг, и мир менялся. К сожалению, как я уже говорила, на каждом требовалась новая жертва, или жертвы, потому что ничего нельзя получить даром, всегда приходится что-то отдавать.

– Скукотища, – я зевнул, – но продолжай. Дай угадаю, на седьмом круге боги погубили всех драконов и создали новый мир?

– Вы совершенно правы, мой повелитель. – Губы Ланты тронула улыбка. Эх, хороша демоница. Жаль, жаль.

– Ну, понятно, куда ж без этого, – хмыкнул я. Глаза начали слипаться, плюнуть, что ли, на эту древнюю чушь? Ладно, дослушаю.

– И когда был открыт седьмой круг, боги создали венец сотворения, спектр из семи лучей. Венец позволяет создать новую жизнь или вернуть утраченную.

– Погоди– ка, – я встрепенулся. – Что они увидели?

– Венец Сотворения. Спектр.

– Та-а-ак…, – протянул я. Сон слетел, как и не было. Воспоминания нахлынули мутным потоком нечистот, от которых пахло дурно и хотелось отмыться. Но, увы, это вряд ли получится. И вновь я возвращаюсь в день своей смерти под ножом Шинкара. Он тогда тоже обронил это слово. Спектр. Сказал, что я лишь одна из ступеней на пути к нему. И если начать рассматривать все с такой точки зрения, то…. – Та-а-ак, – снова протянул я, нахмурившись.

Вскочил и принялся мерить шагами дорожку между могилками. Огонь трещал на пальцах, и я в сердцах кинул файер, поджег куст. Ланта осталась безучастной, зато Кархан завизжал и спрятался. Но мне уже было не до него. И даже прелести Лантаареи перестали меня отвлекать. Если предположить, что Шинкар говорил о том самом Спектре? Он считал меня уже трупом, от того и был откровенен. Но тогда получается, что кто-то решил повторить путь древних богов? Неужели это возможно? Неужели нашелся безумец, который решил это сделать?

Звучит бредом. И я отмахнулся бы от этой мысли, как любой здравомыслящий человек, если бы не побывал в Пустоши, и если бы меня там не убили ради этого Спектра.

Понимал я мало, но беспокойство появилось, и избавиться от него не получалось.

– А для чего нужны были эти самые марашеры? – насторожился я. – Об этом ты знаешь?

– Стражи Вечного Города приносили богам силу. В древности они поедали драконов, как источник силы и магии, – Ланта откинула с плеча темную прядь.

Я замер с занесенной ногой. Бред. Полный. Но если предположить на минутку… Если предположить, что я не сошел с ума, и Шинкар хочет создать семь кругов, что погубят мир? А марашеры появляются там, где есть маг. Один или двое. В уединенном месте. Например, в пустой комнате ловца или в домике могильщика. Там, где этих полупрозрачных тварей не увидят. Сжирают мага, забирая его силу, а потом просто исчезают?

Марашеры напали на нас, когда мы с Хартом использовали магию, чтобы прибить друг друга. Магия приманивает этих тварей, как волков – запах крови?

Отрыжка степного буйвола! И что мне со всем этим теперь делать?

И Харт назвал их тварями Изнанки. А потом сделал все, чтобы я забыл об этом случае. Впрочем, если речь идет о древней летописи, то его опасения не так уж и напрасны.

Кто нам поверит?

Да никто.

Я ведь не стану рассказывать, что где-то в запретной Пустоши бродит давно померший Шинкар Меченный с ритуальным ножом и камнями внутри своего тела.

– Ланта, – я покосился на посветлевший горизонт. – Все это мне очень не нравится. Просто до зубовного скрежета. Гнилье! – я ударил кулаком по камню и обернулся. – Мне надо возвращаться, скоро рассвет. Кстати, где ты проводишь время, пока я тебя не позову?

– Все там же, – Лантаарея вздохнула.

– В склепе? – изумился я.

– Мне там хорошо, – она пожала плечами. – И там тихо. Я отвыкла от людей.

Покачал головой. Но дело хозяйское, нравится ей склеп, и ладно. Кстати…

– Слушай, но ты ведь можешь прогуляться по Кайеру? – протянул я. – Посмотреть, как там…

– Кто?

Я отвернулся. Демон меня за язык дернул!

– Никто. Забудь. Все, исчезни, позову, когда смогу.

– Прощай, мой повелитель.

– Глупый Лекс! – вылез из кустов Кархан.

– Сдохни, – хмуро пожелал я и пошел в сторону городка.

Глава 8

Когда я добрался до таверны, во дворах вовсю орали петухи. Спать хотелось неимоверно. Я забрался в свое окно, зевнул, стянул парку, собираясь завалиться в кровать. Надеюсь, этим утром никто не решит замутить конец света, подождет да завтра, когда я буду более бодрым.

Я откинул покрывало и нахмурился. В слабом рассветном мареве видно было плохо. Поднес покрывало к окну и хмыкнул. Посередине был порез. Тонкий, скорее всего от стилета. Кто-то с силой вогнал сталь в мое импровизированное чучело, понадеявшись меня прирезать. Так-так. Сон слетел, словно и не было, на его место пришла злость. Я выбил ногой дверь, уже не заботясь о своих охранках, разрушая их. Искры тлели на пальцах, грозя спалить эту проклятую таверну вместе со всеми ее обитателями. Кстати, мысль неплохая.

Комната Харта была в конце коридора. Я забарабанил сапогом в створку, она распахнулась почти сразу, словно меня ждали. Ну, раз ждали, я задерживаться не стал, врезал Флаю, не перешагивая порог. От души так врезал. Целился в нос, да говнюк увернулся, мой кулак пошел по касательной, впечатываясь в скулу.

Харт отскочил, оскалился, стирая кровь с разбитой губы. Глаза полыхнули зеленым огнем.

– Вот как расправляешься с должниками, ловец? – ухмыльнулся я. – Стилетом в грудь?

– Ополоумел, темный? – прохрипел он. Предметы в комнате мелко завибрировали. Его сила выплеснулась, словно взрыв, меня отбросило через весь коридор и впечатало в стену с такой силой, что я не удивился бы, увидев свой хребет вылезшим из горла.

– Мать твою… – просипел я.

Харт шел вдоль стены, кажется, он собрался меня убивать. А я все еще лежал на полу, пытаясь собрать свое бренное тело.

– Нираринхунта!

Ударил ладонью по полу, и доски встали дыбом, выгнулись, выбивая гвозди, словно снаряды, и посылая их в ловца.

– Ших, – коротко рубанул Харт, и мое заклятие нейтрализовалось, как будто его и не было. Я ругнулся. Снова хлопнул, активируя сразу несколько рун. Запрещенных. Смертельных. Разрушительных.

– Хватит, Раут! – Флай выставил щит. Голубоватое мерцание окружило его стеной. – Чего ты добиваешься? Чтобы я убил тебя?

– Ты это и собираешься сделать! – рявкнул я.

– Если бы я хотел тебя убить, то сделал бы это!

– Тешишь себя иллюзиями, Харт? Сильно расстроился, когда обнаружил, что стилет кромсает подушку, а не меня?

Харт помрачнел.

– Тебя пытались зарезать этой ночью?

– Еще скажи, что это был не ты! – сплюнул я.

Флай помрачнел еще больше и убрал щит. Выглядел ловец неважно. Я бы даже сказал, что совсем хреново он выглядел. Неужели это мой хук слева его так обескуражил? Не похоже что-то…

– Эй, Харт, что с тобой? – я, наконец, соскреб себя со стены и шагнул к противнику. Может, прикидывается? Правда, не знаю, как можно изобразить такое серое с зеленью лицо.

Ловец оперся рукой о стену. Я шагнул ближе. И выругался, когда ловец сполз вниз.

– Гнилье! Что с тобой?

– Яд рионской змеи, – прохрипел он. – Я думал, это ты…

– Предпочитаю нож, – процедил я, подхватил Харта под мышки и потащил к своей комнате. Из дверей уже выглядывали перепуганные постояльцы в ночных сорочках и исподнем, так что я даже изобразил улыбку. – Расходитесь, господа, ничего интересного. Мы с другом не поделили одну цыпочку. Но уже выяснили, что можно любить ее и вдвоем, мы ребята не гордые.

Дама справа наградила меня возмущенным взглядом и хлопнула дверью. Дама слева – окинула заинтересованным, но дверью уже хлопнул я.

Толкнул Харта на стул, он упал, словно мешок с требухой. На сером лбу выступила испарина. Я же вывалил на пол содержимое своего мешка, нашел пузырек с черной жидкостью, вытащил пробку, запаянную смолой. И сунул Харту под нос.

– Пей. – Он попытался отвернуться, и я сдавил ему нос, одним махом опрокинул вонючую жидкость в приоткрытые губы. Харт был слабым, как котенок, что и неудивительно. Странно другое. Яд рионской змеи убивает почти мгновенно. А ловец смог еще и покидаться силой в коридоре. И выводы у меня снова получились занятными.

– Что это? – он упал на колени, сдавливая горло. Лицо поменяло цвет с серого на багровый, глаза норовили вылезти из орбит. Я безучастно завалился на кровать, решив, что находился я сегодня достаточно.

– Противоядие, – улегся прямо в сапогах, на которых осталась кладбищенская земля и, кажется, навоз. – Кровь некроманта.

– Запрещено…

Харт уже валялся на полу, дергая руками и ногами.

– Конечно, запрещено, – снисходительно хмыкнул я, зевнув. – У вас, светлых, все запрещено, у вас можно только гордо сдохнуть. И если бы я не оказался рядом, тебе бы это удалось.

– Зачем?…

– Мне нужны ответы, – я снова зевнул. – А у мертвеца я их вряд ли получу. Кстати, кровь некроманта имеет и еще одно приятное свойство, побочный эффект. Несколько минут ты не сможешь мне соврать и ответишь на все вопросы. – Я покосился на извивающегося Харта. Увы, очищение организма от яда весьма болезненный и не слишком быстрый процесс. Затянется примерно на час, так что я успею вздремнуть. – И будь паинькой, мучайся молча, – бросил я, закрывая глаза. – Мне твои стоны спать мешают.

– С… ка, – выдал Харт, и я хмыкнул. Ну, раз ругается, значит, жить будет.

Примерно через полчаса я приоткрыл один глаз и увидел, что Харт подполз к столу и тянется к графину с водой. Сделал жадный глоток, другой.

– А вот это зря, – выждав, сообщил я.

Новый приступ боли скрутил ловца, и он упал ничком, уткнувшись лицом в доски.

– Яд еще не вышел, а ты его разбавил, – я сладко потянулся, снова закрывая глаза. – И чему вас только в вашей Академии учат?

Харт снова ответил ругательством, на этот раз более забористым. Я перевернулся на другой бок.

Еще через час я потянулся и встал с кровати.

– Ну, можно начинать.

Харт сидел, прислонившись спиной к стулу. Все еще бледный, но без мертвецкой серости.

– Это ты пытался меня убить? – бросил я.

– Нет.

– А кто?

– Не знаю, – прохрипел ловец. – У тебя врагов, как грязи, с таким мерзким характером.

Я хмыкнул. Ну что же, и не соврал ведь. Ладно, продолжим.

– Как ты отменил подчинение старшему в отряде?

– Я сильный маг… – говорить ему явно не хотелось, даже губы побелели. Но сопротивляться сейчас не смог бы и Шинкар, не то что светлый.

– Сможешь нейтрализовать мой амулет? – обрадовался я.

– Не знаю. – Он скрипнул зубами. – Если достанешь нужные ингредиенты.

Я широко улыбнулся. Достану? Еще как.

– Теперь разберемся с кладбищенскими тварюшками. Это марашеры, стражи из Огненного Мира? Те, что описаны в трактате о сотворении?

На измученном лице Харта вспыхнуло изумление, но он лишь кивнул.

– Да.

– Уверен?

– Абсолютно.

– Кто-то решил поиграть в богов и создать новый мир, уничтожив старый?

Он мрачно кивнул.

– И ты знаешь кто?

На лице Харта проявились багровые пятна, он тяжело задышал. А потом вдруг выдохнул. И посмотрел на меня в упор.

– Время закончилось, чернокнижник.

– Ого, – впечатлился я. – Быстро ты. И, правда, сильный. И кто же ты такой, светлый?

– Время закончилось, – повторил ловец, тяжело поднимаясь.

– А ты мне поведай просто так, по дружбе.

– По какой дружбе? – он изобразил усмешку. – Ты снова пьян?

– Увы, нет. А по какой дружбе… разумной. Ты мне кое в чем поможешь, я – тебе. И о маленьком инциденте забуду. И найду того, кто накормил тебя отравой. Мне кажется, неплохие причины для дружбы?

– Я не дружу с чернокнижниками, – процедил он.

– Я понял, – я неторопливо собирал свои вещи в мешок. – Ты дружишь со светлыми. Один из них подсыпал тебе яд змеи. Прости, я, наверное, мало понимаю в дружбе. Помнится, меня в этом уже упрекали. – Хмыкнул, пожал плечами. – Ну как знаешь.

Харт смотрел на меня, прищурившись.

– С чего ты взял, что яд подсыпал кто-то из нас?

– Ты выпил его за пять минут до того, как я тебе врезал, – жестко сказал я. – В таверне ты всю еду и питье проверял магией. Незаметно. Но у тебя на пальце вдовий камень в перстне, неприметный, но крайне редкий минерал. Таких камней всего с десяток в империи, о них мало кто знает. Ты всегда держишь руку над едой, прежде чем положить в рот. Значит, проснувшись на рассвете, ты сделал глоток того, в чем был уверен. Видимо, отхлебнул из фляжки, что носишь с собой. Кто-то насыпал яд именно туда. И ты сам знаешь, что сделать это мог только кто-то из нас пятерых. – Я потер подбородок. Вот гадство, щетина, опять забыл обновить заклинание, замедляющее рост волос. – И еще твой недруг очень хотел подставить меня. Эскандор получил бы отличную версию – чернокнижник отравил Харта, а ловец заколол темного, распознав его коварный план.

Я замолчал. Флай смотрел на меня ошарашенно.

– Ты кто такой? – выдавил он.

– Поганый чернокнижник, – напомнил я. – Впрочем, не важно. Вопрос в том, кто ты такой.

– Лучше тебе этого не знать, – пробормотал он и сел на стул, ссутулившись, как старик.

– Может, и так, – я отошел к окну. – К тому же, я и так догадываюсь. Тебя многое выдает, ловец, если присмотреться. То, что ты вырос при Дворе, видно, как ты не пытаешься это скрыть. – Он вздрогнул, я пожал плечами. – Но сейчас речь о другом. В целом, мне плевать, какой у тебя титул. Я хочу, чтобы ты помог мне покинуть Бастион. Взамен… разберусь с твоей проблемой. Или обратишься к тайной императорской страже? К первому кругу?

– Нет! – он вскочил, пошатнувшись.

– Я почему-то так и думал. Ну, так что насчет моего предложения? Согласен на нежную и трепетную дружбу с чернокнижником?

Харт сдвинул брови, размышляя. Наверное, пытался найти подвох. Или соображал, не является ли все произошедшее частью моего коварного плана. Но потом тяжело вздохнул.

– Хорошо. Что ты предлагаешь?

Я широко улыбнулся.

– Напиться.

***

Одри стояла у витрины стекольной лавки. Витрина была красивая, ярко подсвеченная, и за ней красовались вазы и статуэтки из дорогущего креольского стекла. Тоненькие нимфы и пузатые бокалы, изящные безделушки и солидные дорогие блюда.

В витрине отражалась сама Одри – слегка бледная, в красивом темно-бордовом платье с розовыми вставками и косами, уложенными короной вокруг головы. В руках – изящная сумочка, на плечах плащ, отороченный белым мехом. В общем, вполне достопочтимая горожанка.

Правда, в душе этой горожанки творился настоящий хаос и раздрай, и Одри отчаянно теребила свой маленький радикюльчик.

Изнутри магазина на нее уже косился хозяин, раздумывающий, то ли отогнать от витрины назойливую девушку, то ли обождать, вдруг покупательница. Одри его взглядов не замечала. Она просто бездумно смотрела на мерцающее стекло, размышляя о своем.

Последняя встреча с Армоном оставила внутри чувство смущения и неловкости. Между ними так ничего и не случилось, и девушка была этому… рада. Одри нахмурилась. Ну что с ней не так? Почему она никак не может принять Армона сердцем, ведь ее разум понимает, что лучшего его ей не найти?

«Потому что сердце уже занято одним засранцем, которому ты не нужна», – с готовностью ответил внутренний голос. Додумать Одри не успела, потому что на перекрестке кто-то закричал, потом заголосили люди, потом что-то ударилось. Витрину осветило синим всполохом, и Одри отпрыгнула, обернулась. Продавец тоже выскочил, озираясь и пытаясь решить, кого звать – ловцов или пламятушителей.

– Где-то горит? Кого-то убили?

Одри не ответила. От перекрестка бежали люди.

– Магичка! Ледяная!

– Заморозит!

– Ой, что делается…

– Так кого убили? – повторил мужик.

Одри с досадой махнула рукой и побежала, только не вместе со всеми, а туда, к перекрестку. На пересечении дорог стояла девушка, совсем молодая. Каштаново-рыжие кудри растрепались, на сером платье – капли грязи. На ней не было накидки или плаща, и, кажется, незнакомка не понимала, где она. По бледному лицу катились слезы и тут же замерзали, падали на брусчатку острыми льдинками. От пальцев магички змеились бледно-голубые искры, рассыпались, замораживая и оплетая изморозью все вокруг: тротуар, фонарные столбы, решетку ограды, витрины лавочек…. Стекло в ближайшей тоненько зазвенело, грозя лопнуть, разукрасилось сетью трещинок. Но девушка не замечала этого.

– Я его убью, я его убью, убью…

Она шептала, словно заклинание, и искр становилось все больше, грозя заморозить всю улицу. Над витринами вспыхнул синий огонек, призывающий ловцов. Еще немного, и девчонку загребут стражи, посадят в застенки как нарушительницу. А ее, кажется, всего лишь мужчина бросил…

Не раздумывая, Одри сорвала с себя плащ и накинула на плечи девушки, стараясь не прикасаться к ней.

– Тише, тише, не плачь! Успокойся!

Изморозь коснулся ботинок Одри, и та отпрыгнула. Превратиться в ледяную скульптуру ей совсем не хотелось.

– Меня зовут Одри. Я тебе помогу!

– Я его убью, – рыжеволосая распахнула глаза. – Клянусь.

– Обязательно! – выдохнула Одри. – Только успокойся. Ты заморозила улицу.

– Что? – ледяная магичка хлопнула ресницами.

– Надо уходить, – Одри потерла лицо. Щеки кололо, словно она стояла на лютом морозе. – Сейчас здесь будут ловцы.

– Почему он был в мундире ловца? – как-то отчаянно спросила рыженькая. – Я не понимаю…

– Нам надо уйти отсюда! – синие маячки светились уже над несколькими домами. – Ну же! Ты ведь не хочешь оказаться в застенках! Идем со мной! Как тебя зовут?

Одри говорила, а сама напряженно осматривалась. Ей в застенки тоже не хотелось.

– Лира…

– Вот и чудесно, Лира! А я – Одри. Давай, Лира, шевели ножками. Мы сейчас быстро– быстро побежим, поняла меня?

– Куда? – ничего она не поняла.

– Туда, где теплее! – весело отозвалась Одри. – И учти, если ты заморозишь мой дом, я тебе этого не прощу.

– Ой, – Лира изумленно осмотрелась. Искры перестали сыпаться с ее ладоней, и воздух потеплел. Одри облегченно выдохнула и потащила новую знакомую к темному проулку.

За их спинами со звоном осыпалась витрина, и заорал торговец.

***

Когда девушки добрались до дома Одри, Лира уже окончательно успокоилась и теперь лишь хлюпала носом и качала головой. Плащ так и остался на ней, и Одри пришлось нанять извозчика, чтобы добраться до окраины, разгуливать в одном платье она не рискнула. Хоть зима и была на исходе, но без меховой накидки гулять слишком рано.

Пока они ехали, вопросов Одри не задавала, дала Лире время успокоиться. Та тоже молчала, задумчиво смотрела в окно. Рассчитавшись с извозчиком, Одри потянула девушку к порогу.

– Сейчас выпьем горячего чая, и тебе станет легче, – уверила она. Крикнула Рите, чтобы ставила воду на огонь.

– Спасибо вам, – Лира покраснела. – Мне, право, неудобно…

– Брось, – Одри махнула рукой и протянула озябшие ладони к камину. – Располагайся, Лира. Ты ведь не из Кайера?

– Как вы узнали? – изумилась та. И снова смутилась. – Во мне так видна провинциалка?

– Я просто предположила, – тепло улыбнулась Одри. Рита вплыла в комнату, неся огромный поднос, на котором красовался чайник в окружении вазочек с вареньем и печеньем. – Руки можно сполоснуть вон там, Рита покажет, – снова улыбнулась Одри. А когда девушка покорно вышла за дверь, шустро вытащила из шкатулки пузырек и капнула в чай гостье успокоительного.

Вернувшаяся Лира снова присела к столу, обхватила ладонями чашечку.

– Часто у тебя такие выбросы магии? – спросила Одри, словно речь шла о том, часто ли Лира ест на завтрак омлет.

– Второй раз… Я не контролирую это, отец не хотел развивать мой дар. Говорил, это слишком опасно… и потом, – Лира глотнула чай. – Мужчины неохотно женятся на магичках.

– Это точно, – хмыкнула Одри. – Мало кто захочет иметь рядом жену, способную превратить его в снеговика. На это надо иметь немалое мужество.

Лира слабо и невесело улыбнулась.

– Мне это не грозит. Замужество.

– Глупости, – Одри покачала головой. Нахмурилась. И решительно отставила чашечку. – Я не буду спрашивать тебя, что случилось, Лира. Захочешь, расскажешь сама. Я спрошу о другом. Тебе есть куда идти? Ты в Кайере одна?

– Да, – прошептала гостья.

– Я так и подумала. У тебя есть родные?

Лира покачала головой. Одри вздохнула.

– Что же… Ты можешь остаться у меня.

– Мне неудобно, – вскинулась Лира.

– … на какое-то время. – Закончила Одри, невозмутимо потягивая чай. – Пока не решишь, что делать дальше. В Кайере можно найти работу, если захочешь, я посоветую тебя достойным людям.

– Почему вы это делаете? Зачем помогаете мне? – гостья вскинула влажные глаза. Красивые, глубокие, словно голубые топазы.

– Потому что могу, – Одри легко пожала плечами. – Ты просто оказалась в трудной ситуации, Лира. Но все разрешится, поверь мне.

Гостья покачала головой. Ее взгляд уже стал осоловелым, девушку клонило в сон. Конечно, ей неплохо бы поесть, но Одри по опыту знала, что сейчас Лире нужен отдых. А утром все произошедшее покажется ей не таким уж существенным. По крайней мере, хозяйка дома на это надеялась.

– Пойдем, – она поднялась, – покажу тебе твою комнату.

– Вы так добры…

– Пустое, этот дом слишком большой для меня одной. Заходи, – Одри толкнула дверь на втором этаже. – Можешь располагаться, там за ширмой таз и вода, здесь полотенца. Если тебе что-то понадобится…

Одри обернулась к притихшей Лире и улыбнулась. Та свернулась на краешке кровати, неловко свесив ноги. И судя по дыханию, уже крепко спала.

– Ребенок совсем, – с жалостью прошептала Одри, подходя ближе. Она осторожно стащила с Лиры ботинки, расстегнула и аккуратно освободила от платья, оставив нижнюю сорочку. Накрыла гостью одеялом. – Кто же тебя так обидел, котенок? Каким же надо быть подлецом…

Покачала головой. И тихо вышла, прикрыв за собой дверь.

***

Лира проснулась от того, что солнечный зайчик щекотал щеку. Она открыла глаза, уставилась на веселенький балдахин – зеленый, с розовыми цветочками.

Откуда в ее комнате такой балдахин?

Приподнялась на локтях, осматривая комнату сонным взглядом. И вспомнила. Пожар, смерть родных, комнату на втором этаже путевого дома… И чернокнижника.

С некоторых пор Лира ненавидела просыпаться. Раньше она вскакивала ни свет, ни заря, ожидая от нового дня лишь самого чудесного, а теперь ее сознание норовило остаться в сонном забытьи как можно дольше, и просыпалась девушка с трудом.

Кончики пальцев закололо, и Лира опустила взгляд. На покрывале расползалась изморозь.

Девушка сглотнула и торопливо отдернула ладонь, потерла руки, согреваясь. В тот страшный день только ее дар спас Лиру от ужасающего пожара. Но порой она думала, что лучше бы не спасал…

Она осторожно спустила ноги с кровати, на цыпочках прошла по мягкой дорожке, устилающей доски.

Одри. Это дом той златовласой красавицы, что уберегла ее от самой себя на улице Кайера. И привела в свой дом, напоила горячим чаем и даже уложила в постель. Последнее Лира помнила смутно. Кажется, Одри даже стянула с нее ботинки и раздела…

Девушка покраснела, как знамя на экипаже пламятушителей. Неудобно-то как… Свалилась спать, словно какой-то барсук, даже спасибо не сказала! Что подумает о ней эта милая девушка? Наверняка, посчитает неотесанной деревенщиной!

Лира оделась, потом метнулась за ширму, торопливо умыла лицо прохладной водой, как смогла пригладила пятерней волосы и заплела, чтобы не торчали в разные стороны. И все так же, на носочках, прокралась к двери, тихонько вышла в коридор.

Из круглого окошка струился дневной свет, кажется, уже далеко за полдень. Сколько же она спала? Никого не встретив, Лира дошла до лестницы и замерла. Снизу доносился голос. Мужской. Она попятилась, сжав ладони. Богиня, как же неудобно… она в чужом доме, да еще и непричесанная, в грязной одежде…

Может, это гость Одри, который сейчас уйдет? Спуститься вниз в таком виде, пред очи незнакомца Лира точно не могла. Она прислонилась к стене, против воли прислушиваясь. И вздрогнула, когда поняла, о чем говорят внизу. Прижала ладонь к губам. Чтобы удержать вскрик.

– … ты помнишь господина Лиора? – голос у мужчины был приятным, бархатным. Его хотелось слушать. – Того, что живет на аллее лип? Нюхача?

– Такой неприятный тип в пенсне? – со смешком спросила Одри.

– Точно. Но он рассказал, что вчера к нему приходила девушка и принесла вот это.

– Что это?

Шуршание бумаги.

– Это письмо Лекса, Одри! – в голосе мужчине прозвучало торжество. – Он жив, я ведь говорил!

Снова шуршание и голос Одри – возбужденный, с резкими взволнованными нотками.

– Что это была за девушка? Где она? Где она его видела?

– Судя по письму – случайная знакомая.

Лира вцепилась зубами в кулак, чтобы не закричать.

– Господин Лиор принял письмо за дурную шутку, очень возмущался. Но не думаю, что Лекс шутил. Хотя от него всего можно ожидать.

– Эта… девушка, она сказала, где Лекс? – волнения в голосе Одри стало больше.

– Нет, Лиор не спросил. Она лишь упомянула, что это письмо от ее знакомого… императорского ловца.

– Ловца?

Шелест… Кажется, Одри уронила письмо.

– Но… как это возможно? Он ведь темный!

– Не знаю, Анни. Пока не знаю. Но это уже что-то, правда? И это еще не все. Я узнал у смотрителя городского портала, за последние три дня сквозь него прошла лишь одна подходящая по возрасту путница, и она прибыла из Речной Тины. Это городок недалеко от Бастиона.

– Но что, если ТА девушка прибыла не порталом! – шаги, шаги. Одри нервно ходила по гостиной. – Она могла приехать на экипаже!

– Тогда все усложнится, – вздохнул мужчина. – Ты, конечно, права, девушка могла попасть в город и другим способом. Но в Речную Тину у нас прямой портал, я думаю посетить городок и пораспрашивать. Вдруг нам повезет?

– О, Армон! Какой же ты молодец! – шорох юбок и звук поцелуя в щеку. – Как ты смог все это узнать?

– Я не меньше тебя хочу найти Лекса, – в голосе мужчине скользнула какая-то странная нотка.

У Лиры кружилась голова, и она вцепилась зубами в свой кулак чуть не до крови. Богиня! Эти люди искали Лекса Раута. Она не сошла с ума и поняла, о ком идет речь. Они были его друзьями, потому что в голосе Одри звучали радость и облегчение.

Лира зажмурилась. Ей надо собраться. Надо прийти в себя. Богиня не зря привела ее в этот дом. Не зря…

– У меня много знакомых, – усмехнулся Армон. – Вернее, их много у Лекса, но неважно… Кстати, ты не представишь меня своей подруге?

– Подруге? – удивилась Одри.

В гостиной повисла тишина. Ушли? Лира постояла, вслушиваясь. И осторожно шагнула к лестнице, свесилась вниз, ожидая увидеть пустую комнату.

Из гостиной на нее уставились два улыбающихся лица: хозяйки дома и темноволосого молодого мужчины.

Лира ойкнула, хотела сбежать, но вовремя себя остановила. И даже удержала порыв еще раз пригладить волосы.

– Доброе утро, – пробормотала она, спускаясь. Покосилась на мужчину. Красивый. Даже очень. Высокий, широкоплечий, мужественное лицо с правильными чертами и темными, словно кофе, глазами. Но как он узнал, что она наверху? – Я не хотела мешать вашей беседе. Простите.

– Что ты, Лира, не извиняйся! – Одри радостно улыбнулась. – Хорошо, что ты уже проснулась, Рита сейчас накрывает стол! Ты, наверное, голодна? Познакомься, это мой… друг, господин Армон Джейд. Армон, это… Лира. Моя знакомая.

– Рада знакомству, господин Джейд, – слегка смущенно пробормотала гостья.

Мужчина фыркнул и махнул рукой.

– Зовите меня по имени, к чему эти старомодные условности. Анни сказала, что Вы погостите у нее?

– Я? Эм, да, наверное, – Лира бросила взгляд на улыбающуюся Одри.

– Стол накрыт! – в гостиную вплыла дородная кухарка и тоже улыбнулась. – Ой, а вот и наша девочка проснулась! – подмигнула она вконец растерявшейся Лире. – Как вам спалось?

– Замечательно, благодарю…

– Ну что вы стоите? – Кухарка уперла руки в объемные бока. – Живо за стол! Остынет все!

– Идем, – улыбнулся Армон. – С Ритой шутки плохи.

Лиру усадили за стол, бойкая прислужница положила ей на тарелку мясо с овощами. Армон и Одри перебрасывались шутками, а Лира сидела, тоже улыбалась, кивала и чувствовала, как сковывает изнутри стужа. Словно ее дар теперь замораживал не пространство вокруг нее, а саму суть девушки…

Глава 9

– А теперь песня! – заявил я, порываясь залезть на стол. Харт меня удержал, хотя и не без труда. Глаза ловца тоже были затуманенными. Остальные выглядели не лучше. Надо сказать, мою идею Харт так и не поддержал, я думал, все провалится из-за этого чистюли. Когда подавальщица поставила перед нами несколько кувшинов хелля, ловцы сглотнули и слаженно уставились на моего новоприобретенного друга. Тот скривился. Я же радостно похлопал его по плечу.

– Ладно тебе, Флай, расслабься. Мы же решили заключить перемирие!

– Перемирие? – изумился Шило.

– Угу. Временное. В конце концов, мы все в одной лодке, ребята, не так ли? – я уселся, деловито разлил хелль по высоким кружкам. – Мы все ловцы и делаем одно очень большое и грязное, ну, то есть, важное дело! Да, выпьем за это!

– За что? – у Здоровяка отвисла челюсть. Нет, все-таки его папаша точно орк. А как выглядит мамаша, даже боюсь себе представить.

– За объединение!

– Чего?

– Не чего, а кого, – поправил я. – Меня с вами. Или вас со мной. Впрочем, те же яйца, только сбоку… хм… Выпьем!

– Э-э-э?

Округлили глаза ловцы. И вытаращили их еще больше, когда Харт скривился, но поднес кружку к губам.

– Флай, ты чего? – громким шепотом спросил Шило.

– Ничего, – буркнул Харт. – Пейте.

– Вот-вот, – я похлопал Харта по спине. Тот наградил меня убийственным взглядом. Я приподнял бровь.

– Перемирие, – с видом великомученика выдавил Харт. И сделал еще один глоток хелля.

– Не-е, ну раз ты говоришь пить, значит, пить! – первым отмер Здоровяк, сгреб кружку огромной ручищей. Вот нравится мне этот парень! С мозгами беда, конечно, зато покладистый. Жаль будет, если придется его прирезать.

А то, что кого-то точно придется, я не сомневался. Пока на лицах всех троих читались лишь правильные и ожидаемые реакции – удивление, легкая растерянность, облегчение. Никто не упал в обморок при виде живого Харта и невредимого меня, а жаль, я так надеялся. Ну что ж, тогда придется пить. И наблюдать.

Первую кружку выпили в молчании и с такими лицами, что окружающие притихли, хозяин таверны сделал постное лицо, а подавальщицы попытались изобразить монашек. Видимо, решили, что мы кого-то хороним, не иначе как любимого друга и напарника. Хоронить мы, конечно, будем, но позже.

Менестрель затянул что-то заунывное, кося на нас глазом, компания лесорубов в углу стянули с голов шапки и приуныли.

– Эх, а мы еще на свою работу жалуемся, – покачал головой здоровенный детина с краю лавки. – Вон у ловцов горе так горе…

– Угу, точно, сейчас завою, – протянул я. Харт наступил мне под столом на ногу. Я, и правда, чуть не взвыл, у меня там мозоль после хождения по кладбищу. – По второй?

Вторая пошла веселее, к тому же подавальщицы принесли блюдо жаренных на огне свиных ребрышек и горячие лепешки. Я кинул менестрелю монету, и тот оживился, сменил мотив на более бодрый.

Третья кружка влилась незаметно. Шило захмелел быстрее всех и радостно поглядывал по сторонам, смущаясь от откровенных взглядов служанок. Те почуяли наживу и вовсю крутились у нашего стола, смахивали крошки и подливали хелль, каждый раз наклоняясь все ниже. Харт на это морщился, так что на ногу пришлось наступить уже ему. Ловец наградил меня еще одним злым взглядом, но улыбку выдавил.

Между тем, ловцы заметно оживились (то есть напились), Шило уже без стеснения и с интересом заглядывал в вырез подавальщицы, Здоровяк гоготал на всю таверну над моими шутками. Грязь улыбался и грыз крылышки, возле него успела образоваться целая гора костей.

– Лекс, а я тебе рассказывал, как попал в Бастион? – спросил Шило. Мне его история была мало интересна, но я кивнул. Ловцу лишь это и нужно было, он склонился ко мне, доверительно заглядывая в глаза. – Я же из совсем маленького городка, знаешь? – начал он. – У него даже название такое – Малевка. Ну, маленький, понял?

– Угу.

– Я один из всей Малевки попал в Бастион! – Ник выпятил грудь и обвел присутствующих горделивым взглядом. – Один! Потому что у меня магия проснулась! Отец как это понял, так сразу меня в Бастион и повез, все волновался, что не примут… представляешь?

– Угу.

Здоровяк уже усадил на колени хихикающую девчонку и угощал ее хеллем. Грязь ел, Харт злился. Я снова его пнул, чтобы не забывал улыбаться.

– Знаешь, когда ты на мне как на лошади проехался, я тебя убить хотел, – так же доверительно сообщил Ник.

– Да ладно?

– Да, – погрустнел Шило. – А сейчас смотрю и думаю, а ты ничего… Для темного, раз… разумеется.

Я хмыкнул. Кажется, у нашего умника началась стадия «мир прекрасен, и все люди – братья».

Здоровяк поднялся.

– Простите, друзья, я вынужден удалиться! – слегка запинаясь, пробормотал он. Подавальщица висела на его руке. Я пнул Харта – так у нас все подозреваемые разбегутся.

– По последней? – Флай поднял свою кружку. – А девушка пока припудрит носик.

Здоровяк мигнул, но ухмыльнулся и сел.

Глиняные кружки снова сошлись в центре стола, стукнулись, расплескивая хмельной напиток.

– Кстати, – начал Харт. – Все хотел сказать, что очень ценю вашу компанию. Раньше как-то не доводилось.

– Флай! И мы тебя! – захмелевший и взъерошенный Ник полез обниматься, Харт отпихнул его от себя и продолжил.

– Да, я вас очень ценю. Вы все отличная команда и не раз спасали мою шкуру.

– Как и ты – нашу, – прогудел Здоровяк.

– За это стоит снова выпить. До дна! – встрял я.

– Погоди минутку, – Флай достал из своего мешка фляжку, щедро влил настойку в свою кружку.

– Лекарство, – пояснил Харт.

– Гадость, – пробубнил Здоровяк. Я же сжал под столом стилет. Неужели все-таки этот добряк – потомок орка? Жаль… – Недолюбливаю я лекарства, – закончил он.

– Это просто ягодный сок, – нашелся Флай.

– Ну ладно, – Здоровяк поднял кружку.

Шило поднес свою, глядя на нас влюбленными глазами. Грязь пожал плечами, улыбаясь.

– За нас, – провозгласил Харт. Кружки сошлись на середине стола, глухо стукнулись, хелль расплескался и смешался. Улыбаясь, мы дружно поднесли их ко рту, сделали глоток. И уже через миг я был на ногах, через два – стоял за спиной, приставив клинок к горлу того, кого называли Грязь. И имечко-то в тему оказалось…

– Ловец Кофр, что же ты не пьешь, гаденыш? – ласково проговорил я. Харт подошел с другой стороны, надавил парню на плечи, заставив сесть.

– Флай? Что происходит? – Грязь оскалился, Здоровяк и Ник пока ничего не понимали, но тоже вскочили.

– Кажется, наш друг не желает разделить с нами выпивку, – я слегка надавил на клинок, выпуская первые капли крови. – Очень невежливо.

– Выпей,– хмуро сказал Харт. – Просто выпей этот поганый хелль.

– Я… не буду… – прохрипел Грязь.

– Пей!

– Нет!

– Что происходит? – Шило переводил изумленный взгляд с меня на Харта.

– Вы задержаны, ловец Кофр. За попытку отравить меня и убить ловца Раута, – голосом Харта можно было заморозить империю. И положил ладони на плечи ловца. Тот дернулся и застыл, словно Флай его обездвижил. Я взял на заметку, не знал, что Харт так умеет. – Неси его в комнату, Здоровяк, – мрачно протянул Флай. – Живо, мы и так привлекли слишком много внимания.

– Я все улажу, – хмыкнул, проводил взглядом пригорюнившегося орка, у которого свидание с подавальщицей накрылось ночным горшком. Бросил пару монет трактирщику и провозгласил: – Всем выпивки!

Лесорубы загудели, менестрель истово дернул струны. Таверна ожила и вновь забурлила. Я еще посидел, допивая хелль, и тоже пошел наверх. Представление закончилось.

***

– Я. Поеду. С тобой.

Армон вздохнул. Спор длился уже пару часов, и он от него окончательно устал. К тому же, судя по воинственному взгляду и рукам, упертым в бока, сдаваться его Анни не собиралась. Она была твердо намерена отправиться с ним в эту Речную Тину на поиски Лекса.

Впрочем, Армон знал, что так и будет.

Кажется, его планы на будущее, в которых рядом была эта девушка, можно выкинуть в сточную канаву. Он не был глупцом и тем более не был слепым, а чувства Одри слишком очевидны, как ни пытается она их скрыть.

Анни не испытывала к Армону того, что он желала бы видеть в своей невесте. Их обручение стало ошибкой, как бы ни желал Армон обратного. Одри видела в нем друга, воспринимала, как друга, и ничего больше. Он готов был ждать, но… но оживление девушки при упоминании Лекса, ее смущение и волнение все объяснили лучше любых слов. Эта белобрысая сволочь, его бывший напарник, и тут успел нагадить, пролезть в душу Одри и зацепиться там каким-то непонятным, одному ему известным образом.

Сволочь.

Армон надеялся, что все не зашло настолько далеко. Однако… И очевидно, что после возвращения чернокнижника, Одри попросит Армона о расторжении помолвки. Что ж… он скривился, глядя на тихий переулок за окном. Он, конечно, предоставит ей свободу. Не в его правилах силой удерживать женщину, которая не желает быть с ним. И он действительно не хотел становиться заменой. Возможно, Духи земли и леса намекают, что Армону уже достаточно надеяться, и семьи у него не будет, как бы он этого не желал. Он пытался… но не выходит. Ничего не выходит.

Наверное, надо просто перестать пытаться. Смириться уже, наконец!

– Армон! Ты слушаешь? Я поеду с тобой.

– Анни, это совершенно ненужное занятие, – вздохнул он. – Я собираюсь опросить жителей, походить по злачным местам и подворотням и, конечно, не возьму тебя с собой. Тебе придется просто дожидаться меня в путевом доме.

– Ничего, заодно проветрюсь и империю посмотрю! Не поверишь, но я почти нигде не была, – решительно заявила девушка.

– Хорошо, – сдался Армон. – Я заеду за тобой утром.

– Простите, – тихий голос заставил их обоих обернуться. В дверях гостиной стояла Лира, нервно комкая в руках кончик своего пояса. – Я услышала… случайно. Конечно, случайно… что вы отправляетесь в Речную Тину? Могли бы вы взять меня с собой? – и заговорила торопливо, словно боясь, что ее остановят. – В этом городе у меня родственник, мне очень надо его навестить. А групповой пропуск в портал дешевле, чем одиночный.

Лира слегка покраснела.

Одри и Армон снова переглянулись.

– Я не буду вам мешать! Прошу вас.

– Лира, конечно, ты можешь отправиться с нами, – улыбнулась Одри. – Не переживай так. Ты вполне успеешь навестить своего родственника, пока мы будем искать нашего друга.

– Вашего друга? – тихо переспросила Лира.

– Да, – улыбка хозяйки дома стала еще очаровательнее. – Он исчез три месяца назад, мы пытаемся его отыскать.

– Надеюсь, вам это удастся…

***

Светлая полоса лишь осветила горизонт, а все трое уже стояли у городского портала Кайера. Заря выдалась холодной, хотя ветер с юга уже доносил запахи весны и робкое тепло. Смотритель портала зевал, маг расставлял камни. Лиру слегка потряхивало от волнения. Порталы были неравномерно расположены по империи, их устанавливали там, где был необходимый источник силы. Потому ей и пришлось тащиться из Лаора в Речную Тину, в их городе, несмотря на многочисленность населения, портала не было. И последнее перемещение сквозь пространство, которое заодно было и первым ее перемещением, оставило в Лире чувство глубокого ужаса. Она была уверена, что прибудет в Кайер как минимум по частям.

Здесь, в столице, портал внушал больше доверия. Он находился внутри круглого здания с высоким куполом, маг-путевик был облачен в красивые одежды, расшитые знаками Академии Пространства, а для путешественников здесь стояли удобные пуфики, и даже предлагались прохладительные напитки и сладости. Правда, за отдельную плату.

Девушка расположилась в углу, не желая мешать Армону и Одри, что заняли софу в центре. Подошел рыжий паренек с подносом на ремне, подмигнула, кивая на свой товар.

– Сувениры, сувениры, на память о посещении столицы! Посмотрите, красавица!

На его подносе пестрели маленькие картинки с изображением императорского холма, кажется, даже краска еще не просохла.

– Мне не нужно, спасибо, – немного растерялась Лира. Не говорить же, что у нее нет денег даже на такую картинку. Чтобы оплатить проход сквозь портал, ей пришлось выгрести последнее и даже заложить кольцо матери – ее наследство. Ничего. Лира сжала ладони. Главное, добраться до убийцы своего отца. Остальное уже неважно. И она точно доберется.

Лира подняла голову, посмотрела в сторону тех, кто называл себя друзьями чернокнижника. Друзья? Разве у такого, как он, могут быть друзья? Одри, кажется, так искренне желает его найти… Или их Лекс Раут тоже обманул, обвел вокруг пальца, притворившись хорошим? Скорее всего, так.

На миг даже возникла мысль, что стоит все рассказать Армону, Лире нравился этот человек. Внимательный, улыбчивый, спокойный. Он не выглядел жестоким, он мог бы понять… Хотя…

Ловец, что поил ее в таверне горячим вином, тоже не выглядел жестоким. Напротив. Он был очень привлекательным. Участливым. Заботливым. А потом отвел ее наверх и…

Лира зажмурилась.

Только бы найти его.

Из всех присутствующих в этом здании ее желание вновь увидеть Лекса Раута было едва ли не самым сильным.

– Путешественники до Речной Тины, прошу пройти в круг, – объявил распорядитель. Лира вскочила, огладила серый плащ, что выделила ей Одри. Под ним было все то же платье, в руках – дорожный сундучок, что умещал все ее вещи. – Проходим, проходим, господа, не задерживаем отправление, – бубнил распорядитель, хотя в этот час других путников здесь не было.

– Не бойся, Лира, – мягко сказал Армон, уловив ее беспокойство. – Порталы вполне безопасны, я перемещался в них много раз. Все будет хорошо.

– В круг, в круг! Сила не дармовая, господа! В круг!

Одри выглядела задумчивой и в портал вошла молча, мимолетно улыбнувшись Лире.

– Я не боюсь, – тихо пробормотала та, пытаясь сдержать дрожь в ладонях.

Маг вскинул руки, вокруг очерченного круга заклубился сизый дым, вспыхнули синими огнями установленные маячки.

– Сделайте вдох! – скомандовал маг. – Отправление!

Дым уплотнился покрывалом, накрыл колпаком тех, кто стоял в круге. И Лире показалось, что они куда-то проваливаются, словно под ногами разверзлась пропасть. Дыхание перехватило, тело покрылось неприятной испариной. К счастью, длилось это недолго. Уже через минуту она вновь почувствовала под ногами твердую почву, дым рассеялся, и Лира увидела заспанное лицо смотрителя из Речной Тины.

– Приветствую в нашем великом городе у реки, путешественники, – торжественно изрек он. – Выход прямо и налево, оплатите у писчего входную пошлину.

– Постойте, – вскрик Одри заставил смотрителя подпрыгнуть. – Где Армон? Богиня! Где он? – девушка вышла из круга и завертела головой. Но никаких признаков темноволосого мужчины в помещении не было. – Где он?! Нас было трое, с нами был мужчина! Куда он делся?!

– Все претензии к отправляющей стороне, – развел руками смотритель.

– Что?! Вы с ума сошли? Немедленно найдите Армона!

– Уважаемая, я не могу никого найти, – слегка раздраженно отозвался смотритель. – Я принимаю, а не отправляю! Откуда я знаю, что там напортачил столичный маг? Мое дело вас встретить!

– Но… – Одри топнула ногой, закусила губу. – Это просто какое-то безобразие! Тогда верните нас обратно в Кайер! Может… может, он не переместился? – она в отчаянии посмотрела на бледную Лиру. Думать о том, что Армона могло забросить куда-нибудь на пики Драконьих Скал или в дикие земли, не хотелось.

– Ближайшее отправление через два дня, – буркнул смотритель, косясь недовольно на беспокойных путниц.

– Как через два дня? – возмутилась Одри.

– Так! – отрезал мужик. – Я не маг, Академий не заканчивал! А наш путевик отправляет путешественников раз в неделю, если не запьет, – проворчал он. – Так что через два дня приходите.

– Это просто безобразие! – повторила Одри, беспомощно обводя взглядом помещение. Она постояла, раздумывая, что делать, и понимая, что без мага все равно портал не открыть. Или без Лекса. Просветлев лицом, Одри бросилась к двери, схватив за руку Лиру.

– Пошлину заплатите, – заорал им вслед смотритель.

Глава 10

Я хмуро осмотрел кабинет застенок. Мрачно пнул ногой стул. Пнул еще раз, но легче не стало. Мало мне уже случившегося, так теперь еще придется разбираться с местными преступлениями, потому что демоны всех забери – я старший этого отряда, и на мне висит амулет бастиона!

Хуже не придумаешь!

После того как Харт обездвижил Грязь, было решено переместиться в местные застенки, все-таки пытать ловца в путевом доме – не слишком правильно. Местные стражи нашему появлению не обрадовались, похоже, без начальства они решили устроить себе внеплановый отпуск. Харт не орал, но от его ледяного тона даже меня пробрало. Этот парень определенно умел командовать. Уже через час стражи – то есть те, кто не обладает магией ловцов, а просто несет службу на благо империи, носились по застенкам, как угорелые, всячески изображая видимость бурной деятельности.

А вот мне досталась бумажная работа, похоже, проклятый Флай решил отыграться за все хорошее, что я для него сделал.

– Ты издеваешься? – взвыл, осматривая залежи бумаг. – Я не буду этим заниматься! Лучше пойду Грязь пытать!

– С Кофром я сам разберусь, – буркнул Харт. И ухмыльнулся. – А на этих бумагах нужна подпись старшего, и, насколько я помню, это ты.

Я наградил ловца убийственным взглядом. Он ответил широкой улыбкой и удалился.

Очередное пинание стула результатов не дало, а я лишь заорал, потревожив мозоль. Упал на стул, ощущая одно желание – смахнуть все эти бумажки к демонам и поджечь. Поднял первую попавшуюся.

«Акт разбирательства между достопочтенным господином Пруссом, владельцем магазина тканей на улице Серого Карася, и госпожой Прусс, его бывшей супругой, владелицей цветочной лавки на вышеуказанной улице, по поводу обвалившегося забора, разделяющего их владения.

Настоящим документом оговорено, что забор бы установлен двадцатого числа второго месяца госпожой Прусс, ибо господин Прусс участвовать в сем действии отказался. Однако не прошло и семи дней, как забор обвалился. Госпожа Прусс обвиняет своего бывшего супруга господина Прусса в намеренной порче ее имущества, то есть забора…»

Я взвыл. В голос. И понял, почему ловцы такие злые. После часа подобного чтения очень хочется кого-нибудь убить. Например, этих двух господ, которые не могут решить, кому чинить упавший забор.

Хмыкнул и написал постановление:

«Господина Прусса приговорить к исполнительным работам прислужником в доме госпожи Прусс в течение двадцати дней. Госпожу Прусс приговорить к принудительному исполнению супружеских обязанностей с господином Пруссом в течение двадцати ночей. Забор снести…

Далее дело пошло быстрее, не знаю, что будет с этим городком после моих решений, но я развлекался, как мог.

В дверь всунулась косматая голова писчего.

– Там посетительница, – блеснул он испуганными глазами. – Требует этой… аудиенции старшего ловца. Вести?

– На выход ее веди, – поморщился я. Еще истеричных посетительниц мне не хватает. – Скажи, день приема через неделю.

Парень скрылся, а я приступил к дальнейшему чтению. Через час в дверь снова заскреблись.

– Привели нарушительницу. Витрину разбила, а с виду приличная девушка. Что с ней делать?

– А что вы обычно делаете? – безразлично пожал плечами, ставя свою подпись на очередном прошении.

–Ну… – задумался страж. – Если раскаялась и есть чем оплатить, то можно ограничиться штрафом. Да и жалко девчонку, на преступницу-то не похожа. Красивая. Волосы такие, чистое золото. И имя занятное – Одрианна.

– Что? – я поднял голову, капля чернил кляксой растеклась по бумаге. – Как ее зовут?

Страж посмотрел в бумагу.

– Одрианна Ллойд, прибыла утром из Кайера. Бросила камень в витрину почтенного господина Чинторетта на улице Текстильщиков. Я вот думаю, что у девчонки ум помутился после портала, все-таки не доверяю я такому средству передвижения. Раньше экипажами ездили и ничего, пусть не так быстро, зато все были в своем уме…

Я поднял голову и так посмотрел на стража, что тот запнулся.

– Одрианна Ллойд, значит…

***

Одри хмуро осмотрела каменный мешок с решеткой. Перевела взгляд на свои руки, которые сковывали над головой железные браслеты. Ржавая, но все еще прочная цепь тянулась от них к кольцу в стене. Сверху монотонно капала вода, образовывая лужицу в углу.

Ни подстилки или лавки, чтобы сесть, ни тюфяка, ни удобств. Зато был стол, на котором тускло блестели пыточные инструменты. И жуткая стена напротив с какими-то крюками и штырями. Одиночная лампа, что отбрасывала на камни длинные пугающие тени, и полумрак за кругом тусклого света. И Одри не могла поверить, что она стоит здесь и смотрит на все это. Вот просто не могла.

Все с самого начала пошло не так!

Она отправила Лиру в путевой дом, а сама помчалась к местным Застенкам. Но хмурый страж велел ей явиться через неделю, мол, господа ловцы дико заняты.

От злости Одри хотелось прибить этого нахала, что разглядывал ее.

И что ей оставалось делать? Решение пришло внезапно, когда девушка застыла возле стекла какой-то лавки недалеко от Застенок. А потом подняла с земли камень, мысленно попросила у владельца прощения и швырнула булыжник в витрину. И даже полюбовалась, как осыпаются сверкающие осколки. Постояла, нетерпеливо постукивая ногой в ожидании, когда же соизволят явиться стражи. Надо сказать, они не торопились, если бы Одри была нарушительницей, то успела бы убежать несколько раз. Она уже хотела кинуть еще что-нибудь, когда из-за угла показались блюстители порядка – пожилой усач и худосочный бородач. Они остановились напротив витрины, рассматривая ее с изумлением.

– Вот, – объявила Одри. – Разбила.

– Будем задерживать, – пожилой грустно подергал кончик уса.

– Задерживайте, – разрешила Одри.

Ее проводили в здание застенок, благо, это было рядом, усадили на стул в какой-то комнате. Тощий паренек-писчий записал ее имя и место жительства и даже протянул незадачливой нарушительнице кружку с водой.

– Вы не расстраивайтесь, – улыбнулся он. – Заплатите штраф, вас и отпустят.

Одри рассеяно кивнула, оглядываясь. Паренек что-то болтал, похоже, ему было в радость поговорить с прибывшей из столицы девушкой.

А потом все изменилось.

В комнату, где они с парнем так мило беседовали, ввалились два амбала и швырнули на стол какую-то бумагу. А после весьма бесцеремонно дернули девушку, заставляя подняться. И она даже пикнуть не успела, как ее руки оказались в колодках.

– Что происходит? – Одри кинула на парня испуганный взгляд. Тот покраснел, потом побледнел, схватил бумагу.

– Вы… вы…

– Опасную преступницу Одрианну Ллойд велено сопроводить в пыточную.

– Что? – девушка дернулась. – Вы с ума сошли? Какую еще опасную преступницу? Я витрину разбила!

– Это сегодня, – гнусно усмехнулся верзила. – Мы с твоим послужным списком ознакомились, крошка! Хотела прикарманить выручку, да сбежать не успела? Воровка.

– Я воровка? – Одри задохнулась. – Вы не в себе!

Она хотела закричать еще что-то, но страж дернул ее за цепь и потащил, так что Одри пришлось почти бежать, спотыкаясь и путаясь в юбке.

– Да что вы себе позволяете?!

В ответ лишь тычок в спину и гнусные ухмылки. Ближайший верзила так осмотрел ее, что Одри стало нечем дышать. Богиня, во что она вляпалась? Ее перепутали с какой-то известной воровкой и тащат в подземелье! Но она не виновата!

– Послушайте, – она облизала губы, пытаясь не поддаваться панике. – Это какая-то нелепая ошибка! Вы спутали меня с другой девушкой! Я лишь разбила витрину, случайно. Я заплачу штраф!

– Ага, заплатишь, – ее втолкнули в какое-то темное помещение, освещенное желтым светом лампы. Краем глаза Одри заметила отблеск на ужасных металлических лезвиях и крючках, что были любовно разложены на столе. Содрогнулась. Ее втащили внутрь и приковали к стене.

– Это ошибка! Я не виновата!

– Все так говорят, – хмыкнул страж. – А потом под пытками во всем сознаются.

– Под пытками? – в ужасе выдохнула Одри. Стражи снова хмыкнули и удалились, оставив ее прикованной к стене. Девушка беспомощно осмотрелась. Даже сесть она не могла, цепь была слишком короткой, заставляла ее стоять у стены. Железные предметы тускло блестели, и на них пленница пыталась не смотреть.

– Все разрешится, – от звука собственного голоса она вздрогнула. Показалось, что он прозвучал совершенно незнакомо. Одри вскинула голову, запрещая себе бояться. – Все образуется! Это просто досадное недоразумение!

Стоять со вздернутыми руками было неудобно, и Одри рассерженно подергала цепь, понимая, что лучше злиться, чем бояться. Сколько она простояла у той стены – не знала, но тело основательно затекло, а в душе начала пробиваться паника. Порой ей казалось, что-то смотрит на нее из тьмы, и от этого становилось жутко.

Скрип решетки заставил ее прекратить бесплодные попытки освободиться и замереть. Свет не достигал края помещения, освещая лишь саму пленницу, а темный силуэт вошедшего оставляя в сумраке. И от неподвижной мужской фигуры Одри снова стало жутко.

– Послушайте, – торопливо начала она, всматриваясь во тьму. – Я здесь по ошибке. По какой-то нелепости! Я разбила витрину и раскаялась, я готова заплатить штраф, я даже заплачу больше, чем надо… что вы делаете?

Темная фигура шагнула к столу, и теперь мужчина вдумчиво перебирал те самые железки.

– Вы меня слышите?

Одри хотела закричать, но осеклась. Мужчина… Черная рубашка ловцов. Кожаные ремни на теле и правой ноге, удерживающие оружие. Волосы закрыты платком, концы завязаны сзади. Мундир небрежно отброшен в сторону. Сердце замерло, а потом понеслось вскачь, сорвавшись с цепи.

Ей был знаком этот разворот плеч. Эти мягкие прикосновения пальцев. И наклон головы. Одри зажмурилась так отчаянно, что перед закрытыми веками поплыли красные круги. Она боялась принять желаемое за действительное. Но…

Открыла глаза. Моргнула, всматриваясь в полумрак. И мужчина повернул голову.

– Лекс… – имя прозвучало вздохом. – Лекс! Это ты!

Он заломил бровь таким знакомым жестом, что у Одри подогнулись ноги.

– Лекс! Лекс, неужели я нашла тебя! О, Богиня! – она дернулась, забыв, что прикована к стене. И заговорила, торопясь, нервничая, спеша сказать ему. – Лекс! Мы искали тебя! Искали! Ты пропал, и ни одной весточки, мы думали, тебя убили! – Мужчина смотрел без эмоций, и Одри беспокойно дернулась. – Лекс, ты меня слышишь? Ты… Ты что, не узнаешь меня?

– Я вас впервые вижу.

От его спокойного голоса девушка дернулась и снова облизала губы. Ловец же задумчиво повертел в руках какой-то крюк.

– Что? Впервые видишь? Но… – она задышала, пытаясь успокоиться. – Богиня! Ты потерял память! Все забыл, да? Это все объясняет! Объясняет, почему ты пропал, почему не подавал весточек… Мы искали тебя!

Лекс усмехнулся так привычно, что Одри снова вздрогнула. А потом подошел и срезал шнуровку на ее платье, распахивая ворот, под которым белела нижняя сорочка.

– Лекс, что ты делаешь?

Одри затаила дыхание.

– Снять надо, – пожал он плечами. – Ткань мешает, пропитывается кровью, неудобно.

– Что? – Одри дернулась. – Ты с ума сошел? Ты что… собираешься делать?

Он снова пожал плечами и вернулся к столу.

– Или сразу на стену? – кинул на Одри оценивающий взгляд. – И возни меньше…

– На стену? Лекс, ты совсем спятил? – вскрикнула пленница. – Я ни в чем не виновата! Я заплачу штраф!

– На вас столько преступлений, что штраф уже не поможет.

– Да о чем ты? – она дернула прикованными руками. – Лекс, я же Одри! Ты должен меня вспомнить! Я не знаю ни о каких преступлениях. Ты что, совсем меня не помнишь?

– Нет.

– Но как же… – она закусила губу. – Мы же… То есть , я… О, Богиня! – Она выдохнула, пытаясь собрать расползающиеся мысли. Эмоции бушевали штормом, и сосредоточиться было так сложно! Но… Это же Лекс! Она все-таки нашла его! – Ты должен меня вспомнить! – убежденно произнесла девушка. – Мы познакомились осенью, когда я пришла к вам с Армоном. – Богиня, если он ничего не помнит, то как она расскажет ему о том, что с ними произошло? – Мы… мы с тобой…

– Что?

Он подошел ближе, остановился на расстоянии шага. Синие глаза смотрели изучающе.

– Мы… Мы были почти женаты, – чуть слышно пробормотала Одри. – По древнему обычаю.

– Да? – он медленно осмотрел девушку с ног до головы. – Неужели? Мне кажется, вы не в моем вкусе. Сомневаюсь, что выбрал бы вас в жены.

Одри почувствовала, как щеки заливает краска гнева и стыда. Похоже, что даже без памяти Лекс остался редкостным мерзавцем!

– А ты и не выбирал, – огрызнулась она. – Я тебя обманула.

– Вот как. Значит, к вашим преступлениям можно засчитать еще одно? – усмехнулся Лекс. – Обман достопочтимого ловца с целью… м-м-м, что там с целями?

– Гнилье смрадное! Лекс, да очнись же! Никакой ты не достопочтимый ловец…

– О-о-о, вы еще и ругаетесь? – присвистнул он. – А пытались изобразить честную девушку. Вот так и проявляется все ваше преступное нутро.

– Я не преступница! – от злости и беспомощности хотелось кричать и топать ногами. – Это ты чернокнижник, убийца и вор, а не я!

– Ого, – он щелкнул языком. – Вижу, к длинному списку ваших прегрешений можно добавить и попытку опорочить блюстителя порядка. Боюсь, здесь уже не стена, а как минимум дыба.

– Богиня! – Одри застонала. – Лекс, я не пытаюсь тебя опорочить, я говорю правду!

– Видимо, вам это в новинку, от того так плохо получается.

– Лекс! – Одри снова облизала пересохшие губы. – Послушай меня. Давай ты снимешь эти браслеты? – она потрясла вздернутыми руками. – И мы поговорим? Я тебе все расскажу…. Что ты делаешь?

Он все-таки раздвинул ткань, оголяя девушке плечи. Посмотрел, прищурившись. Одри замерла. Очень медленно Лекс поднял ладонь и провел пальцем линию от шеи до левой ключицы и дальше – во впадинку. Одри затаила дыхание.

– Клеймо, пожалуй, поставлю вот здесь, – сказал он. – Кожа тонкая, это хорошо, заметнее будет.

– Клеймо? О чем ты?

– Преступное тавро, – любезно пояснил он.

– Лекс! Ты должен мне поверить! Я говорю правду! Я не виновата, ну, то есть… я не преступница! И мы с тобой знакомы, мы даже…

– Что?

– Мы… У нас было… Было…

Он придвинулся еще ближе, так что почти коснулся прикованной девушки.

– Было? И что же у нас было?

– Все, – Одри отчаянно сжала ладони.

– И вы полагаете, что, поверив в нашу близость, я вас отпущу? – голос Лекса стал вкрадчивым.

– Я говорю правду.

– Даже если и так, – голос еще мягче, ниже, с чуть слышными хриплыми нотками. – Даже если между нами действительно что-то было, я этого не помню.

– Я могу напомнить, – тихо сказала девушка.

– Вот как? – Уголки губ растянулись в насмешливой улыбке. – Вы предлагаете мне подкуп, госпожа Ллойд? – Лекс уперся ладонью в стену возле ее головы. Теплое дыхание мужчины касалось лица. – М-м-м, как это называется… готовы заплатить своим телом за некое снисхождение с моей стороны? Похоже, вам это не впервой…

– Ты меня оскорбляешь, – Одри вновь сжала кулаки. Мужская ладонь коснулась ее тела, Лекс провел по ее животу, коснулся груди и выше – к руке, от плеча до запястья.

– Разве? Это ведь вы только что предложили освежить воспоминания о нашей близости.

Он обхватил ее запястье, а потом щелкнули браслеты, раскрываясь.

– И знаете, я, пожалуй, соглашусь. – Лекс усмехнулся и отошел к столу, присел на край. – Почему бы и нет. Действуйте, госпожа Ллойд, заставьте меня вам поверить.

Одри потерла затекшие запястья, подняла на мужчину растерянный взгляд. Богиня, она совсем не это имела в виду! Нахмурилась. Лекс смотрел равнодушно, в синих глазах плескалась лишь насмешка. Она неуверенно приблизилась, положила ладонь ему на грудь. Привстала на цыпочки и прижалась к его губам, провела языком, размыкая. Неуверенно лизнула, осторожно тронула его язык, вздрогнула. Лекс никак ей не помогал, застыл истуканом. Она чувствовала, как сильно стучит под ладонью его сердце. Еще одно движение языка…

И Лекс отстранился.

– Похоже, я понимаю, почему совершенно вас не помню, – прозвучал его насмешливый голос. – Целоваться вы не умеете. Так что сомневаюсь, что меня впечатлит все остальное.

Одри вспыхнула и, даже не успев осознать, что делает, влепила ему пощечину. Изо всех сил, так что на мужском лице остался красный отпечаток ее ладони.

– Тогда, может, впечатлит это, Лекс? – рявкнула она.

Он молниеносно сжал ее запястье, встряхнул. Синие глаза потемнели от расширившихся зрачков, дыхание стало рваным. Дернул девушку, разворачивая к себе спиной, прижимая щекой к столу, где блестели пыточные инструменты, склонился к ее виску.

– А вот это уже нападение на императорского ловца, – вкрадчиво произнес он, не позволяя ей выпрямиться, вдавливаясь в Одри всем телом. И оба замерли. Одри с трудом выдохнула, ощущая его напряжение и тяжесть. Воспоминание об их последней встрече, когда Лекс так же прижимал ее к столу, нахлынуло и заставило девушку зажмуриться.

– Хотя есть еще вариант, – так же язвительно сказал он. – Я не хочу вспоминать вас, потому что не вижу смысла хранить в памяти предателей. Достаточно того, что я оставил вам вашу никчемную и скучную жизнь, госпожа Ллойд, – и отпустил ее.

Одри распахнула глаза. Осмыслила. Медленно развернулась.

– Ты притворялся, – понимание всколыхнуло новую волну ярости. – Играл со мной! Обманул!

Лекс насмешливо усмехнулся, отошел к противоположной стене, где стоял графин с вином, предназначенный для палача. Выпил из горлышка.

– Кто бы говорил об обмане, малышка Одри, – обернулся к ней. – Зачем явилась?

Она нахмурилась, со злостью глядя в его спокойное лицо.

– Ну и гад же ты… Мы тебя искали. Я и Армон. Твой друг переживал за тебя, если ты не знаешь… Хотя, тебе, похоже, наплевать, как обычно.

– А вот в этом ты совершенно права, – он сделал еще глоток.

– Мог бы хоть сороку прислать, что жив, – с горечью бросила Одри. Она сцепила ладони, успокаивая бушующие чувства, хотя получалось плохо. Как она могла подумать, что испытывает чувства к этому… этому гаду!

Сейчас Одри очень хотелось опустить на голову Лекса что-нибудь тяжелое.

– Зачем? – он так искренне удивился, что девушка сжала кулаки, чтобы не ударить его снова.

– Потому что мы волновались!!!

– Да? Не стоило.

Они замолчали, уставившись друг на друга. Одри скривилась и махнула рукой.

– Вижу, действительно, говорить не о чем, – с горечью произнесла она. – Зря я…

Она не договорила, развернулась резко и дернула решетку. Та скрипнула и осталась закрытой. Одри бросила через плечо растерянный взгляд.

– Я хочу уйти, – вздернула подбородок.

– А разве я тебя отпустил? – Лекс недоуменно поднял бровь. – Ты задержана стражами и останешься здесь до… выяснения.

– Лекс, это уже не смешно! – Одри поежилась, всматриваясь в мужское лицо. Он же не сделает этого, ведь правда? – Прекрати пугать меня! Я заплачу штраф, если нужно… Выпусти меня!

– Не думаю, что сделаю это, – задумчиво протянул Лекс. – Ты сама попалась в эту клетку, Одри, так зачем мне тебя отпускать? Назови хоть одну вескую причину.

– Хочешь отомстить мне? – она потерла виски, резко отдернула ладони, посмотрела холодно. – Это не достойно…

Лекс рассмеялся.

– И что? Меня это должно остановить? Или напугать? – он сделал к ней несколько шагов, и Одри вжалась спиной в решетку. – Я хочу не отомстить, скорее, преподать тебе урок, Одри. Чтобы ты хорошо запомнила, чего делать не стоит. Например, врать мне. Или предавать.

– Я не предавала тебя! – закричала Одри. – Нельзя предать постороннего человека! А ты был лишь посторонним! Я хотела защитить своих близких…

И сжалась, увидев, как сузились его глаза. Недобро так сузились, опасно. Бездна, полная голодных демонов! Она снова сказала что-то не то. Желала лишь объяснить… что-то. Но, кажется, сама запуталась и снова сделала только хуже. Лекс подошел, и девушка инстинктивно попятилась, снова упершись в решетку.

– Не трогай меня.

– Боишься? – В голосе Лекса скользнула какая-то новая нотка – чуть хриплая, горячая, и Одри напряглась, почувствовав, как отозвалось на эту нотку ее тело. Орки дохлые… Он подошел совсем близко, еще шаг – и обнимет…

Одри затаила дыхание.

Лекс положил ладони ей на талию, сжал.

– Чего ты хочешь? – ее голос тоже прозвучал надсадно, словно после крика.

Он наклонился ниже, коснулся дыханием ее виска.

– Желание, детка, – шепот ласкает, дразнит. – Я хочу желание. Исполнишь то, что я захочу, и тогда, когда захочу. Поняла меня?

– Ты издеваешься? – она попыталась отстраниться, но не вышло, Лекс держал крепко. – Я не буду выполнять твои извращенные фантазии!

– Будешь, – шепот такой горячий… – еще как будешь. Иначе я оставлю тебя здесь до скончания века.

– Сволочь!

– Не спорю. Так как, клянешься?

– Чтоб ты в Бездну провалился, Лекс! – в сердцах бросила Одри. – Хорошо. Я выполню твое желание. Одно!

Губы обожгло магической печатью, и она дернулась. Вот же демон, значит, Лекс решил подстраховаться и скрепил ее обещание магией!

– Отлично, детка, – он склонился еще ниже, почти касаясь виска губами. А потом развернул Одри, отстранился, вышел за решетку и резко защелкнул за собой замок.

– Что? – девушка ошарашенно посмотрела на его лицо по ту сторону железных прутьев. – Выпусти меня! Ты обещал!

– Я ничего не говорил о сроках, – широко улыбнулся Лекс. – Боюсь, тебе придется немного подождать. Или много. Знаешь, у меня в этой должности столько работы, что даже не знаю, когда смогу заняться тобой.

И, ухмыляясь, развернулся, шагнул к лестнице из подземелья, не слушая несущиеся в спину ругательства девушки.

***

Проклятая Одри. Зачем она явилась? Волновались, как же!

Хотел пнуть ножку стола, но вовремя вспомнил про мозоль. Так что ограничился кувшином, разлетевшимся при ударе о стену. Правда, легче не стало, проклятая девчонка, сидящая в подземелье, не давала сосредоточиться, мне казалось, что я чувствую ее запах – свежий и сладкий, что остался на моей одежде и руках. Даже сходил в купальню для ловцов и вымыл руки несколько раз с щелоком, – бестолку. Аромат остался, а вместе с ним мысли. И желания.

Проклятая Одри.

Зараза.

Я еще поругался – про себя и вслух, но так как не помогало, решил прогуляться. Плюнул на толстую пачку бумаг, что ждали моего вердикта, подхватил плащ и отправился на улицу.

Весна уже ощущалась в порывах ветра и настроениях, улочки Речной Тины оказались весьма оживленными. Я дошел до уже знакомой таверны, устроился за столиком, заказал себе жареного кролика и хелль. В зале приятно пахло едой и сухими травами, сегодня у кухарки был удачный день, и ее блюда не подгорели. Так что я с аппетитом отобедал, запил мясо горьким напитком. И даже улыбнулся, увидев на лестнице знакомую мордашку. Девушка же застыла, уставившись на меня так, словно увидела привидение. Я прожевал, пытаясь вспомнить, как ее зовут, лениво махнул рукой. И поморщился, когда девушка постояла столбом, а потом все же пошла в мою сторону.

Возобновлять случайное знакомство совсем не хотелось.

– Не ожидала тебя увидеть… так скоро, – девушка опустилась на лавку напротив. Выглядела она не очень – бледная какая-то, только глаза сияют лихорадочным блеском.

– Я тоже, Лина, – искренне сказал я. Хотел добавить, что в целом не думал еще раз с ней общаться, но решил занять рот едой.

– Лира, – с нажимом сказала она. – Меня зовут Лира.

– Точно. Я так и сказал.

– Ты сказал Лина.

– Да? Тебе послышалось.

Девушка сузила глаза. Такая смешная.

– А вот ты забыл представиться, – произнесла она.

– Угу. Со мной такое бывает, – согласился я.

– И то, что собираешься бессовестно мною воспользоваться, предварительно напоив, ты тоже упустил, – прошипела она.

Я вздохнул и вытер рот холстиной. Что за день такой? И зачем боги даровали женщинам способность говорить? Вот честно, без этого жить стало бы гораздо приятнее!

Сложил кончики пальцев и наклонился, проникновенно глядя в прозрачно-голубые глаза девушки.

– Слушай, Лира, милая. Позволь мне объяснить, – она хмурилась, я улыбался. – Я тебя обманул. Я даже не ловец. Несмотря на то, что Бастион считает по-другому. В тот вечер мне просто дико нужна была женщина, и я увидел тебя. Ты оказалась молодой и красивой, я решил, что ты мне подходишь. Да, я тебя напоил, да, воспользовался, да – не жалею. Ни капли. Кажется, нам обоим было неплохо. А сейчас я хочу допить свой хелль и отправиться по своим делам, так что будь добра – подними свой зад и уйди, молча и желательно с улыбкой. У меня нет настроения слушать твои причитания. Но если ты хочешь повторить то, что мы делали той ночью – я готов прямо сейчас. Ну так как? – подмигнул ей и с сожалением заглянул в опустевший стакан. Девчонка хватала ртом воздух, словно карась на крючке. А потом резко его захлопнула, откинула голову и…

– Хорошо, – твердо сказала она. – Давай повторим. Прямо сейчас.

Я так удивился, что сам открыл рот. Подобных слов я точно не ожидал, и после моей речи девушка должна была окатить меня ледяным презрением, потому что обложить ругательствами эта приличная девочка явно не способна. А после – гордо удалиться и оставить меня в покое. Но продолжить? Серьезно?

Окинул ее оценивающим взглядом. Или я ничего не понимаю в женщинах, или крошка что-то задумала. Потому что желанием она не пахла, совершенно. В голубых глазах блестели льдинки ярости, а не страсти.

Ну-ну.

– Среди бела дня? – лениво улыбнулся. – Может, ты и комнату сама оплатишь?

– Если будешь стараться, Лекс.

Она тоже улыбнулась. Вышло неплохо, даже завлекательно. Вот только своего имени я ей не говорил. Так откуда малышка его знает? Кажется, действительно, стоит с ней уединиться, потому что у меня появились вопросы.

Я поднялся, кинул на стол монету для трактирщика и подошел к Лире.

– Тогда не будем терять время, – притянул ее к себе, лизнул скулу. – Не знаю насчет стараться, но время мы проведем с пользой, это я тебе обещаю.

Девушка ощутимо вздрогнула, тело под моей ладонью окаменело. Еще интереснее…

– Идем?

– Да…

Вот только пойти мы никуда не успели. Потому что дверь таверны отлетела, и в зал вломился красный от бега Здоровяк.

– Лекс! – его воплем можно мертвецов поднимать. – Скорее! Харт! Велел прийти!

– Пошли его в Бездну, – посоветовал я.

– Грязь пропал! – завопил Здоровяк. – Из закрытого подземелья! Харт передал, что это твари с кладбища! Сказал, ты поймешь!

Я побледнел. Просто ощутил, как вся кровь отхлынула от лица, собираясь где-то в районе пульсирующего сердца. Грязь пропал из каменного мешка, где находился один. Как и десятки магов до него. А я оставил в застенках Одри…

И она тоже маг.

Рык разодрал горло, девчонку, что обнимал, я просто отшвырнул, как и стол, освобождая место для круга. Здоровяк еще что-то орал, вопили подавальщицы, ругался трактирщик, разбегались редкие посетители… Мне было наплевать. Я никого не слышал, очерчивая круг перехода. Кажется, никогда в жизни я не строил портал так быстро. Круг, пентаграммы, руны… полоснул ножом по ладони, брызнул кровью, выкрикивая слова. Страх за проклятую Одри выворачивал нутро, выжигал изнутри. Зачем я оставил ее там? Одну, в запертом помещении, за решеткой, откуда она не сможет выбраться, но куда без проблем проникнут марашеры…

Если с ней что-то случится…

Реальность схлопнулась, потемнела, изменилась. Я моргнул, привыкая к полумраку подземелья, и с разворота всадил нож, что все еще держал в руке. Серая тварь беззвучно упала, но на меня уже прыгнула следующая.

– Одри! – я закричал, с яростью швыряя файер, пытаясь хоть что-то рассмотреть во тьме. Какого демона здесь так темно? – Одри, где ты?

Она не отозвалась, а на меня прыгнули сразу два марашера…

Глава 11

То, что перемещение пошло неправильно, Армон почувствовал еще в процессе. Все-таки, порталом он пользовался много раз, и все ощущения знал прекрасно. Поначалу все было привычно – туман, затянувший фигуры, темнота и падение. Рихиор знал, что довольно скоро они закончатся. Но… перемещение продолжалось слишком долго. И более того, Армону стало казаться, что его тело тянет куда-то вправо, а не привычно вниз.

Он попытался рассмотреть сквозь марево своих спутниц – Анни и Лиру, но увидел лишь тьму.

Движение прекратилось внезапно. Туман не рассеялся, зато Армон потерял равновесие, полностью лишившись ориентиров, и упал на колени, ощущая невозможную слабость во всем теле. Даже голову удалось поднять с трудом, словно она весила как императорский дирижабль!

«Не двигайся. Ты потерял много сил. Это скоро пройдет»

Голос прозвучал в голове, и Армон не сдержал злой рык. Зрение прояснилось, и рихиор увидел закутанную в серую ткань тощую фигурку.

– Какого демона?! – заорал он. Вернее, попытался заорать, потому что сил хватило лишь на сиплый шепот.

«Ты хотел узнать, почему оказался здесь?» – Показалось, или в этом бестелесном голосе пробилась насмешка? – «Ты дал мне обещание, рихиор. Пришло время его исполнить»

Армон подышал, пытаясь подняться. И снова почти упал. Удалось лишь вскинуть голову, со злостью глядя на Первого.

– Я помню свое обещание, – процедил он. – И не отказываюсь от него. Но… нельзя ли отсрочить мою смерть? Я не прошу о снисхождении, но у меня осталось слишком много незавершенных дел. Я думал, ты дашь мне знать перед тем, как потребовать исполнение клятвы!

«Твою смерть? – в голосе явно скользнуло изумление. – Но я не собираюсь убивать тебя, рихиор»

– Нет? – теперь удивился Армон. Он все же смог подняться, хоть и пришлось опереться рукой о стену. – Но ты говорил, что тебе нужна моя кровь! Тогда, когда торговался, что готов взять за свою помощь!

«Кровь, но не жизнь!» – Первый теперь звучал с явной досадой. – «Мне нет смысла убивать тебя, я никого не убиваю, глупец! Я хочу сохранить, а не уничтожить!»

– Тогда я тем более не понимаю, что вам от меня нужно, – хмуро бросил Армон.

Силы возвращались, хоть и медленно. Но надо сказать, трюк, проделанный Первым, впечатлил. Армон слышал, что это возможно – изменить направление портала, вмешаться в созданный коридор и переместить тело в другое место. Но… для этого надо быть магом почти нереального уровня. Такое могли проделать несколько верховных магистров Высшей Академии магии в Кайере, если бы им взбрела в голову такая блажь. Но один тщедушный и малохольный заморыш? В это даже поверить было трудно.

В его голове раздался явственный смешок.

«Ты занятный, рихиор. И твои мысли – тоже»

Армон смутился. Потом выругался. И снова смутился. И все это мысленно, правда, в компании этого заморы… этого мага все равно, что вслух!

– Слушай, а ты не мог бы разговаривать, как все? – устав пытаться не думать, буркнул Армон. Первый покачал головой.

«Наш разговор не затянется. Ты уже понял, что вернулся в Пристань. И лишь с одной целью. Да, мне нужна твоя кровь. Сильная, горячая, молодая. Кровь благородного рихиора, альфы по рождению и роду. Не спорь. Я знаю, кто ты. Кровь невозможно скрыть»

Голос в голове замолчал. Армон напрягся, ожидая худшего. Ему нужна его кровь? Пьет он ее, что ли? Кажется, есть такая нечисть…

«О, боги, какая фантазия, – насмешка теперь была явной. – Успокойся, я не кровососущий… Мне нужен ребенок.

– Не понял? – изумился Армон.

«Что здесь непонятного? Ребенок. От тебя»

– Что?

Рихиор застыл, надеясь, что сдержал свой инстинктивный порыв и не шарахнулся в сторону от этой фигуры в сером. Это что, женщина??? И она хочет, чтобы он… тьфу!

«Боги, ты невозможен, – устало вздохнул в голове Первый. – Твой ребенок должен родиться не у меня. Конечно, не у меня… Но он должен появиться. Как только зачатие произойдет, ты можешь считать условия клятвы свершившимися и станешь свободным. Я же верну тебя туда, куда ты пожелаешь. Так что в твоих интересах сделать дитя как можно скорее»

– Подожди-ка, – Армон нахмурился, соображая. Его глаза стремительно желтели, шерсть полосой вылезла на шее. – А ну постой. То есть ты мне предлагаешь сделать дитя неизвестной мне девушке, а потом оставить его и вернуться к своей жизни? Так что ли?

Суставы хрустнули, выворачиваясь, голова опустилась, а челюсть выдвинулась. Он менялся и не мог удержать трансформацию, слишком вопиющим было то, что говорил этот серый балахон. Оставить своего ребенка? Бросить его?

– Я. Никогда. Этого. Не сделаю! – Слова сменились рыком, клочки одежды разлетелись по круглой комнате. Миг – и на месте человека стоял зверь – черный, огромный, с налитыми кровью желтыми глазами, готовый к броску.

«У тебя нет выбора, благородный рихиор»

– Нет!

Слово прозвучало в голове, а из горла вырвалось лишь рычание – угрожающее, злое. Армон прыгнул, желая сорвать этот серый балахон, но на месте фигуры уже никого не было. Клыки щелкнули в пустоте, рихиор завертелся вокруг себя, высматривая жертву.

Порыв ветра ворвался в окно, взъерошил шерсть на загривке, коснулся чувствительного черного носа. И Армон застыл. Запах… еле уловимый, но такой необходимый… Запах ЕГО женщины. Его самки, его возлюбленной!

Армон потряс головой, фыркнул и снова принюхался. Запах стал сильнее. Словно ОНА была совсем близко!

Рихиор рыкнул и сорвался вниз по лестнице, мощные лапы переносили его сразу через пролет, когти не давали сорваться. Из башни он вылетел уже через минуту и помчался, с силой отталкиваясь от земли и почти не приминая траву. Слабость прошла, словно и не было, и теперь тело наполняла сила – пульсирующая, яростная, жаждущая! Рассвет золотил деревья и дома, сверху еще сияли звезды, а на горизонте светилась розовая с золотом полоса. Звуки, цвета, ощущения усилились во сто крат, били по ушам с кисточками, ударяли в зрачки и набатом стучали в сердце. Так много всего! И самое сильное из всех чувств – это запах! Скорее, мощнее, ближе!

Он промчался Пристань насквозь, пролетел мимо домов, никого не встретив. Мелькнула мысль, где же Ронт и остальные, но тут же исчезла. Единственное, чего сейчас хотел Армон – найти ту, запах которой он чувствовал. Манящий, чарующий, восхитительный запах самки!

Аромат усилился у дома, стоящего в стороне от остальных, на самом краю поселения, за озерцом. Дальше была стена, уже знакомая рихиору. Он оббежал маленькое строение по кругу и вновь остановился у двери, пригнул к земле голову. И чуть не завыл. Да, запах шел отсюда. ОНА была внутри. Он ткнулся мордой, втягивая божественный аромат. Поскреб лапой дверь, размышляя, выбить или попытаться постучать. То, что он войдет – даже не подвергалось сомнению…

Но ломать створку не пришлось, петли тихо скрипнули, впуская гостя. Внутри было почти темно, сквозь маленькое круглое окошко лился рассеянный свет зари, освещая постель, накрытую лоскутным покрывалом, и девушку на ней. Кажется, она спала… Ее глаза были закрыты, волосы разметались по подушке, тело обнажено и покрыто легкой испариной, хотя в доме было нежарко. Зверь сдержал победный вой и запрыгнул на постель, втягивая воздух. Она…

Он расставил лапы, оберегая свою добычу, снова втянул воздух. Лизнул обнаженное плечо. Осознал, какая девушка хрупкая по сравнению с его огромным звериным телом. Обращаться не хотелось, но он не мог быть с ней в этой форме, некоторые моральные устои Армон никогда не нарушал…

Он склонил голову, зажмурился и выгнулся, меняя форму. Странно, но боли почти не было… А ведь обращение в человека всегда происходит мучительно. Конечно, на нем теперь ни клочка ткани, но это и к лучшему, зачем она ему сейчас? Одежда в этот момент точно лишняя… Он распахнул глаза и одним движением притянул к себе женское тело. Девушка издала тихий стон, но глаза не открыла. Рихиор прижался к ее губам, размыкая их, трогая языком, проводя по влажному и сладкому женскому рту. Желание мешало дышать и думать, да и зачем ему думать, когда ОНА в его руках, такая нежная, такая податливая… он с трудом оторвался от женских губ и опустил голову ниже, на шею и ключицы, пробуя на вкус ямочку у горла. Вкус был божественным, и Армон вновь едва сдержал рык. Потребность облизать ее всю, провести языком в каждом даже самом сокровенном местечке настойчиво ударяла в голову и заставляла кровь пениться в жилах. Он добрался до груди, мельком отметил, что она умещается в его ладони, а соски темно– розовые, с небольшим ореолом, возбужденные… Девушка вновь застонала, когда мужские губы сомкнулись вокруг одного, а пальцы накрыли второй. Женское тело выгнулось под ним, заставляя Армона рычать и терять жалкие остатки сдержанности. Хотя это была не сдержанность, а лишь желание растянуть удовольствие пред тем, как взять ЕЕ. Вкус на языке одурманивал и манил, заставлял Армона сильнее вдавливать в себя хрупкое тело и лизать женскую кожу, втягивать соски в рот, почти прикусывать, желая насладиться и полнее вкусить эту сладость. Он оторвался от груди, языком провел по напряженному женскому животу, добрался до сомкнутых ног. И снова стон. Такой дразнящий, такой… болезненный? Он поднял голову, пытаясь сдержать животное вожделение, отвлечься от настойчивой потребности прямо сейчас оказаться внутри этого тела! Но… показалось, или девушка плачет?

Похоть требовала не думать об этом, запах дразнил обоняние, и тело Армона дрожало от необходимости вбиться, взять…

– Не останавливайся, – женский шепот показался шелестом сухого листа, гонимого по булыжникам мостовой. – Ты должен сделать это…

Она отвернулась, но Армон уже успел увидеть слезы, что катились из женских глаз. И тут он узнал ее. Духи земли и леса! Та, что лежала под ним, та, что он чуть не взял со всей силой своей звериной страсти, была…

– Сойлинка?

– Пожалуйста, – она снова зажмурилась. – Просто сделай… это!

– Что?

Он опустил взгляд туда, где уже почти соединялись их тела. Его орган – тяжелый и напряженный, сочащийся смазкой, упирался в ее сомкнутые и дрожащие ноги. А сам Армон придавливал девушку к покрывалу, мечтая о продолжении. Он потряс головой, пытаясь вернуть себе способность мыслить. Что происходит? Как он оказался здесь? На… ней? Вдох снова наполнил нутро сладко-горьким запахом, и Армон зарычал. Бездна! Волчья мята! На девушке была волчья мята, та самая, что сводит оборотней с ума, та, что способна приманить куда угодно!

Он выругался сквозь зубы и рывком скатился с женского тела, пытаясь не дышать. Каждый шаг от кровати казался мучением, внутри все горело, кожа пылала, а в паху горело огнем от болезненного желания. Ему казалось, что он сдохнет, если уйдет. Но Армон заставлял себя шагать к двери, вывалился наружу, глотнул свежий лесной воздух. И пошел, шатаясь, к воде, сдерживая желание обернуться. Упал в озерцо и принялся яростно стирать с себя запах волчьей мяты. Злость заставляла его нещадно тереть песком кожу, почти до крови, не смывая, а сдирая запах. Боль отрезвляла и вытравливала похоть.

Когда он вышел из воды и вернулся к домику, рассвет уже всецело завладел Пустошью.

Армон хлопнул дверью так, что она чуть не слетела с петель, а девушка, стоявшая у окна, подпрыгнула и испуганно обернулась. Она куталась в то самое лоскутное покрывало, тонкие пальцы побелели, настолько крепко она его сжимала.

– Я так понимаю, что ребенка я должен сделать тебе, не так ли? – с яростью произнес Армон. Сойлинка вздрогнула и медленно кивнула. От движения запах волчьей мяты снова ударил в нос, но Армон сдержался. Сузил глаза, внимательно рассматривая девушку. – Этого не будет, – бросил он.

– Тогда мы оба погибнем, – грустно сказала девушка.

Глава 12

– Одри!

Очередной марашер упал, распространяя запах паленой кожи и плоти. От живых факелов в тесном помещении подземелья стало не только светло, но еще и невыносимо душно, в горло першило, копоть оседала на одежду. Надо было бить сталью, но не хотелось подпускать тварей к себе, да и надежнее так – огнем.

– Одри!

Девушка сжалась в углу, выставив перед собой нож. Держала обеими руками, изрядно дрожащими, но губы были сжаты решительно.

Я сделал осторожный шаг, не спуская с Одри глаз.

– Детка, все хорошо, опусти это… Еще порежешься.

– Не приближайся.

Она говорила хрипло, в расширившихся зрачках плескался ужас.

– Одри, это же я. – Еще один мягкий шаг. Мне ее поведение сильно не нравилось, к тому же съедало беспокойство. Платье на Одри местами разодрано, на лице – кровь и грязь. – Сладкая, все хорошо, все закончилось…

– Закончилось? – она тихо всхлипнула. – Ты запер меня здесь! С этими… этими… Богиня, да за что ты так?

– Одри! А, зараза, – сделал быстрое обманное движение, ее рука дернулась, и я перехватил запястья, сжал, вырывая рукоять ножа, отбросил ногой. И с силой обнял девушку, торопливо ощупывая. Похолодел. Развернул к себе спиной, не обращая внимания на возмущенный вскрик. От шеи до поясницы платье разорвано, и в прорехе все липко от крови…

Чтоб я сдох.

Пальцы коснулись укуса, и Одри вздрогнула всем телом, застонала. Я отдернул руку.

– Надо убираться отсюда, – процедил сквозь зубы, не глядя ей в глаза. – Ты можешь идти?

Одри неуверенно кивнула. И упала в обморок.

Я успел подхватить ее, не позволив девушке разбить затылок о каменный пол. Выругался уже в голос и крикнул Харту, чтобы поторопился. Ловца я заметил, когда добивал пятого марашера, правда, напарнику пришлось задержаться, разыскивая ключи от решеток.

– Найди мне целителя! – заорал я, выбегая из подземелья. За моей спиной уже роились синие огоньки, а значит, скоро от серых тварей ничего не останется. Одри оказалась удивительно легкой, я с беспокойством всматривался в бледное лицо. Она дышала, но в себя не приходила. Вбежал в комнату бывшего начальника застенок, уложил девушку на постель. За спиной уже толпились стражи, тянули шеи, заглядывая в помещение, но войти не решались. Я снова рявкнул, чтобы привели мне городского целителя, иначе велю отрубить каждому по пальцу. Любопытствующих как ветром сдуло.

Харт оттеснил меня плечом и коснулся плеча Одри. Я мгновенно сжал ладонь на шее ловца.

– Угомонись, – Флай сверкнул глазами. – Дай я посмотрю ее. Хочешь, чтобы девушка умерла, Раут?

Заставил себя убрать руку и отойти, схватил кувшин с водой, вылил себе на голову.

– Здравая мысль, – хмыкнул Харт. – Остынь немного.

Я перевел взгляд на свои руки. На кончиках пальцев тлел огонь, из-под кожи пробивалась сеть багровых вен, в которых тоже текло пламя. В таком состоянии я действительно могу причинить Одри вред, даже не желая того. Я заставил себя успокоиться, постоял, контролируя дыхание. И вернулся к кровати.

Флай осторожно перевернул Одри на живот, раздвинул края ткани.

– Марашер укусил ее, – тихо сказал он, будто я и сам этого не видел. На спине девушки, возле левой лопатки, багровели следы клыков. – Укус неглубокий, вероятно, клыки задели вскользь, когда она убегала. Но меня волнует не это…

Договорить он не успел, на лестнице раздался топот, и в комнату ввалился запыхавшийся врачеватель. Пышнотелый и румяный, он пытался отдышаться после того забега, что устроили ему местные стражи.

– Что у нас тут? О, похоже на укус дикой собаки! Надо обработать рану. Мужчинам лучше покинуть комнату, мне необходимо снять с девушки платье.

Я молча взял нож и срезал с Одри остатки и верхнего платья, и нижней сорочки. Поправил голову, чтобы щека удобно лежала на подушке, убрал растрепавшиеся волосы. Прикрыл ноги и ягодицы покрывалом.

– Почему она не приходит в себя? Рана совсем легкая!

Пульс бился под тонкой кожей на шее, я чувствовал его ток.

Целитель крякнул недовольно, покосился на нас с Хартом, но больше настаивать на нашем удалении не стал. Видимо, понял, что бесполезно.

– Возможно, это последствия шока. – Эскулап быстро осмотрел укус, промыл и обработал мазью. Харт благоразумно отошел к окну и не смотрел, пока целитель обматывал тело девушки бинтами, а я ее держал. Одри глухо застонала, я скрипнул зубами. Целитель покачал головой. – Знаете, очень странные следы, – задумчиво протянул он. – Это не собака и даже не волк, расположение укусов нехарактерное… Что произошло с девушкой?

Мы с Флаем переглянулись, и ловец поманил целителя на лестницу.

– Я объясню…

Они вышли, а я застыл, рассматривая Одри. Сейчас она просто спала, целитель усыпил девушку, не давая ей очнуться, так раны скорее затянутся, и боль будет меньше.

Харт вернулся, тихо прикрыл дверь.

– Говори, – хрипло велел я.

– Ты и сам уже догадался, – бросил ловец. – Марашер укусил ее, а значит, открыл канал для откачки силы. Девушка погибнет рано или поздно.

– Как это остановить?

– Не уверен, что вообще можно остановить, – вдохнул Флай. Я сжал кулаки, глядя на него почти с ненавистью. Впрочем, не Харт был причиной этого чувства. Он всего лишь озвучил то, о чем я и сам думал.

Тряхнул головой и присел, вычерчивая на полу руну. Харт смотрел с интересом, но от вопросов воздерживался. Привычно капнул кровью.

– Ланта!

На этот раз она возникла почти сразу, облаченная в алый шелк, с распущенными волосами, волной струящимися по спине. Кархан черной тенью метнулся в угол, я проводил его неприязненным взглядом. Откроет пасть – убью. Но тот лишь забился под кресло и не высовывался.

У Харта отвисла челюсть. Он уставился на Ланту с таким выражением, что в другой момент я с удовольствием бы над ним поиздевался. Но сейчас мне плевать было и на Флая, и на прелести Лантаареи.

– Ты звал меня, мой повелитель, – пропела чаровница и перевела взгляд на кровать, где спала Одри. Потом на застывшего ловца. Улыбнулась, явно довольная.

– Мне нужны все сведения о марашерах, Ланта. – Оборвал я обмен взглядами между ловцом и этой нахалкой. – И об их укусах.

– Укус стража Огненного Мира смертелен, – Ланта танцующей походкой подошла к кровати. Я дернулся, желая закрыть собой Одри, но остался на месте, понимая, что черноволосая не причинит ей вреда. Ланта провела ладонью над головой и спиной пострадавшей, нахмурилась. – Да, связь создана. Это как незримая нить, по которой утекает жизненная сила… Сейчас она течет неспешно… но с каждым днем связь будет крепчать. Одрианна обречена. Если только…

Она замолчала, всматриваясь во что-то, видимое лишь ей. Я поддался всем телом вперед.

– Если только?

– Оборвать связь можно, лишь уничтожив того, к кому перетекает жизнь Одри.

– Вот дерьмо, – я сел в кресло, задумавшись.

– Только этот кто-то весьма сильный маг, – буркнул Харт. – И мы понятия не имеем, где его искать.

Я сложил кончики пальцем, размышляя. Поднял голову.

– Это можно узнать. Узнать, куда уходят марашеры после того, как сожрут мага.

– Как?

– Нужна приманка. – Я поднялся, ощущая желание двигаться и действовать. – В застенках есть маг?

– Из осужденных? – сообразил Харт.

– Мне плевать из кого, – честно ответил я. – Мне сойдет и тот целитель, что заходил к нам. Но твоя совесть явно будет против. Поэтому найди осужденного, я пока подготовлюсь. Ланта, если тебе больше нечего сказать, то можешь быть свободна.

Девушка откинула темные пряди за спину.

– Я, пожалуй, останусь, мой повелитель, – томно протянула она. – Мне надоел мой… дом.

Я пожал плечами, раздумывая, что мне понадобится.

– Как хочешь, только не крутись под ногами.

– Думаю, мне понравится прогулка по подземелью, – медленно улыбнулась Ланта. Флай сглотнул. Я проигнорировал обоих. Если Ланта хочет развлечься – не стану ей мешать, в конце концов, она заслужила.

А у меня есть дела поважнее.

Дверь захлопнулась за ловцом и чаровницей, я закрыл щеколду. Постоял и решительно развернулся, шагнул к кровати, на ходу стягивая через голову рубашку. Лег на постель, аккуратно переложил Одри себе на грудь, стараясь не тревожить ее рану. Она что-то буркнула во сне.

– Не ругайся, – я положил ладони ей на поясницу, прикрыл глаза. Делиться силой для меня совершенно противоестественное занятие, но что-то я не видел рядом других желающих. Одри завозилась, устраиваясь, вздохнула мне в шею, сказала что-то невнятно. – И не говори, – прошептал я. – Сам от себя в шоке.

Сила не желала перетекать в женское тело, и мне приходилось напрягаться, чтобы направить поток не к себе, а от себя. Поначалу шло тяжело, потом приноровился. Дыхание Одри выровнялось, стук сердца перестал напоминать стрекотание перепуганной птицы. Почувствовав головокружение, как от кровопотери, прервал поток и полежал, глядя в потолок.

Надеюсь, моих сил ей хватит… на какое-то время. Лежать так, обнимая девушку, ощущая ее дыхание на своей шее – было приятно. И слишком о многом мне напоминало. Поэтому я осторожно переложил Одри на кровать, поднялся, подхватил свою рубашку.

Надо сделать ловушку для проклятой серой твари и найти того, кто это устроил. Правда, я не был уверен, что и поиски, и результат мне понравятся. Да что там! Я был убежден, что мне они точно не придутся по вкусу.

***

– Рассказывай, – Армон постарался говорить спокойно, хотя было видно, что ему хотелось рычать. Взгляд девушки испуганно метнулся к его лицу, переместился ниже, щекам стало горячо. Неуместно пришли воспоминания о том, как он лежал на ней и что… делал. Щеки запылали так, что ими можно было осветить всю Пристань.

Она отвернулась.

– Там есть одежда, – махнула рукой неопределенно, но, покосившись, поняла, что Армон верно расценил ее жест. Или просто увидел, что кроме сундука в этой комнате ничего не было. Вытащил полотняные штаны, натянул их, завязал веревку на поясе. Сойлинка пыталась не пялиться на него, но не могла удержаться. Она видела мужчин, в их обществе носили лишь штаны или и вовсе набедренные повязки. Но все они были другими. Не такими, как этот. В человеческой форме у Армона не было ни шерсти, ни хвоста, только на концах ушей топорщились кисточки, да тонкая темная полоса сбегала от выстриженного затылка по хребту. У него даже живот был безволосый. Ниже… ниже Сойлинка старалась не смотреть. Ее до сих пор била дрожь, стоило лишь представить… вспомнить…

– Тебе они что дали? – Армон все еще рылся в сундуке, не глядя на девушку.

– Настойку, – тихо ответила она. – Чтобы было… легче.

– Чтобы разбудить желание. Возбуждающее тебе дали, – поморщился Армон. – Рубашки нет?

– Нет.

– Ладно. И так сойдет. – Он развернулся к ней, и Сойлинка снова вздрогнула. Какой же он большой… Сильный… Красивый…

Взгляд мужчины потемнел, зрачки расширились, а радужка напротив – стала стремительно желтеть. Он шагнул к ней. Сойлинка замерла. Еще шаг… Ей хотелось бросить покрывало, открыться перед ним, почувствовать…

– Так не пойдет, – голос Армона стал хриплым и злым. – Надо уйти отсюда. Ты до сих пор под действием… настойки. У тебя такой взгляд… и здесь все еще пахнет волчьей мятой. Оденься.

Он резко развернулся и вышел за дверь. Сойлинка посмотрела на хлопнувшую створку.

Армон ждал ее у озера, кидал в воду мелкие камушки. Окинул взглядом ее светлое платьице, наспех заплетенные волосы, босые ноги – и отвернулся.

– Рассказывай.

– Что рассказывать?

– Все. Зачем вам ребенок?

– Не нам. Первому… Но я не знаю.

Она присела на ствол поваленного дерева, обхватила себя руками. Заря оказалась прохладной, хотя она всегда мерзла, сказывалась птичья кровь. Армон внезапно оказался рядом, возвышаясь, словно скала, сверля ее гневным взглядом.

– Демоны бесхвостые, как ты согласилась на это? – зло бросил он. – Почему? Я думал… думал, ты другая! Ты же совсем дитя!

– Я не дитя.

Она пожала плечами. Смотреть на мужчину было почти больно. Отвернулась и сжала зубы, не позволяя себе плакать.

– Я уже взрослая. И обязана делать так, как мне велит Первый.

– Ложиться под незнакомца? – процедил Армон.

– Если так надо.

Она отвернулась, закусила губу. Внутри стало горячо от слез, но плакать она не станет. И объяснять – тоже. Она кожей чувствовала, как рихиор зол, и хотела сбежать подальше, но заставляла себя сидеть на месте.

Она точно проклятая, как о ней говорят.

– Почему ты?

– Не знаю. Мне не объяснили.

Вероятно, потому что других жалко. С кем еще можно так поступить? Только с крылатой. Ее что в огонь, что в воду, что под незнакомца – никто не заплачет. Дочь врага и сама враг, так ей говорили. И неважно, что она всю жизнь живет в Пристани, все видят ее крылья и ненавидят за них. Хотя Сойлинка не обращалась уже так долго…

Она уставилась на воду, надеясь, что Армон не увидит ее лицо. Почему-то отчаянно не хотелось, чтобы он увидел.

– Мне жаль, что так вышло. И жаль, что тебя заставили, – тихо сказала она. – Думаешь, я глупая? Поняла, что ты не по своей воле на это пошел… У тебя кто-то там остался? За Пустошью?

– Невеста, – Армон снова кинул в воду камень. Сойлинка прикусила губу. Невеста…

Их разговор прервало появление Ромта. Пятнистый подошел вразвалочку, окинул Армона злым взглядом.

– Какие у нас гости, – сквозь зубы процедил он. – Неприятные.

– И тебе доброе утро, – отозвался Армон.

Пятнистый обошел его по кругу, фыркнул.

– Кажется, за тобой должок, рихиор?

– Готов расплатиться, – радостно оскалился Армон.

***

Ромт ударил кулаком снизу, молниеносно и без предупреждения. Сильно. И если бы не реакция рихиора, Армон уже лежал бы без сознания или без признаков жизни. Но рука пятнистого лишь прошла мимо, рассекая воздух, а сам оборотень с размаха вогнал в пятнистый живот левую, развернулся, не давая противнику вздохнуть, и ударил снова, выпуская когти. Кровавые прорехи расчертили торс Ромта, он зарычал, скорее от ярости, чем боли. Регенерация уже сшивала борозды, и Армон ударил снова, частично меняя свое тело.

Вокруг уже собирались зрители, два зверя, выбивающие друг из друга дух, привлекли на берег озерца почти всех обитателей Пристани. Сойлинка отбежала в сторону, чтобы ее не сбили ненароком.

– Это все, на что ты способен, рихиор? – Ромт вытер кровь с лица, когда они на миг разошлись.

– Почему же, я только начал, – рыкнул Армон, снова сбивая противника с ног и вдавливая в землю его голову.

Пятнистый тоже пару раз зацепил, на плече и груди оборотня заживали порезы. В целом, эта драка сейчас была лишь на пользу Армону, он злился, да что там, он был просто в ярости! И возможность выпустить пар его лишь порадовала.

Попасться на волчью мяту, что может быть хуже?

Конечно, в империи эта травка давно запрещена, за ее распространение можно угодить в застенки и даже на виселицу. Но… проклятье! Это просто отвратительно, так попасться! Не его вина, что у оборотней нет иммунитета к этому запаху, но стоило вспомнить, как он вел себя… Как вылизывал женское тело, как целовал…

Он с наслаждение вогнал кулак в твердый бок, ломая ребра.

«Я не ребенок», – сказала Сойлинка.

Да уж. В этом он успел убедиться. Тело у нее вполне… взрослое. И соблазнительное даже без волчьей мяты.

Снова удар, когти вспарывают кожу и погружаются в мясо. Пальцы скользкие от крови, клыки зудят от желания вгрызться в чужую шею.

Единственное, что спасло девушку от неминуемой близости – это принципы рихиора. Он никогда не позволит себе выпустить рядом с женщиной зверя. Больше никогда. Если бы он не обернулся… Если бы остался в той форме… волчья мята сделала бы свое дело.

Удар, удар, удар!

Шерсть, кровь, рычанье!

Ярость, злоба, инстинкт…

Зверь…

Он зверь.

Армон сдержал руку, готовую нанести последний удар. Ромт смотрел золотыми тигриными глазами, в которых плескалась ненависть. Поднял голову. Жители Пристани молчали, смотрели с ужасом. Рихиор вновь опустил взгляд. Кровавое месиво, в которое он превратил Ромта, сейчас мало напоминало гордого и сильного предводителя.

Армон тяжело поднялся, смахивая с ладоней липкие капли крови и грязь. Развернулся и пошел прочь, не слишком понимая – куда.

Дошел до пустыря, где уже не было домов, и углубился в заросли высокой, выше него, травы, что колосилась упругими стеблями с пушистыми белыми венчиками на концах. Чуть слышное шуршание за спиной заставило Армона насторожиться, а потом резко обернуться и сжать ладонь на тонкой шее.

– Ах, какой быстрый, – пропела Интиория, обвиваясь кольцами вокруг них. – Очень-очень быстрый и сильный рихиор…

– Что тебе надо? – буркнул Армон.

– И очень злой, – промурлыкала девушка, словно была не змеей, а кошкой. – Все, как мне нравится.

– Или убери от меня свой хвост, или я за себя не ручаюсь, – прорычал Армон, с угрозой глядя в зеленые глаза.

Интиория тихо рассмеялась. Ее змеиное тело вдруг начало съеживаться, уменьшаться, и уже через минуту на траве стояла девушка. Зеленая чешуя волной накрыла ее тело – от шеи до стройных ног. Она снова расхохоталась, увидев ошарашенный взгляд Армона.

– А ты думал, что я всегда такая хвостатая, рихиор? Поверь, у меня все вполне… по-человечески. В некоторых местах. Ах, неужели ты умеешь смущаться? Как мило.

– Слушай, я просто демонски устал от всей вашей компании, – вздохнул Армон, с трудом отрывая взгляд от женского тела, так соблазнительно скрытого чешуей. – Поэтому говори, зачем явилась, и убирайся.

Интиория хмыкнула.

– В твой прошлый визит я уже предлагала свою дружбу, рихиор. Предложение все еще в силе. И поверь, тебе лучше согласиться на него.

– Ты мне угрожаешь? – не поверил он.

– Как я могу? – змея очаровательно улыбнулась. – Ты такой сильный мужчина, а я всего лишь слабая женщина. Какие угрозы? Всего лишь совет. Ты здесь словно котенок, Армон. Ничего не знаешь, ничего не понимаешь. А я могу помочь.

Она обошла его по кругу. Даже на двух ногах движения Интиории были плавными, скользкими. Змеиными.

– Серьезно? – Армон склонил голову. – Тогда, может, расскажешь, зачем я здесь? Или ты не знаешь?

– Ну почему же, – Интиория остановилась за его плечом, склонилась, втягивая воздух. – Знаю. Тебя выдернули из твоего мира, чтобы ты отдал свое семя этой глупышке Сойлин. Наверняка заставили, ведь ты не сделал бы этого по своей воле. Дали какой-нибудь настой, чтобы ты потерял голову… Ты потерял ее, рихиор? – она вдруг наклонилась и лизнула его плечо. Армон резко отстранился, девушка коварно усмехнулась, облизала губы. Язык у нее был узкий и раздвоенный. – Не отвечай. Ты сдержался. Я знаю это.

– Знаешь?

– Ты действительно сильнее всех, кого я видела… – ее голос стал задумчивым. – Не только здесь, – тронула его руку. Потом коснулась пальчиком головы. – Но и здесь. Но и тебя сломают, Армон. Это произойдет, если ты не примешь мою помощь.

– И что ты предлагаешь?

– Тебе не избежать близости с Сойлин. Волчья мята лишь начало, если надо, тебя напоят и Слезой дракона, знаешь что это?

– У вас нет ее! – не сдержался Армон. Слеза? Да быть того не может!

– Есть, – усмехнулась Интиория. – Тебе нальют ее в чай и запрут с девушкой в одной комнате. М-м-м, ты ведь понимаешь, что там у тебя не будет шансов устоять? Впрочем, твоего разума после этого тоже не будет, слеза сожжет его. А вот звериная суть и инстинкты останутся… И это будет повторяться так долго, пока Сойлин не понесет.

Армон поежился. Если змея говорит правду, то его участь хуже, чем он думал. Слеза Дракона… Боги, откуда она в Пристани?

– Но зачем все это? Зачем вам нужен мой ребенок?

– Этого я не знаю, – Интиория покачала головой. – Но у тебя лишь один выход, Армон. Ты должен… пахнуть близостью. Должен делать вид, что согласился и выполняешь все условия. А после…

– После?

– Я помогу тебе сбежать.

– И что ты попросишь взамен, – он прищурился, рассматривая красивое женское лицо.

– Еще не понял? – она шагнула ближе, глядя снизу вверх. И расхохоталась. – О, мужчины такие мужчины… Нет, ты не нужен мне, Армон, хотя не спорю, я могла бы уделить тебе чуть больше внимания. Но… ты возьмешь меня с собой. В свой мир. В Кайер.

Армон напряженно пытался прикинуть варианты. Хотя были ли они у него? По словам Интиории выходил совсем неприглядный расклад… Обещать что-то чешуйчатой не хотелось, он ей не доверял, но и выбора у него не было.

– Хорошо, – выдавил он. – Договорились.

– Вот и славно, – девушка сверкнула невозможными зелеными глазами. – А сейчас тебе лучше вернуться к крылатой и сделать что-нибудь, чтобы на тебе был ее запах. Не вынуждай Первого применять крайние меры.

Армон сквозь зубы выругался.

– Тебе не обязательно идти до конца, рихиор, – промурлыкала Интиория, ее ноги на глазах изменили форму, вновь превращаясь в хвост. – И держи язык за зубами, Армон.

Не прощаясь, она скользнула в траву и растворилась, словно ее и не было. Ни один стебель не шевельнулся, скрывая тонкое, покрытое чешуей тело.

Армон покачал головой. Доверять Интиории он стал бы в последнюю очередь, но в чем-то она права. Пока ему остается лишь принять правила игры. Или сделать вид, что принял их.

Глава 13

Харт притащил какого-то сморщенного старикашку, воняющего фекалиями. Я обошел его, брезгливо поморщившись.

– И это маг? Ты издеваешься?

– Заключенный Питр Иласка, прозванный Поганкой, осужден на пожизненное пребывание в застенках города Речная Тина за убийство трех человек с помощью магии, – хмуро отрапортовал Флай. Моя затея ему категорически не нравилась, впрочем, как и всегда.

Я прощупал поле над Поганкой. Да, магия была, хотя и не сильная. Или ее заглушило общее истощение этого сморчка и его жизнь в застенках.

– Что будешь делать? – с легким беспокойством спросил Флай, наблюдая мои приготовления. Я уже успел сдвинуть лавки в нижнем зале, где обычно обедали стражи, очертил контур и расставлял свои ритуальные предметы. Ланта уселась на стол и болтала ногами, Харт старательно на нее не смотрел.

– Сделаю на этого твоего недомага привязку на крови, – буркнул я. – А потом мы отправим его обратно в застенки и хорошенько накормим, а то на такого дохляка ни один марашер не позарится.

Харт бросил на меня предупреждающий взгляд, я пожал плечами. Чего стесняться, Поганка уже труп. Почти. Он должен выступить сыром в моей мышеловке и указать путь к тому, кто затеял эту нехорошую игру. Причем сделать привязку надо быстро, пока Харта не победили муки совести. По его пониманию, даже этот убийца невинных не заслуживал почетной роли приманки.

– Кстати, ты узнал, зачем Грязь налил тебе яд?

– Не успел! – Флай с досадой ударил кулаком по ладони. – При первичном допросе он лишь твердил, что ничего не знает, и его заставили, я хотел применить «развяжи-язык», но пока ходил за ним, в подземелье явились марашеры.

– Говорил, давай я им займусь, – бросил недобрый взгляд на Флая. – Не умеешь пытать – не берись.

Харт поджал губы и снова покосился на Ланту.

– Что ты будешь делать, если маячок сработает?

– Последую за ним.

– И кто тебя отпустит? – нахмурился Харт. – Прежде чем сделать это, надо получить разрешение Бастиона.

Я закончил рисовать последний символ и выпрямился.

– Бастиона? – усмехнулся я. – Ну уж нет. С меня хватит. Так что самое время снять с меня этот поганый амулет, Харт.

– Мы так не договаривались, – помрачнел он.

– Именно так мы и договаривались. Я помогаю тебе, ты – мне. Снимай мой амулет, ловец, и не лезь в мои дела. Я отправлюсь за маячком, хочешь ты этого или нет. – Посмотрел ему в глаза. – И лучше тебе не вставать на моем пути, Харт.

– Не угрожай мне, чернокнижник.

– Не беси меня, ловец.

Ланта отчетливо фыркнула. Флай смутился.

– Предлагаю сделку, – вкрадчиво добавил я. – Реши мои вопросы с Бастионом, обеспечь мне полную неприкосновенность и я сделаю тебе подарок, от которого ты не сможешь отказаться.

– Вряд ли ты можешь предложить мне хоть что… – высокомерно начал он.

– Ланту, – оборвал я. – Я отдам тебе ее.

Харт осекся и перевел изумленный взгляд с меня на черноволосую девушку, что по-прежнему безмятежно качала ногой.

– Что ты сказал?

– Что слышал. Повторять не буду. Ты ведь уже догадался, кто эта красотка, Флай? – я подмигнул ему. – Ланта, хочешь, я тебя подарю этому зануде?

– Как решит мой повелитель, – насмешливо протянула она.

– Но прежде ты поможешь мне, Харт.

Он помолчал, вертя в пальцах монетку.

– Хорошо, – мрачно сказал он. – Я сделаю, что смогу. Не ради… твоих обещаний. А потому что с этим делом надо разобраться.

– Но от подарка не откажешься, не так ли?

– Не откажусь, – спокойно сказал он. – От таких подарков не отказываются, чернокнижник.

– Вот и договорились. А теперь будь добр, уладь мои проблемы с Бастионом.

Флай скрипнул зубами, мой приказной тон ему явно не нравился, но вышел, прихватив сороку-вестника. Что он будет писать и кому, меня не интересовало. Я был уверен, что ловец все решит.

Круг уже тлел синим огнем, и я втащил в середину заключенного. Быстро разрезал свою и его руку, поморщился от отвращения и сжал липкую и грязную ладонь. Хорошо, что моя сила выжигает любую заразу, иначе я уже сдох бы от какой-нибудь гадости.

Связь удалось создать быстро, моя сила поработила кровь и сущность Поганки почти мгновенно, тот даже не сопротивлялся. Теперь я смогу найти его где угодно. Тело или ауру – неважно. Ничто не исчезает бесследно, это закон. Физическая оболочка разрушается, но аура, сила, энергия – остаются, перетекают во что-то иное, трансформируются, питая новую оболочку… Закон сохранения энергии позволяет найти даже умершего человека, ну или то, что остается, то, что многие называют душой.

– Тебя ждет отличный ужин, Поганка, – широко улыбнулся я. – Считай, тебе сегодня улыбнулась фея удачи!

– Спасибо, мой господин! – обрадовался старикашка, похоже, он не совсем понимал, что происходит.

Я вызвал стражей, велел запереть заключенного в подземелье, тщательно вымыл руки и пошел туда, где спала Одри.

Осторожно толкнул дверь, зашел… и чуть не получил ночным горшком по голове. Хорошо хоть пустым. Сама Одри, что так радостно меня встретила, сидела на кровати, прижимая к груди покрывало, и яростно сверкала глазами.

– Вижу, тебе стало лучше, – отметил я.

– Где мое платье?

– На помойке. Вряд ли тебе понравилось бы то, что от него осталось.

Уселся в кресло, закинул ногу на ногу.

– Кстати, можешь не комкать так покрывало, пытаясь прикрыться, я все равно уже все видел. И даже не раз.

– Больше не увидишь, – прошипела Одри.

– Не знаю, не знаю… – протянул я. – Ты, кажется, должна мне желание, детка. Так что не зарекайся.

Она осеклась, глядя на меня с яростью. Я улыбнулся.

– Но пока меня не так занимают твои прелести, Одри. К тому же весьма на данный момент потрепанные. – Она снова окатила меня ледяным взглядом и выпрямилась. Бледная, растрепанная, голая. Из одежды на ней сейчас лишь намотанная вокруг груди тряпка. И губы опухшие. Кусала она их, что ли? Демоны, надо бы отвлечься… – Лучше расскажи, какого хрена ты здесь забыла?

– Я уже говорила, – она все-таки совладала со своей злостью, молодец. – Мы искали тебя, я и Армон. С того самого дня, как ты пропал. Узнали, что ты можешь быть в этом городке, и вот… Из Кайера перемещались порталом, но Армон не вышел из круга, он исчез!

– Во время переноса?

– Да.

– Ого. – Нахмурился, размышляя. И куда же подевался мой желтоглазый бывший напарник?

– Я боюсь за него… – прошептала Одри.

– Жив твой верный пес, не переживай, – зло усмехнулся я. Мое заклятие ко мне не вернулось, значит, Армон все еще коптит это небо.

– Почему ты так уверен? Ты его чувствуешь? Знаешь, где он? Можешь… его найти?

Я пожал плечами.

– Могу. Только зачем мне это?

– Лекс!

– Ну же, Одри. Предложи мне хоть что-нибудь интересное за нашего пушистика.

– Так нечестно!

– Где я и где честность, – усмехнулся. Одри злилась и снова кусала губы. Я уставился на них, понимая, что тоже хочу этого. Укусить. А потом втянуть ее нижнюю губу в свой рот…

– Давай, детка, придумай что-нибудь. У тебя есть хоть что-нибудь интересное для меня?

– Знаешь что?! – Вскинулась она. – Я обращусь к ловцам, я…

Осеклась, зацепившись взглядом за мой кулон.

– Теряешь время, Одри. Может, Армон в этот момент молит о помощи? – я внимательно рассматривал трещинки на потолке. – Или погибает? Кто знает, куда его закинул портал?

– Ты невыносим, – Одри сжала кулаки. – Чего ты от меня хочешь?

– Не знаю, – я картинно зевнул. – Придумай что-нибудь.

– Я не буду ничего придумывать! – рявкнула она. – Ты запер меня в том подземелье, впустил туда этих… этих… – она вдруг осеклась и низко опустила голову. – Боги… Там было так темно, а они… Светились. Изнутри. Такие жуткие… Я ведь извинилась перед тобой! Столько раз! Чего ты хочешь, Лекс? Убить меня? Так сделай это, может, тогда тебе станет легче! И мне тоже…

Я молча смотрел ей в лицо. Внутри было гадко.

– Велю принести тебе ужин, слышал, голодные девочки становятся чрезмерно плаксивыми.

Она снова сверкнула глазами. Розовая каемка вокруг зрачка, серая дымчатость внутри… Проклятая Одри. Поднялся, понимая, что лучше убраться подальше, пока не наделал глупостей.

– Не переживай, я найду твоего пушистого дружка.

Пошел к двери, не оглядываясь.

– Моего жениха, – четко сказала она мне в спину. – Мы с Армоном обручены.

– О, поздравлять не буду, – не оборачиваясь, бросил я. – Не знаю, кому из вас сочувствовать.

***

Уже на подходе к знакомому навесу Армон услышал шум и крики. Ускорил шаг, а потом почти побежал.

– ПрОклятая, из-за тебя мы все погибнем! Тебе не место в Пристани, ты на всех навлечешь беду! – кричала одна из пятнистых девушек. Треугольные уши были прижаты к голове, как у рассерженной кошки, хвост с пушистой кисточкой подрагивал.

Сойлинка стояла напротив, опустив голову. На ее плече темнел синяк, похоже, в нее бросили камень.

Пятнистых кошек было около десятка. Он шагнул в круг, закрывая крылатую собой.

– Что здесь происходит?

– Не вмешивайся, чужак! Это не твое дело! – зашипела та, что стояла ближе всех, сжимая булыжник. Золотые глаза с узким зрачком гневно уставились на рихиора. Вирса, кажется, так ее зовут.

– Теперь мое, – мрачно сказал Армон, обводя тяжелым взглядом разъяренных кошек. – И каждый, кто имеет какие-то претензии к Сойлин, может озвучить их мне.

– По какому праву? – взвилась Вирса. – Ты здесь никто, пришлый, думаешь, раз смог одолеть моего брата, то имеешь право решать?

Армон внимательно посмотрел на девушку. Брата? Вот, значит, как… Что ж, похожи. Одинаковые золотые глаза, острые уши. Вирса была почти человеком, только на теле пятна, да хвост топорщил подол короткой туники.

– Я имею право как минимум защищать Сойлин, – спокойно ответил Армон, в упор глядя на Вирсу. – Еще раз к ней подойдешь, выломаю прут подлинее и отхлещу на глазах у всех. Ясно?

Некоторые кошки насмешливо зафыркали, одна откровенно улыбнулась, прикрыв рот ладошкой. Вирса ударила кончиком хвоста, выбивая пыль из деревянного настила. Сверкнула глазами.

– Ты еще об этом пожалеешь, крылатая! – прошипела она, резко развернулась и ушла, покачивая бедрами. Следом потянулись ее подруги.

– За что они тебя так? – Армон повернулся к Сойлинке, хмуро рассмотрел ее синяк. Девушка безразлично пожала плечами.

– Ни за что. Зря ты вмешался, Армон.

– Предпочитаешь, чтобы тебя забивали булыжниками? – рассердился он.

– Вирса злая, но отходчивая, – тихо пояснила девушка. – И бросок у нее слабый, не больно почти… А теперь она запомнит и отыграется. Только хуже будет.

– Сойлинка, – Армон осторожно коснулся ее плеча. – Что ты говоришь? Так не должно быть! И я не позволю им кидать в тебя камни!

Она помолчала, глядя на него, потом тряхнула головой так, что рассыпались кудри.

– Ты однажды уйдешь, Армон. – глухо сказала она. – Так или иначе. Ты не останешься в Пристани, я это понимаю. А мне никуда отсюда не деться. Так что лучше бы ты не лез в это.

Она стряхнула с плеча его руку, развернулась и тоже ушла, в сторону, противоположную той, куда отправились кошки. Армон покачал головой.

– Я уже в это влез, птичка, – мрачно произнес он. – С головой.

Следовать совету Интиории не хотелось, но Армон понимал, что она была права.

– Сойлин, постой, – он догнал ее у зарослей. Девушка упрямо шагала вперед, не оборачиваясь. – Подожди.

– Чего тебе?

– Дай посмотрю.

Он развернул ее, провел ладонью по плечу.

– Надо холодное приложить. Есть что-нибудь?

– В леднике замороженные ягоды. – Девушка смотрела удивленно.

– Идем. Где этот ваш ледник?

Руку он так и оставил на ее плече. Сойлин покосилась на нее и осторожно высвободилась.

– Сюда. Но я и сама могу…

Армон проигнорировал. По-хорошему, надо было бы рассказать девушке, с чего это он стал проявлять к ней такое внимание, но рихиор не был уверен, что крылатой можно доверять. Откуда ему знать, что у нее на уме? И не побежит ли она докладывать их тщедушному Первому о том, что Армон лишь притворяется?

Попробовать Драконью слезу и остаться без разума Армону совсем не хотелось. Так что пусть все думают, что он подчинился, в том числе и сама Сойлин. Позже он все ей объяснит и попросит прощения… Если сможет.

Ледник располагался в стороне от домов, Армон легко поднял круглую деревянную дверь. Внизу светились бледно-желтые камни, вмурованные в стену, стекали каплями ступеньки. Рихиор изумленно осмотрелся. Он не видел стыков между досками, или щелей в лестнице. Словно ледник был монолитным, единым, и сделан не человеком.

Провел ладонью по гладкой и холодной стене – светлое дерево отозвалось живым током. Из такого же дерева были и дома в Пристани, такие же… живые.

– Как вы создали это?

Сойлин пожала плечами, проходя вглубь и доставая мешочек с замороженной земляникой.

– Я не знаю. В Пристани так было всегда.

Армон приблизился, отобрал у нее мешочек, приложил к плечу девушки.

– Ты никогда не покидала Пристань?

– Я хожу за ягодами и грибами, недалеко, – она облизнула губы. – Дальше Красных Холмов не уходила, это полдня пути. Дальше ходить нельзя, там живут Дикие, а за их землями начинаются владения Эльхаона.

– Что это за город? Я уже слышал о нем.

– О нем нельзя говорить, – нахмурилась девушка. – Можно беду накликать. В Эльхаоне живут… крылатые воины и боги. С Красных Холмов видны шпили их башен… у них много железа и камня…

– Почему они нападают на вас?

– Эта война длится давно, – задумалась Сойлин. – Она началась еще до моего рождения. Говорят, что крылатые хотят уничтожить всех земляных котов. – Она поймала недоумевающий взгляд рихиора и улыбнулась. – Так они называют нас. К тому же им нужны рабы, чтобы строить дороги и дома из камня.

Армон покачал головой и убрал мешочек от плеча девушки.

– Замерзла?

– Да.

Он вздохнул, чувствуя себя последним мерзавцем. А потом решительно притянул Сойлин к себе, обнял. Она застыла, словно вдруг окаменела.

– Что ты делаешь? – пискнула откуда-то из-под его руки. Рихиор мрачно смотрел на свисающие с балок куски вяленого мяса. Сойлин в его руках была такой тонкой, хрупкой, он слышал, как быстро стучит ее сердце. Птичка, попавшая в силки… Ее щека оказалась прижата к его груди, и теплое дыхание щекотало кожу. Провел ладонью по позвонкам, поглаживая пальцами.

– Я подумал, что нам действительно стоит привыкнуть друг к другу. – Медленно сказал он. – Ты права, Сойлинка, у нас нет выхода. И надо же… с чего-то начинать…

Ее сердце ударилось ему в грудь, и девушка вырвалась. Склонила голову.

– Нет, Армон. Вот как раз привыкать нам не нужно. Все, что от тебя нужно, это сделать то… зачем тебя позвали. После ты уйдешь. А я останусь.

– То есть ты согласна на то, чтобы я просто тебя… – неожиданно разозлился Армон. Благо сдержал в последний момент слово, готовое соскочить с языка.

Девушка вскинула голову, прищурилась.

– Да. Все правильно. Я согласна, чтобы ты меня просто … – она горько усмехнулась. – А вот приручать меня не надо, Армон. Как будешь готов сделать это – скажи.

Она развернулась и быстро пошла к лестнице, словно стремилась сбежать от него.

– Сегодня, – в спину ей бросил рихиор. – Думаю, нам не стоит тянуть.

– Ты прав, – Сойлин на миг остановилась. – Не стоит.

Армон выругался сквозь зубы. Правда, дверь за крылатой уже закрылась.

***

Харт вошел в кабинет и окинул меня злым взглядом. Я позы не поменял, так и остался сидеть, развалившись в кресле и закинув ноги на стол. Кусок засохшей грязи отвалился от подошвы сапога и шмякнулся на прошение какой-то горожанки, я не отреагировал.

– Ты уладил мои мелкие недоразумения с Бастионом? – обронил я.

– В отличие от тебя, я работаю, – огрызнулся Флай.

– Прежде чем открывать рот, мой милый, убедись, что тебе есть, что сказать, – протянул я. – А потом не открывай.

– Ты стал философом, пока меня не было?

– Я просто ищу повод кого-нибудь убить.

– Я тебе не по зубам, Раут, – усмехнулся Флай.

– Помнится, так говорили многие из тех, кого я закопал…

Харт налил себе воды и посмотрел внимательно.

– Что с тобой? – уже по-человечески спросил он.

– Неважно, – я закинул руки за голову. – Так что там с Бастионом?

– Амулет останется на тебе, но нам дано разрешение и сопроводительная грамота для решения возникших проблем. – Харт покачал в ладони кружку. – Проще говоря, нам дали разрешение и все привилегии на то, чтобы разобраться с пропажей магов. Марашеры не объявлялись?

– Нет. Поганка спит в своей комнате, отожрался и дрыхнет. Если этим тварям он окажется не по вкусу, я сделаю приманку из Ника. Или Здоровяка. Или еще кого-нибудь.

Харт фыркнул, показывая, что он думает о моих словах. Кстати, зря, я был вполне серьезен.

– Я отнес Одрианне новое платье. Рад, что она пришла в себя.

Я напрягся, но позу не поменял.

– Очень милая девушка, кстати. Мы с ней по-дружески пообщались.

– Рад за вас. Она со многими общается дружески.

– Видимо, ты в этот круг не входишь. Поэтому злишься?

– Умри.

– В другой раз. И кстати, тебя внизу дожидается некая Лира. Ее привел Здоровяк, говорит, что девчонка требовала сопроводить ее к тебе. Ты прямо нарасхват, чернокнижник.

Я поморщился. А этой-то что от меня надо?

Ланта, возникшая в комнате, заставила меня забыть о случайной знакомой.

– Все узнала?

– Да, мой повелитель, – черноволосая чарующе улыбнулась. На этот раз она была облачена в желтый шелк, ее волосы украшала диадема из янтаря, а руки и лодыжки– тяжелые золотые браслеты. Кажется, моя книженция стала слишком активно менять наряды. Интересно, с чего бы это? Но сейчас гардероб Лантаареи меня занимал меньше всего. На потолок я пялился не просто так, развел ладони и прошептал заклинание. Харт запрокинул голову и присвистнул. Я был с ним согласен, карта на светлом потолке получилась объемной и наглядной, шедевр просто. Над городами плыли облака, в горах искрился снег, а в реках плескалась рыба. Я даже улыбнулся, всегда любил делать такие штуки.

Правда, сегодня я это создал не для развлечения.

– Расставляй, – велел я Ланте. – Я знаю точно, что камни стоят вот здесь, – синие искры зажглись возле Лаора и Речной Тины. Где еще есть такие?

Лантаарея посмотрела и легла на пол, чтобы было удобнее. Харт хмыкнул и сел, закинул голову.

– Что вы задумали?

– Помнишь миф о древних богах? – спросил я, пока Ланта тыкала пальчиком, зажигая на карте синие искры. – Там говорится о том, что прежде всего надо очертить круг. А с некоторых пор в разных местах появляются очень непонятные камушки. Магии в них нет, опасности тоже, но… если что-то возникло, то это точно неспроста. Ланта узнала, где они стоят.

Харт нахмурился, наблюдая. Синие точки ползли по карте. Одна, вторая, пятая, десятая… тонкая мерцающая линия, планомерно очерчивающая всю империю. Драконьи горы, цепь Великих озер, граница Пустоши и дальше, дальше… до самой Белой Пустыни…

– Твою ж мать, – с чувством сказал Харт.

Я промолчал. Моя догадка оказалась верной. Светлые камушки – это как верстовые столбы, очерчивают круг сотворения. И он включает в себя все империю. Целиком.

– Наверное, стоит рассказать об этом в Бастионе, – задумчиво протянул я.

– Я этим займусь, – Флай мрачно смотрел на карту.

В дверь всунулась лысая голова Здоровяка.

– Эй, Раут, тебя там это… Лира требует. Срочно.

– Убей ее.

– Э-э-э?

– Бездна, зарекался же связываться с бабами, – в сердцах плюнул я. – Лучше иметь дело с фиалками – все честно и никаких претензий! Бесплатная любовь слишком дорого обходится.

Я неохотно снял ноги со стола и поднялся.

– Присмотри тут, – бросил, двигая к выходу. – И руки не распускай!

– Я и не думал…, – внезапно смутился Харт, покосившись на невозмутимую Лантаарею.

– Я это не тебе сказал, – хмыкнул, закрывая дверь.

***

Лира сидела на табуретке в комнате задержания и вскочила, когда я вошел. Замерла, сжимая свои тонкие ладони и уставившись на меня прозрачными голубыми глазами. Я окинул ее внимательным взглядом. Красивая, у меня все-таки хороший вкус. И дурная голова. Потому что девушка оказалась слишком проблемной. Но я не рассчитывал на повторную встречу, когда прощался той ночью. Кто же знал, что она состоится.

– Лекс, – она наклонила голову и улыбнулась. Медленно так, завлекательно. Я прищурился.

– Лира. Чем обязан?

Она надула губки.

– Как невежливо. Я всего лишь хотела продолжить наше знакомство. Мне показалось, что оно было удачным. Помнится, ты уверял, что не видел никого красивее меня, что единственная на свете…

Я обошел девушку по кругу. Остановился, рассматривая свежее личико. То, что она говорила, не вязалось… с ней. Вот никак. Той ночью она была настоящая – неопытная, но искренняя, а сейчас… Сейчас фальшь сквозила в каждом жесте, взгляде и слове. Я подцепил пальцем ее подбородок.

– А еще ты очень настойчивая, – сказал мягко.

– А ты незабываем, – она улыбалась, да вот только в глазах застыл лед. – В прямом смысле. И все мои мысли лишь о тебе, Лекс Раут. Даже и не знаю, что с этим делать.

Хотел спросить, что за игру ведет эта девчонка, но она вдруг обвила мою шею руками и потянулась, вставая на цыпочки. Я непроизвольно склонил голову.

– Стоит подумать о тебе, и внутри меня словно бездна раскрывается, Лекс, – прошептала она мне в губы. – И я все падаю в нее, падаю… Не могу удержаться. Только ведь это нечестно – падать одной, правда? Совсем нечестно…

Она потянулась ко мне, прижалась к губам. Холодная… И вкусная. Я помнил ее поцелуи той ночью, тогда она казалась другой… но может, я не настолько хорошо знаю женщин?

Губы Лиры были мягкими, припухшими, я лизнул скорее от любопытства, чем желания, пытаясь разобраться, что чувствую. И что, демоны ее забери, происходит?!

– Лира? – тихий голос у двери заставил нас обоих вздрогнуть, разорвать этот странный поцелуй и обернуться.

Одри. Отлично. Просто отлично.

Одри перевела взгляд с Лиры на меня и обратно. Побледнела.

– Я кажется… не вовремя.

–Одри! – Лира радостно улыбнулась. – А вот и ты! – словно на светском приеме. Ну надо же. – Ой, а ты уже знакома с моим женихом, Лексом?

– Твоим женихом? – придушенно повторила Одри. Я тоже заинтересовался, повернул голову.

– Ну да! Мы поругались перед моим отъездом, но уже все в порядке! Правда, милый? – Лира чуть ли не светилась от радости. Треснуть ее, что ли? Или досмотреть спектакль?

– Угу, – хмыкнул я. – Я так рад увидеть тебя… что говорить не могу от счастья. Вот прямо не знаю, что и сказать.

– Я тоже! – Лира повисла у меня на шее. Глаза лихорадочно сверкали. Одри потянулась к белому воротничку на платье, словно он ее душил, отдернула руку.

– Значит, вы знакомы… – глухо произнесла она, не глядя на меня. – И это из-за него ты была так расстроена… Ну конечно…

– Да, – весело отозвалась Лира. – Лекс – главный мужчина в моей жизни. С той минуты, как увидела его. Мне даже дышать трудно, когда я на него смотрю. Думать ни о ком не могу, все он перед глазами стоит! Представляешь?

– Что? – Одри вскинула голову. – Да. Представляю…

Я смотрел с интересом, хотя на мой взгляд представление слегка затянулось. Значит, девушки знакомы, как занятно. Сейчас выпровожу златовласку и всерьез пообщаюсь с моей незваной невестой.

– И я уверена, что Лекс тоже никогда меня не забудет, я ради этого на все готова!

– Вот как… – Одри снова сжала шею. – Наверное, надо пожелать вам счастья…

– Конечно! – вскрикнула Лира. – Я так счастлива, что нашла его! Я мечтала об этом! Каждый день видела его во сне, это неописуемо!

Я покосился на девушку. И даже рот открыл, чтобы узнать, какого, собственно, демона? Но тут внутри дернулась невидимая нить.

– Марашеры! – прошипел я, скидывая руки Лиры, и кинулся к двери. Девушка осеклась, словно захлебнулась, но я уже выкинул из головы ее спектакль, с ним разберусь позже.

Харт и Шило догнали меня уже на лестнице. Но когда мы ворвались в подземелье, успели увидеть лишь гаснущие огоньки. Старикашки в каменном мешке не было.

– Пропал! – воскликнул Ник. Мы с Хартом переглянулись.

– Я его чувствую, – кивнул на невысказанный вопрос. – Попробую найти.

Мы вернулись в кабинет, где все еще висела на потолке карта. Я молча улегся на пол, сосредоточился, выбирая направление. Созданная связь была слабой, значит, от физической оболочки Поганки ничего не осталось. Но куда-то же делась его сила! Закрыл глаза, вытянул руку. Левее… еще левее… Есть! Палец кольнуло отголоском чужой ауры.

Харт что-то прошипел, и я открыл глаза. Выругался. Хотя, чего еще можно ожидать? Пустошь. След вел в Пустошь.

Глава 14

Армон поднялся по двум ступенькам и принюхался. Волчьей мятой не пахло, это обнадеживало. Толкнул дверь. Сойлин подскочила и уронила книгу, что читала. Торопливо пригладила растрепавшиеся волосы.

– Уже пришел? – как-то растерянно спросила она. – Я… да. Я готова. Да. Надо лечь. И раздеться. Да.

Она легла, вытянулась, снова вскочила, схватилась за подол, намериваясь стащить тонкое платье.

– Сойлин, подожди. – Армон перехватил ее руку. – Не торопись так.

– А, тебе нужно время, чтобы настроиться, да? – «понимающе» кивнула она. – Я знаю, мне бабушка говорила, что у мужчин с этим иногда проблемы.

Армон поперхнулся.

– Не переживай, я знаю, что надо делать! – объявила Сойлин.

– Да?

– Да! Надо станцевать танец страсти!

– Серьезно?

– Садись, – она решительно толкнула его на кровать. – А лучше – ложись. Нет, так тебе не будет видно. На бок. Лицом к окну.

Армон послушно лег, подпер щеку кулаком.

Девушка отбежала к сундуку, достала стукач – две палочки, между ними качается шарик на нити и ударяет о пластины, создавая мерный и устойчивый ритм. Стук-стук-стук, словно ритм сердца… Сойлин замерла на миг в луче света, льющегося из круглого окошка, повела бедрами. Вскинула руки, повернулась. Стук-тук. Правая нога вперед, медленный и чувственный изгиб, все тело – как струна. Стук-тук. Волосы взлетают, откидываются за спину тяжелой волной расплавленного золота и бронзы. Стук-тук. Левая нога, мягкое движение ладони по изгибу шеи до груди…

– Достаточно. – Армон остановил ее движения, и девушка вмиг из чувственной соблазнительницы превратилась в испуганного ребенка.

– Тебе не понравилось? – она огорченно закусила губу. – Конечно, я не так грациозна, как кошки, к тому же совсем некрасива…

– Некрасива? – Армон попытался оторвать от нее взгляд. – Сойлин, ты себя в зеркало видела?

– Нет, у нас же их нет. В озеро видела. Страшная я. Ни одного пятнышка, ни хвоста, ни ушек… Страшилище. И танцевать не умею.

Она в сердцах хлопнула ладошкой по стукачу, останавливая качающийся шарик. Армон сдержал улыбку. Он даже не знал, чего хочет больше – рассмеяться или сгрести эту сумасшедшею девочку-женщину и сделать то, для чего его сюда позвали. В Сойлин удивительным образом сочетались неопытность юной и смешливой девчонки и пробуждающаяся чувственность безумно красивой женщины. Некрасивая? Великий дух мира теней! В Кайере к ней бы стояла очередь из поклонников, только бы увидеть это солнечное чудо с бирюзовыми глазами.

Девушка постояла, кусая губы, и вдруг, решительно приблизившись, села Армону на живот, обняв ногами.

– Э-э-э, что ты делаешь? – он снова поперхнулся. Бездна, хорошо хоть на живот, а не ниже…

– Я тебя возбуждаю, – серьезно пояснила Сойлин. – Мне так бабушка рассказывала. Если танец страсти не сработал, то надо попробовать это…

Она решительно потянулась к завязкам, что держали на плечах ее тонкое платьице. Армон сглотнул.

– Подожди… – получилось хрипло. Он придержал ее бедра, чтобы девушка не ерзала, пытаясь устроиться на его животе. Но стало только хуже. Боги, он же не железный! И женщины у него не было слишком давно… Проклятье! – Подожди. Не надо ничего делать…

– Ты не переживай, – она посмотрела покровительственно. – Все получится!

– Ободрять тебя тоже бабушка учила? – хмыкнул Армон.

– Ну да. Она говорила, что мужчины очень неуверенны в себе, когда дело доходит до того самого, и им надо помочь, сказать, что они красивые и сильные. – Она окинула Армона внимательным взглядом. – Э-э-э, ты очень красивый. Да. И на самом деле очень сильный. Очень красивый и сильный самец!

– Да уж, точно не самка, – пробормотал оборотень. – Сейчас особенно…

– Что?

– Ничего. У тебя очень… занятная бабушка.

– Да, она всегда переживала, что никто не захочет разделить со мной постель. Вот и готовила. А, еще можно сделать вот так!

Сойлин приподнялась, потом положила ладони на его грудь и потерлась всем телом. Армон зашипел. Вот натурально так, понимая, что еще немного, и зарычит.

– А потом вот так…

И Сойлин сжала ногами его бедра, опускаясь сверху.

Сесть не успела, он все-таки перевернулся, не сдержавшись, подмял ее под себя, распластывая, припечатывая ладони к постели. Его запах резко изменился, став тяжелее и прянее, вырабатывая фермент, которым звери метят свою самку.

– Ой, – сказала девушка, испуганно глядя в резко пожелтевшие глаза с вертикальным зрачком. – Только останься человеком, хорошо? – прошептала она. – Мне страшно, когда ты… другой.

«Я не боюсь тебя, Ар-Мониор Джар-ор, рихиор серебряных крон… – заливистый смех и голос из прошлого. – Не боюсь! Хоть человеком приходи, хоть зверем…»

Воспоминание заставило его замереть, останавливая и безумно колотящееся сердце, и пробудившиеся желания. Он втянул воздух и отпустил Сойлин, откатываясь в сторону. Девушка тихо вздохнула. Тихо и облегченно. Армон вскинул голову, внимательно рассматривая ее. Бездна, да она же от страха трясется! Болтала тут, танцевала, улыбалась, а сама нервничает, как… как невинная девица. Которой она и была. Он притянул ее к себе, осторожно погладил напряженные плечи.

– У тебя еще никого не было. И не говори, что я ошибаюсь.

Она покачала головой. Уткнулась носом ему в грудь. Армон растерянно положил ладони ей на спину. Вот это он попал. И что ему теперь с ней делать?

– Я тебе совсем не нравлюсь, да? – подняла голову, в глазах блеснули слезы.

Не нравится? Вот глупышка. Хотя нет, крылатая не была глупой, лишь неопытной. Другая на ее месте сразу заметила бы признаки его слишком явного возбуждения… Проклятие, все оказалось сложнее, чем он рассчитывал. Против Армона теперь было его собственное тело, сама природа и инстинкт, который требовал завершить начатое. Требовал взять, присвоить, сделать своей…

– Да в Бездну… – пробормотал Армон и прижался к ее губам. Она снова напряглась, и он лизнул осторожно, поглаживая узкую девичью спину, размыкая ее пухлые губы. Коснулся языком, провел, пробуя на вкус. Земляника и мед. Немного острой и пряной травы. И речной холодной воды. Капелька хвои… И солнечного ветра, что кружит голову… Сойлин неуверенно ответила, шевельнулась в его руках. Тоже коснулась его рта, изучая. Он позволил ей это… А потом захватил ее язык губами, вырывая тихий стон, втянул, лаская… его запах уже обволакивал их обоих, помечая Сойлин яснее, чем можно сделать кольцом или браслетом. Любой зверь учует, чья она теперь. Правда, он слишком увлекся процессом изучения ее сладкого рта. И оторвался с трудом, жадно втягивая воздух.

– На сегодня достаточно, – пробормотал Армон, пытаясь вынырнуть из соблазнительного омута желания.

– Это все?– с недоумением спросила девушка.

– Все.

– Странно, бабушка говорила, что мужчина будет долго меня трогать, а потом…

– Сойлин! – простонал Армон. – Спи, я тебя прошу.

– А ты? Ты… не уйдешь?

– Спи, птичка, – он закрыл глаза, притягивая ее к себе. – Спи. Я просто ужасно устал и очень хочу просто поспать.

– Ну ладно, – она завозилась, устраиваясь. Затихла. Подышала ему в шею. Армон уставился в потолок, мрачно размышляя о том, что ему делать дальше. Надо найти выход и покинуть эту Пристань со всеми ее загадками. И как можно скорее.

***

Я хмуро осмотрел отряд, стоящий в зале ожидания портала Речной Тины. Прошипел сквозь зубы ругательство и снова осмотрел. Ну ладно, Харт – это неизбежное зло, к тому же нужен мне. Здоровяка можно приравнять к бесплатной рабочей силе. Ник… ну демоны с ним, он тихий, незаметный и его всегда можно использовать в качестве приманке для марашеров. Но вот что здесь делают… эти?

«Эти» ответили мне упрямыми взглядами. Самое противное, что мужская часть отряда была совсем не против того, чтобы нас сопровождали девушки. Очевидно, считали, что прогулка в Пустошь сродни увеселительной. С удовольствием посмотрю на их разочарование.

Ланта не пожелала испариться по своему обыкновению и сейчас красовалась в жемчужно-сером наряде с бирюзовыми вставками. Одри упорно рассматривала совсем неинтересную стену, Лира нежно мне улыбалась. Похоже, ее я первой скормлю какой-нибудь серой твари Пустоши.

Одно радовало – отсутствие Кархана. Похоже, книженция сообразила, что он станет последней каплей, способной переполнить чашу моего терпения. Или нет. Поймал быстрый взгляд Лантаареи на Харта. Скорее, черноволосая обольстительница решила, что грязная и неприглядная зверушка не добавляет ей привлекательности и оставила Кархана сторожить родной склеп.

– Отправление, отправление! – заорал «путевик». – Последний Приют ждет вас, господа путешественники!

Я скривился, придирчиво проверил все руны, что начертил этот неуч, поправил пару символов, заработав косой взгляд. И только потом встал в круг. Остальные присоединились. Несколько минут свободного падения в бездну и знакомый голос Дорса:

– Ба, кого я вижу! Лекс, неужели ты? О, прекрасная Лантаарея, как я рад снова приветствовать вас!

– Не могу сказать, что счастлив вновь навестить твой приют, Дорс, – проворчал я.

Смотритель портала придирчиво осмотрел мой наряд, задержался взглядом на амулете ловца, присвистнул.

– Ого, в империи все так плохо?

Я пожал плечами. Задерживаться у Дорса мы не стали, хотя бывший ловец, соскучившийся по новым собеседникам, настаивал. Но Одри нервничала, переживала об Армоне, я же понимал, что даже с моей силой она долго не протянет. Так что, наскоро позавтракав, мы отправились к границе Пустоши. На этот раз вполне официально.

И уже с рассветом пересекли серебряную линию, отделяющую эту территорию от империи. Дорс грустно смотрел нам вслед, вероятно, прощаясь навсегда.

Ехали в молчании, лично я злился, остальные – не знаю. Когда солнце начало припекать, решили сделать привал. Одно радовало – здесь, в зоне Пустоши, было тепло. Так что подбитые мехом плащи мы сняли уже через полчаса езды. Растительность становилась все более густой, каменистая почва уступала место зеленым полям.

– Как тут красиво, – тихо и изумленно пробормотал рядом со мной Ник. – А я думал, что в Пустоши все ужасно, гиблое место… А здесь – цветы цветут… и птицы щебечут…

– И монстры разные в кустах сидят, – хмуро отозвался я. Ник нервно обернулся.

Я покосился на девушек, что чинно устроились на поваленном бревне.

– Ну и чего вы расселись? Я для чего вас взял?

– Потому что не можешь и дня прожить без нашего общества? – предположила Лира.

– Или чтобы было на ком оттачивать свою язвительность? – хмуро посмотрела Одри.

– Чтобы было кому обед готовить! – рявкнул я. – Для начала.

– Я не умею, – растерялась Лира.

Одри отвернулась, Лантаарея пожала плечами.

– Да вы издеваетесь?

– Ну, я могу освежевать кролика и поджарить, – тихо вклинился Ник. – В теории…

Я посмотрел на Здоровяка и Харта. Первый развел руками, второй усмехнулся.

– Прости, Раут, в Бастионе всегда была отличная кухня.

– Вы серьезно? – я неверяще осмотрел эту компанию. – Бездна. Я начинаю вас всех ненавидеть. Здесь хоть кто-нибудь что-нибудь умеет?

Ответом мне была тишина. А я особенно остро почувствовал, как не хватает Армона. Вот кто все умел. И делал любое дело быстро и сноровисто. У меня в сумке было сушеное мясо, но его я решил приберечь, Пустошь не везде такая гостеприимная. Так что отправил Ника и Здоровяка на охоту, велев не возвращаться без кролика или перепелки. Пока они бродили в зарослях, девушки сложили на полянке горку хвороста для костра. Я осмотрел композицию из еловых веток, травы, палок и одиноко торчащей ромашки, плюнул и велел всем убираться, пока я кого-нибудь не убил. Складывать костер пришлось самостоятельно. Здоровяк притащил тушку кого-то зверька, что порадовало. Ник его освежевал, я наколол мясо на палки, велел присматривать и отправился за водой.

Родник нашелся недалеко, холодная вода журчала по камушкам. Присел, вымыл руки и лицо, откупорил фляжку, чтобы сделать запас. На шорох за спиной не отреагировал, и так знал, кто там.

– А ты времени зря не теряешь, – негромко сказала Одри. – Успел и ловцом стать, и невестой обзавестись. И всего-то за три месяца.

Поднялся, оборачиваясь. Девушка стояла у ствола осины, смотрела недобро. Я пожал плечами.

– Почему бы и нет. Мои умения высоко оценили в Бастионе. Ну а Лира… – усмехнулся. – Она молода и красива, любит меня до безумия. Так что… почему бы и нет.

– Я видела ее безумие в Кайере, – резко сказала Одри. – Девушка орала, что убьет мерзавца, который ее обидел.

– Мы слегка повздорили, – я подошел ближе. – Тебя это беспокоит, Одри? Моя невеста? С чего бы это?

– Мне нет никакого дела до твоей невесты, – взвилась она. – Я лишь не верю, что твои намерения в отношении этой девушки честны.

– Решила выступить ее нянюшкой? – усмехнулся, всматриваясь в сердитые серые глаза. – Не стоит. Лира уже взрослая девочка. Уж поверь мне.

Она побледнела.

– Твои намеки отвратительны…

– Да какие намеки? Я, кажется, прямо говорю. Кстати, – склонился, ощущая ее торопливое дыхание. – Это не помешает мне потребовать с тебя свое желание. Надеюсь, ты о нем не забыла?

– Какое желание?

– М-м-м, узнаешь в свое время. Пока можешь пофантазировать.

Она наградила меня ледяным взглядом, я улыбнулся.

– Сначала найди Армона, – глухо сказала Одри и, резко отвернувшись, ушла в лес.

Я еще постоял у родника, размышляя. А когда вернулся, обнаружил, что тушка безнадежно сгорела. Обозвав собравшихся никчемными червями, я вылил в костер воду, гася его, и молча залез на лошадь. Голодные и злые мы отправились дальше.

Глава 15

Армон проснулся от дыхания, что щекотало шею. Моргнул, скосил глаза. Оценил обстановку. Так, он лежит на узкой кровати, придавив своей тушей Сойлинку, по-хозяйски закинув на нее руку и ногу и прижимая к своему животу. Оно-то понятно, на этой лежанке спать с комфортом и не получится, кровать рассчитана на хрупкую девушку, а не на здорового мужика. И тем более, не на них двоих.

Бездна, и как это он так отключился? Ведь собирался всего лишь полежать, ожидая, пока уснет Сойлин, а потом расположиться где-нибудь в другом месте. Например, коврик на полу выглядел весьма неплохо.

Так почему он уснул и продрых все ночь, глубоко и спокойно? Тело ощущалось расслабленным и отдохнувшим, тяжелым.

– Если ты проснулся, то можно я встану? – прошептал тихий голос ему в шею.

Армон резко убрал руку и ногу, вернее, снял их с девушки.

– Прости! Крепко я уснул! Почему не разбудила? Я тебе, наверное, все отдавил.

– Я не хотела тебя будить, – она приподнялась на локте. Между ним и деревянной стеной было так мало места, что Армон изумился, как она вообще там помещается. Попытался отодвинуться дальше, но ощутил пустоту. И снова посмотрел на девушку. Хотя лучше бы этого не делал. Растрепанная, сонная, в мятом платьице, со съезжающей с плеча полоской ткани, она выглядела очень соблазнительно. Захотелось сгрести ее, притягивая ближе, и вновь припечатать своим телом к стене, на этот раз с более конкретной и приятной целью…

Стук в дверь заставил их обоих вздрогнуть и прервать напряженный обмен взглядами.

– Эй, крылатая, ты совсем обнаглела? Думаешь, будешь дрыхнуть до полудня, пока другие работают? – заорали снаружи. – Думаешь, тебя тут бесплатно кормить будут?

– Ой, – Сойлинка пискнула и попыталась перелезть через тушу Армона. И самое странное, что помогать ей в этом нелегком деле ему ни капельки не хотелось. Но, вздохнув, он придержал ее неловкие телодвижения, скатился с лежанки и распахнул дверь.

Вирса, стоящая на пороге, чуть не получила створкой по носу и зашипела, разгневанно выпустив когти. Армон присвистнул, осмотрел ее ладошку и выпустил свои. Кошка мявкнула и свалилась со ступенек.

– Не люблю, когда меня будят, – недовольно протянул оборотень. – Не вздумай это повторить.

Вирса процедила что-то сквозь зубы, вскочила. Попыталась заглянуть за спину Армона, туда, где стояла смущенная и побледневшая Сойлинка.

– Так это правда! – в голосе Вирсы было не только возмущение, но и почему-то обида. – Ты надел ей браслет? Этой… этой…

– Этой красивейшей на земле девушке? – уточнил Армон. – Нет еще, к сожалению. Увы, Сойлин пока не дала мне своего согласия. Но я не теряю надежду, все же ее красота покорила меня настолько, что я решил вернуться в Пустошь.

– Вернулся из-за нее? – Вирса открыла рот, по-кошачьи дернула носом. – Но она же страшилище!

– Шутишь? – оскорбился Армон вполне натурально. – Да в Кайере она стала бы первой красавицей! Даже императорские дети не могут похвастаться подобной внешностью, а всем известно, что принцесса Сильвия – красивейшая в империи! Так вот, – Армон склонился ниже. – Рядом с Сойлинкой даже Сильвия показалась бы простушкой.

– Врешь! – взвизгнула Вирса. За деревьями Армон уловил смутные тени других кошек и сдержал улыбку. Если нюх его не обманывал, еще несколько таились за стеной навеса для дров. Вот и отлично.

– Я? Вру? – он нахмурился и рыкнул. – Думай, что говоришь, женщина!

Вирса попятилась. Похоже, такое обращение она понимала.

– Не вру, – проявил милосердие Армон. – Сойлинка очень красивая. Да что мне тебе рассказывать? Ты видела, какая у нее кожа? Золотая, как имперская монета. А глаза? Это же бирюза на солнце. Очень редкий цвет. А тело? Тонкая, словно деревце. А какие перышки! Мечта! – он закатил глаза, надеясь, что не начнет хохотать прямо сейчас. Кошки подобрались ближе, уже не таясь, подергивая хвостами и принюхиваясь. Треугольные уши стояли торчком, кисточки на концах топорщились. – А ее голос? Я готов слушать его вечно. Он словно песня – нежная и страстная. Даже не знаю, – Армон картинно вздохнул и прижал ладонь к груди, – не знаю, что буду делать, если Сойлин откажет мне. Наверное, я этого не переживу.

– Лишишь себя жизни, как вечный скиталец Гериид? – громким шепотом спросила одна из слушательниц – совсем юная, с россыпью рыжих пятнышек на личике.

– Как кто? – слегка сбился с трагической ноты Армон.

– Гериид, – с томным придыханием повторила девушка. – Ну, тот самый, что двадцать лет приходил под окно своей любимой, надеясь увидеть ее, а потом умер от тоски.

Армон поскреб за ухом. Да уж. Некстати вспомнил Лекса, вот кто уже катался бы от смеха, наблюдая эту картину. Гериид, ну надо же. Двадцать лет приходил, идиот. Мда…

– Угу, – невнятно буркнул Армон. – Наверное. Как он.

– Как романтично! – сложила ладони кошечка.

– Хватит болтать! – рявкнула Вирса. – Развесили тут усы, рты открыли, как поганые сороки! А ну, брысь работать! – она бросила на Армона злой взгляд, распрямила плечи. – И раз уж ты добиваешься внимания девушки, то должен знать, что отныне и до момента ее решения, должен сам обеспечивать ее пропитанием! Ясно тебе?

Сердце Армона радостно подпрыгнуло.

– Ну, что же… придется соблюдать ваши традиции…

Вирса фыркнула и удалилась, остальные потянулись за ней.

Армон вернулся в дом, все еще улыбаясь. И остановился, натолкнувшись на яростный взгляд Сойлин. Та стояла, уперев руки в бока, и смотрела так, что рихиор почувствовал себя дождевым червем под лопатой.

– Ты самый бессовестный и наглый лгун, которого я только видела! – припечатала девушка. – Не подходи ко мне больше. Видеть тебя не хочу.

Она схватила шаль и выскочила из домика, а оборотень остался, пытаясь решить извечные вопросы – что он опять сделал не так и почему женщина обиделась? Хотел же как лучше!

Так что к Первому он поднимался не в радостном расположении духа. И тряхнул колокольчик так, что отлетел бронзовый язычок, оставляя в воздухе жалобный и укоризненный звон.

«Совсем не обязательно портить мои вещи, рихиор серебряных крон, – тщедушная фигурка в балахоне возникла в центре круглой комнаты. – Этот колокольчик -подарок и очень мне дорог»

– Я не хотел ломать, – Армон слегка растерялся. Потом сжал в ладони бронзовую игрушку. – Но я пришел не за этим.

«А зачем?»

– Я хочу выходить за стену и участвовать в охоте. Раз тебе нужны мои отношения с Сойлин, то они будут по правилам. С ухаживанием и… браслетом. Насколько я понимаю, население пристани не знает, зачем я здесь.

«Это ни к чему…»

– Да, но Сойлин не должна из-за этого страдать, – жестко сказал Армон. – Я сделаю то, что ты хочешь. Но сделаю правильно. Это слишком жестоко – взять девушку просто как… вещь.

«Ты благороден, рихиор. – Почудилось, или в голосе мелькнуло сожаление? – Твоя душа и помыслы чисты, это редкость в нашем мире»

– Так я могу выходить на охоту? – напряженно уточнил Армон, надеясь, что его помыслы сейчас действительно прозрачны, как родник, и в них ни единой мысли о побеге.

«Что ж… Пусть так. Стена пропустит тебя. Но мой зов всегда вернет обратно, помни, ты дал клятву»

Армон кивнул и шагнул к лестнице.

«Не пытайся изменить то, что должно произойти, рихиор» – прошелестело в его голове.

Армон бросил недовольный взгляд на маленькую фигурку. На миг возникла крамольная мысль, а не преодолеть ли одним прыжком расстояние между ними, сорвать этот серый балахон и увидеть, наконец, что скрывается под ним! Он даже качнулся в сторону, но остановился. Фигура тоже замерла, словно в раздумье.

Рихиор отвернулся, и в его голове раздался тихий вздох.

***

Ромт наотрез отказался брать Армона в свой отряд, что уходил за стену. Впрочем, рихиора это не слишком обеспокоило. Да, он дал клятву, но, возможно, сможет обойти ее. А пока неплохо бы разведать территорию. Стена открывалась по свисту, комбинацию Армон запомнил быстро и озвучил. Присвистнул уже в вольном варианте, когда живая преграда просто образовала внутри себя дырку.

– Однако, – протянул Армон.

Снаружи высился лес – густой, старый. Рихиор разделся, аккуратно сложил под камень свои штаны и обернулся. Звуки, запахи, цвета привычно ударили сознание, Армон встряхнулся и помчался вперед, ощущая радость движения, наслаждение силой. Его чуткий нос почти сразу взял след, и рихиор припустил туда, куда звал его будущий обед. Как обычно, охота прошла успешно. Он оставил дикого кабанчика под широкими листьями, облизал лапы. И помчался сквозь деревья, впитывая в себя окружающий пейзаж, с ходу определив направление. Справа тянуло водой и илом, слева уплотнялся лес. Армон потрусил вбок, ткнулся носом во влажный мох, чихнул. Пробежал вдоль воды, по скользким камушкам. Поток расширялся, узкий в начале, он скоро уже бурлил и бился, превратившись в довольно широкую реку. А дальше чуткие уши оборотня слышали рев водопада, низвергающего поток вниз.

Армон постоял, раздумывая. Удивительно, но настроение было отличным, все-таки давно он так не бегал – вольно, дико, отдаваясь лишь азарту охоты и преследованию дичи. Зверь внутри него, что так долго сидел на цепи, жмурился от удовольствия, выпуская когти из подушечек лап. В Кайере такая прогулка была невозможна, и чтобы вдоволь побегать, ему приходилось уезжать далеко от столицы, но делать это часто он, понятно, не мог. И сейчас был почти счастлив, вдыхая сырой воздух, ловя звуки и запахи. В Кайере он всегда был лишь человеком.

Рихиор вздохнул. Память об Одри вызывала чувство вины. Как она там? Наверняка пытается понять, куда он делся, волнуется, переживает…

Армон фыркнул, сдул с носа упавшую паутинку и потрусил обратно. Не стоит отлучаться надолго, пока он не сможет разорвать зов Первого, значит, надо вернуться.

И уже когда приближался к стене, таща в зубах добычу, увидел, как скользнула по земле длинная крылатая тень…

***

Мысленно проклинать нашу компанию я начал довольно скоро. Уже к вечеру.

Мы пересекли долину к тому моменту, как солнце оплавилось на горизонте. Слева начался какой– то чахлый подлесок, справа – засеребрилась гладь мелкой речушки. Нить «маячка» вела меня в скалы, на узкую тропу, что вилась, убегая, вверх. Но соваться туда в темноте я не желал, поэтому решили заночевать. На этот раз, под моим чутким наблюдением, приготовление ужина вышло удачным, и мы расселись вокруг костра, обжигая пальцы о свежеприготовленное мясо в листьях.

– Вкуснятина, – облизал ладонь Здоровяк. – Пойду ото… э-э-э, прогуляюсь.

Харт задумчиво смотрел в огонь. Ник галантно вызвался сопроводить девушек к ручью, и те ушли, тихо переговариваясь.

Я посмотрел на Флая. Тот перевел взгляд со спин девушек на меня.

– Одри надо сказать об укусе, – тихо обронил он.

– Не смей! – процедил я. – Одри – не твоего ума дело, с ней я сам разберусь.

– Не представляю, что может связывать таких разных людей, – задумчиво протянул он.

– То, что и всех, – я хмуро подкинул в огонь ветку. – Постель.

– Разве? – Харт хмыкнул. – У нее аура изменилась. Ты поделился с ней силой.

Я окинул его уничтожающим взглядом.

– Не лезь в это.

Флай пожал плечами. Я прищурился.

– Ну и как тебе перспектива ночевки на голой земле, Харт? Наверное, не к этому ты привык при дворе?

– На что ты намекаешь?

– На то, что врешь плохо, – грубо оборвал я. – Мне на твои тайны начхать, но и в мои не лезь. А в сторону Одри и смотреть не смей, понял?

– Даже так? – он вскинул бровь. – Только я запутался, кто из них твоя невеста. Вроде, Лира, а не Одри?

– Обе! – рявкнул я.

Харт рассмеялся. Когда вернулись остальные, я чертил на земле примерную карту. Воткнул ветку в центр.

– Мы сейчас где-то здесь. Маяк тащит меня сюда, – прочертил линию на север. – Но за этими скалами, если я правильно сориентировался по звездам, лежит замерзшее озеро с весьма неприятной тварью на дне.

Одри вздрогнула, быстро посмотрела на меня и вновь отвернулась. Я помолчал. Да, если я все понимаю верно, то перед нами подножие тех скал, где нам с златовлаской уже доводилось ночевать. Вспоминать не хотелось, и я снова уткнулся в рисунок.

– Надо как-то обойти скалы, – пробормотал я, ведя по земле палкой. Но тогда получится значительный крюк.

На который у нас, вполне возможно, нет времени. Мои силы в теле Одри скоро иссякнут.

– Не получится обогнуть, – хмуро сказал Харт. Подобрал другую ветку и ткнул южнее центральной точки. – Здесь раскаленные пески, если мы пойдем в эту сторону, то не только потеряем время, но и сгорим там заживо.

Здоровяк и Шило смотрели на нас, открыв рот.

– Не понял, – отмер Ник. – Вы что, уже были в Пустоши? Оба?

Мы с Хартом недовольно переглянулись.

– Ладно, – поднял я ладони. – Сейчас от наших знаний зависит выживание. Так что выкладывай, Флай. Откуда знаешь про пески?

– Бывал, – буркнул Харт, зеленые глаза ловца потемнели. Похоже, это тоже были не самые приятные воспоминания. Он начертил веткой. – Маяк тянет тебя в Город, Раут. Местные называют его Эльхаон. Видимо, марашеры приходят оттуда.

– Город? Местные? – раскрыл рот Ник. Медленно сдвинул брови, переводя взгляд с Харта на меня.

– Но подобраться к нему совсем непросто, – продолжил Флай. – Путь преграждают раскаленные пески на юге. Восточнее лежит Бездонное Озеро, преодолеть его почти невозможно. Западнее к городу подступает Древний Лес, туда и вовсе не стоит соваться, это вотчина земляных кошек, они чужаков не любят.

– А с севера?

– Здесь Долина Забвения. – Харт отвернулся. – Кладбище воспоминаний. Всякий, кто пересек ее, навсегда забывает свое прошлое.

Я присвистнул. Да уж, отличные перспективы.

– То есть, выбора у нас почти нет?

– А меня вот другой вопрос сейчас интересует, – гаркнул Ник. – Когда вы собираетесь рассказать остальным, что происходит?

Здоровяк поднялся, окинул нас обиженным взглядом.

– Знаете, кто вы после этого?

Мы с Хартом слаженно и равнодушно пожали плечами.

– Вонючий труп орка! – плюнул Здоровяк.

– Подгнивший мохроног! – согласился Ник.

– Коровья лепешка, – мстительно помогла Одри.

– Чтоб вас жижой навозной затопило, – хмыкнула Лира.

– Павлины ощипанные? – невозмутимо предположила Лантаарея.

Я бросил на нее возмущенный взгляд. Предательница.

– Хватит! – рявкнул на них. Они затихли, а потом Одри тихо хмыкнула, не сдержавшись. Следом широко улыбнулся Ник, а Здоровяк просто заржал, как конь, хлопая себя по ногам.

– Павлины… не могу…

– Комедианты вшивые, – буркнул я.

Мы с Хартом как-то неосознанно сдвинулись, хмуро разглядывая наших изрядно развеселившихся друзей. Те продолжали хохотать, выдумывая все новые ругательства в наш адрес. И что самое занятное, фантазия девушек оказалась куда извращеннее мужской!

– Предлагаю ночью их передушить, как котят, – мрачно протянул я.

– Здоровяка и вдвоем не удавим, – отозвался Харт. – Яд?

– У тебя есть?

– Не-а. Ты же здесь чернокнижник.

– Жаль тратить на этих безмозглых… – я почесал щетину на подбородке. – А если ножичком?

– Пачкаться не охота, – Флай окинул притихших путников оценивающим взглядом и повернулся ко мне. – Магией?

– Угу. Заклинание наковальни. Как раз всех разом и придавит. Готов?

Я развел руки. Флай склонил голову. Я хлопнул в ладоши.

Лира завизжала и бросилась в лес, Одри хмыкнула, Ник испуганно присел, глядя в небо и ожидая свалившейся сверху громадины. Мы с Хартом дружно рассмеялись.

– Павлины, – фыркнула Одри.

– Надо Лиру догнать, – отсмеявшись, сказал Харт. – Ночью в лесу небезопасно. Он посмотрел на меня, подняв бровь.

– Скоро вернусь, – хмыкнул я, направляясь к зарослям. Помедлил. – Или – не скоро. Как пойдет. Надо пообщаться с моей… невестой.

Здоровяк понимающе подмигнул, Ник нахмурился и отвернулся. Одри смотрела, не мигая, словно пыталась убить меня этим взглядом. Так что я нацепил на лицо радостное выражение и пошел к лесу.

***

Девчонка ушла недалеко, стояла у ствола дуба, опустив голову. Отсвет костра ложился желтым тусклым маревом, давая немного света.

– Похоже, самое время поговорить, – бросил я, приближаясь. – Скажи, Лира, какого демона происходит?

– А что происходит? – она подняла взгляд, сжала зубы.

– Вот и мне любопытно. И давай ты сейчас просто скажешь мне правду, я слегка устал, чтобы играть в твои игры, и могу сильно разозлиться.

– Да? – она сверкнула льдом в голубых глазах. – И что же ты сделаешь, Лекс? Может, устроишь пожар, чтобы избавиться от досадной помехи?

Я нахмурился, всматриваясь в ее лицо. Смутное воспоминание царапало сознание.

– Мы уже встречались? – резко бросил я. – До той ночи в таверне? Мы виделись раньше?

– Покопайся в своей памяти, Лекс Раут, – насмешливо протянула она. – Или там так много женщин, что всех и не вспомнить?

– Достаточно, – хмыкнул я. – Только вот тебя там нет. И все же… – взгляд зацепился за кулончик, блеснувший в отсвете костра. – Нам пора познакомиться еще раз, Лира. Уже без масок.

Дернул ее кулон, и одновременно с этим девушка вцепилась мне в плечи, притягивая к себе и впиваясь в губы. Холод обжег лицо, словно я прижался к льдине. Сила внутри раскрылась неосознанно, меня откинуло, я ударился спиной о ствол, сполз вниз. Вскочил, зажигая файер и… выругался.

Лес Пустоши исчез вместе с девчонкой. Я стоял у обрыва, рядом с чахлым двойным деревом, под разноцветным небом.

– Ну, здравствуй, Изнанка, – процедил я. – Не могу сказать, что соскучился.

Глава 16

В проем стены Армон не вошел – влетел, выпустив из зубов мешающую сейчас тушку. Одним прыжком оказался на крыше ближайшего дома, не сбавляя скорости – ринулся вниз, выпустив когти и надеясь достать хоть одного из крылатых. Удалось. Воин в латах вскрикнул, уронил арбалет, тот глухо ударился о деревянные перила лестницы. Армон ударил наотмашь, повиснув на спине крылатого, своим весом придавливая его к земле. Противник шипел сквозь зубы, пытаясь сбросить Армона, огромные крылья бились в воздухе, поднимая пыль и создавая небольшой смерч.

Рихиор добрался до шеи и укусил. Металлический вкус крови наполнил рот, теплой волной хлынул в желудок. Воин заорал, крылья сложились куполом, и они рухнули вниз. Армон ударился о землю боком, вскочил, тряхнул слегка оглушенной головой, перекатился в сторону. Клинок вошел в мягкий дерн как раз возле его виска, и рихиор снова прыгнул. Бездна! Этот крылатый почти попал! Воин дернул головой, оскалился, сложил крылья и метнулся туда, где лежал упущенный арбалет. Армон зарычал и бросился следом, жалея, что лишь прикусил противника, а не оторвал башку еще в воздухе.

Краем глаза, а вернее – уха, Армон уловил звуки битвы дальше, в поселении, и сердце сжалось от страха. Сойлин… Она тоже где-то там. Ярость взметнулась внутри белым пламенем, выжигая человеколюбие. У арбалета он оказался быстрее крылатого, хотя и был дальше. Трансформировал руки в одно мгновение, в прыжке, ударил лапой по краю железной дуги, подхватил в воздухе и спустил укрепленный в гнезде болт. Снаряд прошил бок крылатого. Крылья взметнулись, пытаясь удержать тело вертикально, а потом бессильно опали, когда воин рухнул на землю.

Армон пнул его лапой, торопливо сорвал с бедра крылатого кожаный мешочек с болтами, сжал в зубах, закинул ремень арбалета себе на спину. Подобрал клинок, древко которого еще дрожало, настолько быстро все произошло. И метнулся к домам, чувствуя, как растекается внутри липкий страх. Он не помнил, когда последний раз так боялся. Боялся увидеть, что опоздал.

Но, к счастью, на площадке перед домами трупов не было, по крайней мере, Армон никого не увидел. Очевидно, основная тактика местных жителей – это при атаке прятаться в подземные ледники и не высовываться. Лишь под одним из навесов ревел Буйк, обиженно зажимая рваную царапину, прочертившую ногу. Крылатые тени скользили по земле, болт прошил дерн в шаге от Армона. Рихиор перекатился через голову, придержав арбалет, влетел под ближайший навес. Слева была стена, сверху – деревянный козырек. В целом, неплохое укрытие, достать его отсюда прямым попаданием было невозможно. Но и у Армона угол обзора значительно уменьшился. Он подумал, рыкнул недовольно. Выглянул, быстро спустил болт, почти не глядя, отгоняя одного из крылатых. Зацепился когтями за козырек, закидывая свое тело на крышу. Плоская площадка, заросшая травой, на которой было очень удобно лежать, наблюдая плывущие облака. А вот отстреливаться от летающих противников – не очень. Никакого прикрытия, кроме зеленых стеблей с пушистыми венчиками, что рассыпали на ветру ванильную пыльцу.

Армон скрипнул зубами. Зато отсюда он прекрасно видел поселение и скользящих в воздухе крылатых. Он частично обернулся, прицелился лежа, не поднимаясь. Вжик! Болт просвистел, мазнул кожаный доспех и вгрызся в крыло воина. Тот метнул нож, рихиор откатился и снова спустил болт. Крылатый заорал и рухнул, лишь у самой земли сумев выправить полет. Взметнулся, мстительно высматривая смельчака, посмевшего напасть. Со разных сторон скользнули пять крылатых силуэтов, и Армон скатился с крыши, ругаясь. Против объеденных сил противника ему точно не выстоять.

Забился под навес. Бах! Несколько снарядов одновременно ударили в ступеньки, выбивая брызнувшие острые щепки. А потом треснул козырек, похоже, разъяренные крылатые обрушили на него с высоты тяжелые камни. Армон выругался сквозь зубы. Даже высунуть нос не получалось, не то что прицелиться. А за спиной – лишь глухая стена, рядом – бочка с водой для омовения.

Вжик! Стремительная тень скользнула к земле, и под навес упал чадящий кусок травы, распространяющий тошнотворный, удушающий запах. Сволочи! Армон закашлял, прикрывая лицо рукой-лапой. Его же просто выкурят отсюда, а потом добьют! Хитрые гады… Похоже, так же крылатые «выманивают» жителей из ледянок, заставляя покидать укрытия.

Армон повертел головой, пытаясь прогнать накатившую от дыма слабость. Туман застилал глаза с каждым вдохом, тело делалось непослушным, ватным. Рихиор рывком подхватил кадушку, перевернул на голову. Вода прогнала дурман, а пучок зашипел, угасая. И Армон вскинул арбалет. Болтов осталось лишь четыре, нельзя промахнуться…

И тут…

– Эй, вы, пузотерки в перьях, попробуйте догоните! – звонкий голос Сойлин разрезал напряженную тишину, и выглянувший из-под навеса Армон с ужасом увидел ее узкий, тонкий силуэт, кружащий в воздухе. Девушка скользила в лучах солнца, трепетали рыжие перышки, и казалось, вся она была соткана из света и ветра.

Крылатые воины на миг замерли, увидев ее, а потом сорвались, словно стая гончих. Их хриплые, каркающие голоса наполнили пространство.

– Лови ее!

– Взять живой!

– Поймать девчонку!

Сойлин взвилась вверх и стремительно понеслась в сторону леса, уводя крылатых захватчиков от родного поселения. И от Армона. Рихиор взвыл, поняв, что именно она делает. Бесстрашная, благородная и смелая птичка, что решила пожертвовать собой! Яростный рык разорвал горло и эхом ударился о стены домов. Но Армон уже несся к стене, следя за стремительно ускользающими тенями. Мчался, не чувствуя под собой лап, бежал так, как никогда в жизни. Лес слился в одну изумрудно-желтую тень, и все, что видел Армон – это крылатые фигуры в вышине. Сойлинка пока держалась на пару корпусов впереди, она была легче преследователей в латах, но и слабее. Воины окружали ее и неумолимо догоняли.

Один раз она нырнула с высоты в заросли, и сердце Армона чуть не остановилось. Но птичка тут же вновь взмыла вверх и понеслась дальше.

Выскочил на узкий пятачок, рихиор встал на задние лапы.

– Сойлин! – взревел он. – Ко мне! Живо!

Девушка в вышине вздрогнула, посмотрела вниз и камнем рухнула с неба. Упала на траву рядом, перекатилась. Несколько рыжих перышек осталось на земле. Крылья исчезли, и девушка вцепилась ладонями в траву, тяжело дыша.

Но на нее Армон не смотрел. Четыре болта. Пять крылатых. Он прищурился, вскинул арбалет. Нет права на промах. Вжик, вжик, вжик! Трое рухнули в высоты сбитыми коршунами. Рихиор зарычал, вложил в гнездо последний снаряд. Двое крылатых зависли, хлопая крыльями и с высоты рассматривая застывших на земле оборотня и девушку у его ног. Переглянулись. И, одновременно развернувшись, полетели в сторону от Пристани. Некоторое время Армон стоял, вскинув оружие и держа напряженный палец на спусковой пружине. И лишь когда крылатые стали точками на горизонте, медленно опустил руки. Повернулся. Зарычал.

– Ты сдурела? – полурык-полуфраза получилась не очень внятной, но Сойлин догадалась. Вскинула голову, посмотрела жалобно.

– Я за тебя испугалась…

Армон задохнулся. Испугалась? Вот эта маленькая хрупкая птичка за него испугалась? Странная нежность затопила его так, что стало нечем дышать. Наверное, поэтому он недовольно рыкнул и присел перед Сойлин. На ее ногах, руках и щеке были порезы, ранки кровоточили.

– Упала…

Армон снова угрожающе рыкнул, и Сойлин испуганно вжала голову в плечи. Он посмотрел озадаченно. Она что же, его боится?

Нахмурился. Нет, он все-таки идиот. Конечно, боится. Если учесть, что Армон сейчас – огромное, черное окровавленное чудовище, то у Сойлин даже есть на это основания. Но перекидываться в человека пока рано. Он хмыкнул и дернул ее за ногу. Подтянул к себе упирающуюся девушку, наклонился и лизнул ей царапину на плече.

– Ой, – подпрыгнула изумленно Сойлин. – Ты что?

Армон не ответил, сосредоточенно провел языком по ее плечу, спустился ниже – к локтю. Старательно облизал тонкую кожу до самого запястья. Сойлин взвизгнула и попыталась отползти, рихиор рыкнул и прижал ее лапой к земле.

– Лежи смир-р-рно.

Ткнулся головой в другую руку, прошелся влажным языком по ранкам. И снова рыкнул на попытку девушки сбежать. Без слов придавил, правда, осторожно, понимая, насколько она хрупкая. И так же сосредоточено облизал все порезы и ссадины на ее ногах, задрал платье, рассматривая бедра. Лизнул. Крылатая пискнула и задергалась.

– Не надо…

Армон не обратил внимания. Его слюна действовала лучше любой заживляющей мази, так что он лишь продолжил, не замечая дрожи хрупкого тела под своей лапой. Старательно облизал девушке левое бедро, где тоже была ссадина, перевернул на живот, коснулся языком ягодиц. Там царапин не было, но почему-то Армона это не остановило, и он лизнул круглые полушария с явным удовольствием. Сойлин затихла, вжавшись щекой во влажную землю и почти не дыша. Армон подумал, удовлетворенно осмотрел ранки, что уже начали затягиваться, рыкнул и снял лапу с поясницы девушки.

Сойлинка стремительно перевернулась, откатилась и уставилась на него.

– Все… – С трудом проговорил Армон. Почесал за ухом, выбивая из шерсти сухие веточки. Дубовый лист упал на нос, и рихиор чихнул. Сойлин смотрела на него огромными голубыми глазищами.

– Это… – она сглотнула. – Ты лечил меня?

Рихиор кивнул. Говорить в этой форме было слишком трудно, почти невозможно. Даже короткие слова выходили похожими на рычание.

– Это я в елки упала, – тихо сказала Сойлинка, косясь на тела крылатых, что лежали у воды. – Крыло у меня слабое. Левое. Поэтому я иногда падаю.

Армон все-таки изменился, потому что просто яростно смотреть ему показалось недостаточным.

– Еще раз так сделаешь, я тебя запру в доме, – рыкнул он и, подумав, добавил: – И к кровати привяжу. Поняла?

– Я же помогла! – возмутилась девушка, вскакивая. – От той травы можно умереть, если надышаться дымом!

– Ты меня слышала? – рявкнул Армон, нависнув над девушкой. – Еще раз высунешься во время атаки – привяжу. Ясно тебе?

– Ты не имеешь права мною командовать! – она уперла руки в бока. – И вообще… Я хотела как лучше!

– Я от твоего «лучше» чуть не поседел! – зарычал Армон. – Твое счастье, что эти твари решили взять тебя живой, видимо, чтобы позабавиться! Еще раз так сделаешь, я за себя не ручаюсь! И лучше тебе поверить мне на слово!

– Знаешь что! Ты мне браслет не надевал, чтобы командовать!– взвилась девушка.

–Значит, надену! – заорал Армон.

Сойлин вдруг обиженно скривилась, развернулась и пошагала прочь, к деревьям. Армон озадаченно посмотрел ей вслед, вздохнул и догнал одним прыжком. Рывком прижал к себе.

– Прости. Я испугался. Просто ужасно испугался, что с тобой что-то случится. Не делай так больше, хорошо?

Он подхватил ее, поднял, прижимая к себе и утыкаясь носом девушке в шею. С наслаждением втянул ее запах, ощущая, как отпускает страх, как исчезает жуткая пружина, что дрожала внутри него, грозя спустить зверя. Теперь, когда Сойлинка была в его руках – живая, теплая, нежная, Армон вновь мог дышать почти спокойно. Хотя нет. Ее близость и страх потерять рождали другие эмоции и желания. Он нашел ее губы, впился сильно, желая почувствовать ее вкус, еще раз убедиться, что с ней ничего не случилось… И оторвался почти сразу, изумленный силой мгновенно вспыхнувшего желания.

Вот же Бездна…

– Надо забрать оружие, – не глядя на девушку, сказал Армон. Отвернулся стремительно и шагнул к сбитым крылатым. – Кстати, тебе доводилось кататься на оборотне? В небо пока не поднимайся, слишком опасно. И с вашим поселение пора разобраться, не позволю всяким стервятникам нападать на место, где я живу. Сейчас вернусь, жди тут.

Бросил быстрый взгляд через плечо. Сойлин стояла под деревом и смотрела на него задумчивым взглядом. На щеках нежно розовел румянец.

***

– Есть кто живой? – крикнул я, осматриваясь.

Сегодня Изнанка была на удивление тиха. Ни демонов, ни других гадких монстров. Я зажег на всякий случай файер, подкинул его на ладони. Посмотрел в сторону дерева, через которое, помнится, возвращался в наш бренный мир. Но… но не стал торопиться. Странно, но это перемещение на Изнанку меня почти… обрадовало?

Я мотнул головой. Ладно, со своими непонятными эмоциями разберусь позже, пока неплохо бы разведать обстановку. Решительно шагнул в сторону снежной круговерти, подкидывая на руке файер. Но стоило ступить за полосу снега, как метель прекратилась. Буран раздвинулся в разные стороны, образуя полосу шириной в десяток локтей, убегающую вперед. Я хмыкнул. Занятно…

Ступил на эту странную тропинку, размышляя, а не лезу ли я самолично в пасть к демонам? Но даже если и так, мне хотелось хоть что-то понять, надоело перемещаться сюда, словно новорожденный котенок, без малейшего осознания, что происходит.

– Эй, есть кто?

Голос ударился о снежные стены и вернулся ко мне эхом. Ответа не последовало. По дорожке я дошел до следующей площадки, похожей на первую, но имеющей одно существенное отличие. С нее был виден город. Стена снега сомкнулась за моей спиной, стоило ступить на скалистый выступ, снова завертелась снежная круговерть, отрезая мне путь к раздвоенному дереву. Но о нем я пока не думал, рассматривая пейзаж в долине.

– Да чтоб я сдох… – выдохнул, не веря своим глазам. Город. Огромный, удивительный, оживленный. Я видел высокие, вытянутые к звездам здания, соединенные открытыми галереями. Сады на крышах, с цветущими ярко-синими деревьями. Огненную реку, что разделяла город на две части и внутри которой багровела красно-черная лава. Каменных драконов, охраняющих башни и простирающих гигантские крылья над городом.

Две тени возникли неожиданно и совершенно беззвучно. Материализовались в нескольких шагах от меня и застыли, склонив рогатые головы с удлиненными красными глазами. Я сжал ладонь. Да уж, любопытство Лекса сгубило. Демоны. А я надеялся уйти незаметно. Не вышло.

Файер лизнул ладони, я прищурился, раздумывая, в какую сторону кидать. Демоны не двигались, лишь принюхивались, глядя на меня немигающим алым взглядом. На людей они смахивали мало – четыре руки, хвосты, рога, вместо носа – щели. Одежды на них не было, тела покрывала черно-серая шерсть.

– Да вы красотки, – хмыкнул я, упираясь спиной в снежную стену. – Кого поцеловать первой, девочки?

Демоны переглянулись. На жутких мордах мелькнуло недоумение. Тот, что был слева, мотнул головой и шагнул ко мне.

– Мы. Рады. Приветствовать. Вас, – с длинными паузами выдал он. – Мы чувствуем. Вас. Мы проводим.

– Не понял? – изумился я. У меня начались слуховые галлюцинации? Погасил файер и прочистил ухо. Демоны не двигались и ждали, повернув ко мне все восемь ладоней, словно демонстрируя отсутствие оружия.

–Мы. Чувствуем вас. Кровь. Мы проводим. – С трудом повторил демон. Длинный раздвоенный язык мелькнул между губ. В алых глазах застыло беспокойство.

– Куда проводите? – Я незаметно пощупал ледяную стену за спиной. Удивительно, но демоны не проявляли ни агрессии, ни недовольства. Они просто ждали на краю площадки.

– Город. – Выдавило чудовище.

– Проводите меня в город? Там жрать будете? Это чтобы на себе мою тушку не тащить? – усмехнулся я. – Очень ловко придумано – еда сама приходит к повару!

Демоны снова переглянулись.

– Не надо есть. – Терпеливо протянул правый. Его голос был еще ниже, рычащие и шипящие звуки дополняли каждую букву, делая понимание его слов почти невозможным. – Надо проводить. Кровь. Высшего. Чуем.

– Где? – не понял я.

Демон ткнул в меня указательным пальцем четырех рук.

– Во мне? – Бездна, ущипните меня кто-нибудь. Я брежу. – Во мне кровь какого-то там вашего высшего? Вы это имеете в виду?

Чудовища кивнули.

– Чуем. Проводим. Туда. – Демон показал на город.

– Гнилье смрадное, – протянул я, опешив. Даже мое красноречие, кажется, отказало в этот момент. – То есть жрать меня вы не станете?

Чудовища как-то странно задергались, хрюкая. Да уж, смеются они так, что от страха можно ноги протянуть и самолично в гроб уложиться. Надо бы сказать им, чтобы не повторяли этот трюк при людях.

Задумался. Правда, особого выбора у меня, похоже, не было.

– Ну ладно, уговорили. Посмотрю ваш городишко. Надеюсь, девочки у вас красивее окажутся. Ну, и как мы будем спускаться?

– Мост, – пояснил демон, явно обрадовавшись. – Воздух. Дорога.

И шагнул с обрыва. Я вытянул шею. И снова пробормотал что-то ругательное. Демон стоял на почти прозрачном мосту, его очертания лишь слабо мерцали над пропастью, преломляя лучи красного светила.

– Ну вы даете… – буркнул я, пытаясь думать. Так, жрать меня прямо здесь демоны не станут и пока ведут себя вполне пристойно. Однако топать с ними неизвестно куда мне как-то не хотелось. Кто их знает, этих красноглазых. Указал ладонью на воздушный мост, изобразил любезную улыбку. – Только после вас.

Демоны в очередной раз обменялись взглядами, второй шагнул в пропасть, а я развернулся и швырнул в ледяную стену файер. Льдина оплавилась, и я рванул к ней, врезался плечом, надеясь открыть вход на заветную тропинку. Грудь обожгло болью, и, взвыв, я заметил, как вспыхнул камень в моем амулете ловца. И еще увидел изумление и недовольство в красных демонских глазах, возвращаясь в наш мир.

***

Прийти в себя я не успел, потому что на меня накинулось что-то безумное и растрепанное. Принялось ощупывать, трогать, дергать, и я взвыл, отпихивая от себя ЭТО.

– Лекс! – забормотало это что-то голосом Одри. – Лекс, Лекс, Лекс…

Я попытался сориентироваться. Судя по всему, лежу на земле, ничего не сломано, внутри бьется сила, как было каждый раз после возвращения с Изнанки. И Одри продолжает ощупывать мое тело, пытаясь найти в нем повреждения.

– О, Богиня, – всхлипнула девушка. – Лекс! Ты жив!

Она склонилась надо мной, тронула кончиками пальцев лицо. Не выдержал и открыл глаза, уставившись на Одри. Бледные щеки, совершенно растрепанные косы и проклятые искусанные губы. Положил ладонь ей на затылок и притянул к себе, прижимаясь к этим губам, втягивая в рот нижнюю. Желание взорвалось в паху мгновенно, вышибая все мысли из головы. Она не пыталась сопротивляться, впрочем, сейчас это было бы бесполезно. Перевернулся, подминая Одри под себя, жадно целуя, впиваясь пальцами ей в бедра. Хотелось большего. Добраться до тела, до кожи, снова почувствовать ее вкус. Я сжимал в кулаке ее растрепанные косы и лихорадочно трогал языком и ладонью, почти задыхаясь от желания большего… Меня словно накрыло волной какой-то запредельной страсти, так что стало плевать на то, где я. Главное – с кем. Прижал ее к земле, придавил собой, забыв, что ей может быть тяжело. Опасаясь, что сбежит. Не давая сбежать. Мне нужно больше… Еще немного, совсем немного, чтобы почувствовать ее. Снова. Хоть ненадолго.

– Лекс…

Ее хриплый стон еле слышен, но он взрывает мой разум и полностью отключает все человеческое, оставляя лишь потребность быть с ней. Проклятая, проклятая Одри, что действует на меня, как дурман, как магнит на железную стружку. Отказаться не могу и простить не могу…

И хочу так, что сейчас сдохну, если не возьму…

Посторонний звук уловил лишь на уровне инстинктов и навыков, что не отключались даже во сне. Перевернулся одним движением, загораживая собой девушку, швырнул файер. От злости, что помешали, а не пытаясь убить. Харт отпрыгнул, посмотрел на пылающий куст, откашлялся.

– Вижу, наша пропажа нашлась. И даже вполне… живой и невредимый. Расскажешь, где тебя носило три дня, Раут?

Я недовольно отпустил Одри, та отползла, глядя на меня дикими глазами.

–Харт, сделай одолжение – исчезни. – На ловца я даже не обернулся, не спуская тяжелого, голодного взгляда с девушки.

– Не могу. – Харт подошел ближе и заорал. – Раз ты жив, Раут, то подними свой зад и помоги мне отогнать серых тварей! А выяснять отношения продолжите потом, договорились?

– Что? – я изумленно оглянулся, вскакивая. Вот Бездна! Мы сидели внутри защитного купола, а снаружи бились оскаленные морды. Ник и Здоровяк были там же – у края мерцающей стены, вливая в нее свою силу. Дальше, у черных камней, застыла Лира, швыряя в серые тени куски льда. И рядом – Ланта, что шептала девушке какие-то слова, направляя. Я моргнул. Кажется, я многое пропустил. Поднялся, расставил ноги, раскрыл ладони.

– Харт! – окликнул ловца. С его бледного лба катились капли пота, губы посинели. – На счет три убирай защиту.

– Сдурел? – прохрипел он.

– Выполнять! – рявкнул я. – Раз, два…

Купол схлопнулся и исчез, серые монстры взвыли и одной живой массой тел, клыков и когтей ринулись на нас.

– Три, – закончил я. Белое пламя стекло с ладоней и помчалось навстречу тварям, сметая все на своем пути и оставляя черную выжженную землю. Через три минуты все было кончено, над лесом повисла неестественная тишина. Ни звуков птиц, ни шуршания мышей в норах, ни ветра, гуляющего в зарослях.

Лишь взгляды друзей, что смотрели на меня с немым ужасом, словно чудовищем здесь был я.

Глава 17

Первым «отмер» Здоровяк, уронил уже ненужный клинок, выдохнул.

– Лекс? Это ты? – неуверенно пробубнил он.

– Нет, принцесса Сильвия, – хмыкнул я. – Что у вас тут произошло?

Впрочем, что – я и сам понял. Пейзаж был прежним, похоже, «друзья» ожидали здесь моего возвращения, боясь уходить далеко. Какая похвальная преданность! Я почти проникся.

Харт присел, тронул пальцем пепел на выжженной земле. Перевел взгляд на меня.

– Раут, ты кто такой? – мрачно поинтересовался он.

Я хотел по обыкновению съязвить, что поганый чернокнижник, но осекся. Последний визит на Изнанку заставил и меня об этом задуматься. Крепко так, основательно. Но все эти мысли я решил оставить на потом, пока у меня были другие чувства и желания. И крепко схватив Одри за руку, я потащил ее в сторону, бросив через плечо совершенно шокированным спутникам:

– Пожрать приготовьте, вернусь голодным. И постарайтесь не вляпаться в новые неприятности, пока меня нет.

– Ты куда? – изумился Ник. – То есть… вы куда?

Я не ответил, даже не оглянулся. Одри попыталась вырваться, но я не обратил внимания. Остановить меня сейчас не смогло бы и новое нашествие серых тварей.

Сухое укрытие за мшистыми валунами, усыпанное сосновыми иглами и листвой, показалось мне вполне подходящим и удобным. Правда, я отметил это лишь краем сознания, мне действительно стало наплевать на все. Кроме желания, что меня сжигало.

Развернул Одри и сразу впечатал в свое тело, торопливо дергая подол ее платья. Она ахнула и вырвалась, прижалась спиной к камню.

– Лекс! Нет…

– Да.

– Я не хочу! – она сжала свои тонкие ладони, испуганно глядя на меня.

– Правда?

Дернул ее на себя, прижал спиной к груди, обхватил левой рукой поперек живота, чтобы не вырывалась. Злость сплелась внутри с желанием, так болезненно…

– Не хочешь? – резко задрал ей подол, коснулся кончиками пальцев кожи бедра. И замер, вслушиваясь в ее учащенное дыхание. Проложил дорожку поцелуев от ее щеки до уха, прикусил зубами мочку. Слегка. Изо всех сил сдерживая себя. – Не хочешь, Одри? – моим голосом можно умертвий пугать. Хриплый, надсадный. – Проверим? Если я сейчас прикоснусь к тебе… и ты будешь сухой, то готов выполнить любое твое желание. – Снова прикусил ей мочку, потому что мне до боли нужен был хоть какой-то контакт. Хоть малейший. – Поиграем, детка? Хочешь получить раба в моем лице? На целый день. На несколько дней. Или навсегда? Ты сможешь мне приказать, что угодно, Одри… И я сделаю. Все, что захочешь – сделаю… – провел языком по ее скуле. Она рвано вздохнула, а я втянул с хрипом воздух. Грязная игра, но честно я не умею. И моя инкубская суть слишком громко орала о том, что я не проиграю… Я чувствовал Одри. Ловил признаки ее паники, страха, возбуждения… Нет. Я не проиграю.

– Так как, детка? Проверим, насколько ты не хочешь? – пальцы поглаживают теплую кожу ее ноги, так близко от батиста нательного белья. Почти задевая нежное кружево оборок.

– Не смей!

– Почему? – еще одно касание языком. Бездна, какая у нее кожа… Нежная, теплая, чуть-чуть соленая. У меня сносит крышу от ощущения, от предвкушения. – Ты ведь ничем не рискуешь, детка. Если ты не хочешь, я тебя не трону. Даже не прикоснусь больше. А ты получишь надо мной власть… а вот если ты хочешь и врешь мне, то я накажу тебя, Одри. И обещаю, нам обоим это понравится…

– Нет… – она дрожала. Я наслаждался. Этой дрожью и ее слабостью. Если бы Одри знала, что делает со мной этой своей женской слабостью, она бы смеялась. Но я не скажу ей, конечно.

– Нет? Отчего же?

Дохлые горгульи, о чем я вообще говорю???

– Не трогай меня… Я не могу! Мы не должны… Бездна тебя сожри, Лекс! У тебя ведь невеста!

– Да плевать мне, – честно признался я. И отодвинул кружево ее белья. С губ сорвался стон, а я просто… сорвался. Не было сил ждать, не было сил сдерживаться. Потянул ее растрепанные косы, заставляя откинуться мне на грудь, заставляя подставить губы. И впился в них с жадностью и одержимостью умирающего. Примерно так я себя и чувствовал рядом с ней, проклятая Одри, с ее проклятыми губами, стонами, слабостью… Пальцы коснулись теплого местечка между ее ног.

– Ты проиграла, детка, – выдохнул я ей в рот.

Да, ее тело так красноречиво предавало свою хозяйку и демонстрировало мне желание. Сквозь туман, застилающий разум я еще умудрился поставить вокруг камней звуконепроницаемый и непрозрачный щит, не желая, чтобы и в этот раз нас прервали. Боюсь, если это случится, я просто убью такого смельчака. Развернул Одри, дернул ее платье, пытаясь освободить девушку от вороха такой ненужной ткани.

– Лекс… – она оттолкнула меня.

Сопротивляется? Злость взметнулась внутри пламенем, обожгла пальцы.

– Притворщица, – я скривился, глядя ей в глаза. – Трусливая притворщица. Ты хочешь меня так, что мне даже прикасаться не надо, я чувствую твое вожделение, Одри. Но ты вновь лишь отталкиваешь и пытаешься сделать вид, что ничего не происходит. Ты меня бесишь, Одри!

– А мне вот тоже наплевать! – вдруг заорала она. – Я тебя ненавижу, Лекс! Ты думаешь, что мое желание что-то значит? Что ты доказал? Что я хочу тебя? Да ничего это не значит, ясно тебе? Ни-че-го! Потому что после того, как ты получишь свое, ты вновь развернешься и отправишься по своим делам, а я буду смотреть на твою спину и мечтать убить тебя! Для тебя это лишь похоть, развлечение, ничего серьезного, а для меня…

– А для тебя? – вкрадчиво повторил я.

Она осеклась и сжала зубы.

– Не прикасайся ко мне.

– Не прикасаться? Вряд ли я на это способен.

Сделал к ней шаг, и Одри уперлась спиной в мшистый валун. Ее взгляд метался, пальцы нервно сжимали края корсажа, что я успел расстегнуть.

– Не подходи!

– Хватит, Одри. – И подошел, и прижал ее к камню, с наслаждением ощущая эту женскую беспомощность, эту панику загнанной добычи. Моя добыча. – Я все равно уже тебя не отпущу.

– Ты просто сволочь, Лекс, – она закусила губу. – Так нравится издеваться надо мной?

– Не знаю… Я просто хочу тебя…

– Да. – В ее голосе горечь, но я уже не слышу… – Для тебя все просто, Лекс… и ничего не значит.

– Замолчи…

Она вновь оттолкнула, я вновь прижал к себе. Уже сильно, впиваясь в губы, облизывая шею, дергая волосы и корсаж платья. Все сразу, потому что ждать я действительно устал. Моя выдержка всегда оставляла желать лучшего, странно, что я даже смог разговаривать. Какое-то время. Но не сейчас… Время разговоров закончилось.

Одри пыталась сопротивляться – слабо и неубедительно. Она боролась не столько со мной, сколько с собственным телом, что отзывалось на каждую мою ласку, на каждое движение. Пыталась удержать свои тихие стоны, а я хотел, чтобы она орала до хрипоты. Платье отлетело в сторону, как и моя рубашка. Я толкнул Одри на землю, на настил из сосновых иголок, придавил своим телом. Странно, не замечал в себе раньше замашек собственника. А сейчас хотел припечатать ее, распять, как бабочку, и заявить свои права на ее тело и душу. И вновь никаких сил на прелюдию. Тело горит, в паху уже болит, и я не могу больше ждать… И погружаясь в ее лоно, я лишь способен шептать: «Проклятая Одри… Что же ты делаешь, что делаешь со мной…» Не знаю, говорю я это вслух или внутри себя, разум распрощался со мной, оставив лишь раскаленные чувства и оголенные инстинкты.

Я лишь уловил момент, когда Одри перестала сопротивляться и ответила мне. С судорожным всхлипом, с закушенной губой – обвила меня ногами, вцепилась пальцами в волосы.

В ее косах – сосновые иголки, ее губы – распухшие от моих поцелуев, а я не могу остановиться. Снова и снова облизываю ее тело, снова и снова беру ее, применяя весь арсенал своих многочисленных умений. Заставляю ее кричать. Хрипло, безумно возбуждающе, громко. И теряю себя от этих криков.

Проклятая Одри…

Не знаю, сколько прошло времени, когда я откатился от нее. Кажется, первый раз мне отказало мое умение чувствовать ускользающие минуты…

Лег, закинул руки за голову, уставился в небо. Краешек облака зацепился за сосновую крону и висел белой дымкой, закрывая синеву. На красном стволе сидела любопытная белка, поглядывая вниз черными хитрыми бусинками глаз.

И мне было хорошо. Восхитительно. Сытая удовлетворенность бурлила в теле, а я ведь не взял ни капли женской силы. Напротив, своей поделился. Но, как ни странно, чувствовал себя превосходно.

Одри зашевелилась, поднялась, потянулась к своему платью. Ее ладони дрожали. Я смотрел на узкую женскую спину, когда девушка пыталась натянуть на себя одежду, путаясь в юбках и оборках.

– Тебе помочь? – лениво спросил я.

Она вздрогнула, обернулась стремительно. Серые глаза сузились, рассматривая меня.

– Сама справлюсь.

– Не понимаю, почему ты злишься, – приподнялся на локте. Шевелиться не хотелось категорически, и от желания впасть в спячку меня останавливала лишь настойчивая потребность хоть что-нибудь съесть. – Кажется, тебе было весьма неплохо. Я насчитал… м-м-м, сбился со счета, сколько раз ты получила удовольствие.

– Заткнись, – она яростно сверкнула глаза. Закусила губу. – Ты все равно не поймешь. Для тебя все это лишь… близость… и все.

– А ты объясни, – мягко сказал я. – Может, я не так глуп, как ты думаешь, и осознаю еще хоть что-нибудь.

– А ты не глуп. Лишь эгоистичен настолько, что не видишь дальше своего носа, – мрачно бросила она, застегивая пуговицы на корсаже. Получалось криво, половину она пропустила. Я поднялся, отвел ее руки и застегнул сам. Удовлетворенно щелкнул языком.

– Вот теперь ровно.

Одри застыла, всматриваясь в мое лицо. Усмехнулась.

– И где же твоя главная фраза, Лекс? «Не скучай, детка?» Я вся горю от предвкушения ее услышать.

Я внимательно смотрел в ее лицо.

– Ты хочешь мне что-то сказать, Одри? – спросил мягко. Бездна, действительно мягко. Нежно почти. Чтоб я сдох.

Она сжала зубы и отпрянула.

– Ничего, кроме того, что уже сказала, – вздернула подбородок. – Щит убери. Я хочу уйти.

Впечатал ладонь в камень, преграждая путь. Всмотрелся жадно. На лице Одри – румянец, губы так восхитительно распухли, в серых глазах – дымка. И еще что-то.

– И все же? – смотрел настойчиво, даже как-то… отчаянно.

– А ты? – она прикусила губу. – Ты, Лекс? Ничего не хочешь мне сказать?

Помолчал, глядя ей в глаза.

– Я готов повторить после обеда.

Ее лицо дрогнуло, словно она сейчас заплачет. И тут же в глазах вспыхнула ярость. Оттолкнула меня так, что чуть не свалился обратно на землю.

– Да пошел ты…

Я посмотрел ей в спину. Ровная, словно Одри проглотила черенок от лопаты. Задумчиво перевел взгляд на свою разбросанную одежду, пнул ногой голенище сапога. В теле разлилась сладкая истома, а нутро сводило от горечи.

Противное сочетание.

Пожалуй, мне действительно пора пообедать.

***

«Друзья» встречали меня гробовым молчанием. Здоровяк хмурился, Лира отвернулась, и Ник как-то по-хозяйски положил ей руку на плечо и зашептал что-то на ухо. Харт окинул неприязненным взглядом, когда я приблизился.

А вот Одри на поляне не было, и это меня неприятно кольнуло. Куда это она отправилась?

Да и в общем, настроение было каким-то… паршивым. И это странно, ведь должно быть наоборот.

– Ну и что уставились? – буркнул я. Присел у костра, где уже висела на палке тушка какого-то зверька, ткнул пальцем. И скривился – сырая еще. Внутри урчало от голода, мне казалось, что я готов сейчас сожрать мясо и не прожаренным. Это все от того, что отдавал силу Одри, все-таки непривычный для меня процесс. Благо, после Изнанки у меня ее было предостаточно. Вспомнил – и помрачнел. Еще одна тайна, с которой мне предстоит разобраться.

Харт смотрел на меня исподлобья, нахмурившись. И мне этот взгляд сильно не нравился.

– У тебя аура изменилась, – резко бросил он. И положил ладонь на рукоять клинка. Я медленно проследил это движение, усмехнулся.

– И что дальше?

– Где ты был, Раут?

– За валунами. Здесь недалеко, показать?

– Я о трех днях, которые ты где-то околачивался, – процедил Флай. – И ты прекрасно понял мой вопрос.

Я поднялся, расставил ноги, скрестил за спиной запястья, уставившись Харту в глаза.

– Понял, да. А ты, похоже, понял, где я был, Харт. И повторю – и что дальше?

Огонь обжег мои пальцы, пламенной змейкой обвил руки. Ловец помрачнел еще сильнее, сжимая эфес, но пока не вынимая сталь из ножен. Ник и Здоровяк встревоженно подошли ближе.

– У каждого свои тайны, Харт, – протянул я, глядя в его злые глаза. – Я могу своими и поделиться. Но тогда и тебе придется. Хочешь? – улыбнулся. – Почему бы и нет? У нас такая теплая компания, у каждого в шкафу целый склеп со скелетами. Ну, разве что Здоровяк чист, как младенец. Приступим, друзья? – моя улыбка стала еще шире. – Откроем друг другу свои грязные мыслишки и тайны? Эй, Лира, не уходи, тебя это тоже касается, моя дорогая невеста!

– Я тебе больше не невеста! – прошипела девушка, тоже приближаясь.

– Уже? Какая ты переменчивая, я почти огорчен.

Я все еще смотрел на Харта, понимая, что из всей компании он опаснее всего. Ловец молчал, очевидно, решая, как поступить.

– Ну, так как, Флай, – усмехнулся я. – Готов поделиться с друзьями своими маленькими секретами? Ну, или не маленькими. Я бы даже сказал, что это секреты такие… величественные.

Флай сжал зубы и убрал ладонь с клинка.

– Не сегодня, Раут.

– Жаль-жаль, – поцокал языком. – Я уже настроился на теплый вечер и дружеские объятия после ваших душещипательных историй. Ну, раз откровения отменяются, может, просто поедим? Чувствую, ваше мясо снова подгорает, но так уж и быть – я сегодня добрый и отведаю эту убогую стряпню.

– Можешь не утруждаться, – буркнул Ник.

Я с удивлением перевел взгляд на Шило. Отметил его ладонь, все еще лежащую на плече Лиры.

– Ого, да тут пахнет романтикой, – протянул я. – Какой отвратительный запах, надо сказать. Шило, ты влюбился в мою невесту? Как не стыдно.

Ник и Лира отскочили друг от друга, как два резвых щенка, и слаженно залились краской. Причем ловец гораздо ярче девушки.

– Фу, а еще друг называется, – подначил я. – За моей спиной, пока я сражался с… хм, с монстрами. Наш скромник вовсю обихаживал мою почти что жену. Я был о тебе лучшего мнения, Шило. А как же крепкая мужская дружба и все такое? Очень, очень печально.

– Я тебе не жена и не невеста! – зашипела Лира. – Я… я… тебя ненавижу, понял!

– Дорогая, ты просто королева непостоянства. То вешалась мне на шею с признаниями любви, теперь ненавидишь… где же ты настоящая?

– Хочешь узнать меня настоящую? – голубые глаза сверкнули, словно два куска льда. – Правда, хочешь, Лекс? Узнать, какая я? Я тебе покажу… – По лицу и рукам девушки поползла изморозь, белые узоры ее магии. Даже рыжие волосы посветлели, мелькнули в них серебряные пряди. И вокруг женских ног медленно заворачивалась поземка, уже готовая перерасти в бурю. Девушка медленно подняла руку и нервно сжала кулон, что висел у нее на груди.

Я смотрел с интересом, ожидая продолжения. Но его, увы, не случилось.

– Достаточно, Лекс, – холодный голос Одри заставил Лиру вздрогнуть, а меня обернуться. Она вышла из-за камней и в упор посмотрела на меня. Я пожал плечами. Одри перевела взгляд на Лиру и как-то вся сжалась, опустила голову.

– Не надо ее… провоцировать, – тихо сказала Одри, не глядя на меня. – Лира может причинить себе вред.

Ник словно очнулся, сдернул с плеч плащ и накинув его на покачивающуюся Лиру, что-то зашептав девушке на ухо. Я же в упор смотрел на Одри, пытаясь понять, почему она ведет себя так? Почему пытается защитить совершенно постороннего ей человека, девчонку, которую даже не знает? Почему ощущает себя виноватой перед ней?

Нет, я не понимал. Ни ее человечности, ни порядочности, ни совести. И меня это тоже… злило. И еще было странное чувство, что возникало каждый раз при взгляде на нее. Какое-то непонятное и незнакомое мне.

Фыркнул и отвернулся. Сел возле костра, бесцеремонно стащил тушку с вертела, отломал себе ножку и впился в нее зубами. Спутники молча присоединились, и некоторое время было слышно лишь треск веток в огне, шелест ветра и чавканье Здоровяка. Доев, я вымыл руки водой из бурдюка, стащил рубашку и молча принялся вырисовывать на земле пентаграмму. «Друзья» замерли, следя за моими движениями.

– Ну, и что ты делаешь на этот раз, Раут? – хмыкнул Харт.

– Надеюсь поскорее избавиться от вашей изрядно надоевшей компании, – буркнул я. – А конкретно – открываю портал в этот твой Город.

Флай вскочил на ноги. Остальные тоже, побросав остатки нашей трапезы.

– Портал? Здесь? Да ты с ума сошел, Лекс?! Ни одной стабильной линии силы, нас просто разнесет в клочья! – заорал Ник, всматриваясь в мои знаки. Упал на колени, склонил голову, пытаясь рассмотреть то, что я чертил. – Не понимаю… не понимаю, что это! – взвыл Ник. Я лишь хмыкнул. Для нашего зануды то, что он чего-то не знал, было худшим чувством в мире. А из того, что я чертил на земле, он не знал практически ничего. И это выводило беднягу из себя.

– Вот это что? – бормотал он, ползая вокруг моей пентаграммы. – Руна бесконечности… Зачем? А это что за знак? Где ты их увидел, Лекс? Где?

Он почти взвыл, глядя на меня. Я поставил последний знак и выпрямился.

– Где увидел – не так важно, Ник. – Хмыкнул я, рассматривая свое запястье. – Гораздо важнее – как. Чтобы их увидеть, мне пришлось умереть.

Поднял голову. Одри смотрела на меня в упор, смотрела, и я чувствовал, как все внутри переворачивается от ее взгляда. Со мной происходило что-то. И это тревожило сильнее, чем Изнанка, Пустошь и грядущий конец света. Честно говоря, меня это просто бесило – то, что происходило со мной. И еще злило так, что хотелось кого-нибудь убить.

Отвернулся, прервав этот странный взгляд.

– Экипаж отправляется, – хмуро бросил я. – Или присоединяйтесь, или я ухожу один.

Резко провел ножом по руке, сжал кулак, чувствуя, как защипало ладонь. Алые капли собирались у пальцев, первая скатилась вниз, на руну, зажигая ее. Харт выругался и втолкнул в круг сразу и Ника, и Лиру. Шагнул Здоровяк, плавно скользнула молчаливая Лантаарея. Пентаграмма загорелась синим светом, и сквозь него я снова посмотрел на Одри. В какой-то момент мне даже показалось, что она не ступит в круг, останется там, за линией. И не знал, что буду делать, если она не войдет. Но она все же вошла. И я разжал кулак, позволяя крови упасть на пентаграмму.

Глава 18

Сойлинка нервничала. Она сидела в углу крытого навеса, пытаясь сосредоточиться на вязании веревки из стеблей лириса, и нервничала. Все от того, что в Пристани творилось что-то невероятное, и это что-то было непосредственно связано с самой Сойлин.

Все началось, когда они с Армоном вернулись. Черный рихиор так мчался, что девушка просто не успела слезть с него, и в Пристань въехала, восседая на огромном черном звере, что порыкивал, недовольно оглядываясь. К этому моменту жители уже покинули убежища, поняв, что крылатые улетели, и имели возможность любоваться появлением Сойлин на рихиоре во всей красе.

Нет, она пыталась сказать Армону, что это… неправильно, что их не должны видеть… так, но оборотень лишь зарычал и ускорил бег.

А она ведь правда хотела объяснить, что посадить девушку к себе на спину – это фактически прилюдно признать свою любовь к ней! Да ни один земляной кот на такое не пойдет! Никогда! А Армон…

Сойлин в сотый раз покачала головой.

Но это было лишь начало. Перекинувшись в человека и натянув штаны, что впопыхах принесла Сойлинка, Армон собрал всех жителей и начал их ругать. При этих воспоминаниях крылатая краснела и морщилась, пытаясь не втягивать голову в плечи. Хотя орал рихиор не на женщин, конечно, но вот мужчинам Пристани досталось крепко. Те поначалу пытались сопротивляться и возражать, один даже полез в драку, но Армон лишь оскалился и зыркнул желтыми глазами. Так что смельчак мигом отступил. Дальше мужчины слушали уже молча, лишь нервно вздрагивали и дергали хвостами, когда Армон особенно напирал. А суть его высказывания была проста: какого демона мужчины не защищают Пристань так, как надо?

– Может, ты еще и научишь нас с крылатыми сражаться? – зло бросил Ромт. Он стоял в стороне, смотрел исподлобья, но слушал внимательно.

Армон бросил на него косой взгляд.

– Да. Научу.

Всех женщин согнали плести веревки из лозы, благо она была прочная и гибкая, а мужчины с рихиором куда-то ушли. Сойлинка лишь видела, как временами некоторые бегут в ледянки и дома, а потом выбегают возбужденные, нагруженные ящиками и сундуками. И снова несутся к башне, где ждет рихиор.

Сойлинка села отдельно от остальных, желая хоть немного побыть в тишине и подумать. Ее жизнь так резко изменилась, что это повергало ее в ступор. Армон, ворвавшись в привычный уклад Пристани и самой Сойлин, все перевернул верх дном. Его сила, его забота, его поцелуи… Девушка задыхалась, когда думала об этом. И не знала, как на все это реагировать. И еще она боялась. Так сильно боялась того момента, когда все закончится…

Но подумать в одиночестве ей не удалось.

Первой подошла Ирни. Она была самой юной в стае, почти девочка, молодая кошечка, что трогательно любила сказки и истории о любви, написанные в старой книге. Подошла, смущаясь, нервно дергая кисточками на ушах.

– Сойлинка, а ты что делаешь? – спросила, будто это было не очевидно. Та показала ей лозу.

– Слушай, Сойлинка, – Ирни помялась, фыркнула. Царапнула коготочками край деревянного стола. – Слушай, а ты не могла бы…

– Что?

– Ну, это… – Ирни смутилась. Зажмурилась и выпалила: – Ты можешь дать мне свое перо! Одно?

– Что???

Сойлин так изумилась, что даже выпустила из рук гибкую лозу, и незаконченная веревка упала, распутываясь.

– Перо? Но зачем оно тебе?

– Сюда повешу! – Ирни ткнула пальцем в свою косичку, что свисала у лица. – Красиво будет!

Сойлин открыла рот, хотела что-то сказать, но передумала. В конце концов, Ирни еще почти ребенок, всего двенадцать зим встретила, мало ли, что за чудачества приходят ей в голову? Осторожно изменила руку на крыло, протянула девочке. Та радостно выдернула рыжее перышко и унеслась, счастливая.

Но на этом дело не закончилось. Следующей пришла Муррар. Три года назад она осталась без пары, ее кот не вернулся с охоты. И все это время девушка отчаянно пыталась найти нового жениха. Сойлин моргнула, изумленно уставившись на нее. Муррар тщательно запудрила золотистой цветочной пыльцой все открытые участки тела и лица, а на веках у нее красовались бирюзовые тени. И пока Сойлинка отчаянно моргала, ошеломленная таким преображением, Муррар тоже попросила ее перо! А получив желаемое – прикрепила его у лица и убежала, довольная.

Но уже через полчаса в уголок Сойлин зачастили и другие кошки. Прибежали две сестры-близняшки, забрали перья, поспорили, куда их вешать, унеслись. Пришла Кесса, тоже вся усыпанная золотой пыльцой, выпросила сразу несколько перышек и оставила взамен свои бусы. Когда под навес ввалились сразу три кошки, Сойлинка не выдержала и вскочила, отбросив лозу.

– Никаких перьев! – воскликнула она. – Вы что, сегодня все с ума сошли?

Девушки переглянулись. Уррни, которая в Пристани считалась первой красавицей, потому что у нее были самые яркие пятнышки на теле, выглядела жалкой и чуть не плакала. Но тут же разозлилась, выпустила когти.

– Значит, решила все себе забрать, да? Нечестно так! – зашипела она. – Если тебе повезло родиться похожей на ту самую принцессу, то можно на других и наплевать, да? А нам что же, теперь без пары ходить?! Давай перо, живо!

Уррни взмахнула ладонью, с удлинившимися когтями, Сойлин отскочила.

– Вы что, кошачьей мяты нанюхались? – изумилась она. – Я? На принцессу? Да что происходит?

– А что тут непонятного, браслет на руку хотят, – хмыкнула Орро. Она в пристани была старше всех и лишь щурила желтые глаза, наблюдая за девушками. – Пока рихиор не надел браслет тебе, Сойлин, он считается свободным, ты же знаешь. Так что, у всех есть шанс. А многие и без браслета согласны, не каждый день у нас появляются такие сильные самцы. Хорошее потомство может дать, очень хорошее! Ну и так… приятно, наверное… – Орра рассмеялась, а Сойлин схватилась за голову. Великий Двуликий Бог! Точно с ума сошли! Все!

– Ты дашь перо или нет? – мрачно поинтересовалась Уррни. – У всех должны быть равные шансы, это нечестно, что все тебе досталось! И если Армону нравятся твои рыжие перья, то и у нас они должны быть!

Сойлин закусила губу, не зная, смеяться ей или плакать.

– Но у меня не хватит на всех! – попыталась она объяснить. – Если я начну выдирать перья, то не смогу летать!

– А зачем тебе летать, если тебя рихиор на себе возит, – с обидой протянула Уррни. – Значит, не хочешь делиться, да? – она отчаянно зашипела, и Сойлин подобралась, решая – сразу бежать или немного подождать. И подпрыгнула, когда Уррни бросила на стол мерцающий камушек. В Пристани их называли альматинами, и здесь они считались деньгами, потому что были очень редки. Чем крупнее альматин, тем выше его стоимость.

– Вот, бери! – крикнула Уррни. – Хочу за него три пера! И порыжее, слышишь?

Через два часа перед Сойлин лежала горка из альматинов, несколько бусинок, два колечка и венок из распустившихся лилий, что притащила девятилетняя девочка. А сама Сойлин сидела, задумавшись, и с некоторым недоумение обозревала все это богатство. Ни одного альматина у нее сроду не было, а сегодня из нищенки, отверженной и проклятой, она вдруг стала первой красавицей, да еще и обзавелась приданным. И все благодаря Армону.

Только вот почему-то ей отчаянно хотелось его за это прибить.

***

Работа в Пристани кипела до самой ночи. Но зато когда на полотне неба замерцали первые звезды, большую часть пространства над домами накрыла сеть из лириса – тонкая, но прочная. И не только сеть – в ее отдельные части были вплетены острые колышки, щедро смазанные ядом озерного ежа, который не убивал, но усыплял почти моментально. И это было лишь начало. Сойлин видела возбуждение в глазах мужчин Пристани, видела, как они оскаливаются и бьют хвостами, переговариваясь и размахивая руками. И на этот раз крылатая замечала в лицах окружающих не привычную обреченность, а радостную надежду. Армон сумел заразить всех своей убежденностью и волей к борьбе, и, кажется, жители Пристани действительно поверили ему. Да, некоторые смотрели недовольно, например, Ромт, но он уже был в меньшинстве. Почти все взрослое население Пристани встало на сторону Армона, они видели его силу, видели и верили ей.

В этот день, несмотря на усталость, спать, кажется, никто не собирался. И как только сеть легла на вбитые столбы, было решено отпраздновать. Тут же появились под навесом бочонки с крепкой настойкой из ягод, девушки притащили закусок, развели костер, на котором уже через полчаса зарумянилось мясо. Буйк устроился в углу и стучал лапищами по своему излюбленному инструменту – деревянному ободу с натянутой шкурой, отбивали ножками такт молодые кошки. Всех охватило какое-то радостное возбуждение.

В самом воздухе будто разлилось что-то терпкое и густое – запах агрессии, радости и желание победить. Даже девушки теперь потрясали кулачками и выкрикивали слова угрозы, пусть только появятся в небе захватчики.

– Больше мы не будем сидеть в подвалах, как пугливые крысы, – смеялась Урнни, блестя желтыми глазами. – Мы будем драться! Мы победим!

Ей ответил хор согласных голосов. Сойлинка на все это смотрела с легким страхом, ее пугали перемены, столь резкие и разительные, но даже она ощущала в груди какое-то странное и настойчивое желание бежать, бить, крушить и сражаться ради рихиора.

– Сила альфы, – тихо прошипел голос, и Сойлин, вздрогнув, обернулась. Рядом стояла Интиория, в человеческом обличии, на двух ногах. Змею Сойлин не любила, опасалась, как и многие в Пристани. Инти отличалась от всех здесь, но в отличие от самой крылатой, она никогда не была отверженной. Скорее, наоборот, к ней относились уважительно. Возможно, из-за ее связи с Ромтом, что всегда был их вожаком, или из-за самой Интиории. Змея была опасна, это чувствовал каждый в Пристани. И старался с ней не связываться.

Впрочем, сама Инти тоже не стремилась к обществу кошек, держалась особняком. Поэтому Сойлинка удивилась, увидев ее сейчас рядом.

– Что ты имеешь в виду? – не удержалась, спросила. Все, что касалось Армона, вызывало у Сойлин живой интерес.

– У рихиора проснулась сила альфы, – Интиория насмешливо сверкнула зелеными глазами. – Он пытался задавить ее в себе, но сила в крови, от нее не спрятаться. И как только потребовалось защитить тех, кого рихиор выбрал, сила пробудилась.

– И что это… за сила? – Сойлин сглотнула.

– К себе прислушайся, – усмехнулась змея, откидывая за спину тяжелые черные косы. – Чувствуешь? Желание подчиниться. Покориться. Сделать все, что он захочет. Идти за ним, куда позовет. Или… – Инти наклонилась к уху Сойлин, понизила голос. Хотя во всеобщем гомоне и шуме их все равно никто не слышал. – Или дать ему все, что он попросит. Или не попросит, а возьмет сам, по праву сильнейшего. Это зов альфы, птичка, никто в стае не может ему противиться.

– В стае? – моргнула Сойлин.

– Да. Ты разве не видишь? Армон выбрал себе стаю, и она приняла его. Покорилась. И значит, теперь каждый пойдет за рихиором даже на смерть.

– Наша смерть Армону не нужна, – воскликнула Сойлин. – Он защищает нас! И этот Зов… Ты так говоришь, словно он лишает нас разума!

– А разве нет? – Интиория блеснула глазами, зрачок в них сузился до тонкой черной нитки. – Разве не ты бросилась уводить крылатых в лес, лишь бы спасти рихиора? Забыла о своей жизни и безопасности, обо всем забыла. Тебя всю жизнь прятали от них, а сегодня ты наплевала на наставления и взмыла в воздух, лишь бы спасти Армона. Даже не задумалась, что сделают с тобой, если поймают. – Инти склонилась еще ниже, так что ее губы почти коснулись уха Сойлин. Крылатая отодвинулась. – Ты была готова на все ради Армона. Ты и сейчас на все готова, маленькая птичка. И ночью, когда он придет к тебе, с радостью отдашь ему всю себя, не так ли?

Сойлин вздрогнула. То, что говорила Инти, было как-то неправильно. Зло. Неприятно. И в то же время… правда?

Змея тихо рассмеялась.

– Знаешь, у оборотней все самки стаи принадлежат альфе, – небрежно бросила она. – Конечно, он может отдавать предпочтение какой-то одной. Но… Не отказывать при этом остальным. Для самки это почетно – провести ночь с альфой, а для него… сама понимаешь, зверю нужно разнообразие. Это инстинкт, Сойлинка…

– Зачем ты мне это говоришь? – вдруг разозлилась крылатая. Гнев взметнулся внутри, мешая дышать. И захотелось выцарапать наглые глаза этой змеюки, а заодно всем девушкам, что сейчас находились рядом – радостные, возбужденные, в коротких туниках и усыпанные золотой пудрой.

– Просто жаль тебя, глупышка, – небрежно пожала плечами Инти. – Смотришь на него, как влюбленная дурочка, Армону с тобой, наверное, так скучно. Альфы любят сильных женщин, а ты такая… – она пренебрежительно фыркнула. – Просто хочу предупредить, чтобы ты не слишком обольщалась. Он не для тебя, Сойлин, хотя на один раз рихиор не откажется, наверное…

– Убирайся, – Сойлин вдруг сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. – Пошла вон со своими советами! Ясно? Ползи в свою нору, иначе…

– Ах, наша птичка разозлилась, – рассмеялась Интиория. – И что же ты мне сделаешь, глупышка?

Сойлин безнадежно выдохнула. Действительно, что? В своей звериной форме Интиория была необычайно сильна, она могла задушить в кольцах даже взрослого и сильного мужчину. А что она, Сойлин? У нее лишь хрупкое тонкое тело и слабые крылья, вот и все… не девушка и не птица, одно недоразумение!

Она развернулась и пошла прочь от веселящихся жителей Пристани, которые уже начали танцевать на пяточке перед столами. Вслед крылатой летел тихий смех Интиории и шум возбужденной толпы. Армон был где-то за домами, устанавливал с мужчинами деревянные самострелы, но вскоре и он присоединится к веселью. В конце концов, это во многом его праздник.

А вот Сойлин снова почувствовала себя лишней.

Хорошо, что ее домик стоял в стороне от остальных, сюда даже почти не долетали голоса и музыка. И было темно. Что, впрочем, тоже устраивало девушку. Для освещения в Пристани использовали светящийся мох, что складывали в прозрачные банки. Мха было много, он рос в пещерах, недалеко от поселения, а банок – мало. Стеклодувы из пятнистых были не слишком умелые, так что стекло берегли. К сожалению, сам по себе мох выделял ядовитое испарение, использовать его без оболочки было нельзя, и такие светильники могли позволить себе лишь богачи.

Сойлин же обычно обходилась и вовсе без освещения. А сегодня на небе светила полная луна, и в нем не было нужды.

Девушка бросила взгляд на мешочек, в который сложила альматины. Теперь она могла купить и светильник, и новый наряд, что шила искусница Орро, и еще что-нибудь красивое и нужное.

Вот только все эти мысли почему-то не вызывали ни радости, ни предвкушения.

Сойлин кинула мешочек с альматинами в угол, даже не позаботившись спрятать такое богатство. Да и куда прятать? В ледянку, закопать в песок, где хранились репа и морковь?

Она фыркнула и прошла домик насквозь, толкнула дверцу, что вела под навес, где стояла бочка с дождевой водой. Конечно, лучше бы сходить к озеру, но… не хотелось. К тому же, Сойлин не желала повстречать там знакомых, вечерами многие отправлялись купаться. Она быстро поплескалась в прохладной воде, завернулась в кусок грубой ткани. Постирала платье, развесила его на веревке, надеясь, что к утру просохнет.

И опустилась в старое плетеное кресло, потому что возвращаться в домик не хотелось. А здесь можно было еще посидеть. Посмотреть на звезды, подумать…

– Сойлин? – голос Армона заставил ее вздрогнуть. – Ты почему тут прячешься?

Встать девушка не успела, рихиор сразу оказался рядом и присел на корточки перед ее креслом.

– Я не прячусь, – буркнула та. – Я просто…

– Что?

– Хочу побыть одна.

Любой нормальный человек на это сразу развернулся бы и оставил ее, но Армон нормальным, похоже, не было. Впрочем, человеком – тоже.

– Тебя кто-то обидел?

– Нет.

Сойлинка пыталась не смотреть на него. Двуликий Бог, какой же рихиор… большой. Широкие плечи с перекатывающимися мускулами под смуглой кожей, темные ореолы сосков на груди… Он по-прежнему был в одних штанах и босиком. И от него так пахло, что у девушки кружилась голова… Лесом, хвоей, деревьями… Чем-то… мужским.

Армон вдруг тоже втянул воздух, и Сойлин увидела желтизну, мелькнувшую в его глазах. Он резко выдохнул и так же резко дернул девушку на себя, прижался лицом к ее шее. Зарычал. Тихо, утробно, так что Сойлинка пискнула и забилась в его руках.

– Какого демона? – рявкнул Армон. – Ты снова используешь волчью мяту?

– Что? – опешила она. – Нет! Я ничего такого… Отпусти меня!

Но он не отпустил, лишь прижал крепче к своему телу, приподняв и водя носом по коже у ключицы.

– Нет? – в голосе Армона отчетливо скользнула угроза. Он вообще как-то изменился, Сойлин ощущала в нем сейчас агрессию, которой не чувствовала раньше. Хотя не могла сказать, что ее это пугало. Скорее… вызывало другое чувство… То самое желание подчиниться, о котором говорила Интиория. Позволить ему все, что он захочет. И получить от этого небывалое удовольствие.

Девушка снова дернулась в его руках, пытаясь освободиться.

– Отпусти!

Ткань, запахнутая на груди, развязалась и почти упала с ее тела, пришлось хватать, пытаясь удержать. Сильные руки рихиора подхватили девушку под ягодицы.

– Ты так пахнешь… – его хриплый полувозглас-полурык отозвался внутри сладкой болью. – Так пахнешь…

Он снова тяжело вдохнул и прижался губами к ее шее, лизнул. И еще раз. Приподнял девушку еще выше, чтобы коснуться языком ямочки у ключицы, и снова Сойлин услышала его тихий рык. И все внутри нее отозвалось на этот звук. Голова откинулась сама собой, а ноги обвили его поясницу, чтобы рихиору было удобнее держать. И Сойлин выгнулась, подставляясь его поцелуям, что становились все настойчивее. Он понес ее куда-то, и крылатая даже не вздумала сопротивляться. Она почти не помнила, как они оказались на постели, лишь с наслаждением ощущала сладкую боль, что рождалась от каждого прикосновения рихиора. Сильный… нежный и страстный… такой желанный… альфа.

Зов альфы.

Она пискнула и перевернулась, выворачиваясь из его рук. Одним движением Армон поймал Сойлинку за пятку и рывком вернул обратно – под себя. Прижал к старому лоскутному одеялу и снова провел языком по ее груди. Ткань упала ненужной тряпкой… Глаза Армона слабо светились в серебряном свете луны, мышцы под кожей затвердели, и девушке казалось, что легче сдвинуть гранитную скалу, чем этого мужчину. И самое плохое, что сдвигать его совсем не хотелось. Вот только…

– Ты меня пугаешь…

Он замер, вскинул голову. Подышал.

– Ты пахнешь… Духи леса… Какого демона ты пахнешь так?

– Как? – девушка удержалась от желания себя понюхать.

– Как моя пара! – рявкнул Армон.

– Что? – опешила она. А рихиор зарычал, по-настоящему, по-звериному, в этом звуке не было ничего человеческого. И снова замер, потряс головой. – Я пугаю тебя, прости… – он стиснул кулаки, комкая в руках покрывало. – Не знаю, почему ты так пахнешь… но мне просто невыносимо тяжело сейчас сдержаться…

Она тихо вздохнула, глядя, как обрисовывает свет луны контур его тела.

– Тогда не сдерживайся, Армон, – прошептала Сойлин.

***

Не знаю почему, но портал открылся примерно метрах в двух от земли, так что мы вывалились на землю, словно рыбешки из дырявой сети. И завизжали в унисон. Потому что под ногами была не травка, а песок – раскаленный красный песок, обжигающий, как угли в жаровне. В тяжелом мареве воздуха мигом запахло паленой кожей – это начала плавиться подошва нашей обуви.

– Мать твою! – выругался Харт. – Раскаленные пески! Ты нас решил угробить, Раут?

Я отвечать не стал, втянул тяжелый воздух, легкие наполнились жаром. И сразу метнулся к Лире, схватил ее за плечи, встряхнул. Ник бросился на меня, но я отбросил его воздушным арканом, даже не оборачиваясь.

– Так что ты там говорила о ненависти ко мне? – прошипел я ей в лицо. Лира осоловело моргнула, пытаясь разобраться в ситуации. Дернулась. Я выдохнул и легонько ударил ее по щеке. Ник заорал что-то нецензурное, Одри вскрикнула. Я не обратил внимания, глядя лишь в голубые глаза, в которых медленно закипали слезы. Сжал Лире плечи. Ник снова бросился на спасение девушки, но его остановил Харт, спеленал арканом неподвижности. Несмотря на всю свою спесь, соображает Флай быстро.

– Давай, детка, – снова встряхнул Лиру. А потом наклонился и впился ей в губы. Коротко и зло прикусил язык. – Давай, покажи, как ты меня ненавидишь!

Холодный вихрь коснулся ног, завертелся вокруг нас ледяной воронкой. Испепеляющий жар резко охладился, и мои спутники безотчетно ступили в этот ледяной вихрь, пытаясь спастись от пламени красной пустыни.

– Эй, ты что же, хотел, чтобы она вызвала холод? – запоздало дошло до Ника. – Но можно же как-то по-другому…

Отвечать и объяснять я не стал. Лира – необученный маг, выплески силы происходят только на эмоциях. Неосознанно. Мы сгорели бы раньше, чем она смогла бы это сделать. А так… один поцелуй, и все готово.

– Ненавижу, – яростно выдохнула Лира, сжимая кулаки. Температура упала еще на пару градусов.

– Очень рад, – искренне сказал я. И отвернулся, потеряв интерес к ней побледневшей девушке. – Харт, помоги! Надо поставить купол, попытаемся сохранить холод. Мы где-то на краю пустыни, линия силы разорвалась, не смог дотянуть до города. Давай, не спи!

Впрочем, покрикивал я просто от злости, потому что Флай уже вовсю строил над нами защитный купол и без моих указаний. Здоровяк прыгал с ноги на ногу, потому что пески сжирали холод почти мгновенно.

– Двинулись! – крикнул Харт.

Защитный купол напоминал шар, внутри которого шли, а вернее бежали мы. Пустыня изъедала снежный кокон слишком быстро, и я с беспокойством покосился на первую дыру, сквозь которую хлынул жар.

– Лира, что-то твоя ненависть меня не впечатляет! – крикнул я. – Тебе добавить? Могу поцеловать еще, кажется, это тебя так злит? Кстати, не могу понять почему, мне кажется, в ту ночь в таверне тебе весьма понравилось!

– Заткнись! – Лира зашипела, сжимая кулаки. Ее лицо стало белым, губы посинели. Внутри шевельнулась жалость, но если выбирать между ее унижением и нашей всеобщей гибелью – жалость подыхала в зародыше. Умирать я точно не собирался.

– Да я только начал, – посмотрел на еще одну дыру в куполе. – Ты так стонала в ту ночь. Кажется, просила меня не останавливаться. Утверждала, что не знала раньше, что с мужчиной можно испытать такое наслаждение…

Лира издала придушенный хрип. Краем глаза я заметил, как побелела Одри и побагровел Ник. Здоровяк старательно отводил глаза. Дыра в куполе закрылась. Отлично.

– И еще тебе так нравятся поцелуи ниже пояса… Ты очень чувствительная крошка, Лира…

– Заткни-и-и-ись!

Ее вопль больше напоминал крик раненного животного. Снег превратился в ледяные иглы, сверху капала вода, тающая от нагревающегося купола. Мы все уже были насквозь мокрые, бледные и задыхающиеся. Харт молчал, удерживая защиту, Здоровяк активно отдавал ему силу, помогая. Лира споткнулась и свалилась нам под ноги. Внутри резко потеплело. Жалости стало больше, но я лишь сжал зубы, не глядя ни на кого и не сводя глаз с Лиры. Она не справлялась, ее сила заканчивалась слишком быстро, а красный песок казался бесконечным…

Наклонился, поднял ее на руки, прижал к себе. Я гаденько усмехнулся.

– А знаешь, я ведь тебя узнал, – тихо сказал я, глядя в голубые осколки льда, что были у нее вместо глаз. – Вспомнил. Еще в ту ночь. Мне даже доставляло особое удовольствие иметь тебя, понимая, кто ты… Я притворялся, Лира, все это время. Если бы знал, какая ты сладкая, то взял бы тебя еще в тот день, когда поджег твой дом в Лаоре вместе с папашей… Знаешь, какое удовольствие я получил, убивая его? Надо было еще тогда забрать тебя…

Она закричала. Страшно, протяжно. Купол налился фиолетовым светом, внутри стало так холодно, что наша мокрая одежда встала колом. Ник что-то кричал, Флай ругался, но я смотрел лишь в лицо девушки в моих руках.

– Вот так, крошка… – ее рыжие волосы побелели, становясь серебряными, и я прижался к ним губами. – Вот так…

Демоны, мне, правда, было жаль. Ее амулет иллюзии треснул, но она лишь смотрела мне в лицо. Наведенная личина сползла, как маска. В целом, Лира не изменилась. Все те же пухлые губки, аккуратный носик, широко распахнутые глаза. Лишь на левой щеке безобразный шрам от ожога. Спускающийся на шею и перечеркивающий напрочь ее нежную красоту.

– Я убью тебя, – сипло прошептала она.

Я легко улыбнулся.

– Возможно, крошка… Но как-нибудь в другой раз…

Пески закончились внезапно, просто оборвались, и Харт убрал купол, падая коленями в траву. Здесь было тепло, но испепеляющий жар пустыни остался позади. Здоровяк упал, раскинув руки, Ник стоял, сжав кулаки. А я опустил Лиру на землю. Ее волосы остались серебряными даже сейчас, когда ледяная стихия иссякла. Мы с ней похожи в этом, сильнейший выброс магии когда-то выбелил и мои волосы. Амулет больше не скрывал шрам на женской щеке. А такой ненависти в глазах я никогда еще не видел. Пожалуй, у этой крошки действительно хватит запала, чтобы попытаться меня убить.

– Маски сняты, спектакль окончен, – насмешливо протянул я. – Цветов не надо.

Повернул голову. В стороне стояла Одри. Смотрела на меня. И, проклятье… Ее взгляд напугал меня гораздо сильнее, чем лед малышки Лиры…

Глава 19

Первым на меня бросился Ник. Налился багрянцем, напыжился, словно лесной еж, сжал кулаки и кинулся. Я подло сделал ему подсечку, уселся сверху, когда ловец упал, и несильно стукнул лбом о землю. Увы, не помогло. Ник сбросил меня, перевернулся и снова кинулся в атаку. Я отбросил его воздушным арканом, с сожалением ощутив, что резерв израсходован почти полностью. Подарки Изнанки закончились. Больше всего силы ушло на стабильный портал, открывать его в Пустоши – это действительно дорогое удовольствие. Сейчас мне не помешало бы немного отдыха, сочный кусок мяса и женщина, что поделится со мной силой. И то, что в перспективе не ожидалось ни первого, ни второго, ни, тем более, третьего – весьма меня огорчало. Настолько, что я снова приложил неугомонного Ника головой о камушек.

Сбоку тут же бросилась Лира, повисла на моем локте.

– Не трогай его! Не трогай!

Я стряхнул девчонку, обернулся. Похоже, резерв ледяной магички тоже приблизился к нулю, сейчас она была слаба, как новорожденный котенок. Серебряные косы разлохматились, в глазах – слезы. Жалкая…

Я сглотнул горечь во рту. Избиение младенцев никогда не доставляло мне удовольствия, а женщина должна служить источником наслаждения, а не вызывать желание надраться до беспамятства. А глядя на Лиру, мне хотелось именно этого. Бездна гнилая, мне действительно было жаль. Жаль, что наши с ней пути когда-то пересеклись. Жаль, что ее папаша был редкостной сволочью, и мне пришлось его убить. Жаль, что сегодня я сделал то, что сделал. Жаль. Но говорить я этого не стану.

Ник снова на меня бросился, даже успел приложить кулаком. Вот сученок! Скулу обожгло огнем, гадство… откинул ловца, развернулся. Ник рычал, глаза его налились кровью. Были бы у меня силы, обязательно бы съязвил что-нибудь, но Бездна! Надоело.

– Хватит, Ник. – Удивленно повернул голову на голос Харта. Тот накинул на Шило невидимую сеть, не давая снова броситься на меня.

– Ты его защищаешь? – вскинулся Ник. – Его? Этого… этого…

– Что, проблемы со словарным запасом? – не удержался я. – Учу вас, учу…

– Урод!

– Да? А бабам, вроде, нравлюсь…

Язык мой – враг мой… Ник снова зарычал, дергаясь в магических путах.

– Раут, уймись уже, – устало сказал Харт, опускаясь на траву. Его резерв тоже был истощен, поддерживать такой купол и в таких условиях – сложная задача. Я хмыкнул. Ник ругался, пытаясь вырваться. Здоровяк хмуро пыхтел, но поглядывал на меня недобро.

– Ты сволочь, Лекс, – наконец выдал Здоровяк умную мысль.

– Зато вы все образцы добродетели, – равнодушно протянул я. – Что-то я не заметил, чтобы вы пытались остановить меня, когда мы были в песках. Всех все устраивало на тот момент? Или очень было жаль свою задницу, что сгорела бы за считанные секунды, останься мы без злости Лиры?

Я окинул взглядом притихшую компанию. Усмехнулся.

– Очень удобно, правда? Когда есть, кого обвинять. Конечно, после того, как выжили.

– Ну, можно же было как-то по-другому… – растерянно и на удивление вменяемо пробормотал Ник.

– Нет, – хрипло сказал Харт. – Удержать холод может только стихийник. Я могу создать ледяную глыбу, но не то, что делала Лира. И, увы, – он бросил на девушку виноватый взгляд, – она действительно не смогла бы сделать этого без эмоций…

Лира сидела на траве, закрыв лицо руками. Ник бросил на меня еще один взгляд и подполз к ней, обнял.

Мы все отвели глаза. Гадко было, да.

– Лекс, а ты что, правда, убил ее папашу? – ожил Здоровяк. Харт окинул ловца таким взглядом, что тот съежился и замолчал, забормотал что-то себе под нос. Я засунул руки в карманы, развернулся и пошел… Подальше от всей компании. Тихий шорох за спиной заставил сердце подпрыгнуть и сжаться. Обернулся.

– А, это ты…

– Кажется, ты надеялся увидеть кого-то другого, – Лантаарея подняла бровь. Пожал плечами.

– Ланта, у тебя случайно нет чего-нибудь горячительного? – потер ноющую скулу. – Я был бы тебе весьма благодарен… Не поверишь, как надраться охота.

Она покачала головой.

– Я даже не могу переместиться здесь, повелитель. Слишком нестабильны силовые потоки. Твой портал был невероятен, Лекс.

Я хмыкнул.

– Ты нас всех спас.

Покосился изумленно на черноволосую красотку.

– Постой-ка, Ланта, – с подозрением протянул я. – Ты что это… меня утешаешь?

Пухлые красные губки сложились в очаровательную улыбку. Но вот удивительно, я поймал себя на том, что совершенно перестал испытывать к Лантаарее желание.

– Кажется, это делают друзья, мой повелитель. Утешают. Иногда.

Я воззрился на нее во все глаза. Да уж. Неожиданно.

– Правда, – невозмутимо добавила девушка, – ты, как всегда, сделал спасение на удивление гадким.

Я хмыкнул. Вот так-то лучше, а то мне показалось, что Ланту подменили.

– Слушай, – я покосился туда, где сидели мои спутники. – Ты могла бы…Посмотреть шрамы. У Лиры. Их можно убрать?

– Я боюсь, что основные шрамы этой девушки внутри, а не снаружи, – задумчиво протянула Лантаарея. – А с ее лицом справится лишь очень хороший целитель, мой повелитель. Тот, в ком есть живая сила родника.

Я вздохнул. Да уж. Родником, или способностью оживлять мертвые ткани, обладали лишь несколько человек в Империи. Первый – отшельник, давно пропавший где-то в Драконьих Горах. Второй – личный императорский целитель. И третья – сама принцесса Сильвия, младшая дочь нашего правителя. Добраться до одного из этой троицы было так же нереально, как полетать на императорском дирижабле. Хотя…

Я сжал зубы. Вот гниль вонючая!

– Даже боюсь предположить, что происходит в голове моего повелителя, – негромко протянула Ланта. – Тебе жаль эту девочку, не так ли? И ты хочешь помочь.

– Никому об этом не рассказывай, – пробормотал я. – Иначе моя репутация поганого чернокнижника отправится коту под хвост.

Ланта тихо рассмеялась. И вдруг осторожно погладила мою ладонь.

– Я рада быть твоим другом, Лекс. И еще больше рада, что никогда не испытаю к тебе других чувств. Это, наверное, невыносимо…

– Ты сейчас меня похвалила или обругала? – не понял я.

– Я лишь сказала правду, – улыбнулась она и посмотрела туда, где виднелась кромка леса. – Кстати, впереди озеро.

– И ты молчала? – вскинулся я.

Лантаарея улыбалась, но я уже не слушал. Вода, скрытая высокой травой, блеснула через два десятка шагов. Я на ходу сбросил сапоги, рубашку и штаны, так же на ходу закинул в озеро поисковик, убедился, что опасности нет, и с разбега нырнул. Прохладная вода обняла тело. Странно, но погрузившись довольно глубоко, я так и не нащупал дна, даже водорослей здесь не было. Бездонное озеро. Когда воздух внутри закончился, я шевельнулся и всплыл, лег на спину, рассматривая ленивые облака над головой. Читал где-то, что люди порой видят в них картины воздушных замков, зверей или птиц. Я тоже видел, правда, давно, в детстве. И почему-то всегда лишь еду: отбивные, сочные колбасы или куски сыра, иногда – воздушные десерты, которых никогда не пробовал. Впрочем, неудивительно. В то время я всегда был голоден…

У берега раздалось еще несколько плюхов, значит, остальные тоже нашли озеро. Я перевернулся и поплыл, общения с «друзьями» мне пока достаточно. Проведя в воде столько времени, что кожа на пальцах стала напоминать сморщенную сливу, а нутро настойчиво требовать хоть какой-нибудь еды, я поплыл к берегу. Подтянулся, выбираясь на отвесный склон. На плоском камне сидела Одри, с ее мокрых волос капала вода, платье тоже было влажным. Значит, и она успела поплавать.

Молча подобрал свои штаны, скривился. Темная ткань покрылась бурой коркой от песка и грязи. Выругавшись, присел у воды, прополоскал штаны. Одри все это время молчала, я лишь чувствовал, как жжет спину ее напряженный взгляд. Я развесил штаны, взял рубашку.

– Лекс, – не выдержала златовласка. – Это все… правда?

– Что именно? – уточнил я, усмехнувшись. Правда… она так относительна. Нет истинной правды. Есть лишь событие, а вот правда ли это… Обернулся, прищурившись. Одри сглотнула и попыталась отвести взгляд от моего мокрого тела. – Смотря о чем ты спрашиваешь, детка. Если о том, убил ли я папашу Лиры, поджег ли ее дом и отымел ли ее, то – да. Все это правда.

Одри прижала ладони к губам. Я смотрел зло, ощущая, что горечи во рту становится больше. И огонь обжигает пальцы. Да, с контролем у меня проблемы. Кажется, большие.

– Я надеялась… я думала… Что…

– Что? – оборвал я. От злости натянул мокрые штаны, забыв об аркане просушки. – Что ты думала, златовласка? Что я твой разлюбезный жених Армон? Или принц на белом единороге? Что?

Она сжала зубы.

– При чем тут Армон?

При чем? При том, что я не убиваю его своим заклятием лишь по той простой причине, что прежде хочу увидеть желтоглазую морду своего напарника и сказать ему пару ласковых слов.

– Подожди… – Одри вскинула голову. Ее глаза расширились. – Ты что же… Лекс… ты что… ревнуешь? К Армону? Ты?

Я подобрал свой сапог, засунул левую ногу. Скривился и переобул на правую. Одри рассматривала меня широко раскрытыми глазами, и меня это… злило. Вот прямо наорать хотелось. Или гадость сказать. Чтобы не смотрела.

– Это все, что ты хотела узнать? – грубо бросил я, разобравшись с сапогами.

– Нет.

– Что-то еще? – недобро прищурился я.

– Знаешь, что самое плохое, Лекс? – как-то отчаянно сказала она. – Просто ужасное. Что я ведь все понимаю. О тебе. Все-все. Понимаю, какой ты. Понимаю, сколько в твоей душе темного, злого, порочного. Понимаю, что ты никогда не изменишься, и что самое лучшее – это держаться от тебя как можно дальше. Ты – средоточие всего того, что я ненавижу и презираю. И все это я прекрасно, просто отлично понимаю! Но… но все равно чувствую…

Сказанное дошло не сразу. Бездна с дохлыми орками. Демоны, Бездна, гниль и смрадная задница! Когда дело касается Одри, я как-то резко и катастрофически тупею. Склонил голову, всматриваясь в ее лицо. Это она сейчас о чем?

– Что чувствуешь?

Злость? Ненависть? Желание убить меня?

На ее щеки легли нежные мазки румянца, и Одри отвернулась. А у меня дыхание перехватило. Чтоб я сдох. Идиот тупоголовый.

Шагнул к ней, ощущая странный страх. Желание схватить ее и страх сделать это. Я же ошибаюсь, да? Она не могла иметь в виду то, что мне показалось?

– Что чувствуешь, Одри? – голос охрип. Все-таки зря я провел столько времени в холодной воде…

– Неважно…

Я задохнулся и схватил ее за плечи, разворачивая, не давая уйти или отвернуться.

– Что ты чувствуешь, Одри? Скажи.

– Это неважно! – выкрикнула она, уставившись мне в глаза. – Это ничего не меняет! Потому что ты – это ты, Лекс! Ты не изменишься, я знаю это…

– Скажи мне! – я сжал ей плечи, чувствуя, как кружится голова. Гнилье, никогда не ощущал такой дикой потребности услышать несколько слов. Мне казалось, что это все изменит… – Скажи мне, Одри!

– Я…

В ее глазах расширялся зрачок, затапливая серую радужку, скулы покраснели, и приоткрылись вечно искусанные губы. Кажется, на этот раз в их припухлости виноват я… И я смотрел ей в лицо, почти не дыша. Демоны… так, наверное, ощущают себя приговоренные, когда глашатай объявляет решение: казнить или помиловать. И вроде, знаю, что будет – казнить. Но… надеюсь.

– Скажи…

– Я не могу, – она закрыла глаза, вздохнула и вырвалась из моих рук. – Не могу! Ты… ты даже не понимаешь, насколько все это ужасно! Ты… ничего не ценишь, все разрушаешь, чувства для тебя лишь игра…! Я не могу так! – Одри сжала кулаки. – Ничего не выйдет, Лекс…

Злость взметнулась внутри и выжгла глупую надежду. Все-таки – казнить…

– Ничего не выйдет? Не помню, чтобы обещал тебе что-то, детка. Ну, разве что отличный секс, здесь я всегда к твоим услугам, обращайся.

Она сжала зубы, румянец пропал, скулы побелели.

– Я подумаю над твоим предложением, – с холодной любезностью выдала Одри. – Правда, не уверена, что стоит… Кажется, ты начал повторяться, Лекс. И сегодня я не… увидела ничего нового.

Я уставился в ее злые глаза, в которых сузился зрачок. Как кошка, право слово…

– Тебя потянуло на что-то новенькое? – изогнул бровь. – Уже?

– Может, не на что-то, а на кого-то? – усмехнулась она. – Ну, чтобы убедиться в том, что ты действительно неплох. Все познается в сравнении, знаешь ли…

Я сдержал желание свернуть ей шею. Или прямо здесь доказать, что никого лучше меня нет и быть не может. Одри смотрела с насмешкой, интересно, когда она этому научилась? И у кого?

– Ушам своим не верю, – протянул я. – И это говорит девушка, воспитанная монахинями Богини.

– Ах, эта устаревшая мораль, – она пренебрежительно махнула рукой. – Такая глупость. Никто уже не верит в это. Я молода, красива и пока свободна, так почему бы не познать все радости жизни до замужества? Ну и потом, – она снова любезно улыбнулась. – Я ведь иллюзион. Никто даже не узнает, как я выгляжу на самом деле. Очень удобно, правда? Я могу прикинуться кем угодно, герцогиней Ильен или известной актрисой Лоель Золотой Туфелькой. – Одри постучала пальчиком по губам. – В общем, у меня большие планы на жизнь.

– Похвально, – я снял с плеча ее локон, накрутил на палец. Одри чуть заметно вздрогнула от этого движения. – Только осторожнее, детка, – склонился к ее уху. Тонкое тело девушки напряглось вполне ощутимо, и снова внутри меня проснулся зверь, желающий владеть… – Очень осторожно. Потому что если кто-то узнает о твоих милых способностях, тебя выкрадут и запрут в каком-нибудь доме фиалок. Иллюзионы – очень ценный товар, Одри. Твой дядюшка Гнидос не зря отдал тебя в монастырь, он как никто знает об охотниках за такими способными девочками. – Она вздрогнула, осознавая мои слова. – Иллюзионов крадут, чтобы выполнять прихоти богачей, которые желают увидеть в своей кровати ту самую Лоель или принцессу. Или принца, тут уж, как повезет, – усмехнулся и отодвинулся, не спуская с нее глаз. – Правда, опыт ты там точно получишь. Неоценимый.

Пожал плечами, сдернул с ветки свою рубашку и пошел туда, где расположились «друзья». Чтоб они все в бездну провалились.

Одри осталась за спиной, тараня мне взглядом затылок.

***

На полянке было довольно тихо, как ни странно. Ник угомонился и больше не пытался меня убить, Лира игнорировала. В целом, меня это устраивало. А вот еды не было – это меня не устраивало. Харта и Здоровяка тоже не было, надеюсь, они отправились на охоту. Но, увы, я ошибся. Следом за мной явились ловцы, Флай сделал знак Нику.

– Поднимайтесь. Нам надо добраться до городской стены к закату.

– Может, стоит отдохнуть для начала? – Ник поднялся, бросил настороженный взгляд на Лиру. Девчонка действительно выглядела плохо – бледная, изможденная…

– Тут оставаться опасно, – отрезал Харт. – Мы рядом с поселением земляных кошек, а они гостей не любят. Надо уходить и немедленно.

– Что еще за кошки? – оглянулся Здоровяк, словно ожидая за ближайшим кустом увидеть монстра.

– Полулюди-полузвери, – неохотно отозвался Харт.

– Оборотни, что ли?

– Слушай, что ты ко мне пристал? – неожиданно разозлился Флай. – Сказано же, надо уходить. Ты забыл, кто старший в нашем отряде?

– Кажется, не ты, – вспомнил я. – Но согласен, давайте двигаться, мои заклятые друзья, если верить Харту, который является экспертом по Пустоши, мы уже недалеко от города.

– Пожрать бы сначала, – проворчал Здоровяк, засовывая в свой мешок не пригодившийся котелок.

– Главное, чтобы нас не сожрали, – рявкнул Харт. Он явно нервничал, и мне было весьма любопытно – отчего. Нашего невозмутимого ловца напугала перспектива встречи с местными жителями? Ну-ну.

Только вот в очередной раз съехидничать мне не довелось. Потому что от озера вернулась Одри. Я покосился на нее и насторожился. Бледная до серости, глаза затянуты мутной пленкой. Сделала шаг, покачнулась. И стала медленно заваливаться вперед. Я подхватил ее у самой земли, несильно похлопал по щекам.

– Одри, раздери тебя бездна!

– Вполне возможно, что скоро так и произойдет, – мрачно отозвался Харт. – Надо торопиться, Лекс. Марашеры вытягивают из нее силы.

– Проклятье, но я ведь поделился своими!– взвыл я.

– Значит, они сожрали и твои, – не глядя на меня, бросил ловец. – Ты что, не видишь? Пятый круг открылся. Мы опоздали.

Я поднял голову. Остальные тоже с безмолвным ужасом смотрели на небо. Оно полыхало. Зарево начиналось от горизонта и расползалось по всему небосклону. Сине-красные блики, словно на полотно неба щедро плеснули краской. Я в жизни не видел такого красивого и странного зрелища.

– Что это?

– Дыхание Бездны, – прошептал Ник. – Знаменует начало конца света, если верить древним писаниям.

Сжал зубы и посмотрел Одри в лицо. Она дышала, но была без сознания. И вливать в нее силы снова было бесполезно, по открытому каналу они утекали туда, где билось сине-красное марево.

Я бережно опустил Одри на землю, убрал локоны с ее лица и встал. На сожаления или глупости вроде отчаяние нет времени. Одри выживет. Чего бы мне это ни стоило.

– Нам нужен транспорт, пешком мы точно не успеем добраться до Города, – бросил я.

– Да? – Харт скривился. – Может, у тебя есть идеи, где его взять?

– В отличие от некоторых, идеи у меня есть всегда, – буркнул я.

– И на ком же ты собираешься ехать? – бросил Флай. Язвительности в голосе не было, ловец выглядел изрядно уставшим. Да и остальные смотрелись не лучше, надо признать.

Я отвечать не стал. Просто вытащил нож и разрезал ладонь, приказав ловцам сделать то же самое.

– Что ты задумал? – парни переглянулись, очевидно, решая, не сошел ли я с ума.

– Говоришь, рядом обитают земляные кошки? – протянул я. – Очень хорошо. Надеюсь, бегают они быстро.

– Ты сбрендил? – опешил Харт.

– Делай, как я сказал! – злость обожгла нутро, и с пальцев сорвался сноп искр. Бездна гнилая, со мной точно что-то не так… – Живо!

Ник сглотнул, с ужасом глядя на меня, и разрезал свою руку. Здоровяк почесал макушку и повторил. Флай скривился, но подчинился. В жарком воздухе Пустоши тошнотворно и сладко запахло кровью. Я вновь посмотрел на Одри. И разрезал вторую ладонь.

Надеюсь, у этих проклятых кошек достаточно хороший нюх.

Глава 20

Армон лизнул теплое местечко на шее девушки, возле ключицы. Там пахло так одуряющее сладко, что ему хотелось завыть. Он вновь жадно втянул воздух. Нет, это не волчья мята. Сравнивать этот аромат с травой то же самое, что сравнить саму Сойлин с пеньком на пригорке. Мята дурманит голову и отключает разум, а сейчас же, напротив, голова была ясной, хотя немного хмельной, словно Армон хлебнул ведьминского нектара, что подают в лучших ресторациях Кайера. Чувство эйфории наполняло тело, кровь бурлила от предвкушения, наслаждения, счастья! Так бывает лишь в одном случае – если рихиор обрел свою пару. Но ведь это невозможно!

Армон рыкнул и мотнул головой, заставляя себя оторваться от девушки. Его поцелуи были уже слишком жадными, настойчивыми. Бездна, он желал большего! Ему было мало ее губ, он желал Сойлин всю целиком, и зверь внутри рвался на свободу, требуя сделать пару своей.

Оборотень глухо зарычал, рывком убрал руки, что исследовали тонкое девичье тело, сжал лоскутное одеяло. Черные когти вспороли его, когда Армон пытался отодвинуться. Его собственное тело не желало подчиняться воле. Кровь оборотня, которой он столько времени сопротивлялся, заявила о себе. И столь властно, что Армон не знал, как совладать с проснувшимися инстинктами. Он сделал ошибку. Неосознанно, не задумавшись, к чему приведет его защита. Но суть не обманешь. Он выбрал себе стаю. И стая выбрала его. Зверь внутри пробудился, и загнать его обратно не было никаких сил. Зверь будет защищать своих, уже сейчас их ауры сплетаются в сеть, свиваются мощнейшими узами. Такова звериная природа, это можно лишь на время усыпить, но избавиться навсегда – невозможно. И чем сильнее зверь внутри, тем сильнее стая, но и инстинкты самого альфы. И сейчас Армон ощущал основной из них, почти самый мощный…

Он откатился в сторону.

– Армон? – тихий голос Сойлин заставил остановиться и вздрогнуть. – Я… я не нравлюсь тебе?

– Не нравишься? – он посмотрел через плечо. Бездна демонская, лучше бы он этого не делал! Лунный свет обнимал тело девушки серебряной вуалью, отчего ее нежная красота становилась еще выразительнее. Точеная фигурка с тонкой талией, красивыми бедрами и аккуратной грудью, что так удобно ложится в его ладонь. Розовые вершинки сосков, что хочется облизывать… Рассыпавшиеся по плечам волосы, легкий румянец на щеках. Соблазнительные губы, припухшие от его ласк.

Проклятье! Это невыносимо!

– Я не понимаю, почему ты ведешь себя так! – отчаянно выкрикнула Сойлин, приподнимаясь на локтях. – То целуешь, то отстраняешься, словно я больна пузырчатой лихорадкой! Со мной что-то не так?

– Не так? – он выдохнул и одним движением оказался сверху, вдавил девушку в узкую кровать. – Не так? Ты что, не понимаешь? Действительно?

– Нет! – она закусила губу, вот-вот – и заплачет.

– Великие Духи леса! Да я пытаюсь себя сдержать! – зарычал Армон. – Не красивая? Да ты самая красивая, желанная, нежная и соблазнительная девушка из всех, кого я знаю! Я думать не могу, когда ты рядом! Все мысли лишь об одном…– он осекся, глядя в ее широко распахнутые глаза. – У меня такого никогда не было. Было похожее… но давно. И все равно – не так… А сейчас… – он пытался не дышать. Пытался не смотреть на нее. Но ничего не выходило. – И ты пахнешь, как моя пара, Сойлин. Не знаю, почему. Это невозможно. Я уже выбирал себе пару, рихиоры могут сделать это лишь раз. Не понимаю, что происходит, и это жутко меня злит…

Он зарылся пальцами в ее волосы у затылка, притягивая девушку к себе.

– Я, кажется, уже жить без тебя не могу, Сойлин… – тихо сказал Армон. – Откуда ты взялась такая? Не понимаю…

– Я тоже не понимаю, – шепнула она. – Но я… Я тоже не могу без тебя жить.

– Не говори так, птичка, – он дрогнул, чувствуя, что хмель в голове усиливается. И дико хотелось кричать. От переполняющего его чувства. Такого невероятного, настоящего, мощного, как родник, оживляющий душу. – Не говори…

– Почему? Это ведь правда, – Сойлин улыбнулась, ее глаза сияли. Девушка несмело обвила руками шею оборотня, погладила по щеке. – Не уходи…

Ее робкая нежность ударила его так, что рихиор снова глухо зарычал. Зверь внутри бесновался. Человек уже тоже…

– Не уйду. – И стоило прозвучать ответу, стало легко и как-то правильно. Все встало на свои места. Армон приподнялся, окинул Сойлин жадным взглядом, надеясь, что ему хватит выдержки не наброситься на нее, словно хищник на добычу. Она заслуживает другого. И он хотел дать ей – другое. И удивительно – зверь внутри согласился. Так тоже бывает лишь с настоящей парой, когда инстинкт заменяется потребностью подарить наслаждение, а не удовлетвориться самому.

Но размышлять об этом уже не было ни сил, ни желания. Мысли смело, они растворились в водовороте чувств и ощущений. Бархат и нежность кожи, влажность и сладость языка, острота вкуса, когда он проложил дорожку поцелуев по женскому телу. Он желал провести языком всюду – в каждой впадинке и выпуклости ее тела, и делал это, вырывая у Сойлин сначала изумленные, а потом откровенно хриплые стоны наслаждения. И эти звуки почти сводили с ума. Армон не помнил, когда тоже освободился от своих штанов, которые жутко мешали. Тесное пространство комнатки наполнилось звуками – их дыханием, стонами, хриплым рыком… И сладким, желанным, невероятно будоражащим запахом возбуждения. Сойлин не боялась, Армон знал это, его звериный нюх мгновенно уловил бы нотки испуга. Но нет. Даже когда он мягко развел ее ноги и прижался к столь желанному местечку, сжимая зубы от дикого возбуждения, девушка лишь поддалась ему навстречу. И это доверие вкупе с ее приоткрытыми губками и неумелыми ласками, свели рихиора с ума. Он надавил, вцепившись отросшими когтями в покрывало, заставляя себя не торопиться. Сойлин вскрикнула и тут же обвила ногами его бедра, выгнулась. А Армон нашел ее губы, уже не останавливая свои движения, уже не в силах их остановить. Он целовал и двигался, соединяя их тела, ловя тихие вздохи, слизывая слезинки. И в какой-то момент домик исчез. Вместо деревянных стен и низкой крыши они увидели лес. Величественный и древний лес, где деревья были столь высокими, что их кроны касались облаков, а на листве качались звезды. С темных стволов до самой земли свисали кружева голубого мха, плелись лианы, выбрасывая в воздух тяжелые багряные бутоны. А Сойлин и Армон лежали на мягкой серебристой траве, усыпанной синими цветами.

Правда, все это влюбленные отметили лишь мельком. Слишком велика была сила, что заставляла их сейчас двигаться навстречу друг к другу, слишком неоспорима. Толчки, толчки, толчки… до воплей, до рычания, до слез! И Лес шумел вокруг, осыпая двоих, что любили друг друга в его корнях, мелкими лепестками цветов…

Наслаждение почти лишало чувств, и Армон взвыл – коротко, сипло, вбиваясь последний раз в податливое и такое желанное женское тело.

– Моя Сойлин… – еще толчок, и девушка выгнулась в экстазе. И сразу же эйфория так сладко взорвалась внутри, и Армон со стоном содрогнулся. Прижался губами к виску Сойлинки, пережидая это безумие и пытаясь прийти в себя. Потом перевернулся рывком, укладывая ее себе на грудь. Сойлин уперлась ладошками, улыбнулась. Они застыли, глядя друг другу в глаза.

– Тебе больно? – Армон нежно поцеловал ее губы, уже такие распухшие…

– Мне хорошо. Очень хорошо! – улыбнулась девушка. Оглянулась. – Где это мы? – Сойлинка попыталась подняться, но Армон не пустил, сцепил ладони за ее спиной, ощущая странное удовлетворение от этого собственнического жеста.

– В лесу предков. – Он запнулся, осознавая. Такой подарок получали немногие рихиоры, и переместиться в это мистическое место можно лишь с истинной парой.

– Ты уже был здесь? – глаза Сойлин зажглись любопытством.

– Нет, – качнул головой Армон. – Лишь слышал о нем. И, признаться, мало верил, что это место существует. Это легенда рихиоров, птичка. Но я не встречал ни одного оборотня, кто видел его наяву. Лес предков волшебный, он усиливает наслаждение, залечивает раны, забирает боль.

Над их головами огромный бутон дрогнул и открылся. Изнутри брызнул терпкий нектар– освежающий и бодрящий. Сойлин изумленно вскрикнула.

– Я хочу посмотреть этот лес!

– Тогда держи меня за руку, крылатая, – тихо рассмеялся Армон. – Как только мы разделимся, то вновь окажемся в твоем домике.

– А я тебя не отпущу, даже не надейся, – лукаво сказала девушка и уселась на его бедрах.

– Не уверен, что хочу гулять, – жадно сказал Армон, рассматривая юную соблазнительницу, что оседлала его. Сойлин рассмеялась, а он вновь притянул ее к себе. Думать ни о чем не хотелось. Сейчас его заботила лишь девушка, что была рядом.

Они очнулись, когда величественные кроны зазолотились с наступающим рассветом.

– Надо возвращаться, да? – с сожалением спросила Сойлинка. Она лежала, уютно свернувшись в кольце сильных мужских рук, и чувствовала себя совершенно счастливой.

– Надо, – улыбнулся Армон. – Не стоит злоупотреблять гостеприимством этого места.

Девушка сладко зевнула, а рихиор вздохнул и поднялся. И стоило это сделать, лес пропал. Они снова были в комнатке Сойлин, на изодранном лоскутном покрывале. Но огорчиться этому крылатая не успела, Армон вскинул голову, скатился с кровати и глухо зарычал.

– Что случилось? – испугалась Сойлинка, видя, как вылезает на спине мужчины черная шесть, а тело выгибается, готовясь к обращению. – Армон?!

– Кровь, – глухо бросил оборотень. – Я чувствую кровь… И кажется, знаю, чья она. Сиди тут, Сойлин, поняла? Ни шагу из дома! Жди меня! Обещаешь?

Она торопливо кивнула. Рихиор быстро поцеловал девушку, сменил облик в прыжке и вылетел из домика.

***

– Мне кажется, это самоубийство, – вновь заныл Ник. Я не обратил на него внимания. – Лекс, что ты задумал?

– Нет.

– Что нет? – не понял Ник.

– Желания разговаривать.

– А у меня нет желания стать кормом у этих монстров! – буркнул Ник и покосился на Лиру. – В конце концов, это тебе на всех наплевать, а вот я…

– Тихо, – Харт, до этого сидевший молча, вскочил, плавно обнажая клинок. Я тоже поднялся, всматриваясь в высокую траву. Показалось, или дрогнули пушистые венчики на концах?

– Может, зверушка какая… – с надеждой произнес Здоровяк.

Трава снова качнулась и раздвинулась, пропуская два десятка земляных кошек. Пятнистые, оскалившиеся, свирепо выпускающие когти. И впереди всех – черный зверь, огромный, желтоглазый.

– Ну, все, – простонал Ник. – Нам крышка.

Кошки взяли нас в кольцо, краем глаза я видел их шкуры, темнеющие с обеих сторон. Неглупо… Ухмыльнулся, в несколько шагов пересек полянку, а потом, не останавливаясь, врезал левой рукой по морде черного рихиора.

– Это тебе поздравление с помолвкой, дружище! – рявкнул я и ударил правой. – А это пожелание счастливой, но недолгой жизни!

Армон зарычал, поднимаясь на задние лапы. Тихо заверещала Лира, звякнули о ножны клинки. В таком положении рихиор был выше меня примерно в два раза, сейчас я мог лишь врезать в его пузо, что и сделал с удовольствием. Правда, на этом моя атака и закончилась. Мой желтоглазый недруг до глупого благороден и считает, что просто оторвать мне башку, воспользовавшись преимуществом силы, – недостойно. И потому он обернулся, и апперкот я поймал уже от человеческого кулака.

– Тогда это тебе благодарность, что пропал и даже не соизволил сообщить, где ты, – прорычал Армон и двинул мне под ребра. – А это моя горячая радость от встречи с тобой, Лекс!

Я кулем свалился на землю, жадно втягивая ставший густым воздух. Вот же сволочь косматая! Перекатился, вскочил, сделал подножку. Но этот вонючий оборотень не пожелал послушно падать, устоял и снова размахнулся! Я пропустил его кулак над головой, вовремя присев, пружиной выпрямился и двинул подкованным железом сапогом по голени рихиора. Тот взвыл, но – раздери меня Бездна! Снова устоял!

– Вот гаденыш! – заорал я. – Я себе пятку отбил!

– Сейчас добавлю, – пообещал Армон и врезал мне в челюсть. Я подавился ругательством, лишь зашипел. Файер слетел с пальцев непроизвольно, вот честно, не хотел магией пользоваться! Сам не знаю, как выпустил огонь, но он покатился шаром и врезался в рихиора, спалив шерсть на его груди. Оборотень заорал, как ошпаренный кот, и кинулся на меня, выпуская когти. Демоны! Кажется, разозлился Армон уже всерьез, а я как никто знаю, какая силища таится в этом теле. Так что счел за лучшее кувыркнуться в сторону кустов, надеясь закрыть хотя бы спину.

– Стой, гад! – ревел Армон сзади. Дальше последовал набор непередаваемых ругательств, похоже, мое отсутствие пошло оборотню на пользу, и его словарный запас улучшился.

Я обернулся, готовясь отпрыгнуть, когда этот монстр попрет на меня, но это оказалось лишним. Потому что Армон остановился сам. Окинул взглядом полянку и моих шокированных «друзей».

– Добрый день, господин Джейд, – вежливо пискнула Лира.

Рихиор моргнул, желтые глаза со звериными зрачками стали темными и человеческими. Посмотрел вниз на свое обнаженное тело, от которого отчетливо воняло паленой шерстью. И шагнул за валуны, подальше от совершенно круглых глаз девушки.

– Я тебя убью, Лекс, – пообещал он.

– Я первый, – поддакнул Харт.

– Ага, ждите, – буркнул Ник. – Я этого счастливого момента с Бастиона жду. – Здоровяк согласно кивнул.

– Ничтожные людишки, – отбил я, переводя дух и сгибаясь пополам, чтобы отдышаться. – А левая у тебя все равно слабая.

– Добавить? – предложил Армон.

– Да пошел ты…

На удивление, оборотень не ответил, застыл, глядя вниз. Потом поднял голову, прищурился.

– Какого демона она здесь делает, Лекс? И… что еще ты натворил?

Я приблизился, отпихнул Армона плечом и присел перед Одри. Она лежала, завернутая в мой плащ. Полчаса назад я снова вливал в нее силу, но все равно девушка не очнулась.

– Расскажу по дороге.

– По дороге куда?

– В город. – Не глядя на Армона, погладил Одри по бледней щеке. – Ты отвезешь нас туда. Поможешь найти тех, к кому перетекают силы Одри. И навсегда забудешь о том, что имел наглость назвать ее своей невестой. И даже думать о ней больше не смей.

– Вот как? – Армон смотрел на меня сверху, возвышаясь, словно скала. Груда мышц и агрессии, чтоб его… Вот только глаза совершенно человеческие, удивительно. Похоже, мой бывший напарник все-таки научился себя контролировать. И еще доминировать. Я ощущал волну силы, что исходила от него – мощную, подавляющую, неоспоримую. Оборотень рассматривал меня задумчиво. Я снова погладил щеку Одри, уловил ее тихий вздох, и внутри все сжалось.

– Иначе я активирую свое заклятие, что наложил на тебя, Армон, – сказал я, по-прежнему не поднимая голову.

– Угрожаешь? – усмехнулся он. Я лишь пожал плечами. Рихиор присел рядом, положил ладонь на шею Одри. Я дернулся и с трудом сдержал желание снова ему врезать.

– Не нервничай, – глухо сказал Армон. – Сколько у нее… у нас времени?

– Не знаю. Мало.

– Отлично, – помрачнел оборотень и встал, оборачиваясь. – И кстати, если снова начнешь мне угрожать, я тебе голову оторву, – небрежно бросил он. – Быстрее, чем ты активируешь заклятие. Я понесу Анни.

Это его «Анни» вновь ударило меня, хоть я и понимал, насколько глупо сейчас ревновать. А то, что именно ревную – тяжело и болезненно, я уже понял. Бездна, полная смрадных немытых орков, как же я так влип?!

Впрочем, если мы не поторопимся, ревновать станет некого. Скрипя зубами, положил Одри на спину Армона, привязал ремнями. Рихиор зарычал, и кошки ощерились, показывая клыки, но потом покорно склонили головы. Я присвистнул. Теперь понятно, откуда у оборотня такая подавляющая сила. Он, наконец, принял свою суть и кровь альфы. Усмехнулся, правда, так, чтобы Армон этого не заметил. Пятнистой стае было явно не по нраву тащить нас, но они не ослушались своего вожака, и уже через несколько минут мы неслись сквозь лес Пустоши, пытаясь удержаться на чужих спинах.

Глава 21

Деревья слились в сплошную буро-зеленую полосу, так что следить за нашим перемещением стало затруднительно. Видел я мало, но все-таки передвигаться на четырех лапах гораздо удобнее, чем на двух ногах. Я даже успел прикинуть, что надо изобрести седло и уздечку для этих кошек и использовать для передвижения. Правда, вряд ли Армон одобрит это предложение. Зануда, что с него взять…

Мы были уже совсем рядом с поселением, когда пятнистые заволновались и зашипели. Зверь, что нес меня, взбрыкнул норовистой лошадкой, и я свалился на жесткую траву. Армон зарычал.

Я не сразу понял, что так разозлило бывшего напарника, а потом увидел огромные, скользящие по земле тени и силуэты в вышине, что стремительно уносились прочь.

– Это что за твари? – крикнул беснующемуся Армону. – Гарпии?

– Трупы. Будущие, – прорычал рихиор. – Не отставайте!

Легко сказать! Он оказался у живой стены уже через мгновение, мне же понадобилось несколько больше времени. Но когда добрался – опешил. Армон рычал, его черная шерсть стояла дыбом, в глазах билась такая ярость, что я не рискнул к нему лезть и на всякий случай запалил файер.

Внутри, за стеной, разместилось поселение, я видел круглые домики с соломенными крышами, лесенки и навесы. Очень мило. Правда, оценить мешали жители, что носились вокруг и шипели, как ошпаренные кошки. Хм, впрочем, они ими и были. Мои спутники оглядывались с немалым изумлением, я уже слышал рассказы о пятнистых и Пристани, так что сейчас меня интересовало другое.

– Что случилось?

– На нас напали! Интиория оказалась предательницей, она открыла ворота! И нашу Сойлинку забрали! – мявкнула молоденькая девушка с задорно торчащими треугольными ушками. Я окинул ее оценивающим взглядом, и крошка зарделась, что весьма забавно смотрелось на ее личике.

– И кто она? Та, которою украли?– довольно равнодушно уточнил я.

– Так невеста! – с придыханием сказала кошечка, указав на мечущегося между домов рихиора.

Я присвистнул. Похоже, Армон тоже время зря не терял. Не прошли даром мои уроки!

Зверь взвыл и скрылся за какой-то дверью, пока мы довольно бестолково топтались у стены. Здоровяк ненавязчиво поигрывал обнаженным клинком гаруты, Ник загораживал собой Лиру. Я держал на руках Одри и думал о том, что время уходит. Я физически чувствовал его бег – неумолимый и стремительный, приближающий златовласку к гибели. Она дышала, но так тихо…

Армон возник перед нами в человеческом обличии и даже в штанах. Внешне – спокойный, но я слишком хорошо знал своего напарника и видел, что внутри он кипит от бешенства. Правда, человеческую ипостась он удерживал без напряжения, даже не задумываясь.

Да, надо признать, Армон изменился. И при других обстоятельствах я даже пожал бы его руку. Ну, или лапу, как придется.

Сейчас же меня интересовало лишь одно – как скоро мы сможем выдвинуться на Эльхаон. И, похоже, похищение неизвестной мне невесты уровняло нас с Армоном в приоритетах.

– Стая будет готова через час, – бесцветно бросил рихиор, приблизившись. – Все мужчины, способные драться. Мы отправляемся в город, но прежде стоит навестить еще кое-кого. Идите за мной.

Я даже не стал язвить насчет его командного тона и молча отправился за оборотнем. На краю поселения торчал каменный палец – маяк. Внутри оказалась винтовая лестница, по ней мы поднялись в круглую комнату, в которой из обстановки была лишь лавка, столик и бронзовый колокольчик. Армон швырнул его в стену, язычок жалобно звякнул и отвалился.

– Появись! – заорал оборотень так, что все подпрыгнули. Лира предусмотрительно спряталась за спину Ника, Ланту задвинул за себя Харт, отчего я хмыкнул. Армон продолжал рычать: – Неси сюда свою тощую задницу, Первый!

Несколько мгновений ничего не происходило, только оборотень становился все злее, а потом в центре комнаты возникла фигура. Я присвистнул, впечатлившись. Вот это да! Портал, без круга и направителей, бесшумный и мощный настолько, что работает в Пустоши. Я знал лишь нескольких магов, чьи возможности это позволяли.

Харт наклонился, подобрал колокольчик, посмотрел хмуро на сломанную вещь. Армон сжал кулаки и шагнул к тщедушной фигурке, с ног до головы укутанной в балахон.

– Хватит играть! – рявкнул он. – Я хочу знать, что здесь происходит? Почему забрали Сойлин? Кто эти крылатые? Что за город и кто там заправляет? И если ты сейчас же мне не ответишь, то я не посмотрю на твою тщедушность и сверну тебе шею, Первый!

Фигурка сжалась еще сильнее, вокруг нее блеснули искры, похоже, этот загадочный Первый собирался вновь уйти в портал. Как неожиданно…

– Убери свои лапы, рихиор, – холодно сказал Харт. – И сделай два шага назад.

Армон перевел взбешенный взгляд на ловца, что подошел и встал рядом с балахоном, все еще держа в ладони колокольчик. Мои спутники недоуменно переглянулись, мало что понимая в происходящем. Я же осторожно положил Одри на скамью, освобождая руки. Если придется драться, с девушкой на руках это делать неудобно.

В комнате повисла напряженная тишина, все прикидывали расстановку сил и пытались понять, кто за кого.

– Кажется, настало время тряхнуть своими скелетами, Харт? – протянул я, скрещивая запястья. Руны уже обжигали спину, норовя соскользнуть с кожи заклятием. Но я придержал.

Харт обвел нас напряженным взглядом. Его скулы побелели, амулет ловца светился бирюзовым светом. А я подумал, что это украшение явно нечто большее, чем просто побрякушка. И как я раньше не заметил? Впрочем, я без этого о многом догадался, не дурак.

– Хватит, Харт, у нас нет времени разгадывать шарады. Если ты не забыл – на носу конец света, так что твои секреты сейчас не самое важное.

Фигура в балахоне вздрогнула, и капюшон повернулся к Харту.

– Он прав, – устало сказал ловец, глядя в провал, где темнота скрывала лицо. – Игры закончились. – Он отшвырнул бронзовый колокольчик. А потом снял с шеи толстую цепь с амулетом. Лира тихо ахнула, мужчины сдержанно скрипнули зубами. В целом, внешность Харта не претерпела значительных изменений. Фигура осталась прежней, только волосы выцвели, зеленые глаза потемнели до цвета мха, а тонкий и ровный нос приобрел вполне узнаваемую породистую горбинку. Я порылся в кармане, отыскал монетку и прищурился, сравнивая чеканный профиль на бронзе с оригиналом.

– Похож, – констатировал я. – Ничего, что мы без реверансов, Ваше Высочество?

Здоровяк выпучил глаза и открыл рот, да и Ник с Лирой порадовали перекошенными лицами.

– Орка мне в… – остолбенел Здоровяк. – Да это ж наследный принц Харлеонтий, старший императорский сын! Чтоб я на Изнанку провалился!

– Скоро так и случится, если мы будем стоять и глазеть, – мрачно предрек я. Смена облика нашего Харта меня особо не удивила, нечто подобное я и ожидал. Правда, не думал, что под личиной обычного ловца прячется сам наследник, грешил на кого-то из первых лиц Двора, вернее, на их отпрысков, скрывающихся по каким-то причинам. Перевел взгляд на «балахон». – Ну, если у нас тут сам принц, то кто же рядом? И кого еще так отечески оберегает императорский наследник? Дайте угадаю…

– Не трудитесь, Лекс Раут, – нежный голос из-под капюшона заставил всех еще больше изумиться. Я ухмыльнулся. Ну конечно. Серая ткань соскользнула, обнажив тонкую фигурку девушки, вернее, почти девочки. Это лицо тоже было известно всей империи, ведь говорили, что прекраснее его нет. Я, конечно, мог бы и поспорить, хотя бы потому, что не поклонник такой чистой, незамутненной и непорочной красоты. Но даже я, далекий от восторга, не мог не признать – девушка действительно прекрасна. Тонкие, какие-то неземные черты лица с огромными глазами цвета влажных фиалок, тонкий прямой носик, розовые губки. Волосы – лунный свет, что струится по узким плечикам. На девушке было светло-голубое платье, в котором она казалась небесным эфемерным созданием. Портреты принцессы Сильвии висят во всех галереях империи, и карточки с ее изображением увозят приезжие из Кайера, наравне со статуэтками, изображающими императорский дворец или дирижабль. Сильвии всего пятнадцать, но она признана эталоном красоты и грации. Может, от того, что сама принцесса не слишком любит шумные сборища, замкнута, а еще обладает одним из мощнейших магических потенциалов.

Да. Занятная компания.

Возможно, мы и дальше продолжали бы глазеть друг на друга, но вот Армону, похоже, было наплевать на высокий статус этих двоих. Потому что рявкнул он совершенно непочтительно.

– Мне не интересно, кто вы, хоть наследники, хоть демоны с Изнанки! Что здесь происходит? И зачем крылатым моя Сойлин?!

Я хмыкнул, отметив это «моя». Надо спасти девчонку хотя бы из любопытства.

Харт – все-таки мне привычнее было именовать его так – тяжело вздохнул.

– Я объясню, – мрачно сказал он. – Как вы знаете, у нашего императора четверо детей. Я старший, Сильвия – младшая. Средние – близнецы Шейла и Велл. Ну, это если сокращенно. – Мы в разнобой покивали. Я присел рядом с Одри, положив ее голову на колени. Судя по всем, драка откладывается. Харт же обвел компанию хмурым взглядом. – Чтобы объяснить ситуацию, придется вернуться немного в прошлое.

– Сильно не углубляйся, – посоветовал я, демонстративно указав на Одри.

– Как все знают, более ста лет назад был отправлен первый отряд в Громовую Пустошь, – вздохнув, продолжил наследник империи. – Все думают, что он пропал. Но это не так. Добровольцы обнаружили в центре этих неизученных территорий не только местных и разумных жителей, но и древний город, который назывался Эльхаон. И не только город, – Сильвия и Харт переглянулись, – но еще и месторождение ценнейшей руды. Бесценного минерала.

– И что это за минерал? – пискнула Лира.

– Снежный сапфир. Камень прозрачно синего цвета, с уникальными способностями. Я не буду рассказывать обо всех возможностях минерала, это запрещено, скажу лишь, что он является основой магического потенциала сильнейших магов империи.

– Ого, – присвистнул Ник.

– Как вы понимаете, сведения тот час засекретили. В Пустошь стали отправлять каторжников, потому что город был полуразрушен, а в шахтах были нужны рабочие руки. Императорская семья хранила эту тайну, он передавался по наследству от отца к детям. Мой прадед установил портал для перемещения в Пустошь. Точка выхода находится в Кайере, в императорском дирижабле, что висит над дворцом. Снежный сапфир позволяет сделать переход безопасным и устойчивым, вы сами видели появление Сильвии. К сожалению, помимо необходимости сохранить тайну в империи, и в самой Пустоши нужна твердая рука. Она населена, вы уже увидели часть местных жителей. В город к моменту прихода первой экспедиции обосновались крылатые, в долинах живут земляные кошки. Наш отец, император, повелел присматривать за Эльхаоном близнецам, Сильвия же контролировала Пристань и еще несколько поселений. Мы не вмешиваемся в мелкие междоусобицы местных.

Армон при этих словах отчетливо рыкнул, принцесса смутилась.

– Но полгода назад отец пропал, – с нажимом сказал Харт.

– Император исчез? – изумился Ник.

– Да. А на наследников были совершены покушения. Поэтому принцесса спряталась здесь, близнецы – в Эльхаоне, а я…

– А ты решил разузнать, что происходит, – задумчиво протянул я. – Скрывшись под личиной обычного ловца.

– Да, – хмуро кивнул Харт. – Я подумал, что в оплоте закона безопаснее всего. Но ошибся. Я пытался найти заговорщиков, но даже в Бастионе на меня покушались несколько раз. Последнюю попытку ты видел, Раут.

– Ты живучий, – хмыкнул я. – А кто, прости за наглость, управляет империей, пока ты ищешь врагов короны?

– Совет и Великий Жрец Равновесия, – скрипнул зубами Харт. – Первым же указом он велел уничтожить чернокнижников. Я не мог вмешаться, не раскрыв себя.

– А что же ваши средненькие? Близнецы?

– Шейла и Велл не отвечают на письма, и мы не смогли попасть в Эльхаон через портал, – пояснил Харт. – Мы не знаем, что с ними случилось, – прекрасные фиалковые глаза Сильвии наполнились слезами. – Последняя весть пришла от дозорного о том, что в городе появились странные серые твари. Потом и связник пропал. Сороки, что я отправлял, не вернулись, магические кристаллы остались безжизненными, портал закрыт. Однако все признаки указывают, что искать заговорщиков надо в Эльхаоне. Правда, сделать это придется своими силами.

– Но ведь есть ловцы, дознаватели, армия! – выкрикнул Ник. – Этот город можно просто взять штурмом!

– Тогда невозможно будет сохранить тайну снежного сапфира, – понятливо усмехнулся я. – И в Пустошь хлынут целые толпы на поиски волшебных камушков. А соседние страны объявят нам войну, надеясь завладеть рудником, ведь Пустошь – нейтральная территория.

– Верно, Раут, – кивнул Харт. – К тому же я не знаю, кому мы можем доверять и верю лишь своей семье, – принц погладил девушку по плечу.

– Так-так, – протянул я, чувствуя, как огонь обжигает пальцы. – А скажи мне, дорогой недруг, случайно ли я попал в Бастион?

– Конечно, нет, – усмехнулся принц. – Вас всех взяли под контроль, как только вы покинули Пустошь. Я ведь сказал – разглашение информации о снежном сапфире – недопустимо. Скажите спасибо Сильвии, она уверила, что вы ничего не знаете о минерале и не были в Эльхаоне. Если бы не она…– Мы слаженно посмотрели на слегка покрасневшую юную красавицу, а Харт продолжил: – Ты, Раут, участвовал в странном ритуале, и мы должны были понять, что затеял Шинкар Меченный и кто стоит за ним. Сдается, это звенья одной цепи. Но, увы, я пока так и не выяснил этого. Хотя некоторое время думал, что ты имеешь отношение к заговору и намеренно злил, заставляя раскрыться.

– Теперь так не думаешь? – прямо спросил я.

– Нет, – качнул головой наследник империи. – Для заговора ты слишком эгоистичен.

– Ну, спасибо за доверие, – хмыкнул я.

– Я должна извиниться, Армон, – тихо сказала Сильвия. Голос у девушки был под стать ее внешности – такой же красивый. – Я пришла в отчаяние, понимая, что не могу защитить Пристань. Так же, как и мои жители, я не умею сражаться, – прекрасные фиолетовые глаза наполнились слезами. – И обратиться к чужакам тоже было невозможно. Я решила позвать тебя, увидев силу альфы в твоей крови. Я надеялась… что тебе понравится здесь, и ты останешься.

– Эта история с ребенком… Вы меня обманули? – нахмурился рихиор.

– Я лишь поняла, что ты никогда не оставишь свое дитя. Я видела твои воспоминания. Ты пошел бы на все, чтобы защитить его. Твой ребенок привязал бы тебя к Пристани… – развела руками Сильвия.

– И решила использовать волчью мяту?

– У меня не было времени ждать. Нужно было максимально ускорить процесс. Я старалась быть честной. По возможности, – смутилась принцесса.

– Вы манипулировали мною! – рявкнул Армон.

– Я – дочь императора, – с извиняющейся улыбкой сказала принцесса. – Манипулировать нас учат с детства…

В круглой комнатке на миг повисла тишина, все пытались осмыслить услышанное.

– В целом, ситуация ясна, – подытожил я. – Вопрос, что нам делать дальше?

– Идти в Эльхаон, – хмуро отозвался Харт. – Выплески распространяются оттуда, другого пути нет.

Я согласно кивнул, Армон – тоже.

– В таком случае, – поднялся, подбросив на руке файер. – Давайте поторопимся. Не хочу пропустить конец света.

Здоровяк красноречиво покрутил пальцем у виска, Лира фыркнула.

– Зная тебя, Лекс, – криво улыбнулся Харт, – смею предположить, что без твоего участия не начнут.

Я согласно кивнул и не стал язвить по поводу того, что наследник империи впервые вспомнил мое имя.

Глава 22

Мы выдвинулись через час.

Это время я провел, гладя Одри по волосам и раздумывая, что так мало сказано слов и так много совершено неправильных поступков. Впрочем, я по обыкновению не жалел. Мы те, кто мы есть, и наши действия – лишь отражение сути, дурной или благородной. У меня – первое, и изменить этого я не смогу.

В тихом углу, где я сидел, чуть слышно прошелестели шаги, и я поднял голову.

– Можно? – негромко спросила принцесса Сильвия.

Я медленно кивнул. Девушка сняла с шеи подвеску – синий камень на шнурке – и осторожно надела на Одри.

– Снежный сапфир увеличит ее силы, – пояснила она. – Позволит… продержаться дольше.

Я криво улыбнулся. Камушек – синий снаружи, внутри казался сотканным из снежинок. Красивый. Сильвия положила ладонь на лоб Одри.

– Ей снится сон, – прошептала принцесса. Ну, конечно, младшая дочь императора – телепат. – Он такой чудесный…

– О чем он?

– О тебе. – Сильвия грустно улыбнулась. – Но, пожалуй, я не стану его рассказывать. Пусть она сделает это сама. Когда очнется.

– Да. Пусть сама. Я подожду. – Поднялся. Одри, опутанная моим заклинанием легкого пера, медленно взмыла в воздух, ее золотые волосы рассыпались вокруг головы, словно девушка плыла в толще воды.

– Тебе понравится, – снова улыбнулась принцесса. – Пусть Богиня не покинет тебя, Лекс Раут.

– Я не верю в нее, поэтому вряд ли Богиня обратит на меня свой благосклонный взор, – резко бросил я, разминая пальцы.

– Я знаю, – отозвалась наследница, пристально рассматривая меня. – Что ж, тогда просто пожелаю удачи.

Кивнул, и принцесса удалилась, вновь накинув на себя бесформенный балахон. У стены, окружающей Пристань, зарычал Армон, а я тронул золотой локон Одри.

– Не бойся, детка. Я все исправлю.

У величественных деревьев уже ждал отряд пятнистых кошек. Я снова уселся на спину одной из них, вернее, одного. Зверь рыкнул, но послушно понесся вдоль леса – длинными прыжками преодолевая расстояние. Удержаться на его спине – та еще задача, трудновыполнимая, но я старался. Вырвал клок желтой гривы, когда пятнистый на очередном повороте попытался меня сбросить, и вогнал пятки в худые бока. Кот зашипел, зато дальнейшее движение стало значительно мягче.

Окружающий пейзаж пронесся мимо моего сознания. Во-первых, там не было ничего интересного – лес да холмы, во-вторых, я был слишком поглощен попыткой удержаться на своем транспорте и контролированием Одри, которая плыла по воздуху подобно воздушному змею, что запускают на берегу озера Аль-Маер для увеселения приезжих. Так что, когда на горизонте выросла каменная стена Эльхаона, я вздохнул с великим облегчением.

Мы остановились у края леса, на холме, рассматривая взмывающие вверх черные шпили города. Сейчас, глядя на него, стало ясно, сколь разительно он отличается от Кайера и других поселений империи. Город был иным. Его башни, дома, спиралевидное расположение улиц, обрушенные арки-переходы, красные пирамиды и затертые, но еще различимые орнаменты, украшающие здания – все кричало о его инаковости. Город располагался не в одной горизонтальной плоскости, как строят люди, а во множестве вертикальных, словно предназначался для существ с крыльями. Я видел запущенные и неухоженные сады на крышах, лестницы без перил, опоясывающие башни на высоте десятых этажей, и величественных каменных драконов, распростерших крылья с балюстрад. Через весь город проходила арка воздушного моста на каменных опорах, что в прошлом соединял север и юг Эльхаона, а сейчас зиял дырами и обрушенной кладкой. Буро-зеленой мох покрывал стены домов, статуи и пересохшие фонтаны, так что древний город выкрасился в этот цвет запустения и разрушения.

Эльхаон был прекрасен. Тот, который появился в моем воображении, тот, который был когда-то, до того, как истинные жители покинули его.

По улицам, мощеным темным камнем, скользили тени крылатых воинов, закованных в кожаные латы, а ветер доносил глухие удары, словно внутри Эльхаона работал великан, ударяющий молотом о наковальню. Вероятно, этот звук шел от рудников, где каторжники добывали волшебную руду.

Небо над шпилями домов оказалось затянутым багровыми тучами – неестественными и устрашающими, внутри которых клубились темно-лиловые молнии, изредка выстреливая вниз.

Возле защитной стены лежала полоса черного пепла, и я готов был поклясться, что когда-то там текла красная огненная лава.

Да, Эльхаон был пугающе похож на город, что мне довелось увидеть на Изнанке. Вот только это свое наблюдение я решил не озвучивать.

– Совсем не хочется туда лезть, – пробормотал Ник, приложив ладонь козырьком к лицу.

Я оглянулся. Армон что-то быстро говорил своему отряду, те смотрели мрачно, но слушали. Харт проверял оружие, рядом стояла Лантаарея. Последнее время я совсем потерял связь с ней, похоже, моя милая подруга скоро сменит повелителя. Впрочем, я был не против, Ланта заслужила немного свободы.

Лира сидела на мшистом камне, поджав под себя ноги. Зачем девчонка увязалась с нами, я так и не понял, но препятствовать не стал. Хочет погибнуть – дело ее, может, успеет напоследок заморозить несколько крылатых. Сильвия осталась в Пристани, ей принц довольно резко приказал не вмешиваться. Хотя лично я не отказался бы от помощи сильнейшего мага империи. И ожидал, что Лира тоже останется с принцессой, но девчонка потащилась с нами.

Впрочем, и ей нашлось применение.

Я опустил Одри на траву, завернул ее в плащ и велел Лире и Лантаарее охранять девушку. Спящую. Я предпочитал думать именно так. Мы с Хартом установили вокруг них защитный полог, скрыв от всего мира, и оставили несколько пятнистых охранников.

– О чем думаешь? – Армон, как всегда, подошел неслышно.

– О том, что мы самоубийцы, – хмыкнул я, глядя на город. – Крылатых там несколько сотен, а у нас лишь три десятка пятнистых, которые не умеют сражаться.

– Умеют, – уверенно обронил Армон. – Сражение у нас в крови. В нашей звериной сути.

Я повернул голову, всмотрелся в его спокойный профиль. Раньше рихиор изо всех сил отрицал эту часть своего «я». Похоже, он, наконец, обрел гармонию и принял то, что невозможно изменить. Принял свою звериную суть. А значит, получил силу, став цельным. Армон смотрел на город. – И ты ошибаешься. Нас не три десятка. Нас гораздо больше. Присмотрись.

Я огляделся, нахмурившись. Уже хотел съязвить, но… открыл рот от удивления.

Высокая трава не шевелилась, но отовсюду на нас смотрели желтые глаза с вертикальным зрачком. Они были везде. На деревьях. За камнями. Таились в зарослях. Мои пальцы загорелись от внезапного и острого осознания, что вокруг – хищники. Наблюдающие, опасные, ждущие.

Я сглотнул, перевел взгляд на Армона.

– Пустошь большая, Лекс, – негромко обронил он. – Очень большая. И она населена. Я позвал их всех. Тех, кто мог услышать мой зов. Они пришли, и они будут сражаться.

– Сколько их?

Рихиор склонил голову набок, словно прислушиваясь. Темные глаза медленно желтели.

– Сотни… тысячи. Сознание некоторых совершенно звериное, но и они слышат меня.

Я уставился на того, кого совсем недавно называл напарником. Хм, в следующий раз надо внимательнее относиться к выбору. А то с моей удачливостью я могу ненароком сделать дворецким короля какой-нибудь небольшой страны.

– Впечатлен, – честно признался я.

– Не переживай, – отозвался Армон, показав в усмешке удлинившиеся клыки. – Ты навсегда останешься в моем сердце, Лекс.

– А вот язвить ты так и не научился, – с удовольствием заметил я. – И это была моя шутка.

– Ну, раз ты присвоил мою невесту, то можно считать, мы квиты, – бросил Армон и пошел к пятнистым. Я хмыкнул ему вслед. А потом все-таки рассмеялся.

Но рихиор меня уже не слушал, он в прыжке сменил ипостась и зарычал. Утробный, дикий, леденящий кровь звук ураганом пронесся над холмами, ударил в стену города и отразился эхом. Нет, не эхом – хором ответных голосов, рева, рыка, хрипа! Звериная волна вышла из берегов зеленых трав и покатилась, понеслась к каменным стенам.

– Вперед! – я не понял, что сам выкрикнул это, лишь побежал, на ходу зажигая файеры и швыряя их в преграду. На шпиле тревожно засвистел рожок, и сверху на нас полился град стрел и болтов.

– Я закрыл! – крикнул Харт. Я не стал оборачиваться на него, молча оценив силу его магического «щита», от которого отскакивали снаряды. Я сосредоточился, выбрал точку на стене и швырнул аркан разрушения. Преграда дрогнула, пошла мелкой тряской и взорвалась острыми осколками. Вновь образовавшуюся дыру поприветствовали яростным ревом нападающих и встревоженным стоном обороняющихся.

Мы ринулись сквозь нее, обжигаясь об оплавленные края. За стеной уже щетинились пиками стражи, и новый файер я кинул, даже не целясь. Сзади выкрикнул заклинание Харт, и земля вздыбилась. Черная башня, что находилась слева, подпрыгнула, как резиновая, и начала заваливаться в сторону защитников города. Зависла на миг, а потом рухнула, придавив тех, кто не успел отбежать, и внеся в стройные оборонительные ряды сумятицу, панику и груду обломков. Дальше я куда-то бежал, швырял арканы, зажигая все руны подряд, плевался и кидался огнем, отражая атаки крылатых.

– Лекс, ты горишь! – заорал Харт, вертя своим клинком со скоростью спятившей ветряной мельницы.

– Что? – на меня напирали сразу трое, причем один – с воздуха, так что я был слегка не расположен к беседе.

– Ты горишь!!!

Бросил быстрый взгляд на свои ноги. Что за смрадный труп? Я действительно пылал! Словно факел. Но не чувствовал этого. Так вот почему крылатые не подходили близко, а лишь пытались достать меня клинками и болтами! Но размышлять было некогда, к тому же я счел факт своего возгорания весьма своевременным и полезным. И лишь заорал, направляя огненную волну вперед и сметая ею противников. Красная лава текла с моих пальцев, расплавляя камень мостовой, а я шел вперед, видя ужас в глазах крылатых и даже пятнистых, что ненароком попадались на пути. Когда один из стражей при моем приближении кинул меч, сложил крылья и упал на колени, глядя на меня со священным ужасом, я пнул его и, перешагнув, пошел дальше. За мной шла когтисто-зубастая стая, и она рвала и рычала, растекаясь по улицам Города.

Защитников Эльхаона оказалось не так уж и много. Да, крылатые были гораздо лучше вооружены, но мы давили их силой и яростью. Воины, привыкшие к почти безнаказанным нападениям на кошек, не ожидали ни такого численного превосходства, ни такой мощной атаки. Зато пятнистые вспомнили все набеги своих врагов и теперь рвали их с лютой беспощадностью.

– Нам туда! – голос Харта прорвался сквозь общую какофонию и невообразимый шум, состоящий из лязгания гарут, воплей боли, ругани, скрежета когтей и звериного рычания. Я повернул голову, откидывая косматого мужика в кожаной кирасе, что пытался воткнуть в мой бок парочку ножей. Помимо крылатых в городе были и обычные люди, вероятно, те самые каторжники и приговоренные, которых отправляли в Пустошь на протяжении многих лет. Их отряды встретили нас ближе к центральной площади, куда мы и пробивались. Отряды закрывали высокое сооружение – куб из красного камня. Изнутри лился свет – мертвый, синий, бросающий на брусчатку и людей призрачные блики. Небо над кубом алело всеми оттенками красного, и сочетание этих двух цветов вызывало желание заорать и закрыть глаза, чтобы не видеть этого жуткого смешения красок!

– Сойлин внутри! Я чувствую ее запах! – зарычал Армон. Его вой вновь ударился о стены, и звериная армия, взбесившись, штормом понеслась к кубу.

– Хаантасор! – резкий голос разнесся над площадью, я вздрогнул.

– Назад! – заорал, но было поздно. Заклятие тлена уже коснулось первых рядов, и звери взвыли, ощущая, как рассыпаются их тела, на глазах превращаясь в пепел. Лапы, грудь, покрытая шерстью голова… Ужасающее зрелище.

– Назад, Армон! – я орал, накрывая его защитным куполом, потому что этот смельчак, как обычно, лез впереди всех.

Рихиор огрызнулся и завыл, видя рассыпающихся соратников, но я вздохнул свободнее, поняв, что успел закрыть его. Он мне еще пригодится во плоти…

Мы отступили, пытаясь перегруппироваться.

– Где маг? – я вертел головой, надеясь увидеть того, кто послал заклятие. И голос… Гнилые потроха! Он был мне знаком.

– Скрыт пологом невидимости, – захрипел рядом Харт. Его лоб покрывала испарина, клинок и одежда забрызганы кровью, не понятно – его или чужой. Похоже, принцу изрядно досталось, на лице – рваная борозда.

– Прикрой меня! – резко бросил я, кидаясь в гущу рычащих зверей.

– Лекс! Стой!

Я не обратил внимания, пробиваясь вперед. Надо убрать мага, иначе он уничтожит нас всех. Еще парочка таких заклятий, и от наступающей армии Пустоши останутся лишь клыки да когти – сувенирами на брусчатке.

Пробился к краю, внимательно осмотрел площадь. Сине-красные всполохи сильно мешали, пространство плыло и искажалось, словно сама ткань реальности вибрировала от того, что происходило за стенами этого странного куба. И медлить мы точно не могли себе позволить. Где-то там, у деревьев, осталась Одри, и я не хотел думать, что уже сейчас все может быть слишком поздно. Я не опоздаю. Нет. И даже если она уйдет за грань, я переверну эту проклятую землю, но верну ее. Чего бы мне это ни стоило.

– Усиль аркан! – не оглядываясь, крикнул я Харту, упал на одно колено, прижал ладонь к грязным камням брусчатки.

– Ниромант-суаор! —аркан вскрытия тайного высосал у меня изрядную часть резерва, голова закружилась, внутри разлилась противная, чавкающая слабость. Принц поддержал, его светлая сила усилила заклятие, но не меня. К сожалению, наши сути несовместимы, и поделиться своим резервом со мной он физически неспособен.

Волна аркана прокатилась по площади и ударилась в стену. На миг зависла тишина, а потом… образы поплыли, куб в центре изменился, явив то, что было внутри. В самом центре возвышалась колонна из светлого камня, на которой темнели руны и матово поблескивали камни. Рубин, изумруд, топаз… Все те, что я напитал своей кровью. А на самом верху – синий камень, со снежными узорами внутри… У подножия колонны – жертвенник, на котором лежит девушка в светлом платье. Армон зарычал так, что даже мне стало страшно. А рядом расположились люди, одного – с поднятыми вверх руками и сине-черными косами, я точно знаю…

– Шинкар Меченный! – выплюнул имя, ощущая на языке противный горький вкус. Конечно. Как же без него. Он с самого начала стоял у истоков этого грязного дельца.

Мгновения настоящей реальности, не скрытой иллюзией мага, мне хватило, чтобы выкинуть очередной аркан направленного действия. Огненная птица сорвалась с моей ладони, взвилась в воздух и обрушилась на голову Шинкара. Маг отбросил ее, не обращая внимания на пламя, охватившее его тело, и захохотал.

– Лекс, глупец! Я же говорил, что рожден в огне!

Он развел ладони, готовясь к новой атаке.

– Щит! – захрипел я.

Харт выбросил аркан. По лицу принца тек пот, щеки ввалились. Я его понимал – удерживать такие защитные арканы, это под силу лишь верховному магистру. Впрочем, как я уже догадался, Харт и был им. И специализация старшего наследника империи как раз защита, а не нападение. Пространство перед нами выгнулось, сопротивляясь черной разрушительной магии Шинкара. Краем глаза я увидел Здоровяка и Ника, что стояли за спиной Харта, усиливая его. Оба – бледные до серости, с запавшими лихорадочно блестящими глазами.

Я ухватил загривок Армона, глянул в желтые глаза.

– Скорее, – прохрипел ему, – надо свалить Меченного. Харт его долго не удержит!

Рихиор понятливо рыкнул, и я забрался на его спину.

Он рванул в сторону и уже через миг несся по улицам Эльхаона, огибая площадь, чтобы подобраться с тыла. Небо наливалось чернильной тьмой, красные всполохи гасли. Вместе со светом. Казалось, что город стремительно накрывала ночь, но она была неестественной, гиблой, чуждой. Смертельной для всего живого. Эта тьма над головами пульсировала, словно живое существо, и, казалось, рассматривала нас с жадным ожиданием.

Гребаный Шинкар. Гребаный конец света.

– Скорее!

Армон сипло рыкнул и одним гигантским прыжком вылетел на площадь с другой стороны. Крылатые вскинули арбалеты, но я на ходу ударил арканом обездвиживания, не обращая внимания на сосущую слабость внутри. Защитники города попадали замороженными статуями, не в силах пошевелиться. Я свалился с мохнатой спины Армона и пополз к проему в стене, что успел заметить. Уткнулся в защитный контур. Ряд черных рун, выжженных прямо на брусчатке. Благо, вовремя увидел, а то остались бы от меня одни ошметки и воспоминания, да и те нелестные. Хотя с таким раскладом скоро и вспоминать будет некому. Я скрипнул зубами, выкидывая из головы глупости вроде «мы все умрем» и «все пропало!» Ну уж нет!

Пополз по грязи вдоль контура, прищурился. Так-так. Защита явно не черномагическая, ее ставил кто-то, получивший образование в Академии Кайера. Светлый. А значит, эта защита излишне правильная.

– Взломаешь? – чуть слышно прошептал рядом Армон. Он тоже распластался на земле, трансформировавшись в человека, потому что его черная туша слишком заметна. Я отвечать не стал, зато вспомнил уроки старого Гнидоса. Все-таки не зря я в свое время якшался с ним. Воровские и бандитские навыки порой очень выручают. А старик был мастером по части взломов! Я хмыкнул, порезал палец, дождался капли крови и очень осторожно ткнул в хвостик руны. Руку обожгло до самого локтя, словно я залез в осиное гнездо. Распухнет завтра… Если у нас будет это завтра. Руна изменилась, на миг став ключом, этого хватило, чтобы я вкатился в образовавшийся «проем». А изнутри, как известно, уничтожить защиту гораздо легче. Справился я за несколько минут, контур вспыхнул, словно сгорающая змея, и погас. Армон поднялся уже в виде черного зверя, скрываться дальше смысла не было. Я запрыгнул на его спину. Два десятка прыжков. Удар. Одновременный с двух сторон: мой и Шинкара. Нас с рихиором перевернуло в воздухе и впечатало в брусчатку с такой силой, что мы взвыли одинаково немузыкально. Армон слегка смягчил мое падение, все-таки я эгоистично был сверху…

Размышлять о наших позах и их последствиях было некогда, я встал на четвереньки и снова пополз, тряся головой и пытаясь избавиться от нарастающего шума в ушах.

– И это все, на что ты способен, Лекс Раут? – поднялся, шатаясь. Шинкар стоял в десяти шагах от меня и улыбался. Вокруг его тела мерцали искры, значит, резерв мага не просто полон – он забит так, что сила выплескивается наружу.

Гадство.

– Что ты, – в горле словно вся красная пустыня побывала. – Я еще отлично ругаюсь и умею готовить мясо с кровью. Но тебе демонстрировать не буду, это лишь для друзей.

Ударил из-за спины, но эта сволочь отбросила мой аркан играючи, словно детский мячик. Я скрипнул зубами и снова свел запястья, лихорадочно соображая, чем свалить Шинкара. Не хотелось признавать, что в моем арсенале вряд ли найдется такое заклятие.

– Лишь для друзей? – Меченный снова рассмеялся, и в меня полетела липкая ядовитая паутина. Я упал, перекатился, понимая, что не успеваю отбить. Да и плетение там такое замысловатое, спалить бы, да резерв у меня не бездонный…

– Угу, – снова на ногах и зажигаю новую руну. – Друзей. Ты к ним не относишься, Шинкар.

– Мне это и не нужно, – он улыбался, рассматривая меня. И не покидало паскудное чувство, что Меченный играет. Бьет не в полную силу, развлекается, словно кот с глупой мышкой… – Ведь я гораздо больше для тебя, Лекс.

Я кинул парочку файеров, не столько чтобы сразить, сколько чтобы дать себе передышку. Армона я из вида потерял, но надеялся, что он не валяется где-нибудь с оторванной башкой.

– Какое самомнение! – мой аркан снова отбит. – Даже я не столь самолюбив! Считаешь, что наши милые встречи можно приравнять к дружеским?

– О, что ты, Лекс, я не претендую. – Смерч подхватил меня и весьма непочтительно шмякнул о брусчатку. Гнилье! У меня нет лишнего тела! А то, что есть, с подобным обращение скоро придет в негодность! – А самомнение у тебя наследственное, что поделать…

– Ты это о чем, тля недобитая?

– Боги, неужели ты так и не понял? – Шинкар выразительно поморщился. – Ну же, не разочаровывай меня еще больше…

Я встал, тяжело дыша и уставившись на высокую фигуру мага. Черная одежда, черные сапоги, черный плащ, хлопающий на ветру, словно крылья ворона. О чем я думал, глядя на него? О том же, о чем в тот день, когда сидел в поместье Раутов, рассматривая стену с генеалогическим древом. О том, как сильно я отличаюсь от Эрнеста Раута и всех его предков. О том, что, как ни пытаюсь, не могу найти ни одной схожести.

По рукам Шинкара бежали огненные змейки. По моим – такие же.

Да. Я думал о том, что у меня гораздо больше общего вот с этим черным магом, что пытается убить меня. Рост, фигура, стать, сила. Что-то неуловимое в лице. В прищуре глаз.

– О, как отчаянно ты сопротивляешься пониманию, – с улыбкой протянул Шинкар. – Это довольно забавно наблюдать. – И добавил – добил. – Сын.

А я задохнулся. Стоял, смотрел на чернокнижника и ощущал, как сдавливает горло. Тот, кто ребенком положил меня на алтарь. Тот, кто нашел снова, лишь бы убить. Мой… отец?

Шинкар расхохотался.

– Все еще пытаешься не поверить? Не будь глупее, чем ты есть, Лекс. Конечно, в тебе нет и капли крови Раутов. В твоих жилах течет огонь, так же, как и в моих.

Он улыбался, а мне хотелось затолкать эту улыбку в его череп. Захребетная гниль и трупное разложение! Я не желал в это верить. Я отчаянно не желал, но… верил.

Самые сильные чернокнижники Империи – это те, в ком течет кровь демонов, когда-то пришедших с Изнанки в наш мир. Когда проход между мирами открылся, их полчища хлынули на землю. Да, многих уничтожили. Почти всех. Но некоторые успели оставить потомство. И Шинкар, очевидно, один из наследников Изнанки. Слишком велика и чужда его сила, слишком черна для нашего мира. А я? Нельзя отрицать того, что каждый поход на Изнанку увеличивал мой резерв до максимума. И нельзя забыть слова демонов о том, что они чувствуют мою кровь…

А я не из тех, кто прячет голову в песок.

– Добро пожаловать в семью, сынок, – неприятно оскалился Шинкар. – Ненадолго, правда…

– Хватит болтать, Шинкар, – одернул женский голос, и я изумленно повернул голову.

– Ого, – присвистнул, рассматривая парочку, что стояла возле алтаря за рядом крылатых стражей. И снова посмотрел на Меченного. На этот раз – снисходительно. – А ты, оказывается, всего лишь шавка, выполняющая чужие команды! Папочка.

По ярости в глазах мага понял, что удар достиг цели. А потом часть стены стала прозрачной, пропуская Харта.

– Ну, наконец-то, – выдохнул я. – Уже устал держать этот контур, думал, ты никогда не сообразишь!

Принц осмотрел мрачным взглядом пространство возле колонны, и зеленые глаза стали черными от гнева.

– Вы? Какого демона!

– Не начинай, Харти, – вперед выступила девушка. Я с интересом рассмотрел ее. Как и старший сын императора светловолосая и зеленоглазая, но черты лица грубые и лишенные восхитительной гармонии, присущей младшей – Сильвии. Шейла – вторая наследница престола. За ее спиной стоял брат-близнец – Велл – тонкий и какой-то женоподобный. Словно этих двоих природа слегка перепутала, наградив девушку грубостью и силой мужчины, а парня – женской утонченностью. Насколько я помнил, Шейла окончила Академию по тайным магическим искусствам и ритуалам, а ее близнец – некромантии. У ног принцессы вились серые твари – марашеры, значит, это именно она вызвала их в наш мир. Убью гадину.

Меня наследники сейчас не замечали, все их внимание сосредоточилось на старшем брате. На самого Харта было жалко смотреть – в его лице бушевала вся гамма чувств – от неверия в такое предательство до беспомощной ярости. Да уж, сегодня просто день открытий и встреч с родственниками. Неприятных.

– Значит, это вы все устроили, – Харт перевел взгляд с сестры на ее близнеца. – Где отец?

Шейла дернула плечиком. Очевидно, она среди близнецов лидировала.

– Он оказался слишком… твердолобым, – поджала она губы. – И слишком недальновидным.

– Вы… убили отца? – Харт побледнел так, что стал похож на мертвеца. Гнилье. Мне его даже жалко стало. Потому что я понял это, как только увидел близнецов. Для открытия кругов были принесены жертвы, и, очевидно, одной из них был император – сильный маг и… родная кровь. Такие дела всегда требуют крови, это закон.

– Ты зря пришел, Харти, – насупилась принцесса. – И зря скрылся. Тебя уничтожили бы тихо и безболезненно, незаметно… а теперь мы сделаем это жестко.

– Вы сошли с ума, – принц с ужасом смотрел на родственников. – Велл! Что ты творишь? Она заставила тебя? Велл, очнись!

Хрупкий принц криво улыбнулся.

– Я всегда стоял за спиной Шейлы, разве ты не знаешь? Мы всегда вместе, мы едины. Мы новые боги, братец. Скоро станем ими. Ты ведь слышал о древнем двуликом божестве? Он был един, но в двух лицах – мужском и женском. Как мы с Шейлой. Мы новое воплощение богов, мы создадим новый мир! Новый, совершенный мир, заполненный идеальными созданиями! Не стой у нас на пути, ты ничего не изменишь! Круги уже открыты, и сила идет…

Краем глаза я заметил Армона, что подкрался с другой стороны жертвенника и перегрызал веревки, удерживающие девушку. Крылатых стражей он незаметно сложил в кучу – обезвреженных. Близнецы так увлеклись описанием нового идеального мира, построенного на костях прежнего, что, кажется, не заметили этого. Их глаза горели одинаковым фанатичным огнем, и я содрогнулся, глядя на них. Безумцы, желающие стать богами.

Голова Шинкара качнулась в сторону жертвенника, и я резко передвинулся, привлекая к себе внимание.

– Вот это да, – хлопнул, изображая аплодисменты. – Не знал, что императорская семейка сплошь сумасшедшие придурки. Харт, я думал, ты худший представитель болванов, ан нет. Твои сестричка и братик тебя обскакали. Вашу императорскую нянюшку следует казнить, очевидно, она регулярно роняла вас головой об пол. А полы во дворце мраморные, твердые…

– Шинкар, убей его! – взвизгнула Шейла.

Меченный мотнул головой, так, что разлетелись лиловые косы, но… но на миг позже, чем я упал. И я увидел его взгляд. Короткий быстрый взгляд. Почему он ударил чуть позже, чем надо?

Размышлять, как всегда, некогда. Даже дышать особо – некогда. Я увидел, как Армон сдернул девушку с жертвенной плиты, и кинул аркан одновременно с очередным заклятием Меченного. От столкновения двух сил воздух взорвался снопом черных искр, и треснул алтарь.

– Не-е-ет! – закричала Шейла. – Нет! Вы все испортите! Мы уже так близко!

Она вскинула ладони, кончики пальцев засияли, и она ударила. Нас раскидало в стороны, я застонал, изрядно приложившись головой о каменный выступ.

– Проклятая семейка, – процедил сквозь зубы, пытаясь остановить вращающийся мир. Императорские детки пытались убить друг друга, а я уставился на колонну, стоящую в центре куба. В зависшем рядом мираже я видел другой город. И, проклятие! Я узнавал его. Изнанка… Колонна не только разрушала нашу реальность, она открывала проход между мирами! Так вот через какие ворота века назад прошли демоны! Я ощущал потоки силы, что текли оттуда – черной и чуждой, но эта сила питала Шинкара. Но… но это значит, что она может питать и меня.

Я встал на колени, не сводя взгляда с колонны и пытаясь отвлечься от урагана, закручивающегося рядом благодаря заклинаниям нескольких магов.

Настроился на новый источник. Позволил своему телу принять его… осознанно.

Поток с Изнанки хлынул в меня с такой мощностью, что я согнулся, пытаясь отдышаться и переварить его. Боги, бездна, гнилье! Это почти невозможно выдержать! И от этого почти невозможно отказаться. Я пил силу жадно, истово, захлебываясь и дрожа всем телом.

– Лекс, сзади! – рефлекс на голос Армона сработал четко, я выдохнул и откатился, не думая.

Шинкар бил алыми молниями, шипящими и смертельными. Если и была та короткая заминка в прошлый раз, то сейчас Меченный не собирался давать мне ни малейшего шанса. Алый росчерк достиг цели и обжег мне бедро, украсив тело еще одним шрамом. Я совсем не по-геройски взвыл, выругался и развернул огненную плеть. Было бы время – полюбовался бы, настолько она была красива. Гибкая, упругая, убийственная. Продолжение моей руки и силы. Меченный криво усмехнулся, и в его правой ладони возникла такая же плеть.

– Вижу, ты сумел настроиться на источник, Лекс? Похвально…

Я отвечать не стал, щелкнул своим оружием там, где стоял темный маг. Но он исчез, проявившись левее, а еще одна молния прожгла мне ногу.

– Гнилой труп! – прошипел я, кидая файер, чтобы отвлечь внимание, и одновременно ударяя плетью. Стены куба тряслись, за ними ревели звери и выли крылатые, что все еще сражались. Сотни когтей царапали камень, сотни глоток издавали боевой клич или предсмертный хрип.

Молния впилась в землю там, где был мой сапог, я лишь чудом успел отдернуть ногу. Разворот, замах, удар! Огненная плеть легла на камень возле Меченного, оставляя обугленный след. Краем глаза я видел битву Харта с близнецами, но понять, кто побеждает, не получалось. Вокруг их фигур все затянул белесый туман, в котором что-то искрилось и взрывалось. Каменное здание не выдерживало такого потока силы от нескольких магов, пространство вибрировало, то растягиваясь, то сжимаясь, сверху уже сыпались камни, пол пошел змеевидными трещинами.

Разворот и удар! Кончик моего пылающего жала все же достал Шинкара, оставив на его лице и груди багровую полосу. Маг зашипел от боли, ярости и, кажется, удивления.

– Не ожидал, папочка? – процедил я и снова ударил. И опять – в цель. Еще одна полоса украсила левую руку. Мощь Изнанки наполняла мое тело, воздух искрился. – Это тебе горячая благодарность от брошенного сына. – Еще одна полоса – на ноге. Разорванная штанина повисла лоскутом. – За все хорошее, что ты для меня сделал. За жизнь на помойке, жертвенный алтарь и кошмары. Говоришь, кровь – не вода? – Плеть щелкнула совсем рядом с шеей Шинкара. – В нашей, очевидно, слишком много ненависти к ближайшим родственникам.

Меченный вскрикнул и выронил плеть, заслоняясь ладонью.

Я горел. Все мое тело пылало, я стал огнем. Жадным, всепоглощающим, диким и неукротимым. Суть проснулась, напитавшись силой Изнанки, и сдержать ее внутри я уже не мог.

– Ты похож на свою мать, – прохрипел Шинкар, отступая. А я против воли остановился. Мать? Я решил, что это была случайная связь…

– Кто она?

Вопрос слетел с языка юркой сорокой раньше, чем я успел его сдержать.

Меченный захохотал, и выглядело это гадко, потому что по лицу его текла почти черная кровь.

– Хочешь знать? Она тоже была любопытной… чересчур! И не знала, что всегда надо иметь запасной план! Как и ты, Лекс!

Я дернулся, замахнулся и… опустил руку с плетью. Потому что за спиной смеющегося Шинкара была… Одри. Она парила в воздухе, а потом перевернулась и плавно опустилась на ноги. Золотые волосы волной упали за спину, а глаза распахнулись. Ничего не понимая, златовласка посмотрела на творящееся вокруг безумие, которое больше походило на кошмарное порождение больного разума, чем реальности. Серые глаза расширились, став круглыми, в них мелькнул страх осознания.

– Лекс?

Имя я не услышал, просто понял по движению ее губ. Меченный одной рукой прижал Одри к своему боку, запачканному кровью, и девушка вскрикнула.

– А ты не гнушаешься прикрываться женщиной, – процедил я, лихорадочно соображая, что делать дальше.

– Как и ты, – весело отозвался Шинкар, пятясь к колонне.

– Лекс! – на этот раз звук вышел четким, звонким и испуганным. – Лекс!

Я сжал зубы, глядя на них и не зная, что делать. Ударить? Но я задену Одри…

Она поняла.

«Бей!» – приказала одними губами. Я не двигался. «Бей!!»

Скользкая ладонь обхватила рукоять огненной плети. Бездна проклятая…

– Одри, ты мне должна желание, – хрипло сказал я. Она смотрела с недоумением, не понимая, с чего это я выбрал столь неудачное время для взимания долгов. А я ухмыльнулся. Более удачного может и не быть. Колонна уже сияла белым, еще немного – и откроется переход.

– Скажи то, что не сказала у озера, – крикнул я. – Скажи, Одри!

Она вздохнула. Я так отчетливо увидел это. Как приоткрываются губы. Как их обжигает раскаленный воздух. Как приподнимается грудь, проталкивая вдох в легкие. А потом…

– Я люблю тебя, Лекс. И я тебе верю.

Время остановилось. На бесконечный миг, когда я видел ее глаза – серые с розовой каемкой и отражение ее слов, что сияло в них. А потом я ударил. Плеть закрутилась полукругом над головой, оставляя огненный след, а потом развернулась змеей и ужалила Шинкара в шею. Обвилась, сдавила, заставляя его захрипеть и выпустить добычу из рук. Одри упала на колени, я развернул плеть и занес снова… но не успел. Меченный выгнулся зверем и швырнул под ноги черные камни. Они расползлись жуками, я заорал, потому что знал, что это. Портал открылся с хлопком – односторонний, заглатывающий златовласку и чернокнижника жадной пастью.

Я кричал ее имя, но самой Одри уже не было внутри куба.

И я ударил по колонне – волной огня и силы, столь мощной, что треснул синий камень, а снежные узоры вырвались и поплелись потусторонним холодом. Сквозь белесый туман я увидел, как близнецы бьют Харта, как Велл с полубезумной улыбкой швыряет смертельный аркан, Харт отражает, и младший принц вновь бьет…

Но не успевает. Потому что Харт оказался быстрее. И вперед полетело не заклятие, а сталь. Обычный клинок, острый и обагренный кровью. В самый последний момент Велл упал, а его место заняла Шейла. И клинок вонзился в грудь принцессы так легко, словно она была сделана из желе. Девушка тихо ахнула и посмотрела вниз, туда, где на светло-зеленом платье расплывалось красное пятно. И рухнула к ногам своего близнеца. Тот взвыл, заорал, поднял на Харта бешеный взгляд.

– Ты за это ответишь! Это еще не конец, слышишь? Это еще не конец! Смерть – лишь начало!

Харт не ответил. Кровь принцессы брызнула на край колоны, темный ручеек, вытекающий из ее тела, оплел постамент с рунами. И сноп белого света вспыхнул на конце столпа, на миг ослепив всех. Реальность нашего мира содрогнулась и выгнулась, словно не в силах принять то, что выпустила колона. Ткань миров трещала по швам, грозя расползтись дырой. Мы попадали на землю, закрывая лица и подвывая. Ударил я наугад, не видя, но, похоже, попал, потому что сияние прекратилось, а зрение вернулось. Харт, шатаясь, поднялся и снова швырнул заклятие в брата с одержимостью отчаявшегося человека, не замечая, что колонна рушится, и камни падают в его сторону, грозя погрести под собой. Но все это я видел мельком, когда на миг поднимал глаза. Я рисовал. Кровью на камне чертил руны, пытаясь поймать остаточный след портала. Он ускользал, слишком слабый, слишком быстрый… такие порталы жутко опасны и нестабильны, открывать их – самоубийство. Они ненаправленные и могут закинуть куда угодно, хоть в центр гнилой топи, хоть на пики драконьих скал, хоть в пустыню. Неустойчивый портал – это шанс для того, кому нечего терять. И отследить его почти невозможно, потому что руны пути у него нет…

Но я пытался найти. Камень уже оплавился подо мной, ладоней я не чувствовал, но снова и снова чертил эти проклятые знаки. Хоть бы краешек. Хоть тончайшую нить… Хоть что-то. Проклятые боги, дайте мне хоть что-то! Я заорал, призывая разложение и тлен на головы всех богов и демонов мира, что не давали мне найти Одри.

И взвыл, когда ладонь кольнул след пути, а острые клыки ухватили мою ногу и дернули в сторону. Я сопротивлялся, пытаясь вернуться на место портала, потому что пойманный след был слабым, и мне надо выцарапать из обугленной брусчатки больше! Армон рычал и упрямо тащил меня, не обращая внимания на файеры, которыми я пытался его поджарить. Его шерсть уже местами тлела, но он лишь крепче сжимал челюсти, оттаскивая орущего меня от разрушающейся колоны.

– Хватит! – рыкнул он, выпуская мою ногу.

Я невнятно огрызнулся и вновь кинулся туда, где был портал. Армон сшиб меня ударом мощной лапы так, что, кажется, хрустнули кости, а я покатился по земле. Вскочил, прищурившись и вскидывая ладонь. На моих пальцах заплясали искры.

– Лекс, успокойся! – зарычал рихиор. – Ты не поможешь ей, если сдохнешь! Приди в себя!

Я не хотел приходить в себя! Я хотел убивать, крушить и разносить все вокруг к демонским потрохам, хотел вытравить из себя ее последние слова и взгляд.

«Я тебя люблю. Я тебе верю…»

Гребаный мир. Проклятая Одри.

– Лекс! Мы ее найдем, ты поймал след! Успокойся!

Армон рычал, да только бестолку, я бы снова кинулся к колонне, но судьба вновь все решила за меня. Столп рухнул. Там, где я ударил, разрослась трещина, расцвела бутоном, проросла в нутро синего камня. И разрушила его. С протяжным жалобным воем, словно кричало живое существо, колонна покосилась и все-таки рухнула, разметав синие брызни – осколки. Выплеск силы раскидал нас в разные стороны и взорвал стены куба с такой мощностью, что на многие метры площадь очистилась. Оглушительный грохот ударил по ушам, я куда-то покатился, как и Армон, ничего не видя и почти оглохнув.

Обнаружил себя лежащим на животе и закрывающим голову руками. Ладони мокрые, не понятно отчего. Я неловко перевернулся. Сине-белая взвесь зависла в воздухе, на гранях мельчайшей пыли из снежного сапфира играл солнечный свет. Тьма, что клубилась над городом, развеялась, и я удивился, поняв, что вечер еще не наступил. Очень медленно поднял руку и разжал ладонь. Кончик нити. Я все-таки успел схватить ее. Самый краешек остаточного следа от портала. Ладонь кровоточила, потому что пришлось выжечь руну на коже, бумаги под рукой не оказалось. И я улыбался, глядя на нее. Найду. Где бы Одри ни оказалась – найду.

Встал и хмыкнул. Из-под завала, похожий на демона Изнанки, грязный и закопченный выбирался Харт. Живучий, гаденыш. Я подошел, выдернул его, помогая.

– Неудачный день, да, Ваше Императорское Высочество?

Он зыркнул на меня из-под насупленных бровей и устало махнул рукой. А я прикусил язык, сообразив.

– Демоны. Кажется, теперь ты – Императорское Величество…

– Заткнись, Раут.

Я пожал плечами и огляделся. Армон тоже был жив, я видел его черную тушу, что стояла у края площади. Он опустил морду, его обнимала тонкая девушка с крыльями вместо рук. И, кажется, ревела. Женщины, что с них взять…

Харт остался сидеть на земле, глядя на руины, а я поковылял прочь… что же. Конец света на сегодня отменяется.

О том, что успело просочиться в наш мир благодаря потусторонней силе, я старался не думать.

Глава 23

Достал из наплечной сумки кусок вяленного мяса, закинул в рот. Пожевал, рассматривая карту. Подробное описание Громовой Пустоши, кто бы мог подумать, что она существует. Маленький презент за спасение мира. Впрочем, не единственный.

Потрогал свой амулет. С первого взгляда он по-прежнему напоминал украшение ловца, вот только вместо бирюзы в центре был снежный сапфир. Камушек воистину бесценный, я уже успел оценить его уникальные свойства. Правда, не думаю, что эти свойства одинаковы для всех. Мой амулет был чем-то вроде нити, соединяющей меня с Изнанкой. А так как мой организм оказался весьма восприимчивым к силе демонов, то и мой резерв пополнялся безостановочно. Вот такой подарок сделал мне новоиспеченный император.

Произошло это в одной из башен Эльхаона, что мы заняли после падения колонны. Там все было устроено для комфортного проживания близнецов, так что и нас вполне удовлетворило. Перед возвращением в Кайер Харт решил навести порядок в Пустоши. Я его понимал и даже посочувствовал бы, не будь моя голова занята совсем другим. Не давая себе времени на отдых, я собирался в дорогу, поглядывая на руну пути, что выжег на ладони.

– Я пойду с тобой, – сообщил Армон. Его крылатая пара посмотрела с ужасом, но потом кивнула. Я мельком оглядел девушку – тонкая, большеглазая, влюбленная. Пожалуй, неплохой набор для оборотня. По мне, пусть он выберет хоть принцессу, хоть упыриху – без разницы, лишь бы не скалился на Одри. А то придется убить, а я к оборотню уже как-то привык. Да и некрасиво убивать после того, как он вытащил меня из-под завалов. Правда, заклятие свое я все еще не убрал. Сделал вид, что забыл. Ну, на всякий случай, вдруг ему его большеглазая-влюбленная надоест? А Армон не напомнил.

– Ты определил, куда ведет остаточный след? – продолжил рихиор.

Я кивнул, хмуро рассматривая карту. Портал забросил Одри на север Громовой Пустоши, довольно далеко от Эльхаона. Впрочем, проблема была не в расстоянии, а в том, что эти земли из себя представляли. Сейчас тусклое пятнышко, обозначающее златовласку, двигалось где-то у Долины Забвения.

– Проклятие, – процедил Армон. Встряхнулся, поднимаясь из кресла. – Я пойду с тобой, так мы сможем добраться быстрее. Я уже приказал собрать нам провиант, несколько стражей будут нас сопровождать.

Я изогнул бровь.

– Приказал?

Армон помолчал.

– Да. Его Величество назначил меня командующим Пустоши.

Я присвистнул. Хотя назначение не удивительно, Армон – альфа всей этой когтистой и зубатой своры, так что кто, если не он? Харт быстро сообразил, что Армона лучше привлечь на свою сторону официально, пообещав все возможные блага империи и поддержку императорской семьи. Несмотря на его личную трагедию в связи с потерей близких, бывший ловец довольно быстро взял себя в руки и начал наводить порядок – сказалась армейская и дворцовая выучка. Сильвия отправилась в Кайер, прекрасные глаза принцессы при нашей последней встрече были красными от слез, но подбородок высоко поднят, а осанка – величественна. Она высказала мне официальную благодарность за помощь в борьбе с врагами империи и уверила, что эта самая империя «меня не забудет». И сильно удивилась моей наглости, когда я решил напомнить о себе прямо сейчас. Принцесса явно ожидала смиреной радости, а не беззастенчивых пожеланий. Правда, мою выполнить согласилась.

Лиру мы нашли без чувств в долине. Ледяная магичка была такой застывшей, белой и холодной, что поначалу ее приняли за труп. Скорее всего, это и спасло девчонку от реальной смерти. Придя в себя от рыданий Ника (тьфу, гадость), она рассказала, что защитный контур просто взорвался, а Одри исчезла. Оба стража погибли, Лантаарея испарилась, а сама Лира ударилась о камень и потеряла сознание. И очнулась уже от воплей Ника, а я даже подумал, что с такими талантами парень мог бы поднимать мертвецов. Кто угодно очнется, лишь бы он заткнулся.

Впрочем, все это меня касалось мало, я собирался в дорогу, и на остальных было откровенно наплевать.

Поэтому покосился недовольно, когда в комнату, отведенную мне для отдыха, вошла Лира.

Остановилась у двери, помялась, сцепила руки. Я ее не торопил и не помогал, складывая в пространственный мешок провиант и одежду. Закончив, завязал шнурок и, перекинув через плечо, направился к двери.

– Лекс, подожди.

Она вскинулась испуганно, переступила с ноги на ногу. Снежно-белые волосы Лиры были уложены короной вокруг головы, голубые глаза сияли, как драгоценности. Красивая, отметил я равнодушно. Сейчас не верилось, что с этой девушкой у меня что-то было. Она была мне совершенно чужой.

На ее лице больше не было шрамов, кожа чистая и персиковая, как и положено молодой девушке. А на шее больше не висел амулет искажения.

– Спасибо, что поговорил с принцессой Сильвией, и она излечила меня, – тихо сказала Лира.

Я пожал плечами.

– Понятия не имею, о чем ты.

Лира хмыкнула, опустила глаза. Потом вздернула подбородок.

– Я все равно тебя ненавижу. Никогда не смогу простить. Но мстить больше не хочу, Лекс.

– Счастлив, – с насмешкой отозвался я, – и не удивлен. Ты влюбилась и решила, что месть слишком утомительна, лучше заняться чем-то более приятным и полезным для здоровья. Да и потом, ты слишком хорошая девочка, чтобы всерьез мстить. А твои мелкие пакости, вроде попытки меня заморозить, я благородно забуду. Спи спокойно, крошка.

Девушка вспыхнула и бросила уже резче:

– Слушай, ну почему ты такой засранец, а? Я же хотела по-хорошему расстаться!

– Прощай, Лира, – отозвался я. – И не занимайся всякими приятными вещами с незнакомцами, а то наш Ник будет плакать.

– Да чтоб ты сдох, Лекс! – разозлилась она, а я рассмеялся. Девчонка топнула ногой и вылетела из комнаты, вслух проклиная одного поганого чернокнижника.

Я посчитал, что прощание удалось.

С остальными я даже не перекинулся пожеланиями доброго пути, мне было наплевать, а друзья-недруги оказались слишком заняты. Да и я не сообщал о своем уходе. Единственная, по ком я скучал – это Ланта, но она так и не явилась, сколько я ее ни звал. Когда на Эльхаон опустились сумерки, я вышел за стену, направляемый своей выжженной руной. Армон черной тенью скользнул рядом, и я забрался ему на спину, вцепился в жесткую шерсть. Сверху скользили крылатые, они тоже теперь подчинялись новому командующему Пустоши.

Через шесть дней пути мы оказались на границе с Долиной Забвения. Рихиор скинул меня на траву и сменил ипостась.

– Дальше я пойду один.

Армон скривился, но промолчал. Возражать было бессмысленно, у оборотня не хватит магического потенциала, чтобы сопротивляться этому месту. Даже у меня его возможно не хватит. Но я все равно пойду туда.

– Ты найдешь ее, – уверенно сказал Армон.

Я кивнул, не глядя на него. И так же, не оглядываясь, шагнул вперед, провожаемый взглядами жителей Пустоши.

***

Вокруг меня расстилался зелено-желтый ковер, кое-где разбавленный островками багровых холмиков и серых валунов. Я шел уже третий день, прерываясь на редкий отдых и короткий сон. Ел на ходу, не желая терять не минуты. И раз за разом прокручивал в голове воспоминания. Все. Даже самые паршивые. Вот я босоногим мальчишкой копаюсь в отбросах, надеясь отыскать корку хлеба. Вот сижу за ярмарочной палаткой, ожидая момента, когда отвернется торговец, и я стяну имбирную ковригу. Вот мне надевают колодки, они слишком большие для моих тощих рук. А коврига лежит в грязи, и мне отчаянно жаль, что я успел лишь откусить. Кричу, чтобы дали доесть, раз уж все равно повязали, а меня толкают в спину… Вспоминаю застенки, Корхана, вечный холод. Нанизываю каждый свой прожитый день на нить памяти, боясь упустить хоть один. Долина Забвения – страшное место. Тихое и спокойное, оно незаметно отбирает воспоминания. И я впервые задумался о том, что не готов расстаться ни с одним из них. Даже самым паршивым. Они – мои, и я не отдам их этой проклятой долине!

Стиснул зубы и ускорился. Я черпал силы из снежного сапфира, но уже видел, что изморози внутри него становилось больше. Значит, сегодня обойдусь без сна. Нить следа была еле ощутимой, а потом и вовсе оборвалась. Сжал кулаки, на миг закрыл глаза. Разум твердил, что мне надо вернуться. Долина Забвения казалась бесконечной, даже на карте она выглядела внушительно. Здесь можно блуждать полгода, а то и больше, можно ходить по кругу, не замечая, как стираются воспоминания.

Вдруг я уже потерял часть из них, и даже не заметил? Ведь нельзя помнить то, что забыл…

Потряс головой, запрещая себе поддаваться магии этого места. Перечислил в голове все свои любимые ругательства, сочинил парочку новых и усмехнулся. Ну, нет, пока память точно со мной. К полудню вышел на пологий склон, дальше темнели холмы. Я уже давно шел по наитию, полагаясь на собственное чутье. В очередной раз раскинул поисковую сеть. Каждый заброс – еще один всплеск магии и расход резерва. Но в этот раз я уловил… чужую силу. Еле заметный отголосок магии. Вскочил, забыв об усталости, и рванул к подножию холма.

И чуть не заорал, когда увидел следы ночевки: сложенный хворост, утоптанную ямку, наполненную сухими листьями. И обрывок платья. Подобрал грязный лоскут, чувствуя, как губы против воли растягиваются в улыбке.

– Подними руки и медленно повернись, – раздался сзади холодный голос.

– С удовольствием, детка, – хмыкнул я, разворачиваясь.

– Руки подними, сказала!

Я прищурился, рассматривая Одри. От золотых кос ничего не осталось. Сейчас ее волосы были неровно отхвачены у середины шеи. Зато в руках девушка держала самодельный лук, и стало понятно, из чего сделана тетива. Ее нос покрывали золотистые веснушки и легкий загар, платье оборвано выше колена, коленки разбитые. Глаза злые, а губы сжаты в одну линию. Смотрел, желая сгрести ее в объятия и никогда не отпускать. Так и сделаю!

– Подними руки! – закричала она.

Я медленно поднял, не спуская с нее взгляда.

– Детка, не глупи. У меня не так много времени, чтобы успеть вернуться. Я еле нашел тебя, Одри. Давай ты позлишься потом, я даже разрешу тебе меня побить. Если захочешь.

Она вздернула подбородок.

– Кто ты такой? Что тебе от меня надо?

Я похолодел. Вонючая слизь, никогда не думал, что у этого выражения есть такое прямое значение. Но, демоны! Я реально ощутил себя так, словно мне за шиворот вылили ведро ледяной воды.

– Одри? Ты что… не помнишь меня?

– Я тебя впервые вижу, – зло бросила она. – И ты мне не нравишься.

– Ты врешь, да? – Проклятые Боги, пусть она врет! – Хочешь отомстить за ту сцену в Лаоре? Когда я приковал тебя к стене?

Одри нахмурилась.

– Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не знаю тебя. Я хочу, чтобы ты немедленно убрался, иначе я спущу тетиву. Ясно тебе?

А я смотрел в ее глаза и видел в них правду. Она забыла меня. Это я со своим резервом и подпиткой Изнанки мог пройти через Долину Забвения и сохранить память. Но не Одри. А она здесь уже так долго… слишком долго. И я для нее лишь незнакомец – чужой и опасный.

Боги! Я так надеялся, что амулет, подаренный ей Сильвией, поможет. Что снежный сапфир сохранит ее память! Я верил в это, не желая даже думать о другом исходе!

Но сейчас в глазах златовласки не было ни тепла, ни узнавания.

Ничего.

Пусто. Я стал для нее чужаком – неприятным и незнакомым.

– Я заберу тебя, Одри, – хрипло сказал я. – Я заберу тебя. И заставлю вспомнить.

– Да кто ты такой?! – заорала девушка, вздрагивая всем телом.

Я усмехнулся, не веря, что говорю это:

– Твой муж.

Не знаю, что златовласке не понравилось – моя усмешка или мой ответ, но она все-таки выстрелила.

Марина Суржевская НАСЛЕДНИК ОГНЕННОЙ КРОВИ

ГЛАВА 1

Пробуждение мне не понравилось.

В общем, меня это уже не удивляет. С моим-то невероятным везением! Это просто судьба — быть недовольным пробуждением!

— И долго ты будешь валяться? — весьма нелюбезно спросил женский голос, а нога изящная, но сильная пнула меня в бок.

Я открыл глаза.

— Милая, ты сама нежность, — просипел я, приподнимаясь на левом локте. Правая рука у меня была слегка недееспособной.

Причина этой недееспособности сидела рядом, на поваленном бревне, и взирала на меня с отвращением.

— Одри, ты могла бы быть и поласковее со своим мужем.

— Я тебя знать не знаю, — буркнула девушка. — И не желаю что-то менять в этом обстоятельстве. Не понимаю, зачем ты врешь, но что врешь — не сомневаюсь. У меня не настолько дурной вкус, чтобы выйти замуж за… подобного типа.

— Не настолько дурной вкус? — я окинул ее насмешливым взглядом, стараясь не морщиться. — Да ладно? Кто бы сейчас говорил о вкусе…

Девушка фыркнула и отвернулась. Да, в данный момент она меньше всего походила на достопочтимую жительницу Кайера. Скорее, Одри смахивала на какую-нибудь бродяжку, обитающую на окраине города, или на одичавшую, что никогда не видела мыла и щетки. Золотые волосы Одри — короткие, отхваченные неровными кусками у шеи, покрылись слоем пыли; платье — в разводах и пятнах; на лице, голых руках и коленях — грязь. Но, похоже, саму златовласку это не смущало. Она вела себя так, словно и не замечала, что выглядит неподобающим образом.

— Чего уставился? — нахмурилась она.

— Любуюсь, — признался я. — Ты сейчас такая… дикая.

— Продолжай, и получишь стрелу и во второе плечо, — равнодушно протянула девушка. Я вздохнул. Да, вспоминать меня Одри категорически не желала. Все, чего она хотела — это избавиться от досадной помехи в моем лице. Но меня грела надежда, что где-то внутри еще есть то, что не дает девчонке меня бросить. Я надеялся, что это было нечто большее, чем банальная женская жалость.

— Ты попала лишь потому, что я не ожидал выстрела от той, что признавалась мне в любви, — помрачнел я.

— Я признавалась тебе в любви? Бредишь?

— Так и было. — Гнилой орк, снова завожусь! — Кричала, что любишь меня больше жизни, просто жить без меня не можешь!

— Ты меня с кем-то путаешь, — зевнула девушка. — Это точно не в моем характере.

— Откуда ты знаешь, если ничего не помнишь? — обозлился я.

— Я помню главное, — отрезала златовласка. — И ты к этому главному не относишься! Если бы я действительно тебя любила, то не забыла бы!

Она задрала нос и ушла в лес, к ручью. Я поднялся, походил, разминая затекшее тело и размышляя. Одри я нашел два дня назад. Минус в том, что она меня ранила, что ничего не помнила о нас и, похоже, не слишком жаждала вспоминать. Плюс — что не убила и все-таки согласилась идти со мной.

Я присел на то же самое бревно и убрал листья, которыми была закрыта рана. Поморщился. Края покрыты белым налетом — плохо. Задумчиво посмотрел на тлеющие угли в костре.

— Зачем только я с тобой связалась, — буркнула вернувшаяся злюка. Я хмыкнул. Вот в этом она похожа на прежнюю златовласку. — Дай посмотрю.

Я не стал сопротивляться, и девушка внимательно осмотрела рану, скривилась.

— Выглядит гадко.

— Да что ты, — съязвил я.

Одри пожала плечами.

— Я тебе сразу велела убираться, вот и топал бы!

— Еще немного, и я передумаю на тебе жениться, — пробормотал я.

— Ты же утверждал, что мы уже женаты? — подозрительно протянула она, а я прикусил себе язык.

— Угу. По обычаю древних богов.

— Что-то мне кажется, ты врешь, — прищурилась девушка, а я махнул здоровой рукой.

— Слушай, не начинай, а? Мы, кажется, обо всем договорились.

— Доведу тебя до края долины, и там расстанемся? — мрачно уточнила Одри. Я кивнул, натянув самое правдивое выражение лица из всех, которые мне были доступны. Но девчонка смотрела по-прежнему недоверчиво. Гнилье, вернусь домой — потренируюсь перед зеркалом. А пока надо хоть что-то сделать с этой раной, иначе в Кайер я прибуду одноруким.

Разворошил палкой костер, наблюдая, как взвился сноп красных искр.

— Ты что это задумал?

— Хочу сплясать ритуальный танец у костра, — хмыкнул я. — Присоединишься?

— Мечтай, — она посмотрела задумчиво. В глубине серых глаз мелькнуло какое-то чувство… Узнавание? Хотелось бы, но Одри слишком быстро отвернулась. Я сунул в рот кусок деревяшки, не желая орать при ней — боюсь, это не добавит мне привлекательности. Раскалил свой клинок, полюбовался на красный металл и рывком приложил к плечу. В воздухе ощутимо завоняло паленой кожей, из глаз полились слезы.

— Гнилье — смрадный труп — вонючая задница! — прошипел я.

— Да. Я точно не могла выйти за тебя замуж, — задумчиво решила Одри. Я устало прикрыл глаза, глотая воздух. Если во мне кровь демонов, то какого Гроха мне так больно?!

Прохладная ладонь легла на мой лоб.

— Дай перевяжу, — недовольно сказала Одри.

Я выдохнул и покосился на нее. Потом увидел, чем именно она перевязывает.

— Мне нравилась эта рубашка! — возмутился я.

— Я думала, тебе рука важнее, — равнодушно произнесла Одри, наматывая на мое плечо ткань. Посмотрела на рисунки и руны, что украшали меня, но промолчала. Завязала узел и отошла, повесив на плечо свой самодельный лук и тряпку, в которой таскала какие-то вещи. — Идем, мне некогда с тобой рассиживаться. Скоро мы выйдем к реке, там и расстанемся.

— Интересно, куда ты так торопишься? — впрочем, спорить не стал, накинул на голую спину плащ, засунул клинок в ножны.

— Не твое дело, — огрызнулась девушка и решительно зашагала в сторону темнеющего вдали леса. Я хмыкнул и пошел за ней, раздумывая, не стукнуть ли ее по голове камушком. Аккуратно так. Если бы не рука — так и сделал бы. Доставил в Кайер в бессознательном виде, а там уже как-нибудь разобрался с ее памятью. Но с этим нелепым ранением мне оставалось лишь тащиться следом. Мой запас магии был почти на нуле: слишком много сил отдал в битве, а потом в борьбе с Долиной Забвения. Потому и рана плохо заживала. Конечно, был хороший способ для пополнения резерва, к тому же приятный. Но…

Я посмотрел на воинственно задранный нос Одри и хмыкнул. Похоже, этот вариант мне пока недоступен.

— Сколько времени ты здесь болтаешься?

— Достаточно, — буркнула Одри.

Я внимательно оглядел ее отощавшую фигуру и осунувшееся лицо.

— Хорошо, что на тебе был снежный сапфир, милая, — протянул задумчиво. — Думаю, он помог тебе продержаться.

— Я тебе не милая, — фыркнула она.

Я пожал плечами.

— Ну нет так нет. Будешь немилой. Мне без разницы, как тебя называть, лишь бы ты свои стрелы при себе держала. Где ты их взяла, кстати?

Она сверкнула глазами, потом насупилась. Но все же ответила.

— В той сторожке. Там были лук и колчан, тетива лишь отсутствовала. Тот человек обронил, что если смогу выжить, это будет забавно.

— Какой человек? — остановился я. — Шинкар?

— Он не назвался, — мрачно ответила Одри. — Посоветовал не ходить к ущелью, в котором обитают дикие звери. И сказал, что в лачуге я найду почти все необходимое, даже посуду. И указал, где ручей. А потом…

— Исчез, — хмыкнул я. — Интересно.

Уточнять, что именно так меня заинтересовало, не стал, толку-то, если златовласка ничего не помнит. Но вот почему Меченый проявил такую заботу о девчонке, задумался. Не приготовил ли папочка мне очередную подлость? Или просто решил развлечься таким образом?

От понимания нашего родства внутри стало гадко, и я тряхнул головой, надеясь прогнать оттуда навязчивый и неприятный образ. Зря. Потому что от резкого движения меня повело, благо, рядом оказался какой-то ствол. Пришлось схватиться и сделать вид, что любуюсь пейзажем. Тот, признаться, был не слишком занимательным: обычный лесок, который я, городской житель, не жаловал.

— Красиво тут, правда? — Зато Одри, похоже, нравилось.

— Предпочитаю на деревья любоваться из окна своего поместья, — буркнул я. — Попивая черничную настойку и сидя на мягком диване.

— Мы точно не женаты, — торжествующе объявила вредина, словно нашла неопровержимое доказательство. — Потому что я люблю природу! А муж и жена должны разделять интересы друг друга!

— Муж и жена должны не мешать интересам друг друга, — снисходительно поправил я. — Не переживай, я тебя научу всему, что ты должна знать для моей комфортной жизни…

Одри мягко скользнула ко мне, улыбаясь. А потом «невзначай» наступила мне на ногу. И хоть сапоги значительно смягчили удар, но я все равно поморщился.

— Прости, — неискренне протянула она, — я такая неловкая! Так что будь осторожен, а то еще зашибу и не замечу!

И резко развернулась, почти треснув мне плечом лука по челюсти. Я задумчиво потер отросшую щетину. Да, возможно, дать Одри по башке — не такая уж и плохая мысль! А потом прикопать в этом лесочке и благополучно забыть! И кто меня надоумил припереться за ней? И даже подумать, что у нас что-то получится? Я был пьян, когда решил это?

— Долго ты там топтаться будешь? — ласково позвала Одри.

Да. Прикопать — прекрасная мысль. Вот как приду в себя, так сразу.

Перед глазами сгущался туман, и я моргнул, пытаясь разогнать его и вернуть ясность зрения.

— Детка, — безразлично спросил, когда все-таки догнал девушку. — А ты эти стрелы ничем не смазывала?

— Нет, но они стояли в глиняном горшке с бурой жидкостью. А что?

— Любопытство, — широко улыбнулся. — Всего лишь. Далеко еще до реки?

— Уже шумит, — отозвалась Одри. — Слышишь?

Я слышал, но в основном равномерный и навязчивый шум в ушах. Марево становилось плотнее: похоже на отравление. Это я отметил как-то апатично, размышляя, успею ли добраться до реки. Надо доползти. Промыть проточной водой рану, остудить жар, сжигающий тело, выгнать из себя яд. Вот только проклятая река не спешила показаться, я видел лишь заросли, казавшиеся мне бесконечными.

— Эй, что с тобой? — лицо Одри выплыло из тумана и приблизилось ко мне.

— Ничего, — попытался изобразить беспечность, но вышло снова неубедительно. — Мне надо… передохнуть.

Сел, привалившись к стволу. Мысли в голове ворочались вяло, стало даже как-то наплевать на то, что я, кажется, умираю.

— Не закрывай глаза! — Девушка весьма чувствительно меня встряхнула, я поморщился. Нет, плохая из Одри жена. Даже сдохнуть спокойно не дает. — Слышишь? Не закрывай! Вот зараза… Эй, ты! Ты же маг, чтоб тебя бездна сожрала! Я же видела на тебе знаки! Сделай что-нибудь!

— Резерв пуст, — прохрипел я.

— И как его пополнить? — она снова меня встряхнула. — Тебе нужна еда? Вода? Что?

— Сила, — булькнул я.

— И где ее взять? Где? — она смотрела мне в глаза, находясь слишком близко. Инстинкт жизни слишком силен, никто не хочет умирать. А мне надо немного. Для начала…

Обхватил ее ладонью за шею, притягивая к себе.

— В тебе, — хрипло сказал я. — Поделишься?

Добровольно всегда приятнее и лучше… Правда, если она откажет, я ведь все равно возьму. Жуть как подыхать не хочется. Сил как раз хватит, чтобы прокусить ей шею, надеюсь, яд инкуба все еще при мне. Воспротивиться не успеет, даст все, что я захочу, все, что решу забрать… Или не возьму? Глаза у Одри слегка испуганные, темные… А губы, как всегда, обкусанные. И если я не решусь прямо сейчас, то будет поздно, потому что сознание норовит отключиться.

— Чего ты… хочешь?

Я сжал ладонь на ее шее, зрачки в ее глазах затопили дымчатую радужку, оставив лишь ярко-розовую каемку.

Так близко… Медленно лизнул ее губы. Она дернулась, пытаясь отстраниться.

А я отпустил. Просто отпустил, вот же гнилье! Надо будет провериться у целителя, когда вернусь в Кайер, вдруг меня слишком сильно ударили по голове? Если вернусь, конечно…

— Воды дашь? — прохрипел я, прикрывая глаза.

Она беспокойно дернула кожаный бурдюк, привязанный к моему поясу. Я смотрел на девушку, прикрыв глаза. И даже удивиться не успел, так резко она прижалась к моим губам. И мы оба замерли.

— Ну? — прошипела Одри. — Что уставился? Только попробуй распустить руки, понял? Сколько тебе нужно?

Ответить я не успел, потому что она вновь ткнулась в мой рот. Так, не забыть бы на досуге обучить девчонку поцелуям, а то ведь совсем не умеет. Неопытная и такая… вкусная. Руки я и не распускал, мне хватало ее губ и языка. Правда, недолго… Сила у Одри какая-то особенная, чистая, сладкая, одурманивающая… Поцелуев стало мало почти сразу, инстинкт требовал прижать златовласку к земле и взять всю силу до капли. Под тряпками зачесалась рана, а это хороший признак: значит, процесс заживления все же запустился. Да, такого соединения мне катастрофически недостаточно, но, увы, девчонка не была расположена продолжать.

Всхлипнула мне в губы и вывернулась, отползла в сторону.

— Хватит! — выдохнула она.

Я сжал кулак, с наслаждением ощущая ток крови и жизни. Сила плескалась на донышке резерва, но это уже лучше, чем ничего. Теперь я точно дойду до реки.

— Спасибо, — вполне искренне сказал я, поднимаясь. Одри так и сидела на траве, глядя снизу вверх, хмурилась. — Идем? — проверил оружие, глотнул воды. — Или тебе так понравилось, что ждешь продолжения? Так только скажи. Немилая, — поддразнил я.

— Да провались ты, — вспыхнула эта зараза, вскочила, закинула на спину свой лук и быстро пошла туда, где шумела река. Я, усмехаясь, следом.

ГЛАВА 2

Отголосок связи дернул меня уже почти на подходе к берегу, и я облегченно выдохнул. Проклятая Пустошь, в которой даже призывы крови действуют непонятно как! Но Армон услышал, спасибо моему заклятию, что все еще висело над ним. Очень полезная штука оказалась.

Если я правильно запомнил карту, то Долину Забвения мы покинули, а значит, рихиор скоро найдет меня.

Теперь оставалась лишь одна проблема. Длинноногая, худая и дико вредная проблема, которая не желала отправляться со мной в Кайер. Я искренне надеялся, что Одри передумает, но, похоже, златовласка была настроена решительно.

— Дальше я не пойду, — заявила она, останавливаясь у кромки леса.

— Слушай, детка, зачем ты противишься? — честно попытался я по-хорошему. — Что тебе здесь делать? Даже если ты не хочешь оставаться со мной, давай хоть до города доберемся? Или так и собираешься жить в лесу? Брось, Одри, не глупи! Тебя же сожрут здесь! Думаешь, Пустошь безопасна?

— С тобой не пойду, — упрямо отрезала она.

— Но почему?

— Ты… — она вспыхнула. — Чернокнижник.

— И что?

— Чернокнижники — зло! — с непробиваемой убежденностью бросила она. Я вздохнул.

— Это ты с чего так решила, если ничего не помнишь?

— Это помню! Чернокнижие — зло, мрак и погибель. Завидев чернокнижника, надо бежать от него и возносить молитву Богине! Никогда не верь чернокнижнику! — отчеканила девушка. Я рассмеялся.

— Что смешного?

— Радуюсь, детка. Тому, что твоя память не безнадежна. Жаль, конечно, что вспомнила ты лишь то, что вбили жрицы богини, но это уже хоть что-то. Значит, со мной не пойдешь?

— Нет, — она отступила на шаг, я безразлично пожал плечами.

— Ну, как знаешь. Мне моя шкура дороже, да и сил нет тебя уговаривать. Спасибо, что проводила.

— И ты не будешь настаивать? — спросила Одри с подозрением.

— Зачем? — широко улыбнулся я. — Ты, конечно, неплоха, но я вот тут присмотрелся… — окинул внимательным взглядом ее фигуру. — Может, нам действительно лучше расстаться? Нет, если бы ты меня вспомнила… а так… Кайер большой, найду другую. Я буду очень грустить, детка. Но не очень долго.

Она топнула ногой, развернулась и сделала шаг.

— Одри, попрощаться забыла, — хмыкнул я, хватая ее за руку.

— Да пошел ты…

Я стукнул ее рукоятью клинка по макушке и подхватил, укладывая на траву.

— Ну ты как маленькая, — пробормотал, оглядывая округу. — Ведь сказано было: никогда не верь чернокнижнику! И спиной не поворачивайся…

Приложил пальцы к бьющейся жилке на ее шее, причмокнул довольно. Потом подумал и связал Одри руки своим ремнем, на всякий случай. А потом и ноги, оторвав кусок ее платья, все равно оно уже превратилось в тряпку. Удовлетворенно осмотрел девушку и растянулся на травке. Вот теперь можно и подождать…

— Почему она связана? — зарычал над ухом Армон, и я открыл глаза. Надо же, успел отключиться, пока ждал его.

— Для чего связывают девиц? — буркнул я, потянувшись к бурдюку с водой. — Чтобы насильничать и издеваться. Для начала.

— Не понял?

Рихиор моргнул и окончательно сменил облик на человеческий, присел перед златовлаской.

— Не дай богиня ей сейчас очнуться, — пробормотал я. — Слушай, а давай мы на тебя будем крепить сбрую, как на лошадь? И сумку со штанами.

Армон сверкнул глазами, я примирительно поднял ладони.

— Ладно-ладно, пошутил. Кстати, почему так долго? Я устал тебя ждать.

— А я был занят, — любезно ответил тот. — У меня, знаешь ли, есть и другие дела, кроме как вытаскивать из неприятностей твою задницу.

— Да? — искренне удивился я. — Это какие же?

Армон махнул рукой, давая понять, что я все равно не оценю.

— Так почему Одри без сознания и связана?

— Потому что слишком долго шлялась по Долине Забвения и теперь не желает меня вспоминать, — пояснил я. Прищурился, раздумывая. — И кстати… Я сказал ей, что мы женаты. И собираюсь забрать ее в свое поместье. И если ты сейчас рассмеешься, я тебя убью.

Армон уставился на меня, в желтых глазах пылало непередаваемое чувство.

— Погоди-ка, — он запустил пальцы в волосы, лохматя и без того взъерошенную гриву. — Одри тебя забыла? И ты наплел ей… о вашей свадьбе? Ты рехнулся, Лекс?

Я вытащил клинок из ножен, демонстративно осмотрел лезвие.

— Ой, да брось, ты сейчас слабее котенка! — фыркнул Армон. — Нет, ты правда наврал ей про женитьбу?

Я не ответил.

— Ух ты, — рихиор оскалился.

— Если ты собираешься ей рассказать…

— Что ты, упаси меня великий Дух Леса! — он даже ладони поднял. Желтизна глаз стала совсем янтарной, похоже, новости Армона изрядно веселили. — Я ей не скажу. Ни слова! Обещаю.

— Интересно, почему? — кисло осведомился я. Его хорошее настроение сильно портило мое собственное.

— Хочу посмотреть, как ты будешь выкручиваться, когда она все узнает, — заржал мой блохастый друг. Хотя вру. На этом засранце даже блохи не прижились!

— Ну, поздравляю с женитьбой, Лекс!

Армон дружески похлопал меня по плечу, и я чуть не взвыл от боли. Швырнул в него файер, но огонек вышел слабеньким, таким и свечу не поджечь. Рихиор снова фыркнул, а я подумал, не активировать ли свое проклятие. Правда, тогда неизвестно, как выбираться из этой изрядно надоевшей Пустоши. Так что решил пока повременить, успею.

— Ну и как ты собираешься нас отсюда вытаскивать? — бросил я, делая вид, что файер и задумывался таким — едва тлеющим. — Тебе нас вдвоем не унести.

— А я и не собираюсь, — хмыкнул Армон и поднял голову.

Я тоже прищурился, вглядываясь в темнеющие на горизонте точки. Что это? Для птиц слишком крупные…

— Что это такое? — изумился я, когда точки выросли настолько, что уже можно было различить длинное шипастое тело, узкую морду с гребнем. И крылья. Темно-коричневые, широкие, мощные.

— Кто, — с удовольствием поправил Армон. — Драконы Пустоши. А на сегодня наш транспорт. Готов к полету?

Я готов не был, но слегка ошалело кивнул. Драконы, размером с хорошую лошадь, приземлились в двух десятках шагов от нас, и, пофыркивая, принялись щипать травку, иногда выпуская сквозь ноздри струйки пара. Но что меня особенно изумило, так это сбруя и седла, притороченные между крыльями.

— Близнецы держали их в Эльхаоне, — сказал Армон, похлопав по чешуйчатому боку. — Говорят, яйца драконов нашли где-то в горах и принесли наследникам. Благодаря силе Сильвии их удалось сохранить и даже вырастить. Они приучены носить седоков, не бойся.

Я наградил бывшего напарника презрительным взглядом. Подумаешь, летающая лошадь…

Дракон фыркнул и выпустил струйку уже не пара, а огня.

— Гнилая требуха! — рявкнул я. — Чтоб вас разорвало!

— Осторожнее, — рассмеялся Армон. — Они многое понимают. И если хочешь добраться до Эльхаона в целости, придержи язык за зубами.

Я с неприязнью покосился на чешуйчатую тварь. Дракон ответил мне злобным взглядом и ударил хвостом по земле, поднимая клубы пыли.

Да, полет наверняка будет впечатляющим.

— Давай уже двинемся хоть куда-нибудь, — недовольно буркнул я, ощущая противную дрожь в теле и сухость во рту. Силы, полученные от златовласки, заканчивались.

— Залезай, — кивнул Армон и поднял Одри с земли. — Анни я сам понесу.

Я открыл рот, чтобы возразить, но промолчал. Как ни противно, но сейчас рихиор был прав: я могу не удержать девушку. Так что придется сдержать свой зубовный скрежет и довериться блохастому.

А уже в небе, когда проклятый дракон взлетел, пригнув ветром траву и чуть не сбросив меня, я подумал, что было бы неплохо удержаться хотя бы самому.

* * *

Путь до Кайера остался в моей памяти лишь смазанными кусками воспоминаний. Одри очнулась уже в Эльхаоне, когда мы направлялись к порталу, ведущему в Кайер. Харт дал милостивое позволение воспользоваться прямым проходом в столицу. Армон настаивал на том, чтобы мы отдохнули в древнем городе Пустоши, но я ужасно хотел вернуться домой, в поместье Раутов. И рихиор, похоже, меня понял, потому что оставил в покое.

Очнувшаяся Одри шипела как кошка и пыталась меня ударить, благо, и здесь помог бывший напарник, оттащив девчонку в сторону. Не знаю, что он ей сказал, но на удивление златовласка послушалась. Она даже улыбалась, стоя напротив одетого в одни штаны рихиора. А у меня вот прямо пальцы чесались сделать гадость! Пусть не активировать заклятие, так хоть наслать на желтоглазого какую-нибудь чесотку. Но, увы, мой резерв был окончательно и бесповоротно пуст.

Так что я лишь поставил очередную пометку в своем мысленном дневнике со списком должников.

В Эльхаоне мы лишь перекусили, закутались в теплые плащи и отправились к порталу. Одри со мной демонстративно не разговаривала, даже не смотрела в мою сторону. Впрочем, я тоже был не настроен на беседу. И уже глубокой ночью мы с моей неожиданно приобретенной супругой вышли на улицу Кайера и сели в нанятый экипаж.

А уже через час я потратил последнюю каплю силы, чтобы снять печати со своего поместья и открыть дверь родового гнезда Раутов.

ГЛАВА 3

Утро началось паршиво. Нет, поначалу все было нормально. Мне хватило сил, чтобы снять полотняный чехол с кровати и даже смыть с себя грязь Пустоши в купальне. Вода в трубах оказалась холодной и еле текла, похоже, действие заклинания подогрева давно закончилось. В целом, поместье встретило меня пыльным, грязным и холодным: обогревать его было некому. Кое-где на стенах появились плесень и грибок, пара стекол оказалась разбитыми, но меня все это волновало мало. Главное, я наконец-то был дома. И в свою постель укладывался совершенно счастливым. Если бы еще Одри согласилась мне ее согреть… Но, увы.

Стоило переступить порог, как златовласка развернулась ко мне и уперла руки в бока.

— Я пробуду здесь месяц, — хмуро заявила она. — Я обещала Армону. Если за это время не вспомню тебя, то уйду, и не надейся, что тебе снова удастся меня остановить, — она сжала кулаки. — И не думай, что я забуду, как ты меня ударил, обманув, мой дорогой супруг! Похоже, мои новые воспоминания о тебе начинаются с неприятных!

Она прищурилась, в серых глазах полыхнул мстительный огонек. Я удержался от сравнения девчонки с той летающей драконицей, что всю дорогу пыталась меня сбросить. Однако я долетел, а драконица заработала шишку за дурной характер. Так что и Одри придется… смириться, и не таких… объезжал.

Потому я лишь хмыкнул, махнул рукой, предлагая ей располагаться на свое усмотрение, и ушел в свои комнаты.

Где спала в эту ночь Одри, понятия не имею.

Утро началось рано, потому что я, конечно, не задвинул шторы, и солнечный свет залил комнату, разбудив меня. Я блаженно потянулся, ощущая, что впервые за долгое время выспался. И еще дико проголодался — кажется, я готов был сожрать даже какую-нибудь тварь Пустоши, если бы кто-нибудь соизволил ее зажарить!

Сполз с кровати, поплескал в лицо холодной водой и отправился на первый этаж, почесывая щетину и размышляя, оставались ли в подвалах поместья копчености, или я успел их все съесть?

— И долго ты там стоять будешь? Я уже два часа жду, когда ты соизволишь проснуться! — окликнул меня недовольный голос Одри. Я подскочил, потому что успел слегка забыть о ней, озабоченный вопросом пропитания. Обернулся и опешил, рассматривая девчонку. На ней были узкие штаны с замшевыми вставками спереди, кажется, я носил их, будучи подростком. И светлая льняная рубашка, мягко облегающая женскую грудь. Золотые волосы оказались чистыми, хотя и торчащими непокорными, неровно обрезанными вихрами. Похоже, девушка залезла в сундук со старым тряпьем, и надо признать, подобный наряд шел ей настолько, что я плотоядно облизнулся и очумело шагнул к ней. Правда, остановился, завидев, что Одри нашла не только одежду, но и одну из железных штучек Армона — короткую трубку со спусковым механизмом, плюющуюся железными шариками. Вещица небольшая, но крайне полезная и неприятная для жертвы. Прямое попадание вполне способно пробить тело в жизненно важном месте или выбить глаз, так что рисковать мне не хотелось.

И держала этот самострел Одри вполне уверенно, вот только интересно, откуда узнала, где он лежит и как им пользоваться?

Пожалуй, Армона я все-таки убью. После завтрака.

Одри окинула меня веселым взглядом.

— Я сказала, что останусь с тобой, но это не значит, что стоит рассчитывать на нечто большее, Лекс, — протянула она, не спуская с меня прищуренных глаз. Снова осмотрела меня, скривилась. — И было бы неплохо, если бы ты одевался, прежде чем выходить из своей комнаты.

— Зачем? — мягко сказал я, облокачиваясь о дверной косяк. Самострел в ее руке весьма нервировал, но лучше сдохну, чем покажу это. — Это ведь мой дом. Да и тебе раньше нравилось видеть меня в подобном виде, — соврал я с улыбкой.

— Сомневаюсь, — мрачно протянула Одри, но я успел увидеть очередной быстрый взгляд. Любопытство? Или нечто более волнующее?

— У тебя рана открылась, — сухо бросила девчонка. — И когда приведешь себя в порядок, будь добр накормить меня, дорогой супруг, я давно проснулась и хочу есть.

— А ты не обнаглела ли часом, дорогая супруга? — хмыкнул я.

— Ну, это же твой дом, — фыркнула она, небрежно поигрывая самострелом. — К тому же я ничего не помню. Так что очень надеюсь на своего любящего и доброго мужа!

Последние слова прозвучали откровенным издевательством.

Я задумчиво потер щетину, размышляя, а не сделал ли я самую большую ошибку в своей жизни, приведя к себе Одри? Но один взгляд на соблазнительные округлости убедил, что девчонка стоит того, чтобы потерпеть некие удобства. К тому же уверен, они долго не продлятся. Скоро златовласка станет есть из моих рук, надо лишь немножко подождать. Ну и расположить ее к себе. В конце концов, ее потеря памяти может оказаться весьма кстати! Я вполне могу показать ей свои лучшие качества, вот только вспомню, какие это.

— Детка, не поранься этой штукой, — я даже постарался, чтобы голос не скрипел от ехидства. — Знаешь, у Армона не всегда выходило сделать механизмы надежными, и он часто сам же и попадал под обстрел. Но у рихиора потрясающая регенерация, а вот если ты себе прострелишь что-нибудь, я очень огорчусь!

— Не переживай, — отозвалась девушка. — Я постараюсь не наводить эту штуку на себя.

Она махнула ладонью, и я инстинктивно отпрыгнул в сторону, потому что железная трубка уставилась прямиком мне в пах.

— Одри! — рявкнул я. — Хватит!

— Что такое? — она невинно похлопала ресницами. — Тебя что-то смущает?

— Ничего, — процедил я, настороженно рассматривая ее. — Будь любезна, подай мне штаны. Они на кресле.

Девушка непроизвольно отвернулась, отвела взгляд. Этого хватило, чтобы оказаться у нее за спиной и прижать к себе, сжав ее руку, удерживающую самострел. Одри дернулась, пытаясь вырваться, но, к ее чести, на спусковой крючок так и не нажала, хотя могла бы от неожиданности. Но она лишь сердито фыркнула и замерла.

— Детка, давай сразу обозначу, — сказал я, с удовольствием ощущая ее запах и тепло тела. Инстинкт, заткнувшийся при виде оружие, снова завопил в полный голос. — Я не люблю, когда в мою сторону направляют хоть что-то, способное сделать дырку в моей шкуре. Мне изрядно надоело себя штопать, так что давай обойдемся без оружия. — Сжал ей запястье, надавливая и заставляя выпустить механизм. Златовласка зашипела, но пальцы разжала. — Вот так-то лучше, — удовлетворенно сказал я, перехватывая творение Армона и откидывая железную трубку. Убирать руки не торопился: в конце концов, должна у меня быть компенсация за причиненные неудобства? Точно, должна.

Так что я крепче прижал к себе Одри, одной рукой придерживая поперек живота, а второй — за шею. На всякий случай.

— Ты меня поняла, ненаглядная супруга? — нежно спросил, поглаживая кожу возле воротника.

— Ты очень убедителен, — слегка сипло проговорила она. Сделала глубокий вдох, слегка откинула голову, словно для того, чтобы мне было удобнее ласкать. Что я и сделал, наклонился, провел языком, с наслаждением ощутил ток крови под тонкой кожей. — Но раз уж мы заговорили о предпочтениях… — Одри снова глубоко вздохнула и положила руку на мою ладонь. — То я должна предупредить о своих. Я не люблю, когда ко мне прикасаются без разрешения!

Увлеченный вкусом ее кожи и грудью, вздымающейся под моей рукой, я не сразу сообразил, что такая покладистость Одри неспроста. И что мне неприятен холод металлического браслета на ее руке. Короткий удар искрой не только отбросил меня на пол, но и заставил встать дыбом все волоски на теле. Ну и заодно напрочь отбил желание продолжать ласкать эту… непокорную заразу.

— …ука, — выдавил я, когда смог говорить. — Тебе этот говнюк Армон что, весь свой арсенал отдал?!

Златовласка присела на корточки, разглядывая меня. И к сожалению, расстроенной совсем не выглядела. Скорее, довольной.

— Не знаю насчет всего, — беззаботно пожала она плечами, с интересом обозревая мои стоящие дыбом волосы. — Но многими полезными вещицами поделился, за что я ему очень благодарна. А заодно предупредил, чтобы я была начеку и не подпускала тебя к себе, пока все не вспомню. Сказал, что так для меня будет лучше, и я полностью с ним согласна!

Я прикрыл глаза, со свистом втягивая воздух. Смрадный труп и требуха! Нет, активировать заклятие я не буду, слишком легкая смерть для этого засранца! Для начала я набью его волчью морду, да так, что век не забудет!

— Если мы все выяснили, может, ты все-таки накормишь меня? — весело спросила Одри.

Я наградил ее убийственным взглядом и, кряхтя, сел. Она кинула мне штаны.

— Одевайся, дорогой супруг, и прошу, в следующий раз сделай это прежде, чем выйти из своей комнаты. Ты ведь не хочешь обнаружить в своей кровати такие маленькие стеклянные шарики, что лопаются с ужасающей вонью?

Я зашипел, Одри удовлетворенно хмыкнула.

— Я думаю, что не хочешь. А значит, вспомнишь о моей просьбе. Ну же, поднимайся, Армон сказал, что удар искрой не такой уж и болезненный.

Не болезненный?! Да у меня чуть кишки не сварились! Словно молнию сквозь нутро пропустили! О, даже руки зачесались от желания дать в морду своему бывшему напарнику! Ничего, я подожду нашей встречи! Она будет очень… горячей!

Пытаясь не сильно кряхтеть, я поднялся с пола и натянул штаны.

— Ну, так что у нас сегодня на завтрак? — жизнерадостно спросила Одри. Я пробормотал ругательство и направился к выходу. Вот на этот вопрос я бы тоже хотел знать ответ.

ГЛАВА 4

— Вонючий труп, — сквозь зубы прошипел я, обозревая полки в подполе.

— Ты мог бы не сквернословить через каждые пять минут? — фыркнула Одри, стоя за моей спиной. — Я так понимаю, еды в твоем доме не осталось, дорогой муж? Все сожрали крысы!

Я уныло пнул деревянную кадушку. Увы, но моя новоиспеченная супруга права. Покидая поместье, я забыл обновить заклинание, защищающее припасы от грызунов, и сейчас любовался на хвостики от колбас, огрызки сыров и источенные острыми зубами ящики с овощами. Одна жирная туша даже разлеглась на полке, обозревая нас наглыми глазенками и, видимо, прикидывая, не удастся ли сожрать еще и заглянувших людишек. Я кинул в крысу файер, не попал, зато загорелась деревянная полка. В спертом воздухе подземелья остро завоняло паленым. Огонь затрещал и жадно лизнул ящики, в которые были свалены старые вещи.

— Туши огонь! — вскрикнула Одри.

— Чем? — я снова выругался. Пламя перекинулось на следующий ящик, весело разбрызгивая багряные искры и распространяя удушливый дым.

Златовласка что-то прошипела и бросилась вон из подземелья, я же попытался соорудить водяной аркан. Надо признать, они всегда выходили у меня кривыми и слабыми, даже с полным резервом, а сейчас и вовсе ничего не удалось. Я не смог выжать даже каплю, даже поганой ложки воды! А между тем огонь трещал все задорнее, с жадностью прыгая по полкам и остаткам жирных продуктов. Отожравшиеся на моих запасах крысы порскнули в разные стороны с недовольным писком. Ну, хоть какая-то радость! Правда, я не готов пожертвовать своим поместьем, чтобы отомстить хвостатым грызунам.

— В сторону! — завопила Одри, и я едва успел отпрыгнуть, как на полки обрушился поток воды. Под ногами захлюпало, пламя обиженно зашипело. Златовласка подскочила и накрыла еще танцующий огонек мокрой тряпкой.

Я присмотрелся, прищурился.

— Мне кажется, или это мой плащ?

— Прости, ничего другого поблизости не оказалось, — Одри устало вытерла лоб.

— Это. Был. Мой плащ! — сквозь зубы процедил я. — Из такайской шерсти. С мехом черно-бурой лисицы и подкладкой из бархата. Мой. Самый. Любимый. Плащ!

— В следующий раз я оставлю твой дом гореть! — Одри сердито содрала безнадежно испорченную вещь и швырнула в меня. Я подхватил, распрямил. В центре красовалась дыра. Втянул со свистом воздух.

— Слушай, тебе что, плащ дороже поместья? — воскликнула девчонка, уперев руки в бока.

— Ты могла бы принести еще ведро воды! Или два. Или десяток! А не портить мои вещи!

— Что? — завопила она. — Ведро воды? Я и так еле дотащила его, пока ты тут любовался на пожар, который сам же и устроил! Да ты… ты… просто… у меня слов нет!

— В этом ты не изменилась, — буркнул я, откидывая испорченную тряпку и направляясь к лестнице.

— Поганый чернокнижник!

— Ого, к тебе возвращается память? Или ты в любом состоянии безнадежно скупа на фантазию?

— Ах, так! — прошипела златовласка. — Ну, знаешь ли!

Она вихрем пронеслась мимо, толкнув меня локтем, выскочила за дверь и одним ударом захлопнула ее. Лязгнул металлический засов, опускаясь в скобы.

Магический светильник выхватил из тьмы черные закопченные стены, остатки ящиков и меня — стоящего на лестнице.

— Эй, Одри, не дури! — я пнул дверь. Выбить ее не хватит сил даже мне, ее делали на совесть.

— Думаю, тебе стоит немного остыть, мой дражайший супруг, — раздался из-за створки глухой голос.

— Одри! — я снова ударил, но лишь звякнули скобы. — Я тебе зад надеру, слышишь? Выпусти меня немедленно!

— Ты же мне зад надерешь? — раздалось в ответ ехидное. — Ну уж нет! Посиди там, остынь, потом выпущу.

— Ты хочешь, чтобы я тут замерз?!

— Плащ надень, — хмыкнула эта зараза. — Из такайской шерсти, с мехом лисицы и бархатной подкладкой. Раз ты его так любишь!

— Гадина, — ласково произнес я.

— Ты что-то сказал, дорогой?

— Пожелал тебе хорошего дня, милая, — прошипел я.

— И тебе того же. Как остынешь — крикни, я подумаю, стоит ли тебя выпускать. И учти, у меня в руках снова самострел.

— Он тебе не поможет, — пообещал я, направляясь вниз по ступенькам. Сам факт того, что Одри меня заперла в подземелье, злил неимоверно. Перед глазами уже проносились видения того, как я накажу девчонку, с каждым образом становясь все горячее и настойчивее. К слову, в подвале было не жарко, так что я действительно нацепил свой плащ, теперь похожий на половую тряпку, и, ругаясь сквозь зубы, направился вдоль полок. Как и в любом уважающем себя поместье, в моем был тайный ход, ведущий наружу.

Им-то я и собирался воспользоваться.

* * *

Примерно через час бодрого топанья сквозь туннели подземелья я увидел дверь, обитую железными ободами. К счастью, заклинания на нее устанавливал отец, а он был гораздо внимательнее меня к различным мелочам. Капля крови запустила защитный механизм, и с противным скрипом замок открылся. Я толкнул створку плечом и оказался на одной из улиц Кайера.

В лицо брызнули солнечные лучи, уши оглушил грохот и шум столицы. За месяцы, проведенные в Бастионе, а потом в Пустоши, я успел отвыкнуть от веселой и бестолковой толпы, несущейся по мостовым, от визга паровых механических повозок, что запустили осенью, от окриков возниц и воплей мальчишек-зазывал. И глубоко втянув воздух, наполненный знакомыми ароматами: женских духов, блюд из рестораций, конского навоза на мостовых, дегтя и нагретого на солнце камня, я почувствовал, как губы против воли растягиваются в улыбке.

Туннель вывел меня за несколько кварталов от поместья, и теперь я стоял, подпирая каменную стену и размышляя, стоит ли возвращаться домой.

Честно говоря, совместную жизнь с Одри я представлял как-то по-другому. В моих глупых мыслях было больше горизонтальных телодвижений и обожающих меня взглядов. Гнилье, да никак я не представлял нашу жизнь! Просто поддался нелепым чувствам, увидев златовласку в руках Шинкара и услышав ее признание. Возомнил, что обязан спасти ее, найти во что бы то ни стало. Чувство вины? Неужели я поддался столь идиотскому проявлению человеческой натуры? Чувство вины, смешанное с желанием? Да уж, попал ты, Лекс.

Я скрипнул зубами.

Чтоб меня разорвало! Спаситель недоделанный.

И что теперь делать с девчонкой, я понятия не имел. Хотелось решить вопрос силой, вот только вряд ли это тот случай. Может, просто укусить ее? А что, получу готовую и довольную Одри, которая будет с улыбкой ждать меня в постели и… не пререкаться. Армон, конечно, мне за это голову оторвет.

Я скривился, накинул капюшон и запахнул ткань на груди, скрывая разрисованную рунами кожу. В подземелье я спускался лишь в штанах и сапогах, и теперь сквозь дыру в плаще ветерок неприятно холодил тело. Затянул завязку у горла, радуясь, что в Кайер уже пришла весна, а значит, мне не грозит смерть от переохлаждения. Возвращаться в особняк пока не хотелось, нужно было привести мысли в порядок и решить, что делать дальше. Поэтому я неторопливо двинулся вдоль улицы, рассматривая новые городские фонари с синеватым пламенем внутри, цилиндры, что красовались на многих мужчинах и даже женщинах, и механические повозки, с визгом катящиеся мимо и забитые людьми.

— Фу, бродяга… — сморщила носик дама в изумрудном платье и короткой шерстяной накидке, обходя меня по широкой дуге. Я подмигнул ей и уставился на свое отражение в витрине. Хмыкнул. Да, не удивительно, что горожане от меня шарахаются! Грязные волосы стоят торчком, на лице сажа, плащ с дырой. И вся эта красота еще и присыпана пылью, паутиной и трухой, которой оказалось немало в подземелье. В таком виде меня, пожалуй, не пустят ни в одно приличное заведение, к тому же в карманах ни гроша.

Я снова хмыкнул, пожал плечами и решил, что вряд ли мне сей факт помешает насладиться этим днем и городом.

Огромные часы на Башне Времени, что была видна почти из всех уголков Кайера, звякнули, часовая стрелка пришла в движение и сместилась с протяжным лязганьем. Полдень. А я еще даже не завтракал! Живот свело голодным спазмом, и внутренности отозвались урчанием.

Я огляделся, прищурившись. Мой резерв силы очень медленно, но пополнялся, тело впитывало потоки независимо от моей воли. Ускорить процесс можно в ближайшем доме фиалок, что я и намеревался сделать. Благо, мадам Хлыст, заправляющая там, знала меня в лицо и разрешала общение с девушками в долг.

Насвистывая, я прошел еще квартал и толкнул дверь заведения «Фиалки на любой вкус». Здесь по-прежнему царили красные и бордовые тона, и также слишком сладко пахло духами и помадой.

— Могу я вам помочь? — весьма нелюбезно осведомился громила у входа. Я окинул его хмурым взглядом. Похоже, охранник здесь сменился, не помню это оркообразное существо.

— Позови мне мадам Хлыст. А лучше сразу пару девчонок, помоложе. И подайте черничной настойки. — Я уселся в кресло, закинул ногу на ногу. — И, пожалуй, обед. Только проследите, чтобы в мясо не добавляли лук, я его не люблю. — Щелкнул пальцами. — И кофе. Да поживее, у меня еще куча дел!

Оркообразный смотрел без выражения и не двигался с места. Я пощелкал в воздухе пальцами.

— Эй, ты глухой?

— Чем изволите платить? — процедил охранник. — Покажите наличность. Еще сойдут камни или векселя. А ежели у вас ничего нет, то лучше вам убраться поскорее, пока я не оторвал ваши ноги и не засунул их вам в глотку.

Все это оркообразный произнес с тем же застывшим выражением лица и не двигаясь.

— Ты не глухой, ты тупой, — заключил я. — Я же велел позвать мадам Хлыст. Она меня знает. И если не поспешишь, то получишь от нее нагоняй. Ну и от меня тоже.

— Знать не знаю никакой мадам, — выдал охранник. Краем глаза я заметил свисающих с перил девушек в откровенных нарядах. Похоже, наша перебранка уже привлекла любопытствующих. Оркообразный шагнул ближе, заставив меня слегка напрячься. — Заведение принадлежит господину Громелю, а он велел допущать до тел только после того, как посетитель покажет монеты! А тех, кто нагло желает воспользоваться фиалками в долг, гнать в шею, особливо таких никчемных бродяг, как вы!

Охранник сжал огромные кулачищи и двинулся ко мне с явным намерением осуществить свою угрозу. Мне бы, конечно, убраться по-хорошему, но вот дико не люблю, когда такие тупоголовые громилы мне угрожают. Так что кувыркнулся назад вместе с креслом, вскочил на ноги, откинув плащ, и швырнул в охранника то, что первым попалось под руку, — напольную вазу. Он непроизвольно ее поймал, танцуя на носках и пытаясь удержать равновесие и скользкую посудину. Это ему не удалось, потому что подскочил я и врезал громиле в колено. Тот сложился пополам, ваза взлетела, а потом приземлилась на лысый череп мужика. Охранник взвыл, загудел, как рассвирепевший буйвол, и попер на меня. Наверху завизжали девицы, я же понял, что мне действительно пора уносить ноги, но помчался не к двери, а напротив — внутрь здания. Это заведение я знал прекрасно, столько раз устанавливал здесь свои арканы — маленькие услуги для мадам Хлыст. Так что теперь уверенно пронесся через главный зал, нырнул в коридор, пробежал его насквозь и толкнул дверь кухни. Кухарки завизжали, сзади заорал громила. Я метнулся мимо кастрюль и сковородок, на ходу схватил с подноса пирожок и рванул к выходу. Стоило двери захлопнуться, как я сунул пирожок в рот, а сам уцепился за водосток, качнулся и забросил себя на карниз, опоясывающий здание. Прижался к стене.

Оркообразный ревел и пыхтел внизу, прочесывая улицу и не понимая, куда я делся. Надеюсь, в его бритом черепе не хватит мозгов посмотреть наверх. Ну а я удержусь от желания плюнуть на лысину охранника.

— Тц, Лекс, — раздался слева шепот.

Я повернулся, жуя сдобу, и воззрился на знакомое женское лицо.

— Иди сюда, только тихо! — позвала Терри, опасливо косясь вниз. Я шагнул к окну, из которого выглядывала девушка, перекинул ноги внутрь и спрыгнул в комнату. Терри хихикнула, а потом бросилась мне на шею, отчего я чуть не подавился.

— Прости, — фиалка слегка смутилась. — Я так рада тебя видеть! Ты давно не появлялся, я думала, что…

— Что меня прикопали на каком-нибудь кладбище? — хмыкнул я. — Рано, малышка, я еще побегаю. Хотя некоторые и старались, тут не поспоришь.

Сграбастал со столика графин и сделал жадный глоток воды прямо из горлышка.

— Начинку в пирожках пересолили, — напившись, известил я и упал в кресло. — А у вас тут новые порядки? Куда делась мадам Хлыст?

— Продала заведение этому Громелю, — сердито проворчала Терри. — Редкостный гад оказался. А охранник его, этот гоблин Рорк, и вовсе ужас. Пользуется девушками, как хочет, аппетиты непомерные! И все бесплатно, конечно! После него сил не остается даже до купальни доползти, не то что на других клиентов! — Она зло сверкнула глазами. — Мы его ненавидим, вот только сделать ничего не можем. Мадам Хлыст о нас заботилась, а новый хозяин… — Терри покачала головой и снова вздохнула. — Так что я решила уехать, хватит с меня! Ты меня чудом застал. Сяду на паровоз, отправляющийся на юг. Несколько месяцев на билет копила!

Я приподнял бровь.

— Ух ты. Тебя поздравить или расстроиться?

— А ты расстроишься? — в ее глазах мелькнуло какое-то чувство. Я небрежно пожал плечами и широко улыбнулся.

— Конечно. Ты лучшая фиалка в моей жизни.

Терри опустила взгляд, потеребила поясок на фривольном красном пеньюаре. А потом неожиданно уселась ко мне на колени.

— А я тебя вспоминала, — тихо сказала она. Я хмыкнул, и девушка вскинулась. — Правда! Знаешь, ты всегда был… не такой, как все. Я даже уехать решила, потому что думала, что ты…

— Не надо, крошка, — мягко сказал я. Вот только признаний этой девицы мне не хватало!

— Ну да, — она прикусила губу, потом наклонилась ниже. — Плохо выглядишь, Лекс. У тебя пятно на плаще, кровь. Значит, снова ранен. И как ты умудряешься постоянно попадать в передряги? А я помню, что женские ласки помогают тебе… излечиться. — Она нежно поцеловала меня, одновременно развязывая свой поясок и поводя плечами, чтобы сбросить скользкий шелк. — Это подарок, — шепотом закончила она.

Я лениво провел языком по ее губам, сжал теплое женское тело. Нежная и упругая, но вот поток силы слишком слабый. К сожалению, у фиалок он довольно быстро иссякает, удовольствие с Терри я получить могу, но резерв почти не пополнится. А мне сейчас это важнее развлечения.

Конечно, можно девчонку убить, это даст мне больше, чем близость с ней…

Терри уже вовсю облизывала мне рот, прижимаясь грудью и бедрами. Все движения точные и умелые, отработанные. И почти не волнующие. Я глубоко вздохнул, усмехнулся и отодвинул ее от себя.

— Не сейчас, малышка.

— Почему? Ты меня не хочешь? — она оторвалась от моего рта и изумленно округлила глаза. — Ты что… влюбился?

Я потер щетину.

— А ты все еще веришь в сказки, крошка? — усмехнулся я.

Фиалка посмотрела с подозрением, а потом кивнула и рассмеялась.

— Ну да, глупость сказала! Вряд ли ты на это способен, Лекс!

— Почему же? — как-то даже обидно стало.

— Ну, ты такой… Не для любви, в общем, — по-женски «понятно» объяснила Терри и опустила ладонь вниз, погладила.

— Уверен, что не хочешь?

Я покачал головой.

— В другой раз. Навещу тебя на юге, крошка.

— Ты наглый врун, Лекс, — Терри внимательно посмотрела мне в глаза, разочарованно вздохнула и слезла с моих колен. Я с сожалением осмотрел ее округлости и взял с блюда булочку, засунул в рот.

— Постой! Я дам тебе одежду, забыл один повеса, да и вряд ли вспомнит, слишком пьян был… Тебе не стоит показывать свои рисунки, Лекс, — она кинулась к сундуку, а потом протянула мне сверток. — Теперь это смертельно.

— Почему? — спросил я, через голову натягивая черную рубашку.

— Ты откуда свалился? — удивилась Терри. — Разве не знаешь? На магов идет охота, хотя вслух об этом не говорят.

— Охота? — я замер, раздраженно теребя пуговицы, и фиалка подошла, застегнула, поправила мне воротник. — Но разве новый правитель не навел порядок? Не отменил указы об аресте чернокнижников?

— Новый правитель? — теперь пришел черед Терри удивиться. — О чем ты? Закон против чернокнижников наоборот — ужесточили. Да и не только против темных. Теперь и светлые боятся применять магию. Одной из наших девочек недавно понадобился целитель — после этого урода Рорка, так мы еле-еле мага отыскали! А раньше целительские на каждом углу стояли… Даже в храмах теперь каждый день вещают о том, что магия — пережиток прошлого, от которого надо избавиться, дабы не навлечь гнев богини. Так что лучше ты свои рисунки спрячь, целее будешь.

Я кивнул, задумавшись, а Терри подала мой грязный плащ.

Да, я многое пропустил, похоже. Но вот интересно, где этот хренов правитель Харт и почему в Кайере происходит подобное? Почему принц это допускает?

— То есть о смерти императора так и не было объявлено? — уточнил я.

Фиалка вытаращила глаза.

— О смерти? Что ты такое говоришь? Несколько дней назад был праздник, и Его Императорское Величество выступал на площади. И выглядел вполне здоровым!

Я открыл рот. Вот так дела! Час от часу не легче! Владыка жив? Вот уж не думаю, забери меня Изнанка!

— Ты сама была на той площади и видела императора?

— Ну да, — кивнула девушка. — Громель расщедрился на выходной для всех девушек. Так что я была там и правителя видела своими глазами. Такой же толстый и красномордый, что и прежде! — хихикнула фиалка и испуганно прикрыла рот ладошкой.

— А принц и принцесса? — что-то мне все меньше нравились новости. — Они тоже были на площади?

— Нет, только император, верховный жрец и свита. Ну, и новый советник, этот Люмис, о котором все говорят.

— Кто?

— Ле-е-екс!!! — изумленно воскликнула девушка. — Ты что, с дирижабля свалился? Совсем ничего не знаешь? О Люмисе слышала даже последняя хромая дворняга из трущоб! А ты — нет? Это же гений, великий Люмис, что делает все эти изумительные штуки из железа! Император пожаловал ему титул за заслуги! Ты разве не слышал? Ну Люмис же!

Я пожал плечами.

— Нет, не слышал. Я был слегка занят последнее время.

Спасал этот гребаный мир от гребаной Изнанки.

Я задумчиво погладил девушку по щеке, и она выгнулась, словно кошка под моей рукой. Но мыслями я уже был далеко от прелестей фиалки. Чутье подсказывало, что в Кайере происходит что-то весьма неприятное. И мне лучше как можно скорее разобраться, что именно.

Терри почувствовала мою готовность уйти, смахнула грязь с плаща и лукаво улыбнулась.

— Поцелуй? На память?

— Лиса, — хмыкнул я и чмокнул ее в щеку. Улыбнулся, увидев обиженное выражение лица. — Боюсь, не удержусь, крошка, ты очень соблазнительна. Не грусти! И кстати, у вас все еще есть тот склад, где мадам Хлыст хранила припасы и сундуки с нарядами?

— Ну да, есть, — несколько озадаченно протянула Терри. — Зачем он тебе?

— Не бери в голову, крошка, — подмигнул я, направляясь к двери. — Можешь сказать вашему охраннику, что видела меня там? Этому гоблину. Только тихо. — Я усмехнулся. — Это будет наш секрет.

Терри вскинулась, открыла рот. И понятливо улыбнулась.

— Конечно, Лекс. Я все сделаю.

Фиалка помахала мне рукой, затянула поясок и выскользнула за дверь. Я выждал немного времени и пошел следом. Мне нужна сила, а от оркообразного Рорка я получу ее в разы больше, чем от хрупкой девушки. А на складе я лично установил ловушку — мгновенный парализующий аркан, останавливающий вора. Помнится, мадам Хлыст очень благодарила меня за эту запрещенную законом паутинку. Воспоминания о тех благодарностях, что от ее имени оказывали мне фиалки, до сих пор греют душу.

Думаю, мне вполне хватит нескольких минут оцепенения, чтобы «уговорить» Рорка поделиться своей жизненной силой. Он после этого, конечно, не выживет, ну так это уже не мои проблемы.

ГЛАВА 5

Дом фиалок я покидал довольным. Наконец-то я перестал чувствовать себя пустым горшком и ощутил силу! Она жалила изнутри, кололась, потому что была чужой и отнятой насильно, но это ненадолго. Уже через час энергия чужой жизни уляжется внутри меня. Рана закрылась полностью, и за это я почти готов был сказать оркообразному громиле спасибо. Хотя — некому. Я не собирался оставлять следов и, как только ощутил пополнение резерва, наложил на тело Рорка аркан тлена. Гадкий и очень полезный арканчик, что сжирает плоть и кости, оставляя лишь серую труху. Следом кинул воронку сокрытия, желая максимально спрятать следы своего присутствия. Конечно, опытный ловец найдет следы черной магии, но, как показывает мой опыт, не пойман на месте преступления — отпирайся до последнего! Никогда не признавайся и ври, что ничего не было. Принцип, успешно работающий и с ловцами, и с женщинами.

Кстати о последних.

Внутри бурлила сила, так что я решил посетить еще одно место — кладбище. Именно туда я и отправился.

До старого жальника пришлось добираться пешком, путая следы и оглядываясь. К счастью, никто не обращал внимания на бродягу, которым я сейчас прикидывался. В сотый раз осмотрев местность и не найдя ничего подозрительного в придорожных кустах, я прошел за ограду кладбища и двинулся мимо склепов.

Каменная горгулья сидела на своем месте, и я, скрипя зубами, заплатил кровавую дань, чтобы попасть в нужную мне усыпальницу.

Щелкнул пальцами, зажигая светлячок над головой, и осмотрелся. Гроб все так же стоял на постаменте, следов чужого вторжения я не видел.

— Лантаарея!

Имя ударилось о каменные стены и вернулось ко мне ни с чем. Я сдвинул крышку с латунными завитками, посмотрел внутрь.

— Ланта, зараза ты эдакая! А ну живо ко мне! — заорал я, обнаружив пустое нутро, обитое атласом и кружевом. Моей черноволосой чаровницы в склепе не было. А судя по толстому слою пыли на крышке гроба — не было довольно давно. И сколько я ее ни звал — на мои призывы Ланта так и не пришла.

Я запустил пятерню в волосы, подергал пряди в попытке думать. Уселся на постамент, сдвинув пустой гроб.

И где теперь искать Ланту? А заодно и ответы. Этого я пока не знал.

Размышляя, я вытащил из тайника мешочек с монетами, подбросил его на ладони. Что ж, пора сменить облик бродяги на достопочтимого горожанина! Кайеру пора встречать Лекса Раута!

* * *

На яркой вывеске почти в центре Кайера красовалось: «Дом услуг и готового платья Виктора Фринта». Я толкнул дверь и оказался в просторной комнате. Навстречу мне уже спешил сухой и вертлявый хозяин заведения.

— Что изволит господин? — растягивая губы в любезной улыбке, поинтересовался он. Я одобрительно кивнул. Вот люблю умных людей — и жив останется, и монет заработает!

— Я желаю все, — ухмыльнулся, доставая из-под плаща увесистый мешочек. Улыбка Виктора Фринта стала поистине ослепительной.

— Тогда вы пришли в нужное место, достопочтимый господин!

Первым делом меня сопроводили в купальни с несколькими каменными чашами горячей воды и мыльными растворами в вазах. Я даже не отказался от услуг смазливой мойщицы, резерва вполне хватило на создание иллюзии. Демонстрировать свою нательную живопись я не стал, памятуя предупреждение фиалки. Девчонка очень старалась, намыливая меня, пока я лениво болтал ногами в горячей воде и рассматривал ее намокшее платье и прелести под ним. Правда, стоило мойщице закончить, явился брадобрей, готовый избавить меня от щетины и значительно отросших волос, так что более близкого знакомства не получилось. Виктор Фринт с прислужниками в это время демонстрировали мне всевозможные наряды, что оставалось лишь подогнать по фигуре, пока господин, то есть я, выпьет кофе со сдобным рогаликом.

Так что это уютное заведение я покидал вполне довольный и собой, и Виктором, который звал заглядывать почаще. Через два часа на Аллее Вязов стоял уже не бродяга, а достойный горожанин, облаченный в черные брюки, синюю рубашку, темно-бордовый жилет с вышивкой и коричневый плащ, украшенный белым шнуром. Все это дополняли блестящие сапоги и шейный платок.

— Великолепно, господин Раут! — восхитился на прощание Виктор, и я с ним согласился. — Вам не хватает лишь часов и булавки для платка! Загляните в салон господина Люмиса, поверьте, у него просто восхитительные вещицы! Это совсем недалеко, возле площади! Сделаете подарок себе или… — Фринт подмигнул, — вашей даме!

— Почему бы и нет, — решил я. В конце концов, пора узнать, что за новый персонаж появился в моем городе. Я в Кайере всего день, а уже слышал имя Люмиса дважды.

Так что у перекрестка я махнул рукой извозчику и приказал отвезти меня по указанному адресу.

«Салон часов и украшений» расположился в трехэтажном каменном доме почти у площади Императора. Я оценил и стеклянные витрины, и изумительную подсветку вращающихся на подставках изделий, и вышколенного прислужника у порога.

Внутри играла механическая флейта, и звуки музыки удачно сплетались с тихим тиканьем часов, которых здесь было не меньше сотни, шелестом платьев дам и сдержанными репликами господ. И все это великолепие я тоже оценил по достоинству.

Неспешно прогулявшись по залу, я остановился у витрины, сияющей голубоватым светом. Внутри, на бархатных подушечках, блестели брошки. Бабочки, стрекозы, божьи коровки… И все сделанные из… металла! Не из золота, а из обычного металла, но при этом украшенные драгоценными камнями и слюдяными крылышками. Окинул изделия придирчивым взглядом. Возможно, мне стоит пересмотреть свои отношения с дорогой супругой. В конце концов, Одри потеряла память и неизвестно сколько проболталась в Пустоши, она слаба и напугана. Оттого и ведет себя, как болотная горгулья. Но я не встречал еще ни одной женщины, что не растаяла бы при виде блестящих побрякушек.

И пока я добрый, пожалуй, приобрету для девчонки какую-нибудь вещицу. Представил Одри, одиноко сидящую в поместье, где даже еды не было. Ведь наверняка караулит у двери в подвал. Может, уговаривает меня выйти? Кается? Обещает искупить свою вину?

Я хмыкнул, залюбовавшись нарисованной воображением картиной.

— Они двигаются, словно живые, — рядом неслышно возник улыбающийся парень-прислужник, указал на украшения. — Последняя коллекция господина Люмиса, продаются с неимоверной скоростью! Хотите посмотреть ближе?

Я милостиво кивнул. Юноша достал из витрины бабочку. Сверкнуло металлическое брюшко, яркие крылья, усыпанные камнями, медленно распахнулись и снова сложились.

— Ваша дама будет в восторге, поверьте, — уверил продавец. — Даже императорская семья выразила восхищение этими вещицами! А принцесса Сильвия носит на своих волосах похожую бабочку!

— Да что вы, — пробормотал я. — Хотел бы я ее увидеть.

— Бабочку? — не понял продавец.

— Сильвию. Принцессу Сильвию.

Прислужник слегка растерянно повертел в руках брошь.

— Э-э, показать вам стрекоз? Стрекоз очень любят дамы постарше…

— Мне подошел бы паук.

— Что, простите? — лицо услужливого парня слегка вытянулось.

— Паук, — я широко улыбнулся. — Точно! С глазами из какого-нибудь серого камня! М-м-м, не знаю, как он называется…

— Возможно, вам подошли бы дымчатые топазы, — негромко сказали за моей спиной. — Паук? Это могло бы быть интересным…

Прислужник вытянулся по стойке смирно, а я обернулся.

— Позвольте представиться, Крис Люмис, хозяин этого салона.

— Лекс Раут, — протянул я ладонь, с интересом оглядывая нового советника Его Величества.

Передо мной стоял мужчина примерно моего роста, худощавый. Каштановые волосы коротко острижены, одет в темную одежду, на которой выделяется серебряная цепочка часов и светло-зеленый шейный платок. Рассмотреть лицо господина Люмиса оказалось довольно сложно — нижнюю его часть закрывала кожаная маска. Я видел лишь глаза — темно-синие, почти черные.

— Я слышал об Эрнесте Рауте как о почетном члене городского совета.

— Это был мой отец, — я внимательно смотрел в лицо собеседника. — Сомневаюсь, что когда-нибудь удостоюсь подобной чести. Увы, я не гожусь на роль образцового горожанина.

Из-под кожаной маски донеслись каркающие звуки, очевидно, Люмис смеялся.

— Простите мне мой вид. Мое лицо и горло повреждены, приходится находить средства за щиты… Но вернемся к вашему пожеланию. Вы хотите заказать паука для вашей…

— Жены.

— Как… интересно. — И снова этот каркающий звук, что у Люмиса означал смех. — Очень… показательно. Я с удовольствием сделаю для вас такое украшение.

Я выразительно приподнял бровь.

— Работа в Совете настолько незначительна, что вам нечем заняться?

— Боюсь, что вы правы, и почетным горожанином вам не стать, — фыркнул Люмис. — С такой-то привычкой говорить то, что думаете! Или, напротив, не думаете… — он вновь рассмеялся. Вокруг нас уже собрались посетители магазина, похоже, хозяин был известной персоной.

— Нет, господин Раут, мне есть чем заняться. Но ваш заказ меня заинтриговал, а я люблю делать на досуге необычные вещи. Я сделаю вашего паучка. И заставлю двигаться его лапки. Надеюсь, вашей супруге понравится.

— Они шевелятся благодаря магии? — я указал на крылышки бабочки.

— Никакой магии! — темные глаза мастера сверкнули. — Ничего подобного. При рождении мне не досталось дара — ни темного, ни светлого. Мои вещицы двигаются благодаря науке, господин Раут. Так что вы скажете насчет дымчатого топаза?

Люмис сделал знак прислужнику, и тот развернул на витрине черный бархат с камнями. Я придирчиво осмотрел и кивнул.

— Да. Подойдет.

Потянулся к мешочку на поясе, но Люмис небрежно махнул рукой.

— О, не стоит, господин Раут. Вы решите, нравится ли вам брошь, только после того, как она будет завершена.

— Как скажете.

— Рад был знакомству.

— Взаимно.

Хозяин салона кивнул и отошел. Прислужник, складывающий в мешочек камни, выразительно закатил глаза.

— Вам просто невероятно повезло! — прошептал он. — Мастер редко берется за заказы лично. Невероятное везение!

— Да, я им отличаюсь, — пробормотал я, прищурившись. Зрители разошлись, сам Люмис скрылся за неприметной дверью. Размышляя, я перешел в зал с часами, незаинтересованно разглядывая выставленные образцы. Что-то меня беспокоило…

— Иди отсюда, воришка! — голос прислужника прервал мои мысли и заставил обернуться. У витрины стоял парень, почти мальчишка, и глазел, открыв рот на сверкающие украшения. И я уже хотел отвернуться, как заметил глаза парнишки — серые, с розовой каемкой у края. Парень с изумлением уставился сквозь стекло на меня. И резко развернулся, готовый драпать со всех ног.

— Держи вора! — завопил я, бросаясь к выходу и расталкивая зазевавшихся посетителей салона.

Прислужник отреагировал быстро, молодец, и схватил убегающего за рукав темной куртки.

— Пусти! — по-девчоночьи взвизгнул «мальчишка», сверкая глазами.

— Господин, я его поймал! — торжествующе завопил прислужник. — Вызывать стражей? Он что-то стащил у вас? Я так и подумал, что не просто так у витрины трется! Знаю я таких, глазастых!

— Я сам разберусь с нарушителем, — прищурился, рассматривая насупившуюся Одри, а это, несомненно, была она. Да, на девчонке красовались штаны и моя старая куртка, что была ей велика, да и иллюзия показывала окружающим лишь мелкого пакостника, но ее глаза я узнал бы под любой личиной.

— И разберусь, и накажу, — ласково пообещал я, сжимая пальцы на запястье Одри. Та сердито зашипела.

— Мне кажется, он бешеный, — проявил заботу обо мне прислужник. — Может, все же вызвать стражей и ловцов?

— Я справлюсь, не беспокойтесь, — ухмыльнулся и потащил Одри в сторону. Девчонка сопротивлялась и даже пыталась укусить, но, конечно, безуспешно.

ГЛАВА 6

— Куда ты меня тащишь? — наконец не выдержала Одри.

— В подворотню, — ухмыльнулся я. — Не дергайся, тут недалеко.

— В подворотню? Зачем? Отпусти меня!

— Наказывать буду, — улыбнулся еще шире, но мой радостный настрой девчонке не понравился.

— Отпусти! — Она уперлась ногами в мостовую, отказываясь двигаться.

— Будешь противиться — понесу на плече. Как мешок с корнеплодами. Еще и аркан молчания наложу, чтобы не смущала воплями достопочтимых горожан. Будешь молчать пару недель, тебе пойдет на пользу!

— Не посмеешь! — выдохнула она.

Я с предвкушением облизнулся.

— Тогда начинай орать. Проверим.

Одри сверкнула глазами. Открыла рот и закрыла.

— Гад, — сказала она. Но тихо сказала, прошептала почти.

— Осторожнее. Могу решить, что ты кричишь, Одри.

Она упрямо дернулась, пытаясь вырвать свою ладонь из моей руки. Наивная. Я лишь сжал крепче и потащил к боковой улочке, что вела к нужному мне месту.

Этим проулком между домами мало кто пользовался, он был слишком узким и неопрятным, к тому же заканчивался тупиком для тех, кто не знал о сквозном проходе. Я знал Кайер, как выжженные на моем теле рисунки, так что шагал уверенно. Протащив девчонку до заколоченной двери, остановился и припечатал к стене.

— А теперь быстро рассказывай, что ты делала в городе.

Она яростно сжала кулаки, вскинула голову.

— Одри, не вынуждай меня.

— Я искала тебя, — выпалила златовласка. Я слегка опешил, потому что не ожидал подобного ответа.

— Да! — с вызовом повторила Одри. Ее личина мальчишки слезла, и я вновь видел знакомое до мельчайших подробностей лицо. — Я хотела выпустить тебя. — Она закусила губу и нахмурилась. — Открыла дверь, а в подземелье пусто.

— И решила поискать меня в центре столицы? — усмехнулся я.

— Я решила пройтись, — огрызнулась Одри. — А заодно найти хоть какой-нибудь еды! Хотя, вижу, ты вполне доволен жизнью, успел и приодеться, и пройтись по часовым салонам! Да и особо голодным не выглядишь! Зря я переживала.

— А ты переживала?

Она оттолкнула меня, намереваясь пройти мимо. Я схватил её за руку и вернул на место — к каменной кладке.

— Переживала?

— Боялась, что ты сдохнешь где-нибудь на улице, а мне придется сидеть в застенках за убийство такого придурка! — рявкнула она. Я прищурился.

— Так-так… Значит, про застенки ты помнишь? Что еще сохранилось в твоей лживой головке?

— Многое, — она снова сжала кулаки. — Но ничего, связанного с тобой!

Я с подозрением уставился в серые глаза. Может, испытать на ней аркан правды? Мысль заманчивая, вот только заклинание это опасное, принуждение ломает волю и человека. Можно и навсегда сломать.

— Мне не нравится твой взгляд, — хмуро озвучила Одри.

— А мне не нравится, когда мне врут, — ласково сказал я и придавил девчонку своим телом. Прижался губами к ее щеке, лизнул. Вкусная… — Если ты ничего не помнишь, то я напомню, милая. Ты уже врала мне, много и некрасиво. Если я узнаю, что ты снова сделала это… Я тебя точно придушу.

— Хватит мне угрожать!

— Я не угрожаю. Я предупреждаю, Одри. — Сжал пальцы на ее подбородке. — Не хочешь все мне рассказать?

— Что — все? — насупилась она. — И убери от меня руки…

Она осеклась, а я застыл, слегка потеряв нить угроз. Потому что слишком резко осознал, что придавливаю девчонку к стене в пустом и темном переулке. Где весьма тихо и даже почти удобно… И что на Одри такие соблазнительные штанишки, которые так и хочется приспустить. А во мне достаточно сил для игры и развлечения.

Опустил взгляд, рассматривая губы, тонкую шею в вороте рубашки, почти неразличимую под курткой грудь. Одри не двигалась и, кажется, почти не дышала: то ли боялась меня спровоцировать, то ли — вспугнуть. Я медленно опустил ладони и сжал ей бедра.

— Я по тебе соскучился, златовласка…

Провел рукой по спине девушки, мягко привлекая к себе.

Она коротко и тяжело вдохнула, в серых глазах что-то изменилось. Я хотел бы узнать что, но судьба — та еще сволочь, вечно вмешивается в самый неподходящий момент.

В проулке раздался свист и хлопанье тяжелых крыльев, а потом мне на плечо опустилась «сорока». Правда, этот вестник отличался от обычных, деревянных, что рассылают с сообщением рядовые горожане. Сорока Бастиона Ловцов была размером с ястреба, красные глаза из стекла уставились на меня со злостью, а клюв с железным наконечником пребольно ударил в щеку.

— Вот дрянь! — взвыл я, пытаясь сбросить птицу. Но та лишь впилась мне в плечо стальными когтями. Я добавил еще парочку грязных ругательств, но бесполезно. От вестника Бастиона невозможно избавиться, пока послание не будет доставлено адресату.

— Ладно, говори уже, — рявкнул я, стирая с щеки каплю крови. — И быстро!

Железный клюв открылся, и оттуда донесся голос.

— Ловец седьмого круга Лекс Раут обязан явиться в главное управление Кайера для отчета и приступления к непосредственным обязанностям в течение суток после получения сообщения. Задержка более чем на минуту будет считаться попыткой избежать несения службы, и на провинившегося ловца будет наложен аркан пожирания жизни.

— Дерьмо! — обрадовался я. Ну что за гнилые потроха? Я так надеялся, что моя досадная служба в рядах Бастиона благополучно завершилась! Где этот идиот Харт, и почему он не спасает меня от этой нелепицы?

Злость остудила мой жар в паху и заставила убрать руки от притихшей Одри.

— Сообщение передано по назначению, время ловца Раута запущено, — известила птица, щелкнула клювом в опасной близости от моего носа и взлетела, скрипя механическими частями. Я не сдержался и швырнул в «сороку» файер, поджарив птичку.

— Порча имущества Бастиона карается штрафом, — прокаркала эта зараза, загораясь. — Штраф наложен на ловца Лекса Раута.

Я с удовольствием вмазал сапогом по сороке, расплющив вестника о стену.

— Глумление над остатками испорченного имущества Бастиона карается штрафом, — проскрипел железный клюв на головешке. — Штраф наложен на ловца Лекса Раута…

— Заткнись! — я снова ударил сапогом, впечатывая части сороки в грязь.

Одри стояла у стены, глядя на меня расширившимися глазами.

— Что, не нравлюсь я тебе? — взвился я.

— Ты не хочешь являться в Бастион? — тихо спросила она.

— Я не хочу иметь ничего общего с Бастионом, — мрачно, но уже спокойнее протянул я. Потер подбородок и даже расстроился, что там нет привычной щетины. Развернулся и пошел в глубь проулка. — Идем, — бросил Одри через плечо.

— Куда? — она все-таки пошла за мной, и я даже не знал, радоваться ли этому. Одри меня нервировала, возбуждала и злила, так что порой хотелось просто от нее избавиться.

— Облик смени, — не глядя на девчонку, буркнул я. — Если не хочешь, чтобы вся подворотня пялилась на твою задницу. Она фыркнула, но уже в следующий миг рядом вновь стоял мальчишка лет шестнадцати в широких штанах и потасканной куртке.

В молчании мы дошли до неприметной двери, над которой красовалась надпись.

— «Подворотня»? — изумилась Одри, прочитав название.

— Я же тебе сказал, — буркнул я, дергая дверную ручку в виде безобразной головы оскалившейся горгульи.

— Но я думала… — начала девчонка и осеклась. Серые глаза расширились. Обычно это происходит со всеми, кто впервые оказывается в этом заведеньице.

За дверью открывался вид на просторный зал. Каменные столы в виде алтарей, на которых коптят черные свечи и видны кровавые разводы. С потолка свисают ржавые цепи, битые горшки и засохшие черепа. Стены размалеваны живописными картинками из веселой жизни обитателей кладбища. Исполнение, конечно, то еще, плохой из некроманта живописец, зато старания с избытком. Ну и фантазии.

Одри прищурилась, рассматривая ближайшую сценку на штукатурке, и шумно сглотнула, поняв, что там изображено. Заморгала и залилась краской, так что ко мне даже почти вернулось благодушное настроение.

— Они что… — заикаясь, сказала Одри, не в силах отвести взгляд от стены. — Прямо в склепе? Это же…

— Лучше не спрашивай, — хмыкнул я. — И если подойдет хозяин, сделай вид, что не видишь эту мазню. Поверь, он очень любит об этом рассказывать. И очень… подробно. Кстати, вот и он!

К нам уже шагал, улыбаясь во все свои оставшиеся зубы, мой старый знакомый некромант.

— Лекс! — заорал он. — Это ты?

— Нет, мой призрак, — хмыкнул я. — И тебе сырой земли и добрых трупов, Трис!

— Призрак? — Трис на полном серьезе ткнул меня кулаком в плечо. Я в ответ заехал ему в ухо — просто потому, что плечо лишь недавно зажило. Ну и еще я не люблю, когда в меня тыкают кулаками. Некромант довольно расхохотался: — Нет, живой, как я погляжу! А слушок ходил, что тебя давно прикопали! Я даже хотел выведать где!

— Чтобы поднять мой труп? — скривился я.

— Ну, конечно! Чего добру пропадать? — оскалился Трис.

— Придется с этим подождать, — огорчил я. И сам огорчился. Что это меня все хоронят? Никой веры в старину Лекса!

— Подожду, — покладисто протянул Трис. — Тебе как обычно? Горячительного и горячего? А это кто с тобой?

— Родственник, — буркнул я.

— Дальний и нежелательный? — радостно уточнил Трис.

Одри насупилась, и некромант размахнулся, чтобы ткнуть кулаком и пришлого парня. Моя рука взлетела прежде, чем я успел подумать, блокируя удар и отшвыривая некроманта.

— Не стоит, — сказал я, глядя, как Трис удивленно потирает кулак. — Он у меня хилый, еще развалится… А насчет блюд ты не ошибся. Все еще готовишь мясо с кровью, как я люблю?

— А то как же! — К счастью и удивлению, для некроманта Трис обладал незлобливым и миролюбивым характером. — Будет тебе мясо, Лекс! Садитесь туда, к огню поближе.

Хозяин ушел в кухню, а мы уселись недалеко от очага, что напоминал дыру в бездну. Прислужница в черном платье и бордовом корсете, из которого вываливалась пышная грудь, поставила перед нами тарелки и кружки с горячим хеллем.

— Если что, я через час освобожусь, Лекс, — сипло объявила она, склоняясь еще ниже, чтобы вытереть со стола несуществующее пятно.

— Ух ты, — обрадовался я, усиленно пытаясь вспомнить, откуда эта красотка меня знает.

— Ага, — широко улыбнулась она и подмигнула. — Комната та же. Вторая наверху.

Виляя объемным задом, подавальщица отошла к соседнему столику, чтобы принять заказ.

— Комната наверху? — Одри сидела красная, даже иллюзия не помогала. И еще по-демонски злая.

— Она обозналась, — прячась за кружкой с хеллем, объявил я.

— Да что ты?! А мне вот кажется, что нет!

— Ты ревнуешь, детка?

— Я злюсь!

Подавальщица вернулась и поставила передо мной тарелку с сырными лепешками и болтанку из яиц.

— Я надену те самые чулки с красными подвязками, — громким шепотом известила она. Бородач за соседним столом заинтересованно обернулся. — Все, как ты любишь, Лекс!

И снова уплыла.

— Чулки с красными подвязками? — Одри сжала кулаки. Ее глаза сузились, личина дрогнула на миг.

— Я ее впервые вижу. И никогда не видел чулки с красными подвязками!

— Врун! — прошипела златовласка.

— Ну ладно, каюсь. Я пару раз заходил в эту комнату наверху. А, нет, не только в эту, во все заходил. Комнаты помню, подавальщиц нет. Знаешь, они такие… одинаковые. Хотя эту я должен был запомнить, наверное, все-таки такая… стать!

Кружка с горячим хеллем пролетела мимо и брызнула осколками и напитком, врезавшись в стену.

— Лекс, за посуду заплатишь в двойном размере! — из кухни высунулась голова Триса и снова исчезла.

Я, уже не скрываясь, засмеялся.

— Одри, продолжай, и я надеру твой красивый зад! Прямо здесь и при посторонних. Думаю, Трис выделит мне хорошую хворостину.

— Только тронь меня! — прошипела она.

— Угу, и аркан молчания. Раз просишь.

— Ненавижу тебя!

— А говорила, что любишь, — я поставил на стол свой хелль и повел ладонью, опрокидывая кружку с яичной болтанкой.

Одри вскочила, чтобы белая масса не пролилась ей на ноги.

— Платочка не найдется? — сказал я, глядя ей в лицо. Она подняла взгляд, уставившись на меня. Я жадно смотрел, поглощая ее эмоции: злость, растерянность, обида…

— Это же твои штаны, — огрызнулась она. — В них нет платочка! А если бы и был, не дала бы!

— Отчего же? — негромко спросил я. Может, потому что знает, зачем он мне? И что я снова вытру стол, как уже делал когда-то, чтобы позлить златовласку?

— Потому что не хочу! — очень по-женски прошипела Одри.

Узнавания я не увидел. Но все же закинул еще один крючок.

— Нам сейчас только Армона не хватает, да, детка? И было бы все, как раньше.

— Я не знаю, как было раньше, — хмуро сказала девушка. — Но подозреваю, что не слишком хорошо.

— Почему это? — я сделал знак другой подавальщице, и она сноровисто вытерла стол и лавку.

— Потому что любящие люди не ведут себя, как ты, — устало сказала Одри и опустила голову.

— А кто говорил о моей любви? — бросил я. — Речь шла лишь о тебе.

Златовласка посмотрела мне в лицо и снова отвернулась. А мне захотелось еще выпить. И чего-нибудь позабористее хелля.

Моя неопознанная прислужница как раз притащила поднос с горячим и принялась расставлять тарелки. Мясо исходило ароматным паром, печеный картофель с салом и луком еще шкварчал, а горячий хелль пенился, как ему и положено. Девушка призывно улыбалась и облизывала губы, склоняясь передо мной все ниже, пока я не рявкнул, чтобы убралась куда-нибудь подальше.

Подавальщица зыркнула обиженно и ушла.

Одри отломила кусок лепешки, сунула в рот.

— Побежала готовиться, — хмыкнула она, подвигая к себе тарелку. — Подвязки надевать. Курица пустоголовая.

— Не вижу ничего зазорного в попытках понравиться мужчине, — я тянул хелль, аппетит, на удивление, пропал. Видимо, не стоило набивать живот дармовым тестом у фиалок.

— Конечно, не видишь, — Одри подула на мясо и сунула ложку в рот. — Ты же мужчина.

— Рад, что ты заметила, — буркнул я.

Златовласка блаженно зажмурилась, глотая горячую еду, а я замер, сжимая глиняную кружку. Задремавшее желание вновь пробудилось, намекая, что неплохо бы утолить и другой голод. Хотя нет, не намекая. Вопя об этом так, что пах свело. На губах Одри застыла капелька, и девушка слизнула ее языком. Гнилье, требуха и некромант с его картинками и подавальщицами! Чтоб они все в Бездну провалились!

— Ты не голоден? — Одри посмотрела вопросительно.

— Я очень голоден. Я почти подыхаю от голода, — зло бросил я, резко поднимаясь. — Ешь, скоро вернусь. Надо поболтать с Трисом.

Одри проводила меня взглядом, я чувствовал это, но ничего не сказала.

Несколькими шагами я пересек «Подворотню» и толкнул створку подсобного помещения.

— За дверь тоже заплатишь, — вскинулся некромант, восседающий на табуретке. В очаге бурлило какое-то варево, ложка сама мешала его в кастрюле.

— Цела твоя дверь, — махнул я рукой и покосился на пузатую кухарку. Впрочем, просто по привычке. Повариха Триса была глуха и нема, как горшок в печи. Видимо, потому и работала у этого веселого и склонного к незаконным делам темного.

— Давненько ты не заглядывал, Лекс, — начал издалека некромант, набивая вонючим табаком трубку.

— Ты все еще не бросил эту вредную привычку? — сморщился я. — От такой гадости твоя кровь может утратить свойства, и я не стану ее покупать.

— Ничего с моей кровушкой не случится, лишь ароматнее станет, — отмахнулся Трис. — А ты где пропадал? Роза мне все уши прожужжала, ожидая тебя.

Так, значит, Роза. Ужас какой.

— В разных местах, — уклончиво сказал я. — А Кайер изменился.

— Сильнее, чем хотелось бы, Лекс.

Я придвинул стул, развернул и уселся верхом, сложив пальцы на высокой спинке.

— Что происходит, Трис?

— А трупы знают, — отозвался некромант, пыхтя своей трубкой. — Не в почете мы теперь. Маги. Особенно черные. Так что будь осторожнее.

— Буду, — кивнул я. — И кому мы не угодили?

— Да вроде как Его Величеству, — хмыкнул Трис. — Меня не трогают пока, но… умные люди говорят, что лучше сидеть тихо.

— А что это за новый советник? Крис Люмис? Откуда взялся?

— Из Бездны самой, — зло сверкнул глазами мой давний приятель. — Поговаривают, он за спиной императора стоит и всем верховодит. Не знает никто, откуда он взялся. По осени открыл часовой салон у площади, каморку неприметную, никто и внимания не обратил. А теперь…

— Видел я, что теперь. И самого Люмиса видел. Неприятный тип.

— Видел Люмиса? — изумился Трис.

— Да, он обещал сделать мне одну вещицу.

— Ого, — некромант отвел трубку ото рта и уставился мне в лицо. — Я слышал, он отказал самому градоначальнику, когда тот пожелал заказать кольцо для супруги. А тебе, значит, вызвался? Занятно, Лекс.

Еще как. Меня и самого это беспокоило. С чего это советник императора решил порадовать случайного покупателя?

— Может, играл на публику? — задумчиво протянул я.

Трис покачал головой и тему сменил. И я его понимал. В смутные времена стоит быть осторожным даже со знакомыми. Так что я лишь расспросил об общих знакомых и ушел — не хотелось оставлять Одри надолго одну.

И правильно: вернувшись в зал, я увидел возле златовласки мужиков, что ржали на всю «Подворотню», хлопая себя по коленям. Сама Одри сидела красная, глаза ее остекленели.

— Какого хрена вы тут делаете? — слишком резко спросил я, чувствуя, как обжигает огонь пальцы.

— Рассказываем твоему племяннику про эти картинки, — загоготал бородач, что похлопывал Одри по спине. Я зыркнул, и руки мужик убрал. И отодвинулся.

— Точно! — подхватил второй. — Он так пялился, что мы не удержались!

Ну конечно, не удержались, это ведь местная забава — просвещать новичков!

— Вот и рассказали, как эту ведьмочку трое некромантов наказали! — от хохота бородатого на столе подпрыгнули кружки.

Одри зажала рот ладонью — похоже, рассказали ей все очень… красочно. И бросилась к выходу, как перепуганный заяц. Мужики сложились пополам от смеха. Я с досадой кинул монеты подавальщице, махнул ей, расстроенной, рукой и пошел вслед за Одри.

ГЛАВА 7

По бульвару, грохоча железными ободами и оглушая пассажирскими визгами, проехал безлошадный экипаж. Вслед за ним тянулся шлейф пара и черного смога.

Я поднял руку, призывая извозчика. Нововведения Кайера не вызывали у меня ни доверия, ни желания их испытать. Уже внутри экипажа, расположившись на деревянной скамье, обитой потертым бархатом, посмотрел на златовласку. К ней успел вернуться привычный цвет лица и облик. Одри о чем-то размышляла, напряженно хмуря брови.

— Армон сказал, что у меня есть дом в Кайере, — тихо начала девушка.

— Трепло твой Армон, — обрадовал я и посмотрел в окно.

— Мне нужны вещи, — Одри насупилась. — Не могу же я ходить в твоих, верно? Или постоянно создавать иллюзию, я устаю от этого. Думаю, мне надо туда съездить…

— Как хочешь, — равнодушно пожал плечами. — Я тебя не держу, Одри. Вот, возьми, хватит и на извозчика, и… еще на что-нибудь.

Я кинул ей на колени мешочек с остатками монет.

— Не понимаю, почему ты постоянно злишься, — растерянно произнесла она.

Я сжал зубы. К сожалению, девчонка была права — я злился. На свое решение, на нее, на себя…

— Мы могли бы попытаться… наладить отношения — тихо добавила Одри.

Я оторвался от созерцания проплывающих домов и перевел взгляд на девушку. А потом резко дернул ее на себя, усадил на колени, спиной прижал к своей груди. Она пискнула что-то протестующее, но я лишь обнял крепче.

— Что ты делаешь? Лекс!

— Налаживаю отношения, — пояснил, перехватывая женские руки, чтобы не вздумала дергаться. Шея девушки оказалась слишком близко, так что не удержался, провел языком по нежной коже, жадно втягивая запах и дрожь.

— Лекс! Я не это имела в виду! Отпусти меня! Я говорила о… чувствах…

— Они у меня очень… впечатляющие, — уверил я, продолжая целовать девушке шею. — И с каждым твоим движением на моих коленях становятся все больше.

— Прекрати! Я… не трогай меня!

— Детка, ты каждый раз говоришь мне «нет», — я добрался до ямочки у горла, тронул губами, с наслаждением чувствуя ток крови под тонкой кожей. — А потом стонешь так, что у меня сносит крышу. Не будем нарушать традицию?

Забрался рукой под шерстяную рубашку, другой рукой потянул Одри за растрепанные волосы, заставив откинуться мне на грудь.

— Дай мне пять минут, — шепнул ей в губы. — Или две… Тебе понравится, детка… Тебе всегда нравится. А извозчик не услышит, я найду, чем закрыть твой сладкий ротик, Одри.

Осуществлять сказанное принялся сразу — лизнул ее губы, пытаясь сдержать свою жадность. Но с ней это трудно… К тому же воздержание плохо сказывается на моем терпении. Опустил ладонь, поглаживая женский живот и уже ненавидя все эти тряпки, надетые на ней.

Она застыла, словно прислушиваясь к моим ласкам, а потом двинула мне локтем по ребрам с такой силой, что я охнул и выпустил девушку из рук. Одри скатилась с меня, свалилась между лавками. Встала на колени у моих ног и, чтобы удержать равновесие в раскачивающемся экипаже, схватилась за мои колени. Я вскинул бровь и плотоядно облизнулся.

— Предлагаешь начать сразу с этого? Неожиданно, конечно, но я не против!

— Ты… — она задохнулась, сжала пальцы на моих коленях и… завопила так, что услышал, наверное, не только возница, но и весь бульвар. — Ты самовлюбленный, испорченный, эгоистичный придурок, Лекс! Ненавижу тебя!

— Хватит орать! Ты сама предложила мне наладить отношения! — опешил я. — Я и налаживаю!

Златовласка открыла рот, закрыла и прижала ладони к щеками.

— Ты что, издеваешься? Я предложила попытаться стать друзьями, Лекс! Хотя бы друзьями! Узнать друг друга получше!

— Я знаю твой вкус, запах и частоту стонов, мне этого достаточно, — мрачно известил я, начиная понимать, что удовольствия, на которое я уже настроился, не будет. И сей прискорбный факт изрядно испортил мне настроение!

— Ты ужасен, — девчонка неловко заползла на лавку напротив. — Просто ужасен! С тобой невозможно разговаривать!

— Не надо со мной разговаривать! Я гораздо счастливее, когда женщина молчит и тяжело дышит!

— Все, я больше не могу! — выдохнула она с яростью. — Ты просто… Ненавижу тебя! Я хотела, чтобы мы стали друзьями!

— Мне не нужны друзья! — рявкнул я в ответ. — Тем более мне не нужна в друзьях женщина, Одри! Так что выкинь из головы эти нелепые мысли! Женщина нужна мужчине не для того, чтобы дружить, ясно тебе? Она нужна, чтобы доставлять мужчине удовольствие, желательно частое!

— Конечно, а потом убираться в какой-нибудь угол, чтобы не мешать тебе жить своей мужской жизнью, да? Как та подавальщица с ее красными подвязками? — вконец обозлилась Одри.

— Совершенно точно! Смотрю, эти подвязки тебе покоя не дают! Хочешь, и тебе куплю?!

— Ты… хам!

— А еще сволочь и чернокнижник. Я знаю, Одри, и мне на это наплевать!

— Ты можешь хоть иногда вести себя… нормально? — взбесилась она, сжимая кулаки. — Я же пытаюсь с тобой разговаривать! Хотя мне хочется лишь ударить тебя чем-нибудь тяжелым!

— А мне хочется стащить твои убогие штаны и как следует отыметь! — рявкнул я. — А не молоть языком! А знаешь, что самое скверное, госпожа лицемерка? Что тебе хочется того же!

Она побледнела и уставилась на меня широко открытыми глазами. Я скривился. Бездна, какого демона я не воспользовался приглашением Терри? Сейчас не мучился бы от сводящего с ума желания, ощущая Одри в такой близости.

— Что?!

— Что слышала! Не знаю, что наплел тебе мой блохастый друг Армон, но давай я освещу некоторые моменты. — Наклонился вперед, поставив локти на колени. Места в экипаже было мало, так что отодвинуться златовласке было некуда. — Я не только чернокнижник, но еще и инкуб. Не чистокровный, к счастью. Твоему. И все же секс мне необходим, детка. Я могу тебя заставить. Укусить, и ты будешь счастлива, чтобы я ни делал с тобой. Более того — сама станешь просить. — Она закусила губу, и я придвинулся ближе, жадно рассматривая ее лицо. — И да, я хочу сделать это с тобой!

— Ты меня… заставишь?

— Я к тебе пальцем не прикоснусь, — зло сказал я. — А знаешь почему?

— Почему?

— Потому что я устал от тебя, моя дорогая. Устал от того, что ты отвергаешь меня, хотя я чувствую твое желание!

Она вздрогнула, я усмехнулся.

— Удивлена? Я ведь тебе уже сказал. Женское возбуждение невозможно скрыть от меня. Я его нутром чую. Ты хочешь меня даже сейчас. Но продолжаешь разыгрывать из себя ледышку. Ты меня бесишь, Одри.

— А ты считаешь, что я должна отдаваться тебе, как только ты соизволишь ко мне прикоснуться?

— Почему бы и нет? Это честно и весьма приятно. Правда, жизнь стала бы гораздо веселее, если бы ты делала это! — Я пожал плечами.

Злость становилась лишь сильнее, нужно убираться от Одри, пока не придушил ее. Ударил в стенку экипажа, приказывая извозчику остановиться. Колеса заскрипели, всхрапнули лошади, и повозка замерла у обочины.

— Мне нужно нечто большее, чем просто… близость, — с горечью сказала девушка. — Я хочу узнать тебя… Понять… Но в этом все и дело, да? — она покачала головой. — Ты не хочешь никого впускать в свою душу.

— Все это женские бредни, — сквозь зубы процедил я. — И глупые фантазии. На самом деле все проще, детка — мне плевать на душу. И ты правильно поняла: я хочу от тебя лишь одного. Даже не рассчитывай на большее.

Распахнул дверь и спрыгнул на мостовую.

— И я не слишком терпеливый человек, Одри, — бросил ей через плечо. — Я не буду ждать долго. Так что думай быстрее.

Захлопнул дверцу экипажа и махнул извозчику, показывая, что можно ехать. Сам же развернулся и пошел обратно к площади — у меня сейчас как раз подходящее настроение, чтобы навестить Бастион. Очень хочется кого-нибудь убить, а потом как следует напиться.

* * *

В Кайере главное управление ловцов представляло впечатляющее зрелище. Традиционно круглое здание из черного камня, на каждом окне — зачарованная решетка. Весь нижний этаж разрисован защитными и боевыми рунами. Вверх Бастион рос на четыре этажа, а вниз, по слухам, на все десять. И попасть туда — все равно, что на Изнанку: так же безнадежно. Я слышал, что в одной из тайных комнат этого укрепления хранятся самые страшные и могущественные артефакты империи, но неизвестно, насколько это правда.

Я предпочел бы держаться подальше от Бастиона, но, увы, никто не спросил моего мнения по этому вопросу. Поэтому я остановился у двери и ударил колотушкой по железному ободу. Маленькое окошко распахнулось, и на меня глянул недобрый взгляд стража.

— Кто, зачем, по какому вопросу; приемные дни второй и десятый; жалобы отправляйте в письменном виде, — скороговоркой пробубнил страж.

— Ловец Лекс Раут, явился по вызову, — сквозь зубы выдавил я. Мое имя в сочетании со словом «ловец» вызывало у меня настойчивое желание применить какой-нибудь гадкий и взрывоопасный аркан. Пальцы обожгло огнем, и пришлось сделать пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

Глаз исчез, до меня донесся шелест пергамента.

— Раут, Раут… — бормотали с той стороны двери. — Нашел! Входите.

Створка скрипнула и открылась. Я ступил в здание Бастиона и опешил.

Вдоль стены выстроились с десяток железных чудовищ, которых с большой натяжкой можно было назвать человекоподобными. Бочкообразные туловища на кривых ногах, длинные, ниже колен руки, оканчивающиеся угрожающими клинками и дубинками. Шеи не было, на плечах сидела вытянутая голова с глазами из красного стекла.

— Что это за монстры? — я подошел ближе, чтобы рассмотреть жуткую диковинку. Металлический громила оказался выше меня на две головы.

— Впечатляют, правда? — похоже, ловец, дежуривший у входа, обрадовался новому слушателю. Парень был совсем молодой, наверняка новобранец, не старше семнадцати лет. И торчать целыми днями у ворот ему явно было скучно. Так что мальчишка ухватился за возможность поболтать. Я бы такого языкатого никогда к двери не подпустил, но сейчас лишь улыбнулся.

— Весьма впечатляют. Они поставлены здесь для устрашения?

— Это новый проект советника Люмиса! — восторженно известил парень. — Металлические стражи-ловцы!

— Разве ловец не происходит от слова «ловить»? — скептически хмыкнул я. — Или хотя бы шевелиться?

— Так они… того… будут! — мальчишка сделал страшное лицо. — Ходить будут! И даже бегать! А еще драться и стрелять! Представляете? Невероятно! Ни один преступник от них не уйдет, так говорит господин Люмис!

— И как их собираются оживить? — нахмурился я. — С помощью ритуалов? Артефактов? Древних заклятий?

— Пара и этого… газа! — восторженно заявил парнишка. — Это вам не какая-то там магия, это же наука!

— Ух ты, — без энтузиазма отозвался я, внимательно разглядывая железных уродцев. Что-то все меньше нравится мне этот часовщик в маске — Люмис. Уж больно инициативный. А от таких всегда случаются проблемы, это я знаю точно. Я хотел расспросить подробнее, но на лестнице возник еще один ловец, в синем мундире — старше и, очевидно, опытнее.

— Ловец Раут, следуйте за мной. Ловец Вертук, вернитесь к своим обязанностям и не распускайте язык. Вам снова наряд вне очереди!

Парнишка заметно сник, похоже, его болтливость сильно мешала в несении службы. Я же отправился за синим мундиром, размышляя об увиденном и по привычке считая повороты и ответвления, коих здесь было немерено.

Внутри Бастион напоминал лабиринт, и найти нужный кабинет без сопровождения здесь было невозможно. И еще здесь была сила — конечно, светлая. Я ощущал два потока — сверху и снизу, два источника омывали Бастион полноводной рекой, заряжая ловцов. И сильно нервируя меня. Хорошо, что мой резерв был полон, так разрушающее влияние светлой силы было меньше. И все равно мне хотелось как можно скорее отсюда убраться.

Когда мы третий раз прошли одним и тем же коридором, я выразительно хмыкнул, а сопровождающий наградил меня недовольным взглядом. Но водить кругами перестал и толкнул ближайшую дверь, за которой обнаружился эскандор Алин Больдо. Не могу сказать, что обрадовался нашей встрече. Спрашивать, что он делает в управлении Кайера, я, конечно, не стал — не того полета я птица, чтобы вопросы задавать.

Так что я пробормотал должные слова почтения и приветствия, хотя хотел лишь от души плюнуть в бледное лицо ловца.

— Раут, — проскрипел он, показывая, что испытывает сходные желания. — Похвально, что вы решили не усугублять ваше и без того шаткое положение и явились до окончания вашего отпуска. — Эскандор скривился. — Кстати, я был против него.

Я нахмурился, слушая и переваривая. Странно, но эскандор вел себя так, словно не знает ничего о произошедшем в Пустоши. Или успешно притворяется? Никогда не любил интриги. К тому же сейчас я мало что понимал, поэтому предпочел слушать молча.

Ловец отошел к массивному столу, на котором раскинулась карта. На удивление — бумажная, а не магическая.

— Не буду скрывать, — резко бросил эскандор, — вы мне не нравитесь, Раут. Ни вы, ни ваши занятия. Я не думаю, что чернокнижник в рядах Бастиона — это хорошая идея.

— Совершенно с вами согласен, — не удержался я.

— Не перебивайте меня! — эскандор хлопнул ладонью по столу, и меня чуть не снесло потоком силы. Вот гнилье! Сжал зубы, пытаясь переварить боль, вызванную атакой. А Больдо мощный… Хотя чего я ожидал? У него прямой доступ к источнику!

— Итак, вы мне не нравитесь! — гневно повторил эскандор. — Род ваших занятий меня раздражает, как и многих ловцов Бастиона. Не верю, что из подобного вам может получиться что-то достойное. Но я справедливый человек и готов дать вам возможность доказать свою преданность Империи.

Я поднял бровь, ожидая продолжения. И чуяла моя гнилая душонка, радостным оно не будет.

Эскандор небрежно протянул свиток.

— Читайте, Раут. Это указ Его Императорского Величества.

Я пробежал взглядом по ровным строчкам и похолодел.

— Вы шутите?

— Я похож на шутника, Раут? — оскорбился эскандор. — Вы все внимательно прочитали?

— Тут не так много слов, — огрызнулся я, лихорадочно пытаясь найти выход из ловушки. А то, что это была именно она — гнилая и вонючая яма с дерьмом, в которую я угодил — уже даже не сомневался.

На свитке красовался указ императора о лишении чернокнижников магии посредством разрушительной воронки смерти. Жуткий ритуал, способный лишить мага не только дара, но и жизни. Единственный мой шанс — это время активации воронки. Ее можно провести лишь в первый день новой луны. А сегодня — третий. Значит, у меня есть около трех недель до следующей новой луны, чтобы попытаться спасти свою шкуру. Если это вообще возможно.

Я оторвал взгляд от прыгающих перед глазами букв и посмотрел на эскандора.

— И вы думаете, что я добровольно соглашусь на это?

— У вас небольшой выбор, Раут, — пожал плечами Больдо. — Или лишение дара и дальнейшая служба в рядах Бастиона уже в новом качестве, либо… Вы ведь осуждены как преступник.

— Какой в этом смысл? — процедил я, изо всех сил сдерживая огонь, уже готовый вырваться на волю. — Что толку от мага, лишенного силы?

— Вы сможете держать оружие, этого достаточно, — бросил эскандор.

— Достаточно? Быть просто мясом с ножом в руках?

— Это лучше, чем убийца с даром, Раут! — рявкнул эскандор. — Вы опасны, и только глупец не понимает этого! Я похож на глупца, Раут?

Хотел бы я сказать, на кого он похож! На мерзкую и вонючую кучу, которая по какой-то непонятной причине отдает приказы!

— От вас несет энергией смерти, Раут! — процедил эскандор. — Она забивается мне в каждую пору и не дает дышать! Скажите, почему ваш резерв полон, и аура черна от чужой запекшейся крови? Я ощущаю эту кровь на ваших руках, совсем свежую! Кого вы убили сегодня, ловец?

Поток светлой силы подхватил меня и впечатал в каменную кладку, чуть не размазав по стенке, хотя на этот раз эскандор даже с места не двинулся, лишь буравил меня своими белесыми глазами. Вот же паскуда! Значит, обладает и ментальной магией, а это редкое и весьма опасное умение. Жаль, что оно направлено против меня.

Я дернулся, но по ощущениям на грудь давила плита весом с сам Бастион. Не то что сдвинуть, мне даже вдохнуть не удавалось. Больдо прищурился, и мои внутренности взорвались, по крайней мере именно так я их ощущал. Невыносимая боль заставила меня захрипеть — согнуться не получилось, я все еще болтался у стены, как бесполезный червяк. Казалось, внутри ломаются кости и лопаются сухожилия — на редкость мерзкое чувство, надо признать! К тому же мне не хватало воздуха, я хрипел выброшенной на берег рыбой.

Разум заволокло кровавой пеленой, думать было невероятно сложно, но я попытался отрешиться от ментальной атаки. Это единственный способ противостоять ей. Так что я скрипнул зубами и заставил себя расслабиться. Это оказалось невероятно трудно, мышцы окаменели против воли, стремясь избежать давления. Но я все же сделал это! И сразу воздух наполнил легкие, а невидимая плита стала легче, хотя и не исчезла полностью.

В белых глазах эскандора мелькнули удивление и злость.

— Отвечайте, Раут! — он усилил нажим, я выдохнул и представил себя тестом. Мягким, почти жидким тестом, которому плевать на руки кухарки, что его месят. Только так у меня оставалась возможность дышать. Хотелось поднять ладони и пустить по кабинету светлого огненную волну, но, боюсь, тогда меня уничтожат прямо здесь и сейчас, не дожидаясь новолуния. Похоже, именно этого эскандор и добивался: его глаза полностью утратили цвет, а ладони нарисовали в воздухе аркан. И словно тысячи игл вонзились в мои внутренности, заставив вновь согнуться от боли.

— Эскандор Больдо, не стоит тратить мощь источника на… ловца Бастиона. Наказать за провинность можно и с помощью плети, — раздался негромкий голос, и я дернулся, пытаясь рассмотреть вошедшего ловца сквозь пелену боли.

Сила билась внутри, просясь на волю, огонь выжигал на коже рисунки. Но я терпел, понимая, что спущу его — и останусь без головы. В глазах немного прояснилось, и я увидел Норда Оскола, что стоял у двери. В глазах ловца не видно ни сочувствия, ни особого интереса — вряд ли он был на моей стороне. Но очередную атаку остановил.

— В чем провинился этот ловец?

— Отказывается выполнять указ императора, — проскрипел Больдо.

— Это правда? — свел брови Норд.

— Я лишь выразил сомнение в том, что буду годен к службе после воздействия воронки, — процедил я, тщательно подбирая слова.

Норд усмехнулся.

— Хороший ловец всегда беспокоится о том, насколько качественно сможет служить империи.

— От него несет кровью, Оскол! — рыкнул Больдо. — Он наверняка кого-то убил!

Я вскинул голову. Наверняка? Вот как? Значит, эскандор не знал точно, лишь чувствовал мой резерв и темную силу. Бездна, благослови скрытность чернокнижников, что всегда хранили свои секреты!

— Вы совершили убийство, Раут? — спокойно осведомился Норд.

— Что вы, эскандор, — отозвался я. — Всего лишь прогулялся на кладбище, посидел в любимом семейном склепе, хорошо поел и оприходовал одну знойную дамочку. Этого хватило для пополнения моего резерва.

Больдо скривился, губы Норта дрогнули в улыбке.

— И девушка осталась жива?

— И весьма довольна, — пошленько ухмыльнулся я, изображая глуповатого и развратного Темного. Или не изображая, демоны знают. Может, я такой и есть, раз угораздило вляпаться во все это! Правда, сейчас я готов был изобразить и монашку из храма Богини, лишь бы свалить отсюда!

— Ловец Раут пополняет резерв за счет женщин, — весело произнес эскандор Оскол. — Вы, вероятно, не знали об этом, Больдо? Раут — инкуб.

Алин презрительно прищурился.

— Это не добавляет ему достоинства, — процедил он, но давящая на грудь плита исчезла, а я грохнулся на пол.

— Значит, вы не против лишиться силы, чтобы продолжить служение в Бастионе, Раут?

— Я хочу жить, — гаденько усмехнулся я, потирая ушибленный зад. — И предпочитаю быть живым ловцом, а не мертвым чернокнижником.

— Что же, похвальное рвение, — качнул головой Норд. — Тогда ожидайте, ловец Раут. Мы не можем допустить вас к активной службе, пока ритуал не пройден.

Я затаил дыхание. Только ареста мне не хватало… Похоже, Норд думал о том же, между бровей ловца залегла складка.

— Но так как вы явились добровольно и вовремя, выразили желание сотрудничать и не оказали сопротивления… — он взглянул на хмурого Больдо и махнул рукой. — Не покидайте город, Раут. Вам запрещено пользоваться порталами, а также приближаться к границам Кайера.

Я сдержанно кивнул, опасаясь заорать от радости. Главное — убраться из Бастиона, а тай… Там я найду выход!

— Что ж, не будем вас задерживать, — с насмешкой протянул Норд, отпуская меня.

Я бросился к двери, но все же остановился на пороге.

— Скажите, эскандор, а где ловец Харт? Я ему слегка задолжал, хотелось бы расплатиться…

— Ловец Харт отправлен с миссией в Эскайд. Думаю, не стоит ожидать его до зимы, — бросил Норд, теряя ко мне интерес.

Я понятливо кивнул и вывалился в коридор. Остатки боли все еще дергали кишки, но я лишь сжал зубы, не обращая внимания. В конце концов, магическая ментальная атака — цветочки по сравнению с ожидающей меня воронкой.

Сопровождающий довел меня до выхода, топтавшийся там парень на этот раз лишь кисло мне кивнул. Впрочем, я тоже не жаждал общения, торопясь покинуть Бастион. И до последнего не верил, что выпустят.

Уже стоя на улице и вдыхая запахи столицы, я выругался сквозь зубы, вздохнул с облегчением и свистнул извозчику. Мне срочно нужно было выпить.

ГЛАВА 8

Армон приложил ладонь козырьком ко лбу, прищурился, рассматривая кружащие в небе фигуры. Одна — крупнее и тяжелее — атаковала, вторая — маленькая и юркая — уворачивалась. Снова серия быстрых нападений, и вновь все мимо.

Закончив тренировку, оба крылатых направились к площадке на башне, с которой наблюдал Армон. Первым приземлился командир крылатых — Эльгейм. Он был молод, хорош собой и уже зарекомендовал себя как опытный и серьезный боец. Его ноги, обутые в кожаные ботинки на шнуровке, мягко коснулись камня площадки, огромные черные крылья сложились за спиной. У эльхаонцев не было бескрылой формы.

Следом свалилась девушка. Кубарем, торопливо, подскакивая на левой ноге. Ее крылья на лету видоизменялись, превращаясь в тонкие девичьи руки. Привычные туники Сойлин сменила на облачение крылатого отряда и теперь красовалась в кожаных штанах, ботинках и безрукавке, плотно обтягивающей грудь. Броню она не носила, та оказалась слишком тяжела для хрупкого женского тела. Зато на боку имелся короткий кинжал, прячущийся в ножнах, что двумя ремнями крепились к бедру. Золотые волосы схвачены у затылка и заплетены в косу, да еще и обвиты веревкой, чтобы не мешали, и кончик косы при движении касался круглых ягодиц, словно дразня мужчин.

Армон забывал о дыхании, когда видел ее в таком облачении.

— Не убирай крылья, пока не встанешь на землю обеими ногами, Сойлин, — наставительно произнес командир крылатых. — И пока не убедишься, что опасности на земле нет.

— Какая же здесь опасность? — рассмеялась девушка, бросаясь вперед. — Здесь ведь Армон!

Эльгейм слабо улыбнулся.

— Приветствую, главнокомандующий.

Армон махнул рукой и прижал к себе девушку. Хотелось зарыться лицом в ее волосы, вдохнуть аромат, но он сдержался, понимая, что подобное проявление чувств при посторонних — лишнее. Но порой его звериная натура мешала разуму. Особенно когда он чувствовал слабый запах чужого мужчины на коже своей женщины. Разумом понимал, что Эльгейм лишь обучает девушку, и прикосновения для этого необходимы, но звериный инстинкт требовал… крови.

Армон тряхнул головой и улыбнулся.

— Как потренировались?

— У Сойлин слабовато левое крыло, — доложил Эльгейм. — Из-за особенностей ее строения она, конечно, не сможет держать в полете арбалет. Но зато незаменима в разведке — очень быстрая и юркая, ее трудно поймать. Особенно воину в полном боевом облачении. Да, в прямом бою у нее нет шансов, но всегда есть возможность удрать!

Крылатый послал Сойлин улыбку, и девушка зарделась. Армону захотелось откусить Эльгейму голову.

— Я научилась делать двойной переворот назад! — восторженно воскликнула Сойлин. — Представляешь? Я даже вообразить не могла, что это возможно!

— Сойлин очень способная, — еще одна чарующая улыбка в сторону девушки. — Такой переворот мало у кого получается с первого раза. Или даже с десятого! А она смогла!

— Это потому что я легкая! — рассмеялась Сойлинка. — Конечно, вы не можете перевернуться! Со всей этой броней!

Она шутливо ткнула Эльгейма в бок, обтянутый кожаным доспехом с металлическими вставками. Пробить такой было сложно даже из арбалета. Командир крылатых поднял руку, намереваясь потрепать Сойлин по волосам, но заметил взгляд главнокомандующего и ладонь убрал.

— Завтра надо отработать левый поворот, — кашлянув, сказал он. — Сойлин каждый раз заваливается набок и теряет равновесие, когда делает его.

— У меня не получается, простите, — сокрушенно качнула головой Сойлинка. Кончик золотого хвоста снова мазнул по женским ягодицам, и Армон увидел, как дернулся вслед за ним взгляд крылатого. Да, лишь на мгновение. Но этого было достаточно, чтобы кровь снова забурлила от ярости.

Сожаление девушки по поводу промахов было таким искренним, что хотелось прижать ее к себе и утешить. Причем, как понял Армон, хотелось не только ему. В крылатом отряде его пара на удивление быстро стала любимицей. Хотя ничего удивительного тут и не было. Сойлин обладала даром притягивать к себе сердца, и неважно было, в чьей груди они бились — зверей, крылатых или людей. Она была солнечной и доброй, а еще — красивой, потому и поглядывали на нее с интересом все мужчины Эльхаона. И если бы не маячила за спиной Сойлин оскалившаяся тень главнокомандующего…

Армон снова попытался выбросить из головы эти мысли. В очередной раз.

— Если позволите, у меня еще тренировка, — отчеканил Эльгейм.

— Не задерживаю, — отпустил Армон, и крылатый сорвался с места в полет, распахивая огромные крылья и заворачиваясь воронкой в воздухе. Сойлинка восхищено захлопала. Армон скривился и снова вспомнил Лекса. Странно, но ему все чаще хотелось сказать, как его темный друг, что-нибудь гадкое. Например, позер хренов. Или тухлый выпендрежник.

Но он лишь скрипнул зубами и выдавил улыбку.

— Тебе нравится Эльгейм? Как учитель?

— Он очень требовательный наставник! — рассмеялась Сойлин.

— Но тебе нравится учиться, — уточнил рихиор, глядя на раскрасневшееся, сияющее личико.

— Ну конечно! — девушка даже подпрыгнула от удовольствия. — Я ведь всегда боялась летать! Мне говорили, что это плохо, стыдно, неправильно! А теперь… — она мечтательно закатила глаза. — В небе так чудесно, Армон! Так восхитительно! Когда летишь, это такое… это свобода, понимаешь? Солнце и ветер, что наполняют крылья, что ласкают каждое перышко! Это как поцелуи, Армон! Нет, это лучше! Понимаешь? И теперь я могу лететь куда захочу! Как жаль, что ты не умеешь летать… — огорчилась Сойлинка, ее нежное личико помрачнело. — Я бы так хотела, чтобы ты почувствовал это! Взлететь вместе к самым звездам!

Внезапный укол в груди Армон проигнорировал. Конечно, она сказала это просто так… Не подумав, что может задеть его. Меньше всего в Сойлин можно заподозрить желание обидеть. И все же…

Да, он никогда не сможет подняться с ней в небо. Как Эльгейм. Он всегда будет смотреть на нее с земли. Ждать возвращения. И это… внезапно испугало.

— Армон, что случилось?

Она шагнула ближе, сжала его руку, заглядывая в лицо. Маленькая чувствительная птичка.

— Ничего, — он улыбнулся, убирая прядки растрепавшихся волос. — Просто давно тебя не видел.

— Мы виделись утром! — она ткнула его локтем. — О, я так проголодалась, ты себе даже не представляешь! Готова съесть дракона!

— Их всего два и слишком жалко, чтобы съесть, птичка, — усмехнулся рихиор. — Но, кажется, из кухни пахло кашей и фасолью, кусочек мяса для моей девочки я тоже найду, — он наклонился и лизнул ей щеку. — И еще могу предложить после ужина себя. В качества… десерта.

— Армон! — она расхохоталась, отталкивая его, правда, не сильно. — Дай мне хоть до купальни дойти!

— Зачем? — рихиор плотоядно облизнулся и снова провел языком по бархату кожи. Желание взметнулось внутри, туманя разум. — Я тебя… вылижу.

Сойлин моргнула и стала красной, как заря.

— Звучит… ужасно… — захихикала она.

— Ужасно? — он хмыкнул и лизнул ей шею.

— Ужасно… заманчиво…

Он отодвинулся, подозрительно взглянул в хитрющие бирюзовые глаза.

— Ах ты… проказница! — подхватил её на руки, так что заливающаяся смехом Сойлин обхватила ногами его бедра, а руками — шею.

— Армон, прекрати, мне щекотно!

— А так? — он прекратил водить языком по ее шее и нашел губы. Поцелуй получился уже жадным, нетерпеливым.

И кто знает, к чему он привел бы, но над башенкой зазвенел колокол.

Рихиор вскинул голову и поставил Сойлин на площадку.

— Кажется, у нас гости. Путевик подал сигнал об активации портала.

— Может, твой друг соскучился? Лекс? — улыбнулась девушка.

— Сейчас узнаем.

Армон сжал ладонь Сойлин, направляясь к двери, ведущей в коридор. Помещение, в котором расположился портал, тоже находилось в этой башне. По сути, оно и было единственным помещением. Огромный пустой зал, в котором скучал стражник из пятнистых. У огороженной столбиками фигуры для перемещения суетился Путевик — Светлый маг, один из тех, кто жил и работал в Эльхаоне без права возвращения в империю.

Рихиор приветливо кивнул обоим и тоже посмотрел на туман внутри фигуры.

— Портал активирован?

— Да, скоро явятся, — Путевик зевнул, не потрудившись прикрыть беззубый рот.

— Из Кайера?

— Да, как обычно.

Пятнистый страж, Шен, оживился. Он изнывал от безделья возле портала и вообще не понимал, зачем надо охранять эту башню, в которой ничего и никогда не происходило.

— Ну хоть какое-то развлечение! — воскликнул он, подходя ближе. — А то стою тут весь день, даже поболтать не с кем…

— Кот бродячий. Тебе бы только по кошкам шляться… — фыркнул Путевик презрительно.

— Эй, старикан, мне что-то послышалось?

— Тихо, — обронил Армон, всматриваясь в клубящийся туман портала. Нахмурился. Что насторожило его? Какая-то деталь, кольнувшая нутро предчувствием и пробудившая давнее воспоминание. На миг Армон словно вновь оказался в том лесу из своего прошлого, где лежал туман у корней дубов и вдоль стволов скользили темные силуэты…

— Назад! — крикнул он, даже не успев осознать свой страх. Шен ничего не понял и лишь повернул голову с треугольными ушами. Металлический снаряд завизжал и пробил его бок, вылетев из тумана.

— Закрывай переход! — заорал Армон Путевику, отпихивая в сторону Сойлин. — Убирайся, птичка! Живо!

Девушка тоже ничего не поняла, но уже сойкой взмывала вверх, к окну, распахнув крылья.

— Что за дрянь? — взвыл Шен, зажимая рану, и в это время из тумана начали выходить люди.

С первого взгляда Армон не смог определить ни их регалий, ни войск. Один за другим они выдвигались из перехода, молчаливые и вооруженные до зубов. Их тела закрывала броня из металла и кожи, а лица — полумаски с шипами. Они не были похожи на ловцов или воинов Кайера.

— Кто такие? — рыкнул рихиор. — По чьему приказу явились?

Спущенная тетива ответила ему арбалетным болтом, который не пробил грудь лишь благодаря реакции оборотня. Разговаривать и тем более отвечать на вопросы никто из гостей не собирался.

— Закрыть проход! — второй раз зарычал Армон, прыгая и на лету меняя форму.

Путевик наконец отмер и взвизгнул по-женски, но потом все же бросился вперед, шепча заклинания и взмахивая широкими рукавами. Его остановил клинок, вспоровший грудь старика. Но, уже падая, Светлый умудрился завалить один из столбиков, нарушая фигуру перехода. Туман внутри начал редеть, развеиваться, не давая выйти тем, кто стоял в нем. Но успевших было не менее десятка.

Сразу несколько болтов взвились в воздух, и Армон прыгнул, ударил когтями, раздирая чужое горло. Перевернулся в воздухе, снова прыгнул, достав другого… Звериный рык рвался из глотки, сплетаясь со звоном клинков и скрипом кожаных доспехов. Удар, поворот, разодранное горло, бок, бедро! Но и гости не церемонились, навалились скопом, и Армон зарычал, ощутив горячую кровь, залившую ногу.

— Нашего… вожака… толпой! Да вот вам! — злобный рык Шена взвился в воздух, и сам парень ударил ногами ближайшего воина. Тот грохнулся с металлическим лязганьем и вскочить на ноги не успел — помешал тяжелый доспех. Шен обвил хвостом шею упавшего и дернул, ломая позвонки.

— Вот тебе, гад! Будешь знать стражей Пустоши! — торжествующе завопил Шен.

Армон все это заметил краем глаза. Развернувшихся к парню воинов он оттеснил, размахивая лапами и скалясь. Те перегруппировались, перешагнув через упавших, и снова ощетинились клинками. Шен упал, тяжело дыша и скалясь, так что рихиору приходилось маневрировать, пытаясь закрыть его.

Нападающие выстроились линией, чтобы не мешать друг другу, боковые вскинули арбалеты.

— Болты! — последовал хриплый приказ из-под кожаной маски.

Армон прыгнул… но, Бездна проклятая! Он не мог быть одновременно в двух местах! И сбил лишь одного арбалетчика, второй успел спустить снаряды… вжик, вжик, вжик! Воздух уже заполнил сладковатый запах крови, хотя сражались незваные гости молча и даже умирали так же. Вжик! Воин, что рубил топором, грозя оставить Армона без лап, свалился, пытаясь выдернуть из шеи стрелу. Рихиор поднял взгляд. Мельком, потому что на него снова напали, и сразу трое, но успел заметить Эльгейма и Сойлин, кружащих под куполом башни. Кольнул страх за девушку, и желание защитить пару возобладало над остальным чувствами. Армон оскалился и зарычал, атакуя с такой яростью, что дрогнули его противники, несмотря на железную броню. Впрочем, она не спасала от когтей и клыков рихиора, что, как известно, способны перекусить любой металл.

— Сбейте крылатых! — еще один хриплый приказ того, кто был, очевидно, командиром, и вверх полетели снаряды.

Сойлин в воздухе тоненько взвизгнула, и глаза Армона заволокло багровой пеленой. На миг он утратил связь с реальностью, снова погружаясь в свой давний кошмар.

Убивать! Рвать! Драть на части! Раздирать на куски! Защитить пару…

— Армон, остановись! — закричала Сойлинка.

Рихиор тяжело поднял голову, приходя в себя. А вернее, лишь отреагировав на голос девушки. Осмотрелся. Под его лапами было месиво из крови и мяса — всё, что осталось от врага. Сойлин уже не кружила под потолком, она стояла у стены, и ее прикрывал крылом Эльгейм. Бирюзовые глаза девушки блестели, а лицо посерело от ужаса.

Армон тяжело мотнул головой, сдерживая свое желание разорвать и командира крылатых. Обвел налитыми кровью глазами зал. Никого не осталось. Он разодрал их всех до единого. Каменный пол теперь покрывала кровь и что-то мерзкое, к чему не хотелось присматриваться. Рихиор прижал лапу к боку, выдернул болт, запустив когти в плоть. Отбросил нож, торчащий в плече. И тяжело осел на пол, жадно глотая воздух.

— С вами… все… в порядке? — с трудом протолкнул он слова. Вышло больше рычание, чем речь, но менять форму сейчас было нельзя: нужно дать срастись ранам.

Сойлин кивнула, словно все еще не могла говорить, и Армон махнул лапой.

— Иди… не надо… здесь…

Он хотел сказать, что не надо ей смотреть на тела. Или на него — такого? И снова осмотрелся. Проклятая Бездна, смрадный орк и парочка вонючих задниц! Да, ему явно пригодится лексикон Лекса. Потому что хреновый он главнокомандующий, раз не оставил ни одного врага, способного дать ответы!

* * *

Домой не хотелось, мне требовалось привести мысли в порядок, так что я завернул в какой-то трактир и устроился за столиком в углу.

— Что подать? — радостно спросила подавальщица.

Я вспомнил ментальную атаку эскандора, воронку, Одри и скривился.

— Демонский хелль. Двойную порцию.

Прислужница окинула меня выразительным взглядом и молча унеслась. Значит, не первый день с подносом бегает и знает, что клиента, заказывающего подобное пойло, лучше оставить в покое. А еще лучше — обходить десятой дорогой. Меня подобное сейчас более чем устраивало.

Напиток притащили в каменной кружке, над которой вился сизый дымок, складываясь в причудливые фигуры. Пару раз мне даже померещилась выразительная конструкция из трех пальцев, как бы намекающая, что демонский хелль — штука забористая. Я прищурился и одним махом опрокинул в себя это пойло. Охнул, потому что по ощущениям меня лягнула в грудь лошадь, правда, уже через миг это прошло, и по внутренностям разлился жидкий огонь. Он притупил боль от атаки эскандора и прочистил мои мозги.

Перспективы не радовали, но после порции хелля жизнь перестала быть такой мерзкой. Итак, у меня около трех недель, чтобы найти выход. Прощаться со своим даром я, конечно, не собирался, как и продолжать службу в рядах ловцов. И что делать? Бежать?

Я скрипнул зубами. Это мой город, мой мир и моя жизнь! И я не хочу прожить ее изгнанником в какой-нибудь Пустоши. Да и вряд ли мне дадут покинуть столицу, а если попытаюсь — угожу в застенки, ожидать новолуния.

— Принести закуску? — испуганно пискнула сбоку подавальщица. Я перевел на нее слегка мутный взгляд.

— Повтори, — указал на кружку.

Девчонка округлила глаза и убежала.

День клонился к вечеру, так что трактир постепенно заполнялся людьми — в основном мужиками. Соседний столик заняла компания лавочников, что принялись шумно обсуждать проблемы торговли, с другой стороны обосновались кожевники из ремесленного квартала. Подавальщицы носились мимо столов, разнося подносы с едой и выпивкой, а я смотрел на стену, где пылал нарисованный очаг, и размышлял.

Впрочем, скорбеть о своей загубленной жизни мне довольно быстро надоело, примерно после третьей порции демонского пойла.

А где-то через час я обнаружил себя в компании тех самых лавочников, распивающим хелль и орущим какую-то скабрезную песенку. В перерывах я убеждал пьяного и бородатого мужика, чтобы тот не вздумал спасать мир и женщин. Ибо неблагодарные. И тот, и та. Особенно — та.

— Точно. Неблагодарные… Заразы! — опечалился бородатый и предложил набить кому-нибудь морду. Я согласился и заказал еще выпивку.

В поместье Раутов я явился далеко за полночь и в дверь смог попасть лишь с третьего раза. Не от того, что она была закрыта, а потому что демонский хелль — редкостная дрянь! Насвистывая себе под нос, я добрался до дивана в гостиной и рухнул, успев подумать, что после такой попойки никакая воронка мне уже не страшна!

* * *

…Нежные руки коснулись моего лица, пальчики пробежались по губам, щеке, дотронулись до шеи… Спустились ниже… Легкое и теплое дыхание мазнуло кожу. Я вдохнул женский аромат — сладкий, упоительный, такой будоражащий… Ну наконец-то!

Не открывая глаз перевернулся, придавливая девушку своим телом, вжимая ее в покрывало. Сжал женские бедра, вдавил в свой пах и улыбнулся, услышав судорожный вдох. Да-а-а!.. Как я хотел этого… И она тоже — я чувствовал отклик всем своим нутром.

— Лекс, что здесь…

И почему голос Одри звучит не подо мной, а откуда-то со стороны?

Очень медленно я разлепил глаза, поморщился от света и удивленно воззрился на девушку, что придавливал к кровати. Потом перевел взгляд на Одри, стоящую у двери и изрядно злую.

— Какого Гроха? — сипло выдавил я, скатываясь с… Лиры.

Она пискнула что-то невразумительное и вскочила, судорожно одергивая платье, которое я успел задрать до талии. Мучительно прикрыл глаза, пытаясь хоть что-то понять. У дивана краснеет Лира, у двери злится Одри, за окном по-прежнему ночь. Значит, поспал я всего пару часов. Вот и все, что удалось сообразить. Детали пока ускользали.

ГЛАВА 9

— Кто-нибудь, дайте мне воды, — простонал я, чувствуя, как засохший язык прилипает к нёбу. — И объясните, что происходит!

— Это у тебя надо спросить! — с тихой яростью выдавила Одри. — Что она здесь делает?!

— Понятия не имею, — я рассматривал Лиру с искренним недоумением. — Что ты здесь делаешь?

Лира фыркнула и вздернула подбородок.

— Я пыталась тебя разбудить, Лекс, — бросила она.

— Вы что, спали вместе? — прошипела Одри.

— Мы спали вместе? — спросил я у Лиры.

— Упаси меня Богиня! — оскорбилась та.

— А зачем ты меня тогда будила? — расстроился я.

— Поговорить! — взвилась девчонка. — А ты… полез с поцелуями!

Я промолчал о том, что она была совсем не против. Не из деликатности промолчал, а пытаясь отлепить язык от сухого горла.

— Демоны с вами, мне даст кто-нибудь попить? — прохрипел я.

Одри сверкнула глазами и унеслась, я же с трудом принял вертикальное положение. В голове гудело, глаза застилала мутная пленка, а во рту, кажется, нагадил целый выводок горгулий. По всему выходило, что развлекся я вчера знатно.

Златовласка вернулась, неся кувшин с водой, сделала ко мне несколько шагов. Чутье сработало раньше, чем разум, и когда Одри перевернула посудину, намереваясь окатить меня холодным потоком, я вскинул руку, сплетая аркан. Вода с шипением испарилась, а девушек раскидало в разные стороны.

— Перестарался, — хмыкнул я без доли раскаяния.

Лира встала на четвереньки и очумело потрясла головой, Одри пыталась сползти со стола.

— Ух ты, у тебя весело, Лекс! — в дверях возник Здоровяк и широко ухмыльнулся. Потом оценил мой вид и щелкнул пальцами. В пустом кувшине забулькала вода, и я чуть не взвыл от благодарности. У меня магия переноса жидкости никогда не получалась. Схватив вожделенный сосуд, я припал к горлышку, делая жадные и шумные глотки.

— Лира! Почему ты на полу? — Грохх, и Ник здесь. А какого демона, простите?

— Почему вы все здесь? — спросил я, отрываясь от кувшина. Дышать стало немного легче. Было бы неплохо соорудить какой-нибудь противопохмельный аркан, но магия исцеления для меня почти недоступна.

Ник помог подняться Лире, Одри встала сама и махнула рукой, отвергая помощь ловца.

— Лекс, ты что, пьян? — изумился Ник.

— В стельку, — фыркнула Лира. — Как всегда!

— Ух ты, приятель, когда ты успеваешь? — восхитился Здоровяк.

— Что вам тут надо? — спросила Одри.

— Заткнитесь все! У меня сейчас голова треснет! — застонал я. Присутствующие разом смолкли.

— Эй, дружище, ты бы того… огонь убрал, — осторожно сказал Ник. Я скосил глаза на свои пылающие руки. Вот гнилье! И не заметил…

— Сделай с ним что-нибудь, Ник, — поморщилась Лира. — Ты же видишь, он не в состоянии разговаривать!

— Я в состоянии не только разговаривать, — буркнул я, но не стал возражать, когда ловец положил ладони на мои виски и прошептал заклинание. В голове прояснилось почти мгновенно, а тело наполнилось бодростью.

— Вот это да! Талант! — уважительно протянул я. Ник покраснел, словно девица.

Трезвым взглядом я обвел гостиную с застывшими недругами и помрачнел. Они мне по-прежнему не нравились.

— Я так понимаю, что вы зашли не для того, чтобы пожелать мне доброго утра, — протянул я. — Кстати, а как вы зашли?

— У тебя закончилось действие охранного заклинания, — развел руками Здоровяк. — Их надо обновлять, Лекс.

— Спасибо, что напомнил, — помрачнел я еще больше.

— Нам нужна твоя помощь, Лекс, — Ник сел на край кресла, ссутулившись и сложив руки на коленях. — Харт пропал. И принцесса. Вернее… Вернее, их, кажется, задержали…

Я тяжело вздохнул. Если бы не грозящая мне воронка, то выгнал бы эту компанию взашей и снова напился, но — увы. Мне тоже нужно знать, что происходит в этом поганом городишке.

— Рассказывай, — буркнул я, закидывая ноги на подлокотник дивана. На сапогах была засохшая грязь, и я мельком подумал, что надо найти прислужницу. И повариху. И пару любовниц. И можно в обратном порядке.

— Насколько ты помнишь, мы расстались в Эльхаоне, — начал Ник. Остальные тоже расселись, лишь Одри осталась стоять у окна. — Ты ушел в Долину Забвения, мы же решили отправиться вместе с Хартом в столицу. С нами пошла и Сильвия. Благополучно воспользовавшись порталом, мы спустились по лестнице на крышу дворца.

— Но нас уже ждали, — перебил Здоровяк. — Харта и принцессу сразу отвели в сторону.

— Кто это был?

— Императорские стражи, — хмуро бросил Ник. — Мы ничего не успели понять. Они действовали очень вежливо, кланялись наследникам. Но, похоже, Харт догадался, что дело дрянь, потому что приказал нам убираться.

— Он отвлек стражей и дал нам возможность скрыться.

— Харт сделал вид, что не знает нас. Что мы просто ловцы из его сопровождающих, — тихо сказала Лира. — И сделал все, чтобы привлечь внимание стражей к себе. Он начал… сопротивляться. Кричал, что никуда не пойдет. Вытащил оружие.

— Но зачем ему оружие, он один из сильнейших магов! — нахмурился Ник. — Мы поняли, что надо убираться, пока Харт разыгрывает этот спектакль. Можно сказать, нам повезло.

— Вы уверены, что это был арест?

— Принц после этого не появлялся и на связь не выходил, — Ник вскочил, словно не мог усидеть на месте. — Как и Сильвия. А на площади недавно выступал император, Лекс! Но мы ведь все знаем, что он убит! И еще… никто не знает о событиях в Пустоши, Лекс. Словно ничего и не было! Это заговор!

— Да, мой догадливый зануда, — протянул я, рассматривая потолок. — Вот только что вы хотите от меня?

— Мы должны найти наследников! — Здоровяк тоже вскочил.

— Вернее, ты их должен найти, — уточнила Лира. — Потому что наши портреты теперь висят по всему Кайеру.

— Нас разыскивают, — кисло кивнул Ник. — Мне удалось сделать несколько искажаторов, чтобы изменить нашу внешность, но мы не можем разгуливать по городу, разыскивая Харта!

Я спустил ноги на пол и сел, переводя взгляд с одного на другого.

— Погодите… вас разыскивают ловцы, и вы не придумали ничего лучше, чем припереться ко мне?

— Но ты единственный живешь в Кайере!

— И что? — начал звереть я. — Вы решили, что мой дом — это место, где можно спрятаться?

— Ну да, — простодушно подтвердил Здоровяк. — Ты же Темный, а значит, знаешь всякие уловки, чтобы избежать встречи с ловцами!

— Я-то их знаю, но с чего ты взял, что поделюсь с вами?

— Харт в беде, — тихо сказала Лира. — И принцесса Сильвия. Мы обязаны помочь им!

— Как заметил наш разговаривающий шкаф, я — Темный. А это значит, что плевать мне на чужие проблемы!

— Какой еще разговаривающий шкаф? Где? — захлопал глазами Здоровяк. Я поморщился. Нет, ну какой смысл язвить, если он даже не понимает моих шуток?

Ник и Лира переглянулись.

— Ты что же… не поможешь? — растерянно спросила девчонка.

Я уже открыл рот, чтобы ответить, когда заметил взгляд Одри. Внимательный такой, острый взгляд. Ну и еще вспомнил о грозящей мне воронке. Как бы ни хотелось прогнать эту компанию к умертвию, мне и самому нужен принц.

— Понятия не имею, что могу сделать для вас и Харта, — неохотно протянул я, размышляя.

— Надо проникнуть во дворец! Мы уверены, что наследников держат там! — Ник снова посмотрел на Лиру, и та кивнула. — Вот только мы не представляем, как это сделать.

— Зато узнали, что во дворце будет прием, куда приглашены почти все известные люди столицы! Мы должны быть там!

— Интересно, каким образом? — хмыкнул я. — Не поверите, но меня никто не звал на это мероприятие!

Я хлебнул еще воды, раздумывая.

— Мы могли бы узнать, кто имеет приглашение, и на время заменить этих людей. Понятно, не спрашивая их согласия.

— Но это невозможно, Лекс! — возразил Ник. — Мы уже думали над этим. Во дворце мощная защита, в том числе и от артефактов искажения. Стражи засекут чужую личину!

— Но не иллюзиона, — тихо сказала Одри.

Я встал и потянулся, разминая затекшие мышцы. Посмотрел на Одри и припечатал:

— Нет.

— Надо найти наследников, Лекс. Я не могу стоять в стороне.

— Я сказал — нет.

— Ты не можешь мне запретить.

— Еще как могу.

— Не можешь.

— Одри, — смерил ее злым взглядом. — Я запру тебя в подвале. Или посажу на цепь. Сказал — нет.

— Я не твоя собака!

Она осеклась и уставилась на меня. Я — на нее. Острое чувство повторения скрутило мне нутро, и так ясно встала перед глазами расщелина в горах, где я грел златовласку своим телом. Желание сдавило горло, и я отвернулся.

— Я запрещаю, — бросил, не глядя на нее.

— А я не понял, — нарушил повисшее молчание Здоровяк. — Где мы возьмем иллюзиона?

Лира шикнула на него, но я уже не слушал, пошел к двери.

— Лекс, ты куда?

— Проветрюсь, — буркнул я, хлопнув дверью.

Раз уж поспать мне не дали, я решил заняться делом, а именно — обновить защиту дома. Мне совсем не хотелось, чтобы нагрянули незваные гости — тех, что уже сидели в моей гостиной, было более чем достаточно.

Ночь шла на убыль, так что времени у меня было немного.

Разрезал ладонь и пошел вдоль стены дома, рисуя на камнях знаки и руны. Я злился, и символы вспыхивали алым пламенем, оставляя черный пепел. Поставить охранные знаки на поместье может лишь хозяин, так что я сосредоточился на заклинаниях.

Когда рассвет лизнул землю, я чувствовал себя дико уставшим, но довольным, потому что вокруг дома Раутов снова высился защитный щит. И, кажется, на этот раз я превзошел сам себя, поставив почти непробиваемую охранку. Покончив с магией, я даже попытался наладить самострелы Армона, что были установлены у ворот, но когда чуть не подстрелил сам себя — плюнул на это дело. Никогда не понимал, как рихиор справляется с этими железными штуками!

Мои друзья-недруги все еще сидели в гостиной, когда я вернулся, правда, на столе появился чай и неизвестно откуда взявшийся пирог с мясом.

— Надо найти женщину и мужчину, — отрывисто бросил я. — Пару, приглашенную на прием во дворец. Самого низкого сословия, без родственников и тех, кто бросится их искать или опознает в первую же минуту подделку. Ищите. Думайте. А я иду спать, — оборвал я их вопросы. — И предупреждаю сразу: если вы разбудите меня до вечера — убью. — Обвел всех злым взглядом, задержался на Одри, отвернулся и ушел на второй этаж, в свою спальню.

* * *

— Как же я это ненавижу, — произнес я, открывая глаза на Изнанке и поднимаясь с земли, присыпанной нетающим снегом. Кисло осмотрел знакомый утес.

— Хоть бы декорации сменили, — проворчал я, вертя головой.

— Пришшшел… Мы ш-ш-шдали, — шипение заставило меня подскочить и обернуться. Возле тропинки, уводящей в белый туман, выстроилось с десяток рогатых красноглазых демонов. Один из них — четырехрукий — вышел вперед. — Ж-ш-шдали, — повторил он.

— А я вот не очень, — честно ответил я, раздумывая, как долго на этот раз продлится визит в это неприятное место. Страха я уже почти не чувствовал — привык. Правда, и особого желания болтать с местным населением тоже не испытывал. С другой стороны, было бы неплохо раз и навсегда разобраться с этими путешествиями.

— Почему я здесь? — спросил у рогатого.

— Кровь зовет… она манит… когда ты ослаблен… идем, чернокнижник…

— Далеко? — приподнял я бровь. — У меня дел по горло. Снова мир спасать.

Рогатый скопировал мое движение бровью и совершенно явственно усмехнулся.

— У меня тож-ж-же… Но я тебя ж-ш-шду. Идем.

— А ты кто? — тянул я время. Уже внимательнее осмотрел ряд демонов. Все четырехрукие и рогатые, с черной кожей и красными глазами. Челюсть увеличенная, в нижнюю губу упираются изогнутые белоснежные клыки. Одеты лишь в кожаные штаны, ноги босы. Оружия не видно, но я помнил о способности демонов трансформировать свои конечности. Скосил глаза на дерево с развилкой.

— Мож-жеш-ш-шь звать меня Шао, — отозвался рогатый. — Я страж перехода.

— Значит, это место — переход? — догадался я. — Из мира людей?

— Один из переходов.

— И сколько их всего? — заинтересовался я. — И почему я всегда попадаю лишь сюда?

— Идем, — снова усмехнулся Шао. — Она расскажет.

— Она? — вот это мне уже не понравилось. Не может быть дельного разговора с женщиной, а с демоницей — тем более. — И кто у нас «она»?

— Узнаеш-ш-шь, — демон мотнул рогатой головой. — Топай, чернокнижник.

Топать мне не хотелось, потому я согласно кивнул, широко улыбнулся и бросился к развилке дерева. Нырнул головой вперед, слыша за спиной рев демона, и полетел в бездну…

* * *

Дернулся и скатился с кровати.

Полежал, осоловело рассматривая потолок родного дома и деловитого паука, обосновавшегося в углу. Демоны, мне срочно нужна прислужница! Хотя больше ни слова о демонах! Гнилье, если так дальше пойдет, то я заснуть буду бояться! Проклятая Изнанка!

Кряхтя, я поднялся с пола, потянулся. Чувствовал себя на удивление хорошо — отдохнувшим и сильным. Сила, казалось, выплескивалась из меня, по рукам змеились огненные прожилки, и я изумленно поднял свои ладони, рассматривая. Черные руны на мне стали багровыми. Словно их подсвечивали изнутри. Метнулся к зеркалу, сдернул тряпку, которой было закрыто стекло, и присвистнул. Так и есть — все тело обвивали огненные линии, сплетаясь на мне в спирали и непонятные узоры. Даже глаза покраснели.

Я потер подбородок, и с пальцев сорвался сноп искр, оставив на ковре черные прожженные дыры.

Красота. И что мне теперь с этим делать?

В дверь осторожно постучали.

— Эй, Лекс, ты проснулся? — тихо спросил Ник. — Я слышал, что ты встал…

— А ты караулишь под моей дверью, зануда? — отозвался я, с интересом разглядывая себя. Повернулся спиной и хмыкнул, увидев узоры и на заднице. Миленько.

— Ты спишь уже девять часов, — Ник явно обрадовался, услышав мой голос, и заорал на весь дом. — Эй, ребята, он проснулся!

— Ну прямо событие года, — буркнул я, оторвавшись от созерцания себя и вытаскивая штаны из груды вещей на полу.

— Мы переживали, — сказал за дверью Ник. — Но не хотели тебя будить.

— Ну да, скорее увидели на двери мою ловушку и проклятие вечного поноса, — хмыкнул я, застегивая пуговицы на рубашке.

— И это тоже, — вздохнул Ник. — Спускайся, Лекс, мы кое-что придумали, пока ты спал.

— Это явно не то, что может меня заинтересовать, — я всунул ногу в сапог.

— У нас есть еда.

— Ник, да ты просто сладкоречивая сирена! Уже иду!

Ловец рассмеялся, и его шаги прошелестели на лестнице. Я бросил скептический взгляд в зеркало. В целом неплохо. Одежда скрыла красные знаки, и глаза перестали выглядеть столь ужасно, белки посветлели. Пригладил пятерней волосы и подмигнул себе.

— Неотразим, — хмыкнул я.

Внизу, за столом с чашками чая расположились Лира и Одри, я махнул им рукой, придвинул себе стул с высокой спинкой и уселся. Девушки уставились на меня.

— Что с твоими глазами? — спросила златовласка.

— Перестарался с магией, — небрежно пояснил я, придвигая к себе блюдо с сыром. — Тебе не нравится, крошка? А я думал, ты полюбила меня не за красивую морду, а за мои выдающиеся способности.

— Это какие? — заинтересовался Здоровяк, входя в гостиную. На двухметровом парне красовался фартук моей бывшей кухарки, и я чуть не подавился от смеха.

— Тебе, Здоровяк, их не узнать, — отсмеявшись, бросил я. — Мои таланты только для девочек! — и подмигнул обеим. — Да, девочки?

Лира вспыхнула, как заря, Одри, напротив — побледнела. Отставила свою кружку и поднялась.

— Простите… мне надо…

— Останься, — я махнул рукой.

— Да, не обращай внимания, Одри, — это к нам присоединился Ник. — Лекс привык обижать людей, не думая о последствиях.

— Я уже говорил, что ты зануда?

— А ты — бессовестный хам, Лекс, — отбил Ник и сел напротив. — И все мы терпим тебя лишь от того, что нам нужна твоя помощь. Не переживай, как только мы найдем наследников, ты снова останешься в одиночестве.

— Жду-не дождусь, — широко улыбнулся я. — И ради приближения этого счастливого момента даже готов поднапрячься. Выкладывайте, что у вас там? Здоровяк, а ты тащи еду, я чую запах мясного рагу! Вы взяли в плен кухарку?

— Нет, — Здоровяк почему-то покраснел. — Это я… нашел у тебя поваренную книгу. Знаешь, я всегда мечтал готовить… У моего деда была кофейня в городке Орловис, это возле озера Хмурь… и я хотел работать у него. Но потом во мне обнаружился дар…

— Избавь меня от вашей душещипательной и скучной семейной истории и тащи жрать! — приказал я. — Если ты не перепутал соль с крысиным ядом, я готов простить тебе этот убогий вид в фартуке и даже пожать твою нечеловеческую лапу.

Здоровяк радостно оскалился и потопал к двери.

— А где у тебя крысиный яд? — озадачился он на пороге. Я закатил глаза.

— Неси еду!

Уже через пару минут передо мной поставили огромную тарелку с густой мясной похлебкой и кусок ржаной лепешки. Я сунул ложку с едой в рот и зажмурился.

— Здоровяк… Я на тебе женюсь, — простонал я, наворачивая еду. — Только чур без супружеских обязанностей, ты не в моем вкусе!

Остальные уже отобедали, так что ел я в одиночестве. Впрочем, меня это ничуть не смущало.

— Рассказывайте, — с полным ртом пробубнил я.

— Мы нашли пару, приглашенную на прием! — торжествующе объявил Ник. — Как ты сказал — из тех, кого не хватятся! Лоель Золотая Туфелька, слышал о ней? Актриса. Так вот, с некоторых пор за ней ухаживает один из мелких баронетов, Нюфит Гульвик. Обнищавший и почти забытый род, никаких связей с императорской семьей. Но приглашение он получил. Мы можем заменить Лоель на Одри!

— Одна она туда не пойдет, — оборвал я.

— Лоель везде таскает с собой старшего брата, — негромко сказала Лира. — Они очень близки, как говорят. Одновременно он выступает и как дуэнья, хотя бы для приличия, хотя все знают, что Лоель делает, что пожелает. Но Рит присутствует на всех ее постановках.

— Вот как? — Я вытер рот льняной салфеткой, повертел ее в руке. Интересно, кто достал салфетку из сундука?

Окинул быстрым взглядом гостиную. Здесь было… чисто. И еще — уютно. Горели не только магические лампы, но и свечи, канделябры радовали блеском и отсутствием налипшего воска, занавеси на окнах дышали свежестью, вся мебель — натерта воском и сияет чистотой. Может, мои недруги наняли приходящую служанку?

Мотнул головой и снова уставился на Лиру:

— Откуда ты знаешь про братца?

— Лоель-легенда, — девушка слегка смутилась. — Она очень красивая и талантливая. Я… собирала вырезки про нее. И даже магические шары с кусочками ее выступлений, их дарил мне отец…

Она затихла и отвернулась.

— Значит, устранить нужно не только актрисульку, но и ее братца, — заключил я, отворачиваясь от Лиры. — А мы с Одри займем их место и отправимся во дворец. Детка, сколько ты сможешь сохранять иллюзию?

— Если в спокойном состоянии, то очень долго, — сухо ответила Одри. — Мне трудно удержать личину, когда я волнуюсь.

— Тогда я попытаюсь тебя успокоить, — подмигнул я. — Ник, мне понадобится артефакт искажения. Одри изменит мой облик, чтобы мы могли пройти магическую охрану, силу иллюзиона они не чувствуют. А уже внутри я надену артефакт, чтобы Одри было легче.

— Но прием уже завтра! — простонал Ник, вскакивая. — Я не успею его изготовить!

— Значит, поторопись, — велел я. — Теперь главный вопрос — как заманить в ловушку Лоель и ее брата?

За столом повисла тишина, и, пользуясь моментом, я сунул в опустевшую тарелку остатки лепешки, собрал ею подливку и с наслаждением сунул в рот. И пальцы облизал.

— Если бы я была известной актрисой и удостоилась приглашения в императорский дворец, то сегодняшний день я провела бы, наводя красоту, — задумчиво протянула Одри.

— «Жемчужная чаша госпожи Вергуд»! — торжествующе воскликнул я. — Ну, конечно! Умница, девочка! Готов отдать свое левое… хм… ногу, что Лоель там! Здоровяк, снимай фартук, нам снова нужен мужик в твоем лице. Ник, хватит глазеть на Лиру, потом посмотришь, сейчас есть дела поважнее! Собирайтесь, мои заклятые друзья, нас ждут великие дела. Кстати, у вас выпить нет?

— Лекс!

— Ладно, выпью после того, как мы отправим актрисульку в подвал. За дело!

ГЛАВА 10

Ромт явился, хотя и выглядел недовольным. Стоял, сцепив за спиной руки, может, пытаясь сдержаться и не кинуться на Армона. Как и прежде, его единственная дань человечности — полотняные штаны, обувь отсутствовала. Треугольные уши нервно подрагивали, выдавая волнение. Армон поднялся из-за стола, оперся рукой о столешницу, сверля Ромта тяжелым взглядом.

— В чем я провинился, главнокомандующий? — язвительно протянул пятнистый.

— Думаешь, дело в провинности?

— В чем еще? — мрачно буркнул гость. — Меня с утра выдернули в Эльхаон, твои стражи не дали и слова сказать, на вопросы не отвечали, хорошо хоть кандалы не надели! Так в чем дело? Что ты мне предъявишь? Может, связь с предательницей Интиорией? Или мнимый заговор против нашего вожака, что мы так славно обрели? Так что тебе нужно, чужак?

Каждое слово Ромта сочилось ядом, и на миг Армон усомнился, что принял верное решение. Но потом он заметил и другое чувство, что светилось в глазах пятнистого. Обида. Вот что заставляло его цедить слова.

В каком-то смысле рихиор его понимал. Армон был в Пустоши незваным гостем, что волей судьбы стал и вожаком, и главнокомандующим, сам того не желая. А вот Ромт родился и вырос здесь, для него Пустошь — единственная реальность. А сейчас он изгой, от которого все отвернулись, помня предательство Интиории.

— Кстати, где она — твоя пара?

— Я не знаю, — выплюнул Ромт. — И если ты снова хочешь спросить меня, почему она сделала это, почему открыла ворота для крылатых…

— Нет, — оборвал его Армон. — Тебя привезли не для этого.

Он сделал вдох, в последний раз обдумывая свое решение. Он не должен ошибиться, не имеет права. В очередной раз прокрутил в голове качества пятнистого.

— Я позвал тебя не для наказания, Ромт, — наконец произнес Армон. — А чтобы предложить должность моего Когтя.

— Когтя? — выдохнул пятнистый. Золотые глаза вспыхнули. — Но… это ведь второй зверь в стае! А твой Коготь — второй в Пустоши…

Он осекся, напряженно всматриваясь в лицо вожака.

— И в чем подвох? — резко бросил пятнистый.

— Подвох? В том, что это демонски поганая работенка, — скривился Армон. — Не надейся, что тебе понравится, Ромт. Мне нужен тот, кто будет предан Пустоши от ушей до мозолей на пятках, до последнего вздоха! Кто готов, не раздумывая, отдать жизнь ради ее блага. И кто будет охранять ее жителей от восхода и до восхода, всегда.

Пятнистый сглотнул.

— Но… как же Интиория? Она же предала…

— Я не собираюсь судить тебя за ее дела, — жестко сказал Армон. — Думаю, ты не единственный, кто был жертвой ее интриг. Я лишь верю, что в будущем ты вспомнишь ее предательство. Ну так как, Ромт? Готов стать моим Когтем?

К чести пятнистого, он выдержал значительную паузу, прежде чем кивнуть.

— Да, — сухо сказал он. — Я готов. Вожак.

Армон склонил голову набок, всматриваясь в лицо полузверя-получеловека. И надеясь, что выбор сделан правильный. На этот раз — правильный…

— Хорошо. Клятву принесешь в полночь, Ромт, по законам леса и Пустоши. А пока можешь ознакомиться с нашим распорядком и проведать друзей, тебя проводят.

Ромт кивнул, но уходить не спешил. Армон вопросительно поднял бровь.

— Если тебе понадобился Коготь, значит… у нас проблемы, вожак?

— Боюсь, что да. И боюсь, что большие. Наверное, тебе стоит учесть это, прежде чем давать клятву служения мне и Пустоши.

— Это ничего не меняет, — Ромт небрежно пожал плечами. — Я уже сказал свое слово.

Рихиор кивнул, не показывая, что ответ ему понравился.

Ромт покинул кабинет командующего, а сам Армон отошел к окну. Отсюда была видна башня, в которой день назад он устроил бойню. Путевик убит, портал разрушен. По крайней мере, это убережет их от нового вторжения. Но… Но не объяснит, что происходит. Кто были эти воины, почему напали, не сказав ни слова? Портал в Эльхаоне соединен с двумя выходами в Кайере. Один ведет в дирижабль над императорским дворцом, второй в башню на севере столицы. Как объяснял Путевик, это было сделано на случай, если один из порталов окажется под угрозой.

Откуда пришли убийцы?

И что, забери его лесные духи, происходит в Кайере?

Кажется, ему придется это выяснить. Потому что сидеть в Эльхаоне, мучаясь от неизвестности и ожидая нападения, ему очень не нравилось. И, к сожалению, в Пустоши не было никого, кто мог бы навестить Кайер и вернуться. Никого, кроме самого Армона! И сейчас рихиор чувствовал себя в западне. Он не мог покинуть Пустошь, не мог бросить ее, но в то же время был обязан узнать, что происходит!

Портал разрушен, значит, добираться придется своим ходом. И снова все возвращается к тому, что сделать это способен лишь Армон. Крылатые и пятнистые сильны и мужественны, но они никогда не покидали границ Пустоши. И как объяснил Харт, они и не смогут это сделать: серебряная граница не выпустит.

Значит, он вновь возвращается к тому, что придется ехать…

Армон втянул воздух сквозь зубы. Проклятие!

На языке остался знакомый вкус, и он повернул голову за мгновение до того, как дверная ручка повернулась. Сойлин. Выглядит бледной. После бойни у портала им так и не удалось поговорить: сначала рихиор пытался разобраться в произошедшем, а когда заглянул поздней ночью в покои, нашел девушку спящей.

И будить не стал.

— Птичка, — он повернулся к Сойлин. — Нам надо поговорить.

Она напряглась и медленно кивнула.

— Для начала скажи мне, — Армон приблизился, но не прикоснулся. — Я напугал тебя? Ты испугалась вчера, когда увидела меня… таким? Поняла, на что я способен. Испугалась?

Она сглотнула.

— Нет. Я… не боюсь тебя, Армон.

Он постоял, глядя ей в глаза.

— Я должен покинуть Пустошь, Сойлинка. Ненадолго. У меня нет выбора.

— Уедешь? — вскинулась она и нервно провела рукой по волосам. — Вот как…

— Я вернусь, — тоска сжала сердце, впиваясь когтями. — Слышишь меня? Я вернусь к тебе! Ты мне веришь?

— Конечно, — тихо подтвердила девушка. — Конечно, я тебе верю. И я… буду тебя ждать.

Армон нежно поцеловал ее в губы, и Сойлин ответила — порывисто, горячо. Но продолжить не удалось — за дверью послышались шаги, и рихиор с сожалением выпустил крылатую из рук. Пришли командиры отрядов с докладом, и Сойлинка махнула рукой.

— До вечера.

И уже слушая отчеты пятнистых и крылатых о положении дел в Пустоши, Армон позволил себе сжать за спиной кулаки. Потому что его нежная девочка соврала, сказав, что не боится его. Она соврала.

И только ли в этом?

* * *

«Жемчужная чаша госпожи Вергуд» располагалась на окраине Кайера, но это не мешало ей быть одним из самых дорогих и желанных мест столицы. Попасть сюда могли только очень уважаемые и очень обеспеченные люди. Все дело в том, что здесь располагался источник с целебной водой и камнем, способным вернуть молодость и красоту. По крайней мере, так утверждала сама госпожа Вергуд. Конечно, никто из нашей компании здесь никогда не был, потому что одно посещение волшебного места стоило как недельный отдых у далекого озера Аль-Майер.

К чаше отправились втроем — мы с Одри и Здоровяк, Ник и Лира остались в поместье мастерить артефакт искажения. У входа в заведение госпожи Вергуд маячил верзила, призванный оберегать источник от нежелательных гостей. Таких, как мы.

— Одри, нам нужна иллюзия, — сказал я, проверяя свой резерв. Спасибо Изнанке, он был полон. — Прикинемся богатой парой, что решила осмотреть чашу. Надо понять, действительно ли Лоель внутри. Действуем тихо и незаметно, внимания не привлекаем, шума не вызываем. Все ясно?

Златовласка кивнула, не глядя на меня, выдохнула…

— Гарпун мне в ребро, — изумился Здоровяк. — Вот это фокус!

Я удовлетворенно хмыкнул, осматривая себя — толстяка средних лет в облачении жреца Богини Равновесия и кудрявую черноволосую женщину, что стояла теперь на месте моей златовласки.

— Знакомые лица, — усмехнулся я, предлагая Одри руку.

— Мне легче удерживать образы людей, которых я видела.

— Мы отправимся внутрь, — решил я. — А ты, Здоровяк, раздобудь экипаж без возницы.

— И где я его возьму? — не понял ловец.

— Укради, — буркнул я. — Но чтобы экипаж был у задних ворот через полчаса!

Одри оперлась ладонью о мой локоть, и мы степенно двинулись к двери, украшенной латунными завитками и бронзовыми светильниками.

Внутри помещения открылся просторный холл, а нам навстречу вышла сухощавая женщина. С ходу оценив иллюзию наших роскошных одеяний и блеск украшений на Одри, госпожа Вергуд просияла радушной улыбкой. После приветственных слов нас проводили к дивану и усадили, предложив чай и пирожные.

— Наши добрые друзья очень хвалили вашу «Жемчужную чашу», — важно сложив руки на животе, заявил я. — Как вы понимаете, я не могу назвать имя столь высокопоставленных людей Кайера, но думаю, что могу им верить.

— Конечно, конечно, — закивала госпожа Вергуд. — Мой источник известен не только в столице! Слава о нем гремит всюду!

— И все же, я сомневаюсь, — оборвал я поток меда из уст хозяйки. — Несмотря на благоприятные отзывы, чем вы докажете, что вода не вредна для моего здоровья? Столь важная фигура, как я, не может рисковать…

— Что вы, никакого риска! — госпожа Вергуд всплеснула руками. — Напротив, вода из чаши неимоверно полезна! Вы омолодитесь, станете бодрее и еще прекраснее! — беспощадно льстила женщина. — А ваша супруга — еще красивее! Поверьте мне! Я бы рекомендовала вам десять посещений моей чаши для полного омоложения вашего тела! И в дополнение — принятие уникального целебного напитка с вытяжкой из морской девятихвостой улитки и целительный массаж ногами девственницы! Поверьте, на одиннадцатый день вы ощутите, что стали на двадцать лет моложе, господин Руфус Ларион! Да что там! На тридцать! — ушлая хозяйка склонилась ниже. — Только сегодня и только для вас — невероятное предложение! Три посещения по цене двух! Невиданная щедрость, и лишь от того, что я преданная послушница Богини и ее в вашем лице!

Я моргнул, переваривая неслыханное великодушие госпожи Вергуд.

— Звучит неплохо… — я задумчиво повертел в руках чашечку из тонкого фарфора.

— Решайтесь скорее! Я принимаю драгоценные камни и бумаги! Не сомневайтесь! Посещение моего заведения расписано на год вперед, но для вас… Для вас я сделаю исключение, найду местечко! Поверьте, это большая удача. Огромная!! — горячо уверила госпожа Вергуд и склонилась еще ближе, преданно заглядывая мне в глаза. — Вот, например, сегодня нас посетила очень талантливая особа со своим братом! И могу сказать вам по секрету, что она бесподобно красива! И знаете, кому обязана своей красотой? — женщина напустила на себя таинственности. — О, я не буду произносить это вслух. Но вы так умны, господин… И несомненно, все поймете и сами…

— И кто же эта известная всем особа? — Одри весьма убедительно скривила губы.

— Увы, я не могу назвать имя, — со вздохом развела руками хозяйка. — Но уверяю, что она прекрасна, и все из-за моей чаши! Если хотите знать, о ее красоте ходят легенды!

— И эта женщина сейчас здесь? — проявил я заинтересованность.

— Да, она арендовала чашу на целый день.

Госпожа приложила пальчик к губам. Мы с Одри переглянулись.

— Ну что же… — задумчиво протянул я, лихорадочно размышляя. По всему выходило, что Лоель находится в этом помещении, но я не знал, как проникнуть внутрь. И тут Одри взмахнула руками, упала на спинку дивана и закатила глаза.

— О, Богиня, моя дорогая жена! Что с ней? Она умирает! — заорал я, понадеявшись, что Одри лишь притворяется, а не на самом деле лишилась чувств. Но то, что я все еще выглядел, как жрец, внушало надежду. Если златовласка отрубится, то и ее иллюзия развеется.

Госпожа Вергуд вскочила, растерянно всплескивая руками.

— Пит, Пит, срочно отправляйся за целителем! — закричала она заглянувшему прислужнику. Одри издала жалобный стон. Я бы впечатлился, но было некогда.

— Ваш чай! — вскочив, я сунул нос в изящный чайничек. — Это ведь особый сорт с берегов реки Аль-Майер? С цветками лилии? О, Богиня! У моей обожаемой жены на них отторжение!

Лицо Одри стало красным. Возможно, от сдерживаемого смеха.

— Целитель живет в соседнем доме! — госпожа Вергуд побледнела. — Но почему вы не сказали про чай?! Это лучший сорт…

Я отмахнулся и заметался по комнате, снося посуду со столика и создавая хаос.

— Она умирает! Спасите!

— Целитель будет здесь через минуту!

Слишком быстро. Нам надо хотя бы десять!

— Молитесь Богине! Все в ее руках! — заорал я. — Идите! Оставьте нас, я должен провести обряд!

Хозяйка чаши придушенно вскрикнула и унеслась. Стоило двери захлопнуться, Одри прекратила умирать и вскочила.

— Надо поторопиться, — златовласка вытерла со лба испарину.

— Идем, — кивнул я, устремляясь к внутренней двери. За ней открылся коридор, по которому мы и побежали. Удерживать иллюзию уже не было смысла, так что она сползла с нас, оставив истинный облик.

— Сюда! — воскликнула Одри, показав на белесый пар, стелющийся по коридору. Ну конечно, здесь ведь находится горячий источник!

Еще несколько коридоров и дверей привели нас в небольшую комнату. Пол здесь был из цельного куска камня жемчужного цвета, в центре клубилось марево и плескалась вода. Та самая чаша!

— Ширанто! — прошептал я, выкидывая аркан ветра, потому что в этом тумане можно было и себя потерять!

Налетевший порыв унес часть пара, обнажив лежащих в горячей воде людей. Парень и девушка, оба облачены в длинные белые рубахи, лица измазаны какой-то зеленой дрянью.

— Что такое? — распахивая глаза, произнесла Лоель Золотая Туфелька. — Что происходит?

Я окинул внимательным взглядом самую красивую женщину Кайера. Черные волосы заплетены в косу и уложены вокруг головы, чтобы не мокнуть. Огромные синие глаза смотрят испуганно. Оценить прелесть лица мешает все та же зеленая масса, зато тело выглядело вполне соблазнительно. Полотно рубашки облепило точеную фигурку с пышными бедрами и грудью, когда девушка поднялась.

— Кто вы?

Я одобрительно щелкнул языком, отмечая, что молва не врала, и Лоель действительно красива, по крайней мере ниже подбородка. А потом кинул в чашу магическую сеть и аркан безмолвия. Два тела задергались, разевая рты в безмолвном крике.

— Что нам теперь делать? — спросила Одри. — Как мы их потащим?

В коридоре послышался топот и крики — кажется, отсутствие жреца и его жены уже заметили. Надо убираться отсюда!

Я примерился к арочному окну, сквозь которое был виден чудесный сад. Прошептал заклинание, скрещивая запястья. Стекло брызнуло осколками, и каждый загорелся, опадая чадящим факелам.

— Разве не ты говорил, что все надо сделать тихо? — хмыкнула Одри.

— Зараза! — ругнулся я. — Я хотел ведь просто испарить! Надеюсь, мой аркан левитации не отправит этих двух русалок в Бездну!

Прекрасные глаза Лоель наполнились слезами, говорить она не могла, зато слышала великолепно.

Я сосредоточился, вспоминая слова. Такая тонкая магия мне всегда удавалась плохо, мой стиль топорный — мне легче крушить и уничтожать, чем осторожно поднимать тело в воздух. Но, к счастью, я справился. Два тела — актрисы и ее дергающегося брата — рывком воспарили к потолку, чуть не припечатав их к искусной лепнине. Я снова выругался и направил тела к окну, откуда дул довольно холодный ветер.

— Надеюсь, Здоровяк на месте, — проскрипел я, с трудом удерживая плененных в воздухе. Они дергались и извивались, мешая мне. — Одри, иллюзия! Не нужно, чтобы нашу теплую компанию кто-то увидел.

Златовласка кивнула, и актриса с братом исчезли.

Я посмотрел на Одри.

— И как я должен их перемещать, если ничего не вижу?

— А как я должна их прятать, если ты должен их видеть? — огрызнулась девушка.

— Ну придумай, — возмутился я.

Одри прошипела что-то ругательное. И совсем неженственное. Мне понравилось. Я даже облизнулся, слушая ее.

— Ладно, потащу так. Смени нам личики, мое слишком красиво, чтобы показывать всем подряд! — улыбнулся и полез через окно в сад. Одри за спиной снова ругнулась, девчонка прогрессирует с каждой минутой! Глухой стук известил, что кто-то из двоих, то ли Лоель, то ли ее брат, все-таки стукнулись о раму, и, кажется, головой. Меня это мало заботило по правде, так что я лишь ускорился. Одри неслась следом, сохраняя иллюзию.

— Долго не смогу, — тяжело дыша, прошептала златовласка. — Слишком сложно!

— Еще немного.

Мы выскочили к ограде.

— Вонючие потроха, где этот придурок? — оскалился я, вертя головой.

— Едет! — выдохнула Одри, глядя на дорогу.

— Поберегись! — гаркнул Здоровяк, размахивая кнутом и оглушая округу свистом. Взметнув клубы пыли, рядом с нами остановилась скрипучая телега, груженная мешками с чем-то невероятно вонючим.

— Идиот, — выдохнул я, оглядывая наш «экипаж». — Ты стянул телегу для перевозки отбросов?

— Это единственное, что удалось найти, — обиженно протянул Здоровяк. — Залезайте!

Я с сомнением осмотрел наше средство передвижения, но времени на раздумья не оставалось, потому что из дома госпожи Вергуд уже неслись вопли. Так что я уронил плененных на грязные мешки, закинул следом бледную Одри и запрыгнул сам, когда ловец ударил хлыстом по крупу лошади.

— Вперед! — заорал он.

Перепуганная кляча всхрапнула и понеслась вперед так, что с борта телеги посыпался мусор, а колеса отчаянно завизжали, грозя отвалиться. Лоель провалилась между кучами отбросов, ее братец упал сверху. Лошадь хрипела, повозка подпрыгивала, Здоровяк свистел, наши пленные стонали.

— Это ты называешь — незаметно? — возмутилась Одри.

Я же прижал к себе златовласку и жадно проник языком ей в рот. Азарт погони жег кровь и будоражил тело, желание пьянило разум. Одри застыла в моих руках, а потом неожиданно ответила, возможно, она тоже поддалась безумию удавшейся авантюры. Наши языки трогали, изучали и пробовали, я почти задыхался, забыв, где я, и чувствуя лишь желанное, необходимое мне тело… Еще один жадный, горячий поцелуй, и я отпустил Одри. Заглянул в одурманенные глаза девушки.

— Так меньше чувствуется смрад этой помойки, — хрипло пояснил я свои действия.

— Конечно, — отозвалась она, отворачиваясь. — Я так и подумала!

Ехать к особняку пришлось в объезд, минуя основные дороги Кайера. Один раз встретился отряд ловцов, но на нас они не обратили внимания, лишь отвернулись, прикрыв лица перчатками. Так что я решил, что перемещаться на телеге с отбросами — не такая уж и плохая идея. Один минус — пока мы достигли моего дома, казалось, что запах въелся в кожу и отмыть его не поможет даже деготь.

— Засуньте пленных в подвал, — велел я выбежавшим Нику и Лире.

— Может, лучше в одну из комнат? — Ник осторожно снял с телеги Лоель, что, кажется, была на грани обморока. Или уже в обмороке, хрен ее разберешь.

Я задумчиво осмотрел тело, прикрытое лишь тонкой тканью.

— Ну ладно, в комнату. А братца ее в подвал.

— Отпустите! — захрипела актриса, дергаясь в руках Ника. Тот охнул, пытаясь ее удержать.

— Вы за это ответите! — прорычал ее брат Рит. Видимо, мой аркан безмолвия перестал действовать. — Мы все расскажем ловцам!

— Тогда нет смысла оставлять вас в живых, — хмыкнул я. Ник округлил глаза.

— Ты ведь шутишь, Лекс? — тихо спросил он.

— Даже не думал, — пожал я плечами. — На самом деле их легче убить, ты и сам это понимаешь.

Лоель издала приглушенный вскрик и все-таки лишилась чувств. Я аккуратно приложил ее брата рукояткой клинка по затылку, и тот тоже обмяк в телеге.

— Вот так лучше, — довольно протянул я. — А то вопят, дергаются, думать мешают. Несите их в дом. Здоровяк, не смей заходить в гостиную, пока не отмоешься, на заднем дворе есть бочка с дождевой водой.

— Разве у тебя нет купальни? — удивился мой недогадливый друг, стаскивая на землю тяжелое тело Рита.

— Есть, но она занята, — весело бросил я.

— Кем?

— Мною, конечно! И поторопись, я есть хочу!

Друзья вразнобой зашипели что-то невразумительно-оскорбительное, но я лишь рассмеялся. Право, порой с ними даже весело. В те моменты, когда они меня не раздражают! Впрочем, таких было немного.

Насвистывая, я двинулся к дому и опешил, когда меня толкнул острый локоть, а Одри пронеслась мимо.

— Тебя не учили, что девушек надо пропускать?! — крикнула она, захлопывая перед моим носом дверь. Сзади раздалось мерзкое хихиканье моих недругов. Я наградил их злым взглядом, добавил файер для наглядности и рванул створку.

— Одри, только посмей занять купальню! — заорал я на весь дом.

— Уже заняла! — отозвалась златовласка.

— Выходи немедленно!

— Лекс, будь мужчиной, потерпи! — пропела она из-за двери купальни. Следом донесся шум воды.

Я ударил сапогом по створке.

— Выходи! Иначе я снесу эту проклятую дверь!

— Ну, это ведь твоя дверь! — ехидно отозвалась горгулья, которую я по своей глупости пригрел. — Сноси!

Я с досадой осмотрел затейливую створку из белого тополя, украшенную латунными и бронзовыми завитушками. Во всем доме двери были одинаковые, их делал мой отец, на досуге увлекавшийся резьбой по дереву. Мне эти двери были дороги как память о тех вечерах, когда я сидел в углу, наблюдая за слезающей с доски аккуратной стружкой. Отец мурлыкал под нос какую-то песенку, а иногда рассказывал мне о своей жене.

Я тряхнул головой, прогоняя воспоминание, и снова стукнул — на этот раз просто кулаком.

— Одри, я тебе зад надеру! Я сказал — выходи! Живо!

— Поздно, я уже мокрая.

Фраза заставила меня замереть и шумно сглотнуть. Вряд ли златовласка поняла, что именно сказала. Но мое тело и особенно та часть, что находилась в штанах — отлично поняла и сделала боевую стойку.

— Сама напросилась, — мрачно протянул я, разворачиваясь к лестнице.

Маленькая Одри думает, что дверь — это единственный вход? Глупая девочка. К тому же сама напрашивается на неприятности! И я обязательно ей их устрою!

ГЛАВА 11

Покинув дом, я обошел поместье и посмотрел на окна, довольно ухмыляясь. Закрывая дверь, почему-то многие забывают про окна, а для чернокнижника это зачастую более привычный путь. Стекло затянулось паром, похоже, златовласка не жалела горячей воды. Я потянул вверх створку и улыбнулся, когда Одри взвизгнула и схватила полотенце.

— Наивная моя, хоть бы щеколду опустила, — ухмыльнулся, сбрасывая плащ и вытаскивая рубашку из-за пояса. — Я бы, конечно, все равно зашел, но было бы веселее.

— Что это ты делаешь?

Девушка застыла в круглой купальне, настороженно стиснув в пальцах мочалку и закрывшись холстиной. Вода не успела наполнить чашу для купания и плескалась где-то в районе бедер. Я тяжело сглотнул и дернул ненавистные пуговицы на рубашке.

— Я. Хочу. Помыться. — Сбросил сапоги, стянул штаны. — В горячей воде! Прямо сейчас. И не намерен терпеливо ждать под дверью, Одри!

— Лекс! — возмутилась девушка, когда я ступил в купальню, разбрызгивая воду.

— Не ори, а то наши друзья подумают, что я тебя насилую, — поморщился, опускаясь на теплое чугунное дно и блаженно прикрывая глаза. — Хотя, может, они будут правы…

— Ты просто невозможен, — покачала головой Одри.

— Неотразим и невероятен, — подтвердил я. — Знаю, детка. Кстати, мысль мыться вместе не так уж и плоха… Ты не поднимешься? Мне плохо видно.

Одри охнула и глубже ушла под воду. Я рассмеялся. Девчонка швырнула в меня мочало, что я легко поймал.

— Спасибо, милая. Мыло передашь?

Она приподнялась, нашаривая скользкий кусок и не спуская с меня глаз.

— Чуть дальше, — мурлыкнул я, внимательно рассматривая контур полной груди под мокрой холстиной. Одобрительно прищелкнул языком, и девушка застыла. Опустила взгляд. Рассерженно фыркнула. И снова ушла под воду.

— Одри, ну что за стеснение? Я видел тебя целиком, не нервничай. Ты ведь не отрастила себе хвост? Или что-то занятное между ног? Нет? Тогда расслабься. Я не увижу ничего нового.

Она вдохнула и посмотрела яростно. Потом выдохнула, откинулась на бортик.

— Надо бы подняться и уйти, но я слишком хочу отмыться и избавиться от этого ужасного запаха, — призналась она.

— Да, нормы морали порой сильно осложняют жизнь. Плюнь на них — мой тебе совет.

Златовласка понюхала свою руку, брезгливо скривилась.

— Ужасно! Не представляю, что может так вонять!

— Дохлая собака, — со знанием дела ответил я. — Или несколько дохлых собак и крыс. Их собирают в канавах и свозят на окраины, чтобы заразу не распространяли. Вот они так и воняют.

Девушка сморщила носик.

— Гадость какая. А ты откуда это знаешь?

— Одно время работал сборщиком падали, — зевнул я.

— Ты? Сборщиком падали? — изумилась девушка.

Я нахмурился. Вот, Бездна, демон за язык дернул сболтнуть лишнее! Расслабился тут в теплой водичке, совсем нюх потерял…

— Забудь, — сухо сказал я. — Я наврал. И ты так и не передала мне мыло.

Одри, уже не скрываясь, обернулась и кинула мне требуемое. Я намылил мочало и принялся скрести тело: грудь, шею, плечи. Златовласка отвела глаза и залилась краской, когда я встал, чтобы покрыть пеной ноги.

— А мне вот кажется, что не соврал, — задумчиво протянула девушка, упрямо рассматривая клочки пены на поверхности воды. — Почему ты работал сборщиком падали, Лекс?

— Потому что выдался перерывчик между убийствами невинных людишек, — буркнул я. — А есть по-прежнему хотелось. Мне предложили пару медяков за эту работенку, я и согласился.

— И сколько тебе было лет?

— Хрен знает. Мало, — ожесточенно поскреб грудь, демонстративно повернувшись к Одри задницей. — Ты хочешь еще что-то узнать? Потри лучше спинку, мне неудобно.

— А ты расскажешь? — хрипло сказала она. — Дай сюда мочало.

Я затих, повернувшись спиной и напряженно вслушиваясь в звуки. В то, как скользит мыло по грубому льну, как тихо дышит девушка. Правда, прикосновение к коже оказалось неожиданно сильным.

— Ай, — возмутился я. — Осторожнее! Ты решила стереть грязь вместе с моими рисунками? Оставь, они мне дороги.

— Неженка, — почти весело фыркнула Одри. — Так ты расскажешь?

— Не знаю, — протянул я задумчиво, расслабляясь. Надо признать, сидеть вот так, в теплой воде, и ощущать женские руки, намыливающие спину, оказалось невероятно приятно. Не помню, чтобы кто-нибудь меня мыл. Гребаная Бездна, так и привыкнуть можно!

— Смотря какова будет награда за мою откровенность, — проворчал я.

— Можно рассказать просто так, как муж жене. Ты об этом не думал? — улыбнулась Одри и налила мыло мне на голову, перебирая волосы. Я закрыл глаза. Сдохнуть можно, как приятно! Кажется, я чувствую себя котом, которого гладят по шерсти. Еще немного и начну мурчать.

— Просто рассказать? Хм. Так не интересно.

Она вздохнула, а я неожиданно для самого себя предложил:

— Ладно, спрашивай. И хватит меня намыливать, я уже похож на снежного человека. Все, отдай мочалку.

— Тебе не угодишь, — она мотнула головой и снова отодвинулась к противоположному краю. — Тогда расскажи… что-нибудь?

— Что? — буркнул я.

— О нас. Расскажи о нас. Как мы познакомились?

— Ты пришла с просьбой, Одри, — я откинул голову на край чаши и прикрыл глаза. Прежде всего, чтобы не видеть девушку и не думать о том, как сильно хочу снова ощутить на своем теле ее руки. — Ты надела иллюзию — прикинулась старухой, совершенно некрасивой. И я все смотрел на твое лицо и думал…

— О чем?

— О несправедливости, — улыбнулся я, не открывая глаз. — Несправедливо, когда столь гадкая особа так обольстительно пахнет. Мне хотелось прижаться носом к местечку между твоей шеей и плечом и нюхать… Или лизнуть, чтобы узнать, какая ты на вкус. Но потом я видел это лицо и снова сокрушался о том, как паскудна жизнь!

— А когда ты увидел меня настоящей? Я тебе понравилась?

— Не думаю. Я хотел тебя задушить, — рассмеялся, вспоминая. — Ты очень злила меня, Одри.

— Кажется, это мало изменилось. А что было потом, Лекс? Как… как ты понял, что мы должны быть вместе? Ты сделал мне предложение? И какой была наша свадьба?

Водичка как-то подозрительно остыла, и я повернул вентиль, добавляя горячей.

— По правде говоря, нас поженили в древнем монастыре, — осторожно начал я. — Монахи образовали связь между нами. Нерушимую.

— Мы сами захотели этого?

Я открыл рот, чтобы ответить, посмотрел на Одри и закрыл.

— Конечно, — выдавил, вновь добавляя воды. — Мы очень этого хотели. Особенно ты.

— Да? — она подалась ко мне, на раскрасневшемся лице светилось любопытство. — И как это было?

— Ну, как обычно… — попытался выкрутиться я, с тоской размышляя — как же угораздило вляпаться в этот разговор! Определенно, последнее время я постоянно во что-то вляпываюсь! Скверная тенденция. — Знаешь, всё, как всегда: нарядились во что-то яркое, напялили на головы венки и пошли… к алтарю.

— И что же на мне было надето? — затаила дыхание Одри.

— Э-м-м, платье. Красное. И золотое.

— Да? — изумилась девушка. — Разве цвет невесты не белый?

— Ты решила, что так будет красивее.

— Надо же… А в чем был ты?

Боги, убейте меня прямо сейчас! Эй, демоны, я точно не нужен вам сию минуту? Я согласен на Изнанку!

— На мне был… сюртук. И… штаны. Да.

— Ух ты! И как проходила церемония? — Одри подобралась еще ближе. — Это было… незабываемо?

— О, да! — мрачно протянул я, вспомнив обряд в том храме древних богов, где нас с Одри и повязали. — Вовек не забуду! Ну… в смысле, это было… необычно.

— Мы шли по лепесткам роз, а под куполом летали белые голуби?

— И гадили нам на головы… Я пошутил! Да-да, мы шли, они гадили, сволочи… Ну, то есть летали, все так и было!

Я с подозрением уставился в лицо девушки, издевается она, что ли? Но Одри смотрела с таким невинным выражением, почти не дыша, что я лишь вздохнул. Молнии с небес за мою наглую ложь так и не последовало, к сожалению. Поэтому мне пришлось продолжить, призывая на помощь свои весьма смутные представления о церемонии обретения пары и изрядную фантазию.

— Ну, в общем… Сначала мы шли по проходу. Длинный такой проход. А жрать так хочется… Хм, ну, я имел в виду, жутко хочется уже с тобой соединиться. Вот прямо мозги плавятся от этого желания. Так. Идем мы по проходу. На тебе платье. На мне… не платье. Сверху голуби, под ногами розы. М-да… идем, значит. Впереди алтарь. Надо сказать, я алтари не люблю, нервируют они меня. Причины есть: меня у алтаря то женят, то убивают, надоело как-то… Так.

Забери меня Изнанка, прошу! Это оказалось труднее, чем я думал. Прежде чем плести эту муть, не мешало бы выпить! Но не бежать же сейчас за дозой горячительного вдохновения! Как-то не привык я вести с женщинами разговор, тем более о такой скользкой теме, как женитьба!

— Идем, значит… И…

— Пришли? — подсказала Одри.

— Угу. Пришли.

— Держимся за руки?

Я покосился на девушку. Она точно издевается!

— Нет, за руки нельзя. Ладно, давай дальше. Хлебом нас накормили, воды дали попить… Я, конечно, все тебе отдал, как и положено…

— Да?

— Клянусь Богиней. Ну и… все. Коротенькая такая церемония оказалась, наверное, чтобы жених не сбежал… Ну, то есть невеста, — со вздохом невыносимого облегчения завершил я. — Монах объявил нас парой и велел любить друг друга каждый день по нескольку раз! Что я и готов исполнить!

— А что ты мне сказал? — Одри подползла совсем близко. Похоже, она не отдавала себе отчет, что стоит между моими раздвинутыми ногами, мокрое полотенце, что она держит, ничего не скрывает, а у меня скоро пар из ушей повалит от похоти. — Клятва. Надо ведь произнести ее? Что ты сказал мне, Лекс? Там, перед алтарем?

Я прикусил язык.

— Конечно, то же, что и все новобрачные, детка.

— Что?

— Что счастлив до посинения!

— А что сказала я?

— Что любишь меня до безумия, — вот здесь дело пошло веселее! — И готова во всем подчиняться, слушаться и ублажать своего мужа, в любое время дня и ночи, особенно сидя в купальне…

Поток воды плеснул мне в лицо.

— Врун! — завопила разозлившаяся Одри.

Я выплюнул мыльную воду.

— Я не могла такого сказать!

— Так и говорила! Да что там, орала так, что все голуби обгадились! Даже те, что до этого крепились! И еще кричала, что жить без меня не можешь и будешь послушной женой хоть в памяти, хоть без нее! Ясно тебе?

— Не верю! — она ударила ладонью по воде, что и так уже выплескивалась через бортик от наших движений. — Не говорила я такого!

— Ты же не помнишь, что говорила! Кстати, ты должна мне награду. За рассказ. Поцелуй, детка.

— Один?

Промычал что-то похожее на согласие. Девчонка медленно встала на колени и прижалась к моим губам. Я тут же схватил Одри за зад.

— Один — для начала, — сказал я ей в губы. Она попыталась отстраниться, но кто же ей позволит? Прижал, перевернул, уронил спиной себе на грудь. — Думаешь, я посмотрю на тебя такую — влажную, распаренную, горячую — и отпущу? — жарко прошептал ей на ухо. — Ну уж нет, детка… Я устал ждать.

Она дернулась и прижалась ягодицами, заставив меня тяжело втянуть воздух. Мои губы уже собирали капли воды с ее шеи, я перехватил руки девушки одной ладонью, второй погладил налитую грудь. И провел ниже, до ее живота, нарисовал круг вокруг пупка.

— Лекс, не надо…

— Почему? Мы ведь оба этого хотим, Одри. Глупо скрывать и сопротивляться.

— Потому что кроме… этого должно быть что-то еще… — тихо сказала она, вздрагивая под моей рукой. О, я знал эту дрожь, этот отклик ее тела, который златовласка никогда не могла скрыть. Улыбнулся удовлетворенно, лаская ее кожу.

— Этого вполне достаточно, не надо все портить… — сказал, целуя ее.

Слегка отстранился и прижался снова, тяжело сглатывая слюну. Она жалобно хныкнула, откидывая голову мне на плечо.

— Проклятье, я сейчас сдохну…

— Лекс? — шепнула она мне в губы. — Скажи… что ты чувствуешь?

— Я сейчас с ума сойду, Одри, — на полном серьезе поведал я.

— Я хочу знать, что ты чувствуешь ко мне. — Она перехватила мою ладонь и остановила, не позволяя трогать. — Скажи мне, что ты чувствуешь ко мне?

— Давай не будем усложнять…

— Нет. Скажи.

— Все, что угодно, — искренне выдохнул я. — Все, что захочешь. Только приподними свой восхитительный зад и позволь мне тебя…

— Ты меня любишь?

Умертвие раздери мне печень! Я снова шумно сглотнул, чувствуя жар разгоряченной женской кожи, нежное тело, что почти лежало на мне, влажные губы… Моя сладкая девочка…

— Сейчас буду… — жарко прошептал ей в рот, уже двигая бедрами в предвкушении.

— Скажи. Хочу услышать.

Я молча лизнул ей плечо, делая вид, что оглох.

— Лекс! Скажи!

— М-м-м?

— Скажи!!!

— Сейчас… сразу, как только…

Она сделала глубокий вдох, а потом резко скатилась с моего тела и сжала кулаки.

— Забери тебя демоны, Лекс! — яростно выкрикнула эта зараза, выпрыгивая из купальни и заворачиваясь в сухое полотенце.

— Одри, вернись немедленно! — заорал я. Пальцы вспыхнули огнем, пламя перекинулось на ладони и поползло вверх, расцвечивая красным мои рисунки и шрамы. Глаза девушки расширились, вода стекала с ее тела на каменный пол купальни.

— Нет!

— Смрадный труп! Одри, я скажу тебе все, что ты хочешь! Иди ко мне!

— Ты соврешь все, что я захочу, — выкрикнула она.

— Одри, чтоб тебя! — я рванул из чаши. — Ты хочешь, чтобы я тебя уговаривал?! Или просил?!

Поймал ее у двери, прижал спиной к створке. От соприкосновения влажных тел снова отключился разум и…

— Я хочу услышать хоть что-то настоящее!

— Что, демоны тебя забери? Что ты хочешь услышать?

— А ты не понимаешь? Проклятие, скажи мне, Лекс! Скажи мне это! Три слова! Ну?

Я лишь сильнее вжался в нее, потерся о нежный женский живот. Инстинкт лишал способности думать, хотелось просто взять, заткнув ей рот и не пытаясь понять. Видимо, это желание легко читалось на моем лице, потому что Одри наклонила голову набок.

— Трус, — зло сказала она. — Кусай, Лекс. Давай! Иначе ничего между нами не будет!

Я схватил ее рукой за волосы, сжав их в кулак у затылка, дернул и прижался ртом к ее коже на шее. Так и сделаю! И плевать на все!

Она застыла, тяжело втягивая воздух и вздрагивая. С шипением втянув воздух, я разжал ладонь, оттолкнул девушку от двери и, дернув ручку, вывалился в коридор.

Так и топал по коридору — ругаясь сквозь зубы и оставляя на досках следы. У Здоровяка отвисла челюсть, когда он выглянул из ближайшей комнаты.

— Лекс, что с тобой?

— Проклятые женщины, — рявкнул я. — Никогда не связывайся с ними!

— Э-э? Лекс, ты горишь.

— Сдохни! Сдохните все! — мрачно пожелал я, захлопывая дверь своей спальни. Осмотрел свою пылающую ладонь и с яростью врезал кулаком по стене. Взвыл от боли, но зато полегчало.

ГЛАВА 12

Остынув достаточно, натянул штаны и какую-то рубашку и решил найти в доме хоть что-нибудь горячительное. Я был бы рад в этот момент оказаться на Изнанке и грохнуть парочку рогатых демонов, но — увы. Пока в моем распоряжении оставалось лишь родовое поместье. Раздобыв бутыль прокисшего вина, я сделал пару жадных глотков, скривился и отправился к пленному Риту.

Парень сидел в одной из комнат, благо, у моих недругов-ловцов хотя бы хватило ума запечатать окна и наложить руны на дверь. Наверняка работа Ника, я оценил. Все арканы светлые и академические, я такие на раз вскрываю. Но у брата актрисы не было магического дара, так что для него запоры вполне надежные.

Дверь открыл с ноги и злобно уставился на вскочившего парня. Белая рубаха до пят, в которую он был облачен, высохла, и теперь Рит напоминал бледное привидение.

— Значит, так, — захлопнул я дверь. — Я зол. Я очень, очень зол. И жутко хочу кого-нибудь убить. Или превратить в фарш. Или медленно поджарить, превращая кишки в ливерную колбасу, — зажег на ладони огонь, и бедняга Рит шумно сглотнул. — К сожалению, проделать все эти приятные вещи мне не на ком. Так что ты сейчас ответишь на все мои вопросы четко и подробно, и, может быть, останешься жив. Я понятно изъясняюсь?

— Что вам нужно? — парень снова сглотнул, но, к его чести, не отступил. — Денег? Сколько вы хотите?

— А сколько у тебя есть? — заинтересовался я, потом махнул рукой. — Забудь. Монеты я найду, если захочу… Мне нужны сведения.

— Но какие?

— О твоей сестре.

Парень выдохнул и неожиданно зло прищурился, подобрался. Даже кулаки сжал.

— Если с головы Лоель упадет хоть волос, я тебя убью.

— Ух ты, — я подтащил стул, перевернул и сел на него верхом, сложив руки на спинке. — Слушай, а вот занятно. Лоель — брюнетка, а ты — блондин. Не больно-то вы похожи.

— Сестра пошла в мать, а я в отца, — огрызнулся парень. — Это не секрет.

— Ладно, ваше родство — настоящее или мнимое — меня мало волнует, — отмахнулся я. — Расскажи о вашем приглашении на бал императора.

— Бал? — похоже, Рит не ожидал подобного вопроса. — Не понимаю. Что ты хочешь знать? За Ло уже год ухаживает баронет Гульвик, мне он не нравится, но Лоель иногда проводит с ним время. Он… полезен и ввел сестру в высшее общество. Приглашение на прием во дворце — тоже его рук дело.

— Они любовники? — прямо спросил я, желая знать больше.

— Нет, — буркнул Рит и потер лоб. — Хотя баронет не против, конечно.

— Не сомневаюсь, — ухмыльнулся я. — Твоя сестренка хороша…

Рит снова вскочил, сжал кулаки и бросился на меня. Я уклонился, выдернул из-под себя стул и треснул парня по хребту. Тот кулем свалился на пол, взвыв от боли, а мне слегка полегчало.

— Ах ты, мразь! Только посмей к ней прикоснуться, урод!

— Что-то мне подсказывает, что ты ей все-таки не брат, — хмыкнул я, не отреагировав на эту вспышку злобы. — Угомонись, не нужна мне твоя… сестричка. Пока не нужна.

Рит откатился и поднялся, кидая на меня яростные взгляды.

— Ты маг, — прошипел он. — Чернокнижник. Ничего, скоро от вас избавятся навсегда!

— Что ты об этом знаешь? — оживился я.

— Лишь то, что время магов закончилось, — сплюнул на мой ковер Рит. Я подумал, что мало ему врезал. Впрочем, ничего не мешает добавить! — Закон уже принят, спасибо советнику Люмису. Всех магов принудительно заставят пройти через воронку лишения дара, кто воспротивится — отправится в петлю или ссылку.

Я почесал подбородок.

— Интересно, как император собирается жить без магов?

— Хорошо! — буркнул Рит. Он сел и прислонился спиной к дивану, настороженно сверля меня взглядом. — Магия — это вызов Богине! Ее силе и власти.

— Заткнись, а? — оборвал я. — Не хватало мне еще слушать этот бред, которым пичкают горожан жрецы!

Парень насупился, а потом неожиданно сказал:

— На самом деле, ты прав, хоть и сволочь. Хреново мы будем жить без магии. Лоель в прошлом месяце подвернула ногу, любой дельный целитель за два приема справился бы с ее распухшей лодыжкой. А без целителя пришлось пропустить десять спектаклей, потому что сестра не могла ходить, — он покачал головой. — В театре не поймешь, что творится, без силы настройщиков даже декорации не могут собрать! И так везде. Идиотский закон!

Я с интересом взглянул на Рита. А он не так безнадежен, как кажется!

— Надо подвергнуть воронке только чернокнижников, — добавил пленник, разочаровав меня. — Вот темных точно следует уничтожить! И я даже знаю, с кого стоит начать!

Я лениво повел рукой, обрушивая на голову Рита остатки своего стула. Наглец ловко откатился и послал меня в Бездну.

— Ладно, что там с этим баронетом, что грезит о твоей сестренке в своей постели? — продолжил я.

— Старый козел этот баронет, — скривился Рит.

Я смерил его оценивающим взглядом, обдумывая пришедшую в голову мысль.

— Кажется, тебе он не нравится…

— Буду рад, если он провалится на Изнанку и отстанет от Ло!

Я прищурился. Почему бы не воспользоваться подвернувшимся случаем?

— Слушай, а мы можем договориться, — протянул, усмехнувшись. — Что скажешь, если я избавлю тебя от этого… досадного поклонника Лоель? Так сколько, говоришь, у тебя монет? Только плата вперед, выпишешь мне вексель на предъявителя, понял?

Блондин хмыкнул, оценив мою предусмотрительность, но кивнул.

— Если избавишь меня от Гюльвика — по рукам!

* * *

В гостиной пахло едой и довольно шумно разговаривали мои незваные гости. Первое меня радовало, второе — злило. Мириться со вторым ради первого я не собирался, но — приходилось.

При моем появлении смех смолк, и у меня возникло гаденькое подозрение, что обсуждали как раз меня. Окинул сидящую за столом компанию недовольным взглядом.

— Э, Лекс, ужинать будешь? — несмело спросила Лира. Я пренебрежительно фыркнул.

— Здоровяк не настолько хороший повар, чтобы рискнуть во второй раз отведать его еду, — буркнул я, пытаясь не вдыхать умопомрачительный аромат жаркого. Краем глаза заметил возникшую в дверях Одри, что застыла, увидев меня. Я и вовсе решил ее появление проигнорировать. — К тому же я решил поужинать в другом месте, — завершил я.

— Ты уходишь? — удивился Ник.

— Да, прогуляюсь. Навещу несколько любимых заведений, к фиалкам загляну. Могу взять тебя с собой, развлечешься.

Ловец густо покраснел и покосился на Лиру.

— Эм, нет… я, пожалуй, откажусь…

— Как знаешь. У мадам Хлыст отличные фиалки, на любой вкус. Хочешь — блондинка, хочешь — брюнетка или рыжая. Или все сразу, — я подмигнул смущенному Нику и явно заинтересованному Здоровяку. — А главное — девочки сговорчивые и знают, как доставить мужчине удовольствие!!

— Нет, спасибо, — промямлил Ник.

— А я навещу, — убрал с рукава соринку, упорно не глядя на Одри в дверях.

— Подожди.

Кинул на златовласку равнодушный взгляд. Она нервно сжала ладони.

— Подожди, Лекс. Не уходи.

Я сдержал торжествующую ухмылку. Вот так-то лучше! Думает, я не найду где утешиться? Ошибается, еще как найду!

Одри метнулась в коридор, прибежала через минуту, на ее щеках розовел румянец. Наверное, от испуга, что я осуществлю сказанное.

— Сядь, пожалуйста! — попросила она, заглядывая мне в лицо.

Я присел на стул, откинулся на спинку, почти улыбаясь. И подпрыгнул, когда девушка коснулась моей головы.

— Ты что это делаешь?

Одри провела по моим волосам гребешком.

— Расчесываю, — серьезно пояснила Одри, продолжая выдирать мне клочки волос с маниакальной настойчивостью. — А вот еще! — она отбросила гребень и завязала мне шейный платок — ярко-красный, и где только такой взяла! Так завязала, что мне сдавило шею как удавкой!

— Это что за хрень?! — вскочил я.

— Это чтобы тебя фиалки лучше рассмотрели! — зло бросила девушка. — А то вдруг проглядят такого красавца! Неплохо бы еще грязь с сапог счистить, но в таких заведениях девушки непритязательные, даже такого… отлюбят!

— Это точно, — рявкнул я, поняв, что зараза снова издевается. С трудом сдернул с шеи красный бант — завязала на совесть! И волосы взъерошил. — Они в отличие от некоторых — честны!

— Ну еще бы! Особенно за звонкие монеты! Честно расскажут, как сильно тебя любят!

— Так это то, что нужно! — ухмыльнулся, ощущая, как вновь загорелись пальцы. Нет, эта гадина точно меня доведет! Спалю на хрен, чтоб не злила! И закопаю на заднем дворе! Буду поливать травку и жизни радоваться! — По мне так лучше честная фиалка, чем лицемерная жена!

— Кто здесь лицемерен? — зашипела в ответ Одри. — Ты даже себе не можешь сказать правду!

— Нет никакой правды! — процедил я ей в лицо.

— С тобой невозможно прийти к согласию…

— Чтобы прийти со мной к согласию, надо всего лишь со мной соглашаться! И все! Соглашаться, поняла?

— Самовлюбленный наглец!

— Скажи еще разок, и мне окончательно наскучит! — вконец обозлился я, разворачиваясь к двери.

— Что тебе наскучит?

— Этот разговор. — Я сжал зубы. — Потому что все присутствующие надоели раньше, чем вошли в дверь моего дома!

В гостиной повисла напряженная тишина, недруги жались к стенам, оказывается, мои пальцы все-таки вспыхнули, и ковер уже тлел от падающих искр.

— Любимый ковер отца, чтоб тебя! — окончательно разозлился я, пнул стул, развернулся и ушел, пожелав всем провалиться к демонам. Я очень надеялся, что к моему приходу так и случится.

Злясь и ругаясь в голос, чем отпугивал прохожих, я добрался до ближайшего дома фиалок и с порога потребовал трех девочек. Заведение оказалось низкопробным, не то что приют мадам Хлыст. На грязных стенах темнела плесень, в комнате пахло чем-то кислым. Раньше меня подобное не смущало, я и сам — дитя помоек. Кажется, в былые времена я даже не замечал такого убожества. А сейчас в глаза бросался и рваный балдахин над скрипучей кроватью, и ведро с нечистотами в углу. Отвратительное местечко. Но я упрямо завалился на несвежую постель, с мрачным удовлетворением разглядывая свои сапоги. И чем они этой чистюле Одри не угодили? Подумаешь, кусок навоза на подошве… Я в благородного господина никогда не играл. Гадство, ну почему тут так воняет?

Фиалки явились быстро — три весьма потасканные девицы. Сноровисто приступили к работе, то есть к ублажению меня. Я закрыл глаза. Полежал, пытаясь сосредоточиться на женских губах и руках, а не придумывать гадости, что хочу сказать и сделать Одри. И не думать о том, что фиалки меня раздражают. И даже бесят. И запах мне не нравится. И вообще… когда я успел стать таким разборчивым? Даже грустно. Еще недавно я реагировал на все, что движется, а теперь вот хочу красивую, молодую и вкусно пахнущую. Троллья срань, так и до старческого брюзжания недалеко! Докатился — чернокнижник, бродяга и мерзавец стал привередливым! Что дальше? Кресло-качалка с клетчатым пледом, травяной настой, пенсне и «Вестник Кайера» вместо горячих цыпочек?

Я содрогнулся от возникшей картины, скрипнул зубами. Так, надо представить кого-нибудь симпатичного и включиться в процесс!

Перед внутренним взором с готовностью возникло лицо с пухлыми губами и прищуренными злыми глазами. Следом — полная грудь с маленькими ореолами сосков, рисунок ребер под золотистой кожей, мягкий живот с ямочкой пупка… Все это в мыльной пене, мокрое, скользкое, влажное… Сделал тяжелый вдох, чувствуя, как свело горло. В нос подло ударил запах смрада, возвращая в реальность, и я выругался.

— Ай! — взвизгнула одна из девушек, и я открыл глаза. Фиалки отпрыгнули в разные стороны. — Огонь! — ткнула одна из них пальцем.

Я скосил глаза на свои руки. Ну да, снова горю. И хрен знает, что мне с этим делать!

— С огненных магов — плата вперед! — нашлась вторая фиалка. — И оплата целителя, если вы нас поджарите!

— Я вас поджарю, если вы будете меня злить, — двусмысленно буркнул я. И вздохнул. Кого я обманываю? Девки раздражают, и вряд ли я смогу получить от них хоть каплю удовольствия, не говоря уж о силе. Поток у них совсем измельчал, слишком многие входили в эти воды.

Тогда какого Грохха я тут делаю?

— Я передумал, — процедил, поднимаясь и застегивая расстегнутые штаны. Кинул фиалкам мелкую монету и с облегчением покинул это заведение.

Я решил, что разумнее проветриться на улицах города, превратившись в неприметного бродягу. Заодно и узнать что-нибудь полезное, раз получить удовольствие не вышло. К сожалению, мое бродяжничество не дало никаких результатов. Мои знакомые воры и отщепенцы либо ничего не знали, либо не желали делиться со мной сведениями. Я даже раздумывал, не укусить ли одного из них, чтобы выведать правду, но давно немытые и вонючие шеи не вызывали ни аппетита, ни энтузиазма. Потому я решил ограничиться испробованными средствами — подкупом и угрозой. Но и здесь меня ждало разочарование. За монеты мне поведали то, что я и так уже знал, а нож, приставленный к ребру одного из воришек, заставил признаться лишь в том, куда он прячет награбленное барахло. Интересно, конечно, но совершенно бесполезно.

К ночи зарядил мелкий дождь, и я не придумал ничего более умного, чем отправиться на кладбище, в свой склеп. Ланта так и не появилась, хотя я даже совершил ритуал призыва. Без толку, от нее не было никакого отклика. И даже Кархан не пришел, сволочь! А я так надеялся развлечься! Хотя, возможно, он просто окончательно утратил разум, и его пристрелили, как помойную крысу.

Дождь барабанил по камням и шуршал на глине дорожек, я лежал в гробу и мрачно размышлял о своей поганой жизни. Место было как раз подходящее для таких дум, надо признать. В целом, мне было даже удобно: тихо, никаких недругов с глупыми разговорами. Слегка скучно, конечно… И жрать охота. И холодно.

Я перевернулся на бок, со злостью взбив тонкую атласную подушечку.

— Ланта, и где тебя носит, зараза ты эдакая? — ворчливо спросил пустоту. — Не надо было тебя освобождать. Вот всегда знал, что добрые дела портят жизнь!

Склеп ответил мне молчанием.

ГЛАВА 13

К утру я не только замерз, проклял все и всех, а также выломал торцевую часть домовины, потому что «кроватка» Ланты оказалась мне тесной, но и обзавелся парочкой мыслишек, что меня отнюдь не порадовали. Теперь я лучше понимал черноволосую чаровницу и то, почему Лантаарея слегка чокнутая. Ночевка в гробу способствует дурному сну и таким же дурным мыслям.

Вот, к примеру, Одри. Почему бы ей не прекратить выедать мне мозг и не насладиться приятным вечером вдвоем? В том, что златовласка получит удовольствие в моей постели, не сомневался никто из нас. Так зачем она все усложняет? Почему хочет каких-то признаний и слов, хочет настолько, что готова поставить меня к стенке?

И почему я так яростно не желаю их говорить?

Эти проклятые три слова, которые я с легкостью и ничего не чувствуя мог сказать Армону, первой встречной девице, оказавшейся в моей постели, или даже рогатому демону Изнанки, лишь бы обвести его вокруг пальца. Я мог ляпнуть их непринужденно во время завтрака и продолжить резать омлет недрогнувшей рукой. Это было легко. Потому что всегда было лишь словами, лишь звуками, сотрясающими воздух и не имеющими ни капли смысла.

А вот сейчас я не мог их сказать.

Проклятие, оказалось, что гораздо легче зубоскалить и шутить, чем произнести эти ненавистные слова. Потому что в данном случае три слова — это ключ к той части меня, в которую я не собирался пускать никого.

Гнилье, да я сам старался заглядывать пореже в ту дверь, за которой находился чулан моей души. Изрядно захламленный, затянутый паутиной и смрадно воняющий чулан. Нет, я не хотел, чтобы кто-то заходил в это поганое место. Мне всегда хватало случайных связей, легких, ничего не значащих слов и горячего секса. Я мог предоставить все это в любую минуту, но — лишь это.

Так же будет и впредь.

И если малышке Одри это не по вкусу, ей придется найти себе кого-то, у кого двери открыты настежь.

В день бала Кайер затянуло серыми, какими-то осенними тучами. Небо «радовало» всеми оттенками непогоды, холодный дождь заливал мостовые и прохожих, решившихся высунуть нос на улицу. Еще полгода назад всю эту хмарь разогнали бы погодники, но, похоже, с магией в столице и правда становилось все хуже.

Так что в особняк я возвращался изрядно промокшим и злым.

Первое, что бросилось в глаза, стоило переступить порог — чистота. Не помню, чтобы родовое гнездо когда-нибудь так сияло. Блестело все: от деревянных, начищенных воском полов до стекол в окнах. Все вещи оказались аккуратно расставленными, купальня отмыта, а на кухне пахло едой.

Я постоял около стола, на котором обнаружилась корзинка с яблоками, задумчиво почесал затылок. Выбрал одно — краснобокое и наливное, откусил и бросил обратно. Потому что фрукт оказался таким, как я люблю — в меру сладким и сочным. И это почему-то тоже разозлило.

Из коридора заглянул Ник.

— Лекс! Мы уже начали волноваться, что ты не придешь!

— С чего бы это? — хмыкнул я, направляясь к лестнице. — Это ведь мой дом. Развлечения слегка затянулись, трое цыпочек не желали меня отпускать. К тому же меня, кажется, ждет Его Императорское Высочество?

— Ну, ты мог забыть…

— Запить, ты хотел сказать? Я очень старался это сделать.

— Сегодня бал у императора…

— А как ты думаешь, почему я здесь в такую рань? Если бы не этот бал, нашел бы занятие поинтереснее, чем пялиться на тебя! Например, выпил бы ароматный кофе в компании двух рыжих крошек! — посмотрел на Ника с галереи второго этажа. — Кстати, выгоните прислужницу, что вы наняли. Меня бесят посторонние. Ах да! Вы ведь тоже посторонние. Как я мог забыть? Себя тоже выгоните.

— Я не понял, девушек было три или две? — озадачился появившийся Здоровяк.

Я усмехнулся и пошел в свою комнату. Ник с досадой покачал головой мне вслед.

С Одри мы встретились уже в гостиной, перед выездом во дворец. Златовласка нервничала. Я видел, как она стискивает свои тонкие пальцы и бледнеет, напряженно глядя в огонь камина. И я поймал себя на идиотской мысли, что хочу ее утешить. Просто прижать к себе, давая понять, что ей нечего бояться. И что я действительно подлый врун. Очевидно, ночевки в гробу не пошли на пользу моему разуму.

— Давайте еще раз, — прервал мои размышления Ник, протягивая мне перстень. — Лекс, это артефакт искажения для тебя, кажется, мне он удался. Итак, мы отправили письмо баронету, его написала Лоель. — Я приподнял бровь, заинтересовавшись, но комментировать не стал. Видимо, Рит решил оказать содействие. — Гульвик будет ждать вас у моста Роз — Лоель и ее брата. Экипаж, что доставит до моста, прибудет через пять минут. Вы с Одри пробудете на приеме столько, сколько сможете, чтобы попытаться разведать, где Харт. Это, — Ник вручил мне камень на цепочке, — маяк, который должен привести вас к принцу. Он сработает, если вы окажетесь на расстоянии одного полета болта от него. То есть, если Харт во дворце, камень нагреется.

Я закатил глаза, показывая, что думаю о занудстве Ника. Но перебивать не стал. При всем своем мозгоклюйстве ловец оказался дельным парнем и весьма талантливым. Правда, ему я об этом, конечно, не скажу.

— Чем ближе к принцу, тем горячее будет поисковик. Я, Здоровяк и Лира будем ждать вас у северных ворот дворца. Они будут открыты во время приема. Мы арендовали экипаж без возницы, герб — стоящая на двух лапах химера. — Ник стер со лба испарину, но тут же встряхнулся. — Дальше. Во дворце вы останетесь без оружия: клинки и прочее строжайше запрещены. Поэтому придется полагаться на свои силы.

— И на арсенал Армона, — сказала Одри, разворачиваясь к нам. Протянула руку, показывая браслет и перстни. — Здесь шипы и отравленная игла. — Указала на кулон, покоящийся между грудей. Платье на ней было вполне реальное, позаимствованное у Лоель, которая любезно (или не очень) рассказала, у какой портнихи можно забрать обновку. Чем больше настоящих деталей, тем дольше Одри сможет пребывать в иллюзии. Размер платья как раз подошел златовласке, и, надо признать, я слегка онемел, увидев в нем девушку. Изумрудный наряд с мерцающим кружевом мог украсить и королеву. Хотя шился он для яркой брюнетки Лоель, но и на Одри смотрелся великолепно.

Я уставился в глубокий вырез, лишь слегка прикрытый сеточкой. Заставил себя перевести взгляд выше — на шею, потом лицо.

Мы с Одри вздрогнули и одновременно посмотрели в разные стороны.

— Здесь сонный порошок, — негромко сказала Одри, отворачиваясь. — Но и еще кое-что у меня на бедре.

— Покажешь? — ляпнул я.

Одри резко вскинула голову и посмотрела мне в глаза. Я ухмыльнулся, хотя хотелось сказать гадость. Впрочем, еще успеется.

— Тогда на этом все, — закончил Ник, как раз когда у входа просигналил рожок экипажа. — Пора. И пусть пребудет с нами Богиня равновесия и силы света…

— Давай только без этого пафоса, зануда. А то меня стошнит, — фыркнул я, натягивая белые перчатки, дополнившие мой костюм, состоящий из брюк, рубашки, парчового жилета и сюртука. Кивнул Одри. — Шевели задом, детка, император заждался. К тому же я хочу успеть на дармовую еду, я не ужинал.

И, хлопнув Одри по обозначенной части тела, направился к выходу.

* * *

Если бы я был человеком разумным, то никогда не ввязался бы в авантюру под названием «спасти принца». Потому что лезть в императорский дворец, что, как утка изюмом, был нафарширован стражниками и магическими артефактами, — это глупая и самоубийственная идея. Но, как показывает мой печальный опыт, к разумным я не отношусь. Поэтому сейчас и трясусь в наемном экипаже, пытаясь не думать о том, что делаю.

Как и было условлено в письме, Лоель, то есть Одри в ее обличье, встретилась с баронетом у северных ворот, что сейчас были гостеприимно распахнуты. Десятки золоченых экипажей остановились на площади, в стороне толпились зеваки из горожан. Им вход внутрь был заказан, но поглазеть никто не запрещал. К тому же император обещал выставить для народа бесплатное угощение и пойло, так что желающих было предостаточно.

Из карет с родовыми гербами томно выплывали наряженные придворные дамы и высокомерные господа. Баронет уже тоже был здесь и недовольно постукивал тростью по дорожке в ожидании Лоель. Но стоило нам показаться, гримаса на его лице сменилась улыбкой. Хотя, на мой взгляд, ему больше шла гримаса — гармоничнее смотрелась.

— Что ж, давай развлечемся, Одри, — тихо сказал я, предлагая девушке локоть. — Твой ухажер уже заждался.

Златовласка тряхнула локонами и решительно выпрямилась.

— С удовольствием. Думаю, здесь будет веселее, чем с тобой!

И, чарующе улыбаясь, выплыла из экипажа.

— Моя несравненная Лоель! — дребезжащим голосом воскликнул этот старый индюк, окидывая девушку голодным взглядом. — Вы, как всегда, неотразимы! Вы столь же красивы, как пурпурная роза — королева моего сада! Я надеюсь, что вы доставите мне удовольствие и позволите сегодня показать ее вам!

Я фыркнул. Показать свою розу? Убейте меня кто-нибудь! Да он не просто развратник, он развратник романтичный! Да за такое казнить надо!

Одри незаметно наступила мне на ногу, а баронет «соизволил» заметить сопровождающего актрисы.

— Рит, безмерно рад видеть вас.

— Я тоже. Безмерно.

— Что у вас с голосом? — вскинул кустистую седую бровь баронет.

— Перебрал ледяной настойки, — прохрипел я и выразительно кашлянул. Баронет скривился и отодвинулся, словно боясь подцепить от меня заразу. Тем лучше, меньше пялиться будет.

— Рит такой непутевый, вечно делает глупости, как мальчишка. Боюсь, он никогда не повзрослеет, — нежно пропела Одри, улыбаясь баронету. Я отчетливо скрипнул зубами. — Не то что вы, мой дорогой Нюфит! Уж вы-то знаете, как должен вести себя настоящий мужчина, не так ли?

Баронет расплылся в улыбке, и мне захотелось треснуть по его черепу в надушенном парике. Наверняка скрывает под ним изрядную плешь! Впрочем, возможность как следует врезать этому любителю роз мне еще представится.

— Идемте же, моя несравненная Лоель! — воскликнул Гульвик, подавая Одри руку. — Я думаю, это будет прекрасный вечер! Вы ведь еще не были во дворце, моя ненаглядная?

— Не довелось, — Одри изящно облокотилась на локоть старикана, оставив меня за спиной.

— Как лицо, приближенное к Его Величеству, я вынужден часто бывать во дворце, знаю все его закоулки и хочу вам их показать, — заговорщицким шепотом доложил Нюфит на ухо Одри, а я скривился. Лицо приближенное, как же! Не удивлюсь, если он здесь впервые, как и мы. Ну, может, являлся разок на какое-нибудь общее собрание родовитых и не очень особ. Бездна, если бы знал, что этот Гульвик такой мерзкий старикан, избавил бы Рита от него бесплатно!

Пока я предавался мрачным размышлениям, мы успели дойти до ярко освещенных распахнутых дверей. Здесь я слегка напрягся, потому что издалека ощутил магическую защиту и аркан выявления сути. Вдруг я ошибаюсь насчет иллюзионов? Считалось, что их сила не совсем магия, это их суть, и ловушки, подобные тем, что украшают дворец, такое искажение не видят. Но вдруг это лишь миф? Ведь истинных иллюзионов ужасающе мало, честно говоря, я не встречал ни одного, кроме Одри. И насколько я знаю, никто из моих знакомых не встречал.

Сквозь двери я проходил, ожидая гневного трезвона колокольчиков и вопля стражей. Но… обошлось. Выдохнул уже в зале. Одри обернулась на меня, и я заметил бледность ее лица. Значит, и она не была уверена в собственной силе. Хорошо, что я не знал этого раньше.

Захотелось ободряюще обнять златовласку, но ее цепко держал баронет Гульвик, так что пришлось топтаться позади и сверлить старикана злобным взглядом, надеясь сделать в нем Дырку.

— Баронет Нюфит Гульвик, госпожа Лоель и господин Рит из рода Орноэнов! — гнусаво объявил глашатай, и я посмотрел на него благодарно. Гнилье, как это я забыл спросить, из какого рода актрисулька! Как оказалось, она даже не простолюдинка, хотя род наверняка обнищавший, ни разу о нем не слышал. Впрочем, сейчас у меня были дела поважнее размышлений о геральдике.

Осмотрелся. Глашатай сыпал и сыпал именами, словно нерадивая хозяйка пшеном, в зал втекал народ разной степени богатства и соответственно, — напыщенности. Большинство сразу устремлялись к накрытым столам, чтобы угоститься выпивкой и закусками, там уже образовалась давка. Насколько я понял, пока здесь собрались наименее значимые господа, приближенные к императору и он сам явятся позже.

Гульвик что-то щебетал на ухо Одри, пользуясь шумом в зале, я же незаметно сжал в ладони поисковик. Холодный. Хотя… чуть теплее, чем был в моем поместье.

Одри оглянулась на меня.

— Дорогая сестра, — кисло улыбнулся я, понимая, что надо пройтись. — Позволь, я принесу тебе напитки? Баронет Гюльвик, я могу доверить вам Лоель?

— Не сомневайтесь, Рит, я буду вести себя как мужчина, — хихикнул Нюфит. Я хмыкнул и отошел. Через несколько шагов активировал артефакт искажения и выдохнул с облегчением — в огромных зеркалах, что украшали стены, по-прежнему отражался не Лекс Раут, а брат Лоель. Мне было необходимо проверить маяк, а для этого надо обойти зал, чтобы понять, куда двигаться дальше. У одной из колонн с восточной стороны кристалл стал теплее, а значит, мы не ошиблись, и Харт действительно во дворце. Я скользнул за колонны, изо всех сил изображая подвыпившего гостя, и приветливо кивнул стоящему в тени стражнику:

— Эй, ты, где тут можно облегчиться? — окликнул я его. Как я и думал, стражей в зале было достаточно, на галерее я заметил и арбалетчиков, скрытых магическими невидимыми щитами. Что же, ожидаемо. Кристалл в моей ладони нагрелся еще больше. Харт где-то в этой стороне!

Стражник мазнул по мне безразличным взглядом и отвернулся, не посчитав важной шишкой, чтобы ответить. В общем, правильно, да и ответ мне был не нужен. За спиной неразговорчивого истукана я заметил гобелен, чуть колышущийся от сквозняка. Дверь. За тканью точно была дверь. Я прищурился, раздумывая, как уложить стражника, но тут зал дрогнул от оглушающих фанфар.

— Его Императорское Высочество Фердинанд Первый Величественный и его свита! — прогремел глашатай, голос которого мигом обрел нужную звучность и почтение. Стражники вскинули клинки вверх, а я решил повременить с визитом в коридор. В конце концов, неплохо бы взглянуть на чудесно воскресшего владыку.

Вернувшись в зал, я попытался протолкнуться к Одри, но это оказалось не так-то просто. Пока я рыскал за колоннами, народа в зале значительно прибавилось, а воздуха стало ощутимо меньше, как и свободного места. В глазах рябило от ярких нарядов, блестящих украшений и многочисленных перьев на головах дам, что сильно мешали обзору! Я видел лишь волны колеблющихся причесок, на которых то плыли корабли, то высились какие-то корзины! Отыскать в этом хаосе головку Одри оказалось непосильной задачей.

Я выругался сквозь зубы, поймав заинтересованный взгляд пышнотелой блондинки.

— Вы невоспитанный хам, молодой человек, — игриво пропела она, ударяя меня по руке веером. С ее корсажа на меня смотрела изумрудами глаз ящерка, покачивая золотым хвостом. — Вы в приличном обществе, а выражаетесь, как трактирщик!

— Еще какой хам, — буркнул я, продираясь дальше.

— Я вас запомнила! — то ли пригрозила, то ли пообещала дама.

Я завертел головой. Где же Одри?

Возвышение с троном осветилось магическими огнями, и на лестнице показался император. Зал застыл в восторженном ожидании, я тоже, понимая, что расталкивать сейчас толпу чревато неприятностями. Фердинанд Первый осмотрел замершее людское море и начал спуск вниз. В этот момент я понял, почему он прозван величественным. Пожалуй, это первое, что приходило в голову при взгляде на круглое высокомерное лицо, увенчанное короной, роскошный наряд, скрывающий массивное тело, и пухлые пальцы, унизанные перстнями. За ним следовала свита: советники, среди которых я заметил и Люмиса. Тот держался в стороне от остальных, за спинами придворных, и, как ни странно, выглядел почти так же, каким я увидел его в часовом салоне — в темной одежде и с маской на лице. Единственной данью торжеству оказался вышитый серебряными нитями сюртук да золотая цепочка часов, свисающая из нагрудного кармана. Похоже, новоявленный советник не привык к всеобщему вниманию, и, судя по мрачно сведенным бровям, оно его не слишком радовало.

Сиятельная процессия под оглушающие и уже надоевшие фанфары прошествовала к помосту, где и расположилась. Император — на троне, остальные рядом. Море людей у подножия дрогнуло и склонилось в реверансах и поклонах. Я тоже что-то такое изобразил, не переставая вертеть головой в поисках Одри. И вдруг ощутил взгляд. Чужой и настойчивый. Он жег мне кожу, почти проникая внутрь головы.

Откуда? Кто?

Я выпрямился и лениво осмотрелся, делая вид, что рассматриваю толпу. Перевел взгляд на помост. Люмис. Это он смотрел на меня, я мог бы поклясться. На миг нутро скрутило опасением, что мой артефакт искажения, изготовленный Ником, подвел, и я стою в этой толпе в своем обычном виде. Так же лениво я посмотрел за спины придворных, в зеркала. Моя голова торчала рядом с синими перьями незнакомой дамы. И да, я по-прежнему выглядел как Рит. Так какого Гроха Люмис уставился на меня?

Процедив сквозь зубы что-то гадкое и заслужив еще один удар веером от «синих перьев», я перевел взгляд на императора.

Тот выглядел отвратительно живым. И точно не являлся поднятым умертвием. Но кем же он тогда был?

И самое смрадное, что вся свита и весь двор были уверены в том, что перед ними настоящий Фердинанд, в то время как я был убежден в обратном. И еще — никого из четверых детей императора на помосте не оказалось.

ГЛАВА 14

Я склонился к уху «синих перьев».

— Не знаете, будут ли сегодня наследники? — протянул я в ухо даме. — Жаждал посмотреть на них.

— Давно их не видела, — пожала пухлыми плечами собеседница. — Говорят, близнецы отправлены на обучение, старший наследник Харлений с миссией на юг, а Сильвия… она всегда была затворницей. — «Синее перо» поджала губы, показывая, что думает о привычках принцессы.

Я же задумался, кто именно говорит такие полезные сведения. Наверняка тот, кому они выгодны. Харт отправлен на юг? Однако показания разнятся. Ну-ну.

Я снова начал проталкиваться сквозь толпу, воспользовавшись тем, что император свою речь закончил, и теперь выступал первый жрец, вещая что-то благочестивое и занудное.

— Рит! — на шепот слева я внимания не обратил, и меня схватили за руку. Мигнул, рассматривая красивую брюнетку, что хмурилась, глядя на меня.

— О, Рит, ваша сестра беспокоилась, — хмыкнул Гульвик, возникая рядом. В его руке красовался бокал с игристым вином. — Вы не нашли стол с напитками? Похоже, я оказался проворнее!

Гнилая требуха! Я снова уставился на брюнетку. Я идиот! Потому что совсем забыл, как выглядит Лоель, и искал златовласку! Чтоб я сдох!

— Хватит на меня так смотреть! — прошипела Одри, склонившись ко мне. — Ты узнал что-нибудь?

— Харт здесь, — я скользнул губами по ее щеке и поймал вздох облегчения. Повернулся к Гульвику.

— Благодарю, что присмотрели за сестрой.

— Что вы, мне несложно, Рит, — пробубнил баронет, притягивая Одри к себе.

— Что вы, что вы, так старались! — буркнул я, отбирая девушку.

— Я обещал показать ей розы!

— Она не любит цветы! — почти рявкнул я. Одри изумленно подняла брови.

— Не люблю? — удивилась она.

— Да, милая, не любишь! Терпеть их не можешь! Ты, наверное, забыла! У тебя последнее время с памятью — беда! Все забываешь. Гульвик, отпустите ее!

— Лоель обещала мне танец!

Я хотел сказать, что как бы он не развалился во время па, хрен лысый, но осекся, потому что над залом вдруг прозвучало имя Лоель, произнесенное императором. Мы с Одри слаженно подпрыгнули и обернулись.

Мохроногий огр и болотная горгулья! На нас пялился весь зал. Рядом с владыкой стоял Люмис и что-то говорил на ухо императору. Тот растянул толстые губы в улыбке.

— Ах, наши гости онемели от неожиданности! — сказал владыка, придворные послушно рассмеялись. — Право, я очень рад видеть столь талантливую особу у себя в гостях! Госпожа Лоель, вы ведь не откажете нам в удовольствии увидеть вашу игру?

Одри вздрогнула и беспомощно посмотрела на меня, вцепившись в руку. Император захлопал в ладоши, словно маленький мальчик в ожидании подарка. Я скрипнул зубами. Гульвик побагровел от всеобщего внимания.

— Просим, просим! Господа, давайте попросим госпожу Лоель сыграть нам! Ну же, милая, не смущайтесь, мы всего лишь ваши зрители, очарованные талантом и грацией! Исполните нам что-нибудь!

Толпа отхлынула, образовав вокруг нас пустое пространство. Десятки блестящих любопытных глаз, мельтешащих вееров и снисходительных взглядов. Для родовитых господ Лоель являлась выскочкой, слишком красивой и талантливой.

— Ну же, дорогая Лоель, мы все ждем вашей безупречной игры! — воскликнул император. Люмис за его спиной смотрел, прищурившись, и мне казалось — улыбался. Однако его маска — весьма удобна, если хочется скрыть выражение лица. Глаза новоявленного советника влажно блестели, но разобрать, что творится в голове Люмиса, не удавалось. И единственное, что я понял — это то, с чьей подачи мы с Одри попали под столь пристальное внимание.

Я лихорадочно соображал, что делать, и понимал, что не вижу выхода. Вот ни единого! И опешил, когда Одри отпустила мою ладонь и сделала два шага в сторону, на пустое пространство.

— Ваше величество, вы оказали мне великую честь и своим приглашением, и возможностью продемонстрировать свою игру, — сказала она, присев в глубоком реверансе. Я, как и все близстоящие мужчины, не удержался и внимательно рассмотрел открывшуюся ложбинку в декольте. Нахмурился. Кажется, ложбинка была самая настоящая и принадлежала златовласке! Вот зараза!

— Вы — украшение нашего маленького сборища, — рассмеялся император, присутствующие нестройно подхватили. — Что вы исполните нам? Кусочек арии Жинель? Или тот отрывок из трагедии несравненного Оливьера Лариша, что сделал вас знаменитой? Я слышал, ваша игра покорила самого автора!

— Мне очень лестно, что вы знакомы с моим творчеством, ваше величество. Право, я недостойна такого внимания со стороны столь великой личности, как вы.

— Ах, какая скромность! — император вновь рассмеялся, я — скрипнул зубами. Понимать намеки сиятельный болван, или кто там скрывается под его личиной, категорически не желал. Владыка жаждал развлечения, к сожалению, за счет актрисы.

— Ждем и просим! — Фердинанд захлопал в ладоши. Свита с готовностью подхватила. Я с беспокойством посмотрел на златовласку, решая, как отвлечь от нее внимание. И удивился, услышав голос Одри.

— Я покажу вам кусочек новой постановки, ваше величество. — Демоны, что она затеяла? Я затаил дыхание, глядя на девушку. Она выглядела спокойной, но в отношении иллюзиона ничего нельзя сказать наверняка.

— Ах, прекрасно! И что же это за спектакль?

— Комедия, ваше высочество, — отозвалась Одри. — В ней рассказывается об одной благочестивой и скромной девушке Марии, полюбившей недостойного повесу Лирса.

— Хм, звучит довольно трагично, госпожа Лоель. Вы уверены, что это комедия?

— Безусловно, — весело отозвалась Одри. Ее веер распахнулся, качнулись перья на шляпке. А лицо озарила очаровательная улыбка. Как и все мужчины в зале, я застыл, наблюдая за кокеткой. — На самом деле это очень смешная история, ваше величество. Просто до слез. Уверена, что зрители будут хохотать, наблюдая ее! Но если позволите, я попрошу моего брата Рита ассистировать мне. В этой пьесе есть очень веселый момент, пожалуй, я покажу вам его.

— Конечно, — император величественно махнул рукой.

Одри прошлась по маленькой импровизированной сцене, постукивая веером по ладони.

— Как вы понимаете, уважаемые дамы и господа, я не могу разглашать всей интриги этой постановки, она лишь только планируется в новом сезоне. И потому покажу маленький кусочек, надеюсь, вы поймете меня. Итак, прекрасная юная Мария в один ужасный день узнала о неверности Лирса. Пока она ждала его с замиранием сердца у окна, чистила фамильное серебро и готовила ужин, чтобы порадовать своего суженого, негодяй Лире развлекался с продажными женщинами, совершено забыв о Марии.

Император склонил голову, внимая, публика затаила дыхание. Я слегка ошарашенно уставился на Одри. Она развернулась ко мне, театрально прижала ладонь к груди, сделала глубокий вдох. Над залом повисла тишина.

Златовласка выдохнула.

— Наглый врун, подлец и негодяй! — завопила Одри так, что я подпрыгнул, а у присутствующих слаженно отвалились челюсти. — Я ненавижу тебя! Ты не стоишь и капли моего внимания, ты бессовестный лицемер и недостойный эгоист! Я проклинаю день, когда мы встретились, это был самый ужасный день в моей жизни! Как жаль, что в нашей прекрасной империи не осуждают на казнь за подлое присвоение женского сердца! Ты недостоин слез, и я не буду плакать о тебе… Лире!

И, схватив бокал из рук баронета, выплеснула вино мне в лицо. А потом развернулась и поклонилась шокированной публике.

— Дальше следует сцена, где прекрасная отомщенная Мария уходит под руку с новым возлюбленным, а брошенный ею Лире умирает от тоски и горя! — звонко сказала эта гадина. Я стер с лица вино.

— Разве? — прошипел я. — Зато во втором акте, Лире чудесным образом оживает, находит свою неблагодарную возлюбленную и сворачивает ей шею!

— Ты забываешь, Рит, — нежно пропела Одри. — Мы решили, что второго акта не будет!

— В отличие от некоторых, у меня прекрасная память, дорогая Лоель! И второй акт еще как будет! — рявкнул я.

В наступившей мертвой тишине невыносимо громко сглотнул баронет Гульвик. Кажется, бедняга был готов лишиться чувств, и от позорного падения его удерживали лишь подпирающие с двух сторон пышнотелые дамы. Я прикусил язык. Бездна проклятая и Одри с ней! Кажется, мы слегка увлеклись!

Император и придворные выглядели, мягко говоря, шокированными. Очень мягко говоря. И я уже решил, что пора делать ноги, как на помосте раздался смех и хлопки.

— Браво! — хрипло сказал Люмис. — Великолепно! Я видел игру госпожи Лоель в театре, но, похоже, сегодня она превзошла саму себя! Это было очень… реалистично, не так ли господа?! Удивительное правдоподобие! Несомненный талант!

Император хмыкнул, но тоже захлопал, а следом подхватил и весь зал. Хлопок, второй, и вот уже дворец взрывается овациями!

— Браво!

— Талант!

— Какая изумительная постановка, надо будет обязательно посетить ее!

— Какая прекрасная сцена! Это вышло из-под пера Лариша? Он гений! Такой накал чувств!

— Блистательная Лоель!

Одри улыбалась, присев в реверансе.

— Убью, — прошипел я мерзавке, изображая поклон и продолжая изображать радушие. — Жестоко!

— Размечтался! — фыркнула златовласка.

— Музыку! — взмахнул рукой император.

Под звуки заигравших скрипок я схватил Одри за руку и потащил к колоннам.

— Вы куда? — пискнул Гульвик.

— Великой актрисе надо освежиться! — рыкнул я. — Не так ли?

— Я… м-м, да. Надо.

— Я жду вашего возвращения, дорогая! — расстроенно крикнул баронет. — Вы обещали мне танец!

— Лекс, ты мне руку сломаешь! — пискнула Одри, когда я наконец остановился.

— Ты что это там устроила? — я развернулся к ней.

— Спасала наши шкуры! — она демонстративно потерла запястье. — Что еще я должна была делать? Может, орать, что я не Лоель и не умею играть на сцене? Или грохнуться в обморок от ужаса?

Только сейчас я заметил красные пятна на ее щеках и лихорадочно блестящие серые глаза. Цвет волос тоже посветлел, в черных прядях появились золотые. И до меня дошло, чего ей стоил весь этот спектакль. Проклятие, если Одри утратит контроль над иллюзией, нам обоим не поздоровится!

Я рывком прижал девушку к себе, провел ладонью по ее спине, успокаивая. В темном алькове за колоннами не было гостей, сейчас все веселились в зале.

— Тише, — снова провел ладонью, вслушиваясь в ее дыхание.

Она сделала глубокий вдох и вздрогнула, я мрачно подумал об ускользающем времени, которое идет, пока Одри тут предается панике. Конечно, мне приятно стоять в полумраке алькова, слушать музыку и трогать мягкие места златовласки, вот только предпочел бы для этого свой дом. Там и безопасно, и можно не только… трогать. Но пока Одри вздрагивает, переживая внимание сиятельных особ, толку от нее никакого. А от ее иллюзии слишком многое зависит. Так что надо срочно менять ее настроение! Пусть лучше думает обо мне, эти мысли хоть и злят ее, но не пугают до колик!

— Успокойся, Одри. Ну же, все хорошо… Ты отлично справилась.

— Врун.

— Правда. На этот раз. Сюжет пьесы оставляет желать лучшего, но исполнение блестящее, — ухмыльнулся я. — Детка, мне кажется, или ты вне себя от ревности?

— Я вне себя от ярости! — прошипела она.

— Да? — прижал ее к стене, с удовольствием ощущая женское тело. — Почему? Разозлилась, что я ушел ночью?

— Мне плевать, где ты проводишь свои ночи, — прошипела она. — Я тебя вообще… не помню!

— А злишься так, словно в твоей головке сохранилось кое-что обо мне, — промурчал я.

— Ни одного воспоминания! — рявкнула Одри.

— Тогда нам стоит запастись новыми, разве не так?

— Не после того, как ты вернулся от фиалок! И знаешь что, Лекс? Завтра же я уеду. Хватит с меня! Я осталась лишь потому, что обещала помочь с поисками.

Уедет? Вот уж не думаю. Я прижал недотрогу к стене и поцеловал, решив применить испробованный способ успокоения.

Она ахнула и открыла губы, впуская мой язык. Я погладил кончиком, слегка теряя голову от близости девушки. Вот так — с закрытыми глазами, на ощупь, я снова чувствовал златовласку. И все сильнее увлекался, забыв, где мы. Неудовлетворенное желание вспыхнуло внутри, стоило лишь прикоснуться к губам девушки. Мне даже не нужно было времени, похоже, теперь мое возбуждение начиналось с ощущения влажного язычка и сразу взлетало выше императорского дирижабля.

Не знаю, к чему мы пришли бы, но за спиной раздался возмущенный вскрик, и, обернувшись, я увидел нежданного гостя.

— Вы… ты… ты что делаешь? — возмутился Гульвик. Пухлые щеки стали багровыми, а баронет открыл рот, собираясь заорать.

— Целую свою жену, — пояснил я, сделал шаг и стукнул Гульвика по черепу. Однако под кудлатым париком оказалось что-то мягкое, видимо, подушечка, призванная создать нужный объем. И, вопреки моему ожиданию, баронет не свалился кулем к моим ногам, а лишь покачнулся, снова раззявил рот и издал вопль. Я бы с удовольствием воткнул ему в глаз какой-нибудь ножичек, но мы были во дворце, где запрещено оружие. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как цапнуть Гульвика за шею, прокусывая его гадкую желтую кожу. Вопль оборвался, и, к счастью, его, похоже, не услышали за громкой музыкой.

Сплюнул кровь, с отвращением вытер губы надушенным платочком из кармана Нюфита. Тот застыл, хлопая глазами и уставившись на меня. В блеклых глазах уже разгоралось чувство, вызванное ядом инкуба.

— Заткнись, — приказал я. — Не смей говорить ни слова, понял?

Баронет кивнул. Я снова сплюнул и двинул Гульвику в челюсть. Так получилось гораздо лучше: развратник обмяк и рухнул к моим ногам. Ну, можно считать, что проблема Рита решена. Какое-то время этот похотливый Нюфит будет трястись и нервничать, представляя в своей постели вовсе не актрису, а ее брата. Не знаю, на какое избавление рассчитывал Рит, но я свою часть договора выполнил!

— Лекс! — испуганно прошептала Одри. — Что ты наделал?

— Устранил это досадное недоразумение, — я подхватил надушенного старикана под мышки, оттаскивая к стене. — Пошевеливайся, детка, надо найти Харта и убраться отсюда!

Одри понятливо кивнула.

— Надо усыпить стража, — шепнул я, когда мы выбрались из алькова и двинулись к колоннам. — Сможешь? Воспользуйся сонным порошком, детка.

Она коротко кивнула и ушла. Я выждал две минуты, разглядывая веселящуюся толпу, и пошел следом. У гобелена сидел, привалившись к стене, страж.

— Получилось! — прошептала Одри, закрывая кулон, что болтался в ее ложбинке.

— Скорее, — я спрятал тело за драпировками, чтобы на него не наткнулся другой страж, и толкнул створку. За ней оказался темный коридор, освещенный редкими масляными лампами. Достал из кармана кристалл: — Сюда!

Мы побежали, ориентируясь на нагревающийся маяк. Пару раз пришлось возвращаться на исходную, потому что камень вдруг резко охлаждался, показывая, что теряем верное направление.

— Проклятие! — шипел я сквозь зубы. — Вонючие потроха, где его держат?

Стук шагов заставил нас нырнуть под лестницу. Одри накинула иллюзию, и стражник прошел мимо, бросив на нас безразличный взгляд. Я завертел головой, пытаясь сообразить.

— Так… сюда!

На втором этаже протянулся ряд дверей. Дергать их мы не стали, кристалл в моей руке убеждал, что Харта за ними нет. Мы пронеслись по галерее и уткнулись в стену.

— Тупик? — тяжело дыша, простонала Одри. Я завертел головой. Мерзость захребетная! Кристалл в моей руке грелся, показывая, что мы двигаемся верно, но… дальше хода не было! Как же так? Я сделал несколько шагов назад, и маяк остыл. Выругался сквозь зубы. Неужели все напрасно, и придется возвращаться не с чем?

Одри отвела с лица черные локоны, что падали ей на глаза.

— Твои волосы черные, — задумчиво ляпнул я, уставившись на нее и пытаясь ухватить за хвост мелькнувшую догадку.

— Ну да, — буркнула она раздраженно. — Это же иллюзия.

— Иллюзия. Точно! — выдохнул я. — Стена — это иллюзия!

Мы одновременно уставились на преграду. На голубой штукатурке плелись нарисованные узоры из листьев и роз. Я сделал глубокий вдох и сунул руку прямо в это переплетение растительности. Моя ладонь прошла насквозь, и я удовлетворенно хмыкнул.

— За мной!

За иллюзорной преградой обнаружился еще один коридор, но здесь была лишь одна дверь — в самом конце. Зато какая! На дереве красовались выжженные руны и латунные знаки, от которых так и разило магией! Ну и еще здесь имелся самый обычный железный засов!

Кристалл обжег ладонь, и я с шипением выронил его.

Больше он был не нужен, наследника мы нашли.

Я осторожно провел ладонью по створке. Кожу кольнуло чужими заклинаниями.

— Харт, — негромко позвал я. — Эй, светлый, ты жив?

— Лекс? — раздалось из-за двери изумленное. — Это действительно ты?

— К сожалению, — мрачно отозвался, рассматривая бесчисленные руны. Бездна, да чтобы взломать их, понадобится вечность! — К сожалению, светлый! Честно говоря, я предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте, а не вытаскивать твою задницу из неприятностей!

Принц хмыкнул за дверью.

— О, это точно ты!

— Проклятие, кто нанес на эту гребаную дверь столько заклинаний?

— Не поверишь, но я, — почти весело отозвался принц. — Правда, не думал, что их используют против меня же.

Я высказал все, что думаю о такой предусмотрительности.

— Я тебя слышу, — напомнил Харт, потом вздохнул. — Хотя ты в чем-то прав.

— От этого не легче. Как ее взломать?

— Никак, — обрадовал принц. — Там плетение Хаоса, его невозможно распутать. Каждый узел заклинания активирует следующее, и так до бесконечности. Чем больше попыток, тем надежнее сеть! Чтобы открыть дверь, надо иметь магический ключ.

— Ненавижу академических идиотов! — хмыкнул я. — Лазейка есть? Ну хоть одна?

— Можно попробовать руническую отмычку, — задумчиво протянул принц. — Изнутри она бесполезна, но вот снаружи…

— Говори уже!

— Сложи пальцы крестом Хелеса…

— Кого?

— Богиня! Ты совсем ничего не знаешь? Это знают даже начинающие маги!

— Я не учился, я грабил и убивал, — буркнул в ответ.

— Сложи решеткой, — вздохнул Харт. — Сделал? Так, теперь соедини указательные пальцы, как в заклинании солнца… э-э-э, просто соедини. И повторяй за мной: шерсоенохонто рев! Перенос выдоха на последний слог.

В двери что-то щелкнуло и взорвалось, внутри рыкнул Харт и упало что-то тяжелое.

— На последний слог, бестолочь! — рявкнул он.

— Закуси слизняками! — пожелал я. — Эй, тут что-то изменилось… — присмотрелся к двери. Руны на ней ожили и теперь змеились черными и красными лентами, сворачиваясь в лабиринт. — И мне это не нравится.

— Ты же темный, — простонал наследник. — Ты вложил силу темного источника и тем активировал защиту! Ложись!

Я упал на пол, подминая под себя Одри и выкидывая защитный купол. Златовласка вскрикнула, когда над нами развернулся огненный полог. Взрыв, кажется, прогремел на весь дворец, так что времени у нас точно не осталось!

Когда мой пламенный щит угас, я с изумлением увидел, что от двери сохранились лишь обгоревшие головешки, и с другой стороны проема точно так же валяется на полу Харт. Закрывая собой Ланту.

— Как ты это сделал? — выдавил светлый, скатываясь с черноволосой чаровницы.

Я махнул рукой и хмыкнул.

— Бездна знает… Убираемся отсюда! Сейчас здесь будет вся императорская армия!

— За мной! — крикнул принц, поставил на ноги Ланту и побежал по коридору, таща ее за собой. Я вцепился в ладонь Одри и устремился следом. Иллюзия сползла со златовласки, так что я снова видел ее бледное лицо с лихорадочно горящими глазами и испачканные сажей щеки.

Топот стражей заставил нас свернуть и прижаться к стене.

— Куда теперь? — выдохнул я.

— Надо найти Сильвию, — Харт осторожно выглянул из-за угла.

— Сдурел? — возмутился я. — За принцессой вернемся в другой раз.

— Я не оставлю ее!

Топот и вопли слышались уже с двух сторон.

— С ней ничего не случится! — рявкнул я. — Надо убираться отсюда! Мы активировали всю охранную систему дворца, через минуту здесь будет весь гарнизон!

Харт сжал кулаки. Я видел, как отчаянно боролось в нем благородство со здравым смыслом. К счастью, последний победил.

— Попробуем уйти через потайной ход. За мной!

— Одри, иллюзия! — прохрипел я.

ГЛАВА 15

Златовласка тяжело выдохнула, но пробежавший мимо стражник увидел лишь вазу с цветами. Харт вел нас извилистыми коридорами уверенно, что не удивительно, все же он провел здесь всю жизнь. Пару раз мы снова чуть не наткнулись на стражу, и Одри уже пошатывалась от усталости, создавая иллюзии. Я хотел сказать ей что-то хорошее, но Бездна гнилая! На это не было времени! Задыхаясь, мы вылетели во внутренний двор.

— Надо добраться до северных ворот! Там ждет экипаж!

— Мы близко! Сюда! — прохрипел Харт, устремляясь к каменной ограде, отделяющей дворец от улиц. Заклятые друзья не подвели и действительно ожидали в условленном месте. Потрепанная перевозка без гербов и знаков, но лошадки впряжены резвые.

Завидев нас, Здоровяк отбросил соломинку, что лениво жевал, Ник радостно вскрикнул.

— Вы нашли его!

Я хотел ответить, но не успел. С двух сторон нас окружали отряды вооруженных до зубов стражей, сверху закручивалась магическая ловушка… Значит, здесь уже действовали арканы, и значит, их к нам скоро применят.

— Ложись! — рявкнул я, падая на брусчатку. Защитный купол принца накрыл нас голубым всполохом, давая минутную передышку.

— Нас окружили, — процедил Харт. — Вот же… Хоть бы пару минут форы!

Но форы не было. Хотя это мозгов у нас не было, раз мы поверили, что можно забраться во дворец и уйти безнаказанными. Если бы все было так просто, вотчину императора давно растащили бы ушлые ребята вроде меня.

Купол дрогнул, открывая Здоровяка, но тот успел среагировать и отразил клинок стража. Харт зашипел и восстановил защиту. За тонким барьером на нас пялились десятки злых глаз, и это лишь начало. Так что я видел только один выход.

— Сколько удержишь защиту? — спросил я, ползая по камням и очерчивая круг.

— Пару минут, там императорский маг и кто-то из эскандоров, — прохрипел Харт. — Вместе они меня свалят, к сожалению. Что ты делаешь, Лекс?

— Догадайся.

— Портал? — Харт побледнел. — Здесь полно артефактов и чужих потоков! Над нами воронка нейтрализатора, ловушка с центральным верчением и куча арканов! Откроешь портал — нас закинет неизвестно куда. Ты — сумасшедший!

— Не поспоришь. Но лучше в бездну, чем в застенки, — отмахнулся я, выцарапывая камнем последнюю фигуру. Вот только мне нужна была жертва. Тащить такую прорву народа на своем резерве — самоубийство. В общем, все это и так самоубийство, но я предпочитал погибнуть на пиках драконьих скал, чем оказаться в тюрьме.

— Кто верит в Богиню, может начинать ей молиться. Харт, когда скажу, приподними купол с моей стороны, — скомандовал я.

— Зачем?

— Делай, как говорю! — Светлый скривился, но кивнул. Я придирчиво осмотрел знаки, отвернулся от взгляда Одри. Кажется, она все еще «рисовала» какую-то иллюзию, скрывая наши лица.

— Поднимай! — рявкнул Харту. И в тот же миг в защитном барьере около меня образовался зазор, в который тут же влез ретивый страж. Я ударил его ножом — коротко, сразу насмерть, не слушая вскрик Лиры и шипение остальных. Горячая кровь брызнула на руны перехода, зажигая их. И мы покатились в бездну через миг после того, как меня порезали.

* * *

Похоже, я все-таки умер. Хотя было обидно, что смерть не избавила меня от мук. Со стоном попытался открыть глаза и скривился от света. Бок болел невероятно, прижал ладонь — пальцы увязли в липкой крови.

— Тише, — прохладная рука легла на мою руку. — Не трогай, Лекс.

— Меня порезали? — с трудом повернул голову.

— Да, — из тумана выплыла голова Одри. — В последний момент.

— Где мы?

— Не знаю. Остальные… потерялись.

Вокруг плавало марево, или это у меня перед глазами клубилась муть — не знаю. Голос девушки то приближался, то уплывал. Я попытался сесть и разогнать серые пятна, что не давали смотреть.

— Нет, не поднимайся. Лежи, — тихий шепот коснулся губ.

— Тебе надо найти остальных, — пробормотал я, размышляя, смогу ли запалить файер, чтобы привлечь внимание. Прищурился. Вроде за туманом темнеет какой-то куст. Надо лишь кинуть в него огнем… Гадство, как же больно!

— Прекрати дергаться, Лекс! — сердито сказала Одри, закрывая обзор на кусты. — Я… Я помогу. Сейчас… Не удивлюсь, если ты специально поймал клинок, чтобы получить то, что хочешь. — Влажный язык коснулся моего рта, лизнул.

— Ого, — не удержался я от сарказма. — Неужели ты решила подлатать меня?

— Ты настоящий засранец, Лекс. Но я не могу позволить тебе умереть.

— А что, будешь по мне скучать, Одри? — выдохнул я, не совсем понимая, что она делает.

— К сожалению, — сказала она, и ее руки уверенно развязали шнурки моих штанов и забрались под ткань. — Не смей умирать, понял? — выдохнула она мне в губы.

— Мне щекотно, — соврал я, прижимая ладонь к ране. Вот невезуха…

— Помолчи, — прошептала она. — Я не совсем понимаю, что делать…

— Надо было тренироваться, когда было время, — не удержался я.

— Ты хоть сейчас можешь придержать свой язык? — обозлилась она и погладила мой живот.

— Одри, — позвал я. — Не надо.

Она склонилась надо мной, заглядывая в глаза.

— Рана слишком глубокая, — тихо прохрипел я.

Одри сжала губы, нахмурилась и принялась покрывать мое лицо поцелуями, всхлипнула, прижалась к губам.

— Тебе нужна сила! — выдохнула она. — Слышишь? Просто… возьми, сколько надо… Хоть все забирай, только не смей умирать! Ты слышишь, Лекс?

Стерла слезы и уселась сверху, склонилась, пачкаясь в моей крови.

— Ну же, Лекс! Не смей умирать, сволочь! Я же без тебя жить не могу!

Мне хотелось сказать, что это похоже на признание в любви, но не смог. Тело онемело, зато бок горел пламенем. И возбуждения не было. Лишь боль… Да уж, похоже, на этот раз я крепко влип.

Пощечина заставила меня возмутиться и открыть глаза. Сфокусировался на девушке.

— Не смей. Умирать! — прошипела она мне в лицо и впилась в губы, как голодная упыриха. — Убью!

Последовательность женского разума необъяснима, поэтому я пытаться не стал. Девушка лизнула мой язык, поласкала кончик, втянула в рот. Приятно, конечно. Даже очень. И решительно стянула мои штаны, вновь уселась сверху.

— Ты собралась меня изнасиловать? — сипло выдавил я.

— Заткнись, — оборвала Одри, сведя сосредоточенно брови. — И не мешай мне.

— Разве я не должен вырываться и звать на помощь?

— Попробуй. И я завяжу тебе рот.

— Да? — изумился я. — Детка, это точно ты?

Она ответила мне яростным взглядом, прищурилась, а потом быстро расстегнула пуговицы на своем корсаже и спустила с плеч верх платья. И нижнюю сорочку. Я зачарованно уставился на полную грудь с маленькими ореолами розовых сосков. Одри облизнула губы и медленно сжала их. Я тяжело сглотнул. Инстинкт неистребим даже на смертном одре, что поделать. И оторвать взгляд от женской груди невозможно и в бездне.

— Нравится? — прошептала Одри, склонившись. — А так?

Ее рука скользнула между нашими телами и настойчиво погладила пониже живота. Я хотел сказать, что поздно, но почему-то передумал. Наверное, потому что перед глазами была очень завлекательная картина, и я расхотел умирать. Одри потерлась о мой пах, так соблазнительно и порочно, что я шумно втянул воздух, ошарашенно уставившись на бывшую монахиню Богини.

Одри снова потерлась и склонилась к моему уху, прижавшись грудью.

— Я могу принять любой облик, — прошептала она. — Любой. Какой захочешь.

В паху стало тяжело, и низ живота свело спазмом. Удивительно, но я никогда не думал об этом. О том, что Одри — иллюзион. И действительно может стать кем угодно. Любой моей фантазией. Мать моя неузнанная, да это же подарок небес! Боги, я не хочу умирать!

— Только скажи, — она снова впилась в мои губы, жестко и порочно лаская рот. — Хочешь, я стану Лоель? Она тебе понравилась? — я моргнул, увидев, что на мне сидит уже черноволосая актриса. — Или… принцессой? — Сильвия невинно улыбалась, сжимая меня ногами. — Или одной из тех фиалок, что ты кормил на своей кухне? Кого ты хочешь, Лекс? Только скажи…

Облики сменялись, заставляя меня думать, что я точно сдох, но каким-то чудом угодил туда, где прекрасные девы развлекают праведников. Или они там лишь играют на арфах? Надо бы освежить свои знания об этом деле. Как-нибудь.

— Нет, — прервал я горячий шепот Одри. — Останься собой.

Она коротко вдохнула и медленно улыбнулась. Снова потерлась об меня.

— М-м, кажется, тебе стало лучше? — промурлыкала она. — И почему я постоянно должна тебя спасать?

Лучше? Мне отвратительно. Просто ужасно! Мой пах горит огнем, а неудовлетворенное желание превращает мозги в пареную репу. Протянул руку, обхватил Одри за шею, притягивая к себе.

— Я все еще умираю, крошка. Так что поторопись.

Она приподнялась и очень медленно опустилась. Пухлые губы сложились в искушающую улыбку.

— Ты так рычишь, Лекс, это не похоже на хрип умирающего. — Двинула бедрами, сидя на мне. Вверх — вниз… — И так стонешь, что хочется делать это вечно…

— Я не… стону… — убедительно простонал я.

Одри откинула голову, увеличивая темп. Я надавил ей на спину, поймал губами кончик груди, втянул в рот. Под моими ладонями были округлые ягодицы, и златовласка скакала с опытностью искушенной наездницы. И да провались все в болото! Я стонал! И ругался. Хотел перевернуться, но девушка не позволила.

— Не в этот раз, — ее язык прошелся по моим губам. — Не в этот…

Я хотел съязвить, что с ней можно сдохнуть от старости, ожидая следующего, но ее движения окончательно расплавили мой мозг. Сила вливалась толчками — столь мощными, что я уже не только стонал, но почти выл, сходя с ума от наслаждения. Женская энергия всегда подпитывала меня, но в этот раз я ощущал что-то запредельное. Я даже не видел ничего, только чувствовал все острее и ярче, с каждым толчком и каждым движением. Все ощущения сконцентрировались в одном месте, и я шипел что-то гадкое и нецензурное, побуждая Одри не останавливаться.

А потом все-таки перевернулся, вдавил ее в мягкий дерн и мятый ворох одежд.

— Следующий раз уже наступил, — прохрипел, фиксируя ее руки над головой, чтобы не гладила, не касалась. И не от того, что не нравилось. Оттого, что нравилось слишком сильно! Я хмелел от ее вкуса и запаха, от той силы, что мог получить лишь от нее. Наверное, все дело именно в этом. В ее особенной силе, что вызывает у меня дикое и неконтролируемое привыкание. Я просто катастрофически пристрастился к ней. Может, иллюзионы сродни дурману? Не знаю, но я точно стал одризависимым. И жажду получить ее снова. И снова. И снова…

А после сегодняшнего дня, боюсь, буду хотеть этого еще сильнее. Одри изменилась. Она словно с цепи сорвалась или, наконец, позволила себе то, что отрицала. Мы оба сорвались с привязи в жажде обладания друг другом и потому катались по траве с остервенением диких зверей. Первый раз лишь освободил пружину, держащую снаряд, и теперь мы неслись на полной скорости, не думая о направлении. Влажные губы, горячие пальцы, шелковые волосы в моем кулаке, изогнутая спина… Ее стоны. Те самые, что снились мне ночами, и я просыпался злой и возбужденный до предела.

— Лекс…

И мне нравится, как она произносит мое имя. Когда я внутри нее, когда тараню и хриплю, она выдыхает это протяжное «Ле-е-екс», и меня снова накрывает экстазом, судорогой сводит тело, и я ругаюсь от болезненного наслаждения.

Рухнул на землю рядом с Одри, поморгал.

— Ух ты, туман, — удивился, осматриваясь. — Я думал, у меня в глазах мутится.

— Туман, — согласилась златовласка, закинув руки за голову. Платье до сих пор болталось где-то в районе ее талии, как и нижняя рубашка, панталоны оказались на ближайшем кусте. Моя одежда тоже натянута кое-как, но было ужасно лень даже штаны поправлять. Перевернулся на бок, провел пальцем, рисуя на груди Одри какую-то загогулину. Кажется, я не могу не прикасаться к ней.

Пациент безнадежен.

Она тоже легла на бок, глядя на меня. Зевнула, прикрыв рот ладонью.

— Я бы сейчас выпила кофе и съела блинчики, — сказала Одри.

А я бы съел тебя. Откусывал бы по кусочку, слизывал сахар с кожи и растягивал это удовольствие, словно лакомка. Да. Совершенно безнадежен.

— Не отказался бы от кофе. А после ты рассказала бы мне, когда именно все вспомнила, — усмехнулся я. — Твои воспоминания давно при тебе, не так ли, детка?

Она застыла, мечтательная улыбка сползла с ее лица, и я ощутил сожаление.

— С чего ты это взял?

— Догадался. Ты все помнишь. И как давно?

Девушка нахмурилась, перевернулась и поднялась, натягивая свои тряпки.

— Ответь, Одри.

— Когда мы прибыли в Кайер, — сквозь зубы бросила она, не поворачиваясь.

— Значит, врала все время, — я сел, подобрал свой левый сапог. Правый почему-то остался на ноге.

— Я вспомнила… но не все сразу, — пробормотала она. — Первым то, что случилось в монастыре.

— Занятно.

— Что занятно? — покосилась на меня через плечо.

— Занятно было смеяться надо мной.

— Смеяться над тобой? — вспыхнула златовласка. Обернулась гневно. — Ты врал мне с того момента, как увидел в Долине! Наплел с три короба! И делал все, чтобы заполучить в постель, но сам не собирался и пальцем пошевелить, чтобы…

— Чтобы? — вкрадчиво сказал я. — Я предупреждал, что сделаю, если ты мне соврешь?

— Знаешь что, Лекс! — она уперла руки в бока, и грудь натянула батист рубашки. Да, поторопился я с разговором. — Да, я соврала! Ждала, когда ты сам скажешь хоть слово правды! И я не собираюсь извиняться, понял? И можешь не благодарить за свое спасение, я уже жалею о нем! Надо было оставить тебя умирать!

Она дрожащими руками натянула платье и принялась застегивать пуговички, путаясь в петельках и ругаясь.

— Ну что за гребаные пуговицы! — рявкнула моя нежная златовласка. Я уставился на нее с интересом. Одри топнула ногой. — Смрадный труп! Я всю жизнь пыталась быть хорошей! Хорошей, чтоб оно все в задницу провалилось! Доказывала всем подряд, что я не монстр с умением превращаться, что не виновата в магии, что не имею отношения к воровству дяди! Я была прилежной девочкой и мечтала о домике и добром муже! И где я теперь? — она сделала широкий жест рукой. Растрепанная, грязная, с опухшими губами и невероятно злая. Кажется, я сейчас снова задеру ей юбку. — Прыгаю на чернокнижнике, ору от удовольствия, участвую в похищениях, заговорах и переворотах! И знаешь что? — заорала она, яростно сверкая глазами. — Да пошло оно все! Мне надоело быть хорошей, надоело выпрашивать любовь, и ты тоже мне надоел! Ясно тебе? Катись ты к демонам, Лекс Раут!

Я смотрел на нее во все глаза, кажется, у меня даже слегка отвалилась челюсть.

— Уже, — осторожно сказал я. Одри сжала кулаки, словно намеревалась хорошенько мне треснуть, и я счел за лучшее пояснить: — Уже у демонов. Мы на Изнанке, Одри.

ГЛАВА 16

— Равнение на командующего! — громогласный вопль прокатился по тренировочному полю Эльхаона. Сотни вооруженных хищников — с крыльями, клыками и когтями — уставились на Армона звериными глазами. Его армия. Его стая. Он чувствовал связь с каждым из них, как и положено альфе. Он ощущал ментальные нити, что сплетали их всех в единую сеть — прочную, надежную, нерушимую.

Он надеялся, что это так. Что эта сеть и эта стая сможет выстоять.

Даже без него. Без альфы.

В груди стало холодно и больно. Здесь, в Пустоши, Армон наконец обрел все, что искал долгие годы. Пристанище, поддержку, семью. Даже больше, чем искал. Кто бы мог подумать, что проклятые земли однажды станут его домом? Самым лучшим из возможных. Он уже любил Пустошь. Любил, как часть себя. Он видел, как прекрасна она — с бесконечностью равнин, где стелется ковыль и земляные кошки ищут свою пару. С острыми пиками скал, на которых гнездятся шестикрылые полуразумные птицы. С огромными соснами, границей стоящими у Долины Забвения и с Эльхаоном — древним, разрушенным, но все еще живым. Армон мог увидеть Пустошь глазами парящей в небе птицы или бегущего сквозь лес зверя.

И сейчас он чувствовал гордость, глядя на ряды своих воинов. Кто-то вооружен лишь тем, чем оснастила природа, иные — уже в железной броне, защищающей грудь и бока. Оружейники и металлурги Эльхаона без перерыва куют защиту для стражей вот уже половину месяца. Таков приказ главнокомандующего.

И не только броню. Город ощетинился пиками, оскалился решетками и накрылся сетью, способной уберечь от нападения с воздуха. Ворота охранялись бдительными дозорными, обрушенную часть стены возвели в кратчайшие сроки.

Эльхаон готовился к нападению.

Ромт поглядывал искоса на вожака, но молчал, стоя справа. За прошедшие дни Армон успел убедиться, что выбор был верным. Пятнистый любил Пустошь истово и готов был жизнь отдать за свой дом и свою семью. К тому же был умен, вынослив и справедлив. Отличный Коготь. Справится, пока альфа будет отсутствовать. Должен справиться.

Боль снова резанула в груди, и Армон поморщился. Проверка боеготовности закончена, он поднял руку, давая команду расходиться. Стражи Эльхаона хорошо поработали. Но ряды стояли, не спуская с вожака глаз.

— Главнокомандующий, у нас вопрос, — пробасил косматый, уже немолодой крылатый воин, делая шаг вперед. Остальные подобрались, напряглись. Армон кивнул, разрешая спрашивать. Косматый кашлянул, а потом выпалил на одном выдохе: — Вы нас покидаете?

Армон обвел взглядом застывших, насторожившихся стражей. Чутье альфы не давало обмануться — ответ был важен для них. Очень важен.

— Я не буду скрывать, что должен уехать, — медленно сказал он. Сжал кулаки. Кто-то выдохнул, кто-то оскалился, но промолчали. — Это необходимость. Над нами нависла угроза вторжения. Я сумел предотвратить первый прорыв, но будет второй. И мы не можем сидеть здесь, ожидая этого. Мы должны быть готовы. Не только физически. Не только сталью и камнями. Мы должны знать, что происходит. И я узнаю это. — Он прищурился, обвел взглядом застывших стражей. За рядами воинов мелькнула тонкая фигурка.

— Для меня это тяжелое решение, — продолжил Армон, повысив голос. — Да, я родился не здесь. Да, я провел свою жизнь в другом месте. Но сейчас Эльхаон — мой дом. Пустошь — мой дом. А вы — моя стая. Та, которую я буду защищать до последней капли крови. Я обязан узнать, что готовят нам враги. И быть готовым к удару. А это значит… — еще один осмотр — и звери рычат, скалятся, выпускают когти. Это не угроза, это одобрение. Это поддержка и сила. — А это значит, что я вернусь. Вернусь, раздобыв сведения, которые нужны для спасения Эльхаона. Спасения Пустоши. И каждого из нас.

Поле взорвалось от одобрительного ропота и рычания. Потоки чужих эмоций хлынули на Армона, заполняя душу. Радость, любовь, доверие, уважение… Стая.

Из-за рядов мужчин выскользнула девушка, остановилась поодаль. Армон поманил ее пальцем.

— Прячешься? — спросил, глядя в бирюзовые глаза.

— Не хотела мешать, — смутилась Сойлин. — Ты был такой… грозный.

Она робко улыбнулась, и Армону захотелось прижать девушку к себе. И никогда не отпускать. Но она смущалась таких прилюдных проявлений чувств. И потому он просто взял ее ладошку, накрыл своей рукой.

— Когда ты… уходишь? — тихо спросила девушка.

— Сегодня.

Слово отозвалось внутри еще одним сгустком боли. Армону тяжело было покинуть стаю. Но оставить Сойлин в разы труднее. Словно оторвать самому себе лапу. Девушка вдруг выдохнула и прижалась к нему, обняв тонкими руками.

— Обещай, что с тобой все будет в порядке, — глухо из-за того, что ее лицо утыкалось куда-то в мужское плечо, выдохнула крылатая.

— Конечно, будет, — он осторожно оторвал ее от своей груди, чтобы заглянуть в лицо. — Что со мной может случиться? Я ведь еду в Кайер, а не в Яму с гигантскими червями. Я лишь найду… кое-кого и вернусь. Совсем скоро.

— Мне кажется, этот твой Кайер опаснее Ямы, — буркнула девушка. — Черви — это всего лишь черви, даже гигантские. А город… Это совсем другое.

Она досадливо отвернулась, и Армон не сдержался, поцеловал девичьи губы, пахшие сладкими ягодами.

— Другое, — согласился он. — Но это все неважно. Мой дом теперь здесь. Сойлин, ты тоже должна мне кое-что пообещать, — серьезно сказал он, заглянув девушке в глаза. — Если во время моего отсутствия что-то случится, ты сделаешь все, чтобы спастись. Поняла меня? Никакого геройства, никаких сражений и полетов! Я тебе приказываю. Слышишь?

Сойлинка кивнула, правда, без особой охоты.

— Я скоро вернусь, — негромко сказал Армон и улыбнулся. — Будешь меня ждать?

Девушка фыркнула, показывая, что думает о таком вопросе. Но вожак на этот раз не удовлетворился догадкой.

— Будешь? — настойчиво повторил он.

— Конечно, буду, — насупилась крылатая. — Разве я могу иначе? Главное, чтобы ты вернулся…

* * *

Провожать себя Армон не разрешил. Хватит прощаний. У Сойлинки и так глаза были на мокром месте после разговора. Так что упряжь он проверял в компании Ромта и старика из каторжников, с которым успел сдружиться. Того звали Рулисом, в Пустошь его отправили за незаконное использование магии. Старик был ученым-экспериментатором.

— Ты уверен, что твой артефакт сработает? — спросил Армон, прилаживая сбрую на драконью морду. Рептилия пускала пар и поглядывала недовольно, но терпела.

— Абсолютно, — отозвался Рулис, блестя молодыми глазами на старческом лице. — Я вставил туда сапфир, ты ведь знаешь, он усиливает поток до максимума. Артефакт скроет тебя вместе с драконом, не переживай!

— Да, не хотелось бы, чтобы меня подстрелили на подлете к Кайеру.

Рулис захихикал. Порой он вел себя как проказливый ребенок, несмотря на почтенный возраст. Или как раз из-за него.

— Малышку оставишь где-нибудь в укромном месте и нацепишь на нее уже вот этот амулет. Она уснет до твоего возвращения.

— А если на дракона кто-нибудь наткнется? — засомневался Армон.

— Ну так я же сказал — в укромном месте. Не надо ее тащить на площадь возле императорского дворца! — снова захихикал Рулис. — В лесок спрячь. В густой лесок! Звери Малышку стороной обойдут, уж не дураки дракона за бок хватать. А людишки не увидят. Знаешь леса под столицей, вожак?

— Знаю, — кивнул Армон, забираясь в седло. Малышка фыркнула. Отчего так называли огромную тушу с крыльями, рихиор не знал, но ему нравилось. Похлопал драконицу по шее и кивнул Ромту. — Береги стаю.

— До последней капли крови, Вожак, — сипло отозвался Коготь.

Армон дернул поводья, Малышка сделала несколько шагов, а потом распахнула крылья, взмывая в воздух.

* * *

От полета у рихиора осталось ощущение стиснутых зубов, холода и затекшего тела. Ему, зверю, привыкшему чувствовать лапами дерн и траву, было некомфортно в воздухе. Кульбиты Малышки злили, и хотелось обернуться, чтобы зубами вцепиться в шип, торчащий на шее дракона.

Приходилось прикладывать усилия, чтобы оставаться человеком. Зато это сделало путь довольно быстрым.

Ну и к тому же скорость драконихи действительно впечатляла. На границе с империей Армон слегка напрягся, он не был уверен, что Пустошь выпустит их. Но старик Рулис уверял, что переход возможен, пока вожак направляет Малышку. Империя давно отгородилась от запретных земель магическим барьером, но Армон не принадлежал Пустоши от рождения, а значит, мог пройти.

У серебристой линии дракон тяжело взмахнул крылья, на миг увязнув в ловушке, а потом прорвался вперед, выпуская пар из ноздрей.

— Тихо, тихо, — Армон обрадованно похлопал шипастую шею. — Теперь держим путь на север, Малышка!

Утром следующего дня они сделали круг над окраинами столицы и приземлились у леса. Армон знал отличное местечко, где можно до поры укрыть свое летательное средство.

* * *

К обеду рихиор подходил к знакомым воротам с латунными завитушками возле особняка Раутов. Уже издали его насторожили темные окна дома и человек, стоящий возле ограды.

— Хозяина нет дома, если вы тоже с визитом, — глухо сказал незнакомец, поворачиваясь к Армону. Нижнюю половину его лица закрывала кожаная маска с прорезями и железной сетью, отчего голос и звучал так странно. Одет гость был в добротное серое пальто, брюки со стрелками и начищенные туфли. Темные волосы закрывала шляпа, в руке трость. В общем, если не считать маски, облик достопочтимого и состоятельного горожанина. В отличие от самого Армона, одежда на котором измялась и была не совсем свежей.

Однако незнакомец лишь приподнял свою шляпу, здороваясь.

— Крис Люмис. К вашим услугам.

— Армон Джейд, — отозвался рихиор и снова посмотрел на темные окна. — Вы не знаете, где хозяин?

— Увы, — вежливо проговорил Люмис. — Я тоже хотел бы это знать. Господин Раут заказал одну вещицу в моем салоне, она готова. А я как раз проезжал мимо… Но, кажется, мой визит оказался глупостью, хозяин отсутствует.

Армон нахмурился и шагнул к воротам.

— Я не советовал бы вам подходить, — негромко предостерег новый знакомый. — Господин Раут поставил защиту. Там руны, видите? Весьма сильный щит…

— Вы маг? — обернулся Армон.

— Нет, — хрипло рассмеялся Крис. — У меня нет дара. Но есть глаза, и магические знаки я вижу. К тому же над воротами стоит не только невидимый щит, но и вполне осязаемое оружие. Видите? Вон там, наверху? — темно-синие глаза Люмиса вспыхнули. — Самострел. Никогда не видел такую модель! Я надеялся дождаться господина Раута, чтобы рассмотреть эту вещь поближе! Обратите внимание на форму дуги — гениальное решение! Интересно, какие пружины там установлены? А механизм спуска снаряда? Я готов отдать свою левую руку, чтобы увидеть это чудо поближе и узнать, что за мастер это изготовил!

— Левую руку? — усмехнулся Армон. Компетентность Люмиса его изрядно удивила, но и порадовала. Давненько он не встречал человека, что так разбирается в механизмах.

— Да, — весело отозвался Крис. — Правая нужна, чтобы собирать мои поделки. У меня салон в городе и несколько мастерских. А за такого мастера, что изготовил самострел, я готов пожертвовать и частью тела!

— Вряд ли она мне понадобится, — не выдержав, рассмеялся Армон. И пояснил, видя недоумевающий взгляд: — Самострел изготовил я. Всегда увлекался механизмами.

— Боги, это невероятно! — восторженно воскликнул Крис. — Это просто невероятная удача! Прошу, позвольте пригласить вас в мой салон! Не отказывайтесь! Просто посмотреть! Где вы живете?

— Я лишь сегодня прибыл в Кайер, — честно сказал Армон. — Надеялся, что застану Лекса дома, но…

Еще один взгляд на окна.

— Тогда вы просто обязаны поселиться у меня! Нет, не возражайте, — Люмис стукнул тростью по брусчатке. — Будьте моим гостем, прошу вас. Вам все равно нужно дождаться вашего друга, а моя кухарка готовит превосходное жаркое из кролика!

Рихиор хмыкнул, решая, как поступить. Принять приглашение незнакомца казалось неприличным, с другой стороны… что в этом неприличного? И ему действительно интересно, что за мастерские у Люмиса. К тому же, пока Лекса нет в поместье, внутрь не попасть. Да и новыми сведениями можно разжиться в разговоре с горожанином, так что…

— Я покажу вам поделку, что собрал на днях, — тоном искусителя убеждал Крис. — Работает на пару и газе. Железный страж, способный двигаться и даже драться!

— Серьезно? — изумился Армон. — Но как вы решили проблему перегрева? Да ваш страж расплавится через десяток шагов!

— О, это просто! — снова блеснул глазами Люмис. — Я поставил охладители из вечных ледников! Нетающий лед, привезенный мне с Пика. Он предохраняет машины от высокой температуры. Соглашайтесь, господин Джейд. Что вам делать в гостином доме?

— Вы умеете убеждать, господин Люмис, — улыбнулся Армон.

— С этим не поспоришь, — кивнул новый знакомый и указал на экипаж. — Мой дом на Алее Вязов.

— Отличное место, — похвалил рихиор. И подумал, кто же такой этот человек в маске, что может позволить себе и доставку льда с Антайского Пика, и дом в самом дорогом районе Кайера?

И где, забери его Бездна, шляется Лекс?

* * *

Поместье господина Люмиса впечатляло. Прежде всего — невероятным хаосом, творящимся в доме. Несомненно, хозяин был богат, но, похоже, сам Крис довольно равнодушно относился к роскоши. Великолепный паркет из десяти видов древесины был нещадно поцарапан. Глубокие борозды тянулись от входной двери до лестницы с затейливыми коваными перилами, словно здесь тащили что-то острое и тяжелое. На изящном чайном столике громоздились железяки, а дорогой бархат дивана оказался заляпан масляными пятнами.

Армон улыбнулся. Дом Люмиса был похож на его комнату, когда он жил у Лекса. Механизмы, шестеренки, пружины и винтики на каждом шагу. Да, кажется, он встретил родственную душу.

— Экономки у меня не приживаются, — махнул рукой Люмис, снимая шляпу и пальто. — Не могут выдержать это безобразие. Безобразие — это со слов моей последней прислуги. Должен признать, она была весьма… тактична.

Армон рассмеялся, а хозяин дома прошел к барной полке, откупорил бутыль с ягодной настойкой.

— Выпьете? За знакомство?

— Почему нет? — рихиор принял предложенный бокал. Сам Люмис воткнул в напиток тонкую трубочку и сунул второй конец в прорезь своей маски.

— Мое лицо травмировано, — пояснил он равнодушно, отставляя бокал. — Неудачный эксперимент. Приходится носить маску, к сожалению.

— Мне жаль.

Люмис махнул рукой.

— Меня это мало волнует, но не хочу пугать людей. Кстати, вы давно знакомы с Лексом Раутом?

— Около пяти лет, — Армон прикрыл глаза, наслаждаясь ароматным напитком. — А вы?

— Мы совсем незнакомы. Он заказал у меня брошь. Заказ был очень незаурядным, поэтому я взялся за него лично. — Люмис хрипло рассмеялся. Звук, доносящийся из-под маски, был больше похож на карканье старой вороны, чем на человеческий смех.

— Незаурядно — это в духе Лекса, — подтвердил Армон.

— Паук! Он заказал для своей дамы паука! — еще несколько карканий. — Подождите, я покажу.

Люмис вытащил из кармана бархатный чехол, внутри блеснуло украшение.

— Это металл? — изумился Армон, с интересом рассматривая брошь.

— Металл и драгоценные камни, — кивнул Крис. — Союз невозможного и несочетаемого. Но модникам Кайера нравится.

Показалось, или в голосе изобретателя скользнула презрительная насмешка? Не разобрать.

— Очень необычно, — вежливо похвалил Армон. Странно, но паук действительно притягивал взгляд, хотя чувства вызывал… своеобразные. До дрожи реалистично и слегка пугающе. Черное пузо казалось бархатным, а лапки двигались, как у живого насекомого.

— У господина Раута занятный вкус, — прохрипел Люмис, закрывая чехол.

— Вы делаете украшения?

— Это небольшое побочное дельце, что дает неплохой заработок, — равнодушно произнес Крис. — Для меня это развлечение, которое неожиданно стало необычайно модным в столице. За год мой салон продал более семи тысяч насекомых.

— Впечатляет.

— Есть гораздо более интересные вещи, господин Джейд. — Из глубины дома раздался мелодичный звон, и Люмис сделал широкий жест рукой. — А вот и ужин! Идемте, моя кухарка обещала сегодня жаркое. За той дверью вы найдете воду и полотенце.

Армон поблагодарил и прошел в купальню. Открыл кран, задумчиво осмотрелся. Даже здесь все было устроено удивительно: краны без магии, но с какими-то насосами, железный короб для подачи мыла и самодвижущийся крюк, подающий полотенце, стоит протянуть руку. Легкое жужжание заставило Армона посмотреть вниз и покачать головой. У его сапог кружил металлический еж, споро натирая обувь выдвижными щетками.

Да, Крис Люмис оказался занимательной личностью. И надо признать, он был просто невероятно интересен Армону. На языке так и вертелась сотня вопросов, которые он хотел задать хозяину.

Впрочем, и сам Крис был рад общению с единомышленником. И пока Армон уплетал восхитительное жаркое, рассказывал о своей мастерской. Сам Крис не ел, вероятно, не желая смущать гостя лицом без маски. И на смущение самого Армона уверил, что уже отобедал, так что совсем не голоден.

Жаркое, что принесла молчаливая прислужница, оказалось восхитительным, вино — ароматным, а сам хозяин невероятно интересным собеседником. За обсуждением генераторов, пружин и различных сплавов для изготовления механизмов незаметно пролетело несколько часов, и Армон очнулся, лишь увидев, что за окном сгустилась вечерняя тьма.

— Сколько уже времени? Я заговорил вас.

— Я счастлив этому разговору, — прохрипел Люмис. — Однако нам стоит отвлечься от двигателей и поговорить о чем-то более человеческом. Вы надолго в Кайер?

— Думаю, нет, — покачал головой рихиор. — Это зависит от Лекса.

— Ваш друг загадочная личность, — в голосе Криса скользнула новая нота, и Армон поднял голову, решив, что пора завязывать с вином. — Чем он занимается?

— Лексу осталось наследство от отца, — пожал плечами Армон, не желая вдаваться в подробности.

— Я слышал, что господин Раут увлекается разгадыванием тайн, — темно-синие глаза хозяина дома снова блеснули. — И берется даже за самые удивительные дела.

— Вы хорошо осведомлены, — насторожился рихиор. Они с Лексом никогда не афишировали род своей деятельности. Не то чтобы активно скрывали, но уж точно не платили зазывалам, чтобы растрезвонить об этом на весь Кайер.

— Я наводил справки, — подмигнул Крис, вертя в пальцах цепочку от золотых часов. Лунки ногтей Люмиса оказались черными, словно в них впиталось машинное масло. — Признаться, меня заинтересовал ваш друг. Расскажите мне о нем.

— Зачем? — нахмурился Армон. И тут же попытался исправить свою бестактность. — Вернее… что вы хотите узнать? Я думаю, будет лучше все вопросы задать самому Лексу, надеюсь, уже утром он будет у себя дома.

То ли его напряжение почувствовал собеседник, то ли Люмис и правда решил узнать больше о Лексе у самого Раута, но тему перевел.

— Кстати, вы слышали о событиях во дворце? — оживился Крис и, дождавшись отрицательного кивка Армона, продолжил: — Несколько дней назад на императорском балу было совершено покушение на владыку. Злоумышленники пробрались на праздник, и это чуть не стоило императору жизни! Говорят, они похитили старшего наследника.

— Неужели? — дурное предчувствие сжало Армону горло. — Ловцы выяснили, кто это был?

— Смешно, но известная актриса Лоель Золотая Туфелька и ее брат Рит! Вернее, так думали. Пока не нашли этих господ связанными и одурманенными в одном заброшенном доме. А самое занятное, что и актриса, и ее брат совершенно ничего не помнят о событиях последних дней! Известно лишь, что их похитили из дома госпожи Вергуд, а вот что было после… Их воспоминания стерли. Начисто. Сама госпожа Вергуд не подняла тревогу, решив не портить репутацию своему заведению, а на допросе рассказала, что к ней явился жрец Равновесия с супругой! Изумительно, но даже маги подтвердили, женщина говорит правду.

— А эти… Лоель с братом… в своем уме? — осторожно уточнил Армон.

— Да, к счастью.

Рихиор перевел дух. Значит, с памятью поработал не Лекс. Если бы стирал он, то бедняги вполне могли впасть в детство.

Но Армон знал ловца, что обладал выдающимися способностями по работе с памятью. Ник.

— Но как похитители пробрались во дворец? — очнулся он от невеселых размышлений.

— Эскандор подозревает, что тут не обошлось без иллюзиона, — блестящие, как деготь, глаза Люмиса смотрели на Армона в упор. — Сейчас поднимают все данные об этих редких созданиях. Вы знаете, что иллюзионы рождаются лишь раз в сто лет?

— Не слышал, — пробормотал Армон.

— К счастью, владыка жив, покушение не удалось. А злоумышленники… Их обязательно найдут. — Казалось, Люмис потерял интерес к этому событию. И оживился, лишь указав на загадочный механизм в углу. — Хотите посмотреть? Это часть моей новой самодвижущейся повозки. Я пытаюсь усовершенствовать старую модель с помощью нового двигателя.

— Постойте, — вдруг догадался Армон. — Самодвижущиеся экипажи Кайера! Это ваших рук дело?

— Да, первый образец оказался неудачным, до сих пор пылится где-то в городе. Но я учел свои ошибки. Сейчас в столице уже пять таких экипажей, и императорский механический корпус заказал выпуск еще двух десятков.

— Поразительно, — искренне пробормотал Армон. Так вот кем был его неожиданный визави! Тот самый изобретатель! Когда-то Армон мечтал о встрече с ним, но, как поговаривали, мастер был демонски нелюдим.

— Увы, я не знаю, как решить вопрос соединения этих частей, — развел руками Крис, показывая на разрозненные детали.

Они склонились над механизмом и на некоторое время выпали из реальности, поглощенные лишь шестерками и пружинами.

— Кстати, если вы задержитесь в Кайере, буду рад видеть вас на своей свадьбе, — поднял голову Люмис.

— Прекрасное событие, — улыбнулся Армон. — Увы, вряд ли я останусь надолго. Кто же счастливая невеста?

— Возможно, вы о ней слышали, — у глаз Криса собрались тонкие морщинки, он улыбался под своей маской. — Принцесса Сильвия.

ГЛАВА 17

Сойлинка выронила кинжал и тихонько вздохнула. Она тренировалась весь вечер, надеясь уморить себя усталостью. А потом просто добраться до своей комнаты и упасть на кровать, ни о чем не думая. Не вспоминая и не тоскуя. Постель, застеленная светлым покрывалом, казалась девушке холодной и слишком большой. Она привыкла сворачиваться клубочком у большого и горячего тела, привыкла к властному объятию и хозяйскому закидыванию тяжелой ноги на свое бедро. Армон всегда так делал. Прижимал ее к себе, а сверху придавливал ногой, словно боялся, что крылатая упорхнет. Сойлин ворчала для вида, капризничала, что ей тяжело и что он ее точно раздавит, но сама тихо млела, ощущая это горячее собственническое объятие.

И теперь, ложась в постель, она всем нутром чувствовала пустоту. Ей было холодно, грустно и одиноко настолько, что хотелось плакать навзрыд, но Сойлин лишь вздыхала.

Армон вернется. Надо только… подождать.

А пока надо много тренироваться и работать, это помогает не думать.

Кинжал снова выпал из дрожащей руки, и девушка рассерженно пнула его ногой. Потом вздохнула и присела на скамью, что стояла у стены тренировочного зала. В общем, это был обычный зал в заброшенной башне — круглое помещение с каменными стенами, достаточно большое, чтобы воины могли развернуться. Здесь висели на цепях мешки, набитые соломой и тряпьем, доски для метания ножей и оружие с защитными колпачками для битв.

Но сейчас в полутемном помещении была лишь Сойлин. Уставшие за день воины разбрелись по своим комнатам. Даже Ромт ушел, бросив на девушку внимательный взгляд. А крылатая вот задержалась и метала кинжал до рези в глазах и дрожащих рук.

Не только тоска по рихиору мучила девушку. Ее беспокоило чувство вины. Ведь Сойлин не была глупой и понимала, что после того дня, когда Армон разорвал чужаков, между ними что-то изменилось. Он увидел ее страх. Увидел, почувствовал и отдалился от девушки. А Сойлин не знала, как объяснить это чувство. Хотя, что тут можно было объяснить? Ее ужас был сродни инстинкту — не сдержать и не скрыть. Страх перед самым сильным и опасным хищником, что она когда-либо видела. Страх перед тем, кто способен разодрать напополам воина в железной броне. Страх перед сокрушающей яростью.

И Сойлин не понимала, как найти слова, чтобы объяснить это. Она верила, что Армон не причинит ей вреда. Но…

Это проклятое короткое «но», способное разрушить жизнь!

Армон после того дня замкнулся, они почти не разговаривали. Да и некогда было болтать, все свое время главнокомандующий проводил на тренировочных полях, в мастерских или в казармах. За короткий срок он должен был сделать сотни дел, и Сойлин не вмешивалась, понимая это. Просто тихо ждала.

Однако им так и не представилась возможность поговорить. Армон улетел в Кайер, а девушка теперь… метала кинжалы.

Тяжело поднявшись, Сойлин решила, что устала достаточно и можно возвращаться к себе. Легче всего было пролететь от башни до башни, но крылатая не была уверена, что сейчас у нее хватит сил для полета. Поэтому решила пробежать через полуразрушенную галерею. Никто, кроме девушки, ею не пользовался, мужчины были слишком тяжелыми для прогнивших досок, что соединяли два конца здания. В одном месте и вовсе зияла дыра, но Сойлин делала там прыжок, мягко планируя на крыльях. А дальше снова бежала на своих двоих.

Если бы Армон узнал, что крылатая сокращает путь, рискуя на обрушенной галерее, он бы ее по головке не погладил. Но сейчас рихиор был далеко, а идти в обход Сойлин не хотелось.

Она быстро пересекла пустой коридор и побежала по доскам галереи, растопырив руки, готовая в любой момент выпустить крылья. Закатное солнце оставило на камнях рыжие всполохи, что гасли под напором чернильных теней ночи. Тьмы Сойлин не боялась, но здесь, в полуразрушенной башне, было неуютно. Она ускорила шаг, ступая осторожно и легко, надеясь скорее добраться до выхода.

Тихое шипение заставило девушку нахмуриться и замереть на доске. Одна из теней внизу казалось более длинной и… живой?

Сойлинка затаила дыхание. Неужели ей чудится дух умерших в этой башне?

Но голос, раздавшийся в захламленном и грязном помещении внизу, был не просто живым, но и вполне знакомым. Сойлин уже хотела окликнуть того, кто стоял под галереей, но прикусила язык. Обрывки долетающего разговора ее насторожили.

— …с ним покончено. В Пустошь он не вернется, — сказал мужчина, и Сойлин сжала деревянные перила. Эльгейм. Командир крылатого отряда. О чем он говорит? О ком?

— Ты уверен? Рихиор не так прост… — второй голос — низкий, шипящий, скользящий чешуей по песку — заставил Сойлинку испуганно прижать ладонь к губам. Она знала этот голос. Ну, конечно, знала! Она слышала его много раз в Пристани, и каждый раз ей хотелось поморщиться или убежать от обладателя этих ехидных интонаций. Интиория.

Но Великий Двуединый Бог, что она делает здесь? Ведь именно змея открыла крылатым ворота и отдала Сойлин! Тот случай девушка почти не помнила, ее оглушили сразу же, и очнулась она уже на руках у Армона. Но, конечно, ей все рассказали! И сама Интиория с того дня пропала, даже Ромт не знал, где она, а ведь жил с ней и даже собирался подарить браслет!

Так как она оказалась в разрушенной башне Эльхаона и о чем говорит с командиром крылатых?

Сойлин прислушалась.

— Уверен, — голос Эльгейма царапнул злостью. — Все эти разговоры о стае — лишь вранье. Зверь — не дурак. Что ему делать в Пустоши? Его дом в Кайере, мы оба знаем, что никто в здравом уме не променяет столицу империи на эти дикие земли!

— Ты ошибаешься, — прошипела Инти. — Рихиор благороден. Он не мог сбежать. К тому же его девчонка… Ты должен был соблазнить малышку, разве не об этом мы договаривались, Эльгейм?

Сойлин вздрогнула. Соблазнить ее? О боги… Она действительно порой чувствовала себя неудобно рядом с командиром. Но убеждала себя, что все эти горячие взгляды, случайные прикосновения и повышенное внимание ей лишь чудятся. Что это просто забота еще об одном члене отряда.

Великая прародительница, что здесь происходит?

— Думаешь, так просто соблазнить ее? — огрызнулся мужчина. — Эта дурочка помешалась на звере. Я пытался.

— Ты плохо пытался, мой милый, — шипение обвивает кольцами, затягивает в смертельный узел. — Такой сильный… красивый… крылатый… а наша крошка думает лишь о рихиоре. Интересно, правда? Что в нем такого, что все думают лишь о нем? Даже я порой…

В голосе Интиории прозвучала откровенная насмешка.

— Ладно, не злись. Армон вернется, поверь мне.

— Я не отдам зверю Эльхаон, — яростно выдохнул командир. — Этот город принадлежал нам еще до того, как сюда пришли чужаки!

— О да… его так несправедливо отобрали… использовали в своих целях… забирают волшебную руду…

— Заключили нас в Пустоши! — ярость Эльгейма грозила выйти из-под контроля.

— Чуж-жаки… Завоеватели… враги!

— Уничтожу! — выдохнул крылатый, и Сойлин дрогнула. Боги! Она и не подозревала, что творится у нее под носом! Значит, Инта давно наведывается в Эльхаон. И давно нашла себе союзника. Или союзников? Сколько в городе тех, кто недоволен властью чужака Армона? Или тем, что в древних зданиях теперь живут пятнистые кошки? А они наивно думали, что угроза придет из-за городских стен, укрепляли защиту! Но Эльхаон падет изнутри.

— Даже если зверь решит вернуться, город он больше не получит.

— Армон — альфа, и стая слышит его зов, — задумчиво протянула Интиория. Сойлинка не видела пару внизу, она боялась пошевелиться и выглянуть из-за перил, но слышала шорох змеиного хвоста на камнях. — Если он прикажет, стая подчинится.

— Значит, ему будет не до приказов, — мрачно уверил Эльгейм.

— Да. Я ведь сказала, что нужно сделать. Если его пара погибнет, Армон не сможет остаться здесь. Покинет Пустошь навсегда. Сойдет с ума. Она должна была погибнуть еще в прошлый раз.

— В прошлый раз все пошло не по плану, ты сама знаешь.

— Значит, в этот должно получиться, милый…

Гнилая доска под ногой Сойлин треснула с тихим, но оглушающим звуком. И сразу повисла тишина — гнетущая, мрачная, ожидающая. Песчинки времени падали на чашу событий, отмеряя мгновения. Одна, вторая, третья…

Пронесло? Те, что стоят внизу, не услышали?

А потом ветер взметнул пыль, и возле галереи завис Эльгейм.

— Кто-то слишком любопытен? — его крылья закрыли свет, а прищуренные глаза казались бесконечно темными. — И слишком живуч!

Сойлинка вскрикнула и метнулась в сторону, туда, где уже не было досок. В прыжке изменила руки, спланировала, зацепилась ногой за торчащую железяку.

— Куда собралась? — рявкнул Эльгейм.

Внизу была Интиория, скользила по опорам и ступеням, шурша чешуйчатым хвостом. Сойлин заметалась внутри башни, надеясь найти хоть какой-нибудь выход, маленькую лазейку! Дыру, в которую можно проскочить! Вверху было узкое окно, способное пропустить тонкую девушку, но не крупного мужчину. И она устремилась к нему, молотя крыльями и жалея о силах, что потратила на бессмысленное метание ножа…

Спасительный светлый квадрат был совсем близко, она уже чувствовала ветер на своем лице, когда мощный удар откинул ее в сторону. Сойлин вскрикнула, стукнувшись спиной о кладку стены, и зарычала, когда Эльгейм сжал ей шею.

— Научилась у своего зверя показывать клыки? — рявкнул крылатый. Его тело прижало Сойлин к стене, не давая двинуться, огромные крылья поднимали бурю, удерживая мужчину на месте.

— Отпусти меня!

— Ну уж нет. Зря ты подслушивала. А впрочем…

— А впрочем, ты все равно планировал меня убить? — яростно выкрикнула девушка в лицо командира. Он помрачнел.

— Ты ничего не понимаешь.

— Да что ты?!

— Эльгейм, тащи ее вниз! — крикнула Интиория.

Сойлин уставилась в хмурое лицо своего командира.

— Я же тебе верила… — прошептала она.

— Ты не понимаешь, — повторил крылатый и коротко ударил девушку по голове.

* * *

Очнулась Сойлин от холода. Открыла глаза, попыталась перевернуться и не смогла. Тело оказалось прикованным к железным обручам, вбитым в стены. Каменная нора. Она сидела на тюке с соломой, света здесь почти не было, лишь тусклая плесень, дающая слабое голубоватое мерцание. И в этом неверном свете сидящий напротив Эльгейм казался бледным и неживым.

Он поднял голову, увидев, что Сойлин очнулась, сунул ей в руку кружку с водой. Голова болела, но дотянуться до затылка девушка не смогла — цепь была короткой. Молча выпила воду и уставилась на командира.

— Не смотри так, — глухо сказал он.

— Как? — тихо ответила Сойлин.

— Злишься, да? — он тяжело вздохнул, а Сойлин решила не отвечать. Злится ли она на то, что ее ударили, а потом заточили в подземелье? Да так, немного. Совсем чуть-чуть.

— Мне жаль, что ты пострадаешь, правда. — Эльгейм покачал головой. — Но так… Надо. Я расскажу тебе. — Он снова сел на тюк, опустил плечи. — Ты не помнишь этого, потому что очень молода. Не помнишь времена, когда Эльхаон был свободным. Когда жители Пустоши не знали о мире за серебристой границей. Мои предки думали, что за ней начинается Великая Безбрежность, куда лучше не соваться. Мы жили в этом городе, растили детей, любили, умирали… Потом пришли чужаки. Смешно, но эльхаонцы сами провели их в город. Мой отец был в том отряде, что нашел путников на границе с Триозерьем. Их было около двух десятков, они были на грани истощения. Эльхаонцы перенесли их сюда, накормили и вылечили. Показали все свои сокровища, а главное — рудники. — Эльгейм мрачно усмехнулся и вытащил из кармана синий камушек. Бросил к ногам Сойлин. Девушка не пошевелилась. — Ты ведь знаешь, что это? Снежный сапфир, так его называют. Для нас это просто красивый камень. Для чужаков — то, за что они могут уничтожить всю Пустошь. Среди кайерцев был один человек — Люк, ученый. Он считал, что именно магическое излучение снежного сапфира сделало Пустошь такой. И даже создало нас.

Сойлин вскинулась, не выдержав.

— Что за чушь! Нас создал великий Двуликий Бог!

— Да. Но тот человек считал по-другому. Говорил, что формы жизни Пустоши отличаются от всего мира, и что мы особенные именно благодаря магии камня. Что он столетиями менял нас… Но это не важно. Главное было в другом. Кайерцы настроили портал и ушли. А потом… потом снова вернулись. Но уже не ученые-исследователи, а вооруженные отряды. У них было оружие, магия, железные доспехи. А мы умели лишь летать… В ту ночь мой отец и старший брат были убиты. — Эльгейм опустил голову. — И вместе с ними несколько сотен защитников Эльхаона. Тем, кто выжил, пришлось смириться, Сойлин. Мы не могли прогнать чужаков, у нас не хватало сил. Мы смирились и затаились. Но ничего не забыли! Мы научились сражаться, летать в доспехах и изготавливать арбалеты. Чужаки принесли знания, и мы сделали все, чтобы овладеть ими. Многие годы наши люди осторожно приходили к власти. Управляющие рудниками, мастерскими, оружейными, складами… Мы были почти у цели! А это неимоверно трудно, Сойлин! Кайерцы обладают магией. Когда Интиория сказала о появлении Армона, мы поначалу не обратили внимания, хотя она сразу предупредила о его силе альфы. Но мы считали, что он не опасен. Близнецы, управляющие Кайером, готовили свой ритуал, мы делали все, чтобы во время него они оба погибли. Но Армон… его кровь пробудилась и обрела силу. Он стал альфой, и на его зов откликнулась Пустошь. Альфой, чтоб он провалился в Бездну! — яростно выкрикнул Эльгейм, и Сойлинка вжалась в холодную стену. — Чужак, кайерец, пришлый, что подчиняется императору! Вот кто теперь командует здесь! Тот, кто выполняет приказы Кайера! Снова!

— Армон не причинит нам вреда! — закричала девушка. — Он поможет!

— В тебе говорит влюбленная женщина! — прикрикнул командир. — Рихиор — кайерец, разве ты не знаешь? И будет выполнять приказы своего владыки! Выкачивать снежный сапфир из Пустоши, пока его совсем не останется! Но без камня мы погибнем! Минерал нужен Пустоши, он является той силой, что дает нам возможность долго жить и рожать детей! Сапфир — сердце Пустоши!

Оглушенная Сойлин прижала грязные пальцы к губам. О боги…

— Когда мы узнали, что Армон выбрал тебя парой, то решили, что твоя смерть необходима, — глухо продолжил Эльгейм. — Потеряв пару, рихиор либо сойдет с ума, либо просто покинет Пустошь. В первый раз ты выжила.

Он замолчал, а девушка с ужасом сжала ладошки. Да, первый раз все пошло не по плану эльхаонцев. Армон освободил Сойлин и привел звериную армию. Но что с ним будет, если девушку все же убьют? Они оба видели Армона, утратившего контроль, — зверя, который впал в ярость и убивал, убивал, убивал…

— Вы хотите спровоцировать его, — догадалась Сойлин. От понимания стало нечем дышать. — Спровоцировать и убить, когда он начнет рвать врагов. То нападение… из портала… Оно было подстроено вами?

Она вспомнила свой ужас. И разговоры, что потом шепотом велись в казармах. Она их, конечно, игнорировала, слишком поглощенная собственными переживаниями. Но… слышала. То, что зверь теряет самообладание… что почти бросился на Сойлин и Эльгейма. Что он больше животное, чем человек…

Командир мотнул головой, не отвечая.

— Нет, мы лишь воспользовались случаем.

— Вы сошли с ума… — беспомощно прошептала она. — Армон поможет… он не враг нам!

— Он чужак. А мы устали быть рабами чужаков. — Эльгейм поднялся. — Прости, Сойлин. Мне правда… жаль.

Он направился к ржавой решетке, что преграждала путь.

— Подожди, — окликнула девушка. — А Интиория? Какова ее роль?

— Одна из главных, — бросил через плечо командир. — Она почти единственная, кто обладает магией.

— Магией… — задумчиво протянула Сойлин. — Инта всегда крутилась поблизости… что она делает?

— Она улавливает намерение, — ответил Эльгейм. — Лишь крохи желания Интиория способна раздуть до пожара, до зуда нетерпения.

— Например, желание уехать в Кайер, так?

Командир усмехнулся и ушел, закрыв за собой скрипящую решетку.

ГЛАВА 18

— Что? — не поняла Одри.

— Ну, прости, — хмыкнул я. — Так уж получилось. Похоже, с порталом я слегка перемудрил.

— Лекс! — заорала она. — Ты совсем свихнулся? Я тебя точно убью!

— Ты уж определись, спасаешь ты меня или убиваешь, — хмыкнул я, застегивая штаны. Как бы ни хотелось продолжить, но неплохо бы выбраться отсюда. Потому что правду я начал подозревать еще в тот момент, когда златовласка приступила к лечению. Слишком уж активно я восстанавливался.

— Ты ведь шутишь? — Одри торопливо оправила платье. Я снял с кустов ее панталоны, сунул девушке в руки.

— Если бы, — хмыкнул я и полез на огромный валун, вбивая ноги в выступы. Подобрал камушек, процарапал пару линий. Осмотрел придирчиво и добавил еще одну.

— Ауронррон! — выдохнул я. Ветер зародился у пальцев и пронесся между камнями, ускоряясь и набирая силу.

Одри опрокинуло на землю, задрав златовласке подол.

— Лекс! — заорала она.

— Прости, случайно! — рассмеялся я и прищурился, осматриваясь. Ветер разогнал туман, давая увидеть редкий лес и что-то похожее на башню вдали. И наших друзей, со всех ног убегающих от десятка демонов. На земле я оказался в мгновение ока, схватил за руку Одри.

— Бежим!

— Что?

Но я уже несся, вихляя между камней и таща златовласку за собой. Ее юбки мешали нам обоим, но остановиться, чтобы срезать их, было некогда. Самое поганое, что я не понимал, где нахожусь. Почему-то в этот раз я оказался не на привычном и почти родном утесе с раздвоенным деревом, а в долине у края леса. И где здесь искать портал-переход — понятия не имел. И был ли он тут вообще? К сожалению, слабая надежда на то, что я ошибся — не оправдалась. Мы были на Изнанке. Где-то за деревьями тоненько взвизгнула Лира, и Одри, подпрыгнув, затормозила.

— Лекс! Ты слышал?

Я не только слышал, но и видел, потому и бежал, сверкая подошвами.

— Лекс! Это же Лира! — она прислушалась. Предатель-ветер донес лязганье металла и крик Здоровяка. А потом и голос Харта, что выкрикивал арканы. — Мы нашли их!

Странный протяжный гул наполнил туман, и по долине понесся ветер. В первый момент я даже решил, что это моих рук дело, но потом сквозь клочья туманного молока увидел источник гула. Высоченный столб, оканчивающийся огромными крыльями-лопастями. Они вращались, все ускоряясь и очищая воздух от тумана. И вот уже выросла на горизонте вторая ветряная башня, а за ней — следующая. В этой долине было что-то притягательное, может, дело в этих вращающихся крыльях или в изумрудной траве, лежавшей в низине. Я бы даже насладился зрелищем, если бы не портящий весь пейзаж элемент — наши друзья и демоны, догоняющие их.

— Мы их нашли! — повторила Одри.

— А демоны нашли нас, — буркнул я, когда из тумана выплыли огромные фигуры. Задвинул Одри себе за спину и скрестил запястья, готовясь дорого продать свою жизнь.

— Взять, — коротко сказал ближайший демон, и на нас вылилось что-то тягучее, словно жидкая смола. Мы с Одри бестолково забарахтались, но я даже файер не мог выкинуть, липкая гадость напрочь лишала нас движения. И воздуха тоже. Я увидел глаза златовласки, в которых плескался ужас, рванул, словно муха в паутине. Без толку. Демон ухмыльнулся и махнул одной из четырех рук.

— Забирайте их.

И когда я подумал, что мне выпал уникальный шанс позорно умереть от удушья, один из захватчиков проделал когтем в смоле дыру, достаточную, чтобы нам с Одри поступал спасительный воздух. Мы сделали слаженный глубокий вдох. На большее нас не хватило. Густая плотная масса держала пленников, как мух в склянке с клеем. Нас погрузили на полозья и потащили куда-то. С огромным трудом и чуть не порвав себе жилы, я повернул голову так, чтобы видеть Одри. Нас припечатало друг к другу в этом непонятном, но весьма эффективном составе, так что оставалось лишь смотреть в лицо девушке.

— Файер? — прошептала она.

Покачать головой не удалось, но златовласка и так поняла.

— Мы пока живы, так ведь? — с надеждой пробормотала она.

— Хорошо, хоть помру удовлетворенным, — хмыкнул я.

— Идиот, — припечатала Одри.

— А говорила, жить без меня не можешь…

— Видимо, головой при падении ударилась, — процедила она.

И молчала всю дорогу, которую я совершенно не рассмотрел, потому как уложили меня лицом вниз. Через полчаса дерганого движения нас сгрузили с полозьев и вновь куда-то понесли. Кокон из липкого клея и нас в нем доставили в зал, освещенный стекающей по стене лавой и сотней огней, плавающих в воздухе.

— Нарушители границы доставлены по вашему приказу, Пылающая Лирис.

Я попытался хоть что-то увидеть, но пока мог рассмотреть лишь белые плиты на полу.

— Освободите их, — донесся до моего слуха женский голос. Низкий, хрипловатый. Старуха?

Клей, держащий нас с Одри, вдруг начал таять, словно кусок льда под жарким солнцем, и уже через пару минут от него не осталось и следа. Я вскочил, решив, что златовласка поднимется и сама, сейчас важнее понять, где мы и чем нам это грозит. Тупомордой горгулье понятно, что ничем хорошим, но хотелось бы оценить размер бедствия. Первое, что бросилось в глаза, — наша компания. С пола уже вскочили Харт и Здоровяк, Ник помог Лире. Второе — демоны. Не менее десятка двухметровых и четырехруких уродов, выстроившихся в шеренгу и закрывающих нас от… кого?

— Где вы нашли их?

— Здесь недалеко, в Лощине Ветряных Крыльев, Ваша Ослепительность. Чужаки оказались на редкость отвратными.

— Ты тоже не спасешь этот мир красотой, урод, — буркнул я. Из-за косматых спин донесся смешок и снова голос.

— Отойдите. Я хочу на них посмотреть.

Ряд демонов раздвинулся, и я уставился на женщину, стоящую за ними. Красные волосы, стекающие на ее спину, казались жидким огнем, как и глаза. Смуглая кожа, идеальные черты лица и великолепное тело, одетое в золотые одежды. Никаких лишних конечностей и ненужных деталей. Эта демоница была похожа на богиню. Я ошалело хмыкнул, рассматривая ее. А демоны неплохо устроились, чтоб я сдох!

Женщина шагнула к Харту, внимательно осмотрела его, нахмурилась. Качнула головой. Перешла к Здоровяку и замерла, раздумывая. Но и он ее, похоже, не заинтересовал. На Лиру она даже не посмотрела, возле Ника слегка улыбнулась. Дурное предчувствие заставило скривиться, когда Ослепительная остановилась напротив меня. Я уставился в ее огненные глаза, с удовольствием отметив, что выше демоницы на целую голову. Мелочь, но душу греет. Она замерла, жадно разглядывая мое лицо, отступила, чтобы увидеть все остальное. Я ответил ей насмешливым взглядом.

— Нравлюсь?

— Не очень, — сказала она. — Слишком на папашу похож.

— Не понял? — нахмурился я. Демоница откинула голову и расхохоталась. Сверкнули белые зубы и удлиненные клыки, похожие на мои.

— Как тебя зовут?

— Лекс Раут, — хмуро отозвался я, надеясь, что догадка, пришедшая в голову, лишь плод моей больной фантазии. Вот честно, некоторые мысли лучше бы проходили мимо!

— И имя дрянное, — радостно заключила Лирис.

— Вы что, знаете отца Лекса? — не понял Харт. Мои недруги выглядели такими забавными с вытаращенными глазами, что я непременно ляпнул бы колкость, если бы…

— Конечно. Сивлас Шинкар — редкостная сволочь, колдун и ренегат.

Да. Новости не из лучших. А я так радовался, что нашу милую беседу с Меченым никто не слышал. Право, я не желал афишировать такое родство. Вот же захребетная гниль! Эта Лирис мне уже не нравится, терпеть не могу баб, что не умеют держать язык за зубами!

— Шинкар? — вытаращил глаза Ник.

— Чтоб меня разорвало! — присвистнул Здоровяк, а Одри лишилась чувств.

Я поймал ее каким-то чудом, не дав приложиться затылком о каменный пол. Лирис шагнула к нам, протянула руку к златовласке.

— Не трогай ее! — рявкнул я.

Демоны мигом трансформировались, верхние конечности обернулись ножами и булавами. Демоница успокаивающе подняла ладонь.

— Уберите оружие, — приказала она. — Мне ничего не угрожает. Ты зря злишься на меня, Лекс Раут, в состоянии этой девушки виноват ты, а не я.

— Харт, ты можешь наложить исцеляющий аркан? — крикнул я, не слушая демоницу.

Недруги уже столпились вокруг нас, принц положил ладонь на лоб златовласки.

— Боюсь, я забрал слишком много ее сил, — процедил сквозь зубы. Демоница довольно хмыкнула, хотя понятия не имею, что ее так радовало. — В вашем притоне есть целитель?

— И наглость у тебя отцовская, — щелкнула языком Лирис.

— Со мной все в порядке, — слабым голосом прошептала Одри и поморщилась, увидев склонившиеся к ней лица. — Простите меня…

— Ей нужен целитель, — нахмурился я.

— Не надо…

— Молчи! Я сказал — нужен! — обозлился я.

— Мило, — фыркнула демоница и снова рассмеялась. — У меня сегодня прекрасный день! — махнула рукой своим кошмарным стражам. — Проводите людей в покои, пусть отдохнут.

— Мы не собираемся тут задерживаться, — процедил я.

— Правда? — Лирис подняла бровь. — Интересно, как ты собираешься покинуть мой дворец, Лекс Раут? Здесь невозможно открыть переход в ваш мир без моего разрешения! Впрочем, выйти на улицу тоже невозможно. Но не беспокойтесь, я лишь хочу, чтобы вы отдохнули! — она радостно хлопнула в ладоши, и я заподозрил, что нас все-таки сожрут. Иначе чему бы этой демонице так веселиться? Может, она сочла нас особо вкусным деликатесом? А отдохнувший человек — аппетитный человек?

Демоница вновь рассмеялась, я — скривился.

— Полно, Лекс Раут! К тому же, думаю, ты и сам захочешь задержаться у меня.

— С чего бы? — я поднялся, держа Одри на руках.

— Я могу многое рассказать.

— Мне неинтересно слушать о демонах, — соврал я. Из вредности.

Лирис очаровательно улыбнулась.

— О демонах? Что ты, я не собираюсь рассказывать о нас. Я расскажу о тебе, Лекс Раут.

— Не понял? — нахмурился я.

— Разве? Я расскажу о тебе, о Шинкаре, о твоем прошлом. О том, почему ты такой… особенный. — Она подошла ближе, насмешливо глядя на меня снизу вверх. — И почему такой сложный. Ты все еще хочешь уйти, Лекс Раут?

Я промолчал. Одри встревоженно смотрела мне в лицо.

— Мы останемся. Ненадолго, — выдавил я, окинув взглядом своих недоумевающих друзей. Те переглядывались и, кажется, мало что понимали. Только Харт смотрел остро и внимательно. Но меня всегда мало интересовало мнение принца. Кстати, он держал за руку Лантаарею, надо будет разобраться, не обижает ли он мою книженцию. Но все — потом. Я снова посмотрел на Ослепительную Лирис и кивнул. — Мы останемся. Но лишь потому, что Одри надо отдохнуть.

— Конечно, — с насмешкой отозвалась Лирис. — Лишь поэтому. Вас проводят.

И, словно потеряв к нам интерес, она развернулась и ушла, покачивая бедрами.

Здоровяк посмотрел ей вслед и тихо присвистнул. Демоны снова ощетинились ножами и пиками.

— Эй, вы чего… — забормотал ловец, примирительно подняв ладони. Я уже не слушал, шагая за сопровождающим. Одри закусила губу, глядя мне в лицо и обнимая за шею.

Я же упрямо считал повороты и запоминал дорогу, не отвлекаясь на местные красоты, хотя посмотреть здесь было на что. Пожалуй, этот дворец мог поспорить великолепием с вотчиной императора. А то и посрамить! Однако эта Лирис неплохо устроилась! И что она хочет мне рассказать? Не хотелось признавать, что демоница меня заинтриговала. Мне давно пора разобраться с этими перемещениями на Изнанку. Так что уложу Одри в кровать, а сам отправлюсь на беседу с этой самой Ослепляющей.

Демон распахнул перед нами дверь, за которой обнаружились просторные покои в теплых тонах. Обстановка вполне человеческая и роскошная.

— Комната для вас, Лекс Раут. Остальные за мной, — скомандовал наш сопровождающий.

Мы с Хартом обменялись хмурыми взглядами, недовольные тем, что нас разделили. Впрочем, хоть кучей, хоть по одиночке, мы были беззащитны перед целой армией демонов.

— Идите, — кивнул я и вошел в отведенные мне покои. Дверь закрылась за спиной, оставив нас с Одри вдвоем. Я сделал несколько шагов и положил девушку на кровать.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ну-у-у… — протянула она и улыбнулась. — Чувствую я себя превосходно, если честно. Но ты так трогательно нес меня на руках, что я решила этого не говорить!

— Врунья, — возмутился я. — К тому же тяжелая! Я чуть не надорвался, пока тащил тебя!

— Сам ты врун! — Одри уселась, опираясь спиной на подушки. И ее улыбка сползла. — Что нам теперь делать, Лекс?

Я не успел ответить, потому что дверь снова распахнулась, и в комнату вкатился столик, уставленный едой.

— Вот и ответ, — пробормотал я. — Думаю, нам стоит подкрепиться.

— А вдруг в блюдах яд? — Одри жадно втянула носом запахи. Я пожал плечами, осматривая куски печеного мяса и картофеля, груды овощей, закуски и десерты.

— Значит, умрем сытыми. Брось, детка, какой дурак будет нас так кормить, лишь бы напичкать отравой? Хороший меч куда удобнее! А ты сама видела, у демонов этого добра навалом. Я снял поднос со столика и переместил на диван. Сам упал рядом с Одри и стянул сочный кусочек телятины.

— Рот открой, — скомандовал я, протягивая руку к лицу Одри. Та послушно распахнула губы, я сказал «ам» и положил кусок в свой рот.

— Идиот! — возмутилась девушка и треснула меня по лбу.

— Точно, — хмыкнул я, обмакивая в соус новый кусочек. — Ладно, иди сюда.

Она снова открыла рот, я снова съел мясо сам. И начал смеяться, рискуя подавиться, глядя на ее краснеющее от злости лицо.

— Детка, ты неисправима, — хрюкнул я. — Учу-учу… Все без толку!

— Знаешь что! — заорала Одри, обиженно надувая губы. Я притянул ее к себе, устраивая между своих ног и обнимая. — И не трогай меня.

— Тихо, женщина, — скомандовал я. — И так уж быть, можешь тоже съесть кусочек. Ну, давай, открой ротик!

— Не буду я ничего есть из твоих рук!

— Будешь, конечно, — обрадовал я и добавил негромко. — Иначе я тебя накажу. Давай, детка, не упрямься.

Недоверчиво хмурясь, Одри все-таки взяла кусочек мяса, лизнув мою ладонь. Сладкая судорога прошила пах, заставив меня зажмуриться.

— Вот уж не думала, что однажды окажусь на Изнанке, — тихо вздохнула Одри. — Хотя чему удивляться, это же Лекс Раут!

— Точно, — хмыкнул я, засовывая ей в рот сразу мясо, хлеб и сыр.

— Как думаешь, что этой демонице надо? — неразборчиво пробормотала девушка. — Странно все это… Я думала, что на Изнанке огненные реки и жуть всякая… А здесь ветряные столбы и дворец… Да еще эта Лирис! Никогда не видела женщины красивее. Ну разве что Ланта.

Я покосился на Одри с подозрением, но, похоже, она говорила совершенно искренне.

— Тебе не страшно? — спросила она.

— Жуй, не отвлекайся.

— Ты решил скормить мне весь поднос?

— Конечно, нет. Весь поднос я оставлю для себя, поэтому ешь, пока я добрый.

Одри фыркнула, запила мясо брусничной настойкой. А я не выдержал и притянул ее за шею, заставляя откинуть голову. Лизнул губы, пахнущие перцем и брусникой. Одризависимость снова заявила о себе настойчивым желанием. Засунул язык девушке в рот, жадно облизал.

— Лекс, — выдохнула она. — Мне надо…

— Никуда ты не пойдешь, — буркнул я, трогая языком ее губы.

— Мне очень надо, — она рассмеялась, и стало щекотно. С трудом отпустил, чувствуя, как уже туманит похоть голову. Впрочем, Одри права: мне тоже не мешает привести себя в порядок. После ранения и упражнений на траве мы оба выглядели ужасно. Меня это никогда не смущало, а вот Одри… пожалуй, она заслужила меня чистого. Хоть раз.

— Идем, — спрыгнул с постели и потянул девушку за собой. Здесь где-то должна быть купальня.

Искомое нашлось быстро, правда мы с Одри слегка ошалели, увидев не привычную чашу, а стеклянную емкость, в которой текла вода. На полочках из черного камня свернулись пушистые куски ткани и выстроилось множество склянок, в которые Одри сразу сунула нос.

— Земляникой пахнет, — радостно протянула она. — Похоже, это мыло.

Я молча дернул шнуровку на ее платье, потянул ткань с плеч. Златовласка не сопротивлялась, лишь смотрела, склонив голову, как я ее раздеваю. Развязал ленты на ее волосах, распуская волосы. И хлопнул по ягодицам.

— Лезь в воду, детка.

— А ты? — шепотом спросила она.

— Ну, ты ведь не надеялась, что я оставлю тебя одну? — приподнял я бровь.

Она тряхнула волосами и шагнула под струю, повернувшись ко мне спиной. Я избавился от одежды, не отрывая взгляда от узкой спины, ямочек у поясницы, бедер, ног… Прихватил земляничную склянку и вошел следом, зажмурившись от теплой воды. Вылил на голову девушке изрядную порцию скользкой пахучей гадости, взбил пену.

— Ай, щиплет! — фыркнула девушка.

— Глаза закрой, — скомандовал я, пытаясь не задумываться над своими действиями. Я мыл златовласку, получал от этого какое-то извращенное удовольствие и не думал. Может, на меня так действовала Изнанка, а может, очередное кровопускание, чуть не отправившее к предкам. В конце концов, кто сказал, что этот день не последний в моей поганой жизни? А я еще ни разу не намыливал земляничной дрянью красивую и соблазнительную девчонку. Пожалуй, это стоит исправить.

— Лекс, ты решил выдрать мне все волосы? — сипло осведомилась Одри и повернулась ко мне. Стоял я близко, так что мне в грудь уткнулись ее округлости. Я шумно задышал и провел ладонью по лицу златовласки, стирая обильную пену. Она похлопала ресницами. На ее голове я соорудил огромную мыльную башню, выглядело это занятно. Правда, не отвлекало меня от настойчивого желания взять девушку прямо здесь.

— Ты ничего не умеешь, — хмыкнула она и отобрала у меня склянку. — Надо нежнее, Лекс…

Провела ладонями по моему телу, намыливая. Я смотрел сверху на ее ладони, на улыбающиеся губы, на шапку пены. Смотрел, дышал, нервничал. Пытался сдержаться. Получал почти болезненное удовольствие. Когда Одри добралась своей ладошкой до паха, я замер, мучительно боясь пошевелиться.

— Вот так, — ласково пропела златовласка, намыливая самую важную часть моего тела. Я прикрыл глаза и стиснул зубы. Попытался думать о Кархане, умертвиях и самых отвратных заклинаниях, которые знал. Но получалось лишь о том, остановится ли Одри на ласках руками или сделает что-то еще?

Тонкие пальчики порхали, выводя круги и спирали, я дышал. Пытался дышать.

— Вот так… — выдохнула златовласка. — Красота!

Я скосил глаза вниз. На моих бедрах высилась мыльная пена, из которой торчал розовый орган. Одри сначала придушено хихикнула, а потом начала хохотать, как ненормальная. Я рыкнул, подтянул ее за подмышки, прижал к стене и навалился всем телом.

— Смешно, значит?

— Очень! Ты бы видел свое лицо!

— Значит, смешно тебе? — грозно повторил я. — Ну, ладно. Смейся.

Вытащил девчонку из-под воды и потащил в комнату, оставляя на ковре мокрые следы. Кинул ее на кровать — брыкающуюся и смеющуюся, придавил собой. Потерся, уже сходя с ума от скользкой горячей кожи и вкуса ее рта с привкусом горькой земляники.

— Значит, смешно… — хрипло выдохнул, покрывая ей шею жадными поцелуями. Одри откинула голову, подставляясь мне, выгнулась. Я перевернул ее на живот, горячо и торопливо прошелся языком по холке, сжал мокрые волосы, потянул. Она издала сдавленный стон, только в нем совсем не было боли, лишь желание. И приподняла бедра, доводя до безумия этими движениями. Демоны, а ведь я хотел быть нежным! Но златовласка будит во мне что-то запредельное, то, что я не могу контролировать и сдержать. Стоит лишь ощутить ее, и я животное, забывающее о прелюдии и всех тех ухищрениях, на которые способен. Кажется, я даже гордился своими умениями… Ну да, наверное…

Здравая мысль показать ей еще хоть что-то появилась и забилась в угол, испуганная хаосом мыслишек пошлых и извращенных. Но я вытащил ее из паутины, встряхнул и попытался вникнуть.

Так, нежность. Женское удовольствие. Предварительные ласки. Перечень труднодоходимых понятий, которые пылились где-то на чердаке моего сознания.

Скрипнул зубами и перевернул Одри на спину, чтобы не соблазниться ее шикарным тылом. Правда, лучше не стало, теперь меня атаковали орудия ее груди. Били прямо так… насмерть.

— Лекс, что ты делаешь? — жарким шепотом осведомилась Одри, когда я рывком подтянул ее к краю кровати.

— Наверстываю упущенное, — выдавил я, пристраиваясь между ее ног. Умертвил, кровавые трупы, проклятые ритуалы. Кишки. Внутренности. Так, теперь в обратном порядке… И не думать о том, что вижу. Но надо признать… так открывается шикарный вид…

— Лекс? — изумилась она, а потом ахнула, когда я коснулся языком.

— О, Богиня, — простонала златовласка, хватаясь за покрывало. — Еще…

Я бы ответил, но мой рот был занят. Одри закричала, а я не выдержал, оказался сверху, присоединившись к ее воплю. Наверное, в моих резких движениях не было ничего красивого, и, боюсь, я выглядел слегка одурманенным, но Одри нравилось. Я почувствовал это, уловив, как ее мышцы вновь сжались внутри. И к пику мы взлетели вместе, совершенно оглушенные и мало что соображающие. Потом я откатился, раскинул руки и ноги, глядя в потолок. В голове шумел ветер, тело казалось одновременно легким и изрядно отяжелевшим, в паху все еще эхом прокатывались спазмы. Великолепно.

— Ты какой-то другой, — Одри легла на бок, глядя на меня.

— Просто подумал, что сегодня вполне может быть моя последняя ночь. А я еще так многое не пробовал.

Она фыркнула.

— А, нет, ошиблась. Все тот же оптимист Лекс! Чернокнижника могила исправит!

— Не бойся, крошка, я останусь собой даже на том свете.

— Кто бы сомневался, — она внезапно перекинула ногу через мои бедра и уселась сверху. — Так что ты там говорил про последнюю ночь? Надеюсь, ты хорошо поел, Лекс?

— Малышка Одри стала взрослой девочкой? — промурлыкал я, переворачивая ее и вжимая в изрядно помятое и слегка влажное покрывало.

— И слегка испорченной, — пробормотала она, облизывая губы. Я поднял бровь.

— Слегка?

— Да. Капельку. С кем поведешься — так тебе и надо…

— Точно. А что это за капелька?

— Скажу на ушко, — пообещала она. Я приблизил голову к ее губам и выслушал все ее пожелания на ближайший час. Под конец этого короткого, но очень красочного рассказа я уже готов был приступить к активным действиям. Одри невинно улыбнулась, увидев мои прищуренные глаза и напрягшуюся шею.

— Тебе понравился план? — она прошлась язычком по губам.

— У меня есть дополнения. Сейчас скажу. На ушко.

Я озвучил, полюбовался на залитое краской лицо златовласки и приступил к воплощению.

* * *

Все свою жизнь Одрианна пыталась соответствовать. Соответствовать образу благовоспитанной и порядочной девочки, девушки, женщины. Она истово, до глубины души желала просто быть обычной, хорошей и ни в чем не замешанной. С той самой минуты, как открылся ее дар иллюзиона и она превратилась в ужасающее чудовище на глазах воспитанниц и монахинь, Одри не покидало ощущение, что тот самый монстр никуда не делся, а лишь затаился внутри нее.

Тогда маленькая Одри испугалась до жути и стерла себе колени, умоляя Богиню избавить от страшного дара. Но магия никуда не делась, как малышка ни упрашивала.

Наставницы поощряли ее стремление избавиться от магии и много часов провели, рассказывая девочке о пагубном влиянии дара. Магия — это гадко, порочно и стыдно. Вот то, что вбивали в светлую голову Одри долгие годы. И девочка приходила в отчаяние, понимая, что судьба испытывает ее снова и снова, не позволяя приблизиться к идеалу.

То, что у других получалось легко и без усилий, самой Одри давалось с неимоверным трудом. Ее воротничок вечно казался недостаточно белым, носки туфель не до блеска начищенными, а пальцы — испачканными в чернилах. Золотистые косички растрепывались, передник — мялся, а магия — проклятая магия иллюзиона иногда прорывалась, пугая окружающих, но более всех — саму Одрианну.

Ее жизнь была разделена на две. В одной она чинно шагала по коридорам монастыря, молилась и верила в Богиню. А вторая… во второй был дядюшка. Он забирал маленькую Одри на выходные в свой большой и шумный дом, где царил хаос, беспорядок и веселье. В доме дядюшки вечно толпились какие-то странные люди и велись непонятные, но жутко интересные беседы. То ли от скуки, то ли от порой просыпающихся отеческих чувств, Гнидос временами рьяно занимался племянницей, правда, его занятия тоже были весьма своеобразными. Однажды он научил Одрианну вскрывать замки. Привел к удивительной двери, на которой было не менее сотни самых разных замков — от огромных до крошечных — и стал показывать, как открыть каждый из них без ключа. Занимательная игра захватила девочку на все выходные, и потом, вернувшись в обитель, она тихонько начала присматриваться к замкам монастыря. Исключительно в исследовательском интересе.

В другой раз дядя научил ее стрелять из арбалета и разводить огонь. В третий — подсунул книгу о великом мошеннике прошлого столетия Хмуре Неуловимом. Приключения Хмура так захватили малышку, что она ревела, не желая возвращаться в монастырь.

Зачем дядя все это делал, Одри не знала, но каждого выходного в веселом доме ждала с замиранием сердца. В пятничный день она вскакивала с кровати еще затемно, торопя время быстрее приблизиться к обеду. И начинала высматривать потрепанный экипаж с усатым посыльным, подпрыгивая от нетерпения и даже отказываясь от еды.

Иногда ее надежды оправдывались, и у ворот показывался прислужник дяди. Иногда наступала ночь, а никто так и не приезжал за маленькой Одри. И она ложилась спать голодная, с трудом сдерживая слезы и придумывая себе истории о том, почему дядюшка не смог забрать племянницу. Порой в этих сказках Гнидос сражался с драконами, а когда девочка стала старше — выполнял особо важные императорские поручения, которые просто не могли оставить ему время на родственницу.

А потом из монастыря пропал маятник.

Это была самая красивая вещь, которую только видела Одри. На позолоченном корпусе мягко переливались камушки и цветное стекло, чаши покачивались на тоненьких серебряных цепочках, а навершие сияло звездой. Девочке казалось, что сама Богиня сотворила эту красоту. Потом, спустя много лет, Одри осознала, что маятник был самым обыкновенным, и если не считать крупной бирюзы, ничем не примечательным. Даже в домах жрецов встречаются экземпляры куда роскошнее и дороже. Что уж говорить о столичных храмах! Но в детстве Одри это была поистине божественная вещь.

И когда он пропал, весь приют молил Богиню вернуть реликвию и жестоко покарать вора. Юные послушницы призывали небесные кары на его голову, а маленькая Одри размышляла. Сопоставляла. Вспоминала.

И ловила на себе косые взгляды наставниц. Одри умирала от ужаса, чувствуя себя виноватой в том, что не делала.

А спустя несколько месяцев она увидела маятник в доме дяди. Он пылился на полке в одной из комнат, куда девочка случайно забрела. В основании больше не было бирюзы, а чаши покрылись слоем пыли, но, конечно, Одри не могла не узнать этот предмет.

Она закрыла дверь в ту комнату и никому ничего не сказала.

Но в тот день ее мир рухнул. Сияющий образ дяди сорвался с пьедестала, а из груды пепла и развалин души маленькой девочки выглянуло еще одно чудовище. Теперь к внутреннему монстру Одри под названием «я не такая, как все» присоединилось чудовище «стыд». И оно было поистине ужасающим. Маленькой Одри было невыносимо стыдно. За любимого человека, за единственного родственника, за того, кого она обожала всем своим маленьким сердечком. И кто оказался обычным вором, столь беспринципным, что стащил блестяшку из монастыря своей племянницы. Может, он сделал это из скуки, может, от любви к воровскому искусству или даже просто так. Одри не знала. Она никогда не спрашивала об этом. Она просто молча, в одиночестве, переживала крушение своего мира.

Да, мир маленького иллюзиона рухнул окончательно и навсегда стал другим.

Ей не с кем было разделить это крушение мира, и приходилось терпеть боль внутри себя. Из живого и любознательного ребенка Одри стала замкнутой и холодной, не желая подпускать к себе хоть кого-нибудь. Слишком сильным оказалось разочарование в близком человеке. И тогда же она поклялась, что в ее жизни никогда больше не будет этого чувства — невыносимого стыда. Она проживет свою жизнь красиво и правильно, она станет образцом благовоспитанности и хороших манер, а окружающие будут говорить о ней как о вежливой и порядочной девушке, достойной всяческого уважения.

Годы учебы и взросления Одри вполне удавалось шагать к своему идеалу. Она научилась прятать магию, не показывать чувств и лишь поджимать губы в ответ на колкость или обиду.

Да, ей определенно удавалось стать достойной.

Но Бездна, в лице единственного родственника, имела на Одри другие планы.

В пятнадцать Одри получила свиток с наставлениями Богини, ручной деревянный маятник, чтобы измерять добро и зло, благословление настоятельницы и покинула стены монастыря. Несколько месяцев в доме дяди прошли вполне мирно и спокойно. А потом родственник попросил девушку помочь. Всего-то изобразить одну женщину, применив свои способности иллюзиона. От этого, мол, зависит судьба самого дяди, его близких друзей и даже парочки высокопоставленных особ. Если любимой племяннице дорога жизнь любимого дядюшки, что заботился о ней не щадя живота своего, она несомненно сделает такую малость. Незначительную мелочь. Крошечную услугу, которую дядя никогда не забудет.

Одри не желала, дядя настаивал. Ей было пятнадцать, и в Кайере она не знала ни одного человека. И здравый смысл подсказывал, что не стоит просить совета у настоятельниц монастыря.

Да, она согласилась. Поставив условие, что сделает это лишь один раз, и пусть дядя забудет о ее способностях.

Изобразить надо было горбоносую и худую старуху, с седыми косами, уложенными вокруг головы. Одри показали объект в храме, они стояли рядом, и девушка с отчаянием думала о том, куда же смотрит в этот момент Богиня.

Вечером они с дядей приехали в какой-то дом. Все было словно в тумане. Она плохо помнила, жутко боялась и сама не знала, как удержала иллюзию. И почти ничего и никого не запомнила из той страшной ночи. Кроме одного. Там был парень. Вместе с дядей. И самое странное, он вовсе не выглядел испуганным или волнующимся. Напротив, незнакомец улыбался, сплетая свои темные арканы и получая удовольствие от беззакония. Он был темный насквозь, несмотря на свои белые волосы.

И спустя несколько лет Одри узнала его с первого взгляда. Те же белые волосы, синие глаза, бесшабашность и полное отсутствие совести. Лекс Раут, чернокнижник. Он воплощал в себе все, что девушка ненавидела, презирала и от чего бежала всю жизнь. Он был олицетворением ее чудовищ, образцом всего, что Одри ненавидела. Насмешливым и язвительным Темным, вором, убийцей и мерзавцем. И как велика подлость Бездны, что снова свела их вместе! Не только свела.

Сейчас, лежа на чужой кровати, находясь во дворце демонов Изнанки, Одри смотрела на спящего мужчину и размышляла о превратностях судьбы. Когда-то она верила, что Богиня лишь искушает ее, подсовывая напасти и беды. Но самое страшное, что до конца Одрианна так и не поверила в Богиню Равновесия. И лишь теперь, в эту прекрасную и ужасную ночь на Изнанке она подумала, что на небесах все же существует кто-то, уравновешивающий добро и зло. Иначе что она делает в постели этого мужчины? И почему именно сейчас ощущает, что это самое лучшее и правильное место на земле? То, где она и должна быть.

Лекс лежал на животе, раскинув руки и ноги, словно даже сейчас, во сне, утверждал себя центром мироздания. И девушка улыбнулась. Как ни противилась она своим чувствам, но этот наглец поразил ее еще в самый первый раз, в ту встречу, о которой он даже не помнит. Тогда Одри смотрела и думала, как прекрасно быть настолько свободным. Лекс был абсолютно гармоничным в своей тьме, сросшимся со своим дурным характером и получающим удовольствие от любых действий — хороших или плохих. Он не мучился, пытаясь соответствовать чужим канонам, смеялся над правилами, с радостью нарушал их, а самое главное — бесконечно и всепоглощающе любил себя. И эта дивная любовь поразила Одри. Он настолько любил себя, что она, восхищенная, тоже его полюбила.

К сожалению.

Одри легла на бок, рассматривая мужскую спину с тугими мышцами, пугающие черные рисунки, следы шрамов, крепкий зад и волосатые ноги. Да, Лекса Раута трудно назвать красавцем. Но он всегда притягивал взгляд и всегда будил чувства. Чаще всего это было желание убить, конечно. Бесил Лекс невероятно, ему даже можно выдать какую-нибудь награду за умение доводить людей до невменяемого состояния! И по-хорошему надо было бы не валяться с ним в кровати, а треснуть как следует по этому лицу со сломанным носом! Но стоило вспомнить, какой он вывалился из портала — раненый, в крови, сизо-белый, как внутри снова появляется это желание сделать все, отдать все, лишь бы спасти…

И это тоже злило.

Одри тяжело вздохнула. Чернокнижник, мерзавец, сын Шинкара… Какие еще сюрпризы таятся в этом человеке? И самое ужасное — как ей относиться к этим сюрпризам?

Хотя… девушка усмехнулась. Хотя, чего еще ей бояться? Вся ее правильная и достойная жизнь отправилась псу под хвост, стоило встретить Лекса. Годы ее усилий он небрежно смахнул в Бездну одной своей кривой улыбкой. Насмехаясь и дразня, он вытащил из кокона благопристойности настоящую Одри, ту, которая наконец перестала бояться и поняла, чего на самом деле хочет. О нет, не спокойной и правильной жизни. Совсем нет!

И пожалуй, за одно это стоит сказать Лексу спасибо. Ну и еще за то, что пока оставалось маленькой личной тайной, лишь ей принадлежащим сокровищем.

Сейчас, рассматривая бесчисленные рисунки на обнаженном мужском теле, улыбаясь от невероятного удовольствия и положив руку на свой живот, Одри чувствовала себя какой угодно, но только не несчастной.

По правде, она никогда в жизни не была такой счастливой и живой. Наполненной. Дышащей. Чувствующей.

Вот только это не давало ответа на вопрос, что ей делать дальше. Потому что Лекс оставался свободным, а вот она… Она попалась безнадежно и навсегда, это Одри знала совершенно точно.

Положив голову на плечо Лекса, она тихонько вздохнула.

— Хватит ерзать, ты мне спать мешаешь, — проворчал тот. — И у тебя ноги холодные.

— Потому что с моей стороны покрывало мокрое, — тут же возмутилась девушка. — Потому что кто-то…

— Тихо.

Он прижал Одри к себе, не открывая глаз, и натянул сверху покрывало из чего-то мягкого и пушистого. И сухого. Тепло обволокло Одри уютным коконом, рядом с горячим телом Лекса она согрелась моментально. И, засыпая, подумала, что да, все-таки Богиня Равновесия существует.

ГЛАВА 19

Я полежал, прислушиваясь к дыханию Одри. Пришлось применить простенький аркан, иначе девушка так и ерзала бы по постели, не давая уйти. Так что я притянул златовласку к себе и мягко начертил символ на ее спине. Погладил тонкие косточки позвоночника, провел ладонью по нежной коже. Дыхание Одри выровнялось и стало медленным, глубоким.

И я открыл глаза. Слез с кровати, укрыл Одри одеялом и пошел искать свою разбросанную одежду. Что бы я ни говорил, но спать, пока не выясню, где мы и чем нам это грозит, не собирался. Быстро оделся, привычно проверил резерв силы и хмыкнул. Полный. Да что там! Через край переливается. Теперь понятно мое исцеление, дело не только в Одри. И возможно, моя рана затянулась бы и без женской силы. Но говорить об этом я не буду, к тому же мне понравился процесс. Даже сейчас, несмотря на шаткость положения, лицо не покидает блудливая и довольная улыбка кота, обнаружившего на своей крыше заблудившуюся кошку.

Поправил закатанные манжеты, глядя на Одри. Из кокона одеяла были видны лишь золотые пряди и нос. И мне даже захотелось плюнуть на свою неугомонность и снова устроиться на кровати.

Я плюнул. На пол. Потому что рано расслабляться, и так потерял кучу времени. Хотя… оно того стоило.

Кинул в рот остывший кусок мяса и шагнул к двери, намереваясь снести ее заклинанием. И каково же было мое удивление, когда обнаружил, что створка открыта! Я-то думал, нас держат под замком, оказалось — нет!

В коридоре топтался демон. Рогатый, с кожей цвета эбонита и бледно-желтыми глазами, одетый в кожаные штаны и с непонятной трубкой, пристегнутой к поясу. К последнему я присмотрелся внимательнее, чуяла душонка, что неизвестный мне предмет предназначен для убийства незваных гостей, а не для выпускания мыльных пузырей.

Скрестил запястья, размышляя, чем швырнуть в это чудовище, но не успел, демон заговорил:

— Лекс Раут, Ослепительная Лирис ожидает вас.

— Даже так? — удивился я.

Демон кивнул.

— Да. Она велела сопроводить вас, как только вы покинете комнату.

— Интересненько, — протянул я. И с чего это демоница взяла, что я решу прогуляться? Или хорошо знает людей? Если так, то опять же — откуда?

— Остальных тоже велели к ней проводить?

— Лирис ответит на вопросы.

Да, разговорчивым демон не был, приятным — тоже. Но его речь оказалась гораздо понятнее, чем шипение приграничных стражей.

— Лирис так Лирис. Веди к этой красотке!

Верхняя губа чудовища вздернулась, обнажив внушительные клыки, правая рука вмиг трансформировалась в лезвие.

— Советую выбирать слова, человек, — прошипел демон, буравя меня глазами. Я примирительно поднял руки и забубнил:

— Прости, сам я человек глупый, академий не заканчивал, этикету не знаю, мозгов не имею…

— Иди за мной. И не смей оскорблять повелительницу огненных ларов, — мотнул головой демон, но лезвие исчезло, вновь став рукой с черными когтями. Уловка, на которую велись все стражи Кайера, сработала и здесь. Огненные лары, ну надо же! По мне так демоны они все! К тому же Лирис я не оскорбил, а сделал комплимент, но урок понял и впредь воздержусь.

— Иди!

— Так уже топаю, — отозвался я, ласково улыбаясь и навешивая на дверь комнаты оглушающую трещотку. Заклинание, конечно, не остановит этих громил, надумай они войти, но точно поднимет на уши весь дворец. Ну и я услышу. Запечатывать дверь чем-то серьезным не стал, решив не провоцировать.

Мы двинулись по коридору, насколько я запомнил, минуя зал, в который нас притащили, и устремились влево. Рассматривать интерьер было некогда, хотя хотелось. Назначение некоторых предметов я даже не понимал, вот например: зачем на потолке странные красные шары или в углу палка с висящими гроздьями кристаллов? Украшение? Вряд ли, магией разит. Но что это, я так и не понял, как ни пытался.

Впрочем, были мысли и позанятнее. Например, на кой демон я понадобился этой блистательной Лирис?

Хотя вот это я сейчас и узнаю.

Мы остановились у дверей, по которым стекала черно-красная лава. После череды приветствий и должных церемоний демонов створка наконец, распахнулась, и меня впустили внутрь. Любопытства ради я ткнул пальцем в лаву и зашипел.

— Зараза!

— Горячо? — весело спросила хозяйка дворца. Она сидела на кушетке, выполненной в форме какого-то диковинного зверя, наподобие ягуара. Правда, когда встала, кушетка потянулась и отошла в угол. — А для обычного человека и вовсе смертельно. Но жар из сердца Пылающего Мира тебя лишь обжигает, не так ли, Лекс Раут?

— Пылающий Мир? — поднял я бровь, осматриваясь.

— Эрра. Так мы называем его, — похоже, у Лирис было отличное настроение, ее лицо не покидала улыбка. Надеюсь, это не предвкушение вкусного ужина со мной в качестве главного блюда. Дамочка, конечно, очаровательна, но я предпочитаю блондинок. — Вы говорите — Изнанка.

— Знаешь о нас?

Лирис рассмеялась.

— Конечно. Больше, чем хотелось бы. А вот ты о нас — нет. Хочешь узнать, Лекс Раут?

— Если честно, я хочу вернуться домой и выпить пару кружек хелля со знакомым некромантом, — осторожно начал я, глядя в глаза демоницы и пытаясь понять, что за игру она ведет.

— Для начала я покажу тебе кое-что, — отмахнулась Лирис. Она отошла к стене и провела рукой вдоль красной линии. Каменная кладка дрогнула и сдвинулась, открывая полукруглую площадку-террасу.

Не глядя на меня, демоница вышла на нее, я, пожав плечами, следом.

— Впечатляет, Лекс Раут? — насмешливо спросила Лирис.

О да, впечатляет. Я промолчал, хотя, наверное, у меня все читалось на лице. Возможно, там был даже шок.

Я всегда думал, что Кайер — центр цивилизации, что лучше и красивее его нет и не может быть. Но я ошибался. Город, лежащий внизу, несомненно, поставил бы Кайер на колени. Высокие здания из камня и стекла, улицы, вымощенные красным и белым камнем, арки-переходы, как в Эльхаоне, и множество бронзовых драконов, что скалились на нас с крыш, мостов и галерей. В небе парили огромные воздушные змеи, назначение которых я тоже не знал, между ними теснились дирижабли и юрко сновали маленькие полукруглые штуковины. Когда одна из них пронеслась достаточно близко, я рассмотрел сидящего внутри демона. Слева от города виднелась та самая лощина Ветряных Крыльев, где нашли нас. Быстро вращающиеся лопасти слабо искрились, и даже я почувствовал поток магии и силы, идущий из лощины. Вдали лениво перекатывалась по черным берегам лава, множество огненных струек, словно ветви дерева, оплетали город, наполняя его живым теплом.

Это был изумительно красивый и пугающий город.

— Что с твоим резервом силы, Лекс Раут? — насмешливо спросила Лирис, отрывая меня от созерцания. Я повернул голову, глянул сверху вниз.

— Не жалуюсь.

— Я думаю, что он никогда не был таким полным, — снова расхохоталась демоница. — Как думаешь, почему? И почему ты попадаешь в мой мир снова и снова? Мои стражи ждут тебя у границ уже давно.

— То есть ты знаешь ответ? — съязвил я.

— Конечно. Хочешь расскажу?

— Смотря что потребуешь взамен.

— У тебя очень плохое воспитание, Лекс Раут, — поцокала языком Лирис. — Разве я не могу порадовать… ммм… гостя… просто так?

— Ну, разве что радостные гости сочнее, — брякнул я.

Лирис уставилась изумленно, а потом начала смеяться.

— Первозданный огонь! Ты думаешь, я хочу тебя съесть? Шантал, он думает, что я буду его есть! — крикнула демоница одному из черных стражей, что стоял у дверей. Тот издал что-то похожее на звук лезвия, скребущего стекло. На смех это было мало похоже.

Лирис снова повернулась ко мне. Сделала пару шагов, оказавшись совсем близко, и сказала:

— Ам!

Я отпрыгнул в сторону, чем вызвал очередной приступ веселья. Правда, он прошел, когда Лирис увидела мои горящие пальцы, скрещенные для аркана. Махнула рукой напрягшимся стражам и мягко положила ладони на мои руки. Прямо на тлеющие искры.

— Какой… огненный, — промурлыкала демоница с явным удовольствием. — Я думала, что в тебе лишь магия Шинкара.

— Знаешь его? — вскинулся я, убирая свои руки. Странно, но от прикосновения Лирис мой огонь утих.

— Лучше, чем хотелось бы, — тут же нахмурилась она. И вздохнула. — Шинкар рожден в Эрре.

Я поднял брови, но промолчал, решив не перебивать.

— В Эрре проживают огненные и пепельные лары. Пепельных ты уже видел, это стражи и воины, они слегка отличаются от нас с тобой. Некоторые незначительно, другие совсем непохожи на людей. В их крови нет огня, лишь остывший пепел. Магии в них тоже нет, зато пепел делает их невероятно сильными и дает способность к трансформации частей тела. Пепел подвижен, он легко обращается сталью. Или камнем. А вот огненные — другие… Те, в ком горит живой огонь — сильные маги. Шинкар был таким. Он известная личность, к сожалению — печально известная. Один из тех, кого здесь называют «поцелованные пламенем». Люди, в чьих жилах оказалось столько же огня, сколько и крови. Я тоже поцелованная, только такие могут занимать престол, сделанный из неостывшей лавы, и править Эррой.

Так-так. Значит, папочка относится к привилегированной части Изнанки.

— Шинкар принадлежал роду черного пламени, что правил пять сотен лет назад. В Эрре четыре рода, и каждый цикл на престол восходит новый правитель. Но Шинкар не собирался ждать своей очереди.

— И? — поторопил я. — Постой… неужели он сверг правителя?

— Попытался, — Лирис нахмурилась. — Но заговор не удался. Его отец — правитель Эрры — наложил на сына заклятие вечности и отправил в изгнание. В мир людей.

— Он наказал его бессмертием? — хмыкнул я.

— Изгнанием, — поправила Лирис. — Жизнь на чужбине это наказание для наследника престола. Шинкар ушел со своими гарнизонами, но годы шли, пепельные — умирали, а Сивлас оставался один.

Я снова хмыкнул, а Лирис продолжила:

— Годы прошли, наши правители снова сменились. Когда к власти пришел род красного огня — мой род, я решила, что Шинкар достаточно наказан. — Она помрачнела. — И на свою беду вернула его. Целый год он был образцовым ларом, а потом…

— Попытался убить тебя и захватить трон? — поднял я бровь. Право, женщины — такие женщины! Хоть у людей, хоть на Изнанке!

— Да, — нахмурилась правительница. — Но меня вовремя предупредили, и Шинкар снова пробил грань и сбежал в мир людей с несколькими своими приспешниками.

— Подлец! — почти восхитился я.

— Да. Не просто сбежал, но и забрал… кое-что ценное. Кое-что мое.

— Фамильную тиару? — рассеянно уточнил я. Значит, Шинкар родом с Изнанки. Не удивительно, что он настолько силен.

— Но зачем Шинкар раз за разом пытается вновь открыть проход? — задумался я. — Он делал это неоднократно! Интриговал, втирался в доверие императорским наследникам, убивал и охотился за артефактами!

— Ты не понял? Шинкар хочет вернуться. Он изгнанник и более всего жаждет вернуться в Эрру и снова занять престол. А я делаю все, чтобы не пустить его.

— Но почему ты его просто не убила? Открыла бы проход, раз ты это умеешь, и воткнула нож в глаз мерзавца! — возмутился я. Подумать только! Вот женщина, что с нее взять! Если бы она размазала Сивласа в свое время, мне не пришлось бы умирать на алтаре!

— Я не могу его найти, — огрызнулась Лирис. — Думаешь, Шинкар дурак и не предусмотрел такой возможности? Он мастерски умеет скрываться и менять личины. К тому же есть два ограничения, которые я не могу нарушить. Четыреста лет назад объединенным советом пламени была принята конвенция о закрытии всех проходов в мир людей. Иногда происходят прорывы с обеих сторон, но чаще оттого, что глупые человеческие чернокнижники истончают границу! Чтобы предотвратить это, мы даже пустили в Эрру человека, известного мыслителя, и он написал о наших требованиях. Ты должен знать этот свиток, Люк назвал его Манускрипт Артахх. Скорее всего, это главный документ вашего мира.

У меня отвисла челюсть, а потом я начал смеяться.

— Манускрипт Безумного Люка? У меня для тебя плохие новости. Его сочли чокнутым за постоянные рассказы об Изнанке, а его свиток никто не может прочитать. То, что там написано, кажется полным бредом!

— Но как же… — изумилась Лирис. — Мы считали, люди поняли послание Эрры!

— Ладно, с послом человечеству вы явно облажались. Что там со второй причиной? — хмыкнул я.

Лирис посмотрела на меня как-то странно.

— У нас нельзя убивать отца своего ребенка.

Моя челюсть отвисла и отдавила мне ноги.

— Ну и вкус у тебя, — не сдержался, хмыкнув.

— Попридержи язык, Лекс Раут! — рявкнула демоница, впрочем, особой злости я не почувствовал. — Ты ничего не понимаешь… Шинкар очень обаятелен… иногда. Как и все инкубы.

И, к моему изумлению, Лирис покраснела. А я задумался. Ребенок? Лирис сказала, что Шинкар помахал ей рукой, прихватив кое-то ценное. Раздери меня умертвие! Догадка заставила меня прищуриться.

— Нет, — припечатал, глядя на ожидающую демоницу.

— Да, Лекс Раут, — она скромно улыбнулась.

— Нет, нет и нет! — возразил я. — Это бред. Я сейчас проснусь и пойму, что перебрал черничной настойки. Надо только…

Лирис протянула руку и ущипнула меня так, что я подпрыгнул.

— Больно же, смрадная задница! Ну, то есть не ты, а так, к слову… И нет, я отказываюсь в это верить.

— Придется. Ты мой сын и поэтому слышишь мой зов. Огонь нашего мира тянет тебя сюда снова и снова, Лекс Раут. Здесь ты восполняешь резерв, сюда попадаешь, когда находишься на грани со смертью.

Я поднял ладони, прерывая ее слова.

— Черничная настойка! Боги, пусть это будет она! Хотя… — мысли в голове застучали со скоростью топора в руках мясника. — Погоди-ка… Если я твой сын, уж не хочешь ли ты передать мне трон? Ну, или что там у вас передается? Огненный скипетр и корона из углей? Ты для этого хотела меня увидеть? Так, что ли?

Перспективы, конечно, пугали, но в то же время… Чем я не принц? Если одежку сменить, конечно. И расчесаться. И побриться. И отучиться сквернословить. И разобраться во всех этих дворцовых этикетах…

Вот Грох четвероногий!

Нет, не принц я. Даже не рядом.

Не знаю, до чего я дошел бы в своих фантазиях, но тут увидел, как подрагивают губы моей собеседницы. Назвать ее по-другому у меня язык не поворачивался. Не выдержав, она расхохоталась.

— Уже примерил корону Эрры, Лекс Раут? Должна тебя огорчить — тебе это не светит. У меня есть официальные наследники. Связь с Шинкаром была кратковременной, а ты оказался неожиданностью. Но я любила тебя, — она стала серьезной. — И искала все эти годы. Но, во-первых, как я и сказала, у нас запрещен проход в мир людей, а во-вторых, твоя кровь спала. Я не чувствовала тебя и боялась, что Шинкар… виноват в твоей смерти. И лишь недавно я ощутила эту связь! Бесконечный жар! Знал бы ты, как я обрадовалась! Я велела стражам границ искать тебя и каждый день зажигала огонь у храма Пылающих, надеясь, что он приведет тебя в Эрру!

Я молчал, рассматривая город внизу. Да уж, новости. Хотя стоит признать, я не такой дурак и кое о чем начал подозревать уже давно. Если бы Изнанка была враждебна, я не уходил бы каждый раз с полным резервом. Сложить два и два сумел даже я. Конечно, не ожидал, что Шинкар такая гнида. Оказывается, он не только сделал меня мамочке, но и решил использовать как марионетку и обратный билет в этот мир. Вот сволочь! Найду и убью!

Если бы все сложилось по-другому, я мог бы жить здесь. Я вырос бы в этом дворце, окруженный услужливыми демонами, любовался бы на пылающую реку и бронзовых драконов. Может быть даже освоил бы полет в той круглой штуке. Мои волосы остались бы темными, нос — целым, а на теле не было бы ни одной руны. Я не знал бы, что такое холод и голод, не скитался по окраинам Кайера, не отбирал еду у собак и нищих. Не научился бы воровать, не попал бы к Кархану, не придумал бы несколько новых арканов, чтобы сберечь свою дырявую шкуру… Да, это была бы совсем другая жизнь.

— Ты ничего не хочешь спросить? — тихо сказала Лирис, заглядывая мне в глаза.

— Спросить? — я потер подбородок. Да, надо побриться. — Пожалуй. Что эта за хрень с кристаллами у тебя в коридоре?

Ошарашенное лицо Сиятельной Лирис слегка подняло мне настроение.

— Что? Ты имеешь в виду освежитель? Это хрусталь из подземных пещер, он переносит во дворец целебный поток воздуха. — Она сглотнула. — Это все, что ты хотел узнать, Лекс Раут?

— Лекс. Люди говорят просто Лекс. Надо же — освежитель… занятно. — Снова потер подбородок и широко ухмыльнулся. — Брось, не смотри так. Я совсем не жалею о своей жизни. О смерти — немного, я обошелся бы без того алтаря Шинкара и острых ощущений на нем. А в остальном… Я принадлежу миру людей, и мне там просто по-демонски нравится. И моя непутевая жизнь мне тоже нравится. — Склонился ниже, усмехаясь в лицо демоницы, и добавил язвительно: — Мамочка.

Она расхохоталась, откинув голову.

— Тогда побудь моим гостем, Лекс. Я расскажу тебе об огненной жиле недр, чьи капли текут в твоей крови. — И увидев мой скептический взгляд, вздохнула: — Магия, несносный человек. Я расскажу тебе, как ею пользоваться и как увеличить резерв.

— А вот это уже интересно! — оживился я. Мы развернулись к двери, когда дворец словно содрогнулся. Выплеск магии ощутил и я, и Лирис, невидимая волна прошила нас сотней игл.

— Что это? — прохрипел я.

ГЛАВА 20

Флай настороженно смотрел на девушку напротив. Темный артефакт, вот кто она. Не человек. Это приходилось напоминать самому себе каждый раз, когда он видел черные волосы, рассыпанные по плечам, губы цвета спелой вишни, точеный носик, яркие глаза и тело, на которое принц изо всех сил пытался не смотреть. Но как не смотреть, когда вот оно, почти под носом. Сидит, такое все расслабленное, нежное, чувственное, манящее… Тело. Ну, то есть Ланта. С телом. Вот же, святая Присцилла, дай ему сил!

Мысленное упоминание безгрешной жрицы Богини не помогло. Ни Ланта, ни ее тело никуда не делись.

И Харт обреченно сглотнул, надеясь, что звук вышел не слишком громким.

— Очень вкусно! — радостно объявила девушка, слизывая с пальцев персиковый сок.

Харт снова сглотнул. Темный артефакт. Книга. Не человек. Нельзя…

— Хочешь попробовать? — Лантаарея хлопнула ресницами и протянула ему сочную мякоть на ладони.

Попробовать он хотел, правда, не фрукт.

— Я не люблю персики, — голос прозвучал хрипло.

— Попробуй! — Ланта придвинулась еще ближе, почти касаясь бедром его тела. — Уверена, тебе понравится.

Если бы не ее выражение лица — невинное, словно у той самой Присциллы, Харт подумал бы, что она его соблазняет. Такие мысли уже появлялись у принца. Когда девушка отправилась с ним гулять по подземелью Речной Тины, когда выразила желание поселиться рядом с ним в Эльхаоне и особенно, когда они остались вдвоем в Кайере. Ланта почувствовала неладное за миг до того, как они вышли из портала, и успела сменить облик. В столицу империи принц вышел с книгой под мышкой, на которую никто не обратил внимания. Правда, потом они оказались заперты в комнате, защищенной магией. Воспользоваться силой Ланты Харт не мог, потому что был Светлым. Это невероятная насмешка судьбы — оказаться в заключении с одним из сильнейших артефактов, но не иметь возможности взять и толику этой силы!

Не имея возможности взять… ничего!

Однако там, в запертой комнате императорского дворца, Харт не раз ловил себя на том, что ему совсем не хочется ее покидать. Конечно, он дико волновался за сестру, не понимал, что происходит, но его заключение не было ужасным. И лишь благодаря Ланте. Разговаривать с девушкой было невероятно интересно! Она рассказывала ему о мире, в котором не было Кайера и росли белые деревья илландры, о маленьком городке на берегу реки, что билась хвостами рыб о каменные пороги и бурлила на черном песке. Там жила Ланта до того, как ее приговорили к ритуалу.

Он слушал, а потом незаметно для себя поведал о своем детстве, о жизни во дворце, об ответственности старшего принца, что всегда была скалой, лежащей на плечах. О том, что ни разу не был на берегах Аль-Майера, где можно лежать на листьях огромных кувшинок и смотреть на звезды.

О том, что хотел бы съездить туда.

И промолчал, что желал бы взять ее с собой.

В той закрытой комнате ему казалось, что вся обстановка пропиталась его желанием. Чувственностью. Грешными мыслями. Трудно оставаться праведником, когда сидишь на одной кровати с самой потрясающей и красивой девушкой на земле.

И этой девушке совершенно несвойственна стеснительность! Когда Ланта вышла из купальни обнаженной, Харт чуть не сорвался. Отвернулся, буравя взглядом стену и вспоминая свою родословную до самого Вельха Одноглазого — основателя династии! Его портрет украшал главный императорский зал дворца, и там красовался жуткий тип с пустой глазницей и лысым черепом. Образ Вельха всегда помогал Харту сосредоточиться и отвлечься от ненужных желаний.

Но в этот раз одноглазый предок оказался бессилен. Он пал в бою с нежной красавицей, что одним своим появлением могла поставить на колени не только основателя, но и всю императорскую династию. По крайне мере, ее мужскую часть.

— Ланта, — проскрипел Харт, не оборачиваясь. — Ты не могла бы одеться?

— Что? Одежда? Ах да. Я вечно забываю. Просто там, где я жила, люди ходили в легких шитонах, никого не смущала нагота. Это ведь естественно… Но Лекс говорил, что сейчас так не принято, и люди скрывают свои тела. Да, я просто забыла. Прости.

За спиной шелестела ткань, и Харт прожигал дыру в стене. Помимо Вельха, в его роду была еще сумасшедшая старуха Литруда, любившая разгуливать по дворцу в белом покрывале и с размалеванным углем лицом.

Да, да, Литруда. Лицо. Простыни… Такие льняные отбеленные простыни, на которых чернеют волосы Ланты… И разметалось ее тело — сочное, мягкое, желанное…

Он задышал интенсивнее…

Если бы не появление Лекса в тот день, вряд ли геральдика помогла Харту. Но Богиня Равновесия, похоже, решила добить наследника. Потому что снова оставила его с Лантой наедине. И теперь у его лица находится ладошка девушки.

— Ну же, попробуй, — убеждала Лантаарея. — Вкусно!

Флай осторожно лизнул, пытаясь вновь вспомнить предков. Но они покинули его разум, поняв, что потомок безнадежен.

— Нравится? — глаза Лантаареи сияли звездами.

— Очень, — честно сказал Харт и снова лизнул. Вкус персика смешался со вкусом женской кожи. — Очень-очень…

Мякоти на руке не осталось, но это не помешало принцу снова пройтись языком от пальчиков до запястья.

— Еще виноград, — загадочно улыбаясь, объявила девушка. Взяла из вазы гроздь с золотистыми ягодами, положила одну Флаю в рот. Тот раздавил тонкую кожуру и губами задержал женский пальчик.

В конце концов, разве они не на Изнанке? И разве это не последняя ночь в его жизни? Очень вероятно. Так почему бы не позволить себе… есть виноград из рук черноволосой соблазнительницы?

— Еще? — промурлыкала она.

Харт кивнул, не сводя с нее взгляда. На девушке колыхалась легкая тонкая ткань цвета бирюзового неба. Шелк скользил по точеной фигуре, обнимал изгибы и спадал складками к ногам.

Дразнил, а не скрывал.

Вторая ягода легла в рот, и пальчики задержались у губ, тоже провоцируя.

— Ланта, — позвал Харт. — А ты что-нибудь знаешь о…

Поперхнулся, не сумев договорить.

— О чем, мой принц?

— О том, чем занимаются мужчина и женщина. Иногда. Когда остаются наедине.

— Разговаривают? — Ланта похлопала ресницами.

— Эм-м, я имел в виду несколько другое, — безнадежно пробубнил принц, не зная, что говорить. Пытаться объяснить? Или сразу приступать к действиям? А вдруг она испугается и исчезнет или снова станет книгой на самом интересном моменте… Такого конфуза его мужская гордость может и не пережить!

— Едят персики? Пьют вино? — продолжила Ланта. Ее вишневые губы чуть подрагивали, словно девушка сдерживала улыбку.

— Для начала, да, — Харт вздохнул. Красавица была слишком близко. Демонски, непозволительно близко!

— А потом? — широко раскрыв глаза, Ланта наклонилась над сидящим на полу принцем. Они устроились прямо на ковре, потому что в этой комнате не оказалось стола.

— Потом иногда они делают так, — тихо сказал принц и тронул губами рот девушки. Очень мягко, почти невесомо, опасаясь напугать. Лизнул губу, нежно поласкал языком, втянул в рот. Проделала то же самое с верхней. И лишь потом коснулся ее языка, самого кончика.

— О, после персиков они начинают есть друг друга? — восхитилась Ланта.

— Скорее, просто пробовать, — прохрипел Харт. — На вкус.

— И какая я на вкус?

— Лучше ягод. Гораздо лучше.

Языки снова встретились, губы соединились. Разум покинул принца, проиграв бой невыносимому желанию. Его изучение женского рта стало напористее и жаднее, пальцы зарылись в черные волосы Ланты, притягивая ее ближе.

— Гораздо… гораздо… вкуснее… — шептал принц, поглаживая женское тело сквозь тонкий шелк. — Боги… Какая же ты вкусная…

Гастрономический бред, срывающийся с языка, заставил бы принца презрительно поморщиться, будь он в своем уме. Но сейчас он мог говорить лишь эту банальную глупость и сдерживать себя.

— А я больше люблю персики, — промурчала Лантаарея и сдержала его ладони, что теребили край шелка.

Харт застыл, судорожно хватая воздух. Испугал? Или она просто не хочет продолжать? Богиня Равновесия, дай ему хоть малую толику спокойствия!

— Жаль, — выдохнул он.

— Да, — сладко улыбнулась Лантаарея. — Есть я предпочитаю персики. Но разве ты этим хотел заняться, мой принц?

Он внимательно всмотрелся в синеву ее глаз. В бездне взгляда плескалась насмешка и…

Желание? Он правда увидел его?

— Ланта, ты точно не знаешь о… — с подозрением спросил Харт.

— О чем, мой принц? О том, как люди делают детей? Или чем занимаются по ночам? — Ланта рассмеялась. — Ты думаешь, что я могу этого не знать после общения с Лексом?

— Он… у вас… у вас что-то было? — Флай сжал кулаки, не ожидая, что эта мысль вызовет внутри такую ярость. Надо убить чернокнижника! Придушить голыми руками…

— Нет, — снова рассмеялась девушка. — Нет. Он мой друг. И я заглядывала в его мысли пару раз. Но ты… — она провела пальчиком по груди Харта. — Ты совсем другой… Я не вижу твоих мыслей. Не понимаю намерений. И устала ждать, когда же решишься!

— Решусь?

— Да! Что я ни делаю, ты лишь отворачиваешься, мой принц! И я уже схожу с ума, не зная, как получить тебя…

Они выдохнули одновременно и вцепились друг в друга тоже одновременно. И все же, несмотря на сжигающее его вожделение, Харт не торопился. Он хотел максимально растянуть удовольствие, уже зная, что оно будет лучшим в его жизни. И желая дать лучшее ей.

— Я ждала тебя очень долго, мой принц… — шептала Ланта, когда он целовал ее тело, наконец освобожденное от шелка.

Он ждал ее еще дольше. Кажется, всегда. И даже до того, как пришел в этот мир. Возможно, он начал ждать где-то там, у дикой бурлящей реки, окруженной илландрами.

Ее тело было создано для него. Она вся была создана для него, в этом Харт был совершенно уверен. Он не мог оторвать глаз от легкого румянца на белой коже, от приоткрытых губ, от таких восхитительных изгибов. И других частей своего свихнувшегося организма он тоже не мог от нее оторвать. И даже если ночь действительно окажется последней, то за нее не жалко и жизнь отдать.

Они так и лежали на полу, потому что кровать, стоящая в нескольких шагах, казалась невероятно далекой.

— Ах, — выдохнула Лантаарея. — В мыслях Лекса все было не так…

— Тебе плохо? — глупейшим образом спросил принц. Конечно, плохо. А еще больно, потому что он был первым… И не может ей быть хорошо по определению.

— Мне прекрасно, — как и сотни женщин до нее сказала Лантаарея, обвивая тонкими руками мужскую шею.

Волна силы выгнула ее тело, покидая человеческую оболочку. Все, что было заключено в невинную девушку, исчезло, взорвалось, прошив насквозь и дворец, и демонов, и людей. Здание дрогнуло, но устояло. Впрочем, ни Харт, ни Ланта этого почти не заметили. Они продолжили рывки навстречу друг другу, не желая отвлекаться на такую мелочь, как разрушение древнего заклинания.

Харт не знал, что близость с любимым мужчиной вернет Лантаарее ее первоначальную суть. Два условия освобождения всегда казались самой девушке невозможными. Ее должны были сделать свободной, не взяв. А потом взять, сделав свободной.

Но на самом деле в эти минуты она не думала о проклятии. Лишь о мужчине, что двигался над ней и в ней. И она улыбалась, цепляясь за его плечи, обжигаясь о его поцелуи, улетая в небеса от его тихих стонов. Ланта с первого взгляда готова была на все, лишь бы почувствовать его, узнать его, стать — его. Ее принц…

ГЛАВА 21

Солнце еще не осветило дирижабль, висящий над дворцом Кайера, а Армон уже вновь стоял у поместья Раутов. Но за прошедшую ночь здесь ничего не изменилось — окна оставались по-прежнему темными.

Крис не отправился с Армоном, но попросил дать обещание, что рихиор вернется, если не найдет друга. Или если найдет. Люмис жаждал поближе узнать Лекса Раута. И вручил Армону коробочку с пауком, чтобы отдать новому владельцу, если Лекс все же объявится.

Но, увы, бывшего напарника в поместье снова не оказалось.

Армон обошел здание по кругу, решая, что делать. А потом решительно двинулся в сторону улицы Железного Всадника. Там, в глухом переулке, он отыскал неприметную дверь и внимательно осмотрел знаки защиты. Магией Армон владел плохо, слабые способности рихиоров позволяли лишь самые простые вещи. Но сейчас он смог увидеть, что защита обновлена, значит, Лекс был здесь.

Раньше охранная сеть была настроена так, чтобы пропустить Армона, а что теперь? Рихиор надеялся, что и сейчас сможет войти, ведь, захоти Лекс скрыть эту дверь, Армон вовсе ее не увидел бы. Он осторожно протянул руку, ожидая магического удара, и дернул за кольцо на створке. Со скрипом та поддалась и распахнулась. Тайным ходом рихиор прошел до подвала Раутов, минуя еще одну дверь, и вошел в поместье.

Как он и думал, внутри никого не оказалось. Защитные руны мерцали желтым цветом на дверях и окнах, оберегая от незваных гостей и, банально, воров. Несколько лет назад, еще будучи напарниками, Лекс и Армон договорились о тайном ходе, что позволит рихиору войти, не привлекая внимания возможных наблюдателей. И вот сейчас чернокнижник снова настроил заклинание так, чтобы Армон смог попасть внутрь.

Но почему? Или он просто обновил прежний аркан, забыв о допуске рихиора?

Загадки… Обойдя дом и обнюхав мебель и вещи, Армон сделал несколько выводов. В поместье помимо самого Лекса побывали Ник, Лира, Здоровяк и Одрианна. Запахи примерно недельной давности, и в это же время произошли события во дворце. После этого в поместье никто не появлялся.

И Армон был уверен, что заварушка на балу не обошлась без участия его темного приятеля. Но, Великие Духи Леса, что именно произошло и куда все они делись потом? Люмис сказал, что похитители принца открыли портал, который не смогли отследить даже эскандоры Бастиона Ловцов. А это, на минуточку, самые сильные маги Империи! Куда можно провалиться так, что не осталось даже следов?

— На Изнанку, — хрипло сказал Армон, вздрогнув. — Можно провалиться на Изнанку. И ни один маг не найдет остаточную нить перемещения!

Неужели он прав?

От беспокойства Армон зарычал, частично меняя форму. Здесь, в Кайере, он был слишком далеко от своей стаи, и уровень контроля снова падал. Не только стае нужен альфе, но и вожаку необходима стая. К тому же Армон дико скучал по Сойлин. Они расстались как-то скомканно, не сказав что-то важное и необходимое, и от этого внутри глухо ворочалась тоска. А еще — беспокойство. Как ни убеждал себя Армон, что Ромт позаботится о его крылатой девочке, на душе было неспокойно. И все казалось, что с девушкой случилась беда.

— Я просто влюбленный дурак, — Армон потер лицо, усилием воли загоняя когти обратно под кожу. — И просто скучаю. С ней все хорошо.

Но слова, даже произнесенные вслух, не помогали. А значит, надо срочно найти Лекса и вернуться в Пустошь.

Или просто вернуться, плюнув на чернокнижника? В конце концов, пусть выпутывается сам!

Армон покачал головой. Плевать он не умел, даже на друзей с пометкой «бывший». Да и бывают ли друзья с таким грифом? Что бы ни говорил Лекс, он был и остается его другом. Не зря ведь пять лет назад Армон бросился в ледяную воду, чтобы вытащить плывущего вниз лицом чернокнижника? Раут много раз спрашивал, зачем рихиор сделал это. Но Армон не мог объяснить. В тот день он первый раз за полгода обернулся человеком. Плывущее тело он увидел звериными глазами и фыркнул, провожая взглядом «труп». А потом внутри возникло давно забытое чувство жалости. Человечность, что почти умерла в зверином обличье. После ухода из стаи Армон терял эту самую человечность каждый день, сходя с ума от горя. Для рихиора остаться без стаи — смерти подобно. Он и ждал этой смерти, блуждая по окраинам Кайера и задирая местных оленей и кабанов. В Армоне уже почти не осталось разума, и он был этому рад. Ведь разум означал воспоминания. О нем — молодом, глупом и самонадеянном, верящем, что сможет выстоять против любой угрозы. Серые, с рыжеватыми подпалинами звери явились с юга. На Серебряные Кроны частенько совершались набеги, слишком уж удачное место заняла стая, но всегда удавалось отбить наступление. Удалось и в этот раз.

Рихиоры загрызли часть рыжей стаи, их удалось прогнать, и Армон даже улыбался, празднуя победу… Вплоть до того момента, как увидел погибших. Свою пару и маленького сына, что по глупости бросился на захватчиков. Он слишком хотел вырасти, стать таким же сильным, как альфа…

Серебряные Кроны Армон покинул сам, сложив с себя обязательства альфы и добровольно отрекшись от сородичей. Стая молчала, провожая его, понимая, что Армон уходит умирать. Он больше не желал быть человеком.

В тот день он вышел к реке напиться, уже почти без проблесков разума и даже сожаления. Человек в нем исчез, уступив место хищнику, которого однажды пристрелят охотники на таких вот обезумевших рихиоров.

Зверь стоял на краю льдины и смотрел на барахтающегося человека. А потом взвыл, пугая воронье, и кинулся в воду, возвращаясь в человеческую форму. Обращение ломало кости, рвало сухожилия, и Армон почти захлебнулся от боли, но это было спасение. Тело, что он вытащил из воды, стало механизмом, запустившим маховик его человеческой сути.

Темного он вытащил, дотащил до брошенной лачуги в трущобах, разжег огонь. Армон отогрел и вылечил бредящего чернокнижника, пару раз снова обращаясь в зверя, но возвращаясь. Пока Лекс приходил в себя, сам Армон учился снова ходить на двух ногах и разговаривать. Получалось с трудом. Стоять вертикально было сложно, из горла вылетало лишь рычание, а воспоминания и отсутствие стаи ломали тело, снова выкидывая в звериное обличье.

Но Армон возвращался.

Через неделю совместного обитания в лачуге Лекс Раут очнулся, а рихиор научился оставаться в человеческой форме дольше, чем на десять минут. И, стащив сохнувшие на веревки штаны и рубаху, привел себя в относительный порядок.

— Мне нужен защитник, — сипло сказал чернокнижник, окинув взглядом заросшее лицо рихиора, желтые глаза и нервно скребущие лавку когти. — Тот, что прикроет мне спину и поймает вместо меня болт, когда он прилетит.

— Согласен, — прохрипел Армон, посчитав, что Духи Леса подарили ему второй шанс.

Стая в лице лишь одного чернокнижника. Шанс был ничтожным, но оказалось, что Армон сделал единственно правильный выбор, бросившись в ту реку. Вот только Лексу он не стал об этом рассказывать. Впрочем, рихиор был уверен, что Раут и так все знал. Его темный друг был удивительно проницателен, когда дело касалось его драгоценной персоны.

— Где же тебя носит, Лекс? — пробормотал Армон, заглядывая в очередную дверь. Это был кабинет, где бывшие напарники принимали заказчиков. — Хоть бы какой-нибудь знак оставил! Хоть бы сороку прислал, гад! — разозлился рихиор и замер.

Сорока. Весть. Вот что ему нужно! Между ним и Лексом до сих пор существует связь, а это значит, что магическая нить соединяет их!

— Отлично! — выдохнул Армон. Теперь он знал, что надо делать.

* * *

Через час рихиор стоял у двери «Подворотни». Внутри по-прежнему веселились сомнительные личности и развратничали на стенах некроманты. Но Армон явился сюда не для того, чтобы выпить или поглазеть на картинки.

— Хозяина позови, — велел он подавальщице.

— Здесь я, — весело хмыкнул Трис. — Давненько не заглядывал, Армон. Соскучился по моему хеллю?

Рихиор дернул ушами, ловя звуки, но никто на них не обращал внимания.

— Мне нужен наведенный сон, — тихо сказал он. Трис пыхнул своей трубкой, заставив чувствительного к запахам рихиора скривиться, и поманил в каморку за кухней.

— Располагайся, — кивнул некромант, закрыв за ними дверь. — Кого хочешь увидеть?

— Лекса, — вздохнул Армон, усаживаясь прямо на пол и прислоняясь к стене.

— Связь между вами есть? — Трис уже вытащил из сундука склянку, поболтал, рассматривая на свет.

— Есть. Смертельное заклятие, — бодро отрапортовал рихиор. Трис всмотрелся в пространство над головой Армона и хмыкнул.

— Ух ты, точно. И смерть-то такая гадкая, с удушением и разрывами кожи. Твой друг настоящий шутник!

— Да уж, обхохочешься, — буркнул Армон.

— Зато нить крепкая, — утешил Трис. — Сам знаешь, смертельные заклятия связывают двоих не хуже брачных обетов! — он весело рассмеялся и швырнул Армону склянку. Тот поймал, понюхал пробку, фыркнул от отвращения.

— Ну и гадость!

— Это тебе не старый добрый хелль! — глубокомысленно заметил Трис. — Это жижа из могильной ямы, смешанная с молоком горгульи. Ну и последний ингредиент — моя кровь.

— Мог и не уточнять, — Армон сдержал желание малодушно зажать себе нос.

— Шутишь? Это же главное развлечение в таком деле! — хохотнул Трис.

— У вас, темных, отвратное чувство юмора.

— Подожди, я еще не рассказал тебе о последствиях сна, — обрадовал некромант, устраиваясь на низкой кушетке и набивая свою вонючую трубку новыми травами. Нос Армона распознал запрещенные в Кайере растения — глюкнутую лынь, заставляющую видеть иные миры, бесенячую рушу, что мирного горожанина могла превратить в чокнутого убийцу, и улетайку-переплевалку, одно название которой говорило само за себя. Да уж, ему предстоит отличное путешествие. Трис поднес к трубке свечу и продолжил: — Итак, тебя ждут: тошнота, рвота, слабость, временные потери зрения, обоняния и чувствительности тела! Также возможны галлюцинации и паралич!

— Когда найду Лекса, врежу ему как следует, — мрачно изрек Армон, принимая из рук Триса чадящую трубку.

— Ну и главное! Если сдохнешь во сне, здесь тоже откинешь лапы! — радостно предупредил некромант. И утешил: — Но не переживай, я твою тушу подниму, будешь таскать тяжести. Моей Розе давно помощник нужен.

Армон настороженно дернул ушами, проклиная себя, своего пропавшего напарника и всю его темную братию. Отключаться рядом с Трисом особого желания не было, но рихиор не знал больше никого, кто мог навести зачарованный сон.

— Ладно, — глухо произнес он и одним махом вылил в рот тошнотворную жидкость из склянки, а потом сделал глубокий вдох тлеющих трав. — Отправляемся…

— Думай о своем друге. И да, скажи Лексу, что он мне денег должен, — пробубнил ему вслед Трис, но Армон его уже не услышал.

Его тело сначала стало таким легким, что приподнялось над полом, а потом истончилось, как дряхлая рыбацкая сеть. На миг рихиор завис, с недоумением озираясь, а потом вспомнил наглую ухмылку бывшего напарника, и его дернуло куда-то в сторону с немыслимой скоростью. Миг — и Кайер остался позади, еще миг — и Армон стоит на террасе, с которой открывается невероятный город. Поначалу даже почудилось, что он вновь в Эльхаоне, только таком, каким он был сотни, а то и тысячи лет назад. Живой, с каменными драконами и парящими в воздухе арками мостов и галерей.

И рядом с ним стоял Лекс, а за ним — незнакомая красавица с огненными волосами. И оба выглядели весьма удивленными.

— Не понял, — сказал Темный, подняв брови.

— Наведенный сон, — пояснил Армон.

— Это я как раз понял, — безмятежно отозвался Лекс. — Не понял, кто в Пустоши способен отправить твою тушу в полет. В Эльхаоне завелись некроманты?

— Я не в Эльхаоне, — помрачнел Армон. — А в Кайере. И хочу знать, какого демона происходит, Лекс?

— Не поминай рогатых на Изнанке, — хмыкнул друг и повернулся к женщине, что смотрела с явным любопытством. — Хм, Ослепительная Лирис, позволь представить моего бывшего напарника, Армона. Вернее, его астральное тело, реальное валяется в одной грязной Забегаловке Кайера, как я понимаю. Кстати, почему оно там валяется?

— Потому что я приехал за тобой! — рявкнул Армон, теряя терпение. Хотя рявкать, будучи полупрозрачным призраком, довольно сложно. — Лекс, я не буду спрашивать, почему ты здесь и что тут происходит, потому что мне все равно, где ты проводишь время! Хоть в притоне с фиалками, хоть на Изнанке! Но раз ты жив и здоров, то будь добр, притащи свой зад в Кайер! Надо поговорить. Кстати, что ты знаешь о похищении принца?

— Что оно прошло успешно.

— Я так и знал, что это твоих рук дело, — скрипнул зубами Армон. Помолчал и продолжил резко. — На Эльхаон было совершено нападение. Порталы я закрыл, но не успел узнать, кто это сделал. Думал, ты расскажешь больше. Никакой связи с тобой или принцем не было, мне пришлось прилететь самому. Что творится в империи?

— Прилететь? — хмыкнул Лекс и махнул рукой. — Ладно, потом объяснишь. Вот только я не знаю, что творится, Армон. Кроме того, что ловцы взяли меня за жабры и грозят воронкой лишения силы. — Лирис рядом с Лексом нахмурилась, переводя внимательный взгляд с одного мужчины на другого. На миг рихиору показалось, что она ему кого-то напоминает, но додумать он не успел. — Самое плохое, что эта воронка грозит не только мне, а всем магам, Армон! И что еще веселее, на троне Кайера сидит император, собственной персоной!

— То есть? — не понял рихиор. — Он же мертв!

— Вот и я так думал. Но когда был во дворце последний раз, то видел Фердинанда живым и величественным, как и прежде.

— Мне это не нравится, Лекс, — хрипло сказал Армон. Поднял руку и с удивлением увидел, что ладонь расплывается, словно дым на ветру.

— Возвращайся, — приказал Лекс, глядя на него. — Быстро!

— В чем дело? — ноги Армона тоже начали исчезать.

— С твоим телом что-то происходит, связь истончается! Возвращайся! — заорал чернокнижник. И вскинул руку, рисуя огненный знак. — Глас ироонт!

Армона сдавило, а потом выкинуло с террасы неизвестного города.

— Нет! — выдохнул рихиор. — Мне нужен еще один миг! Сойлин…

Лицо девушки на мгновение встало перед глазами. Но почему глаза крылатой закрыты, на щеке грязь, а сама она лежит на куче тряпья в какой-то темнице?

А потом его впечатало в собственное тело, да так, что он едва не испустил дух по-настоящему.

— Гнила-а-ая-а-а требуха! — взвыл рихиор уже в голос, мотая головой и пытаясь хоть что-то понять. Вокруг клубились серые вихри пыли и каменной взвеси. Армон оперся ладонью о пол, отдернул, поняв, что кожу распороло стекло. Вокруг царила разруха, где-то тонко кричала подавальщица. Каморка за кухней «Подворотни» оказалась полуразрушенной, в разбитое окно залетала гарь пожара.

— Что за хрень? — вновь ругнулся Армон, поднимаясь. Последствия наведенного сна давали о себе знать: его тошнило, в глазах двоилось, а то и вовсе зрение пропадало. Сил не было даже встать, но рихиор заставил свое тело повиноваться, сжимая зубы и тяжело втягивая воздух. Благо, помимо глаз у него был весьма чувствительный нос. Пошатываясь, Армон двинулся к выходу, хватаясь за стены, на которых угрожающе змеились трещины.

В зале было пусто, лишь громоздились перевернутые столы, и хрустели под ногами черепки разбитой посуды. Да подвывала в углу Роза — подавальщица. Увидев его, она взвизгнула и попыталась отползти.

— Я свой! — махнул рукой рихиор, тяжело опускаясь на лавку. — Армон, помнишь меня? Где Трис? Что тут произошло?

— Ужас какой-то! — вытаращила глаза подавальщица.

— На «Подворотню» кто-то напал? Ты можешь рассказать?

— Монстры! Чудовища! Хуже и не придумаешь! — затараторила Роза, комкая свой фартук.

— Чудовища? — озадачился Армон, ничего не понимая.

— Чудовища! — завыла подавальщица.

Рихиор прикрыл глаза. А потом открыл и рявкнул:

— Молчать!

Подавальщица осеклась на самой высокой ноте и замерла, словно жертва ледяного заклятия. Армон выдохнул.

— Так. Не выть. Отвечать по существу. Поняла?

Роза кивнула.

— Где Трис?

— Забрали.

— Кто?

— Чудовища!

— Как они выглядели? — продолжил допрос Армон, ожидая услышать описание какой-нибудь местной банды или даже ловцов. Но услышанное заставило его нахмуриться.

— Железные монстры! — снова всхлипнула девушка. — С ужасными красными глазами и паром, валящим из их тел! Они были из железа, понимаешь? Целиком! И все это двигалось с таким ужасающим скрипом, грохотом и скрежетом!

— А люди? С ними были люди? — Армон ничего не понял. Может, Розе почудилось от страха?

— Да, — неуверенно произнесла подавальщица, терзая свой подол. — В черных мантиях… Железные снесли дверь и все здесь разгромили. А потом забрали Триса. На них не действует магия! — Роза захлебнулась от ужаса. — Совсем! Никакие заклятия!

Армон скривился. Да уж, новости. Если девушка говорит правду, то в Кайере дела хуже, чем он думал. Железные монстры? Что это еще за ерунда?

Он потер виски, пытаясь стряхнуть чары наведенного сна, и ободряюще похлопал девушку по плечу.

— Не реви, я поищу Триса. Не знаешь, куда его увели?

— Все так быстро случилось, — всхлипнула Роза. — Они даже ничего не сказали. Связали его и утащили. Наверняка в застенки!

— Все будет хорошо, — мрачно пообещал Армон и тяжело поднялся. Ему бы полежать пару часов, но — увы. Дернул ушами, прислушиваясь. В городе что-то происходило. И, Вечные Духи, что-то весьма неприятное! Чуткий слух рихиора уловил и вой сирен, и крики горожан, и какое-то лязганье…

— Мне надо идти.

— Будь осторожен, — всхлипнула Роза.

Армон кивнул и двинулся к двери, обходя разбитые столы. Солнечный свет на миг ослепил, стоило открыть дверь. А потом в лицо хлынули запахи: земли, свежей молодой травки, конского навоза, гари, машинного масла и железа! Последние Армон узнал сразу, он достаточно времени провел, копаясь в различных механизмах. И пошел на этот запах, усиливающийся с каждым шагом. Навстречу неслись перепуганные люди, мальчишка-лавочник бросил свой поднос с булками и улепетывал, сверкая пятками. А уже на соседней улице рихиор понял и причину всеобщего страха, и то, что Роза не врала.

По Кайеру шагали отряды железных солдат. Жуткие создания с бочкообразными телами, квадратными головами и руками-ногами на шарнирах. Рта и носа не было, зато на железе краснели глаза-лампочки, а из ушей валил пар, охлаждая системы внутри этих механизмов. Вместо двух рук у многих было четыре, и каждая заканчивалась чем-нибудь колющим или режущим.

Кайерцы при виде этих созданий визжали, роняли ридикюли и трости, лошади ржали, а экипажи сталкивались. Кто-то из горожан в ужасе бросался бежать, другие застывали, открыв рот.

Армон и сам замер, пытаясь отгадать загадку их движения и поймав себя на неуместном желании заглянуть внутрь железных стражей. Правда, любопытство быстро сменилось гневом, когда он заметил за отрядом клетки, набитые людьми. Магами! Рихиор заметил внутри Триса, нескольких темных с Тисовой улицы, нюхача, лавочницу, что торговала приворотами и амулетами страсти, и еще несколько знакомых, с которыми доводилось общаться или просто пить хелль. Сейчас все они сидели за решеткой, тоскливо и растерянно глядя на улицы родного города.

— Что здесь происходит? Почему задержали этих людей?

Усатый мужчина рядом с ним покачал головой.

— Утром вступил в силу закон о Темных, — тихо сказал он, провожая взглядом пугающую процессию. — Всех, кто обладает магией, подвергнут воронке для ее ликвидации.

— Но это ведь убьет их! — возмутился Армон.

— На вашем месте я не стал бы так громко кричать, — прошептал усатый и сделал шаг в сторону. — Поговаривают, что железная стража забирает не только магов, но и недовольных…

И, кивнув, усач торопливо бросился прочь от Армона.

— Постойте, — Армон решительно схватил мужика за локоть, не отпуская. — Кто подписал такой указ?

— Император, кто же еще! Ну и первый советник Люмис, куда ж без него… Отпустите меня!

— Люмис? — удивился Армон, но усатый уже несся по аллее, придерживая на голове свой котелок.

Крис Люмис? Его случайный знакомый? Духи Леса, ну, конечно! Как Армон сразу не догадался! Понимал рихиор пока мало, но знал одно — надо вернуться в гостеприимный дом Криса и обо всем его расспросить.

К тому же это пока единственное, что Армон мог сделать.

ГЛАВА 22

— Какой интересный у тебя друг, — промурлыкала Лирис, стоило Армону испариться. Я закатил глаза и припечатал:

— Безнадежно влюблен в какую-то пичугу и отвратительно благороден. Так что забудь.

Лирис фыркнула и пожала плечами.

— Но он прав, мне надо возвращаться, — сказал я, глядя на след от развеявшегося рихиора. Надеюсь, мой поток силы стабилизировал его, и дух напарничка не занесло в тело какой-нибудь толстой кухарки. Повернулся к Лирис: — Прости, все это очень занимательно, но о семейных скелетах в дворцовых шкафах расскажешь как-нибудь в другой раз! Похоже, в Кайере началось представление!

— Ты можешь остаться в Эрре, Лекс, — Лирис сделала широкий жест рукой. — Я столько лет активировала зов, чтобы найти тебя! Зачем тебе возвращаться? Ты огненный лар по крови и рождению. Никаких притязаний на престол, конечно, но и без этого твоя жизнь в Эрре будет достойной. А я постараюсь компенсировать все, чего ты был лишен. Слышишь меня?

Я-то слышал. Лирис подошла ближе, заглядывая снизу-вверх в мои глаза.

— Если хочешь, то твои друзья тоже станут гостями Эрры. И твоя женщина…

Я хмыкнул. Да уж, осталось объявить Одри, чей я еще сын. Помимо Шинкара! Ну уж нет, хватит и папочки!

— Понимаю, что все это неожиданно! — кивнула Лирис. — Если бы так не сопротивлялся, то давно бы все узнал! Мои стражи сказали, что ты посещал Эрру уже несколько раз, но постоянно сбегал!

— Ну, знаешь ли, у нас Изнанку не жалуют. Наверное, потому что твои стражи выглядят как порождение кошмаров и жрут людей.

— Мы защищаем Эрру, — оскорбилась правительница. — Ваши чернокнижники только и делают, что вспарывают границу! Надеются обрести власть, идиоты! — Лирис махнула рукой и вздохнула. — В одном ты прав — надо разобраться с Шинкаром. Я боюсь, что он затеял что-то очень плохое… и найти его можешь лишь ты. Как я уже сказала, нам нельзя пересекать границу миров.

— Очень плохое? — я хмыкнул. — Это точно. Например, уничтожить Кайер. Или весь мир. Когда папочка убивал меня на алтаре, он бормотал что-то о создании Спектра. Не знаю, что это за штука, но…

Я осекся, увидев, как побледнела Лирис.

— Шинкар пытается его создать?! О Вечный Жар! Тогда тебе нужно возвращаться! Останови его! Слышишь?

Я поднял бровь, а она схватила меня за руку.

— Но прежде ты должен увидеть это, Лекс!

Ответить я не успел. Тело дернуло в сторону мгновенным перемещением, и снова вдохнул я уже в зале с белым куполом, исчерченным знаками. Такие же покрывали пол, и, кажется, я видел нечто подобное в том древнем храме, где чуть не расстался со своей душой.

И да, кстати…

— Это что, был ментальный портал? — восхитился я. Но Лирис лишь пренебрежительно фыркнула и потащила меня в центр этого величественного зала. Над черной, слабо мерцающей плитой зависли в воздухе, образуя круг, камни разных цветов. Они медленно вращались, испуская тонкие лучи, каждый своего цвета. И, сплетаясь в центре, луч белел и тонкой линией чистого белого пламени поднимался к куполу, освещая его.

— Это Спектр, — выдохнула Лирис, замерев рядом с камнями. Я сделал шаг вперед и застыл. Чистая энергия окатила волной, подхватила и закружила в водовороте. И на миг показалось, что я стою в центре мироздания, смотрю на сотворение жизни, и мой разум корчится в агонии наивысшего познания. Что-то невероятно величественное и мощное, древнее и всеобъемлющее находилось на расстоянии вытянутой руки от меня. Начало и конец, жизнь и смерть, заключенные в свете.

— Спектр — это сила, — тихо сказала демоница, замерев рядом со мной. — Семь потоков различной частоты сливаются в один и образуют луч, способный давать жизнь. Именно из-за Спектра твой резерв всегда пополнялся, стоило тебе попасть в Эрру. Это Источник, Лекс. Самый сильный из возможных. Сильный и… неисчерпаемый!

Да, и мне хотелось нырнуть в него, окунуться в этот свет целиком, пропустить его через себя…

— Осторожнее, — придержала меня Лирис. — Он опьяняет, правда?

— Предпочитаю хелль, — хрипло пробормотал я, пятясь от луча.

Лирис покачала головой и досадливо нахмурилась.

— Шутник, весь в папашу. Спектр — это наследие древних богов и драконов. Когда-то они правили и в мире людей, и в Эрре. Но мы свой Спектр сохранили, а люди — нет. Каждый камень — это определенная сила и стихия, Лекс. Сплетаясь воедино, Спектр дарует невероятную мощь. На энергии Спектра работают все устройства нашего мира, ну а лары получают долголетие и способности к магии.

— Так-так, — я обошел камушки по кругу. — А я все думал, почему здесь все напоминает разрушенный город в Пустоши. Значит, в мире людей тоже был Спектр? И…

— Ты мыслишь правильно, Лекс, — глаза Лирис блеснули гордостью. — Два спектра создавали мост между мирами.

— Ух ты! И создав его, Шинкар обретет не только невиданную власть, но и сможет беспрепятственно наведаться к тебе в гости.

— Ты должен помешать ему, — Лирис схватила меня за руку, и я вдруг понял, что эта ослепительная демоница боится. Гнилье смрадное, да она тряслась в ожидании Шинкара! Она до ужаса боялась его! Или себя? Того, что вновь не сможет его убить? — Останови его, Лекс. Прошу тебя! Но ты должен быть очень осторожен! Шинкар умен и опасен, к тому же у него есть союзники! Береги себя… я не хочу снова тебя потерять. — Лирис закусила губу и вздохнула. Я насмешливо хмыкнул.

— Надеюсь, ты не собираешься зареветь? Не стоит, мамочка.

— Ты ужасен, — фыркнула Лирис. — Никакого почтения. Но ты прав, тебе пора возвращаться.

Она снова сжала мою ладонь. Дыхание перехватило, и мы уже стоим на террасе.

— Береги себя, — тихо сказала Лирис, положив ладонь на мою руку. — Я буду ждать твоего возвращения. И я надеюсь, твои дети будут такими же… огненными.

— Вот на это не стоит рассчитывать, — хмыкнул я, думая о своем. А точнее — о Шинкаре и всем том дерьме, в которое он меня втянул. — Дети — точно не для меня, терпеть их не могу. К тому же сама видишь, с такой наследственностью худшее, что можно придумать — это размножаться!!

— А как же та девушка?

— Это не важно, — отвернулся я, не собираясь рассказывать об Одри. Мне бы самому с ней разобраться…

Лирис приподняла красную бровь, а за спиной раздалось сдержанное покашливание. Я обернулся и смерил взглядом застывшую компанию. Харт снова держал Ланту за руку, Здоровяк хмурился, Ник и Лира переглядывались. Одри выглядела бледной и на меня не смотрела.

— Я приказала привести твоих друзей, — пояснила Лирис. — Проход уже готов.

— Тогда обойдемся без прощаний, — сказал я, глядя на Одри. Хотелось поцеловать ее. Снова. Прижать к себе. Но проклятая Изнанка! Снова нет времени. И тут из-за спин моих заклятых друзей показалась еще одна физиономия. Я изумленно присвистнул.

— Умертвие мне в глаз! Да это же пропавший аптекарь Дориан! Я что, брежу? Но его ведь сожрал демон!

— Пепельные стражи не едят людей, — рассмеялась Лирис. — Они лишь поглощают их, а потом доставляют в город. Этот человек работал у меня, составлял духи. У него прекрасный вкус на запахи!

— Благодарю вас, Сиятельная! — Дориан поклонился. Выглядел он не только живым, но и довольным, так что захотелось дать ему в нос. Или мне захотелось сделать это, когда проклятый аптекарь обнял Одри за плечи? — Я и не думал, что когда-нибудь увижу знакомых! Каково же было мое изумление, когда в коридоре мне навстречу вышла Одрианна! Боги! Я решил, что сошел с ума или перенюхал своих ароматических масел! — Дориан погладил руку девушки, та ласково ему улыбнулась. А я возмущенно уставился на Лирис, размышляя, почему демоны не прибили этого гада!

Кажется, я начинаю разочаровываться в Изнанке и даже слегка понимать Шинкара! Все-таки нельзя доверять управление женщинам, у них одни запахи и любовь на уме! Никакого порядка. Будь я на месте Лирис, и Дориана давно спалил бы, и Сивласа посадил бы на цепь! Развела тут дом терпимости! Очень захотелось плюнуть под ноги этому некстати выжившему аптекарю, но сдержался. Лишь скрипнул зубами и демонстративно отвернулся.

— Если на этом счастливые встречи закончились, я хотел бы вернуться в Кайер.

— В виде исключения я разрешу переход в ваш мир, — Лирис прищурилась, глядя на меня. — Вы все не являетесь ларами Эрры, поэтому мы откроем для вас границу. Идите за мной.

Комната с порталом оказалась недалеко. Я шел, игнорируя вопросительные взгляды друзей, и хмурился. Настроение испортилось, и окончательно плохим этот день стал, когда я внимательнее присмотрелся к Ланте и не увидел в ней ни капли силы.

— Дорогая, — проникновенно сказал я, затормозив. — Какого демона? Только не говори, что ты теперь обычный человек!

Лантаарея очаровательно смутилась и стрельнула глазами на Харта, что улыбался, как идиот.

— Я вас всех ненавижу, — резюмировал я и первым ступил в круг портала. — Сделайте одолжение, потеряйтесь по дороге!

* * *

Увы, боги ко мне немилосердны, потому что в Кайер мы прибыли в полном составе. Лирис сказала, что может открыть проход лишь в одну точку нашего мира, но я не думал, что это будет помойка на окраине столицы! Сюда свозили мусор из сточных канав, и запах здесь стоял соответствующий.

Одри зажала рот рукой, и Дориан заботливо сунул ей надушенный платочек.

— Вот, Анни, возьми, это поможет! Сандал и лимонник…

Девушка благодарно улыбнулась.

— Я так скучала по тебе!

Я отвернулся, не желая наблюдать эту трогательную встречу старых друзей. И пока остальные охали, ахали и задавали глупые вопросы, осмотрелся.

— Бездна гнилая! — выругался рядом Харт, и я фыркнул. Кажется, принц не так безнадежен, как я думал, и за любовным дурманом виднеются проблески разума. — Что происходит?

— Переворот, — пожал я плечами. — Я думаю, на троне Кайера все это время сидел Шинкар, Харт. Мы оба знаем, что твой отец мертв, но я своими глазами видел императора. Значит, это был кто-то, способный создать столь невероятную иллюзию. Кто-то очень сильный. И его Цель — не наш мир. Его цель — оба мира. Смотри!

Харт повернул голову туда, где высился шпиль императорского дворца. Над ним висел дирижабль, киль гондолы вспыхивал радужным сиянием. Переливы света дрожали и гасли в неравномерном ритме. Хвост летающего судна мелко вздрагивал, словно у испуганного зайца, и изнутри доносился рваный низкий гул.

— Это еще что?

— Понятия не имею, — выдохнул я. — Но думаю, именно там и засел Шинкар, чтобы активировать Спектр. Если Шинкару все удастся… Гадство! Надо предотвратить это!

— Как?

— Понятия не имею!

Харт сжал кулаки и повернулся к друзьям. А потом стал тем, кем и был рожден — наследником империи.

— Ник, отправляйся в Башню Ловцов, найдешь там эскандора Норта и все ему расскажешь, — четко приказал он, сняв перстень. — Отдашь кольцо в доказательство и попросишь помощь для наследника империи. Пусть поднимает гарнизоны. Здоровяк, прошу тебя, — Харт сжал кулаки. — Постарайся найти Сильвию. Я надеюсь… с ней все в порядке. — Он скрипнул зубами, но тут же взял себя в руки. Ловцы слаженно кивнули. — Лекс…

— Я пойду туда, — кивнул на дирижабль, не дожидаясь указания.

— Мы пойдем туда, — поправил принц.

— А как же мы? — вскинулась Лира. Ланта насупилась.

— Девушки отправятся куда-нибудь, где тихо, и не будут лезть во все это, — мрачно велел Харт и хмуро посмотрел на Лантаарею. — Ясно?

— Точно, — поддакнул я. Нет, определенно у Харта есть мозги.

Одри недовольно свела брови, Дориан положил руку на ее плечо. Я точно оторву ему эту вездесущую конечность, раз уж демоны сплоховали! Вот только спасу мир в очередной раз.

— Я думаю, нам лучше пойти домой, Анни, — растерянно пробормотал аптекарь. Одри окинула его злым взглядом.

— Я с вами, — заявила она нам.

— Ты идешь домой, — отрезал я.

— Нет. И не смей мне указывать.

— Давайте вы признаетесь друг другу в любви в следующий раз? — буркнула Лира. — Если не заметили, здесь воняет!

— Никто не собирается в ней признаваться, — фыркнул я.

— Вот как? — Одри сузила глаза и стала похожа на голодную кошку. — Ты ничего не хочешь мне сказать, Лекс?

Где-то в городе взвыла сирена и раздался грохот. Даже сюда, на городскую свалку, долетали вопли, скрежет и непонятный вой. И еще звуки битвы.

— Детка, тебе не кажется, что время неподходящее? — обозлился я, осматриваясь.

— А оно всегда неподходящее, — всплеснула руками девушка. — Ты не находишь? Ты всегда занят! Либо фиалками, либо пьянкой, либо войной! Ах да, есть еще эта Лирис с ее красными волосами, похоже, ее тоже можно добавить к списку твоей занятости! Насколько я слышала, она очень ждет твоего возвращения!

— Ну, у нас оказалось много общего, — хмыкнул я.

— Я слышала, — глаза Одри опасно потемнели. — Так много, что речь даже зашла о детях!

— Да какие дети! — взорвался я. — Вы что, помешались все? Или ты перенюхала этот платочек? Дориан, ты его в чем вымочил? Нет и не будет никаких детей!

— Даже так? — Одри побледнела, Лира шумно сглотнула.

Да что здесь происходит, раздери всех умертвие?!

Железный лязг раздался совсем близко, и мы подпрыгнули.

— Одри, поговорим потом, — велел я, решив, что с женскими глупостями пора заканчивать. Может, златовласка просто не выспалась? Кто ее знает! И чего она так взъелась? С ума сойти с этими женщинами!

— «Потом» у тебя означает «никогда»! — рявкнула Одри.

— Увы, такова жизнь мужчин, — отозвался я, прикидывая, как по-быстрому избавиться от златовласки. Уж не знаю, что за муха укусила ее, но последнее время Одри невыносима. Конечно, если мы не в постели, там-то меня все устраивает. И все же жаль, что женщин нельзя выключать на время. — Одри, не спорь…

— Не спорить? — Она сверкнула глазами. — Лекс, либо ты прямо сейчас скажешь мне хоть что-нибудь важное, либо…

— Ты мне угрожаешь? Вот это зря… — я прищурился. Наши друзья застыли, изо всех сил сливаясь с окружающим пейзажем. Если учесть, что мы были возле груд мусора, у них это отлично получалось! Я ощутил, как обжигает огонь пальцы, как тлеет кожа и вспыхивают рисунки на моем теле. Все-таки девчонка меня довела!

Одри растерянно моргнула.

— Нет… я просто… я должна знать… Скажи, зачем я тебе. Иначе мы расстанемся прямо здесь.

Радужное мерцание вновь охватило дирижабль, бросая на Кайер разноцветные всполохи, словно знаменитое ледяное сияние севера. Где-то там был Шинкар, возможно, уже создавший Спектр и готовый соединить столицу с Изнанкой.

— Пожалуйста, Лекс…

Я оглянулся, почти желая, чтобы из-за груды мусора показались банда головорезов, парочка мертвяков или хотя бы отряд колдунов, мечтающих разложить нас на составные части! Вот правда, драться гораздо проще, чем объясняться с женщиной! Тем более, когда она припирает меня к стенке! И что Одри от меня ждет? Что я начну при всех объясняться ей в любви?

Вот был бы театр!

В глазах Лиры блестели слезы, даже Ланта хмурилась. А ведь раньше она всегда была на моей стороне, предательница. Определенно, Изнанка плохо повлияла на женскую часть нашего отряда.

— Мне пора идти, — ответил я. Одри вздрогнула и медленно кивнула.

— Понятно. Береги себя, Лекс.

И, отвернувшись, пошла в сторону ограды. Я потер щетину на подбородке, не понимая, почему внутри так хреново. Что-то было не так. Что-то катастрофически не так. И почему-то стало наплевать и на конец света — пусть уже заканчивается, и на отводящих глаза недругов, и даже на Изнанку с ее новоприобретенными родственниками. Захотелось послать в Бездну все и всех, догнать Одри и все исправить. Соврать ей все, что угодно, или… не соврать?

Слева что-то загрохотало и покатилось, все вздрогнули, а я отвел взгляд от спины уходящей девушки.

— Что уставились? — рявкнул на ловцов.

Они наградили меня красноречивыми взглядами и разошлись. Харт поднял бровь.

— Не начинай, — процедил я.

— Даже не думал, — пожал он плечами. — Но очень хочется тебе врезать, Темный.

— Да не вопрос, — оскалился я.

— Нет времени, — хмыкнул Харт. — Так что с удовольствием сделаю это позже. Если мы все еще будем живы.

ГЛАВА 23

Сойлин в сотый раз дернула цепь, и снова — разочарование. Железные звенья держали крепко, хрупкой крылатой не разорвать. Она сжала зубы, запрещая себя сдаваться. Не имеет права! Она обязана найти способ выбраться! Чтобы предупредить остальных, чтобы передать весточку Армону! Обязана!

Поднялась, осматривая свою тюрьму. Каменный мешок, на стене единственное окошко, вернее — дырка, сквозь которую поступает воздух и тусклый луч света. Куда именно ее притащили, Сойлин не знала. Возможно, это полуразрушенная башня у рудников, а может, заброшенные здания на окраине Эльхаона. Таких в городе полно.

Эльгейм больше не приходил, еду и воду тоже не приносили. По ощущениям Сойлин ее просто оставили здесь. Навсегда. Каменный мешок словно сужался с каждым вдохом. Для птички, что так любила небо и полет, заключение в тесной затхлой конуре было невыносимо.

Она зажмурилась на миг, представляя лицо Армона. И даже показалось, что действительно увидела его — встревоженного и злого. Но, поморгав, девушка убедилась, что по-прежнему одна.

Встряхнулась, вновь дернула цепь, приблизившись к стене с дырой. Если встать на цыпочки и вытянуться в струнку, можно тронуть пальцами край камня и почувствовать дуновение ветра.

Несколько раз Сойлин пыталась кричать, но быстро охрипла. Каменные стены, казалось, глотали ее крики, пряча в грязные и сырые углы и не выпуская наружу. Возможно, так оно и было.

Если бы можно было кинуть что-то наружу, послать весточку! Но что? Сойлин окинула взглядом свою одежду. Кусочки ткани? Вряд ли она сможет разорвать кожаные штаны, или полотно рубашки. Украшений на ней не было, нож отобрали… Если бы найти что-то легкое и маленькое…

Девушка хлопнула себя по лбу. Перья! У нее ведь есть перья!

Железный обод держал руку возле предплечья и при изменении впился в кожу и сустав, почти ломая его. Сойлин тихо вскрикнула и тут же, сжав зубы, дернула второй рукой рыжие перышки с кончика крыла. Одно, второе, третье! Если надо, она обдерет их все! Потому что лучше терпеть боль, действовать и надеяться, чем тихо предаваться губительному отчаянию!

Снова изменив крыло на ладонь, девушка вытянулась у стены и пропихнула в дыру первое перо. Ветер подхватил легкий подарок и утащил вверх. Ничего. Сойлинка решительно сжала кулачки. Перьев у нее много! И, слава Двуликому Богу, такой рыже-синей окраски нет больше ни у одного крылатого в Эльхаоне.

* * *

Город обезумел!

Железные стражи, что шли по улицам Кайера, после первого любопытства стали вызывать у жителей обоснованный страх. Горожане быстро поняли, что Железки, как их прозвали, хватают не только темных, но и всех, в ком есть хоть крупица магии. В клетках уже томились и чернокнижники, и целители, и даже голосящая от ужаса артистка бродячего цирка, чьей единственной способностью были фокусы со струями воды. Железяки врывались в дома, ресторации и магазины, хватали людей на улице и засовывали в клетку, стоило обнаружить каплю дара. Некоторые горожане пытались дать отпор, применяли заклинания и обычный лом. Но арканы, что светлые, что темные, оказались бесполезны против существ без души, а лом хоть и наносил пробоины в телах из стали, но быстро оказывался в руках Железяк и обращался против самого мага.

Их было много, этих жутких созданий. Армон, наблюдающий с крыши за их шествием по Кайеру, насчитал не менее двух сотен, и это были не все. Взводы из железа, вооруженные до красных лампочек-глаз, на которые не действовали ни заклятия, ни просьбы, ни слезы. На юге города горели склады тканей, и черный вонючий смог стелился покрывалом, вызывая удушливый кашель. Кто их поджег, было непонятно, но синий маячок, кружащийся над зданием, оказался бесполезным — огневики не ехали.

В общем, Кайер лихорадило и трясло, словно пьянчужку, и Армон очень хотел узнать, кто заварил этот дурман.

Несколько раз рихиор избежал столкновения с Железяками, а дальше решил благоразумно передвигаться по крышам. Все ходы и скаты он изучил еще в то время, когда был напарником Лекса.

Кстати о нем. Армон надеялся, что чернокнижник уже в столице и сможет хоть что-нибудь объяснить! В доме Люмиса оказалось заперто, на звонок бронзового колокольчика никто не ответил.

Стоило подумать о Рауте, как на углу Театральной и Ветряной улиц луч света скользнул по золотым волосам. Рихиор нахмурился, решив, что обознался, присмотрелся. И спрыгнул на брусчатку, торопливо пересекая мостовую.

— Анни? Одрианна, это ты?

Схватил девушку за руку, разворачивая к себе. Ресницы Одри были мокрыми, глаза покраснели. Платье выглядело измятым, и при девушке не было ни перчаток, ни шляпки, ни ридикюля. Рядом топтался дерганый парень, опирающийся на трость.

— Анни!

— Армон? — она широко распахнула глаза. — Что ты здесь делаешь?

— Это я у тебя хотел спросить! Лекс с тобой?

— Лекс сам по себе, как всегда, — резко сказала Одри и вздохнула. Добавила уже спокойнее: — Нет. Он с Хартом направляется туда, — показала она на дирижабль, который вновь охватил радужный всполох. — Я и сама мало что понимаю, Армон! Но, похоже, там Шинкар, и он хочет построить мост на Изнанку.

— Вот гребаный идиот! — рявкнул Армон, и пробегающий мимо парнишка шарахнулся в сторону. Рихиор потер глаза, прогоняя муть, действие наведенного сна еще не закончилось. Схватил девушку за руку. — Анни, на улицах опасно, уходи отсюда. Возвращайся в свой дом, закрой все двери и окна, никому не открывай. Поняла меня?

— Мы туда и направляемся! — вмешался парень с тростью. — Но у нас нет денег на извозчика, пришлось вот пешком… Да, меня зовут Дориан, очень рад знакомству…

— Возьмите, — Армон сунул руку в карман, достал горсть монет. На ладони осталась коробочка, и он хмыкнул: — Совсем забыл! Вот, Анни, это твое.

— Мое? — удивилась девушка, принимая из его рук подарок.

— Да. Лекс заказал это у одного мастера, а тот передал через меня… неважно! Потом все объясню! Уходите с улиц, наймите экипаж и уезжайте.

— Лекс заказал это для меня? — похоже, из всей фразы Одри услышала только это. Она прикусила губу, провела пальчиком по бархату крышки. — Для меня?

И Армон вдруг подумал, что зря он отдал коробку Одрианне. Но было поздно, девушка медленно открыла. В серых глазах возникло недоумение, а потом боль.

— Паук? Вот, значит, как…

— Я думаю, это просто шутка, — неловко произнес Армон. — Ты же знаешь Лекса. Шутка! Не воспринимай всерьез, он хотел лишь пошутить.

— Конечно. Шутка, — ровно ответила девушка. Достала паучка, и тот вдруг дернул лапками, а потом пробежал по рукаву и лифу платья, зацепился за кружевную вставку возле горла. — Отлично, — кивнула Одри. — Паук. Что же, теперь я поняла все окончательно. Паук, плетущий свои сети. Очень… наглядно!

— Анни, послушай…

— Не надо, Армон. Ты здесь ни при чем. Передай Лексу, что я оценила его подарок и буду носить. Чтобы никогда не забывать о…

Она осеклась и отвернулась. Дориан смущенно отвел глаза.

На соседней улице загрохотали железные ноги, и троица вскинулась.

— Уходите, — торопливо сказал Армон. — В Кайере небезопасно. И обходите стороной Железяк.

— Кого? — не поняла Одри.

— Я думаю, их, — выдавил Дориан, глядя за спину Армона.

От резкого поворота у рихиора вновь закружилась голова, но он лишь сжал зубы и процедил:

— Уходите!

Дориан застыл, открыв рот и глядя на железных стражей. Их было около десятка — у ближайшего вместо рук — крюки, у следующего за ним не ноги, а колеса, позволяющие ему быстрее двигаться. Из боковых клапанов на стальных телах валил пар, лампочки мигали. На миг все онемели, рассматривая невиданное зрелище. Одри очнулась первой и схватила Дориана за руку. Из-за стальных спин показалась фигура в черной мантии, мелькнули руки мага с магическим кристаллом.

— Носители магии обнаружены. Задержать!

В воздух полетела сеть, которую откинул Армон.

— Бегите! — зарычал он, частично трансформируясь. Штаны остались на месте, а вот рубашка треснула по швам. Армон ударил когтями ближайшего железного стража, противный скрежет заставил скривиться. И понять, что вгонять когти в живое мясо и в бесчувственный кусок стали — это разные вещи. Губительно разные! От такого удара человек бы уже скончался, а Железяка лишь свалился с грохотом и лязганьем, но уже через минуту снова поднялся. Армон хмыкнул, убрал когти и влепил кулаком, целясь в мягкие резиновые гофры у шеи, а не в стальной корпус. Второго ударил ногой — в подколенный сустав, выбивая смазанный маслом шарик и лишая нападающего опоры. Быстрого осмотра рихиору хватило, чтобы выявить уязвимые места механизмов. Шея, провода на спине, суставы… Главное — увернуться от крюков и лезвий!

Удар, и страж отлетел в сторону, хотя и Армону досталось: плечо ныло от силы отдачи. Одри схватила за руку Дориана и потащила к узкому сквозному проулку, где Железякам было не развернуться. Несколько стальных монстров двинулись следом, оглушая скрежетом и лязганьем своих оружий. Гидравлические клапаны угрожающе засвистели, стелющийся пар туманом укутал Железяк. Такое чудовище было способно испугать кого угодно, но только не рихиора.

Он развернулся и ударил снова, повалил Железяку и метнул его в гущу стальных собратьев, сбивая их тела, словно столбики в детской игре. Прыгнул сверху на ближайшего и с рыком оторвал железную голову. В морду ударил горячий пар и машинное масло, и Армон оскалился. Железная цепь с набалдашником пронеслась над головой, Армон едва успел прижаться к земле. Брусчатка стала скользкой от разлитого масла и дегтя, что плескались внутри Железяк. Да и сам Армон основательно перепачкался в этой вонючей гадости. Он даже с усмешкой подумал, что все это напоминает его собственный кошмар, в котором изобретения нападают на создателя. Еще один тяжелый удар чуть не отправил Армона к предкам, и он перекатился, вскочил, рыча. Махнул лапой, выпуская когти и срезая предохранительные клапаны Железяки. Пар, накапливающийся внутри, заставил стража дергать руками и головой, пытаясь избавиться от повышающейся температуры. Армон победно зарычал, перекатываясь по скользкой земле. Кажется, он нашел их уязвимое место! Рихиор успел свалить еще одного стража и оторвать пару конечностей, когда маг в черном балахоне прошептал заклинание. Магическая сеть оказалась надежнее обычной и связала рихиора. Он взвыл, дергаясь в своих путах. Ему нужно было лишь несколько секунд, ведь всем известно, что даже магия не может удержать зверя! Но тут совсем рядом просвистел пар, и тяжелый кулак опустился на голову Армона.

* * *

— Ну и как мы туда попадем? — мрачно спросил Харт.

Дирижабль висел над нами, но несколько лестниц, что всегда соединяли воздушное судно с террасой дворца, сейчас отсутствовали. Остались лишь стальные канаты, удерживающие дирижабль на месте, но надо быть крысой, чтобы пробежать по ним.

Хотя я просто мог использовать магию.

— Арканы левитации внесены в перечень запрещенных, — выдал принц, глядя, как я выплетаю заклинание.

— Харт, ты дурак? — поинтересовался я.

— Нет, — мрачно вздохнул тот. — Но трудно избавиться от многолетних привычек! Ладно, Темный, полетели.

Его аркан вышел четким и красивым, полет — таким же. Мы взмыли над землей.

— Ага, то есть аркан запрещен, но ты его знаешь? — хмыкнул я.

— Я же наследник.

Дворец стремительно удалялся, как и земля. Я не люблю высоту, но иногда это единственный способ забраться в нужное место. Левитация отбирает кучу сил, хорошо, что сейчас мой резерв забит под завязку. Спасибо Изнанке — Эрре. И все же…

— Мог и потерпеть с возвращением Ланты, — буркнул я. — Мне пригодились бы темные знания. Гнилье, да я не узнал и половины ее секретов!

— Ланта теперь не твоего ума дело! — рявкнул Харт.

— О как, — восхитился я.

— Так. — Мы почти достигли дирижабля. — Лучше разбирайся со своими проблемами, Лекс.

— Так у меня их нет, — отбил я.

— Ну да, — кивнул принц. — Нет женщины — нет проблем.

— Ты это сейчас о чем?

— О твоей привычке жить без проблем. И без ответственности.

Разговор мне не нравился. Вот так сильно не нравился, что мне захотелось прошептать пару слов, чтобы подрезать аркан принца и приложить наследничка башкой о брусчатку.

— У меня тройная защита, — презрительно отозвался гаденыш, распознав мой замысел. — Я один из сильнейших магов империи, неуч.

Я тихонько вытащил из рукава короткое лезвие и подумал, что кроме магии есть старые добрые ножи…

— Лекс, погасни, — Харт внимательно осматривал приближающееся днище корабля. — Я всего лишь сказал правду. Ты потерял Одри, потому что боишься ответственности и перемен, но иногда нам всем приходится меняться.

— Я ее не потерял, — буркнул, гася загоревшиеся пальцы. — Никуда девчонка не денется, остынет — поговорим.

Принц покачал головой.

— Боюсь, ты ошибаешься. Но дело твое. Смотри, там люк.

Мы изменили направление, но тут внутри дирижабля раздался тихий звон, а потом корпус охватило радужное сияние. И наши арканы левитации дружно развеялись, пожелав нам удачного размазывания по мостовой.

— Гнилье смрадное!

— Проклятье!

Мы взвыли одновременно и рухнули вниз. Харт перевернулся в воздухе и уцепился за канат, свисающий с судна. Я же неудачно махнул руками, зашипел, словно кот, вывалившийся из окна, задергался, не сумев поймать спасительную веревку.

— Хватайся! — рявкнул сверху принц, и конец каната оказался рядом. Я уцепился, перевел дух. Харт уже полз наверх. Я догнал его, кривясь от ссадин на руках.

— Какого хрена? — выдохнул, повиснув на веревках.

— Всполох, — пояснил наследник. — Похоже, он разрушает магию. И светлую, и темную.

— Гадство, — протянул я, осознав масштаб катастрофы. Если это миленькое радужное сияние уничтожает заклятия, значит, внутри можно рассчитывать только на силу стали и кулаков. Га-а-адство!

— Полное дерьмо, — согласился Харт. — Шевелись, Раут!

— Да пошел ты, — буркнул я, цепляясь за канат.

К люку мы доползли, шипя и ругаясь. Дирижабль покачивался, ветер игриво пытался сбить двух придурков, что висели в воздухе. Земля была слишком далеко, а я уже говорил, что не люблю высоту. И почему Шинкар не обосновался где-нибудь на площади? И лезть никуда не надо, и убивать удобно! Еще один повод перерезать папочке горло.

Харт ударил по задвижке рукоятью клинка, крышка люка вывалилась наружу.

— Готово!

Он подтянулся и исчез в отверстии, я последовал за ним и с облегчением встал на ноги. Мы оказались внутри склада, подсобного помещения, в котором хранили запчасти дирижабля и прочие непонятные предметы. Единственная дверь оказалась незаперта, и мы притаились около нее, вслушиваясь в буханья и скрежет с другой стороны.

— Что там, как ты думаешь? — насторожился Харт.

— Вот сейчас и узнаем, — буркнул я, всегда любивший действовать, а не размышлять. И распахнул дверь, шагнув в темный проход. Сеть свалилась на нас сразу, стоило сделать шаг. Да, порой решительность и глупость стоят совсем рядом. В моем случае — слишком близко. И думать — это тоже порой полезно.

— Я уже заждался, — хмыкнул знакомый голос.

Яркий свет вспыхнул, ослепив, а когда мы проморгались и выругались, нас уже тащили куда-то железные стражи, которых я видел во дворце. И раздери меня Грох, они действительно двигались, и что самое гадкое — весьма сноровисто!

— В клетку их, — весело распорядился император Фердинанд Величественный. И поцокал языком, глядя на ругающегося меня. — Лекс, Лекс, вечно ты все портишь. Из-за твоего визита в Эрру мне пришлось начать постройку моста раньше запланированного. Пожалуй, зря я тебя не убил.

Харт со свистом втянул воздух. Нас кинули в темную клетку, прилепленную к стене, и захлопнули решетку.

— Смени облик, сволочь, — рявкнул принц.

— Как скажете, ваше высочество, — пожал плечами император, и его лицо начало плавиться, изменяясь. Одутловатые щеки втянулись, обозначив резкие скулы и шрам, глаза и волосы изменили цвет, фигура вытянулась. И уже через несколько мгновений перед нами стоял и улыбался Шинкар Меченый. К его шраму добавился еще один — на шее, оставленный моей огненной плетью. Слабое утешение, но хоть что-то.

Мне очень хотелось впечатать кулак в это лицо, но, увы, я сидел в клетке, а Сивлас ухмылялся. Он сорвал с шеи артефакт искажения и отбросил в сторону.

— Пожалуй, это мне больше не понадобится. Личина императора на редкость неудобная! Ваш батюшка, принц, слишком любил выпивку и обильную еду. Его брюхо весило, как мешок с картошкой, я устал таскать его!

— Значит, я был прав, во дворце был ты, — бросил я. Харт промолчал, лишь дернулись желваки на побледневшем лице. Вот честно, нравится мне этот светлый! Хотя бы за умение держать язык за зубами!

Я отвернулся от принца и осмотрел помещение. Широкий прямоугольник гондолы освещен лучами из круглых окон и обычными масляными светильниками. Возле киля выстроились ряды механических монстров, пока неподвижных. Там же мигает лампочками странная железная штука. А вдоль стен тянутся клетки, заполненные людьми. Я обвел мрачным взглядом железные ящики и пожаловался:

— Харт, кажется, меня кто-то проклял. Куда ни пойду, везде вижу эти неприятные лица!

— Мы тоже тебе очень рады, Раут, — буркнул Ник из соседней клетки. Здоровяк бодро помахал рукой, Лира кисло улыбнулась, Ланта сжала прутья решетки.

— Отлично, — протянул принц. — Вы тоже здесь.

— Нас схватили, стоило завернуть за угол, — вздохнул Ник. — Против этих железных громил даже Здоровяк не выстоял! — Ловец потер фиолетовый синяк под заплывшим глазом.

Мы мрачно переглянулись. Значит, позвать подмогу наши друзья тоже не успели.

— А я нашел принцессу, — радостно объявил Здоровяк. Его правая рука висела плетью, явно сломанная, но он, как всегда, не унывал. — Как ты и велел, Харт! Вон она!

Мы слаженно обернулись, из горла принца донесся рык. Сильвия тоже была здесь и выглядела такой же испуганной, как и простые некроманты и целительницы. Принцесса слабо улыбнулась, пытаясь подбодрить брата. Я еще раз окинул взглядом прилепленные друг к другу железные соты, осознавая. Маги. Все, кто был внутри дирижабля, обладали даром. Неважно — светлым или темным. И эта особенность мне совсем не понравилась!

— Зачем мы здесь, Шинкар? — крикнул я и скосил глаза. Ник тихо пилил решетку пряжкой от ремня, Харт шептал что-то, и я понадеялся, что это убийственные арканы, а не молитвы Богине.

— Еще не понял? — Меченый повернулся в нашу сторону, и я увидел то, что закрывали железные монстры. На дощатом полу темнела сложная пентаграмма, окруженная рядом запрещенных рун. Некоторые символы я узнал, другие видел впервые. И даже мне стало не по себе, стоило всмотреться в изгибающиеся линии. Древние и чужеродные знаки, принесенные Меченым из Эрры. Магия, которую не знали в нашем мире и равной которой не было. А внутри страшного символа лежали камни.

— Спектр, — против воли выдохнул я.

— Я много лет потратил на его создание, — Сивлас зло оскалился. — В Эльхаоне я был близок как никогда. Там, возле залежей древней магической руды, я почти создал Спектр! Мне удалось уговорить Шейлу и Велла поднять из небытия марашеров и даже собрать необходимую магическую силу, я был так близок! Но вы все испортили!

— Ты обманул наследников! — не сдержался Харт.

— Брось, твои брат и сестра просто мечтали избавиться и от тебя, и от надоевшего папаши, — отмахнулся Шинкар. — Они не желали ждать своей очереди на престол, в этом мы нашли взаимопонимание. Я всего лишь подсказал им путь. А вот ты, Лекс, мог сказать спасибо за то, что я оставил тебя в живых. Хотя не стоит. Я сделал это, потому что огненная кровь необходима для создания Спектра.

— Используй свою! — прошипел я.

— Я не планирую умирать, — с усмешкой отбил Сивлас.

— Вижу, не только у меня проблемы с родственниками, — покачал головой Харт. Шинкар усмехнулся.

— Мне снова пришлось менять план, когда я понял, что ты провалился в Эрру, — бросил он с яростью. — Думаю, встреча с Лирис состоялась, не так ли?

Я не ответил, а Шинкар отряхнул ладони и подошел к клетке.

— Как поживает Ослепительная? — поинтересовался он. Спросил с насмешкой, но в глубине глаз мелькнуло что-то странное. Злость? Обида?

— Великолепно поживает, — ответил я. — Эрра впечатляет. Такое могущество, такая сила, правда, Шинкар? Ах да, тебя же оттуда изгнали, словно шелудивого пса! А твой трон занимает женщина. Тебе обидно, папочка? — я прищелкнул языком и вовремя отскочил, потому что Шинкар ударил клинком по прутьям решетки.

— Заткнись, щенок! А впрочем… — он выдохнул, гася вспышку ярости. — Скоро Эрра будет моей. А Лирис о многом пожалеет. Я заставлю ее страдать так, как она даже представить себе не могла.

Он скривился и снова отошел к пентаграмме, где камни мелко вздрагивали, словно перевернутые на спину жуки. Фигура мага в черном балахоне почтительно склонилась перед Сивласом.

— Последняя партия прибыла, магистр, — сообщил он.

Шинкар кивнул.

— Как раз вовремя, у меня все готово. Запускайте.

Радужное сияние погасло, и недалеко от нас откинулась крышка широкого грузового люка. Через него в дирижабль поднимали ящики с запчастями или провиантом. Шинкар развел руки, и в проем медленно вплыли люди, стянутые сетью, словно рыбешки на рыбацкой лодке.

— Слушай, а зачем мы сюда лезли? — повернулся я к Харту. — Надо было просто сдаться этим железным страшилищам! И не тратить силы!

— Полюбезнее о моих питомцах, Лекс Раут, — раздался язвительный голос, и в проеме люка показался советник Люмис. Парочка стальных уродов размотала сеть и закинула в клетку безжизненную тушу. Я присмотрелся и тихо выругался.

— Вот теперь все в сборе, — мрачно констатировал я, глядя на Армона в частичной трансформации.

— Рихиор? — Шинкар подошел ближе, поднял темные брови.

— Его забрал северный патруль, — Люмис пожал плечами. — Оставь ему жизнь, отец, мне пригодятся умения этого волка. К тому же он весьма забавен и недавно развлек меня занимательной беседой. Стоит быть благодарным.

Армон тихо зарычал, поднимаясь с пола, Люмис рассмеялся. Мы с принцем переглянулись, читая в глазах друг друга один вопрос.

— Отец? — выдавил Харт.

Оба — и Шинкар, и Люмис — повернулись в нашу сторону и одинаково качнули головами. А я помолчал, потому что уже подозревал что-то подобное. Если в роли императора был сам Меченый, то неудивительно, что первым советником назначен его приспешник. Значит, сын.

Люмис подошел ближе, рассматривая меня.

— Жаль, что не удалось познакомиться поближе, Лекс, — сказал он. — Мне было интересно. Давно за тобой наблюдал.

— Зачем?

— Ну как же, — Люмис пожал плечами. — Все-таки единственный брат. Пусть и лишь по отцу. Я думал, у нас есть что-то общее.

— Не похоже, — процедил я. — Кажется, тебя папочка не убивал на алтаре.

— Да, — Люмис издал смешок-карканье. — Просто мне не досталось ни капли огненной крови, Лекс. В отличие от тебя. Но моя мать была не Ослепительная Лирис, а всего лишь пепельная стражница Эрры. Так что магии во мне нет. — Он бросил быстрый задумчивый взгляд на Шинкара, который уже снова колдовал над камнями. — Да, никакого огня… лишь чрезмерная любознательность и любовь к механизмам.

Он хмыкнул и расстегнул на затылке застежку своей кожаной маски, отбросил ее в сторону и склонил голову. Харт выругался, Сильвия тихо вскрикнула. Неудивительно, что советник был вынужден скрывать лицо. Нижняя часть его лица была нечеловеческой, а выступающим клыкам позавидовал бы и рихиор в боевой форме.

— Демона мне в пасть, — присвистнул Здоровяк. — Да он не человек!

— Ты тоже не красавец, — огрызнулся Люмис и потрогал закопченным пальцем кончик левого клыка. Он касался нижней губы и выглядел довольно пугающе. — К сожалению, у пепельных удивительная регенерация, сколько я не спиливал эти знаки отличия, они отрастали вновь. — Он с досадой вздохнул. — С другой стороны, благодаря такому исцелению я много раз избегал смерти от своих опытов. Так что все к лучшему.

— Отличная у тебя семейка, Раут, — присвистнул Харт.

— Заткнись, — посоветовал я. — Твои тоже отличились.

— А я вот даже не удивлен, — раздался из соседней клетки сиплый голос Армона. Он сел и потер затылок, на котором запеклась кровь. — Надо было оторвать вам голову после ужина, господин Люмис!

— Вам это не удалось бы, господин Джейд, — отозвался советник. — Но если вас это утешит — мне жаль, что вы оказались здесь. Я рассчитывал, что вам хватит ума держаться подальше от моих отрядов!

— Я тоже на это надеялся, — буркнул я.

— К тому же вы все равно не смогли бы нам помешать. Железные стражи практически неуязвимы.

— Они неуязвимы для обычных горожан, — бросил Харт, сжимая кулаки. — Но не для императорской армии! Не для гвардии из рихиоров и стражей в броне! Чего вы добиваетесь? После первых волнений в город будут введены войска! Даже последний придворный дурак скоро сообразит, что приказы отдает фальшивый император!

— Вы правы, ваше высочество, — клыкасто улыбнулся Люмис. — Именно поэтому мы не могли заменить владыку, будучи не готовыми к созданию Спектра. И да, железную стражу можно уничтожить, если сильно постараться. Но дело в том, что я умнее, чем вы думаете. И позаботился обо всех придворных, советниках, начальниках бастионов, эскандорах и командирах. О них и их женах. Поверьте, скоро в Кайере будет некому думать о том, кто сидит на престоле. Когда мост будет построен, а Эрра склонится перед отцом, я наведу порядок в этой империи. Больше никакой магии. Только наука и механизмы. Это прогресс, господа. Пора заканчивать с эпохой амулетов и заклятий. Разве вам не кажется, что подобные вещи ужасающе старомодны? — он насмешливо усмехнулся.

— То есть вы уже поделили миры? — поднял я бровь. — Шинкару — Эрра, а тебе наш?

— Обещаю быть достойным правителем, — Люмис картинно поклонился. — Мои идеи совет Кайера когда-то отклонил, посчитав бредом сумасшедшего, а сегодня по городу шагает железная армия. Я приведу этот мир к прекрасному будущему и удивительным открытиям! — Крис сделал шаг в сторону клетки Сильвии. — Народ примет меня в качестве мужа наследницы. К сожалению, принцессу придется лишить магии. Я боюсь, мы не поладим, если она сможет читать мои мысли. — Он вздохнул.

— Ты ее не получишь, урод! — не сдержался Харт. Сильвия смотрела на Люмиса, склонив голову и нахмурившись.

— Крис, пора, — махнул рукой Шинкар, и Люмис кивнул, отворачиваясь от нас. Напоследок окинул меня взглядом, полным сожаления.

— Мне действительно жаль. Я хотел бы видеть вас всех среди своих друзей.

И отошел туда, где уже выстроились кругом фигуры в черных балахонах и где мелко дрожали камни, иногда приподнимаясь над досками пола.

— Что он имел в виду? — Харт нахмурился. — Что еще приготовил этот гад?

Армон выругался в своем углу.

— Салоны Люмиса, я думаю, что дело в них, — прохрипел он. — Он продавал украшения и часы. Бездна вонючая! Да он весь город снабдил ими! У него покупали часы все придворные Кайера!

— И что? — не понял я.

— Механизмы, Лекс! — Армон в отчаянии дернул прутья клетки. — Там точно какой-то подвох! Ты что, не понял?

— Я в вас не ошибся, господин Джейд, — довольно сказал Люмис, оборачиваясь. — Вы совершенно правы. Во всех часах и украшениях моих салонов находится механизм, который взорвется через… — он щелкнул крышкой своих часов. — Через один час и пятнадцать минут. Весь цвет Кайера окажется обезврежен. Я бы даже сказал — обезглавлен.

— Богиня, — пораженно прошептал принц. — Ты чокнутый! Вы оба чокнутые!

Люмис отвесил шутливый поклон.

— Нет, ваше высочество, вы ошибаетесь. Мы весьма здравомыслящие и терпеливые, раз сумели придумать и воплотить такой сложный план. Ну а то, что он не всем нравится… — Крис весело мне подмигнул. — Плевать на общественное мнение — это наша семейная черта, правда, Лекс?

Я покачал головой.

— У вас ничего не выйдет.

— На этот раз все получится, — тихо ответил Крис. — Но я должен вас покинуть, простите, господа. Дела.

Он снова улыбнулся и приблизился к странной железной установке, из которой периодически вырывался пар.

— Лекс? — тихо позвал Армон. Я в сотый раз дернул прутья и попытался сплести аркан. Но без толку! Радужные всполохи сжирали магию, словно жадная корова свежую травку. — Лекс!

— Что? — вскинулся я. — Если у тебя нет плана, как вытащить отсюда наши задницы, то не отвлекай меня!

— Лекс, — на лице рихиора появилось странное мучительное выражение. — Надо торопиться. Надо!

— Да ладно? — съязвил я. — А то я сам не понял!

— Одри… я отдал ей твой подарок! — рявкнул Армон. — Этого проклятого паука!

Дошло до меня не сразу. Какой подарок? Какой паук? А когда понял…

— Мать твою, — я схватился за голову. — Надеюсь, ей хватило ума выкинуть эту гадость?

— Она прицепила его сюда, — рихиор обреченно ткнул себе пальцем в горло.

Я ударил кулаком по решетке, сбивая костяшки. Идиотский поступок, глупый и ненужный. Впрочем, руки мне, кажется, уже не понадобятся, магии не было.

— Раут, угомонись! — прорычал Харт. — Мы выберемся. Интересно, зачем всех сюда притащили?

— Похоже, сейчас и узнаем, — негромко отозвался Ник.

Мы повернули головы к Шинкару. Железный страж как раз вытащил из первого ящика упирающегося мужчину, и мы с изумлением опознали эскандора Больдо.

— За что?! — заорал ловец. — Я сделал все, как ты хотел, Шинкар! Я создал воронку!

— Вот я и хочу ее опробовать, — хмыкнул Меченый. — Брось, Алин, ты пожил достаточно.

Эскандор ответил ругательством и визгом, когда железные кулаки втолкнули ловца в стальную установку. Мы застыли, не понимая, что происходит и почему Больдо вдруг стал белее снега и снова завизжал. Над его головой возникла черная точка, которая начала разрастаться и закручиваться, образуя маленький смерч.

— Воронка лишения силы, — в голосе Ника прозвучал настоящий ужас. Все присутствующие содрогнулись. Отдать свой дар, свою магию — что может быть хуже? Оказывается, хуже — это лишится не только магии, но и жизни.

Больдо в круге уже орал в полный голос. Его сила вытягивалась из тела и светлым потоком втягивалась в воронку над головой. Кожа ловца сморщилась и покрылась пятнами, глаза побелели, а волосы вылезли, обнажая череп. Не прошло и минуты, как в смертельной установке осталось лишь высохшее тело.

— Слишком сильно и быстро, Крис, — недовольно поморщился Шинкар и присел у круга, дорисовывая символы.

Люмис щелкнул переключателем, на железной установке мигнул огонек и зашипел, вырываясь, пар.

— Получилось, — довольно воскликнул советник. — Сила эскандора собралась в резервуар!

— Великие Духи Леса, — прорычал Армон. — Они собирают силу магов!

— Да, — я в сотый раз обшарил взглядом помещение, ища выход. — В Эльхаоне для этого были марашеры. Магическая сила и жизни нужны для создания Спектра.

Дернул решетку и чуть не взвыл. Это казалось невероятным, но я не знал, как выбраться. В моей голове лишь стучала кровь и билась жуткая мысль о том, что где-то на улицах Кайера сейчас находится Одри с проклятым пауком у шеи. Я сам заказал его! Сам выбрал устройство, что убьет ее. Она нежная и хрупкая, проклятая златовласка, ей хватит совсем маленького взрыва. От видений, что случится с девушкой, если я не спасу ее, становилось жутко и холодно, словно весь мой наследный огонь заморозило стужей севера.

Какого демона я отпустил ее? Какого хрена не сказал все, что она хотела услышать? Хотя, что это изменило бы? Я все равно отправился бы в этот проклятый дирижабль. А она встретила бы Армона. Порой Богиня Равновесия отпускает совсем несмешные шутки.

В установке под воронкой взвыл незнакомый мужик. Кажется, кто-то из светлых… От него тоже осталась лишь оболочка, и Шинкар добавил знаки в губительный рисунок. Механический агрегат Люмиса свистел паром, охлаждаясь, а его уродливые детища исправно таскали пленников из клеток. Вот сжался на досках темный, что торговал амулетами с проклятиями, вот закричал нюхач. Все, что оставалось от них — пустые оболочки, что, словно куски пергамента, складывали в угол железные стражи.

— Часть силы рассеивается, — недовольно сказал Люмис, нацепив круглые защитные очки с черными стеклами и всматриваясь в стеклянную колбу. Внутри нее плавала мутная зеленая жидкость, вспыхивая огоньками и краснея после каждой новой жертвы. — Добавь руны сдерживания, отец!

— Их и так слишком много, — недовольно отозвался Шинкар. — Ничего, мы просто подвергнем воронке больше магов.

Еще один Темный оказался в установке и закричал. Я помнил его, отличный малый, с которым мы пару раз убегали от ловцов, а потом навещали фиалок. Смотреть, как его сила и жизнь наливает краснотой проклятую колбу, мне не хотелось. Отвернулся к клетке Армона, посмотрел вопросительно. Тот дернул прутья и зарычал.

— Не знаю, из чего они сделаны, — прохрипел он. — Но я не могу сломать! Даже моей силы не хватает!

— Ник, — прошептала Лира, цепляясь за ладонь побледневшего парня. — Мы умрем, да?

— Не бойся, милая, я буду с тобой. Не бойся, — утешил парень.

— Заткнитесь! — рявкнул я. Часы внутри меня тикали, отсчитывая минуты. Проклятие! Я хотел бы сейчас оказаться в другом месте. Где-нибудь на мягкой траве Аль-Майера, вместе с девушкой с золотыми волосами. Мы покачивались бы на листьях гигантских кувшинок и смотрели на звезды. Я даже почувствовал запах этих цветов, смешанный с тонким ароматом духов Одри.

Да, в последние десять минут моей жизни даже такой циник, как я, начинает жалеть о том, что так и не побывал в этом прекрасном месте с невиданными кувшинками!

— Заткнитесь, — повторил со злостью, потому что терпеть не могу нытиков и романтиков. И снова втянул воздух. Закрыл глаза. Либо я сошел с ума, либо…

— Если ты не прекратишь принюхиваться, меня заметят, — прозвучал тихий шепот. Да, чуть позже я скажу Одри, что думаю о ее привычке лезть куда не надо! После того как мы выберемся отсюда. — Я видела, как забрали Армона, и пошла следом. Держалась за него, когда нас поднимали. Я так боялась, что Армона убили! Но я не могу открыть замок. Никак не выходит! — снова тихий шепот и смутная тень. Ей нелегко было удерживать иллюзию. Я выдохнул и положил руку на решетку. Мои пальцы коснулись нежной ладони.

— Ты невидимая? — глупо спросил я, ощущая настойчивую потребность сжать ее руки, дотянуться до лица, убедиться, что с ней все в порядке!

— А незаметно? — фыркнула она. — Я отлично умею изображать пустое место!

— Паук на тебе? — одними губами спросил я. Ладно, с чувствами Одри разберусь потом.

— Да, но…

— Отдай его Армону, — велел я. — Сейчас же!

Ладонь исчезла, и я перевел дыхание. Ткнул в бок Харта и зашипел.

— Не пялься так!

Тот торопливо отвел взгляд. Краем глаза я увидел, как рихиор вскинулся, оскалился, а потом кивнул и сел в своей клетке, вертя в пальцах что-то маленькое. Я понадеялся, что его умений хватит, чтобы разобраться в механизме Люмиса. Кто бы мог подумать, что паучок действительно окажется подарком!

Я вцепился в решетку, настороженно следя за Шинкаром и его сыном. На нас они не смотрели, увлеченные выкачиванием силы из магов.

— Дождись новой жертвы, — прошептал я Армону.

— Не дурак, — буркнул рихиор. Приладил паучка на железные прутья и отошел подальше. Мы тоже метнулись в глубь клетки. Железные стражи втащили в круг незнакомого мага, и тот заорал.

— Ложись! — крикнул Армон.

Маленький паучок на замке нагрелся, а потом взорвался, выгрызая куски железа. Армон встряхнулся и вырвался из клетки черным зверем, оскаливая внушительные клыки и выпрямляясь в полный рост.

— Запасных штанов нет! — радостно напомнил я. Рихиор ответил рычанием и рванул к Шинкару, размахивая лапами. И отлетел в сторону, когда Сивласа закрыла стена Железяк. Одри проявилась у нашей клетки, на ее щеках была сажа, волосы растрепались. Но на лице застыла решимость, а руки вертели в замке кусок железного прута от клетки Армона.

— Детка, твоя иллюзия пропала, — выдохнул я, златовласка отмахнулась. Еще движение, и замок поддался, дужка со скрипом открылась.

— Готово! — радостно крикнула Одри. И упала, закрывая уши руками. Мы все упали от ужасающего свиста-визга, которым наполнилось помещение. Я ползком добрался до златовласки и накрыл ее собой, защищая от этого жуткого звука. Армон покатился по доскам, рыча и поскуливая от раны. В плече зверя торчал клинок. И самое поганое, что бесчувственным железякам было наплевать на свист, ломающий живых людей.

Звук прекратился так же внезапно, как и начался.

— Заприте их! — рявкнул Шинкар Железякам, когда Люмис выключил жуткий звук. Я скатился с Одри и, схватив стальной прут, воткнул его в красный глаз-лампочку ближайшего механического монстра.

Харт тоже уже успел вооружиться и с яростью колотил по железному корпусу.

— Гофры у шеи, — рявкнул Армон, отбиваясь сразу от троих Железяк. — Вырывайте их!

— Как будто это так просто, — проворчал Харт, орудуя прутом. Здоровяк изо всех сил тряс свою клетку и требовал выпустить его. Но мы были слегка заняты. Я увидел, как подползла к решетке Одри, и сжал зубы, сдерживая желание приказать ей убираться куда подальше. Увы, подальше сейчас не было…

Пленные орали и колотили по железу сапогами и кулаками, подбадривая нас.

— Вломи им, Лекс! — радостно крикнул Трис, его клетка была следующей на очереди в воронку.

Я бы вломил с удовольствием, но быстро понял, что с радостью мы поспешили. Железных было слишком много, и они теснили нас с Хартом к стене. Армон стоил десятка воинов, но и его все чаще откидывали, а поднимался он все медленнее. Я услышал хруст костей рихиора, Одри закричала. Если бы у меня была магия! Но проклятый Шинкар со своим радужным всполохом! Добраться до него не получалось.

— Как тебе мои стальные воины, Лекс? — крикнул Люмис. — Нравятся?

— Такие же уроды, как и ты! — рявкнул я. Хотя умнее было бы промолчать и не тратить силы. Механические стражи теснили нас к стене, принц рядом со мной тихо шипел сквозь зубы. Мы оба вертелись, как два червя на крючке, уже не нападая, а лишь обороняясь от беспрерывной атаки. Железякам было наплевать на оторванные конечности и удары, они не чувствовали боли и падали лишь тогда, когда голова отделялась от тела. А для этого надо было исхитриться. Ну и потом… нас было трое, а стражей не менее трех десятков.

Армон снова отлетел и впечатался в стену, неловко поджав лапу. Одри вскрикнула, и один из стальных питомцев Люмиса повернулся в ее сторону, размахивая конечностью, на конце которой вращались зазубренные лопасти. Ярость взметнулась внутри, и на руках вспыхнули огненные змейки, но новая порция радужного сияния сожрала проснувшуюся магию за миг. Я уже не шипел, а рычал не хуже Армона, пытаясь пробиться сквозь ряд Железяк и добраться до Одри.

— Плохой день, — торопливо вытер пот со лба Харт. — Очень плохой день!

Я бы даже сказал — наипоганейший. Дерьмовый. Да полугодовой труп гораздо привлекательнее этого дня!

Армон поднялся, но вяло, я видел, что его шерсть слиплась от крови. Да и мои силы заканчивались, все же я всегда лучше выплетал арканы, чем махал клинком. Подпрыгнул, уцепился за шею стального стража, ударил ногами, руками вырывая какие-то трубки. В лицо ударила струя пара, и я свалился. Ужом прополз между железными ногами, перекатился, избегая удара булавой. Железяки были сильнее, но и неповоротливее людей, чем я и пользовался.

До Одри добрался как раз вовремя и обрушил железный прут на шею стража. Златовласка забилась в угол и смотрела на монстра широко открытыми глазами, кажется, забыв и о своем умении создавать иллюзии, и о способности бегать.

— Детка, не спи! — рявкнул я. Она очнулась и откатилась в сторону, юркнула в щель между клетками.

— Бесполезно, Лекс, — раздался голос Люмиса. — Ты ведь и сам это видишь.

Я послал его в Бездну, уворачиваясь от железных кулаков. Пленные орали, но уже безнадежно, понимая, чем закончится эта бойня. Рядом свалился Харт.

— Их слишком много, — простонал он.

И, кажется, впервые я готов был согласиться со светлым.

ГЛАВА 24

Ромт прищурился, осматривая тихую улицу и разрушенную стену башни. Прислушался. Ветер гудел в трубах и на открытых галереях, где-то насвистывал песню крылатый, кто-то протащил по брусчатке тележку.

Что беспокоило его? Что царапало, не давая отдыха?

Ромт дернул ушами и снова втянул воздух, впитывая звуки и запахи Эльхаона. Все мирно и спокойно, но, похоже, альфа и его заразил беспокойством. И Коготь теперь нервничал, не позволял себе расслабиться, хотя не было ни одной видимой причины для тревоги.

Или все же была?

Звуки и запахи успокоили, значит, его насторожило что-то видимое глазу.

Ромт присел, снова всматриваясь в камни, между которыми пробивались травинки, в рисунок плит, в следы на песке…

Вздрогнул. Вот оно! След. Длинный и сплошной, словно здесь протащили что-то изгибающееся. След, который он не раз видел. След, оставленный змеиным хвостом. Интиория! Вот что цепляло Ромта! Глаза заметили отметину на песке, но он не придал этому значения. И все же отложил где-то внутри себя, и это заставляло нервничать и искать причину тревоги.

Инти здесь, в Эльхаоне. И Коготь был уверен, что ее появление не сулит ничего хорошего! Но где она может прятаться?

Ромт окинул злым взглядом развалины и покачал головой. В том-то и дело, что где угодно. Эльхаон огромен, и большая его часть представляет собой обрушенные арки и башни, заброшенные здания и бесконечные галереи-переходы, где может укрыться не только одна девушка, но и несколько отрядов вооруженных до зубов воинов. Северная часть города была необжитой, и туда редко совались даже крылатые из-за угрозы обрушения здания. Искать Интиорию в этом каменном лабиринте — что кошачью шерстинку в лесу.

И все же Ромт не мог не искать. Он крадучись пошел вдоль стены, прикрывая глаза и полагаясь на слух и обоняние, что всегда были у него самыми чуткими в стае. Каждая порция воздуха приносила новую информация о мире вокруг, и Ромт тщательно разделял ее на составляющие, ища ответ. Он обошел кусок стены и двинулся в самую глубину узких улиц, неслышно и мягко переступая лапами. Вот чирикнула в вышине птица, вот ухнула руда на карьере, вот тихо прошелестело по кладке перо. Коготь открыл глаза и осмотрелся. Возле ржавой решетки блестело на солнце несколько рыже-синих перьев.

— Сойлин? — недоуменно произнес Ромт. Она-то что тут делала?

— Я здесь! Здесь! Ромт, ты меня слышишь?

Голос прозвучал глухо и далеко, словно из трубы. Одним прыжком Коготь запрыгнул на каменный карниз. Покачиваясь, заглянул в круглую дыру и оскалился. Внутри стылого помещения сидела пара его вожака, прикованная к стене.

— Сойлинка, я сейчас… сейчас вытащу тебя!

Ему хватило мгновения, чтобы увидеть вход и запрыгнуть на кусок обрушенной лепнины, изображающей драконью голову, а потом и в темный узкий лаз. Сойлинка изнутри крикнула, чтобы он был осторожен, но Ромт и так уже подобрался и ощетинился, выпуская когти. За стеной змеилось сплетение коридоров, некоторые завалены, другие вели неизвестно куда. Коготь фыркнул, прислушиваясь. И не зря, стоило добраться до входа и спрыгнуть внутрь, как его ушей достиг тот самый звук — шуршание хвоста по камню.

Инти. Она появилась в узком проеме из темноты и теперь медленно приближалась. Свет, падавший через дыры в кладке, пятнами освещал обнаженную грудь и блестел на чешуе.

— Какая встреча! — девушка свернула кольцом хвост, глядя на Ромта ярко-зелеными глазами.

— Что ты здесь делаешь? — Коготь нахмурился. — И почему внутри находится прикованная Сойлин?

— Ах, милый, вопросы, вопросы… — Интиория небрежно махнула рукой. — Какое тебе дело до этой птички? Ты ведь всегда ее недолюбливал. Лучше скажи, скучал ли ты по мне? — она подползла ближе, улыбаясь. — Вспоминал? Я вот думала о тебе каждую ночь, любимый, каждую ночь…

Покачиваясь, Инти двинулась к нему. На ее губах была соблазнительная улыбка, глаза сияли. Расставание пошло ей на пользу, кажется, девушка похорошела… Ромт вздохнул с сожалением.

— Ну же, милый, обними меня, — пела Инти, — не отворачивайся…

Он смотрел на нее, не отводя глаз и даже не шевеля ушами. Не вслушиваясь в живую тьму за спиной.

— Ромт, обними меня…

— Конечно, — Коготь выдохнул и, прижав Интиорию к себе, резко развернулся лицом ко второму проему. Кинжал, брошенный Эльгеймом и предназначенный его спине, сверкнул в луче света и вошел в грудь девушки. Инти вскрикнула и обмякла в его руках, а Ромт выпустил ее, переступил. И бросился на врага. Крылатый, что в небе не знал себе равных, просчитался. Здесь, в тесном подземелье, его крылья лишь мешали, делали Эльгейма неповоротливым и громоздким. Зато Ромт ориентировался прекрасно, как и двигался. Ему хватило нескольких минут, чтобы командир крылатого отряда оказался на камнях связанным. На его бедре и груди набухали кровью следы от ударов Ромта.

Коготь снова фыркнул, стер лапой с лица грязь, дернул ушами. Посмотрел на Интиорию. Да, когда-то он любил ее. Но она предала, выставила его дураком перед стаей и вожаком. И сейчас пятнистый не испытывал раскаяние, лишь сожаление, что девушка умерла слишком быстро, не успев рассказать свои тайны.

— Ничего, — рыкнул он, щурясь от луча света и сердито переступая лапами. — Все секреты расскажешь мне ты, Эльгейм.

Крылатый разразился ругательствами, дергаясь в путах на полу, но Ромт лишь пожал плечами. Прежде надо освободить Сойлин.

Через час они уже сидели в главной башне Эльхаона, а командир крылатых рассказывал о заговоре. Ромт шипел и выпускал когти, слушая его. Крылатые, что присутствовали на этом импровизированном совете, отводили глаза. Пятнистые хмурились и рычали.

— У нас под носом! Проклятые летуны! Надо вырезать вас всех, вспороть ваши животы и шеи!

— Это наш город! — рявкнул связанный Эльгейм. — Наш! Не твой и не чужаков из Кайера!

— Он прав, Ромт, — неожиданно поддержала Сойлин, и оба мужчины воззрились на нее удивленно. Она была грязной и осунувшейся, но глаза блестели по-боевому. Кивнув, девушка продолжила: — Он прав, хотя нам и не нравится это. Мы пришли в Эльхаон и стали жить здесь, не думая о тех, кому город принадлежал века. А кайерцы и вовсе забирают руду, которая нужна всей Пустоши. Не смотри так, Эльгейм. Я зла на тебя, но я много думала, пока сидела в той башне.

Она вскочила, тревожно сложив ладони.

— Но и крылатым, и пятнистым надо научиться жить в мире, Эльгейм! Мир изменился, и Эльхаон тоже. И есть тот, кто позаботится обо всех нас! Армон!

— Он чужак! — крикнул командир крылатых.

— Он альфа! И он единственный, кто способен противостоять Кайеру! Вы должны признать это! Отстоять наши интересы перед империей! Никто из нас не способен на это, даже ты, Эльгейм! Только Армон. И мы должны найти его! — Сойлин прижала ладонь к груди.

— Что ты предлагаешь? Мы не можем пересечь серебряную границу пустоши, — мрачно бросил Ромт.

— Нам нужен портал в Кайер.

Мужчины переглянулись.

— Единственный портал разрушен, Сойлин. Никто не знает, как открыть новый!

— У нас есть книги! — звонко возразила девушка. — Те, что принесли кайерцы! И люди, работающие на рудниках! Среди них наверняка найдется хоть один маг! Да хотя бы тот же Рулис, что выращивал драконов! И у нас есть снежный сапфир! Армон говорил, что этот камень увеличивает даже слабые способности! Мы обязаны попробовать!

— Ты предлагаешь необученному и слегка свихнувшемуся магу открыть портал в столицу империи? — хмыкнул Ромт. — С ума сошла? Кто рискнет в него войти?

— Я пойду! — девушка сжала кулачки, откинула на спину растрепавшиеся волосы, не видя восторженных мужских взглядов. Она ничего и никого не видела, сжигаемая лишь одной мыслью. — Я пойду за Армоном! Куда придется! Потому что… альфа в беде, — тихо завершила она. — Я чувствую его боль.

— Я тоже это чувствую, — со своего места вскочил молодой парень, дернул треугольными ушами. Другие несмело кивнули, перешептываясь. Отголоски боли своего альфы ощутили все присутствующие.

— Разве стая бросает своего вожака? — воскликнула Сойлин, обводя яростным взглядом хмурых мужчин. Она стояла одна против них — хрупкая, грязная, растрепанная. Но готова была биться до конца, чтобы помочь Армону. — Разве оставляет в беде своих? Что мы за стая, если не приходим на помощь, когда это нужно? Армон готов сражаться до последней капли крови за каждого из нас, а мы? На что мы готовы ради нашего вожака? Ради альфы?

— Мы готовы биться! — закричал тот самый пятнистый парень. Остальные тоже вскочили, зашипели, зарычали.

— Пустошь готова! Пустошь не оставит… Стая спасет вожака!

Ромт качнул головой, и, пока остальные кричали, криво улыбнулся раскрасневшейся Сойлин.

— Армону с тобой повезло.

— Нет, — она покачала головой и солнечно улыбнулась. — Это мне невиданно повезло с ним. Скорее, Ромт! Мы должны найти его!

ГЛАВА 25

Я оглянулся на Шинкара. Он на нас не смотрел, устанавливая камни. Еще одна жертва закричала под воронкой. Наша битва даже не отвлекла Меченого от его дела! Киль гондолы внезапно дрогнул, и часть стены раскрылась, образуя площадку. Сильный порыв ветра разогнал пар и чадящий дым от Железяк. И стало видно, что все камни Шинкара уже висят в воздухе, а колба Люмиса стала багряной.

— Время пришло! — сквозь все нарастающий гул крикнул Сивлас. — Время для нового! Новой жизни и нового бога! Склоните головы, смертные! И узрите Спектр!

— Проклятие, — прошептал Харт, стирая с лица кровь. — Он все-таки сделал это!

Я промолчал, тихо пятясь к углу, где засела Одри. Железяки выстроились стеной, защищая своих хозяев, но мы и так уже поняли, что не пробьемся к Шинкару. Да и бесполезно, кажется… Разноцветные камни вращались все быстрей вокруг навершия, сливаясь в цветной хоровод, а потом в одну сплошную линию. Она краснела, синела, а потом побелела, теряя цвет. И взорвалась снопом бесконечно белого света, который лучом ударил в пространство перед дирижаблем, разрывая ткань миров и образуя мост. Воздушный мост из света и магии, соединивший наш мир с Эррой.

Мы застыли, пораженные самым невиданным зрелищем за всю историю существования людей. Кем бы ни был Шинкар, он определенно велик, а подлец или создатель — уже второй вопрос. Внутри просторной гондолы повисла тишина, нарушаемая лишь свистом пара Железяк и бульканьем в колбах. Сильвия тихо плакала, прижимая к лицу грязные ладошки. Я сделал еще шаг назад, косясь на прикрытый крышкой люк в полу. Если бы добраться до него… Пусть без левитации, но лучше я попытаю счастья, свалившись с дирижабля, чем останусь здесь!

Да и вообще… Пожалуй, пора делать ноги.

Увы, я снова не успел.

На нас с Хартом опустилась сеть, скручиваясь у ног и сваливая на пол.

— Мне показалось, вы решили нас покинуть, — весело сказал Люмис, выходя из-за спин Железяк. — Несите их к установке.

Мы забились в сетях, да только без толку. Нас с Хартом впихнули в круг, над головами налилась черная точка. Страшно закричала Одри, а я подумал, что лучше бы она молчала и не привлекала к себе внимания. Ланта побелела так, что выцвели даже радужки глаз, Сильвия уже рыдала. Женщины…

Я хмыкнул и помахал рукой, не желая помирать с перекошенным от страха лицом.

— Зачем? — взвыл Ник. — Вы ведь уже создали мост!

— Потому что эти двое слишком опасны, чтобы оставлять их за спиной, — любезно пояснил Шинкар, кивая Люмису.

Армон рычал и бился в своей сети, оставляя на полу кровавые полосы.

— Рихиор следующий, — отвернулся Шинкар. — И остальные — за ним.

— Чтоб ты в Бездну провалился, — в сердцах пожелал я. Черная воронка начала расти. И я все же повернулся туда, где стояла Одри.

Она уже не кричала, просто смотрела, и я улыбнулся, желая подбодрить ее. Хотелось сказать что-нибудь обнадеживающее, но на ум лезли лишь банальные три слова…

— Заканчивай с ними, Крис, — обронил Шинкар, видя, что Люмис колеблется. Между бровей полу демона залегла складка, верхняя губа поднялась, еще больше обнажая клыки.

— Ты обещал оставить Лекса в живых, — тихо сказал он, в упор глядя на Шинкара.

— Заканчивай! — рявкнул мой дорогой папаша и, оттолкнув плечом сына, сам повернул латунную ручку. Воронка над головами загудела.

— Обойдемся без прощальных поцелуев, Харт, — улыбаясь, сообщил я. Что ж, помирать — так с шуткой. В конце концов, однажды это должно было случиться. Вот только Одри жаль… Принц мрачно качнул головой.

Белый туман стелился над магическим мостом из света. И где-то там, в его глубине, вдруг вспыхнуло огненное зарево, а из пламени вышли воины. Впереди — женщина в броне и с пылающей плетью, за ней — стражи и демоны.

— Не смей трогать моего сына! — рявкнула Ослепительная Лирис и ударила Шинкара. Тот откатился в сторону, вскочил. Тяжелый металлический шар просвистел возле уха и ударил в железную установку Криса. Один из демонов подмигнул мне, опуская оружие, кажется, это был тот самый Шантал из дворца. Впрочем, все они одинаково безобразные, хотя я радостно помахал в ответ. Колба взорвалась, расплескивая багрянец, Люмис отлетел в сторону. Воронка над нашими головами прекратила вращение и растаяла. Мы с Хартом вывалились из круга, тяжело дыша и все еще не веря, что живы.

— Дорогая Лирис! — оскалился Шинкар, разворачивая свою плеть. — Давно не виделись. Соскучилась?

— Сейчас узнаешь — насколько! — хмыкнула мамочка, сверкая глазами.

— А как же ваш запрет на посещения нашего мира? — крикнул я весело.

— Я решила, что иногда законы просто необходимо нарушать, Лекс! — отозвалась Лирис.

— Моя школа, — довольно хмыкнул я.

Ужасающий шум наполнил гондолу дирижабля, все снова орали, разбивали клетки и кидались заклятиями, потому что к нам вернулась магия! Я размял пальцы и швырнул файер, расплавляя ближайшего Железяку. И чуть не застонал от удовольствия! Да ладно, что там, я застонал! Наслаждение от вернувшейся силы заставило меня улыбаться во весь рот, пока я крушил этих стальных гадов и отрывал их пустые головы!

— Лекс, надо выбираться! — орал Харт. — Надо остановить взрывы! Сколько осталось времени?

Дохляк полусгнивший, а я и забыл! В целом меня мало волновали жизни придворных, украсивших себя взрывоопасными украшениями, я не огорчусь, если все они взлетят на воздух.

— Где Люмис? — крикнул я, пытаясь хоть что-то разобрать в творящемся вокруг хаосе. Установка чадила черным дымом, от механических стражей валил пар, а от множественных заклятий уже загорелась деревянная стена и тут же обледенела от аркана Лиры.

— Люмис сбегает! — заорал Ник. — С ним Сильвия!

Харт зарычал и бросился к открытому грузовому люку. Я тоже выглянул и успел увидеть, как Люмис прыгнул вниз, схватив в охапку принцессу. Кожаный плащ советника разделился на две части, образуя жесткие крылья. Ник сложил ладони для заклятия, но его остановил принц.

— С ним моя сестра! — проскрипел он.

Круглые очки Люмиса мигнули бликами на свету, и до нас донесся голос:

— Еще увидимся, Лекс!

— Вот гаденыш! — восхитился я.

Принц снес ледяной глыбой очередного Железяку, напавшего сзади. Одри я не видел и вертел головой, пытаясь найти златовласку.

— Встретимся внизу, — заорал Харт, прыгая в пропасть.

Я пожал плечами. Накрыл защитным куполом Лантаарею и даже хотел съязвить, но наверху что-то треснуло, а потом взорвалось с гулом.

— Баллон! — зарычал Армон слева. — Тр-р-реснул! Убир-р-раемся!

Дирижабль с гулом наклонился в сторону, и мы сообща завопили, покатились, хватаясь за что попало. Еще один взрыв, и нас кинуло в обратную сторону, словно все мы попали в шторм на утлой лодчонке, и теперь ее швыряло и било о волны.

— Одри! — завопил я, отпихивая кого-то сапогом. — Одри, где ты?

На воздушном мосту бились Шинкар и Лирис. Их огненные плети встречались и свивались, словно страстные любовники. И я на миг даже испытал что-то похожее на гордость. И как ни странно — за них обоих. Но лишь на миг. В конце концов, Эрре давно пора разобраться с Меченым и избавить нас от его присутствия! Я с удовольствием бы полюбовался невиданным зрелищем, но в данный момент гораздо больше хотелось оказаться на твердой поверхности, которая не раскачивается и не подпрыгивает.

— Одри! — пополз, распихивая тела, живые и железные. — Чтоб ты провалилась! Одри! Где ты?

Третий взрыв заставил подпрыгнуть даже стальные клетки, дирижабль тряхнуло, мы на миг зависли в воздухе, а потом рухнули вниз. Падая, я успел увидеть тонкую фигурку совсем рядом, приземлился на четвереньки, схватил девушку, закрывая собой от железных углов и конечностей, что сыпались со всех сторон. Златовласка вцепилась в меня, обняла за плечи.

— Ты меня задушишь, — буркнул я, когда дирижабль перевернулся кверху брюхом, изображая сдохшую сардину. Нас с Одри выкинуло наружу, завертело потоком, а потом я сложил пальцы, создавая воздушную подушку. Мы упали на террасу дворца. Рядом свалилась Ланта, похоже, ее спустил Ник. Как и Лиру. Кстати…

— Эй, кто-нибудь в курсе, что левитация запрещена? — возмутился я, глядя на бодро опустившихся друзей.

Мне ответили дружными проклятиями.

— Там же Армон! — вскочила Одри, откидывая с лица волосы.

— Нет, — хмыкнул я. — Армон там.

И ткнул пальцем в отчаянно колотящую крыльями девушку, что пыталась удержать в воздухе огромную тушу рихиора. Вряд ли ей это удалось бы, но почти сразу рядом возникли еще две крылатые фигуры, помогая Сойлин. Воины Эльхаона. Они-то здесь откуда? Впрочем, вовремя, потому что люди сыпались из дирижабля горохом и далеко не все знали аркан левитации. Некоторым помогли воздушные подушки, других спустили на землю эльхаонцы. С нашего места было видно, что Армон пришел в себя и даже обернулся, так и лежал на земле — голый и ошалевший. Сойлин пыталась его целовать и, кажется, снова ревела. Тоже мне, спасительница! Я фыркнул и отвернулся.

— Мы что же, победили? — изумился Ник, глядя вверх.

Я поднял голову, всматриваясь в воздушный мост. Там все еще сверкали молнии огненной битвы. Но я почему-то был уверен, что Лирис наведет порядок.

— Еще нет, — на террасу поднялся Харт и вытер лоб тыльной стороной ладони. На наши вопросительные взгляды он со злостью качнул головой. Значит, остановить Люмиса принцу не удалось. — Надо предотвратить взрывы.

— Зачем? — хмыкнул я. — Сам подумай. Может, Крис оказал тебе услугу?

— Вот поэтому престол никогда не доверяли Темным, — отозвался наследник. — Шевели задом, Раут! Ты все еще императорский ловец!

— Да лучше сдохнуть, — отозвался я. — Харт, дай слово, что я навсегда забуду о Бастионе, если помогу тебе в этот раз!

— Договорились! — рассмеялся наследник. Я посмотрел на Одри, махнул ей рукой и прыгнул вниз, вслед за принцем.

— Не скучай, детка!

* * *

Взрывы так и не прогремели. Нет, мы не носились по городу, собирая опасные часы и украшения, мы просто устранили то, что должно было спровоцировать эти убийства. Люмис действительно оказался гением. Все его творения должны были среагировать на звон часов Башни Времени, что расположилась как раз в центре столицы. Это древнее здание, похожее на палец, когда-то лишь указывало время солнечной тенью, а последние сто лет там тикали огромные стрелки, два раза в день оглашая город звоном.

Этот звон был бы особенным и спровоцировал бы волну замыканий в механизмах Люмиса.

К счастью, у нас был Армон, который смог все это понять. Из его объяснений про колебания и волны я понял лишь одно — надо взорвать Башню Времени. Мне всегда отлично удавались арканы разрушения.

Так что спустя полчаса я стоял под весенним солнцем Кайера и смотрел на оседающую пыль над грудой камней — все, что осталось от Башни Времени. Еще — на воздушный мост и перевернутый дирижабль, на перепуганных жителей и Железяк, которые бестолково топтались по улицам, оставшись без командования. И думал о том, что пройдет время, и развалины зарастут травой, погибших забудут, Кайер сложит легенды об этом дне, и гнусавые менестрели потянутся во все концы империи с рассказами. Как обычно, там будет мало правды, много глупостей и пафоса, восхваление героев и порицание злодеев.

Пожалуй, я бы послушал эту историю. Под стакан хорошего хелля и сочную баранью ногу, приготовленную в меду.

Харт ушел, похлопав меня по плечу. Принцу предстояла нелегкая задача — навести порядок в городе, что пережил конец света, и отыскать сестру.

Ну, а я не принц, к счастью. И потому с удовольствием направился на север, к поместью Раутов. Я шел, предвкушая отличный вечер. Сегодня я даже достану из подземелья надежно припрятанный бочонок с черничной настойкой, в конце концов, не каждый день случается конец света. Хотя и чаще, чем мне хотелось бы!

В доме горели окна на первом этаже, и я ухмыльнулся. Толкнул дверь, потопал сапогами, сбивая грязь.

— Эй, придурки, если вы использовали всю горячую воду, я отправлю вас всех в Бездну!

Заклятые недруги затаились, и я, хмыкнув, направился к гостиной.

— И не надейтесь, что вам перепадет черничной настойки, олухи! — заорал я, толкая створку. — Вы даже Шинкара прибить не могли, все мне пришлось делать! — завершил, осматривая пустое помещение.

Усмехнулся, кинул заклятие выявления сути. Но комната осталась безлюдной.

— Ладно, выходите, — свистнул я. — Сегодня я добрый и разрешаю вам переночевать в моем доме! Конечно, не бесплатно!

За спиной раздался шорох, и я обернулся, готовый ляпнуть очередную шуточку. У лестницы сидела крыса и смотрела на меня насмешливыми черными бусинами глаз.

— О боги, — завопил я, — неужели вы сжалились и избавили меня от этих идиотов?

Ти-ши-на. Я пнул угол, начиная хмуриться. И вспомнил, что свет — это мой собственный аркан. Зажигается, чтобы отвадить воров и любопытных.

Значит… значит, я действительно в доме один?

Прислонился к стене, прислушиваясь. Над Кайером пошел тихий дождик, капли застучали в окно. Крыса деловито махнула хвостом и неторопливо утопала в подвал. Ветер засвистел в воздуховоде.

Да, я был один. Никто из моих заклятых недругов не явился, чтобы отметить со стариной Лексом спасение мира.

— Прекрасно, — бодро и громко заявил я, улыбаясь во весь рот. — Я счастлив! Значит, вся настойка достанется мне! Как и вся горячая вода!

Насвистывая, отправился наверх, оставляя на лестнице грязные следы. Включил горячую воду. Вернулся за бочонком настойки, откупорил крышку и сделал пару шумных глотков. В поисках кружки обошел весь дом, заглядывая даже в кладовки и чуланы. Кружки порой попадались, особенно много их было на кухне, но все не то…

Снова прошлепал наверх, стянул одежду, залез в горячую купальню, шумно прихлебывая настойку и роняя на грудь темные капли.

— Вот оно — счастье! — прохрипел я, болтая ногами в воде. — Никаких посторонних рож. Никого! То, что я и хотел!

Вода остыла, и я нагрел ее файером. Тот зашипел и погас, я отхлебнул еще из бочонка и поджег новый. Так я развлекался, пока не загорелись деревянные полки и занавески. Пришлось кинуть аркан обледенения, после чего вся купальня вместе со мной покрылась какой-то белой гадостью, смутно похожей на снег.

Я выругался и выполз в коридор, изрядно шатаясь. Все-таки день был трудный. Я немного устал. Вот сейчас допью настойку и пойду в постельку…

Колокольчик звякнул над дверью, и я замер с поднятой ногой. Ухмыльнулся во весь рот. Ну, конечно! Схватил какую-то тряпку, повязал на бедра. Мохроногий тухляк, да я даже оделся! Ну, почти.

— Вы слишком поздно, настойка закончилась, недоумки! — заявил я, распахивая створку. Девушка, стоявшая за ней, подпрыгнула и несмело улыбнулась.

— Ты кто? — не понял я.

— Лекс! Я же Терри! — фиалка стянула с головы широкую шляпу. — Ты что, не узнаешь меня? Терри! Помнишь?

— Терри? — моргнул я.

— Я опоздала на поезд, — воскликнула девушка. — Представляешь?

И смутилась, напряженно всматриваясь в мое лицо.

— Я… я подумала, что могу у тебя переночевать… но, наверное, зря… прости. Я пойду.

Она развернулась, неловко хватая ручку потертого деревянного сундука.

— Поезд, значит, — я потер подбородок. — Заходи. Я просто не ждал гостей.

— Да я лишь на ночь, — девчонка что-то тараторила за моей спиной, а я подумал, что не мешало бы еще выпить. Как раз перед тем, как отключиться на ближайшем диване.

ГЛАВА 26

Месяц спустя

Кайер, конечно, ожил и даже почти вернулся к нормальной жизни.

Как ни странно, но воздушный мост, соединивший империю с Эррой, так и остался висеть над городом. Лирис сказала, что уничтожить Спектр даже труднее, чем его создать. К тому же, это слишком опасно и может привести к цепной реакции в двух мирах. Я ничего не понял, но Харт кивал с умным видом. В той битве над городом победа осталась за Ослепительной. Меня слегка злило, что не удалось лично надрать Меченому зад, но я успокаивал себя тем, что и так изрядно испортил его поганые планы. Теперь папочка томился в самых охраняемых застенках Эрры. По словам Лирис, сбежать оттуда невозможно.

Я слегка сомневаюсь в этом, Шинкар уже доказал, что не знает этого слова. И надо признать, это у нас семейное. Мне и сейчас трудно осознавать, кем являются мои настоящие родители. А впрочем… да какая, к демонам, разница?

Люмиса так и не нашли, несмотря на отряды, разосланные Хартом. А на днях прилетела сорока от Сильвии, сообщившая, что с принцессой все в порядке, Крис ее не обижает, и в Кайер она пока не вернется, потому что решила посмотреть мир.

Новоявленный владыка империи чуть не снес каменную колонну, слушая это послание. А по мне так девчонка молодец и вовремя сделала ноги от обязанностей принцессы. Так что Харту теперь придется расхлебывать эту императорскую кашу в одиночку.

В обстановке строгой секретности прошла закрытая встреча между Ослепительной и новым императором. Я заскучал уже на десятой минуте и слинял под каким-то благовидным предлогом. Все-таки хорошо, что я не принц. Заседания и переговоры навевают на меня ужасающую скуку и желание спалить все к демонам.

Харт сдержал слово, и меня с почетом разжаловали из рядов ловцов. Даже прислали белый мундир и вручили алую императорскую ленту за особые заслуги перед страной и правящей семьей. Я чуть живот не порвал от смеха, рассматривая свою рожу над воротничком этого мундира. Чернокнижник и потомок демона в белом мундире! Ну кто бы мог подумать! На церемонии я был нетрезв и непочтителен, поэтому торжественность момента проплыла мимо меня.

Армон вернулся в Пустошь в тот же день — там требовалась твердая лапа альфы. И увел за собой всех пятнистых и крылатых, правда, весть о них уже попала во все газеты и вестники. Панику удалось сдержать, хотя и с трудом. Харту пришлось объяснять все произошедшее, в том числе и появление в небе над столицей дракона. Да, в этот месяц я определенно радовался, что не имею никакого отношения к наследникам Кайера. Но, как оказалось, люди привыкают ко всему. Даже железных стражей по-тихому переловили и растащили по домам. Конечно, правитель издал указ о том, что Железяк надлежит сдать в Бастион, но горожане быстро сообразили, что эти монстры весьма полезны в хозяйстве. Кормить их не надо, усталости стражи не знают, работают днями и ночами, лишь масло подливай… Даже нашлись умельцы, способные заменить булавы на ножницы для обрезки садовых деревьев или лопаты, чтобы копать траншеи. Ну и мастера из мастерских Люмиса внесли свою лепту, предложив выпустить новых железных рабочих, прислужников и подавальщиков. Так что Железяки тоже станут частью Кайера и его новой жизни.

Правда, все это как-то мало меня трогало.

Даже на известие о помолвке принца я почти не отреагировал, хотя и пожелал Ланте отравить молодого мужа после брачной ночи и занять престол. О том, что я буду скучать по моей чаровнице и нашим беседам в склепе, я промолчал.

Терри так и не уехала. Как это вышло, я не понял, кажется, в те дни я снова пил, а девчонка готовила мне еду и убирала в доме. А потом как-то прижилась. Я был не против. Должен же кто-то стирать пыль с комодов и вытряхивать покрывала, раз Одри со мной больше нет? Да-да, я не совсем дурак и догадался, кто убирал в моем доме. Не было никакой наемной прислужницы.

Ну и еще на пересечении Ведьминской улицы и Озерной аллеи открылась розыскная контора. Латунная табличка на стене возле бронзового колокольчика сообщала, что грамоту на розыск пропавших особей человеческого или иного вида, а также распутывание чрезвычайно запутанных дел вручил г-же Ллойд самолично эскандор Галахан.

Эта контора наделала много шума в Кайере, ведь мало того, что это было первое официальное заведение подобного рода, так еще и управляла им женщина. Та самая г-жа Ллойд, чтоб она провалилась в Бездну! Проклятая Одри.

Трис, у которого я частенько проводил время, рассказывал, что такого вопиющего безобразия Кайер еще не знал. Но когда у него стащили какой-то семейный амулет, сам же и обратился в эту контуру, мерзавец!

— Лекс, я хотел попросить тебя, — развел руками некромант. — Но ты был слегка… не в форме. Уж прости. А эта Ллойд ничего, мигом отыскала мою пропажу, представляешь?

Я скрипнул зубами. И от предложения Триса отметить событие отказался. Покинув «Подворотню», я бесцельно побрел по улице, запрещая себе сворачивать на угол Ведьминской и Озерной. Я запрещаю себе это каждый день. Да и что я там не видел? Завитушки на табличке и бронзовый колокольчик я изучил вдоль и поперек. А внутрь входить не буду — много чести.

Проклятая Одри!

Остановился возле витрины цирюльни. Из стекла на меня смотрел обросший и небритый бродяга в мятой одежде.

— Эй, вали отсюда, — возмутился хозяин, выглядывая с крыльца. — Всех посетителей распугаешь! Шляются тут всякие…

Я потер подбородок, размышляя, а не спалить ли этого урода. Хотя… снова посмотрел в стекло на свое отражение. Кайер изменился. Мир изменился. Может, и мне пора? Самую малость, конечно.

— Меня побрить и подстричь, — велел я, заходя в цирюльню. К тому же хелль в меня уже просто не лезет!

* * *

Осмотрев надпись на латунной табличке и проигнорировав бронзовый колокольчик, я толкнул дверь. Внутри оказалась просторная комната, в которой стояло два стола, диван для посетителей, изящный чайник столик и прочие мелочи, которые делают помещение красивым. Даже цветы в пузатой вазе на столе. Интересно, кто их принес? Я щелкнул пальцами, незаметно спалив желтые бутоны. Ну, почти незаметно.

— Вам назначено? — гаркнул знакомый голос, и я сдержал желание протереть глаза. Ко мне шел Здоровяк, но без привычного мундира ловца его было не узнать. Теперь на парне красовался бархатный синий жилет, щегольская рубашка и даже шейный платок. Картину окончательного падения завершали брюки и модные сапоги с белыми носами.

Я присвистнул, глядя на это невиданное зрелище, Здоровяк радостно оскалился, узнав меня.

— Лекс! Неужели это ты?!

— Я, а вот насчет тебя сомневаюсь, — буркнул, обходя по кругу бывшего ловца.

— Так я ж того… больше не в Бастионе. Решил открыть свою пекарню, а пока вот помогаю Одри, — он слегка покраснел. И оживился: — Зато Ник теперь — эскандор, ты знаешь?

— У нас посетитель? — из-за дверей выглянула Лира и, увидев меня, округлила глаза.

— Лекс? Это ты?

Меня начинало слегка раздражать такое удивление при виде моей персоны.

— Нет, верховный демон Грох, — буркнул я.

— А мы думали, ты в Эрре, — смутилась девушка. — Ну, ты же этот… ну, в общем… Ник сказал, кто ты.

— Кто? — полюбопытствовал я.

Лира снова покраснела и бросила мучительный взгляд на Здоровяка. Тот откашлялся, бесталанно изображая приступ удушья.

— А ты зачем пришел? — прекратив мучиться, спросил парень. — Найти надо чего или просто так?

— Нашел уже. Одри здесь?

Лира и Здоровяк слаженно встали плечо к плечу и одновременно сказали «Нет».

— Кто-то пришел? — поинтересовалась Одри, собственной персоной появляясь в приемной. Приветливая улыбка застыла на ее губах при виде меня, Лира и Здоровяк побледнели.

— Ну, хорошо, что зашел, Лекс, заглядывай как-нибудь… — забормотал Здоровяк, тесня меня к выходу. — Годика через два…

— Отойди, — ласково посоветовал я ему. Кончики пальцев обожгло пламенем, Лира тихо взвизгнула.

— Не надо, — сказала Одри. — Пропустите его.

Здоровяк сдвинул кустистые брови. Я хмыкнул и прошел за мелькнувшей синей юбкой в дверь. Здесь был небольшой кабинет с бордовыми панелями и светлым столом. Одри уже устроилась за ним, настороженно следя за моим приближением. Указала на стул напротив.

Желает увидеть меня на месте просителя? Ну уж нет.

Я отошел к окну, присел на подоконник. Златовласка поморщилась и пожала плечами.

— Кофе не предлагаю, думаю, ты не задержишься. Зачем пришел, Лекс?

Я внимательно всмотрелся в ее лицо. Выглядела Одри… прекрасно. Ясные глаза сияют, волосы, кажется, стали еще ярче, теперь в них искрился живой огонь. Губы так соблазнительны, что я слегка потерял нить разговора. Ах да, его и не было — разговора.

Похоже, златовласка злится.

— Пришел сказать тебе кое-что, — улыбнулся я.

Она подняла бровь, копируя мой жест.

— Серьезно? Ну надо же.

— Три слова, Одри, — я отлепился от подоконника и подошел ближе.

— Да что ты! — она откинулась в кресле. — И что это за слова?

Я обогнул ее стол и сел на столешницу, рассматривая девушку сверху — вниз. Грох, приходящийся мне родственником! Я соскучился. Я просто ужасно соскучился по ней!

Ах, да слова. Три слова.

— Мне нужен напарник, — нежно произнес я.

Одри застыла. Моргнула.

— Тебе нужен напарник?

— Ну да, — беспечно махнул я рукой. — Армон в этой ужасной Пустоши, а мы с тобой отличная команда, разве нет? Контора уже есть, так я что готов взять тебя в напарники.

— Ты пришел сделать мне одолжение? — она снова моргнула и начала медленно подниматься. — Ты ждал месяц, поселил в своем доме фиалку, пьешь целыми днями и ночами, а теперь желаешь взять меня в напарники?

— Ты за мной следишь? — обрадовался я.

— Размечтался!

— Точно, — ухмыльнулся еще радостнее. — И по-моему, напарники — это отличная идея!

Пощечина обожгла мою щеку с такой скоростью, что можно заподозрить Одри в постоянных тренировках!

Выругался сквозь зубы.

— Тогда у меня тоже есть для тебя три слова! — рявкнула Одри, глядя мне в лицо. — Ты станешь папой!

— Э-э? — сказал я.

— Да, Лекс Раут, — ехидно добавила Одри, уперев руки в бока. — Ну и в дополнение еще несколько слов! Убирайся из моей жизни, хренов придурок, чтобы ноги твоей не было около моего дома, а если я тебя увижу, то велю Здоровяку всадить в твой зад парочку стальных болтов, а потом подвесить на какой-нибудь ветке и…

— Охренеть! — я сгреб ее и прижал к себе.

Увы, женщины никогда не держат свои обещания. Ведь обещала всего три слова! И порой заткнуть этот поток ненужного красноречия можно лишь самым верным способом — языком.

Это я и сделал, хотя Одри и пыталась сопротивляться. Но надо признать, на этот раз Одри сделала меня. Окончательно.

Эпилог

Пробуждение мне не понравилось.

Конечно, трудно прийти в восторг, когда по вам скачет двухгодовалое чудовище женского пола и требует изобразить лошадку. Я изобразил умирающего червяка и снова заполз в нору из одеяла и подушек.

Но чудовище не унималось, так что я тихонько сплел аркан и, не открывая глаз, отправил его по назначению.

Блаженная тишина воцарилась в комнате, а я вздохнул, вытягиваясь на кровати.

— Лекс, ты опять! — раздался возмущенный голос Одри. — Ты же обещал не использовать магию! Немедленно разбуди Кэсс!

Я тяжело вздохнул. Когда к одному чудовищу добавляется второе, поспать уже не удастся. Конечно, можно сковать заклятием и златовласку, но ведь все равно придется когда-нибудь снять аркан, и тогда Одри начнет мстить…

Если я не слиняю из дома прежде.

— Лекс! — нежные губы пощекотали мне щеку, лизнули, спустились на шею. Шаловливые пальчики забрались под веревку, удерживающую полотняные штаны. После появления в доме Кэсси пришлось забыть о привычке спать нагишом. С тех пор как эта мелочь начала ползать, она ползет исключительно в моем направлении. Лирис говорит, что ее ведет огненная кровь. Да конечно! Ее ведет понимание, что я сделаю что угодно, лишь бы не слышать плача. Кэсси очень голосистая. Вся в свою мамочку.

— Лекс… — прошептала Одри, добираясь до важной части моего тела и сжимая тонкими пальчиками. — Ты ведь не думал о том, чтобы снова лишить меня голоса, правда, милый?

Я сглотнул и открыл один глаз. Конечно, думал. Я вообще регулярно об этом думаю, но делаю не так уж и часто. Всего лишь пару раз в неделю, когда златовласка меня особенно достает.

— Так что?

— Я как раз размышлял о том, как мне с тобой повезло, — хмыкнул я.

— Наглый врун, — нежное поглаживание превратилось в сильный захват.

Я согласно кивнул и подгреб Одри ближе.

— Лекс, Кэсси…

— Она спит, — объявил я очевидное.

— Кажется, уже нет, — рассмеялась златовласка, выглядывая из-за моего плеча. Я фыркнул досадливо, хотя и не без гордости. Кэсс сбрасывала мои арканы с поразительной скоростью.

— Лашадку! — завопила дочурка, прыгая на кровати.

Я застонал. Лошадку я собирался устроить с ее мамочкой, но, похоже, придется повременить. Смеясь, Одри стащила Кэсси с постели и направилась к двери.

— Поднимайся, завтрак уже накрыт. И не забудь, что у нас сегодня паровоз!

Я кинул в них подушкой, вызвав радостный визг Кэсси и фырканье Одри.

— Богиня, иногда мне кажется, что у меня двое детей, а не одна дочь! — закатила глаза златовласка, закрывая дверь.

Я закинул руки за голову, потянулся, рассматривая балдахин над кроватью и размышляя над своей жизнью. Конечно, после новостей о беременности Одри пришлось на ней жениться. Нет, я всячески пытался сбежать, но увы. Не получилось. Или я плохо старался? И вроде совсем недавно я был свободным бродягой без семьи и забот, а теперь?!

Теперь вот приходится просыпаться под песенки Кэсс и жалеть о загубленной молодости. Увы-увы.

Жалеть себя получалось плохо, хоть я и пытался изо всех сил. Надоело, и я лениво кинул файер в ползущую по ткани муху, следом — аркан обледенения, потому что бахрома драпировки загорелась. Полотно прогнулось от глыбы льда, и я скатился с кровати, когда все это рухнуло на постель.

— Вот зараза, — пробормотал я. Но потом решил, что лед растает, а мокрое пятно я потом испарю. Ну, или скажу, что его сделала Кэсси. Должна же быть хоть какая-то польза от этого ребенка?

— Ле-е-екс! — донеслось снизу, и, хмыкнув, я отправился одеваться. Да, разгуливать по дому в чем мать родила теперь тоже нельзя, о чем я ужасно сожалел.

Когда я спустился в столовую, Кэсс швырялась кашей, а Одри доходила до точки кипения. Я намазал масло на румяную лепешку и ухмыльнулся, ожидая, когда златовласка сдастся. Бой продлился недолго, до окончания снарядов в виде каши. Победила снова Кэсси. Я демонстративно молчал и с удовольствием уплетал завтрак.

— Ладно, твоя взяла! — простонала Одри, бессильно откидываясь на спинку стула. — Связывай ее!

Я сплел аркан, Кэсс вытянулась на своем стульчике и послушно открыла рот.

— Готово, — ухмыльнулся я, а Одри торопливо всунула в рот девочке ложку новой каши.

— Мы ужасные родители, — без особой убежденности буркнула златовласка и хихикнула. — Главное — никому не говори, что мы связываем дочь, чтобы накормить!

Как же, скажу я! Ну разве что Армону, ему точно пригодится с его-то близнецами. Кстати, заклятие с бывшего напарника я так и не снял — из вредности. Рихиора это очень злит, он при каждой встрече обещает оторвать мне голову, ну и еще кое-то. В общем, наше общение по-прежнему доставляет мне массу удовольствия. Довести Армона до обращения, конечно, трудно, но мне это регулярно удается. Ну, почти удается.

— Ты ведь помнишь, что обещала, если снова попросишь об этом, Одри? — я забросил в рот кусок омлета. Златовласка покраснела, я улыбнулся.

— Помню, — буркнула она. — И что ты хочешь сегодня?

— Тебе понравится, — подмигнул я.

— Мы опоздаем на паровоз, — выдохнула она.

— Пройдем через портал.

— Но мы ведь хотели паровоз! Кэсс никогда не ездила на нем…

— Детка, не увиливай. Я жду.

— Ладно, — она вытерла рот дочери и отнесла Кэсси няне. Иногда мне кажется, что проигрывать в спорах Одри просто нравится. По крайней мере, делает она это регулярно. Когда мы все-таки выползли из комнаты, оказалось, что на этот дурацкий паровоз мы катастрофически опаздываем. Конечно, я мог просто открыть портал, но златовласке приспичило прокатиться на этой воняющей дряни. Не знаю почему, но ей это казалось романтичным. На мой взгляд — глупость полная. Так что я особо не торопился.

— Лекс, скорее! — Одри металась по дому, ища что-то очень важное и совершенно не нужное. Ну, правда, что может понадобиться в самом лучшем месте империи, на берегу Аль-Майера? Да ничего. Но Одри считала по-другому и, похоже, решила собрать весь дом. Я не противился, после того как она отработала проигранный спор, я стал очень покладистым.

— Лекс, скорее!

Колокольчик над входной дверью залился трелью, и через пару минут в комнату заглянула Рита.

— Там какой-то важный господин, — сообщила она, поджимая губы. — Срочно желает увидеть господина и госпожу Раут. Говорит, дело безотлагательной важности, у него случилось нечто невероятное, что могут распутать лишь самые известные розыскники Кайера! И да, он готов заплатить любые деньги.

Одри застыла, сжимая в руках чайник, который пыталась впихнуть в сундук. Я хмыкнул. Мы переглянулись. В деньгах мы не нуждались.

— Послать его к демонам? — я поднял бровь.

Одри поставила чайник на стол и откинула упавшую на лоб прядь.

— Конечно, — кивнула она. — У нас ведь паровоз.

— Точно. И Аль-Майер.

— Да. Гигантские кувшинки. Отдых.

— Угу. К демонам.

— С другой стороны, дело ведь безотлагательное… — неуверенно пробормотала златовласка.

— А паровозы ходят каждую неделю, — протянул я, пытаясь не улыбаться.

— Ну да. Всего-то неделя. А потом сразу…

— Точно. На кувшинки.

Рита закатила глаза.

— Ненормальные, — буркнула она. — Значит, Кэсси снова на мне?

— Да! — хором ответили мы.

В конце концов, никуда этот Аль-Майер не денется. Да и что я там не видел? Никогда не любил кувшинки!

— Последний раз! И в отпуск! — в очередной раз пообещала моя супруга. Я хмыкнул, в очередной раз ей не поверив.

И да. Я соврал. Пробуждение мне понравилось. Еще как!

Марина Суржевская ПРОНИКНОВЕНИЕ

Пролог

Открытая площадка башни поблескивала в свете заходящего солнца. Я прочертил когтями борозды, добавив очередную метку черному граниту. Встряхнулся, поднялся и кивнул застывшим у лестницы стражам. Те одновременно склонили головы, приветствуя меня.

В нижних комнатах тлели угли в каминах, я протянул ладонь, и пламя вспыхнуло, склонилось к пальцам. Но мне некогда было играть. Отстегнул оружие, положил его на подставку. День выдался тяжелым и длинным, поспать в эту ночь почти не удалось. Я размял шею, пытаясь взбодриться. Два часа сна за несколько суток — это мало даже для риара.

Вот только заканчиваться мой день, похоже, не собирался.

Осторожный стук в дверь и запах доложили мне о визите.

— Входи, Ирвин, — разрешил я.

А-тэм поклонился на пороге, показывая ладони, как того требовала традиция. Я устало махнул рукой.

— Говори. Коротко и по делу. Я жутко устал.

— Конфедерация, Сверр. — Голубые глаза Ирвина насмешливо блеснули. — Прислала очередное послание.

— Почтовым голубем? — хмыкнул я. — Или они уже дошли до узелковой письменности?

— На этот раз обычная бумага, — развеселился Ирвин, довольно бесцеремонно подходя к моему столику с кувшином отличного вина из Шероальхофа. Наглый Ирвин налил себе, не стесняясь, выпил, причмокнул. — Они пишут нам на всех известных Конфедерации наречиях, уверяют в добрых намерениях и ждут ответа из потерянных земель. Соблазняют невиданными достижениями прогресса, которые нам позарез нужны.

Ирвин налил себе еще, пользуясь тем, что я задумчиво глазел в окно, а не на своего а-тэма.

— Думаю, послание вполне пригодится мне для определенных нужд, хотя бумага, конечно, жестковата…

— Мы им ответим.

Я по-прежнему смотрел в окно на величественные горы, на сине-зеленый лес, на изрезанный берег фьорда и темные воды… Бездонные, как утверждает а-тэм.

— Что? — Ирвин наконец отмер.

— Мы ответим. — Я обернулся, встретил ошарашенный взгляд. — И пригласим их к себе. Я сам напишу это приглашение. Да, мы будем рады увидеть в гостях наших потерянных братьев, наших долгожданных родственников с той стороны Великого Тумана. Мы столько лет ждали этой встречи. И конечно, мы жаждем покориться Конфедерации.

А-тэм подавился вином и закашлялся, я мстительно остался на месте, не торопясь постучать его по спине. Нечего хлестать мое вино.

— Ты сошел с ума, мой риар? — наконец сипло выдавил Ирвин, широко распахивая глаза.

Я окинул его надменным взглядом, и а-тэм сник.

— Зачем? Не лучше ли просто промолчать, как в прошлый раз? Как во все прошлые разы?

Я покачал головой, размышляя.

— Принять? — На невозмутимом лице Ирвина возникло недоумение. — Но Сверр! Мы не можем пустить к нам людей Конфедерации! Это просто… самоубийство!

— Нет, — вкрадчиво проговорил я, прищуриваясь. План, еще смутный, но уже впечатляющий, вырисовывался перед внутренним взором. — Это то, что нужно сделать. Мы слишком долго молчим, мой а-тэм, а это может внушить страх. Опасения. Ненужные мысли. Но нам надо еще немного времени. Времени и знаний. Того, что уже есть, недостаточно. Мы примем людей. Мы успокоим их. Покажем, дадим попробовать, убедим в их превосходстве и силе. Усыпим бдительность. О да, — я предвкушающе улыбнулся. — Мы примем гостей.

— Но что мы им покажем? — не выдержал Ирвин.

— Гораздо важнее то, что мы им не покажем, — усмехнулся я, усаживаясь за массивный стол и доставая принадлежности для письма. — Скажи, племя у подножия Горлохума живет там же?

— Да, но… Ты говорил, что Конфедерация считает нас варварами, Сверр. Зверьми, — тихо добавил Ирвин.

Я поднял голову.

— А разве это не так, а-тэм? — оскалился я.

Глава 1

— Госпожа Орвей, как долго продлится экспедиция в мир варваров? Сколько человек туда отправится? Вы не боитесь ехать к этим примитивным созданиям? Правда, что у них принято брать женщину, когда и где захотят? Вас не пугают варварские обычаи? Ваш муж согласен отпустить вас, госпожа Орвей?

Я мягко улыбнулась, сдерживая желание заорать. Конференция длилась уже третий час, и Сергей поглядывал умоляюще, без слов уговаривая меня потерпеть. Я снова улыбнулась. Ради Сергея я готова сидеть здесь до утра.

— Мой муж не может возразить, потому что у меня его нет, — легко ответила я на вопрос бойкой журналистки. Раздались сдержанные смешки. Но я уже стала серьезной и вновь склонилась к микрофону. — А если бы был, то, думаю, понял бы важность той миссии, которая возложена и на меня, и на нашу экспедицию. — Зал притих, слушая. Я постаралась отрешиться от вспышек фотокамер и продолжила: — Почти тысячелетие мир фьордов отделен от нашего непроницаемой стеной. Я не буду подробно вдаваться в историю и рассказывать, как это произошло. Думаю, здесь собрались знающие и умные люди, — еще один одобрительный смешок на мою маленькую лесть. На стене, повинуясь нажатой кнопке, возникла интерактивная карта мира. Я поднялась и очертила лазерной указкой территорию между скальной грядой и океаном. — И всем известно, что примерно в 873 году произошло извержения вулкана Линторен, и огромный пласт земель оказался отделен от остального материка стеной пепла и тумана. Мы привыкли называть эти потерянные земли фьордами, хотя доподлинно неизвестно, что они из себя представляют. Мы лишь знаем, что развитие в нашем мире и в мире за стеной пошло разными путями. Наши зонды и разведчики смогли принести нам отрывочные сведения, которые все же удалось сложить в единую картину. Из которой мы можем делать весьма скудные выводы, господа. Но судя по этим данным, мир фьордов остался на довольно примитивном уровне, без малейшего следа научно-технического прогресса. И да, вы правы. Населяющие его народы — это в основном варвары и полузвери, далекие от нашего уровня развития. Их обычаи, нравы и образ жизни кажутся нам, цивилизованным людям, не только примитивными, но и вопиюще безнравственными. Именно поэтому так важна просветительская и исследовательская миссия к фьордам, господа. Мы, все мы, каждый человек нашей Конфедерации, несем ответственность за планету. За ее развитие, благополучие и процветание. И огромные пространства фьордов мы просто не можем оставить без внимания и без нашего просветительского ока. Проникновение в мир за туманом — величайший прорыв в нашей истории…

Я говорила и говорила, улыбалась, моргала от вспышек, снова улыбалась… Челюсть уже болела, но я видела одобряющий взгляд Сергея и продолжала.

И лишь когда конференция закончилась, а последний журналист удалился, позволила себе выдохнуть и медленно опустить голову на сложенные руки.

— Ты умница, — Сергей погладил меня по волосам. — Не только талантливый ученый, но и удивительная женщина! Все прошло просто блестяще, Лив!

Я с трудом выпрямилась и устало улыбнулась.

— Не понимаю людей, которые любят находиться на публике, — пожаловалась я. — По ощущениям, эта свора выкачала из меня всю энергию и высосала мозг через трубочку.

Сергей рассмеялся, усаживаясь на край стола. И я вновь залюбовалась его улыбкой. Но лишь миг. Большего я себе позволить не могла. Потерла глаза, словно ощущая под веками битое стекло.

— Эта свора ушла, влюбленная в тебя по уши, — уверил Сергей. — Даже женская половина!

Я недоверчиво хмыкнула.

— Серьезно, Лив, я видел их взгляды, — развеселился мой друг. — Тот парень, с краю, готов был предложить тебе руку и сердце, клянусь! И даже старый хрыч в очках воодушевился и начал улыбаться, радостно демонстрируя отсутствие переднего зуба. А его считают самым лютым критиком-обозревателем журнала «Око», ты знала? Но даже его ты смогла вдохновить. У тебя изумительный дар влюблять в себя людей.

Я обхватила себя руками и зябко поежилась. Я и правда ощущала себя опустошенной.

— Как дела у Мии?

— О, все прекрасно, — Сергей, как всегда, обрадовался, говоря о своей жене. — Она давно зовет тебя в гости, ты же знаешь.

— Дела, сам понимаешь, — развела я руками. — Эта экспедиция не оставляет мне ни минуты свободного времени.

— Да, я знаю. — Сергей стал серьезным, пытливо заглянул мне в глаза. — Лив… я все хотел спросить тебя… ты уверена? Уверена, что тебе нужно ехать? Все эти слова о миссии и прочем, это все, конечно, так, но… Но ведь это опасно! — неожиданно зло сказал он. — Чертовски опасно! Никто еще не был на фьордах! Звери ни разу не одобряли наши запросы! И это приглашение… выглядит подозрительно, разве нет?

— Почему? — удивилась я. — Что странного, что они хотят общения с нами? Мы многое может привнести в их жизнь, Сереж. Образование, медицину, технику! Да, их развитие сильно отличается от нашего, но я верю, что они не настолько примитивны… Они разумны, Сергей! Другие, но разумные. Послание это подтверждает. Мы много лет ждали хоть какого-то отклика с той стороны, и это свершилось!

— Они звери! Дикари! — он вдруг схватил меня за руку. — Боже, Лив! Я понимаю твой ученый энтузиазм, но черт побери! Вспомни тот ритуал, что удалось запечатлеть нашему зонду! Это ведь просто кошмар! Я уверен, что дикари приносят человеческие жертвы!

Я тоже содрогнулась. Да, отрывочные картинки, что мы тогда увидели, внушали ужас любому современному человеку. Голые мужчины вокруг камня, девушка на нем… Кровь. Просто отвратительно…

— Это не доказано, Сереж, — тихо сказала я, мягко высвобождаясь из его рук. — Не переживай за меня, все будет хорошо. Я ведь живучая, ты забыл?

Подмигнула весело, но старый друг не разделял моего оптимизма и по-прежнему смотрел волком.

— У меня дурные предчувствия, Лив.

— Предчувствия? — я рассмеялась. — С каких это пор ведущий специалист Академии Прогресса верит в предчувствия?

Он тоже усмехнулся, взъерошил светлые волосы.

— Ты не передумаешь, да? — насупился Сергей.

Я покачала головой.

— Все уже решено, Сереж. Поздно идти на попятную.

— Ты всегда была смелее меня, — улыбнулся он. В его глазах промелькнуло странное чувство, и я отвернулась. Да, наверное. Просто у меня почти никогда не было выбора. Хотя он прав, в экспедицию к фьордам я записалась сама. Мою кандидатуру рассматривали дольше других. И да, я была единственной женщиной в этой поездке за туман. Надо признать, когда я думала об этом, душу охватывал страх. Но… я должна поехать.

— Ясно, — вздохнул друг. — Довезти тебя до дома?

— Нет, я хочу завершить доклад.

— Ты неисправимый трудоголик, Лив, — усмехнулся Сергей с привычной бесшабашностью. — Ладно, не засиживайся допоздна!

— Не буду.

Я подождала, пока Сергей уйдет, постояла у окна конференц-зала, глядя на подъездную дорожку. И лишь когда ярко-красная спортивная машина вылетела за ворота, тоже натянула куртку и пошла на выход.

На улице собирался дождь. Асфальт пах сыростью и приближающейся осенью. Мне всегда казалось, что у нее вкус тлена, с горчинкой на языке. И это всегда было мое самое нелюбимое время. Потому что осенью на меня накатывало такое, что я с трудом удерживалась от слез. Если бы кто-то из коллег знал, что таится под вечной бесстрастностью одного из ведущих антропологов Академии! Но, конечно, я никому и никогда не позволю об этом догадаться. Даже Сергею. Тем более — ему.

Я вздернула подбородок и решительно двинулась к подземной парковке.

Как я и ожидала, дождь хлынул, стоило выехать за ворота.

Глава 2

В состав экспедиции одобрили восемь человек. Все — достойные члены Конфедерации и отличные специалисты. Впрочем, я тоже уже не робкая девочка, которой была когда-то. Я ведущий антрополог Центральной Академии Прогресса, преподаватель и ученый. И это в мои двадцать семь лет. Возраст я старюсь не афишировать, чтобы не будить в мужчинах ненужной зависти и негодования. Хотя члены команды давно и хорошо знают меня, так что среди этих людей я чувствовала себя спокойно. Особенно обрадовало, что начальником экспедиции был назначен мой любимый профессор и учитель — Максимилиан Шах. Этот седовласый мудрый мужчина и сейчас вызывал во мне тот же трепет почтения и уважения, что и в тот день, когда я впервые перешагнула порог Академии.

— Оливия, а вот и вы! — Макс улыбнулся, когда я поднялась на вертолетную площадку.

В день отлета экспедиции выглянуло солнце, впервые за прошедшую неделю, и я посчитала это добрым знаком. Тепло пожала руку профессору, кивнула остальным членам команды. Четверо военных, четверо ученых. В приглашении дикарей было четко указано: они готовы принять не более восьми человек.

Не дикарей. Ильхи, дети скал и воды, народ фьордов. Так они назвали себя в послании. У нас же значились как «примитивная и неразвитая форма жизни». Мое сердце вновь замерло и совершило кульбит от предстоящих перспектив. Своими глазами увидеть то, что мы могли наблюдать лишь на редких видео с зондов? Окунуться в мир фьордов, понять и прочувствовать потерянную цивилизацию? Увидеть их мир? Да, это дорогого стоит.

Главное, вернуться оттуда живыми.

— Готовы, Оливия? — спросил Максимилиан.

Я уверенно кивнула профессору.

— Конечно. Готова.

Мы придержали шапки, наблюдая за садящимся вертолетом.

Стена тумана, разделившая два мира, находилась на северной границе Объединенной Конфедерации. Туда нас и доставит самолет Академии. Значит, сначала полет до аэродрома, потом полет до стены. После — несколько километров пешком, потому что на подъезде к туману любая техника выходит из строя.

А возле стены нас должны встретить и открыть проход, закрытый от людей.

Я набрала в легкие воздуха.

— Готова, — повторила тихо.

Сергей не пришел меня проводить. Впрочем, я сама сказала, что это лишнее.

* * *

Дорога показалась мне слишком быстрой, может, оттого, что я все-таки нервничала. Уже в самолете члены команды стали серьезными, смех и шутки прекратились. Мы даже не смотрели друг на друга, в последний раз обдумывая свое решение. Еще можно повернуть назад… Теоретически. Но все мы верили в то, что делаем. Поэтому никто так и не заорал: выпустите меня!

В самолете мне даже удалось поспать, хотя обычно я плохо переношу перелеты. Но снотворное сделало свое дело, и я провалилась в дрему без снов. Очнулась, когда мы уже заходили на посадку. В иллюминаторе были видны квадраты земли, горы и стена тумана между скалами. Она начиналась резко и плотно, отделяя людей от фьордов. Конечно, каждый житель земли неоднократно видел стену на картинках, фотографиях и видео. Я наблюдала ее и вживую, в студенческие годы нас привозили сюда на экскурсию. Помню, тогда она меня поразила. Потому что ни одно фото не способно передать подавляющую мощь этой туманной преграды. Проникнуть за нее невозможно, люди терялись в белом мареве и умирали, так и не найдя выхода. Любая техника глохла, нам лишь удалось забросить несколько раз зонды, спрятанные в семенах дерева. Те немногие изображения, что мы получили, испугали и шокировали человечество.

И все же мы точно знали, что ильхи не только существуют, но и разумны.

Я потянула свой рюкзак и встряхнулась.

Что ж, пора узнать фьорды поближе. В конце концов, это то, ради чего я училась и работала долгие годы.

— Выходим, — сурово кивнул статный военный. «Юргас Лит. Безопасность» — значилось на металлической табличке его мундира. Да, у нас были такие обозначения, правда, мы не были уверены, что дикари умеют читать. Но ведь они ответили на наше послание! Коротко и сухо, но ответили… Значит, письменность им все же знакома, и язык у нас один.

Я вздохнула. Закрытые от людей фьорды столетиями были источником возникновения мифов и небылиц. Чего только о них не рассказывали! Пора развеять хоть часть этих сказок. Ну, или добавить новых.

Я закинула рюкзак на плечи и вышла на трап самолета: Солнце спряталось за тучи, хотя дождя не было. Ровной шеренгой мы спустились на землю, оглядываясь на командира и Макса.

— Самолет будет ожидать нашего возвращения, — Юргас осмотрел наши лица. — По условиям соглашения мы пробудем на фьордах семь дней и вернемся в полдень следующего четверга.

— Надеюсь, в том же составе и виде, — пошутил специалист по редким формам жизни Клин Островски.

Юргас пригвоздил его взглядом.

— Шуточки отставить. За стеной неприятеля держаться вместе и соблюдать инструкции. Вопросы есть?

Мы помялись, скрывая улыбки. Военные, что с них взять? Но сразу стали серьезнее, вспомнив, зачем явились сюда. И правда, не на увеселительную прогулку…

Инструкций мы выучили столько, что хватило бы на целую диссертацию. Юргас еще раз окинул суровым взглядом нашу мнущуюся шеренгу и кивнул.

— Следуйте за мной.

Мы гуськом потопали по дорожке, что вилась между зелеными травами, густо произрастающими у стены. Растительность здесь была сочной, яркой, мне казалось, даже в загородном домике моей подруги Клис такой нет. А Клис у меня ландшафтный дизайнер и знает все о травах… Видимо, буйство растений объясняется климатом и стеной тумана, что создает этакое постоянное орошение…

Я размышляла о чем угодно, лишь бы не думать о том, что совсем скоро мы в этот туман войдем. Смертельный туман. Из которого еще никто не вернулся.

На миг стало так страшно, что дыхание перехватило, и я полезла в карман, где держала ингалятор.

— Лив, с вами все в порядке? — обеспокоенно склонился ко мне Максимилиан.

— Да, профессор, — я вытащила руку из кармана, делая вдох. Улыбнулась извиняющейся улыбкой обернувшемуся Юргасу. Пожалуй, ингалятор пока подождет. Макс ободряюще кивнул и пошел вперед.

Через два часа мы приблизились к стене.

Самое ужасное, что чем ближе к ней подходишь, тем менее заметной она становится. Просто изменяется видимость, краски становятся чуть тусклее. Человек и сам не понимает, как увязает в тумане, теряется в нем. И когда оборачивается — уже не видит привычной и ожидаемой картины. Везде остается только туман.

Поэтому здесь давно поставлены обозначения — столбы и натянута колючая проволока. Во избежание. Единственный проход закрыт шлагбаумом, который охраняет сонный постовой. Караул здесь несли по сложившейся давным-давно привычке, хотя никто и никогда не выходил из фьордов. Так что караулили здесь скорее любопытных и бесшабашных, что решат влезть в туман по глупости.

Юргас коротко переговорил с караульным, и шлагбаум поднялся, пропуская нас. Последний рубеж. Я усмехнулась про себя. Что ж, госпожа Оливия, вы всегда мечтали об открытиях. Так что — вперед.

Наш отряд притих, все настороженно рассматривали белую пелену впереди. Клин сложил пальцы защитным треугольником, приложил ко лбу. Максимилиан что-то шептал. Неужели молитвы Единому? Кто бы мог заподозрить профессора в религиозности? Я не стала ни молиться, ни просить защиты у вечных сил. Я просто пошла за Юргасом, переставляя ноги и пытаясь не думать, что будет, если дикари нас не встретят.

Туман уплотнялся, назад мы не оборачивались. И даже друг на друга не смотрели, страшно было. Члены отряда цеплялись взглядом за спину идущего впереди участника экспедиции. На каждом мундире имелась светоотражающая полоса, она пересекала спины желтой чертой, словно луч света. Вот на эти лучи мы и ориентировались. Звуки дыхания и шагов вязли в тумане, а время растягивалось сладкой патокой. И вот уже кажется, что мы двигаемся в этом мареве бесконечно долго. Года. Или, может, столетия…

— Стоп! — голос Юргаса прозвучал неожиданно громко, и я увидела, как вздрогнул идущий впереди Клин.

— Что случилось? — поинтересовался профессор за моей спиной. Я хотела пожать плечами, потому что, как и все, не знала, но осеклась. Туман внезапно начал редеть, словно подхваченный порывом ветра, хотя движения воздуха не было. Но несколько метров земли вдруг обрели четкость, образуя пятачок, на котором стояли члены экспедиции. А потом…

— Глазам своим не верю… — чуть слышно произнес Клин.

Из марева начали появляться они. Ильхи. Не менее десятка. Бронзовые голые торсы — безволосые и с такой впечатляющей мускулатурой, что даже мужчины засмотрелись. На бедрах — черные и клетчатые куски ткани, открывающие тазовые кости и заканчивающиеся у колен. Ниже — шкуры, обмотанные вокруг ног и служащие обувью. На плечах — тоже мех, причем вместе с мордами животных. Волки, лисы, ягуар… мой взгляд переместился выше, на лица. И я вздрогнула. Провалы глазниц, окровавленные лбы, губы, щеки! Чудовища! И лишь через минуту я поняла, что вижу маски, измазанные кровью. Вернее — черепа каких-то крупных животных, надетых на головы варваров.

Жуть!

Юргас очнулся первым, что и понятно, ему к кошмарам не привыкать. Кажется, наш командир имел Ленту отваги и был участником военных действий. Он разжал руку, что судорожно искала рукоять пистолета, и сделал мягкий шаг вперед.

— Меня зовут Юргас Лит, я командующий экспериментальной экспедицией к фьордам. Ваше руководство одобрило наш визит. Поэтому я прошу предоставить нам сопровождающих и переговорщиков.

Я чуть слышно хмыкнула. Да, а вот с дипломатией у Юргаса, кажется, проблемы. Не мог еще пафоснее речь произнести?

Ильх, стоящий с краю, повернул ко мне голову и уставился в лицо пустыми глазницами черепа. На его плечах лежала шкура черного волка, а за темными провалами костей я вдруг увидела золото радужек. Или мне лишь почудилось? И еще казалось, что варвар рассматривает меня. Внимательно, остро, неотрывно. И стало не по себе. Жутко стало. Что у них на уме? Бронзовые тела ильхов казались отлитыми из металла и неживыми.

— Вы слышите? — повысил голос Юргас. — Вы понимаете человеческую речь?

Профессор рядом со мной издал протестующее шипение. Ильх с волком на плечах медленно повернул голову и посмотрел на нашего командира. И сделал ладонью жест, который можно истолковать лишь как «следуйте за нами». Бронзовые дикари бесшумно распределились и слаженно взяли нас в кольцо. Черный волк двинулся вперед, члены экспедиции — следом. Ильх шел, не оборачиваясь и не издавая ни единого звука. В белом мареве вновь вернувшегося тумана силуэты в шкурах казались то призраками, то жуткими чудовищами из кошмаров. Я смотрела на черный мех, чтобы не упустить его из вида, потом — на спину, что виднелась из-под этого меха. Не помню, чтобы когда-нибудь видела подобную спину. Широкая, бронзовая, с четким рисунком рельефных мышц. Широченные плечи и руки с буграми мускулов и переплетением сухожилий. Позвоночный столб, который привык к тяжелым нагрузкам. Две ямочки у поясницы. Верх крепких ягодиц, что виднелся из-под набедренной повязки.

Как антрополог, я могла с уверенностью сказать, что вижу перед собой великолепный образец мужского тела. Даже, я бы сказала, наилучший из всех, что довелось мне увидеть. С такого тела надо лепить скульптуры и выставлять в государственном музее, дабы люди могли увидеть эталон.

В горле внезапно пересохло, и я сглотнула. И споткнулась, когда ильх обернулся. Снова блеснуло золото в глазницах черепа. Острый взгляд пригвоздил меня к месту.

Я испуганно облизала губы и посмотрела направо, где все время шел Максимилиан. Но его там не было. Рядом со мной вообще никого не было, кроме этого жуткого ильха с черным волком на плечах. Он сделал мягкий шаг, ноги в меховых унтах бесшумно скользнули по земле. Я вздрогнула, пытаясь сдержать крик ужаса.

— Мы потерялись? — глупо спросила я, чтобы хоть что-то сказать. Тишина давила на плечи, как и туман, как и неподвижная, угрожающая фигура ильха. Он склонил голову с окровавленным черепом, а потом… Потом поднял руку и коснулся моего подбородка. Я сжала зубы, удерживая крик. Нельзя показывать зверям свой страх. Нельзя кричать, поворачиваться спиной, бежать. Нельзя. Даже если очень хочется. И поэтому я стояла, до боли выпрямив спину, подняв голову и неотрывно глядя на этот череп, за которым скрывается лицо. Горячий мужской палец погладил мою щеку. Ильх склонился ниже и вдруг шепнул:

— Боишься?

Я так удивилась нормальной человеческой речи, что даже перестала бояться. Но кивнула честно.

— Да.

— Чего? — так же тихо произнес ильх. Сейчас я видела его глаза — золотые радужки, расширенные зрачки, темные ресницы.

— Что? — не поняла я.

Палец варвара скользнул по моей коже. И коснулся губ.

— Чего ты боишься? — в тихом голосе прозвучала насмешка.

Я опешила. Чего я боюсь?

— Э-э… Смерти.

— Лжешь… — он снова тронул мои губы, и я осторожно отодвинулась.

И внезапно осознала, что ильх прав. Да, смерть меня не пугала. Я ученый и понимаю, что смерть — лишь часть бытия, неизбежность. И потому нет смысла растрачивать на нее свой жизненный ресурс.

Ильх отчетливо усмехнулся. А потом убрал руки и отвернулся, молча устремившись в туман. Я двинулась следом, слишком обескураженная, чтобы думать или анализировать. И что это было? И кто он?

Одно утешало. Варвары фьордов вполне разумны и умеют разговаривать. Связно и осмысленно. Похоже, они не так примитивны, как мы думали. Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться.

Глава 3

Туман закончился так внезапно, что я не успела это осознать. Моргнула — и увидела, что мы стоим возле узкого прохода между скалами. И что рядом находятся все участники экспедиции. Профессор обрадованно улыбнулся, увидев меня.

— Лив! Слава Единому, вы здесь! С этим туманом что-то неладное, вы заметили? Я не смог определить природу этого явления… Надо бы взять образцы, вот только не уверен, что получится…

— Они нас понимают, — шепнула я профессору. Тот ответил быстрым взглядом и кивнул.

— Ты с ними разговаривала?

Я не успела ответить, а Макс осекся, когда ильх в шкуре красной лисицы поднял ладонь, привлекая наше внимание. А потом показал на узкую щель в скалах, что темным провалом темнела впереди.

— Совсем не хочется туда лезть, — проворчал Клин.

— Поздно, — хмыкнул Юргас, устремляясь во тьму. — Шевелитесь!

Вслед за ильхами мы прошли сквозь гранитный туннель и вышли с другой стороны. И замерли на краю открытой площадки. Налетевший порыв ветра заставил на миг зажмуриться, я заморгала, привыкая к свету. А потом не сдержала изумленный и восхищенный возглас.

— Мать вашу… Ущипните меня! — прошептал рядом военный, имени которого я не запомнила.

Я согласно кивнула, зачарованно рассматривая раскинувшийся перед нами пейзаж. Величественные горы, укутанные на вершинах снежным покрывалом и изумрудно-зеленые на склонах. Бесконечно-синяя вода, что змеилась в изрезанных ломаных берегах. Леса и озера невероятного мира, что никогда не видели люди. Дрожащие над водопадами радуги. Парящие стаи белых птиц. Небо невероятной синевы, отражающееся в воде.

От увиденного захватывало дух и почему-то хотелось плакать. Я ощутила слезы, катящиеся по щекам, а удары сердца грозили пробить грудную клетку.

Никогда в жизни я не видела подобной красоты, таких невероятных красок, не ощущала вкуса соли, приносимого ветром, не вдыхала миллионы запахов, что окутывали нас на этой скале. Я, лабораторная мышь, привыкшая к стерильной атмосфере Академии и сырому асфальтному запаху города, оказалась не готова к подобному.

Пальцы судорожно сжали баллончик ингалятора, я сделала шаг назад, за спины мужчин, и поднесла спасительный сосуд ко рту. Короткий вдох и горький вкус лекарства, стирающий панику. Члены экспедиции не обратили на меня внимания, слишком поглощенные невероятной картиной, а вот ильх в черной шкуре наблюдал за мной внимательно. Я изобразила дружелюбную улыбку, показывая, что мой баллончик не несет угрозы. А то кто их знает, этих аборигенов…

Еще пару минут мы восхищались пейзажем, а потом видимость снова снизилась из-за затянувшего фьорды тумана. Зато мы услышали цокот копыт и увидели повозку, которую тянули странные, незнакомые нам звери.

— Разрази меня чахотка! — оживился Клин. — Это же горные ур-оноки! Но позвольте, разве эти звери не вымерли пятьсот лет назад?

— Вымерли, — буркнул наш лингвист Жан, — у нас. А здесь повозки возят, как видишь.

Я промолчала, рассматривая грубо сколоченный транспорт.

— Значит, колесо они уже изобрели, — чуть слышно пробормотал Макс рядом со мной. — И гвозди, похоже… Так-так! А это у нас что? Очень интересно…

Глаза профессора загорелись исследовательским интересом, и я хмыкнула. Хотя и сама озиралась с любопытством ученого. Паника отступила, задобренная лекарством, и мое сердце вновь стучало ровно. Нам указали на деревянные скамьи в повозках, накрытые шкурами, и мы залезли внутрь. Сами ильхи оседлали тех самых ур-оноков, что походили на лошадей без грив, но с острыми шипами вдоль длинного черепа и гибкой шеи. Да и клыки этих животных указывали на их принадлежность к хищникам, а не травоядным.

Сидеть на жесткой скамье было неудобно, низкий бортик повозки казался слишком хлипким, чтобы опереться на него. «Фьи-и-и-иррр», — закричал ильх-погонщик, и мы довольно резво покатились вниз с холма, прямо в изумрудные высокие травы. Я повернулась боком, схватилась за бортик, опасаясь вывалиться на какой-нибудь кочке. Ур-оноки неслись вперед не разбирая дороги, хотя она была — неприметная колея в зеленом ковре. Но даже такая тропка говорила о том, что дорогой пользуются.

Члены экспедиции с азартом вертели головами, пытаясь рассмотреть больше, но вокруг высился лес. Травы поднимались так высоко, что мы видели лишь стволы, листья и серебристые венчики-метелки на траве, что осыпались на нас мерцающей пыльцой, когда повозка проносилась мимо. Поверх этого леса виднелись снежные шапки далеких гор — вот и весь видимый пейзаж. Ах да, еще было небо. Подняв голову, я замерла, увидев его. Яркая, невыносимая синева и лазурь, расчерченная белыми перышками облаков. Я не помню такого неба в своем городе. Или я слишком давно не поднимала глаза?

Через два часа тряски в повозке мы заметно приуныли и уже не пытались высмотреть хоть что-то в зеленой массе. Картина не менялась. Ильхи скакали впереди и позади, мы подпрыгивали на кочках и ругались сквозь зубы.

— Эй, далеко еще? — не выдержал Юргас.

Нам никто не ответил. Так же как и на повторный вопрос через час и через еще два. Я прикрыла глаза, потому что устала от мельтешения листвы, и стала размышлять о том, что надиктую в диктофон для первого отчета. Каждый наш шаг необходимо подробно описывать, чтобы потом можно было разобраться и проанализировать. Делать запись по дороге я не решилась, но мысленно составляла план будущего отчета.

Прошло еще три часа, и на фьорды опустилась ночь. Резко, одним махом. Травы выцвели, потеряли краски, а потом слились в одну сплошную стену. Зато взамен вспыхнули на бархате неба звезды — огромные, золотые, величественные. Такие яркие, что мы задрали головы, глядя на них. В городе всегда слишком много искусственного света, и звезды почти не видны. А здесь они сияли так, что хотелось лечь в траву и смотреть, смотреть…

— Красиво как, — пробормотал Максимилиан. И почему-то нахмурился. — Занятно…

— У меня от этой скамьи все кишки перемешались, — пробурчал Клин. — Эта дорога когда-нибудь закончится?

— Ну, пока мы тут трясемся, мы, по крайней мере, живы, — философски заметил Жан. — А прибудем, может, там нас и зажарят…

— Вы всегда были оптимистом, — хмыкнул его друг Клин.

Я снова промолчала. Тело и правда ломило от долгой и неудобной позы, но протестовать не было смысла. И когда повозка вдруг выехала на открытую площадку, а потом остановилась, я даже не сразу поняла, что наш путь закончен.

Ильхи вновь окружили нас, спешившись.

— Идите за мной, — скомандовал «волк».

Кряхтя и разминая затекшие тела, мы сползли на землю и вновь завертели головами. В свете звезд и нескольких факелов, воткнутых в землю, мы увидели шатры из шкур и грубого полотна. Их было около двух десятков, рассмотреть подробнее в темноте было невозможно. Фигуры ильхов в этом сумраке вызывали дрожь, особенно их ужасные звериные черепа.

Ильх, который, похоже, был здесь главным, остановился перед нами.

— Дорога утомила вас. Утром я отвечу на ваши вопросы. А пока идите за мной, я покажу, где можно отдохнуть.

Жан радостно улыбнулся, услышав понятную речь, остальные члены экспедиции тоже заметно обрадовались. Мы двинулись вслед за ильхами, но мне преградили путь, отрезая от остальных членов экспедиции.

— В чем дело? — нахмурился Юргас.

— Женщине нельзя проводить ночь в одном доме с мужчинами. Женщина должна быть отдельно, — пояснил все тот же ильх. Остальные по-прежнему молчали.

— Что? — опешила я. — То есть?

— Женщина отдельно, — резко повторил «волк», в его голосе скользнули командные нотки.

Юргас нахмурился, явно не зная, как поступить. Не хотелось спорить с аборигенами или нарушать их табу. К тому же я так устала, что была согласна провести ночь в женском шатре, лишь бы, наконец, вытянуться на горизонтальной поверхности.

— Не переживайте, Юргас, со мной все будет в порядке, — успокоила я нашего начальника службы безопасности. — Разделение по половому признаку — нормальное явление для многих народов. Не будем противиться традициям наших гостеприимных хозяев.

Юргас недовольно насупился, но голову склонил.

Пока я говорила, ильх в черной шкуре смотрел на меня, я прямо чувствовала взгляд, прожигающий мне кожу. И заглянула в провалы глазниц его маски.

— Я готова идти, — сказала я как можно доброжелательнее.

Он медленно кивнул и шагнул в сторону темных шатров. Я же кинула последний взгляд на своих коллег, что смотрели обеспокоенно и тревожно. Улыбнулась, всем своим видом показывая, что ничуть не боюсь. И пошла за ильхом.

Вокруг стояла тишина. Вязкая и густая, как и эта ночь. Не было слышно ни сверчков, ни других насекомых. Возможно, они здесь просто не водились. Провожатый остановился у крайнего шатра, откинул полог и замер, пропуская меня. Я осторожно ступила внутрь, ожидая увидеть местных женщин. Но внутри было пусто. Постель из уже привычных шкур, очаг с горячими камнями и котлом, угол, в котором стояло несколько глиняных мисок и круглый тусклый камень, что освещал убранство. Я остановилась, оглядываясь.

— То есть… я буду здесь одна? — удивленно повернулась к мужчине.

Он кивнул и ткнул пальцем.

— Спи. Я приду утром.

Ткань полога опустилась за ним, закрывая вход. Я еще постояла, хлопая глазами. А потом пожала плечами. Изменить ситуацию я все равно не могу, так что лучше принять ее как есть. С облегчением скинула с плеч тяжелый рюкзак, сняла обувь и куртку. Потом, прислушиваясь к звукам снаружи, присела у котла, в котором плескалась теплая вода. Умылась. Достала из рюкзака влажные салфетки и с их помощью привела себя в порядок.

Из-за шкур не долетало ни шороха, словно мир вокруг вымер. Или застыл. Я помялась, размышляя, что делать. Потому что у меня была еще одна потребность, которую срочно нужно было удовлетворить. Вот только я не ожидала, что окажусь одна и без поддержки. И не вовремя вспомнила, что я не только ученый, но и женщина.

Однако организм требовал облегчения, и я выглянула из-за шкуры. Глаза привыкли к темноте и стали различать очертания других шатров и деревьев за ними. Недалеко темнели кусты, показавшиеся мне вполне привлекательными. Озираясь и прислушиваясь, я прокралась к ним, расстегнула комбинезон.

— Не здесь, — раздался из темноты голос, и я чуть не наделала прямо в штаны. Фигура ильха словно соткалась из мрака, и я не смогла сдержать раздраженный вдох.

— Проклятие! Ты мог бы не пугать меня! Да я чуть… ладно, неважно. Мне нужно… справить естественную потребность организма, понимаешь? И не мог бы ты просто отойти и дать мне сделать это?

Ильх склонился надо мной.

— Я могу, — в его голосе скользнула насмешка. — Но здесь змеи.

Я отпрыгнула от кустов, с ужасом натягивая на себя комбинезон.

— Идем, — кивнул мужчина. Его силуэт во тьме казался еще массивнее. И мы снова вошли в мой шатер. Ильх сделал несколько шагов и указал на глиняную чашу в углу, которую я не заметила. Ткнул пальцем: — Здесь.

— В… доме? — растерялась я.

Ильх отчетливо фыркнул и снова кивнул. Посмотрел выжидающе.

— Змеи, — повторил он. — Ночью не выходи.

Я покосилась на чашу. Ну, конечно, чего я ожидала? Канализации и водопровода? Размечталась!

— Хорошо, я поняла, — вздохнула покорно. — Спасибо.

Ильх стоял не двигаясь, я же чувствовала себя неимоверно глупо, топчась рядом и придерживая расстегнутый комбинезон. Еще раз осмотрев меня, ильх покачал головой и удалился. Я выждала минуту, прислушиваясь, а потом с облегчением присела над вожделенной чашей. Прикрыла ее широкой глиняной крышкой, посмеиваясь над собой. Да уж, я явно испорчена благами цивилизации. И ночной горшок в углу вызывает во мне приступы брезгливости и желание срочно избавиться от этого сосуда. Но если в траве змеи, то мне и правда лучше воздержаться от прогулки.

Я вымыла руки и села на шкуры в противоположном углу. Достала из рюкзака суперлегкий спальный мешок, встряхнула его, дождалась, пока ткань надуется, и влезла внутрь. Тонкая ткань из ошленового волокна в тот же миг окутала теплом, и захотелось просто закрыть глаза и уснуть. Но я вспомнила о долге ученого и включила диктофон.

— Отчет первый, Оливия Орвей, антрополог. Мы прибыли в поселение ильхов, — негромко начала я. Замолчала, переваривая. Мы прибыли в поселение ильхов! На потерянные фьорды! Сама не верю, что говорю это!

Выдохнула, сдерживая эмоции, и коротко рассказала обо всем, что увидела по дороге, описала поведение и внешность ильхов. И привычно закончила: — Первичные впечатления: ильхи разумны. Они способны приручить диких животных, строят жилища и повозки, шьют одежду и вручную производят глиняную посуду. Пока я видела лишь самцов, но отделение меня от основной группы говорит о гендерных табу местного населения. Скорее всего, мы имеем возможность наблюдать первобытно-общинный строй, основанный на собирательстве и охоте. Экспедицию встретили довольно дружелюбно, признаков агрессии пока не заметила. Общается с нами один ильх, по косвенным признакам он похож на местного лидера. Я слышу в его речи легкое искажение звуков, но слова он произносит правильно. Очевидно, что у нас одинаковая языковая основа. Дальнейшее наблюдение даст более полную картину жизни ильхов. Отчет закончен.

Щелкнула кнопкой и вернула диктофон в рюкзак. А потом с облегчением смежила веки. Несколько сухих таблеток, что я проглотила еще в пути, пока утоляли мое чувство голода. К тому же его глушила усталость. И я решила, что сон мне сейчас важнее еды.

* * *

Утром меня разбудили звуки. Я открыла глаза и минуту недоуменно рассматривала темное полотно крыши, не понимая, куда делся мой белый потолок с глазками серебристых встроенных ламп. Потом моргнула и вспомнила. Потянулась на своем ложе, расстегнула спальный мешок. И чуть не заорала, увидев мужчину. Он сидел на пятках, неподвижно, как изваяние забытому богу, и смотрел на меня. А после испуга пришло восхищение, потому что я никогда в жизни не видела такого великолепного образца мужской породы. У моего незваного визитера волосы оказались темными, короткие спереди, на висках сбриты рваными линиями и длинные — до плеч — сзади. В сочетании с янтарными, почти золотыми глазами это выглядело необычно. Мой взгляд метался по лицу: мужественному, с четко очерченными тонкими губами, твердым подбородком и острыми скулами. Нос с легкой горбинкой и пара шрамов над бровью не только не портили этого ильха, но и придавала ему еще больше мужественности. Черная вертикальная полоса пересекала левую щеку, веко и лоб. Обнаженное тело прикрыто лишь набедренной повязкой из куска кожи. На безволосой груди ожерелье из клыков и перьев, красивое и странное. Бронзовая кожа, мощные руки, выгоревшие на солнце волоски на руках и ногах. На шее — широкое черное кольцо из матового камня, похожее на ошейник. Возможно ли, что это означает подчиненное положение данного ильха? Или это лишь украшение?

На вид ильху около тридцати, хотя в этом я могу и ошибаться. И я ни на миг не усомнилась, что это не кто иной, как «волк». Золото его радужек было заметно даже под маской.

Я мысленно прокрутила в голове описание мужчины, чтобы не забыть отметить внешние данные ильха в отчете. Села на постели боком, с трудом удерживаясь от профессионального любопытства и желания потрогать пальцами это скульптурное лицо. Оценить форму черепа, ощупать лицевые кости, изучить мускулы, мышцы, качество кожи! Просто невероятный экземпляр! Но вряд ли это стоить делать прямо сейчас, лучше все же подождать и попытаться наладить контакт.

— Доброе утро, — вежливо поздоровалась я.

Он слегка склонил голову набок, продолжая меня рассматривать.

— Меня зовут Оливия Орвей, — дружелюбно улыбнулась я. — Я антрополог. Ученый, изучающий человекоподобные биологические виды. Наверное, я сказала слишком сложно… — закусила губу, размышляя. И указала на себя. — Я изучаю людей. Таких, как я. Или ты. Понимаешь? А тебя как зовут? У тебя есть имя?

— Человекоподобные виды, — повторил ильх, не моргая глядя на меня. Его тон я расшифровать не смогла. Что было в нем? Насмешка? Непонимание? Просто любопытство? Неясно. Надо сделать пометку об особенностях голосовых модуляций.

— Да, все верно, — ободрила я, стягивая с плеч спальный мешок и приглаживая волосы. — Мы с тобой человекоподобные виды. И если ты позволишь, я хотела бы рассмотреть тебя подробнее… Если это возможно.

Ильх склонил голову набок. А потом легко выпрямился и снял свою набедренную повязку. Я моргнула. Открыла рот. Закрыла. Сглотнула. И истерически покраснела. Словно не ученый-антрополог, а глупая студентка-первокурсница.

Конечно, от неожиданности, потому что опешила, увидев прямо перед собой гладкий, большой и довольно… э-э-э… красивый мужской орган. Он не был возбужден, но даже в таком виде производил впечатление. Сокрушительное.

— Могу констатировать, что детородные органы также соответствуют человеческим, — глухо пробормотала я, пытаясь отвести взгляд от паха ильха.

— Начи снимать? — прозвучало сверху, и я непонимающе моргнула. С трудом подняла голову.

— Что?

— Начи. — Ильх указал на свою ногу, обмотанную шкурой.

— Обувь, — слабым голосом повторила я.

— Снимать? — темная бровь приподнялась. — Ты хотела меня рассмотреть.

И, не дожидаясь ответа, легко наклонился, развязал кожаные шнурки, размотал мех. И снова выпрямился, глядя на меня. Обнаженный. Бронзовый. Совершенный, если не считать многочисленных шрамом на его теле. Я молчала, и ильх сам повернулся, дав мне возможность рассмотреть его сзади. Бронза. Белые росчерки рубцов. Выгоревшие волосы на некоторых местах, там, где у мужчин должны быть волосы… Невероятная спина. Крепкие ягодицы. Развитые мышцы бедер… Ох!

Я сглотнула, а ильх снова развернулся лицом. Стоял, чуть расставив ноги, и смотрел, склонив голову. Не шевелясь. Даже не моргая. Статуя, а не человек! Похоже, смущения или неудобства он тоже не испытывал, значит, ходить обнаженным для ильха норма. Впрочем, это я и так поняла, набедренную повязку трудно назвать одеждой. Я указала на кусок кожи, что сейчас лежал на полу.

— Вы всегда надеваете это? Другой одежды нет?

— Еще есть ширс на случай холодов. И теплый ширс, если горы разгневаются.

— Ясно.

Ширс и теплый ширс, так-так. Не мешало бы на них посмотреть. Сдается мне, это тоже шкуры, но интересно, каким видом шитья они уже овладели! Связывают они шкуры или уже сшивают? Энтузиазм исследователя охладил мое женское смущение. Хотя это было непросто. Да, я ученый, но изучаю в основном скелеты, а не столь живое и мощное воплощение мужской силы.

Я откинула спальник и встала, напомнив себе, зачем я здесь.

— А это что? — протянула руку, желая коснуться темного кольца на шее ильха. И тут же мое запястье оказалось сжато тисками его пальцев. Золотые глаза сузились, зрачки на миг вытянулись в линию. Я изумленно уставилась на них, закинув голову, потому что ильх был гораздо выше меня.

— Никогда. Не прикасайся, — тихо сказал он.

Я хрипло втянула воздух, ощутив неприкрытую угрозу. Что бы я ни сделала, я только что нарушила какое-то важное табу аборигенов.

— Я прошу прощения, — склонила голову, демонстрируя позу покорности и смирения. Так, тон доброжелательный, тональность средняя. Тело расслаблено. Никакой агрессии. — Я не знала. Я не хотела оскорбить вас или обидеть. У нас нет такого. И к нашим шеям можно прикасаться. Я еще раз прощу прощения.

Застыла, удерживая рвущееся дыхание и пытаясь не напрягать тело. Честно говоря, удавалось с трудом. Я просто физически ощущала ужас, что поднимается из глубины моего нутра и затапливает разум чернотой. В глазах поплыли красные пятна, кровь набатом стучала в висках. Бежать, бежать, смерть, смерть… мне казалось, я уже слышу это.

И не знаю, к чему это привело бы, но ильх разжал пальцы, и сразу дышать стало легче.

— Принимаю, — медленно произнес он, — Оливия Орвей.

Я вскинула голову.

— О, ты запомнил!

— Конечно, — ильх усмехнулся и неожиданно улыбнулся. — Это несложно. Твое имя совсем простое. Меня зовут Сверр Рагнар Хеленгвель Хродгейр.

Я набрала воздуха.

— Очень рада знакомству, Сверр Рагнар Хеленгвель Хродгейр. Так говорят там, где я живу.

В золотых глазах на миг блеснуло удовольствие и даже удивление, а я вознесла хвалу своей памяти, во многом благодаря которой в таком возрасте стала одним из ведущих антропологов. Мою способность запоминать называли феноменальной, а я просто радовалась, что она у меня есть.

Ильх медленно кивнул, а потом…

— Теперь я хочу рассмотреть тебя, Оливия Орвей.

Я опешила.

— Что?!

— Я. Хочу. Рассмотреть тебя. Подробно, — повторил ильх так, словно это я была неразвитой аборигенкой.

— Но…

Он хочет, чтобы я разделась! Чтобы сделала то же, что и он, — сняла с себя всю одежду. Но я не могу этого сделать!

— У нас так не принято, — пробормотал я, теряясь под взглядом золотых глаз. Гадство какое… вот же влипла! — Понимаешь, если бы я была мужчиной… Или ты женщиной… но… у нас женщина не раздевается перед незнакомым мужчиной!

— У нас тоже мужчины не раздеваются, — коротко отрезал он. — Но ты ведь хотела меня рассмотреть, Оливия Орвей. Я сделал то, что ты хотела. Проявил… — он свел брови, подбирая слово, — гостеприимство.

— Но это… я не могу! — в отчаянии воскликнула я. Кажется, такими темпами я провалю нашу миссию! И из-за чего? Из-за женских комплексов? Единица, госпожа Орвей, покиньте аудиторию! Грош вам цена как специалисту. Истеричная вы баба, а не специалист! Но я действительно не могла раздеться. От паники я даже начала слегка задыхаться и покосилась на свой рюкзак, где лежал ингалятор.

Я знаю, что в одежде выгляжу вполне нормально. Конечно, далеко не первая красавица Конфедерации, но и не уродина. Темные волнистые волосы до плеч, светло-зеленые глаза, стройная фигура с нужными округлостями. Да, бедра можно бы и уменьшить, а грудь увеличить, но и так я вполне привлекательна.

Но раздеться?

Нет-нет!

Так, главное — не паниковать. Надо воспринимать ильха как… как зверя. Неразумного, нецивилизованного зверя! Я же не смущаюсь, раздеваясь перед котом своей подруги Клис, которого она порой привозит мне на передержку! Вот и здесь почти то же самое…

Я посмотрела в золотые насмешливые глаза и сникла. Не то же самое. Совсем, совсем не то же самое. Пожалуй, мне было бы проще раздеться перед аудиторией студентов в Академии Прогресса, чем перед этим ильхом.

— Я… не могу, — выдохнула обреченно.

— Почему? — ильх сверлил меня взглядом. И снова от одной мысли, что я сниму одежду и встану перед ним голая, краска прилила к щекам. Он резко втянул воздух.

— Это… не принято. Как… — взгляд упал на его шею. — Как у вас не принято прикасаться к обручу! Понимаешь? Табу. Запрещено! Я женщина. Мы не раздеваемся перед мужчинами. Если… если не состоим в отношениях.

— Отношениях?

— Да! Отношения. Брак. Ну или… Или любовь. Чувства. У нас женщина раздевается перед тем мужчиной, к которому испытывает чувства. Ты понимаешь?

Ильх снова приподнял бровь.

— Значит, ваши женщины не раздеваются, когда просто хотят… спариться?

Я, кажется, снова покраснела. Просто замечательно. Да я не краснела со школы! Ни разу! Я была уверена, что и вовсе не умею это делать! А теперь вот третий раз за пятнадцать минут.

— Бывает, — беспомощно пробормотала я. — Если испытывают сильное желание.

— Что надо сделать, чтобы ты испытала сильное желание?

Я на миг закрыла глаза, призывая все свое красноречие. Ну и разум заодно.

— Ничего не надо делать. Я… ученый, понимаешь? Я… — задумалась, не зная, как объяснить. — Я не вступаю в отношения с мужчинами!

Ильх приподнял брови и обошел меня вокруг, рассматривая.

— Почему?

— Моя жизнь посвящена науке! — выпалила я, начиная потихоньку закипать от этих вопросов. — Изучению. Исследованиям. Никаких… отношений! Понимаешь?

— Нет.

Он остановился за спиной, и меня обожгло мужское дыхание у виска. И жар тела, которое было слишком близко. Я попыталась забыть, что это тело еще и обнажено.

— Э-э, это трудно объяснить…

— Даже ученому, что изучает человекоподобные виды? — и снова насмешка. Уже явная, неприкрытая.

Я открыла рот. Да уж, уделал вас варвар, госпожа Орвей. Туше. И вывод: ильхи совсем не глупы. По крайней мере, этот конкретный златоглазый ильх. Скорость его реакций на высоком уровне, сложные слова запоминает с первого раза, отвечает неодносложно.

Интересно.

Краснеть я перестала, потому что женщину во мне отодвинул ученый. Даже не отодвинул, а бескомпромиссно запер в чулане, решив заняться любопытным экземпляром. А ученый у нас, как известно, существо бесполое.

— Давай считать, что мы выяснили два запрета наших народов, — примиряюще произнесла я, оборачиваясь и почти нос к носу сталкиваясь с ильхом. Он и правда стоял слишком близко. — У вас запрещено прикасаться к шее. У нас женщины не раздеваются перед посторонними мужчинами. Но я очень ценю твое гостеприимство. И если хочешь рассмотреть подробнее, то любой из моих… друзей разденется для осмотра.

Сверр медленно склонил голову, и его губы изогнулись в улыбке. Но не разжались. Я сделала еще одну мысленную зарубку. Надо бы осмотреть его зубы как-нибудь… и пересчитать, если получится. Сузившийся в ниточку зрачок не давал мне покоя. Неужели у нас с ильхами все же разный генетический код? Или мне просто почудилось спросонья? Я уже не уверена, что видела тот кратковременный и пугающий миоз. Вот бы сделать анализ крови…

Я кровожадно осмотрела руки ильха с четкими венами. Мне и надо-то пару капелек… Но вряд ли абориген обрадуется, если я воткну в него иглу. А может, удастся разжиться волосками или фрагментами кожи?

Ильх нахмурился и сделал шаг назад. Похоже, я слишком увлеклась с осматриванием и планами. Как бы не настроить ильха против себя, я и так уже сглупила с этим раздеванием. А ведь придется еще и отчет составлять, да подробно обо всем рассказывать… Проклятие! Боюсь, ученому совету совсем не понравится моя стеснительность.

Я подавила раздражение и развела ладони, широко улыбаясь, чтобы продемонстрировать доброжелательность.

Сверр отчетливо хмыкнул, глядя на меня.

— Я тебя понял, Оливия Орвей. — Ильх сделал шаг назад. — Я подожду тебя снаружи. Остальные уже там.

— Все уже проснулись? — обрадовалась я. — Хорошо, я быстро.

Подобрав свои меховые начи и кусок кожи, ильх развернулся и как был, обнаженный, покинул шатер. Я же упала на постель и выдохнула, только сейчас осознав, в каком напряжении находилась.

Нервно усмехнулась и кинулась приводить себя в порядок. Что-то мне подсказывало, что стучать ильх не будет и просто войдет, устав ждать. Не хотелось бы, чтобы он застал меня на том самом горшке.

Глава 4

Торопливо умывшись и оправив одежду, я откинула полог шатра и прищурилась. Сейчас, при свете утреннего солнца, я видела, что жилищ было около трех десятков. Стояли он кругом, в центре располагался сложенный из камней очаг, очевидно, для приготовления пищи. Забор или другие оградительные сооружения отсутствовали. Лишь высились столбы из черного дерева, имеющие причудливую форму и расположенные по периметру лагеря.

Неужели у ильхов нет врагов? А дикие животные? Кстати, надо бы выяснить, какие из них здесь водятся.

За шатрами шумел лес. Совсем не такой, к которому я привыкла. За Краосом — городом, в котором я жила, — тоже был лес, у Сергея там даже был небольшой загородный дом. И, будучи студентами, мы ездили туда на выходные.

Но тогда я не знала, что наш родной лес даже нельзя назвать этим словом. Так, лесок. А вот здесь, за шатрами из шкур… Деревья. Огромные, качающие на макушках облака. Темные шершавые стволы, мох, густо облепивший кору. Изогнутые ветви, широкие листья. Трава у подножия — сочная, густая, высокая. Кое-где, пожалуй, выше моего роста. И все это какое-то основательное, монументальное, исконное. Древнее. Казалось, этим деревьям тысячи лет. И лес этот видел сотворение мира… С сизой скалы справа спадал десяток ниточек-водопадов, которые внизу били в чашу-озеро.

— Это подножие Горлохума, — негромкий голос за спиной заставил меня вздрогнуть. Повернула голову и встретилась со взглядом золотых глаз. — Горы предков.

Я первым делом покосилась на бедра ильха, но они, к счастью, уже были прикрыты куском грубой ткани. Подняла голову и выдохнула. Там, за могучими кронами, синел контур скалы, темнел макушкой, а еще выше лежало белое облако.

— Горлохум сегодня милостив, его дыхание белоснежно, — закончил ильх.

— Вулкан, — выдохнула я. — Вы живете у подножия вулкана?!

Ильх пожал плечами. А я опасливо глянула на облака. Надеюсь, Горлохум не выберет конкретно этот день, чтобы разгневаться и залить все вокруг лавой? Надеюсь, что нет.

— А Горлохум давно милостив?

— Черное дыхание Горлохума не видели уже очень много лет. Не бойся, Оливия Орвей.

— Лив, — автоматически поправила я. И пояснила непонимающему ильху: — Меня можно называть просто Лив. У нас так принято — сокращать имена.

— Они и так коротки, — насмешливо отозвался ильх. Блеснул глазами. — Можешь называть меня… Сверр, Лив.

— Спасибо, — с облегчением произнесла я. Все-таки я боялась споткнуться на его зубодробительном имени.

— Оливия, с вами все в порядке? — ко мне уже направлялся Максимилиан, за ним маячили лица Юргаса и других членов экспедиции. Начальник службы безопасности смотрел на меня с неодобрением, причину которого я понять не могла. Но решила пока не придавать этому значения, возможно, мне просто показалось.

— Все отлично, я замечательно выспалась, — улыбнулась всем сразу. — А как вы?

— Под впечатлением, — признался профессор и махнул рукой в сторону леса. — Вы уже видели? Реликтовые вечнозеленые иршиты, что давно не растут у нас. Исчезнувшие мхи. Деревья. Я чуть не сошел с ума, увидев все это. — Максимилиан снял очки и протер безупречно чистые стекла. Еще по годам учебы я знала, что это означает высшую степень его волнения. Водрузив окуляры на место, профессор покачал головой. — Это неслыханно, Лив. Просто невероятно…

И, бормоча себе под нос, удалился к какому-то кусту. Остальные члены нашей группы тоже выглядели слегка ошалевшими. Может, оттого, что отвыкли вдыхать столь чистый воздух, в котором не было примесей смога или пыли.

— Я покажу вам поселение, — сказал за моим плечом Сверр. — Потом мы вас накормим. Идемте.

Мы вразнобой покивали и пошли за сопровождающим. Селение ожило. Из шатров то и дело выходили ильхи, провожали нас взглядами, понять которые мы не могли. Но агрессии аборигены не высказывали, и через некоторое время даже Юргас прекратил зыркать вокруг исподлобья и убрал руку с парализатора. Осмотр поселения оказался не слишком длительным просто потому, что смотреть было особо нечего. Как я и заметила изначально, три десятка шатров, в которых проживали ильхи. Внутреннее убранство почти идентично. В каждом лежанки со шкурами для сна, грубые очаги в центре, дыры в крыше для воздухоотвода, низкие деревянные столики, на которых высилась глиняная посуда, и различная утварь вдоль стен. Жилища располагались вокруг главного дома — обмазанного глиной, с красной крышей.

— Шиар, — сказал Сверр, указав на него.

— Шиар? Что это значит? — заинтересовался Макс и повернулся ко мне. — Лив, вы заметили, что у ильхов довольно много непонятных нам слов, хотя основа языка одинакова. Вероятно, некоторые слова образовались у них с развитием ремесел или появлением новых предметов, как, к примеру, колесо или игла. Но вот назвали они их уже не так, как мы. Удивительно, правда? Так что означает шиар?

— Шиар — это шиар, — отрезал Сверр, пожал плечами. Мы не стали настаивать, решив, что успеем все разузнать. В том числе и про этот непонятный дом с красной крышей. Пока мы осматривали жилища, инвентарь и повозки с тягловыми животными, ильхов вокруг стало гораздо больше. Они тащились за нами, смотрели не мигая, втягивали воздух, принюхиваясь.

— Изумительный генофонд, — бормотал рядом со мной лингвист Жан. — Просто изумительный. Лив, ты видела?

Я видела. То, что ильхи красивы. То, что они похожи на бронзовые статуи, что стоят у нас в музее антропологии. Что их мышцы развиты образом жизни, а не тренажерным залом, а шрамы получены в бою, а не в салоне какого-нибудь новомодного мастера. Одетые лишь в набедренные повязки и начи, местные жители производили сногсшибательное впечатление. Большинство ильхов оказались светловолосыми, цвет варьировался от русого до пшеничного, радужки — насыщенного голубого или зеленого цвета. Отрезанные от остального мира, варвары сохранили свои первоначальные внешние данные. У них не было возможности смешивать кровь с другими народностями, и потому сейчас я видела перед собой прекрасные образцы генотипа, который почти утерян в современном мире. В Конфедерации уже давно преобладает темная масть. Мои светло-зеленые глаза были почти атавизмом и моей тайной гордостью. А здесь я видела еще десяток мужчин с цветом радужек от мятного до почти лимонного.

Потрясающе!

Но что интересно, каменный обруч темнел лишь на шее Сверра, хотя на большинстве мужчин и красовались похожие украшения, но из кожи. Множество нитей с перьями и звериными клыками, длинные волосы, заплетенные в косички, кожаные ремешки и браслеты, а также мазки красной краской на лицах и телах завершали портрет местного населения. Мне безумно хотелось рассмотреть все это подробнее, но я вновь заставила себя подождать. И уже мечтала о том, чтобы заполучить в свою лабораторию хоть одного варвара! Хотя бы на сутки!

Я очнулась от своих размышлений, поняв, что Жан толкает меня локтем.

— Они смотрят на тебя, — шепнул он.

Я осторожно повертела головой, констатировав, что коллега прав. Ильхи смотрели. Рассматривали даже. Склоняли головы, втягивали воздух, прищуривались. Изучали меня с ног до головы, и на их лицах возникало озадаченное выражение.

— Что происходит? — я инстинктивно шагнула ближе к своим. — Почему они так смотрят?

— И почему мы пока не видели ни одной женщины? — добавил Юргас. Его пальцы снова сжались, желая выхватить из кобуры парализатор.

— Спокойно, господин Лит, — шикнул на него Максимилиан, сверкая стеклами очков. — Обойдемся без оружия!

Один из ильхов отделился от толпы и что-то резко сказал. Гортанно, отрывисто. Совершенно непонятно. Смотрел он при этом на меня. Сверр лениво повернул к нему голову и ответил. Так же непонятно.

— Вот вам и единство языка, — сердито хмыкнул Жан. — Я даже основу не разобрал.

Незнакомый голубоглазый ильх снова открыл рот, в его голосе скользнули гневные нотки. Сверр ответил. Мягко, даже тихо. И толпа ильхов подалась назад. Разговоры смолкли.

Наша маленькая группка в черных комбинезонах со знаком Академии Прогресса на груди тоже застыла, настороженно озираясь.

— Что происходит? — не выдержала я.

— Ничего, — Сверр повернул голову к нам. — Я объяснил, что вы наши гости.

— Почему вы говорите на разных языках? — потребовал объяснений Юргас.

— Я говорю на языке северного фьорда, — негромко пояснил Сверр. — И могу общаться и с вами, и с ними. И на ваше письмо тоже ответил я.

— Невероятно! — всплеснул руками Жан. Маленький и щуплый, он взирал на ильхов как на богов. — Значит, на фьордах даже произошло языковое разделение! Можно попросить их еще что-нибудь сказать? Я хотел бы разобрать основу этого диалекта…

— Да, но позже, — Сверр снова улыбнулся, не размыкая губ. — Думаю, вы проголодались.

— Еще как! — воскликнул подвижный, словно ртуть, Клин. — Осмотр ваших достопримечательностей очень утомляет!

Мужчины рассмеялись. Сверр склонил голову и направился к центру поселения, туда, где располагался огромный очаг и откуда уже пахло едой.

— Он не ответил про женщин, — шепнул мне на ухо Жан. — Ты заметила? Может, их тут вовсе не существует? Одни мужики кругом. Странно…

Я заметила. А еще задумалась над тем фактом, что из всего племени понимает нас лишь Сверр. Так получается? Профессор рядом со мной тщательно протирал свои очки.

* * *

Однако обеспокоиться всерьез мы не успели. Просто потому, что, приблизившись к огню, увидели тех самых несуществующих представительниц прекрасного пола. С десяток женщин разного возраста суетились возле огня, занимаясь работой, которую издревле выполняли все хранительницы очага. Что-то варили в котле, резали овощи и толстые стебли, подкидывали угли и ворчали, обжигая пальцы о кипяток. Рядом крутились ребятишки — чумазые и жизнерадостные, как и положено детям, где бы они ни выросли.

И надо признать, у меня отлегло от сердца, когда я увидела эту картину. Потому что на какой-то миг я действительно испугалась. Мои коллеги тоже заметно расслабились и оживились. Сверр сделал приглашающий жест рукой, что-то быстро сказав женщинам. Те вытаращились на нас так же бесцеремонно, как совсем недавно их мужчины. Одна из аборигенок — с множеством светлых и весьма грязных косичек — ткнула пальцем в Жана и что-то прочирикала на своем непонятном языке. Остальные рассмеялись, и стало без перевода понятно, что прозвучала женская сплетня.

Жан обиженно шмыгнул носом.

— Надо признать, что местные красотки совсем не так привлекательны, как их мужчины, — буркнул он.

Я согласно кивнула. Действительно, женщины оказались коренастыми и низкорослыми, серые туники не скрывали коротких ног и мускулистых рук. Лица тоже выглядели грубыми, почти мужскими. Жан рядом со мной торжествующе хмыкнул.

— Может, подарить им зеркало, чтобы не тыкали пальцем во всех подряд?

— В природе самки часто выглядят гораздо менее ярко, чем самцы, — задумался Клин. — Закон природы, мой друг. Это мужчинам нужно доказать свое право на спаривание.

Жан презрительно фыркнул.

— Варварство…

— Жан, угомонитесь, — приказал Максимилиан и повернулся к Сверру. — Скажите, как далеко находятся местные поселения друг от друга?

Ильх пожал плечами и указал нам на шкуры вокруг костра. Сам легко сел, поджав ноги, мы, помявшись, последовали его примеру.

— Клан Лон-ир находится в десяти днях пути на восток. Клан Ос-лор у берегов Черного озера, это еще дальше.

Я тихонько вытащила маленький блокнотик и сделала запись: «Умеет считать до десяти».

— Они живут так же, как и это поселение?

— Примерно.

Коллеги торжествующе переглянулись.

— Скажите, а сколько таких, как вы? Кто понимал бы нашу речь?

Ильх снова пожал плечами. Я уже заметила, что этот жест применяется им с легкостью, если отвечать Сверр не желает.

— Что означают кольца на ваших шеях? И почему они выполнены из разного материала?

Еще одно пожатие плечами.

Вопросы сыпались на ильха беспрерывно, правда, порой его ответы запутывали нас еще больше. Между тем к огню подтянулись и другие мужчины, правда, в значительно меньшем составе, чем мы видели полчаса назад.

— Охота, — легко сказал Сверр. — Они должны добывать еду.

— Ну конечно, — пробормотал Юргас. — Мы могли бы это увидеть? Вашу охоту?

Сверр задумчиво посмотрел в огонь и кивнул.

— Скоро.

Мои коллеги обрадованно зашевелились, а я нахмурилась. Мужчины везде мужчины. Помани их возможностью убить какое-нибудь беззащитное животное, и все они моментально превращаются в дикарей. Смотреть на забой невинной твари мне не хотелось, но, как исследователь, я обязана присутствовать, конечно.

Между тем женщины уже разложили варево по глиняным мискам, накрытым широкими листьями. Та самая, с косичками, встала на колени, протянув еду Сверру. Тот кивнул, забрал тарелку. Процедура повторялась с каждым мужчиной, что сидел возле очага.

— Налицо гендерный приоритет мужчин, — хмыкнул Клин. — Если мне так будут кланяться каждый раз на завтрак, обед и ужин, можно и привыкнуть.

И закашлялся, когда его стукнул по спине Жан.

Я же уставилась в свою тарелку. Кажется, рыба. Разобрать, что именно лежит на широком листе, оказалось довольно сложно. Черное, закопченное, неопределимое. В рюкзаках у нас имелись сухие запасы и консервы, достаточные для пропитания, но мы прибыли сюда, чтобы узнать ильхов, не так ли? Так что, вздохнув, я отломила кусочек того, что находилось в тарелке, и сунула в рот.

Мои замечательные коллеги — смелые и храбрые мужчины — в ожидании смотрели на меня, чтобы узнать, выживу ли я после местной пищи. Так и тянуло свалиться на шкурку и забиться в судорогах. Просто чтобы увидеть их вытянувшиеся лица! Но я вовремя вспомнила, что уже не студентка, а ученый, и, прожевав, улыбнулась.

— Похоже на треску.

— У нас эта рыба зовется так же, — подтвердил Сверр.

— Вкусно, — удивленно протянул Жан. Остальные покивали. Даже наши молчаливые военные, что в основном хмурились и зыркали по сторонам, кажется, слегка расслабились. Хотя я заметила, что каждый из них перед едой выпил капсулу ядонейтрализатора.

Мы все тоже их выпили, конечно, еще утром. Но военные пили удвоенные дозы, на всякий случай.

За едой коллеги снова попытались расспросить Сверра, но тот наградил их хмурым взглядом и указал в тарелку. Я осторожно записала: «За едой ильхи не разговаривают, едят быстро».

И улыбнулась довольно. В целом, все, что я видела, вполне отвечало тому уровню развития, что мы ожидали. Судя по всему, ильхи законсервировались примерно на этапе развития легендарных диких берсерков, даже откатились назад. К моменту извержения вулкана на этих землях местные жители проживали племенами, занимались охотой и рыболовством, умели делать из глины утварь и обжигать ножи. То же мы видели и сейчас. Да, они освоили колесо, иглы и прочие предметы, но куда им до наших парализаторов и воздушных подушек, позволяющих летать по воздуху. Отставание в развитии от нашей цивилизации просто космическое. Варвары, как есть варвары… а все фьорды — живой музей сохранившихся в неизменном виде экспонатов.

Я положила в рот листик и задумчиво пожевала. Максимилиан вон даже есть не может, вертит седой головой, порываясь исследовать дальше быт и нравы коренного населения фьордов. И глаза его горят таким молодецким задором, что я диву даюсь. Не помню профессора таким.

Впрочем, что таить, мне и самой не терпелось продолжить знакомство с местными обычаями. Жаль только, что понятно изъясняться может лишь Сверр, и, кажется, он уже устал от наших многочисленных вопросов.

— До вечера вы можете заняться чем хотите, — сообщил Сверр, отставляя пустую тарелку. — Советую не удаляться далеко от поселения. В лесу много диких зверей.

— А вы? — вскинулся Юргас.

— Мне нужно помочь остальным в приготовлениях к завтрашней охоте. Кто хочет, может присоединиться.

Мужчины, конечно, возжелали. Даже наши вечно хмурые агенты безопасности — Люк и Риз. Я понимающе хмыкнула и решила пока обойти поселение. Однако Макс качнул головой.

— Оливия, лучше не отходите от нас слишком далеко, — почти беззвучно сказал он, склонившись ко мне. Я с тревогой заглянула в выцветшие глаза профессора.

— Почему?

— Не могу объяснить, девочка. Просто поверь моему… чутью. Мне не нравится, как на тебя смотрят.

Я, нахмурившись, обвела взглядом ильхов. Никто на меня не смотрел. Только Сверр. Но и он лишь мазнул взглядом и повернул голову к Жану.

— Будьте рядом со мной, Лив, — вновь перешел на привычное обращение профессор. — Так старику будет спокойнее.

Теперь я посмотрела на него с изумлением. Старику?! Никогда не слышала подобного от господина Шаха!

Однако рассыпаться в ненужных уверениях не стала и просто молча кивнула.

— Вы им не верите? — также почти беззвучно произнесла я.

Мирная картина пикника расслабила даже Юргаса. Тот почти улыбнулся, глядя на мальчишек, что играли у шатров. Женщины деловито убирали после завтрака, мужчины слаженно отправились по своим делам. Лес казался величественным, но мирным. Что обеспокоило профессора?

— Им — верю. Я не верю ему. — Это я не услышала, а практически прочитала по губам Максимилиана.

И повернула голову. На этот раз Сверр смотрел в упор. И мне снова показалось, что в золотых глазах сузился зрачок.

Глава 5

Несмотря на все призывы и шипение Юргаса, увлеченные исследованием ученые тараканами расползлись в разные стороны.

После еды мы все поблагодарили Сверра и женщин, которые снова попадали на колени, а потом разбрелись кто куда. Клин принялся вздыхать и охать возле какого-то кустарника, вымершего у нас, Жан пытал молодого ильха, пытаясь разобраться в череде звуков, что тот выдавал. Военные обнюхивали поселение, разыскивая бомбы, ядерное оружие и прочее, чего здесь нет и быть не может. Мы же с Максом отправились к окраине поселения. Вернее, отправился профессор, поманив меня за собой.

За шатрами было тихо, голоса ильхов сюда не долетали. Где-то пела пичуга, шелестели широкие листья деревьев.

— А у нас скоро осень, — задумчиво пробормотала я. Макс остановился у одного из черных столбов и закинул голову, рассматривая его. Я тоже посмотрела и привычно сделала в голове запись: высота около трех метров, гладкий, черный, с неравномерными зазубринами по всей поверхности.

— Интересно, что это? — обошла столб вокруг. — Думаете, они имеют какое-то значение?

И смутилась, поймав взгляд профессора. Двойка, госпожа Орвей. Идите, готовьтесь к пересдаче.

Конечно, эти столбы имеют значение! В укладе, подобном здешнему, все предметы имеют функциональное или религиозное значение. У племен слишком много времени уходит на то, чтобы получить нож или тарелку, поэтому они не делают что-то «просто так». А эти черные столбы точно не природного происхождения, значит, их для чего-то поставили.

Стремясь загладить оплошность, я провела пальцем по углублению.

— Дерево, рисунок нанесен предположительно ножом. Только вот дерево странное. Обожженное? — потерла пальцы. — Может, неизвестный нам вид? Интересно, для чего они?

— Я предположил бы, что они часть местного культа, — негромко ответил профессор, — но тогда удивляет их расположение. Если они важны для племени и являются объектами поклонения, то должны стоять в центре, ближе к огню, который, как известно, жизнь и тепло. А они здесь. На окраине, можно сказать.

— Значит, это не столбы культа, а что-то иное? — всегда любила слушать рассуждения Максимилиана. — И кстати… — я обернулась, но рядом никого не было. — Почему вы решили, что ильху не стоит доверять?

Профессор снял очки, протер.

— Это иррациональное чувство, Оливия. А я ученый и должен оперировать фактами. Факт в том, что господин Сверр весьма любезно нас пригласил, показывает свой быт, отвечает на вопросы. И мы видим здесь ту картину, что и ожидали увидеть.

— Разве это плохо? Наши предположения на основе показаний зондов были правильными.

— Это не плохо, — Максимилиан нахмурился. — Но… Я же говорю, иррациональное чувство, Лив. Можно списать на интуицию, которой, как доказал Густав Риндор, не существует, а есть лишь совокупность сигналов, что мы получили, но не обработали. Они-то и дают нам ощущения… предчувствия.

Я кивнула. Как и всякий уважающий себя ученый, я, конечно, изучала труд господина Риндора.

— Так вот, Оливия… Мои необработанные сигналы твердят, что здесь что-то нечисто.

Я тревожно обернулась. От слов профессора стало не по себе. Но моим глазам вновь открылась мирная и даже скучная картина. Шатры, деревья, женщина с верещащим мальчишкой, Клин, склонившийся у кустов. На миг показался и Юргас, кивнул нам, убедившись, что все в порядке, и снова ушел инспектировать поселение.

— Но почему вы так думаете? — я даже слегка растерялась.

Профессор пожал плечами, на миг напомнив того же Сверра.

— Возможно, я просто выживший из ума старик, — как-то устало произнес профессор то, что я никогда в жизни не ожидала от него услышать. И первый раз взглянула на него по-другому. Сколько лет Максимилиану? Кажется, не меньше семидесяти… Он был вот таким — седовласым и умудренным — уже тогда, когда я лишь пришла в Академию поступать. И за прошедшие годы ничуть не изменился. Или мне это лишь кажется?

— Давайте вернемся к столбам, Оливия, — бодро оборвал мои размышления их виновник. — Я слушаю ваши предположения.

Следующие два часа мы с профессором посвятили скрупулезному изучению и записи информации о поселении. Я даже достала свой диктофон и начала наговаривать заметки, опасаясь упустить что-то важное. К вопросам интуиции мы больше не возвращались.

* * *

Я с интересом повертел круглую банку, фыркнул, бросил обратно в мешок. Шаги снаружи шатра и запах доложили о госте, так что, когда вошел Ирвин, я лишь кивнул.

— Мародерствуешь, мой риар? — поинтересовался а-тэм, снимая с головы череп быка. — Тяжелый!

— Не ной, — буркнул я, снова перебирая содержимое мешка. — И я не мародерствую, а изучаю противника. Кстати, это твоя обязанность, насколько я помню.

— Ну кто-то же должен отвлекать внимание? — Ирвин опустился рядом на корточки. — Что это?

Я достал металлический стержень, повертел в ладони.

— Похоже, тот самый парализатор. Дай руку.

— Парализатор, который сваливает даже лошадь? Он? — с подозрением спросил Ирвин.

— Точно. Руку давай.

— Сверр!

— Ирвин! — передразнил я. — На себе я уже проверял. К тому же ты ведь не лошадь.

— Ты просто гад, — проворчал а-тэм, закатывая глаза. Но покорно протянул мне левую длань. Я повертел стержень, приложил к коже а-тэма и нажал на кнопку. Ирвин подпрыгнул как ошпаренный, зрачки сузились. — Проклятие! Жжется!

— Больно?

— Терпимо, — недовольно буркнул Ирвин.

Я хмыкнул удовлетворенно и нехотя положил парализатор обратно. Занятная штука. Хочется оставить себе.

А-тэм нахмурился, наблюдая за мной.

— Сверр, мне все это не нравится.

— Тебе не нравятся все мои начинания и решения. У тебя обязанность такая — рассказывать мне, в чем я не прав.

— Сейчас ты не прав особенно. — У меня упрямый а-тэм. — Племени не нравятся чужаки. И ты сам это знаешь. Сколько еще ты собираешься развлекаться? Чего добиваешься? Я не понимаю тебя.

— Поймешь, Ирвин. Всему свое время. Племя потерпит. Нам нужны знания, мой а-тэм. Не те отрывочные данные, что мы имеем, а гораздо больше.

— Но зачем?! — не выдержав, Ирвин вскочил и зашагал по шатру, сердито насупившись. — Мы много лет прекрасно обходились без чужаков и мира за туманом! Почему сейчас?

— Потому что туман начал редеть! — рявкнул я.

А-тэм осекся и с ужасом уставился на меня.

— Что?

— Что слышал, — я в сердцах отбросил мешок. — Пока это скрывается, но Сотня обеспокоена.

— Милостивый Горлохум, — прошептал потрясенный Ирвин. — И что теперь будет?

Я отвернулся, пряча свои эмоции.

— Мы это исправим. Идем. Я слышу шаги.

— Сверр… — а-тэм задержался у выхода, проницательно заглянул в глаза. — Эта чужачка, женщина…

— Оливия Орвей, — я растянул гласные и облизнулся. — Ей я приготовил нечто особенное.

— Ты играешь с огнем, Сверр.

— Как обычно, — оборвал я.

Ирвин недовольно приподнял брови, а я улыбнулся.

— Кстати, пора развлечься, мне становится скучно!

А-тэм выразительно скривился.

* * *

— Что происходит? — Мы с Максом оторвались от исследования столбов и удивленно посмотрели на суету в центре поселения. Женщины усаживали маленьких детей в кожаные мешки и взваливали на плечи, мужчины надевали на головы уже знакомые нам черепа животных.

— Куда они собрались? — Я пожала плечами, так как ответа, конечно, не знала.

От шатров нам махал руками Юргас, явно подзывая к себе.

— Что ж, идемте, Оливия, — улыбнулся профессор, — все равно со столбами пока лишь загадки. Надо узнать больше о местных нравах, и, похоже, нам сейчас предстоит такая возможность.

Я сунула в карман комбинезона пакетики с образцами черного дерева и тоже улыбнулась.

— Идемте.

Наши коллеги уже собрались возле огня, который сейчас лишь тихо тлел. Жан вертел головой, его очки посылали блики солнечных зайчиков, за которыми гонялся пузатый и чумазый малыш. Когда из-за деревьев появился Сверр, мы устремились к нему.

— Что происходит? Куда все идут? Что случилось?

— Все идут к чаше, — непонятно пояснил он. — Вечером будет радостное событие, шатия, значит, сейчас все должны окунуться в чашу.

— Какой-то ритуал, — прошептал мне на ухо Клин. — Надеюсь, это не та чаша, в которой варят залетных ученых?

Я прыснула и прикрыла рот ладонью. У ильхов были торжественные и серьезные лица, так что мы тоже изобразили соответствующее настроение и двинулись за процессией аборигенов. Мужчины в своих костяных масках и набедренных повязках шагали впереди и по бокам, охраняя женщин, детей, ну и нас заодно. Тропинка вилась между двух изумрудных холмов, и я вновь залюбовалась окружающей нас природой. Как же красивы фьорды! Сами ильхи шли совершенно бесшумно, ступая мягко и легко, а мы старались им подражать. Хотя и ловили на себе недовольные взгляды, когда трещала под ботинком сухая ветка или вспархивала потревоженная пичуга.

Сверр ушел вперед, так что расспросить о предстоящем ритуале, если это был он, не удалось. Рядом со мной двигался высокий и крепкий ильх, сквозь прорези в черепе я порой замечала внимательные голубые глаза. И я удивилась, заметив на его шее каменный обруч. Значит, их уже двое. Может, этот голубоглазый и мою речь поймет?

— Куда мы идем? — улыбнувшись, спросила я.

Ильх отвернулся, и я вздохнула. Ну ладно. Похоже, беседа не состоится, жаль.

Минут через двадцать мы вышли к подножию скалы, у которой темнели несколько круглых, естественно образованных каменных выемок. Внутри скальных чаш темнела красная глина.

Ильхи остановились и начали споро раздеваться, обнажая мускулистые тела. Часть женщин расположились полукругом в тени раскидистого дерева, словно зрительницы в театре, другие хихикали и суетились вокруг мужчин, держа в руках глиняные кувшины с узким горлышком.

— Что они делают? — прищурился Жан, глядя, как аборигенка наливает из кувшинчика что-то золотисто-тягучее и намазывает ближайшего мужчину. Тот жмурился, словно кот, и подставлял под женскую ладошку то плечи, то спину, то бедра. В воздухе разлился густой и пряный аромат.

— Это сок дерева, что растет в долине, — появившийся за спинами Сверр заставил нас всех подпрыгнуть и обернуться. В руках ильха был такой же кувшинчик, и мы с любопытством принялись его рассматривать.

— Этот сок похож на масло, — я растерла золотую капельку между пальцами, понюхала. — Но более густой. И запах незнакомый…

И вкусный. Так и хотелось облизать пальцы.

— Зачем они намазываются этим соком?

Сверр улыбнулся, не размыкая губ, и пожал плечами.

— Чтобы было труднее. Все, кто желает участвовать в шатии, должны доказать свое право на нее.

— Что такое шатия?

— Узнаете вечером. Да… — Сверр нахмурился, принимая решение. — Если кто-то из вас желает присоединиться, вы можете это сделать. Любой гость имеет право на чашу и на шатию.

Коллеги переглянулись. Конечно, никто из нас ничего не понял. Вот просто ни слова!

— Пожалуй, в следующий раз…

Сверр кивнул и отошел к ильхам.

— А он, похоже, не собирается участвовать в этом их натирании маслом, — хмыкнул Юргас.

Я опустилась на траву, с наслаждением вдыхая густые ароматы земли, воды, цветов и золотистого сока неизвестного мне дерева. Он все еще был на моих пальцах и, кажется, впитался в кровь, потому что пряно и сладко теперь пахла я вся. От солнца слегка кружилась голова и дрожали колени, а может, это все из-за вида десятка почти обнаженных мужских тел, влажно блестевших капельками масла на бронзовой коже. Коллеги расположились неподалеку, обмахиваясь широкими листьями деревьев. А ведь наши комбинезоны сшиты из специального материала, который сохраняет собственную температуру тела. В них нам просто не может быть жарко! Но я видела раскрасневшиеся лица и капли испарины на лбах. Да и сама ощущала настойчивое желание стянуть с себя черную ткань со светоотражающей полосой и последовать примеру аборигенов, облачившись в какой-нибудь кусочек свободно развевающейся ткани.

— Вот это жара! — не сдержался Клин. — А у нас скоро снег выпадет…

— Курорт, — хмыкнул Жан. — Радуйся, когда еще посчастливится погреться на солнышке!

Я тихонько потянула собачку молнии, расстегивая комбинезон. Ветерок остудил шею и ложбинку груди, так что дышать стало легче. Вытащила свой диктофон и приготовилась делать записи.

— Мать вашу… — изумился Юргас. — Похоже… они собираются драться!

Я открыла рот, наблюдая за ильхами. Те уже залезли всей толпой в широкую скальную чашу, прямо в эту красную глину, выстроились двумя шеренгами и застыли, уставившись на круглое отверстие в скале.

Мы тоже замерли, подавшись вперед.

Струя воды вырвалась из скалы и ударила в чашу, послужив своеобразным ударом гонга. Ильхи взревели и бросились друг на друга, норовя столкнуть противника в месиво под ногами, что от воды мигом превратилось в красную кашу. Варвары рычали, толкались, скалились, их обмазанные соком тела уворачивались и блестели на солнце, пальцы скользили. Женщины смеялись и что-то кричали, подбадривая мужчин. Один из варваров, на вид не старше семнадцати лет, упал и перевалился через бортик чаши. С дикими воплями женщины закидали его комьями красной глины, и парень понуро отошел в сторону.

Остальные продолжили битву, хотя назвать происходящее сражением язык не поворачивался. Ударить по-настоящему мешали теснота и скользкие тела, так что ильхи старались свалить друг друга или вытолкнуть из чаши под «обстрел» женщин.

Надо признать, зрелище захватило настолько, что я очнулась лишь когда подползла почти к самой чаше с мужчинами и обнаружила в своей ладони красный глиняный комок. Мой комбинезон был расстегнут еще глубже, тело горело в огне, щеки пылали. И когда очередной ильх вывалился на землю, мне захотелось тоже заорать и швырнуть в него свой метательный снаряд!

Устыдившись, я тихонько отползла назад, тяжело дыша.

И ощутила на себе внимательный взгляд.

Часть ильхов не участвовала в забаве, среди них был и Сверр. Он сидел, привалившись спиной к шершавому стволу дерева, и в золотых глазах блестела насмешка.

Выпустив из рук комок глины, я смущенно обтерла ладони о траву. И застегнула молнию комбинезона до самого верха. Обернулась на своих коллег. Их тоже захватило представление. Клин что-то кричал, Жан потрясал кулаками, а наши стражи-военные, похоже, жаждали броситься в бой! Один профессор смотрел спокойно и даже недовольно.

Но сейчас мне совсем не хотелось вникать в опасения Максимилиана. Я сидела у подножия скалы, на шелковистой изумрудной траве, под лазурным небом и смотрела на великолепных мужчин, обмазанных маслом и борющихся в грязи. Когда еще мне доведется насладиться подобным зрелищем? Что-то подсказывало, что никогда. Поэтому я решила ненадолго отключить в себе ученого и побыть женщиной. Смотреть ведь не возбраняется?

Один из ильхов издал боевой клич, и я снова уставилась на чашу. Мужчин там осталось вполовину меньше, среди них я заметила светловолосого ильха с голубыми глазами. Кажется, это мой молчаливый сопровождающий. Он явно лидировал, легко укладывая к своим ногам соперников. С ног до головы перемазанный красной глиной, блестящий от масла и пота, блондин казался воплощением первобытной дикости.

Я сглотнула тяжелый ком в горле и усилием воли отвела взгляд. Да уж, такое зрелище может свести с ума слабую цивилизованную женщину вроде меня! Усмехнулась, смеясь над своей реакцией, и решила, что пора вернуть на место ученого. Но стоило достать свой диктофон, как еще один ильх вылетел из чаши, а женщины вскочили и затопали ногами. Мужчины прекратили бой и подняли ладони, улыбаясь. Их осталось шестеро — самых сильных. Ну, или самых устойчивых.

Я поднялась, засовывая диктофон обратно в карман. Сделаю записи позже, похоже, бой закончен.

И хмыкнула, поняв, что меня это расстроило.

Глава 6

После эпичной борьбы в чаше все племя и мы с ними направились дальше вокруг холма, пока не вышли к вулканическому бассейну, заполненному водой. И здесь аборигены начали стаскивать с себя свои скудные одеяния и прыгать в воду. Все, кроме победителей. Те расхаживали с гордым видом, а красную подсыхающую глину на телах, похоже, считали чем-то вроде награды.

Члены экспедиции мялись на суше, с вожделением поглядывая на брызги воды. Сверр, приблизившись, окинул нас насмешливым взглядом.

— Здесь нет хищников. Можно заходить. Не бойтесь.

Мужчины переглянулись, явно не зная, как поступить. Честно говоря, ужасно хотелось залезть в воду, смыть с себя и грязь, и пот. Гигиенические салфетки — это, конечно, хорошо, но ничто не заменит настоящего купания.

— Можно по очереди, — пробормотал Клин. — В конце концов, мы здесь, чтобы понять жизнь аборигенов, правда?

Остальные кивнули. Юргас присел на краю каменного бассейна, взял пробу воды, добавил реактивы. Удовлетворенно хмыкнул.

— Чистая и пресная. Ладно, омовение разрешаю. Сначала вы, Максимилиан, с вами Жан. Потом мы с Клином, потом мои ребята.

Сверр наклонил голову и отвернулся, но я успела увидеть насмешку в золотых глазах. И внезапно разозлилась. Что так забавляет нашего гостеприимного хозяина?

— Мы кажемся вам смешными? — пробормотала я, не успев прикусить свой язык.

— Вы кажетесь мне… — он щелкнул пальцами, подбирая слово. — Любопытными.

— Так и есть, — подтвердила я. — Мы разные.

— О да. — Золотые глаза блеснули на солнце, словно две монеты.

— Давно хотела спросить, Сверр… Цвет твоих радужек очень необычный. И я не видела в племени других таких глаз. В основном здесь либо голубые, либо зеленые. К тому же у тебя темные волосы, а у остальных — светлые. Твои родичи похожи на тебя? У них тоже золотые глаза и темная масть? Там, откуда ты пришел, все такие?

Ильх склонил голову, внимательно глядя на меня.

— Не все. Но многие, — как-то резко бросил он и сделал широкий жест рукой, указывая на моих коллег, которые уже стаскивали комбинезоны. — А ты, Оливия? Не хочешь освежиться? Сегодня жаркий день.

Его взгляд мазнул по моему лицу, на котором наверняка выступила испарина. Я, закусив губу, покосилась на манящую прохладу, отчаянно завидуя аборигенкам, которые плескались в воде. Но увы. Женщины племени отошли за скалистый выступ, их не было видно, но, чтобы дойти до него, мне придется прошагать несколько метров под всеобщими взглядами.

Макс покосился в мою сторону и коротко мотнул головой. Сверр задумчиво посмотрел на спину отвернувшегося старика.

— Мне не жарко, — чуть сипло протянула я.

Ильх прищурился.

— Да? Ты тяжело дышишь. В воде тебе станет легче.

Да уж не сомневаюсь! Мне до одури хотелось стянуть этот костюм, в котором я ощущала себя, как в скафандре!

— Я себя прекрасно чувствую! — буркнула я, сдерживая желание потянуть вниз собачку молнии.

Сверр наклонился ко мне и… понюхал! Просто опустил голову и втянул воздух возле моего виска! Отшатнувшись, я сделала шаг назад.

— Тебе нужно искупаться, Оливия Орвей, — промурлыкал ильх, снова выпрямляясь и заглядывая в мои злые глаза. А потом отвернулся и зашагал к остальным мужчинам, разве что не насвистывая себе под нос! Я ошарашенно уставилась ему вслед, а потом, воровато оглянувшись, понюхала себя. Вроде ничем неприятным не пахну… Нахмурилась, озираясь. Тоже мне, чистюля! «Тебе нужно искупаться»? Да чтоб его разорвало!

— А ничего, что вы тут даже о мыле не знаете? — сердито проворчала я, вновь нюхая себя. — Да ничем я не воняю!

Мои коллеги уже освежились и фыркали на берегу, снова влезая в костюмы, заодно поглощающие и лишнюю влагу. К слову, профессор оголяться не стал, лишь умылся и ополоснул руки. А вот Клин, Жан и даже наш Юргас вдоволь поплавали в бассейне, не стесняясь ни аборигенов, ни меня.

Впрочем, про меня тут, кажется, забыли.

Так что я решила тоже не мозолить глаза и отойти в сторону. Наблюдать явление коллег из воды мне не хотелось.

Повернулась спиной и пошла вдоль кустов с мелкими листочками, на ходу доставая свой диктофон.

— Запись пятая, Оливия Орвей, антрополог, — начала я. — Только что мы стали свидетелями странного действия. Предположительно оно носит развлекательный, а возможно, и ритуальный характер…

Я красочно описала драку в глине, опустив свою реакцию на это представление. Запнулась. Вот свои эмоции неплохо бы обдумать, но я сделаю это позже. Завершила рассказ и огляделась. Я успела обогнуть скалу, и голоса ильхов здесь звучали тише. Вулканический бассейн с этой стороны наверняка был глубже, потому что вода здесь плескалась темно-синяя, на середине почти чернильная. Почва вокруг усеяна мелкими травинками и низкими кустарниками, рядом виднеются несколько расщелин. Подножие вулкана, ну надо же! Я задрала голову, осматривая величественную вершину, теряющуюся в облаках. Кто бы мог подумать, что я попаду сюда!

Кинув взгляд через плечо и никого не увидев, присела и опустила ладони в воду. Холодная! А я-то думала, что как парное молоко… но нет, не зря Юргас фыркал, как морж! Водичка оказалась довольно прохладной, хотя на мелководье, может, она прогревалась получше. И все равно приятная, хотелось влезть в бассейн целиком. Я быстро расстегнула молнию и провела мокрой ладонью по коже в вырезе. Водяная гладь пошла рябью, словно живая.

Я нахмурилась, всматриваясь в свое растрепанное отражение. На миг показалось, что в воде кто-то есть…

Но что за глупость? Снова опустила ладонь и… отлетела в сторону от сильного рывка.

— Что? — выдохнула я, глядя на Сверра. Тот зыркнул на меня и обернулся к воде, крикнул что-то. Из-за кустов вынырнул голубоглазый ильх, с ног до головы перемазанный подсохшей глиной, тот, что молча шел рядом со мной к бассейну. Он торопливо встал на колени, погрузил ладони в воду и произнес слова. Четко и требовательно. И снова пробежала живая рябь. Задохнувшись, я смотрела во все глаза, словно эта глубинная синева манила, звала меня! И казалось, что еще минута, и я увижу…

Что?

Голубоглазый выдохнул, поднялся. Сердито посмотрел на меня, ткнул пальцем.

— Что это было? Там что-то было в воде, ведь так? — Я уставилась на мужчин. Те переглянулись, блондин буркнул что-то, похоже, нелицеприятное, Сверр усмехнулся.

— Я ведь велел не ходить далеко, Лив. Здесь водятся… змеи.

— Но ты сказал, что в воде безопасно!

— Там, — ильх указал влево, туда, где купались ильхи. — Там безопасно.

Я насупилась, размышляя. Разница всего несколько метров, но здесь уже что-то угрожает? Как так? И тут осознала, куда смотрят оба ильха — в вырез на моем комбинезоне. Голубоглазый даже перестал так яростно сверкать глазами и почти улыбнулся!

Дернула застежку и сделала шаг назад, пытаясь сохранить невозмутимый вид. Надеюсь, мне не придется звать на помощь… вон каким хищным стало лицо Сверра! Но ильхи хмыкнули и, развернувшись, пошли на звук голосов.

Я выдохнула, еще раз проверила свой комбинезон и поплелась следом, ругая себя на чем свет стоит.

К счастью, моего отсутствия никто не заметил, на вопрос Максимилиана я ответила, что была за скалой. Не хотелось объяснять, да и самой не мешало бы все обдумать.

Например, очень интересно, кто был в той темной глубине?

Я задумчиво потерла переносицу. Сколько еще загадок таят фьорды? И как же хочется их разгадать! Надеюсь, мне это удастся хоть отчасти!

Правда, не уверена, что о моем маленьком приключении у воды стоит рассказывать… я и так слабое звено в этой экспедиции, не хочется выглядеть перед комиссией еще глупее. Так что пока лучше промолчу.

Приняв решение, я повеселела, жалея лишь о том, что не успела как следует освежиться.

* * *

Ночь опустилась на фьорды снова резко, словно птица крылом накрыла. Мы вернулись к шатрам, аборигены разошлись, оставив нас. И пока экспедиция размышляла, что делать дальше, ильхи странно оживились. Мы ничего не понимали, лишь хлопали глазами на то, как женщины утаскивают котлы и тарелки, складывают поленья у огня, торопливо расчищают площадку в центре поселения.

— Что происходит?

Я пожала плечами.

— Скорее всего, обряд или пляски, — просветила я Жана. — Обычная практика в племенах. Им тоже надо развлекаться. Интересно, кормить нас будут?

Лингвист пожал плечами. Похоже, этот жест заразный. Я закинула голову, осмотрев звезды, что вспыхивали на черном бархате неба. Звездная темнота — глубокая, бесконечная, невообразимая. Пока еще синяя, а скоро почернеет до цвета бездны. Давно я не видела таких ночей. Или… никогда?

Сдавленный тихий крик заставил меня подпрыгнуть, а нашу группку сплотиться.

— Вы слышали? — Клин вертел головой, как большая собака. — Кто-то кричал?

— Кажется, женщина… — тихо сказала я.

Мы все переминались с ноги на ногу у шатров, поглядывая в сторону разгорающегося в центре поселения огня. И все как один вспомнили отрывочные и мутные картинки с зонда. Вздрогнули. Дневная сонная расслабленность испарилась, стало не по себе. К тому же похолодало. Стоило солнцу спрятаться, и горы окутались зябким туманом.

— Надо найти Сверра, — глухо сказал Юргас, проверяя свой парализатор. — И потребовать объяснений…

Словно услышав нас, рядом возникла высокая фигура ильха. Мы все как один подпрыгнули.

— Вот вы где, — будто нашу живописно жмущуюся друг к другу группу можно не заметить. Ильх был в уже привычной повязке на бедрах, начах и широкой меховой шкуре на плечах, прихваченной с одной стороны кожаным ремешком. — Идемте. Шатия скоро начнется.

Мы с Максимилианом переглянулись. Какой-то обряд? Зачем? Какая у нас там роль? Слова и вопросы мелькали в головах и отражались в глазах. Дневная умиротворенность уступила место страху, странно, что за один день мы успели забыть о нем. Расслабились.

— Идемте, — Сверр повернулся к нам спиной и двинулся к языкам пламени, отбрасывающим на землю и шатры длинные оранжевые отсветы.

— Прекратите дрожать, — тихо, но грозно рявкнул Юргас. — У нас у всех есть парализаторы. Вы забыли? Всех этих варваров в шкурах я один уложу за пять минут.

— Хвала Конфедерации, — привычно хмыкнул Клин. Но все же слова нашего начальника службы безопасности возымели действие. И правда, чего мы так испугались? Каждого ведь учили защищаться. Даже щуплый Жан стреляет на отлично.

Просто ночь и все эти шкуры, черепа, клыки… наводят страх.

Сверр уже расположился в круге света, и мы расселись рядом, на сплетенных из травы и веток циновках. Надо признать, сейчас, в сгущающейся темноте, все казалось иным. Не таким, как днем. Уплотнялись тени, сплетаясь с языками света, и в причудливой игре мрака совсем другими виделись мощные фигуры ильхов, приближающиеся к огню. Я завороженно уставилась на бронзовые блестящие торсы, на мощные руки, покрытые красными рисунками, на звериные шкуры и черепа, закрывающие лица.

— Как называются эти… головные уборы? — обернулась я к ильху. Он сидел слева от меня, удобно расположившись на земле. В золотых глазах плясало пламя костра, расцвечивая радужки мерцающими искрами. Я даже засмотрелась.

— Халесвенг, — ответил он, поворачиваясь ко мне. Под взглядом Сверра стало не по себе, захотелось отодвинуться поближе к Максу. Или даже к Юргасу. Пришлось напомнить себе, что я ученый, а не пугливая девочка.

— Почему на тебе его сейчас нет?

Сверр медленно улыбнулся.

— Я не участвую в шатии, как и они, — кивнул на мужчин, сидящих вокруг костра. На них тоже не было черепов, лица казались высеченными из камня. — Нет нужды прятать лицо.

«Прятать лицо? От кого?» — заинтересовалась я, но спросила о другом.

— А что такое шатия? — продолжила я.

— Это завершение и начало. Ты увидишь.

Между тем ильхи начали медленно двигаться вокруг огня. Лица закрыты костями черепов животных, но по красным разводам на телах я опознала победителей в чаше. Среди них был и голубоглазый блондин, его отличал черный обруч на шее. На зрителей ильхи не смотрели, лишь на огонь и широкую посудину рядом, в которой плескалась вода. Начей на мужчинах не было, босые ноги мягко, по-звериному ступали на утоптанную землю, из света в тень, из тени в свет. Длинный протяжный звук родился где-то в стороне и поплыл к силуэтам ильхов, обвивая их серебряной нитью. Я скосила глаза. В густой тени сидел старик. Тоже в шкуре и в халесвенге, череп и коричневое тело вымазаны красным. И на коленях лежит инструмент, похожий на две бронзовые тарелки, одна снизу, другая сверху. Ильх трогает тарелки длинными узловатыми пальцами, и летит из отверстий в металле звук. Почти видимый. Почти осязаемый. Такой, что будит внутри древнее, забытое, тревожное. Пальцы перебирают и, кажется, касаются струн души, играют на них…

Ди-ин — шорх — дин — шорх… выше и выше взлетает дрожащий звук, тянет и тянет душу… Серебро и золото, лед и огонь, начало и конец…

— Какая изумительная музыка, — сипло сказал справа Клин. — Вот вам и варвары, господа…

Женщины ильхов подползли к нам, протянули глиняные кружки, в которых клубился пар и плескалась жидкость. Мои коллеги привычно сунули за щеки капсулы нейтрализатора.

— Это настой трав и ягод, — тихо сказал Сверр, видя, что я рассматриваю кружку в своих руках. — Чтобы согреться. Ночи становятся холодными.

Я зябко повела плечами. В темноте фьорды остывали. Дневное тепло втягивалось в расщелины между скал, слизывалось ночным туманом, поглощалось студеной озерной водой. И мой комбинезон из «умного» волокна, разработанного в лабораториях Академии, переставал греть. Иначе чем объяснить тот озноб, что охватил тело?

Сцепила пальцы на глиняном боку кружки, грея их. Музыка стала чуть быстрее, как и движения ильхов. Фигуры в шкурах и оскаленных черепах сливались, сплетались, распадались… Движения смазывались, то ускоряясь, то почти замирая. И в остановках летел над фьордом протяжный стон-выдох, непонятное слово-мольба. Я не понимала его значения, но все в ильхах: позы, движения, интонация — говорило о том, что мужчины о чем-то просят.

И этот танец завораживал.

— Это молитва, — чуть слышно сказал рядом Максимилиан, и я согласно кивнула. Да, в странном движении вокруг огня и чаши с водой угадывался ритуал.

— Интересно кому? — так же, почти беззвучно, прошептала я. — Надо попытаться узнать о тех, кому поклоняются ильхи. Это даст нам понимание многих моментов их жизни.

— Да, но мы с вами знаем, что вопросы культа слишком серьезны, чтобы спрашивать о них. Это может вызвать злость и агрессию. Нам повезло, что мы попали на какой-то ритуал и можем понаблюдать сами.

Я кивнула и поднесла к губам кружку. Горячий напиток в моих руках согрел, и дышать стало легче. Мои коллеги тоже смотрели на первобытный танец, качали головами, иногда перешептывались, обсуждали. Остальные ильхи сидели молча, лица у всех были отрешенные. Лишь на вздохе-просьбе многие поднимали головы и тоже произносили это тягучее слово. Я прикрыла глаза, вслушиваясь. Звук — как плеск воды, как звон, как мелодия. А потом сразу — как удар.

Наш лингвист хмурился и шевелил губами, пытаясь повторить этот звук. Или это слово? А может, целая фраза? Кто их знает, этих ильхов? Жан даже наклонился и принялся водить пальцем по земле, явно пытаясь что-то записать или вычленить знакомые ему буквы. Сверр медленно повернул голову, глянул на моего коллегу, и тот отдернул руку, словно обжегся. Но губами шевелить не перестал.

Старик с музыкальными тарелками ускорился, струна музыки натянулась тетивой. Я тревожно посмотрела назад, за круг света. Там лежал туман, скрывая очертания шатров.

Максимилиан рядом со мной сидел сгорбившись, Юргас крутил головой, осматриваясь.

И все слаженно дернулись, когда музыка оборвалась на высокой, дрожащей ноте, а в круг света из темноты втолкнули девушку. Обнаженную.

— Мать твою, — прошипел интеллигентный до мозга костей Клин, разлив на колени горячий настой.

Я сглотнула. Этой девушки не было среди женщин, которых мы уже видели. Молодая, но с налитым, оформившимся телом, пышной грудью и широкими бедрами. С ног до головы ее покрывали темные, подсохшие пятна, они начинались от волос внизу живота и тянулись вверх — к ребрам, груди, шее. Кровь, поняла я. Все тело девушки оказалось густо измазано кровью. Хотелось бы мне знать — чьей?

Девушка протянула ладони к огню и воде, тихо сказала несколько слов. И вновь я уловила уже знакомые звуки — Лагерхёгг… Ньердхёгг…

А потом она сделала несколько шагов и остановилась напротив Сверра. Сказала что-то, просяще прижав руки к груди, но так, чтобы не закрыть ее. Ильх смотрел серьезно, но головой качнул отрицательно. И аборигенка по-женски закусила губу, словно от обиды или огорчения. Один из перемазанных глиной мягко толкнул ее обратно — в центр круга, к огню.

Она медленно обвела взглядом мужчин. Ее лицо на миг исказилось, в расширенных глазах мелькнул страх. Сделала неуверенный шаг вперед, и тут же ее снова оттолкнули. Снова шаг под вновь взлетевшую музыку и снова толчок. Несильный, но не позволяющий жертве выйти из круга. Хищные движения ильхов, светлые волосы, испачканные кровью, оскалившиеся черепа, разлетающиеся шкуры… Мои нервы, натянутые до предела. Ужас предчувствия, сковывающий тело. И глаза Сверра — внимательные, острые, глядящие прямо на меня. Все это время он смотрел на меня.

— Что они делают? — прохрипела я, хотя вопрос был на редкость глупым. Я уже знала, что они делают. Хищники играют с добычей, прежде чем… что?

Сверр выглядел спокойным, даже расслабленным.

— Шатия, — сказал он. — Это… — он нахмурился, подбирая слово. — Соединение.

— Что?

Я снова посмотрела в круг света. Девушка уже металась испуганной ланью, пытаясь пробиться сквозь ряд бронзовых тел. Но какой там! Снова толчок, и она упала на землю, в оранжевый отсвет костра. Я прижала к губам руку, сдерживая крик. Тела в шкурах многое закрывали, но и многое оставляли открытым. Да и шкуры уже исчезли, остались лишь жуткие черепа на головах.

— Соединение, — мягко повторил Сверр, посмотрев туда, где происходило жуткое, кошмарное действо. Девушка выгнулась и закричала, когда ее накрыло первое бронзовое тело. Матово блеснул черный обруч на шее. Тот самый голубоглазый блондин…

Юргас сжал парализатор, на загорелом лице военного выступили бордовые пятна.

— Вам страшно? — в голосе Сверра прозвучало удивление.

— Это ужасно… — Жан тяжело выдохнул.

— Почему? — не понял ильх. — Это ведь радостное событие в жизни любой женщины. Шатии ждет здесь каждая девушка. Разве в мире за туманом нет шатии?

— Нет, — выдавила я. — Такого у нас нет.

Жертва у огня билась и выгибалась. Теперь она стояла на коленях, низко опустив к земле голову. На грязные волосы наступила нога ильха, не давая девушке подняться…

Смотреть на бронзовые тела с закрытыми лицами и готовые к… соединению было невыносимо.

— Тебя это пугает, Лив? — негромкий голос Сверра заставил вновь посмотреть на него. И осознать, что у меня пылают щеки. И еще кружится голова. Словно я залпом выпила бокал сладкого шампанского. Но ведь это невозможно, даже если и были в кружках какие-то особые травы, нейтрализатор должен блокировать их.

— Женщины твоего мира не проходят шатию? — ильх слишком близко. Он почти касается меня плечом, смотрит в глаза.

— Нет, — и мой голос звучит сипло. Я встряхнулась, пытаясь справиться с наваждением. — Зачем все это? Зачем… так?

— А как?

— Один на один… с тем, кого выбрала…

— Так и было, — кивнул Сверр. — В первый раз. Глирда выпила свой напиток и разделила первую боль со своим мужем несколько дней назад. Он станет ее защитником, будет добывать для нее мясо и дарить тепло. А с остальными Глирда разделит сегодня удовольствие и… дитя.

— Дитя? — господи, я так шокирована, что могу лишь повторять его слова.

— Конечно. — Золотые глаза мерцают. — Дитя. Ребенок — всегда желанный подарок для всех. Для каждого, кто плясал в кругу шатии.

Я поднесла к губам кружку, сделала глоток, начиная соображать.

— Общие дети. Никто не знает, кто отец, верно?

— Все, — мягко произнес Сверр.

Я качнула головой, глядя на травинку у своих ног. Смотреть туда, где двигались тела, где стонала девушка и где буйствовала животная чувственность, я просто не могла. Достаточно и того, что мои коллеги глазеют как завороженные. Жан даже рот открыл.

Впрочем, мне стало понятнее. Если никто не знает, кто отец ребенка, дети становятся общей ценностью. Нет никакого соперничества — твой сын сильнее, а мой умнее, просто потому, что неизвестно, где чей сын.

— В шатии участвуют… все? — вспомнила я о своих обязанностях исследователя.

— Те, кто изъявит желание и победит в бою. Те, кто силен и здоров. Те, кто добывает пищу.

— Почему ты не участвуешь? — слова сорвались с губ неожиданно. Хотя мне действительно было интересно.

Сверр улыбнулся.

— Я не захотел.

— Девушка… она может отказаться? От шатии?

— Зачем? — не понял ильх. — Ей ведь хорошо. Для женщины это удовольствие.

Я посмотрела в круг света. Тела сместились, и мне было видно лицо жертвы. Да. Ей было хорошо. Такое блаженство читалось в искаженном лице, в полуприкрытых глазах, в приоткрытых губах. Наслаждение, которое невозможно изобразить.

— Значит, ее попытки убежать были… ненастоящими?

— Настоящими, конечно. Женщин пугает шатия. Пугает и притягивает одновременно. Они всегда пытаются убежать. Вначале. До зова.

Я медленно поставила кружку на землю. Жан облизывал сухие губы, Клин нервно вздрагивал, всем телом подавшись в сторону света. Музыка оплетала нас всех, пронзала серебряными и золотыми струнами, вырывала души. Чуткие пальцы ильха, сидящего в темноте, отсветы огня, стоны…

Невыносимо.

— Я, пожалуй, пойду. Спать. Я… устала. — Кажется, у меня сдали нервы. Юргас повернул голову, и я увидела такое выражение похоти в глазах военного, что стало дурно.

Никто не обратил внимания, когда я встала. Даже Макс, хотя он в круг света не смотрел, он даже очки свои снял, без которых был близорук.

Развернувшись, я бросилась в темноту, чувствуя, как дрожит внутри эта проклятая струна. Серебро и золото, лед и огонь… томление, разливающееся внутри.

Пробежала вдоль темных шатров, стремясь добраться до своего, залезть в спальник, выпить таблетку успокоительного и уснуть. Выкинуть из головы искаженное мучительным наслаждением женское лицо, бронзовые обнаженные тела и золотые глаза…

Где-то возле шатра меня поймали. Хотела вскрикнуть, но тяжелая рука закрыла рот.

— Не надо.

Сверр убрал ладонь. В свете звезд его лицо казалось темным… Одним движением ильх прижал меня к себе.

— Ты спросила, почему я отказался от шатии… — горячий шепот обжег висок. — Я не желал ту, что вошла в круг. Я желал тебя… Я позвал тебя.

— Что?

Сознание затуманилось. Я ничего не понимала. Я только чувствовала эту струну, что уже оплела мою душу. И дрожит, дрожит, вот-вот порвется… Уничтожит иглами и острыми гранями…

И еще руки. Горячие, сильные. Те, что не дают упасть. Те, что трогают, ищут застежку на моем комбинезоне. Вталкивают в темноту шатра. Ближе к шкурам, что служат постелью…

— Убери это… — голос у ильха злой и обжигающий. И ласкающий. Словно пробуют кожу языки пламени — согревают, не жгут… Вначале. Сверр жадно огладил мое тело, очертил контур. — Убери. Я хочу твою кожу, а не это…

Не соображая, я дернула молнию, расстегивая ткань у горла. Потянула вниз. И сразу ильх прикоснулся к открывшемуся участку, тронул горячими пальцами. С его губ слетел тягучий выдох…

— Хорошо. Сними все.

Я стянула комбинезон с плеч, бестолково дернула застежку. От нервных движений молнию заело.

— Я сказал — сними, — прошипел Сверр и рванул ткань, разрывая материал, который «выдерживает нагрузку в двести килограммов», как утверждает классификатор. Ильх разодрал его, словно папиросную бумагу. Еще миг, и я стою перед ним в нижнем белье — дрожащая, испуганная. Или ждущая? Музыка все еще звучит, сплетаясь с дыханием, стуком сердца, стоном? Неужели он срывается с моих губ?

— Убери остальное… — шепчет ильх. — Повернись спиной…

Я послушно поворачиваюсь и… замираю.

Черт, что я творю? Что происходит?

— Покорись, Лив… Сейчас! — ильх приказывает, его голосу невозможно противиться. Я не хочу ему противиться. Но и позволить ему не могу…

— Нет, — звуки падают камнями.

— Что? — он не поворачивает меня, а обходит, поднимает голову, держит пальцами подбородок. — Я хочу тебя. Не противься.

— Нет.

В моей голове слабо ворочаются какие-то мысли. Об экспедиции, об Академии Прогресса, об ученом по имени Оливия Орвей. Кто это? Я почти не помню. Я женщина. Я самка, сходящая с ума от желания…

— Нет… — прошептала так, словно от этого зависела моя жизнь.

— Ты. Отказываешь. Мне? — В голосе ильха ярость. И изумление. И огонь, что уже не ласкает, а жжет.

— Я отказываю. Я не хочу. Уходи. Или я… закричу.

Все это глупо, странно и болезненно. В их напитке точно что-то было, потому что я дышу загнанной лошадью. А внизу живота все горит и тянет от желания. И осознание этого почти сбивает с ног. Я хочу этого ильха. Так, как никогда и никого не хотела. Так, что сейчас сдохну, если не почувствую его. Хочу ощутить все его тело, что он так откровенно продемонстрировал мне недавно. Я хочу яростных и глубоких толчков внутри себя, хочу… мучительно. Я никогда и никого так не хотела… Даже… Сергея.

Воспоминание делает желание чуть глуше, и я хватаюсь за родной и любимый образ, как за спасательный круг. Сережа — вечно лохматый и улыбающийся. Или строгий и серьезный. Или смущенный. Испуганный. Злой. Какой угодно. Надо думать о нем, а не о бронзовом теле, что вжимается в меня. Не о руках, что поглаживают мои ягодицы хозяйским, собственническим жестом.

Ильх отстранился, сдернул с бедер свою повязку и прижался ко мне. Я прикусила изнутри щеку, чтобы не застонать от горячего желания. Внутри словно кипятком плеснули.

— Ты необычная, — его голос глухой и удивленный. — Сопротивляешься… Встань на колени, Оливия Орвей.

— Да пошел ты…

Я сжимаю кулаки, трясу головой, пытаясь избавиться от дурмана, которым меня окружили. Надо закричать. Позвать Юргаса. Или дотянуться до своего парализатора, что валяется где-то рядом с разорванным комбинезоном. Вырубить ильха. Узнать, что с остальными участниками проклятой экспедиции, может, их уже доедают эти варвары… На хрена нам оружие, если мы словно кролики перед удавом?!

— Сопротивляешься… — Сверр сжимает ладонь на моих волосах и смотрит в глаза. В темноте шатра они светятся расплавленной лавой. — Не надо. Сделай, как я хочу.

— Нет!

Почему-то это очень важно — сопротивляться. Не делать так, как он хочет. Я не знаю почему, просто чувствую это той самой интуицией, которой не существует, как доказал уважаемый профессор. Я знаю, что ильху ничего не стоит скрутить меня. И сделать все, что он пожелает. Я уже видела, как легко он разорвал волокно, которое прочнее стали. Но эта самая несуществующая интуиция вопит, что надо стоять. Струна внутри меня дрожит и ощетинивается иглами. Тысячью, миллионом. И все они рвут внутренности.

— Зачем ты так? — он шепчет, кружит вокруг меня. Тень, мрак, бронзовый отсвет. Не человек. Черт побери, что здесь происходит? Во что мы все вляпались? — Зачем? Разве не чувствуешь? Я зову тебя. Покорись…

— Нет…

— Покорись! — он приказывает. Яростно, зло.

Сопротивляться так трудно… я чувствую, какая влажная у меня кожа. Как она горит. Как тянет между ног… если он ко мне там прикоснется… проклятие! Если он только прикоснется… Только бы прикоснулся…

Ильх тоже тяжело и болезненно дышит. Его тело напряжено, все мышцы вибрируют. Я чувствую это… Еще немного, и мы оба свихнемся. Или свихнусь только я. Потому что уже не могу сопротивляться…

И в этот момент ильх шипит рассерженной коброй, а у меня внутри раскрывается пропасть, в которую я падаю. Первый раз в жизни я потеряла сознание.

Глава 7

В носу защекотало, и я чихнула. Обняла себя руками, сквозь сон недоумевая, как умудрилась замерзнуть в спальнике.

Открыла глаза.

Не было спальника. Были шкура и одеяло из серого сукна, наброшенные на меня. Я скосила глаза. И села резко, вспомнив. Ночь, пламя, девушка в кругу… Я. Ильх.

Огляделась. Так, лежу в шатре, одна, укрытая. Осторожно приподняла мех, ожидая худшего. Выдохнула. Спортивное удобное белье по-прежнему на мне. А вот комбинезон валяется рядом. И в горле пересохло. Значит… мне не приснилось?

Осторожно выбралась из-под шкуры, воровато осмотрела свою одежду. Язычок «собачки» сломан, а от плеча до бедра ткань разорвана. Причем даже не по шву, а прямо по сверхпрочному волокну. Хорошо хоть, в рюкзаке имеется специальная липкая лента, способная соединить края ткани. Конечно, герметичность костюма уже нарушена, греть, как прежде, он не будет, но не голой же мне теперь ходить!

А самое противное — придется объяснить этот разрыв коллегам… Торопливо вскочила, поплескала в лицо ледяной водой. Хотелось в душ. Встать под тугие струи и долго-долго ловить губами капли, что смывают с тела и грязь, и страх. Но здесь душа нет. Здесь нет ничего, что должно быть в цивилизованном обществе, собственно, как и самого этого общества. Здесь есть ильхи, что накануне устроили групповое сношение, и один, что чуть не устроил единоличное — мне.

При мысли о Сверре внизу живота мучительно свело, и я испуганно выронила комбинезон. Да что же это? Почему я так реагирую? Хотя что тут удивительного… Женщине нужен мужчина, даже если она повернутый на науке ученый.

Ругаясь себе под нос, достала ингалятор, подышала, успокаиваясь. Странно, что ночью меня не накрыл очередной приступ. Мигом бы отбило дикарю охоту лезть ко мне… Уж я-то знаю. Натянула кое-как склеенный лентой комбинезон, решительно вжикнула молнией. Достала свой диктофон, повертела его в руках, размышляя. И какой отчет я должна сделать? Что чуть не познала «любовь» варвара? Интересно, как отреагирует на подобную запись комиссия Конфедерации?

И самое главное — как теперь реагировать мне? Чисто по-женски хочется найти этого ильха и влепить хорошенькую затрещину. Потому что произошедшее ночью точно не было нормальным. Я слишком хорошо помню и свои ощущения, и кипяток внутри, и дикое, невыносимое желание… Я и сейчас ощущаю его отголоски. Наверняка в мое питье что-то добавили. Может, афродизиак? Ну не могу я вести себя как похотливая самка. За годы моей жизни со мной ни разу подобного не случалось.

И теперь я злюсь и чувствую обиду.

Но, как ученый, понимаю, что не имею права на такие эмоции.

Ведь я измеряю поступок Сверра моралью своего цивилизованного общества. А судя по шатии, здесь совсем другие понятия и традиции. Я не видела брезгливости или отвращения на лицах ильхов, что ночью наблюдали представление. Меня все это ужасает, а вот их, похоже, нет.

И, возможно, Сверр, напротив, оказал мне честь, явившись за продолжением? Кто их знает… Та девушка, участница шатии, явно просила его вступить в круг танцующих. Значит, хотела этого.

Я потрясла головой. Единый! Я совершенно не понимала, как должна поступить. Сделать вид, что ничего не было? Потребовать объяснений? Принять как проявление гостеприимства?

Хмыкнула от последнего. Да уж, мне тут честь оказали, а я не оценила… Плохой исследователь, плохой! Где ваша готовность на все ради науки, госпожа Орвей? Кому еще доведется испробовать дикаря, так сказать, в деле?

Я прыснула и зажала себе рот ладонью. Да уж, неуместное чувство юмора порой сильно мешает моему образу ученого. Но лучше уж смеяться, чем плакать.

Торопливо провела гребнем по волосам, стянула их в хвостик. Сквозь щели у выхода шатра уже пробивался утренний свет. Я снова покосилась на шкуры в углу. Укрыл даже, гад… Потом проверила свой парализатор, решительно пристегнула его к поясу рядом с блистером нейтрализующих капсул и других медикаментов и решительно откинула кожаный полог шатра. Моргнула.

Тихое, безмятежное, мирное утро. Никаких следов ночного пиршества плоти. Не видно ни ильхов, ни членов нашей экспедиции. Неужели все еще спят? Странно. Судя по положению солнца, время уже к полудню.

Озираясь, я прошла мимо ближайших шатров, непроизвольно ступая как можно тише. Поселение словно вымерло. На миг стало не по себе, и я положила руку на парализатор.

— Ты проспала, — насмешливый голос за спиной заставил подпрыгнуть и обернуться.

И изумиться, потому что у раскидистого дерева стоял не Сверр, а светловолосый и голубоглазый ильх, что ночью танцевал в кругу шатии. И помимо уже привычных шкур на нем был тяжелый кусок темной ткани, перекинутый через правое плечо и застегивающийся под левой рукой. Звериный череп он держал в руках. На шее отливало темнотой кольцо, как у Сверра.

— Ты понимаешь мой язык? — додумалась я. — Почему раньше молчал?

— А почему я должен с тобой говорить? — нахально заявил блондин, и я вдруг вспомнила, что он был первым с той девушкой, в кругу шатии.

— И кто ты? — не слишком вежливо спросила я.

— Ирвин, — голубые глаза ильха блеснули.

— И что я проспала?

— Охоту. Все ушли. Но тебя бы не взяли.

— Это почему?

Ильх очень знакомо и очень раздражающе пожал плечами. Но я и сама поняла.

— Женщины не ходят на охоту, так?

— И не носят такое… — ильх бесцеремонно обошел меня вокруг, рассматривая. Я, нахмурившись, обернулась, потому что этот варвар весьма нагло рассматривал мой зад под черной тканью комбинезона. Ирвин пощелкал языком, высказывая неодобрение. Вот этот дикарь, с черепом в руках и в шкурах, кривился, глядя на меня! С ума сойти. Впрочем, что я так рассердилась? Конечно, здесь женщины не носят комбинезоны.

— Ушли все члены экспедиции? — глухо спросила я. — Ну, то есть… все люди из-за Великого Тумана?

— Где-то один остался, — Ивин ткнул пальцем в сторону костра. — Тебя охранять.

И презрительно скривился, ясно показывая, что думает и обо мне, и моем охраннике, и обо всей экспедиции в целом.

К нам уже шел мрачный Люк, и я удивилась. Была уверена, что остаться мог только Максимилиан, неужели и профессор решил поучаствовать в убийстве зверей? Странно.

Ильх вдруг наклонился ко мне и произнес зло:

— Убирайтесь к себе. Убирайтесь! Нечего вам здесь делать. Поняла? Пожалеешь.

Я непроизвольно вздрогнула, а ильх уже отодвинулся, развернулся и скрылся за шатрами.

— Спасибо, что решили присмотреть за мной, — улыбнулась я подошедшему парню. Этот военный был ужасно молчалив, не помню, чтобы я слышала его голос. Вот и сейчас он лишь недовольно кивнул и махнул рукой, как бы говоря: «Я буду поблизости».

Еще раз поблагодарив, я отправилась бродить. Попыталась даже предложить свою помощь женщинам, что готовили обед, но те лишь зыркнули на меня из-под бровей. Вчерашней участницы шатии видно не было, хотя это и неудивительно. После подобного… вряд ли девушка будет бодро суетиться по хозяйству. Меня передернуло. Воспоминания кружились в голове мутными картинками, в которых было слишком много огня и светотени.

— Нам что-то подсыпали, — буркнула я себе под нос, кривясь. Точно подсыпали. Какой-то местный наркотик. Не могли ученые вмиг превратиться в животных, что взирают на самку с выражением тупого вожделения на лице. А все мои коллеги ночью смотрели именно так. Не было там никакого исследовательского интереса. Была похоть. Звериная, темная, страшная. По сравнению с учеными Сверр выглядел образцом спокойствия и равнодушия. На его лице похоти не было. Там вообще ничего не было, если уж честно.

Вплоть до того момента, как он поймал меня у шатра. Но во тьме я плохо видела, было ли хоть что-то в глазах этого странного ильха.

Мотнула головой, выбрасывая его оттуда. Хватит. Я ученый и знала, на что иду. И то, что обычаи местного населения могут шокировать, тоже знала. Хотя не это сейчас меня терзало, мучило воспоминание о коллегах…

Во всем виноват наркотик, я уверена.

Оглянувшись, сунула в рот капсулу нейтрализатора, запила водой из фляжки. И отправилась работать. За несколько часов я успела заснять на мини-камеру и поселение, и черные столбы вокруг, и кустарники с деревьями, и даже мальчишек, что носились возле тлеющего очага. Мне никто не мешал, и если первые кадры я делала тайком, то вскоре осмелела и начала снимать открыто и много. Я пыталась запечатлеть все, что могла, даже не задумываясь о назначении того или иного предмета. Снимать приходилось на допотопную пленочную камеру, удивительно, но стоило пересечь туман, вся наша современная техника отключилась. Телефоны, сенсоры, супернавороченные поисковики, соединенные со спутником, все средства слежения и связи. Благо работали парализаторы, наверное, потому, что их система была совсем простой — спуск, нервно-паралитический луч и цилиндр, содержащий механизм. Также оказался дееспособным пленочный фотоаппарат, видимо, по той же причине. Все, что имело связь с Интернетом или спутником, вышло из строя.

Когда кнопка затвора не щелкнула в очередной раз, я торопливо перемотала пленку, вытащила капсулу и сунула в карман. Установила новую, хлопнула крышкой. К возвращению мужчин я успела отснять четыре пленки и была весьма довольна проделанной работой.

Вот только настроение испортилось, стоило живописной группе охотников выйти из леса.

Мой рот открылся, когда я увидела своих коллег. Нет, слава Единому, они не обрядились в набедренные повязки и черепа, но у Клина на лице темнела полоса, как у ильхов, а Юргас довольно переговаривался со Сверром. Последний прошел мимо меня, мазнув безразличным взглядом.

В центре группы покачивался на палках убитый кабан. Черные ножи, ладони ильхов и даже бронзовые тела оказались в крови, словно они не просто прикончили зверя, но и хорошенько обняли его перед смертью. И, что противно, пятна крови темнели и на одежде ученых. Жан фыркнул, встретившись со мной взглядом, Максимилиан опустил голову.

Я закусила губу, не понимая, что происходит. Явно ничего хорошего.

— Почему вы меня не разбудили перед охотой? — улыбнулась дружелюбно, не показывая недовольства.

— У кого-то слишком крепкий сон, — снова фыркнул Жан. — Но то и понятно.

Он переглянулся с военным — Ризом, тот усмехнулся. Ильхи поволокли тушу к костру, где уже верещали и радостно приветствовали добычу женщины.

Я нахмурилась.

— Брось, Лив, тебя бы все равно не взяли, — Клин развел руками. — Это развлечение только для мальчиков, ты же понимаешь. Смотри, чем меня украсили, — он рассмеялся и ткнул пальцем в черную полосу. — Я сделал последний удар, представляешь? Убил зверя. Мне… позволили.

Я не смогла сдержать отвращения.

— Клин, ты же ученый! Тебе приятно убивать?

— Я прежде всего мужчина, — он разом помрачнел и отвернулся. — Тебе не понять.

Я открыла рот, воззрившись на него. Отлично. Мне не понять. Где уж мне с моим ай кью!

— Ладно, не злись. — Среди косых взглядов мне совсем не хотелось оставаться одной. А с Клином мы всегда отлично ладили. Мне так казалось. — Как прошла охота?

— Это потрясающе, Лив! — тут же загорелся приятель. — Что-то невероятное! Такие эмоции, такой драйв! Я в жизни подобного не испытывал! Никаких парализаторов, лишь ты и зверь, один на один! Сверр все рассказал: как ждать в засаде, как искать следы, как загонять в западню! Единый, я думал, сердце сожру, когда увидел эту кабанью рожу! Видела, какой он? Гигант!

Гигантом убитый кабанчик не был, скорее, меньше среднего. Мне даже показалось, что он еще не достиг взрослого возраста. Но я специалист по антропоморфным видам, а не по кабанам. Могу и ошибаться.

— Здорово, — порадовалась я. И невинно добавила: — А вчера чем все закончилось?

Веселый азарт Клина как ветром сдуло, и в темных глазах возникло странное чувство… Что это? Настороженность? Страх?

— Я ушел вслед за тобой, — пожал плечами ученый. — Правда, в отличие от тебя — один.

— В смысле? — опешила я.

— Да ладно, Лив, — бросил приятель. — Все знают.

И двинулся в сторону костра, где звучали смех и голоса ильхов.

Я с открытым ртом посмотрела ему в спину. А потом набрала побольше воздуха и бросилась следом, намереваясь выяснить, что именно все знают. Но меня перехватил Максимилиан. Буквально схватил за локоть и потащил в сторону с неожиданной для старика прытью. И отпустил лишь возле шатров, где стелился туман, увлажняя шкуры.

— Оливия, идите за мной.

— Что-то случилось? — мигом переключилась я.

— Случилось, — устало пробормотал профессор. — Экспедиция наша случилась. Будь она неладна…

Мы дошли до одного из черных столбов, и старик как-то обреченно опустился на землю. Просто сел на нее, чего я никак не ожидала.

— Макс, вам плохо? — обеспокоенно склонилась я.

— Лив, надо убираться отсюда, — он поднял голову, и я увидела в очках свое отражение. Маленькая фигурка с растрепанными волосами.

— Что…

— Что-то происходит. Со всеми что-то происходит, понимаете? Я смотрел сегодня на нашу группу… Люди, ученые, я ведь работал с вами… всех знаю, каждую мелочь, каждого таракана в голове, если угодно. А тут… — Макс вдруг со злостью рубанул рукой. — Все словно незнакомцы! Вчера на этом ужасном действе, сегодня на охоте… я не узнаю их! Я не узнаю себя! Что-то не так в этих фьордах…

Все не так в этих фьордах. Тут я совершенно согласна.

Тоже села на землю, привалилась плечом к столбу.

— Думаете, нас чем-то опаивают?

— Я проверил вчерашние питье и еду, — на мой недоверчивый взгляд профессор усмехнулся. — У меня с собой куча реактивов, Лив. Я не первый день живу. И был стопроцентно уверен, что нас чем-то опоили, дали наркотик. Ведь не могут мои коллеги по доброй воле пойти на такое… — Макс осекся. А я не стала уточнять. Очевидно, что после моего ухода что-то случилось. Что-то, отчего старик сейчас трясется и без конца снимает свои очки, забывает, зачем снял, возвращает на переносицу и снова дергает вниз…

Проклятие! Кажется, я и не хочу знать, что было вчера.

— Не могли они… сами, — жалобно повторил Максимилиан. — Но ни одной положительной пробы. Понимаешь? Обычная запеченная рыба, обычный травяной настой. Ни-че-го! А ведь все это почувствовали. Даже я. Даже… ты.

— Я?

— Ты. Знаешь, ты ведь лучшая из нас, — неожиданно сказал профессор. От человека, который за годы моей учебы и работы ни разу не похвалил меня, услышать это было неожиданно.

— Да, лучшая. Самый высокий показатель нейропсихических связей, лучшая успеваемость, нестандартное мышление, стрессоустойчивость… И это все несмотря на твое прошлое. Не надо так смотреть, я все знаю, я ведь давал тебе рекомендацию на работу в Академию Прогресса. А туда не берут с…

— С красным грифом, — спокойно завершила я. — Я знаю. И я очень благодарна вам за помощь…

Макс оборвал меня взмахом руки.

— Я сейчас не о твоем грифе «опасно», Лив. Я о том, что у тебя потрясающий ум. Ты великолепный ученый. И даже вчера… — он вдруг смутился и забормотал, отводя взгляд. — Я не осуждаю. Я… просто хочу сказать…

— Что вы не осуждаете? — мне ужасно осточертело ходить вокруг да около. — Что, Максимилиан?

— Ты и этот ильх…

— Я и ильх? — сжала кулаки.

— Да. И я понимаю, если… в конце концов, ты свободная женщина, а местный генофонд очень… впечатляющий…

— Вот как? — от злости хотелось затопать ногами и кого-нибудь убить. Например, одного представителя впечатляющего генофонда. Того, что с золотыми глазами. Проредить популяцию, так сказать. — Это он вам сказал? Сверр?!

— Нет, — с неохотой произнес Максимилиан. По всему было видно, что разговор дается старику нелегко. Он даже покраснел. — Напротив. Когда Жан заикнулся, этот ильх так рявкнул, что спрашивать дальше никто не решился. Уж очень у ильха вид был… дикий. Но ты ведь понимаешь, ребята и сами умеют делать выводы. Ильх ушел за тобой и не вернулся…

— Прекрасно! То есть все видели, что он пошел за мной, но никто не удосужился проверить, все ли со мной в порядке? Никому не пришло в голову, что меня могут насиловать, убивать, жрать живьем? Нет?! Вы не осуждаете, значит? Вот как?! Если вам всем так интересно, то не было у меня с этим ильхом ни-че-го! Ясно?! Я приехала сюда работать!

— Оливия! — профессор тяжело поднялся на ноги. — Послушай меня. Я тебе верю. Да и потом… Надо отложить все эти дрязги. Я позвал тебя не за тем… Здесь что-то нечисто. Я это не могу объяснить, но… чувствую. И с нами здесь что-то происходит. Пробуждаются темные стороны, понимаешь? У нас всех!

Наверное, у меня был ошарашенный вид, потому что Максимилиан усмехнулся.

— Что, не ожидала таких слов от ученого? Нам надо уходить. Уходить, и немедленно. У меня дурное предчувствие. Пусть это и не по-научному. Я сегодня же сообщу Юргасу, что миссия сворачивается и мы возвращаемся.

— Но как же… исследования, фьорды, ильхи? Это же прорыв, профессор! Это же проникновение, которого мы все так ждали!

— Проникновение? — Максимилиан неожиданно рассмеялся. Зло, некрасиво, брызгая слюной. — Как бы мы все не пожалели об этом проникновении.

— Я не понимаю…

— Я тоже, Оливия. К сожалению. Но одно могу сказать точно… — он потянулся рукой к очкам, но остановился, сжал кулак. — Вы решите, что я сошел с ума. Но не все можно объяснить наукой. Не все… Идемте. Я собираюсь свернуть экспедицию.

И профессор двинулся туда, где горел огонь, звенела сталь и жарилось на углях мясо. Я — следом, раздумывая об этом странном разговоре.

Коллеги уже расселись на циновках, кажется, даже поза со сложенными ногами их уже не беспокоила. Я тоже пристроилась поодаль, не обращая внимания на косые взгляды. Сверр находился напротив, сквозь пламя я видела его жесткое лицо, прищуренные глаза. Он смотрел на меня, на губах играла улыбка. Легкое томление внутри меня вспыхнуло огненным торнадо, и я ахнула. Прижала ладонь к животу, не понимая, что происходит. Какого демона?! Снова посмотрела на ильха. Он уже не улыбался. Между бровей залегла резкая складка, в золотых глазах разлилась злость. Беловолосый ильх, что подходил ко мне утром, положил ладонь на плечо Сверра, и тот что-то резко приказал, стряхивая руку. Ирвин нахмурился и почему-то тоже посмотрел на меня.

Этот обмен взглядами мне совсем не понравился. Да еще туман… он наползал с темных холмов, подбирался все ближе, размывая очертания деревьев, столбов, шатров… Казалось, фьорд замирает в ожидании бури. Еще чуть-чуть, и она обрушится на нас вспышками молний и проливным, хлещущим дождем… Стемнело резко, но на этот раз я не видела звезд. И еще этой ночью стало значительно холоднее. Женщины ильхов проползли вдоль сидящих людей, раздавая шкуры, в которые все с благодарностью укутались.

Сверр поднялся, обошел огонь и сел возле меня. Я отвернулась.

— Как прошел твой день, Лив? — негромкий голос возле виска заставил меня сжать кулаки.

— Отодвинься, — негромко, но злобно сказала я. — В моем мире посторонние люди не сидят так близко.

— А разве мы посторонние? — он придвинулся еще ближе, коснулся горячим плечом. Я с шипением отодвинулась. А ильх, наклонив голову, лизнул мне щеку. При всех.

Мои пальцы сами собой легли на парализатор, руки рванули его из петелек. Где-то на периферии зрения успела заметить вскочившего Юргаса и обеспокоенного профессора.

— Отодвинься. От меня. — Глядя прямо в злые мерцающие глаза, четко сказала я. Сверр смотрел в лицо, не мигая и не двигаясь. И стало страшно. Нестерпимо, ужасающе страшно. И за этот миг пришло осознание, что профессор прав, надо убираться с фьордов. В этом месте действительно что-то не так. А я просто клиническая идиотка, а не ученый, раз поверила в примитивность этого ильха. О нет. Слишком изощренный разум светился в его глазах с золотыми радужками. И он точно не был примитивным.

Над костром повисла тягучая тишина. Опасная.

А потом Сверр мотнул головой и рассмеялся.

— Мне сегодня уже показали эти серебристые трубочки, — насмешливо произнес он. — Они не похожи на оружие, но жалят… Не нужно доставать ее, Оливия Орвей. Я тебя понял.

Ильхи загомонили, женщины отмерли. Я же смотрела на Сверра. Нет, смеха в его глазах не было. Даже улыбки. Было предвкушение — темное и жестокое.

Я сглотнула и отвела взгляд, с тоской понимая, что только что совершила огромную ошибку. То, чего не должен делать ученый-антрополог, находясь на территории аборигенов. То, чего не сделал бы человек без пометки «опасна» в личном деле. Я поставила себя над местными и над тем, кто обладал здесь непререкаемым авторитетом. Дала отпор, хотя должна была терпеть и улыбаться! Пусть ильхи и не поняли моих слов, но уловили смысл. И та самая несуществующая интуиция просто вопила, что мне этого не простят.

Вновь стало страшно.

Сверр легко поднялся и ушел, уже через минуту он расслабленно ел мясо и что-то рассказывал Клину и Жану, что взирали на ильха, как на бога. На меня он больше не смотрел. Я зябко зарылась в мех холодными пальцами. Ужин у аборигенов шел своим чередом, казалось, все забыли о том маленьком спектакле, что произошел. Мне, как и всем, подали тарелку с мясом и питье, даже предложили еще шкур, чтобы согреться. После еды вновь зазвучала музыка, та самая, рвущая душу, и, не выдержав, я ушла в шатер. Сделала быструю запись с обзором дня, проверила парализатор, положила его рядом с собой и залезла в спальник. Сна не было. Внутри дрожали серебряные струны, зовя меня куда-то. Настойчиво, болезненно. Так, что хотелось завыть, уткнувшись лицом в мех. Или вскочить и броситься наружу. Но я лишь кусала губы и оставалась на месте.

Глава 8

Я позвал.

Позвал снова, хотя знаю, что сделаю больно не только себе, но и племени. Но она не приходит. Никто не может сопротивляться зову риара, никто. Гнев обжигает так, что обугливаются столбы и злится небо. Ярость клокочет внутри, причиняя боль. И племя смотрит испуганно, ожидая черную тень, что принесет боль и хаос…

Нельзя.

Успокаиваюсь, закрывая глаза. Никто не должен пострадать сейчас, сидя у костра и поедая убитого кабана. Мы убили его, чтобы напоить кровью чужаков, чтобы пробудить в них скрытое. То, что каждый прячет под черной тканью, то, что я вижу. Люди Конфедерации. Ученые. Прогресс. Я знаю значение этих слов и ненавижу. Значение, слова и людей, мечтающих принести нам все это. Я знаю, что им нужно, что они ищут на землях фьордов. Они хотят то, что принадлежит нам. Наши земли, наши крепости, наших женщин и нашу силу. Но они уйдут ни с чем. И потеряют больше, чем думают.

Пока они нужны мне, они живы. Но то, что обнажает зов и фьорды, останется открытым. Люди еще не знают. Глупые. Фьорды не отпустят их, где бы они ни были.

Однако я впечатлен. Ирвин тоже. Парализаторы, ткани, инструменты. Эти люди опасны. Я знал это с самого начала, убедился сейчас. Их оружие не пугает, оно ничтожно, но мне надо понять больше. Тех знаний, что у меня есть, слишком мало. Духи фьордов с нами, но мне стоит поторопиться.

Время дрожит и растягивается тягучей смолой…

Нет, я не испытываю ярости к тем, кто изучает нас. Четверо ученых — всего лишь люди, желающие знать. Это даже вызывает уважение и понимание. Но за ними придут те, кто желает обладать, это неизбежно. Я достаточно понял о людях, чтобы не допустить этого…

Веками они стремятся попасть на фьорды. Веками туман защищал нас. Так почему он стал редеть?

Даже Ирвин не понимает всей опасности. А-тэм умен, но не знает всего. Он никогда не проводил часов, изучая людей из-за тумана. Считал, что фьорды защищены и так будет вечно. Потому риар я, а не он. Я чую опасность даже сейчас, когда люди напротив улыбаются и едят мясо убитого кабана. Но я вижу то скрытое, что прячет каждый из них. Вчера мы лишь позволили им взять то, что принадлежит племени, предложили, как гостям. И они согласились. Накинулись с жадностью, которая говорит о многом.

А завтра они захотят взять то, что мы не предлагаем.

Темные инстинкты пробудились в каждом, кроме двоих. И это меня… удивило. Я испытываю странные чувства, думая об этом. Старик и девушка. Те, что смогли устоять и не поддаться ни зову риара, ни своей тьме. Почему?

Снова прокручиваю в голове события. Старик опасен. Хилый, седой, слабый. И самый сильный из всех чужаков. Его инстинкты мертвы, и это делает разум свободным. Он внимателен и слишком умен. Слишком… Видит даже то, что в упор не замечают его соратники.

Мудрый старец. Я склонил бы перед ним голову и сделал своим наставником, если бы мог. Но придется принять иное решение.

Девушка.

И снова зов пробуждается, ломая меня. Без моей воли, без моего желания.

Ночью я позвал. Я чувствовал душу, оплетенную зовом, прикасался к ней. И слышал ответ. Обжигающий… Я хочу большего, но она воспротивилась. И злость смешалась с непониманием. Как она могла отказать?!

Она сопротивлялась так яростно, что ее разум померк. Хорошо, что успел поймать, прежде чем она приложилась головой о земляной пол…

Или не стоило ловить?

Усмехнулся беззвучно, глядя на нее сквозь пламя костра.

Чужачка с темными волосами и зелеными глазами. Я смотрю на нее слишком часто, пытаюсь понять, почему мне так хочется ощутить под собой ее тело. Оно не столь бело и прекрасно, как тела дев Аурольхолла, не столь услужливо и покорно, как тела тех, что ждут меня в Нероальдафе. И сдается мне, даже не столь умело, как тела пленниц южных земель… Она не похожа на женщин фьордов. В ее глазах горит огонь, но там нет ярости. И она улыбается, даже когда боится.

И еще она любопытна… Пожалуй, в этом мы с ней похожи. В светлой зелени женских глаз я вижу такую же тягу познания, что когда-то заставила меня изучать мир за туманом.

Чужачка, что оскорбила меня.

А я не из тех, кто прощает оскорбление.

Ирвин положил ладонь на плечо, безмолвно напоминая о моем долге. Я сдержал рык, но руку сбросил. Над головами зарождается буря, и племя смотрит с мольбой во взглядах. Женщины протягивают ко мне ладони с едой, предлагают пряности, мясо, себя… Надеются усмирить мою ярость.

Я киваю, тихо даю понять, что не обижу тех, кто дал кров и еду… Ирвин выдыхает за спиной. И зеленоглазая чужачка смотрит — сквозь пламя, так что внутри снова обжигает желание… я смотрю, как она ахает, как приоткрываются розовые губы, и почти ощущаю ее выдох на своей коже. Он тоже будет пряным, как летние травы, настоянные в горячем напитке. Чужачка отворачивается, и над фьордом ударяет первая молния…

* * *

Ночь я провела практически без сна. Над фьордом разразилась гроза, в раскатах грома мне чудился рев какого-то зверя. Так что я лишь задремывала на несколько минут и резко просыпалась, хватая сухими губами воздух. Несколько раз прикладывалась к ингалятору, мрачнея с каждым вдохом лекарства. Поэтому утро встретила с облегчением, понадеявшись, что день окажется лучше ночи.

Прошлым вечером наша группа переругалась. Максимилиан озвучил свое решение уйти, но его восприняли в штыки. Дошло до ругани, прямо возле огня… Сцена получилась отвратительная. Коллеги уверены, что ильхи их не понимают, и позволяют себе слишком многое. Но в племени как минимум двое говорят на нашем языке. Однако это не остановило ученых. И, к сожалению, Максимилиан всегда был выдающимся исследователем, но никогда — лидером. Он не умеет настаивать. К тому же не мог внятно объяснить свои мотивы. На общем собрании он удержался от расплывчатого «дурное предчувствие» и попытался оперировать фактами. Но их практически не было. Экспедиции никто не угрожал. Напротив, нам демонстрировали гостеприимство.

При упоминании последнего Клин заметно покраснел, военные — Люк и Риз — пошло ухмыльнулись. И мне стало противно. Я не стала спрашивать, но, к сожалению, начала догадываться о том, что было ночью. Вошли они в круг шатии или продолжили общение с кем-то в шатрах? Подробностей я знать не желала… И самое ужасное… А не стала ли я катализатором?

Мысли горячечно вертелись в голове. Все видели, что ильх ушел за мной. И решили, что я сама дала согласие. Опять же — криков и призывов о помощи не было… Да и все мы понимаем, что один удар парализатором — и ильх свалился бы на землю, да там и пролежал несколько часов. А серебристая трубочка всегда со мной. То есть мои коллеги рассудили, что все произошло по обоюдному согласию. И раз уж можно мне — женщине, то какой спрос с них?

Клин верно заметил — все они прежде всего мужчины. И шатия могла показаться им не такой уж отвратительной… Скорее — наоборот. Возбуждающей. Как ни ужасно это звучит. Значит, все, кроме Максимилиана, ночью продолжили… изучение местных нравов. Даже Клин, у которого дома семья? Даже Жан, что влюблен в сотрудницу Академии?

Мне стало дурно от таких мыслей.

И самое плохое, что коллеги и на меня поглядывают искоса. Спросить — никто ничего не спросил, а мне было противно оправдываться за их догадки и домыслы. Тему вчерашней ночи все обошли, сделали вид, что ничего не случилось. И это заставило меня еще сильнее напрячься.

Переругавшись и не найдя компромисса, мы разошлись по шатрам, решив еще раз все обсудить утром. Что ж, надеюсь, сегодня Максимилиан найдет доводы для отъезда. Честно говоря, мне захотелось покинуть фьорды. И Сверра. Слишком странной была моя реакция на него.

Первые лучи еще только коснулись земли, а я уже стояла возле шатра, жмурясь и осматриваясь. В центре поселения женщины уже возились у костра, мужчин не видно. Я постояла, размышляя, а потом осторожно двинулась к аборигенкам. Раз уж с мужской частью местных мне не повезло, может, удастся наладить общение с женской?

— Доброе утро! — я дружелюбно улыбнулась, приблизившись. Так, ладони открыты, тело расслабленно, смотрю в глаза… Язык тела зачастую красноречивее слов и говорит о большем. Женщины при моем появлении замерли, но смотрели с любопытством и без агрессии. Я указала на котел, который чистила одна из девушек: — Я могу помочь?

Сделала осторожный шаг и присела рядом, тронула пучок соломы, которым отчищалась посудина.

— Могу помочь?

Женщины переглянулись, прозвучали быстрые непонятные слова. И с кивком протянули мне солому.

Я схватила ее обрадованно — поняли! Даже не зная языка — поняли! И принялась тереть бок котла, изо всех сил демонстрируя готовность мыть этот котел. Аборигенки смотрели, склонив головы, а потом что-то запищали, рассмеялись. Та, что протянула мне солому, опустилась рядом на колени и принялась показывать, как надо чистить. Другая села с противоположной стороны, протянула пальчики к моим волосам, отдернула.

Я снова улыбнулась.

— Нравятся мои кудри? — закатила глаза. — От них одни проблемы. И на голове вечный бардак.

Конечно, собеседница не поняла, но, видя мою улыбку, стала смелее. Погладила ткань комбинезона, округлив от удивления глаза. Провела пальчиком там, где разорванный кусок склеивала липкая лента. Переглянулась с товарками. Я терла котел и улыбалась, позволяя себя осматривать.

— Где та девушка? — спросила я. — Девушка? Шатия? Жива?

Женщины рассмеялись, одна положила ладони под голову и закрыла глаза. Спит, — догадалась я. И при слове «шатия» местные не скривились от ужаса и отвращения, смотрят лукаво.

Нет, мне этого не понять.

— У тебя тоже так было? — пробормотала я, глядя на старшую. — У тебя? Шатия?

Женщина закатила глаза и улыбнулась, показав отменные белые зубы. Надо же, а лет ей немало, судя по морщинам. И снова выражение лица скорее веселое, чем испуганное…

— Часто такое бывает? — продолжила я. — Шатия?

Женщины развели руками, не понимая. Ощущая себя слегка глупо, я изобразила жестами ритуал, указала на аборигенку. Та кивнула и снова улыбнулась. Показала один палец и сделала огорченное лицо. Остальные расхохотались.

Так, значит, ритуал у нее тоже был. И лишь один раз.

— Ребенок? — покачала я руки перед грудью. Жест, понятный любой женщине. Собеседница быстро заговорила, лицо ее стало грустным. Ткнула пальцем на играющих неподалеку малышей.

Я замерла с соломой в руке. Так, если я правильно интерпретировала ее жесты, то ребенок все же родился. Но почему тогда грустный вид? Все же я чего-то не понимаю…

Аборигенки быстро переглянулись и подобрались ко мне поближе.

— Шир хаам Сверр-хёгг? — жадно выдохнула она.

— Что? Вы спрашиваете про Сверра? Но я ничего не знаю…

Девушка тронула шов на моем разорванном комбинезоне и повторила настойчиво:

— Шир хаам Сверр-хёгг? Шир хаам?

— Да не было никакого хаама! — с досадой выдохнула я. — И не будет!

— Сверр-хёгг! Хааленсвод! Шинга, шинга! — испуганно заверещали женщины. Я скривилась. Так-так. Теперь местные меня еще и ругают за то, что отказала их золотоглазому!

— Да чтоб он провалился, — в сердцах добавила я, и визгов стало еще больше. Да, все-таки женщины всегда поймут друг друга, даже не зная языка! Помахала рукой, успокаивая местное население, и снова выдала лучезарную улыбку.

— Я уже слышала это слово — хёгг… Его говорили на шатии. Пели… нет, не так, как же там было… Ньердхёгг… Лагерхёгг!

Пожилая дернулась и шлепнула меня по губам. Довольно ощутимо! Я прикусила язык. Значит, повторять эти слова не стоит? Или их нельзя повторять именно мне? Но что они значат? Молитвенно сложила ладони, изображая раскаяние, склонила голову.

— Простите… Я не знала… Я глупая цивилизованная женщина и понятия не имею, о чем говорю.

Мой покаянный вид сработал, и женщина, важно пошамкав губами, кивнула. И указала на небо.

— Лагерхёгг, — с придыханием произнесла она. Остальные смотрели завороженно. — Ньердхёгг! — указала на воду в котле, а потом в сторону гор. — Утьхёгг!

Я задумчиво почесала переносицу. Вероятно, речь идет о местных богах. Только о них аборигены могут говорить с таким ужасом и восторгом в глазах.

Молодая девушка с множеством мелких косичек подползла ближе и выдохнула:

— Хелехёгг…

И тут же получила по губам от пожилой, да так, что кожа чуть треснула! Залепетала что-то — испуганно и торопливо.

Я же постаралась запомнить. Три бога в почете, а имя четвертого произносить нельзя? Так получается? Осторожно показала в сторону скал.

— Ульхёгг?

Женщины истово закивали. Пожилая посмотрела серьезно. Я указала на воду и повторила второе имя. Аборигенки заулыбались и игриво переглянулись, чем вызвали у меня новый приступ недоумения. Может, бог воды — чрезмерно веселый? И ему они радуются, не боятся? Странно все это. Непонятно.

— Ир-вин-хёгг! — нараспев протянула молодая девушка с косичками. Похоже, шлепок по губам ее мало расстроил. Я снова задумалась. Ирвин? Кажется, так зовут голубоглазого блондина? Но при чем тут он? Нет, все-таки языковой барьер сильно мешает пониманию! Ничего не ясно!

— Ирвин? — повторила я. — Ивин… хёгг?

— Ирвин-хёгг! — торжественно повторили женщины. — Ньердхёгг!

— Ерунда какая-то с этими вашими хёггами, — с досадой пробормотала я.

— Хёгг салд! Хёгг шундр! — торопливо забормотали местные. Я покачала головой, понимая, что ничего не понимаю. Кажется, там еще кто-то в небе… указала на пушистые облака над головой.

— Лагерхёгг?

Девушки присели, закрывая головы и глядя испуганно. Пожилая замахнулась, желая и меня шлепнуть по губам. Но остановилась и только нахмурилась. Погрозила пальцем.

— Лагерхёгг. — Имя прозвучало жестко, сердито. Женщина же покосилась на меня и добавила шепотом: — Сверр-хёгг…

Сверр? Или я не заслуживаю своей ученой степени, или здесь настойчиво повторяют имя золотоглазого ильха. Причем в сочетании с этим загадочным хёггом. И что же это значит? Я так крепко задумалась, что выронила котел. Хотелось броситься к своим блокнотам и диктофону, все записать, начертить схемы, разложить на составляющие и проанализировать.

Но старшая из женщин не выдержала, отобрала у меня посудину, буркнула что-то. Наверное, что плохая из меня посудомойка! Зато остальные развеселились. И вдруг схватили меня за руки, потянули куда-то.

Я растерянно поднялась с земли.

— Что такое? Куда вы меня тащите?

В чириканье ответов смысла для меня не было, конечно. Так что я покорно пошла следом. Мне сунули в руки другой котел, поменьше, остальные тоже нагрузились кухонной утварью. И побежали по уже знакомой мне тропинке, правда, свернули не к чаше в скале, а вниз. И через некоторое время мы вышли к пологому берегу тихого озера. У берега вода подмигивала бликами, но дальше — темнела, говоря о немаленькой глубине.

— Здесь вы моете посуду? — догадалась я. И, увидев, что аборигенки раздеваются, добавила: — И себя заодно?

Молодая, что трогала меня, дернула за рукав и жестами начала что-то показывать.

— Гидру? Шатия?

— Шатия? — переспросила я. — Ну да, я видела…

— Шатия? — обрадовалась женщина и ткнула в меня пальцем. Потом несмело положила ладонь мне на живот. — Шатия?

— Да видела я, видела! — усиленно закивала головой, соглашаясь. — Как теперь это забыть бы…

Аборигенка снова улыбнулась и указала, что надо раздеться. Я покосилась на тропинку, размышляя. Надо признать, мне ужасно хотелось стянуть комбинезон и залезть в воду. Все же я слишком привыкла к ежедневному душу, и несколько дней без водных процедур давали о себе знать. Хотелось ополоснуться. Но вот могу ли я это сделать?

С другой стороны, я уже заметила, что женщины племени купаются отдельно от мужчин. Значит, мне не грозит появление ильхов. А вода манит…

К тому же, думаю, войди я в воду, это поспособствует взаимопониманию с женщинами!

Решившись, я осторожно расстегнула многострадальную молнию и стащила свой костюм, оставшись в нижнем белье. Конечно, на меня сразу уставилось семь пар любопытных женских глаз! Аборигенки заверещали, цокая языками и тыкая пальцами в мой живот и грудь, прикрытую белым хлопком спортивного бюстгальтера. Я заставила себя стоять смирно и не прикрываться. Не пытаться спрятать свои шрамы. Нет, не нагота меня смущала. И не из-за нее я не любила раздеваться. Увы, но тело перечеркивали шрамы — некрасивые, отталкивающие.

Пожилая покачала головой и занесла руку, показывая удар. Я медленно кивнула.

Женщины придвинулись ближе, разглядывая меня. Потом старшая фыркнула и махнула рукой так, что даже мне стал понятен смысл: что вы на нее пялитесь, все как у нас…

Я рассмеялась, настолько красноречивы были выражение лица и жест. Все же женщины везде женщины. Снова обернувшись на тропинку, стянула белье и вошла в каменный бассейн. Возглас сдержать не сумела, студеная вода вышибла из тела воздух. Аборигенки уже плескались, самая молодая повизгивала, словно щенок. Я резко присела, погружаясь целиком, вместе с головой. Вода объяла холодом, и, вынырнув, я снова рассмеялась, хотя зубы и начали стучать. Аборигенка протянула мне кусок грубой ткани и демонстративно потерла себя, показывая.

— Поняла! — сообразила я. Вот вам и местное мыло. Ветошь пахла чем-то горько-сладким и, похоже, была вымочена в растворе золы. Что ж, обычное дело для таких племен. Торопливо растерла тело, ощущая ток ускоряющейся крови и колкие мурашки на коже. Снова резко опустилась в воду, сделала несколько сильных гребков. Вода взбодрила, разум вновь стал чистым, словно тоже промытым. И я задумалась над тем, что услышала. Кто же эти хёгги? Расспросить бы Сверра, да вот общаться с ильхом совсем не хочется. Даже приближаться.

Я вынырнула.

И слово странное. Кажется знакомым, хотя и непонятным.

Хёгг…

Ушла в воду и… замерла с открытыми глазами. В темной глубине что-то шевельнулось. Что-то… огромное. Всколыхнулась волна, рябью подернулось озеро.

Я открыла рот, чтобы заорать и, конечно, нахлебалась воды. Выскочила, замотала головой, отбрасывая волосы. Пожилая аборигенка крикнула грозно, стрельнула на меня взглядом. И все попрыгали на берег, словно по команде. Я тоже вылезла на примятую траву, обхватила себя руками.

— В воде кто-то был! — воскликнула я. — Кто-то… странный…

Осеклась, потому что аборигенки нахмурились и снова заверещали. Я настойчиво ткнула пальцем в воду.

— Кто это был? Что за животное? Вы знаете? Оно же огромное!

Пожилая замахнулась, кажется, намереваясь треснуть меня по губам. Похоже, у них это в порядке вещей, чтобы лишнего не болтали. Но я отпрыгнула в сторону, и женщина лишь недовольно скривилась.

— Вы знаете, кто был в воде?

— Хёгг! — шепотом сказала девушка с косичками. Я обернулась на нее.

— Нет, я спрашивала, кто был в воде? Не про ваших богов! А про зверя в озере. Понимаешь?

Но девчонка лишь замотала головой так, что разлетелись все ее косички.

— Хёгг, хёгг! — снова закричали женщины.

А через минуту на дорожке появился незнакомый ильх. Я торопливо прижала к мокрому телу комбинезон, попятилась к скалистым выступам, чтобы одеться. Спряталась и принялась натягивать свою одежду на мокрое тело, краем уха прислушиваясь к недовольным возгласам варваров. Тон у голосов был возмущенный и немного испуганный. Молнию снова заело от моих нервных движений, так что вырез у меня получился глубокий. Я скрипнула зубами, увидев это «декольте». В нем отлично видна ложбинка груди — вот же зараза! Но застежка застряла и двигаться выше отказывалась. Так что пришлось оставить как есть.

Стоило выйти из своего укрытия, как меня подхватили под локоть и потащили в сторону поселения. Я и не сопротивлялась, размышляя, что будет дальше.

Мы вернулись к шатрам.

По заведенному порядку ильхи собрались вокруг огня, тот, что привел меня, обвиняюще ткнул пальцем.

— Раанваль хёгг! Худра!

— Сам дурак, — под нос себе пробормотала я. На меня уставились десятки осуждающих глаз.

— Я ничего не делала, — выкрикнула возмущенно. — И вообще ничего не понимаю…

— Тебя обвиняют в пробуждении… хёгга, — негромко сказал за моей спиной Сверр, и я резко обернулась, посмотрела в золотые глаза. И сразу ощутила, как кровь прилила к щекам. Вот же гадство… Вспыхнула, отвернулась, нахмурилась.

— Хёгг? Кто это? И как я могла его пробудить?

От шатров уже бежали мои коллеги, Клин на ходу застегивал комбинезон, Жан зевал. Макс снова хмурился и, приблизившись, принялся натирать свои очки. Зато военные выглядели бодрыми и собранными.

— Что здесь происходит? — с ходу потребовал объяснений Юргас.

— Говорят, я что-то пробудила. Но я не понимаю…

— Хёгг! Хёгг! Худра! Хёгг!

— О чем это они?

Я пожала плечами и покосилась на Сверра. Он молчал, что мне совсем не нравилось. Между темных бровей залегла складка.

— Кажется, все серьезно, — угрюмо протянул Юргас, осматривая ильхов. Те уже потрясали кулаками, выкрикивая слова. Казалось, еще немного — и в меня полетят камни! Я инстинктивно отступила назад, сдерживая желание побежать от разъяренной толпы варваров. Женщины, что совсем недавно мне улыбались, теперь смотрели сердито или вовсе отворачивались.

— Но я не понимаю… Не понимаю, что сделала!

— Тяжелый проступок, Лив, — бесцветно произнес Сверр. — Здесь за него наказывают.

— Но какой проступок?

— Ты вошла в воду. Позвала хёгга. Он пришел.

— Что? Хёгга? Но кто он?

Пожилая аборигенка возмущенно замахнулась, желая треснуть меня по лицу. Но отступила, переведя взгляд за мою спину. На Сверра.

Краем глаза я заметила хмурого Ирвина, подошедшего слева. Он выкрикнул несколько слов, кажется, пытался успокоить местных. Но ильхи лишь разъярились.

— Хёгг! Худра! Шатия!

— Шатия? — уловила я знакомое слово. — О чем это они?

— Тебя надо отдать под шатию с хёггом, — непонятно пояснил Сверр. — Раз он пришел за тобой.

— Это какой-то бред! — выдохнула я. — Какой хёгг? Как я могла его позвать? Я ничего не делала! Я лишь плавала… Но женщины сами привели меня туда!

— Ты невинна, Лив? — золото глаз, кажется, уже обжигало… И я снова покраснела! Вот же проклятие! Ну почему мне так не везет? Я что же, должна всем рассказывать позорную историю своей жизни? Здесь, перед коллегами?

— Какое это имеет значение?

— Хёгга может пробудить лишь невинная девушка. В воду у скал нельзя заходить тем, кто еще не утратил невинность.

— Но там была она! — я обреченно указала на девчонку с косичками. — Она-то точно младше меня!

— У нее уже есть ребенок, — бесцветно оборвал Сверр.

Я ошарашенно замолчала.

— Очевидно, в окрестностях появился какой-то зверь, — негромко произнес Максимилиан. — И варвары связывают это событие с вами, Лив.

— Я кого-то увидела в воде. Правда, не поняла, что это было… Но, кажется, этот зверь огромный!

— Если я правильно понимаю… — притиснулся ближе Жан. — То шатия с хёггом — это некий обряд по задабриванию зверя.

Мы тревожно переглянулись. Даже дураку ясно, что мне этот обряд не понравится. А дураков среди коллег не было.

— Хёгг! Шатия хёгг! Худра!

Яростные выкрики заставили нас сблизиться и нервно переглянуться.

— Есть подозрения, что тебя хотят отдать на съедение какому-то хищнику, — мрачно озвучил Клин.

Юргас сверкнул глазами из-под насупленных бровей.

— Что будем делать?

— Только давайте без оружия! — одернул Макс и повернулся к молчащему Сверру. — Скажи им, что Оливия не виновата! Она не знала о хищнике в озере… И не знала ваших традиций!

— Это ничего не меняет, — ответил ильх.

— Незнание закона не освобождает от ответственности, — пробормотал Клин, и я наградила его сердитым взглядом.

— Это все какой-то бред! — прошипел Юргас.

— Бред? — Сверр поднял темные брови, золото глаз плескалось расплавленной лавой. Мы уставились на него завороженно. Цвет его радужек менялся, почти светился…

— Ну и дела… — выдохнул Жан, дергаясь назад.

— Ты называешь бредом то, что племя чтит веками? — Сверр смотрел на Юргаса, и я заметила испарину на лбу военного.

— Я не хотел оскорбить ваши традиции, — прохрипел начальник службы безопасности. К его чести, он смог извиниться, хотя рука и тянулась к парализатору. Я подавила желание прижаться к мужчинам и выпрямилась, вскинув подбородок. Нельзя показывать свой страх! Никому.

Сверр посмотрел на меня, прищурившись, но в лаве его глаз я увидела одобрение.

Отвернулась.

— Мы готовы извиниться! — торопливо сказал Максимилиан. — И загладить свою вину! Оливия принесет извинения…

— Здесь поможет только кровь, — обронил Сверр. — Либо кровь Лив, либо…

— Либо? — с надеждой переспросила я.

— Либо кровь хёгга. Если кто-то решится убить хёгга, то шатию можно отменить.

— Отлично, нам это подходит! — встрял Юргас, но осекся, увидев взгляд Сверра. — Знать бы еще, кто этот хёгг… но, думаю, заряда наших парализаторов хватит?

Вскинула голову и увидела нахмуренные брови блондина Ирвина. Он смотрел на Сверра — тяжело, недобро. Но золотоглазый не обращал внимания. Думал.

И тут толпа ильхов всколыхнулась, набежала волной, и меня дернули чьи-то сильные руки. Варвар закинул меня на плечо и потащил под одобрительные вопли соплеменников. Я вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от страха. Как ни странно, последнего я пока не испытывала. Наверное, мой разум все еще не осознал серьезности ситуации. Что это не шутка и не постановка в театре, а по-настоящему. Что я чем-то разгневала местное население и меня хотят отдать неведомому хищнику на растерзание.

Отличное завершение моей исследовательской миссии и жизни в целом.

— Да отпусти же! — попыталась вывернуться, даже стукнула кулаком по широченной спине, но ильх лишь подбросил меня на плече и двинулся дальше. Я дергала ногами и вертела головой, но мало что видела.

— Юргас, только без оружия! — донеся голос Максимилиана.

— Я могу положить их всех…

— Да вы с ума сошли! Опустите парализатор…

— Юргас, не надо! — крикнула я, приподнимая голову. — Я в порядке!

Начальник службы безопасности мелькнул и пропал за широкими спинами. Меня дотащили до дорожки, ведущей к озеру, и скинули на землю. Вскочила, озираясь. Сильные руки ильхов прижали меня к одному из черных столбов, другие начали привязывать — спиной к поселению, лицом к озеру.

Я изумленно открыла рот.

— Профессор, похоже, я поняла, зачем нужны эти ритуальные исполины, — торжествующе изрекла я. — Это жертвенники!

Максимилиан не ответил. Теперь я вообще не видела никого из членов экспедиции. Перед глазами мелькали лишь ильхи, которые связали мне руки, прижав к столбу. Плечи сразу заныли.

Кто-то дернул мой комбинезон, пытаясь содрать его с моего тела. Липкая лента не выдержала, треснула, снова образовав прореху. А вот это уже не весело…

— Им Сверр-хёгг! — раздался позади глухой, тягучий рык. Сверр… Это точно был он. Племя затихло вмиг, даже женщины заткнулись и перестали верещать. Золотоглазый появился передо мной, осмотрел остро. И я ощутила себя совершенно беззащитной. Прикусила изнутри щеку, чтобы не показать страх. Сверр смотрел в глаза, прищурившись недовольно. Потом резко повернул голову к ильхам.

— Им Сверр-хёгг, — повторил он. И, глянув на меня, перевел: — Я смою кровь кровью хёгга.

Варвары застыли растерянно. Радости я на их лицах не видела. Похоже, первый вариант развития событий, в котором меня кто-то жрет, им нравился больше.

Сверр поднял сжатый кулак, медленно осмотрел племя.

— Скхран. Ночью.

Вперед выступил ильх, который тащил меня на плече. Сейчас я смогла его рассмотреть — высокий, плечистый, светлые выгоревшие волосы, пронзительные голубые глаза и морщины, указывающие на возраст. Все еще силен, но явно не молод.

Он обвинительно ткнул в меня пальцем.

— Худра! Ихнеменег хёгг!

Сверр склонил голову набок. И произнес несколько слов. Спокойно, почти насмешливо. Ильх недовольно скривился, посмотрел на меня. Сплюнул. И крикнул ожидающим соплеменникам.

— Апхайоль!

Да будет так? Похоже на то… Вот только развязывать меня никто не торопился. Теперь все смотрели на меня, словно чего-то ждали. Я неуверенно покосилась на Сверра. И что я должна сделать? Изобразить бурный восторг?

— Я оплачу твой долг, Лив, — сказал Сверр. — Если ты согласишься.

— Соглашусь? — уже хотела сказать, что, конечно, согласна, но прикусила язык. — Есть какое-то условие, так?

— Я оплачу твой долг. Ты станешь моей… лильган.

Юргас протестующе зашипел, Максимилиан положил руку ему на плечо. Я же лихорадочно обдумывала ситуацию. Все понятно, мужчина, выступающий защитником дамы, имеет право на вознаграждение. Лильган? Может, любовница? Неприятно… Но явно лучше, чем смерть.

— Я согласна! — звонко крикнула я. Ветер ударил в лицо, эхо отразилось от скал.

— Оливия лильган Сверр-хёгг, — приказал ильх, сверкая расплавленным золотом глаз.

Я повторила и задохнулась от ударившего в грудь порыва ветра.

И все стихло.

— Хорошо, Оливия Орвей, — насмешливо протянул Сверр. — Ночью клятва будет исполнена.

— Ночью? — встрял Юргас. — Она что же, будет стоять здесь весь день?

— Да, — отрезал Сверр и ушел. За ним потянулись остальные ильхи, недовольно косясь на меня.

— Чушь! Я развяжу…

— Не надо, Юргас, — остановила я вояку. — Не надо. Не стоит дразнить племя еще сильнее. Я нарушила какое-то табу, пусть и по незнанию. Хорошо, что Сверр вмешался…

— Не уверен, что это хорошо, — хмуро обронил Максимилиан. — Надо было уточнить условия сделки, прежде чем соглашаться, Оливия.

— Да какая разница! — в сердцах воскликнула я. — Выбор невелик.

Мы помолчали.

— Что случилось на озере?

— Я кого-то увидела в воде. Не знаю, что это за зверь, но он огромный. Впрочем, мне могло померещиться, вода была мутной.

Я со вздохом пошевелила связанными ладонями.

— Идите. Я в порядке. А у вас слишком мало осталось времени, чтобы собрать образцы и попытаться узнать больше о варварах. Будем считать, что мне повезло. Какой ученый может похвастаться подобными жертвами ради науки? Меня чуть не принесли в жертву в прямом смысле слова!

Коллеги усмехнулись и разошлись. А я сникла. Бравада бравадой, но стоять у столба — не самое приятное занятие. Закрыла глаза, размышляя. Ладно, если выхода нет, то придется смириться и принять обстоятельства. Ну и заодно попытаться извлечь пользу. Например, потратить время с умом — осмыслить все, что я узнала. Итак, все здесь завязано на каких-то хёггах. Скорее всего — местный хищник, возможно, волк или обитатели гор — барсы… Зверя однозначно здесь боятся и почитают, что тоже вполне обычное явление в таких племенах. Я нахмурилась, вспоминая, как аборигенка указывала то на воду, то на небо. Исходя из фактов, тотемных зверей может быть несколько, а само понятие хёгг — общее и обозначает объект поклонения. Например, барс — в горах, волк — на земле, крупная рыба — в воде… Но тогда почему это «хёгг» я слышала в сочетании с именем Сверра? Что это означает?

Я подергала руками и переступила с ноги на ногу. Помогло мало, тело быстро уставало от такой позы. Но и выбора нет… Значит, продолжим.

Возможно, Сверр посвященный? Оттого к его имени добавлено «хёгг», а на шею надет черный обруч? Что ж, теория выглядела довольно разумной. В истории человечества такое встречалось неоднократно. Жрецы, посвященные, адепты культа, шаманы… Те, кто говорит с богами или даже приносит им жертвы. Может, поэтому Сверр и смог договориться о замене? И спасти меня… Потому что особенный? Все же я не могла не заметить, что он отличается от других ильхов. И отличается отношение племени к нему. Оно более… уважительное? Или… испуганное?

В носу защекотало, и я чихнула. Дернулась по привычке, чтобы почесаться, вздохнула. Да уж, опыт я сегодня получу бесценный. Смогу рассказать, что ощущали приговоренные к казни, стоя на солнцепеке у жертвенного столба. Правда, я всегда предпочитала теории, а не практику…

Да, пожалуй, на Сверра смотрят со смесью страха и почитания. Именно так. Я достаточно изучала язык тела и жестов, чтобы распознать эти сигналы. Значит, служитель хёгга? Хорошо бы увидеть этого зверя. Или зверей? Скорее, их несколько. Странно, что у варваров нет изображений. В тотемизме распространены рисунки или поделки из камня и дерева, олицетворяющие объекты культа. Но я не видела ни одной. Хотя они могли быть спрятаны. Например, нас так и не пустили в тот дом с красной крышей. Ведь оттуда вышла девушка для шатии… Очевидно, что там она и познала первую боль с мужем, как сказал Сверр. Еще один обряд, тоже понятный мне.

Я облизала пересохшие губы. Солнце поднялось выше, и стоять стало тяжелее. Вдоль позвоночника медленно катились капельки пота. Хорошо хоть, волосы влажные, не успели высохнуть после купания.

Итак, тотемы, культ…

Если нет изображений животных, то поклоняться аборигены могут не зверям, а стихиям. Земле, воде, огню… Не об этом ли говорила женщина у костра? Возможно… Но что тогда хёгг? И кого собирается убить ночью Сверр?

Или… или я просто путаю разные слова. У них может быть похожее произношение и совершенно противоположный смысл. Я не лингвист, мой слух не столь тонок. Надо бы поговорить с Жаном, поделиться наблюдениями.

Я прижалась затылком к столбу и усмехнулась. Коллеги ушли, и даже звуки племени до меня долетали глухо, приглушенно. Все-таки столб довольно далеко от шатров.

— Надеюсь, на меня не позарится проходящий мимо голодный зверь, — пробормотала я. И добавила, посмотрев наверх: — Ну, и я не спекусь на солнце. А то будет обидно.

Сверр возник из-за плеча так бесшумно и неожиданно, что я испуганно вздрогнула. Ильх поднес к моим губам чашу.

— Попей, лильган.

На миг возникла тревожная мысль о ядах, наркотиках и прочем, но жажда отогнала все сомнения. Я сделала жадный глоток студеной воды, захлебнулась.

— Тише. Я никуда не ухожу, — с легкой насмешкой произнес Сверр. И провел ладонью по моим губам, когда я допила воду и подняла голову. — Капли остались.

Я сдержала возмущение. В конце концов, он обо мне позаботился, напоил. Что б его…

— Где мои друзья?

— Где-то бродят, — отозвался ильх, рассматривая меня. Его странные глаза мерцали. — Рвут нашу траву, собирают землю и воду. Даже воздух. Все хотят унести с собой.

Ясно, коллеги заняты делом. Только в устах ильха это прозвучало… неприятно.

— В этом цель нашей поездки, — сконфуженно пояснила я.

— А какова твоя цель, Лив? — Сверр стоял слишком близко. Отодвинуться бы, но проблематично, когда вы привязаны к столбу.

— Я изучаю человека. Исследую его, познаю…

Сверр вдруг рассмеялся.

— Что смешного?

— Познаешь человека?

— Да. Это моя работа. Я ученый. Антрополог…

— Разве может изучать тот, кто не знает даже себя, — ильх наклонился ниже, заглядывая в мои глаза. Его губы кривила улыбка, но смеха в глазах не было. Скорее… я попыталась распознать сигналы его тела. Что они транслируют? Агрессию? Неприязнь? Желание?

Сглотнула. Да. Все вместе. И что-то другое, что я пока не могла разобрать. Странное ощущение чужой власти и силы давило на меня гранитной плитой. Это волнами исходило от ильха, пригвождая меня к столбу не хуже веревок.

И снова внизу живота плеснуло кипятком. Ноги ослабли…

Да что со мной?

Ильх резко качнулся назад, его дыхание стало прерывистым. Сверр медленно провел ладонью от моей щеки до разорванного куска ткани. Погладил кожу, внимательно разглядывая очертания моей груди.

— Убери руки, — прошипела я.

— Мне кажется, люди из-за тумана неблагодарны, — с задумчивой насмешкой протянул ильх. — Мы дали вам кров и пищу, делимся с вами, словно с близкими родичами. А что взамен? Что, лильган?

Он наклонился и втянул воздух возле моего виска. Пряди моих волос разлетелись от вдоха ильха. Каменное тело прижалось к моему, и дышать стало трудно…

— Кто такая лильган? — я попыталась отрешиться от своего положения жертвы. И от мужчины, что неторопливо изучал изгибы моего тела.

Сверр тихо рассмеялся и протянул:

— Мне вот интересно, почему ты не спросила об этом раньше? Очень интересно…

— Когда меня привязывали, я думала о другом! Я испугалась! — огрызнулась я.

Сверр поднял брови, выражая сомнение.

— Страх? Нет. Ты не боялась. И это тоже странно… Дева должна кричать и плакать. Прятаться за спины мужчин. Ты ведешь себя иначе.

А потом он очертил пальцем окружность моей груди. Насмешливо глядя в глаза. Раздвинул ткань там, где порвал ее, и снова коснулся кожи.

— Так что я получу за ответы, Оливия Орвей? И за то, что твой проступок я смою кровью? — еле ощутимое прикосновение обожгло раскаленным углем. — Ты могла бы поблагодарить меня…

Я дернулась, тщетно пытаясь отстраниться. Но куда? За спиной — столб, впереди — ильх. И руки-ноги привязаны. Закричать? Юргас наверняка где-то поблизости, поможет…

Нет, нельзя.

Сверр смотрел внимательно, остро. Словно наблюдал. Изучал. Я прищурилась, уставившись в золотые глаза.

— Кто такой хёгг? — бросила резко.

Ильх усмехнулся, качнул головой.

— Настойчивая. Хорошее качество. Но лишь для воина. В девах мы ценим покорность и мягкость.

Я не обратила внимания на этот намек.

— Это зверь, ведь так?

— Да. — Ильх склонил голову, вот только руки так и не убрал. Сжал пальцы на моем бедре, погладил. Я закусила губу, пытаясь не паниковать. — Зверь… Сильный. Злой. Голодный…

— Как я могла его позвать? При чем тут… невинность?

Горячие пальцы снова прошлись от шеи до талии.

— Хёггам веками отдавали невинных дев. Привязывали к столбам, танцевали вокруг, чтобы привлечь, пели слова призыва. Задабривали. Хёгги забирали дев себе, и люди говорили — отдали под шатию с хёггом. Значит, дева стала невестой. Только не человеку. Зверю…

Медленные движения становятся жадными. Ильх почти не касается меня, лишь кончики пальцев чертят узоры поверх комбинезона. Но я начинаю дрожать… А его мышцы каменеют, и губы сжимаются в тонкую линию…

Я неловко тряхнула головой, пытаясь сбросить с себя наваждение. Томительная ласка, золотые глаза, низкий голос… все это завораживало меня. Я ощущала себя мышью, с которой играет удав, прежде чем сожрать. Пришлось напомнить себе, что я ученый Конфедерации, а он дикарь. Варвар.

Я не должна так трястись, теряя голову от ощущения его пальцев и первобытного вожделения в глазах. Я ученый… ученый… ученый!

— Ясно. Значит, звери каким-то образом выработали в себе способность чувствовать девственниц. Изумительный пример эволюции, надо же! — сипло пробормотала я. Сверр насмешливо улыбнулся. И погладил мои губы. Провел большим пальцем, не лаская, а будто желая ощутить их кожей. Его палец оказался шершавым. Желание разлилось внутри томительной негой, голова закружилась…

— Как выглядит хёгг? — резко спросила я.

— Любопытная, — снова тронул мои губы. — И упрямая. У нас таких женщин учат послушанию. Или убивают…

— У нас такие становятся учеными, ну или старыми девами. Так как?

— Хёгги разные. Есть те, что обитают в глубоких водах фьордов. Есть живущие в скалах. Или там, где лежит вечный снег…

И есть те, чье имя нельзя произносить, вспомнила я. И благоразумно промолчала. Или я промолчала оттого, что уже дышала с трудом? Странно, а ведь он ко мне почти не прикасается… Но мысли путаются… И Сверр смотрит голодным зверем, хмурится.

Резко отстраняется.

— Довольно, лильган, — с неожиданной злостью бросил он.

— Кто такая лильган? — прошептала я.

— Слишком много вопросов и слишком мала расплата. Ты узнаешь. Когда придет время.

Он развернулся и ушел. Дыхание восстанавливалось, но слишком медленно.

Зато небо затянулось маревом, по траве потек прохладный туман. И я ему обрадовалась, стоять стало легче, чем на солнцепеке. От гор потянуло холодом. И я подумала, каковы фьорды зимой? Наверное, так же прекрасны… и даже немного жаль, что я этого не увижу.

Глава 9

— И что все это значит? Может, объяснишь?!

— Не забывайся, а-тэм, — осек я, и Ирвин скривился. Мы оба обернулись на поселение, которое отсюда, со скалы, видно не было из-за белесой дымки. Зато хорошо просматривались обугленные шесты. Один — занят… Перед глазами слишком явно встало тонкое тело, темные волосы, падающие на щеки, яркие глаза. Беспомощная. Привязанная…

Я резко отвернулся, всмотрелся в воды, водопадом стекающие по камню скалы.

— Я могу успокоить дикого хёгга, — хмуро напомнил о себе Ирвин. — Мы оба это знаем, Сверр! Нет нужды убивать!

— Нужда есть, — бесцветно произнес я, и а-тэм прищурился, размышляя.

— Т-а-ак… — недобро протянул он. Голубые глаза потемнели, как воды фьорда перед штормом. — И зачем? Девчонка станет лильган, но для чего? Оплаченный долг свяжет тебя с чужачкой, но что ты получишь от этой связи, Сверр?

Я, прищурившись, смотрел на фьорды. Скоро время холодов. Вода у берегов покроется коркой льда, а дальше растянется серо-синей гладью. Крепости и дома укроются снегом, затихнет Горлохум. Зима — время тишины и покоя. Но внутри у меня бурлит лава, неспокойно стучит сердце. Не эта зима. Туман редеет.

— Прошлой ночью я снова был возле тумана, — сказал глухо, не глядя на а-тэма. — Слой утончается. Возможно, с новым восходом преграда исчезнет вовсе. И тогда к нам придут люди. Другие люди, Ирвин. Те, кто желает получить наши земли и нашу силу.

— Мы уничтожим их!

— Возможно, — я отвернулся от фьорда. — Но какой ценой? Нам нужны знания. Так говорят в Конфедерации. Кто владеет информацией, тот владеет миром.

— Мы можем пытать этих чужаков. Под острым ножом они расскажут все, что знают! — Ирвин мрачно кивнул в сторону шатров, я усмехнулся.

— Они лишь мелкие щепки, ты не видишь? Они ничего не решают. И знают даже меньше, чем мы с тобой. Мне нужно больше.

— Думаешь, чужаки виноваты?

— Хочу знать наверняка.

— Не понимаю, как это связано с убийством хёгга!

— Связано. Все связано. Девчонка должна выжить и стать лильган. Она мне нужна. Значит, клятва будет исполнена.

Ирвин сжал губы в тонкую линию, взгляд потяжелел.

— А может, ты просто желаешь ее, мой риар? От твоего зова ночью никто не мог уснуть. И ты велел мне укрыть ее маревом с моря, чтобы чужачка не мучилась от жара. Бережешь? Неужели?!

Я криво усмехнулся.

— Не только для этого, — снова отвернулся. — В мареве меньше видно, а-тэм. А что насчет девы… Берегу, Ирвин, еще как. Она не должна пострадать. Не зря я покинул Нероальдафе и улыбаюсь чужакам. Через силу, но улыбаюсь. — Дернул плечом, сбрасывая волчью шкуру. Над склоном горы полетел тягучий звук хангов. Повернул голову к Ирвину. — Я потерплю и поулыбаюсь, не рассыплюсь. И ты придержи свою злость или убирайся, если злость сильнее тебя. — И закончил резко: — А раз все еще здесь, проследи, чтобы все пришлые сидели в своих шатрах. Они не должны увидеть слишком много.

— Сам понял, не глупец, — буркнул а-тэм. — И все же…

Я снова посмотрел на воду.

— Скоро ты все узнаешь.

* * *

Это был очень длинный день!

Благо я давно научилась жить в своей голове и время потратила с пользой, систематизировав и проанализировав полученные данные. Конечно, предпочла бы заниматься этим за своим удобным столом с кружкой крепкого кофе, а не стоя у жертвенного столба.

Пару раз ко мне подходили коллеги, приносили воду и энергетические батончики, чтобы восстановить силы. Ну и капсулы специального средства, замедляющие естественные потребности организма, такими у нас пользуются спортсмены, чтобы не приспичило в самый ответственный момент. И все же от еды я отказалась, а пить старалась немного.

Юргас не подходил, но несколько раз я замечала его краем глаза. Значит, и наш начальник службы безопасности за мной присматривал, хоть и косился недовольно.

Заход солнца ознаменовался размеренным стуком и взметнувшимся неподалеку костром. Стучали ильхи в своеобразные барабаны — выдубленную шкуру, натянутую на каркас. Глухой звук не летел, а ударялся о землю и скалы, рождая такое же тяжелое эхо.

Я к этому времени уже так устала, что была готова на все, лишь бы меня отвязали. Никогда не думала, что просто стоять — настолько тяжело. Ломило все тело, руки затекли так, что я всерьез опасалась за их дальнейшую чувствительность. Ноги дрожали и казались ватными. Голова кружилась, в животе урчало от голода…

Так что долгожданную ночь я встретила с радостью.

Барабаны били все чаще, за моей спиной что-то происходило, но я видела лишь сгущающуюся тьму впереди.

— Как вы, Оливия? — негромко спросил подошедший Максимилиан. — Самое время узнать, что вы задумали.

— С чего вы взяли, что задумала? — скрыла улыбку, отвернувшись.

— Хорошо вас знаю. Итак?

Я сконфуженно пожала плечами.

— Вы уже и сами догадались, профессор. У меня было лишь несколько минут на решение и реакцию. Первая и очевидная — начать выяснять, кто такая лильган. Что бы Сверр ни ответил, думаю, это не то, что нам могло понравиться. Любовница, рабыня, да хоть жена! Дальше я должна была бы возмутиться и отказаться. Или согласиться, но уже зная ответ, а это ведь совсем иной расклад, так? Боюсь, в этом случае пришлось бы вмешаться Юргасу с его военными, он не смог бы это проигнорировать. И вооруженный конфликт с племенем был бы нам обеспечен, профессор. А так…

— Так мы получаем время для дальнейшего изучения, плюс возможность увидеть еще неизвестный ритуал и местное тотемное животное, — вздохнул Макс. — Вы всегда меня удивляли, Оливия.

Я польщенно замолчала.

— Правда, отличительной чертой вашего характера является то, что вы недооцениваете опасность и регулярно забываете о себе. Вашей отваге неплохо бы добавить инстинкта самосохранения!

— Боюсь, без этой особенности меня и не отправили бы на фьорды, — хмыкнула я. — Бросьте, мы все знали, на что подписались, профессор. И пока экспедицию можно назвать вполне удачной, ведь так? Я жива и здорова, все в порядке. К тому же мы узнали назначение этих столбов! Только вот остальным лучше не говорить о моей маленькой интриге.

— Вы правы, боюсь, наши бравые военные не поймут. У них слишком прямолинейное мышление. Юргас так скрипит зубами, что я всерьез опасаюсь за его челюсть.

Профессор вздохнул.

— Вы ведь знаете, что он к вам неравнодушен, Оливия?

— Наш начальник службы безопасности подает вполне очевидные сигналы, — отозвалась я. — Ничего, это пройдет.

Мы с учителем улыбнулись друг другу с пониманием. Я — спокойным, Максимилиан — мрачным.

— Будьте осторожны, Оливия.

— Не переживайте, профессор. Я отлично помню инструкцию. Лучше расскажите, что происходит в племени?

— Ильхи танцуют, — качнул головой учитель. — Но не так, как на шатии. Я бы сказал, что это танец скорби. Я попытался подробно все описать на диктофон, потом прослушаете.

— Сверр с ними?

— Нет. Ушел. Мы спрашивали, можно ли посмотреть его охоту на хёгга, но… Похоже, это тоже табу. Надо радоваться, что к столбам не привязали нас всех.

— Ну да, жертвенников много, на каждого хватит, — пошутила я.

Бой барабанов резко оборвался, за спиной воцарилась тишина.

— Ильхи расходятся, — слегка удивленно произнес профессор. — Все. Так, мне тоже приказывают убраться… Не хочу оставлять вас, Оливия…

— Идите, — устало сказала я. — Ваше присутствие ничего не изменит. Доиграем эту партию по местным правилам. Надеюсь, что все это было не напрасно и мне удастся увидеть хёгга. Все-таки тотемное животное дает представление обо всем мировоззрении племени.

— Вы снова правы. Что ж, буду с нетерпением ожидать вашего рассказа, Оливия. И помните, что мы рядом. В любом случае.

— Я помню, Максимилиан. Не переживайте.

Профессор потоптался возле. Седые брови сошлись на переносице. Он растерянно посмотрел на поселение, сдернул свои очки. Надел. Сдернул…

— Лив, я хотел сказать… — не глядя на меня и торопясь, начал он. — Наверное, вы сочтете меня сумасшедшим… Знаете, я и сам уже сомневаюсь в своем разуме… Но…

В поле моего зрения возник молодой ильх и повелительно прокричал несколько слов. Прогоняет — догадалась я.

— Но мне кажется… — отчаянно прошептал профессор, — что мы что-то упускаем. Что-то важное. И здесь, на фьордах, все иначе… Мы все заблуждаемся в оценке опасности… И еще…

— Хейль шорд! — сердито повторил ильх.

Максимилиан коротко вдохнул, посмотрел виновато и ушел с ильхом. Я же изумленно похлопала глазами, не веря тому, что услышала. Может, ветер сыграл злую шутку? Или учитель действительно произнес ЭТО?

— Этот ильх… Сверр. Он… Мне кажется… Он не человек.

Во тьме клубился туман, и я не сразу заметила стоящего там мужчину. Лишь сверкнули в полумраке золотые глаза… Миг — и снова никого.

* * *

Тишину снова разрубил удар барабана. Бо-о-ом! Протяжно, глухо. Бом-бо-о-ом! Эти удары совершенно не похожи на музыку шатии. Звуки ударяют топором, оглушают. Бом! Бом! Бом!!!

Я поежилась. От сгущающейся темноты, тумана и напряженных ударов стало не по себе.

«Не паниковать, Лив!» — приказала я. Людей пугает неизвестность, вот и все. Если бы знала точно, чего ждать, то не нервничала так. В конце концов… разве не этого я хотела? Бесценный опыт для антрополога! Еще один обряд, а у меня место в партере!

Да и потом — коллеги поблизости. У Юргаса есть не только парализаторы, но и взрывающиеся капсулы с отравляющим газом, одной такой штучки хватит, чтобы остановить стадо быков! Не то что какого-то неизвестного хёгга…

Усмехнулась, чтобы взбодриться. Поселение за спиной словно вымерло. Только чья-то рука монотонно и ритмично била по натянутой шкуре.

Ш-ш-ш-ш…

Шипение раздалось впереди, на дорожке, что вела к озеру. Я инстинктивно поджала ноги. Змея? Этого еще не хватало! Всегда боялась этих чешуйчатых тварей! Жуткая гадость!

И снова — ш-ш-ш-ш! Громко, протяжно и до мурашек на коже!

И удар барабана — бом, бом, бом!

А потом… Я до рези в глазах всмотрелась во мрак. Что это там ворочается? Словно кусок скалы вдруг начал двигаться, становясь силуэтом. Двумя силуэтами! Но что там?! Туман и тьма прятали очертания, движение то виделось мне, то замирало. Плеск воды. Удары барабана и еще чего-то… яростные, злые. Раз, другой, словно по камню ударили огромным каучуковым бревном! А потом — рык! Да такой, что горы содрогнулись, а я покрылась холодным потом!

Что это было? Что за зверь может издать подобный звук?!

Туман на миг рассеялся, и я увидела следы на дорожке — глубокие борозды, прочертившие землю. И длинную извилистую черту, словно тащили что-то тяжелое…

— Да что это? — слабо пискнула я, ощущая себя в прямом смысле жертвой. Там, впереди, что-то билось, но я могла лишь смотреть во тьму, обмирая от ужаса.

Снова удар, звук падающих камней, рык… Низкий протяжный рокот… Два длинных силуэта, ворочающихся во тьме… Шипение.

И тишина, упавшая на землю. Даже барабан смолк.

Когда из мрака показалась фигура, я тоже чуть не завизжала. Совсем как примитивная аборигенка. Не знаю, как смогла сдержаться, верно, от ужаса потеряла голос.

Сверр остановился в нескольких шагах от меня, осмотрел, прищурившись. Обнаженный. Весь перемазанный кровью. Золотые глаза сияли во тьме огнями.

— Твой долг заплачен, лильган, — зло бросил он и снова ушел. Зато возник силуэт другого ильха — Ирвина. Но этот смотрел на меня с откровенной ненавистью, причины которой я не понимала. Сплюнув на траву, и этот ильх ушел.

— Отлично, — сказала я темноте. — Я умудрилась стать врагом для всех. И самое странное, что понятие не имею как!

И особенно плохо, что пресловутого хёгга я так и не увидела! Что я расскажу коллегам? Что во тьме двигалось нечто… непонятное?

От досады я чуть не взвыла. Ладно, может, убитого зверя принесут и зажарят? Так обычно поступают варвары! И мы сможем рассмотреть тушу?

И все же… меня кто-нибудь развяжет?

Уже хотела позвать коллег, но за спиной послышались крики, шорохи, шаги… племя вылезало из укрытий. И снова полилась музыка — грустная, протяжная… А меня, к счастью, освободили. Явился ильх, разрезал веревки. Я качнулась, но устояла на ослабевших ногах, потерла опухшие запястья. Рядом уже были конфедераты, Клин торопливо вытащил стержень со спецраствором, протянул мне. Я со вздохом прижала его к плечу. Тончайшая микроигла вошла в кожу почти неощутимо, но мне сразу стало легче. Лекарство быстро восстановит меня…

И откатом пришел приступ. Я закашлялась, задохнулась.

— Дышите, Оливия, — Максимилиан прижал к моим губам ингалятор. Я покосилась на него, но не стала ничего спрашивать. Не время… потом выясню, что он имел в виду, говоря о Сверре.

Кивнула благодарно.

— Просто перенервничала, — извинилась я. — Уже все в порядке. Что происходит?

— Похоже на поминки, — угрюмо ответил Юргас. — Я-то думал, ильхи будут праздновать.

— Хёгг — это местный тотемный зверь, — тихо сказала я, шагая к шатрам. — А значит, его смерть — грустное событие для племени.

— Вы его увидели?

— Я плохо рассмотрела, — уклончиво ответила я. — Но попытаюсь описать все в подробностях.

Мы остановились на краю поселения, к огню нас не пустили. Угрюмый ильх бескомпромиссно указал на шатры. Похоже, гостеприимство варваров закончилось.

Я заползла в свое жилище, отыскала в темноте рюкзак, достал крошечный фонарик. В его свете воспользовалась горшком в углу, а потом сунула в рот протеиновый батончик, торопливо разжевала. Вколотое лекарство подействовало, усталости я больше не чувствовала. Доев, прошла к выходу, выглянула… и тут же меня втолкнули обратно.

— Ир ших! — сердито велел здоровый ильх.

— Ясно, — пробормотала я. — Сижу тут. Сижу и не двигаюсь. Чудесно.

Сунув в рот еще один батончик, я растянулась на шкуре. Неужели скоро домой? Кажется, что на фьордах я провела год, а не несколько дней. И не верится, что когда-нибудь я войду в свою квартиру, приму ванну с пеной, заварю кофе… Никаких шкур, шатии, крови… Сверра.

Сердце ударилось о ребра и застучало заполошно, истово. Да что со мной? Неужели меня огорчает расставание с золотоглазым ильхом?

Где-то в скалах раздался жуткий рев-рык, и я скатилась со своей постели, вскочила. Что это? Тот зверь? Или другой? И что я видела там, в зыбком мареве?

Волоски на спине встали дыбом, как и тогда, когда я стояла у жертвенного столба. Я сжала в ладони диктофон с нажатой кнопкой записи. Застыла. Я не знала, что говорить. То, что мне почудилось, было слишком непонятным. Или… невероятным? Прикрыла глаза, снова и снова прокручивая в голове образы.

И медленно отложила выключенный диктофон. Я просто не могла об этом рассказать.

* * *

— Лив, просыпайся! — меня дернули за руку, и я вскинулась, моргая. Тормошил меня Клин. — Вставай! Профессор…

— Максимилиан? Что с ним?!

Я выбралась из шкур, мельком порадовалась, что уснула прямо в комбинезоне. Похоже, я просто вырубилась, слишком измученная этим невероятным днем. Прикрыла рукой зевок и схватила свой рюкзак.

— Он без сознания, Лив! Кажется… дело плохо.

— Что ему вкололи? — я лихорадочно вспоминала медикаменты в своей аптечке, пока Клин перечислял. — Верно… но в себя он не пришел?

— Похоже… похоже, он впал в кому, Лив…

Я сжала кулаки и вслед за приятелем выскочила наружу. Утро выдалось зябким, траву у шатра покрывала холодная роса. Ильхи уже возились со шкурами и утварью, нас проводили хмурыми взглядами.

В шатер мужчин я ворвалась вихрем, присела возле профессора. Проверила пульс, дыхание, реакцию зрачков. И прикусила щеку. Плохо дело. Все же Максимилиан уже далеко не молод для таких путешествий.

— Мы уже все собрали для возвращения, — сказал за спиной Жан. — Главное теперь — довезти профессора.

— Довезем! — выдохнула я. — Мы сделаем носилки и понесем его. Или попросим лошадь. Он выживет!

Коллеги покивали, но уверенности в их глазах я не видела.

— За дело, господа! — скомандовал Юргас. — Клин, разыщи этого ильха, Сверра. Жан, проверь образцы. Лив, присмотри за Максимилианом…

Мужчины разошлись, я же осталась с учителем. Погладила старческую руку.

— Держитесь, прошу вас! — прошептала я. — Только держитесь…

Без спокойного и мудрого Максимилиана я чувствовала себя осиротевшей. Во второй раз…

Дальше все закрутилось-завертелось. Вернулись мужчины и осторожно перенесли профессора на телегу, запряженную двумя лошадьми. Я залезла следом, придержала Максу голову, устроила удобнее. И очнулась, лишь когда мы уже поехали.

Уезжаем? Вскинулась. Поселение осталось позади. Нас никто не провожал, и мне стало немного грустно. Я хотела сказать женщинам, чтобы не держали зла, извиниться за свои ошибки… Объяснить хотя бы жестами. Но уже через несколько минут шатры скрылись за скалой. Впереди ехали на лошадях Сверр и Ирвин, я видела их спины. Сбоку — двое незнакомых ильхов. Члены экспедиции сидели в повозке. Молча. Каждый переваривал наше путешествие.

До стены тумана мы так и доехали, слушая лишь стук копыт и шорох травы.

Когда видимость резко снизилась, что означало наш вход в зону тумана, повозка остановилась, а ильхи спешились.

— Дальше пешком, — сказал Сверр.

Мужчины погрузили профессора на носилки, и мы почти побежали за стремительно удаляющимися фигурами варваров.

Через минуту видимость снизилось до нуля, приходилось смотреть на спину впередиидущего, чтобы не потеряться. Не знаю, сколько длился переход. Время снова растянулось и стерлось. Судя по моей усталости, шли мы долго.

И когда туман начал редеть, я не сдержала радостного вздоха.

— Неужели вернулись… — прошептал позади меня Клин.

Вернулись! Я уже даже видела красные сигнальные огни на столбах, а за ними наверняка шлагбаум… Вернулись!

Ильхи остановились, и мы тоже.

— Надо попрощаться, — вскинулась я, ища глазами Сверра. Молчаливые варвары тоже посмотрели на него, произнесли несколько коротких слов.

— Хёгг… Риар… — услышала я.

И, не посмотрев на нас, ильхи растворились в дымке. Последним ушел Ирвин, и вот от его взгляда я поежилась. Похоже, этот голубоглазый меня терпеть не может.

А Сверр остался.

— Мы благодарим тебя, — выступил вперед Юргас. — За помощь экспедиции Конфедерации…

— Еще поблагодаришь, — со смешком сказал ильх. И посмотрел за спину начальника службы безопасности. На меня. — Не трать слова и время. Я иду с вами.

— Что? — коллективный возглас сотряс туман. — То есть как это?

— Разве он не говорил? — Сверр указал на Максимилиана. — Он пригласил меня. Сказал, что готов отплатить за наше гостеприимство. Я согласился.

Мне показалось, что я даже вижу бешено крутящиеся мысли в головах коллег. Наш профессор позвал Сверра? А почему бы и нет? Хотя правилами это запрещено… Мы слишком мало знаем о фьордах и их обитателях… Мог ли учитель нарушить инструкцию и позвать ильха?

— Он сказал, что я живое свидетельство потерянной цивилизации. И мне будет оказан достойный прием вашей… Конфедерацией.

Мы с коллегами переглянулись. И что делать?

— Мы не рассчитывали на это… — пробормотал Юргас.

— С другой стороны, Сверра можно расценивать как еще один экземпляр… — хмыкнул Клин. — Наиредчайший.

— Точно, — оживился Жан. — И я смогу продолжить работу с языком ильхов!

Юргас молчал и смотрел недовольно. Очевидно, вояка предпочел бы оставить Сверра во фьордах.

— Я против, — мрачно изрек военный. — Мы получили четкие инструкции, не забывайте! Ознакомительная экспедиция не предусматривает переход на нашу сторону ильха!

— Боишься? — вкрадчиво произнес Сверр, и Юргас побагровел. Сжал зубы и мотнул головой.

— Придержи язык! — огрызнулся он.

— У нас нет времени на споры! — воскликнула я. — Максимилиану нужна помощь!

— Профессор имел право на такое решение, — задумчиво произнес Клин. — У него для этого были все полномочия, как у ведущего антрополога, ответственного за контакты с аборигенами. И если Максимилиан счел возможным…

— Сейчас Макс не может ответить за свои решения, — огрызнулся начальник службы безопасности. — И я не возьму на себя такую ответственность! Я не вправе…

— Да, не вправе. Вправе Оливия, — мягко напомнил Жан. — В связи с недееспособностью Максимилиана подобное решение принимает она. И только она.

Юргас отчетливо скрипнул зубами. А я открыла рот, чтобы сказать свое решительное «нет». Вся моя сущность взбунтовалась против мысли, что Сверр пойдет с нами. «Опасность, опасность!» — выла внутри предупредительная сирена, освещая мой разум тревожными багровыми сполохами.

— Я… — начала и осеклась. Золотые глаза Сверра смотрели насмешливо. А я застыла, понимая, что не могу выдавить из себя вот это «нет». Я просто не могла! Словно язык прилип к нёбу!

— Оливия, вы ведь против, правда? — почти ласково спросил Юргас, и этот тон был настолько несвойственен нашему вояке, что я перевела на него изумленный взгляд. — Вы ведь понимаете, что это… нерационально? Мы не можем просто взять ильха с собой!

Мужские взгляды вонзились в меня — острые, внимательные, задумчивые, нетерпеливые… Но я видела лишь одни глаза и лишь одно лицо. И вроде стоял Сверр в стороне, смотрел почти равнодушно, но мне казалось, что вся моя сущность сосредоточилась на нем.

«Долг крови… лильган…» — шепнуло что-то внутри, и я тяжело сглотнула.

— Сверр идет с нами. Я разрешаю его выход и беру на себя ответственность перед комиссией Конфедерации.

Слова прозвучали так, словно их сказала не я…

— Ваше право, — разочарованно буркнул начальник службы безопасности. На его широком лице мелькнула какая-то детская обида, но тут же пропала, Юргас взял себя в руки. — А теперь — выходим!

И уже через полчаса мы покинули туман. Мы вернулись.

Глава 10

Дальше была суматоха. Встречающие, автомобили, люди в форме, косые взгляды… Самолет. Сверр молчал, словно и не видел, как смотрят на его начи, шкуру на плечах, набедренную повязку. Он крутил головой, щурил свои золотые глаза, разглядывал людей и предметы. Запнулся возле самолета, нахмурился.

— Не бойся, это для полета, — я устало потерла виски. — И это не страшно.

Темные брови ильха сошлись морщинкой на переносице.

— Согласна, звучит странно. Но ты просто поверь мне на слово. Да, это огромная железная штука летает. И доставит нас в столицу Конфедерации. Идем.

Я двинулась вперед, ильх, помедлив, вошел следом. Он тоже выглядел уставшим, яркие глаза потускнели, щеки ввалились, словно ильх не спал несколько суток. Но двигался Сверр бодро. В огромном воздушном судне нас встретили военные и врачи. Максимилиана сразу увезли в специальный отсек, и мне стало спокойнее. О профессоре позаботятся. Все будет хорошо. Нас же провели к капсулам дезинфекторов. Ильх спокойно вошел внутрь, и я видела, как он стоит, окруженный паром специального раствора.

Через несколько часов мы приземлились на закрытом аэродроме Академии Прогресса. А когда трап опустили…

— Круто, — растерянно пробормотал Клин. — Да мы прямо звезды!

Нас встречали журналисты, члены совета и ученые. Серый асфальт даже украсили красной дорожкой, и почему-то мне стало стыдно. Ильх смотрел на всех насмешливо, страха не показывал. Он молчал, а мне было некогда его успокаивать или что-то объяснять. Но перед выходом из самолета я все же подошла и осторожно прикоснулась к руке Сверра. Он повернул голову, глянул остро. И я убрала ладонь. Смутилась.

— Идем.

Толпа встречающих взорвалась криками, вспыхнули прожекторы, потому что мы прилетели ночью. И тут на трап вышел Сверр. Тишину, воцарившуюся внизу, можно было пощупать. Шершавая, словно наждак. Жадные взгляды… и снова — крики, камеры, микрофоны!

— Никаких комментариев! — оборвал Юргас. — Экспедиция ответит на все вопросы позже… никаких комментариев!

Нашу группу снова окружили люди в форме. Под прикрытием военных мы прошли в здание Академии. Здесь тоже уже ждали. Я увидела спешащего к нам Ганса Стеша — ректора и члена комиссии.

— Вернулись! — он радостно пожал нам руки. — Мы верили в вас! И, похоже, все прошло даже лучше, чем мы рассчитывали! Вы привезли аборигена!

— Он нас прекрасно понимает, господин Стеш, — оборвала я, пока ректор не сказал лишнего. — Сверр — наш проводник и тот, кто смог прочитать послание и ответить. Он нашел капсулу с письмом. Мы привезли потрясающие новости, господин ректор. — Я обвела взглядом притихших ученых. — И смогли доказать: туман можно преодолеть. А фьорды населены разумными племенами.

— Это прорыв! — с благоговением произнес ректор. — Это небывалый прорыв! Какие открываются перспективы! Изучение флоры и фауны, а главное — самих ильхов! Невероятно!

— Давайте обсудим это утром, — встрял Юргас, и я посмотрела на вояку с благодарностью. Все же неплохой он мужик.

— Да, мы ужасно устали, — поддержал Клин. — Завтра мы предоставим отчеты об экспедиции. А сейчас я хотел бы увидеть своих близких.

На миг мне вспомнился взгляд Островски на девушку в кругу шатии, и… я промолчала. Боюсь, некоторых вещей не расскажет никто из членов нашей исследовательской миссии.

— Хорошо, — со вздохом сожаления сдался ректор. — Думаю, аборигена стоит поместить в карантинный отсек…

— А может, сразу в клетку? — вдруг разозлилась я. — Я ведь сказала, Сверр наш проводник, и он прекрасно понимает ваши слова! Он почетный гость Конфедерации, господин ректор! Так что проявите уважение, пожалуйста!

— У вас есть предложения, госпожа Орвей? — оскорбился Ганс. — Конечно, ильх с фьордов — гость, но… весьма необычный, согласитесь! Завтра комиссия решит вопрос с его проживанием, но что делать сегодня?

Я закусила губу, глядя на ильха. И что теперь? Я не могу оставить Сверра одного, с наших ученых мужей станется запереть беднягу в лаборатории! Что бы я ни думала об ильхе, но не могу позволить сделать с ним это. Ведь он действительно был добр к нам, помогал, направлял, даже защищал…

И разве я сама не мечтала о том, чтобы исследовать варвара? Вот и сбылось мое желание! Надо быть осторожнее с мечтами…

— Ильх находится под моей ответственностью, — произнесла сдержанно. — И раз я за него отвечаю, то и займусь его размещением. В отсутствие Максимилиана именно я становлюсь главной на кафедре антропологии. Сверра пригласил Макс, а значит, я обязана следовать путем, обозначенным профессором. И продолжить наши наблюдения. Это бесценный опыт, уважаемые коллеги. Я смогу увидеть реакции и поведение ильха в незнакомой ему среде, оценить скорость и возможность его обучаемости. И конечно, сделаю подробный отчет…

— Но где он будет ночевать? — от растерянности невежливо оборвал меня ректор. И внутри меня ясно прозвучало: «Вместе…»

— У меня, — выдохнула я.

Коллеги пораженно застыли, размышляя.

— Что ж… — протянул Ганс. — Вы действительно становитесь главной в отсутствие Максимилиана. И имеете право на подобные решения… Хорошо, господа. Завтра я жду всех на закрытом совете. А сейчас вас развезут по домам. И еще раз — примите мои поздравления!

Мы вразнобой покивали и разбежались. Клин потоптался возле меня растерянно.

— Лив, ты уверена? Мне кажется, это ошибка…

— Прекрати, не съест же он меня, — слишком резко оборвала я, косясь на Сверра. Ильх с интересом рассматривал стенды, трибуну, высоченный потолок. В светлом зале Академии он смотрелся настолько дико, что дрожь брала. В шкурах, с темным обручем на шее, перемазанный кровью и чем-то черным, с клыками животных, свисающими на грудь. Благо без черепа на голове! Варвар… Как есть варвар! И зря я размахивала своими полномочиями, надо было оставить ильха здесь. Но совесть не позволяла. Сверр — гость Конфедерации, и я обязана обеспечить его комфорт. А в здании Академии это просто невозможно. Да и мне жутко хотелось наконец оказаться дома!

Значит… Значит, ильх пойдет со мной.

Назвалась ведущим антропологом — соответствуй.

Но почему кажется, что меня затягивает в воронку неприятностей, из которой уже не выбраться?

— Он всего лишь… ильх, — буркнула я Клину и решительно двинулась к Сверру, рядом с которым уже собралась толпа ученых. Словно вокруг диковинного зверя! Стоят, рассматривают, шепчутся, и пальцем бы ткнули, да боятся, что отгрызет! А ильх ведь все понимает! Глаза у Сверра равнодушные, только в глубине мерцает золотом какое-то странное чувство… Словно пожар разгорается.

Злость на коллег заставила меня подлететь фурией и растолкать ученых. И убедиться, что я права — оставлять Сверра коллегам нельзя.

— Идем, — сердито бросила я ильху. Развернулась и потопала к выходу, скрипя зубами. Воронка. Черная, губительная воронка, в которую я попала. Моя несуществующая интуиция просто вопила о ней.

Все, о чем я могла мечтать, — это запереться где-нибудь в темной комнате и немного побыть одной. Взвесить, обдумать, проанализировать. В самолете это не удалось, после капсул дезинфектора нас всех свалил сон — обычная ситуация. Даже Сверр закрыл глаза и сидел неподвижно, пока воздушное судно не пошло на посадку.

Да вот только отдыха эта дрема не принесла, скорее, добавила усталости. И сейчас я спешила к выходу, игнорируя взгляды ученых-коллег и пытаясь не думать о том, что совершаю ошибку. Но и вариантов у меня не было. Куда бы ни отправился ильх, мне придется находиться рядом!

Высокая фигура заслонила проход, и я чуть не сбила возникшего мужчину! Ильх молниеносно схватил меня за локоть, дернул на себя. Почти прижал, закрывая. И я услышала изумленный возглас.

— Ливи?!

— Сережа! — я вырвалась из рук варвара и бросилась к своему другу.

— Прости, я опоздал! — он поцеловал меня в щеку, косясь на мрачного Сверра. Я невольно перевела взгляд с одного мужчины на другого. Интеллигентный, аккуратно причесанный и одетый в строгий костюм сотрудник Академии и дикий ильх, сверлящий нас таким взглядом, что хотелось забиться в какую-нибудь нору. Я растерялась, не зная, что надо сказать. Представить их друг другу? Глупо как-то…

— Сверр, это мой друг — Сергей, — начала я.

— Разве друзья опаздывают, когда случается что-то важное? — с вкрадчивой яростью произнес ильх. — Не думаю.

— Какого демона?! — открыл рот мой друг, с недоумением и неприязнью косясь на Сверра. — Оливия, что это?!

Меня неприятно кольнуло это «что», ильх оскалился, словно дикий зверь. Казалось, еще миг — и он ударит Сергея. А кто станет победителем в схватке двух мужчин, я даже не сомневалась. Мой друг никогда не умел драться.

Положение спасло появление Мии. Она вынырнула из-за угла и сначала, открыв рот, уставилась на Сверра, а потом схватила за руку мужа.

— Лив, мы слышали, что экспедиция вернулась… Неужели ты привезла с собой аборигена? С фьордов?!

И уставилась на ильха с таким непередаваемым выражением восхищения и смущения, что мне стало смешно. Сергей глянул на жену обиженно и отвернулся.

— Сверр — гость Конфедерации и Академии, — произнесла я, ощущая напряжение, повисшее между нами. — Я все расскажу потом. Простите, но нам надо… идти!

— Оливия, но как же… Куда? Да какого… Лив!

— Все позже! Я тебе позвоню! — отмахнулась я, страшась расспросов. Ответов у меня пока не было. — Потом!

От колонн отделилась фигура Юргаса, безопасник тоже проводил нас взглядом. Недобрым. И я на миг ощутила желание прижаться к горячему боку Сверра. Просто чтобы почувствовать поддержку, понять, что я не одна. Но, увы, в этой битве ильх не помощник. И потому я до хруста в позвоночнике выпрямила спину, вздернула подбородок и, чеканя шаг, устремилась к выходу.

Пусть все видят, что я уверена в своих решениях!

* * *

— Поедем на моей машине, она здесь, в Академии, — сказала девчонка. Глаза она отводила и сильно нервничала, хоть и пыталась этого не показать. Но я видел ее подрагивающие пальцы, напряженную шею, упрямо сжатые губы. Лишь в темном коридоре, где не было людей, Лив слегка расслабилась, зажмурилась на миг, считая, что я не замечу.

Заметил. Каждый ее вдох, каждое движение ресниц. Я понимал ее чувства — страх, растерянность, злость… Но не делал попыток ее успокоить. Утешение чужачка не примет, а демонстрация силы сейчас лишь все испортит.

И потому молчал, не мешая ее сомнениям. И внимательно рассматривая помещение, в котором мы оказались. Размерами явно не дотягивает до Варисфольда — замка ста хёггов. Да и украшение беднее, проще. Витражи, дубовые лестницы и двери в три человеческих роста не произвели на меня впечатления, видал и позначительнее. Некоторые предметы заинтересовали, но рассмотреть подробнее не удалось, Лив кинулась к выходу. Мы вышли через низкую дверцу и оказались на улице. Я скривился.

— Да, пахнет у нас не очень, — пробормотала чужачка. — После фьордов-то… Раньше я этого не замечала. А теперь чувствую. Смог. Это называется смог. Я живу возле парка, там дышится легче. Это мой автомобиль, если понятнее, то телега, что едет без лошади! Садись.

Я остановился, рассматривая железную машину. Я читал о них. Вживую это устройство оказалось другим. Как и тот самолет, на котором мы летели. Подумать только! Риар летал на самолете. Ирония!

— Слушай, я ужасно устала, — сердито поджала губы Лив. — Давай ты просто сядешь внутрь? Поверь, эта штука не кусается.

— Верю, — усмехнулся я и устроился на сиденье. Тесно, неудобно. И хочется скорее ощутить простор.

Девчонка нажала кнопку, и автомобиль рыкнул, а после сорвался с места. Я удержал улыбку. Что ж, будь она хёггом, я бы оценил ее скорость.

Лив молчала и кусала губы, глядя на дорогу. Я не мешал ее мыслям. Она действительно устала, она всего лишь человек. А я хотел подробнее рассмотреть город Конфедерации, думаю, времени у меня немного. Надо успеть. Запомнить. Понять. Столько, сколько смогу.

Дорога оказалась недлинной, мы остановились у высокого серого здания.

— Нам сюда, — Лив выбралась из автомобиля, я следом. — Это лифт. Кабина, которая поднимет нас наверх, понимаешь? — сказала она, когда мы вошли внутрь.

— Пытаюсь. — Я снова подавил улыбку. И заставил себя изобразить хоть что-то похожее на испуг или растерянность…

* * *

Сверр выглядит озадаченным, и я его прекрасно понимаю. Даже не представляю, что он сейчас чувствует! Автомобили, самолет, оружие, электричество, лифты… Да у бедного ильха, наверное, в сознании извергается его Горлохум! Потому и молчит все время, только сверкают на бронзовом лице золотые глаза!

Но я так устала, что сил на объяснения уже не было.

Благо на этаже я жила одна, и в квартиру мы вошли, так никого и не встретив.

— Ну вот, — выдавила я улыбку. — Мой… э-э… шатер.

Ильх остановился на пороге, осматриваясь.

— Ясно, — хмыкнул он. — Просторный… шатер.

— Я не жалуюсь. — Показалось, или Сверр иронизирует? Расшнуровала свои походные ботинки, с облегчением разулась. И ступила на мягкий ворс ковра.

— Это здание принадлежит Академии Прогресса, тут живут многие мои коллеги.

И еще здесь есть тревожная кнопка на случай непредвиденных обстоятельств. Даже несколько кнопок, потому что я помешана на безопасности своего дома.

— Ты живешь здесь одна?

— Да.

Разумнее было бы соврать, но ильх не дурак. Да и какой в этом смысл? И все же, окажись на моем месте Максимилиан, все было бы куда проще. Но профессор в больнице, а здесь лишь я. Главное — не забывать, что я ученый!

— Одна. Так что места тебе хватит. Послушай… — я резко обернулась к нему и уставилась в мужское лицо. И наконец задала вопрос, который мучил меня все дорогу: — Зачем ты решил отправиться с нами? Зачем, Сверр?

— А зачем ты приехала на фьорды? — он улыбнулся, сверкнув белыми зубами. — Любопытство, Лив. Любопытство. Я написал вам, потому что всегда хотел узнать, что там — за Великим Туманом.

Я нахмурилась. Любопытство? Что ж, веская причина. По сути, эта странная эмоция и привела человечество к прогрессу.

Вот только сказал ли ильх правду?

— Ты упоминал, что вырос в другом месте. — Я решила, что разговор лучше тяжелого молчания. — У него есть название?

— Нероальдафе, — золото глаз мягко блеснуло. — Это мой дом. Там я родился и вырос.

— Нероальдафе, — послушно повторила я. — Твое племя большое?

Ильх усмехнулся и пожал плечами.

— Больше, чем племя, в котором мы гостили?

— Немного, — снова насмешка в глазах и легкое пожатие плечами, отметающее вопросы. Он стоял неподвижно в центре моей комнаты — огромный, первобытный, совершенно неуместный здесь, среди пластиковых этажерок и простой мебели.

— Ну что же… — я сделала широкий жест рукой, ощущая себя неимоверно глупо. И, кажется, только сейчас осознала, что осталась с ильхом наедине. С варваром. Дикарем, танцующим на шатии. И да, я не Макс, которому позволено все. Но на попятную идти поздно.

Просторная квартира вдруг показалась тесной. Стены сужались, придвигая меня еще ближе к Сверру… Он не шевелился, а я почти чувствовала на себе его руки, ощущала жар тела… Скорее бы наступило утро! Завтра комиссия решит, что делать с ильхом, а я смогу вздохнуть спокойно и снять с себя ответственность за него. Надо лишь пережить эту ночь! Одну ночь.

Паника плеснула мутной водой на реальность, цвета посерели… Я бросилась к комоду, вытащила запасной ингалятор, сунула трубку в рот. Вдохнула лекарство. Отпустило… Ильх все это время смотрел, не двигаясь. Я мысленно пнула себя коленом под зад и вытащила забившегося в угол антрополога. Развернулась, расправила плечи.

— Понимаю, что здесь все для тебя непривычно. Я попытаюсь объяснить, спрашивай! Но прежде я хочу умыться и переодеться. Можешь пока осмотреться, но лучше не трогай то, что тебе непонятно…

— Иди, — оборвал меня ильх. Шагнул в сторону, скользя взглядом по обстановке, остановился у полок с книгами. Посмотрел через плечо и добавил негромко: — И не бойся так. Ты дрожишь.

Я не нашлась что ответить. Вот тебе и варвар! Одной фразой дал понять, что ему известно и о моих эмоциях, что я так пытаюсь спрятать, и обо всех страхах. И даже о том, что не я хозяйка положения в своем доме!

Антрополог снова позорно забился в угол сознания, уступив место женщине. И я сбежала в ванную комнату. А прежде чем раздеться, несколько раз убедилась, что задвинула щеколду на двери!

Глава 11

Содрал с плеч шкуру и швырнул на пол. Выдохнул. Прикрыл глаза, тяжело втягивая воздух и успокаивая эмоции. Что ж, мой план почти осуществился. Я почти у цели. Главное — сдержать ярость, выдержать липкие взгляды конфедератов, их смешки, любопытство и неприкрытое гнилое высокомерие. Они столь откровенно считают себя лучше меня — дикаря в шкурах, что это даже смешно. Но смеяться я буду позже, в Нероальдафе. Когда вернусь домой. А сейчас я буду терпеть и внимательно смотреть вокруг. Запоминать. Впитывать.

Запахи этого мира раздражали. Слишком много ненастоящего, искусственного. Мертвого. И аромат девчонки в этом море вони — как свежий ветер. Мне так он нравится, что я порой забываюсь…

И снова зову ее. Не сильно, даже не осознанно, лишь отголоском истинного зова риара. Но она противится… Странно. Кто же противится, когда риар зовет?

И она боится. Нутром боится и меня, и себя. Не понимает. Но страх я чувствую в ее запахе, вижу в глазах. Они у нее похожи на спокойные воды фьордов, когда солнце гладит волну золотыми лучами. Красиво… Мирно. Я хочу видеть эти глаза, когда буду входить в нее. Первый раз будет так, хоть и нельзя… не по правилам. После пролитой крови хёгга чужачка лишь лильган. Запятнанная кровью, привязанная к тому, кто эту кровь пролил…

Ирвин задал правильный вопрос, у меня мудрый а-тэм. Стоит ли чужачка крови дикого хёгга?

Ответ я узнаю. Скоро. Или прямо сейчас? К чему ждать…

Поставить бы на колени, и девчонка станет шелковой, как и все до нее. Будет улыбаться и угождать, разве мне это не на руку? После удовольствия женщины становятся мягкими и услужливыми…

Я скривился от отвращения. Не по чести риару использовать женщину. Да и терпеть оскорбления не по чести. А я уже один раз стерпел. И сам не убил, и кровь хёгга пролил из-за этой девчонки…

Сжал кулаки так, что хрустнули кости. И снова обожгло внутри горячей яростью… Надо сдержать ее. Смириться. Спрятать ее так глубоко, как только могу.

Нет, не ради чужачки я стерпел то, из-за чего раньше оторвал бы голову. Все ради Нероальдафе. Ради фьордов. Ради зеленых озер, синих скал, белых снегов. Ради ветра в облаках, крыльев и когтей, свободы и чести. Ради этого.

Злость улеглась, словно омытая студеной водой с берегов моего дома. И я повернул голову к тонкой стене между собой и чужачкой. Прохладные капли стекают по обнаженной коже Лив. Не вижу, но знаю, что это так. И зов рождается внутри против воли, я не могу его унять, что изумляет. Ярость усмирил, а желание лишь разгорается сильнее. Почему?

Я закрыл глаза, тяжело втягивая воздух. Кровь стучала в ушах и ниже пояса.

Хочу…

* * *

Думала, что найду ильха разглядывающим обстановку, но, когда вышла из ванной, Сверр стоял у окна, заложив руки за спину. В открытую створку дул холодный осенний ветер. Я зябко поежилась.

— Сверр, уже поздно, думаю, ты хочешь отдохнуть? Вот там можно умыться, это называется душ. Если ты хочешь, конечно… У нас нет рядом озер или моря, как у вас, мы купаемся в душе. И там нет никаких зверей… Только переключатель с теплой водой, — я выдохнула, плохо понимая, как вести себя. Странно, но там, во фьордах, мне было даже проще, чем сейчас. — Я дам тебе полотенце, вот смотри. Этим можно вытираться…

Протянула ильху пушистую ткань. Он склонил голову, разглядывая подношение. Ощущая себя на редкость странно, я бочком вошла в ванную и включила воду. Струя ударила в эмалированную емкость.

— Видишь, сюда можно встать. Понимаешь?

Сверр перевел взгляд с крана на меня. Поднял брови.

— И никаких диких зверей? Правда? Удивительно.

— Ну да, — выдохнула я. — Домашний водопад. Нравится?

Ильх хмыкнул, легко скинул свои начи и двинулся к воде.

— Невероятно, — пробормотал он. — Да это чудо.

— Точно, — отозвалась я, ощущая какое-то смутное подозрение, что ильх издевается. Но рассмотреть насмешку на его лице не удалось, потому что дикарь начал снимать и то, что прикрывало его бедра. Я резко отвернулась.

— Тесно, — негромко прокомментировал за моей спиной ильх. — У водопадов простора больше. Но и вода холоднее.

— Угу, — невнятно пробормотала я, пытаясь не смотреть в зеркало на стене. В нем как раз отражался проклятый ильх, смывающий с себя грязь. Но взгляд, словно приклеенный, возвращался к бронзовой спине с буграми мышц, о которую разбивались капли воды. И к тому, что ниже спины.

— Я буду… за дверью, — пробормотала я, решив не пояснять, где находится мыло. В бездну мыло!

Вылетела в комнату и прижалась спиной к стене. Да, все непросто.

— Одна ночь, Лив! — как заклинание прошептала я.

Ильх вышел минут через десять, с влажных волос капала вода, похоже, про полотенце он забыл. Черная полоса, пересекающая лицо, исчезла, как и пятна крови и красной глины с тела. И резче обозначились скулы, мужественный подбородок, яркие глаза… Зато пах снова прикрыт набедренной повязкой, хвала всем возможным богам! Я мягко отодвинулась подальше. Прошла к стойке на кухне, сунула кружку в гнездо кофемашины. Облизнулась с предвкушением. Сверр остановился в нескольких шагах, разглядывая обстановку моей кухни.

— Утром мы отправимся в Академию, нам придется ответить на многие вопросы. О тебе, обычаях, ильхах… Тебя будут спрашивать обо всей твоей жизни, Сверр. Ты понимаешь? — я обернулась.

— Да. Понимаю.

— Ты расскажешь?

— Может быть, — варвар медленно осмотрел мои босые ноги, закрутившиеся колечками волосы, белую майку и джинсы, в которые я переоделась. Губы вмиг пересохли. И я застыла, глядя, как приближается ильх. Неторопливо, со спокойной уверенностью в глазах. Колени ослабли, и внизу живота разлилась сладкая нега…

Сверр остановился так близко, что я почти услышала стук его сердца. Наклонил голову. Медленно положил руку на мой затылок — тяжело, весомо. Сердце ухнуло и провалилось куда-то, внутри вскипела лава… Я смотрела в лицо варвара и теряла себя. Жесткие пальцы перебрали мои пряди. Не лаская, а пробуя на ощупь. Умеет ли варвар ласкать? Или берет жестко, по-звериному? Скорее, второе…

О чем я только думаю?!

Ильх потянул вверх, заставляя меня встать на носочки, коснулся губами моей щеки. Невесомо. Почти неощутимо.

— Мне не нравится ваш мир, Лив. Не нравятся запахи, здания, ваша одежда и ваши машины. Но мне интересно, какие вы. Так же, как вам интересно, какой я. Ведь так? Тебя привело на фьорды желание узнать меня. — Он медленно потянул меня за волосы. — Этого ты хочешь, но боишься. Страх и желание держат тебя в плену, ты не знаешь, что сильнее. Ты говорила, что изучаешь людей, но боишься заглянуть даже в свою душу, Оливия Орвей.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — вспыхнула я.

— Может, больше, чем ты сама, — тихо ответил он. — Когда ты победишь страх, то сможешь узнать, что он закрывал своей чернотой. Не раньше.

— Я не понимаю…

— Ты отважна, Лив, — жесткие пальцы погладили мой затылок. Слишком близко… — Но твоя отвага рождена не смелостью. Ты просто не страшишься смерти. Ты равнодушна к ней. Я ведь уже спрашивал, чего ты боишься. Ты нашла ответ?

— Для чего ты это говоришь?!

— Я хочу, чтобы осталось желание, лильган. Только оно.

Ильх посмотрел в глаза. И я хрипло задышала, не в силах сдержать огонь, вспыхнувший внутри. Пожар разгорался внизу живота, лавой выплескивался вверх — к груди, жидким огнем тек по венам. Больно и желанно, сладко и горько… Сверр улыбнулся, ловя отражение чувств на моем лице. И сжал пряди сильнее. Вторая ладонь легла на мою талию. И я ощутила, насколько меньше его…

— Если бы женщины фьордов ходили в таких нарядах, их брали бы прямо на земле, Оливия Орвей, — хрипло сказал ильх. — Там, где поймают. Всех — хоть честных жен, хоть вольнорожденных дев, хоть пленниц.

— Если бы у вас ходили в такой одежде, то вскоре вы перестали бы вообще замечать женщин, — тихо произнесла я, выворачиваясь из его рук. — Не трогай меня, Сверр…

Отступила, настороженно глядя на ильха. Бронзовое тело, усмешка звериная… Чем я думала, когда привела его к себе? Он не знакомый из соседнего города, что мирно поспит в гостевой, он — варвар… Но варвар со своими понятиями чести.

— Снова убегаешь? — хмыкнул он. — Беги, лильган, беги… Ночь длинная. Мы все успеем.

— Ничего мы не успеем! — отрезала я, делая еще шаг в сторону. — Сверр, нам надо поговорить!

— Говорить хочешь? Я слышал, что после соединения женщин тянет на разговор, а у вас, выходит, и до? Надеюсь, хоть не вместо?

— Не подходи! — Я повертела головой, вспоминая, где у меня перцовый баллончик. Интересно, если я вырублю ценный научный экспонат, что сделает со мной комиссия? Шагнула назад, не сводя глаз с ильха.

— Я буду стоять на месте, Лив. Ты и сама придешь. Дорогу своего страха каждый проходит сам, — насмешка пропала, и теперь ильх смотрел обжигающе жадно. — Но я поймаю, если ты споткнешься.

Он замер, я перевела дыхание, и тут… Внутри взорвалось такое вожделение, что я застонала. Мне казалось, что я уже чувствую сильные руки, что трогают меня, валят на ковер… Тело, накрывающее сверху, вдавливающее в пол. Сухие и жесткие губы, целующие меня… Каменные пластины мышц под загорелой кожей, двигающиеся при каждом рывке… Тело варвара, способное доставить мне немыслимое наслаждение…

— Вот видишь, Лив… — даже его голос, тяжелый и хриплый, усиливал мое желание. Если я сейчас так чувствую, что будет, когда ОН прикоснется? По-настоящему?

Я даже не заметила, что сделала шаг. Потом еще один…

Золотые глаза смотрят так горячо, лава внутри кипит…

Еще два шага… И я почувствую на себе его руки, губы, тело…

Шаг.

Судорожный вдох. Рывок… но не к ильху, что смотрит с ожиданием, а в сторону — к полкам. Пальцы сжали гладкий корпус баллончика, тело развернулось… и перцовая струя ударила в лицо варвара!

И тут же меня накрыло приступом паники, воздух закончился. Из глаз брызнули слезы, я ничего не видела и лишь пыталась сделать вдох.

— Глупая лильган, — произнес надо мной проклятый ильх. Те самые руки, о которых я грезила наяву минуту назад, подхватили меня под мышки, легко вздернули, и мои влажные волосы разметал сырой городской ветер. Сверр просто-напросто высунул меня головой в окно!

Отлично. Теперь я наверняка подхвачу пневмонию. Но зато в глазах прояснилось и живительный кислород потек в легкие!

— Дыши, Лив, — за насмешку в этом густом голосе хочется убить.

Я закашлялась и снова вдохнула, вися на уровне пятого этажа и заливаясь слезами. Ну и заодно мрачно размышляя, почему на ильха не подействовала перцовая отрава. На меня вот — очень даже, хотя направила баллончик я правильно, в лицо Сверра. А меня зацепило лишь краешком. Но именно я болтаюсь вниз головой и отчаянно кашляю!

Ильх втянул меня обратно в квартиру, протащил до комнаты и сбросил на диван, не слишком церемонясь.

— Строптивая, — задумчиво произнес он, глядя на меня сверху вниз. Гора мышц, чтоб его… — На моих землях за попытку отравить риара приговаривают к смерти. Мучительной.

— А в моих землях за попытку пристать к женщине сажают в клетку! — огрызнулась я, перестав кашлять и восстановив дыхание. — И держат в ней несколько лет!

Сверр опустился на корточки.

— У вас очень глупые порядки, Лив. Женщина слаба. Ее дело подчиняться.

Я без слов закатила глаза. И что ему ответить? В его мире это так… И мой мир он никогда не поймет. Вытерла мокрые глаза. Сверр снова был слишком близко. И перцовый душ лишь на время ослабил то притяжение, что я испытывала к нему.

— Отодвинься… — сипло выдохнула я.

— Еще и приказываешь? — в золоте глаз вспыхнуло веселье.

— Когда мы пришли на твою землю, то чтили ваши законы! — яростно выдохнула я. — Мы ели вашу пищу, уважали ваши ритуалы, принимали запреты…

— Ты нарушила один из них.

— По незнанию! Нельзя винить меня за то, что я живу не так, как ты, Сверр! Я уважаю твой мир и тебя! А ты нарушаешь законы гостеприимства!

— Уважение? — он положил ладони на край дивана, подался вперед. И я ощутила себя в западне. — Ты говоришь о чести, лильган? Мне не нужно доказывать ее тебе! Никому из чужаков! Моя честь и сила омыты кровью, не тебе судить о них! И не тебе говорить! Я чту законы гостеприимства, но хочу то, что ты предлагаешь сама!

— Предлагаю? — теперь изумилась я. — Да с чего ты это взял?

Ильх подвинул ладони и оказался еще ближе. Навис надо мной.

— Все женщины из-за тумана много говорят? — усмехнулся он. — Или лишь ты, Оливия Орвей? И слишком сильно отрицают свою природу. — Он втянул воздух. — Ты пахнешь желанием, лильган. Ты отвечаешь на мой зов. Я сильнее тебя, я риар. Так зачем ты сопротивляешься?

— Отвечаю на твой зов? — заинтересовалась я, пытаясь отрешиться от лавы внутри. Что-то он уже говорил про зов… — Что это?

Сверр обнажил в усмешке-оскале зубы и вдруг положил ладонь на мой живот. Тяжелое прикосновение заставило меня вздрогнуть.

— Ты это чувствуешь, — сказал ильх.

От его руки по моей коже завертелись огненные спирали. Нет, не на коже — глубже. Внутри… Так сладко… И его лицо было так близко… И мой страх вдруг отступил, оставив лишь понимание, что никто и никогда не волновал меня так, как ильх. Он словно ожившая статуя древнего бога, дикий и необузданный варвар. Сколько наслаждения он может дать мне? Сверр прав, я изо всех сил отрицаю притяжение к нему. И свою женскую природу. Ведь тело уже болит от неудовлетворенного желания, лава внутри сжигает внутренности… И я вижу, как тяжело и часто он дышит, как жадно смотрит… Голодный зверь, а не человек… Тот, кто будит во мне такие грезы, что самой стыдно… И не этого ли хотело мое подсознание, когда я приглашала Сверра в свой мир? Мне нужно лишь перешагнуть через страх…

И в тот миг, когда холодный голос разума победила обжигающая чувственность, я подалась вперед и прижалась губами к губам ильха. Жесткие и сухие, как я и думала… Сомкнутые. Осторожно коснулась их языком, провела. Надавила сильнее. Чуть соленые… Губы ильха раздвинулись, и я коснулась языка.

И тут же ильх отстранился. Между темных бровей залегла недовольная складка.

— Что ты делаешь? — рявкнул он.

Я ошарашенно похлопала глазами. Та-а-ак… Очередной провал, госпожа Орвей? Похоже, поцелуи у ильхов тоже не в чести! И никаких нежностей от варвара можно не ждать, если что и будет, то как на шатии — женщина на коленях, мужчина сзади. Страх вернулся с новой силой, и я вскочила.

— Ничего! — буркнула недовольно, злясь на свою минутную слабость. Да, что-то этим вечером ученый во мне все чаще сдавал позиции, уступая место женщине. Выдохнула.

— Так делают люди. Целуют других людей, когда… когда хотят сделать приятно. Доставить удовольствие. Все! Забудь.

Сверр так и остался на корточках возле дивана, посмотрел настороженно.

— Это опасно, — вдруг буркнул он.

— Что опасно? Поцелуи?

— Да. Опасно засовывать женщине в рот свой язык. Если она его откусит, даже у риара новый не отрастет. — Ильх задумчиво качнул головой. — И другие части тела тоже.

Я подавилась, изумленно хлопнула глазами, а потом, не выдержав, рассмеялась. Да так, что от хохота чуть пополам не согнулась! Отлично, дикий варвар, оказывается, боится поцелуев. Прекрасная новость! Так и напишу в отчете!

Сверр склонил голову, глядя по-прежнему недовольно, и добавил:

— Женщину лучше всего брать сзади. Придавив одной ладонью шею, второй держа бедра. Так она не вырвется и не причинит вреда.

«И не откусит ничего жизненно важного», — закончила я про себя. Ну и нравы… Дикие!

— Неужели ты всегда берешь женщину лишь так? — ура, кажется, во мне снова проснулся исследователь. — Неужели у тебя это не случалось… по любви?

Ильх нахмурился.

— Нет. Любовь — для меня плохое чувство, лильган. Непозволительное. Оно способно ослабить риара, а женщине принести много горя. Моя жизнь — бой и сражение. И потому нельзя привязываться слишком сильно. Нельзя держать слишком сильно. Иначе можно потерять и себя. Плохое чувство, лильган.

— Значит, в твоей жизни всегда так? — спросила я. — Только… так, как на шатии? Без… поцелуев?

Он кивнул, нахмурившись. Ильх смотрел остро и слегка озадаченно, словно пытался понять, о чем я говорю и зачем вообще нужны эти поцелуи.

— Мой язык мне еще пригодится, — тряхнув головой, он снова насмешливо улыбнулся и поднялся. Шагнул неторопливо. И сказал спокойно: — Но тебе будет хорошо и без таких… прикосновений.

Я фыркнула, не зная, смеяться мне или плакать. Вот и переступила через свой страх! Уж лучше вернуть на место исследователя и снова забыть о том, что я женщина! На ильха посмотрела уже серьезно.

— Я объясню, Сверр. Ты гость в моем доме. И в моем мире. И как гостю я окажу тебе всяческое уважение. Но, будь добр, и ты уважай меня. Никаких прикосновений, понимаешь? И если тебе кажется, что я отвечаю на твое желание, то прости, мы снова не поняли друг друга.

Сверр склонил голову набок, внимательно глядя мне в лицо.

А я развернулась и, крайне недовольная собой, ушла в спальню, решив, что мне нужна небольшая передышка! Надеюсь, ильх в это время не разнесет мою квартиру… Улеглась прямо в одежде на покрывало и мрачно посмотрела в потолок. Самое плохое, что желание-то никуда не делось. Перед глазами так и стояло бронзовое тело ильха.

С шипением я перевернулась и накрыла голову подушкой. Внизу живота ныло, кажется, я до сих пор ощущала там тяжелую ладонь Сверра. Да уж… Что-то с появлением в моей жизни варвара оставаться холодным и беспристрастным ученым мне становилось все труднее!

Глава 12

Спинка стула треснула, и я отшвырнул его в сторону. Закрыл глаза, втянул сухой воздух, столь непохожий на тот, которым дышат фьорды. Все иное… все чужое.

И она чужая. Надо помнить об этом и оставаться на месте, возле этого окна. Хотя хотелось лишь одного — выбить хлипкую преграду двери и взять тонкое, хрупкое тело…

Потряс головой, сдерживая желания — они до добра не доводят. Надо быть осторожнее. И время тратить на дело, а не на утехи.

Выпрямился, успокаиваясь. Пытаясь успокоиться.

Усмирил ярость, огонь и зов, обернулся. С усмешкой осмотрел комнату девчонки. Многие предметы знакомы, о назначении остальных могу догадаться. Прошелся, вертя головой. Любопытно… Положил ладонь на стену, прислушался к ощущениям. Слабый отклик кольнул пальцы. Люди Конфедерации убивают все, даже камень. Снял с полки стеклянную статуэтку, фыркнул. Не люблю стекло. Им услаждают взор дети Ульхёгга, а особенно почитают риары Аурольхолла. Чужачке понравились бы его сияющие башни. А мне вот эта мысль принесла новый всплеск злости. Отвернулся от статуэтки, запрещая себе думать о том, что может понравиться Лив. В этом помещении все такое же хрупкое и мелкое, как сама лильган. Надави — и рассыплется… Не то что мебель в Нероальдафе. Вот где каждый предмет — основательный, сделанный на века…

Внимательно осмотрел три рожка светильника с ровно горящими прозрачными сосудами. Сунул руку внутрь, сжал. Стекло ожидаемо треснуло, и кожу ужалило электричеством. Хмыкнул — не смертельно, но неприятно. Я удовлетворенно хмыкнул, стряхнул осколки.

В деревянной шкатулке блестели золотые побрякушки, и я презрительно покачал на пальце тонкую цепочку с мелкой подвеской. Недостойный подарок! С такой безделицей к вольнорожденной деве и подойти стыдно. И какой мужчина мог поднести столь позорный дар?

Бросил цепочку обратно.

С интересом открыл дверцы шкафов. Ткани внутри тоже простые — серые и черные. Почти ничего яркого, золотого, красного, расшитого. А ведь Оливия молода. В такие тона на фьордах одеваются скорбящие вдовы. И снова мелькнула мысль, что хотел бы увидеть чужачку в алом. Ей бы пошло… Вытащил с верхней полки черную тряпочку кружев, развернул. Задумался, представляя, как это выглядит на женском теле. Внизу живота стало тяжело. Снова фыркнул. Кажется, даже пар из ноздрей пошел. Тряпку отшвырнул.

Комната маленькая, я обошел ее в несколько шагов и снова вернулся к дивану. Тесно. И скромно. Моя лильган бедна? Видимо, да. Почему у нее нет мужчины, который стал бы ее защищать и дарить драгоценности? Хотя в этом мире людей все не так, и женщины здесь живут сами по себе, это я тоже помню.

Хоть и не понимаю. Зачем они так живут?

На миг задумался. Не мешало бы поспать, все-таки пришлось отдать много силы хёгга, чтобы вывести людей из тумана. Тело ослабло. Но чужие запахи, ощущения, звуки не давали расслабиться. Мне помог бы хороший бой, но и на это не стоит рассчитывать.

Посмотрел в сторону двери, за которой спряталась Лив. И заставил себя отвернуться. Снова обошел комнату. Повертел в пальцах разноцветные блестящие стержни, что россыпью раскатились на столе. Ручки для письма. У меня тоже были такие, но чернила в них давно высохли. Провел металлическим кончиком по бумаге, полюбовался на ровный синий след. Хотел по привычке забрать себе, но вспомнил, что не могу. Отложил с сожалением. Рядом с чужими ручками лежали книги и стопка бумаги. И вся — тонкая, белоснежная. На такой приятно писать… Желание присвоить листы засвербело внутри. Нельзя! Здесь я не могу взять то, что хочу. Здесь все иначе…

С досадой отвернулся, шагнул к проему, что без двери вел в другую комнату. Там теснились впритык шкафы с кухонной утварью, на полке блестели высокие хрупкие бокалы. Снова стекло? Неужели оно так нравится лильган? Я предпочитаю золото. Или железо. Вытащил один сосуд, но не рассчитал силу, и тот треснул в руке. Тихо выругавшись, повертел головой, решая, куда бы пристроить осколки. Высыпал горкой на стол. Второй бокал вытаскивал осторожнее, но и он треснул — пополам, между ковшом и тонкой ножкой. Вспылил и махнул ладонью, сбивая на пол все эти хрупкие вещицы, что не давались в руки! Не люблю стекло…

Осколки брызнули под ноги, я несколько огорченно фыркнул. Оглянулся на дверь, за которой скрылась девушка. И осторожно сдвинул мусор к стене.

В углу тихо заурчал белый шкаф, и я развернулся резко, снеся плечом боковую полку. Озадаченно посмотрел на ее остатки. Все-таки у людей все слишком ненадежное… К чему ни прикоснись — ломается. И это сильно раздражает!

Хорошо, что у меня нет с собой мечей или секиры. Ими я орудую слишком быстро… Боюсь, от урчащего шкафа уже ничего бы не осталось. Но отправляться за туман с оружием слишком рискованно, сталь всегда пробуждает в людях темное и древнее, особенно сталь из Нероальдафе. А я не хочу ничего пробуждать. Я хочу усмирить их страхи и усыпить бдительность.

Снова обошел жилище, рассматривая особенно интересующие меня предметы. На стене висели в тонких рамках цветные портреты. На одном юная Оливия обнимала того щенка, которого мы встретили в Академии. Тщедушный, хилый, трусливый. Высокомерный. В его глазах я видел мнимое и глупое превосходство и в то же время — страх. И еще я видел слабость Лив, когда этот человек был рядом. Что их связывает? Прошлое… Их связывает прошлое.

В сердцах ударил кулаком в стену, скривился, увидев вмятину. И почему здесь все такое хлипкое? Дуну — развалится! Как можно жить в таком доме?!

Стараясь больше ничего не сломать, обошел хрупкий столик, тесное кресло, узкий диван, чахлое растение на полке.

Кошмарное место.

Зато вот содержимое белого урчащего ящика рассмотрел внимательнее. Из его нутра дуло холодом, на полках лежали продукты. Морозный шкаф-холодильник. В моем доме, в Нероальдафе, запасы хранят в подземелье, в котором можно потеряться. И зажигая лампу у дверей, никто не увидит ее свет у дальних полок, настолько оно велико. А здесь — ящик размером с мелкий сундук.

Сунул голову внутрь и понюхал. Пару коробок отмел сразу, а вот одна понравилась. Разорвал плотную бумагу, сжатую так, словно изнутри выкачали весь воздух, и снова обнюхал мясо. Конечно, не свежеубитый зверь, слегка прихваченный огнем, но тоже сойдет. То, чем меня пытались кормить в самолете, до сих пор лежит в животе камнем. Энергетический батончик, так они это назвали.

Фыркнул, на этот раз точно с дымом. Голоден… И зверь близок, надо поесть и успокоить ненужные мысли и желания.

Усмехнулся, смеясь над собой. Не помню, чтобы рядом не было девы, жаждущей услышать зов хёгга. Или быть со мной даже без зова. И в годы войн, и в походах — всегда находились. То пленницы, то желающие подластиться к сильному риару. На фьордах каждая женщина знает, что лучше стоять за спиной мужчины. А уж хёгга — и подавно. А вот эта чужеземка Лив — не знает. Сопротивляется…

Я снова понюхал мясо, размышляя. И вскинулся, прислушиваясь. Звук лифта я уже знал, после — шаги… легкие, девичьи. Неопасные. Потому расслабил плечи и стал ждать, внутренне улыбнувшись.

Похоже, у моей лильган гости, и это женщины. Перворожденные услышали, что мне нужна дева? Посмотрим… Ярость нужно унять, а женщины и смех для этого — верное средство…

* * *

Уснуть не удалось, потому что раздалась настойчивая трель звонка, скрип ключа, а потом бодрое:

— Лив, ты вернулась?! Лив, ты где?!

Я мысленно застонала. Клисиндра! Подруга, у которой были ключи и которая всегда отличалась чрезмерным любопытством! А у меня в доме… ильх!

Подпрыгнув на кровати, я свалилась на пол и бросилась вон из спальни.

Клис явилась не одна, а с нашей общей подругой — Рани. И обе сейчас хватали ртом воздух, глядя на Сверра. Тот тоже рассматривал их — с ленивым интересом и извечной насмешкой в золотых глазах. Ну и конечно, на нем не было ничего, кроме куска ткани, прикрывающей пах. Задумчиво разглядывая девушек, ильх поднял сырое мясо, что держал в руках, и оторвал кусок. Вгрызся белоснежными зубами, прищурился по-звериному, проглотил, не отводя глаз от гостей. Капли крови упали ильху на грудь и медленно стекли вниз — до края кожаной юбки. И на все это подруги таращились с таким видом, что мне стало за них стыдно. А ведь обе весьма неглупы!

— Мамочки… — как-то по-детски пропищала Рани.

— Что вы здесь делаете? — недовольно произнесла я.

— В новостях сказали, что экспедиция вернулась, — слабым голосом ответила Клис, все еще завороженно глядя на варвара. На ее лице проступил предательский румянец, чего я не видела ни разу в жизни. Моя подруга не краснела никогда и не перед кем! Вернее, я так думала.

— И вы сочли своим долгом тут же меня навестить? — вздохнула я.

— Мы за тебя переживали, — промурлыкала Рани, даже не посмотрев в мою сторону. Ее взгляд намертво прилип к Сверру. Похоже, навечно. И теперь метался сверху вниз: от этой невозможной юбки-повязки на бедрах до лица и снова обратно. Подруга выглядела так, словно вот-вот свалится в обморок. Ну, или набросится на варвара.

Я покачала головой.

— Со мной все отлично. Только ужасно устала, завтра меня ждет комиссия, и хотелось бы хоть немного поспать…

— Он настоящий? Он умеет говорить? — придушенно протянула Клис, даже не услышав меня.

Сверр хищно оскалился, склонил набок голову и вдруг… зарычал! Низкий, гортанный звук прокатился по квартире, ударил в стены. Мы дружно подпрыгнули, а проклятый ильх, вздумавший развлечься, откинул голову и рассмеялся!

— Великие боги! — выдохнули подруги. Глаза у обеих вспыхнули, как у мартовских кошек, и я ощутила желание провалиться сквозь землю!

Рани, словно завороженная, шагнула вперед, к ильху. Тот склонил голову набок, прищурился. Кот, поджидающий глупую мышь, недовольно подумала я. Внутри разлился гнев — да что это такое? Дай им волю, и Рани его щупать начнет! Я тоже хотела потрогать ильха, когда впервые увидела, но у меня был интерес научный, а у подруги примитивно женский!

И это ужасно злило.

Хотя разве не должна я радоваться возможности понаблюдать за поведением Сверра с новыми людьми? Должна, еще как должна. Вот только никакого удовольствия я не испытала, напротив — расстроилась. И захотелось пнуть варвара, а подругам дать по шее!

Ужаснувшись своей кровожадности, я развернулась к девушкам.

— Клис, Рани, вы действительно не вовремя, — рявкнула я, хватая их за руки и выталкивая из квартиры. Вот только женских расспросов и любопытства мне сейчас не хватало. Девушки сопротивлялись, покидать квартиру они категорически не хотели. Так что пришлось снова повысить голос. — Мы поболтаем завтра! А сейчас мне надо хоть немного поспать и…

— С ним? — выдохнула Рани, оборачиваясь, а я вспыхнула.

— Одной! — крикнула на весь подъезд. И тут же смутилась. — Пожалуйста! Давайте поговорим потом. Прошу вас!

Подруги переглянулись и, конечно, обиделись. Я лишь вздохнула.

— Будешь должна бутылку шампанского и подробный рассказ обо всем! — объявила Клис, и я согласно кивнула. Все, что угодно, лишь бы ушли! И когда девушки наконец скрылись в лифте, я вздохнула свободнее.

В квартире Сверр неторопливо доедал мясо, стоя на прежнем месте.

— Нет, — объявил он, облизав пальцы. — В такой одежде у нас женщина не дошла бы до улицы. Ее взяли бы прямо там, где она на себя это надела.

Я вспомнила короткое кружевное платьице Рани и тяжело вздохнула. Подняла глаза на ильха. Близко… И притяжение все еще бурлит в крови.

Остатки стула и разбитую посуду я комментировать не стала. В конце концов, я на фьордах разбудила священного зверя, а тут всего лишь бокалы! И, похоже, поспать мне сегодня не удастся! Поэтому самое время поработать.

— Вижу, еду ты уже нашел и даже поужинал. Отлично, из меня плохая кухарка, — буркнула я расстроенно, развернулась и пошла в маленькую комнатку, где стоял стол с моим ноутбуком. Пока зажигался экран, я решала, что именно напишу в отчете для комиссии. Впервые в жизни я сомневалась, стоит ли выкладывать совету все мои наблюдения… И это сомнение грызло изнутри не хуже дикого зверя.

Тронула клавиатуру, поневоле прислушиваясь к звукам в гостиной. Но там было тихо.

* * *

Толкнул дверь и остановился, глядя на уснувшую лильган. Она легла головой на стол, рядом со светящимся экраном. Еще одно изобретение прогресса… Лив спала, ее левая рука беспомощно свесилась, правая лежала под щекой. Я приблизился, осторожно поднял лист бумаги, вчитался в ровные строчки. Буквы прыгали, не желая складываться в слова. На фьордах мы используем для письма другие символы, и сейчас пришлось приложить усилие, чтобы все разобрать. Отчет для ее комиссии. Удержал желание сплюнуть. Внимательно перечитал написанное, хмыкнул.

«Умеет считать до десяти… Знает буквы… Знает географическое расположение других племен… Понимает и принимает понятия гостеприимства, достоинства, чести… Вулкан Горлохум олицетворяется и считается живым… Возможны жертвоприношения… Культ хёггов не изучен… Тотемный зверь не изучен… Вероятно поклонение стихиям… Требуется более полное изучение предмета…»

Улыбнулся, возвращая листок на место.

Развернулся к двери. Что ж, девчонка не рассказала ничего действительно опасного. Как не расскажут и другие. Если кто и начал догадываться, так это старик. Старый муж, мудрый. Многое повидал, я узнавал груз прожитых лет в его блеклых глазах. Он вызывал уважение, и в другое время я преклонил бы перед ним колено, как перед тем, кто достоин такой чести. Может, потому он все еще жив… А вот очнется ли, уже не в моей власти. Ярость риара страшнее его зова…

Старик не только начал догадываться, но и успел сказать девчонке. Я слышал его слова, когда лильган стояла у жертвенного столба. Вот только Лив не поверила, не услышала, не придала значения. Женщина… Мой зов и кровь убитого зверя затуманили ее разум, все силы чужачка теперь тратит на сопротивление.

И это хорошо. Значит, все получится.

У двери обернулся. Спит. Темные локоны упали на щеку, губы чуть приоткрылись. Провел тыльной стороной ладони по рту, словно еще ощущал прикосновение этих губ. И снова в паху стало тяжело. Нахмурился недовольно…

Помню, как мы с Ирвином рассматривали книгу конфедератов. Там были картинки и описания — такие, что горели щеки. Нам было лет по восемь… Книгу у нас, конечно, отобрали и уши надрали, но увиденное я запомнил. Вот только никогда не думал, что захочу повторить. Ни с кем из женщин фьордов такого желания не возникало. Обычно я не спрашиваю даже имя… А вот сейчас, глядя на тихо спящую чужачку, хотел всего, что увидел тогда в книге, но из-за малолетства не смог понять.

Прикосновение ее губ и сейчас горит ожогом…

Приблизился, подхватил легкое тело. Хрупкая… Тонкая. Словно золоченая безделушка. И так же хочется присвоить, взять себе, спрятать в пещере среди сокровищ и никому не показывать… У меня такие желания в крови, укротить их порой непросто. Почему-то Лив хотелось присвоить особенно сильно…

Прошел в ту комнату, где стояла ее постель, опустил лильган на покрывало. Девчонка что-то пробормотала, но так и не проснулась.

Слабая.

И все же — сильная.

Усмехнулся с удивлением. Сильная. Не жаловалась ни разу. Молча стояла у жертвенного столба, не плакала, не просила. Я смотрел на нее из тени, все ждал, когда попросит. Нет, не дождался. И мужчин, что пришли с ней, не звала, не жаловалась. Напротив, отправила работать. Молчала, страха не показывала. Достойная дева… Гордая. Была бы она дочерью фьордов, мужчины принесли бы ей дары, чтобы заслужить благосклонность… А я — украл бы и запер в своей спальне…

Но Лив чужачка. Ее душа запачкана кровью убитого мною хёгга. Она дочь людей из-за тумана, что несут прогресс и разрушение.

Убрал темные пряди с женского лица.

На ее теле — шрамы.

Я рассмотрел их подробно, когда поднимал Лив и нес к шкурам там, в племени у Белого озера. Покачал головой. Второй уже раз несу ее в постель и лишь смотрю… Шрамы тянутся по ее телу бороздами, портят нежную кожу. Откуда? Если спрошу — не скажет.

И мужчины у нее еще не было.

Внутри разлилась нега, сладкое предвкушение. Пока спит — такая нежная, податливая, мягкая… Хочу-у…

Мне нужны воды фьордов, глубина, где студеная влага встречает морозным объятием. Холод, способный унять мое желание к этой девчонке. Но земля воды и скал далеко…

Задумчиво тронул ее губы пальцами. Внутри полыхнуло так, что застило огненным сполохом глаза, отсекая все, оставляя лишь нежное женское тело…

До хруста стиснул челюсти. Надо подумать о том, что будет завтра, на этой клятой комиссии. Еще раз все осмыслить, подготовиться. Но мысли снова возвращались лишь к девушке, что лежала рядом…

Глава 13

Меня придавило к постели что-то тяжелое, и я заворочалась, устраиваясь удобнее. На зыбкой грани сознания проанализировала ощущения. Горячее тело, горячее дыхание…

Доброе утро, Лив!

Открыла глаза, и сразу обожгло взглядом Сверра. Он медленно провел ладонью по моему телу, и оно предательски отозвалось, дрогнуло… Сверр улыбнулся, поглаживание стало настойчивее.

— Ты такая беззащитная, когда спишь, — тихо произнес ильх. — Мне нравится…

И собственнически притянул меня ближе.

Я сонно моргнула и попыталась отодвинуться, но ильх лишь перевернул меня на живот и сильнее вдавил в кровать.

— Хватит убегать, лильган, — тяжело выдохнул он мне в ухо. — Хватит! Ты желаешь покориться мне так же, как я хочу тебя взять!

Мужская ладонь поднырнула под мои бедра, и ильх дернул край джинсов. Плотная ткань треснула так же легко, как и волокно защитного комбинезона. Сверр потащил штаны вниз, оголяя ягодицы. Я забилась еще сильнее, ощутив джинсы где-то в районе коленей.

— Угомонись! — несильный шлепок заставил зашипеть от возмущения. Меня? Ведущего антрополога Академии Прогресса просто шлепнули по заднице, велев не мешать ему, сильному мужчине, получать удовольствие?!

Я завертелась ужом, пытаясь сбросить с себя эту глыбу. И Сверр сжал зубы на моей шее. По-настоящему, не играя. Я ахнула, ощутив этот укус. Правда, ильх тут же отпустил, но желаемое было достигнуто — дергаться я перестала. Настолько меня шокировало это варварское поведение!

— Я хочу видеть твои глаза… в первый раз, — сказал ильх, переворачивая меня. И замер. Видимо, мой взгляд был очень выразительный в данный момент! Сверр нахмурился. Я ощущала его обжигающее дыхание, напряженные мышцы, эрегированный мужской орган. Похоже, кусок ткани с его бедер куда-то делся…

Яростно мотнул головой, вздернул мои руки, припечатал к подушкам.

— Почему ты противишься?! — рявкнул он. И судя по удивлению в голосе, действительно не понимал! — Ты меня желаешь! Отзываешься так, что я теряю… теряю разум! Ты отвечаешь мне, а потом злишься, чтоб тебя Хелехёгг забрал!

— Ты не поймешь, — прошипела я. — В моем мире все не так просто, Сверр!

— Желание между мужчиной и женщиной одинаково везде! — отрезал он. — Разве твои подруги не хотели этого, когда разглядывали меня? В пекло Горлохума твои доводы! — ильх несильно встряхнул меня.

— Я — не они! Я — не хочу…

— Хочешь. Я знаю. — Убежденность в голосе ильха заставила меня скрипнуть зубами. Хочу, он прав. Но не объяснять же ему нашу цивилизованную мораль? Или мою… Не поймет… Ильх вдавился пахом в мой живот, жадно всмотрелся в лицо. — Твое сопротивление лишь ломает нас обоих, лильган… Меня — сильнее. И я больше не могу ощущать твой отклик, а потом слышать это проклятое «нет»! Я лежу здесь уже несколько часов и даже уснуть не могу, потому что чувствую тебя! — оскалился он. Его напряженное, горячее тело почти вибрировало, на шее обозначились вены. И я с ужасом увидела, что в золотых глазах снова вытянулся зрачок. Что же это? Значит, мне не показалось? А ведь я не указала в отчете этот момент. Решила, что почудилось. А вот сейчас, в свете разгорающегося дня, видела ясно!

— Твои глаза… — прошептала я. — Они… нечеловеческие…

Ильх моргнул, и зрачок снова стал обычным. А потом рывком скатился с кровати.

— О чем ты, лильган? — с насмешкой протянул он. Я приподнялась на локте, внимательно глядя в спину удаляющегося ильха. Снова почудилось? Не до конца проснулась? Мотнула головой — хватит! На этот раз я уверена в том, что видела! Его глаза менялись!

Сердце гулко ударилось в ребра. Что это было? Утраченный людьми атавизм? Другая структура глаза? Или… Мысли понеслись ураганом, отодвинув даже возбуждение.

Что имел в виду профессор, называя Сверра не человеком? И как вовремя Максимилиан впал в кому, не сумев ничего объяснить!

Стало страшно. По-настоящему, глубинно. Ильх невероятно силен. Сверхпрочное волокно он разорвал, даже не поморщившись. Он обладает каким-то ментальным воздействием, я уже не могу объяснить свое наваждение просто желанием. Его зрачки сужаются… И племя добавляло это божественное «хёгг» к его имени.

Кто он?

Только ли посвященный или хранитель культа?

Или сам… тот, кому поклоняются?

Я неловко свалилась с кровати, запутавшись в спущенных штанах. Натянула их кое-как, заметалась по комнате. Почему я закрыла глаза на все эти признаки? Почему умолчала в своем отчете о важных фактах? Словно что-то внутри меня заставляло забыть, не думать… Но почему?

Почему, почему! Потому что моя голова была занята агрессивной сексуальностью ильха! И тем желанием, что он будил во мне! Рядом с ильхом я просто утратила способность рассуждать здраво! Идиотка! Про разорванный комбинезон я ведь не написала. Я вообще умолчала о том, что ильх пришел ко мне после шатии. Побоялась нескромных вопросов и презрительных взглядов коллег. Я и так была среди них белой вороной, а тут такой повод для зубоскальства!

Замерла посреди комнаты с занесенной ногой.

Мысли неслись в голове ураганом. Если отбросить все эмоции и посмотреть на ситуацию со стороны, что я увижу?

Экспедицию, в которой каждый из ученых что-то утаил. Мы все. Каждый из нас. Я утаила сведения о приходе Сверра ко мне в шатер, свои смутные подозрения и нестыковки. А мои коллеги наверняка не написали о том, чем закончилась шатия. У каждого здесь, в цивилизованном мире, есть то, что заставило нас всех соврать. Жены, семьи, друзья, репутация, моральный облик…

То есть получается, что мы утаили важные сведения, потому что нас… просто скомпрометировали! Все, кроме Макса, в тот день показали себя не с лучшей стороны. Да, я удержалась от близости, но кто мне поверил? Да никто. Потому что остальные не удержались. Шкуры, древние ритуалы, кровь, музыка… Фьорды разбудили древние инстинкты людей, то, что так долго скрывала цивилизация.

Или их разбудил тот, кто затеял всю эту игру?

Изощренный манипулятор, который незаметно подвел нас к падению в бездну… Позволил стать частью племени, позволил взять чужих женщин… Зная, что мужчины скроют этот факт, а с ним и свои подозрения, если таковые возникнут. Я готова спорить на свою ученую степень, что сегодня комиссия услышит лишь сухие факты и смутную формулировку: мало сведений для выводов! Так поступила я сама. Так напишут остальные.

Лишь профессор был готов сказать правду! Ведь он единственный сохранил трезвый рассудок. К тому же у Макса такая репутация в научном мире, что он ничего не боялся. Но профессор в реанимации. Лишь вовремя введенные лекарства позволили довезти его до людей.

И почти последнее, что учитель сказал мне, Сверр — не человек.

Прикусила изнутри щеку, чтобы успокоиться. Не человек? Но разве это возможно? Что увидел или почувствовал Максимилиан, чтобы сказать такое?

Сила и миоз зрачка — не доказательства. Ильх привык к физическим нагрузкам, он действительно гораздо выносливее рядовых конфедератов. А мне мог достаться бракованный костюм. И почудиться изменение в золотых глазах. А светящиеся радужки — не такой уж редкий случай, в истории полно подобного. Мой коллега написал диссертацию, объясняя это явление! Порой люди даже погибали, потому что из-за вспыхивающих радужек их принимали за зверей и убивали!

Все, что мы видели, вполне объяснимо и понятно. Даже этот проклятый зов! Зачем грешить на ментальное воздействие, если можно просто посмотреть на ильха! Он невероятно привлекателен и мужествен, его окружает аура дикости и силы — вот и вся мистика. Он сексуален и хорош собой. Необычен. Он словно зверь в человеческом облике, будит фантазию и запретные желания! А я двадцатисемилетняя женщина с бушующими гормонами. И нет никаких загадок, есть лишь примитивный инстинкт.

Или нет?

Проклятие! Я уже ни в чем не уверена!

Нет! Хватит! Я уверена. И моя интуиция давно орет, что дело нечисто!

И еще я видела хёгга. Да, смутно, да, слишком мало, но… видела. В краткий миг разомкнувшегося марева я видела его. И не поверила своим глазам. Да что там, я и сейчас не верю…

Но если я прилюдно выскажу предположение, что Сверр — не человек, меня поднимут на смех. Это Максимилиану позволены смелые теории и сумасбродные идеи, за ним весомый опыт и достижения в науке. Ему позволено ошибаться. Но не мне. И, прежде чем заявить, я должна знать точно.

А для этого мне нужен всего один анализ… Конечно, желательно сделать развернутое исследование генома, но на это у меня нет времени. Зато я могу распознать человеческие белки в крови, это быстро…

И нужна лишь капля крови Сверра.

Я придержала разорванные джинсы. И как мне получить кровь ильха? Сомневаюсь, что он добровольно предложит мне свою вену для исследований. А подтвердить свои теории я должна до комиссии…

А времени все меньше.

Что же делать?!

Я метнулась в ванную, что примыкала к спальне. В тесном пространстве помещалась лишь душевая кабина и унитаз. Открыла кран, поплескала в лицо холодной водой, не обращая внимания на промокшие штаны.

Есть один вариант, как заполучить кровь ильха. Воткнуть в него иглу незаметно, конечно, не выйдет. А вот если его внимание будет в этот момент сосредоточено на другом… Например, на женском теле. Здесь я могу говорить лишь как теоретик, но вроде во время секса мужчина думает не головой…

Я плеснула водой снова. И решительно, с каким-то злым азартом стянула с себя джинсы. Следом полетели майка и белье. Вытащила из аптечки гладкую капсулу с иглой. Выдохнула. Развернулась к зеркалу.

Когда-то я приняла решение, что мое будущее — только наука. До этого я мечтала о чем-то большем, любила веселье, спорт, свою собаку… Сергея… Он тоже говорил, что любит. Я верила. И даже после того ужасного случая — верила. А вот потом, когда разделась перед любимым и увидела его взгляд — полный ужаса и отвращения, верить перестала. Да, Сергей быстро взял себя в руки, бросился обнимать, но внутри меня уже что-то сломалось. Красота и шрамы — несовместимы. Они как реактивы, что никогда не смешиваются. Ни при каких условиях, будь они прокляты!

В моей жизни было очень много работы, наука, кафедра, новая должность… Свадьба Сергея. Мой лучший друг, что до сих пор ощущает свою вину.

А вот мужчины — не было.

Я медленно, заставляя себя, провела ладонью по шрамам. Противно… Не такой должна быть женщина.

За прошедшие годы я лишь раз решилась снова раздеться перед мужчиной — случайным, незнакомым. И снова — взгляд, полный отвращения, моя невозможность дышать, мой стыд, удушающая паника, ингалятор… Больше я таких попыток не предпринимала.

И вот сейчас решила выступить соблазнительницей? Смешно. Но стоило подумать об этом, внутри стало так горячо и сладко, что я зажмурилась. Нет, не смешно. Совсем…

Тихо вернулась в спальню. Покосилась на смятую постель. Что я творю, дурная?

Капсулу спрятала в изголовье и произнесла-выдохнула:

— Сверр…

Так тихо. Не звук — шелест. И обычный человек ни за что его не услышит. Если не услышит ильх, то я плюну на свои подозрения и…

Он услышал. Остановился в дверном проеме, привалился плечом к косяку. Между бровей — хмурая складка, губы недовольно сжаты. Прикрыть себя хоть чем-то не удосужился, но вниз я старалась взгляд не опускать. Сверр медленно осмотрел мои краснеющие щеки, вырез халатика, ладони, нервно дергающие поясок, босые ноги… Снова вернулся к лицу. И поднял вопросительно брови.

Я мучительно выдохнула. Проклятье! В теориях все гораздо проще… А в реальности я лишь краснею и нервничаю.

— Ты прав, — голос-то какой сиплый, надо же… — Я… Я хочу… этого… Тебя. Близости с тобой. Просто… это все сложно. Для меня.

— Подробнее.

— Что?

— Подробнее, Оливия. Скажи, чего ты хочешь.

Я вскинула голову, прекратив теребить этот злосчастный пояс. Ах так? Значит, просто у нас не получится? Услышать хочет? Сжала на миг кулаки, как перед выступлением в Академии, выдохнула. И произнесла четко:

— Я хочу заняться с тобой сексом. Хочу почувствовать твою силу, твою тяжесть, твое тело. Хочу, чтобы ты прижал меня к этой кровати, лег сверху, раздвинул мне ноги и…

Тут я все-таки сдулась и осеклась, но услышанного ильху хватило. Он сделал два шага и оказался рядом. Мягко толкнул меня к кровати, склонил голову, наблюдая. Я не удержалась и упала на постель, полы халата разлетелись. Сверр поставил на край одно колено, посмотрел сверху. И на миг мне стало страшно. Сейчас, когда он смотрел на меня и в золотых глазах плескалось желание, я с какой-то отчаянной убежденностью поняла, что ограничиться ласками не получится. Только не с ним…

Ильх дернул поясок, отбросил ткань с тела. Я инстинктивно закрылась. Нормальная женщина прячет от мужского взгляда грудь или низ живота, а я вот — шрамы. Сверр развел мои руки, а потом провел пальцем вдоль рубца под грудью.

— Это была хорошая битва, Лив? — негромко спросил он, продолжая меня гладить.

Я непроизвольно ахнула. Проклятие, никогда не думала, что мне может понравиться такое прикосновение…

— Плохая. Очень плохая, — хрипло отозвалась я. — Но я победила…

Он поднял голову и улыбнулся. Одобрительно, с восхищением. И я прикусила губу, ощущая разливающееся внутри удовольствие. Сверр не жалел меня, как делали все вокруг, и в его глазах не было ни капли отвращения. Лишь необузданное желание… Словно для него не было ничего удивительного в таких отметинах, и значение имело лишь то, как они достались.

А потом варвар опустился и провел языком по шраму на животе. Я дернулась, пытаясь отстраниться, но он не позволил. Лишь вскинул голову на миг, полоснул золотистым взглядом и снова лизнул. Чуть ниже. Не целовал, а трогал языком, запоминая мой вкус.

И эти странные влажные движения будили внутри что-то дикое…

Я ощущала его голод — первобытный, желание — звериное и горячее. И вдруг поняла, что страха нет. Ни капли. Даже тогда, когда он переместился, накрыл собой. Ильх ничего не говорил, никаких слов о моей красоте, но я видела, как напряжено сильное тело, как тяжело Сверр дышит. Он хотел меня столь откровенно, что слова точно были не нужны.

Опустил руку и сжал ладонь на гладком лобке.

— Ты здесь шелковая, — удивленно сказал ильх. — Нет волос?

— Я… Мы… Женщины… Мы их удаляем, — пробормотала я, пытаясь справиться со своим дыханием. Выходило так себе… — Все волосы с тела. Навсегда.

— Да? — он снова потрогал, лицо стало хищным. — М-м… Интересно…

Я не выдержала и прижала внизу его ладонь, инстинктивно желая ощутить его прикосновение глубже. Шершавый палец коснулся эрогенной точки, и я вздрогнула, застонала. Глаза Сверра вспыхнули интересом, и он погладил уже сам, углубляя и усиливая ласку. Я заметалась, выгнула спину.

Ильх издал сдавленное рычание, лаская и жадно ловя столь очевидные признаки моего возбуждения. Наклонил голову, провел языком по шее.

— Еще… еще… — лихорадочно прошептала я, подаваясь навстречу.

Обхватила ладонями его плечи, получая какое-то первобытное удовольствие от ощущения пластин мышц под горячей кожей, от тяжести мужского тела. Погладила широкую спину — от лопаток до поясницы с ямочками, тронула крепкие ягодицы. Мне так нравились прикосновения, что хотелось делать это бесконечно. Ласки Сверра стали жестче… Он тоже изучал меня — касался, сжимал, ласкал… Не выдержав, я скользнула рукой вперед, провела ладонью.

Сверр рывком перехватил мою руку, вздернул, прижал к покрывалу. Сплел пальцы и коленом раздвинул мне ноги. Сквозь пелену хмельного возбуждения на миг кольнул страх…

Ильх словно почувствовал, вскинул голову, посмотрел в глаза… И снова уже знакомое ощущение лавы. Она расплавленным озером растеклась внизу живота и забурлила внутри. Я откинула голову, прогнула спину и застонала. Желание в его чистом виде заменило кровь в моих венах. Сверр тяжело вдохнул, надавил внизу. Властно сжал одной рукой бедро, не позволяя отстраниться. Да я и не пыталась… Качнулся, жадно всматриваясь в мое пылающее лицо. Мы оба задыхались… Но страха больше не было. Ничего кроме чистого желания. И когда он качнулся снова, я сама подалась к нему, цепляясь за плечи. И правда — каменный… И каждое прикосновение сводит с ума, подчиняет, забирает разум…

Ильх издал рычание — совершенно нечеловеческое — и ворвался в мое тело уже до конца, вырывая из меня стон. Сильнее, сильнее, сильнее… Лава внутри пузырилась словно шампанское, я ничего не понимала… я чувствовала. Сильно, остро, восхитительно… Так ярко, как никогда в жизни. Боль пришла и пропала, утонув в бурлящем пламени. Оставшейся каплей моего разума я успела подумать, что в первый раз никто не испытывает оргазма… А потом забилась в сильных руках и закричала от самого мощного удовольствия в своей жизни. Кажется, все мои нервные окончания взорвались, все рецепторы сошли с ума, а я превратилась в комок оголенных эрогенных точек! Я потерялась в этом наслаждении, я забыла, кто я, осознавая лишь, кто он… Золотые глаза держали и приказывали, пока бронзовое тело двигалось надо мной. И лишь когда Сверр откинул голову и сдавленно зарычал, я на миг вспомнила, зачем все это затеяла. Гладкий цилиндр легко лег в ладонь, я приложила его к ноге ильха в тот момент, когда ощутила внутри пульсацию. Игла легко вошла в кожу и снова спряталась, цилиндр скатился с ладони на ковер.

Мужчина замер на мне, тяжело втягивая воздух. Показалось, что он почувствовал иглу и все понял… И прямо сейчас свернет мне шею. Он-то может, это я ощущала всей своей несуществующей интуицией, будь она неладна! И когда Сверр поднял руку, я вжалась в сбитые простыни. Но он лишь провел ладонью по моей щеке — погладил. И рывком откатился, встал. Усмехнулся.

— Поищу какой-нибудь еды, у тебя с этим плохо, лильган.

И, развернувшись, ушел.

Я рассеянно похлопала глазами ему вслед и вздохнула. У меня только что был невероятный секс. С самым неромантичным мужчиной на свете. Проще говоря — с варваром. Ни одного поцелуя, ни одного ласкового словечка и экстаз, который, кажется, сломал мой ученый мозг. Только думать об этом нельзя, сначала — дело. Вскочила, содрала простыни, на которых остались следы нашей близости, поморщилась. Воровато оглянувшись, подобрала цилиндр с каплей крови ильха и отправилась в ванную. Там кинула испачканное белье на пол, залезла в кабинку. Торопливо привела себя в порядок и вышла, оставив включенной воду. В углу хранился короб с медикаментами и некоторыми реактивами. Я сунула за щеку таблетку-нейтрализатор, избавляющую от нежелательных последствий близости. Мне нужно сделать лишь один анализ, распознать, человеческая ли кровь в шприце. Пристроившись на крышке унитаза, я достала прибор, которым пользуются криминалисты, а иногда — антропологи и исследователи. В капсуле — калий и магний, а под действием щелочи гемоглобин человека и животного ведет себя по-разному. Всего несколько минут, и на индикаторе покажется полоса — зеленая, если кровь человеческая, красная — если нет. Большего я узнать пока не смогу, нужна лаборатория, но на главный вопрос ответ получу.

Открыла крышку, капнула кровь из шприца, закрыла. И замерла, тяжело дыша. Мысли упрямо возвращались к тому, что пять минут назад случилось в комнате, к влажным движениям, тяжелому дыханию, стонам… Наслаждению… Так что пришлось приложиться затылком о стену, чтобы прийти в себя. Это все ради исследований, все ради науки! Если повторить сей нехитрый постулат постоянно — можно и поверить… Где-то в комнате стукнуло, и я подскочила, чуть не уронив прибор.

— Лильган? — негромко позвал за дверью Сверр.

— Я сейчас… выйду! — крикнула торопливо, не сводя глаз с капсулы. Ну давай же… Давай! Подняла емкость, посмотрела на свет. Дыхание в груди прервалось…

Глава 14

Хочу повторения.

Лильган спряталась за дверью, плещется в воде. Переживает? Я прислушался к шуму воды. Да и почему меня это должно волновать? Ей было хорошо. Ее наслаждения пришлось ждать недолго, отзывчивое тело вспыхнуло в моих руках факелом и пылало так ярко и горячо, что заставило меня потерять голову. Не зря желал ее с первой минуты. С того мига, как увидел в тумане. Только вышло все… странно. Тело получило удовольствие — яркое, желанное, а вот разум и душа…

Нахмурился, пытаясь понять.

Возможно, дело лишь в том, что все вышло непривычно для меня. Хриплые стоны, влажное дыхание, ее руки, вцепившиеся в мои плечи, и ее взгляд — затуманенный, обжигающий… Проклятие! От воспоминания снова полыхнуло внутри. Хотелось вытащить чужачку из-под воды и повторить. Кажется, я забылся там, в этой маленькой комнате, на узкой кровати. Забыл, кто я и где, ощущая лишь девушку, что так страстно отзывалась на мой зов. И хотелось продлить нашу близость как можно дольше, словно это нечто большее, чем простое соединение мужчины и женщины. В Нероальдафе из ночных удовольствий не делают таинства, мы не прячем наши желания за лицемерием или ханжеством. Это так же естественно, как другие желания — голод или жажда… И когда из моей спальни уходила очередная девушка, я не хотел ее задержать или узнать, что она чувствует.

Сейчас — хочу.

Потряс головой. Не стоило смотреть Лив в глаза… Надо было сделать все так, как привык, а не изучать ее тело пальцами и языком.

Желание что-нибудь сломать снова обожгло внутри. Фьорды зовут… мне тесно в мире Конфедерации. Все чужое. Непривычное. Вызывающее злость или раздражение. Даже Оливия… Она будила внутри что-то новое, и это мне не нравилось. Я не хочу узнавать ее. Но уже знаю слишком много… И хочется большего.

Поймал себя на том, что не прочь продолжить узнавание прямо сейчас. Одного короткого раза мне мало. Но она была такой шелковой, нежной, огненной, что это не могло продолжаться долго…

Фыркнул, снова прислушался. Где Лив? Вода льется чересчур долго, пора бы ей и выйти. И внутри неспокойно… Причин я не понимал, но уже злился. Нахмурившись, пошел к спальне, намереваясь выбить хлипкую дверь, если девчонка не откроет. Дурное предчувствие кольнуло внутри. Но Лив сама появилась на пороге — с влажными волосами и розовыми, распаренными щеками. Отвела взгляд.

— Нам пора собираться, Сверр. Через час мы должны быть в Академии, на заседании комиссии. Почему ты так смотришь?

Приподнял ее подбородок, внимательно глядя в глаза. Серо-зеленые, как воды фьордов.

— Тебе больно?

Да, во время близости она ощущала наслаждение, в этом я не сомневался. Но что сейчас? Слышал, после женщинам бывало не по себе… правда, меня никогда не волновали подробности. Когда я желал женщину, то ко мне приходила дева, а после убиралась с благодарностью и подарком. Но у людей Конфедерации, кажется, все по-другому. Эту часть человеческой жизни я знал плохо. Те книги об отношениях, что довелось прочитать, вызвали лишь хохот — мой и а-тэма. И к ним я больше не возвращался. Меня интересовало оружие, корабли, самолеты, снаряжение — страшные порождения прогресса.

Она качнула головой, влажные прядки скользнули по моей ладони. И снова в паху стало горячо и тяжело.

— Нет? — опустил руку и тронул ее между ног.

Лильган округлила глаза и пискнула.

— Ты что делаешь?

Погладил еще. Между ног она была шелковой, ни единого волоска. Это странно и дико возбуждает… Когда я двигался в ней, то видел, насколько она открытая…

Чужачка… Но такая желанная, что я теряю себя. И злюсь…

Непонятно…

— Прекрати!

Лив снова покраснела. А я неожиданно для себя тронул пальцем ее губы. Она приоткрыла рот, и кожи коснулся язык. Сладкое, тугое вожделение развернулось внутри так мощно, что прижал девчонку к стене. И мне вдруг захотелось засунуть язык в ее рот. Интересно, как это ощущается? Ее губы такие же шелковые и нежные? Дернул тряпочку, которой она снова укрылась. Лив забилась, пытаясь оттолкнуть слабыми руками, и я улыбнулся. Азарт охоты вспыхнул в крови, моя добыча снова сопротивлялась… моя. И на этот раз не буду заваливать ее на спину, в глаза уже насмотрелся…

— Сверр, нет! — вдруг рявкнула она с такой силой, что я удивился. Откуда мощь в этом хрупком теле?

— Нет! — она уперлась ладошками мне в грудь, тяжело дыша. В зелени глаз мелькнула паника. — Хватит! Нам уже надо ехать! Нас ждет совет!

Хотел послать этот совет в пекло Горлохума, но не стал. Я здесь не для утех, а теряю голову, развлекаясь с девчонкой. Расслабился с ней, забылся…

Отстранился рывком, злясь на себя.

— Тогда веди, лильган, — сказал я, успокаивая дыхание. И желание…

* * *

Я щелкнула кнопкой кофемашины, сделала глоток напитка и открыла холодильник, размышляя, что делать с завтраком. Вытащила пачку яиц, вздохнула. Готовить я не умела, всегда обходилась сухими перекусами или питалась в кафе рядом с Академией. Но ильха-то кормить надо? Мне и так уже можно выписать премию и дать звание «худшая хозяйка для представителя фьордов»!..

Хотя…

Покраснела и со злостью засунула воспоминания в самый дальний угол своей памяти.

— Что ты делаешь? — Сверр возник за спиной неожиданно и бесшумно, так что пачка выскользнула из рук и на мои ноги выплеснулся яичный желток.

— Вот же гадство! — выругалась я, присаживаясь на корточки. — Ты остался без завтрака!

— Я переживу.

— Омлет — это единственное, что я умею готовить!

— Ты снова боишься, Оливия. — Я вздрогнула и посмотрела на ильха снизу вверх. Его внимательный взгляд, казалось, пытался добраться до моей души и прочитать ее. Или он это уже сделал?

— Ты так хорошо разбираешься в эмоциях?

— В запахах, — невозмутимо сказал Сверр. — Страх всегда имеет запах. Ночью ты пахла по-другому, и страха не было. А сейчас он переполняет тебя.

Я медленно выпрямилась, посмотрела Сверру в глаза. Почему годы занятий наукой не подготовили меня к утру с мужчиной? К тому, что надо что-то говорить, делать, к тому, что я буду чувствовать? Говорить и ощущать… к тому, насколько все это будет остро. Лишь научный эксперимент? Все ради науки? Ну да, скажите это моим эмоциям, что бушуют разрушительным торнадо и напрочь сносят мозги, словно соломенную крышу!

И ни одна ученая степень не может помочь мне справиться с этим!

Сверр качнулся ко мне, положил ладони на стойку за моей спиной. И я оказалась в кольце его рук.

— Почему, глядя на тебя, я забываю обо всем, лильган? — тихо произнес он. Мое сердце рухнуло и, кажется, тоже треснуло, словно хрупкая яичная скорлупа.

— Мы опаздываем…

Он усмехнулся, словно насквозь видел все мои глупые и никчемные доводы. В пекло Горлохума — так он вчера сказал. И на короткий миг захотелось плюнуть на совет и Академию, закрыть дверь, запереться с ильхом в спальне и остаться там навсегда.

Я мотнула головой, понимая абсурдность своих желаний. Да и Сверр убрал руки и отошел, словно тоже принимая необходимость ехать.

При выходе из дома мне повезло меньше, чем вчера, в лифте мы столкнулись с пожилой парой — Анной и Джоном Борк. Я уже приготовилась к любопытным взглядам и даже вопросам, но, к моему удивлению, соседи не обратили внимания ни на меня, ни на моего странного спутника в шкурах. Они держались за руки, улыбались, тайком целовались и были поглощены друг другом, как подростки, познавшие прелесть первой любви.

— Прекрасное утро, прекрасное! — радостно провозгласил лысоватый и пухленький господин Борк, выходя на улицу.

— Чудесное! — не менее радостно отозвалась его супруга Анна.

Я с недоумением посмотрела сначала вслед супругам, потом на хмурое, свинцовое небо и опавшие листья на тротуаре. И покачала головой.

В автомобиле Сверр безмятежно смотрел в окно, пока мы ехали, по его спокойному лицу и не скажешь, что обстановка для ильха незнакомая. Глядя в золотые глаза можно было предположить как раз обратное: что Сверр — король мира как минимум. Он снова облачился в свою одежду — ткань на бедрах, накидка из шкур на плечах, меховые начи… Ну а клыки, обруч и прочие атрибуты ильх и так не снимал.

Я вдруг вспомнила, как покачивался у лица черный клык на кожаном шнурке каждый раз, когда Сверр входил в меня…

Вцепилась в руль автомобиля, стиснула зубы.

Мне не стоит вспоминать об этом…

К тому же это больше не повторится.

Когда показалась арка моста, Сверр повернул ко мне голову.

— Останови.

Сказал негромко, а я вдруг подумала, что он всегда говорил так. В его интонациях каждый раз присутствовал приказ, не высокомерие, а спокойное понимание, что сказанное им будет исполнено. Этот ильх привык к подчинению во всем…

Я нажала на педаль тормоза, сворачивая с дороги к тротуару. Сверр вышел, подошел к чугунной ограде реки. Я тоже выбралась из автомобиля и прислонилась к дверце. Отсюда открывался прекрасный вид на город, и впервые мне казалось, что я смотрю на него иначе. Что я вообще впервые смотрю на него. И вижу дутые арки железных мостов, иглы строений из стали и стекла, вращающиеся рекламные баннеры и щиты, на которых улыбались белозубые девушки, низкое небо, царапающее брюхо о шпили, опавшую листву, сбившуюся стаями у бордюров…

Сверр положил руки на ограду. Его звериную шкуру трепал ветер, и почти обнаженное тело выглядело дико на фоне столичных небоскребов. А мне хотелось узнать, о чем он думает, глядя на мой город.

Тихо встала рядом.

— Сегодня холодно, скоро зима, — испытывая странное смущение, произнесла я. Посмотреть на ильха было выше моих сил. — Ты замерзнешь…

Он усмехнулся. И погладил чугун ограды, словно прислушиваясь. Я сглотнула, глядя на его руки. Против воли в голову лезли воспоминания о нашей близости. О его руках, что держали меня и гладили… Я сжала зубы, запрещая себе думать и вспоминать. Но даже при моем лишь теоретическом опыте я осознавала, что никогда больше не встречу такого, как Сверр. Второго такого просто нет.

Отвернулась резко, уставилась на реку. За спиной работал автомобиль, редкие пешеходы останавливались, глазели на Сверра. Несколько девушек-студенток уставились на него с таким восторгом в глазах, что я снова ощутила досаду.

— Нам надо ехать. Совет… — тихо сказала я. Ильх не видел медленно собирающуюся толпу, его взгляд скользил по зданиям города, а пальцы гладили чугун ограды. И на миг мне показалось, что мост звенит под его рукой, словно тот инструмент, что я видела на фьордах. Ди-ин-шорх…

— Тебе нравится здесь? — спросил Сверр.

Я нахмурилась. Нравится? Странно, но я никогда об этом не задумывалась.

— Конечно. Это мой дом. — Указала рукой на сквер за рекой. — Вон там мы гуляли с родителями, когда я была совсем крошкой. А за тем зданием расположена моя школа. Рядом магазинчик сладостей, таких вкусных булочек нет больше нигде. А в той стороне — Академия. Когда я впервые туда попала, то чуть не умерла от восторга. До сих пор не верю, что работаю там… Да, мне нравится мой мир, Сверр.

Он повернул голову, глянул остро.

— Каждый должен любить свой дом. Я понимаю, Оливия. Поехали.

И, развернувшись, прошел к автомобилю. Когда мы тронулись, в зеркало заднего вида были видны любопытствующие, с разочарованием глядящие нам вслед.

Стоило подняться с подземной парковки Академии в фойе, как на меня тут же налетели коллеги.

— Лив! Ты прекрасно выглядишь! Кофе? — поприветствовал Клин и сунул мне в руки картонный стаканчик. Подумав, протянул Сверру второй, но тот отрицательно качнул головой. Я бросила короткий взгляд в зеркало закрывающегося лифта. Темно-бордовая юбка ниже колен, шелковая светлая блузка, туфли на каблуках… На макияж времени уже не хватило, но выглядела я сегодня на редкость хорошо. Коллега радостно улыбнулся ильху, тот ответил сдержанным кивком. — Вас уже ждут. Ты не представляешь, что там творится. На совет явились все, даже Андерс Эриксон приехал! Все желают увидеть наши образцы и услышать подробности. Ну и, конечно, познакомиться с живым представителем фьордов!

Я сглотнула вязкую слюну.

— Да уж, если сам знаменитый Эриксон почтил своим присутствием — будет жарко. Впрочем, жарко будет по-любому! Жаркая ночь, жаркий день…

— Ты о чем? — не поняла я.

— Да поговаривают, ночью случились вспышки на солнце. Или комета пролетела. Или что-то еще, повлиявшее на активность жителей города. Не слышала? В новостях говорили.

— Я сегодня не включала телевизор, — пробормотала я. — Лучше расскажи, как Максимилиан? Ты знаешь?!

— Он в реанимации, — посерьезнел Клин. — Все-таки наш профессор немолод, сама понимаешь. Кома… Теперь все зависит от него самого.

Я кинула быстрый взгляд на Сверра. Тот по-прежнему смотрел равнодушно, почти отстраненно.

Отвернулась.

— Что ж… я готова, — решительно сжала свою папку с отчетом. — Идемте.

Конференц-зал встретил нас гулом голосов. Благо журналистов здесь не было, первое заседание только для ученых. Я прошагала до отведенного мне места, впечатывая каблуки в паркет. Сверр шел рядом, в золотых глазах плескалась ленивая насмешка. Зато мои коллеги тянули шеи и вскакивали, пытаясь рассмотреть ильха.

Когда мы сели, председатель совета ударил молоточком, призывая к порядку.

— Внеплановое собрание высшей комиссии Академии Прогресса объявляю открытым!

Со всех сторон на ильха глазели любопытствующие, но, похоже, его это не беспокоило. И самым интересным для Сверра стал набор блестящих ручек с золотыми колпачками. Одну он вертел в пальцах, потом без смущения засунул куда-то под шкуру. Подумал и забрал все остальные. Ученые, наблюдающие за ильхом, насмешливо ухмыльнулись. Я же внезапно рассердилась.

Дикарь, ворующий ручки. Что тут смешного?

Отвернулась и уставилась на бутылку зеленого стекла перед собой, чтобы не видеть ни ильха, ни коллег.

Первыми выступали историки и геодезисты. Мы выслушали подробный отчет об отделении фьордов. Самым значимым докладчиком, конечно, был тот самый Андерс Эриксон — исследователь, посвятивший жизнь изучению тумана. Мы все читали его работы и выслушали с интересом.

— Первое появление тумана, по нашим данным, относится к началу эннской эпохи, — неторопливо начал Андерс. Краем глаза я увидела, как блеснули глаза Сверра. Но ильх остался недвижим. — О событии, положившем начало появлению этой завесы, известно мало. Наша цивилизация на тот момент находилась лишь в начале своего пути, люди умели читать и писать, строили первые лодки-корабли, каменные дома и шили одежду. Но летописи велись кое-как, многие события приукрашивались. Поэтому сейчас мы можем лишь выдвигать теории, основываясь на довольно скудных данных. Итак, в начале эннской эпохи произошел сдвиг земной коры. Причиной послужило извержение вулкана. Как описывают историки тех дней, огонь и пепел извергались столь обильно, что погребли под собой целые поселения, а море закипело. Смертельное извержение в разных культурах объясняли по-своему. Кто-то считал, что это гнев богов за грехи, кто-то — что кара самой земли. Мой народ считал извержение яростью великого Хелехёгга…

— Кого? — вскинулась я. Председатель посмотрел укоризненно, но знаменитый исследователь лишь улыбнулся.

— Так предки моего народа называли крылатого огнедышащего змея, госпожа Орвей. И считали, что именно его гнев обрушился на мир извержением лавы. Поклонение змею сегодня забыто, хотя до сих пор храмы Хелехёггу можно найти в горах моей страны. Говорят, что в них всегда горит огонь, хотя его никто не зажигает… — Андерс помолчал и вернулся к туману. — Как мы все знаем, религии зачастую имеют реальную основу. Ту, что с веками преобразовалась, обросла мифами и легендами и предстала в виде, удобном и понятном людям. Но сейчас мы не будем говорить о теологии, а вернемся к извержению. После того как лава остыла, а пепел опал, люди обнаружили, что огромные территории нашей планеты скрыты туманом. Так мы назвали ядовитую субстанцию, которая оказалась непреодолима. Люди в ней полностью утрачивали ориентиры. Развитие научно-технического прогресса также не смогло помочь. Техника вязла в тумане так же, как и люди. Но! — Андерс обвел притихший зал взглядом. — Несколько лет назад мы обнаружили, что плотность тумана на разных участках неоднородная. Что он… редеет! И предположили, что вскоре сможем его пройти! Мы сделали спектральный анализ по всему периметру завесы и вот что обнаружили, — исследователь указал точки на карте: — В трех местах плотность тумана сократилась почти в двадцать раз. Мы снова начали искать способ пробиться на другую сторону, и каково же было изумление исследователей, когда получили ответ с фьордов. — Эриксон слабо улыбнулся Сверру, а на экране возник пергамент. — Как вы знаете, очередное послание было брошено в море, мы надеялись, что Анфинское течение затянет капсулу под туман. Так и произошло. Наше послание получили ильхи, а наш гость — Сверр — не только ответил, но и точно указал местоположение, где сможет встретить группу из Конфедерации. Капсулу с ответом мы также обнаружили в море и сразу начали подготовку к миссии. Удачной миссии! И все это случилось благодаря тому, что завеса истончилась…

— Но почему туман поредел? — не выдержал кто-то.

Андерс помолчал.

— Мы так и не нашли ответ, — с видимым сожалением произнес он. — Как и не смогли объяснить его появление. Возможно, это естественный процесс, господа. Все же мы далеко не все знаем о нашей планете, и некоторые явления до сих пор загадка. Туман — одна из них.

Поклонившись, докладчик сел. Сверр не двигался, ручки его больше не интересовали.

Следующим был Юргас. Отчет военного оказался сухим и коротким. Географическое расположение племени, количество аборигенов, соотношение мужчин и женщин, виды вооружения… Я его плохо слушала, блуждая взглядом по круглому столу, за которым разместилось три десятка человек. Выдающиеся ученые и политики. Те, от кого зависит жизнь всей Конфедерации. Некоторые лица я видела вживую впервые. В голове промелькнуло — да вы стали важной шишкой, Оливия Орвей… Вот только радости я почему-то не испытала. И с удивлением вспомнила, что так и не позвонила Сергею, чтобы хоть что-то объяснить…

И вдруг почувствовала облегчение. И хорошо, что не позвонила! Сергей давно живет своей жизнью, а мне пора заняться своей. Какой бы она ни была. На этом совете моего друга не было, его специализация была иной. И почему-то его отсутствие здесь и сейчас тоже порадовало.

Покосилась на ильха и тут же попала в плен его глаз. Он смотрел на меня — горячо, обжигающе… Так, что еще чуть-чуть, и коллеги начнут перешептываться, а то и ухмыляться. Нахмурилась и отвернулась. Хотя дыхание перехватило, а колени ослабли… И сразу накатило сладкой волной воспоминание о его руках, прижимающих к постели, о языке, ласкающем кожу…

Сжала под столом кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Клин тоже уже закончил доклад, и поднялся Жан. Особенности языковой культуры ильхов, построение слогов, языковые модуляции и прочее, и прочее… Лингвисты ахали и записывали, мелькали ручки, шуршали листы. Задавать вопросы до оглашения всех отчетов было запрещено, так что пока присутствующие пыхтели, но молчали.

— Доклад антропологов Максимилиана Шаха и Оливии Орвей! — объявил председатель. И помрачнел. — Как известно коллегам, наш уважаемый профессор сейчас находится в реанимации. — Над столом пронеслось эхо голосов. — Профессор впал в кому на фьордах. К счастью, его успели доставить в больницу, а врачи делают все возможное. Мы все надеемся, что уважаемый господин Шах придет в себя и мы услышим его отчет. А пока выступит его заместитель — госпожа Орвей.

Я судорожно глотнула воздух и поперхнулась. Закашлялась и поймала первые снисходительные взгляды коллег. И тут ощутила ладонь Сверра на своем сжатом кулаке под столом. Причем лицо ильха оставалось таким же отстраненным, как и прежде.

Я убрала руку, схватила стакан с водой, выпила. Поднялась.

— Приветствую уважаемое собрание. Председатель, коллеги… — я быстро произнесла все положенные слова. — Как вы все понимаете, основная цель нашей экспедиции — это поиск и наблюдение людей, проживающих на фьордах. Нам повезло. Капсулу с посланием обнаружил ильх, — я не обернулась на мужчину, но всем телом ощущала его взгляд. Кажется, он даже прожигал мне кожу… — Он же сумел написать ответное послание и запустить механизм возвращения капсулы. Наверняка все знают, что это устройство довольно примитивное и срабатывает автоматически через некоторое время. Но это предыстория… — заметила я нервозность коллег. — О населении фьордов мы не знали ничего. Даже меньше, чем ничего, потому что все наши зонды передавали лишь мутные пейзажи или мешанину из силуэтов и теней, что порождало жуткие домыслы. Однако фьорды встретили нас гостеприимно. — Я увлеклась рассказом и уже не замечала чужих взглядов. Впрочем, теперь все смотрели довольно благосклонно, а слушали внимательно. Я живописала наше прибытие, встречу с племенем, быт, обычаи. Коротко и сухо — шатию. Коллеги заохали, начали переглядываться. — Подобные ритуалы не удивляют антропологов, господа, — продолжила я, умолчав о том, насколько он удивил меня. — В различных культурах и на разных этапах развития мы можем встретить и не такое… Объединенная Конфедерация всегда гордилась толерантным отношением к иному укладу жизни. — Я сделала паузу, собирая разбегающиеся мысли и успокаивая заполошно стучащее сердце. — И в целом все это интересно, но… не имеет значения из-за другого, гораздо более важного открытия.

Зал замер. Десятки глаз уставились на меня. Кто с интересом, кто со скептицизмом. Я набрала побольше воздуха. И на миг внутри снова обожгло огнем. Но я не повернулась в сторону Сверра. Не стала. Иначе…

Иначе не смогу сказать то, что должна.

— Гораздо важнее и ценнее то, что на фьордах нами обнаружена новая форма жизни, господа. Ранее неизвестная.

Коллеги не выдержали и все-таки вскочили с мест, председатель ударил молоточком.

— Что вы имеете в виду, госпожа Орвей? О какой форме жизни говорите? Новый вид растения? Животного?

— Новый вид… — я запнулась. И медленно повернула голову. Да, он смотрел на меня. Сверр… Тот, чья кровь была нечеловеческой. Тот, кто два часа назад так жадно ласкал меня… — Новая раса, господа. А возможно и вид… Ильх, который присутствует в этом зале, не является человеком.

Теперь вскочили все.

— Вы понимаете серьезность своего заявления? — закричал председатель сквозь нарастающий шум.

— Да, — прошептала я. — Понимаю.

Сверр медленно поднялся, не сводя с меня глаз. Словно в этом огромном конференц-зале никого кроме меня не существовало.

— Какая умная лильган, — с усмешкой произнес он. Его услышала только я… И испугалась. Сделала шаг назад.

— И кто, по-вашему, этот варвар, госпожа Орвей? — кричал председатель.

— Кто, лильган? — улыбнулся Сверр. Он смотрел с интересом, словно и правда ждал моего ответа…

Я отступила еще. Как доказал один уважаемый ученый, интуиции не существует. Это всего лишь совокупность необработанных сигналов, полученных нашим разумом. В моей голове словно носились кусочки пазла: слова Макса… два силуэта хёггов в мареве и золотые змеиные глаза в краткий миг разошедшегося тумана… поклонение Сверру… его сила и сужающиеся зрачки… догадки и предположения… красная полоса на анализаторе… И та самая несуществующая интуиция сложила образы в единую картину.

— Кто, Лив? — повторил Сверр.

— Дракон, — прошептала я, сама не веря, что произнесла это вслух.

— Мы говорим — хёгг, — тихо ответил ильх, а я вздрогнула.

— Дракон? Она сказала — дракон? Мне послышалось? Это шутка?! — голоса со всех сторон, но я вижу лишь Сверра.

— Госпожа Орвей, вы шутите?

— Нет… я…

— Но какие у вас доказательства? Вы на полном серьезе утверждаете, что этот дикарь — змей из древнего культа северных народов? Великий огнедышащий змей? Вы в своем уме, госпожа Орвей? Какие у вас доказательства, кроме разбушевавшихся фантазий?

— Его кровь имеет иной состав… Я надеюсь, наш гость позволит сделать несколько анализов для исследований… Определить геном… — еле слышно сказала я.

И сразу же поняла — не позволит. Сверр не позволит.

Он качнул головой, и мне стало страшно от дурного предчувствия. За спиной Сверра возник Юргас и схватил ильха за локоть.

— Так и знал, что с этим варваром будут проблемы! — сказал он. — Эй, приятель, без резких движений, давай топай! Пусть господа ученые разберутся, что там с твоей кровью…

Договорить он не смог, потому что улетел к противоположной стене. Сверр повернул голову, глянул нахмурившись. Начальника службы безопасности он откинул играючи, словно и не заметил. Двухметрового мужика. На тридцать метров.

В зале повисла гнетущая тишина.

— Сверр, не надо, — пискнула я.

Ученые застыли, открыв рты. А потом председатель нажал тревожную кнопку, и в зал ворвались вооруженные люди. Дальше все смешалось: крики, суматоха, приказы… Меня кто-то толкнул, и военный в черной форме и каске задвинул к себе за спину.

— Не переживайте, госпожа, все под контролем!

— Что под контролем?! Что вы делаете? Остановитесь!

Меня уже никто не слышал. Я вырвалась, осмотрелась. Сверр… его накрыли сетью с подключенным электричеством, пытаясь скрутить. Металлическую ловушку он рвал руками, верхняя губа ильха задралась в оскале. Синие искры разрядов рассыпались вокруг, грозя пожаром… За десятком черных спин я не видела ильха, лишь мельком, когда он снова откидывал нападающих. Его били резиновыми дубинками и тыкали парализаторами…

— Осторожнее! — орал председатель. — Это ценный генетический материал! Единственный экземпляр! Осторожно! В лабораторию его, в лабораторию…

Я похолодела. Шум, крики, рычание — все исчезло. Остались лишь могильный холод и я — ученый-антрополог Оливия Орвей, только что совершившая что-то страшное.

— Не трогайте его… отпустите… Так нельзя! — Я растерянно огляделась. И поймала взгляд Андерса Эриксона. В светлых глазах ученого сквозило осуждение…

Или это было лишь то, что я сама испытывала к себе?! Но я ведь хотела как лучше! Прорыв, научный феномен, новое слово в науке! Новая раса! Это ведь невероятно! Я ожидала того же всеобъемлющего трепета, что охватил меня, когда я осознала это открытие! И, несомненно, уважительного отношения к ильху! Мы ведь люди, прогрессивная и развитая цивилизация, мы гордимся своей человечностью! Как же так?! Как они могут поступать так?! Что происходит?

Опыты. Бесконечные опыты. Клетка. Лаборатория. Новая экспедиция к фьордам, чтобы набрать подобных кроликов? А дальше? Что дальше?

Ужас затопил сознание. Что я наделала?

— Отпустите его! — на этот раз заорала так, что вздрогнули ученые и обернулись военные. Кто-то снова схватил меня за локоть.

— Не волнуйтесь… не волнуйтесь… варвар уже не опасен… все под контролем…

— Да не трогайте вы меня! — я стряхнула чужие руки, бросилась туда, где рычал Сверр. После всех ударов парализатором, дубинками и разрядов сети он все еще был в сознании и бился! Рычал, отбрасывал наступающих, подныривал под руки с занесенным оружием, отметал атакующих. Его меховая накидка летала, глаза сияли, тело двигалось так, что было понятно — оно привыкло убивать… Разворот, удар кулака, треснувший вместе с каской череп… вопли…

И выстрел. У стены на коленях стоял Юргас, сжимая в руках пистолет.

Сверр упал. Я тоже — рядом с ним. Кровь… Сердце в моей груди булькнуло и почти остановилось…

— Идиоты! Вы убили его? Да вы с ума сошли? — кричал председатель.

— Уберите женщину!

— Лив, прошу тебя… — Кажется, это Клин.

— Он дышит…

Дышит?

Я вскинула голову, посмотрела Сверру в лицо. Черные ресницы с выгоревшими кончиками подрагивали. Еле заметно, но все же.

— Не умирай…

Только не умирай! И я сделаю все, чтобы исправить свою ошибку, все, что угодно…

— Несите его в лабораторию, немедленно! — наконец отмер председатель совета. — Если мы потеряем из-за ваших вояк этого ильха, я напишу жалобу в департамент…

Меня снова оттащили в сторону, на этот раз Жан.

— Оливия, Лив, посмотри на меня! — приятель тормошил, заслонял собой картину того, как поднимают Сверра. На полу осталась его волчья шкура… — Лив! Да приди же в себя! На тебя смотрят! Я понимаю, что это зрелище кого угодно подкосит, но я не думал, что ты… Поверить не могу в то, что видел…

— Госпожа Орвей, когда вы сможете предоставить подробный отчет о своих выводах? Как вы пришли к ним? Что связывает вас с этим ильхом?..

Я оттолкнула коллегу. Разум бился птицей в силках. Внутри плескались горечь и убийственная злость. На саму себя, на совет, на всех этих людей…

Передо мной возник мужчина с ледяной вежливостью во взгляде.

— Госпожа Орвей? — голос такой же холодный и стылый. На пиджаке скромная нашивка спецподразделения Конфедерации. — Пройдите со мной, пожалуйста. Мы должны задать вам несколько вопросов…

— Я никуда не пойду.

— Не надо поднимать шум. Это не в ваших интересах.

— Я. Никуда. Не пойду! — отчеканила, вытягивая шею, чтобы увидеть Сверра.

Мужчина нахмурился и схватил меня за руку.

— Не трогайте меня!

— Госпожа Орвей, вы не в себе. Вам окажут необходимую помощь…

— Да катитесь вы со своей помощью! — в сердцах пожелала я, плюнув на вежливость. Обошла неприятного собеседника, но он снова сжал мое плечо, удерживая.

— Уберите руки!

— Вы идете с нами, — похоже, церемониться со мной безопаснику надоело, и он кивнул двум неприметным мужчинам. Те слаженно встали с двух сторон, придержали мои руки. — Не надо сопротивляться.

— Пустите! — я дернулась, пытаясь вырваться. Но меня держали крепко, не давая освободиться. Паника взорвалась внутри, дышать стало нечем. — Пустите!

— Варвар открыл глаза… — изумленный голос заставил всех обернуться и застыть. Черные спины военных заслонили носилки с ильхом, за ними ничего не было видно. Пока они не начали отбегать в стороны. И у каждого на лице читался ужас.

— Что это?!

— Кто это?!

— Мать вашу! Срочная эвакуация…

В наступившем безумии меня кто-то толкнул, я упала на колени. Вскинула голову. И увидела золотые глаза. И стремительно меняющееся тело… Ильх потемнел, его словно накрыла гигантская тень — крылатая, шипастая… А потом начал изменяться сам Сверр. Еще мгновение — и человека не стало. Посреди конференц-зала Академии Прогресса находилось… чудовище. Хёгг. Крылатый змей… Дракон.

Существо, неизвестное науке. Огромный, матово-черный, с плотными пластинами чешуи на теле, гребнем ото лба до кончика хвоста, мощными крыльями и змеиными золотыми глазами с вертикальным зрачком. И эти глаза искали кого-то в толпе визжащих, орущих и падающих в обмороки людей.

Дракон лениво повел когтистой лапой, смахивая ближайшие ряды. Военные покатились, словно игрушечные солдатики. Великолепный зал Академии, что вмещал до тысячи человек, был мал для чудовища. Хвост дракона раздраженно ударил по арочным окнам, выбивая стекла вместе с кусками стены. Узкая голова мотнулась, глаза, не мигая, всмотрелись в толпу.

Служба безопасности, к ее чести, мобилизовалась, и в дракона полетели пули. Которые со звоном отскакивали от блестящих пластин на шкуре. Не поднимаясь, я задом попятилась, все той же несуществующей интуицией понимая, кого ищет тот, кто недавно был Сверром. Или это по-прежнему он? Но как? Похоже, даже я до конца не верила, что это возможно… Ведь это противоречит законам физики! Невозможно, но вот он — дракон, громит величественный зал моей родной Академии!

— Может, я все еще сплю на фьордах? — прошептала себе под нос, продолжая отползать. — Может, меня напоили чем-то и мне все это снится?

Услышать меня в немыслимом шуме было невозможно.

Но узкая голова с черным гребнем дернулась и повернулась в мою сторону. Крупные ноздри втянули воздух, нервно выдохнули черный дым.

— Уходите! Уходите! Выносите упавших! Срочно! Эвакуация! Нужно подкрепление… Экстренная ситуация…

Да уж, экстреннее не придумаешь! Дракон.

Я уперлась задом в ступеньку, оглянулась. И в этот момент дракон сорвался с места. Огромные крылья распахнулись, и монстр за миг преодолел расстояние между нами. Все, кто стоял, упали от потока воздуха, сбившего с ног. А меня подхватила огромная лапа, сжала. Я заорала и захлебнулась своим криком. Закашлялась, вися вниз головой. Из глаз брызнули слезы, уши заложило. Так что я почти ничего не понимала, полностью лишившись ориентиров. Дракон сделал еще один круг и на полном ходу врезался в окно и снес половину стены. На меня посыпались осколки и щепки, я инстинктивно прикрыла голову одной рукой. Вторая оказалась прижата к телу, и вытащить ее не получалось. Сквозь общее шоковое состояние я поняла, что в нас продолжают стрелять, невзирая на меня, болтающуюся в лапе хёгга…

Дракон фыркнул, снова ударился о стену и вылетел в образовавшийся проем. Мы рухнули вниз с высоты десятого этажа. Кажется, теперь орали везде… Но я слышала лишь шум ветра, от которого невозможно было дышать.

Глава 15

Боль обожгла грудь куском свинца. Он вошел под ребра с правой стороны и застрял внутри. Не смертельно, я бы потерпел. Я и собирался потерпеть, не та это боль, чтобы звать зверя. Дождался бы заточения, а потом просто ушел. Камень или железо не могут остановить риара Нероальдафе, это невозможно. Но люди злили… Жалили, кусали, били… Ничего, не страшно… А потом закричала Лив. И это всколыхнуло ярость внутри. Ярость зверя пробудилась…

Мир снова изменился, став другим. Люди — мелкими и ничтожными, стены — хрупкими, а я — крылатым. Ярость и огонь, когти и клыки.

Плохо. Все не так. Проклятье! Я рассчитывал, что все будет иначе! Надо было уйти незаметно, но… но сожалеть я буду потом, когда окажусь в Нероальдафе. Потому что уже поздно, хёгг ревет, отбрасывая конфедератов и желая спалить этот зал дотла! Сгреб девчонку лапой и взмыл в небо. Вовремя вспомнил, что лететь придется низко, иначе лильган умрет. Люди слабые и всегда умирают, если поднять их к облакам. Там они не могут дышать или замерзают. Моя броня и мой огонь защищали от всего, а ярость требовала взмыть ввысь, туда, где нет червяков с оружием. Железо в их руках изрыгает огонь, и от этого оскорбления мне хочется явить им свою мощь.

Но я лишь ударяю напоследок хвостом, разрушая стену…

Девчонка что-то закричала, и я раздраженно посмотрел вниз. Предательница… И зачем забрал ее? Надо было оставить.

Но не смог. Не смог. Наказать… Отомстить… Огонь внутри плещется лавой и не дает мыслить ясно. Так бывает всегда… Зверя заполучить трудно, еще труднее им управлять… И остаться после слияния собой, не раствориться в мощи хёгга.

— Истребители! — Что кричит эта чужачка? — Они же пошлют истребители…

Фыркнул дымом, удерживая пока огонь. Лильган кричала о человеческих самолетах. Я знаю о них… Потряс головой, сбрасывая дымку багровой злобы, что застилает глаза и ум. Становясь хёггом, легко утратить разум, а он мне сейчас нужен как никогда… Самолеты. Я летел на одном из них. Я ощущал его мощь. Груда мертвого металла, оружие… Я сильнее… Быстрее… Поднимусь вверх, не достанут…

Но не с девчонкой. Поднимусь — она погибнет. С ней я могу лететь лишь так низко, что почти задеваю брюхом крыши. Иначе на фьорды притащу только ее труп.

Хотя зачем мне ее жизнь?

Все, что нужно, я уже получил. Узнал все, что знают о тумане люди. Только знают они не больше нашего. И отчего преграда истончилась, я так и не выяснил. Все напрасно… все зря…

Выдохнул, оглядывая окрестности. Надо добраться до скал, вот только чужачка права. Самолеты. Скоро они будут слишком близко…

Зашипел рассерженно. Я не понимал. Внутри кипел огонь. Я — сила. Я — ярость! Я их уничтожу!

Я — разум. Пришлось напомнить себе об этом. Раздраженно все же выпустил струйку пламени. Небольшую. Поджег крышу… И полетел не в сторону леса, а над домами. Внизу кричали людишки, тыкали пальцами. Очень хотелось их тоже сжечь. Народ Озер и Скал знает, что надо делать, когда летит черный хёгг. Прятаться и молиться древним перворожденным. А здесь люди глупые. Наказать… надо наказать… сжечь дома. Забрать золото и женщин. Присвоить все себе. Сжечь…

Рыкнул недовольно, сдерживая разрушительный гнев. Слишком много ошибок, люди не должны были знать обо мне! Не должны… но что теперь сожалеть…

Придержал огонь и призвал густое марево. Под крыльями собрались тучи, потемнели разом от моей мощи. И сила заискрила внутри молниями. Плотное тяжелое облако укутало меня, пряча от людей и их самолетов. Не найдут… Не увидят… Хёгг рычал, но буря его успокаивала, щекотала молниями шкуру… И желание разодрать всех, кого найду, отступало…

— Сверр! Куда ты меня несешь? Это ведь еще ты? Сверр!

Снова лильган. Тоже глупая. Кто же разговаривает, когда ее тащит в гнездо хёгг? Плакать надо. И тоже молиться. Обещать свою невинность, тело и всевозможные дары…

Хотя невинность она мне уже отдала. И я помню, какой лильган была нежной, влажной, шелковой… И как мне это понравилось. Драконье пламя снова обожгло горло. Внутри бились и сплетались злость и досада. Все не так… все не так!

Нет, девчонку дотащу живой…

Правда, с лапы на лапу я ее все же перекинул, чтобы больше не кричала. Она и замолкла, кажется, чувств лишилась…

Дома закончились. Я увеличил скорость, устремляясь к туману. Я ослаб, но силы, чтобы пройти, хватит. И пронести Лив. С моей силой — смогу. Людей завеса пока не пропускает, лишь это и спасает фьорды. Но как долго это продлится?

Разозлился и ударил крыльями. Мне нужно вернуться! Скорее…

Домой…

Вот только приземлиться лучше не на привычную площадку на верху башни риара, а на траву возле крепости. Наверху — гранит, и девчонка об него расшибется…

* * *

Кажется, в какой-то момент я все-таки отключилась. То ли от шока, когда увидела вытянутый силуэт дракона в зеркальных окнах небоскреба и зверюга подбросила меня в воздухе, то ли от бури и молний, что зашипели рядом, щекоча чешую зверя, то ли просто от недостатка кислорода на высоте. А когда очнулась, внизу была вода, а в отдалении — зеленели скалы фьордов. Значит, мы снова преодолели Великий Туман и вернулись.

Попыталась кричать, но из горла донесся лишь слабый писк. Мои ноги заледенели, туфли я потеряла, блузка порвалась… Правда, сейчас это меньшее из того, что должно меня волновать. Но почему-то мысли упорно возвращались к каким-то мелочам, наверное, так разум пытался уберечь себя от потрясения. Потому что понять произошедшее я не могла. Мне казалось, я сплю. Или брежу. Мой бедный разум никак не мог найти логичные объяснения и принять произошедшее. Все, что случилось в Академии. То, что происходило сейчас. В голове заезженной пластинкой крутилось лишь одно: невозможно. Даже тогда, когда чудовище резко спикировало вниз и у самой земли разжало лапу. А я покатилась по высокой траве, прямо к берегу моря.

Дракон выпустил пламя на ближайшее дерево, превратив его в факел, и лег, распластав крылья. Его силуэт расплескался, превращаясь в тень… И уже через минуту поднялся с земли Сверр. Такой, как был в конференц-зале, только шкуры не хватает…

И пулевого отверстия в его груди больше не было, остались лишь красный шрам и потеки засохшей крови на коже.

— Поднимайся, — коротко приказал он мне и начал отвязывать от столба узкую лодку.

— Невозможно, — озвучила я то, что крутилось в голове. — Никак. Не получается. Масса тела, сохранение энергии… не выходит. Не бывает. Невозможно…

Сверр покосился на меня и рыкнул, на миг до дрожи напомнив крылатую зверюгу, что тащила меня в небе.

— Лезь в лодку, лильган!

Я вскочила, перевалилась через бортик, замерла на утлой посудине. Сверр оттолкнул ее от берега, вошел в воду, а потом запрыгнул внутрь. Весло было лишь одно. Сильные ровные толчки об воду, то слева, то справа, понесли лодку к противоположному берегу.

— Невозможно… — прошептала я.

Сверр промолчал. Он хмурился и, похоже, злился, между бровей залегла складка. И зрачок суженный, сейчас я ясно видела — нечеловеческий.

— Не сходится…

— Хватит! — рявкнул ильх. — Мне надоело это слушать.

— Тогда объясни! — оживилась я. — Как?..

— Я не собираюсь ничего объяснять, Лив, — отрезал Сверр. Поднялся, всматриваясь за мою спину. Крики… Я вздрогнула и тоже повернулась. К каменному причалу, что длинным языком выступал в воду, бежали люди. Мужчины в суконных штанах и рубашках, поверх — широкие пояса. На некоторых безрукавки, открывающие сильные руки с железными браслетами на предплечьях. У двоих сверху плащи. У каждого на боку оружие: ножи, мечи, копья, даже топоры! Кожаные нагрудники и сапоги. Обветренные суровые лица, темные волосы. Цвет глаз пока не разобрать, но сдается мне — янтарные или светло-карие…

Сверр направил суденышко к берегу, минуя причал для высоких кораблей, и уже через несколько минут его дно царапнуло песок, а ильх выпрямился. И все мужчины, как один, склонили головы, когда лодка приблизилась. Иные бросились в воду, чтобы вытащить посудину на берег.

Сверр ступил на песок.

— Приветствуем тебя, наш риар, — понятно, но с заметным акцентом произнес высоченный мужик с проседью в волосах. Слова я разбирала, но произношение некоторых звуков было иным, оттого и язык казался почти незнакомым. — Тебя долго не было.

— И тебе всего доброго, Лаиф, — отозвался Сверр. Бросил на меня быстрый взгляд, отвернулся. — Лильган из лодки запереть в отдельной комнате, поставить стражу. Никуда не выпускать. — Он сделал шаг вперед, помедлил. Посмотрел на меня хмуро, словно досадуя, что вообще притащил. И буркнул недовольно: — Вред не причинять. Накормите и оденьте.

И, больше не оглянувшись, ушел. Меня вытащил дюжий парень — просто перекинул через плечо и вынес по воде на берег. Мужики окинули меня удивленными и негодующими взглядами, дружно скривились. Один стащил с себя тяжелый полотняный плащ, накинул мне на плечи, укрыв с головы до ног.

— Снова риар чужачку притащил… Откуда ж ты такая бесстыжая? На вот, срам хоть прикрой!

Я опустила глаза на свой наряд. Дизайнерская юбка до колена, внизу виден край сползшего чулка, шелковая блузка с оторванным рукавом. И подавила истерический смех. Да уж, срам сплошной!

Меня несильно подтолкнули вперед.

— Ногами шевели.

Я сделала шаг и замерла, не сдержав изумленный возглас.

Впереди, на скалах, возвышался город. Его окружала стена, центральный вход представлял собой оскаленную пасть дракона высотой не менее тридцати метров. Вместо клыков — железные лезвия, и мне не хотелось бы, чтобы они сомкнулись, когда я буду входить — и костей не останется. А за драконьей головой ползли по скалам дома — то с красными крышами, то заросшие густой темно-зеленой травой, которая живым пологом спускалась к земле. Это был удивительный город. С каменными мостами, дугами зависшими над водопадами. С острыми пиками черных скал, что растопыренными пальцами окружали город по периметру и торчали даже в море. С белыми морскими птицами, реющими в вышине. С множеством ступеней, что вели в верхний город, где высились дома с ажурными террасами. Город, расположенный на множестве ярусов, вписанный в скалы, соединенный кружевом арок, карнизов, оград и крыш. А дальше, в глубине, вырастала башня-небоскреб, подпирающая облака. Спиралью с наружной стороны вился серпантин ступеней. Без перил. Кто будет спускаться с такой высоты по скользким уступам? Тот, кто не боится упасть…

— Что, нравится? — усмехнулся в усы Лаиф. — Это Нероальдафе, чужачка. Лучшее место на земле. Гордись, что попала сюда! Вон, видишь? — он указал на столбы, что высились по бокам — шесть слева и шесть справа. На верху каждого сидел хёгг с раскинутыми крыльями. И надо сказать, отсюда, с берега, выглядели они до жути правдоподобными. Я вздрогнула, не сразу поняв, что и эти драконы каменные! — Это дюжина основателей Нероальдафе, предки нашего риара. И все как один — дети Лагерхёгга!

Последнее прозвучало с особой гордостью.

— Но как… — пораженно пробормотала я. Как можно выстроить такой огромный город на скалах без современных машин, кранов, оборудования? Как поставить гигантские мосты и статуи, как возвести башню, царапающую облака?

Кто обтесал эти камни, создавая невероятные, невообразимые скульптуры хёггов? Рабы? Пленные, как я?

Я оглянулась на море. В стороне от причала качались на воде длинные и узкие деревянные корабли с высоко поднятыми носами, на которых скалились ужасающие существа. И на миг я застыла, рассматривая искусную резьбу по дереву. И здесь драконы… только не такие, как Сверр. Крылья узкие, больше похожие на плавники. Морской дракон? Тот самый мифический Ньердхёгг?

Но рассмотреть мне не дали, поволокли за собой.

— Хватит глазеть, успеешь еще полюбоваться! Если риар разрешит, — бросил мужчина.

Не без содрогания я приблизилась к открытой пасти и вошла внутрь города. Здесь уже видны были и детали — железные украшения на окнах и дверях домов, мощенная камнем мостовая и черно-золотые знамена, реющие над башней.

— Нероальдафе — единственный город, имеющий право идти в бой с Лагерхёггом на полотнах! — гордо сказал мой сопровождающий.

— Почему?

— Потому что, когда пришло время выбирать герб, каждое дитя черного хёгга захотели присвоить изображение Лагерхёгга себе, — ухмыльнулся мужик. И посмотрел искоса. — Но первый риар Нероальдафе был быстрее и сильнее. Он убил всех.

Мужчины радостно рассмеялись, похоже, эта шутка их изрядно веселила. Я же лишь головой покачала, не забывая смотреть по сторонам.

К небу поднимался дым из печных труб, пахло жареным мясом, свежим хлебом, специями и травой, свисающей с крыш. А еще солью моря. И почему-то немного пеплом… Я сделала глубокий вдох, всем телом ощутив эти запахи. Словно здесь, на фьордах, они были острее и в то же время слаще. Мы двинулись по чистой мостовой из гладких булыжников. С непривычки камушки кололи босые ступни, к тому же мои ноги замерзли. Так что я спотыкалась на каждом шагу и шла еле-еле. Цыкнув досадливо, тот же детина закинул меня на плечо, и я снова повисла вниз головой. Так меня и дотащили до башни, несмотря на попытки сопротивления. Я висела, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Картинки чужой жизни мелькали передо мной: открытая дверь пекарни, в которой гудит пламя и снуют кухарки… женщина выбивает одеяло из ярких лоскутов… девочка бежит, прихватив в кулачки подол синего платья, ленты в ее косах плещутся на ветру… двое парней с огромными собаками на поводках остановились, чтобы проводить нас взглядами, и псы застыли, молча повернув в мою сторону морды с желтыми глазами… И я поняла, что не псы это — волки! Самые настоящие волки! А вот железная дверь, на которой скрещиваются два черных обнаженных клинка, навеки впаянные в створки. Но мы свернули в сторону, на узкую улочку за башней. Прошли до тупика и остановились. Здесь меня скинули с плеча и втолкнули в низкую дверь.

— Тут посидишь, — приказал детина, мягко, но бескомпромиссно впихивая меня в помещение. — Потом подумаю, куда тебя деть. Или риар распорядится… У меня пустых комнат сейчас нет, все заняты! А такой, как ты, и эта сойдет!

— Какой такой? — растерялась я, нервно осматриваясь.

— Такой. Чужачке, да еще и бесстыжей. Тут сиди.

И тяжелая дверь захлопнулась. Я со вздохом опустилась на грубую лавку у стены.

— Отлично, — мрачно изрекла, осматриваясь. — Не шатер. Уже есть повод порадоваться.

Хотя комнатка оказалась крошечной, как кладовка. Возможно, кстати, ею и являлась, потому что у стен ютились деревянные сундуки с железными ободами. Кровати, стола или душевой здесь, конечно, не было. Стоило подумать о потребностях организма, как дверь распахнулась, и седая женщина в длинном платье и платке бухнула на сундук поднос с едой, рядом стукнула круглая посудина.

— Вот тебе нужник. Если невтерпеж станет, — хмыкнула она, и дверь снова закрылась.

— Спасибо, — запоздало поблагодарила я закрывшуюся створку.

Сквозь маленькое окошко долетали свежий морской ветер и человеческий шум. Кто-то раскатисто рассмеялся, звякнуло железо, позвал женский голос. И собаки залаяли. Совсем как у людей. Только ведь это не люди? Или все же они?!

Я покачала головой, ощущая туман внутри черепной коробки. Всему есть разумное объяснение, надо только его найти! И я найду, если выживу, конечно.

Вот только поиск разгадок я решила отложить на потом, пока неплохо бы позаботиться о своем бренном теле. Придвинула к себе поднос, на котором стояли тарелка густого бульона и кружка с чем-то ароматным. Повертела в руках ложку. По привычке отметила, что посуда железная или деревянная. Занятно… Уровень прогресса явно выше, чем у племени, в котором я недавно гостила, но и до привычного мне далеко. То, что я успела увидеть, похоже на наши темные века: мечи, домотканая одежда, сундуки и крепостная стена. Но в то же время водопровод? Система канализации? Ведь город чистый, чего не было в истории Конфедерации. Я не видела канав с испражнениями, даже мои босые ступни не слишком испачкались, словно брусчатку помыли. Да и люди выглядят ухоженными — у мужчин аккуратно выбритые лица или бороды, одежда опрятная… Что ж, загадки города я тоже отложу на потом! Сунув в рот ложку горячей и вкусной похлебки, я зажмурилась от удовольствия. Наваристая, обжигающая, с кусочками картофеля, моркови и мяса. Половинка лепешки рядом хрустела румяной корочкой и радовала тающим сливочным маслом, так что я чуть язык не проглотила от наслаждения. В кружке оказался горячий напиток из брусники, сдобренный медом. Интересно, всех пленников так вкусно кормят или лишь мне повезло? Замерзшее тело начало отогреваться, но я все еще куталась в чужую накидку. Хорошо, что не отобрали…

Может, тот детина меня пожалел? Или… виды имеет?

Я замерла, не донеся очередную порцию супа до рта. Хорошо, загадки дракона и города пока оставим под вопросом. Слишком мало данных для гипотез… Но зачем Сверр притащил меня сюда?

Я тяжело сглотнула. Ответ был только один — чтобы отомстить.

Не рассчитывал ильх, что я догадаюсь. Не ожидал. Оттого и вел себя спокойно, зубоскалил, даже соблазнял. На свой варварский лад. Ведь никаких фактов у меня не было. Лишь предположения… и кровь, добытая во время близости.

Похлебка внезапно показалась горькой. Судя по этой комнатушке и комментариям местных мужиков, особых почестей мне ждать не стоит.

А чего ждать?

Моя умная голова мигом выдала десяток версий, одна страшнее другой. Я скрипнула зубами. Так я себя запугаю еще раньше, чем эта дверь откроется. Лучше поесть, воспользоваться горшком, как ни противно, и попытаться подумать, что делать дальше. Ну и для начала неплохо бы осмотреть содержимое этих сундуков. Вдруг что нужное найду…

Однако здесь меня ждало разочарование, на каждой крышке висело по здоровому замку. На всякий случай я толкнула дверь, но и она была заперта. А через оконце и ребенок не пролезет. Но я встала ногами на сундук и попыталась хотя бы рассмотреть улицу. Видно было немного — каменная стена башни в отдалении, край телеги и лошадиный зад. Какие-то хозяйственные постройки, похоже. Да, даже человеческой комнаты я не заслужила. Интересно, кто для местных Сверр? Понятно, что не последний человек. Вернее, не человек.

Разум снова споткнулся.

Так, не думать…

И тут я увидела знакомые светлые волосы, голубые глаза, крупный нос…

— Ирвин!

Ильх удивленно повернул голову, поискал глазами.

— Ты? — нахмурился он. — Ты! Значит, Сверр вернулся?

— Да, — только и смогла сказать я.

— А тебя, значит, заперли? — блондин нагло хохотнул. — В кладовой?

— А ты, смотрю, потерял свой звериный череп? — отозвалась я. — Да и одежонку сменил. Что, надоело бегать по лесу голышом, Ирвин?

— Осторожнее, чужачка, — процедил блондин, подходя ближе. Сейчас ильх был одет почти так же, как другие горожане. Только на плечах плащ с белым мехом и края рубашки вышиты голубой и серебряной нитью. На тяжелой железной бляхе пояса скалился дракон. — За такие слова можно и без головы остаться. Мы и так многое стерпели от людей из-за тумана. Оскорбление наших традиций, жадное любопытство, попирание порядков… Не знаю, как Сверр это выдержал. Я бы оторвал вам всем головы, да и дело с концом!

Я судорожно вцепилась в оконце.

— Значит, все, что мы видели, было враньем? Представлением?

— Много вам чести, такое представление устраивать! — фыркнул Ирвин. — Вы всего лишь увидели южное племя. У них другой язык и другой образ жизни, но основные законы фьордов мы чтим одинаково. И, кстати, попридержи язык, в том племени я родился. — Он успокоился и снова стал нагло-насмешливым. — Почему ты в этом сарае? И где твои друзья?

— Здесь только я. — Голос дрогнул, и я закашлялась. Похоже, все-таки замерзла… Приступ скрутил так, что я согнулась, а когда снова выпрямилась, Ирвин уже входил в комнатушку. Осмотрел мои босые ноги, растрепанные грязные волосы, рваную одежду. И приказал:

— Иди за мной. Живо!

— Ирвин-хёгг, но риар велел… — начал топчущийся у входа детина. И осекся, увидев взгляд Ирвина. Я поспешно выскочила из клетушки, решив, что с блондином точно лучше, чем здесь.

Ильх шел не оглядываясь, я неслась следом, подпрыгивая от камушков и ветра. Здесь, в Нероальдафе, было холоднее, чем на землях племени у подножия Горлохума. Интересно, как далеко мы сейчас от тумана?

Мы прошли вдоль каменной стены, местами увитой плющом, свернули, пересекли широкий двор. Встречные люди бросали на меня заинтересованные взгляды, я в ответ таращилась на них. Люди… на вид — люди. Мужики, женщины в платьях… заняты обычными делами, кто боевой топор чистит, кто скотину кормит, кто к телеге колесо прилаживает… Никакого пламени, когтей и клыков. Да и злости я не видела, скорее, на меня поглядывали с обыкновенным любопытством и даже добродушной насмешкой.

Все как у людей.

И только подумала об этом, увидела обугленную дочерна стену. Каменную. Словно по ней прошлись из огнемета… Даже камень спекся, край стены стек наружу от невероятного, невозможного жара и затвердел бугристым наростом.

Хотела спросить, но говорить на бегу было неудобно, да и горло снова захрипело от кашля.

Ирвин пригнулся, входя в очередную дверь, я — следом. Сделала еще несколько шагов и ахнула.

— Ух ты!

Передо мной был грот, похоже, естественный. А самое приятное — с горячим источником под водой. Потому что по низким сводам стекали капли воды, а в центре грота темнела вода, затянутая паром.

— Залезай, — указал Ирвин.

Я задумалась, насколько глубокая эта вода. И вспоминая другое купание, обернувшееся жертвенным столбом.

Правда, на этот раз подумать мне не дали.

— Живо! — приказал ильх. — Не залезешь через минуту — скину.

Я мысленно пожелала ему всего недоброго и решила, что мое белье с некоторой долей воображения может сойти за купальник.

Хмыкнула, вспомнив, как обозвали срамом наряд от столичного дизайнера. Что сказали бы ильхи, увидев кружевные трусики?

Быстро раздевшись, я села на край камня и опустила в воду ноги. Охнула, когда блаженное тепло охватило тело.

— Надеюсь, хоть здесь хёгг не водится, — пробормотала я, соскользнув в воду. Вынырнув, обнаружила, что Ирвин смеется, хотя, что такого смешного было в моей фразе, я не поняла.

Ухватившись за край, я зависла в горячей воде. И решила, что неплохо бы совместить приятное с полезным, например, расспросить Ирвина. Раз ильх улыбается, то, возможно, и на вопросы ответит.

— Скажи, а лильган это кто? Рабыня? — я откинула мокрые кудряшки и посмотрела снизу вверх. Вода лежала черная, непрозрачная, пар окутывал пеленой.

— Должница, — усмехнулся Ирвин. Он скинул свой плащ и присел на корточки. — Та, за которую мужчина пролил чужую кровь. Чтобы защитить или отомстить. Лильган не может навредить своему защитнику. И сделает так, как он захочет, когда придет время. Твой долг оплатил сам риар, и цена была высока — кровь хёгга. Очень высока.

Я кивнула. В целом понятно… Я нарушила табу племени, и Сверр заплатил мой долг, убив хёгга. Значит, я стала его должницей. А потом привела в свой мир, свою квартиру и на совет Конфедерации. Похоже, ради этого был убит зверь в том озере. Я ведь не хотела позволять Сверру выходить. Чувствовала опасность. Но все же… позволила. Все позволила…

Нахмурилась. С механизмом действия этого странного союза лильган — защитник я тоже разберусь позже.

— Ясно. А почему у вас здесь холодно? В племени было гораздо теплее…

— А мы гораздо дальше от Горлохума.

— Насколько дальше?

— Дальше.

Я помолчала, поняв, что Ирвин не скажет того, чего не хочет говорить. Ильх улыбнулся, глядя на меня сверху вниз.

— В Нероальдафе полсотни таких гротов. Некоторые принадлежат знатным горожанам, некоторые общие. Нравится?

— А этот чей? — всполошилась я. Блондин снова улыбнулся.

— А этот — мой, — сказал он. — Знаешь, ты необычная. Хоть и чужачка. Кожа такая светлая… в воде, как снег…

Он вдруг рывком поднялся и принялся раздеваться. Я слегка ошарашенно проследила, как с тела ильха исчезла одежда, а сам он нырнул в черную воду. Вынырнул, фыркая, широко улыбнулся.

Я задумалась, надо ли мне пугаться. И имеется ли в этом поступке хоть какая-то сексуальная подоплека. С моей точки зрения — да. Но ильхи другие, в этом я уже успела убедиться. И возможно, Ирвин тоже решил погреться? Всего-то.

Но тот сделал широкий гребок, мигом оказавшись рядом, и прижал меня к каменной стене.

— Интересно, почему ты все еще жива, чужачка? И почему Сверр притащил тебя в свой дом? Мне это дико не нравится, чужачка. Злит до темноты. И будет лучше, если ты прямо сейчас мне все расскажешь, — протянул ильх, и я с ужасом увидела, как меняются его зрачки.

— Не трогай меня, а то… — дернулась я, отбросив свои надежды. Подоплека в действиях ильха была, да еще какая… Я прямо чувствовала эту подоплеку своим животом. Внушительную такую…

— А то что? — он хмыкнул. — Все еще не поняла, чужачка? Здесь нет твоих стражей, твоих па-ра-лизаторов, и больше нет тебя. Ты пленница в Нероальдафе, а значит, бесправна… Да и не особо ценная, судя по тому, что тебя заперли в кладовке. — Ирвин слизал влагу с моей щеки, голос стал глуше. — Если понравишься мне, заберу тебя, чужачка… Так что постарайся… Удивишь меня?

— Меня зовут Оливия Орвей! И не смей ко мне прикасаться! — разозлилась я и изо всех сил ударила ильха по лицу. Моя ладонь оставила на смуглой коже светлый отпечаток. Но от рывка я потеряла равновесие и хрупкую опору стены, ушла под воду. И тут же мои ноги что-то оплело… чешуйчатое, живое…

Ужас лишил тех несчастных остатков кислорода, что еще был в груди. Змея? Водоплавающая змея?

Хёгг?

Ирвин.

Наверху блеснул огонь, на миг осветив черную глубину. И я увидела, что больше не было человека. В глубине блики света скользили по чешуе огромного морского змея, что обвил меня хвостом и тянул вниз…

Я забила руками, пытаясь вырваться и сделать хоть один вдох. Наверху снова блеснуло, и сквозь пелену воды я увидела лицо Сверра…

И тут же смертельные объятия исчезли, а я вынырнула, жадно хватая открытым ртом воздух.

Ирвин возник рядом, окинул меня насмешливым взглядом, раскинул руки на противоположном бортике колодца.

— Рад тебя видеть, Сверр, — без доли смущения сказал он.

Сверр смотрел сверху и молчал, потом качнул головой и посмотрел на мужика, что топтался рядом.

— Еще раз узнаю, что мой приказ нарушен, отправишься на корм волкам, — негромко произнес Сверр. Золотые глаза сверкали, хотя лицо оставалось равнодушным.

— Но Ирвин-хёгг приказал… — начал мужик и осекся под обжигающим взглядом. Вжал голову в плечи.

— Ирвин. Ко мне, — бросил Сверр и, развернувшись, ушел.

Ирвин задумчиво посмотрел на меня, а потом неожиданно нырнул и пропал. Его одежда так и осталась лежать возле колодца.

— Вылезай, чужачка, — хмуро велел мне мужик наверху. — Хватит хёгга дразнить. Шибко он любит, когда дева в воде болтается… Все это знают. Лезь, я не смотрю… Ну тебя в пекло Горлохума — смотреть… Потом бед не оберешься… Раз уж хёгги злятся, лучше в сторонке стоять и не вмешиваться… А риар-то вовсе в бешенстве, уж я-то вижу…

Мужик еще что-то бормотал, стоя ко мне спиной, я же подтянулась и выбралась на горячий камень. Стянула мокрое белье, решив, что терять уже особо нечего, вытерлась тем самым полотняным плащом, что был на мне до прихода сюда. А потом бессовестно натянула на себя штаны Ирвина и его теплую рубашку без рукавов. Все это подкатала, подвязала, укуталась в плащ с белым мехом.

Мужик крякнул, когда повернулся и увидел меня.

— Ох, дурная ты, чужачка! Ну да ладно, дурные все равно долго не живут.

— Это с пневмонией долго не живут, — ответила я, засовывая ноги в мужские сапоги. Огромные, конечно, но лучше, чем босиком. — И с воспалением легких. И без антибиотиков. Вот есть у вас антибиотики? Я так и думала. А я все это точно поймаю, если начну разгуливать мокрая и без одежды. Куда меня велено отвести? Снова в кладовую?

— Топай уже, — удивленно отозвался мой провожатый. — Дурная, говоришь не пойми что… да еще и болтливая. Ничего. И болтливые долго не живут.

— У вас тут вообще хоть кто-нибудь живет? Или всех перебили? — не стерпела я. Мужик не ответил, но я заметила скользнувшую по его губам усмешку.

Глава 16

— Стойте! — попыталась я воспротивиться возле знакомого чулана. — Можно мне бумагу и ручку? Ну хотя бы уголь, чтобы писать? И кофе? Маленькую кружечку, и я буду сидеть здесь тихо, как мышка, обещаю!

Мой страж покачал головой.

— Ох, дурна-а-ая! Может, тебя риар того, уронил, когда нес? Да пару раз… — протянул он. — Нет у нас никакой кофии! Входи давай!

Меня снова заперли. Но на этот раз я хотя бы была чистой, сытой и даже тепло одетой. Неплохо, учитывая обстоятельства. К тому же у меня есть горшок, а на сундуках вполне можно отдохнуть и подумать.

Итак, что мы имеем? Второго… хёгга. Значит, Ирвин тоже не человек. Кричать «не может быть!» я устала, так что пришла пора примириться с иной реальностью. Нелогичной, непонятной, но вполне осязаемой и материальной. Где-то внутри довольно улыбнулся исследователь, предвкушая новые знания. Снаружи опустила голову испуганная и растерянная женщина. Но ее я попросила подвинуться и не мешать думать.

Итак, два хёгга. Разные. Ирвин обернулся, будем называть этот процесс так, в воде. Он светловолосый и голубоглазый. К тому же я еще помню, как он крикнул что-то повелительное в тот день, когда я увидела в озере странного зверя. И женщины племени говорили о четырех хёггах. Тот, что наверху, тот, что в воде, тот, что в снегах. И тот, кого нельзя называть.

И если я хоть немного умею делать выводы, то Сверр — дракон черный огнедышащий, а вот Ирвин — водяной. Или водный? Лагерхёгг и Ньердхёгг — так говорили аборигенки племени. Я по привычке вскинулась, чтобы найти бумагу и все записать… И снова улеглась на сундук, досадливо поморщившись. Нет тут никакой кофии, и бумаги, может быть, тоже нет. Кофе буду пить дома.

Я закусила губу. И никаких «если». Я вернусь.

* * *

— Кажется, я давно не считал твои зубы, Ирвин?!

— Тебя расстраивает мое внимание к чужачке? Почему? И почему она вообще здесь, чтоб ее рыбы сожрали?!

Я оказался рядом слишком быстро. В воде Ирвину не было равных, но не на суше. Здесь он всегда уступал мне, даже будучи человеком. Была бы на а-тэме одежда, схватил бы за грудки да тряхнул как следует. А то и по роже съездил, чтобы стереть насмешливую улыбочку. Но этот гад до сих пор не оделся и даже не высох. Значит, понял, что возможна драка… Скользкое тело труднее поймать.

Но ловить его я сейчас не собирался. Как и драться. Хотя ярость гудела внутри так, что застила глаза.

— Не смей. К ней. Приближаться, — негромко процедил я.

Ирвин прищурился, скользнул в сторону, по своему обыкновению схватил графин с вином. Я не сдержался, отобрал и оскалился.

— Тронешь мое — пожалеешь.

А-тэм улыбаться перестал.

— А раньше ты не жадничал для меня, риар. Ни вина, ни…

И замолк. Хорошо, значит, понял, что я сейчас не в том настроении и зубоскальство следует отложить до лучших времен. Хотя трудно не понять. Я знал, что глаза и сейчас звериные, а черная тень моего хёгга так близко, что Ирвину не по себе. Я с трудом удерживал слияние, и а-тэм понял, отступил. И все же не удержался от язвительного:

— Она всего лишь пленница, Сверр. Разве не так? — и тут же отошел еще на шаг, мотнул головой, разбрызгивая капли с волос. — Кстати, я тоже рад тебя видеть. Счастлив, что мой риар вернулся живым и невредимым. И как все прошло?

— Плохо! — в сердцах рявкнул я. Но ярость внутри слегка поутихла. Посмотрел на графин с вином в своих руках, сделал добрый глоток и поставил подальше. Глянул на Ирвина исподлобья. — К девчонке не приближайся, ясно тебе? В Нероальдафе полно дев, с которыми можно поплавать, Ирвин! Я не для того тащил девку через туман, чтобы ты с ней развлекался!

— Тащил через туман? — а-тэм нахмурился. — Погоди… погоди-ка, Сверр… Хочешь сказать… что ты призвал своего хёгга?

— Да! — устало потер глаза. — Я… Я совершил ошибку. И соединился до того, как вернулся на фьорды.

— Насколько до? — тихо и напряженно произнес мой советник. Я с трудом сдержал рык. А-тэм всегда задает правильные вопросы.

— Люди видели черного зверя, — коротко бросил я.

— Великий Горлохум! — зарычал в ответ Ирвин. На лице проступили красные пятна — злится. Или испугался? — Но как?! Как, чтоб тебя разорвало? Как ты это допустил? Конфедераты видели хёгга? Ты сдурел, Сверр?! Да еще и забрал эту девку? Да чтоб тебя!

— Поздно орать! — рявкнул я. — Все уже случилось. Я за свою ошибку в ответе, я разберусь. Сейчас главное — обезопасить фьорды. Мы заблуждались насчет тумана. Прореха образовалась не в одном, а уже в трех местах. Люди указали точки, где туман редеет, все — в свободных землях. К каждой такой прорехе мы сегодня же отправим отряды с приказом никого не впускать. Никого. Кто сунется на фьорды — отправится на корм волкам и рыбам. Сегодня туман еще плотный, никого не пропускает. Мне пришлось призвать ярость хёгга, чтобы провести людей и вернуться обратно. Но кто знает, что будет завтра? Вдруг преграда истончится настолько, что люди сами смогут войти? Если так, то мы их встретим.

— Ты знаешь, где эти прорехи? — оживился Ирвин.

Я кивнул и потребовал карту. И через минуту я уже отдавал советнику приказы и обозначал те места, что указал на совете беловолосый исследователь. И пытался не думать о том, о чем умолчал. О том, почему я призвал хёгга. Неужели не мог стерпеть боль? Мог. И не такое терпел. Крошечный свинцовый болт в моем теле не мог лишить меня выдержки. Я планировал покинуть мир людей незаметно, ведь конфедераты любят прятать пленников в железные или каменные мешки, но какой камень или железо удержат меня? Нет таких. Я планировал все узнать и покинуть город людей незамеченным, ночью. Здание Академии — это тоже камень, а значит — я бы просто исчез!

Проклятье! Чтобы их всех Горлохум поглотил!

Так все и было бы, если бы…

Если…

Призыв ведь получился спонтанным, я даже не осознал его. Словно и не я позвал хёгга, а хёгг пришел сам, без моего зова. Но ведь это невозможно. Я инстинктивно приложил ладонь к черному камню на моей шее. Кольцо Горлохума дает власть над зверем. Так было всегда. И зверь не приходит без зова человека. Но там, за туманом, я не звал. Я лишь ощутил, как меняется тело и разгорается звериная ярость. Но почему?

Я должен понять…

Вспомнить и понять.

Потому что нутром осознаю, что в зале конфедератов случилось что-то по-настоящему важное.

Но пока смысл ускользает от меня.

Ирвин ушел, выкрикивая приказы принести ему одежду и оружие. А я выдохнул. Потер отросшую щетину. Чужачку снова заперли. Надо с ней что-то решать. И как-то совладать с яростью, которая охватывает каждый раз из-за нее. Еще несколько минут назад я желал разодрать горло Ирвину. Без зверя, своими руками. И а-тэм увидел это желание. Оттого и насмешничать перестал, но задумался крепко.

И мне все это не нравится. Злит… А на злость я не имею права. Значит, надо принять решение. На благо Нероальдафе…

* * *

Когда скрипнула дверь, я подскочила и выпрямилась. Створка распахнулась, Сверр нагнул голову, входя в низкое помещение. Остановился, глядя на меня.

— Я скажу один раз, а ты запомнишь, Оливия Орвей, — глухо произнес он. — Забудь о том, кто ты. На моих землях ты лишь чужачка. Хочешь жить — не зли меня.

— Болтливые и дурные долго не живут, я поняла, — вырвалось из моего рта. Сверр недобро прищурился.

— Правильно поняла.

— Допустим, Сверр. И что же я теперь должна делать?

Ильх смотрел не мигая. И мне стало не по себе. Здесь, на своей земле, Сверр был другим.

Уже не ильх в шкуре. И не дикарь, с усмешкой ворующий ручки. Сменилась не только одежда, сам мужчина словно сбросил опостылевшую роль и стал собой. Но вот каким — я не знала. И не понимала, как вести себя с ним. Нахлынули воспоминания — о его руках, словах, ласках… Словно сон.

— Хлопот с тобой много, лильган, — словно размышляя вслух, произнес он. — Бежать тебе некуда, не надейся. С трех сторон Нероальдафе окружает море, в котором водятся дикие хёгги, если ты еще не поняла. С четвертой стороны — скалы, лес и волки. В нашей местности много зверья, Лив. Такого, о котором ты и не слышала.

— И? — нахмурилась я.

Сверр шагнул ближе и уцепился пальцами за мой подбородок, поднял.

— Зачем ты мне, Оливия Орвей? — спросил он. Как-то странно спросил. Словно не меня — себя. — Зачем кормить тебя, охранять, отгонять от тебя тех, кто захочет тебя присвоить? Зачем мне возиться с дочерью Конфедерации? Если проще и легче убить да забыть? Так зачем?

Я молчала, без слов глядя в золотые глаза. В которых уже разгоралось знакомое пламя желания. И дыхание Сверра участилось… А самое плохое, что и мое тело откликнулось и дрогнуло.

— Убить, конечно, проще. Это так у вас принято, да? — И выдохнула без перехода: — Ты устранил Максимилиана, Сверр?

— Он вел себя достойно, — спокойно ответил ильх. Похоже, мое негодование его не впечатлило. — И я дал ему возможность вернуться в мир живых. Если сможет, если найдет путь, то вернется. Это уже зависит лишь от него. Честный выбор для того, кто желал навредить моему народу и моей земле.

— Он был лишь ученым! Исследователем! — закричала я. — Он никогда и никому не вредил! Что ты сделала с ним? Отравил?

— Ядом пользуются трусы и женщины, — усмехнулся Сверр. — Я же показал ему то, что он хотел увидеть. Хёгга.

— Ты убил его… — прошептала я, с яростью глядя в золотые глаза. — Он лишь старик! Из-за тебя Макс в коме!

Но ильх лишь поднял брови, говоря, что плевать ему на мои обвинения. А ведь и правда — плевать…

— Так зачем мне сохранять твою жизнь, лильган? — притянул меня к себе. Властно, сильно. Словно пришпилил к своему напряженному телу. — Вижу, ты любишь одежду, которую хочется разорвать… Штаны может позволить надеть на себя лишь морская дева-воительница. А за украденное у хёгга ты должна отправиться на корм рыбам. Как и за то, что обманом взяла мою кровь. — Жесткая ладонь легла на мои ягодицы, надавила. В золоте глаз вспыхнул откровенный голод. Сверр наклонил голову, голос стал глуше. — Я не виню тебя, Лив. Ты дитя своего народа. Лишь злюсь за обман… И я не знаю, зачем мне тебя беречь. Но… Ты можешь убедить меня. Попросить. Покориться… Прямо сейчас.

Сверр толкнул меня к стене, к узкому месту без сундуков. Прижал спиной к бревнам… Сорвал плащ, дернул завязки на слишком широких штанах. Пламя, что бурлило внутри лавой, застлало разум, заставляя забыть обо всем… Пальцы с жесткими подушечками и застарелыми мозолями коснулись моих бедер, и Сверр тяжело, мучительно выдохнул.

— Шелковая лильган… Ты здесь словно лепесток цветка… Хочется прикасаться вечно…

Он медленно погладил, и я ахнула. И почти подалась к его руке, к этим жестким пальцам. Желание било обоих, я видела в искаженном лице ильха отражение своего безумия… Или это я была лишь отражением его? Его зов раскатился внутри огнем, уже знакомо и дразняще наполнил вены жидким пламенем и предвкушением наслаждения. Пусть берет… Так, как захочет… Скорее…

— Я хочу, чтобы ты показала мне все, что делают люди… — жарко шепнул он. — Я хочу сделать с тобой все это… Но в следующий раз. А сейчас просто смирись, Лив… Прими. Мне нужна твоя покорность… На колени.

Приказ отозвался внутри сладкой болью. Хочу… Невыносимо хочу его…

Но как же Макс? И моя гордость? И обещание ни перед кем не вставать на колени. Никогда! Я ведь поклялась себе в этом! Хоть что-нибудь осталось от Оливии Орвей или все исчезло, стоило познать удовольствие с этим мужчиной?

Злость на саму себя отрезвила.

— Нет! — я отпихнула Сверра и вцепилась в его руку, не позволяя трогать себя. — Нет! Думаешь, я сделаю это ради своей жизни?

— А разве нет? — он тоже злился, я видела нервно сжатые челюсти и снова изменившийся зрачок. — Любая женщина, в которой есть разум, сделала бы. И сочла бы за честь!

Ах, значит, любая?!

— Да пошел ты, хёгг! — ярость внутри обожгла похлеще зова Сверра. Так ошпарила, что дышать стало нечем. Обида — нерациональная и женская — вскипела внутри. Зато в голове прояснилось! — Отпусти меня!

— Отказываешь? — он по-звериному оскалился. Привалился, не позволяя дернуться, придавил к стене. И самое плохое — руку не убрал. Снова погладил, посылая по моему телу огненные брызги… — Снова противишься? Никто не противится риару Нероальдафе. Ни пленница, ни даже вольнорожденная дева!

— А я не отношусь ни к одной из женщин твоего мира! — разозлилась я еще сильнее.

— Но теперь ты одна из них! И чтобы жить, ты встанешь на колени, Оливия!

— Ни за что!

Сверр убрал руку и ударил раскрытой ладонью по бревну возле моего уха.

— Ты не поняла, — процедил ильх. — Больше нет твоего мира! Есть только мой! И здесь я решаю, кому и как жить!

— Ты предлагаешь мне стать твоей… — я запнулась, глотая слово, что вертелось на языке. Слово моего мира для обозначения женщин, продающих тело.

Злость смешалась внутри с гордостью и почему-то грустью. Все мои чувства обострились стократ, словно здесь, на фьордах, я ощущала их намного ярче. Злость, обида, непонимание, надежда, разочарование… Со мной творилось странное, разум отступал под напором инстинктов и чувств, и я не могла совладать с этим! Запертые годами эмоции сейчас бурлили, лишая меня возможности мыслить ясно. И хотелось кричать. Или ударить его. Оттолкнуть… Стать покорной игрушкой? Ну уж нет! Я точно знала, что роль, уготованная Сверром, меня не устраивает. — Нет! Отпусти!

— Отказываешься?

— Да пошел ты! — гневно выдохнула я. — Кто угодно лучше, чем ты!

Ильх вдруг помертвел лицом, даже глаза потускнели.

— Хорошо. Значит, так и будет, лильган.

Он дернул меня за локоть и потащил наружу. Я задохнулась, подхватила завязки штанов, пытаясь удержать соскальзывающую ткань. Сверр выволок меня за дверь, протащил до открытого пространства, где размахивали оружием воины, и закричал:

— Слушайте волю риара! Сегодня же я отдам эту чужачку тому, кто захочет ее взять. Найдется здесь хоть один воин, пожелавший ту, что уже не невинна, и готовый защищать ее и кормить? Захочет ли кто-то взять ее в свой дом? — Я испуганно огляделась, нервно укуталась в плащ. В глазах суровых темноволосых мужчин плескалось такое знакомое выражение… Желание. Голод. Неужели все дело в зове? Зове риара? Зове дракона? Что он будит в людях? Я ведь уже видела такое в лицах своих коллег. Ученые тогда словно с ума сошли… А что будет с теми, кто и не знает о цивилизованности?

Мужики поглядывали на меня с явным интересом, подходили ближе. Детина, что тащил меня на плече, открыл рот…

— Я согласен кормить и защищать эту чужачку, мой риар. И взять ее в свой дом.

Спокойный голос за спиной заставил меня вздрогнуть изумленно, а Сверра оскалиться. У стены стоял Ирвин. Уже снова в одежде и плаще. За его спиной блестело лезвие секиры, голубые глаза казались стылым льдом.

— Ирвин, — угрожающе произнес Сверр.

— Или я не твой воин, мой риар? — блондин поднял светлую бровь. Насмешки в его глазах не было, скорее настороженность. — Я согласен взять эту чужачку. И стать ее защитой.

Двое мужчин с черными кольцами на шеях сцепились взглядами. Сверр выглядел взбешенным, Ирвин — бледным, но спокойным. Окружающие попятились, рослый детина так и вовсе сбежал подальше. На пятачке пространства, где стояли мы трое, ощутимо запахло грозой и пеплом. И даже камень под ногами нагрелся, я ощущала это сквозь подошву сапог. Ярость хёгга… Единый, не дай мне испытать это!

— Ты выбрал, — прошипел Сверр. — А я, как твой риар, приказываю станцевать танец шатии.

Ирвин сжал губы, в голубых глазах сузился зрачок.

— Что? — он осекся и вздернул подбородок. — Как пожелаешь, мой риар. Когда?

— Сегодня же.

— Хорошо, — рявкнул Ирвин. Похоже, и он с трудом удерживал себя в рамках сдержанности. — После шатии она войдет в мой дом и останется в нем. Сколько воинов ты одобришь, чужачка?

— Что? — я ошарашенно переводила взгляд с одного мужского лица на другое. Воины вокруг оживились и снова подошли ближе. — Сколько воинов?

— Для твоей шатии! — Кажется, у Ирвина кончается терпение. — Сколько?!

— Что? Я не знаю…

— Все, кто выиграет бой! — отрезал Сверр и, развернувшись, ушел.

Я обвела взглядом внимательные лица воинов. И ощутила, как земля уходит из-под ног.

— Немногим удавалось так разъярить риара Нероальдафе. Ты способная, чужачка. Или желаешь умереть, — задумчиво сказал за моей спиной Ирвин. И тоже хотел уйти, но я вцепилась холодными пальцами в его плащ.

— Подожди! Это что же… Это вы сейчас о чем?

Ильх покачал головой и выразительно посмотрел на мою руку, что комкала плотную ткань.

— Что непонятного? Шатия. Для тебя. Готовься, чужачка. В кругу я точно буду первым. А после заберу тебя в свой дом.

И, отцепив мои пальцы, ушел. И пока я хлопала глазами, пытаясь осознать тот кошмар, в который угодила, меня дернули под локти две женщины.

— Шевелись, девочка, — довольно дружелюбно произнесла та, что слева. — Времени не много, а в кругу ты должна быть достойной битвы воинов. Идем с нами, мы тебе поможем.

Я и пошла. Вернее, побежала. Рванула так, что потеряла слишком большие мужские сапоги. Мой ученый мозг просто отключился, такой страх охватил. Не осталось ни разума, ни здравых мыслей, ни логики… только понимание, что ночью меня втолкнут в круг к озверевшим ильхам, и те поставят меня на колени. Да лучше сдохнуть. И если я доберусь до воды, то буду плыть, пока не доплыву куда-нибудь или пока не утону.

Правда, добежать я не смогла даже до крепостной стены. Крепкий парень, что уже таскал меня на плече, догнал в несколько здоровенных прыжков и без труда потащил к дверям крепости.

— Не бойся, чужачка, — шепнул он, передавая меня в руки женщин у дверей башни. — Я тоже буду за тебя драться. Меня зовут Вирн, запомни это имя! И если смогу — на шатии буду вторым… С хёггом мне не совладать, то уж понятно…

И, огорченно щелкнув языком, ушел. Дверь захлопнулась, отрезая меня от возможности утопиться.

Глава 17

На этот раз я оказалась в комнате явно просторнее моей клетушки, но тоже небольшой. Хотя это и понятно — обогреть маленькую комнатку всегда гораздо легче, чем огромный холл.

Осмотрелась. Голые стены, хотя пол укрыт тканями и мехом. Простая и добротная деревянная мебель. Железные подставки для свеч, сейчас незажженных. Каменные полки. Камина или очага в комнате не оказалось, но я чувствовала тепло. Тронула стену и удивленно ахнула — камень согрел пальцы. Оттого и в помещении так комфортно!

— Но как? — изумилась я. — Как нагреваются стены?

Неужели здесь уже применяют внутреннее отопление?

Подведены трубы с горячей водой? Паром?

— Так в простенке огонь хёгга течет, — легко ответила одна из женщин. Дородная, крупноносая, в темных волосах блестела проседь. Светло-карие глаза поглядывали на меня с удивлением и любопытством, хотя губы женщина и поджала неодобрительно. — Между камней пламя и льется, так что и зимой в Нероальдафе тепло! Повезло нам жить здесь!

Вторая моя сопровождающая — молодая, румяная, темноглазая — радостно закивала.

— Ох, повезло! Правду говоришь, Ирга! Счастливчики вдвойне, всегда и тепло нам, и сытно… Главное, убегать вовремя, если хёгги разгневаются, и все дела!

— Точно так, Сленга!

Я сглотнула вязкую слюну, и тут же мне в руки сунули огромную кружку с горячим питьем. Похоже на глинтвейн — легкое вино, мед, травы, пряности. Вкусно. И страх отступает.

— И часто они гневаются? — спросила на выдохе, все еще стоя посреди комнаты. И пытаясь как-то осознать реальность.

— Риар — часто, — пожала плечами старшая из женщин. — Так то и понятно. Кровь у него такая, огненная. Гром и молния внутри, вот и взрывается. Он еще гораздо спокойнее, чем его батюшка, вот от того весь Нероальдафе по десять дней в укрытии сидел. Так ярился риар… А Сверр-хёгг почти всегда сдерживается! — последнее прозвучало с особенной гордостью.

Я уныло кивнула. Сдерживается, значит… Явно не сегодня. Да и я не смогла сдержаться, до сих пор все внутри кипит. Женские эмоции слишком новые для меня и слишком пугающие. Да что ж теперь сожалеть…

— Риар — это кто? Главный здесь? — осторожно спросила я, и женщины закивали.

— Риар — это все, — с придыханием ответила молодая Сленга.

— А Ирвин а-тэм?

— А-тэм — его побратим. Ну и второй после риара. Жизнь его бережет, ярость иногда гасит. Морские-то поспокойнее будут…

Я слегка заторможенно кивнула. Так, немного разобралась. Неплохо бы вернуться к предстоящему событию. Женщины тоже вспомнили о нем, потому что бросились к сундукам, достали оттуда что-то светлое, цвета слоновой кости. Наряд… Два куска ткани, соединенные по бокам. Без рукавов, с высокими разрезами на боках. И все расшито красной нитью, стежки уложены столь искусно, что кажутся акварельным рисунком на шелке. И от плеч стелется широкий кусок алой ткани — шлейф.

Пожилая, Ирга, ласково погладила ткань ладонью.

— Красота-то какая… Жаль, изорвут все, изничтожат. Но на то она и шатия, чтобы ни клочка ткани на деве не осталось. Да ты не бойся, чужачка. Мать моя под шатией была. И бабка. А мне вот уже не досталось…

— Почему?

— Так редкость она, — развела руками молодая Сленга. — Шатия ведь лишь с позволения риара случается, когда он велит. И в основном для пленных девок, чужачек или вольнорожденных, что сами просят, потому что надеются сильное дитя родить. Старики говорят, оттого и сыны слабые стали… Моя прабабка помнила время, когда в Нероальдафе жило с десяток хёггов, а раньше — и того больше… А ныне зов ослаб…

— Не мели языком! — прикрикнула Ирга на младшую товарку. — Девку готовь! А ты, чужачка, снимай свою одежду, все равно срам один. Видела я дев в штанах, так то воительницы с островов были. А ты и меч держать не умеешь, сразу видно! Руки вон какие мягкие, ни одной мозоли! Словно и не работала никогда! Вольнорожденная, что ли? Родовитая? Ну, тогда понятно, почему сам побратим тебя к себе берет…

И пока женщины удивленно рассматривали мои ладони, я попыталась снова расспросить их. К тому же видела любопытные взгляды. Им явно было интересно, кто я и откуда, только спрашивать боялись.

— Ты сказала, что я не должна бояться шатии. Почему?

— Не знаешь? Так ведь страх пройдет, как только хёгг позовет, — ответила Ирга, собирая мои скинутые вещи. — Все пройдет. Все исчезнет. Будет только наслаждение, да такое, какого ты вовек не испытаешь больше. И все будет понятным и правильным, так что не бойся.

Меня передернуло. Да уж, плавали, знаем… Да я сдохну, если испытаю это на себе.

— А если повезет и древние хёгги будут к тебе благосклонны, то в шатию ты зачнешь сильного сына, — журчал ручейком голос Ирги. — И сразу все-все получишь, хоть и чужачка… И золото, и платья, и почет, и всеобщее уважение. У нас риар каждому младенцу дарит золотой подарок, а как подрастет и сможет удержать — меч из своей оружейной! Родить дитя в Нероальдафе — мечта любой женщины! Пусть ты не будешь женой, потому что рождена в других землях, но вдруг с сыном повезет? Так что не бойся, глупости все твои страхи… Хотя краденные часто трясутся да вечно пугаются…

— Краденные? — встрепенулась я. — То есть часто у вас бывают… м-м-м… чужачки?

— Да случаются, — за разговором женщины натянули на меня тонкую и короткую нижнюю рубашку из хлопка. Сверху лег шелковый наряд, прохладой стек по телу. — То воины из набегов пленниц притащат, то сами риар с а-тэмом. Девицы, конечно, разные бывают, иные и вовсе по-нашему не говорят! Это если те, кто из племен, там-то они совсем дикие, ближе к туману. А вот снежные, с гор, те гордые, белоснежные, глаза словно камни синие. Красивые настолько, что смотреть больно. Их наши воины особенно любят. Но и они за того идут, на кого риар покажет… А последний раз риар украл деву у хозяина сияющей вершины — Аурольхолла. Такая красавица, что полдружины сбежалась на нее полюбоваться! А она, глупая, все плакала да о своей свадьбе твердила! А сейчас ничего, пригрелась, говорят, уже и забыла свои ледяные чертоги! И как только они там живут, во льду-то! Вот уж бедняги!

Женщины лукаво переглянулись.

— Повезло тебе, чужачка, что попала не куда-нибудь, а в Нероальдафе! Под нашим риаром тысячи тысяч голов ходят, силен! Знаешь, сколько кораблей они с а-тэмом потопили? С ними же никто совладать не может! Один сверху огнем опалит, второй волной разобьет… сила! И все золото и пленных к нам тянут. Воины со всех фьордов каждый день в городские ворота стучатся, просятся встать под черное знамя Нероальдафе!

Я задумчиво кивнула. Так-так. Значит, красть женщин здесь обычная практика. Ну и остальные блага вроде сундуков с добром. Отличная компания эти риар с побратимом! Два головореза, чтоб их!

— А где живут эти белоснежные девы? — Неплохо бы определиться и с географией.

— Так в снегах! — всплеснула руками юная Сленга, осмотрела меня восторженно. — И как только не замерзли там насмерть! Но их стерегут хёгги льдов, оттого и не вмерзают в сугробы!

— Плохо, видать, стерегут, раз ваш риар их сюда тащит, — буркнула я, и женщины рассмеялись.

— Так в крови у них это — к себе тащить. А у нашего риара и подавно, он же дитя Лагерхёгга. Не зря черного зверя величали не просто огнедышащим, но и златоносным. Самый сильный из хёггов — черный и золотой — владыка камня, железа и небесного огня! Как злится, так и небо с ним вместе гром и молнии мечет! — с придыханием произнесла Сленга. Я покосилась на девушку. Тут все ясно, диагноз определяется без дополнительных исследований. Влюбленность девичья, безнадежная. Вон как глаза сияют и щеки горят! Хотя… если я все поняла про этого златоносного огнедышащего, который тащит в свою крепость все, что плохо лежит, сидит или медленно бегает, то и Сленге может перепасть часть высочайшего внимания!

— Мы будем молиться за тебя, — торжественно объявила Ирга. — Просить перворожденных хёггов даровать тебе достойного сына! Когда стараются столько воинов, и шансов получить мальчика больше…

— Или девочку, — автоматически добавила я, но женщины скривились.

— Родить девчонку после шатии — это позор! Когда мужчины за тебя бились, когда кровь пролилась, когда хёгг подарил свой зов, разродиться девкой? Да что может быть хуже?!

Отлично, еще и дискриминация по половому признаку.

— И чем плоха девочка?

— Тем, что не мальчик, — глубокомысленно поведала Ирга. — Да не трясись. Где один воин не справится, там десять сладят… Родишь мальчишку, вот увидишь! Шатия в этом деле всегда помогает!

— Я… я не хочу… я не буду! Дайте мне оружие, прошу вас…

— Так дадим, конечно! — неожиданно отозвалась Сленга, расправляя на мне ткань наряда. — Выберешь в оружейной что захочешь. Ну, или что сможешь поднять.

— То есть как? — опешила я. — Мне дадут оружие?

— Само собой, — тоже удивились женщины. Переглянулись между собой, качнули головами. — Отбивайся изо всех сил, девонька! Так, как только сможешь! Пока хёгг не позовет, бейся насмерть!

— Что?! — окончательно перестала я что-либо понимать.

— Врежь как следует! — довольно закивала Ирга. — У меня шатии не было, я просто замуж вышла. Но в первую ночь дала муженьку в нос и глаз подбила! Пока он со мной не совладал и на колени не поставил!

Обе женщины довольно рассмеялись, я же ощутила головокружение.

— Но зачем?!

— Как зачем? Чтобы знал, что не просто так ему досталась жена! А в борьбе! Что постоять за себя сможет! И что она достаточно сильна, чтобы родить сильных детей и воспитать воинов! У нас близость зовут схваткой, чужачка, разве в твоих землях иначе? И чем она горячее, тем и удовольствие слаще!

Я хмыкнула. Еще как иначе… Теперь понятно, почему ильх не торопился меня целовать. Если их близость — это схватка, то кто знает, на что способна незнакомка из-за Тумана…

— Смотрите, бой уже начался! — воскликнула Сленга, подбегая к узкому окну.

Я тоже подошла, волоча за собой длинный шлейф, будь он неладен!

Сверху открывался вид на широкую площадку возле башни. И там действительно дрались! Мужиков было около трех десятков, все раздеты по пояс, в одних полотняных штанах. Могучие голые торсы блестят от масла. Оружия не было, похоже, как и в племени, здесь бой велся лишь на кулаках. Я увидела, как здоровяк Вирн заехал кулаком в челюсть своему сопернику, тот качнулся, но устоял и наградил детину ударом под ребра. Мужики хрипели, орали, рычали и колошматили друг друга, стремясь вытолкнуть за линию поединка. Вокруг подбадривала и улюлюкала толпа… Несколько мужчин вылетели за тонкую красную нить, сплюнули разочарованно.

— Да ты не смотри, что они битые, — деловито посоветовала ирга. — У нас мужики крепкие. Бывает после похода придут — щеки впалые, глаза хмельные, сами грязные, в кровище своей и чужой, а поймают если — все равно отлюбят так, что потом встать трудно! Потому что огонь в крови после боя кипит, понимаешь? От ярости риара… Женщины-то ярость не ощущают, мы лишь зов слышим. А вот мужики и то и другое. И сейчас воины разъярились, ты посмотри! Не иначе, зол наш огнедышащий… Ну так что, тебе лишь слаще будет…

Я поперхнулась и оглянулась на добрую женщину с таким лицом, что она осеклась и насупилась. Внизу с веселой усмешкой раскидывал противников Ирвин…

— Ладно, хватит тут болтать! — опомнилась Ирга. — Сленга, прекрати пялиться на воинов! Не по твою честь бой! А ты, чужачка, сядь сюда, надо что-то сделать с твоими волосами… срам один, а не волосы! У девицы они должны быть до пояса, чтобы воину было за что схватить да в кулаке стиснуть, когда на колени поставит. А у тебя что? Срам! Даже не на что венец положить…

Меня потащили к лавке, но я отдернула руку. От картины, увиденной из окна, снова всколыхнулся ужас. Проклятье, сколько там мужчин? Даже если за линию улетит большинство, то все равно останется достаточно… Да о чем я вообще думаю?!

Злость заставила меня вскочить и заметаться по комнате. Разговоры, конечно, отвлекают, но в то же время и приближают время шатии, будь она проклята! А на нее и моего чувства юмора не хватит. Какие уж тут шутки, невесело совсем! И бодрые подбадривания женщин совсем не помогают, от ужаса мне уже дышать трудно.

Кстати…

Словно услышав, затаившаяся паника накатила волной, заставив упасть на колени. Я согнулась, пытаясь сделать вдох. Хоть один… И понимая, что все бесполезно! Мой ингалятор остался в цивилизованном мире, за стеной непроходимого тумана! А без него я не могу дышать!

Ужасное чувство. Разум понимает, что вокруг полно кислорода — живительного, нужного, а я не могу сделать ни вдоха! Упала на доски пола, краем уха услышала, как кричит Ирга… Перед глазами взвился хоровод красных пятен…

А потом на мой лоб легла сухая ладонь, и тихий голос что-то забормотал. И снова прозвучали имена древних драконов. Что это? Молитва? Если бы я могла, я бы рассмеялась. Но я не могла даже дышать. Или? Осторожно потянула воздух. И снова. Приступ прошел, я снова могла глотать живительный воздух! Смахнула слезы и уставилась на невысокого мужчину. Одет, как и все здесь, просто, но зато без оружия. И на кожаном поясе болтается множество мешочков, в которых шелестят травы.

— Ну вот и все, — по-доброму улыбнулся лекарь. — Испугалась, милая?

— Как вы это сделали? — изумилась я. — Как?

Да ни один врач не мог справиться с моими приступами в течение многих лет! Мне ничего не помогало! Только ингалятор с довольно сильными лекарствами! А ведь причину моих удуший так и не нашли… Психосоматика, объясняли мне. Такая, от которой можно умереть.

Сленга и Ирга на целителя поглядывали настороженно. В их лицах благодарность смешивалась со страхом, что меня слегка озадачило.

— Я упросил красного хёгга забрать твою болезнь, лильган, — ответил мужчина. — Шатия — событие важное, ни к чему там корчиться от боли. Это и Хелехёгг понимает, раз вылечил тебя… Но это лишь сегодня, потом болезнь вернется. Ты сама должна победить ее. Твоя хворь не здесь, — он положил ладонь мне на грудь. А потом прикоснулся ко лбу: — Здесь. Проси Хелехёгга освободить тебя от нее навсегда. Дары приноси. Он услышит.

При упоминании драконьего имени женщины попятились и забормотали что-то. Снова молитвы? Обереги? Похоже.

— Кто такой Хелехёгг?

— Откуда же ты явилась, раз не знаешь о красном звере? — удивился лекарь.

— Издалека. Вы сказали — приносить дары. Но куда? У красного хёгга есть… храм?

Сленга и Ирга испуганно ахнули, а мужчина покачал головой.

— Очень далеко твой дом, дева, раз ты спрашиваешь. Я не встречал на фьордах того, кто не знает. Один храм у красного зверя. Его дом, его крепость. Имя ему — Горлохум.

И, развернувшись, лекарь с достоинством удалился.

Я открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но тут Сленга и Ирга отмерли и силком усадили меня на лавку. Одна женщина начала драть мне волосы гребнем, другая торопливо оправила складки наряда, нацепила мне на ноги туфли из мягкой кожи и вытащила из маленького ларца украшения. Блеснуло на солнце золото. Широкий кожаный пояс, богато расшитый сверкающей нитью и со множеством круглых монет-подвесок, что рядами опускались до самого пола. Несколько тяжелых браслетов на обнаженные руки, и наконец — узкий венец на голову. С золотого обруча на плечи и спину также свисали тонкие шнуры, на которых переливались драгоценные бусины.

Женщины застыли, восторженно глядя на меня.

— Красота-то какая! Даром что чужачка! Смотри, как золото в глазах отражается, загляденье! А золотинку с венца или пояса после шатии найти — к большой удаче, надеюсь, мне хоть одна достанется… Посмотри! У нас тут настоящее льдистое стекло, вместе с той снежной девицей на корабле было. Так все теперь у нас и стоит, не знаем, куда деть… Глянь!

Я смотреть на это совершенно не хотела, но упоминание неизвестного предмета заставило повернуть голову. И поначалу я удивилась лишь ему — куску сверкающего льда, что застыл у стены. И лишь потом увидела свое отражение. Замерла, не узнавая девушку в голубоватой глубине льдины. Красивая… Такая красивая, что дух захватывает. И совершенно чужая. Словно Оливию Орвей стерли и оставили вот эту по-варварски одетую деву с отрешенным взглядом больших, подведенных черной и золотой краской зеленых глаз.

В окна донеслась уже знакомая мне музыка — дин-шорх, дрожащие струны, оплетающие душу…

— Песнь перворожденных хёггов! Слышите? — с благоговением произнесла Сленга и тихонько запела: — Из огня, железа и камня вышел Лагерхёгг… Из морской пучины и соли выплыл Ньердхёгг… Со снежной вершины в сиянии неба спустился Ульхёгг… и пеплом осыпал фьорды Горлохум, когда зарычал Хелехёгг… Все потому, что Древние Звери увидели деву, что прекрасна была и чиста в наряде кровавом. И каждый заявил на нее свое право. Тысячу лет дрожала земля, пока бились звери. Черный и красный, белый и синий… Огонь и пепел, вода и снег… Начало и конец. А кому досталась та дева, знают лишь древние хёгги… — девушка замолчала и улыбнулась радостно. — Пора!

— Торопятся нынче воины, — недовольно поджала губы Ирга. — И подготовиться толком не дали, и песни пропеть… а чего торопятся? Непонятно!

Дверь открылась, и вошли еще женщины, старшая в руках держала широкую тусклую чашу. Золото? Но удивиться я не успела, ко мне подошли, обмакнули пальцы в тягучую жидкость и провели по моему лбу. В нос ударил сладковатый запах. Кровь…

Пока я оторопело это переваривала, каждая из женщин обмакнула пальцы и коснулась открытых участков моей кожи. Лоб, щеки, плечи, локти, шея, ноги… везде остались капли чужой крови.

— Милостивы будут перворожденные хёгги… милостивы и добры…

Последней меня «пометила» Ирга.

— Идем, чужачка. Ноги-то переставляй, не на руках же тебя нести!

— Нет! — я вырвалась, заметалась, ища хоть какой-нибудь выход. Но сразу же была поймана стражниками, что стояли у дверей. И снова схвачена своими служанками-охранницами. Сзади и спереди встали по мужику с оружием.

— Не надо… прошу вас! Я не хочу!

Сленга забормотала что-то успокаивающе, Ирга прикрикнула недовольно, и обе потянули меня к лестнице. Стражи топали молча, но их угрожающее присутствие ощущалось кожей. Не сбежать… Не вырваться!

Я должна что-нибудь придумать! Я ведь образованная, умная женщина! Ну не может примитивная сила возобладать над разумом!

Дернулась и поняла, что еще как может! И это уже произошло. Здесь, за туманом, другие законы, и здесь всем наплевать и на мои заслуги в ученом мире, и на разум. Да и на меня, собственно… И нет больше антрополога Оливии Орвей. Потому что одно дело — изучать чужую цивилизацию по древним осколкам и папирусам, а другое — быть ее частью. Не просто частью, а пленницей, чужачкой, безымянной девой, что сейчас войдет в круг шатии. Ужас сковал тело, и я лишь заторможенно переставляла ноги. Казалось, что все это происходит не со мной. Словно реальная Лив спряталась, выпустив наружу исследователя, который смотрит вокруг с беспристрастностью и отстраненностью ученого. Сколько раз я так пряталась? Вот и сейчас… Отмечаю происходящее, но ничего не чувствую. Вот мягкие туфли ступили на брусчатку, а прохладный морской ветер зазвенел монетами, свисающими с моего венца и пояса. Вот открыли передо мной дверь оружейной, и я схватила нож с удобной костяной ручкой. Вот расступается ряд воинов. В мужских глазах — восхищение и голод… Я иду по коридору из живых людей, алый шлейф течет позади огненной рекой. И подошвы наступают на угли, что пачкают белое платье…

И факелы. Впереди горят факелы, освещая место моего падения…

Музыка сплетает паутину, ловит души. А внутри меня разливается кипящая лава. Зов… Зов дракона.

Вскинула голову, повинуясь чутью, и увидела Сверра. Он стоял в одном из узких окон, и мне казалось, что я вижу золото его глаз — мерцающее, завораживающее, злое. Но, конечно, это лишь мое воображение.

А потом меня мягко толкнули в спину, я сделала несколько быстрых шагов, чуть не запутавшись в шелке. Обернулась, вскинулась. И мое отстраненное спокойствие разлетелось вдребезги! Вокруг были мужчины. Обнаженные торсы все еще блестят от масла и перепачканы кровью и грязью. Черепов-халесвенгов в Нероальдафе не носили, вот только вряд ли это можно считать хорошей новостью. Потому что видеть глаза — карие, черные, янтарные, в которых блестела похоть, оказалось невыносимо. Уж лучше бы скалились измазанные кровью кости. Хотя в данной ситуации ничего не может быть лучше! Все одинаково мерзко!

Оружие было лишь у меня, и я сжала свой нож с решимостью приговоренного.

Глава 18

Среди темной масти мужчин резко выделялся блондин Ирвин. А-тэм тоже оказался весь в крови, но как раз он — вряд ли в своей. Он сделал ко мне шаг, в голубых глазах плескался азарт. Я отпрыгнула, снова чуть не потеряла равновесие, подхватила волочащийся шлейф.

— Не приближайся!

Музыка летела, охватывала силками… Меня толкнули в спину — так же мягко, но пришлось качнуться вперед, в объятия Ирвина.

— Я предпочел бы в воде, лильган, — хрипло сказал он. — И лишь вдвоем… но с риаром сегодня лучше не спорить…

Прижал к себе, дернул скользкий шелк. Тот треснул, повис лоскутом на кровавой вышивке. Я же извернулась и со всех сил ударила Ирвина локтем под ребра, вывернулась, взмахнула ножом. На теле ильха проступила кровавая царапина, а внутри меня взвилась огненным сполохом радость. Не дамся! Так просто не дамся! Склонила голову и зарычала не хуже зверя!

Отступила. Везде мужские лица и глаза хищников… Я оскалилась, ударила лезвием по шлейфу, отрезая его! Отбросила. Увидела вспышку удивления.

— Так торопишься, чужачка? Не спеши, все будет…

— Подавитесь, — огрызнулась я и снова отступила, вспоминая все, чему меня учили на курсах самообороны. Не зря же ходила? После того случая, что оставил на мне шрамы, на те уроки я ходила, как по часам, ни одного не пропустила. Снова атака, отпрыгнула, ударила резко ножом. Сталь скользнула по телу ильха, намазанному маслом, почти не причинив вреда, и я чуть не взвыла. Каменные они, что ли? Кто-то обхватил сзади за талию, я резко присела, крестом складывая над головой руки и выворачиваясь. Пружиной разогнулась, не видя — ударила… И ощутила, как вошел нож в живую плоть! Огромный мужик зашипел сквозь зубы, оттолкнул меня. Но я уже отпрыгнула кошкой, обернулась, наступила с силой на чужую босую стопу… Получилось слабо, туфли-то на мягкой подошве… Эх, ботинки бы мне сейчас! Крутанулась, ругнулась сквозь зубы. Проклятое платье! Специально в такое неудобное обрядили, что ли? Правда, часть с меня уже содрали, остатки повисли лоскутами.

— Строптивая! — по наступающим хищникам прошла рябь удовольствия, словно они и не видели ножа в моей руке. — Горячая!

Меня снова толкнули в спину. А я и не заметила, как кто-то подошел. Оглянулась — тот самый Вирн. Но уже не добродушный парень, а жаждущий своей добычи зверь. Его я тоже ударила, правда, парень увернулся. Снова тычок… упала на колени… меня вздернули, оторвали еще кусок платья, прижали к чужой горячей груди. Снова удар ножом, снова лезвие в крови… Разворот, снова удар… Кулак скользнул по намазанному маслом телу… А я с ужасом поняла, что слишком слабая. Добыча. И звери играют, гоняя меня от одного хищника к другому, забавляются. Я дралась, я била, я кусалась, резала и размахивала ножом, но все это лишь царапины для закаленных в боях воинов. У всех на телах шрамы и рубцы, каждый наверняка убивал… Эти мужчины были иными — сильные, быстрые, смертельно опасные. Отличающиеся от рафинированных цивилизованных особей столь разительно, что я снова запаниковала.

Отступила, затравленно озираясь. Мое платье висело лентами, золотые монеты звенели при каждом движении. Словно колокольчики на жертвенном ягненке! И круг все сужается, в глазах каждого дрожит пламя. Стая… что готова рвать на части. Но, что странно, несмотря на мой нож, никто не ударил меня в ответ. Ильхи лишь рычали и скалились, загоняя меня, подставляя под клинок свои тела и ожидая, пока я выдохнусь. И этот момент почти наступил…

Снова толчок в плечо и сильное тело, что прижалось сзади. Возбужденное… Мозолистые руки сжали талию, не давая вырваться. Я задергалась, рыча сквозь зубы и сама превращаясь в животное. В глазах потемнело, на миг реальность исчезла, и я провалилась в прошлое. Такой же захват, чужое хриплое дыхание… И я — семнадцатилетняя девчонка. И ужас — тоже как тогда.

Но я уже не та девочка. И я ненавижу бояться! Не дамся! Живой — не дамся… Нож, главное, не потерять… Музыка взлетела, а проклятый зов усилился. Внутри живота слабо всколыхнулось желание и тут же пропало, раздавленное злостью. Голубые глаза Ирвина блеснули недоумением, и я бы победно рассмеялась, но кто-то схватил меня за волосы. Зашипела, размахивая руками и пытаясь отбиться. Удалось, нож снова вошел в чужое тело… Толчки, шаги, удары, тяжелое хриплое дыхание разгоряченных мужчин. Словно оживший кошмар…

От роскошного дорогого наряда уже остались одни лоскуты. Мои глаза застилала ярость, я уже ничего не видела, лишь кружилась фурией и била, била, била! Круги факелов плавали в туманной мути, мне казалось, весь Нероальдафе утонул в этом мареве! Удар! Меня в ответ лишь отталкивали, не причиняя вреда, хотя я и видела, как искажаются мужские лица. И движения их уже перестали быть осторожными — они злые, резкие, напряженные. В глазах читаются изумление, злость и почти обида. Похоже, каждый уже понял, что игра затянулась, строптивая чужачка не желала становиться покорной!

И снова толчок. Я потеряла равновесие, свалилась на колени. И тут же тяжелое тело придавило к земле, босая нога наступила на разметавшиеся волосы, не давая подняться, а сильная рука отбросила выпавший из ладони нож. Я взвыла.

— Хватит! Какая же ты неукротимая… Не ожидал.

Голос Ирвина заставил меня зашипеть и забиться под ним. А-тэм тяжело придавил к земле мои бедра, вдавился всем телом.

— Нет! — заорала я, пытаясь увидеть, куда упало мое оружие.

— Прекрати! — уже гневно выкрикнул а-тэм. И еще — удивленно: — Почему ты все еще противишься? Почему?! Я ведь зову тебя…

— Отпусти! — я изо всех сил вцепилась зубами в ладонь Ирвина, теперь уже взвыл он.

— Да чтоб тебя!

И тут же телу стало легко, позади что-то глухо упало. Я перевернулась, поджала ноги и ахнула. В кругу шатии был Сверр. И от его тела рассыпались огненные искры. Не отрывая взгляда, он сделал несколько шагов и поднял меня на руки. Молча развернулся. Я вцепилась грязными и дрожащими ладонями в его плечи, и Сверр тяжело втянул воздух, его побледневшее лицо исказилось.

— Но риар… Девчонка наша! — завопил опьяненный шатией Вирн.

— Прочь! — от рыка Сверра факелы взвились в небо огненными торнадо, и толпа испуганно отхлынула.

— Не по закону, мой риар, — Ирвин легко поднялся с земли. — Пленница наша, это закон шатии. Ты сам приказал. А прямо сейчас она моя. Бой был честным!

— Кто прикоснется к ней — умрет. А каждый, кто желает взять пленницу, будет биться со мной. Прямо сейчас. — Тяжело бросил Сверр. Над площадью повисла густая тишина. А потом ударила молния, и только сейчас я осознала, что над Нероальдафе бушует странная, противоестественная гроза. Без дождя, но с бесконечными зигзагами огненных вспышек, что рассекали небо. Лиловая, налитая туча лежала почти на крышах домов, жадно облизывая тьмой камни и печные трубы. Словно небо взбесилось и вот-вот обрушится на землю, похоронив под собой весь город…

— Но как же… — с обидой протянул кто-то из мужиков, утирая с лица кровь. Похоже, всем им от меня досталось. — Как же так? Не по закону…

— Вы забыли главный закон шатии, — процедил риар.

— Она не отвечает на мой зов, — протянул мрачно Ирвин. Уставился на меня хмуро. — А значит, брать ее нельзя! Навредим…

— Как это не отвечает? — изумились остальные. — Но это невозможно!

Сверр их словно не слышал. Он смотрел мне в глаза, и золото плавилось… Развернулся и вынес меня из круга. Воины тяжело дышали и скрипели зубами, но расступались, пропуская его. Ирвин смотрел вслед, прищурив светлые глаза. Но я уже никого не видела… Сверр толкнул ногой массивную дверь, внес меня в башню. Стремительные шаги по лестнице… И швырнул на постель.

Я подскочила, метнулась в сторону.

— Не подходи!

Ильх посмотрел в глаза… и я выгнулась от обжигающей лавы желания. А он рывком прижал к себе, к своему телу — такому же неистовому, как буря над Нероальдафе. Его руки лихорадочно трогали, гладили, сжимали, он дышал загнанным зверем, так же, как и я… Снова толкнул на постель…

— Не трогай! Ненавижу тебя!

— Хочешь, чтобы я тебя вернул в круг?! — рявкнул ильх. Вцепился в мои плечи, встряхнул. — Там лучше?

Я мотнула головой. Он вздернул мои руки, придавил.

— Говори! Где лучше? Там?

— Ненавижу тебя! Отпусти!

Он оскалился.

— Ты сказала, что с кем угодно лучше, чем со мной!

— А ты отдал меня… им! — злость и страх снова вскипели, заставив меня задрожать и попытаться вырваться. Какой там!

— Ты перечишь мне! — прорычал ильх, наклоняясь. — Ты думаешь, что все еще находишься за туманом? Ты в Нероальдафе. Ты пленница! Ты должна покориться и признать мою власть!

— Ты отдал меня!

— Никогда, — хрипло выдохнул ильх. — Не отдам. Поняла? Поняла?! Убью, но не отдам… — еще один хриплый вдох… непонимание и злость в золотых глазах… — На тебе была одежда Ирвина, и ты разозлила меня… А я слишком устал, чтобы сдержать ярость! Я не человек, Лив, чтоб меня пекло сожрало! Я не могу иначе!

Я задохнулась, уже ничего не понимая. Я лишь ощущала, что сейчас сгорю в том пламени, которым сжигал нас хёгг. Или от страха и ярости, в которые он меня окунул… Выдернула руки и ударила Сверра. Заколотила по его груди, плечам, лицу, желая причинить боль. Он не двигался, терпя мое безумство. Только смотрел своими невозможными глазами и рвано втягивал воздух. А когда я выдохлась, схватил мои запястья, сжал, не давая пошевелиться.

— Ты должна была просто закричать, — его лицо исказилось. — Закричать, забери тебя Горлохум! Позвать меня! Попросить прощения и склонить свою проклятую голову! Так сделала бы любая женщина! Какого пекла ты молчала? Ты все время молчала!

Он встряхнул меня, и я ошарашенно моргнула. Закричать? Этого он хотел? Чтобы позвала его?!

— Я не понимаю…

— Перестань сопротивляться мне!

Он торопливо, как-то яростно провел ладонью по моему телу, подминая под себя еще сильнее. Звякнули золотые монеты на поясе. А потом вдруг прижался губами к моим губам. Лизнул по-звериному. Провел языком по нижней губе, толкнулся кончиком внутрь — совсем немного. Слегка прикусил. И снова лизнул. Неумело и странно… Смутно, заторможенно поняла — целует. Пытается поцеловать. Что я сказала ему тогда, в своей крошечной квартире? Что так делают люди, которые хотят доставить другому удовольствие… а он ответил, что это опасно.

Что он хочет сказать теперь? Что дарит мне вот это доверие? Или что я могу откусить его проклятый язык, которым он велел отдать меня на шатию?

Тихо вскрикнув, я раскрыла губы, коснулась его языком… Сверр замер надо мной, а потом втянул мой язык в рот, лаская своим. Инстинктивно, двигаясь лишь по воле желания, что тянуло нас друг к другу. А оно заставляло, требовало сближения любым способом. И потому неумелый поцелуй почти сразу стал столь возбуждающим, словно ильх не раз тренировался в таких ласках… Он сжал ладони на моих бедрах, прижал к своему паху… Я вцепилась в его плечи, растворяясь в неге и каком-то всеобъемлющем чувстве безопасности. И это было странно — так чувствовать с ним. Ведь именно он отдал меня под шатию, он притащил в Нероальдафе, он — причина всех бед. И он — источник тепла, силы, наслаждения, покоя… Всего. Эмоции плескались внутри, лишая меня разума. Дракон все-таки оголил мои инстинкты, сорвал покров цивилизованности и оставил меня без защиты. В этом вихре чувств я не умела ориентироваться, я не знала как… Я ощущала себя иной Лив — той самой незнакомкой из льдистого зеркала. Сверр прав, как можно изучать людей, если не знаешь даже себя? Разве антрополог Оливия Орвей могла драться, как бешеная дикарка? А потом сгорать от желания под тяжелым телом риара?

И он снова звал меня. Я могла сопротивляться этому зову, знала, что могла. И еще знала, что он снова отступит, если я воспротивлюсь.

Ильх отстранился, горячо глядя мне в глаза. Так жадно… В золоте глаз — болезненный, мучительный голод. Сверр сжал пальцы, стискивая в руке мои короткие волосы. Выдохнул. Разжал ладонь. Снова сжал…

— Убери зов… — выдохнула я.

— Не могу… — вжался бедрами в мой живот, коротко зашипел. — Ты что, не видишь? Я не могу, будь оно все проклято! — И снова пряди в кулаке. И снова горячие губы, терзающие распухшие мои. И злые глаза, когда оторвался…

Вдох. Выдох в чужие губы. Страх и желание… Должно остаться что-то одно, так он сказал мне. И эту ночь я хочу запомнить иначе, сохранить в душе другие эмоции и образы. Вытеснить из головы шатию…

— Я хочу это забыть, — прошептала я. — Заставь меня забыть. Ты ведь сможешь!

Понимание заставило его тело дрогнуть.

— Да, — коротко выдохнул Сверр.

Сможет. Он все сможет… И от этого тоже страшно.

Зажмурилась. От моего платья почти ничего не осталось, тело в разводах грязи и чужой крови, руки дрожат… и перед глазами снова круговерть чужих лиц…

Сверр издал короткий, сдавленный рык.

— На меня смотри!

Снова приказ, но я подчинилась.

Он придавил меня к постели одной ладонью, словно боялся, что я убегу. И снова прижался к губам, исследуя языком мой рот. Торопливо дернул завязки на своих штанах, отстранился на миг, освобождаясь от одежды. И снова накрыл своей тяжестью. Я погладила мощные плечи, зарылась пальцами в темные волосы, как он, сжала в кулаке. И толкнула ильха в грудь, заставляя перевернуться на спину. Он нахмурился, не понимая.

— Ты ведь хотел узнать, как это делают люди, — я прижала ладонь к его груди, ощутила стук сердца. — Иногда — вот так…

Удержать Сверра я, конечно, не могла, но он замер, настороженно глядя на меня и позволяя делать то, что хочу. Я провела рукой, слегка царапая его загорелую кожу. Очертила контур грудных мышц, тронула железный браслет на предплечье, погладила жесткий рельеф мужского живота… И ощутила желание облизнуться. Напряженный до дрожи Сверр, лежащий передо мной обнаженный и возбужденный, — это зрелище лишало меня остатков разума! Я перекинула ногу и оседлала его бедра. Зрачки ильха расширились, сейчас от золота радужек остался лишь тонкий ободок. Его взгляд жадно прикасался к моему лицу, груди, раздвинутым ногам… И судя по этому взгляду, вряд ли риар останется неподвижным надолго. Сверр зашипел, когда я двинула бедрами, прижимаясь к его паху. Широкий пояс со стекающими вниз монетами все еще был на мне и тихо звенел от каждого движения. Дзинь! Я снова повела бедрами, заставляя ильха зарычать и вцепиться в мои бедра. Дзинь-звинь! И он приподнимается, жадно целует губы и стонет, когда я снова опускаюсь, но уже соединяя тела… Мой стон он слизал языком и начал двигаться, удерживая меня. Золотые монеты жестко терли кожу при каждом толчке, но ни я, ни он не могли остановиться, чтобы убрать их. Сильные руки, мощные проникновения, нежные губы… Невероятные ощущения вытесняли страх и дарили мне новые воспоминания. И я кричала, ловила губами его стоны и хрипы, совершенно потерявшись в чувственном удовольствии близости. Наш пик наслаждения снова показался мне извержением вулкана, и я обмякла, растянулась на груди Сверра, все еще ощущая внутри его пульсацию и свою дрожь. Ленивая нега растеклась по телу, мыслей не осталось… Риар тоже замер, тяжело переводя дыхание. Золотые глаза сияли удовольствием и искрами затихающей ярости. Черный хёгг успокоился… А во мне больше не было злости.

Но стоило подумать об этом, Сверр приподнялся и встряхнул меня.

— Не спи! Ты не сказала мне!

— Что не сказала? — ошалело повторила я.

— Что ты принадлежишь мне!

Я вынырнула из своей неги и сжала зубы, чтобы не ответить. И снова не послать этого собственника-дракона куда подальше. Он перевернулся на бок, подгреб меня под себя, сжал пальцы на ягодицах. Лизнул щеку.

— Скажешь, — протянул уверенно. — Скажешь, лильган. — И улыбнулся, рассматривая меня. Глаза ильха сейчас казались двумя начищенными монетами, и я даже удивилась, что могла принять их когда-то за человеческие. Вот уж нет!

Сверр снова тронул мои распухшие губы. Лицо его стало насмешливым и удивленным.

— Это самое порочное, что только можно придумать, — протянул он. — Ощущать твой язык у себя во рту.

Задумался. Втянул воздух. В золотых глазах искрами вспыхнули догадки.

— Или не самое порочное, — озадаченно протянул он. — Но это я испробую с тобой чуть позже, лильган. Утром.

Он прижал меня к себе, закрыл глаза. И, похоже, собрался просто уснуть! После всего!

— Мне надо в душ, — пробормотала я, пытаясь отодвинуться. — Ну, то есть… м-м-м… лохань? Корыто? Таз с водой?

— Нет, — отрезал Сверр. — Утром.

— Мне надо сейчас, — упрямо повторила я. Устало закрыла глаза. События понеслись в голове хороводом разноцветных лоскутов. Совет, Академия, полет, кладовка, шатия… Он. Слишком много всего. Тело и разум требовали передышки. Но я не могу уснуть так.

Снова дернулась, пытаясь выползти из-под придавившего меня тела.

— Завтра! — рявкнул Сверр, не открывая глаз.

— Сейчас! — воскликнула я. И добавила тихо: — Мне надо смыть с себя… все. Всех…

— Я уже стер с тебя чужие запахи. Теперь ты пахнешь только мною. — Он все-таки открыл глаза, глянул недовольно. — Упрямая. Непокорная. Не дающая мне спать чужачка.

— Такие долго не живут? — усмехнулась я. И увидела, как дрогнули губы Сверра, хотя он и скрыл улыбку. А потом рывком перекатился и встал, схватил меня за руку и потащил куда-то.

Только сейчас я обратила внимание на комнату, в которой мы оказались. Помещение было большим, круглым, уставленным прочной мебелью. Широченная кровать невероятного размера, застеленная сейчас смятым темно-синим покрывалом, массивный стол на драконьих лапах, кресла, шкаф с книгами, камин с тлеющими углями… Не похоже на жилище варвара. Да и не варвар он, но точно — другой…

— В тот грот, где меня чуть не утопил Ирвин, не пойду! — внезапно уперлась я, предположив, куда меня тащат. Сверр наградил насмешливым взглядом, откинул свисающую ткань, за которой оказалась дверь. А за ней — еще одна комната, с каменным бассейном посредине.

Ильх втащила меня в центр и сдвинул рычаг. В камень ударила теплая вода.

— Ух ты, — восхитилась я.

— И никаких диких зверей, — насмешливо произнес Сверр. — Кроме меня, конечно.

— И как она нагревается? — я не сдержала смех.

— Под башней котлован с огнем хёгга. И система железных труб, — отозвался Сверр, располагая меня на своем теле. Вода медленно заполняла бассейн, ильх довольно жмурился, перебирая золотые монетки на поясе, что все еще был на мне. Я поставила ладони на грудь ильха, приподнялась. Сверр сейчас казался таким расслабленным и спокойным, каким я ни разу его не видела. Он погладил мне спину, посылая мурашки вдоль позвоночника.

— У нас говорят, что мужчина — это скала, — медленно проговорил он. — И должен стоять нерушимо, невзирая на бури и шторма. А женщина — это вода, что течет вокруг скалы. Мягко обтекает все острые грани. — Он помолчал. — Женщина должна научиться течь водой, Лив. И знаешь… — его губы дрогнули в улыбке, — я не видел скалы, которую не стесала бы вода.

— Я не умею… быть водой, — тихо пробормотала я. Совсем не умею. Не было у меня такого опыта, чтобы научиться. Я привыкла защищать себя, но не… течь.

Сверр снова провел вдоль моего позвоночника. Вода уже набралась, и лежать вот так было невероятно приятно. И странно. Потому что и это у меня было впервые… Эмоциональная сфера жизни всегда казалась мне слишком сложной, чтобы в нее лезть, но здесь, на фьордах, все изменилось. И на миг даже возникла мысль, что я могла бы научиться… быть водой. С ним. Вот только… невозможно. Моя жизнь другая, и я другая, я не принадлежу фьордам. Я здесь лишь чужачка. Нельзя забывать об этом. И чувствовать тоже нельзя.

Посмотрела на сомкнутые глаза Сверра. И осторожно тронула обруч, темнеющий под его горлом.

— Такие носят лишь… те, кто становится хёггом, так? Это вы называете кольцо Горлохума?

— Это его дар людям, — рассеянно пробормотал Сверр. Глаза у него закрывались. И лицо осунулось. Устал? Я вдруг вспомнила, как его били в Академии. Как тыкали в него парализаторами — бесчисленное количество раз. Как пробила пуля грудь ильха. Все это было совсем недавно. И словно сотню лет назад.

Осторожно тронула красный шрам над ребрами.

— Но как это возможно? Я думала… ты мертв. Любой человек был бы мертв…

— Я ведь не человек, Оливия Орвей. Ты сама сказала это на том совете. А для того, чтобы понять, заманила в постель, пообещала наслаждение. — Золотые глаза блеснули. Не спит, оказывается. Затаился и наблюдает из-под опущенных ресниц. Как… змей.

— А кто ты? — тихо спросила я.

— Если сама все видела, то зачем слова? — насмешливо прищурился Сверр.

— Хёгг… У нас говорят дракон… — прошептала я. — Но как?..

— У нас молчат, — ильх снова закрыл глаза, его мышцы расслабились. Но ладонь продолжала поглаживать мою спину. — О хёггах лучше молчать, Лив. Так оно спокойнее.

— А тот, кого ты убил в племени? Тоже… хёгг?

— Дикий и свободный. Без кольца на шее.

Я нахмурилась.

— Что случается, когда надеваешь кольцо?

Он снова качнул головой, чуть улыбаясь.

— А зов хёгга? Что это?

— Ты его чувствуешь. Мой зов… У каждого хёгга он свой, Лив. — Золото блеснуло из-под опущенных век. — Ты не откликнулась на зов Ирвина, да и моему сопротивляешься. — Ильх нахмурился недовольно. — И это очень странно, чужачка…

* * *

Пальцами снова ощупал выступающие косточки на спине Лив. Такая хрупкая. Мелкая. Нежная… И такая строптивая и упрямая, что хочется придушить. Или вновь завалить на кровать. Даже сейчас, когда меня уже утаскивал сон, а тело требовало отдыха, хотелось снова погрузиться в жар лильган. Двигаться, смотреть ей в глаза и снова ласкать ее язык. Так порочно и невероятно приятно… Возбуждение лениво проползло вдоль хребта, разлилось в паху. И Лив покраснела, ощутив мое желание. Я усмехнулся, наблюдая за ней. Борется со мной и с собой, пугается, злится, сопротивляется… Женщина фьордов радовалась бы, а эта… Эта опять задает вопросы. Хочет знать, хочет разобраться. И надеется вернуться за туман, чтобы рассказать обо всем конфедератам.

Меня это злит, почти пробуждает уснувшую звериную ярость. Стоя у окна башни и наблюдая шатию внизу, я с трудом удержал зверя. Он был так близко, что дымиться начал я сам — человеческое тело, неприспособленное для огня… Но я забыл обо всем. Поставил под угрозу своих людей и город. Видел лишь ее — хрупкую, в белом платье, с яростью отбивающуюся от воинов… И ощущал лишь желание убивать. Убивать всех, каждого, кто прикоснулся к ней… Она должна была лишь закричать! Покориться!

Но Лив молчала. Она дралась, как мужчина, хотя ее силы были ничтожны, и молчала. И я не знал, чего во мне больше — восхищения или ярости.

Мой зверь бесновался совсем рядом, пока я осознавал главное. Первое — еще немного, и черный зверь уничтожит Нероальдафе. Второе — Лив меня не позовет. Не попросит помощи, не склонит голову. Она погибнет там, в кругу мужчин и факелов, но не сдастся. Ее гордость сильнее ее желания жить. Возможно, это глупо, но фьорды уважают гордую и храбрую душу в любом теле…

Внутри полыхнуло огнем, и горло опалило желчью. Ладони сильнее сжали женское тело, желая снова владеть. Даже близость не усмирила ярости и той непонятной болезненной ненависти, что владела мною, когда я смотрел из окна. Моя, только моя…

И она не отозвалась на зов Ирвина.

От понимания этого стало легче, хотя и ненамного. Я не хотел думать, что сделал бы, если бы отозвалась. Мои чувства слишком… неразумны. В них нет разума, нет риара, есть лишь инстинкт собственника. И если я сегодня пытался освободиться от этих странных чувств к чужачке, то сделал лишь хуже…

Лив тихо вскрикнула, и я разжал руки, поняв, что сдавил слишком сильно. Выругался сквозь зубы, втянул влажный воздух. Надо успокоиться, мне ли не знать, как опасна моя ярость. Лив останется здесь, в Нероальдафе. В моих покоях. В моей постели. Это решено.

Девчонке я пока об этом не скажу, конечно. Иначе она снова взбрыкнет. Пока ее голова забита прежней жизнью и мой мир для нее слишком иной. Мне проще, я с детства читал и изучал земли за Великим Туманом. Я был подготовлен к приходу людей. А вот для Лив все иначе.

Но она привыкнет. Со временем.

Только вот приручать придется по-другому. Лив не вода, она камень. Крохотный, мелкий, но твердый камень, чтоб ее… А если камень ударить о скалу, он лишь рассыплется в пыль…

Лильган снова спрашивает о хёггах, о кольце на моей шее.

Любопытная… мне ужасно лень ворочать языком, но почему-то я отвечаю ей. И осекаюсь, когда вспоминаю о зове. Хмурюсь…

* * *

— Я хочу, чтобы ты сейчас не отзывалась мне, лильган, — сказал вдруг Сверр, открывая глаза. — Поняла?

И, дождавшись моего кивка, медленно погладил мои плечи, спускаясь ниже. И внутри снова всколыхнулась лава… Зов… Желание, вскипающее внутри. Потребность подчиниться, принять, подарить и получить наслаждение! Я ахнула, завозилась, пытаясь соскользнуть с напряженного мужского тела. Потому что и сам ильх, кажется, был зависим от этого зова. Его мышцы затвердели, воздух рывками выходил из груди, каменный член упирался в мой живот. Я втянула воздух, мотнула головой. Больше всего мне хотелось оседлать его тело и снова почувствовать губы. Но когда Сверр с усилием разжал ладони, я откатилась и прижалась к противоположной стороне бассейна. Ильх тяжело вдохнул и кивнул.

— Даже не знаю, хвалить тебя или наказывать. Значит, я был прав. Ты способна сопротивляться зову зверя.

Ильх нахмурился, похоже, это открытие его сильно озадачило.

— Не понимаю как.

— Хочешь сказать, ты никогда не встречал тех, кто может противостоять этому… притяжению?

— Никогда, — бросил Сверр. — И не могу сказать, что рад сейчас. Зов подчиняет всех без исключения. Всегда.

Хотя и недовольным он не выглядел. Скорее — озадаченным. Ильх ужасно любопытен, его влечет все новое и непонятное, например, я… Чужачка, умеющая сопротивляться. Новая, неизведанная игрушка из-за тумана. Что та ручка с золотым колпачком…

И почему-то снова стало грустно.

Я потянулась к широкой чашке, в которой лежало что-то похожее на мыло. Провела кусочком по телу, пытаясь не смотреть на ильха. И вздрогнула, когда он рывком оказался рядом и прижал меня к бортику. Слегка утихшее желание вспыхнуло вновь.

— Разве ты не хотел спать?

Сверр собственнически потянул за кожаный пояс на моей талии, звякнули золотые монеты.

— Мы будем спать, лильган. Скоро. Но прежде я хочу повторить.

Его губы уже по-хозяйски накрыли мои. Быстро же он освоился, мелькнула сердитая мысль. Ильх придавил меня животом к краю бассейна, схватил за волосы, сжал бедра… Сдавленно застонал… Толчки — размеренные, неторопливые, чувственные… Губы, ласкающие мою шею и косточки позвоночника… И наслаждение, долгими спазмами расходящееся по телу…

— Лильган… Лив…

От сильного рывка пояс треснул, и монеты посыпались в каменную чашу. Правда, это я поняла лишь краешком сознания, слишком захваченная порочным удовольствием. Глухо зарычав, Сверр толкнулся последний раз и замер. Провел языком по моему позвоночнику и разжал руки.

— Вытирайся и иди в постель, Лив. Я тебя жду.

Сам встряхнулся, разбрызгивая воду, легко шагнул из бассейна. Дверь мягко закрылась.

— Варвар! — буркнула я ему вслед, но вышло не сердито, а насмешливо. Да и трудно злиться, когда тело все еще пребывает в неге наслаждения, а внутри затихает мой личный вулкан.

И чувства смешивались, не давая их толком проанализировать. Задумчиво брызнула на тело водой. Завтра, решила я. Моему мозгу и телу нужны отдых и полноценный сон. А завтра я все осмыслю и решу, что делать дальше.

Ополоснувшись, я тоже выбралась из воды, быстро вытерлась широким льняным полотном и вернулась в спальню. Ильх лежал с закрытыми глазами, его бронзовая грудь равномерно вздымалась и опускалась. Тлели огни в камине, оранжевые отсветы пятнами плясали на полу. Буря за окном стихла… Я легла на край кровати, и тут же, не открывая глаз, Сверр притянул меня ближе, подмял под себя.

Попыталась выбраться, но какой там! Ильх даже не пошевелился, только прижал плотнее. И я подумала, что дождусь, пока он уснет, а после отодвинусь, потому что я ведь привыкла спать в одиночестве, а значит, ни за что не усну вот так…

Но измученный организм считал по-другому. И решил, что в спать в кольце мужских рук ему удобно. Так что уже через пять минут я провалилась в сон без сновидений.

Глава 19

Экстренное заседание в Академии Прогресса началось в гробовом молчании.

Торжественный зал для таких совещаний сменился небольшим помещением в противоположном крыле здания. Во многом потому, что из окон этого зала не было видно впечатляющих и немыслимых разрушений, нанесенных Академии.

И на этот раз большинство составляли не ученые, а люди в серой форме — агенты безопасности Конфедерации.

— Приступим, господа, — начал командующий. — Кто еще не знает, мое имя Этан Грэй, командор разведки и внешней безопасности Конфедерации.

Клин Островски усмехнулся совпадению — серый Грэй, но, получив хмурый взгляд военного, сник и уставился на свои руки.

— Сегодня мы не будем обсуждать промахи и ошибки сотрудников Академии, которые просмотрели опасность и поставили под угрозу жителей Конфедерации…

— Просмотрели? — снова не выдержал Клин. — Да вы видели, кто он? Мы и предположить не могли…

— Помнится, ваша коллега, госпожа Орвей, смогла сделать подобное предположение, — холодно оборвал его Этан Грэй. — А значит, для этого были основания.

— Вы не понимаете! — теперь не выдержал ректор Академии, вскочил, утирая со лба испарину. — Это же… нереально! Невероятно! Это невозможно, в конце концов! Мы не знаем, как это объяснить! Законы физики просто попраны, вы это осознаете? Что мы должны были предвидеть? Дракона?

Ученые зябко поежились, военные ответили хмурыми взглядами. Этан продолжил:

— Я повторюсь, мы не будем сейчас обсуждать причины появления данного… существа. Объяснить его существование, равно как и появление в стенах Академии, — ваша забота. Моя же — устранить угрозу. А в том, что она существует, более того, вполне реальна, можно убедиться, взглянув на разрушенное крыло этого здания. — Военный обвел людей колючим взглядом. — Мы столкнулись с превосходящими силами противника, которые пока не можем объяснить. И не знаем, как с ними бороться. И наша первоочередная задача — узнать, понять и обезвредить.

— Обезвредить? — вскинулся Жан. — Что значит — обезвредить? Это же сенсация! Мы должны изучить уникальное явление! Незнакомая нам форма жизни — это прорыв, господа!

— Изучать эту форму вы будете после того, как она перестанет угрожать Конфедерации, — отрезал Этан. — Похоже, вы не понимаете масштаба проблемы, господа! Впрочем, я и не прошу вас понимать. Сейчас мне нужно от вас другое. А именно — схемы, графики и отчеты, позволяющие нейтрализовать угрозу. И начнем мы с вас, господин Эриксон. Вы говорили, что обнаружили три точки, в которых туман поредел? Вот здесь? — Этан указал места на карте.

— Все верно. Но одна находится в море, вторая — на горной гряде. Там туман почти исчез, но мы можем выйти в какое-нибудь ущелье. У нас нет плана местности со стороны фьордов. Самая доступная для прохода точка получается та, через которую экспедиция уже попадала на фьорды.

— Самая доступная не означает — лучшая, — бросил командор. И еще раз посмотрел на карту. Ткнул кончиком указки в очертание скал. — Каковы наши шансы пройти здесь?

— Я ничего не знаю о наших шансах пройти хоть где-то, — хмуро отозвался исследователь. — Я склонен считать, что экспедицию провели на фьорды благодаря каким-то силам, которые мы пока не понимаем. Силе дракона, если хотите.

— Но здесь туман практически рассеялся. Так?

— Да, — с неохотой подтвердил Андерс.

— Хорошо. — Этан кивнул своим мыслям. — Значит, в силу вступает план вооруженного проникновения.

* * *

Бом! Бом! Бом!

Проклятый будильник! Неужели пора вставать?

Я перевернулась, смутно ощущая какую-то неправильность, открыла глаза. И разом все вспомнила. Нероальдафе, Сверр, фьорды… Драконы.

Подпрыгнула на кровати, скатилась на пол. Сверра в комнате не было, а в узкое окно долетал тревожный и раздражающий звук колокола: «Бом! Бом!»

Дверь хлопнула, впуская Иргу.

— Одевайся скорее! — с порога закричала женщина, бросая на кресло несколько тканевых свертков.

— Что происходит? — я растерянно прикрылась краем покрывала. — Где Сверр?

Женщина одарила меня недовольным взглядом.

— Риар на берегу. Он приказал мне позаботиться о тебе, чужачка. Так что поторопись!

— Меня зовут Оливия. — Я опустила покрывало и решила, что одеться — это неплохая мысль. Рассмотрела свертки и хмыкнула — ну что ж, ожидаемо. Нижняя рубашка из беленого льна, темно-зеленое платье из тонкой шерсти и без рукавов, с разрезами на боковых швах. Чулки из сукна и нижнее белье, похожее на короткие шортики. Что ж, в целом неплохо! Короткие ботинки из мягкой кожи, пояс, несколько раз обхватывающий талию, и широкий теплый платок на плечи. Или на волосы? С этим я пока не разобралась. Хотя вроде женщины здесь голову не покрывают…

— Что это за звук? — спросила я, натягивая одежду.

— Так напали на нас, — деловито пояснила Ирга, и я уронила ботинок. Женщина удивленно вскинула брови. — Что ты так всполошилась? Там, откуда тебя выкрали, разве не нападали?

— Кто напал?!

— Кажется, снова Аурольхолл, — совершенно непонятно пояснила служанка. — Это недалеко, всего в трех днях пути по морю от Нероальдафе. Белый риар уже давно точит зубы на нашу крепость.

Ветер принес крики и звон металла…

— Ужас какой… — выдохнула я. — Там что же, сражение? А если кого-то убьют?

— Всякое бывает, — философски заметила Ирга, деловито убирая постель. — Но ты не бойся, сейчас я отведу тебя в укрытие, будешь там сидеть, пока сражение не закончится. Да не трясись, наш риар не по зубам снежным! Тем более с а-тэмом. Но лучше бы нам поторопиться…

Я быстро натянула обувь и вслед за Иргой выскочила из комнаты. Служанка побежала по извилистому темному коридору, успевая на ходу разговаривать и коситься на меня.

— А монетку-то с шатии я добыла! Хоть и не по правилам все было, но золотинка — к милости перворожденных… Совсем не по правилам… Никогда я такого не видела…

Я сцепила зубы и промолчала, игнорируя жадный интерес в глазах служанки. Она обиженно надулась, но тут же игриво хмыкнула.

— Зато к лету у нас столько детишек народится, после вчерашнего-то! Я такого зова и не упомню… Да никто не упомнит! Нероальдафе до утра уснуть не мог!

— В смысле? — остановилась резко. — Ты о чем?

— Так о страсти, что вчера всех обуяла, — Ирга хитро прищурилась. — Хороший зов был, огненный! Все почуяли, все приняли… И дети теперь родятся сильные, и мы будем здоровенькие и крепкие! Если бы не нападение, в Нероальдафе уже пир бы устроили…

— Что? — я вцепилась в ткань юбки. — Значит… зов хёгга ощущают все в крепости?

— Ну, тебе-то точно досталось больше других, — хмыкнула Ирга. — Даже страшно — столько-то пламени, так и сгореть можно… Но и остальные почуяли, конечно. Как же иначе? Чем мощнее зов, тем крепче дети, так что ночью все заняты были… Да что ты так смотришь, словно и не знала о таком? Странная ты, чужачка! Откуда только такая! Тащат к нам не пойми кого, а мне тут объяснять…

Бормоча себе под нос, Ирга поволокла меня вниз по лестнице. Похоже, убежище располагалось в подвале… Я же судорожно пыталась осмыслить новые данные. Выходит, ментальное воздействие дракона имеет значение для всей общины. И все, проживающие рядом, ощущают его. И знают, когда он… кого-то зовет. Отлично.

Скрипнула зубами. И побежала в другую сторону, прочь от ступеней в темное подземелье.

— Стой! Ты куда! Чужачка!

— Не люблю подвалы, — на ходу бросила я. Подобрала юбку и ускорилась, не обращая внимания на вопли за спиной. Ирга кого-то звала, но, похоже, все воины сейчас были заняты нападением и им было не до салочек с пленницей риара.

Чем я и воспользовалась. Юркнула за угол, выскочила из крепости, пробежала под низкими навесами непонятного назначения… По мощеным улочкам Нероальдафе носились люди, хотя особой паники я не замечала. Скорее — деловитую собранность. Женщины загоняли в хлева скотину, запирали двери и ставни домов, прятались. Мужчины споро тащили к стене орудия и снаряды, другие, в кожаных доспехах с металлическими пластинами, бежали к закрытым воротам, придерживая оружие. Никто не орал «Мы погибнем!» и «Все пропало!», никто не голосил от ужаса. Каждый занимался своим делом, и это лишь подтверждало, что подобные нападения здесь не редкость.

Я тоже понеслась к стене, вслед за мужчинами, пытаясь не привлекать к себе внимания. Но им действительно сейчас было не до меня, лишь один пожилой ильх зыркнул из-под кустистых бровей и рявкнул:

— Куда несешься, дурная? Укрытие в другой стороне!

Я истошно закивала и, когда мужик скрылся, метнулась к стене, на которой стояли воины. Через каждые двадцать метров наверх вела приставная лесенка. Огромная пасть каменной головы захлопнулась, железные ворота теперь закрывали вход. И тут над городом понесся дикий рев.

Дракон!

Мелькнула трусливая мыслишка, а не залезть ли мне и правда в подвал, но ее тут же смела волна исследовательского энтузиазма. И банальное любопытство, которое заставило меня взобраться по лесенке, распластаться на стене и выглянуть вниз.

Широкое пространство между берегом моря и укреплением блестело инеем. Я удивленно прищурилась. Точно, иней. Трава прихвачена белой изморозью, песок кое-где укрыт снежком. Но дальше, у воды, зеленеет трава. Так откуда этот кусок зимы?

В стену снова ударило — бом! К сожалению, стена закруглялась, и со своего места я видела немного. У берега покачивались лодки, на песке топтались воины. Я присмотрелась. Почти у всех мужчин волосы словно тоже тронуты инеем. На кожаных доспехах матово посверкивали светлые пластины. Неужели серебро? Похоже… Таким же было оружие — копья, короткие и длинные мечи, секиры, ужасающие топоры…

— Болты! — вдруг закричали с нашей стороны, и вниз хлынул ливень из круглых металлических орудий. Я восторженно ахнула, пытаясь не упустить ни одной детали.

Снова раздался рев, и край стены обвил серо-белый хвост. Огромный. Шипастый. Он ударил кладку, выбивая каменные брызги. И снова подтянулся, исчез за поворотом. Зато в ворота бухнуло так, что, кажется, содрогнулась вся крепостная стена. Я вытянула шею, желая рассмотреть, что там творится, но подбираться ближе не рискнула.

Удары прекратились, как и рев, а потом над крепостью раздался крик:

— Сверр! Так и будешь сидеть в укрытии или все-таки выйдешь и покажешь, на что способен?

— А я все ждал, когда тебе надоест бесполезно рычать и ты явишь нам свое белое личико, Данар, — насмешливый голос риара Нероальдафе, что, казалось, раздался совсем близко, заставил меня сжаться, пытаясь сделаться невидимкой. И прислушаться. — Кажется, в прошлый раз ты уже пытался пробить мои стены. Но неудачи тебя ничему не учат, так, Данар?

На стенах рассмеялись. Воины внизу негодующе зашипели, потрясая оружием.

— Выходи! — в голосе неведомого мне Данара рычала ярость. Но вот Сверра она, похоже, мало заботила, его интонации остались такими же лениво-насмешливыми.

— Зачем? В очередной раз надрать твою снежную задницу?

Смех стал громче, как и злобные выкрики внизу.

— Когда мы войдем, ты будешь молить о пощаде, сволочь! — выплюнул Данар. Воины внизу присели и снова закрылись щитами. Я нахмурилась. Похоже… похоже, нас сейчас атакуют. Но как?

Застывший в отдалении чужой корабль качнулся, блеснуло на корме белым, и судно выплюнуло вспышку. Она пронеслась светлым комочком, а в стену ударил уже ледяной ком, пробивая дыру.

Я закрыла голову руками и свалилась на лесенку, потому что снова посыпались болты и камни. Атакующие взревели, защитники зарычали. Сквозь дыру полезли воины снежного, их встретили копьями и мечами. Но где-то на море снова разлилось белое сияние, и еще одна глыба обрушилась на наши укрепления.

Я забилась в узкое пространство между кладкой и лестницей, с ужасом глядя на бой. Воины крушили друг друга, врезались в доспехи и тела острые грани, расплескивалась густая алая кровь…

— Как тебе это, Сверр? — глухой смех донесся эхом и тут же угас в реве. Длинная тень скользнула по Нероальдафе. Я выдохнула, вскинула голову. Над крепостью взмыл черный дракон.

— Сверр…

Имя сорвалось с губ, и дракон мотнул головой в мою сторону. Но тут же по стене ударила огромная серая лапа с зазубренными когтями, и Сверр взмыл выше, распластывая крылья. Я подпрыгнула и поползла вдоль стены, пригибая голову и надеясь стать незаметной. Совсем рядом грозно звякнул металл, и за спиной тяжело рухнул воин. Я зажала себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть, выглянула из-за деревянных настилов. Снежный… Белые инистые волосы запачканы яркой кровью. И светлые глаза смотрят в небо уже невидяще. Ужас на миг сковал мое тело. Ужас и понимание, что все это реально и что убивают здесь тоже по-настоящему. Своих или чужих — неважно. Да и кто для меня здесь свой?

Озираясь, я высунулась из своего укрытия и подобрала отлетевшее оружие. Светлое лезвие мутно отразило мое испуганное лицо, и я вдруг с изумлением поняла, что держу в руках не металл. Лед? Похоже на сосульку, слегка кривую, с рукоятью из кости и кожаной оплеткой. Такое орудие скорее втыкают в тело, а не режут гранями. Но как оно может оставаться настолько твердым и острым? И от тепла моих рук не тает…

Впрочем, размышлять было некогда. Вокруг были хаос, крики, звон, вой! И над всем этим летел рев двух драконов. Там, за стеной, что-то ударялось, падало и звенело с такой силой, что уши закладывало!

Снова спрятавшись за настил, я ползком двинулась вдоль стены, пока не увидела небольшую дыру. Маленькое окошко, выбитый ударом из кладки камень. Прильнула к нему. Песок на берегу кипел от двух чудовищ, вгрызающихся друг в друга. Один — грязно-белый, с плоскими пластинами на боках, блестящими инеем, и со сложенными сейчас молочного цвета крыльями. Второй уже знакомый — черный, с золотыми прожилками под чешуей…

Их размеры сделали немаленькую площадку перед морем крошечной. Два монстра сцепились и покатились, причал брызнул щепками, а вода забурлила, когда хёгги свалились в нее. Два хвоста били с такой силой, что поднявшаяся волна всколыхнула корабли и расшвыряла мелкие лодочки.

Рев драконов оглушал. Так и хотелось зажать уши, а еще лучше забиться в какую-нибудь нору. Меня охватили восторг и ужас, столь сильные, что тело окаменело, не в силах оторваться от невероятного зрелища битвы. Мне казалось, что моя кровь тоже закипела, как и море… И я даже не поняла, что с силой сжимаю трофейный нож, желая всадить его в тело врага…

Встрепенулась, осознавая. Значит, люди ощущают не только возбуждение дракона. Но и его ярость, азарт, мощь… Не зря же воины несутся вперед так, словно смерти нет…

Я снова прильнула к дыре. Сверр сейчас хлопал крыльями, вжимая белого дракона в песок на дне. Черные когти глубоко вонзились в тело снежного, не давая ему подняться. Данар рычал и яростно бил хвостом, но вывернуться не мог. Одно из крыльев плыло по воде линялой тряпкой, второе снежный поджал под брюхо. Сверр изогнул длинную шею, и из клыкастой пасти полыхнуло пламенем. Белое распластанное крыло почернело, снежный взвыл и сбросил Сверра.

— Отходим! — эхом ударил приказ.

Кто-то еще сражался, большинство бежало к морю. Лодок не было, так что воинам придется добираться до корабля вплавь, правда, я не понимала, как они сделают это с оружием.

Сверр тяжело взмахнул крыльями и, подняв снежного дракона в воздух, потащил на глубину. Пара ударов черных крыльев, и огненный разжал когти. Данар рухнул вниз, море всколыхнулось и волной выплеснулось на берег. Красное пламя вырвалось из пасти Сверра вместе с ревом, и хёгг взмыл вверх. Темные воды пенились и покрывались инеем там, где пытался выбраться снежный дракон.

— И кто это здесь прячется? Трофей! — ехидный голос заставил меня подпрыгнуть. Незнакомец за спиной дернул меня за руку, схватил за волосы. Я вскрикнула, с ужасом уставилась в лицо, исчерченное шрамами. Светло-серые глаза казались осколками льда на реке… Снежный! Мужик оскалился, показывая белоснежные зубы.

— А ну убери лапы! — прошипела я и ударила ножом-сосулькой. Неудачно. Лезвие скользнуло по доспеху, который оказался неожиданно прочным. Незнакомец злобно рыкнул и толкнул меня, сбивая с ног… Я покатилась по влажной земле, ударилась плечом о лесенку. Меня тут же придавило к стене тяжелое тело, и я закричала.

А потом свет солнца закрыла огромная тень, и сверху спикировал Сверр. Черные когти прочертили борозды на камне, схватили снежного, и дракон взмыл в небо. И почти сразу на песок с другой стороны стены упало тело…

Зажав себе рот ладонью, я наблюдала, как яростное пламя поджигает деревянные настилы и те вспыхивают. Огромные драконьи лапы вцепились в край крепостной стены, и вниз опустилась чудовищная голова на длинной шее. Ярко-золотые глаза прищурились и уставились на меня. Пасть хёгга открылась, и я слишком близко увидела зазубренные клыки размером с копье. И как-то заторможенно подумала, что, надумай сейчас Сверр снова выпустить огонь, от меня останется лишь обгоревшая головешка. Или совсем ничего не останется. Сделала осторожный шажок в сторону, и дракон рыкнул, обдав меня горячим дыханием. А потом резко выпрямил шею, сгреб меня лапой и взмыл вверх. От перепада давления в глазах потемнело, и я чуть не лишилась сознания. Несколько мощных ударов крыльев, скольжение в вышине, спуск, и лапы разжались, а я упала на сухую траву. Встала на колени, осмотрелась. Похоже, дракон оттащил меня далеко от крепостной стены, на тесное плато. Сюда даже звуки битвы не долетали. И море видно не было, значит, теперь я с другой стороны Нероальдафе.

Злобно выпустив огонь, Сверр сделал круг и пропал в сгущающихся тучах.

Я же потерла задницу, на которую приземлилась, и осмотрелась. Так и есть — небольшой скалистый выступ, на котором ковром лежит жухлая трава. Десять шагов в поперечнике. И никакой возможности спуститься вниз. Последнее заставило меня негодующе хмыкнуть. Похоже, Сверр решил таким образом меня наказать.

Фыркнув, я сгребла в кучу сухую траву, освобождая землю, подобрала камушек. Что ж, раз у меня появилось время, то займусь подведением итогов. Не помешали бы, конечно, чашечка крепкого кофе и горячая булочка, все-таки ела я еще вчера, и тот суп давно испарился из моего организма. Но на этом скалистом пятачке официанта что-то не наблюдалось, так что придется обойтись без еды.

Глава 20

Ярость все еще клокочет в груди, так пришлось сделать два круга вокруг Нероальдафе. Чтобы успокоиться. И не поубивать всех к Хелехёггу! Желание спалить огнем и своих, и чужих бурлит внутри, выжигая на шкуре огненные сполохи. Знаю, что это видно даже с земли, оттого жители крепости и залегли в убежищах. Мерзко осознавать, что испугал их не снежный хёгг, а свой собственный риар…

Выдохнул огонь. Горько… Упал на дерн за скалой, взрывая когтями землю. Повертелся, плюясь то черным дымом, то сгустками пламени. Покосился в сторону моря. И снова разъярился. Пока я разбирался с упрямой чужачкой, Данар успел подняться на свой корабль! И где, спрашивается, Ирвин, почему мой а-тэм до сих пор не потопил посудины пришлых? Главный хёггкар, конечно, не так просто отправить на дно, у снежных свои секреты. Я-то попытался, плюнул огнем, да только в ответ по мне зарядили льдистыми снарядами, а они для меня отвратительны… Шкуру жгут почище кислоты… Проклятые инистозадые гады! Чтоб они вмерзли в свои сугробы по самые шеи! Сверху к кораблям не подобраться, снежные защищают свои хёггкары так, что и мне не пробить. А вот снизу, с днища, можно было бы попытаться. Но на это способен лишь Ирвин, мне в море хода нет…

И где же шляется мой побратим?

Рыкнул недовольно, решая, стоит ли сделать еще круг.

И вот… Какого проклятого пекла моя лильган-чужачка делала на стене? Там, где ее могли убить, ранить или поставить на колени и взять? Ладно снежные — их можно порвать, уничтожить, а если бы попалась кому из Нероальдафе? Моя ярость кипит в груди у каждого воина, азарт битвы всегда перетекает в похоть… Таков инстинкт черного хёгга. Таковы мы все… И если бы я не успел, то что пришлось бы делать дальше? С чужачкой? С тем, кто взял ее?

Вырвавшееся пламя обуглило край скалы. Камень треснул и обвалился в море, увлекая за собой мелкие осколки. И совсем скоро вниз покатилась уже лавина, каменная пена, рухнувшая в темные воды.

Хорошо, что с этой стороны нет домов…

Я помотал головой, злобно оскаливая пасть. От мысли, что кто-то мог взять Лив, хотелось уничтожить весь Нероальдафе. Всех мужчин, у которых еще что-то поднимается…

Поскреб когтями гранитный уступ, пытаясь вернуть разум. Надо отпустить хёгга. Иначе натворю бед…

Выдохнул, и когда открыл глаза, мир снова изменился. Так было всегда. Человеческие глаза видят иначе. Я стоял на коленях, прямо в вывороченных бороздах, оставленных когтями. А самое поганое, что и в этом теле ярость разрывала грудь и хотелось убивать. Пусть не огнем и клыками, так сталью! Или голыми руками.

И все из-за чужачки…

Плюнул на траву, поднимаясь. Лив надо наказать. Оставить на том уступе на несколько дней, без воды и пищи, чтобы знала — нельзя нарушать мои приказы. Нельзя лезть туда, где бьются воины. Нельзя… злить меня!

Снова плюнул, закипая. Тень хёгга накрыла меня, а ведь не звал…

Закрыл глаза, выдыхая. Нельзя. Беда будет. Нельзя…

Ярость не утихла полностью, но накал стал меньше. Зыркнул в сторону скал. Человеческое зрение не способно увидеть маленькую женскую фигурку на таком расстоянии. И хорошо. Не надо мне ее сейчас видеть. Иначе заточением она не обойдется. Накажу…

Пусть посидит пару дней. Подумает. А когда я приду — встретит меня в слезах, готовая на все.

* * *

День уже клонился к закату, так что я оторвалась от своих записей на земле и потерла живот. Есть хотелось… Но мне уже доводилось так увлекаться работой, что голод отступал и я забывала о еде. Гораздо больше хотелось кофе, но он мне точно не светит. Поднялась, потерла затекшую поясницу и скептически осмотрела свои записи. Чертить камнем на земле — не самый удобный способ работы, но тут тоже выбирать не приходится. Зато в голове прояснилось, и я смогла проанализировать события и сделать основные выводы. Ну и наметить план своих дальнейших действий.

В целом направление выбрано правильное: изучать, запоминать, выживать. Потому что полученные данные — это не просто открытие, это прорыв тысячелетия! Понять бы еще природу этих хёггов… Эх, мне бы сюда мою лабораторию! Как же не хватает научной кафедры и цивилизованных методов изучения! Но зато я получила уникальную возможность исследования, так сказать, в натуральной среде обитания!

Драконы, подумать только!

Разумных объяснений этому я пока не видела, но от исследовательского энтузиазма хотелось петь. Впрочем, почему бы и нет? Штатный психолог Академии утверждал, что пение — отличный способ избавления от стресса. Я бы предпочла шоколад, но раз его здесь нет…

Так что, когда скала дрогнула и на камне образовался темный лаз, я как раз завершала арию из известной рок-оперы. Голосом и слухом меня природа не наградила, поэтому выходило скверно.

Из появившегося провала вышел Сверр и одарил меня изумленно-рассерженным взглядом. Я подняла брови и ногой подтерла свои записи.

И попыталась как-то выбросить из головы и сердца радость при виде его. Все-таки я… волновалась. Сильно волновалась.

Ильх нахмурился, всмотрелся в мое лицо. Не знаю, что он там желал найти, но злости в глазах прибавилось.

— Ты скверно поешь, лильган, — угрюмо оповестил он. — И песня поганая.

— Ну, прости, — развела руками. — Пение снимает стресс и приглушает чувство голода. Так говорят. Опытным путем я установила, что врут. Есть хочется по-прежнему, а пить — сильнее. Так что данный метод избавления от переживаний не работает.

Сверр как-то странно хмыкнул, разглядывая меня. И выдал:

— Я рассчитывал найти тебя в слезах и мучениях, лильган.

— Да? — искренне удивилась я. — С чего бы мне плакать? Я жива, здорова, вид отсюда прекрасный. Есть, конечно, хочется, но это не столь страшно пока. А вот ради кофе я могла бы пустить пару слезинок.

— Ради кофе? — ильх прищурился.

— Точно. — Вздохнула я, перемещаясь и утаптывая остальные записи. — Ко-фе…

— Я начинаю думать, что мне тебя нарочно подсунули, — задумчиво протянул ильх.

— Ты сам меня сгреб в свои лапы, — уточнила я. — Никто не просил. Я — так точно.

— Я тебя сгреб, потому что ты меня взбесила. Хотел наказать, — со странным выражением сказал Сверр.

— Я так и поняла.

— И кстати, до сих пор этого не сделал. Хотя ты заслуживаешь порки.

— Я очень тебе за это благодарна. Я плохо отношусь к боли.

Ильх уставился на меня не мигая. Золото глаз вспыхнуло, и Сверр сделал ко мне шаг.

— Хватит! Ты будешь наказана, Лив. За то, что убежала, воспротивилась моему приказу и полезла на стену! Поняла? Если нет, будешь сидеть здесь, пока не осознаешь. Без еды и воды.

— Ладно, — быстро проговорила я.

Ильх скрипнул зубами. И рывком дернул меня за ткань платья, притягивая к себе.

— Ты что, смеешься? Потешаешься? Думаешь, ты умнее, Лив?

— Мои знания несравнимы с твоими, — спокойно ответила я, пытаясь удержать дрожь. — Потому что они разные, Сверр. Я знаю, как и почему взлетает самолет. Ты знаешь, как взлетает хёгг. Несравнимо. И нет, я не потешаюсь над тобой. Я знаю, что не должна была выходить из крепости, но… я исследователь. Это… это как твой инстинкт все присваивать, понимаешь? Боюсь, это сильнее меня.

Ильх жадно глотнул воздух.

— Ты должна выполнять мои приказы.

— Я не уверена, что могу пообещать тебе это, — честно ответила я.

Сверр злобно сверкнул глазами, втянул воздух и вдруг ухмыльнулся.

— Не знаю, что с тобой делать, Лив. Ты сбиваешь меня с толку. И мешаешь думать. Смотрю на тебя и хочу лишь одного…

Жаркая волна окатила с головы до пят, кажется, у меня даже волоски на теле встали дыбом. Желание вспыхнуло мгновенно, отразилось от его глаз, его тела, его слов. Я вдохнула воздух, ставший густым и вязким. И показалось, что вокруг рассыпались искры, как от бенгальских огней… А может, так и было. С этим ильхом я уже ничему не удивлюсь.

Он притянул меня к себе, вжал в свое тело. Собственнически, жадно. Ладони с шершавыми мозолями на пальцах легли на мою поясницу и опустились ниже. Я облизала губы, и Сверр приподнял меня, провел по ним языком…

— Нет, — уперлась ладонями в грудь ильха.

— Сопротивляешься? — рыкнул он. — Снова?

— Я хочу пить, — сипло пробормотала я.

— Я дам тебе воду, — жарко выдохнул он, и над нашими головами ударила молния. — Сколько захочешь…

Дождь хлынул так внезапно, что я изумленно вскинула голову. Над скалами собиралась гроза. Молнии шипели и ударяли в камни, оставляя круглые выемки. И ливень обрушился на фьорд стеной, мигом промочив мое платье. Только холодно не было. Сверр со сдавленным хрипом прижался губами к моей шее, провел языком. Дернул лиф платья одной рукой, развернулся, придавливая меня спиной к камню. Огненная стрела ударила совсем рядом, возле моей ноги, и я вскрикнула. Инстинктивно отпрянула, забилась.

— Не бойся, — ильх лихорадочно задрал подол, тронул горячими пальцами обнаженные бедра. — Со мной ничего не бойся, лильган…

— Ничего? — откликнулась я.

— Ничего. Кроме меня.

И прижался к губам. Поцелуй вышел торопливым, почти болезненным. Я ощущала дикое желание ильха, и сама расплескивалась лавой… Закипала от каждого его прикосновения, от ощущения губ, рук, тела…

Где-то в углу моего сознания затаился исследователь, который пытался проанализировать ненормальную грозу и молнии, послушные ильху. Но быстро сдался и исчез, растаяв от раскаленной чувственности. Сверр поймал губами мой тихий вдох. Улыбнулся довольно.

— Вот такая ты мне нравишься, Лив… — еще одна молния ударила в скалу, оставив обугленный черный след. Такой же обжигающий, как губы и руки Сверра. — Хотя ты нравишься мне любой… И это так странно…

Он надавил на плечи, заставляя опуститься вниз, на колени. Только я воспротивилась. Сверр нахмурился, но я обхватила его шею руками, закинула правое колено на бедро. И лизнула жесткие мужские губы, желая запомнить его вкус. Пряный, соленый, пахнувший огнем и дымом… странные ощущения. И что уж там говорить — возбуждающие…

Сверр отстранился на миг, темные брови сошлись на переносице. И сразу две огненные змеи зигзагами стекли по скалам. Я же горячечно дернула кожаные завязки на штанах ильха, распустила их. И притянула мужчину к себе, выгибая спину и облизывая губы.

— Если бы я не знал, что первый, то убил бы тебя… — прорычал ильх. — Слишком… желанная…

Я изумленно открыла рот, не зная, как реагировать на такие слова. Варвар… Мотнула головой, стряхивая с волос влагу. И ничего не сказала, потому что Сверр коротко толкнулся вперед, стискивая зубы и глядя мне в глаза. Не сдержался, издал низкий хриплый рык, снова толкнулся. Вцепился пальцами в мои бедра, пригвождая к скале. И я прижалась к нему, ловя губами потоки влаги, стекающие по лицу ильха.

— А как же ваша шатия? — выдохнула в его губы.

— И думать не смей, — прорычал ильх, и движения его стали злее, яростнее. — Не смей! Только я…

И, дождавшись моего согласного кивка, сжал волосы, жадно втянул в рот язык. И я почувствовала искры, обжигающие обнаженную кожу. Как-то ошалело подумала, что молния в нас все-таки попала. Или мне это лишь почудилось…

Когда я открыла глаза, приходя в себя, тучи медленно таяли, а дождь закончился. И золотые глаза Сверра мерцали мягко, довольно. Он отпустил мое платье, ткань влажно шлепнула по голым ногам. Я вздрогнула. Ильх дернулся, словно желая обнять, и тут же нахмурился. Отодвинулся, кивнул на проход.

— Идем, лильган. Ты хрупкая, можешь заболеть. — Он сделал шаг к стене и неожиданно посмотрел через плечо. В золоте глаз сверкнула дразнящая насмешка. — И я тоже знаю, как взлетают ваши самолеты. Невелика наука.

Отвернулся и вошел в скалу. Я, открыв рот, посмотрела вслед. Знает? То есть получается, именно я здесь слабое звено? Потому что пока ни черта не понимаю в этом мире ненормальных хёггов!

И я, не сдержавшись, рассмеялась. Внутри всколыхнулось что-то столь мощное, что сердце сжалось. Глядя на спину Сверра, на его широкие плечи, на темные влажные волосы, я вдруг поняла, что испытываю жуткий страх… Так страшно чувствовать. Так страшно привязаться к нему… Нельзя! Я прикусила изнутри щеку, не зная, как совладать с эмоциями. Влюбиться в него — это самое глупое, что только можно придумать!

— Не спи, лильган, — позвал Сверр.

Я покачала головой и пошла за ильхом.

За низким входом вились каменные ступени и узкий проход. По темным стенам змеились огненно-красные прожилки, они же давали тусклый свет. Я провела пальцами — теплые.

— Что это? И как вы сделали этот лаз? Это ведь скальная порода? Чем прорубали?

Сверр, идущий впереди, тихо хмыкнул, посмотрел через плечо. Его губы дрогнули в улыбке.

— Ты так и не поняла, антрополог Оливия Орвей? Думай. Или тебя снова оставить на скале, чтобы ты могла исчертить землю закорючками? Раз уж твоего ноутбука здесь нет, — с насмешкой спросил он. И отвернувшись, пошел вниз.

Я замерла на каменном выступе, размышляя. Погладила красную змейку. Гладкая… ни следов вырубки, ни сколов. И молнии, покорные ильху. И тучи над головой. Ойкнула, когда палец кольнуло камушком — поцарапалась. Нога соскользнула с камня, но грохнуться я не смогла — сильная рука вздернула вверх. И снова ильх обжег дыханием, губы скользнули по моей щеке.

— Думай и дай мне заняться Нероальдафе, — со смешком произнес ильх, отстраняясь. — С тобой у меня это не выходит, лильган…

И сунул мой порезанный палец в рот, лизнул. Я застыла на высокой ступеньке, снова ощущая, как перехватывает горло. Какой мужчина Конфедерации сделает так? Негигиенично ведь… А этот — вот… и плевать ему на все. Дракон.

Сердце заполошно стукнуло в ребра, а я осторожно убрала руку.

Однако Сверр сжал пальцы на моем запястье, не давая снова упасть. Сцепил их кольцом вокруг руки, и я усмехнулась. Не за руку держит, а словно наручник надел… варвар!

Так мы и дошли до другого выхода. И я снова изумилась, поняв, что тесный ход в скале привел нас в башню, где располагались покои риара. А когда я оглянулась, желая запомнить вход, то поняла, что вижу лишь темную стену все с теми же огненными прожилками.

— Я пришлю к тебе женщин, — рассеянно сказал Сверр. И нахмурился, зыркнул недовольно. — Нет, лучше я пришлю к тебе стражу. Так оно спокойнее будет.

И ушел, не дав даже возразить.

Я же бросилась к столу, на котором видела бумагу и черный стержень. Схватила желтый лист, торопливо набросала свои наблюдения, поставила стрелку. Посмотрела. Вывод был лишь один.

— Не может быть, — уныло пробормотала я. Так же, как и драконов не существует… По всему выходило, что огненный хёгг управляет не только бурей, но и скальными породами. И может по своему усмотрению раздвинуть камень, налепить внутри ступени, открыть вход туда, куда пожелает…

— Это… невероятно!

Я уже почти видела, как расскажу об этом в Академии. Полное попирание законов физики, химии, гравитации, мироустройства! Человечеству придется пересмотреть все! Законы, постулаты, аксиомы и теоремы! Все они станут бессмысленны и нелепы! Горы, раздвигающиеся по мысленному приказу… Дракон, взмывающий в небо… Неведомые нам грани будущего, о которых люди не могли и мечтать! Новые возможности, открытия, прорывы!

Я с размаха села на край кресла, вспомнив, что случилось в Академии. И как накинулись на Сверра военные. От этой картины до сих пор во рту горечь, а душу обжигает чувство вины и непонимания. А что будет, если я расскажу о том, что увидела здесь? Конфедерация бросит все свои силы на преодоление тумана. К тому же, если Андерс прав, эта преграда истончается.

А Сверр никогда не отдаст свои фьорды. И никто из ильхов не отдаст. Это я уже поняла. Так что же мне делать?

Осознание ударило так, словно мне дали пощечину. Там, за туманом, вся моя жизнь. Работа, друзья, Академия, маленькая, но уютная квартирка… И все это время я даже не боялась, потому что была уверена — вернусь! Не во временную дыру ведь провалилась. Вход есть, найдется и выход. И не просто вернусь, а с багажом уникальных знаний, которые обогатят науку нашего мира.

А теперь? Теперь я осматриваю комнату, в которой все чужое, непривычное, и… начинаю бояться. Не ильхов. Себя… потому что уже не знаю, как должна поступить. Потому что люди, которых я привыкла считать разумными, стреляли в Сверра. И нужна ли наука таким людям?

Я обхватила голову руками. Меня раздирали противоречия. Я желала идти дорогой знаний, мечтала об открытиях — не для себя! Для мира, для лучшего будущего! А что оказалось? Все вранье?

И где тогда настоящее?

Мои терзания оборвала Сленга, вошедшая с подносом. За дверью звякнуло оружие, и я увидела стоящих в коридоре воинов. Отлично. Теперь меня стерегут.

— Я принесла перекусить, — улыбнулась девушка, с любопытством глазея на меня. — Риар велел не наедаться, вечером будет праздник. Мы снова отбили наступление, и все живы! Только ранены, но это не так страшно, заживет… Упросим Хелехёгга, и все заживет…

Я схватила пирожок с рубленым мясом и яйцом, сунула в рот, причмокнула от наслаждения.

— И куда пошел риар? — с набитым ртом спросила я.

— Он наверху, — Сленга ткнула пальцами и склонилась ниже. — Кричит на а-тэма. Ой, как бы не разнесли опять что-нибудь! В прошлый раз от кузницы ничего не осталось, с землей сровняли… Пришлось новую строить!

— Почему он кричит?

— Не знаю. Наши все попрятались, как только рев услыхали. Так-то оно надежнее…

Ну, так-то оно, верно, надежнее. Но я бы не отказалась послушать. Я придвинулась ближе и доверительно заглянула Сленге в глаза.

— Скажи, а где взять такой обруч, как у риара и а-тэма? Кольцо Горлохума, так вы его зовете? Из-за него мужчины становятся хёггами, ведь так?

— Призывают, — служанка похлопала глазами, косясь на меня. — Разве ты не знаешь? В твоих краях что, не так?

— В моих краях нет хёггов.

— Как это? — Сленга так удивилась, что чуть не упала. — Как же без хёггов-то? Без защиты? Без зова? Ой, бедные вы, несчастные! Так ты ноги риару целовать должна, что принес тебя в Нероальдафе! От горькой доли спас!

— Угу. Спаситель, — хмыкнула я.

Наверху что-то грохнуло так, что содрогнулась башня и с потолка посыпались камушки.

— Ой, я пойду! — заполошно вскочила Сленга. — Поднос потом заберу!

И унеслась испуганно. Я тоже подскочила к двери, но меня тут же развернули два стража.

— Чужачка останется здесь, — твердо сказал тот, что постарше.

И я вернулась, решив поискать другой выход. Ну а для начала неплохо бы подробнее осмотреть покои риара.

* * *

Ирвин уклонился, пропустив кулак Сверра над головой, вывернулся скользким угрем, отскочил.

— Прекрати орать! — возмутился он, тяжело дыша. — И хватит нападать на меня!

— Я пока не услышал ответа, почему должен прекратить и где ты шлялся, когда на крепость напали? — тяжело процедил риар.

— Я прибыл, как только узнал!

— Да что ты!

— Сверр, хватит! Да, я виноват! И если хочешь, то мы вполне можем снова разнести полкрепости! — разъярился а-тэм. — Я не ожидал нападения! Море молчало… А я слишком… разозлился! Из-за тебя. Из-за шатии и этой чужачки!

Риар остановился, глянул исподлобья. Ирвин оскалил зубы. И Сверр уже ощущал холодную влажную тень его хёгга, что был совсем рядом.

— Что с тобой творится, мой риар? — качнул головой Ирвин. — Сначала ты устраиваешь смотрины для людей из-за тумана, потом уходишь с ними, а после начинаешь нарушать наши законы? А дальше? Ты плюнешь на Горлохум? Спалишь Нероальдафе? Что, Сверр?

Риар сжал кулаки, ощущая невыносимое желание снова врезать советнику. И заставил себя расслабиться.

— Может, мне еще и объясниться, Ирвин? — процедил он. — Я делаю все для блага и Нероальдафе, и всех фьордов.

— Да что ты?! А может, ты просто не можешь оторваться от этой девки? Я вижу, как ты смотришь на нее. С самого начала так смотрел…

Сверр переместился одним прыжком, прижал а-тэма к холодной каменной стене башни. Зыркнул злобно.

— А вот она совсем не твоего ума дело, Ирвин. И лучше бы тебе вообще забыть, как выглядит эта девушка!

А-тэм скривился, правда, не пытаясь вырваться из хватки риара. Знал, что в человеческой форме это бесполезно. Да и в звериной сложно…

— Великий Горлохум! Значит, я прав. Не зря я затащил ее в свой грот, ты ведь почуял, так? Она стала для тебя важна! Чужачка, Сверр! Дочь Конфедерации! Ты смотришь ей в глаза, когда берешь, ведь так? Ты привязался к ней и сошел с ума! Да она спит и видит, как вернуться за Великий Туман и разболтать о нас!

— Я знаю. — Хозяин Нероальдафе разжал руку и отвернулся. — Она не вернется. Она останется здесь.

— И возненавидит тебя, — произнес за его спиной а-тэм. — Эта девчонка не пленница с чужих фьордов, Сверр. Она другая. Мы все видели, как она билась на шатии. Насмерть! Непокорная, строптивая! Она не смирится, Сверр! Потому что привыкла к иной жизни и никогда не поймет нашу. Мы оба знаем это. Мы для нее звери, и жизнь наша ей чужда. Пока она тешится надеждой на возращение, она улыбается тебе. Но как только поймет… Начнет убегать. Пытаться пробиться к туману, к людям. А мы не можем этого допустить. И что же дальше? Держать чужачку под замком? Мы никогда не сможем ей доверять.

— Я знаю. — Слова Сверра упали гранитными глыбами.

— Но и это не самое страшное. Ты к ней привязался. Это недопустимо, Сверр. Ты не имеешь права. Твоя жизнь уже связана с другой женщиной, той, что родит наследников Нероальдафе. Твоя постель для дев, что не смотрят в глаза и поворачиваются спиной, а твой зов для всех. Это закон, Сверр. Ты знал это, становясь риаром. Чужачке нет места рядом с тобой.

Сверр промолчал. Он уже даже не смотрел на а-тэма, но Ирвин видел, как окаменели плечи побратима.

— Было бы лучше, если бы ты отдал ее мне, — тихо сказал морской хёгг. — Но уже слишком поздно, ведь так? Ты смотришь на нее, как на свою. Ты считаешь ее своей. И что ты сделаешь дальше, мой риар? Станешь ждать дня, когда она предаст тебя? Между тобой и своим миром она выберет Конфедерацию. Это ты тоже знаешь?

— Тогда я ее убью, — Сверр спокойно глянул через плечо и пошел к лестнице. — А теперь займись своими обязанностями, мой а-тэм.

Ирвин ударил кулаком по стене, разбив костяшки. И мрачно посмотрел вслед Сверру.

— Моя главная обязанность — защищать тебя, мой риар, — тихо обронил он.

Глава 21

Когда хлопнула дверь и ввалился Сверр, мне показалось, что в воздухе запахло огнем и пеплом. Ильх явно был разъярен, хоть и пытался не показывать этого.

Окинул меня колючим взглядом, приказал:

— Иди за мной.

Я и пошла, решив воздержаться от вопросов. В конце коридора оказалась еще одна дверь, и когда мы вошли в комнату, я ахнула. На миг показалось, что я дома… Помещение, в котором было так много вещей и предметов, к которым я привыкла! Не веря глазам, я тронула бархатное кресло, на котором лежали книги, я даже узнавала обложки! Романы, что я читала в юности, приключенческие повести, исторические справочники, энциклопедии! Рядом высился громоздкий торшер, за ним — комод с бронзовыми ручками. На полированном дереве навалены газеты, фотографии, блокноты, пожелтевшие письма, коробки с ручками, две кружки, на которых улыбались пузатые коты… Дальше, на круглом столе, расположились настольные игры, сотовые телефоны, мелкие гаджеты… Вокруг было так много всего — знакомого и понятного, что сердце дрогнуло и забилось птицей.

На стене висела картина — знакомый пролесок, дома… я против воли улыбнулась.

И непонимающе оглянулась на ильха, что застыл в дверях и угрюмо наблюдал за мной.

— Но как… откуда? Откуда все это?

— Со дна моря, — бесцветно произнес он. — Корабли людей, что вошли в туман и исчезли. Железо пошло ко дну, люди погибли, но внутри осталось многое…

— Со дна? — растерялась я. — Но как вы смогли поднять?

И осеклась. Морской хёгг. Ну конечно.

— Предметы Конфедерации начал собирать мой предок, бывший риар Нероальдафе. Его звали Рагнар, его имя мне тоже досталось в наследство. И у него был побратим — морской хёгг. Это традиция, — по-прежнему равнодушно ответил Сверр. — Отец не поощрял этого увлечения, на то есть причины, и все предметы чужого мира приказал заточить в недрах скалы. Здесь то, что принес уже Ирвин.

— Твой отец? — переспросила я.

— Предыдущий риар. Ты можешь остаться здесь, лильган, — сквозь зубы процедил ильх. — Здесь много того, что тебе понравится. Здесь тебе будет спокойно. Вечером в крепости праздник, будь готова.

Я же слегка ошарашенно осмотрелась. Мысли понеслись в голове с невероятной скоростью. Вывод первый. Ильхи, ну, по крайней мере, Сверр очень многое знал о людях. У него было огромное количество источников этого знания. Он годами изучал нас по книгам, энциклопедиям, фотографиям… Вертел в пальцах предметы иного мира и узнавал их назначение. Если морской дракон способен поднимать корабли, то таких комнат у Сверра может быть множество. Сколько судов числится без вести пропавшими в районе загадочного Арвинского треугольника? А это как раз недалеко от тумана. Пассажирские лайнеры, военные крейсеры… Кладезь информации!

То есть риар с самого начала водил за нос экспедицию. Впрочем, это я уже поняла.

Вывод второй. Меня никто и никогда не отпустит с фьордов. Поэтому ильх привел меня сюда. Поэтому показал. Таким образом он сказал мне — утешься этим, Лив, и забудь прошлое. Потому что теперь ты знаешь слишком много.

Я задумчиво повертела телефон. Конечно, «мертвый». Связи не было, да и батарея давно разрядилась.

Интересно, что сделает Сверр, если я все же попытаюсь сбежать?

Отвечать на этот вопрос мне не хотелось.

— Ты хотел попасть на совет Академии, ведь так? — негромко произнесла я, поднимая толстый железный гвоздь. — Потому и затеял все это. Ты узнал, что хотел, Сверр? И что дальше? Что ты планируешь делать дальше?

— Ты спрашиваешь о себе или о Конфедерации, Оливия? — ильх шагнул ближе, рассматривая меня. Усмехнулся. — О себе ты уже все поняла. А твой мир… Меня не интересуют люди твоего мира. До тех пор, пока они остаются за туманом и не суют свой нос к нам.

— Но почему! — не сдержалась я. — Почему? Мы можем так многому научить вас! Прогресс…

— Прогресс? — Золотые глаза угрожающе вспыхнули. — Скажи честно, антрополог Оливия Орвей, что ты думаешь, глядя на меня? Я способен убивать, ходить в шкуре, есть сырое мясо, танцевать на шатии! В твоих глазах я вижу превосходство. Так ты думаешь. Так думают все люди Конфедерации. Я знаю, как был объединен ваш мир. Конфедерация просто завоевала другие народы, а несогласных стерла с лица земли! Вы считаете, что несете прогресс? Фьордам не нужен такой прогресс!

— Но у нас есть так много полезного и нужного! — вскинулась я. — Толерантность, гуманизм, законы…

— У вас нет убийств? Жестокости, подлости, предательства? Нет?

— Есть, но…

— Откуда твои шрамы? — вдруг рявкнул ильх.

— Что?

— Откуда? Говори!

— В мой дом забрались грабители, — хрипло прошептала я. Слова царапали горло… — Мне только исполнилось семнадцать. И они посчитали меня достаточно привлекательной. И решили не только ограбить, но и… они хотели поставить меня на колени и… воспользоваться…

Я осеклась, невольно возвращаясь в тот день.

— И что ты сделала?

— Убила, — выдавила я. — Одного убила. Ножом… сама не понимаю, как схватила его, как ударила… Я не могла им позволить… А второй вытолкнул меня в окно, я сильно порезалась… Тогда я поклялась, что никто и никогда не поставит меня на колени. Ни в каком смысле…

— И это твой закон? — яростно выдохнул риар. — В Нероальдафе убивают за попытку залезть в чужой дом или взять чужую женщину. Поэтому у нас не закрывают двери, а девы не боятся жить в своих домах. Мы сражаемся с врагами, но не гадим у себя дома! — Сверр забрал гвоздь, что я все еще вертела в руках, сжал в ладони. Глаза ильха горели и гипнотизировали, я смотрела на него не отрываясь… — Так зачем нам жить по-вашему? Вы считаете себя лучше лишь по одной причине, Оливия. Потому что создали кучу железных машин, способных убивать. Ваши самолеты, ваши корабли, ваши автомобили… Вы потеряли себя, но создали свой проклятый прогресс!

— Но…

Но как же наши достижения? Наука, медицина? Я открыла рот, чтобы возразить, и… закрыла. Наука? Как наукой объяснить существование хёггов? Или то, что мой приступ удушья вылечили словами?

Сверр подошел вплотную, возвышаясь, как каменный исполин.

— Так кого ты видишь, когда смотришь на меня, Лив? Кого? — зрачки сузились, и на миг я ощутила страх, зная, что это означает. — Ты видишь варвара, лильган. То же видели конфедераты в твоей Академии и экспедиция, что пришла на фьорды. Вы смотрите на шкуры, обычаи, порядки, и в ваших глазах загорается высокомерие. Дикарь, думаете вы. Зверь в облике человека. Вы измеряете развитие своими железными машинами, не так ли? И значит, для вас мы всегда будем варварами. Дикарями, которым вы не позволите быть хозяевами своих земель.

Он швырнул к моим ногам кусок железа, развернулся и вышел. Я медленно посмотрела вниз. На светлых досках лежала железная птица. Уродливый кривой гвоздь в ладонях ильха стал изящной чайкой…

* * *

Воины, набранные для охраны прорех у тумана, выстроились за оружейной. Я придирчиво рассмотрел каждого, заглянул в глаза, ударил яростью хёгга. Мужики склонили головы, стиснули зубы, но выстояли. Значит, дурного не таят и служить будут верно. Хотя похлеще страха каждого держат долг и честь. Прежде чем обосноваться в Нероальдафе, воины принесли мне клятву. Да вот только принимал я ее не в человечьем облике. И соврать хёггу никто не решится в землях воды и скал. Каждый знает — соврет риару, и в посмертии духи хёггов его накажут вечной мукой. А это хуже самой смерти.

Несколько десятков отборных воинов уже утром отправятся к прорехам в тумане.

— Приказ у вас один, — сказал я. — Охранять фьорды. Охранять Нероальдафе. Если люди смогут миновать туман, то уничтожить их. Не разговаривайте. Не спрашивайте. Не берите пленных. Просто убейте тех, кто хочет владеть фьордами. Знайте, те, кто придет, желают отобрать наши земли, женщин, золото, корабли и силу! Веками они пытались пробиться сквозь туман, что послал могучий Горлохум для нашей защиты. И если случится беда и люди смогут пройти — убейте. Все ясно?

— Да, риар! — гаркнули воины. Глаза каждого загорелись ненавистью, подогретой яростью черного зверя. И это хорошо. Я кивнул.

— Завтра вы попрощаетесь с Нероальдафе, подниметесь на хёггкары и отправитесь в море. К тем землям, что я вам указал. Три точки, три места для охраны. Через две недели вас сменят новые отряды. Но хёггкары ждут вас завтра. А сегодня мы будем праздновать.

— Да, риар!

Я распустил воинов и отправился в оружейную. До вечера успел проверить оружие, склады и стены, поврежденные при атаке снежного. Пробоины уже латали, больше всего пострадала северная часть, там в дыру мог войти корабль. Я осмотрел камни и решил, что легче призвать горы, чем ждать, пока каменщики все исправят. Да и быстрее…

На душе было неспокойно. Хотя море лежало тихое и опасности не сулило. Да и а-тэм после взбучки вспомнит о своих обязанностях и проверит воды фьорда, избороздит вдоль и поперек. В этом я был уверен.

И все же… внутри было черно, как на пепелище после огня хёгга.

Так что перед пиром я ушел в скалы, разделся и с уступа нырнул в холодные воды фьорда. Волна всколыхнулась, принимая меня, сомкнулась над головой студеным пологом. И здесь, в глубине, я смог отпустить ярость, что бурлила внутри. Конечно, она вернется. Ярость всегда возвращается. Но вечером, среди воинов Нероальдафе и их жен, я буду спокоен.

И смогу решить главный вопрос — что делать с теми сведениями, которые узнал. Держать их в тайне невозможно. И, к сожалению, в этом кроется огромная проблема…

* * *

Довольно быстро рассматривать чужие фото, потрескавшиеся картины и неработающие парализаторы мне изрядно надоело. Первая радость исчезла, и я начала ощущать себя так, словно брожу по кладбищу. В каком-то смысле так и было, если вспомнить про затонувший корабль.

Так что, когда в дверь стукнули, а потом на пороге возник один из стражей, я лишь обрадовалась.

— Идем, лильган. Велено проводить тебя.

Я кивнула, и мы двинулись по коридорам, освещенным лампами с живым негаснущим огнем хёгга. Меня вывели на улицу, провели мимо той самой площади, где прошлой ночью не состоялась моя шатия и куда я посмотрела с содроганием. Впрочем, сейчас о ней ничего не напоминало. Свежевымытые камни брусчатки сверкали, ни факелов, ни толпы… Мы дошли до здания, расположенного недалеко от башни риара, и попали в широкий и ярко освещенный зал. Вдоль стен сплошным рядом стояли деревянные столы, накрытые льняным полотном, по центру плелась цветная вышивка — орнамент из цветов, трав, неизвестных мне символов-рун и… черных драконов! Их длинные крылатые силуэты и оскаленные пасти четко угадывались в переплетении гладких стежков. Со стороны стен у столов стояли скамьи, покрытые тканями и шкурами, а с внешней — сновали расторопные девушки с подносами. Окна располагались высоко — почти под потолком, и угасающий дневной свет смешивался с уже зажженными огнями.

Мои стражи усадили меня за крайний стол, одарили внимательными взглядами и удалились к группе своих соратников. Я безропотно уселась и принялась рассматривать собирающихся людей. Воины в основном без доспехов, но все с оружием. Видимо, даже на праздник здесь не принято разоружаться. Одежда осталась такой же: простые полотняные штаны, рубахи, кожаные сапоги. На многих безрукавки, отороченные мехом и открывающие сильные руки с буграми мышц и браслетами на предплечьях. У одних такие обручи были железными, у некоторых золотыми. Там тоже блестела гравировка, правда, рассмотреть ее мне не удавалось. Но что-то подсказывало, что я увижу уже знакомый мотив — драконов.

Столы накрывали женщины, что понятно. Такая работа всегда считалась легкой. Они споро уставляли вышитую ткань огромными блюдами с мясом, сырами, лепешками и пирогами, горками печеного картофеля и моркови, окороками, колбасами, всевозможной рыбой и морскими дарами, а также кувшинами с горячими напитками и вином. От аппетитных, одурманивающих запахов горячей еды рот наполнился слюной и закружилась голова. Я вдруг поняла, что ужасно хочу есть. И именно вот эту еду — простую, приготовленную на открытом огне или в печах. Быстро оглянувшись, я незаметно стащила кусочек сыра, сунула в рот и снова осмотрелась. Торцевой стол отличался приборами, там поблескивали золотые кубки и блюда. Для риара, догадалась я.

Одежда служанок не отличалась от моей — такие же платья из тонкой шерсти без рукавов, с высокими разрезами по боками, в которых видно нижнее одеяние — более светлое и тонкое. Удобная длина до середины икры открывала вязаные чулки и крепкие ботинки без каблуков.

Значит, вот к какой касте меня отнесли, с насмешкой подумала я. Ну да, насколько я поняла, лильган и чужачка — это здесь не почетно.

Однако в зале стали появляться и другие женщины. Очевидно, жены и дочери местной знати. Высокие, темноволосые красавицы с янтарными глазами, одетые в роскошные ткани — парчу и бархат. На их платьях тоже плелась вышивка, но там и нить блестела золотом, и ткань переливалась камнями. У меня даже руки зачесались от желания не только записать, но и зарисовать эту красоту. Мужчины провожали своих спутниц к скамьям, прикрывали им колени меховыми и бархатными покрывалами и отходили к другим воинам. Одной из последних в зал вплыла беловолосая и синеглазая красавица. Снежная, поняла я. Ее вел огромный воин, зорко поглядывающий по сторонам. На жестком, суровом лице эмоций видно не было, но воин держал девушку за руку, и это уже говорило о многом. Я с жадным интересом осмотрела сложный шелковый наряд, отличающийся от одеяний брюнеток. Платье казалось слишком тонким для прохладного вечера, светло-голубая ткань блестела, словно покрытая инеем. На безупречно белом лбу красавицы сверкал венец с тремя камнями, и я чуть не присвистнула, оценив его. Бриллианты. Девушка надменно осмотрела присутствующих, взгляд прекрасных глаз задержался на мне. И выразительно скривившись, красавица отвернулась, шепнула что-то своему провожатому. Тот широко ухмыльнулся, хохотнул и проводил беловолосую к столу, тому, что стоял рядом с главным. Там они и устроились. Следом явились еще несколько прелестниц, правда, иной масти — пепельно-русой. И каждая сочла своим долгом презрительно скривиться в мою сторону, а потом гордо удалиться и усесться поближе к столу риара.

Я снова стащила кусочек, на этот раз лепешки, и с любопытством осмотрела стол женщин. И если мужчины на меня смотрели с ленивым интересом, то женщины всячески показывали неодобрение и порицание. И я задумалась: их так злит чужачка или сорванная вчера шатия?

Через полчаса зал оказался заполнен, а все столы заняты. Слева от меня уселась старуха в темном платке. На меня она даже не посмотрела. Справа скамья заканчивалась.

Ирвин явился первым, почти сразу за ним — Сверр. Никаких громогласных объявлений риара и а-тэма не было, они просто вошли, посмотрели на слаженно склоненные головы присутствующих и сели за свой стол. Гул голосов снова возобновился. Пока Сверр не обвел хмурым взглядом помещение, не нашел взглядом меня и не сказал:

— Сядь возле меня, Оливия.

Я неуверенно поднялась, ощущая, как впились в тело сотни глаз. Любопытствующих, насмешливых, осуждающих, злых…

— Ты посадишь за свой стол пленную чужачку, риар? — недовольно спросил воин, пришедший с синеглазой девушкой. — Это не по правилам.

— Считаешь, что я должен вечно делить трапезы со своим побратимом? — насмешливо отозвался Сверр. — Мне, как и тебе, Хасвенг, хочется видеть рядом красивую женщину, а не изрядно надоевшее лицо Ирвина.

Зал зашелестел смешками, переходящими в хохот. Даже тот самый Хасвенг усмехнулся.

— Ну и потом, — неторопливо продолжил Сверр, — я сам могу решить, кто разделит со мной мясо и вино. Без подсказок. Сядь здесь, лильган.

Спутник беловолосой нахмурился, но голову склонил. И смотрел исподлобья, пока я шла между столами. На окружающих я не смотрела, лишь на риара, решая для себя задачу, почему он так поступает.

Села на скамью, укрытую мягкой тканью, кивнула Ирвину, тот не ответил. Похоже, советник риара мне не рад. Тому, что я сижу теперь между двумя мужчинами, — тоже. И опешила, когда Сверр повернулся и накрыл мои ноги меховым покрывалом. Под сводами зала повисла тягучая, опасная тишина, а-тэм поперхнулся вином, которое пил. Я быстро глянула на Сверра, ощущая странный ком в горле. Но он уже отвернулся и теперь лениво осматривал свой народ. Служанка, не поднимая глаз, поставила передо мной тарелку.

— Ты задумчива, лильган, — Сверр притянул ближе поднос с кусками кабаньего мяса, наколол на нож. — Тебе не нравится здесь?

— Пока не знаю, — отозвалась я. Ирвин презрительно хмыкнул, я решила не обращать внимания. — Расскажешь мне об этих людях?

— С Хасвенгом ты, можно сказать, уже знакома, — пояснил риар, кивая на воина рядом со снежной. — Это… — Сверр подумал, подбирая слово, — конухм. То есть король. Он управляет Нероальдафе.

— Что? — от изумления я выронила лепешку, которую щипала. — Я думала, это ты тут главный!

— Я — риар, — спокойно пояснил Сверр. — Я защищаю Нероальдафе. Всегда. А Хасвенг решает вопросы, которые не касаются защиты или войны. К тому же хёгги порой погибают. Иногда уходят в походы, чтобы добыть золото или пленных. Иногда просто исчезают и не возвращаются… Но от этого не должны страдать люди. Если я однажды не вернусь, мое место займет новый риар.

— Получается, Хасвенг — наместник, — определилась я.

— Ты забыл сказать, что порой хёгги теряют разум, — не глядя бросил Ирвин. — У них становится слишком много чувств, и разум засыпает. Тогда хёгги пытаются стать просто людьми и желают снять кольцо Горлохума. И от этого погибают!

Сверр зыркнул недовольно, но потом ухмыльнулся.

— Мой а-тэм сегодня не в духе, Лив. Он слишком долго болтался в студеных водах фьорда и заморозил свой инстинкт опасности. Потому и злит меня.

— А как снять кольцо Горлохума? — задумалась я, рассматривая сплошной черный обруч на шее риара.

— Лишь одним способом, — оскалился Ирвин. — Вместе с головой. Но порой хёгги об этом забывают.

Он усмехнулся, словно в этом было что-то смешное.

— А почему хёгги теряют разум? И почему порой уходят и не возвращаются?

— Этот дар бывает слишком тяжелым, — равнодушно пояснил Сверр.

— Откуда они вообще взялись, кольца?

— Их выковали люди из камня, что нашли у Великого Горлохума. После того, как остыл извергающийся огонь и осыпался пепел, который несколько лет закрывал свет солнца. Пробудившийся Горлохум уничтожил тогда почти весь народ фьордов. Но тех, кто выжил, одарил даром слияния с хёггом.

Я задумчиво почесала нос. Обычно в мифах и легендах содержится часть правды, но вот какую искать здесь? Про извержение вулкана известно и Конфедерации. Это исторический факт. Огромная территория оказалась залита лавой и засыпана вулканическим пеплом. Море кипело и заливало фьорды, горы сдвинулись со своих мест. А после появился туман, отрезавший фьорды от остальной земли. Но кольца? По виду материал похож на обсидиан. И я помню, что прикасаться к этому странному украшению нельзя. Интересно, из чего они сделаны? И как надеваются?

От загадок ильхов у меня кружилась голова.

— Ешь, Лив, — коротко приказал Сверр. — У тебя в животе урчит, словно у голодной кошки.

Он усмехнулся, я решила последовать совету и с радостью наполнила свою тарелку. Мелочиться не стала, и скоро передо мной выросла горка из мяса, овощей, сыров и всевозможных закусок. Подхватив золотую ложку, я с радостью на все это набросилась.

Сверр рассмеялся, а я не сразу поняла, что женский стол глазеет на меня почти с ужасом. Ну еще бы, на тарелках этих прелестниц красовались крохотные кусочки, которыми можно накормить лишь мышь!

— У твоей пленницы хороший аппетит, мой риар, — ехидно прокомментировал Ирвин. — Много сил потратила?

— Очень, — проглотив восхитительное жаркое, отозвалась я.

— Мы почувствовали, — хмыкнул Ирвин. — Зов Сверра, кажется, ощутили и за морем. Не зря Нероальдафе… поражен.

— Поражен? — не поняла я.

— Да. Такую страсть принято дарить в первую ночь жене, а не пленнице!

— Хватит, Ирвин.

— Почему? Спорим, антрополог Оливия Орвей жаждет узнать о наших традициях? — сузил глаза а-тэм. — Ведь хочешь?

Я подняла вышитую льняную салфетку, промокнула губы.

— Я буду рада узнать обычаи Нероальдафе. Ведь это уже почти мой дом.

И любезно улыбнулась разозленному ильху.

— Я сам расскажу тебе, Оливия, — спокойно произнес риар. — Мой а-тэм так отчаянно намекает, что я боюсь — подавится. — Сверр сделал глоток вина из массивного кубка. — Ирвин говорит о том, что пленницы не могут стать женами риаров. Никогда. И самый сильный зов по традиции дарится той, что вступает на законное брачное ложе. — Он помолчал, вертя в руке кубок. — И еще, что у меня есть невеста. Свадьба состоится весной.

Я подавилась куском мяса, закашлялась. Отпила вина, ощущая, как темнеет в глазах. Сжала зубы.

— Вот как. Свадьба, значит.

— Прекрасная дочь черного хёгга из Ровенгарда, — кивнул довольный Ирвин. — О ее красоте ходят легенды. А отказ от невесты грозит фьордам войной, да и кто в здравом уме откажется от такой девы?

— Ирвин, тебе лучше заткнуться, — тихо, но угрожающе произнес риар, и его побратим осекся.

— Ешь, лильган, — посмотрел Сверр в мою сторону. — Мне нравится твой аппетит.

Я качнула головой и посмотрела в свою тарелку. Почему мое настроение испортилось? Я ведь все понимала, я действительно чужачка. И сама не планирую прожить свою жизнь в Нероальдафе. Конечно, нет. Я даже мысли такой не допускала. Все это лишь исследование чужого мира и материал для моей научной работы.

Тогда почему стало так больно? От одной только мысли, что закончится зима и Сверр возьмет в жены неизвестную мне красавицу? И для нее будет его зов, его страсть, его нежность… И поцелуи, которым он учится со мной, и новые ласки… все будет для другой. А я останусь лишь чужачкой, игрушкой, забавной пленницей. Проклятой ручкой с золотым колпачком, которую дракон присвоил, а потом забыл.

Во рту стало горько, горло сдавило… а я ведь понимала опасность. Знала, что не получится остаться безучастной, не поддаться магии этого мужчины. И нельзя врать самой себе. Это перестало быть исследованием в тот момент, когда я открыла глаза в племени и увидела сидящего на корточках Сверра. С ним все было слишком остро, горячо и по-настоящему, чтобы остаться просто научной работой! Это то, что стало моей жизнью. Настоящей жизнью.

Сжала под столом кулаки и вдруг осознала, что риар смотрит на меня. Остро, внимательно.

— Попробуй вино, — сказал Сверр, протягивая мне свой кубок. — Его варят с можжевельником, кедровыми орехами, медом и сухими травами. Мы верим, что оно способно исцелять и тело, и душу.

— Сверр, что ты делаешь? — прошипел рядом со мной Ирвин. Но риар на него не смотрел, лишь на меня. Не совсем понимая, что происходит и что снова так разозлило а-тэма, я взяла чашу и отпила. Крепости я не ощущала, лишь горько-сладкий, пряный вкус, медом растекающийся во рту.

— Очень вкусно, — пробормотала я, с изумлением поняв, что язык слегка заплетается. Посмотрела в кубок. Я что же, выпила все?

Риар тихо рассмеялся и вдруг притянул меня к себе.

— Я хочу, чтобы Нероальдафе стал твоим домом, Лив, — прошептал он мне на ухо и медленно лизнул. — Я хочу этого…

Желание вспыхнуло внутри так ярко, что я чуть не застонала. Проклятие, этот ильх и сам действовал на меня, как вино, я от него хмелела… И тут же ощутила, как напряглось тело Сверра, увидела голод в золотых глазах… он тяжело втянул воздух. И резко отвернулся.

Я несколько ошалело осмотрелась. И нутром ощутила изменившуюся атмосферу в зале, она стала пахнуть… желанием? Ахнула, осознавая. Зов хёгга, который чувствуют все. И стоит Сверру ощутить возбуждение — его почувствует весь Нероальдафе?

— Ужас какой… — пробормотала я. — Страсть или ярость… Они все откликаются? Как ты с этим живешь?

— Я умею это сдерживать, — хмыкнул Сверр. Кажется, он действительно успокоился. — Правда, до встречи с тобой у меня получалось лучше.

Он качнул головой, усмехаясь.

Я задумчиво прожевала листочек мяты и кивнула в сторону столов.

— Эта девушка, — тихо начала я, — рядом с Хасвенгом… Она ведь снежная?

— Да, — ответил мне неожиданно Ирвин. — Ее тоже притащил Сверр, поймал прямо возле Аурольхолла. Знатная добыча.

— Она странно на меня смотрит.

— Может, тоже желает сидеть на твоем месте? — с непонятной злостью произнес а-тэм. Побратимы хмуро уставились друг на друга. Первым отвел взгляд Ирвин. А Сверр с досадой покачал головой.

А потом поднялся, и шум в зале мгновенно смолк, а все головы повернулись в сторону риара. Он поднял свой кубок, блеснул на золоте огненный сполох.

— Сегодня мы снова встретили врага и победили его! — громко произнес хёгг. — Откинули от наших стен и заставили пожалеть о приходе в Нероальдафе! Снежные дети Ульхёгга забрали с собой своих поверженных братьев! И сегодня мы станем есть, пить, танцевать и благодарить перворожденных хёггов за нашу победу и наши жизни!

Он выпил вино, и сотня глоток выкрикнула его имя.

Воины вскочили, взлетели в воздух чаши и кубки, расплескивая густой хмель. И тут же с верхнего яруса полилась музыка — не тянущая душу, как на шатии, а задорная, веселая. От нее хотелось смеяться и веселиться.

Со смехом народ бросился в центр, мужчины притопывали, потом расходились, ударяли друг друга открытыми ладонями, снова расходились. Танец был таким же, как все в Нероальдафе — диким, страстным, простым… Танец-битва… К воинам присоединились женщины, и музыка сменилась, став плавнее и медленнее.

— Идем, — Сверр потянул меня из-за стола.

— Туда? — испугалась я. — Ты что! Я не умею! Никогда не умела!

— Если ты споткнешься, я тебя поймаю, — спокойно произнес риар, и внутри кольнуло. То же самое он сказал мне в тесной квартире другого мира…

Воины расступились перед риаром, но я их почти не видела. Кажется, я захмелела от выпитого вина, от сытной еды, от близости Сверра… Он прижал меня к себе, легко повернулся, ведя за собой в странном танце. И, наверное, мы делали что-то не то, порой до моего сознания все же доходило, что смотрят на нас… странно. Но стало наплевать. В какой-то момент я просто позволила себе плыть на волнах удовольствия, ощущать сильные руки, что держали меня, смотреть в золотые глаза. Чувствовать. Жить. Здесь и сейчас, в чужом мире драконов. И понимать, что внутри рождается то, что я боялась назвать, несмотря на свою ученую степень.

Музыка оборвалась внезапно, и Сверр остановился, прижав меня к своему боку.

— Вельма, Вельма… — прокатилось по залу.

Мимо шарахающихся в стороны людей шла старуха. Седые волосы заплетены в две тонкие косы и пегими веревками спадают на впалую грудь. Ее черное одеяние казалось неуместным среди цветных нарядов. И слепые глаза медленно обводят зал, словно ищут жертву.

Плохое предчувствие кольнула под ребрами. Не знаю, что там доказал уважаемый господин Риндор, но с некоторых пор интуиция — моя лучшая советчица! Захотелось спрятаться под стол, возможно, я так и сделала бы, но Сверр не отпустил.

— Рад видеть на нашем празднике Вещую Вельму, — спокойно произнес он, в упор глядя на старуху. — Принимать тебя, провидица, — честь, ты всегда почетный гость.

— А ты всегда мудр, риар, — с хриплым смешком отозвалась слепая. — И знаешь, когда лучше сдержать свою ярость. Последнее время она часто мучает тебя, ведь так?

— Сила зверя не победит разум человека, — сказал Сверр.

— Если он не утерян — разум! — буркнула старуха. — Если человек холоден, как воды фьордов. А не бушует, словно Горлохум! Твое кольцо тяжело, риар, я вижу. Ты славишься своей силой на всех фьордах, но у палки всегда два конца, сам знаешь. Чем больше сила, тем крепче должен быть дух, чтобы укротить ее!

Вокруг согласно закивали. Я увидела Ирвина, что неслышно встал рядом, по лицу а-тэма было видно, что визит этой гостьи его не обрадовал.

— Я пришла, потому что видела сон! Вещий! — громко объявила старуха, и я сдержала желание закатить глаза. Ну что еще за представление? Нет, я уважительно отношусь к старости и седым косицам, но вещие сны?

Ах да, это же Нероальдафе.

Подавила смешок и изобразила на лице внимание.

— И в моем сне я видела смерть! — перешла старуха на зловещий шепот. — Смерть хёгга… и пробуждение красного зверя!

Толпа всколыхнулась, забурлила. Лица исказились страхом и тревогой. Я завертела головой, пытаясь понять. Красный зверь — это Хелехёгг, ведь так? Его храм — Горлохум. Значит… Значит, старуха говорит о пробуждении вулкана. Неудивительно, что радостная атмосфера праздника вмиг испортилась. Новое извержение грозит всем фьордам. Вулканический пепел, лава, цунами, землетрясения… Да это почти конец света!

— Ты видела, когда проснется красный зверь, Вельма? — голос Сверра прозвучал ровно, и это слегка успокоило остальных.

— До наступления зимы. — Старуха подняла вверх скрюченный палец. — Я видела, как багряный хёгг поднимает голову. Как открывается его пасть, а в ней блестит язык, красный, словно кровь. Как остры его шипы цвета огня… он скоро проснется, люди Нероальдафе! И пронесется над фьордами, делая их своими! Его крылья раскроются, а тень накроет Варисфольд! Но прежде рухнет Аурольхолл! Его сияющие башни падут! А после хёгг устремится к Горлохуму! И причина всему — она!

Палец бескомпромиссно и однозначно ткнул в мою сторону. Воины угрожающе заворчали.

Сбоку от меня кто-то тонко вскрикнул, и беловолосая девушка свалилась без чувств. Хорошо, ее вовремя подхватил Хасвенг, поднял на руки.

— Эйлин, Эйлин, — забормотал он, устремляясь к выходу.

— Ты принесла плохие вести, Вельма, — негромко сказал Сверр. — Но ты лишь сосуд, не содержимое. Я прикажу сложить для тебя угощение, если позволишь.

Вельма склонила голову, развернулась и побрела к выходу.

Музыка заиграла снова, правда, как-то неуверенно.

— Ты ей поверил? — обернулась я к Сверру. — Это всего лишь сон!

— Это сон Вельмы, — не глядя на меня, ответил он. — Идем, Лив. Праздник окончен.

Глава 22

Ночью Сверр ко мне не пришел. Я со злостью измерила шагами его огромные апартаменты, рассмотрела в подробностях мебель, книги, перебрала вещи и потрогала скрещенные мечи на каменной стене. Устав, прилегла, да так и уснула.

Разбудила меня Сленга.

— Вставай, чужачка, я завтрак принесла.

Сонно зевнув, я осмотрела кровать, в которой была одна, и нахмурилась.

— Где риар?

— Он велел накормить тебя, а потом показать Нероальдафе, — девушка деловито уставляла стол тарелками, пока я слезала с кровати.

— А сам он где?

Сленга бросила на меня удивленный взгляд, который был вполне понятен. Ну конечно, в этом мире я лишь пленница. И не имею права задавать такие вопросы. И ревновать тоже не имею права! Сверр не принадлежит мне. Чужой мир, чужие порядки, чужой мужчина… Которого я, кажется, убью, если узнаю, что он был у одной из местных девиц! Вот просто… убью! А потом меня сожгут на городской площади на радость Ирвину! Так и закончится бесславная жизнь одного антрополога!

Проглотила нервный смешок.

— Я, конечно, не должна говорить, но… — негромко начала Сленга. — Но риар ночью был со своими воинами. Пили они.

Я коротко кивнула и сбежала в купальню, не желая показывать девушке своего облегчения. Да, докатилась… ревную ильха! Но что делать, чувства нельзя сложить в пробирку и запереть в лаборатории, как ни старайся.

Когда я вышла, служанка уже убрала постель. Я предложила ей разделить со мной завтрак, получила еще один удивленный взгляд и поела в одиночестве. И вскоре мы уже стояли у дверей башни, щурясь от утреннего солнышка. За спиной неслышно встали два стражника, так что прогулка обещала быть занимательной.

— Куда мы пойдем?

— А куда ты хочешь? — пожала плечами Сленга. — Риар велел показать тебе все, что ты решишь посмотреть.

— Невиданная щедрость, — буркнула я себе под нос и двинулась в сторону площади. Помялась, размышляя. — Сленга, ты слышала, что было вчера на празднике?

— Ты говоришь о приходе седой Вельмы? — девушка нахмурилась. — Многие шепчутся.

— И… что об этом думают?

Сленга бросила на меня быстрый взгляд. В нем читалась досада на то, что приходится отвечать на мои вопросы и выгуливать. И затаенный страх. Но вот чего именно боялась прислужница — риара или меня после слов ведьмы, — я не знала.

— Вещая Вельма не ошибается.

— Что, ни разу? — почти с отчаянием спросила я.

— Ну-у, — помялась моя провожатая. — Один раз было. Когда она увидела сон про юного Ирвина. И сказала, что он не сможет выдержать кольцо Горлохума. Что погибнет. А он выжил, одолел зверя, стал побратимом риара и теперь защищает его.

— Ну вот видишь! — от облегчения даже солнце стало светить на небе ярче. — Значит, она тоже ошибается! Любой факт имеет вероятность допустимой погрешности! Ну, то есть… Все люди ошибаются!

— Может и так. Но лучше тебе не ходить без охраны, чужачка.

— Меня зовут Оливия, — буркнула я, посмотрев за спину на двух молчаливых воинов. Значит, меня охраняют?

Я мотнула головой, решив не думать пока о предсказании старухи. К тому же верилось в него слабо. Как я могу разбудить вулкан? Нет ни одной объективной причины принимать ее видение за истину! А значит, сосредоточусь я пока на вещах более материальных. Например, на исследовании Нероальдафе.

Так что я ускорила шаг, с возросшим интересом вертя головой. За площадью начиналось переплетение оживленных улиц. Мимо проезжали груженые телеги, бежали мальчишки, степенно проходили богатые дамы со служанками или топали воины. Мы шагали вверх-вниз по гористой местности. Взобравшись на пригорок, я увидела блестящее вдали море и корабли, покачивающиеся у пристаней. Дома здесь в основном были одноэтажные, Сленга пояснила, что город разделен на две части водопадом. На левой живут ремесленники, торговцы, простые горожане. Располагаются лавки со всевозможными товарами и общие дома для воинов, у которых нет семей. Богатые жители селятся на другой стороне Нероальдафе, там здания двух- и трехэтажные. На каменных стенах каждого дома, возле двери, я заметила железный рожок с емкостью — для живого огня, как пояснила Сленга.

— Когда хотят его зажечь, то крышку снимают, и огонь пробуждается, — пояснила девушка так, словно разговаривала с маленьким ребенком. Ну да, ей не понять, почему чужачка не знает таких элементарных вещей! Живой огонь, подумаешь!

На скале за Нероальдафе бушевал водопад, и я задрала голову, разглядывая систему труб, что отводили воду к городу.

— Она пресная, — ткнула пальцем Сленга. — Из моря пить нельзя, а эту можно. Там, за скалой, начинаются наши поля, туда тоже проложены трубы.

Конечно, я тут же засыпала девушку вопросами, но на большинство она просто не знала ответов. Сленга была обычной служанкой и не слишком интересовалась историей, аграрным развитием или вопросами экономики Нероальдафе. Так что пришлось удовлетвориться ее рассказом о том, сколько блюд обычно подают на ужин и чем любит завтракать риар.

И странно, но последнее меня интересовало не меньше аграрных культур, выращиваемых в Нероальдафе.

— А у риара была постоянная… ну… спутница?

— Наложница? — догадалась Сленга. — Так нельзя ему постоянную. Запрещено. Ты что, и этого не знаешь?

— Почему нельзя? — я остановилась посреди улицы.

— Так зов ведь! — как глупышке, пояснила служанка. — С новой девой он силен, а потом сила уменьшается. А нельзя. Потому к риару девы приходят лишь раз, поворачиваются спиной, а после всего — получают дары и уходят. Второй раз он их не зовет.

— А жена? — кажется, я даже осипла от таких новостей.

— Жена нужна, чтобы родить наследника.

— Но одноразовых дев это не отменяет! — догадалась я. И угрюмо обвела взглядом Нероальдафе. Выходит, что и Сверр связан кучей обязательств. Не так-то это радостно звучит, если честно.

— Порой девушка задерживается на несколько раз, — Сленга нахмурилась, вспоминая. — Хотя нет, не припомню такого.

— Просто прелестно, — сквозь зубы процедила я. — Похоже, мой лимит внимания риара уже исчерпан.

— Что?

— Ничего! — я заставила себя улыбнуться и ткнула пальцем в ближайший дом — длинный, с красной крышей. — Что это?

— Мастерские. Хочешь зайдем? Здесь делают посуду для продажи другим городам. Каждое лето к нам приходят корабли, чтобы купить наши кубки и блюда. Конечно, самое ценное в Нероальдафе — это клинки, других таких на фьордах нет. За меч, выкованный мастером под нашим знаменем, воины готовы биться насмерть. Потому что каждый знает — нет оружия острее и вернее! Клинки лишь мужи куют, для них ярость хёгга нужна! — Сленга горделиво осмотрела с пригорка город. — Но и посуду нашу за морем ценят. Идем, чужачка, посмотришь.

Я вошла за провожатой в открытую дверь, не ожидая многого от этой экскурсии.

Стражники остались за дверью, Сленга тут же убежала шептаться с какой-то женщиной, я же медленно двинулась к длинным столам. За ними сидели мастерицы, перед которыми лежали деревянные лопатки, пестики, палочки, кисточки и прочие инструменты. И горками — куски камня и железа. А сами девушки мяли в ладонях пластилин. Пластилин?!

Я подошла ближе, склонилась.

— Что ты делаешь?

— Тарелку, — юная дева недоуменно воззрилась на незнакомку.

И снова перекатила в руках мягкое… железо? Я открыла рот, подняла со стола тяжелый серый кусок размером с мой кулак. Такой же был в руках мастерицы. Вот только она его месила, словно тесто!

— Можно? — не веря своим глазам, протянула я руку. Кивнув, девушка положила на нее требуемое. Я сжала пальцы, повертела. Железо. Неправильной формы, твердое, теплое от девичьей ладошки, с отпечатком пальчика на шершавой поверхности. Нет, я не сошла с ума, и девушка действительно мяла его.

— Но как? — жалобно пробормотала я. — Как ты это делаешь?

— Так чувствую его, — бесхитростно пояснила мастерица. — Каждый кусочек. Он же словно отзывается в ладони, если бережно, если осторожно. Но это умеют лишь те, кто рожден от зова потомков Лагерхёгга. Наш риар — его потомок, и все мы слышим железо и камень. Ну и золото, конечно, но с ним работают в другой мастерской, да и умельцы там одареннее. Те, кто долго живут в Нероальдафе, тоже могут научиться слышать железо, не сразу, но с годами.

Я уставилась на тусклый кусок в своей руке так, словно это был волшебный артефакт. Слышать железо? И камень? И я пыталась убедить Сверра, что ему нужна Конфедерация?!

Вскинулась, замерла, а потом вытащила из кожаного мешочка на поясе блестящую птичку.

— Какая красивая, — восхитилась юная мастерица, увидев чайку в моей руке. И огорчилась: — Я так не умею. Я могу только раскатывать круглые тарелки, а здесь — каждое перышко видно! Словно живая!

Вокруг нас собрались женщины, и все с любопытством таращились на безделушку.

— Тонкая работа, — весомо прокомментировала самая старшая. — Даже в Нероальдафе мало кто на такое способен. А наши мастера славятся на все фьорды! Мы вот кубки делаем, блюда, ложки да прочее, но чтобы так… Да и железо здесь плохое, мертвое почти, из такого чтобы поделку сотворить — сила невероятная нужна. Как у… — женщина осеклась, глянула на меня остро. Как у риара, — ясно читалось в ее взгляде. И сразу вспыхнуло понимание. — Я слышала, в башне появилась чужачка издалека. И седая Вельма предсказала дурное…

Женщины испуганно зашептались, словно стайка синиц, бросая на меня косые взгляды. Старшая шикнула на них, отдала мне железную птичку и нахмурилась.

— Уходи. Работать мешаешь.

— Почему это железо мертвое? — полюбопытствовала я.

— Потому что жизни в нем нет! Или хёгг в том месте, где его добыли, спит давно! — отрезала мастерица. — Все, иди, нечего тебе тут делать!

Я не стала настаивать и вернулась на улицу. Села прямо на ступеньку, подперла кулаком подбородок. Железо, что мнется в руках, словно кусок мягкой глины. Живое… Каменные статуи над городом, башня, стены, невероятные арки, мосты без опор, соединяющие два берега реки… Нет, не рабы умирали, чтобы создать все это. Просто… Просто в Нероальдафе все иначе. И здесь умеют делать то, что никогда не умели мы, конфедераты. Менять структуру материала на недоступном нам, молекулярном уровне! Создавать из серого камня или бесполезной руды нечто настоящее, красивое, ценное. У меня голова пошла кругом от понимания этого! От осознания чуда, которому я стала свидетельницей.

Открыла ладонь. Птичка из гвоздя, что, казалось, вот-вот сорвется с руки и улетит в небо. Туда же, где парит черный дракон… Туда, куда мне нет хода.

— Эй, чужачка, ты чего тут ревешь? — испугалась подскочившая Сленга. — Оливия, они что, тебя обидели? Так ты скажи, я живо разберусь!

Я улыбнулась воинственной прислужнице и поднялась.

— Я не реву. Я старая дева, белая ворона Академии Прогресса и непроходимая дура, считающая, что знает все на свете. И я не умею плакать!

— Еще как умеешь, — Сленга благополучно пропустила все непонятное мимо ушей. — Пошли, обедать пора. Ты голодная и потому плаксивая. Такое частенько случается. Навернешь сейчас тарелку мясного супа, да такого, чтобы ложка от густоты стояла, и сразу повеселеешь!

Я против воли рассмеялась.

— Ты знаешь толк в утешении, Сленга.

— А то! — довольно ухмыльнулась девушка и посмотрела на меня по-дружески. — Странная ты, конечно. Но то и понятно — чужачка. Не всем повезло родиться в Нероальдафе. Так ты же не виновата, да.

— Угу, — пробормотала я, направляясь к башне риара. Ее было видно из любой части города.

Сленга покосилась на меня и вдруг выдала:

— Меня тоже приводили к риару. Чтобы он подарил мне ночь и свой зов.

Мое сердце благополучно окаменело и вывалилось на мостовую.

— И… что?

— Ничего, — с досадой буркнула служанка. — Посмотрел, зевнул, закрыл глаза и уснул! Правда, на следующий день предложил остаться в услужении. В качестве… подарка. — Сленга поковыряла носком ботинка брусчатку, обиженно надув губы. Но потом подмигнула. — Хотя я не в обиде, к тому же меня зовет замуж воин из личной стражи риара! Так что все к лучшему. Знаешь, у Сверр-хёгга сильный зов, но такого, как с тобой, никто и никогда не слышал. Старики говорят, лишь у перворожденного Лагерхёгга такой был!

Я выдохнула, возвращая свое сердце на место.

— Расскажи мне о хёггах, Сленга…

* * *

Черный зверь Лагерхёгг рожден был от железа и камня, в яйце золотом. Сила его велика и в скалах, и в небе, отзываются ему буря и грозовое ненастье. Черный хёгг — властитель небес и гор, и зов его родит самых сильных воинов и выносливых дев.

Белый зверь Удьхёгг родился от союза льда и сияния, в алмазном яйце. Глаза его видят сквозь толщу льда, отзываются ему хрусталь вершин, снега и ветра севера. А от зова Утьхёгга появляются люди, не боящиеся холода и плавящие стекло, что крепче алмаза.

Серый зверь Ньердхёгг вышел из пучины морской, и яйцо его там навеки осталось. От того водному хёггу легче жить в море. Хёгг этот вольный, и зов его слаб, оттого дети Ньердхёгга суше предпочитают свободные просторы водной глади.

Яйцо красного зверя Хелехёгга треснуло в лаве и огне. Пробудился он злым и коварным, потому что жжет горящий уголь его шкуру от начала времен. И ярость этого зверя страшна так, что боятся ее люди от северного предела до южного острова. Ибо каждый ребенок фьордов знает: проснется красный зверь, издаст рев, и придет смерть. Потому что отзывается на зов красного хёгга Огненный Горлохум…

К башне риара мы вернулись как раз к обеду, правда, самого риара я там снова не нашла. Сленга унеслась, а воины на мои вопросы лишь пожимали плечами. Так что я снова отправилась бродить по башне. Предание о перворожденных хёггах все еще звучало в моей голове — напевное, странное, завораживающее. Я почти видела их — драконов, рожденных фьордами. Созданий иной реальности и иных законов мироздания. Какова доля истины в этих сказаниях, я не знала, но у меня были иные доказательства правды.

Из задумчивости меня вывела высокая фигура, выросшая передо мной так неожиданно, что я споткнулась. Ирвин, а это был именно он, не протянул руку, чтобы поддержать.

— Раньше лазутчиков отдавали диким зверям, а головы отправляли их хозяевам, чтобы каждый знал, как Нероальдафе поступает с такими чужаками, — растягивая слова, произнес а-тэм риара.

— Спасибо, обязательно учту эту важную информацию, — с благодарностью произнесла я.

Ильх вспыхнул, сжал губы.

— Думаешь, тебе можно больше, чем другим, Оливия? — процедил он. — Ты ошибаешься. В этом мире ты чужая.

— Если хорошо подумать, я и в свой не очень вписывалась, — задумчиво протянула я. И вскинула голову, в упор глядя на ильха. В конце концов, я устала от его подначек. — Слушай, я оказалась здесь не по своей воле. Так решил Сверр. И я просто пытаюсь вас понять! За что ты меня так ненавидишь? Я не сделала ничего плохого ни тебе, ни Нероальдафе!

Ирвин вдруг усмехнулся. Как-то совершенно по-другому.

— С чего ты взяла, что я тебя ненавижу, чужачка? — голубые глаза блеснули, у губ залегли складки.

Он сделал шаг, и я против воли попятилась, лихорадочно анализируя его поведение. Все это недовольство, ехидство, желание зацепить… могло ли это быть признаком не антипатии, а… интереса?

Моя спина прижалась к стене, а ладонь Ирвина уперлась в камень. И я увидела голод в его глазах, на этот раз неприкрытый.

— Не могу забыть, как ты болталась в воде, чужачка… Такая нежная и беззащитная…

— Ты ко мне не прикоснешься, — сказала я, твердо глядя в его глаза.

— Не прикоснусь, — согласился хёгг. — Ни сейчас, ни потом. Я не Сверр. Я понимаю, как ты опасна, Оливия Орвей. Ты вызываешь чувства, сильные чувства… Желание присвоить и сделать своей. А это плохо. Женщины из-за тумана обладают особой магией, риар прав. Вас надо уничтожать не глядя. — Он наклонился ниже, в упор глядя в мои глаза. — На празднике риар укрыл твои ноги шкурами и напоил из своего кубка. И все это видели. С тобой он меняется. Но не надейся на его чувства, чужачка. Сверр воин, и между тобой и Нероальдафе он всегда выберет второе. Ни одна женщина не может стать дороже родного гнезда. Запомни это хорошо, а лучше запиши на своих бумажках! Ты чужая, ты дитя Конфедерации, ты пришла из-за тумана. За одно это тебя могут растерзать, если узнают. Нероальдафе тебя не примет. Никогда.

Ирвин усмехнулся и сделал шаг назад.

— А после слов Вещей Вельмы ходи и оглядывайся, Оливия. Дети фьордов скоры на расправу.

Развернувшись, он зашагал к лестнице, я же покосилась на стражников, стоящих в сторонке и глядящих в другую сторону. Удержалась от желания сделать гадость, например, плюнуть на темные доски, и пошла искать Сленгу, надеясь, что обещанный суп и правда улучшит мое настроение.

* * *

Обедать я устроилась в небольшой зале, где ели служанки, кухарки и младшие воины — по сути мальчишки. Присела с краю, поблагодарила за тарелку горячего супа и пирог с сыром. Дружное и восторженное «риар» прокатилось по комнате, и я увидела размашисто шагающего Сверра, остановившегося передо мной.

— Почему ты здесь? — отрывисто спросил он. — Я велел Ирвину отвести тебя наверх!

— Наверное, он забыл, — хмыкнула я, жуя хлеб. Махнула рукой: — А кормят и здесь неплохо, кстати.

Риар усмехнулся и сел рядом.

— Дайте мне тарелку супа, — сказал он кухарке. Та выглядела так, словно собирается упасть в обморок. А потом подхватилась и кинулась исполнять. Мальчишки таращились на риара, как на божество, забыв про обед. Впрочем, думаю, для них Сверр и был божеством.

Когда огромная, исходящая паром тарелка появилась перед ильхом, все замерли в напряжении. Он опустил в похлебку ложку, съел, облизнулся.

— Вкусно.

Повариха засияла, стирая со лба нервную испарину. И наконец снова вернулась к своим делам, бросая на нас косые взгляды. Сверр подтолкнул ко мне золотистую лепешку с мясом, которую мне не предложили. Я улыбнулась и молча откусила. Слушая перестук ложек и треск в печи, мы ели свой обед.

— Я сегодня гуляла по городу, — негромко начала я. — Нероальдафе прекрасен. Ты был прав.

Сверр медленно кивнул.

— Это лучшее место на земле, Оливия. За него не жаль отдать жизнь.

«Между Нероальдафе и тобой он всегда предпочтет первое…» Слова Ирвина кольнули внутри, и я поморщилась. Нам принесли тяжелые кружки с ягодным напитком и травами, я с удовольствием сделала несколько глотков.

— Ты любишь свой дом, — утвердительно произнесла я.

— Ты свой тоже, — повернув голову, бросил ильх.

Я кивнула. Сверр не спускал с меня глаз, а потом протянул руку, взял кружку из моих рук, отпил. Служанка уронила тарелки, и они разлетелись осколками.

— Простите, простите! — испуганно пробормотала девушка.

— Идем, лильган, — приказал Сверр, не глядя на прислугу. Поднялся и пошел к выходу, твердо печатая шаг.

Я послушно двинулась следом, к тому же и выбора-то особого не было. Стражники, повинуясь приказу риара, остались за столами. Правда, далеко мы не ушли. За лестницей Сверр развернул меня и прижал к себе, торопливо провел ладонями по телу. И тут же приподнял, впился в губы, уже уверенно лаская языком.

— Я соскучился, — хрипло прорычал он. Но ответить не дал, снова целуя. Развернул меня к стене, рывком задрал подол.

— Сверр! — возмутилась я. — Стой! Не надо!

— Хочешь, чтобы я снова тебя укусил? — он коснулся зубами моей шеи, пощекотал языком. Волна горячей дрожи прокатилась вниз по позвоночнику.

— Мы стоим в коридоре!

— Ну и что? — искренне удивился он.

— Здесь ходят воины и служанки!

— И? — кажется, он реально не понимал!

— Сверр! — я схватила ладонь, настойчиво поглаживающую мой живот и спускающуюся все ниже. — Не здесь! Прекрати!

— Ты такая порочная в постели и такая невинная за дверью спальни, — промурлыкал он, лаская мне грудь сквозь ткань.

Я облизала губы, пытаясь отрешиться от разгорающегося внутри пожара. Бороться и с ним, и с собой было слишком сложно.

— Ты пил из моей кружки. Это что-то значит, ведь так?

Ильх на миг замер и прикусил мне мочку уха.

— Это значит, что я хотел пить, — насмешливо хмыкнул он. И вздохнул. — Идем, моя скромная лильган. Покажу тебе кое-что.

Я поправила платье, испытывая одновременно облегчение и разочарование. Сверр заметил, поднял бровь.

— Идем, — улыбнулась я и протянула ему руку. Ильх, нахмурившись, уставился на мою ладонь, и я была уверена, что он просто развернется и пойдет вперед, как раньше. Но он удивил. Сжал мои пальцы, золото глаз расплавилось от внутреннего огня. Я застыла, не в силах даже вдохнуть. И понимая, что в этом коридоре, где пахнет хлебом и говяжьим супом, а свет узкими лентами стелется из дальнего окна, что-то происходит между нами.

Но длилось это слишком недолго, Сверр снова нахмурился, развернулся и пошел к лестнице. Но мою руку не отпустил. Подниматься пришлось долго.

— Куда ты меня ведешь?

— Скоро увидишь, — обнадежил Сверр, когда я уже вознамерилась усесться на ступеньках. Толкнул дверь, и мы оказались на открытой площадке. Кажется, совсем рядом лениво ползли облака, а внизу…

Я ахнула, увидев раскинувшийся в гнезде скал Нероальдафе и море, облизывающее подножие города.

— Невероятно… — прошептала я. Город был черный, красный и зеленый, он казался нереальным со своими мостами, домами, крепостями и водопадами. Я никогда не видела ничего прекраснее. Ничего волшебнее. Ветер взметнул мой подол, растрепал волосы, и Сверр прижал меня к себе, обхватил, согревая.

— Я люблю смотреть на него сверху, — негромко сказал он. Стоя спиной, я не видела лица ильха, но слышала улыбку в его голосе. — И иногда жалею, что лишь я вижу его таким.

— Нероальдафе восхитителен, — искренне сказала я. Устроилась уютнее в руках ильха. — Сегодня я видела, как делают посуду из железа и оникса. Мне сказали, что все в этом городе слышат камень и металл. Но как? — повернула голову. Сверр выглядел задумчивым.

— Я ведь говорил тебе. Ты не знаешь ничего о себе, Оливия Орвей. А люди Конфедерации не понимают мир, в котором живут. Я не знаю, как объяснить тебе.

Он разжал руки, отошел на шаг, поднял с площадки камушек.

— С самого рождения мы знаем, что мир вокруг живой. Камни, железо, море, земля — все имеет душу, и она отзывается нам. Кому-то криком, кому-то лишь шепотом. — Ильх погладил камушек, и я снова задохнулась, увидев изменение. Но чего я не ожидала, так того, что Сверр возьмет мои ладони и вложит камень в чашу наших рук. — Ваша проблема, что вы давно оглохли и верите в то, что мир вокруг так же мертв. А мы знаем иное. Послушай, Оливия. — Я уставилась на осколок в своих руках. Тепло мужских рук и тихий голос завораживали. — Ты должна забыть, кто ты. Свои достижения, опыт, знания. Ты должна остаться здесь и сейчас, со мной и этим камнем. Я могу лишь показать, что это возможно. Но не заставить тебя поверить.

Он замолчал, а я попыталась отключить ту рациональную часть себя, что звалась антропологом Орвей. Я хотела стать просто женщиной, безымянной, вновь рожденной. И ощутить не камень на ладони, а частицу этого мира. Сверр смотрел мне в лицо, но камень в наших руках менялся, обретая иную форму. Волшебство…

— Попробуй, — шепнул он, убирая руки.

Я уставилась на серый булыжник, что потек, почти становясь чем-то новым. Как? Как это происходит? Молекулярная решетка… структура… изменение… как? Что надо сделать?

Камень вновь затвердел, став булыжником, и я испытала разочарование. Без Сверра он не желал меняться. А я-то думала, что сейчас произойдет чудо и я смогу.

— Не в этот раз, — с извиняющейся улыбкой произнесла я, пытаясь скрыть, насколько сильно расстроена.

Сверр отбросил камень в сторону и рывком прижал меня к себе.

— Смотри туда, видишь скалы? — указал он, и я кивнула. — Там был город, Саленгвард. И риар, который хотел изменений. Черный хёгг. Он тоже интересовался людьми и Конфедерацией, изучал их, ведь не только Ирвин способен достать ваши корабли. — Ильх помолчал, а я напряглась, предчувствуя дурное. — И еще риар Саленгварда тоже верил в прогресс. В городе было проведено электричество, проложены железные пути и пущены машины для перевозки. Там вообще было много всего, даже то, чего не было в Конфедерации. Два века назад, Лив, в Саленгварде было то, о чем конфедераты еще и не слышали. Риар города оказался весьма просвещенным и изобретательным.

— И что с ним случилось? — я до рези в глазах всмотрелась в скалы. Да, я видела осколки башен, темную крепостную стену, дома… Но не видела движения. И жизни.

— Скалы погибли, — тихо произнес Сверр. — Камень и железо перестали отзываться на зов хёгга. А сам риар… утратил связь со своим черным зверем и сошел с ума. Город опустел, жить среди мертвых камней слишком тяжело для детей фьордов. Ты спрашивала, почему мы не применяем достижения прогресса? Потому что помним о Саленгварде. Нельзя совместить два мира. Наш мир иной. В твоем городе железо и камень тоже почти мертвы, Лив. Управлять ими даже мне, риару, было бы непросто. А простые люди и вовсе не смогли бы изменить их…

Я закусила губу, глядя вдаль. Чувствуя Сверра за спиной. Ощущая тепло его рук, легкое дыхание, стук сердца…

Он вдруг развернул меня к себе.

— Лив, я…

Бум! — колокол в крепости разлил по Нероальдафе бронзовый звон.

— Что случилось? — встревожилась я.

— Кто-то решил примерить кольцо Горлохума, — со странным выражением произнес риар. Посмотрел на меня с сожалением и насмешкой. — Время закончилось, лильган. Надо было оставаться в том коридоре.

Вслед за Сверром я вбежала в нижний зал башни.

Здесь уже собрались люди, созванные колоколом. И почему-то висела напряженная, выжидающая тишина, причину которой я пока не понимала.

Но додумать и испугаться не успела. В зал степенно вошла полная дородная женщина, рядом с ней топтался мальчишка лет десяти.

— Дар Горлохума! — зычно крикнула гостья, остановившись на середине. — Взываю к дару Горлохума, мой риар!

Шум голосов и смех разом стихли, словно накинули черный полог. Сверр медленно кивнул.

— Кто взывает к дару Горлохума? — произнес он, и мужской голос эхом отразился от стен. Ярче вспыхнул огонь в чаше.

— Гарлета, дочь Хансы! Десять лет назад я родила сына и сегодня взываю к дару Горлохума! Мой Вилмар силен и быстр, он уже лучший среди сверстников. Он попадает в глаз белке из лука и метко бросает копье!

— Он был рожден после шатии?

— Нет, мой риар, — слегка смутилась гостья. Но тут же выпрямилась, демонстрируя внушительный бюст под плотной синей шерстью. — Но он житель Нероальдафе в десятом поколении! Я вдова. Отец Вилмара был вашим воином и погиб в походе пять лет назад. Я знаю, что он желала бы для сына такой участи!

— Думаешь, что знаешь? — негромко произнес Сверр. Я не понимала, что происходит, лишь видела, что риар злится. Это было почти незаметно, но я стояла близко и видела сузившиеся зрачки, ощущала учащенное дыхание ильха.

Что вывело Сверра из себя?

Риар осмотрел притихший зал.

— Что ж, — тяжело произнес он. — Ты имеешь право взывать к дару Горлохума, Гарлета, дочь Хансы.

И подошел к стене. Постоял мгновение, а потом протянул руку, и камень раздвинулся, являя углубление. Черный обруч блеснул, ловя красное отражение огня. Риар поднял его над головой.

— Если твой сын готов сражаться за дар Горлохума, то так и будет.

— Я готов, мой риар! — по-мальчишески звонко крикнул юный Вилмар.

— Ты знаешь, что надо делать?

— Да! Я знаю!

— Хорошо. — Сверр смотрел почти равнодушно, лишь в глазах билось пламя. — У тебя будет всего несколько минут, Вилмар. Иди за мной.

Ильх прошел мимо застывшей Гарлеты и двинулся к выходу. Присутствующие понеслись за Сверром и мальчиком. Я, конечно, побежала за толпой.

На площади перед крепостью воины поставили больше факелов, освещая пространство. Толпа потекла вокруг, не приближаясь к обозначенному светом пятну. Я высунулась из-за спин. В центре теперь стоял мальчишка, на побледневшем личике блестели тревожные темные глаза. Сейчас он уже не выглядел таким смелым, как в зале, подле мамкиной юбки. Сейчас руки парнишки тряслись, а плечи нервно подрагивали.

— Подумай еще раз, Вилмар, сын Гарлеты, — сказал Сверр, остановившись рядом. — Ты уверен, что хочешь примерить кольцо Горлохума? Не бойся, говори то, что думаешь. Никто не имеет права тебя заставить. Ни твоя мать, ни я.

Мальчик сглотнул, но кивнул снова.

— Я уверен, мой риар! И я готов…

— Будет так. Я вручаю тебе дар Горлохума. И желаю, чтобы твоих сил хватило этот дар выдержать, Вилмар.

Голоса умолкли. Над площадью стало так тихо, что казалось — упади перо и раздастся грохот. Люди молчали и смотрели с торжественными лицами. Мужчины — сурово и одобрительно, женщины — стиснув ладони.

Я пока ничего не понимала и просто наблюдала.

На землю возле стены опустились два старика с уже знакомыми мне инструментами, и поплыл тягучий и тревожный звук. Дин-шорх, шор-ди-и-ин…

Сверр поднял на вытянутых руках черный обруч и положил его на макушку мальчика. И на моих глазах кольцо Горлохума стекло вниз, словно было сделано из мягкого каучука или его растянула невидимая рука. Ударило по плечам и сжалось на шее Вилмара. И сразу мальчишка упал, забился на брусчатке.

Я не сдержала вскрик, и кто-то рядом шикнул. Пришлось зажать себе рот ладонью. Вилмар, кажется, очнулся, биться перестал. Вскочил, озираясь. Темные глаза сейчас блестели, лицо исказилось от такого первобытного ужаса, что прижать руку к губам мне пришлось сильнее. Вилмар вдруг поднялся в воздух, словно его схватила невидимая когтистая лапа. И упал на булыжники. Толпа сдавленно ахнула и откатилась назад. Мальчик снова поднялся, закрутился на одном месте, по-звериному рыча.

— Не сможет, — тихо произнес рядом знакомый голос. Я обернулась — Сверр. Риар на меня не смотрел, лишь вперед. Между бровей залегла угрюмая складка.

— Что происходит? — Вилмар снова поднялся в воздух. — Что с ним? Что?!

— Юный воин пытается поймать душу хёгга, — бесцветно произнес Сверр. — Но он слишком слаб. Он не сможет.

— Что?!

Личико мальчишки уже было в крови. Ранен? Но как? Кем?! Я видела лишь пустую площадь! И все же не могла отрицать, что в кругу света Вилмар сражается с кем-то невидимым. И бой этот самый настоящий, насмерть.

— Останови это, — стиснув ладони, прошептала я. — Останови!

— Я не имею права вмешиваться, — в золоте глаз взорвалась ярость. И… сожаление. — Все знают, чем рискуют.

В круге факелов мальчик снова взлетел и упал. И заплакал — жалобно, по-детски… Я тоже взвыла, забыв и о том, что не должна вмешиваться, и о том, что ничего не понимаю…

Оттолкнула ильхов и ворвалась в круг. Мальчишка как раз снова начал подниматься в воздух, словно его тащили гигантские когти! Я вцепилась в детское тело, дернула вниз, смягчая удар. Прижала к себе и побежала прочь. И тут же ощутила, как Вилмара буквально выдирают из рук, хотя по-прежнему никого не видела и не чувствовала!

— Не отдам! — пыхтя, перевернулась, накрыла парня собой. Похоже, он потерял сознание. — Не отдам, пошел вон!

Торжественную тишину площади разорвали вопли. Краем глаза я заметила перекошенные лица, негодование и гнев, ярость и непонимание… Но мне было не до этого. Мою ношу что-то пыталось вырвать из рук. Я не давала и, кажется, ругалась, прижимая мальчика к земле…

И тут над Нероальдафе пролетел рев. Пламя факелов взметнулось, словно на них плеснули бензином. И черная тень накрыла крепость. Женщины завизжали, воины схватились за оружие, но не достали его. Рядом со мной приземлились две лапы, вполне материальные и даже печально знакомые… Сверр. В его драконьей ипостаси.

И сразу тело Вилмара прекратило биться, выскальзывая из моих объятий, обмякло. То, что пыталось его отобрать, — исчезло…

Я, шатаясь, поднялась на ноги. До края круга я так и не доползла, оказывается. Посмотрела в золотые глаза с вертикальным зрачком. Из ноздрей хёгга валил черный дым, похоже, риар был в бешенстве.

— Прости, — сказала я, не ощущая никакого сожаления.

Дракон дыхнул раскаленным воздухом, ударил крыльями. И, отрываясь от земли, сгреб лапой меня, все еще сжимающую мальчишку.

Глава 23

Когти разжались над уже знакомым мне скалистым уступом. Я бухнулась на жухлую траву, вскинулась. Скалы дрогнули от рыка дракона и озарились красным пламенем. Над головой уже сгущались тучи, грозя обрушиться на Нероальдафе бурей.

Я положила ребенка на землю, осторожно ощупала. Правая рука сломана, ребра тоже… Прикусила губу, запрещая себе эмоции. И когда камень раскрылся, на Сверра посмотрела умоляюще.

— Ему нужна помощь! Пожалуйста! Можешь наказать меня, но помоги мальчику!

— Накажу, даже не сомневайся, — зло бросил ильх. И, подхватив парнишку, вошел в скалу. Я побежала следом. Узкий коридор, петляя, вел нас вниз, пока не раскрылся широкой пещерой, что сверху донизу была завалена разным хламом. Та самая кладовая риара…

Сверр положил парня на землю, и я кинулась к нему, пока ильх зажигал факелы.

— Мальчику нужен врач! Лекарь! Срочно!

— Никто ему не поможет! — Я дернулась от ярости в голосе ильха. — Никто! Нельзя прикасаться к тому, кто пал в бою с душой хёгга! Нельзя вмешиваться в то, чего ты не понимаешь!

— Но он всего лишь ребенок! — заорала я.

— Он воин, что выбрал свой путь!

— Какой путь? Умереть?

— Он знал, на что идет.

— Да ему всего лет десять! — я уже готова была завыть.

— Но он сделал выбор, хотя видел смерти своих сверстников! — рявкнул Сверр. Он присел рядом и осторожно потянул черный обруч на шее Вилмара. К моему удивлению, кольцо Горлохума легко соскользнуло, вновь растянувшись. — Каждый имеет право на этот дар. И каждый знает, чем он грозит! Из десятков решившихся лишь один способен победить душу хёгга!

Я молитвенно сложила руки.

— Он лишь ребенок, Сверр! Маленький мальчик! Я знаю, что нарушила ваши традиции, я понимаю! Но умоляю, спаси его! Приведи лекаря!

— Никто не придет, ты что, не поняла? — рявкнул ильх. Глаза Сверра покраснели, черты лица заострились. — И хуже того… я обязан добить этого щенка! Я обязан!

— Нет! — Я заслонила Вилмара собой, словно птица крыльями, закрыв руками. — Нет, не подходи!

Риар сверкнул глазами, нахмурился.

— Сверр, пожалуйста! — взмолилась я. — Ты же другой! Ты другой! Ты так много знаешь, ты изучаешь оба мира, ты строишь дома, мосты и делаешь птиц из стали! Ты исследователь и защитник, Сверр! Ты ведь понимаешь, что Вилмар лишь ребенок и он не должен умереть! Прошу, помоги!

Ильх тяжело втянул воздух. Я видела, как он борется с собой, как плавится золото глаз и четко выделяются сухожилия на предплечьях и шее.

— Сверр…

— Там есть ваши лекарства, Лив, — неожиданно сказал он. — Лекарства Конфедерации.

Я моргнула, осознавая. А потом бросилась в указанную сторону, зарываясь в хлам. Тряпки, куски мебели, столешница, посуда… Чемоданчик со знаком чаши… Нашла!

Снова упала на колени возле раненого. Дышит… Все еще. Критически осмотрела набор медицинского ящичка. На многих ампулах вышел срок годности, но обнаружились и годные. Действуя быстро и не позволяя себя эмоции, я стянула рваную, окровавленную рубаху с мальчишки. Снова ощупала ребра. Что мне понадобится? Анестезия, бинты, антибиотики, спирт… В пещере резко и остро запахло медикаментами. И на миг мое дыхание перехватило. Перед глазами поплыло, память настойчиво возвращала меня в другой день — когда я лежала на стеклах… Тогда тоже сильно, невыносимо пахло лекарствами… И кровь. В тот день ее было гораздо больше… Паника вернулась, и я открыла рот, пытаясь вдохнуть.

Горячие ладони легли на мои виски, и я вскинулась. Сверр молча смотрел в глаза. И взгляд этот успокаивал и поддерживал. «Если ты споткнешься, я тебя поймаю…» Вдох-выдох… И приступ отступил. Уже не сомневаясь, я ввела иглу шприца в вену Вилмара.

И лишь когда дыхание мальчика выровнялось, а грудь оказалась надежно перебинтованной, я позволила себе на миг закрыть глаза. Когда открыла, Сверр стоял рядом и смотрел на меня сверху вниз. И выражения его лица я не поняла.

Вздрогнув, я медленно выпрямилась. Застыла, беспомощно глядя на Сверра и не зная, что сказать. С одной стороны, мы с мальчиком все еще живы. С другой — надолго ли?

— Останешься здесь, — отрывисто велел риар и, резко развернувшись, пошел к стене. Камень разошелся перед ним. Сверр помедлил, словно хотел сказать что-то еще, но не стал. Не оглянувшись, он вошел в скалу, и камень снова сомкнулся.

— И на том спасибо, — пробормотала я, растирая затекшую шею. Что со мной будет дальше, я не знала. Сейчас главное — выходить мальчишку. Так что я притащила шкуры и одеяла, осторожно подсунула под Вилмара. Укрыла.

И двинулась вглубь пещеры. По потолку плелись узоры красных прожилок, давая тусклый свет. Его хватило, чтобы рассмотреть целые горы самых разнообразных вещей! Это все напоминало какой-то склад, в котором свалили груду всего и забыли. И когда я думала, что удивляться больше не могу, я обогнула кусок корабельного фюзеляжа и застыла, пораженная.

— Это… невероятно!

Передо мной лежала гора золота. Высотой в несколько метров. Монеты, украшения, кубки, блюда или просто слитки весом в несколько килограммов! На все это золото наверняка можно было бы купить пару стран за туманом… Я посмотрела на монетку, блестевшую возле моих ног. Усмехнулась.

— Драконье золото. Кто бы мог подумать! В сказках считалось, что увидеть его может только прекрасная принцесса. Похоже, я угодила в неправильную сказку!

И пошла обратно, надеясь разыскать в этих складах что-то полезное для моего маленького пациента.

Я не знала, сколько прошло времени, здесь, в пещере, это было непонятно. Но, судя по тому, как у меня начали слипаться глаза, поняла — много. За эти часы я успела обустроить в углу пещеры подобие жилища. Подтащила низкий столик, на котором разложила медикаменты и вакуумные пачки с бинтами. Подложила под мальчика еще одеял и устроила ложе для себя. Я даже нашла блокнот и ручку, решив позже записать свои наблюдения. За грудой золота, которую я снова обошла, обнаружились ящики с бутылками. И воде в них я обрадовалась больше, чем сверкающим украшениям.

Усевшись на одеяла, я устало вздохнула.

— Уверена, здесь есть даже консервы, — пробормотала глухо. — Но их я, пожалуй, поищу завтра…

Снова проверила дыхание Вилмара, прилегла на одеяло и… уснула.

* * *

— Ты не имеешь права, Сверр! — рявкнул Ирвин. Голубые глаза а-тэма бездонными омутами смотрели с побледневшего лица. — Ты обязан наказать чужачку! Прилюдно! И…

— И что? — оскалился риар. — Убить щенка? Я принес обратно кольцо Горлохума, этого достаточно!

— Ты убил мальчишку?

— Да.

— Не верю. — Ирвин прищурился. — Думаю, ты успел снять кольцо Горлохума раньше, чем оно затвердело.

— Ты забываешься, а-тэм.

— А ты теряешь рассудок! Ты меняешься, Сверр, разве не видишь? Меняешься из-за этой девчонки! Ты должен был убить обоих — и ее, и щенка — в тот момент, когда чужачка полезла в круг! Но ты не сделал этого! Где они? Где?!

— Ты забываешься, Ирвин, — холодно повторил Сверр, и блондин осекся. — И тебе стоит кое-что вспомнить. Как ты сам бился с духом хёгга. Как лежал, истекая кровью. Ты не мог победить, а-тэм. И мы оба знаем это.

Ирвин замолчал, его гнев угас. И кулаки разжались.

— Потому я и не верю в то, что мальчишка мертв, — сипло сказал советник. — Ведь я точно знаю, что одного ты уже спас. Когда-то. Никто не знает, но я-то помню…

— Я всегда ценил твои советы, Ирвин, — спокойно оборвал воспоминания Сверр. — Твою защиту. Твои глубокий ум и разящий клинок. Но не смей указывать мне!

— Ты сам сказал про защиту! И я делаю это! Ты обязал меня говорить, если я замечу изменения в тебе, мой риар! Так вот, я их вижу! Ты не замечаешь, что чужачка губительно влияет на тебя! Она затуманила твой разум!

— С моим разумом все в порядке! — разозлился риар. Над Нероальдафе полыхнула молния, но ильхи, стоящие на башне, снова не обратили на нее внимания.

— Нет! Ты никогда не вел себя так! Сколько их было, Сверр? Пленницы, местные… Тебе было наплевать! А сейчас? Ты забираешь ее из круга шатии, сажаешь за наш стол, бережешь! Да что с тобой?

— Она нам нужна! Лив знает о многом…

— Она нужна тебе! — заорал Ирвин. — Не нам! Лишь тебе! И ты не можешь причинить ей вред, даже если девчонка заслуживает этого! Она… дорога тебе!

— Не лезь не в свое дело, Ирвин.

— Ты риар, Сверр. Ты не имеешь права на чувства. — Глаза а-тэма стали темными водами. — И ты знаешь это. Мы оба знаем. Разве не ты запретил мне брать в дом пленницу из Аурольхолла, Эйлин? А ведь я просил…

— Я запретил тебе это, потому что Эйлин вольнорожденная дочь Аурольхолла! — рявкнул Сверр. — Она имеет право иметь свой дом и мужа, а не служить твоим развлечением! Я утащил девушку с ее собственной свадьбы, Ирвин! Хёггу чужды сожаления, но они есть у человека. Эйлин стала женой Хасвенга по праву рождения. А у тебя она была бы лишь игрушкой! К тому же… Она слишком много думала о золоте и шелках, и ни минуты — о тебе! А-тэму не нужна такая женщина!

— А риару? — выплюнул светловолосый хёгг. — Ты не имеешь права ни на какую. Твой зов для всех, ты знаешь это, Сверр!

— Я помню свои обязательства.

Ирвин промолчал, но Сверр уже и не ждал ответа. Миг — и с башни упал дракон, распахивая огромные черные крылья.

* * *

Проснулась я от ощущения чужого взгляда. Открыла глаза, сонно зевнула. Рядом с моей импровизированной постелью сидел на корточках мужчина.

— Ирвин? — моргнула удивленно. — А где…

— Риар занят, — угрюмо произнес ильх. — И велел мне позаботиться о тебе, чужачка. Идем.

— Куда? — не поняла я. Вскочила, оправила платье и бросилась к мальчику. Тот дышал ровно, пятна лихорадки исчезли с его лица. И я вздохнула свободнее. Хотела проверить повязку, но Ирвин сжал мою руку повыше локтя.

— О Вилмаре я позабочусь. Идем.

Я недовольно нахмурилась. Идти? Наружу? Почему Сверр сам не пришел за мной? Хотя а-тэм прав, у риара должно быть множество забот… и все же стало неприятно.

Я покорно двинулась за мужчиной, пытаясь приноровиться к быстрым шагам. Он шел уверенно, похоже, хорошо знал эту пещеру. Мы все углублялись в каменные недра и, по ощущениям, спускались ниже. Красных прожилок становилось все меньше, как и света, что они давали.

— Там есть выход? — занервничала я. — Знаешь, мне что-то все это не нравится…

Ирвин обернулся ко мне, блеснули в полумраке голубые глаза.

— Я с самого начала предупреждал тебя, Оливия. Но ты не послушалась.

— Что? — не поняла я. И тут ильх подхватил меня на руки и шагнул с каменного уступа. Темная вода подземного озера сомкнулась над нашими головами. И тут же меня обвил тугой хвост, словно змея обхватила… Хотелось заорать, но я лишь сжала зубы. Обратившийся Ирвин стремительно скользил в воде, и, открыв глаза, я смогла различить очертания хёгга. Цвет не разобрать, я видела лишь огромное обтекаемое тело, гребень шипов вдоль хребта, плавники… И кончик хвоста, что держал меня. Крепкий захват обвивал, не давая даже высунуть руки!

И кислорода во мне становилось все меньше. Я уже ничего не видела, мы неслись сквозь толщу воды с такой скоростью, что я не рискнула снова открыть глаза. Красные пятна плясали перед внутренним взором, воздух заканчивался… И когда я почти потеряла сознание, хвост взметнулся, и меня подбросило вверх. Я вылетела из воды, но змей тут же снова схватил и забросил на свое длинное тело. Я распласталась между рядами шипов, кашляя и отплевываясь. Ирвин издал рык-шипение и снова понесся сквозь водную гладь, я же болталась на нем, пытаясь не свалиться. Холодный ветер фьордов студил так, что довольно скоро я начала стучать зубами. Хотя, возможно, это было от страха. Над фьордами угасал день, красное солнце плескалось в воде, разрисовывая ее красным цветом. Но, увы, мне было не до любования местными красотами. Дрожащими руками я вцепилась в выступающие шипы на теле морского змея, пытаясь удержаться на скользкой коже. Хёгг нырнул под волну, ушел в глубину. И я снова почти задохнулась… Легкие горели огнем, пальцы онемели от напряжения. И опять — вверх на безумной скорости. Прыжок — полет над водой и скользкий вход в море… Пару раз я пыталась кричать, но Ирвин, если и слышал, ни на миг не замедлился и не ответил. Не знаю, сколько продолжался этот безумный заплыв, но когда показалось, что держаться я больше не смогу и разожму руки, хёгг нырнул, выпрыгнул, подбросил соскользнувшую меня и выкинул на высокий берег.

Я распласталась на земле, ловя губами воздух и не веря, что жива. Кашляя и хрипя, я приподнялась, неловко встала на колени.

И тут волна всколыхнулась, выплеснулась, чуть не сбив меня в воду, и из глубины вынырнул водный дракон. Змеевидное тело длиной не менее десяти метров… ряд плавников с двух сторон, серо-голубая чешуя. И треугольная голова, увенчанная широкими темно-синими шипами. Изумительное, невероятное создание! Дракон перевернулся в воздухе и без всплеска вошел в воду. Пронеслась под волной огромная тень. Ударило брызгами в берег. И вновь показались волнистые изгибы морского змея. Покачиваясь, приблизилась длинная шея, а потом пасть распахнулась, показав ряд острых клыков, и хёгг издал душераздирающий рев.

— Объясни! — заорала я в ответ. — Ирвин! Объясни!

Но дракон лишь зашипел и резко ушел в глубину, раздраженно ударив по воде гибким хвостом.

Я, шатаясь, поднялась и осмотрелась. Куда меня притащил а-тэм, я не имела понятия. Я больше не видела стен Нероальдафе. За спиной поднимались ярусами скалы, густо заросшие травой и кустарником. А на вершине мелькнуло что-то серебристое. Ждать на узком пятачке берега я не собиралась, так что, выругавшись, полезла наверх. Уже через пять минут я поняла, что скалолазание — это не мое. Да еще и в тяжелом мокром платье. Колени дрожали, ноги так и норовили соскользнуть. Цепляясь за корни и травинки, я упорно ползла наверх, проклиная Ирвина.

— Сволочь хвостатая! — пыхтела я. — Червяк водоплавающий! Чудовище мутированное! Рептилия толстокожая! Да ты тупик эволюции, вот ты кто! Да я бы тебя на кусочки и по пробиркам, для опытов! Гад, гад, гад! Чтоб тебе там икалось, в воде, чтобы ты захлебнулся, зараза…

На третьем ярусе ругаться я начала в полный голос, пытаясь заглушить страх падения. И когда все же выбралась наверх, упала, раскинув руки и уткнувшись лбом во влажную землю.

Примерно возле моего лба и остановились мужские ноги, обутые в сапоги.

Очень медленно я подняла голову и посмотрела выше. Темные штаны с кожаными вставками. Край плаща, подбитого белым мехом. Пояс с блестящими бляшками. Встрепенувшись, я вскочила и уставилась в серебристые глаза. Узкое лицо, четко обозначенные скулы, тонкие губы. Длинные, серо-белые волосы мужчины, заплетенные во множество косичек и перевитые за спиной, теребил морской ветер. И я уже видела этого человека. Вернее, хёгга. Данар — так называл его Сверр.

— Чужачка? — не спуская с меня взгляда, бросил за спину снежный.

— Да, мой риар! — басом подтвердил воин, стоящий рядом. — Из Нероальдафе, кажется… Погодите… я ее видел! Точно видел. Эту девку бросился спасать черный хёгг, когда мы штурмовали его стены! Я видел!

— Уверен? — негромко переспросил Данар так, словно я не стояла рядом.

— Да, мой риар. Это точно она.

— Ну надо же, — Данар улыбнулся, и у меня холодок пробежал по коже.

Осторожно попятилась назад, а хёгг улыбнулся еще шире. Ну конечно, бежать-то мне некуда.

— Куда собралась, чужачка? — ласково спросил Данар. — Отсюда только по воде или по небу уйти можно. Но вряд ли ты на это способна.

Воины за спиной местного риара хмыкнули. Я нахмурилась, не позволяя себе паниковать.

— Ты пожалеешь, если причинишь мне вред! Я нахожусь под защитой риара Нероальдафе!

— Вернее, просто грела ему постель, — ехидно оборвал хёгг. — Значит, и мою согреешь, для начала. А раз тебя выкинули, то не слишком дорожат, дева. — Он обернулся к своим воинам. — Тащите ее в крепость. И осмотрите берег, если морской змей еще раз появится — атакуйте. Хёгги Нероальдафе слишком многое себе позволяют!

Последнее он бросил, уже отворачиваясь. И ушел первым, больше не глядя на меня. Метаться из стороны в сторону я не стала — бесполезно. Женщина в мокром платье, уставшая и замерзшая — куда я убегу? До ближайшего куста разве что. Поэтому молча дождалась приближения воинов и кивнула.

— А девка-то покорная! — обрадовался тот, что видел меня в Нероальдафе. Здоровенный, как и большинство ильхов, беловолосый, с кривым шрамом через левую щуку. — Видать, наученная уже!

Мужчины ухмыльнулись, я снова промолчала. Только выдернула локоть, когда ильх попытался меня придержать.

— Ну сама топай, раз так, — пожал он плечами. И сплюнул через несколько шагов. — Вот дурная девка — идет, и вода в ботинках хлюпает!

— Так им красота досталась, а ум нет, — философски заметил воин с огромным топором. — Что ж ты удивляешься, Ульф? Девы нам не для того нужны, чтобы умные разговоры вести. Лишь бы мягкая была да пригожая. И покорная, как эта. Большего и не надо.

— Правду говоришь, Рихтор!

Я закатила глаза. Ну вот, теперь еще и слушать подобную ересь! Впрочем, в одном этот Ульф прав. Надо было, прежде чем лезть наверх, вылить воду из ботинок! Но после этого жуткого заплыва на спине морского змея я и сейчас плохо соображаю!

Мы углубились в редкий подлесок, а когда деревья раздвинулись, я против воли ахнула.

— Нравится? — довольно ухмыльнулся Ульф. — Небось в своем Нероальдафе такого не видела?

Я согласно кивнула. На темной скале, густо увитой растительностью, вилась лестница. Ступени сверкали на солнце инеем, словно были вырублены из кусков льда. Не менее тысячи ступеней! Они взбирались по горному склону, все выше и выше, туда, где сияла белоснежная крепость.

— Это Аурольхолл, дева, — изрек парень. — Красивее его только замок ста хёггов! Так что тебе повезло! Радуйся, что попала к нам, нет на земле места лучше Аурольхолла!

Я чуть слышно хмыкнула. Ну да, где-то я такое уже слышала. Только вот название было другим, а так — то же восторженное выражение лиц, та же гордость. Похоже, у ильхов это в крови — хвалить свой дом и считать его лучшим! В целом — правильно. Вот только…

— Мы что же, полезем наверх? — слабым голосом спросила я. — По этим ступеням?

— Конечно, — удивился Ульф. — Да не трясись, не свалишься. Я придержу, если что.

— Спасибо, — на автомате поблагодарила я.

— Ух ты, вежливая! Битая, что ли?

— Немного, — ошарашенно брякнула я.

— Оно и видно. Плетью? Звери эти огненные! Я и смотрю, ты не плачешь, не орешь, по берегу как оглашенная не носишься, как другие. Видать, все в этом проклятом Нероальдафе вышибли, да?

— Угу, — невнятно буркнула я и получила хмурые взгляды своих сопровождающих.

— Давно пора их сровнять с землей! — негодующе бросил парень. — Нельзя же так над девками измываться! Звери! Ладно, топай. И радуйся. У нас, конечно, по-всякому бывает, но просто так никто девок не порет. Разве что за дело или провинность. Так что тебе повезло!

Я как-то сдавленно хрюкнула. Да, я отличаюсь просто редкостным везением! Одно радует — с местными связь налажена. Теперь бы еще взобраться на эту лестницу!

Меня подтолкнули в спину, так что пришлось идти наверх. Ступени, на удивление, оказались не скользкими, да и выглядели вблизи скорее как камень, чем лед. Но к середине я уже проклинала всех снежных, хёггов, фьорды, а также веселых ребят, что легко топали следом. Похоже, для воинов такой подъем не составлял никакого труда. Я же к концу бесконечной лестницы хрипела, как загнанная лошадь, и мечтала кого-нибудь пустить на опыты.

Зато когда мы вползли на открытую площадку, снежно-белая крепость предстала передо мной во всем своем великолепии. Узорчатые стрельчатые окна, витые решетки, несколько сияющих шпилей, террасы, ледяные статуи и искрящаяся мозаика! Не крепость, а замок. Изумительно красивый замок. Посмеиваясь над моим очевидным восторгом, воины провели меня вдоль улицы и ввели в огромные ворота, украшенные инистым рисунком.

— А сколько здесь живет хёггов?

— Трое. Нынешний риар и два его брата. Много веков кольцо Горлохума достается наследникам самого риара, а не кому придется! И следующим будет сын Данара, если, конечно…

Воины переглянулись.

— Если этот сын родится, — угрюмо бросил Рихтор. — Что-то заждались уже…

— Помалкивай лучше, — цыкнул Ульф.

— А где находится замок ста хёггов? — благоразумно перевела я тему, когда мужчины помрачнели.

— Не знаешь? — удивился топающий рядом Ульф. — Так к югу от Аурольхолла, на скале победителей, в Варисфольде. Его тоже строили снежные, так что он чем-то похож. Больше только. Настолько большой, что, поговаривают, вся сотня может там пировать, слившись с хёггами. И поместятся, представляешь?

— С трудом, — честно ответила я. — Значит, хёггов сотня?

— Когда-то была сотня. А теперь поменьше, конечно…

Воин помрачнел и резко утратил желание разговаривать. Покосился на меня недовольно.

— Ты того, болтай поменьше. Понятно, что с девок какой спрос, язык-то что помело. Но лучше придержи его. А то снова побьют, а ты и так умом не удалась… А так и последний выбьют.

— Почему не удалась? Умом? — заинтересовалась я.

— Так слышали мы, как ты бубнила, когда наверх ползла, — развел руками мужик. — Мы-то морского гада сразу заметили. И то, как он тебя выбросил. А потом услышали, что ты орала, и сразу поняли — беда с девкой. Эву Люцию какую-то все вспоминала. Мамаша твоя, что ли?

— Ага. Она самая, — я зажала себе рот ладонью, чтобы не начать истерически хохотать. А воин толкнул очередную дверь и впихнул меня в небольшое помещение, глянул с досадой и ушел.

Я с любопытством осмотрелась. Пока лезла по лестнице, мое платье почти высохло, но нижняя рубашка неприятно липла к телу. Волосы слиплись и повисли сосульками, в ботинках все еще хлюпало. Так что первым делом я стянула обувь и вязаные носки, а потом на цыпочках двинулась вглубь комнаты. Тяжелые темно-синие занавеси закрывали окна, пропуская лишь немного света. В его лучах я рассмотрела привычную обстановку: кровать, стол, кресло… В отличие от Нероальдафе, здесь стены оказались увешаны шкурами или тканями, а белый камень замка холодил пальцы. Я отдернула руку, поежившись.

За мехами обнаружилось еще несколько комнат, одна из них с круглым пустым бассейном.

— Надеюсь, хоть горячая вода у них есть… — пробормотала я, возвращаясь в первое помещение. И замерла, прижав к груди ботинки. Рядом со столом стоял Данар. И разглядывал меня, склонив набок беловолосую голову.

Кивнул мне на постель.

— Платье сними. Измажешь все.

— Что? — удивилась я.

— Платье, — повторил хёгг, блеснув серебряными глазами. — Посмотрим, что нашел в тебе риар Нероальдафе, раз бросился спасать, забыв о битве.

— Это ошибка, — нервно выдавила я, отступая. И совершенно не зная, что делать дальше. — Отпустите меня!

— С чего бы это? — искренне удивился мужчина. — Ты теперь моя пленница. И я хочу узнать, насколько ты хороша в постели. Снимай свое тряпье.

Я отступила еще, с убийственной ясностью понимая, что бежать некуда. И это уже совсем не смешно. Позади смежные комнаты, а между мной и дверью стоит хёгг. И он не хилый юнец, а двухметровый мужик, рассматривающий меня недобро и пристально.

— Послушай, — я лихорадочно искала выход. — Тебе нельзя ко мне приближаться! Я… — сунула руку в прорезь на платье, жалея, что у меня нет оружия. Пальцы сжались на пластиковой зажигалке из пещеры Сверра. А что, если… Вытащила безделушку, взмолилась про себя, чтобы она сработала. Чиркнула колесиком. Раз, другой… огонек вспыхнул, трепыхнулся желтым лепестком.

Снежный приподнял белые брови.

— Думаешь, меня испугает пламя, что ты притащила из Нероальдафе? — рассмеялся он. — Глупая!

И внезапно схватил меня за руку, дернул к окну, распахнул занавеску.

— Меня не пугает такая безделица. Я могу разукрасить огнями все небо.

Я открыла рот, с изумлением глядя вверх. На замок уже опустилась ночь, и над серыми во тьме шпилями вспыхнули разноцветные сполохи. Северное сияние…

Я пораженно опустила свою зажигалку. Да уж, в мире хёггов никого не удивляет такая безделица с огоньком. Здесь по воле одного существа небо раскрашивается многоцветием.

— Налюбовалась? — хмыкнул Данар. — А теперь снимай свои тряпки и становись на колени. Поприветствуй как положено своего нового риара, чужачка!

И мужчина ловко повернул меня спиной, ударил носком сапога под коленку. Ноги подломились, я неловко свалилась на пол. И тут же мою голову прижали щекой к шкуре.

— А впрочем, можно на первый раз просто задрать твой подол, так? — усмехнулся риар и дернул ткань платья.

Я взбрыкнула, пытаясь подняться или хотя бы выбраться из-под тяжелого тела.

— Что ж ты так вертишься… — с досадой процедил снежный. Сжал правой рукой мое бедро, левой по-прежнему пригибая голову. Придавил коленом. Я выдохнула, собираясь с силами. Повернула голову и вцепилась зубами в пальцы мужчины. Он рыкнул, скорее от неожиданности, отдернул ладонь. Минутной заминки мне хватило, чтобы вырваться, откатиться в сторону. Села, поджимая колени и натягивая подол платья. Данар, стоя на коленях, тряхнул головой и нахмурился.

— Строптивая, значит? — задумчиво произнес он. — Я строптивых не люблю. Только время терять.

Посмотрел мне в лицо, и я увидела, как разлились разноцветные сполохи в белесых радужках. Словно в глазах снежного тоже билось северное сияние. Внизу моего живота царапнуло, будто холодом обожгло. А потом это чувство разлилось по всему телу. Так бывает, если с разбега нырнуть в ледяную полынью — и холодно, и горячо одновременно. Дыхание вырвалось из груди стоном.

— Вот так уже лучше, строптивица, — улыбнулся риар. — А теперь — на колени.

Злость взметнулась внутри, метлой прогоняя искусственное желание. На колени? Да что ж они все так помешаны на этой рабской позе? Тираны фьордов, чтоб их!

Вскочив, я метнулась к незажженному камину, выхватила из корзины кочергу. И замахнулась, оскаливаясь не хуже хёггов.

— Только подойди, я тебе эту палку знаешь куда воткну? — рявкнула я.

Сполохи в глазах снежного смыло изумлением. Оно было столь явным, что Данар даже рот открыл. Поднялся медленно, рассматривая меня.

— Ты кто такая? — спросил он. — И почему на тебя не действует мой зов?

— Я… Я знающая! Ну… Я обладаю особыми умениями! И за них меня ценил риар Нероальдафе! А не за то, что делают в постели!

— И что за умения могут быть у девки?! — усмехнулся Данар.

— Я… я могу узнать, почему у тебя не рождается сын! — выпалила я.

Риар дрогнул лицом, помрачнел. И если все время нашей пикировки он скорее развлекался, то сейчас скулы заострились, а в глазах разлилась злость. И я испугалась.

— Я могу узнать, чтобы ты исправил это, мой риар, — торопливо выдохнула я, нервничая. И с ясностью осознавая, что ни кочерга, ни даже меч не остановят снежного, если он захочет меня взять. Изменить его намерения может лишь действительно веская причина. «Женщина должна течь, как вода», — прозвучало в моей голове.

Поэтому свое оружие я отбросила, раскрыла ладони, склонила голову.

— Я в твоей власти, мой риар, — так, голос тихий, но твердый. И мышцы расслаблены. Покорность, Лив, демонстрируй лишь ее… — И осознаю это. Я благодарна риару Аурольхолла за жизнь, что он подарил мне. И хочу отблагодарить. Вот только в постели я неумела, а мое тело обезображено шрамами. Зачем тебе такая дева? У тебя наверняка много тех, что гораздо красивее и белее меня! Но если ты позволишь, я найду причину и выясню, отчего у тебя не рождается наследник! Позволь мне сделать это!

— Покажи, — скрипуче приказал мужчина. — Покажи свое тело. Докажи, что не врешь хотя бы здесь.

Я стиснула зубы, но заставила себя расслабиться. И решительно дернула завязки платья, стянула ткань с плеч вместе с нижней рубахой. Застыла, пытаясь не ежиться под внимательным мужским взглядом.

Снежный мягко приблизился, тронул пальцем рубец под грудью.

— Я слышал, что риар Нероальдафе хуже дикого зверя, но не знал, что настолько.

Задержал палец. Я затаила дыхание.

— Хорошо, чужачка, — тяжело бросил мужчина. — Пока я тебя не трону. Но уже к полнолунию ты должна сказать мне, что сделать для рождения наследника Аурольхолла. Тебя переведут в другие покои и дадут все, что ты попросишь.

Развернувшись, Данар покинул комнаты.

Я же со вздохом облегчения снова натянула платье и усмехнулась. Кто бы мог подумать, что мои шрамы мне однажды пригодятся!

Глава 24

— Где она?

Ирвин отложил топор, который натирал, и поднялся. Сверр остановился в дверях его комнаты. Смотрел спокойно, да только а-тэм слишком хорошо знал своего риара.

— О чем ты?

Сверр сделал несколько неслышных шагов.

— Я сейчас спрошу, а ты ответишь, Ирвин, — с угрожающей мягкостью произнес ильх. — Просто ответишь. Итак. Где она?

А-тэм покосился в сторону топора. Выдохнул.

— В водах фьордов.

Риар прищурился.

— Врешь.

— Правда, — твердо произнес светловолосый хёгг. — Она меняла тебя. Туманила твой разум. Я выполнил то, что должен сделать а-тэм. Утащил чужачку на дно к рыбам. Помог тебе сделать то, на что у тебя не хватало сил!

Тяжелый удар кулаком отбросил Ирвина к стене. Он вскочил, стер тыльной стороной ладони кровь с губы, оскалился.

— Как ты посмел? — прошипел Сверр. И снова ударил — по-настоящему, сильно. И не будь на шее Ирвина кольца Горлохума — не поднялся бы. Но а-тэм снова встал, подхватил боевой топор.

— Я сделал то, что должен! — упрямо повторил он. — Больше чужачка тебя не потревожит! Ты свободен от нее!

Сверр издал короткий низкий рык, блеснул в узком луче света обнаженный меч. Схлестнулся с топором. Мужчины рычали и бились, громя покои. От удара риара Ирвин рухнул на дверь дома, вывалился на мостовую. И зашипел, когда его накрыла темная тень. А-тэм не смог сдержать призыв хёгга. Чешуйчатый морской змей боднул головой обратившегося черного зверя, впился ядовитыми клыками. И два хёгга покатились, сцепившись, разбивая стены, снося крыши, выдирая друг из друга клочья. Жители Нероальдафе спешно разбегались, неслись в укрытие, стремясь спрятаться от ярости своих повелителей. Огромные когти царапали мостовую, с корнем выдирали деревца… Сверр сжал лапами извивающегося морского змея, приподнял, швырнул на камни… Но в этот момент тревожно забил на башне колокол, и огненный хёгг оставил Ирвина, взмыл вверх. И заревел, выпуская пламя.

А потом устремился к крепостной стене.

Морской дракон, шипя, помотал башкой, выплюнул ядовитую слюну, что прожгла дыру в стене дома. И пополз вслед за риаром. Частые удары с башни звучали гулко и тревожно, означая нападение.

* * *

Ярость внутри застилает глаза багровой пеленой. Трудно думать, дышать, жить… Хочется лишь убивать. А-тэма я разорвал бы на куски, если бы не нападение на Нероальдафе.

В этот раз — трое. Дикие хёгги, черные. Злобные и голодные, почуявшие теплые человеческие тела. Обычно диких хёггов отпугивают крепостные стены, статуи и мои метки, но эти трое решили поживиться…

И я обрадовался. Поднялся выше, за грань облаков. Черные тени скользили внизу, вытягивая длинные шеи. Я упал на того, что был мощнее других, вцепился клыками, отгрызая голову. От громогласного рева вздрогнули скалы. С наслаждением погрузил когти в живую плоть, разодрал… Пелена перед глазами исчезла, зрение стало ясным, четким. И желания — понятными. Убивать… Вгрызаться, рвать, жечь, выдирать мясо! Все, чтобы насытить мою ярость…

Туша упала в воды возле Нероальдафе, и я увидел, как оплел хвостом раненого хёгга морской змей, утянул в глубину. Да, в волнах нет никого страшнее… Ирвин утащит черного зверя на глубину, там и оставит, в пучине. Так же, как сделал с чужачкой…

Лив.

Имя полыхнуло перед глазами багрово-черным так ярко, что я ослеп. И боль заставила закричать… Дикий рев пронесся над Нероальдафе, зарождая бурю в вышине. Почему так больно? Хёгги живут в ярости, но не в боли. Хёгги сильны и злы, хёгги свободны…

Так почему же так невыносимо больно?!

Во второго зверя вцепился когтями, не обращая внимания на то, что и мне уже подпортили шкуру. Сильные крылья утянули меня к стене, и там мы рухнули вместе, прокатились, дробя камни… Разрушение — вот наша суть… Крики, стоны, плач, хаос — вот то, что мы несем. Ударились о стену башни, звякнул и жалобно замолчал колокол. Шипастый хвост ударил меня плашмя, разрывая броню чешуи. Вывернуться не успел… И снова удар, поперек, словно стальной плетью. Кровь брызнула на стену, а я взревел. Извернулся, вцепился, вгрызся… Сверху посыпались камни разрушающейся сигнальной башни, разбился бронзовый вестник… Тяжелыми взмахами поднялся в воздух, таща тушу дикого хёгга. Ударил о землю, снова поднял…

Ирвин в воде шипел, обвиваясь вокруг последнего, третьего… Морда морского змея вся в крови, не понять — своей или чужой.

Через минуту я сбросил добычу в расщелину между скал, пронесся над волной. Вода уже успокаивалась, под пенным гребнем извивался силуэт с плавниками.

Ирвин жив.

Вот только я не был уверен, что рад.

Развернувшись, опалил огнем студеную воду и взмахнул крыльями…

* * *

Время течет медленно. Я разрыл яму в груде золота, накрыл голову хвостом. Желтый металл обагрен кровью, что течет из моей шкуры. Больно… Не шкуре больно. Шкура зарастет.

Прежде чем улечься, завалил камнями проход к подземному озеру. Лучше Ирвину не приходить. Убью…

Время течет неспешно. И я закрываю глаза. Все равно перед ними лишь багрово-черное, больное… Здесь, в моей пещере, я чувствую запах чужачки. Она была здесь — стояла возле золота, смотрела. Ничего не взяла. Ни одна монетка не сохранила тепло ее пальцев. Слабый рык отражается от стен… Говорят, хёгги могут спать веками. Это они и делают, когда слишком устают от людей. Или когда теряют разум.

Теперь я тоже знаю, почему это происходит. Ярость хёгга дает людям силу. Зов хёгга дает детей и исцеление. А боль способна уничтожить всех вокруг… Я уже не помню, почему так важен Нероальдафе, зачем нужны фьорды. Я все забыл. Я хочу лишь убивать… Хочу уничтожить этот город, по которому ходила Лив… Хочу разодрать Ирвина… Хочу утопить в крови всех… Даже себя.

Человек почти не властен над зверем. И остатками разума я заставляю хёгга оставаться на месте…

Тяжело…

Больно…

Я хрипло дышу, зарываюсь в золото, жду…

Когда станет хоть капельку легче.

* * *

Данар не соврал. Меня перевели в небольшую комнатку, поставили у дверей стражу. Но зато действительно дали все, что я просила. Первым делом я захотела узнать всю родословную местного риара. Мне притащили свертки писчей бумаги, перья и чернила, а также приставили парнишку, обязанного отвечать на все мои вопросы. Юный Бьорн числился в Аурольхолле скальдом — шутом и потешником. Все потому, что уродился мальчик горбуном и оттого не мог держать ни копье, ни топор. Зато уже с детства демонстрировал впечатляющие умения в искусстве сложения букв и песенок.

— Таких, как я, фьорды не жалуют, — ухмыльнулся парнишка. Светло-серые волосы торчали на его голове спутанными лохмами, пальцы потемнели от чернил. — Если человек уродился с горбом, значит, его родичи прогневали перворожденных хёггов, оттого и наказание. И таких детей лучше отдать в жертву морю.

Я покачала головой. Да уж, о гуманизме здесь и не слышали!

Правда, сам Бьорн мало походил на ущербного. Живой, веселый, всюду сующий свой нос подросток, которого очень интересовало, чем я занимаюсь. Не сдержавшись, я потихоньку показывала ему, как умножать и делить цифры, чему мальчик радовался, словно прянику. Счетоводы в Аурольхолле ценились и жили сыто.

— А это зачем? — он снова сунул перепачканный чернилами нос в мои чертежи.

— Это генеалогическое древо твоего риара, — улыбнулась я, обмакивая перо в чернильницу. — Не отвлекайся, пожалуйста. Расскажи теперь о Вахенди, что родила мать Данара.

Писчий важно надул щеки и начал говорить. Я же чертила ничего не значащие линии и думала. Как ни странно, но мое нахождение в Аурольхолле оказалось величайшим подарком мне, как исследователю. Под предлогом изучения семьи риара я могла задавать вопросы! Хотя на основные — про кольцо Горлохума, хёггов и их способности — Бьорн отказался отвечать наотрез, испуганно залепетав что-то про гнев перворожденных.

Но зато я получила возможность изучать историю Аурольхолла и самих фьордов!

— То есть прекрасная Вахенди тоже была снежной, так? — уточнила я.

— Да! Белая, как снег на вершине горы, синеглазая, как ночное небо! Одна из прекраснейших дев фьордов, ликом сравнимая лишь с луной…

Я поморщилась. Порой в поисках рационального зерна приходилось пробиваться через подобные иносказания.

— Я поняла. А кто были ее родители?

Уже через пару часов я окинула схему задумчивым взглядом.

— Любопытно… А жены у риара нет, правильно?

— Так невесту-то похитил риар Нероальдафе! — всплеснул руками мой рассказчик. — Чтоб ему пусто было, зверю черному! Утащил прекрасную Эйлин, оставил нашего риара без жены!

Ну ясно! Так вот кем была беловолосая девушка на пиру Сверра! Воспоминание кольнуло, и я поежилась. Единственное, что я пыталась не делать, — это не думать о золотоглазом ильхе. Не вспоминать его слова, прикосновения, насмешку… Пыталась, да выходило плохо. Спать я стала урывками, ведь в каждом сне был он… А мысли снова и снова возвращались к вопросу: почему он так поступил — приказал Ирвину выкинуть меня? Наказал за помощь Вилмару?

Ответить могли лишь Ирвин или Сверр, но их здесь не было…

Я тряхнула отросшими кудрями и решительно сжала зубы. Меня должна волновать лишь работа. Значит, ею и стоит заняться!

Однако внутри по-прежнему бились непонимание и обида. Неужели Сверр меня отдал? Он ведь говорил, что никогда… Но что значат слова риара, сказанные чужачке?

— Расскажи мне о скале победителей, — обернулась я к Бьорну.

— О, я ее видел! — блекло-голубые глаза парня загорелись восторгом. — Лишь раз, но помнить буду всю жизнь! Там собирается великий совет хёггов, один раз в пять лет! И на время этого пира никто не крадет чужих дев, не топит корабли, не дерется! Хёгги решают, с кем заключать союз, с кем обменяться ячменем или тканями, чьих дочерей взять в жены! Это называется большой сбор риаров. Следующий — через три года, потому наш риар так злится! Ведь жену он сможет выторговать лишь там…

— А карта у вас есть? — с надеждой спросила я. — Посмотреть бы, где она, эта скала…

— Карт у нас много, вот только зачем тебе, знающая? — ленивый голос заставил мое сердце трепыхнуться. Данар! И как я не заметила его? Впрочем, как бы я заметила, если он вошел не в дверь, а там, где входа не было? Противная способность риаров — подчинять себе свои владения!

Снежный шагнул ближе, недовольно глянул на писчего. Бьорн сник.

— Это всего лишь любопытство, мой риар, — я уже привычно вскочила и склонила голову. Так и привыкну, тьфу-тьфу… — Я никогда не видела скалу победителей.

— И, кажется, даже не слышала о ней, — протянул Данар, изучая мое лицо. — Ты не сказала, откуда ты, Оливия.

— Из племени у подножия великого Горлохума, — честно глядя в глаза риару, сказала я.

Данар перевел взгляд на мой стол, заваленный бумагами.

— Сколько мне еще ждать ответа?

— Я уже близка к разгадке, мой риар, — смиренно ответила я. — Мне нужно еще немного…

— Прошло уже десять дней. Я дал тебе время до полной луны. Поторопись. Пока ты напрасно ешь мясо и отвлекаешь моего писчего.

— Конечно, мой риар. Благодарю тебя, мой риар!

Данар удалился, мы с Бьорном упали на скамью.

— Я покажу тебе карту, — заговорщицки проговорил парнишка. — Если научишь делить большие цифры!

— Научу, — тихо произнесла я. Да, времени осталось немного. И надо все успеть. Причину, по которой у риара не рождается наследник, я заподозрила уже давно. Предположила бы, что он вовсе не может иметь детей, да Бьорн рассказал по секрету о пленницах, что понесли от Данара.

Но вовсе не исследования древа риара занимали меня все эти дни. Под предлогом поиска причин я лишь тянула время и изучала местные нравы. К счастью, мои передвижения не ограничивали, но снежный приставил ко мне стража, что таскался следом, позевывая. Ему я тоже улыбалась и каждый раз благодарила за пригляд, так что мой охранник чаще всего глазел не на меня, а на пробегающих служанок или высоких тонких дев в искрящихся одеяниях, что ходили по улицам Аурольхолла.

Честно говоря, когда я увидела этих красавиц впервые, то застыла, открыв рот. Мимо меня прошла девушка невероятной, завораживающей красоты — беловолосая и светлоглазая. Дорогой плащ из черного бархата сиял множеством искр, и я с изумлением поняла — бриллианты. Драгоценные камни сверкали и в волосах, ушах, на шее и пальцах чаровницы.

— Вольнорожденная Аргель, — шепнул мне Бьорн. — Сестра риара.

— Какая она красивая, — искренне произнесла я, и дева, кажется, услышала, взглянула с улыбкой. И проплыла мимо.

— Риар ничего не жалеет для сестры. Вырастил для нее уже горы искорок!

— Ты говоришь о камнях? — повернулась я к мальчику. — То есть как это вырастил?

— Ну так, — недоуменно поднял брови Бьорн. — Как все Ульхёгги. Только у нашего риара искры выходят чистейшие, не то что у этих полукровок из Гардошела! Все знают, что покупать искры надо в Аурольхолле, и нигде больше! Кровь у риара чистейшая, вот и искры — такие же!

— А можно мне увидеть, как выращиваются эти… искорки? — полюбопытствовала я.

И мы с Бьорном подпрыгнули, когда сзади раздался голос Данара:

— Ты очень любопытна, чужачка.

— Как и все женщины, мой риар, — я склонила голову. Но, кажется, снежный не злился, напротив, пребывал в хорошем настроении. И махнул мне рукой.

— Что ж… я покажу тебе искры. Чтобы ты понимала мою силу и мощь Аурольхолла.

Бьорн при этих словах почему-то пригнул голову и кинулся прочь, страж тоже метнулся под защиту стен. Одна я стояла и хлопала глазами, глядя, как усмехающийся Данар пригибается к земле, а потом его словно накрывает сияющая тень, и поднимает голову уже не человек — зверь. Серо-белый, с бликами на чешуе, длинным хвостом и острыми иглами вдоль хребта. Снежный дракон величиной с небольшой дом… И вроде я уже знала о трансформации хёггов, но стояла, открыв рот, не в силах оторваться от невероятного зрелища.

Зверь мотнул головой, радужные глаза с вертикальными зрачками глянули на меня. Открыл пасть, показывая темно-серый язык и внушительные клыки. И ударил хвостом о брусчатку! Острый, как жало, кончик выбил каменную крошку совсем рядом со мной. Инстинктивно дернулась в сторону, краем глаза уловив мелькнувшую искру. И застыла, пораженная. Бриллианты таились в чешуе драконьего хвоста. За серыми пластинами, броней укрывающими его тело, мерцали драгоценные искры. И от удара одна скатилась вниз, упала в пыль дороги.

Я присела, подняла. На испачканной чернилами ладошке подмигнул прозрачно-голубой бриллиант.

— Можешь оставить себе, — сказал риар — уже человек. — Если ответишь на мой вопрос — получишь еще десяток. Да крупнее. С таким даром тебя любой воин возьмет в свой дом.

— Благодарю, мой риар, — на автомате ответила я.

Данар кивнул и удалился, я проводила его взглядом. И задумалась. Уже в который раз. Что будет, если конфедераты узнают обо всем, что видела я во фьордах? Пещеры Сверра, полные золота, бытовая и необъяснимая магия, бриллианты на шкуре хёгга, подчинение моря, неба, земли… Жестокость рядом с жертвенностью, мужчины и женщины, отличные от конфедератов, словно черное и белое…

Два мира, которые невозможно соединить.

И я — антрополог Оливия Орвей, уже готовая расписаться в своем полном бессилии и полнейшем провале исследовательской миссии. Потому что здесь, во фьордах, я с абсолютной ясностью осознала, что ни черта не знаю о человеческой природе. Я словно глупая примитивная старуха, что сидит в пещере, чертит знаки на остывшей золе и считает, что видела мир. А на самом деле она видела лишь свою пещеру…

Мне стало дурно. Я схватилась за голову и почти взвыла. Бьорн смотрел на меня с жалостью, верно посчитав, что я так одурела от вида искорок!

А я осознавала, что мой мир изменился настолько, что я уже не смогу стать прежней Оливией. Все, во что я верила, все, что было смыслом моей жизни, рассыпалось в прах, и ничего не осталось…

И в то же время… я не могу остаться здесь, во фьордах. Это я тоже понимала.

И сейчас мне нужна была карта, чтобы покинуть Аурольхолл. Другого варианта у меня не было. Что бы я ни сказала Данару, все закончится тем, что мне придется выполнять женские обязанности. По-другому здесь не выйдет. Фьорды пока не готовы к эмансипации! А я не готова стать игрушкой для развлечения.

— Красиво, правда? — мальчик все-таки решил меня поддержать. — Искорки нашего риара дорого стоят, ведь они не просто украшают, но и защищают от холода. Держи при себе и никогда не замерзнешь.

Я разжала ладонь, блеснул на руке камушек.

— Я думаю, что тебе пригодится одна вещь, Бьорн, — очнулась я и достала из кармашка кусочек бумаги и карандаш. — Ты ведь умеешь вырезать деревянные поделки? Так вот, сделай кое-что. Смотри, я нарисую. Сделай вот такую деревянную рамку, внутри поставь палочки, а на них надень костяшки. Это называется счеты, Бьорн. И с ними ты будешь самым искусным в сложении цифр! Ты ведь хотел этого? А взамен… раздобудь мне карту. Сможешь?

Парнишка схватил рисунок и умчался, я же устремилась в свои комнаты под присмотром скучающего стража.

* * *

Ирвин посмотрел на девушку, что спала рядом. Белые волосы разметались по темному покрывалу, нагое тело раскрылось. Красиво. А-тэм уныло скривился. Прав был Сверр. Прекрасная снежная Эйлин желает лишь шелка и драгоценности, а в постели с ней скучно. Да и слишком легко она пошла за хёггом, позабыв о своем муже. Противно как-то… А любоваться белым телом надоедает слишком быстро. Вот и Ирвин уже налюбовался. А ведь когда-то казалось, что, заполучи он деву, не выпустит ее из спальни целую зиму. Зима еще не началась, а он уже пресытился.

Дева заворочалась во сне, недовольно чмокнула губами. И а-тэм испытал внезапный приступ раздражения. Дернул Эйлин за руку.

— Просыпайся.

— Что?

Эйлин спросонья хлопала длинными ресницами, смотрела непонимающе. И раздражение усилилось.

— Одевайся и уходи, — приказал Ирвин, сталкивая деву с постели. — Живо!

— Что? Но почему?

А-тэм рыкнул, не желая объяснять.

— Иди в свой дом, поняла! Тебя проводят.

— Но… как же… я же думала…

— Убирайся, — прошипел Ирвин.

Дева живо вскочила, подхватила свое шелковое платье и украшения, которыми щедро одарил ее а-тэм. Прижала к груди, словно боясь, что отнимет.

И мужчина скривился, отвернулся. Прав был Сверр. Прав…

Досада переросла в раскаяние, что мучило уже десять дней. Как раз столько прошло с нападения диких хёггов, как раз столько риар не показывается в Нероальдафе. И воины уже задают вопросы… Пока осторожные, боязливые, но скоро голоса окрепнут. И тогда придет десяток самых сильных и спросит, готов ли а-тэм стать риаром, раз прежний исчез.

Людям нужен тот, кто будет их защищать, беречь, направлять. К кому они пойдут с просьбами и жалобами, за кого будут сражаться и кто подарит зов.

Вот только Ирвин совершенно не желал становиться этим хёггом. Под крылом Сверра ему всегда было спокойно. Он мог топить по его приказу корабли, драться с пришлыми, таскать на дно врагов и воровать чужих дев. А потом пировать, сидя по левую руку от черного риара.

А теперь Сверр исчез. И вход в пещеру с золотом закрыт. Там ли риар или где-то в недрах скал — не узнать. Нероальдафе потихоньку отстраивают, возводят разрушенную башню, чинят стену. И пока люди заняты. Но скоро…

Ирвин зашипел, отгоняя тень своего хёгга. Ему хотелось, как обычно, уйти в глубину, зная, что Сверр все решит и со всем справится. Но теперь решать приходилось а-тэму. И голова Ирвина уже гудела от вопросов, жалоб, недовольства…

И даже беловолосая Эйлин не смогла развлечь. Снулая рыба, а не дева…

Не то что чужачка из-за тумана. В той жила душа воина. Или… хёгга. И Лив никогда не предала бы своего мужа. Глаза бы выцарапала за предложение, что сделал Ирвин белоснежной Эйлин!

Может, потому он так злится? Потому что Лив всегда вызывала слишком непонятные чувства? Интерес. Ее хотелось разгадывать, хотелось изучать… Он мог бы увлечься чужачкой так же, как и Сверр, но не желал этого признавать.

Ирвин потер колючий от щетины подбородок. Устало прикрыл глаза. Он бы сказал риару, что девка жива. Да где же его теперь искать? А впрочем… лучше не говорить. Чего риар точно не простит, так это того, что его Оливией попользуется другой. Да еще и снежный… Нет, такого Сверр точно не потерпит. А в том, что Лив уже греет Данару постель, Ирвин не сомневался. И ведь хотел оставить чужачку на дне, да не смог. Думал — свалится по дороге, не выдержит, а она висела на его шкуре, как ни крутился. И утащить в глубину Ирвин не решился… Выкинул на берег, злясь и на себя, и на Лив…

Горький привкус остался на языке, и а-тэм сглотнул его, морщась. Вкус предательства, вот что это. Его предательства! И вроде правильно все сделал, но почему же так плохо?

Ильх сплюнул на пол, пытаясь избавиться от горечи. Да не вышло. И что теперь делать, он не знал.

Раздраженно схватил свою одежду, натянул торопливо. И отправился в единственное место, где в последние дни находил успокоение. С северной стороны Нероальдафе, на клочке суши в море, стоял одинокий дом. Соленый ветер и долетающие брызги воды покрыли темные, просмоленные бревна белым налетом, крохотные оконца заколочены досками. Но из трубы вился дымок, показывая, что жилище обитаемо.

Ирвин выполз на берег, встряхнулся, возвращаясь в человеческое тело, оправил мокрую одежду. Холода он не чувствовал, даже стоя на двух ногах, а не ползая змеем. Да и ткань на нем высыхала почти мгновенно. А-тэм толкнул дверь и уставился на вскочившего с кровати мальчишку, что таращился на него со смесью испуга и обожания.

— Чего встал? Тебе рано прыгать, — ворчливо сказал а-тэм. Бухнул на грубо сколоченный стол кожаный непромокаемый сверток с мясом, вареными яйцами, хлебом и сыром. И подумал, что надо было принести густого бульона с кусочками теста, такой варили в племени, где родился Ирвин. Хотя а-тэма и забрали оттуда совсем мальчишкой, но вкус того варева он помнил. Вот только тащить похлебку, будучи морским змеем, не слишком удобно. Да и остынет все в водах фьорда. Потому придется мальчику довольствоваться сухим и холодным припасом.

— Пусть бережет тебя море, Ирвин-хёгг, — благодарно произнес Вилмар, склоняя голову и упрямо не садясь на узкую кровать в углу. Ирвин хоть и хмыкнул, но посмотрел одобрительно. В мальчишке есть характер и сила, значит, выйдет из него хороший воин. Хоть и никогда — хёгг. Примерить второй раз кольцо Горлохума не удавалось никому. Хотя бы потому, что в этом поединке не бывало таких, как Вилмар. Мальчишки либо справлялись с духом дикого зверя, либо — и чаще — погибали.

И словно услышав его мысли, мальчик шагнул ближе, вскинул голову. Бледный, с синевой под глазами, но губы сжаты решительно.

— Скажи, что будет со мной, Ирвин-хёгг? И как случилось, что я остался жив? — Вилмар растерянно тронул свою шею. — На мне нет кольца, а ребра сломаны… значит, я проиграл, ведь так? И значит…

Мальчик осекся, но взгляд остался упрямым.

— И значит, не имею права на жизнь.

Ирвин хмыкнул и опустился на скамью у стены.

— Торопишься умереть, Вилмар? Вырасти для начала, а там у тебя будет много возможностей отправиться в вечность. А пока — рано. Нечего тебе рассказать перворожденным хёггам за гранью, нечем позабавить. Поэтому сегодня ты отправишься в Шарондальхолл.

— Куда? — изумился мальчишка.

— Это за морем. Далеко. — Ирвин смотрел сурово, не позволяя себе улыбку, хотя и хотелось рассмеяться, глядя на вытаращенные детские глазенки. Но а-тэм вспомнил Сверра. Тот умел выглядеть так, что даже бывалые воины вздрагивали. И лишь Ирвин знал, что в душе Сверр то веселится, то раздражается от того, как его боятся.

Но воспоминание сослужило добрую службу, и а-тэм остался серьезным.

— Да. Считай это приказом твоего риара, Вилмар. Ты отправишься на корабле, что скоро пройдет мимо берегов Нероальдафе. Это послание отдашь рулевому. — На стол лег запечатанный воском свиток. — И сделаешь все, чтобы стать достойным воином. А о кольце Горлохума забудь. И никогда не рассказывай, что пытался его надеть… Никому. Понял меня?

Мальчик хлопнул длинными темными ресницами, светло-карие глаза блеснули.

— Но как же…

— Я непонятно говорю, что ты споришь со мной? — Ирвин резко поднялся, посмотрел свысока. И снова напомнил себе Сверра.

— Понятно… — испуганно залепетал Вилмар. Выпрямился, глянул смело. — Я все запомнил, Ирвин-хёгг. Я сделаю так, как велите мой риар и ты. Это… — он облизнул губы, — это ведь не просто так, да? Я вам нужен там, в Шарондальхолле? Так?

— Поешь, — насмешливо ответил Ирвин. — И помни мои слова. Стань достойным воином.

О том, что мальчик никогда не увидит мать и родичей, Ирвин промолчал. В конце концов, Вилмар знал, на что идет, желая примерить кольцо Горлохума. И по закону выжившего парня надо принести в жертву, скинув в воды фьорда, дабы успокоить разбуженных диких хёггов.

Впрочем, именно это а-тэм и скажет сегодня вечером на совете воинов.

Прищурившись, Ирвин наблюдал за парнишкой, собирающим нехитрые пожитки. Движения у мальчика были все еще скованными — берёг срастающиеся ребра, но помогать а-тэм не стал. Это лишь оскорбит и без того растерянного Вилмара. Помогать собирать скарб воину может лишь мать или жена, но никак не другой воин, тут уж каждый обязан справляться сам. Так что Ирвин вышел, остановился возле валунов, поросших мхом и закрывающих домик от соленых брызг. На горизонте черным зубом торчал Горлохум, над вершиной вулкана стелился белый дым. В другой стороне высилась башня Нероальдафе. Ирвин привычно приложил ладонь к глазам, всматриваясь в блики на воде. Точку в волнах не заметил бы человеческий глаз, но угадал взор хёгга. Корабль. Значит, пора.

И Вилмар вовремя появился за спиной, закрыл дверь дома, глянул вопросительно.

— Промокнешь, — ворчливо предупредил Ирвин и хмыкнул на предвкушение в глазах мальчика. Конечно, кто еще может похвастаться, что его таскал на своей чешуе морской змей? Да не бывает такого!

А-тэм мотнул головой, отбрасывая с лица отросшие пряди, и с разбега прыгнул в воду. Через миг над отвесным скалистым берегом поднялась узкая длинная морда со змеиными глазами. Солнце блеснуло на шкуре, до прозрачности высветило растопыренные плавники.

Вилмар восторженно выдохнул, закинул сверток с пожитками на спину и залез на шею хёгга. Тот фыркнул, выпуская из ноздрей белесый дымок, и скользнул в водную гладь, пытаясь не намочить своего седока.

Через несколько часов, оставив мальчика на корабле своего давнего знакомого, Ирвин ушел в глубину. Промчался сквозь косяк из тысяч плоских серебристых рыбин, открытой пастью схватил сразу десяток, заглотил. Поурчал довольно, ударил хвостом, выпрыгнул из воды. Радость наполняла а-тэма. И это было странно, ведь он только что нарушил закон фьордов. И велвы-прорицательницы вещают, что за нарушение покарают древние хёгги, озлобятся на преступника. Но внутри Ирвина было спокойно. Пусть серчают, думал он, гоняясь за испуганной пестрохвостой рыбехой. Зато мальчишка вырастет, найдет свою деву, наплодит детей. Может, и права чужачка Лив. Может, и права…

Глава 25

Клин угрюмо осмотрел скалы — с виду неприступные. Рядом остановился Жан, присвистнул, задрав голову и придерживая меховую шапку. Верхушки гор терялись в туманной пелене, что стеной отсекала границу видимости.

— Думаешь, получится? — негромко спросил специалист по редким формам жизни.

Его друг пожал плечами, но в глазах вспыхнуло предвкушение. И Клин знал, что сам смотрит в сторону тумана точно с таким же выражением. Горячее предвкушение, ожидание, надежда! Вот что плавилось сейчас в их крови и толкало вперед.

— Что-то не так с этими фьордами, — глухо сказал Жан, с пониманием взглянув на друга. — Зовут.

— Зовут, — согласился Клин. И промолчал о том, что не только зовут, но и мучают снами — яркими, цветными, объемными. Настолько реальными, что он просыпается со вкусом морской соли на языке и ощущением ветра на коже. Фьорды оказались наркотиком, что не отпускал сотрудников Академии Прогресса.

Жан мотнул головой в сторону военных машин и стоящего рядом Юргаса.

— И этого тоже… зовут.

— Этот не ради фьордов туда тащится, — неожиданно зло отозвался Клин.

Словно услышав, что говорят о нем, военный оглянулся, а потом приблизился к приятелям. Осмотрел.

— Инструкции помните? — как-то раздраженно буркнул он. — Ни во что не лезьте и держитесь в стороне. Ясно вам?

— Нам ясно, что одна эта установка способна разнести небольшую гору, — яростно отозвался Клин, указав в сторону военной машины. — Какого хрена, Юргас? Ведь мы хотели лишь исследовать…

— Ты что, не понял? — неожиданно разозлился их бывший начальник службы безопасности. — Совсем дурак?! Дальше листочков и корешков не видишь? Какое исследование? С самого начала фьорды рассматривались лишь как новые земли! С новыми ресурсами, в том числе и трудовыми! А ваша исследовательская миссия, ваш прорыв — лишь прикрытие для недовольных!

— Что? — опешил Жан. — Но как же… — и схватился за голову. — Да что же это! Да как можно!

— Так, — Юргас скривился и сплюнул на землю. — Я не знаю, что там было в Академии. Не знаю. И во что превратился варвар — тоже не знаю. Но поверьте, чем бы он ни был, ему не устоять против наших машин. Зверь обречен. Все они обречены уже давно. Мы лишь ждали момента.

Клин коротко взвыл, с ужасом глядя в спокойное лицо военного.

— Так что советую вам сидеть тихо и не вмешиваться, — закончил Юргас и четко, по-военному, развернулся.

— Ты для этого идешь туда? — бросил ему в спину Клин. — Хочешь отомстить? За… нее?

Юргас замер, его кулаки сжались. Не оглянувшись, он ушел к военным, что рассматривали карту, разложенную на капоте бронированного внедорожника.

Клин и Жан переглянулись, ощущая себя лишними среди людей в черной и серой форме. Лишними, ненужными и растерянными. Их и включили-то в эту новую экспедицию, лишь понадеявшись, что сотрудники Академии могут оказаться полезными, так как уже проходили сквозь туман.

— Похоже, мы влипли, друг, — задумчиво протянул Клин, и Жан согласно кивнул.

— Думаешь, она жива?

И оба посмотрели в сторону тумана, белой полосой манящего в горы.

* * *

Сверр чихнул и открыл глаза. Мутным взглядом обвел золото, влажные своды пещеры, тонкие красные прожилки в камне. Поднял голову. Багровая пелена чуть побледнела, жажда убийств отпустила. А вот боль осталась. Хотелось снова зарыться в желтый металл, который давал успокоение черному хёггу, и снова уснуть. Но Сверр себе этого не позволил.

Рык отразился от сводов пещеры, и зверь тяжело поднялся, покружил вокруг себя, сердито выпуская из ноздрей черный дым. Сколько он спал? Холодной волной облил страх, показалось, что прошли века и там, снаружи, уже нет фьордов, Нероальдафе, людей… И Сверр опять рыкнул, да так, что вздрогнули скалы. И рванул к завалу в скале, разгреб, царапая камни когтями, выбрался наружу. И выдохнул с облегчением — башня крепости по-прежнему темнела на востоке от пещеры. Разбежавшись, хёгг упал со скалы, распахнул затекшие крылья. Ветер ударил в шкуру — старый добрый друг, блеснула в небе шальная молния. И воины Нероальдафе радостно закричали, потрясая мечами, приметив в небе своего риара.

Сверр сделал круг над городом, зорко отмечая изменения.

И на площадку башни упал, добавив несколько свежих борозд граниту. Поднялся на человеческие ноги, кивнул стражам, жавшимся к стене.

— Сколько меня не было?

— Двенадцать дней, мой риар!

— Где Ирвин?

— В крепости, риар.

Воины переглянулись, и Сверр рявкнул сердито:

— Что вы в гляделки играете? Что еще случилось?

— Утром вернулся один из воинов, что ты отправил к туману, — хрипло произнес старший страж, выходя вперед. — С новостями, мой риар. Он ждет внизу.

Сверр кивнул и устремился к лестнице. В его голове лихорадочно бились мысли. А в животе от голода сводило кишки. Хотелось есть, пить и прочее, от тела и одежды несло затхлостью пещеры, и ее тоже хотелось сменить. Но все это подождет. Сначала надо разобраться с тем, что принес вестник.

В длинную комнату, украшенную гербом Нероальдафе и оружием, риар ворвался так, что стражи едва успели распахнуть двери.

— Говори! — приказал он вскочившему из-за стола изможденному воину. Кубок с вином упал, по вышитой скатерти разлилось красное пятно.

Плохой знак, мелькнуло в голове тревожное.

Ирвин, сидевший рядом с вестником, тоже поднялся, приветствуя побратима. На его лице отразилась мгновенная радость, а потом почему-то страх. Но разбираться с реакциями а-тэма Сверр не стал, обратив взор на бледнеющего мужчину рядом. Тот склонил голову, тяжело переступил с ноги на ногу. Ранен, понял риар по неловким движениям. И указал на скамью, приказывая сесть.

— Беда, мой риар, — глухо произнес вестник. — Как ты и говорил, пришли люди из-за тумана. Мы ничего не успели сделать… Ночью выползли из марева железные чудовища, выплюнули огонь… почти как ты, мой риар, когда летишь в небе. Только эти чудовища неживые. И несут смерть. Из всего отряда остался лишь я… Не струсил, не думай. Меня откинуло в скальные расщелины, приложило головой о камень. А когда в себя пришел — пусто уже было. Я, кого смог, похоронил, а потом устремился в Нероальдафе с вестями.

Мужчина тяжело сглотнул, покосился на лужу вина.

— Куда они пошли? — спросил Сверр.

— В сторону Аурольхолла, — отозвался вестник. — Снежные ближе всего в той стороне. Уже дошли, наверное. Белых-то не жалко, да вот только отомстить за наших надо, мой риар. Не дело это…

Ирвин снова побледнел и вскочил. И Сверр нахмурился, переведя тяжелый взгляд на побратима. Предчувствие дернуло изнутри, словно ужалило.

— Говори, а-тэм, — процедил риар.

— Там чужачка, — брякнул Ирвин, и Сверр моргнул, не понимая. А потом полыхнуло внутри жаром, и сердце встрепенулось, наконец пробуждаясь и сбрасывая оковы боли.

— Что ты сказал? — обманчиво мягко произнес Сверр.

— Там чужачка. Лив. — Ирвин сжал зубы, упрямо глядя в красные глаза своего риара. Вестник боком сполз с лавки и устремился к двери, предчувствуя, что и эту комнату скоро разнесут хёгги. А-тэм рубанул ладонью по столу.

— Да, я соврал! Жива она. Ну, была жива, когда я выкинул ее возле Аурольхолла. Оправдываться не буду. Наказание приму, какое назначишь.

— Не будешь? — прошипел ему в лицо Сверр. И замолчал, отступил на шаг, лишь скулы побелели. — Предал меня, Ирвин? Продался снежным?

— Это не так! — заорал побратим. — Я лишь хотел тебя защитить! Ты менялся рядом с ней, Сверр! Ты… влюбился, Хелехёгг тебя побери! Влюбился в чужачку! Я пытался тебя спасти! Нельзя любить врагов! Что еще я должен был сделать?

— Ты мог просто пожелать мне счастья! — рявкнул Сверр. — Для начала!

— Но она девка конфедератов…

Сверр шагнул вперед с таким лицом, что Ирвин с обреченной ясностью понял: убьет. Точно убьет. Но риар остановился, втянул тяжело воздух, отвернулся.

— Сейчас я не могу наказать тебя, Ирвин, — бесцветно произнес он, не глядя на побратима. — Нероальдафе в опасности. Все фьорды в опасности. Но после… — он повернул голову, обжег презрением. — Ты меня разочаровал.

И, развернувшись, вышел.

Ирвин положил кулаки на стол, опустил голову. Горечь не давала дышать, жгла желчью. Хотя все правда, и Сверр имеет право на ярость. Но ведь он, Ирвин, желал лишь защитить побратима! Он испугался, видя огонь, что зажгла в душе риара чужачка. Этот огонь был столь силен, что мог спалить не только Нероальдафе — все фьорды. А-тэм никогда не видел Сверра таким. И его друг мог обманывать себя, говорить, что дева не важна, Ирвин знал истину. Сверр полюбил так, как любили древние хёгги. Навсегда…

И самое плохое, что Лив не просто раздражала а-тэма. Она его… притягивала. Волновала. Будила ненужные желания и опасные мысли. Не зря он захотел взять ее в кругу шатии. Сделать своей, присвоить… у хёггов это в крови. Забирать себе то, что понравилось. Такова их суть. Может, потому хёгги избегают чувств — слишком больно им терять. Но забрать у Сверра нельзя, в этом Ирвин не обманывался.

Ильх сжал кулаки. Надо было все-таки оставить девчонку в водах фьордов. Но он знал, что не смог бы этого сделать.

* * *

Я разложила на столе карту и восторженно застыла. Названия были выведены незнакомыми мне символами, похожими на древние руны.

Бьорн склонился рядом, положив локти на стол.

— Смотри, вот Аурольхолл, — ткнул он пальцем в белую вершину с искусно нарисованным замком. Я даже различила лестницу, что вилась от берега по склону горы! — С тех сторон — море, с четвертой — горы и ущелье. В двух днях пути на корабле от нас будет Гриндар, дальше — острова дев-воительниц, ух, злые они! А здесь фьорд, откуда тебя спасли, Нероальдафе. Это великий Горлохум, ну а вот тут — Варисфольд, где расположен замок ста хёггов.

Я осторожно погладила шершавые листы, соединенные нитью, на которых кто-то кропотливо нанес изображения и затейливые надписи.

— А что означает Нероальдафе? — вдруг спросила я.

— Не знаешь? — удивился парень. — Гнездо на скале. Совсем не так красиво, как у нас, да? Аурольхолл — Сияющая Вершина…

Гнездо на скале. Я зажмурилась на миг, потому что горло сжалось. И то, что я давила в себе все эти дни, обожгло слезами. Я склонилась ниже, делая вид, что рассматриваю картинки, а не реву, как дура. Гнездо на скале. И комната с мягким ковром, теплыми стенами и камином, в котором пляшет пламя. И мужчина, которого я учила поцелуям и непозволительным ласкам… блики света в золотых радужках, насмешка на жестких губах.

Я отчаянно, глубинно, невероятно тосковала по нему. И дело не в том, что он первый, лучший и невозможный. Дело в том — что единственный.

Вот только что мне делать с этим чувством, я совершенно не знала. Глупое и ненужное, оно не укладывалось ни в один мой план. Оно мешало, жалило, заставляло мечтать. Ждать. Звать.

Правильно сказал Сверр в тесноте моей квартирки. Любовь — плохое чувство. Оно делает мужчину уязвимым, а женщине приносит боль… и все же… я не отдала бы возможность изведать его ни за что на свете. Даже за Вирийскую премию Конфедерации, важнее которой нет в ученом мире.

— Лив, ты плачешь? — изумился мой юный напарник, когда слеза все-таки упала на бумагу. Я торопливо стерла влагу рукавом.

— Растрогалась от красоты названий, — с честным лицом соврала я. — А здесь что?

Бьорн бросился перечислять, я же уставилась на цепь снежных гор, что тянулись рядом с Аурольхоллом. Если мне не изменяет память, на которую я никогда не жаловалась, именно там находится еще одна точка, где туман почти исчез. Близко. Очень близко.

Сердце гулко ударило в ребра. Там, за туманом, моя жизнь: люди, цивилизация, Академия… Пора возвращаться.

* * *

Я накинула на плечи теплый плащ, подбитый мехом лисицы, и усмехнулась. Надо же, я почти привыкла к одежде фьордов. Хотя в комбинезоне и теплой куртке было бы удобнее, чем в шерстяном платье.

Но хвала хёггам и за это. Бьорн ушел к себе, а я еще раз перечитала письмо, которое оставила для Данара. Пусть у снежного и были насчет меня планы, с которыми я не согласна, но по-своему он неплох. А я обещала разобраться, почему у него не рождается наследник. Вот только ответ пусть лучше прочитает в послании, а не услышит от меня. Подхватила свою котомку. Нож, запас мяса, сыра и хлеба, загадочный холодный уголек, который загорался на дереве или опилках, веревка, карта, бриллиант, благодаря которому я больше не мерзла. Магия фьордов, которую я так и не смогла объяснить, да и не смогу, видимо. Не хватит на это моих знаний.

Вздохнула и уже привычно погладила железную птичку, а после спрятала ее обратно в кожаный мешочек на поясе. Пора…

Мои улыбки и восторги дали свои плоды — стражник, охраняющий меня, утратил бдительность, и последние дни слонялся следом лениво с явным недоумением на круглом лице. Он не понимал, зачем охранять ту, что на каждом шагу восхищается красотами Аурольхолла и славит снежных хёггов. Я столько раз благодарила окружающих за жизнь в этом прекрасном месте, что мне поверили. Даже Данар смотрел со снисходительной усмешкой и ленивым интересом. И я не желала, чтобы эти взгляды переросли во что-то большее.

Сейчас, в ранний предрассветный час, воин-страж блаженно похрапывал у дверей моей комнаты. А предусмотрительно смазанные маслом петли не издали ни звука.

Аурольхолл еще спал, когда я тенью пробиралась по светлым коридорам и выходила из маленькой двери за кухнями. Медленно разгорающийся свет зари окрасил розовым и золотым хрустальные вершины башен, и я на миг застыла, сраженная этой красотой. Но тут же отвернулась и понеслась в сторону от главных ворот. Любая нормальная беглянка устремилась бы к морю и попыталась стащить одну из лодок. Я же торопилась на восток, туда, где высились снежные горы и где виднелась мутная полоса тумана. Никто из детей фьордов не пойдет добровольно в ту сторону, на это я и рассчитывала.

Крепостная стена оканчивалась за башнями, так что уже через час быстрой ходьбы я оказалась на плато, занесенном снегом. Сияющая Вершина оставалась позади, цвета ее башни гасли в свете дня и снова становились алмазно-серебристыми. Утро выдалось свежим, но холода я не чувствовала. В моем первоначальном плане была мысль украсть лошадь, но я ее быстро отбросила. Вряд ли животное с радостью повезет на себе седока, трясущегося от страха. К тому же я даже не представляю, как крепится седло, и вряд ли способна удержаться на крупе без него. Так что топать придется ножками.

Плато оказалось живописным, сквозь тонкое одеяло снега пробивались нежно-голубые эдельвейсы, но я запрещала себе неуместные сейчас восторги и шла дальше.

Через пару часов моего успешного побега я уже видела часть скалы и край тумана рядом. Главное — не ошибиться. Если я правильно запомнила точку, указанную Андерсом Эриксоном, то здесь завеса между фьордами и Конфедерацией практически исчезла. Надо найти этот разрыв! И верить в слова ученого.

Но думать о возможных погрешностях я сейчас не желала. Я разыщу этот проклятый разрыв! Разыщу!

Туман был уже совсем близко, когда позади, со стороны Аурольхолла, раздался тяжелый глухой гул, а потом покатился тревожный звон колокола. Я подпрыгнула. Что это? Неужели мой побег заметили?! И сейчас созывают людей, чтобы поймать беглянку?

Снова непонятный звук-удар. Я обернулась, козырьком приложила ко лбу ладонь, пытаясь понять, почему дрожит северная башня Аурольхолла, та самая, что розовела час назад в свете восходящего солнца. Дрожит, а потом оплавляется и начинает рушиться, словно срезанная пополам гигантским лучом…

Ужас перехватил горло, и паника сдавила меня в знакомых объятиях. Со своего места на скале я видела, как верхушка башни рухнула вниз, и я знала лишь одно оружие, что способно на это. Лазерная установка Конфедерации.

Но как? Как?!

Так же, как и я намеревалась проникнуть на другую сторону…

Я начала задыхаться. Удушье свалило меня на снег, невидимая удавка радостно затянула петлю. В глазах потемнело, но я успела увидеть взметнувшуюся над Аурольхоллом тень. Огромный длинный силуэт, распахнутые в полете черные крылья, пламя, извергающееся из клыкастой пасти…

Сверр. Там, над сияющими пиками, был Сверр! Его я узнаю в любой ипостаси, всегда.

Встала на колени, делая осторожные вдохи. Раз-два, раз-два… Как там говорил целитель?

— Хелехёгг, рожденный в пламени Горлохума, забери мою болезнь, помоги мне, — задыхаясь, забормотала я. Сейчас не было мыслей о том, насколько ненаучно и даже глупо то, что я пытаюсь сделать. К демонам науку! Она осталась там, за туманом. А здесь, над Аурольхоллом, кружит Сверр, и по нему стреляют… — Прошу тебя, Хелехёгг! — взмолилась я. — Я должна ему помочь!

Дыхание выровнялось, и я осторожно втянула снежный воздух. Приступ прошел. Без ингалятора и лекарств.

Но задумываться об этом я не стала, подскочила и понеслась обратно в сторону города. И на этот раз я уже не видела ни красоты гор, ни эдельвейсов, что попадали под подошвы моих сапог.

* * *

Я разорвал слияние со своим зверем и рухнул на снег, потеряв равновесие. Ирвин издал трубный рык, плюнул обжигающей кислотой и тоже изменился.

— Ты что творишь, Сверр? — заорал он, тревожно оглядываясь. — Зови своего хёгга! Человеку здесь слишком опасно!

— Убирайся в Нероальдафе! — рыкнул я а-тэму. Ирвин упрямо поджал губы. И я знал, что побратим не уйдет, проигнорировав мой прямой приказ.

— Сверр, послушай…

— Убирайся!

Он крикнул что-то в спину, но я не обратил внимания, с разворота ударил топором снежного, что попытался лишить меня головы. Вокруг кричали люди. Жители Аурольхолла бежали в укрытия, прятались, орали… никто не понимал, что происходит и откуда пришла беда. Я завертелся, пытаясь сориентироваться.

Аурольхолл снова дрогнул, словно живой и раненый зверь, жалобно зазвенел всеми семью башнями. А потом верхушка восточной мягко поползла вниз. Ее срезал тонкий голубоватый луч, возникший из ниоткуда. Белые камни посыпались вниз лавиной, вызывая новые крики и плач.

— Сверр! — снова крикнул Ирвин. — Сверр, сливайся со зверем!

— Я должен найти ее!

— Я помогу…

— Ты уже помог, — процедил я, вгоняя кулак в живот атакующего воина. Пригнулся, пропуская над головой белую сталь, ударил…

— Эй, черный! — голос Данара, полный злобы и ненависти, я услышал сквозь шум битвы, развернулся. Риар Аурольхолла стоял в узком окне крепости, пока — человеком. И мне надо, чтобы он был человеком еще хоть немного…

И потому я отбросил тех, кто стоял на моем пути, побежал, сжимая в руке свое оружие. Данар спрыгнул сверху, легко выпрямился, в его ладони сверкнула льдистая сталь.

— Ты принес в мой дом горе! — заорал снежный. — Сдохни, тварь!

— Не я, идиот! — рявкнул, когда и северо-восточная башня дрогнула и начала заваливаться. — Конфедерация! Люди из-за тумана! Оглянись!

На лице Данара возникло недоумение.

— Я отправлял тебе предупреждение, замороженный придурок! Птицами!

— Я скормил твоих птиц псам, урод! — заорал снежный. Но в белых глазах уже мелькало понимание. Данар видел луч, который срезал каменные здания, словно раскаленный нож. И знал, что нет во фьордах такого оружия.

Меня ударило холодом, и я понял, что снежный зверь Данара близко…

— Стой! Стой! Где она?!

— Кто? — риар Аурольхолла уже сливался со своим хёггом.

— Оливия! Где она?!

Снежный замер, в белизне глаз мелькнула догадка. И хмыкнул.

— В Аурольхолле, черный. В Аурольхолле…

Эхо ударило о стены и принесло мне слова, когда снежный хёгг ударил крыльями, взлетая. Позади ревел Ирвин, и я тоже не стал медлить. Призвал своего зверя и уже через миг выпустил дым, поднимаясь в небо над Сияющей Вершиной.

Ненависть заставила меня огласить небо рычанием, а из пасти вырвалось пламя. Возле стены на заснеженном плато стояли жуткие железные монстры. Два десятка машин Конфедерации, на каждой установка для убийства… Голубой луч снова возник и ударил в каменную стену, образуя огромную дыру.

Данар зарычал, взвились в небо два его брата — более мелкие снежные… На миг я поймал взгляд риара — льдистые глаза с вытянутым зрачком смотрели вопросительно. Я мотнул головой и выпустил пламя в сторону машин. Данар кивнул и устремился туда же…

* * *

Обратно я добежала быстрее. Кажется, я неслась так, словно у меня тоже выросли крылья. Меня подгонял ужас и понимание непоправимости происходящего. Когда впереди показались военные машины, я снова задыхалась — на этот раз от бега.

— Стойте, стойте! — заорала, махая руками и пытаясь привлечь внимание. — Стойте! Нет! Я здесь! Я Оливия Орвей! Нет!

Грузная тяжелая машина развернулась, и лазер пробил дыру в городской стене. Да что там! Он просто разнес ее, образуя проход для техники! Людей я не видела, очевидно, они укрыты за железной броней.

— Стойте, стойте! Не надо! Не трогайте их! — не прекращая орать и махать руками, я снова побежала, не понимая, как остановить то, что видела.

Но в гуле и реве машин и кружащих сверху драконов никто не слышал мой голос. И не видел маленькую человеческую фигурку, бегущую от скал. Я ничего не понимала. Я лишь видела, как рушатся стены, как стреляют конфедераты, как выбегает из Аурольхолла толпа вооруженных снежных. В своих льдистых доспехах, с мечами… Воины, которые погибнут, но даже не доберутся до людей в военной технике!

Однако стоило подумать об этом, и в небе Данар издал тягучий рык. Снежная круговерть налетела внезапно, густым и плотным пологом закрывая армию воинов. Их белые доспехи, волосы, одежда просто растворились и стали невидимыми! Зато пятнистая окраска машин резко выделялась на фоне плато. Сверр опустился ниже, дыхнул пламенем. Ближайшая машина оплавилась, из нее посыпались орущие люди… Я зажала рот рукой, не в силах сдержать вопль ужаса. Да что же это?!

В клубящемся ледяном мареве я увидела конфедератов, которые падали на снег — их вытаскивали воины Аурольхолла. Но в ход шли парализаторы и оружие прогресса, военные уже сориентировались и пошли в атаку. Когда над стенами взвился зеленый дым, защитники башен попадали, хватаясь за горло. А я как раз достигла места сражения. Завертела головой, пытаясь понять, где наши командующие. Наши? Проклятие, я теперь не знала, где здесь «мои»… Те, кто нападает, или те, кто защищается? Конфедерация или фьорды? На чьей стороне я — антрополог Оливия Орвей?

— Надо это остановить, — пробормотала я, отчаянно пытаясь придумать — как. Сквозь снег, рев и мешанину людей я увидела знакомое лицо. — Юргас? Юргас! Это я, Оливия!

Бывший начальник службы безопасности не услышал. Он ожесточенно стрелял, пытаясь сбить кружащего вверху дракона. С досадой отбросив бесполезный пистолет, запрыгнул в машину, и я увидела, как разворачивается дуло установки.

— Нет! — заорала я. Боюсь, даже хёгг не выдержит такой удар…

Меня кто-то толкнул в плечо, и я полетела на снег.

— Беги отсюда, девчонка! — без злости рявкнул незнакомый мне снежный и отвернулся, встречая конфедерата. Я поползла, потом снова вскочила. Голубой луч ударил в небо… Мимо!

Хёгги взревели, и небо полыхнуло огнями — разом и северным сиянием, и вспышками молний. И снова смертельный луч разрезал пространство. Я не сдержала крик ужаса, и голова черного дракона дернулась. Он завис над головами людей, золотые глаза прищурились. И снова беззвучно выплюнула смерть железная машина… Луч ударил в крыло хёгга. Черный дракон как-то боком дернулся, изогнулся и… рухнул вниз, на заснеженную землю.

— Нет… — я застыла, не веря своим глазам. Этого не может быть. Не может быть!

Сверр поднял голову, мигнул. Попытался подняться, впиваясь когтями в землю, огромный шипастый хвост ударил в ближайшую машину, и та завалилась на бок. Данар подцепил огромными лапами другую, замолотил крыльями, отрывая махину от снега и поднимая в воздух. А потом разжал лапы, и железо треснуло, разбиваясь о застывшую землю…

Вот только Юргас уже снова развернул установку на Сверра…

Не думая, я понеслась вперед. Отталкивала кого-то, оскальзывалась, поднималась, бежала… Мой меховой плащ остался где-то среди камней, как и котомка… Я неслась, пока черный дракон не вырос передо мной горой. И лишь здесь я остановилась, развернулась к машинам конфедератов.

— Не смей!!! — заорала так, что даже шум сражения стих. Сверр за спиной пытался подняться, левое крыло черного дракона почти полностью сгорело… Он рыкнул и ткнул меня головой, вполне понятно приказывая убраться. Но я лишь схватилась за его лапу, глядя в дуло установки, за которой находились конфедераты. И ожидая нового смертоносного луча…

Мгновения растянулись в вечность…

И когда я уже попрощалась с жизнью, люк машины откинулся и показалось бледное лицо Юргаса.

— Оливия? Это… вы?

Последняя машина из-за Тумана вдруг как-то странно дернулась, пыхнула, остановилась, и из нее вылез Клин.

— Лив! Мы оглушили военных! И связали их! Лив, я знал, что ты жива! Лив, мы вернулись!

Я со вздохом разжала онемевшие руки, что цеплялись за Сверра. Громада хёгга вдруг затуманилась, словно размылась, и уже через миг рядом со мной лежал человек. Весь его левый бок оказался черно-красным от жуткого ожога… Я сжала зубы, запрещая себе плакать. Сверр пытался встать, но у него не получалось. За спиной воины Аурольхолла связывали конфедератов.

— Ничего, ничего, это заживет, ведь так? — бормотала я, стоя на коленях и боясь прикоснуться к ожогам ильха. Он посмотрел на меня мутным взглядом, сжал зубы.

— Лильган, — тихо сказал он и отвел мои руки. — Не надо.

Он все-таки поднялся, а потом рывком прижал меня к себе.

— Еще раз так сделаешь, я сам тебя убью, — сипло сказал он.

— Сверр, — голос Данара заставил нас развернуться. Снежный риар тоже был ранен, кровь на бледном лице и белых волосах казалась слишком яркой. И глаза слишком спокойными. — Твой побратим, черный…

— Что с ним? — встревожилась я. Но Данар не ответил. Он смотрел на своего давнего недруга, но на этот раз в его глазах не было вражды, лишь древнее и молчаливое понимание. А еще — печаль. Два снежных хёгга — братья Данара — кружили сверху, оглашая небо злым рыком.

Сверр отпустил меня и, спотыкаясь, пошел мимо воинов. Я — следом, сдерживая слезы. Потому что уже поняла, что увижу.

Ирвин лежал на снегу, и казалось — просто прилег отдохнуть. Голубые глаза слегка удивленно смотрели в небо. Вокруг молча собирались защитники Аурольхолла. И каждый поднимал вверх оружие, окрашенное кровью, — дань уважения и почета.

— Надо снять кольцо Горлохума, — тяжело сказал Данар. — Я могу…

— Я сам, — резко осек Сверр. Он стоял над телом своего побратима, глаза ильха казались двумя дырами в бездну.

— Конечно, риар Нероальдафе, — спокойно ответил Данар.

Воины опустили оружие и ударили о стылую землю. Стук-стук-стук… глухой тяжелый ритм, бледные лица… Я на миг закрыла глаза. Хотя и осталась стоять, понимая, что Ирвин заслужил эту дань уважения.

А когда открыла, в руке Сверра был черный каменный обруч… Капли крови упали с него на снег…

И я прикусила изнутри щеку, чтобы не заплакать. Наверное, до последней минуты я не забуду, какие пустые и отчаянные глаза были у риара, потерявшего своего побратима… Горе, которое невозможно выразить словами и невозможно забыть. Оно притупится со временем, но никогда не исчезнет полностью.

— Риар, — выдохнули воины, медленно опускаясь на колени. Данар остался стоять, лишь склонил голову.

— Мой риар, — тихо сказала я и тоже встала коленями на снег. Сверр дернул головой, услышав мой голос. Я осторожно подняла взгляд, глядя на него снизу вверх. И сейчас, стоя вот так, на тающем снежном крошеве, я понимала, что выбрала сторону. И риара. И он тоже это понял. Сверр моргнул и отвернулся. Воины встали. Со стороны Аурольхолла уже бежали люди…

Через час убитые были похоронены, а пленные надежно связаны. Я до хруста сжимала зубы, потому что упрямый Сверр сам нес тело Ирвина к воде, сам укладывал его в ритуальную лодку и сам поджигал, отправляя суденышко по волнам. Туда, где морской дракон обретет вечную свободу и покой. Я не вмешивалась, понимая, что Сверру это нужно. Вот только когда все было закончено, риар Нероальдафе свалился на берегу и больше не поднялся.

— Ему надо в место его силы, — угрюмо произнес Данар, присаживаясь рядом. — Иначе раны его убьют.

— Отнеси, — прошептала я. — Он помог тебе!

— Он пришел не на помощь, а за тобой, — оборвал снежный. — И свое почтение хёггу я высказал. А дальше…

— Помоги! — я вцепилась в рукав снежного, на что он посмотрел с изумлением. — Все изменилось, ты разве не видишь, риар Аурольхолла? Великий Туман редеет, люди Конфедерации идут на фьорды. То, что ты видел сегодня — лишь капля в океане. У конфедератов много таких машин, — я ткнула за спину, где валялась на боку перевернутая техника. — Очень много! И скоро они будут здесь! Кто станет сражаться, Данар? Ты даже не представляешь, на что способна Конфедерация! Сейчас не время для прошлых обид! Помоги!

— Кто ты?! — рявкнул он. — Ты… Ты одна из них, ведь так? Ты пришла из-за тумана… Ты другая, я сразу это понял!

— Да, я пришла оттуда. Но я на вашей стороне. Кажется, я уже доказала это. — И вскинула голову, глядя в хрустальные глаза ильха. — Пора и тебе определиться, за кого ты. Только лишь за себя или за фьорды.

Данар склонил голову, внимательно рассматривая меня.

— Интересно… Теперь я понимаю. — Он тряхнул головой, отбрасывая на спину длинные серебристые косы. И, не отвечая, пошел в сторону.

Я уже хотела закричать, найти слова для убеждения, но в этот момент снежный пригнулся, и его тело накрыло белым маревом. Я метнулась в сторону, по опыту зная, что лучше быть подальше от обернувшегося дракона. Так, на бегу, меня и подхватила гигантская лапа. Во второй Данар держал Сверра…

Глава 26

Нероальдафе встретил нас отрядами воинов. Но Данар лишь рыкнул, оставил нас у стены и снова взмыл в воздух.

— Риар ранен! — заорала я. — Скорее!

— Что с ним? — Ко мне подбежал Хасвенг, а Сверра осторожно подняли на плащ. Я коротко рассказала, что произошло, из глоток мужчин вырвались встревоженные и гневные возгласы. Люди Конфедерации… Туман… Прореха… Нападение… Люди пытались осмыслить изменения в их привычном мире.

— Потом потрещите! — рявкнул Хасвенг, обрывая разговоры. — Главное — спасти риара. Несите его в место силы, да шевелитесь!

Про Ирвина он не спросил, и я поняла почему. В руке Сверр все еще сжимал кольцо Горлохума, снятое с шеи своего а-тэма. И воины тоже увидели его, склонили головы, замолчали. Когда мы подходили к скале, над Нероальдафе поплыл гул колокола, извещая о печальных событиях.

Сцепив от напряжения зубы, Хасвенг положил ладони на гладкий камень. И я поняла, что наместник Нероальдафе раздвигает скалу, образуя проход.

— Шевелитесь, я долго не удержу проход! — стирая со лба пот, бросил он и махнул на узкий туннель. — Несите его. Шире раздвинуть не смогу, я не хёгг…

Воины боком втиснулись в узкий лаз, таща Сверра.

— А ты куда? — бросили мне.

— Я с ним, — отрезала, не глядя на Хасвенга. И, прежде чем меня успели остановить, ужом пролезла в трещину.

— Дура! — в сердцах бросил мужчина. — Он же сольется со зверем. И разума у него совсем не будет!

Я не ответила, углубляясь в темное нутро скалы.

— Да Хелехёгг с ней, — устало бросил один из воинов. — Сожрет ее риар с голодухи, так и хорошо, перекусит заодно…

Дальше мы шли молча, пока скалы не раздвинулись и мы не оказались в уже знакомой мне пещере с золотом. Мужики осторожно уложили Сверра на груду желтого металла, кинули на меня хмурые взгляды и ушли. Скала закрылась за ними. А я осталась.

В полумраке пещеры, освещенной золотыми и красными прожилками, дающими тусклый свет. С горой золота. И умирающим Сверром.

Присела рядом с ильхом. От страха мне показалось, что он уже не дышит. Неужели мы опоздали?

— Живи! — я с отчаянием прижала пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс. Но снова ничего не ощутила… Данар сказал, что риару нужно его место силы. Значит, это оно? Золото? Здесь хёгг восстанавливается? Я осторожно потянула с тела Сверра остатки рубахи и штанов.

— Может, тебе нужно больше контакта с золотом? — с отчаянием бормотала я, присыпая тело ильха монетами. — Всей кожей? Почему ты не дышишь? Проклятый Хасвенг ничего не объяснил… А я не понимаю! Надо промыть рану! И найти антибиотики, похоже, ваше хваленое место силы не работает! Что б его… что б вас всех! Не умирай, слышишь? Не смей умирать! Не смей! Я не могу без тебя…

Кусая губы, метнулась туда, где стояли бутылки с водой, схватила сразу несколько и побежала обратно. Надо промыть раны! Но когда я вернулась, человека не было. Был черный дракон, кольцом свернувшийся в ямке из желтого металла. Его хвост закрывал морду, сожженное крыло растянулось обугленной тряпкой.

Я тихо выдохнула, открыла одну бутылку, сделала жадный глоток. Полила себе на голову. И уже хотела развернуться и тоже поискать тихий уголок, когда дракон открыл глаза. Золотые и мутные, они уставились на меня, ноздри втянули воздух.

— Сверр, я уже ухожу, — забормотала я, делая шаг назад. — Все хорошо…

Хёгг издал недовольное шипение. Я сделала еще шаг, и пещера содрогнулась от злого рыка. Я застыла на месте, дракон тоже замер. И вдруг мотнул головой.

— Э? — произнесла я. И неуверенно шагнула к нему. Дракон снова мотнул своей огромной башкой, не спуская с меня взгляда. Еще шаг. Еще. И еще несколько. Дракон следил пристально, пока я не уселась на золото. А потом фыркнул, тяжело поднялся, раскопал металл и снова улегся. Драконья голова упала рядом со мной, глаза закрылись.

— Ну ладно, как скажешь, — пробормотала я. Несмело оперлась о черную чешую. Теплая… — Деспот.

Дракон не ответил, он уже спал. Я тоже зевнула и прислонилась к драконьему боку. Не сказать, что было очень удобно, все-таки металл и чешуя хёгга — это не любимый диван, но я слишком устала, чтобы привередничать. И потому закрыла глаза, проваливаясь в тяжелый, беспокойный сон…

Я не знаю, сколько прошло времени. Несколько раз я просыпалась и уходила подальше, чтобы справить естественные потребности, съесть что-нибудь из запасов, найденных в пещере, или освежиться в воде. Иногда смотрела в угол, где еще недавно оставила мальчика. Что с ним? Жив ли? Но рассказать о судьбе парнишки пока было некому. И каждый раз, стоило слишком задержаться, дракон просыпался, и пещера вздрагивала от недовольного рычания. Так что я возвращалась и снова устраивалась в кольце лап, правда, уже на предусмотрительно принесенных меховых одеялах. И лишь тогда хёгг закрывал мутные глаза и снова засыпал. И, похоже, его сон влиял и на меня, потому что я тоже проваливалась в сновидения. Здесь, в мерцающем золотом полумраке, время казалось несуществующим, как и мир снаружи.

Я понятия не имела, день снаружи или ночь, но, в очередной раз проснувшись, поняла, что выспалась на год вперед. Так что решила скоротать время за чтением. Удобно устроившись на одеяле, я жевала слегка подсохший шоколадный батончик, обнаруженный в ящиках, и пыталась погрузиться в любовный роман. Мне это даже почти удавалось, вплоть до того момента, когда спящий дракон дрогнул и его силуэт стал размываться. Миг — и на монетах остался лишь мужчина. Сверр открыл глаза, и меня обожгло расплавленным золотом его глаз. Я задохнулась, улыбнулась несмело.

— Привет, — сказала я, не придумав ничего умнее. Он промолчал, и я нервно облизала губы. — Твои раны… Они… затянулись?

Сверр поднял руку и провел пальцем по моим губам, на которых остался шоколад.

— Я дико проголодался, — хрипло сказал он.

— Там есть консервы… — начала я и осеклась, увидев насмешку на его лице.

* * *

Она сидела на мехе, поджав ноги, жевала шоколад, лениво листала страницы книги. Темные волосы растрепались, простое платье облегало тонкое тело, а мой голод достиг апогея. Желание бурлило в крови вместе с силой, полученной от золота. Я приподнялся на локте и провел пальцем по губам Лив, стирая кусочки сладости. Демонстративно облизал, не сводя взгляда с девушки. Она ожидаемо покраснела, а я чуть не выругался в голос. Пекло Горлохума! Хочу ее… Всю ее, такую сладкую, нежную, страстную… Переместился рывком, прижал Лив к шкуре и лизнул ее губы. Она приоткрыла рот, и наши языки встретились в порочном и диком поцелуе, сводящем меня с ума. Я дернул ее одежды, досадуя, что ткань все еще скрывает от меня Лив. Я хотел владеть ею. Хотел сделать своей здесь, в месте моей силы, ощутить так полно, как только смогу. Желание заставляло просто перевернуть ее и войти, но я уже ощутил вкус иных игр… И потому стащил с Лив платье и провел языком по нежной коже, смакуя ощущения. Контур лица, шея, грудь, твердые соски, которые я втягивал в рот и царапал зубами, жадно ловя сдавленные женские стоны. Впалый живот и гладкий, безволосый женский холм, от вида которого у меня внутри извергается лава и похоть разрывает на куски… Еще ниже, еще жарче… Оливия стонет и извивается в моих руках, я сжимаю ее бедра, не позволяя отклониться. Лив дышала чаще… мое собственное возбуждение уже достигло вершины. Вернее, я так думал. До момента, когда Оливия вскрикнула, обмякла в моих руках, а потом решительно толкнула меня на спину. Я дышал тяжело, рассматривая деву, которая проказливо улыбнулась, а потом… Потом склонила голову и лизнула мужскую плоть. Моя пересохшая глотка издала первобытный рык, все ощущения сосредоточились внизу, там, где двигалась голова Лив. Это было так дико, так возбуждающе хорошо, так запретно и остро, что разум покинул меня… Мучительные спазмы расползались от паха по всему телу, я инстинктивно сжал в кулаке темные волосы Лив, хмелея, как от самого крепкого вина… А она дразнила, заставляя сполна ощутить сладостные мучения этой порочной ласки. Проклятие! Да одно понимание, что именно она делает, заставляло меня сжимать кулаки и молить перворожденных дать мне сил! Смотреть я уже не мог — это было слишком… Откинул голову, невидяще глядя в темные своды пещеры. Но так ощущения стали лишь ярче и острее! Тело дрожало, словно после смертельного боя, и я порадовался, что лежу… А когда кровь забила в ушах колоколом, зарычал, рывком перевернул девушку, придавил к шкуре. Лив вскрикнула — протяжно, хрипло, подалась навстречу бедрами… И это тоже было так хорошо, что я прихватил зубами ее кожу на плече, просто потому, что мне нужно было ощущать ее везде… И эта ненормальная, какая-то всеобъемлющая потребность уже не злила меня… Больше, взять больше… Взять все. Присвоить, забрать, спрятать… Все себе, все мое…

Этого хотел я, этого желал мой хёгг.

Но человек точно знал, что это невозможно. И потому соитие оказалось жадным, почти бешеным, ведь я пытался присвоить себе как можно больше. Пока еще можно…

* * *

Когда мы покинули пещеру, я зажмурилась — кажется, отвыкла от солнечного света. Сверр схватил меня за руку, и мы почти побежали к крепости. Нас заметили, и над Нероальдафе понесся гул: «Риар! Риар вернулся!» На этот раз колокол звенел от радостной вести.

— Сколько прошло дней? — крикнул хёгг спешащим к нему воинам из личного отряда.

— Восемь, риар!

Сверр скривился.

— Подготовьте корабль, — на ходу начал отдавать он приказы. — Еду, снаряжение, оружие. Через час мы отправляемся в Варисфольд. Где пленные конфедераты?

— Снежный риар прислал корабль с ними. Все сидят в подземельях. Корабли снежных уже несколько дней стоят возле Нероальдафе, мой риар. Ждут вашего пробуждения. Данар-хёгг велел сообщить, как только вы будете готовы.

— Через час. Прежде поговорю с пленными, — сухо проговорил Сверр. Бросил быстрый взгляд в мою сторону.

— Я пойду с тобой, — я вцепилась в мужскую ладонь, но ильх мотнул головой.

— Нет. Тебе не надо это видеть.

— Но там Клин! — взмолилась я. — И Жан! Они оглушили военных в одной из машин, они не хотели войны, Сверр! Они ученые, которые просто мечтали исследовать фьорды! Не наказывай их за это!

— Мечты людей из-за тумана дорого обходятся нам, — отрезал риар. — Я разберусь, Оливия.

— Сверр!

— Я разберусь, — пригвоздил он, и я застыла, поняв, что лучше не спорить. Нежный и страстный любовник из пещеры с золотом сменился жестким главнокомандующим. И он сам решит, что ему делать с пленными. Я закусила губу, сдерживая желание просить и бежать следом. Нельзя.

— Да, мой риар, — сдержанно произнесла я, покорно склонив голову. И увидела, как блеснули золотые глаза.

— Отведите мою шелли в покои. Отдохни, Лив.

Двое воинов послушно встали рядом. Я со вздохом проводила Сверра взглядом и отправилась к башне риара. И уже возле двери в комнаты вспомнила:

— Что значит шелли?

Стражи переглянулись.

— Ты не знаешь? — почтительно произнес один. — Та, кому должен риар. Та, что пролила кровь, спасая его жизнь.

— Ясно, — улыбнулась я. — Лильган стала шелли.

Первым делом я отправилась в купальню. Залезла под горячую воду и до скрипа отмыла тело. Правда, рассиживаться не стала — беспокойство не давало. Когда вышла, в комнате ждала подпрыгивающая от нетерпения Сленга с чистым платьем.

— Прекраснейшая шелли риара! — радостно воскликнула она, склоняясь в поклоне, но я лишь поморщилась.

— Прекрати и быстро расскажи, что произошло, пока нас не было, — велела я, рассматривая одежду. — Хотя нет. Сначала принеси мне штаны и рубашку. И сапоги. Думаю, на корабле не слишком удобно расхаживать в платье!

Сленга вытаращила глаза, но спорить не стала и умчалась. Похоже, шелли — это и правда почетно!

Уже через пятнадцать минут я жевала пирог с мясом и сыром и оглаживала на себе новый наряд. Полотняные штаны, рубаха, широкий пояс, несколько раз обхватывающий тело и завязывающийся спереди, плащ из теплой шерсти с меховой подкладкой и мягкие сапоги. Сленга прекратила таращиться и заплела мои отросшие волосы в косички, а потом перевязала на затылке.

— Я знаю, кто ты! — сообщила девушка, оценив мой внешний вид. — Ты дева-воительница! Только дева-воительница может спасти риара!

Я хмыкнула, сделала большой глоток медового вина.

— Раз я дева-воительница, не мешало бы разжиться оружием, — пробормотала я.

— Думаю, в Нероальдафе это нетрудно, — раздался насмешливый голос Сверра, и мы со Сленгой вскочили. Ильх внимательно осмотрел меня, кивнул, приподнял бровь.

— И куда же ты собралась, моя шелли?

— В Варисфольд, — твердо ответила я, глядя в глаза дракона.

— Зачем?

— Решила увидеть прославленный замок ста хёггов. Я слышала, прекраснее его нет во фьордах, но я не верю. Разве может быть что-то красивее Нероальдафе? Но я хочу убедиться. Ты ведь не откажешь мне в этом, мой риар?

— Мне кажется, любопытный антрополог научился хитрить? — он пересек комнату и приподнял мой подбородок.

— Я сказала правду, мой риар, — я позволила себе улыбнуться.

— Вот как, — он погладил пальцем мои губы. А потом наклонился и жадно поцеловал. Где-то в ином измерении пискнула Сленга и, кажется, что-то уронила.

— Идем, Лив, — с сожалением отстранившись, произнес Сверр. — Хорошо. Ты увидишь Варисфольд.

Я подхватила мешок, в который сложила свои вещи. Пока мы шли по улицам Нероальдафе, нас провожали взглядами. На площади толпился народ, который вскинулся, заметив Сверра.

— Риар… — эхом прокатилось по тротуару, отразилось от стен. И столько было в этом слове надежды, отчаяния, страха. Жители Нероальдафе знали, что во фьорды пришла беда.

Сверр остановился, вскинул руку, призывая к тишине. И разом все смолкло. Кажется, даже ветер затих.

Я замерла, глядя на серьезные лица. Суровые и обветренные — воинов, холеные и прекрасные — дев, пухлощекие — кухарок, бородатые — мастеровых и кузнецов… Сколько их было здесь? Тысячи… И каждый ждал слов своего риара. Впереди стоял Хасвенг, за его плечом мялась беловолосая Эйлин.

— Нероальдафе! — начал Сверр. — На фьорды пришла беда. Несколько дней назад пали сияющие башни Аурольхолла. И виноваты в этом люди из-за Великого Тумана! — Гневный ропот прокатился по площади и затих, повинуясь взгляду риара. — В этой битве погиб мой брат, Ирвин-хёгг… — Тяжелое молчание оказалось громче крика. — Нероальдафе! Мы не позволим чужакам завладеть тем, что принадлежит нам! Я отправляюсь в Варисфольд, чтобы на совете хёггов решить будущее фьордов. Но прежде… — Сверр вытащил из ножен черный клинок и повернулся ко мне. — Прежде я заявляю, что эта женщина, которую я украл в дальних землях и которая родилась в чужих краях, отныне вольнорожденная дева Нероальдафе! Она его часть, а он — часть ее! — ильх разрезал свою ладонь и провел по моему лицу, рисуя кровавую полосу. Ото лба, через глаз и до подбородка. Так вот что значат такие метки… Принадлежность земле и риару. — Силой и кровью хёгга я повелеваю! Оливия, дочь Нероальдафе! Камни Нероальдафе всегда ждут тебя, дева, а железо Нероальдафе теперь всегда с тобой!

Я сжала узкий нож, что протянул мне Сверр. Он указала взглядом на землю.

И я опустилась на колени.

— Мой риар, — прошептала я.

Он рывком поднял меня, и я увидела восхищение в золотых глазах.

— В тебе больше нет страха, Оливия.

— Ни капли, — улыбнулась я. И это было правдой. Ведь здесь встать на колени означает стать достойной такой чести.

— Дочь Нероальдафе! — выкрикнули сотни глоток, и я с трудом проглотила комок, который застрял в горле.

И даже когда мы поднимались по сходням на палубу корабля, я все еще слышала эти слова: Оливия. Дочь. Нероальдафе.

Глава 27

На палубе Сверр ушел к своим воинам, меня же проводили вниз — в маленькое помещение, где можно было оставить вещи и отдохнуть. Мешок я спрятала в угол, а сама решила пройтись. И первое, куда отправилась, — к пленникам. Сверр сказал, что их везут на совет хёггов.

Большинство выживших конфедератов остались в Нероальдафе, я не знала, что с ними сделают. На корабле было пять человек, в числе которых я с радостью увидела Клина и Жана. Коллеги вскочили с пола, на котором сидели, когда я вошла.

— Лив! — закричал лингвист, хотел кинуться ко мне, но скривился — его руки были скованы цепью. Приятель смущенно улыбнулся. — Обняться не получится, но я рад тебя видеть!

— Мы верили, что ты жива! — радостно кивнул Клин.

— Не только жива, но и успела предать Конфедерацию, — сухо бросил Юргас, сидящий в стороне от других пленников. На меня он посмотрел со злостью и отвернулся, неприязненно скривившись.

— Я не предавала Конфедерацию, господин Лит, — негромко произнесла я. — Но не желаю участвовать в убийствах невинных людей.

— Это твой зверь — невинный? — сплюнул на пол военный. — Тот, которого ты так трогательно закрывала собой? Надо было выстрелить, зря я…

— Вы просто законченный идиот, Юргас, — буркнул из другого угла светловолосый гигант. — Рад вас видеть, госпожа Орвей. — И я улыбнулась Андерсу Эриксону. Знаменитый исследователь выглядел бодрым, голубые глаза светились научным энтузиазмом. Похоже, его даже не смущали цепи, приковавшие его к стене корабля. Послав мне чарующую улыбку, Андерс добавил: — Никогда не думал, что окажусь здесь! После рассказов ваших коллег — Клина и Жана — я думал, свихнусь от желания увидеть фьорды своими глазами!

— Увидите, — проворчал Юргас. — Будете смотреть, пока эти варвары станут вас жарить. Ну или что они тут делают на своих ритуалах?

— Вы напали на мирный город! — не сдержалась я. — По какому праву?!

— Мы уже все рассказали твоему чешуйчатому любовнику, — рявкнул Лит. И кивнул на остальных: — Вернее, это они рассказали. Такие же предатели, как и вы, госпожа Орвей!

Я промолчала. Спорить с военным было бесполезно. Присела возле Клина.

— Как профессор? Вы знаете?

— Он пришел в себя! — обрадовал приятель. — Знаешь, что он сказал в первую очередь? Дракон! Я видел дракона! Пришлось его огорчить, что мы тоже его видели и сведения Максимилиана устарели! — Клин по-мальчишески ухмыльнулся, но тут же сник. — Что с нами будет, Лив?

— Я не знаю. Мы плывем на совет ста хёггов, они решат вашу судьбу.

В трюме повисла гнетущая тишина. Все понимали, что это решение вряд ли будет гуманным.

— Я сделаю что смогу, — пообещала я, отчаянно надеясь, что действительно смогу что-то сделать. Вот только что? Я такая же чужачка, бывшая пленница и к тому же женщина. В обоих мирах, что здесь, что за туманом, мнение женщины звучит слишком тихо… Но я сжала кулаки и повторила упрямо: — Все, что смогу.

— Спасибо, Лив. — Жан тихо вздохнул.

Я кивнула и ушла, ощущая тянущую пустоту внутри. Все-таки слова Юргаса о предательстве укололи меня. Хотя разве могла я поступить иначе?

На палубе дул холодный ветер с моря, черные башни Нероальдафе таяли за дымкой. Я отошла подальше и остановилась, бездумно глядя на воду. Белая пена хлопьями опадала с двух сторон судна, волна подмигивала бликами и дразнила солеными брызгами. Приближение Сверра я не услышала и вздрогнула, когда он встал рядом.

— Поговорила? — Конечно, мой поход в трюм не остался тайной для риара.

— Что с ними сделают?

Сверр пожал плечами, глядя на воду.

— Ты поэтому назвал меня дочерью Нероальдафе, ведь так? — медленно произнесла я. — Чтобы защитить? Ты всегда смотришь на несколько шагов вперед и знаешь, что будет дальше…

— Сейчас я ничего не знаю, — Сверр помолчал. — Но в замок ста хёггов ты войдешь вольной девой Нероальдафе, и, что бы ни случилось, тебя не тронут. В любом случае.

— В любом случае? — нахмурилась я.

— Даже если у Нероальдафе будет другой риар, — бесцветно произнес Сверр, а я похолодела.

— Это возможно?!

— Да. Совет может решить, что Нероальдафе будет лучше под присмотром другого хёгга. Такое уже бывало.

— И ты смиришься? — почти закричала я.

Ильх повернул ко мне голову, усмехнулся.

— А ты считаешь, что надо поднять войска и повести моих воинов на заведомо проигранное сражение? Невозможно победить объединенные силы совета, Лив. Сейчас в Варисфольде собираются двадцать три хёгга. Не сотня, как было изначально, всего двадцать три. Но и этого хватит для того, чтобы оторвать мне голову. И если своей я бы рискнул без сомнения, не вижу смысла отдавать на бойню тех, кто служил мне все эти годы. Люди не должны страдать из-за моих ошибок. — Он задумчиво погладил дерево поручня. — Не думай об этом, Лив. О тебе позаботятся.

Я сердито тряхнула головой. Позаботятся? Вот значит как?

— Ты истинный воин, Лив, — не глядя на меня, произнес ильх. В его голосе звучала улыбка. — Я понял это в тот миг, когда увидел тебя. Что ты всегда будешь сражаться за то, во что веришь.

— Вот только мои идеалы оказались ложными, — буркнула я. — Ты был прав, Сверр. Я считала конфедератов цивилизованными, но это ошибка. Мы не смогли победить жадность и жестокость. Мы не стали человечнее и гуманнее. Уровень цивилизации не должен измеряться машинами для убийства. Если вся суть нашего прогресса — это все более изощренные способы завоевания и истребления, то никакой это не прогресс… а мы всего лишь варвары.

— Неплохо, Оливия Орвей, — с насмешкой произнес Сверр.

Он повернул голову, посмотрел привычно сверху вниз. В золоте глаза плавилось что-то дикое и тревожное, настоящее и глубинное… но вот об этом я боялась спрашивать…

Отвернулась резко.

— Дети фьордов с вашей шатией и традициями тоже мало похожи на цивилизованных, уж извини! — буркнула я. — Но если выбирать между теми, кто нападает, и теми, кто лишь желает защитить свое, то для меня все очевидно… — Я вздохнула, успокаиваясь.

И провела ладонью по полированному поручню:

— Красивый корабль. Я впервые так далеко в море.

— Его построил Ирвин, — без эмоций ответил ильх. — Ты ведь знаешь, что морским хёггам отзывается вода, соль и дерево? К югу от Нероальдафе есть рощица, в ней все деревья показывают неприличные жесты. — Сверр усмехнулся. — Так Ирвин отомстил мне однажды за то, что я запер его в чулане. Кажется, нам было лет по пятнадцать…

Сверр замолчал, его лицо на миг исказилось. И снова отвернулся, уставился невидящим взглядом в море.

— Ирвин любил этот корабль. Быстрее его нет во фьордах. Он подарил его мне три года назад. И последнее, что услышал от меня а-тэм, были слова ненависти.

Мое сердце сжалось, потому что я догадалась о причине тех слов.

— Он любил тебя, — тихо произнесла я, не зная, как облегчить боль мужчины, что стоял рядом со мной, рассматривая бескрайнее море. Ни одно слово не способно ее унять, лишь время поможет. Не забыть, но успокоиться. — И знал, что ты тоже его любишь.

Сверр кивнул.

— Не стой здесь долго, Лив. Ветер с моря обманчив.

И, развернувшись, ушел к воинам. Я еще постояла, обхватив себя руками и вглядываясь в блики волн. Так и казалось, что мелькнет в глубине длинное тело морского змея…

* * *

Берег показался через три дня пути. Сверра я почти не видела, он все время проводил со своими воинами, словно пытался как можно реже пересекаться со мной. И я испытывала странную тоску, засыпая на узкой кровати в тесной комнатке. Лишь в последнюю ночь ильх разбудил меня жадными поцелуями, но стоило мне открыть рот, и на губы легла тяжелая рука.

— Нет, — почти беззвучно приказал риар. Слов он не хотел, только тело его горело и требовало, погружая меня в кипящую лаву желания. И в эту ночь, на качающейся палубе корабля, мы сплетались с такой жадностью, словно это была последняя наша ночь. Впрочем, возможно, так оно и было. Сверр торопился, целовал почти до боли, облизывал мое тело, тихо рычал… Изо всех сил сдерживал зов. Я понимала его, ведь позвать на корабле, полном мужчин без женщин, — это подлость… и потому близость была рваной, злой, обжигающей, невероятной…

Я не смогла сдержать крик, и Сверр закрыл мне рот губами. А когда все закончилось, снова ушел на палубу, оставив меня на покрывале, что еще хранило его тепло и запах. И я уткнулась носом в ткань, закрыла глаза, изо всех сил стремясь продлить эту иллюзию его присутствия. Как бы я хотела…

Оборвала себя, не позволяя даже мыслей.

А утром я увидела полоску берега и скалу, на которой возвышался Варисфольд. Замок ста хёггов.

Даже суровые воины застыли на миг, наблюдая за приближением этой громады. Величественные пики тридцати башен, белый камень и черные узоры, железные арки, сияющее стекло и хрусталь… Два берега узкого канала, ведущего к суше, соединяли ступни гигантского воина, который держал обеими руками занесенный меч. Черное железное острие угрожающе смотрело вниз, и я против воли вздрогнула, когда корабль прошел под этим оружием.

— Это Харос Первый, тот, что первым слился с хёггом, — сказал один из моих стражей. — Говорят, его меч поразит тех, кто придет в Варисфольд со злом.

Следом в гавань вошел хёггкар Данара, который все время держался неподалеку. Корабль снежных казался осколком льдины на воде.

— Невероятно, — восхитился за спиной Андерс. Пленников тоже вывели на палубу, и сейчас они моргали и вертели головами, рассматривая красоты подступающего города. Меня же так тревожил предстоящий совет, что даже великолепные здания, улицы и мосты не могли привлечь моего внимания. И вспомнилось, как я везла Сверра в Академию. Неужели он тогда тоже так нервничал? Поискала взглядом хёгга и усмехнулась, увидев его спокойное и сосредоточенное лицо. Нет, не думаю, что он нервничал. Это ведь Сверр…

В гавани покачивались корабли, не менее двух десятков, значит, почти все в сборе. Сверр говорил, что входить в зал можно только на человеческих ногах, таков закон. К круглому зданию, похожему на амфитеатр, вели мраморные ступени — не менее сотни. Огромные двери распахнулись при нашем приближении, и мы наконец увидели зал ста хёггов. И с усмешкой я вспомнила, как стоял Сверр в зале Академии Прогресса. Мы-то думали, что дикарь поражен великолепием и масштабами. Теперь я знала, что после увиденного сегодня ни одно здание не сможет вызвать у меня трепет восторга. Это действительно был Зал с большой буквы. Огромное пространство из мрамора, золота, хрусталя, камней и железа. Стоя внизу, под куполом с круглым отверстием посредине, я ощущала себя ничтожной букашкой, посмевшей явиться в святилище. Со всех стен на меня смотрели драконы. Черные — с распахнутыми крыльями, белые — со вздыбленными шипами, морские — восстающие из водных глубин, и темно-красные, багровые — вылетающие из кипящей лавы. Сто хёггов окружали нас: барельефами выступали из стен, скалились железными клыками, смотрели хрустальными и бриллиантовыми глазами… Реалистичные до ужаса и желания вспомнить какую-нибудь молитву. Купол сиял звездами, и я подумала, что ночью будет трудно отличить — какие искусственные, а какие настоящие, заглядывающие в отверстие крыши.

За спиной тихо и восхищенно ругался под нос Клин, вздыхал Жан, ахал Андерс. Инстинктивно мы жались ближе друг к другу, словно звери со стен и потолка в любой момент могли ступить на мраморный пол. В центре зала высился стол из белого камня. Вокруг уже сидел двадцать один риар — хозяева и защитники самых сильных городов фьордов. Сверр кивнул присутствующим и молча сел на свое место. Мы столпились позади. Данар, ни на кого не глядя, опустился напротив. Я тайком осмотрела тех, от кого зависела не только судьба фьордов, но и моя тоже. Больше всего было морских — одиннадцать человек. От каждого пахло солью и морским ветром, лица у них были хмурые и беспокойные. Словно этим детям глубин не терпелось покинуть Варисфольд.

Снежных тоже оказалось немало — семеро. Их отличали белые гривы и льдистые, почти прозрачные глаза. Потомков Лагерхёгга было всего четверо вместе со Сверром. Я с любопытством уставилась на огромного мужика с секирой. Множество черных косичек на голове, всклокоченная борода, из которой торчали звериные клыки и кости. Он выглядел настолько диким, что делалось жутко. Кожаная одежда на нем, казалось, задубела от грязи и пота. Огромные сапожищи покрывали комья земли, а единственный янтарный глаз смотрел с веселой злобой.

— Это риар Карнохерма, Бенгт, — тихо сказал Вирн. — Лучше не смотри на него. Карнохерм — дикие и темные земли, и их риар такой же… Хуже только Дьярвеншил, но, слава перворожденным, его риар снова не явился… — я торопливо отвела взгляд, потому что Бенгт дернул головой и повернулся в нашу сторону, словно почувствовал. Рядом с ним с равнодушным лицом сидел молодой парень. Длинные черные волосы волной спускались на спину, точеные черты лица странно не вязались с выражением агрессии в желтых глазах.

— А это Мелвин из Гараскона. Сильный, даром что выглядит как девка, — почти беззвучно пояснил Вирн. Я благодарно кивнула. Морские хёгги переговаривались и шутили, снежные сидели молча. За спинами у всех стояли воины и приближенные, только одноглазый дикарь был один.

— А почему нет ни одного красного хёгга? — вдруг осознала я.

Вирн бросил на меня изумленный взгляд.

— Да кто же по доброй воле пойдет на такое? — прошипел он. — Все, тихо. Старейшина Магнус идет.

Гулкие шаги разлетелись по залу, и разговоры смолкли. Печатая шаг, к столу подошел сухой старик, окинул совет взглядом желтых волчьих глаз. Его голова была белой, и на миг я подумала — снежный, а потом поняла, что старейшина просто седой. Еще один потомок Лагерхёгга — черного дракона. Он оперся руками о высокую спинку стула, но садиться не стал.

— Не могу сказать, что рад видеть вас в этот час, риары, — резко бросил он. — Совет собрался, потому что во фьорды пришла беда. Так что давайте опустим глупые расшаркивания и решим, что делать дальше. — Морские одобрительно закивали, длинноволосый Мелвин закатил глаза. Но спорить со старейшиной никто не стал. — Данар, ты первый. Что с Аурольхоллом?

Снежный коротко и сухо рассказал о нападении людей из-за тумана. На лицах хёггов отразилось сначала недоумение, потом ярость и гнев.

— Да как это возможно! — не выдержал один из морских. — Туман всегда защищал фьорды!

— Туман стал редеть еще две зимы назад, — сухо бросил Сверр. — И тогда же я предлагал выставить отряды для наблюдения. Но вы сочли мою идею безумной, а угрозу несущественной. Данар первый, насколько помню. Эта несущественная угроза сегодня способна уничтожить фьорды.

Снежный выразительно скривился.

— Я умею признавать свои ошибки, — желчно бросил он.

— А если бы умел слушать, твои воины были бы живы, — отбил Сверр.

Данар сжал зубы так, что побледнели и без того светлые щеки.

— Думаю, сегодня мы примем это предложение, — заключил Магнус. — Каждый риар выделит отряды, которые будут наблюдать за туманом рядом со своими землями. Если враг снова придет на наши земли, то будет замечен и уничтожен…

— Уничтожен будет отряд, — без эмоций сказал Сверр. — Кажется, здесь не понимают масштабов проблемы. Я допросил конфедератов, оставшихся в живых. Машины, пришедшие к Аурольхоллу — это капля в море. А скоро хлынет водопад. Тысячи машин, оснащенных установками, которые способны разрушить наши города.

— Мы риары! — вскочил Мелвин. — Один хёгг стоит сотни этих глупцов, на чем бы они ни разъезжали! Огонь моего зверя плавит не только железо, но и камень! Им не устоять!

— Их слишком много, — в голосе Сверра скользнула усталость. — Если к нам придут войска Конфедерации, то фьордам конец. У них слишком много оружия. Машины, самолеты, снаряды, что летают по воздуху… Мы сильны, но не бессмертны. Если Конфедерация явится — начнется война, и она унесет тысячи жизней. Фьорды потеряют слишком много.

— Да с чего ты это взял?! — взвился один из снежных.

— Я был там. Был в столице Конфедерации. Видел их город, ощущал их оружие. Железо… его так много там… и почти все — мертвое. И железо, и камни. Их не пробудить зовом, а значит, невозможно остановить.

— Мертвое? — риары недоуменно переглянулись. — Но почему?

— Не знаю. Я пробыл там слишком мало.

— Ты пересек туман без позволения совета, Сверр? — угрожающе спросил Магнус. — Это недопустимо!

— Сейчас это не имеет значения, — хмуро отозвался ильх. — Я сделал это, чтобы узнать, что известно людям о прорехах в тумане. Но они так же, как и мы, не понимают, в чем причина. А между тем восстановить завесу между нами и Конфедерацией — это единственный способ сохранить фьорды.

— Мы искали ответ, — тяжело уронил старейшина. — Каждый из нас сделал все, чтобы понять, что происходит с туманом. Мы обращались к эльвам на юге, йотунам на вершинах гор, прорицательницам и морским рыбам, что помнят мир с его сотворения. Но все без толку! Ни в одном мифе и сказании нет ответа. — Магнус опустил голову и сел на свой стул. И я поняла, что этот хёгг очень стар… — Ты прав, Сверр. Нас ждет война. И я не уверен, что хёгги смогут в ней победить. Нам остается только сражаться…

— У меня есть теория, — произнесла я.

Старейшина удивленно поднял голову, остальные хёгги нахмурились. Сверр угрожающе сдвинул брови, но я уже вышла вперед.

— Женщина? — хмыкнул старейшина. — В зале ста хёггов запрещено говорить женщинам!

— Возможно, поэтому фьорды сейчас стоят на пороге войны, которая их уничтожит, — отбила я.

— Оливия, — рыкнул Сверр.

— Уберите ее, — скривились снежные. Данар промолчал.

— Сверр, ты привез свою постельную деву?

Риар Нероальдафе вскочил, его глаза угрожающе сузились.

— Закрой рот, Йонс.

— Да уберите ее!

— Она скажет! — рявкнул Сверр.

— И правда, пусть девчонка скажет, — протянул вдруг одноглазый Бенгт. — Надоело слушать ваши вопли. Уж лучше усладить слух женским голосом.

Снежные снова скривились, но замолчали. Старейшина пронзил меня взглядом.

— Говори. Кто ты?

— Меня зовут Оливия Орвей, — негромко произнесла я. — Я родилась в столице Конфедерации.

— Она одна из них! Почему девка не в оковах?!

— Дайте ей сказать! — разозлился Сверр. Он уже стоял, настороженно осматривая остальных. Воины Нероальдафе напряглись, рука каждого лежала на рукояти меча. Вот только такой отряд был у каждого хёгга. Я глубоко вдохнула.

— То, что я сейчас скажу, покажется вам странным. Но возможно, это причина всех бед фьордов. И причина того, почему туман редеет.

Густая тяжелая тишина давила на плечи. Но хёгги слушали. Они слушали меня!

— В своем мире я была ученым. Я изучала природу человека, его путь от начала и до сегодняшнего дня. Я считалась неплохим ученым… Некоторое время назад я попала в Аурольхолл, — кивнула в сторону нахмурившегося Данара. — И снежный риар попросил… то есть дал мне указание изучить его родословную. — Я опустила подробности, заметив, как блеснули серебром глаза снежного. — Я выполнила приказ и исследовала все поколения великих риаров Аурольхолла..

— Какое это имеет значение? — вскинулся Йонс.

— Молчать! — пригвоздил старейшина. Он смотрел заинтересованно, и я приободрилась.

— Проблема тумана не единственная, великие риары. Все гораздо хуже и глубже. Это место называется залом ста хёггов. Потому что когда-то за этим столом сидела сотня самых сильных воинов фьордов. Не всех, кто умел сливаться со зверем. А самых сильных! А сегодня вас всего двадцать три. Скажите, какой зверь считается самым яростным и могучим?

— Лагерхёгг, — усмехнулся Бенгт.

Я склонила голову и поправила тихо:

— Самый сильный Хелехёгг, риары. Но здесь нет красного зверя. Второй по мощи — это повелитель железа и камня. И лишь четверо из вас сливаются с подобным зверем. Третий — снежный. Но больше всего здесь морских, которые на фьордах считаются самыми слабыми.

— И что с того?

— Вырождение. Вот что происходит с вами. Вы теряете силу. Мальчиков, способных надеть кольцо Горлохума и поймать сильного зверя в каждом поколении становится все меньше. Это вырождение. Настанет день, когда на фьордах не появится ни один новый риар. Ни один мальчик не сможет слиться с драконом.

Несколько морских не выдержали и вскочили, но сели на свои места, повинуясь взгляду старейшины.

— И ты знаешь, отчего это происходит с нами, женщина?

— Да, — твердо ответила я. Посмотрела на Сверра. Его глаза сияли двумя солнцами — мои путеводные звезды. — Я знаю. На это есть несколько причин. Хотя все в природе взаимосвязано, и каждая причина является лишь продолжением предыдущей… Но я отвлеклась. Ваша раса вырождается, потому что ей нужна новая кровь. Скажите, почему вы воруете женщин?

— Это инстинкт хёггов…

— Вот именно. Его инстинкт умнее человеческого разума. Звери нутром чуяли, что для сильных потомков нужна свежая кровь. И зверь заставляет вас красть девушек. По той же причине ваши предки танцевали на шатии. После извержения вулкана фьорды были малонаселенны, возникли ритуалы смешения крови. Дети принадлежали всем. И это были сильные дети. Но вы стали меняться. — Я горько улыбнулась. — Племена у подножия Горлохума не знают, что такое цивилизация. А ведь первый ее признак — это наличие собственности. В племенах все общее — посуда, шатры, женщины, дети… А у вас появились города, замки и крепости, которые риары хотели передать своим детям. — Я кинула быстрый взгляд на Данара. Он сидел бледный настолько, что казался куском льда. — Веками риары Аурольхолла женились лишь на родовитых и вольнорожденных девах своего города. Смешивали одну и ту же кровь. До тех пор, пока она перестала давать всходы. Дети больше не рождаются в союзе двух снежных, разве не так? Риары ведь не совсем люди. Кольцо Горлохума меняет вас, сливает со зверем, а он нутром ощущает неправильность и не позволяет детям рождаться. Дракон снова и снова заставляет вас красть чужих женщин, но вы не понимаете его подсказок. Люди всегда переоценивали собственную разумность. К сожалению…

Потомки Ульхёгга вскочили, растеряв свою морозную сдержанность.

— Этого не может быть!

— Что она говорит?

— Мы что, должны жениться на темноволосых девках? А может, тогда на дикарках?

— Она права, — голос Данара отозвался болезненным эхом. — Служанки или пленницы в Аурольхолле рожают мне детей, но не девы с белыми волосами. Ни одна из них.

Снежные сели, растерянно переглядываясь. Остальные хмурились, пытаясь осмыслить сказанное.

— Я думаю, что вы нарушили равновесие, — задумчиво протянула я. — Сверр прав, Конфедерация не знает природу возникновения тумана. Но мне кажется, это что-то вроде… защиты. Туман разделил планету на две части, и в каждой цивилизация пошла своим путем. Но вы, уважаемые риары фьордов, нарушили равновесие, и туман стал редеть. Детям фьордов нужна свежая кровь. Новые люди. И женщины… способные сопротивляться зову.

— Таких нет! — выкрикнул кто-то.

— Есть, — ответил Сверр. — Оливия может сопротивляться моему. А зов Ирвина она почти не ощущала.

Я кивнула.

— Да. Женщины фьордов стали слабыми, поколения, выросшие на зовах хёггов, полностью утратили способность к сопротивлению. И это тоже повлияло на вас. Самый верный признак вырождения — слабые или некрасивые самки. Я увидела это в племени у подножия Горлохума. Слишком частое смешение крови среди небольшого количества людей ведет к вымиранию.

— Ты хочешь сказать, что туман начал редеть из-за того, что риары брали в жены лишь дев своего города? Хранили чистоту крови? — слегка растерянно произнес Магнус.

— Да. Каждый желал сохранить свою… масть. И сделать ребенка, способного поймать того же зверя, что и у отца. И получалось, что женились на своих дальних родственницах — двоюродных, троюродных или пятиюродных сестрах. Итог — каждое поколение слабее предыдущего.

— Даже если все это правда… — протянул старейшина. — Даже если правда… То нам не поможет остановить бедствие. Ты знаешь, как заставить туман снова соединиться?

— Я думаю, что фьордам нужны люди Конфедерации. И именно поэтому преграда открыла двери. И самое главное… — я сделал глубокий вдох. Мельком увидела восторженные глаза Клина и Жана, тревожные — Андерса, пылающие — Сверра. Сделала несколько шагов назад. К пустому пространству за спиной. — Самое главное… Надо не только впустить людей Конфедерации. Надо…

— Что? — не выдержав, взревел Бенгт.

— Надо восстановить равновесие. Перворожденных хёггов было четыре, уважаемые риары… Четыре, а не три. И если следовать логике, то красный зверь, перворожденный Хелехёгг был… самкой!

Теперь вскочили все. Но было поздно. В моих руках уже блеснул черный обруч, снятый с шеи Ирвина. Все это время он таился в моем мешке, а потом — под рубашкой. Не думая и уже не размышляя, я положила обруч на голову. И удивилась, ощутив, что он стал мягким, как масло, и легко стек вниз, обхватив мою шею.

— Лив! — закричал Сверр.

Но я уже плохо слышала. Фигуры риаров затуманились. Реальность превратилась в дымчатую иллюзию, открыв совершенно другой мир. На миг показалось, что осталась лишь я в этом огромном зале, а риары обернулись тенями. А потом качнулась голова одного из хёггов на стене. Черные обсидиановые глаза распахнулись и посмотрели на меня. Дракон приоткрыл клыкастую пасть, рыкнул. Вылез из камня уже целиком, втянул воздух. И бросился в мою сторону. Я инстинктивно пригнулась, падая на мрамор и откатываясь в сторону. Краем глаза увидела второго зверя — снежного, который упал сверху. Вскочив, я понеслась к стенам, надеясь спрятаться. Количество драконов прибывало с каждым мгновением, и я совершенно потерялась в этом зале, полном зубастых хищников. Они были повсюду — отряхивали крылья, рычали, скалились, пикировали сверху или змеями ползли по полу!

Тени риаров выцвели, став прозрачными, я их уже почти не видела. Только драконов. Один из снежных дыхнул, и меня окутала снежная взвесь, впилась иглами в тело. Я рухнула, больно приложилась головой о камень.

— Вставай! — рявкнул рядом знакомый голос, и я удивленно вскочила.

— Ирвин? Ты?! Но ты же…

— Пригнись! — зло оборвал ильх. Я послушно упала, снова подпрыгнула. — И не болтай! Ты что, для этого нацепила мое кольцо, чужачка?

— Но как… — пыхтя, я перекатилась, уворачиваясь от когтей черного зверя.

— Так же, как и души хёггов! — досадуя на мою непонятливость, буркнул Ирвин. — Я здесь ненадолго, надо уходить… Лишь посмотрю, что у тебя выйдет.

Я вскочила, не обращая внимания на уже сбитые локти и колени. Драконы. Везде драконы! Черные, белые, водные… Сколько их здесь? Не сосчитать…

— Не стой столбом! — снова рявкнул Ирвин. — У тебя мало времени, чужачка! Лови хёгга!

— Это все не те! — обозлилась я, оглядываясь. — Не те! Мне нужен другой! Красный!

— Что? — ильх уставился на меня как на сумасшедшую. — Сдурела?

Я махнула рукой. Некогда объяснять. Морской змей толкнул меня кончиком хвоста, словно играя. Но второй тут же толкнул обратно, и я покатилась, ударяясь. Сверху рыкнул черный, и я сорвалась с места вовремя — мрамор опалило огнем. Вполне реальным для моего тела, что сейчас находилось в двух мирах.

— Чокнутая дура, — просветил меня Ирвин, вновь оказываясь рядом. Я не ответила, уворачиваясь от драконьих лап, клыков и шипов. За снежным хёггом мелькнуло рубиново-красное…

— Ты же сдохнешь! — с яростью крикнул Ирвин, когда я понеслась в ту сторону. — Это же красный зверь! Никто не ловит красного зверя!

— Вот именно! — обозлилась я. — А надо было!

Багровый зверь повернул узкую морду в мою сторону. И я споткнулась, на миг усомнившись. Этот дракон был иным — словно сотканным из тлеющего угля. Под чешуей опасным жаром катилась пылающая лава. Алые глаза смотрели внимательно, совсем не по-звериному.

И тут меня схватили лапы черного дракона и вздернули в воздух. Ирвин внизу заорал. Я — тоже. А потом с силой вонзила свой нож — подарок Сверра — как раз там, где начинался коготь. Из пасти дракона вырвалось пламя, лапа разжалась, а я полетела вниз. С высоты третьего этажа прямо на мраморный пол…

Мелькнула багровая вспышка. И я приземлилась между двумя шипами. Изогнулась длинная шея, и снова я увидела алые глаза — совсем близко. Красный зверь смотрел внимательно и остро, прямо в душу. Вернее, прямо на душу… А я смотрела на зверя, который подставил свой хребет под мое слабое тело. На того, который поймал меня. Не наоборот. Пожалуй, впервые в истории фьордов именно дракон поймал человека и позволил слиянию свершиться. Слишком долго красный зверь ждал ту сумасшедшую, которая решится на это.

Глава 28

— Убейте ее! Отрубите голову и снимите кольцо! Срочно!

Я встал между упавшей девушкой и риарами, рывком вытащил меч — святотатство в зале ста хёггов. Но в пекло Горлохума законы! Я никому не позволю подойти к Лив.

— Только приблизьтесь, — оскалился, глядя исподлобья. Тянуло обернуться, понять, что с Оливией, но не мог.

— Ты соображаешь, что делаешь, Сверр? — протянул Магнус. Старик тоже встал. — Дева не может надевать кольцо Горлохума! Это неслыханно! Да и где — здесь, в священном месте? Отойди и дай нам…

— Только подойдите, — твердо повторил я. Оливия глухо вскрикнула и, кажется, упала. Я до хруста сжал зубы.

— Да ее и так размажут по полу, и скоро! — процедил один из снежных. — Чтобы девка одолела хёгга? Бред.

Я сдавленно зашипел. Риары переглядывались, большинство тоже уже сверкали обнаженным оружием, но нападать пока не решались. Знали, что не только мой хёгг силен, но и человек способен многих забрать с собой в иной мир.

— Сверр, дай нам помочь ей, — почти спокойно сказал старейшина. — Дева обречена, ты и сам это знаешь. Мы можем… снять кольцо, пока оно не затвердело на ее теле.

Я тяжело втянул воздух. Да, пройдет немного времени, и обруч станет твердым, как камень, хотя и легким, как перо. Иногда на это требуется час, иногда день. По-разному. И сколько времени есть у Лив, я не знал. В словах старейшины был смысл, может, я еще могу спасти мою лильган, мою шелли… Мою.

— Ну же, Сверр, спрячь меч. Мы понимаем, в твоей крови слишком много огня черного зверя, ты вспыльчив. И день выдался тяжелым… Убери оружие. И дева останется жива.

Я посмотрел в глаза старика. И крепче сжал рукоять клинка.

— Нет. Лив сделает это. И вы не подойдете к ней.

— Она умрет…

— И правильно!

— Закон!

— Немыслимо…

— Нельзя допустить…

Снова женский вскрик за спиной. Где-то наверху… Значит, Оливию сцапали чьи-то когти. И крик — жалобный, испуганный, хотя и короткий.

Я изо всех сил держал взглядом риаров, а заодно сдерживал себя. Потому что тень моего хёгга уже накрыла, требуя слияния. Без моего желания и участия зверь требовал соединения. Так было в Академии Прогресса, когда Лив нужна была помощь. Так было, когда она дралась за мальчишку в Нероальдафе. И почти так случилось сейчас. Я ощущал потребность обернуться зверем так же, как потребность дышать. Мне просто жизненно необходимо было стать больше, сильнее, яростнее, чтобы защитить и закрыть собой… не только мне. Это было необходимо хёггу. Дракону, с которым я неразрывно связан с семи лет. И этот дракон сейчас рычал и плевался огнем, пытаясь прорваться сквозь барьер моего разума и защитить Лив. Но сейчас мне, как никогда, нужен был разум. Потому что хотелось плюнуть и ринуться к девчонке, стащить с нее кольцо Горлохума, моля древних, чтобы не было слишком поздно. Но нельзя. Лив знает, что делает. И я обязан дать ей то, что она выбрала. Разрешить, позволить, сдержать свою ярость и страх… Обязан верить ей.

И мой дракон тоже знает. Не зря он тащил ее через Великий Туман. Зверь с самого начала знал, что эта женщина нужна фьордам.

Я должен верить им обоим.

Мысли промелькнули в голове за один стук сердца. А казалось — вечность.

— Да хватит! — взревел риар Хальмунга Шенк. — Остановите это непотребство!

Он в сердцах взмахнул своим клинком, я отбил, увернулся, ударил левым кулаком. Шенк тяжело отступил, но на ногах устоял. Правда, я уже отбивался от риара Моральхуна… За спиной вырос огромный силуэт, и я развернулся, занес меч…

— Слева, — неторопливо бросил Бенгт, становясь рядом со мной и отбрасывая в сторону сразу троих снежных. — Никогда мне не нравился совет! Зануды!

Я коротко и благодарно кивнул — на большее времени не было. На нас с хозяином Карнохерма наступал десяток риаров, и каждый — отменный воин, искусно владеющий мечом, секирой или двумя клинками. Среди риаров слабаков не было, это я знал. И понимал, что выстоять будет сложно. Отчего за моей спиной решил встать Бенгт — перворожденные лишь знают, этот человек всегда держался особняком ото всех.

Удар, удар, пригнуться, двинуть кулаком, удар… мой черный меч пел и уже успел хлебнуть крови, разя атакующих…

Тонкий вскрик Оливии почти утонул в звоне железа и выкриках.

— Глазам своим не верю, — выдохнул Мелвин, и я не выдержал, крутанулся, рубанул мечом с рыком. Короткий взгляд назад…

Оливия висела где-то между полом и потолком. А потом пискнула и рухнула вниз… я взревел, разум померк на миг, и я все-таки слился со зверем. И зарычал уже в полную мощность, с трудом удерживая пламя. За мной сменил форму Бенгт, следом Данар… но я уже не видел. Крылья распахнулись, ловя поток воздуха, а я устремился туда, где висела в воздухе тонкая фигурка. И застыл в недоумении.

Оливии нигде не было. Лишь на миг показалось, что у стены хохочет Ирвин, показывая ладонью знак одобрения. А потом а-тэм повернул голову в мою сторону, улыбнулся насмешливо. И исчез.

Я мотнул головой, выпуская из ноздрей черный дым и оставляя на священном мраморе следы своих когтей. Да где же она? Где?! Завертелся вокруг себя, зарычал… Где?!

И замер. Посреди зала ста хёггов сидел красный дракон. Пылающая огнем шкура, пара коротких крыльев, длинный тонкий хвост. Зверь, которого не видели фьорды уже несколько сотен лет… Рубиновые глаза уставились на меня задумчиво. Треугольная голова склонилась набок таким знакомым жестом… И дракон насмешливо фыркнул.

Я сел на задние лапы и открыл пасть. Хелево пекло… Лив?!

Рубиновый хёгг дыхнул, из пасти разлетелись пылающие угольки, что мигом прожгли мрамор. Оливия повертелась на месте, осматривая себя. А я начал смеяться. Ну, то есть рычать. И когда вернулся в человеческое тело, все еще ухмылялся. Риары давно отступили, с непередаваемым выражением глядя на красного зверя.

Он потоптался, поскреб когтями мрамор, покосился на нас и виновато отдернул лапу. А потом расплескался краснотой, и на полу осталась лишь девушка в штанах и тунике. С черным обручем на шее. Она слегка неуверенно поднялась, качнулась. И вздернула подбородок, глядя на ошарашенных риаров.

И пока все молчали, старик Магнус шагнул вперед, всмотрелся в лицо Оливии. Я сжал меч, готовясь к новым неприятностям.

— Думаю, нам стоит поставить еще один стул, риары, — хрипло сказал старейшина. — Потому что не подобает стоять первому человеку, что смог поймать душу дитя Хелехёгга. Пусть это и… женщина!

— Ну, надеюсь, хоть теперь я не буду засыпать на этих советах, — буркнул Бенгт.

В наступившей оглушительной тишине прислужник притащил еще один стул и торжественно поставил его возле стола. Оливия покраснела, но подбородок вздернула еще выше. И я скрыл восхищение, глядя на нее. Дева-воительница… гордая и сильная. Истинная… Я видел зарождающееся восхищение в глазах риаров, разгорающееся желание обладать. И ревность полыхнула внутри так, что захотелось убить. Чтобы никто не смотрел, чтобы не смели! Утащить в пещеру, спрятать! Мой хёгг рычал и бился, снова требуя слияния и чужой плоти…

Сдержал. Лив больше не лильган и не шелли. Она — хёгг. Та, что поймала душу красного зверя. И я не совсем понимал, что мне теперь с этим делать.

* * *

По ошалелым взглядам мужчин я поняла, что они ошарашены настолько, что не знают, как реагировать. Честно говоря, я и сама пока не знала. После того адреналинового взрыва, что я недавно испытала, я ощущала лишь тихую радость и усталость. Было… странно. Потому что даже сейчас я ощущала своего хёгга. Словно наши души связала незримая нить. Связь, образованная непостижимым для меня образом, но совершенно реальная и живая. Я не могла ничего объяснить своей любимой наукой, но я давно уже поняла, что есть то, чего мы не знаем. И это надо просто принять. Для начала. Нельзя одним махом охватить огромный пласт иного мира, магию, волшебство, драконов… На это мне понадобится время.

Где-то в потустороннем мире рыкнул мой зверь. И я улыбнулась. Все еще прислушиваясь к неслышному рычанию, двинулась сквозь ряд риаров. Они все стояли, глядя на меня. Расступались, когда я делала шаг. Смотрели. Оценивали. Почти принюхивались. И взгляды я видела разные — негодующие, заинтересованные, изумленные, голодные… В мире, где ценилась сила, я только что продемонстрировала высшее ее проявление. И хозяева фьордов не могли это не принять.

В оглушающей тишине я дошла до своего стула и села, выпрямив спину. Мужчины расселись на свои места, все так же не спуская с меня глаз.

— Позвольте сказать, старейшина, — обратилась я к Магнусу. Тот благосклонно кивнул. — Я хочу извиниться за свой поступок. Но это был единственный способ доказать мою правоту. Я всего лишь женщина, и по-другому меня бы просто не услышали.

— Ты могла погибнуть, — заметил старик.

— Я знаю. И думала, что это вероятный исход… Но суровое время требует решительных мер, риары. — Вздохнула, осмотрела мужчин. — Я считаю, что фьордам нужна новая кровь. Нужны конфедераты. Те, кто захотят жить здесь, рожать детей или… примерить кольцо Горлохума. Иначе нам грозит вырождение.

— Нам? — усмехнулся старейшина.

— Я вольнорожденная дочь Нероальдафе, — твердо подтвердила я. — Нам.

— Я готов надеть это кольцо! — донеслось из рядов воинов, и я улыбнулась Андерсу Эриксону. Его глаза сияли от предвкушения и исследовательского энтузиазма.

— Невозможно! Мы не должны это допустить! — снова всколыхнулись снежные, но уже не так истово. Многие сидели молча и хмурились, размышляя.

— Похоже, грядет время перемен, риары, — тяжело произнес старейшина. — И нам всем надо к ним подготовиться.

— Слово, — поднял вверх ладонь Мелвин. — Насколько я помню, совет — это место, где каждый риар решает не только вопросы своих земель, но и продолжения рода. И раз так, заявляю право на жену. — И подмигнул мне. — Хочу взять тебя в жены, Оливия. Земель у тебя нет, насколько я понял, так что Гараскон станет тебе домом и защитой.

— Но риары не женятся на тех, кто надел кольцо Горлохума! — изумился Магнус.

— Сам сказал, что настало время перемен, — с усмешкой отбил длинноволосый парень. — Так что пора менять и это.

— Катись ты в пекло, Мелвин! — взревел один из морских. — Я тоже заявляю право на жену! Это что же выходит… у нас двоих получится двойной зов?!

— Катитесь оба! Я заявляю свое право…

Пытаясь не рассмеяться, я шокированно выслушала одиннадцать предложений провалиться в пекло и столько же — брачных. Первые были предназначены риарам, вторые — мне. Воздержались те, кто уже обрел жену или невесту. А еще старейшина, Данар и Сверр… Золотоглазый ильх вообще сидел с таким отстраненным лицом, что все мое веселье как ветром сдуло.

— Оливия… э-э-э… хёгг? — прокашлявшись, обратился ко мне Магнус. — Ты готова соединиться с кем-то из риаров?

Я снова покосилась на молчащего Сверра.

— Я… подумаю. Благодарю за предложения.

— Пожалуй, нам всем нужно немного отдохнуть и тоже подумать, — заявил старейшина, тяжело поднимаясь. — На сегодня хватит, риары. Утром мы снова соберемся в этом зале, и пусть ночь очистит ваш разум и принесет благие мысли.

За Магнусом к выходу потянулись все. Я же подошла к конфедератам, что таращились на меня с испугом и восторгом.

— Максимилиана снова удар хватит, когда он узнает, что пропустил это, — заявил Клин. — Ты всегда была ненормальной, Лив!

На лице Юргаса цвели пунцовые пятна, не знаю — от злости или иных чувств. Но на меня он старался не смотреть.

— Как это ощущается? — с жадным любопытством спросил Андерс. — Слияние?

— Странно, — пробормотала я, высматривая Сверра. За спинами воинов и прислужников я его не видела. И почему он до сих пор не подошел? Где он?

Стражи повели пленных в их комнаты, правда, пообещали, что с чужаками станут обращаться достойно, пока совет не вынесет иное решение. И когда все ушли, меня тронул за плечо Вирн.

— Идем, Оливия-хёгг, — пробормотал парень. — Провожу в твои покои. А то заблудишься по незнанию.

— Где Сверр? — рявкнула я, начиная терять терпение.

— Так ушел уже, — моргнул мой страж. — Раньше всех ушел.

Ушел?! Я открыла рот, чтобы возмутиться, но вокруг все еще было слишком много людей и хёггов. Поэтому рот я закрыла, до хруста выпрямила спину, подняла голову так, что увидела рисунки под куполом, развернулась и устремилась к выходу. Вирн растерянно понесся за мной.

* * *

Меня разместили в огромных покоях. Несколько комнат, бассейн с теплой водой, личный сад, в который вели ступеньки с затейливым рисунком. Но сосредоточиться на красотах Варисфольда не удавалось. Слишком многое со мной случилось, и слишком странное. Внутри бились радость и страх, которыми хотелось поделиться. В которых хотелось разобраться.

Я посмотрела наверх, в темнеющее небо. Это получается, что я смогу… летать? Почувствую небо, увижу звезды совсем близко, коснусь облаков? И каково это — летать? Быть чем-то иным, нечеловеком? За короткий миг единения с драконом я не успела это понять.

Хотелось начать обучение прямо сейчас — разбежаться, прыгнуть, призвать зверя! Но я не стала. Пока лучше оставаться человеком, потому что мне нужен мой разум. А в теле дракона он меняется, даже за мгновения слияния я поняла это. Инстинкты берут верх и подчиняют. Значит, мне предстоит научиться справляться и с этим.

* * *

«Она подумает и благодарит за предложения?»

Бешенство заставило ударить кулаком в стену, выбивая каменную крошку. Хотелось убивать. Рвать плоть зубами, терзать, выпускать кишки… Разорвать всех на том совете, даже старика Магнуса. Мой зверь ревел и плевался огнем, вызывая внутреннюю боль. Я уже давно понял, что дело не только во мне. Мой хёгг считал Оливию своей так же, как и я.

И теперь зверь в ярости от понимания, что появились другие претенденты на Лив, и требует их уничтожить. И чтоб они все захлебнулись в водах фьордов — я с хёггом согласен! Снова треснул кулаком, скривился.

Вот только Оливия изменилась. Она — женщина, которая сможет объединить два мира. Сможет стать частью обоих. Уже не пленная чужачка, а первый за множество столетий красный дракон. До сих пор по хребту бежит дрожь, стоит вспомнить ее обращение. Но она победила, смогла, выстояла… И вряд ли позволит, чтобы я запер ее в пещере, как требует моя сущность.

Ударил в третий раз, и стена не выдержала — треснула.

Хватит! Плевать мне на ее изменения. Заберу, запру, не позволю… собственнический инстинкт дракона туманит разум, не давая думать. Моя, не отдам, спрячу… Она подумает? И думать тоже не позволю, плевать на ее желания, на все плевать… Хочу. Моя!

Потряс головой, пытаясь вернуть мыслям ясность и прогнать кровавый туман. Надо найти Лив. И остаться человеком.

* * *

Я растерянно смотрела на сундуки, которые споро вносили прислужники.

— Это что? — не поняла я.

— Подношения деве, — поведал Вирн. — От риаров.

И успокоил:

— Ты не бойся, подношения останутся у тебя, кого бы ты ни выбрала. Мужчины не забирают свои подарки.

— А что, я должна кого-то выбрать? — двумя пальцами приподняла отрез нежно-голубого шелка, расшитого серебром и камнями.

— Да, — почему-то недовольно буркнул парень. — Иначе драки не избежать. А когда дерутся риары, это плохо заканчивается. Я слышал, лет двадцать назад так же поругались из-за одной девы. Так того города, где поругались, больше и нет…

Ткань я отбросила, как ядовитую змею.

— А если я не хочу никого выбирать?

— Так украдут, — меланхолично отозвался Вирн. — Хотя ты же теперь хёгг, — он потер вихрастый затылок, пытаясь решить слишком сложную для него задачу. И, решив, кивнул: — Все равно украдут, хоть и хёгг. Утащат и в пещере спрячут. В большой пещере… Риары же, кровь такая.

— Сороки тоже все блестящее в гнездо тащат! — обозлилась я. — Я что, сувенир, чтобы меня прятать? И не хочу я никого… выбирать!

— Придется, — пожал плечами мой страж. — И ты это… одна-то не ходи. А лучше вообще никуда не ходи.

Я сердито уставилась на Вирна. Отлично! Теперь я должна сидеть взаперти, чтобы меня не украли?

— А ночью лучше в сундук спрятаться, — посоветовал он. — А то залезут же…

— Проклятые риары! — буркнула я. — Головорезы и разбойники! Чтоб их всех!

И особенно одного, золотоглазого. Снова вспомнила, как молчал на совете Сверр. Когда остальные расхваливали мне красоты своих земель и предлагали себя в мужья, Сверр молчал. Ведь у него уже есть невеста. Давно сговоренная. И проклятая честь этого ильха не позволит ему отказаться от своего слова! Родовитая невеста женой войдет в Нероальдафе, а я… Я — просто чужачка из Конфедерации. И плевать, что с кольцом на шее!

И пусть со мной он целуется на груде золота, пусть меня прижимает к постели так, словно сдохнет, если не возьмет, пусть на меня смотрит горячо и жадно, но женой ему станет другая. Ненавижу!

Ярость обожгла внутри, и Вирн вдруг дернулся в сторону.

— Твои глаза, — сипло прошептал он. — И волосы! Ты меняешься…

Я посмотрела недоуменно, шагнула к купальне, где блестело серебряное зеркало. И ахнула. Мое отражение смотрело на мир темно-красными глазами, а волосы приобрели отчетливый оттенок багрянца.

— Что это? — испугалась я. — Что со мной?

— Ты меняешь масть, — хрипло прозвучало от дверей, и я, вздрогнув, обернулась. Сверр. Он стоял там, смотрел обжигающе… но не приближался. — Становишься отражением своего зверя. Так случается со всеми, кто надел кольцо Горлохума.

Я сглотнула слюну, ощущая липкий страх. Мало мне шрамов, теперь я стану красноглазым чудовищем?! Не думала, что последствия будут такими… Тронула свои волосы. Кажется, прядки даже на ощупь иные — гладкие…

— Они тоже изменятся?

— Да.

— Что еще? — Гадство, я не смогла удержать дрожь в голосе. — У меня появятся шипы? Клыки отрастут?

— Только масть, — хмыкнул Сверр. — Но фьорды не видели красного зверя уже очень давно, Лив.

Он замолчал, и мы замерли, глядя друг на друга через шелк воды в бассейне. Сверр тяжело втянул воздух. Его взгляд касался меня, трогал, гладил, присваивал… От взаимного притяжения кружилась голова и мутился разум. Мы желали друг друга слишком истово, но заставляли себя стоять на месте. Все изменилось. Я изменилась.

— Вижу, риары уже шлют дары, — в голосе Сверра скользнула злость, и я вскинула голову.

— Да. Они очень щедры. Никогда не видела таких тканей. И украшений. И… всего!

— Не знал, что тебе интересны ткани и украшения. — Злости стало больше. — Я считал, что кроме науки тебя ничего не волнует. Ну и иногда — мой язык у тебя во рту!

Я вспыхнула, словно сера, облитая бензином. Мгновенно. Так полыхнула от гнева, что, кажется, задымилась.

— Может, я просто не пробовала других, Сверр!

Он преодолел разделяющее нас расстояние за мгновение. Рывком прижал меня к холодному зеркалу, сдавил тело словно тисками.

— А ты надеешься, что попробуешь? — его лицо исказилось от ярости. — Только посмей, Лив. Только посмей, слышишь?

— Почему?! Мне предлагают стать женой и хозяйкой, отчего бы мне не согласиться? Ты не предложил мне ничего! — последнее я уже выкрикнула, вцепившись горячими пальцами в его руки. — Ты просто промолчал, проклятый ты ильх! Промолчал!

— Я связан клятвой! Хоть и видел свою невесту лишь раз, но я дал слово!

— Так держи его! — заорала я. — И не прикасайся ко мне!

Он перехватил мои ладони и вдруг прижал к губам. Болезненно, мучительно, нежно.

— Лив, я…

Колокол ударил на башне, обрывая слова Сверра. И он отступил, убрал руки. Захотелось взвыть и вернуться в его тепло, но я удержалась. Фьорды в опасности… я уже знала этот тревожный звон бронзовых вестников.

Запыхавшийся Вирн ворвался в комнату и остановился, глядя на нас.

— Вторжение, мой риар! У гряды… возле Горлохума. И конфедератам нет числа!

Сверр сжал зубы, бросил на меня короткий взгляд.

— Оставайся здесь, Оливия. Поняла?

Я мотнула головой. Конечно, я не смогу сидеть здесь и наслаждаться видом города, когда фьорды в опасности. И Сверр тоже это понял.

— Я теперь хёгг, — тихо сказала я. — И дочь Нероальдафе. Ты сам это сказал.

— Постарайся хотя бы не лезть в битву, — хмуро бросил Сверр и пошел к двери.

Через несколько минут мы стояли на открытой террасе, с которой открывался впечатляющий вид на город. Остальные риары уже тоже были здесь и мрачно переговаривались, обсуждая вести.

— Свенн видел, как отряды конфедератов прошли сквозь туман, — Магнус кивнул на молоденького парнишку с обручем на шее. Хёгг. Совсем юный снежный хёгг. — Он охотился недалеко от гряды. Что еще ты видел, Свенн?

— Туман между пиками-близнецами исчез, старейшина, — дрожащим голосом поведал парень. — Его там больше нет! Пусто! И еще я видел за скалами много железных машин, они движутся в сторону Горлохума.

Я сдержала возглас негодования и припомнила карту фьордов. Если конфедераты идут от гряды, то дальше…

— Они направляются в сторону Нероальдафе, — закончил мальчик.

— Я надеялся, что у нас есть время подготовиться, но увы, — тяжело произнес Магнус. И выпрямился, сверкнули золотом старческие глаза. — Пора объявить призыв для всех, кто носит кольцо Горлохума. От мальчишек, едва перешагнувших рубеж тринадцати весен, до стариков. Сейчас фьордам нужен каждый, кто способен подниматься в небо, жечь и рвать врага! Пусть благословят нас перворожденные на этот бой! Вперед!

Мужчины взревели, и на террасе стало тесно от обернувшихся хёггов. Время перемен отменило даже запрет на слияние в Варисфольде. Небо огласилось рыком зверей, внизу горожане замирали, со страхом наблюдая полет драконов. Я закинула голову, глядя на них. Белые и черные — повелители бури и сияния… морские уйдут по воде, с ними мы встретимся уже возле Горлохума.

На площадке остались лишь мы со Сверром. Я растерянно перевела на него взгляд.

— Ты ведь не останешься в безопасности, так? — хмуро уточнил он.

Я покачала головой. И снова глянула вниз с высоты.

— Тогда зови его, Лив. Зови своего зверя, — хрипло произнес Сверр. — Зови!

Я вдохнула воздух, уже ощущая изменения. И в самый последний момент, за секунду до того, как мое тело растворилось, а его место занял дракон, успела сказать:

— Только это не он, Сверр. Это — она…

И увидела вспышку изумления в золотых глазах. А потом переступила с лапы на лапу, потянулась с наслаждением. Мощь, сила, грация… Я — огонь и ветер, я — инстинкт и дикость. Я — потомок Хелехёгга! Я — та, в чьем теле живет первобытный огонь!

И, расправив крылья, я упала вниз, легко поймала поток воздуха и взлетела над вечным городом. Люди внизу кричали… Они восторгались и боялись, они поклонялись мне! Я — красный зверь, я — та, о ком говорят шепотом! Я — сама ярость!

Восторженный рев вырвался из пасти вместе с пламенем — черным и разрушительным. Белая стена замка оплавилась, образуя дыру, из которой вытаращилась на меня девочка. Она вскинула ладошки, взирая на чудовище в небе, маленький ротик распахнулся в беззвучном крике.

И я пришла в себя. Разум дракона на миг победил человеческий, я совсем забыла, кто я! Я чуть не убила ребенка! Ужас сковал так, что крылья бестолково забились, забыв, как держать в воздухе огромное тело дракона. Я падала! Неслась вниз, прямо на острые пики оград! Паника захлестнула сознание, я ничего не понимала и не могла сориентироваться в хаотично меняющемся пространстве.

И когда казалось, что удар неизбежен, две мощные лапы схватили меня, сжали когтями и дернули вверх. Золотые глаза на узкой драконьей морде глянули яростно. Я пискнула, мигнула. Сверр поднял меня в небо, зарычал предупреждающе. И разжал когти. И я снова рухнула вниз! Распахнула крылья, дернула ими, как руками. Раз, второй, третий… Не полет, но уже не падение. Черный дракон кружил совсем рядом, фыркал дымом, настороженно следя за моим неумелым полетом. Я же билась, пытаясь сообразить, как двигаться в этом новом для меня теле… Краем глаза зацепилась за Сверра. Тот парил, почти не дергая крыльями, лишь ловя потоки воздуха. Огромный, черный. На миг стало обидно — его хёгг раза в три больше моего! И крылья черного зверя огромные, а мои же — мелкие и слабые! Зашипела недовольно и распласталась на небесной подушке, пытаясь не думать о падении и копируя своего учителя. Сверр снова рыкнул — на этот раз одобрительно. Удивительно, но даже в такой форме я легко понимала его. Видела знакомую насмешку в золотых глазах, любовалась…

Ветер перестал казаться врагом, он стал верным другом, надежно удерживающим в небе. Я изогнула хвост и шею, поднырнула под воздушную волну, поймала поток, вырвалась наверх… и восторженно зарычала. Рядом раздался ответный рев Сверра, за которым мне слышался смех мужчины. Сделав еще круг вокруг меня, черный дракон устремился на восток, туда, где высился пик Горлохума.

И я полетела за ним.

Глава 29

Через несколько часов полета я освоилась и уже почти могла удержать своего дракона, который то норовил погоняться за утками, то окунуться в воду фьордов, приметив под волной косяк серебристых рыб. То просто уставал и сворачивал к скалам, где намеревался поспать. Сверр иногда рычал, запрещая, и, на удивление, мой красный зверь слушался, хоть и ворчал недовольно. Несколько раз черный хёгг ловил меня, теряющую воздушный поток, готовую рухнуть вниз, и снова поднимал в небо. Направлял и поддерживал, заставлял меня вновь колотить крыльями.

Если ты споткнешься — я поймаю. И если потеряешь опору, ориентиры и разум — тоже…

Когда пик Горлохума вырос перед нами, я увидела вереницу ползущих железных машин внизу. Словно злые, жалящие насекомые, упрямо двигающиеся к фьордам. Парнишка-разведчик сказала правду, между скалами туман исчез, открывая полосы пространства в несколько километров. Не узкий туннель, а проход, достаточный для армии!

Мы со Сверром приземлились на скалистый уступ, и черный дракон рыкнул, а потом сменил форму.

— Надо дождаться остальных, — сказал ильх, подходя к опасному краю. Отсюда уже были видны силовые установки на военной технике и знаки Конфедерации на ее боках…

Я в бессильной ярости зарычала, повертелась на месте и тоже отпустила своего дракона. Шатаясь с непривычки, рухнула на траву, отдышалась. Поднялась и сжала кулаки, ощущая такую злость, которой никогда не испытывала раньше, до черного обруча на шее.

— Осторожно, — снова все понял Сверр. — Держи зверя в узде, Лив. Иначе все закончится плохо для вас… обеих. У хёггов иной разум, им чужды наши человеческие понятия и тем более мораль. Честь, достоинство, сопереживание — это все нужно людям, но не драконам. Помни, что человек и хёгг — различны, а ты — главнее.

— Это непросто, — я выдохнула. Покосилась на мужчину. — Я не знала, что это так… непросто.

— Ты справишься, — уверенно произнес Сверр. И снова повернул голову к ползущей веренице машин. — Хотя сейчас я не уверен даже в себе. Хочется… сжечь. Всех.

— Их слишком много. Но самое ужасное не это, Сверр. — Я махнула рукой в сторону двух вертикальных скал-близнецов. — Туман исчез! А значит, на фьорды придут новые войска! Нам надо что-то придумать! Надо остановить их!

— Если бы я знал как! — в сердцах выдохнул Сверр.

На уступ приземлились сразу несколько снежных, следом Бенгт, Мелвин, Маргус и остальные. Всего около пятидесяти хёггов — риары, их а-тэмы, юные сыновья и старики с уже ослабевшими крыльями. Пять десятков драконов, из которых большая часть — морские, а значит, довольно ограниченные в передвижениях на суше. Драконы — разрушительная сила, но я знала мощь Конфедерации. И видела, как упал Сверр, сбитый силовым лучом. Хёгги не были бессмертными, они умирали так же, как любое живое существо. И в этой битве их погибнет слишком много — все это понимали.

Мужчины разложили на плоском камне карты, и, пока они что-то горячо обсуждали, я отошла в сторону. Громада Горлохума возвышалась совсем близко.

А я смотрела. На небо с лениво плывущими облаками, на молчащий вулкан, на машины Конфедерации, на мужчин, решающих, как спасти свой дом. На тех, кто ежедневно сливается со зверем, но остается человеком. И ужасно, до невыносимой боли не хотела видеть их гибель.

Когда-то Максимилиан сказал, что я вырождающийся вид и отчаянная идеалистка. Потому что верю в добро, справедливость и возможность изменить этот мир к лучшему. А потом улыбнулся и добавил: но, как ни странно, только такие люди и способны его изменить! Тогда мне было восемнадцать, и если мне доведется еще раз увидеть профессора, я расскажу, что с тех пор ничего не изменилось. Я все еще верю в это. И забери меня Горлохум, буду верить до последнего вздоха!

Я вытащила из кожаного мешочка на поясе примятый лист бумаги и ручку, улыбнулась. Тонкая, с позолоченным колпачком. Та самая, что стащил когда-то Сверр в Академии Прогресса. Сколько времени прошло с того дня, как злой дракон похитил непринцессу? Сейчас мне казалось, что все это было столетия назад. Так много всего случилось с антропологом Оливией Орвей, так много я увидела и поняла. О людях, а главное — о себе. Я улыбнулась краешком губ. И быстро написала несколько слов, сложила бумагу. Погладила железную птичку, что теперь свисала с кожаного шнурка у меня на шее.

Когда я подошла, Сверр глянул слегка рассеянно, его внимание было сосредоточено на военных планах. Но отошел в сторону, когда я позвала.

— Что случилось, Лив? Тебе нехорошо?

— Все в порядке, — улыбнулась я. — Просто… соскучилась. — Ильх нахмурился, внимательно вглядываясь в мое лицо. Но потом вздохнул и тронул кончиками пальцев мое лицо, очертил контур.

— Я должен сказать тебе кое-что важное, Лив, — тихо произнес он. — Жаль только, что сейчас на это совсем нет времени… Да и обстановка неподходящая.

Мое сердце замерло, пропустило удар.

— Тогда скажи мне это, когда все закончится, — попросила я.

Сверр медленно кивнул, лаская меня золотом своих глаз.

— Хорошо, — усмехнулся он. — Когда все закончится. Подождешь?

— Да, — я смотрела на него, впитывая в себя мужественное лицо, разворот широких плеч, горячий взгляд, которым он всегда смотрел на меня, с самой первой встречи. И понимала, что мне просто жизненно необходимо все это. Я хочу, чтобы Сверр раз за разом поднимался в небо, чтобы рычал, летал, жил! Чтобы снова проносилась его тень над Нероальдафе, а в пещерах множилось золото, что дает силы черному дракону. Я так хочу этого!

— Почему ты так смотришь? — снова нахмурился ильх, а я пожала плечами.

— Тебя зовет старейшина.

Сверр всмотрелся внимательно, и на миг показалось, что он сейчас все поймет… но закричали недовольно хёгги, и Сверр отвернулся и отошел. Я же поманила одного из мальчишек, сунула ему в руки письмо и велела отдать риару Нероальдафе, когда солнце оближет Горлохум.

И заставив себя больше не оборачиваться, шагнула к краю уступа и упала вниз. А уже через миг над фьордами раскрыл крылья красный дракон, устремляясь к Горлохуму.

* * *

«Тогда скажи мне это, когда все закончится…»

Отбросил карту, выпрямился. Внутри свербело дурным предчувствием, но это сейчас и неудивительно. Или дело не в предстоящем сражении? Повертел головой, разминая шею. И высматривая Оливию. Тонкой фигурки видно не было. Отошла за скалу? Устала?

— Если ты ищешь Оливию-хёгг, то она велела передать это. — На мальчишку снежных я взглянул косо, выхватил из пальцев бумагу. Это что?

«Уверена, что ты бы мне не позволил, поэтому пишу. Сверр, мы оба знаем, что фьорды обречены. И единственный способ их спасти — восстановить туманную завесу. А у меня снова есть теория. Очередная безумная теория, но это лучше, чем ничего, ведь так? Я единственный красный хёгг, Сверр. А значит, лишь мне отзовется Горлохум. Возможно, это глупость, но я хочу попытаться. Когда-то туман возник благодаря вулкану, может, это поможет и сейчас.
И еще. Я хочу услышать то, что ты мне скажешь, Сверр. Я очень хочу этого. Лив».

— Нет! — мой рык заставил обернуться риаров, а Магнуса поднять седые брови. Но я никого не видел.

— Когда она отдала это? — Схватил мальчишку-вестника с такой силой, что он заскулил, как щенок. — Когда?

— Час прошел, риар Нероальдафе! Все как она велела!

Час! Час! Этого вполне хватит, чтобы долететь до вулкана! От моих ругательств паренек вытаращил светлые глаза и вытянулся в струнку, а снежные нахмурились.

— Сверр, хватит орать на моего сына, что случилось?

Я с трудом удержал очередной поток ярости. Обернулся на пик за спиной. Конфедераты уже приблизились к границе гряды, за которой начинались территории фьордов. Риары уже сливались каждый со своим зверем, рычали. А я разрывался между долгом и чувством. Но когда меня накрыла тень черного дракона, я сделал свой выбор.

* * *

Вблизи Горлохум казался неприступной скалой, вершина которой терялась в облаках. Я устремилась вверх, к сужающемуся кратеру, пытаясь не думать, что ждет меня внутри. Добравшись до края кратера, зацепилась когтями, всматриваясь во тьму. Там, на глубине, медленно тлели угли и бурлила магма. Спящее жерло дышало ядовитыми парами и кислотой, а порой выстреливало тонкими обжигающими струйками. Так что я не рискнула лететь внутрь на своих слабых крыльях. Втянула вязкий воздух и поползла вниз, цепляясь за шершавые камни. Магма, покрытая слоем угля, спала, но я ощущала ее движение внутри. Я чувствовала его — невероятный жар, скрытый за коркой, огонь, готовый в любой момент извергнуться и уничтожить все живое. Здесь, внутри, было тихо, лишь булькало порой жидкое пламя и газ маленькими шипящими фонтанчиками вырывался наружу. Черные уступы, хаотично расположенные внутри жерла, торчали ступеньками, и я упала на один из них. Осмотрелась. Человеческое сознание билось внутри тела дракона, а мой инстинкт самосохранения требовал убраться отсюда как можно дальше. Но я лишь выпустила из ноздрей пар и подползла к краю уступа.

Жаль, что в памяти моего зверя не было никаких сведений о том, как будить вулкан. Как это сделать? Я дернула лапой, по привычке пытаясь дотронуться до железной птички на шнурке. Но птичка, как и мое тело сейчас, в ином мире, а здесь лишь дракон. Но все же…

Птичка!

Я сосредоточилась, вспоминая башню в Нероальдафе и Сверра, когда он учил меня слышать железо. Надо понять, почувствовать, стать частью… я замерла, всматриваясь в корку пепла над магмой. Она жила. Дышала, тяжело ворочалась там, в глубине, булькала… Ударив хвостом, я тоже булькнула, а потом… зарычала! Изо всех сил! Мой рык эхом ударился в стены вулкана и затих, поглощенный камнем.

И ничего не случилось. Горлохум по-прежнему спал. Может, надо спуститься ниже?

Я озадаченно качнула головой и поползла ближе к магме, оставляя на уступах борозды от своих когтей. Ближе, и ближе, еще ближе… Дыхание вулкана уже обжигает ноздри и щекочет ядовитыми газами. Над лениво перекатывающейся лавой застыл крошечный выступ, самый последний. Дальше лишь бесконечное пространство жара и огня. Я устроилась на этой ступеньке, поджала хвост, как щенок. Лапы соскальзывали. Горло царапал отравленный воздух. И было жутко… от того, что делаю, от того, что хочу сделать. А если ошиблась? Мне бы поговорить с Андерсом Эриксоном, посоветоваться… Но исследователь тумана остался в Варисфольде. И здесь только я.

Вытянула шею и снова рыкнула. Правда, предварительно зажмурившись. А когда открыла глаза… показалось? Корка над лавой треснула. И тогда я набрала побольше воздуха и зарычала уже на всю мощь драконьей глотки. Нутро вулкана надулось, как подошедшее тесто, дрогнуло. Магма всколыхнулась, в ее сердцевине образовалась полынья, от которой паутиной побежали трещины. Струя газа вырвалась наружу и ударила вверх, и где-то в глубине что-то тяжело и мощно взорвалось, предзнаменуя огненную лавину. Я сорвалась с уступа и забила крыльями, ощущая удары жара снизу. Вулкан ярился. Его жерло дрожало и казалось живым. Я молотила крыльями что есть мочи и все же не успевала. Содрогнувшись, Горлохум ударил фонтаном раскаленной лавы. Пылающий воздух швырнул меня в сторону, словно мелкую пичужку. Я с размаха приложилась крыльями о выступы, потеряла равновесие, закружилась, как кленовое семечко-вертушка… Внизу бушевала огненная стихия, она пухла пузырем, а потом снова выстрелила фонтаном. Я взвыла, рванула вверх. Но левое крыло действовало плохо, я оказалась слишком слабой, даже в драконьем облике…

Барахтаясь в раскаленном потоке, я пыталась выровнять свой полет-падение, понимая, что не могу… И тут уже знакомые и родные когти вцепились в мой хвост и с яростной силой дернули вверх. Я зашипела, Сверр отозвался глухим ворчанием. Подбросил и снова схватил меня, на этот раз — поперек туловища. Его крылья качали обжигающий воздух с такой мощью, что внизу заворачивались нешуточные торнадо. Мы неслись наперегонки с потоком лавы, что дышала снизу, грозя похоронить под собой. И из жерла вулкана вылетели почти одновременно!

Сверр потерял равновесие и рухнул, в последний миг смягчив удар для меня. Мы покатились по склону, следом полетели камни и куски горящего угля. Яростно рыкнув, Сверр снова перехватил меня и рванул в сторону — к пикам-близнецам. Горлохум плевался черными клубами дыма. Внизу армия конфедератов спешно разворачивала свои машины, пытаясь сбежать от ярости проснувшегося вулкана. Им вслед рычали драконы…

Уронив меня на горное плато, Сверр гневно шлепнул лапой по моей филейной части, так что я изумленно взвыла. Но черный дракон развернулся и с такой яростью зарычал мне в лицо, что я предпочла оставить свои возмущения на потом. Золотые глаза хёгга сверкали так, что могли поспорить с жаром Горлохума. Сверр был в бешенстве. Я сконфуженно вильнула хвостом, открыла пасть, но рычать не стала. Лишь мотнула головой в сторону такого же рычащего Горлохума. Да, грозящее извержение остановило наступление врага и повергло его в бегство, но теперь надо остановить и сам Горлохум!

Сверр понял, заворчал недовольно. Сделал круг вокруг себя, дыхнул черным дымом. И кивнул. Я неуверенно расправила крылья, ловя поток воздуха. Слегка неуклюже взлетела, облетела пик. Черный зверь держался рядом, зорко поглядывая на случай, если я вновь свалюсь. Но я усиленно молотила крыльями до самого Горлохума, что плевался уже не только углями, но и жаркой, багрово-красной лавой. Я подлетела так близко, насколько смогла, и зарычала. Не знаю, что я должна была сделать, но когда жар вулкана коснулся ноздрей, я вдруг ощутила родство с ним. Вулкан не был врагом. Он был колыбелью, древним источником, зародившим драконов. И я уже не рычала, я говорила с Горлохумом, просила прощения за то, что разбудила… Я рассказывала ему о фьордах, которые он охраняет, о прекрасных людях, что населяют эти земли, о драконах, что его защищают… Я рычала, а может, шипела, но вулкан слышал меня. Черный дым сменился белым. Он тек по застывающей лаве кратера, и у земли густел, расстилался полотном. Между пиками-близнецами, вдоль гряды, дальше и дальше… Латая дыры в завесе между миром фьордов и Конфедерацией. И когда я, обессиленная, все-таки рухнула вниз, меня снова подхватили лапы черного дракона. А на земле, прижал к себе уже человек. Яростно, зло, почти больно… Так, как прижимает дракон свое самое главное сокровище. И я улыбалась, глядя в золото его глаз.

— Все закончилось, — прошептала я. — Значит, теперь ты можешь мне сказать?

— Я люблю тебя, — выдохнул Сверр. — Я так сильно люблю тебя, Лив…

— А я люблю тебя… — но он уже целовал, так же, как делал все в этой жизни, — яростно, горячо, как в последний раз…

Эпилог

Я стояла между двумя каменными столбами высотой в двадцать пять метров. На вершине каждого сидел огромный каменный дракон с распахнутыми крыльями. Длинные изогнутые шеи хёггов почти до земли опускали узкие оскаленные морды с янтарными глазами. Словно звери желали всмотреться в тех, кто пройдет между колонн, соединяющих два мира.

Надо сказать, я до последнего упиралась и просила совет не ставить этих устрашающих монстров, но мужчины лишь ухмылялись. Впрочем, чего еще ждать от мужчин. Пусть и риаров.

Снова покосилась на чудовищ и вздохнула. Ладно, пусть наши гости сразу знают, к чему им готовиться во фьордах.

За год переговоров с Конфедерацией мы все-таки смогли достигнуть соглашения. Не могу сказать, что эти переговоры были простыми. Скорее нет. Но на стороне фьордов был весомый аргумент — восстановившаяся завеса тумана. После пробуждения Горлохума она уплотнилась и даже сдвинулась немного в сторону пустынных земель на стороне конфедератов. Так что это послужило аргументом в наших доводах. Люди прогресса пока не знали, как бороться с этим явлением. Ну и, конечно, не последнюю роль сыграло мнение общественности. Я убедила вернуть пленников, в первую очередь — ученых. Авторитет Андерса и Максимилиана в научном мире все же был весомым, и люди прислушались к тому, что они говорили. Наши цивилизации были разными, но это не означает, что мы должны стать врагами. По крайней мере, многие из нас старались сохранить пока хрупкий, но такой желанный мир.

И результатом переговоров стала первая группа мужчин и женщин, согласившихся переселиться во фьорды. Тридцать пять представительниц слабого пола и всего трое мужчин. Я качала головой, когда думала об этом. Почему-то именно женщины оказались теми, кто решил найти свое счастье в новом мире и согласился жить по местным обычаям. Они знали, что вернуться в Конфедерацию уже не смогут, это было обязательное условие совета хёггов. Драконы не готовы были делиться своими тайнами.

Зато за каждого добровольца драконы платили золотом, алмазами или другими сокровищами.

Возможно, желающих было бы больше, но обязательным условием переселения была невосприимчивость к драконьему зову. Фьордам нужна была свежая кровь.

Я одернула подол простого светлого платья и, не выдержав, обернулась. Сверр стоял сзади, как обычно. На миг я застыла, не в силах поверить в происходящее. Реальность дрогнула, и я вдруг с какой-то острой, жалящей ясностью осознала, насколько изменилась моя жизнь. Раньше в ней была лишь наука. А теперь?

Сверр улыбнулся и, шагнув ближе, обнял за плечи.

— Не волнуйся. Если они нам не понравятся, отдадим их в то самое племя. Пусть там на шатии пляшут.

— Очень смешно, — фыркнула я. И посерьезнела. — Может, мне не стоит встречать гостей? Боюсь испугать…

Сверр поцеловал кончик моего носа.

— Хватит, Лив. У тебя самые красивые глаза и волосы на фьордах.

— Они красные, — напомнила я.

— Да? — изумился ильх. — Надо же. Не замечал.

Я толкнула его локтем в бок и вздохнула. Да, мои пряди, как и радужки, приобрели цвет темного багрянца, в масть моего хёгга.

— Ты самая красивая женщина обоих миров, — шепнул Сверр. — И неважно, какого цвета твои глаза. Мне нравятся любые. — И добавил недовольно: — И не только мне. В Варисфольде уже поставили статую в твою честь.

Я закатила глаза. Видела я ту статую. Рубины вместо глаз, красный камень волос и довольно фривольное одеяние. Зато в руках у меня был пылающий меч, занесенный над головой. А на плече сидел багровый дракон. Скульптура была красивой, хотя и вызывала у меня ощущение неловкости.

— А если ничего не получится? Если мы ошиблись в расчетах? Если…

— Все получится. — Сверр глянул насмешливо, отсекая мои сомнения. И лениво лизнул висок. — Надеюсь, встреча конфедератов не затянется. Я соскучился. Я хочу вернуться в Нероальдафе, забраться в наши пещеры и продолжить с того места, где мы остановились.

Жар опалил мои щеки. Остановились мы на очень интересном месте… Изучение людских нравов в постели шло полным ходом! И, кажется, мы уже придумали то, чего люди и не знали… Ненасытность моего варвара порой зашкаливала.

В пещерах рядом с золотом появилась еще одна груда — тлеющих углей из недр Горлохума. Теперь это было мое место силы. А пещеры — наше место жарких ночей и не менее жарких дней.

— Лив, — горячо шепнул Сверр, теснее прижимая меня к себе.

— Не сейчас! — пискнула я.

— Свою жену я буду обнимать тогда и там, где хочу, — отрезал варвар и в доказательство впился мне в губы. Жадно, дико, без доли стеснения. И внутри меня отозвалось счастьем — жена… Разве могла я мечтать о большем?

Я до сих пор просыпаюсь от ужаса, вспоминая голосование, на котором решалась судьба Нероальдафе. Останется ли Сверр защитником своего фьорда, или совет выберет нового?

— Если ты откажешься от Оливии и женишься на той, кому был обещан, то мы снимем с тебя обвинение в нарушении клятвы, — сказал тогда Магнус. И я видела, как побелели губы Сверра. Нероальдафе или я?

В тот ужасный миг я тоже кусала губы и лишь молила перворожденных о милосердии, но не вмешивалась. На фьордах понятие чести незыблемо. И новые порядки не должны были нарушать законы, сложившиеся веками. Мужское слово — нерушимо. Мужское обещание — вечно. А сам мужчина — скала. Таковы фьорды. Таков Сверр.

И я понимала, чего ему стоит выбор.

— Оливия, — спокойно сказал он. — Я выбираю ее.

На несколько минут в огромном зале повисла тишина. Риары хмурились. А потом начали голосовать.

Из двадцати двух восемнадцать оставили Нероальдафе за Сверром.

Ему пришлось выплатить бывшей невесте огромный выкуп — большую часть золота из своих пещер — и принести публичные извинения. В дом невесты, обещанной Сверру, мы прибыли вместе, и я не смогла сдержать страх, когда увидела ее. Дочь риара Ровенгарда оказалась юной и настолько красивой, что я особенно остро ощутила себя чудовищем — со шрамами и меняющимся цветом глаз и волос. Кольнуло паникой, что замечу сожаление в золотых глазах, что рассмотрю интерес к этой юной деве. Но Сверр смотрел хмуро, в его лице не было ни капли заинтересованности. А потом он сжал мою руку, посмотрел насмешливо, словно понял мои терзания.

Отвергнутая невеста глядела на Сверра испуганно, стоя на террасе своего дома, а потом дрожащим голосом сказала, что не винит риара Нероальдафе, принимает откупные и освобождает от клятвы. И улыбнулась мне.

— Любви, ради которой пробуждается Горлохум, нельзя препятствовать, — добавила она.

А потом была дорога домой, и я рассказывала Сверру об Ирвине, которого видела в зале ста хёггов. А он мне о мальчике, которого а-тэм отправил на юг и у которого будет новая жизнь. Она будет у каждого из нас, потому что фьорды выстояли.

Через десять дней в родном зале Нероальдафе Сверр положил мне на голову брачный венец, объявив своей нареченной. И поцеловал. Так, как целует каждый раз — жадно и нежно.

… Как целовал и сейчас. А я снова забылась, пока не услышала ехидное покашливание Максимилиана.

— Не хочу вам мешать, понимаю, что мешать двум драконам вообще не стоит, чем бы они ни занимались, но… но группа переселенцев уже прибыла.

Я ахнула, Сверр рассмеялся. И мы оба повернулись к новому будущему.

Марина Суржевская ДРАКОНЬЕ СЕРЕБРО

Глава 1

Ощущение, что я окончательно свихнулась, появилось ближе к Туману. Хотя ничего удивительного в этом и не было. Радостное оживление, еще царившее в самолете, начало сходить на нет при посадке. И совсем растворилось в страхе, когда наша группа из двадцати женщин спустилась на бетонную площадку аэродрома. На летном поле дул холодный северный ветер, и казалось, что туманная завеса движется. Перемещается. Приближается…

Хотя, конечно, все это лишь мое воображение. Ну и еще страх перед неизвестным будущим. Ведь за спиной оставалась понятная и привычная жизнь, в которой была квартирка с видом на сквер, чай с липой и медом, старенькая, но удобная мебель, круг друзей и приятелей, что захаживали посплетничать и поговорить, работа в крошечном, но любимом книжном магазинчике… Все понятно, все изучено, все родное. А впереди что? Неизвестность и… Туман.

— Вы тоже решились на это ради денег? — тихо спросила меня неухоженная, но ярко одетая женщина. — Или надеетесь обрести там великую любовь, как эти малолетние дурочки?

Она кивнула на стайку девчонок, на вид не старше восемнадцати. Хотя по закону отправиться на фьорды могли конфедераты, достигшие двадцати трех лет. Столько мне и исполнилось прошлой весной.

— Ну так как? — снова окликнула женщина и глянула снисходительно: — Хотя ты-то вряд ли за любовью… Деньги, значит?

— Не то и не другое, — отрезала я. Отвернулась, залезла в свой мешок, делая вид, что ищу что-то важное.

Объяснять я не хотела. Нет, не деньги вели меня сейчас в неизвестность. А любовь… не до нее мне!

— Да? — намеков попутчица не понимала. Хотя, скорее, ей просто хотелось поговорить, чтобы не нервничать. Окинула меня еще одним внимательным взглядом и хмыкнула: — Дома желающих на тебя не нашлось, да? Так за Туманом надеешься? Я вот из-за денег, и не стесняюсь! Я из маленького городка на окраине, далеко от столицы. А на фьордах, говорят, переселенки на золоте спят и из бриллиантовых тарелок едят! Очень им нужны наши женщины. Может, свои повывелись? Вот и заманивают! А что, я не против стать королевой, пусть и у дикарей!

— Подайте живо мне корону! Короны нет? Возьму котлет… — пробормотала я глупый стишок. Собеседница окинула меня подозрительным взглядом, а я качнула головой.

— Кстати, они не дикари.

— Ой, да ладно, дикари и есть! Варвары! — махнула рукой будущая королева. — Только мне без разницы, лишь бы кормили хорошо. Ну а мужики у них — и вовсе закачаешься. Видела? Кстати, я Тильда.

Я снова нахмурилась. Переход на ты с незнакомкой резко лишил меня личного пространства. Меня это раздражало, но, как показывает практика, подобные люди не понимают не только намеков, но и прямого текста. К тому же совсем скоро мне придется забыть о вежливом обращении, на фьордах лишь одна форма общения — все то же «ты».

Ссориться мне не хотелось. Легче промолчать.

— Ну, фото этого, дикаря местного, видела? На него-то все эти глупышки и клюют, надеются и себе такого отхватить! Поговаривали, что он женился на той самой ученой, что первой отправилась на фьорды. Повезло ей, да? Вот смотри!

Женщина порылась в объемном рюкзаке и сунула мне под нос изображение. На нем вполоборота стоял мужчина, одетый в шкуру и набедренную повязку. Перед ним высился железный мост, дальше виднелись небоскребы столицы. Дикарь смотрел на воду, но даже его фото дышало такой мощной и первобытной силой, что становилось не по себе. Профиль с волевым подбородком, сжатыми губами и мужественными чертами породистого лица притягивал внимание.

— Это фото сделали еще до того, как началась программа переселения. Во всех новостях было, когда все это закрутилось. Говорят, это кто-то важный. Главарь какой-то.

— Риар, — автоматически поправила я.

— Что?

— Риар. Так их называют. Это было в инструкции, что нам выдали.

— Ах, я не запоминала! — женщина раздраженно махнула перед моим носом фотографией и убрала ее обратно в необъятное нутро рюкзака. — Все равно там все вранье! Вот наверняка.

Я снова промолчала. Может, и не вранье, но надо признать, что сведения нам предоставили скудные. Скупое описание фьордов и основные понятия. Дальше шел список запретов, из которого я вынесла основное — на фьордах запрещены абсолютно все блага цивилизации. Никаких телефонов, ноутбуков и прочего, никакой связи с родственниками или друзьями. Послать весточку о себе по электронной почте не выйдет, Туман блокирует любую связь и убивает технику. Все, что было разрешено, это обычные бумажные письма, да и то раз в год через представительство Конфедерации на фьордах. Мы не знали о том, что ждет нас, не знали, в каких условиях мы станем жить, и не представляли, с чем нам предстоит столкнуться. Основное требование принимающей стороны — полнейшая секретность. Здесь, возле Тумана, мы должны оставить прошлую жизнь. Целиком и полностью. Безвозвратно.

Обернулась, глянула на самолет, стоящий у невысокого здания. Может, я все-таки сошла с ума, раз решила пересечь границу между фьордами и Конфедерацией? Стекла аэропорта подмигнули бликами, и я вздохнула. Отвернулась решительно. Нет, с ума я не сошла, и решение принято верное. Разумное ли — вот вопрос… А впрочем… что в моей ситуации разумно? О фьордах рассказывают разное, а я все узнаю сама. Новые впечатления, неизведанные приключения и жизнь, столь отличная от привычной мне, что позволит забыться.

Да, я все делаю правильно. Новая жизнь точно лучше жалостливых взглядов и ранящего сочувствия друзей и родственников.

Женское тарахтение прервало появление военных, которые должны были сопроводить нас к барьеру. Дальше уже встретят ильхи. Я против воли поежилась. Все-таки было не по себе. Больше всего угнетала неизвестность. Несмотря на то что программа переселения на фьорды действовала уже два года, о новом месте жительства, как и о тех, кто уехал, никто ничего не знал. Соглашаясь на программу, каждый из нас подписал огромную и пугающую бумагу, что мы осознаем, отказываемся и, что бы ни случилось, берем ответственность на себя. И, ставя подпись, я думала о том, что, вполне возможно, подписываю себе приговор или обрекаю на добровольное рабство. Хотя нам и обещали поддержку людей, уже проживающих на фьордах, а также защиту. Фонд Андерса Эриксона, известного в Конфедерации ученого и исследователя, брал на себя защиту прав переселенцев. Ну и еще нас уверили, что у ильхов мы будем не пленницами, а женами.

Я зябко поежилась. Вот последнее тоже не радовало. Но по правилам переселения у каждой девушки, решившей связать свою жизнь с местным мужчиной-ильхом, будет месяц для знакомства с будущим мужем. И если жених не понравится, то можно и не выходить за него замуж, а просто жить на фьордах, там, где приглянется. Так я и собиралась поступить. Украдкой вытащила из кармана небольшое изображение «жениха». Мою заявку на переселение одобрил не простой ильх, а сам риар. Правда, лет ему было немало, восьмой десяток пошел. С небольшого куска дерева, который мне выдали вместо фотографии, смотрел горбоносый старик. Черное, словно выжженное изображение на удивление четко передавало и строгий взгляд из-под кустистых бровей, и изрядный возраст, исчертивший морщинами лицо.

В комиссии по переселенцам добрая сотрудница тайком шепнула, что заявка от этого ильха поступила больше года назад, да вот только никто из девушек Конфедерации не пожелал себе в мужья такого спутника. Конечно, все хотели молодых и богатых красавцев. А я решила, что риар Дьярвеншила — это то, что мне нужно.

Пока я размышляла, военные закончили проверять списки, выстроили нас по двое и повели к шлагбауму, преграждающему путь. На столбах холодный ветер трепал полотно с гербом Конфедерации, словно махал нам на прощание.

— А они нас встретят? Мужчины? Ну, эти… ильхи? — тоненько взвизгнула молоденькая кучерявая девушка. — А мы сразу поедем к мужьям? А они правда совсем дикие? А душ с туалетом там есть? А чем нас будут кормить? А одежда…

— Вам все объяснит встречающая сторона, — сухо оборвал поток вопросов мрачный военный. — Все ознакомились с инструкциями?

— Пять раз уже, — буркнула высоченная, как мужчина, девица. — Давайте уже двигаться, не лето все-таки! Я замерзла.

— Госпожа Вьен, постарайтесь воздержаться от указаний, — хмыкнул парень, прочитав имя девушки на бирке, пришитой к куртке. У нас у всех были такие таблички, и это тоже заставляло меня морщиться. Наконец все-таки двинулись, шлагбаум поднялся, и мы официально пересекли границу Конфедерации. Дальше начиналась территория фьордов.

— Вы знаете, что там? — жарко спросила кучерявая. — Какие они? А это правда, что…

— Тишина среди переселенцев! — гаркнул вояка, мы испуганно подпрыгнули. — Все допустимые сведения вы уже получили от комиссии. И попрошу соблюдать порядок! Никаких вопросов, все равно я не уполномочен отвечать! И… вас уже ждут.

Ждут?

Мы нервно обернулись, вглядываясь в Туман. И ахнули. Белое, движущееся марево разошлось и приоткрыло фигуры нескольких мужчин. Мы застыли пораженные, жадно всмотрелись, пытаясь увидеть детали. Но пока различали лишь силуэты, развевающиеся меховые плащи, оружие…

Оружие?

— Мать моя пропащая, — побледнела моя любопытная спутница Тильда. — У них это что же… мечи?!

— И секиры, — задумчиво добавила долговязая. Почесала подбородок. — Кажется, попали мы, дорогие девушки. Вляпались по самое не могу. Вот же демоны, а я думала, что все это байки! А у них правда — мечи… Ладно, что уж теперь. Назад-то не пустят. Идем, что ли?

Военный кивнул, соглашаясь. А вот с чем именно — с тем, что нам пора идти, или с тем, что мы попали, — неизвестно. Выяснять не стали и гуськом, стараясь держаться ближе друг к другу, двинулись в сторону великой завесы между нашими мирами.

— Девушки, да они же огромные, — испуганно прошептал кто-то.

Я молча сжала зубы. Чем ближе мы подходили, тем яснее становилось, что встречающие нас ильхи и правда немаленькие. Рослые, с развитыми плечами и сильными руками. Их было трое — двое русоволосых и один брюнет. И каждого можно было поместить на обложку какого-нибудь дамского журнала с надписью: «Так должен выглядеть мужчина-варвар». Ну или просто мужчина. Не отметить то, что ильхи чрезвычайно привлекательны, я не могла.

— Да и плевать на мечи… Мне уже начинает здесь нравиться! — нервно рассмеялась девушка рядом со мной. — Чур, мой светленький!

— Твой тебя на каком-то фьорде ждет, а это просто встречающие! — оборвала долговязая.

— Ну так пока не замужем, могу я хоть глазки построить? Это не возбраняется на фьордах?

— Смотри, прирежет тебя варвар, будешь знать… Хотя светленький и правда красавчик… Я тоже не прочь ему улыбнуться!

Девушка нервно хихикнула, другие рассмеялись. Напряжение слегка отпустило, и мы пошли бодрее. В самом деле, ну не съедят же нас?

Хотя…

Я с сомнением покосилась на огромный изогнутый клинок, торчащий на бедре ближайшего ильха. И вздохнула. Назад дороги нет. Так что, задрав повыше нос, чтобы скрыть дрожь, я вслед за всеми шагнула в Туман.

Глава 2

Наш проход сквозь преграду между Конфедерацией и фьордами остался в памяти мутным и пугающим кошмаром. Откуда появилась эта завеса — и сейчас гадают, я же знаю лишь то, что пишут в учебниках истории. Века назад после извержения вулкана Линторен огромные территории нашей планеты оказались отделены белой завесой Тумана. Эта субстанция не только не развеялась, когда вулкан остыл, но и уплотнилась, полностью отсекая потерянные фьорды от остальной земли. Наша цивилизация развилась, считая фьорды необитаемыми, потому что все достижения Конфедерации, все наши машины и техника не смогли пробиться на другую сторону и узнать точно, что происходит за Туманом. И лишь два года назад Конфедерация смогла совершить небывалый прорыв. Мы отправили на фьорды первую исследовательскую экспедицию, а после ее возвращения Конфедерация узнала об ильхах — народе, населяющем потерянные земли. Говорили, что их уровень цивилизации значительно отстает от нашего, что он остановился примерно на уровне темных веков Конфедерации. Но при этом земли невероятно богаты драгоценными металлами и камнями, которые ильхи охотно подарят девушкам из-за Тумана. И вскоре мир был ошарашен невероятной новостью — программой переселения на фьорды. Эта сенсация просто взорвала нашу жизнь, о фьордах говорили все и везде, и уже невозможно было определить, что из сказанного правда. В некоторых газетенках встречались и вовсе вопиющие байки, вроде того, что за Туманом живут не люди, а чудовища, жуткие монстры. Но в это я, конечно, не верила. Правда, тогда я не думала, что однажды тоже окажусь в числе тех, кто рискнет пересечь границу двух миров.^[1]

Мы шли, цепляясь за узлы выданной нам веревки и до паники боясь затеряться в этой бесконечной белой круговерти. Туман, которым с детства пугали каждого конфедерата, казался живым, дышащим, почти осязаемым. Он оседал влагой на волосах и лицах, цеплялся за одежду, скручивался силком вокруг ног. Словно не пускал. Словно останавливал. Шептал в уши: назад, назад… В горле булькнул истерический смешок. Когда я была маленькой, мама говорила: «Будешь плохо себя вести, тебя Туман поглотит». Ну вот, кажется, сбылось. Хотя плохо я себя не вела, но все же!

Хотя, конечно, это лишь мое разыгравшееся воображение. Ну и еще страх перед Туманом, я с малых лет слышала страшилки о том, как теряются в нем корабли и самолеты, а о людях и говорить нечего. Так что мы нервно хватались друг за друга и изо всех сил пытались не упустить из вида своих провожатых.

По моим ощущениям, шли мы более четырех часов. Ноги уже начали гудеть, а перед глазами от напряжения плясали белые круги. Так что когда Туман неожиданно закончился и мы оказались на широкой площадке, то все заморгали от неожиданности. А потом кто-то заорал. Потому что на нас смотрело чудовище. Огромная треугольная голова с рядом шипов, распахнутая в оскале, жуткие клыки, горящие злобой глаза…

— Это камень! — рявкнула я, прерывая женский визг. — Каменный дракон, вы что, ослепли? Зачем так орать?

— Но он же как живой… — пискнула испуганно кучерявая, а я скептически закатила глаза. Хотя изваяние действительно смотрелось жутко реалистично. Два исполинских столба, на вершине каждого сидел мифический зверь с распахнутыми крыльями. Длинные шеи изгибались, опуская к земле треугольные морды с янтарными глазами. Жутко, но красиво.

— Живых не бывает, — буркнула я, отворачиваясь.

— А говорят…

— Чушь все это, — авторитетно поддержала меня долговязая. — Я тоже слышала байки о драконе в Академии Прогресса. Так потом же в новостях все объяснили. Чушь, не было такого!

Ильхи переглянулись между собой, ухмыльнулись так, словно забавлялись. И я снова нахмурилась. Но надо признать, думать о плохом не хотелось. Хотя бы потому, что перед нами открывался самый прекрасный вид, который только можно себе представить! Фьорды… Единый, разве могла я подумать, что они такие? В моем сознании было весьма смутное представление — скалы и вода… а реальность просто вышибла из меня слезы, заставила судорожно хватать ртом воздух и задыхаться от невероятной красоты. Площадка находилась на уступе скалы, и отсюда был виден отвесный берег, в который билась тяжелая волна, вздыбленные скалы, покрытые мхом, и город, расположенный вдали. Его омывали водопады, и я застыла, пытаясь рассмотреть место, словно восставшее из снов.

— Что это? — шепотом произнес кто-то рядом со мной.

— Нероальдафе, — кажется, ответил брюнет. — Лучшее место на земле.

Название отозвалось внутри сладкой дрожью. Хорошо звучит. Красиво.

— Мы поедем туда? Риару Нероальдафе нужна жена?

— У риара Нероальдафе уже есть жена. — Да, точно брюнет. И он улыбался, рассказывая, словно говорить об этих людях ему было приятно. — Его супруга — несравненная Оливия-хёгг, а наш риар — Сверр-хёгг.

— Хёгг? — встрепенулась долговязая. — Это что, титул?

Мужики снова переглянулись, хмыкнули. И указали на одноэтажное каменное здание, стоящее в стороне.

— Идемте, девы. Там вы отдохнете, а позже вас отправят туда, где отныне вы станете жить. — И, словно вспомнив, махнул рукой, одним жестом охватывая красоту вокруг. — Фьорды приветствуют вас, девы.

Мы против воли улыбнулись на столь архаичное именование и поспешили за провожатым. Язык ильхов был нам понятен, хотя интонации и казались непривычными. В комиссии по переселению объясняли, что языковая база у народа фьордов и Конфедерации одинаковая на семьдесят процентов, значит, с общением проблем не будет.

Девушек провели в просторное помещение, где градус нашего настроения резко поднялся. Во-первых, здесь уже ждал накрытый стол. Мясные и сырные пироги, закуски и напитки, что упоительно пахли и настраивали на мирный лад. Во-вторых, нам показали несколько комнат с удобными диванчиками и кушетками, а также чудесный каменный бассейн, наполненный горячей водой, где можно было смыть усталость и страх дороги. Что девушки и принялись делать, недолго думая.

Я прыгать в бассейн не стала и даже на стол покосилась настороженно.

— Боишься, что отравят? — жуя пирог, спросила долговязая. — Зря, мы им живые нужны. Не знаю, для чего, но точно живые!

— Ты что-нибудь слышала? — вскинулась я. — О том, что нас ждет?

— Мужья нас ждут, — хмыкнула девица. — Как раз это нам и обещала Конфедерация. Мужей, а заодно и королевскую жизнь. — Она склонилась ниже. — Я слышала от одного знакомого в отделе безопасности, что за каждую переселенку ильхи платят золотом и драгоценностями! Да так, что правители Конфедерации готовы поставлять нас пачками! Да только не берут. Лимит у них на переселенок. Ну и еще надо по возрасту пройти и по другим данным.

— Ну да…

Я задумалась. Критерий отбора на фьорды тоже был непонятным. Я знала, что многих желающих не одобрили, хотя девушки были молодыми и здоровыми. Самым странным для меня оказался непонятный ритуал. Претенденток вывозили в пустошь и там заводили в одиноко стоящее здание с единственной комнатой. И просто оставляли на некоторое время. Многие потом шепотом рассказывали, что в этой пустой комнатке их посещали сексуальные фантазии и столь ненасытное желание, что они едва дышать могли!

Правда, когда вошла я, то никакого чувственного возбуждения не испытала, лишь желание поспать, но это скорее от скуки. А когда я попросила какую-нибудь книгу, чтобы скрасить ожидание непонятно чего, меня выпустили и объявили, что я прошла отбор.

Как и почему я его прошла, осталось неизвестным.

— Ешь, — долговязая протянула мне пирог. — Я Кайла, кстати. А тебя как звать?

— Вероника. Ника, — улыбнулась я.

Моя собеседница махнула в сторону бассейна.

— Пойду и я освежусь, чего уж там! И тебе советую. Мало ли куда еще ехать придется. На невесту из Конфедерации заявки приходят со всех фьордов, и кто знает, как далеко мой? Так что надо бы приготовиться к встрече с женихом! Тебе показали изображение твоего?

Я кивнула, а Кайла протянула мне бумагу, на которой был нарисован молодой мужчина. Насмешливые губы, светлые волосы, голубые глаза…

— Красивый, — искренне сказала я, но девушка лишь хмыкнула.

— Это лишь рисунок, может, художник польстил моему будущему мужу, кто знает? Обещает свой дом и сундуки с платьями. А у тебя какой жених?

— Старше, — уклонилась я.

Расспрашивать она, к счастью, не стала, легко улыбнулась и ушла туда, где слышались женские голоса и смех. Я с сомнением посмотрела ей вслед. Сунула в рот кусок пирога.

— Искупаюсь на месте, — решила я.

Когда разрумянившиеся и довольные девушки уселись за стол, я ушла к выходу, избегая шумной компании. И тут ждал сюрприз. У дверей стоял ильх — молчаливый и суровый. И он весьма красноречиво преградил мне путь. Правда, вежливо пояснил:

— Тебе не стоит выходить, дева. Ты можешь потеряться или не заметить опасность. Оставайся в доме, пока не отвезут к твоему нареченному.

— Какую опасность? — не поняла я.

— Здесь водятся дикие звери, — с каменным лицом ответил мужчина. — И еще… змеи. Вам лучше остаться внутри. Скоро прибудет Лерт-хёгг, его корабль уже виден. Он отвезет.

Я отошла, переваривая информацию. Конечно, в словах ильха была определенная логика. Жительницы Конфедерации не знают эту местность, могут свалиться в незаметную расщелину или действительно наступить на змею… и все же… Подобные запреты мне совсем не нравились. Вот только выбора не было. Не вылезать же в окно в самом деле?

Размышляя, я прошла по коридору в сторону от основной комнаты, где обедали девушки. Толкнула двери других помещений, заглянула. Уютно, но не обжито, чувствуется, что здесь нет постоянных хозяев. Просто перевалочный пункт для переселенок. Прижалась лбом к тонкому, какому-то льдистому стеклу, с изумлением всматриваясь в незнакомый пейзаж. Неужели я на фьордах? За стеной Великого Тумана? В мире загадок и тайн, пугающих и будоражащих? Чего только не говорят об этой земле! И что из этого правда — никто не знает.

Я застыла, внезапно осознав, что смогу узнать тайны этих земель, прикоснуться к ним, почувствовать… Это было так странно! Страшно и в то же время волнующе. Потому что я никогда не мечтала о фьордах. Я хотела простой и понятной жизни, самой обычной, но судьба повернулась иначе…

Мой взгляд на миг затуманился, и, может, поэтому мне показалось, что я вижу в небе огромную крылатую тень дракона. Почти такого, как статуи при входе на фьорды. Но я моргнула, и тень пропала, оставив лишь недоумение и сомнения в собственном зрении и адекватности.

Усмехнулась, смеясь над собой. Докатилась, уже и драконы чудятся! Что дальше, Ника?

Мотнув головой, я отправилась в общий зал.

Глава 3

Появившийся вскоре ильх представился Лертом. Он оказался высоким и светловолосым, голубые глаза улыбались, и я заметила, как оживились девушки при виде этого молодого мужчины. Их уже не смущала ни непривычная одежда, ни оружие. Они видели, насколько ильхи красивы, и в своих мечтах уже планировали счастливую жизнь с ними. Лерт коротко, но дружелюбно поприветствовал нас и объявил, что у берега ждет корабль, который доставит дев к их женихам. Но прежде каждая из нас должна сменить одежду, дабы окончательно распрощаться с прошлой жизнью.

Нам выдали свертки, которые девушки с любопытством развернули.

— Вы шутите? — изумилась Кайла, держа на вытянутых руках светло-синее платье. — Я это не надену!

— Ты подписала договор и согласилась на наши условия, дева, — мягко, но твердо произнес мужчина. — На фьордах женщины не носят штаны.

И выразительно посмотрел на джинсы девушки.

— У нас это считается позором. — Он склонил голову, осматривая притихших женщин. Похоже, именно в этот момент каждая из нас осознала, насколько наша жизнь теперь изменится. — Вы согласились жить по законам и традициям фьордов, девы. И вот первые: женщина носит платье. Женщина не перечит мужчинам. Женщина улыбается. И за это каждая из вас получит защиту и уважение.

Кайла отчетливо скрипнула зубами, а я на миг задумалась, что забыла на фьордах такая решительная и непокорная девушка. Но размышлять было некогда, ильх торопил.

Так что, фыркая и перекидываясь шутками, чтобы взбодриться, мы переоделись. И рассмеялись, осматривая друг друга.

— А что, неплохо, — выдала одна из моих спутниц. — Даже удобно.

— На спине лежать, — скривилась Кайла, недовольно осматривая свой наряд, оказавшийся ей коротким. Подол платья, который у всех оканчивался на середине голени, у нее открывал колени. — А вот бегать — не очень!

— А зачем нам бегать? — удивилась светловолосая толстушка.

Кайла красноречиво и презрительно фыркнула. Я снова промолчала, осматривая себя. Жаль, в комнате не было зеркал. А может, их вообще нет на фьордах — мелькнула нервная мысль. Все-таки фьорды значительно отстают от Конфедерации в развитии, может, здесь еще и не научились делать зеркала? Хотя я не слишком расстроюсь, если честно. Смотреть на себя особого желания не было даже дома. Я снова огладила свое платье, состоящее из двух: нижнее — тонкое и светлое, и верхнее — из плотной ткани, но без рукавов и с разрезами в боковых швах. Даже белье нам велели переодеть и взамен привычных бюстгальтеров и трусиков выдали что-то похожее на короткие хлопковые шортики.

— Зеленый не твой цвет, Ника, — беззлобно хмыкнула Кайла, а я лишь улыбнулась. Точно, не мой. Впрочем, это неважно.

Кроссовки тоже пришлось снять и обуть удобные, хоть и непривычные кожаные ботинки.

— Единый, вы только гляньте! Это же натуральный мех! — восхитилась Тильда, желающая стать королевой. Остальные с восторгом кинулись к новым сверткам, потянули с визгом тяжелые плащи, которые оказались подбиты шкурами животных. Лиса, песец, барс… Такой мех в Конфедерации стоит невероятных денег, так что далеко не каждая из нас могла позволить себе подобное. И сейчас девушки радовались и смеялись, кажется, уверившись, что впереди их ждет счастливое и прекрасное будущее. Ну разве может быть иначе? Мы лишь ступили на землю фьордов, а нас уже одарили драгоценными мехами! И мужчины — все как на подбор красавцы!

Мне достался плащ с мехом бурой лисы, его я молча и накинула на плечи, с сожалением отложив свою куртку.

Пока девушки ахали и осматривали друг друга, вернулся Лерт, глянул с одобрением. Покосился на наши холщовые простые сумки с желтой нашивкой, которые выдали всем перед отправлением и в которых лежали личные и памятные вещи. У кого-то фотографии, у кого-то безделушки или книга. Нам разрешили взять лишь самое ценное и дорогое.

— Что ж… идемте, — коротко одобрил мужчина.

За стенами дома к нам присоединились два десятка воинов, которые взяли нас в кольцо. И почему-то стражи зорко поглядывали не только по сторонам, но и вверх, что снова заставило меня нахмуриться. Какая угроза может появиться с неба? Хищные птицы?

Но чего бы ни опасались воины, мы без происшествий спустились на берег. И там снова ахнули, увидев покачивающийся на воде корабль. Светлый парус трепетал на ветру, темное глянцевое дерево отбрасывало блики. А еще на корме скалился искусно вырезанный морской змей и так же, как каменные статуи у входа, казался почти живым.

И как ни странно, но меня это слегка успокоило. Потому что, кем бы ни были люди, населяющие фьорды, они тонко чувствовали красоту. А это почему-то ободряло. По деревянным сходням мы поднялись на борт, и я увидела, как наш сопровождающий с облегчением выдохнул. И снова задумалась. Чего он так боится?

— Тебе не кажется, что они нервничают? — чуть слышно произнесла рядом со мной Кайла, когда нас попросили спуститься вниз, в небольшое помещение внутри корабля. — Хотела бы я знать почему…

— Может, скоро отлив? Или, наоборот, прилив… — пробормотала я. — Я плохо разбираюсь в мореходстве.

— Я в нем вообще не разбираюсь, — буркнула Кайла. — Зато разбираюсь в мужиках. Что-то наши ильхи темнят.

Я покосилась на молчаливого воина, что до белизны костяшек стиснул рукоять своего меча и расслабился, лишь когда все девушки оказались в укрытии. И не смогла не признать — да, ильхи беспокоились. Но вот причин этому я пока не видела. Море было спокойным, небо чистым, корабль выглядел вполне надежным. Так почему залегла хмурая складка на лице нашего капитана Лерта?

Стоило подумать о нем, как ильх тоже спустился вниз и широко улыбнулся, словно опровергая мои мрачные мысли. И снова обрадовались девушки, похоже, этот светловолосый ильх приглянулся многим переселенкам! Настолько, что кто-то даже выкрикнул:

— А тебе самому жена не нужна? Я готова!

Все рассмеялись, и напряжение окончательно развеялось. Ильх ухмыльнулся.

— Увы, я слишком люблю море, вряд ли найдется женщина, готовая ждать меня на берегу! К тому же у меня нет ни земель, ни богатств, лишь корабль, на котором мы плывем. Правда, это один из лучших кораблей фьордов!

— Жаль… — захихикали освоившиеся девушки. — Тогда расскажи о наших женихах!

— Этим я и собирался заняться! — Двое парней внесли сундук и поставили его на просмоленные доски пола. Щелкнул замочек на крышке, открываясь, и Лерт объявил: — Здесь дары от ильхов, что пожелали видеть выбранную деву в женах. — Он достал золотое украшение и сопроводительную записку: — Наплечный браслет для прекрасной Анны от Витарра из Гараскона!

Названная девушка несмело вышла вперед, изумленно ахнула, принимая из рук ильха подарок.

— Это мне? — не поверила она. На щеках Анны проступили красные пятна волнения и смущения.

— Да, — улыбнулся мужчина. — И даже если жених тебе не понравится, дар останется твоим. Таков закон фьордов.

— Мне нравится здесь все больше! — радостно заволновались переселенки, вытягивая шеи, чтобы заглянуть в сундук.

Ильх снисходительно усмехнулся и вытащил ожерелье с жемчужинами:

— Подарок для Изабелл от Гудрета из Аурольхолла!

И снова восторженные охи, горящие глаза и радость. Ожидание и предвкушение подарка захватили даже меня, все же трудно устоять, когда рядом стоит сундук, набитый прекрасными, драгоценными и необычными вещами! Браслеты, ожерелья, медальоны, шкатулки, усыпанные камнями, мешочки с жемчужинами и прочие дары, как по волшебству появляющиеся из деревянного нутра, заставили каждую из нас почувствовать себя нужной и желанной. Вряд ли кто-то из обыкновенных девчонок с окраин Конфедерации, что сейчас толпились в этом помещении внутри корабля, хоть раз в жизни получали столь ценные дары. Мы даже смеяться перестали, лишь краснели и улыбались, некоторые — с блестящими от слез глазами. Одна Кайла по-прежнему хмурилась, подбрасывая на ладони свой мешочек со сверкающими камушками.

— Надеюсь, подарки женихов пришлись вам по душе, — снова улыбнулся Лерт, закрывая крышку сундука.

Я слегка растерянно посмотрела на свои пустые ладони. Не то чтобы я так уж мечтала о даре от неизвестного мне мужчины, но…

— Стойте, а где подарок Вероники? — не сдержалась Кайла и ткнула в меня пальцем. — Вот ее! Ей ничего не дали!

Все глаза уставились на меня, и я ощутила себя в высшей степени неуютно. Лучше бы отошла тихонько за спины, чем ловить на себе любопытные или насмешливые взгляды более удачливых переселенок!

Лерт нахмурился, снова открыл сундук. Помрачнел еще больше, уставился в свой список.

— Вероника? Ну да, вижу… Твой жених… — он осекся, помолчал, и мне стало не по себе, — риар Дьярвеншила. Хм… И увы, он не прислал для тебя подарка. — Ильх попытался ободряюще улыбнуться, но даже я видела, что глаза у него остались тревожными. — Возможно, он решил вручить свой дар при встрече. Да, скорее всего так и есть.

Я кивнула, делая вид, что поверила.

Пытаясь не обращать внимания на остальных девушек и их восторги, я молча ушла в угол комнаты, присела на деревянную лавку.

— Девы, во время путешествия оставайтесь здесь, внизу, — добавил Лерт. — Так будет безопаснее.

— А что может случиться с нами наверху? — насторожилась Кайла.

— С вами ничего не случится, уверяю, — ушел от ответа ильх. — «Стремительный» — самый надежный хёггкар фьордов! Но лучше оставайтесь здесь. Девы не приучены к длительному мореплаванию, а здесь вам будет… удобно. К счастью, земли ваших женихов недалеко, не бойтесь. Отдыхайте и наслаждайтесь своими дарами.

— Но мы хотели посмотреть фьорды…

— Вы увидите их со своими женихами! — Лерт не повысил голос, но фраза прозвучала жестко. Впрочем, возражать никто не стал, девушки и правда занялись своими подарками да обсуждением будущей прекрасной жизни.

И, кивнув, ильх ушел наверх, плотно закрыв за собой дверь.

— Расстроилась? — без обиняков спросила присевшая рядом Кайла.

— Скорее, удивилась, — честно ответила я.

— Может, этот красавчик прав и твой жених лично вручит подарок, — утешила девушка. Я пожала плечами — может и так.

— А вот запрет подниматься наверх мне совсем не нравится, — задумчиво протянула она. — Что-то от нас скрывают, Вероника…

— Это точно, — улыбнулась я. — Но мы все равно скоро узнаем, что нас ждет, ведь так?

Кайла кивнула, задумчиво подбрасывая на ладони подарок. А я прикрыла глаза, размышляя о своем женихе. Почему он не прислал подарок, как сделали остальные? Забыл? Тревога кольнула сердце, стало не по себе. Может, меня уже и не ждут? Риар стар, а его заявку не одобряли слишком долго…

Мотнула головой, прогоняя недобрые мысли. Риар Дьярвеншила меня ждет. Если бы он передумал жениться, то отозвал бы свой запрос на невесту! А подарок… Уверена, его отсутствию найдется разумное объяснение, надо просто потерпеть.

Первая остановка корабля случилась совсем скоро. Судно дрогнуло и замерло, а вниз спустился Лерт сразу за тремя девушками. Остальные тоже ринулись к лестнице — хотелось увидеть город ильхов, но нас снова вежливо попросили остаться внизу. А вид стоящих на ступеньках вооруженных воинов подсказывал, что лучше нам послушаться. Так что пришлось смириться с тем, что фьорды мы увидим, лишь когда прибудем к месту назначения.

Переселенки устроились на широких лавках-кроватях, укрытых покрывалами, многие задремали.

Надо признать, что внутри корабля было вполне комфортно. Судно шло ровно, без толчков, а на воде стояло так плотно, что качка почти не ощущалась. И это тоже меня удивило, ведь, судя по тому, что я знала, такие деревянные корабли передвигались с помощью гребцов и паруса, да и назвать их удобными было нельзя.

Но, видимо, этот хёггкар, как назвал его Лерт, лишь с виду был похож на те, что строили когда-то люди. И «Стремительный» был оснащен куда лучше, потому что неудобств мы не ощущали. В помещении было сухо, тепло и тихо. Так что и я закрыла глаза, размышляя, что ждет меня впереди.

К вечеру второго дня на борту остались лишь три переселенки — я, Кайла и пухленькая робкая Ирна. Большую часть путешествия мы или дремали, или болтали, делясь друг с другом событиями своей жизни, что привела на фьорды, и мечтами о новой судьбе. Я в основном молчала и слушала других, но от всей души желала каждой девушке доброй и счастливой судьбы по эту сторону Великого Тумана.

На ужин нам принесли холодные пироги и кожаные фляги с горячим пряным напитком, после которого мы слегка захмелели и запросились по нужде. На зов явился молчаливый ильх, который всю дорогу провожал девушек в столь необходимую комнатку.

Правда, после облегчения Кайла воспротивилась возвращению в нижнюю каюту.

— Можно нам хотя бы воздухом подышать? — возмутилась она. — Два дня уже внизу сидим, как кроты! Или мы всю дорогу должны нюхать ваш сырой и вонючий трюм?

Сырым он не был, вонючим — тем более, но ильх растерялся. Может, оттого, что был молод и смущался, глядя на высоченную воинственную девушку. И воспользовавшись замешательством парня, Кайла решительно двинулась к лестнице на палубу. Мы с Ирной переглянулись и устремились следом, решив, что и нам прогулка не помешает.

— Но Лерт-хёгг запретил! Стойте! Вы куда? Нельзя… — ильх метнулся следом, но было поздно — хмельное вино и скука сделали свое дело, а три засидевшиеся молодые женщины уже выбрались наверх и понеслись к борту. И застыли, сраженные красотой пейзажа.

Огромное пылающее солнце таяло на волне, и краснота растекалась штрихами и полосами, мешаясь с чернильной волной. С двух сторон высились скалы, вершины которых терялись в облаках…

— Можно отдать жизнь лишь ради того, чтобы увидеть это, — глухо произнесла Кайла, и мы согласно кивнули. И тут же подпрыгнули на окрик незнакомого ильха:

— Вы что здесь делаете? Живо вниз!

— Так нам Лерт разрешил! — соврала Кайла, пользуясь отсутствием названного блондина. — Воздухом подышать! Мы недолго, всего несколько минут!

— Когда это он вам разрешил? — удивился ильх. — Да и нельзя же…

— Несколько минут! — взмолились мы, не желая возвращаться в опостылевшую комнату. — Ну пожалуйста! Да мы сроду не видели такой красоты! Никогда в жизни!

В глазах пожилого мужчины мелькнуло понимание и даже сочувствие.

— Что верно, то верно, — прогудел он. — Нет на земле ничего красивее фьордов! Что же делать, не всем повезло родиться здесь! Бедняжки, жили не пойми как, видели не пойми что! Ну полюбуйтесь, раз Лерт-хёгг позволил… Да только недолго! А то мало ли…

Он опасливо посмотрел вверх.

— Что — мало ли? — уточнила я.

— Ничего, — буркнул мужчина, растеряв доброжелательность. — И хватит вам тут… посмотрели и топайте вниз, нечего!

Мы с досадой переглянулись, а Кайла проказливо вскинула голову.

— А вот и не пойдем! Поймай сначала!

И под ругательства растерявшегося ильха бросилась в сторону кормы. Захмелевшая от винного напитка Ирна взвизгнула и понеслась следом, я же осталась на месте, опешив не меньше мужчины. Носиться по кораблю с воплем «Поймай меня!» мне как-то не хотелось, видимо, я выпила недостаточно для такой забавы. Зато моим случайным приятельницам показалось, что это очень весело, похоже, напиток ударил девушкам в голову сильнее, чем могли предположить здоровые и сильные мужики.

— Куда? — завопил воин, кидаясь вслед за беглянками. Ирна с хохотом и прытью, удивительной для столь пухлого тела, взобралась по лесенке на верхнюю палубу, рассмеялась…

Темная тень накрыла корабль, словно набежавшая туча, — бесшумно и неожиданно. Закричали воины — яростно, зло. Я вскинула голову. И застыла, глупо открыв рот и полностью потеряв способность мыслить, двигаться, думать…

Над хёггкаром завис дракон. Черная чешуя в свете заходящего солнца отливала багрянцем, хвост с рядом шипов ударил по мачте, и судно вздрогнуло, словно живое. Глухое рычание раскатилось над морем, а дракон ринулся вниз — к застывшей фигурке Ирны. И тут же девушку сбил с ног незнакомый воин, закрыл собой, а в монстра полетели снаряды, которые на чешуйчатой шкуре вспыхивали холодным синим огнем и заставляли дракона выть и рычать. Ирна визжала, как заклинившая бензопила, и этот звук нервировал не только ильхов на корабле, но и зверя в небе. Он описал круг и снова упал вниз, распахивая жуткую пасть с двумя рядами блестящих клыков. На длинной шее дракона матово блеснуло кольцо, словно нарисованный углем обруч… Я вжалась в борт, не веря тому, что вижу. Ужас облил ледяной водой, пригвоздил меня к просмоленным доскам и полностью лишил воли. Разум бился в клетке шор и вбитых с детства канонов, на миг показалось, что я сошла с ума… Дракон? Но ведь это невозможно! Невозможно!

Опровергая мои мысли, черное чудовище ударило крыльями и снова ринулось вниз. Я вскрикнула, и треугольная голова дернулась на звук, а на меня уставились странные и пугающие глаза зверя — совершенно черные, без белков или видимого зрачка. И меня поразила злоба — густая, осязаемая и всеобъемлющая, бьющаяся за тьмой этого дикого взгляда. На меня смотрело существо, словно явившееся из самой бездны или самого мрачного кошмара. И я уже почти ощущала стальной захват смертельных клыков, что с легкостью перекусят меня пополам. Паника перехватила горло стальной удавкой, я задохнулась… И тут из морской волны взвилось длинное серебристое тело гигантского морского змея, на лету оплело черного крылатого монстра и рухнуло с другой стороны корабля.

Я зажала рот руками, чтобы не завопить, упала на доски и ужом поползла в сторону. Страх завладел моим телом и сознанием, полностью вытеснив личность из хрупкой оболочки. Драконы… Чудовища! Вот кто населяет фьорды! Вот правда, которую скрывали от конфедератов ильхи!

Жуткие звери снова взвились над кораблем. Черный дракон успел сбросить морского змея и подняться в небо, а потом развернулся, и из его пасти вырвалось пламя. Верхушка мачты обуглилась, но, к моему изумлению, не загорелась, как и парус. Хотя мне казалось, что от такого пожара весь корабль уже должен полыхнуть, словно сухой лист!

Пригибая голову, я ползла вдоль досок, за спиной рычало и билось, от звериного рева дракона я почти оглохла!

Команда корабля снова вскинула тугие железные арбалеты, посылая в воздух металлический град. Черный дракон плюнул огнем и, издав яростное, дикое рычание, взвился вверх, а после растворился в облаках. Небо над морем резко потемнело, и в чернильной вышине вспыхнули молнии. Я забилась в узкое пространство между какими-то деревянными ящиками, дрожащей рукой провела по лбу, стирая влагу — то ли испарину, то ли морскую воду, пролившуюся с морского змея.

Корабль всколыхнулся, и прямо напротив моего укрытия на борт сполз морской змей, втянул воздух. И повернулся в мою сторону. Мигнули светло-голубые глаза с узким зрачком. А потом тело чудовища как-то размылось, словно расплескалось, и я порадовалась, что сижу. Иначе упала бы. Потому что вместо дракона на борту «Стремительного» стоял мужчина — наш капитан Лерт. Правда, на этот раз ильх не улыбался. Напротив, он хмуро осмотрел меня, скривился, сплюнул на палубу и повернулся к бегущим ильхам.

— Девы живы?

— Одна без чувств, — доложил воин, заботливо протирая тусклый металл своего меча. — А вторая… ругается. Обеих отправили вниз и заперли!

Я издала смешок. Видимо, перенервничала. Почему-то хотелось заорать что-то бесполезное и глупое, например: я не верю, так не бывает, ущипните меня!

Но я промолчала. Покачнувшись, поднялась и вцепилась в гладкий поручень. Ноги ощутимо дрожали. Лерт окинул меня очередным злым взглядом, и я поняла, что утешать и гладить по голове несчастную переселенку тут никто не собирается.

— Я велел оставаться внизу! — процедил капитан, приближаясь. — Это так сложно понять? Фьорды небезопасны!

— Ну да, здесь водятся драконы, — со спокойствием, которого не ощущала, сказала я. Твердо посмотрела в голубые глаза ильха. — И ты… один из них! Так и знала, что неспроста все эти… подарки! Но как? Как такое возможно? Дракон…

Он помолчал, внимательно глядя на меня. Хмыкнул и поправил:

— Хёгг. У нас говорят так. Мне запрещено открывать эту тайну переселенкам, о таких вещах обычно рассказывают сами женихи или риар подвластных земель. Но раз уж так вышло… — он тяжело вздохнул. — Вы бы все равно узнали. Но позже.

Я сдавила ладонями виски, пытаясь осмыслить новые факты. Драконы! И ильх, способный становиться гигантским монстром… Невозможно!

— Хочешь сказать, что этот… — я нервно посмотрела вверх. — Это чудовище… оно было разумным?

— Да, — хмуро бросил Лерт и с очередным вздохом дернул ворот своей рубахи, что полностью скрывал шею. И я увидела тонкий матовый обруч, обхватывающий ее. — Это кольцо Горлохума, дева. Мы надеваем такие еще мальчишками. В первый раз кольцо дает ильхам силу увидеть мир душ и там поймать дух свободного хёгга. Кольцо соединяет нас со зверем, позволяет воплощаться в него по нашему желанию. Сливаться с ним.

Я схватилась за край борта. Внутри туго сплелось столько эмоций, что я уже не понимала, что именно чувствую. Неверие, непонимание, удивление… и еще какой-то детский восторг, словно я вдруг воочию увидела волшебство! Страшно, но еще больше — невероятно!

Неудивительно, что такое скрывается. Если люди Конфедерации узнают о тех, кто населяет фьорды, в моем мире случится массовая истерия, а возле Тумана соберутся толпы желающих хоть одним глазом увидеть «чудовище».

— Те, кто нас отправляют… — слабым голосом проговорила я. — Наши правители… они знают? Знают о том, кто вы?

— Да, — коротко подтвердил мои мысли Лерт. — Знают. Но по соглашению с фьордами правду таят. Именно поэтому вы покидаете свои земли навсегда. Наши миры слишком разные, дева. Слишком непохожие. И сокрытие истины лучшее, что можно сделать для обоих народов.

— Вероника, — негромко сказала я. — Меня зовут Вероника.

Мужчина смотрел по-прежнему хмуро.

— Ты не должна была этого видеть. Никто из вас не должен.

— Но увидела, — я снова посмотрела вверх. — Поэтому нас и держали внизу, ведь так? — Лерт помрачнел.

— Тебе лучше спуститься.

— Он вернется? — встревожилась я.

— Я не знаю, — капитан устало потер переносицу. — Иди вниз, дева. Иди.

Спорить я больше не стала и спустилась в каюту. Кайла бросилась ко мне, стоило показаться в дверях.

— Ты это видела? — заорала она, хватая меня за руки.

— Это было сложно не увидеть, — хмыкнула я, пытаясь улыбнуться.

— Мы все умрем! — истерично заголосила пришедшая в себя Ирна. — Нас скормят чудовищам! Я не хочу!

— Прекрати выть, — грубо оборвала Кайла. — Если бы тебя хотели кому-то скормить, то не спасали бы. — Она опустилась на лавку и подперла кулаком подбородок. — И что нам теперь делать, девы? Тьфу, кажется, я уже привыкла к местным наименованиям!

— Можно еще выпить, — кивнула я на стол.

— Думаешь, поможет? — засомневалась Кайла.

— Ну, или можно угнать корабль и попытаться вернуться домой. Правда, надо еще как-то пересечь Туман, а это невозможно без сопровождения ильхов. Но мы можем захватить в плен капитана Лерта. Кайла, ты взяла свой пулемет?

— У Кайлы есть пулемет? — вытаращила глаза Ирна.

— Да. Складной, в кармане.

Ирна перевела взгляд с меня на Кайлу и обратно. Моргнула. Снова на меня. Я не выдержала и хмыкнула, а потом начала хохотать, выплескивая пережитый страх ненормальным, истерическим смехом. Кайла присоединилась, одна Ирна по-прежнему смотрела непонимающе. А потом буркнула что-то себе под нос и ушла в угол, решив не связываться с сумасшедшими, то есть с нами.

Отсмеявшись, мы переглянулись уже серьезно.

— И все же что нам делать, Ника? Все это… как-то чересчур… Это же… драконы!

— Придется расценивать их как необычный элемент местной фауны, — вздохнула я. — К тому же разве у нас есть выбор, Кайла? Сами же согласились на переселение. Вот теперь будем… обживаться.

Собеседница кивнула, крепко задумавшись. Так мы и расползлись по углам, каждой было о чем подумать. А уже через час я осталась одна. Моих временных подруг забрали ильхи, девушки прибыли к своим женихам. Прощались мы с теплотой и немного с грустью. Увидимся ли когда-нибудь? Кто знает…

Я устроилась на лавке в опустевшей каюте и удивилась, когда дверь снова открылась, впуская Лерта. Ильх помедлил на пороге, но вошел.

— В Дьярвеншил прибудем лишь послезавтра, — негромко произнес он. Нахмурился, словно не зная, что сказать мне. Помялся. Переступил с ноги на ногу. Я с интересом наблюдала, не спеша помочь ильху и не проявляя инициативу. Решившись, капитан совсем помрачнел и выдавил: — Я подумал, что тебе здесь может быть грустно. Я не хочу, чтобы ты плакала от страха и непонимания. Поэтому ты можешь подняться наверх, там есть навес, тебя не будет видно с неба. Пойдешь?

Плакать я и не собиралась, но спорить и разубеждать ильха не стала.

— Конечно! Спасибо, Лерт… хёгг.

Он слабо улыбнулся и посторонился, пропуская меня.

Ночное небо фьордов уже зажглось миллиардами невероятно ярких, крупных звезд, и я на миг застыла, рассматривая это чудо. Молчаливые ильхи устроили меня под навесом из ткани и шкур, укрыли покрывалом. В нескольких шагах от меня возвышалась фигура Лерта, и пока ильх не видел, я рассматривала его мужественный профиль, который чем-то неуловимо напоминал лицо риара с фотографии из Конфедерации. Может, все дело в спокойной уверенности, что излучали эти лица.

Словно почувствовав мой взгляд, ильх обернулся, и снова по его губам скользнула улыбка. Я отвернулась, смутившись, а мужчина поманил одного из воинов и передал управление хёггкаром.

А сам подошел ко мне, устроился напротив.

— У тебя красивый корабль, Лерт-хёгг, — искренне сказала я.

— Один из лучших на фьордах, — кивнул капитан. И, подумав, выудил из кармана яблоко, протянул мне. — Возьми. Я слышал, девы любят сладкое.

Я поблагодарила улыбкой и надкусила красный бок фрукта. Кисловатый сок брызнул на губы, я слизала капельки языком. Ильх вздохнул, почему-то нахмурился и отвернулся.

— Расскажешь мне о хёггах? — негромко спросила я.

— Я не должен, — все еще глядя на волны, отозвался мужчина. — Я виноват, что ты увидела слишком много.

— Но ты ведь не виноват. Ты нас спас! — торопливо уверила я, а ильх глянул удивленно. — Хотя, конечно, увидеть подобное зрелище я совсем не ожидала. Было… впечатляюще.

Лерт улыбнулся, глянул искоса. А я, ободренная, продолжила:

— Если тебе нельзя говорить, ты можешь молчать и кивать, ведь так? Значит, тот черный дракон летает, а твой зверь плавает в волнах, так?

Капитан не ответил, но улыбка стала более явной. Я задумчиво постучала пальцем по яблоку.

— Так-так. И сдается мне, «Стремительный» оттого и лучший, что принадлежит морскому… хёггу. Сейчас мы идем под парусом, а днем корабль тащил ты?

Лерт рассмеялся.

— Ты очень любопытная, дева! Зачем ты приехала на фьорды? Разве в твоих землях тебе не нашлось жениха?

Не знаю почему, может, звезды так повлияли — слишком яркие и слишком близкие, или волна, бьющая в деревянный борт «Стремительного», а может, мужчина, сидящий рядом, но я пожала плечами и сказала правду:

— Я приехала не за женихом. Я приехала за чудесами, Лерт-хёгг.

— Чудесами? — он удивленно поднял брови. — Значит, ты не желаешь выходить замуж за риара Дьярвеншила?

— Нет, не желаю. — Во взгляде ильха появилось облегчение, а я вот насторожилась. Лерт явно хотел мне что-то сказать, но не решался.

— Тебя беспокоит что-то? — тихо спросила я. Капитан поднялся, я тоже вскочила, отложила надкушенное яблоко. Шагнула к мужчине и остановилась так близко, что почти коснулась мощной груди мужчины. Вскинула голову, заглядывая в голубые глаза. — Скажи. Прошу тебя! Что-то связанное с моим женихом, ведь так? Я имею право знать!

Лерт молчал так долго, что я уже думала — не ответит.

Но, возможно, звезды сегодня влияли не только на меня. Хотя, скорее, капитану просто стало жаль глупую деву.

— О Дьярвеншиле идет дурная слава, — мрачно уронил он. — Даже риара Ингольфа величают Лютым. Дьярвеншил не любит чужаков и гостей, дева. Сегодня ты увидела черного зверя, потомка Лагерхёгга, одного из четырех перворожденных хёггов. Черный зверь — владыка камня, железа и небесного огня. Ты должна знать, что многие хёгги воруют дев, — медленно произнес Лерт, — это в крови у зверя. Но потомки перворожденных не причиняют пленницам вреда, лишь приносят в свои земли.

— Но?.. — подбодрила я.

— Какое-то время назад на фьордах появился иной зверь. Никто не знает точно, фьорды большие, дева. Но говорят… разное. — Лерт сжал кулаки. — А я находил в волнах останки. Останки дев.

— Какой ужас! Тот хёгг, что напал сегодня, это был он? Ведь так? — я прижала ладонь к губам. И похолодела. — Это еще не все?

— Говорят, безумный хёгг прилетает из Дьярвеншила. Извини, но это лишь домыслы, дева. Я могу лишь предупредить тебя.

И, резко развернувшись, Лерт ушел, сделав знак своему воину. Меня тут же провели вниз, но я и не сопротивлялась. Я пыталась сложить в своей голове новое видение мира, в котором были драконы, черные обручи на шее и Дьярвеншил. Вполне возможно, что меня везут прямиком в лапы зверя, разрывающего своих жертв.

Глава 4

— Я туда не пойду!

Ильх скрипнул зубами. «Стремительный» остановился недалеко от черного каменного клыка, торчащего из воды. Такие же хаотично вырастали из моря вокруг Дьярвеншила, мешая кораблю подойти ближе.

С борта я испуганно смотрела на каменную стену, за которой скрывались дома, и высоченную башню, мрачной громадой нависающую сверху. С моря Дьярвеншил казался небольшим, даже не город, а скорее крепость.

— Не пойду!

— Придется, — тяжело произнес Лерт. — Прости, дева, но я не могу тебе помочь. Меня связывает слово хёгга, а это в нашем мире дороже золота! Я не могу нарушить его! И должен доставить дев из-за Тумана их женихам.

— Но ты сам сказал, что в Дьярвеншиле может ожидать чудовище!

— Это лишь предположение, — скрипнул зубами ильх. — Я не уверен. И жалею, что напугал тебя!

Пока я упиралась, ильхи уже спустили на воду небольшую лодку, и Лерт кивнул вниз.

— До берега можно добраться только на этом.

Я нервно прижала к себе мешок. Во тьме ночи вода и скалы утратили красоту. Сейчас я видела лишь неприглядную крепость, казавшуюся безжизненной, и густую плотную воду, на которой лодчонка выглядела слишком хлипкой.

— Я готов отвези деву, Лерт-хёгг, — вызвался один из воинов. Но капитан, покосившись на меня, отрицательно качнул головой.

— Я сам, Варт. Идем, дева. У нас с тобой нет выбора.

Я обернулась на суровых ильхов, что стояли рядом. На корабле зажгли огни, странные лампы — живой огонь плясал внутри стекла. И желтый свет ложился неровными штрихами, словно подчеркивал нереальность происходящего.

Меня мягко подтолкнули к борту, и на негнущихся ногах я спустилась в лодку. Посудина качнулась, принимая меня, плеснуло в бортик водой. Следом спрыгнул Лерт, отвязал веревку, связывающую с кораблем. И я ахнула, потому что ильх не стал брать весла, а просто опустил ладонь в воду, и наше суденышко легко заскользило по глади моря.

— Но как? — изумилась я.

— Я морской хёгг, — слабо улыбнулся Лерт. — Мне отзывается вода и дерево.

Отзывается? Как это? Моя голова почти лопалась от обилия новой и совершенно непонятной информации, которая не укладывалась в привычные представления о мире. И я решила, что пока просто приму все как есть, не пытаясь найти объяснения.

Чем бы ни были способности светловолосого мужчины, сидящего рядом, но благодаря им расстояние до берега мы преодолели довольно быстро.

Когда лодка ткнулась носом в песок, ильх молча спрыгнул в воду и вытащил меня из лодки. На руках вынес на сушу, поставил, платье оправил. И снова скривился, взглянув на темную стену позади.

— У меня нет выбора, дева, — снова повторил он. — И поэтому ты пойдешь сейчас в Дьярвеншил. Тебя должны ждать. И я верю, что у тебя все будет хорошо. Но… — он хмуро глянул на башню. — Но я чувствую себя ответственным. Или виноватым, не знаю… Поэтому возьми это. — Я удивленно глянула на небольшой медальон с мелкой жемчужиной в центре, который ильх сунул мне в руку. — Если с тобой случится беда, брось его в море и позови. Я услышу, Вероника. И постараюсь помочь.

Он резко развернулся и пошел обратно к лодке. Замер на миг, обернулся. Снова усмехнулся.

— Береги себя, дева. Пусть перворожденные за тобой присмотрят.

И пока я растерянно смотрела на него, не зная, что сказать, ильх запрыгнул в лодку, и суденышко заскользило обратно к кораблю.

— Но… почему? — сорвалось с языка.

— Возможно, мне тоже хочется, чтобы кто-то ждал на берегу, — донес ветер насмешливый ответ.

— Спасибо, — прошептала я.

Я стояла на песке до тех пор, пока «Стремительный» не отошел прочь от скал. А потом вздохнула и поплелась к деревянным воротам. К моему удивлению, низкая дверь оказалась незапертой. Толкнув тяжелую створку, я оказалась внутри крепости. Несмело сделала несколько шагов, почему-то стараясь ступать бесшумно. За стеной царила тишина. Передо мной расстилались узкие улочки, накрытые гнилыми досками, в которых зияли дыры, а местами — просто земляные. Кое-где торчали облезлые кустарники и кривые деревья, пару раз я перешагнула через что-то вязкое и дурно пахнущее, похоже, навоз. Рваными лоскутами цеплялся за корни и ветви туман, разливался жидкой молочной жижей и шевелился, словно живой. В одноэтажных приземистых домах из черного камня, с глухо закрытыми ставнями, не было света. Ни людей, ни собак, ни жизни… Лишь на вспучившихся крышах сидели, свесив горбатые клювы, жуткие птицы с лысыми шеями, но и они молчали, недобрым желтым взглядом провожая мое шествие. Пахло чем-то кислым, а еще дымом и совсем немного — солью. Вымерший город! Даже дыма из труб я не видела, и на миг стало так жутко, что захотелось развернуться и бежать — куда угодно. Вот только куда? Дьярвеншил окружен морем и скалами, куда мне бежать? А на фьордах водятся звери, о которых я понятия не имею!

Или самый страшный зверь живет здесь — за черными закопченными стенами? И он уже сожрал всех обитателей этого места?

Вздрогнув, я вцепилась в свой мешок и крадучись двинулась к башне. Она, словно черная исполинская обитель демона, торчала недалеко от крепостной стены, в узких окошках-бойницах дрожал робкий свет. Лерт сказал, что надо идти к ней, что там и проживает риар, выбравший невесту из-за Тумана. Но почему меня никто не встречает? Почему здесь так тихо и пусто? Может, риар болен? И лежит в постели, потому и забыл про меня? Может, у него и вовсе склероз, что неудивительно в таком-то возрасте!

Перебирая предположения, я добралась до дверей башни, толкнула дверь… и снова вздрогнула, поняв, что и здесь открыто. Вошла… И не сдержала писка, когда из-под ног порскнула крыса! Процедив от неожиданности ругательство, я осмотрела круглый зал, в котором оказалась.

Здесь горела пара чадящих ламп, и этого света едва хватало, чтобы осветить жуткую картину. Я прижала руку к груди, переводя дыхание. Темные каменные своды, теряющийся во тьме потолок, жуткий запах, грязь… и тела. Повсюду валялись тела! На грубых лавках, полу и даже столе с остатками засохшей еды… Мужские, на рубахах и штанах темнели пятна… Кровь? Ужас заставил меня попятиться назад. Бежать! Краем глаза заметила длинную юбку и оголенные ноги, торчащие из-под грязной тряпки скатерти. Женщина! Здесь есть женщины! Что с ней тут делали? Что сделали с ними всеми?! Бежать, прятаться, спасаться! Мой притихший от шока инстинкт самосохранения кровью ударил в уши, в глазах потемнело… Вплавь, до «Стремительного»… медальон в море… Скорее! Хоть бы Лерт услышал! Хоть бы забрал!

Резкий раскатистый звук заставил меня глухо вскрикнуть и броситься к двери! Но неудобное длинное платье, в которое меня нарядили, запуталось в коленях, и я рухнула лицом вниз! Да так, что едва не расквасила себе нос! И снова тот же звук сотряс зал! Рычание?

Храп…

Понимание заставило меня сначала замереть, а потом нервно хмыкнуть! Вот уж правда — у страха глаза велики! Дура, какая же я дура! Да они же просто спят! Напились и спят!

Паника отступила, оставив дрожащие коленки и легкий стыд за собственную впечатлительность. Теперь-то я видела, что пятна на одежде — вино и соусы, а люди не мертвы и растерзаны, а просто дрыхнут! Даже девица под столом, которая, как оказалось, обнимала какого-то мужика в одних подштанниках и во сне чмокала губами!

Совсем недавно в этом зале пировали, да так, что свалились на пол и лавки да заснули!

Бочком я обошла храпящего мужика и двинулась к лестнице, что спиралью вилась наверх. Если следовать логике, то комнаты местного риара располагаются как раз там. Неужели подданные совсем распоясались, пользуясь немощью старика? И уничтожают припасы крепости, пока никто не может призвать их к ответу?

На дереве лестницы темнел рисунок: узкий хвост у основания ширился, переходя в змеиное тело с крыльями в середине, и наверху оскаливался треугольной драконьей мордой.

Я сжала кулаки и пошла вверх, с трудом представляя, что буду делать, когда найду риара. Мне совсем не улыбалась мысль стать сиделкой при больном человеке, да и какая из меня сиделка? Я ничего не понимаю в медицине! Но по условиям договора я должна месяц прожить в Дьярвеншиле, считаясь нареченной. После, если я не захочу выходить замуж, могу либо остаться здесь жить, либо уехать на другой фьорд и попытаться найти счастье в ином месте. Ну а пока мне в любом случае надо познакомиться с ильхом, что одобрил невесту из-за Великого Тумана.

Лестница закончилась узкой галереей, на которой располагалась всего одна дверь.

— Закрываться здесь не принято, — буркнула я себе под нос, толкая створку, которая легко поддалась и впустила меня в полутемное помещение. Первое, что бросилось в глаза, — груда вещей и предметов на полу. Рубаха, корзина, штаны, поднос, сапог, остатки еды, платье, рваная нижняя сорочка… И пока я глазела на этот беспорядок, на кровати кто-то издал протяжный стон. Я вскинулась и уставилась на постель, слабо освещенную тусклой лампой. И покраснела до корней волос. Над раскинутыми женскими ногами торчала мужская задница. Загорелая, крепкая, такая, от которой оказалось трудно отвести взгляд, хотя я и старалась. Кто бы сейчас ни был в кровати со стонущей женщиной, но это точно не мой умирающий от старости жених. Напротив! Этот мужчина был более чем жив! Мой ошалелый взгляд метнулся от ягодиц к ямочкам поясницы и выше — к спине с таким рельефом мышц, что тоже захотелось застонать!

И, наверное, я все-таки издала какой-то писк, потому что спина напряглась, мужчина дернул головой, а уже через мгновение я заорала, потому что он оказался возле меня, а в шею уткнулось острие жуткого кривого ножа!

— Пусти… — выдохнула я отчаянно.

Мужчина хмыкнул и опустил руку, отошел на шаг. И я уставилась в самые странные глаза, которые когда-либо видела. Левый — ярко-голубой. А правый… черный настолько, что радужка полностью слилась со зрачком. Этот контраст и пугал, и притягивал, хотелось одновременно и отвернуться, и смотреть не отрываясь. И с усилием я перевела взгляд на резко очерченные губы, искривленные в усмешке, широкие темные брови, высокие скулы, нос с хищной горбинкой, а потом на длинные, спутанные темные волосы, прядь, заплетенную у лица в косичку с железными бусинами. И ниже — на поджарое и отлично развитое мужское тело, которое только что предавалось приятному занятию и было готово продолжить!

Покраснев так, что щеки наверняка приобрели приятный колор созревшего помидора, я сглотнула комок в горле и отступила.

— Краст, ты куда? — капризно пропел женский голос с кровати, и из-под грязного покрывала выглянула встрепанная голова. На меня уставились два темных глаза. — А это еще кто?

— Наверное, решила к нам при… присоединиться, — запинаясь, ответил Краст. Его голос, хриплый после спиртного и секса, заставил меня вздрогнуть и снова попятиться. Мужчина насмешливо улыбнулся. — Так? Ты для этого пришла?

Он, покачнувшись, обошел меня, рассматривая. И увиденное явно не вызвало у ильха энтузиазма. Он скривился и помрачнел.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела. Краст рывком прижал меня к себе, мешок свалился на пол.

— Йотунова задница, проклятый зов. Надо было подпереть дверь… Терпеть не могу таких бесцветных дев, — процедил он.

И я отшатнулась от явных хмельных паров, что ударили в лицо.

— Немедленно убери от меня свои поганые лапы! — рявкнула я. Усталость, пережитый ужас, непонимание и тревога за свое будущее навалились разом, лишив меня привычного самообладания и воспитания.

Краст непонимающе моргнул.

— Что? — не понял он.

— Что слышал! Руки убери! Я не для того тащилась на ваши проклятые фьорды, чтобы меня лапал какой-то пьяный мужлан! Пшел вон!

Он снова моргнул. И на удивление — отступил. Схватил с грязного, как и все здесь, столика кувшин с водой и… вылил себе на голову. Я ошарашенно уставилась на мужчину, который встряхнулся по-звериному, разбрызгивая капли, и прищурился.

— Откуда тащилась? — почти трезвым голосом спросил он. Жуткие глаза, в которых отразилось пламя лампы, смотрели внимательно. И почему-то именно в этот момент мне стало страшно. Слишком быстро этот человек трезвел, буквально на глазах.

Не человек, поправила я себя. Черное кольцо на его шее давало понять, кто передо мной. Такой же обруч показал мне Лерт. А значит, этот Краст был не кто иной, как… хёгг. Дракон. Пьяный, грязный и дурно пахнущий дракон, чтоб его!

Он нахмурился, покосился на девицу, с открытым ртом застывшую на покрывале. Слушала она с таким лицом, что я не сомневалась — весть о чужачке уже через пять минут облетит Дьярвеншил, стоит девушке покинуть эту спальню.

— Ты, — кивнул Краст своей постельной подруге, — убирайся.

Миг — и девушку как ветром сдуло. Она даже не оделась, лишь подхватила с пола платье и убежала.

— Откуда тащилась?! — рявкнул мужчина уже мне, и я подпрыгнула.

— Из Конфедерации, — прошептала робко и сделала еще шаг назад. Кажется, с угрозами я погорячилась. Ну что я сделаю, в самом-то деле? Оружия нет, сил тоже…

— Стоять! — угрожающе произнес мужчина. Мой оторопелый взгляд метнулся вниз, и я отметила, что свое возбуждение он растерял. Правда, от этого смотреть на голого ильха проще не стало. Он зло прищурился.

— Риар Дьярвеншила одобрил невесту из-за Тумана! — почти с отчаянием выкрикнула я. — По программе переселения! Я приехала… А там все валяются! А здесь вы, то есть ты! Мне нужен риар Дьярвеншила!

— Да чтоб ты в Горлохум провалилась, — процедил Краст. — И кто тебя только звал?!

— Ваш риар…

— Я здесь риар! — злобно оскалился мужчина, и мне стало совсем дурно. То есть как это он? А где мой жених?

— Вы убили старика? — догадалась я. Ну да, с этого головореза станется! Даже не удивлюсь!

Краст уставился на меня с таким лицом, что я снова попятилась. А он прищурился недобро, словно решая, каким именно способом лучше избавиться от незваной гостьи. Мысли путались в голове, сердце стучало как ненормальное. Да он же просто чудовище — злой и агрессивный варвар. Жуть! Главное, до моря добежать… и зачем я вообще полезла в эту башню? Надо было вцепиться в Лерта и умолять о помощи! Просить! Требовать! Что-то мне подсказывало, что я смогла бы убедить капитана «Стремительного»! Он бы защитил!

Я снова сделала крохотный шажок к двери.

— Не вздумай бежать, — мрачно пригвоздил меня к полу Краст. — Бесполезно. Я быстрее. К тому же уже почти трезв. Вот же йотунова задница! Сядь здесь. И не вздумай двигаться, поняла?

Он указал на кресло, тоже заваленное какими-то тряпками. Я фыркнула, чтобы не показать страха, и, недолго думая, скинула все это добро на пол, внимательно осмотрела потертое сиденье и, не обнаружив ничего страшного, села. И внезапно успокоилась. В конце концов, бежать и правда глупо. Куда я убегу в этом платье да ночью? Смешно… Да и надо, наконец, прояснить ситуацию с моим замужеством. А ильх хоть и выглядит дикарем, но резких движений не делает, да и взгляд у него почти… осмысленный. Почти.

Так что я уселась, расправила складки платья, а вернее, вытерла вспотевшие ладони. И уставилась на своего странного собеседника. Очень стараясь смотреть лишь на верхнюю его часть.

— Может, вы, то есть ты… может, ты оденешься?

Мужчина несколько удивленно посмотрел вниз, словно только сейчас осознал свой вид. Правда, его он не смутил. Но хвала богам, ильх все-таки выудил из груды валяющихся вещей полотняные штаны, натянул. Завязал на животе веревки. И на этом решил, что его вид вполне пристоен. Я бы с этим поспорила, но слишком устала.

Дальше Краст зажег еще одну лампу, добавляя света. Грязная комната стала выглядеть еще хуже, но я промолчала. Если местным нравится так жить — их дело.

Молча вытащила из мешка договор Конфедерации с фьордами, протянула бумагу ильху.

— Здесь все написано. Это договор о переселении на мое имя — Вероника Эдвардс. Встречающая сторона и жених — Ингольф-хёгг из Дьярвеншила.

Риар смерил меня злым взглядом, глянул на бумагу. И отшвырнул ее в сторону.

— Гребаное пекло, — пробормотал он. — Папаша — старая сволочь! Даже за Туман дотянулся, чтоб его душу Хелехёгг поджарил!

— Значит, договор заключил твой отец? — уточнила я.

— Да, — Краст откинул ногой нижнее женское платье.

— И он мертв? Ну что же… В таком случае договор расторгается в связи со смертью жениха! — радостно заключила я. — И я буду благодарна, если смогу переждать здесь ночь, а утром ты отправишь меня… ну, куда там принято отправлять невест из-за Тумана?

— На корм рыбам, — мрачно подсказал мужчина, и я напряглась, не понимая, шутит он или всерьез. Судя по мрачно блестящему черному глазу, какие уж тут шутки. Голубой глаз и вовсе казался осколком льда.

— Невесты защищены Конфедерацией, — пробормотала я. — Не надо меня пугать! Через месяц прибудет проверяющий, чтобы убедиться, что правила соблюдены!

— Плевать я хотел на твою Конфедерацию, — огрызнулся риар. — Да и на тебя тоже. Дьярвеншил подчиняется лишь совету ста хёггов. Но есть одна проблема, чужачка.

Он схватил со стола кувшин и сделал жадный глоток. По блеснувшей на губах рубиновой капле я поняла — вино.

— По закону фьордов невеста умершего до свадьбы мужчины становится женой ближайшего свободного родича. Значит, моей.

— Что? — завопила я. — Твоей? Да ни за что!

— Замолчи. Мне тоже не нужна жена, тем более из-за Тумана! — процедил он и снова схватил договор. Повертел, осматривая, поскреб грязным ногтем печати и опять откинул. Посмотрел на меня и протянул задумчиво:

— Сиди здесь, чужачка. Высунешь нос за дверь — пожалеешь. Я разберусь с этим, — он махнул договором, который держал так, словно от него воняло!

И, развернувшись, ушел!

Я же мрачно осмотрела комнату. Разбросанные вещи, остатки еды на блюдах, потекший со свечей воск, мутные от разводов лампы и не самый свежий запах — вот удручающий результат осмотра. Не говоря уже о разворошенной постели, на которую я не лягу ни за что в жизни!

Ругаясь для бодрости и проклиная этого жуткого Краста, а заодно и фьорды, на которые меня угораздило притащиться, я снова обошла свое пристанище. Тяжелая и малочисленная мебель: кровать, стол, пара странных сидений — то ли кресла, то ли кушетки, лавка у стены, грязно-коричневая ткань, закрывающая окно, голые и неприглядные каменные стены. В глубине этого неприветливого жилища обнаружила еще одну дверь. Она вела в небольшое помещение, где в центре имелась бочка с холодной водой, наполовину утопленная в каменный пол. У противоположной стены имелась дыра, накрытая деревянной крышкой, — туалет.

Со вздохом я постаралась забыть о нормальной душевой кабине, душистом мыле, пушистых полотенцах и прочих благах цивилизации.

Умылась холодной водой из бочки, окончательно замерзла и вернулась в комнату. Пнула от досады толстую ножку кровати, взвыла, снова осмотрелась. Хотелось есть. Но спать — больше. Дверь оставалась закрытой, куда бы ни отправился варвар, но возвращаться он не спешил.

Так что я не придумала ничего лучше, как прилечь на лавку в углу, накрыться своим плащом и закрыть глаза. Отдохну немного, а потом продолжу исследовать новый и негостеприимный мир, в котором оказалась.

Глава 5

— Вставай, — Краст пнул ногой бессознательное тело бородача Биргера. Тот крякнул, вытаращил глаза и дернул руками, разыскивая оружие. А увидев риара, попытался встать. Удивительно, но это ему даже удалось, хотя и с трудом.

— Что случилось, мой риар?

— Это ты мне скажи. Какого гнилого йотуна ты пропускаешь в крепость посторонних?

— Каких таких? — еще сильнее вытаращился бородач. — Не было никого! Да ни одна крыса мимо не проскочит! Да я смотрел! Лишь на минутку на пир зашел, мой риар! Да и потом… с воды к нам не подобраться, все это знают! А с гор — рано еще, я ветер слышу!

— И это значит, что можно оставить двери нараспашку и залиться хмелем по самые брови? — яростно выдохнул Краст, и Биргер испуганно вытянулся в струнку, не понимая, что делает риар внизу. По всему ведь выходило, что он останется в своей спальне до самого утра! Так и должно было быть, но вот нате вам! Торчит перед Биргером — полуодетый и жутко злой!

— Так последний пир ведь… — растерянно пробубнил ильх. — Ветра идут… Скоро ведь задует третий… когда же потом, мой риар?!

Рука Краста взметнулась так быстро, что бородач только крякнул и сжался, получив увесистый удар под ребра.

— Я оставил тебя присматривать за воротами, Биргер. И если я не могу на тебя положиться, то зачем мне такой воин?

Бородач судорожно кивнул, даже не думая дать сдачи. И голову склонил, молясь перворожденным, чтобы те успокоили разъярившегося риара.

— Моя вина, моя… Готов искупить, виноват! Назначь наказание, Краст.

— Назначу. А теперь закрой ворота, пока к нам не пожаловали новые гости, — сухо произнес Краст, и бородач втянул воздух. Но риар уже не смотрел. Подобрав чужие сапоги и плащ, подбитый рысью, Краст, шипя сквозь зубы, обулся и толкнул дверь. В грудь ударил сырой и холодный воздух моря и гор, зато в голове прояснилось и перестало шуметь.

Ильх мрачно глянул за спину — на спящих вповалку людей, вышел. Привычно посмотрел на небо, где тонула в низких тучах желтая, тающая с боков луна. А потом так же привычно — на горы. Снежные верхушки светлели в ночи. Прищурившись, риар всмотрелся внимательнее и сжал кулаки. Призрачные голубые огни вспыхивали мягкими переливами, освещая скалы. Пока огней было совсем мало, человеческий глаз и не различит крошечные искорки, а вот риар видел. Видел и злился, понимая, что с каждым новым ветром, спускающимся с вершины, огней зажжется все больше. И чем сильнее ветра, тем ярче становится вершина, окутываясь мягким серебристо-синим сиянием.

А гореть будет всю зиму.

Десять дней назад пришел первый ветер. Ласковый, как щенок. Первый всегда лишь проносится озорником по Дьярвеншилу, разбрасывает кучи листьев и хвойных иголок, треплет девам подолы, норовя взметнуть повыше. Играет. Но на следующее утро пришел второй ветер. Сильнее и злее. Уже не щенок, но еще и не хищник. И этот, второй, огладил каменные дома ледяными порывами, выстудил. Тогда и забил на старой башне Дьярвеншила колокол, знаменуя начало ветров. Тогда и выставили в зале башни бочки с хмельным и горячим варевом, и туда же потянулись воины и девы. Время шатий, свадеб, гуляний, сладких ночей… И зова. Сильного, злого. Чтобы в Дьярвеншиле родилось много детей, таких же сильных и таких же злых.

Краст потер виски, отворачиваясь от гор.

У стены башни в бочке темнела накапавшая со стока вода, Краст отложил в сторону злосчастный договор и плащ, проломил тонкую наледь, плеснул в лицо пригоршню. От воды, ледяной, острой, пахнувшей лежалыми листьями и землей, свело скулы и заломило зубы, но Краст плеснул снова, фыркая от капель, стекающих на спину и грудь. Встряхнулся. Хмель окончательно покинул голову, и, накинув плащ, риар направился вверх по склону, к одиноко стоящему дому.

— Рэм! — крикнул он, ударив в дверь. — Рэмилан, просыпайся!

Несколько минут царила тишина, а потом на пороге показался сонный и хмурый хозяин дома. Белые нечесаные волосы падали на льдистые голубые глаза, рот скривился в зевке.

— Какого пекла тебе не спится, Краст? — буркнул ильх.

Не отвечая, риар ткнул в побратима желтым свитком. Тот переступил босыми ногами на стылой земле, завязал веревку штанов, которые в данный момент являлись его единственной одеждой. Черный обруч на его шее блеснул, поймав свет ныряющей в облаках луны. Рэм, приподняв белые брови, удивленно развернул бумагу, нахмурился.

— И что это?!

— Договор Ингольфа и Конфедерации о свадьбе с чужачкой из-за Тумана. Невеста прибыла этой ночью, — чеканя слова, процедил Краст, и Рэм присвистнул. Повертел бумагу, рассмотрел знак Варисфольда и неизвестный на фьордах, видимо, принадлежащий той самой Конфедерации, будь она неладна!

— Так и знал, что твой папаша выкинет какую-нибудь гадость, — сплюнул Рэм. — И что ты собираешься делать?

— Для начала нам надо понять условия договора, — Краст выхватил бумагу, прищурился, разбирая строчки. И выругался так, что Рэм скривился.

— Придется топать к Хальдору, — хмуро озвучил побратим то, что понимал и сам риар. — Без него не разобраться.

Краст снова глянул на горы. И кивнул, понимая, что придется. Хотя не хотелось до зубовного скрежета и снова рождало внутри глухую и опасную ярость. Риар выдохнул, успокаивая себя и тьму, что поднималась изнутри тягучей, густой волной.

Дом Хальдора стоял на другой стороне Дьярвеншила, в окружении вековых елей, треугольными исполинами закрывающих каменное двухэтажное строение. На красной крыше не росла вечнозеленая бодрянка, и потому там не было извечных вестников Дьярвеншила — горбоносых и крылатых хорнов. Ставни из белого дерева не пропускали свет, и Краст мрачно ударил в дверь кулаком, нарушая сон хозяев.

Створка распахнулась без скрипа и довольно скоро, значит, Хальдор не спал. Вышел на порог, глянул мрачно. Скривился, как обычно. Он, в отличие от побратимов, в этот ночной час был одет и совершенно трезв. Черные глаза смотрел со злой усмешкой, рука сжималась в опасной близости от рукояти меча.

— Что надо? — неприязненно буркнул Хальдор. Краст отодвинул его плечом, без спроса входя в теплый дом. Внутри горели лампы, освещая мягким живым светом витую лестницу и добротную мебель. Кинул бумагу. Хозяин дома поймал на лету, развернул.

— Прочитай, — приказал Краст.

Хальдор глянул злобно, сверкнули темные глаза, ловя отражение зажженных ламп.

— Ты же у нас риар, Краст, сам и читай, — усмехнулся он. — Или не выходит?

Ярость вспыхнула внутри черным безумием, толкая на глупость, убеждая оторвать голову усмехающегося ильха, стереть кулаком усмешку.

— Хочешь бросить мне вызов, Хальдор? — почти с надеждой спросил Краст. — Занять башню по праву сильнейшего?

Хозяин дома скривился, сжал кулаки. И Краст шагнул вперед с предвкушением, но остановился, когда дорогу преградил Рэм.

— Сейчас не время мериться силой! — оборвал снежный хёгг, становясь между двумя взбешенными черными. — Ветра идут.

Краст прищурился, в упор глядя на Хальдора, который уже готовился схватить нож, а то и секиру, висящую на стене. Два ильха застыли, сцепившись взглядами, словно звери, и не желая отступать. Полностью одетый и собранный Хальдор против полуголого и взъерошенного Краста. Рэм лишь скрипел зубами, переводя взгляд с одного на другого и надеясь, что на этот раз не дойдет до драки.

Но Хальдор моргнул, мотнул недовольно головой и сделал шаг назад. А потом молча поднял упавший свиток, вчитался. И расхохотался. В черных глазах мелькнуло злорадство, словно написанное примирило ильха с поражением.

— Ого, так тебя можно поздравить, мой риар? — усмехаясь, протянул он. — Надеюсь, невеста страшна, как и твоя жизнь, Краст?

Риар шагнул вперед и снова наткнулся на руку Рэма.

— Прекратите! — потерял терпение снежный. — Хальдор, объясни толком, что там написано? И может, пока не поздно, мы просто спалим эту бумажку?..

— Поздно, — ильх пожал плечами. — Это законный и действующий договор, его уничтожение ничего не изменит. Через месяц в Дьярвеншил прибудет корабль с проверяющим из Варисфольда. В этот день невеста должна либо сказать свое «да» и назначить день свадьбы с риаром Дьярвеншила, либо уплыть в Варисфольд. Если девчонка окажется мертва либо покалечена, мы должны уплатить совету хёггов… — Хальдор помолчал, осмысливая. И закончил с ненавистью: — Сто шкур!

— Сколько? — ошалело выдохнул Рэм. — Да ни одна красавица фьордов не стоит столько! А чужачке из-за Тумана и вовсе полшкуры цена! Да как можно…

— Замолчи, — оборвал Краст. Отошел к столу, на котором плясал в лампе живой огонек. Протянул руку, словно желая коснуться пламени, и отдернул, стоило горячему лепестку качнуться навстречу. — Что еще там написано?

— Единственная возможность избежать свадьбы с чужачкой — она должна сама отказаться от тебя. В ином случае через месяц наречение считается состоявшимся, и вскоре ты обязан надеть на нее уже не венец нареченной, а пояс жены. Но и тогда дева остается под присмотром совета ста хёггов. Тут написано… — ильх всмотрелся в ровные строчки. — Написано, что каждая невеста из-за Тумана становится названой сестрой для самой… красной девы, Оливии-хёгг, разбудившей Горлохум и закрывшей проход между мирами. А значит, каждая ее сестра является драгоценным даром для фьордов.

Краст сжал кулак, и пламя в лампе тоже сжалось, почти угасло, словно норовя стать меньше и незаметнее. Рэм покосился на побратима, но промолчал. Хальдор тоже затих, между темными бровями залегла складка, словно ильх решал для себя какую-то задачу.

— Месяц, значит, — задумчиво протянул Краст. И Рэм вскинулся, переглянулся с хозяином дома. И оба удивленно качнули головами. Месяц… Но ведь ветра идут!

Ничего больше не говоря, Краст забрал договор и вышел на порог. Звезды и луну успело затянуть тучами, и на Дьярвеншил посыпался тонкий хрупкий снежок. Еще не зима, но уже предостережение.

Рэм догнал побратима возле елей, приноровился к широкому шагу ильха.

— И что ты думаешь делать, мой риар? — не глядя на Краста, бросил он.

Краст хмыкнул, не отвечая.

Некоторое время шли молча.

— Дело не только в чужачке, ты и сам понимаешь, — негромко произнес Рэм, когда они поравнялись с домом на скале. — Хёгг из Варисфольда, Краст. Нечего ему тут делать. Дьярвеншил не любит чужаков.

Риар кивнул, не оборачиваясь, и пошел к башне.

Дьярвеншил ждет.

Дьярвеншил слушает ветра.

Дьярвеншил не любит чужаков.

Глава 6

— Разлеглась тут, ленивая мерзавка, думает, раз риар пустил, так все позволено? А мне тут ходи, убирай, вещи подбирай…

Глухое бормотание заставило меня открыть глаза и подпрыгнуть. Моргнула, потерла шею, которая затекла от неудобной позы. Уснула я на лавке, прямо в одежде, и сейчас чувствовала себя не столько отдохнувшей, сколько измятой. Села и уставилась на женщину с недовольно поджатыми губами.

— Доброе утро, — растерянно пробормотала я.

— Да конечно, доброе! Еще и издевается! А ну вставай, разлеглась тут! Полежала и хватит, на кухню иди!

— Почему на кухню? — ничего не поняла я спросонья. — Вы… ты кто?

— Кто-кто, ктокает она тут! Главная я здесь! А тебя что, недавно притащили, раз ты не знаешь? — старуха прищурила темные глаза. — Да и я тебя не помню что-то… Ты чья будешь? Что-то я тебя не припомню… И сразу в постель к риару, ишь, гадина прыткая!

— Да не лезла я ни к кому в постель! — растерялась я еще больше. В моем мире никто не швыряется такими обвинениями просто так, но мне пора отвыкать от цивилизации. Судя по всему, на фьордах я еще и не такое увижу и услышу! — И вообще, прекратите! Я не кухарка.

— А кто? Поломойка?

— Невеста, — угрюмо буркнула я, пытаясь оправить платье. — Риара.

Старуха смерила меня взглядом с головы до ног и вдруг рассмеялась.

— Ты? Невеста риара? Да быть того не может!

Я вздохнула. Нет, я, конечно, и сама не претендую, но все равно как-то неприятно. И хотела бы сказать, что это ненадолго, но промолчала. Не стоит посвящать всех вокруг в подробности нашего соглашения.

— И все же это так, — повторила я и твердо взглянула на женщину. — Я прибыла ночью, и мой… хм… жених не успел об этом объявить.

Прислужница обошла меня вокруг, совершенно беззастенчиво разглядывая, и я вдруг разозлилась. В конце концов, что она себе позволяет? Я не кусок мяса на прилавке, чтобы так глазеть!

— Хватит меня рассматривать! — рявкнула я. — И ты не сказала, кто ты!

— Так Брида, — несколько удивленно протянула она. — Старшая прислужница я.

— Прислужница? То есть убираешь и готовишь для риара?

— Ну да…

— Отлично. С сегодняшнего дня в этой комнате буду жить я. И для начала здесь нужно убрать! Ясно? Нам понадобятся тряпки и много горячей воды!

Прислужница окинула меня очередным взглядом, на этот раз угрюмым.

— Зачем это? Чисто здесь, недавно же убирались…

— Если недавно — это сто лет назад, то понятно! — отрезала я. — И еще мне надо мыло! У вас есть мыло?

Женщина попятилась.

— Вода есть там, — махнула она рукой в сторону купальни. — С утра иногда бывает, как источник просыпается… И ведро тоже!

— Тогда я бы съела что-нибудь, и мы сможем приступить к уборке, — взбодрилась я. — Где я могу позавтракать и выпить горячий чай? Здесь довольно холодно.

— Так там… — пробормотала старуха, задумчиво косясь на меня. — На кухне еда… вроде… я принесу…

— Замечательно! — одобрила я, и Брида скрылась за дверью.

А примерно через полчаса ожидания стало понятно, что прислужница не собирается возвращаться ни с едой, ни с помощью. Я выглянула в коридор, но внизу орали что-то хриплые мужские голоса, и спускаться я не рискнула. Задумчиво обошла комнату, пытаясь унять нервную дрожь. В очередной раз осмотрелась и скривилась. Риар велел сидеть наверху, но кто сказал, что я должна сидеть в хлеву?! В моем детстве мама часто повторяла фразу о том, что не стыдно убирать, стыдно оставаться в грязи. Став взрослой, я поняла, что в доме с пятью детьми этот постулат был жизненно необходим. Но к тому времени я уже привыкла к чистоте. К тому же уборка — неплохой способ успокоиться. А раз помогать мне никто не собирается, то чистить эту конюшню, что по недоразумению зовется жилой комнатой, мне придется самой. В одном негодяйка не соврала — сегодня из железной фыркающей трубы и правда текла вода, холодная, но относительно чистая. Ну а на тряпки я без зазрения совести отправила нижнее платье неизвестной мне девицы, которое по-прежнему валялось посреди спальни.

Засучив рукава, я первым делом раздвинула тяжелые шторы, открывая окна. Чихнула несколько раз и ахнула. За грязным стеклом виднелись заснеженные вершины гор, серебряное море, стаи птиц, ныряющих в волну, и верхушки огромных елей… Да за один такой вид из окна можно отдраить не то что одну комнату, а всю башню!

Но начну все же с предоставленных мне апартаментов.

Несколько часов я мыла, чистила и скребла. Поначалу опасливо косясь на дверь, вскоре я плюнула на свои страхи, подвязала подол юбки и даже начала напевать. При дневном свете я обнаружила, что под слоем пыли и копоти скрываются сюрпризы. На полу проявился рисунок из разных сортов дерева, массивный стол на драконьих лапах показался мне произведением искусства, а стекла в окне поразили своим серебристым сиянием. Преображаясь с каждым движением тряпки, помещение медленно показывало мне свой истинный вид. И я с изумлением осознавала, что он весьма неплох.

Замусоленные покрывала, занавеску и остальные тряпки я без зазрения совести сложила за дверью, решив, что когда-нибудь служанка все же появится и я велю ей принести чистое. Было бы неплохо, конечно, сменить и саму кровать для надежности, но, покосившись на тяжелые железные ножки, я поняла, что последнее вряд ли удастся. Белые меховые шкуры на кровати хотелось выбить на снегу, но для этого пришлось бы спуститься вниз, так что и с этим я решила повременить.

И все же стоило подумать, что вытворял хозяин башни на этой кровати, и внутри поднималось желание спалить постель вместе с ножками. И еще перед глазами настойчиво вставала картина, увиденная ночью, — филейная часть мужского тела с ритмично сокращающимися мышцами.

Выдохнув, я уселась на пол и стерла с лица испарину. Солнце уже вовсю светило в окна, значит, уже далеко за полдень. Мой желудок бурчал, требуя еды, благо в моем мешке была припасена парочка шоколадных батончиков. Воды я напилась из-под крана, надеясь, что прививки, сделанные в столице Конфедерации, уберегут меня от кишечного расстройства.

Ну а когда солнечный свет заплясал по комнате косыми лучами, я удовлетворенно осмотрела комнату и улыбнулась. Пыль, грязь, мутные разводы, налипший воск и беспорядок бесследно исчезли. Даже дышать стало легче! А страх окончательно растворился в физическом труде и удовлетворении от хорошо проделанной работы.

На всякий случай подперев дверь лавкой, я отправилась в купальню, где, скрипя зубами, залезла в каменную бочку.

* * *

В нижнем зале все еще валялись хмельные воины. Некоторые уже расползлись по домам, другие задумчиво допивали остатки браги. Между ними лениво двигались прислужницы, пытаясь навести подобие порядка.

Краст мрачно переступил через лежащее поперек лестницы тело, пнул ногой пустой кувшин. И поднялся по ступенькам, надеясь, что пришлая чужачка не залила слезами его спальню и он сможет спокойно с ней поговорить. Хотя это вряд ли. Разговаривать спокойно девы не умеют, это Краст понял давно.

Дева из Конфедерации, надо же! Риар хмуро подумал, что и мечтать не мог о подобном «счастье»! Да что там, еще несколько лет назад такое и предположить было трудно. Краст никогда не интересовался миром за Великим Туманом. Честно говоря, даже соседние фьорды мало его беспокоили. С Дьярвеншилом бы разобраться… И сейчас риар испытывал огромное желание запереть навязанную невесту где-нибудь в подземелье до самого дня солнцестояния, чтобы не видеть ее и не слышать! Он скрипнул зубами, сожалея, что не может так поступить! И поморщился, толкая дверь в свои покои.

Только бы эта дева не начала голосить да жаловаться на свою несчастную судьбу! Это Краст ненавидел еще сильнее!

Железная дверная ручка повернулась, но створка не сдвинулась с места. Краст нахмурился. Она что, заперлась изнутри? Хотя это верно. Ночью сюда вполне мог подняться какой-нибудь хмельной воин… Что ж, капля разума у девчонки имеется. И риар надеялся, что этой капли окажется достаточно, чтобы чужачка вела себя благоразумно и не лезла к нему! А самое главное — чтобы к концу месяца дева все так же желала уехать из Дьярвеншила, а не вознамерилась надеть пояс жены!

Краст, тяжело вздохнув, потер заросший щетиной подбородок. Пожалуй, лучше придержать зов до дня зимнего солнцестояния. А то, не дай перворожденные, зацепит ненароком чужачку, та и захочет большего! Решит задержаться в Дьярвеншиле, чтоб ее пекло Горлохума сожрало!

Риар содрогнулся, лишь представив это.

Хмыкнув, Краст приложил ладонь к стене, и камень послушно разошелся, повинуясь воле риара. Он шагнул внутрь спальни и застыл, ошалело осматривая незнакомое место. Нет, кровать он все же узнал, хотя аккуратно разложенные шкуры и внушали сомнения. Но разве у него был такой стул с синей обивкой? Или стол из темного дерева? Или блестящие в свете солнца подсвечники? И кстати, почему здесь так много солнца?!

И лишь груда мусора и грязных тканей у двери подтвердили смутное подозрение, что спальня все-таки его. Просто до скрипа чистая. До тошноты отмытая и до непривычного убранная. Почему-то это разозлило так, словно Краста лишили его личного мира, хотя он сам поселил деву сюда. Но великий Горлохум и проклятое пекло! Он и подумать не мог, что за один день это место превратится… в нечто чужое!

Голова риара дернулась на звук льющейся воды, и губы растянулись в злой усмешке. А вот и причина ярости! Сейчас он быстро отобьет у своей нареченной желание прикасаться к его вещам!

Дверь в купальню поддалась легко, и риар вошел в помещение, наполненное паром. Остановился, склонил голову. Дева стояла спиной к нему в бочке, отжимала волосы. Капли тяжело падали с прядей на камень — кап-кап, и Краст как-то оторопело проследил, как они разбиваются. А потом снова уставился на узкую бледную спину, тонкую талию, переходящую в тощие бедра и худые ягодицы. Хмыкнул. Сзади чужачка оказалась похожей на полудохлую птицу — бледная до синевы, тощая до торчащего хребта и совершенно неаппетитная.

Услышав его, девушка резко повернула голову, и в свете солнечного луча Краст увидел резко сузившиеся зрачки в светло-серых глазах. Губы чужачки гневно сжались, но вместо того, чтобы вскрикнуть, она резко взмахнула рукой, и в лицо мужчины полетел мокрый комок. Риар легко отклонился и уставился на деву с изумлением. Она что же, кинула в него какой-то тряпкой?!

— Убирайся, — прошипела чужачка, соскальзывая в воду и оттуда яростно сверля его взглядом. — На фьордах принято вламываться к незнакомым девушкам? И как ты вообще вошел, я ведь закрыла дверь!

Краст шагнул ближе, склонился, разглядывая рассерженное личико чужачки и совершенно не обращая внимания на ее ярость. И снова хмыкнул. Его невеста была… никакая. Блеклая, почти прозрачная, совершенно невзрачная. Неудивительно, что Краст ее совсем не запомнил. Нечего тут было запоминать. Дева казалась льдом — серым и безжизненным, медленно тающим в мутной воде. Широко расставленные, словно слегка удивленные глаза светло-серого цвета, бледная кожа и волосы — тоже серые, сейчас прилипшие к голове. Тонкая, птичья шея, острые ключицы и тень маленьких грудок под водой. Ни одной яркой детали — ни румянца, ни манящих губ, ни дразнящих глаз. Пройдешь мимо — и не увидишь, словно призрак, тень. Не женщина, а насмешка одна! Сейчас она особенно напоминала морскую морь — бледную полупрозрачную деву из легенд, живущую в водах фьордов. И вот это выбрал в жены папаша?!

Злость обожгла нутро, и Краст мотнул головой, прогоняя внезапное и ненужное чувство. Опустил взгляд на тонкие пальчики, что вцепились в край бочки. Девушка смотрела гневно, но он уже ощутил ее страх, который нареченная пыталась скрыть. И неудивительно. Она совершенно беззащитна, захоти риар — смог бы сделать с ней что угодно. И они оба это понимали. Вот только боялась чужачка зря, Краст-то точно не захочет, что тут хотеть?

— Я под защитой Конфедерации, — словно прочитав его мысли, прошептала ненужная невеста. — Не смей меня… трогать.

Ильх поднял удивленно брови.

— Упаси Горлохум, — хмыкнул он. — Тут мне бояться надо, если уж честно. В твоей Конфедерации все такие… хм, бледные?

— Страшные хотел сказать? — Светло-серые глаза сузились и потемнели, губы скривились, и Краст с досадой подумал, что вот сейчас точно расплачется. Но к его удивлению, дева лишь вздернула голову и прищурилась, словно позабыв, что стоит обнаженная в воде.

— Какая есть. Я за тебя замуж не собираюсь. Я вообще замуж не собираюсь!

— Не представляешь, как я рад!

— Уже представила, — прошипела она, сжимая кулачки. — И раз мы это выяснили, то будь добр — проваливай! Я хочу выйти.

Краст насмешливо улыбнулся, выпрямился и вышел из купальни. Вернулся через минуту, швырнул на пол платье.

— Оденься, — бросил он. — Ты мне аппетит портишь. А нам надо поговорить.

И снова ушел, аккуратно прикрыв дверь.

Глава 7

Я на миг закрыла глаза, переживая то, что сейчас произошло.

Хотя что сейчас произошло? Он просто на меня посмотрел. Ну и скривился еще… Почти до крови закусила губу, успокаивая бешено стучащее сердце и все еще видя перед глазами мужские глаза. Странные, пугающие, разноцветные глаза. А еще насмешливые, слегка презрительные и равнодушные.

И разве мне не все равно?

Я вскинула голову и яростно плеснула в лицо водой. Сама знаю, что бледная и худая! Ну так что же! Плевать мне на мнение этого ильха! Да кто он такой? «Мне бояться надо…» Это он что же, решил, что я сойду с ума от его задницы и необычных глаз да повешусь на шею с воплем: «Возьми меня, я твоя навеки!» Да в гробу я видала такого самовлюбленного и наглого… варвара!

Что б он провалился!

Прогнав злостью печаль, я вылезла из каменной бочки и до красноты растерлась полотном. Натянула на влажную кожу платье и все-таки вышла, решив, что наглец прав — нам нужно поговорить.

Краст стоял у окна и на меня даже не обернулся, так что дышать стало легче. Но я все же отодвинулась подальше, видя напряженную спину мужчины.

Он повернул голову, и я вздрогнула от недовольства в его глазах.

— Разве я не говорил, чтобы ты вела себя тихо? — задумчиво произнес он. — И разве просил трогать мои вещи?

— Твои вещи? — непонимающе моргнула я. — Ты о комнате? Но я всего лишь убрала здесь…

— Я сказал — сиди тихо и ничего не трогай! — рявкнул мужчина, а я подскочила.

— То есть сиди в свинарнике? Извини, но я не привыкла…

— Если не привыкла, надо было оставаться в своей Конфедерации!

— Я приехала не к тебе!

— Вот только возиться с тобой придется мне!

— Возиться? — от злости я сжала кулаки, ощущая желание треснуть этого придурка по голове. Правда, такой может и сдачи дать, а я это вряд ли переживу. — Не сильно-то ты напрягался! Оставил меня в загаженной комнате и даже не сообщил о моем приезде своим людям? Я с утра не могу отсюда выйти, даже чтобы еду найти! Потому что внизу орут пьяные мужики! От такой заботы сдохнуть можно, риар Дьярвеншила!

Его лицо исказилось, кажется, Краст хотел заорать, но лишь выдохнул. Склонил голову набок, прищурился.

И рывком встав, подошел к двери.

— Брида!!! — от крика риара я подпрыгнула, но сдержала желание заткнуть уши. — Брида, живо иди сюда!

Перепуганная служанка возникла на пороге уже через минуту.

— Что-то случилось, мой риар? Ой, а что здесь случилось?! Что это с комнатой-то?

— Она чистая, — фыркнула я. — Постарайтесь запомнить, как это выглядит. Вот так, видите? А не так, как вы считали раньше!

Оба — и Краст, и прислужница — повернулись и уставились на меня с таким видом, словно внезапно заговорила оскаленная медвежья морда, висящая на стене. Жуткая, кстати.

— Да что себе позволяет эта… — начала женщина, но риар оборвал.

— Молчать! Разве Лурд не приказал тебе с утра накормить мою… гостью?

— Так спит Лурд, — хмыкнула служанка. — Хлебнул с утра браги и снова уснул. Да и мне некогда, — буркнула Брида, косясь на меня с неприязнью. — Дел-то полно, я еще даже не…

— Ты меня плохо поняла? Еду неси, — голос ильха вдруг утратил эмоции, стал спокойным и равнодушным. Но почему-то именно эта перемена вдруг отозвалась в прислужнице страхом, и я увидела, как она вздрогнула и попятилась. Краст стоял не двигаясь, полубоком ко мне, и тень скрывала его лицо, но почему-то женщина побледнела и спиной вывалилась в коридор.

— Так я сейчас… я мигом… зачем же сразу… сейчас!

На хлопнувшую дверь я посмотрела с некоторым недоумением, не понимая, чем вызвана такая перемена в старухе. Краст еще мгновение постоял спиной, а потом снова подошел к окну.

Не прошло и нескольких минут, как дверь снова открылась и вбежала Брида. Бухнула на столик тяжелый поднос и снова унеслась, испуганно косясь на мужчину. На меня она даже не посмотрела.

— Ешь, — не поворачиваясь, приказал Краст.

Я пожала плечами, хотя он на меня и не смотрел. И присела возле стола, с вожделением оглядывая принесенное. На деревянном подносе теснилось несколько не совсем чистых тарелок с холодным, подсохшим мясом, большая тушка пучеглазой и жутковатой рыбы, плесневелый сыр и две крохотные лепешки. Очевидно, на скалистой полоске земли, зажатой между горой и морем, зерно в дефиците. В центре возвышался кувшин, до краев наполненный темным напитком, и судя по запаху — хмельным. Вилки и ножа не наблюдалось. Как и кружки или стакана. И, честно говоря, выглядело все настолько неаппетитно, что я всерьез задумалась, действительно ли голодна или можно и потерпеть?

Пока я думала, ильх подошел и, не церемонясь, схватил с подноса кусок мяса и хлеб, сунул в рот. Следом отправил часть рыбы и сыр, прожевал, рассматривая меня. Подхватил кувшин и сделал глоток прямо из горлышка, бухнул обратно на стол, расплескав. Я в каком-то ошалелом изумлении глянула на оставшуюся лепешку, теперь изрядно смоченную хмельным варевом. В той же лужице плавали мясо и сыр.

— Если не хочешь помереть в Дьярвеншиле от голода, то не стоит медлить, чужачка, — обронил Краст, вылавливая в лужице еду. Я сглотнула, уставившись на его пальцы и прогоняя от себя мысли о гигиене. Интересно, этот варвар руки мыл? Не то чтобы сейчас, а в принципе… когда-нибудь?

Насупившись, я всмотрелась. Надо признать, ильх, одетый в кожаную безрукавку, штаны и сапоги, выглядел чистым. На рельефном предплечье темнел железный браслет, на шее — обруч. Поджарое тело снова напряжено, словно к удару готовится… Длинные волосы убраны назад, кончики влажные. Интересно, где риар успел освежиться? Перевела взгляд на мужские ладони — широкие, с сильными длинными пальцами и короткими ногтями. Вот последние явно нуждались в обработке, похоже, ильх избавлялся от отросших кончиков единственным знакомым ему способом — обгрызал!

Пока я думала, еды на подносе стало втрое меньше, а мой живот издал жалобное ворчание.

— Будем считать вино за дезинфекцию, — пробормотала я, успокаивая себя. Рыбу, глядящую на меня выпученными глазами, я исключила из списка съедобного сразу. И со вздохом подцепила лепешку с кусочком мяса. Сдула невидимые соринки и сунула в рот. Вкусной эту еду назвать было сложно, но я так проголодалась, что решила не придираться. И не медлить, как мне и посоветовали. И когда ильх потянулся за последним куском мяса, проворно выхватила его первой и сунула в рот. И сыр тоже.

Краст моргнул и уставился на меня с таким непередаваемым выражением, что я чуть не подавилась.

— А вот забирать что-то у риара в Дьярвеншиле опасно для шеи, — протянул он.

— Я всего лишь следую твоим любезным советам, — проглотив, сообщила я.

— Каким советам? — подозрительно прищурился он, а я снова вздохнула. Да уж, придется нелегко. И надо бы изъясняться проще, чтобы меня не сожгли на костре за какое-нибудь словечко.

— Дружелюбным, — хмыкнула я. И сунула в рот последний кусок сыра.

Риар моргнул, и его губы искривились в усмешке.

— А ты шустрая, чужачка.

— У меня три младшие сестры, с ними не расслабишься, — сообщила я. — И я приехала на фьорды не для того, чтобы умереть от голода!

Упоминание о приезде мигом испортило ильху настроение, и он нахмурился.

— Это правда то, что ты сказала? — резко бросил он. — Что ты не желаешь замуж?

— Истинная, — подтвердила я, доедая хлеб.

— Поэтому и выбрала в женихи моего отца? — догадался Краст. — Хотела скорее стать вдовой?

— Я не собиралась становиться даже женой, — сухо сказала я. — И когда решилась на переселение, почти всех женихов уже разобрали. Ну и, как ты верно заметил, я далеко не красавица. Ну а Ингольф был далеко не молод. Я подумала, что мы сможем вполне спокойно просуществовать рядом положенный по договору месяц… А потом я с радостью покину Дьярвеншил.

— Зачем же ты тогда приехала? — темные брови хмуро сошлись на переносице. — Разве не для этого сквозь Великий Туман идут ваши женщины? Чтобы обрести семью и мужа. И если тебе это не нужно, то что ты ищешь на земле моря и скал?

Я перевела взгляд на стену, делая вид, что меня больше всего интересует рисунок камней и трещин. Я ждала этого вопроса и готовилась к ответу. И все же, услышав, на миг запнулась. И ощутила, как поднимается внутри страх — колючий, жалящий.

Но лишь на миг.

— Всегда мечтала увидеть потерянные земли. С самого детства грезила фьордами и, когда началась программа переселения, решила осуществить свою мечту!

Ложь я выпалила на одном дыхании, даже не запнувшись. Уж если лжешь, то лги на совесть, чтоб не пришлось потом краснеть… И вроде прозвучала она правдоподобно. Или нет? Но ведь ильхи не знают конфедератов, так с чего бы этому мужчине усомниться?

Он и не усомнился, кивнул.

— Понятно. И как ты собиралась жить, если не выйдешь замуж?

— Комиссия обещала каждой переселенке защиту, — мрачно произнесла я. — И после отказа выходить замуж я могу поселиться где захочу.

— Кроме Дьярвеншила, — жестко отрезал Краст. Выпрямился и шагнул ко мне, я постаралась не вздрагивать. Все-таки когда на вас надвигается ильх — дикий, хмурый, со спутанными черными волосами и матовым обручем на шее, — любой станет не по себе. — В день зимнего солнцестояния ты откажешься от замужества и покинешь мою крепость. Все поняла?

— Да с удовольствием, — буркнула я. — Надеюсь, на фьордах найдется место… почище!

В темной глубине мужских глаз мелькнуло облегчение, и я отвернулась.

— Так будет. И запомни законы моего дома, нареченная, — он вдруг склонился, уперся ладонями в спинку моего сиденья. — Веди себя тихо и незаметно, чем незаметнее ты будешь, тем лучше для тебя. Занимайся чем хочешь, но постарайся не попадаться мне на глаза. Не заставляй меня повторять.

— Я запомнила с первого раза, — огрызнулась я. Как ни старалась сохранять спокойствие, а все же злилась. От недружелюбного приема и столь явного недовольства в глазах ильха.

Он прищурился, всматриваясь в мое лицо.

— Я слышал, что девы из-за Тумана наглые и невоспитанные. Ходят в постыдной одежде и живут в разврате.

Я изумленно открыла рот. И вот этот варвар, который при первом же знакомстве продемонстрировал себя во всей красе, обвиняет меня в разврате?! С ума сойти можно!

— Зато купаются каждый день, — отбила я. — И пахнут приятно. Это все вода и мыло, знаешь ли. Попробуй как-нибудь…

— То есть я воняю? — он так сжал пальцы на деревянной спинке стула, что я испугалась — сломает. Стул, конечно. И осторожно отодвинулась, хотя дальше было некуда.

— Ну не то чтобы очень…

— Ты меня что же, упрекаешь? — он даже удивился.

— Да упаси… перворожденные! — припомнила я местный культ. — Если вам тут, в Дьярвеншиле, нравится барахтаться в нечистотах — дело ваше. Я уж как-нибудь потерплю месяц, что же делать.

— В нечистотах? — угрожающе переспросил риар, но я лишь выше задрала нос.

— Вчера я увидела именно это.

— Вчера был праздник! — рявкнул ильх, теряя терпение. — Последний пир! Ты ничего о нас не знаешь, чужачка. Но уже начала судить. Так делают люди из-за Тумана или просто глупцы?

Я ахнула, поразившись тому, как ловко этот полуголый варвар все повернул. Значит, я же еще и глупа? Вдобавок к невразумительной внешности!

— Я лишь говорю то, что видела! — прошипела я, вжимаясь в спинку сиденья. Ильх нависал сверху, и чувствовала я себя более чем некомфортно. Сразу пришло понимание, как плохо быть зверем в капкане. Он склонился еще ниже, так что я рассмотрела крапинки в разноцветных радужках.

— Меня не волнует твое мнение обо мне или Дьярвеншиле, чужачка, — прошипел Краст. — Молчи и не зли меня! Ясно?

— Дышать можно? — мрачно выдавила я и подняла ладони. — Все-все, ясно.

Он выпрямился и смерил меня хмурым взглядом.

— У тебя дерзкий язык, дева, — уронил риар.

— Ну да, — легко согласилась я и улыбнулась. — К тому же я страшная, ты уже говорил, можно не повторять. На этом все?

Краст свел брови, рассматривая меня. И, стремительно отвернувшись, шагнул к двери.

— Скоро соберутся главы родов Дьярвеншила, и я при всех назову тебя нареченной. Забудь, откуда ты родом, для всех ты дева с далеких северных островов. Приготовься и оденься. Надеюсь, ты способна выбрать достойное одеяние, дерзкая дева?

Я промолчала, что сам ильх, не смущаясь, разгуливал передо мной без одежды. Тоже мне, поборник морали!

— По условиям переселения, каждая потенциальная невеста оставляет за Туманом не только предметы обихода, но и вещи, — злорадно отрапортовала я. И, увидев, как снова сузились глаза ничего не понявшего ильха, быстро пояснила: — Нам запретили брать свою одежду. А невесту должен одеть жених.

Жених слабо рыкнул.

— Брида покажет тебе кладовую. Будь готова.

И ушел, хлопнув дверью.

Я же задумчиво опустилась обратно в кресло и подперла рукой подбородок. Да уж, как-то по-другому я представляла себе переселение. «Невесты получат уважение, защиту и поддержку женихов, им обеспечат комфортную и спокойную жизнь, познакомят с традициями и нравами местного населения…» Ну да, познакомили меня уже. Хотя, если бы я дома знала о том, что увижу на фьордах, разве решилась бы я пересечь Туман? Вряд ли.

Вот только пути назад уже нет. А проводить время за бесплодными сожалениями я не привыкла. Лучше уж заняться делом!

Словно в ответ на мои мысли, дверь снова распахнулась, впуская Бриду. Прислужница глянула недовольно, скривилась и махнула рукой.

— Риар велел показать тебе платья, — буркнула она. — Иди за мной, чужачка.

Я послушно отправилась следом. Прислужница шла на удивление быстро, так что я едва за ней поспевала. Неудобное длинное платье путалось между ног, а на пятке, кажется, образовалась мозоль! Не такие уж и удобные эти ботинки, кроссовки точно лучше! Но и тут поздно сожалеть.

Не без содрогания я спустилась в нижний зал и вздохнула, поняв, что хмельных мужиков здесь нет. Лишь лениво махали тряпками две девицы, не убирая, а больше разгоняя пыль. Со стола исчезли пустые кувшины и блюда с остатками пиршества, а в целом зал остался прежним — темным, грязным и неприглядным. Такой же была улица, на которую мы вышли. Правда, назвать ее так можно было с большой натяжкой. Узкое пространство между серыми каменными стенами, выбитый булыжник мостовой, подтаявший до жидкой кашицы выпавший ночью снежок, грязь и чахлые кустики, торчащие прямо посреди дороги. Их выкорчевыванием здесь точно никто не занимался. Так же, как и уборкой сухих листьев, кучей лежащих у домов, или принесенного ветром мусора. Я перешагнула через довольно внушительный ствол, непринужденно валяющийся поперек улочки, подобрала юбки, чтобы не запачкать.

— Бесстыдница, — прошипела вдруг Брида. — Правильно говорят, нет у чужачек стыда! Чего ноги оголила, срам-то какой! Хочешь, чтобы все на твои колени пялились?

Я с недоумением оглядела сначала свои ноги, едва виднеющиеся из-под юбки, потом совершенно пустую улицу.

— Кто здесь будет пялиться?

— Мужики наши! — с еще большей злобой отозвалась прислужница. — И принес же тебя Хелехёгг на нашу голову! У-у-у, чужачка…

Бормоча себе под нос что-то ругательное, во что я решила не вслушиваться, Брида достала из-под короткой темной накидки тяжелую связку железных ключей и отперла низкую дверь.

— Здесь одежка, — ощутимо скрипя зубами, произнесла она. — Риар велел тебя впустить. Ух, будь моя воля… ну да погоди… Иди бери, чего встала?

Я пожала плечами, решив не обращать внимания на недовольную старуху. Осторожно переступила порог помещения. Внутри хватало света, льющегося из крошечных окошек. Осмотрелась. Вдоль стены теснилось несколько сундуков, и я с любопытством откинула крышку ближайшего. В нос ударил тонкий запах какого-то растения, видимо, листьями перекладывают ткани, чтобы защитить от паразитов. Вот только не слишком успешно. Стоило вытащить наряд, и стала заметна дыра, прогрызенная мышами. Второе платье оказалось в еще более плачевном состоянии и напоминало дырявый мешок из-под картошки. Осмотрев второй сундук, я и там нашла лишь старые, драные тряпки, которые точно нельзя было назвать «приличным нарядом для невесты». Да простое платье, которое выдали переселенкам, на фоне этой рванины — верх изящества и роскоши!

— Здесь есть другая одежда? — обернулась я к прислужнице.

— Бери что есть! — теряя терпение, рявкнула Брида. — И шевелись давай, некогда мне тут с тобой! Думаешь, если риар велел, то я тут целый день расшаркиваться буду? Размечталась, бесстыдница!

Я отвернулась, решив не вступать в спор, хотя и не понимала такого отношения к себе. Хотя, может, тут со всеми чужаками так разговаривают? Кто их знает, этих варваров… конечно, хотелось нагрубить в ответ, но я сдержалась. Сейчас мне нужно разобраться в местных обычаях, а ругаясь с прислугой, я точно ничего не узнаю.

Открыла следующий сундук, но и тут постигло разочарование. Ничего красивого, нарядного или хотя бы целого. Тряпки… Старуха дышала за спиной, и я подумала, что неплохо бы наладить отношения хоть с кем-то в этом проклятом Дьярвеншиле!

Вероятно, злоба этой женщины лишь защитная реакция. Я для нее чужая, непонятная, к тому же разительно отличаюсь от местных — темноволосых и кареглазых девиц, вот прислужница и нервничает, не знает, как себя вести с пришлой девой. Так может, стоит ей показать, что опасается она зря? И что я такая же женщина, растерявшаяся перед обрядом?

— Я не знаю, что мне выбрать, — приветливо улыбнулась я. — Ты мне не поможешь?

— Вот еще… — начала Брида, но осеклась. Верно, вспомнила наказ риара. Я изобразила еще больше дружелюбия, надеясь, что лицо не треснет от улыбки. Прислужница ответила хмурым взглядом, но ругаться не стала, и я сочла это хорошим признаком.

— Риар велел мне одеться красиво, я лишь пытаюсь выполнить его приказ. Так ты поможешь, Брида? А меня зовут Вероника. Знаешь, мне немного… непривычна ваша жизнь. У меня дома все иначе. И я не знаю, во что принято одеваться на такие события.

— Как это не знаешь? — не поверила прислужница.

— Совсем не знаю, — развела я руками, по-прежнему источая мед дружелюбия. — В моих землях нет таких обрядов. И невестой у нас становятся по-другому. А мне хочется выглядеть для риара красивой и надеть наряд, который его порадует. Так ты поможешь? Ведь ты наверняка знаешь все в Дьярвеншиле, и тем более как угодить риару!

— Знаю, а то, — купилась на мою лесть старуха. — Я-то с Ингольфом всю жизнь была, родня почти! И всегда он мне почет выказывал, не то что…

Старуха осеклась, а я быстро смекнула два факта: первое, нынешнего риара, Краста, прислужница не жалует. И второе — лет ей немало, если вспомнить годы Ингольфа. И надо сказать, для своих преклонных лет сохранилась старуха очень хорошо! Зубы на месте, движения быстрые, даже спина ровная! И восхитилась: вот это генофонд на фьордах! Даже завидно! Впрочем, отменные внешние данные ильхов я отметила сразу. Вероятно, воздух, не испорченный выхлопными газами, хорошо сказывается на здоровье!

Пока я размышляла, прислужница окинула меня задумчивым взглядом.

— Ладно, помогу, — проскрежетала она. Помедлила, словно не решаясь. И поковыляла к дальней стене, утопающей в полумраке. — Есть у нас платье. Да такое, что любую красавицей сделает. Такое, что всем невестам на зависть!

Скрипнула несмазанными петлями крышка короба, и, согнувшись, Брида зарылась в темное нутро сундука. А потом распрямилась и обернулась.

— Вот! — торжествующе произнесла она. — То, что тебе нужно!

— Ты так думаешь? — я окаменела на миг, а потом подошла несколько растерянно, рассматривая наряд. Да, это, бесспорно, было красиво. По белой ткани вились алые и черные узоры — скалились драконы, сияли черной злобой глаза-ониксы, падал сзади тяжелый шлейф. Белое, красное и черное сплелось в этом наряде, и не понять, что было вначале — где ткань, а где искусный узор из цветных нитей. Это платье было прекрасным и ужасающе чуждым. Варварским. Диким. И совершенно мне не подходящим.

— Знаешь, я не уверена… — растерянно пробормотала я. В конце концов, я могу пойти в том, в чем приехала. Скажу, что не подобрала подходящего наряда. Вряд ли наши отношения с риаром станут хуже, ведь хуже уже некуда.

— Надевай! — припечатала Брида, отрезая мне путь к отступлению.

— Но…

— Сама помощи просила, а теперь нос воротишь? — скривила губы Брида. — Или тебе, чужанской деве, не по нраву наш наряд? Нет платья краше во всем Дьярвеншиле! Да что там! На всех фьордах краше нет!

В чем-то она была права. Я никогда не видела ничего похожего. Безумная красота. В таком одеянии идти бы под венец черноглазой дикарке с волосами цвета ночи… Но уж никак не мне — бесцветной и бледной Веронике. Но красиво… Боги, как же красиво! И где-то внутри зреет желание хотя бы примерить такое великолепие. Явно же никогда в жизни подобное больше не надену.

Я тронула ткань — скользкая и тяжелая… Погладила, испытывая одновременно восхищение и страх. И улыбнулась — похоже, на фьордах эти два чувства так и будут идти рука об руку!

— Чье это платье?

— Ничье! — рявкнула Брида, сверкая из-под бровей черными глазами. — Давай, давай, стягивай свою одежонку, риар ждать не будет, а колокол уже звенит, чужачка!

В подтверждение где-то в отдалении звонко ударило: бом-бом!

— Скоро придут на зов риара почтенные мужи, усядутся, будут тебя, такую неповоротливую, ждать! Злиться будут! А бедной Бриде потом получай тумаки, скажут, я виновата, что дева медлит! Снимай одежку, говорю!

— Ладно, ладно, уже раздеваюсь! — я поежилась, в приоткрытую дверь дул холодный ветер, а отопления здесь не было. Стуча зубами, стянула свое зеленое платье, и Брида торопливо накинула на меня алое. И закружила вокруг, оправляя и затягивая широкий кожаный пояс, плотно обхвативший мне ребра. С него свисали рядами черные бусины и глухо ударялись друг о друга при каждом движении. Варварское великолепие! Руки остались открытыми, как и верх груди. В высоких боковых разрезах виднелась светлая ткань нижнего платья, но при движении и она раскрывалась, оголяя ноги.

Бесспорно — красиво, только холодно! Я потерла покрывшуюся мурашками кожу, размышляя, можно ли укутаться на церемонии обручения в плащ?

— Кажется, оно мне велико, — робко пробормотала я, пытаясь заглянуть за спину. — Может, я лучше…

— Так я сейчас вот здесь прихвачу… — бок кольнуло, и я подпрыгнула.

— Да не вертись ты, как детеныш йотуна! Стой спокойно! — прикрикнула прислужница. И не успела я уточнить, что это за детеныш такой, как она развернула меня к свету, обошла, разглядывая. — Вот так-то хорошо, вот так-то правильно! Пусть риар видит…

— Что видит?

— Что ты оделась как надо! И вот еще…

Она толкнула меня на сундук, и я села, ойкнув. Служанка же, не церемонясь, дернула мой пучок волос, собранный на затылке, распустила пряди. Быстро разделила на две части, перекинула на грудь и перевила волосы красными лентами с такими же черными бусинами. Снова бросилась к полкам, схватила склянку, заполненную чем-то густым и темным.

И быстро провела по моим векам, осмотрела. А после одобрительно щелкнула языком.

— Вот теперь — все как надо, чужачка! Идем, не надо риара злить. Плохо будет, если он разъярится, ой плохо…

— А что будет? — снова не поняла я. Но старуха только мотнула головой и потащила меня прочь из кладовой.

— Стой, Брида! — попыталась хоть что-то разузнать я. — Расскажи, что это за церемония? Что мне нужно делать?

— Кричи погромче, — буркнула служанка. — Вот и все твое дело.

— Кричать? — изумилась я. — Но зачем?

— Чтобы главы родов видели, какая горячая риару невеста досталась. — Брида глянула искоса и дернула меня за руку. — Горячая да норовистая. Так что начнут поздравлять — кричи и возмущайся, поняла?!

Нет, не поняла. Ничего я не поняла! Но старуха уже волокла меня к башне, и оставалось лишь бежать следом! Все мое внимание сосредоточилось на складках платья, что так и норовили испачкаться, так что к башне риара я подошла красная от усилий и уставшая от этой борьбы. Как можно ходить в подобном наряде, я понятия не имела. Шлейф путался в ногах, цеплялся за все кусты и камушки, мигом окрашивался разводами, стоило не усмотреть. К тому же сползла одна из лент с волос!

Хотела остановиться и отдышаться, поправить платье и прическу, попить, в конце концов! Ну и неплохо бы увидеть себя хоть где-нибудь, хоть в стекле, хоть в воде, раз зеркал здесь нет. Но стоило нам оказаться у дверей башни, как Брида втолкнула меня внутрь, не дав ни секунды передышки. Я ахнула от неожиданности и ввалилась в зал, который еще недавно видела пустым. Зажмурилась от яркого света. Осторожно открыла глаза. Разжала ладони, все еще стискивающие подол. И тяжело сглотнула.

Глава 8

Зал изменился. Нет, он по-прежнему был довольно грязным. Но сейчас в углах горели широкие каменные чаши, на которых плясал огонь, безжалостно заливая помещение пронзительным желтым светом. Столы оказались сдвинуты, образуя пустое пространство, на котором я сейчас стояла. А у дальней стены сидело около трех десятков мужчин. Одеты они были в простые светлые рубашки или кожаные безрукавки, у многих на предплечьях массивные железные браслеты. Темноволосые, мощные, и на этот раз — трезвые. Перед каждым на столе кубок. Больше ничего не было — ни закусок, ни кувшинов с напитками.

И все ильхи злыми, недовольными глазами наблюдали за моим приближением. Не понимая причин таких эмоций и моргая от рези в глазах, я сделала пару шагов и снова остановилась. Что я должна делать? Куда идти? О чем говорить?

И почему мне ничего не объяснили?!

Скользнула растерянным взглядом по чужим лицам. Снова моргнула. И зацепилась за знакомые разноцветные глаза. Краст сидел в центре, и я первый раз видела его полностью одетым. На плечах риара лежала белая звериная шкура, подчеркивая жесткое лицо, темные волосы и пронзительный взгляд. Пальцы Краста побелели на массивном кубке, который он сжимал в ладони. Миг — и железо смялось, а напиток плеснул на стол. И лицо ильха исказилось такой яростью, что я невольно попятилась, путаясь в расшитом шлейфе.

Рядом с хозяином башни хмурился парень со снежно-белыми длинными волосами, столь необычными среди темной масти остальных, что невольно приковывал взгляд. И именно он положил ладонь на плечо Краста, когда тот дернулся, поднимаясь. Снежный что-то тихо сказал, и риар скривился.

Я стояла посреди ярко освещенного зала, под гневным и презрительным прицелом мужских глаз и ощущала себя ужасно. Ничего не понимая, сделала еще шаг назад, окончательно запуталась, ойкнула. Потянула шлейф, пытаясь его расправить…

— Хватит! — рявкнул вдруг пожилой ильх. Его загорелое лицо изрезали морщины, но в темных волосах не было ни одной седой волосинки. И он вскочил, глядя на меня с такой неприязнью, что я ощутила ком в горле.

— Что это за йотунова проделка? Что за насмешка? Объясни, Краст!

— Это не насмешка, Манавр, — прозвучал ответ. — Почтенные мужи и главы родов Дьярвеншила, перворожденные осчастливили меня и послали невесту. Вернее, ее послали моему отцу, но он мертв. И как вы знаете… по закону фьордов его невеста становится моей нареченной.

— Вот эта чужачка? Но откуда она? Вы посмотрите на ее волосы! А лицо? Да помилует меня Великий Горлохум…

— Молчать! — рык Краста ударил в стены и отразился злым эхом. Пламя в чашах подпрыгнуло, словно живое, рассыпались оранжевые искры. Я дернулась в сторону, на миг показалось, что огонь желает спалить меня…

Блондин снова положил руку на плечо Краста, а я заметила черное кольцо на его шее, и если я правильно поняла объяснение Лерта, то именно мужчины с кольцом способны… сливаться с драконом. На миг перед глазами встала оскаленная черная пасть, и я покачнулась.

С другой стороны от Краста неподвижно застыл черноглазый молодой мужчина, на его загорелых щеках залегли белые пятна. Он смотрел на меня не мигая, и я сглотнула, заметив и на его шее кольцо Горлохума.

Еще один дракон? Да сколько же их тут?

Гневный ответ Манавра снова привлек мое внимание.

— Ингольф выбрал эту деву в жены? Да кто она такая?

— Чужачка, — сказал другой мужчина, разглядывая меня прищуренными глазами. — Ингольф говорил об этом. Правда, не думал я, что он решится.

— Он решился, — хмуро бросил Краст. — Я видел договор. Ингольф-хёгг заплатил за деву выкуп: двадцать шкур — совету хёггов и золото — родным землям невесты.

Кто-то в сердцах ударил кулаком по столу, подпрыгнули железные чаши и блюда. И снова на меня уставились со злобой. Я же лихорадочно обдумывала ситуацию. Так-так, значит, Ингольф еще и заплатил за невесту. Причем, судя по перекошенным лицам присутствующих, немало. И не объяснить ведь, что я здесь ни при чем и ту плату даже не видела!

— Чужачка станет твоей женой? — снова вскочил Манавр. — Ты же не допустишь этого, мой риар? Дьярвеншил не любит чужаков! А ты должен надеть пояс жены на деву, рожденную нашими скалами! Взращенную нашими ветром и морем!

— Значит, я должен выгнать невесту моего отца, так, Манавр? — вкрадчиво произнес риар. Ильх с готовностью кивнул, но скис, когда Краст добавил: — Выгнать, а завтрашним утром снарядить в Варисфольд хёггкар, чтобы уплатить долг — сто шкур.

— Сколько? — заорали, вскакивая ильхи. — Да где мы их возьмем?! Да в море эту деву, и дело с концом…

— Заткнулись все! — Краст поднялся, обвел мужей тяжелым взглядом и снова вернулся ко мне. Гнетущая тишина повисла осязаемым, удушливым маревом. — Дьярвеншил не будет ссориться с Варисфольдом из-за девы. А я почту память моего почившего отца, — на губах Краста появилась нехорошая усмешка. Ильхи отвели глаза, а я снова задумалась.

Несмотря на жарко горящий огонь, было холодно, хотя меня скорее знобило от страха.

Больше не глядя на воинов, Краст в несколько шагов пересек зал и, не церемонясь, сунул мне в руку тяжелый кубок, из которого пил до этого. На железе явственно виднелась вмятина, намекающая на жуткую, нечеловеческую силу ильха. Я непонимающе уставилась в темную густую жидкость, и Краст кивнул, мол — пей. Я и выпила, чуть не поперхнувшись. Напиток оказался пряным, горячим и хмельным, к тому же его было много. Но зато по озябшему телу мигом прокатилось мягкое тепло, и я почти перестала дрожать. А когда Краст снял с себя шкуру и накинул на меня, я невольно вцепилась в мех, грея замерзшие пальцы. Вскинула голову, встречаясь со взглядом странных глаз. О чем думал ильх, я не знала, лицо его оставалось хмурым и каким-то отрешенным. И почему-то снова стало холодно, несмотря на мех и согревающий напиток.

Краст нахмурился сильнее, рывком выхватил короткий нож, разрезал ладонь и провел рукой по моему лицу — ото лба до подбородка. Сладковатый запах крови ударил в нос, и горло свело тошнотой. Но Краст лишь прищурился, отбросил клинок и положил мне на голову тонкий обруч. Узкий венец лег тяжело, словно весил целую тонну.

— Беру Веронику под руку свою, принимаю в дом свой, называю своей нареченной и надеваю ей на голову венец, — бесцветно произнес Краст, а я удивилась. Он знает мое имя? Ну да, оно ведь написано в договоре о переселении…

— Ты называешь нареченной девку, что посмела надеть свадебный наряд Солвейг?! Думаешь, мы не признали эту вышивку и эту ткань? Никто, кроме Солвейг, не мог сделать такое! А она нацепила на себя! Стерпишь такое оскорбление от этой чужачки? От той, что плюнула тебе в лицо? — выкрикнул, вскакивая, черноглазый ильх. Если бы не перекошенное от злости лицо, я назвала бы его самым красивым мужчиной, какого я только видела. Идеальные, мужественные черты чисто выбритого лица приковывали взгляд, как и широкие плечи, которых не скрывала кожаная безрукавка. Его черные глаза казались жидкой тьмой — всепоглощающей и безумно манящей. Краст с его мрачностью и странными радужками выглядел скорее пугающим, чем привлекательным, а этот ильх мог бы стать героем моей девичьей грезы. Я чуть рот не открыла, разглядывая сей образец мужской красоты. Вот только эти потрясающие глаза смотрели на меня с такой откровенной неприязнью, что я поперхнулась. И с ужасом осознала слова ильха. Ну и еще то, насколько сильно меня подставила Брида. Свадебный наряд, значит… Чужой свадебный наряд. Так вот в чем дело! И если я честно начну лепетать: я не знала, это все прислужница, то лишь сильнее разъярю мужчин. Покажется, что я лишь пытаюсь свалить вину на несчастную старуху. И не объяснить ведь, что я не знаю местных нравов! Что понятия не имею, какое платье надела! Ведь Краст умолчал о том, что я переселенка. А значит, меня приняли за деву с фьордов!

Нет, я, конечно, девушка мирная, дружелюбная, но всему есть предел! Открыла рот, чтобы объяснить, оправдаться, и… не издала ни звука. Гнев обжег внутренности и спалил страх. И стало просто противно, что я должна объяснять и каяться, хотя ни в чем не виновата!

Стиснула в пальцах проклятую расшитую ткань и высоко задрала подбородок.

— Ты можешь забрать венец, Краст, — это поднялся парень с белоснежными волосами. Его глаза в свете огня казались двумя хрустальными льдинками — светло-голубые и невыносимо колючие. Казалось, еще миг, и этот ильх кинется на меня и придушит! — Оскорбление — это законный повод для отказа от нареченной. Долг твоего отца будет уплачен, если ты отдашь эту деву под шатию. Пусть ее заберет тот, кто согласен кормить деву, оскорбившую риара!

— Да кто на это согласится? Дьярвеншил не любит чужаков! Разве что в прислужницы ее… Ну, или согреет постель какому-нибудь безродному воину… Это оскорбление… Оскорбление!

Я похолодела. Не знаю, что означает эта шатия, но что-то подсказывало — ничего хорошего. Почему-то даже от слова у меня мурашки бежали по коже и становилось дурно. Перспектива быть отданной еще кому-то также не радовала. Какого демона? Да я вообще не собираюсь оставаться в этом проклятом Дьярвеншиле! Неужели этого и добивалась старуха Брида? Чтобы риар отказался от своих обязательств?

А может…

Мысль, пришедшая в голову, заставила похолодеть. А может, она это сделала по его приказу? Нарядила меня в платье неизвестной, но, очевидно, очень важной здесь женщины, чтобы риар мог отказаться от женитьбы? Тогда кричать «Я не виновата!» тем более глупо. Старуха будет все отрицать, и мне просто никто не поверит!

Рывком повернулась и гневно уставилась в глаза стоящего рядом мужчины. Чтобы сделать это, пришлось запрокинуть голову, все же ильх был значительно выше. Лицо Краста было равнодушно-спокойным, лишь расширенные при ярком свете зрачки выдавали его эмоции. Правда, понять — какие, я не могла. Злился ли он? Или был рад, что нашел способ избавиться от проблемы в моем лице?

— По договору с твоим отцом, риар, я нахожусь под защитой моего дома, — негромко произнесла я, глядя в упор. — И могу либо стать твоей женой, либо уехать. И никак иначе.

Губы Краста насмешливо изогнулись. Если его и впечатлил мой намек на Конфедерацию и совет хёггов, что присматривали за переселенками, то вида он не подал. Повернулся, осмотрел недовольно хмурящихся мужчин.

— Я все сказал.

— И ты вот так стерпишь оскорбление от девы? — прошипел черноглазый ильх, поднимаясь. Роста он оказался тоже внушительного… Красивое лицо исказила гримаса. — Чего еще ожидать от того, кто рожден среди…

Движение Краста заставило меня вскрикнуть — слишком оно было быстрым, слишком стремительным. Вот риар стоит расслабленно рядом, а вот уже около возмущающегося красавца, хватает его затылок и с силой прикладывает к столу. Что-то чавкнуло, хрустнуло, а я судорожно сглотнула.

Черноглазый рывком выпрямился, сбросил руку Краста, сжал кулак. И я увидела, как растянулись улыбкой губы риара, словно он только и ждал удара.

— Я не стерплю оскорбления от своих воинов, Хальдор, — проговорил он. — И от тех, кто забыл, кто нынче риар в Дьярвеншиле. К тому же… не тебе говорить о Солвейг. Закрой свой рот и никогда больше не произноси это имя!

На лице ильха проступила такая ненависть, что на миг показалось — убийства не избежать. Но Хальдор лишь ухмыльнулся разбитыми губами.

Риар окинул взглядом притихших мужчин.

— В другой раз подумайте, прежде чем сказать о моей невесте.

— Воля твоя, риар, — глухо произнес Манавр. — Воля твоя, сила твоя, нареченная твоя. Признаю.

И с этими словами ильх поднялся, подхватив со стола кубок, а потом подошел ко мне и… плеснул на платье густую, темную жидкость. В нос ударил тяжелый запах крови и горьких трав, голова закружилась. Я ошарашенно уставилась на пятно, расползающееся по платью, безнадежно губя великолепный наряд! И пока я пыталась это осмыслить, ко мне приблизился второй воин и тоже плеснул на меня вонючее содержимое кубка! Я поперхнулась, совершенно потерявшись в эмоциях и непонимании. Что происходит? Почему они делают это? Да за что?!

А потом это действие повторил и третий воин, и следующий! Прекрасное платье повисло на теле мокрой грязной тряпкой, по рукам и ногам потекла вонючая гадость.

Я стояла, стараясь не дышать. Хотелось закричать, отшатнуться, сбежать! Но перед глазами вдруг всплыло лицо ухмыляющейся Бриды и ее слова: кричи, чужачка… И, видимо, от злости я сжала зубы, вскинула голову и уставилась в мерцающие глаза риара напротив. Краст смотрел мне в лицо — остро, внимательно. И почему-то внутри появилась уверенность, что все это — проверка, непонятный, непостижимый местный обычай, который я почти прошла, когда не закричала. Странный ритуал повторялся до тех пор, пока последний ильх, тот самый черноглазый, не вылил на меня дурнопахнущую жидкость. Плеснул в лицо, на губы, с усмешкой ожидая моего вскрика. Я прищурилась, глядя в темные злые глаза. А потом улыбнулась дерзко и демонстративно слизала с губы сладковатые капли. Ильх рвано выдохнул и резко отвернулся. Швырнул пустой кубок на пол и, широко шагая, ушел.

Глава 9

А я осталась наедине с Крастом. И вздрогнула, когда ильх подошел — почти лениво, словно нехотя.

А потом схватил меня за подбородок.

— Твои глаза сухие и снова дерзкие, — протянул он. — Разве тебе не страшно?

— Страшно, — признала я. — Хотя больше противно. И холодно, здесь жуткие сквозняки. Зачем меня облили этой гадостью?

Он нахмурился, рассматривая мои глаза, а потом почему-то губы.

— Придержи язык, — протянул он, по-прежнему рассматривая мой рот. И ткнул пальцем в пятна на платье. — Кровь священной птицы, что слышит беду, горькие семена, снег и земля Дьярвеншила — вот то, что ты приняла сегодня. — Он скривился, явно не желая признавать мои заслуги, но все же добавил: — Приняла достойно. Такую сдержанность трудно предположить в таком… хрупком теле.

Я сдержала улыбку и порадовалась, что не завопила и не позвала на помощь. Хотя кого мне было звать-то? А жизнь с сестрами, которые в детстве были похожи на бесенят, многому меня научила. Например, не паниковать и не орать, когда на тебя выливается нечто непонятное и вонючее. Подобное развлечение очень любила моя сестричка Ханна, сколько юбок и блузок она мне извела! В свое время я мечтала прибить мелкую проказницу за такое вредительство, а сейчас была готова расцеловать. Можно сказать, сестра выработала у меня привычку реагировать спокойно на большинство неприятных сюрпризов.

Но говорить об этом ильху я, конечно, не стала.

— Почему из всех платьев, валяющихся в сундуках кладовой, ты выбрала именно это. Оскорбить меня хотела? Думала ударить сильнее? Тебе рассказали про Солвейг, ведь так?

— Что? — искренне опешила я. — Нет! Это… — слова застряли в горле. Это не я? Глупо-то как звучит… и противно оправдываться.

— Что? — угрожающе мягко спросил Краст.

— Это… случайность. — Я осипла, но в глаза ему смотрела по-прежнему твердо. — Случайность. Я ничего не знала о Солвейг. И не знала, что, надев это платье, оскорблю тебя. Или других. Оно просто… красивое. Если честно, это единственное красивое платье в твоей кладовой. Все остальные больше похожи на тряпки для мытья полов!

Риар молчал, а я нервно облизнула губы, вновь ощутив сладость и горечь на них. Только лучше не задумываться, что именно оказалось у меня во рту!

— Красивое? Так просто?

— Да. Я лишь хотела… выглядеть достойно. И только.

Он разжал пальцы, и я выдохнула. Поверил ли? Да кто его знает, этого варвара! Сейчас, в свете пламени и пляшущих по стенам теней, я вдруг особенно остро осознала инаковость этого мужчины. Высокий, широкоплечий, с гривой темных волос и пугающим обручем в треугольном вырезе кожаной безрукавки, он был совершенно чужд мне. И, кажется, именно в этот момент я поняла, как сильно отличается жизнь фьордов от привычной. Больше нет цивилизации. Нет Конфедерации. Нет понятной и простой жизни. Есть фьорды. Мужчины с глазами убийц. Жуткие ритуалы. Драконы…

Я тяжело сглотнула. Кажется, Брида слишком сильно стянула мне ребра кожаным поясом… И, кажется, я сейчас грохнусь в обморок!

Краст нахмурился, всматриваясь в меня. Потом медленно кивнул, принимая ответ, и убрал руку. Я же попятилась к лестнице, уже мечтая закрыть дверь и остаться хоть ненадолго одной, без липких чужих взглядов, без осуждения, без… Краста! Но что-то — наверное, гордость — заставило меня остановиться. И, резко развернувшись на ступеньке, я бросила в мужскую спину.

— Раз я теперь твоя нареченная, то распорядись сшить мне новое платье! Чужое я больше не надену.

Краст поднял голову.

— Сама распорядись… нареченная. Венец я тебе надел, а дальше дело твое.

Сама? Я удержалась от желания взвыть. И как это сделать? Да меня здесь ненавидят! Разве послушают? Да и привычки у меня такой нет — распоряжаться. Никогда я не умела командовать другими!

Вот только просить этого гада не буду, и жаловаться тоже! Придумаю что-нибудь!

— Как скажешь, — кивнула я со всем возможным достоинством. И, подумав, добавила: — Благодарю тебя, мой… жених.

— Мой риар, — с насмешкой поправил Краст.

— Ну, риар так риар, — буркнула я, устав от всего. — Хоть крокодил, мне все равно… Тем более что вы, похоже, родственники… дальние!

И, подхватив ненавистные юбки, я потащилась наверх, а уже через минуту закрыла за собой дверь комнаты. Прислонилась к стене, все еще ощущая взгляд странных глаз, прожигающих спину.

А постояв минут пять и немного успокоившись, я осознала одну печальную истину — мне не во что было переодеться! Собственной одежды у меня не было, платье, которое выдали при входе на фьорды, осталось в кладовой. И что же мне теперь делать? Нужно вернуться, спуститься, пройти мимо ухмыляющегося Краста, путаясь в юбке со шлейфом и ожидая гневного оклика, добраться до строения с сундуками и уже там найти свой наряд… Но что, если подлая Брида успела закрыть кладовую? Я ведь прекрасно помню железный замок и тяжелый засов!

В отчаянии осмотрела комнату. Что же делать? Честно говоря, от мысли, что я буду бегать вокруг башни в чужом свадебном наряде, заляпанном землей и кровью, становилось дурно. Ну уж нет, хватит с меня! Яростно скрипнув зубами, я развязала пояс, отбросила. Изогнувшись, дернула ленты на спине, одна треснула, не выдержав моего напора. Зато дышать сразу стало легче! От тяжелой мокрой ткани чесалась кожа, так что освобождалась я от нее, шипя и ругаясь. Вскоре у моих ног образовалась черно-красная лужица, влажно поблескивающая камушками. Туда же полетел венец с моей головы, почему-то даже смотреть на него мне не хотелось. Словно и он — часть чужого наряда и предназначен другой. Стоило лишь вспомнить, с каким лицом Краст надел его на мою голову… Но к демонам ильха! Скоро я освобожусь от него и от этого ужасного Дьярвеншила! Самое страшное уже позади. Расправила плечи и вздохнула с облегчением.

Вот только вопрос с моей одеждой все еще оставался открытым. Я обвела хмурым взглядом комнату. Может, соорудить наряд из занавески? А что, помнится, так сделала героиня одной из моих любимых книг. Вот только героиня была красива и очаровательна в занавесочном платье, а я… Почесав нос и скривившись оттого, что кожу стянуло коркой, я бросилась в купальню и здесь взвыла уже в голос. Воды не было. Нигде, ни капли. Железная труба лишь насмешливо фыркнула, бочка порадовала сухим дном.

И вот тут уже на самом деле захотелось расплакаться. Вот за что мне все это? Злые ильхи, ненавидящий меня риар, чужой свадебный наряд, гадость, измазавшая мое тело с ног до головы! И что мне делать теперь? Во всем Дьярвеншиле не найдется никого, кто помог бы и ободрил!

Не позволяя себе отчаиваться, я стукнула ладонью по стене, приходя в себя. Хватить ныть, Вероника! Нет платья — пойду в шкуре!

Пытаясь не думать, что я сошла с ума или что напиток, выпитый на моей так называемой помолвке, оказался слишком крепким и ударил в голову, я стянула с кровати шкуры. Их было несколько — серо-белые, с густым шелковистым ворсом. Что за зверь раньше красовался в такой шубе, я не знала, окрас оказался мне незнаком, да и знаний в этой области явно не хватало. Может, какой-нибудь снежный барс?

Выбрала самую маленькую, понюхала мех и хмыкнула — сойдет. Намотала шкуру вокруг тела и закрепила все тем же кожаным поясом со свисающими бусинами. Покрутившись на месте и убедившись, что чудовищный наряд не свалится при движении, я довольно усмехнулась. Вот теперь я точно похожа на дикарку! Зато теплый мех и согрел, и почему-то придал немного уверенности. Может, удастся проскочить незамеченной, найти Бриду, потребовать вернуть платье и снова запереться в комнате? А там уже придумать, что делать дальше? Ну должно же мне хоть немного повезти в качестве компенсации за все пережитое?!

Вздернув повыше нос, я спустилась в зал, Краста там уже не было, и я вздохнула свободнее, начиная верить в свою удачу. Пусть мой фиктивный жених отправится куда подальше и, напившись местного пойла, там же и уснет! Да будет так! А мне главное понять, где искать подлую Бриду. Если следовать логике, то неподалеку от зала должна быть кухня или что-то похожее. Вряд ли закуски и напитки, которые я видела на столах, носят издалека. Да и сама башня довольно большая, скорее всего, помимо общего зала и комнаты наверху, здесь есть и другие помещения. А внимательно осмотревшись, я обнаружила несколько дверей и даже лестницу вниз, предположительно в подвал. Две двери оказались заперты, а третья легко распахнулась, впуская в меня в помещение, наполненное запахами подгоревший еды, едким дымом, от которого слезились глаза, и всевозможной кухонной утварью. Желудок тут же напомнил, что пора бы и подкрепиться, но прежде надо разобраться с прислужницей. Я сделала пару глубоких вдохов и даже порадовалась хмелю, слегка затуманившему разум!

Из-за огромной бочки выскочила фигура с подносом, развернулась ко мне… в тусклом освещении и дыму я увидела, как дрогнуло лицо неизвестной мне девушки, как округлились светло-карие глаза. И, завизжав, кухарка уронила свою ношу. На доски пола выплеснулась густая горячая жидкость, я инстинктивно отпрыгнула.

— Йотун-шагун! — вопила кухарка так, что у меня заложило уши. — Йотун-шагун!!!

Не переставая голосить, девица нырнула за бочки. Я же, ничего не понимая, двинулась за ней. Йотун-шагун? Это еще кто? Или что? Обернулась слегка испуганно, но за спиной никого не оказалось.

— Эй? — неуверенно позвала я. — Ау?

Крик перешел в скулящий вой. Судя по звуку, девица забилась в узкую щель между широкими, грубо сколоченными полками и стеной, там и голосила.

— Милости прошу, перворожденные… Огради от йотун-шагун… Пусть заберет она Ингрид и Боргу, а меня, Анни, стороной обойдет!

Я хмыкнула, поразившись «доброте» местной служанки. Значит, неведомых мне Ингрид и Боргу, вероятно, тоже местных девиц, не жалко, я себя вот очень даже!

Заглянула в тесное убежище и фыркнула. Девчонка оказалась совсем юной, не старше четырнадцати лет. И, похоже, еще немного, и ее хватит удар, потому что круглое личико побелело, а на щеках расцвели багровые пятна. Увидев меня, склоняющуюся сверху, кухарка ойкнула, пискнула и вдруг бросилась мне в ноги.

— Не губи, великая йотун-шагун! — заорала она. — Семеро деток у меня, и все до лавки не долезают! От груди еще не оторвались! Не забирай меня! Возьми лучше Боргу, у нее и мяса побольше, и жира! А я худая, дохлая, болезненная…

— И деток семеро, — хмыкнула я.

Пигалица моргнула и часто-часто закивала!

— А может и больше, йотун-шагун! Маленькие все, есть просят, не губи…

Я с досадой поскребла макушку и увидела, как затряслась девочка. А я вот не знала, плакать мне или смеяться. Понятно, что за неведомого йотуна приняли как раз меня. Нет, я, конечно, не красавица, но что-то подсказывает, приняли меня за местное страшилище.

Очень лестно.

— Брида где?

— Мудрая йотун-шагун, грозная и справедливая! — истово закивала головой девчонка, все еще ползая где-то в районе моих ступней и боясь поднять голову. — Правильно, Бриду забери! Она с жирком, потому что безбоязненно жрет еду риара, думает, раз Ингрид, кровинка ее, греет постель хёгга, так все и позволено теперь! Можешь и Ингрид как раз прихватить, а то хозяйкой ведь ходит, точно жена! Матушка йотун-шагун, забери обеих, перворожденными молю!

И, решившись, кухарка осторожно посмотрела вверх. Круглые карие глаза горели такой простодушной верой в собственную правоту, что я даже восхитилась. И правда, зачем брать тощего подростка, у которого деток-то семеро? Или больше, я уже запуталась! Лучше Бриду с родственницей, которые изрядно эту милейшую деву достали… Но зато стала отчасти понятна старушечья ненависть. Похоже, это ее родню я видела в постели Краста в ночь прибытия! Что ж, с появлением нареченной ее жизнь в Дьярвеншиле могла сильно испортиться!

— Заберешь их? — с надеждой спросила Анни. — К себе, в дом из костей?

Я покосилась вниз и уже хотела ответить, как краем глаза заметила скользнувшую по стене тень. Отклонилась я на чистом инстинкте, не думая. Просто дернулась в сторону, и тяжелый топорик для рубки мяса рассек воздух совсем рядом с моей головой. Я грохнулась на пол, сбивая огромные кувшины и какую-то утварь, откатилась, вскочила… и развернулась к Бриде, что снова замахнулась.

— Умри, — сипло выкрикнула прислужница, вот только темные глаза блестели вовсе не страхом, как у девочки-кухарки, а холодным, но яростным торжеством.

— Стоять! — рявкнула я так, что сама замерла. Брида удивленно моргнула, но застыла с занесенной рукой. — Решила убить нареченную своего риара, Брида? — яростно бросила я. — Так? Знаешь, что тебе за это будет?

Я вот не знала, а прислужница — да. Потому что только сейчас в лице ее появился страх. И пользуясь этим, я сделал шаг назад, прячась за бочкой и стараясь не думать об угрожающе поблескивающем лезвии.

— Знаешь, знаешь! Риар при всех назвал меня нареченной, венец надел, а ты решила меня погубить? Ради дочки своей стараешься? Боишься, что риар ее из постели выгонит и закончится ваша сытая жизнь?

— Йотун-шагун стала нареченной риара… — со священным ужасом пробормотала девчонка-подросток. И добавила совершенно по-детски: — Ой, ма-а-амочки, что делается!

Брида сжала зубы до побелевших скул. Я стояла, расправив плечи, не мигая, хотя от дыма кухни уже слезились глаза. Но задери меня демоны, если позволю этой старухе победить! Не для того я тащилась на клятые фьорды, чтобы сдаться немытой прислужнице!

Неизвестно, чем бы закончилось наше противостояние, вот только в кухне вдруг стало как-то светло и тесно. А на руку Бриды легла мужская ладонь, выхватывая топорик.

— Что здесь происходит? — с убийственной холодностью спросил Краст. За его спиной стоял беловолосый хёгг, рядом мрачный, бородатый здоровяк.

Брида охнула и вся разом как-то уменьшилась, ссутулилась, словно из нее выпустили воздух. В шоколадных глазах возник уже не страх — ужас. Какой-то дикий и первобытный, а потом плечи старухи опустились, и в лице разлилась обреченность.

— Я задал вопрос, — уже угрожающе повторил риар.

Вздернув подбородок, повернулась к нему.

— Я пыталась найти помощницу, которая сошьет мне платье, — спокойно произнесла я. Припомнила имя девочки-кухарки: — Анни, ты шить умеешь?

— Конечно, шагун… ой, ну, то есть да!

— Вот и решили. Сейчас же пойдешь в кладовую, возьмешь там отрез ткани и приступишь к работе.

— Я? В кладовую? — девчонка высунулась из своего укрытия, блестя испуганными глазенками. — Да кто ж меня туда пустит?

— Брида тебя пустит, — перевела я взгляд на дрожащую старуху. — И пустит, и поможет выбрать хорошую ткань. Без дыр и плесени. Ведь так, Брида? Поможешь?

Тяжело сглотнув, прислужница кивнула.

— Платье, значит? — протянул Краст, переводя взгляд с меня на старуху. Я пыталась стоять ровно, прислужница нервно вздрагивала. — Почему в твоей руке был топор, Брида? И почему ты занесла его над той, кого я назвал нареченной?

Все тело женщины скукожилось, словно она желала стать не просто незаметной, а раствориться, исчезнуть…

— Я… я прошу… я не поняла… я ошиблась… Простите! Не признала вашу нареченную, решила, что зверь забрался! Темно здесь!

Я хмыкнула, не скрываясь. Ну да, темно. Потому что окна мыть надо, хоть иногда! И надо же, как врет старуха! Не стесняясь!

— Зверь?

Краст перевел тяжелый взгляд на меня. И поднял брови, кажется, только сейчас заметив мой наряд. Снежный ухмыльнулся, бородач приоткрыл изумленно рот.

— Ну вылитая йотун-шагун, смилуйтесь перворожденные! — брякнул он.

Краст отчетливо скрипнул зубами. И бросил, разворачиваясь.

— Иди за мной, нареченная. А вы что встали? Не слышали, чем вам велено заняться?

Брида с Анни слаженно подпрыгнули и бросились куда-то вглубь помещения, я же глянула вслед старухе, но говорить ничего не стала. Вряд ли на фьордах слышали поговорку о мести, которая должна остыть, зато ее знаю я. Задумавшись, потащилась за мужчинами. В пустом зале Краст обернулся и рявкнул, ткнув пальцем в мое «платье»:

— Что это такое?

— Шкура, — буркнула я, отступая назад.

— Шкура? Какого йотуна навозного ты намотала на себя… шкуру?

— А что мне было делать? — разозлилась я. — Голой ходить? Так у вас тут окоченеть можно от холода! Нет у меня одежды, нет! Если ты не заметил, я приехала с одной сумкой! Ах да, не заметил, ты в тот момент очень занят был, мой риар! Единственное платье осталось в запертой кладовой, а красный наряд ты сам велел мне немедленно снять! Я и сняла, как видишь!

Краст моргнул и снова уставился на меня. И вот странно, казалось, что голубой глаз смотрит презрительно-холодно, а темный — яростно. И от этой двойственности создавалась жуткое и пугающее впечатление.

— Очень дерзкая дева, — протянул недовольно бородач. — Но говорит по делу. Лучше в шкуре, чем голышом. Дьярвеншил слушает ветер и бережет тепло.

Я взглянула на неожиданного заступника с удивлением.

— Кстати, мне казалось, что вышло неплохо, — осмотрела я свой наряд.

Беловолосый крякнул, здоровяк, имени которого мне так и не сказали, глянул изумленно. А Краст вдруг устало потер глаза и махнул рукой.

— Неплохо? Перворожденные меня прокляли… Рэм, покажи ей.

Снежный пожал плечами, взял со стола кувшин с водой и плеснул на стену. И не успела я изумиться столь странному действию, приложил ладони, и камни покрылись серебристым инеем, а после — льдом. Открыв от удивления рот и совершенно не понимая, как беловолосый это сделал, я шагнула ближе и ойкнула испуганно. Навстречу сделало шаг чудовище. Всклокоченные серо-красные волосы, окровавленное лицо, косматая шерсть и жуткие глаза, обведенные черной краской… И лишь попятившись, я осознала, что вижу свое отражение в заледеневшей воде.

— Жуть какая, — искренне сказала я, поворачиваясь, чтобы рассмотреть лучше. — У-у-у, страшилище.

— Ты видишь себя, нареченная, — теряя терпение, рявкнул Краст.

— Так я поняла. О себе и говорю! Надо же, как погано я сегодня выгляжу, верно, ваш климат дурно на меня влияет. А говорили: хорошо на фьордах, свежо, море опять же…

Мужчины переглянулись. Здоровяк даже слегка попятился назад.

— Краст, ты прости, но… нареченная твоя того, кажись… ушибленная, — сиплым шепотом протянул беловолосый.

Сами вы тут все ушибленные, хотела сказать я, но глянула на здоровых, мрачных мужиков и промолчала. Ушибленная так ушибленная, мне же лучше. Какой спрос с такой?

Риар глянул зло.

— Рэм, Торкел, я поговорю с этой… с нареченной наедине.

Мужчины кивнули, а я запомнила — Рэм и Торкел, значит… И на всякий случай отошла подальше от риара.

— Если ты собираешься орать, то…

— Я собираюсь узнать, что на самом деле произошло в кухне, — оборвал Краст. — Говори.

Я задумалась. С одной стороны — отличная возможность поквитаться со злобной старухой. В конце концов, она и правда поступила ужасно, не только подставила меня с платьем, но и вполне недвусмысленно угрожала. С другой…

— Если Брида покусилась на жизнь нареченной риара, она будет наказана, — холодно произнес Краст. — Говори правду.

— И какое наказание ее ждет? — осторожно уточнила я. — Ну, если вдруг…

— Ее кинут в море со скалы.

— Со скалы? — опешила я. Мне, воспитанной на догмах гуманности и толерантности, сложно принять вот это спокойное — скинут со скалы.

— То есть… убьют?

Краст смерил меня хмурым взглядом.

— Да.

Я глотнула пересохшими губами холодный воздух. Смерть? И я буду виновата в ней? Даже если старуха и заслужила подобное, я не хочу отправлять ее на гибель! Я просто хочу переждать положенный месяц и убраться отсюда! И потому глянула твердо.

— Брида всего лишь обозналась. Ты и сам видишь, что я страшилище.

— И почему мне кажется, что ты врешь, нареченная? — медленно протянул Краст. — Когда речь идет о жизни, это глупо. Когда о жизни в Дьярвеншиле — глупо вдвойне.

Я пожала плечами. А он мягко шагнул ко мне и тронул пальцами подбородок, заглядывая в глаза. Гипнотизирующий взгляд разноцветных глаз пугал. Но я держалась.

— Странная ты, чужачка, — тихо уронил мужчина, хмурясь. — Говоришь непонятно. Ведешь себя и того хуже. То ли смеешься надо мной, то ли не понимаешь…

— Так я ушибленная, — буркнула я. — Как сообщил твой Друг.

— Побратим, — все так же рассматривая мое лицо, уточнил ильх. Держал он крепко, внимательно и как-то удивленно всматриваясь в меня. — И мой а-тэм. Помощник значит. Защитник. Он знает о тебе правду. А остальным говорить не стоит.

Последнее прозвучало с едва уловимым оттенком угрозы. Краст убрал руку и отступил.

— Теперь можешь просить, — бросил он.

— Что просить?

— Что хочешь за это, — он указал на мое лицо. — К нареченной нельзя прикасаться до свадьбы. А если мужчина не сдержался, то дева может просить любой подарок. Я тронул тебя второй раз, так что ты хочешь?

— Нельзя прикасаться? — Я так явно обрадовалась, что Краст нахмурился. Честно говоря, эта новость сама по себе была отличным подарком, но если уж таков закон… — А я могу попросить все, что угодно?

— Да, — хмуро уронил ильх. — Так что ты желаешь получить? Золото?

— А у тебя и золото есть? — изумилась я, красноречиво осмотрев грязный зал. — Так-то и не скажешь… Честно говоря, я думала, что в Дьярвеншиле с золотом негусто. С серебром тоже. Да и медяков, похоже, не сыщешь…

— Хватит! — оборвал Краст, и я благоразумно заткнулась.

— Мне ничего не надо. Кормишь — и на том спасибо.

— Думаешь, я совсем нищий? — неожиданно разозлился Краст. Вот так и пойми этих мужчин! — Пара украшений для девы найдутся. Проси, — мрачно обрадовал мужчина, сверля меня разноцветным взглядом.

— Да не надо…

— Проси, я сказал, — уже угрожающе прорычал риар, а я попятилась. Ну надо же, еще никто так настойчиво не предлагал мне подарков! Придется срочно что-то придумать.

— Я хочу Анни! — выпалила я.

— Что?

— Девочку-кухарку, — пояснила я. — Хочу ее в это… ну, в услужение? Она поможет мне с одеждой и расскажет о Дьярвеншиле. Согласен?

— Ты и так можешь ее забрать, нареченная. Все прислужницы башни — твои после того, как я надел на тебя венец.

— Вот как? — я задумчиво почесала щеку и фыркнула, увидев засохшую кровь на пальцах. Надо все-таки найти воду и умыться, а то снова испугаю свою неожиданную помощницу. — И все же в качестве подарка я возьму ее.

— Не украшение? — уточнил Краст. — Может, прежде взглянешь?

— Не надо. — Махнула рукой. — Так я могу идти?

— Нет. Ничего не возьмешь? Думай хорошо, нареченная, я не буду предлагать дважды!

Я снова почесала нос и чихнула. И отрицательно мотнула головой. Объяснять, что мне не нужны подарки от человека, который мне никто и останется никем — не стала. И молча пошла к лестнице, придерживая свое одеяние.

— Кстати, а кто такая эта йотун-шагун?

— Ведьма. Злобная заклинательница, живущая в доме из человеческих костей. Это все, что осталось от людей, пожелавших узнать про йотун-шагун.

Я хмыкнула. Да уж, более лестное сравнение трудно придумать.

— И на тебе шкура йотуна, нареченная, — с усмешкой добавил Краст. Я снова потерла лицо и брякнула невпопад:

— Думаю, мне надо умыться.

— Надеешься, поможет? — ехидно спросил риар, и я уставилась на него с удивлением. Это он что же, пошутил? Ну надо же, у мрачного варвара есть чувство юмора? Да никогда бы не поверила!

— От схожести с йотун-шагун это вряд ли спасет, но хоть чесаться перестану!

И, взмахнув своим меховым платьем, я отправилась в комнату. Сзади донесся странный сдавленный звук. Неужели хмурый риар рассмеялся?

Но я не стала оборачиваться, чтобы это проверить.

Глава 10

— Краст, ты там уснул с открытыми глазами? — вошедший Рэм отвлек от созерцания ровно горящего пламени в лампе.

— Что? А, нет… — риар повернулся к побратиму. — Скажи, ты вспоминаешь прошлое? То время, когда мы были похожи? У двоих темные волосы и голубые глаза, без кольца на шее… Ты помнишь то время?

— Я все помню, — мрачно отозвался ильх и отвернулся, не желая продолжать. — Вот только зачем вспоминать? То было плохое время, Краст. Голодное, злое. Оно прошло, и нам стоит радоваться. Мы с тобой прошли многое, и сейчас здесь, в Дьярвеншиле. Ты риар, я а-тэм, жизнь совсем неплоха.

— Прошло, — Краст задумчиво тронул огонь. — Но оно же сделало меня тем, кто я есть, Рэм. И ты тоже. Риар должен быть другим.

— Таким, как был твой отец? — непочтительно сплюнул Рэмилан.

Краст свел брови, не отвечая.

— Какой йотун тебя сегодня укусил? — вскинулся Рэм. — Хотя знаю. Это все чужачка. Разбудила былое, нацепила платье Солвейг. И ты снова думаешь о прошлом, о том, чего нельзя изменить… О том, что пошло не так! Довольно, Краст! Я тоже помню. Я помню не хуже тебя! И мне тоже больно. Но ты все делаешь верно.

Краст скрипнул зубами и отвернулся. Подошел к углублению в стене, грязное, давно не чищенное нутро которого зияло чернотой.

— Я помню время, когда в этом зале всегда пылал живой огонь, согревая гостей. Ты помнишь, Рэм?

— Я никогда не любил пламя, Краст, — хмыкнул а-тэм и подбросил на ладони круглую льдинку. — Ты же знаешь. Хотя то время я помню. Это было тогда, когда на живое хёггово пламя в каменных чашах башни мы смотрели с тобой из-под лестницы, дрожа от ужаса, что нас заметят и снова высекут. Тебя этот огонь манил, словно глупого мотылька, а я вечно тащился за тобой, хотя моя спина ныла от палки не меньше твоей. Зачем ты вспомнил? Я не хочу возвращаться в прошлое.

Краст нахмурился. И правда — зачем? Время, когда ему было запрещено входить в эту башню, закончилось.

— Ты прав, — сухо уронил риар, — зря я вспомнил.

Побратим кивнул, глянул искоса.

— Кстати, твоя нареченная не так дурна, как ты говорил. Худовата, так это дело поправимое.

— Бледная морь, — сухо оборвал Краст.

— Бледная морь? Так ты ее называешь? — хохотнул Рэм. — Водяные мори считались красивейшими женщинами, брат, ты не знаешь сказок. Они всплывали над волной и заманивали воинов с хёггкаров в холодные глубины. Чужачка не похожа на дев Дьярвеншила, это верно. Наши отличаются темной мастью и крутыми боками. А чужачка иная. Но на нее приятно смотреть. На глаза, губы… Лунная дева. Да и ведет себя так, словно рождена в сияющей башне Аурольхолла. Говорят, старик Ингольф нюхом чуял лучших дев, сам знаешь… Не будь она твоей нареченной…

Рэм сладко зажмурился, а Краст ощутил внезапную вспышку раздражения.

— Если ты хочешь обсуждать чужачку, найди себе другого собеседника! А с меня довольно.

* * *

В комнате наверху оказалось темно, как в подземелье! Только светлый квадрат окна радовал ориентиром. К тому же в спальне было довольно холодно, и я укуталась в свою шкуру, решив, что меховой наряд в таком климате не такая уж и плохая идея!

От произошедшего внизу меня слегка потряхивало, все же я была не так спокойна, как хотела казаться. Да и какое уж тут спокойствие! Меня чем-то облили, чуть не убили, а потом еще и этот разговор с Крастом… Слишком много впечатлений для меня!

И вопрос — как действовать дальше? Что делать со старухой, которая вознамерилась меня извести? Может, попытаться ей объяснить, что мое проживание в башне — явление временное? Но риар запретил что-либо говорить. Да и вряд ли Брида поверит. Умом она не отличается, лишь злобностью. Была бы смекалистее, побоялась бы нападать в открытую на нареченную риара. Или… или и самого риара старуха считает помехой и за хозяина не принимает? Может, надеется, что его правление тоже временное?

Неодобрение Краста явственно ощущалось и в мужчинах, главах родов. А старик Манавр и вовсе смотрел так, словно перед ним — прислужник, а не ровня и тем более не правитель.

Странно.

Я попыталась вспомнить фразу, царапнувшую меня внизу.

«Чего еще ожидать от того, кто рожден среди…» Договорить ильх не успел, но по лицам присутствующих скользнули глумливые усмешки.

Рожден где?

Я нахмурилась, пытаясь разобраться, но понимая, что знаю недостаточно.

Положила ладонь на странное стекло, напоминающее лед. Руке стало зябко, вокруг пальцев «стекло» просело, словно подтаяло… будто я в самом деле коснулась льдинки! Но ведь этого не может быть! Совершенно прозрачная, квадратная льдинка, впаянная в камень башни? Невозможно!

— Скажи это тому беловолосому, что сделал тебе зеркало, заморозив воду, — прошептала я, хмыкнув. Облачко пара коснулось странного льда и расцвело узором — линиями и завитками.

Я восторженно ахнула, снова подула — осторожно, едва-едва. И вновь проявился рисунок, словно распахнула крылья снежная бабочка. Миг — показала свои волшебные крылышки, еще миг — и пропала. Чудеса! Подула — и понеслись по снежной глади волшебные кони, полетели птицы и лепестки с облетающего дерева… невероятные картины, созданные моим дыханием.

Увлекшись игрой, я и не заметила, как открылась дверь и в спальню ворвалась девочка.

— Что ты делаешь, йотун-шагун! — вскрикнула она, увидев меня у окна. — Ой, то есть прости! Не губи! Не йотун-шагун, а нареченная риара, прекрасная лирин, чтоб меня перворожденные покарали за мой глупый язык, чтоб они его узлом завязали!

Я хмыкнула, разворачиваясь. А Анни торопливо сбросила на кресло свертки и поставила на стол лампу — внутри пузатого стекла, оплетенного грубыми железными ободами, ровно горело оранжевое пламя. Я поморгала, привыкая к свету.

— На чем горит этот огонь?

— На чем? — не поняла девочка, сноровисто подхватывая сброшенное на пол алое платье и складывая в аккуратный рулон. — Зачем ему гореть на чем-то? Это ведь живое хёггово пламя! Засыпает только, но встряхнул — и снова проснулось!

Я ничего не поняла. И задумчиво снова подула на стекло.

— Нельзя дышать на льдинку в окне! — всплеснув руками, воскликнула прислужница. — Дырка же будет!

— Дырка? — растерялась я, покосившись на остатки снежного сада на окне. — А почему?

— В твоих землях нет снежных хёггов? — с пониманием спросила девчонка. И деловито отпихнув меня от окна, потерла стекло краем своего рукава, стирая затихающее волшебство. — Они мастера делать такие вещи, то в окна льдинки наморозят, то вещицы всякие красивые. Вроде и лед, а в руках не тает. Только дышать на них нельзя.

— Я не знала, — с сожалением глянула на окно.

— Так оно и видно, что ты чужачка, — хмыкнула девочка. — Говоришь не так, делаешь не так, и сама вся…

— Не такая?

— Другая, — дружелюбно улыбнулась Анни. Бояться меня девочка явно перестала и сейчас глазела с детской непосредственностью, но без враждебности. И я поневоле улыбнулась в ответ.

— А вот ты мне все и расскажешь. Чтобы я говорила и делала так!

Девчонка посмотрела с сомнением. И вздохнула так, словно ей предстояло как минимум спасти мир от глобальной катастрофы.

— Для начала тебя надо одеть, лирин. И волосы расчесать, а то снова напугаешь кого!

Тут я не могла не согласиться и покорно отправилась в уже знакомую мне тесную и темную комнатку с каменной бочкой. На этот раз железная труба фыркнула и выплюнула в углубление струю еле теплой и, кажется, не слишком чистой воды.

— Смотри, как замечательно, — восхитилась девчушка, — вода сама течет! И таскать из колодца не надо, и даже греть! Я и не знала, что у риара так все обустроено! Как в Варисфольде, ну надо же!

Я не стала комментировать детские восторги Анни, лишь глянула с жалостью. Дрожа от холода и зябко ежась, стянула свой меховой наряд и ступила под фыркающую струю.

— Холодно, — буркнула я, переступая с ноги на ногу на каменном днище.

— Сейчас тепло, — «утешила» девочка. — Вот через месяц хуже станет, ко дню зимнего солнцестояния. Тогда ветер и буран так воют, что и звери пугаются! Так что ты проси у нареченного больше мехов и нарядов!

— Не буду я ничего просить. Не муж он мне, чтобы просить, — невнятно буркнула я, торопливо смывая с лица подсохшие грязь и кровь. Не муж и не будет им — уточнять не стала.

Анни воровато оглянулась на дверь и склонилась к моему уху.

— Да что ты такое говоришь, лирин! Как жених венец надел — так надо действовать! И хитростью, хитростью! — жарко выдохнула она. — Риар к тебе до свадьбы прикасаться не смеет, так ты сделай так, чтобы прикоснулся! Посмотри ласково, улыбнись, ненароком плечом тронь… или сделай вид, что падаешь, он и поймает! Или можно, когда мужчина хмельной, под одеялом ногу закинуть или голову на грудь положить, а наутро сказать, что он сам! И за каждое прикосновение подарок взять — ткань там или украшение. А если под одеялом полежите без меча, то и вовсе сундук с добром проси! Так что ты не робей, хоть первый раз неприятно, говорят… Но зато подарки! За месяц до свадьбы чем больше наберешь, тем лучше! Все так делают, ты не знаешь, что ли? И украшать себя надо по-особенному, лицо красить, волосы завивать, чтобы больше даров получить! И ресницами, ресницами вот так! Жениху-то до пояса свадебного ничего нельзя, а он же мужчина! А у тебя и вовсе черный хёгг. Он же без женской ласки никак не может! Огненный ведь… Так что не удержится, тронет! Вот и дары тебе будут! Главное, не робей!

Я с изумлением уставилась на невинное дитя четырнадцати лет, которая учила меня, как разводить жениха на подарки! Глаза юной девушки сияли искренним желанием помочь и поделиться хитрой наукой. А я не знала, плакать мне или смеяться на такое учение.

— Слушай, а ты откуда все это знаешь? — заподозрила я неладное. А то мало ли, вдруг в байке о семерых детях, ожидающих прислужницу, есть хоть доля правды? Ну хоть одна седьмая? — Ты что же…

— Я? — округлила глаза бывшая кухонная прислужница. — Ой, да кто же мне венец наденет, я же сирота! Меня риар не пометил и дочерью Дьярвеншила не назвал. Такую никто женой не возьмет, а без венца я сама к себе не подпущу, в нос дам и сбегу, если что! Это все прислужницы рассказывали друг другу, а я слышала. Я умею быть незаметной.

В ее голосе не прозвучало горечи, а мне вот стало грустно.

— Скажи, а что надо сделать, чтобы стать дочерью Дьярвеншила?

— Полезной стать, нужной этому городу, — легко пояснила девушка. И сразу сбросила меня с небес на землю: — Только это лишь риар может определить. Была бы я мальчиком, могла бы пойти в воины, они получают имя и без риара, кровью и силой. А мне вот можно лишь надеяться, что риар однажды захочет назвать вольнорожденной девой, подарить новое имя, свою кровь и защиту. Может, лет через двадцать я заслужу такую честь, если перворожденные будут ко мне милостивы.

Я хмуро уставилась на стекающую в дыру грязную воду.

— А как ты вообще в башню попала?

— Так прежний риар Ингольф-хёгг разрешил остаться две весны назад! Увидел возле хлева, я там у прежней хозяйки по хозяйству помогала, и велел в башню идти. Сказал, что пару лет подождет, а потом я пригожусь!

Я до хруста сжала челюсть, слушая болтовню девочки. И с ужасом понимая, почему старик решил оказать милость прислужнице. Анни была на редкость хорошенькой даже сейчас, а года через три расцветет в настоящую красавицу. Пару лет подождет? Вот сволочь старая! Да она же ребенок! Даже не понимает, чего избежала со смертью риара.

— А новый риар… — заранее холодея, спросила я. Кто знает, какие тут порядки?

— Жених твой? — удивилась девочка. — Он меня даже не видит.

Мы помолчали, пока я пыталась промыть волосы под брызгающей струей. И всерьез задумалась, не легче ли с такими условиями жизни вовсе отрезать пряди, чтобы не мучиться. Останавливало лишь то, что на фьордах короткие стрижки не приняты, а я и так отличаюсь от местных. Боюсь, за модную ультракороткую прическу могут и побить!

Усмехнувшись своим мыслям, я снова плеснула в лицо и вылезла из так и не нагревшейся бочки.

— Вот, так-то лучше, теперь ты и не похожа на йотун-шагун, лирин! — радостно улыбнулась Анни и протянула мне тряпку, чтобы вытереться. — И платье я тебе утром принесу, как почищу и пришью заплатки! И завтра же начну шить новое, ткань мне Брида дала.

— Она тебя не обижала? — всполошилась я.

— Что ты, лирин, после того что в кухне случилось, Брида сама не своя. Шипит, злится, но ткань мне выдала самую лучшую! И даже за волосы ни разу не дернула! И оплеухи не отвесила!

Я подумала, что надо рассмотреть вариант со сбрасыванием старухи со скалы.

— Почему ты называешь меня лирин?

— Так лирин ты и есть! Та, на кого риар надел венец. Лирин! А когда поясом обзаведешься, станешь женой. Или у нас говорят — венлирия. Опоясанная, значит. Мужняя.

Я закуталась в ткань, и мы вернулись в спальню. От одинокой лампы на стенах плясали тени и желтые сполохи, а я отчаянно моргала, пытаясь рассмотреть больше в этом тусклом свете. Мне, жителю города, в котором даже улицы светились от фонарей, неоновых вывесок, экранов, телефонов и витрин, казалось невозможным жить в такой темноте. А вот моя помощница чувствовала себя вполне комфортно и порхала веселой птичкой, легко ориентируясь и без проблем находя нужные вещи.

— Садись сюда, лирин, — скомандовала она. — Тут теплее и из окна не дует! Волосы надо высушить, иначе ты можешь заболеть. А я пока принесу тебе ужин!

— Анни, кто такая Солвейг? — наконец решилась я задать главный вопрос. Но девочка сразу сжалась, дернулась испуганно и зашептала, косясь почему-то не на дверь, а на каменные стены.

— Лучше тебе о ней не спрашивать, лирин! Лучше не надо! А то риар разъярится, а это всегда оканчивается плохо! Черная его ярость, страшная… Такая, что и йотуны бегут. Это имя нельзя произносить. Запрещено.

— Вот как? — я прикусила губу, но настаивать не стала. — А про хёггов можешь сказать? Сколько в Дьярвеншиле черных хёггов?

— Так двое, нареченная. Сам риар и Хальдор-хёгг.

— Хальдор? — перед глазами встало лицо черноглазого красавца. Да, так его зовут…

— Еще есть Рэм-хёгг, но он не черный, он снежный. Дьярвеншилу повезло. Сиди здесь, лирин, я скоро!

И не успела я опомниться, как шустрая прислужница притащила деревяшку, на которой лежал кусок вареной рыбы, несколько печеных картофелин и сухая лепешка. Еду я разделила с девочкой, поймав ее взгляд на доску и слегка погрызенную с одного бока картофелину. Очевидно, Анни не сдержалась, пока несла мне угощение. Есть ужин лирин Анни испуганно отказалась, так что пришлось приказать. Еда, показавшаяся мне пресной и невкусной, вызвала на лице девочки счастливый румянец и благодарную улыбку. А я ощутила, как внутри медленно, но верно разгорается злость. Внимательно осмотрела тощую фигурку подростка, и злости прибавилось.

Да что они здесь себе позволяют?

— Анни, ты что, голодаешь? — негромко поинтересовалась я. — Пожалуй, мне стоит поговорить с риаром…

— Что ты, лирин! — вдруг испугалась прислужница. — Вдоволь ем! Каждый день ем, ты не думай! Вот раньше, когда в хлеву жила, ела плохо, а сейчас — вдоволь! Только риару ничего не говори, перворожденными молю!

В круглых карих глазах возник такой ужас, что я снова нахмурилась.

— Ты его боишься?

— Так все его боятся, лирин! — выдохнула девочка, пугливо озираясь.

— Почему? — не поняла я. Конечно, Краст — не подарок, его трудно назвать дружелюбным, обходительным или приятным, но такой откровенный страх вкупе с неприязнью?

— Почему его все боятся?

— Так проклятый же… — чуть слышно прошептала Анни.

— Кем проклятый? — не поняла я.

— Перворожденными! — и зажала себе рот рукой. А потом уже громко, в голос, заверещала: — Ой, болтаю тут с тобой, лирин, а дел, дел полно!

И кинулась к постели — перебирать шкуры и раскладывать чистое покрывало. Я скептически подняла брови, наблюдая такое демонстративное рвение. Понятно, что большего прислужница сегодня не скажет — боится и пока не доверяет. Ну ничего, не сегодня, так завтра, но я узнаю о местных тайнах. Пока же все, что я видела, лишь ужасало и вызывало внутри яростный протест!

Отодвинув поднос с остатками рыбы, я с сомнением покосилась на кровать, но идею ночевать на сундуке или лавке отбросила. Присела на кровать и погладила уже знакомый мех. Серо-белый, с невероятно длинным и мягким ворсом, ласкающим пальцы. За льдистым окном к этому времени окончательно стемнело, где-то наверху выл ветер, тихо посвистывал в воздухоотводах и сквозняком гулял по полу. Холодно, голодно, неуютно. По стенам пляшут мрачные тени, снизу доносятся глухие мужские голоса…

Вот тебе и чудеса, Вероника! Чем дальше, тем чудесатее! Главное, дверь подпереть, чтобы совсем чудесно не стало!

— Ложись спать, лирин, — деловито велела девочка. — У тебя глаза, словно медом смазанные, липнут к щекам.

— Вероника, — поправила я, устав быть лирин. — Меня так зовут. Можешь звать меня Ника. — Я залезла под мех и зажмурилась от блаженного тепла, мигом укутавшего тело. — Расскажи мне еще о хёггах, Анни…

Глава 11

— Черный зверь Лагерхёгг рожден был от железа и камня, в яйце золотом. Сила его велика и в скалах, и в небе, отзываются ему буря и грозовое ненастье. Черный хёгг — властитель небес и гор, и зов его родит самых сильных воинов и выносливых дев.

Белый зверь Ульхёгг родился от союза льда и сияния, в алмазном яйце. Глаза его видят сквозь толщу льда, отзываются ему хрусталь вершин, снега и ветра севера. А от зова Ульхёгга появляются люди, не боящиеся холода и плавящие стекло, что крепче алмаза.

Серый зверь Ньордхёгг вышел из пучины морской, и яйцо его там навеки осталось. От того водному хёггу легче жить в море. Хёгг этот вольный, и зов его слаб, оттого дети Ньордхёгга суше предпочитают свободные просторы водной глади.

Это песни, что поют на фьордах, лирин. Но есть истории, которые можно услышать только в Дьярвеншиле. Они не о хёггах. Они о тех, кто был до хёггов, до людей, до Великого Горлохума. Это песня ветра, что приходит с гор, песня злого ветра… В его покрове прячутся серебряные звери, перед ними бессильны и потомки перворожденных… Злая гора, злой ветер, злые звери… Дьярвеншил помнит, Дьярвеншил ждет… Слушай ветер, прекрасная дева, слушай ветер…

Слова тихой песни, что пела девочка, звучали и звучали, оплетали душу и разум шелковой паутиной. И было от этой песни одновременно тревожно и спокойно, словно стоишь на пороге невероятного, и стоит только сделать шаг…

Где-то на этой мысли я и уснула. И снился корабль, качающийся на волнах, и капитан с белозубой улыбкой, протягивающий яблоко, а потом — темное небо и чудовище, падающее сверху…

Проснулась, хватая ртом холодный воздух. И не сразу смогла понять, где я. Лампа на столе не горела, лишь внутри пузыря тихо тлели искры. Вероятно, как и предупреждала Анни, живое пламя уснуло. В башне было тихо, даже снизу, из зала, не доносилось ни звука. Густой полумрак окутывал комнату, лишь более светлый квадрат незашторенного окна не давал тьме окончательно завладеть спальней. Мой сонный взгляд выхватывал углы сундуков, стол, фигуру у стены…

Фигуру?

Сердце подскочило и забилось где-то в горле. Кто это? Что это?! Там, где стояло чудовище, лежала густая тьма, куда не попадал свет лампы. И силуэт казался отпечатком на стене, нечетким рисунком… Человеческие ноги, тонкие руки, тело, прикрытое мехом, жуткая рогатая голова, темная грива волос, спадающих до самого пола! И на миг показалось, что я даже вижу глаза — такие же жуткие, внимательно и остро глядящие на меня из мрака!

Да что это?

— Анни? — неуверенно прошептала я, надеясь, что девочка где-то рядом. Глаза слезились, и я заморгала — часто-часто, потерла веки рукой. Всмотрелась. Выдохнула. Тени лежали ровно, и не было никого в них. Голая стена, рядом дверь в купальню. Померещилось? Почудилось после приснившегося кошмара. И только.

Зябко ежась, откинула одеяло и на цыпочках прокралась к столу, схватила лампу. Тряхнула, и внутри рассыпались искры, а едва тлеющий огонек взметнулся, освещая комнату. Нервничая и трясясь от холода, осмотрелась. Никого. Никаких признаков существа, причудившегося со сна. Прокралась к двери купальни, толкнула. Но и здесь было пусто. Я даже заглянула в каменную бочку, но она прятала в своей глубине лишь влажное дно.

— С ума можно сойти в этом Дьярвеншиле! — громко и сердито заявила я, чтобы услышать свой голос.

«… Сойти… уйти…» — ударилось от стен сухое шелестящее эхо. И почему-то снова стало жутко. И возникло острое, зудящее чувство, что на меня смотрят. Хотя в маленькой комнатке точно никого не было…

Я передернула плечами.

Немудрено, что мне не по себе. Чужой, непривычный мир, странные ритуалы, пугающие порядки и песни. Наслушалась сказок на ночь — и вот результат! Отсутствие света и ветер, постоянно воющий за окном. Да еще и чудовища, населяющие фьорды. Да от этого может начать мерещиться и не такое! Главное, сохранять здравомыслие, а лучше вернуться в кровать и попытаться еще поспать.

Однако снова уснуть не удалось. Так и лежала, завернувшись в теплый серебристый мех и глядя на медленно светлеющее окно. И обрадовалась, когда дверь тихо скрипнула, впуская Анни.

— Ой, лирин, ты уже не спишь? — девочка сгрузила на кресло ворох тканей. — А я как почуяла! И пришла вот! Помогу тебе одеться!

— Да я и сама могу… — начала, но увидев, как вытянулось лицо девочки, улыбнулась. Анни отчаянно пыталась быть полезной нареченной риара, вероятно, для девочки-сироты такой поворот судьбы — большая удача. И расстраивать прислужницу мне не хотелось. Поэтому я безропотно позволила Анни облачить себя в нижнее серое платье, а сверху накинуть уже знакомое мне зеленое. Вот только что-то в нем изменилось!

— Что это такое? — недоуменно завертелась я, ощупывая наряд на боках и груди. Внутри, под тканью, обнаружились плотные валики, сухо шелестящие при надавливании. И располагались они как раз там, где у девушки находятся женские округлости — грудь и ягодицы!

— Анни! — заорала я.

— Так надо, лирин! — подскочила негодяйка, блестя карими глазищами. — Ты прости, но у тебя на боках мяса нет! И на груди тоже! А мужчины же не йотуны, им за что бы подержаться… А у тебя не за что, пусть свернется мой язык! Так ты и без подарков останешься!

— Немедленно убери это! — я стянула платье, гневно дернула набитый соломой мешочек, призванный обеспечить мне внимание мужчины и его подарки. Объемная имитация груди была пришита на совесть, сразу видно, что девчонка старалась!

— Лирин! — застонала Анни, пытаясь отвоевать хотя бы филейную часть накладок. Но и ее я отодрала, хотя пришлось применить зубы. — Все пропало! Ну теперь Краст-хёгг точно не захочет с тобой возлежать! — чуть не расплакалась помощница.

И хвала перворожденным, решила я, но озвучивать не стала.

— Позволь хоть расчесать тебя, лирин!

Анни горестно шмыгала носом, симпатичное личико побледнело и пошло пятнами, в глазах блестели слезы. Бедная прислужница искренне не понимала, почему глупая чужачка не желает придать своему телу нужных округлостей!

Я сжалилась и покорно уселась на лавку у окна, позволяя себя расчесать. Девочка оживилась, бросилась за гребнем, трепетно провела вдоль прядей.

— Это тебе надо косы плести и в платья наряжать, — вздохнула я.

— Да мне-то зачем? — удивилась Анни. — Какие у тебя волосы удивительные, лирин, серебристые, как шкура йотуна… ой, прости! Я не хотела тебя обидеть! Просто цвет похож!

Я махнула рукой, показывая, что не обиделась. И задумалась — возможно, в этом цвете кроется еще одна причина неприязни местных жителей. Анни крутилась вокруг меня, тихо мурлыча под нос песенку, а я зевнула и расслабилась. Словно в прошлое вернулась. Туда, где младшие сестры тоже использовали меня вместо куклы, заплетали волосы и рисовали на лице «макияж». Ханна больше любила подвижные игры, а вот Илия обожала возиться со мной, наряжать, укладывать спать, красить… Чем-то Анни неуловимо напоминала мою сестренку, верно, поэтому так сжималось сердце, когда я смотрела на девочку.

На миг накатила острая тоска по прошлому. По дому, где было шумно, но тепло, по родным людям, по смеху… Я прикрыла глаза, заново переживая счастливые моменты своей жизни. Как бы мне хотелось…

Вздохнула и распахнула ресницы, которые шустрая прислужница успела чем-то смазать.

— Нельзя трогать! — строго, как взрослая, приказала Анни. И быстро намазала мне губы, мазнула мягкой тряпочкой щеки.

— Это что?

— Это для кожи! Чтобы ветер не колол! — искренне пояснила помощница, и я поняла — врет. Ну да ладно, меня не слишком волновало, что она намазала на мое лицо, важнее, что сама Анни теперь сияет от радости, как разгорающееся солнце!

Зеркала в комнате не было, так что оценить свой внешний вид мне не удалось. Лишь ощупала две косы, гребнями расположившиеся с двух сторон головы и стекающие на спину. В волосы девочка вплела витые шнуры — черные и красные, я видела подобные на головах местных девиц. Что ж, надеюсь, не распугаю всех жителей Дьярвеншила!

На миг замерла у окна, снова любуясь грандиозным пейзажем. Горы, небо, море… И почудилось на миг, что я вижу «Стремительный», огибающий скалу. Но, верно, это снова расшалившееся воображение, что делать возле Дьярвеншила капитану Лерту?

Прихватив меховую накидку, я спустилась вниз, где Анни поставила завтрак: все ту же вареную рыбу, только застывшую в студне, и горячий отвар, остро пахнущий еловыми иголками и кислой ягодой. Рыбу с содроганием отодвинула, глотнула едва сдобренный медом напиток, и поднялась.

— Я пройдусь.

Анни что-то щебетала о том, что так я никогда не наращу бока, вздыхала, не понимая, что мне не нравится в такой вкусной еде. Но я уже вышла из башни.

Снежная крошка спиралями вилась за стенами, ветер трепал подол, норовя взметнуть его повыше и добраться до ног. Придерживая накидку, я двинулась по улочке, вертя головой. Хотя смотреть пока особо было не на что. Вокруг высились одноэтажные приземистые дома из камня, с крохотными окошками. Горбатые крыши густо устилал то ли мох, то ли какое-то вечнозеленое растение, которое лениво клевали жутковатые птицы с длинными лысыми шеями и серым оперением.

Землю между домами укрывали доски, но во многих местах они сгнили и зияли дырами. Порой попадались и двухэтажные дома, но они были скорее редкость. Улочка расширилась и вывела меня на некое подобие городской площади. В центре возвышался каменный столб, на вершине которого стояла с поднятым мечом статуя. Но кто был высечен в камне, рассмотреть не удалось — мешал медленно падающий снег, да и высоко слишком. В стороне, под длинным навесом, расположились женщины с товаром — меховые рукавицы, вязаные носки, сушеные ягоды, деревянная и глиняная посуда, платки, нутряной жир и какие-то толстые корешки, травы и прочая всячина. Торговки переговаривались, улыбались, прогуливались вдоль навеса суровые воины и простые ильхи. А больше всего меня порадовало, что здесь же крутились дети и собаки, оживляя местный рынок.

Сбоку пристроилась статная женщина, рядом с ней исходил паром котел с густой и, судя по запаху, рыбной похлебкой. Я подошла ближе, с интересом рассматривая тех, кто уже вовсю уплетал варево. Они расселись на грубой лавке, держа на коленях глиняные тарелки, но что удивительно, похлебка в них не остывала, как должна была, а продолжала бурлить!

И лишь когда суровый воин выхлебал суп, я увидела на дне раскаленный докрасна камень, который и нагревал варево.

— Лирин? Что ты тут делаешь? — мужской голос и уже знакомое слово заставили обернуться. И тут же об этом пожалеть. Рядом стоял черноглазый красавец Хальдор смотрел на меня со смесью интереса и насмешки. Я нахмурилась, вспомнив, как он плеснул мне в лицо кровь с землей, и отвернулась. Однако понять намек ильх не захотел. Подошел ближе, заглянул в глаза, улыбнулся.

— Уже осматриваешь будущие владения, нареченная Ингольф-хёгга?

— Нареченная Краста, — поправила я, вскинув голову. Рядом с такими мужчинами, как Хальдор, я всегда терялась. Красивый, уверенный, себе на уме. Хотя не помню, чтобы в прошлой жизни я встречала таких. Хальдор был слишком хорош, настолько, что это отупляло. И самое плохое, он прекрасно понимал, какое производит впечатление. На ильхе была распахнутая черная шуба до колен, под которой виднелись плотные штаны, светлая рубаха с вышивкой у горла и короткие ножны на бедре. Голова непокрыта, и снежинки медленно таяли на темных волосах. Руки закрывали кожаные перчатки с меховой оторочкой. Да, ильх производил сногсшибательное впечатление.

Я отодвинулась подальше.

— Брось, — вдруг широко улыбнулся он, остро впиваясь взглядом в мое лицо. Рассматривал с непонятным мне выражением, почти не моргая. И снова улыбнулся. — Неужели злишься? Твое появление стало неожиданностью, признаю.

— Я слышала, насколько ты удивился, — уколола я.

— Да, я не сдержался. Порой это непросто, знаешь ли… — он склонил голову и потер рукой шею, где блестело кольцо Горлохума. — Хочешь, покажу тебе Дьярвеншил?

Я глянула с подозрением. Переход от вчерашней лютой ненависти к сегодняшнему дружелюбию настораживал. Ильх снова улыбнулся и отошел к торговкам, а вернулся с тонкой, свернутой рулетом, лепешкой, от которой сладко пахло медом и фруктами.

— Попробуй, такое делают только в Дьярвеншиле. Здесь особый ингредиент — синяя ягода, растущая под снегом на наших скалах. Очень вкусно.

Я с сомнением покосилась на мужчину, теряясь от его улыбок и подарка. С чего бы это? Краем глаза заметила взгляды ильхов из-под навеса. Кажется, нескольких воинов я видела в башне.

— Ну же, бери! — Хальдор почти насильно всунул лакомство мне в руку, продолжая улыбаться. — Сомневаюсь, что ты с утра поела. В башне кормят просто ужасно. И я по глазам вижу, что ты голодна.

Я осторожно поднесла ко рту угощение, откусила. По губам растекся сладкий, с кислинкой сок. Действительно вкусно. Я на самом деле проголодалась. И, пожалуй, могу поговорить с этим ильхом, может, удастся у него хоть что-нибудь узнать.

— Так-то лучше, — хмыкнул Хальдор и махнул рукой на женщину с котлом. — Алвина каждый день приносит свой суп, сваренный по семейному рецепту, который истово бережет. Говорят, она использует пять видов рыб и сладкий корень. К Алвине приходят те, у кого нет семей или жен, чтобы готовить еду.

— Ты тоже? — вырвалось у меня, и черные глаза довольно блеснули.

— Хочешь узнать, есть ли в моем доме хозяйка? — поднял он брови. — Нет.

В темноте глаз мелькнуло что-то странное, словно пламя взвилось. И опало, оставив красные искры. Но ильх уже тряхнул головой, стряхивая снежинки.

А я кивнула на бурлящее без огня варево:

— Что это за булыжники у них в тарелках?

— Камни из недр Горлохума. Ты даже этого не знаешь? Такие находят у подножия вулкана, они никогда не остывают. — Ильх указал на улицу за площадью. — Хочешь увидеть больше, нареченная? Или боишься?

— С чего ты такой добрый?

— Ты лирин, невеста моего риара, — снова краснота в глазах. — Я обязан служить тебе. К тому же у меня есть свободное время, и мне хочется больше узнать о деве из Конфедерации.

— Ты знаешь? — я так удивилась, что кусок теста встал поперек горла, и я закашлялась.

— Да, — он усмехнулся, глянул остро. — Думаю, тебе тяжело здесь. После города, полного света, жизни, после всех благ прогресса оказаться здесь, — он сделал широкий жест рукой.

— Ты знаешь о наших городах? — осторожно спросила я, отмечая и речь ильха, и слова, которые он произносит. Ингредиенты, прогресс… Этот мужчина был далеко не глуп. И на мой вопрос легко пожал плечами.

— Немного. Дети фьордов не любят мир за Туманом, лирин. Сильно не любят. Поэтому тебе не стоит говорить правду о себе. Если хочешь прожить спокойно месяц до прибытия вестника из Варисфольда.

Я нахмурилась, глядя в красивое лицо мужчины. Значит, и о том, что наша помолвка с Крастом фиктивная, этот ильх тоже знает. Хорошо это или плохо? Почему-то мне не слишком нравилась его осведомленность.

Может, поэтому я указала на его нос.

— Быстро зажило.

Хальдор чуть заметно скривился, улыбка померкла. Верно, и он вспомнил, как риар приложил об стол. Но ответил ильх спокойно, без эмоций.

— Я хёгг, лирин. На нас все быстро заживает. Ты ведь уже знаешь о хёггах? Вижу, что знаешь… Кстати, там твой несостоявшийся жених, Ингольф, — рука в перчатке указала на столб. А губы ильха исказились в усмешке. — Право, мне даже жаль тебя. Ожидала увидеть истинного риара и город с чудесами, а получила…

— Что получила? — послевкусие от лепешки оказалось горьковатым. Или это послевкусие от общения с Хальдором?

— Дьярвеншил. И Краста.

— Кажется, мой новый жених не так уж и плох, — я сделала мечтательное лицо, наблюдая за стоящим рядом мужчиной. — И молод, в отличие от Ингольфа. Так что мне скорее надо радоваться.

Хальдор указал в сторону домов.

— Радоваться? Не думаю. Ты не знаешь того, кто надел венец на твою голову. Никто в Дьярвеншиле не стал бы радоваться его обществу. Но идем, я обещал показать тебе нашу жизнь.

Нахмурившись, я неуверенно двинулась за ильхом вдоль каменных стен. Встречные люди провожали нас взглядами, кивали Хальдору и глазели на меня, а после перешептывались. И даже спиной я ощущала чужое внимание. Мы покинули площадь и двинулись по шатким доскам, покрытым инеем. От каждого шага на дереве оставались вмятины-следы.

— И почему же мне не стоит радоваться? — решила уточнить я.

— Краст не тот, кем кажется тебе, дева из-за Тумана, — бесцветно произнес Хальдор. — И он недолго продержится в башне, лирин. Тебе не повезло. Но таким, как он, там не место.

— Вот как? — я все еще ничего не понимала. Но Хальдор замолчал, неторопливо двигаясь мимо домов. Распахнутые полы его шубы трепал ветер, словно встряхивался зверь. А я подумала, что будет, если в лоб задать вопрос: не ты ли напал на корабль, черный хёгг? Вот только сомневаюсь, что получу ответ.

— Может, расскажешь мне о Солвейг, Хальдор?

Ильх остановился посреди безлюдной улочки, глянул сверху вниз. И красноты в его черных глазах стало больше. А может, это лишь отблеск солнца раскрасил багрянцем радужки.

— Солвейг мертва, лирин. И она, и Ингольф, — не мигая глядя на меня, уронил он. Шагнул совсем близко, почти притиснув меня к стене, и я пожалела, что купилась на улыбки и угощение. Как девочка, право! Хальдор смотрел свысока, недобро. Показное добродушие исчезло. — Спроси у своего нареченного, кто виноват в ее смерти. Спроси, что с прежним риаром. Спроси про его мать. И про проклятие. Тебе стоит знать о том, с кем ты проживешь месяц в одной комнате.

Я сжала кулаки, заставляя себя стоять ровно и не отводить глаз. Хальдор усмехнулся и отступил.

И снова улыбнулся.

— Кстати, ты можешь задать вопросы прямо сейчас. Мы уже пришли.

— Куда? — не поняла я. Но не успела опомниться, как ильх втолкнул меня в приоткрытую дверь длинного каменного здания, из-за стен которого доносились глухие удары и выкрики.

В первый момент меня ослепили вспышки света, и я попятилась, ничего не понимая. А потом увидела огромное горнило, жар, плещущийся в нем, здоровенные кадки, в которых тоже бухало и шумело. Здесь пахло гарью, железом и чем-то мускусно-острым, как бывает там, где много и тяжело работают мужчины.

— Тяни! Держи! Горячая, гадина! Да чтоб тебя в пасть йотуна… Переворачиваем!

Голоса раздавались где-то внутри этой мешанины.

Из-за гудящего котла вышел мужчина, блестящее от пота тело прикрывала лишь кожаная повязка на бедрах. Темные волосы собраны пучком на макушке, лицо и грудь перепачканы сажей и копотью так сильно, что кожа кажется эбонитовой. Лишь голубой глаз сверкает на потемневшем лице злым азартом. В руках риар держал обод колеса, оплавленный с одной стороны.

Краст увидел нас и остановился. Перевел взгляд с меня на Хальдора, снова на меня. И мне почему-то стало стыдно.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивал Краст тоже у меня, словно Хальдора за спиной и не было.

— Я показываю лирин город, мой риар, — с явной издевкой произнес мой спутник. — Думаю, ей полезно больше узнать о месте, в котором она оказалась.

И о тебе. Недосказанные слова повисли в воздухе, и Краст сжал зубы. Обод в его руках согнулся.

— Вижу, в грязной кузне тебе удобнее, чем в башне, — улыбаясь, добавил Хальдор. — Кто к чему привык…

Я ощутила, как вспыхнули щеки. И захотелось со всех сил наступить каблуком на ногу черноглазого гада, что скалился рядом! Понятно, что он просто использовал меня, чтобы унизить Краста, вот только мне совсем не хотелось участвовать в этих распрях!

Риар хотел ответить, но тут сзади грохнуло, и сноп искр столбом взвился в воздух и жалящими осами упал на плечи ильха. Он встрепенулся досадливо, повел рукой, сбрасывая шипящее на коже пламя. А я чуть рот не открыла от изумления. Огонь, который у любого нормального человека оставил бы ожоги, не причинил Красту никакого вреда. Теперь понятно, почему в обжигающе горячем помещении он был почти голый. Похоже, обжечься черный хёгг не может.

— Проваливайте, — процедил риар, прерывая мои мысли. — Вам тут не место.

— Нам — да, — хмыкнул Хальдор, но Краст уже не слушал, словно потерял интерес. Отвернувшись, он швырнул обод в горнило, наклонился, подхватывая огромный молот. Я уставилась на спину с продольными мышцами и узлами сухожилий, напряженных от нечеловеческой тяжести.

Торопливо выскочила за дверь. Откинула голову, хватая ртом колючие снежинки.

Черноглазый красавец стоял рядом, рассматривал с любопытством. Я выдохнула и глянула на него со всем высокомерием, на которое только была способна. Хальдор усмехнулся.

— Боюсь, мое время закончилось, лирин. Так что дальше осматривай местные красоты без меня, — сообщил он. И шагнул ближе, нависая как скала. Голос стал вкрадчивым: — И вот еще, чужачка. Не стоит брать еду из рук чужого мужчины, да еще и на глазах у всех. Ты снова оскорбила своего жениха. Хотя он проклят и без тебя, вряд ли расстроится сильнее. Краст не риар, чужачка, ты скоро поймешь. Он отродье злой горы, проклятый перворожденными. И кольцо Горлохума получил обманом. А за лепешку ты должна мне подарок. На фьордах ничто не дается просто так, лирин, — он склонился еще ниже. — Так чем ты поблагодаришь меня, дева?

— Отойди от нее, Хальдор, — спокойный голос за спиной заставил меня вздрогнуть, а черноглазого оскалиться. И я четко осознала, что за всей этой красотой и даже образованностью скрывается зверь.

Краст стоял на пороге кузни и казался расслабленным. Грязный, остро пахнущий потом и пеплом, неподвижный. Лишь молот в его руках угрожающе поблескивал гранями. Снежинки медленно оседали на разгоряченной коже и таяли, превращаясь в капли.

Многозначительно глянув на меня черными глазами, Хальдор усмехнулся, сделал шаг назад, а потом, не оборачиваясь, пошел прочь. Не взглянув на меня, риар вернулся в кузню. Дверь закрылась.

Я еще потопталась, слегка ошарашенно пялясь на захлопнувшуюся створку. Все казалось, что Краст снова выйдет, скажет что-то… Может, задаст вопрос? Но изнутри глухо и сильно доносились удары молота и звон железа, а я поняла — не выйдет. И, наверное, к лучшему.

Отвернувшись, я тихонько двинулась вниз по улице. Птицы провожали меня взглядами, склоняя маленькие головы и выгибая длинные шеи.

Дальше я бродила бесцельно. Рассматривала дома, горбатые каменные мостики или деревянные настилы через узкие потоки воды, стекающие с гор к морю. Дивилась на странные камни — тонкие, сточенные у основания и огромные сверху, словно перевернутые бутылки. Зеленые от мха и белые от шапок уже нападавшего снега. Казалось, дунь ветер — и основание сломится, обрушивая вниз громаду.

Встречные жители Дьярвеншила смотрели мне вслед, перешептывались, но вопросов не задавали. А я все думала о поступке Хальдора. Понятно, что по местным меркам риар, то есть правитель, не должен пачкаться в кузне. И черноглазый пытался задеть Краста, приведя к нему меня. Интересно, что за вражда между ними? И как это связано с неведомой Солвейг?

Снежный ветер налетел пеленой, укрывая пустырь рядом с речкой и дергая подол моей накидки, норовя стянуть с плеч. И снова царапнуло между лопатками, как бывает от взгляда — чужого и острого. Я обернулась резко, но за спиной была пустая улочка и дома без окон.

Мотнула головой, прогоняя страх. Да и чего мне бояться? Местные глазеют, но особой враждебности я не ощущаю, хоть Хальдор и пугал. Если уж бояться, то скорее гнева риара, если прознает обо мне правду. Насупилась. Вот об этом думать совсем не хотелось.

Чтобы отвлечься, двинулась вверх — к странному коробу из досок, что соединял два берега узкого водяного потока. Пола у сооружения не было, похоже, вода свободно текла под каменными опорами, на которых уже стояли стены. Сквозь щели валил пар, рядом топтались и пересмеивались двое ильхов — молодые, совсем мальчишки. На мое появление они отреагировали с интересом. Враждебности я не почувствовала, так что осмелилась спросить:

— Не подскажешь, что это? — ткнула пальцем на доски. Внутри раздался глухой плюх, словно рухнуло в воду тяжелое тело.

— Эх, хорошо, йотунова мать! — пробухтел мужской голос, а мальчишки хмыкнули.

— Так купальня, дева! — сказал ближайший, тараща карие глаза. Второй молча мялся рядом, но взгляд его так и цеплялся за мои волосы и лицо. — Не знаешь, что ли?

— А я чужачка, — хмыкнула почти весело. Хотелось разглядеть удивительную конструкцию, но, судя по голосам, внутри были мужчины. И судя по назначению сооружения — без одежды. Снова раздался плеск — еще один ильх упал в речку из «купальни».

— Если хочешь искупаться, то идти лучше к сломанной ели, за домом старой Норхи, это туда, — мальчик ткнул куда-то за мою спину. — Там вода течет от горячих источников, потому и теплая. Там девы и грязь смывают, и стирают. А здесь внутри лишь чаша с хёгговым огнем, поток она не нагреет. Так что это купальня для мужчин.

Он выпятил грудь, показывая, что как раз сам этим мужчиной и является. Я сдержала улыбку и поймала рукой падающую снежинку. Да уж, мыться в продуваемой всеми ветрами коробке, а потом нырять в ледяную воду — это точно не для меня. Ни для кого из тех, кто вырос на благах прогрессивной цивилизации. А здесь такое в порядке вещей.

— Здесь вода кусачая, зато полезная. Хочешь? — Темноглазый зачерпнул у камня, протянул мне глиняную плошку.

Я покосилась уже с сомнением. Может, и воду из чужих рук пить нельзя? Но пацанята смотрели дружелюбно и открыто, никакого подвоха я не ощущала. А пить действительно хочется.

Сделала глоток. Холодная вода кусала язык и щеки, но потом растекалась свежей сладостью. Вкусная настолько, что я выхлебала всю чашку!

— Полезная, — с улыбкой повторил мальчик. — Из злой горы течет. Само ай-ро ее пьет…

Второй ткнул друга локтем под ребра, и мальчишка осекся, насупился. И оба глянули в сторону белой вершины, шапкой накрывшей скалу. Переспрашивать я не стала, понятно, что снова столкнулась с местными легендами, больше ребята не скажут. Вон уже сдвинули по-взрослому брови и смотрят на чужачку волками!

Поблагодарив, я отправилась дальше, намереваясь найти ту самую купальню из горячего источника — было любопытно. Но осуществить задуманное не удалось. Погода резко испортилась, небо потемнело, ветер усилился, и я начала замерзать. Так что пришлось повернуть к башне. С каждым шагом настроение ухудшалось. Снова вспомнился Хальдор. «Чем отблагодаришь меня, лирин?»

— Сковородой по хребту, — пробурчала я, плотнее укутываясь в накидку. Руки озябли, и я спрятала их в мех.

Неужели и Лерт, одаривая меня яблоком и медальоном, рассчитывал на ответную… благодарность? От понимания этого стало горько, я надеялась, что улыбчивый капитан угостил и помог просто так. Потрогала украшение, висящее на груди. Если раньше я надеялась кинуть его в море, случись необходимость, то теперь придется дважды подумать. Как же все сложно на этих фьордах! Тем более что я ничего не понимаю в местных правилах!

К башне я подбегала, уже сгибаясь от ветра, который разбушевался не на шутку.

Глава 12

Молот опустился на заготовку меча с такой силой, что железо разлетелось, словно деревяшка. Помощник, молодой крепкий Инв, глянул искоса из-за кожаных мехов, нагоняющих в горн воздух, и попятился, увидев, как исказилось лицо риара. По опыту знал, что лучше уйти тихо и молча. Снова удар — уже по столу — бессмысленно и напрасно.

В оставленном без присмотра горне что-то треснуло, и на спину Краста посыпались острые, колючие искры. Он жадно втянул раскаленный воздух, выдохнул. В голове слегка прояснилось. Обжигающий огонь снова спалил его ярость.

Почти спалил. Почти. Тлеющие угли остались, но их не дано погасить ничему. Ни кузне с ее жаром, ни ярости битвы.

Краст постоял, рывком вытащил кипящее железо, отбросил на наковальню. И скривился. Из-за дурости загубил меч. Не смог сдержать злости при виде Хальдора. Или при виде чужачки? Сегодня она прихорошилась. Одного взгляда хватило, чтобы оценить и косы, и подчерненные ресницы, и румянец на обычно бледном лице. Если бы он не вышел, как стала бы благодарить Хальдора его лирин? Разговор Краст услышал, оттого и взбесился. Запереть бы бледную морь в подполе, чтобы сидела тихо и не доставляла ему забот! Понятно, что девчонка лишь послужила орудием в руках Хальдора, но все же… мерзко.

Хотя, если бы Хальдор прикоснулся к лирин, Краст мог бы его убить. Жаль, что Хальдор не такой дурак.

Глубокий вдох и выдох. Огненные искры кружили вокруг тела, жалили осами, но Краст стоял неподвижно, принимая их колючую и целебную силу. Надо успокоиться…

Перед тем, что он должен сделать, надо успокоиться.

Неспешно отложил молот. Натянул штаны и сапоги. Накинул безрукавку из шкуры мехом внутрь. Вытащил из сундука в углу кузни мешок. И вышел под снег.

Шел долго. Уже и Дьярвеншила не видно, лишь скалы, белые сугробы и голубые огни, злящие до зубовного скрежета. Постоял, слушая ветер. Шалит, воет. Еще не страшный, но уже предвещающий. И огней за ночь стало больше.

Неслышимые звуки незримого мира окружали со всех сторон — там ухает филин, там свистит хорн, здесь скалится хёгг… Если пожелать, то можно и увидеть, но этого Краст не хотел. Рассмотрел внимательно следы на белом полотне — звериных много, человеческие все остались позади. То, что нужно.

Краст сбросил безрукавку, огляделся. Подходящие палки нашлись скоро, недавняя непогода наломала ветвей со старого кедра. Ильх ножом счистил кору, подготавливая две палки с себя ростом. Потом скинул сапоги, встал босыми ногами на снег, покрутился, вытаптывая первый круг. Покосился на мешок. И со вздохом вытащил гладкие косточки на черном шнурке. Погладил пальцами — теплые, как всегда, накинул веревку на шею. Снова глянул в сторону подмигивающих голубых искр. Рано зажглись, рано!

Выдохнул. Ударил палки друг об друга, выбивая сухой ритм.

Первое движение плавное, так качается змея. Второе гибкое, так выгибается барс. Третье — стремительное, так налетает ветер… Тело напряжено и в то же время расслаблено, и дух покидает его. Дух тоже танцует, но в вышине, смотрит сверху на выгибающееся, ломающееся в немыслимых движениях тело. Резкий бросок, разворот, удар обеими палками… вскопанный снег, прыжок, рваный выдох… еще быстрее, еще сильнее, еще резче! Так, чтобы ломало суставы, на грани возможного… и дальше — как уже невозможно. Танец-битва, приказ для тех, кто ждет нового ветра. Заклятие для того, кто сам ветер.

Прыжок, прогиб, удар!

И рухнуть коленями в снег, завершая…

Несколько мгновений Краст слышал лишь рев собственной крови — в ушах, висках, груди. Моргнул, прогоняя снежную пелену, застлавшую глаза. Поднялся. Отбросил палки на утоптанный его ногами круг. Убрал с шеи кости, накинул шкуру, обулся.

И пошел прочь от скал.

Голубые огни погасли. Но риар знал, что они зажгутся снова — чуть позже.

* * *

В нижнем зале башни сидело за столом несколько воинов, они проводили меня напряженными взглядами. Я заметила среди них и тех, кто был на площади, когда Хальдор угощал меня лепешкой. В темных глазах мужчин мелькнуло неодобрение, так что захотелось снова закричать, что не виновата, что не знала! Но я лишь стиснула зубы, поздоровалась и ушла наверх. Верная Анни притащила на обед суп, снова из рыбы, от запаха которой меня уже воротило. Кое-как проглотив несколько ложек невкусного варева, с плавающей на поверхности рыбной чешуей, я всерьез задумалась о своей жизни в Дьярвеншиле. На такой кормежке, боюсь, мне не продержаться месяц. Или я оголодаю настолько, что и такая похлебка покажется аппетитной?

С сомнением покосилась на тарелку, край которой покрылся серым налетом застывающего жира. Но гораздо больше невкусной еды беспокоили отношения с местными. И с Крастом. Пока риар оставался единственным, кто, как ни странно, меня защищал. На свой, непонятный лад, но все же. Он надел мне венец, хотя невеста из-за Тумана вызывала у ильха лишь неприязнь, и даже сегодня прогнал Хальдора, не позволив прикоснуться ко мне. Краст заинтересован в том, чтобы я благополучно пережила месяц и отбыла восвояси, забыв Дьярвеншил. И потому — хочет или нет — обязан обо мне заботиться. Но ильхи непредсказуемы и непонятны мне, чего ждать от своего защитника в гневе, я не знала. И настраивать Краста против себя не хотела. А Хальдор сегодня подлил масла в огонь, прилюдно спровоцировав.

Я принялась мерить шагами комнату, раздумывая, как исправить ситуацию. Надо поговорить с Крастом. Объяснить! Надо было сделать это сразу, а не хлопать глазами, рассматривая тающие на его теле снежинки!

Приняв решение, я вздохнула с облегчением.

Вот только риар не спешил появиться в башне, чтобы выслушать мои оправдания. Внизу кто-то разговаривал, приходили и уходили воины, бряцало оружие, стучали о стол тяжелые кружки, но голоса Краста так и не раздалось. А под вечер и вовсе стало тихо. Прибежавшая Анни на мой вопрос сделала круглые глаза и торопливо уронила:

— Обвал на скалах, лирин! Совсем рядом с домами! Риар там, разбирает завалы вместе со своими воинами.

— Никто не пострадал? — встревожилась я и облегченно вздохнула, когда девочка мотнула головой.

— Водяной поток завалило, вот мужчины и убирают. Не переживай, лирин, им не впервой. Горы порой гневаются и трясутся, вот камни и летят!

— Может, нужна помощь?

— Да чем же ты поможешь, — всплеснула ладошками прислужница. — Ты сама вон худая и тонкая! Тебе и крохотный камушек не поднять! Да и не для дев это! Лучше сшей своему жениху рубаху или рукавицы. У тебя времени ведь совсем мало, а надо подготовить подарки для будущего мужа! Что ты ему поднесешь, когда он наденет на тебя пояс жены?

Не слушая мой ответ, девочка снова умчалась, а прибежала с кусками меха, нитками и толстой иглой.

— Вот! Шей!

Поблагодарив, я отпустила бойкую служанку, сунула мех подальше и достала из своей сумки книгу. Но сосредоточиться на любимом сюжете никак не получалось, мысли то и дело возвращались к завалу, который сейчас вручную разгребали ильхи. Без техники, без специального оборудования… А ведь, судя по словам Анни, завалы здесь случались нередко.

Передернула озябшими плечами. Да, жизнь в Дьярвеншиле трудно назвать сахарной.

Ночь опустилась на город быстро и рано, совсем скоро я перестала различать строчки в наступившей тьме. Встряхнула лампу, оживляя пламя. Но интерес к книге пропал окончательно, к тому же я замерзла. Ужин из печеных и слегка подгоревших корешков неизвестного мне растения тяжелым комом упал в желудок, но это была не рыба — уже радость!

После еды невыносимо потянуло в сон, наверное, от безделья. Так что я не придумала ничего лучше, чем улечься в кровать.

А проснулась оттого, что в бок упиралось что-то твердое. Давило, мешало… Не открывая глаз, протянула ладонь, тронула это непонятное. Длинное, странное…

Сознание зацепилось за вспыхнувшее на грани сна и яви удивление, и дремота отступила. И что же это такое в моей постели? Может, пульт от телевизора? Так он пластиковый, знакомый. А это, кажется, железное и… острое!

Палец кольнуло, я ойкнула и открыла глаза. Моргнула и шарахнулась в сторону, потому что на кровати лицом ко мне лежал Краст, а из-под одеяла торчала… рукоять меча!

— Это что такое? — ничего не понимая, выдохнула я. Приподняла покрывало и изумленно уставилась на длинный, почти с меня, клинок! Железное лезвие весело подмигнуло мне пробежавшим бликом.

Краст сонно зевнул во весь рот, показав отменные зубы и даже не подумав из приличия прикрыть рот рукой. Впрочем, он, скорее всего, знать не знает, что такое приличие.

— Это меч, — недовольно буркнул он.

— Я вижу, что это меч! Но что он делает в кровати? Я же могла порезаться! И кстати… ты сам что здесь делаешь?

— Я здесь сплю, — огрызнулся ильх. — И спал бы дальше, если бы ты не начала орать с утра пораньше! А меч тебя не тронет, если отодвинешься, — утешил ильх и снова закрыл глаза. Похоже, он собрался опять уснуть.

— Но зачем он здесь?

Краст глянул недобро.

— Потому что таков закон! — процедил он. — Лежи на своей стороне и не лезь на мою, нареченная!

Я открыла рот, чтобы сказать, насколько бредово все это звучит, и осеклась. Вот и Анни что-то такое говорила — про то, что жених не может возлечь с нареченной без меча. Но я-то решила, что это некое иносказание! А оказалось, все очень даже реально и ощутимо! Лежит вон это иносказание и колется!

— Погоди, — вдруг дошло до меня. — То есть ты это положил, чтобы я к тебе не лезла?

— Не это, а родовой меч риаров Дьярвеншила, — рявкнул ильх. В черном глазу уже загорался пожар злости, видимо, оттого, что его планы еще вздремнуть провалились. — И лежит он там, где ему положено лежать до свадьбы! Ясно тебе?

— Ясно, зачем так нервничать, — пробормотала я. Легла и даже глаза закрыла, всем видом показывая дружелюбие и исключительную сговорчивость. На самом деле глубоко в душе я даже почти обрадовалась присутствию мужчины. Кровать широкая, на меня ильх не претендует, сам вон лежит боится! А вчерашнее пробуждение и жуткий силуэт у стены все еще живы в памяти. С Крастом как-то… спокойнее. Особенно если с ним не разговаривать.

Но все же наличие острого предмета в непосредственной близости от моего зада как-то напрягало.

— Слушай, а по закону ваш родовой меч должен как лежать?

— Так! — взревел Краст, явно теряя терпение. — Без ножен, чтобы дурные мысли не лезли в голову чужанской деве!

Я скептически хмыкнула.

— Ну понятно. Ножны под запретом. А хоть тряпочкой обернуть можно?

— Тряпочкой? — голубой глаз Краста медленно наливался краснотой. Черный, наверное, тоже, просто не видно было. — Родовой меч — тряпочкой?!

— Угу. Знаешь, что-то не хочется ненароком отрезать себе ползадницы!

Риар моргнул. Приподнялся на локте. Внимательно осмотрел мое насупленное лицо и растрепанные волосы. И неожиданно хмыкнул.

— Нашла чего бояться. У тебя там даже взяться не за что. И меч соскользнет — не зацепится.

— Ну спасибо, успокоил, — буркнула я. — Вдвойне обидно будет, если все же зацепится. И так-то ничего нет, а если что-то отрежется, совсем грустно станет. Тебе-то все равно, а мне еще жить. Ну, я надеюсь.

Ильх нахмурил брови, не сводя с меня взгляда. Я же зевнула и села, решив, что уснуть все равно уже не получится.

— Кстати, а почему ты в моей кровати? — опомнилась вдруг.

— Это ты в моей кровати, дева. А тот, кто надел венец, должен охранять сон и честь своей нареченной. За глупости дев у нас отвечают мужчины. И порой головой. Так что я за тобой присмотрю, чтобы не лезла куда не надо.

— С ума сойти, — покачала я головой. Сквозь незашторенное окно в комнату лился слабый утренний свет. Я снова покосилась на ильха, который прикрыл глаза. Щеки у Краста ввалились, на подбородке темнела колючая щетина. Сажи и копоти не видно, верно, ополоснулся в одной из странных купален на реке. Интересно, как давно он пришел? Судя по сонному виду — недавно, выспаться не успел.

Ругаясь про себя, откинула покрывало и глянула на свое длинное нижнее платье, в котором улеглась спать. Решив, что оно более чем приличное для появления перед мужчиной, я, стуча зубами, сползла с кровати. Прыгая на стылых досках и размахивая руками, подхватила свой зеленый наряд, натянула, путаясь в рукавах.

— Это такой чужанский ритуал? — спросил ильх, не сводящий с меня своих пугающих глаз. — Ты каждое утро будешь его исполнять?

— Это попытка согреться! — рявкнула я, вертясь вокруг себя и пытаясь разобраться в непонятных кусках ткани. — В этой комнате можно покрыться льдом!

— Тебе холодно?

— Да! — Я подпрыгнула, попала в пройму, выдохнула с облегчением.

— А будет лишь хуже, — довольно протянул ильх. — Зимы в Дьярвеншиле такие, что птицы на лету замерзают. Так что радуйся, что тебя тут скоро не будет!

Вот же гад! А я-то на миг понадеялась, что суженый удосужится решить вопрос с отоплением! Извиняться за вчерашнее резко расхотелось, пусть катится к демонам! Не отвечая, натянула плотные вязаные штанишки и вздохнула свободнее. Краст лежал, не двигаясь, и, к моему удивлению, почти не укрываясь. Обнаженный мужской торс в тусклом свете разгорающегося дня поневоле притягивал взгляд, так же, как и черные волосы, резко выделяющиеся на фоне белой шкуры. Кусок белого меха углом укрывал мужской пах, открывая остальное тело с впечатляющим рельефом мышц и бронзовой кожей. Поджарый и сильный. Даже в таком, расслабленном состоянии этот мужчина казался сжатой пружиной.

Ну и еще как всегда — мрачный и недовольный.

Риар поднял бровь, заметив мое внимание.

— Помни о мече, что меж нами, дева. И о своих обещаниях.

Я закатила глаза, поражаясь такой самовлюбленности. Хотя это и понятно. То, что ильхи красивы, заметила каждая из переселенок, как только мы прибыли на фьорды. Краст отличался от тех, кого мы встречали, и, пожалуй, он не был так привлекателен, как Лерт или тот же Хальдор, не обладал точеным профилем того риара, что был изображен на известном в столице фото. Скулы Краста были слишком высокими и острыми, глаза пугающими, а нос с горбинкой. Нет, он не был классическим красавцем, но от этого казался еще более притягательным. Не сомневаюсь, что он понравился бы девушкам Конфедерации.

К счастью, я к этим несчастным не относилась.

— Не переживай, — злость в голосе скрыть не сумела. Повертелась, пытаясь разобраться, как повязывается длинный пояс. — Я покину твой Дьярвеншил, как только смогу. Навсегда. К тому же… — не удержалась я от шпильки: — Ты не в моем вкусе, Краст. Всегда предпочитала светловолосых!

Натянула ботинок и тихо зашипела от боли. При ближайшем осмотре выяснилось, что в мою обувь кто-то насыпал мелких и острых камушков.

— Гостеприимство по-дьярвеншильски, — фыркнула я, осматривая остальную одежду. К счастью, она была в порядке — то ли вредители побоялись портить ткань, то ли лежала она слишком близко к кровати. Но вот впредь мне точно стоит внимательнее смотреть и по сторонам, и под ноги.

— Что ты там бормочешь себе под нос? — осведомился с кровати риар.

— Размышляю, в какое прекрасное место попала, — отозвалась я. — Какие здесь милые и добрые люди. То душат, то подставляют, то обувь портят… Золото, а не люди! Что б вас всех…

Краст приподнялся и нахмурился. А я, гордо задрав подбородок, направилась к двери. Правда, уйти с достоинством не удалось — я споткнулась о неровную доску на полу и чуть не грохнулась носом об стол. И окончательное фиаско настигло меня насмешливым мужским голосом:

— Не хочу тебя останавливать, но ты неправильно надела платье, нареченная. Вышивка должна быть впереди.

Я пробормотала что-то ругательное, попыталась развязать кожаный пояс, затянула узел, зашипела и плюнула.

— И я запрещаю тебе покидать башню.

— Что? — подол взлетел от резкого движения. Мне теперь в четырех стенах сидеть?

— Я сказал. От тебя много проблем, лирин. И уже убытки. Твои долги оплачивать придется мне. Или надеялась сама расплатиться с Хальдором?

— Я не знала, что нельзя брать еду!

— Так узнай, прежде чем делать! — рявкнул ильх. — На что у тебя под боком вертится эта мелкая прислужница? Кроме как ресницы чернить ни до чего путного не додумались?

Щекам стало жарко, кулаки сжались от злости. Вот же гад! Взгляд сам собой зацепился за кувшин на столе.

— Кинешь в меня — запру в подполе, — с предвкушением произнес ильх. И приподнялся на локтях, прищурился. Всем своим видом изображая отличную мишень, в которую так сложно промазать! И по ожиданию в его лице было понятно — ильх прямо жаждет осуществить свою угрозу!

Поэтому я лишь расправила плечи, развернулась и вышла, от души хлопнув дверью.

Глава 13

Краст со злостью глянул на закрытую дверь. Дерзкая дева! Жаль, что не швырнула кувшин, вот бы он обрадовался! И не пришлось бы, как вчера, колотить молотом по наковальне, чтобы унять глухую ярость! Запер бы девчонку в подполе — и нет проблемы!

Хальдору пришлось отдать хороший кинжал за глупость лирин. Пришел, швырнул клинок, тот и впился острием у ног черного хёгга.

— В уплату долга, — процедил Краст, глядя на ильха. — А еще раз подойдешь к чужачке — следующий нож воткну в твое горло.

— Посмотрим, — прошипел в ответ Хальдор и усмехнулся насмешливо. — Мне жаль эту девушку. Ты ведь не сказал ей о себе? Соврал или промолчал? Она растеряна и напугана, ничего не понимает… Ей не повезло оказаться в Дьярвеншиле.

— Жаль ее? Вот уж вряд ли. Ты лишь нашел повод позлить меня. — Краст хмыкнул, а Хальдор вздохнул и пожал плечами.

— Это повод показать тебе, что каждому свое место, Краст. Ты не на своем, и сам это знаешь. Все это знают.

Риар вскинул голову, хищно прищурился, спросил с надеждой:

— Хочешь это изменить?

Хальдор наклонился, рывком вытащил застрявший в доске кинжал. Выпрямился. Ухмыльнулся. Качнул лезвие на пальце, оценивая клинок. Кивнул одобрительно и убрал в голенище сапога.

— Ты хороший кузнец, Краст.

Краст скрипнул зубами. Хороший кузнец. Но плохой риар.

Вышел, придержав дверь, чтобы не снести ее к йотуновой матери!

А потом пришлось колотить молотом по наковальне так, что чуть не разнес кузню! Надо бы придержать злость… Но как ее сдержишь, когда ветер шумит, Дьярвеншил разваливается, да еще и ненужная невеста рядом крутится и всюду сует свой нос?!

Когда он пришел ночью, девчонка уже сопела под одеялом и шкурами, залезла с головой, словно звереныш в нору! Думал, и уйдет, пока спит. Так нет же, проснулась, чтоб ее Горлохум спалил и Хелехёгг сожрал!

Краст фыркнул недовольно, но вдруг поймал себя на том, что усмехается. И настроение на удивление бодрое, хотя это и странно, стоит вспомнить пробуждение. Странная чужачка напоминала неведомого зверька — странного и порой даже смешного. Хотя за предложение завернуть родовой меч в тряпочку и хотелось свернуть девчонке шею. Ни одна женщина фьордов никогда не сказала бы такое воину. Никому такое и в голову не пришло бы. В тряпочку! Краст снова хмыкнул. Первым желанием было поступить как должно — наказать зарвавшуюся деву. Лишить еды на пару дней, голод всегда наводит порядок в глупых головах. Но глянув в лицо девы, Краст почему-то промолчал. Может, потому что мяса в ней и так не было. А он слишком хорошо знает, что такое голод… Ну и к тому же… не хотелось признаваться, но стало смешно. Да так, что он едва сдержался! Краст помнил время, когда этот меч висел над кроватью отца, как символ войны, которая сделала его риаром. Ингольф захватил Дьярвеншил по праву сильнейшего, вызвав на поединок прежнего риара башни. Историю этого клинка Краст слышал тысячу раз и ненавидел и ее, и сам меч, к которому ему было запрещено прикасаться. Он и не думал, что давняя эта злость еще жива в нем, а когда чужачка сделала свое оскорбительное предложение, вдруг ощутил, как что-то внутри натянулось… и лопнуло. Словно давно дрожащая от натуги тетива. А всего-то и нужно было — обернуть в тряпочку отцовское наследие.

Усмехнувшись, риар легко спрыгнул с кровати, прошелся по комнате, потягиваясь и с удовольствием подставляя тело прохладному воздуху.

Он сказал девчонке правду — скоро в Дьярвеншил придут ветра с гор, принесут такой холод, что пора бы оживить огонь хёгга между каменных стен башни. Но, пожалуй, риар повременит. А то еще согреется его лирин, да решит задержаться!

А это не нужно.

Ей же лучше будет, если уберется из этих мест как можно дальше.

Краст сжал зубы.

Он присел возле стены, поднял острый камушек, повертел задумчиво в руках. То, как вытряхнула свою обувь чужачка, не укрылось от взора риара. А вот то, что промолчала, не став никого обвинять, — заинтересовало. Дева оказалась стойкой, чего и не скажешь, глядя на нее. Стойкая и упрямая. Ну да ладно, Дьярвеншил и не таких стесывал. Долго все равно не продержится, сбежит, причитая и охая, — и хорошо.

Однако кто же удружил его нареченной, начинив ботинки? Краст хмыкнул недобро, подбросил на ладони осколок. Женщины, кто же еще… все беды от них. Смотрят волком на его лирин, скалят зубы.

Помрачнев, поднял с лавки у стены холщовый мешок девы и без зазрения совести высыпал содержимое на пол. Присел, рассматривая пару книг в потрепанных обложках, цветные стержни, несколько плотно исписанных листов, перевязанных красной лентой. Чьи послания так важны для чужачки, что она привезла их даже в Дьярвеншил? Ведь ей можно было взять лишь самое дорогое, значит, вот это и есть — самое…

Так от кого эти письма?

Краст знал некоторые буквы, но в синих строчках разобраться не выходило. Резкие угловатые хвостики и сильный наклон не давали понять слова.

Повел пальцем, силясь уловить ускользающий смысл и сложить издевающиеся над ним знаки. Вот здесь А, а там — Р. И еще С, К. Буквы его имени. А эти — неизвестные, круглые, пузатые, непонятные… словно гнусные насекомые, усевшиеся на ровных линиях! Внутри полыхнуло горечью и злостью, и захотелось сунуть листок в огонь, чтобы покончить с этим.

— Что ты делаешь? — возмущенный окрик нареченной заставил риара моргнуть и выпрямиться. Дева открыла рот, быстро скользнула взглядом по его телу и… покраснела. Так резко и явно, что ильх удивленно уставился на лицо, залившееся румянцем.

Дева же резко отвернулась и сказала глухо, глядя в противоположную стену комнаты:

— Почему я постоянно застаю тебя… без ничего! И отдай мои письма! Кто тебе разрешил копаться в моих вещах?

— Венец, который я на тебя надел, — напомнил Краст, с интересом разглядывая напряженную до хруста спину девушки. И почему-то вспомнилось, какая она была на ритуале — в шкуре и крови. И как облизывала губы, с вызовом и насмешкой глядя в лицо Хальдора. Или как стояла в кузне, с удивлением глядя на Краста. Презрения в ее глазах не было… Мотнул головой, прогоняя воспоминания. Не надо думать о чужачке.

— К тому же я должен знать, кто живет в моем доме. Что здесь написано?

Нареченная быстро глянула через плечо, снова отвернулась.

— Это письма моей матери! И раз ты их читал, то зачем спрашиваешь! — сердито воскликнула она. И вдруг застыла. Медленно повернулась, закинув голову и глядя в лицо ильха. — Постой-ка… ты что же… читать не умеешь? Но мне говорили, что риары умеют читать, наследников этому учат!

Краст сжал зубы, ощущая, как портится благодушное утреннее настроение. Швырнул бумаги на пол, и снова захотелось — в огонь… вместе с чужачкой! Надо было ее все-таки придушить. Или запереть… Жаль, что за это придется слишком дорого платить!

— Меня не учили. И в риары не пророчили. И это не твое дело, поняла?

Дева смотрела внимательно, но ожидаемого презрения Краст снова не заметил. Ни презрения, ни насмешки, как тогда, в кузне. Лишь легкое удивление.

— Поняла, — она вздернула свой острый подбородок, словно воин — острие клинка. — Хочешь, научу?

Сказала и осеклась, словно пожалела. Но тут же вскинула подбородок еще выше.

— Научу читать и писать. Сколько получится, раз у нас всего месяц…

— Мне не нужны подачки от пришлой девы, — сквозь зубы прошипел риар и, развернувшись на пятках, схватил свою одежду и хлопнул дверью комнаты. Злость улеглась уже на десятой ступеньке, возвращая голове разум. И Краст остановился. Натянул неторопливо штаны, еще медленнее рубашку. Покосился на закрытую дверь наверху. И снова помрачнел. Разве нареченная не должна бежать следом и кричать, что она не права? Ну или еще что-то кричать, неважно что, лишь бы задобрить и успокоить разъярившегося от бабской глупости воина?

Дверь оставалась закрытой, а бежать и кричать, похоже, никто не собирался. Снова захотелось подняться и придушить вредную деву, что злит его уже в который раз!

— Морь бесцветная, — хмуро сказал Краст, все еще поглядывая на дверь.

— Краст? — внизу показалось лицо Рэма. — Ругаешься? Неужели Ингрид снова подарки требует? Так у дев порода такая, ты же знаешь!

Краст рявкнул, что Рэму лучше бы заткнуться, когда наверху скрипнула половица. Резко повернув голову, ильх увидел бледное лицо чужачки и серые глаза, казавшиеся глубокими водами тающих ледников. Скрипнув зубами, риар отвернулся и пошел вниз.

* * *

В нижнем зале за столом сидел лишь беловолосый ильх. Краст молча устроился в торце, посмотрел в тарелку с вязкой субстанцией, которую поставила перед ним прислужница. Мне подали такую же, и я с отвращением ткнула ложкой во что-то, воняющее тухлятиной. Попробовала осторожно, но надеждам не суждено было сбыться. Вкус у варева оказался еще хуже, чем вид. Поэтому я изумилась, увидев, как быстро и сосредоточенно поедает невкусный завтрак Краст.

Риар ел, не поднимая глаз, положив локти на стол так, что тарелка оказалась внутри рук. Дочиста выскреб со стенок мерзкое варево и даже ложку несколько раз облизал. Глянул с легким сожалением, словно желая добавки, но просить не стал. Так же молча поднялся и ушел.

Я проводила взглядом его спину. Внутри было как-то плохо и маетно.

— Чем ты снова разозлила своего риара, дева? — спросил вдруг беловолосый, заставив меня вздрогнуть.

Ответить не успела, потому что из кухни вылетела раскрасневшаяся Анни.

— Лирин, ты уже встала? Но почему не позвала, я помогла бы тебе одеться!

— Я сама справилась, — пробормотала негромко, косясь на пустую тарелку, оставленную на столе риаром.

— Скажи, Анни, у вас тут всегда так кормят?

— Да, нареченная! Для тебя все самое лучшее!

Лучшее? Я чуть слюной не подавилась. Боюсь тогда предположить, что едят прислужницы или простые воины!

— И кто руководит на кухне?

— Так Брида! Кухарка она! — покосилась на дверь девочка. — Я сейчас попить принесу!

Анни умчалась, а я понимающе хмыкнула. Кажется, старуха неплохо тут устроилась и хозяйничает, пользуясь тем, что риар не обращает внимания на самоуправство. Хотя это и странно, неужели ему все равно?

— Нареченная риара имеет право распоряжаться в его владениях, — тягуче произнес рядом беловолосый. Я подпрыгнула, потому что в своих раздумьях успела о нем забыть. Ильх устроился на лавке напротив, внимательно рассматривая меня. Я решила, что тоже могу не стесняться, в конце концов, какой спрос с ушибленной? И уставилась на него в ответ.

Молодой, на вид ровесник Краста. Приятные черты лица, холодные ярко-голубые глаза, ресницы и длинные волосы такого белого цвета, что кажутся ненастоящими. Словно снегом присыпанные. Так же, как и черная грива Краста, волосы распущены, лишь схвачены с боков несколькими тонкими косичками, в которых болтаются железные бусины, косточки и, кажется, льдинки. В противовес прядям, лицо загорелое, почти смуглое. Выглядит это сочетание бронзы и льда завораживающе настолько, что невозможно оторвать глаз.

В вороте безрукавки ильха темнело черное кольцо Горлохума, на рельефных предплечьях — широкие, изрезанные символами браслеты. И металл этих странных украшений тоже удивительный — тускло-белый, словно серебро или платина, покрытая инеем.

Я покопалась в памяти, вспоминая его имя. Рэм. Снежный дракон.

— Сегодня ты уже не похожа на йотун-шагун, — с усмешкой протянул снежный. — Наш воздух не так уж и плох?

— В отличие от вашей еды, — любезно улыбнулась я, отодвигая тухлые лепешки. — Боюсь, от нее точно можно озвереть! Значит, нареченная риара может посмотреть запасы?

— Конечно. Это ее обязанность. Запасы, кладовые, подполы. Все, кроме сокровищницы. От того, как покажет себя нареченная, многое зависит. И если неумелая, то риар может и отказаться от такой невесты, найти более… способную.

Ильх явно насмехался, но я решила пропустить издевку мимо ушей. Хвала всем местным и неместным богам, риар и так от меня откажется. А вот если не наладить кормежку, то я скончаюсь от голода или несварения желудка гораздо раньше пресловутого дня солнцестояния.

Снова посмотрела на тарелку Краста и, нахмурившись, отвернулась.

— Помнится, прежний риар, отец Краста, не один десяток невест перепробовал. — Ильх наклонился вперед, положил крупные ладони на стол. — Нареченные у него не задерживались, да и жены тоже. Гибли, бедняжки. До того дошло, что ни один фьорд свою деву в Дьярвеншил не отдавал. Пришлось за Туман прошение посылать. А вот твоим правителям, видимо, плевать на дочь своих земель. Откуп взяли и тебя отправили. Конфедерация не ценит своих дочерей?

Я смотрела в ярко-голубые глаза ильха спокойно. Если он и надеялся, что вспылю, то ошибся, меня такой провокацией точно не проймешь. Я-то знаю, зачем приехала.

— Разве фьорды не самое лучшее место на земле? — доброжелательно улыбнулась я. Снежный изобразил удивление, я улыбнулась еще любезнее. — И разве я не должна гордиться тем, что попала сюда?

Мое лицо сияло благожелательностью и радушием, а ильх коротко рассмеялся.

— Лучшее. Правда, это не относится к Дьярвеншилу.

— Возможно, Дьярвеншил стал бы удобнее, если бы местные жители подружились с горячей водой и мылом.

— Дочери Конфедерации слишком дерзки на язык, — уронил он. — У нас женщины умеют молчать.

— И, видимо, не умеют готовить, — отбила я. — А заодно стирать и убирать! Честно говоря, глядя вокруг, умение молчать трудно считать великим достижением! Ведь, судя по всему, оно единственное!

Ильх недобро глянул исподлобья и протянул угрожающе:

— Ты ничего не знаешь, дерзкая дева. Но уже обвиняешь.

— Я хочу найти в этой башне хоть что-то съедобное, — поморщилась я. — И только.

Анни вприпрыжку выскочила из дверей на кухню, принеся с собой запах горького дыма и кислятины, а я поднялась. Шагнула к девочке и вздрогнула, когда передо мной бесшумно оказался ильх. Я вздрогнула от неожиданности, ну и от того, что едва не уткнулась носом в мужскую грудь! Вскинула голову, чтобы пригвоздить наглеца взглядом, ну или хотя бы поинтересоваться, какого, собственно, гада этому замороженному надо и почему он мешает мне пройти. И завороженно замерла. В голубых глазах ильха мерцали искры, словно радужки вдруг стали ночным небом, на котором разлилось северное сияние. Я изумленно моргнула, наблюдая это невероятное зрелище, но желудок протестующе заворчал, напоминая о более приземленных потребностях.

Так что я аккуратно обошла ильха, по-прежнему глазеющего на меня, и схватила за руку Анни. Девочка тоже таращилась на снежного, но почему-то негодующе, пришлось ее слегка встряхнуть. Уже у дверей кухни я все же оглянулась, не выдержав. Рэм стоял там же, между белых бровей залегла задумчивая складка. Он смотрел мне вслед так ошарашенно, словно увидел нечто невероятное.

Но, конечно, я не стала уточнять, что именно. Пожала плечами и вошла в дверь, таща за собой Анни.

Внутри кухни пахло даже хуже, чем я предполагала. Судя по едкому дыму, здесь спалили шкуру того самого йотуна вместе с самим йотуном! Я закашляла и прикрыла нос рукавом, пытаясь хоть что-то рассмотреть в полутемном помещении.

— Анни, открой окна!

— Но, нареченная, нельзя! Там тесто стоит, опадет же!

— Живо открывай! — рявкнула я, пытаясь вдохнуть. Какое тесто в таком чаду?

Девочка испуганно ойкнула, но привычка повиноваться сделала свое дело, и створки с натугой и скрипом распахнулись. Холодный ветер с моря разметал развешанные на веревках грязные тряпки, сдул с полок пыль, и дышать стало легче.

— Это что такое? — заорала Брида, выплывая из-за столов. — Анни, это ты, паршивка? Да я тебя…

— Ты ничего ей не сделаешь, — убрав ладонь от лица, я взглянула на старуху. Та, увидев меня, попятилась, сверкнула злобными глазищами. Но смолчала. Вокруг столпились еще несколько девушек-кухарок и все поглядывали на меня со смесью ехидства и любопытства. Среди них я увидела и знакомое лицо, правда, на этот раз девица была одета. Та самая Ингрид, которую я видела в постели Краста. Сейчас я смогла оценить и стать девушки, и темную, броскую красоту. Да, прислужница определенно была из тех, что нравятся мужчинам. И смотрела она свысока — насмешливо и презрительно. Как смотрит красавица любовница на неудачницу жену.

Отвернулась.

— Я хочу посмотреть запасы продуктов. Ты, — ткнула пальцем в ближайшую девицу, — отведешь меня.

Кухарка с ужасом глянула на Бриду, явно не зная, что делать. Но старуха молча швырнула на стол увесистую связку ключей и, кряхтя, отошла. Я удовлетворенно улыбнулась.

— И пока я осматриваю кладовые, проветрите здесь так, чтобы не осталось и воспоминаний о дыме. И окна помойте. И… принесите еще лампы. Они ведь есть? Эти тряпки, — указала на грязные полотна, свисающие с веревок, — убрать. Все ясно?

Девушки моргали и смотрели так, словно я снова обратилась в пресловутую йотун-шагун. Но неуверенного кивка я все же дождалась и повернулась к недовольной деве.

— Веди в кладовые. Где они?

— Так там…

— Значит, веди так туда! — рявкнула я, ощущая закипающую внутри злость. Острая и жгучая, она разливалась под сердцем и требовала действий.

Юмор мой никто не оценил, понятно, но куда требовалось, я все-таки попала. Кладовые риара находились в подполе. Из темного подземелья дуло холодом, и лезть в него мне совсем не хотелось. Но пришлось. На всякий случай велела Анни остаться наверху, а то со злобной старухи станется запереть меня в подполе! Прихватив лампу, внутри которой плескалось красное пламя, мы спустились по обледеневшим ступеням. Длинное помещение выглядело жутковато, дальние концы терялись во тьме. Подземелье оказалось огромным, длинный коридор разветвлялся и пугал черными квадратами то ли пустых, то ли чем-то заваленных помещений.

— Там раньше пленников держали, — махнула прислужница рукой на железные решетки.

Я промычала что-то, порадовавшись слову «раньше».

Кладовая с продуктами была обустроена в одном из «квадратов». Я осмотрелась торопливо. Вдоль стен тянулись просмоленные доски, на которых лежали куски копченого мяса или рыбы, внизу ютились впритык бочки и подгнившие ящики, заполненные овощами. Пахло плесенью и влагой, где-то в глубине капала вода. И в таком ужасе хранятся припасы? Я скрипнула от злости зубами.

Через полчаса хождения вдоль полок я уже кипела от ярости, которая даже почти согрела мое окоченевшее тело. Большинство запасов, на мой взгляд, надо просто выбросить, мясо отчетливо пахло гнилью, а в ящике с крупными клубнями, которые в Дьярвеншиле запекали, резвились крысы. А ведь впереди зима!

— Сколько людей питается из этой кладовой? — спросила я испуганно сопящую рядом прислужницу.

— Так риар, его побратим Рэм и воины из личной стражи.

— А Брида и Ингрид тоже едят в башне? — задумалась я.

— Нет, прислужницы живут в отдельном доме. Там себе и готовят.

Так-так. Неплохо бы осмотреть запасы в том доме. Что-то старуха и ее кровиночка не выглядят голодными! Скорее наоборот! У черноволосой Ингрид грудь вываливалась из платья, явно не от голода пухнет девица!

Я сжала пальцы с такой силой, что чуть не треснула железная дужка лампы! И что будут делать мужчины, когда поймут, что еды нет? И чем думает риар, позволяя такое? Или не знает о самоуправстве Бриды?

— Возьми это и это, — приказала я, придирчиво обнюхав копчености. — И те клубни! И вот еще… Идем!

Подхватив юбку, чтобы не мешала, я вернулась в кухню, где прислужницы успели навести хоть какой-то порядок. Тряпки исчезли вместе с дымом, дышать стало легче. Моя помощница поставила на стол корзину с продуктами, а я обвела столпившихся женщин грозным взглядом. Нашла ту, что выглядела старше и опытнее, поманила ближе.

— На обед приготовишь мясной суп, — велела я. — Прослежу! Мужчины всегда обедают в зале?

— Да, лирин…

— Так что же вы стоите? Приступайте!

Кухарки встрепенулись и расползлись по своим местам. Торопиться они явно не собирались, двигались лениво и на меня поглядывали недовольно. Да еще и Брида вернулась, уселась на лавку, скорбно поджала губы, словно говоря: посмотрим, что выйдет у пришлой девки! Явно ведь, ничего хорошего!

Но я лишь сцепила зубы и отвернулась к очагу. От злости хотелось взять кочергу и треснуть мерзавок по хребту, чтобы двигались быстрее! К слову, кухонная утварь тоже выглядела ужасно. Черный жир устилал дно каждого горшка и тарелки, на железных кубках царапалась ржавчина. Так что первым делом пришлось велеть отмыть посуду, к которой даже прикасаться было противно. В ответ я получила новую порцию косых взглядов и недовольства. Шевелились и старались лишь Анни и Гунвор — девушка, провожавшая меня в подвалы. Остальные лишь цыкали недовольно да делали вид, что помогают. Так что я плюнула на бездельниц, и обед мы готовили втроем.

Менять привычные здесь блюда я не стала, лишь внесла свои коррективы. Увеличила количества мяса в супе, велела перебрать крупу и выбросить гнилые клубни, которые чуть было не стали частью обеда. Через два часа по кухне поплыли вполне аппетитные запахи наваристого густого бульона, а из печи потянуло ароматным тестом. Я устало вытерла со лба испарину и, слегка волнуясь, налила себе суп на пробу. Кухарки принюхивались с интересом, переглядывались.

— Ну как? — не выдержала Анни, подпрыгивая на месте.

Я сунула в рот еще одну ложку супа, проглотила. И рассмеялась.

— Отлично! Это очень вкусно! Попробуйте!

— Негоже женщинам есть до того, как утолили свой голод воины! — оборвала вдруг появившаяся из-за спин кухарок Брида. — Прежде их угостите, а потом свой живот набивайте!

Я кивнула, соглашаясь. Что же, не буду спорить и нарушать традиции фьордов. В конце концов, я хочу лишь нормально питаться, а не устраивать тут революцию!

Но радость от хорошо проделанной работы не покидала и тогда, когда я вышла в зал. Замерла на миг, не ожидая увидеть здесь столько мужчин. Они уже расселись за длинным столом, но, заметив меня, привстали и кивнули. Я же с любопытством рассмотрела суровые обветренные лица, сильные тела и мозолистые руки, привыкшие к бою и тяжелому оружию.

— Это первая десятка риара, — тихо подсказала Анни. — Воины, что первыми становятся в защиту, если в Дьярвеншил приходит беда. И защищают самого риара, если понадобится.

Я кивнула, прошмыгнула к лестнице, но уйти не успела.

— Куда же ты убегаешь, дева? — насмешливый голос Рэма заставил меня скрипнуть зубами и обернуться. Снежный тоже был здесь, вертел в ладони кривой нож. — Останься. Девчонка разболтала, что обед для воинов ты готовила своими руками?

— Я лишь помогала, — уточнила негромко, покосившись на сияющую Анни. Девочка хотела похвастаться и не понимала, отчего я смотрю волком. Но ругать ее я не буду, конечно, не поймет. Тихо села с краю. Правда, моя уверенность слегка пошатнулась, когда в зал вошел Краст. Воины вскочили, а я сглотнула комок в горле, возникший при виде риара. На черных волосах блестел снег, а от мужчины веяло холодом, но вот пахло пеплом. Словно он вышел из пожара — ужасающего и губительного. Губы сжаты, тело напряжено, и в глазах бьется что-то такое, от чего хотелось убраться куда подальше. Дернув головой, Краст уставился на меня, и на миг показалось — прогонит. Но он лишь прищурился, нахмурился и медленно кивнул.

— Рад видеть моих воинов. Рад видеть тебя, нареченная, — так, словно готов всех нас поубивать, произнес он. Однако мужчины лишь кивнули в ответ и снова расселись по местам. А когда кухарки внесли котел с супом, и вовсе заулыбались, ожидая угощения.

Я застыла на краю лавки, предвкушая, как изменятся лица мужчин. И может быть, даже риар перестанет смотреть волком и взглянет с благодарностью? Не то чтобы я безумно этого ждала, но, признаться, было бы приятно. Я устала от неприязненных взглядов, и раз уже путь к сердцу мужчин лежит через желудок, то почему бы этим не воспользоваться?

Прислужницы разлили густой суп по тарелкам, застучали ложки. Я с надеждой всмотрелась в суровые лица, ожидая… всего чего угодно, но не того, что они скривятся от отвращения!

— Что это за йотунова моча? — выкрикнул кто-то.

Остальные побросали ложки, сплевывая на пол и вытирая перекошенные рты, а я сидела ни жива ни мертва, совершенно не понимая, что происходит!

— Кто это готовил? — с пугающим спокойствием произнес Краст, поворачивая голову к застывшей рядом Ингрид.

— Так нареченная твоя, мой риар, — в голосе прислужницы чуть заметно скользнула насмешка. — Все она, умница, своими ручками и готовила.

Я, не выдержав, вскочила, схватила ложку и макнула в котел. И тоже выплюнула, едва бульон попал в рот. Едкая горечь обожгла губы и нёбо, даже дыхание перехватило. В нос ударил тонкий сладковатый запах, словно что-то сгнило.

— Но как же так? — я растерянно осмотрела злых и голодных мужчин. От обиды хотелось плакать. Очередное унижение почти лишило сил, я сжала зубы, ощущая, как расплывается все перед глазами от слез. Надо взять себя в руки, не хватало еще разреветься при всех! — Я ведь пробовала. И было вкусно! Этот суп был вкусным!

— Эти помои невозможно есть, — мрачно буркнул седой воин. — Да тухлая крыса на вкус лучше!

— Но я…

— Хватит! — оборвал Краст. Обвел стол тяжелым взглядом, и воины затихли. — Сегодня перебьемся холодным мясом и лепешками. — Пугающий разноцветный взгляд остановился на мне, и я вздрогнула. Голубой глаз побелел, цвет почти исчез, оставив лишь точку зрачка. А черный казался дырой в бездну. И выглядело это так жутко, что спорить или доказывать что-то мне совсем не хотелось. Да и что доказывать? Понятно, что, когда я ушла, прислужницы насыпали в мой суп какую-то гадость, поставили на место зарвавшуюся чужачку, что возомнила себя хозяйкой. А ведь я хотела помочь! Хотела накормить мужчин нормальной едой!

— Позовите кухарок, — приказал Краст.

Злые слезы обожгли мне глаза, и я быстро-быстро задышала, не позволяя им пролиться. Мои недавние помощницы по кухне столпились поблизости, насмешливо поглядывая на ильхов.

Воины молчали. Краст неторопливо опустил свою ложку в суп, проглотил. Подумал и глотнул снова. Хотелось выкрикнул, чтобы перестал надо мной издеваться и есть эту гадость, но я молчала.

— Вкусный суп, — задумчиво произнес риар. — Был. До того, как в него плеснули настойку бодрянки, которой прижигают раны. Думаю, плеснули изрядно да гнили всякой добавили.

Деревянная ложка со стуком упала на стол. Прислужницы переглянулись, воины нахмурились.

— Бодрянку в суп? Но зачем?

Краст смотрел на меня не отрываясь.

— Вещи своей девы я проверил, у нее не было бодрянки. Скажи, лирин, ты добавила в суп эту настойку?

— Я первый раз о ней слышу, — честно ответила я, удивленно глядя на риара. Он что же, мне поверил? Мне — пришлой деве? Но почему?

— Конечно, не слышала, — с превосходством пробурчал седой ильх. — Бодрянка растет лишь в наших горах. И мы не любим рассказывать своих секретов.

— Значит, ее добавили те, кто о бодрянке знает. — Краст посмотрел в сторону притихших женщин. — А это значит, что именно они решили навредить мне и моим воинам. А вину свалить на деву, что станет моей женой, а пока почетная гостья в моем доме. — Прислужницы побледнели и вздрогнули. Глумливое выражение пропало с их лиц, похоже, кухарки не ожидали такого исхода. Краст смотрел не мигая, равнодушно. И приказ прозвучал жутко: — В море всех. Связать.

— Помилуй, риар! Сжалься!

С рыданием женщины повалились на пол, умоляя о снисхождении. Я же в ужасе прижала к губам ладонь. В море? Это означает… смерть? Мамочки, да как же так? Вот так просто — и на смерть?!

— Нет! — не думая, я схватила Краста за руку. Риар медленно посмотрел на мои пальцы, бледные и тонкие в его шершавой и загорелой ладони. Снова в лицо. Я же лихорадочно размышляла, решая, как поступить. — Прислужницы башни принадлежат нареченной, ведь так? Прошу… разреши мне самой наказать виновных. Прошу тебя!

Кухарки начали подвывать, но я смотрела лишь в лицо Краста, уже безмолвно умоляя о снисхождении. Отправить на смерть за испорченный суп? Да я с ума сойду, если это произойдет!

— И каково будет наказание, лирин? — Краст смотрел мне в глаза, а я все еще ощущала его горячую ладонь.

— Я сохраню их жизни.

— Твоя нареченная очень милосердна, — раздался насмешливый голос Рэма. — Только не уверен, что в Дьярвеншиле это можно считать достоинством.

Я не обратила внимания на снежного, продолжая смотреть лишь на Краста. А моя рука все так же сжимала его ладонь. В какой-то момент я ощутила, как пальцы риара дрогнули, словно он хотел сжать мою руку в ответ. Но длилось это лишь миг и, возможно, вовсе показалось.

— Да, Рэм, — хмуро бросил риар, выдергивая свою руку из моих ладоней и отворачиваясь. — В Дьярвеншиле никогда его не было — милосердия. Ты можешь делать с этими женщинами что хочешь, нареченная. Они — твои. Распоряжайся их судьбой так, как сочтешь нужным.

— Благодарю тебя, мой риар, — сипло выдавила я, ощущая головокружение. Семь пар женских глаз смотрели на меня. — Я сохраню их жизни, потому что живые девы полезнее мертвых. Однако… Брида и Ингрид должны покинуть Дьярвеншил навсегда. Сегодня же. Им запрещено возвращаться в эти места. Рэм… — я глянула на усмехающегося снежного. — Ты можешь… хм… переместить их на другой фьорд?

Ильх кивнул, а я выдохнула. Все-таки момент транспортировки оставался для меня неясным. Но, похоже, беловолосый был на моей стороне, хотя и не знаю почему.

— Но здесь наш дом! — заорала старуха. — Здесь прошла вся моя жизнь! Кому я нужна в чужих краях? Ты пожалеешь! Да как ты смеешь!

Краст повернул голову, и Брида осеклась, лишь глянула с ненавистью. Ингрид выпятила пышную грудь, надеясь на снисхождение, но тщетно, риар на нее не смотрел. Кто-то из мужчин понимающе хмыкнул, покосившись на разъяренную девушку.

— Остальные девы завтра же начнут убирать башню и приводить в порядок кладовые. И принесут продукты, которые наверняка припрятаны в доме у Бриды! — девушки вздрогнули, и по изумленным взглядам я поняла, что догадка оказалась верной. Воровала кухарка, причем бессовестно! — И если я найду где-нибудь хоть пылинку, то назначу новое наказание. Ясно?

— Да, нареченная! Благодарим, нареченная! Долгих лет и благоденствия тебе! Пусть берегут тебя перворожденные!

Ильхи молчали, голодными глазами косились на котел, исходящий ароматным паром. И снова обожгло злостью. Из-за бабьей дурости мужчины остались без горячей еды, а продукты переведены зря.

— Заприте их на сутки в подземелье, — распорядилась я, кивнув на кухарок. — Убирать начнете завтра.

Причитающих прислужниц увели вниз, я же отправилась с Анни на кухню. Вытащила мягкий сыр, вяленое мясо и лепешки, которые, к счастью, не успели сгореть. В печи доходили клубни, которые мы тоже принесли на стол. Щеки горели, когда я ставила угощение. Отвернулась, не глядя на мужчин. Еду ильхи разобрали молча, а я сбежала на лестницу. Обернулась через плечо — Краст ел как утром, быстро и сосредоточенно, подбирая каждую упавшую крошку.

Почему-то была уверена, что он поднимется, когда доест, — и точно. В спальне Краст остановился посреди комнаты, глянул исподлобья.

— Спасибо, — слегка растерянно пробормотала я, как-то слишком остро ощущая присутствие этого мужчины. Он словно заполнял все пространство, не оставляя места ни мне, ни воздуху. — За то, что вступился…

— Дело не в тебе, — оборвал он. — Прислужницы оскорбили меня, решив, что могут проделать такое безнаказанно. Они подумали, что их риар слишком глуп, чтобы догадаться и найти виновных. Я слишком много им позволил. — Он потер покрасневшие глаза, словно долго смотрел на огонь. — Ты зря их пожалела. Дьярвеншил не знает жалости. И зря соврала в первый раз про Бриду. Она могла убить тебя. А мне пришлось бы выплачивать долг за твою жизнь Варисфольду. Больше такое не повторится. И если ты соврешь снова о том, кто тебе угрожает, я запру тебе в комнате до конца месяца. Такое Варисфольд не осудит, будешь зла, зато в целости. Запомни это, лирин.

Ну, конечно! Моя смерть слишком дорого обойдется Красту! Сознавать причины его заступничества неприятно, но, если убрать эмоции, риар прав. Судя по всему, моя смерть обойдется ему в сумму, которой у Дьярвеншила просто нет. Не надо быть финансовым гением, чтобы оценить общую картину запустения.

Я сглотнула пересохшим горлом.

Главное, чтобы Краст не узнал правды обо мне… Надо же так попасть!

— Женщины виноваты, но я не хочу их смерти, — произнесла хмуро, возвращаясь к прислужницам. — Да и зачем лишаться рабочих рук, когда можно использовать их по-другому! И все же я благодарна, что ты заступился. Неважно, в чем была причина. Я благодарна. Спасибо тебе, Краст.

Он глянул удивленно, словно я сказала что-то не то.

— Или я не могу называть тебя по имени? Извини, в этом я тоже пока не разобралась.

— Ты можешь, — нехотя бросил он. — Но мне не нужна благодарность. Ты будешь учить меня.

— Учить? — подняла я брови.

— Буквам, — процедил риар. Похоже, признаваться в собственном невежестве ему не нравилось. Лицо застыло маской, на щеках проступили пятна. Поэтому переспрашивать я благоразумно не стала, лишь кивнула согласно:

— Когда ты готов начать? И еще я хочу свободно покидать башню. Извини, но в четырех стенах я свихнусь.

Краст сверлил меня таким взглядом, словно готовился свернуть шею, но медленно, через силу, кивнул.

Бросил короткое: «Позже» — и ушел.

Глава 14

Я без сил упала в кресло и на несколько секунд зажмурилась до мушек, плавающих под закрытыми веками. Хмыкнула. Да уж, вот тебе и приключения, Ника! Вот тебе и тайны фьордов, которых лучше не знать! Сидела бы дома и не лезла туда, где ничего не понимаешь! Разве могла я подумать, что однажды стану в прямом смысле распоряжаться чужой судьбой? Решать — жить кому-то или умереть? Да я и представить себе такого не могла! А насколько это тяжело и страшно, мне не снилось и в кошмарах!

И, честно говоря, все, чего сейчас хотелось, — это забиться в какой-нибудь угол и побыть одной. Обдумать. Но прежде надо решить вопрос с кормежкой в этой проклятой башне! Была у меня одна мысль…

Прихватив накидку, я отправилась на площадь Дьярвеншила. Сегодня за стенами башни светило солнце, ветер стих. Я сочла это добрым знаком. Без приключений добралась к уже знакомому навесу и, робея, приблизилась к статной женщине у котла. Та глянула на меня удивленно.

— Милости перворожденных тебе, Алвина, — почти привычно произнесла я, вспомнив имя незнакомки. — Меня зовут Вероника. Я…

— Ты — лирин, — оборвала кухарка, помешивая суп в своем котле. Пах он упоительно, и я сглотнула голодную слюну. Из-за навеса на нас косились ильхи, но в разговор никто не вмешивался. — Я знаю. Таких волос нет ни у кого в Дьярвеншиле. — Она глянула быстро на гору, снежной вершиной белеющую вдали. — Чего ты хочешь, нареченная риара?

— В башне нужна кухарка, — выпалила я. — Та, что умеет готовить. И пара крепких помощниц для нее. Твою еду хвалят во всем городе, и, может, ты захочешь…

— Нет, — уронила женщина. Нахмурилась.

— Нет? — признаться, я слегка опешила. Потому что ожидала иного ответа. Разве не лучше быть стряпухой у местного правителя, чем стоять с котлом на холоде? — Нет? Думаю, риар сможет платить тебе… я пока не знаю сколько, но можно договориться…

— Нет! Ты не понимаешь, лирин. Ты чужая здесь. Это видно. И слышно. Ни одна вольнорожденная дева не пойдет добровольно в башню к проклятому риару. Ты напрасно явилась ко мне.

Я онемела, не зная, что сказать. Алвина смотрела хмуро, всем видом показывая, что не рада моему визиту. А я наконец осознала, насколько все плохо. Краст не был дураком и наверняка знал, что Брида лентяйка и воровка. Да только выбора у него не было. Очевидно, те женщины, что сейчас томились в подземелье, — единственные, согласившиеся на работу в башне. Обязанности свои они выполняли из рук вон плохо, потому что тоже понимали — заменить их некем. Вот и меня решили поставить на место, посчитав, что риар не пойдет на крайние меры.

А он пошел, потому что моя жизнь сейчас ценнее стряпух.

И теперь башня осталась без поварихи. И чем будут питаться Краст и его воины? На холодных припасах они долго не протянут!

Я прикусила от досады щеку. Что же делать?

— Послушай, Алвина, — почти с отчаянием начала я. — Ты права, я чужачка! Но разве все вы, жители Дьярвеншила, не должны помогать своему риару? Из-за глупых суеверий вы превратились в пугливых крыс, что боятся переступить порог башни!

— Мы боимся не суеверий, девочка! — вспыхнула женщина. За ее спиной уже хмурились несколько товарок. — Ты здесь чужая и не знаешь, что говоришь! Разве ты не видела его глаза? Наш риар проклят, в нем злая кровь! Страшная! Он отмечен ветром, как любой ребенок с голубыми глазами, но это лишь полбеды! Краст-хёгг иной, ты не понимаешь! И нам жаль тебя, глупая девочка! Мы не любили старого Ингольфа, это правда, но его сын в разы страшнее!

— Какая чушь! Вы просто трусите! — вспыхнула я. Потерла устало виски. Боги, какое дремучее невежество! Я уже заметила, что жители Дьярвеншила темноглазые, со всех сторон я видела радужки разных оттенков карего, от светлого до черного. А у риара глаза даже не голубые, а разноцветные! Неужели обычную гетерохромию приняли за проклятие? Впрочем, чего я ожидала от этих диких земель!

— Мы не боимся смерти, — с достоинством отозвалась кухарка, оглаживая крутые бока под добротным синим платьем. — Но есть то, что страшнее ее! Стоит посмотреть риару в глаза, и каждый понимает, что надо бежать! Лишь такие же безумцы встанут рядом с ним! Даже кольцо Горлохума не спасло Краст-хёгга от проклятия! — Снова испуганный взгляд в сторону гор. И мрачный — на меня. — Теперь уходи, лирин! В башню никто не пойдет.

На меня уставилось несколько пар недовольных, тревожных глаз. Я высоко подняла голову, понимая, что проиграла. Вот почему Брида твердила, что мы пожалеем. Она точно знала, как обстоят дела.

— Мне стыдно быть частью Дьярвеншила. Риар защищает вас. Помогает. Еще вчера он разбирал завалы наравне со всеми, не гнушаясь тяжелой работой. И думаю, это не первый раз. А когда помощь нужна ему, вы прячетесь за глупыми страхами! Я слышала, что Дьярвеншил не любит чужаков. Но, похоже, он никого не любит. Лишь отворачивается, когда просят о помощи! — развернулась и пошла обратно к башне, ощущая прожигающие спину взгляды.

К своему временному пристанищу я подходила, кусая губы. Вопрос с кухней оставался открытым. И что делать? Самой становиться к печи? Я не умела управляться с местными котлами, ухватами, я не знала, как готовить еду на открытом огне или углях и из чего ее готовить! Местные продукты были мне непонятны. Да и не кухарка я! Я просто не справлюсь, глупо себя обманывать. Сегодняшний котел супа я осилила еле-еле, да и то не сама. Готовить ежедневно на ораву мужчин я просто не смогу!

Вздохнула, закуталась в мех накидки. Солнце закрыла сизая туча, белые лучи веером раскинулись над башней. На миг я замерла, любуясь восхитительным зрелищем. И решительно сжала кулаки. Ничего, я что-нибудь придумаю! Нельзя раскисать!

Но в спальню поднялась в расстроенных чувствах. Верная Анни притащила лепешку с копченым мясом, которую я сжевала, не чувствуя вкуса.

Бороться с человеческими предрассудками невероятно сложно. Даже в истории ныне прогрессивной Конфедерации полно случаев притеснения тех, кто так или иначе отличался от остальной массы людей. А у Краста эта проклятая гетерохромия! Судя по тому, как риар ест и ведет себя, его жизнь была не слишком радостной. Он собирает даже крошки, как человек, хорошо знакомый с голодом и лишениями.

Боги, и как со всем этим бороться? Даже сам риар здесь лишний, а я так и подавно!

— Полжизни отдала бы за кофе и шоколад, — буркнула я, потирая озябшие ладони. Может, риар и сегодня отправится по каким-нибудь своим делам? Заниматься его обучением мне категорически не хотелось, я уже жалела, что предложила это. — Проклятый Дьярвеншил, — проворчала, глядя на горы, темнеющие в окне.

За спиной раздалось хмыканье, и я, подпрыгнув, обернулась.

— Он не так плох, — произнес Краст, рассматривая меня. — Весной и летом здесь очень красиво. Бодрянка на крышах покрывается крошечными голубыми побегами, водопады просыпаются. А в ложбине скал есть озеро Арлайн, это означает Око Гор. По его берегам цветут желтые и красные цветы, а вода в озере такого глубокого синего цвета, какого не бывает и в небесах. Говорят, это самое красивое озеро фьордов.

Я молчала, невольно представив эту картину. И удивляясь, с чего бы мрачный риар решил мне это рассказать. К весне меня здесь точно не будет.

Кажется, он тоже задался этим вопросом, потому что нахмурился и отвернулся.

Ощущая странную растерянность, я снова потерла руки и уронила сердито:

— Если ты пришел заниматься, то нам нужны книги и бумага. Найдутся?

Моим надеждам на отрицательный ответ и спасение от уроков не суждено было сбыться. Краст глянул исподлобья, а потом подошел к стене. И я онемела, увидев, как часть кладки отодвинулась, открывая проход, которого раньше не было.

— Но как?..

Он не ответил, даже не посмотрел. Я осторожно ступила в узкий темный коридор, пялясь на спину Краста. Сегодня на нем были штаны и безрукавка, железные браслеты на предплечьях матово светились. Проход закончился комнатой, и я снова потеряла дар речи. Здесь были книги — множество. Сваленные в кучу на полу, раскиданные на столе, пыльные, с выцветавшими страницами или покрытые налетом ржавчины на железных застежках. Тяжелые фолианты размером со стол и небрежно отброшенные свитки. На всем лежала печать запустения и ненужности, а моя душа встрепенулась от негодования при виде столь вопиющего отношения к книгам! Неважно, что большинство написаны на языке, которого я даже не знала!

— Здесь обучали наследников Дьярвеншила, — процедил Краст, осматриваясь с такой ненавистью, что я решила не задерживаться. — Возьми, что тебе нужно.

Я не стала поправлять, что нужно ему, а не мне. Молча подняла ближайший фолиант и расчихалась от пыли. «Ветра и скалы» — было выведено на обложке.

— Глазам своим не верю! Настоящий раритет!

— Это книга. Как ты и просила! — нахмурившись, поправил ильх, и я скрыла улыбку. Ну да, книга…

— Попробуем начать с этих, — уронила я, поднимая еще пару книг. Уходить из этой комнаты не хотелось, честно говоря, больше всего я желала зарыться во все эти тома и страницы, словно отчаянный кладоискатель в сундук с сокровищами. Но Краст уже почти рычал, его тело окаменело, а возле губ залегли складки. Похоже, это помещение риару категорически не нравилось. Так что я решила вернуться и не дразнить злого… дракона. Попробую приучать его к виду книг постепенно, может, к концу месяца он не будет так рычать при виде кожаных обложек и желтых листов?

Покосилась с сомнением. Ох, чует мое сердце, месяца на перевоспитание слишком мало!

— Мне нужно будет посмотреть, что еще может пригодиться для занятий. Я смогу сюда приходить?

Ильх напрягся еще больше, того и гляди — иглы и шипы во все стороны полезут! Но неохотно кивнул, и мое настроение мигом улучшилось. Мысленно попрощавшись с комнатой сокровищ, я вернулась в спальню.

Достала из своей сумки коробку карандашей, решив, что поначалу писать мой ученик будет ими. Села за стол и показала на стул напротив. Краст смотрел исподлобья, но я старалась не обращать на это внимания, хотя меня слегка потряхивало. Так, надо собраться и представить, что обучаю младшую сестренку… Ладно, братика… Такого двухметрового, дикого и очень злого братика…

— Начнем с алфавита, — начала я, и Краст злобно клацнул зубами.

— Это еще кто?

— Кто? — растерялась я. — А… это буквы.

— Так буквы или какой-то там алфавит? — рявкнул Краст.

— Это одно и то же! И не перебивай меня, пожалуйста!

— Объясняй нормально, — огрызнулся риар, нервно тарабаня пальцами по столешнице. — Ничего не понятно.

— Слушай, я вообще-то не нанималась сюда учительницей для дикого ильха! — не выдержала я и вскочила. Краст тоже поднялся, зыркнул сердито. Выдохнул. И сел на место, глядя на меня с таким выражением, что хотелось заорать и сбежать.

— Я. Тебя. Слушаю, — с трудом выдавил ильх, явно распознав на моем лице это желание.

— Ну надо же, какая честь, — буркнула я, но тоже села. Риар снова скрипнул зубами. Я уставилась недовольно.

— Ну? — процедил риар. — У меня нет времени тут торчать целый день!

Я хотела посоветовать ему вообще тут не торчать, а идти куда-нибудь подальше, но заметила нервно подрагивающие пальцы, напряженную до выступивших вен шею, окаменевшие плечи и… промолчала. Боги! Да он же просто волнуется! Осознание заставило меня покраснеть. Этот проклятый ильх, этот здоровый дикарь, который наверняка способен без трепета перерезать кому-то горло, просто боится! Опасается показать свою слабость, переживает, что ничего у него не выйдет и он опозорится перед чужачкой! Как же я сразу не догадалась? Краст выглядит так угрожающе, что мне просто не пришло это в голову!

Я помолчала и, чтобы собраться с мыслями, открыла одну из принесенных книг. Поверх строчек темнели неуверенно выведенные буквы. И, судя по тому, как вздрогнул Краст, я догадалась, что это он уже пытался повторить написание символов.

Но комментировать увиденное я благоразумно не стала. За что получила чуть слышный вздох облегчения.

— Насколько я знаю, наши устные языки по большей части совпадают, — начала я, положив перед ильхом бумагу и синий карандаш. — Что касается письменности, то тут сложнее. На фьордах используются две формы. Ваша изначальная письменность — руническая, с которой я незнакома. Чуть позже стала применяться основная, с ней мы и будем работать. — Я осторожно погладила строчки в книге. — Наши историки предполагают, что обмен знаниями между Конфедерацией и фьордами происходил всегда, благодаря подводным течениям. Как и когда вы получили образцы нашей письменности — неизвестно, да и неважно. Главное, нам есть с чем работать. И для начала мне нужно понять, сколько букв ты уже знаешь. Если… знаешь.

Краст глянул так, словно мечтал вырвать мой язык, говорящий неслыханные дерзости. Но теперь я смотрела невозмутимо и выжидающе, как будто обучать грамоте агрессивно настроенного варвара — это то, что я делаю каждый день после завтрака! И зашипев сквозь зубы, риар сдался.

— Я знаю, как написать свое имя. И еще несколько слов, — процедил он. Неловко взял карандаш… и тот треснул в бронзовых пальцах, сломавшись пополам!

Я тоже выдохнула, молча отобрала остатки несчастного грифеля, сунула Красту новый и кивнула:

— Это уже что-то. Пиши. Как правильно сказать: Краст, сын Ингольфа?

— Краст, — рыкнул ильх. — И все. Отец меня не признал, так что я не могу представляться его именем.

Я задумалась над новой информацией. Не признал, значит…

— Хорошо, тогда просто твое имя.

Очень медленно мужчина вывел буквы. Под слишком сильным нажимом новый грифель порвал бумагу и тоже сломался. А разозлившийся ильх разорвал остатки, швырнул на пол и злобно глянул на меня. Как будто ждал, что я начну кричать и он со спокойной душой сможет уйти. Ну, или наконец прибьет чужачку. Но я лишь молча достала третий карандаш, новый лист и пожалела, что поблизости нет канцелярского магазина. Если так пойдет дальше, писчие принадлежности понадобятся нам довольно скоро.

— Постарайся так сильно не давить, — велела я, игнорируя злобное шипение риара. Обошла его, встала позади и положила руку на каменный кулак, сжимающий карандаш. — Вот смотри, надо мягче. Ты держишь не нож, а грифель! И с ним надо ласково, понимаешь? Ну как… с девой.

— А зачем с ней ласково? — не понял варвар, и я снова вздохнула.

Все ясно, пример неудачный.

— Потому что девам это обычно нравится. Все, забудь! Просто держи это осторожнее и не дави на бумагу так, словно ненавидишь ее!

Хотя, похоже, именно это чувство он и испытывал! Краст уставился на мою руку, потом на бумагу и снова повел грифелем, выписывая букву «К». Я придержала мощное запястье, не давая испортить и этот лист. Ильх напрягся всем телом, словно готовился к бою, тяжело втянул воздух.

— Мягче, Краст. Вот так… Или мне нельзя к тебе прикасаться?

— Можно, — сквозь зубы выдавил ильх. — Мужчине нельзя. А деве можно.

Он снова покосился на ладонь, выдохнул и повел осторожнее.

— Вот видишь, получается! — обрадовалась я. — Еще легче, не сжимай пальцы, Краст! Вот так… отлично! У тебя все очень хорошо выходит!

Он резко повернул голову, уставился на меня снизу вверх. И я осеклась, откашлялась и убрала руку.

— Теперь сам попробуй.

Снова села напротив, бдительно следя за своим мрачным учеником.

— Нам говорили, что на фьордах много образованных людей, — негромко начала я.

— В Варисфольде, — угрюмо кивнул Краст. — В Нероальдафе. Альсколе. В других местах. Не в Дьярвеншиле.

— Твой отец… хм, Ингольф-хёгг умел писать? — если нет, то это могло бы многое объяснить.

— Умел. Но плохо. Он ненавидел… — Краст нахмурился, подбирая слово, — учение.

— Образование?

— Да. Считал, что с ним Дьярвеншил станет таким же, как Саленгвард. — И, видя мое недоумение, пояснил: — Мертвый город фьордов. Урок для всех ильхов. Когда-то Саленгвард был самым просвещенным городом от Горлохума до Красных Озер. Он спорил с самим Варисфольдом и никому не подчинялся. Сейчас там лишь тени и призраки прошлого… Нельзя желать слишком многого. Надо беречь то, что есть. Ингольф-хёгг считал, что наука погубит фьорды. В Дьярвеншиле она была под запретом.

— Значит, здесь никто не умеет писать? — изумилась я.

— Хальдор умеет, — в глазах Краста возникло такое выражение, что стало не по себе. И я вспомнила: Хальдор — это тот красавец, что привел меня в кузницу. Значит, именно он здесь и самый образованный… Но как так получилось?

Гадать не пришлось. Краст откинулся на спинку стула, сверля меня недобрым взглядом.

— Хальдора Ингольф-хёгг готовил в наследники. Хотя он ему не сын, а лишь сын брата. Хальдора учили читать и писать, правильно брать женщин и разбираться во всем, что положено знать истинному риару.

Разноцветные глаза смотрели в упор, ожидая какой-то реакции, но я лишь подняла брови.

— А разве женщин можно брать еще и неправильно?

Краст усмехнулся, и закаменевшие плечи расслабились. Не полностью, конечно, кажется, полностью ильх не расслабляется даже во сне, но ощущение натянутой тетивы ушло.

— Я беру ради своего удовольствия, чужачка, — хмыкнул он. — Но риару это непозволительно. Неправильно. Только у риаров нет выбора. Этому мне тоже надо… научиться.

Он как-то устало потер лоб.

— И все же хозяин этой башни ты, а не Хальдор, — осторожно сказала я, решив сексуальные трудности риаров обдумать позже. — Как так вышло?

— По праву крови и силы. Я заявил свое право на башню, и буду здесь, пока кто-то из воинов не кинет мне вызов. — Он снова замкнулся, и я решила не продолжать расспросы. Хотя внутри просто зудело от желания узнать больше. Кто его мать? Как прошло его детство? И почему прежний правитель Дьярвеншила не признал сына?

— Похоже, мне повезло, что я не застала Ингольфа, — задумчиво уронила я. — Потому что не представляю свою жизнь без книг. У меня большая семья, сестры и брат, так что в детстве я вечно искала тихий угол, чтобы спрятаться и почитать.

— Разве я спрашивал тебя о семье? Я не хочу об этом знать, — оборвал Краст, а я скрипнула зубами. Проклятый ильх, ну почему он такой… трудный?!

Убрала упавшую на лицо прядь, чтобы не вспылить, и снова склонилась над бумагой.

— С именем мы разобрались, попробуй написать Дьярвеншил.

Очень медленно и отчаянно скрипя по бумаге, заскользил грифель. Эти буквы риар тоже знал, и я решила схитрить:

— Дьярвеншил… напиши любое слово, которое будет означать это место.

— Дьярвеншил значит Злая гора, — не глядя на меня, сказал ильх. — И я не знаю, как это пишется.

— Злая гора? — удивилась я. — Видимо, не случайно крепость назвали именно так. Вот есть в этом что-то правильное! Ну что же… будем учиться писать и это. Давай я покажу.

Обошла стол и склонилась рядом с риаром, вычерчивая на бумаге буквы. Его ладонь лежала рядом с моей, и я вдруг увидела, что Краст смотрит не на пропись, а на мои руки. Внимательно, пристально. Рассматривает пальцы, костяшки, запястья, виднеющиеся из-под края рукава. Потом взгляд скользит выше — до сгиба локтя. Перемещается вбок. Очень медленно поднимается от округлости груди до ключиц. Замирает.

— Достаточно, — неожиданно он отбросил карандаш и поднялся.

Ответить я не успела, дверь снова закрылась за риаром. А я прижала холодные ладони к вспыхнувшим щекам, удивляясь странному ощущению. Вроде и не сделал ильх ничего, даже в глаза не посмотрел, а мне жарко стало…

Глава 15

Краст положил ладони на камень, прислушался. Скала пела свою извечную песню, шептала о волне, стачивающей ее, о деревьях, щекочущих корнями, о ветре, облизывающем вершину…

Говорила о своем, том, что было за столетия до риара и будет столетия после. О людях скала молчала. Мелкие и суетные, они были ей неинтересны.

Краст надавил, заставляя камень открыться. Скала заворчала недовольно. Ей не нравилась сила, способная разъединить ее части, злила. Злая гора… Краст сжал зубы, без слов приказывая, и скала дрогнула, неохотно поддалась, размыкаясь. Узкий коридор, образовавшийся в плотной породе, сомкнулся, стоило ильху пройти его.

Но назад Краст и не смотрел. Тонкие красные прожилки, испещрившие свод пещеры, осветили печальную картину. На утоптанной земле одиноко валялась пара десятков тусклых золотых монет, небольшая горка меди, несколько поцарапанных кубков да женских безделушек. В огромном пространстве, способном вместить хёгга, эти жалкие остатки места силы казались насмешкой. Не сдержавшись, Краст пнул кубок, и он, описав в воздухе дугу, шмякнулся о стену и смялся от силы удара. Мелкие рубины высыпались на землю, блеснув кровавыми каплями.

Краст потер переносицу, заставляя себя успокоиться. Однажды он видел эту пещеру иной. В тот день, когда надел кольцо Горлохума и Ингольф привел мальчика сюда. Юный ильх застыл, пораженный, глядя на груды золота, сундуки с тканями и шкатулки с драгоценностями. Ингольф окинул сокровища взглядом и подобрал валяющийся у ног нож. Совсем простой, с кривым лезвием и треснувшей костяной ручкой.

— На вот, — насмешливо кинул клинок на землю. — По закону каждый, кто сумел поймать душу хёгга, получает от риара дар. Бери, гаденыш. И запомни — это все, что получишь в Дьярвеншиле! Не надейся на большее. Хоть с кольцом, хоть без — но ты лишь выблядок своей дикой мамаши! Не более того! А теперь убирайся, чтобы я тебя больше не видел и не прибил ненароком!

Ингольф рассмеялся, глядя в лицо мальчишки. А Краст молча подобрал с земли кривой нож, сжал в руке. Стер кровь, текущую из носа, растянул в усмешке разбитые губы. Бой за душу хёгга оказался непростым.

— Благодарю, мой риар, — тихо произнес он. Вскинул голову, не мигая глядя в глаза отца. — Благодарю за дар, которым однажды убью тебя.

И, развернувшись, пошел к широкому коридору, ведущему наружу. Ингольф кричал позади, посылая на голову наглому выблядку проклятия перворожденных, но Краст не слушал…

…Снова потер переносицу, прогоняя видения прошлого. Сейчас оно не должно волновать. Ингольф мертв, но гораздо важнее то, что Дьярвеншил разорен. Войдя в сокровищницу спустя годы, Краст не поверил своим глазам. Здесь ничего не осталось. Жалкие крохи богатств, веками накопленных предками риара. Место силы всегда священно, его пытаются не только сохранить, но и приумножить. Потому что это не только пещера, где способен залечить свои раны черный хёгг, но и безопасность всего города.

Чем Краст заплатит воинам, прислужницам, кузнецам и мастерам Дьярвеншила? Чем, поглоти все Горлохум? Склады пусты, золота нет, даже шкур почти нет! А новые можно добыть, лишь отправившись на Злую гору. Вот только каждый поход за йотуновой шубой оборачивается не только уловом, но и гибелью воинов! Пятый ветер еще не сошел, а огни уже горят… Это значит, что в этом году зверей много и они голодны. А голод делает хищников яростными. Сколько мужчин не досчитается Дьярвеншил после Злой горы?

Ингольф плевал на чужие жизни и посылал воинов на смерть, не задумываясь.

Краст сжал зубы так, что услышал хруст. Нахмурившись, он в сотый раз искал выход, но не видел его. Чтобы восстановить Дьярвеншил, нужно золото. Чтобы получить золото, нужны йотуновы шкуры, что так ценятся на фьордах. Чтобы добыть шкуры, нужны воины… Но никто не пойдет на гибель без золотого обещания. Можно пустить в крепость наемников, таких, каким несколько лет был сам Краст. Когда-то он ушел из Дьярвеншила и не думал возвращаться. Их с Рэмом жизнь была посвящена диким землям и случайным заработкам, походам и боям. Ильхи без рода и риара, свободные воины, готовые идти на смерть ради нескольких монет. Такие же наемники могли помочь Дьярвеншилу и добыть шкуры, которые на фьордах ценятся больше желтого металла.

Это и предложил Краст, как только занял башню риара Дьярвеншила. Но тут воспротивились главы родов, особенно Манавр, отец Хальдора.

— Дьярвеншил станет прибежищем для банды наемников? — орал он, потрясая кулаками. — Ты хочешь пустить за наши стены толпу вооруженных ильхов, что не чтят даже перворожденных? Кто поручится за то, что они станут тебя слушать? И что пойдут на Злую гору, а не по нашим домам — убивать и брать наших женщин? Тебе, может, и не привыкать к такому, слышали, ты и сам много лет тем и жил… мой риар! — выплюнул старый ильх — брат его отца.

В тот день Краст едва удержался от убийства. Хотя и хотелось до красноты в глазах. Но старик Манавр не тот противник, ради которого нужно оголять сталь. А самое плохое — Манавр был и остался конухмом. Его выбрали главы родов, и риар не в силах его сместить. И с мнением конухма приходилось считаться, как ни хотелось Красту послать Манавра в пасть йотуна.

Ильх присел, подобрал с земли тусклую золотую монетку, повертел в пальцах. Дьярвеншил не любит чужаков… А еще — образование, науку и все новое, что способно сломать устоявшуюся жизнь этого города. Злая гора… Злая и дикая гора! Дьярвеншил гибнет, но, кажется, пока это понимает лишь сам Краст. Даже Рэм считает опасения побратима глупыми. Так жили на этой земле веками, зачем что-то менять? Погибнут воины в походе за шкурой, так что же — они всегда гибли. С девятым ветром придут звери в город — так спрячемся под землей, как прятались всегда…

Дьярвеншил слушает ветра.

Дьярвеншил смотрит на огни.

Дьярвеншил прячется, молится, умирает…

И ничего не хочет менять. Так было за века до рождения Краста. Так должно быть века после.

Вот только почему внутри молодого риара зреют глухая ярость и понимание, что этот путь ведет прямиком в пекло Горлохума?

И с чего ему так думать?

Он всего лишь ошибка, непризнанный сын, порченый хёгг и бывший наемник, что видел лишь самые дальние фьорды, где и крепостей-то не было, не то что городов… Он не знает, как изменить жизнь. Не знает, что надо делать и с чего начинать. Пекло, да он даже букв не знает! Может, надо однажды ночью вырезать всех мужчин — глав родов, плюнуть на недовольных и сделать по-своему? Краст невесело усмехнулся. Так поступил когда-то Ингольф Лютый и правил на этой земле мечом и кровью много лет. Посылал на Злую гору всех мужчин Дьярвеншила и наказывал тех, кто возвращался без йотуновой шкуры. Серебристые меха потом отправлялись в Варисфольд и там менялись на золото. Вот только цена их была гораздо дороже. Жизни. Много жизней. Но на это Ингольфу было наплевать. Он звался Лютым и гордился этим.

Вот только Краст хотел иного.

Но что он может сделать с пустой сокровищницей и ненавидящим его городом? Единственная поддержка сейчас — личный отряд, который пришел с Крастом из похода и осел в Дьярвеншиле. И даже за это риар едва не поплатился жизнью! А теперь вызвал еще большее недовольство родов, назвав нареченной пришлую девчонку!

Краст зло сплюнул и швырнул монету. Кругляш ребром впился в окаменевшую землю да там и застрял. Но риар уже повернулся спиной и пошел обратно.

Надо решить, где взять проклятые монеты. И как защитить Дьярвеншил. И что делать с чужачкой. Хотя с ней-то как раз все ясно, придет срок — уберется из его башни ко всем йотунам!

И пусть бы это произошло скорее. Бледная морь пробуждает внутри тьму. Пусть скорее уйдет, пусть проваливает! Рядом с ней он чувствует себя странно, то злится, то пялится на бледные пальцы и тонкие, вразлет, ключицы, виднеющиеся в вырезе платья. И от этих ключиц внутри неспокойно, маетно… И горло сохнет. От злобы, верно.

Он видел таких, как она. Тонких и надменных высокородных дев, что смотрели свысока на Краста, кривили красивые губы и отворачивались. Каждый раз происходило именно так. Стоило деве увидеть разноцветные глаза, и на женском лице появлялись страх и отчуждение.

Даже Ингрид не желала смотреть в лицо Краста, просила «делать все так, как делает риар», то есть развернув к себе спиной и хорошенько оглушив зовом. Наверное, потому он и не желал разворачивать, а пышногрудая красавица зажмуривалась каждый раз, словно один взгляд в лицо проклятого мог превратить ее в йотуна.

Правда, ради подарков Ингрид все равно приходила, не брезговала! Или ради зова, что дарит женщинам наслаждение.

Зов — проклятый подарок кольца Горлохума. Хёгги гордятся им, об умении иных риаров накрывать зовом целые города ходят легенды. А Краст вот ненавидит эту способность. Ведь стоит позвать, и дева уже не видит его, проклятого. Вот только сам Краст знает, что все обман.

Ильх сжал кулаки.

Чужачка иная. И даров не хочет, и в лицо смотрит без страха. Открыто, прямо, без враждебности. И даже без насмешки. Или прячет? Так прячет, что и внимательный взгляд Краста не замечает? Скорее всего. А в душе насмехается над риаром, что не может прочитать и двух слов. Сама-то вон листает страницы так быстро, что у Краста голова кружится. Поначалу даже не верил, что читает, думал — врет. Не может человек так читать! А потом всмотрелся внимательнее в лицо с едва дрожащими от улыбки уголками губ, в быстрые движения радужек, в сосредоточенную морщинку, залегшую между бровями, и понял — правда читает. Так быстро, что риар опешил и ощутил внутри глухую тоску. Словно вот эта вот бледная чужачка могла увидеть мир, заключенный на желтой странице, а он нет.

Конечно, она насмехается над ним, как же иначе? Он же видит, как рассматривает его исподтишка. Наверное, грязь выискивает!

Краст посмотрел на свои руки. Хмыкнул. Притащилась чистюля на его голову!

Правда, ожидаемой насмешки он в чужачке не заметил.

И это сбивало с толку.

Такая дева, как она, ученая, знающая все эти непонятные слова, чистенькая до блеска, тонкая и чужая, должна обливать презрением каждый раз, завидя грязного кузнеца.

Наверняка насмехается. Так и хочется шею свернуть.

И зачем согласился на глупое учение? Сидеть в этой комнате рядом с чужачкой, смотреть на нее — то еще мучение!

Прожил бы и без знания букв, как жил всегда. Он умеет сражаться, этого достаточно для воина! Скорее бы она ушла!

«Ну да, так и будешь таскаться на поклон к Хальдору да слушать его уколы, раз сам ни строчки прочесть не можешь! Риар, а от незнакомых слов дергаешься, как будто йотун в зад укусил! Изменений хочешь, а сам?»

Краст досадливо потер шею. Вот уж йотунова отрыжка! Куда ни плюнь — везде ловушка!

Ладно, он перетерпит. Стиснет зубы и выдержит. Главное — смотреть в книги, чтоб они провалились, а не думать о том, что творится в голове у бледной мори. Да и какая ему разница? Пусть думает что хочет!

И на пальцы ее не смотреть, и на эти тонкие ключицы в вырезе, и на губы…

Тем более что и смотреть там не на что! Поганка тощая.

Скорее бы убралась! Бесит так, что зубы скрипят!

* * *

Главное управление ликвидации и предупреждения внешних угроз Конфедерации

— Наш агент на месте? — Этан Грэй, командующий внешней разведки Конфедерации, смотрел в упор, не мигая, что в сочетании с его серым мундиром и полным отсутствием мимики на лице всегда производило угнетающее впечатление на собеседников.

Однако человек, сидящий напротив, без проблем выдержал и немигающий взгляд, и суровые интонации вопроса. Может, потому что был как раз нечеловеком.

— Да. Этот человек пересек Туман и находится на земле фьордов. — Он помолчал, задумчиво посмотрел на свои сложенные руки. — Что ты хочешь найти?

Командующий сдержал недовольство. Обращение на ты его коробило, но тот, кто сидел напротив, не признавал другого. Грэй заставил себя расслабиться и даже слегка улыбнуться. Его губы на краткий, почти неуловимый миг дернулись, левый уголок рта приподнялся, и снова все вернулось на место — в ровную и тонкую линию.

— Мы ищем все, что поспособствует провалу программы переселения и создаст необходимый прецедент для ее закрытия.

Сидящий напротив мужчина поморщился, но переспрашивать не стал. Понял. Он был умен, и это порой нервировало Грэя.

— Наши планы совпадают. Думаю, ваш человек найдет что ищет.

— Несомненно. — Грэй посмотрел в панорамное окно, за которым высились небоскребы столицы. — Наши миры слишком разные, хорошо, что мы с… тобой это понимаем. Научное сообщество и общественность пока на стороне программы переселения, но это пока.

— Хочешь открыть людям правду? — вскинул брови визави командора. — Ты знаешь закон.

— Ты сейчас предположил, что я нарушу закон Конфедерации? Или фьордов? — чуть больше холодного ветра… И усмешка на бледных губах командующего. — Закон призван защищать жителей страны. В том числе и переселенцев. Если мы обнаружим факты, позволяющие усомниться в безопасности программы переселения, закон будет пересмотрен, а фьорды из нейтральных земель перейдут во враждебные, и проход будет закрыт. Это должно произойти.

Его собеседник оторвал взгляд от окна, рассматривать которое ему нравилось больше, чем хозяина кабинета.

— Да. Так будет лучше для всех. Меня не волнует Конфедерация. Но фьордам будет лучше без нее.

— Заботишься о своих землях?

Ильх, сидящий в кресле командора разведки, улыбнулся. И Грей едва не скривился. Внешняя привлекательность варваров — это тоже какая-то насмешка над всей Конфедерацией. Инстинкты, сила, завораживающая мощь и дикость — то, чего почти лишены представители разумной цивилизации и чем так щедро наделены эти… чудовища.

Недовольство все же скользнуло по лицу командора, но он сдержался. Несмотря на улыбку и спокойную расслабленность ильха, Этан Грэй ни на миг не забывал, кто перед ним.

Дракон.

* * *

Ужинали снова сухими запасами, от которых у меня уже болел желудок. А вечером риар не пришел. Куда отправился и где спал — мне не сообщил, понятно. Может, решил попрощаться с Ингрид? Кажется, эта пышногрудая красотка как раз в его вкусе!

Долго лежала без сна, всматриваясь в очертания гор, виднеющиеся за окном, и слушая ветер. Я уже привыкла к его песням, и порой даже казалось, что ветер говорит что-то важное. В шорохе, вое и свисте мне слышались слова о хёггах и существах, живущих в скалах, словно и ветер рассказывал мне о фьордах.

А проснулась я, вздрагивая от кошмара: черный дракон с бесконечной тьмой в глазах завис прямо надо мной. Стальные клыки вот-вот сомкнутся на моем теле, я уже ощущаю горячее дыхание зверя и близость гибели…

Очнулась, хватая ртом воздух, и увидела лицо Краста. Он смотрел на меня, видимо, разбуженный всхлипами, но не делая попыток успокоить. Лежал на боку, как всегда, почти не прикрываясь. Волосы чернильным пятном на белом мехе, а в глазах… что? Я смутилась и отвернулась, все еще продолжая ощущать спиной его взгляд. А утром его снова не было. И если бы не краткое пробуждение среди ночи, я решила бы, что риар и вовсе не приходил. Впрочем, может, так оно и было. Может, мне и вовсе приснился тот странный взгляд поверх разделяющих нас покрывал и шкур. Взгляд, который я так и не смогла понять или объяснить.

Покидать утром кровать стало настоящим испытанием, с каждым днем башня остывала все сильнее. Так что я уже мрачно прикидывала, как буду спать в платье и накидке. А с купанием и вовсе придется попрощаться.

— Так я быстренько превращусь в немытую дикарку, — прыгая на одной ноге, пробурчала я.

Внизу было тихо — ни прислужниц, ни воинов, ни риара.

Я зябко укуталась в накидку и, зевая, вошла в кухню. В пустом и полутемном помещении было неуютно. Я привыкла к небольшой, но светлой кухоньке дома, где стоял добротный стол, привычная и понятная техника, любимый пузатый чайник… а здесь? Черное нутро пугающего очага, жуткие ухваты для горшков, чугунки, доски, камни непонятного назначения, палки, бочки… И все это такое примитивное и неудобное! Как можно готовить в таком жутком месте?

Со вздохом я потянулась к глиняному кувшину с водой и замерла. Луч света скользнул по стене, выхватив силуэт — рогатый и косматый. Я вздрогнула испуганно, вот только дрожать и бояться мне осточертело уже до безумия! И потому я отшвырнула кувшин, схватила тяжелый железный прут и рванула к чужаку.

— А ну стоять! — заорала я, грозно потрясая своим орудием.

Фигура качнулась, ушла во тьму. А когда я подбежала, то возле стены были лишь пустые бочки. Отшвырнув прут, я с рычанием перевернула ближайшую, кинулась ко второй, третьей…

— Где ты! А ну выходи! Хватит прятаться! Я не боюсь тебя! — орала я, громя и без того разворошенную кухню.

— Лирин, что ты делаешь? — испуганный голос Анни заставил меня остановиться и стереть со лба испарину. Девочка смотрела со страхом, что и понятно. Кажется, я слегка увлеклась и теперь сильно напоминала ту самую ушибленную!

— Утреннюю зарядку! — хмыкнула я. — У вас тут дико холодно, вот, греюсь!

— Так надо развести огонь, — прислужница покосилась на меня с опаской. — А кого ты искала, лирин?

Я снова обвела взглядом помещение.

— Никого!

Пугать девочку еще больше не хотелось, так что я приказала заниматься едой и не болтать. Как оказалось, мои сомнения по поводу готовки в подобном месте были не напрасными. Я дважды обожгла руки, пытаясь совладать с печью, разбила несколько тарелок, спалила проклятые клубни и испортила рыбу. У меня не получалось ловко выхватить горячий противень или поднять ухват, весящий, казалось, больше меня. От открытого огня я шарахалась и ничего не понимала в местных блюдах! Анни управлялась куда сноровистее меня, но и она не была кухаркой. Раньше девочка лишь мыла горшки да убирала, к продуктам ее не подпускали. И теперь мы с ней ощущали себя двумя неудачницами, которые бесславно проиграли войну с проклятой кухней!

— Мы все равно это сделаем! — цедила я сквозь зубы. Красная, взмыленная, уставшая и перепачканная сажей. Как раз этот момент выбрал Краст, чтобы явиться.

Окинул разгромленное помещение удивленным взглядом, посмотрел на меня. И брови поднял так, что я крепче сжала деревянную ручку огромной сковороды.

— Что ты делаешь, лирин?

— А что неясно? — огрызнулась я. — Пытаюсь хоть что-то приготовить!

Краст помолчал, снова осмотрелся.

— Мы развели снаружи огонь и зажарили кабана. Ночью я был на охоте. Если хотите есть, вам стоит поторопиться.

Я сглотнула голодную слюну.

— Кабан? Не рыба? — слабым голосом пробормотала я.

Краст усмехнулся.

— Умойся, лирин. Ты сейчас испугаешь и саму йотун-шагун. Я оставил для вас мясо на столе.

И ушел. Я же торопливо плеснула водой в лицо и вылетела в зал. От вкусного запаха жареного мяса рот наполнился слюной. Мы с Анни вцепились в сочные куски, как две дикарки, урча от удовольствия и посмеиваясь друг над другом. Хотела сказать Красту спасибо, но он снова исчез.

* * *

Риар с силой ударил по железной свае, устанавливая основание для водяного отвода.

— Держи! — рявкнул помощнику.

Инв качнулся, но устоял, остальные мужики подхватили, чтобы огромный железный брус не рухнул, увлекая за собой постройку. Еще один удар, и свая прочно вошла в глубину.

Краст стер со лба пот, глянул на гору. Надо закончить до того, как морозы прихватят землю. Голубых огней пока не видно, но риар нюхом чуял — там они, там. За скалами, в недрах горы. И скоро полезут на поверхность, а потом и вниз — к Дьярвеншилу.

Ветер неуловимо крепчает с каждым днем.

И в дни, когда люди не смогут выйти из своих домов, у каждого должна быть вода. Для того он и истекает десятым потом, устанавливая сваи и направляя своенравный поток туда, куда нужно.

Когда просыпается ай-ро, даже горячие источники замерзают. Город без воды — город в ловушке, добыча. А добычей риар быть не желал.

— Здесь надо будет положить деревянный настил, — указал Краст на поток, отделившийся от основного русла. — Установить внутри камни Горлохума, закрыть, чтобы не промерзло. Чем ближе к горе, тем холоднее, значит, сюда больше дерева и камней… Ты, Айвен, позаботишься о досках…

— Так доски монет стоят, Краст-хёгг, — сипло отозвался мастеровой. — Кто платить будет? Ты уж прости, но я все лето над своими запасами корпел, если бесплатно отдам, на что жить стану? Я свою древесину хочу в соседний Тронхергард отправить…

Краст скрипнул зубами. Проклятье! Айвен по-своему прав, его семья живет за счет древесины, которую обрабатывают и сплавляют на скалистый фьорд.

— Сейчас не время жадничать, — процедил Краст, отворачиваясь от созерцания гор. — Если источники воды замерзнут, вряд ли тебе понадобится хёггкар до Тронхергарда.

— Так колодцы есть, риар, — нахально отозвался молодой верзила Рвен. — Будем молить перворожденных, чтобы вода не ушла!

Молить перворожденных! От злости у Краста потемнело в глазах. Молить! Вместо того, чтобы сделать все возможное для сохранения источников!

— Эта зима обещает быть суровой, — пытаясь отогнать эмоции, проскрипел риар. — Я видел огни уже несколько раз.

— Что? — всполошились ильхи, и все взгляды как один уткнулись в скалы, выискивая тревожные признаки. — Да нет пока огней… может, почудилось? Рано еще…

— Огни были! — теряя терпение, прорычал Краст. Он устал, почти не спал, проголодался и спорить с ильхами не хотел. Но на него смотрели недоверчиво и косо. От этого он тоже устал. Отбросил молот, потер затекшую шею. И глянул недобро. — Огни были. И ай-ро пробуждается. Эта зима будет холоднее обычных, и вода замерзнет даже в колодцах! И этот поток — единственное, что останется, если мы сделаем все, как надо! Неужели неясно?

— Что там с зимой — еще неизвестно, а вот кушать нам всем на что-то надо… — хмуро пробурчал Рвен. — Прежний риар платил…

Краст сжал зубы до хруста. Все верно, платил. Иногда. Вот только сейчас сокровищница пуста, а без воды зиму не пережить. И как убеждать этих тупоголовых ильхов, а особенно враждебно настроенных глупцов вроде Рвена? Молодой и безмозглый, он поглядывал свысока на грязного после тяжелой работы риара, и на красивом лице явно читалось пренебрежение. Вот на Хальдора Рвен смотрел уважительно, а Краст в его глазах лишь отродье гор.

— Может, почудились огни, а? — с усмешкой протянул молодой верзила. Кулак Краста врезался в грудь наглеца, одним ударом сваливая с ног. Рвен встал на четвереньки, мотая головой, как бычок, и ошарашенно косясь снизу вверх на взбешенного риара. Попятился, изумленно вздрагивая и не понимая, откуда у проклятого такая сила! Ведь одним ударом свалил, и чуял Рвен — не самым-то сильным. Нутром ощутил, как риар сдержал в последний момент замах и кулак лишь поверг наземь, а не вышиб дух из тела! И это его — одного из сильнейших каменщиков Дьярвеншила! Да как так?!

— Милостивые перворожденные, — выдохнул потрясенный Рвен. — Да это же… это… невозможно!

Но на него Краст уже не смотрел.

— Принесешь доски, Айвен, — процедил Краст. — А вы — камни. Плату получите.

И отвернулся. Мужики, переглядываясь и перешептываясь, потянулись прочь, оставив риара возле нового источника.

Краст втянул студеный воздух, приходя в себя. Зря ударил, зря не сдержался. Сколько их таких было в его жизни — косых взглядов, насмешливых слов, перепуганных лиц? И как заткнуть все эти рты, шепчущие ему вслед «проклятый»? Поубивать всех? С каждым драться?

Присел, зачерпнул воды, умылся. Сделал несколько жадных глотков. Над морем блеснула искорка, и Краст приложил ладонь к глазам, всматриваясь. Миг, и стали видны серые крылья-паруса, длинное тело, покрытое снежной чешуей, и вытянутая морда с гребнем. Рэм пропахал борозду в снегу и земле, встряхнулся и подошел уже человеком.

— Ого, я думал, успею, а ты уже и сваи поставил! Немного осталось! — а-тэм глянул внимательно в лицо побратима. — Опять недовольные нашлись? Рвен?

— Пришлось слегка поучить, — рассеянно уронил Краст.

— Вряд ли это добавит хорошего к тебе расположения, — огорчился снежный, а риар пожал плечами. Точно не добавит. Род Рвена — это значительная часть Дьярвеншила, и теперь все они озлобятся на Краста. Впрочем, разве раньше было иначе?

— Этот выскочка жив? — осторожно уточнил Рэм и вздохнул с облегчением от кивка друга. — Потерпи, Краст. Городу нужно время…

— Сколько? — рявкнул риар. — Десятилетия? Века? Это все бесполезно, Рэм. Ты знаешь не хуже меня. Для Дьярвеншила я всегда останусь тем, кто я есть. Хоть в башне поселись, хоть на площади под колонной!

— А кто ты есть, Краст? — тихо произнес Рэмилан, и риар отвернулся.

Снова потер виски и встряхнулся.

— Куда дел Бриду с дочерью?

— Как ты и велел, оттащил подальше, — бодро отозвался Рэм, скаля зубы.

— Куда? — повторил риар, и а-тэм посерьезнел.

— Не вернутся, — негромко уронил он, и Краст прикрыл глаза. Снежный дернул недовольно плечом, нахмурился.

— Не кори себя. Они виноваты, не ты. Воровали за десятерых, лирин убить собирались. В доме Бриды нашлось много вещей из твоей башни. Таскала мешками у тебя за спиной, пока ты тут сваи вколачивал! — Рэм злобно оскалился. — За свои дела нужно платить. Закон для всех, Краст. И мы оба знаем, что нельзя оставлять змей за спиной — нападут. Не на тебя. На твою нежную нареченную. Она же тонкая, дунь и сломается. Брида бы вернулась, ты знаешь.

Краст тяжело оперся о деревянные опоры, опустил голову. Но лишь на миг. Встряхнулся, кивнул.

— Знаю.

Рэм снова оскалился.

— Брось, этих змеюк давно пора было утопить под скалой да забыть. Я бы так и сделал, если бы не твоя постель. Надо же ее хоть кому-то греть! Хотя от Ингрид больше притворства и кривляния, чем удовольствия, знаю, пробовал!

— И когда только успел? — качнул головой Краст, а Рэм беззаботно сверкнул зубами.

— Эта дева не стоила и тех монет, что ты ей отдал за ночное трепыхание. И сейчас они там, где им самое место.

А-тэм прищурился, в льдистых глазах блеснул лютый холод. Но лишь на миг, а-тэм снова улыбнулся.

— А что твоя нареченная? Как она согревает твою постель? Говорят, девы из-за Тумана многое умеют…

Рэм хмыкнул, блестя глазами.

— Ты сдурел? — риар подхватил молот. — Я не собираюсь к ней прикасаться.

Рэм качнулся с носка на пятку, подняв вопросительно брови.

— Мне не нужна нареченная. И тем более навязанная Ингольфом, — уронил Краст. — Я считаю дни, когда чужачка уберется из Дьярвеншила. И если ты собираешься помочь, то сдвинь тот камень и хватит болтать.

— Есть еще кое-что, Краст, — на указанный валун Рэм глянул мельком и снова перевел взгляд на побратима. — Дурные слухи бродят по фьордам. Нехорошие. О том, что появился на землях скал и воды безумный черный хёгг. Рвет дев на части, а куски сжирает. Шепчутся, что кто-то из тех, кто носит кольцо Горлохума, утратил власть над зверем, и хищник безумствует…

— И что же? — равнодушно произнес Краст. Выглянувшее солнце ослепило снежного и скрыло глаза побратима. И Рэм не понял, что было в лице риара.

— Глупцы твердят, что безумный хёгг прилетает из Дьярвеншила, — закончил беловолосый.

— Глупцов везде хватает, — пожал плечами Краст.

И отвернулся.

Солнце снова нырнуло в тучу, и на короткий миг Рэму почудилось странное в глазах друга. Все знают, чем заканчивается жизнь хёггов, утративших разум. Совет Варисфольда принудительно снимает с их шеи кольцо Горлохума. А это возможно лишь одним способом — вместе с головой.

— И то верно, — отозвался Рэм. — Так какой камень, говоришь?

Глава 16

Занятия с риаром продолжались уже несколько дней, за которые я успела сделать несколько выводов. Основное состояние моего дикого ученика — настороженность, в которой он находился большую часть времени. После первого урока Краст вообще старался не смотреть в мою сторону. Надо признать, это задевало, но я пыталась не обращать внимания. Краст словно постоянно ожидал удара, не расслаблялся ни на минуту, и это сильно мешало процессу обучения. Ильх воспринимал уроки как трудовую повинность и унижение, смотрел зверем, и порой мне казалось, что готов оторвать голову «учительнице». Кажется, он даже испытал бы облегчение, сделав это. Так что каждый раз я возносила небесам и Конфедерации безмолвную благодарность. Моя жизнь слишком дорого обойдется Красту, так что вспышки ярости ему приходилось сдерживать. А то, что риар «закипает» быстрее самого технологично навороченного чайника, я уже поняла!

Как объяснила Анни, все дело в черном хёгге риара. Драконья сущность дика и первобытна, к тому же опасно горяча. И сдерживать приступы раздражительности риару чрезвычайно тяжело. Потому черным драконам и нужен побратим — такой, как снежный Рэм, чтобы успокаивать. А еще девочка добавила, что ежели хозяин башни выйдет из себя, то лучше сразу бежать и прятаться, потому что никто не знает, к чему приведет его ярость… Прежний риар — отец Краста — был прозван Лютым не ради красивого словца.

— Краст-хёгг, конечно, не такой, как его отец, — косясь на стены и дверь, шепнула Анни поутру, заплетая мне косички на висках. — Хвала за то перворожденным! И все же ты очень смелая, лирин, раз согласилась стать его женой.

Ну, допустим, я на подобное не соглашалась, но девочке этого знать не нужно. А вот мне не помешают подробности о сущности риара.

— Все дело в глазах Краста, ведь так? Они разные. Но какое это имеет значение?

— Родиться с голубыми глазами в Дьярвеншиле — само по себе плохо. Это знак тех, кто отмечен Злой горой, — насупилась Анни. — А у риара все и того хуже… Он вообще не должен был родиться! Голубой глаз так и горит на его лице! Значит, и черный хёгг оказался слабее, не смог совладать! Страшно!

— Это всего лишь гетерохромия! — рассердилась я. Ну сколько можно? Рациональная часть меня, привыкшая к цивилизованной жизни, хотела заорать: не говори глупостей, разный цвет глаз не означает безумия! Но что я знаю о безумии? Или о хёггах? Говорят, со своими правилами не идут в чужой храм, так что и мне лучше помолчать и послушать.

Да и черный дракон по-прежнему прилетал ко мне во снах, что не добавляло уверенности. Глядя на Краста, выцарапывающего слова, я не могла не думать, не был ли он тем, кто напал на корабль и чуть нас всех не сожрал?

Замкнутый и мрачный риар, как никто иной, подходил на роль злодея — это понимала даже я.

— Ты знаешь, как мой нареченный жил раньше? Он не ладил с Ингольфом, ведь так?

— Подробностей я не знаю, я тогда даже не родилась, лирин. Слышала, что Краст-хёгга подобрал хромой кузнец Свир, говорят, мальчик замерзал в снегу возле башни… У Свира уже был ученик, сирота Рэмилан. Так мальчики и росли вместе, выполняя самую грязную и черную работу. Свир их хоть и воспитывал, но спуску не давал. А когда мальчишки подросли, то явились на совет Дьярвеншила и потребовали кольца Горлохума. Никто не может отказать в таком требовании, вот и Ингольф не смог. И мальчики сумели поймать души хёггов. Рэм вот снежного зверя, а Краст — черного. Вот только время шло, а его масть так и не сменилась полностью. Глаза-то от рождения были голубыми… так один таким и остался. Говорят, прежний риар разозлился и приказал выкинуть Краста и Рэма из Дьярвеншила, запретив им возвращаться в эти края. Я слышала, Краст-хёгг много лет провел в диких землях, там, где бродят лишь звери и духи. Он был наемником.

— Наемником?

— Да. Воином без хозяина. Хёггом без земли и дома. Рэм стал его побратимом, потому что потомкам Лагерхёгга нужен тот, кто будет сдерживать их ярость и возвращать разум. Черные хёгги очень сильны, лирин, но они чаще других теряют способность мыслить по-человечески. Это плата за дары перворожденного Лагерхёгга.

Я задумалась. Понятно, что у моего жениха выдалось не самое лучшее детство.

Анни склонилась ниже и заговорила так тихо, что я уже с трудом различала слова.

— Поговаривают, Ингольф-хёгг хотел убить Краста. Чтобы Дьярвеншил не достался порченому. Так и говорил: был у Дьярвеншила риар Лютый, но Безумному не бывать! Вот только перворожденные справедливы и не дали Ингольфу других сыновей. Как отрезало у него — ни одного мальчишки больше не родилось. Уж сколько он местных девок попортил, сколько жен выторговал! Служанки рассказывали, что раньше Дьярвеншил был иным. Что богатства тут были, достаток… Но, верно, все ушло на жен старого риара! Он ведь любил красавиц — белокожих и светловолосых, синеглазых и родовитых, а такие очень дорого стоят. За каждую невесту Ингольф отдавал золото и шкуры, целый хёггкар, представляешь? Сидел в башне и лишь невест требовал, новых и новых. Так ничего от богатств и не осталось. Крысы одни.

И помирать старик не собирался, даже за Туман сумел запрос отправить. Я поморщилась. Это получается, старый Ингольф желал с невестой из Конфедерации нового наследника сделать? Да еще прожить достаточно долго, чтобы его воспитать? Силен мужик, нечего сказать!

— А как умер Ингольф-хёгг?

Анни провела пальцем по шее и хмыкнула.

— Так Краст-хёгг его… того! Ой, что-то я заболталась, нареченная! — уже нормальным голосом сказала девочка. — И накормить тебя забыла! Вот влетит мне от риара, что невеста его голодная! Сейчас принесу!

И убежала вприпрыжку. Я же только головой покачала. Еще один вывод, который я успела сделать, — местные боятся говорить о своих риарах, хёггах или Злой горе. Верят, что и у камня есть уши, а значит, разговор может быть услышан, и это принесет беду. Расспрашивать их почти бесполезно. Кажется, и Анни испугалась, что сболтнула лишнего, теперь будет до вечера вздрагивать и коситься на меня недоверчиво.

Но хоть что-то узнать удалось! А то от этих многозначительных взглядов и недомолвок меня уже потряхивать начинает!

Безумие, значит?

Я задумчиво постучала пальцем по крышке стола. Нет, безумия я в Красте не заметила. Вон как быстро разобрался с моим супом! И все же…

За несколько дней я видела риара лишь на наших странных уроках. Общались мы уже привычно — он рычал, я не обращала внимания. Пока Краст выводил буквы, успевала пролистать несколько страниц книги, пытаясь разобраться в сказаниях и легендах фьордов.

Алфавит риар почти освоил, так что мы перешли к словам.

Сегодняшний урок почти подходил к концу. Устав, я отложила книгу и потерла глаза. Все-таки в комнате мало света, так я ослепну за этот месяц! Надо бы попросить Анни принести еще лампы.

Красту скудное освещение и холод не мешали. Раздражало его лишь мое присутствие, но как раз с этим я ничего поделать не могла.

Чтобы уменьшить напряжение, я даже предложила пригласить на занятия еще кого-нибудь.

— Кого? — насторожился Краст.

— Ну… Рэма, например. Он ведь тоже неграмотный? Я могла бы обучать и его…

— Нет! — рявкнул он так, что я подпрыгнула.

Вот же дикарь!

— Нет так нет, зачем орать, — буркнула недовольно.

— Объясни, для чего ты хочешь позвать Рэма? — прищурился ильх, в упор рассматривая меня. Ну надо же, смотрит! А то все в стену пялился, словно меня и нет!

Я закатила глаза.

— Чтобы тебе было комфортнее, то есть спокойнее! Кажется, наедине со мной ты вспыхиваешь, словно этот ваш Горлохум!

— Я не вспыхиваю. И учить ты будешь меня… наедине, — сквозь зубы выдавил Краст, снова отводя взгляд.

Я фыркнула, скептически подняла брови и решила — йотуны с ним. Пусть так и будет, мое дело предложить. Может, попросить Анни подлить риару успокоительных капелек? Или для драконов таких еще не придумали? Надо бы заняться на досуге производством. Озолочусь ведь!

Пока риар портил кривыми строчками очередной лист бумаги, я решила разобраться с местными поверьями.

— Я читаю сборник песен и легенд фьордов, — указала я на книгу. — Что вот это значит — потомкам Лагерхёгга отзывается небесный огонь? Это метафора? Ну, то есть…

— То есть это правда, — буркнул Краст.

Откинулся на спинку стула, повертел в пальцах карандаш. Я отвела взгляд от пальцев ильха. Хотя, надо признать, я частенько их рассматривала, когда риар писал. Руки у него красивые.

Да и его я тоже рассматривала, тем более что сам Краст упрямо пялился в другую сторону. Так что, когда он склонялся над бумагой, я могла позволить себе взгляд поверх книги. Стоило риару расслабиться, увлечься написанием букв, как хмурая морщинка пропадала с его лба, уголки губ приподнимались. А на смуглые скулы ложилась тень от коротких, но густых ресниц, скрывая разноцветные радужки. И в этот миг Краст становился невероятно привлекательным. И мой взгляд поневоле полз ниже — на резко очерченные чувственные губы, на матовое кольцо Горлохума, обхватывающее шею, на твердые мышцы груди, виднеющиеся в распахнутой кожаной безрукавке. Или на сильные предплечья с железными браслетами…

И в этот миг уже я отводила глаза и начинала смотреть в стену.

— Это то, что достается с кольцом Горлохума, — вернул меня в реальность риар. — Потомкам черного Лагерхёгга отзывается железо, камень и небесный огонь, нареченная. Всем по-разному, это зависит от зверя и от человека. Нам с Рэмом не слишком повезло. Дар снежных — растить под шкурой драгоценные искры, но у моего а-тэма они получаются раз в год. А я… Я надел кольцо Горлохума, потому что всегда любил железо. Мечтал делать вещи, недоступные обычному человеку. Но мне досталось лишь умение слышать камни. Иногда — двигать их. Вот и все. У прежнего риара железо в руках таяло, как нутряной жир. И молнии шипели над башней каждую ночь. Ингольф был очень силен.

Краст на меня не смотрел, лицо его сделалось равнодушным.

— А железо? Тебе не… отзывается? — вспомнила я местное обозначение.

— Нет, — помрачнел Краст и усмехнулся. — Но я научился плавить его не руками, а огнем. Как и все кузнецы до меня.

Мы помолчали, думая каждый о своем. На Дьярвеншил опускалась ночь, и я одновременно с Крастом потянулась к лампе, чтобы встряхнуть ее. Наши с риаром пальцы соприкоснулись и замерли.

Но он тут же отдернул руку. И даже стул отодвинул подальше!

Меня это слегка покоробило, подумаешь, случайное прикосновение! Дергается, словно я заразная! Недотрога! Но вида я не подала, даже улыбнулась. На что Краст помрачнел еще сильнее.

— Как думаешь, куда мне лучше поехать, когда покину Дьярвеншил? — слова эти сорвались с губ неожиданно даже для меня, но я все же упрямо закончила: — Я видела Нероальдафе, когда мы пересекли Туман. Удивительный город. А о красотах Варисфольда написано несколько книг, — кивнула на стопку фолиантов. — Еще мне интересен скальный город, построенный на трех вершинах и соединенный каменными переходами. Думаю, это очень красиво. Может, мне отправиться туда?

— Откуда я знаю? — грубо оборвал Краст. — Отправляйся куда хочешь, меня это не волнует.

— Просто советуюсь, — пожала я плечами. — Ты знаешь фьорды лучше меня.

— Я не был ни в Нероальдафе, ни в Варисфольде, ни в городе на скалах. Таких, — он ткнул пальцем в свою лицо, — нигде не любят. Так что я плохой советчик, чужачка.

— А Хальдор? — невинно поинтересовалась я. — Он много знает. Даже о Конфедерации. А уж про фьорды, наверное, и подавно! Может, мне спросить у него?

Плечи риара снова окаменели, глаза сузились. Он наклонился ко мне с таким лицом, что захотелось срастись со спинкой стула, но я заставила себя остаться на месте.

— Не смей. Даже приближаться. К нему, — раздельно процедил Краст. — Поняла? Я тебе запрещаю, лирин.

О как! Запрещает, значит. Ну-ну.

— Кстати, как твой нареченный, вполне могу тебя наказать, — кровожадно поведал риар. — Запереть в подполе, закрыть в комнате, а то и привязать к кровати.

Разноцветные глаза его нехорошо блеснули, и мне это совсем не понравилось. Кажется, все озвученное повышало настроение варвара.

— Привязать?

— Да. Девы часто поступают глупо и вредят себе и другим. Мужчина обязан позаботиться о своей нареченной. Порой лучшее решение — это комната с надежным замком. Так что не зли меня, чужачка.

И пока я ошалело хлопала глазами, переваривая его слова, Краст припечатал к столу лист бумаги.

— Я закончил.

Поднялся и вышел.

Я моргнула и перевела взгляд на ровные строчки. Аккуратно выведенные буквы теснились угловатыми, резкими рядами. Ошибок сегодня не было. И даже не знала, порадоваться за способного ученика или плюнуть ему вслед.

* * *

А на следующий день наш урок закончился, почти не начавшись.

Вышло ужасно глупо. Ночью мне снова приснился кошмар, и я плохо выспалась, видимо, потому с утра я была вялая и сонная. Окно затянулось морозным узором, и в комнате царил полумрак. Завтрак из холодных кусков мяса категорически не желал проваливаться в желудок. Настроение тоже не радовало. Но я велела себе собраться, привычно умылась, привела себя в порядок и устроилась с книгами в ожидании Краста.

А когда он пришел, буркнув что-то, классифицированное мною как приветствие, и приступил к письму, я решила отодвинуть талмуды. Но едва приблизилась, как тут же споткнулась о выступающую доску и неловко, боком, свалилась на колени Краста.

— Ой! — выдохнула я, инстинктивно цепляясь за его плечи.

Краст втянул воздух, и суровая линия его рта стала еще жестче. Колени риара подо мной напряглись, и я даже сквозь юбки ощутила закаменевшие мышцы.

— Извини! — торопливо выдохнула я, пытаясь подняться, но путалась в юбках. — Извини, это случайно!

И тут ильх с силой прижал меня к себе. Я уткнулась носом в его шею над тонким черным обручем, втянула терпкий и вкусный мужской запах. Мои губы скользнули по коже Краста, я ахнула, а он откинул голову, словно подставляясь моим нечаянным поцелуям. На миг резко обозначились сухожилия на напряженном горле, выступили вены, ильх судорожно сглотнул… А потом посмотрел мне в лицо. В разноцветных глазах словно огонь вспыхнул, так что я застыла, пытаясь насладиться заворожившим меня зрелищем.

Да что же это такое? То у Рэма глаза сверкают, то у риара?

Что за странности?

Или это лишь отсвет солнца в радужках?

Но додумать не успела, Краст просто спихнул меня со своих колен, и я нелепо свалилась на пол. Вскочила, шипя сквозь зубы, выпрямилась…

И открыла рот, глядя на спину торопливо уходящего ильха.

— Прости… Не сдержал! — с хрипотцой в голосе бросил он, даже не повернувшись.

Вот только за что риар попросил прощения, я не поняла. За невежливое обращение? Вот уж вряд ли!

Метнулась следом, чтобы расспросить, но увидела лишь спину ильха, покидающего башню. А самое странное, что тут же начали разбегаться и прислужницы, которые до этого усердно мыли башню. Я растерянно уставилась на причитающих и торопливо одевающихся женщин.

— Ох, как сладко!

— Давно я такого зова не слышала…

— Да никогда!

— Хоть бы муж дома был…

— Да хоть и не дома, прибежит сейчас, Дора! Все мужики сейчас прибегут…

— Эх, доберусь я сейчас до своего ненаглядного!

Открыв рот, я осмотрела опустевшую башню, в которой никого не осталось. Потрясла головой.

— Эй? — неуверенно произнесла, усаживаясь на ступеньку.

Нет, это просто сумасшедший дом какой-то! Куда все умчались? Что за зов, о котором все постоянно говорят? Что тут происходит?

Через пару часов женщины вернулись, улыбающиеся и довольные, словно сытые кошки. И кинулись мыть да убирать с утроенной силой, словно каждой из них сделали инъекцию бодрости и хорошего настроения! Похоже, даже сутки в подполе выветрились из их голов, вечно хмурые и недовольные девы теперь улыбались, показывая прекрасные зубы и преображаясь из мрачных сплетниц в дивных красавиц.

Вот только на мои вопросы лишь хихикали и подмигивали.

— А ты терпи, пока риар тебе пояс жены не наденет, лирин! — проговорила одна из дев. — Если он сейчас так зовет, то что потом будет! Тяжело тебе, верно, но на то он и венец! Терпи!

— Да о чем речь?! — заорала я, но, увы, негодяйки лишь посмеивались и краснели. Так что я всерьез подумывала снова запереть их в подземелье или начать пытать клещами и раскаленной кочергой!

Анни куда-то запропастилась, и расспросить о непонятном поведении женщин оказалось некого. Поэтому я не придумала ничего лучше, как отправиться к самому Красту.

Натянула толстый шерстяной плащ да вязаные рукавицы и пошла в сторону кузницы. Интуитивно я понимала, что странное возбуждение, охватившее прислужниц, связанно с риаром, но вот как именно?

Улицы Дьярвеншила словно вымерли, лишь в тесном закутке, куда я случайно забрела, оказались мужчина и женщина, но когда я присмотрелась и поняла, чем они там заняты, то покраснела до кончиков волос и торопливо сбежала. Правда, меня любовники даже не заметили, настолько были поглощены друг другом.

Что здесь происходит?

Возле кузницы я остановилась, прислушалась. Изнутри доносились злые удары молотом, и когда я толкнула дверь, меня тут же опалило жаром. Как я и предполагала, Краст сбежал именно сюда и сейчас колотил по наковальне с такой силой, что я пожелала железной колоде скорой кончины. Ну, чтобы не мучиться!

На ильхе, как и в первый раз, красовался лишь кусок кожи, прикрывающий бедра, и я замерла, не зная, что делать дальше. Тяжелый молот на миг завис в воздухе, над головой риара, а потом обрушился вниз с такой силой и грохотом, что я подпрыгнула.

— Убирайся отсюда! — прорычал Краст, глянув через плечо.

Надо же, услышал, значит…

— Объясни, что происходит! За что ты извинялся?

Краст замер, мышцы на его спине окаменели. Дернул головой, потер шею, не поворачиваясь.

— Уйди, лирин!

— Ты пугаешь меня! Что случилось?

— Просто уйди! Убирайся! Принес же тебя Хелехёгг на мою голову! И когда ты уже исчезнешь из Дьярвеншила!

В хриплом голосе прозвучала такая ярость, что стало обидно. И зачем я перед ним распинаюсь? Для чего? Упертый баран, а не риар!

Развернулась и хлопнула дверью. Хотелось, чтобы ее от удара с петель снесло, но, конечно, моих слабых силенок хватило лишь на полудохлый хлопок!

В башню возвращаться не хотелось, видеть ильхов — тоже, так что я сама не заметила, как дошагала до крепостной стены, миновала молчаливого стража и вышла к морю.

Серо-синяя волна билась, накатывала на берег и облизывала скалы. Я брела бесцельно, почти наслаждаясь холодным ветром и ощущением свободы. Вот бы нырнуть в это море да покинуть Дьярвеншил! Оставить позади и город с его тайнами, и ветер с его песнями, и риара с его раздражительностью…

Да что он о себе возомнил? Рычит, словно зверь! А я даже не поняла, что сделала не так!

— Чтоб его разорвало от собственной злобы! — буркнула я, пиная в сердцах круглый камушек.

— Вероника!

Показалось?

Удивленно вскинулась, повернулась… И вскрикнула изумленно:

— Лерт! Это действительно ты? Глазам своим не верю! Это ты?!

— Я, — рассмеялся белозубо морской хёгг.

Он стоял у самой кромки воды, но, увидев меня, торопливо приблизился. И снова сверкнула на загорелом лице улыбка, делая ильха еще привлекательнее. На нем были зеленая туника, подпоясанная кожаными ремнями, темно-серые штаны и высокие сапоги — обычная одежда на фьордах. Ильх внимательно осмотрел меня и улыбнулся еще шире.

— Ты стала еще красивее, дева.

— Я? Ты издеваешься? — от изумления я чуть не подавилась холодным воздухом, но стало очень приятно. После вечно хмурого Краста, общение с Лертом — как бальзам на израненное самолюбие!

— Очень красивая, — повторил ильх. И в его голубых глазах я не увидела лжи. — Просто твоя красота другая. Ты видела, как стелется по воде лунный свет? Словно серебряное полотно. И во мраке ночи от него невозможно оторвать глаз. И ты такая же…

Я смутилась. Вот уж не ожидала таких слов! Да и пообщаться с капитаном не надеялась!

— Что ты тут делаешь?

— Хотел тебя увидеть. Я беспокоился, — с подкупающим смущением произнес он и развел руками. — Приплывал уже несколько раз, но в Дьярвеншил мне хода нет. Здесь не любят чужаков.

Значит, не показался мне «Стремительный»! От понимания, что ильх переживал, внутри стало тепло настолько, что губы сами собой сложились в улыбку.

— Я так рада тебя увидеть, Лерт! И ты прав, в этом городе чужаков не жалуют!

— Тебя обидели? — встревожился капитан. — Мне показалось… что ты плакала.

— Это всего лишь ветер, — отмахнулась я. Откровенничать с Лертом, несмотря на все его улыбки, что-то не хотелось. — Не бери в голову. К тому же у меня все хорошо.

Он поднял брови, выразительно глядя на мою непокрытую голову и наверняка бледный вид.

— Что-то непохоже.

— Брось, все отлично, — махнула я рукой. — Дьярвеншил не слишком ласков, но…

— Ты можешь рассказать мне все без страха, Вероника! — Лерт вдруг шагнул ближе, заглядывая в глаза. — Не бойся! Что с тобой происходит? Я могу помочь, я хочу помочь! Сколько раз я приплывал к этому берегу, надеясь увидеть хотя бы твои следы! Ты запала мне в сердце, лунная дева… и я волновался. А теперь вижу, что не напрасно! Ты плакала. Не лги, я вижу. Риар тебя обижает?

— Лерт, все хорошо, — я осторожно отодвинулась дальше. Не спорю, его участие было приятно, но все же… отвечать на порывы капитана я точно не готова. Да и неожиданны они как-то — порывы эти!

Отошла назад и улыбнулась, смягчая его недовольство.

— Просто мне нелегко привыкнуть к новой жизни. У меня дома все иначе.

Ильх помолчал, словно что-то обдумывая.

— Я надеялся, что ты бросишь в волну мой подарок, Вероника. Что позовешь меня. Риар Дьярвеншила тебе приглянулся больше, чем я? Но ты бледна, и ты плачешь, дева из-за Тумана. А я… думаю о тебе… — он шагнул ближе. — Ты можешь пойти со мной, Вероника. Прямо сейчас. «Стремительный» за тем утесом, я увезу тебя, и никто не найдет!

— Лерт, ты сошел с ума! — ахнула я, не сдержавшись.

Нет, я, конечно, очень рада появлению ильха и с удовольствием с ним поболтаю, но убегать на его корабле? Вот уж точно — опасайся своих желаний! Разве не об этом я только что мечтала? Так вот она — свобода, стоит и улыбается в образе чрезвычайно привлекательного мужчины! Уплыву с ним, оставлю Дьярвеншил позади. Зачем ждать месяц? Терять время, которого и так, может быть, слишком мало!

Разве меня хоть что-то держит в этом негостеприимном городе?

Оглянулась на башню риара, торчащую над городской стеной.

Холодно, голодно, неуютно. Злые слова, косые взгляды. Лишь протянуть руку Лерту — и уйти. Куда-нибудь, где тепло, где вкусно кормят и где будут мне рады.

И все же…

Все же есть еще сирота Анни, есть башня, оставшаяся по моей вине без кухарки, есть… вечно хмурый ученик. И загадки, которые не дают покоя. И даже йотуны, которых я еще не видела!

— Я… не могу, — качнула я головой.

В голубых глазах ильха вспыхнуло разочарование, но он улыбнулся.

— Я сделаю вид, что не слышал этих слов. И не буду прощаться, Вероника. Сейчас я уйду, но скоро мы увидимся.

И, развернувшись, Лерт прыгнул со скалы вниз, а уже через миг волну рассекло тело огромного морского змея. Я же еще немного постояла на берегу, а потом задумчиво побрела обратно. Об отказе я не жалела. Голубоглазый ильх хорош во всех отношениях, но зачем давать ему напрасную надежду? Его намерения более чем очевидны! И эти намерения не входят в мои планы!

— Все тебе не так, Ника! — улыбнувшись, посетовала я на свои мысли. — Краст не смотрит — плохо. Лерт смотрит — опять плохо! И когда ты успела избаловаться?

Зато встреча с капитаном улучшила мое настроение и прогнала из головы мысли о хмуром риаре. Я тронула медальон на груди. Может, лучше избавиться от такого дара? Но выкинуть украшение рука не поднималась, так что я лишь сняла его и сунула в мешочек на поясе — такие использовались здесь вместо сумочек или карманов.

Тряхнула головой и решительно направилась к башне.

Глава 17

«Мы скоро увидимся, дева…»

Отдернул ладонь от камня, а потом с размаха ударил молотом, разнося в мелкую крошку.

Ярость затянула глаза багровой пеленой, да так, что свет померк!

И отчего? Оттого, что чужачка приглянулась постороннему? Оттого, что ходила к нему на берег? Так сам прогнал! Сначала оглушил зовом, а потом прогнал! Даже в кузницу ведь за ним прибежала, а все этот проклятый зов!

Краст подышал, пытаясь разогнать багровую пелену перед глазами. Пусть идет куда хочет. Он и не держит!

Вот только перед глазами темно, а тело дрожит от дикого и невыносимого желания свернуть шею наглецу, что посмел говорить с его лирин! Закопать, оставить под толщей земли, где ему самое место! А потом зайти в башню, прижать к стене чужачку и увидеть, как распахнутся ее глаза, как разлетятся волосы — серебряные, как проклятый лунный свет! Как приоткроется ее рот… А потом… Потом…

Воздух закончился. По телу прошла дрожь, скручиваясь тугим горячим спазмом в животе.

Краст снова ударил молотом, да так, что железная колода все-таки треснула, словно деревяшка. Стер пот со лба, выругался сквозь зубы.

Что с ним творится? Что?!

Так он и правда станет безумным, как о нем шепчутся в городе!

И зов, который он не смог удержать! Раньше приходилось почти выталкивать из себя это проклятие Горлохума, а с чужачкой…

Что случилось, Краст толком и не понял. Вот он царапал на листе проклятые буквы, а вот… лирин сидит на его коленях. Цепляется тонкими пальчиками за плечи. Жарко дышит в шею. Потом ее сочные губы касаются его кожи, почти невесомо, словно птица крылом. И скользят ниже.

Он даже и не почувствовал. Почти.

Так отчего же полыхнуло внутри так, что горло свело и дышать стало нечем? И вылетели из головы все мысли, оставив лишь обжигающее желание стиснуть ладони на тонком теле и не отпускать до следующего утра?

Краст ошалело потряс головой. Глупость какая. Морь бесцветная! Чужачка. Бледная дева из-за Тумана, что говорит непонятно и бесит до зубовного скрежета. Морок какой-то!

И желание его — морок. Лирин ему даже не нравится, чтоб ее йотуны сожрали! Тонкая, хрупкая, вот только от ее губ на коже трясет, словно в лихорадке…

Кто был с лирин на берегу? Проклятие, почему он не дослушал?

Разозлился потому что. На свой отклик, на зов, что и сейчас выжигает внутренности, а ведь он сдерживает его как может!

«Я буду ждать…»

Закопать. Сначала оторвать лишние части тела, потом закопать.

И поставить стражей. Запереть чужачку в комнате. Привязать! Нет, лучше цепь, а то мало ли…

Великий Горлохум! О чем он думает?!

Разве ему не все равно? Разве он не избавится от проблемы, если чужачка уедет?

Откинув молот и толкнув ногой дверь, Краст в несколько шагов пересек двор за кузней и с разбега прыгнул в ледяной поток, протекающий рядом. Здесь даже не было деревянного навеса с камнями Горлохума, лишь глубина, обжигающая холодом. Фыркая, риар поднялся на поверхность, глотнул воздуха и снова нырнул, пытаясь охладить разгоряченное тело.

И убедить себя, что чувства, испытанные сегодня, — лишь досадная оплошность, ошибка! Чужачка скоро уедет, надо лишь дождаться…

* * *

Несколько дней я риара не видела. Он явился вечером и не глядя швырнул на кровать золотую побрякушку — долг за прикосновение, а потом заявил, что мне запрещено покидать башню. Снова!

Правда, я в ответ послала риара куда подальше. Уточнять направление не стала, сам разберется, раз такой умный! Тусклый браслет из желтого металла забросила в сундук, обойдусь без таких подарков.

Раздражительность Краста надоела мне до мушек в глазах! Да и сам ильх надоел тоже.

Видимо, я ему тоже, потому что в башню ильх не являлся, забросив даже наши уроки. И тут я испытала сожаление, все же чувствовала ответственность за дикого ученика.

Анни докладывала, что Краст-хёгг постоянно или в кузнице, или в городе — помогает расчищать завалы, настилать новые доски между домами, складывать печь для неведомого мне ильха или тренируется со своим десятком на скале за башней.

Последнее вызвало череду картинок в моей голове, от которых я краснела и кусала губы. Врать самой себе не хотелось, Краст вызывал во мне эмоции. Пугающие, непонятные, даже дикие. Такие же, как он сам. Так что лучше нам видеться как можно реже, похоже, и сам риар это понял.

На кухне регулярно появлялось свежее мясо, видимо, одним из обязательных пунктов расписания Краста стала охота. Туши кабана или лося, зажаренной на вертеле, хватало на всю десятку воинов и прислужниц, а мне регулярно приносили самые сочные куски. Это точно было лучше гнилой еды Бриды, но быстро надоело. До урчания в животе хотелось супа, каши, овощей. Но, конечно, я не жаловалась и благодарила за то, что есть.

В покои Краст поднимался, когда я уже спала, а утром исчезал до моего пробуждения. Правда, до тех пор, пока однажды вечером я не обнаружила, что половина кровати залита чем-то мокрым и холодным!

— Я случайно, — ныла Анни, хлопая глазищами.

— Врешь! — разозлилась я.

Девчонка стыдливо кивнула, но тут же вскинулась:

— Так надо, лирин! Я же вижу, что ты совсем в этих делах темная, хоть голова и светлая! Ресницы не чернишь, губами вот так не делаешь! — и прислужница сложила губы бантиком. — И мне запретила, а я бы научила, как надо! Смотришь прямо, кто же так на мужчину смотрит! Да еще и на хёгга! Вот он к тебе и не прикасается, не приходит даже, а время-то идет! Скоро и не останется его, времени! А дары? Так и будешь в одном платье ходить, лирин! А так поневоле придвинется, лед в кровати — дело проверенное!

Ну, хоть не навоз, мрачно подумала я.

Ругать Анни оказалось бесполезно, девчонка горела искренним желанием помочь глупой чужачке и не понимала, почему я злюсь.

— Я еще много способов знаю, ты не переживай! — жарко выдохнула она, и мне совсем дурно стало.

Да уж, со сноровкой Анни надо было сразу в Варисфольд подаваться — окручивать местных богатеев. Вот там бы девчонка развернулась!

Высушить постель до ночи не получилось, наглая служанка залила ее основательно. И сократила площадь кровати больше чем наполовину! Но я все же улеглась спать, надеясь, что именно сегодня Краст не придет.

Но увы.

Ночью я неожиданно проснулась, чтобы, сонно повозившись, обнаружить себя устроившейся под боком у ильха. Замерла, осознавая весь кошмар положения. Моя голова покоилась на груди Краста, ногу я закинула на его бедро, и даже руками ильха обхватила. Ужас заставил меня замереть. Вероятно, ночью я снова замерзла и бессознательно подползла к источнику тепла. И теперь вот обнимаю мужчину руками и ногами, нагло наплевав на меч меж нами. Правда, какой в этом толк, если я обернула его тканью! Сталь я завернула еще несколько дней назад, но Краст так ничего и не сказал по этому поводу.

И вот, забравшись на ильха почти целиком, да еще и уткнувшись носом в его шею, я осознала, что есть смысл в странном обычае, еще как есть! Укололась бы во сне и не залезла на риара! Вот попала!

И самое плохое, что тяжелая ладонь Краста лежит на моих ягодицах! Уверенно так, нагло лежит! Сжимает даже! Это когда? Это как?!

Я затихла, вслушиваясь в дыхание ильха. Спит?! Вроде да… Грудь приподнимается равномерно, глаза закрыты. Бледное пламя хёггова огня в лампе дает мало света, но достаточно, чтобы видеть лицо Краста.

Вот же йотунова пасть! Напасть, я бы даже сказала! Пошевелюсь — проснется…

— Может, ты уже слезешь с меня?

От тихого голоса я дернулась и на миг онемела. Что? Не спит? Значит, не спит?

И тут же ощутила удары его сердца, прямо там, где все еще была моя ладонь. Сильно, мощно, как-то… лихорадочно…

— Ну? — и голос такой хриплый со сна… И дыхание прерывистое. А тело — окаменевшее и напряженное.

— Ты меня держишь, — придушенно отозвалась я, ощущая горячие ладони чуть ниже поясницы.

Короткий вдох. Длинный выдох.

— Я не держу.

Я перепроверила свои ощущения.

— Держишь!

И руки его сжались еще сильнее, да так, что я пискнула и прижалась губами к мужской щеке. Ильх дернулся, словно я его кипятком ошпарила. Прорычал что-то гадкое. Кажется, там было нечто о бледной мори и навязанной чужачке…

Ладони его разжались, и я дернулась в сторону. Отползла подальше и сквозь зубы вспомнила Анни! Помогла, лучше не придумаешь! И что теперь делать? Объяснить, что я не нарочно?

Ильх снова втянул воздух, слишком близко, как мне показалось.

Рывком отбросил покрывало, так что я вцепилась в ткань нервно подрагивающими пальцами. Так же рывком сдернул тряпку с меча, отбросил. Из груди ильха донеслось утробное глухое рычание, и я сжалась в комочек, мечтая раствориться среди шкур. Ильх с яростью накинул покрывало обратно, закрывая меня с головой. Откатился туда, где простыни были влажными и сейчас наверняка ледяными. Повернулся спиной.

Я медленно выпрямилась, пытаясь устроиться удобнее. Внутри кольнуло сожаление, кажется, на груди Краста мне впервые стало тепло. Замерла, прислушиваясь к дыханию ильха. Он лежал неподвижно, и мне казалось — тоже слушал. И злился. Потому что я ловила его короткие вдохи, сиплые выдохи и злое шипение. Или это испарялась влага под горячим мужским телом?

А потом я все же уснула. И проснулась на редкость раздраженной. В комнате снова царил лютый холод, и с утра вылезти из-под покрывал казалось сущей мукой. Пол наверняка был ледяным, а изо рта разве что пар не шел! Хотелось тепла, горячую ванну и чаю с шоколадной булочкой.

Так что пришлось напомнить себе, зачем я здесь, и, поминая сквозь зубы йотунов — нахваталась у местных, — вытолкнуть себя в новый день.

До обеда я успела проверить прислужниц, что истово отмывали башню, кладовые, кухню и кучу помещений, которые обнаружились на первом этаже. Женщины стирали занавеси, выбивали шкуры, натирали полы и лестницу, мыли и терли! Я лишь изумлялась, глядя на их рвение. Верно, ночевка в подполе здорово меняет приоритеты. А может, ссылка Бриды и Ингрид лишила их наглости.

Проход в ученическую остался открытым. Хотя, скорее, это было кладбище книг, потому что большинство фолиантов оказались безнадежно испорченными, и я скрипела зубами, пытаясь сохранить распадающиеся листы и потрепанные обложки. В основном это были сказания или былинные песни, довольно сложные для восприятия. А ведь эти книги были истинным сокровищем! Тяжелые, в железных, ржавых от времени ободах или бронзовых оковах, с искусной вышивкой на шелке или с выложенными на коже камнями. Я испытывала истинный восторг, когда прикасалась к их строчкам и шершавым листам!

Наводить порядок среди книг всегда было моим любимым занятием, и сейчас я втайне радовалась возможности снова погрузиться в него.

Сегодня я как раз пыталась разобраться в тех тридцати процентах символов, что отличались от используемых на моей родине, когда рядом выросла тень. Умение Краста двигаться по-звериному бесшумно частенько заставало меня врасплох и заставляло вздрагивать.

— Риар, — настороженно поприветствовала я. И опустила голову, пытаясь скрыть заалевшие щеки. Воспоминание о моем ночном пробуждении не давало покоя.

— Лирин, — процедил он. Как обычно, смотрел без улыбки, но на этот раз — в упор. И в разноцветных глазах застыло что-то такое, отчего мои щеки снова вспыхнули. — Сегодня будешь меня учить.

— Да что ты? — не сдержалась я от насмешки. — Может, у меня другие планы!

— Это какие? — напрягся он.

— Пройтись по магазинам, посидеть в кафе, кино посмотреть! — рявкнула я со злостью. — Ну, может, еще в театр заглянуть! Люблю, знаешь ли, театр! Ах, еще неплохо бы посетить аттракционы и авиашоу!

Краст помрачнел еще сильнее и сейчас напоминал грозовую тучу, что вот-вот пришибет парочкой грозовых разрядов.

— Издеваешься? — выдохнул он, наклоняясь ко мне. — Думаешь, я не понимаю? Смеешься надо мной?

Он рывком положил ладони на подлокотники старого кресла, в котором я сидела. Черная косичка, заплетенная у лица ильха, качнулась перед моими глазами, и почему-то ужасно захотелось ее потрогать. На конце болталась железная бусина, и я неосознанно протянула руку.

И отдернула.

Краст тихо выдохнул. И словно только сейчас понял, что нависает надо мной. Рывком отвернулся, отодвинул подальше стул, сел боком, не глядя.

— Смейся, дева, — глухо произнес он. — Это и правда смешно — риар, который ничего не знает.

Злость схлынула, и мне вдруг стало стыдно. Я хотела лишь уколоть ильха, а он ни слова не понял. Лишь осознал, что слова ему незнакомы.

— Я не смеюсь над тобой. Ладно. Забудь! Я буду тебя учить.

Краст глянул недоверчиво и вытащил из голенища сапога жуткого вида нож. Я сглотнула, на миг мелькнула трусливая мысль, что сейчас-то меня и прирежут! Ильх поднял брови, уловив мой страх, хмыкнул. И, потянувшись к остаткам несчастных карандашей, принялся их точить!

И я удивилась, как у него так получается. Руки у мужчины крупные, нож — кривой и огромный, а стружечка выходит тонюсенькая, и сам грифель — острый!

— Начнем? — подтолкнула к риару бумагу, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Давай я буду диктовать, а ты попробуешь записать на слух.

— Диктовать? — снова не понял Краст.

— Читать, — проскрипела я. — А ты попробуй записывать.

Он мрачно кивнул. Но карандаш сжал решительно. Так решительно, что скоро снова точить придется — сломает же.

Читала я медленно, поглядывая на строчки, появляющиеся на бумаге. Краст сжимал зубы, карандаш натужно скрипел, но большинство букв все-таки риар писал верно. Так что я даже ощутила что-то вроде гордости, хотя моей заслуги было немного — ильх действительно быстро учился. А если бы не его нетерпеливость и неусидчивость, уже знал бы гораздо больше!

Я потерла руки, пытаясь их согреть, подула на бледные пальцы. С каждым днем в башне становилось холоднее, и я уже всерьез беспокоилась. Все же жить на морозе я не умею, да и научусь вряд ли!

Снова подула на пальцы и поняла, что Краст не пишет, а смотрит на меня. И снова этот странный взгляд-прикосновение. Внимательно так скользит по моим рукам, поднимается к плечам, на миг замирает у груди… и выше — на шею, на лицо…

Риар вскинул голову, блеснул его ярко-голубой глаз. Слишком резкий контраст двух радужек завораживал.

— Ты замерзла, — произнес ильх.

— Я пытаюсь привыкнуть. И да, я помню, что скоро здесь будет еще холоднее! На моей родине все иначе, — вздохнула я, желая вернуть хрупкое перемирие. — Продолжим?

— Почему ты не осталась там, где тепло? Там, где ты родилась и выросла? — со злостью процедил риар.

— Я хотела увидеть фьорды. И как только покину Дьярвеншил, смогу этим заняться. Может, отправлюсь в Варисфольд или еще куда-то… Давай продолжим, Краст. Осталось не так много времени до моего отъезда. Стоит поторопиться.

Он по-прежнему сверлил меня взглядом, не поднимая карандаш.

— Ты замерзла, нареченная. Совсем замерзла, — со странной интонацией произнес ильх. Наклонился вперед и выдохнул: — Я могу согреть тебя. Если ты попросишь.

— Что? — от удивления я, кажется, согрелась. — Не понимаю тебя. Можешь согреть?

— Да. Хочешь согреться… Ни-ика? — растянув мое имя, спросил ильх. А я вскинула в ответ брови, прислушиваясь к странному, непривычному звучанию. Краст впервые назвал меня по имени.

— Конечно! — я по-прежнему не понимала, но перспектива перестать трястись вызвала прилив небывалого энтузиазма. — У вас есть какие-то средства для обогрева помещений? У нас используют специальные переносные печи, может, у вас есть что-то подобное? Я видела чаши внизу, в зале, может, в них разводят огонь? Хотя, боюсь, здесь станет нечем дышать, если их зажечь… — и я осеклась — Краст молча смотрел на меня, а я смутилась от того голода, который мелькнул в его глазах. — Почему ты так на меня смотришь?

Он резко поднялся и так же резко покинул комнату. Я проводила его недоумевающим взглядом. Может, риар отправился за тем самым местным обогревателем? Но через полчаса стало очевидно, что Краст просто ушел! Я огорченно покачала головой, если он будет так поступать, то научить его не удастся и за год! Тьфу-тьфу, не дай перворожденные! Сложив книги в аккуратную стопку, я задумалась, чем заняться.

Конечно, дел в башне было невпроворот. Вчера я помогала перебирать запасы круп, решив, что любая активная деятельность — это хороший способ разогнать кровь по дрожащему организму. А накануне перетряхивала с двумя прислужницами ткани и покрывала из кладовой. Работы я не боялась и, как любой ребенок, выросший в большой семье, была с детства приучена к труду. Но сегодня складывать копченое мясо или считать битые горшки не хотелось, так что я решила пройтись. Все равно в башне не намного теплее, чем снаружи, а мне пора ближе познакомиться с Дьярвеншилом. Пока я видела лишь пару узких грязных улочек да каменные дома с закрытыми ставнями.

К тому же утром Краст молча оставил на кровати короткую шубку из черного меха, к ней — такую же шапку, огромные варежки и теплые сапоги. Еще одна плата за прикосновение, хотя это я залезла на него ночью!

И хотела ведь объяснить это досадное происшествие, но Краст уже хлопнул дверью. На самом деле я уже всерьез задумывалась о том, чтобы прекратить наши занятия. С каждым днем риар становился все мрачнее и злее, смотрел так, словно желал убить. И мне это порядком надоело. Понятно, что ильха злит мое присутствие, но разве я не стараюсь быть полезной?

Пнула со злостью ножку стула и взвыла. Зато злость отступила и в голове прояснилось!

Хватит сидеть в башне, Ника! Нужен свежий воздух и ветер, он живо выметет дурные мысли и непонятные чувства! И воспоминание о каменном теле, на котором угораздило проснуться!

Глава 18

Натянув теплую одежду, я спустилась вниз. От дверей вела уже знакомая дорожка, но, миновав кладовые, я свернула не к крепостной стене и морю, а пошла наверх — к скалам. Выше и выше, надеясь забраться туда, откуда можно будет рассмотреть этот город-крепость.

Навстречу мне иногда попадались ильхи, но никто не останавливал и вопросов не задавал. Меха скрыли мои светлые волосы, так что я вполне могла сойти за местную. Как я заметила, на многих были такие же шубы и шапки, как у меня. Так что я приободрилась и зашагала веселее. Дорога в гору согрела, к тому же чем дальше я удалялась от берега, тем становилось теплее. За каменными стенами домов ветер почти не ощущался, и прогулка начала доставлять мне удовольствие. Я вертела головой уже с интересом, правда, смотреть особо было не на что. Дома одноэтажные, иногда встречались деревянные постройки — то ли сараи с домашней живностью, то ли склады. На крышах стелился ковром бурый мох и сидели все те же птицы — с длинными шеями и крохотными горбоносыми головами. Но они лишь провожали меня сонными взглядами, так что я сочла этих чудовищ странными на вид, но не опасными.

Взобравшись по вырубленным в скале ступеням на уступ, где прилип боком к горе лишь один дом, я обернулась и окинула взглядом Дьярвеншил. Похоже, когда-то это действительно была лишь башня. А потом вокруг наросли, как грибы, дома — без какого-либо плана застройки или стремления к красоте. Очевидно, что строили как придется и где придется, с одной стороны куча домов впритык, а с другой — почти лес. А потом снова дома. Между каменными зданиями высятся невероятно огромные ели, ниже лениво перекатывается холодное море, а наверху белеют верхушками скалы.

И во всем этом — непродуманном и диком — было что-то притягательное. И пугающее одновременно. И, задумавшись, я поняла, в чем тут дело. Дьярвеншил казался такой же частью пейзажа, как скалы и море. Ничего искусственного, ничего симметричного или геометрически выверенного, как в городах Конфедерации. Природный хаос, на котором и зиждется гармония естественности.

Между лопатками зачесалось, и я повела плечом, сбрасывая неприятное ощущение. Ощущение чужого взгляда… словно за спиной был кто-то, совсем близко, смотрел… нет, не смотрел. Рассматривал.

Страх кольнул изнутри, и я резко обернулась, не желая поддаваться панике. Мелькнули за скалой темные волосы. И пропали. Я протерла глаза, не уверенная, что мне не почудилось. Действительно ли за камнями кто-то был и наблюдал за мной? И если да, то кто? В Дьярвеншиле темноволосые почти все — и мужчины, и женщины, так что какой-то ильх вполне мог оказаться сегодня здесь. И все же таких волос я не видела. Длинные, почти до земли, не летящие, а плескающиеся на ветру. Словно живые… кому они могли принадлежать? И кто ходит в холода вот так — без шапки, с распущенными прядями?

Не найдя ответа, я снова обернулась к городу, раздумывая, не лучше ли мне вернуться.

— Нравится? — голос за спиной заставил меня подскочить и обернуться.

— Рэм? — удивилась я, увидев беловолосого ильха. — То есть… приветствую тебя, Рэмилан-хёгг. Я тебя не видела.

— И я тебя приветствую, Вероника, нареченная риара, — хмыкнул а-тэм. — А не видела, потому что я только что подошел.

Он улыбнулся, а я поневоле поежилась, глядя на его одежду — штаны, сапоги да тонкая безрукавка. Но, похоже, ильх совсем не мерз. На меня он смотрел с улыбкой, белые волосы поблескивали снегом под лучами зимнего солнца, в голубых глазах таился смех. Рэм одобрительно щелкнул языком, обойдя меня вокруг.

— Вижу, воздух Дьярвеншила все же пошел тебе на пользу, чужачка! Ты выглядишь гораздо лучше. На щеках румянец, глаза блестят. Может, и на боках уже что-то наросло?

Я фыркнула от столь сомнительного комплимента, но Рэм смотрел весело, и я все же рассмеялась.

— Я в жизни не ела столько мяса, сколько довелось слопать в Дьярвеншиле! А румянец у меня от холода! К тому же моя помощница Анни каждый день что-то мажет мне на лицо, понятия не имею что, но моей коже, похоже, нравится!

— Эта девчонка знает, как выжить в Дьярвеншиле, — усмехнулся ильх. — Я не ждал гостей, но заходи, если хочешь, — он махнул на дом за спиной.

— В гости? Нет, не нужно… Ты живешь здесь один?

— Да. Я не люблю огонь, а в башне он теперь горит постоянно.

— Понятно. А я просто осматриваю город.

— И что же увидела?

Я улыбнулась и снова посмотрела вниз — на ели, дома, море…

— Он красивый. Странно красивый. И дикий.

— Дикий? — в ярких глазах ильха мелькнуло удивление, а потом он откинул голову и рассмеялся. — А знаешь, ты права!

Дикий, как его риар, хотела добавить я, но промолчала.

— А еще — холодный, — хмыкнула я. — У нас тоже бывает зима, и раньше я ее даже любила! Но на фьордах все иначе.

— Почему?

— Потому что дома я не боялась замерзнуть, — улыбнулась я. — Зимой мы ходили на каток, катались на лыжах или санках с горки. Это очень весело! Мои сестры обожали такое развлечение. Да и сейчас любят. Каждый раз мы носились до посинения или пока не приходил папа, чтобы загнать в дом непутевых дочек. — Я улыбнулась воспоминаниям. — С этой горки можно было бы устроить отличный спуск!

— И сколько у тебя сестер?

— Много, — хмыкнула я. — Это настоящий кошмар, если честно. Главной мечтой моего детства было найти угол, где никого нет!

— Ты скучаешь по ним. — Это был не вопрос, и отвечать я не стала. — Почему же ты оставила их и приехала на фьорды, лирин?

— Пожалуй, мне пора возвращаться, — опомнилась я, уже жалея о своем рассказе. И что на меня нашло? Просто захотелось с кем-то поболтать, наверное. Поговорить о доме, о сестрах, которые пусть вредные и шумные, но любимые. Ильх прав, я просто скучала по ним. Хоть и старалась не думать.

— Постой, — Рэм неожиданно положил руку мне на плечо. И убрал тут же. — Не уходи. Я думаю, ты могла бы прокатиться с этой горки, лирин.

— Прокатиться? — изумилась я.

— Ну да, — на лице ильха расцвела задорная улыбка, и я вдруг подумала, что Рэм довольно молод. Как и Краст, кстати. Вряд ли они намного старше меня, просто фьорды заставляют мальчиков взрослеть рано. — Прокатиться!

— Но снега совсем мало и льда нет…

Рэм улыбнулся шире и шагнул к склону, опустился на корточки. Положил ладони на землю, задумался. И я ахнула, увидев, как стелется белая поземка, а черная земля покрывается слоем льда.

— Это невероятно! — не выдержав, я захлопала в ладоши. — И не понимаю, как ты это сделал, но это… чудесно!

— Давай скорее, дева, скоро все растает! — хохотнул ильх, блестя глазами.

А я воззрилась на него изумленно.

— Ты серьезно? Хочешь, чтобы я прокатилась?

— Да. Может, тогда ты улыбнешься.

Я оглянулась вокруг, не зная, как поступить. Но здесь, возле дома ильха, не было, кроме нас, ни одной живой души. А мне до безумия хотелось веселья. Воспоминания о доме разбередили и без того ноющую душу, мне хотелось хоть немного смеха!

— Ладно, — я подобрала плащ и села на край склона. Эх, санки бы мне! Но соорудить еще и их Рэм вряд ли способен!

Коротко охнув, я оттолкнулась и, как масло по сковороде, скатилась вниз! Ветер обжег щеки, сердце подскочило, на миг возвращая меня в безоблачное и веселое детство. Я расхохоталась и взвизгнула, когда сверху свалилось что-то большое и тяжелое, сбивая меня с ног.

— Йотунова задница, — сказал Рэм, барахтаясь в моих юбках. — Ты же говорила, это весело. Я себе чуть кишки не отбил! Давай еще раз!

Я захихикала, встала на колени, отпихивая от себя ильха. Он проехался ладонями по скользкому склону, зацепился за мои ноги, грохнулся. И выругался так, что я покраснела и зажала себе рот, пытаясь не смеяться.

Вот только веселье растаяло, когда раздался злой до бешенства голос:

— Что тут происходит, задери вас шельг?

Кем ругнулся Краст, я не поняла, но осознала, что риар недоволен. Да что там, похоже, он снова хотел меня придушить. На всякий случай я отползла подальше от Рэма, который, как назло, запутался в складках моей юбки и подниматься, кажется, не торопился.

— Рэм! — рявкнул Краст.

Я посмотрела снизу вверх и ойкнула. Выглядел риар устрашающе.

— Твоя нареченная показала забаву своего дома, — отозвался снежный.

— Так делают девы Конфедерации? — процедил Краст. — Позорят своего жениха, когда он отворачивается? И ложатся под его побратимов?

Осознание того, в чем меня обвиняют, заставило покраснеть сначала от стыда, а потом — от злости. Я вскочила, чуть снова не грохнувшись. Но устояла и сжала кулаки.

— Я никого не позорю! Я всего лишь немного развлеклась и скатилась с горки! Зимой, в одежде и всех этих мехах! Как можно опозорить кого-то тем, что я просто захотела немного смеха!

— Если тебе нужно веселье, то не стоило приезжать в Дьярвеншил!

— Да я покину твой Дьярвеншил хоть сейчас! — заорала я, не сдержавшись. — И тебя заодно! Думаешь, мне тут нравится? Да ты, верно, самый ужасный риар, который есть на фьордах! Я считаю дни, когда смогу забыть это место, как кошмарный сон! И тебя тоже!

В повисшей тишине я увидела, как побелело лицо Краста и вспыхнули пятна на лице Рэма.

— Самый ужасный? — как-то заторможенно переспросил ильх.

Рэм медленно шагнул вперед, почему-то держа руки ладонями вперед. Словно показывал, что у него нет оружия.

— Краст… — начал он.

— Отойди, — глухо сказал его побратим.

— Краст, спокойно…

Но на друга риар не смотрел, лишь на меня. Прожигал мне череп своим взглядом.

— Самый ужасный?

— Да! — выдохнула я. — Проклятие! Ненавижу этот город! Грязь, голод и холод!

— Тебя сюда никто не звал, — с едва сдерживаемым бешенством заорал Краст.

— Звал вообще-то! Твой отец. И меня обещали принять как почетную гостью! И что же? Я мою твою башню, молчу, улыбаюсь, пытаюсь стать незаметной и полезной, и что?! Что? Вижу от тебя лишь злобные взгляды! Разве так принимают гостей? Ничего мне не объяснил, ведешь себя так, словно тебя эти ваши йотуны в зад укусили!

Рэм бочком двинулся ко мне, желая отпихнуть подальше от разъяренного Краста, но мне было уже наплевать. Усталость и переживания сделали свое дело — и я собиралась высказать все, что накопилось за эти дни!

— Я учу тебя писать и разве сказала хоть раз что-то обидное? Разве позволила себе оскорбление или унижение? Нет! Я искренне хотела тебе помочь! Но заслужила лишь то, что ты назвал меня… падшей женщиной! За то, что я лишь хотела немного смеха! Чуть-чуть смеха и тепла в вашем мрачном и холодном Дьярвеншиле, чтоб вас всех Горлохум спалил!

— Замолчи. Он же не в себе, ты что, не видишь? — прошипел Рэм, и я шумно втянула воздух и повернулась к снежному.

— Надоело мне молчать! Что? Что он сделает, твой побратим? Окинет меня очередным недовольным взглядом? Посмотрит, как на пустое место? Рэм, тебе стоит подарить риару хоть одно зеркало, чтобы злобно глазеть он мог на себя!

— Что?! — заорал Краст.

— Что слышал! — заорала я в ответ. — Ненавижу тебя, понял?!

— Ники, отойди… — прошептал Рэм, отпихивая меня в сторону и не спуская глаз со взбешенного риара. — Отойди!

— Ники? — дернул головой Краст.

Его глаза сузились, и вот тут мне стало страшно. По-настоящему. И захотелось затолкать обратно сорвавшиеся с губ злые слова. Над головой явственно сгущались тучи, город резко потемнел и замер, как перед страшной грозой.

— Краст, успокойся… — выдавил Рэм.

Риар дернул головой, глянул на снежного хёгга. И вдруг застыл, не спуская бешеного взгляда с его лица. Черный глаз полыхнул яростью, да такой, что я похолодела.

— Твои глаза, Рэм… Ты ее позвал? — тихо и страшно произнес ильх. — Позвал ту, на которую я надел венец?

— Я… — Рэм удивленно хлопнул себя по лбу. — Да случайно вышло. Да тебе же на нее плевать, ты сам говорил! Она же для тебя бледная морь!

— Кто я? Морь бледная? Ах ты, сволочь! Да ты… ты! — сжала кулаки, надеясь, что моих сил хватит на хорошую оплеуху этому поганому риару!

— Он позвал тебя! — зарычал Краст, кажется, не соображая, что я собираюсь его прибить.

Я изумленно нахмурилась. Куда позвал? Кататься со склона? Ну так что же? Или, может, это какое-то особое табу? Но какое может быть табу в детском и невинном развлечении?!

Ударить я не успела, потому что, пока думала, кулак Краста взлетел и врезался в лицо Рэма с такой силой и скоростью, что его побратим отлетел и рухнул на подтаявший снег. Я вскрикнула от ужаса, совершенно не понимая, что так взбесило риара, и не зная, как остановить драку. Сплюнув, а-тэм оказался на ногах и бросился на друга. Ильхи сцепились, рухнули, покатились по земле, вколачивая друг друга в подмерзшую грязь. Я в ужасе зажала рукой рот, ведь от каждого удара кулаков, как мне казалось, можно было скончаться на месте! И даже странно, что оба ильха не только все еще живы, но и продолжают активно выбивать друг из друга внутренности!

А-тэм ударил кулаком в бок риара, но тот не рухнул, а лишь согнулся на миг и врезал Рэму в солнечное сплетение. Я услышала треск и завопила — кажется, у кого-то сломалось ребро…

Вокруг двух тел завертелась поземка, Рэм откатился по снегу, и его вдруг накрыла серая тень. А уже через миг человек исчез, а возле скалы раздалось яростное рычание белого дракона.

Я прижала к щекам ладони, с ужасом глядя на него. А я ведь уже почти убедила себя, что произошедшее на корабле мне приснилось… Что нет никаких драконов, есть просто ильхи… И вот я смотрела на зверя размером с дом, имя которому — снежный дракон, потомок Ульхёгга. Его серая шкура была покрыта инистым узором, длинную шею украшал ряд ледяных шипов, а крупная чешуя отливала искрами северного сияния. Мощные серые крылья распахнулись, поднимая снежную круговерть, ударил тонкий гибкий хвост, и зверь рассерженно зашипел.

Напротив снежного хёгга застыл неподвижно риар. Высокая фигура Краста сейчас казалась такой уязвимой, что мне вдруг стало страшно. Да этот обратившийся Рэм запросто перекусит его пополам! Да в один присест ведь сожрет, сволочь!

И, вместо того чтобы бежать прочь, как и должна поступить здравомыслящая девушка, я вдруг бросилась к ильху, по-прежнему торчащему перед своим озверевшим побратимом.

— Уходи! — заорала я. — Краст, уходи, слышишь! Он же дракон, чтоб вас всех йотуны покусали! Ты что, ослеп?!

Снежное чудовище оскалилось, дыхнуло холодом.

— Не смей его жрать, ящерица белобрысая! — взвилась я. — Только попробуй!

И риар, и сам дракон дернули головами и воззрились на меня. Я затормозила, оскользнулась и, конечно же, рухнула, прокатилась на заднице несколько метров и остановилась как раз у лап дракона. Вернее, он просто дернул хвостом, преграждая мне дальнейший полет по льду и земле. И тут же сверху к моему лицу опустилась ужасающая оскаленная морда. Змеиные глаза глянули с интересом, узкий язык щелкнул по огромным клыкам. И хёгг пропал.

Я села, откинула со лба взмокшие волосы. Рэм — снова человек — протянул мне руку, но я лишь фыркнула и поднялась сама, решив больше не связываться с этими ненормальными варварами.

Краст стоял в двух шагах. И снова смотрел слишком странно. Так, что я не могла понять.

Рэм усмехался и почему-то выглядел жутко довольным, несмотря на разбитый нос, подбитый глаз и кровь, заливающую лицо. Голубые глаза искрились от смеха, словно он только что получил долгожданный подарок!

— Ты что, защищала меня? — замороженно спросил Краст. Моргнул. Прикрыл глаза. И снова уставился.

— Да ну вас ко всем йотунам! — разозлилась я, уже ничего не понимая. — Сами разбирайтесь! Ненормальные!

Перевела взгляд с одного ильха на другого, плохо соображая, что сейчас произошло, и лишь надеясь, что за все произошедшее меня не утопят сегодня в море. С варваров станется! Подобрала с земли свою слетевшую шапку, нахлобучила ее на голову и, гордо вздернув подбородок, потопала вниз.

Ужасно тянуло оглянуться, чтобы убедиться, что там, сзади, по-прежнему люди, а не два чудовища, решивших перегрызть друг другу глотки. Но на склоне было тихо.

И, уже спустившись, я вдруг осознала истину.

Одно чудовище. Лишь Рэм слился со зверем, но не Краст.

Но означает ли это хоть что-то?

И вряд ли в Дьярвеншиле найдется хоть кто-то, способный объяснить.

Глава 19

— Зачем ты пришел, риар?

Вперед выступила статная женщина, уперла руки в бока. Смотрела она прямо и уверенно, но на самом донышке светло-карих глаз Краст видел страх. И он же отблеском ложился на лица остальных женщин, что столпились за спиной кухарки.

— Кажется, моя нареченная уже приходила к тебе, Алвина, — неторопливо произнес ильх, разглядывая собирающуюся толпу. — Приходила с просьбой, хотя могла приказать. Ты отказала.

Женщина набычилась, сжала губы. Товарки помрачнели.

— Я вольнорожденная дева Дьярвеншила, Краст… хёгг! И твоя лирин мне не указ, пока не надела пояс жены! Мы здесь не рабыни! Мы свое место знаем!

Краст поднял брови, слушая.

— Вот как. Уж не намекаешь ли ты и на мое место, Алвина? На то, что и оно — не в башне? Я ведь лишь дитя Злой горы, отродье ай-ро. Так ты говорила недавно на этой площади?

Сказал насмешливо, но женщины отхлынули назад волной. И даже храбрая Алвина побледнела. Сжала для смелости ухват, который держала в руке, и тут же отбросила. Краст хмыкнул. Молодец, поняла.

— Мы знаем, кто ты, риар, — но смотрела кухарка пока твердо. — И я от своих слов не отказываюсь. Правду говорить не стыдно.

— Правду? — Краст улыбнулся, но веселее окружающим не стало. Смотрели настороженно, уже и мужики подтянулись, правда, хватало ума оружие не доставать. — Ну что же. Пусть будет правда. Я слишком долго слушал шепот за своей спиной. И видят перворожденные, не желал вам зла. Но, видимо, по-хорошему вы не поймете.

Он окинул взглядом людей. Когда их успело собраться так много? Но тем и лучше. И сказал громко, так, что услышал каждый на этой площади:

— Я сын своего отца, Ингольф-хёгга, которого фьорды прозвали Лютым. И своей матери, йотун-шагун, отданной ай-ро в услужение!

Рокот прокатился над толпой, люди вздрогнули и уже заметно попятились. Древний страх перед тем, кто мог ходить по грани незримого мира, исказил лица. Порыв ветра разметал подолы, сорвал шапки, ударил по щекам каждого, словно оплеухой. Ильхи дернулись, в глазах вспыхнул страх. А Краст рассмеялся.

— И еще я ваш риар. По праву силы и крови! Я поклялся защищать вас и сделаю это даже ценой своей жизни. Вот только я начинаю думать, что в Дьярвеншиле слишком много жителей! — и он обвел притихших людей злым взглядом. — Я спрошу еще раз, Алвина. Ты готова послужить своему риару и стать кухаркой в башне?

Женщина тяжело сглотнула и кивнула.

— Да, мой риар, — выдавила она.

— Хорошо, завтра начнешь, — сухо кивнул Краст. — И выбери трех дев себе в помощницы.

— Да, мой риар…

Краст снова тяжело осмотрел площадь. Люди вздрагивали, страшась его взгляда, и горечь обожгла риара изнутри. Страх — вот то, что он видел всегда и у всех. Страх… Когда-то он мечтал избавиться от этого гнилого чувства. Искоренить его в душах горожан. Хотел, чтобы они видели в нем равного, своего. Он помогал им изо дня в день, жертвуя своим отдыхом, своими желаниями, собой… Таскал камни, защищал, отдавал последнее. И к чему пришел? К тому же. Страх одним махом решил проблему.

— Вечером в башне состоится совет родов. Готовьтесь, жители Дьярвеншила. Вас ждут перемены. И с теми, кто их не примет, разговор будет особый. И еще. Ты права, Алвина. Я действительно слышу ваши голоса. Каждого. В любое время. Все, что вы говорите. Так что следите за своими языками. Могу и рассердиться.

Развернулся резко и пошел обратно, успокаиваясь. Плевать. Значит, пусть боятся. Сильно, истово! Зато теперь в башне будет нормальная еда, такая, от которой даже у бледной мори нарастет на боках мясо.

Риар потер глаза, покрасневшие за бессонную ночь. И снова вспомнил слова лирин. И хоть первым желанием было придушить дерзкую чужачку, он все же сдержался. Да и не за что ее было душить, разве что за собственную глупость. За правду в Дьярвеншиле не наказывают.

Самый поганый риар на фьордах. Рэм кричал вслед, что все это чушь и что пришлая дева ничего не знает… а Краст молчал. Смотрел, прищурившись, на туман, залегший в корнях вековых елей, на снег, укрывающий горы, на мерцающие голубые огни, на башню, черным осколком торчащую сбоку. Думал. И мысли эти ему не нравились. Тяжелые это были мысли, дурные. Полные яростной злобы. На самого себя. Разве не видел он, что прислужницы обленились, башня заросла грязью, а в углах пищат мыши? Так почему позволил этому произойти? Не желал стать вторым Лютым? А кем стал?

В бою все просто, все понятно. Свой — чужой, бей или тебя убьют… а вот как разговаривать с женщинами или наладить простой быт, Краст не знал и не умел. И как жить по-другому — не понимал. У него всегда было так — плохая и скудная еда, холодные стены, нож в руке — даже во сне. И женщина — так, как подсказывает инстинкт, а не так, как надо… И стыдно сказать, но даже горькому хлебу и жесткому мясу он и сейчас радовался, как в детстве. И казалось ведь, что вкусно. Он даже гордился, что теперь есть и мягкая постель, и горячий обед. И иногда — девы, что приходят сами, пусть и не смотрят в глаза. Вот только не смотрят не потому, что так правильно, не потому, что он теперь риар, а оттого, что боятся. Все в Дьярвеншиле знают того, кого старый Ингольф-хёгг называл порченым, а то и хуже — йотуновым отродьем. Все знали, что в глаза Краста лучше не заглядывать, ведь там живет безумие…

Но он давно привык и к этому страху, и к шепоту за спиной. Привык отвечать ножом и кулаком, и казалось — все верно…

Оттого и злился, когда чужачка морщилась от их еды, злился, когда смотрела и фыркала, оглядывая Дьярвеншил. Так и хотелось запереть дерзкую деву в чулане, чтобы и не смотрела… Да только… Она-то точно знала, что и еда — поганая, и риар такой же.

Вот такая она — правда… и, глядя на сосны, Краст признал ее и принял. Поганый риар. Может, и не самый худший на фьордах, но если не задумается прямо сейчас, то станет им. Он верил, что главное — защитить Дьярвеншил, а остальное — само как-нибудь. Но само не случилось, само лишь сгнило и заросло паутиной.

Всё так.

Ну что ж, значит — перемены.

Теперь каждый житель Дьярвеншила послужит на его благо и сделает все, чтобы город стал жить лучше. Так решил он — риар. И так будет! Злой риар? Плевать. Но Дьярвеншил станет местом, которым можно гордиться!

Да только на склоне он взбесился не из-за дерзких слов. По правде сказать, когда лирин кричала, сжимая свои ладони, раскрасневшаяся и встрепанная, он смотрел, испытывая совсем иные чувства. Такой он ее еще не видел и такая она ему понравилась. Нареченная не шепталась за спиной, а кричала в лицо, и это тоже понравилось риару.

А не понравилось то, из-за чего он ударил побратима. Знал он ему название — тому чувству. Желанию схватить, спрятать, разорвать на куски любого, кто приблизится… Звериное чувство, злое, безумное. Инстинкт хёгга, что желает утащить свое!

И с чего бы ему так чувствовать чужачку?

Ведь морь же бесцветная, тонкая, чужая. И схватить не за что, и прижать — так кости же одни!

Вот только горло сдавило, стоило о ней подумать. И зов защекотал губы, норовя вырваться из тела. Наваждение какое-то, чтоб его йотуны сожрали!

Напоследок все-таки двинул Рэму еще разок, чтобы наверняка осознал и прочувствовал. А-тэм сплюнул на снег, усмехнулся. И на рычание риара почему-то начал смеяться.

— Не смей к ней приближаться! — рявкнул Краст, ощущая желание оторвать снежному башку. — Не смей даже смотреть! И тем более — звать!

— Ты что, не понял? — оскалился Рэм. И фыркнул, как конь. — Тогда я, пожалуй, и не скажу. Может, сам додумаешься, когда отпустит.

И, снова рассмеявшись, призвал хёгга, разметав снежную крошку.

* * *

Честно говоря, возвращения Краста я ожидала с легкой паникой. Когда обида и злость отступили, я поняла, что должна была промолчать — снова. Конечно, обидно, холодно, страшно, но мне надо просто потерпеть месяц. И осталось не так много времени. В конце концов, меня вполне устраивал тот странный нейтралитет, что установился между мной и местными.

А теперь что же? Война?

Вот только вряд ли я смогу в ней победить!

Чтобы не нервничать, я повторно отмыла комнаты, перетрясла покрывала и затеяла уборку в кладовых. Прислужницы кряхтели и охали, поглядывали на меня косо, но молчали и работали, помня о наказе риара. А самого ильха все не было. Уже и ужин скоро, и лампы зажглись, а Краст так и не пришел.

А потом в башне стали собираться мужчины — суровые и встревоженные, а женщин выгнали, велев не мешать.

Я поднялась в спальню, раздумывая уйти ли в «библиотеку» или плюнуть на воспитание и тихонько подслушать, о чем будут говорить внизу? Судя по разговорам, риар созвал совет родов, как я поняла — местную власть. И меня терзали сомнения и страхи, вдруг дело во мне и Краст решил довести до всеобщего сведения решение о наказании чужачки?

Гордость пересилила, и подслушивать я не стала. Уселась возле лампы с книгой и попыталась проникнуться историей чужой жизни.

Подпрыгнула, когда дверь распахнулась, впуская Анни с подносом. Девочка бухнула еду на стол и заверещала тоненько:

— Ой, что делается, лирин, что творится! — глаза девчонки стали круглыми от страха и восторга. — Краст-хёгг осерчал! Ох как осерчал! Так, что даже Манавр замолчал!

Манавр — это отец Хальдора, вспомнила я.

— И что он говорит… — запнувшись, уточнила я, — Краст-хёгг?

— Сердится! — выдохнула Анни. — Сказал, что отныне жить все станут по-новому. И раз в Дьярвеншиле уважают лишь силу, он готов прямо сейчас принять бой от любого, кто не согласен с решениями риара! Так и сказал — каждый, кто против, пусть докажет право на собственное мнение мечом. А не может, так пусть заткнется или покинет город до рассвета! Ой, что творится!

Я сглотнула. Вот так натворила я дел! Ляпнула о поганом риаре, вот Краст и вспыхнул…

— А дальше что?

— Краст-хёгг сказал, что отныне каждый дом будет платить в сокровищницу монеты от своего хозяйства. От проданной пушнины, леса или ремесел. А кто не может заплатить — должен отработать на благо Дьярвеншила. И еще теперь появятся обязательные работы для всех. Для женщин и мужчин, представляешь? Каждый будет заниматься тем, что лучше всего умеет, но не только для себя, но и для города!

Я хмыкнула. А риар не дурак!

— Что ответил совет?

— Сначала вспылили, конечно. Манавр особенно… Тогда Краст-хёгг заявил, что раз конухм не желает работать для процветания Дьярвеншила, то пусть убирается прямо сейчас. Или докажет силой свое право быть конухмом. Тот и замолчал. Надулся, как злой йотун, но вызов риару так и не бросил…

— Почему? — шепнула я.

— Так все знают, что победить Краст-хёгга не выйдет, — поджала губы Анни. — Сильный он, лирин. Очень сильный! Вот совет родов и притих. Представляешь? Ой-ё, что будет!

Я помолчала, осмысливая. Что будет, что будет… Перемены будут. И где-то внутри вдруг ощутила гордость за Краста. Не побоялся выступить против всего города, и ведь цель — благая.

— Ну, я побежала, лирин! — спохватилась Анни, что еще не все услышала. Событие дня так захватило девчонку, что она даже забыла о своей основной заботе — обучении глупой чужачки нелегкому искусству соблазнения! — Ты тут того… отдыхай!

И ускакала, забрав поднос.

Снизу изредка доносились голоса и шум, а потом и вовсе все стихло — ильхи разошлись.

Умывшись, я покосилась на меч, делящий кровать, и забралась на свою половину.

Надо будет извиниться, решила я. В конце концов, не мое это дело, как правит Дьярвеншилом местный риар, я в этом ничего не понимаю. И зря так налетела… надеюсь, меня не отправят на корм рыбам этой же ночью.

Нервно усмехнувшись, я забралась под одеяло, накрылась шкурами. Спать я уже привыкла в нижнем платье, с головой укутавшись в покрывала. И все равно к утру замерзала так, что стучали зубы, а мысль о том, что надо покинуть более-менее теплую берлогу вызывала приступы ужаса.

Но, может, сегодня и вовсе не стоит раздеваться? А то если вернется Краст и решит выкинуть меня в море, то в платье теплее…

Веселя себя глупыми мыслями, я свернулась клубочком, чутко прислушиваясь к шагам на лестнице. Но толстые каменные стены не пропускали ни звука.

И я не заметила, как уснула.

…Мне снова снился кошмар и черный хёгг, заглядывающий в лицо. Наверное, я вскрикнула. Потому что очнулась от своих же всхлипов. Вот только на этот раз моя голова оказалась прижата к твердому плечу, а над виском слышалось дыхание. Я замерла. В спальне было темно, я ничего не видела, да и соображала со сна плохо. Может, я снова придвинулась к ильху во сне? Неосознанно? В поисках тепла и… утешения?

Но почему он меня обнимает? Тоже неосознанно? Ну не мог же он утешать меня, находясь в рассудке, верно? Тем более после всего, что случилось на склоне!

Значит, надо медленно отодвинуться, пока Краст не проснулся.

И где этот родовой меч, почему от него нет никакого толка?

Мужская ладонь, лежащая на моей талии, надавила сильнее. Я застыла, вслушиваясь в дыхание Краста и не понимая, что делать. Дышал он глубоко, под моей ладонью сильно и тяжело билось сердце.

Спит? Или…

Снова шевельнулась. Короткий вдох, и мужские пальцы прошлись сверху вниз по хребту, пересчитывая позвонки. То ли погладил, то ли придержал мое движение. А потом снова — уже явно. Провел ладонью по спине, коснулся волос, успокаивая. Я тихо всхлипнула, все еще переживая дурной сон. И млея в тепле мужских объятий. Осторожно втянула воздух, а вместе с ним — запах риара. И с трудом сдержалась, чтобы не повторить. Мне так нравился его запах… Захотелось лизнуть кожу, чтобы ощутить и вкус, с трудом удержалась.

Страх от кошмара схлынул, обнажая иные чувства. И острое понимание близости с молодым и красивым мужчиной, на которого я так отчаянно пыталась не смотреть днем.

Руки Краста сжались на моих бедрах, подтягивая выше, к лицу, к открытому рту, дышащему короткими вдохами. Рывок… и я оказалась внизу, прижатая к кровати мощным и обнаженным телом ильха. Я до рези в глазах уставилась в темноту, но видела лишь смутные очертания его фигуры. Покрывало сползло, обнажая широкие плечи и напряженные руки. Ильх молчал, я слышала лишь стук его сердца и дыхание — уже сбитое. Вспыхнула, прикусила пересохшую губу. Почему-то нарушить тишину было страшно… И снова услышала вдох. Мужская рука поднырнула под мои бедра, сжались пальцы… Ильх застыл. Короткий хриплый выдох… Мне казалось, что Краст смотрит на меня, разглядывает, хотя разве это возможно в такой чернильной тьме?

Я же почти не дышала. Сон и явь сплелись и стали единым, я почти не понимала, реальность это или все же сновидение. Слишком все было… странно. Томительно. Горячо. Кровь стучала в горле, висках, внизу живота, губы сохли… и мне хотелось их облизать, но я не решалась. Казалось, стоит это сделать, и…

И Краст тоже что-то сделает.

То, что уже невозможно будет отменить, то, что изменит нас обоих.

Теперь я уже точно ощущала, что все это не сон. Что ильх здесь — прикасается, нависает… Обнаженный и горячий… я чувствовала его дыхание, его жар, его подрагивающие от напряжения руки…

И сама уже не могла дышать. Обжигающее желание раскатилось внутри, мешая думать и заставляя лишь чувствовать… Краст не двигался, а я понимала, что если протяну руку… если прикоснусь к нему… всего лишь прикоснусь… то…

Не успела.

Так же молча ильх откатился, встал, забрал свою одежду и ушел.

Какое-то время я лежала, таращась во мрак ночи и пытаясь осмыслить произошедшее. Самое простое объяснение — Краст со сна перепутал меня с Ингрид. А когда осознал, что под ним не красавица фьордов, а бледная морь, ушел.

От обиды пришлось прикусить щеку и заставить себя не думать. Правда, получалось плохо, и заснула я лишь под утро.

А пробудилась от странного и непонятного чувства, почти забытого. Нос щекотало мехом покрывала, и я сонно зевнула, потянулась. На границе пробуждающегося сознания — удивилась. А вот чему, еще не поняла. Может, тому, что телу было хорошо, мягко, тепло…

Тепло? Моргнула, открыла глаза. Плечи торчат над покрывалом, одна нога свесилась с кровати. И тепло! Очень тепло! Ни стылого воздуха, ни ледяных полов, ни пара изо рта!

Но — как?

Села на кровати, вертя головой в поисках источника тепла. Но ничего похожего на камин или огонь поблизости не наблюдалось. Все та же, уже привычная до мелочей комната. Удивляясь необъяснимому феномену глобального потепления в границах одного помещения, я спрыгнула на пол, прошлась. Ближе к стенам тепла становилось больше, словно… словно камень нагревался! Коснулась ладонью — так и есть! Ничем не закрытые каменные стены, которые казались мне столь ужасными, сейчас щедро делились теплом!

А когда я вошла в полутемную купальню, то и вовсе чуть не зарыдала от счастья. С фырканьем из трубы текла горячая вода! Горячая вода! Лишь от сочетания этих слов можно было запеть! Это я и сделала, забравшись под блаженные струи и радостно плеская водой.

Все равно кроме меня в комнатах никого не было, Краст так и не вернулся. Зато, очевидно расплатился за ночное прикосновение. И я не знала, радоваться мне этому или огорчаться.

* * *

Прислушался к голосу камней, сжал зубы.

Говорят, Ингольф не мог услышать даже то, что происходит в соседней комнате, а Краст делал это без малейших усилий. Он мог бы слушать весь Дьярвеншил, если бы пожелал. А может, и все фьорды. Камень заботливо сохранял каждый звук, каждое слово и нес риару.

Правда, ильх обычно не хотел. Но сегодня чужачка пела. И риар не смог удержаться. Пожалуй, голос — вот то, что завораживало в ней с первого звука. Когда она стояла за спиной и читала строки из старой книги, Красту хотелось закрыть глаза и слушать, слушать… Впитывать в себя каждый звук, словно он тоже — камень, а слова чужачки — вода.

Голос звенел серебром — тонко и чисто. Слов Краст почти не понимал, но стоял и слушал, силясь сложить образ из мелодии.

Краст давно не слышал музыки и пения. Ингольф-хёгг презирал такие глупости, которыми занимаются лишь недалекие женщины, но которым недостойно предаваться воинам.

В башне риара никогда никто не пел, пожалуй, чужачка первая. И дух его отца наверняка сейчас шипит гадюкой, пока его жарит в пекле Горлохума Хелехёгг.

Краст усмехнулся. Он надеялся, что это так.

Девчонка умолкла, а потом запела снова. Голос такой нежный, негромкий, чужой. И почему он стоит здесь и слушает? Оживил огонь хёгга в простенке, так пора бы и уйти. И оживил — зря, и стоит — зря… И утешал ночью зря. Хотя утешение быстро стало иным.

Краст задохнулся и нахмурился, камень загудел, отзываясь на силу риара. И дева оборвала песню, повернулась резко, расплескивая вокруг себя воду. Каждый звук Краст слышал явно и четко. Камень все собрал и все рассказал заботливо… а остальное добавило воображение, рисуя в голове ненужные картины, от которых сладким спазмом сжимало в паху. И снова оживали ночные воспоминания, мешая думать. Все, связанное с лирин, прожигало насквозь. То, как она смотрела, как пела, как дышала ему в шею, как защищала…

Последнее никак не укладывалось в голове у риара. Защищала? Его? Бледная и нежная дева?

Но почему?

Он не понимал. И сколько ни искал ответ, все равно не мог его найти. Неужели… Ей было небезразлично? Неужели испугалась… за него?

Да быть этого не может!

Мелодия затихла, и, выругавшись, ильх развернулся и ушел.

Усмехнулся своим мыслям. Ничего, ветер уже задувает снежную пургу, несет ледяное крошево с вершины горы. И Рэм слишком легко заморозил склон для глупой забавы, значит — холод близко.

На днях пришел четвертый ветер, а следом, зацепившись хвостом, и пятый. Уже злой, уже сильный. Шестой согнет ели, а следующий сожмет башню в ледяном объятии, губительном и яростном. Дьярвеншил укроется снегом и льдом, затихнет…

Риар заставил себя не думать. Слушать ветер. Ждать. Забыть о наваждении, что будит лирин… Забыть о ней. Чужачка уедет совсем скоро. А он останется. Надо выбросить из головы дурость. Забыть.

Потому что лучше так, чем осознавать, что именно с ним происходит.

* * *

Накупавшись так, что кожа начала скрипеть, я выбралась из бочки, с наслаждением вытерлась льняным полотном и натянула нижнее платье. Оказывается, чтобы ощутить себя счастливой нужно не так-то много — горячая вода, тепло, ну и еще что-нибудь вкусное!

От радости я заплясала по комнате, продолжая напевать. Такой меня и застала Анни.

— Ой, ты уже знаешь? Риар разбудил пламя хёгга! — бесхитростно закричала с порога девочка. — Здорово, правда? Тепло-то как!

— Великолепно! — пропела я, продолжая кружиться. Схватила прислужницу за руки и потянула за собой в глупом, но веселом танце, больше похожем на прыжки и подскоки. Девочка ойкала, таращилась на меня испуганно, но потом веселье захватило и ее, так что прыгать мы начали вместе.

И окончательно раскрасневшиеся, с хохотом повалились на кровать. Правда, тут Анни уже снова перепугалась, вскочила, отпрыгнула. Я махнула на нее рукой и, посмеиваясь, потянулась за своим платьем.

— Кстати, а где он — риар? — опомнилась я.

— Ушел недавно, — девочка с готовностью подала мне обувь. — Как убедился, что хёггово пламя пробудилось, так и ушел.

— Да? — я задумчиво повязала пояс. — Пожалуй, я тоже прогуляюсь. Дай мне теплые вещи, пожалуйста.

— Только сначала поешь, — хитро подмигнула Анни. — Вот увидишь, такого ты еще не ела!

Я скептически хмыкнула, но спустилась. И чего такого я не ела?

Внизу упоительно, умопомрачительно и невероятно пахло едой! Вкусный, сдобный, вызывающий обильную слюну запах заставил меня сначала замереть, а потом броситься к столу.

На нем уже стояло блюдо, накрытое чистой вышитой тканью.

— Прекрасные милостивые перворожденные, — прошептала я, обозревая кусок пышного золотистого пирога с мясом и яйцами, тонкие, со слезой, кусочки белоснежного сыра, кружку молока, мед и сладкое варенье из синих ягод.

А когда из кухни выплыла Алвина, пожелала мне хорошего дня и поставила на стол еще и тарелку дымящейся, сдобренной маслом каши, я и вовсе чуть не расплакалась.

— Риар велел сытно накормить тебя, лирин, — улыбнувшись, произнесла женщина и добавила: — Вижу, он прав. Ты совсем тоненькая, не дело это! Чтобы выносить сына от черного хёгга, нужны силы! Ешь, лирин. На обед будет мой рыбный суп, два пирога — с сыром и с мясом, тушенная с травами и грибами лосятина и запеченные в меду яблоки.

Пока я хватала ртом воздух, Алвина с достоинством кивнула и поплыла обратно.

— Но как? — отмерла я. В голове все еще звучали волшебные слова. Тушеная лосятина! Яблоки в меду! Пироги! О, я сейчас с ума сойду! — Ты же отказалась?!

— Риар нашел слова, чтобы меня убедить, — кухарка качнулась на пороге кухни. Повернула голову. — И я… была не права. Ешь, лирин.

Я и ела. Да что там — лопала так, что треск стоял! Мне казалось, что никогда в жизни я не пробовала ничего вкуснее!

После завтрака заглянула на кухню, убедилась, что Алвина знает, что делать. Рядом с этой неторопливой и обстоятельной женщиной кипела работа, прислужницы — уже знакомые и новые — носились по кухне как угорелые.

И я даже не сомневалась, что к обеду на столе будет вкусная и сытная еда.

Но как Краст уговорил кухарку?

И интересно, куда сам отправился? Может, к своему побратиму? Произошедшее вчера не давало мне покоя, хотелось убедиться, что наш хрупкий нейтралитет все еще в силе. Или просто посмотреть в разноцветные глаза ильха и понять, чего ждать. Неопределенность раздражала. Так что, натянув шапку, я вышла за стены башни.

Глава 20

За ночь снега стало больше. Он укрыл Дьярвеншил белым пологом, делая город чистым и каким-то обновленным. Я вдохнула полной грудью студеный воздух, прищурилась от мерцания снега и на миг вспомнила глаза Рэма. И почему так разъярился на него Краст? Непонятно… Но тут же передернула плечами, не желая больше думать об ильхах. В конце концов, я просто хочу спокойно прожить оставшиеся дни и уехать. И все, что мне нужно, это улыбаться и никуда не лезть, что я и собиралась делать.

Но для начала извинюсь перед Крастом, зря я ему столько всего наговорила…

Или… или мне просто хочется его увидеть?

Мотнула с досадой головой, приказывая себе и это выкинуть из бедовой головушки!

Я поправила шапку, сползающую мне на глаза, запахнула меховую накидку и уже уверенно двинулась к скалам. Прогуляюсь и подумаю, что делать дальше. А то мой бедный живот, отвыкший от сытной еды, раздулся мячиком, неплохо бы и растрясти завтрак!

Людей на улочках Дьярвеншила было немного, что и понятно — зима. Я снова с интересом крутила головой, разглядывая дома, припорошенные снегом, странных птиц, к которым я уже привыкла, деревянные ставни, встречающихся ильхов, поглядывающих на меня с интересом. В таком маленьком поселении наверняка все друг с другом знакомы, и меня тут же узнавали — чужачка, нареченная риара. Кто-то даже кивал приветливо, иные — фыркали и отворачивались. Но и это не могло испортить хорошего настроения. Редкое в этих краях солнышко весело гоняло по снежку солнечных зайчиков, под елями залегли густые синие тени, и это было так красиво, что прогулка доставляла мне истинное наслаждение. И я даже поймала себя на мысли, что Дьярвеншил не так уж и плох. Да — иной, да — непривычный, но и здесь можно жить, и даже вполне комфортно!

Вон и еда уже стала радовать, и комната согрелась, и вода идет! А если еще наладить производство шоколада… я мечтательно закатила глаза и рассмеялась своим мыслям. Давно ли я ужасалась этому отвратительному месту и почти плакала от страха и отвращения? А вот уже о шоколаде мечтаю и раздумываю, как наладить быт!

Фыркнув и снова поправив меховую шапку, я забралась на скалу возле дома Рэма. Но, увы, ставни оказались закрыты, как и дверь, а на мой стук никто не вышел. Похоже, здесь не было не только Краста, но и хозяина дома.

Потоптавшись у порога, я задумчиво глянула в сторону города. Возвращаться в башню не хотелось. За прошедшие дни мне изрядно надоело сидеть в стенах, пусть теперь и теплых. Поэтому я решила пройтись, раз уж солнце светит. А то покину Дьярвеншил и даже не увижу всех его красот, так и останутся в памяти лишь грязные горшки да сырые кладовые!

Мурлыча под нос песенку, я обошла дом Рэма и двинулась по тропинке дальше. Недалеко нависал уступ, с которого наверняка видна вторая половина крепости и море. К нему я и двинулась. Дошла и ахнула — неудивительно, что Рэм поселился именно здесь! Вид с уступа открывался потрясающий, и море виднелось до самого горизонта, так и казалось — прыгни вниз, и побежишь по мягко мерцающей бликами волне!

Я глубоко вдохнула, наслаждаясь вкусным воздухом, напитанным солью и свежестью снега. И уже хотела повернуть обратно, как мелькнуло сбоку голубым. Повернула голову, пытаясь понять, что привлекло мое внимание. На миг почудилось, что я увидела в снегу цветок, может, тот самый эдельвейс, что растет на горных склонах? Или померещилось?

Но нет! Голубая искорка блеснула шагах в двадцати, словно огонек.

Я растерянно оглянулась на город. Уходить далеко мне совсем не хотелось, глупой я не была и понимала опасность хождения по заснеженным скалам. Но башня риара была совсем близко, вон же — торчит черной громадиной, возвышаясь над Дьярвеншилом. Да и дом Рэма рядом, а он ведь не стал бы жить там, где опасно?

А огонек-цветок качается, манит…

И интересно до жути, что там? Неужели и правда эдельвейс? Я их видела лишь на картинках и в прошлой жизни даже не мечтала рассмотреть наяву! Так разве упущу этот шанс?

Сделала несколько осторожных шагов. Но дорожка за домом Рэма была утоптанной, почва под ногами — твердая. Снежок приятно похрустывал, солнце светило… И чего тут бояться?

Посмеиваясь над собой, я пошла быстрее, всматриваясь в голубую точку. Нет, все же не цветок. Огонек? Любопытно… Пробежала, всмотрелась. И удивилась на миг — вроде даже запыхаться успела, а голубая искорка не приблизилась! И вот же она — близко совсем! Вспыхнула чуть ярче и снова кажется — цветок! Вот только его мешают рассмотреть блики солнца на снегу да мечущаяся белая поземка, что кружит вокруг меня, играет с подолом плаща, укрывает искорку, к которой так хочется прикоснуться!

И дыхание уже сбилось, и даже студеный воздух пробрался под теплую одежду, а искорка все не приближается!

Еще шажок, еще парочка — и поймаю!

Споткнулась, вздрогнула.

Разум вернулся резко, рывком, и я как-то ошалело вскинулась, осмотрелась. И похолодела. Дом Рэма исчез, как и город. Все исчезло! Я стояла под сводами огромной пещеры! Каменные стены терялись во тьме, сквозь дыры высоко вверху шпагами сходились лучи света. Они выхватывали из мрака то снежный настил под ногами, то угрожающе торчащие сверху и снизу ледяные пики. Я открыла рот, выпустив облачко пара. Боги, как я тут оказалась? Ведь прошло лишь несколько минут! Я прекрасно помню, что лишь недавно стояла на скале, рассматривая огонек! Как я попала сюда?

Прислушалась к себе. Тело ломило, колени дрожали, как бывает после длительного и тяжелого похода. Или после бега. От понимания происходящего стало совсем дурно. Кажется, прошли не минуты. Я шла, долго шла! Неслась вслед за огоньком!

Ужас сжал сердце. Разум уже освободился от странного оцепенения, в котором я неслась сюда, не чувствуя ног и ничего не понимая. И теперь я с пугающей ясностью осознавала, что влипла. Что не понимаю, где нахожусь и как смогла сюда прийти. Что вокруг лишь камни и лед. Что я не знаю, как выбраться!

Паника поднялась волной, но я задавила ее в зародыше.

— Ничего страшного, Вероника, — пробормотала я, оглядываясь и отчаянно надеясь увидеть какой-нибудь ориентир. — Я где-то совсем рядом с городом. Надо только понять — где… А для начала — вылезти из этого странного места!

Словно издеваясь, голубая искорка вспыхнула возле скалы, подмигнула. Я глянула на нее сердито и вспомнила болотные огни, что заманивают глупых путников в самую топь…

Сжала кулаки так, что ногти впились в кожу.

— Не паниковать! — приказала я себе, вглядываясь в следы на снегу. — Я выберусь! В конце концов, я всего лишь заблудилась! Сейчас день, ну, наверное… Еще день… я недалеко, и, если что, меня найдут…

Да уже, верно, ищут!

Хотя… Если нежеланная чужачка по собственной глупости сгинет в скалах, то сама и виновата…

— Я вижу следы, — хотелось слышать хоть кого-то, так что я продолжила бормотать: — Я иду. Я уже почти дошла! Я скоро найду путь…

Голубая искра мелькнула сбоку. Близко. Ближе, чем была раньше. И я впервые задумалась, как она передвигается. Уставилась на огонек, дрожащий неподалеку. Прищурилась. Кажется, или… или тянется от огонька что-то длинное, словно веревка. Что за ерунда?

Уставилась, зачарованная. И даже шаг вперед сделала… Воздух возле огонька качнулся, сгустился… Затвердел, словно прозрачное желе. Ничего не понимая, я уставилась в пустоту. Прищурилась. Показалось? В ленивом движении ветра и непонятно откуда берущегося снега вдруг проступила фигура. Словно снежинки на миг соткались во что-то огромное, рисуя силуэт странного снежного зверя, стоящего на двух ногах, с прозрачными глазами, косматой серебристой шерстью и длинным хвостом, на конце которого мерцал голубой огонек.

Я ахнула и осела на снег, боясь издать громкий возглас.

Чудище лениво повернуло голову, глянуло сверху вниз. Замирая, оно становилось невидимым, и лишь при движении проявлялась серебристая шерсть, так знакомая мне. Йотун! Так вот кто живет в Злой горе!

Стараясь не издавать звуков, очень медленно я отползла. Йотун не шевелился, лишь кончик его хвоста подрагивал, заставляя плясать голубой огонек. И, к моему ужасу, я заметила краем глаза еще несколько вспыхнувших «приманок». Зверь был не один…

Загребла руками снег, уколов руку. В ладонь впилась железная игла, и я глянула мельком на нежданную находку — брошь. Несколько завитков, синий камушек в центре… Вот только не до украшений было. Отбросила, медленно выпрямилась.

Обмирая от ужаса, я пятилась до тех пор, пока спиной не уперлась в сталагмит. Голубых огней становилось все больше, а потом… Из мрака пещеры появилось новое чудовище. Этот зверь не прятался за невидимостью, он был вполне материален. Выше и крупнее, с белыми рогами, венчающими голову. Тело стояло на двух ногах, длинные верхние лапы почти касались земли. Плоская морда без носа, белесые глаза и пасть, внутри которой поблескивали острые треугольные зубы. Хвоста с огоньком у этого монстра не было.

Луч света выхватил множество ледяных образований, в каждом из которых отразился снежный монстр. Или не отразился? Или за сталагмитами и прятались звери? Сколько их здесь, в этой пещере?

Паника облила холодной водой, на миг лишив ясности ума. Захотелось поступить как какой-нибудь идиотке — то есть побежать, не разбирая дороги, с воплем: «Спасите!» Когда-то меня лишь веселили такие проявления глупости, но вот сейчас, стоя в пещере среди чудовищ, я чуть не сделала то же самое. Разум просто норовил отключиться, а инстинкт требовал лишь бежать и орать!

Поэтому я заткнула себе рот рукой и начала отползать, пристально следя за йотунами. Они так же внимательно наблюдали за мной. Рогатый, которого я заметила первым, сделал шаг следом. Голубые огоньки подпрыгнули. Из-за льдин выскользнуло сразу несколько йотунов, и каждый из них не сводил с меня белых глаз. В пасти ближайшего мелькнул полупрозрачный язык, облизывающий клыки.

Да эти чудные пушистики явно собрались перекусить. Мною!

Шаг назад. Еще. Нога соскользнула, и я рухнула на пол. Тихо ахнула, вскочила… и взвизгнула в голос, когда звери пришли в движение! Рогатые кинулись ко мне с такой скоростью, что серебристая шерсть вспыхнула искрами!

Бежать!

— Стоять! — тихий, но яростный шепот Краста заставил меня подпрыгнуть и обернуться.

Еще не веря своим глазам, я уставилась на ильха, который был за спиной, шагах в десяти от меня. Облегчение и радость чуть снова не свалили меня с ног! От счастья я была готова кинуться риару на шею, вот только на меня он не смотрел, лишь на снежных чудовищ. Те при виде ильха насторожились, задергали белыми носами. Серебристая шерсть встала дыбом, а голубые огни нервно ударили об пол, словно хвосты рассерженных кошек.

— Краст! — я выдохнула его имя так, словно это лучшее слово на земле! Впрочем, сейчас так оно было. — Прости! Я увидела огонек, думала, это эдельвейс, и пошла за ним, я не знала, что уйду далеко, но как же…

— Не двигайся, Ника, — почему-то ильх на меня не смотрел. Не мигая, он вглядывался в льдистое пространство. И повторил шепотом: — Не двигайся… Отвернись…

Медленно и плавно ильх шагнул вперед. И я содрогнулась, поняв, что он стоит босиком и без своей привычной кожаной безрукавки. И оружия в руках риара не было, лишь две палки. Мудрые перворожденные, он что же, будет отбиваться какими-то сухими ветками? От десятков страшилищ?! Он с ума сошел?

Но отбиваться ильх и не собирался. Плавно качнулся вперед, назад, в стороны. Словно змей… снова качнулся… развернулся в прыжке, перепрыгнув с ноги на ногу… высоко… так высоко, как не может прыгнуть человек!

Риар танцевал.

И это был жуткий и прекрасный танец! Я спиной прижалась к льдине, не в силах отвести глаз от резких и плавных движений бронзового тела. От ударов палок, от прыжков и взмахов! Танец-сражение, танец-заклинание… Я поймала себя на том, что качаюсь из стороны в сторону, так же, как и йотуны, завороженные этим шаманским приказом. Качаюсь, смотрю не моргая, и что-то рождается внутри — сильное и болезненное, словно танец пробуждает скрытое. Желания кружат водоворотом, утаскивая на самую глубину подвластной ему бездны.

А что там? Там он… Только он. И он смотрит на меня, без слов приказывая. И я подчиняюсь, потому что самое желанное — подчиняться его приказам. Там, в этой бездне, Краст иной. Там его глаза смотрят властно, губы улыбаются с уверенной насмешкой, движения совершенны… Он — совершенен. Больше нет настороженности, нет злости… Краст движется, и я готова рыдать, поклоняясь ему, как божеству. Он дик. Свободен и завораживающе прекрасен. Он — бронзовый бог… Он оказывается рядом, прикасается — кончиками пальцев к щеке, к шее… и я слышу собственный стон. Облизываю губы, и снова он близко, словно обжигает обещанием наслаждения… В голове стучит ритм, созданный Крастом, а я так безнадежно нуждаюсь в его прикосновениях… В нем…

Разворот… стук палок, прыжок! Легкое приземление, удар! И снова покачивание…

— Очнись, лирин, — насмешка в голосе Краста заставила сглотнуть.

Танец закончился, но я все еще жила им, дышала, чувствовала… И переживала картины того, что увидела в своей голове! И это было так живо и ярко, что мне и сейчас чудилось ощущение горячих пальцев на моей коже.

Или… Или оно было — это прикосновение?

Отвернулась, скрывая пылающие щеки.

Ильх молча поднял сброшенные сапоги, обулся, накинул меховую безрукавку. Я в это время оторопело глазела на застывших йотунов. Сейчас чудовища были похожи на снежные скульптуры — устрашающие и неподвижные шедевры сумасшедшего мастера. Их было много, не менее сотни, и все они замерли в неподвижности.

— Они спят, — тихий голос Краста оторвал меня от изумительного зрелища. — Но нам надо торопиться. Ветер ай-ро силен, разбудит.

Мало что понимая, я побежала за ильхом, который уверенно двигался мимо окаменевших хищников и льдин. Очень хотелось схватить Краста за руку, но не решилась.

— Ветер. Чем он громче, тем короче сон йотунов.

— Почему они разные? — сглотнув, я переступила через голубой огонек. — У одних хвост, у других рога…

— Мы с тобой тоже разные, — хмыкнул ильх.

Я осеклась, осознавая его слова. Самки и самцы, значит? И кто есть кто?

— С огоньками — это самки, да?

— Конечно. Заманивают в недра горы глупых чужаков, которым не сидится в теплом доме! — в голосе Краста прозвучало раздражение. — Шевели ногами, лирин!

Огрызаться я не стала, за насмешкой ильха явственно звучала обеспокоенность. Краст уже почти бежал, и я с трудом поспевала за ним. Ледяная пещера то сужалась, то снова расширялась, вырастали из пола хрустальные пики, порой они сливались со сталактитами, образуя колоны, арки, кружевные туннели и зеркала, в которых отражалась искаженная, испуганная Вероника! Здесь было жутко красиво, правда, рассмотреть ничего толком не удавалось.

Ноги снова поехали, я вскрикнула, теряя равновесие.

— Тихо! — прошипел Краст, хватая меня за шкирку и дергая вверх.

В глубине за нашими спинами что-то грохнуло, зашипело, зашуршало. Порыв ветра ударил в стены, почти сбив с ног, и я на миг изумилась — неужели пещера сквозная? Иначе откуда такой сильный ветер?

— Скорее! — ильх дернул меня за руку, оглянулся на миг. В разноцветных глазах его мелькнул злой огонек.

Я бежала со всех ног, уже задыхаясь от усталости. Льда стало больше, он образовывал вверху странную полусферу, прутьями спускаясь к земле от длинного центрального хребта.

Хребта?

Я вскинула голову. Точно! То, внутри чего мы бежали, напоминало клетку ребер! Да вон же внутри — кости, только заключенные в оболочку льда! Скелет! Перворожденные, да это же… скелет дракона! Полностью обледеневший!

Ветер из нутра пещеры снова ударил в спины, и на этот раз на ногах не удержался даже Краст. Мы рухнули и покатились, я свалилась на ильха, путаясь в одежде. Зло зашипев, риар скинул меня со своего тела и тут же вздернул вверх. Ледяной поток усилился, теперь мы двигались словно в огромной аэротрубе, затягивающей обратно в пещеру. Обледеневший череп дракона скалился разинутой пастью, Краст вцепился ладонью в белеющий клык. Я вскрикнула, снова рухнув на скользкий пол. Поток воздуха тянул меня обратно, словно огромная волна — щепку. Ноги оторвались от пола, и лишь ладонь Краста не давала затянуть в ужасающую ледяную бездну!

— Краст…

Вспыхнули разноцветные глаза. И риар разжал ладонь, отпуская меня!

Стремительный поток легко подхватил мое тело, взметнул, потащил…

— Ай-ро!

Злобный крик ильха ударился о стены пещеры, тысячекратно умножился хрустальным эхом. Звон прокатился по льду, нарастая до жуткого ультразвука, и я, закричав, рухнула на пол, зажимая уши.

А когда подняла голову, то показалось, что я оглохла, такая тишина стояла вокруг. Не было звона, не было ветра. Лед на скелете давно почившего дракона покрылся трещинами.

Краст стоял на коленях, низко опустив голову.

Наверное, я издала какой-то писк, потому что ильх покачнулся и посмотрел на меня. Искаженное бледное лицо, пустые глаза без капли узнавания. Я видела незнакомца. Страшного, чужого, пугающего незнакомца…

— Краст?

Он моргнул, и маска чужака спала, показав лишь уставшего мужчину. Он поднялся, кивнул в сторону стены.

— Идем. Там есть проход.

Я кинулась в указанную сторону, а уже через несколько минут мы выбрались на снег, и я зажмурилась от яркого вечернего солнца.

И почти наткнулась на йотуна, который издал жуткий, сводящий с ума рев-свист.

— Беги! — рявкнул уже в голос Краст, дергая меня за руку и буквально отшвыривая в сторону. Я проехала по скользкому снегу пару метров, чудом удержала равновесие и метнулась в сторону.

— Не туда! — заорал ильх.

И в это время йотун напал. Стремительное движение смазалось снегом, огромный зверь словно перетекал над землей. Звук, с которым чудовище врезалось в Краста, заставил меня подпрыгнуть от ужаса, почудилась, что ильх уже мертв…

Но нет. На миг обернувшись, я увидела взметнувшееся лезвие короткого ножа и капли крови, окрасившие шкуру йотуна.

Ничего не понимая и не ориентируясь во внезапно налетевшей снежной круговерти, я бросилась прочь. И застыла так резко, что снова чуть не упала. Впереди светился голубой огонек. И сейчас я уже видела йотуна, приманивающего жертву таким изумительным способом. Он шел на двух ногах, слегка покачиваясь, и серебристый силуэт размывался ветром и снегом, исчезал… Идеальная маскировка этих созданий восхитила бы меня, если бы не ужас и отчаянное понимание, что это не милые зверушки, а хищники. Об этом говорили клыки, поблескивающие в белой пасти, и когти, что виднелись из мягких лап.

Взметнув юбки, я бросилась обратно к ильху.

— Там еще один! — прохрипела я, увидев его злой взгляд.

Краст без слов наклонился над поверженным йотуном, вытер о его шерсть нож. Я тяжело сглотнула, увидев эту жуткую махину, сейчас неподвижно лежащую на земле. Словно гора снега…

У скал вспыхнули разом несколько огоньков, и я вцепилась холодными пальцами в руку Краста. Он тоже увидел, выпрямился рывком.

— Беги, — велел он.

В голосе ильха не было страха, глаза смотрели с холодным, взвешенным интересом. Словно риар прикидывал, сколько йотунов ему понадобится, чтобы хорошенько развлечься. А огоньков становилось все больше…

— Куда бежать? — оглянулась я. — Они повсюду!

— Иотуны еще спят, — Краст дернул меня за руку и потащил в сторону. — Но не все. Ты должна добраться до Дьярвеншила, позвать Рэма. Туда, лирин. Вдоль той скалы.

— А ты? — не поняла я.

Краст молча глянул на приближающиеся огоньки. Их было много…

— Я без тебя не пойду, — вцепилась в его ладонь. — Не пойду, слышишь? К тому же я все равно заблужусь!

Ильх насмешливо усмехнулся. И вдруг толкнул меня в сторону Я свалилась, проехала несколько метров и пропустила момент, когда нож ильха вспорол шкуру еще одного зверя. Жуткое рычание снова наполнило ущелье, всколыхнулись огоньки, и сильная рука Краста вздернула меня вверх за шиворот.

— Шевелись! — рявкнул он.

Я заполошно вскинулась, побежала, до рези в глазах всматриваясь в снежную метель, что не давала увидеть даже скалы. В ущелье резко потемнело, солнце скатилось за вершину горы и погасло. От воющего ветера и свиста йотунов закладывало уши, снег бил в лицо, и я ничего не видела. Я уже не понимала, где мы и сколько времени бежим куда-то, пытаясь не упасть.

И снова толчок, я падаю, а Краст разворачивается и заносит сталь… На этот раз — мимо, йотун успел отшатнуться… И мы снова бежим. Замираем на краю склона. Пляшут совсем рядом голубые губительные огни…

— Вниз! — выдыхает ильх. Толкает меня на ледяную горку, падает сам. И ветер бьет в ребра уже наотмашь, почти ломая их! Я лечу кубарем и где-то внизу ударяюсь о живое тело, вскрикиваю. Краст… Поймал.

— Кажется, ты хотела покататься с горки? — усмехнулся ильх, поднимая меня.

Огни йотунов колышутся наверху, освещая огромные косматые тела.

— Где мы? — повертела головой, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Шапка давно слетела с головы и осталась где-то в пещере, странно, что шуба все еще на мне. Не отвечая, ильх потянул меня вперед, и я покорно пошла следом, уже и не пытаясь что-то увидеть в налетевшем буране. И потому внезапно возникшая перед нами стена заставила меня радостно вскрикнуть.

— Дом! Это же дом, Краст!

Ильх снова не ответил, и я повернулась, всматриваясь в его лицо. Почему-то радости на нем не было. Напротив. Даже глядя на йотунов, риар не выглядел таким мрачным, как сейчас. И, к моему изумлению, потащил меня прочь от каменных стен, за которыми можно укрыться.

— Но Краст!

— Мы туда не пойдем, — выдохнул ильх, не глядя на меня. — Шевелись, лирин!

— Да я бы с удовольствием, — прошептала я. Ноги подкосились, и я как-то бочком осела на землю. Краст дернул головой, втянул воздух и вдруг замер. Развернулся ко мне, снова принюхался. И вдруг подтащил к себе и распахнул черный мех, который я старательно прижимала к телу.

— Прости. Не знаю, как так вышло…

Ильх оторвал взгляд от кровавой царапины у меня под ребрами, глянул в лицо. Глаза полыхнули такой яростью, что стало страшно.

— Я бежала… а он… зацепил! — пробормотала растерянно.

— Почему ты не сказала? — Краст быстро оглянулся. Его лицо исказилось, и стало стыдно за то, что я полезла на скалы, да еще и подставила бок под когти йотуна…

— Прости, — снова повторила я. — Я уже встаю, все в порядке, мне совсем не больно! Вот. Я уже встаю!

Это было последнее, что запомнил мой отключившийся разум. А дальше — чернота…

Глава 21

В себя я пришла от настойчивого желания чихнуть. В нос лез запах скошенной травы и чего-то сладкого. Открыла глаза и растерянно осмотрела низкий потолок, каменную стену без окон, низкую кровать и меховую шкуру, на которой лежала. Потянулась рукой и смутилась — сверху одежды на мне не было, внизу остались вязаные колготки, под ними — шортики, которые на фьордах носят вместо нижнего белья. Поверх накинуты тонкое покрывало и мой плащ — в комнате с низким потолком не жарко. Под грудью белеют тряпки, туго забинтовавшие ребра.

Повернула голову и наткнулась на внимательные глаза Краста. Ильх отложил ложку, которой помешивал что-то в закопченном котелке, подошел, сел на край кровати.

— Где мы? — язык показался распухшим и слишком большим для моего рта.

Не отвечая, Краст приподнял меня и протянул глиняную плошку, наполненную ароматным варевом.

— Пей.

Я подозрительно покосилась на темную жидкость, и Краст хмыкнул.

— Да, этот настой ужасен. Но нет лучшего средства для заживления, чем бодрянка со Злой горы. Так что пей, лирин.

Я послушно склонилась и сделала глоток, ожидая худшего. Но все оказалось не так плохо, напиток напоминал теплый кофе, а пах даже приятно. Сделала несколько глотков и дышать стало легче.

— Вкусно, — отрапортовала я, а Краст изумленно поднял брови. И потрогал мой лоб.

— Верно, яд еще действует, — пробормотал он. — От горечи бодрянки сваливаются и сильные воины!

— Вы просто не умеете ее готовить, — хмыкнула я. — Сколько прошло времени?

— Ночь заканчивается, скоро утро.

— Сколько? — изумилась я. — Но почему я так долго…

— В когтях йотуна яд, лирин. Как и в клыках. Жертва, получившая лишь царапину, сдается без сопротивления, потому что не помнит себя. Звери не убивают сразу, тащат в свои пещеры. Странно, что ты их увидела. Те, кто попал под власть голубых огней, обычно в себя не приходят.

— Так это что-то вроде… гипноза? — догадалась я, вспомнив, как бежала за хвостом йотуна по скалам, совершенно не понимая, что делаю. Краст смотрел непонимающе, и я пояснила: — Внушение. Обман. Морок.

— Да. Ты поняла верно.

Отобрала у него плошку и с удовольствием допила оставшееся там варево. Краст смотрел на меня, как на помешанную, потом сунул в руки другую кружку — с водой.

— Тебе надо больше есть и пить. Так быстрее выйдет яд.

— Я должна попросить прощения. Мне жаль, что все так вышло. Спасибо, что пришел за мной.

Краст смотрел не моргая, в разноцветных глазах его дрожал огонек оплывшей свечи, тлеющей в глиняной чашке.

— Твоя смерть слишком дорого мне обойдется, Ника, — медленно произнес Краст, и я почему-то разозлилась.

Ну да, условия договора. Риар просто не желает платить совету выкуп, если со мной что-то случится! Потому и искать пошел. И вроде все правильно, но как-то… обидно!

— Но ты не виновата, нареченная, — неожиданно сказал он, и я повернулась удивленно. — Это я виноват. Нельзя винить гостью за то, что она не видит опасности в чужом доме. Я должен был тебе рассказать, предостеречь. Но не сделал этого, потому что слишком злился на отца за навязанную невесту. Только в этом нет твоей вины.

От удивления я даже на миг потеряла дар речи и схватила чашку, отпила. Поперхнулась, закашлялась. Краст осторожно похлопал меня по спине, и я смутилась.

— Ты меня раздел?

Он глянул насмешливо.

— Да. И на твоих костях по-прежнему почти нет мяса, лирин. Совсем немного. Пожалуй, это тоже упрек мне. Надо лучше кормить тебя.

— У меня такая конституция, — растерянно пробормотала я и уже хотела снова пояснить слово, как ильх хмыкнул.

— Против жирной мясной похлебки, каши и пирогов еще ни одна… конституция не устояла. — И улыбнулся снисходительно, увидев мое удивление. — Я понял, о чем ты, нареченная. Не так я и глуп.

— Я никогда не говорила, что ты глуп, — тихо произнесла я. — Напротив…

Он склонил голову, рассматривая меня. И я вдруг с какой-то пугающей ясностью осознала, что мы одни в каком-то доме без окон, тесном и темном, где пахнет травой… а на мне почти ничего нет. И ильх смотрит на меня так странно… и горячо.

— Ты… порвал мое нижнее платье? — сипло выдавила я, отводя глаза и разрывая странный обмен взглядами, который будил внутри запретное.

— Нужно было перевязать рану. — Голос ильха прозвучал спокойно, только хрипло.

И эти царапающие нотки всколыхнули внутри жар, обожгли низ живота так, что я инстинктивно сжала колени.

Легкое движение под покрывалом не укрылось от взгляда ильха, и Краст уставился туда, где были мои ноги и бедра. И так же резко отвернулся.

— Тебе надо поесть.

Он поднял с пола плоскую, плохо обработанную глиняную тарелку, на которой дымилось свежеобжаренное мясо. Конечно, никаких приборов не было, но, кажется, я начала к этому привыкать. Вот только голода совсем не чувствовала.

— Надо, — приказал Краст, беря кусок и поднося к моим губам. — Открывай рот, нареченная.

Я упрямо сжала зубы, косясь на еду, и Краст поднял брови.

— Руки я помыл, если ты переживаешь. Протер горькой бодрянкой и снегом, в Дьярвеншиле все так делают, чтобы не заболеть.

Я смутилась и приоткрыла губы. И тут же во рту оказался сочный кусок. Живот заурчал, отзываясь на пищу.

— Только не помню, я тер снегом до того, как разделал тушку, или после? — задумался ильх, и я поперхнулась.

Но тут заметила пляшущие искры смеха в разноцветных глазах и поняла, что риар надо мной просто шутит! А пока я размышляла над этим удивительным событием, Краст сунул мне в рот еще один кусок.

— Кто это? — спросила я. Вряд ли в горах водятся кролики.

— Хорн.

Я вспомнила птицу с лысой шеей и чуть снова не подавилась. Ильх заботливо похлопал меня по спине и тут же сунул в рот еще один кусок, не давая мне возмутиться.

— У хорнов жирное, сытное и полезное мясо, потому что они едят семена бодрянки, — у моих губ уже маячил очередной кусок, и я возмущенно засопела. Краст проигнорировал. — Но мы никогда не убиваем хорнов, в Дьярвеншиле эта птица неприкосновенна. Так что для тебя я нарушил закон. Поэтому жуй и молчи, не порти память об этой птице упреками.

Я насупилась и зарычала, когда Краст сунул в рот следующий кусок. И ненароком цапнула ильха за палец, чтобы неповадно было совать их ко мне в рот! Вот только Краст даже не поморщился, что б его! Только ухмыльнулся и провел мне по губам, стирая капельку сока.

А потом руку убрал и опустил голову, скрывая от меня лицо.

Я заерзала на жесткой лежанке. Ильх сидел, касаясь меня бедром, и эта близость вызывала ненужные эмоции.

— Как ты меня нашел?

— Тебя видели, когда ты шла на скалы. А потом пришлось слушать камень.

— Слушать камень? — снова изумилась я.

Губы Краста дрогнули, левый уголок чуть приподнялся.

— Я слышу камень. Это то, что мне досталось с кольцом Горлохума. Немного.

— Но ты смог меня найти. И спасти, — горячо прошептала я. — Я так благодарна, Краст. Если бы ты не пришел…

Заканчивать мысль смысла не было.

— Ты долго молчала, а я потерял следы, — негромко обронил ильх. — Камень не может рассказать то, чего не слышит. Но я хорошо знаю Злую гору.

Риар повернул голову, и меня снова опалило жаром, стоило увидеть его глаза. Что-то тягучее и опасное дрожало в самой глубине, что-то такое, что вызывало беспокойство и жар. Так же смотрел бронзовый бог в пещере…

Он поднялся, принес кружку, доверху наполненную крупными синими ягодами.

— Ешь. Мы зовем ее ирья. Полезная и очень вкусная. Растет на скалах под снегом.

Я неуверенно сунула в рот несколько ягодок. Сок растекся по губам и языку свежей сладостью.

— А ты? — решила я поделиться, и у ильха изогнулся уголок рта.

— Это тебе. Здесь ирьи полно, только снег раскопай. А я сыт. — Он посмотрел на меня сверху вниз. Глаза ильха терялись в тени, не попадая в узкую полосу света, и разобрать выражение его лица мне не удавалось.

— Надо проверить повязку.

Он потянул вниз мое покрывало, и я как-то нелепо прикрыла ладонями грудь. Умом понимала, что глупо, он все равно уже все увидел, но не смогла отделаться от смущения. Словно сейчас я все чувствовала острее, жарче, опаснее… Словно тесное и полутемное помещение сделало нас ближе, и каждое прикосновение мужских пальцев отзывалось внутри звоном и горячим спазмом. И еще вспомнился его первобытный танец внутри ледяной пещеры… То, как двигалось бронзовое тело, как выступали под кожей мышцы и сухожилия, как разлетались темные волосы…

Сглотнула, отворачиваясь.

Краст наклонил голову, ловко размотал импровизированный бинт, осмотрел рану. Боли я почти не чувствовала и даже удивилась, увидев порез. Ильх довольно хмыкнул и снова забинтовал чистой тряпицей.

— Я обработал рану жиром хорна и бодрянкой, она заживляет и снимает боль. И рана теперь чистая, затянется быстро, даже следа не останется. Йотун тебя лишь поцарапал.

— Спасибо. Ты хорошо разбираешься в… ранениях, — пробормотала я. Руки Краста все еще трогали мою кожу над краем повязки, возле ладоней. Раз, другой… погладил задумчиво, замер. И, словно очнувшись, отдернул руку и накрыл меня плащом.

Замер на миг.

— Это то немногое, в чем я разбираюсь хорошо. Тебе надо еще поспать, лирин. Приподнимись.

Я не успела спросить зачем, ильх ловко поднял меня и устроился на лежанке, прижимая к себе мое тело.

— Я тебя согрею, — голос прозвучал над головой. — Поспи, Ника. Ты должна стать здоровой.

Ну да, слишком дорого стою…

Но говорить этого я не стала. Под щекой мерно и сильно билось сердце риара. Тепло его тела обволакивало, погружая в сон.

— Расскажешь, что было в пещере? — зевнув, спросила я.

Краст помолчал, и я завозилась, устраиваясь удобнее. Вот так, в его руках, мне было спокойно и тепло. Словно это лучшее и самое безопасное место на земле.

— Дьярвеншил очень стар, лирин, — тихо начал риар. — У него много… легенд. Одна из них о том, кто жил здесь до перворожденных. Мы зовем его ай-ро…

…Ветер приходит всегда.

С каждой зимой, с каждым первым снегом. Сначала он слаб, как новорожденный звереныш, но изо дня в день крепчает, набирает силу и ярость… Это не просто ветер, это дыхание того, кто спит в недрах горы. Древний и бессмертный, вечный и двуликий. Йотуны — его дети и прислужники — ведут в гору глупых людей, заманивают голубыми огнями. Ай-ро скользит неслышно, но дыхание его лишает жизни. Никто не в силах совладать с ай-ро, даже хёгг. Потому что дыхание древнего остановит и его. Все бессильны перед ветром ай-ро… Потому что он не жив и не мертв, потому что живет в двух мирах одновременно.

Скользит между древним чудовищем и людьми йотун-шагун, ступает осторожно по краю зримого и незримого. Дышит ветром ай-ро и не замерзает. Плата за это — страх и одиночество. Шагун приказывает, и смолкает злой ветер. И даже огни гаснут. Не на навсегда — на время…

— Значит, шагун сильнее ай-ро, — сонно пробормотала я, захваченная тихими словами.

Краст усмехнулся.

— Сильнее ай-ро только Великий Горлохум, лирин. Только вулкан обжигает жаром, а ай-ро замораживает вечным холодом. А шагун… Шагун лишь человек.

— Тогда почему это одинокий человек?

— Потому что люди боятся тех, кто идет по краю незримого. Разозлится шагун, возьмет костяную иглу и пришьет человеческую душу. Может, к зримому миру, а может — и нет. Да так, что не оторвать будет… Плату за это отдаст, но кто знает — какую? Спи, лирин. Скоро утро. А тебе нельзя здесь оставаться.

— Почему? Этот дом кажется безопасным.

Тихий смех пощекотал мне макушку.

— Никто в Дьярвеншиле не назвал бы безопасным дом йотун-шагун, лирин. Только ты…

Я сглотнула и уже по-новому осмотрела жилище, отмечая то, что не заметила сразу: связки, свисающие с потолочных балок и подозрительно напоминающие сушеных зверьков, черные руны на стенах, странного вида котелки и пучки трав.

— Ты сказал, что здесь нельзя оставаться мне, — подняла голову, всматриваясь в мерцающие разноцветные глаза. — А тебе?

— А я здесь родился, — негромко ответил Краст.

Я сглотнула, рассматривая лицо, резко очерченное тенями и мазками света. И словно видела впервые. Не было привычной хмурой морщинки между бровями, не было настороженности и вечного ожидания удара. В хижине йотун-шагун меня обнимал бронзовый бог. И он был у себя дома.

— Спи, — шепнул он, мягко касаясь губами макушки. — Спи, любопытная лирин…

* * *

Когда я снова пробудилась, Краст сидел на корточках возле лежанки. Поднял голову, уловив мой взгляд.

— Я помогу тебе справить нужду, — любезно сообщил варвар. — А потом надо уходить.

Сглотнув, я, кажется, покраснела и решительно мотнула головой.

— Ну уж нет, с нуждой я сама как-нибудь справлюсь!

— Ты слаба, — с сомнением произнес Краст, а я покраснела еще сильнее.

Нет, ну это просто неслыханно!

Ильх нахмурился, рассматривая меня. И хмыкнул.

— Ты что же… смущаешься?

— Вообще-то да, — буркнула я.

— Но почему? В естественном нет ничего постыдного. Ты родилась такой и не можешь переделать свою природу. Так что прекрати эти глупости, я помогу.

— Я девушка!

— Я заметил.

— Да? — Это открытие, надо же!

Риар насмешливо хмыкнул.

— Краст, просто скажи, где это можно сделать! — не выдержала я. Нет, я согласна, что в чем-то ильх прав, но я выросла в ином обществе! И сгорю от стыда, если Краст будет рядом во время… процесса!

Ильх покачал головой.

— Я слышал, что за Туманом очень странные порядки, — протянул он и указал в угол, где виднелась дыра. — Я буду недалеко.

Я выдохнула, а когда ильх уже открывал низкую кривоватую дверь, вспомнила:

— Перворожденные! Но ведь ты хёгг, Краст! Дракон! Ты ведь можешь…

— Нет, — оборвал он мою радость. — Когда горят голубые огни, хёгг не отзывается человеку. Так что выбираться придется на двух ногах.

* * *

Вышел за дверь, прищурился, осматривая заснеженные горы. Синих огней немного, с наступлением утра большинство их погасли, йотуны уснули. Когда злой ветер ай-ро пробудится полностью, окутав Дьярвеншил ледяным пологом, тогда огни вспыхнут в полную силу.

Краст всмотрелся в снежную пелену, прикидывая, как лучше пройти. Чужачка слаба, и это плохо. Он легко донес бы ее до Дьярвеншила, веса в бледной деве не больше, чем в щенке. Вспомнил — и накатило на миг, как она упала на снег и как проступила сквозь мех алая кровь. И как он ударил кулаком по камню, увидев это. Тьма заволокла глаза так, что дышать в этом мраке стало нечем.

Тьма и ярость из-за того, что молчала, что придется теперь возиться с бледной морью! И не бросить ведь, потащит! Если чужачка помрет от когтей йотуна, то платить придется снова ему, Красту.

Да, думал он, лихорадочно раздирая зеленое платье, чтобы увидеть рану. Все так и есть. И злится он лишь из-за этого… Только из-за этого!

Дом шагун стоял, нахохлившись вспучившейся крышей, словно хорн. Окон нет, так что и не понять — есть ли кто внутри.

Но и выбора у Краста не было. С окровавленной девчонкой на руках далеко не уйти. Яд из раны надо быстро промыть, иначе сдохнет навязанная невеста, даже не очнувшись.

И снова поднялось изнутри безумие. Хотелось рвать, убивать, резать на куски отродья скал, крошить проклятых йотунов, не жалея драгоценных шкур.

Но он лишь подхватил деву на руки и понес к каменным стенам. Дом стоял пустой и холодный.

Растопив в очаге снег, Краст промыл рану Ники, обильно смочил найденной на полках настойкой бодрянки, замотал полотном. И лишь когда дыхание девы стало спокойным, выдохнул сам. И усмехнулся. Не придется платить откуп совету. Выживет чужанская невеста. Если, конечно, они доберутся до города.

И сейчас, глядя на скалы, но чутко прислушиваясь к звукам внутри дома, Краст размышлял, как поступить. На их счастье, йотуны пока ленивые, сонные, его танец успокоил почти всех. Но и тех, кто остался, хватит, чтобы задрать людей. Почуяв добычу, звери стряхнут оцепенение сна, а в Дьярвеншиле каждый знает, как сильны и быстры эти неповоротливые с виду хищники. А нареченная много не пройдет, на этот счет риар не обольщался. Бежать с Никой на руках? Вот только Красту нужны свободные руки для битвы. И как поступить?

Голубые огни дрожали на снегу, то вспыхивали, то гасли, но риара они не манили, лишь злили до черноты. Много… слишком много зверей поблизости. Кровь чуют, деву чуют, ждут. Не пройти.

Недобро усмехнувшись, риар сгреб в пятерню снег, протер лицо. Склонил голову, задумавшись. А потом сжал в кулак свои волосы, чиркнул ножом, отхватывая пряди почти под корень.

— Поиграем, — бросил он со злым весельем.

В доме Ника возилась в углу, пытаясь одеться. Растрепанная и бледная, она вскинулась, уставилась на ильха удивленными глазами, что в свете очага казались блестящими серебряными монетами. И снова риар сжал зубы, не позволяя себе отпустить то, что точило изнутри. И что так безумно злило!

— Что с твоими волосами? — воскликнула девушка.

— Я их отрезал, — махнул рукой ильх. Подобрал окровавленные тряпки и куски платья, сложил в кучу. Подумал и добавил туда же девчоночью шубу, на которой тоже темнели бурые пятна. — Нам не пройти мимо стаи, лирин. Надо заманить их подальше. Ты ранена, и этот запах привлекает хищников. Нужна другая приманка, и чем ароматнее она будет, тем лучше. Мы должны перебить наш запах, волосы для этого подходят. И платье тоже придется снять.

— Что? — Ника сглотнула, и на миг риар подумал, что воспротивится, заспорит. И странно, но даже хотел, чтобы заспорила. А вот зачем желает ее негодования — думать не хотел… В порыве ссоры так просто забыться… Но Ника лишь кивнула серьезно, и Краст помрачнел.

— Я поняла. Хорошо, сделаю как скажешь. — Задумалась на миг, а потом сжала губы и дернула себя за светлую прядь. — Дай мне нож.

Ильх насмешливо поднял брови.

— Дева без волос на фьордах считается страшилищем, нареченная.

— Я и так страшилище, забыл? — она озорно улыбнулась, словно и не ранена и не испугана. — Дай.

Ильх, усмехаясь, подбросил сталь на ладони. Но стоило протянуть деве клинок, как она сжала рукоять и резко взмахнула, отхватив прядь волос. Решительно потянула следующую, и Краст дернулся, сжал ее руку, не давая отрезать.

— Не надо, — обхватил тонкое запястье, глядя сверху вниз. Голова кружилась… И горло снова сдавило, не давая дышать. Разум затянуло туманом, и остался лишь огонь, бурлящий в крови, словно ильха с головой окунули в пекло Горлохума. Невеста вскинула голову, глядя в его глаза, качнулась вперед… И показалось на миг, что снова прижмется, как в короткие часы перед рассветом. Когда он лежал, слушая тихое дыхание, баюкая ее на руках.

Но лирин отпрянула резко.

— Как скажешь, — пробормотала она.

Краст медленно разжал пальцы, удерживающие ее руку, и тоже отвернулся. Присел, сгребая на плащ обрывки ткани и волосы — на черных прядях серебристой змейкой свилась светлая, свернулась узлом.

— Снимай платье, — не глядя, процедил он. Стянул свою меховую безрукавку, кинул девчонке. — Это наденешь.

И не оглядываясь, вышел из дома, неся сверток.

Идти далеко не было времени, но Краст добрался до одинокой сосны, торчащей из снега. Оглянувшись, быстро разрезал ладонь, добавляя приманке свежей крови, а потом закинул на ветвь. Прищурился, втянул воздух. Запах чуял даже он, а йотуны тем более услышат. И достать слишком скоро у них не выйдет, звери быстры на снегу, а вот по деревьям лазать не умеют. Так что соберутся под елью, давая беглецам время уйти.

По крайней мере, риар на это надеялся.

Он быстро протер снегом ладонь, на которой уже затягивался порез, и побежал обратно. Время перед рассветом самое лучшее, надо торопиться…

Глава 22

В деревянном ведре, стоящем в углу, блестела талая вода, и я брызнула в лицо, напилась. Пригладила на себе безрукавку Краста. В широкие проймы, кажется, видна грудь, зато полы закрывают бедра. На ноги натянула свои шерстяные вязаные колготки — все, что осталось от моего наряда. Без ильха в мрачном жилище было не по себе, но я заставила себя успокоиться. Краст снова становился собой — раздраженным и мрачным, а я вновь вздохнула, понимая, что риар злится. Конечно, приходится возиться с чужачкой вместо того, чтобы заниматься своими делами. Спасать, поить, тащить ее в город. Уж явно все это не добавило веселья риару!

Вот и смотрит волком, еще немного — и зарычит.

Хотя нет, не волком. Драконом!

Я хмыкнула, оглаживая подаренную мне одежду. Мех пах снегом, травами, пеплом и больше всего — мужчиной. И запах этот был… приятный. Неожиданно я даже поймала себя на том, что стою, уткнувшись носом в ворот, и принюхиваюсь! Осознала и стукнула себя по лбу. Докатилась! На миг даже возникла мысль — каково бы это было с ним, с Крастом? Прикосновения, поцелуи… И странно, что я задумалась об этом именно сейчас, когда за стеной поджидает стая голодных йотунов! А может, дело как раз в этом? В том, что опасность обострила восприятие, и, как ни бодрись, разум подсказывает — мы можем и не выбраться с этой скалы. Может, поэтому так хочется почувствовать больше? То, чего недодала мне судьба в прошлой жизни?

Опыта в любви у меня почти не было, так — что-то случайное и глупое в студенчестве. Не оставившее в памяти следов. А сейчас я и вовсе не искала ничего подобного… Но мысли об этом лезли в голову против воли.

Мотнула головой, одернула на теле мех. Глупости какие, Ника! Близость с Крастом? Да я же для него бледная морь! Кстати, надо бы уточнить, кто это!

Повздыхав, я осторожно натянула обувь, боясь потревожить рану. И пытаясь переключиться, снова осмотрела тесное жилище. Хотя разглядывать здесь было и нечего. Дочерна закопченный очаг, лавка у стены, лежанка из сухих веток и старой ветоши. Деревянная колода, выполняющая роль стола, котелок. Странное и страшное жилище ведьмы.

И все же, благодаря ему, я осталась жива. И кем бы ни была хозяйка этого дома, но я должна спасибо сказать ей за нечаянное гостеприимство.

Поэтому, подобрав с пола кожаный мешочек, в котором таскала разную всячину, я вытащила с десяток карамелек, оставшихся от прошлой жизни, красный карандаш и заколку с синими цветами. Выложила свои дары возле котелка, расправила покрывало, присела. И вскочила, когда дверь распахнулась.

— Краст! — выдохнула так радостно, что ильх поднял брови, глядя на меня. А я отвела взгляд от его обнаженных рук с рельефными мышцами и железным браслетом на предплечье. С остриженными короткими волосами ильх был иным, и мне на миг стало жаль темной гривы. — У тебя получилось?

Не отвечая, Краст подошел ближе и веревкой примотал мех к моему телу, словно в кокон запеленал. Накинул сверху покрывало с постели, завязал. Присел, прошелся ладонями по моим ногам, а потом привязал к ботинкам сплетенные из веток снегоступы, такие же приладил к своим сапогам. Я только поразилась — и когда ильх все успел? Совсем не спал, что ли?

— За два дня я так часто прикасаюсь к тебе, нареченная, что, боюсь, не смогу расплатиться, — насмешливо произнес Краст. Сжал мне руку. — Ты сможешь идти?

Я уверенно кивнула, надеясь, что и правда смогу. Сильной боли я не чувствовала, но надолго ли хватит действия бодрянки?

За дверью оказалось холоднее, чем я ожидала, и на полуголого ильха я взглянула напряженно. Правда, он вовсе не казался замерзшим, а вот я мигом покрылась мурашками. Краст, прищурившись, осмотрел скалы и кивнул.

— Идем.

Мы не пошли, мы побежали! Краст старался не торопиться, держал меня, но все равно я шла слишком медленно. Плюнув, ильх подхватил меня на руки, прижал к груди и побежал, не обращая внимания на мой протест.

— Смотри внимательнее по сторонам, Ника, — бросил он, дыша глубоко и ровно.

И я смотрела. До рези в глазах вглядывалась в снег, скалы, темные стволы деревьев… и радовалась, не видя голубых огоньков. Правда, не так долго, как хотелось бы. Стоило поверить, что опасность миновала, как губительная искра вспыхнула совсем близко.

— Краст, слева! — вскрикнула я.

Ильх плавно пригнулся, опуская меня на снег, и развернулся уже с ножом в руке. Короткий замах, оскаленный йотун, проявляющийся из снега, росчерк железа на белой шкуре и красная полоса — после… Несколько секунд и два удара сердца, чтобы снова подхватить меня на руки и побежать. Я прижалась к груди ильха, изумляясь тому, что он по-прежнему дышит ровно.

Вот только рядом вспыхнули еще несколько огней.

Я обхватила руками шею ильха, ощущая его дыхание.

Скалы дрогнули от рычания-свиста, и сразу несколько белых монстров возникли впереди. Ильх поставил меня на снег, подтолкнул.

— Беги, Ника, мы рядом, — жестко приказал он. — Туда! — и, увидев, что я мешкаю, крикнул: — Живо!

Не оглядываясь и не обращая внимания ни на что, я понеслась вперед, туда, где скалы раздвигались, образуя проход. За спиной ревели звери и тонко звенела сталь, Краста я не слышала… И было до ужаса страшно. Но я бежала, потому что уже видела башню Дьярвеншила, поднимающуюся сбоку.

И стоило выскочить на скалистый уступ, как я набрала воздуха и заорала что было сил:

— Сюда, скорее, риару нужна помощь!

Внизу мелькнуло мужское бородатое лицо, чья-то фигура повернулась на крик. Но услышали ли? Далеко! И я снова заорала, размахивая руками. И лишь когда над городом взвилась серо-белая крылатая тень снежного дракона, глянули с высоты змеиные глаза Рэма, упавшего вниз и обернувшегося человеком, я вздохнула с облегчением и медленно опустилась на землю.

* * *

Как ни странно, но на этот раз сознание я не потеряла. Так и сидела в снегу, когда между каменных уступов показался Рэм, Торкел, а следом Краст. На груди риара была кровь, его или чужая — не разобрать. Но, похоже, все же второе, потому что, оказавшись рядом, ильх укутал меня в плащ, снятый со здоровяка, и снова поднял меня на руки.

— Я не дошла, — грустно объявила я, не глядя на косящегося Рэма и бородача Торкела.

Краст улыбнулся. Да так, что я даже засмотрелась на это невиданное зрелище. Оказывается, ласково улыбающийся риар Дьярвеншила — это сногсшибательно. Так что хорошо, что меня несут на руках — упала бы!

— Ты дошла, Ника. Дальше, чем я мог ожидать. Ты сильная, хотя по тебе и не скажешь.

Я тоже улыбнулась. За спиной ильхов высились скалы, а там, в ущелье, остались голубые огни и йотуны — живые и мертвые. А мне не верилось, что все позади, что мы все-таки выбрались. Вот уж не думала, что буду так рада увидеть каменные дома и башню Дьярвеншила!

На заснеженном склоне мелькнула фигура, и я напрягла зрение, всматриваясь. Неужели йотун? Но нет. Там стоял человек. Там стояла… женщина?

Ильхи смотрели вперед и не видели ее, а я открыла рот от изумления, через плечо Краста рассматривая незнакомку. Длинные черные волосы летели по ветру, обнаженные плечи белели на фоне скалы. Вместо одежды — подпоясанная шкура йотуна, в одной руке — кривая палка, в другой — рогатый череп. Колени голые… И холодок, пробежавший по спине от догадки.

Я поняла, кем была незнакомка, застывшая на краю камня. Йотун-шагун. Та, в чьем доме мы побывали. Но кто она? И почему стоит там — так неподвижно и страшно? А самое удивительное, что йотун-шагун вовсе не сгорбленная старуха, как я думала. Девушка. Молодая и, кажется, очень красивая. Это я увидела даже сквозь ледяную крошку и расстояние, разделяющее нас. Черты ее лица прятал снег, но яркие пунцовые губы улыбались.

— Краст…

Имя пролетело над скалами шорохом ветра, шепотом камня.

И риар застыл, словно наткнулся на невидимую стену. Вздрогнули Рэм и здоровяк Торкел. А я прикусила изнутри щеку.

Когда Краст обернулся, скалы были пусты. Йотун-шагун ушла.

* * *

…Черный дракон зарычал и понесся на меня. Бежать некуда… белая заснеженная долина расстилалась передо мной бесконечностью. Куда ни глянь — всюду лишь снег. И дракон, играющий со мной, загоняющий…

— Но в горах ты не можешь быть драконом, — закричала я, поднимая глаза к хёггу, парящему сверху. Я видела красные отблески солнца на его чешуе, кошмарные глаза и окровавленную пасть. — Не можешь!

— А я не дракон… Я ай-ро… — донес ветер насмешливый смех. Черный хёгг упал сверху, взметнулась снежная круговерть. И вышел из белой пелены уже не дракон, а скалящийся хищник с голубым огоньком на кончике хвоста… Только пасть осталась такой же красной. И голос: — Моя… моя лирин…

— Лирин, проснись!

Я вздрогнула и открыла глаза. Все еще оставаясь во власти дурного сна, обвела взглядом уже знакомую до мелочей комнату в башне. На краю кровати сидел Краст, смотрел внимательно. Одетый в привычную кожаную безрукавку и штаны, короткие волосы блестят влагой. Видимо, риар совсем недавно освежился в купальне.

Я привстала на локте, ощущая себя выспавшейся на десять лет вперед.

В памяти остались короткие пробуждения, когда меня кормили ароматным и густым супом. А потом, прогулявшись по нужде, я снова засыпала.

— Сколько прошло времени?

— Три дня.

Ильх потянулся к покрывалу, но я воспротивилась, вцепилась в ткань. Поморгала, окончательно прогоняя длительный сон. В теле бурлила энергия, давно я не чувствовала себя такой отдохнувшей!

— Я проверю твою рану, нареченная.

— Не надо.

Он вопросительно поднял брови, сверля меня разноцветным взглядом. И я торопливо облизнула пересохшие губы. Краст уставился на мой рот, снова глянул в глаза, и я увидела, какие расширенные у него зрачки. Снова злится?

— Не надо, — повторила я. — Со мной все хорошо. А рану может посмотреть Анни. К тому же… я прекрасно себя чувствую!

— Думаешь, прислужница хоть что-то понимает в ранах? — резко бросил Краст. И снова дернул покрывало. — Она совсем девчонка. А я видел ран достаточно. Не упрямься, лирин.

— Нет, — как раз и заупрямилась я. Почему-то сейчас, когда опасность осталась позади, я особенно остро не желала очередного «осмотра».

Как верно сказал Краст, мясо на мне все еще не наросло, так зачем лишний раз подвергать самолюбие очередному удару. Я еще помню, как смотрел риар в доме шагун, какой темный и тяжелый был у него взгляд.

— Ты можешь заниматься своими делами! А я как-нибудь… сама! — я вцепилась в край покрывала, не давая стянуть.

Краст вскинул голову, глянул остро, выдохнул. И рывком отбросил предательское покрывало!

Я ахнула, хотела встать, но Краст лишь прижал меня одной рукой к кровати, а второй деловито размотал повязку. Я щелкнула зубами, пытаясь его укусить, но ильх лишь рявкнул:

— Лежать! Не надо мне перечить, лирин, — нахмурился он, пока я возмущенно искала слова. — Я все равно сделаю так, как надо. Твоя рана затянулась полностью, крови нет. Жить будешь.

— Какое-то время, — мрачно буркнула я. Покосилась на руки ильха, все еще лежащие на моем теле. Убирать их он не торопился. Отодвинулась осторожно. — Мне нужно… привести себя в порядок.

Он медленно кивнул и встал.

— Я тебе помогу.

— Слушай, тебе что, заняться нечем? — не выдержала я. — Ну, там по наковальне постучать, завал какой разобрать, нет? Ты сам сказал, что рана затянулась, а я просто хочу… умыться! Я справлюсь и сама!

Краст сжал зубы так, что побелели скулы.

— Как хочешь. Я лишь хотел проявить… гостеприимство! — слово он выговорил почти по слогам. — Кажется, ты сама обвиняла меня в том, что в Дьярвеншиле им и не пахнет, а я дурно обращаюсь с тобой!

Я сползла с кровати, косясь на застывшего посреди комнаты ильха. Смотрел он напряженно, следя за каждым моим движением. И какая только муха его укусила?

— Слушай, ты меня спас, так что можешь считать, что я беру свои слова обратно! Ты отличный риар! — я стянула с кровати покрывало и закуталась в него, не желая щеголять перед мужчиной своими формами. Вот странность, раньше плевать было на то, как я выгляжу, а теперь — неприятно и стыдно! — Не переживай, осталось совсем немного, и я покину Дьярвеншил. И про ранение я никому не скажу, сама виновата…

— Думаешь, мне есть дело до того, что ты скажешь совету? — прищурился ильх.

Я пожала плечами.

— Я лишь говорю, что осталось потерпеть меня совсем немного, и история с навязанной невестой подойдет к концу, — буркнула я. — Не переживай, я прекрасно помню условия нашего соглашения. Я тебе благодарна. И то, что произошло в горах… ничего не изменило.

— Вот как? — он смотрел, прищурившись.

— Да. Я скажу «нет» и уеду, не беспокойся.

— Надеюсь, — насмешливо отозвался он, хотя глаза смотрели почти с яростью.

Дернув ткань, зацепившуюся за ножку кровати, я ушла в купальню. На миг застыла, прислушиваясь к звукам в комнате. Но там было тихо…

* * *

Ничего не изменило?!

Благодарна?!

Ярость полыхнула внутри черным огнем — злым, разрушительным. Хотя с чего бы ему бушевать? Разве не радоваться надо? Дева права, осталось совсем немного, и чужанская бесцветная морь навсегда покинет Дьярвеншил. То, чего он и хотел. То, чего ждет. Пусть проваливает в Варисфольд или вовсе возвращается за Туман, ему какое дело? Надо лишь следить, чтобы не шлялась больше где не надо. Хотя после йотуновой горы вряд ли девчонка захочет гулять!

Вот и славно. Пусть сидит в башне и не высовывается…

За стеной плеснула вода, и Краст напрягся. Звуки рассказывали каждое движение чужачки. Вот она скинула покрывало. Вот, морщась и поджимая пальцы ног на камне, осторожно двинулась к бочке, вот плеснула в лицо водой. Вот провела тонкими пальчиками по коже… и снова полила — осторожно, все еще помня боль от зажившей раны. Снова переступила ногами…

Помянув сквозь зубы все йотуново племя, Краст резко развернулся и вышел. Надо заняться чем-нибудь, пока его ярость не натворила бед.

Спускаясь вниз, он считал дни до отъезда чужачки. Быстрее бы уехала…

Остановился на нижней ступеньке. Качнулся с носка на пятку. И пошел обратно.

И с каждым шагом разливалось внутри острое и хмельное предвкушение, кружащее голову…

Хватит себе врать.

* * *

Чем бы ни обработал рану Краст, но затянулась она на удивление быстро. С изумлением я осмотрела тонкий белесый шрам — все, что осталось от когтей йотуна. Как можно вылечить рану так быстро, я не понимала. Похоже, фьорды могут с легкостью переплюнуть все достижения Конфедерации в медицине! Да за Туманом я бы месяц валялась с подобной «царапиной»! А здесь — три дня! Невероятно!

Да, риар точно разбирался в ранах.

Вот только о нем думать совсем не хотелось. Опасные это мысли…

Я вытерла влажные пряди и откинула волосы. Уже легко и привычно натянула платье, размышляя, чем займусь сегодня. Интересно, продолжатся ли наши уроки с риаром? И хочу ли я этого? Потому что все изменилось, что уж врать… В моей голове и сейчас был бронзовый бог. Мужчина, который нес меня на руках, кормил, баюкал и улыбался…

Нервно сглотнула. Плохие мысли, ой плохие! Непозволительные! Нельзя мне думать о Красте, нельзя желать… Нечестно это.

Толкнула дверь в спальню, все еще раздумывая, и ахнула, наткнувшись на мужское тело. Напряженное, каменное… не успела я опомниться, как ильх прижал меня к стене.

— Я подумал, что ты могла бы поблагодарить меня, лирин, — с насмешкой произнес Краст. — За спасение.

Я уставилась в его лицо с недоумением.

— Но я ведь уже благодарила! Несколько раз!

— Так, как нареченная должна благодарить жениха, — насмешки стало больше и напряжения тоже.

Я нервно пригладила ткань платья. И, ничего не понимая, уставилась в лицо ильха с лихорадочно блестящими разноцветными глазами. Если бы я была хоть немного красивее, то подумала бы, что понравилась ему. Но я ведь совсем не в его вкусе, да и лицо прекрасной Ингрид все еще стоит перед глазами. Сам Краст не раз подчеркивал, что я кажусь ему некрасивой! Так в чем дело?

— Как нареченная? — нахмурилась я. — Может, надо приготовить особенное блюдо?

Он коротко усмехнулся.

— Да. Особенное. Я дико голоден, лирин… Подыхаю.

— Я тебя не понимаю, — посмотрела с недоумением. — И плохо знаю обычаи фьордов, риар…

Он вдруг положил ладонь на мой затылок, сжал влажные волосы у основания. Черный глаз казался сгустком тьмы, голубой посветлел… И каменное тело прижалось ко мне, давая ответ. Краст коротко втянул воздух, словно от соприкосновения наших тел ему стало нечем дышать. И меня словно током ударило. От изумления я даже рот открыла. Он что же?..

Увидев выражение моего лица, ильх улыбнулся, кивнул.

— Да, Ника… Так, как женщина благодарит мужчину за жизнь… так.

— Жених не имеет права прикасаться к нареченной до свадьбы, — выдавила я, не в силах поверить своим ощущениям. Но какого демона? Зачем? Что происходит?

— Я найду золото, чтобы расплатиться, — горячо проговорил Краст. И потянул мои волосы, жадно осматривая запрокинутое лицо. — Чего ты хочешь? Браслет? Ожерелье? Проси что хочешь, Ника… Я найду… Слово хёгга…

Тяжелая ладонь легла на мое бедро, притягивая ближе, вдавливая в мужское тело. Ильх издал короткий злой звук, словно зверь зарычал…

— Завтра принесу твой утренний дар, нареченная, — глухо уронил он. — А сейчас…

И пока я пыталась хоть что-то сообразить, наклонил голову и прижался сначала к щеке, потом к моим губам. Поцелуй Краста был странным, да и не поцелуй вовсе… Ильх не проникал языком внутрь, лишь пробовал на вкус, жадно и в то же время — неумело…

А потом подхватил на руки, понес обратно в кровать.

— Какая ты нежная… хрупкая… я буду осторожным… Не бойся… прошу… — горячечный шепот отозвался внутри сладким спазмом.

Краст прижал меня к шкурам, снова лизнул губы, спустился ниже — на шею. Сильные руки погладили мои плечи, потянули вниз ткань, оголяя кожу. Жаркий взгляд погладил, разогревая, и следом — коснулись ладони. От ощущения шершавой кожи на моих плечах я лихорадочно втянула воздух.

Краст дернул лиф, холодок коснулся груди. И я… очнулась.

— Что… что ты делаешь? Постой…

— Золото принесу завтра, — ильх не обратил внимания на мои попытки освободиться. Легко поймал ладони. — Завтра, Ника… Что захочешь…

Золото? Да о чем он?

— Краст! Мне не нужно твое золото!

— Хорошо, тогда шкуры йотунов, — обжигающие губы коснулись ключиц, а шершавые пальцы коленей. — Ты права, моя лирин, шкуры дороже золота… Я добуду сколько захочешь… Я все отдам… Притащу к тебе сотню, всю звериную стаю вместе с ай-ро, раз ты хочешь… Только не бойся меня…

Что?!

— Мне не нужны ни шкуры, ни золото! — заорала я, вырываясь. — Я вообще не то имела в виду… Краст, хватит! Прекрати! Стой!

Самое плохое, что я хотела. Желание уже дрожало внутри, тугое и сладкое. Я не просто хотела, я плавилась под неумелыми ласками и прикосновениями. Мое тело уже извивалось, желая подстроиться под силу и мощь ильха, раствориться в нем… Обрести наслаждение, которое он мне даст.

Вот только стоит позволить ему прикасаться ко мне, и я увязну по самую макушку, уже не выберусь из этой бездны. Что-то происходило со мной, что-то мучительное и прекрасное, тянущее к риару с невероятной силой.

Не могу… нельзя!

И правду сказать не могу, и позволить себе быть с ним — не могу…

Он вскинул голову, блеснул голубой глаз.

— Тебе тоже нужен зов? — непонятно и, кажется, зло спросил он. — Я хотел иначе… хотел, чтобы ты видела меня… Но пусть так. И хорошо даже… Я больше не могу его сдерживать, нареченная.

Он выдохнул, а мне показалось, что я сейчас свихнусь! О чем он на этот раз?!

— Зов? — переспросила ошалело.

— Почему рядом с тобой мне так трудно его удержать? — яростно спросил он. — Чужая ведь, бледная… Серебряная, словно шкура йотуна! И злишь постоянно! Так почему? Ника…

И, перехватив мои руки, которыми я уперлась в его каменную грудь, ильх вздернул их, прижал к кровати над головой. Уставился на меня. В темной бездне черного глаза словно пламя блеснуло — жутко и невероятно притягательно. И Краст выдохнул с облегчением и в то же время с болью:

— Моя… лирин…

Правая рука ильха двинулась вниз, потянула вверх платье и легла на мои колени, раздвигая их.

И вот тут я вывернулась, шарахнулась в сторону, а потом скатилась с кровати. И нервно схватила со стола кувшин, замахнулась…

— Я сказала «нет»! — рявкнула так, что, наверное, и внизу было слышно. — Мне не нужны твои шкуры и твое золото! Понимаешь?

— Нет? — он выглядел таким шокированным, что на миг даже смешно стало.

— Нет!

Ильх моргнул, потер глаза. И снова уставился на меня. Так, словно чего-то ждал. Я на всякий случай сделала шаг назад.

— Ника? — тяжело спросил ильх. Голос его стал хриплым, в глазах билось что-то пугающее и болезненное. — Ты что же… Ты не чувствуешь?

— Чего? — мрачно уточнила я, делая еще шаг назад.

Правда, это не помогло, расстояние между нами ильх преодолел за мгновение. Отобрал кувшин, который я держала, отшвырнул. Жалобно стукнулись черепки, разлетаясь по комнате… А риар обхватил ладонями мое лицо, пристально и жадно всматриваясь в глаза.

— Да чтоб я сдох, — недоверчиво протянул он. — Рэм же говорил, гаденыш… А я не понял. Ты не чувствуешь. Я не верю в это… Йотунова пасть! Ты не чувствуешь!

— Я тебя не понимаю…

— Ты не чувствуешь зов! — заорал Краст так, словно это все объясняло. — Зов хёгга, поглоти меня Горлохум! Зов зверя! Все это время… Да я думал — свихнусь! Да я свихнулся, забери меня бездна! А ты просто не слышишь? Не слышишь?

Я сглотнула, не зная, как реагировать. Мысли лихорадочно бились в голове, пытаясь дать ответ. Опять этот гадкий зов! И если сопоставить… Возбуждение прислужниц, злость на Рэма за то, что он «позвал», и то, что этот зов Краст применил в постели…

— Постой-ка… — облизала я пересохшие губы. Ильх издал сдавленное рычание, и я подумала, что не стоит так делать. — Постой… этот зов дракона как-то связан с… желанием?

— Связан? — он усмехнулся с таким лицом, что мне стало не по себе. Сейчас Краст выглядел почти безумным, в его глазах билось что-то запредельное. — Зов и есть желание, нареченная! И после того, как хёгг становится риаром, зов усиливается в десятки раз! Ни одна женщина фьордов не может противостоять ему!

— И что же они делают, когда ты их… зовешь? — тихо произнесла я.

Понимание уже разливалось внутри неприятным колючим холодом, выстужало тот жар, что я успела ощутить, когда Краст меня поцеловал. Хотя и поцелуем это не назвать, зверь просто лизнул добычу, пытаясь понять, хорош ли будет обед. Сжала кулаки, безотрывно глядя на Краста.

— Так что они делают? — переспросила.

Он погладил пальцем мою щеку. Нежно. Так, словно не смотрел с диким, первобытным желанием.

— Они становятся на колени, чужачка, — ответил так же тихо, как я спросила. — Поворачиваются ко мне спиной и становятся на колени.

Я открыла рот то ли от ужаса, то ли от изумления.

— Насколько силен твой зов, Краст? — сиплым голосом произнесла я. Он молчал, а я почти закричала: — Насколько? Какой шанс был у чужачки воспротивиться? Ну? Отвечай!

— Никакого, — хмуро уронил риар. — Я никогда не встречал женщину, способную сопротивляться. Даже если она меня ненавидит… Я даже не думал, что бывает иначе… А ты… просто не слышишь!

Я дернулась, вырываясь из его рук. Отошла на шаг. Краст качнулся за мной.

— Не смей ко мне приближаться, — прошептала я. — Не подходи! То есть… вот так, значит? Решил позабавиться с чужачкой? Попробовать, какова на вкус бледная морь? Так?

— Ты не понимаешь! — разозлился он. — Зов это как гроза или огонь! Как стихия! Я раньше не чувствовал такого… Проклятие!

Он потер переносицу, болезненно морщась. Вскинул голову, шагнул, дернул меня к себе. Я забилась, пытаясь отстраниться, но Краст держал крепко. Сжал мои плечи, заставляя смотреть ему в лицо.

— Посмотри на меня, лирин. Я не хотел просто… позабавиться.

— А чего ты хотел? — выпалила я. Пусть скажет. Пусть скажет мне…

Но ильх молчал. Смотрел на меня мрачно и молчал.

— Отпусти! — рявкнула я.

Почему-то было жутко обидно. Эмоции бушевали внутри, не давая мне трезво оценить ситуацию и подумать. Я лишь понимала, что ильх хотел воспользоваться каким-то ментальным афродизиаком, чтобы развлечься. И хотелось разреветься, как в детстве, но я лишь сжала кулаки.

— Пусти! Ты меня… пугаешь!

Мужские ладони разжались моментально, словно я сказала что-то ужасное. В глазах риара погас огонь, и мне стало больно…

Но я лишь развернулась и выбежала из комнаты. Сбежала по ступенькам вниз, остановилась. Покосилась за спину. Но дверь в комнату оставалась закрытой. Стараясь не думать о том, что совершаю жуткую ошибку, я вбежала в кухню, зовя Анни. Девочка выскочила перепуганная.

— Ой, лирин, что случилось? Ты почему голосишь?

— Можешь одолжить мне свою накидку? — пробормотала я. — Верну потом.

Анни вытаращила глаза.

— Так на гвозде висит. Только она же без меха, холодная…

— Сойдет. Я хочу прогуляться.

— Но куда… зачем… лирин!

Ушибленная, а не лирин, со злостью думала я, выбегая из башни. Прав был Рэм, ушибленная и есть!

Шмыгнула носом, ускоряя шаг. Идти к скалам, где за каждым камнем мне теперь мерещились голубые огоньки, побоялась, так что двинулась вниз — к стене, отделяющей Дьярвеншил от моря. На этот раз у ворот стоял страж, но он лишь пожал плечами, когда я заявила, что хочу прогуляться. Ну да, с чего бы ему останавливать какую-то чужачку? Хочет бродить на ветру, так пусть топает!

Глава 23

Обида, злость и непонимание смешались во мне. Добредя до берега, присела, зачерпнула холодной воды. Анни рассказывала, что дальше, за скалой, есть горячий источник, от него-то и течет вода по железной трубе в башню риара. Хорошо бы его увидеть… К тому же мне нужна какая-нибудь цель, не просто так ведь бродить по берегу!

Укутавшись в тонкую шерстяную ткань накидки, я вскинула голову и бодро зашагала вперед, шипя сквозь зубы и смахивая влагу с глаз. Проклятый Дьярвеншил! Ветреный и холодный. Даже вон глаза слезятся…

Ничего, недолго осталось! Надо просто дождаться корабля из Варисфольда, и все закончится. И не будет больше этого ужасного города, скал, тумана, жутких птиц с лысыми шеями и горбатыми клювами, голубых огоньков на хвостах у чудовищ… Краста. Я ведь помню город, который мы видели в первый день на фьордах. Прекрасный город, волшебный, казавшийся ожившим сном. Нероальдафе, так он называется. Вот и отправлюсь туда. Там наверняка все иначе… и там я думать забуду про этот Дьярвеншил!

Скорее бы!

Бурча себе под нос, дошла до вырастающих из песка черных осколков, разбросанных по берегу. Даже возле ворот местами торчали такие обсидиановые метровые куски скалы, а здесь их стало в разы больше. Теперь приходилось эти останцы то обходить, то взбираться на них, чтобы продолжить путь. Море билось о берег серо-синей волной, беспокойной и завораживающей, вдали, на горизонте, сливалось с небом, так что и не понять было, где заканчивается вода и начинаются облака. И сверху, и снизу двигались и перемещались вода и воздух, смешивались синее, белое и оранжевое, создавая невероятную в своей гармоничности картину. А сбоку поднимались скалы, упирались в небо, белели макушками… Я замерла на миг, покоренная суровой и величественной красотой этого края. Холодный, каменный, еловый… было в нем что-то пленяющее.

Я вздохнула и закрыла глаза. Подышала, успокаиваясь. Главное, не думать о том, как Краст прижимал меня к кровати. Как смотрел с жадностью, как прикасался. Как шептал что-то… Не думать!

Мотнула головой, и взгляд зацепился за желтую полосу между камнями. С опаской сделала шаг, недоумевая, что бы это могло быть. Любопытство и желание увидеть голубой эдельвейс все еще отзывались под ребрами фантомной болью, так что к желтому пятнышку я присматривалась несколько минут. Однако мой страх оказался напрасным, между камнями всего лишь застряла холщовая сумка.

Сумка?

Сунула руку, вытаскивая находку. И с недоумением уставилась на мокрую, но такую знакомую вещь. Такой же мешок был и у меня — плотная серая ткань, а сбоку — полоса желтой нашивки со знаком Конфедерации. Именно в таких торбочках переселенки на фьорды везли свои вещи.

Но откуда она здесь, в камнях возле Дьярвеншила? И чья она?!

Холодок непонимания и дурного предчувствия кольнул изнутри. Дрогнувшей рукой я развязала веревку и заглянула внутрь сумки. Потрепанная женская косметичка с разбухшими тенями и помадой, флакончик дешевых духов, блистер с таблетками, намокшие фото… Нахмурившись, я вытащила одну из фотографий. Столица Конфедерации, железный мост, ильх, одетый в шкуру… Эту фотографию я уже видела. Со второй смотрела женщина, одетая в розовое платье и туфли на высоких каблуках. Наряд категорически не сочетался с тяжелым взглядом и поджатыми губами, но мое горло сжалось вовсе не от этого диссонанса. Я знала эту женщину. Она мечтала стать на фьордах королевой. Тильда — та самая переселенка, с которой я разговаривала перед тем, как ступить в Туман.

Но что делает здесь ее сумка? Длинная ручка зацепилась за камень, не давая волне утащить добычу в море.

Конечно, можно предположить, что ее жизнь сложилась и женщина сама избавилась от сумки, швырнув в воду, но… но что-то мне в это не верилось.

Завязав веревку, я перенесла сумку подальше, сунула между камнями. И задумалась. Вопросы бурлили в голове, словно шампанское в бутылке, которую хорошенько встряхнули. Все сильнее и сильнее, еще немного — и произойдет взрыв! Как сумка Тильды оказалась здесь? Что с самой Тильдой? Кто такая йотун-шагун и кем она приходится Красту? Почему сам ильх споткнулся и побледнел, услышав голос за спиной?! Как умер старик Ингольф? А самое важное… Почему я ни разу не видела черного хёгга Краста?

Может… может, он и есть тот дракон, что напал на корабль? И может, он просто не хочет, чтобы я его узнала?

Но тогда получается, что мужчина, так обжигающе прикасавшийся к моему телу, — убийца. И сумка Тильды оказалась здесь неспроста…

Я потерла грудь, усмиряя заболевшее сердце. Глубоко вдохнула прохладный воздух.

Покосившись на камни со спрятанной сумкой, я поднялась, оглянулась на башню. Там, за каменными стенами, остался Краст… И может, мне надо просто задать ему все мучающие меня вопросы? Спросить прямо, тот ли он, кто приходит в мои кошмары? Вот только честность должна быть обоюдной. И как спрашивать, зная, что сама я врунья, пытающаяся водить риара вокруг пальца?

Что я даже не та, за кого себя выдаю! Не невеста, а лишь обман, подделка!

— Ника…

Голос шепнул ласково, и я обернулась.

Вот только на этот раз появление Лерта не обрадовало, а просто удивило. Я выдавила улыбку, наблюдая за приближением капитана.

— Знал, что ты придешь! — на лице морского хёгга белозубо расцвела улыбка. — Я ждал тебя, лунная дева! Ты снова плачешь?

— Это брызги с моря, — фыркнула я. — Я тоже рада тебя видеть, Лерт. Но ты не должен…

— Ты волнуешься за меня? — обрадовался мужчина. — Мне приятно. А я — за тебя, Вероника. На твоем лице слезы, я вижу.

— Все и правда хорошо, — возразила я. — Жива и почти здорова, лишь ранена немного, но все зажило…

— Ты ранена?! — лицо морского хёгга исказилось от ярости. — Это сделал риар Дьярвеншила?

— Ты не так понял…

— Ты врешь, лунная дева, выгораживаешь мучителя? — Лерт нахмурился, голубые глаза потемнели. — Боишься наказания?

— Да ничего я не боюсь! Все хорошо, я же говорю!

Лерт хмуро покачал головой, явно не поверив.

— Мне больно это слышать! Все хуже, чем я думал. Хуже! Не зря о Дьярвеншиле идет дурная слава! Его риар безумен!

— Краст не безумный!

— Ты не понимаешь, дева! Фьорды слышали о риаре этих земель! Он хуже своего отца! Он тот, кого не принял даже собственный хёгг! Перворожденные! Тебе надо покинуть эти скалы. Немедленно!

— О чем ты говоришь? — растерялась я. — Ты что-то знаешь о Красте?

— То, что он тот, от кого тебе стоит быть как можно дальше, дева! — рявкнул Лерт. — Если человек не соединился со зверем полностью, его разум меркнет, а душу наполняет безумие, Вероника. Это и случилось с тем, кто сегодня зовется риаром Дьярвеншила.

— Постой, — я зябко поежилась, ощущая, что происходит что-то неправильное. И это неправильное мне категорически не нравится! — Ты ошибаешься…

Лерт глянул снисходительно, как смотрят умные мужчины на глупую женщину. И я скрипнула зубами. Правда, длилось это лишь миг, лицо Лерта снова стало тревожным.

— Ты боишься расплаты, я понимаю. И ты благородна, дева, не жалуешься, не плачешь. Но тебе нужно уходить. Поверь мне…

— Ты ничего не понимаешь… — начала я, но осеклась, когда ильх вдруг вскинулся, приложил ладонь к глазам, всматриваясь вдаль. Нахмурился.

Я тоже повернулась в сторону скал, пытаясь понять, что так не понравилось мужчине. В небе кружила черная точка, и подумалось — птица, но тут же стало ясно, что ни одна птица не может быть таких размеров. И это неведомое росло, увеличиваясь с каждой минутой.

— Что это такое?..

— Хёгг! — процедил сквозь зубы Лерт. — Черный хёгг!

Черный дракон?

Я уставилась в небо, тоже приложив козырьком ладонь. И вот уже видно длинную шею, распахнутые огромные крылья, отблески солнца на чешуе, оскаленную пасть…

— Прыгай! — рявкнул вдруг Лерт, толкая меня и накрывая собой сверху.

Ничего не понимая, я свалилась в расщелину между двумя камнями, ободрав коленки. И уже хотела заорать, что за шутки, как сверху полыхнуло огнем! Жар опалил камень, а на меня дохнуло лавой и пеплом! Я взвизгнула от неожиданности и ужаса, сжалась в комок, инстинктивно закрывая руками голову. Берег вздрогнул от рычания. Кажется, даже камни подпрыгнули!

Черный дракон заревел и взмыл в стремительно темнеющее небо. И в краткий миг, когда гигантская тень накрыла мое убежище, я увидела темную полосу на его шее… тот самый зверь, что напал на «Стремительный»!

— Бежим! — заорал Лерт, не давая мне подумать. Выудил меня из ямы и потащил к воде.

— Куда… что?

Ильх на миг затормозил, глянул искоса.

— Ты что, не видишь? Он пытался тебя убить!

— Что? — ошалело вскинулась я. Убить? Но за что? Почему?

Но подумать мне снова не дали. Черный монстр описал в небе круг и ринулся вниз, оглашая берег чудовищным ревом.

Ничего не понимая, путаясь в юбке и не падая лишь благодаря сильной руке ильха, я неслась к воде. И когда волна уже почти лизнула ноги, догадалась спросить, а собственно — зачем?

Вот только не успела. Дальше все произошло одновременно. Черный дракон упал сверху, выпуская когти. Меня откинуло в воду. Лерт стал хёггом. Серо-синий дракон взвился над берегом и хвостом ударил черного. А потом тяжело рухнул в волну. Меня закрутило водоворотом, потянуло вниз. Вода хлынула отовсюду — сверху, снизу, слева и справа, — и не было от нее спасения! Холодная, неласковая вода северного фьорда обхватила со всех сторон, увлекая на дно. Оказывается, здесь было глубоко! Сразу у берега начиналась пропасть, отвесная и губительная!

Наверху, за пленкой серой воды, снова полыхнул огонь, но я все равно рванула туда, желая глотнуть спасительного воздуха. Накидка и платье облепили смертельным грузом, утягивая на дно. Нащупав завязки плаща, я дернула, освобождаясь от шерстяной ткани. Стало немного легче, и отчаянным рывком я вырвалась на поверхность, глотнула обжигающий и такой вкусный воздух…

Морской хёгг выпрыгнул из воды возле скал, обвил черного, швырнул в воду. Но уже через миг монстр снова взмыл в небо, разбрызгивая с влажно блестящих крыльев капли. Я барахталась на волне, стуча зубами от холода и почти ничего не видя из-за бурлящей воды, когда рядом оказалась огромная голова. Вздрогнув, я уставилась в голубые глаза с вертикальным змеиным зрачком. Видеть морского дракона в такой близи оказалось невероятно пугающе.

— Лерт? — жалобно прохрипела я. — Лерт, ты меня понимаешь?

Водяной змей мотнул головой, так что меня обдало брызгами. И повернулся, подставляя спину. Снова глянул, снова мотнул.

— Залезать на тебя? — неуверенно переспросила я.

Хёгг зашипел и поднырнул под меня, чтобы я оказалась на огромном и скользком теле. Ухватилась за шип, торчащий на хребте, — вовремя! Снова зашипев, Лерт рванул в море, стремительно удаляясь от берега! Я вскрикнула и захлебнулась, когда сверху снова упала гигантская тень, а морской хёгг нырнул в глубину, таща меня за собой. Несколько невыносимых минут, когда легкие уже взрываются, а тело дрожит от напряжения, и мы вновь выпрыгиваем на поверхность! Но лишь для того, чтобы я глотнула воздуха, а потом, извиваясь ужом, хёгг вновь ныряет!

В какой-то момент мои руки все же разжались. Удержаться на скользкой шкуре было почти нереально, и я сама не поняла, когда шип выскользнул из пальцев. Течением меня отбросило в сторону, но тут же огромная драконья морда толкнула снизу, выпихивая на поверхность. И оказалось, что мы совсем рядом со скалой, которая низким каменным козырьком нависала над морем.

Я беспомощно распласталась на морде морского змея, пока он заплывал внутрь. Позади вспыхнуло пламя, но, похоже, пробраться под козырек, почти лежащий на воде, черный дракон не мог.

Яростный рев оглушил, приумножившись эхом, и я заткнула уши, чтобы не слышать этот драконий рев.

И через несколько минут Лерт осторожно опустил меня на камень, отплыл и вернулся уже человеком. Выбрался из воды, подхватил меня на руки.

— Вероника, как ты?

— Жива, — отплевывая соленую воду, выдохнула я. Оглянулась и сползла с мужских рук. — Спасибо тебе. Где мы?

— Это скальные источники за Дьярвеншилом. — Ильх откинул за спину светлые волосы. — Я тебя напугал? Ты очень смелая дева.

— Я дева в безвыходном положении, — пробормотала я, осматривая низкий грот, кусок скалистого берега и пар, ползущий откуда-то из глубины. Здесь было гораздо теплее, чему безмерно порадовался мой окоченевший организм.

Перекинула набок волосы, отжала. И замерла, поймав взгляд Лерта. Ильх смотрел… с жадностью. В голубых глазах тоже бушевало море — предштормовое. Я инстинктивно попятилась, а Лерт усмехнулся краешком губ. И отвернулся.

— Мне лучше немного побыть одному, Вероника, — глухо произнес он. — Я морской хёгг, и дева в воде… действует на меня по-особенному. Прости, не хотел тебя оскорбить.

— Ты и не оскорбил, — пробормотала я слегка растерянно. Такое откровенное мужское желание было для меня в новинку, с досадой подумалось — надо же, то никого, то двое за сутки…

Воспоминание о Красте обожгло не хуже драконьего пламени.

— Тебе надо согреться, дева, — не поворачиваясь, произнес ильх. — Ты хрупкая и можешь заболеть.

«Ты такая хрупкая… нежная… я буду осторожным…»

Скрипнула зубами, заставляя себя не думать о риаре Дьярвеншила.

— Спасибо за заботу, Лерт, — искренне поблагодарила я. — И за спасение. Ты видел, откуда прилетел этот черный ужас?

Мощная спина капитана напряглась под мокрой рубашкой.

— Да. Из Дьярвеншила, дева.

— Ты уверен?!

— Это истина, которую я видел своими глазами. Черный хёгг прилетел со скал Дьярвеншила. С другой стороны белая гора, и там нельзя призвать зверя, дева. Даже пролететь над ней нельзя. А напротив — море, и вода была тиха. Чудовище приходит оттуда, где ты сейчас живешь. Я не хочу тебя путать. Но думаю, ты понимаешь, кто это.

Я застыла с мокрым подолом в руках.

— Нет! Это не Краст!

Лерт посмотрел через плечо, и я отпустила ткань, закрывая ноги. Платье неприятно шлепнулось по коленям.

— Ты не хочешь верить в очевидное, — покачал головой ильх. И задумался. — Тебе лучше отправиться со мной в Варисфольд.

Я нахмурилась, лихорадочно обдумывая свое положение. Оскаленная морда жуткого зверя все еще стояла перед глазами. И глаза… черные бездны, до краев заполненные яростью! Ужас кольнул изнутри. Ярость… я ведь видела ее. В черном глазу риара Дьярвеншила…

— Это не он, — прошептала со злым упрямством.

— Зверь был зол, — хмуро уронил Лерт. — Очень зол. И он хотел твоей смерти, Вероника.

А совсем недавно я отказала ильху, который никогда не слышал от женщины «нет». И когда я покидала башню, риар выглядел на редкость взбешенным. Снова мотнула головой, не желая в это верить. А во что верить — я не знала…

— Там горячий источник, Вероника. И камни раскаленные, — Лерт, не глядя, махнул рукой. — Тебе надо согреться.

И побыть одной, согласилась я про себя. В мыслях царил хаос, я просто не знала что думать. И была благодарна ильху за тактичность и поддержку. Право, я почти отвыкла от этих качеств в Дьярвеншиле! Там никто не церемонился с чужачкой, от местного населения за это короткое время я видела больше недовольных взглядов, чем за всю свою жизнь! Так почему я не желаю верить в то, что именно Краст чуть не убил меня сегодня?!

Лерт оказался прав, за густым паром скрывались нагретые камни, а чуть дальше — горячий источник. Я присела, обхватила себя руками, млея от ощущения блаженного тепла, пробирающегося под кожу. Я так замерзла, что казалось, никогда не согреюсь! Но на раскаленных камнях довольно быстро и высохла, и дрожать перестала.

Не знаю, сколько прошло времени. Наверное, довольно много. Когда вернулась, Лерт сидел возле воды, задумчиво рассматривая темную поверхность. Вскочил, увидев меня. И я снова смутилась от его предупредительности и откровенного интереса.

— Думаю, нам пора выбираться, — сказал ильх. — Хотя я не против остаться здесь с тобой на несколько дней.

И усмехнулся, глядя на мои покрасневшие щеки.

— Тебе придется снова намокнуть, лунная дева.

— Уже поняла, — вздохнула я. — Думаешь, черный хёгг улетел?

— Я его не слышу. Потомки Лагерхёгга не любят воду и берегут от нее шкуры. И сидеть в засаде они не умеют, слишком много в крови огня и нетерпения. Черные звери порывисты и яростны, Вероника, а еще опасны, потому что не умеют сдерживать свою злость. Морские гораздо спокойнее, нас не мучают вспышки обжигающего пламени. — Он помолчал, рассматривая меня. — Ты должна отправиться со мной в Варисфольд и все рассказать, Вероника, — посерьезнел Лерт. — О том, что творится в Дьярвеншиле. О своих ранах и унижениях. Риар понесет наказание, а тебе не надо бояться…

— Лерт, достаточно, — оборвала я. — Пожалуйста, просто доставь меня на берег.

Он смотрел, нахмурившись, но я прошла мимо и встала у края камней.

— Прошу тебя.

Не отвечая, ильх прыгнул в воду, и уже через мгновение на поверхность поднялась огромная морда морского змея. Я устроилась на его теле, ухватилась за шип и понадеялась, что эта прогулка скоро закончится.

Лерт, извиваясь, устремился к низко нависшему своду пещеры, поднырнул под козырек. Так что я снова намокла, к счастью, на этот раз не целиком, лишь ноги замочила. И за это тоже надо благодарить морского хёгга, что нес меня на своей спине. Он очень старался не опускаться в глубину, а скользить по поверхности, хотя, думаю, это было очень непривычно для водяного дракона. А я только хмурюсь на его доброту! А ведь Лерт меня от смерти спас! И когда мы покидали пещеры, приступ благодарности заставил склониться к шее змея и крикнуть:

— Лерт, ты замечательный! Спасибо тебе!

Солнце ударило в глаза белым светом, и над водной гладью донеслось холодное:

— А я-то думал, чей это медальон у моей нареченной. Теперь вижу.

Моргая от резкого перехода из полумрака на свет, я прикрыла глаза руками. А когда увидела — ахнула. Вход в пещеры закрывал хёггкар. Не такой огромный, как «Стремительный», не такой красивый и легкий, но все же внушительный. Особенно с лучниками, выстроившимися вдоль борта. Впереди стоял Краст, и даже на расстоянии я видела ярость в его разноцветных глазах.

Лерт зашипел, приподнимая над водой верхнюю часть тела. Лучники вскинули тяжелые арбалеты.

— Не делай резких движений, морской гад, — выплюнул Краст. — На наших тетивах мертвое железо из Сайленхарда. Раны, нанесенные им, не заживают годами.

Лерт снова зашипел, мотнул головой.

— Иди сюда, лирин, — приказал риар Дьярвеншила.

Морской змей извернулся, и я увидела его глаза — встревоженные и злые. Выдавила улыбку.

— Все хорошо. Я пойду… к нему. Не беспокойся, Лерт. И спасибо тебе.

Змей протестующе рыкнул, тоненько звякнули тетивы арбалетов, удерживая готовые сорваться снаряды. И я вскочила, балансируя на мокрой шкуре.

— Я иду! Не причиняйте ему вреда! Не надо!

Краст красноречиво сплюнул в воду, совсем рядом со змеем. И мне почему-то захотелось фыркнуть — вот же варвар! Был и останется.

Хёггкар приблизился, и ко мне спустилась веревка. Я уцепилась за узел и пискнула, когда меня взметнули вверх, одним махом перенося на борт. Сделав несколько злых шагов, Краст оказался рядом, дернул ворот моего платья. И просто разорвал веревку, удерживающую медальон. Я вскрикнула, когда подарок Лерта полетел в море, а разъяренный ильх втолкнул меня в дверь небольшого помещения. Корабль качнулся, и судно начало движение.

— Значит, предпочитаешь светловолосых, лирин? — припомнил Краст мои давние слова.

— Это был подарок! — гневно обернулась я к риару. — Ты не имеешь права!

— Ты моя нареченная! Я надел на тебя венец! Как ты смеешь плевать на это? — заорал Краст, сверля меня таким взглядом, что захотелось спрятаться.

— Что?! — от изумления я дар речи потеряла. — Плевать? Ты с ума сошел? Этот венец ничего не значит! Через несколько дней я навсегда покину Дьярвеншил! И ты первый требовал от меня этого!

Краст втянул воздух, выдохнул.

— Пока ты остаешься моей нареченной, забудь о бесстыдных нравах твоих земель! Ты моя, поняла? Моя!

— Что? — снова изумилась я. — Да ты… Да пошел ты… знаешь куда? Это был подарок моего друга!

Он яростно шагнул вперед, я — назад, пока не уперлась в стену. Рядом свисала цепь, и Краст глянул на нее дикими глазами. И я явственно увидела желание в разноцветных глазах. Желание приковать меня к стене этой самой цепью!

Но ильх лишь уперся ладонями в дерево по обе стороны от моей головы.

— Друга, говоришь? — лицо Краста исказила такая ярость, что я сжалась, уверенная — не сдержится… — Подарок друга? На фьордах дева получает дар за что-нибудь. Чаще — за мужское удовольствие. Только называется это не дружбой. Иначе.

Он прищурился и произнес слово.

А я не задумываясь ударила ильха ладонью по лицу, ощущая клокочущую ярость и горькую обиду. Да что же это такое? Первый раз с Рэмом, теперь вот с Лертом! Да как он смеет?!

Краст коротко зашипел, навалился, обхватил мое лицо руками и прижался к губам. И снова лизнул без проникновения, тяжело дыша, зарываясь пальцами в мои влажные волосы. Я всхлипнула… Краст замер. Снова лизнул — по линии скул и ниже, жадно, рвано… Мучительный вздох Краста, и его губы, исследующие меня с ненасытной нежностью… Я замерла, теряясь в этой странной ласке, в неумелом прикосновении, которое почему-то отключило мой разум и заставило тело вибрировать от удовольствия.

Кровь стучала в висках барабанами… Краст оторвался от меня, глянул затуманенным взглядом.

И рывком отстранился. Втянул воздух — раз, другой… выдохнул с шипением. Посмотрел на меня, дрожащую у стены, возле цепи… И, развернувшись, вышел.

Я медленно сползла по стене вниз. Эмоции бились и бурлили с такой силой, что хотелось закричать! Он пришел… Пришел за мной! Поступил как варвар, заявил, что я его… почему?

Рев снаружи заставил меня подпрыгнуть, броситься к крошечному окошку, затянутому льдистым стеклом. Вдалеке, над волной, бились два дракона — серый и черный. Видно было плохо, я различала лишь силуэты. Вода пенилась, небо налилось чернотой, почти как ночью. Черное чудовище тяжело взмыло вверх, держа в лапах окровавленного морского змея. И оба рухнули возле скал в море, пропадая из вида.

И стало тихо. А потом взметнулась в небо черная тень дракона…

Я подышала, пытаясь справиться с волнением. Образы, мысли, чувства, сомнения… Всего так много, что дышать невозможно! Руки дрожали, сердце колотилось безумно. Метнулась наружу, почти ожидая, что дверь окажется закрытой, но нет — створка легко распахнулась. Воины, которых я привыкла видеть в башне риара, его десятка, торопливо спускали на воду легкую лодку, запрыгивали внутрь.

— Что происходит? — прошептала я. Почему воины покидают корабль? Почему так спешат? За спиной хлопнули огромные крылья, хёггкар покачнулся. Я сделала глубокий вдох и очень медленно обернулась.

Краст.

Он стоял у носа хёггкара, напряженный, мрачный, сжимая губы и сверля меня взглядом.

Над головой сверкнула молния, море забурлило. Шторм? Мы угодили в непогоду?

Но тогда почему на корабле остаемся лишь мы с Крастом?

Хёггкар швыряло по волнам, но странно, похоже, ильха это не волновало.

— Что?.. — начала я и задохнулась, когда Краст резко вдохнул и приблизился ко мне. — Что происходит?

— Ты спрашиваешь, что происходит? — волосы и одежда ильха промокли, и когда он наклонился, капли упали мне на губы. И Краст сглотнул, с жадным ожиданием рассматривая мое лицо.

— Что ты сделал с Лертом?

— Я хотел его убить, — ярость вспыхнула так, что обожгла и меня. — Жаль, не вышло.

Я пораженно вдохнула. Боги, неужели Лерт ранен? Лишь за то, что помог мне?

Тяжелые руки сжали мне плечи, лицо Краста исказилось.

— Не смей думать о нем! — рявкнул он. — Не смей, слышишь? Иначе я найду этого гада даже под волной и закончу начатое!

Я все-таки слизнула с губ соленую каплю. Небо уже вовсю полыхало небесным огнем, словно это нормально — безудержная гроза посреди зимы. Краст обхватил мое лицо руками, и я ощутила дрожь, сотрясающую тело. Вот только не поняла — тряслась я или он.

— Я не могу удержать зов, — с пугающим блеском в глазах произнес ильх. Внутри ильха тоже кипела буря, почти безумие, как и то, что творилось в небе… в море… везде! — Не умею сдерживать… такое.

— Что? — я нервно облизала губы.

— Ты понимаешь, — он провел пальцем по моей щеке. В вышине сверкнула молния. В его глазах плясало пламя, сплетаясь с тьмой… — Ни-ка…

Я втянула воздух. Голова кружилась… Милостивые перворожденные! Мы наверняка разобьемся, нас швырнет на скалы и перевернет, но почему меня это почти не беспокоит? Верно, сошла с ума вместе с этим ненормальным! Он так смотрел, что неважным становилось совершенно все. Перевернемся? Какая досадная мелочь!

— Ты… боишься меня?

Что-то в хриплом голосе заставило меня вскинуться. Боишься… Для него это так важно. В башне я сказала, что он меня пугает, и это остановило Краста. Повторю — и он уйдет, навсегда уйдет из моей жизни.

— Тебе лучше спуститься в лодку. Тебя отвезут на берег, — с усилием отворачиваясь, выдавил ильх. — Лучше…

Я посмотрела наверх, туда, где плясал небесный огонь. А Краст говорил, что он ему не отзывается… Небо пылало от грозовых разрядов так, что все волоски на моем теле стояли дыбом!

Медленно подняла руки и обвила шею ильха. Он дернулся, глянул исподлобья.

— Я никуда не пойду.

Краст втянул воздух. И я зарылась пальцами в короткие влажные пряди.

Плевать на все. Никуда я не пойду!

Ильх тяжело вдохнул и потянул мое платье, обнажая плечи. Кожу окатило холодными брызгами. И Краст втолкнул меня в дверь, из которой я вышла минуту назад. Подхватил под ягодицы, приподнимая над полом, жадно лизнул шею, верх груди.

— Не бойся… — прохрипел он. — Не бойся меня… не бойся.

Он повторял это, как заклинание, и я хотела сказать, что совсем не боюсь, но Краст уложил на узкую кровать-лежанку, дернул пояс. Замер на миг, всматриваясь в глаза, словно давая мне возможность что-то сказать… Но какие могут быть слова? Я знала, что свихнулась. Что не имею права отвечать ему. Что должна остановить! Обязана!

Но вместо этого приподнялась и коснулась жестких мужских губ. Поцеловала сама, языком проникая в рот, изучая его вкус. Ильх сдавленно застонал, отпрянул, чтобы удивленно посмотреть в глаза. А потом наклонился и повторил мое движение. Языки и губы соединились, изучая друг друга.

— Что… что ты делаешь? — задыхаясь, выдавил ильх.

— Это поцелуй, — прошептала я. — Разве ты не знаешь? Ты никого раньше не целовал?

— Нет… Зачем?

Отвечать не стала. Вместо этого снова коснулась его губ. Краст замер на миг, прислушиваясь к ощущениям. А потом хрипло выдохнул и повторил мою ласку — сам.

И снова соединение губ, уже увереннее и горячее. И мое торжество от осознания, что первый поцелуй будет моим. А значит, он никогда меня не забудет. Даже… потом. Когда в его жизни не будет меня и риар станет целовать кого-то другого.

Но думать о будущем не хотелось. В этот миг, когда черный дракон разбудил небесный огонь, а море качало нас в объятиях, не было будущего. Только это мгновение, принадлежащее нам двоим.

Я вцепилась в напряженные мужские плечи, провела ладонью ниже — по рельефу мышц. По груди и животу. По широкой спине, разделенной бороздкой позвоночника. И задохнулась, ощутив, как ильх вздрогнул, а потом глянул ошалело.

— Еще… — прошептал он.

Да с наслаждением! Гладила руками, потом уже и губами, ловя судорожные вдохи и раскаленные взгляды. Сквозь дымку блаженства мелькнула мысль, что нельзя вести себя так разнузданно, хотела убрать ладонь, но стоило лишь попытаться, Краст прижал к себе.

— Еще!

Его отзывчивость и потребность в прикосновениях оказалась запредельной. Словно его никто и никогда не трогал… Словно никто не ласкал так, как я. А я сходила с ума от этих чувств. И желала, чтобы он запомнил меня. Да и сама хотела запомнить как можно больше. Каждое движение рук и губ, каждое ощущение сильного мужского тела, столь совершенно вылепленного и столь откровенно теряющего контроль…

Краст жадно обхватил мои бедра, не размыкая нашего поцелуя. Я зарылась пальцами в жесткие волосы — теперь короткие, вскрикнула, ощутив шершавые пальцы на внутренней стороне бедра. Больше Краст ничего не говорил. Лишь торопливо стягивал с меня остатки одежды, обнажая как можно больше кожи, словно это было жизненно важно. И тоже прикасался, прикасался… К каждому оголенному кусочку. Мы горели. Мы оба пылали так, что было нечем дышать, что раскаленный добела воздух остался лишь в чужих губах. Хёггкар трясло, но даже это почти не трогало. Мы цеплялись друг за друга жадно, яростно. Торопились, трогали, любили пальцами, губами, кожей… всем своим существом…

В разноцветных глазах билось пламя, которое угрожало спалить нас обоих. И оттягивать момент соединения было уже не под силу.

— Ника… — имя он выдохнул лишь раз, когда прижал мое согнутое колено к своему бедру и толчком вжался между ног. Сцепил зубы и вошел — тоже рывком. Хриплый рык прокатился по тесной комнатке, сплетаясь с моим стоном. Снова швырнуло хёггкар, ударил гром, и мы тоже сплелись… ближе-дальше, под удары непогоды и неистовство стихии. Ближе-ближе, еще ближе, так, чтобы взахлеб… Ильх был не первый в моей жизни и все же — первый. Вот так — первый… Потому что до него я даже не знала, каким может быть соединение двух тел. До хриплых криков, не знаю чьих… Я видела лишь лицо мужчины, нависающего надо мной, ощущала лишь наше одно на двоих блаженство.

Еще…

* * *

…Первое прикосновение нежной руки к моему телу заставляет замереть, не веря. Смотрю на ее ладонь, потом снова в глаза. Уберет? Но лирин не останавливается. Касается тонкими пальчиками плеч, двигается ниже. Словно чертит огненную дорожку. Я жду, дышу. Но нареченная продолжает. Ощущения сводят с ума. Мне кажется, это сон, греза… и никакого зова. Она здесь. Со мной. Смотрит в глаза. И взгляд туманится не от силы хёгга, а от желания быть со мной. Лирин прикасается. Гладит. Вверх. Путается пальцами в спутанных волосах. И снова — вниз. Невесомым поглаживанием — на щеку. Сильнее — на спину. Сбегает пальчиками вдоль хребта, и меня пронизывает удовольствие. Я вздрагиваю… От каждого, самого легкого прикосновения вздрагиваю… И не верю, что все по-настоящему. Кажется, вот сейчас лирин испугается…

Сам опасаюсь смотреть, опускаю голову, прячу глаза. А она… она обхватывает лицо ладонями. И смотрит так, что весь я из шкуры выворачиваюсь, весь наизнанку… Больно почти… или хорошо? Не понимаю уже.

Лирин прижимается всем телом, касаясь губами губ.

Кажется, в меня попал небесный огонь. Я чувствую ее язык, скользящий внутри моего рта, и он порождает безумие в голове и теле. Такое восхитительное, такое желанное безумие. Я не понимаю, что она делает, лишь ощущаю жар, растекающийся от скользких движений и мягких губ. Это так невероятно, порочно и приятно, что я не сдерживаю хрип. Ниже пояса все в огне, горло сухое. И лирин на миг замирает, отстраняется, смотрит. А потом улыбается шаловливо и дерзко, снова касается губ. Рычу…

И понимаю, что уже не позволю ей отстраниться. Не отпущу…

Толкаюсь языком, вторя движениям лирин. И снова этот жар, так хочется больше и сильнее. Сжимаю тонкое тело, уговаривая себя не торопиться. Только бы не испугать ее… Но в лирин я совсем не вижу страха. Хотя и вглядываюсь пристально, все еще не веря. Но то, что я вижу в прекрасных серых глазах, лишает воздуха, словно удар молотом под дых… Лирин настоящая, живая, искренняя… И снова ее руки на мне — добровольно. Уже горячее и смелее. Она исследует мое тело, каждую бьющуюся вену, напряженное сухожилие, окаменевшую мышцу. Мои шрамы и отметины. И кажется, ей нравится… Нравится прикасаться. Я сдерживаю рычание, я так сильно сдерживаю… себя. Никогда в жизни я не ощущал подобного… Горю… В паху тяжело и болезненно ноет, требует. Но я хочу, чтобы это не заканчивалось. Одежда рвется от резких движений, рычание царапает гортань… Нежная, сладкая… Моя.

Пальцами мну острые девичьи грудки, сжимаю темно-розовые соски. И подчиняясь непонятному желанию, склоняю голову, прикасаюсь ртом. Это ощущается иначе, не так, как ее влажный язык, но жар усиливается. Тяну губами, обвожу языком, снова и снова… Потом прикусываю. Слегка, но лирин изгибается и стонет, даже не понимая, что делает со мной этим негромким и сладким звуком.

Дышу…

Хочется испытать больше, но нареченная с силой вжимает ладони в плечи, а потом снова трогает губами. Уже беспорядочно и везде. Как и я ее. Ребра, живот, впадинки, светлые нежные волосы между ее ног… Белые бедра, ямочки под коленками. Рывком обратно к губам. Серебряные пряди в кулак… И тонкие пальцы, ласкающие меня так, что я уже ничего не соображаю…

Обхватываю, вжимаюсь в тонкое тело, в сладкую развилку между ног. Сбрасываю с себя ее ладони — слишком много ощущений, не выдержу. Так же рывком прижимаю тонкие запястья к тюфяку. И толчок… Горячее наслаждение, сухой рык сквозь стиснутые зубы… Влажный звук, ее тихий стон. Слизываю его языком. Лава из недр Горлохума растекается по телу, скручивает внутренности, обжигает хребет… Двигаюсь толчками, снова и снова. И все мне мало. Мне так невыносимо мало ее… Даже тогда, когда взрыв сотрясает тело, скручивает и прошивает насквозь.

А потом лирин прикусывает мне шею, выдыхая лишь одно слово. Еще.

И я снова срываюсь…

Глава 24

Морской хёгг ушел в глубину так резко, что разлетелись птицами стаи рыб, дремавшие в холодной пучине. От огромного тела водяного змея вихрем бурлила вода, когда он проносился мимо, скаля пасть. Окровавленный бок пекло огнем, словно проклятый черный зверь опалил его огнем Горлохума! Но гораздо сильнее боли была злость. Ярость сжигала Лерта. Ярость, несвойственная ни ему, ни его зверю.

Морские хёгги отличались спокойствием и бесшабашным, несерьезным отношением к жизни. Они ценили волну, длительные заплывы, рассветы над морем и любовь прекрасных дев, желательно — в воде. И считали, что дни жизни — капли, утекающие с ладоней, прекрасные и недолговечные. Потому и не стоит тратить их на сожаления, гнев или глупость. К последнему относилось многое… Оседлая жизнь на берегу, каменный дом, семья, дети… Морские хёгги были вольными со дня гнева Великого Горлохума. Они бороздили бескрайнее море, топили корабли, крали золото, которое им не было нужно, и дев, которых искренне любили на изумрудных островах или под бушующими водопадами, а потом забывали там же… Любовались истинными сокровищами морских глубин, теми, что были недоступны другим — ни хёггам, ни людям. Водоросли необыкновенных расцветок, стаи мелких полупрозрачных существ или огромная, словно хёггкар, рыбина — вот истинные драгоценности. Морской змей текуч, как вода, прекрасен, как глубина, силен, как течение… И настанет день, когда каждый из них просто ляжет на дно и будет смотреть вечный сон в объятиях холодного моря. Это ли не счастье?

Так считали все морские змеи. И Лерт… какое-то время.

Пока не захотел чего-то другого. Смутного, непонятного, невысказанного. Того, что не мог получить от той, что была верной подругой, — от волны… И сейчас хёгг злился, шипел, расплескивал брызги, что не казались дружелюбными, а почти жгли шкуру! Бил хвостом по гладким, стесанным скалам, на миг взлетал над водой и снова уходил в глубины. Но не находил покоя и там… и море тоже злилось, буйствовало, швыряло на берег пучеглазых рыб и камни, искало то, чего нет…

* * *

Этот варвар, эта разноглазая сволочь меня запер! Запер!

Стоило хёггкару подойти к скалам Дьярвеншила, как Краст скинул меня в лодку, догреб до берега, молча закинул себе на плечо и потащил в башню. Не обращая никакого внимания на требования немедленно поставить меня на землю! Мои волосы расплелись и упали вниз, полностью закрывая обзор, и, откидывая их, я видела изумленные лица встречных ильхов. Похоже, сегодня в Дьярвеншиле будет что обсудить за ужином! Их риар сошел с ума и тащил через весь город брыкающуюся деву, завернутую в меховое покрывало!

— Немедленно отпусти! — шипела я, колотя по каменной спине ильха. — Ты слышишь?

Краст и отпустил, правда, лишь в спальне. Мимо воинов, открывших рты при нашем появлении, он прошагал молча, ногой открыл дверь, и да — отпустил меня. Толкнул внутрь, вошел следом, впился в губы — так, что я задохнулась. Глянул жадно, оторвался с сожалением. И вышел, а створка захлопнулась, чуть не прищемив мне нос. И сколько я ни колотила в нее — не открылась.

Проклятый варвар меня запер!

От злости очень хотелось кого-нибудь побить, и я в сердцах попинала кровать. Потом, ругаясь, стянула влажное платье, укуталась в покрывало. Села на постель и сжала виски, пытаясь удержать скачущие в голове мысли. И глупую шальную улыбку, расплывающуюся на лице.

Хотя разум и подсказывал, что надо не улыбаться, а бежать! Бежать как можно дальше от Дьярвеншила!

Хоровод образов кружил в моей голове яркими лоскутами событий, не давая понять и осознать хоть что-то. Камни у воды… Лерт… Желтая нашивка на мешке переселенки… Черный дракон… Безумная гонка в воде, и даже удивление, что я все еще жива.

Сплетение тел… Поцелуи… Стоны…

Разум споткнулся и забуксовал, отказываясь анализировать и бесславно сдаваясь на милость разбушевавшихся чувств. Здравомыслие, отличающее меня всю жизнь, покорно выкинуло белый флаг, и хотелось лишь улыбаться. Наверное, потому, что вся кровь моего организма отхлынула от головы и перекочевала куда-то в другие места! Может… в сердце?

— Ты сошла с ума, Ника! — буркнула я, пытаясь снова рассердиться. — Немедленно прекрати все эти глупости!

Какие надо прекратить глупости, я уточнять не стала. Те, от которых екает в горле и тело начинает дрожать, словно в агонии. Я никогда не испытывала ничего даже отдаленно похожего на близость с Крастом. Это было так хорошо, что казалось нереальным. И почему-то хотелось плакать и смеяться одновременно.

Я никогда не чувствовала ничего подобного, что ощущала по отношению к нему.

И это дико пугало.

— Да чтоб тебя йотуны сожрали… — пробормотала я, не совсем понимая, кому и чего желаю.

Со вздохом скомкала в руке покрывало. И замерла. На белой шкуре лежали гладкие камушки, пучок сушеных трав и рядом — волос. Черный и такой длинный, что, когда я встала и осторожно подняла его на вытянутой руке, достал до пола. На миг даже мелькнула мысль, что волос принадлежит Красту, но тут же пропала. Во-первых, шкуры выбивали лишь вчера, после угрозы расправы прислужницы драили башню истово! Во-вторых, сейчас на голове риара лишь короткий темный ежик… Да и не было у него никогда таких длинных прядей — с человеческий рост. Честно говоря, я не видела в Дьярвеншиле никого с волосами такой длины. Вот только…

Сердце дернулось, а перед глазами встало видение: снежная круговерть, в центре которой стоит йотун-шагун. Ветер облизывает ее голые колени, треплет шкуру и гладит стелющиеся по воздуху волосы — черные, бесконечно длинные…

Я зябко повела плечами, вздрогнула, вываливаясь из морока. Потому что почудилось, что страшная шагун стоит совсем рядом — за плечом. Смотрит оценивающе, дышит в затылок… Я вскочила, обернулась.

— Не надо бояться паранойи, надо опасаться тех, кто за тобой следит, — пробормотала я, успокаивая себя. В комнате было пусто. Конечно, пусто! Где бы тут спряталась горная ведьма? В сундуке? Под лавкой?

И все же откуда взялся волос и остальные подношения?

И… что мне теперь делать?

Задумчиво завернула дары в платок, сунула под кровать. И, решив пробиться наружу, чего бы мне это ни стоило, подскочила к двери и… получила створкой по лбу!

— Ой, лирин! Ты зачем под дверью стоишь? — с упреком воскликнула Анни, появляясь на пороге. — Я же тебя и зашибить могла!

Я крякнула, потирая лоб, на котором, наверное, образовалась шишка. И перевела взгляд на поднос в руках девочки.

— Риар велел накормить тебя, лирин! Сказал, что ты упала в море и замерзла, так что ешь и пей! Здесь томленное в сливках и корешках мясо, а тут — медовый настой и бодрянка, она живо согреет!

Да меня уже согрели, чуть не ляпнула я и прикусила язык. А потом с вожделением втянула носом ароматный пар.

— Анни, пока меня не было, в комнату кто-нибудь заходил?

— Нет, лирин! — уверила девочка и напомнила: — Бодрянку не забудь! Она, конечно, мерзкая до ужаса, я как-то глотнула, так чуть не померла, зато с ней ты не заболеешь!

Я сцепила ладони, следя за тарахтящей прислужницей, расставляющей тарелки на столе.

— Садись, лирин! И как ты в море-то свалилась? Ох, сразу видно, что ты не из Дьярвеншила! Все не так делаешь. И Краст-хёгг прав, тоненькая ты, можешь заболеть! Мы-то к холодам привычные, а ты чужачка, к нашей воде и ветрам не приучена. Заболеешь! Ешь и пей!

Я прищурилась, представляя, как стукну Краста этим подносом по голове. Потом втянула запахи еды, подумала и уселась за стол. Анни глянула довольно и убежала, а я сунула в рот первую ложку тающего на языке мясного рагу. Зажмурилась от удовольствия — вку-у-усно! Вот что значит — умелая кухарка. Да я в жизни не смогла бы приготовить настолько бесподобно. Нежное мясо дразнило вкусом и запахом, доставляя забытое удовольствие. Оказывается, и в Дьярвеншиле можно хорошо жить. Искусная стряпуха уже есть, башня отмыта, надо лишь наполнить кладовые, договориться о поставке того же зерна, что не растет в этой местности, наладить производство сладостей, мыла и бытовых мелочей, которых мне так не хватает. А может, просто закупить в более просвещенных городах, том же Нероальдафе? Всего-то и надо…

Я застыла с ложкой у рта. Перворожденные, я сейчас что же, мечтаю, как обустроить свою жизнь в Дьярвеншиле? Да не только свою, но и местных жителей? Вот так, в один миг я просто все забыла и начала… мечтать о будущем?

Нахмурилась, потому что аппетит пропал. И придвинула ближе кружку с уже знакомой бодрянкой. Выпила залпом, перекатывая во рту кофейную горечь. По мне, так этот напиток был совсем не плохим, но в этих землях явно никогда не пробовали эспрессо со жгучим перцем, что так любили в кофейнях Конфедерации. Вот после него язык неделю не ощущал иного вкуса, кроме жжения и горечи. Такой вот хит лучших заведений столицы. А здесь всего лишь бодрянка! Да еще и целебная, вон как затянула мои раны от когтей йотуна! Да ни одна микстура Конфедерации на такое не способна!

Смутная мысль мелькнула и пропала, вытесненная стаей других. Размышляя, я потянулась к кувшину взвара, налила, глотнула. Меда туда добавили не жалея, сладость мигом прогнала с языка вкус бодрянки. Неужели и здесь распоряжение риара? Но с чего бы ему заботиться о моем обеде? С чего целовать? С чего… все?

Неужели это всего лишь любопытство? Обычное мужское любопытство, толкающее ильха на исследование еще непознанной территории. Ну, то есть на покорение новой женщины. К моей внешности он, видимо, привык, вот и решил испробовать чужачку… Пусть и не дивная красотка, как его Ингрид, зато мясо новое…

Скривилась от своих циничных мыслей. Думать так не хотелось. А как думать иначе — я не знала. Зачем Краст ласкал меня здесь и потом — на корабле? Или там, на хёггкаре, он пытался отвести мои мысли от нападения черного дракона? Если сам и напал…

Я плеснула еще взвара, выпила залпом.

Лерт уверял, что монстр прилетел из Дьярвеншила. И черных хёггов здесь лишь два — Хальдор и Краст. Так кто из них?

И еще Лерт утверждал, что чудовище хочет меня убить…

А ведь на корабле я испугалась. Могла бы повернуться и посмотреть, когда черный хёгг вернулся. А я стояла спиной и дрожала… Боялась узнать. Боялась увидеть. Потому что уже тогда понимала, что останусь.

И с этим тоже надо что-то делать.

Выпила еще взвара, ощущая блаженную сытость и тепло, растекающееся по телу. Похоже, медовый напиток не так прост, как кажется на первый… глоток! И ягодки там, видимо, перебродившие! И надо бы остановиться, но… я налила себе еще кружку и с удовольствием выпила!

И когда дверь открылась, впуская Краста, глянула на него с блаженной и хмельной улыбкой. Но тут же сдвинула брови, пытаясь вспомнить результаты своих умозаключений.

Риар приблизился, заглянул в кувшин и красноречиво хмыкнул. А я обвиняюще ткнула в него кружкой, слегка расплескав взвар.

— Не смей меня ос… осуждать! Да, я напилась! Случайно!

— Случайно? Да что ты? Сначала случайно оказалась на водном змее, теперь случайно напилась?

— Да! Кстати, у меня есть повод. Меня едва не сожрало… не утопило… огонь еще… Беда!

— Как интересно, — хмыкнул ильх, внимательно рассматривая меня. Похоже, зрелище было занятным.

— Мне надо тебя бояться, — грустно сообщила я, размахивая опустевшей кружкой.

— Тебе надо поспать.

— Я не буду.

— Будешь. Почему ты должна меня бояться?

Я задумалась. Зевнула сладко, ничуть не стесняясь ильха. Вообще, чудесная вещь этот взвар, очень способствует… взаимопониманию!

— Ты дракон! — сделав большие глаза, заявила я. И потянулась к остаткам волшебного напитка. Краст живо перехватил кувшин, отодвинул подальше. Я опечалилась. — Это очень плохо.

— Почему? — он явно пытался не смеяться, но уголки губ предательски ползли вверх. Похоже, у риара на редкость хорошее настроение!

— Отойди вон туда, скажу, — прищурилась я.

Риар, ой, вернее два риара с одинаковыми усмешками на губах поднялись и передвинулись в угол. Я же схватила кувшин, плеснула в кружку, залпом выпила и облизнулась.

Краст фыркнул.

— Ты напилась, как воин в последний пир, нареченная. И сейчас отправляешься спать. А завтра я выпорю твой зад, чтобы ты не шлялась где не положено и не злила меня!

— Но-но! — подняла я вверх палец. — Меня нельзя… того! Я… хрупкая!

— Ничего, один раз не навредит, — кровожадно пообещал ильх. — Зато в следующий раз подумаешь, прежде чем нестись куда-то.

И неожиданно подхватил меня на руки и перенес на кровать, дернул покрывало, в которое я все еще была закутана. И принялся жадно целовать — так, что не будь я такой пьяной, точно сгорела бы от стыда! Губы, щеки, шея, ниже…

— Моя лирин… моя дева… моя…

Хриплый шепот уносил меня в небо, как и шальные глаза ильха. Оторвался он с рычанием, закрыл глаза, прижимая к себе. И вздохнул с сожалением.

— Ты уже засыпаешь, лирин.

Я очень хотела воспротивиться и даже сказать ему все, что думаю, обсудить дракона и черный волос… но уснула. Просто в один миг. Верно, взвар оказался коварным, а мой бедный организм слишком измотанным.

И последнее, что я услышала, — это насмешливый голос Краста:

— Дева из-за Тумана слишком любит сладкое… и за медом совсем не видит опасности… Спи, наказывать тебя я буду завтра. А сегодня — лечить…

Потом сильные руки прижали меня к мужскому телу, согревая и баюкая.

— Не отпущу больше…

Хотя последнее мне, возможно, приснилось.

Глава 25

Утро началось с ощущения чего-то жутко неправильного. Неправильным было совершенно все. И мое тело, жарко накрытое чужим. И дыхание, щекочущее щеку. И понимание, что на мне лишь хлопковые шортики, а вот на том, кто так рвано дышит рядом, и вовсе ничего, и шершавые ладони, медленно гладящие мою спину, а потом ниже…

Все это было жутко, ужасающе неправильно. Хотя и невероятно приятно.

И стоило поднять ресницы, тут же наткнулась взглядом на разноцветные глаза. Немного сонные, но в то же время — голодные и полыхающие огнем желания.

— А где меч? — все, что пришло мне в голову.

— Где-то на полу, — сообщил Краст, продолжая меня гладить.

Я похлопала ресницами, судорожно пытаясь вынырнуть из царства снов и включиться в происходящее. Бледные лучи зимнего рассвета слабо освещали комнату и создавали иллюзию нереальности. Может, я все еще сплю?

— Ты вчера обещал меня наказать? Или мне послышалось?

— Этим я и собираюсь заняться, — промурлыкал ильх. — Хорошая нареченная, сама напомнила.

— Ты меня усыпил?

— Я велел добавить сонную траву в твой взвар.

— Но зачем?

— Я не хочу, чтобы ты заболела. Тебе нужно было согреться и восстановить силы. Но, зная тебя, я был уверен, что ты снова куда-нибудь понесешься. Так что сонная трава и спящая лирин — лучшее решение.

Я открыла рот, чтобы возмутиться. Ну да, помчалась бы. И, надо сказать, бодрянка и крепкий сон сделали свое дело, чувствовала я себя отлично, словно и не барахталась накануне в холодной воде. Воистину эта горькая ягода творит чудеса! Сердце екнуло, но додумать мысль я не успела, потому что Краст перевернулся на бок, а горячая ладонь ильха огладила мою спину и опустилась на поясницу. Пальцы тронули ямочки у хлопкового края, и риар тихо вздохнул.

— Что ты делаешь?

Он провел ладонью вверх до плеча и спустился на сгиб локтя, тронул запястья. Погладил нежное местечко с бьющейся веной, спиралью обвел внутреннюю часть ладони, потом пальцы… и я ахнула от жаркой волны, разлившейся внутри. Никогда не думала, что руки могут быть настолько чувствительными. Большой палец Краста начертил что-то на моем запястье, щекотно и сладко…

— Может, проверишь, какие буквы я выучил, лирин?

Я затихла, пытаясь распознать символ, который ильх медленно выводил на моей коже.

Н… и… к… а.

— Что я написал, нареченная? — глаза Краста светились золотыми искрами.

— Я не знаю.

— Мне кажется, знаешь, — он улыбался, рассматривая меня. Мне же не хватало воздуха, и сердце стучало, как барабан. — Тогда еще раз.

М… о… я.

— Краст, прекрати!

Он снова улыбнулся и поднес мою руку к губам.

— Может, так, лирин?

Влажный язык коснулся запястья, и я зажмурилась от чувственного удовольствия. Мысли путались, думать не получалось… В голове лишь кружился хоровод образов, от которых я краснела.

Я… тебя…

Ахнула и дернула рукой, прерывая игру. Ильх глянул насмешливо, искр в глазах стало больше.

— Краст, что ты делаешь? — не выдержала я.

— Трогаю тебя, лирин. И мне нравится. Скажи, как делают это в твоих землях, нареченная?

— Это?

— Близость… Так как? Я хочу узнать больше, — негромко произнес Краст, снова проводя по моей коже ладонью. А я почему-то его не останавливала.

— Так же, как у вас, — с трудом выдавила я.

— Вы прикасаетесь друг к другу везде? Гладите? Как ты меня вчера?

— Да, — голос упал до шепота. И разумом понимала, что пора это прекращать, но продолжала лежать боком, впитывая, как губка, ласки. — И целуем.

— Губами и… языком?

— Да, — выдохнула я. И поняла, что дико хочу ощутить это снова. Его губы и… язык. Собственное желание испугало и слегка отрезвило, а Краст от ласк рук вернулся к плечам… спине… шее…

— Мне нравятся ваши поцелуи, — сказал он. — Мне нравится делать это с тобой.

Ильх притянул меня ближе, впечатывая в себя, давая в полной мере ощутить свое возбуждение. Перевернулся, накрыл меня собой, вдавил в кровать. И лизнул шею, щеку, губы…

— Я хочу ощутить твой рот так же, как было на хёггкаре, — хрипло выдохнул Краст. — И руки… Хочу ощутить тебя целиком… Не так, как положено риару, а по-настоящему… Ты так долго спала… я думал, не дождусь…

Твердые губы и неумелый поцелуй, зато ласки такие, что тело отзывается и вибрирует от предвкушения.

Ильх спустился ниже, сладко провел языком вдоль ямочки над ключицей, еще ниже — к груди. Мягко обхватил горошинку соска, чуть сжал зубами, и я тихо застонала. Этот звук отозвался глухим рычанием из груди ильха, и осторожность в нем сменилась обжигающим голодом…

И все же это сон… сознание плыло, а тело нежилось, плавилось в жаре, что струился по венам и концентрировался внизу живота. Хорошо-то как… Хотелось выгнуть спину, подставляя себя под чувственные поцелуи и ласки, податься навстречу, открыться… Хотелось ощутить то, что чувствует женщина в руках красивого и сильного мужчины, сгорающего от желания… Неведомые перворожденные, как же мне хотелось этого!

Но… Нельзя. Нельзя!

Сознание вернулось острой бритвой, отрезающей меня от сладкого чувственного омута. Остаться бы там, остаться с ним… с Крастом. Но я не имею права!

И потому уперлась ладонями в грудь мужчины, что снова целовал мои губы, отстранилась. Он не сразу понял, а когда осознал, разноцветные глаза сузились.

— Не надо, — пробормотала я.

Он рвано втянул воздух и рывком перевернулся на спину, прижимая меня к себе.

— Почему? — хриплый голос царапал мне душу. Краст смотрел в упор, почти спокойно, но на виске ильха бешено билась вена. Да и внизу так явно упиралось в меня свидетельство его истинных эмоций.

— Я… — осеклась, не понимая, что сказать. Чувства и разум бились внутри двумя стихиями, раздирая на осколки противоречиями. — А как же ваши законы? Этот меч меж нами?

Ильх усмехнулся и снова сжал мои бедра.

— Истинный риар обязательно чтил бы традиции, нареченная. Но я плохой риар. Самый поганый из всех, как ты сказала.

И снова горячее прикосновение к обнаженной коже, почти сводящее с ума.

— Краст, нет!

— Твои губы говорят «нет», а тело дрожит от желания, — он прихватил зубами мое плечо, и позвоночник послушно выгнулся, подставляя тело под источник наслаждения. — Так поступают женщины из-за Тумана? Зачем? Мое желание не надо распалять, я уже теряю разум… Ты ведь видишь… Ни-ика…

Имя, произнесенное этим хриплым голосом, со странными интонациями фьордов, почти добило меня. Хотелось сдаться. Хотелось замурчать кошкой и прильнуть к мужчине, который с самого начала будил во мне огонь. То пожар злости, то пламя страсти…

Краст обхватил мое лицо руками и снова поцеловал. Я слышала, как колотится его сердце, ощущала, насколько напряжено тело, как срывается дыхание, но губы коснулись почти невесомо, словно он боялся причинить мне вред. И снова движение, и снова я под ним… похоже, так Красту было привычнее. И поцелуй — настойчивый, жадный… Варвар, дикарь фьордов, черный дракон… и, может быть, тот, кто пытался убить меня — сознательно или нет. Тот, кто хранит многие тайны, тот, кого я почти не знаю. Тот, кто спас, защитил, заслонил собой…

Мое тело дрогнуло и подалось навстречу, сплавляясь с телом ильха. Краст втянул воздух, ощутив эту перемену во мне, оторвался на миг, заглянул в глаза. Такого взгляда я еще ни разу не видела у ильха, словно он смотрел на самое ценное… и бесконечно нужное. И снова губы в губы, уже жадно, уже желая поглотить и присвоить!

Это он и сделал, а я уже могла лишь стонать, с восторгом принимая каждый толчок и каждое движение. Мы испытывали одинаковое наслаждение, принимая и даря ласки. Краст напоминал зверя — дикого, рычащего, которого мне удалось на миг приручить и который позволяет себя гладить. И даже мурчит, словно кот, подставляясь под мои руки и губы. А потом снова рычит, опрокидывая меня на спину и прикусывая зубами кожу. От моих ласк риар терял голову, и я блаженствовала, целуя его.

Утро давно перетекло в полдень, а мы все не могли покинуть постель. И странно, что даже вездесущая Анни не явилась, чтобы разбудить меня!

Отдышавшись после очередного любовного марафона, я наконец нашла в себе силы выбраться из-под покрывала. Риар схватил за пятку, и я пнула его, пытаясь освободиться!

— Мне надо в купальню! И я жутко хочу есть! И пить!

Ильх подумал, рассматривая мою ногу и вид сзади. И отпустил с явной неохотой.

— Какая нежная лирин. Иди. Я принесу еду.

— Разве тебе не надо заняться делами Дьярвеншила? — я, подумав, смущенно стянула покрывало, обернулась. Краст насмешливо поднял брови. Смотреть на него — сытого, довольного, развалившегося на белой шкуре было выше моих сил, и я споро двинулась к купальне.

— Не сегодня, — донесся ответ. — Сегодня в городе будет тихо, лирин. Все будут заняты делом.

— Каким? — не поняла я.

— Тем же, что и мы, — хмыкнул Краст. — Зов хёгга, Ника. Когда я смотрю на тебя, то не могу его удержать. А когда ты ко мне прикасаешься…

Он красноречиво хмыкнул, я покраснела.

— Зов дракона ощущает весь город?

— Зов риара, лирин. Тот, кто проходит ритуал посвящения, становится риаром. И именно его зов обеспечивает жителям силы, наслаждение, страсть, здоровье и долголетие. И потомство. От сильного зова в Дьярвеншиле рождаются сильные дети.

— И что же, горожане не могут ему противиться, этому зову? — изумилась я.

— Могут, но зачем? — не понял Краст и прищурился. — А вот та, которую зовет хёгг, не может. Я не знал, что бывает иначе. Даже и подумать не мог.

— Расстроен? — насупилась я.

Краст рассмеялся и в один миг оказался рядом, прижал к стене.

— Иди в купальню, лирин. Иначе я снова утащу тебя под покрывало. А может, и здесь…

Я покраснела и шмыгнула за дверь, плотно закрыв ее за собой. За стеной было тихо, Краст если и ходил по комнате, то шагов я не слышала, двигался риар бесшумно.

Смыв с себя следы бурного утра, я снова подхватила покрывало и вернулась в спальню. На столе уже красовался кувшин с горячим ягодным напитком, тарелка с кашей для меня и мясо для ильха. Но не успела я сесть на стул, как риар дернул на себя, усаживая на колени. И снова послышалось тихое: «Не отпущу…» Неужели не почудилось? Не приснилось?

— Мне хочется тебя съесть, нежная лирин, — усмехнулся он и прикусил кожу на моем плече. Лизнул, пробуждая только утихнувший жар. И отголосок страха. На миг мелькнула перед внутренним взором оскаленная пасть дракона, полыхнули черной бездной глаза…

— Что случилось? — Краст нахмурился, уловив перемену в моем настроении.

Схватила огромную глиняную кружку, сделала жадный глоток.

— Я всего лишь чуть не умерла от жажды, — улыбнулась в ответ, а ильх расслабился.

— Я не позволил бы, — он погладил мою спину, но потом все же оторвался от меня с сожалением. Взял со стола кусок жареной оленины, закинул в рот. Я фыркнула, аккуратно облизывая ложку с кашей. Манеры Краста тоже оставляли желать лучшего, но почему-то это совсем не раздражало, скорее веселило. Сегодня утром меня вообще все радовало и тянуло глупо улыбаться.

Позавтракав, риар велел одеваться — и быстро, пока он не передумал и не плюнул на прогулку, которую решил мне устроить. Так что в платье я влезла мигом, подумав, что не выдержу еще один любовный забег. Все-таки ильх куда сильнее и выносливее меня. Это понимал и сам Краст, потому и вздыхал огорченно.

— Нежная лирин, — поддразнил он. — Я бы тебя месяц из кровати не выпустил. Идем, — затянул на мне веревки шубки, надел шапку и всунул мои ладони в варежки. И даже платье поправил, убедившись, что под ним теплые шерстяные штаны. Я только моргала ошалело, рассматривая улыбающегося риара.

Фыркнув на мой взгляд, Краст вытащил меня из башни.

Вчерашней непогоды как не бывало, за стенами башни светило солнце, отражаясь искрами от заснеженного города. И даже ветер утих, словно и он не желал портить этот день ледяными объятиями. Риар оказался прав — улицы Дьярвеншила словно вымерли. Пока мы шагали до скал, навстречу попалось лишь несколько человек. И то глянули довольно в сторону риара, кивнули благодарно и торопливо кинулись прочь.

— Куда мы идем? — спросила я, поднимаясь по выбитым в скале ступеням. Где-то в стороне остался дом Рэма, мы поднялись на скалистую площадку, откуда Дьярвеншил просматривался как на ладони.

Краст остановился возле гладкого бока горы, глянул через плечо. В черной распахнутой шубе, улыбающийся, со снежинками, путающимися в коротких волосах, ильх был неотразим. Мой бронзовый бог — танцующий, целующий, любящий до стонов…

Мотнула головой, запрещая себе думать о том, что будет после. Есть только сейчас.

— Будем кататься, лирин, — непонятно ответил Краст и положил ладони на камень. — Не только Рэм может тебя развлечь. Кстати, прикоснешься к нему еще раз — накажу.

Я открыла рот, чтобы ответить, и махнула рукой. Не хотелось портить настроение ни себе, ни Красту. Улыбающийся риар — это же как солнце над Дьярвеншилом! Надо молчать и радоваться!

А потом скала дрогнула, открылась темная пещера, и я и вовсе все позабыла! Внутри стояла то ли повозка, то ли большой ящик без крышки. Нижняя часть крепилась к узкому рельсу, выползающему наружу и сбегающему вниз со скалы. Припорошенный снегом, он скрывался от глаз, а теперь я рассмотрела и ахнула.

Краст быстро проверил крепления и рывком усадил меня внутрь.

— Что? — взвилась я. — Ты что делаешь? Краст! Что это такое?

— Ат… атт-рак-цион, — старательно выговорил он и хмыкнул на мой изумленный взгляд. — Я нашел, что означает это слово. Это весело.

Весело?

Я глянула вниз с заснеженной горы. Он что же, предлагает скатиться вниз в этом ящике?

— Ты с ума сошел! Я боюсь!

Краст уже толкал пугающий ящик к краю пропасти, продолжая улыбаться. И когда я готова была завизжать, запрыгнул сзади, крепко прижал меня к себе и выдохнул на ухо:

— Тебе понравится, лирин!

И я все-таки завизжала. Потому что наши странные санки замерли на грани бездны, а после ухнули вниз, выбивая дух из моей груди. Ветер сорвал шапку, разметал волосы, снегом обжег щеки. На миг показалось — падаем! А потом поняла — летим! Катимся, как по маслу, и я смеюсь от ужаса и восторга, от замирающего сердца и надежных рук ильха. Риар смеялся вместе со мной, а когда ящик вздрогнул и остановился, мы вывалились на снег и остались лежать, рассматривая небо.

— Только не говори, что ты это сделал для меня! — отсмеявшись, я повернула голову.

— Не скажу. Я сделал это, чтобы спускать руду с вершины. Или древесину. А то и зверя после удачной охоты. Хочу построить десяток таких спусков. Этот первый, все никак не удавалось его опробовать.

— Он что, еще и неопробованный был? — задохнулась я, и Краст снова рассмеялся, забавляясь. И подтащил меня к себе, ухватив за шиворот шубы. Дернул, укладывая сверху. Мои рассыпавшиеся волосы упали ему на лицо, и разноцветные глаза вспыхнули пожаром. Краст обхватил мои щеки горячими ладонями, поцеловал. Нежно, страстно, обжигающе…

— Мне нравится, как ты смеешься, лирин, — выдохнул он.

— А мне нравится, как смеешься ты, — тихо произнесла я. Подняла руку и несмело погладила его щеку. Краст завелся мгновенно, от моих прикосновений он вспыхивал, как пожар. Сильные руки сжались сильнее. И разжались.

— Тебе надо немного отдохнуть от меня, — ильх закрыл глаза, переводя дыхание.

Самое странное, что отдыхать мне совсем не хотелось. Напротив! Кажется, я никогда не ощущала себя настолько сильной и бодрой. Желанной и желающей. Внутри бурлил огонь, словно фьорды что-то поменяли во мне… Разве могла я раньше барахтаться в снегу, с жаром целуя мужчину? Наплевав на весь свет, ласкать его? А теперь я хотела этого… И сама прижалась к губам, вырывая рычание.

А получив новую порцию эндорфинов и любви, мы отправились гулять по склону, собирать растущие под снегом синие ягоды и смотреть на город, купающийся в свете зимнего солнца.

— Смотри, лирин, этой сосне пять сотен лет. — Я задрала голову у величественного дерева и придержала принесенную Крастом шапку, чтобы снова не свалилась. Прислонилась спиной к груди ильха, и он тут же обнял. Усмехнулся. — Я даже сосчитать столько зим не смогу, а она растет…

— Ты научишься, — я улыбнулась. — Ты очень быстро учишься, риар.

Мы помолчали. Невысказанное повисло в воздухе. Научится, если будет кому учить. Но вопрос Краст не задал, а я промолчала.

Неторопливо двинулись мимо высоченных, качающих на лапах облака елей. За стволами шумел поток, стекающий с горы, и когда мы приблизились, Краст присел, зачерпнул пригоршню воды, напился. И посмотрел на меня через плечо. Я застыла, предчувствуя. Он желал мне что-то сказать, но вот что…

Сердце бухнуло гулко, замерло. Я потерла грудь ладонью.

— Дьярвеншил прекрасное место, лирин. В нем много красоты — неброской и неявной. Но когда сойдет снег, здесь все станет иначе. Утихнут ветра, полезут из-под земли первые травинки. Такие колкие, как иглы… А потом раскроются…

Ильх задумчиво смотрел на дома, гору, башню.

— Ты любишь Дьярвеншил, — тихо произнесла я.

Краст замер, а потом кивнул. Улыбнулся криво:

— Ильхи прикипают к тому месту, в котором родились. Врастают корнями, памятью, кровью. Нам трудно без родных земель. Изгнание всегда считалось великим наказанием.

— Ты скучал, когда был… наемником?

Краст хмыкнул понимающе.

— Я скучал. И Рэм скучал. А ты скучаешь по дому, лирин?

— Не особо, — подумав, произнесла я. И удивилась тому, что это правда. — По семье скучаю. А вот по дому, в том смысле, как произносишь ты — по земле, месту, городу, — нет. Хотя мой дом был не в пример удобнее твоего.

— Это фьорды, — мягко и понимающе улыбнулся Краст. — Они… меняют.

Я тоже посмотрела на город. Дьярвеншил нежился в потоках зимнего света, прикрывался снежным пологом, как одеялом. И я вдруг осознала, что во мне действительно что-то изменилось. Ушла тоска по цивилизации, шумным проспектам, толпам, автомобилям и суете. Осталась память, но она не жалила. Словно ее тоже присыпало снегом…

— Я скажу тебе правду, лирин, — не глядя на меня, произнес Краст. — Дьярвеншил разорен. Он прекрасен и беден. В моей сокровищнице нет золота и шкур. Но я это исправлю.

Краст повернул голову, глянул мне в лицо. В разноцветных глазах мелькнул жесткий огонек. И на миг я словно увидела ильха таким, каким он станет. Лет через десять, когда возмужает и повзрослеет. Плечи станут еще шире, красивое лицо — спокойнее и увереннее. Из глаз исчезнут сомнения, но останется благородство. Бронзовый бог, нашедший свое место и принявший его. Он будет великолепен… Он уже такой, а когда-нибудь…

У меня перехватило дыхание. Как же хочется это увидеть! Как изменятся Краст и Дьярвеншил. Как расцветет этот город, а его риар станет лучшим на фьордах. Так будет.

Отвернулась на миг, а когда подняла голову, риар молчал. Лишь между бровями залегла складка.

— Слушай, — встрепенулась я, отвлекаясь от невысказанных слов и грез. — У меня есть идея! Ты говорил, что бодрянка растет лишь у вас? Почему бы ее не продавать?

— Ты шутишь, лирин? — Краст поднял брови. — Никто на фьордах ее не купит. Кому нужна эта гадость? Горькая настолько, что и воины плюются!

— Зато целебная! — рассмеялась я. — Моя рана зажила моментально! Краст, помимо фьордов есть Конфедерация! И там этот напиток будет на вес золота! Послушай! — я торопливо облизала губы. Мысль, давно пришедшая в голову, теперь стучала настойчиво, требуя реализации. — Послушай меня! Это же выход! За Туманом люди очень любят горький напиток, называется кофе! Его пьют литрами, понимаешь? А если ты предложишь им настой, способный исцелять? Возвращать силы и молодость? Перворожденные, да сюда потекут золотые реки! А за бодрянкой будут выстраиваться очереди! Краст, ты мне веришь?

— Это звучит слишком сказочно, лирин. И мне не верится, что за Туманом есть желающие отведать нашу ягоду, — весело усмехнулся риар. Но слушал внимательно.

Я схватила его руки, и Краст глянул удивленно, но не отстранился. Так и смотрел — то на мои пальцы, сжимающие его, то в лицо.

— Просто поверь мне! — идея захватила.

— Но зачем твоим сородичам пить бодрянку? Рядом с сильным хёггом люди и так исцеляются. Заживают любые раны, рождаются крепкие и здоровые дети, люди живут дольше! Даже зубы новые вырастают, надо только подождать. Все это знают.

Я застыла, осознавая сказанное. Великие перворожденные… Так вот какова сила дракона?

А потом начала хохотать.

— Что смешного? — не понял ильх.

— Краст, ты что, совсем ничего не знаешь? За Туманом нет риаров. Нет хёггов. Совсем.

— Нет хёггов? — Перворожденные, я снова шокировала ильха! — Совсем? Как же вы там живете?! Неудивительно, что ты сбежала!

— Да вот как-то живем, — я не выдержала и снова начала смеяться, таким растерянным выглядел Краст. Похоже, в его голове не укладывалась новая информация.

И Краст вдруг вспыхнул, прищурился. Рывком прижал к себе.

— Смеешься над невежей, чужачка? — вкрадчиво протянул он. Уже знакомый огонь в глазах опалил нас обоих. Но я вывернулась, отскочила. Зачерпнула снега и швырнула комочек в ильха. Снежок шлепнул по груди в распахнутой шубе, скатился вниз.

— Еще как! — хохотнула я. — Ты самый дикий риар на свете!

Краст ухмыльнулся.

— Так значит?

— Угу!

В ильха полетел еще один снежок, но на этот раз Краст увернулся. И медленно пошел на меня, угрожающе прищурившись.

— Дикий, значит. Придется наказать тебя, лирин.

Я взвизгнула, швырнула в него еще снег, подобрала юбку и понеслась к деревьям.

— Дикий! Варвар! Ай!

Подножка заставила меня рухнуть лицом вниз, правда, удариться не успела — Краст подхватил.

— Варвар?

— Да!

Мои ладони взлетели и оказались прижаты к снегу. Шапка снова потерялась…

— Наказание, чужачка, — блестя глазами, пообещал Краст. — За такое… непочтительство!

— Нет такого слова! — снова захохотала я.

— Теперь будет! — отрезал ильх. Я думала, поцелует, а этот гад просунул ладонь мне под платье и принялся… щекотать. Завизжав, я вертелась ужом, пытаясь освободиться!

— Ай! Не надо! Прекрати! Я щекотки боюсь!

— Я знаю, — радостно уверил хёгг. — У тебя нежная кожа. Так что ты говорила? Варвар и невежа?

Я вертелась, изнемогая от смеха, но Краст не успокоился, пока я не взмолилась о пощаде. А потом еще с довольной ухмылкой заставил повторить, что он не дикарь! Несколько раз!

Ну а после все-таки поцеловал. Да так, что стало ясно, как сильно он этого хотел и как долго сдерживался…

Глава 26

На площади под навесом стояла незнакомая женщина с котлом супа. Увидев нас, торопливо налила две полные тарелки, добавила по куску мясного пирога. Мы с Крастом — взъерошенные, заснеженные, с трудом скрывающие улыбки — уселись на скамью рядышком. Ели быстро и с наслаждением, причмокивая от горячего, наваристого бульона. Малочисленные ильхи, забежавшие под навес, косились, но вопросов не задавали. Лишь опускали головы, увидев риара.

Когда вернулись в башню, мои губы распухли от поцелуев, а лицо и руки были измазаны сладким ягодным соком. Так что пришлось отправиться в купальню. А стоило выйти — снова попала в объятия ненасытного дракона.

…Вопли внизу заставили меня вынырнуть из сладкого дурмана, а Краста рывком вскинуться и зарычать.

— Какого йотуна?!

— Немедленно пропустите меня к Веронике! — заорал внизу женский голос. — Куда вы ее дели, варвары! Да я вас на шкуры пущу, да я…

— Кайла?! — изумление подействовало как ушат холодной воды, смывая возбуждение.

— Я требую показать мне Веронику!

— Кто бы это ни был, я ее убью, — мрачно пообещал Краст.

— Для этого придется потрудиться, — осоловело выдавила я, остро ощущая все еще вибрирующее тело ильха. Риар с яростью мотнул головой, словно пытаясь усилием воли прогнать навязчивый голос внизу.

— Мне плевать… — лизнул мне шею. — Пусть убирается в пекло Горлохума… Пусть все убираются!

В нижнем зале что-то упало с грохотом, дребезжа покатилось, по полу.

— Не смей на меня нападать, ты, пещерный дикарь! — снова заорала Кайла, а потом взвизгнул другой женский голос, тоже подозрительно знакомый. Ирна? А она-то что тут делает? И вообще… какого йотуна?

— Да я тебя на лоскуты порежу, что смотришь? И патлы твои белобрысые выдеру, и не смей… а-а-а!

Краст дернулся, зашипел и скатился с кровати. Я тоже села, поискала глазами платье, которое ильх куда-то отбросил.

— Вы ее убили? Признавайтесь, гады! Что вы сделали с Вероникой? Или пустили по кругу на своей жуткой шатии? Я все о вас знаю, сволочи! Варвары проклятые! Ах, ты меня еще и так… Да я вас всех… Ай!

Снова завизжала Ирна, и я слетела с постели, второпях накинула на себя одежду, путаясь в ткани. Краст шипел сквозь зубы проклятия, но оделся не в пример быстрее меня. Хотя это понятно, штаны натянуть гораздо легче! А остальными предметами гардероба риар решил пренебречь. Выскочил за дверь и рявкнул:

— Что здесь творится?! Рэм, отпусти эту деву. Ты кто такая?

— А ты кто такой? — донесся снизу непочтительный голос моей знакомой. И протяжно-угрожающее: — Ах, риар, значит…

Я наконец справилась с завязками и, плюнув на обувь, выбежала в коридор. И рот разинула. Кайлу держал, прижимая к себе спиной, Рэм. Полупрозрачное ледяное лезвие щекотало горло девушки, вот только стальной клинок в женской руке уперся в мужской пах. И оба — ильх и переселенка — шипели сквозь зубы, не решаясь ни пошевелиться, ни отвести оружие. Стол оказался перевернут, и как это случилось с массивным, на совесть сколоченным предметом мебели, я даже не представляла. Пол усыпан осколками и остатками еды, похоже, мужчины как раз обедали… Ирна носилась вокруг, визжа и распугивая воинов, которые не знали, то ли ловить голосящую деву, то ли пусть бегает, словно курица без головы…

— Кайла, Ирна, что вы тут делаете?! — закричала я, спускаясь на ступеньку ниже.

Краст преградил мне дорогу, зыркнул недовольно, не давая сойти дальше.

— Вероника, ты жива? — безмерно удивилась Ирна, прекратив носиться. — Но мы думали, что найдем лишь твой труп! Или искалеченное тело! Или тебя в канаве, а вокруг сотни мужчин, которые…

— Хватит, я поняла, — оборвала я безумные фантазии девушки. — И как видишь, со мной все хорошо. Рэм, не мог бы ты опустить свой нож? Прошу тебя.

Снежный выразительно скривился и глянул на Краста. Тот ответил кивком, и хёгг убрал руку.

— Это мои… землячки, — объяснила я. — Правда, я не ожидала снова увидеться, но очень рада! Как вы сюда попали?

— Эта ушибленная чуть не снесла ворота, — хмуро доложил бородатый страж. — К тому же сказала, что она посланница красной девы, Оливии-хёгг!

— Вероника, нам надо поговорить! — заявила Кайла, злобно поглядывая в сторону усмехающегося Рэма. — Наедине!

Я растерянно глянула на Краста. Риар слушал молча, лишь в глазах вспыхивали углями эмоции. Но вот какие?.. И качнул головой своим воинам, указывая на выход.

— Все равно поесть не дали, — буркнули мужики, красноречиво оглаживая оружие. Но вышли молча, без споров.

— Я тебя запомнила, снежный, — прошипела Кайла в спину уходящему Рэму. Тот обернулся, сверкнул зубами.

— Мой дом на скале, это тоже запомни, дева. Соскучишься — заходи, я тебя еще… поглажу!

Кайла фыркнула что-то нецензурное, и от очередного взрыва этой огнеопасной девы удержало лишь мое восклицание:

— Не верю, что вижу вас!

Краст все же нехотя отодвинулся, зыркнул и пошел наверх, а я спустилась в зал. Стол, к счастью, вернули в его исходное положение, как и лавки, так что мы с приятельницами сели вполне цивилизованно. Из кухни высунулась голова Анни, и я попросила принести нам горячий травяной настой и что-нибудь перекусить. Минуту мы молча глазели друг на друга. А потом, поддавшись порыву, кинулись обниматься. Только сейчас я обратила внимание на одежду. Кайла щеголяла кожаными штанами, высокими сапогами, туникой и короткой меховой накидкой, Ирна красовалась в роскошном платье, украшенном мехом и камнями.

— Вы отлично выглядите, — восхитилась я. И как только на столе возникли напитки и еда, приказала: — Рассказывайте!

— Да что рассказывать, посмотрели мы женихов, — фыркнула Кайла.

— Не понравились?

— Понравились. И мне, и этой малахольной, — она кивнула на подругу. — Хорошие женихи, не буду врать. У моего несколько домов и сам такой, что даже мое сердце дрогнуло. А у Ирны — и вовсе торговец, родственник самого риара. Одарил нашу деву и нарядами, и золотом, ты бы видела тот сундук!

Толстушка смущенно зарделась и невзначай пробежала пальчиками по драгоценному ожерелью.

— Так что же не так? — не поняла я.

— Кайла меня заставила! — плаксиво отозвалась Ирна.

— С нами все так, а вот с тобой — нет! — шикнула Кайла, отмахиваясь от жалоб подруги, и быстро глянула по сторонам. Но зал был пуст, а дверь в кухню плотно закрыта. Я обхватила ладонями горячую кружку, хмурясь от дурного предчувствия. И почему-то ощутила досаду на гостей, словно и не рада их появлению… Так чувствуют себя люди, на пороге у которых стоит гонец с плохими вестями. Даже захотелось встать, сказать, что все у меня хорошо, и уйти. Подняться наверх, в спальню, к мужчине с разноцветными глазами… Раствориться в его ласках. И не думать о дурном.

Но я осталась сидеть. И слушать.

— Тебе надо срочно убираться отсюда, Ника, — горячечно прошептала Кайла. Ирна мрачно кивнула. — Ты не представляешь, что говорят о Дьярвеншиле! Ее жених, — кивок на толстушку, — возит на своем хёггкаре ткани и шерсть на продажу. Со многими общается, многих знает. Так вот он был в ужасе, когда услышал про Дьярвеншил. В это место даже торговые корабли не заходят! И все потому, что с гор спускаются чудовища, которых не могут победить даже драконы! — приятельница сверкнула глазами и сжала в руке ножны с клинком. И я моргнула — надо же, уже и оружием обзавелась. — Жуткие твари, Ника, которых называют…

— Иотуны. Я знаю.

Девушка поджала губы.

— Ты не знаешь, что от диких йотунов гибнут даже самые сильные воины. Когда они спускаются с гор, никому нет спасения. Но и это не самое худшее. — Девушки переглянулись, а я сжала кружку так, что побелели пальцы. И пожалела, что осталась слушать. — Хуже, что риар Дьярвеншила — безумный. И его хёгг не слушается человека, рыщет по фьордам и раздирает дев… А может… может, зверь делает это с позволения человека, кто знает… Тебе надо уходить отсюда, Ника! Ты слышишь? И благодарить богов, что все еще жива! Ты немедленно отправляешься с нами! В море ждет хёггкар и…

Кайла решительно схватила меня за руку. Я растерянно дернулась, теряясь от такого напора.

— Но…

— Дьярвеншил не любит чужаков. Видимо, не зря. Убирайтесь из моего дома, — раздался негромкий голос, и мы вздрогнули. У лестницы стоял риар, успевший надеть кожаную безрукавку и обувь. Короткие волосы Краста были влажными… А глаза — разъяренными. Словно и не было того мужчины, что смеялся со мной на склоне и целовал в снегу…

Кайла вскочила, решительно сжала свой нож.

— Вероника пойдет с нами!

— Кайла, я…

— Моя нареченная останется в Дьярвеншиле, — холодно произнес Краст, не мигая глядя в глаза незваной гостьи. Пустые каменные чаши в углах зала вспыхнули разом, лютый огонь полыхнул жаром и разбросал острые искры. — Останется, а когда придет час, наденет пояс моей жены.

— А? — я так удивилась, что потеряла дар речи. — Но как же…

— Вероника, ты что, не видишь?! — прошипела Кайла. — Он же деспот! Идем отсюда…

— Ты уходи, — тяжело уронил риар. — И ты, — кивок сжавшейся на лавке Ирне. — Моя лирин останется.

— Прекратите! — Я наконец отошла от шока. — Хватит делить меня, словно кусок мяса! Я сама умею думать, и весьма неплохо! Что здесь вообще происходит? Какой пояс жены, ведь ты говорил…

— Вероника защищена правительством Конфедерации и советом ста хёггов, — упрямо вздернув подбородок, бросила Кайла. Она стояла, расставив ноги и закрывая меня собой, и я помимо воли на миг восхитилась этой девушкой. Надо было ей родиться воином! — И я уже оповестила их о бесчинствах, творимых в Дьярвеншиле! Вероника слишком добра, чтобы признаться, но я не промолчу! Ее здесь били, она была ранена! Да она ходит босая и в рваном платье! Я это так не оставлю!

— Я сейчас с ума сойду, — пробормотала я, глянув на свои ступни. Ну да, не обулась. И платье грязное, потому что мы с Крастом увлеклись страстью там, возле деревьев. К тому же я растрепана и взволнованна! Только Кайла сделала совсем другие выводы!

И как все это объяснить воинственной деве?

— Мне плевать на твой совет. И я не воюю с девами, даже если они натянули штаны. — Голубой глаз Краста побелел, а пламя в чашах взметнулось почти до потолка. Стало жарко. — Убирайтесь! Немедленно.

Ирна слабо пискнула, а я увидела краем глаза мужчин, входящих в двери. Ярость риара не осталась незамеченной. Кайла тоже их увидела, но лишь фыркнула презрительно.

— Мы уйдем. Но прежде покажи нам своего хёгга, риар.

Ирна издала жалобный звук, а я похолодела.

— Мы видели чудовище, которое убивает дев, — сверкая глазами, продолжила наша воительница. — Черный хёгг напал на корабль, который вез нас сюда. И я до последнего дня не забуду этого монстра. Слейся с хёггом, риар Дьярвеншила, и я принесу тебе свои извинения и уйду. И сама дам по лицу любому, кто еще хоть раз намекнет о безумном звере из твоего дома.

— Я не собираюсь развлекать тебя, чужачка, — процедил Краст.

А мне стало холодно, несмотря на жар пламени. И показалось, что разбивается что-то хрупкое, тонкое, еще невысказанное…

— Я пришла не развлекаться. И не для меня это. Для Вероники. Той, кого ты решил сделать своей женой.

Краст перевел взгляд на меня. Больше не было нежности и огня, что я видела утром. Не было тепла. Я видела тьму и ярость, углями расцвечивающую глаза риара. И мне почему-то стало больно. Захотелось, чтобы все ушли — и Кайла с Ирной, и воины, что молча стояли у стен. И Рэм, глядящий с ненавистью. Чтобы все они исчезли…

Краст смотрел на меня, и словно невидимые нити натягивались между нами. Штопали две души…

— Вероника, скажи ему! — прервала затянувшееся молчание Кайла. — Почему ты молчишь? Ты ведь видела то чудовище! Да он чуть не убил тебя! Скажи ему!

— Я…

Сказать? Но что? Перворожденные, прекрасные древние хёгги, прародители драконов, что я должна сказать? Чего потребовать? Я не хотела знать. Я желала еще немного понежиться в руках Краста. И это не малодушная трусость, это понимание, что все неважно. Что времени осталось так мало… Моего времени. И в этот крошечный огрызок убегающих часов я могла бы стать такой счастливой…

Зачем мне правда?! Зачем мне эта проклятая правда?

Но увы…

— Веронике не надо ничего говорить, — новый голос разорвал тишину. Лерт? А он-то что здесь делает?!

Изумленно обернулась на капитана, входящего в башню. За ним тоже были воины и высокий мужчина с кольцом на шее — Дракон.

Стражи Дьярвеншила вмиг ощетинились оружием, пришлые ответили тем же. Между ними застыли три девушки и Краст. Вперед выступил хёгг, лицо которого показалось мне смутно знакомым.

— Я Сверр из Нероальдафе, — негромко сказал он. Обвел взглядом остальных и снова глянул на Краста. В золотых глазах ильха не было ни осуждения, ни страха, лишь внимательное спокойствие. — До меня дошли слухи о непорядках в твоих краях, риар. О невесте, что держат здесь силой. И о черном хёгге, творящем бесчинства. Моя жена Оливия, великий красный хёгг, беспокоится. — По четко очерченным губам скользнула улыбка. — А я не хочу ее тревожить. Не тогда, когда она ждет моего сына. Что ты ответишь, риар Дьярвеншила?

— Меня никто не держал силой, — воскликнула я.

— Молчи, дева, — пришлый глянул сурово, но я лишь вздернула подбородок и даже ногой топнула.

— Меня никто не держал силой! — упрямо повторила я. — И эти слухи неаргументированные! Ну, то есть…

— Я понял тебя, дева, — Сверр-хёгг усмехнулся моему желанию пояснить. — И все же…

— Хватит, Вероника, — глухо сказал Краст. Я вздрогнула от его голоса и сдулась, как воздушный шарик. На вторгшихся ильхов он не смотрел, лишь на меня. Так странно… Словно прощался. Отвернулся рывком, глянул недобро на Сверра. И тот нахмурился.

— Совет должен знать, кто защищает Дьярвеншил, — почти извиняясь, произнес он.

— Совет? — Краст сплюнул на пол. — Где был ваш совет раньше? Когда Ингольф разорял эти земли ради своей похоти? Когда умирали его жены? Когда голодали люди и гибли от клыков йотунов? Совет, значит… Хорошо, я покажу вам хёгга, — он глянул на меня — болезненно, устало. — Это все равно случится…

Развернулся и пошел к выходу. Воины расступились растерянно, пропуская Краста, двинулись следом. Я тоже кинулась вперед, но замешкалась из-за отсутствия обуви. Благо из-под лестницы выскочила испуганная Анни, сунула мне ботинки и теплую шаль. Впопыхах обувшись, я выбежала. Хотела схватить Краста за руку, но он шел слишком быстро, уже не оборачиваясь. Его широкую спину закрыли ильхи, оттеснив меня в сторону.

За стенами башни ветер мел снежную крошку и бился об углы и деревья. Солнце скрылось за тяжелыми тучами. С крыш свесились горбоносые птицы, зыркнули желтыми глазами. Я метнулась за всеми, пробежала до широкого открытого пространства за башней, растолкала мужчин. Краст стоял спиной. И я увидела, как опустились его плечи. А потом чернота накрыла фигуру ильха, размывая ее. Сгустилась, уплотнилась. Качнулась длинная шея с рядом шипов. И медленно повернулась узкая змеиная голова. Черные глаза глянули злобно, словно сама бездна посмотрела…

— Это он… — сипло прошептала рядом со мной Ирна. А я и не заметила, что толстушка близко… — Помогите нам боги! Это он! Чудовище, что чуть не убило меня!

Она взвизгнула, ряд ильхов отхлынул. Черный дракон вскинулся, открыл пасть…

— Уберите оружие! — рявкнул вдруг Сверр. — Всем стоять!

Краст, если это все еще был он, поднял крылья от звука мужского голоса. Вздыбились на хребте шипы, и хвост раздраженно ударил по скале, выбивая каменные брызги.

— Безумный зверь фьордов! — крикнул кто-то. Сверр снова рявкнул, Краст зарычал — низко, глухо, и… кто-то кинул копье. Железный прут ударился о чешую и застрял возле крыла. Дракон дернулся и снова зарычал, между оскаленными клыками блеснуло пламя.

— Да он всех сожрет! Безумный! — тонко завопила Ирна. И снова полетели копья… Я увидела взгляд Сверра — злой, непонимающий, но лишь на миг… Ничего не соображая, кинулась вперед, уже не чувствуя ни холода, ни страха.

— Хватит! Не смейте! Не трогайте его! Он ничего не сделал! — кажется, я даже кричала, пытаясь растолкать каменные спины, выскочила, побежала.

Дракон взревел, огромный хвост ударил скалу железным тараном, отчего кусок отломился и рухнул вниз. На меня. Черные глаза на миг возникли совсем рядом, клацнули зубы, и драконья голова неловко, боком, ударила меня, отталкивая! Земля исчезла, и я кубарем полетела куда-то, ничего не понимая и бестолково размахивая руками. Миг, и я зависаю над пропастью, а потом падаю вниз, на осколки скал… Не успела ни испугаться, ни осознать, только мелькнула мысль — я-то думала, что умру иначе. И глупое сожаление — хорошее было утро.

Вверху вспыхнуло пламя, небо осветилось оранжевым, взревел черный зверь, и грохотом отозвалась зарождающаяся гроза.

И я упала. Но к удивлению — не на камни. В последний миг меня обвил серебристый хвост, дернул в сторону. Холодная вода обдала брызгами, зашипел морской хёгг, который поймал меня. А я набрала воздуха и заорала:

— Пусти! Лерт, отпусти меня!

Заколотила руками, пытаясь вырваться из тугого змеиного объятия. Голова морского змея качалась рядом, и я снова закричала:

— Пусти! Мне надо туда!

Наверху ревели два черных дракона. Огромные тела сплетались в смертельном объятии, вспышки пламени озаряли скалы. Краст рычал, пытаясь сбросить тело пришлого, но тот держал крепко.

— Не бойся, Сверр старше и сильнее! — Я и не заметила, как Лерт поставил меня на камень и выбрался из воды. — Сверр его убьет. Не сомневайся.

— Убьет? — выдохнула я. Этот золотоглазый мерзавец убьет Краста? Да какого йотуна?!

Оттолкнула руки Лерта и понеслась наверх, оскальзываясь на склоне и обдирая коленки. Капитан снова поймал меня и, кажется, орал что-то, но я лишь двинула ему под ребра и снова побежала, умирая от ужаса.

— Ты не понимаешь, кто он! — кричал позади Лерт. Яростно, зло. — Он погубит тебя! Он не владеет хёггом! Ты просто… глупа!

Я медленно обернулась. Ильх смотрел снизу, в голубых глазах застыла надежда. А еще — злость…

— Прости, — сказала я.

Явно не то, что он ожидал. Не то, что хотел услышать. Скривился, сжал кулаки. Отвернулся.

А я полезла наверх, больше не оборачиваясь. Выбралась на насыпь и обомлела. В Дьярвеншиле творилось страшное. Над скалами бушевала сухая гроза, затемнившая дочерна небо и расчертившая зигзагами молний. Но не это было самое ужасное. Снежный буран набирал силу, и ветер, недавно лишь облизывающий дома, сейчас колотил с неведомой силой, словно желая стереть город с лица земли. Шаль улетела, холод выстужал тело. Мне нужно немедленно одеться, иначе я просто вмерзну в эту землю! Никогда в жизни я не испытывала такого холода. Небо на миг полыхнуло радужным переливом, и я ахнула. Северное сияние рядом с грозовыми молниями? Помилуйте перворожденные! Я решила не терять время, хотя меня и пошатывало от пережитого. Кинулась вперед, к домам, пока не наткнулась на незнакомую деву.

— Снимай тулуп! И шапку!

Девушка оторопело моргнула.

— Живо! — заорала я, плохо понимая, что буду делать, если жертва откажется. Но, похоже, выглядела я так ужасно, что это не пришло бедняжке в голову. Она скинула одежду и бросилась прочь, моля о защите. Я торопливо натянула добычу, оглянулась. За башней больше не взрывались оранжевые сполохи. Там кружил снежный буран, занося город. Ужас сжал сердце ледяной рукой похлеще разбушевавшейся непогоды.

— Краст… — прошептала я. — Краст!

Неужели он… Слово застряло в голове осколком, раня до безумия. «Сверр старше и сильнее, он убьет его…»

— Нет… нет!

Мимо пробежал ильх, бряцая оружием, за ним — еще один.

И тут закричали птицы. Те самые хорны, с жуткими лысыми шеями и горбатыми клювами. Я ни разу не слышала голосов этих жутких созданий. И оказалось — хорошо, что не слышала. На крыше дома, возле которого я стояла, вдруг встрепенулся хорн, раскрыл крылья. Повернул голову в сторону гор. И заорал. Словно сирена завыла! От этого звука я подпрыгнула и испытала дикое желание зарыться в снег! Но хуже всего не это. Совсем рядом, за стеной кружащего снега, взвизгнул женский голос:

— Хорны кричат! Иотуны идут! Спасайтесь!

Так вот почему эта некрасивая облезлая птица считается в Дьярвеншиле священной! Потому что, сидя на крышах домов, крылатые вестники лучше людей видят скалы и предупреждают об опасности. Теперь орали, кажется, все хорны этого города. Я рванула в сторону, гонимая страхом и непониманием, но в бушующей пурге башня риара таяла, пряталась. А я теряла направление, не понимая, где нахожусь. Налево? Или направо?

В небе вспыхнула молния, на миг озарив город, и башня черным исполином мелькнула в стороне. Подобрав юбку, я помчалась к ней. Фигура выросла из снежной мглы так резко, что я налетела на ильха и свалилась.

— Ты чего тут стоишь? — крикнула я.

И обомлела. Бородатое лицо мужчины казалось застывшим, а глаза безжизненными. Не обращая на меня внимания, ильх развернулся и пошел вперед, выискивая на земле дрожащий голубой огонек.

Я выдохнула. Йотун. Совсем рядом. Здесь, в Дьярвеншиле. Да не один!

В конце улочки тоже вспыхнул огонек, и за ним двинулась женщина, завороженно пялясь на губительную приманку.

Я медленно поднялась, отчаянно глянула в сторону башни. Краст… надо найти Краста! Надо разобраться, понять, увидеть его! Просто убедиться, что жив! Но я не могу оставить этих людей и позволить им уйти в горы! Даже меня притягивал огонек, хотелось броситься за ним, как я уже сделала однажды. Но, видимо, на меня, дитя Конфедерации, магия йотунов влияла гораздо меньше, чем на тех, кто вырос в этих местах. И морок я сбросила быстро. А вот жители Дьярвеншила беззащитны!

Риар говорил, что йотуны уводят людей в подземный город, словно живые консервы, а значит… есть шанс!

К отдаляющемуся бородачу я подскочила мячиком и, не думая, треснула его толстой палкой по голове. Ильх рухнул как подкошенный, а я сдержала вопль. Отбросила орудие и с ужасом склонилась, пытаясь уловить дыхание и обмирая от страха. Великие мудрые перворожденные, я ведь его не убила?!

Но череп ильха оказался крепким, хвала хёггам! Дышит! Кажется, я сама чуть не умерла!

Голубой огонек удалялся все дальше, а я понадеялась, что когда мужик очнется, то уберется подальше от опасности. Вот только бить и дальше по головам я больше не смогу, одного раза хватило! Так что делать?

Из снежного полога выплыла фигура девушки, и я узнала незнакомку, отдавшую мне одежду. Теперь она сама брела по снегу вслед за прыгающим хвостом йотуна.

Схватила деву за рукав, но она даже внимания не обратила, так и потащила меня за собой!

— Стой! — забормотала я, упираясь пятками в мерзлую землю. — Стой, дура! Тпру! Куда прешь, ненормальная? А ну стоять!

Бесполезно! Похоже, и эту придется палкой… Ругаясь сквозь зубы, я дернула девицу в сторону, не удержалась и с размаха наступила ей на ногу. Дева моргнула осоловело и вдруг широко распахнула глаза:

— Опять ты? Нет у меня больше ничего! Платье не отдам!

Я стерла пот, проступивший на лбу, несмотря на холод.

— Йотуны в городе!

— Что? — девушка словно очнулась, посмотрела на голосящих птиц. И… торопливо зажмурилась. — Помилуйте перворожденные! Главное — не смотреть!

— Точно, — я с облегчением подтолкнула дородную девицу к стене ближайшего дома и заколотила в дверь. — Живо открывайте!

— Люди? — донеслось изнутри.

— Нет, комок шерсти с клыками, чтоб вас! Открывайте, говорю!

И стоило створке приоткрыться, впихнула внутрь девушку. Снова вытерла испарину.

— Эй, у вас нож есть?

— Кто эта ушибленная? Кажись, нареченная риара… Ну, ясно тогда… Она мне жизнь спасла…

Голоса шелестели водой, но я не слушала.

— Нож дайте!

— Зачем он тебе, болезная? — прошамкал старческий голос.

— На медведя пойду, — буркнула я. — Верней, на йотуна.

— Ой, болезная…

Створка приоткрылась, на снег упал тусклый клинок. Не поблагодарив, я понеслась прямиком в буран, высматривая бредущие фигуры.

Глава 27

То ли потому, что хорны сегодня закричали слишком поздно, то ли много людей оказалось на улицах Дьярвеншила из-за битвы хёггов, но йотунам было чем поживиться. Голубые огни вспыхивали везде, и я сбилась с ног, носясь от одной бредущей человеческой фигуры к другой. И лишь вздрагивала, когда видела в снежном буране огромных косматых зверей с белесыми глазами. Хищники выглядели сонными, шагали медленно, лениво, но искрящиеся приманки на их хвостах работали исправно, погружая горожан в транс.

Довольно быстро я поняла, что кратковременная боль прерывает морок и люди приходят в себя. Подбегала, колола в бок или руку, отворачивала жертву, чтобы случайный взгляд снова не зацепился за огонек. Потому что вывести из транса второй раз оказалось гораздо сложнее. Ильхи, вновь попавшие в омут, уже не реагировали на боль, и их приходилось оттаскивать от йотуна силой.

Несмотря на метель и холод, с меня градом тек пот. И казалось, конца не будет голубым огням, пляшущим на улицах Дьярвеншила! Я бежала, колола, толкала, снова бежала… А они все вспыхивали и вспыхивали, издеваясь над моими усилиями по спасению города. Я была одна, а йотунов десятки!

А самое плохое, что не все оказались сонными. В очередной раз отобрав безвольную жертву — совсем мальчишку, я вытерла лоб и прищурилась в поисках следующего. Тонкий, неприятный звук ударил по ушам, я подпрыгнула, обернулась… Оскаленная пасть йотуна возникла из снежной пелены, словно проявляясь. Белые глаза уже не казались слепыми, они смотрели осмысленно! Со злобой и желанием разодрать! Тонкий хвост яростно ударил по стене ближайшего дома, зверь снова зарычал и кинулся на меня!

Спасенный мальчишка взвизгнул и юркнул за угол, а я не успела. Поскользнулась и грохнулась на землю. К счастью, огромная лапа с короткими желтыми когтями прошла как раз там, где я прежде стояла!

Из-за угла полетели камни и комки снега — мальчик силился мне помочь, но лишь больше ярил хищника. Рев снова наполнил улицу, я поползла куда-то, пытаясь спастись. Вскочила! И увидела ужасающую мохнатую морду совсем рядом… за спиной была каменная стена, впереди — зверь, у которого я забрала добычу.

Тонкий свист прокатился над улочкой, я подпрыгнула.

Йотун дернул головой, закрыл пасть. Медленно опустился на все четыре лапы, становясь похожим на белого медведя. И нехотя поковылял в сторону.

Я же качнулась вперед, пытаясь рассмотреть фигуру, которую укрывал снег. Меховая шкура, летящие по ветру черные волосы, обнаженные руки и колени… и женское лицо, которое никак не удавалось увидеть. Йотун-шагун. Она стояла всего в нескольких шагах от меня, но даже сейчас ее облик дрожал, словно был нереальным. А мне почему-то хотелось увидеть глаза этой женщины. Рассмотреть ее лицо. Это казалось жизненно важным!

И словно услышав мое желание, шагун сделала шаг вперед и застыла рядом. Белая пелена разошлась, и я увидела…

— Боги… — выдохнула я.

О да, она была красива. Впрочем, теперь я понимала, что не могло быть иначе. Точеные черты приковывали взгляд, она была еще более совершенной версией лица, которое я знала до мельчайшей черточки. Только мужчине достались пугающая сила и грубость, а женщине — плавность линий и мягкость. Но схожесть этих лиц была невероятной. Те же чувственные губы, высокие скулы, разрез глаз… вот только разноцветные радужки Краста у шагун выцвели до белизны йотунов…

— Сестра… — выдохнула я.

Не просто сестра, а единоутробная двойняшка. Имя возникло в голове почти сразу. Я знала, как зовут ту, что сейчас всматривалась в меня белыми, нечеловеческими глазами. Я догадалась. Та, чье имя нельзя произносить. Йотун-шагун.

— Солвейг.

Она склонила голову набок, расплескав по обнаженным плечам черноту волос. Губы дрогнули так знакомо, что у меня заныло сердце. Так же сдерживал улыбку Краст… Лицо застывшее, а в белизне глаз невозможно увидеть чувства. И хотелось закричать: почему? Почему ты стала йотун-шагун? Что с тобой случилось?

Девушка сделала шаг назад.

— Постой, не уходи! — я подалась за ней. — Это ты приходила ко мне? Ты смотрела на скалах? Но почему? Что?.. Как?.. Постой!

Но шагун уже отвернулась. Снег укутал ее пеленой, словно спрятал от моих глаз. И я подумала, что она могла бы пройти совсем рядом, почти коснуться, а я не увидела бы… Магия… неведомая мне магия Дьярвеншила и Злой горы.

Снова пролетел над улицей тихий свист, и еще одна грузная мохнатая фигура опустилась на четыре лапы и недовольно ворча, поплелась вверх, к скалам.

Значит, шагун вовсе не злая? Напротив, помогает людям в Дьярвеншиле? Я ничего не понимала!

Девушка вдруг остановилась, будто споткнулась, обернулась ко мне. Нет… не ко мне. В стороне стоял Рэм. Смуглое лицо снежного исказилось, ледяные глаза сияли так, что могли бы затмить звезды!

Снег слепил глаза, и я почти ничего не видела. Лишь то, как Рэм качнулся к шагун, всматриваясь в буран.

— Ты… это… ты? — злость вспыхнула в глазах Рэма так остро, что страшно стало.

— Стой. Солвейг!

Девушка помедлила, раздумывая. Снежный сжал кулаки так, словно хотел оторвать девушке голову. Не отрывая глаз от ее лица, сделал несколько шагов, застыл напротив.

— Краст знает?

Она промолчала, даже не моргнула. Я не была уверена, что шагун слышит. Или что она вообще человек.

— Проклятие! Конечно, знает! — выругался Рэм. — Все это время… Да я же… Я… Как ты могла?! Вы оба? Ненавижу!

Развернулся резко, взметнув ледяное крошево, и пошел не оглядываясь. Я вжалась в холодную каменную стену. Шагун смотрела вслед ильху, и первый раз я увидела на ее лице живую эмоцию — горечь.

Рэм остановился, но глянул не на Солвейг, а на меня. Холодно так, пусто…

— Иди за мной, — приказал он.

Я повернула голову к шагун, но девушки там уже не было. Лишь снег стелился по земле.

* * *

— Погоди, но люди! Им надо помочь! — крикнула я Рэму, догоняя ильха, который почти бежал.

— Мы и помогаем, — огрызнулся парень, не глядя на меня и не останавливаясь. — А тебе лучше спрятаться, нареченная!

— Что? — возмутилась я.

— Краст приказал найти тебя! — Рэм схватил мой локоть, не позволяя сбежать.

— Он жив! — выдохнула я. — Что с ним? Где он?

Рэм странно изменился в лице, и я снова похолодела.

— Он жив, — буркнул снежный. — Позаботься о себе, Ника, сейчас это лучшее, что ты можешь сделать, если тебе… небезразличен Краст.

Он дернул меня за руку и заколотил в дверь какого-то дома. А когда створка распахнулась, попытался втолкнуть внутрь. Но я уперлась, словно мальчик из сказки, не желающий оказаться в печи.

— Иди внутрь! — рявкнул ильх. — Ты что, не понимаешь? Рядом с йотуновыми огнями никто не может слиться с хёггом! Есть лишь один способ помочь и себе, и другим — спрятаться! Сиди здесь!

— Что с Крастом? — заорала я. Из темного нутра домишки выглянули испуганные лица и тут же скрылись.

Рэм отчетливо скрипнул зубами. А я поняла: с риаром что-то случилось. Снежный мотнул головой, показывая на скалу.

— Ты ведь не останешься? Ладно. Идем…

* * *

Ветра всегда приходят не вовремя.

Так говорят в Дьярвеншиле. Ветра и беды.

А еще — незваные гости.

И кто только принес в его дом чужаков, желающих отобрать сокровище хёгга? Глупцы… Разве может дракон отдать то, что признал своим? Разве может расстаться? Потомки черного огнедышащего Лагерхёгга всегда ценили золото. Их завораживал желтый металл, дарил покой и силу, успокаивая ярость внутри. Но Краст нашел иную драгоценность… Не золото — серебро… Шелковое, нежное, такое желанное серебро…

И разве мог он отпустить свое? То, без чего невозможно представить жизнь?

Ни один хёгг не отдаст свое сокровище. Это в крови, это сильнее человеческого разума. Спрятать… сохранить… забрать… Мое…

Мысли бились в голове, когда он слушал слова высоченной, как мужик, девы. Она вошла в его дом, словно злой ветер, принесла дурные вести. Вторая, пухлая и робкая, жалась в углу, но говорила первая. Кайла, так сказала нареченная.

— Безумный зверь… Чудовище… Поедешь с нами… Немедленно!

Ярость вскипела внутри. Забирают его Веронику? Увозят?

Он желал перегрызть непрошеным гостьям горло. Но всего лишь приказал уйти. Ему нужно немного времени, и нареченная сама поймет, сама почувствует… и не оставит его — сама. Тогда он сможет объяснить. Но сейчас еще слишком рано! Для всего, а тем более — для правды…

Но ветра всегда приходят не вовремя.

И правда.

Он шел на скалу за башней, понимая, что видит Веронику в последний раз. Как только она увидит черные глаза его хёгга, он потеряет ее навсегда. Сжал зубы, заставляя себя смотреть лишь вперед. Привычно глянул на белую шапку горы, нахмурился. Огни горят… Слишком рано в этом году. За спиной шептались, толкались, дышали. Он слышал их — чужаков, пришедших в Дьярвеншил. Черного риара Нероальдафе, что буравил глазами спину. Страха перед ними не было.

Тянуло обернуться, глянуть на лирин. Но не стал. Ни к чему.

И призвал зверя. Хёгг на этот раз откликнулся легко.

А потом все слилось в один длинный, растянутый смолой момент: крик, женский вопль, сталь, стучащая о шкуру… чужак из Нероальдафе, призвавший своего хёгга… глаза Вероники за миг до того, как ее погребет под собой скала…

Он оттолкнул лирин, понимая, что это единственный способ спасти, распахнул крылья… и отлетел от удара! Где-то внизу тонко вскрикнула нареченная, и ярость — багровая, непроницаемая — застила глаза, лишая разума. Он плюнул огнем и тут же получил по шее тяжелой лапой риара Нероальдафе. И тогда вцепился в пришлого уже по-настоящему, стремясь перегрызть горло, уничтожить! Уничтожить всех, кто не дает ему добраться до его Ники! Ужас сжимал горло наравне с яростью, ведь Краст знал этот обрыв. И осколки скалы, торчащие внизу черными копьями… Зарычав так, что дрогнули скалы, Краст вцепился клыками в бок Сверра, ударил крыльями, поднимая хёгга над скалой. Тот вывернулся и полоснул лапой, выдирая чешую Краста и добираясь до мяса… Двойной огонь озарил скалы оранжевым сполохом, два хёгга рухнули на камни.

Лишь краешком взгляда Краст зацепился за Злую гору. По привычке, которую не смог искоренить даже разум хёгга. Огни не горели. Ни одного. А это значит…

Ужас окатил ледяной водой. Яростный рык вырвался из глотки. Он хотел сказать, но зверь может лишь рычать и плеваться жаром… То, что произойдет дальше, Краст знал, а чужак из Нероальдафе — нет. И потому риар Дьярвеншила смог лишь откатиться в сторону, пытаясь укрыться за камнями. Но все равно пламя Сверра опалило его кожу — уже человеческую.

Сверр вскочил, с недоумением глядя на свои руки, не понимая, что произошло.

— Иотуны пришли, — хрипя, выдавил Краст. Его бок пылал, обожженный, вся правая сторона от плеча до колена оказалась сплошной раной.

— Что? — изумление в золотых глазах пришлого почти порадовало.

— Иотуны… проклятие этой земли. Когда горит голубой огонь, ни один хёгг не может слиться со своим зверем. А теперь уйди с дороги, риар Нероальдафе. Не до тебя сейчас.

Глава 28

Сверр нахмурился, рассматривая хрипящего ильха. Понимание заставило его скрипнуть зубами. Разрыв с драконом, которого не ожидал Сверр, мог дать Красту мгновение, чтобы убить. Преимущество, которым риар Дьярвеншила не воспользовался.

И в свете всех обвинений это показалось Сверру очень странным.

Он хмурился, глядя на спину ковыляющего парня. Что происходит в этом городе?

Краст уже уходил, немногочисленные ильхи, еще оставшиеся на скале, расступались перед ним. Выскочил на площадку беловолосый снежный, подхватил Краста, и Сверр безошибочно понял — побратим.

И тут заорали птицы, да так, что Сверр чуть не оглох! Попытался снова призвать хёгга — бесполезно! Он больше не чувствовал своего зверя, и это было столь жутко, что ильх жадно глотнул холодный воздух, приходя в себя. Хёгг всегда был рядом, с того момента, как Сверр впервые надел кольцо Горлохума. И не ощущать его присутствия оказалось почти невыносимо. Словно хёгга больше нет. Совсем нет.

Сверр рывком вытащил меч.

Дьярвеншил затянуло белой пеленой снежного бурана, ветер свистел между домами, колотился о башню. И вспыхивали внизу огни. Йотуновы самки. Те, что заманивают жертвы. Хищники, которые водились лишь в этих краях и которыми пугали детей фьордов. Сжав рукоять оружия, Сверр подумал о жене, ожидающей дома, о сыне, растущем в чреве любимой Лив.

И пошел за Крастом.

* * *

Пришлось бежать, чтобы поспеть за широким шагом Рэма. Ильх злился, и от этой злости вокруг становилось еще холоднее, а над нами временами вспыхивали в небе переливы, окрашивая заснеженный город в разноцветье.

Зато буран утих, а самое хорошее — я больше не видела голубых огней!

Когда мы добрались до скал, я не сразу поняла, что здесь происходит. И показалось, что я вижу кучи снега, и лишь потом поняла — йотуны. Самцы, что поджидали добычу, приманенную самками.

Здесь была битва, да какая! Я заметила того самого золотоглазого Сверра из Нероальдафе, вытирающего снегом меч, Торкела, зажимающего рану в плече, воинов, которых видела совсем недавно в зале башни. Простых мужиков с топорами и ножами. Всех тех, кто отстоял Дьярвеншил и сдержал нашествие йотунов!

— Они ушли… — прошептал кто-то. И крикнул уже во всю глотку: — Ушли!

Десятки мечей, копий и ножей взметнулись вверх, знаменуя победу. Я же пыталась отыскать среди снега и камней лишь одно лицо. Где Краст?

Взгляд зацепился за мощную фигуру в центре. Хальдор тоже поднял клинок, а потом осмотрел уставших воинов, повернулся к темному камню и произнес:

— Я, Хальдор, сын Манавра и этой земли, вызываю риара Дьярвеншила на бой силы! — рявкнул он.

Ильхи застыли.

— Ты ополоумел? — взъярился Рэм, сжимая кулаки. — Сейчас? После резни с йотунами? Когда Краст ранен, а в его крови яд йотуна?!

Ранен? Яд? Я подобралась ближе и вздрогнула, поняв, что темная куча — это не камень. Это Краст… но что с ним? Милостивые перворожденные, что? Его лицо и тело покрывала корка крови, одежда на теле, кажется, сгорела… И лицо… Боги, что с его лицом? Весь в грязи и засохшей сукровице, даже глаз не видно!

— По закону фьордов на бой силы можно вызвать в любой момент, — процедил Хальдор. — Так что отойди в сторону, Рэм, я в своем праве.

— Вправе? — Фигура снежного поплыла, кажется, он с трудом удерживал призыв хёгга. — Вправе? Что-то я не видел тебя на скалах во время боя! Где ты был?

— С другой стороны, я сражался, как и все! Не смей обвинять меня, Дьярвеншил — мой дом! — рявкнул Хальдор. — Краст, я вызываю тебя! И если ты отказываешься…

Черная куча шевельнулась, риар медленно оперся ладонью о снег, оставляя черно-красный отпечаток. Я как завороженная уставилась на этот след.

И встал — еще медленнее.

Сверкнули золотом глаза ильха из Нероальдафе, он тоже был здесь, хмурился. Но молчал. Все ильхи молчали. А мне хотелось заорать: как же так? Разве это справедливо? Проклятый Хальдор, на котором даже одежда целая, вызывает раненого Краста? Но как же так?!

— Ты долго ждал своего часа, Хальдор, — усмехнулся Краст. — Теперь понятно почему.

— Ты будешь болтать или поднимешь меч? Или дать тебе топор, меча у тебя сроду не было! — процедил Хальдор. Он повернул голову, и на миг я увидела его глаза. И с ледяной ясностью осознала — он просто убьет Краста. Убьет! Этого ждал черноглазый столько дней! Потому и промолчал тогда, когда риар ударил его лицом об стол, промолчал, зная, что убьет в тот миг, когда противник не сможет сопротивляться!

Ярость взорвалась внутри, и я шагнула вперед, чтобы заорать. Тяжелая рука легла на плечо, останавливая.

— Нельзя, — чуть слышно произнесла Кайла. — Таков закон фьордов.

Девушка хмурилась, кусала губы, но меня держала цепко.

— Он тебя не простит, если вступишься. Он мужчина.

Я замерла. Не простит… стало горько, но Кайла права. У мужчин свои законы, женщина не должна вмешиваться в бой силы. Вот и подруга это понимает. Да и я понимаю, только принимать не хочу. За камнями блеснули испуганные глаза Ирны, значит, и она здесь.

Ильхи уже расступились, в центре остались лишь противники.

И не успела я опомниться, как Хальдор ударил мечом. Сильно, с размаха, метя в незащищенную грудную клетку Краста. Тот увернулся в последний момент, лезвие чиркнуло по коже. Раны не видно, потому что риар и так сплошная рана.

Я сжала до хруста зубы, ногтями впилась в ладони, чтобы не вскрикнуть и не отвлечь на себя внимание Краста. Стояла и молилась всем богам. Только бы выжил…

Снова мощный замах и удар, снова мимо. Краст пятился и уходил от блестящего клинка Хальдора, но сам не атаковал. Вероятно, сил не было. Только и оставалось, что уворачиваться.

Смотреть на то, как гоняет по кругу черноглазый раненого риара, было невозможно. Мне казалось, от моей ярости у Хальдора дыра в голове появится, но нет, он все так же бил, все сильнее, желая уничтожить Краста. Риар вскинул клинок, два меча встретились с тяжелым звоном.

— Ненавижу тебя! — выдохнул Хальдор, ударяя снова. — Ненавижу! Ты забрал у меня все! Даже Солвейг! Если бы не ты…

— Ты дурак, Хальдор, — хриплый голос Краста царапнул слух. — Умный, но дурак. Я ее спас. А погубил ее ты. Она ведь тебя любила.

— Она мертва! — заорал Хальдор. Его удары уже сыпались на Краста градом, риар тяжело дышал, пытаясь уйти от них. Но не успевал. И на теле появились новые полосы — на груди, ноге, плече…

Я прижала ладонь к губам. Он не выстоит. Озверевший черноглазый ильх, кажется, сошел с ума и желает лишь одного — убить. Темнота уже дрожит над ним, дракон совсем близко.

— Бой силы возможен лишь между людьми, — чуть слышно прошептала Кайла, не отводя глаз от круга. Если красавчик не удержит слияние, он проиграет.

Я встрепенулась. Может, в этом и шанс? Единственный? Может, того и добивается Краст, понимая, что не в силах биться на равных.

Снова ужасающий звон, когда клинки высекают друг из друга искры. По лицу Краста прокатилась капля пота, оставляя светлую полосу на щеке. В небе полыхнула молния, и золотоглазый риар Нероальдафе нахмурился. Снова удар, такой силы, что мог бы разрубить человека пополам! Не знаю, как его сдержал Краст! Тяжело отшатнулся, вытер лоб, чтобы кровь не капала в глаза. Но Хальдор не давал ни секунды передышки, снова удар — страшнее прежнего! Риар отшатнулся в последний момент, развернулся… Качнулся, словно осока на ветру. Лицо стало равнодушным.

— Ты дурак, Хальдор… — Черноглазый ильх делает замах. — Так и не понял. — Удар… — Солвейг жива.

Два меча сошлись, и тот, что был у Хальдора, треснул и раскололся. А Краст вбил кулак в челюсть противника и приставил к его горлу свой меч.

— И еще ты зря смеялся над моей работой в кузнице. У меня всегда были мечи, Хальдор. И твой тоже сделал я. Он не так хорош, как ты думал.

Хальдор сжал зубы, глядя в глаза окровавленного риара.

— Завершай поединок, Краст!

Но тот медлил. Разноцветные глаза затянулись пеленой, и я поняла, что он упадет, до того, как Краст рухнул на землю. Хальдор подскочил мгновенно, выдернул из-за пояса нож, прижал к горлу риара. И отлетел в сторону, сбитый Рэмом. Снежный оскалился.

— Не смей!

— Я в своем праве, — тяжело прохрипел Хальдор. Безумная ненависть в черных глазах требовала смерти. — Он упал, а я все еще стою! Бой силы закончен!

— Только подойди, — прошипел Рэм.

Сверр из Нероальдафе хмуро глянул на Хальдора.

— Бой силы закончен, подтверждаю. Дьярвеншил твой, черный хёгг.

И встал рядом с Рэмом, давая понять, что лишь город, но не прежний риар.

Хальдор сплюнул на снег, развернулся и пошел в сторону башни. Но я уже не видела. Я уже склонялась над Крастом, пытаясь уловить ускользающее дыхание.

— Он не дышит!

— Ему нужно в место силы, — мрачно произнес Сверр. — На золото.

— Золото? — Рэм невесело усмехнулся и бросился к сухим ветвям, наваленным у камней непогодой. — Такое мощное место силы может позволить себе не каждый черный хёгг, риар Нероальдафе. Краст много лет провел в глухих и страшных местах, и в поясе у него если и была монета, то вряд ли золотая. Так что обходиться приходилось тем, что под рукой… Пламя, огненные искры и железо. Несите мечи и ветки, да побольше!

Я бросилась выполнять, даже не подумав спорить. В странной природе драконов я мало что понимаю, так что лучше подчиниться.

Мы обложили Краста сначала оружием и любыми железными предметами, которые оказались на наших телах. В ход пошло все — ножи, мечи, короткая кольчужка и даже пуговицы с одежды! Потом сделали круг из хвороста, и Сверр кинул в гущу уголек. Ветки задымились, разгораясь. Когда тело ильха лизнуло расшалившееся пламя, я вздрогнула, но Рэм смотрел спокойно, словно это было в порядке вещей. Костер получился знатный, так что пришлось отойти подальше, чтобы не превратиться в шашлык.

Рэм ушел дальше всех, снежному возле огня было плохо.

— Он очнется? — дернула беловолосого за рукав. — Скажи, он очнется?

— Краст сильный, — глухо произнес его побратим. — Надо ждать.

Ждать… боги, как же это трудно — ждать!

Кайла села на камни, Ирна, ворча про холод, рядом. Подошел золотоглазый риар, сказал, что должен отбыть в Нероальдафе, но вернется, если… Глянул быстро в сторону костра и не закончил. Зато предложил отнести переселенок в Варисфольд или в свой город. Я даже отвечать не стала, Кайла что-то буркнула, Ирна оживилась, но, глянув на нас, кисло отказалась. Почему — я спрашивать не стала.

Сверр лишь кивнул и, разбежавшись, упал со скалы. И через мгновение взвился над Дьярвеншилом огромный черный дракон. Глянул золотыми глазами и захлопал крыльями, улетая.

А мы остались. Три чужачки, снежный, Торкел и воины из десятка бывшего риара Дьярвеншила. А остальные ильхи ушли. Что-то шептали, глядя на пляшущие языки пламени, и уходили. Может, прощались? Я не знала.

Но хотела плюнуть вслед каждому.

Я сидела возле пламени, совсем близко, до рези в глазах всматриваясь в фигуру внутри огня. Дышит ли еще? Пелена затянула глаза, я моргнула… И вскочила. Человека больше не было. За стеной огня лежал дракон, уткнув морду в хвост, словно огромный кот.

— Слился! Теперь выкарабкается, — с облегчением вздохнул рядом Рэм, и только сейчас я поняла, насколько сильно переживал снежный хёгг за своего побратима.

Пламя горело до утра, приходилось подбрасывать ветки. Хворост сгорел довольно быстро, пришлось ильхам рубить деревья, пока Рэм не сказал, что достаточно. Дальше снова ждали, сбившись в кучу. Голодные, злые, нахохлившиеся, словно стая воробьев. Когда огонь спал, обнажая угли, мы с Рэмом вскочили и бросились в центр, где лежал уже человек.

— Живой, — радостно выдохнул а-тэм. И скривился: — Другой вопрос, куда его теперь? В Дьярвеншил нам хода нет, а тащить Краста на другой фьорд я бы пока не стал.

— Я знаю куда, — твердо произнесла я.

Правда, когда озвучила, Рэм разозлился так, что я чуть не оглохла от его крика.

— Ты сдурела, чужачка? К ней?

— К ней! — огрызнулась я. — Других вариантов нет. Поднимай Краста.

— Он тебя прибьет, когда очнется, — пообещал а-тэм.

Да и пусть. Главное, чтобы очнулся.

К дому йотун-шагун мы добирались уже молча, говорить не хотелось. Краста ильхи несли на плащах, бывший риар дышал уже ровно, но в себя не приходил. Честно говоря, я опасалась реакции костяной ведьмы. Наверное, поэтому, когда мы подошли, сделала то, что было мне совершенно несвойственно, — заорала белугой!

— Солвейг, открывай! — от моего вопля ильхи, и так мрачнеющие с каждым шагом, подпрыгнули, а Рэм побелел. Но я уже вошла в раж, сказались нервные потрясения. — Выходи немедленно! Твоему брату нужна помощь, а ты спряталась и сидишь как сыч! А ну выходи! И только попробуй не…

Дверь распахнулась, и на пороге возникла высокая тонкая фигура. Все так же в шкуре, с голыми коленками, в меховой самодельной обуви. Окинула нашу компанию взглядом. Остановилась на мне. Я открыла рот, чтобы снова заорать, а если понадобится — и вломиться в дом силой, но ведьма усмехнулась и посторонилась.

— Только ты и он, — сказала она, указав на меня и Краста. Ильхи вздохнули с облегчением, заходить в дом шагун никто из них не желал. Рэм стоял бледный, голубые глаза казались льдом. Солвейг глянула в его сторону и отвела глаза.

Рэм и Торкел занесли Краста, уложили на узкой кровати. Тесно — у ильха ступни свесились и плечи едва уместились.

— Мы устроимся под скалой, — ровно сказал снежный, не глядя ни на меня, ни на шагун. — И позаботимся о твоих подругах, не переживай, лирин. Красту нужен настой бодрянки, много. Вливай в него, пока не исцелится.

— Я знаю, что делать, — процедила Солвейг, и впервые я услышала в ее голосе эмоции. Но Рэм даже не повернул головы, словно там, где стояла девушка, было пустое место.

— Я буду рядом, лирин.

Последнее прозвучало уже угрожающе. Развернувшись, Рэм покинул дом.

Я же бросилась к Красту.

Кожа на его лице затянулась и уже не казалась сплошной раной. Надо посмотреть остальное. Одежды на ильхе не было, все сгорело.

— Вот, протри этим.

Рядом со мной на темные доски пола опустилась глиняная посудина с широким горлом и тряпкой. Солвейг замерла возле очага, перебирая сухие травы и корешки.

Смочила ветошь, повела по телу ильха. Раз за разом, смывая запекшуюся кровь и грязь. Под ними обнаружились розовые линии ран и белые — уже затянувшихся шрамов.

— Он очнется, — негромко произнесла шагун за моей спиной. — Скоро. Уже рядом. Я его вижу.

— Кого видишь? — не поняла я.

— Дух. — Глаза Солвейг смотрели в пустоту. Губы слегка изогнулись. — Ты его тянешь, чужачка. На твой свет и идет. Он у тебя такой… серебряный.

Я промолчала, но волосы на затылке ощутимо встали дыбом. То, что Солвейг видит нечто потустороннее, недоступное обычным людям, слегка пугало.

— Так он тоже это видит. Не знала? Это проклятие досталось нам обоим. Мы одинаковые, чужачка. Из одной утробы вышли. С разницей в несколько ударов сердца.

— Двойняшки, — тихо произнесла я.

— Так.

— Что с вами случилось? Ты можешь рассказать?

— Я сам расскажу, — тихий голос, и подпрыгиваю на месте, оборачиваюсь.

Краст укоризненно глянул на Солвейг, и та усмехнулась.

— Я не смогла бы ей воспротивиться. Упрямая.

— А надо было? — Я переводила взгляд с брата на сестру, замечая, насколько они похожи. Два варианта одного создания, мужское и женское воплощение… Удивительно и завораживающе.

— Он запретил к тебе приходить, — слабая улыбка коснулась губ Солвейг. — Не хотел… пугать.

Говорила она отрывисто, словно отвыкла от слов. Наверное, так и есть…

— Так это ты была? — вскинулась я. — В башне? И на скалах?

— Я, — девушка покосилась на Краста. — Было интересно на тебя посмотреть. У нас не только лица похожие. Суть одна, ты верно увидела.

— Наша мать была йотун-шагун. — Краст приподнялся и кивнул на чашку с водой. Напился и продолжил: — И ее мать. И ее. Много поколений. Шагун уходит от людей. Живет одна. Ходит в двух мирах, зримом и незримом… Это тяжелая ноша, лирин. Люди боятся шагун, сторонятся. Но когда приходит время, йотун-шагун спускается с гор в Дьярвеншил и выбирает свободного мужчину. Для продолжения рода. — Ильх скрипнул зубами. — Наша мать выбрала Ингольфа. Почему — я не знаю, но по нашим законам отказать ей никто не может. Шагун стоит между духами и живыми, мы это… уважаем.

— И в положенное время ваша мать родила двоих, — догадалась я.

— Да. Видишь ли, у шагун всегда появляется лишь один ребенок — девочка. Вернее, мы так думали. Мальчиков не было никогда. Мы не знаем, что случилось, но нас с Солвейг нашли вдвоем. Мать принесла нас в Дьярвеншил. Хотела, чтобы мы жили среди людей, а не среди йотунов. Солвейг забрал Ингольф, а вот меня…

— Мальчик был не нужен, — догадалась я.

— Да. Меня выкинули. Я не замерз лишь чудом. Повезло, что забрал старый кузнец, отогрел… В Дьярвеншиле порой появляются подкидыши — чужие дети рабынь, служанок, а то и с той стороны гор приносят, там есть небольшое поселение. У нас таких детей не любят… А со мной все было хуже, город знал, чей я сын. Ингольф не признал меня, понятно, но здесь трудно утаить правду. И мальчик, рожденный шагун, — это проклятие перворожденных. Так говорят.

— А Солвейг? — Я зябко обхватила себя руками, девушка усмехнулась.

— А я хорошо жила, чужачка, — медленно произнесла она. — Вкусно ела, сладко спала. Росла в башне риара как его дочь. Лишь о брате думала слишком часто, но видеться с ним мне запретили. Порой мы сбегали… Я и Краст. Приходили сюда. Смотрели, как танцует на снегу наша мать. С годами она все ближе становилась к зверям и все дальше от людей. И все реже узнавала нас… Шагун дичают, это плата…

Девушка опустила голову, черные волосы упали до пола, занавесив лицо. Краст помрачнел. А я воочию увидела двух детей — мальчика и девочку, одинаковых и разных, нелюбимых и странных. И стало жаль их обоих…

— Мне исполнилось девять, когда Ингольф проведал о моих отлучках и запретил встречаться с братом. Даже когда Краст потребовал кольцо Горлохума, мне не позволили посмотреть на битву, заперли в башне. Я слушалась отца, хоть и грустила. Тогда я еще не знала, что мне уготовано. И что меня растят лишь для одного… Я считала, что моя жизнь удалась. Как думать иначе? Подросла, влюбилась.

— В Хальдора, — догадалась я.

— Он отвечал мне взаимностью, — скривилась шагун. — Слова говорил. Обещал венец… Я и платье сшила. Умелой я была, словно с иглой родилась… Все шагун такие, пальцы сами знают, что и как надо делать. Искусные мы. А потом настала ночь льда.

Я непонимающе перевела взгляд с девушки, стоящей с застывшим лицом, на мрачного Краста.

— Ингольф столкнул меня в реку, под лед. Я не понимала, что происходит. Лишь глазами хлопала. Хальдор тоже был там, смотрел… Я к нему руки тянула, да без толку. Кричал только, что это поможет, что так надо. Что я истинная шагун, а значит, выберусь. Так я и утонула.

— Что? — не выдержала я.

— Ингольф растил меня лишь для одного, для служения ай-ро, — задумчиво ломая в тонких пальцах сухие травинки, произнесла Солвейг. — Наша мать к тому времени ушла в горы, и никто ее больше не видел. Сгинула. А Дьярвеншилу нужна йотун-шагун. Чтобы было кому стеречь город. Зимы становились холоднее. Ветер крепчал. Ай-ро злился… А мой дар спал. Так что отец… Ингольф решил ускорить события. Мир духов я увидела.

Я пораженно молчала. Жаль, что эта скотина Ингольф мертв! С удовольствием сама бы его придушила!

— Истинная шагун не тонет и не горит, — с грустной улыбкой произнесла Солвейг. — Не боится ни холода, ни жара. Так говорят. А я вот не истинная.

— Потому что это всего лишь вранье, — жестко оборвал Краст. Глянул на меня исподлобья. — Шагун видит больше других, но она лишь человек. Обычный одинокий человек! Я почуял, когда умерла мать, и вернулся в Дьярвеншил. Вовремя. Успел выловить сестру из реки до того, как стало слишком поздно!

— Спрятал меня. Сказал всем, что я утонула. И бросил вызов Ингольфу. — Плечи Солвейг распрямились.

— Да, — ильх потер виски. — Тогда я желал лишь отомстить за сестру. А получилось, что стал риаром. И понял, что от меня зависит целый город… А я всего лишь… тот, кто я есть, — мрачно закончил он.

В тесном домишке повисла тишина. Значит, Краст и не собирался управлять Дьярвеншилом. Но, как известно, пути судьбы неисповедимы!

— Ингольф не понимал, что со мной не так… И Хальдор не понимал. Оба винили Краста. Что он своим рождением испортил кровь шагун.

— Винили, — уронил Краст. — Когда я надел кольцо Горлохума, почернел лишь один мой глаз. И на то была причина.

Причина? Мысли лихорадочно крутились в голове.

— Вас двое… Вас всегда было двое!

— Умная, — снова дрогнули губы Солвейг. — Никто так и не понял.

— Да. У двойников особая связь… А у детей шагун — и вовсе. Дар матери проснулся у обоих, только в Красте сильнее. Я лишь тень рядом с братом, чужачка… Это Краст не позволил мне умереть.

— Постойте-ка… — Я вскочила. — Двое… Все на двоих… И ты, Солвейг, легко входишь в башню, двигаешь камни, как и брат. Значит… Вы оба можете сливаться с хёггом? Но тогда кто из вас убивает девушек на фьордах? Кто?!

— Никто! — рявкнул Краст.

Солвейг нахмурилась. Они снова обменялись взглядами, и на миг я даже ощутила что-то вроде ревности. Брат и сестра всегда будут понимать друг друга даже без слов. Это общность была с ними еще до рождения и останется до ухода в незримый мир.

— Но ваш дракон дважды напал на меня! Я ведь видела!

— И оба раза это была я. Иногда мне удается полетать. Очень редко… — Солвейг виновато глянула на брата, тот вздохнул. Девушка обиженно надулась. — Черному хёггу я не нравлюсь, потому что дева, он злится каждый раз так, словно я его в пекло Горлохума отправляю! Я и уговаривала, и просила, все без толку! Но порой позволяет слиться, если Краст прикажет. И все равно хёгг плюется огнем и шипит, словно дикий! Только ты все неправильно поняла, чужачка. Я нападала не на тебя.

— А на кого? На кого? — почти заорала я. И осеклась. Догадка вспыхнула в голове. «Приехала за чудесами, а что получила?» — насмешливо произнес в моей голове Хальдор. А Анни добавила: «Черному хёггу необходим побратим, лирин. Слишком они огненные…»

— Лерт. Ты напала на него. Оба раза. И еще Лерт — побратим Хальдора, ведь так? — слабым голосом произнесла я. — Об убитых девушках рассказывал он. О безумном хёгге Дьярвеншила тоже он. И даже мешок переселенок я нашла рядом с ним… долго же он меня караулил, наверное… Но зачем?

— У Лерта нет своей земли, — пожала плечами шагун. — Его устроила бы роль а-тэма при риаре Хальдоре. К тому же ты ему понравилась. На самом деле понравилась, чужачка. Я видела вас на берегу, видела, как он смотрит. Так смотрит влюбленный мужчина. Тогда я тоже разозлилась…

Краст прошипел что-то сквозь зубы, глаза потемнели от ярости. А я привалилась спиной к стене, осмысливая новые сведения.

— Но почему вы просто не выгнали Хальдора из Дьярвеншила?

— Да я бы с удовольствием его не выгнал, а убил, — рявкнул Краст.

Значит, Солвейг запретила.

— Ты что же, его до сих пор любишь? — поразилась я.

Белые глаза яростно сверкнули.

— Не тебе меня судить, чужачка!

Да я и не судила. Не понимала просто.

— Иотун-шагун может получить дитя лишь от сильного мужчины, — хмуро произнесла она. И глаза отвела.

Я промолчала. Да, не мне судить чужие чувства. Я и со своими разобраться не могу. Глянула осторожно на Краста. И сразу наши взгляды столкнулись, схлестнулись, сцепились… Как же он смотрел! Тихо хлопнула за спиной дверь, мы остались одни. И Краст протянул ладонь ко мне, переплетая пальцы.

— Иди ко мне.

— Ты ранен…

— Я ранен, — согласился он, улыбаясь. — И у меня больше нет Дьярвеншила. Ничего нет. Кроме тебя, лирин… И я счастлив.

— Краст, я…

— Ты забыла, чужачка, — в его глазах плясали огненные искры, словно он все еще лежал в пламени. — Сегодня день зимнего солнцестояния. И ты должна дать мне ответ. Ты наденешь пояс моей жены, Ни-ка? — он сжал мои ладони. — И я обещаю положить к твоим ногам все, что ты захочешь. Все, что захочешь, клянусь.

Сглотнула сухим ртом. Перед глазами все плыло от слез. Вот и закончился месяц в Дьярвеншиле… Отпущенный мне срок. Думала ли я, что закончится так? Что я буду умирать от любви, радости и одновременно от горя, глядя в лицо Краста?

Надо сказать ему правду. Прямо сейчас сказать! Но как же не хочется разрушать хрупкое счастье! Пусть он окрепнет…

Смалодушничала в общем.

— Обещай хотя бы, что подумаешь, лирин. — Боль мелькнула в разноцветных глазах, но ильх улыбнулся.

— Я обещаю… — прошептала, задыхаясь. — Я тебе… обещаю.

Что? Неважно. Он и так понял.

Ильх потянулся ко мне, обхватил ладонями лицо, поцеловал. Нежно… чувственно… так сладко. И я не удержалась — ответила. Оказалось, для того, кто чуть не умер, Краст был весьма живым!

* * *

Лирин уснула. Краст устроил ее на лежанке, укрыл покрывалом и поднялся. Надо бы разыскать какую-нибудь одежду, а пока накинул йотунову шкуру — сойдет.

Солвейг стояла за домом, смотрела вдаль. Тонкая спина окаменела, волосы по ветру плещутся…

— Под ногами твоей лирин растет обман-трава, — не поворачиваясь, сказала она. — Даже сквозь снег пробивается. С каждым днем все выше. И она же ей ноги оплетает, идти к тебе не дает. Ты зря предложил ей пояс жены, не зная правды.

— Я знаю правду.

— Чувства… Лишь их ты знаешь. На меня посмотри, брат. Если бы не мои глупые чувства, ты давно расправился бы с Хальдором. Чужачка права. Глупо.

— Ника. Лирин, — тихо, но жестко поправил он.

— Вот как… значит, решил. Плохо. Беда будет. Тебе будет больно.

Ильх сжал зубы и вдруг сделал то, чего не делал никогда. Рывком притянул Солвейг к себе. Она дернулась, хотела вырваться. Да так и застыла. Погладил растрепанные темные волосы. Он помнил, какой она была, когда жила в башне. Красавица, каких свет не видел. Он на нее смотрел издали, Рэм и вовсе замолкал на несколько дней, увидев сестру друга. Не зубоскалил, не шутил. Даже за кольцом Горлохума пошел, лишь бы обратить на себя внимание Солвейг. И все ее любили: и главы родов, и простые люди… Добрая она была. Жалела многих. А вот ее не пожалели, когда время пришло.

— Прошло… — шепнул то ли ветер, то ли шагун. — Все прошло…

— Не все, — снова поцеловал мужчина растрепанную макушку. — У тебя есть я, Солвейг. Всегда был.

— Всегда был, — она взглянула в лицо ильха и наконец улыбнулась. — Я знаю. Если бы не ты…

Краст прижал ладонь к ее рту и качнул головой.

— Посмотрю, как там Рэм и остальные.

Улыбка пропала с женского лица, йотун-шагун снова нахмурилась. Но спрашивать Краст не стал, со снежным хёггом у девушки всегда были сложности. Друг ее обожал до беспамятства, она же любила Хальдора. Правда, что-то подсказывало ильху, что и здесь произошли изменения.

Глава 29

Ирну пришлось тоже приютить в домике шагун. Кайла казалась вполне довольной, обосновавшись вместе с мужчинами под скалой, а вот наша пухленькая подруга так вздыхала и ныла, что пришлось потесниться и освободить ей место.

Впрочем, Солвейг появлялась в лачуге лишь ночью, а Краст ушел под навес, как только встал на ноги.

Что с нами будет дальше, я не знала. Дорога в Дьярвеншил теперь закрыта, Торкел доложил, что на подступах стоят дозорные Хальдора. Новый риар явно не желал проявлять гостеприимство и оказывать нам помощь.

И самое странное, что, стоя на пороге дома и всматриваясь в скалы, я начала понимать, что не хочу уходить. И если такие чувства испытываю я, пришлая чужачка, то каково Красту и остальным? Да еще и Солвейг… Бывший риар Дьярвеншила не мог бросить сестру. А она не могла оставить Злую гору.

И что с этим делать никто из нас пока не понимал.

А потом стали появляться дары.

Когда Краст внес в дом корзину, наполненную ароматной сдобой, мы с Ирной сначала потеряли дар речи — слюной захлебнулись, а потом вскочили ошпаренными кошками.

— Где ты это взял? — перебивая друг друга, заорали мы. Ильх рассмеялся, глядя на наши горящие предвкушением лица.

— Боги милостивые, я сейчас скончаюсь от удовольствия, — пробормотала сладкоежка Ирна, запихивая в рот сразу половину ватрушки. — Счастье-то какое!

Я тоже откусила приличный кусок и кивнула.

— Ты кого-то ограбил? Если да, то… там есть еще?

— Никого я не грабил. Корзину оставили возле скалы, на дороге к дому шагун.

— Но зачем? — изумилась я, а Краст лишь улыбнулся.

На следующий день в том же месте появилось еще несколько корзин, заполненных едой. Сыры, пышная сдоба, вяленое мясо и колбасы, запеченные клубни, пироги… а рядом — свернутые одеяла, вязаные рукавицы, шапка и даже теплая накидка! Мы столпились возле странных подношений всей компанией, ильхи хмыкали, а мы, переселенки, недоуменно переглядывались.

Утром корзин стало больше. Помимо еды нам приносили теплые вещи, шкуры, подушки и даже камни Горлохума!

— Что происходит? — не выдержала я, когда воины в очередной раз усмехнулись. Помимо очевидно нужных вещей в корзинах были подарки. Которые повергали меня в изумление. Куклы. Вместе с каждым подношением лежали тряпичные куколки с улыбающимися нарисованными или вышитыми личиками.

— Да что это такое?!

— Не поняла?

Я наградила смеющегося Краста злым взглядом, а Кайла, повертев в руках игрушку, вдруг тоже хмыкнула.

— Я, конечно, могу ошибаться, но, похоже, кое-кому тут желают много детишек.

— Кому?

— Тебе! — хором выкрикнули издевающиеся надо мной друзья. — Тебе, Ника, ты что, не догадалась? Жители Дьярвеншила несут подарки тебе. И желают здоровья, сытой жизни и множество потомков, в этом Кайла права!

— Но почему? — опешила я.

— Ты спасла их, — посерьезнел Краст. — Солвейг рассказала. Скольких жителей ты отобрала у йотунов?

— Может… десяток? — прошептала я, пытаясь осознать. Теплое чувство зарождалось внутри, и почему-то хотелось плакать.

— Раз в пять больше, — хмыкнул Рэм. — Спасла женщин, детей, мужчин. Многие не успели спрятаться в тот день, а ты вот не растерялась и не испугалась. Жители это помнят, лирин. И благодарят, как могут. Каждый день идут дальней тропой, чтобы принести корзины. И многие готовы поселить нас в своих домах, несмотря на запрет Хальдора.

— Я не буду прятаться, словно крыса, — помрачнел Краст, швыряя недоеденный пирог.

— Чтобы бросить вызов Хальдору, надо к нему подойти, ты знаешь закон, — встрял Рэм. — Да только этот гад хоть и сволочь, но не дурак. На подступах к городу стоят его люди, законность поединка подтверждена. Хальдор — риар, и главы родов на его стороне. Ты сам знаешь, что Манавр давно правдами и неправдами умасливает этих ильхов. Значит, Хальдора они поддерживают и каждый выделил своих воинов для защиты нового риара. Нам не подойти к этому гаду. У нас лишь восемь воинов, трое ранены.

Мы настороженно переглянулись. Наша побитая компания расположилась под скальным навесом. Натаскав еловых веток и закрыв проем одеялами и шкурами, ильхи соорудили временное пристанище. Внутри горел огонь, да и камни Горлохума давали тепло. И все же назвать это жильем язык не поворачивался. И Рэм прав, нас мало…

— Девять воинов, — воинственно поправила Кайла, и мужчины снисходительно улыбнулись. Девушка уперла руки в бока: — Я завалила йотуна!

— Угомонись, дерзкая дева, — пробурчал Торкел, но взглянул заинтересованно.

Краст молчал, лишь смотрел не мигая в огонь. У самого входа, на сквозняке, застыла Солвейг, но на нее ильхи старались не глядеть. Страх перед йотун-шагун они впитали с молоком матери, и избавиться от него было непросто.

— Я пойду в Дьярвеншил, — медленно произнес Краст. — Без вас.

— Ты сошел с ума? — вскочил Рэм. Остальные беспокойно переглянулись. — Хальдор убьет тебя, даже не дав вызвать на поединок! По закону ты теперь чужак, а чужаков можно убивать не спрашивая!

— Я пойду, — Краст поднялся.

Я нервно сжала ладони. Хотелось закричать, хотелось даже запретить, но я сидела молча. Краст сам решит, это его обязанность и право. И я могу лишь верить в него. Это — право женщины…

— Ты не дойдешь до башни, Краст, — мрачно предрек Рэм.

Солвейг вскинула голову. Брат с сестрой переглянулись.

— Я слышу ветер. Вечный ай-ро злится, — чуть слышно прошептала шагун. Порыв воздуха пролетел под скалой, дунул в огонь, норовя погасить пламя. Ильхи суеверно поежились. Но Краст смотрел спокойно.

— Да, Солвейг. Я тоже слышу. И я пойду в Дьярвеншил.

— Один? — вскричал всегда сдержанный Рэм. — Да это же верная смерть!

— Не один, — глаза Краста стали застывшими. — Не один… Фьорды понимают лишь силу, так ведь, мой названый брат? Фьорды склоняются перед тем, кто побеждает. В ком нет страха даже перед самым страшным противником. Таков должен быть риар, перед таким город опустит головы.

— Что ты задумал? — побледнели ильхи.

— Завтра все решится. Дьярвеншил мой. — Краст вдруг посмотрел мне в глаза. — К тому же… мне нужен дом, чтобы привести жену.

Я сглотнула сухим горлом. И на какое-то время все исчезло. Больше не было продуваемого ветром навеса, усталых ильхов, огня с закопченным котелком… ничего и никого не было. Только мужчина, глядящий на меня сквозь пламя. Его странные разноцветные глаза, которые когда-то меня пугали… а сейчас? Сейчас я не могла оторвать от них взгляда. И было страшно… боги, как же страшно! Как же хочется продлить мгновение с ним, короткие вдохи, длинные выдохи, взгляды, прикосновения… или даже без них, просто чтобы был. Чтобы вот так стоял напротив, смотрел, и все было в этом взгляде — до самого донышка, до самого нутра… Смотрел так, что вселенная исчезает, растворяется в разноцветных радужках… Пусть лишь будет, остальное не важно…

— Что бы ты ни задумал, мне это не нравится, — проворчал Рэм.

И я очнулась. Ильхи переглядывались тревожно, но, видимо, привыкли выполнять приказы и Красту не перечили. Солвейг неслышно выскользнула наружу, снежный хёгг проводил ее взглядом и отвернулся.

А Краст кивнул мне.

— Пройдешься со мной, лирин? Недолго. Сегодня холодно.

Я вскочила, направляясь за ильхом. Холодно? Не заметила…

Ночью нападал снег, и ходить без снегоступов было трудно, ноги проваливались в сугроб по колено. От дома Солвейг до скалы ильхи расчистили тропинку, вот по ней мы и ходили. Так себе маршрут, но мне он казался лучшим из возможных. Мы оба здесь, мы оба живы. Что еще надо для счастья?

Мы остановились у вековой сосны, помолчали.

Краст усмехнулся и протянул руку.

— Позволишь к тебе прикоснуться, лирин?

— Ты стал спрашивать разрешения, мой риар?

Он качнул головой, бледные губы тронула улыбка.

— Я нарушил все законы фьордов, моя прекрасная нареченная. Теперь я должен тебе множество даров.

— Мне ничего не надо, — торопливо выдохнула я. — Только…

— Только?

— Только… не погибни завтра, — сердито закончила я, и Краст рассмеялся. Морщинки собрались в уголках его глаз, и я вспыхнула.

— Не надейся. Я слишком многого еще не пробовал, лирин. — Он осторожно сжал мои ладони, поднес к губам, согревая. — Я еще ничего не пробовал. Не пробовал жизни с девой, от которой не могу оторваться. От которой схожу с ума с первой минуты, как увидел. Не пробовал гулять с ней на закатах, не спать до рассветов, кормить сладкой малиной, когда она созреет. Не пробовал купаться в Оке Гор и целовать свою бледную морь в теплой воде. А потом лежать на траве и смотреть в небо. Я пока не пробовал жить счастливым, лирин. Поэтому не бойся. Я вернусь.

Он вздохнул и отпустил мои руки. И сразу стало холодно.

— Иди в дом, лирин. Не мерзни. Мне нужно подготовиться.

Ильх шагнул в сторону скал.

— Краст? — Он обернулся. — Я тоже… еще ничего не пробовала!

Ильх улыбнулся и кивнул. Понял.

Глава 30

Ночь прошла беспокойно. Ирна на кровати вздыхала и жаловалась на неудобства. Солвейг на нее зашипела и вышла, хлопнув дверью, не выдержала. Ветер задувал все сильнее, выл так, что, казалось, снесет наше убежище! Кайлу ильхи прогнали, решив, что замерзнет, и воинственная переселенка дулась в углу.

Мне не спалось. Все думала, вспоминала. О том, что было, о том, что так и не сказала. Хотя чего уж теперь… главное — пережить завтрашний день. Что бы ни задумал Краст, я нутром чуяла — это будет нечто страшное. И смертельно опасное. Ильх сказал, что Дьярвеншилу нужна демонстрация силы и он ее покажет. Но как?

Забылась тяжелым сном уже ближе к рассвету. И проснулась, стоило Солвейг войти в дом.

— Он ушел, — прошептала шагун. — Вставай, лирин.

Ирна и Кайла тоже поднялись, первая — бодро, вторая по обыкновению с жалобами и ворчанием.

Мы нацепили снегоступы из ветвей, говорить не хотелось. Ильхи уже ждали возле скал, бледные и встревоженные.

— Краст велел ждать на утесе, — буркнул Рэм. — И если у него не выйдет…

А-тэм осекся, но я и так поняла. Если у Краста не получится задуманное, Рэм уведет нас от Дьярвеншила.

— Постарайтесь не шуметь.

Конечно, это относилось ко мне и Ирне. Остальные двигались так, что даже снег не скрипел. От беспокойства у меня тряслись руки, приходилось сжимать ладони в кулаки. Утро только-только окрасило мир розовым цветом, снег слабо мерцал в лучах восходящего солнца. Под елями и скальными наростами еще темнела чернильная тень, кое-где виднелись кусты ярко-синих ягод.

Тихое, красивое, мирное утро. Даже йотунов нет.

И это было последнее, что я подумала за мгновение до того, как мы угодили в ловушку.

Ровный снежный наст под Рэмом мелко дрогнул и обвалился, увлекая ильха за собой. Следом покатились и другие мужчины. Ирна закричала, кидаясь в сторону, Торкел толкнул Кайлу, и та кубарем отлетела к корням раскидистой сосны. Снег сползал в образовавшуюся воронку, таща за собой и людей. Удержаться на ледяном краю было почти невозможно.

Вскрикнув, я повалилась на бок, завертелась ужом, пытаясь отползти от провала. Снегоступы, раньше помогающие, теперь стали крюками, цепляющимися за снег и не дающими двигаться. Кое-как изогнувшись, дернула веревку, удерживающую сплетенные кругляши на ногах, сбросила… И поползла по-пластунски к деревьям, надеясь уцепиться за ствол и избежать падения в расширяющуюся снежную пропасть.

За спиной ревело и гудело, а потом зарычало так, что я вжалась в сугроб. Ухватилась наконец за дерево, вцепилась, обдирая пальцы о кору. Повернула голову.

Скала за воронкой обуглилась от огня, а свет солнца закрыла огромная тень. Дракон… черный дракон! На миг сердце екнуло, понадеявшись на чудо. Но, увы, это был не Краст.

Этого зверя я еще не видела. Огромный, кажется, больше уже знакомого мне хёгга. Голову этого дракона венчали не шипы, а две пары рогов — угрожающе направленные вперед. Длинный хвост оканчивался костяным наростом-набалдашником, удар которого легко снес дерево.

Хальдор.

Где-то в стороне взвизгнула Ирна, закричала Кайла…

Дракон дернул головой, на миг змеиные глаза с вертикальным зрачком закрылись пленкой. Из крупных ноздрей повалил пар, приоткрылась пасть со смертоносными клыками…

Над воронкой-ловушкой взвился буран, и тут же на краю показался снежный хёгг. Рэм вцепился когтями в край, осмотрелся. Расправил крылья и зарычал, поднимаясь в воздух. Хальдор плюнул пламенем, и я покатилась в сторону, потому что ближайшая сосенка вспыхнула факелом. Снег вскипел от хёггова огня, мигом превратившись в вязкую кашу.

Я куда-то ползла, пытаясь спрятаться, потому что вокруг творилось что-то страшное. Бились огромные крылья, рычание двух монстров оглушало, хвосты разбивали в каменную крошку скальные наросты, а мы, люди, казались лишь мелкими букашками, которых драконы раздавят и не заметят!

Забившись в узкую щель горы, я осторожно выглянула наружу. Рэм мелькнул в небе серебристой искрой, а потом свалился на Хальдора сверху, припечатывая к земле. Но черный хёгг извернулся и погрузил клыки в основание крыла снежного. Скалы вздрогнули от звериного рева. Чудовища терзали друг друга, и, как я ни шептала молитвы перворожденным, становилось очевидно, что побеждал Хальдор. Его зверь был крупнее и тяжелее, изящный серебристый дракон Рэма вился льдистым вихрем, но с его крыльев уже брызгала кровь, заливая вздыбленный снег.

И когда черный хищник прижал шею снежного к земле и щелкнул зубами, намереваясь перегрызть Рэму горло, я закричала.

Но меня даже не услышали, все перекрыл голос Солвейг:

— Не смей!

Хальдор нервно дернул крыльями, мотнул башкой. Змеиные глаза нашли одинокую тонкую фигурку в шкуре. И тут же рядом с шагун вспыхнули голубые искры йотунов. Два силуэта драконов — черный и льдисто-серый — затуманились, расплескались. И вот уже на земле лежит Рэм — раненый, тяжело дышащий, а над ним — яростно рычащий мужчина, который когда-то показался мне безумно красивым.

Впрочем, таким он был и сейчас. Но вызывал лишь ненависть и отвращение.

— Думаешь, я не могу убить его человеческими руками, Солвейг? — рявкнул Хальдор. — Голубые огни не помогут.

И крикнул куда-то в сторону:

— Свяжите их! Не дергайтесь, иначе я перережу Рэму горло!

Из-за скал показались воины нового риара.

— Не слушайте… его! — выдохнул Рэм. Но мы понимали, что, даже если побежим, это ничего не изменит. Хальдор пришел не один, против нас было два десятка воинов. Да и далеко ли убежишь по вязкому снегу?

К тому же четверо наших друзей до сих пор не выбрались из ледяного плена хитрой ловушки.

Нас связали одной веревкой, выстроили шеренгой. Мрачный Торкел с разбитой губой впереди, девушки в центре, раненый Рэм в конце. Снежный молчал, лишь в льдистых глазах бушевала ненависть.

— Где Краст? — рявкнул Хальдор, осматривая нашу хмурую компанию.

Солвейг молча плюнула ему под ноги, и мужчина дернулся, как от удара. Его челюсть побелела, с такой силой он сжал зубы.

— Ненавидишь меня? За что?

— За то, что верила, — прошипела Солвейг.

— Дьярвеншилу нужна была йотун-шагун, — заорал Хальдор. — Ты знаешь это! Долг риара — защищать город! Твой отец сделал то, что должен был! И я не имел права мешать! Твой дар должен был пробудиться!

Солвейг снова плюнула, на этот раз — ильху в лицо. Мужчина побелел, на скулах вспыхнули некрасивые пятна. Я сжалась, потому что на миг показалось, что еще миг — и черный хёгг передушит нас всех. Но он лишь до хруста сжал кулаки и отвернулся.

— Ведите их в Дьярвеншил. Краст обязательно явится за своим… отребьем!

Топать по сугробам со связанными руками — то еще удовольствие.

Когда показались дома, я ощущала себя такой уставшей, словно в одиночку воздвигла этот город! Рядом ныла и поскуливала Ирна, так что приходилось еще и помогать ей, подставляя плечо, когда пухленькая подруга проваливалась в снег.

Над Дьярвеншилом тревожно звенел колокол, и жители высыпали из домов. Провожали нас испуганными взглядами, перешептывались. Хальдор шагал впереди, не оборачиваясь, мы плелись следом. Я пыталась идти с гордо поднятой головой и расправленными плечами, но то цеплялась носками ботинок за неровные доски, то Ирна впереди спотыкалась и тянула меня за собой.

Нас протащили до центральной площади и заставили подняться на помост возле колонны, с которой презрительно взирал на город каменный Ингольф.

Людей становилось все больше. Я выхватила из толпы знакомые лица — мрачная Алвина, встревоженная девушка, которую спасла от йотунов, мальчишки, рассказывающие мне про купальни… Жители хмурились, смотрели непонимающе.

— Зачем здесь эти люди, риар? — выкрикнул бородач в меховой шапке. — Среди них лирин и а-тэм Краста… Краст-хёгга!

— Эти люди нарушили закон, решив тайком войти в город, — ровно известил Хальдор. Он стоял, расставив ноги и заложив руки за спину. Мы сбились тесной кучкой. — Им было запрещено подходить к границам Дьярвеншила, но они ослушались. За это будут… наказаны.

— Там что же, йотун-шагун? — прошелестел взбудораженный шепот, и толпа отхлынула. Сотни глаз со страхом уставились на Солвейг, которую теперь не закрывали наши спины.

— Милостивые перворожденные, да это же Солвейг! Дочь Ингольф-хёгга, утонувшая Солвейг! Она стала шагун? Ее дар пробудился?

— Нельзя пленить йотун-шагун…

— Нельзя прикасаться к той, что ходит по грани…

— Ой, беда будет…

— Молчать! — рявкнул Хальдор. — Шагун предала Дьярвеншил! Она скрывалась, оставив город без защиты! Приютила в своем доме отступников! Нарушила закон! К тому же у Солвейг нет силы истинной заклинательницы! Она слаба и не может защитить нас. Она не может защитить даже себя, разве вы не видите? Разве сильная йотун-шагун, способная противостоять ай-ро, дала бы себя пленить?

Люди зашептались, а я сжала кулаки. Солвейг не отрываясь смотрела на Хальдора, и мне стало жутко от ненависти в ее глазах. И больно…

Но новый риар не глядел в сторону бывшей возлюбленной. Горящий черный взгляд прожигал лица и души жителей города, и те опускали головы, покоряясь силе нового риара.

— В Дьярвеншил пришли перемены. Перемены к лучшему! Этот город достоин сильного хёгга, который подарит каждому из вас защиту, покровительство и зов! Истинный и сильный зов!

— Да, риар! — крикнул кто-то в толпе.

Я вздрогнула, нашла лицо одного из членов совета родов. Манавр тоже был здесь — стоял, улыбаясь и с гордостью глядя на сына.

— Дьярвеншил, прекрасный и сильный, — это наш дом! — выкрикнул Хальдор, и одобрительных криков стало больше. — Это мой дом! Здесь рождались и умирали наши предки, здесь проживут жизнь наши дети! И я позабочусь, чтобы и они гордились Дьярвеншилом! Я подарю нашему дому процветание!

— Да, Хальдор-хёгг!

У меня поплыло перед глазами. Хотя многие в толпе хмурились, но молчали. Зато сторонники Манавра уже вовсю орали, прославляя нового риара.

— Краст-хёгг так много сделал для города, — задумчивый голос Алвины взлетел над толпой, и на женщину обернулись. — Было время, когда я осуждала молодого сына Ингольфа, верила слухам. Но я ошибалась и имею смелость это признать. Краст-хёгг был истинным риаром…

За спиной кухарки возникли мрачные ильхи, Манавр усмехнулся. С постамента я увидела сталь, приставленную к женской спине. И Алвина замолчала, побледнела.

Хальдор качнул головой и продолжил, словно и не заметил выступления смелой кухарки.

— Время потомков Ингольфа закончилось, — крикнул он. — Порченые дети прежнего риара недостойны быть частью Дьярвеншила.

— Но как же йотун-шагун?..

— Дьярвеншилу не нужна хранительница!

— Не нужна? Но как же?.. Ветер крепчает…

Толпа всколыхнулась, волнуясь.

— Дьярвеншилу не нужна йотун-шагун! — Хальдор обвел взглядом притихших людей. — Есть другой способ успокоить ай-ро! Всегда был!

— Жертва… — пронеслось над площадью, и я похолодела. Что происходит?

— Наши предки знали, как успокоить губительный ветер и отвадить йотунов. Наши предки отдавали ему жертву. Юную деву, которая еще не познала мужчину и по малолетству не слышит зова. Отдавали в услужение, навечно. Так появились первые шагун. Но обычай забыт, мы перестали чтить ай-ро, и он злится!

— Злится, злится… — пронеслось, нарастая, тревожное эхо.

И я вскрикнула, когда на помост вытолкнули бледную до синевы Анни. Прислужница шмыгала носом и вжимала голову в плечи, озираясь. В ее глазах дрожал ужас. Тонкое белое платье развевалось на ветру, как и распущенные волосы.

— Мы отдадим ай-ро жертву! — выкрикнул Хальдор. Небо над Дьярвеншилом потемнело. Люди испуганно переглядывались, шептались, но, натыкаясь на суровые лица воинов Манавра, отшатывались и замолкали.

В вышине разверзлась трещиной молнии тяжелая туча, прогремел гром.

Анни тоненько вскрикнула, обернулась беспомощно.

— Лирин, мне страшно, — шепнула она.

Я дернулась к девочке, но подойти к ней не дали.

— Солвейг, сделай что-нибудь! — взмолилась я.

Шагун повернула ко мне голову и усмехнулась. Темные волосы разметал ветер.

— Я ваш риар! — перекрикивая грозу, крикнул Хальдор. — Я поклялся защищать вас! И сделаю это!

— Ты никогда не мог защитить Дьярвеншил, Хальдор.

Негромкий голос заставил людей отхлынуть. Вскрикнуть. Небо потемнело до черноты, поднялся ветер. Он усиливался с каждой минутой, зверел. Озирались воины Манавра, не понимая, что происходит. Жители Дьярвеншила закричали, но вопли ужаса утонули в вое нарастающей стихии.

Ледяной ветер бил плетьми, валил с ног, я рухнула на колени, невольно потянув за собой и Анни, и Ирну.

Шипение заставило вскинуть голову. И застыть.

В немом ужасе, как и сотни других людей, я смотрела на проявляющееся нечто. Словно ветер сплетался в жуткое порождение кошмара. Так же, как и его дети, йотуны, ай-ро был почти невидим. Ледяное, прозрачное, сплетенное из двух белоглазых тел чудовище. То ли бескрылый дракон, то ли гигантский змей. Двуполое создание, древнее и ужасное, как сама бездна.

Ай значит она.

Ро значит он.

Ветер стих в один миг. Все замерло. Ай-ро пришел…

Тот, о ком в Дьярвеншиле слагали легенды, тот, кого так страшились. Я смотрела и умирала от ужаса, понимая, что черный хёгг — ничто по сравнению с этим вечным созданием недр. Огромное десятиметровое тело рывками двигалось по брусчатке, оставляя инистый склизкий след. Белые глаза казались слепыми и в то же время всевидящими. Две головы ай-ро покачивались, всматриваясь в жителей Дьярвеншила. И лютый холод незримого мира подкрадывался к каждому вместе с порождением бездны.

Люди падали на колени, когда ай-ро проползал мимо.

Я зажала рукой рот Анни, чтобы девочка не вскрикнула от страха и не привлекла внимания ужасного чудовища. Над площадью повисла тишина, нарушаемая лишь тонким звоном полупрозрачного хвоста змея, касающегося камней.

И все вздрогнули, когда сухо ударили палки. Между домами стоял Краст — в одних штанах, босиком. Негромкий перестук странных инструментов в его руках заставил всех вздрогнуть и обернуться. Безглазый ай-ро застыл. А Краст ударил снова, легко двигаясь навстречу чудовищу. И, оказавшись совсем близко, качнулся навстречу, продолжая выстукивать завораживающий ритм. Прогнулся назад, подпрыгнул. Ударил сильнее, переступил с ноги на ногу. Плашмя вбил палки в оледеневшую землю и снова подпрыгнул, развернулся, ударил!

Левая голова ай-ро качнулась, повинуясь танцу. Два чешуйчатых тела расплелись и снова сплелись, возвышаясь над площадью. Повернулись влево-вправо, вторя ритму и движениям Краста.

Но вот правая голова смотрела в упор, не мигая.

И мне стало страшно.

Сухо ударили палки. И тонкая девичья фигура прошла мимо меня, легко сбросив узлы веревок.

Солвейг…

Истинная йотун-шагун. Короткий взгляд между братом и сестрой. И танец — один на двоих. Совершенная гармония двух тел — мужского и женского. Красота движений, от которых хотелось плакать. Два бога, два воплощения грации, дикости, власти! Потусторонней и пугающей силы, в которой оба — и Краст, и Солвейг — были свободны и невыносимо прекрасны.

Они танцевали.

И качались уже обе головы ай-ро. Потому что только так, только вдвоем можно дать древнему чудовищу то, чего он веками жаждет.

Ай значит она.

Ро значит он.

Шагун должно быть двое — он и она, только глупые люди все переиначили, все испортили… Все сделали не так!

И на грани ускользающего сознания я увидела, как качаются, понимая, все жители Дьярвеншила. Кухарки, мастеровые, воины… Манавр со своими стражами. Хальдор. Вольнорожденные и благородные, нищие и богатые, счастливые и не очень… Танец-ритуал стер границы и всех нас оставил беззащитными и открытыми. И снова мне хотелось плакать и смеяться, глядя, как танцуют ильх и его сестра. Это было так завораживающе красиво, так пугающе сильно… Мне казалось, я плыву по воздуху, растворяюсь, исчезаю по воле тех, кто плетет на обледеневшей земле узор движений и ритма.

Тихо вздохнула Солвейг, остановившись в шаге от ай-ро. Посмотрела в бездонные белые глаза.

Дернулась голова чудовища, глянула в сторону Хальдора. Открылась ужасная пасть с бледным и тонким языком…

Древнее исчадие горы больше не шипело. А потом две белоглазые головы послушно опустились к земле. И ай-ро попятился, уходя из Дьярвеншила обратно в глубину Злой горы. Он был спокоен. Доволен. Сыт. Он снова уснет, и будет ему сниться танец…

Налетевший ветер звякнул льдинками, небо посветлело. Солвейг легла на камни, обессилев. Краст упал на колени. Палки вывалились из дрожащих ладоней.

А когда он поднялся, на колени опустился весь Дьярвеншил. Все те, кто много лет смотрел на ильха, как на проклятого, теперь взирали с благоговением.

— Наш риар… — шепнул чей-то голос. Прошелестел, вернулся эхом. И покатился, нарастая до дикого рева!

— Наш риар! Краст-хёгг — наш риар!

И никто уже не смотрел на ледяную скульптуру застывшего на века Хальдора.

* * *

Люди кричали, люди смеялись. Тянулись к нему, желая прикоснуться. Все те, кто с рождения лишь смотрели косо да шептались за спиной.

Проклятый… Отродье гор… Ошибка…

Сын, который не должен был родиться.

Риар, в глаза которого никто не смотрит.

Сегодня это изменилось. В один миг страх и пренебрежение обернулись восторгом и поклонением. Силу — вот что увидели жители Дьярвеншила. Силу Краста, способную обуздать бессмертное существо, издревле обитающее в недрах Злой горы. Ай-ро был всегда, так говорят предки. Бескрылый древний хёгг смотрит в зримое и незримое, пожирает свой хвост и возрождается снова и снова. Две сути — мужская и женская — сплетены в единое. Ай-ро бессмертен и силен, дыхание безглазого чудовища — вечное заточение во льду.

А это страшнее смерти.

Сегодня на площади Дьярвеншила Краст показал, что сильнее ай-ро. И люди кричали, люди плакали, прославляя его и Солвейг. Завтра к башне принесут дары — корзины, забитые снедью, мехами и золотом. Жители Дьярвеншила добровольно отдадут все тем, кто способен встать между ними и чудовищем из недр.

Проклятие обернулось властью.

Крики оглушали, в голове все еще стучал ритм танца. А Краст вертел головой, начиная раздражаться от толпы, что не давала пройти, славя своего риара. Он глянул поверх голов, не обращая внимания на взгляды и выкрики.

— Отойдите! — рявкнул, ощущая зарождающееся внутри беспокойство.

Но почему? Разве он не победил?

Уже почти рыча, рванул в сторону столба. Сверху смотрел каменный Ингольф, и Красту на миг почудилось, что он видит нахальную усмешку, исказившую каменное лицо отца. Косо глянул на застывшего во льду Хальдора. Пробился к помосту и похолодел.

— Где Ника?

Среди толпящихся людей его нареченной видно не было.

— Где лирин? — заорал риар, ощущая, как ускользает из пальцев победа. Стекает холодной водой, оставляя после себя лишь озноб.

— Она была здесь, — Солвейг беспокойно осмотрелась. — Была! Рэм, где лирин Краста? Ты видел?

Краст мельком глянул на побратима. Лицо снежного залила такая бледность, что смотреть на него было страшно. Рэм глянул виновато, махнул покалеченной рукой. Взлететь ему в ближайшее время не удастся.

— Я видела! — вперед выступила девчонка-прислужница. — Нику забрал мужчина. Светловолосый, голубоглазый. Очень красивый! И не из Дьярвеншила.

— Лерт! — зашипел Рэм. — Вот же гаденыш!

Краст на мгновение прикрыл глаза. Силы, потраченные на битву с ай-ро, возвращались неохотно, медленно. И это значит, что и хёгг будет ослаблен. Но на отдых нет времени! Беспокойство за Нику разрывало грудь так, как и ай-ро не смог бы!

Риар шагнул в сторону и оскалился, когда на плечо легла ладонь. Развернулся резко и удивился, увидев золотые глаза гостя из Нероальдафе. За его спиной стояли хёгги совета Варисфольда. Вот только разговаривать с посланцами главного фьорда Красту недосуг.

— Что надо в моем городе совету ста хёггов? — рявкнул он, выбирая место для разбега.

— Здесь лишь четверо, риар Дьярвеншила, — вежливо произнес высокий старик, выступая вперед.

— Признаюсь, я впечатлен, Краст-хёгг. Я слышал о древнем бессмертном ай-ро, живущем в твоих владениях. Но не знал, что защитники Дьярвеншила научились его усмирять. Что ж… Твои умения делают тебя великим риаром. Надеюсь, твое правление станет благополучным и достойным. Совет ста хёггов признает твое право на этот город.

Краст нахмурился еще сильнее. Ему было плевать на заверения совета, беспокойство грызло изнутри, и, кажется, там уже образовалась дыра!

— И мы желаем тебе счастливых дней и доступную деву в жены.

— Я уже выбрал жену.

— Потому мы здесь, — печально произнес старик. — Дева из-за Тумана. К сожалению, мы допустили ошибку. Невеста из Конфедерации обманула всех нас. Она не имеет права находиться здесь.

— Что вы несете? — невежливо выкрикнул Рэм, становясь рядом с Крастом. Снежного шатало, но он стоял.

— Одно из обязательных условий нашего договора с Конфедерацией — здоровье невесты. Вероника скрыла от нас тяжелую сердечную болезнь. Она не может стать женой ильха и матерью наследников Дьярвеншила. Ее дни сочтены.

— Что?

Краст качнулся. Почудилось, что все остановилось. Люди, ветер, время… Замерло. Обездвижело.

— Она могла умереть в любой момент? — медленно повторил Краст. — В любой? Она могла… умереть?

— Это вина и недосмотр совета ста хёггов.

— Что?..

— Это правда, — в наступившей тишине голос советника из Варисфольда прозвучал слишком громко. — Мы отправим деву за Туман, как только найдем. А Дьярвеншил получит откуп золотом за то, что его риар был обманут. Хоть и не по нашей вине. Но совет ста хёггов всегда признает свои ошибки и платит за них.

Золото?

Краст качнул головой.

Золото… так необходимое Дьярвеншилу. Золото за лирин, обманувшую фьорды. И его — Краста. Если бы нареченная умерла в месяц, отпущенный на знакомство, то получилось бы наоборот: риар Дьярвеншила заплатил бы непосильною плату. Все это время она знала, чем рискует, и знала, чем ее ложь грозит Дьярвеншилу. И ему, Красту.

— За нашу ошибку Варисфольд готов предоставить десять сундуков… — деловито добавил старик. — И новую деву, если на то будет воля риара Дьярвеншила.

Новую деву?

Краст склонил голову. В небе над Дьярвеншилом блеснула первая молния. А потом желтые ломаные линии исполосовали все пространство, разгоняя перепуганных жителей.

Глава 31

Что произошло, я так и не поняла.

Помню лишь, как стояла у столба на площади, смотрела завороженными глазами, а потом тень сбоку, глаза Лерта — и темнота.

Очнулась на кровати. Приподнялась, осмотрелась.

Где это я?

Осторожно спустила ноги на пол и охнула. На мне была короткая рубашка, похоже, мужская. И больше ничего.

Комната, в которой я озадаченно топталась, небольшая, светлая, обставлена добротной и даже красивой мебелью. По светлому дереву вьется узор резьбы — листья и цветы. Кровать застелена пестрым покрывалом, на столе кувшин с водой. Но когда я подошла к окну — ахнула. Уже привычный пейзаж — горы и море — исчез. Вернее, море осталось, но вот снежных вершин, на которые я любовалась каждое утро, нет и в помине. До самого горизонта стелилась вода, такое впечатление, что и дом стоит на волне! Но как это возможно?

Пока я изумленно хлопала глазами, пытаясь хоть что-то понять, за спиной стукнула створка.

Я подпрыгнула и обернулась к двери.

— Лерт? — изумилась я. И снова подпрыгнула, с облегчением. — Лерт! Что случилось? Где я? То есть… где мы? Почему на мне лишь… рубашка? И чья она?

— Моя, — негромко произнес ильх. Он привалился к дверному косяку, яркие глаза скользнули по моему телу. Нахмурившись, я мотнула головой. Волосы оказались распущены, и отросшие пряди касались спины.

И как странно капитан произнес это «моя». Словно и не о рубашке речь.

— Где я? — потребовала ответа.

— Это мой дом, — ильх белозубо улыбнулся. Отлепился от косяка и положил на постель сверток. — Я принес тебе платье. Твое было грязным и рваным, пришлось выкинуть.

Ну да, я в нем каталась по снегу и цеплялась за корни, пытаясь выбраться из ловушки Хальдора. Но…

— Как я оказалась здесь? Где Краст? Что произошло?

На улыбчивое лицо ильха набежала тень, упоминание риара Дьярвеншила ему не понравилось. Лерт указал на другое кресло.

— Сядь, дева. Я объясню.

Покосилась в указанную сторону, но осталась стоять, хмурясь все сильнее. Происходящее все больше настораживало.

— Лерт, что случилось? Ты меня пугаешь!

— Не надо бояться, серебряная дева, — мягко произнес ильх, пожирая меня взглядом. — Со мной ты в безопасности. Я не позволю причинить тебе вред, что бы ни говорил мой побратим.

— Хальдор! — обвиняюще произнесла я, и морской склонил голову, соглашаясь.

— Да, дева. Я никогда не жил в Дьярвеншиле, слишком люблю море. Но связь между побратимами нерушима. Черным хёггам нужен побратим из снежных или морских, ты знала? Чтобы не утратить разум. Мы с Хальдором давно принесли клятвы братства. И когда-нибудь я надеялся осесть в его городе.

— Ты соврал мне!

Лерт промолчал, рассматривая меня. Босые ступни, щиколотки, коленки, бедра, едва прикрытые светлой тканью. А в моей голове с лихорадочной скоростью крутились винтики и колесики, складывая пазл под названием «разоблачение».

— Хальдор всегда хотел стать риаром Дьярвеншила, ведь так? — похолодевшими губами произнесла я.

— Конечно, — мрачно кивнул морской хёгг. Здесь, среди воды, его глаза тоже казались морем — бесконечной синевой. — Он заслужил это, дева. Его растили как наследника. Он считал башню своей с самого детства.

— И тут появился Краст. Проклятый. Тот, кого все сторонились и боялись. И занял чужое место.

— Это несправедливо, дева! Ты должна это понять. Красту не место в башне риаров, и Хальдор лишь желал вернуть свое.

— Свое, значит, — задумчиво протянула я.

— Да. Риар должен быть иным, дева! Ты не понимаешь, потому что твой дом не на фьордах. Но дети воды и скал чтят свои традиции. Краст не владеет своим хёггом, однажды он принесет беду всему Дьярвеншилу! — Лерт отошел к окну и повернулся ко мне спиной.

— Да он сделал больше всех для этого Дьярвеншила! — выкрикнула я. И глубоко вдохнула, успокаиваясь. — Впрочем, это уже не важно! Краст — риар и останется им! А твой Хальдор превратился в ледяную статую!

Морской хёгг ощутимо скрипнул зубами, мощная спина окаменела.

— И не было никаких разорванных дев, ведь так? — я скрестила на груди руки. — Ты врал мне с самого начала! Специально, чтобы испугать! Но зачем? Я тебе верила!

Ильх хмуро глянул через плечо.

— А это уже другая история, дева. Все из-за твоей Конфедерации. Жаль, что ничего не вышло.

— Что? — у меня закружилась голова. — Объясни!

— Все просто, дева, — ильх повернулся, и теперь его мощную фигуру окутывала дымка света из окна. — Не всем нравится ваша программа переселения. Не всем у вас и у нас. У Конфедерации есть свои доводы, но меня они волновали мало. Я не желал видеть на фьордах чужаков. Ты слышала о мертвом городе Сайленхарде? — Лерт дождался моего кивка и продолжил, уже жестче: — Значит, должна понимать. Люди из Конфедерации могут изменить фьорды. Погубить их. Сломать то, что мы строили веками. Они не нужны нам. Такие, как я, хотим, чтобы Туман снова стал прочным. Чтобы наши миры не пересекались и не общались. Нам не нужна Конфедерация, дева. К сожалению, так думают не все. Но если совет Конфедерации увидит опасность для переселенок… — глаза Лерта хищно сверкнули, — Туман снова разделит нас. И это к лучшему.

— А как же мешок, который я нашла возле Дьярвеншила? Ты подбросил его? Я должна была узнать в Красте безумного зверя фьордов, ведь так? И сказать об этом совету! Или… — понимание заставило сжать кулаки. — Я должна была погибнуть?

— Да, — легко согласился Лерт. — Я вижу в твоих глазах осуждение. Но я сражался за свой дом, дева. Как и Хальдор сражался за свой.

— Переселенки всего лишь женщины, они не опасны! — выкрикнула я.

— Женщины способны на многое, — слабо улыбнулся Лерт. — Вы несете с собой знания своего мира. И вас выбирают мужчины, готовые измениться. Тоже ради вас… Изменения произойдут, если их не прекратить. Я помню старика Ингольфа и его рассказы о вреде цивилизации. Конфедерация погубит фьорды, если ее не остановить!

Я сжала виски ладонями. В словах Лерта была логика. Даже я уже думала об изменениях в Дьярвеншиле. О школе для детей. О дорогах и водопроводе. О лавочках, в которых можно продавать добро. О торговле бодрянкой. Да о многом!

— Не все изменения во зло, — пробормотала я. — Фьорды могут взять лучшее и отказаться от того, что им не подходит! Изоляция ничего не решит, насколько я знаю, вам нужна свежая кровь, поэтому сюда и приезжают невесты!

— Есть дикие фьорды, где не водятся хёгги. Есть дальние берега и свободные острова. Мы можем решить наши проблемы и без Конфедерации! — отрезал Лерт, и я поняла, что спорить с ним бесполезно.

Лицо морского хёгга стало холодным и замкнутым. И это так удивило меня в улыбчивом капитане, что я опешила.

— Ты просто не понимаешь. Но я и не прошу понять. Это не твои заботы, дева.

— А какие мои? — Вот мы и подобрались к главному.

— Твои — жить. Улыбаться. Радоваться. Вкусно есть и сладко спать. Наслаждаться. Все то, чем должна заниматься дева. Не бойся, у тебя будет все, чтобы было удобно.

— Лерт… — слабым голосом спросила я. — Ты что же… украл меня?

Он улыбнулся.

А я рванула к двери. Не задумываясь! Просто подскочила и побежала, дернула створку, пронеслась через еще одну комнату, опять толкнула дверь… Выскочила! Задохнулась.

Вокруг было море.

Дом стоял на небольшом островке, и повсюду, куда ни глянь, расстилалась серо-синяя гладь.

Тяжело дыша, я замерла на песке, поджимая озябшие пальцы ног.

Ильх подходил неспешно. Конечно, куда ему торопиться! Знал, что отсюда не сбежать. В воду прыгнуть? Так морской змей догонит через секунду! Вокруг была его стихия, и глупой маленькой переселенке просто некуда отсюда деться.

— Немедленно верни меня! — заорала я, сжимая кулаки.

Но ильх лишь рассмеялся.

— Дерзкая дева. — Сердце екнуло от этих слов, перед глазами поплыло. И капитан рывком прижал меня к себе, шепча обжигающие слова: — Ты разве не знаешь главный закон фьордов, дева? Хёгг не может сдержать желание обладать той, что ему понравилась. У нас воровать дев — обычное дело. Жен нельзя, а вот невест — запросто. Я украл бы тебя в самый первый раз, но Хальдор велел потерпеть. И все же… как трудно было ждать! — Горячие губы прикоснулись к моим волосам. — И как хотелось убить проклятого риара, что не отпускал тебя!

— Он найдет меня… — голос не слушался. — Найдет, слышишь?

Лерт отстранился на миг, сильные пальцы сжали плечи.

— Нет, дева. Совету сообщили о твоем обмане. Значит, это уже знает и риар Дьярвеншила.

— Что? — опешила я. Моем обмане? Голова снова закружилась, во рту стало сухо. Красту сказали обо мне. Видят боги, я не хотела врать! Но, когда узнала о диагнозе, решила, что лучше уехать подальше, чем тихо умирать среди слез и причитаний родных! Увидеть новый мир, узнать тайны фьордов… Пусть и напоследок! А семья будет думать, что у меня все в порядке, что я счастлива.

Старый друг, занимающий серьезную должность в медицинской академии, помог совершить подлог и заменить мои реальные данные.

Я лишь хотела облегчить боль своей семьи, а для себя увидеть немного чудес. Кто же думал, что так все обернется? Что вместо старика я встречу молодого риара с разноцветными глазами и отдам ему свою душу?

— Совет ста хёггов уже подбирает новую невесту для Краста, — сказал Лерт, внимательно рассматривая мое лицо. — Он отказался от тебя. За обман получит несколько сундуков с золотом.

— Отказался?

Краст отказался от меня?

— Да, дева. Риару Дьярвеншила не нужна лирин, которая скончается в любой день от неизвестной болезни. — Лерт обхватил ладонями мое лицо. Кажется, у меня дрожали губы и перед глазами плыло… — Не плачь, Ника… Не плачь, лунная дева. Я буду с тобой столько, сколько позволят перворожденные. Каждый день. Каждую ночь. Я дам тебе наслаждение… Не плачь…

Прохладные губы накрыли мои, ильх коснулся языком. Сначала осторожно, но с каждым мигом все настойчивее. А у меня мелькнула мысль о том, что ильхи не целуются. И вспомнилось, как прикасался Краст — удивленно, неумело и горячо…

Поцелуй Лерта был уверенным, похоже, этот ильх знал слишком много о Конфедерации.

Лерт сдавленно зарычал, мягко подталкивая меня к воде. Жадные руки уже поднимали и без того короткую рубашку, гладили мои бедра, спину, скользили и сжимали.

И я дернулась, приходя в себя от шока, вырываясь из сильных рук.

— Нет! Не трогай меня!

Ноги коснулись воды, и я замерла, беспомощно осматриваясь. Лерт тоже остановился, в его глазах плескался шторм.

Горячий взгляд цеплялся за мои ступни, стоящие на кромке волны, за напряженное тело.

— Тебе надо немного привыкнуть, — сипло протянул он, с усилием делая шаг назад. Усмехнулся. — Впервые жалею, что на дев из-за Тумана не действует зов. На мой ты не отреагировала уже тогда, в Конфедерации.

— Твой зов? — изумилась я.

— Да. Я помогал вашей комиссии с отбором девушек. По условиям соглашения на фьорды может попасть лишь та, что не откликается на зов хёгга.

Лерт тяжело вздохнул.

— Выйди из воды, Ника. Я морской дракон, и дева в волне вызывает слишком много чувств. Выйди. Иначе я за себя не ручаюсь…

Я торопливо шагнула на песок, не дослушав. Бочком обошла Лерта и бросилась к дому. Закрыла дверь и даже кресло придвинула, хотя понимала, что хёгга это не остановит. В голове шумело море и билась лишь одна-единственная мысль.

Краст от меня отказался.

И почему от этой мысли так больно, так невыносимо тяжело и кажется, что мое испорченное сердце вот-вот перестанет стучать?

Перед глазами стоял ильх, такой, каким я видела его последний раз. Босой, в одних штанах, танцующий перед мордой древнего ледяного чудовища. А потом он узнал обо мне. И что почувствовал? Разочарование? Злость?

Я так много еще не попробовал, лирин…

Я хочу попробовать с тобой.

И что делать, если у обманщицы не будет этих месяцев, не будет новой весны, чтобы увидеть синее озеро Око Гор и цветы на его берегах?

Я вздохнула и тяжело опустилась на край постели. Чтобы отвлечься, развернула сверток, принесенный Лертом. Простое светлое платье с глубоким вырезом спереди и разрезами по бокам. Одеяние для наложницы, призванной служить развлечением в постельных делах!

Отшвырнула наряд в сторону, но легче не стало. Снова вскочила, заметалась по комнате.

Что делать? Если совет ста хёггов знает о моем обмане, вероятно, меня отправят домой. Вот только станут ли искать? Раз мой договор расторгнут, значит, и пункт о неприкосновенности больше не работает. Сгинула — и ладно, сама виновата! Лерт ведь пояснил: воровать дев на фьордах — обычная практика.

И что же делать?

И Краст… отказался.

Или нет?

Лерт уже врал про разорванных дев, так почему я решила, что сейчас сказал правду? Потому что слишком боюсь такого исхода. Но, прежде чем делать выводы, надо убедиться самой, что Краст меня не ищет! Вот только как? Фьорды огромны, и здесь легко затеряться песчинке вроде меня. Вряд ли хоть кто-нибудь в Дьярвеншиле знает о доме Лерта посреди моря!

Как же подать о себе весточку?

Как?

Я топнула ногой, совершенно позабыв о босых ступнях. Судя по теплому местному климату, мы далеко от Дьярвеншила, ближе к вулкану Горлохуму. И насколько я помню сведения о фьордах — в море тысячи островков, больших и маленьких! Краст никогда меня не найдет!

Отчаяние сдавило грудь. Я обязана найти выход! Вот бы телефон, позвонила бы, и Краст услышал!

Мысль царапнула сознание, и я застыла. Услышал… он нашел меня в скалах Дьярвеншила, потому что услышал. Потому что его дар — слышать голос камня. И что, если сможет уловить мой призыв и сейчас?

Заметалась, пытаясь найти хоть что-то каменное. Выскочила из дома, обежала вокруг. Но, как назло, куда ни глянь — вода, песок и дерево! Лерта не видно, может, плещется в волнах?

Я сердито стукнула кулаком по бревенчатой стене, взвыла от боли. Должно же здесь быть хоть что-нибудь каменное!

Замерла, пытаясь успокоиться и подумать. Вот тебе загадка, Ника. Остров, дом, вода. Где найти камень?

Основание дома.

Я опустила глаза вниз. Моя догадка может и не подтвердиться, но раз вокруг вода, разве не должен фундамент быть крепким?

Оглянувшись по сторонам, присела у дома и откинула пригоршню песка. И начала копать, ломая ногти и надеясь на чудо. Но пока видела лишь бревна, чтоб их!

Нет, так дело не пойдет. Вскочила, бросилась в дом. На глаза попалась кружка, и я безжалостно стукнула ее об угол стола, разбивая напополам. Полученным ковшом рыть стало удобнее и легче, так что через некоторое время у стены образовалась горка песка.

И когда я уже ободрала ладони в кровь, пальцы коснулись холодной и влажной поверхности камня.

Я вскрикнула от радости, прижала ладони. Услышит ли Краст так далеко? Слушает ли вообще? И как это работает? И что говорить?

— Краст… — выдохнула я, так и не определившись со словами. Горло перехватило. — Прости меня за обман… Я… Я просто хочу тебя увидеть. Еще раз. Если ты услышишь меня…

Посидела, ощущая себя глупо и странно. Запал прошел, а ведь еще надо закопать яму обратно, чтобы Лерт не увидел и не утащил меня в другое место!

Спрятав улики, я устало поднялась и побрела к воде. Купальни, как в Дьярвеншиле, на этом островке не было, неужели все омовения придется делать в море? Хотя для Лерта так даже лучше…

Озираясь, вошла в море по колено, плеснула в лицо. Смыла с рук и тела песок. Волна пошла рябью, и я лишь вскрикнула, когда в глубине зазмеилось тело огромного морского хёгга. И уже через минуту ко мне шагнул Лерт. Я шарахнулась в сторону, и ильх весело ухмыльнулся. Ему нравилось играть со мной. Плеснул водой сбоку, шагнул, заставляя двинуться в сторону. И я даже не поняла, как отрезал меня от берега!

— Пришла все-таки? — хрипло спросил хёгг.

— Я просто испачкалась и хотела вымыть руки! — отчаянно выкрикнула я, настороженно следя за лениво двигающимся ильхом. Рубашка облепила его торс, выделяя напряженные мышцы. — Не подходи ко мне!

— Пугливая дева, — одобрительно проговорил Лерт, делая еще шаг и отгоняя меня дальше в воду. — Почему ты меня боишься? Разве я причинял тебе вред?

— Ты меня украл!

— Ну и что? — искренне не понял хёгг. — Это значит, что ты мне нравишься! Больше чем нравишься! И я готов заботиться о тебе!

— А моего согласия ты не хочешь спросить?

— Зачем? — еще больше озадачился Лерт.

Я закатила глаза. Нравы фьордов все-таки порой ставят в тупик! Но вот отвлеклась я зря. Потому что ильх муреной скользнул вперед, я шарахнулась назад, песок поплыл из-под ступни, и я рухнула, подняв тучу брызг. И тут же меня подхватили на руки, вытащили, прижали к сильному телу…

— Ника, я ведь говорил, что не могу смотреть на тебя в воде, — горячо выдохнул Лерт. — Ты дразнишь меня?

— Я лишь хотела вымыть руки! — отплевывая соленую воду, просипела я. — Отпусти!

Гадство. Кажется, я поняла, почему в доме нет купальни! Потому что этому водоплавающему змею нравится развлекаться подобным образом!

— Ника… — сладко прошептал ильх, а я забилась, надеясь вывернуться из его объятий. Какое там! Пришлось схитрить.

— Я хочу есть! — заорала изо всех сил. — Умру от голода, если прямо сейчас не поем! Слышишь?

Ильх тяжело вздохнул.

— Я накормлю тебя. Потом.

— Сейчас. Иначе никакие «потом» я не уже не выдержу!

— Упрямая дева, — Лерт коснулся губами моей шеи. — Разве ты не видишь, что сделала со мной? Морская влага на твоей коже лишает меня сил и разума!

Снова лизнул, стирая эту самую влагу. А я едва не зашипела! Глянула в отчаянии вверх, но небо синело безмятежностью и пустотой. Даже если Краст услышал голос камня, добраться на другой конец фьордов за пять минут не получится. Нужны часы… но есть ли они у меня?

Ильх тяжело дышал и отпускать меня не собирался. Ударить — так это лишь раззадорит хёгга, а вреда не причинит. Значит, можно лишь хитрить и изворачиваться!

— Лерт, прошу тебя! — зашептала я, замирая под его прикосновениями. — Не так быстро! Мне надо… привыкнуть!

— Я сгорю, пока ты привыкаешь, серебряная дева, — простонал ильх.

— Совсем недолго. Прошу тебя, — улыбнулась, глядя снизу вверх в голубые глаза. И потупилась в притворном смущении, хотя хотелось пнуть чешуйчатого в причинное место, чтобы не зарился на чужое!

С неохотой ильх разжал руки, и я выскочила на песок.

— Иди. В доме есть еда. Я скоро приду.

Я побежала, а не пошла, стараясь не смотреть вверх.

На створках запоров не было, а тяжелую мебель я не смогла бы придвинуть к двери. Да и удержит ли это ильха? Лишь разозлит.

Лерт вошел через десять минут, в той же мокрой одежде, но, кажется, его это не беспокоило. Выложил на стол лепешки, сыр в светлой тряпице, копченое мясо. И кивнул — ешь. Сам сел на кровать, наблюдая за мной. Я сунула в рот кусок, хотя еда не лезла в горло. Но принялась жевать, не глядя на мужчину. И всей кожей ощущала его напряженное желание и нетерпение.

— Хочешь, в следующий раз принесу тебе сладостей? — негромко предложил ильх. — Или вина? В море еда остывает, но я разогрею ее на огне. Скажи, что ты любишь, дева, я найду.

Поперхнулась лепешкой, спешно запила водой.

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо в моем доме, — тихо добавил Лерт.

— Ты сам его строил?

— Да. Нравится?

Я окинула взглядом добротную мебель и крепкие стены.

— Хороший дом, — честно призналась я.

— Морским хёггам отзывается дерево, — Лерт погладил спинку кровати. — Я хочу, чтобы это место стало и твоим домом, Ника.

А я хочу в Дьярвеншил. Холодный, заснеженный, дикий. С башней, что осколком торчит между скалой и морем. С птицами, зорко поглядывающими с крыш. С ай-ро, живущим в недрах горы, и йотунами, что засыпают с первыми лучами весеннего солнца. Там мой дом. Вот так неожиданно — там.

Снова схватила кружку с водой, отвернулась.

Ожидание звенело в воздухе.

— Я хочу сладкого, — капризно изогнула губы, и Лерт улыбнулся.

— Капризничаешь? Иди ко мне, будет тебе сладкое.

— Я хочу… шоколад!

— Что? Не слышал о таком.

— А я слышала! Его делают… в Нероальдафе! Хочу! Принесешь?

— Завтра, — покладисто кивнул морской. — Иди ко мне. И прости, сегодня тебе снова придется намокнуть… Я так долго желал этого…

Я передернула плечами. Вот же гад! Убираться за неведомым шоколадом не желает ни в какую! А лепешка уже съедена.

— Здесь теплее. Мы недалеко от вулкана, ведь так?

— Так. Поэтому ты не будешь мерзнуть, Ника. Но я все равно буду греть тебя.

Я снова дернулась от явной двусмысленности. Хотя какая двусмысленность? Лерт не скрывал своих намерений.

— Ника, иди ко мне.

Со стуком поставила на стол кружку, глянула в сторону кровати. Ильх улыбался, развалившись на покрывале и опираясь на локти. Чуть ли не облизывался! А у меня в голове звенела пустота, я не знала, как отвлечь мужчину!

— Я… я хочу в воду!

— Да? — Его глаза вспыхнули и потемнели. — Ты хочешь? Это будет подарком для меня, серебряная дева. Идем.

Вскочил, схватил меня за руку и потащил к морю. Я зябко поежилась в мокрой рубашке. Да, здесь гораздо теплее, чем в Дьярвеншиле, и все же ветер к ночи остыл. И, кажется, гроза собиралась. Над морем клубились черные тучи, а ветер гнал волну, тяжело ударяя о берег.

Лерт на миг застыл, прищурился. И потащил меня еще быстрее, так что я едва успевала переступать ногами! Но все же не удержалась и рухнула в воду. Нет, на ильха. Я не поняла, как он успел извернуться и оказаться внизу. Обнял, прижал к себе. Тень на миг накрыла фигуру мужчины, и мне показалось, что в голубых глазах сузился по-змеиному зрачок.

Лерт тащил на глубину, туда, где берег резко обрывался и море чернело провалом.

— Я буду тебя держать, — теперь я видела точно — глаза мужчины изменились. Выглядело это страшно, да и болтаться над пропастью в резко остывающей воде мне совсем не нравилось. Как и новая порция поцелуев.

Гроза налетела стремительно, грохнула сверху раскатом грома и зашипела молниями. Я забилась, теряя ориентиры, вцепилась дрожащими пальцами в обломок скалы за спиной. А Лерт вдруг вскинул голову и закричал:

— Она моя! Моя!

Сверху ответило рычанием, ревом, сплетающимся с раскатом грома! Море бушевало, холодный дождь со снегом повалил стеной, и я уже ничего не понимала. А когда вспыхнула молния, увидела распростертые крылья и падающего с неба дракона.

Краст…

— Краст!!! — закричала, вырываясь из рук Лерта.

Черный хёгг дернул головой, глянул недобро. И тут же мое тело обвил гибкий хвост морского змея, не давая вырваться. Захлебываясь, я снова закричала. Горизонт исчез, воздух озарили желтые зигзаги, сшивая небо и море неровными стежками молний.

Черный дракон рухнул сверху, вцепился когтями в извивающееся тело Лерта. Я схватилась за гладкий камень, надеясь, что волна не утащит на глубину. Два чудовищных зверя сцепились, брызнула кровь из разодранной шкуры водяного хёгга.

Мне казалось, что наступает конец света, потому что небо гремело и сверкало, а море бушевало, норовя размазать меня по камням. И между небом и землей бились драконы. Чудовищное и восхитительное зрелище их сражения оказалось последним, что я увидела в жизни. Именно этот момент выбрало мое сломанное сердце, чтобы остановиться. И, теряя сознание, я подумала, что все-таки нашла чудеса.

* * *

— Краст…

Не голос — шепот.

Он глянул с высоты и не увидел светлую голову лирин возле скалы. Ярость обожгла так, что полыхнуло пламенем, выплюнул в сторону морского. И ринулся к одиноко торчащему камню. Рев рвал глотку, а страх раздирал нутро. Где она? Не понял, как разорвал слияние с хёггом, и в бурлящие воды упал уже человеком. Нырнул — без толку. В чужой и враждебной стихии лишь соль и чернота, а Ники нет.

Воздух закончился в груди, но Краст погружался все ниже, пытаясь увидеть лирин.

Блеснула на глубине чешуя. И через мгновение из темной пучины поднялся Лерт, сжимая в руках деву. В черноте моря плыли волосы, светлело лицо и тонкие раскинутые запястья. Глаза закрыты… Ужас и боль сдавили так, что Краст на миг подумал — и он останется здесь, на дне…

Морской протянул руки, поднимая бездыханное тело. Краст дернулся, схватил, рванул вверх. Жадно глотнул спасительный воздух. А лирин… не пошевелилась.

— Ника! — закричал. Боль уже драла изнутри острыми когтями, выдирала с корнем жизнь.

— Прости, дева… — голос морского змея полон раскаяния, а Красту так хочется убить. Убьет. Чуть позже. Сейчас важнее другое.

Вынес лирин на песок, положил у кромки воды.

И прищурился, всматриваясь в незримый мир. Морской склонился над девушкой, развел ей руки, и снова сознание потемнело от ярости.

— Я помогу, — прохрипел Лерт.

Слова молитвы перворожденным морской шептал хрипло, но Краст уже не слышал. Зримый мир расплывался, становясь все тоньше, а незримый обретал плоть. В нем не было неба и земли, не было силы слияния с хёггом, были лишь воля и желание найти ту, что пришла к нему из-за Тумана и стала сокровищем.

— Ника… моя Ника… моя нареченная…

Блеснули впереди белые пряди, и Краст рванул туда, где покачивалась тонкая тень. Схватил, прижал к себе. Ника дрожала, смотрела непонимающе, озиралась. В светлых глазах страх и боль, но к ильху прильнула доверчиво.

— Что происходит? Где мы?

Краст мотнул головой — не сейчас. Вернуть ушедшего непросто, и времени на это отведено лишь мгновение. Потом не найдет.

Вот только иглы костяной нет.

— Мне нужна игла, — прошептал, пугаясь. Неужели из-за такой мелочи упустит? Нет, с ней уйдет…

— Возьми…

Фигура Лерта — лишь тень в мире незримого. Но на руке светится рыбья кость… И Краст схватил, выдохнув. Первый стежок наспех, отчаянный. Второй — широкий, неверящий. И дальше уже ровные, аккуратные. Две души. Одна к одной. Не уйдет его лирин. Он не отпустит.

Бледная тень ее дрожала, таяло серебро волос.

А потом незримый мир отпустил, и Краст рассмеялся.

* * *

Воздух вошел в грудь ударом, больно стукнуло о ребра сердце. И я открыла глаза.

Бледный до синевы Лерт стер с лица влагу и прикрыл лицо ладонью.

— Что случилось? — я приподнялась на локтях.

И тут же меня сгребли такие знакомые и уже родные объятия.

— Я тебя нашел, — Краст прижал так, что не вдохнуть. Но я и рада. — Я тебя нашел! Никогда не отпущу!

— Не отпускай, — согласилась я.

Ведь что еще нужно любящей всей душой и сердцем женщине?

Эпилог

Грэй Э.
Получено через пятый канал связи. Способ — течение, место — Хенельское побережье, координаты указаны дополнительно.
Расшифровано в Первом разведывательном управлении.
Гриф СС.
Отчет № 4/2.
По указанному заданию недостаточно данных. Необходимых оснований для прекращения программы переселения не обнаружено. Время пребывания продлено в единоличном порядке в соответствии с инструкциями и полномочиями. Рекомендуется режим тишины на неопределенный срок.
Агент № 76/а

Командор Этан Грэй сжал в руке тонкую ленту расшифрованного донесения. И, не сдержавшись, ударил кулаком в стену, сбивая в кровь костяшки. Операция провалилась. Агент, на которого он возлагал такие надежды, не смог выполнить задание. Смертельно больная девушка, которую они сознательно пропустили за Туман, жива и здорова. Она должна была умереть, просто обязана! Но почему-то выжила. А проклятый ильх, обещавший сотрудничество, исчез, словно его и не было. Растворился в водах своего любимого моря, ненавистный чешуйчатый монстр!

И что теперь делать?

Командор скрипнул зубами.

Он не остановится. Фьорды не дают ему спокойно жить с того дня, как он впервые ступил на проклятую землю за Туманом. С того дня они являлись во сне каждую гребаную ночь, манили, искушали простором, скалами, водой… Ненавистными драконами, парящими в небе. Гордыми девами и суровыми ильхами. Башнями, взмывающими к облакам, пенной волной, городами из камня, снежными вершинами, водопадами, тайнами и легендами. Примитивной и варварской силой, с которой не могла справиться прогрессивная Конфедерация.

Грэй сжал кулаки так, что хрустнули пальцы.

Фьорды не отпускали. Сводили с ума. Требовали. Насмехались.

И он не успокоится, пока не решит эту проблему.

И еще. Следующий агент будет мужчиной. Хватит с него женщин, какими бы профессионалами они ни были. Проклятые земли фьордов меняют даже лучших специалистов. Это Грэй знал совершенно точно.

* * *

Ирна потянулась, вытягиваясь на тонких простынях, зевнула. И тут же ее подгреб под горячий бок муж, перевернул, и в поясницу уперлось подтверждение его желания.

— Кажется, моя сладкая дева проснулась?

Ирна мурлыкнула, соглашаясь.

Где-то в другой жизни у нее были какие-то обязанности, даже кодовое имя — безликий набор букв и цифр. В той странной жизни она мечтала о карьерном продвижении, верила в идеалы Конфедерации и носила серую форму агента.

Какая глупость.

А потом все мысли выветрились из головы девушки.

Потому что ее дикий и горячий ильх рьяно приступил к выполнению супружеских обязанностей. Ирна хихикнула, подставляя губы и предвкушая то новое, чему она научит своего варвара. Процесс обучения длился с первого дня, как они увидели друг друга, и останавливаться девушка не собиралась. Это было гораздо увлекательнее пресловутой службы на благо Конфедерации.

А ведь когда-то она считала иначе… Так легко было управлять воинственной Кайлой, чтобы та делала то, что нужно Ирне. Так просто было дождаться смерти Вероники и обвинить риара Дьярвеншила. Так легко спрятать рациональный ум и тайный замысел за внешностью толстушки-простушки. Просто.

Но агент 76/а почему-то начала вести себя неправильно. Поступать не так, как должна. Захотела чего-то совсем иного. Дружбы. Любви…

И странно это было прагматичной Ирне, непонятно.

Ее муж как-то сказал, что фьорды обладают особой силой и никогда не отпускают тех, кто хоть раз ступил на эти земли. Меняют, заманивают, завораживают. Стирают ненужное и обнажают истинное. Циничная Ирна тогда насмешливо подняла брови.

Сейчас не стала бы.

* * *

Кайла в который раз глянула на спину Лерта, стоящего на носу хёггкара. Каменные мышцы, напряженный разворот широких плеч. Таким стал с некоторых пор капитан, и все его улыбки словно канули в морскую пучину.

Девушка была уверена, что и сейчас Лерт хмурится, хотя не видела его лица.

Он подобрал ее у берегов Нероальдафе, где переселенка жила некоторое время. И с капитаном столкнулась случайно, на пристани, размышляя, как добраться до островов, где проживают вольные девы-воины. Не то чтобы Кайла точно решила стать одной из них. Но познакомиться, понаблюдать хотела. Замужество не прельщало смелую девушку, хотелось иного — приключений, опасностей и сражений. Наравне с воинами и без усмешек со стороны мужчин. Но для этого нужно многому научиться, и где это сделать, как не на островах?

Лерт оказался единственным, кто согласился отвезти Кайлу. До встречи с ним она безуспешно пыталась найти хёггкар, но в ответ ильхи лишь крутили пальцем у виска да смотрели насмешливо.

— Путь до островов дев нелегок, — просветил один из них. — Полон опасностей. Течения там крутые, да и в море живут создания, от которых лучше держаться подальше. Не каждое судно туда доберется. Так что вряд ли ты найдешь помощников, дева.

А вот Лерт, как услышал пожелание Кайлы, схватился за него так, словно только и ждал возможности расстаться с жизнью в какой-нибудь заварушке. Почему — спрашивать девушка не стала.

Но о многом догадалась по скупым рассказам Ники.

Подруга уговаривала Кайлу остаться в Дьярвеншиле, но переселенку манила неизвестность. А Дьярвеншил что… Заснеженный — так весна скоро. С древним чудовищем в горе — так насмотрелись уже. Хотелось опасностей новых и еще неизведанных.

Вот и Лерту, похоже, хотелось. Так что у них получился неплохой тандем, основанный на взаимной симпатии и некоем уважении. Ну и любви к морю. Кайле нравился соленый ветер, ерошивший короткие пряди обрезанных волос, и брызги в лицо. Нравилось неведомое, таящееся за горизонтом. Нравилось предвкушение.

— Самое лучшее место на земле, — прошептала она, подставляя губы поцелуям воды. Фьорды. Ее фьорды.

— Поднять парус! — крикнул Лерт, и Кайла послушно кинулась выполнять.

* * *

Рэм сунул в рот кусок сыра, пожевал, не чувствуя вкуса. Отложил. Надо бы наведаться в башню, съесть горячего супа, приготовленного Алвиной, отогреться. А то скоро кишки ссохнутся от этих лепешек да кусков холодного мяса, которыми питался а-тэм риара Дьярвеншила.

Надо бы. Но, конечно, он не пойдет.

Смотреть на Краста и его лирин Рэму категорически не хотелось. Они так горели — оба, что снежному становилось больно, и он сбегал в свой дом на скале, мечтая, чтобы его занесло снегом.

И под грудиной пекло. Неприятно, жгуче. А почему — Рэм не желал думать. Лишь злился каждый раз, когда видел внимательный взгляд побратима.

За стеной тихо пропел ветер. Все его присказки Рэм знал назубок и уже не слушал. Но на этот раз к привычной песне добавилось новое — шелест почти невесомых шагов.

Ильх замер, прищурился. Но с места не сдвинулся. Так и сидел, глядя, как открывается его дверь, впуская белую круговерть снега и тонкую фигуру в йотуновой шкуре.

— Убирайся.

Голос предательски охрип.

— Я запретил тебе приходить.

— Тогда почему не запер дверь? — Солвейг шагнула к нему, склонила голову. Глаза у девушки не белые, а светло-светло-голубые. Он видел это, а остальные — нет.

— Забыл, — проскрипел ильх.

Шагун качнулась к нему, но осталась на месте.

— Злишься… Я ведь попросила прощения. И Краст попросил… Он не сказал тебе, что я жива, потому что хотел уберечь от переживаний…

— Уберегли! — ильх ударил кулаком по столу, и Солвейг подпрыгнула. А Рэм вскочил, пересек в два шага расстояние между ними, схватил девушку за тонкое запястье.

— Убирайся! И не смей ко мне больше приходить! Хотела быть для меня мертвой, так и оставайся!

Шагун заморгала несколько раз подряд, и Рэм сжал зубы. И снова дернул к выходу.

— Не имеешь права, — моргать Солвейг перестала и вдруг вздернула подбородок, глянула свысока. Так она смотрела раньше, когда жила в башне. Он тогда был лишь босоногим и чумазым мальчишкой, а она… она была его солнцем.

— Не имеешь права выгнать шагун. Ты забыл закон Дьярвеншила. Я могу прийти к любому свободному мужчине, который мне понравится. И он не посмеет отказать!

— Что? — зарычал Рэм. Ярость обожгла губительным огнем, и снежный понял, что ощущает его побратим — черный хёгг. Эта ярость толкала на безумства, требовала убийств, кровавых драк и крови. Сдержать ее было почти невозможно… — Значит, можешь войти к любому? Надо же, как неудачно Хальдор стал льдом! Проверила, может, оттаял твой ненаглядный?

Маленькая рука взлетела и обожгла щеку.

— Гад замороженный! Да когда же ты уже поймешь? Ненавижу тебя! — выдохнула Солвейг, развернулась на пятках и бросилась прочь.

Рэм поймала ее на пороге. Поймал, стиснул, ошалело мотая головой от нахлынувших чувств. И потащил обратно в дом. Разбираться, что именно он еще не понял.

* * *

Почти лето…

Проснулась я на заре. Открыла глаза, ощущая внутри предвкушение, потянулась. Посмотрела на вторую половину кровати — пусто. Сегодня я ночевала одна. И вчера, и даже позавчера. Десять дней. Такова еще одна традиция фьордов. Жениху, перед тем как надеть пояс на избранную деву, нельзя не только прикасаться, но и смотреть. И бедный Дьярвеншил уже считает минуты, потому что устал от вспышек ярости своего риара.

Краст старается держаться, но служанки закатывают глаза и смеются, что через девять месяцев в городе родится столько детей, что придется построить еще десяток улиц!

Сегодня день нашей свадьбы.

— Лирин!

В комнату ворвалась Анни, сверкая глазами и улыбаясь во весь рот. Следом вошли еще две прислужницы, торжественно неся на вытянутых руках платье. Над созданием моего свадебного наряда трудилось несколько искусных мастериц и сама йотун-шагун. А как известно, нет на фьордах вышивальщицы искуснее.

Я помогала как могла, но, честно говоря, толку от меня было мало. Шить и вышивать я сроду не умела.

Пока прислужницы расправляли ткань, сбежала в купальню. К весне Краст наладил водоснабжение, теперь вода текла без перебоев и теплая. Подобные трубы риар решил провести по всему городу. Чем мы хуже того же Нероальдафе? — сказал он. Не хуже. Значит, и у нас будут трубы, канализационные стоки, мостовые и прочие блага. Не сразу, но будут. Почему-то я даже не сомневалась, что Краст сделает то, что задумал. В городе уже посмеивались — если риар Дьярвеншила решил, то хоть Горлохум извергнется, а будет так!

— Лирин, не спи, риар ждет уже!

— Иду.

Выбралась из купальни и тут же попала в умелые руки девушек. Меня нарядили в светлый шелк, расшитый драконами, усадили на стул и принялись заплетать волосы. Анни деловито пристроилась рядом, я даже моргнуть не успела, как на лицо легли первые мазки краски!

— Может, не надо? — пискнула я.

— Надо, лирин! — хором отозвались прислужницы.

Пришлось смириться. И снова впасть в прострацию. Я выхожу замуж. Я выхожу замуж! На фьордах! За ильха!

Боги, это не укладывается в моей голове! Неужели не сон? Неужели я действительно жива, мое сердце бьется ровно и сильно, а сегодня самый изумительный мужчина на свете наденет мне пояс и назовет своей?

Я всхлипнула.

— Не реви! — строго оборвала мою попытку расчувствоваться вредная Анни. — Потом поревешь. Завтра. Я что, зря старалась?

Я кинула на мерзавку гневный взгляд. Даже поплакать не дает, язва мелкая!

— Я стану женой!

— Ну да.

— Я выхожу замуж за Краста!

— За него.

— Я буду женой риара!

— Лирин, хватит болтать! Лучше сделай губки вот так, я намажу их соком малины!

— Чтобы слаще были?

— Чтобы слиплись и ты молчала!

Я попыталась обидеться, но не удалось. К тому же обижаться на Анни бесполезно.

Но все же умолкла, позволяя девушкам причесывать меня и красить. И все равно понадобилось немало времени, чтобы собрать неумелую лирин.

Весна в Дьярвеншил пришла в один день. Лежали-лежали снега, а потом как-то утром мы проснулись от перезвона капели. Природа вздрогнула и пробудилась, полезла из каждой трещины зеленым ростком.

И значит, скоро созреет новый урожай мелких ягодок, на которые у нас огромный заказ от Конфедерации. Несколько мешков бодрянки, отправленных на пробу, произвели сенсацию за Туманом. «Волшебный кофе с фьордов» подавали в лучших заведениях столицы, и отведать его приезжал сам премьер-министр.

Два месяца ушло на то, чтобы получить разрешение у совета Варисфольда на поставку наших ягодок Конфедерации. На удивление помогли Сверр и его супруга Оливия, они лично поручились за нас, чем и склонили чашу весов в сторону положительного ответа. Так что в ближайшие дни к Туману уйдет корабль, полный мешков с бодрянкой. Ягодка, щедро разросшаяся на крышах домов и на склонах, стала отличной альтернативой йотуновым шкурам. Ведь она росла лишь в этой местности, и жители Дьярвеншила поговаривали, что напитывалась силой ай-ро, оттого и была одновременно и горькой, и целебной.

Об успехе бодрянки мне написала Ханна, моя сестра. Досрочное письменное сообщение тоже пришло благодаря Сверру и Оливии, уж очень мне хотелось поделиться с семьей радостными новостями. И сейчас послание Ханны заняло место в связке писем под ленточкой. Там же, где лежали родительские признания в любви. Мама отдала мне их переписку с отцом, велев найти того, кто полюбит меня так же.

Мой риар пока не умеет писать писем. Да и вряд ли когда-нибудь научится выражать свои чувства на бумаге. Зато я делаю это за двоих, выписываю строчки нашей любви.

Я предложила Красту создать школу, все же с неграмотностью населения пора что-то делать. Ильх, конечно, рыкнул, чтобы я занималась своим будущим мужем, но задумался. Его инстинкт дракона не желал делить меня ни с кем, но я была уверена, разум победит. Ведь Красту суждено стать одним из лучших риаров фьордов, в этом я нисколько не сомневалась.

Порой я вспоминала тот день, на берегу островка с одиноким домом. Лерт ушел прежде, чем мы с Крастом оторвались друг от друга. И мой нареченный, прищурившись, посмотрел в море. Мне его взгляд не понравился. Черный дракон никогда не забудет того, кто покусился на его сокровище. Но пока Лерт исчез в неизвестном направлении, а риар Дьярвеншила был слишком занят, чтобы его искать. В глубине души я надеялась, что так будет и впредь.

Хальдора, заточенного в лед, поместили в пещере Злой горы. Краст сказал, что ильх все еще жив, связь с черным хёггом держит душу Хальдора на грани зримого и незримого. И возможно, однажды Солвейг простит бывшего возлюбленного и отпустит. Пока девушка лишь фыркала, стоило ей об этом напомнить.

И я решила не вмешиваться. В конце концов, Хальдор заслужил наказание.

— Лирин…

Я вздрогнула и выплыла из своих мечтаний. Прислужницы смотрели на меня во все глаза, а Анни шмыгала носом.

— Что, так плохо? — испугалась я.

— Глупая лирин, — хлюпанья стали громче. — Ты такая… краси-и-ивая!!!

Я рывком прижала девочку к себе, погладила по голове и чмокнула в макушку.

— Ну и кто тут разводит сырость? Идем уже, а то жених сбежит, не дождавшись.

— Он там с ночи стоит, — рассмеялась одна из служанок.

— Что? — ахнула я. — Так чего же мы ждем! — Подхватив подол, я ринулась к лестнице. Правда, у двери заставила себя выдохнуть. Потом вдохнуть. И сделать шаг.

* * *

Это издевательство закончится?

Краст выдохнул, не обращая внимания на взгляды Рэма и других ильхов.

Столы в нижнем зале сдвинули к стене, освободив место для ритуала. Тяжелый золотой пояс холодил ладонь.

Где же она? Где та, на кого он этот пояс наденет?

Сколько можно ждать?

А если она передумает?

А если не придет?

Десять дней без лирин превратились в сплошное мучение, и Краст все-таки разнес кузницу. Скучал.

Тишина упала так внезапно, что оглушила. И риар медленно повернулся к лестнице. Застыл, забыв, как дышать. Девушка, спускающаяся по ступенькам, была столь красива, что горло свело. Она плыла в облаке шелка — серебряная, тонкая, совершенная. Такая, что и смотреть нельзя. Разве заслужил он такое чудо? Разве достоин?

Но Ника улыбалась и видела лишь его. Краст моргнул и сделал вдох. Дернулся навстречу, но Рэм придержал — нельзя. Лирин должна прийти к жениху сама. Да плевать, как там должно!

Краст рванул вперед, замер возле своей невесты. И хрипло выдохнул:

— Примешь ли ты сегодня пояс жены от меня, Вероника?

За спиной шумели, кажется, надо было сделать все иначе, медленно, с паузами и недомолвками. Но Краст не истинный риар, да и плевать ему. Если серебряная дева прямо сейчас не скажет ему «да», он сольется с хёггом, разнесет башню, прихватит лирин и утащит в скалы. Потому что надоело ждать.

— Примешь?

— Приму, мой риар, — звонко ответила Ника.

Краст моргнул. Облизал пересохшие губы. И выдохнул.

Отпустило. Только сейчас. До последнего не верил…

Торопясь, надел золотой пояс, застегнул. А Ника вдруг обняла его за шею и поцеловала в висок. Там, где серебрились седые пряди, которых раньше не было. Незримый мир всегда берет плату, и Красту пришлось что-то отдать. За ее жизнь — часть своей. Небольшая плата за счастье.

— Все. Никуда тебе теперь от меня не деться, — прошептал Краст и зажмурился довольно. Собственник. Как и все драконы. За право владеть тем, что посчитали своим, не пожалеют ничего, даже жизнь.

Лирин, нет, теперь — венлирия. Опоясанная. Жена.

А потом было празднование: танцы, сражения, вино. Краст терпел, а потом снова не выдержал, открыл проход и утащил жену. Прижал к стене, жадно погладил бедра. Все-таки мясо на деве наросло, хотя она и осталась тонкой.

— Подожди! — Ника вывернулась. — Я еще не подарила тебе свой дар!

— Сейчас и подаришь, — риар приподнял девушку, лизнул шею. — До утра дарить будешь!

— Краст! — Ника рассмеялась. — Постой! Смотри, я сшила…

Риар нехотя разжал пальцы, глянул искоса. В руке лежал кожаный мешочек, такой крепят к поясу и складывают в него разные мелочи.

— Не очень искусно вышло, — смутилась Ника. — Плохая из меня мастерица.

Краст сдержал улыбку. Что правда, то правда. Его нежная лирин плохо обращалась с иглой. Но шить умеет каждая дева в Дьярвеншиле, эка невидаль. Его жена была способна на большее.

Венлирия. Жена…

Покатал на языке слово. Же-на. Его жена.

— Жаль, положить туда нечего, — окончательно смутилась дева. — Надо было хоть ту брошь в пещере подобрать, красивая была… Мужская, я видела такие на плащах у ильхов.

Красту очень хотелось плюнуть и на мешочек, и на неведомую брошь. Прижать Нику к стене и продолжить. Но понимал — обидится. Старалась ведь.

Поэтому и повертел подарок и попытался вникнуть в слова.

— Какая брошь?

— В Злой горе, помнишь? Когда меня заманили голубые огни йотуна и ты отправился за мной? Там было украшение, в снегу. Кажется, золотое… А в центре — большой синий камень. Что случилось?

Риар откинул голову. Закрыл на миг глаза. А потом открыл и глянул так, что Ника окончательно перепугалась. Но он прижал ее к себе, успокаиваясь.

— Брошь с камнем, значит… видел я такую. Давно. На плаще Ингольфа.

— И что же?

Краст помолчал, обдумывая. А потом рывком прижал жену к стене.

— Завтра узнаем.

И они узнали. Не сразу, конечно. И даже не завтра. Лишь через несколько дней, когда Краст соизволил выпустить слегка ошалевшую Нику из спальни. Искать пришлось еще месяц. Что именно Краст разыскивает, он не говорил, но однажды взял за руку и отвел в горы.

* * *

Скала дрогнула, раскрываясь, и мы вошли в узкий туннель. Спускались долго, и если бы не горячая рука Краста, я точно испугалась бы. Но он мягко поглаживал, и я видела улыбку на спокойном лице.

А потом узкий проход расширился, и мы оказались в пещере.

— Это что? — изумленно заморгала я.

— Это сокровищница Дьярвеншила, — весело отозвался риар. — Я был уверен, что Ингольф ее растратил на невест, а оказалось не все. Просто перепрятал. Чуял, что город может достаться мне, вот и зарыл золото поглубже. Ни один ильх в здравом уме не сунется в Злую гору, это Ингольф хорошо знал. А брошь он, видимо, просто потерял, когда переносил сундуки. А ты нашла. Если бы не это… я никогда не узнал бы, где сокровищница.

Я ошарашенно смотрела на сундуки с богатствами. Боги! Неужели правда? И мы сможем построить школу, вымостить улицы, провести водопровод, как хотел Краст?

— Думаю, Хальдор знал о новом тайнике, — задумчиво протянул риар. — И ждал, когда я сдамся. Вытянуть город без золота невозможно. Горожане и так меня ненавидели, а я заставил их работать без оплаты. Однажды все закончилось бы плохо. Для меня. Кто же знал, что явится дева из-за Тумана и все испортит!

Я глухо охнула и обняла мужа.

— Значит, теперь у тебя есть куча золота? Настоящее сокровище?

Краст рассмеялся.

— Есть у меня сокровище. Самое важное. Самое необходимое. — Он обхватил ладонями мое лицо, серьезно глядя в глаза. — Такое, что все золото мира — лишь пыль. Моя дева из-за Тумана. Мое Серебро.

Марина Суржевская ЧУДОВИЩЕ КАРНОХЕЛЬМА

Пролог

— Хёггкар пришел! С невестой! — звонко выкрикнул мальчишка-разносчик и, заткнув за пояс тряпку, высунулся из окна, рассматривая плывущую по водной глади ладью.

Гавань была совсем рядом, и гигантская статуя Хароса Первого заслоняла тающее на воде солнце. Шумная набережная бурлила, бежали навстречу хёггкару ильхи. Зима хоть и была на исходе, а все же напоминала о себе холодным ветром, задувающим в щели меж бревнами таверны.

— Невеста? — бородатый ильх сделал глоток перебродившего ягодного настоя, изрядно сдобренного медом, и удивленно глянул единственным глазом. Второй закрывала черная повязка. В широком вороте льняной рубахи матово блеснул на шее черный обруч.

— Переселенка, — ильх, сидящий напротив, ухмыльнулся, а потом выразительно скривился. — И все-таки я не одобряю, Бенгт! Не нужны нам затуманные девы, своих, что ли, мало? Но раз совет ста хёггов решил да сами женихи одобрили… эту для Ингвара привезли, что живет за скалой. И ведь хороший ильх, правильный! Крепкий воин, пусть и не хёгг. А тут — виданное ли дело! Говорил я ему: Ингвар, посмотри на дев Варисфольда, чем они тебе не милы? Хочешь — черноволосую красавицу, хочешь — белоснежную деву выбери. А хочешь — глянь на красавиц Нероальдафе или Аурольхолла! Так нет же! Сказал: жду деву из-за Тумана, — и хоть убей. Это все наша Оливия-хёгг, это она всем ильхам пример, каждый желает и себе такую деву!

— Неужто так хороша невеста, а, Лейв? — одноглазый Бенгт добродушно усмехнулся и снова припал к исходящей паром кружке. В Варисфольд он прибыл лишь утром, а уже устал от шума и толкотни большого города, от криков зазывал да каменных стен. Он уже тосковал по тишине, по ветру, по ощущению свободы. Нет, не для него Варисфольд. Хоть и пленяет тремя десятками башен, хоть и нет его краше во всех фьордах.

Не для него. И сорваться бы с уступа, рухнуть вниз камнем уже сейчас, да прежде надо найти то, за чем он проделал столь дальний путь. Правда, все поиски пока бесполезны…

— Да кто ее знает, — хмыкнул Лейв, когда Бенгт уже и забыл вопрос, погрузившись в свои невеселые думы. — Ингвар сказал — ученая больно. Врачевательница! Да не какая-нибудь, а самая-самая премудрая. С грамотами разными! Видать, на ученость Ингвар и клюнул, вечно он в женщинах не то место рассматривает! Я ему говорил: Ингвар, смотреть надо сюда и сюда, вот что в деве нужное, — ильх обрисовал в воздухе женские округлости. — Да все не впрок! Уперся, хочу деву из-за Тумана, хоть ты режь!

Лейв сокрушенно допил свой настой и махнул хозяину питейной, чтобы добавил. Потому, может, и не заметил, как напрягся рядом одноглазый ильх. Пальцы Бенгта сжали глиняную кружку так, что та того и гляди треснет.

— Врачевательница, говоришь, — задумчиво протянул Бенгт. И стукнул ладонью по столу, отчего вновь наполненная кружка Лейва подпрыгнула, выплескивая содержимое.

— Эй, ты куда? — удивился уже хмельной Лейв, глядя на мощную фигуру поднявшегося приятеля.

— Хочу взглянуть на затуманную невесту, — уронил Бенгт и, не обращая внимания на друга, пошел к двери. Лейв махнул вслед ильху рукой, зная, что раз тому что-то приспичило — уже и тесаком из башки не выбить. Бенгт всегда был упертым, с самого детства. Залпом допив хмель, Лейв поднялся, распрямил затекшую спину, повел плечами. Столы и лавки слегка качнулись, верно, выпил он сегодня немало. Ну так и повод есть — приезд давнего друга. Нечасто Бенгт посещает Варисфольд, а сам Лейв и вовсе не стремится в его края. О Карнохельме, как говорили сами жители Города-над-Бездной, на фьордах знали мало. Лишь то, что дикие это места. Карнохельм был под стать своему риару — Одноглазому Бенгту.

Диво, что давний друг вообще решил вылезти из своей норы на скалах да прибыть в Варисфольд.

Так что когда еще доведется распить десяток кувшинов хорошего хмеля — один Хелехёгг ведает!

И что приятелю не сидится в тепле, нет же, на берег потянуло! Впрочем, и самому Лейву было любопытно взглянуть на переселенку.

Так что он кинул на стол монеты и, шатаясь, пошел следом за другом.

Догнать широко шагающего Бенгта удалось уже на пристани. Хёггкар покачивался на волнах, деревянное чудовище на его носу скалило зубы. Лейв одобрительно щелкнул языком — хорошая ладья, быстрая. С самим морским хёггом под килем!

Бенгт стоял, широко расставив ноги и внимательно всматриваясь в спускающуюся по сходням женщину. Лейв прищурился. И разочарованно хмыкнул. В переселенке не было ничего от белоснежных дев севера или от красавиц юга. Обычная она была. В сером плаще, скрывающем фигуру, в синем платье, виднеющемся под ним. И масть невзрачная — пегая какая-то. В руках невеста держала холщовый мешок, осматривалась. И никаких чудес Конфедерации, о которых болтали дураки и мальчишки.

Самая обыкновенная дева.

Лишь на лице посверкивали круглые дымчатые стекла, скрывая взгляд.

— Что это на ней? — не отводя единственного глаза от чужеземной невесты, произнес Бенгт.

Лейв лишь пожал плечами.

— Может, украшение какое? — предположил он. — Кто их, этих чужеземок, знает…

Дева наконец спустилась, и к ней шагнул черноволосый ильх. Жених протянул невесте руки, и та, на миг замерев, осторожно подала свои.

— Ну вот и посмотрели на затуманную деву. Говорил ведь — наши лучше, — брякнул Лейв, потирая шею и отгоняя застилающий взор хмельной туман.

Бенгт еще постоял, склонив голову, а потом, резко развернувшись, пошел обратно.

А Лейв, недоумевая, какая блоха укусила приятеля, поплелся следом.

Глава 1

Несколько бесконечных, невероятных, потрясающих минут мы просто молчали. Смотрели. Дышали. Пытались осознать и впитать в себя медленно выплывающий из морской дымки город. Даже несколько дней на корабле не смогли подготовить меня к этой невероятной картине!

Краем глаза я увидела, как Иветта подняла руку, приподняла очки и украдкой вытерла с лица слезы. Надо же, а я и не подозревала в ней подобной чувствительности. Впрочем, в случае с моей язвительной спутницей, скорее всего, дело не в сантиментах, а в холодном морском ветре, поглаживающем щеки. Вряд ли Иветта настолько прониклась пейзажем, чтобы позволить себе слезы. А вот я… Я не сдержалась.

Все-таки фьорды оказались невероятными!

— А я была уверена, что все эти постеры из рекламы о переселении — вранье, — тихо протянула за спиной Лидия. И, не смущаясь, шумно высморкалась в огромный клетчатый платок.

Сейчас я была благодарна девушке за ее невоспитанность, это позволило скрыть мою собственную растерянность. Порывшись в кармане, тоже выудила платок и вытерла нос, а заодно и протерла очки. Минутная передышка позволила слегка восстановить дыхание и вернуть себе пошатнувшееся самообладание. А как говорит моя бабушка Катарина-Виолетта: «Всегда держи лицо, Эннис! Это главный признак хорошего воспитания!»

Я вернула платок в карман, очки на нос — и снова посмотрела вперед. Наша сбившаяся в кучу троица переселенок стояла на носу корабля, с которого открывалась картина, поражающая воображение. Внизу плескалась холодная вода, заключенная между отвесными скалами, сжатая ими с двух сторон. Вода злилась и билась, вспенивалась на порогах и граните, а порой взбиралась наверх и срывалась вниз водопадами. Выше стелились изумрудные холмы и темные сосновые леса, а впереди… впереди возвышался город. На фоне кобальтового неба взмывали к облакам его башни, пики, шпили, ярусы, колонны и арки! Это был самый невероятный город, который я только могла представить! Заходящее солнце золотило огромные витражные окна белоснежных зданий, каменные статуи строго взирали на гавань с площадей и мостов, а над узким проливом, ведущим к причалу, застыл гигантский воин с поднятым мечом. Я задрала голову и придержала меховую шапку, со смесью ужаса и благоговения взирая на колосса высотой с небоскреб. Наш корабль как раз проходил между его ногами, стоящими на разных берегах. Кончик стального меча, на который мог бы приземлиться самолет, вздумай каменный воин положить его на землю, оказался над нами.

Мы испуганно сжались, безотчетно опасаясь великанского оружия и грозного, почти живого взгляда гиганта.

— Это страж Варисфольда, девы. Харос Первый, — почтительно произнес ильх, сопровождающий нашу группу. — А город впереди — сердце фьордов. По легенде, в эту гавань не может войти хёггкар, везущий людей с дурными намерениями.

Я покосилась на говорившего и в очередной раз смутилась своего интереса. Впрочем, ильх на все наши взгляды и восторженные вздохи лишь улыбался, как и остальные члены группы. Не смотреть на мужчин, высоких, мощных, бородатых, одетых в меховые плащи и кожаные штаны, легко поднимающих тяжелый корабельный инвентарь, было выше наших женских сил. За несколько дней на корабле, который здесь называли хёггкаром, мы слегка привыкли к невероятной внешности мужчин фьордов. Себя они называли ильхами, а нас смешно величали девами. Но до сих пор казалось, что на встречу переселенок намеренно отправили вот такие отборные экземпляры, чтобы мы не передумали у границы и не сбежали.

Еще недавно о подобном путешествии жители нашей Конфедерации могли только мечтать. Тысячелетие назад нашу планету разделил Великий Туман — непознанная субстанция, непроницаемой стеной отделившая часть земель, которые мы называем фьорды. Веками эти территории считались потерянными, ведь, несмотря на все достижения прогресса, мы так и не сумели пробиться на другую сторону. Ни наши машины, ни зонды, ни иные изобретения не могли преодолеть эту границу. Ученые Конфедерации бились годами, пытаясь найти решение и проникнуть на заповедные территории или хотя бы объяснить свойства Тумана и его странную непроницаемость. Но, увы, безуспешно.

Первое в истории проникновение случилось несколько лет назад и потрясло устоявшийся мир Конфедерации. Наша экспедиция совершила путешествие в эти земли и даже наладила связь с местным населением. Правда, сведения о фьордах так и остались противоречивыми, а порой и пугающими. Заповедные земли оказались обитаемы. Уровень развития ильхов значительно отставал от уровня просвещенной Конфедерации, здесь все еще вручную шили одежду и пекли хлеб, для перевозки грузов использовали телегу и лошадей, а по вечерам читали при свете свечей или масляных ламп. Здесь ничего не знали о научно-техническом прогрессе. Варвары, как говорили у нас. Дикие варвары.

К тому же население фьордов оказалось не слишком гостеприимным и попасть сюда можно было лишь одним способом — стать невестой ильха. Потерянные земли приоткрывают дверь лишь для тех женщин Конфедерации, что готовы навсегда отказаться от прошлого и стать частью нового мира. Мира незнакомого, непознанного и дикого, но безумно красивого. Изображения фьордов покорили многих жительниц Конфедерации, но решающим фактором стали портреты женихов-ильхов.

Даже на фотографиях красавцы в шкурах производили сногсшибательное впечатление. К тому же за невесту каждый ильх платил золотом и драгоценными камнями, а фонд переселенцев обещал рискнувшим женщинам поддержку и всяческую помощь.

Фьорды рисовались в воображении картинами будущего счастья — простого и понятного, пусть и лишенного многих благ просвещенной цивилизации.

И вот два десятка дев — разных возрастов, цвета волос и комплекции — прошли сквозь Туман, оставляя за плечами прошлое. Воспоминание об этом проходе можно отнести к самым странным и пугающим в моей жизни. Туман казался живым и враждебным, сквозь липкий слой серо-белого марева мы двигались несколько часов практически на ощупь. Люди веками терялись в Тумане — живая и непознанная субстанция способна водить непрошеных гостей кругами, пока те не умрут от истощения или галлюцинаций.

Лишь ильхам под силу провести сквозь границу. Да и то лишь в одном месте, которое у нас теперь называют Коридором.

Из Тумана переселенки вышли утомленными и испуганными. И на другой стороне нас уже ждали сюрпризы: два каменных дракона, застывших по бокам Коридора, невероятный пейзаж фьордов и корабль — огромная деревянная ладья с устрашающим монстром на носу. Ну и здесь мы уже подробнее рассмотрели встречающих — двухметровых варваров, при взгляде на которых тряслись поджилки, и непонятно, от каких именно эмоций.

Первое знакомство с фьордами оказалось впечатляющим. Все казалось сном — невероятным и немного пугающим.

После небольшого отдыха ильхи сопроводили нас на корабль, чтобы отвезти к женихам. На хёггкаре мы провели пять дней. Это было мое первое морское путешествие, и, к удивлению, оно оказалось довольно комфортным. Хёггкар, деревянный и парусный, оказался не только невероятно быстроходным, но и удобным. Нас не мучила морская болезнь, а свежий воздух и невероятные пейзажи потерянного мира добавляли очарования и веры в будущее.

Всех переселенок обязали оставить за спиной не только прошлое, но и привычки. На корабле нам выдали новую одежду — нижнее платье изо льна и верхнее из шерсти, вязаные колготки, ботинки, плащи, подбитые натуральным мехом, муфты и шапки. Наши удобные джинсы и кроссовки навсегда исчезли. В холщовых сумках каждая из нас везла лишь несколько памятных вещей, фотографию или книгу. Мы направлялись на север, в новое, неизведанное будущее. Кто-то ждал его с испугом, кто-то — с надеждой.

А нас ждали женихи и неизвестность.

Ильхи, приставленные к нам, улыбались, но о фьордах рассказывали мало, объяснив, что это обязанность наших будущих мужей.

Основное время мы проводили в удобной общей «каюте», рассматривали дары от женихов, смешные лавки-кровати, пробовали простые и вкусные блюда, которыми нас угощали, делились планами, мечтами и страхами. Иногда отдыхали на палубе, любуясь заснеженными пиками гор или бесконечными лесами на берегах. Правда, наверх нас выпускали неохотно, пояснив, что это может быть опасно. Почему — мы так и не поняли.

Но ничего пугающего с нами не случилось, хёггкар благополучно доставил девушек в разные города фьордов.

И вот спустя несколько дней три переселенки — я, Иветта и Лидия — прибыли в Варисфольд. Лидия отправится дальше, а вот мы с Иветтой спустимся по сходням уже здесь.

Со спутницами мне повезло. Лидия оказалась из далекого провинциального городка Конфедерации и всю дорогу веселила нас байками и сказаниями своей родины. Добрая и смешливая, она вызывала у всех неизменную улыбку. Иветта, как и я, приехала из столицы, в ярких глазах за стеклами очков блестели живой ум и любопытство. Если первая покинула дом, соблазнившись обнаженными торсами ильхов с рекламных проспектов, то Иветта желала нести в новый мир свет просвещения и знаний. Моя спутница была врачом, и мир за Туманом манил ее новыми возможностями и перспективами.

— Даже если жених не понравится, то по правилам надо провести с ним месяц, а после можно разорвать помолвку и спокойно жить в полюбившемся месте, — живо объясняла во время путешествия Иветта. — Как бы ни сложилось, я останусь на фьордах, буду жить и работать под защитой фонда переселенцев! Возможно, даже открою собственную лечебницу! В Конфедерации для этого нужны годы, большие деньги и много бумажной волокиты. А здесь новый мир дает новые возможности! Я смогу изучать местное население, как Оливия Орвей, смогу написать научную работу по антропологии, смогу практиковать и спасать жизни! Просто невероятные возможности!

— Да, но вы никогда не вернетесь в Конфедерацию, — резонно напомнила я. Говорить Иветте «ты» у меня язык не поворачивался, хотя мы уже знали, что фьорды используют лишь одну форму обращения.

— Это неважно! — собеседница махнула рукой, ее глаза за стеклами очков азартно сверкали. — Я узнаю так много нового! Это просто бесценно! Кстати, вы заметили странности, Эннис?

«Ты словно сорняк, Эннис! Полынь, что нагло проросла в нашем ухоженном саду…»

— Странностей за Туманом хоть отбавляй, — улыбнулась я, стряхивая назойливый голос в голове.

— Вот, например, наш… мм… хёггкар. — Иветта погладила деревянную обшивку. — Такое примитивное парусное судно должно развивать скорость не более десяти узлов. В лучшем случае! Но мы идем со скоростью хорошего крейсера, дорогая Эннис! И я не могу найти этому разумного объяснения!

— Может, на корабле стоит двигатель? — осторожно предположила я. Разговаривать с Иветтой было невероятно увлекательно, хотя я и смущалась ее авторитета и властных замашек. Чем-то госпожа врач напоминала мою бабушку…

Иветта поморщилась и отмахнулась.

— Какой двигатель в этих диких землях, да здесь нет даже антибиотиков! Не представляю, как они тут выживают. Или, например, очки!

Я машинально поправила свои круглые стеклышки.

— Нам разрешили взять на фьорды лишь самое необходимое, и к своему списку лекарств я добавила десять пар замечательных очков! Ведь это мои глаза! Да и твои, к слову! Если стекла разобьются, я останусь слепой и не смогу работать! Но запасные окуляры вычеркнули, сказав, что они не понадобятся! И лекарства взять не позволили! А ведь это жизненно необходимо! Здесь наверняка жуткая антисанитария, жуткая! Варварство, Энни, варварство!

Я улыбнулась и кивнула. Слово «варварство» Иветта произносила с растяжкой и таким наслаждением, что было видно — загадки и запреты фьордов лишь подогревают интерес этой энергичной женщины.

— Не представляю, чем тут вообще можно лечить! Похоже, мне придется обновить свои знания по лечебным растениям!

Я улыбнулась собеседнице. Решительность ее характера обозначилась резкими морщинками у рта и стальным блеском глаз. Да, госпожа Иветта точно найдет свое место на фьордах!

— А что собираешься делать ты?

— Выйду замуж, — честно сказала я, разведя руками.

Иветта пренебрежительно фыркнула, а Лидия мне подмигнула. Тайком от нашей спутницы.

— Вы обе безнадежны, — огорченно махнула рукой Иветта, но уже через мгновение тоже улыбнулась. — Впрочем, я вас почти понимаю. Стоит посмотреть на нашего капитана и его помощников…

Мы весело и слегка смущенно рассмеялись. Да, красота и мужественность местных мужчин впечатляли. Я вытащила из кармана небольшой портрет своего жениха. Еще дома меня поразили его добрые глаза и широкая улыбка — кажется, я влюбилась в них с первого взгляда. Мой будущий муж ждал меня в таинственном Варисфольде, он был пекарем и держал небольшую лавочку в этом городе. Мне в подарок он передал ожерелье из желтых камушков и трогательное письмо, которое я зачитала до дыр.

Ничего в жизни я не ждала так, как нашей встречи. Мое воображение уже рисовало наш тихий дом возле моря, в котором всегда будет пахнуть свежей выпечкой, красавца мужа, обожающего меня, и двух, а лучше трех ребятишек.

Да, мои мечты были совершенно обыкновенными. В отличие от решительной Иветты я не собиралась менять этот мир, а лишь хотела встретить своего мужчину, стать честной женой и счастливой матерью. В конце концов, разве не это основное предназначение женщины? А мужчина, способный с утра испечь своей половинке сладких булочек, разве не идеал?

В общем, приближение к Варисфольду я ощутила оглушающим стуком сердца, повлажневшими от переживаний ладонями и, как всегда в минуты волнения, желанием что-нибудь пожевать. За эту привычку меня всегда ругала бабушка, может, оттого я ела все больше… Впрочем, думать о тех, кто остался позади, совсем не хотелось.

Ведь вот он — Варисфольд.

Дар речи покинул нас, как только шпили города засияли на горизонте.

Единый, разве мы не в диких землях? Разве варвары могли построить это?

Да Варисфольд легко посрамит даже столицу Конфедерации с ее небоскребами!

Изумление смешалось со страхом и радостью.

…Железный меч Хароса Первого медленно проплыл над кормой хёггкара и остался позади. Корабль вошел в гавань, и уже скоро ильхи скидывали канаты на причал.

Губы Лидии, осознавшей, что дальше она поплывет одна, дрогнули. Иветта лишь фыркнула и, гордо распрямив спину, ушла, а я задержалась. Обняла дрожащую девушку, дружески улыбнулась.

— Не переживай, капитан сказал, что до твоего жениха всего день пути. Он наверняка места себе не находит, ожидая тебя! А после свадьбы ты сможешь навестить Варисфольд и нас с Иветтой. Надеюсь, к тому времени моя упавшая челюсть вернется на место! Пока я даже мыслить не могу связно!

Лидия рассмеялась и, кажется, слегка успокоилась.

Мы тепло распрощались, пообещав в скором времени увидеться.

Дрожа от предвкушения и страха, я ступила на деревянные мостки, спускаясь. Солнечный луч отразился от окон величественного здания и на миг ослепил. Я стянула очки, протерла, а когда вернула окуляры на место… рядом со мной возвышалась высокая упитанная мужская фигура, а лицо под копной темных волос казалось знакомо до малейших черточек.

— Энни! — мой жених протянул мне обе руки.

Его звали Гудрет, и это означало «добрая весть». Моя добрая весть! Его румяное и красивое лицо лучилось таким счастьем, словно он увидел самую прекрасную девушку на свете. Я окинула быстрым взглядом того, кого столько времени представляла в своем воображении, и ахнула — оригинал оказался куда лучше! Высокий, улыбчивый, с веселыми темными глазами и белозубой улыбкой! На Гудрете красовались полотняные штаны, подпоясанная широким ремнем рубаха, коричневые сапоги и тяжелый шерстяной плащ, на котором я заметила следы муки. И, несмотря на широкие плечи, мужчина казался уютным и каким-то домашним.

— Наконец-то ты приехала! Я так долго тебя ждал!

От него пахло сдобой. И я от души улыбнулась в ответ. Кажется, я действительно дома!

Глава 2

Первый день в Варисфольде остался в памяти мешаниной картинок и образов. Вот мы стоим на причале рядом с покачивающимся хёггкаром, вот мои руки трогает Гудрет и тут же отстраняется с извиняющейся улыбкой — до свадьбы прикасаться к невесте запрещено, вот Иветта молча мнется рядом с высоким синеглазым ильхом, своим женихом.

Дальше нас усадили на повозку, запряженную лошадьми, и отправили в дом, где нам с Иветтой надлежало провести первую ночь в городе. Хозяйка — миловидная яркоглазая Дэгни — живо провела нас по дому и объявила:

— Варисфольд вам покажут женихи, совсем скоро. Пока отдохните, ваш путь был долгим! Но вам невероятно повезло, девы! Свою новую жизнь вы проживете в самом Варисфольде! А это лучшее место на всей земле, так и знайте! Нет башен чудеснее, чем три десятка Великих Башен, нет воздуха слаще, чем воздух нашего берега, нет города прекраснее!

Мы с Иветтой хмыкнули на эту торжественную речь, но вынуждены были признать правоту Дэгни. Я действительно не видела города красивее.

Жаль, что прогулку по этому месту придется отложить, Дэгни сказала, что нам не стоит гулять в одиночестве, пока не узнаем традиции и порядки фьордов. Впрочем, куда торопиться? Впереди целая жизнь в Варисфольде! Так что еще успеем налюбоваться и на сияющие башни, и на изумительные ярусные постройки, и на водопады, срывающиеся со скал.

Дом, в котором нас поселили, стоял на пологом склоне, за высокими елями. Внутри было три жилые комнаты и общая кухня. Здесь располагался очаг, на котором споро готовила Дэгни. А мы с Иветтой пока лишь охали и наблюдали, плохо понимая, как управляться со всеми этими ухватами и чугунками. Сама Дэгни оказалась веселой и смешливой, к тому же чем-то неуловимо напоминала Лидию. Со мной девушка смеялась, а Иветту опасалась. Впрочем, такова была реакция всех местных на эту строгую и язвительную женщину!

Пока я несколько растерянно осматривала дом, Иветта успела найти помещение для мытья.

— Эннис, идите сюда! — окликнула она.

Я пошла на голос и оказалась в небольшой комнате с каменным углублением в центре и блестящим краном.

— Поверить не могу! Неужели у варваров есть водопровод? — воскликнула Иветта, а я покраснела. Не хотелось, чтобы милая Дэгни услышала эти слова.

— Кажется, они не такие уж варвары, — тихо произнесла я, поворачивая ручку. В каменную чашу потекла вода. — Единый, теплая! Иветта, теплая вода! Как же прекрасно! Признаться, мысль, что придется всю оставшуюся жизнь мыться в лохани или бочке, меня сильно пугала!

Мы понимающе переглянулись и рассмеялись. Вода текла в чашу. Голова кружилась. Она кружилась от всего. От этого дома с добротной тяжелой мебелью, резными столбиками кроватей, балдахином, меховыми покрывалами и сундуками с коваными крышками, где хранились ткани и запасы. От древнего очага с живым пламенем. От непривычных шерстяных платьев с разрезами по бокам. От запахов — моря, сосен, нагретого камня, снега и еще чего-то совершенно нового и непонятного. Чужого. Да, этот мир был чужим, пока непознанным, но мне он уже нравился! Все оказалось гораздо лучше, чем я думала. Город фьордов поражал великолепием. И здесь был водопровод! Ну разве не чудо?

Дэгни всунула в дверь румяное лицо.

— Я принесла холстины, девы! Чтобы обтереться! На полке кувшин с мыльным взваром, пахнет цветами и ягодами! Подарок ильха Ингвара!

Я улыбнулась и деликатно опустила взгляд. Потому что строгая Иветта хоть и фыркнула пренебрежительно, но слегка покраснела. Ее жениха я видела мельком, на пристани. На вид старше Иветты, но статен и красив. И, похоже, моей знакомой он понравился, хотя госпожа врач и пыталась это скрыть.

— Холстины, надо же, — пробормотала Иветта, пряча лицо в ткани. — Ну что же, думаю, пора опробовать местную ванну! Но скажи, Дэгни, как нагревается эта вода?

Простодушное лицо девушки на миг застыло, а потом дева развела руками.

— Я не знаю. Я умею печь хлеб, убирать и стирать, вот и все!

Иветта нахмурилась, а когда наша гостеприимная хозяйка вышла, шепнула:

— Мне кажется, от нас что-то скрывают, Энни. И почему-то мне это не нравится.

— Бросьте, Иветта! — искренне удивилась я. — Вы сами называли ильхов варварами, так откуда простой девушке знать о водоснабжении города. Даже я плохо представляю, как работает водопровод!

— Похоже, ты очарована и не хочешь обращать внимание на очевидные странности. А их становится все больше! — проворчала Иветта.

Я смутилась, а женщина махнула рукой, показывая, что я безнадежна. К слову, мой Гудрет врачевательнице тоже почему-то не понравился.

— Слишком он прост, Эннис. Милый мальчик, но и только. Ни глубины, ни порывов, одни булки на уме, — недовольно пояснила она.

— Так это как раз то, что мне нужно, — смутилась я. — Простой и добрый парень, пекарня, детишки…

— Боюсь, плохо вы себя знаете, дорогая… А его не знаете вовсе. Вы очарованы красотой фьордов и влюблены лишь в мысль о любви, но не в человека. Этот пекарь не тот, кто вам нужен.

— Я уверена, что буду счастлива с Гудретом.

Иветта покачала головой с явным несогласием, но спорить не стала. И я была ей за это благодарна, потому что от слов единственной женщины, связывающей меня с прошлым, стало не по себе.

Впрочем, я быстро выкинула сомнения из головы и отправилась обживаться.

После горячего купания нас ждала вкусная, хоть и простая еда. Я облизывала ложку, не в силах удержаться, смакуя ароматный густой суп, жаркое и варенье из кисловатых ягод!

Наша то ли хозяйка, то ли прислужница потихоньку объясняла нам местные нравы. Молились ильхи перворожденным, правда, кто они такие, я так и не поняла. Вероятно, первые люди, заселившие эти земли.

— Чтобы вы могли войти в дома женихов, надо пройти обряд, — пояснила Дэгни. Иветта закатила глаза, но слушала внимательно. — Ваши будущие мужья при воинах и главах рода назовут вас своими нареченными, возьмут под свою руку и пообещают защиту и покровительство. А вы дадите свое согласие во всем слушаться и почитать новый дом и семью.

Тут Иветта слегка поперхнулась травяным чаем, и я заботливо постучала ее по спине. И спрятала улыбку. Да уж, почитать кого-то моя своенравная приятельница точно не привыкла!

— После обряда вы войдете в дом жениха нареченной и станете жить там до свадьбы. Прикасаться к невесте ильх не смеет, а если такое вдруг случится… — Дэгни озорно подмигнула. — Должен подарить подарок! Новое платье или украшение. Иные девы до свадьбы сундуками даров разживаются!

— Изумительное варварство, — пробормотала Иветта, пряча лицо за чашкой. Только дымчатые стекла ее очков блеснули в свете лампы.

— Обряд наречения состоится уже завтра, на скале хёггов. Сначала для Эннис, потом для Иветты, — огорошила нас местная жительница. — Женихи пришлют наряды и родственниц, чтобы помочь одеться и подготовиться. Так что сейчас самое время отправиться спать, и пусть хранят ваш сон перворожденные хёгги!

— Хёгги, хёггкар… — удивилась я. — Что означает это слово?

Но тут Дэгни вспомнила о каше в очаге и, сорвавшись с места, унеслась. Мы лишь переглянулись. Впрочем, что-то выяснять уже не было сил. Чудесный день оставил внутри ощущение удивления и радости, но и усталости тоже. Поэтому, со смехом пожелав друг другу милости неизвестных нам хёггов, мы разбрелись по комнатам. В углу моей тлела лампа, освещая уютное маленькое помещение. Было тепло, хотя в Варисфольде еще дули холодные зимние ветра. Путаясь в непривычных завязках, я сняла верхнее платье и обувь, пригладила нижнюю сорочку и залезла под меховое покрывало. У изножья лежало несколько горячих камней, согревая постель, от льняных простыней пахло травами и свежестью.

И засыпая, я была уверена, что сделала верный выбор. Здесь теперь мой дом, здесь. За Туманом. На фьордах. Рядом с простым парнем Гудретом!

Глава 3

Утро началось с ругательств Иветты. Госпожа врачевательница обнаружила, что фьорды понятия не имеют о том, что такое кофе. Ругалась Иветта со вкусом и выдумкой, я даже заслушалась.

— Почему меня не предупредили? — возмущалась она. — Нельзя утаивать от бедных переселенок столь весомое обстоятельство! Может, оно повлияло бы на мое решение! Неслыханно! Нет кофе!

— А еще автомобилей, смога, телевизоров, Глобальной сети и прочих достижений прогресса, — я шагнула в кухоньку, на ходу поправляя платье. Чтобы его надеть, пришлось с непривычки потрудиться. — Бросьте, Иветта, здесь очень вкусный травяной чай.

— Могу налить вам настой бодрянки из Дьярвеншила, — предложила взволнованная Дэгни. Похоже, возмущение чужачки ее изрядно напугало. — Она ужасна, но я слышала, что сама Оливия-хёгг любит этот напиток!

— Оливия? — встрепенулась Иветта. — Оливия Орвей? Мечтаю познакомиться с этой женщиной! Я читала ее работы по антропологии! Она тоже проживает в Варисфольде? Неси скорее эту бодрянку!

— Оливия-хёгг живет со Сверр-хёггом в Нероальдафе. Он — риар, — совершенно непонятно пояснила Дэгни.

— Ильхи, риары, хёгги, у меня скоро голова взорвется, — пожаловалась Иветта, хотя я могла бы поклясться, что ее причитания безосновательны. Комиссия по переселению предупреждала, что наши с фьордами языки совпадают на семьдесят процентов. Оставшиеся тридцать придется освоить на месте. К тому же даже понятные слова здесь порой произносили неясно, растягивая или, напротив, сокращая звуки.

Что ж, к этому нам тоже предстоит привыкнуть.

Дэгни поставила на стол кружку черного, как деготь, напитка, глянула с испугом. И выпучила глаза, когда Иветта сделала глоток, а потом блаженно улыбнулась.

— Прекрасно! Просто прекрасно! Не кофе, но весьма, весьма недурно! Попробуете, Энни?

— Чай гораздо полезнее, — покачала я головой. И не стала добавлять, что бабушка всячески не одобряла употребление кофе и меня вырастила с осознанием, что он вреден.

— Да, вы совершенно себя не знаете, милая девочка, — пробормотала Иветта.

Не успели мы насладиться вкуснейшими пирогами с мясом и ягодами, как пожаловали гостьи — родственницы моего жениха. Две сестры — юные девы, похожие как близнецы, а с ними седовласая, прямая как палка старуха. На каждой красовалось платье ниже колен и тяжелый меховой плащ. Волосы девы фьордов заплетали в несколько кос и связывали за спиной либо укладывали на голове. Признаться, это выглядело красиво. Я понадеялась, что вскоре тоже освою такую прическу взамен своего привычного кудрявого хвоста.

Следом за девами внесли сундуки. Наряды — пояснили нам прибывшие.

Имен я не запомнила, потому что старшая гостья при виде нас всплеснула руками и возмутилась:

— Поглоти меня Хелехёгг! Живо одеваться! Скоро ведь обряд!

Я благоразумно сбежала в купальню, а когда вернулась в комнаты, застала там изумленную Иветту. Та рассматривала наряд с таким непередаваемым выражением на лице, что я чуть не рассмеялась.

— Варварство, ну какое же варварство, — бормотала пораженная врачевательница.

Я согласно кивнула, не в силах оторвать взгляда от расшитого платья, которое держали гостьи. Совершенное, невероятное, сногсшибательное варварство! И такое красивое, что дрогнула даже деревяшка, что служит Иветте сердцем. Ну а мое и вовсе стучало и колотилось, норовя выскочить из грудной клетки.

Наряды были из белого шелка, значит, и здесь, на фьордах, этот цвет считался символом невинности и чистоты. По скользкой ткани плелись узоры — вышивка, камни, золотые и красные нити, и все это складывалось в дивные картины. Вот на многослойном подоле видны вершины заснеженных гор, вот непроходимые леса, а вот скользят в вышине странные и пугающие силуэты то ли гигантских птиц, то ли… драконов? Я присмотрелась. И точно! На наряде нареченной образ чудовища был вышит многократно. Да и при выходе из Тумана нас встречали статуи с этим изображением. А с пристани я видела распахнутые каменные крылья других изваяний. Похоже, фьорды чтят этих древних монстров? Или считают, что изображение такого чудовища отпугнет реальных врагов? Диких зверей или захватчиков?

Вероятно, так.

— Обрядное платье по нашим обычаям каждая невеста расшивает сама, — проскрежетала старуха. — Но чужачке мы решили помочь. Вряд ли твоя затуманная Конфедерация научила столь тонкому искусству!

В выцветших голубых глазах мелькнуло недовольство, и я тайком вздохнула. Старуха оказалась моей будущей свекровью. И похоже, она совсем не рада гостье из-за Тумана.

Мечта о тихом домике с мужем и ребятишками подернулась легкой ряской тревоги. Но тут девы ожили, затеребили меня, требуя скорее одеваться. Я выбралась из своего шерстяного платья, слегка смущаясь. Оголяться при посторонних я не люблю — стесняюсь своих пышных форм. Бабушка утверждала, что девушка должна быть хрупкой, как тростинка, отличаться равнодушием к еде, прямыми светлыми волосами, тонкими чертами лица, грацией, вежливой улыбкой в любой ситуации, изяществом манер и мыслей. Именно такой она и была. И дочь ее, моя покойная матушка, была такой, и кузина Розалинда, и все остальные женщины нашей семьи. Легкие, изящные, отмеченные чудесной русалочьей бледностью, томностью взгляда и плавностью движений. Все, кроме меня. Бабушка говорила, что я пошла в отца. В непутевого и случайного мужчину, непонятно как случившегося в правильной жизни матушки. Мужчина исчез так же, как и появился, — внезапно. А я вот осталась. И выросла катастрофически непохожей на девушку из семейства Вилсон. На моей голове всегда был беспорядок буйных, каштановых с рыжинкой кудрей, изящество и грация сдались под натиском неуклюжести, на носу рассыпались совершенно простецкие веснушки, а пальцы оказались лишены музыкальной тонкости. У меня не было великолепного слуха и голоса бабушки — знаменитой оперной певицы, мне не передался мамин талант пианистки, не досталось вкуса и стиля тетушек-художниц. А еще у меня был возмутительно хороший аппетит и… очки. И, к сожалению, они не делали мой образ более одухотворенным, напротив — беспощадно упрощали.

Я была обыкновенной. И совершенно неподходящей династии известной фамилии, что так гордилась талантами своих женщин. Ведь Вилсоны были известны на весь мир. С самого детства меня таскали по всевозможным урокам и учителям, надеясь отыскать в золе по имени «Эннис Вилсон» хоть крупицу одаренности. Но увы. Мне просто не досталось ни одного таланта. На уроках музыки я зевала, от моего пения учителя бледнели и хватались за сердце, мольберт действовал на меня усыпляюще, а танцы не стоило и начинать — не с моей неуклюжестью. И это свое несоответствие одаренной и одухотворенной семье я ощущала так остро, что, как только достигла двадцати лет — возраста, разрешенного для переселения, — подала заявку. Свое решение я скрывала до последнего, справедливо полагая, что бабушка запрет меня в родовом доме и не позволит сбежать за Туман. Ну, или у нее просто случится сердечный приступ.

Возможно, именно так и произошло.

Мысль о бабушке и родственниках снова кольнула сердце иголкой. Во рту стало горько. Но я сжала зубы, заставляя себя не думать о прошлом. Назад пути нет, выбор сделан.

Вот только взамен моих родственников я, кажется, рискую обрести чужих. А ведь об этом я даже не подумала. Мир за Туманом виделся мне лишь в радужных красках!

— Долго ты глазеть будешь, чужанская дева? — окликнула старуха. — Надевай скорее! Не будет Гудрет ждать до весны, замешкаешься — другую невесту найдет! Он ильх видный!

Девы-сестры засмеялись, Иветта нахмурилась. А я лишь молча сняла сорочку и скользнула в шелк. Вокруг меня закружил вихрь чужих рук и лиц, девы поправляли складки, оглаживали подол, завязывали широкий красный пояс и накрывали плечи тончайшим золотым кружевом. Поверх алого пояса лег еще один — из золотых колец, и я ахнула, увидев эту драгоценность. Мои волосы смазали чем-то остро пахнувшим и споро заплели, глаза подвели темной краской, а губы — красной. А голову накрыли расшитым покровом.

Когда девы отступили, я осторожно повернулась к зеркалу. Стекло, кстати, тоже было изумительным — словно и не зеркало вовсе, а кусок льда, почему-то не тающего в теплом доме. И отражение в его глубине казалось немного волшебным, словно зазеркалье показывало иную реальность.

И точно не меня. Вот эта дева в шелках и кружевах, с драгоценным поясом на талии, разве она может быть мною — неуклюжей Эннис?

И лишь увидев знакомые круглые очки, я слегка улыбнулась. Я. Все-таки я.

— Это надо снять! — старуха, имени которой я не запомнила, а переспросить постеснялась, ткнула пальцем в мои стеклышки.

— Простите, это невозможно, — смутилась я. — Без них я плохо вижу.

— Плохо видишь? — сестры изумленно переглянулись. — Разве ты воин, что потерял глаза в бою? Да и глаза твои на месте, почему же они незрячи?

Я моргнула, не зная, что на это ответить. Почему мои глаза утратили остроту зрения? Странный вопрос. Может, на фьордах люди отличаются отменным здоровьем? Хотя экология, отсутствие телевидения и машин вполне могут этому поспособствовать. И все же — непонятно.

— Хватать болтать! — гаркнула старуха, и я подпрыгнула. — Негоже заставлять ждать жениха! Стоит на ветру, мерзнет, ждет чужанскую нареченную, а она болтает тут почем зря!

Я хотела возразить, что вообще молчу как рыба, но не стала. К тому же голову мне покрыли еще одним слоем ткани, закрепили заколками, и теперь я боялась пошевелиться, так и казалось, что скользкий шелк свалится! На ноги мне надели мягкие туфли и замерли напротив, оценивая.

— Ты очень красивая, Эннис. Надеюсь, твой жених полюбит тебя всей душой, — как-то непривычно мягко произнесла Иветта. Глаза ее за стеклами очков подозрительно блестели. Я нервно сжала похолодевшие ладони и кивнула. Во рту пересохло, но я постеснялась попросить воды.

— На обряде наречения присутствуют только ильхи, жаль, что мне нельзя поехать с тобой, — произнесла врачевательница. — Но уверена, мы скоро увидимся, дорогая.

— Конечно, — я осторожно обняла Иветту.

За дверью уже ждала повозка, на этот раз с бархатными подушками и меховым покрывалом. Сквозь кружево покрова я смотрела на величественные дома Варисфольда, на широкие улицы, ярусы с водопадами и бесчисленные статуи чудовищ, что скалились и на моем наряде. А еще — на суровых бородатых ильхов, одетых в меха и кожу, с самым настоящим оружием — топорами, секирами, мечами в ножнах. На нежных дев в длинных платьях и накидках, на статных старух и детей, провожающих украшенную алыми тканями повозку радостными криками.

«Невесту везут, невесту везут!»

Невесту. Меня. Я — нареченная ильха, варвара из-за Тумана! Сколько разговоров в Конфедерации об этих ильхах, то твердят, что они рогаты, то — что косматы, а то и вовсе — что чудовища! Бабушка всерьез верит, что за Туманом живут и не люди вовсе — звери.

А на деле все, как обычно, вранье.

Я погладила свою расшитую юбку. Не верится, что сегодня я стану нареченной. Еще не женой, но уже названой невестой. И Гудрет введет меня в свой дом. Я увижу, как живет мой жених, познакомлюсь со всеми родственниками, навещу его пекарню и любимые в городе места… Мы будем много-много говорить, а через положенное время я скажу свое «да» и стану супругой.

Удивительно.

Неужели правда?

«Невесту везут! Нареченную везут!»

Повозка поползла вверх, на скалы. Въехала на широкую площадку и остановилась.

Я повертела головой. С одной стороны высилась скала, увитая вечнозеленым растением — то ли вьюнком, то ли плющом. Там чинно ожидали суровые молчаливые ильхи — главы родов. В центре площадки находился стол, на котором я заметила железный кубок. А возле стола — Гудрет. Плечи жениха укрывала роскошная белая шкура, закрывая расшитую полотняную рубашку. Ниже виднелись простые штаны и высокие сапоги. Я суетливо поднялась, ступила на деревянную подножку, которую поставил возница. Замешкалась. Длинные юбки трепал ветер — здесь, на площадке в скалах, он был особенно рьяным. Остро пахло морем.

При виде повозки ильхи подобрались, и все головы повернулись в мою сторону. Я занервничала сильнее, да еще и юбка зацепилась за край лавки и никак не желала освобождаться. Я похолодела, ощущая на себе десятки взглядов и безуспешно сражаясь со скользкой тканью. Да что же это такое! Ладони взмокли. Кружево сползло с макушки, и я услышала недовольный ропот.

Взмолившись про себя всем богам и даже неизвестным хёггам, я дернула юбку, и в наступившей оглушающей тишине раздался ужасающий треск.

Я порвала свой наряд. Прекрасный наряд, сшитый не мною!

О боги!

Румяный Гудрет покраснел еще сильнее и качнулся в мою сторону, но был остановлен мрачным взглядом старейшего ильха. Верно, невеста должна сама подойти к жениху. Нервно поправив сползающие очки, я придержала на голове покров и снова услышала недовольные шепотки. Юбку трепал ветер, грудь терзало отчаяние. Я ступила на снег, и брызнула из-под подошвы рассыпанная на снегу красная ягода, пачкая шелк. Мне стало дурно. Единый, да Гудрет точно от меня откажется! Кому нужна такая неуклюжая нареченная?

Пытаясь сберечь и без того подпорченное платье, я отступила от ягодной дорожки в снег, и ильхи начали переглядываться. Снова не то! Отчаянно закусив губу, я вернулась и сделала шаг. Щеки Гудрета алели пятнами. Верно, и ему обряд давался непросто.

Еще три шага, и окаянная дорожка почти пройдена. Оказывается, двигаться в таком длинном платье — сущее мучение!

«Держи голову высоко, будь достойной семьи! Да плечи расправь, мне за тебя стыдно, Эннис!» — прозвучал в голове бабушкин голос. На испачканный подол я старалась не смотреть.

Еще шаг — и мне отчаянно захотелось поправить очки. А еще растереть ледяные ладони и озябшие на ветру плечи, надвинуть на лоб окаянный полог и сделать хоть глоток воды. Но решилась я лишь на то, чтобы тайком облизать губы.

С места у стола открывался невероятный вид на Варисфольд. Солнце сияло над гаванью, расцвечивая холодные воды золотом. Город лежал внизу — невероятный, волшебный, многоярусный. И этот пейзаж заставил меня выпрямиться. Самое главное уже свершилось. Я здесь. Гудрет улыбается. И все будет хорошо!

Тихо выдохнула и глянула уже спокойнее. Мой жених тоже перевел дыхание, взял со стола тяжелый кубок, сделал глоток. И передал мне. Я радостно припала к краю, все же жажда меня замучила. Напиток оказался пряным и кисло-сладким, вкусным. Чуть улыбнувшись, Гудрет снял с себя шкуру и накрыл мои плечи. А потом резко уколол свой палец ножом и провел полосу на моем лице. Захотелось, как Иветта, произнести: варварство, ну какое же варварство! Но, конечно, я промолчала.

Ильх тем временем взял со стола тонкий обруч с красным камнем в центре. И, отбросив с моего лица полог, положил на ткань венец.

Я вздохнула с облегчением. Теперь я видела нормально, а не щурилась, словно крот из норы, пытаясь хоть что-то рассмотреть сквозь кружева!

— Здесь, на скале предков, перед ликом перворожденных хёггов и старейшин рода, я, Гудрет, беру Эннис под руку свою, принимаю в дом свой, называю своей нареченной и надеваю ей на голову венец, — звонко произнес жених. За спиной раздался гул голосов. — Ты согласна войти в мой дом нареченной, Эннис? — серьезно спросил Гудрет.

Я замерла, всматриваясь в его темные глаза. Ища в них то, что было мне так нужно: понимание, поддержку, и пусть еще не любовь, но уже — симпатию. Хотелось навсегда сохранить этот момент в сердце. Чтобы вспоминать потом…

Открыла рот, собираясь сказать: «Согласна».

За спиной вдруг кто-то вскрикнул, зашумел, что-то стукнуло. Гудрет моргнул и отвернулся, прерывая обмен взглядами. Я хотела спросить, в чем дело, но не успела. Ильхи вздрогнули, слаженно выхватили мечи. При виде оружия стало не по себе.

— Да что происходит?!

Никто не ответил. Гудрет схватил меня за руку.

— Хёгг! Черный хёгг! — прокатилось над скалами.

— На нем кольцо Горлохума!

— В Варисфольде нельзя призывать хёгга!

— Нарушил закон! Отступник! — рыкнул огромный ильх с бородой, заплетенной в косичку.

Что?

Я обернулась. И остолбенела. Мое тело просто застыло, а разум отказывался верить в увиденное. Прямо на меня неслось чудовище. Существо, которого нет и быть не может. Дракон. В распахнутой пасти виднелись багровое нёбо и язык, клыки торчали смертоносными копьями. На гигантской голове дыбом стоял гранитный гребень, длинная шея с матовым кольцом переходила в мощный круп, покрытый пластинами, распахнутые крылья гнали воздушную волну.

— Хёгг! Хёгг!

Хёгг. Дракон.

— Энни!

Огромные лапы со скрежетом ударились в камень площадки. Шипастый хвост снес стол, а ильхи попадали, словно кегли. Воздушная волна сорвала мой покров вместе с венцом, и я очнулась. Да, этого не может быть. Да, в мой утренний чай, наверное, добавили какие-то странные травы. Да, это лишь галлюцинация.

Но если я не сделаю ноги, эта галлюцинация вполне натурально меня сожрет! Потому что злобные черные глаза монстра смотрели именно на меня!

— Убирайся! — Гудрет ткнул в черную лапу кинжалом, но чудовище этого даже не заметило. Лишь дернуло хвостом, отбрасывая в сторону моего жениха. Гудрет не устоял и покатился прямо к краю площадки, к пропасти.

Не думая, я бросилась за ним, ухватила за руку.

— Держись!

Хёгг зарычал, дыхнул, и по граниту прокатилось пламя. Запахло паленым, закричали ильхи… Из последних сил я дернула Гудрета на себя, вытаскивая из жадной бездны, потянула. Он уцепился за камень, перекинул тяжелое тело на край.

И выдохнул:

— Беги… Беги, Энни! Ты не понимаешь…

Я ничего не понимала. Вокруг царил хаос, крики, рык чудовища, пламя и гибель.

— Ему нужна ты! Беги!

Ужасающий взгляд дракона снова нашел меня, и когтистая лапа сгребла в смертельный захват. Меня сжало, скомкало, вжало лицом в пахнущую пеплом и землей плотную кожу, а потом дернуло вверх. Так резко, что дыхание выбило из груди, я задохнулась и совершенно потерялась в невозможности происходящего. Хлопок крыльев ударил по ушам, словно выстрел, хёгг сорвался в пропасть, а потом взлетел. Я ничего не видела, лишь ощущала рывки гигантского тела. И с каким-то отчаянным, безнадежным весельем я подумала, что теперь знаю великую тайну фьордов.

Драконы. Здесь обитали драконы.

И один из них тащит меня неизвестно куда!

Глава 4

Полет в тисках драконьей лапы остался в памяти ощущением удушья, ужаса, холода, рывков и запаха пепла, забивающегося в ноздри. Держало чудовище крепко, я даже не могла повернуться, меня просто сдавило воняющей лапой так, что я всерьез опасалась за свои ребра. Шея жутко затекла, щека горела огнем от впечатанной в нее дужки очков. Боги! И честно говоря, я опасалась открывать глаза, потому что мои окуляры вполне могли разбиться. Вдруг там торчат осколки? Мамочки…

Я даже призвала на помощь всевозможных богов, молясь о том, чтобы потерять сознание. Но нет! Моя нервная система оказалась на удивление крепкой и, несмотря на явную перегрузку, продолжала исправно работать. И сообщать моему воспаленному разуму подробности нашего увлекательного путешествия! Вот, судя по звукам, мы летим над водой, я слышу плеск волн. Да и ноги обдает ледяными брызгами. Вот мимо проплывают скалы, рычит какой-то зверь. Вот мы взмываем вверх, и от рывка закладывает уши… и снова — вниз, к воде…

Это длилось бесконечно, я уже перестала ощущать затекшее тело. Страх уступил место желанию поскорее куда-нибудь долететь. Ну в самом деле! Если чудовище собралось меня сожрать, то хорошо бы сделало это побыстрее. А еще желательно — и безболезненно. Потому что ожидание точно страшнее смерти!

Кажется, я все-таки отключилась. То ли задремала, то ли и правда — лишилась сознания. Очнулась от очередного рывка, а потом хёгг резко упал вниз и… ударился о землю остальными тремя лапами. «Мою» он поджимал, держа на весу. Когти разжались, и я кубарем вывалилась на снег. Кряхтя и подвывая, перевернулась и встала на четыре точки — колени и ладони. Принять иную, более грациозную или хотя бы приличную позу я была просто не в силах. Освобожденное от тисков тело кололо миллионом жал и иголок, ребра болели. Очки свалились с переносицы, и я даже удивилась, потому что была уверена, что они вросли в мою щеку! Пошарив, я нашла свои стекла и дрожащей рукой вернула на место. И тихо застонала — левое треснуло. А правое испачкалось. Может, поэтому мне кажется, что огромная туша чудовища дрожит и словно расплескивается?

Стянув очки, я, как смогла, протерла их куском грязного платья, нацепила на нос. И обомлела. Дракон-хёгг исчез. Там, где мгновение назад был монстр, теперь стоял человек. Мужик, тоже весьма устрашающей внешности. Ростом не менее двух метров, мощный, с клокастой черной бородой, заплетенной в три косички. Одет, как и многие ильхи, в полотняные штаны, сапоги, рубаху с широким кожаным поясом и металлическими кольцами. Наряд дополняла меховая накидка да рукоять огромного меча на боку. Один глаз закрывала повязка. В вороте рубашки виднелся какой-то черный обруч.

Жуть!

И пока я, открыв рот, рассматривала ильха, одноглазый шагнул ко мне и, не церемонясь, подхватил. Поставил на ноги, и я икнула. Шатнулась, но устояла. Так же, не церемонясь, мужик потащил меня в сторону. Я лишь успела увидеть, что приземлились мы на скальную площадку — видно, любят хёгги такие места!

Одноглазый втащил меня в какой-то проход, протянул по узкому лазу-коридору и выпихнул в огромную пещеру. Я моргала и, кажется, поскуливала — от страха и полного непонимания происходящего. Хотелось заорать, что я переселенка, что у меня есть права и какой-то там фонд их защищает, но интуиция подсказывала, что этому одноглазому чудовищу плевать и на права, и на фонд. Да и на меня тоже.

Внутри пещеры висел плотный, густой, жарко пахнущий пеплом полумрак. У дальней стены громоздилась какая-то куча, под ногами валялись ящики, коробки, сундуки, кубки, монеты…

— Слушай сюда, чужанская врачевательница! — Ильх остановился и рывком развернул меня к себе. Единственный его глаз, темный, как самая гиблая ночь, угрожающе блеснул. — Вот там, — короткий взмах в сторону кучи, — лежит тот, кого ты должна вылечить. Здесь есть твои чужанские лекарства, найдешь что надо. Он должен очнуться, поняла? Если он умрет, я сброшу тебя со скалы. Если попытаешься бежать, я сброшу тебя со скалы. Если что-то сделаешь не так, я сброшу тебя со скалы!

Одноглазый мрачно прищурил свой глаз.

— И забудь про всякие глупости, поняла, дева? Ради того, чтобы притащить тебя в Карнохельм, я призвал хёгга над Варисфольдом. Нарушил закон. Стал отступником. И мне на это наплевать. Я пойду даже в пасть Хелехёгга, если понадобится вытащить Рагнвальда! Осознай это своей ученой головой, дева! — ильх постучал грязным пальцем по моему лбу, и я отшатнулась. Босая нога — туфли остались где-то в волнах фьордов — попала на острый камушек, и я ойкнула. Одноглазый с пугающей заботой меня придержал и даже прислонил к стене.

— Он умирает. Лечение фьордов не помогает, — припечатал ильх. В темном глазу мелькнуло отчаяние. — Черный хёгг умирает. Умрет Рагнвальд, умрешь ты. Я сказал, дева! Вылечи его!

— Но я… — я отмерла наконец.

Ильх склонился и щелкнул зубами прямо перед моим носом.

— Некогда мне с тобой болтать, врачевательница! Слишком много времени я провел вдали от Карнохельма! — он хмуро осмотрел мою дрожащую и сжавшуюся от ужаса фигуру. Поморщился недовольно. — Не выходи из пещеры. Я приду завтра. Лечи, дева!

И скрылся за поворотом лаза.

Слова «но я вовсе не врачевательница» так и остались при мне.

Некоторое время я так и стояла — привалившись к стене. Мне надо было как-то осознать случившееся и привести в порядок свое пошатнувшееся и вставшее с ног на голову мировоззрение. Итак, на данный момент своего прискорбного положения я могу сделать несколько выводов. Во-первых, фьорды населены драконами. Второе: драконы-хёгги, похоже, способны оборачиваться людьми. Да, это невозможно, но я устала повторять эту фразу! Третье: меня похитили и почему-то считают врачевательницей. Почему — понятия не имею. Машинально поправила свои очки. Очки! Может, этот сумасшедший верзила принял меня за Иветту? Госпожа врач тоже носила окуляры… Очевидно, одноглазый узнал, что в Варисфольд прибыла переселенка-врачевательница, но не знал, что из-за Тумана приехали две невесты? Не только ученая Иветта, но и неуклюжая, ни на что не годная Эннис…

И напоследок — я должна кого-то вылечить, иначе…

Во рту стало кисло, кажется, я прикусила щеку.

Сдернула очки, поправила кривую дужку, безнадежно протерла стекла, вернула на место.

— Надо взять себя в руки, — пробормотала я, с ужасом всматриваясь в полумрак. Успокоиться не удалось, меня колотило от страха и непонимания. А я ведь не верила в дикость фьордов! Как и многие, думала, что здесь всего лишь немного другой уклад жизни! Вот какой уклад — спереть нареченную со свадьбы, притащить в какую-то пещеру и улететь, порыкивая!

Ужас-то какой!

Всхлипнув, я рванула к лазу-коридору. Промчавшись насквозь, выскочила наружу. В грудь ударил холодный морской ветер. С двух сторон площадку подпирали отвесные скользкие скалы, с третьей, открытой, была пропасть. Ежась от холода, дрожа и с трудом вытаскивая ноги из снега, я осторожно приблизилась к краю, глянула вниз. И отшатнулась. Внизу билось об острые гранитные пики море.

Вода пенилась и бушевала, норовя добраться до меня, слизнуть с ненадежной площадки и утащить на дно. И до самого горизонта была лишь свинцовая вода. Ни клочка суши, ни корабля, ни помощи.

Выругавшись так, что моя бабушка наверняка упала бы в обморок, я двинулась обратно в пещеру.

Внутри было относительно тепло, и это пока оказалась единственная хорошая новость. Меня колотило от страха и холода, тело закоченело. Так что какое-то время я просто растирала руки и ноги, надеясь, что те не отвалятся от обморожения. А когда немного согрелась, начала оглядываться. Своды каменной ловушки терялись во мраке. Как и противоположные стены. Освещала это странное помещение огромная куча… углей! Сделав шаг ближе, я удивленно всмотрелась в целую гору слабо тлеющей золы. От нее исходили густой жар и слабый красноватый свет. В этих тусклых отсветах я смогла рассмотреть кучу хлама, наваленного здесь же. Похоже, в пещеру просто тащили и сваливали все подряд — от золотых тарелок до железных ящиков, на которых я с удивлением рассмотрела медицинский знак Конфедерации. Поглазев на это добро, я обошла кучу вокруг. Одноглазый сказал, что здесь лежит умирающий. Но где же он?

Не то чтобы я и правда надеялась кого-то спасти, но осознание, что в этом жутком месте прячется еще один ильх, сильно нервировало. Если он окажется таким же жутким и агрессивным, как одноглазый, боюсь, что лучшее — это самостоятельно прыгнуть в море. Крадучись и замирая на каждом шагу, я обошла черную кучу. Рассмотрела ящики и наваленное там барахло. Но человека не нашла. Может, одноглазый варвар просто местный сумасшедший и здесь никого нет? Или тот человек, Рагнвальд, выздоровел без помощи неумехи-чужачки да ушел? Как-нибудь…

Может, здесь вообще есть другой выход?

Воодушевившись и приободрившись, я снова обошла пещеру, тщательно исследуя стены в надежде увидеть дверь. Или лаз. Или хотя бы дыру! Но через пару часов устала, выдохлась, вконец проголодалась, а кроме влажных камней так ничего и не обнаружила.

— Ничего не понимаю, — пробормотала я. Собственный голос прозвучал жалобно и испуганно. — Бред какой-то! Зачем этот двухметровый псих меня похитил, если здесь пусто? Нет здесь никакого Рагнвальда! Ну и имечко, кстати… Язык можно сломать!

Громадная черная куча углей мелко дрогнула, осыпаясь. И в провале показалась узкая голова с закрытыми глазами. Змеиная. Ну, если не считать жутких загнутых шипов-рогов и гигантских размеров.

Я шарахнулась назад, наступила на свой подол и, взмахнув руками, рухнула на утоптанный земляной пол. Взвыв от боли, перевернулась и поползла к стене, боясь оглянуться. Спряталась за железный ящик, затихла. Ужас сдавил сердце тисками, не давая дышать. Ужас и понимание.

Загадочный Рагнвальд здесь все-таки был. И это был дракон.

Глава 5

Через полчаса настороженного дрожания за ящиком я рискнула выползти наружу. Гора углей по-прежнему тихо тлела, чудовищная голова снова скрылась в золе. В пещере висела тишина, нарушаемая лишь моим сиплым дыханием.

Хёгг не подавал никаких признаков жизни.

Может, он уже умер?

И одноглазый, вернувшись, сбросит меня со скальд прямо на черные пики!

— Хватит трусить, Энни! — шепотом ободрила я себя.

Нет, все-таки как меня угораздило так влипнуть? Я ведь почти обрела счастье! Перед глазами воочию встала фигура Гудрета, его улыбка. Ну почему, почему мне так не везет? И как можно перепутать меня с Иветтой, в конце концов, я на пятнадцать лет младше!

Сокрушаясь и ворча, чтобы не было так страшно, я снова обошла пещеру. Может, сказать одноглазому, что он ошибся? И я не та, кто ему нужен? Он проникнется и вернет меня обратно, в Варисфольд, к жениху!

Я фыркнула от этих мыслей. Ну да, как же! Стащив меня, это чудовище нарушило какой-то закон. И узнав об ошибке, скорее, просто избавится от помехи. Да-да. Скинув со скалы!

Да и не поверит мне одноглазый. Решит, что вру и просто не хочу лечить этого Рагнвальда! Чтоб ему икалось! А если поверит, будет еще хуже — вдруг сумасшедший надумает и меня со скалы сбросить, и за Иветтой слетать? Ой, мамочки…

Мрачно покосившись на неподвижную кучу углей, я покачала головой.

Нет, правду говорить нельзя. Значит, мне остается лишь притворяться врачевательницей. И искать пути спасения! Помогите мне эти самые… перворожденные хёгги! Будь они все неладны!

Попинав с досады кучу какого-то тряпья, я решила, что для начала надо найти хоть что-то, похожее на обувь. Внутри пещеры хоть и тепло, но из лаза тянет холодом, да и земляной пол усыпан острыми угольками. Порывшись, я вытянула какие-то грязные тряпки и скривилась.

— Сгодится на портянки, — пробормотала я, решив, что не время привередничать. Приладить тряпку к ногам оказалось непросто, пришлось оторвать от своего наряда ленты и крепко обвязать импровизированный носок. О том, во что превратилось мое прекрасное платье, я старалась не думать, хотя его до слез было жаль. И за эту загубленную красоту особенно хотелось убить одноглазого.

Урод фьордовский! Сволочь!

Передернула плечами и поднялась. Через час поисков я поняла, что основное содержимое ящиков и сундуков — медикаменты. Все подряд. Ампулы, склянки, пилюли, шприцы и таблетки… Некоторые с давно истекшим сроком годности. Откуда это добро на фьордах и как оказалось в этой пещере, я не имела понятия. Еще удалось найти кучу грязных тряпок и рваное лоскутное одеяло. Но на этом полезные находки закончились. Ни еды, ни воды, ни нормальной теплой одежды в пещере не было.

Я перебрала ветхие грязные лоскуты и отбросила с досадой. Сплести из этого прочную веревку, чтобы спуститься со скалы — тоже не выйдет. Дыра на дыре и дырой погоняет! Такая веревка не выдержит и кошку, не то что довольно упитанную переселенку.

Одноглазое чудовище не оставило ни единого шанса на побег!

А мне жизненно необходимо выбраться! Только бы покинуть эту скалу, найти людей, мне помогут! Точно помогут! Я вернусь в Варисфольд к Гудрету! Я не сдамся!

Проклятый одноглазый.

— Сволочь двухметровая, — прошипела я. — Ненавижу!

Почесала затылок, размышляя. В волосах обнаружился мусор, красиво уложенная коса растрепалась. Выглядела я наверняка как чучело! Да еще и стекло в очках треснуло! И есть хотелось…

Желание расплакаться достигло апогея, но я себе не позволила. Потом пореву. Где-нибудь в тепле и безопасности. А здесь лучше вообще никаких звуков не издавать, мне совсем не хочется снова увидеть голову хёгга! Не говоря уже об остальных частях его тела!

Подумав, я высыпала из небольшой железной коробки ампулы и снова вылезла наружу. На скалы опустилась ночь. Тяжелая, звездная, бархатная. Тьма лежала таким густым плотным пологом, что казалось — ее можно потрогать рукой. Синие звезды россыпью камней окружили тонкий серп месяца. Ночь принесла с собой мороз, и в своем рваном платье и грязном одеяле поверх него я мигом продрогла. Ноги в импровизированных носках-портянках окоченели.

Значит, у меня есть еще один враг — зима. Без теплой одежды я далеко не убегу. Да и как вообще отсюда убежать?

Попрыгав, чтобы согреться, я зачерпнула в ящик снега. Набила до верха и бегом вернулась в пещеру. Тепло мягко окутало меня, и я вздохнула. Поставила свой ящик со снегом на угли с краю и присела рядом, надеясь, что растает он быстро. Но пить хотелось так сильно, что не дождалась, сунула белый комок в рот. Зубы сразу заломило. Зато жажда отступила. Жаль, что нельзя так же просто решить вопрос с питанием.

От усталости и пережитого страха тело стало ватным и тяжелым. Да уж, непростой день у меня выдался.

Инстинкт подсказывал, что устроиться на ночлег лучше подальше от монстра, да только снаружи я мигом превращусь в ледышку. Стараясь не шуметь и пыхтя от напряжения, я стащила в дальний угол все железные ящики, выстроила заграждение-баррикаду. Между ней и стеной сложила все найденные тряпки. Вряд ли это можно назвать постелью, но хоть что-то…

Залезла в свое убежище, свернулась клубком. Очки положила рядом. И затихла. Живот ворчал от голода, тело ломило… в узком лазе выл ветер, потрескивали от порывов воздуха угли. Чудовище звуков не издавало.

И мне было страшно.

Глава 6

Уснула, как провалилась.

Сознание все пыталось сохранять контроль, бодрствовать, но усталость взяла свое. Только сон вышел нервным и тяжелым. От каждого звука — непривычного и пугающего — я вздрагивала и просыпалась. Да и лежать на жестком земляном полу оказалось холодно и неудобно.

В очередной раз открыв глаза, я отшатнулась. Рядом со мной сидел на корточках мужчина, одетый лишь в простые полотняные штаны. Лицо и рифленое от литых мышц тело сплошь покрывали рисунки — багровые, подозрительно похожие на запекшуюся кровь. Я присмотрелась. Крылатые силуэты, оскаленные морды, когти и клыки — хёгги. Несмотря на отсутствие нормальной одежды и обуви, от холода ильх не страдал. Напротив. Смуглую кожу покрывали бисеринки пота, и казалось, от сильного тела даже идет пар. Мой ошалевший взгляд прошелся по широкой груди, по плечам, по рельефному прессу… Дернулась в сторону, чтобы не видеть темную дорожку волос ниже. Сглотнула. И наконец посмотрела незнакомцу в лицо.

Меня разглядывали бесстрастные и холодные глаза. Взгляд — отстраненный и равнодушный — непонятным образом затягивал в свою глубину, словно ледяная воронка. Расширенные зрачки скрывали радужку, но кажется, она была светлой. Я изумленно уставилась на мужское лицо, впитывая его черты. Широкие темные брови вразлет, высокие острые скулы, прямой нос, красиво вылепленные губы и четкая линия подбородка. Незнакомец оказался безбородым, лишь с тенью щетины. Длинные темные волосы были связаны за спиной, как и у многих ильхов, а на шее тускло блестел черный обруч.

Мужчина не двигался. Застыл на корточках, не сводя с меня внимательного взгляда. С отстраненным интересом исследователя он рассматривал мое лицо, растрепанные волосы, грязное платье. Плечо, виднеющееся в дыре. Пальцы с обломанными ногтями. Очертания груди и бедер. Колени. Ноги, замотанные тряпками.

Меня бросило в жар, щеки заалели. И почему от этого взгляда хочется либо прикрыться, либо…

Не додумав крамольную и постыдную мысль, я охнула и неловко села, поджав ноги.

Незнакомец не шелохнулся. Лишь зрачки в его глазах на миг сузились — и снова затопили светлую радужку. Словно не живой человек, а статуя! Только от мощного тела пышет жаром, показывая, что это все-таки не камень! Но как он попал в эту пещеру? Неужели и правда есть другой выход? Может, этот ильх мне поможет? Признаков агрессии он не выказывал. Просто смотрел. Вернее, неприлично и бесцеремонно разглядывал, но что взять с варвара? Вряд ли мужчина, покрывший лицо и тело кровавыми узорами, хоть что-нибудь понимает в приличиях!

Я тронула переносицу, чтобы поправить очки. И замерла. Стекол на носу не было. Ну конечно, я ведь сняла их, когда легла спать! Но тогда как я так хорошо рассмотрела и рельеф мышц незнакомца, и его босые ноги, испачканные в саже, и темные ресницы?

Это что же выходит…

Я вздрогнула и… проснулась.

Рывком нацепила окуляры, осмотрелась. Никакого ильха рядом со мной не было. Конечно, не было, он лишь приснился мне. Может, я видела кого-то похожего в Варисфольде, вот воспаленное сознание и нарисовало образ?

Я нахмурилась. Потому что была уверена, что никогда не встречала этого мужчину. Творческие таланты моей семьи мне не достались, зато память я получила отменную. Нет, незнакомца я раньше не видела, такое лицо точно не забывается. Значит, он лишь плод моего воображения?

Вероятно…

Сон слетел. К тому же я успела окоченеть.

Кряхтя и растирая озябшие руки, я выбралась из-за баррикады ящиков. Угли почти догорели, отчего в пещере стало темно и холодно.

И только я собралась размяться и попить, как огромная черная куча пришла в движение. Дрогнула верхушка, и обугленные деревяшки посыпались вниз, выпуская огромную драконью голову на длинной шее. И эта чудовищная голова повернулась в мою сторону. Открылась клыкастая жуткая пасть. А потом хёгг тихо зашипел и устремился ко мне!

Завизжав от ужаса, я рванула в сторону выхода. Страх совершенно лишил меня самообладания. Боги! Да хёгг же меня сейчас сожрет! Наверняка проголодалась зверюга, а тут я — сочный и даже упитанный кусок мяса! Перекусит пополам своими зубищами, заглотит и не заметит!

— Подавишься! — заорала я скорее от страха.

Видимость в пещере была почти нулевая, лишь со стороны лаза тянулась полоска серого света. К ней я и неслась, почти не соображая. Огромное тело дракона угрожающе ворочалось позади, норовя схватить! И когда вожделенное спасение уже дышало в лицо свежим воздухом, моя проклятая неуклюжесть все испортила! Под ногу попался острый камушек, даже портянки не спасли! И я, нелепо взмахнув руками, упала. Охнула, ударившись коленками. И тут же вопль замер в глотке. Ко мне склонилась драконья голова. Очертания рогатой змеиной морды. Из жуткой пасти пахнуло кровью. Верно, съел уже кого-то… Может, еще одну глупую переселенку?

Вот тебе и новое будущее, Энни! Для чего я покинула дом? Чтобы стать обедом чудовища?

— Пошел вон! — заорала я от потери сознания. Да-да, оно точно меня покинуло, оставив лишь слабо дергающееся и орущее в истерике тело. — Не трогай меня! Не приближайся! Не смей меня жрать, сволочь! Я — ядовитая!

Блики света сплясали на влажных клыках. Огромных. И я треснула дракона по носу. Ладонью. Понимая краешком ошалевшего сознания полнейшую абсурдность своих действий. Но паника не давала мыслить, инстинкт лишь требовал защищаться. Как угодно!

Всхлипнув, я задом поползла к лазу, надеясь выбраться, пока дракон не двигается. Проход слишком узкий, хёгг не сможет вылезти за мной наружу! Это мой шанс! Пятясь, я достигла скального коридора и тут уже вскочила, не обращая внимания на боль в лодыжке. И понеслась наружу.

Позади взревело чудовище. Глухо, протяжно. Словно от боли. И мое сердце сделало в груди кульбит. Что с этим монстром? Почему он так воет? Разве драконы вообще воют? Хотя что я об этом знаю!

Ударившись плечом о выступающий камень и ободрав кожу, я вывалилась наружу. Упала на снег, тяжело дыша и жадно хватая открытым ртом лед.

И тут сверху раздался ненавистный голос одноглазого ильха:

— Он очнулся! Хёгг очнулся! Помогла чужанская врачевательница! Я знал, что он не умрет! Выкарабкается!

Я неуклюже поднялась, стряхнула снег и с ненавистью глянула на бородатого ильха. Выглядел он так же, как и вчера, лишь на его плече болталась тушка барана. Единственный глаз ильха весело поблескивал, на меня он сегодня смотрел почти радушно.

— Притащил закуску для зверя! — усмехнулся ильх, увидев мой взгляд. — Покормлю и вернусь, жди здесь, дева. Кажется, хёгг не в духе, слышишь, как рычит? Может, не нравится ему твое лечение? Да ты не пугайся, я же шучу!

И, радостно оскалившись, зашел в лаз.

Я привалилась к ледяной стене и обхватила себя руками. Внутри пещеры одно чудовище уговаривало другое отведать вкусного свежего мяса. Снова завыл хёгг. Но как-то глухо, безнадежно.

Изредка доносились какие-то шлепки, треск, голос ильха. Он что-то бормотал, то ли молитвы, то ли ругательства — не разобрать.

А потом и вовсе все стихло.

Одноглазый вернулся, когда я почти вмерзла в гранит.

Глянул радостно и, сдернув с себя меховой плащ, укрыл мои плечи. Укутал накрепко и даже завязал веревку у горла. Потом стащил свои сапоги и, присев, впихнул в огромные обувки мои окоченевшие ступни. Голенище доставало мне до бедер, а внутри сапог оказалась куча свободного места, даже несмотря на портянки. Я не двигалась, понимая, что возражать бесполезно, да и глупо. Мех остро пах мужским телом, но и согревал отменно. Блаженное тепло окутало благословенным пологом, и мои зубы почти перестали стучать.

Ильх потоптался рядом. Его, кажется, вовсе не смущало отсутствие верхней одежды и обуви, варвар лишь расправил плечи да потянулся.

— Ты на меня не злись, врачевательница, — неожиданно выдал одноглазый. — Не хотел я, чтобы так. Но и выбора у меня не было. Рагнвальд много дней не приходил в себя, я устал жечь вокруг него костры да плавить золото. Умирал он. И место силы не помогало! Хёгг его умирал, и брат умирал. А ты что-то сделала, и он очнулся. Первый раз! — Ильх потрогал рукоять огромного топора на своем поясе, и я вздрогнула.

От одного вида этого огромного одноглазого ильха хотелось куда-нибудь спрятаться! Я выросла среди женщин, в обстановке тепличной и одухотворенной, и такая агрессивная мужская сила в непосредственной близости от меня подавляла и пугала.

Правда, недостаточно, чтобы заставить умолкнуть любопытство.

— Что такое место силы?

— Так вот же оно, пещера эта, — удивленно протянул ильх. — Золото и жар углей. Верное средство для раненого черного хёгга! У вас там, за Туманом, что же, совсем ничего не знают?

Я мотнула головой и хотела спросить, что случилось с тем чудовищем внутри, почему зверь умирает, но прикусила язык. Какое мне до этого дело? Я все равно не смогу его вылечить!

— Так что ты лечи его, врачевательница. Лечи, дева! Я все фьорды облетел в поисках такой, как ты! Твоя Конфедерация, говорят, иная, там есть ученые девы, такие, как наша Оливия-хёгг. Лечи и останешься жива!

— Может, еще и в Варисфольд пообещаешь вернуть? — произнесла я и сама удивилась тому, как хрипло звучит голос. Наоралась. Ну или замерзла.

Одноглазый помрачнел.

— Врать я не приучен, — мрачно протянул он. — В Варисфольд тебе возврата нет, дева. Но вылечишь Рагнвальда, жить станешь в Карнохельме, это я тебе, Бенгт Одноглазый, обещаю. И не сердись. Пусть нет у нас трех десятков сияющих башен, да тоже найдем чем удивить. Только вылечи, дева. А там… Риар Города-над-Бездной в долгу не останется!

Я хмыкнула. Значит, от угроз перешли к обещаниям? Ну-ну. Только вот что делать с тем, что на фьорды я приехала к жениху и что я вовсе не врачевательница? И почему чудовище очнулось, я понятия не имею! И вообще, ему не врач нужен, а какой-нибудь звериный знахарь! И то…

Словно услышав мои мысли, Бенгт прищурил свой глаз.

— Ты уж старайся, дева! Хорошо старайся! Награжу, если все сделаешь верно. А если нет… Я уже говорил, врачевательница. Помни мои слова!

Ну вот, снова угрозы. Какое непостоянство!

Я благоразумно прикусила язык.

— Углей я накидал и огонь разжег, для хёгга это сейчас первое снадобье — чтобы жара побольше, — задумавшись, произнес Бенгт. — Вот только от мяса хёгг отказался. Плохой признак! Зверь, который не ест, умирает. А он не ест уже… — ильх растопырил пальцы, нахмурился, мотнул головой.

Он что же, даже считать не умеет?

— Долго! Долго не ест! Как я отправился на поиски лекарства, так и не ест! Так что ты накорми его, врачевательница!

Что? Я должна кормить это чудовище? Это каким, интересно, образом?

— Для тебя я тоже кое-что принес, вы, чужанские девы, говорят, нежные, к сырому мясу и простой жизни неприученные. Наши-то закаленные, а то, что ты иная, я как-то подзабыл… Вот, возьми. Там копчености и сыры, поешь. — Бенгт ткнул пальцем в мешок у скалы. — Шубу оставь себе, обувку я подходящую потом найду, в этой пока походишь. К тому же ходить тебе и не надо, сиди в пещере да лечи моего брата! Да не трясись так! Я же не зверь!

Ну с последним я бы поспорила, но предпочла промолчать.

Ильх досадливо поморщился, окинул меня еще одним хмурым взглядом. Задержался на растрепанных кудрях и кривых очках. Постоял, раздумывая и поглаживая рукоять своего топора. Кто б сказал варвару, что этот жест совершенно не располагает к душевной беседе с ним!

— И еще. Когда хёгг рычит, лучше прячься, дева. Кольцо Горлохума порой тяжелая ноша. А для того, кто призвал зверя в таком возрасте, вдвойне. Так что ты берегись, дева. Слышишь рык — сиди тихо и молись перворожденным, чтобы Рагнвальд вернулся и сохранил свой разум. Мой брат сильный. Он справится! А ты ему помоги, врачевательница! Помоги, слышишь? Это важно.

Бенгт вдруг качнулся ко мне, словно хотел сжать плечи. Я испуганно шарахнулась назад, и ильх застыл. Почесал свою бороду, поморщился досадливо. Кивнул мрачно, развернулся и, не прощаясь, побежал к краю площадки.

Рухнул вниз. И через миг над пропастью взлетел черный дракон. Глянул в мою сторону и, завалившись вбок, полетел вдоль скал.

Я стояла, пока черная туша не превратилась в точку, а потом и вовсе растворилась в облаках.

Из пещеры не доносилось ни звука.

Вздохнув, я развязала мешок, принесенный Бенгтом. Внутри и правда была еда — несколько полосок копченого мяса, лепешки и кусок пресного сыра. В былые времена на такое нехитрое угощение я бы и не посмотрела, а сейчас запихивала сухие куски в рот, облизывая пальцы и урча от удовольствия.

— Скоро я тут сама озверею, — пробормотала, когда голод немного отступил. Усмехнулась, представив, что сказала бы моя семья, увидев сейчас Эннис Вилсон! Вот такую — лохматую, грязную, в чужой одежде, жадно раздирающую кусок мяса и даже, кажется, порыкивающую, чтобы не отобрали! Тетушка Джун наверняка упала бы в обморок, тетушка Хло — потребовала сердечные капли, а бабушка окинула бы разочарованным взглядом, ясно говорящим, что ничего иного от сорняка Энни она и не ждала.

Но сейчас на этой скале не было моих родственников. Здесь были лишь я и чудовище!

С трудом заставив себя остановиться и не съедать все, что было в мешке, я отложила еду. Протерла лицо снегом, сунула в рот ледышку. И, крадучись, двинулась в сторону пещеры. Мне хотелось бы остаться здесь, в относительной безопасности, но не выйдет. Выжить на ледяной скале я точно не смогу, даже в шубе!

Оставшиеся продукты я пристроила у входа, придавив мешок большим камнем. И осторожно вошла в пещеру. Хёгга видно не было, у дальней стены снова возвышалась гора золы и углей. Похоже, Бенгт постарался, завалив дракона по самую макушку. Красноватые прожилки углей порой разбрасывали искры и давали тусклый свет. Я потопталась у входа. Надо придумать, как отсюда выбраться и вернуться в Варисфольд. Там мне помогут! В конце концов, есть же фонд содействия переселенкам!

Хмыкнула. Ну да. Где был этот фонд, когда меня с собственной помолвки утащил дракон?

Возле кучи углей лежали на ящике куски мяса — похоже, Бенгт тут помахал своим топором! Я поморщилась. И что мне делать с этой мясной лавкой? Варварство какое…

Чихнула, подтверждая свои невеселые мысли. И, нахмурившись, полезла в ящики с лекарствами. Не знаю насчет хёгга, а вот мне точно не помешает помощь. Закинув горсть знакомых пилюль в рот, я запила все талой водой и уселась на ящик — думать. Правда, толку от моих размышлений пока не было. Как выбраться из этой ловушки, я по-прежнему не знала. Меня не учили выживать на ледяных скалах или лечить драконов! Я не знаю, что делать!

Снова чихнула и потерла нос.

Гора углей оставалась неподвижной. Может, этот ужасный дракон уже умер?

Я вскочила, не зная, стоит ли радоваться. Если чудовище сдохнет, вряд ли Бенгт меня пожалеет! Покосилась на останки несчастного барашка. Мысль, пришедшая в голову, казалась абсурдной, но надо же что-то делать! Если хёгг выживет, меня хотя бы снимут с этой проклятой скалы!

Конечно, я понятия не имею, как лечить дракона. Да что там! Я не умею лечить даже кошек, у меня никогда не было домашнего питомца. Но если воспринять этого неведомого хёгга как обычного зверя — из костей, мяса и крови, то на него должны действовать лекарства!

Стараясь не вдаваться в размышления о возможных последствиях своего безумства, я вытащила ампулы с антибиотиком и общеукрепляющим средством. Набрала в шприц и воткнула иглу в мясо.

— Надеюсь, у тебя нет аллергии, ящерица крылатая, — пробормотала я, нашпиговывая барашка.

Справившись, стерла со лба испарину и снова осмотрела кучу. Вспотела я не от жары, хотя в пещере было тепло, а от осознания того, что делаю. Хотя терять все равно нечего. Бенгт сказал, что чудовище умирает, значит, я вряд ли сделаю хуже.

— Эй ты, обед подан! — мой голос прозвучал тихо и жалко. — Слышишь меня? Здесь вкусный сочный барашек, тебе точно понравится! Хочешь кусочек?

Дракон не подавал признаков жизни. Ни движения, ни дыхания…

Я подобрала валяющуюся возле ящиков палку и осторожно подошла ближе.

— Ты меня слышишь? Эй, не смей умирать! Если ты сдохнешь, этот одноглазый Бенгт сбросит меня со скалы! Так что немедленно вытащи из этой кучи свою голову и съешь этого несчастного барана! Рагнвальд, ты еще жив? Кстати, у тебя ужасное имя. Тебя так назвали, чтобы все вокруг сломали язык, пытаясь к тебе обратиться? Не знаю, может, у вас на фьордах и принято ломать языки, а я вот не буду. Потому что я из цивилизованной, просвещенной Конфедерации, где нет никаких хёггов и варваров! Слышишь? И я уже ненавижу ваши дикие фьорды! А ну, вылезай! Давай, покажи свою безобразную морду! Ты самый гадкий хёгг на свете, понял? Вылезай немедленно!

Снова ударила по углям, разворошила. Бабушка всегда говорила, что в минуты волнения во мне просыпается уличная девчонка, способная сквернословить и орать. Все дело в порченой крови, утверждала она, ибо истинная Вилсон никогда не позволит себе подобного беспредела. Благородная девушка предпочтет красиво лишиться сознания, а не начнет топать ногами и орать. В нашей семье никто и никогда не повышал голоса. Всю глубину презрения и недовольства Вилсоны способны выразить изящно заломленной бровью.

Ну а я не истинная, так что снова ткнула палкой и заорала, понося хёгга на чем свет стоит. Если в этом создании есть хоть капля разума, то хёгг выползет хотя бы для того, чтобы сожрать наглую орущую деву!

Куча дрогнула и начала осыпаться. Я завизжала, скатилась с кучи и вылетела из пещеры. Прижала руку к груди, в которой заполошно стучало сердце, и зажмурилась до разноцветных кругов перед глазами.

Из темного каменного нутра раздался злобный рык, переходящий в вой. Звук был настолько ужасным, что я закрыла уши ладонями. Удар внутри пещеры заставил меня подпрыгнуть, а камни — содрогнуться. Мамочки! Чудовище, похоже, пытается выбраться! Кажется, мои оскорбления ему все-таки не понравились!

Отбежала к самому краю площадки, сжалась у камней. Хёгг бесновался и выл, внутри пещеры что-то гремело и падало! Я с головой укрылась шубой, от страха начало тошнить. Или это от сухого мяса, к которому я совсем не привыкла?

К счастью, грохот и рычание продолжались недолго. Но даже когда все стихло, я предпочла еще некоторое время ходить по площадке то приседая, то размахивая руками, чтобы согреться. А окончательно устав, рискнула вернуться.

Хёгг вытянулся возле лаза, почти перекрыв вход. В тусклых бликах света, пробивающихся в пещеру, я видела его змеиную голову и глаза, затянутые мутной пленкой. Дышал дракон тяжело, надрывно. И на мои движения не реагировал.

Бояться я устала, поэтому бочком протиснулась мимо монстра, замирая на каждом шагу и вслушиваясь в дыхание зверя.

Пещера выглядела так, словно в ней хорошенько порезвился… дракон! Все ящики оказались разбросанными, часть ампул и склянок разбиты. От тряпок, что служили мне постелью, остались лишь лоскуты! От разворошенной кучи угля в воздухе нечем было дышать! Барашка я не видела, но порадоваться удачному исполнению задуманного не успела — наступила в останки несчастного животного! Мясо и требуха живописно устилали земляной пол.

Я закусила изнутри щеку, сдерживая злость. Вот же сволочь хвостатая!

Привалилась к стене, поморгала и через одно уцелевшее стекло очков всмотрелась в груду, обтянутую чешуей. Даже так, при скудном освещении и с моим отвратительным зрением, было понятно, что дело плохо. Левый шип на голове дракона оказался сломан, слой золы покрывал длинное тело, но не мог скрыть неестественную худобу зверя. Его крылья лежали линялыми пыльными тряпками, а впалые бока так тяжело поднимались при попытке вздохнуть, что становилось ясно: чудовище сражается за каждый свой вдох. Может, с теми самыми перворожденными. Хищник выпустил наполовину когти на передних лапах, да так и застыл, словно не мог втянуть их обратно. Он глотал воздух — трудно, шумно, замирал на бесконечный миг, а потом со свистом выдыхал. Его пасть приоткрылась, и на пол текла густая слюна, образуя липкую лужу. Пленка на глазах пожелтела, уплотнилась и уже не открывалась.

Хёгг действительно умирал. И у него уже не было сил даже на то, чтобы сожрать одну наглую переселенку.

Внутри шевельнулась жалость. Все же этот зверь был… красив. Даже вот такой — на своем последнем вздохе. Он был олицетворением фьордов, такой же дикий, непонятный и загадочный. Дома я видела разных зверей — в специальных питомниках, но ни один не мог сравниться с хёггом. И видеть гибель живого существа было жутко. Да еще и такую…

Я нахмурилась, до боли сжав кулаки. Что же мне делать? Барашка хёгг лишь отбросил, но есть не стал. Значит, и лекарств никаких не получил. А что, если… попытаться влить ему их с водой? Хуже точно не будет!

Схватив железный ящик, я выскочила наружу и принялась торопливо сваливать в емкость снег. Нагребла побольше и потащила обратно. С трудом втянув эту странную посудину, я с сожалением посмотрела на разворошенные угли. Топить снег слишком долго, промежутки между вдохами хёгга становились все длиннее. А я не хочу оказаться сброшенной со скалы!

Склянки хрустели под ногами, в полутьме я уже не понимала, где какое средство. И потому, закусив губу и стараясь не думать о том, что делаю, просто вывалила в снег все, что нашла.

От ужаса у меня подгибались колени, но даже когда я приблизилась к жуткой пасти почти вплотную, хёгг не пошевелился. Дыхание зверя оказалось сухим и уже почти неразличимым. Порадовавшись, что пасть приоткрыта, я выгребла слегка подтаявший снежный ком и сунула на серый язык дракона. Как раз между двумя клыками, способными перекусить меня пополам.

И тут же отпрыгнула в сторону. Вжалась в стену, ощущая, как течет вдоль спины холодный пот.

Хёгг не пошевелился.

Снова приблизившись, я скатала еще комок, засунула в пасть зверя. И еще. И снова. Пока ящик не опустел. Чудовище не двигалось. И кажется, уже не дышало.

— Не умирай, — отчаявшись, протянула я. — Дыши, ну же! Ты можешь! Ты точно можешь сделать еще один вдох, слышишь? Ты обязан его сделать! Ну пожалуйста! Слышишь меня? Попытайся! Не смей умирать, понял?!

Бесконечно долгое мгновение ничего не происходило. А потом хёгг слабо сглотнул. Часть снега вывалилась наружу, но часть он все-таки проглотил. Крылья вяло трепыхнулись. Я же подпрыгнула и, выскочив наружу, нагребла еще один ящик снега. Пыхтя, как груженый паровоз, втащила его в пещеру, насыпала и налила лекарств. На такую тушу, как это чудовище Карнохельма, надо целый вагон снадобий!

Надеюсь, хёгг не захлопнул пасть!

Но нет. Драконий язык — бледный, в сером налете — по-прежнему безжизненно лежал меж клыками. Дальше я катала комья, засовывала в пугающую глотку, снова катала и снова засовывала!

— Давай же, глотай, — бормотала я. — Ты сможешь, слышишь? Еще разочек! Ну ладно, два разочка… Глотай, ну же! Не знаю, что я делаю, мне очень страшно, но у нас с тобой нет выбора, понимаешь? И ты не такой уж безобразный… глотай, прошу тебя!

Я несла всякую чушь, подбадривая себя болтовней и с трудом удерживая торжествующий вопль, когда хёгг все-таки сглатывал! Ему это давалось с трудом, мучительная судорога пробегала по длинному телу и дугой распирала грудную клетку. Но он все же глотал!

Еще несколько ящиков, полных белых ледяных комков, исчезли в утробе чудища. Я окончательно взмокла и так устала, что ноги начали дрожать. А когда ящик вывалился из рук, поняла, что пора сделать передышку. Сколько снега я сумела затолкать в нутро хёгга?

Зверь так и не двинулся с места, даже глаза не открыл, но я слышала его вдохи — тяжелые и редкие. Но они были!

Мое тело тряслось от нервного потрясения и усталости. Разворошенные угли почти погасли, и в пещере стало ощутимо холоднее. Из последних сил я нагребла кучу, свалила сверху остатки тряпок. И, завернувшись в шубу, легла на золу. Лучше я стану похожей на ведьму из моих детских сказок, чем замерзну во сне.

Проваливаясь в тяжелый, нервный сон, успела подумать, что надо было поесть… Но сил на то, чтобы встать, уже не осталось.

Глава 7

…Свет лился откуда-то сверху — голубовато-желтый, теплый, какой-то летний. И его лучи мягко обрисовывали фигуру сидящего рядом со мной мужчины. Высвечивали контур широких плеч, рельеф груди и ребер, ткань штанов и босые ноги. Обводили золотом голову и пряди темных волос, подчеркивали ровный нос, упрямый подбородок, чувственные губы и родимое пятнышко на щеке.

А вот глаза прятались за светом. И взгляд незнакомца — тоже.

Но я точно знала, что он меня рассматривает. Впрочем, на кого еще можно смотреть в моем собственном сне? А в том, что это сон, я совершенно не сомневалась. Ощущение было странным, я понимала, что происходящее нереально. И в то же время… это отличалось от обычных мутных сновидений. А незнакомец рядом казался до пугающего… живым!

Я так явно ощущала его тепло, его запах — легкий, свежий, пряно-мужской, его дыхание. И его пристальное внимание. Взгляд, скользящий по моему лицу, изучающий его пристально и остро, опускающийся ниже — на вырез грязного платья, на обнаженное плечо, на складки шубы до места, где меховые полы открывали колени. Тоже грязные, кстати. И сбитые. В ссадинах и синяках.

И всю эту красоту незнакомец с интересом рассматривал.

Не выдержав, я потянула ткань плаща, закрываясь. Столь пристальное внимание пробуждало внутри непонятное, тянущее чувство. Маетное и немного пугающее…

Мужчина тихо выдохнул. Воздух коснулся моего виска. Словно незнакомец действительно был совсем рядом. Словно он действительно был. И стоит лишь протянуть руку…

Руку протянул он. Очень медленно. В странном призрачном свете я четко рассмотрела крепкую ладонь с длинными пальцами и коротко обрезанными ногтями. У запястья темнели какие-то знаки, образуя рисунок-браслет. Кончики пальцев невесомо коснулись края моей шубы на груди. Словно хотели ее отодвинуть.

И мы оба застыли — я и незнакомец. Каждый с изумлением ждал действия другого. Нереальность происходящего смешивалась с запредельной живостью ощущений. И томление внутри усилилось, переходя в жар. Я увидела, как дернулось горло мужчины над краем черного обруча. И мельком подумала, что уже видела такое странное украшение. На одноглазом Бенгте… Зачем они носят такие кольца?

Какой удивительный сон…

* * *

Темная Дева снова явилась внезапно. Мгновение назад пещера пустовала. Он стоял спиной, когда ощутил легкое движение воздуха и новый запах, нитью скользнувший в устоявшемся мареве нижнего мира.

Повернулся рывком, но совершенно бесшумно, уже зная, что увидит. Вернее — кого.

И точно.

Темная Дева свернулась на мехах.

Подошел ближе, присел, рассматривая с удивлением. Каждый знает легенду о том, что воинов в нижнем мире ждет Темная Дева. Блудница и нечестная жена, охочая до наслаждений распутница, которую наказали перворожденные хёгги. Темная Дева не может покинуть промежуточный мир, так и остается в нем вечность, ублажая честных воинов. Каждого обязана обласкать и одарить своим телом.

Только вот ему Дева досталась какая-то странная.

Ну то, что темная, — понятно. Грязь бесчинств и разврата въелась в ее кожу черной сажей. Одета блудница в рваное платье нареченной — вечное напоминание о ее позоре и предательстве. По подолу вьются узоры хёггов, чтобы вечность помнила о тех, кто ее наказал. Вот только Дева не ждала воина в соблазнительной позе, а спала! Свернулась на меховом плаще и посапывала!

Он присел рядом, с холодным интересом рассматривая лицо, скрытое за завесой спутанных темных волос. На носу блудницы блестели странные круглые стеклышки, но что это такое, Рагнвальд не знал. Так что лица толком видно и не было.

Словно почувствовав чужой взгляд, блудница тихо засопела и проснулась. Моргнула, уставилась на него. И снова странность. Взгляд ее не сочился патокой, не завлекал. Скорее, он был удивленным, немного испуганным, а еще — любопытным. Так смотрят мелкие беззащитные зверьки, когда им протягиваешь кусок мяса.

Он тоже протянул — ладонь. Тронул край шубы, подвинул. Не то чтобы сильно желал рассмотреть Темную Деву, да и о плотских утехах совсем не думал, но все знают, что от подарков перворожденных нельзя отказываться. У блудницы свое искупление, у него — свое. Откажется — и обоим будет плохо.

К тому же Дева оказалась юной. Можно сказать — повезло. Воины после кувшина вина иной раз смеялись, что тем, кто нагрешит в этом мире, за чертой хёгги пошлют беззубую старуху и придется принять такой дар!

А Рагнвальду вот повезло. Ему послали блудницу молодую, пусть и странную. На лицо он больше не смотрел, сосредоточившись на теле. Отвел края шубы, провел пальцем от шеи до высокого навершия женской груди. Погладил медленно. Остановился. Собственное тело потяжелело против воли. Желание хлыстом огладило спину и жгутом свернулось в паху. Грудь у Темной Девы была налитая, высокая. Такая, что хотелось сжать ладонью, разодрать грязное платье, увидеть. Какого цвета ее навершие?

От мыслей и ощущений перехватило горло.

Блудница не двигалась, лишь вздрогнула, когда он опустил руку ниже. Коснулся ее бедер, скрытых складками скользкого шелка, потянул наверх.

Губы пересохли. От вожделения — неожиданного, яркого и острого — закружилась голова. А поначалу ведь разозлился такому дару перворожденных… Хотел отказаться, мимо пройти… А сейчас…

Снова провел рукой — от плеча Девы до сжатых бедер — и, заведя ладонь за ее спину, дернул на себя. Блудница тихо охнула, словно от испуга. Словно и правда — он самый первый. Ее нежное, сочное тело дрожало, как будто Дева боялась.

Изогнувшись в его руках, соблазнительница повернула голову.

— Кто ты? — прошептала она.

И… исчезла.

* * *

Я очнулась.

Передернула плечами, протерла глаза. Сняла и снова надела очки — я заснула прямо в них. Сон, странный, пугающий, но в то же время возбуждающий, слетел, и я изумленно села, осмысливая. Почему мне снова приснился незнакомец? Ильх, которого я никогда в жизни не видела, но чьи прикосновения все еще ощущаю на своем теле! Разве так бывает?

Нет, я, конечно, слышала о сновидениях, которые почти неотличимы от реальности, но сама ни разу подобного не испытывала! И вот сейчас, в этой жуткой пещере, смогла ощутить! Может, мой бедный уставший разум таким образом защищается от потрясения? Или воображение расшалилось после того, как я насмотрелась на обнаженные торсы ильхов?

Я покраснела, вспомнив, как незнакомец во сне по-хозяйски, собственнически привлек меня к себе. Словно имел на это право! И на лице его было странное выражение, желание пополам с… недовольством? Точно! Какой все же странный сон!

Вздрагивая и качая головой, я еще раз протерла очки, тщетно надеясь, что трещина со стекла исчезнет. Вернула на нос. И несколько раз смачно чихнула. А потом и вовсе раскашлялась!

Кажется, пора выкинуть из головы всяких воображаемых ильхов и приняться за лечение. Сначала себя, а потом и дракона. Хёгг натужно дышал на прежнем месте.

Встала, растерла руки. Фыркнула, пытаясь выбросить из головы странный сон и незнакомца. И с чего мне вообще снится тот, кого я в жизни не видела? Вот почему в мои сновидения не приходит Гудрет? Добрый, улыбающийся Гудрет, пахнущий булочками! Так нет же, ни разу не приснился! Зато стоит сомкнуть глаза — и рядом не пойми кто! Да еще и руки тянет, негодяй!

Чихнув снова, я побрела к выходу, чтобы справить нужду, а также забрать мешок с едой. Покосилась, пробираясь мимо, на хёгга. Чудовище лежало в той же позе, но пока дышало. С трудом, но дышало.

Выбравшись на заснеженную площадку, я сделала глубокий вдох. И замерла, пораженная открывшейся картиной. За ночь на утес навалило столько снега, что я провалилась по колено. Казалось, зима не подходит к концу, а в самом разгаре. Огромное красное солнце медленно выползало из-за гор, разукрашивая мир в розовый, оранжевый, золотой и багряный цвета. Вода лежала тихая и почти неподвижная, скалы укутались прозрачной сизой дымкой, словно нареченные — пологом. А воздух — вкусный, холодный, чуть сдобренный ноткой соли и хвои — хотелось пить огромными глотками, впитывая в себя и это тяжелое северное море, и полосатое небо, и присыпанные снегом камни. Глотать хотелось торопливо, одергивая себя, чтобы растянуть удовольствие, как бывает с самым вкусным, самым сладким вином. И ощущать, как кружится голова, а тело наполняется необъяснимой радостной легкостью…

Фьорды… Пугающие и притягательные фьорды…

Потянувшись всем телом и прочувствовав каждую мышцу, я попрыгала на утесе, согреваясь. И заставила себя снять меховой плащ. Расстелила его на снегу, хорошенько выбила, пытаясь избавиться от черной угольной пыли. Потом растерла снегом лицо и руки, рыча по-звериному от колючих льдинок. К сожалению, краска, которую мне нанесли перед наречением, оказалась особо стойкой, размазать я ее сумела, а вот стереть полностью — нет. На пальцах каждый раз оставался липкий смоляной след. Жутко хотелось искупаться, но, увы, пока об этом можно было лишь мечтать. В голове возникла лавандовая ванная комната в моем доме, белоснежные пушистые полотенца, стеклянная полочка, уставленная розовыми ароматными баночками… Но, поморщившись, я выкинула этот образ из головы. Какой смысл себя изводить? Дом остался в другом мире, за непроходимой пеленой Тумана. И я больше никогда туда не вернусь. Сожаление и страх кольнули сердце. Решение сбежать было непростым, но сделанного не вернешь.

Теперь я здесь, на фьордах.

Посмотрела на темный лаз в пещеру. И фыркнула. Пленница, заключенная в пещере с чудовищем!

Ничего, я что-нибудь придумаю и выберусь отсюда! Обязательно!

Расплела грязные, черные от сажи и грязи волосы, морщась, расчесала их пальцами. Туго заплела пряди, стараясь не думать о том, что у меня сейчас на голове. И что занимательного мог увидеть незнакомец из сна в таком чучеле, присыпанном золой? Впрочем, он ведь лишь плод моего воображения и расшалившихся желаний!

Поприседав и помахав руками и ногами, чтобы согреться, я снова завернулась в мех, а потом вытащила мешок с продовольствием. Сыр от холода задубел, а лепешка засохла. Но я старательно пережевала и то и другое, зажевала иголками с ели и почистила зубы все тем же снегом.

— Даже в самой непредсказуемой ситуации женщина из рода Вилсон должна оставаться благородной дамой, быть опрятной и ухоженной, — передразнивая любимую фразу бабушки, проворчала я. И посмотрела на свои руки с траурной каемкой под обломанными ногтями. Без горячей воды и мыла избавиться от золы на всех частях моего тела оказалось просто невозможно. — Боюсь, бабуля, ты никогда не ночевала в куче золы наедине с драконом! Благородство сдалось под гнетом обстоятельств. И угольной крошки! — хмыкнула я почти весело.

В конце концов, я все еще жива, цела и здорова, так что ни к чему унывать!

Вернув на место под камнем остатки продовольствия, я решила исследовать утес. В поперечнике он составлял около пятидесяти шагов, с боков площадку подпирали скалы, кое-где поросшие мхом, какими-то синими ягодами, которые я не рискнула пробовать, и молодыми сосенками. На одной из них я и заметила птицу. Она сидела так неподвижно, что почти сливалась с пейзажем и заснеженной скалой. И лишь когда голова с круглыми глазами слегка повернулась, я удивленно уставилась на огромную сову. Удивительная птица была значительно крупнее обычной совы, белое оперение с редкими черными пестринками делало ее практически незаметной. У нее были круглые и странно разумные глаза, маленький загнутый клюв и мощные косматые лапы, легко удерживающие птицу на ветке.

Я сделала осторожный шаг в сторону, и совиная голова повернулась, как на шарнирах, следя за мной.

Но стоило подойти ближе, и белые крылья легко подняли хищницу в воздух, и сова скрылась за скалой. Я со вздохом посмотрела ей вслед. Хотела бы и я иметь крылья!

И, кинув еще один взгляд на рассветные фьорды, вернулась в пещеру.

Глава 8

Хёгг так и не двинулся со своего места. Но когда я бочком втиснулась в наше совместное пристанище, его крылья трепыхнулись, а пасть приоткрылась. Я потопталась на месте, размышляя. Означает ли это, что чудовище желает перекусить? Надеюсь, не мною…

Впрочем, обессилевший монстр больше не двигался. Глаза его были затянуты пленкой, вокруг них образовались какие-то сухие наросты. Похоже, хёгг просто не мог видеть… Он теперь такой же слепой, как и я без своих очков.

Предательской жалости внутри стало больше.

— В меню пока только снег с лекарствами, — тихо сказала я. — Надо было есть вкусного барашка, а не размазывать его по полу.

Подхватив железный ящик, я собрала снега и повторила вчерашнюю процедуру. Сунуть посудину в сугроб, зачерпнуть побольше, добавить антибиотиков и общеукрепляющих снадобий, высыпать холодные комки в приоткрытую пасть. На всякий случай отпрыгнуть. Посмотреть на вяло дергающийся хвост. И — заново. Не знаю, был ли в том, что я делаю, хоть какой-нибудь смысл, но дракон все еще дышал.

От работы я согрелась настолько, что даже сняла меха. И после очередной порции странного лекарства, отправленного в пасть дракона, привалилась к стене, чтобы отдохнуть.

Чудовище мелко вздрагивало и втягивало воздух. Засохшая корка на веках не позволяла ему видеть, и, сжав зубы, я снова притащила посудину со снегом, поставив на тлеющие угли, чтобы растопить. Щурясь, как слепая мышь, в очередной раз просмотрела уцелевшие склянки и пузырьки и обрадовалась, разобрав на бутыли названия трав. О том, что я собираюсь делать, старалась не думать. Возможно, я совершаю глупость и лучше не подходить лишний раз к хёггу. Но его глаза не давали мне покоя. Всю жизнь страдая от плохого зрения, я, как никто, понимала желание видеть. И отчаянное бессилие от осознания, что это недоступно.

На моих очках одно стекло пришло в негодность, так что смотрела я через оставшееся и пыталась отогнать ужасающую меня мысль о грядущей слепоте. Что я стану делать, если и второй окуляр разобьется? Я ведь буду совершенно беспомощна! А мне еще надо добраться до Варисфольда…

Прикусила щеку до боли, чтобы прогнать жуткие мысли.

— Я не сдамся. Я справлюсь, — прошептала себе под нос.

И снова посмотрела на затянутые коркой глаза хёгга. А потом решительно вытащила пробку из склянки.

— Глупая жалостливая Энни, — проворчала я, смешивая теплую воду с настоем трав.

Отставила посудину и осмотрелась. Хёгг лежал неподвижно, но чтобы добраться до его глаз, мне понадобится опора. Пыхтя, я подтащила к драконьей голове несколько ящиков, поставила один на другой. С сомнением осмотрела конструкцию. И полезла наверх, прижимая к себе разведенный настой и тряпку, оторванную от моего же платья.

Ящики подо мной скрипнули, но устояли. А драконья макушка оказалась на расстоянии вытянутой руки! Сглотнув ком в горле, я смочила лоскут и приложила его к левому веку хёгга. Чудовище не шелохнулось. И уже смелее я снова смочила тряпку и попыталась протереть драконий глаз. Повторить процедуру пришлось несколько раз, но когда веки освободились от корок, я с гордостью осмотрела свою работу.

— Вот, теперь неуклюжую Энни можно назвать спасительницей драконов! — пробормотала я. — А что, неплохое звание, да? Точно лучше чем «семейное посмешище» или «ошибка Вильсон»!

И лишь сейчас увидела, что мутная пленка поднялась, а хёгг смотрит на меня. У него были пугающие радужки желто-серого цвета и узкие кошачьи зрачки. А взгляд внимательный, пристальный. Я неловко переступила ногами, и голова дракона переместилась, чтобы не упускать меня из вида.

Моя шаткая опора дрогнула, и я вместе со всеми ящиками грохнулась вниз, болезненно приземлившись на земляной пол! Взвыв, вскочила, шарахнулась в сторону. Драконье крыло дернулось, загораживая мне выход.

Я похолодела. Вот так и лечи это чудовище!

Отступила в темноту пещеры. Медленно и неповоротливо хёгг тоже развернулся. Открыл пасть. И зарычал!

Я кубарем отлетела, спряталась за ящиками, пытаясь успокоить хриплое дыхание. Хёгг тяжело топал где-то у лаза, ударялся о стены шипастый хвост. И снова рык! Я присела, закрыла уши ладонями. Железный ящик со звоном ударился в стену. Что не нравится этому чудовищу?

— Я пытаюсь тебя лечить! — крикнула я. — Прекрати все ломать!

В ответ своды пещеры дрогнули от рычания. Эхо ударило по ушам, и я забилась в угол, трясясь от страха. Боги! Да этот монстр меня просто сожрет! На что я надеялась? Очнулась зверюга и теперь ищет чем закусить! И зачем я его пожалела?

Железный ящик, за которым я спряталась, отлетел в сторону. Голова дракона возникла совсем рядом, и, взвизгнув, я поползла вдоль стены, не в силах даже вскочить. Ладонь попала на острый уголек, и взвыла я уже в голос. Дракон ответил рыком, от которого, кажется, сотряслись стены. А ведь с утра еще прикидывался дохлым! Змеюка!

Доползти до укрытия я не смогла, путь преградила когтистая лапа. И снова совсем рядом возникла драконья башка. Я зажмурилась, ощущая на лице дыхание чудовища. От ужаса волосы на голове встали дыбом, а вдоль хребта скатилась холодная капля пота. И стало обидно, что меня вот так бесславно и прозаично сожрут. Ни тебе свадьбы, Энни, ни тебе дома у моря, ни булочек на завтрак. Пасть драконья и его же утроба — вот твоя судьба!

От понимания, что терять все равно нечего — куда бежать-то? — я оттолкнула ладонями горячий драконий нос, лихорадочно втягивающий воздух рядом со мной.

— Пошел вон! Кыш! Место!

Хёгг рыкнул. И слегка отодвинулся. Я привалилась к стене, дрожащей рукой вытирая со лба испарину. Чудовище не двигалось. Во тьме пещеры я уже не видела его глаз, но была уверена, что смотрит дракон на меня. Правда, попыток мною закусить он пока не делал.

А потом хёгг нервно ударил хвостом и тяжело опустился на пол. Замер.

— Устал, верно, пугать несчастную переселенку, — сердито прошептала я, чтобы хоть как-то взбодриться. Вот только что делать дальше? Чудовище загородило мне проход, и чтобы пробраться к выходу, нужно перелезть через чешуйчатый и шипастый хвост! Да меня же удар хватит, как любила выражаться тетушка Хло!

Я замерла на месте, слепо таращась во тьму. Очертание драконьей туши угадывалось смутным силуэтом. Хёгг тоже замер, лишь его сиплое дыхание указывало, что чудовище живо. Не знаю, сколько я так просидела, но скоро начало урчать в животе, напоминая о простых человеческих радостях, таких, как еда и вода.

Дрожа и сжимая зубы, чтобы не взвизгнуть, я подкралась к хёггу. Постояла, напряженно всматриваясь и пытаясь оценить степень угрозы. Но дракон не шевелился. Может, устал и уснул? Кстати, надо поискать в ящиках снотворное, а то мало ли… и почему эта дельная мысль не пришла мне в голову раньше?

Драконий хвост перегородил выход, и, отчаянно выдохнув, я перевалилась через него, примерившись между двумя шипами высотой с копье. Руки ощутили гладкость и нездоровую горячечность сухой чешуи. Жирный налет сажи остался на ладонях. Но чудовище так и не двинулось с места, даже когда я по своей неуклюжести врезала по шипу ногой. Хотя, возможно, хёгг в своей бронированной шкуре этого даже не заметил.

Я вылетела из пещеры и присела, судорожно дыша. Вытерла лицо и руки снегом, сунула ледышку в рот.

— Ненавижу драконов, — устало пробормотала себе под нос, успокаиваясь.

Сидеть долго не стала — снаружи оказалось холодно. Вытащила из мешка сухую полоску мяса и остаток лепешки, прожевала. И нехотя вернулась в пещеру, уже спокойнее перебравшись через хвост хёгга.

Куча углей почти перестала давать свет и тепло, поэтому я разворошила ее палкой. И обрадовалась, увидев красные искорки, пробегающие по разгорающейся золе. У этой странной черной кучи было чудесное качество — угли не гасли окончательно, а словно засыпали. Но стоило их хорошенько встряхнуть, снова начинали тлеть, отдавая мягкий жар.

Хёгг заворочался возле лаза, и я нахмурилась. Бенгт сказал, что первое средство для этого чудовища — жар. Но дракон отполз слишком далеко от кучи углей, а перетаскать эту огромную кучу я просто физически не смогу! Как и загнать зверюгу обратно на жаркую подстилку. Подумав, махнула рукой. Может, дракон сам переползет, когда замерзнет? Разворошу угли, возможно, это приманит зверя!

Ткнула палкой в черную кучу, подергала. В провале среди красных искорок мелькнул желтый проблеск, и я с изумлением вытащила… корону! Самую настоящую! Красноватого света теперь хватало, чтобы рассмотреть и изумительное литье, и варварскую роскошь моей находки.

— Девять золотых пластин, куча бриллиантов, жемчуг и центральный сапфир размером с кулак, — блеснула я познаниями в ювелирном искусстве. — Стоит невероятных денег, валяется в куче углей, на которой спит дракон. Это фьорды, Энни.

За короной на свет явился драгоценный пояс из золотых колец, несколько кубков, также украшенных рубинами и жемчугом, огромное тусклое блюдо и нож с изящной костяной ручкой. Последнему я обрадовалась особенно!

Покосившись на неподвижного зверя, подумала и надела корону на голову.

Хёгг не шевельнулся.

— Знаешь, а в сказках драконы непременно просыпаются, стоит покуситься на их сокровища! — разочарованно протянула я. Ладно, значит, этот план по заманиванию хёгга на угли не сработал.

Я сползла с кучи и уселась, прислонившись спиной к железному ящику. Корона оказалась ужасно тяжелой, и я, развлекая себя, произнесла:

— Мое императорское величество Эннис Великолепная требует подать булочек с корицей и чашечку ароматного чая! Да, и не забудьте шоколадный крем! Немедленно!

Фыркнула от смеха, привычно представив недовольное лицо бабушки и тетушек. Они каждый раз кривились, стоило мне начать дурачиться. Мол, не к лицу такая смешливость умной и образованной девушке. А мне вот кажется, что смех — лучшее средство от хандры и прекрасный способ пережить неприятности!

Стянула свои сапоги и начала набивать мыски лоскутами. А то каждый раз, делая шаг, я рискую потерять обувку. А в снегу и вовсе приходится придерживать голенища руками!

Справившись, потерла грязные ладони, размышляя, чем еще заняться. Сидеть в пещере без дела, оказывается, довольно скучно.

— Далеко-далеко, за Великим Туманом, в краю снега, воды и лесов, на высокой скале жила девочка Энни. И был у нее дракон…

Крылья хёгга шевельнулись, змеиные глаза открылись.

— Ладно, дракон был не совсем ее, — торопливо поправилась я. — Скорее, он был сам по себе. Огромный и страшный зверь, который жил на ледяной скале. И Энни очень его боялась, потому что дракон мог сожрать девочку и даже не заметить…

Хёгг моргнул. То ли я сошла с ума, то ли зверь действительно меня слушал.

— И наверное, он и правда сожрал бы, но однажды дракон заболел неизвестной болезнью. И только Энни оказалась рядом. Испуганная Энни, которая ничего не знала о драконах… Но которая очень хотела, чтобы дракон выжил.

Я зевнула, хёгг снова моргнул и закрыл глаза. Крыло накрыло голову. Похоже, хёгг уснул. Я улыбнулась. Если выберусь отсюда, может, податься в драконьи сказительницы? А что, буду путешествовать по фьордам и рассказывать сказки о хёггах. И о девочке Энни! Вдруг у меня получится?

Тихо рассмеявшись своим фантазиям, я решила, что хватит бездельничать, и пошла к ящикам, чтобы собрать все оставшиеся пузырьки и как следует их рассмотреть.

Через пару часов, когда свет из лаза потускнел и окрасился оранжевым закатным цветом, я доела оставшееся мясо и с гордостью осмотрела результаты своих трудов. Теперь все пузырьки и склянки разместились в разных ящиках. В первом — лекарства, которые я знала и которые собиралась давать хёггу, во втором — неизвестные или сомнительные. Несколько раз дракон вздрагивал и открывал глаза, когда я проходила мимо. И на всякий случай я тут же отбегала подальше. Но чудовище лишь провожало меня мутным взглядом и снова то ли засыпало, то ли впадало в беспамятство.

Ночью я попыталась снова накормить хёгга лечебным снегом. Глотал дракон вяло, хрипло дышал и сопел, но мне удалось запихнуть в его пасть несколько ящиков своего странного снадобья. О том, что вода однажды должна выйти из этого существа, я старалась вовсе не думать.

Спать я устроилась у дальней стены, закутавшись в мех и прогоняя жалость к себе. Стянула очки и, зажмурившись, стала вспоминать милого Гудрета. Вот только почему-то коварная память упрямо не желала рисовать полюбившийся образ, а настойчиво подсовывала воспоминания о моем странном сне. И вместо румяного круглолицего Гудрета я видела острые скулы, четкую линию губ и подбородка, острый и злой взгляд незнакомца. А еще широкие плечи и руки с рельефом каменных мышц, обнаженный загорелый торс, покрытый устрашающими кровавыми рисунками, плоские кубики на животе…

Я отчаянно помотала головой, изо всех сил прогоняя этот образ. Нет, это просто невыносимо! И я даже не знаю, что хуже — находиться здесь, в холодной пещере рядом с хёггом, или в своем сне — стыдном, но таком притягательном.

— Пусть мне приснится Гудрет, — шепотом взмолилась я, пытаясь уснуть.

Глава 9

… Уже знакомый желто-голубой свет мягко струился со всех сторон. Словно каменные стены и потолок изгрызли мыши, превратив своды в решето. И именно этот нереальный свет совершенно определенно говорил о том, что я снова сплю. Ну и еще то, что в моем странном сне я видела даже без очков.

Я приподнялась и осмотрелась. И тут же увидела мужчину, замершего неподалеку. Он сидел возле стены и вскинул голову, когда я растерянно поднялась. Жесткие губы чуть дрогнули от усмешки. Незнакомец встал и пошел ко мне. Мягко, неторопливо и как-то… неотвратимо. Сердце заполошно забилось о ребра, захотелось вскочить, спрятаться, убежать… Или остаться? Я не понимала. От ильха исходили такие ощутимые волны сдерживаемой мощи, что меня, непривыкшую к мужскому обществу, это сбивало с ног. Варвар был создан для боя — гибкий, сильный, быстрый. Бесшумный, как зверь, и такой же осторожный. Но лишь до нападения. Потому что стоит ильху напасть — и пощады не будет… Я ощущала это всеми своими инстинктами, долгое время дремавшими под гнетом цивилизованности. «Опасность, спасайся!» — теперь кричали они.

Я неуверенно переступила ногами и удивленно моргнула, когда ильх в два шага оказался рядом. Неторопливо обошел меня вокруг, разглядывая. Удивительные, чуть удлиненные глаза со светлыми радужками и расширенными темными зрачками смотрели внимательно и остро. И меня кольнуло непонимание. Разве мужчина из моей фантазии не должен смотреть с обожанием? Какой там! Варвар разглядывал меня с ленивым интересом, словно я была лишь забавным недоразумением, которое внезапно на него свалилось, и он пытался решить, что со мной делать!

И словно определившись, он приподнял кончик моей косы, потрогал. Погладил прядь пальцами. В движениях ильха не было напора, скорее — любопытство. Он и правда рассматривал меня, словно безделушку, подаренную важным гостем, но совершенно неуместную. Вроде и блестящая, а вроде и ставить некуда… Из-за этого бесцеремонного взгляда я хотела было возмутиться, но… не стала. В конце концов, это лишь сон, верно? А во сне можно даже то, что обычно нельзя! То, что в реальности просто невозможно! Ну вот, например, поднять руку и потрогать гладкие загорелые плечи ильха.

И, не успев как следует осмыслить столь кощунственную мысль, я ее осуществила! На ощупь тело ильха казалось горячим камнем, завернутым в кожу. При этом я чувствовала стук сердца, бьющегося под моими пальцами, когда касалась груди варвара. И еще это был первый мужчина, которого я так бессовестно рассматривала и даже ощупывала! Но это сон. Просто сон, Энни!

Однако тело под моими руками ощущалось невероятно реальным и живым. Незнакомец замер, уголки его губ дрогнули в насмешке. Он не двигался, лишь склонил голову, позволяя мне его исследовать. Отбросив сомнения и робость, я провела ладонью по груди ильха, обрисовала плечи. Сильный какой… с возрастающим восторгом сжала предплечье, и варвар поднял темные брови. И улыбнулся — приглашающе. Ильх смотрел так, словно ожидал от меня чего-то…

На правом предплечье ильха тускло блестел широкий железный браслет — варварское и странное украшение. От железного края я спустилась по руке ильха, скользя пальцами по выпуклым венам. Мужчина поморщился, похоже, ему было щекотно. Но не отодвинулся. Я добралась до крепкого запястья, потянула на себя. Ощупала костяшки кисти, рассмотрела пальцы. Ильх глядел удивленно, но стоял смирно, позволяя мне шалость.

Да и что ему оставалось? Это ведь мой сон!

От рук я перешла к спине ильха. В конце концов, где еще можно дать волю своим фантазиям, если не в самой… фантазии? Я обошла незнакомца и провела обеими ладонями от шеи с черным обручем до поясницы. И ниже — туда, где виднелись две ямочки с обеих сторон позвоночника. Ильх сипло выдохнул. Я, увлеченная, с наслаждением и все возрастающим интересом ощупала лопатки, пробежалась пальцами по позвоночнику, погладила боковые мышцы. Трогать мужское тело оказалось невероятно приятно! Конечно, я ни за что в жизни не решилась бы на подобное в реальности! Да и не было в моей реальности подобных мужчин. Таких — состоящих из мышц, сухожилий, опасности и сдерживаемой агрессии. В мире цивилизованной Конфедерации я ни разу не встречала таких субъектов. И если мне и довелось бы такого увидеть, то вероятнее всего я залилась бы стыдливой краской, сто раз вспомнив про свою неуклюжесть и очки, сжалась бы, опустила голову и затряслась от ужаса.

И, зная это, сейчас я с удвоенным энтузиазмом исследовала неизведанное. И самое ужасное — получала от этого огромное удовольствие! К тому же ильх молча позволял мне делать все, что я хочу.

Сзади на шею и спину варвара падала грива черных косичек, в которые были заплетены его волосы. В них болтались железные колечки и бусины, и я весело подумала, что тоже хочу себе подобные украшения!

Снова обойдя мужчину, я вернулась к осмотру передней его части. В насмешливые глаза с расширенными зрачками я старалась не смотреть, все же даже во сне это было для меня слишком! Но всей кожей ощущала взгляд незнакомца. Он тоже меня изучал, пока лишь глазами.

Пальцами я обрисовала рисунки на груди варвара. Хёгги… Багровые и черные хёгги. И кажется, выведены кровью и пеплом. Шальная мысль вскружила голову, и я наклонилась, лизнула кожу ильха между двумя рисунками. Сверху донесся хриплый выдох. Облизала губы — соленые. Самую малость, но вкус остался… и хотелось повторить. Я и повторила! Осторожно провела языком под ключицей варвара, смакуя вкус горячей гладкой кожи. Мужчина тихо зашипел и вдруг рывком запустил ладонь мне в волосы, сжал, потянул. Я откинула голову и все же посмотрела ему в лицо. Губы варвара были крепко сжаты. И дико, почти невыносимо захотелось коснуться языком и их.

Незнакомец снова тяжело вздохнул и тоже посмотрел на мои губы. Вероятно, потому что я их приоткрыла… и снова в глаза. Насмешка все еще светилась в их глубине, но там же теперь плескался жар. Горячее, обжигающее пламя… И еще там было обещание — спокойное, уверенное, совершенно бескомпромиссное обещание, что он больше не разожмет ладонь. Так и будет держать за волосы… Или это угроза? Только мне совсем не страшно…

Я ахнула, вдруг слишком остро ощутив и горячее мужское тело, и взгляд, и силу. Сон? Разве сон может быть таким?

Подняла руку и осторожно провела пальцами по сжатым губам ильха. А потом коснулась своих. Ильх проследил это движение, и темные брови мужчины сдвинулись, образуя морщинку на переносице. Склонился надо мной. А я улыбнулась и, подавшись вперед, коснулась губами его губ. Прижалась на миг. И удивилась снова, потому что ильх даже не подумал мне ответить или хотя бы обрадоваться. Напротив, отклонился, глянул хмуро.

— Что это за игра, блудница? — негромко произнес мужчина.

И меня поразил его голос — чуть хриплый, уверенный, совершенно реальный. Блудница? Нет, все-таки это очень странный сон. Слишком странный!

— Но я не… — начала говорить и… снова проснулась.

* * *

И взвизгнула, увидев совсем рядом драконью морду! Пока я пребывала в блаженной неге забытья, змеюка подползла ближе и теперь недовольно дышала мне в лицо! Ужас какой! Я нацепила очки и вздохнула.

Конечно, не было никакого желто-голубого света и никакого незнакомца. Лишь куча почти угасших углей и гадкий хёгг, настойчиво меня обнюхивающий!

— Тебе чего? — ошалело выдохнула я, глядя на чешуйки вокруг выпуклых звериных ноздрей. В тусклом свете удалось рассмотреть, что они были крохотные, с ноготок, и это казалось совершенно невероятным!

Хёгг засопел, меня обдало сухим воздухом, а потом зверюга приоткрыла пасть, показав серый язык и ряд устрашающих клыков! Он что, собирается меня… лизнуть? Попробовать, достаточно ли я прожарилась на этих углях? Не выдержав, я вскочила, отпрыгнула в сторону и понеслась к выходу. Дракон недовольно зарычал и развернулся, преграждая мне путь. И снова опустил морду, словно пытался рассмотреть внимательнее!

— Отстань от меня! — в отчаянии рявкнула я. — Что тебе от меня надо? Пошел вон!

В ответ меня окатило рыком и липкой слюной хёгга. Гадость-то какая! Как будто я еще недостаточно грязная!

И пока я пыталась придумать, как выбраться, возле входа раздался голос Бенгта:

— Живой! Хёгг живой! Я знал, что выкарабкается, знал! Не по зубам пеклу воины Карнохельма! Не по зубам!

Заслышав мужской голос, дракон зарычал и отполз в глубину пещеры, прижался к стене, словно собирался врасти в камень.

Я вздохнула с облегчением и сердито пригладила волосы. Хотела бы я сказать, что думаю об этих воинах… чудовища!

— Эй, врачевательница, ты цела?

— Очень приятно, что поинтересовался, — прошипела я, перебираясь через нагромождение углей и всяческого золотого мусора. А оказавшись у лаза, одернула платье и выпрямилась. Бенгт прищурил свой единственный глаз, когда я вылезла из полумрака. Уголки его губ дрогнули. Похоже, выглядела я занимательно.

— Что смешного? — буркнула я. В конце концов, минуту назад я в очередной раз почти распрощалась с жизнью, а трупам позволительно некое безрассудство.

— Слыхал, что девы из-за Тумана отличаются от наших, да не верил! Тебя сейчас и сама бездна испугается!

Я не ответила, а Бенгт всмотрелся в очертания хёгга и покачал сокрушенно головой:

— Вижу, твое лечение помогает, чужанская дева. Это хорошо, это значит, жить будешь. Вот только то, что хёгг выбрался из углей, — плохо. Придется снова развести пламя. Оно тлеет да не гаснет, не переживай. Разворошу, наложу новых дров, и вспыхнет огонь с лютой силой! То, что надо для Рагнвальда!

Дракон дернул крыльями и с угрожающим шипением отполз в дальний угол. Он словно пытался оказаться как можно дальше, спрятаться…

— Погоди, погоди, сейчас согреешься! — добродушно пообещал Бенгт. — Не дело черному хёггу без жара пламени, плохо без него… Знаю, как плохо! Ничего, отогреешься, может, и вернуться в тело человека получится, погоди…

Приговаривая, Бенгт растворился во мраке пещеры, и уже через миг куча углей рассыпала красные искры. И тут же хёгг взвыл и с силой ударился в стену пещеры. Словно пытался ее пробить.

— Потерпи, потерпи, дружище, сейчас я огонь разбужу… Сейчас… Да не буянь ты так!

Искр стало больше, вспыхнул огонек. И побежал весело по углям.

Крылья чудовища ударились о камни и повисли линялыми безжизненными тряпками.

— Стой! — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать или даже осознать свой порыв.

Бенгт не обратил внимания, и я бросилась к разгорающемуся пламени, схватила свой ящик с остатками подтаявшего снега и опрокинула его в костер.

Огонек удивленно зашипел и затих, лишь угли продолжали посверкивать красным.

— Ты что же это творишь, глупая дева? — неверяще протянул Бенгт. Выпрямился во весь свой двухметровый рост, но я не впечатлилась. После салочек с драконом уже трудно впечатлиться даже таким размером!

— Я не глупая дева! — поправила на носу свои треснувшие очки и уперла руки в бока. — Меня зовут Эннис Вилсон! Я жительница Конфедерации! И я запрещаю разводить огонь!

— Да ты сдурела, дева. Без жара хёгг сдохнет уже к утру, — почти ласково отозвался Бенгт.

Я прикусила язык. А что, если он прав? Что заставляет меня хмуриться, глядя на разгорающийся огонек? Может, тоскливый вой хёгга? Но что я знаю об этом чудовище? Кроме того, что его не существует…

Бенгт отодвинул меня плечом — несильно, но я чуть не свалилась. И оттого разозлилась уже по-настоящему.

Ильх снова повернулся к куче углей.

— Займись лучше мясом, дева, — небрежно махнул рукой варвар. — Тушу я оставил у входа…

Злость, щедро сдобренная пережитым страхом и усталостью, оскалилась внутри меня.

— Я не кухарка, я искусствовед! — огрызнулась сердито. — Ну, помимо того, что врачевательница. И знаешь что, ильх? Хочешь, чтобы этот зверь жил, — не мешай мне лечить его! И не разжигай огонь! А вот от обеда не откажемся ни я, ни хёгг. Горячего обеда! И мясо я люблю хорошо прожаренное, но не сухое, ясно? И еще мне нужны свечи, теплые одеяла, обувь и книги! Есть в вашей дыре книги? Нет, так найди, ильх!

Бенгт выпрямился, обернулся. На миг показалось — свернет шею зарвавшейся чужачке, а после сожжет на том самом хёгговом огне! И явно именно это он и хотел сделать! На меня злобно уставился единственный глаз варвара. Но я стояла, не шелохнувшись, выпятив подбородок и пытаясь не моргать. Хватит меня пугать!

— А ты совсем не проста, чужанская дева, — протянул наконец ильх, усмехнувшись. Глянул задумчиво. — С виду кроткая и мягкая, а внутри — скала и огонь! Язык только слишком прыткий, укоротить бы не мешало! Но до твоего прихода хёгг и вовсе не показывался. Так что я, пожалуй, не сброшу тебя со скалы прямо сейчас. Подожду. А если Рагнвальд придет в себя, даже забуду про твою дерзость и подарю сундук с дарами. И сделаю вид, что риар Карнохельма дерзости не слышал. Цени, чужачка! Хотя никому и никогда я не прощал дерзких слов.

Усмехнулся в бороду, качнул головой.

— Какие книги тебе нужны, врачевательница?

— О хёггах, — выпалила я.

— Таких бумаг на фьордах не держат. Писать о хёггах в книгах — дурной знак. Можно беду накликать. Но я могу тебе рассказать. Идем. Приготовлю тебе мясо, пока есть время.

Оглянувшись на замерший у стены силуэт дракона, Бенгт пошел к выходу.

— Но не забывай, что будет, если Рагнвальд не выживет. Я словами не разбрасываюсь, сделаю, как сказал.

— Сто раз уже слышала, — буркнула я себе под нос.

Бенгт покачал головой, с высоты глядя на меня, усмехнулся снова.

— Чудная ты, дева. Вроде дерзишь и злишь, а злобы на тебя и нет… посмотришь в твои глаза — и весело становится!

И, фыркнув в подтверждение своих слов, вышел из пещеры. Эмоции отступили, и я поплелась за варваром, уже ругая себя за этот странный порыв. Что, если ошиблась, не позволив развести жар? Что, если…

Тряхнула головой — поздно отступать.

Снаружи обнаружилась очередная тушка, к счастью, уже освежеванная.

Под сосной Бенгт споро сложил дрова, ловко установил треногой палки и подвесил над углями куски мяса. Я в это время почти привычно умылась снегом, притащила золотое блюдо и кубки, на которые Бенгт глянул искоса, а потом закуталась в мех и, присев на край поваленного дерева, приготовилась слушать.

…Черный зверь Лагерхёгг рожден был от железа и камня, в яйце золотом. Сила его велика и в скалах, и в небе, отзываются ему буря и грозовое ненастье. Черный хёгг — властитель небес и гор, и зов его родит самых сильных воинов и выносливых дев.

Белый зверь Улехёгг родился от союза льда и сияния, в алмазном яйце. Глаза его видят сквозь толщу льда, отзываются ему хрусталь вершин, снега и ветра севера. А от зова Улехёгга появляются люди, не боящиеся холода и плавящие стекло, что крепче алмаза.

Серый зверь Ньордхёгг вышел из пучины морской, и яйцо его там навеки осталось. Оттого водному хёггу легче жить в море. Хёгг этот вольный, и зов его слаб, оттого дети Ньордхёгга суше предпочитают свободные просторы водной глади.

Яйцо красного зверя Хелехёгга треснуло в лаве и огне. Пробудился он злым и коварным, потому что жжет горящий уголь его шкуру от начала времен. И ярость этого зверя страшна, боятся ее люди от северного предела до южного острова. Ибо каждый ребенок фьордов знает: проснется красный зверь, издаст рев, и придет смерть. Потому что отзывается на зов красного хёгга Огненный Горлохум…

— Чтобы слиться со зверем, юный ильх должен надеть кольцо Горлохума, — сказал Бенгт, коснувшись своего черного обруча на шее. — Это дар людям от перворожденных хёггов. Кольцо позволяет увидеть незримый мир, мир духов. Сила кольца Горлохума велика, дева. Но и тяжесть его запредельна. Не все, кто слился со зверем, выжили. Не все сохранили разум. Часто зверь сильнее человека и берет верх, несмотря на обруч, — варвар бросил быстрый взгляд на черный лаз в пещеру. Звуки изнутри не доносились, и я боялась думать о том, жив ли еще хёгг.

— Это случилось с Рагнвальдом? Хёгг оказался сильнее?

Бенгт надолго замолчал. Я его не торопила, позволяя самому решать, что мне говорить, а что нет. Какое-то время мы сидели молча, глядя на тлеющие угли. Бенгт снял мясо, бухнул на протянутое мною блюдо. И мельком я подумала, как это, наверное, смешно. Сидим возле костра — варвар и чумазая Энни, вся в саже, зато едим с золота! Надо было захватить корону для полноты картины! Я фыркнула себе под нос и взяла свой обед, обжигая пальцы и стараясь не думать о гигиене. Ильх вытащил из мешка кожаный бурдюк, щедро влил себе в рот. На меня глянул с сомнением, словно раздумывая, стоит ли поить чужанскую деву. Потом все же плеснул остро пахнущее пойло в мой золотой кубок — на самое донышко.

— Осторожно, дева, этот хмель злой, но и согревает отменно.

Сам снова выпил залпом, крякнул. Я же лишь понюхала, но от дегустации решила воздержаться. Мне нужна ясная голова.

— Нашего отца звали Саврон. Он был справедливым и сильным воином, а его черный хёгг — могучим зверем. А еще Саврон слыл любвеобильным и щедрым. — Бенгт усмехнулся в усы и уставился в костер. Взгляд стал отсутствующим, словно варвар забыл о слушательнице. — Он правил Карнохельмом твердой рукой и железной волей. Девы любили Саврона, сами приходили к нему с юга и севера, зная, что риар Карнохельма щедр на золото, украшения и ткани. Ни одну деву он не обидел, каждую одарил. Я стал его первенцем, а в свою девятую весну надел кольцо Горлохума и поймал душу черного хёгга.

Карнохельм процветал много лет, я успел вырасти и стать воином. Два черных хёгга и два морских — наши с отцом побратимы — это немалая сила, чужачка. Отец стал старше, но не утратил своей притягательности для дев. У него родилось много детей, из них десяток сыновей. Вот только… Надеть кольцо Горлохума никто из них так и не сумел. И каждый погиб, не достигнув двенадцати зим, сражаясь в незримом мире за душу хёгга.

Единственный глаз Бенгта затуманился то ли от воспоминаний, то ли от хмельного пойла. Я слушала молча, хотя от живо встающих перед глазами образов озноб пробегал по коже.

— Последней отрадой отца была прекрасная Аста, крылатая дева, вёльда — как говорят на фьордах. Она сама пришла к риару, пожелав понести от него дитя. Отец согласился. И полюбил Асту всей душой. Так полюбил, что до самой смерти не смотрел на других дев — невиданное для риара дело! У них родился Рагнвальд. А когда ему исполнилось восемь, он, как и многие братья до него, явился к риару и потребовал кольцо Горлохума.

Я зябко потерла ладони и все же сделала глоток хмеля. Он обжег гортань, в голове зашумело.

— Ваш отец ему отказал, ведь так?

— Верно, чужачка, — горестно вздохнул Бенгт. — Отец был уже немолод и не хотел терять сына любимой Асты. Не только отказал, но и взял с Рагнвальда клятву, что тот не станет и пытаться поймать душу зверя. Отец нарушил закон перворожденных, главный закон фьордов. Риар не смеет отказать вольнорожденному ильху в праве надеть кольцо Горлохума. Не смеет! Старейшины шептались, что грядет беда. Прорицательницы видели дурные знаки небес и земли. И оказались правы. Ночь спустя на Карнохельм опустилась стая диких хёггов. Даже один зверь — могучая сила, а этих было больше, чем пальцев на моих руках! Огромная, хищная, беспощадная стая! Отец, его побратим и Аста погибли в том бою. А с ними еще множество воинов и дев. Карнохельм потерял треть своего населения, я отделался глазом… Но самое плохое, что стая после этого поселилась на вершине. И каждую весну город платит ей свою жестокую дань! Вёльда-провидица сказала, что Карнохельм наказан за ошибку риара. И лишь Билтвейд спасет город от полного уничтожения!

Страшная картина развернулась перед глазами.

— Но выходит, что спустя годы Рагнвальд все же нарушил клятву, данную отцу, и надел кольцо Горлохума?

— Есть причина. И моя вина, — почесал косматый затылок Бенгт. — Кольцо Горлохума надевают мальчишки, те, кому не исполнилось десяти зим. Это закон, дева. Взрослые ильхи не способны слиться со зверем. Я так думал всю жизнь, пока не увидел в зале ста хёггов, как чужачка, дева из твоей Конфедерации, поймала душу красного хёгга.

Что? Я изумленно вытаращила глаза. Моя соотечественница? Единый, да это же он говорит об… Оливии Орвей! Антропологе, что в числе первых людей цивилизованного мира пересекла Туман и попала на фьорды! Так, значит, она не просто чужачка… Вот о чем говорила Дэгни! Вот почему называла госпожу Орвей столь уважительно — Оливия-хёгг!

Сердце забилось от изумленного понимания. Но я не стала перебивать Бенгта, потом задам свои вопросы. К тому же сейчас это и правда неважно.

— Оливия-хёгг смогла выдержать дар перворожденных и поймать душу зверя, хоть это и казалось невозможным. И я рассказал об этом своему брату, — варвар сглотнул, словно ему было тяжело говорить. — Во хмелю рассказал, дурак! Совет Варисфольда запретил говорить, а я сказал! Знал ведь, какой у брата характер, а ляпнул! В ту же ночь Рагнвальд ушел в незримый мир!

Я благоразумно промолчала о том, что тоже теперь знаю тайну. Чем позже варвар додумается до этого, тем дольше я проживу. Похоже, перворожденные сполна отвесили Бенгту силы, мощи и даже доброты, а вот сообразительности недоложили.

Бенгт опустил голову, рассматривая свои руки. Я не все понимала из его рассказа, лишь осознала, что ильха терзает чувство вины.

Варвар поднял взгляд, и в черной глубине отразилось пламя костра.

— Когда я нашел Рагнвальда, он уже надел кольцо Горлохума и сразился со зверем. Брат был изранен, но в сознании. А увидев меня, велел отнести в место силы, насыпать сверху побольше углей и золота, развести такой жар, чтобы и камень оплавился!

Ильх моргнул, глядя в огонь. Протянул руку и под моим изумленным взором вытащил горсть пылающих углей! Так просто, словно и не чувствовал жара! Да и на крепкой ладони не осталось ни ожога, ни раны! Так вот какова сила хёгга…

— Сюда, в семейное место силы, я принес тело брата, почти лишенное дыхания. Но стоило положить Рагнвальда в угли да засыпать горой жара, как хёгг вернулся. Я решил, что это добрый знак, ведь зверь исцеляется быстрее человека. Но с того дня человека я больше не видел. Только хёгга, которого день за днем засыпал углями, жаром и золотом! И все равно он почти сдох! — Бенгт вскинул голову, прищурился. — А с тобой вот очнулся! Пусть человеком еще не стал, но очнулся! Так что вылечи его, дева! А сейчас мне надо идти, нельзя надолго оставлять Карнохельм. Я и так рисковал, отправляясь на розыски врачевательницы.

Я тоже поднялась, глядя на ильха. Голова кружилась от всех этих слов, из которых поняла я далеко не все.

— Значит, в пещеру ты внес человека? — А я-то недоумевала, как дракон оказался в каменном мешке!

— Скалы для потомка Лагерхёгга — не преграда. Камень для нас живой, позову — ион услышит, откроется, — он наклонился, поднял осколок скалы, сжал в кулаке. А когда раскрыл, я ахнула. На мозолистой ладони лежал уже не колючий булыжник, а гладкая каменная капля. — Так что если Рагнвальд захочет выйти, гора его не удержит.

Я открыла рот. Отличная новость! Выходит, что если зверюга надумает меня сожрать, бежать будет некуда. И все же странно. Утром мне показалось, что хёгг тянется к лазу, но выбраться не может. Что каменный мешок для него такой же капкан, как и для меня.

Или это лишь глупые мысли глупой чужачки? Ведь я и правда ничего не знаю… а то, что узнаю, кажется таким невероятным, что не укладывается в голове! Моя картина мира пошатнулась и сейчас висела на одном гвозде, качаясь и угрожая вовсе свалиться да перевернуться вверх тормашками! И почему клятый фонд переселенок ничего не рассказал? Хотя неудивительно. Нельзя о таком рассказывать. Чтобы сохранить фьорды — нельзя. Вот откуда все эти запреты и требования. Пересекая Туман, мы навсегда прощаемся с прежней жизнью.

Пока я размышляла, Бенгт затушил огонь, снова глянул в сторону пещеры, хмыкнул и указал на мешок у камней.

— Разболтался я с тобой, дева! А ведь думал лишь на минуту заглянуть. В мешке для тебя обувка, примерь. И мелочи разные. Не знаю, что нужно девам, давно я с такими, как ты, не разговаривал… Дева для других дел предназначена. Так что положил, что нашел. — Бенгт смотрел хмуро и немного растерянно, похоже, уже жалея, что поделился с чужачкой переживаниями. Видимо, сильно они его тревожили, раз рассказал пленнице.

Нахмурившись так, что косматые брови почти сошлись на переносице, ильх снова зыркнул на лаз пещеры, развернулся и пошел к обрыву. Миг — и он упал с утеса. И снова я застыла, пораженная, увидев взлетевшего над горой дракона. Нет, привыкнуть к такому разумной девушке из прогрессивной Конфедерации просто невозможно!

Доев сочное мясо, я заглянула в мешок и к своей радости нашла там крепкие ботинки, правда, они оказались великоваты и сшиты на одну ногу, но я решила не придираться. В дополнение — вязаные колготки, теплый пуховой платок и одеяло. Мне бы еще новые очки, возможность помыться с мылом и кусок шоколада, так и вовсе сочла бы жизнь прекрасной. Как быстро изменились мои потребности, надо же!

Хмыкнув, я прокралась в пещеру. Во тьме хёгг казался каменной горой.

— Эй? — тихо позвала я. — Бенгт ушел. Но он оставил сырое мясо для тебя. И оно точно вкуснее испуганной переселенки… так что, если ты проголодался, у входа лежит сочный и дохлый олень!

Потопталась на месте, всматриваясь во тьму.

— Конечно, ты меня не понимаешь. Похоже, разума в тебе нет, Бенгт сказал, что порой после слияния остается лишь зверь, а человек теряется в незримом мире… Я плохо понимаю, как вообще это возможно, знаешь ли, но если в этой огромной чешуйчатой куче есть хоть капля сознания, давай договоримся? Ты не пытаешься меня сожрать, а я делаю все, чтобы тебе помочь.

Чихнув, я утерла нос. И подпрыгнула, когда из тьмы выплыла драконья голова. Совершенно беззвучно. Жуткие глаза, не мигая, уставились на меня. Тоненькая струйка воздуха вырвалась из ноздрей. И голова толкнула меня к выходу. Слегка, но я от этого движения едва устояла на ногах.

Так-так, и что бы это могло значить?

Хёгг меня прогоняет?

Хёгг намекает, что пора обедать?

Хёгг просто мотает башкой, и это совсем ничего не значит?

Ну почему с этими хёггами совершенно никакой ясности! Мне нужна инструкция!

Покосилась на лаз, возле которого белела полоска льда.

Снег.

— Кажется, тебе нравится снег, — медленно произнесла я.

Чудовище сверлило меня по-прежнему немигающим взглядом. В приоткрытой пасти виднелся серый язык. Дышал зверь тяжело, с хрипом.

— Надеюсь, я все же не сошла с ума, — вздохнула я и потащилась наружу. Нагребла полный ящик снега, вернулась. Хёгг лежал у стены, снова перегородив мне дорогу. Носом почти утыкаясь в лаз. Но когда я вошла, вяло отвел голову, пропуская. Следующие пару часов я словно каторжник таскала ящики с ледышками. Сначала отправляла все это снежное добро дракону в пасть, потом начала насыпать на неподвижную голову, шею и круп. От работы я согрелась и даже сбросила мех. Пару раз на ходу перекусила куском жареного мяса, попила талой воды и снова бросилась в пещеру. Часть снега подтаяла и образовала лужи, но, к моему удивлению, часть по-прежнему лежала на хёгге, словно ледяной наст. В пещере заметно похолодало.

Чудовище не двигалось, мутные глаза снова затянулись пленкой. Но хёгг дышал.

Устав так, что руки и ноги почти утратили чувствительность, я заползла в самый дальний угол каменного мешка. Из последних сил сгребла в кучу угли. Хёггово пламя не гаснет, лишь засыпает на время. И правда — стоило разворошить золу, как по углям пробежали веселые красные искры. Соорудив что-то похожее на гнездо и чихая от угольной крошки, я забралась в тепло, закуталась в мех. Тело мелко подрагивало от тяжелой работы. Было тихо. Лишь у противоположного края пещеры, возле лаза, слышалось дыхание чудовища. И я поймала себя на том, что прислушиваюсь к нему с беспокойством.

Хотя что удивительного. Моя жизнь зависит от этого зверя.

— Выживи, — тихо пробормотала я. — Выживи, пожалуйста…

Глава 10

…Уже знакомый призрачный свет. И незнакомец. На этот раз — совсем рядом. Словно он меня ждал. Уголки его губ дрогнули, когда я села, протирая глаза. Мой невероятно реалистичный сон повторялся с завидной регулярностью. Вот только жаль, что подсознание не додумалось сделать меня в этом сне красивой. Ну или хотя бы чистой! Потому что я по-прежнему сидела в гнезде из угля и золы, мои руки, тело и остатки платья покрывала черная пыль, а о своей прическе я даже думать боялась!

И странно, что мужчина напротив желал ко мне… прикоснуться?

С удивлением я смотрела, как он на коленях придвигается ближе. Как морщится, глядя на угли. А потом протягивает руку и касается моей ладони. Прикосновение — совершенно реальное — послало по телу сотню электрических разрядов. Тихий вздох незнакомца заставил меня замереть. Очень медленно он провел пальцем по моей руке — от запястья до локтя. И вроде нет в таком касании ничего запретного, а дыхание на губах стало горячим. И тело наполнилось тягучей, томительной тяжестью. Тронув сгиб локтя и обрисовав впадинку, пальцы переместились выше. До края оторванного рукава. Незнакомец мягко отвел полу мехового плаща, глянул на мой наряд с вышивкой. И понимающе усмехнулся.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, и палец мужчины прикоснулся к моим губам. Запечатывая. Он качнул головой, безмолвно приказывая молчать. И перевел руку ниже — на шею. Волоски на моем теле встали дыбом — и вовсе не от страха. Неизведанное чувство притяжения — вот что это было. Странный сон, странный мужчина, созданный моим воображением. И странные чувства.

Ильх качнулся вперед, и я наконец увидела его глаза. Синие. Словно прозрачный лед на солнце. Уголки его губ снова дрогнули. Не совсем улыбка, но мне от нее захотелось позволить ему все. Все, что он захочет…

Я коротко вздохнула. Сон… Правда, реалистичность ощущений как-то пугает. Но осмысливать происходящее совершенно не хотелось. Разум словно затянуло туманом, зато чувства обострились.

Пока я размышляла, варвар уверенно повел рукой, сбрасывая с меня шубу. Холодок коснулся кожи, и я зябко повела плечами. Мужчина придвинулся, положил руку мне на поясницу, привлекая к себе. Совершенно однозначно. Так, словно имел на это право. Словно знал, что я не откажу. Погладил мне спину, обрисовал силуэт. Я вскинула голову, безотчетно желая ощутить его губы. Поцелуй… вот чего я хотела. Но варвар из моего сна не собирался целовать.

А я сама не поняла, как оказалась прижата к земле. Ильх навис сверху, легко удерживая на весу свое мощное тело. От его взгляда, горячего и холодного одновременно, от сильного, почти обнаженного тела, от легкого дыхания, которое я ощущала на своей коже, дрожали колени и сохло горло. Ураган желания — сильный, незнакомый — всколыхнулся внутри, требуя большего. Я изумленно моргнула. Изумительный, совершенный, нереальный плод моего воображения! Который недвусмысленно собирается… заняться со мной чем-то приятным!

Беспокойство заставило меня нахмуриться. И упереться ладонями в литые пластины мужской груди. В ответ варвар прикусил мне шею! Просто опустил голову и прикусил, словно показывая, кто здесь хозяин! И тут же завел руку под мои бедра и, легко перевернув, прижал к земле! Я ахнула, открыла рот…

И тут меня тряхнуло, и я вернулась в реальность.

Потому что меня настойчиво и недовольно бодало одно гадкое рогатое чудовище! Хёгг недовольно заворчал, снова толкнул меня головой, отчего я вывалилась из гнезда углей.

— Хватит! — заорала я. — Да что тебе нужно? Ты изводишь меня днем, теперь и ночью поспать не даешь! Отстань! Брысь!

Дракон поскреб когтями землю, ударил хвостом и зарычал. Я юркнула за ящики — на всякий случай.

— Как же ты мне надоел! — в сердцах проговорила себе под нос. — Разбудил! А мне, между прочим, сон снился. Интересный!

Пещера содрогнулась от злого рычания дракона. Да что этой зверюге не нравится?

— Да-да, отличный был сон!

Снова рык и злобный скрежет когтей по камню.

— Много ты понимаешь, — буркнула я. — У тебя только череп большой, а разума в нем нет!

Хёгг тяжело прополз к выходу, и в пещере повисла тишина. Я посидела некоторое время за ящиками, а потом осторожно вышла. И тут же уткнулась в дракона, караулящего меня!

Взвизгнув, я шарахнулась назад, наступила на подол и, конечно же, грохнулась. Дракон радостно оскалился. Вот точно — радостно!

— Все-таки зря я тебя лечу, — буркнула я.

Хёгг в ответ дернул хвостом и, опираясь на крылья, как на ходули, отполз в сторону. Уткнулся носом в лаз и затих. Устал, видимо.

В проход побивался розово-серый рассвет. А тело все еще нежилось в ощущениях — запредельных и немного пугающих. Я выбралась из пещеры, размышляя. Происходящее во сне все больше затягивало и… пугало. Сейчас, когда туман сна отступил, а легкие наполнились холодным морским воздухом, я смогла все хорошенько обдумать. Тети, бабушка, кузины — все и всегда в один голос утверждали, что у меня совершенно нет воображения. Как я могла придумать незнакомца? И наши… отношения? Да еще и такие?

Да что со мной происходит?

Может, в этой пещере отравленный воздух? И каждую ночь я вижу галлюцинации? Будоражащие такие галлюцинации… И почему этот ильх так реален? Я и сейчас чувствую его прикосновения на своей коже. Если бы хёгг не разбудил меня, до чего бы мы дошли?

Чтобы хоть как-то отвлечься и выбросить из головы волнующие образы, я начала приседать и размахивать руками. Заодно взбодрилась и вернула затекшему телу чувствительность. Обошла утес, полюбовалась на море, которое менялось каждый день. Сегодня оно радовало глубокими оттенками синего, а на горизонте — оранжевого. И было спокойным, мирным. Лишь слева покачивался корабль, словно присевшая на волну птица.

Корабль?

Я замерла, протерла глаза. От волнения во рту пересохло. Корабль. На воде был корабль! И он приближался! Я уже видела несколько парусов, скалящегося деревянного хёгга на носу, и даже — ильхов!

О Единый! На корабле люди!

— Помогите! — закричала я, размахивая руками. — Спасите! Меня держат в плену! Помогите!

Корабль расплывался в стеклах треснувших очков. Но мне показалось, что мужчины на корабле меня заметили, а сам хёггкар повернул к утесу. И потому я принялась кричать с удвоенной силой.

Меня спасут! Снимут с этой скалы и отвезут к Гудрету!

И тут позади зарычало чудовище.

Хёгг в пещере очнулся, и от ужасающего рева содрогнулись горы. А хёггкар развернулся и шустро поплыл в другую сторону, подальше от орущей переселенки и дракона!

Разочарование выбило из глаз слезы, но я сжала кулаки, не позволяя себе реветь. Подобрала камень и швырнула в скалу.

— Замолчи, — заорала я хёггу, — ненавижу тебя!

Рычание оборвалось. Я села на снег, хлюпая носом и всматриваясь в водную гладь. Корабль стал почти неразличим. А ведь спасение было совсем рядом! С ветки на меня таращили круглые глаза совы, сегодня их было две.

— А вы что глазеете? — рявкнула я в сердцах. — Вам хорошо, у вас есть крылья! Проваливайте, нечего тут смотреть!

Птицы тяжело сорвались с ветки, взлетели.

— Что-то на этих гадких фьордах никто не торопится спасать прекрасную деву от дракона! Придется самой выбираться!

Закутавшись в плащ, я сидела, пока не замерзла, а потом потащилась назад в свою темницу.

Хёгг лежал у входа, почти уткнувшись носом в лаз. Недовольно заворочавшись, отодвинулся, когда я приблизилась. Жуткие глаза смотрели не мигая, ноздри подрагивали, втягивая воздух. Я прищурилась, потерла глаза. Разве нос зверя не был черным? Да и чешуя на морде тоже? Мне кажется, или дракон… посветлел?

Удивление даже затмило злость. Хёгг не двигался, лишь настороженно наблюдал за мной и подергивал кончиком хвоста. Я же подобрала ледышку, наросшую у входа в пещеру, и, осторожно приблизившись, потерла ею шею дракона. Раз, другой. Провела рукой — на коже остался жирный черный след. Посмотрела на кончик своей косы. Да она же тоже черная! Я вся черная! От золы и сажи! От угля, в котором лежал и хёгг! Из-за него чудовище приобрело такую окраску. Да я сама сейчас выгляжу как темнокожая дева! Выходит, дракон вовсе не черный, а… серый? Или и вовсе… белый!

Смутная догадка просверлила голову. Что там рассказывал Бенгт? Слова отпечатались в голове, словно я слышала их тысячи раз.

…Черный зверь Лагерхёгг рожден был от железа и камня, в яйце золотом…

Белый зверь Улехёгг родился от союза льда и сияния, в алмазном яйце. Глаза его видят сквозь толщу льда, отзываются ему хрусталь вершин, снега и ветра севера…

Бенгт внес в пещеру человека и завалил по приказу Рагнвальда золотом и углями. Поверил словам брата. А потом лишь исправно добавлял угли да тащил новые золотые кубки и блюда, надеясь, что это поможет. Но хёгг умирал. Бенгт сказал, он впервые вылез из кучи, лишь когда появилась я.

И неужели все дело в том, что он иной масти? Он просто… иной дракон!

Уже знакомый скрежет когтей по камню вымел меня из пещеры.

— Бенгт! — закричала я, увидев упавшего на утес черного хёгга. — Бенгт, я поняла!

Огромное тело дракона растаяло, и со снега тяжело поднялся одноглазый ильх. Шагнул ко мне. Покачнулся.

Я прищурилась и заморгала, силясь лучше рассмотреть. Сердце сжалось тревожно. Бенгт выглядел странно. Вроде все то же — мощная фигура, борода в трех косичках, грива черных волос и повязка на глазу. Вот только шел ильх неровно, словно перебрал хмельного. Может, он пьян?

Я растерянно посмотрела на снег. И вздрогнула. Белый покров перечеркнула цепочка темных штрихов. Кровь…

— Ты ранен! — ахнула я.

Ильх остановился рядом, мотнул головой, и я ощутила тяжелый запах — пота, крови и пепла…

— Бенгт, что случилось? У тебя кровь идет!

Сильные руки сжали мне плечи.

— Слушай меня, врачевательница. На Карнохельм снова напала дикая стая, мы ее отогнали, но мне надо вернуться, — ильх поморщился. Я таращилась на него, ощущая накатывающийся страх. Нападение? Бенгт снова мотнул головой и сипло втянул воздух. — Времени осталось мало, чужачка. Моего времени. Так что ты прости меня. Не желал я тебе зла.

— Что? — пискнула я. Ильх сильнее сжал мне плечи. Кажется, до синяков, одноглазый просто не осознавал, что почти опирается на меня, чтобы не упасть. Краем глаза я видела натекающую под ноги кровь.

— Рагнвальд должен выжить, — повторил Бенгт. — Он моя семья, единственный брат. Помоги ему, дева. Я долго думал…

— Что? Бенгт, тебя надо перевязать, слышишь? В пещере есть лекарства, я помогу! Надо промыть и перевязать рану!

Ильх моргнул. И вдруг улыбнулся — широко, искренне.

— Редкая душа у тебя, дева из-за Тумана. Чистая. Значит, мой выбор верный. Ты нужна моему брату.

— О чем ты говоришь?

Не отвечая, ильх отстранился, вытащил из-за пояса кривой нож. Я испуганно попятилась. Что происходит? Что этот варвар задумал?

— Каждому хёггу нужен кто-то, кто будет возвращать человека в этот мир, не давать утратить разум, прогонять зверя, если тот берет верх. Обычно это делает а-тэм, побратим. Но у Рагнвальда его нет. А скоро и я уйду… Ему нужен кто-то на этой стороне. Находиться в незримом мире так долго — слишком опасно. Ему пора вернуться. Прости, чужачка.

Бенгт ударил ножом по ладони и дернул меня так, что я не успела отстраниться. Острое лезвие оцарапало руку, и я охнула, забилась. Но ильх, даже раненый, был в сто крат сильнее меня! И держал крепко. Сжал мою ладонь, соединяя порезы.

— Силой перворожденного Лагерхёгга, силой родовой крови, огня и камня я, риар Карнохельма, привязываю эту деву к своему брату Рагнвальду, где бы он ни был. Правом старшей в роду крови называю Эннис Вилсон нареченной Рагнвальда, сына Саврона. Теперь ты лирин моего брата.

— Я?

Перестала трепыхаться и застыла, пораженно глядя на варвара. В магию и заклинания я никогда не верила, так отчего сердце почти останавливается, а мое тело, разум, вся сущность четко ощущают образующуюся связь? Странное, тянущее чувство, струна, протянутая к другому живому существу. Хёгг в пещере молчал. И почему-то я уверена, что жуткое чудовище не спит, а слушает нас!

— Но это невозможно! У меня уже есть жених!

— Обряд не был завершен, и ты была свободна. Теперь ты лирин Рагнвальда.

Словно в ответ на мои мысли из каменного нутра пещеры раздался драконий рев.

Бенгт устало выдохнул и отпустил мою руку. Я заторможенно посмотрела на испачканную кровью ладонь.

— Что ты сделал? Что ты сделал со мной?

— Прости, чужачка, — в единственном глазу ильха мелькнуло чувство. — Мне и правда жаль. Спаси его, на тебя вся надежда.

— Что?

Нет, я просто не верила. А я ведь считала Бенгта неплохим человеком! Варваром, но не злым!

— Да ты… мало того что украл, так еще и обручил не пойми с кем? Да знаешь, кто ты после этого?

— Мне надо вернуться, — ильх тяжело отступил. — Помни, что я сказал. И не злись, дева. Может, еще спасибо мне скажешь. Прощай.

Спасибо? Да я его убить готова! Вернее, добить!

Пошатываясь, варвар пошел к краю утеса.

— Бенгт! — вырвалось у меня, и одноглазый повернул голову. — Я знаю, почему хёгг умирал. Ты обложил его жарким углем и золотом, но твой брат не черный дракон, Бенгт! Он белый. Он поймал душу снежного зверя.

— Что ты несешь, дева?! — Если я хотела поразить одноглазого, то мне это удалось. Лицо Бенгта исказилось, в темном глазу бились непонимание, осознание, потом — ярость. Жаркая! Так полыхнула, что я снова попятилась. — Это невозможно! Скажи, что ты лжешь, чужачка!

— Я говорю правду, — тихо произнесла я. — И я вовсе не врачевательница, Бенгт. Ты перепутал меня с другой переселенкой. Я не умею лечить. Я просто давала чудовищу снег, и он охладился. От этого ему и полегчало. Вот правда, ильх.

— Но Рагнвальд приказал обложить его жаром!

Эта загадка и меня смущала. Но ответ есть, если…

— Стая, которая нападает на Карнохельм, это черные хёгги?

— Снежные! — рявкнул Бенгт. И осекся — тоже понял.

— Так я и думала. Похоже, твой брат не хочет такой связи. Он просто пытался убить дракона.

Мужчина на миг закрыл глаза. А когда открыл, ярости в них уже не было. Лишь печаль.

— Снежный… А я-то думал, почему он умирает… Мой брат никогда не примет белого хёгга… Никогда! Великие перворожденные! Как же так?

Покачиваясь, Бенгт дошел до скалы, приложил руки. И я открыла рот, увидев, как камень медленно осыпался, показав узкую дорожку. Раньше она была скрыта от моих глаз.

— У меня осталось слишком мало сил… Когда Рагнвальд вернется в человеческое тело, идите по тропе. Карнохельм близко, за скалой. Прощай, чужачка.

И уже не глядя на меня, ильх вернулся к краю.

И упал вниз.

Я зажала рот ладонью. Бесконечно долгую минуту ничего не происходило. А потом над скалой все же поднялся черный хёгг. Левое крыло его почти не работало, и летел дракон тяжелыми рывками. Полыхнул пламенем и скрылся за пиками гор.

Я же вытерла руку снегом и удивилась — порез успел затянуться. Внутри было тревожно, билась злость и обжигало непонимание. Повертела головой, и взгляд наткнулся на узкую тропинку, бегущую вдоль скалы. Проход! Бенгт открыл проход!

Я рванула к нему, даже не подумав взять с собой еды или воды. Понеслась вдоль скалы, ощущая лишь желание сбежать, вырваться из ловушки!

За спиной взвыл хёгг, и скалы содрогнулись от его ударов внутри пещеры. Он рычал с такой болью, что мое сердце замирало и стучало с перебоем, словно сломанный механизм. Да что это такое?! Какое мне дело до этого зверя? Плевать!

Еще десять шагов я проползла на чистом упрямстве, уже понимая, что это бесполезно.

Я не могла уйти от чудовища, заключенного в скале.

Всегда знала, что жалость — очень вредное чувство!

Выть и рычать зверь перестал, лишь когда я вернулась в пещеру. Не глядя на хёгга, я заползла в самый дальний угол и закрыла глаза. Прежде всего, чтобы не видеть драконью морду, возникшую рядом. К тому же мне надо было подумать. Очевидно, что покинуть хёгга я не могу, совесть не позволит. А хёгг не может выбраться из пещеры, если не станет человеком. Задача, кажущаяся невыполнимой. Но выбор у меня лишь один. Если я хочу выжить, то должна помочь дракону. Проклятому чудовищу, сопящему над моей головой!

Игнорировать дышащего в лицо зверя и дальше оказалось невозможно, так что я открыла глаза и недовольно уставилась на силуэт хёгга.

— Кажется, теперь можно не опасаться, что ты меня сожрешь, — проворчала я. — Хоть одна хорошая новость на сегодня!

И, поднявшись, пошла к выходу.

Хёгг слабо дернул крыльями и рыкнул.

— Куда, куда, — буркнула я. — На выход я иду! Как будто у меня есть варианты! Снега тебе принесу. Чудовище ненасытное!

Шипение стало мне ответом.

Остаток дня я таскала льдины, вскапывала сугробы и обкладывала снежным добром чудовище. Хёгг вяло поднимал крылья и не спускал с меня жуткого взгляда, но не двигался, позволяя мне выполнять эту странную работу. И даже исправно открывал серую клыкастую пасть, в которую я запихивала снежные комки. Устав, я подкрепилась и напилась талой воды.

На кусках жареного мяса жир замерз, и жевать его было противно. Стараясь не думать о горячем сладком чае, ароматных булочках и пышном омлете, я сунула в рот свой обед, с трудом прожевала.

— Гадость, — решила, проглотив. — Даже с голодухи — гадость! Вот вернусь в Варисфольд и попрошу Гудрета испечь мне десяток булочек. Нет, сотню!

Остатки мяса снова спрятала в мешок. Подумав, попыталась сунуть и дракону в пасть кусок мяса, но хёгг его выплюнул, обслюнявив.

— Ну вот, испортил еду, — разозлилась я. — Между прочим, у нас ее не так много! Не хочешь — как хочешь, вот тебе вкусная ледышка, кушай — не обляпайся!

Зверюга послушно проглотила кусок льда, а я фыркнула.

— У тебя очень странные гастрономические вкусы, если хочешь знать. Кстати, тебе надо дать имя. У человека оно есть, а у тебя? Может, Шипучка? Шипишь потому что… Не нравится? Ах, я знаю! Буду звать тебя Лёд! А что, меня вот величали Булочкой за пристрастие к выпечке, а ты лопаешь снег и ледышки. Лёд — прекрасное имя! Гораздо лучше этого Рагнвальда!

Хёгг ударил хвостом, и я сочла это за согласие.

А потом снова принялась за дело.

К вечеру изрядная часть снега, укрывающего площадку утеса, оказалась в пещере. А я свалилась без сил в углу, не чувствуя рук и ног.

Влажный нос ткнулся в мою коленку, и я вздрогнула, открыла глаза. Хёгг ворочался, лапами сгребая ко мне остывшие угли. На разгорающиеся оранжевые искорки дракон сердито рычал, но продолжал исправно нагребать кучу золы. А закончив, уставился на меня в ожидании.

— Спасибо, — неуверенно пробормотала я, не веря, что чудовище соорудило мне теплое гнездо.

Хёгг тихо фыркнул и отодвинулся подальше, туда, где моими усилиями теперь высилась гора снега. Я вяло подумала, что будет, если это добро к утру растает. Хотя в пещере теперь царил холод, кажется, даже камни покрылись морозным узором. Возможно, все дело в том, что снежный дракон обретает силу. Глаза его видят сквозь толщу льда, отзываются ему хрусталь вершин, снега и ветра севера…

Я долго лежала, рассматривая каменную стену, по которой извивалось морозное кружево. Вспоминала свою жизнь дома, мечты, надежды. Немного Гудрета, но его лицо почему-то расплывалось перед мысленным взором. Вспоминает ли он свою затуманную невесту? Или уже нашел новую нареченную?

Беспокоилась о Бенгте. Хотя разум и утверждал, что не должна. Мне бы ощутить хоть подобие злорадства, мол, получил варвар по заслугам. Но вместо этого терзала тревога. Вздохнула, и хёгг издал тихий рокочущий звук. И почему мне послышалось в нем утешение?

— Дожила, болтаю с огромной крылатой ящерицей и верю, что она меня понимает, — пробормотала я, закрывая глаза. — Так недалеко и до сумасшествия, милая Эннис. Хотя бабушка всегда уверяла, что я не от мира сего. Ох, видела бы она меня сейчас!

Я тихо рассмеялась, и хёгг снова ответил мягким рычанием. Изумительно, но это был совершенно не агрессивный звук, напротив! Он ласкал слух!

— А ты не так плох, Ледышка, — пробормотала я, улыбнувшись. — Для крылатой ящерицы-переростка, конечно. Пожалуй, я даже рада, что ты выжил.

Рокот-рычание снова прокатилось по пещере, и я закрыла глаза, засыпая.

Кто же знал, что эта ночь может стать для меня последней.

* * *

Горячие ладони прижали меня спиной к каменному телу, прогоняя холод. Я повернула голову и вздохнула. Конечно, это был не добрый пекарь из Варисфольда. А незнакомец, непонятно почему являющийся мне, стоит заснуть! И кажется, сегодня этот варвар был настроен решительно!

Властно положив ладонь на губы, ильх закрыл мне рот, чтобы молчала. И так же по-хозяйски подтолкнул, заставляя… встать на колени? Я охнула, пытаясь повернуться. И тут же варвар перехватил меня поперек живота, поглаживая бедра. Я поморгала, соображая. Нет, я, конечно, понимаю, что присниться может всякое, мало ли на что способно воображение, ошалевшее от всех моих испытаний, но это уже слишком! Я не согласна!

Возмущенно брыкнула ногой, отталкивая ильха.

В ответ дикарь рассмеялся! Просто рассмеялся, словно наша забавная игра его развлекала! Я брыкнула сильнее, уже всерьез выворачиваясь из стального захвата. Однако какой же реальный этот сон! Или, может, совсем не сон? Я снова ощущала и жар чужих ладоней, и мощь мужского тела, и легкое дыхание незнакомца на своем виске, когда ильх прижал меня к полу. Просто прижал, гад такой!

Хотя я ведь просто могу произнести слово! И сон развеется, как уже происходило раньше!

— А ну пусти меня, варвар! — завопила я.

Захват стал сильнее, а незнакомец не испарился.

— Не в этот раз, Темная Дева, — чуть хрипло произнес мужчина. — Хватит дразнить, мне надоело.

От изумления я застыла, зато ильх времени зря не терял и в ступор, как я, не впадал. Споро подтянул мои бедра, откинул подол платья и погладил оголившиеся ягодицы. Шокированная, я взвыла, уже не сомневаясь, что мне не снится. Не могла я все это придумать!

— Руки убери!

— Тшш, — ильх без усилий прижал меня к себе, лишая возможности сопротивляться. И снова погладил бока — как будто успокаивал норовистую лошадь! — Нельзя отказываться от подарков перворожденных, — с легким сожалением произнес он. Так произнес, словно своим присутствием одолжение мне делал! Да чтоб он провалился!

Прикосновение к моей спине, легкий рисунок пальцами по позвоночнику.

— Если хорошо постараешься, возможно, я даже назову тебе свое имя. И останусь с тобой в этой пещере. Покажи мне, что умеешь, Темная Дева.

Ильх сжал в кулаке мои растрепанные волосы, чуть потянул. Заставляя прогнуться еще сильнее. И я услышала, как щелкнула железная бляшка его пояса. Пояса, на котором держались простые полотняные штаны…

Это ж он… Это же я… Мы! Ох!

— Отпусти меня! Немедленно! Зачем мне твое ужасное имя, я и так его знаю!

— Что?

Он рывком убрал руки и развернул меня лицом.

— Рагнвальд, — выдохнула я.

Последнее, что осталось в моей памяти, — это изумление в нереальных сине-голубых глазах. Он отпрянул. И в это мгновение пряди ильха в один миг побелели, разукрасив инеем черную гриву волос.

Глава 11

Я проснулась и поняла, что мне срочно нужен холодный воздух. Чтобы освежить голову, да и тело, что уж там! Хёгг тревожно рыкнул, когда я прошла мимо, но я лишь отмахнулась. Перед глазами стояло мужское лицо, невероятные синие глаза, побелевшие волосы…

Выбравшись на утес, я с наслаждением подставила лицо морскому ветру. Сделала уже почти привычные упражнения, протерла лицо снегом, полюбовалась на волны. День обещал быть спокойным и безветренным — кажется, я уже научилась определять это по краскам восходящего солнца. И тут в пещере взвыл Лёд.

— Да иду я, иду! — отмахнулась от рычания хёгга. Но зверь в пещере то ли не услышал, то ли не понял, потому что раздался грохот и очередной жуткий рык. Да что это с ним?

Я шагнула к лазу и замерла с занесенной ногой.

Между мною и входом в пещеру стоял зверь. Огромный, жуткий, косматый, с оскаленной алой пастью и прищуренными желтыми глазами. То ли волк, то ли шакал, вот только размером с быка! Выгнутая спина в седой короткой шерсти, прижатые к узкой морде уши, мощные лапы… Порождение ночного кошмара, вставшее между мною и спасительной пещерой!

И он совершенно точно собрался перекусить. Мною! Мое сердце на миг остановилось и забилось с такой силой, что казалось — пробьет грудную клетку! Зверь сделал мягкий шаг по снегу, я отступила, с ужасом понимая, что бежать мне некуда. Позади только обрыв и острые пики черных скал.

Хёгг в пещере издал ужасающий вой-рык, волк на миг пригнулся, но, дернув носом, снова повернул морду в мою сторону. Бенгт создал проход — и именно по нему прошел дикий зверь. Раньше площадка была закрыта со всех сторон, а теперь… Мелькнула мысль — если бы я все-таки убежала, как долго прожила бы на скалах? Я ведь совсем не подумала о хищниках! А они тут есть… О боги… Быстро оглянулась в поисках палки, ну или хотя бы камня. Ничего. Только ровный наст снега! Не снежки же мне лепить, в самом деле!

— Убирайся! — пропищала я, стараясь совладать с дрожащим голосом. Но вышел лишь задушенный хрип — ни силы, ни уверенности. Да и какая уверенность, когда стоишь между бездной и оскаленной пастью? — Пошел вон!

Хищник низко опустил морду и угрожающе зарычал, верхняя губа приподнялась, обнажая черные десны и белоснежные клыки. И с каким-то странным спокойствием я поняла, что мне конец. Может, зверя привлекло спрятанное за камнем мясо, но он точно не побрезгует и сочной переселенкой.

Я сделала еще шаг назад. Тишина упала на скалы. Мягко обнял со спины солнечный свет. Как же страшно… Зверь пригнулся. И прыгнул.

И в то же мгновение пролетел вихрем человек, а зверь отлетел на снег, жалобно скуля и дергая лапами. Но тут же вскочил и бросился на новую добычу — ильха. Того, кто его отбросил. Яростная атака — и зверь сплелся с человеком, покатился по снегу живым рычащим клубком. Я ничего не могла понять, волк рычал и бился, кажется, теперь атаковал человек… брызги крови окрасили белый наст. И рычали тоже оба — зверь и мужчина.

— Хватит! — крик сорвался с губ невольно, от страха.

Ильх с рыком отбросил волка, и тот тяжело перевернулся, вскочил, скаля клыки. И хромая, кинулся на тропу. А я с изумлением уставилась на того, кого видела в своих снах…

Рагнвальд.

Высокий, широкоплечий, почти обнаженный и покрытый смазанными теперь рисунками и волчьей кровью. Да и своей, похоже… А еще у него были самые невероятные, самые синие и колючие глаза и снежно-белые волосы.

Варвар прищурился, уставившись на меня. Так же, как и во сне, — совершенно бесцеремонно. Только на этот раз еще и со злостью.

— Т-ты… ты! — заикаясь, выдохнула я. Да уж, Энни, ты точно победила бы в конкурсе «как не надо общаться с мужчинами»!

Ильх окинул меня мрачным взглядом, глубоко вдохнул. Повернул голову, глянул на пещеру. Зачерпнул снег и с каким-то чувственным наслаждением протер лицо, руки, шею.

— Ты живая, — припечатал ильх так, словно я его разочаровала.

— Живая, — кивнула, не в силах оторвать от него взгляд. — А ты ранен. У тебя кровь идет.

Ильх дернул плечом, словно это было совершенно неважно.

— Спасибо, что спас от этого жуткого зверя…

— Это горбатый волк — горбоволк, их много в горах, — ильх выпрямился и теперь снова рассматривал меня. И стало неловко за свои грязные руки и лицо, за перепачканные сажей платье и волосы, за треснувшие очки на носу… Да, у меня точно была бы медаль в конкурсе разочарований и даже приз зрительского негодования!

Я нервно вытерла руки о ткань.

— Спасибо…

— Меня заставил ледяной хёгг, — с ненавистью выдохнул Рагнвальд. — Эта тварь испытывает к тебе… привязанность.

— Что? — изумилась я.

Ильх сжал губы и шагнул ко мне. Я инстинктивно попятилась, мельком подумав, что горбоволк был не так уж и плох. Человек может оказаться гораздо хуже!

— Какого пекла! — рявкнул Рагнвальд, делая еще шаг. Позади меня зияла пропасть.. — У меня почти получилось закопать ледяную тварь! Откуда ты вообще взялась?

— Из-за Тумана… — пискнула я.

— Что? — ильх отшатнулся, а я выпрямилась, силясь вернуть себе спокойствие и уверенность.

— Меня зовут Энни, и я переселенка из-за Тумана. Приехала в Варисфольд к жениху. Твой брат Бенгт украл меня с обряда наречения и притащил сюда!

— Узнаю брата, — хмыкнул варвар. — Хотя выбор странный.

— Он притащил меня, чтобы я вылечила хёгга! — буркнула я. — Зверь умирал, ты забыл сказать Бенгту, что именно это и задумал!

— Если бы я сказал, он ни за что не помог бы! Смерть хёгга грозит гибелью и мне.

— Не понимаю…

— Слияние не было завершено! — прорычал Рагнвальд. — Я держал ледяную тварь в жаре, но сопротивлялся слиянию! Я не собирался умирать! И у меня могло получиться, если бы не ты!

— Знаешь, я не просила, чтобы меня стащили с собственного наречения! — разозлилась я. — Я приехала на фьорды, мечтая о муже и доме! А вместо этого получила холодную пещеру с чудовищем, от которого зависела моя жизнь! Так что хватит на меня орать! Я не виновата в твоих бедах! Зато ты с братом отвечаешь за мои!

Ильх осекся, уставился гневно. Синева его глаз завораживала, казалось, смотришь в лютую, морозную ночь — и нет сил оторваться. В какой-то момент казалось, что ильх сейчас решит все проблемы махом и избавится от докучливой проблемы в моем лице. Но он лишь глубоко вздохнул, успокаиваясь.

— Слышал я, что переселенки из мертвых земель языкаты и непочтительны, — уже тише произнес мужчина.

— С чего мне тебя почитать? — буркнула я. — Из-за тебя у меня куча проблем.

Ильх озадаченно нахмурился. Снова осмотрел меня с ног до головы. И хмыкнул.

— А еще я считал, что переселенки отличаются от дикарок заповедных земель. Хотя бы внешне.

— А у нас мужчины отличаются тактичностью! — процедила я.

Но ильх не понял, лишь глянул насмешливо. Вот они — различия! Оценить мою колкость варвар не способен. Он просто не знает, что такое тактичность! А еще — мораль, совесть и вежливое обращение с девушкой!

Так что я лишь насупилась и снова вытерла ладони о платье.

— Не объяснишь, почему я видела тебя в своих снах?

— Это были не сны, а незримый мир. Никто на фьордах не принял бы этот мир за сон!

— То есть все было реально? Я просто… перемещалась?

— Конечно.

— Но как я туда попадала?!

Ильх всмотрелся остро.

— Я слышал о вёльде, которая могла по своему желанию ходить в незримый мир. Редкий дар. Твой род славится таким умением?

— Нет, никогда о подобном не слышала, — озадачилась я. — У моей семьи много талантов, но способность видеть незримый мир? За такое у нас можно прослыть сумасшедшим.

— Земли за Туманом мертвы, это все знают, — резко бросил ильх. — И земля, и камень, и железо — все погибло. Но фьорды иные — и многое открывают в людях. А сейчас расскажи мне все, дева. С самого начала!

— Да нечего рассказывать, — я снова покосилась на варвара. Не успел вернуться, уже приказывает! Деспот! Ну хоть не орет.

Как смогла, я поведала о событиях этих дней. И, запинаясь, рассказала о ранении Бенгта и о странном ритуале, который тот провел.

— Лирин? Моя лирин? — ярость снова полыхнула в глазах ильха синим огнем, и показалось — он сбросит со скалы навязанную невесту, да и дело с концом!

— Меня это тоже не радует, — поспешила уверить я. Все же от откровенной злости в глазах варвара стало обидно. Я, конечно, не шоколадная конфета, но зачем так презрительно морщиться? Расправила плечи и повыше задрала свой грязный нос. Вот только это совсем не помогло, и мне снова показалось, что ильх не сдержится и отправит меня в море.

— Я собираюсь вернуться в Варисфольд с первым же хёггкаром. Наше странное наречение ничего не значит!

— Еще как значит! — снова сорвался на рык варвар. Что-то для ледяного он слишком… огненный! Как будто обжигающее пламя заковали в оболочку льда, и оно рвется, рвется наружу. — Бенгт связал нас кровью, а ты назвала в незримом мире мое имя, — глаза варвара стали холоднее льда вокруг.

— И что же? — испугалась я. Ох, как же на фьордах все непросто!

— Назвать имя в мире духов — дать обещание перед перворожденными! Дать обет духам предков! И это ничего не значит?

— Но я не знала! Я просто хотела тебя остановить! Зачем ты вообще меня… меня… трогал?

Осеклась, а ильх фыркнул.

— Кажется, ты была не против.

— Я думала, ты мне снишься!

— Понравился… мм… сон?

Варвар поднял белые брови и усмехнулся. Я жарко покраснела, добавив «привлекательности» своему чумазому лицу. И мысленно взвыла. Ну что за напасть! Нет, с этим ильхом мы точно не поладим!

— Я буду тебе очень благодарна, если ты вернешь меня в Варисфольд, к жениху!

Задрала подбородок и смерила ильха гневным взглядом, от которого, по уверениям бабушки, любой наглец должен тут же принести извинения и исполнить желание благородной госпожи. Ильх развернулся и пошел прочь. Словно просто потерял желание разговаривать. Но потом все же обернулся. И я вдруг осознала, что и ему нелегко дались эти дни. Под синими глазами залегли тени, черты лица болезненно заострились, дышал варвар тяжело. Еще и волк оставил на ильхе следы своих когтей… Мужчина был изможден и все равно производил устрашающее впечатление. Хотела сказать, что ему стоит отдохнуть и залечить раны, так не послушает ведь…

— Мы немедленно отправляемся в Карнохельм. Если в пещере есть что-то важное для тебя, возьми. У тебя лишь пара минут.

— Но мне надо в Варисфольд!

— Попутного ветра, — буркнул ильх. И махнул рукой на море. — Варисфольд где-то там!

Вот прибила бы!

— Твой сумасшедший брат… — начала я и осеклась.

— Укороти свой язык, чужачка, — тихо и как-то замороженно произнес ильх. И стал похож на ледяного демона. Спокойная угроза в голосе варвара была красноречивее и страшнее его ярости. — Бенгт — мой риар. Я не позволю говорить о нем непочтительно.

Ильх развернулся и пошел на тропу, даже не взглянув в сторону пещеры. Я поморгала, глядя ему вслед. Вдруг Бенгт уже мертв? В груди стало холодно и как-то пусто. У меня нет причин любить одноглазого ильха, в конце концов, он здорово испортил мою жизнь, но и смерти ему я не желала… И, как ни странно, ненависти тоже не испытывала. Сердце подсказывало, что варвар — хороший человек, что он просто сражается за то, что любит. А я, к сожалению, оказалась лишь оружием в этой битве. Злиться на ильха можно сколько угодно, но в то же время я способна его понять…

Потому что мне отчаянно хотелось иметь семью, которая будет так же сражаться за меня.

Глава 12

Ильх уже стоял на тропинке, под кривой сосной, прилепившейся стволом к скале. Мужской профиль казался вылепленным изо льда — такой же холодный. Длинные белые волосы и размазанная по телу кровь делали варвара похожим на какое-то древнее божество — жестокое и беспощадное. Я хмыкнула. Удивляясь своим мыслям, поспешила в пещеру. Что-то подсказывало, что долго ждать ильх не намерен. А я уже поняла, что без сопровождающего просто не выберусь из этих скал! Поэтому я не стала задерживаться. Внутри оглянулась растерянно — хёгга не было. И показалось, что без зверя пещера слишком огромная, холодная и пустая. И когда я успела привязаться к чудовищу?

Брать мне было особо нечего, но я все же вытащила мешок, в котором Бенгт принес продукты. Сунула внутрь одеяло. Туда же отправились остатки мяса и несколько горстей угля, я уже успела оценить их чудесное свойство никогда не гаснуть. А подумав, добавила несколько упаковок с витаминами и лекарствами. Ильх-то очнулся и собирается домой, а вот мне еще до Варисфольда добираться! Дорога неблизкая, так что лучше позаботиться о своем здоровье! Глянула на пыльную корону, улыбнулась. Чужого мне не надо, поэтому я решила взять лишь небольшую железную банку из-под лекарств — ее вряд ли можно отнести к сокровищам дракона. Закрыла волосы теплым платком, затянула завязки на шубе, поправила очки и, закинув мешок на плечо, осмотрела пещеру. Место, которое я так истово ненавидела, где пережила минуты жуткого страха, одиночества и отчаяния. Да, без огромного силуэта хёгга она казалась пустой, безжизненной и слишком большой. А ведь когда-то я не могла найти места, чтобы отодвинуться от дракона достаточно далеко.

Посмотрела на стену, возле которой последние дни лежал хёгг. И вдруг ощутила странное сожаление. Да, я привыкла к этой зверюге. Кормила его, жалела, заботилась, даже имя дала… И где он теперь? Вместо понятного и уже привычного хёгга снаружи дожидается человек, и как вести себя с ним — совершенно непонятно.

— Я справлюсь, — тихо пробормотала я, возвращая себе оптимизм. — Зато будет что рассказать внукам!

Задрала повыше нос и потопала к выходу.

Ильх неподвижно стоял на прежнем месте, удивительно гармонично вписываясь в окружающий зимний пейзаж. Почти раздетый, варвар, похоже, не испытывал холода, а мне даже смотреть на него было зябко.

Когда я подошла, ильх повернул голову и глянул своими невозможными глазами. Поднял брови, увидев мой мешок, но спрашивать ничего не стал.

— Далеко до этого вашего Карнохельма?

— Город с другой стороны скал, один я прошел бы быстрее. Но ты не выдержишь горные тропы, поэтому придется идти в обход. Пешком это примерно два дня пути.

— Пешком? Есть другой вариант?

— Бенгт долетал за несколько минут, — без выражения произнес варвар.

— Так это то, что нам надо! — подскочила я. — Верни хёгга, доберемся до Карнохельма и…

— Никогда, — ровно произнес ильх. — Больше никогда я не призову зверя. И об этом тебе тоже лучше не говорить, чужачка.

Обжег холодом взгляда, развернулся и зашагал по тропинке. Я постояла, хмуро рассматривая литую спину со смазанными кровавыми рисунками. Так-так. Не поэтому ли варвар даже не зашел в пещеру? Может, боится утратить контроль над хёггом и оказаться в незримом мире? Кстати…

— Получается, что в пещере рядом со мной всегда был только зверь, так? Ты мог удержать его внутри, но не больше… А из-за меня ты потерял и этот контроль…

Ильх остановился и развернулся так резко, что я почти ткнулась носом ему в грудь. Он так же резко отступил, а я так и осталась стоять, рассматривая варвара.

— Ты слишком много болтаешь, чужачка, и все не по делу. Я не буду говорить с тобой о хёгге.

— Может, хёгг тоже сопротивлялся вашему слиянию? Понимал, чего ты хочешь… И как странно, что он испугался за меня! — задумчиво произнесла я.

— Я никогда не слышал о подобном, — нехотя проговорил ильх. — Хёггам чужды человеческие чувства, у них нет привязанностей. Это хищники, ими движет совсем иное. И потому все это… странно.

— Наверное, это особенный хёгг. Способный испытывать благодарность!

— Это ледяная тварь, которую я уничтожу, — рявкнул Рагнвальд. Сжал зубы до белых пятен на щеках. — Иди за мной и молчи, дева, — нахмурился ильх. — Ясно?

— Ясно. Слово «любезность» тебе тоже незнакомо, — пробормотала я себе под нос.

— Бенгт соединил нас, и я уважаю своего брата и моего риара. Но этот выбор я не принимаю! — отрезал ильх. — В Карнохельме я освобожу тебя.

— Хоть одна хорошая новость, — обрадовалась я. И тут же насупилась: — Надеюсь, ты не планируешь меня убить, чтобы освободиться? А то кто тебя знает…

Рагнвальд насмешливо улыбнулся, не отвечая. Видимо, чтобы я не слишком радовалась. Да уж, щадить мои Нежные чувства тут никто не будет. Варвар!

Возмущенно засопела, но вовремя прикусила язык. Возмущаться потом буду, все равно толка от этого никакого, ильху мои слова что вода, стекла — и ничего не осталось! К тому же в чем-то ильх прав, я ничего не понимаю в местных нравах. Значит, лучше оставить при себе свое мнение. Но как же варвар злит!

— Значит, ты меня отпустишь? Так? Вернешь в Варисфольд?

— Раз в месяц в главную гавань отправляется хёггкар. Ты сможешь уплыть на нем. А наречение можно разорвать, я знаю способ. Так что да, отпущу. Мне ты не нужна.

И, решив, что беседа окончена, ильх развернулся и снова пошел вперед. Легко, несмотря на свой рост и вес. Словно его ноги и не проваливались в снег!

Я прищурилась. И почему от последних слов варвара так неприятно? Ведь радоваться должна! Может, дело в том, что эти слова я слишком часто слышала за Туманом, у себя дома? Не нужна… Ты не нужна, сорняк Энни…

Прикусила губу, сдерживая эмоции. Задрала повыше нос и решительно потопала за ильхом.

— Вот и замечательно! — громко произнесла я. — Потому что все, чего я хочу, это вернуться к любимому! Меня жених ждет!

— Кажется, ты о нем забыла, когда была в незримом мире, — насмешливо уронил Рагнвальд.

Я споткнулась, со злостью уставившись на мужскую спину. Вот же мерзавец! Я же объяснила, что это лишь сон!

— Хотела убедиться, что лучше Гудрета никого нет! — рявкнула я. — Теперь знаю точно!

Ильх не ответил, но я была уверена, что он меня слышит. Его спина, и без того кажущаяся высеченной из мрамора, окаменела, мышцы напряглись. Но ильх даже не повернул головы, продолжая шагать вдоль скал.

А мне ничего не оставалось, кроме как тащиться следом.

К тому времени, когда солнце застыло белым диском над нашими головами, я успела взмокнуть в своей шубе, набрать полные ботинки снега, устать, как тягловая лошадь, и несчитанное количество раз проклясть и фьорды, и варваров, и свою дурацкую мысль сбежать из дома за Туман! Мой живот ворчал, настойчиво напоминая о необходимости хоть что-то туда кидать, ноги болели, а спину и руки ломило. В глаза словно насыпали песка, порой я совсем ничего не видела сквозь свои треснувшие очки и пугалась грядущей слепоты. Хорошо, что следы Рагнвальда виднелись на снегу четкими отпечатками и можно было ориентироваться на них. Потому что фигура ильха все чаще расплывалась перед моими глазами. Но я сжимала зубы и не позволяла себе унылых мыслей. Мешок стал казаться неподъемным, и я уже всерьез подумывала его бросить. Но потом смотрела на легкую походку ильха, который, похоже, вообще не знал слова «усталость», и необоснованная злость заставляла меня двигаться дальше.

Я была уверена, что варвар так и дошагает до своего клятого Карнохельма, не приседая ни на минуту и не испытывая ни голода, ни жажды, ни других естественных потребностей. Статуя, а не человек!

Сунула в рот ледышку, чтобы заглушить сосущее чувство внутри, и с неприязнью покосилась на широкую спину и связанные шнурками белые волосы.

И даже удивилась, когда ильх свернул под скальный навес между двумя огромными елями.

— Привал, чужачка.

— Быстро ты утомился, — съязвила я. — А с виду крепкий!

— Знал, что вид тебе нравится, — без тени улыбки произнес он.

Я поперхнулась ледышкой и закашлялась.

— Да я на тебя вообще не смотрела.

— Всю дорогу глаз не отрывала.

— Так ты маячил впереди, куда еще мне глядеть? — рявкнула я. Швырнула мешок на снег и пошла за камни — по важному делу.

И только присела, как сверху прозвучал голос:

— Лучше отойди за дерево. Под снегом гнездо нервы, может укусить.

Я взвизгнула, отпрыгнула в сторону, опасливо косясь на сугроб. И разозлилась.

— Обязательно везде за мной ходить?

Ильх пожал плечами.

— Я лишь хотел предупредить. В следующий раз промолчу.

Отвернулся и невозмутимо пошел к каменному козырьку, где было сухо и лежал наст из сосновых иголок. Я прикусила язык. Умом понимала, что ильх прав. Но почему-то ужасно хотелось на него накричать!

Со вздохом потерла лоб — на руке остался черный след. Боги, да я же выгляжу как чучело! Хуже, гораздо хуже чучела! Вся в саже и угольной пыли, потеках краски после моего несостоявшегося наречения, грязи и мусоре! Кошмар!

Потянулась было к снегу, чтобы протереть лицо, да махнула рукой. Все равно не помогает. Сажа, кажется, впиталась в мою кожу и волосы, а жирная краска расплылась вокруг глаз, но не стиралась. Мне бы горячую ванну да мыла побольше, но о такой роскоши можно только мечтать. Да и ради кого прихорашиваться? Глянула в сторону ильха, который быстро и умело складывал ветки для костра. Движения скупые, четкие и, что таить, красивые. И мышцы под загорелой кожей двигались тоже красиво, отчего казалось, что кровавые рисунки оживают. Вот-вот и слетит с плеча крылатый хёгг или сползет с живота бескрылый…

Я тихо вздохнула и отвернулась. Мой сон, пусть и оказавшийся странной реальностью, останется лишь сном. Сяду на хёггкар и забуду эти скалы, словно кошмар. Только жаль, что больше не увижу «моего» дракона…

Отбросив снег, я шмыгнула в сторону дерева, на которое указал ильх.

Когда вернулась, варвар сидел возле сложенных веток и на его лице застыло странное выражение. То ли ярости, то ли болезненного сожаления. Похоже, он не мог развести огонь, и именно это вызвало такие чувства.

— У меня есть уголь из пещеры, — тихо сказала я, приблизившись.

Ильх не ответил, поэтому я молча достала угли и подложила в кучу веток. Весело рассыпались оранжевые искры. Рагнвальд коротко выдохнул. Жадно протянул ладони, словно хотел помочь, придержав зарождающийся лепесток огня, и тут же отдернул руки. Его лицо на миг исказилось, словно от нестерпимой боли.

Я глянула удивленно — вряд ли крошечный огонек мог сильно обжечь.

Но ильх уже отвернулся, встал.

— Можешь отдохнуть, — сказал он, не поворачиваясь. — Здесь сухо, и когда огонь разгорится, станет тепло.

— Я вовсе не устала, — гордо возразила я.

Варвар снисходительно качнул головой.

— Ты пыхтела, как столетний еж. Ты не приучена к долгой дороге. Сиди здесь, я скоро вернусь.

И ушел, не дав мне возразить. Я лишь в который раз посмотрела на широкую спину, на которую мне уже надоело любоваться!

Фыркнув, вытащила из своего мешка железный ящик, набрала снега. Подумав, добавила несколько сосновых иголок и пристроила посудину на угли. Уселась рядом, грея ладони и ожидая, когда приготовится мой напиток.

— Сам ты еж! — прошептала себе под нос.

Пламя разгорелось и уже весело плясало на ветках, так что у костра стало действительно тепло. Я даже распахнула шубу и вытащила из рукавов руки, протягивая их к пламени. Разложила на камне остатки мяса, но не выдержала, сунула один кусок в рот, не дождавшись, когда жир растает. Снег в моей «кружке» начал булькать. Веткой я спихнула посудину с костра, подхватила и с наслаждением сделала глоток. Талая вода слегка отдавала сосновой горчинкой и пахла шишками. Да это же почти чай, по которому я так соскучилась!

Рядом возникла фигура ильха, и я чуть не выронила от испуга кружку. И тут же получила насмешливый взгляд — мою эмоцию варвар, несомненно, заметил. Я сердито насупилась.

— Добавь в свое питье, а это съешь, — проговорил он, не обращая внимания на мое недовольство. На раскрытой ладони лежали ярко-красные ягоды. В другой — пузатый розовато-желтый клубень, тщательно очищенный от земли и кожуры.

Я с подозрением осмотрела подарки.

— Решил меня отравить?

— Зачем? — приподнял брови Рагнвальд. — У меня есть нож. Это гораздо проще.

И пока я хлопала глазами, соображая, молча высыпал ягоды в мой напиток. Я принюхалась — ароматно. Но для начала решила отведать клубень. Откусила кусочек и ахнула. То ли яблоко, то ли картофель, но сочно и необыкновенно вкусно! Кажется, у нас это называют топинамбуром. С трудом удерживаясь от желания облизать пальцы, откусила еще кусок и опомнилась. Отломала половину, протянула ильху. Тот изумленно хмыкнул.

— Отдаешь мне свою еду, чужачка?

— Просто делюсь, — пожала я плечами.

— Я наелся, — хмыкнул он. — Ильх первым делом думает о своем голоде, а потом о том, как накормить других. Иначе не будет сил защищать и сражаться. Если хочешь выжить на фьордах, узнай наши традиции. И не отдавай свою еду мужчинам.

Я нахмурилась. Великие перворожденные! Да, мне точно нужна инструкция по фьордам. Кажется, и здесь я умудрилась что-то нарушить.

— Одну еду на двоих принято делить лишь с мужем, чужачка. Ну или с тем… кому желаешь согреть ночью постель.

Я так шустро отдернула руку с подношением, что ильх хмыкнул. Я же с возросшим подозрением глянула в свою кружку.

— На фьордах не стоит брать еду из рук чужого мужчины. Но не бойся, чужачка, — в спокойном голосе все же скользнула насмешка. — Я не причиню тебе вреда.

— С чего мне тебе доверять? — проворчала я, но все же осторожно отпила. И зажмурилась от удовольствия. Сладость! Ягодная, ароматная сладость! До чего же вкусно! Я сделала большой глоток и не сдержала блаженно вздоха.

— И не доверять тоже не с чего, — отозвался ильх. Он все еще стоял рядом, наблюдая за мной. — Я не делал тебе зла. И я чту волю своего риара, хоть и не согласен с ним.

Я кивнула, обдумывая слова мужчины. Что ж, похоже, понятия чести ильхам не чужды — конечно, в их собственном понимании. Сделала еще глоток, наслаждаясь ароматом и вкусом напитка. Как же я соскучилась по нормальной еде! По сладостям! Очнулась от блаженства и смутилась. Ой, мурлычу тут, как кошка возле тарелки сливок, ужас… Бабушка уже скривилась бы недовольно и напомнила о манерах. Вечно я с ними не в ладах, с манерами этими! Есть люди, у которых все и всегда получается правильно, легко и красиво. Такими были все женщины в моей семье. А есть я. И вечно то споткнусь, то ошибусь, то скажу глупость… Никогда у меня не выходит правильно!

— Ты хёгг, — отбросила я дурные воспоминания. — А у меня пока нет оснований верить тем, кто носит такое кольцо, — показала на черный обруч, обвивший шею ильха.

— Я не хёгг, — сквозь зубы произнес варвар. В ледяных глазах вспыхнула злость, и воздух вокруг нас сгустился и резко остыл. Костер зашипел, пламя безуспешно боролось за право на жизнь, но увы. Обугленные ветки покрылись ледяным узором, который полз по земле от ног ильха. Я выронила кружку и отпрыгнула. Ужас кольнул сердце, показалось — миг, и меня достигнет стужа, заберется на тело, заморозит!

И тут, конечно же, напомнила о себе моя неуклюжесть! Нога поехала на камне, и я рухнула, нелепо взмахнув руками. Ильх склонился ко мне, но я испуганно дернулась в сторону:

— Не подходи!

Варвар замер, рассматривая меня своими ледяными глазами. И вдруг его фигура затуманилась, словно ее обняла метель… Поняв, что происходит, я со всех ног бросилась в сторону, подальше от… снежного дракона!

Хёгг, возникший на месте человека, раскрыл крылья и зарычал.

— Лёд! — крикнула я.

Дракон опустил голову, и я увидела, что его глаза изменились. Похоже, незавершенное слияние влияло и на человека, и на зверя. Желтизна радужек исчезла, на меня смотрели голубые кристаллы глаз с вертикальным зрачком. И я была совершенно уверена, что сейчас на меня смотрит именно Лёд, а не Рагнвальд. Так же, как в пещере, сейчас рядом со мной был только зверь.

— Ледышка… — прошептала я. Хёгг горделиво вытянул шею и оскалился. Но выглядело это совершенно не страшно, где-то внутри была уверенность, что дракон просто выражает свою радость! Он был рад мне! А я… рада ему! Улыбнулась и сделала шаг, намереваясь дотронуться до драконьей шеи. Но хёгг дернулся в сторону, снова зарычал, забил крыльями, поднимая снежную круговерть, и… исчез.

С земли поднялся тяжело дышащий ильх. Не глядя на меня, он подошел к дереву и со всей силы всадил в ствол кулак. Я не удержала тихого вскрика, увидев кровь на разбитых костяшках. Хотелось что-то сказать, но только что? Ясно, что Рагнвальд не справляется, он не контролирует хёгга, а тот иногда прорывается в этот мир, выбрасывая человека в незримый. И это вызывает в ильхе ярость.

Рагнвальд отвернулся и некоторое время просто стоял, опустив голову. Потом глянул через плечо. Я вздрогнула, но глаза мужчины уже не пылали злостью. Он сумел взять себя в руки и, кажется, о чем-то задумался. Я опасливо шагнула ближе.

— Дай мне нож, пожалуйста, — попросила я, не поднимая на варвара глаз.

— Зачем?

— На охоту пойду! — буркнула я. — Давно жареного кабана не ела!

— Здесь не водятся кабаны, — ильх выдохнул и слегка улыбнулся. — Но полно горбатых волков, барсов и оленей. Только сомневаюсь, что ты умеешь охотиться, чужачка. Слишком ты шумная и медленная.

Я закатила глаза, показывая, что думаю о его словах. И скрывая уязвленное самолюбие. И казалось бы, давно привыкла ощущать себя так, но почему слова этого дикаря особенно задевают? Он ведь даже не пытается меня обидеть, просто говорит очевидное! Да, я не гожусь на роль охотницы, это понятно и дураку. Но почему-то хочется взять во-он тот камушек и стукнуть ильха по голове!

Не обращая внимания на мои терзания, Рагнвальд вытащил из ремня на ноге нож и протянул мне.

Видимо, от жгучих эмоций подол шубы я кромсала с особым рвением! Правда, это оказалось той еще задачкой! Густой мех цеплялся за пальцы, а шкура оказалась тверже засохшей коры. Пыхтя от напряжения, мне удалось отрезать кусок, но дальше я застряла. Клинок уперся в толстый шов и отказывался двигаться дальше! Я вздернула шубу, осматривая кривой срез и свисающий лоскут меха.

Ильх вольготно устроился на поваленном стволе, с интересом наблюдая за мной. Разозлившись сильнее, я с силой воткнула сталь в упрямую шубу и дернула, отхватывая еще кусок подола. И с торжествующим воплем потрясла отрезанным лоскутом. Теперь моя накидка стала гораздо короче, по колено. Но зато и идти в ней будет легче, а мех перестанет волочиться по снегу, словно шлейф сумасшедшей королевы!

— Да, охотницы из тебя точно не выйдет, — припечатал ильх. — Ну разве что охотиться ты станешь на шкуры и плащи.

— Мог бы и помочь, — буркнула я.

— Если деве нужна помощь, она просит о ней мужчину, — произнес варвар. — И предлагает взамен то, чем может отблагодарить.

Я примолкла, соображая. Это он сейчас о чем?

— Но у тебя все равно нет ничего, что могло бы меня заинтересовать, — невозмутимо продолжил дикарь.

Я возмущенно обернулась.

— А разве ты не должен заботиться о своей нареченной?

— Так я и забочусь. Приношу еду, отгоняю зверей. Ты их не слышишь, а их полно вокруг. Веду тебя удобной дорогой, а ночью позабочусь о ночлеге. Девы за Туманом так избалованны, что им этого мало?

Я слегка опешила. Потом задумалась. И решила уточнить:

— Мог бы еще понести мой мешок!

— А это уже как раз то, о чем нужно попросить, — уголки его губ дрогнули. — Не я придумал тащить на себе половину пещеры. Шла бы налегке, кто тебе мешал? И если ты закончила терзать эту несчастную шкуру, чужачка, то нам пора. До заката надо пройти перевал. Ночевать придется в лесу, здесь много ночных хищников, а идти с тобой слишком опасно.

— То есть один ты прошел бы и ночью? — буркнула я.

— Конечно, — похоже, вопрос его удивил. — Я вырос в этих горах. Поторопись, дева.

— Меня зовут Энни! — бросила я.

Он пожал плечами, показывая, что мое имя его мало интересует, и отошел к деревьям, ожидая, пока я соберусь. Очень хотелось гордо плюнуть ильху вслед, но я понимала, что это лишь мои глупые эмоции. И потому просто собрала свой мешок. Куски мяса так и остались лежать на камне, ильх к угощению не прикоснулся.

До самой ночи мы двигались вдоль скалы. Тропинка даже стала немного шире и суше, снега становилось все меньше. Я изумленно крутила головой, не понимая, что происходит. Казалось, что зима резко пошла на убыль и воздух начал теплеть. Еще недостаточно, чтобы я решилась снять шубу, но вполне ощутимо. Пару раз варвар останавливался, чтобы я могла отойти за камни по естественным потребностям, и успевал за это время набрать ягод и сладких корешков, которые молча отдавал мне. Я благодарила, ильх кивал и так же молча шел дальше. И почему-то эта молчаливая и отстраненная забота вызывала желание догнать его и дать пинка.

Вот так, изумляясь своим странным и нелогичным эмоциям, я и топала, выдергивая ноги из снежного ковра.

Когда тени удлинились и стали густыми, чернильными, ильх наконец остановился на ночевку. Я к концу дня так выдохлась и устала, что могла бы уснуть даже на камнях. Но когда варвар указал на крошечную лачугу, прилепившуюся к скале, не сдержала радостного вопля:

— Дом! Здесь есть настоящий дом!

— Всего лишь сторожка для охотников, — уголки губ ильха слегка приподнялись. — Но внутри ты сможешь поспать.

«А ты?» — чуть не ляпнула я, но прикусила язык. Молча прошла вслед за ильхом в низкую дверь, осмотрелась.

К моему удивлению, открылась створка без скрипа, а внутри оказалось чисто.

— В горах много зверья, ильхи часто здесь ночуют, — пояснил Рагнвальд. — Повезло, что сегодня пусто.

— Ты тоже охотник? — Я потерла руки, рассматривая низкую узкую кушетку у стены, глиняную плошку с горстью хёгговых угольков, несколько чугунков на треноге. Под крышей узкая дыра, не окошко — воздухоотвод. На стенах — крючки, в углу — сложенное покрывало и запас сухих дров. Вот и вся обстановка.

— Все ильхи Карнохельма владеют оружием. И многие девы — тоже.

Варвар тряхнул плошку, и угли слабо засветились. Я уже знала, что они не гаснут насовсем, лишь «засыпают». И стоит их разворошить или растрясти, снова разгораются. Очень удобно!

— Неужели все умеют сражаться? — изумилась я, сбрасывая свой мешок и развязывая платок.

— Да, мы учимся этому с раннего детства.

Я потрясла головой, почти весело размышляя над своей судьбой. Если я хотела найти более неподходящее место для толстой и неуклюжей Эннис, то вот оно — Карнохельм! Мало того что ильхи и их девы изумительно красивы, так еще и ловки, грациозны и сильны! Да мне впору удавиться от осознания собственной неполноценности!

Пока я предавалась унынию, ильх успел развести в специальном углублении пламя, и по лачуге поползло живое тепло. И снова я уловила взгляд Рагнвальда, направленный на огонь. Тоскливый, мертвый взгляд, от которого мороз пробирал и хотелось спрятаться. Но отвернулся ильх снова слишком быстро, не давая понять свои эмоции.

Я пристроила шубу на крюк и покосилась на единственную лежанку.

— Я переночую снаружи, — заметив мой интерес, сказал Рагнвальд.

— Можно постелить на пол мою шубу и одеяло…

— Я переночую снаружи, — отрезал ильх.

— У меня еще есть мясо…

— Я не голоден.

— Слушай, я всего лишь пытаюсь быть вежливой! — вспылила я. — Не поверишь, но общаться с хёггом было легче, чем с тобой!

— Жаль, что благодаря тебе он не сдох окончательно! — рявкнул вдруг ильх, и я подпрыгнула. Лицо его исказилось, синие глаза полыхнули синим пламенем, а стены лачуги вмиг покрылись ледяными узорами. Но кажется, сам варвар этого не заметил. Шагнул ко мне, сжимая кулаки, и показалось — голову оторвет!

— Я теперь даже прикоснуться к пламени не могу! Проклятая снежная тварь не позволяет!

— Но я не виновата в том, что ты поймал ледяного дракона!

Ильх рывком сделал еще шаг и сжал мои плечи. То ли встряхнуть хотел, то ли придушить… От резкого движения мои очки слетели с носа. Варвар втянул воздух и на миг закрыл глаза. А открыв, взглянул уже без злости.

— Да, — тихо сказал он. — Виноват лишь я. Прости, что испугал.

От изумления, что варвар способен извиниться, я даже дар речи потеряла. А ильх улыбнулся с уже знакомой насмешкой.

— Ильх, который винит в своих бедах слабую деву, — глупый и недостойный ильх. Ты не виновата, ты лишь исполняла волю Бенгта. Брату трудно перечить, даже мужчинам это не удается. — Ильх вздохнул. — Просто мне трудно… смириться.

Словно завороженная, я смотрела в его лицо.

— У тебя необычные глаза, чужачка, — задумчиво протянул мужчина. — Вроде и голубые, а внутри зеленые пятнышки.

Я затаила дыхание, смущенная и близостью ильха, и переменой его настроения.

Глаза? Видел бы он свои… вот от них точно невозможно оторвать взгляда, смотрю — и внутри все замирает. Вот только напоминать Рагнвальду о том, каким сделал его ледяной дракон, точно не стоит. Интересно, какие глаза были у варвара до слияния с хёггом? Верно, темные, как у Бенгта… Каково это — стать совершенно другим? Получить новые качества, но потерять прежние… Странно, наверное. А возможно, и страшно. Тем более когда совсем не рад таким изменениям.

И почему он так смотрит на меня?

— Тетушка Хло за цвет глаз звала меня Жабой, — ляпнула я от смущения. — А бабушка именовала Сорняк Энни. Розалинда, это моя кузина, говорила: «Неуклюжая Эн», а тетя Джун величала Недоразумением. Весело, правда?

— Нет. Почему твоя семья тебя ненавидела?

Я опешила. Ясно, цивилизованно врать, чтобы пощадить чужие чувства, ильх не приучен.

— Они не ненавидели… надеюсь, что нет. Просто… просто я отличалась от них. Была другой. У меня были странные мечты, мысли, поступки… Мы совсем друг друга не понимали. Наверное, им было трудно со мной… Знаешь, мне не хочется об этом говорить.

И… почему он все еще так близко?

И снова ожило воспоминание — шепот ильха и его прикосновения… И кажется, об этом подумала не только я, потому что в синеве глаз Рагнвальда возникла растерянность, а ладони сильнее сжали мои плечи, безотчетно привлекая. И вдруг в льдистой глубине чужого взгляда вспыхнуло… сияние. Я ахнула, пораженная. Переливы расцветили радужку, словно в глазах ильха поселилось северное сияние! Да что же это такое?!

Ильх тяжело выдохнул, лицо его стало удивленным. Я моргнула, не веря в то, что увидела. В его глазах было сияние! Самое настоящее! Но разве это возможно? Или меня снова подводит зрение?

Рагнвальд качнулся, словно желая меня поцеловать. Я застыла.

И он дернулся в другую сторону.

— Ложись спать, дева. И не выходи, здесь полно хищников, — грубо бросил Рагнвальд, стремительно выходя, почти выбегая, за дверь.

Я удивленно глянула на хлопнувшую створку. И какая муха снова укусила этого варвара? Мне показалось, что мы почти нашли общий язык, так нет же — опять разозлился. А на что — неясно. Боги, да с драконом объясниться легче, чем с этим мужчиной!

Пожав плечами, я устроилась на узкой лежанке и решила выкинуть из головы странности местного населения. Ну их всех… к хёггам!

Глава 13

Чужачка во сне хмурилась.

Рагнвальд осторожно присел рядом с лежанкой, всматриваясь в женское лицо.

Чужачка. Дева из-за Тумана. Странная, непонятная, навязанная. Зачем брат сделал ее нареченной? Зачем?

В Карнохельме любили сказки о мертвых землях, что лежат за полосой серого марева. Эти земли зовутся Конфедерацией и населены чудовищами. С виду чудовища такие же, как сами ильхи, а внутри — мертвы, как и их земля. Вода и течение порой приносят на фьорды мертвое железо, из которого чужаки строят огромные и ужасные хёггкары и коробки с колесами.

Когда Рагнвальду было семь, побратим Бенгта Кимлет — водный хёгг — притащил из морской бездны железную птицу. Затянул на отмель своего озера в горах, где любил проводить время с девами. Мальчишки Карнохельма порой бегали туда — подглядывать, как резвится водный хёгг. Правда, все знали: если Кимлет поймает за этим занятием, надерет уши и зад так, что до следующего новолуния сесть не сможешь!

Но в тот раз побратим брата сам позвал и Рагнвальда, и его родителей.

На илистой отмели лежала железная птица. Огромная, но пустая внутри, способная вместить двух взрослых мужчин. У нее был клюв и широкие крылья, и вся она состояла из пластин железа, грубо и неумело соединенных между собой.

«На такой птице люди Конфедерации поднимаются в воздух», — сказал брат, изумленно рассматривая находку.

И Рагнвальд ему не поверил. Как и все, кто рожден от зова черного хёгга, он чувствовал камни, но особенно — железо. Сколько помнил себя — чувствовал. Его дар был силен даже без кольца Горлохума. Ему прочили душу самого сильного черного хёгга, который только есть на фьордах, ведь маленький Рагнвальд был способен железом повелевать. Верный признак — говорили все.

Но в тот день он снова и снова трогал железо, надеясь ощутить привычный отклик.

Увы, птица из-за Тумана была отвратительна и мертва. Она была похожа на кошмар. Словно куски мертвечины соединили между собой и заставили каким-то мерзким способом стать единым целым. Рагнвальд водил пальцем по грубым швам на боку птицы, рассматривал ее пустое нутро, в которое зачем-то поставили стулья. И его трясло от ужаса и негодования. Это не могло летать. Это было нечто ужасное и совершенно непотребное. То, что противоречит самой природе.

Тогда он уверился, что все истории про мертвые земли, которые рассказывает его мать, правда. Да и кому, как не ей, прекрасной и мудрой Асте, знать истину? Мать была из вёльд, из вольных дев-воительниц. А они всегда слыли на фьордах особенными, потому что обладали тайной мудростью и силой. Их род не подчинялся ни одному риару, эти девы сами выбирали свой путь и своего мужчину.

Мать говорила, что судьба Рагнвальда его найдет, даже если он будет сопротивляться. Что нельзя пройти мимо того, что предначертано. Дорога — кольцо и всегда ведет к тому, что должно случиться.

Конечно, в детстве Рагнвальд об этом не думал. Его занимали мертвая железная птица, обрастающая тиной на мелководье, сражения с другими мальчишками и больше всего — кольцо из недр Великого Горлохума, которое он вскоре наденет.

Душа черного хёгга, предназначенная Рагнвальду, вот что его заботило. Он не сомневался, что сможет одолеть зверя…

И даже подумать не мог, что отец откажет…

И вот теперь, спустя столько лет, он смотрит на спящую чужачку и пытается понять, как случилось, что судьба свела его с этой девой? Почему Бенгт решил сделать ее лирин Рагнвальда? Зная, что брат никогда не примет такую жену!

Рагнвальд не понимал. И испытывал странные чувства, глядя на свернувшуюся чужачку.

Больше всего было злости. Его, словно зверя, поймали в капкан, и хотелось отгрызть себе лапу, чтобы вырваться. Еще — непонимание. И что-то дикое и тревожное, заставляющее сжиматься горло и впервые возникшее в незримом мире.

Рагнвальд мотнул головой, сбрасывая мысли. И вновь скривился, увидев свои белые волосы. Уже привычно задавил ненависть. Связь с хёггом он ощущал постоянно. Его ярость, его голод, его… непонятные чувства к чужачке. Потребность заботиться о ней, словно дева была несмышленым детенышем. Желание ее оберегать.

Как объяснить такие чувства дикого хищника, Рагнвальд не знал. В Карнохельме он надеялся получить ответы.

Карнохельм… его дом, его земля. Как она примет ильха с белыми волосами?

Неважно — как. Сам Рагнвальд не мог этого принять. И ненавидел снег, который теперь был снаружи и внутри, лед, который полз за ильхом, куда бы тот ни отправился. Не мог смириться с тем, что черные угли с искрами живого огня теперь жгут пальцы, а раньше ласкали… Он больше не слышал песню скал на рассвете, а раньше наслаждался ею каждое утро. Теперь камень стал немым. И железо не отзывалось — совсем. Его нож — верный друг, который он сделал своими руками, больше не отзывался Рагнвальду. Снова и снова ильх гладил клинок, но тот молчал. Словно железо было мертвым, как в той птице из его детства. Он напоил нож своей кровью, но и это не помогло. Ничего уже не поможет, и это Рагнвальд тоже знал. Оттого и ощущал себя зверем в капкане… и не знал, как вырваться.

Зато шептала вершина, затянутая льдом и снегом. Только Рагнвальд обрывал этот шепот, заставлял себя не слушать. Снег и лед говорили все громче, и хотелось оглохнуть, лишь бы только заглушить эти голоса! И белый хёгг в незримом мире ярился, рвался, рычал.

Порой удержать его было невероятно сложно…

Снежный хёгг. Жуткий хёгг. Тот, кого он так ненавидел. Теперь — его…

Рагнвальд потер ладонью переносицу и снова посмотрел на спящую чужачку. Спутанные волосы непонятного цвета, сбившийся набок платок, рванье и грязный мех, которым она укрылась. И лица не рассмотреть, оно прячется за слоем краски, сажи и непонятными стеклами!

Но он помнит, какая она была под его руками. Горячая, нежная, трепетная. И глаза у чужачки невозможного цвета, с теплыми искрами у черного зрачка. Восторженно-удивленные. Вот такие глаза у чужачки. Словно этот мир ее безмерно удивляет и преподносит подарки. Странные глаза для девы, которую именовали Недоразумением и Жабой. Которую украли с наречения и заточили в пещере с хёггом.

А еще чужачка пробуждает Зов. И это вызывает желание свернуть ей шею!

Спутанные волосы упали деве на лицо, и Рагнвальд отвел пряди, не подумав. Пальцы кольнуло. И он задержал руку, прислушиваясь к ощущениям. Намотал на ладонь локон. И тут же нахлынуло запретное. Как он держал эти пряди в кулаке, как тянул, заставляя деву откинуть голову. Яркое, обжигающее пламя взметнулось внутри, заставляя задохнуться и пробуждая проклятие зверя, которое он не умел сдерживать.

* * *

Ночь оказалась беспокойной, и я совершенно не выспалась. Непонятное перемещение в незримый мир пугало, и теперь я опасалась засыпать. А вдруг снова провалюсь не пойми куда? И встречу еще какого-нибудь ильха? Я не хочу! Одного хватает!

И стоило подумать, начинала терзать мысль: как там варвар, снаружи? Ночью холодно… Хотя он, похоже, совсем не мерзнет. И все равно… Разве это дело — сидеть одному на снегу? Может, снова позвать ильха внутрь? Так ведь откажется. Точно откажется… И почему я вообще за него переживаю? Он варвар и сам сказал, что вырос в этих горах.

Усталость взяла свое, и я все-таки уснула. Правда, поспать удалось недолго, потому что за стенами взвыли волки. От жутких звуков я чуть не поседела, а может, и обзавелась парой белых прядей, кто знает! Под черной сажей все равно не видно! Деревянные стены лачуги казались слишком ненадежной защитой, так и чудилось, что со всех сторон полезут хищники.

И мучила мысль — как там снаружи Рагнвальд. А вдруг его уже сожрали? Не выдержав, я даже дернула дверь, опасаясь увидеть обглоданное тело, и изумилась, поняв, что ильх меня запер! Створка не поддавалась, похоже, с другой стороны ее подперли бревном! И зачем, интересно? Чтобы чужачка не доставала с вопросами и глупостями? Да больно надо!

— Варвар нечёсаный! — возмутилась я. — Зря я о тебе беспокоюсь. Таким любой волк подавится!

Вой прекратился так же внезапно, как начался. Словно кто-то щелкнул пальцами, и над скалами повисла тишина. Я долго вслушивалась в нее, глядя в крохотное окошко под самым потолком лачуги. Оно служило скорее для циркуляции воздуха, а не для любования закатами. И видно в него было лишь кусочек неба. Но что это было за небо! Густая ночная тьма цвела разноцветными красками и переливами. Правда, налюбоваться я не успела — полыхнув, сияние прекратилось.

А я все-таки уснула.

А проснулась от голоса ильха:

— Вставай, солнце уже поднимается.

Я свесила ноги, сонно потянулась. В узкую щель окна плоским потоком втекал жидкий утренний свет. Зевнув, я потянулась за своими очками, да так и замерла с занесенной рукой и открытым ртом.

Я… видела.

Видела!

Я могла рассмотреть мужское лицо с уже отросшей серой щетиной, сжатые губы, поперечную морщинку на лбу, метельные ресницы с совершенно белыми, морозными кончиками. И все это — без очков! Я видела множество деталей, а ведь раньше без окуляров все тонуло в тумане!

— Я тебя вижу… — от изумления закружилась голова. — Вижу!

— О чем ты? — не понял Рагнвальд.

— Я тебя вижу! — завопила, вскакивая. — Без очков! А я ведь думала, что совсем ослепла, потому что последние дни не могла рассмотреть ничего дальше своей руки!

— Ты не видела? — ильх выглядел потрясенным. — Постой… вчера, когда ты шла за мной, не видела дальше нескольких шагов?

— Трех, если быть точной! — от счастья, что главный ужас моего существования вдруг каким-то волшебным образом отступил, я не выдержала и рассмеялась. И тут же всхлипнула. Тоже от счастья! Верно, выглядела я как помешанная, но было наплевать!

— Подожди, — ильх потряс головой, моргнул. — Почему ты мне не сказала? И почему ты не видела? Мертвые земли твоего дома лишили тебя зрения? Но как же ты шла? Я ведь порой… отходил далеко. Как?

— По следам, — счастливо улыбаясь, выдала я. — На снегу были твои следы. Ну и тропинка все равно ведь одна… Великие перворожденные! Неужели я вижу? Я не ослепла!

Смахнула влагу с глаз, с восторгом осматриваясь. Теперь все было иначе! О прекрасные перворожденные хёгги! Неужели я вижу? Очертания приобрели четкость и краски. Оказывается, покрывало на лежанке не серое, а сшито из множества лоскутов, а край деревянного изножья любовно обнимает вырезанный вьюнок. Детали, которые раньше были мне недоступны, выплывали из мрака слепоты и наполняли душу невыразимым счастьем! Я снова рассмеялась, бросаясь из одного угла в другой и с восторгом разглядывая сучки на стенах, незатейливые рисунки на глиняных чашках и сколы на единственной тарелке. Да, я видела не в совершенстве, многие детали все еще ускользали от меня, но все же видела! Без очков!

— Не понимаю, как это получилось! Это ведь невозможно! Мое зрение улучшилось!

— Это сила Зова, — со странной интонацией произнес ильх. Он отступил в густую тень, наблюдая за мной.

— Что такое Зов? — живо откликнулась я, продолжая кружить по крошечной комнатке. Захотелось выбежать из лачуги и рассмотреть две щербатые ступеньки, огромную сосну, валуны, покрытые мхом, камни, небо! Рассмотреть все-все, каждую деталь этого огромного, прекрасного мира. Увидеть своими глазами! Да это же чудо!

— Ты не знаешь про Зов? — как-то хрипло спросил Рагнвальд, но я лишь отмахнулась. От обуревающих эмоций меня распирало изнутри и шатало, словно хмельную! Я даже забыла о наших с ильхом разногласиях! Сейчас меня больше занимало волшебство моего нового мира.

— Впервые слышу!

— И ночью не почувствовала ничего… мм… необычного? — еще глуше произнес ильх. В его голосе скользнула какая-то новая нота, и я все же оглянулась. Но Рагнвальд стоял в сумраке, там, куда не дотягивался луч света. И его лица я не видела.

— Что я должна была почувствовать? Не понимаю тебя! — Я кружила по лачуге, хватая и с восторгом рассматривая предметы. Хотелось смеяться. Или плакать. Или и то и другое одновременно!

— Совсем ничего?

Нет, все-таки этот варвар странный!

— Ну разве что есть хотелось, — попыталась я припомнить хоть одно необычное ощущение. — Ну и помыться, конечно!

— Ты испытывала лишь желание что-то съесть? И все?!

— Да!

Как-то плохо ильх с утра соображает. Не выспался, может?

— Великие перворожденные, — пробормотал варвар и потер ладонью переносицу. — Я думал, это невозможно. Значит, Бенгт сказал правду, а я-то думал, брат перепил и болтает всякие глупости. Девы из-за Тумана не откликаются на Зов. Он не воспламеняет их кровь!

— Этот Зов вернул мне зрение?

— Зов исцеляет. Мм… помимо всего… остального. Зов — это то, чем награждают перворожденные ильхов с кольцом Горлохума. Ну или… проклинают, тут как посмотреть.

— Это потрясающе! Так вот почему в Варисфольде удивлялись моей слепоте! — рассмеялась я. От счастья хотелось обнять весь мир и даже одного мрачного варвара. Рагнвальд смотрел так, словно увидел что-то невероятное. А я просто кружила по лачуге, все еще не веря.

— Какой чудесный, прекрасный Зов! Я вижу! Спасибо тебе! Великие перворожденные, да я готова на все, чтобы снова его вызвать! Хочешь, могу сплясать, правда, я ужасно неуклюжая, а еще я могу петь, но тоже плохо… Учителя говорили, что я безнадежна. К сожалению, у меня нет ни единого таланта, но я что-нибудь придумаю!

— Не надо, — придушенно выдохнул ильх.

— Не надо петь и танцевать? Тут ты прав, но… я не могу удержаться! Это лучшее, что случилось в моей жизни! — И хоть преподаватели танцев мученически закатывали глаза, когда я приходила на урок, я все же принялась отплясывать. Как умела. И даже стала напевать, тоже в силу своих скромных талантов! Только человек, всю жизнь зависящий от стекол на носу, может понять восторг от их избавления!

Рагнвальд что-то тихо пробормотал, кажется, выругался. И, хлопнув дверью, выскочил из сторожки. Я весело помахала ему рукой, хотя ильх этого уже не увидел. Побег варвара ничуть не испортил моего прекрасного настроения, я привыкла к такой реакции. Стоило мне начать танцевать или петь, и все — начиная от членов моей семьи и заканчивая учителями изящных искусств — слаженно закатывали глаза и готовились лишиться сознания. Ну и к хёггам их всех, я все равно буду плясать! Так, как мне нравится!

Устав, я выдохнула и наконец пришла в себя. Покинувший меня разум вернулся, а с ним и способность здраво рассуждать. Я присела на край лежанки и задумалась. Вспомнила слова ильха, его напряженный взгляд, подпертую снаружи дверь. Вопросы и удивление. А в конце Рагнвальд и вовсе выглядел… уязвленным! Или я сошла с ума, или…

Выскочила из сторожки и уставилась на ильха:

— Этот Зов вызывает в девах желание, ведь так?

— Поняла, значит, — хмыкнул Рагнвальд.

— Глупость не входит в число моих недостатков. И насколько сильное желание он вызывает?

Ильх посмотрел на бревно, которым ночью подпирал дверь. Я возмущенно фыркнула. Это он что же, думал, я не сдержу желаний плоти и понесусь к ильху? Поэтому запер меня?

— Какая гадость! — возмутилась я. — Выходит, любая дева станет твоей, если ты… позовешь? Возмутительно!

— Почему? — не понял ильх. — Это честь для девы. Зов дарит здоровье, сильных детей, долголетие, не говоря уже об удовольствии… А если дева придет к риару, то получит за ночь дары, почему тебя это возмущает?

Я открыла рот, пытаясь объяснить, и… закрыла. И задумалась над новыми сведениями. Мир фьордов так сильно отличался от привычного, что я порой не понимала, какой меркой его измерять. И стоит ли вообще это делать.

— И все-таки я рада, что мой Гудрет не хёгг, — тихо сказала я.

— Какая разница, раз ты все равно не откликаешься на Зов, — грубо бросил Рагнвальд. — Собирайся, пора идти. И выброси мясо, которое ты таскаешь в своем мешке, оно протухло.

И, резко развернувшись, отошел. Я проводила удивленным взглядом его напряженную спину. И снова фыркнула.

На ступеньках сторожки лежали очищенные клубни — мой завтрак. Я вгрызлась в сочный корень, одновременно пытаясь причесать пальцами спутанные пряди. Долго ждать ильх не станет, так что лучше его не злить. Улыбнувшись, я собрала свои вещи, помахала гостеприимной сторожке и вышла на тропу. Рагнвальд встретил меня хмурым взглядом и молча пошел вдоль скалы. Я — следом. Перед внутренним взором вновь встал дракон из пещеры — умирающий, ослабленный. И почему я испытываю эмоции? К ним обоим. Дракону и… человеку.

Глава 14

До обеда мы снова двигались мимо нагромождения завернутых в мох валунов, каменных пик и деревьев. Только теперь все изменилось. Я видела! И с восторгом осматривала камни, тонкие голубые сосны, лазурное небо и парящих в вышине птиц. Последних было особенно много. Теперь я часто замечала больших сов, прячущихся в ветвях. Они провожали нас взглядами круглых глаз, и порой мне было не по себе от этого пристального внимания.

Правда, я мало об этом задумывалась. Ведь чем дольше мы двигались, тем теплее становилось. И это уже невозможно было не замечать. Мы словно выходили из зимы и входили в весну. Вместо снега я все чаще видела сухой еловый наст или даже тонкие светлые травинки, пробивающиеся из земли. А когда заметила под валунами россыпь мелких желтых цветочков, чуть не завопила от счастья.

На привал мы расположились в укромном месте в кругу высоченных, больше человеческого роста, камней. И за этим укрытием снега совсем не было, внутри оказалось сухо и тепло.

— Вокруг Карнохельма множество подземных источников, и почти все горячие, — пояснил Рагнвальд, заметив мое изумление. — Древние ильхи знали, где строить свои дома. Из-за этих вод нас обходят стороной суровые ветра с моря, а в окрестностях много зверей и птиц. Карнохельм — лучшее место на земле.

Я не сдержала скептической улыбки. Ну да, как же!

— Собери хворост, — приказал мужчина, показывая на заросли.

И пока я с энтузиазмом подбирала сухие ветки, застыл, всматриваясь в нагромождение камней. Резко выхватил нож, швырнул. А поднял уже тушку зайца.

— Не только люди любят сладкие корни, — усмехнулся ильх моему изумлению. — В таких местах всегда полно этих ушастых.

Я лишь качнула головой, поразившись меткости ильха. Если в этом Карнохельме многие способны проделывать такой трюк, то мне заранее дурно. Надеюсь, я проведу в этом месте не много времени и не успею окончательно распрощаться со своим самолюбием. Оно у меня и так полудохлое!

Ильх разложил костер и подвесил освежеванного зайца. Я скинула шубу и стянула платок, в каменном укрытии и возле костра было тепло. Рагнвальд присел на камень, подальше от огня.

— Зачем ты прикасалась к моим губам? В незримом мире?

Вопрос Рагнвальда заставил меня подпрыгнуть. Издевается? Но ильх смотрел спокойно и даже без насмешки. И еще — с любопытством. Он что же, правда… не знает?

— Это был поцелуй. Разве на фьордах так не делают?

— Зачем? — теперь он выглядел озадаченным, и я прыснула.

— Просто так… для удовольствия. Это приятно.

— Что-то не заметил, — хмыкнул ильх. — Покажи мне.

— Что? — опешила я.

— Этот по-це-луй. Покажи.

Я уставилась на варвара ошарашенно, но в синих глазах не было издевки. Похоже, он действительно решил на досуге овладеть новым неизвестным навыком и не понимал, почему я краснею. Ильх поднял белые брови.

Нет, кажется, он все-таки издевается!

— Э-э… Это неприлично. Ну то есть… Мы не делаем это с первым встречным!

— Ты сделала это со мной.

— Обязательно напоминать?! Я была уверена, что ты мне снишься! А в реальности у нас целуют лишь… женихов!

Конечно, приврала, но что еще можно сказать?

— Ты моя лирин, пока связь не разорвана, — пожал плечами ильх. — Так что можешь не переживать. Покажи.

— Ты правда не понимаешь? — отчаянно воскликнула я.

Похоже, варвар решил, что овладеть техникой поцелуя — это то же самое, что разучить новый способ разделки добычи! Ничего запретного, всего лишь новый навык, пока непонятный, но, возможно, полезный. Отлично, мне попался любознательный варвар. Вот спасибо, великие перворожденные! А еще — упрямый. По решительно сжатым губам и прищуренным глазам было ясно, что ильх не отстанет. И объяснять ему разницу в наших менталитетах — бесполезно.

— Я не буду тебя целовать, — уперлась я.

— Кажется, ты боишься, что не сможешь остановиться, — с насмешкой отозвался ильх.

Я сердито прищурилась. Нет, он все-таки издевается!

— Ладно, — сдалась я. — Только ты должен делать все, что я говорю. Иначе ничего не выйдет. Договорились?

— Я слушаю тебя, дева, — хмыкнул Рагнвальд.

— Глаза закрой, — буркнула недовольно. — Крепко! И не подглядывай! Иначе… нельзя!

Он фыркнул недоверчиво, но послушно смежил веки.

Я потопталась, нервно рассматривая застывшего в ожидании мужчину. Мысль о том, что я сейчас прикоснусь к нему, вызывала бурю противоречивых чувств. И чтобы не думать о них, я просто подошла и наклонила голову. Снежные ресницы слегка подрагивали, красивые губы изогнулись в насмешке… Сейчас, пользуясь неподвижностью ильха и дневным светом, я позволила себе рассмотреть варвара подробно. Изучила скульптурное мужское лицо и тело, отметила шрам на виске и родинку на щеке. Боги… он выглядел… впечатляюще! Даже слишком впечатляюще для девушки, у которой и парня-то никогда не было…

Рагнвальд сидел расслабленно, но все равно меня не покидало ощущение, что он все контролирует. И лишь позволяет мне это изучение. Его губы изогнулись сильнее. Варвара развлекает мое смущение и неуверенность? Ильх ждал, а я все медлила. Надо бы найти причину для отказа, но, как назло, в голове было пусто.

Ладно, я просто коснусь этих губ. И все.

Коснулась. Осторожно, почему-то ожидая, что его губы будут холодными. Совсем нет! Теплые. Шершавые. Жесткие… Я застыла на миг, переваривая ощущения. И тронула его языком.

Рагнвальд нервно вздрогнул, но остался сидеть с закрытыми глазами. Послушный какой, надо же… кто бы мог подумать! Неожиданное удовольствие погладило меня изнутри, и, вместо того чтобы отстраниться, я снова коснулась сжатых губ, лизнула их, размыкая.

— Надо… приоткрыть, — прошептала я, потому что ильх явно не понимал моих невербальных сигналов.

Белые брови сдвинулись, образуя хмурую складку, но Рагнвальд остался неподвижным. И губы разомкнул. С каким-то хмельным азартом я снова лизнула их, углубляя поцелуй. Ильх поднял голову, словно вслушиваясь в мои движения. Сам он по-прежнему не шевелился. Какое-то время. А потом провел языком, повторяя за мной. Волна удовольствия поднялась внутри. Медленно и осторожно мы изучали друг друга, мягко касаясь, сплетаясь языками, трогая самыми кончиками. Голова стала совершенно пустой, я забыла, с чего все началось и что я собиралась лишь дружески чмокнуть варвара…

* * *

Поначалу было странно и глупо.

И зачем только попросил?

Но любопытство не давало покоя, к тому же научиться новому — лучший способ выбросить из головы дурные мысли. Да и проверить чужачку не помешает.

Дева велела закрыть глаза, и он выполнил, решив не уточнять, что и так почти ее «видит». Она издавала звуки, и каждый рассказывал Рагнвальду подробности.

Вот дева потопала у камней, словно собиралась с силами или не могла решиться. Разве то, что он пожелал, сложно? Он не заметил…

Подошла, склонилась. Коснулась. Какое-то время Рагнвальд просто сидел, сдерживая ухмылку. Конечно, это было глупостью. Щекотно и непонятно. А потом она лизнула. Раз, другой. Провела кончиком языка по его губам и велела открыть рот. Дерзкий язык чужачки, который порой так и тянет укоротить, скользнул внутрь. Погладил скользко. У него был вкус ягод.

В голове зашумело, в теле разлилась слабость. А чужачка продолжила, уже высекая этими странными движениями искры внутри Рагнвальда. Скользко, порочно, сладко… Ильхи и девы не должны так делать, люди фьордов живут по законам природы, а кто видел подобное в природе? Так почему Рагнвальд не может это остановить? Только подается ей навстречу, желая большего. От сладких женских губ и ласк желание расплавило хребет. Вымело из головы здравые мысли. И Рагнвальд уже сам втянул в рот дерзкий язычок, пленил его, погладил. И выпустил, чтобы повторить. Кровь застучала в висках. Снова и снова, до обжигающего жара внутри…

* * *

Рагнвальд, не отрываясь от моих губ и не открывая глаз, рывком прижал меня к себе. Усадил на колени, запустил руку в волосы, сжал в кулаке. Я ахнула в его губы — от неожиданности. Страха почему-то не было. Только что-то тянущее и горячее, расцветающее внутри словно огненный цветок.

На самом краешке сознания еще билась мысль, что надо остановиться, что эта запретная игра приведет к своему финалу и проигравшей окажусь именно я. Мимолетное касание губ переросло в такой откровенный поцелуй, что я совершенно потерялась в ощущениях. Уже ильх целовал меня — уверенно и горячо. Как-то слишком быстро он научился! Правда, мысли эти мелькнули где-то на периферии разума, поглощенного чувственным удовольствием.

Рывком Рагнвальд отстранился, спихнул меня с колен и встал. Но отойти я не успела, ильх тут же уперся ладонями в камень за моей спиной. Заключил в клетку своих рук, словно не желал выпускать. Тяжело втянул воздух. Положил ладонь на мою щеку, провел до шеи. Погладил… Я боялась дышать, почти физически ощущая напряжение варвара. И снова коснулся губ, по-прежнему — с закрытыми глазами. Только поцелуй изменился, стал требовательным… И я отшатнулась, уперлась ладонями в грудь ильха.

— Довольно, — прошептала я.

Он снова провел рукой и открыл глаза.

— Почему? — жарко выдохнул он. — Я не против…

И снова сжал мои пряди, потянул, лизнул шею. Сладкая истома разлилась в теле, но тут до меня дошли его слова. Он не против? То есть… делает мне одолжение? Вот счастье-то! Изумление сменилось яростью, и я толкнула ильха. Правда, это было то же самое, что пытаться сдвинуть скалу, он даже не пошевелился. Тогда я сжала кулаки и применила самый высокомерный тон, какой только был в моем арсенале:

— Немедленно отойди от меня, ясно?!

Он нахмурился.

— Ты и правда не откликаешься… — выдохнул варвар. И непонятно, чего в его глазах было больше — удивления, гнева или… желания?

— Рада, что мы это окончательно выяснили! — прошипела я. — А теперь отпусти меня!

Не отвечая, ильх жадно втянул воздух. Небо полыхнуло. Пасмурные облака окрасились сполохами — зелеными и синими, нереальными. Северное сияние? Снова? Днем?

Лицо ильха стало бледнее снега, черты лица заострились. И ресницы покрылись настоящим инеем, который полз на виски и щеки.

— Рагнвальд? — испугалась я.

— Пекло проклятое! Я не могу это сдержать… надо время… чтобы научиться.

— Что?..

— Молчи.

Он снова закрыл глаза и хрипло выдохнул.

Камни остыли. Я глянула вниз с беспокойством — под ногами Рагнвальда расстилалась снежная поземка. Холод накрыл жестким покрывалом, но пошевелиться я не смела. Любое мое движение может качнуть маятник и нарушить хрупкую неподвижность. Небо полыхало сиянием, земля вмиг покрылась ледяным крошевом. Вокруг нас кружила зимняя метель, нарастающая с каждым мгновением. Стало страшно. И хотелось закричать, но я стояла, сжимая зубы и молясь жестоким перворожденным.

Фигура ильха затуманилась, это Лёд рвался в зримый мир. Но на этот раз ильх удержал хёгга.

Очень медленно Рагнвальд сделал шаг назад. И еще. Развернулся и ушел за камни.

И кажется, только сейчас я выдохнула.

Натянула свою покромсанную шубу, чтобы не замерзнуть и… спрятаться. Потом осторожно выглянула из-за камней. Правда, прежде глянула на небо. Пугающее и завораживающее небесное сияние прекратилось. И что-то подсказывало — это было напрямую связано с настроением Рагнвальда. И этим… Зовом.

Ильх вернулся, когда я начала всерьез опасаться за наш обед, похоже, заяц подгорал. Я попыталась снять тушку с веток, но лишь обожгла руки. И подпрыгнула, когда подошедший ильх молча отодвинул меня и легко справился с добычей. Я с опаской покосилась на мужчину. Белые волосы были влажными и покрылись льдинками.

— Можно есть, — не глядя в мою сторону, произнес Рагнвальд. Голос его звучал сухо и спокойно, словно и не было совсем недавно хриплого дыхания и обжигающего поцелуя. — И не надо так смотреть, я ведь сказал, что не причиню тебе вреда.

Подумав, мясо я все-таки взяла, обжигая пальцы. Ильх не ел, только смотрел на огонь. Я покосилась на варвара настороженно и вздохнула.

— Никогда не видела небесного сияния.

— Это сила ледяного хёгга, — Рагнвальд взял кусок мяса, прожевал. В ярких глазах плясало отражение пламени, кажется, ему не нравилось такое соседство с огнем, но ильх упрямо продолжал сидеть рядом. Слишком близко.

— Слышала. Белый зверь Улехёгг родился от союза льда и сияния в алмазном яйце. Глаза его видят сквозь толщу льда, отзываются ему хрусталь вершин, снега и ветра севера. Знаешь, я думала, это лишь сказка. И… ты что, сунул голову в воду? У тебя лед в волосах.

Ильх качнул головой, на глаза упали белые пряди. И мне захотелось отвести их рукой. Поэтому я отвернулась и положила в рот еще кусочек мяса. Иногда лучше жевать, чем думать!

— Твои затуманные поцелуи опасны, чужачка, — сказал ильх. — Они отбирают разум и волю. Хорошо, что на фьордах о них не знают.

— Иначе девы смогут управлять ильхами? — буркнула я.

— Иначе девы не смогут остановить ильхов. Даже ножом под ребра.

Глянул насмешливо — и меня обожгло. Вот зря я согласилась на этот поцелуй! Потому что копилку моих смущающих воспоминаний пополнило еще одно! Рагнвальд посмотрел на мои губы и отвернулся так резко, что взметнулась белая косичка у лица. А я решилась спросить:

— Почему кольцо Горлохума надевают мальчики?

— Хёгги не принимают слияние со взрослым ильхом. Зверь по-своему разумен, но у него нет человеческих устоев и порядков. Они ему совершенно чужды, его ведут ярость и свобода. Хёгг усиливает чувства ильха, и те, кто надевает кольцо, справляются со всем этим постепенно. Испытывают первые взрослые желания и учатся ими управлять. Мальчики взрослеют вместе со зверем. Правда, не всегда человек управляет хёггом, случается и наоборот.

— По-моему, ты неплохо справляешься, — осторожно произнесла я. Ну, если закрыть глаза на некоторые обстоятельства…

— Мне казалось, ты злишься. Я думал, будешь кричать или плакать, — поднял ильх брови.

— Вот еще! Я хочу дойти до Карнохельма живой, — твердо сказала я. — Без тебя это невозможно. Так что давай просто сделаем вид, что этого ужасного поцелуя не было!

— Ужасного?

— Да просто отвратительный!

Рагнвальд некоторое время рассматривал мое лицо и о чем думал — непонятно. Только хмыкнул и поднялся.

— Хватит сидеть, время уходит, — сказал он.

Что? Как будто это я развлекаюсь поцелуями! Не выдержав, слепила снежный комок и швырнула ильху в спину. Не попала.

— Кстати, пока я твой нареченный, имею право тебя наказывать. Как захочу, — донесся до меня невозмутимый голос ильха.

Наказывать? Я слепила еще один снежок. Правда, снова промазала. Ильх даже не соизволил уклониться, словно знал, что я не попаду!

Зато я отчетливо услышала смешок. Но голову Рагнвальд так и не повернул.

Глава 15

Через час мы вышли на узкий каменный язык, и Рагнвальд кивнул на острую пику скалы, отделенную от нас ущельем. Через обрыв была перекинута узкая доска без перил и ограждения.

— Мы уже рядом. За этим ущельем проход через гору, завтра окажемся в Карнохельме.

За ущельем? Я сглотнула, с ужасом гладя на отвесные скалы и туман, клубящийся снизу. Под порывами ветра марево иногда слетало, обнажая черные каменные пики. И, чтобы преодолеть бездну, надо пройти по шаткому мостку! Да я никогда не смогу этого сделать!

— А другой дороги нет? — просипела я, ощущая зарождающееся головокружение.

— Эта самая короткая и удобная.

— Удобная? — вытаращилась я. — Да это доска над пропастью!

— И что? — не понял ильх.

— Я с детства боюсь высоты!

Рагнвальд приподнял брови.

— Тогда тебе точно не стоит задерживаться в Карнохельме, — насмешливо протянул он.

— Что ты имеешь в виду?

— Узнаешь, — хмыкнул он. — Идем, солнце садится. По воздушной тропе ходят в одиночку, чтобы не раскачивать опору. Поняла?

— Я знаю про резонанс!

— Твои затуманные проклятия тут не действуют. Я пойду первым.

И ступил на мост. Шаткая и ненадежная конструкция качнулась. От ужаса у меня пересохло во рту. Я не смогу!

Вот только ильх уже отвернулся и спокойно шел по узкой доске, словно по проспекту прогуливался! Я в отчаянии оглянулась, не зная, что делать. Без проводника я не найду дорогу в Карнохельм! Легко и быстро Рагнвальд преодолел бездну и махнул мне. Ветер донес его спокойный голос:

— Поторопись, чужачка. Я не собираюсь ждать тебя вечность.

Я снова глянула в пропасть с жадно клубящимся сизым туманом. Ильх стоял уже на другой стороне доски, а я все не решалась ступить на ее начало! Ненадежная конструкция шаталась и даже поскрипывала, на ней не было ни опоры, ни веревки, чтобы схватиться. Да как вообще по ней можно пройти?! Великие перворожденные, да на это способны только ненормальные ильхи Карнохельма!

Что же мне делать?

Тихий звук позади заставил меня удивленно оглянуться. Что это? Камень упал?

На тропинке, по которой мы прошли несколько минут назад, стоял зверь. Черный, огромный, желтоглазый. Горбоволк. Тот самый! Я замерла, загипнотизированная звериным взглядом. Хищник медленно опустил голову и ощерился, его тело, состоящее из литых мышц, напряглось, готовясь к прыжку.

— Беги! — окрик Рагнвальда вырвал меня из оцепенения.

Я развернулась, взметнув юбку, и прыгнула на доску. Она зашаталась. Горбоволк зарычал, уже не скрываясь, рванул ко мне и ударил передними лапами по хлипкому мосту. Шаткая опора вздрогнула, словно озлобленная змея, норовящая сбросить меня со своей скользкой спины. Я рухнула на колени, вцепилась в шершавое дерево.

— Энни, вставай! — снова крикнул Рагнвальд, но я не могла подняться.

Мост трясся как в лихорадке. Горбоволк не шел дальше, но всей свой тушей обрушился на опору, заставляя доску плясать. Сбрасывая меня в бездну… А ильх был слишком далеко, чтобы помочь…

— Энни!

Я вскинула голову и совсем рядом увидела оскаленную пасть зверя. Видимо, долгая зима вынудила хищника осмелеть и броситься на такую желанную добычу. Мощные челюсти щелкнули рядом с моей ногой, я инстинктивно дернулась в сторону и… с воплем рухнула. Пальцы безнадежно попытались найти опору — хоть самую тонкую веточку, чтобы удержаться, но вокруг была лишь бездна и жадный туман, раскрывающий свою пасть внизу. Желающий поглотить, сжать каменные челюсти, перемолоть… Вверху взвыл горбоволк, упустивший добычу. Мой мешок полетел в пропасть. Оранжевый проблеск солнца отразился от скал. И горы заволокло маревом.

«Вот и все», — мысль, короткая и безнадежная, мелькнула в голове. Туман сомкнулся густым пологом. Все…

Огромные лапы возникли из тумана, и когти сомкнулись поперек моего тела. Рывок — и меня тащит наверх, прочь от смертоносных пик, прочь от жадной бездны. А скалы содрогаются от драконьего рева.

Хёгг…

Лёд.

— Лёд! — закричала я, осознав, что Рагнвальд исчез, а меня тащит к заснеженной вершине дракон. — Лёд, это ты!

Скалы снова вздрогнули от его рыка, а я почему-то рассмеялась. Огромные крылья молотили воздух, поднимая нас все выше. Еще рывок — и лапа разжалась, а я вывалилась на снег. Хёгг приземлился рядом и тут же сунул ко мне узкую морду. Клыкастая пасть оскалилась, но я совершенно не испугалась!

— Лёд! Не думала, что скажу это, но как же я рада тебя снова увидеть! — от избытка чувств, от осознания, что жива, а не валяюсь сломанной куклой на дне пропасти, я прижалась к драконьей голове, погладила прохладную чешую. — Ты меня спас! Да ты лучший хёгг на всем свете! Спасибо тебе!

Лёд заурчал-зарычал, меня обдало потоком воздуха. Рассмеявшись, я отступила, а зверь снова рыкнул и вдруг с разбега зарылся в ближайший сугроб. Ударил крыльями, приподнимаясь, и снова окунулся, поднимая снежную бурю. Я отбежала подальше, с улыбкой наблюдая за тем, как огромный хёгг взрывает снежный наст. Он нырял в сугробы, словно рыбина в волны, снова и снова! А когда наконец выбрался, я ахнула. От жирной черной сажи, раньше покрывавшей дракона, не осталось и следа. Его чешуя была белой и сияла, словно начищенное серебро. Крылья больше не казались грязными пыльными тряпками, они стали серыми, с синевой на костяшках и шипах. Хёгг вцепился когтями всех четырех лап в снег, расправил крылья, струной вытянул шею и, подняв голову, зарычал. От невозможного, невообразимого звука содрогнулись скалы, а я присела, закрыв голову. Но страха не было. Я понимала, что Лёд просто радуется.

И я замерла, любуясь этим невиданным и величественным зрелищем. Сколько ни пройдет лет и сколько чудес ни встречу я еще на своем пути, но этот момент останется со мной навечно. Лазурное небо, заснеженная вершина горы и дракон, поющий свою песню. В этом реве-рыке мне слышалась благодарность великим перворожденным. За свободу, за крылья, за силу. За снег, который Лёд так любил, за небо, в которое мог подниматься.

А когда хёгг замолчал и опустил ко мне голову, в странно-разумных глазах я увидела еще что-то. Может, благодарность? Дракон рассматривал меня, а я его. И снова возникло понимание, что сейчас рядом со мной именно зверь. Рагнвальд был где-то в незримом мире, смотрел на меня дракон.

— Ты… удивительный, — прошептала я сипло.

И это было правдой. Хёгг самое невероятное создание, которое живет на земле.

— Я так рада, что ты все-таки выжил!

Хищник тихо рыкнул, словно ответил. Я осторожно протянула руку, коснулась шеи. Чешуя блестела льдом, но на ощупь была теплой. Я погладила жесткие пластины, изумляясь совершенной броне этого огромного тела. Дракон не двигался, позволяя мне гладить его шею и основание головы. Под пастью у дракона оказалось мягкое местечко, где не было чешуи, а лишь бархатная кожа.

Какое-то время хёгг позволял его трогать, а потом вдруг рывком раскрыл крылья и взлетел.

— Эй, ты куда? — заорала я. Отлично, и что мне теперь делать? Куда полетел этот ненормальный дракон?

Но не успела я всерьез забеспокоиться, как над головой снова возник хёгг. И шлепнулся на снег горбоволк, вернее — его остатки. Хёгг приземлился рядом, отодрал часть туши, заглотил. Белая морда покрылась кровавыми разводами. Ел дракон жадно, порыкивая и взрывая когтями снежный наст.

А я прижалась к скале, в этот момент отчетливо понимая — как бы этот зверь ко мне ни относился, он хищник. Самый совершенный хищник из всех возможных. Сила, скорость, броня и невероятные реакции делали этого зверя почти божеством. Не зря ему поклонялись. И не зря боялись. Глядя, как Лёд разрывает горбоволка, я испытала ужас наравне с благоговением.

Выпустив из ноздрей белый пар, хёгг глянул в мою сторону. Подумал. И мордой подтолкнул ко мне окровавленный кусок горбоволка. Я с трудом сдержала тошноту.

— Э-э, я уже пообедала, спасибо.

Хёгг рыкнул непонимающе и снова подвинул подношение.

— Я не люблю сырое мясо. Даже если это мясо того, кто сам недавно угрожал меня съесть!

Лёд угрожающе растопырил крылья, и я испуганно закрыла голову руками. Чего хочет от меня эта зверюга? Неужели придется давиться сырым мясом, чтобы его успокоить? Я не смогу!

Хёгг мотнул головой и подвинул ко мне другой окровавленный кусок. Отлично, у меня даже есть выбор, какой частью волка полакомиться. Филе или грудина? Кровушки побольше или поменьше? Ой, меня сейчас точно стошнит!

Недовольно заворчав, Лёд потоптался на месте и, закинув в пасть кусок мяса, медленно прожевал. Он что же, показывает, что надо делать? Вот попала!

И как объяснить этому чудовищу, что я не голодна?

Дракон издал обиженно-недовольный рев.

— Ладно, ладно, я поняла! Не надо рычать. Я отведаю угощение. Сейчас…

Пытаясь не вдыхать запах крови и не смотреть, подняла окровавленный кусок. Ох… Поднесла к лицу.

— Ням-ням. Очень вкусно!

Лёд ударил хвостом, и я от неожиданности подпрыгнула, выронив скользкое подношение. Со стороны скал долетел звук, словно эхо драконьего рева, и Лёд отвернулся. Я с облегчением отпихнула ногой останки горбоволка и прищурилась, всматриваясь в облака. Что там за стая? Птицы? Силуэты стремительно приближались и… увеличивались.

А Лёд вдруг зашипел и… исчез. Вместо него на снегу остался Рагнвальд — взбешенный, злой Рагнвальд! Он окинул гору быстрым взглядом и, схватив меня за руку, потащил к черным камням.

— Проклятая тварь! Бежим! Скорее!

— Что… что случилось?

— Дикая стая! Проклятый хёгг позвал свою стаю!

— И что?

Я неслась за ильхом, путаясь в подоле, задыхаясь и плохо понимая, что происходит. Стая Льда? У него есть стая?

Рагнвальд, не отвечая, впихнул меня в темный лаз. Обернувшись, я успела увидеть огромные крылатые силуэты, почти закрывшие небо.

— Это снежные хёгги?

— Дикие хёгги! Свободные! И как всегда — голодные! Тише.

— Сколько их?

Много! Но как же…

Рагнвальд закрыл мне рот ладонью и крепко прижал к себе. Узкая темная трещина в камнях закрывала нас по бокам, но позволяла видеть краешек неба.

— Не шевелись, — едва слышно произнес ильх. Его горячее дыхание опалило мне висок.

Я застыла. И непроизвольно вздрогнула, когда скалы содрогнулись от рева хёггов. Жуткое эхо прокатилось вдоль камней, ударило в уши. Захотелось зажмуриться, но я стояла, широко открыв глаза и всматриваясь в узкий просвет. Каждый миг свет солнца закрывали хёгги, скользящие над нами. Длинные силуэты драконов парили в вышине, а внизу скользили их тени. Рагнвальд стоял неподвижно, по-прежнему закрывая мне рот и грея своим телом. Сам он почти впечатался в камень за спиной. И почему-то вдруг стало неважно, что совсем рядом стая диких драконов. Я чувствовала дыхание мужчины и его тепло. Шершавую кожу пальцев. Напряженные, готовые к сражению мышцы. Кончик белой косички, упавшей мне на шею и щекочущий кожу. И то, как дыхание ильха изменилось. Сорвалось на миг, а потом стало тяжелее и медленнее. И ладонь у моих губ тоже потяжелела. Рагнвальд наклонил голову, теплое дыхание лизнуло мне ресницы. Щеку. Качнулась у глаз белая косичка.

Кажется, я даже дышать перестала…

А потом ильх резко убрал руку и оттолкнул меня.

— Они улетели. Нам надо убираться отсюда.

Закусив губу, я вылезла из каменного убежища. Вершина и правда была пустынной, останки волка тоже исчезли.

— Почему они прилетели?

— Потому что эта проклятая тварь их позвала, — процедил Рагнвальд. Коснулся рукой черного обруча на шее, словно тот его душил. — Их позвал хёгг.

— Лёд? — подняла я брови.

— Ты дала ему имя? Этой твари! — яростно выдохнул Рагнвальд. — Не смей давать хёггу имя, поняла?

— Но он теперь часть тебя, разве нет?

— Нет! Не смей говорить о нем!

Я моргнула.

— Ты его не контролируешь, ведь так? Вы не сливаетесь, как это происходило у Бенгта, зверь просто выбрасывает тебя в незримый мир и берет верх. Ты не принимаешь его! Но он уже часть тебя! Ты должен его принять!

Рагнвальд развернулся и вдруг жестко сжал мои плечи. Глаза казались кусками льда — безжизненными и обжигающе холодными.

— Ни за что! Ты не поняла, чужачка! Это не просто хёгг. Это тот самый хёгг! Я никогда не забуду зверя, в лапах которого последний раз видел свою мать, — лицо Рагнвальда исказилось такой яростью, что мне стало больно дышать. Словно я виновата… — Я лишь желал освободить свой город от постоянного страха! Поймать черного хёгга, стать таким, как Бенгт! Но вместо этого… поймал снежного! И не просто снежного. А того самого, что растерзал родителей у меня на глазах! Он рвал их когтями в пяти шагах от меня! Тварь, которую я поклялся убить! А благодаря тебе хёгг жив и даже здоров! Я держал его изо всех сил, пока Бенгт жег угли и забрасывал тварь золотом! Держал, не позволяя сопротивляться. Но он выжил. И он мне не подчиняется, поглоти все пекло!

Ильх разжал руки, и я покачнулась. Схватилась за камень, не ощущая боли в расцарапанных пальцах.

— Убить хёгга сложно, — ильх расправил плечи, глядя на скалы. — Очень сложно. Но мне это почти удалось. Хотя бы так! А теперь…

Снова коснулся обруча на шее и отвернулся.

Я стояла не дыша. Он хотел стать тем, кто избавит свой город от чудовища. А сам стал этим чудовищем!

— Мне очень жаль…

Он глянул мне в лицо и отвернулся. Осмотрелся.

— Интересно, — задумчиво протянул Рагнвальд. Лицо его стало холодным и замкнутым, словно он уже пожалел, что рассказал чужачке о прошлом. Как ни пытается варвар не винить меня — все равно понимает, что лишь моими усилиями Лёд выжил. Мое появление все изменило.

— Где мы? — тихо встала рядом.

— Мы недалеко от города. — Рагнвальд махнул на каскады замерзшей воды. — Это Хрустальный Занавес. Водопад, который никогда не тает.

Рагнвальд прищурился.

— Подожди меня здесь. Я найду, как спуститься.

Я послушно остановилась. Искал ильх недолго, похоже, он действительно прекрасно знал эти горы. Шли мы молча, каждому было о чем подумать. Я размышляла о хёгге, с которым меня свела судьба. Лёд… Сильный, красивый зверь. И хищник, в чем я успела убедиться. Он погубил многих людей, но можно ли винить зверя за то, что он зверь? И можно ли винить Рагнвальда за то, что он хочет этого зверя уничтожить?

И как мне относиться к ним обоим — зверю и человеку?

Ответов я не знала.

Снег как-то неожиданно закончился, под ногами возникла земля, кое-где уже покрытая травой и даже желтыми пушистыми цветами. А потом скалы расступились, и мы вышли на круглую площадку. И я увидела Карнохельм. Самый невероятный город на земле!

Глава 16

Мы стояли на краю утеса. Отвесная стена скалы утопала в сером тумане пропасти. Напротив была вторая сторона ущелья — и именно там располагался Карнохельм! Основная часть города устроилась на огромном каменном выступе. Я видела покрытые мхом крыши домов и веер разбегающихся улиц. Видимо, их построили первые жители этих земель. Но места оказалось недостаточно для разрастающегося населения, и дома поползли вверх по скале — широкими ярусами, длинными порогами и ступенями, взбираясь все выше, а после и вовсе прилепляясь к камням, словно ласточкины гнезда! Рядом с домами темнели густой зеленью сосны и кедры, растущие на камне. От основной площади лучами расходились мосты, соединяя две стороны ущелья. Их было три — огромных, шириной с проспект. И на них тоже стояли дома, там пробегали ильхи и даже ездили повозки, запряженные низкорослыми лошадками. А между мостами вилась паутина бесчисленных подвесных веревочных переходов и тонких деревянных мостиков! Такие же виднелись на скалах между домами — бесконечные каменные ступеньки и воздушные мостки, от одного вида которых у меня кружилась голова! Да, жители Карнохельма не знали, что такое страх высоты! По этим ненадежным опорам спокойно передвигались воины или, смеясь, проходили девы. Скалы так густо заросли буком и кедром, можжевельником и соснами, что иные дома были целиком скрыты в буро-зеленых облаках. А сверху, над домами, скалился огромный черный дракон. Это был удивительно искусный барельеф с выступающей мордой. Он распахнул крылья над носом вмурованного в скалу хёггкара. В провалах глаз на каменной морде пылало пламя, создавая жуткое ощущение живого взгляда. Это было… впечатляюще!

И здесь было гораздо теплее, чем среди скал. Верно, горячие источники создавали в ущелье свой уникальный микроклимат.

Невероятно!

— Карнохельм означает Город-над-Бездной, — негромко произнес Рагнвальд.

Я опустила взгляд.

Внизу, под городом, стелилось марево.

— У нас сейчас время туманов.

Порыв ветра разорвал пелену, и я увидела воду. На серо-синей глади покачивался огромный черный хёггкар с серыми парусами и устрашающим драконом на носу. Рядом сновали юркие лодочки. Вода была столь чистой, что я могла рассмотреть длинные нити бурых водорослей, стаи мелких серебристых рыбешек и осколки скалы, притаившиеся в глубине. А пока я глотала воздух, разглядывая это невероятное место, под хёггкаром медленно проплыл темный силуэт огромного водного змея. А потом из волны поднялась голова дракона — сизая, с несколькими огромными плавниками и отливающей зеленью чешуей. Я поперхнулась, но самих ильхов появление из пучины морского гада совершенно не смутило. Гигантский змей выпустил из ноздрей струи воды и снова ушел в глубину.

— Это побратим Бенгта, Кимлет, — спокойно пояснил Рагнвальд. — Его а-тэм, что означает советник и защитник. Лучше не говори в Карнохельме о мертвых землях, чужачка. У нас не жалуют такие рассказы. А теперь идем, нас уже заметили.

Я изумленно вскинула голову и снова поперхнулась, увидев арбалетчиков, держащих нас на прицеле. Но тут один из них рассмотрел моего спутника, и оружие упало на каменный мост.

— Рагнвальд! Вернулся!

Пока я хлопала глазами, нас окружили мужчины. Высокие, сильные, черноволосые. Одеты они были почти одинаково — в свободные штаны, сапоги и кожаные безрукавки, подпоясанные несколькими ремнями, на которых держались и оружие, и полотняные мешочки для хранения мелочей и снарядов. На предплечьях мужчин красовались железные браслеты, некоторые ильхи утеплились меховыми плащами.

Воины столпились вокруг, с недоверием рассматривая знакомое лицо Рагнвальда, его черный обруч на шее и белые волосы. Потом взгляды перепрыгивали на меня и становились совсем непонимающими.

— На тебе кольцо Горлохума, Рагнвальд, — глухо сказал бородатый ильх, выдвигаясь вперед. Суровое лицо перечеркнули глубокие шрамы — похоже, варвар побывал во многих сражениях. — Но разве это возможно? Мы не знали, куда ты исчез, а риар не отвечал на вопросы.

— Я хочу увидеть брата, — невозмутимо произнес мой спутник.

— Что за деву ты привел?

— Я не должен держать перед тобой ответ, Янс, — сузил глаза Рагнвальд. — Я уже сказал, что хочу увидеть брата, риара этих земель. Ты дашь мне войти в Карнохельм или нет?

Бородач глянул сурово, помедлил. Но все же отступил, открывая проход на мост. Ильхи притихли, первоначальная радость на их лицах сменилась настороженностью. Но Рагнвальд на них уже не смотрел. Он двинулся вперед. Я припустила следом, пыхтя под своей шубой.

Улицы Карнохельма радовали взор чистотой, мощеными дорогами и добротными домами. Постройки на площади были каменными, но выше, на скале, уже виднелись и деревянные. Крыши и даже стены покрывали еловые ветки, мох и ветви кедра. Я глазела, открыв рот, и получала в ответ такие же изумленные взгляды прохожих. Многие шарахались в сторону, завидев белые волосы Рагнвальда. Женщины ахали, мужчины хмурились, и я видела, как их пальцы, вольно или нет, сжимают рукоять меча или топора.

Рагнвальд по сторонам не смотрел.

Он шел вперед и будто бы не замечал косых взглядов своих земляков.

Перейдя мост, мы вышли на главную площадь города и свернули к каменной башне, возвышающейся на отдельном уступе. И да, чтобы пройти к ней, пришлось преодолеть узкий деревянный мостик, прилепившийся к скале! По нему я ползла, почти вжимаясь в камень слева и испуганно косясь на пропасть справа. И лишь оказавшись на земле перед каменной башней, вздохнула с облегчением.

Рагнвальд толкнул дверь, я юркнула следом. Передо мной открылся просторный зал. У стен, увешанных шкурами и гобеленами, тянулись столы и лавки, пол покрывали чистые плетеные циновки, а под огромной головой оскалившегося горбатого волка стояло каменное кресло. Мне показалось, что оно состояло из цельного куска скалы, и я поразилась мастерству камнетеса, который выполнил эту работу. Похоже, это и есть трон местного риара! По бокам высились две широкие чаши, в которых пылал огонь, давая и свет, и тепло. Пока я рассматривала зал, распахнулась боковая дверь и вошел мокрый обнаженный мужчина. Встряхнулся, как кот, и удивленно поднял светлые брови. Я торопливо отвела взгляд, а ильх поднял с лавки штаны, оделся и обернулся к нам.

— Значит, мне не показалось, это и правда ты. С кольцом Горлохума и побелевшей головой. Кто сказал бы — не поверил, — мокрый ильх подошел ближе.

— И я рад тебя видеть, Кимлет, — спокойно произнес Рагнвальд.

— Тебя не было много дней. Я боялся встретить в морских глубинах твое тело, друг. И рад видеть тебя живым!

Пользуясь тем, что мужчины заняты беседой, я с интересом рассматривала русые волосы водного хёгга, его серо-голубые глаза, нос с горбинкой и иронично изогнутые губы. Этот ильх благодаря широким плечам и сильной, гибкой фигуре наверняка привлекал немало женского внимания.

Мужчина порывисто обнял Рагнвальда, и я вздохнула с облегчением. Похоже, у нас все же есть защитник! И тут же одернула себя — у нас? Хотя что удивительного? Если горожане решат сбросить Рагнвальда в море, чужачке, пришедшей с ним, тоже не поздоровится. Кимлет перевел взгляд на меня.

— Ты полон сюрпризов, Альд. Где ты нашел эту немытую дикарку?

Я ошалело моргнула. Дикарка? Я?! Да кто тут вообще варвар?!

— Это долгая история, — хмыкнул мой провожатый.

— Думаю, она еще и занятная, — хохотнул Кимлет и подмигнул мне. — Может, дева сама мне ее расскажет? Я не против послушать… Только прежде девчонку стоит отмыть! Хотя бы чтобы увидеть, что скрывается под слоем грязи!

Я возмущенно сжала кулаки, чем вызвала новый приступ веселья у а-тэма.

— Смотри-ка, какая дикая дикарка! Люблю таких. На ужин!

Я мрачно отвернулась. Рагнвальд, кажется, и не услышал слов Кимлета.

— Я хочу увидеть Бенгта.

Кимлет со вздохом склонил голову, растеряв свои усмешки.

— Ты прав. Прости, но новости у меня плохие.

— Он… жив?

Я увидела, как сжались кулаки Рагнвальда, до белых костяшек. И сама затаила дыхание, ожидая ответа.

— Он дышит. Пока дышит. Идем.

Мужчины двинулись к лестнице. Я посмотрела им вслед, не зная, что делать. Рагнвальд оглянулся на меня, что-то тихо сказал, и Кимлет кивнул.

— Тофу! — крикнул он.

Из неприметной двери, скрытой тканью, с достоинством вышла статная темноглазая женщина. Не толстая, но значительная, с крепкими руками и сильным телом. Такая запросто усмирит и лошадь, и заносчивого ильха! Темные волосы Тофу были убраны в толстые косы. Она была одета в простое темное платье, перевязанное широким поясом, с которого свисал полотняный мешок-карман. Но что особенно меня поразило, на ее поясе были ножны с кинжалом!

— Позаботься о гостье, Тофу, — с ухмылкой приказал побратим риара.

Прислужница удивленно подняла красивые черные брови, но согласно поманила за собой.

— Тофу, — негромко окликнул Рагнвальд. — Проводи деву в купальню риара. А после накорми и устрой на ночлег.

Кимлет глянул удивленно, хмыкнул, но промолчал. Прислужница указала на дверь в коридор. И лишь когда мы вышли, сказала:

— Ты из диких земель? У нас бывают дикие девы, так иные даже ложку в руках держать не умеют… А от воды и мыльного взвара шарахаются, словно от пекла Горлохума! — Она недовольно поджала губы, бубня себе под нос: — Тащат всяких немытых… и где только находят таких? Да еще и отправляют в купальню риара! Где это видано, чтобы дикарку — в купальню? Тебя бы в бочку, да подальше от башни, вдруг чего… или ведро воды на голову, вот и все мытье! Говорить хоть умеешь?

— Угу, — я пропустила уколы мимо ушей, с интересом осматриваясь. Тофу вела меня коридорами башни, пока перед нами не открылась круглая комната с исходящей паром купальней.

— И от воды не побежишь? Голосить не станешь? Я тебя мыть не буду, так и знай!

Голосить, кажется, стану. От восторга!

Я мотнула головой, с вожделением оглядывая огромный бассейн с каменными ступенями и струей горячей воды, бьющей из стены. Струя не регулировалась, похоже, ильхи просто построили башню на естественном источнике и сделали сток. Пар поднимался к высоченному потолку и вытягивался в отверстие. У стен горело в чашах хёггово пламя, расцвечивая помещение длинными оранжевыми отсветами.

Боги! Да я сейчас с ума сойду от счастья!

— Снимай свое рванье, я принесу тебе новое платье. И почему этим хёггам чистые девы не по нраву? Тащат дикарок, а мне их отмывай… Гадость-то какая! В купальню риара… Это ж за какие заслуги? — ворча себе под нос, прислужница поставила на каменный бортик чашу с мелким светлым песком и кувшинчик с чем-то густым и пахучим, глянула на меня неодобрительно, подумала и добавила еще один. Ругнулась, пробормотала себе под нос что-то о немытой дикарке и удалилась.

Я стянула остатки своего наряда, глубоко вздохнула и со счастливым визгом свалилась в воду. Некоторое бесконечно прекрасное время я просто парила в теплой глубине, с наслаждением ощущая, как отмокает въевшаяся в кожу грязь. А потом вынырнула, отыскала на каменном бортике упомянутый взвар, зачерпнула песочек и принялась яростно намыливаться. Раз, другой… пятый! Я терла и терла кожу, промывала пряди, плескала в лицо. Снова и снова, не в силах остановиться. Великие перворожденные! Кажется, я только что узнала, что такое счастье! Это смыть с себя многодневную грязь и жирную липкую сажу! Пальцы на руках стали напоминать сушеный виноград, но я все не могла остановиться. Мне казалось, что я могу провести в этом заполненном паром помещении всю оставшуюся жизнь! Я извела весь мыльный взвар, наверное, за это меня не погладят по голове, но зато волосы освободились от угольной крошки и заскрипели под пальцами.

А еще я с изумлением обнаружила, что меня стало… меньше! Ощупав бока, я не нашла там привычных выпуклостей. Боги! Да я похудела! Хотя и неудивительно, если вспомнить режим моих дней на скалах! Не веря, я вертелась в бассейне, пытаясь рассмотреть свои бока, ноги, талию и тыл! Конечно, я не стала тонкой, как тростинка, но моя фигура изменилась! Да у меня теперь есть талия! Поверить не могу!

— Ого, да ты, верно, водная морь, а не дикарка! Никогда не видела, чтобы девы запретных земель так любили воду! — голос Тофу заставил меня с сожалением вылезти из-под искусственного водопада.

— Я не дикарка и не морь, что бы это ни означало, — весело откликнулась я, и прислужница удивленно крякнула. Она протягивала холстину, всем своим видом показывая, что не намерена ждать меня вечность, и я со вздохом все же выбралась из бассейна и завернулась в полотно.

— Меня зовут Энни.

Тофу хмыкнула, удивительным образом выражая в этом звуке и пренебрежение, и удивление и даже вопрос. А потом округлила глаза и указала на мои волосы:

— Твои пряди… они красные! Неужто посланница Хелехёгга? Здесь, в Карнохельме! Неужто сжалился красный зверь и послал нам избавление?

Я слегка опешила. Насколько я поняла, красный зверь — это тот самый дракон, что отвечает за огонь вулкана Горлохума. Именно его извержение тысячелетие назад отделило фьорды от остального мира стеной непроходимого Тумана. И ильхи верят, что красный перворожденный и сейчас охраняет спящий вулкан. И он же отвечает за смерть жителей фьордов.

Но какое я имею отношение ко всем этим сказкам?

Тронула прядь своих волос. В оранжево-красном свете они и правда пламенели. И мне кажется, или волосы стали ярче? Верно, и здесь фьорды постарались!

— Они всего лишь каштаново-рыжие, — улыбнулась я как можно дружелюбнее. — Там, где я живу, такие волосы у многих дев.

— Это странно, дикарка! — изумленно воскликнула Тофу. — Твои волосы отливают огнем, а глаза — морской глубиной. Что за риар в твоих землях, раз его Зов рождает таких детей? Нет, не бывает таких волос у тех, кто не отмечен Хелехёггом! Знак это, не иначе!

Я пожала плечами, решив не спорить и не распространяться о Конфедерации. Мое положение и без того зыбкое. К счастью, донимать расспросами Тофу не стала, хотя и глазела с откровенным любопытством. Но я сделала вид, что увлечена одеванием, тем более что быстро запуталась в кусках ткани и завязках. Охая и причитая, прислужница помогла мне облачиться в тонкое и светлое нижнее платье, а потом накинуть верхнее — из двух кусков плотной темно-зеленой ткани. Рукава привязывались отдельно, и я поразилась, как ловко женщина справилась с многочисленными веревочками. Талию мне перехватили широким серым поясом с петельками, на них крепились полотняная сумка-карман и разные мелочи. Я видела такие пояса на местных девах. С талии некоторых свисали целые гроздья полезных вещей! В нагретом помещении мои волосы начали подсыхать и завиваться извечными кудряшками. Я повертела в руках очки, размышляя. Очевидно, что я могу теперь видеть без них. И все же расставаться с привычным атрибутом было боязно. Но кажется, пора. Кинула окуляры в кучу грязного тряпья — словно с прошлым рассталась. Обувь мне тоже принесли новую — мягкие кожаные туфли без каблуков и различия между правой и левой ногой. Но, несмотря на это, ходить в них было довольно удобно.

Тофу протянула мне широкий гребень, и я с благодарностью расчесалась, выдрав изрядную часть спутавшихся за время скитаний волос. Когда я справилась, прислужница забрала гребешок, внимательно его осмотрела, хмыкнула и спрятала в свой мешочек на поясе.

— Больше не дам, дурно это, чужой гребень брать! Свой купишь на торговой улице. И мелочи разные, нужные для дев.

Я согласно кивнула и повертелась, пытаясь рассмотреть себя в обновке. Без белья все еще было непривычно.

— А зеркала у вас нет?

Тофу насупилась.

— В Карнохельме нет вещей, которые делают снежные хёгги. Запомни, дикарка. Иди за мной, ужин закончился, но я принесу тебе тарелку супа и лепешку. В Карнохельме никто не страдает от голода. Даже в трудные времена! И это тоже запомни. Тебе повезло попасть в лучшее место на земле!

Я ошалело кивнула, послушно устремляясь за женщиной на кухню. Здесь было тихо и пусто — пока я плескалась, на улице успело окончательно стемнеть. Помещение освещалось все тем же огнем, пляшущим на широких каменных чашах. И здесь пахло едой. Я сглотнула слюну, надеясь, что звук вышел не слишком громким. Но Тофу бросила на меня веселый взгляд и поставила на стол глубокую тарелку с густой мясной похлебкой.

— Ешь, дикарка. Кем бы ты ни была.

Упрашивать не пришлось! Первый глоток обжег и свел с ума наслаждением. От божественного вкуса горячей и хорошо приготовленной еды хотелось по-кошачьи мурчать и облизываться. Я отправляла в рот кусочки уже знакомого мне топинамбура, мяса и каши и думала, что никогда не пробовала ничего вкуснее! Прикрыв от блаженства глаза, я глотала самый ароматный и вкусный суп в моей жизни, закусывая хрустящей лепешкой.

— Это потрясающе!

Тофу снисходительно улыбнулась. Верно, решила, что дикарка никогда не пробовала нормальной еды! А когда я доела, снова повела меня узкими коридорами.

— Кимлет велел устроить тебя на ночь. В моей комнате есть свободная кровать. Переночуешь на ней, а утром решу, куда тебя деть, дикарка.

Я кивнула. После горячей ванны и еды невыносимо тянуло в сон. Переживания и усталость прошедших дней свалились на меня неподъемным грузом. Боги, неужели я добралась до города? Неужели все почти закончилось? И сегодня я буду спать в нормальной постели? Чистая и сытая? Даже не верится!

Комнатка Тофу оказалась небольшой, но уютной. Здесь стояли две узкие кровати, лавка у стены, сундук, из которого женщина вытащила два одеяла. Одно постелила вместо простыни, а второе положила сверху — укрываться.

— Ложись. Захочешь ночью по нужде, так выйди в коридор, через две двери найдешь нужную.

Я сняла верхнее платье и с благодарностью залезла под пестрое одеяло. Постель пахла сосной и сухими травами, тюфяк и подушка оказались вполне удобными. Или после дней голода и лишений так изменились мои запросы? Я улыбнулась сонно.

— Тофу, ты живешь одна?

— Раньше со мной жила дочь. Ты лежишь на ее кровати. Но это… в прошлом.

Женщина вдруг помрачнела. Я хотела спросить, где ее дочь сейчас, но лицо прислужницы стало замкнутым и суровым, а темные глаза подернулись дымкой грусти. И я промолчала. Тофу накрыла тканью светильник, приглушая огонь внутри. Комната погрузилась в полумрак.

— Спи, — велела женщина. — У меня еще дела.

Дверь за ней закрылась, а я повернулась, глядя на окошко. В нем висела луна, окруженная россыпью ярких звезд. Где, интересно, Рагнвальд? Что делает? И где находится его комната? Насколько плох Бенгт? И когда я смогу сесть на хёггкар и отправиться в Варисфольд?

Последняя мысль кольнула странным сожалением, но я отбросила его.

Что было бы, доведись судьбе с самого начала забросить меня именно сюда, к Рагнвальду? Я слабо улыбнулась. Никогда я не выбрала бы этого ильха добровольно. Если бы за Туманом мне показали его изображение, я, вероятно, долго вглядывалась бы в синие колючие глаза, гадая, что за человек этот варвар. А потом отодвинула бы фото, понимая, что он и я — две противоположности. Он весь как осколок льда — колючий, снежный, непонятный. А мне нужен кто-то вроде Гудрета — уютный и простой.

Вот только образ доброго пекаря совершенно стерся из моей головы. Я уже почти не помнила его лица, лишь румяные щеки и мягкие кольца темных волос. Но стоило попытаться воскресить в памяти улыбку или глаза, как образ Гудрета стирался, заменяясь жесткой синевой другого взгляда, белыми косицами и столь редкой полуулыбкой. Рагнвальд уверенно и жестко отодвинул милый образ Гудрета, и мне не удавалось это изменить.

Понадобится время, чтобы забыть свои приключения на этих скалах.

Мысли потекли в голове вяло, неспешно… Удобно умостившись на кровати, я закрыла глаза и… уснула.

Глава 17

— Он жив? Мой брат жив?

— Дышит, — коротко сказал Кимлет. — Ледяные изрядно потрепали нашего риара в последней схватке. Налетели сразу двумя десятками, чтоб их Хелехёгг поджарил! Одного Бенгт подрал, второго отправил к предкам, третьего я утянул в бездну, но диких было слишком много! Они словно озверели, Альд! Хотя куда уж больше, и без того нет жизни от них… Скоро проснутся водопады, Билтвейд грядет… Чуют звери! Вот только Бенгт… Хорошо, что твой брат упал в воду, там я его и подобрал. А потом притащил сюда.

В узкую пещеру за башней риара Рагнвальд почти вбежал. И сердце глухо ударило в ребра, когда увидел растерзанное тело брата на камнях. Кимлет обложил Бенгта углями и золотом, но в себя риар не пришел.

— Надо отнести его в место силы, но в горы мне не подняться, сам понимаешь, — пробормотал Кимлет. — Я давно говорил, что пора сложить сокровища здесь, но ты знаешь, какой твой брат упрямец. «Десятки лет место силы было в горах, там и останется!» Ну что за ненужная спесь!

— Бенгт чтит традиции и заветы предков. — Рагнвальд прикоснулся к бледному лбу брата. Ток жизни едва теплился в риаре, но все же не угасал.

— Проклятые ледяные твари! — яростно выдохнул Кимлет. Светло-голубые глаза потемнели от гнева. — Надо снова обратиться в Варисфольд!

— Мы обращались два раза. Пришлые хёгги не будут охранять Карнохельм круглый год, Кимлет! В прошлый раз мы заплатили несколько сундуков золота, чтобы наемники дрались на нашей стороне! И что же? Никого не осталось, и золото платить стало некому… О Карнохельме дурная слава идет по всем фьордам. Против диких белых хёггов нужны отряды черных, да где же их взять?

— Ты прав. Огненные потомки Лагерхёгга вспыльчивы и своенравны, они не любят подчиняться. Вспыхивают, как пламя, дерутся… Даже если мы снова пообещаем награду и наберем десяток черных хёггов для охраны, то от ожидания и скуки они разнесут нам Карнохельм! Попортят дев и поубивают воинов! Так уже было десять лет назад, и это не выход. А сражаться против ледяных зверей мечом — бесполезно! От их стужи даже камень становится хрупким, словно стекло! Карнохельм стоит над пропастью, а проклятые звери способны всех в нее и отправить!

— Надо придумать что-то другое…

— Ты уже придумал! — буркнул а-тэм, хмуро глянув на шею Рагнвальда. Черный обруч на ней матово блеснул. — Как это случилось? Не понимаю, как ты выжил!

— Я сам до конца не понимаю. Все как в тумане… — Рагнвальд устало потер глаза, в которые словно насыпали ледяного крошева. Стоять возле жарких углей внутри пещеры было больно, невыносимо хотелось выйти, вдохнуть полной грудью ветер с вершины. Снова увидеть ее заснеженный склон, почувствовать на губах свежесть… Рагнвальд подобрал острый камень и сжал в кулаке, чтобы заглушить голос снега, зовущий его.

Угли рядом с ногами зашипели, покрылись морозным узором и потухли. А ведь это были угли с хёгговым огнем, который никогда не гаснет! Кимлет тоже это заметил и поежился.

— Конухм собирает совет старейшин, ты ведь понимаешь, что придется им все объяснить? — спросил а-тэм.

Рагнвальд кивнул, все еще глядя на едва дышащего брата. Кимлет снова нахмурился, запустил ладонь в светлые волосы.

— Надеюсь, ты знаешь, что сказать, Рагнвальд. Признаться, теперь и мне не по себе рядом с тобой. Я чувствую… стужу. И она слишком велика.

Рагнвальд не ответил, и Кимлет шагнул к выходу.

— Не задерживайся. И… пусть помогут тебе перворожденные, Альд. Пусть помогут.

Побратим Бенгта вышел. А Рагнвальд встал на колени возле брата. От жара его трясло, и стужа внутри разрасталась колючим комом. Рагнвальд со злостью зачерпнул пригоршню углей, сжал в кулаке, не обращая внимания на резкую боль.

— Я соберу воинов, и мы отнесем тебя в место силы, — негромко сказал он. — Горными тропами, дорогой, которую ты показывал мне в детстве. Я вернулся, брат. И жду тебя на этой стороне.

Он помолчал, глядя на неподвижное лицо.

— Я понял, зачем ты привязал меня к чужачке. Каждому нужен тот, кто будет отводить его от края незримого мира. Ты сделал странный выбор, брат, но я его приму. И поступлю так, как будет лучше для Карнохельма. Обещаю, что сделаю все, чтобы освободить город от постоянного страха. От нападений и от Билтвейда. Я сделаю это, какой бы ни была цена.

Он тяжело поднялся и вышел из пещеры. Прежде он выполнит свой долг перед Бенгтом и отнесет брата в место силы. А после решит, что скажет совету.

* * *

Я открыла глаза и какое-то время лежала, рассматривая комнатку. Тофу в комнате не было, ее возвращения ночью я тоже не слышала — спала крепко и без сновидений. В узкое окошко лился свет зари.

Я потянулась, с наслаждением ощущая свое чистое и легкое тело. Какое счастье просто проснуться в кровати! А не на куче золы!

Улыбнулась и вскочила, оделась. Повертелась, с новым удовольствием ощупывая свое тело. Я пока не знала себя такую — без очков и похудевшую, ощущала лишь необычную легкость и удовольствие. Хотя рука и сейчас тянулась по привычке поправить очки. Я придержала на носу воображаемую дужку и улыбнулась. Оказывается, для счастья надо совсем немного!

В комнате было тепло, хотя никаких приборов для обогрева я не видела. Сухой жар шел от самих стен, словно камни подогрели изнутри. Узкий проем окна закрывали сосновые и кедровые ветки, стекол не было. Я пригладила волосы пальцами и вышла в пустой коридор. С опаской заглянула в упомянутый нужник и чуть не завизжала от радости, обнаружив внутри маленькой комнатки и деревянное сиденье для жизненно важных дел, и углубление со струей теплой воды рядом, и пузатую бочку для омовения. Конечно, эточне шло ни в какое сравнение с купальней риара, в которой мне посчастливилось поплавать накануне. Но здесь было все необходимое. На полке я даже с удивлением обнаружила корзину, в которой лежали связка тонких веточек и коробочка с порошком. От последнего отчетливо пахло вереском и хвоей. А поразмышляв, я догадалась, что вижу средство для чистки зубов! Улыбаясь, я тщательно протерла зубы, правда, не палочкой, а всего лишь пальцем, но даже это было приятно. Во рту остался древесно-хвойный вкус.

— Пожалуй, надо ввести в обиход зубные щетки, — пробормотала я. — Заработаю кучу местных монет, стану независимой и богатой!

Умывшись и снова пригладив волосы, я вернулась в коридор. Ноги сами собой принесли меня на запах еды, ароматной волной расплескивающийся от кухни.

— О, дикарка! — воскликнула Тофу при виде меня. — Уже проснулась? Есть хочешь? Садись туда, у нас каша уже готова!

Я послушно устроилась в углу и с интересом осмотрелась. Утром кухня разительно отличалась от кухни ночью. Сейчас здесь кипела жизнь. Суетились у очага несколько женщин, шипел котел, булькали огромные кастрюли, трещал и пыхтел огонь, и одуряюще пахло едой. Выдав мне обещанное угощение, Тофу убежала. Я отправила в рот ложку рассыпчатой каши и зажмурилась от удовольствия. Вкусно!

— Совсем деву замучили, оголодала, бедняжка! — с сочувствием протянула дородная кухарка.

Я покивала, не отрываясь от трапезы. Женщины шептались и переглядывались, успевая при этом споро управляться с кипящими котлами. И вряд ли я избежала бы расспросов, но тут на кухню вошла новая гостья. И все разговоры моментально затихли. Кухарки отвернулись и с преувеличенным пылом бросились к очагу.

Я же в своем темном углу застыла с ложкой у рта, глядя на незнакомку. Никогда я не видела таких красавиц. Мягкие темные косы лежали на ее голове короной. Лицо было совершенным. Точеный носик, широко распахнутые миндалевидные глаза янтарного цвета. Высокие скулы и яркие губы. На идеальных щеках лежали мазки нежного румянца. Фигура — высокая и гибкая — сразу заставила меня вспомнить о собственной неуклюжести и вопиющем несовершенстве. Незнакомка была произведением высокого искусства, в то время как я всего лишь результатом работы ремесленника. Но больше всего меня поразила одежда девы. На ней красовалось не платье, а плотные штаны, заправленные в сапоги. Легкую рубашку до груди закрывал широкий кожаный пояс, на котором виднелись ножны с оружием. Плечи укрывал плащ. И это было самое удивительное одеяние на свете. От шеи до лопаток неровной кляксой ткань покрывали черные птичьи перья. И взгляд незнакомки — уверенный, даже жесткий — тоже удивительно не резонировал с ее совершенной красотой, а лишь добавлял привлекательности.

Гостья была воином. Девой-воительницей. И еще она была прекрасна.

Вот только странно, что кухарки, споро поставив перед девушкой тарелку, так же быстро отбежали. И все это не поднимая глаз, словно даже легкий взгляд на деву был опасен. Незнакомка на поведение прислужниц внимания не обратила, кивнула и молча взялась за ложку. Ела быстро, глядя лишь в свою тарелку и отрезая хлеб и сыр кинжалом.

Я со своей кашей давно расправилась, но продолжала сидеть в тени, тайком рассматривая девушку.

И тут распахнулась дверь, впуская холодный ветер. Он сквозняком пронесся по кухне, взметнул юбки, рассыпал крупу, почти погасил огонь в очаге. С ветром пришел Рагнвальд. Он тоже успел привести себя в порядок и переодеться. Сейчас на ильхе были чистые штаны, традиционная здесь кожаная безрукавка, открывающая сильные руки и железный браслет на предплечье. Белые волосы были связаны за спиной, вместе с косицами. Может, поэтому глаза казались еще льдистее. Кухарки пискнули, увидев ильха, а дева-воительница вскинула свои прекрасные глаза. Посмотрела удивленно. И вскочила.

— Альд! — пораженно выдохнула она.

Из своего угла я видела лицо мужчины и поразилась выражению, которое в одно мгновение его преобразило. За время нашего путешествия я видела разные взгляды ильха. Жесткий, равнодушный, холодный, насмешливый. Даже обжигающе-горячий… но вот такого — мягкого, наполненного уютной теплотой, не видела ни разу.

Рагнвальд раскрыл руки, и дева бросилась в его объятия. Повисла на нем, обвилась, как лиана, цепляясь руками за мужские плечи. Я опустила взгляд. Стало… неприятно.

— Трин!

Ну вот и узнала имя незнакомки…

Ильх крепко прижал деву к себе, погладил волосы. Кухарки недовольно поджали губы, словно поведение Рагнвальда им не нравилось. Правда, ему на это было наплевать. Дева счастливо рассмеялась, а потом ошарашенно уставилась на мужчину.

— Альд! Твои волосы… На тебе кольцо… Неужели… но как? Как это возможно? Что произошло? Расскажи мне! Расскажи мне все!

— Я все тебе расскажу, Трин, но позже, я тороплюсь, — рассмеялся ильх. — Зашел взять припасы в дорогу. Но ты все узнаешь, когда я вернусь. Что ты делаешь в Карнохельме?

— Билтвейд, — непонятно ответила девушка.

И словно мороз прошел лютой стужей по горячей кухне. Лица стали суровыми и грустными, а Рагнвальд сжал кулаки.

— Брось, я ведь везучая, — расхохоталась Трин. — Ты сам это говорил!

Ильх придержал сияющую девушку, с улыбкой глядя ей в лицо. И это было слишком… личное. Наблюдать эту сцену и дальше мне совершенно не хотелось, и я поднялась. Хотела незаметно проскользнуть к двери, но, конечно, не вовремя заявила о себе моя неуклюжесть!

Нога зацепилась за лавку, и та проехала по каменному полу с жутким скрежетом. Все, кто был в кухне, повернулись и уставились на меня. Отлично.

Рагнвальд, все еще обнимая деву, тоже.

Наши взгляды встретились. И несколько бесконечных мгновений я видела в глазах ильха непонимание. Он не узнал меня. Он просто меня не узнал! А потом в льдистой синеве вспыхнуло изумление.

— Энни? — пробормотал он.

Я вздохнула, понимая, что сбежать не удалось. И осторожно вышла на освещенную часть кухни. Взгляд Рагнвальда изумленно прошелся по моему лицу, опустился на грудь, мягко обтянутую тканью, рассмотрел бедра, скрытые платьем, упал до краешка туфель. И снова вернулся к лицу — жадно. Ильх освободился от рук Трин и шагнул ко мне, словно его тянуло магнитом. Шагнул, замер, снова впиваясь взглядом в мои волосы, губы, глаза… Его зрачки расширились, наполняя взгляд темнотой. Такой горячей, обжигающей темнотой, что захотелось сбежать… Рагнвальд коснулся моих волос и медленно намотал прядь на свой палец. Отпустил, намотал снова. Он выглядел как человек, который совершенно не отдает себе отчета в том, что стоит посреди шумной кухни, заполненной кухарками и прислужницами. Не понимает, что со всех сторон на нас таращатся любопытные и удивленные глаза.

Он выглядел как мужчина, которому наплевать на эти обстоятельства.

Как ильх, желающий прямо сейчас заняться сексом.

Я смущенно переступила ногами, не зная, как вести себя. Я не привыкла к таким взглядам. Я не привыкла к вниманию. Захотелось снова поправить свои воображаемые очки, но я лишь облизнула пересохшие губы.

Искры в глазах ильха вспыхнули небесным сиянием. Кухарки ахнули, покраснели, затарахтели! Трин, напротив, побелела и яростно вцепилась в руку мужчины.

— Альд! — сипло произнесла она.

Рагнвальд тряхнул головой, на его руках проступил узор изморози. Это завораживало и пугало одновременно… Ильх рывком отпрянул от меня и молча пошел прочь из кухни. Трин бросилась следом. И к моему удивлению, это же сделали и кухарки. Пыхтя и охая, женщины швыряли на лавку фартуки и ухваты, торопливо приглаживали волосы и неслись к выходу так, словно за ними гналось воющее привидение! В одно мгновение кухня опустела. Остались лишь я, хлопающая от изумления глазами, девочка лет восьми и старуха, потягивающая горячий взвар в углу.

— Да-а-а, — прокряхтела она, качая седой головой. На вид старушке давно перевалило за триста лет, но выглядела она при этом довольно бодрой. — Давненько я не слышала такого Зова… Ни от одноглазого Бенгта, ни от Кимлета, ни даже от старого Саврона, пусть будет сладко его душе, пирующей с перворожденными! Значит, в Карнохельме новый хёгг, ох, силища! Вот так новость! Только голова у него белая, страшно-то так… Но каков Зов! Ох каков! Даже мои старые кости пробрало… может, и стоит навестить косматого Гворта, по прежней памяти-то… Если старик еще не помер, конечно, давненько я к нему не заглядывала, кхе-кхе…

Я подошла ближе:

— О чем вы говорите?

— Так о Зове, деточка, — хмыкнула старуха. — О Зове нового хёгга. Не была бы я так стара, может, тоже откликнулась! Видать, соскучился Рагнвальд по Трин! Вроде я слышала ее голос!

Я не стала уточнять то, что было плохо видно старушке с ее места за очагом.

— А она кто?

— Трин? Она вёльда, ты разве не знаешь? Крылатая дева-воительница. Ну и давняя подруга Рагнвальда, который теперь хёгг, вот уж диво… Трин от него венец нареченной уж который год ждет, да, видать, дождется, кхе-кхе… Хотя мне и казалось иначе! Но такой Зов, ох какой! Удивительная пара, загляденье одно!

Старуха причмокнула, отставила свою кружку и, кажется, только сейчас поняла, что говорит с незнакомкой.

— А ты хто? Я тебя знать не знаю! И странная такая, ну-ка, подойди ближе, дай рассмотрю! Что это с твоими волосами? Неужто красные? Или я уже вижу хелево пламя и пора собираться в незримый мир? Так у меня еще дел полно, рано мне! Кыш, кыш, вестница! А глаза твои морем кажутся… Кто ты?

— Гостья, — пробормотала я, отступая от резвой старушки. — И вообще мне пора бежать! Приятно было познакомиться!

Выскочив в коридор, я прислонилась к стене и перевела дух. От того, что случилось в кухне, кружилась голова. А стоило вспомнить взгляд Рагнвальда, как внутри становилось жарко и сладко… Я тяжело вздохнула. Надо скорее убираться из Карнохельма! И от этого ильха. Потому что от мыслей о нем внутри так тревожно и непонятно, сердце стучит в горле, а тело охватывает озноб. Меня словно все сильнее затягивает в воронку новых пугающих чувств, еще немного — и не выберусь… Еще немного — и увязну с головой, потеряюсь! И внутри становится страшно… словно что-то подсказывает — надо бежать!

Надо скорее уезжать!

* * *

… Зов царапает горло.

Зов, который невозможно сдержать. Да и не хочется сдерживать. Хочется иного. Смотреть на ее волосы, трогать губы, чувствовать тело. Как там, в пещере. Больше, чем в пещере. Внутри жарко и тяжело. И больно. Оттого, что она не откликается, — больно.

Чужачка не понимает, не чувствует. Не ощущает того, от чего у него сжимается горло, лишая воздуха. Того, от чего внутри все дрожит, того, что туманит разум. Того, что уже почти ломает хребет, выворачивает наизнанку. Того, что выгнало из кухни всех прислужниц!

Зов обжигает…

Но она лишь смотрит своими невозможными глазами, не понимая, с каким трудом он сдерживает себя.

А он не понимает — зачем сдерживает.

Надо просто протянуть руку и повести ее за собой. Надо взять то, что хочет. Ярость, сила, стужа! Желание и подчинение!

Хелево пекло! Надо отбросить инстинкты хёгга и вернуть разум!

Никогда он не ощущал такого. Сладость и боль, сплетенные воедино.

Желание. Настолько сильное, что не вдохнуть.

К боли он был готов — привык. А вот к тому, что так туманит голову, — нет.

Трин что-то говорила, но Рагнвальд не слышал. И не смотрел на нее. Глотал воздух, пытаясь уйти подальше и не сделать то, о чем потом пожалеет.

Зов опасен и тем, что ему не нужны подмены. Только та, для кого он звучит.

Но она ведь не откликается! Совсем! И скоро покинет Карнохельм.

«Хёгги не отдают свое. Никогда!» — с насмешкой прозвучал в голове голос брата.

Глава 18

Башня ожидаемо оказалась каменной, но уютной и хорошо обставленной. Внизу располагались кухня, общий зал, купальня риара и жилые комнаты для прислужниц. Две лестницы вели наверх, вероятно, в покои и спальни, но подниматься туда я не решилась. Башня опустела, так что моим бесцельным блужданиям никто не мешал. Заглянув в одну из темных комнаток, я услышала странный хрип. А следом донесся женский смех и такие характерные звуки чужой близости, что меня окатило жаркой волной смущения. Вылетев обратно в коридор, я решила на этом завершить исследование башни. А то мало ли на что еще натолкнусь!

И потому я почти бегом устремилась к выходу и выскочила наружу. И задохнулась. В мягких потоках поднимающегося солнца нежился Карнохельм. Башня риара была выше основной части города и мостов, так что я видела и дома с мшистыми крышами, и спешащих по своим делам ильхов, и море под городом, и кружащих в вышине птиц.

Совершенно не понимая, как себя вести и что делать, я сочла за лучшее спрятаться за какой-то постройкой и пересидеть там, размышляя.

Поправила на носу воображаемые очки, находя успокоение в привычном жесте. Попыталась рассуждать здраво, но выходило плохо. Неужели я интересна ильху? Я, неуклюжая Эннис? Нет, невероятно! Верно, дело в моих волосах!

Разум забуксовал, отказываясь работать.

И снова обожгло воспоминанием, как мы стояли, как Рагнвальд смотрел… Это же он при всех… Это же все видели… Ну так что! На фьордах к близости и желанию относятся совсем не так, как за Туманом!

Так что мне надо повыше поднять нос и вернуться в башню!

Нос я подняла, но двинулась не к каменным стенам, а от них. За постройками были валуны, ели и кедры, а еще дальше — лестница, ведущая вниз. Каменные ступени зигзагами спускались в туман — к узкому деревянному причалу, возле которого покачивался хёггкар.

Собрав волю в кулак, к нему-то я и направилась. Сотню ступеней я преодолевала бесконечно долго, особенно страшно оказалось входить в белесое марево. Но, к моему удивлению, через десяток шагов туман поредел. Он словно лежал пеленой между водой и городом! Я добралась до пристани и посмотрела наверх. Над головой простиралась изнанка Карнохельма. Покрытые мхом и облепленные птичьими гнездами мосты, огромный массив утеса, закрывающий небо.

Вблизи черный корабль казался огромным. Вырезанный на носу дракон скалился и смотрел угрожающе.

— Ого, да у нас гостья, — хрипло произнес мужской голос. — И искать деву не пришлось, сама пришла! Вы только посмотрите, какая ладная и вкусная! Иди к нам, дай я тебя попробую! Тебе понравится!

Из-за деревянного борта выглянуло сразу несколько мужских голов. Косматые, бородатые, ухмыляющиеся! Я испуганно попятилась, начиная понимать, что совершила ошибку, спустившись сюда. Еще несколько ильхов свесились, рассматривая меня.

— Хороша дева! У нее что же, красные волосы? Вот это да… Никогда таких не пробовал! Моя будет!

— После меня, Хмунд!

— Облезешь! — хохотнул лохматый Хмунд.

Я взвизгнула и понеслась наверх, совершенно забыв свой страх высоты! Вслед полетели свист, крики и хохот, но топота я не слышала. А когда рискнула обернуться, увидела то, что не заметила сразу. Ильхи на корабле были прикованы. У каждого на лодыжке красовался железный браслет, от которого тянулась цепь.

Из воды медленно поднялась голова морского змея. А потом показалось и тело — шипастое, сизое, жуткое! На меня смотрели водянисто-голубые драконьи глаза. Я узнала хёгга — это Кимлет, а-тэм Бенгта. Даже издалека я ощущала его острый и внимательный взгляд.

Развернувшись, я побежала наверх, с облегчением ныряя в туман.

К башне риара я выбралась растерянная. И что теперь делать? Я ведь думала, что просто попрошусь на корабль и уплыву из Карнохельма! Но стоило вспомнить лица всех этих ильхов… Их лохматые головы, взгляды, цепи… Брр-р! Меня передернуло. Хотя Кимлет показался мне вполне здравомыслящим, надо поговорить с ним! Но как говорить с морским гадом, даже понимая, что где-то там внутри сознание человека? Боги, да от всего этого свихнуться можно!

Пока я бегала по ступенькам, башня оставалась безлюдной. И я рискнула вернуться, надеясь, что действие Зова наконец закончилось.

В дверь входили довольные, раскрасневшиеся и смеющиеся женщины.

— Ох, хорошо! — хохоча, говорила одна дева другой. — Ты бы знала, как мой накинулся…

Я, в отличие от ее приятельницы, знать этого совершенно не хотела и потому юркнула в коридор. И здесь столкнулась с Тофу.

— Вот ты где! Я тебя везде ищу! Ох, дел невпроворот, а этим лишь бы тешиться! Зов у них, вот курицы глупые! Иди за мной, найду тебе работу!

Я похолодела, представив, что меня отправят на кухню, где соберётся толпа любопытных женщин, которые накинутся на меня с расспросами. Но, к счастью, Тофу отвела меня в длинный чулан с единственным узким отверстием в торце. Как и во всей башне и даже во всем городе, в окне не было стекол. Я бы подумала, что дело в дикости фьордов, но вспомнила Варисфольд и его прекрасные дворцы и дома. Значит, дело в самом Карнохельме. «Здесь нет ничего, что имеет отношение к снежным хёггам», — кажется, так сказала Тофу.

— Доски с окна мы уже сняли, день, можно не зажигать светильник, — указала на проем прислужница. Она была права — свет в окно поступал, к сожалению, вместе с довольно холодным ветром. — Надо перебрать запасы крупы, пересмотреть сушеные ягоды, избавиться от червивых и тухлых. Справишься?

— Конечно.

— Вот и хорошо, — довольно улыбнулась Тофу, разворачиваясь к двери. — И еще… Мой тебе совет, дикарка. Держись пока подальше от наших ильхов, да и от дев тоже. Рагнвальд… хёгг велел о тебе позаботиться, пока он не вернется.

Я кивнула с благодарностью. Хотя любопытство и одолевало, но головой я понимала, что лучше и правда держаться в стороне.

— Куда он отправился?

— Собрал мужчин и понес Бенгта-хёгга в скалы. Ох, надеюсь, Хелехёгг услышит нас и выпустит душу риара из незримого мира! Проси и ты, дикарка, своих посланников, — Тофу указала на мои волосы, — красный хёгг слышит лучше!

— А Рагнвальд… он кто?

— Рагнвальд — эрд, значит, второй в бою после риара, кровь у него огненная, сразу видно, что все в роду черные хёгги! — Тофу осеклась и нахмурилась. — Ох, что теперь будет…

Тофу задумчиво тронула свою шею, намекая на кольцо Горлохума.

— А что будет?

— Так ведь снежный он теперь… стужей так и веет. Никогда о таком не слышала, чтобы взрослый ильх удержал зверя… И разум сохранил, и силу… Удивительно. Как вернется Рагнвальд-хёгг, в доме конухма соберется совет старейшин. Будут решать, как с ним поступить. Как решат, так и будет, это не для дев забота! А ты пока перебирай клюкву, дикарка!

И, решительно развернувшись, Тофу собралась уйти. Но я ее задержала, спросив о хёггкаре и прикованных ильхах.

— Не суйся туда, — насупилась прислужница. — Это наказание для тех, кто нарушил закон. Чужое взял или покалечил кого, да не заплатил выкуп. Разное случается. Но Кимлет строгий хозяин. После двух-трех лет под его парусом мало кто решается снова озорничать. Такое вот учение. А кто не понял, того ждет участь похуже хёггкара!

Но уточнять — какая, не стала. Впрочем, и так понятно.

Я присела на лавку, размышляя о системе правосудия фьордов. И о том, что плыть в Варисфольд с местными уголовниками мне не слишком-то хочется! Может, есть другой корабль? Надо разузнать!

За несколько дней я узнала, что в башне проживает около сорока человек — прислужницы, кухарки и три дюжины воинов. Ильхи спали в общих комнатах на первом этаже, девы — по двое или трое. Питались здесь два раза в день — утром и вечером, в общем зале. Трапезы не слишком отличались разнообразием. В Карнохельме основой рациона были рыба и мясо — в отварном, печеном или сушеном виде, а еще «черный» хлеб, который готовили в золе, отчего он и получил такое название, коренья и птичьи яйца. Иногда подавали вересковый мед, ягоды, орехи и сыр. Вся еда была простой, без специй и изысков, но сытной.

Обычно я присаживалась с краю стола и пыталась не привлекать к себе внимания, хотя это получалось плохо.

Оградить меня от чужого внимания Тофу не могла. Под разными предлогами ко мне без конца подходили то кухарки, то прислужницы, то ильхи, проживающие в башне. С последними было особенно сложно. Хотя вели они себя прилично, но меня смущали улыбки и взгляды воинов. Монументальная фигура и грозный взгляд Тофу отгоняли многих, но не всех. К счастью, основную часть дня мужчины проводили за стенами башни, занятые охраной города. И то меня подкарауливали в коридорах, пытаясь пообщаться! А вот женщины оставались в башне постоянно, и для них я была диковинкой и развлечением. Решив не упоминать Конфедерацию, я лишь говорила, что в Карнохельме временно и скоро вернусь в Варисфольд. И лишь улыбалась, когда девы охали, несмело прикасаясь к моим волосам. Да и я хотела поговорить, все же любопытство одолевало. Впервые с момента перехода через Туман я смогла просто общаться с жителями фьордов. На корабле плыли лишь мои соотечественницы-переселенки, а в Варисфольде я прожила слишком недолго и была слишком потрясена новыми землями и предстоящим обручением. Ну а про заточение в пещере и вовсе не хочется вспоминать. Так что именно здесь, в Карнохельме, я впервые начала постигать земли воды и скал.

И первое, что поняла: жители Карнохельма истово и бескомпромиссно любят свой дом. Когда я спросила Тофу, не хотела бы она повидать другие города, прислужница лишь недоуменно фыркнула.

— Зачем? — искренне удивилась она. — На всей земле нет места прекраснее Карнохельма!

И, видя мое непонимание, смерила меня взглядом, полным сожаления и превосходства, словно я была неразумным ребенком.

— Люди, оторванные от своих корней и предков, — несчастные люди! Дети фьордов ценят свои земли, чужачка. Я знаю, что нигде не смогла бы найти пристанища. Я родилась, живу и найду покой в Карнохельме!

Именно так считало большинство жителей фьордов. Ильхи привязывались к своим землям, словно деревья корнями врастали. Исключением были водные хёгги и их потомки, тех, напротив, манили неизведанные воды и новые горизонты. Ну и девы-воительницы считались перелетными птицами, без дома и риара. Последние особенно интересовали меня, но после первой встречи я не видела в башне Трин-вёльду. Хотя порой мне казалось, что я ощущаю чужой взгляд, наблюдающий за мной.

— Большую часть времени вёльды живут в заповедных лесах. Это дикие земли, Энни, — разматывая пряжу, говорила мне Тофу. — Туда сбегают от злых мужей, от немилых женихов, от нежеланного обручения. Сбегают девы, которые не желают подчиняться мужчинам. Вёльды не признают власти мужчин, у них главенствует крылатая мать. И о своей жизни они не рассказывают. Я слышала, что вёльды устраивают себе жилища в пещерах на скалах или в дуплах тысячелетних буков… словно и правда они птицы, а не люди, — прислужница насупилась, о крылатых она говорила с явной неохотой. — Быть вёльдой — плохая судьба, Энни.

— Почему? — удивилась я, послушно подставляя руки для шерстяной петли.

— Вёльды не чтят перворожденных хёггов и риаров! — отрезала Тофу. — А значит, после смерти не видать им покоя, так и будут скитаться по незримому миру, дальше им путь не откроется! У вёльд свои законы, и нам их не понять! В Карнохельм они приносят ценные камни, редкие травы и шкуры, порой живут тут месяцами, наш риар к ним добр. А за доброту они каждый раз присылают кого-то для участия в Билтвейде.

Странное слово царапнуло слух.

— Что это такое — Билтвейд?

Женщина помрачнела.

— Молись, чтобы не знать, Энни, — сурово поджала она губы.

И я решила сменить тему:

— Но разве родительница Рагнвальда не была вёльдой? Аста, так ведь ее звали.

— Аста была иной, — лицо Тофу в один миг смягчилось и осветилось любовью. — Она пришла в Карнохельм совсем юной и полюбила Саврон-хёгга. Аста приняла его власть и силу, она сняла свою птичью накидку. Хотя до самой смерти билась во всех сражениях наравне с воинами. Уж как берег ее наш риар, но Аста даже с сыном под сердцем билась и сражалась, представляешь?! Дева-воительница она была, но чистоты и красоты неимоверной. Да и силы крылатых у нее имелись в избытке.

— И что это за силы? — заинтересовалась я.

— Вёльды умеют то, что не умеют обычные люди, — задумчиво протянула моя собеседница. — Чем сильнее крылатая, тем больше перьев на ее плаще. Я помню день, когда Аста вошла в Карнохельм. Гордая, красивая, ясноглазая! И плащ ее был покрыт перьями до самой талии! Вот какая она была! Явилась прямо в башню и заявила: хочу от тебя дитя, риар! Саврон как увидел эту деву, так и пропал! Всех, кто был до нее, забыл!

Тофу тихонько рассмеялась, а потом вздохнула, и я вдруг подумала, что этой женщине немало лет. Хотя выглядела прислужница прекрасно, да и живости ее хватило бы на десятерых.

— Много людей погибло от снежных? — решилась я задать вопрос.

— В каждой семье есть о ком скорбеть. В память о ком сбривать волосы на левом виске, — поджала губы Тофу и отвернулась.

Я растерянно потерла глаза. Что бы сделала прислужница, узнай она, что я спасла одного из ледяных хёггов? Не только спасла, но и в некотором смысле… подружилась? Уже не первый раз я слышу о том, что творит в Карнохельме стая диких драконов, но по-прежнему не могу представить, что во всех этих убийствах виноват и Лёд. И хотелось закричать: Ледышка не мог! Вы все ошибаетесь! Но я благоразумно молчала.

Три дня прошли вполне мирно, за работой и разговорами. Я ловила себя на том, что частенько думаю о Рагнвальде, ищу взглядом его высокую фигуру и белые волосы. И тут же одергивала себя. Этот ильх был словно снежная вершина — далекая, колючая и неприступная. А я всего лишь неуклюжая Энни. Я не гожусь для ледяных вершин.

После ужина обитатели башни оставались в зале и рассказывали истории. И этого момента я ждала целый день. Присаживалась в углу и слушала. О воинственных ильхах, хёггах и прекрасных девах. О риарах, способных повелевать камнем и железом, о древних правителях, о жутких северных йотунах и мертвом городе, о блуждающих хёггкарах, таинственных элвах и дранвирах — тех, кого не принял незримый мир. О Великом Тумане, предсказаниях и первых кольцах Горлохума, которые выковали в пламени вулкана перворожденные.

Лучшей рассказчицей оказалась та самая старушка Боргильда. И голос ее — удивительно сильный и мелодичный — создавал невероятно зримые образы.

Легенды фьордов завораживали меня. Сидя там, возле пылающих чаш, я ощущала себя дома. Мне было тепло и уютно, мне нравились рассказы и смех. Порой истории оказывались чересчур откровенными, например, про Темных Дев, что ждут воинов после смерти. Об их умениях и обязанностях я Слушала, краснея от понимания, за кого меня принял при первой встрече Рагнвальд. Женщины от таких рассказов фыркали, а ильхи смеялись.

Я тоже улыбалась — тайком.

Я, чужачка, не ощущала себя чужой.

И потому надо скорее покинуть Карнохельм, пока я не успела врасти корнями в эти земли, как говорит Тофу.

Когда Рагнвальд вернется, сразу поговорю с ним! Ну где же он?..

* * *

— Это немыслимо! — вскричал Гуннар — огромный, грузный воин. Черные угли его глаз, казалось, прожигали Рагнвальда. — Надеть кольцо Горлохума в твоих летах? Да как это возможно? Плевок в законы перворожденных хёггов!

— Нет закона, что нельзя надевать обруч после двадцати пяти зим! — вмешался Кимлет. Уже час совет старейшин бушевал и шумел, воины и старцы не могли решить, как поступить. — Традиция есть, тут не поспоришь! Но закона нет! Все просто знают, что духи не принимают взрослых ильхов! Что это то же самое, что прыгнуть со скалы на камни!

Гуннар на миг осекся и нахмурился, отчего кустистые брови почти срослись на переносице. Яростно дернул себя за бороду и снова вскочил.

— Так, значит, традицию нарушать можно! Ее заложили предки, задолго до нас с гобой, а-тэм!

— Риар! — оборвал Кимлет. — Пока Бенгт не очнется, я риар!

— Теперь с этим можно поспорить, — неторопливо произнес старик Кьярваль, который уже многие годы считался в Карнохельме конухмом. Бенгт-хёгг защищал эти земли огнем и железом, а старый конухм решал вопросы управления и торговли. Кьярваля уважали за справедливость и острый разум, не померкнувший с годами. И потому совет притих, слушая старика. — Теперь в городе новый хёгг, к тому же прямой потомок Саврона, его младший сын. Рагнвальд теперь имеет право на башню риара.

— Что ты несешь, Кьярваль! — непочтительно взъярился Гуннар и с досадой почесал короткие волосы на сбритом виске.

Остальные молчали, переводя взгляды с Кимлета на Рагнвальда. Все знают, что из водных хёггов дурные риары. Да и не бывают они риарами, лишь побратимами. Потому что сами не желают править. Морской хёгг — зверь вольный, на месте ему не сидится, стены его душат. Ему нужны лишь водные просторы, быстрый хёггкар да озорные девы, готовые развлекать его в струях воды. Вот и все счастье водного хёгга. И Кимлет был для Бенгта хорошим а-тэмом, но стал плохим риаром для Карнохельма.

Да и защитить он не может. Что сделает водный хёгг со стаей в небе? Лишь хвостом ударит по глади воды да уйдет в глубину!

Нет, Карнохельму нужен риар с крыльями. И все это понимали.

— Прости, Кимлет, но скоро время туманов сменится временем водопадов. И все мы знаем, что будет с тобой твориться! — Ильхи слаженно ухмыльнулись в бороды. — Весна для водного зверя — время любви, а не битвы! Тебя позовет глубина, простор или новая дева, украденная с проплывающего хёггкара, и ты не сможешь сопротивляться. Останешься с ней на островах, а опомнишься, лишь когда в Карнохельме цветы станут ягодками!

Кое-кто рассмеялся, Кимлет фыркнул. Но не возразил. Он и сам знал, что подступающее тепло уже будит его кровь. И все чаще тянет на простор.

Старик Кьярваль медленно поднялся, обвел совет выцветшими от времени глазами.

— Я думаю, Рагнвальд получил свое кольцо Горлохума заслуженно. Много лет назад Саврон совершил ошибку, отказав сыну в этом праве. И за эту ошибку Карнохельм платит много лет. Верно, мудрые перворожденные надоумили Рагнвальда исправить прошлое и надеть кольцо. Он надел, и он выжил, так решили духи. Так как мы можем его судить?

Воины зашептались, склоняясь головами. Но кое-кто кивнул одобрительно.

— То, что приняли перворожденные, примут и люди. Я готов встать под руку нового риара.

— Что? — Рагнвальд вскочил, осматривая ильхов. Он ожидал чего угодно — ненависти, ярости, даже изгнания или казни, но это? И почему даже Кимлет выглядит довольным? Какого пекла? — Вы готовы принять риаром снежного хёгга? Вы в своем уме?

— Мы готовы принять тебя, Рагнвальд. Все мы знаем тебя как самого искусного воина, сильного и верного Карнохельму. Твоя кровь сильна, а сражения закалили тебя, как самую крепкую сталь. Ты первым идешь в бой, не страшишься ни зверя, ни человека, но чтишь духов и предков. Городу нужна защита, и ты сможешь стать ею. Ты ведь подчинил своего зверя?

Два десятка глаз смотрели в ожидании. И Рагнвальд медленно кивнул. Соврал. Он соврал. Но, кажется, заметил это лишь Кимлет. Бледно-голубые глаза водного хёгга подернулись рябью сомнений.

Рагнвальд выдержал его взгляд.

— Так что ты скажешь, Рагнвальд, сын Саврона? Ты готов защищать Карнохельм уже не воином, а риаром?

Рагнвальд тяжело вздохнул. И снова кивнул.

— Лишь пока мой брат не очнется и не вернется в башню, — помолчав, ответил он. — Но, может, ты прав, Кьярваль. Возможно, перворожденные дали нам новую надежду. — Он обвел взглядом непонимающие лица старейшин. — Я, кажется, знаю, как одолеть стаю диких хёггов.

— И как же? — с сомнением крякнул Гуннар.

— Мой зверь — один из них, — сухо произнес Рагнвальд. — Один из тех, кто годами нападал на Карнохельм.

Ильхи снова вскочили, но старый Кьярваль с неожиданной силой треснул кулаком по столу. Подпрыгнули, расплескиваясь, кубки.

— Дайте ему сказать!

— Этот зверь-один из дикой стаи, — продолжил Рагнвальд, не повышая голоса, и ильхи затихли, чтобы расслышать. — И он может их позвать. Мы много лет мастерили ловушки для диких, и ни одна не сработала. Звери слишком умны. Но теперь все иначе. Все, что нам надо сделать, — это найти место, где можно заточить этих тварей. Пещеру, откуда они не смогут выбраться. А чтобы наверняка, оставим там отравленное мясо, набитое китовым усом. Звери нажрутся его, ус распрямится в их желудках и распорет их изнутри!

— Не станут жрать… — протянул Гуннар. — Пытались уже!

— Станут. Если кто-то из стаи покажет пример.

В комнате повисла тишина. А потом хмурые лица осветились надеждой.

— Заманить… Позвать… Пламя… Ловушка! Конец ледяным! Сделаем это скорее!

Верн, прозванный Толстой Шеей, поднял над головой свой боевой топор.

— Это железо ждет дня, когда напьется крови ледяных хёггов! — закричал он. — Я выжег каждого на рукояти и троих уже зачеркнул! А настанет день — и зачеркну каждого!

— Не так быстро, — оборвал Рагнвальд. — Надо подготовиться, найти место. А мне — приручить зверя, чтобы он сделал, что должно. У нас впереди Билтвейд, лучшего времени не придумать.

Изнутри рвало болью, хёгг ярился и когтями драл душу. Чувствовал.

Ильхи разом заколотили по столу, лишь конухм и Кимлет остались сидеть, размышляя. У старика Кьярваля лицо помрачнело, а водный хёгг выглядел ошеломленным. В бледных глазах плескался ужас.

— Тогда начнем с посвящения нового риара! Незачем тянуть! Сейчас же состоится бой силы! Ты готов бросить вызов а-тэму, Рагнвальд?

И снова — ожидание. Рагнвальд посмотрел на того, кого привык считать своим родичем. Кимлет всегда был рядом, учил, защищал, насмешничал. А порой и беспощадно лупил сыромятной кожей, когда юный Рагнвальд уводил его дев или лез, куда не следует. Кто бы мог подумать, что однажды они выйдут на бой силы? И пожалуй, Рагнвальд отказался бы, если бы не увидел чуть заметный кивок а-тэма. Значит, и Кимлет был согласен, вот же пекло клятое!

В голове стало пусто и звонко. На него смотрели, ждали. И не скажешь ведь правду! Что не сможет он стать защитой! Но и Кимлет этого не может. Не сегодня, так завтра сорвется на простор, и что тогда делать Карнохельму? Если город останется без риара, совет призовет Варисфольд, и там решат, кто будет править в опустевшей башне. Но пустить в Карнохельм чужака? Того, кто не вырос на этих скалах, не впитал их дух? Немыслимо…

Чужак придет со своими людьми, установит свои порядки и не оставит в живых раненого Бенгта. И место силы тоже станет его.

Нет, ни за что!

Рагнвальд стиснул в кулаке острый камень, усмиряя стужу внутри.

Надо лишь дождаться Бенгта. Выждать время. Брат очнется, место силы поможет. И вернется в свою башню! А пока…

— Хорошо. — Горло словно сковала стужа, и голос показался хриплым, чужим. — Я, Рагнвальд, заявляю право силы и крови на башню риара. И вызываю тебя, Кимлет, на бой силы, — выдохнул Рагнвальд и добавил: — На ножах. До первой крови.

Кто-то из воинов фыркнул, но остальные лишь махнули рукой. В Карнохельме и так слишком много смертей, еще одна ни к чему.

Толпой совет старейшин вывалился наружу. Ночь была на исходе. Ильхи воткнули в кольца факелы, образуя круг. Рагнвальд вошел первым, сжал в руке рукоять ножа. Кимлет неторопливо достал свой, глянул исподлобья. Хмыкнул. И напал. В полную силу, метя сразу под ребра! Да только зря. Рагнвальд легко увернулся, с каким-то ужасом и восторгом ощущая свои новые силы. А-тэм снова напал — словно скользкий угорь, словно рыба, плывущая в глубине. Кимлет был опасным соперником — сильным. Победить его раньше Рагнвальд не мог, хоть и считался самым искусным воином Карнохельма. Но ни один воин не сравнится с тем, за кем стоит хёгг.

Зато сейчас… Он ощущал силу, что текла по его рукам и крови. Ощущал мощь, не сравнимую ни с чем. Он был стужей, снежным вихрем, вечным льдом. Прозрачным, прочным, несокрушимым. Он кружил в схватке, по-новому принимая свое тело. И свои возможности. Рагнвальд видел каждое движение Кимлета до того, как тот его начинал. И он был быстрее. Кто-то за кругом факелов присвистнул, кто-то охнул. А Рагнвальд просто вывернулся, крутанулся, отбил руку а-тэма, выбивая нож. И легко провел по его боку своим. Едва-едва, но никто не усомнился в том, что эта рана могла бы отправить водного к предкам.

— Ты изменился, — чуть слышно произнес побратим его брата, внимательно глядя на Рагнвальда.

И тот кивнул. Да. Изменился.

— Встаю под руку твою, риар, — выступил вперед Кьярваль. И, несмотря на возраст, легко опустился на колено.

— Встаю под руку твою… — эхом откликнулись остальные.

Рагнвальд перевел взгляд с окровавленного ножа на коленопреклонных старейшин. Не этого он ожидал. И как относиться к этому — не знал. А потом кивнул, принимая.

Последним на колено опустился побратим Бенгта, а когда поднялся, Рагнвальд шагнул ближе:

— Кимлет, ты ведь собирался в Варисфольд? — и, получив кивок, приказал: — Отмени. Твой хёггкар останется в Карнохельме, Кимлет. На все выходы из города поставь стражу, ни одна дева не должна покинуть Карнохельм. И еще. Не приближайся к чужачке, которую я привел. Даже не смотри в ее сторону.

Водный вскинулся, с интересом глядя на нового риара:

— Вот как? Боишься, что сбежит дева? Она что-то значит?

Рагнвальд посмотрел на длинные тени от факелов. В глубине синих глаз снова разлилась стужа, от которой водному стало не по себе.

— Эта дева поможет нам избавиться от стаи снежных хёггов, Кимлет. Навсегда.

Водный хёгг прищурился, глядя на воспитанника.

— Ты ведь понимаешь, что собираешься совершить, Рагнвальд? Понимаешь, чем обернется для тебя эта ловушка на ледяных?

— Я все понимаю, — сказал новый риар.

Глава 19

Закусив овсяной лепешкой с сыром и выпив бодрящий травяной чай, я вышла за стены башни, чтобы по указанию Тофу собрать мелкие голубые цветочки, росшие под соснами. Задание было мне по душе, мне нравилось копаться во влажной земле и вдыхать еле уловимый аромат первой зелени. Природа вокруг Карнохельма медленно пробуждалась, каждый новый день приносил дары — хрупкие травинки, нежные листочки и цветы.

На дереве, как обычно, сидела сова и наблюдала за мной круглыми глазами.

— Эй, тебе не сказали, что ты ночная птица? — пробормотала я. Пернатая не пошевелилась, продолжая изображать памятник самой себе. Хотя, может, эти птицы просто спят с открытыми глазами? Я не разбираюсь в орнитологии.

Солнце медленно катилось над скалами, и я засмотрелась на великолепное зрелище.

И подпрыгнула, когда передо мной возник силуэт. Тринвёльда. Я отшатнулась, удивляясь, как девушка смогла подойти ко мне настолько бесшумно. Похоже, в этом городе все двигаются как кошки!

— Испугалась? — протянула дева. — Я такая страшная, что ты шарахаешься?

— Вообще-то ты очень красивая, — честно сказала я, и глаза Трин удивленно расширились.

— Да? Альд говорил, что ты… необычная.

Ну да, необычная. Хотела бы я знать, какое на самом деле слово употребил ильх. Хотя нет, не хотела бы.

— Он рассказал тебе, как мы познакомились?

— У Альда нет от меня секретов, — с чувством превосходства пояснила дева. Сверкнула темными глазами, глядя на которые, так и тянуло сказать — очи. — Мы давние друзья.

Я нервно сглотнула. Трин же положила ладонь на рукоять кинжала, сжала пальцы. Ой-ой, она что, собирается меня убить? Устранить нежеланную гостью?

Я отчаянно оглянулась, но рядом, как назло, не было ни души!

— Слушай, не знаю, что тебе рассказал Рагнвальд, но я собираюсь уехать с первым же хёггкаром!

Трин внимательно смотрела в мое лицо.

— Значит, ты желаешь покинуть Карнохельм?

— Конечно! — вскричала я. Внутри укололо сомнение, но я тут же задушила его.

Дева-воительница кивнула. Но руки с рукояти ножа так и не убрала. Скользнула вбок, и я резко повернулась, не желая выпускать ее из поля зрения. Опасность я ощущала нутром, и мне это совсем не нравилось.

— Ты не похожа на наших дев, — задумчиво произнесла Трин.

Черные перья ее удивительного плаща всколыхнулись под лаской ветра.

— Совсем иная, — продолжила дева. — У тебя странные глаза и волосы. Ты иначе говоришь и ведешь себя. Даже смотришь иначе. У тебя живое лицо, но я не понимаю, что творится в твоей голове. И мне это совсем не нравится.

Трин снова скользко шагнула влево, я повернулась следом.

— Альд сказал, что ты из дальних земель. Что тебя принес Бенгт. Значит, чужачка. Карнохельм не жалует чужих.

Я не стала возражать. Лишь снова сделала шаг и быстро оглянулась, ища укрытие. Интересно, если я брошусь бежать, это поможет?

Трин прищурилась и вдруг, откинув голову, расхохоталась.

— Боишься? Видела бы ты свое лицо! Словно испуганная мышка! Не трясись так, — девушка заговорщически мне подмигнула. — Может, мы подружимся!

Я вот совсем так не думала, но спорить не стала. Перемена настроения и улыбка этой девы не нравились мне так же, как ее скрытые угрозы.

— Ну, не дуйся, тебе не идет, — весело хмыкнула Трин. — Хочешь, расскажу о крылатых? Ты ведь не знаешь о нас, верно? С таким удивлением смотришь на мой плащ, словно никогда не видела вёльд.

Я осторожно кивнула.

— Нас называют крылатыми не только за плащи и свободу.

Трин подняла голову, всматриваясь в скользящих в облаках птиц. И издала тихий протяжный свист. Одна из пернатых упала вниз, покружила над башней и послушно опустилась на согнутую руку Трин. Я удивленно ахнула, глядя на ястреба.

— Вёльдам дана власть над птицами, — пояснила дева. — Особенно ярко дар пробуждается в женщинах. Мы можем говорить с ними, повелевать ими. Иногда даже смотреть их глазами… Тебе нравится мой питомец, чужачка?

Трин подняла локоть, и ястреб раскрыл крылья. Черные бусинки его глаз рассматривали меня внимательно и остро.

— Он… красивый, — сглотнув сухим горлом, произнесла я.

— Он сделает все, что я захочу. Смотри!

Снова легкое движение рукой — и ястреб сорвался с локтя девушки. И бросился на меня. Я отшатнулась, инстинктивно закрывая ладонями лицо. Перед глазами бились крылья.

— Хватит! — закричала я. — Прекрати!

— Думаешь, сможешь явиться непонятно откуда и отобрать у меня Альда? — Трин склонилась, ее голос стал похож на шипение.

Ястреб нападал снова и снова, пытаясь добраться до моих глаз. Я закрывалась ладонями, совершенно потерявшись в этой агрессии. Боги, да мне же сейчас выклюют глаза! Острые когти и клюв раздирали кожу, по рукам потекла теплая кровь…

— Я никому его не отдам, Альд — мой!

— Не надо…

Я ударила не глядя, отбиваясь от птицы. И на миг увидела саму себя. С разлетающимися от ветра волосами, с бледным лицом и испуганными глазами. С окровавленными руками. Словно я посмотрела на себя… глазами ястреба! Отшатнулась, не понимая, заморгала отчаянно. Что это было? С пальцев капала кровь… С клекотом ястреб рванул в небо, а вёльда отшатнулась.

— Трин! — гневный оклик Рагнвальда заставил нас обеих обернуться.

Ильх торопливо приближался. Белые волосы припорошены пылью, на щеках — серая щетина, на сапогах — грязь. Наши глаза встретились, и мое сердце подпрыгнуло, забилось часто. Надо же, я успела по ильху соскучиться. Рагнвальд глянул на мои руки, и его зрачки сузились до точек, а на скулах проявился морозный узор. Еще миг — и варвар потеряет контроль!

— Убирайся, Трин! — рявкнул он. Словно мороз лизнул…

— Ты прогоняешь меня из-за чужанской девы? Меня? — не поверила вёльда.

— С тобой я поговорю позже. Я запретил приближаться к башне!

— Ты мне не указ! — топнула ногой дева. Глянула на меня искоса. В красивых глазах билась злость. Развернулась так, что взлетели черные косы, и пошла к городу.

Рагнвальд сжал зубы и указал на скамью за деревьями:

— Сядь.

Я не стала сопротивляться, молча выполнила. Из башни выглянула Тофу и ахнула, увидев мои руки. Убежала и выскочила уже с кусками ткани и плошкой воды.

— Ох, не усмотрела я!

Рагнвальд молча забрал бинты, махнул рукой:

— Я сам. Иди, Тофу.

Прислужница удалилась, качая головой и бормоча себе под нос. А ильх взял мои ладони, повернул, осматривая раны от когтей и клюва птицы. Осторожно промокнул смоченной тканью, и я поморщилась. Молча наблюдала, как варвар промывает раны, а потом перевязывает. Говорить не хотелось, да и что тут скажешь?

— Больше это не повторится, — хмуро произнес Рагнвальд.

Я снова промолчала. Не повторится? Как же! Я видела лицо Трин и слышала ее угрозы.

— Раны глубокие, побереги руки несколько дней, — как-то замороженно произнес ильх. Под его ногами трава побелела изморозью. Злится, значит… на меня? За то, что разъярила его Трин?

— Я сказала ей, что уеду с первым же хёггкаром, но Трин не поверила.

Рагнвальд вскинул голову и посмотрел мне в глаза.

— Я разберусь, — с нажимом произнес он. — И твои руки заживут.

Он так и не отпустил мои ладони, продолжал держать. И медленно поглаживать большим пальцем. От понимания этого я слегка смутилась. Молчание повисло дурманом.

— Ты странно на меня смотришь, — чуть сипло произнесла я.

— Может, соскучился? — сказал Рагнвальд.

Слова прозвучали так мрачно, словно он признался в жутком преступлении! Я глянула удивленно.

— Сомневаюсь. Слушай, я пыталась узнать, когда отплывает хёггкар, но мне не сказали!

В глазах ильха появилось какое-то чувство, но разобраться в нем я не смогла.

— Тебе не нравится Карнохельм? Тофу сказала, ты выглядела веселой.

— Какая разница, меня ждут в Варисфольде!

Новую эмоцию я уже распознала — гнев. Но Рагнвальд слишком быстро ее погасил.

— Вряд ли. Все знают, что случается с девами, которых уносит хёгг. И что девам это нравится.

Я моргнула, осмысливая. А потом вспыхнула и покраснела.

— Но это ведь неправда! Не было ничего такого!

Рагнвальд пожал плечами и улыбнулся. Ну почти — уголки его губ приподнялись. И что это он сегодня такой добрый? Подозрительно!

— Мне кажется, я был не слишком ласков с тобой.

— Ты был груб, как неотесанный варвар. Так точнее.

— Верно, — синие глаза посветлели. Он слегка наклонился, словно собираясь открыть мне страшную тайну. — Я и есть неотесанный варвар, чужачка.

Я открыла рот. Рагнвальд что же, шутит? Да быть этого не может!

— Ты с утра что-то выпил? — пробормотала я. — Какой-то местный настой вежливости? Или тебя в горах кто-то покусал?

— А ты беспокоилась? — он наблюдал за мной, жадно ловя изменения на моем лице.

— С чего мне это делать?

— И не скучала?

Нет, сегодня с ильхом определенно что-то не так! Я мотнула головой в ответ на его вопрос, и варвар усмехнулся.

— Тофу говорила, что ты спрашивала обо мне.

Предательница!

— Просто поддерживала разговор, — буркнула я. — Так когда я смогу уехать?

Искры смеха пропали из глаз Рагнвальда, и на миг мелькнула стужа.

— Придется задержаться в Карнохельме, дева. Хёггкар отплывет лишь через месяц.

— Что? — опешила я. — Месяц? Целый месяц? Но я думала, что уже не сегодня завтра сяду на корабль!

— Не терпится вернуться в Варисфольд? К этому недоумку, что упустил тебя?

— Не говори так о Гудрете! — я вырвала свои руки из мужских ладоней. — Ты ничего о нем не знаешь!

— Он позволил хёггу тебя забрать. Не смог удержать, не смог защитить. Я знаю достаточно.

Я вскочила, желая уйти, но ильх преградил мне дорогу. Я инстинктивно отступила, и он уперся ладонями в камень за моей спиной. Я тяжело втянула воздух. В синих глазах варвара мелькнули разноцветные искры.

— Никогда не беги от… хёгга, Энни, — тихо произнес он. И я застыла, завороженно глядя в его лицо — побледневшее, осунувшееся, уставшее. Но его губы были по-прежнему решительно сжаты, а глаза… нет, в эту бездну лучше вообще не заглядывать.

— Совсем недавно ты утверждал, что не хёгг.

Он усмехнулся, соглашаясь.

— Хочешь, я покажу тебе Карнохельм?

— С чего такая галантность?

Он моргнул.

— Я не знаю, что значит это слово.

— Обычно это желание что-то скрыть, — нахмурившись, сказала я. — Или желание что-то получить. Что нужно тебе, Рагнвальд-хёгг?

Он помолчал, глядя с удивлением.

— Я пытаюсь не быть варваром.

— Вот это больше всего и пугает, — буркнула я.

Его рука обхватила мой затылок.

— И я действительно скучал, чужачка. Это… правда.

— Не надо…

— Хочу твой затуманный поцелуй, — он сжал мои волосы в кулак. — Подаришь?

— Нет.

— В прошлый раз тебе понравилось, — он улыбался, но в глазах смеха не было. Было что-то иное — тревожное, обжигающее стужей, беспощадное. Даже страшное… и в то же время — отчаянное… словно на меня смотрел зверь. Из капкана.

Я нахмурилась, пытаясь понять, в чем подвох. Нет, спорить глупо — любезный варвар гораздо приятней грубияна, которым он был до этого. Но с чего такая перемена?

— Дело в моих волосах, да? — озарило меня. — Вы здесь как-то странно реагируете на их цвет!

Ильх накрутил на палец выбившуюся прядь. Как тогда, на кухне…

— Мне нравится этот цвет. Но я хотел бы ощутить твои губы, даже будь пряди зелеными, как еловые ветки.

— Почему? — растерянно спросила я, и Рагнвальд поднял вопросительно брови. И усмехнулся.

— В мертвых землях не знают, почему мужчина хочет прикасаться к деве? Мертвые земли мертвы настолько? Наверное, поэтому вы придумали поцелуи?

— Мне говорили, что к деве нельзя прикасаться без ее разрешения, — занервничала я. — А к лирин — тем более…

— Нельзя, — покорно согласился варвар. — Только если удержаться невозможно.

Он провел кончиками пальцев по моему лицу. Уголок глаза, скула, краешек губы. Дрожь нетерпения. Короткий сдавленный вдох.

В льдистой синеве его глаз дрожала растерянная Энни. А в моих глазах отражался Рагнвальд. Белые волосы и метельные ресницы, темная стужа в глазах…

Два отражения встретились.

Рагнвальд моргнул. И резко отступил. Сжал кулаки, тряхнул головой и скривился, когда белые пряди упали на лоб.

* * *

От вида крови на ее руках шумит в голове. Или это от усталости? Он слишком давно толком не спал и не ел…

До места силы отряд двигался почти без отдыха, обратно Рагнвальд возвращался один, дав остальным ильхам возможность передохнуть в охотничьих сторожках. Но себе он этого позволить не мог.

Он шел через горный склон, с изумлением отмечая новое. Снег был не белым. Он имел десятки десятков цветов и оттенков. Лед имел не только форму, но еще вкус, запах и голос. Он шептал, шелестел, звенел и пел. Лед знал все и мог все рассказать. Вода изменчива и непостоянна, но, замерзая, она хранит память. О ручьях, подземных источниках, росе на траве далеких южных долин, паре над котлом в Варисфольде или даже облаках на небе. Лед помнил и шептал, пытаясь что-то поведать, но Рагнвальд заглушал этот голос, не желая слушать.

Небо… там тоже был холод. И Рагнвальд все еще помнит восторг, который ощутил словно эхо, когда хёгг расправил крылья.

А еще были ветры.

Раньше Рагнвальд знал лишь то, что ветер с юга несет тепло, а с севера — холода. Вот и все его знание. А теперь… Великие перворожденные — как же иначе все было теперь!

Ветров было много, и каждый был живым. Они рождались и умирали, как и все на земле. У каждого ветра был свой срок и свой нрав. Пока Рагнвальд шел, он ощущал разные ветры. Одни мелкие и пугливые, словно хорьки. Они прятались в трещинах, камнях и ямках, пахли южным песком и ягодами, трогали щеки осторожными, быстрыми лапами, юркали в щели скал, стоило оглянуться. А потом снова вспархивали, крутились под ногами — бестолковые, но ласковые.

Другие были сильнее и злее. Рагнвальд видел белесые глаза этих ветров, ощущал их жесткие прикосновения. Ветры-хищники налетали внезапно, могли ударить наотмашь, испытывая и пробуя его силу. Они несли запах далеких городов, голоса незнакомых людей, рычание зверей и клекот птиц. Они пили воды ледников и жар Горлохума, а потом обрушивали и то и другое на землю. Эти ветры были непокорны и свободны, но Рагнвальд знал, что стоит захотеть — подчинятся и они. И тянуло узнать себя, обуздать такой ветер…

И были ветры-стихии, ветры-разрушители. Их Рагнвальд лишь чувствовал своим новым нутром, ощущал в вышине. Эти ветры рвали небо в лоскуты, бушевали и ярились. Их приход на землю означает гибель. Именно эти ветры сносили со скал человеческие жилища, неслись ледяным вихрем и лютым холодом. Они рождались в небе, и Рагнвальда неистово, невыносимо тянуло к ним. Именно эти ветры стелились под крыльями снежного хёгга, кормили его своей стужей, когда тот поднимался к звездам. И не было свободы прекраснее…

С трудом он выбросил из головы это желание. Стряхнул ветер, пушистой шкуркой обернувшийся вокруг руки. Ногой отбросил тот, что стелился у сапог. Зарычал по-звериному. Нельзя поддаваться. Нельзя… хотеть!

В голове все крутилось и крутилось, словно колесо на скрипучей телеге: раненый брат, совет старейшин, дикая стая, ледяной хёгг, Билтвейд, чужачка… Все эти мысли пробуждали стужу внутри, и лишь чужачка — тепло. И Рагнвальд думал о ее волосах, о широко распахнутых глазах, о мягких изгибах, что так приятно оглаживать ладонями.

«Дева не для разговоров, Альд, дева для удовольствия, — частенько говорил во хмелю Бенгт. — Поэтому выбирай молчаливую и пышногрудую. Чтобы занимала тело, но не голову!»

Рагнвальд не слушал. И не собирался обсуждать своих дев даже с братом. Вырос, а привычка молчать осталась.

Впрочем, говорить было особенно не о чем. Дев в его жизни почти не было. Он не желал привязываться.

Рагнвальд знал, что в Карнохельме его считают заговоренным. Кто-то пустил слух, что крылатая Аста зачаровала сына от поражений в битве, от увечий и даже смерти. Иначе чем объяснить, что в каждой битве Рагнвальд впереди всех, а смерть обходит его стороной, словно боится?

Сам ильх знал, что слова эти — глупость и его черед настанет в свое время. Но в одном карнохельмцы были правы, в одном Рагнвальд от них отличался. Он не испытывал страха. Совсем. С того самого дня, когда погибли родители. Словно его души коснулось дыхание самого Улехёгга, и она замерзла. Рагнвальд шел в любой бой, не сомневаясь и не страшась. Ни смерти, ни боли, ни человека, ни зверя.

Да и что может быть для воина лучше, чем смерть в бою?

Понимание, что надо сделать, появилось еще там, в месте силы. А после лишь окрепло, пустило корни. Сколько раз карнохельмцы пытались заманить дикую стаю в ловушку, все без толку. Хёгги яростны, но и умны. А ледяные еще и осторожны. Ильхи гибли, а дикая стая продолжала убивать. Даже совет ста хёггов в Варисфольде одобрил желание Карнохельма уничтожить эту стаю. Конечно, если смогут. Честная битва — сказал совет.

Пока карнохельмцы проигрывали.

Но если стаю позовет свой… Если позовет он, все получится.

И сердце Рагнвальда начинало выстукивать новый ритм: получится-получится… сбудется-сбудется. Освободится. Его земля освободится.

Только надо, чтобы чужачка помогла. Он не станет врать, но и правды не скажет. Что ей до Карнохельма, этой деве из мертвых земель?

Что ему до чувств этой девы?

Вот только стоило увидеть девчонку возле башни, заслоняющейся от птицы, и ярость почти сломала ребра. От вида крови на ее руках кружится голова. Хочется рвать, терзать, выпустить холод…

С трудом сдержался.

Тонкие ладони теперь скрыты повязками, и на ткани уже проступили кровавые разводы. Если бы он не успел? Все знают, на что способна эта птица! Ястреб подчиняется воле крылатой девы, он мог и убить! Ярость внутри похожа на стужу — такая же колючая, лютая и беспощадная. Еще миг — и она выплеснется наружу. И спустится на землю ветер-разрушитель. Нельзя этого допустить.

Рагнвальд тяжело втянул воздух, пытаясь сдержать злость.

Чужачка качнула головой, и холодный ветер растрепал рыжие кудри. А потом послушно подхватил запах и вкус девы, преданно мазнул по губам ильха. И у него, Рагнвальда, пересохло в горле, и тело налилось сладкой тяжестью предвкушения. Вот-вот снова полыхнет над головой небо!

Пекло, ей ведь больно! О чем он думает?!

Отвел взгляд, а потом не удержался и глянул снова. И удивился, что действительно рад ее видеть. Лучше бы она и дальше ходила в саже и лохмотьях! И почему Рагнвальду хочется накрыть деву покрывалом, чтобы на нее никто не смотрел? А ведь смотрят… точно смотрят! Не зря Трин разъярилась.

Где-то далеко, в незримом мире, снова зарычал хёгг. И Рагнвальду захотелось зарычать тоже.

— Ты хотел что-то сказать?

Ильх мотнул головой, испытывая потребность как следует стукнуть кулаком по камню, чтобы прийти в себя. Душу рвало на части от ярости и желания, и он не понимал, как унять эти чувства. Почему при встрече с Трин он не испытал ничего подобного? Совсем ничего…

Чужачка смотрела удивленно, и от ее глаз становилось жарко. И внутри звенела стужа, приказывала. Спеленать снежным коконом, увести, забрать себе… в сердце вьюги, в белую бесконечность, в ледяной простор… Туда, где снег, туда, где счастье и песня ветров…

Нет!

Ильх завел руку за спину, сжал в ладони тлеющий уголь. Боль разогнала дурман в голове, вернула воздух.

— Идем.

* * *

Оказывается, с тыльной стороны башни была еще одна дверь — массивная, тяжелая и запертая. Рагнвальд отпер замок и махнул рукой, приглашая внутрь. Я несмело шагнула во мрак. Ильх уверенно прошел вглубь, чем-то зашелестел. И легкие искры ожили на плоской каменной чаше.

Окон в длинном помещении не было, только сундуки, полки, какие-то свертки, корзины… А еще оружие. Топоры, мечи, ножи, изогнутые клинки… Всех видов и размеров! Они поблескивали на стенах или лежали в чехлах, любовно завернутые, как младенцы!

— Ух ты, — я тронула пальцем изящную рукоять. Дерево оплетал водяной змей, оскаленная пасть, казалось, вот-вот цапнет за палец!

— Кимлет делал, — усмехнулся Рагнвальд. — Такой нож любит воду, он будет верно служить рыбакам или странникам по морю. А вот на суше затупится, сколько ни точи.

Я снова погладила оружие, изумляясь. Для детей фьордов все было живым — и камни, и железо, и дерево. Все имело свою душу и характер. Ильх улыбался, переходя от одного клинка к другому. Словно встретился со старыми друзьями.

— Раньше я слышал голос каждого клинка.

Он сказал это спокойно, с горечью, но без боли.

— Ты сожалеешь? — вырвалось у меня.

— Я нашел способ с этим примириться, — помолчав, ответил ильх.

Взял из корзины плотный мешочек и сунул мне.

— Здесь монеты, купи себе что хочешь. И можешь выбрать любой подарок, там есть украшения для дев, — он небрежно махнул рукой на корзины, и я фыркнула.

— Это что же, плата за прикосновения? Бенгт обещал сундук с золотом, если ты очнешься.

Рагнвальд хмыкнул.

— Брат слишком дорого оценил мою шкуру. Будет тебе сундук, чужачка. Вот вернется Бенгт и притащит.

— Пусть корону захватит, я видела ее в куче золы, — рассмеялась я и удивилась, увидев ответную улыбку Рагнвальда. Нет, сегодня точно грядет какое-нибудь лунное затмение — самый колючий варвар фьордов улыбается!

Дойдя до стены, я обнаружила за плотной тканью еще одну комнату.

— А здесь что?

Соседняя комната была похожа на кладовую, в которую свалили старую рухлядь и забыли. Какие-то рамы, накрытые пыльными полотнами, осколки стекла, корзины с грязными безделушками. Я взяла одну, протерла рукавом и изумленно моргнула. На ладони сверкал хрустальными гранями хёгг. Ледяной дракон с синими глазами, так похожий на Ледышку! Фигурка была меньше ладони, но я могла рассмотреть и чешуйки на изогнутой шее, и когти на крыльях. Потрясающая, невероятная работа!

Я оторвалась от любования и подняла голову. Рагнвальд стоял в шаге, а я и не услышала, как он приблизился. Только выглядел ильх странно. Его грудь тяжело поднималась, он хватал воздух, словно задыхался. Я положила фигурку на полку и обеспокоенно подошла ближе. Он словно забыл, что я рядом, и вздрогнул, когда я положила забинтованную ладонь на его запястье. Посмотрел на мою руку, моргнул. И взгляд стал осознанным.

— Я думала, в Карнохельме нет стекла.

— Это все, что осталось. Стекло, зеркала… У них тоже есть голоса. Я не знал.

— Тебе плохо?

Он перехватил мою руку — не раненые пальцы, а запястье. Сжал и замер так.

— Мне нужна твоя помощь, Энни. Я хочу… научиться управлять хёггом. А ты единственная, с кем он поладил.

— Значит, ты готов слиться с Ледышкой по-настоящему? — ахнула я.

В полумраке глаза Рагнвальда блестели, словно у хрустального дракона. Это было противоестественно и завораживающе. Беловолосый варвар, который пугает и притягивает одновременно. Рядом с ним я тоже ощущала себя хрупкой хрустальной статуэткой, и голос разума кричал: беги, Энни! Не соглашайся!

Ильх мягко шагнул ближе, все еще держа мою руку.

— Поможешь?

— Но как ты собираешься этому научиться?

— Чтобы овладеть новым движением в бою, надо повторять его снова и снова, — произнес Рагнвальд. — И хёгга надо выпускать в зримый мир, а после учиться повелевать им. Рядом с тобой хёгг становится смирным, так что ты можешь мне помочь. А я в ответ помогу тебе. Я научу тебя сражаться, дева. Фьорды не место для слабых.

Я помолчала, размышляя, не совершаю ли ошибку. Интуиция подсказывала, что лучше держаться от Рагнвальда подальше. То, что он будил во мне, было слишком сложным… И сам он — тоже. За улыбкой таилось что-то иное, то, что мне может не понравиться. В любезность варвара я совсем не верила. Но почему-то верила в его слова: «Я не причиню тебе вреда». Возможно, ильху просто нужна моя помощь, а просить Рагнвальд не умеет.

Глянула на свои перевязанные руки. Мне надо научиться сражаться, ильх прав — фьорды не прощают слабости.

— Хорошо. Я помогу.

И сразу ощутила облегчение. Словно обрадовалась возможности задержаться в Карнохельме…

Но вот размышлять почему — не хотелось. К сожалению, я знала ответ.

И на миг показалось, что он не отпустит мою руку. Не отпустит меня. Полумрак затягивал в свои сети, обнимал, подталкивал нас друг к другу. Я видела мерцание в глазах ильха. Но он лишь кивнул.

— Тогда начнем утром. И вот еще… — его голос внезапно охрип. — Сегодня после заката оставайся в башне. Не выходи из своей комнаты, запри дверь и никому не открывай. Так будет лучше… для тебя.

Развернулся и торопливо вышел. Словно за ним дикие волки гнались!

Я покачала головой. Будто самый бесстрашный воин Карнохельма боится оставаться со мной наедине!

Глава 20

Я вернулась в башню и чуть не налетела на Тофу.

— Энни! Покажи руки! — прислужница осуждающе поцокала языком. — Ох уж эта Трин! Нет сладу с девчонкой! Норовистая, как дикая кобылица! Испортила мне помощницу, а я ведь думала отправить тебя на кухню, крупу перебирать! И что теперь? С такими руками от тебя толка не будет!

Я кивнула.

— Скорей бы вёльды ушли, — буркнула женщина. — Ох, болтаю с тобой… Праздник вечером, а я ничего не успеваю! — воскликнула прислужница и, кинув еще один сожалеющий взгляд на мои повязки, убежала.

Праздник? Но спросить я не успела, прислужницы рядом уже не было. А в самой башне стало как-то неожиданно многолюдно и шумно. Дверь хлопала без остановки, впуская женщин, и все они бежали, говорили, спешили! Я отошла в сторонку, потому что меня едва не снесли девы с огромными корзинами. Башня стала похожа на огромный пчелиный рой, в котором все что-то делали, а самое главное — что-то понимали.

Я ничего не делала и ничего не понимала, поэтому сочла за лучшее потратить монеты и наконец купить себе необходимые женские мелочи. Никто меня не остановил и не окликнул, когда я вышла из башни и направилась к устрашающему мосту-парапету, прилепившемуся к скале. Стараясь не смотреть вниз, я доползла до основной части города. Пошла мимо домов, все дальше углубляясь в паутину улиц и с интересом рассматривая жизнь Карнохельма. Вот прошла красавица-дева, неся корзину с бельем, вот стучит молотом под навесом кузнец, вот носятся мальчишки, растопырив руки и изображая полет хёгга. Я улыбнулась последним, проходя мимо. Хёгги были повсюду — каменные. Они держали чаши с углями на стенах домов, взбирались по скалам черными изваяниями, возвышались над крышами, угрожающе растопырив крылья и оскалив пасти с железными клыками. Некоторые выглядели столь правдоподобно, что я порой шарахалась в сторону, увидев вылезающего из брусчатки дракона. Похоже, каждый житель Карнохельма считал своим долгом украсить жилище каменным или железным чудовищем.

Возможно, они верили, что изваяния их защитят.

Встречные ильхи провожали меня взглядами, но вопросов не задавали, лишь глазели. А я рассматривала то, что скрывали деревья и густые заросли, — разрушенные дома. Их было много. Остановившись у одного, я тронула пальцем остаток стены и вздрогнула. Камни обожгли холодом. А ведь даже дорога хранила тепло весеннего солнца. Но на развалинах дома вился морозный узор, словно гранит впитал вечную стужу. Такой дом даже нет смысла восстанавливать, внутри поселилась зима.

Ледяные драконы, вот кто это сделал. Их дыхание способно и камень превратить в стекло, так говорила Тофу. Рассказывать о снежных чудовищах прислужница не хотела, но кое-что узнать все же удалось. Дикая стая нападает на Карнохельм уже много лет. Жители что только ни делали, чтобы избавиться от напасти, но все безрезультатно. Лишь после Билтвейда ледяные исчезали на несколько месяцев.

Пояснять последнее Тофу не стала и явно разозлилась.

Я снова погладила ледяные камни и нахмурилась. История с нападениями не давала мне покоя, потому что часть меня отказывалась верить в причастность Ледышки. Хотя разум и твердил, что хёгг — дикий зверь и мне не стоит его оправдывать.

Но почему я знаю этого дракона совсем другим? Да, хёгги — хищники, но вокруг Карнохельма полно зверья, зачем нападать на город и людей? Разве это не странно?

Из-за сосен потянуло ароматом выпечки, и мой живот заурчал, напоминая о пропущенной трапезе. Я двинулась вперед, жадно принюхиваясь. И оказалась на широкой улице. С двух сторон здесь примостились под открытыми деревянными навесами торговцы. Я с любопытством осмотрела поделки из камня и железа — начиная от посуды и заканчивая изящными браслетами и бусами. Мастерство местных ремесленников поражало, и я лишь хлопала глазами, удивляясь. У юной девочки в глубине улицы я выбрала несколько лент для волос и гребень, чтобы не расчесываться пальцами. Сложила покупки в тканевый карман-мешок, пристегнутый к поясу, и двинулась дальше. Похоже, на этой улице можно было купить все, что душе угодно, начиная от тканей и украшений и заканчивая едой. В стороне исходили ароматным паром котлы с густой похлебкой, рядом шипели на углях рыба и сочные куски мяса. А еще тут продавали сладости.

Я облизнулась, размышляя, чем угоститься. И не успела решить, как рядом выросла фигура молодого ильха.

— Бери, тебе понравится, — со странной интонацией сказал он, протягивая сдобный крендель. — На меду, сла-адкий. Хочешь?

Я покосилась на подарок и мотнула головой. Все же уроки Рагнвальда даром не прошли, и что из рук мужчин не стоит брать еду, я усвоила. Отступила и почти налетела на другого ильха, подошедшего сзади. У этого в руках была глиняная кружка, полная сочных ягод.

— Лучше возьми у меня, — с той же тягучей нотой в голосе протянул незнакомец.

Ильхи — оба черноволосые и молодые — смотрели на меня с одинаковыми улыбками и ожиданием в глазах. У того, что с кренделем, радужки глаз были черными, как деготь, плечи укрывал роскошный серебристый мех, а лицо перечеркивал шрам. А у того, что стоял справа, глаза светились темным янтарем и его торс закрывала лишь кожаная безрукавка. И у обоих на боку красовались тяжелые мечи!

Я нервно сглотнула.

Темноглазый зыркнул недовольно на соперника и снова улыбнулся мне.

— Не хочешь крендель, возьми орехи или сладкое молоко! За такую деву я ничего не пожалею!

— Зачем тебе меченый ильх, пусть и с дарами, — хмыкнул янтарноглазый. — Возьми мои ягоды, не пожалеешь! Никто еще не пожалел, что пошел с Дьярви! За твои красные волосы и глаза цвета моря я буду любить тебя, как никто и никогда, вот увидишь!

— Хвастун, — презрительно фыркнул ильх со шрамом. — Зачем такой деве твои никчемные ласки? В моем доме ее ждут угощение и дары!

Я ошалело переводила взгляд с одного ильха на другого. Это они меня так… покупают?

— Идем со мной, дева, — жарко выдохнул Дьярви.

— Не пойду я никуда! — я шарахнулась в сторону, уже жалея, что вообще вышла из башни риара. — Пропустите!

— Откуда же ты такая взялась? — протянул меченый, одаривая меня голодным взглядом. — Словно сама посланница Хелехёгга явилась в Карнохельм. Конечно, ты не пойдешь за жалкие ягоды! Я одарю тебя золотом, в моей сокровищнице дары не хуже, чем у риара.

— И кто здесь хвастун? — мрачно протянул Дьярви, сообразив, что добыча ускользает.

Шагнул ко мне, заглядывая в глаза. Красивый — с каким-то хмурым удивлением осознала я. Молодой, сильный, горячий. И смотрит так, что щеки сами собой краснеют. Да и второй хорош, надо признать. Вот только лучше бы мне от обоих держаться подальше!

— Пустите! — я попыталась обойти ухажеров, но они плавно переместились, закрывая мне дорогу. Я оглянулась растерянно, но увидела лишь заинтересованные взгляды еще парочки воинов. Кажется, и эти прикидывали, как завлечь чужанскую деву в свою постель!

— Не хочешь наших даров, назови, чего желаешь! — выдохнул меченый.

— Ничего! У меня… муж есть!

— И почему он отпустил такую деву одну, да без брачного пояса? — Дьярви поднял брови. — На тебе ни браслета лирин, ни пояса венлирии, значит, ты дева свободная…

— Пошли вон! — раздался за спинами ильхов каркающий женский голос. И к моему удивлению, мужчины тут же расступились, пропуская меня.

И я увидела незнакомку. У нее было странное лицо — коричневое от загара, горбоносое, тонкогубое и морщинистое. Я не сразу поняла, что именно меня поразило, а потом осознала. Она была некрасива и стара. Серое платье висело на сухом теле пыльной тряпкой, пегие волосы переплетало множество веревок, свалявшихся от грязи. С дряблой шеи свисало множество амулетов — бусины, звериные клыки, фигурки из камней и дерева, но больше всего было перьев. Тело старухи укрывал плащ. Вёльда. Мне хотелось заглянуть незнакомке за спину, чтобы увидеть, как много перьев на ее плаще, но, конечно, я не стала этого делать.

Ильхи недовольно нахмурились, вмешательство им не понравилось. Но возражать не стали, лишь кинули на меня острые взгляды и ушли. Женщина же приблизилась, тяжело опираясь на палку, и вдруг ткнула в меня пальцем.

— Убирайся из Карнохельма! — резко произнесла она, и я опешила. — Сегодня же! Прочь!

— Что?

— Пошла вон, говорю! Уходи, вёльда!

— Вы меня с кем-то путаете… Кто вы? Почему вы меня гоните? — от волнения я даже забыла, что на фьордах не обращаются на вы.

Крылатая по-птичьи склонила набок голову.

— Гоню? — она фыркнула, прищурила светлые глаза. — Я тебе помогаю, глупый птенец!

— Вы меня с кем-то перепутали, — осторожно сказала я, незаметно оглядываясь. Отлично, повезло познакомиться с местной сумасшедшей! На нас косились, но обходили стороной. Даже вооруженные мечами и кинжалами воины! Словно никто не желал приближаться к вёльде.

— Ничего я не путаю, — буркнула женщина. — Ты — птенец из мертвых земель. Как давно я не встречала таких… И еще столько же встречать не хочу! Пошла вон!

Точно свихнувшаяся!

Я осторожно отступила на шаг, гадая, что будет, если брошусь бежать. Рядом с незнакомкой мне было не по себе. И лишь воспитание удерживало от того, чтобы не броситься наутек. Но вёльда вдруг глянула совершенно разумно.

— Да не трясись, глупая девчонка! Тебе не стоит ходить одной. В Карнохельме слишком много ильхов с горячей кровью, а ты чужая, идешь, словно факел, со всех сторон на тебя глазеют! — старуха хрипло рассмеялась. — Можешь звать меня Гунхильд. А ты кто, вёльда?

— Эннис… Но я не вёльда.

— Ты разорвала путы на ястребе, я знаю, — хмыкнула старуха. — Видать, не всё убили в тебе мертвые земли, что-то фьордам удалось пробудить. Но поговорили — и хватит, убирайся из Карнохельма! Птичьи кости сказали, что будет. Уходи!

Я моргнула. Это она о чем? Женщина вдруг шагнула совсем близко, я ощутила ее сладковатое дыхание.

— Твоя стая была очень плоха, — зашептала вёльда. — Так плоха, что не научила своего птенца летать. Не научила быть свободной. Почти убила. Мертвые земли всех убивают, я-то знаю… Мертвые земли не знают истину, ослепли и оглохли… Там тяжело дышать таким, как мы. Ты сбежала… я сбежала… но крыльев нет, так, птенец?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь… кто ты? — я лихорадочно пыталась сложить в голове горячечные фразы. Вёльда сбежала из мертвых земель? Из… Конфедерации? Неужели эта женщина тоже родилась за Туманом? Но как она попала на фьорды? Программа переселения началась лишь несколько лет назад, а до нее эти земли и вовсе считались недоступными.

Нет, это совершенно невозможно!

Вёльда рассмеялась мне в лицо.

— Ты ничего не понимаешь, птенец. Если судьбе угодно, круг замкнется. Путь приведет туда, где ты должна быть. И в Тумане есть тропы, только мало кто знает. Эти тонкие нити еще держат жизнь в мертвых землях. Но тебе нельзя здесь оставаться. Уходи из Карнохельма! Птичьи кости не врут!

От горячечного шепота стало не по себе. Я попятилась.

— Мне надо идти. Извините, — выдавила я.

— Я никогда не ошибаюсь.

И крылатая вдруг положила ладонь на мою грудь, под ключицы. И светлые глаза ее потемнели, налились пугающей темнотой. Хотелось отойти или закричать, но я не могла. Так и стояла.

— Я их вижу, птенцов. Всегда вижу. Тех, в ком живет крылатый дух, — шепнула Гунхильд. — Но у твоей птицы сломаны крылья, она никогда не летала. Я плачу, когда смотрю на нее. Надо взлететь, надо… Эх, смерть идет. Я вижу…

По щекам женщины потекли слезы, и я до боли прикусила щеку. Оживленная площадь исчезла. Ильхи, девы, котлы и рыба растворились, я видела лишь блеклые глаза и ощущала ладонь на своей груди. И что-то странное внутри. Словно там, под кожей, и правда жила птица, и она беспомощно поднимала перебитые крылья, разевала желтый клюв в беззвучном крике. Я всхлипнула, не понимая, что со мной творится и что это такое — странное и страшное — бьется изнутри.

Старуха кивнула:

— Вот так, птенец… Ты ее услышала.

И отступила. И вернулась площадь. Потянуло подгоревшей рыбой, зазвучали голоса, смех, звон!

— Птичьи кости показали мне то, что грядет, — она горестно вздохнула. — Показали тебя. Плохая весть… птица, которая не умеет летать. Разобьешься. Огонь, железо, смерть… Уходи из Карнохельма. Иначе будет беда. Для всех. У тебя еще есть иной путь, уходи.

Она взмахнула плащом и пошла прочь, ильхи перед ней испуганно расступались. Я качнулась следом, потому что ничего не поняла, но старуха удалялась удивительно быстро. Ее плащ был покрыт перьями целиком — от ворота до подола.

* * *

Разговор со старой вёльдой оглушил. Я убеждала себя, что не стоит обращать внимания на глупости сумасшедшей, но почему-то успокоиться не получалось. И мне казалось, что я все еще слышу птицу, что живет внутри. Но разве это не бред? Я глотала холодный воздух с привкусом соли и хвои, смотрела на каменных драконов, на скалы и туман и не знала, что думать. Фьорды что-то меняли во мне. Пробуждали скрытое. Словно давний сон, когда-то виденный, но забытый. Счастливое воспоминание, погребенное под гнетом серых будней. Неизведанное, но необходимое. Я ощущала это внутри и задыхалась, пытаясь распознать.

Я не понимала, что происходит со мной.

Несколько часов я бродила по городу, плохо понимая, куда иду. Невидящим взглядом рассматривала стены, оплетенные вьюнком, и скалы, покрытые мхом, трогала шершавые деревья и глотала воду, вытекающую из каменного уступа. К счастью, желающих одарить меня сладостями и своей любовью больше не было, ильхи просто проходили мимо. А когда я очнулась от своих раздумий, то поняла, что они двигаются вполне целенаправленно!

Дородная женщина отпихнула меня с дороги, потому что я застыла, мешая движению.

— А что происходит?

— Ты со скал, что ли, свалилась? — отозвалась она. — В Карнохельме новый риар!

— И кто же? — удивилась я.

А как же Бенгт? Но женщина уже ушла, а у следовавших за ней мрачных воинов я спрашивать побоялась. Молча пристроилась в хвост процессии, вертя головой. Мы миновали множество улиц и ступеней — оказывается, в своих раздумьях я умудрилась забраться на скалу. Толпа вынесла меня на главную площадь города, от которой тремя лучами расходились мосты. Со всех сторон текли ильхи и девы, и все несли ветви и плошки с огнем. Я оглянулась на возвышающийся позади город. В наступающих сумерках казалось, что Карнохельм охвачен тысячью мерцающих звезд. Или ручьями огненной лавы, текущей с гор.

А в центре площади высился помост, на котором стоял… Рагнвальд. Я затаила дыхание, глядя на ильха. Одежды на нем не было, если не считать кожаной набедренной повязки. Белые волосы узлом завязаны на макушке. И взгляд совершенно стеклянный, мертвый.

Что здесь происходит?

— Энни! — рядом возникла Тофу. — Ты где была? Я тебя везде ищу, риар велел присмотреть. Лучше возвращайся в башню, девочка.

— Риар? Так, значит, Рагнвальд стал риаром?

— Как только его свяжут с Карнохельмом, — кивнула прислужница.

Я нерешительно глянула в сторону башни. Уйти? Разум подсказывал, что да, но любопытство заставляло остаться. Что может со мной случиться на этой площади? Здесь полно людей! Да и Тофу не даст в обиду!

— Я останусь, — решительно сказала я.

Тофу хотела возразить, но толпа всколыхнулась, заволновалась.

— Где это видано, чтобы у Города-над-Бездной был беловолосый риар, — недовольно произнес кто-то за спиной.

Я напряглась, вслушиваясь в голоса ильхов. Тофу рядом поджала губы, но промолчала.

— Никогда такого не бывало, — согласился другой голос. — Да наши предки смотрят из незримого мира и не верят тому, что видят! Всегда в Карнохельме правили потомки Лагерхёгга. И при моем отце, и при его отце, и при его…

— Точно! Так и было! — подхватили другие. — А новый риар, хоть и брат Бенгта-хёгга, да голова ведь белая! Белая! А глаза — словно морозная ночь… ох, лютые… Страшно!

— Не к добру…

Ропот прокатился по площади холодной волной. Я отчаянно сжала свои израненные ладони. Хотелось закричать, что-то сделать! Убедить этих глупых людей, что нет ничего дурного в ледяном хёгге! И в новом риаре. Каким бы ни был Рагнвальд, в одном я не сомневалась. Он любит свой город.

А недовольный ропот все нарастал. Не выдержав, я хотела что-то крикнуть и вдруг увидела перо. Белое, с черными пестринками. Совиное. Оно кружило в воздухе и упало на мою протянутую ладонь.

— А говорят, в городе видели посланницу Хелехёгга, деву с красными волосами! — звонко произнес новый голос. — А это добрый знак!

— Точно… видели! Меченый Бьорн только о ней и говорит!

Тофу чуть слышно фыркнула и незаметно закрыла меня своим большим телом. Я глянула с благодарностью. Все же как переменчива толпа… вот желала разорвать беловолосого ильха, а вот уже бурлит, решив, что Хелехёгг его благословил. Я сжала совиное перышко и уже спокойнее осмотрелась. Горожане явно приоделись для торжества. На всех красовались шкуры и многочисленные украшения. Особенно много их было на девах Карнохельма. Молодые красавицы стояли отдельно, в первых рядах, и каждая сияла, как начищенная монета! Серьги, бусы, броши и браслеты, тонкие светлые наряды, еловые венки и голые руки, словно девы не боялись вечернего холода! Я лишь моргнула удивленно, рассматривая прелестниц, и плотнее запахнула свой плащ.

— Эти девы похожи на нареченных в ожидании жениха, — прошептала я.

Тофу глянула удивленно:

— Конечно, ведь сегодня великий день. Новый риар выберет спутницу, уведет за собой в ночь, одарит дарами и Зовом. В ночь жертв он особенно сильный, ты разве не знаешь? После такой ночи любая родит сына, который сможет поймать душу хёгга! Эх, была бы я помоложе, тоже попытала бы счастья! А если дева угодит, то, может, и венец нареченной заслужит!

Я снова моргнула. Значит, вот как?

В стороне прозвенел незнакомый музыкальный инструмент. Звук — тонкий и звонкий — дернул нервы. И следом десяток ильхов ударили мечами по деревянным щитам, выбивая равномерный ритм. Звук — дикий и первобытный — полетел над площадью, вплетаясь в души.

Я перевела взгляд на помост. С четырех сторон вспыхнули зажжённые факелы, и Рагнвальд вздрогнул. Слева к нему приблизился ильх. Его голову закрывал огромный звериный череп, а голый торс укрывала волчья шкура. В руке он держал чашу и, обмакнув ладонь в жидкость, коснулся руки нового риара. На предплечье остался красный след.

— Что это? — испуганно пробормотала я. — Что происходит?

— Кровью, жертвами и древними словами старейшины свяжут Рагнвальд-хёгга с городом, — шепотом пояснила Тофу. — Это усилит Зов риара и станет печатью. Души всех живых существ, что сегодня ступят в незримый мир, расскажут перворожденным хёггам о новом риаре Карнохельма. Попросят за него и за нас. Сильный риар способен защитить, дать силы, здоровье, детей и процветание! Пусть примут наши дары перворожденные!

Я перевела ошалелый взгляд на помост. Сейчас рядом с Рагнвальдом был Кимлет — я узнала его фигуру. Лицо тоже скрывал звериный череп. Побратим Бенгта тоже оставил на теле риара кровавый след. А потом вытащил на помост рычащего горбоволка и одним движением перерезал тому горло. Я прижала к губам ладонь, сдерживая крик. Рагнвальд смотрел вперед невидящими глазами. На белых волосах темнели кровавые полосы. И я выпрямилась, медленно убрала руку. Цивилизованная часть меня пребывала в шоке, хотелось закричать: варварство! Но я уже не в Конфедерации, а у фьордов свои законы. Здесь правят хёгги, сила и… да, кровь. Надо принимать это с уважением, раз я выбрала фьорды своим домом.

Следующий воин вылил на Рагнвальда кровавое подношение и заколол у его ног блеющую козу. Олень, барс, дикий вепрь… Жертвы рычали, ревели, скулили… глухой стук и серебряный звон смешивались со словами, что произносили старейшины. Смысла я не понимала, до меня долетал лишь шепот, но от него кружилась голова. Древняя магия фьордов, сила земли и воды, сила перворожденных, что жила в этих звуках. Они были так же стары, как кольца Горлохума… С каждым новым ильхом, поднимающимся на помост, сильное тело риара покрывалось багровыми полосами, а по желобам помоста текла новая жертвенная кровь. Под нее подставляли чаши с горячим вином и передавали в толпу. Когда такую чашу сунули и мне в руки, я едва ее не выронила, но кто-то заботливо придержал мои перевязанные ладони, помогая выпить. Я увидела суровый взгляд Тофу и сделала несколько глотков. Горячее сладкое вино с травами и кровью полилось в горло. Голова закружилась, тело налилось хмельной тяжестью…

Старейшины Карнохельма ушли, и на их место стали подниматься жители. Каждый нес кровавое подношение, ветви священного ясеня, а еще… камни, золото, железные клинки и огонь! Город, привыкший к черным драконам, и одаривал привычно! Я видела, какими темными стали глаза Рагнвальда, когда очередной ильх поставил к его ногам плошку с пламенем! Весь помост уже был залит кровью и пылал в огне! На лице и теле Рагнвальда блестела испарина, но он не двигался.

— Тофу! Что они делают? — я схватила прислужницу, не чувствуя боли в раненых руках. — Ему нельзя в огонь! Он ведь ледяной хёгг! Почему старейшины молчат? Они делают Рагнвальду больно!

— Тихо, Энни, — чуть слышно отозвалась женщина. — Не кричи. Так надо. Город должен видеть, что человек сильнее зверя.

Надо? Я чуть не завопила, глядя на пылающий помост. Надо? Гудели щиты, и тонко звенел неизвестный мне инструмент. Дзинь-ом! Дзинь-бом! Пылали факелы и бесчисленные глиняные сосуды. Запах моря больше не ощущался, воздух напитался сладким ароматом крови и кислым — пепла. От огней стало жарко. Я почти не могла дышать и лишь сжимала, сжимала в пальцах совиное перо.

И снова мне дали чашу, и снова я выпила, на этот раз целиком…

Новый риар Карнохельма дышал с трудом, его трясло. Он не выдержит! Что они делают? Он не спал несколько суток, он был ранен! И совсем недавно надел это проклятое кольцо Горлохума! А вокруг столько огня, что плохо даже мне, не то что снежному! Взгляд Рагнвальда стал совершенно мертвым. Ильх мелко вздрагивал, когда загоралась очередная плошка, но не двигался и сжимал кулаки. Сквозь пальцы тоже капала кровь, но я была уверена, что она не жертвенная, а его собственная!

Не сдержавшись, я шагнула, отодвинув руку Тофу. Хотя она и не мешала, напротив, оттеснила своим большим телом ильхов, давая мне пройти. Я вывалилась вперед.

— Рагнвальд, — почти беззвучно позвала я.

Услышать он не мог и все же вскинулся, подобрался. Дернул головой. Нашел меня взглядом. Впился им, как мечом рубанул. Безжизненные глаза посветлели. И риар замер. Напряженные плечи вдруг расслабились, и ильха перестало трясти.

Музыка все нарастала, к ударам и звону добавились слова — тревожные, непонятные, страшные и прекрасные.

Но я смотрела лишь в глаза Рагнвальда. А он лишь на меня. Белых волос уже не было видно, они стали багровыми. И брови, и ресницы, и все его тело.

«Встаю под руку твою, риар… встаю под руку твою…» — звучали клятвы воинов Карнохельма. Под руку — значит, под защиту. Значит — склоняю перед тобой голову, но знаю, что ты закроешь меня собой, что бы ни случилось. Не пожалеешь своей жизни, чтобы защитить и уберечь чужую…

Встаю под руку твою…

Серебряный звук нарастал и нарастал, вытягивая душу. Рождая внутри новое, пробуждая забытое. Древнее. Инстинкт, знание, душу… Стучали щиты. Я глотала жаркий воздух открытым ртом, не в силах отвести взгляд от дикого ритуала. От Рагнвальда. Словно что-то незримо рождалось между нами. Жгучий напиток прогнал мой страх и сомнения. Он прогнал все, оставив лишь оголенный инстинкт. И голова кружилась так сладко…

Рагнвальд больше не дрожал. Его спина распрямилась, а глаза засияли. Морозные узоры плелись по его телу. И риар улыбался.

Что-то новое разлилось над площадью, словно аромат, вплетающийся в запахи жертвоприношения. Изгоняя их. Свежая нота льда, холодная горчинка стужи. И ноздри стоящих рядом ильхов жадно дернулись, ловя новый запах.

Хотелось пить его торопливыми глотками, не останавливаясь. Небо полыхнуло сиянием, расцвело синими и зелеными полосами. А Рагнвальд сделал шаг вперед. Не спуская с меня тяжелого взгляда. Словно во сне, я смотрела, как расползлась от ног риара поземка. Как погасла первая огненная плошка, вторая, третья… а потом стужа лизнула разом весь помост, убивая ненавистный огонь. И по ледяной дороге, выстилающейся под стопами, Рагнвальд пошел ко мне. Ильхи расступались, а он шел — кровавое божество с синими глазами. И звенела струна, вынимая душу, и сияло небо… И кто-то ахнул — протяжно, сладко.

Новый риар Карнохельма протянул мне руку. Застыл, не мигая. Кажется, и не дыша. И я медленно положила ладонь на его пальцы. Он коротко глотнул воздух, как утопающий. И повел за собой. Город сиял от небесного разноцветья, сладкое кровавое вино все еще щекотало горло. Звенела струна, и жарко смотрели ильхи. Я шла, не зная, куда Рагнвальд ведет меня, но почему-то не спрашивая. Я лишь удивилась, что во всех домах были открыты двери, словно жители Карнохельма только и ждали, чтобы к ним зашли гости.

Нет. Один гость. Тот, что сейчас держал мою руку в бинтах.

Глава 21

Не знаю, в чей дом мы вошли. Ильх завел меня в слабо освещенную комнату и развернул к себе. Я растерянно уставилась на варвара, не в силах оторвать от него взгляд. В синеве его глаз сейчас тоже пылало сияние… Зов. Вот что это было.

— Рагнвальд? — прошептала я.

— Ты делаешь мне больно… — отчаянно выдохнул он. — И делаешь меня сильнее… Ты ведь понимаешь, что я не остановлюсь? Ты понимаешь?

Я кивнула.

— Скажи это.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался…

Он рывком притянул меня к себе и поцеловал. Жадно. Горячо. Толкнул, прижал к стене и снова впился в губы, властно присваивая и подчиняя. Это был какой-то новый, неизвестный мне Рагнвальд — агрессивный, почти жестокий… так почему же я не боялась? Может, потому что после всего, после помоста, крови и огня, он все еще помнил о моих израненных руках и держал их, осторожно сжимая запястья?.. Чтобы я не упиралась ладонями в его тело, чтобы не делала больно себе:- И это так странно резонировало с жесткими губами, терзающими мой рот, и дикими взглядами. Он словно желал меня выпить, глотал, трогал, покусывал и не мог насытиться. Левая рука варвара скользнула наверх, пальцы запутались в волосах, расплетая и освобождая от веревок. Сгреб мои пряди в кулак, потянул, открывая шею, и прочертил по ней губами влажную полоску. Лизнул, словно ножом провел — так же губительно… внутри меня заворачивался ураган пробуждающегося наслаждения. Эта ночь и этот мужчина что-то изменили во мне, пробудили дикое и неизведанное. Чужой дом, звенящая струна варварской музыки, втекающая в окна без стекол. Запах крови и желания… страшный сон. Или сладкий сон? Грани стерлись, а устои рассыпались в прах. Я знала, что не уйду с той площади… Знала…

— Я ведь велел оставаться в башне… — пробормотал ильх. И добавил хрипло: — Хотя это все равно не помогло бы…

Я больше не думала. Я чувствовала. Каменные мышцы, горячую кожу в корке крови, жесткие губы и язык. Пальцы, перебирающие мои волосы. Напряжение и возбуждение в каждом хриплом вдохе, в каждом движении ильха. Его нетерпение, его попытку не торопиться… проигранная битва… Он дернул завязки на моем платье, просто обрывая их. С рычанием. Плотная ткань упала к ногам, оставляя меня лишь в тонком хлопке нижней сорочки. Я прикрылась ладонями как-то машинально, и Рагнвальд вскинул голову, глядя мне в глаза.

— Не бойся, — тяжело выдохнул он. Развел мои руки, потом потянул с плеч широкую горловину сорочки. Ткань сбилась на талии, оголяя плечи и грудь.

Я вздрогнула от сквозняка, лизнувшего шею, и Рагнвальд повторил ладонью путь ветра, словно знал, где он коснулся. Шея, ключица, грудь… задержался, и дальше — до ребер, до впадинки пупка. Желание в его глазах — неистовое, дикое — сводило с ума. Никаких ограничителей, лишь наслаждение… я знала, что с ним это будет именно так. Музыка звенела, вела и торопила, ночь шептала, что больше нет сил ждать…

Ильх мотнул головой, разбрызгивая капли крови с волос.

На моей груди остались алые мазки. Ильх глянул на них и, кажется, лишь сейчас осознал, как выглядит. И сколько жертвенной крови на него вылили. Сжал зубы, тяжело дыша. Провел ладонью, размазывая багровые капли, и я не сдержала стона. Варварство… Дикость, меняющая сознание.

Вряд ли для самого Рагнвальда имела значение липкая кровь, пачкающая кожу. Судя по нетерпеливым движениям, он не хотел останавливаться. Но все же кивнул в сторону:

— Идем.

Ильх потянул меня куда-то в глубину чужого пустого дома. Ступени… дверь. Босые ноги на грубых досках пола… Круглая купальня с бьющей струей воды и выступающим черным камнем. Тусклый источник в углу, дающий больше тени, чем света. Рагнвальд отбросил кусок ткани, закрывающий его бедра, рывком сдернул с меня испачканную сорочку. И зашел в воду, держа мою руку. Я шагнула следом, глядя в его глаза — темные, как морозная ночь. Теплая вода купальни достигла моей талии, легкий пар окутал пологом, давая столь необходимое ощущение приватности. И согревая, потому что меня все же бил нервный озноб. От музыки, втекающей в узкое окно, от взгляда ильха — нетерпеливого и голодного, от предвкушения и страха.

Рагнвальд развернул меня спиной, отодвинул волосы и лизнул шею. С нажимом провел ладонью по моему телу — от плеча до бедер. То ли погладил, то ли присвоил… Замер, коснувшись живота, и снова переместил руку наверх. Обвел пальцами грудь и прижал тяжело, сильно. Легкая щетина на его лице царапнула мне щеку, когда ильх снова коснулся губами. Потянул за волосы, заставляя откинуть голову ему на грудь. Провел ладонью по губам, раскрывая, увлажняя. И накрыл поцелуем. Дразнящим, нарочито медленным, доводя до исступления нас обоих.

Не отрываясь от губ, снова провел ладонью по телу, мокрыми пальцами рисуя круги и спирали на моей груди, животе, бедрах, скрытых водой. Вверх и вниз, с каждым разом чуть сильнее сжимая и надавливая. У Рагнвальда шершавая, грубая кожа пальцев, но их прикосновение кажется самой изощренной лаской. И когда он сжимает мою грудь, я безотчетно выгибаюсь и прикусываю ему губу. Случайно, но от этой грубости Рагнвальд откидывает голову и со свистом втягивает воздух.

— Пекло проклятое… что ты делаешь со мной…

Слова окончательно разрушают хрупкую грань самообладания — у нас обоих. Я и не знала, что можно так сильно, так остро чувствовать, желать, хотеть, умирать от чистого инстинкта и потребности. Стать одним целым, соединиться. Вода смывает нежность, и движения Рагнвальда становятся почти грубыми. Но это лишь сильнее распаляет…

Ильх прижал меня к камню, но я воспротивилась, обернулась. Закинула перевязанные руки ему на шею и прошептала:

— Я хочу видеть тебя.

Он удивленно поднял брови. Похоже, Рагнвальд не понимал, как это — видеть. Хотя быстро сообразил, что в таком положении есть свои плюсы, например, возможность меня рассматривать. Темный взгляд обжег плечи и грудь. Опустился ниже. Я прикусила губу, потому что меня еще никогда так не рассматривал мужчина. На миг захотелось прикрыться — спрятать слишком полную грудь и пышные бедра, но Рагнвальд так смотрел… с таким желанием, что я опустила руки и повела плечами, отбрасывая на спину влажные кудри.

— Пекло, какая же ты красивая… — хрипло произнес он.

Я?!

Переступила с ноги на ногу.

Рагнвальд прижал к себе, ладони тяжело легли на ягодицы. Мысли испарились, как и остатки смущения. Не сдерживая их, я тоже коснулась ильха, изучая его тело кончиками пальцев. Хотелось большего — сжимать и трогать, но повязки на руках мешали. Но даже от таких легких прикосновений Рагнвальд вздрагивал. И мне это нравилось… сладкое безумие кружило голову и сушило губы, распухшие от поцелуев. Я едва стояла на ногах и была рада, когда ильх снова прижал меня к нагретому камню. Вокруг нас плыли кровавые разводы, вода бурлила и пенилась. Разум и тело плавились в чувственной неге. Рагнвальд уложил меня на горячий камень, накрыл собой. И я вскрикнула, ощутив проникновение, забилась от первой боли. Красивое лицо ильха исказилось, синие глаза сейчас казались чернильно-темными. Он замер, тяжело дыша и не сводя с меня удивленного и жадного взгляда.

Я облизнула губы и сама привлекла его к себе, желая продолжения.

* * *

Такая гладкая и нежная под его руками, везде гладкая и нежная, от каждого прикосновения его словно обдает пламенем Великого Горлохума. Так трудно не сорваться… Красивая. От ощущения ее тяжелой груди в ладонях темнеет в глазах. Хочется смотреть, трогать, присвоить навсегда, завладеть… Рагнвальд хотел сказать, что ему мало, мало ее губ, мало прикосновений, мало всего… Но говорить он не мог, только тяжело глотать воздух. Горло словно удавкой стянули — не вздохнуть. Только вот не хочется освобождаться от этой удавки…

Если бы чужачка не стояла там, на площади, удерживая его своим взглядом, усмиряя зверя, он пришел бы за ней в башню. В скалы. В пещеры под водой, где лежат чужанские хёггкары, резвятся синие рыбы и, говорят, бледные мори.

Куда угодно пришел бы.

Когда первая жертвенная кровь коснулась лица Рагнвальда, он знал, кого поведет за собой этой ночью. Нет, он знал это раньше… Зов выжигал ему горло и звенел внутри. Стучал кровью в висках, лишал разума и воли. Там, на помосте, было больно… Пока Рагнвальд не увидел ее.

Он пришел бы куда угодно, чтобы снова ощутить ее затуманные поцелуи. Ее кожу под ладонями, ее волосы в кулаке.

Что-то она в нем изменила, эта чужачка. И принимать это не хочется, и бежать некуда. Хёгги не отдают свое.

— Моя, — сказал ильх, впечатывая деву в себя.

Моя — отозвалось внутри сладкой дрожью.

«Я хочу смотреть тебе в глаза…» — шепнула чужачка, и он подчинился, хотя и это против закона фьордов, против природы… кто же смотрит в глаза риару, когда он вбивается в тело девы?

Преграду ее тела он ощутил и замер, не веря. Первый? С ее грудью, на которую заглядываются ильхи, с ее ягодицами, которые так и хочется огладить, с ее яркими губами и огненными волосами — первый? Рагнвальд с трудом сдержал стон. Хотелось двигаться и вбиваться, но Энни прикусила нижнюю губу, не понимая, что этим что-то меняет в нем. Он пытался отгородиться от этих изменений, не принимать их — так же, как не принимал хёгга.

Но не получалось.

«Смотреть тебе в глаза…»

Зря согласился. Это так же опасно, как поцелуи из мертвых земель. Отбирает душу… Разве он сможет теперь забыть? То, что должно лишь умерить желание тела, стало чем-то иным. Ее намокшие волосы, ее распухшие губы, румянец на нежных щеках, шея, полная грудь… Все слишком открытое его взгляду. Распахнутое. Каждое чувство, отражающееся в прозрачных глазах. Ее сомнение, желание, наслаждение. И боль. Рагнвальд впитывал все, вбирал в себя и не мог насытиться.

Мало!

Сжал зубы, удерживая внутри себя крик наслаждения. Пекло внутри бурлило, растекаясь и выжигая внутренности. Все ярче, все больнее. Так болезненно невыносимо, что хочется кричать и… продолжать до бесконечности. Невозможно остановиться, невозможно сдержаться! Невозможно остановить эти рывки, эти скользкие движения. Так — глаза в глаза — оказалось слишком остро. Слишком ярко, слишком близко. Слишком хорошо! И когда показалось, что он сдохнет в этой воде, на этом камне, он прихватил нижнюю губу чужачки, ощутил ее вкус, и огонь внутри вспыхнул, сжигая напрочь. Дотла. До стона, который расцарапал горло и вырвался сквозь сжатые зубы. И показалось — все же сдох, так пусто стало внутри, когда лава вожделения перестала сотрясать тело. Захотелось положить голову на этот камень и забыться, не шевелиться и почти не дышать — хоть какое-то время. Только прижать к себе деву, сумевшую подарить столь сильное наслаждение. И поесть…

Ну и переместиться туда, где сухо.

Рагнвальд заставил себя поднять голову и посмотреть деве в глаза. Все еще прижимая к себе ее тело. Она улыбнулась — смущенно и в то же время дерзко. И как у нее это получалось, он не понимал. Но подумал, что, возможно, он не так уж и устал…

* * *

Вода унесла боль и кровь, оставив лишь влажные скольжения и удовольствие. Поняв, что он первый, Рагнвальд ничего не спросил, лишь дал мне время привыкнуть, сдерживал себя, хотя я видела обжигающее нетерпение в его глазах.

Некоторое время мы молчали, приходя в себя и пытаясь снова научиться дышать.

А потом ильх поднял меня на руки, вынося из воды. Поставил на горячие камни, закутал в холстину.

— Чей это дом? — очнулась я.

Рагнвальд удивленно осмотрелся, как будто только сейчас заметил обстановку. Задумался, и я рассмеялась.

— Ты не знаешь?

— Я плохо помню, какую дверь открыл. Кажется, это дом конухма. Знаешь, я никогда не видел его купальню! — Рагнвальд улыбнулся в ответ, и я с каким-то новым интересом увидела, как меняется его лицо от этой улыбки. Теряет привычную жесткость и становится совсем молодым. И еще немного смущенным — похоже, произошедшее в чужой купальне было откровением не только для меня. Но улыбка продержалась совсем недолго, и снова ильх нахмурился.

— Я сделал тебе больно?

Мотнула головой, разбрызгивая капли, и ильх снова улыбнулся.

— Тогда идем.

— Куда? — не поняла я.

— На кровать. — И снова сжал мое запястье, словно браслет надел.

Улыбаясь, я пошла следом. И все еще улыбалась, когда навстречу шагнул ильх с топором.

* * *

— Не смей трогать мою лирин! — яростный голос разбил волшебство ночи, оборвал серебряную струну.

Я вскрикнула и глянула из-за плеча Рагнвальда. В провале двери стоял ильх, и мне захотелось протереть свои воображаемые очки. Темные волосы, осунувшееся лицо, топор в судорожно сжатом кулаке. И ярость в глазах. Я моргнула, не понимая. А потом…

— Гудрет?

Мой нареченный из Варисфольда? Здесь, в Карнохельме?

— Гудрет!

— Энни! — выдохнул он. — Я нашел тебя!

И тут я вспомнила, в каком виде нахожусь. Щеки вспыхнули от смущения. Я плотнее закуталась в холстину. Гудрет тоже увидел и побледнел.

— Я не буду тебя винить! — с перекошенным лицом крикнул Гудрет. — Это все Зов, он заставил тебя!

— Энни не откликается на Зов хёгга, — процедил Рагнвальд. Он стоял, закрывая меня собой. Лица я не видела, зато заметила снежные узоры на спине ильха. — Она со мной по собственному желанию. Так что убирайся и не мешай.

— Я уйду лишь со своей нареченной! — крикнул Гудрет, сжимая топор.

— Прекратите! — пискнула я, но меня никто не услышал. Похоже, ильхи решили, что решать — их право. Не мое.

Рагнвальд молча отодвинул меня подальше и шагнул к Гудрету.

— Она моя лирин!

— Ошибаешься, — голос Рагнвальда прозвучал с ленивой насмешкой, но я видела блеск инея на его теле. От ласковой расслабленности ничего не осталось, варвар подобрался. Его тело было обнажено, капли воды замерзли и скатились бусинами.

Зарычав, Гудрет бросился на Рагнвальда. Я прижалась к стене, с ужасом наблюдая, как топор взлетает в воздух и обрушивается на безоружного ильха. Но миг — и Рагнвальд уже стоит за спиной Гудрета, легко уклонившись от озверевшего пекаря. Тот снова напал, круша все на своем пути, в щепки разнося мебель. С топором он управлялся вполне умело! Но почему-то было совершенно ясно, что против гибкого, словно белая змея, Рагнвальда у него нет шансов. Ни единого. Риар Карнохельма почти улыбался, играя с тем, кто ему помешал, но в синеве глаз застыла беспощадная стужа. Легко уклоняясь от смертоносных ударов тяжелого топора, он снова оказался за спиной Гудрета, ударил по голени, и пекарь повалился на пол. И тут же Рагнвальд ногой прижал его шею, одновременно выворачивая назад руки. Надавил, и я вскрикнула, услышав ужасающий хруст.

— Сражайся! — яростно приказал риар Карнохельма, в последний момент выпуская Гудрета.

Тот вскочил, морщась от боли, поднял топор. И снова кинулся на Рагнвальда. Тот увернулся и впечатал кулак в грудь пришлого. Гудрет хрипло застонал, отскочил. Снова бросился. Тяжелое лезвие топора прошло совсем рядом с обнаженным телом риара. Я задохнулась от ужаса.

— Хватит! Довольно!

Никто меня не услышал. Мужчины явно собирались друг друга убить. Рагнвальд пнул Гудрета в спину, но тот перевернулся и выхватил из голенища сапога нож. Верно, понял, что в тесном помещении им орудовать сподручнее! Рыча, парень бросился в атаку, но поймал хук Рагнвальда. Налетел на раскромсанный стол, тряся головой, вскочил. Снова бросился… С губ Гудрета капала кровь, нос, кажется, сломан… и, видимо, Рагнвальду надоело это побоище, потому что он вывернул парню руки и прижал к полу. Лицо пекаря исказилось от боли. Я бросилась вперед.

— Не надо! Прошу тебя!

Гудрет тяжело дышал. Теперь я не видела его лица, только слышала хрип, как у животного.

— Рагнвальд! Не надо!

Риар повернул голову, и меня обожгло яростным темным взглядом.

— Просишь за него?

— Он лишь хотел мне помочь!

— Я увезу тебя в Варисфольд! — взвыл Гудрет, и я пожелала, чтобы он заткнулся. Правда, мысленно.

Рагнвальд тряхнул головой, разбрызгивая остатки жертвенной крови с белых прядей. Боги, он выглядел как воплощение кошмара — и почему совсем недавно меня это не останавливало?

— Ты отправишься на корм рыбам, — бескомпромиссно произнес Рагнвальд.

И я поняла, что он не шутит и даже не угрожает. Он действительно убьет Гудрета, а тело сбросит с моста. А потом вернется и продолжит с того места, на котором остановился!

Вот же варвары!

— Нет! — я бросилась вперед, волоча за собой холстину. — Не убивай его! Прошу тебя! Я прошу оставить его в живых! Прошу! Сделай мне подарок! Ты мне должен, помнишь?

Стужи стало больше. Она лизала мои ноги, смертоносными змеями оплетала и комнату, и Гудрета, который затих, с трудом втягивая воздух. Из моего рта вырвалось облачко пара, влажные волосы повисли сосульками. Босые ноги сковало холодом. Ужас перед силой риара, которую он даже не осознает, наполнил меня, словно ледяная вода. Я нутром ощущала — если Рагнвальд захочет, если позволит этой силе выплеснуться, то в этом доме не останется жизни. Я помню стылые камни, которых коснулось дыхание ледяных драконов. Но я не двигалась и лишь смотрела на риара. А он — на меня.

Потом рывком выпрямился, отпуская Гудрета.

— Убирайся из моего города.

Парень откатился, вскочил, схватил свой топор, но нападать не стал. Понял, что бесполезно.

— Я уйду только с Энни, — тихо, но твердо сказал он. И я даже поразилась этой твердости. — Она спасла мне жизнь, я ей обязан. И я не оставлю ее в Карнохельме!

— Пошел. Вон, — процедил Рагнвальд.

— Пусть Энни сама мне скажет, что хочет остаться!

Я ошарашенно переводила взгляд с одного ильха на другого. Мысли путались. Эта ночь, вино, музыка… И жаркий шепот… ярость… нападение…

И вопросы, которых не счесть. Может, настало время их задать?

Повернулась к Рагнвальду:

— Ты сказал, что в Карнохельме разорвешь наречение. Почему ты этого не сделал?

— Я передумал, — жестко ответил Рагнвальд.

Передумал? Я прикусила щеку. А мое мнение здесь никого не интересует? Риар смотрел в упор, не мигая.

— Но… зачем я тебе?

Он не отвечал. Если бы он ответил…

— Это из-за хёгга, да? — прошептала потерянно. — Я нужна, чтобы справиться с ним? Или из-за твоего брата, чья воля для тебя закон? Почему ты хочешь, чтобы я осталась, Рагнвальд?

Я смотрела в стужу его глаз и сама не знала, что хочу услышать. Хотя нет, знала.

«Из-за тебя, Энни. Лишь из-за тебя».

Гудрет выхватил из-за пазухи бумагу, мелькнул герб Конфедерации.

— Она моя лирин и уедет со мной! У меня есть договор, я заплатил выкуп! И я подал жалобу совету ста хёггов!

Миг — и Рагнвальд разорвал бумагу, показывая, что думает об этом соглашении и о Гудрете.

— Энни никуда не поедет. Убирайся!

— Прекратите! — заорала я. — Хватит меня делить, словно тушу овцы! Это… ужасно!

— За деву решают мужчины, не лезь, Энни, — сказал Гудрет, и мне захотелось его как следует треснуть. Впрочем, ему и так знатно досталось, нос парня распух, а разбитые губы кровоточили.

— Не надо решать за меня! Я переселенка, а значит, свободная! Я не принадлежу ни одному из вас!

Мужчины глянули хмуро. Они явно были со мной не согласны.

И снова уставились друг на друга.

— Я подписал договор, дева моя!

— А меня с ней связывает кровавое наречение. Убей меня — и она освободится, — кровожадно усмехнулся Рагнвальд, и Гудрет задохнулся. Похоже, аргумент его добил. И дураку ясно — одолеть риара Карнохельма ему не под силу.

— Хватит! — не выдержала я. — Я хочу сама выбрать мужа!

— Но ты уже выбрала! — закричал Гудрет. — Меня!

— Я… — начала и осеклась.

Рагнвальд смотрел на меня, повернувшись спиной к гостю из Варисфольда. Обнаженный, все еще с кровью на волосах, злой. Смотрел в упор, словно ждал чего-то.

Но что я могла ему сказать?

— Я сама выберу свою судьбу, — упрямо повторила я. — И лучше уйду к вельдам, чем позволю решать за меня!

— К девам-воительницам? — изумился Гудрет. — Ты лишилась в этом диком Карнохельме разума? Да это ужасная судьба!

Я вздохнула. Похоже, наши с пекарем взгляды на жизнь мало совпадают. Или, может, он просто лучше знает фьорды?

Рагнвальд прищурился.

— Чтобы стать вёльдой, надо сражаться за свою свободу, — сказал он.

— Значит, я сражусь!

Я кинулась к двери, желая оказаться как можно дальше от обоих ильхов. Рагнвальд преградил мне путь. Дышал он уже спокойно, но глаза оставались темными, а тело — покрытым узором стужи.

— Оденься, — хрипло приказал он. — Ночь холодная.

Забрал свою набедренную повязку и пошел к двери. Гудрет, помявшись, вышел следом.

А я некоторое время ошалело пыталась переварить произошедшее, но ничего не выходило. Только кровь стучала в ушах барабанами. Платье я натягивала дрожащими руками, путаясь в веревках. Раненые ладони опухли, так что оделась я с трудом, а на завязки просто плюнула. Спряталась в меховой плащ и вздохнула свободнее. На миг прислонилась к стене, переводя дыхание. А потом решительно двинулась к двери.

Глава 22

Когда я вышла, Рагнвальд кивнул в сторону башни. Правда, это было приглашение лишь для меня, не для Гудрета. Я окинула пекаря взглядом, отметив, что за прошедшие дни и он изменился. Румяные щеки побледнели, лицо осунулось, а вместо муки на простой одежде парня была дорожная пыль. Темные волосы не ложились на плечи мягкими волнами, как в день нашей встречи, а были связаны за спиной. И взгляд стал жестче, словно парень принял какое-то важное для себя решение.

Рагнвальд насмешливо глянул на топор в руке Гудрета.

— Благодари за свою жизнь деву.

— Мне надо с ней поговорить…

— Убирайся, — отрезал риар. — Даю тебе время до утра, не уйдешь сам — пожалеешь.

Я снова хотела вмешаться, но глянула на мрачного Рагнвальда и промолчала. Хватит и того, что Гудрет жив. Что-то подсказывало — это серьезная уступка со стороны риара Карнохельма.

— Не переживай за меня, лирин, — добавил масла в огонь пекарь. — За эти дни я привык спать под открытым небом! Ради тебя я готов на все!

— Тебе лучше уйти, — тихо произнесла я.

— Ты не понимаешь, что говоришь, Энни… Это все Зов!

Рагнвальд зло прищурился, и я умоляюще глянула на гостя из Варисфольда.

— Уходи, — прошептала я.

Повернулась и направилась к башне.

Город все еще праздновал, со стороны площади неслись крики, музыка, песни и удары по щитам. Пахло жареным мясом. Я сглотнула, вспомнив, что сегодня только завтракала. Покосилась на своего молчаливого спутника. Рагнвальд шел рядом, но о чем он думал, я не знала.

К моему удивлению, в башне риар потянул меня на второй этаж и открыл тяжелую дверь, обитую железными ободами. В просторной комнате пол устилали ткани и шкуры, а центральное место занимала широкая кровать под навесом. Я сглотнула, уставившись на нее.

— Спать будешь здесь, — пресек ильх мои возражения. — Я принесу еды.

И, развернувшись, ушел. Вернулся быстро, держа тарелку, наполненную кусками мяса, печеным топинамбуром и сыром. Пока Рагнвальда не было, я обошла покои, рассматривая тяжелую мебель, сундуки и вышитые занавеси. За одной из них обнаружилась вторая дверь.

— Это комнаты риара? — спросила я, поворачиваясь к Рагнвальду.

Он кивнул, поставил тарелку на стол в углу. И, приблизившись, начал разматывать тряпицы на моих руках.

— Надо промыть и перевязать чистой тканью, — сказал он.

— Я не понимаю, зачем ты это делаешь, — прошептала я.

Ильх поднял голову. И снова внутри все перевернулось от его взгляда…

— Что делаю? — спокойно спросил он. — Забочусь о тебе? Так поступает мужчина со своей лирин.

— Я не твоя лирин… Ты меня не выбирал. И я тебя — тоже.

Он медленно кивнул.

— Но я позвал сегодня именно тебя, — тихо сказал Рагнвальд. — А ты пошла.

Я вспомнила все, что случилось совсем недавно в чужом доме, и жарко покраснела. Ильх улыбнулся, заметив мое смущение.

— Насколько я знаю, для жителей фьордов такая близость ничего не значит.

— А для тебя? — спросил Рагнвальд.

Я хотела бы сказать то же самое, но промолчала. Пожалуй, хватит на сегодня слов. Ильх отбросил тряпки и развернул меня.

— Руки надо промыть холодной водой, — увидев, что я все еще стою, хмыкнул: — Или тебе помочь раздеться?

Фыркнув, я бросилась за дверь. За ней вилась каменная лестница, которая привела меня прямиком в купальню риара. Здесь я стянула платье — снова! И опустила руки в воду. Плавать, конечно, не стала, лишь быстро освежилась. Подумав, натянула нижнее платье, прихватила остальную одежду и вернулась в комнату. Рагнвальд сидел на лавке, привалившись к стене и закрыв глаза. И сейчас я видела, какое уставшее у него лицо. Когда он спал последний раз? Или ел? Ладони ильха были раскрыты, и на них темнели глубокие порезы. Ритуал на площади дался Рагнвальду непросто… и откуда только взял силы на свой… Зов!

Хотела подойти тихо, но ильх все равно услышал и открыл глаза. И сразу поднялся, взял мою руку, потянулся к чистым тряпицам.

— Тебя самого перевязывать надо, — негромко сказала я. Он пожал плечами, отметая мои слова. Нанес на мои руки густую мазь, быстро и аккуратно забинтовал. Узкие куски ткани ровно и красиво ложились на ладонь, и я замерла, прислушиваясь к ощущениям. Мне было… приятно. И эта забота, и внимание ильха, и его желание… Словно ощутив это, Рагнвальд провел пальцем по моему запястью — там, где бился ток крови.

Закончил, но руки не отпустил. Я подняла голову, и наши взгляды встретились. И снова стало жарко. Он вздохнул и, кажется, хотел что-то сказать, но лишь кивнул на кровать.

— Ложись. До рассвета осталось немного, тебе надо поспать. — Улыбнулся криво и насмешливо. — И мне тоже.

А потом просто развернулся и ушел в купальню. Я потопталась на месте, пытаясь изгнать из своего воображения картину того, что сейчас происходило в каменной чаше. Нет, я не буду об этом думать. Не буду!

Ну и что мне теперь делать? Проявить своеволие и отправиться спать к Тофу? Но кто сказал, что она обрадуется? Может, прислужница и не одна этой ночью, я догадалась, что сегодня мало кто из жителей Карнохельма будет смотреть сны. Большинство займутся совсем другим делом!

А я ужасно устала. Это был очень длинный и насыщенный день.

— Ладно, ничего со мной не случится, — пробормотала я.

Как была — в нижнем платье, так и юркнула под тяжелое меховое покрывало. Широкая кровать риара оказалась просто огромной. От подушки и тюфяка пахло снегом и сухими травами. Я замерла на самом краю. Интересно, Гудрет уже покинул город? Скорее всего. Я ведь ясно дала понять, что не пойду с ним.

И не заметила, как уснула.

* * *

…Вокруг была смерть. Ужас. Хаос. Город пылал и в то же время был покрыт ледяной коркой. Крики боли, плач, вой, рычание… я сжимаю в руке нож, я не боюсь… и пусть я слишком мал, но я воин… Воин… Ледяной дракон совсем рядом. Он склонил огромную голову. Я вижу его глаза — голубые кристаллы, что смотрят прямо в мое лицо. Этот хёгг похож на искрящуюся фигурку из старого сундука, только в разы огромнее… Фигурок было четыре — из черного железа, светлого дерева, красной глины и прозрачного камня. Их подарила мать, рассказывая о хёггах. И ему всегда нравилась последняя фигурка… Но не сейчас.

Хёгг рассматривает меня, словно ему интересно, что за глупый червяк стоит на его пути. Я поднимаю свой нож, я не отступлю! Я не позволю ему… Хёгг открывает пасть. И я вижу серый язык… клыки, с которых капает кровь… Чешую, отливающую тусклым серебром в свете факелов… крылья разворачиваются, открывая… деву в когтях зверя. Ее черные косы тоже в крови… И лицо бледное. Слишком бледное… Она не двигается… Она больше не двигается… Почему она так неподвижна? Разве может быть так неподвижна великая воительница Аста? Та, в ком жизнь всегда кипела, словно огонь в Великом Горлохуме?

Сейчас она похожа на бледную морь из морской пучины, ни одной краски на бледном лице…

Чудовище выпускает ледяной воздух, он касается и меня… словно самый лютый холод впивается сотней игл… А потом зверь открывает пасть, намереваясь отгрызть кусок женщины… Почему-то я точно знаю, что произойдет дальше…

Проснулась я с воплем. Ужас, увиденный во сне, все еще жил во мне, кошмаром терзая душу. Сильные руки рывком прижали меня к мужскому телу.

— Тшш, — прошептал Рагнвальд. — Не бойся.

— Сон… я видела сон! Такой страшный… там был хёгг… Лёд! Это был Лёд… — я замерла, осознавая. Моргнула, возвращаясь в реальность. Разрушенный город остался в прошлом, а сон… Кажется, он был не моим. Я увидела сон Рагнвальда, мужчины, что сейчас обнимал меня, баюкая и согревая. Это ему снился кошмар, в котором Лёд разрывает его мать. Только в отличие от меня ильх не издал ни звука. Эти кошмары были для него привычны.

— На фьордах верят, что сны — это тоже часть незримого мира, — чуть слышно произнес Рагнвальд. — Там можно заблудиться, угодить в кошмар или грезу, и то и другое — плохо. Лишь хёгги и совы могут безбоязненно жить в обоих мирах.

Я замерла, все еще всхлипывая. И осознавая себя. В его кровати и в его руках. В тесных объятиях, которые он не размыкал. От Рагнвальда слабо пахло кедровым мылом… и на нем не было одежды. Совсем никакой.

Он медленно провел рукой по моей спине. То ли успокаивая, то ли… нет. Чуть переместился и потянул наверх ткань платья, собирая ее складками на бедре. Я не двигалась, пытаясь понять, чего хочу — чтобы он остановился или чтобы не останавливался…

— Боишься дурных снов? — с тихой насмешкой произнес он. — Я здесь.

Я хотела буркнуть, что видела не свой сон, а его, и вообще, какого хёгга он делает? Но в это время Рагнвальд почти невесомо коснулся губами моего виска. И дыхание мужчины изменилось, потяжелело. Он снова провел рукой по моей спине, а я уткнулась ильху в шею. Сонно зевнула, вдруг осознав, что отодвигаться мне совсем не хочется. В его руках было уютно, тепло и безопасно. Над моей головой раздался смешок.

— Вот уж не думал, что дева в моей кровати будет зевать, — хрипло произнес он. — Или не слышать Зов. Не уверен, что мне это нравится. Спи, чужачка.

И я действительно уснула — легко соскользнула в грезы, на этот раз — приятные.

А едва солнечный свет коснулся Карнохельма, меня разбудили.

— Вставай, дева. Вёльды не спят до полудня, — насмешливый голос Рагнвальда прогнал сон, и я открыла глаза. Узкое окно без стекла едва посветлело от зарождающегося дня.

— Но еще ночь! — возмутилась я, зевая.

Рагнвальд — чистый и одетый, с заплетенными снежно-белыми волосами — стоял у двери.

— Я жду тебя снаружи. У тебя пять минут.

Дверь хлопнула, а я скатилась с кровати. Суматошно метнулась в купальню, выбежала обратно, схватила платье. Так и слышался насмешливый голос ильха: вёльды не путаются в завязках! Или — вёльды легко находят выход в лабиринтах коридоров! Ну или еще кучу всяких важных дел, которые делают вёльды!

А ты не вёльда, Энни, ты неуклюжая дева, и место тебе там, где укажут!

Ну уж нет! Раз за свободу надо сражаться, я научусь и этому!

Шипя и ругаясь, я кое-как влезла в платье, схватила плащ и вылетела из башни. Ладони под тряпицами совсем не болели, то ли помогла мазь, то ли снова подействовал Зов.

Рагнвальд окинул веселым взглядом мои растрепанные волосы — конечно, я не успела их заплести, болтающиеся завязки платья и пояс в руках.

— По дороге завяжу! — бодро пояснила я. — Куда мы пойдем?

Губы Рагнвальда дрогнули, но он лишь молча обогнул башню и указал на висячий мост, соединяющий уступ и… пустоту! Второй конец шаткой опоры над пропастью утопал в мареве тумана и темноте. Я сглотнула сухим горлом. Идти туда? Прямо над бездной? Жуть какая…

Ильх насмешливо приподнял брови, явно ожидая, что я испугаюсь. Поэтому я повыше задрала нос, расправила плечи и, пытаясь не трястись, устремилась к висячему мосту.

— И куда он ведет?

— Увидишь, — Рагнвальд сделал приглашающий жест, пропуская меня вперед.

Прикусив щеку, я ступила на мост. Он был не больше шага в ширину и слегка дрожал под ногами. Не глядя вниз, на серо-белое марево, я пошла вперед. Перил или хотя бы веревок у этой конструкции не было. Но я упрямо двигалась, спиной ощущая пристальный взгляд Рагнвальда и почти видя его насмешливую улыбку. Не сдамся! Не дождется!

Мост закончился как-то неожиданно, и я ступила на каменный уступ — еще один.

И в этот момент вершины горы коснулся луч света, и она засияла оранжевым контуром. А потом очень медленно из-за склона показался огромный диск солнца. Оно поднималось величественно и неторопливо, освещая розовым и золотым ущелье, мост, площадку. Свет растекался ровными полосами, нарезая лентами чернильную тьму. И кажется, я забыла, что надо дышать, потому что никогда в жизни не видела ничего более грандиозного, чем рассвет в Карнохельме.

Смаргивая подступившие от восторга слезы, я повернулась к Рагнвальду. И смутилась. Отступив в тень, он смотрел на меня. Но глаза прятались в полоске тьмы, скрывая чувства. О чем ильх думал, я не знала, лишь ощущала внутри тянущее непонятное чувство.

Я отвернулась, не понимая, как вести себя с новым риаром Карнохельма. Рагнвальд никак не показывал своего отношения к тому, что произошло ночью, он снова стал собой — колючей глыбой льда! Обжигающая страсть заковалась в броню отстраненности, и у меня даже на миг возникла мысль, что и ритуал на площади, и чужая купель, и жаркие стоны мне просто приснились!

Но нет. Все это было.

Смутившись, я оглянулась.

— Где мы?

Мы стояли на широкой площадке. Позади виднелись заброшенные дома и кусок разрушенного каменного моста, который некогда соединял это место с основной частью города. Но сейчас здесь остались лишь покрытые ледяной коркой развалины, было пусто и тихо. Ильх снял свою безрукавку, положил на камень. Я отвела взгляд от широких пластин его груди.

— Карнохельм поделен на части, и каждая носит свое название, — пояснил Рагнвальд. — Главная площадь — это Фанрив, значит — основа. Мосты мы зовем по именам первых риаров города, а здесь… Здесь живет наша память. Это Нирхёльд. Много лет назад здесь стоял дом моих родителей, здесь им нравилось больше, чем в башне.

Я посмотрела на одинокое строение, так густо затянутое мхом и бурым вьюнком, что исчезли проемы окон, а дверь стала похожа на меховую зеленую шубу. Значит, именно в этом доме жил Рагнвальд, будучи мальчишкой?

— Сюда никто не ходит, и здесь нам не помешают. К тому же Нирхёльд не виден из города. Приступим, дева-воительница?

И не успела я что-либо понять, как он кинул нож. Лезвие вошло в землю точно у моей ноги.

Я выдернула оружие, покачала на ладони костяную ручку с кривым узким лезвием. Сжала решительно. И настороженно посмотрела на ильха.

— На фьордах люди умеют сражаться, — сказал он, осматривая меня и подкидывая на ладони свой нож. — За свою свободу, честь или жизнь — неважно. И с детства учатся держать в руках оружие. Любая дева Карнохельма умеет постоять за себя. Почему твой отец не научил этому тебя?

— Может, потому, что я его никогда не видела. Он исчез раньше, чем я появилась на свет. Я даже не знаю, кем он был, — насупилась я мрачно.

Потопталась на месте, ощущая, что бледнею от подступающей паники. Я росла среди изнеженных женщин Конфедерации, да и там считалась неуклюжей и пугливой. Какой из меня боец? Да я в жизни не смогу кого-то ударить!

— Уже готова струсить? — хмыкнул он.

И эта насмешка заставила меня повыше задрать нос!

Не обращая внимания на мои гневные взгляды, ильх ткнул пальцем, указывая, где мне встать.

— Не топчись. Ноги должны ощущать землю. Колени согни!

Я ойкнула, когда ильх молниеносно переместился и легко ударил меня под коленку. Пошатнулась и чуть не свалилась!

— Я лишь коснулся, а ты уже падаешь!

— Это от неожиданности, — буркнула я. — Мог бы предупредить!

— Кто же предупреждает о нападении? Я почти не прикоснулся к тебе, дева. Или ты готова упасть на землю даже от моего взгляда?

— Я вообще не собираюсь падать!

— Посмотрим.

Слова прозвучали двусмысленно, и я разозлилась. Сжала изо всех сил рукоять ножа, прищурилась, чтобы лучше видеть. Ильх сделал скользкий, бесшумный шаг вправо, и я живо развернулась. Влево — и я за ним! Рагнвальд смотрел с насмешкой, верно, мои неуклюжие движения его забавляли!

Снова неуловимые шаги, и варвар, оказавшись за моей спиной, хлопнул меня ниже поясницы! Обидно!

— Если бы наши девы были так неповоротливы, воины брали бы их на улицах Карнохельма, не спрашивая. И уходили, посмеиваясь, пока дева крутится, словно безголовая курица.

Еще один хлопок — и от злости я уже готова завыть!

— Я не курица! И не дева Карнохельма!

— Ты хочешь быть свободной и выбирать свою судьбу. За это надо сражаться, чужачка.

Ну вот, мое имя тоже кануло в туман под Карнохельмом! Я снова лишь чужачка.

Легкий шаг, и мужская ладонь дразняще огладила мою грудь. Прикосновение было мимолетное, почти невесомое, но мои щеки от него вспыхнули факелами. А проклятый ильх уже снова переместился и, оказавшись за моей спиной, коснулся бедер. Поворот — и теплые пальцы небрежно тронули шею. Потом щеки. И снова — груди…

— Фьорды прекрасны, но жестоки. Здесь властвует сила. И если ты не можешь сражаться — склони голову и встань на колени. Позволь ильху взять все, что он захочет. Зачем ты сопротивляешься? Просто прими свою судьбу.

Судьбу или его решение?

— Обойдешься! — я крутанулась, настороженно пытаясь предугадать следующее движение варвара. Он даже не напрягался, изводя меня, лицо — насмешливое и спокойное, а я пыхчу, как паровоз!

— Тогда сражайся.

Поворот, бестолковый взмах ладонями, разметавшиеся волосы, так некстати упавшие на лицо и спрятавшие от меня новый шаг ильха. И тело, резко прижавшееся сзади. Сильная ладонь легла на шею — миг, и сломает так же легко, как сухую ветку. Но Рагнвальд уже снова отошел, оставив во мне ощущение полной беззащитности.

— Хватит! — хрипло выкрикнула я.

— Запрети мне, чужачка. Запрети делать это. У тебя есть нож, так воспользуйся им, поглоти тебя пекло!

Я не могу! Да я даже не вижу его движений! Проклятый варвар перемещается, словно ветер. Он — стихия, а я лишь неуклюжая Энни, способная упасть даже на ровном месте! Я не умею сражаться!

Миг — и мои волосы намотаны на кулак, и я вижу глаза ильха. Обжигающую прозрачную синь, беспощадный лед. И улыбку, полную обещания… Боги, да мерзавец наслаждается этой игрой!

— Слабой делает тебя не тело. — Губы так близко от моих, голос ранит новой, хриплой нотой. — Ты слаба в своих мыслях, Энни. И поэтому ты всегда будешь проигрывать. Возьми свои боль и слабость и сделай их своей силой! Обрати в оружие. Иначе тебя всегда будут ставить на колени. Как я сейчас.

Потянул вниз, принуждая склонить голову. Покориться. Прищурился, рассматривая мое запрокинутое лицо. Его глаза — нереально синие — обжигали холодом. Бесконечный лед…

— Знаешь, что я сделаю дальше?

Я знала.

Обида — едкая и желчная — комком встала в горле, не давая дышать. Злость вспыхнула внутри ярким пламенем, выжигая сомнения. Мелькнули в голове воспоминания — целый рой жужжащих, жалящих ос! Сколько раз я склоняла голову, принимая чужую волю, смиряясь с чужими решениями? Покоряясь. Зачем я сбежала за Туман, если и здесь сделаю так же?

Нет! Ни за что! С меня хватит!

И я сама не поняла, что сделала дальше. Вывернулась, до хруста запрокинув голову и не чувствуя боли от натянутых струной волос, скользнула под руку ильха, за его спину, выпрямилась вмиг и ударила.

Рагнвальд гибко отклонился, и все же кончик ножа прочертил короткую линию вдоль мужских ребер. Не рана — царапина, но я смогла!

И тут же моя злость схлынула. Я уставилась на кровавый росчерк, не веря, что сама нанесла его. Я? Я почти воткнула стальное лезвие в человека?

— Прости! Я не хотела! — и тут же засмеялась радостно: — Хотя вру, еще как хотела! У меня получилось! Получилось! Я это сделала! Сделала!

Ильх глянул на набухающие капли крови и снова на меня — изумленно. Что ж, кажется, я его все-таки удивила. А потом шагнул резко, рывком вжал меня в свое тело, зарылся пальцами в волосы. Внутри льда вспыхнуло пламя. Но я вскинула руку и прижала кончик ножа к груди ильха. Прищурилась, как и он.

Рагнвальд опустил взгляд, глядя на тонкое лезвие между нами. Усмехнулся.

Потом гибко отклонился, крутанул меня и сделал подсечку. Я с воплем повалилась на землю, проклиная вслух одного подлого ильха.

— Думаешь, одной царапины достаточно, дева? Пятилетние дети лучше обращаются с ножом. Шевелись!

И принялся беспощадно гонять меня по мосту, заставляя крутиться, бить и защищаться! Через два часа я уже мечтала о том, что тихонько прирежу ильха во сне или задушу подушкой! Все мышцы ныли и болели, я взмокла и устала, но не позволила себе сдаться. И где-то в глубине души ощущала растущее удовольствие. Нет, я больше не буду неуклюжей Энни! Я научусь! Хотя бы защищать себя.

Поцарапать Рагнвальда повторно мне не удалось, но несколько позиций и ударов я запомнила. Ильх оказался хорошим учителем, хоть и беспощадным.

Когда он дал мне передышку, я, тяжело дыша, прислонилась к мшистому валуну.

И в это время фигура ильха затянулась маревом. И уже через миг я увидела вместо человека хёгга.

— Привет, Ледышка, — сказала я, рассмеявшись.

Дракон фыркнул, опустил голову, рассматривая меня. Я осторожно протянула руку и погладила мелкие чешуйки у его носа. Лёд выпустил из ноздрей струйки холодного воздуха, оскалился. Выглядело пугающе, но я уже знала, как различить радость на морде ящера. Ледышка потоптался, хлопнул крыльями и снова склонил ко мне голову, обдавая порывами холодного дыхания. А я прищурилась, внимательно всматриваясь в голубые кристальные глаза. Лёд? Или Рагнвальд? В прошлый раз я знала точно, но вот сейчас сомневалась.

— Рагнвальд? Ты контролируешь хёгга? — спросила я. — Это ты? Или вы оба?

Хёгг оскалился и медленно опустил голову. Еще медленнее вытянул лапы и лег. Кончик хвоста раздраженно ударил по камням, ненароком разбив огромный валун. Когти прочертили на граните борозды, но хёгг остался лежать.

Длилось это всего несколько минут, снова снежный вихрь — и на земле остался Рагнвальд. Ильх дышал тяжело и хрипло, виски блестели от испарины.

— Неплохо, риар! — улыбнулась я.

Он криво усмехнулся, но я видела, что Рагнвальд доволен. Ему удалось подчинить хёгга своей воле.

— Хочешь пить?

— Еще как! Кажется, мое горло потрескалось от засухи!

Ильх повел меня за развалины, к скале. По каменному желобу вилась водяная нить, собираясь в выбитой чаше. Я жадно набрала в ладони студеной воды, проглотила. И снова! Потом пригладила разметавшиеся волосы. Ильх тоже напился, правда, сделал это спокойнее, чем я. Вот и кто здесь дикарь?

— Значит, ты теперь риар? — я присела на мшистый валун. — Правитель Карнохельма?

— Лишь пока брат не очнется, — нахмурился Рагнвальд. — У города не было выбора, мы не хотим впускать в Карнохельм чужаков.

— Из тебя получится хороший риар, — негромко произнесла я.

— Я никогда не думал об этом.

— А о чем думал? Ну, то есть… о чем ты мечтал? Чего хотел?

Рагнвальд посмотрел на снежную вершину, и я поняла без слов.

— Я хотел освободить Карнохельм.

— Ну а когда это случится? — я беззаботно покачала ногами. — Представь, что город навсегда освободился от угрозы. Что ты станешь делать?

Ильх помрачнел. Словно мысли об этом прекрасном «после» не доставляли ему удовольствия.

— Это неважно. — Он пожал плечами. — Думаю, тебе нужна другая одежда для сражений. Идем.

И пошел в сторону пустующего дома. По его стенам тоже плелись снежные узоры, внутри оказалось прохладно, но терпимо. Похоже, со временем камни, остывшие от дыхания ледяного дракона, все же нагреваются.

Я с интересом вошла внутрь. Здесь осталась мебель и сундуки, но на всем лежал слой пыли и печать запустения. Углы занавесились густой паутиной. А солнечный свет с трудом пробивался сквозь ветви, закрывающие узкие окна. Когда они украсятся листьями, в комнатах станет совсем темно…

Дом оказался небольшим — всего две комнаты. Ильх медленно обошел их, касаясь стены ладонью. Он словно вслушивался в звуки дома. Мне было интересно, что ему рассказывают эти стены, но спрашивать я не стала.

— Я не был здесь много лет, — негромко произнес Рагнвальд. Присел возле пыльного сундука, откинул крышку. Внутри лежала одежда — штаны, рубашки, шерстяная безрукавка. Ильх улыбнулся, доставая их. — Тебе должно подойти.

— Чье это? — я вытащила рубашку, по горловине плелся синий узор — перья и крылья.

— Ничье. Мать шила для меня, на вырост. Но я их так и не надел.

Я погладила искусную вышивку — красиво. Рагнвальд выпрямился и качнул головой, нахмурился, словно уже жалел о том, что привел меня в этот дом. И я тронула его ладонь, глядя снизу вверх.

— Спасибо.

Он замер, втянул воздух. И кивнул.

— Из башни уже пахнет горячей едой. Пора возвращаться.

Он посмотрел на меня, все еще сидящую возле сундука. И на миг показалось — задержится, шагнет ближе, не отпустит… Но ильх торопливо пошел к выходу. Мы покинули дом и двинулись прочь от Нирхёльда. Шли молча, но это утро нас сблизило. И мне нравилось, что губы ильха изгибаются в улыбке, когда он замечает мой взгляд…

У моста я задержалась.

— Рагнвальд, а где живет вёльда Гунхильд?

— Зачем она тебе? — вопрос ильху не понравился, и глаза его снова стали колючими.

— Хотела поговорить, — растерялась я. — Она подошла ко мне на площади…

— Держись от нее подальше, — нахмурился риар.

— Я думала, в Карнохельме хорошо относятся к вёльдам.

— По-разному к ним относятся. Уважают за непонятную силу и за нее же сторонятся. Но Гунхильд — это Гунхильд. Она… вестница смерти. Так что не говори с ней, Энни. И даже не смотри в ее сторону.

Он кивнул на мост, показывая, что разговор закончен.

От башни и правда пахло едой — котел с кашей и мясом установили прямо на земле, за стенами.

— Несколько дней Карнохельм будет праздновать — есть, пить, танцевать. Часть жертвенных туш отдадут земле, часть — воде и огню. Остальное съедят или закоптят впрок. — Рагнвальд нахмурился, помолчал, а потом бросил резко: — Хочешь, я покажу тебе город? Вечером.

Словно предложил нечто стыдное или пугающее. Я сдержала улыбку и кивнула.

— Буду рада осмотреть местные достопримечательности, риар Карнохельма.

Он глянул с подозрением, но, увидев мою улыбку, расслабился. И тоже улыбнулся. Ну, почти.

Сунул руку в мешочек на поясе, вложил мне в ладонь небольшой сверток.

— Вот, возьми. Кажется, она тебе понравилась.

Оставив меня возле башни, Рагнвальд ушел. Я развернула тряпицу — на ладони блеснул хрустальный хёгг. Какое-то время я стояла возле огромного кедра, складывая в памяти события этого утра. Почему-то хотелось смеяться.

Глава 23

Карнохельм выглядел непривычно тихим и безлюдным, ночь выдалась бурной для города.

Прислужницы из башни тоже зевали и посмеивались. Одна Тофу, похоже, поднялась, как обычно, до зари и была по-прежнему строга. А заметив меня, что-то пробурчала себе под нос и отправила собирать шишки. Зачем они ей понадобились, я не знала, но, оставив в комнате риара сверток с одеждой и хрустального хёгга, послушно прихватила корзину и пресную лепешку, чтобы утолить голод, да пошла к деревьям.

Под широкими игольчатыми лапами снега не было, лишь ароматный наст. Звуки сюда почти не долетали, было тихо. Лишь у стволов сидели совы, рассматривая меня умными круглыми глазами.

«У твоей птицы сломаны крылья», — прозвучало в голове, и я вздрогнула. Показалось, что кто-то смотрит на меня из-за деревьев, но, обернувшись, я увидела лишь очередную сову.

— Кыш отсюда! — пробормотала я, на что птица насмешливо склонила голову набок. Старая вёльда сказала, что я смогла разорвать путы и освободить ястреба Трин. Я и сама помню, как на миг словно стала хищной птицей, увидела себя ее глазами. Но как у меня это получилось?

Протянула руку, глядя на сову.

— Иди сюда! Приказываю! Слушайся! Быстро!

Пернатая склонила голову в другую сторону, с интересом рассматривая наглую девицу. То есть меня.

— У меня есть еда, — пообещала я, поняв, что никакой внутренней силы не ощущаю. — Будешь?

Птица не двинулась.

— Ясно, ты предпочитаешь вкусных мышей. Или что ты там ешь на обед. А я сошла с ума, раз поверила сумасшедшей вёльде. Нет у меня никаких способностей.

Сова тяжело упала с ветки и улетела. Я покачала головой — ну вот, еще одно разочарование. Нашла во что верить!

Сильная рука закрыла мой рот, заглушив испуганный крик.

— Тише, не бойся, это я, Гудрет, — прошептал за спиной ильх. Развернул меня, и я увидела блестящие темные глаза и сжатые губы.

— Гудрет! Но почему ты в городе? Да еще и рядом с башней! Ты должен был уйти!

— Я не уйду без тебя, — глухо произнес парень. Глянул тревожно и потащил меня за колючий можжевельник.

— Но это опасно! — прошипела я, продираясь сквозь куст. Благо Гудрет придержал для меня ветки. — Если тебя увидит…

— Риар Карнохельма? — ильх с такой ненавистью это выплюнул, что я поежилась. И, заметив это, Гудрет отчаянно взъерошил волосы. И глянул на меня мрачно и решительно. Растрепанный, исхудавший и грязный, с уставшим лицом, но с блеском в глазах!

— Ты спасла меня, Энни! Там, на скале. Я бы упал, если бы ты не вытащила. Моя жизнь принадлежит тебе, и я буду за тебя бороться! Мой дед узнал хёгга из Карнохельма, и я бросился следом в тот же день! Я плыл на трех хёггкарах, а после шел через горы! Я спал на земле и ел что придется, а когда все же нашел тебя, то понял, что все сделал верно! Ты моя нареченная, Энни, и я не отступлюсь. Пойдем со мной, лирин! Я знаю, как пройти перевал, а на другой стороне гор можно сесть на хёггкар. Мы вернемся в Варисфольд, в наш дом! Прошу, пойдем со мной!

Он выдохнул и коснулся моей руки. Нерешительно. И смотрел так, словно видел перед собой самую красивую девушку на земле.

Я глянула на темную стену башни, которая виднелась сквозь колючие заросли. Гудрет только что озвучил мою давнюю мечту. Разве не этого я хотела, отправляясь на фьорды? Вот же он — мой жених, добрый булочник. Зовет в прекрасный Варисфольд, в наш дом. Подальше от Карнохельма со всеми его загадками. И разве не должна я с радостью последовать за Гудретом?

Увы. Я совершенно не хотела следовать за ним. И уезжать из Карнохельма я тоже не хотела. Сияющий Варисфольд, бесспорно, прекрасен, но здесь я обрела свой дом. А самое главное — себя.

Проблема в том, что я изменилась. Кажется, именно здесь я неожиданно встретила самого важного человека в своей жизни. И что бы ни думал Гудрет, этот человек — я сама. Я впервые начала понимать себя и хотела узнать больше о новой Энни.

Да и вообще… я вовсе не хочу замуж! По крайней мере — за доброго парня Гудрета.

Вот только вряд ли я смогу объяснить это ильху.

Его темные глаза стали совсем черными, рот скривился.

— Это из-за него, — выдохнул он. — Проклятый риар! Если бы я только мог вызвать его на поединок и убить! Но никто не выстоит против хёгга!

— Мне жаль, — смущенно пробормотала я. — Тебе и правда лучше уйти.

— Жаль? — Гудрет коротко и зло рассмеялся. — Ты делаешь глупость, Энни. Большую глупость. Ночью я поговорил с ильхами. Скажи, почему риар не назвал тебя своей лирин? В городе тебя считают чужачкой и прислужницей. И недовольны, что новый риар в такую важную ночь выбрал именно тебя. Он должен был позвать за собой кого-то из местных дев. Никто не знает о наречении, Энни. Никто.

— Это неважно…

— Это очень важно, — грубо оборвал Гудрет. — У нас свои законы, Энни. Молодая дева принадлежит семье или мужу, они защищают ее. А если дева осталась одна… Она принадлежит всем. Любому, кто захочет, понимаешь? Ты не сможешь себя защитить, ты просто чужачка!

Перед глазами вдруг встали лица ильхов на площади. Тогда меня спасла Гунхильд, но кто спасет в следующий раз?

— Если ты лирин, то за прошлую ночь риар должен заплатить тебе откуп, — процедил Гудрет. Слова давались ему с трудом. — А если просто дева на одну ночь, то хватит и подарка.

Например, фигурки из старого сундука…

Я тряхнула головой, отбрасывая паутину домыслов и подозрений. Я не хотела думать о том, что говорил Гудрет!

Гудрет заметил мои сомнения.

— Есть еще кое-что, Энни. Хёггкар из Карнохельма должен был отбыть несколько дней назад. И путь его лежал в Варисфольд. В трюме тухнут дичь и рыба, которые жители отправили на продажу. Но хёггкар стоит. Это приказ нового риара. На трех мостах стража получила приказ не выпускать из города дев. Проверять каждую. Все дело в тебе. Риар не хочет, чтобы ты сбежала. Он только притворяется, что у тебя есть выбор. А сам стережет свою добычу!

Что? Я не верила своим ушам. И не знала, как относиться к словам парня. Рагнвальд соврал мне? И намеренно задержал корабль? Но почему?

— Ты нужна ему. Не знаю зачем, — устало произнес Гудрет.

— Может, я ему дорога? — тихо произнесла я.

— А может, дело в Билтвейде? — и он нахмурился, увидев мой непонимающий взгляд. Голос его стал глуше, ильх нервно оглянулся. — Билтвейд, Энни! Древний обычай. Такой же древний, как пекло Горлохума. Это… жертвоприношение.

— Снова будут резать животных? — меня передернуло, стоило вспомнить помост, заваленный тушами.

Гудрет сглотнул.

— В Билтвейд в жертву приносят людей, Энни. Юных дев.

— Что?

Кажется, все внутри меня похолодело. Я приняла странные обычаи фьордов, смирилась с ними. Но это? Теперь понятно, почему так мрачнеют ильхи, стоит произнести загадочное слово — Билтвейд. И почему в их взглядах вспыхивают злость и обреченность.

— Для Билтвейда риары частенько воровали чужих дев или дикарок, ведь никто не хочет отдавать своих. В ночь перед жертвой дева становится утехой. К ней приходят ильхи, чтобы отдать… часть себя и подарок для хёггов. А после ее отдают на растерзание.

— Я не верю… — беспомощно прошептала я, мотая головой. Нет, это не может быть правдой. Это ведь… ужасно! Тофу знала? Конечно, знала… Но не сказала мне. И прошлой ночью придержала чашу с жертвенным вином, чтобы я выпила. Она могла прогнать меня с площади, но не сделала этого. Хотела, чтобы я осталась.

Почему?

Горло сдавило страхом и непониманием. Глупая Энни! Я поверила, что обрела дом и почти семью? Гудрет прав. Я лишь чужачка. Я ничего не понимаю, бреду на ощупь и верю добрым словам. Верю, что не обидят. Словно собака, которую раз за разом отбрасывают сапогом, а она снова подползает!

— Не верю, — повторила я.

— Я говорю тебе правду. Я ведь не риар Карнохельма, — язвительно добавил Гудрет. — Я выл от ужаса, когда понял, куда тебя утащил хёгг. И бросился следом в тот же день. Нам надо уходить, Энни. Сейчас же!

Перед глазами замелькали картины вчерашней ночи. Кровь, что лилась рекой. Лихорадочный блеск в глазах ильхов. Черепа животных… Дикость Рагнвальда…

Фьорды прекрасны, но так жестоки.

— Ты моя лирин, я буду защищать тебя! — жарко прошептал Гудрет. И снова осторожно коснулся моей руки. — Тебе понравится в моем доме! Он стоит возле источника. И каждое утро я буду печь для тебя булочки и пироги. Я буду любить и почитать тебя, Энни! Со мной тебе будет хорошо. Забудь Карнохельм, это ужасное место!

Я молчала. Дом, выпечка… Разве не об этом я мечтала? Гудрет озвучил все, о чем я грезила. Да и сам он хорош. Мне бы обрадоваться, но почему-то я ощущаю лишь отчаяние и грусть.

— Это все Зов и кровь в вине, — яростно выдохнул ильх. — Они привязывают тебя к Карнохельму. К камням, деревьям, воде. Ко всему. Нельзя пить жертвенную кровь, нельзя давать руку риару!

— Я не знала… — обхватила руками колени. Боги, что же мне делать?

«Уходи, еще есть иной путь… — сказала в голове старая вёльда. — В Карнохельме тебя выберет смерть!»

Неужели в словах старухи есть правда? Зачем я Рагнвальду? Ведь он ни разу не сказал мне о чувствах. Даже о том, что я ему нравлюсь. И о Билтвейде тоже не сказал, и о корабле. Ему надо научиться управлять хёггом, может, в этом причина. А что же дальше? Риар принадлежит всем, каждую ночь к нему будет приходить новая дева. Так рассказывала Тофу, и я ужасалась. Рагнвальд никому не сказал, что я его нареченная. Говорил, что отпустит. А сам выставил стражу на трех мостах…

Моя голова шла кругом. Я не понимала, кому и во что верить. И все же…

— Я не могу уйти с тобой, — прошептала я. — Не могу. Я должна… разобраться.

Несколько томительных минут ильх молчал. Потом тяжело вздохнул.

— Что ж… Значит, так. Я уйду. Проводишь меня, Энни?

Я кивнула. Не в силах смотреть ильху в глаза. К моему удивлению, он двинулся в сторону Нирхёльда.

— На мостах стоит стража, мало ли какой приказ отдал риар, — хмуро пояснил Гудрет. — Лучше пройти здесь.

И снова я ступила на висячий мост. Но на этот раз страха перед бездной не было. Внутри меня тоже раскрылась пропасть, и она была страшнее. Оказавшись на разрушенном мосту, я глянула в сторону дома Рагнвальда и отвернулась.

— Кажется, пора прощаться, Гудрет.

Он постоял, рассматривая меня. Потом дернул веревку на своем мешке, вытащил кожаный бурдюк.

— Ты бледная, Энни. Выпей, здесь травы и мед. Это придаст тебе сил.

Я глотнула ароматный горячий напиток — раз, другой. Ильх придержал бурдюк, когда я хотела отстраниться. И внутри кольнуло дурное предчувствие. Так же сделала ночью Тофу…

— Тебе пора идти…

Он склонил голову. И я почему-то удивилась, какие темные у Гудрета глаза. Совсем не похожи на колючую синеву… Совсем другие.

— Я дал клятву, Энни, — тихо сказал он. — Яне брошу тебя, хоть ты и не понимаешь опасности. Ты чужая здесь, я должен о тебе позаботиться. И мы уйдем вместе.

Что?

— Карнохельм еще спит, сегодня всем не до тебя. А ночью продолжит праздновать. Другой возможности не будет. Риар сейчас с воинами, он не хватится тебя до утра.

Я заторможенно кивнула, плохо понимая, что говорит ильх. Мысли в голове разбегались…

— Идем же, — шептал Гудрет. — Идем скорее!

Он тянул меня и тянул к самому краю пропасти. Но даже когда начал спускаться по скользким уступам скалы, я снова не испугалась.

— Уйти можно только с этой стороны, — ильх глянул в сторону башни.

Я тоже, но глаза затянуло туманом.

— Я так странно себя чувствую… — пробормотала растерянно. Язык казался распухшим и сухим. — Надо взять плащ…

— Нет времени! — Гудрет тревожно прислушался и помог мне спуститься. Вдоль скалы тянулась узкая полоса гнилых досок. Когда-то это тоже был мост, до того, как соорудили каменный. Сейчас деревянный настил местами сгнил, но по нему все еще можно было пройти. И почему-то мне было совсем не страшно идти по нему, лишь странно. Голова ощущалась как воздушный шарик — легкой-легкой. Кажется, что дунь ветер сильнее — и улетит.

— Скорее, лирин! Надо дойти до перевала! Там мы сядем на хёггкар.

Гудрет тянул и тянул меня за собой, я шла. Деревянный парапет закончился, и мы снова поднялись по скользким каменным ступеням. А потом вышли на склон горы. Гудрет вздохнул с облегчением, ступив на твердую землю.

Мне было все равно.

На ветви засохшего дерева сидела сова. Нет, две совы. И обе таращились на меня. Та, что слева, сорвалась с ветки и пролетела мимо, почти мазнув меня крылом.

— Пошла! — отмахнулся от птицы Гудрет.

Я нахмурилась. Но подумать здраво не получалось. А ильх все шел и шел, тащил меня за собой. Склон закончился, мы спустились по камням к воде. Здесь поток вливался в узкую щель холодным ручьем. Стены густо заросли мхом и какими-то кустарниками. Идти было трудно. Платье цеплялось за острые камни, а туфли давно промокли. Холодно…

— Потерпи! — сказал Гудрет. — Другого пути нет!

Я промолчала. Над ущельем вились птицы. Совы. И это было странно. Разве сова не ночная птица? Хотя… света становилось все меньше. Но когда закончился этот день? Ведь было раннее утро? Совсем недавно я кружила вокруг Рагнвальда, пытаясь уколоть его ножом. Или это было давно? Сколько прошло времени?

Мы стояли в ущелье, освещенном лишь налитой полной луной. Впереди темным блюдцем лежало озеро. Вода в нем казалась густой смолой. Холодный ветер обдувал лицо, но здесь, у земли, было довольно тепло. Между камнями стелился пар. Где-то совсем рядом бил горячий источник.

Длинные голубые тени касались скал и редких деревьев. И я понятия не имела, как мы сюда попали. И насколько далеко от города успели уйти. Но судя по тому, что на небе звезды, а тело ломит от усталости, — далеко.

— Надо перейти озеро, пройдем по краю, — оборвал мои размышления Гудрет. Искоса глянул на меня и принялся раздеваться. Стянул свою безрукавку и рубаху, разулся. Штаны, подумав, лишь закатал.

— Тебе лучше снять ботинки и верхнее платье, Энни. Я понесу их, чтобы не намокли.

Я потерла лоб, пытаясь вернуть себе ясность мыслей. Горло пересохло, но пить из бурдюка Гудрета я точно больше не стану!

— Платье, Энни, — прошептал ильх. — Его надо снять. Ты слышишь?

Я неловко потянула завязки у горла, стянула ткань, оставшись в тонком нижнем платье. Поежилась от ветра. Гудрет резко отвел взгляд, но позже, чем надо. Я разулась и отдала сверток с одеждой парню. Он сложил все в мешок, поднял повыше. И повернулся к озеру.

— Гудрет, — внезапно дошло до меня. — А откуда ты знаешь дорогу? Разве ты уже был в Карнохельме?

Ильх покосился на меня. Мы ступили в озеро, и я поморщилась, ощутив мягкий ил под ступнями. Вода плескалась сначала у щиколоток, потом у бедер, но выше не поднималась, хотя мы дошли почти до середины озерца. Верно, оно действительно было совсем мелким. От воды мне полегчало, я даже зачерпнула горсть и плеснула в лицо.

— Мне рассказал один человек. Она хотела помочь.

— Она? — дурное предчувствие сжало сердце. Да и хмельной туман отступал, освобождая разум. — С кем ты говорил этой ночью, Гудрет?

— С молодой вёльдой, — глухо произнес парень. — Она сама подошла ко мне и многое рассказала. Она хотела помочь.

— Помочь? — я резко остановилась. Мысли понеслись галопом, словно застоявшиеся кони. — Гудрет! Чем ты опоил меня?

— Это для твоего блага! — выдохнул ильх. — Мед и травы, они не причинят тебе вреда! Они помогли, как и сказала та вёльда!

— С кем ты говорил ночью?

— Она не назвалась.

— Трин! — выдохнула я. — Ты говорил с вёльдой Трин!

Задрала голову, всматриваясь в небо. Над озером кружил ястреб.

Конечно, Трин видела, как Рагнвальд увел меня прошлой ночью. И это точно не понравилось деве. Только вёльда умна и не стала противиться воле нового риара. Она задумала что-то другое.

— Что-то не так, — выдохнула я, озираясь. — Здесь что-то не так. Если бы из Карнохельма был выход через Нирхёльд, там тоже стояла бы стража. Рагнвальд не дурак, Гудрет! Значит, нет здесь никакого выхода, Трин тебя обманула. Это не дорога через перевал. Это…

Внутри озера что-то булькнуло, на поверхность поднялся пузырь воздуха.

— Это ловушка! — с яростью произнесла я.

Из-за камней на берегу выскользнула длинная тень. Горбоволк! И еще один! Великие перворожденные!

Гудрет выхватил свой топор.

— Не бойся, звери не сунутся в воду! — крикнул он. — Надо перейти озеро…

И тут послышался звук. Чуть слышные удары и всплески, складывающиеся в мелодию. Бум-пхх-бум! Чем-то это напоминало ритм, который я слышала на площади Карнохельма. Звук то нарастал, то затихал. Может, это стучит о скалы ветка? Или вода ударяет о камень? Я попятилась, и моей ноги что-то коснулось. Под водой. Мягкое. Словно кто-то рукой провел. От ужаса у меня встали дыбом все волоски на теле! Еще несколько пузырьков надулось на смолянистой глади озера.

— Гудрет, — сипло прошептала я. — Там что-то есть! В воде!

Ильх застыл, всматриваясь в глубину. Вокруг него весело надувались пузырьки, словно под водой кто-то играл с парнем. Я до боли в глазах всматривалась в черноту, и на миг мне показалось, что вижу длинный силуэт, покачивающийся внизу. Может, это затонувшая коряга или водоросли?

Волков на берегу стало больше. Хищники стояли совершенно молча, словно… ждали! Но чего?

В небе кружил ястреб.

И мое дурное предчувствие било во все колокола!

— Гудрет, — прошептала я. — Эй, ты куда?

Но ильх не отозвался. Опустив голову, он пошел к середине озера. Туда, где чернота была непроницаемой. Вокруг парня кружились пузырьки, и теперь я явно видела длинные силуэты в глубине. Неужели это змеи? Ужас какой!

Хотелось заорать и с воплем броситься на берег. Но там поджидали волки! Что-то снова задело мою лодыжку.

— Гудрет!

Но ильх снова не отреагировал, даже головы не поднял. Он так и брел, загребая ил ногами и опустив руки. Мешок с нашей одеждой волочился по воде и уже намок. Пузырьки вокруг него собирались в цепочки, окружали. Вот-вот станут реальной цепью, утащат!

Я сжала до хруста зубы и двинулась за парнем. Моих босых ног уже явно что-то касалось, но идти не мешало. Схватила ильха за руку.

— Гудрет!

Ильх смотрел в воду и меня, кажется, не замечал. Я дернула парня за волосы, и он оскалился, зарычал. Темные глаза были совершенно пустыми. Ужаснувшись, я шарахнулась в сторону, поскользнулась и рухнула в воду. Вскочила, стряхивая ил и ряску. И увидела спину Гудрета. Тот как ни в чем не бывало шел дальше, волоча за веревку мешок. Нечто гибкое, словно лиана, и черное вдруг ударило ильха по руке, и мешок исчез в недрах озера.

Но ильх этого не заметил.

Странный стук-всплеск нарастал.

С отчаянием я глянула в сторону берега и снова бросилась за парнем. Схватила его за руку.

— Гудрет, очнись! Да что с тобой?

Он снова оскалился, отмахнулся. Выдохнув, я ударила пекаря по лицу. Сильно. Его голова дернулась, и взгляд стал осмысленным.

— Энни? Что… Ох, перворожденные! Ламхгин!

— Что?

Гудрет выхватил свой топор, с ужасом глядя под ноги.

— Ламхгин! Озерный ламхгин! Он зачаровывает странников и тянет в омут! Беги на берег!

— Там горбоволки!

Ильх отчетливо застонал.

Змеи кружили вокруг нас, задевая скользкими телами и пуская пузырьки.

— Надо добежать до другого берега! Гудрет, ну же! Бежим!

— Не выйдет, — снова застонал ильх. Он тряс головой, словно в уши ему затекла вода. И даже в свете луны я видела, как побелело его лицо.

Свист-треск смолк. В двух шагах от нас надулся огромный пузырь. Лопнул с шипением. И на нас бросились жуткие озерные твари! Я закричала от ужаса и неожиданности, когда из воды показалось плоское лентовидное тело. Навершие-голова не имело глаз, лишь пасть с рядом мелких зубов! Тварь впилась в руку Гудрета, ильх рубанул топором, отбросил тело. И тут же на нас напали сразу десяток! И все это совершенно беззвучно — ужасные твари нападали молча и потому казались не живыми созданиями, а чернильными порождениями ночи.

— Прости, Энни, — закричал ильх, снова вскидывая топор.

Но я почти не услышала. Гладкое лентовидное тело обвило мои ноги, и я рухнула в озеро, рот и нос заполнились густой илистой водой. Глаза я открыла от ужаса и в проблесках света увидела совсем рядом омут. Черную дыру, в которой ворочалось что-то живое и ужасное. И именно к этому неведомому существу тянули меня скользкие ленты.

* * *

— Альд, эй? Да слушаешь ли ты вообще? Смотри, эта пещера точно подойдет для ловушки!

Рагнвальд перевел взгляд на желтую бумагу с грубым рисунком углем. Верн по прозвищу Толстая Шея, как и многие в Карнохельме, не знал букв. Но зато умел рисовать и обладал отменными зрением и памятью. Его наброски всегда отличались точностью.

Остальные склонились, снова и снова обсуждая пещеры вокруг Карнохельма. В одной было слишком тесно, в другой лежало озеро, до третьей трудно добраться… Был бы рядом Бенгт, он смог бы договориться со скалами. Но брата здесь нет. А сами ильхи хоть и ладили с камнями, но не настолько, чтобы за короткое время создать пещеру. Здесь нужна сила хёгга, а не просто людей, рожденных от Зова.

Поэтому надо найти пещеру уже существующую.

А Рагнвальд уже час смотрит на угольные линии и не видит их. Он потер грудь. Что-то там давило и ныло, мешая думать. И хёгг ярился, рвался в зримый мир. Сильнее, чем ночью на помосте. Злее. Рагнвальд с трудом сдерживал зверя, и внутри все болело.

— Эй, ты что?! — воины вдруг шарахнулись в стороны.

Рагнвальд глянул вниз. Угольный рисунок местности покрылся ледяной коркой, ползущей от его пальцев. Ильх вскинул голову и увидел страх в глазах друзей. Тех, с кем он не раз шел в бой, с кем стоял спина к спине. Гуннар безотчетно схватился за нож, но, поймав взгляд риара, тяжело сглотнул и медленно сунул клинок обратно в кожаный чехол.

— Прости… случайно вышло, — глухо пробормотал он, отступая.

Пергамент, скованный стужей, треснул и рассыпался кусками. Верн хмыкнул.

— В этой пещере пол заливают подземные воды, — сказал Рагнвальд. — Уголь там намокнет и погаснет. Надо найти другую, выше и суше. Гуннар, собери своих людей, раздели на четыре отряда и отправь каждый в разные стороны. Кимлет, осмотри скалы возле озера. Сквин, поговори со старым Биргом, он, как никто, знает горы.

Рагнвальд осмотрел притихших ильхов.

— Туман скоро развеется. Я чувствую, как истончается лед, скоро проснутся водопады.

Он не стал упоминать, что слышит и шепот тающего льда. Его прощальный шепот. Об этом говорить воинам Карнохельма точно не стоит!

— Сколько у нас времени?

— Немного, но есть. Мы должны успеть.

Воины вразнобой кивнули и потянулись к двери. Рагнвальд снова потер грудь. Да что с ним?

Одна из прислужниц споро начала собирать пустые кружки и кувшины. Дева кидала на нового риара взгляды, и не понять, чего в них было больше — любопытства, интереса или страха.

— Где Энни? — окликнул ее ильх.

— Чужачка с красными волосами? — дева пожала плечами. — Я ее не видела. Может, помогает Тофу или на кухне.

— Найди ее.

Прислужница кивнула и убежала, а Рагнвальд нахмурился. Дева из мертвых земель — это последнее, о чем он должен думать. Его голову должны занимать пещеры, дикая стая, Билтвейд и Карнохельм. А вовсе не распухшие губы девы, ее тело, укрытое пологом пара, и стоны удовольствия. Нет, вовсе не это должно занимать мысли риара!

Прислужница вернулась, таща за собой перепуганную девочку. И боль в груди Рагнвальда усилилась.

— Скажи риару то, что говорила мне! — прислужница слегка встряхнула девчонку. — Ты видела чужачку у моста?

— Да, она шла в Нирхёльд.

— Зачем? — нахмурился риар.

Девчонка пожала плечами.

— С ней был молодой ильх. Я не узнала его со спины. Но это точно не воин из нашей башни.

Боль вернулась и вгрызлась в ребра, перемалывая их.

— Как он выглядел?

— Я не рассмотрела, — заныла девочка, испуганно таращась на беловолосого риара. — Они были далеко. Я лишь заметила, что у ильха безрукавка из овечьей кожи и топор в руке. Я удивилась, что они идут в Нирхёльд, но потом меня окликнула Вирденга, и я ушла.

— Когда это было?

— Так еще до обеда!

Утром. А сейчас солнце уже закатилось за горы!

— Дева шла сама? Она не была связана?

— Нет, веревок я не видела. Я лишь удивилась, что они идут к этому мосту, кто же ходит в Нирхёльд? Никто из наших туда и ногой не ступает! Да и что там можно делать, развалины одни!

Делать там можно много чего. Но девочке об этом знать пока рано.

Видимо, лицо у Рагнвальда стало совсем страшным, потому что обе — и прислужница, и мелкая помощница — испуганно попятились, а вторая еще и заверещала:

— Я больше ничего не видела, мой риар! Правда-правда! Не отдавайте меня ледяному хёггу! Не трогайте меня, перворожденными молю!

Рагнвальд сжал зубы, чтобы не выругаться в голос. Кинул девочке мелкую монету, и та, поймав ее на лету, сбежала. Прислужница унеслась следом. И неудивительно — вокруг молодого риара серебром блестел иней. От грязных сапог ползли, словно щупальца, льдистые дорожки. И ветер заползал в узкие окна башни, выл под потолком, сбивал со стола кружки.

Рагнвальд потер лицо, пытаясь успокоиться. Но стало лишь хуже. Ветер уже кричал о беде.

Энни нет в башне. И даже в Карнохельме. Она ушла с чужаком, с пришлым, которого надо было убить, не слушая женских глупостей.

Он хлопнул дверью, выбегая из башни. С площади Карнохельма тянуло жаром костров, над которыми запекались туши, ветер послушно приносил запах мяса и вина, голоса и смех. Какой-то воин шарахнулся в сторону, увидев Рагнвальда, схватился за меч. И, пробормотав извинения, сбежал. Но риар его даже не заметил. Он, словно зверь, втягивал воздух, пытаясь уловить тонкий запах. Легкий аромат чужачки вился лентой вдоль серых стен башни и сосен, а потом улетал к мосту. Значит, девочка не ошиблась, Энни прошла в Нирхёльд. Рагнвальд оказался там через две минуты, припал к земле, втягивая запахи. На влажном дерне остались отпечатки следов. Несколько его собственных, оставленных утром. Несколько легких, девичьих. И тяжелые следы чужака.

Судя по рисунку шагов, Энни шла сама. Ее не тащили и не волокли, и поступь ее была легкой.

Она ушла добровольно.

Ушла. С другим ильхом.

«Вернуть… Забрать… Убить чужака!» — пришло изнутри. Не мысль и не слова — чувство.

И Рагнвальд согласился.

Оскалившись, Рагнвальд зарычал. Ярость уже ломала и крушила внутреннюю клетку. И хёгг ярился, вырываясь на свободу. Ветры скалили зубы и больно кусали за руки. Ветры тоже злились, закручивались вихрями, ломали кладку старого моста. И наверху уже тоже выла стихия, просясь под крыло.

«Быстрее… Быстрее…» — шептал тающий на склонах лед.

Рагнвальд выпрямился, сжал загривок разбушевавшегося ветра. Он знал — ему не под силу догнать беглецов. Но это сможет сделать зверь. Хёгг.

И впервые Рагнвальд не сопротивлялся его приходу. Он хотел этого.

Сумерки окутывали скалы и Карнохельм, город праздновал появление нового риара. Рагнвальд выпрямился и впервые призвал своего хёгга. И удивился, насколько легко это происходит, когда не сопротивляешься.

Миг — и на разрушенном мосту уже нет человека, лишь раскрывающий крылья потомок Улехёгга. Он встрепенулся и рывком сорвался в черное небо, без усилий устремляясь к звездам.

Но в этот раз Рагнвальд не был выкинут в незримый мир. Он был здесь — в мягком полотне облаков, в сиянии света, в вечном холоде высоты. Его наполнил восторг — дикий, яростный, такой же первобытный, как сами фьорды. Стужа, убивающая его человеческое тело, сейчас казалась дивным источником, плещущимся внутри. Холод больше не протыкал иглами, он обнимал почти нежно, даря наслаждение. Ветры неслись рядом, подгоняя. Быстрее, быстрее, еще быстрее! И чем выше поднимали огромные крылья, тем ярче становились ощущения. Выше, яростнее, мощнее! Я — стужа. Я — извечное сияние. Я — звон! Я сильнее всех, я быстрее всех! Я способен ощутить под брюхом звезды, способен заморозить луну! И всех тварей, что бегают внизу, хоть на четырех ногах, хоть на двух! Я — сила. Морозная, жуткая, ледяная сила! Под моей шкурой звенит холод и воют ветры!

И это так невыносимо хорошо, что даже сравнить не с чем. Разве что…

Чужая купель, чужой дом и чужая дева. И наслаждение, сравнимое с полетом.

Сознание вернулось толчком. И ледяной хёгг болезненно зарычал, камнем падая с небес. Крылья сложились куполом, облака оцарапали брюхо. Но у самых скал Рагнвальд снова раскрыл крылья и взмыл, лишь прочертив когтями на граните глубокие борозды. Он встряхнулся всем своим огромным телом, зорко всмотрелся в угасающую линию света. Втянул горный воздух. И уверенно направился в сторону ущелья.

Дева ушла туда. Он не позволит ей уйти. Он вернет деву и разорвет пришлого вора, который покусился на его собственность. Оторвет ему голову, раздерет живот и выпустит внутренности! А деву накажет. Чтобы и думать не смела…

Хёгг согласно урчал, одобряя кровавый план.

Глава 24

— Энни, беги!

Куда?

Я безнадежно махнула рукой. Объяснять, что некуда, не стала. Какой смысл тратить дыхание. Лишь сжала в руке нож, который мне дал Гудрет. Возможно, он решил, что милосерднее будет самостоятельно перерезать себе горло!

Жутких безглазых чудовищ было не сосчитать. Мы стояли в центре гигантского плотоядного цветка, узкие лепестки которого со всех сторон тянулись к нам. Я снова упала, и тут же гладкое тело обвилось вокруг моего горла, затягиваясь удавкой. Я ударила ножом, не глядя. Попала… вынырнула, с отвращением отплевываясь. Но живая черная лента уже впилась мелкими клыками мне в ногу. Вряд ли эти твари могли загрызть насмерть, их челюсти были слишком малы и скорее царапали кожу, но стоило упасть — и нас тянуло в омут. Отбиваясь, шипя, падая и поднимаясь, я вдруг сообразила, что и черные зубастые ленты, и то, что находится в омуте, — это одно существо. И главное пиршество состоится в пучине, «змеи» лишь ослабляют жертв. То есть нас с Гудретом.

Я снова вонзила нож в воду, он вошел, как в масло. Гудрет вскрикнул и упал, а я увидела, как сразу несколько живых лент спеленали его под водой. Закричала, ощущая, что и мои ноги уже в ловушке скользких тел. Ильх вынырнул, тяжело хватая ртом воздух. Черная вода вокруг нас бурлила. Вырвавшись из объятий ламхгина, мы понеслись к берегу, словно желая в последний раз ощутить под ногами твердую землю. Волки терпеливо ждали. Но я уже не думала о четвероногих хищниках. Ламхгин в омуте — вот кто вызывал истинный ужас!

Ильх снова упал. Я — за ним.

Скользкий ил стал еще одной ловушкой. Устоять на нем было практически невозможно! Грудь разрывалась от недостатка воздуха, легкие горели. Проклятые твари обвивались вокруг ног и тела, тащили в сторону. От укусов кровоточили руки и ноги, но больше пугала смерть от удушья…

Я снова отбилась, встала на колени, тряся головой. Холодный воздух остудил разгоряченное тело, но обжег губы.

— Ранена? — выдохнул ильх. Гудрет тоже был мокрый, перепачканный илом, но живой!

Я торопливо покачала головой. Времени на разговоры не было.

— Берег рядом, Энни! Беги! Беги!

Гудрет крутил топором, отбиваясь.

— Скорее!

Я бросилась в сторону, уже мало что соображая. Руки и ноги были скользкие от крови и ила. Лучше уж умереть на земле, чем в черном озере! Падая и снова поднимаясь, мы выбрались на песок.

Но бегство закончилось, не начавшись, потому что дорогу перегородил горбоволк. Он вышел неторопливо, щуря хищные желтые глаза и жадно втягивая запах нашей крови. Позади жадно булькало озеро. Впереди стояли звери. Трин заманила нас в идеальную ловушку. У нас с Гудретом не было ни единого шанса остаться в живых.

Страх окатил ледяной волной.

— Энни, прости меня! Я хотел спасти, а погубил! Прости! — крикнул Гудрет, когда звери снова кинулись на нас.

Клыки у моего лица, рык… я вскрикнула и закрылась ладонью, совершенно инстинктивно, не думая. Ужас — жестокий и первобытный — лишал разума. Сверху упало что-то пушистое, пернатое… птица? Нет. Птицы! Несколько сов! Они кидались на зверей, целясь острыми когтями в оскаленные морды. Но что могли эти пичуги против огромных хищников? Одна из пернатых упала окровавленной тушкой, потом вторая… Волк облизнулся, фыркая от перьев, и мне стало больно за погубленных сов…

Вскочила, но тут же свалилась — на меня напали сзади. Мощные лапы ударили в спину, челюсти клацнули возле уха. Скользкая от ила, я вывернулась, прокатилась ужом по земле, снова вскочила. Ужас накрыл с головой, липкий страх опутал паутиной — не вдохнуть. Кажется, никогда в жизни я так не боялась, меня просто парализовало от жуткого понимания, что это конец. Что бежать некуда… Горбоволк бросился и остановился — над мордой зверя кружила сова, хлопая крыльями и мешая напасть на меня. Совиные перья кружили в воздухе, словно в замедленной съемке. И меня вдруг охватила чистая, первобытная, сокрушительная ярость. Даже маленькая птица не боится сражаться! Она погибла, защищая меня! И я не умру неуклюжей Энни! Я больше не она. Не жертва! Пусть я не успела стать воительницей, но погибну в битве. И это уже очень много, я-то знаю. Иногда за целую жизнь людям удается меньшее!

Я вскочила, сжала нож. Яростный рев зверей, оскаленная пасть… удар ножом, кровь… моя или звериная? Боли не чувствую, но я слышала, солдаты бегут даже с пулей в груди… Хаос. Время, растянувшееся смолой. Наверное, прошло лишь несколько минут, но мне казалось, что целую вечность я стою спиной к спине Гудрета и уворачиваюсь от волка. Удар — я качусь по земле, путаясь в платье. Ильх сдавленно застонал, но снова поднял свой топор.

— Энни!

Возле Гудрета лежала туша, но и сам ильх был в крови. Он тяжело перекинул топор в левую руку, когда на нас снова кинулись…

И тут свет звезд заслонила огромная и такая знакомая тень. Я подняла голову. Совершенно беззвучно с неба падал хёгг.

— Ледышка? — опасаясь поверить своим глазам, прошептала я. И закричала — подкравшийся горбоволк сбил меня с ног. И тут же неведомая сила сорвала с меня звериную тушу, отбросила с легкостью.

Яростный рев дракона разорвал тишину ущелья. Горбоволки попятились, но поздно. Взбешенный хёгг догонял их, рвал когтями и подбрасывал в воздух, одного за другим! Берег покрылся кровью. Я всхлипнула — то ли от ужаса, то ли от облегчения. Жуткий озерный ламхгин спрятался в пучине, вода стояла недвижимая, без единого пузырька!

Все ущелье словно замерло, и все живое торопилось залезть в норы и щели, страшась ярости идеального убийцы и совершенного хищника. Хёгга.

Но он не успокоился, даже когда на берегу не осталось никого живого, кроме нас! Дракон метался, вырывая с корнями деревья, переворачивая огромные валуны и взрывая бороздами землю. А напоследок ударил хвостом по озеру, зарычал, и черная гладь покрылась ледяной коркой. Стужа накрыла ущелье. Меня начало трясти от холода, мокрое нижнее платье встало колом.

Стуча зубами, я подползла к Гудрету. Он лежал на земле, все еще сжимая рукоять топора. Бледный в свете луны, но живой. Из разодранной ноги текла кровь. Я полоснула ножом свой подол, отрезая широкую полосу.

— Подожди, подожди, я помогу, надо перевязать…

Ильх глухо застонал, когда я стянула ему ногу бинтом. Но оттолкнул мои руки.

— Беги! — выдохнул он.

— Гудрет, все хорошо, мы спасены!

— Беги, Энни! — закричал ильх.

Я обернулась, не понимая. И увидела совсем рядом драконью морду.

— Ледышка? — пробормотала я.

Я не была уверена. Да, я видела знакомые шипы и гребень, чешую, которую успела изучить в пещере, треугольную морду и знакомые глаза с вертикальным зрачком. Но такого кровожадного и злобного взгляда я не видела никогда!

Да Ледышка ли это?

Хёгг тихо, но жутко зарычал, нервно ударяя хвостом по земле. Его когти впились в землю, выдирая куски дерна.

— Лёд, это же ты, правда? Ледышка, ты что, не узнаешь меня? Это же я, Энни!

Хёгг осмотрел меня — дрожащую, мокрую, в прилипшей к телу тонкой сорочке. Потом Гудрета в одних штанах. И издал жуткий рев, от которого я почти оглохла. Рухнула на колени, прижала ладони к ушам. А хёгг бросился на раненого Гудрета. Я поняла это за мгновение до того, как ильх взлетел в воздух — так же, как волки! Парень глухо застонал. Я бросилась к нему.

— Не надо! Прошу, не надо! Прошу!

Гудрет лежал у камней, но я боялась приближаться к нему. Дышит ли? Я не знала.

Хёгг снова зарычал. Куски земли полетели из-под его лап, потом зверь дыхнул — и ближайшее дерево окуталось стужей, а после рассыпалось! Просто рассыпалось! Но этого хёггу было мало! Он ударил хвостом по скале, вызывая камнепад острых осколков. Я закрыла руками голову. Огромный хищник снова дыхнул, замораживая в труху еще несколько деревьев.

— Хватит! — прошептала я, не в силах даже открыть глаза из-за урагана камней и земли, летающих вокруг. — Прекрати!

Гудрет попытался отползти в сторону, но дракон подцепил его лапой и отшвырнул. Я не выдержала и бросилась к ильху. Он жив? О жестокие перворожденные, неужели Лёд убил Гудрета?

Лёд? Или?..

— Довольно! — закричала я. — Хватит! Рагнвальд, остановись! Я знаю, что это ты! Не смей! Слышишь?

Драконья морда повернулась в мою сторону. Глаза-кристаллы прищурились. И хёгг рывком взлетел, сгребая меня с влажной земли. Подбросил в воздухе, и я заорала. Какое-то время я просто летела вниз — спиной на камни. Бесконечное, ужасное время. Но тут драконья лапа снова сомкнулась тисками вокруг моего тела.

Резкие взмахи драконьих крыльев — и мы уже над скалами. От холода, ужаса и потрясения мне нечем дышать. А может, от того, что драконья лапа слишком сильно меня сжимает! Вот только сознание отказалось меня покидать, хотя я была не против провалиться в спасительный обморок, смутно понимая, что это могло бы помочь и спасти от разъяренного зверя.

Но летели мы недолго. Поджимая лапу, хёгг приземлился. Я не успела увидеть, где мы, лишь заметила темнеющие рядом стволы кедров. Ну и то, что дракон не поднялся на вершину. Снега здесь не было.

Обернулась и ахнула — Ледышка исчез. А ко мне шагнул Рагнвальд. И когда я увидела его лицо, то подумала, что не против еще полетать в драконьей лапе. Потому что человек сейчас был страшнее дракона.

Не думая, я развернулась и бросилась бежать. Я не чувствовала ни мха под босыми ногами, ни холода. Напротив! Сердце колотилось как бешеное, разгоняя кровь по телу. Мне казалось, что от меня уже пар валит!

Преследователя я не слышала. Ни шагов, ни дыхания. Мне удалось?

И тут ильх сделал короткую подсечку, и я повалилась На мох, шипя и проклиная подлого варвара. Рагнвальд прижал меня к земле.

— Пусти! — я забилась, пытаясь вывернуться из захвата. — Отпусти меня!

Он дернул вверх мой подол. С такой силой и злостью, что ткань треснула. Я облизнула губы.

— Давай поговорим!

— Я не хочу разговаривать.

Слова он процедил, и в голосе человека отчетливо слышалось рычание зверя. Вот же гадство…

— Отпусти меня! Отпусти, слышишь! Я тебя ненавижу!

Он рывком меня перевернул, и в свете луны я увидела сжатые губы, ледяные глаза. И бешенство во взгляде. Сейчас в нем не осталось ничего цивилизованного, на меня смотрел дикий варвар. И я видела в его глазах желание убивать. И еще одно…

— Так ты благодаришь за спасение, Энни? — рявкнул ильх. — Так?

— Это не дает тебе права… Это вообще… Ты убил Гудрета!

— Не смей говорить о нем… не смей даже думать!

Рагнвальд дернул ткань, просто сдирая ее с меня. Я закрыла грудь руками и подняла подбородок. Кожи коснулся холодный воздух. Прищурившись, я толкнула ильха изо всех сил. И ужом вывернулась, вскочила и понеслась прочь.

Он догнал уже через несколько метров.

«Никогда не беги от хёгга».

Рагнвальд развернул меня спиной к себе, и я уперлась ладонями в камень.

— Не смей убегать от меня!

— Ты не имеешь права меня удерживать!

— Плевать на права! — выдохнул он. — Не смей убегать!

— Не смей мне приказывать!

— Неблагодарная чужачка… Тебя стоило оставить на том берегу. Оставить и забыть! Пожалуй, я так и сделаю!

— Что?

— Оставлю тебя в лесу, раз ты так жаждешь свободы!

— Да пошел ты…

— Ты моя лирин!

— Я не твоя! О наречении никто не знает, ты никому не сказал! И я — не твоя! Не смей прикасаться ко мне!

— Так, значит?

Он недобро прищурился. Рывком отступил, и почти сразу тело Рагнвальда сменилось драконьим. Хёгг сгреб меня рывком и взмыл в небо.

Я даже решила, что он выполнит свое обещание и выкинет меня где-нибудь в лесу. Но приземлились мы на площади Карнохельма. Толпа кричала, в нас даже полетели копья и ножи. Злой ветер раскидал людей и воинов, а Рагнвальд поставил меня и снова стал человеком. Я сжалась, пытаясь закрыться остатками своего нижнего платья, правда, сейчас никого не волновала моя нагота. Жители Карнохельма смотрели на своего риара — в основном с ужасом.

Рагнвальд глянул яростно на воинов, те попятились. Сдернул с кого-то черную шкуру и набросил на меня. Я вцепилась в мех, благо он закрыл меня почти до колен. Я плохо понимала, что происходит. Перед глазами все кружилось — костры и факелы, жуткие звериные черепа на головах ильхов, обнаженные торсы и блеск оружия, вертела с тушами, испуганные девы… Взгляд выхватил из толпы ошарашенное лицо Кимлета. Побратим Бенгта стоял без оружия, но я увидела, как затуманилась его фигура. Еще миг — и вместо человека на площади окажется водный хёгг. Но Кимлет удержал слияние, лишь губы поджал.

Я крепче прихватила на груди шкуру и высоко подняла голову. От меха остро пахло дымом и солью…

Повисла тишина, нарушаемая лишь шипением тающего над кострами жира.

— Мой брат Бенгт связал меня узами крови с девой из чужих земель, — голос Рагнвальда прокатился над площадью. — И я принимаю и одобряю его выбор. Здесь, в Карнохельме, перед лицом предков, духами перворожденных хёггов и старейшинами города, я, Рагнвальд, беру деву Эннис под руку свою, принимаю в дом свой, называю своей лирин и надеваю ей на голову венец, — он обвел взглядом площадь. Венца не было. Ничего похожего на венец. Рагнвальд поднял сосновую ветку. Свернул ее обручем, сжал в ладонях. И я увидела, как ветер обвивает ветку. В месте соединения блеснула острыми гранями льдинка. Иглы покрылись ледяным панцирем. Вся ветвь украсилась морозными колючками… Венец стужи, достойный потомка Улехёгга, лег на мою голову.

Люди молчали. Никто не решался заговорить или даже пошевелиться. Слышался лишь треск костров.

Я подняла голову — над площадью кружили совы. Много сов. И на миг я увидела себя птичьими глазами — стоящую в островке света. Исцарапанные и грязные ноги, босые ступни, черная волчья шкура, укрывающая тело, и ледяной венец на спутанных волосах. Перепачканное лицо и искусанные губы.

Перед глазами качнулось в воздухе совиное перо и упало на землю.

А Рагнвальд шагнул в сторону, и взмахнул крыльями уже хёгг, на лету поднимая меня в воздух.

— Я должна была согласиться! — закричала я снежному дракону. Ударила по драконьей лапе. — Согласиться, понял?

Хёгг выпустил струю ледяного воздуха и угрожающе зарычал.

— Тиран сумасшедший! — крикнула я в ответ. — Я не сказала «да»!

Хёгг заложил вираж, поднимаясь над городом.

Снова приземлились мы среди деревьев. И почти сразу горячее тело прижалось сзади, сильная рука легла на шею, удерживая. Я повернула голову, встречая взгляд синих глаз. Таких темных в ночи…

— Так скажи! — выдохнул он мне в губы. — Скажи мне «да», Энни!

Я почти физически ощущала волны ярости, исходящие от ильха. Нет, он не успокоился. Я не знала его таким… Только в ночь посвящения, после кровавого помоста он не смог сдержать эту дикую часть себя. Тогда он тоже был ненасытным и несдержанным.

И возбужденным. Это я тоже ощущала — в его взгляде, напряженном теле, жадных прикосновениях.

И самое ужасное, что я сама загорелась от его близости. Голова кружилась, губы пересохли. Мое тело было в синяках и царапинах, совсем недавно я прощалась с жизнью.

Может, поэтому сейчас безотчетно жаждала убедиться, что все еще жива. Или я просто хотела сказать Рагнвальду это проклятое «да». Не задумываясь о последствиях, не вспоминая прошлое, не гадая о будущем. Минуты забвения и счастья с тем, кого выбрало мое сердце.

Я ощущала волны злости и желания, исходящие от Рагнвальда. И этот дикий напор словно повернул во мне невидимый рычаг, переключив эмоции. После ужаса пережитого нападения мне тоже нужна была разрядка. Другие чувства и ощущения, способные вытеснить кошмар. Уверена, еще много ночей я буду видеть во сне черное озеро и оживающие хищные тени.

И потому, когда мужские ладони жестко сжали мои бедра, я лишь подалась навстречу. Глотнула воздух и выгнулась, потому что ждать риар не стал. Застонала, не в силах удержать этот звук внутри, откинула голову. Мой лоб все еще венчала острая льдинка, словно венец примерз к волосам. Черная шкура полетела на землю. Злое соединение наших тел почему-то заставило меня дрожать и желать большего… Ильх до белизны сжал губы, не издавая ни звука, лишь его лицо исказилось, когда он отстранился и снова вошел. Холодная ночь показалась жаркой, я не понимала, как можно получать такое удовольствие от яростных движений. Но разум отказался это анализировать, уступив место чувствам. А они хлынули потоком — яркие и острые настолько, что я захлебывалась стонами у той скалы. Рагнвальд вбивался в мое тело снова и снова, уже не сдерживая себя. Кажется, ему жизненно необходимо было это обладание, вот только я не знала, что не только ему. Небо над нашими головами полыхало синим и зеленым, но я осознавала это смутно. Я полностью потерялась в чувственном удовольствии близости. Тело все еще дрожало от пережитого страха и уже плавилось от наслаждения. Рагнвальд не был нежен, как в купальне, он даже не был осторожен. Но я и не хотела осторожности… я желала именно этого — хриплых стонов, которые он уже не мог сдержать, яростных движений, грубых прикосновений. Его откровенного, неконтролируемого желания, его страсти, его толчков внутри. Его рук на моей груди и зубов на шее. Рагнвальд отпустил себя, больше не было цепи, которая его держала.

Он развернул меня лицом и впился в губы — тоже сильно, не прекращая толчков внутри моего тела.

«Я и есть варвар», — сказал он, а я не поверила. А сейчас увидела воочию и ощутила всем телом. Он был дикарем, который не будет разговаривать. Он будет брать снова и снова, заставлять меня стонать, кричать и выгибаться, будет языком слизывать мои крики и вырывать новые. Никакой нежности, лишь обладание, от которого я охрипла.

Я не успела привыкнуть к близости, я не знала, что от нее можно испытать столько наслаждения. Вскрикнула, забившись, теряя себя в водовороте удовольствия.

Я совершенно обессилела. И когда все закончилось, просто свалилась на одеяло из сухих иголок, укрывающих землю. Холодный ветер лизнул покрытую испариной кожу, но я даже не пошевелилась. Где-то и когда-то, совсем в другой жизни, жила Энни, которая боялась каждого сквозняка.

Сейчас я лежала на земле практически обнаженная и смотрела на невыносимо яркие звезды фьордов. И ощущала себя живой. Каждой клеточкой, каждой каплей крови!

Риар лег рядом, закинул руки за голову. А потом переложил меня на свое тело, накинул сверху черную шкуру. В таком положении мне не было видно звезд и небесного сияния, но я не стала возражать. Рагнвальд заботился обо мне. Даже сгорая от злости, он обо мне заботился.

Глава 25

Не знаю, сколько мы так лежали, но мне было уютно на горячем теле под звериной шкурой, шевелиться совсем не хотелось.

Но Рагнвальд поднялся и, закинув меня на плечо, словно мешок с бобами, куда-то понес. Я только и успела схватить свой ледяной венец, который свалился с головы. Да уж, про обходительное отношение с девушкой риар Карнохельма, похоже, не слышал! Я протестующе буркнула, но в ответ получила смачный шлепок по мягкому месту.

— Куда ты меня тащишь? Надеюсь, не собираешься скинуть в ближайшую пропасть?

— Я думаю над этим! — отозвался варвар. — Так что не вертись, уроню.

Я хмыкнула, сомневаясь. Держал ильх крепко. И что самое приятное — похоже, мой вес его нисколько не тяготил.

Осматривать пейзаж по понятным причинам я не могла — ракурс мешал, так что пришлось довольствоваться созерцанием тыльной стороны ильха, палой листвы и земли. Впрочем, и их было сложно рассмотреть в ночи.

Дойдя до места назначения, Рагнвальд, не церемонясь, сбросил меня с плеча. Правда, придержал, чтобы я не упала. Я рассмотрела небольшую сторожку, прилепившуюся к скале, низкую дверь и сбоку — грубо сколоченный навес. Туда-то меня и потянул ильх.

Навес и еловые ветки закрывали бьющий из скалы источник и просмоленную деревянную бочку. Вода с шипением в нее втекала и вытекала из дыры внизу.

— Это прибежище охотников?

— Да. В горах таких несколько, зимой приходится уходить далеко от Карнохельма, чтобы добыть мясо. Если накроет буря, то ильхи знают, где можно отлежаться и согреться. Лезь в бочку, лирин. Твоя кожа покрылась илом и грязью. Чистая ты мне нравишься больше.

— Что-то не заметила, чтобы тебя это остановило! — буркнула я, с опаской приблизившись к странной купели.

— Конечно нет, — усмехнулся Рагнвальд, и я лишь головой покачала — варвар! — Хотя у меня теперь полный рот тины, до утра отплевываться буду.

— Знаешь, я как-то не просила… — разозлилась я, на что ильх рассмеялся.

И я поняла, что он просто меня дразнит.

— Лезь в бочку, лирин.

Последнее риар произнес как-то по-новому, словно, пробовал слово на вкус. Он повернулся и вышел из-под навеса.

Я же потрогала воду и блаженно вздохнула — горячая. А меня и правда трясет в ознобе, все же по ночам на фьордах довольно холодно! Поэтому я встала на каменную ступеньку и плюхнулась в бочку. Вода всколыхнулась и поднялась по самую шею. Пахло древесиной и хвоей. Я блаженно зажмурилась, втягивая запах и ощущая, как медленно расслабляется закоченевшее тело. Под навес легко пробирался холодный ветер, так что я погрузилась по самые глаза, собрав волосы на макушке. На дне бочки лежали шершавые камни, я потерла о них грязные ступни.

Вернувшийся Рагнвальд вылил что-то в воду, и она резко запахла спиртом и пряностями.

— Это поможет твоему телу согреться и исцелиться, — пояснил ильх. — Здесь горные травы и пепел хёгговых углей. Но этим настоем нельзя долго дышать, так что не задерживайся, Энни.

Я со вздохом открыла глаза и принялась тереть кожу песком, освобождаясь от грязи. По сравнению с горячей водой воздух казался ледяным. И я все не решалась вылезти, пока Рагнвальд не подхватил меня и не вытащил из бочки. Я зашипела, но ильх молча укрыл меня холстиной и шкурой. И так же молча отнес в дом.

— Здесь есть запасная одежда, тебе будет велика, но ты согреешься.

Я вытерлась холстиной, потом осмотрела штаны и рубаху из грубого сукна. Первое отложила, потому что в них можно было засунуть парочку Энни — и это с моими-то формами! А вот рубашку с удовольствием надела, она закрыла меня до колен. Старые ботинки с чужой ноги тоже не внушали доверия, но я решила — лучше в них, чем босой. К тому же… после жизни в пещере и битвы на черном озере вопросы гигиены меня уже не мучили. Да и обувь оказалась чистой, хоть и поношенной. Сверху я накинула шкуру — в хижине было прохладно.

Ильх кивнул и снова вышел. Я осмотрелась. Лачуга оказалась обыкновенной, похожей на ту, в которой мне уже довелось когда-то ночевать. Обстановка здесь была скудная и малоинтересная. Плоская чаша с хёгговыми углями давала тусклый желтый свет.

Рагнвальд вернулся, когда я успела обойти комнатушку несколько раз. Ильх принес с собой запах моря и ветра, с белых волос ильха капала вода, а из одежды на нем были лишь штаны. Но в отличие от меня ильх, похоже, холода не чувствовал. Он даже не обтерся, на коже поблескивали капельки.

Я с трудом отвела взгляд от его плеч.

— Мы не пойдем в Карнохельм?

— Нет.

Ильх встряхнул чашу с затухающими хёгговыми углями, разбросав половину. Но оставшиеся все же расцвели красными прожилками, давая тусклый свет.

— Разве тебе не надо быть на празднике в честь тебя самого?

— Надо.

Я прислонилась к стене, рассматривая помещение и немного — мужчину. Первое было обыденным и тесным, второе — занятным. Рагнвальд присел возле дыры в полу, обмазанной глиной, — примитивным очагом. Скривился, пытаясь развести огонь. Крошечное пламя дрожало и не желало разгораться, несмотря на сухую древесную стружку. По краю очага плелись морозные узоры, показывая, что Рагнвальд по-прежнему злится.

С трудом, но ему все же удалось зажечь огонь, и варвар поднял взгляд.

— Ты права. Мне надо быть в Карнохельме, надо позаботиться о городе, надо столько всего сделать… но я хочу остаться здесь. С тобой. Хочешь провести эту ночь здесь, лирин?

— А у меня есть выбор? — хмыкнула я.

— Нет, — усмехнулся он. — Но было бы лучше, если бы ты хотела.

Я откинула за спину влажные волосы, покосилась на венец, лежащий на полу. Льдинки весело мне подмигнули.

Рагнвальд не спускал с меня взгляда, и его глаза тоже казались льдом.

— Тебе уже говорили, что у тебя ужасный характер?

Он моргнул.

— Знаешь, из тебя вышел бы отличный тиран. Я прямо вижу твой ледяной трон!

Ильх нахмурился, не спуская с меня настороженного взгляда.

— Ты не хочешь остаться? — грубо спросил он.

— Я хочу, — вздохнула я.

Рагнвальд не улыбнулся и даже не кивнул, но напряженные плечи медленно расслабились. А пламя наконец смогло вырасти и окрепнуть.

— Кажется, ты изрядно напугал жителей города.

Ильх дернул плечом и нахмурился.

Я сделала осторожный шаг ближе.

— Рагнвальд, я благодарна тебе за спасение. Действительно благодарна, поверь. И я хочу остаться сегодня здесь, с тобой. Но Гудрет…

Пламя вздрогнуло и угасло под порывом холода. Рагнвальд выпрямился.

— Ты хочешь снова лишить меня разума, Энни?

— Но Гудрет…

— Мужчина должен отвечать за свои поступки! — рявкнул варвар, отходя от очага, с которым не мог совладать. — Он увел тебя по незнакомым тропам, не взял ни еды, ни воды, увел, не зная местности и опасностей! В этих горах полно зверей! И каждый житель Карнохельма знает о черном озере, в котором живет ламхгин. Никто не ходит в это ущелье по доброй воле!

— Но Гудрет не знал…

— Вот именно! Не знал, но потащил тебя за собой! Надеюсь, незримый мир будет долго водить его туманными тропами в наказание за глупость!

Я вздохнула. Спорить с варваром бесполезно, у Рагнвальда свое понимание добра и зла. И для него вполне нормально убить соперника.

— Задержись я хоть на минуту — и от вас обоих не осталось бы и костей! Он бы погубил тебя! Пусть благодарит перворожденных за милость! А если сдохнет, значит, виноват сам! И пусть подыхает, но не тащит за собой тебя!

Я встрепенулась.

— Значит, Гудрет жив?

Глаза ильха стали такими холодными, что я поежилась.

Подошла к очагу и, запалив щепу от хёгговых углей, разожгла огонь. Пламя радостно встрепенулось под моими руками, разгораясь на сухих дровах. Сложив их шалашиком, я довольно осмотрела очаг и подняла взгляд на Рагнвальда.

— Хорошо.

Он прищурился.

— Это какая-то хитрость?

— Нет. Ты прав. Гудрет совершил глупость. И я тоже.

— Ты ушла с ним. Добровольно.

Я помолчала, размышляя, стоит ли говорить об участии Трин во всем этом деле. Но поверит ли мне риар? Вёльду он знает большую часть своей жизни, а меня всего ничего… И я даже не знаю, как он ко мне относится, несмотря на все, что случилось сегодня.

— Да, ушла. Но… я сожалею.

Ильх смотрел не мигая.

— Сожалеешь?

— Да.

— Насколько сильно?

Я вспомнила черное озеро.

— Очень сильно.

— И готова это… доказать?

Наши взгляды встретились в языках пламени и сплелись — такие же обжигающие. Внутри снова зародилась чувственная буря, словно и не было совсем недавно дикой близости в лесу. Словно я вечность умирала без него, без этого мужчины. Мне было его мало…

— Да.

Он втянул воздух, я облизала губы.

— Хорошо, — хрипло произнес он. — Докажи мне, чужачка. Так, как это делают девы.

Сел на низкую лежанку, вытянул ноги. Окинул многозначительным взглядом. Внутри узлом завязалось горячее предвкушение. Ильх улыбнулся.

— Накорми меня, — произнес он.

Я моргнула, не сразу поняв смысл слов.

— Что?

— И напои. Я пропустил трапезу из-за того, что гонялся за вами. Хочу есть и пить. А потом посмотрим, на что еще ты способна.

От моего рассерженного шипения пламя снова чуть не угасло. Захотелось швырнуть в наглого варвара что-нибудь тяжелое, чтобы стереть нахальную улыбку. Но что-то во взгляде синих глаз меня остановило. Нет, не голод сейчас вел ильха. Рагнвальду нужно подтверждение. Нужны действия и слова, способные успокоить его злость, успокоить его. Я ощущала, что стужа была слишком близко к нам обоим — лизала руки, трогала щеки. Несмотря на неподвижность, Рагнвальд напоминал вихрь, заключенный в человеческом теле.

Я окинула взглядом лачугу. Левую сторону занимала лежанка, накрытая мехами и покрывалом. На правой было несколько даже не сундуков — грубо сколоченных ящиков. Я попыталась отключить панику и забыть о том, что я никогда и ничего не готовила. За Туманом еду стряпала наемная кухарка, а здесь, в Карнохельме, это делали прислужницы. Я лишь немного помогала, с легким ужасом поглядывая на огромный закопченный очаг и многочисленные горшки-ухваты. В лачуге тоже было несколько котелков — начищенные до блеска, они теснились в углу.

Рагнвальд демонстративно зевнул.

Я так же демонстративно повернулась к нему спиной и принялась исследовать содержимое ящиков. К своей радости, обнаружила мешочек с овсом и еще один — с сухими корешками и грибами. Второй я с подозрением обнюхала и отложила, а вот крупу понесла к очагу.

— Нашла! — улыбнулась я.

— Ну и что станешь делать дальше? Ты когда-нибудь готовила на огне?

— Подумаешь, сложность! — фыркнула я. — Я видела, как это делается, ничего трудного. Нужна лишь вода.

— Вот как? — поднял Рагнвальд брови.

— Да, — произнесла я с убежденностью, которой совсем не ощущала.

— Посмотрим. Воду я принесу, так уж и быть. Ты все еще дрожишь.

Он снова вышел, прихватив котелок. Я посмотрела на дверь. Где-то в горах остался Гудрет, но я не знала, как ему помочь. Я могла лишь молить великих перворожденных хёггов, чтобы они сберегли парня. Ну и надеяться, что Ледышка достаточно напугал остатки стаи и горбатые волки убрались подальше от того ущелья.

Рагнвальд вернулся, поставил котелок возле очага и улегся на лежанку.

Некоторое время я кружила, пытаясь сообразить, с чего начать.

— С тобой можно умереть от голода, чужачка, — зевнул он. — Или жажды.

Я с трудом удержалась от искушения вылить воду прямо на его беловолосую голову. Но лишь отлила немного воды в щербатую кружку и сунула в руки ильху.

— Я все лучше понимаю, почему ваши девы сбегают к вёльдам! — буркнула, кое-как пристроив котел на очаг. — Никаких мужчин! Мечта!

— Думаешь?

Я ойкнула от неожиданности, потому что ильх внезапно оказался прямо за моей спиной. И его дыхание лизнуло висок. Оборачиваться я не стала, хотя тело завибрировало от столь близкого присутствия. Рагнвальд тихо рассмеялся.

— Ты не рождена для такой судьбы, Энни. — Он мимолетно коснулся моих волос, погладил шею. — Не рождена, чтобы жить одна в лесу. Тебе нужен мужчина, который будет о тебе заботиться. И сражаться вместо тебя и за тебя.

— Ты меня не знаешь, — пробормотала я, пытаясь распутать веревку на мешочке.

— Знаю, — тихо произнес ильх. И провел рукой по моему плечу, там, где сползла ткань слишком широкой рубашки.

— Нет, не знаешь, — упрямо возразила я, пытаясь дышать потише. — Чтобы понять другого человека, нужно провести рядом много часов и много разговаривать. Узнать вкусы, мысли, предпочтения… Какие книги он читает, что любит есть на обед или чем занимается в свободное время! Так делают люди за Туманом, так узнают друг друга.

— Твой мертвый мир слепой и глухой, Энни. Похоже, вы месяцами говорите о какой-то ерунде, теряя время, — поморщился ильх. — Разве ты не поняла, почему жители Карнохельма так громко смеются и так горячо любят? Жизнь может закончиться в любой момент. Если я отвечу на твои вопросы, ты ничего не узнаешь обо мне. Я почти не знаю букв, ем то, что есть, а время трачу на тренировки или охоту. Так поступают все ильхи. И что ты узнала обо мне после этих ответов?

Я моргнула, переваривая то, что Рагнвальд безграмотен. Хотя чему удивляться, в башне я не видела ни одной книги.

— Хорошо, тогда какие вопросы задаешь ты?

— Зачем болтать, если можно смотреть? Я и смотрю. И знаю тебя. Знаю, что ты не сдаешься, даже когда боишься, что не бросаешь в беде. Что ты готова узнавать новое и тебя любят птицы. Да, я заметил, сколько сов стало в Карнохельме, Энни. Ты смогла растопить сердце Тофу, а эта женщина никого не подпускает к себе с тех пор, как погибла ее дочь. Я знаю тебя без всех этих глупостей, на которые люди мертвых земель готовы тратить скоротечные дни. Я предпочитаю тратить их на то, что действительно нужно.

— Например? — выдохнула я. Он был так близко. Все мои чувства обострились. Нервы натянулись. Я ощущала жар мужского тела, легкое дыхание ильха… я чувствовала его взгляд, скользящий по моим плечам и лицу.

— Уже достаточно нагрелась, — насмешливо произнес ильх.

И я не сразу поняла, что это он о воде.

Спохватилась и высыпала крупу в кипящую воду. Размешала и прикрыла крышкой, вполне довольная собой.

— Ужин почти готов! — обернулась я. И тут же оказалась прижата к телу ильха. Он запустил руки мне в волосы, притянул к себе. Коснулся губ — жадно.

Но я уперлась ладонями в его грудь, выворачиваясь.

— Эй, мы так не договаривались. Ты сказал — ужин, значит, ужин.

— Я что-то перехотел есть, — пробормотал Рагнвальд, стягивая с меня рубашку. Я придержала его ладонь, не позволяя. И увидела, как потемнел взгляд варвара.

— Придется подождать, — почти пропела я, намеренно не уточняя, чего именно. И указала на лежанку. — Тебе лучше сесть там.

Рагнвальд усмехнулся. Но руки убрал и отошел, не спуская с меня темного взгляда. Я остро ощущала его, пока двигалась по тесной комнатке, разыскивая тарелки. Дыхание сбивалось, и я изо всех сил старалась не смотреть в сторону лежанки и мужчины. И вряд ли смогла бы, но сторожка наполнилась запахом каши. Подгоревшей.

Ойкнув, я бросилась к очагу, схватилась за край котелка, обожглась, зашипела. Пламя разгорелось не на шутку, словно мстило людям за свою первоначальную робость. И горелым воняло уже так, что стало нечем дышать.

— Да чтоб тебя!

Рагнвальд отодвинул меня в сторону и снял котелок. Из-под крышки повалил черный дым. Внутри посудины обнаружилось что-то комкообразное и совершенно неаппетитное. Вывалив это нечто в глубокую тарелку, я протянула ее ильху:

— Ужин готов!

— Ты уверена, что это съедобное?

— Конечно! — бодро соврала я. В конце концов, разве можно отравиться кашей, пусть и слегка подгоревшей?

Рагнвальд присел на край лежанки, поставил тарелку на колени. Ткнул в комок пальцем, облизал задумчиво. Я задержала дыхание. Ильх с невозмутимым лицом оторвал кусок и, сунув в рот, начал жевать. Он жевал и жевал, и даже не морщился, лишь в глазах застыло какое-то странное выражение. Похожее я видела на жертвенном помосте, когда вокруг горел огонь.

— Прости, — пробормотала я. Неожиданно стало ужасно стыдно за эту подгоревшую кашу и собственную глупую выходку. Хотела подразнить ильха, а получилось не смешно. Он прав — не надо пустых разговоров, чтобы узнать человека. Надо просто провести с ним один день на фьордах.

И то, как ильх ел отвратительную кашу, тоже говорило о многом. Ел и не кривился. Ни словом, ни жестом не давая мне понять, что приготовленная мною еда — самое ужасное кушанье в его жизни!

— Хватит! — я выхватила у него тарелку, и ильх облизал пальцы. — Прекрати делать вид, что тебе нравится!

— Я просто ем.

— Каша получилась ужасной!

— Редкая гадость.

— Я никудышная кухарка.

— Хуже не видел.

— Ты… ты… ты издеваешься! — не выдержала я.

Рагнвальд сгреб меня в охапку и прижал к лежанке. Тарелка полетела на пол, но этого я уже не заметила. Потому что ильху надоело ждать. От соприкосновения тел мы воспламенились мгновенно. Даже огонь в очаге стыдливо притих, посрамленный нашим жаром.

И Рагнвальд рассмеялся, глядя на меня. По-настоящему широко улыбнулся. От стужи не осталось и следа.

— Это ты надо мной издеваешься, чужачка. Еще скажи, что сделала это не нарочно. Увидела, что я злюсь, и решила, что лучше буду злиться на плохую еду. Ты маленькая и хитрая ласка!

Я не выдержала и тоже рассмеялась. Ладно, возможно, я схитрила. Совсем чуть-чуть! Зато от стужи не осталось и следа!

Успокоившись, я осторожно провела рукой по щеке ильха. Пальцы чуть кольнуло светлой щетиной.

— Я не хотела уходить, Рагнвальд. Не хотела покидать Карнохельм. И… тебя. Я сказала об этом Гудрету, но он… дал мне какой-то напиток, травы и мед, от него пахло вереском… Я почти не помню, как шла за ним. Ты мне веришь?

Риар тяжело выдохнул. И медленно кивнул:

— Я тебе верю.

Я прикусила губу, рассматривая его лицо. Оказывается, это приятно, когда верят.

— Твои затуманные поцелуи — это какое-то колдовство, Энни? Почему я постоянно хочу их?

— Тогда это колдовство против нас двоих, — шепнула я. — Потому что я тоже их хочу.

Рубашка улетела на пол. К ней присоединились штаны Рагнвальда, правда, чтобы стащить их, пришлось постараться. Я вспомнила слова старушки Боргильды о том, что настоящие воины и во время близости с девой не снимают штаны, сапоги и оружие — на случай нападения. И порадовалась, что Рагнвальд позволил себе забыть об этом обычае фьордов. Хотя, скорее, риар просто не слышал своим обостренным слухом опасности, поэтому и позволил мне себя раздеть. Перевернулся на спину и наблюдал, как я сражаюсь с завязками и кожаными шнурками на его штанах. Получалось неумело, но Рагнвальда это, кажется, радовало.

Отбросив одежду, я провела ладонями по широкой груди ильха. Потом несмело перекинула ногу через его бедра и уселась сверху. Он поднял брови, но снова не возразил. Дыхание мужчины участилось, он смотрел снизу вверх, жадно трогая взглядом мою грудь и живот. Но когда потянулся, я прижала его руки к лежанке.

— Останься так.

И снова его погладила. Потом склонилась и поцеловала — в шею, прямо над черным обручем, спустилась ниже, лизнула шрам под ключицей, потом тронула губами плоский сосок. Рагнвальд сипло втянул воздух, и я сдержала улыбку. Ильх оказался чувствительным к таким ласкам. Но продолжить я не успела, он рывком поднялся, сжал мои руки и рявкнул:

— С кем ты уже делала такое?

Я подавилась смешком. Ну вот и новый приступ ревности!

— С кем?!

— Ни с кем, — успокоила я дикаря. И смутилась. — Ты первый… Во всем. Мне просто хочется тебя… поцеловать.

Он хмурился, рассматривая меня. Потом указал на свою грудь:

— Ты хочешь лизнуть меня тут?

— Не только. Так ты позволишь?

Он медленно опустился обратно, не сводя с меня настороженного взгляда. Кивнул.

Я скрыла веселье и провела ноготком, чертя линию от груди ильха до его живота. И повторила этот путь губами. Живот ильха казался каменным. Я обвела языком впадинку пупка, опустилась чуть ниже. И услышала хриплый стон. Пусть ильх все еще смотрел настороженно, но ему явно нравились мои прикосновения. Мужское тело слишком красноречиво выдавало желание варвара. Я сказала правду, опыта в подобном у меня не было. Но свою порцию запретных знаний я, конечно, получила.

— За Туманом я изучала искусство, — прошептала я, медленно поглаживая ильха. Широкие плечи, грудь, живот… Лукавый взгляд на тяжело дышащего мужчину, и, минуя самое главное, перемещаюсь вниз — к коленям. — Знаешь, что такое искусство? Это наследие наших предков, прекрасное наследие. Я специализировалась на живописи. Ты даже не представляешь, какие образцы там встречаются! К моим услугам были полотна самых прекрасных мастеров. Я изучала не только картинку, но и историю ее появления, некоторые поражают… иногда это истории любви, иногда изощренной жестокости.

К рукам снова подключаются губы и язык. В обратном порядке — лодыжки, колени, бедра… Живот. И яростный рык мужчины сквозь сжатые зубы. Рагнвальд вцепился в покрывало, и я уже слышала треск ткани. Но продолжала дразнить. Мне казалось, я снова напилась сладкого вина с кровью, потому что здесь, в этой лачуге, я открывала новые грани себя. Под жадным, яростным, темным взглядом Рагнвальда я ощущала себя красивой. И смелой настолько, чтобы прикоснуться губами к подрагивающему у живота Рагнвальда органу.

— В общем… На протяжении истории люди за Туманом придумали массу всего интересного… Конечно, я знаю лишь теорию… Но зато знаю ее довольно неплохо!

Я лизнула ильха и получила в ответ хриплый стон.

— Хватит! — выдохнул он, рывком переворачивая меня. Подмял под себя, вжал в жесткий тюфяк. Раздвинул ноги. И я увидела испарину на висках ильха, его расширенные зрачки и безумный взгляд. — Это слишком, лирин!

Что слишком, я уточнить не успела. Ильх так же одним рывком оказался глубоко внутри. И мы оба застонали, не в силах сдержаться. Ильх же впился обжигающим поцелуем, начиная движение. Острое, яростное, восхитительное движение-соединение. Прижал мои руки к покрывалу и вдруг сплел наши пальцы. Сам. Таким несвойственным варвару жестом… А поцелуй стал томительно-нежным. И внутри словно рванула невидимая пружина, освобождая все мои чувства. Пик наслаждения оказался таким мощным, что я испытала шок. Жители Конфедерации уверены, что небо в алмазах — это лишь образное выражение. Теперь я могла бы сказать, что они ошибаются, потому что видела его. Прекрасное небо, на котором я оказалась вместе с Рагнвальдом.

Глава 26

Гудрет заполз в корни огромной ели, туда, где лежало покрывало сухих иголок. Укрытие ненадежное, но другое он найти не смог. Надо бы влезть на дерево, но сил не осталось. Ткань, которую оторвала от платья Энни и которую он намотал на руку, пропиталась кровью. От сладковатого запаха его тошнило, а может, и от боли. Ильх тревожно всматривался в тени, пытаясь понять, не притаились ли там хищники. Но ущелье молчало. Казалось, даже ветер утих. Ночь была на исходе, а значит, скоро поднимется солнце. Принесет тепло и свет. Разгонит тени.

Гудрет устало прикрыл глаза. Он знал, что не доберется до Варисфольда. Руку он почти не чувствовал, рану надо промыть. Но на поиски источника нужны силы, которых нет. И даже если ему удастся отдохнуть и не оказаться в пасти какого-нибудь зверя, куда идти? Он не понимал, где находится перевал, он заблудился. Гудрет никогда не покидал Варисфольда. Внутри слабо шевельнусь сожаление. Что заставило его отправиться в этот дикий край на поиски похищенной нареченной? Может, это была мечта? С раннего детства он помогал отцу в пекарне, а когда тот умер, встал на его место. Гудрету нравился запах свежего хлеба и лепешек, парень любил свой дом и пекарню, но иногда думал, что ничего в своей жизни он не выбирал. И смутно хотелось узнать и почувствовать что-то иное. Может, потому и решил взять затуманную невесту, надеясь узнать что-то новое. Но и здесь не вышло. Ненависть к беловолосому риару Карнохельма обожгла нутро. Если бы он мог отомстить…

Гудрет положил голову на шершавый древесный ствол. Небытие утягивало его, словно крепкий невод затягивал в трясину незримого мира. И Гудрет уже почти видел его призрачное сияние. Умирать не хотелось. Тем более — так. В одиночестве, на чужбине. Мать и сестры так и не узнают, что с ним случилось, рассказать будет некому. А его Энни? Что с ней сделал хёгг?

Гудрет закашлялся и открыл глаза. Над скалой полыхало небо. Некоторое время парень смотрел непонимающе, а потом зарычал от бессильной злобы. Он знал, отчего ночная тьма разукрасилась синими и зелеными полосами. Это был Зов ледяного хёгга, риара Карнохельма! Гудрет видел всплески небесного пламени и понимал, чем они вызваны! Проклятый снежный сейчас развлекается с его невестой! Гладит ее сочное тело, трогает, берет! Пока сам Гудрет истекает кровью!

— Сволочь, — пробормотал парень, уже не заботясь, что может привлечь хищников. Сначала прошептал, а потом заорал, ударяя по стволу кулаком: — Ненавижу! Как же я тебя ненавижу! Чтоб ты сдох, риар Карнохельма! Чтоб ты подыхал в муках!

— Сколько чувств, — сиплый голос заставил его поперхнуться собственным воплем.

Гудрет протер глаза, не веря им. Всмотрелся в заросли. Там виднелся сгорбленный силуэт.

— Кто ты? — он сжал нож. — Что тебе надо? Не приближайся!

— Воин испугался старухи? — ехидно произнесла фигура. Порылась в заплечном мешке, чиркнула чем-то, зашуршала. И вытянула руку с факелом.

Гудрет вздрогнул, увидев лицо — сморщенное, горбоносое. И правда старуха. Одета просто и бедно, ни вышивки на платье, ни мехов. За ее спиной, в зарослях, мирно жевала губами низкорослая лошадка.

— Кто ты? — повторил Гудрет.

Незнакомка присела рядом. Вытащила из своей торбы кусок ткани.

— Я тебе помогу, парень. А зовут меня Гунхильд.

— Ты странница?

— И так можно сказать, — засмеялась-закаркала старуха, снимая окровавленную тряпку с плеча Гудрета. Поцокала языком.

— Так плохо? — холодея, спросил ильх. Все же он боялся думать о том, что может остаться без руки. Лучше и правда… в незримый мир!

— Жить будешь, дурачок, — усмехнулась старуха без доли почтения.

Похоже, эта странница насмехалась над ним, Гудретом из Варисфольда! Ильх хотел возмутиться, но Гунхильд намазала рану чем-то тягучим и прохладным. Рука словно занемела, а боль утихла. Хмыкая под свой огромный нос, странница замотала рану чистой тряпкой и отодвинулась.

— Жить будешь, мальчик, но недолго. В этих лесах зверей больше, чем деревьев, и каждый не против отведать свежатинки! А ты такой сочный и румяный, что даже мне охота откусить кусочек! — она весело хихикнула.

Гудрет попытался отползти в корни сосны. Странница захохотала уже в открытую.

— Да не бойся ты, не съем я тебя, смеюсь просто. У тебя лицо такое смешное, когда пыжишься. Не злись. Помочь хочу.

— Ты уже помогла. Пусть хранят тебя перворожденные.

— И тебе не хворать. Но помогу я иначе. Ты ведь не просто так желал смерти риару Карнохельма?

— Он забрал мою нареченную! — вспыхнул Гудрет.

— Каков негодяй, — пробормотала старуха, и ильху почудилась в ее тоне насмешка. — Горячий риар у Карнохельма, хоть и снежный. И смышленый. Словно и не брат Бенгту… Такой многое наворотить может… Хочешь ему отомстить? Конечно, хочешь. И обидно по-мужски, и денег за невесту отдал немало, так ведь? Теперь ни золота, ни девы, да еще и звери подрали. А всему виной риар Карнохельма… жжется внутри обида и злость, так?

Гудрет кивнул, не понимая.

— Вот только ты знаешь, что силы не равны, — хмыкнула Гунхильд. И глянула весело в сторону небесного свода. — Ох, шалит риар! Все скалы Зовом накрыл, надо же… Силища… Хороша, видать, дева. Твоя дева, парень. Так хороша, что все небо горит, видишь? Сочная, пригожая дева! Да не твоя теперь.

Конечно, Гудрет видел. И ненависть уже жгла, словно раскаленное пекло.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Есть способ отомстить, — произнесла старуха. — Есть.

— Какой же?

— Надеть кольцо Горлохума.

Надежда развеялась дымом, и Гудрет невесело рассмеялся:

— Это невозможно.

— Смейся, дурачок, — ласково произнесла странница. — Смейся. Только и сам беловолосый риар надел кольцо совсем недавно. И да, будучи не мальчишкой, а взрослым ильхом. И как видишь, живой-здоровый, чужих дев в кровати мнет!

— Ты врешь! — не сдержался Гудрет. — Никто не выживет, если наденет кольцо после двадцати зим! Хёгги не принимают взрослых ильхов! Я умру, если попытаюсь!

— Не умрешь, если я расскажу тебе секрет, — прошептала старуха, и пекарю бы отвернуться, не слушать, но он не мог. — Секрет, который знал и сам Рагнвальд. Думаешь, просто так он выжил? Его мать была вёльдой, очень сильной вёльдой. И рассказала сыну, как справиться с хёггом. А я расскажу тебе, парень. И если поймаешь душу зверя, то сможешь отомстить. Вернешь себе деву. Или выберешь любую другую, с кольцом Горлохума на шее ты лишь позовешь, и девы будут приходить сами! Разве не этого хочет каждый ильх? Разве не этого хочешь ты, Гудрет?

Он зажмурился, пытаясь не слушать. Надеть кольцо в его годах? Да это то же самое, что проткнуть свою шею ножом!

— Надо лишь задобрить незримый мир, надо принести жертву и нарисовать на своем теле верные знаки. На спине и груди, на руках и ногах. Это даст сил, парень, это поможет поймать дикую душу и окольцевать ее.

— Зачем ты все это говоришь? Я не верю…

— Думаешь, сказки рассказываю? Есть в Карнохельме знатная сказочница Боргильда, вот она знает историй столько, что может год без перерыва рассказывать… А я знаю лишь одну, зато какую. Ты только послушай, ильх из Варисфольда. Много лет назад правил в Карнохельме славный риар Саврон. Сильный, умный, справедливый. Любил его Карнохельм, и он отвечал своему городу взаимностью. Защищал, не щадя себя. И Город-над-Бездной процветал, а сокровищница полнилась. А однажды явилась к Саврону прекрасная дева-вёльда. — Голос старухи стал скрипучим и хриплым. — Аста, так ее звали. Прекрасная, как заря, веселая и чистая. Полюбил ее Саврон всей душой, а она — его. Вот такая красивая сказка, нравится она тебе, мальчик?

— Я не понимаю…

Старуха словно и не услышала.

— Каждый ильх и каждая дева Карнохельма знают эту историю. О прекрасной вёльде и риаре Савроне. Рассказывают эту историю долгими зимними ночами, когда воют на скалах горбатые волки. Когда кончается запас мяса, когда замерзают источники. Когда голодно, страшно или плохо. Хорошая история, она ведь способна и согреть, и ободрить, ты знаешь?

Гудрет промолчал и поежился. Почему-то ему стало не по себе. А старуха рассмеялась и продолжила:

— Только все забыли одну маленькую деталь этой сказки. Незначительную, никому не нужную деталь. Конечно, зачем о ней помнить, она совершенно не вписывается в эту красивую сказку о великой любви! Когда Аста вошла в башню риара, рядом с ним сидела дева. Его лирин. Та, которая отдала годы служению Саврону. Та, которая была верной женой и ласковой подругой. Та, которую все забыли, когда пришла Аста…

Гудрет снова промолчал. Перед его глазами все плыло и туманилось, он плохо понимал слова странницы. Да и надо ли? Какое ему дело до этих бредней?

— Не знаю, кто ты и зачем здесь… Но кольцо Горлохума убивает. Хёгги не принимают взрослых ильхов. Чтобы слиться, душа должна быть чистой и непорочной…

— Да какие в тебе пороки, мальчик! — перебила его шепот странница. — Ты наивный и доверчивый, словно новорожденный телок! К тому же… у тебя нет выбора.

Гунхильд тряхнула седой всклокоченной головой. Глянула неожиданно остро и внимательно. И снова Гудрету стало не по себе. Зря он пришел в Карнохельм… зря. Надо было сидеть в своей пекарне, месить тесто и слушать мать. Надо было забыть о деве из-за Тумана и надеть венец на голову Кэйи с соседней улицы. Надо было сделать все это, а не лезть в эти дикие скалы и заповедные места.

Но было поздно.

Из грязного мешка странница вытащила черный обруч. Кольцо Горлохума.

Глава 27

Я уснула незаметно, просто провалилась, слишком измученная этим днем. Благодаря Зову мои ссадины и укусы затянулись, а сон был крепким. Кошмары меня тоже не мучили, возможно, они опасались ильха, который собственнически прижимал меня к себе.

Проснулась я оттого, что в животе началась буря. От голода. Открыла глаза, моргнула. В узкую дыру-воздуховод втекал поток света. И все вокруг наполняли упоительные запахи!

Я жадно сглотнула, мигом растеряв остатки дремы.

Рагнвальд сидел на корточках возле очага. Над огнем булькал котелок с ароматным варевом, а сам ильх смотрел на сосновую ветвь — все, что осталось от моего венца. Ледяные колючки и узоры за ночь растаяли.

Я села, и варвар поднял голову.

— Судя по запаху, готовишь ты точно лучше меня, — улыбнулась я.

Он не улыбнулся в ответ, напротив, помрачнел.

— Не с той ноги встал? — поинтересовалась я и получила в ответ еще один хмурый взгляд. Прикрылась покрывалом и потянулась к рубашке — одежда оказалась аккуратно собрана с пола и сложена у изголовья. — Рагнвальд, что случилось?

— Мой отец говорил, что чувства не должны мешать разуму ильха. Что от чувств может случиться много бед, — ильх провел по волосам, чуть прикрыв глаза. — Я забыл об этом.

Я зябко потерла плечи, от слов ильха веяло стужей. Он снял котелок, налил в тарелку ароматный бульон и поставил на пол возле лежанки.

— Ешь, Энни. Ты потратила много сил этой ночью, — губы ильха все же дрогнули в улыбке.

— Ты жалеешь, что назвал меня лирин? — я не притронулась к ложке, хотя пахло кушанье упоительно. Но аппетит стремительно исчезал. — Подумал и понял, что лирин из меня никудышная?

Рагнвальд присел рядом со мной на корточки, внимательно глядя в глаза.

— Если бы я думал головой, то позволил бы тебе уйти. Отправил бы на хёггкаре подальше от Карнохельма в первый же день. Если бы я думал головой, то не стал бы вчера бросать все, лишь бы догнать тебя.

Он хмыкнул, не отводя от меня взгляда.

— Это было бы разумно. Но я так не поступил.

— И все же жалеешь, — тихо сказала я.

— Ты не понимаешь. Пока ты была чужачкой, ты могла уйти в любой момент. А теперь ты моя лирин, я сказал это перед всем городом. И все потому, что не хочу тебя отпускать.

— Не хочешь?

Он покачал головой, всматриваясь в мои глаза.

— Тебе стоит бежать подальше и от Карнохельма, и от меня, — он подал мне тарелку с густой мясной похлебкой. — Поешь.

Я положила в рот ложку густого варева, с наслаждением проглотила.

— А ты отпустишь? Если снова убегу?

Вокруг ильха блеснул иней, и я чуть не подавилась. Рагнвальд заботливо придержал на моих коленях плошку, чтобы я не перевернула суп себе на ноги.

— Нет, — сказал он. — Я найду тебя везде, чужачка. Куда бы ты ни отправилась. Найду, верну и запру в пещере. И именно это сводит с ума.

Я снова поперхнулась, надеясь увидеть на лице ильха улыбку. Он же шутит, верно? Особенно про пещеру?

Но Рагнвальд смотрел без тени веселья, так что я сочла за лучшее молча доесть свой суп, не вдаваясь в подробности варварской логики. Ясно, что в ней и хёгг переломает все четыре лапы!

Бульон из зайчатины, сдобренный крупой и сухими грибами, оказался столь невероятно вкусным, что я проглотила все и даже ложку облизала!

— И что мы будем делать дальше?

Ильх потер подбородок, заросший светлой щетиной, и так посмотрел, что внутри стало горячо. И суп тут был совершенно ни при чем!

— Я бы продолжил с того места, где мы остановились. Кажется, я не все рассмотрел…

Я бросила в него ложку, и Рагнвальд все-таки рассмеялся. А потом вздохнул:

— Надо возвращаться.

— Жаль, — сказала я.

Ильх кивнул — жаль.

Мы помолчали, глядя друг на друга. Хотелось остаться здесь, в этой хижине. Говорить, слушать, молчать. Прикасаться, дарить друг другу улыбки. Заниматься сексом. Готовить на очаге еду. Греть руки пузатой глиняной чашкой и объятиями.

Познавать друг друга — неспешно, медленно, осторожно.

Но все, что мы могли себе позволить, — одна ночь. И она закончилась.

Мы оба понимали, что стоит вернуться в Карнохельм — и хрупкое единение разрушится под натиском чужих взглядов, слов, чувств. Но Рагнвальд уже поднялся и отправился мыть котелок, а я лишь проводила его взглядом.

Я задумчиво натянула широкую рубашку и чужие штаны. Одежду пришлось подвернуть и подвязать веревками, а в ботинки напихать тряпок. Волосы я кое-как причесала пальцами и вздохнула. Верно, снова выгляжу как чучело! Даже странно, что Рагнвальд смотрит так, словно хочет меня съесть!

Солнце поднималось над скалами. За прошедшие дни снега почти не осталось, под соснами уже стелился ковер первой зелени с пятнами желтых и бледно-голубых цветов. В небе кружили птицы.

Я с наслаждением освежилась у источника, пожевала хвойные иголки и прополоскала рот. Посмотрела в сторону скал. Жив ли Гудрет? Я уже поняла, что не испытываю к этому ильху никаких чувств, но мне было его жаль. И я надеялась, что его раны не опасны и парень сможет добраться до Варисфольда и найти свое счастье! Я молила об этом перворожденных.

К хижине я шла посвежевшая. И вздрогнула, когда увидела фигуру Рагнвальда. Он стоял спиной ко мне, запрокинув голову. Напряженная спина и плечи, сжатые кулаки… Услышав мои шаги, повернул голову, и я замерла от темноты в его взгляде.

— Надо скорее возвращаться.

— Что случилось?

— Льды тают. Я думал, у Карнохельма больше времени. — Он посмотрел на небо и скривился. — Придется снова призывать хёгга.

— Слушай, а мне обязательно лететь в его лапе? Знаешь, это не самый удобный способ передвижения! К тому же от лап воняет! Может, я сяду сверху, на шею? Мне кажется, держаться за рога очень удобно!

Взгляд Рагнвальда был неописуем.

— Сесть на хёгга? Да ты сошла с ума, Энни! Я еще могу разрешить оседлать себя, но хёгга? Я не жалую ледяную тварь, но даже для меня это… слишком!

Я прикусила язык. Понятно, еще одно табу фьордов. Еще одно различие между нами, которых и так предостаточно! И кажется, я снова шокировала Рагнвальда!

— Ладно, согласна на лапу, — пробормотала я. — Постарайся не сильно сжимать.

Ильх кивнул, и уже через миг я смотрела на сверкающую чешую дракона.

— Привет, Ледышка, — вздохнула я.

* * *

На этот раз полет оказался почти комфортным. Хёгг перехватил меня поперек туловища и держал гораздо аккуратнее, чем ночью. Мы обогнули скалу, а когда показался Карнохельм, я несколько раз моргнула, пытаясь понять, что изменилось в открывающемся пейзаже. Но ветер ревел, выбивая слезы, так что я предпочла свернуться в лапе хёгга и закрыть глаза.

А когда мы приземлились на мост и рядом встал Рагнвальд, поняла. Ледяные наросты, каскадом спускающиеся с горы, исчезли. Их не стало за одну ночь. Вместо них по камням текли струи воды.

И под мостами больше не стелилось белесое марево.

Время туманов сменилось временем водопадов.

— Идем. Скорее! — крикнул Рагнвальд.

Мы не пошли — почти побежали к башне, и я увидела изменения. Город, который еще вчера праздновал, ел жареное мясо, танцевал и любил, изменился до неузнаваемости. Испуганные девы уводили плачущих детей и спешно закрывали узкие окна домов досками и ветками, по мостам бежали вооруженные мужчины, старики накрывали крыши дерном и землей — прятали. На водопады люди смотрели со страхом. А потом с ужасом переводили взгляд на заснеженную вершину горы.

— Что происходит? — крикнула я. — Чего все так боятся?

— Беги в башню, Тофу тебя спрячет, — хрипло приказал риар, вкладывая в мою руку нож. — Иди, Энни!

Я кивнула, развернулась, но риар вдруг сжал мою руку, удерживая.

— Энни, я…

Он хотел что-то сказать. И я замерла, охваченная внезапным страхом перед этими словами. Страхом и предвкушением. Мне так хотелось их услышать…

Но небо потемнело, и кто-то закричал — протяжно, звонко:

— Дикая стая!

На горизонте появились крылатые силуэты, словно там собирались птицы. Но это были не безобидные пернатые.

Лицо риара исказилось, момент был упущен.

— В башню! — рявкнул он, отталкивая меня.

Я понеслась к узкому парапету, разделяющему части города. И успела пересечь половину его, когда на город опустился ужас. Ледяной ветер лизнул скалы, убивая жизнь. И с неба обрушилась крылатая смерть. Снежные драконы. Их было почти два десятка — огромные, сверкающие инистой чешуей ящеры, с распростертыми крыльями и жуткими гребнями-рогами. Я прижалась спиной к скале, до крови вцепилась когтями, пытаясь удержаться под порывами стужи.

Тело замерзало, но от ужаса я почти не чувствовала холода.

Солнце погасло, затянувшись тяжелыми тучами.

Длинные змеевидные силуэты кружили над Карнохельмом, словно играя. Они переворачивались в воздухе, исполняя завораживающе прекрасный танец стихии. Под их крыльями клубились ветер и снег, словно каждый дракон был укутан призрачным шлейфом. И какое-то время мне казалось, что все это неправда. Что драконы улетят, не причинив вреда. Несмотря на сон Рагнвальда, который я однажды подсмотрела, несмотря на рассказы Тофу. До конца мне не верилось, что собратья Ледышки способны на жестокую расправу над беззащитными людьми.

А потом на город обрушилась гибель. Драконы напали в один миг — со всех сторон. Улицы наполнились криками, стонами, звоном мечей и ругательствами. На одном из мостов хёгг прихватил лапами низкорослую лошадку, везущую повозку. Кто-то не успел добраться до укрытия… Возница закричал, вывалился на землю и побежал. Когти ящера разодрали лошадь, кровавые останки шлепнулись на мост. А хёгг кинулся за убегающим ильхом. На дракона обрушился град из копий и стрел, но тот ударил крыльями, буквально сметая ветром с моста людей. Несколько человек рухнули в бездну…

На скале, совсем рядом с моим парапетом, опустился на крышу дома огромный хёгг. Он зарычал, кружа и разрывая дерн и еловые ветки, которыми была укрыта крыша. Процарапал когтями глубокие борозды, пытаясь расширить узкие окна. Шипастый хвост нервно лупил по крыше, круша перекрытия. С ужасом я увидела, как дракон разбил часть кладки и сунул внутрь узкую морду. Вытащил — в его клыках извивался человек. Хёгг подбросил орущего ильха в воздух. Тело грузно шлепнулось вниз, на дорогу, разукрасив камни красными брызгами… Люди бежали и падали, кто-то вопил — жутко, на одной ноте. На торговой улице что-то загорелось, черный дым столбом поднимался в небо. В один миг Карнохельм превратился в город кошмаров, атакованный чудовищами.

И я все-таки закричала. И дракон, догоняющий бегущего воина, повернул голову в мою сторону. Он был похож на Ледышку, но все же отличался. Такая же серо-белая чешуя, такая же треугольная морда. На голове — широкие рога. И кристальные глаза, рассматривающие меня. Хищник приподнял крылья, готовый сорваться и смахнуть меня с парапета, но в это время его атаковали воины. Несколько ильхов слаженно набросили на зверя сеть, скручивая его лапы. Дракон взревел, захлопал крыльями. Ильхи с рычанием набросились на него, пытаясь пробить мечами и топорами блестящую шкуру. Но какой там! Хёгг легко отбросил людей, и воины покатились по земле, словно игрушечные! Но тут же вскочили и снова кинулись на хёгга. На скалах я увидела Трин. Вёльда кружила с мечом в руке, ее плащ взлетал, словно настоящие крылья. Она была похожа на богиню — красивую и беспощадную. И она тоже сражалась за Карнохельм.

Мимо снова пронеслось ледяное чудовище, и я бросилась бежать. Камень парапета превратился в ледяную дорожку, слишком скользкую для моих ног в чужих ботинках! Я цеплялась за выступы скалы, пытаясь удержаться. Огромный хищник пролетел совсем рядом, играючи ударив хвостом, и кладка обвалилась в бездну. Я удержалась каким-то чудом, но между мной и башней теперь зиял провал. От парапета остался узкий бордюр, шириной в две ладони! Возле башни кричала девочка-прислужница. Она упала в щель между валунами и выла, а сверху кружил дракон, иногда царапая гранит когтями.

Сжав зубы, я уцепилась за острые камни. Мне надо добраться до башни! Страх перед высотой сдавил сердце, когда я увидела бурлящее внизу море. Одно неловкое движение, и я полечу вниз — на скалы. Отвернувшись от бездны, я заставила себя лезть вперед. Девочка уже не кричала, она тихо скулила, словно собачонка. Хёгг, играя, перевернул несколько валунов, пытаясь добраться до маленького человечка.

Я вылетела на утес с башней, зачерпнула влажную землю и швырнула в хищника.

— Оставь ее в покое! Убирайся! Пошел вон!

Огромная туша развернулась, и я подавилась своими криками. Этот хёгг был просто огромный. Его чешуя оказалась не серебристой, а матово-серой, она почти не отражала свет и выглядела грязной. Жуткую драконью морду пересекал рваный рубец. Рана когда-то вырвала часть чешуи вместе с кожей и мясом, обнажив загнутые клыки и темные десны. Остовы крыльев заканчивались серповидными когтями, а на передней лапе не хватало нескольких когтей, их тоже кто-то вырвал с мясом. И дракон припадал на эту лапу, хромая.

Этот зверь был ужасен.

Краем глаза я видела, что девочка закрыла голову руками, и попыталась махнуть ей, мол, убегай, но хёгг зарычал. Он открыл жуткую пасть, показывая клыки и белесый язык, на меня дохнуло холодом и запахом сырого мяса. Я сжала дрожащей рукой нож. Разум подсказывал, что это смешно и бесполезно, что мой ножичек против бронированного дракона?

Но я хотя бы отвлеку чудовище от девочки.

— Беги! — крикнула я, отчаянно вспоминая ее имя. — Лита, беги!

Хёгг прижал крылья к бокам и шагнул ко мне. Я примерилась, раздумывая, смогу ли воткнуть нож в драконий глаз. На меня неспешно надвигался самый жуткий хищник фьордов… Наверное, примерно то же самое можно ощутить, оказавшись на пути движущегося поезда. Неотвратимость. Вот что я чувствовала. Хёгг выпустил из ноздрей воздух, и трава покрылась инеем.

— Убирайся из Карнохельма! — закричала я, вскидывая нож.

И… увидела себя со стороны. Сознание изменилось. Я смотрела вниз и видела тонкую фигурку. Дышащий кусок мяса, который что-то пищит, размахивая конечностями. От существа внизу разит страхом, его сердце стучит слишком быстро. Я ненавижу это существо. Я сожру его! Всех существ на двух ногах, живущих в этом месте, за каменными стенами. Ненавижу… Убить… Убить… Я — их гибель… Убить… Убить!

Задохнувшись, я рухнула на подмерзшую землю и замотала головой. Точно так же, как мотал сейчас хёгг. Зверь яростно и болезненно зарычал, поскреб лапой морду, словно хотел содрать чешую. Потом раскрыл крылья и кинулся на меня. Я прокатилась под его мордой, скользя на траве. Ткнула ножом в драконье брюхо, но клинок даже не поцарапал его! Чудовище ревело, кружа на месте. Я уворачивалась, пытаясь не попасть под когтистые лапы и почти ничего не видя из-за летящего в лицо дерна. Снова прокатилась на задней точке и вонзила нож в лапу дракона, как раз между когтями, где не было чешуи. Рык хёгга оглушил меня, я инстинктивно зажала руками уши.

И тут другой рык заставил меня подскочить. Ледышка! Я узнала его!

Огромную тушу хромого хёгга сбил Ледышка, два хёгга прокатились и вскочили. Застыли друг напротив друга, приподняв крылья и склонив головы. Я оказалась на земле как раз между ними. Хищники нервно дергали хвостами, готовясь ринуться в бой. Хромой с шумом втянул воздух, мотнул головой. Ледышка тихо, но угрожающе зашипел. И переместился вперед, так что я оказалась между его лапами. Я отползла задом, инстинктивно прячась за драконом. Выпустив струи ледяного воздуха, Хромой хёгг издал разъяренный рык и сорвался с утеса. Ледышка — следом. И через миг оба взлетели над скалами. Хромой кружил вокруг Ледышки, огромные крылья закрывали солнце. А потом стремительно полетел прочь от гор.

Словно по сигналу, другие хёгги устремились следом, оставив растерзанный и окровавленный Карнохельм.

Я осталась сидеть на земле, тяжело дыша. Потом вскочила и бросилась к валунам, за которыми хныкала Лита.

— Эй, ты не ранена? Не бойся, это я, Энни!

Девочка обхватила меня руками, уткнулась головой в живот. Я несколько растерянно погладила ее растрепанные темные волосы. Лита всхлипывала, а я стояла и смотрела на Карнохельм.

Город, который успела полюбить. Который вошел в мое сердце вместе с жертвенной кровью и сладким вином, со скупыми улыбками Тофу, сказками старушки Боргильды и колючей страстью его риара. Город, к которому я прикипела душой так незаметно и просто, что даже не заметила этого.

«Лучшее место на земле», — говорят на фьордах. И теперь я знала, что так и есть. Карнохельм — лучшее место на земле.

Часть крыш Карнохельма сейчас была сорвана когтями хёггов. Часть стен — обрушена. Кусок центрального моста белел инеем и медленно, осколками, обваливался в пропасть. Со стороны площади тянуло гарью пожара. На мостовых багровела кровь.

И город молчал. Крики, стоны, проклятия — все стихло. Ильхи молча обходили улицы, осматривая разрушения и отыскивая убитых и раненых. Женщины несли холстины для перевязки, убирали мусор, не поднимая глаз и не переговариваясь. Карнохельм словно замерз, погрузившись в пучину отчаяния.

Я присела на корточки перед Литой.

— Все хорошо, маленькая, давай пойдем на кухню и найдем что-нибудь перекусить. Знаешь, это всегда помогает успокоиться.

Девочка кивнула и крепко вцепилась в мою руку. Так мы и вошли в башню.

— Энни, Лита! Живы! — к нам бросились прислужницы. Кто-то увел девочку, кто-то сунул мне в руки кружку с горячим питьем.

— Где Тофу?

— В городе. Она сражается. Всегда сражается, — сухо уронила высокая дева и, кивнув своим мыслям, ушла.

Глотнув кипятка, я поднялась в комнату риара, чтобы второпях переодеться. На сундуке в углу лежал сверток с одеждой из Нирхёльда, я натянула штаны, сверху надела платье. На пол вывалилась сверкающая гранями фигурка хёгга. И на миг я застыла, глядя на ледяного дракона. Подняла осторожно. И сунула в кожаный мешочек на своем поясе.

И бросилась вон из башни, решив, что Карнохельму не помешают свободные руки.

Через разрушенный парапет я пронеслась птицей. Похоже, фьорды излечили меня еще от одного страха — страха высоты. И почти сразу я попала в объятия Рагнвальда. Ильх сжал меня так крепко, что чуть не хрустнули кости!

— Все хорошо, — шепнула ему в шею.

Он вздохнул сверху. Я подняла голову.

— Много людей пострадало от нападения? — прошептала я.

— Это было не нападение, — процедил риар. — А напоминание. Всего лишь напоминание, Энни…

И я на миг зажмурилась. Если это лишь напоминание, то каким будет нападение?

Великие перворожденные, я не хотела этого знать..

Глава 28

До самой ночи я помогала. Убирала с другими женщинами мусор, таскала еловые ветки, чтобы прикрыть дыры, готовила на площади еду, чтобы накормить тех, кто остался без крова. В этот день погибло двое ильхов, около десяти оказались ранены. Дом на скале, который я видела с парапета, был полностью разрушен. Еще несколько остыли от дыхания хёггов. Мост зиял внушительной дырой.

Когда солнце погасло, люди зажгли факелы и чаши с хёгговым огнем и продолжили наводить порядок. Я видела Рагнвальда, который наравне со всеми таскал тяжелые бревна и камни. Одна Трин фыркнула и помогать не стала, сказав, что вёльды — воительницы, а не служанки.

Я встретилась с девой взглядом и увидела в глубине красивых глаз вопрос. А еще — насмешку и злость. Извиняться за ловушку Трин точно не собиралась. Лишь сожалела, что капкан не сработал.

К ночи люди потекли на площадь. Я тоже пошла, всматриваясь в осунувшиеся лица. Тронула за руку знакомую деву из башни.

— Куда все идут? Зачем?

— Так жребий, — горестно прошептала та. — Вестница объявит, кого заберет Билтвейд. Время пришло.

На площади уже собралась толпа. Воины — с хмурыми лицами, старики — с мрачными, девы — с испуганными. Я осторожно пробилась ближе, пытаясь понять, что происходит. Люди молчали. Не было ни музыки, ни ударов по щитам. В центре площади горели факелы, освещая круг. Внутри сидела Гунхильд. Вёльда не шевелилась, и ее глаза были закрыты. Казалось, она просто уснула. Вперед вышел старый конухм, осмотрел замерших людей.

— Все здесь? — негромко произнес он, и карнохельмцы вразнобой кивнули. — Тогда не будем тянуть… Ноша Билтвейда тяжела. Это наша вина и наша кара. Смерть в бою для воинов — почетна, всех их ждет за чертой вечный пир. Сражение — удел воинов. Их доля — биться за свою землю, свой город, свою семью. А доля дев — хранить дом, в который ильхам можно вернуться после битвы, согревать своим теплом, растить детей… И потому отдавать добровольно своих дев на смерть — позор и горе. И я, конухм Карнохельма, осознаю и признаю вину старейшин. Но у нас нет выбора. — Старик обвел жителей блеклым взглядом. — Мы будем помнить эту жертву. Мы будем беречь память о ней. И в Роще Плачущих Ветвей появится новое дерево. Мы будем нести к нему дары, повязывать на ветви ленты и говорить с деревом, как говорили с девой. Потому что после Билтвейда наступит время спокойствия.

Кто-то в толпе всхлипнул. Я нахмурилась. Да как же это?

Конухм махнул рукой вёльде, выходя из круга.

— Гунхильд, скажи нам, кого на этот раз заберет Билтвейд.

Прислужница, с которой я пришла, вздрогнула. Я увидела среди лиц Тофу, она сжимала кулаки, словно готовилась снова броситься в бой. Но, как и остальные, лишь молча смотрела на вёльду. И по сгорбленной спине Тофу я догадалась, как именно погибла ее дочь. Она была одной из тех, кого отдали Билтвейду.

Гунхильд потрясла свой грязный мешок. Раскрыла его и высыпала содержимое на землю. Множество тонких белесых птичьих костей. Здесь были десятки черепов, грудных пластин, ног и крыльев. И каждая косточка оказалась любовно очищена и отшлифована. Гунхильд встала на колени перед горой костей и принялась их перебирать, что-то нашептывая. Она запускала руку в свою жуткую коллекцию, вытаскивала крыло или череп, прикладывала ко лбу и губам, трогала языком, нюхала и снова шептала. Ветер трепал седые распущенные космы Гунхильд и серые перья на ее плаще.

Мне стало не по себе. Словно что-то древнее и беспощадное дышало рядом, смотрело из-за плеча.

Я подняла голову — в небе кружили совы.

Сильная рука сжала мое плечо.

— Что ты здесь делаешь? — прошипел Рагнвальд. — Я думал, ты в башне! Уходи отсюда!

Я открыла рот, но ответить не успела. Гунхильд вскочила, безумные глаза уставились в толпу. Воины, стоящие впереди, попятились.

— Я услышала волю незримого мира! Духи птиц выбрали дев для Билтвейда! — звонко крикнула вёльда. Крутанулась, взметнув плащ, и указала в толпу: — Трин, духи выбрали тебя! Выйди вперед и прими свою судьбу!

По толпе прокатился рокот, кто-то вздыхал с облегчением, кто-то с сожалением. Но первых было больше — Трин была чужой в Карнохельме. Девушка как-то заторможенно шагнула к Гунхильд. И впервые я увидела на лице гордой красавицы смятение и страх. Я смотрела на ее лицо с широко распахнутыми повлажневшими глазами и не ощущала того злорадства, которое должна была ощутить. Только жалость.

— Ты принимаешь свою судьбу, вёльда Трин? Ты готова пожертвовать собой ради Карнохельма?

— Я принимаю, — сипло произнесла дева.

— Тогда сними свой плащ и отдай свой меч.

— Нет! — Трин вцепилась в рукоять. — Оставьте мне оружие! Я воительница и буду сражаться перед смертью!

— Билтвейд — это не битва, Трин, — сухо обрубила Гунхильд. — Ты знаешь это. Билтвейд — это добровольный дар.

Молодая вёльда с такой силой стиснула пальцы на оплетке меча, что я услышала хруст. Красивое лицо стало бледным, словно горная вершина. Я осторожно глянула на Рагнвальда. Его глаза казались стылой пустошью.

— Я спрашиваю еще раз, — в ужасающей тишине произнесла Гунхильд. — Принимаешь ли ты свою судьбу, Трин?

— Принимаю, — сквозь зубы процедила дева. Сдернула с плеч пернатый плащ, сняла пояс с мечом. И положила на землю.

Старуха довольно кивнула, облизала птичий череп. И снова уставилась в толпу. Люди замерли.

— Духи назвали вторую деву для Билтвейда! Энни из чужих земель!

Что?

Я моргнула, не понимая.

— Нет! — Рагнвальд закрыл меня собой. — Твои духи ошиблись, вестница! Энни не принадлежит Карнохельму и не обязана платить дань!

— Не принадлежит? — насмешливо отозвалась старуха. — Разве она не пила жертвенное вино? Разве не ей ты протянул руку, когда стал риаром? И разве не назвал своей лирин перед людьми и духами? По всем законам она стала частью Карнохельма. А перед Билтвейдом все равны — и прислужницы, и торговки, и вёльды, и дочери конухма, и девы риара! Билтвейд — для всех! Ты знаешь закон, Рагнвальд-хёгг!

Ильх тяжело втянул воздух. Рядом с ним резко похолодало, я ощущала ветры, что стелились у ног Рагнвальда и трогали его руки. Словно сама ледяная стихия просилась на волю.

— Я не отдам ее, — с тихой угрозой сказал риар.

— Но ты готов отдать свою подругу, ту, с кем учился сражаться, — насмешки в голосе Гунхильд стало больше. — Чем чужачка лучше?

Трин прищурилась, с ненавистью глядя на меня.

— Духи выбрали, риар. Разве вместо твоей лирин должна умереть другая дева?

Я растерянно оглянулась. Со всех сторон на меня смотрели темные глаза жителей Карнохельма. С укором и ожиданием. Тофу заплакала, прижав к обширной груди натруженные руки.

Карнохельм ждал. Была ли я частью Карнохельма? Или лишь чужачкой? В таком вопросе не бывает полумер. Нельзя быть своей лишь наполовину. Только целиком. Нельзя делить только радость. Я сделала выбор, когда отказалась уходить с Гудретом. Я выбрала Карнохельм, что бы это ни значило.

— Я принимаю свою судьбу, — сказала я. — Я готова отдать свою жизнь на благо Карнохельма.

Рагнвальд рядом прижал ладонь к груди. В его глазах я видела потрясение — не ожидал. А потом он опустил голову и закрыл глаза. Всего на миг, но этот жест болью отозвался в моем сердце. Я коснулась его руки и прошла вперед, встала возле Трин. Та глянула хмуро и отвернулась.

Гунхильд бросила птичий череп в мешок.

— Время у вас до рассвета. Каждая может провести ночь с тем или теми, с кем захочет. Ни один ильх в Карнохельме не откажет избраннице Билтвейда.

Я даже не успела осознать сказанное, как Трин выкрикнула:

— Я выбираю риара Карнохельма!

Рагнвальд перевел на нее темный взгляд.

— У меня есть лирин! — рявкнул он.

— И что же? — зло улыбнулась Трин. — Когда это останавливало риаров? Риар — для всех, это тоже закон! Или ты откажешь избраннице Билтвейда? Откажешь мне, Альд? На рассвете я умру за твой город, а ночь со мной — слишком большая жертва для тебя?

— Пекло проклятое! — Рагнвальд устало потер лоб. — Трин, что ты делаешь?

— Это мой выбор! Ну так что, риар? Ты хочешь нарушить закон и отказаться?

— Нет, — через силу выдавил Рагнвальд.

Я обхватила озябшие плечи. Взгляд упал на высокую фигуру слева.

— Я выбираю Кимлета, — тихо произнесла я.

Рагнвальд дернул головой и посмотрел на меня. От его взгляда захотелось спрятаться. Но я отвернулась и пошла прочь. В голове было пусто, в теле разлилась противная слабость. Я даже не понимала, куда иду. Пока меня не догнал ильх. Кимлет тронул за руку:

— Пойдем со мной, избранница Билтвейда.

Я молча двинулась за побратимом Бенгта, не спрашивая, куда он ведет меня. К моему удивлению, мы миновали дома и пошли вдоль мшистого склона. По камням текли тонкие струйки проснувшихся водопадов, словно скалы плакали. Мы шли и шли, оставив позади освещенные улицы. Теперь путь среди камней освещал лишь факел в руках ильха.

— Ты ведешь меня в лес? — слегка испугалась я, увидев деревья.

— Это роща, а не лес, дева, — с легкой насмешкой ответил Кимлет.

Он воткнул факел в железное кольцо на скале и поманил меня к стволам. Я поежилась, но подошла.

— Это ясень, — Кимлет задумчиво погладил кору. — Я сам посадил каждое дерево в этой роще. Ты знаешь, что водным хёггам откликается не только водная стихия, но и деревья? Потому наши хёггкары такие быстрые и легкие… А еще мы верим, что в деревьях живет часть ушедшей души и воспоминания. В этой роще почти четыре десятка деревьев. Эти уже взрослые, я посадил их первыми. А вот эти саженцы — прошлой весной. — Он указал на тонкие прутики в стороне.

Я осмотрелась, начиная понимать. На ветках ветер играл цветными лентами. Словно девушка махала на прощание рукой…

— Это Плачущая Роща? Роща избранниц Билтвейда?

— Да. Я помню каждое имя. Вот это юная Вилда, а там — Бруна. Тонкая и светлая Анхильд, кряжистая и упрямая Ида. Я помню каждую деву, которую мы отдали в жертву. Их помнит весь город.

Я сжала кулаки. Кимлет гладил кору, и в этом движении было столько печали, что я удивилась. Я и не подозревала мягкости в этом ильхе, стоило вспомнить цепи на черном корабле.

— Зачем ты привел меня сюда? Если решил, что я хочу выбрать место для «моего» дерева, ты ошибся! Мне наплевать, где будет расти ясень с именем Энни!

Кимлет убрал руку от дерева и усмехнулся, снова становясь собой — жестким и молчаливым а-тэмом.

— Я привел тебя, чтобы показать: Карнохельм помнит жертву своих дев.

— Только самим девам до этого нет дела! — грубо оборвала я. — Из незримого мира не видно этой рощи, Кимлет-хёгг!

Ильх хмыкнул.

— Кажется, я начинаю понимать, почему Рагнвальд надел на тебя венец, чужачка. Твой нрав такой же огненный, как и волосы.

— Он сделал это, не подумав, — буркнула я.

— Да уж, не сомневаюсь! В здравом уме Рагнвальд точно не совершил бы такого! Видать, здорово ты его допекла в ту ночь! — Кимлет снова рассмеялся, но тут же помрачнел. — Все дело в проклятии Карнохельма. Несколько лет назад Бенгт тоже обзавелся лирин. И ее избрал Билтвейд. За две зимы до этого жертвой стала моя Анхильд. Поэтому Рагнвальд не хотел привязываться ни к одной к деве. Он не хотел терять. Даже Трин он ничего не обещал, хоть та и ждала. Поэтому я так удивился, когда он надел на тебя венец. Не знаю, что теперь будет…

Я прислонилась к стволу, размышляя. Выходит, если бы не мой гневный упрек, то я не стала бы лирин перед всем городом. И соответственно — не могла бы быть избранницей Билтвейда. Значит, и здесь Рагнвальд обо мне заботился. Только я этого не поняла.

— Что произойдет на рассвете? Что со мной сделают?

Кимлет помолчал. Его глаза в свете факела казались глубокой водой. Светлые, глубокие и хранящие слишком много страшных тайн.

— Ты узнаешь в свое время. Зачем омрачать оставшиеся минуты? Пойдем со мной. Я покажу тебе свое озеро. Тебе понравится…

— Не думаю, — я нахмурилась. — Прости, но я не собираюсь с тобой… ну в общем… Не собираюсь. Я просто хотела уйти с площади.

Ильх стоял неподвижно, рассматривая меня.

— В последнюю ночь можно не бояться, Энни, — мягко сказал он. — Тебя никто не осудит. Даже… он. В последнюю ночь деве можно все. Брать что хочет: еду, украшения, мужчин… Она может зайти в любой дом, к любому ильху. Зачем омрачать последнюю ночь тяжелыми мыслями, если можно наполнить ее любовью?

Кимлет взял мою руку, мягко погладил запястье.

— Те, кто связан с водным хёггом, иные, Энни, — он снова погладил, неотрывно глядя мне в глаза. — Мы знаем толк в ласках. На фьордах девам говорят: «Хочешь познать наслаждение — найди ильха, который носит кольцо водного хёгга». Я покажу тебе свой грот с горячим источником, воды из него вытекают прямо в изумрудное озеро. Его цвет напоминает твои глаза… Тебе понравится, Энни. И ты мне… нравишься. Не бойся меня.

— Я не боюсь, Кимлет. Но…

Он так же мягко привлек меня к себе, положив руку на талию. Дрожащий свет факела освещал лицо мужчины. Этот ильх старше Рагнвальда. Опытнее. Возможно, он более нежный и умелый. Но внутри меня ничего не дрожало от его взгляда и прикосновения. Проклятый риар меня заморозил и сделал невосприимчивой к обаянию чужих мужчин!

Чтоб ему там икалось нещадно, прямо во время того самого с Трин!

В глазах Кимлета возникло понимание.

— Ты хотела бы быть не со мной. Но выбор сделан. Я постараюсь, чтобы ты потеряла счет времени. Поверь мне.

Я вздохнула.

— Я просто не хотела уходить с площади одна. Значит, все, что угодно, для избранницы Билтвейда? Все, кроме жизни. Что ж, я бы не отказалась от кофе с шоколадным пончиком. Но в Карнохельме нет ни того ни другого. Так что я, пожалуй, пойду.

Сделала шаг, но ильх удержал за руку. И я ойкнула, воочию увидев морскую стихию в его глазах. В радужках водного хёгга билось море. Еще миг назад — спокойное и ласковое, оно потемнело, обещая буйство стихии. Бушевали волны, пенились, взлетали в небо и опадали на песок. Я видела шторм, словно смотрела в круглые окна черного хёггкара. Это удивляло и завораживало. Но и только.

— Кимлет, переселенки из-за Тумана не слышат Зов, — негромко пояснила я. — Ты зря стараешься.

Ильх удивленно рассмеялся.

— Верно, ужасно быть мужем такой девы. Не каждый ильх на это согласится! — Он склонил голову. — Тогда, может, ты пойдешь со мной без Зова? Это будет… интересно…

— Жаль, что не утолю твою любознательность. Но нет, — я обошла застывшего ильха. — Я буду тебе очень благодарна, если ты меня проводишь. В этой темноте легко заблудиться.

Я оглянулась на своего спутника. Шторм в его глазах продолжал бушевать, даже скулы побледнели, но Кимлет молча склонил голову и пошел рядом. Он умел успокаивать море внутри себя.

Когда роща осталась позади и показалась башня риара, я запнулась.

— Значит, я могу просить все, что пожелаю? Тогда отведи меня туда, где меня никто не найдет. Никто. Даже риар.

Кимлет снова молча кивнул.

Глава 29

Над фьордом разразилась гроза. Небо бушевало, сверкало и плакало, изливая на скалы потоки воды. Ледяной ветер облизывал камни, оставляя следы инея. Я смотрела на разгул стихии из-под навеса, укутанная в белый песцовый плащ-шубу. Под ним было платье — тоже белое, сплошь покрытое искусной вышивкой. Я уже надевала похожее — на свое наречение с Гудретом. А второй раз надела для Билтвейда. Странная ирония моей странной судьбы.

На пояс я повесила свой кожаный мешочек, в котором лежал хрустальный хёгг. И иногда безотчетно гладила его, словно успокаиваясь.

Но я старалась об этом не думать, сидя под навесом черного корабля, на носу которого скалился деревянный дракон.

Ильхи с браслетами на ногах бросали на меня быстрые взгляды, но молчали. Похоже, Кимлет и правда строгий капитан.

Сам водный сидел рядом со мной, потягивая из огромной кружки сладкое горячее вино. Такая же была и у меня в руках.

Удивительно, но, несмотря на стихию, хёггкар не бросало на скалы, ладья лишь мягко покачивалась на волне. Верно, Кимлет и правда имел власть над водой и деревом.

Ильх нахмурился, всматриваясь в расчерченное молнией небо.

— Странная гроза, — пробормотал Кимлет. — Словно черный хёгг злится.

— Может, Бенгт очнулся? — встрепенулась я.

— Хорошо бы. Но гроза бушует в другой стороне, — усомнился ильх.

И мы оба глянули в сторону Карнохельма. Над ним небо лежало черным пологом — глухим и неподвижным. Ни единый сполох не разукрашивал эту холодную тьму. Этой ночью никто в Карнохельме не услышал Зова своего риара.

Только стоило ли мне этому радоваться?

— Что еще ты хочешь услышать, Энни? Будешь еще вино или сыр с лепешками?

Я покачала головой и улыбнулась. Целую ночь ильх смешил меня рассказами о своих похождениях, рассказывал истории про дальние фьорды и морских обитателей. Он даже уверял, что как-то поймал в подземной пещере морскую морь. Правда, слушать, что он с ней сделал, я не смогла — начала хохотать. В ответ я поведала о городах из стекла и железа, которые высятся за Туманом.

— Ты очень гостеприимный хозяин, Кимлет.

— А ты очень дорогая гостья, Энни. К тому же мой хёггкар впервые принимает на своем борту деву. — Он рассмеялся, увидев мое удивление, и улыбнулся. — Это не место для любви.

Я покосилась на цепи и понятливо кивнула. Ну да, точно не место. Да и Зов на корабле, полном оголодавших варваров, — это преступление.

Гроза прекратилась как-то внезапно, словно ее выключили. Я зябко стянула у горла белую шкуру — от скал веяло ледяным холодом. Кажется, даже водопады снова покрылись коркой льда.

— Рагнвальд злится, — глядя на светлеющий горизонт, уронил ильх.

— Я не хочу говорить о нем.

Кимлет нахмурился.

— Не уверен, что поступил правильно, спрятав тебя… но избранницам Билтвейда не отказывают в просьбах.

— Почему? — внезапно заинтересовалась я.

Кимлет слегка поперхнулся вином.

— Ну… избранница Билтвейда после… смерти попадает сразу на вечный пир предков, минуя незримый мир. Ее испытания заканчиваются, и боль тоже. А вечный пир — это вечный праздник, где собираются великие воины и прекрасные девы, а во главе стола сидят перворожденные хёгги. И избранница Билтвейда может пожаловаться им на тех, кто остался в зримом мире. Поэтому каждый пытается угодить избраннице и отдать ей все, что она захочет. Кто же в здравом уме желает ссориться с перворожденными хёггами?

Кимлет сделал большой глоток вина, а я покачала головой. Мы помолчали.

— Рассвет, Энни. — Кимлет охрип. Может, от холода, а может, от бесконечных разговоров. — Надо заплести твои волосы.

К моему изумлению, и это Кимлет сделал лично. Расчесал мои волосы, сплел две косы, связал их за моей спиной и украсил морскими ракушками и нитью жемчуга. Я полюбовалась на свое отражение в железном блюде — красиво.

— Пора идти, — пряча взгляд, сказал водный.

— Кимлет, все хотела спросить… А вёльда может подчинить хёгга?

Ильх изумленно моргнул.

— Подчинить хёгга? Да кто же в здравом уме пойдет на такое? Даже если бы и была такая сила, даже вёльды страшатся того, что ждет за гранью! А за подобное можно вечно блуждать по незримому миру, не зная прощения! На пир к перворожденным после такого точно не пустят! Надо быть безумицей, чтобы совершить такое! Да и нет таких сил, я о подобном не слышал!

Я задумчиво кивнула и поднялась.

Ильх смотрел снизу вверх.

— Мне… жаль. Лучше бы ты осталась в своем затуманном мире.

— Нет, — улыбнулась я. — Фьорды стоят того, Кимлет. Ты ведь и сам это знаешь.

Когда мы шли к сходням, меня провожали выстроившиеся у борта ильхи. На ноге каждого была цепь, но все они смотрели с почтением. Поднимали ладонь, прижимали ее к груди и что-то произносили.

— Что они говорят? — прошептала я, когда Кимлет помог мне перейти сходни.

Водный помолчал. И неожиданно поднес мою ладонь к щеке, прижал.

— Встретимся на другой стороне, — чуть слышно произнес он.

* * *

Эту же фразу шептали жители Карнохельма, когда мы шли по улицам города. Я улыбалась, не желая лить слезы.

«Встретимся… встретимся… встретимся на другой стороне…» — неслось мне вслед.

Мы поднялись по извилистым тропинкам на склон, и я обернулась. Отсюда весь Карнохельм лежал как на ладони. Дома, покрытые мхом и ветками, три моста и разрушенный Нирхёльд, пустая сейчас площадь, торговая улица, Плачущая Роща… рядом со мной выступал из камня нос древнего хёггкара, над ним простирал крылья черный дракон. Только сегодня внутри его глаз не горел огонь. Первый риар и первый а-тэм были готовы проводить избранниц Билтвейда.

Здесь же уже лежали дары — туши животных, лепешки, меха и шкуры. Стояли старейшины, воины, горожане, Трин в белом плаще и… Рагнвальд. И мне показалось, что за эту ночь он стал на десять лет старше. Он скользнул быстрым взглядом по мне и Кимлету, стоящему рядом.

Шагнул ко мне, но его остановил конухм:

— Рагнвальд, рассвет наступил! Нельзя прикасаться к деве!

— Я не могу последний раз обнять свою лирин? — прорычал риар.

Старик конухм переглянулся с другими ильхами и неуверенно кивнул. Но Рагнвальд уже не смотрел. Он сгреб меня, прижал к себе. Ледяные губы коснулись виска. Мне казалось, что меня обнимает сама зима. Он стоял неподвижно и, кажется, даже не дышал. Лишь под моей щекой очень быстро стучало его сердце.

— В корнях кедра — укрытие, — почти неслышно шепнул риар.

И рука, коснувшаяся моего бока под белой шкурой, тоже была холодной. Меня что-то кольнуло под плащом, и Рагнвальд отодвинулся. Посмотрел в глаза — долго, тоскливо. Отвернулся и отошел.

Зато бросилась Тофу.

— Как же так? — женщина прижала меня к своей мощной груди. — Как же ты так, милая?

— Тофу, прекрати! — окликнул конухм.

— Не надо, — шепнула я, все еще ища взглядом Рагнвальда. Но он на меня больше не смотрел. Словно уже попрощался…

— Молись перворожденным, Энни!

— Я постараюсь, Тофу. — В молитвы я мало верила.

— Солнце встает, — напомнил конухм. — У кого веревки? Верн, вяжи ты, у меня узлы уже не те…

Трин зашипела, когда великан со сбритыми на висках волосами связал запястья девушки за спиной. Потом он обвязал ее лодыжки и закрепил веревку на кольце в скале. То же самое проделали и со мной.

А после мужчины ушли.

Я пошевелилась, пытаясь принять удобную позу. Руки затекли моментально. Оказывается, стоять связанной — это довольно сложно!

В боку снова что-то кольнуло. Словно там была… льдинка. Или нож!

Я покосилась на Трин. Ее лицо было бледным, но черные глаза, как обычно, сверкали. Не глядя на меня, она бросила:

— Иногда дикая стая разрывает дев прямо на месте. Хёгги отрывают руки и ноги, так что дева истекает кровью, но остается живой. Иногда жители находят останки избранниц Билтвейда… Жуткие останки! А иногда хёгги уносят дев на вершину. Моли перворожденных, чтобы сразу умереть. Говорят, полет в лапе хёгга — ужасное испытание. Он ломает деве ребра, и они протыкают внутренности!

— Хватит рассказывать эти ужасы! — разозлилась я. — А в лапах хёгга я уже летала. Бенгт украл меня с собственного наречения! В Варисфольде! Полет вполне сносен… — пожала я плечами. — Хотя от лап хёгга жутко воняет. Я предпочла бы усесться сверху.

Лицо Трин вытянулось, и она посмотрела на меня:

— Ты ненормальная?

— Я затуманная.

— Вон оно что! Так ты притащилась из-за Тумана? А сдохнешь разорванная хёггом! Достойная судьба! — она попыталась рассмеяться, но получился лишь хрип.

Я пожала плечами.

— Я не жалею.

— Может, потому, что у тебя нет разума?

— Может, потому, что есть благодарность. А почему ты такая злая, Трин? Ты ведь получила, что хотела. Ночь с Рагнвальдом и мою смерть.

— Только я не собиралась умирать вместе с тобой!

— У нас говорят: бойся своих желаний, — усмехнулась я, осторожно ощупывая свой бок. Пришлось до боли вывернуть руки. Лезвие кольнуло пальцы. Нож! — Видишь, твои желания почти исполнились. Только не вижу на твоем лице радости. Мы обе стоим на этой скале и ждем гибели. А ты продолжаешь меня ненавидеть. И у кого здесь нет разума?

Я говорила, не сводя глаз с горизонта. Показалось, или оранжевую полосу рассвета пересекли черные силуэты? Умирать не хотелось. И в голове все вертелся миг, когда я смогла увидеть мир глазами хромого хёгга, когда смогла стать им. Это мой единственный шанс! Я должна сделать это снова, должна! Понять, почему стая нападает и почему в хромом звере столько убийственной ярости.

Вёльда отчетливо скрипнула зубами, отвлекая от мыслей.

— Я ждала Рагнвальда годами! Я любила его с первой встречи! Он тогда был мальчишкой! И что же я получила? Ночь, которую пришлось выпрашивать, а наутро — смерть?

— Мне жаль, Трин. Но я не виновата в твоих бедах. Просто это… судьба. Я тоже получила не то, о чем мечтала.

Вёльда зыркнула хмуро и опустила голову.

— Я не испытываю к тебе ненависти, чужачка. Я тебе завидую.

Если бы я могла — расхохоталась бы! Красавица вёльда завидует мне! Мне — неуклюжей Энни! А ведь у Трин было все, что я когда-то так хотела иметь для себя! Сильная, бесстрашная, умелая, красивая! Свободная! Увидев ее впервые, я подумала, что хотела бы быть похожей на нее. А она… мне завидовала.

Я снова поежилась, пытаясь вывернуть руки.

Трин встрепенулась.

— Все это уже неважно, чужачка. Хёгги летят! — Она вдруг принялась извиваться, пытаясь разорвать путы. — Я не хочу умирать, словно беспомощная рыба в неводе! Я воин! Я не хочу такой смерти!

— Трин!

Вёльда не услышала, продолжая шипеть и до хруста выворачивать руки. Силуэты драконов были уже различимы.

— Трин! У меня есть нож! Ты слышишь?

Девушка, тяжело дыша, уставилась на меня.

— Это запрещено законом, — прищурилась она. — Альд. Это он дал тебе нож. Тебе! Его беспокоит лишь твоя судьба! Ради тебя он снова нарушил закон Билтвейда!

Снова? О чем она? Но уточнять не было времени.

— Трин, хватит! — рявкнула я. — Рагнвальд не хочет ничьей смерти! И дал нож мне, потому что я не боюсь гнева перворожденных! А теперь прекрати так смотреть и попытайся дотянуться до моих рук!

Вёльда зарычала, но послушно потянулась, пытаясь достать клинок.

— Сдвинься ко мне!

— Я не могу! Я привязана к скале, если ты не заметила!

— Дура затуманная.

— Вёльда психованная.

Трин вдруг усмехнулась.

— Повернись. Вот так. Еще!

— Я не могу! У меня внутри кости, а не резина!

— Ты неповоротливая, как туша ослицы! И-и-и… как вообще можно ходить с такими грудями? — возмутилась девушка. — Они же как подушки!

— Нас сейчас сожрут, — напомнила я.

— Попытайся перерезать веревку на моих руках.

— Я не вижу твоих рук! Мы стоим спиной друг к другу!

— Режь! Сейчас же!

Я сжала зубы, кое-как обхватила рукоять ножа, пристроила туда, где вроде бы находились запястья Трин. И принялась пилить. Девушка зашипела, похоже, я все же ее ранила. Но стоило мне замедлиться, как она снова приказала резать. На небо я не смотрела, но нутром ощущала приближение смерти.

— Скорее. Скорее! Получилось!

Веревка лопнула, и Трин яростно ее сбросила. Выхватила у меня нож и освободила ноги. И замерла.

Я тоже, молча глядя на вёльду. Она была свободна и могла сбежать в свой заповедный лес, оставив меня на съедение. И это желание явно читалось на лице девы.

Но потом она вздохнула и разрезала мои веревки.

Вовремя. Свет солнца закрыли тени и приближающееся ненастье. Ледяные хёгги несли с собой стужу.

— Лезь под кедр!

— Куда?

— Не знаю! Рагнвальд велел сделать это!

Мы бросились к огромному дереву. По земле плелись его корни, между ними обнаружилась дыра, накрытая досками и сухими листьями. Укрытие! Дыра была узкой, и Трин снова зашипела, что кто-то, то есть я, не помещается.

Длинные тени скользили по скалам. А потом обрушились на землю. Сразу несколько хёггов взрыли когтями дерн и закружили, осматриваясь. Один — со снежно-белыми рогами — схватил клыками кабанью тушу, дернул, отрывая кусок мяса и жадно глотая. На белесой морде остались кровавые разводы. Второй хищник — с сизыми крыльями — присоединился к рогатому. Но тут на утес упал Хромой. Он качнулся, неловко поджимая лапу, и зарычал. Пирующие хёгги оставили мясо и подались назад. Хромой обвел хрустальным взглядом площадку. Втянул воздух. Я попыталась не дышать. Зверь обшаривал взглядом утес в поисках жертв. И не находил. Новый рык сотряс скалы.

— Перворожденные… Теперь он уничтожит Карнохельм… Что мы наделали! — едва слышно прошептала Трин.

Я сжалась, пытаясь врасти в корни кедра. Если стая не получит жертвенных дев, то городу придет конец! Но почему тогда Рагнвальд дал мне нож?

Новый рык прокатился эхом, и я увидела Ледышку. Он опустился на каменную голову дракона, изображавшего первого риара Карнохельма. В дырах-глазницах сейчас не горел огонь, так поразивший меня в первый раз. Ледышка зарычал, и гранит покрылся инеем и трещинами. Ударил хвостом — и часть камней обвалилась, открывая провал. Внутри головы было пусто, там скрывалась пещера. Хёгг завертелся, издавая короткие рычащие звуки. И скрылся внутри скалы. Белорогий с Сизокрылым встрепенулись и полезли следом, используя крылья как ходули. Еще трое хёггов поступили так же, словно их манили звуки, издаваемые Ледышкой. Лишь Хромой мотал головой и настороженно осматривал утес.

Трин безотчетно сжала мою руку почти до боли.

— Это ведь Рагнвальд! Я видела его хёгга на площади… Но что он… О-о… Это же ловушка!

— Что?

— Внутри горы нет руды, — лихорадочно зашептала дева. — Там пусто! А сверху нависают камни и гранитные крылья. Видишь? Их можно обвалить. — Трин посмотрела наверх. — Я вижу в небе падальщиков, они чуют мясо. Значит, внутри пещеры припасены туши, возможно, начиненные отравой или сонной травой…

— Хёгги на это купятся?

— Хёгги — умные хищники. Но их зовет Рагнвальд. Может и сработать.

Ловушка? Так вот что происходит!

Сквозь корни и наст из сухих листьев я посмотрела наверх. Три дракона кружили над скалой, словно в раздумьях. Но решились и, сложив крылья, залезли в нутро пещеры.

Я нахмурилась.

— Но ему придется и самому отведать отраву, так ведь? Чтобы другие поверили… И как Рагнвальд обвалит камни? Он ведь внутри.

Трин помолчала.

— Ему надо запечатать вход. Хёгг может ударить по тонкому слою, вон там. Удара хвостом хватит. Камень обвалится внутрь, а заодно вызовет камнепад. Надо успеть отсюда убраться. Рагнвальд хорошо знает эту гору.

Внутрь?

— Постой… — выдохнула я. — Но как же он тогда выберется?

Трин глянула на меня косо. И не ответила.

Я похолодела. Никак. Вот в чем дело. Рагнвальд заманит стаю, обвалит изнутри пещеру и не сможет выйти. Еще одна жертва ради блага Карнохельма.

Ледышка продолжал рычать-звать. И уже вся стая оказалась в ловушке.

Хромой смотрел на скалу, но не двигался с места.

Я, кажется, перестала дышать. Мне хотелось закричать. Хотелось выбраться из корней кедра и броситься к Рагнвальду. Хотелось заорать, чтобы он не делал этого. Чтобы не смел этого делать! А Ледышка? Значит, мой ледяной зверь тоже погибнет? Останется навечно в плену гранита? Погибнет сразу от отравы, жуткого камнепада или будет умирать долго и мучительно, заключенный в камнях? Я помню боль и тоску в звериных глазах, когда Лёд не мог выбраться из пещеры Бенгта. Помню, как он лежал возле выхода, пытаясь сделать хоть один вдох холодного воздуха. Плен внутри горы — что может быть ужаснее для ледяного дракона?

Нет! Только не это!

Но на другой стороне весов лежит жизнь всего города. И моя жизнь.

Рагнвальд это знает.

Я попыталась сделать хоть один вдох, грудь сдавило.

Трин закрыла мне рукой рот.

— Это то, чего он хочет, — прошептала она. — Свобода для Карнохельма и жизнь для нас. Даже не думай ему помешать.

Я уткнулась лбом во влажную землю. Фьорды, вы жестоки… а за свободу приходится сражаться. И платить… Но не слишком ли высока цена? Рагнвальд дал мне нож, чтобы мы успели спрятаться. Дал нож, зная, что будет дальше.

Когда снова посмотрела — перед глазами все плыло от слез. Хромой медленно полз в пещеру. И почему-то сейчас был похож на огромную серую летучую мышь. Шипастый хвост оставлял на земле траншею. Рогатая голова сунулась в дыру, потом — круп. Осталось совсем немного…

Не выдержав, я дернулась наружу, но Трин прижала меня к земле, приложив головой о корни.

— Не смей!

— Я не позволю ему…

— Это его решение! Иначе мы все погибнем!

Я стерла грязной рукой слезы. Я не могла на это смотреть.

И тут на утес упал еще один хёгг. Завалился на бок, словно впервые приземлился, вскочил, тряся головой. Растопырил крылья и зарычал.

— Какого пекла? Это еще кто? — изумилась вслух Трин. — Да у него кольцо на шее!

Дракон был черный. Смоляной, словно ночь! Его голову покрывало множество шипов-игл, а глаза светились золотом! Пришлый осмотрелся, принюхался и полез к пещере, цепляясь когтями за выступы! От его рыка камни посыпались вниз, разбивая деревянный хёггкар. Огромный кусок гранита рухнул прямо на нос ладьи, и вырезанный водный змей откололся.

Привлеченный звуками, из пещеры высунулся Хромой и ту г же взлетел. Я чуть не заорала — не знаю, от радости или горя. Следом выползли еще два хёгга и показался Ледышка… И, увидев его, черный дракон распахнул крылья и бросился в атаку.

Два зверя рухнули на деревянный хёггкар, разнося его в щепки! Черный рвал Ледышку с бешеной яростью, и шкура ледяного покрылась ранами. Я не сдержала стона, когда пришлый плюнул огнем и левое крыло его противника вспыхнуло, словно бумага. Хёгг застонал-зарычал, вгрызаясь зубами в круп черного зверя, отбросил в сторону.

Хромой приземлился на скале и поднял крылья, всматриваясь в корни кедра.

— Бежим! — рявкнула Трин. — Он почуял нас!

Вёльда выскочила из укрытия, словно пробка, бесцеремонно дернула меня за собой. И понеслась зигзагами. Огромная тень накрыла нас — Хромой взлетел. И обрушился сверху. Трин толкнула меня, я полетела кубарем по мягкому мху. Кривые когти дракона прочертили борозды на земле, совсем рядом с моим телом.

Хромой снова бросился, и тут его сбил Ледышка. Вцепился клыками в шею дракона. Но его крыло прокусил черный зверь. Золотые глаза зверя уставились на меня и озадаченно моргнули. Хищник застыл — с поднятыми крыльями и открытой пастью. Но думать о странном поведении черного хёгга было некогда. Хромой снова бросился вниз, а Ледышка — наперерез. Рядом со мной били гигантские крылья, взлетали дерн и мох, скребли когти. Оглушительный рык лишал слуха. Я куда-то ползла, движимая инстинктом, и пыталась спрятаться. Кажется, меня ранило, потому что по рукам потекла кровь. Или она не моя?

Остальная стая кружила в небе, оглашая скалы пронзительными криками. Надо мной два огромных хищника пытались перегрызть друг другу шеи. И на миг я увидела кристальные глаза Льда. Глаза дракона, а взгляд человека… Рагнвальд.

Белый хёгг стал багровым от ожогов и крови.

Я протянула ладонь, желая хоть на миг коснуться его. Но черный дракон снова напал. Я побежала… огромная лапа подхватила меня, стиснула, и Хромой взлетел. Я закричала, Ледышка тоже поднялся, рыча и заваливаясь на изодранный в лохмотья бок. Черный зверь налетел, и оба покатились вниз с горы. Из воды выполз водный хёгг — Кимлет — и, оскальзываясь плавниками на камнях, отчаянно пытался залезть на гору. Последнее, что я увидела, прежде чем землю затянула дымка, это как падает в море мой снежный дракон.

Глава 30

Сознание меня все же покинуло, потому что Хромой не слишком церемонился, сжимая меня своей лапой. Воздух выбило из груди, и сознание померкло. Оказывается, и Бенгт, и Ледышка держали меня куда как аккуратнее!

Я очнулась и некоторое время лежала, пытаясь понять, жива ли. Потом осторожно открыла глаза. Первое, что увидела, — бледное и грязное лицо Трин. Она сидела рядом, держа мою голову.

— Я думала, ты подохла, чужачка… — прошипела она, но я увидела в глазах вёльды облегчение. — Хребет вроде целый… — И, склонившись, добавила: — Мы с тобой здорово влипли. Постарайся потянуть время.

Я села, плохо понимая, о чем Трин говорит. Тело отозвалось болью ушибов. Осмотрелась. И открыла изумленно рот.

— Где мы?

— Я знаю это место, — шепнула в ответ вёльда. — Правда, я видела его лишь издалека. Мы за Хрустальной Занавесью. Но я не знала, что за ним что-то есть… Никто не знал.

И тут я услышала еще один голос — вполне знакомый.

— Добро пожаловать в Ледяное Логово, — прохрипела Гунхильд.

Огромный зал мог бы служить дворцом какому-нибудь снежному королю. Возможно, так и было сотни лет назад. С трех сторон зал окружал камень скалы, а четвертая была стеной льда. Навечно застывший водопад с двумя узкими проемами огромных щелей-окон. Они находились так высоко, что добраться до них можно было лишь на крыльях. В проемы лился солнечный свет, значит, снаружи все еще день. С высоченных сводов потолка спускались гирлянды сталактитов и ледяных кружев. Вода здесь застыла в самых причудливых формах, создав безумный шедевр. Пол и потолок соединяло несколько десятков ледяных колонн. Самое странное, что я видела закономерность в расположении «окон», ледяных столбов и наростов. Каменные стены были естественной частью горы, но остальное когда-то воздвиг человек. Вернее… ледяной дракон. Может, это случилось тысячу лет назад, еще до появления в этих местах Карнохельма.

Но сейчас здесь обосновался обычный человек, потому что в углу, подальше от щелей-окон, пол покрывали грязные звериные шкуры, одеяла и просто тряпки. Там же теплился примитивный очаг, сложенный из камней. А рядом было навалено разное добро: лепешки из Карнохельма, грязные свертки, посуда, одежда и ткани, изгрызенная драконом кабанья туша, связка заячьих тушек и пучки сухих трав. Все это напоминало свалку, но предназначалось для человека.

Для той, что жила в этом логове вместе с дикой стаей.

— Вы уж не судите строго, у нас не жарко, — снова рассмеялась Гунхильд. — Ледяные не любят огонь. И в их логове всегда живет ветер, их вечный спутник. Так что погреться напоследок не получится.

Трин коснулась моей руки и кивнула в другую сторону.

Я прищурилась, всматриваясь в белесую кучу и пытаясь понять, что вижу. Вздрогнула. Кости. В углу логова были навалены кости.

И рядом свернулся хромой дракон. К нему подошла Гунхильд, без опаски погладила звериную морду.

— Мальчик мой, ранили, поцарапали… Ничего, ничего, милый, это не страшно… Это заживет… У мышки боли, у кошки боли, у моего Безжалостного Вармара заживи…

Мы с Трин переглянулись и дружно попятились.

— Не вздумайте бежать, — не поворачиваясь, хмыкнула Гунхильд. — Мой мальчик только успокоился. Побежите — и минуты не проживете. К тому же снаружи остальные хёгги. Они предпочитают вершину, но в сторону Логова всегда поглядывают.

Мы застыли, превратившись в ледяные скульптуры.

— Это все ты! — прошипела Трин. — Это ты виновата! Ты натравила на Карнохельм дикую стаю! Но как? Как тебе это удалось? Это невозможно!

— Невозможно, — согласилась старуха, оборачиваясь. — Для тебя, Трин. У тебя никогда не будет таких сил. Для силы нужны чувства — настоящие, глубокие, как океан. А у тебя что? Лужа… К тому же ты дева фьордов, хоть и мнишь себя свободной вёльдой. А значит, с молоком матери впитала правила… Удивительно, но сила вёльды напрямую связана с Зовом хёгга. Сила вёльды мощнее в тех женщинах, что родились, не слыша его. Не зря вёльды уходили подальше от риаров, ох не зря! Возможно, такова компенсация… Зов меняет людей на клеточном уровне.

— О чем ты говоришь… — Трин тяжело дышала и смотрела с ужасом. Похоже, дева не понимала ни смысла, ни слов Гунхильд.

Зато понимала я.

— Ты родилась не на фьордах, — сказала я.

— Ты догадалась еще в нашу первую встречу, Энни. Ты смышленая. Да, я тоже пришла из-за Тумана. Это было давно, мне едва исполнилось двадцать пять. Я сбежала из дома и заблудилась в горах. Но у меня всегда было чутье — то, что фьорды сделали силой. Фьорды пробуждают тайное, будят спящие инстинкты и способности. Делают нас живыми. Но и плату требуют немалую… Я отвлеклась. Я заблудилась и шла много дней, пока не наткнулась на горячий источник. Я даже не поняла, что пересекла Туман. Там меня и нашел ильх…

Гунхильд отошла от хёгга, тот проводил ее взглядом. Старуха присела возле очага. В котелке что-то булькало.

— Зачем ты все это делала? Зачем разрушаешь город и губишь людей? Ты ведь вёльда! Мы бережем жизнь, а не отнимаем ее!

— Кто бы говорил! — хмыкнула Гунхильд. — Я тоже берегу жизнь. Того, кто мне дорог!

— Ты бережешь хёгга, — догадалась я.

Хромой дракон поднял голову и шумно втянул воздух.

— Это моя семья, — старая вёльда нежно глянула в сторону чудовища.

— Он хёгг! — закричала Трин. — Они все — хёгги! Дикие! Что ты сделала?

Я тронула деву за руку, пытаясь успокоить.

— Расскажи нам, — попросила я старуху. Трин права — надо тянуть время и искать выход. Хорошо бы Хромой уснул. Должен же он когда-нибудь спать?!

— Расскажу, — согласилась старуха. — Мне редко выпадает возможность поговорить по душам, — она рассмеялась. — И еще реже с теми, кто не визжит от ужаса и не плачет, заливая все логово своими слезами! Таких легче сразу лишить языка, чтобы не оглохнуть!

Мы с Трин попятились, Гунхильд хмыкнула.

— Как я уже сказала, на фьордах меня нашел ильх. Я была испугана, я ничего не понимала. К тому же упала на острые камни и сильно ранила живот. Думала, что умерла, когда он склонился надо мной. Саврон. Я не встречала таких мужчин… он принес меня в Карнохельм, вылечил и обогрел. А я влюбилась, что уж таить. Жила ради него, на все была согласна, лишь бы оставаться рядом. К риару приходили разные девы, и он делил с ними постель, а я сходила с ума.

Гунхильд попробовала свое варево, одобрительно причмокнула губами. Трин указала глазами на каменные стены, покрытые инеем и трещинами. Некоторые были лишь нишами, иные темнели глубиной.

Может, там были лазы наружу?

Трин мотнула головой, отвергая этот вариант, и кивнула на Хрустальный Занавес.

Я присмотрелась. На стыке льда и скалы виднелась узкая низкая дыра. Выход на склон. Ну конечно! Здесь был выход, хоть и неприметный. Надо лишь добежать…

— В ильхов с кольцом на шее трудно не влюбиться, милая Энни. Ты ведь и сама это поняла. Они особенные. Дев влечет их сила, их стать и зверь, с которым они навечно связаны. Вот и я провела десяток лет, глядя на своего риара. Верность ему хранила… каково же было мое счастье, когда Саврон все же надел на меня венец нареченной. Целый месяц он был лишь моим! Только счастье оказалось недолгим. — Старуха рассмеялась — закаркала. — Однажды в Карнохельм пришла прекрасная Аста. Любая дева может прийти к риару и попросить дитя, все это знают. Ужасный обычай фьордов… Сколько слез я пролила, когда Саврон соглашался. Я ненавидела каждую деву, но не могла помешать. Риар берет деву, не глядя в ее лицо, и я убеждала себя, что это ничего для него не значит. Это было трудно. Девы, получив желанную ночь и подарок, уходили. Но с Астой все вышло иначе…

— Саврон не захотел ее отпускать, — пробормотала я. Краем глаза покосилась на выход. Успеем ли добежать, прежде чем на нас набросится хёгг?

— Он воспылал к ней чувствами! — со злобой прошипела Гунхильд. — И решил отказаться от меня. Меня он никогда не любил, жалел только… Предложил золото и дары, дом на скалах и свою поддержку. Рассказывал мне, как сильно любит другую женщину! Словно не понимал, что убивает меня. Каждым словом убивает! К тому же Аста понесла. А я за прошедшие годы так и не смогла излечиться от того ранения… Даже Зов не смог вернуть мне утраченное… А проклятая Аста заполучила дитя с первого раза! Саврон был счастлив. Вы бы его видели! Сиял, как золотое блюдо, помолодел даже. Всем рассказывал, что родится у него сын и станет самым сильным черным хёггом на фьордах! Закатил пир на весь Карнохельм, созвал гостей из-за гор. В узкую расщелину между скалами уже не помещались хёггкары — столько гостей прибыло поздравить Саврона. Все пели, пили, смеялись и танцевали. Все были счастливы. Все, кроме меня. Меня просто забыли.

Трин вздрогнула. Она так побледнела, что показалось — бесстрашная воительница вот-вот лишится чувств. Впервые я видела вёльду такой растерянной.

— О, Трин, я вижу, ты меня понимаешь, — усмехнулась Гунхильд. — Твоего мужчину тоже украла чужая дева! Мы с тобой похожи.

— Нет! — молодая вёльда так вскрикнула, что я даже испугалась. — Я не такая, как ты! Не такая!

— Почему же нет? Разве ты не отправила Энни на верную смерть в ущелье?

— Я… я сделала это сгоряча! — прошептала Трин, оглядываясь на меня. — Я не хотела… так! Я разозлилась!

— Никто не хочет так, милая девочка. Все хотят красиво и правильно. А еще все хотят, чтобы их любили. Только выходит по-разному… Вот и суп почти готов, скоро и ужин.

— Ты не осталась в Карнохельме, ведь так?

Дыра-выход была почти рядом. Пусть Гунхильд рассказывает, пусть погружается в свои воспоминания и не следит за нами…

— Проклятое золото Саврона мне было ни к чему. И в дареный дом на скалах я даже не вошла. Но я взяла кое-что поважнее, а после оставила Карнохельм. Я хотела добраться до заповедных лесов, до вёльд. Но на меня напали волки. Израненную, меня загнали сюда, под навечно замерзший водопад. Внутри была эта пещера — сплошной лед, холод и ветер… Но внутрь волки не сунулись, тогда я не поняла почему. Я решила, что здесь и умру. Как и много лет назад, я лежала на ледяных камнях и ждала свою смерть.

Гунхильд помолчала, седые космы теребил ветер.

Я поежилась.

— Но ночью камень, на котором я лежала, треснул. И из него выбрался… хёгг. Это было яйцо ледяного хёгга. Мало кто видел то, что увидела я. Кладка снежных драконов может пролежать во льдах целую вечность… Словно замерзшие глыбы, они ждут своего часа. Хёгг почуял тепло и пищу и разбил свою скорлупу. И принялся лакать мою кровь. Я лежала на камнях и смотрела на него. Глупые девы… На земле нет ничего прекраснее, чем новорожденный снежный хёгг! Какая белая у него кожа, это сама чистота. Какие тонкие серебристые крылышки, сквозь них виден солнечный свет. У хёгга не было ни клыков, ни когтей, а чешуя была мягкая и тонкая. Она покрывала его спинку и бока, а вот на брюхе стелился мягкий пух, как у ребенка на голове… Он пил и пил мою кровь, а я думала, что это самое прекрасное создание во всех мирах. Что он — дар мне. Подарок за испытания.

Трин судорожно сглотнула. Я тоже хотела, но в горле совсем пересохло.

— Я назвала его — Безжалостный Свет. На языке фьордов — Вармар. Напившись моей крови, хёгг снова забрался в треснувшее яйцо, свернулся там и уснул на неделю. Я долго лежала рядом, глядя, как лунный свет серебрит его шкурку. А потом нашла в себе силы и выбралась наружу. Мне удалось найти немного земляного корня и погибшую утку, и это тоже был знак… часть мяса я съела сама, а остальным попыталась накормить хёгга. Но утиное мясо ему не понравилось. И заячье не понравилось. Мой мальчик попробовал человеческую кровь и желал ее. А я знала, что надо делать.

— Ты кого-то убила? — похолодела я.

— Это было нетрудно, — махнула рукой сумасшедшая старуха. — Думаю, сами перворожденные привели на эту гору двух путников. Они заблудились. Их тел хватило новорожденному хёггу надолго. Мне повезло. Целый год я прожила здесь вдвоем с моим Вармаром. Он быстро рос… На его теле нарастала чешуя, крылья раскрывались и ловили ветер, появились шипы и рога. Я любовалась им каждый день.

— Ты подчинила его, — прошептала я. — Как вёльды подчиняют птиц.

Лицо Трин исказилось. Похоже, она была в ужасе от подобного святотатства.

— Мой Безжалостный Свет рос послушным мальчиком, — хмыкнула Гунхильд и, причмокивая, облизала ложку. — Но его яйцо было не единственным. В этой скале ждала своего часа целая кладка ледяной стаи. Дюжина яиц! Но Вармар был самым сильным и самым бесстрашным. Первенец! Он стал вожаком стаи. Я направляла его, кормила и берегла. И мои хёгги росли. Остальные питались уже зверьми, но это было неважно. Стая всегда подчиняется вожаку.

— Ты лишилась разума! — простонала Трин.

— Все люди ищут любовь, поддержку и защиту! — отрезала Гунхильд. — Но не всем удается найти ее среди людей! Я не виновата, что люди меня отвергли. Зато дикая стая приняла! Звери росли, но я запрещала им охотиться возле Карнохельма. Приказывала Вармару летать дальше, за перевал. Он всегда меня слушался, мой Безжалостный Свет! Ну а если в горах и пропадали охотники, так всякое случается, кого этим удивишь? Спустя годы я решила все же навестить Карнохельм. Я пришла в город в тот день, когда Рагнвальд, сын Асты, потребовал у отца кольцо Горлохума. Я стояла на площади, в двух шагах от риара. Я смотрела на мальчика — его сына. На людей и Асту. На Саврона. Я хотела рассказать ему о дикой стае, о Вармаре! И тут Саврон посмотрел на меня. Он посмотрел мне в глаза! И не узнал. — Гунхильд расхохоталась своим каркающим смехом. — Он меня не узнал! За девять лет воспоминание обо мне растворилось и исчезло! Я стала никем. За годы жизни в этом Ледяном Логове мои волосы поседели, тело сгорбилось, а лицо сморщилось. Аста была все такой же прекрасной, а я… я превратилась в старуху…

— И решила отомстить. Натравила на город Вармара, а он привел остальную стаю. Погубила людей!

— Они заслужили это! — огрызнулась Гунхильд.

— Ты сумасшедшая. Сумасшедшая! — не сдержалась Трин.

Я была с ней согласна. Месть — вот что двигало старой вёльдой. Ее жизнь была одинокой и несчастной, но она могла найти новую радость. Но сделала иной выбор. Вот кто был истинным чудовищем Карнохельма. Женщина, рожденная в Конфедерации.

— Не смей меня осуждать, девчонка! — вскинулась Гунхильд. Седые космы растрепались, придавая старухе безумный вид. Она и была такой, несмотря на проблески разума. Гунхильд потерялась в лабиринтах своей злости и не смогла найти дорогу обратно.

— Ты отомстила достаточно, — мягко произнесла я. И мягко подтолкнула Трин к выходу.

Вёльда выглядела ошеломленной, но моргнула — поняла.

— Саврон и Аста мертвы уже много лет. Его дети и другие горожане не виноваты! Но ты продолжаешь губить город!

— Мне давно плевать на Саврона и его деву, — сухо оборвала старуха. — Они погибли в первой битве, и я сочла, что мы в расчете. Но я не могу это прекратить. Даже если захотела бы!

Огромная туша хёгга заворочалась и поднялась. Мы с Трин застыли, нервно озираясь. Гунхильд махнула рукой.

— Мой мальчик, мой Безжалостный Свет. Первое, что он попробовал, — человеческая кровь. Я вскормила его человеческим мясом и кровью вместо молока. И он не может иначе. Ему нужно мясо людей. Он всегда будет убивать и вести за собой стаю. Я лишь контролирую его кровожадность. Если бы не я, жертв было бы гораздо больше!

— Если бы не ты, хёгг питался бы кабанами и волками, как и все хёгги! — прошипела Трин.

Меня же интересовало другое:

— Рагнвальд мог тебе помешать… Он мог догадаться, ведь так? Безжалостный Свет — вожак дикой стаи, но Рагнвальд поймал душу одного из хёггов! Он мог все узнать!

— Думаю, это хёгг поймал Рагнвальда, — буркнула старуха. — Иначе ваш риар вряд ли пережил бы слияние! Хёгг ему позволил. Я зову его Белый Строптивец. Он разбил скорлупу своего яйца через год после Вармара. Родился вторым и всегда дрался с вожаком. И на город не желал нападать, приходилось заставлять. А когда на площади Карнохельма я увидела, что именно Строптивец теперь связан с Рагнвальдом… Хорошо, что риар не принимает своего хёгга.

— Поэтому для Билтвейда ты выбрала нас с Трин? Мы тоже могли догадаться.

— Могли. И догадаться, и помешать. Так что вас лучше убрать. А новый риар не переживет вашу смерть, — рассмеялась сумасшедшая. — Это слишком большой удар для молодого хёгга. Да и Гудрет его подрал, так что Рагнвальд больше не будет мешать моему сыну пировать.

— Гудрет?

Я, кажется, покачнулась. Черный дракон… Боги, что с ним сделала эта ведьма?

— Ты забрала у Саврона кольцо Горлохума?

— Я всегда была предусмотрительной. К тому же надеялась, что у меня родится сын. Чем перворожденные не шутят? Но не вышло. А кольцо пригодилось. Мой Вармар безжалостен к врагам, но не желает убивать брата. У хёггов из одной кладки невероятная, изумительная связь! Так что пришлось поручить это глупому пекарю из Варисфольда. Кажется, мальчишка утратил разум, когда я провела ритуал и надела на него кольцо Горлохума. Все же он слишком взрослый для слияния, но тут я не виновата. Сидел бы дома и пек свои булки. Фьорды жестоки.

Я схватилась за голову. Гунхильд безумна. Ее логика ужасна, как и ее поступки.

— Билтвейд — это ведь твоя идея, так? — рявкнула Трин. — Но зачем? Разве твоему хёггу мало жертв?

— Что ж, расскажу и об этом. Я вернулась в Карнохельм в плаще вёльды и стала вестницей. Никто не узнал меня, никто не вспомнил. Никто даже не смотрел мне в лицо. Так легко спрятаться за седыми волосами да пернатым плащом. Я шептала о том, что Саврон нарушил закон и город должен за это заплатить… Я шептала, что незримый мир злится на Карнохельм, а духи требуют жертву. Я шептала и шептала, пока мой голос не стал ветром, который вползает в каждый дом и в каждую голову! Вёльд боятся и почитают, меня слушали. Стая нагоняла ужас, и город был готов на все, чтобы прекратить убийства. Бенгт, занявший башню риара, — отважный воин, но не слишком смышленый ильх. Он почитает духов и опасается тех, кто их видит. Ему было легко внушить нужные мысли. Билтвейд я назначила на конец весны. Первой была украденная дикарка. Ее было не жаль… Второй — болезненная, старая прислужница. А в третий раз Карнохельм смирился. После Билтвейда наступал покой. Все лето и осень дикие снежные хёгги предпочитают спать там, где вылупились из яйца. Это их инстинкт гнездования. Похожее чувство испытывают все ильхи, ведь не зря они так трясутся за свои родные земли! Я оглашаю волю духов, и Карнохельм отдает на откуп дев. Так продолжалось годами, так случилось и в этот раз. Теперь город успокоится до зимних морозов. А ваша кровь послужит на благо.

Гунхильд бросила ложку возле котелка и подошла к одной из колонн. Поначалу показалось, что там алтарь. Сложенные камни образовывали нечто похожее на… гнездо. А острые ледяные пики вокруг угрожающе сверкали, словно зубья огромной короны. Мы с Трин вытянули шеи. Внутри лежала непрозрачная вытянутая льдина. Нет. Не льдина. Это было яйцо снежного хёгга. Лед и камни вокруг яйца потемнели от запекшейся крови.

— Из этого яйца так и не появился хёгг, — огорченно протянула Гунхильд. И ласково погладила яйцо, словно мать — спящее дитя. — Но кровь юной девы поможет. Так сказали мне духи. Надо провести обряд и пролить кровь. Я верю, что на этот раз все получится и в моем Логове появится новорожденный хёгг! Еще одно белоснежное чудо с прозрачными крыльями! Если бы вы могли его увидеть, то поняли бы! Сотни, даже тысячи жизней стоят одного хёгга! Люди такие никчемные создания. Они слабы, они предают. То ли дело — хёгг. Дракон… я еще помню это слово. Драконы — вот кто достоин жизни! В древности ильхи это понимали, а Билтвейд был обыденностью и почетным даром! Жаль, что нынче все иначе. — Гунхильд огорченно поцокала языком. — А ваше мясо послужит лакомством Вармару. Он заслужил награду. Так что можете быть спокойны, ваша смерть принесет пользу.

Безжалостный Свет заворочался и глухо зарычал, не сводя с нас пристального взгляда. Зверь ждал угощения.

— Потерпи, мой хороший, потерпи, — нежно заворковала старуха. — Осталось недолго. Что ж, ужин готов и разговоры закончились. Пора приступить к делу.

Она сняла котелок с огня, поставила на шипящие камни. Развернула тряпицу, в которой лежал нож. И повернулась к нам.

— Я ведь говорила тебе, Энни, уходи из Карнохельма. Надо было послушать. А теперь вот… Не бойся, это почти не больно, — ласково сказала Гунхильд. Ветер поднял ее седые космы, за спиной старухи оскалился Безжалостный Свет.

Я безотчетно схватила Трин за руку.

— Бежим! — завопила она.

Мы понеслись к дыре, задыхаясь от ужаса. Но когда выход был уже рядом, когда лица коснулся воздух свободы, огромная туша дракона преградила путь. Хромой хёгг опустил голову и злобно зарычал. Ударил лапой, и я отлетела в сторону. Пролетела несколько метров и рухнула в груду костей. От удара вышибло воздух в груди и перед глазами потемнело.

— Пусти… Пусти меня! — визжала Трин.

Я потрясла головой, пытаясь вернуть себе зрение. Села. Из носа и разбитой губы текла кровь, и я стерла ее как-то заторможенно… Вармар, словно кот мышку, гонял Трин, та металась между стеклянными колоннами, пытаясь спрятаться. Но было некуда.

Я посмотрела на кости вокруг. После того как чудовище закончит с Трин, оно примется за меня. Жертвенные девы не возвращаются.

Я сунула руку в груду. Черепа, ребра… мое сердце от ужаса почти остановилось. Но пальцы сжались на острой кости. Я поднялась и бросилась туда, где Трин все еще пыталась бороться. Я прокатилась по скользкому полу и со всей силы вбила острую кость в раненую лапу дракона.

Хёгг взревел. Гунхильд завыла. А я схватила Трин и толкнула к выходу. Бежать!

Но тут свет в одном из «окон» заслонила крылатая тень. И в проем всунулась еще одна драконья голова. Исцарапанная и покрытая кровью, но при виде ее я завизжала от радости! Ледышка осмотрелся и упал вниз. Он приземлился и зарычал, скребя когтями ледяной пол. Правое крыло и бок у него были обожжены до багрового мяса. Я даже не представляла, как он смог лететь. Увидев меня. Ледышка вцепился клыками в шею Вармара и вырвал кусок мяса. Чудовище взревело и ударило хвостом каменную стену, вниз посыпались осколки. Трин потащила меня прочь, пригибаясь и закрывая голову. Два хёгга крушили Логово. Обезумевшие звери разбивали стены, и жилище сотрясалось, угрожая похоронить всех нас под обломками. Я куда-то бежала, потеряв руку Трин и ориентиры. Рядом со мной взорвался огромный сталактит, разлетаясь миллиардом хрустальных осколков. Некоторые впились в меня… Драконий хвост ударил в стену, и кончик зацепил меня, отшвырнул. Я покатилась по ледяному полу, с трудом встала на колени. Огляделась. Логово разрушалось. Рядом рухнул кусок гранита, лишь чудом не расплющив меня. В бушующем хаосе я увидела Ледышку. Его правая сторона выглядела свежим фаршем, а перепонки крыла зияли дырами. И на морде багровела содранная чешуя… Он был изранен, но продолжал сражаться.

Трин стояла возле дыры наружу. И отчаянно озиралась.

— Энни! Энни, где ты?

— Беги, — прошептала я, не в силах кричать.

Беги, вёльда!

По стенам Логова змеились трещины. И я вдруг с ужасом поняла, что сейчас все обвалится. Толща льда над нашими головами скрипела и трещала. Колонны лопались и разлетались, когда на них налетали драконы.

Я испуганно оглянулась.

Трин все еще была у выхода. И вдруг увидела меня.

— Сзади! — заорала она, перекрикивая грохот.

Я уклонилась, даже не поняв. Рагнвальд был хорошим учителем и научил правильно двигаться, сохраняя равновесие. Я поскользнулась, но каким-то чудом осталась стоять. Вывернулась и со всей силы оттолкнула Гунхильд, которая пыталась вонзить нож мне в спину. Она вскрикнула и рухнула на алтарь с драконьим яйцом. Ледяная пика пробила ее тело насквозь, и кровь потоком хлынула вниз. Гунхильд забилась, словно пронзенная копьем старая птица, и затихла. А Вармар заревел с таким отчаянием и тоской, что я упала на пол, закрывая голову. Это было невыносимо и ужасно. Я слышала боль в его реве. Этот зверь любил сумасшедшую Гунхильд, как Ледышка любил меня. Он любил, понимая, что человек сделал его чудовищем. Он убивал ради нее, выполнял ее приказы. Гунхильд погубила этого зверя, но зверь горевал, поняв, что ее не стало.

Безжалостный Свет бросился в мою сторону, его когти оставляли дыры в полу. Но его снова остановил Строптивец. Израненный и измученный, он вцепился клыками в шею Вармара. И держал, пока старший брат вырывался и бился, раздирая и без того жуткий бок Ледышки. Я увидела глаза чудовища — хрустальные грани, полные ненависти и первозданной злобы.

И снова провалилась. Я снова стала им — хёггом и чудовищем. Я хотела крови и мяса, хотела убивать… И я хотела… освобождения. Этого хотел хёгг. Сознание дракона, удивительное, чуждое, хищное и разумное, желало освобождения от власти человека.

«Прости… Прости нас…» — шепнула я в своей-его голове.

Безжалостный Свет замер. А через миг рухнул, когда Ледышка почти отгрыз его голову.

И в этот момент обвалился потолок. Огромный пласт льда и камней упал вниз. На миг его падение замедлили колонны, и этого мига хватило на принятие решения. Я бы хотела напоследок увидеть Ледышку и взгляд человека. Но увы.

За миг до того, как сверху упала каменная плита, я вползла в узкий лаз в скале. Я ползла и ползла, пока грохот и звон не остались позади. Пока все не померкло.

Глава 31

Очнулась я в кромешной темноте. Некоторое время лежала, пытаясь понять, где я. Осторожно протянула руку и наткнулась на стену. Я находилась в узком каменном лазе шириной не более полуметра. Держась рукой за стену, я проползла назад и обнаружила груду камней. Трещину, в которую мне удалось протиснуться, когда разрушилось Логово, завалило. И я оказалась внутри горы.

Паника ошпарила кипятком, пуская сердце в галоп.

Понимание, что я буквально замурована в граните, не давало дышать. Но я заставила себя сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Воздух! Здесь есть воздух! Значит, все не так плохо. Значит, должен быть другой выход.

Вот только как далеко? Я не знала. Сжав зубы, поползла вперед.

Я запрещала себе думать о том, что лаз может закончиться тупиком, а на обратный путь у меня не хватит сил. Я гнала от себя мысли о Рагнвальде и Трин, которые остались внутри Логова. Удалось ли им выбраться? Или они погребены под грудой обломков? Нет, я не должна об этом думать.

Я вспоминала лачугу в горах и нашу с Рагнвальдом ночь. Прикосновения. Редкую улыбку. Каждое слово и каждый взгляд. А еще — запах похлебки на кухне в башне. Пушистые желтые одуванчики под вековыми елями. Тонкие морщинки возле глаз Тофу и ее большие руки. Сказки старой Боргильды. Девочку, которая продала мне красную ленту для волос. Мягкое покачивание хёггкара и смех Кимлета. Рассвет на мосту Нирхёльд. Тепло хёгговых углей и туманную дымку. Я думала обо всех прекрасных мелочах, которые сейчас согревали и ободряли меня, ползущую внутри черной горы. Иногда я останавливалась, чтобы облизать влажные камни, иногда впадала в сон-забытье. Потом снова ползла.

Я не знала, сколько прошло времени. Сон-забытье становился длиннее, я слабела… Казалось, я уже целую вечность заключена в этом граните… Возможно, так и было.

Однажды я проснулась оттого, что на моей груди шевелилось что-то живое. Ужас придал сил, и я шарахнулась в сторону. В ответ раздался тихий писк и щеку царапнули коготки. Я привалилась к стене, переводя дыхание. Во тьме я не видела даже собственных рук, не то что существо, ползающее рядом. Что это было?

Писк раздался снова — слева. Очень медленно я протянула ладонь. Пальцы коснулись маленького тельца. Шкурка, крылья… Летучая мышь! Когда-то я их ужасно боялась.

— Привет, — прошептала я.

Мышь пискнула и уползла.

Но вернулась через несколько часов, когда я добралась до развилки. «Мой» туннель разветвлялся на несколько коридоров. И некоторое время я тыкалась в пустоты, не зная, что делать. Тогда-то и появилась моя пещерная знакомая. Писк раздался справа, и я неуверенно двинулась туда. Любое направление для меня было темнотой и неизвестностью, так почему бы не ползти туда, где есть хоть какая-то жизнь? Хотя бы в виде летучей мыши.

Через несколько часов странных созданий стало больше. Я ощущала их коготки на своих плечах, их крылья задевали мои щеки и губы. Иногда я размышляла, смогу ли сунуть одну из пещерных жительниц в рот и хоть немного унять терзающий меня голод. Но стоило это представить, как к горлу подкатывала тошнота.

Во время сна летучие мыши облепляли мое тело. Поначалу казалось, что они сами решили меня съесть, потом стало все равно. И живое шевелящееся покрывало хоть немного согревало.

Временами туннель расширялся, и я могла идти, выпрямившись в полный рост. А потом лаз снова сужался до узкой и низкой норы. Я уже не думала о том, куда ведут меня летучие мыши.

Однажды силы закончились. Я уже не могла ползти. Только лежала и слушала дождь.

Дождь?

Я подняла голову, моргая. Летучих мышей, моих спутниц, рядом не было. Чернота впереди рассеивалась и серела, разбавленная пасмурным светом. Не веря и задыхаясь, я проползла еще несколько метров и вывалилась на траву. На лицо упали капли дождя, и я открыла рот, глотая благословенную влагу.

Какое-то время я так и лежала, потом услышала голоса.

— Помогите… — горло смогло исторгнуть лишь хрип, но меня услышали.

Тусклый вечерний свет заслонило испуганное мужское лицо. Рядом возникло еще одно. У меня что-то спрашивали, говорили. Я смотрела на короткие волосы этих мужчин, на куртки и кроссовки. На телефоны, в которые они кричали, требуя прислать спасательную бригаду.

И не верила.

Я не хотела верить.

Я нашла дорогу, но мой путь привел меня туда, откуда я сбежала. В Конфедерацию.

* * *

Последние две недели почти стерлись из моей памяти. Врачи сказали, что я была сильно истощена без еды и воды, к тому же ранена. Первое воспоминание — я открываю глаза и долго смотрю на белый потолок, пытаясь понять, отчего он такой. Белизна казалась противоестественной. Потом я подняла руку и с удивлением осмотрела свою ладонь. Слишком тонкое запястье, худые пальцы и невероятно чистые ногти. Вся моя рука была стерильно, невозможно чистой! Хелево пекло, да я не была такой чистой с тех пор… как пересекла Туман!

Я понюхала свою ладонь. Легкий запах лекарств, вот и все, что учуяла. Никакого аромата пепла, земли, еды, сосен… Я даже не пахла собой! Только лекарствами и спиртовой протиркой! Жуть!

Я содрогнулась. Попыталась встать. И рухнула на пол возле кровати — я была слишком слаба.

Мне говорили: то, что я сумела выбраться, — почти чудо. Я отвечала, что мне было ради чего жить и ползти вперед. Я смутно помню неприятного человека по фамилии Грей, который меня о чем-то спрашивал. Слушал он очень внимательно. Но своих ответов я не помню.

Травматический синдром и шоковое состояние — так мне сказали.

Когда мое здоровье перестало быть хрупким и зыбким, меня перевели в палату. Здесь было красиво, почти по-домашнему. У окна стоял круглый столик с графином, кровать застелена голубым покрывалом.

Мне не понравилось. Но я понимала, что проблема не в комнате, а в том, что она находится не на той стороне Тумана.

Лечебница располагалась в небольшом городке Конфедерации, недалеко от гор, в которых меня и нашли. Перевозить меня в столицу врачи пока опасались, говорили, что сначала нужно окрепнуть. Я молчала о том, что вообще не собираюсь в столицу.

Новый посетитель мне понравился, его звали Андерс Эриксон, он был представителем фонда переселенок на фьордах. И стоило ему сесть возле моей кровати и представиться, как я умоляюще вцепилась в его руку.

— Когда я могу вернуться на фьорды? Я готова прямо сейчас!

— Энни, не надо так волноваться, вы перенесли серьезное потрясение!

Я усмехнулась, вспомнив сражение в Логове. Красивый господин Андерс даже не представляет, насколько мое потрясение серьезно…

Мужчина вздохнул, осторожно пожал мне руку.

— Энни, я буду с вами откровенен. Пока мы не можем вернуть вас обратно.

— Что? Но почему?

— Вы уехали по программе переселения. Это дорога в один конец, Энни. Представители фьордов очень серьезно оговорили условия собственной конфиденциальности. Думаю, вы понимаете почему. — Андерс улыбнулся, я кивнула. — Переселенки уезжают и не возвращаются. Вы же пришли обратно. Кстати, мы до сих пор не понимаем как. Вы преодолели огромное расстояние внутри горного массива. Но проблема не в этом. Вас нашла группа туристов. Девять человек. Нашли вас — окровавленную, истощенную. Вы бредили, Энни. И… рассказывали о драконах. О пещере с золотом. О чудовище и городе над бездной. Кто-то снял фото и видео, материалы попали в Сеть… Мы пытаемся остановить их распространение, но представители фьордов сильно обеспокоены. Сверр и Оливия из Нероальдафе пытаются успокоить совет ста хёггов. Вы понимаете, о чем я говорю?

Я снова кивнула, ужасаясь. Что, если я наврежу фьордам? Только не это! Нервно сжала пальцы. На миг удивилась, какими они стали тонкими… от меня прежней не осталось и следа.

— К сожалению, и в Конфедерации не все согласны с программой переселения. Вас уже навещал господин Грей, он ярый сторонник не только прекращения программы, но и других, более… хм… радикальных мер в отношении фьордов. Ваши слова о пещере с золотом… и фигурка, которую нашли в вашей одежде, поспособствовали тому, что у Грея появилось много сторонников.

— Фигурка? — удивилась я. Привычно сунула руку в карман и вытащила хрустального хёгга. Каким-то чудом подарок Рагнвальда пережил мои безумные приключения. — Но при чем тут она? Это просто хрустальная статуэтка!

Андерс посмотрел как-то странно.

— Значит, вы даже не знали… Это не хрусталь, Энни. Это алмаз. Фигурка дракона сделана из цельного алмаза. И ни один эксперт не сможет назвать способ подобной огранки. Потому что в Конфедерации ее не существует. Это сделал кто-то из риаров. Ледяной дракон. Лишь они способны на подобное.

Я изумленно подняла руку. Грани хёгга отразили луч света, синие глаза блеснули, словно живые. Алмаз.

— Его стоимость огромна, как вы понимаете, — добавил Эриксон. Он устало вздохнул. — Ваше возвращение, можно сказать, вызвало международный скандал.

— Но я не хотела возвращаться!

— Ваш жених, к которому вы уехали, бесследно исчез. Его мать и сестры пишут жалобы в совет Варисфольда. Вы же… Вы попадаете под закон о разглашении секретных данных.

Я открыла рот, и Эриксон поднял руку, не давая сказать.

— Я знаю, что вы не виноваты. Вас нашли в ужасном состоянии, в бреду. Чудо, что вы остались живы. Но… закон есть закон. Простите, но какое-то время вам придется пожить здесь. Я сделаю все, чтобы ваше пребывание здесь было комфортным.

— Я арестована?

— Это не тюрьма, — снова вздохнул гость. — Но вы должны потерпеть, Энни.

— Господин Эриксон! Но я хочу вернуться на фьорды! Пожалуйста! Прошу вас! Там моя жизнь, вы не понимаете!

— Я понимаю, — мягко ответил мужчина.

Я задохнулась. Он понимал. Ну конечно. Судя по всему, Андерс бывал на фьордах. Видел, слышал, осязал их. Да, он понимал…

— Пока я не могу вам помочь, Энни. Поверьте, я стараюсь. Но… я не всесилен. Конфедерация пока запретила вас выпускать. К тому же… принимающая сторона вас отвергла.

— Карнохельм меня отверг? — изумилась я.

— Варисфольд, — после паузы произнес Эриксон. — Ваша принимающая сторона — Гудрет из Варисфольда. Или его семья.

— Но мне надо в Карнохельм! Сообщите риару Карнохельма, что я жива! Прошу вас! Там… там…

Кто?

Я осеклась. Что, если Рагнвальд мертв? Если остался навечно под завалами Ледяного Логова?

— Какое сегодня число? — вдруг осознала я.

Андерс назвал, и я застыла. Билтвейд произошел больше двух месяцев назад. Два месяца!

— Энни, — мужчина осторожно коснулся моей руки. — Вы расскажете мне, что произошло? Как вы оказались в горах, так далеко от Варисфольда? Как нашли путь через скалы? Кто вас ранил? Что с вами случилось?

Я молчала. Алмазный хёгг рассыпал разноцветные искры, греясь в солнечном луче. Рассказать? Но могу ли я доверять этому человеку? Я не знала.

— Я оставлю свой телефон, Энни. Позвоните, если захотите поговорить. Мы еще увидимся.

Второй посетитель явился на следующий день и был далеко не так приятен, как Андерс Эриксон.

Непрошеный гость вошел без стука, уселся на стул рядом с кроватью и уставился в мое лицо бесцветными глазами. Я уставилась на него. Молодой мужчина, одет в серую форму с воротником-стойкой и без опознавательных знаков. Русые волосы уложены на пробор. Черты лица правильные, глаза — светлые, с неуловимо меняющимся цветом радужек. То ли серые, то ли светло-голубые. Губы сжаты в прямую и строгую линию. Выправка выдает военного, а взгляд и методы — безжалостного мерзавца.

Некоторое время мы играли в молчанку. Очевидно, гость ожидал от измученной девушки иной реакции, потому что в его светлых глазах на миг появилось удивление. Но так же быстро погасло.

— Мое имя Этан Грей, — говорил он сухо и отрывисто. — Я — первый командор разведки и внешней безопасности Конфедерации, — озвучил гость то, о чем я уже и сама догадалась. — Как вы пересекли границу между Конфедерацией и фьордами?

— Заблудилась в горе и меня вывели летучие мыши, — честно призналась я.

— Летучие мыши? — недобро прищурился командор.

Я кивнула с самой искренней улыбкой на лице.

— А вы не из робкого десятка, госпожа Вилсон.

— Видимо, вы не очень страшный, господин Грей.

— Особенно по сравнению с драконами, так? — прищурился он. — Или заточением в пещере с чудовищем. Или прочими ужасами фьордов, о которых вы мне по-дружески рассказали.

Я похолодела. Господин в сером костюме был опасен. Я ощущала это нутром. Он угрожал не только мне, он угрожал фьордам. От него разило гибелью, и на миг мне стало нечем дышать.

— Я вам ни о чем не рассказывала.

— Как же? Возможно, вы просто забыли. В вашем положении это и неудивительно. Столько мучений и ужасов! — командор положил на столик плоскую коробочку, щелкнул кнопкой.

И из динамика полился мой хриплый голос: «…Пещера… Просто огромная пещера… я ищу, ищу… Я думала, там лежит человек… страшно-то как! Голова! Какая огромная у него голова! И клыки! Это чудовище! Это… дракон! Дракон! Там был дракон…»

— Я бредила, — оборвала я прослушивание. — И видела галлюцинации. Я провела в пещерах много времени, надышалась ядовитыми испарениями. Немудрено, что несла всякий вздор!

Командор откинулся на спинку стула, сверля меня прозрачными глазами.

— Вот как… вижу, вы уже пообщались с представителями фьордов и они успели вам что-то пообещать. Ну я скажу вам правду, госпожа Вилсон. Конфедерация отправила вас за Туман, обещая лучшую жизнь. Ответственность за вашу жизнь взял на себя фонд переселения. И ваш знакомый господин Эриксон. Но, судя по вашему так называемому бреду, он выполняет свои обязанности отвратительно.

— Он ни в чем не виноват! — вскинулась я. — Просто фьорды… иные…

— Кардинально иные. Я знаю насколько, уважаемая госпожа Вилсон. На фьордах вы чуть не погибли. Вашу жизнь не просто подвергли опасности, вас там мучили. У любого нормального человека ваш рассказ вызовет ужас. Несколько месяцев назад вы были румяной веселой девушкой, посмотрите на себя теперь.

Командор наклонился ко мне, проникновенно заглядывая в глаза. И я ощутила себя крохотной птичкой перед удавом.

— Вы раздавлены. Истощены. Измучены. Вы голодали. Вас били и терзали. Вот правда, госпожа Вилсон. Та правда, которой не надо стыдиться. Не надо покрывать безответственность фонда переселения. Фьорды ужасны и отвратительны, но с вашей помощью мы положим конец этой дикости. Мы навсегда похороним фьорды…

— Нет! — я с яростью выпрямилась. — Вы лжете и искажаете факты! Фьорды прекрасны! И меня никто не мучил…

Я осеклась. Билтвейд, Безжалостный Свет, Логово… Как объяснить все это? Да, мир за Туманом может быть жесток, но его законы справедливы. Там есть красота, любовь, жертвенность, дружба… Только там человек живет, там становится собой! Вот только как это можно объяснить человеку в сером мундире?

— Вижу, и вы заразились этой болезнью, — в прозрачных глазах командора мелькнула злость. — Жаль. И кстати, зря вы возлагаете надежды на господина Эриксона. Андерс — посол доброй воли и неплохой исследователь, но, как и у любого человека науки, у него нет самого главного — власти. Он не поможет вам.

— А вы поможете?

— Если мы придем к согласию.

— И чего же вы хотите?

Командор слегка улыбнулся.

— Всего лишь правду. Расскажите правду, госпожа Вилсон. Правду о переселении и о фьордах. О том, как вас похитило чудовище, как вас держали в пещере. О жутких ритуалах и убийствах. То, о чем вы… бредили.

Я нахмурилась. Правду? И как она прозвучит для нашего цивилизованного общества?

— Так что вы скажете?

— Скажу, что картины на полотне никогда не отражают реальности, — пробормотала я. — И как бывший искусствовед я знаю, что правду слишком часто преподносят в правильных красках и раме. Так, как это выгодно и интересно художнику. Я не буду ничего рассказывать.

— Жаль. Я надеялся, что вы более благоразумны. И что мы с вами поладим.

— Вы мне угрожаете?

— Вы оказались в очень двусмысленном положении, госпожа Вилсон. Фьорды, которые вы так рьяно защищаете, пока не отвечают на наш запрос о вас. И не ответят, уверяю. — Командор усмехнулся. — Варвары, что с них взять. Там давно забыли о вашем существовании. Человеческая жизнь для дикарей не имеет никакой ценности.

— Можно подумать, что имеет для вас, — вспылила я.

Этан Грей снова усмехнулся и неторопливо пошел к двери. Обернулся.

— Я советую вам хорошо подумать, на чьей вы стороне, госпожа Вилсон. На стороне прогресса и цивилизации или на стороне немытых варваров с их ужасающими обычаями. Вас принесли в жертву, Энни. Я знаю, что такое Билтвейд. Не стоит защищать эту дикость. Подумайте об этом.

Дверь захлопнулась, оставляя меня наедине с желанием швырнуть что-нибудь тяжелое вслед господину командору.

Но разговор оставил тягостное ощущение незавершенности и грядущей опасности.

Когда я окрепла достаточно, меня стали выпускать в небольшой садик, находящийся позади лечебницы. Там я и проводила большую часть времени. Но занимала я себя не бесцельным блужданием по дорожкам и рассматриванием цветов. Я нашла себе занятие гораздо интереснее, а главное — полезнее. Я тренировалась. Укрепляла не только тело, но и силу, пробудившуюся на фьордах. Правда, старалась делать это, не привлекая к себе лишнего внимания.

Я поняла, почему дети озер и скал называют Конфедерацию мертвыми землями. Здесь, в мире, где прошла большая часть моей жизни, словно не хватало какого-то главного ингредиента. Словно у воздуха был иной состав, и я задыхалась, бесполезно пытаясь сделать живительный вдох.

Камни, земля, вода, железо — все ощущалось иначе. Все было бесцветным, несмотря на яркое многоцветье зарождающегося лета. Я ходила по парку, смотрела на бутоны цветов и не чувствовала в них тока жизни.

Гунхильд сказала, что все дело в Зове хёггов. Ученые и исследователи сказали бы, что они меняют что-то на клеточном или генетическом уровне, недоступном человеку. Я бы просто назвала это волшебством. И именно его отсутствие я сейчас так остро и болезненно ощущала. И если это чувствовала я, выросшая в Конфедерации, то как это ощущали бы сами ильхи?

Я знала совершенно точно, что дети скал и озер не смогут жить за Туманом. Зато дети Конфедерации смогут жить на фьордах. Более того, они захотят там жить, если узнают правду. Только жить по своим правилам.

Меня напугали глаза Этана Грея, когда он говорил о фьордах. Этот человек был одержим миром за Туманом. И меня он решил использовать как пешку в своей игре. Поэтому я должна как можно скорее окрепнуть и сбежать.

Главное — добраться до границы, а там я что-нибудь придумаю.

Свой план я начала претворять в жизнь как только смогла вставать. Врачи качали головами, видя, с каким упорством я нарезаю круги по парку. А когда поблизости не оказывалось людей, я развивала и другие навыки. Я пыталась снова увидеть мир глазами пернатых обитателей. Находила птицу, парящую в облаках или сидящую на ветке, и часами таращилась на нее, надеясь ощутить внутри отклик. Но все мои потуги оказывались безуспешными. Я не хотела думать, что на этой стороне Тумана такое влияние и вовсе не возможно.

А еще я изо всех сил гнала от себя мысли о Рагнвальде. Я знала, что должна быть сильной, должна вернуться, а значит, не имею права на слабости.

Я должна вернуться на фьорды.

Вот только как они меня встретят?

* * *

За одной из моей странных тренировок меня и застали новые визитеры. Я стояла у кустов дикой розы и таращилась на притаившуюся в ветвях зарянку. Я пыталась влезть в ее пернатое тельце, ощутить ее сердцебиение и увидеть ее глазами стоящую посреди дорожки деву. Мне даже почудилось, что у меня что-то получается, когда за спиной раздался шепот:

— Говорю тебе, это не она! Ты посмотри на ее талию! У нашей толстушки такой сроду не было! А коса? У Энни она лишь слегка рыжеватая, а у этой красная, как огонь! Не она!

— Да, но здесь нет других девушек! А врач сказал, что Энни ушла в парк.

— Ну так что же? Значит, наша глупышка снова где-то потерялась. Ты же знаешь, она вечно терялась и во всем путалась, не понимаю, как она вообще нашла дорогу в горах!

Я закрыла глаза, молясь жестоким перворожденным, чтобы голоса исчезли вместе с их обладательницами. Но увы! Великие хёгги остались глухи к моим мысленным воплям.

— Эннис Вилсон, прекрати делать вид, что не слышишь нас! — прозвенел со всей силой оперной дивы голос моей бабушки — несравненной Катарины-Виолетты.

Я смирилась со своей несчастной судьбой и развернулась. На дорожке стояли родственницы, одетые в строгие и элегантные платья изысканных бежевых оттенков. Признаться, никогда не понимала пристрастие семьи к этому блеклому цвету.

Изумление моих родственниц оказалось настолько огромным, что даже вытеснило вбитое годами воспитание. Тетушки Джун и Хло, кузина Лизбет и сама старшая Вилсон уставились на меня, открыв рты. Они глазели на мое лицо, хрупкие косточки ключиц в вырезе больничной пижамы, тонкие запястья и узкие плечи. Таращились на волосы, скулы, ноги. Чуть ли не тыкали пальцами. Видимо, пытались понять, как из толстой, неуклюжей Эннис получилась эта хрупкая и бледная дева. Сейчас я почти соответствовала стандартам моей семьи. Только почему-то это не радовало ни меня, ни семью.

— А где твои очки? — открыла рот тетя Хло.

— И бока? — поддержала ее сестра.

— Энни! — не сдержалась Лизбет. — Немедленно скажи мне, что ты с собой сделала, чтобы стать такой… красивой!

На последнем слове кузина запнулась и, видимо, сама удивилась, как это слово — «красота» — оказалось в одном предложении с «неуклюжей Энни».

— Боюсь, тебе не подойдет мой способ, Лизбет, — пробормотала я. Родственницы оторопело замолчали, пожирая меня взглядами. — Я тоже рада вас всех видеть.

— Эннис, ты нас ужасно разочаровала! — заявила бабушка.

Я хмыкнула — кто бы сомневался.

— Я ожидала от тебя глупости, но такой вопиющей! — продолжила она. — Ты превзошла собственную мать, мою дочь Розалинду, которая произвела тебя на свет не пойми от кого! Сбежать за Туман! Это просто вопиющая безответственность, глупость и эгоизм! Чем ты только думала? На что рассчитывала? Конечно, я не удивлена увидеть тебя в подобном виде!

Бабушка театрально всплеснула руками. И четыре женщины одинаково и синхронно поджали губы. Я даже засмотрелась, удивляясь подобной слаженности. Может, они репетировали, пока меня не было? Готовили сцену под названием «Наказание непутевой Энни». Что ж, выходило весьма впечатляюще.

— Конечно, тебя прогнали с позором! И до чего тебя довели, ты только посмотри на себя? На тебя же невозможно смотреть!

Тетя Джун поперхнулась, тетя Хло попыталась что-то сказать, но промолчала и сникла. В нашей семье с бабушкой не спорили.

Катарина-Виолетта выпрямила и без того ровную спину и осмотрела зрителей. Потом милостиво кивнула.

— Ты совершила глупость, Энни, но все равно остаешься частью семьи. И возможно, сможешь заслужить мое прощение. Со временем, конечно. А теперь подойди, я тебя обниму, моя девочка!

Я осталась стоять.

— С удовольствием, бабушка. Вот только я не просила твоего прощения. Ни твоего, ни вашего, дорогие тетушки, ни твоего, Лизбет. И как только мое лечение закончится, я постараюсь вернуться на фьорды. В семейное поместье я не поеду, мне нечего там делать. Но если вы привезете небольшую часть маминых сбережений, которые она завещала мне, буду вам признательна. Мне нужно купить одежду и некоторые припасы.

— Ты окончательно свихнулась, Энни! — бабушка от возмущения даже растеряла свою изысканность. Правда, быстро взяла себя в руки. — Я тебе запрещаю!

— Я совершеннолетняя. Ты не можешь мне запретить. Мне жаль тебя огорчать.

— Ты… ты… — бабушка поджала аккуратно подкрашенные губы. Гневно взмахнула рукой. — Порченая кровь. Вся в мерзавца отца!

— Кстати, о нем. Хотелось бы узнать подробности. И почему мне никогда не рассказывали о родителе. В нашей семье мое рождение всегда преподносилось как постыдная тайна. Сейчас самое время ее поведать!

— Здесь не о чем говорить! — отрезала Катарина-Виолетта. — Ты ведешь себя отвратительно и распущенно, Эннис! Мне стыдно за тебя.

Тети переминались с ноги на ногу, Лизбет выглядела испуганной. Я ощущала грусть.

— И оставь свои глупости, мы заберем тебя, как только…

На мое плечо села зарянка. Клюнула недовольно в щеку, вцепилась коготками в хлопок пижамы. Потопталась и улетела. Но бабушка сбилась с высокопарной ноты.

— Я пришлю за тобой водителя, он отвезет тебя в поместье…

— Не стоит.

Вторая зарянка сделала круг над нашими головами. Лизбет испуганно охнула, она всегда недолюбливала пернатых.

— Прекрати мне перечить, Эннис!

К зарянке над нами присоединилась парочка сорок. Еще несколько опустились на ветви ближайшего дерева. Лизбет шарахнулась в сторону.

— Давайте уйдем! Да что это такое!

Бабушка, сдвинув брови, посмотрела на птиц. Потом на меня.

— Мы еще поговорим. В более комфортной обстановке! Мы уходим!

И, развернувшись, устремилась к выходу из парка. Я устало опустилась на скамью, скрытую цветущими розовыми кустами.

— Всего тебе хорошего, бабушка.

Какое-то время я просто сидела, старясь не унывать. Пока рядом не опустилась тонкая фигурка тети Джун. Я удивленно встрепенулась.

— Пришлось сказать, что забыла перчатки, — торопливо пояснила тетушка. И хмыкнула: — Хотя никаких перчаток у меня не было! — она вдруг с силой прижала меня к себе, погладила по волосам. И отстранилась. — Ты стала настоящей красавицей, Энни! Хотя ты и раньше была ею. У тебя улыбка Розалинды, знаешь, я всегда любила ее больше всех остальных сестер.

Тетя мягко улыбнулась, но тут же обернулась на дорожку и выпрямилась.

— Я не могу задерживаться, ты ведь понимаешь. Но я хотела сказать, что у тебя все получится. Я на твоей стороне, хотя и молчу… Знаешь, Энни, ты всегда была иной. Ты не хочешь и не можешь жить так, как мы привыкли. Твоей бабушке трудно принять такое… своеволие. И твой отец не проходимец. Розалинда его любила, а он — ее. По-настоящему. Но он был обычным лесничим, совершенно не одаренным. Птиц любил… Только когда мама его увидела — бородатый, в грязных сапогах, в поношенной куртке и холщовых штанах… У него были такие большие руки, мозолистые. Ногти короткие и квадратные, чистые, кстати. Я помню, как Рози цеплялась за эту его руку. — Джун грустно вздохнула. — Но он не соответствовал нашей семье, ни капельки. И любовь Розалинды не имела никакого значения. И их разлучили. Иногда я думаю, что сестра умерла от тоски, так и не пережив разлуки с этим лесничим.

Я сидела, боясь дышать. Только сердце в груди колотилось слишком быстро и слишком больно.

— Ты знаешь, что случилось с моим отцом?

— В нашей семье эта тема под запретом, ты ведь знаешь. Но мама как-то обмолвилась, что его не стало через пару лет после Розалинды, — пожала плечами тетя. Она поднялась. — Иди за своей мечтой, Энни. Я не хочу, чтобы ты повторила судьбу моей несчастной сестры.

И, поправив безупречные манжеты, тетя развернулась и пошла к выходу.

А я осталась за розовыми кустами, наблюдая за парящими в небе птицами. И я понимала свою маму, которую даже не знала. Я тоже не смогу жить в разлуке с теми, кого люблю.

Вот только когда я вернулась в палату, меня ждал еще один визитер — господин Эриксон. И я застыла на пороге, почуяв недоброе.

— Энни, может, присядете? — начал Андерс.

— Что случилось?

— У меня дурные новости, простите. Вам отказано в возвращении на фьорды.

— Что?! — не поверила я.

— К сожалению, я пока ничего не могу сделать. Проход через Туман вам запрещен. Вы остаетесь в Конфедерации, но придется доказать, что вы не опасны. Через две недели состоится слушание по вашему делу.

— Это все командор! — схватилась я за голову. — Этан Грей! Это дело его рук!

Андерс помрачнел, но не возразил. Я всмотрелась в его красивое лицо.

— Это еще не все?

— Я получил письмо из Карнохельма. Как вы понимаете, на фьордах довольно плохо с сообщением.

— И что там? — наверное, мне все же стоило присесть.

Мужчина молча подал мне желтый лист. На нем была всего она строка: «Риар Карнохельма в незримом мире».

Глава 32

Удар!

Тяжелый молот опустился на камень, высекая искры и острую крошку.

Рагнвальд уже не слышит голоса скал, но кажется, что камень кричит от боли? Или это лишь его душа?

Удар!

Брызги гранита и льда впились в руки, оцарапали. Но он лишь раздраженно стряхнул капли крови и снова поднял тяжелый молот. Ветры вились рядом. Злые, встревоженные, испуганные. Толкали в ребра, опутывали ноги, выстужали. Шептали, кричали, убеждали. Ветры боялись. Его и за него. И приходилось их отталкивать, отгонять. Они расползались шипящими змеями, прятались в трещины камней, взвивались к черному, ненастному небу. Затихали на несколько минут. Потом возвращались.

Но ветры уже почти не беспокоили. С хёггом было сложнее.

Рагнвальд опустил молот и на миг прикрыл глаза. И снова нахлынуло. Билтвейд и пещера. Туши, начиненные китовым усом, который принес Кимлет. Туго скрученный и гибкий, его спрятали среди мяса и потрохов, перевязали сонной травой. Заглотив такую тушу, хёгг не заметит угрозы. Уснет, а китовый ус распрямится внутри, распоров желудок. Только отведать угощение придется и самому Рагнвальду, это риар понимал. Только так можно было обмануть умных хищников.

И он был на это готов.

Ночь перед Билтвейдом прошла в спешном сооружении ловушки. Трин пришлось запереть в башне, чтобы не мешала. Он нарушил закон, отказал избраннице Билтвейда, но утешал себя тем, что Трин останется в зримом мире.

Хотя он отказал бы в любом случае. Он уже не мог иначе.

Тяжелая работа в ту ночь почти не отвлекала от мыслей. Что бы Рагнвальд ни делал, а в голове все равно стоял один образ. Теплая вода горячего источника и дева в нем. Раскрасневшаяся от пара, стонущая от любовных ласк. В руках другого ильха. В руках Кимлета.

И ярость бесновалась внутри, выплескивалась лютой стужей. В ту ночь небо над Карнохельмом было черным, а земля вокруг Рагнвальда покрылась инеем. Он гнал от себя эти образы и изводил себя работой, но ничего не помогало…

Ночь тянулась бесконечно. А прошла слишком быстро, они едва успели приготовить ловушку.

А дальше все понеслось на крыльях самого рьяного ветра…

Рагнвальд помнил, как Энни взошла на жертвенную скалу. Как обнял ее в последний раз, раздираемый ревностью и нежностью. Как спускался вниз. А потом как слился с хёггом — легко, уже привычно. И обрадовался, увидев, что дев на скале нет.

Ловушка на ледяных почти сработала! Если бы не пришлый потомок Лагерхёгга, который все испортил! А потом — хаос. Горящее крыло, дикая, раздирающая боль. Он, Рагнвальд, ощущал ее как свою. И все, чего хотел, — взлететь на вершину, зарыться в снег и уснуть. Хёгг не желал подчиняться, но Рагнвальд его заставил, отправил вслед за стаей, унесшей Энни. Боль рвала острыми клыками, и хёгг черпал крылом холодную воду в ущелье, почти падал. Внизу, словно отражение, несся Кимлет, порой выпрыгивая из волны с ревом. Пытался ободрить.

И Рагнвальд летел дальше. Пока водная гладь не затянулась дымкой, а когти не прочертили борозды возле Хрустального Занавеса.

Риар снова поднял молот и со всей силы приложил камню. Гранит треснул и осыпался. Вспоминать дальше ильх не хотел. И думать не хотел. Теперь он желал лишь одного — разобрать по камушку эту гору, на которой когда-то было логово старой вёльды. Дикая стая смотрела на него из-за льдин, но и на них Рагнвальд не обращал внимания.

От этой горы ничего не останется. Он сотрет ее с земли фьордов, уничтожит. Он разнесет гранит. Он будет делать это днем и ночью, разбирая завалы и теряя дыхание каждый раз, когда покажется… что под осколками льда и камня белеет рука девы. Или пламенеет красная прядь.

Привычная уже тоска сдавила горло. И где-то в незримом мире горестно завыл его хёгг. Теперь они были едины, но их горе не делилось на двоих. Лишь с каждым днем множилось — человеческое и звериное.

Он не остановится.

Он найдет ее.

Он не оставит свою лирин в вечном плену гранита.

И пусть весь Карнохельм считает своего риара безумцем, пусть скулят и воют ветры, пусть рычит ледяная стая.

Он будет искать, пока не найдет Энни. Или пока не сдохнет.

Второго Рагнвальд давно не боялся.

Лишь первого…

* * *

Из глубины моря поднялась голова морского змея. Он осмотрел нависшие над водой скалы. Изрезанные и мшистые у берега, они белели на высоте. Там царили лед и стужа, и даже со своего места хёгг ощущал дыхание зимы. Ему хотелось нырнуть обратно — в теплое и ласковое течение, помчаться в морской простор, пугая стаи серебристых рыб и случайные хёггкары. Забыть о стуже и ушедшей зиме. Но он не мог.

Мотнув головой и сердито выплюнув соленую воду, хёгг выполз на узкую полосу берега. Встряхнулся. И полез наверх уже человеком.

Трин нашлась возле трех сплетенных сосен. Вёльда сидела, закутавшись в свой крылатый плащ, и выглядела измученной. Она встрепенулась, когда Кимлет приблизился. Но тут же помрачнела. И покачала головой, говоря, что все по-прежнему.

Водный нахмурился.

— Мы должны это остановить! Сколько можно! Это просто невыносимо!

— Мы пытались, если ты помнишь, — отозвалась Трин. Вытащила из мешка подсохшую лепешку, разломила, сунула половину Кимлету. — Я не знаю, как это остановить. Он не успокоится, пока не разберет по камушку эту проклятую скалу.

И оба посмотрели наверх. Туда, откуда тянуло лютым холодом. Наступившая весна была не властна над этой горой. Над заснеженными камнями клубились черные тучи ненастья. Даже смотреть наверх было жутко.

— Он утратил разум, — устало произнес Кимлет.

— Он полюбил, — сказала Трин.

— Зная Рагнвальда, для него это одно и то же. Что нам делать? Он не успокоится. Пока не найдет ее… тело.

— Думаешь, Энни мертва?

Кимлет промолчал, но эта тишина была красноречивее слов. Прошло слишком много времени, чтобы в темных глубинах горы юная девушка могла все еще бороться за свою жизнь.

— Я пыталась вызвать духов птиц, чтобы получить ответ, — Трин разжала ладонь, в которой белела кость. — Но они молчат. Словно деву скрывает слишком плотный занавес. У меня не хватает сил сквозь него пробиться. И я не знаю, что еще мы можем сделать.

Мох на камнях побелел и покрылся коркой льда. Стужа отвоевывала все больше пространства.

— Он просто убивает себя! — не сдержалась Трин. — Великие перворожденные! Никогда не думала, что буду молить их вернуть чужачку! Я просто не могу на это смотреть! Если бы я знала… Хелево пекло! Я ведь даже не сказала ей, что у нас с Альдом ничего не было в ночь Билтвейда! Что риара просто перекосило, когда мы остались наедине! Я думала, его стошнит! Жуткое оскорбление! А теперь я молюсь, чтобы он нашел ее. Хотя бы…

Кимлет мрачно посмотрел на обледеневшую траву.

— А ты изменилась, вёльда.

— Не хочу стать такой, как Гунхильд, — побледнев, произнесла Трин. — Не хочу! Я уйду из Карнохельма. Помогу Альду и уйду.

— И куда же отправишься?

— Фьорды большие. Где-нибудь найдется место и для меня.

Ильх и вёльда посмотрели на облитую пургой гору.

— Гунхильд и вожака дикой стаи больше нет. И Карнохельму ничего не угрожает. — Кимлет покачал головой. — Она подчинила дикого хёгга! До сих не могу поверить. Никто не должен знать об этом, Трин. Ни одна живая и мертвая душа, ты слышишь? Слишком… опасно.

Дева кивнула, кутаясь в плащ. Перья на нем топорщились, делая Трин похожей на взъерошенную озябшую птицу.

Над скалой повалил густой снег.

— Мы должны что-то придумать, — процедил Кимлет.

Но договорить он не успел.

Сверху громыхнуло, и черное небо разрезала шипящая молния. Следующая ударила в деревья, и сплетенные сосны вспыхнули. А на берег тяжело упал черный хёгг, взрывая в земле борозды. Глянул яростно, плюнул огнем. И расплескался тьмой. На мшистых камнях остался человек.

И Трин с Кимлетом чуть не заорали, увидев его.

— Бенгт!

Одноглазый ильх хмуро глянул в их сторону и, прихрамывая, полез на обледеневшую скалу. Трин и Кимлет бросились следом.

Младшего брата Бенгт нашел в самом сердце стужи. Ильх разбирал завал, камни были белыми от инея. Голый торс Рагнвальда покрывала корка грязи и крови, белые волосы висели сосульками. Снежный выпрямился, услышав шаги за спиной, обернулся. И Бенгт оторопел, глядя в холодную синеву чужих глаз. Он видел незнакомца. Порождение вьюги и метели. Он не узнавал своего брата.

Но потом заметил знакомый прищур, тонкий шрам над бровью, упрямо сжатые губы… и шагнул ближе.

— Жив, значит, — кивнул Рагнвальд. — Жив. Хорошо! Сможешь сдвинуть эти камни?

— Старик Кьярваль мне все рассказал, — выдохнул Бенгт, все еще не веря, что вот этот синеглазый снежный — его брат. — Девы нет в незримом мире, Рагнвальд! Нет! Я бы ее встретил, но ее там нет! Она жива! Ты меня слышишь?

— В плену камней? — голос Рагнвальда сорвался и охрип. — Месяцы прошли! Там и воин не выживет, а она хрупкая дева! Она такая нежная…

— Твоя лирин, кажется, выживет и в пекле Горлохума! — рассмеялся Бенгт. — В город приезжал вестник из Нероальдафе. Правда, кто-то сгоряча ответил, что риар, то есть я, в незримом мире… Но вестник спрашивал и еще кое-что. Знает ли кто-то деву из-за Тумана! Такую не знали, ведь твоя лирин об этом не говорила! Вестник оставил письмо, Кьярваль сумел прочесть! А бросился ко мне, как только я опустился на крышу башни! Твоя лирин жива. Она прошла гору насквозь. Ты меня слышишь, Рагнвальд?

— Жива? — снежный моргнул. Совершенно белые метельные ресницы на миг закрыли холод глаз. — Энни жива?

Бенгт хмыкнул и потер зудящую макушку. Кажется, в волосах что-то завелось! И крякнул, когда Рагнвальд схватил его за плечи, сжал с силой, которой раньше не было в геле брата.

— Где она? Где?!

— Она… за Туманом. В мертвых землях.

Рагнвальд поднял голову. И Бенгт задохнулся от того, что увидел в глазах брата.

Словно лютая, бесконечная, губительная зима наконец отступила.

* * *

— Слушание по делу Эннис Вилсон объявляю открытым. Слушание призвано исследовать и понять степень опасности для Конфедерации программы переселения и одной из переселенок — госпожи Вилсон. Ввиду строгой секретности программы переселения и самих фьордов слушание проводится в закрытом режиме.

Писчий представил судейскую коллегию, обвинителя и защитника. Первый был в сером костюме — низкорослый и лысоватый мужчина. Второй — Андерс Эриксон.

Мы находились в огромном зале судебных заседаний. Сияла великолепная люстра под сводчатым потолком старинного здания. Арочные окна обрамляли ясный летний день.

Говорят, раньше в этом здании был театр. Что ж, и сейчас здесь готовился спектакль. Зрители уже заняли свои места на длинных скамьях. Я увидела встревоженную тетю Джун и высокомерное лицо ее сестры Хло. Бабушка не явилась. В стороне сидел командор Этан Грей. На нем был неизменный серый костюм-мундир с воротником-стойкой.

Я посмотрела на свои ладони, сложенные на коленях. На слушание я надела черное платье, которое мне привезла Джун. Волосы убрала в гладкий пучок. От косметики отказалась. Господин Эриксон лишь вздохнул, увидев меня. Он вообще проявлял живое участие в моей судьбе, кажется, она волновала его даже больше, чем меня саму. Я же словно спала с открытыми глазами. Моя душа застыла, покрылась коркой льда. Замерзла, потому что иначе боль становилась невыносимой. Каждую ночь я засыпала с мольбой, чтобы великие перворожденные позволили мне увидеть незримый мир. Заглянуть туда хоть одним глазком! Но то ли перворожденные остались глухи, то ли мертвые земли Конфедерации не позволяли и этого. То ли без Рагнвальда это оказалось невозможно, ведь мои сны всегда виделись лишь рядом с ним. Я больше не видела незримый мир.

Я вспоминала. Каждый миг, каждое слово. Движения, свет и тьму, прикосновения и чувства. Если сравнивать дни на фьордах со всей моей жизнью, то их было совсем немного. Но лишь в эти дни я по-настоящему жила. Оказывается, дни и ночи могут быть совершенно бессмысленными и бесполезными. А короткие часы могут вместить в себя все, что имеет настоящую ценность.

Я встрепенулась, когда слово взял обвинитель.

Несмотря на неказистую внешность, лысый господин обладал чарующим, невероятным голосом, который словно обволакивал и вел за собой, повествуя об опасностях, которые таит в себе программа переселения.

— Мы отдаем за Туман своих прекрасных дочерей, надеясь, что там их ждет прекрасное будущее! Но так ли это, уважаемые господа? Посмотрите на эти фото.

Проектор зажегся, и на белом экране высветилось мое улыбающееся лицо. Я моргнула, недоумевая, откуда у комиссии эти кадры. На них был один из немногих дней, где я ощущала себя нужной и довольной. Я как раз получила диплом искусствоведа и позировала в смешной шапочке, улыбаясь во весь рот. Веснушки на румяных щеках казались солнечными поцелуями. Непослушные кудряшки выбились из прически и падали на лицо. Я выглядела довольной и даже счастливой.

— А теперь оглянитесь на госпожу Вилсон. Такой она вернулась через несколько месяцев пребывания за Туманом.

Я мрачно подумала, что надо было одеться ярче и жизнерадостнее. Да уж, сейчас наблюдатели видели худенькую девушку с кругами под глазами и бледным лицом.

— Возмутительно, уважаемые господа! На фьордах издевались над бедной девочкой! Ее замучили до истощения! Вы только посмотрите на нее! — чарующий голос обвинителя был похож на гневный глас самого Единого.

Независимые наблюдатели и судьи подались вперед и, чуть ли не открыв рот, внимали обвинителю. Эриксон хмурился, а мне хотелось завопить. Мой защитник оказался в ужасном положении. Разглашать правду о фьордах нельзя, но как же тогда объяснить, что мир за Туманом не ужасен? К тому же мы оба — и я, и Эриксон — понимали: скажем правду, и люди взорвутся от возмущения и страха. Незнание и непонимание чужих обычаев и жизни приведет к катастрофе. Разве люди смогут спокойно принять кровавые ритуалы? Да ни за что!

Конфедерация спокойно истребляет животных, но если узнает о жертвенных кабанах и волках — возмутится и осудит!

Мы с Эриксоном это понимали и теперь кусали губы, не зная, как защитить земли озер и скал.

«Ты хитрая ласка, Энни», — прозвучал в голове насмешливый голос. Мне захотелось зажмуриться и слушать его, слушать… Хотя бы в своем воображении.

Но открыла глаза и изобразила глупую улыбку.

— Но все было совсем не так! — непочтительно перебила я обвинителя. — Я сама отказывалась от еды, потому что с детства мечтала похудеть! И сейчас я наконец выгляжу так, как всегда хотела! Можно сказать, что фьорды исполнили мою давнюю мечту!

Кто-то из женщин в зале понимающе хмыкнул.

— А раны на вашем теле — тоже ваша мечта, госпожа Вилсон? — стремительно атаковал обвинитель. — Вот это — тоже ваша мечта?

Он махнул рукой на экран. И я прикусила щеку, увидев фотографии. Сине-желтая кожа, синяки, ссадины, порезы, раны… Ноги и руки в крови… Грязь на теле, лице, волосах… Закрытые глаза и лохмотья…

Наблюдатели пораженно ахнули и начали перешептываться. В глазах судей были осуждение и страх.

— Я заблудилась в горах! — воскликнула я. — Я упала и поранилась!

— У вас были трещины в ребрах, госпожа Вилсон. Вас ударили, и довольно сильно.

Ну да, удар драконьим хвостом — серьезное дело! Но как объяснить, что чудовище тоже не виновато?

— Вы защищаете своих мучителей, — с обманчивой мягкостью произнес лысый гад. — Так бывает, мы понимаем. Но фьорды опасны, признайте это.

— Вы заблуждаетесь..

— Значит, вы можете подтвердить под присягой, что земли за Туманом не опасны?

— Да…

— Очень рад, уважаемая госпожа Вилсон. — Глаза обвинителя маслено блестели, он действительно был доволен.

А я похолодела, понимая, что меня ловко загнали в ловушку. Конечно, командор выставил не простого обвинителя, а лучшего! И что я могла ему противопоставить? Глупую улыбку?

— Раз госпожа Вилсон согласна, я предлагаю пройти тест на лжемашине!

Судьи и наблюдатели оживились, а я похолодела. Эриксон попытался возразить, но ко мне уже крепили провода и датчики.

— Не переживайте, мои вопросы не коснутся запрещенных тем. Мы лишь хотим понять, что случилось с госпожой Вилсон. Итак, начнем. Эннис, вы можете подтвердить, что жители фьордов миролюбивы и не опасны?

Я сжала кулаки. Хелево пекло!

— Да, — выдавила я, и проклятая лжемашина запищала, показывая, что я вру.

— Вы можете подтвердить, что переселенкам за Туманом ничего не угрожает?

— Но послушайте! В Конфедерации тоже куча угроз! Можно банально попасть под машину!

— Отвечайте — да или нет, госпожа Вилсон.

— Да.

И снова ложь.

— Вы можете подтвердить, что с вами обращались почтительно и бережно, вы не подвергались лишениям, не голодали?

— Да…

Ложь, ложь, ложь!

Меня загоняли в угол. Потому что командор прекрасно знал, как обстоят дела на фьордах. И знал, что на эти вопросы нельзя ответить «да»!

Фьорды действительно опасны. Но только там жизнь имеет смысл! И как объяснить, что ильхи ценят жизнь, чтут ее, но они иные? Как рассказать о хёггах? Никак…

Андерс побледнел. Он понимал, что мы проиграли.

Закрытость фьордов и слухи об этих землях играли на руку Грею и его прихвостням. Люди боялись. А где страх — там агрессия и ненависть.

— Как видите, уважаемые господа, все предельно ясно. Программа переселения — ужасающая ошибка. А сами фьорды населены чудовищами и дикарями. Дело Энни Вилсон должно стать показательным. Эта девушка жертва, и я боюсь, не единственная…

— Но я хочу вернуться на фьорды! — не выдержав, я вскочила. — Вы не понимаете! Я просто хочу вернуться!

— Вы подавлены и расстроены. Я предлагаю поместить госпожу Вилсон под наблюдение специалистов…

Я чуть не зарычала. Врачи? Или тюремщики? Стало ясно — командор меня не отпустит. Я его козырь против фьордов. Значит, отсюда меня поместят под арест!

— Госпожа Вилсон — переселенка и находится под эгидой фьордов! — попытался вмешаться Эриксон.

— Тогда где же ее жених? — уже не скрывая насмешки, произнес лысый. — Как вы, несомненно, знаете, за переселенку отвечает жених. Так где он?

— Здесь.

Новый голос пролетел по залу ледяным ветром. Огромное помещение словно враз выстудилось. Я посмотрела на арочные окна — солнце скрылось за тучами. И на красивом паркете расцвел узор изморози. Я смотрела на него, не дыша и боясь обернуться к двери.

— Вы еще кто такой? — опешил обвинитель. Наблюдатели и судьи застыли, словно статуи. Повисла густая тишина. Очень медленно я повернулась.

Моргнула.

И наши взгляды встретились.

Он стоял там, у дверей. В зале судебных заседаний Конфедерации. Одетый в полотняные штаны и безрукавку. Плечи укрывал черный мех. Его руки были обнажены, открывая белые браслеты на мощных предплечьях. А еще — шрамы. Рубцы от ожогов обвивали правую руку, плечо и шею под черным кольцом, лепестками пламени ложились на лицо до самого лба. Синие глаза казались подсвеченным льдом. Левый висок был выбрит в знак траура, а белые волосы связаны за спиной кожаными шнурками.

От него веяло стужей. Лютой зимой, опасностью, гибелью. Колючим снегом, недосягаемой вершиной, звериным воем. Холодными и яркими звездами. Обещанием и угрозой. Он выглядел вопиюще по-варварски. На него невозможно было смотреть. И невозможно не смотреть.

Рагнвальд.

Я прижала руку к горлу. Мне стало нечем дышать. Синие глаза Рагнвальда пожирали меня, скользили от макушки до края черного платья и возвращались обратно. Снова и снова. Своим колючим взглядом он срывал мое платье, прикасался к коже, трогал, брал… Он словно забыл, где мы, как забывал каждый раз, когда мы встречались. Как забывала и я.

Вперед выдвинулась охрана. Мужчины растерянно переглядывались, безотчетно прижимая руки к кобурам на боках.

— Я — Рагнвальд из Карнохельма. Энни — моя лирин. Моя… невеста. И я пришел забрать ее.

— Но… разве госпожа Вилсон отправлялась не к Гудрету из Варисфольда?

— Мне плевать, к кому она отправлялась. Она — моя. Я забираю ее в Карнохельм.

Я мысленно застонала, с трудом переведя дыхание. Да уж, Рагнвальд не знаком с искусством дипломатии.

Варвар сделал ко мне шаг, но дорогу ему преградила вооруженная охрана. Похоже, мужчины нервничали.

— Оставайтесь на месте, — проговорил их начальник. — Повторите ваше имя и фамилию!

— Вы плохо расслышали? — звонкий женский голос заставил Андерса изумленно вскинуться.

Из-за спины Рагнвальда выступила девушка. Я уставилась на нее во все глаза. Тонкая фигурка в зеленом платье, ярко-красные волосы и сизые стекла очков, скрывающие глаза. Шею обнимал шарф, но я знала, что увидела бы под ним.

Дева обвела взглядом онемевший зал.

— Меня зовут Оливия Орвей. Я представитель первой исследовательской экспедиции на фьорды. Исследователь-антрополог и ныне действующая глава фонда переселения. И я вынуждена вмешаться, потому что на этом заседании права переселенки бессовестно нарушаются! Энни Вилсон имеет право вернуться на фьорды!

— Но этот… человек — не ее жених!

— Еще как ее, — угрожающе прорычал Рагнвальд.

Оливия Орвей коснулась его руки, и зарычать захотелось мне.

— Это мой жених! Я подтверждаю! — крикнула я, перекрывая начавшийся гвалт. И снова поймала тягучий взгляд Рагнвальда.

Заседатели и судьи вскакивали, тянули шеи, таращась на гостей.

Обвинитель и командор Грей обменялись взглядами. И меня охватило дурное предчувствие.

— Госпожа Орвей, — медовым голосом начал лысый. — Как хорошо, что вы нас навестили. У Конфедерации накопились вопросы и к вам, и к вашему фонду…

— Вы сможете их задать позже, — отрезала красноволосая дева. — Изложите список претензий в письменном виде, я обязательно с ними ознакомлюсь. Если вы забыли, то уже несколько лет я являюсь представителем другой страны, господин Лигверк! Так что соблюдайте протокол. А сейчас мы забираем Энни Вилсон. Она тоже принадлежит фьордам. Энни, прошу вас.

Я торопливо вышла из-за своей тумбы и сделала несколько шагов. Рагнвальд смотрел на меня и, кажется, не дышал. Я тоже… я шла к нему. К нему! Живому, дышащему, злому хёггу!

Счастье-то какое!

Поравнялась с Оливией и улыбнулась ей благодарно.

— Стоять! — гневный окрик командора заставил охрану снова вздрогнуть. — Госпожа Вилсон никуда не пойдет! А вы, Оливия, обвиняетесь в превышении полномочий и жестокости по отношению к переселенкам!

— Да вы сошли с ума, господин Грей! — прошипела красноволосая. — Чего вы добиваетесь?

Андерс Эриксон незаметно встал рядом с Оливией, что-то шепнул. Дева мотнула головой. Дымчатые стекла очков блестели, скрывая радужки девушки. Люди смотрели на нее с жадным интересом.

— Стоять! — повторил командор. — Никто не покинет этот зал без моего разрешения!

— И кто здесь превышает свои полномочия? Вы не имеете права нас задерживать. Мы жители фьордов, а не Конфедерации.

— Кажется, это пора прекращать, — прищурился командор. И кивнул своим людям. — Взять их! Под арест всех троих. До моих личных распоряжений.

— Командор, что вы творите? Вы не можете арестовать их! — нахмурился Эриксон.

Даже лысый обвинитель выглядел растерянным.

Я осмотрела зал. Почему здесь так много людей в серой форме? Почему?

Ответ заставил похолодеть. Понимание обрушилось лавиной. Это ведь… спектакль. Командор Этан Грей все спланировал. И подготовился. Но чего он добивается?

Я перевела взгляд на Рагнвальда. От меня его закрывал ряд военных. И по изморози на полу я поняла, что ильх недолго станет мириться с этим.

Лысый обвинитель что-то торопливо говорил командору. Тот скривился недовольно, но кивнул.

— Госпожа Орвей, господин Эриксон, можете покинуть зал заседаний. А вот госпожа Вилсон арестована.

Меня схватили за руку.

Оливия побледнела, Эриксон сжал ее плечо, словно пытался удержать.

Но я видела лишь Рагнвальда. Он тоже смотрел на руку неизвестного мужчины, который пытался меня куда-то тащить.

— Рагнвальд! — Оливия резко повернулась к нему. — Рагнвальд, успокойся!

В зале заседаний стало холодно. Воздух вырывался изо ртов струйками пара. Люди испуганно пятились. Я увидела взгляд красноволосой девы. И ее губы шепнули: «Провокация».

Провокация. Вот что устроил командор Грей. И целью была не я, ведь я — лишь пешка в этой игре. Целью командора была глава фонда переселения.

— Рагнвальд, все хорошо! Слышишь? Все хорошо! — это уже Андерс Эриксон, но вряд ли Рагнвальд его слышал.

Я повернулась к Оливии.

— Вы должны уйти, — чуть слышно шепнула я. — Немедленно! Это все спланировано! Командор хотел выманить вас. А вы слишком важны… важны для фьордов! Если командор поймет, кто вы… Уходите, Оливия. Скорее!

— Но как же вы?

Я отмахнулась от вопроса. Чутье уже вопило, что надо бежать. И прежде всего — красноволосой деве.

Оливия наклонила голову, очки сползли, и я увидела ее глаза. Кроваво-красные. Глаза великой Оливии-хёгг. Глаза огненного дракона.

Оливия была единственным человеком, способным разбудить и усыпить вулкан Горлохум.

Сейчас в ее глазах плескалось отчаяние.

— Уходите! Сейчас же!

Оливия сделала шаг к выходу.

А Рагнвальд — шаг ко мне, словно не видя заслона из военных. Его губы побелели, а из-под ног уже расползался иней. Кто-то из зрителей это заметил и закричал.

Я смотрела лишь в глаза ильха, пытаясь сдержать его ярость. Рагнвальд тяжело дышал, он напоминал ледяную статую. Андерс Эриксон что-то тихо говорил рядом. Рагнвальд медленно кивнул, соглашаясь.

Вот только это не устраивало командора.

— Поместите Энни Вилсон в камеру, немедленно! — выкрикнул Грей. Он стремительно приблизился, оттолкнув растерянного охранника, сдернул с его ремня железные браслеты и защелкнул на моих запястьях.

Я изумленно ахнула, а командор грубо меня дернул, практически толкнул. И я свалилась на пол, потеряв равновесие.

— Встать! — командор потянул меня за скованные руки.

Я вскочила, ощущая весь ужас происходящего, понимая неотвратимость беды и не в силах ее остановить. Этан Грей посмотрел мне в глаза.

— Ильхи слишком сильно привязаны к своим девам, — презрительно сказал он. Усмехнулся и ударил меня по щеке.

Я тихо вскрикнула, скорее от неожиданности.

— Рагнвальд! Нет! — крик Оливии прокатился по залу, но было поздно.

Командор Грей добился того, чего хотел.

Фигуру беловолосого ильха затянуло снежной пеленой. И зал судебных заседаний содрогнулся от рычания ледяного дракона. Люди орали. Эриксон взвыл. Оливия побледнела до синевы и понеслась к выходу. Но дорогу ей преградили военные.

Западня!

— Ложись! — заорал Андерс, когда военные начали стрелять.

Хёгг взревел и дыхнул, я увидела, как люди в форйе покрылись инеем. А потом… рассыпались. Словно были сделаны из снега. Только куски оказались окровавленными. Судебные заседатели падали на пол и ползли, кто-то выл и орал. Прекрасная люстра упала, сбитая хёггом, сверху посыпались куски штукатурки. Зал заседаний превратился в побоище. Люди орали, плакали и лезли под лавки, пытаясь уберечься и от разъяренного хёгга, и от шальных пуль. Стены покрылись изморозью, от холода сводило мышцы.

Дракон раскидал военных, и возле меня возникла его оскаленная морда.

— Со мной все в порядке! — выкрикнула я. — Рагнвальд! Хелехёгг! Ты понимаешь?

Он понял. Оглянулся, высматривая в толпе Оливию.

Ледышка шумно втянул воздух. Его правый бок покрывали свежие рубцы — напоминание о Билтвейде. Но крыло срослось и, кажется, работало. И тут распахнулись двери, впуская новые отряды серых мундиров.

— Уничтожить! Стрелять на поражение! — услышала я приказ командора.

Уничтожить? Но здесь полно людей! Не людей — свидетелей. Что ж, командор понимает, что делает! Проклятая сволочь!

Я шлепнула по лапе хёгга.

— Прикрой Оливию! И убираемся отсюда! Немедленно! Слышишь?

Дракон ударил хвостом по окнам, брызнули осколки. Камни уже крошила стужа. Град пуль обрушился на шкуру хёгга, пока он прикрывал собой меня, Оливию и Андерса Эриксона. Из глубины зала потянуло гарью, и я с ужасом увидела красного дракона. Под его багровой шкурой словно перекатывались пылающие угли Великого Горлохума! Хотя размерами потомок Хелехёгга был в два раза меньше Ледышки.

Оливия, призвавшая красного дракона, сгребла лапой Андерса Эриксона и, пробив стену и окно, вывалилась наружу. Ледышка с рычанием откинул наступающих солдат, а потом подхватил меня и нырнул в проем. Но вздохнуть с облегчением я не успела. С земли нас тоже атаковали. Ледышка закрыл собой красного хёгга и зарычал, призывая непогоду. Оливия стремительно поднималась ввысь, куталась в свинцовые облака. А вот мы не успевали… В нас полетели уже не пули, а что-то серьезнее. Снаряд взорвался на шкуре дракона, и зверь рухнул вниз. Я вывалилась из его лапы. Земля кружилась, и я почти ничего не видела и даже не кричала, потому что воздух выбило из груди. Внизу блестели какие-то жуткие установки, и я падала прямо на них. Засада. Засада!

Хёгг подхватил меня почти у земли, но взлететь не смог, сверху обрушилась металлическая сеть. Ледышка поджимал лапу, в которой держал меня, и вертелся, пытаясь вырваться. Залп орудий оглушил, и левый бок дракона побагровел от крови. Он дыхнул стужей, на металле расцвели морозные узоры. Я закричала от ужаса и боли за хёгга.

— Прекратите! Остановитесь! Что вы делаете! Не трогайте его!

Никто не остановился. Нас просто расстреливали.

Дракон закрывал меня собой, подставляя под орудия свою шкуру и крылья. Я кричала.

Красный дракон успел улететь, а вот мы попались… Сколько еще выдержит чешуя? У Ледышки загорелось крыло — снова правое! Да он совсем недавно был ранен! Ненавижу!

За что? Мы лишь хотели жить на фьордах, жить в мире!

Мы лишь хотели уйти домой!

Тьма поднималась изнутри, выплескивалась криком.

Я кричала и кричала, не видя, как потемнело небо. Показалось, что солнце закрыла туча, но это была не стихия. Это были птицы. Огромное количество птиц — синицы, вороны, зарянки, сороки, чайки, орланы и беркуты! Кажется, сюда стянулись все пернатые Конфедерации! И вся эта живая, галдящая, свистящая и ухающая масса обрушилась на людей. Птицы падали с неба, клевали в макушки, били крыльями и царапали когтями. Они забивали своими тушками отверстия железных установок, сбивали с ног военных и гадили на серую форму! Люди орали, отбивались и стреляли, пытаясь разогнать невиданную стаю.

Я же лихорадочно стягивала железную сеть, которой опутали хёгга…

— Поднимите руки, Энни! — голос командора раздался совсем рядом. — И отойдите от чудовища.

— Это мое чудовище, — процедила я.

Я не двинулась с места. Ненависть во мне бурлила, призывая все новых и новых птиц. Ледышка зашипел, неотрывно глядя на врага. Пространство вокруг нас побелело от стужи, но она же убивала и птиц — наших защитников. Военные уже сориентировались, хотя многие остались без оружия или ползли по земле, закрываясь от клювов и когтей.

— Вы проиграли! Теперь фьорды обречены, — крикнул Грей.

— Фьорды невозможно убить, — сказал Рагнвальд за моей спиной.

И не успела я вскрикнуть, отодвинул меня и бросился на командора. Оружия у ильха не было, но ему это не мешало. Тяжелый кулак впечатался в челюсть Грея, и командор повалился на землю. Правда, быстро вскочил, развернулся, ударил… Дрался он на удивление неплохо, но что может человек против ильха?

Грей снова упал, перекатился и выхватил из валяющейся кобуры оружие. Выстрел прозвучал удивительно тихо. И на плече Рагнвальда разлилась кровавая клякса. Ильх глянул удивленно, словно не понял, откуда в его теле взялась пуля… А потом командор прицелился в меня. Его глаза лихорадочно блестели, вся левая сторона лица превратилась в кровоподтек.

— Только шевельнись, и я выстрелю в нее, — рявкнул командор.

Рагнвальд дернул головой. Его лицо исказилось от ярости. Но он не пошевелился.

— Чего ты хочешь? — процедил ильх. — Пусть Энни уйдет. Отпусти ее, и мы разберемся.

— Ты не понял, варвар, — Грей облизал окровавленные губы и оскалился. Сейчас он тоже напоминал зверя. — Все кончено.

Я затравленно оглянулась. Военные взяли нас в кольцо. Со всех сторон смотрели заряженные дула. Землю усыпали птичьи тушки и перья.

И тут на мою щеку упала снежинка. А потом повалил снег. Он падал на птиц, тротуар, железные машины и военных. На цветущие клумбы и зеленые деревья вокруг здания судебных заседаний. Над головами набухла черная туча. Ледяной ветер рвал флаги и ломал ветви. Стужа облизывала камни, стены, машины, людей. Стужа ломала и корежила.

— Прекрати! — крикнул командор. — Прекрати!

Рагнвальда затянуло снежной дымкой. Миг — и Ледышка выпрямился во весь рост, закрывая меня. Военные смотрели в небо, и такого ужаса я прежде не видела на лицах людей.

Длинные крылатые тени ползли по земле. Над нами кружила стая диких хёггов. Вокруг шипастых и рогатых тел закручивались ледяные воронки, спускались длинными хвостами к земле, втягивая внутрь людей. Лютое ненастье обрушивалось сверху морозом и гибелью. И драконы спускались все ниже, проносились над головами, дышали стужей. Стена здания лопнула и обвалилась, похоронив под собой железную оружейную установку.

Я ухватилась за лапу Ледышки.

— Мы сотрем этот город с лица земли, — крикнула я. — Вы этого хотите? Погубить мирных людей? Кто здесь чудовище, командор Грей? Сколько человек вы готовы принести в жертву вашим амбициям?

На лицах солдат я видела неуверенность и страх. Никто не хотел умирать.

Снежные вихри набирали силу.

Командор Грей оскалился. Он не собирался отступать, наплевав на потери.

И я ударила хёгга по чешуе.

— Улетай… улетай, Рагнвальд! Здесь люди, много людей! Мы не чудовища. Улетай же!

Ледышка зарычал, подхватил меня и сорвался в небо, с трудом раскрывая раненое крыло. Ледяная стая пронеслась рядом. Командор что-то крикнул.

— На поражение!

И я увидела Белорогого, который поднырнул под Ледышку, помогая брату набрать высоту. И луч, полоснувший по его брюху… Мучительный крик дракона разорвал небо.

Скорее… Скорее! Выше!

— Встретимся на другой стороне, господин Грей! — с ненавистью крикнула я. И успела увидеть искаженное лицо командора. Похоже, он знал, что значат мои слова.

Под нами проплывал заснеженный город. Дома, крыши, машины, кричащие и бегущие люди. В стеклах высоких железных зданий отражались летящие ледяные драконы. Белорогий с ревом врезался в шпиль городской часовой башни, и огромный циферблат треснул, осыпался кусками окровавленного стекла и разбитых механизмов. Внизу визжала толпа… Белорогий с трудом поднялся, отряхнул с крыльев стекла. Ударил хвостом, разбрасывая людей. Взлетел…

Дракон, имени которого я не знала, пронесся совсем низко, угрожающе выпуская когти. Другой подцепил бампер машины, приподнял и уронил на камни. Люди кричали, падали, закрывали головы и снова кричали… Я видела в окнах людей и ужас на их бледных лицах.

Я видела юркие боевые самолеты, поднимающиеся в небо.

Мир Конфедерации. Мир, которому сегодня был брошен вызов.

— Скорее! — закричала я. — Рагнвальд, надо уходить! Туман совсем близко! Скорее!

* * *

Мы успели.

Плотная серо-белая завеса сомкнулась за нами, отрезая от самолетов Конфедерации и выпущенных нам вслед снарядов.

Стая притихла и молча летела сквозь Туман, я видела их длинные тени, скользящие в мареве. Некоторые хёгги были ранены, и белое молоко Тумана раскрашивалось алыми каплями крови.

Переход дался тяжело. И когда мы все же миновали завесу, Ледышка едва дышал, все сильнее заваливаясь на бок.

Я молчала. Понимание, что произошло, сдавливало горло. Слова командора звенели в голове. Он добился того, чего хотел, — показал Конфедерации чудовищ фьордов. И я осознавала, каким оружием владеет Конфедерация. Лазерные установки, боевые истребители, обученные военные… Сегодня мы смогли уйти, но что будет дальше?

Ледышка тихо заурчал, словно ощущал мою панику и пытался утешить. Туман мы пересекли уже ночью, а утром опустились на зеленый холм фьордов. Дикая стая сделала над нами круг и с рычанием унеслась выше — к снегам вершин. Белорогий летел тяжело, его раненое брюхо истекало кровью. Но я надеялась, что хёгг сможет исцелиться.

И тут же меня схватил Рагнвальд, прижал к себе, жадно зарылся пальцами в волосы.

— Энни, Энни, Энни, — шептал Рагнвальд, покрывая мое лицо поцелуями. На его теле запеклась кровь, но он, кажется, этого не замечал. Он целовал снова и снова, трогал, прижимал к себе.

Я всхлипнула и улыбнулась сквозь слезы:

— Ну вот, стоило тебе появиться, и я снова грязная с ног до головы!

Ильх оторвался от меня, выдохнул:

— Я думал, что ты умерла. Что осталась в той горе. Что я потерял тебя. Я был ослеплен желанием уничтожить стаю. Одержим этой мыслью так сильно, что утратил разум. Я потерял тебя. Потерял!

Я прижала пальцы к губам Рагнвальда, не в силах видеть его отчаянный взгляд.

— Я жива. Я здесь.

— Со мной?

— Да.

Он втянул воздух. Я провела пальцем по его бритому виску, а потом — по шрамам, покрывающим щеку, плечо и руку. Мне было больно трогать их, словно я сама горела в огне.

— Они останутся навсегда, — тихо сказал Рагнвальд. — Не все можно исцелить.

— Это было хорошее сражение, — прошептала я.

И сколько их еще будет — сражений. За честь, за любовь, за фьорды. За наш дом.

Ильх снова прижал меня к себе.

— Рагнвальд, ты ранен, — я тронула разорванную кожу. — Надо вытащить пулю, пока рана не затянулась.

— Энни, ты наденешь пояс моей венлирии? — хрипло произнес Рагнвальд. — Я был так занят стаей, что лишил тебя многих вещей. Наряда, наречения, венца. Я забыл все наши обычаи. Я наплевал на них. Но хоть что-то сделаю правильно. Так ты примешь от меня пояс?

Я вздохнула. И ответила:

— Нет.

— Нет? — опешил он.

Я покачала головой.

— Я много думала, пока ползла в той горе. И потом — тоже… Я думала о Гунхильд, о ее сумасшествии. И поняла, что просто не смогу быть женой риара. Я не могу делить тебя с кем-то. Понимаешь? Если однажды к тебе придет дева и попросит ночь, а ты согласишься… я сойду с ума!

— Риар может отказаться, — тяжело выдохнул Рагнвальд. Его глаза льдисто блестели. — Если у него есть любимая дева, он может отказаться.

— И все же… я не смогу так жить, — прошептала я.

— Я тоже, — неожиданно произнес ильх. — Но нам и не придется.

— Что?

Он смотрел на меня не мигая. И у меня разрывалось сердце. Я не хотела покидать его. Но я сказала правду.

— Бенгт вернулся, — неожиданно сказал Рагнвальд. — Значит, я больше не риар. По закону он должен вызвать меня на поединок, чтобы мой Зов больше не влиял на город. Но Карнохельму достаточно смертей. Вот только выходит, что в Карнохельме мне больше нет места. Стая больше не угрожает городу. Эти хёгги освободились. А я… я должен уйти.

— И куда же?

Рагнвальд пожал плечами.

— А как же твой инстинкт гнездования? — прошептала я. — И то, что Карнохельм — лучшее место на земле?

Слабая улыбка тронула губы.

— Ты — мое гнездо, Энни. Мой дом. Моя дева. Я слишком долго жил сражениями. Знаешь, я ведь совсем не видел фьорды. Нероальдафе, Аурольхолл, Варисфольд, озерный город и Горлохум. Я хочу увидеть всё. Хочешь ли ты отправиться со мной? И знаешь, лучше бы тебе согласиться, иначе… Иначе придется тебя связать. И таскать за собой связанную, пока ты не привыкнешь.

— Что? — не веря, выдохнула я.

— Ты что же, думала, я так просто тебя отпущу, чужачка? Что одного твоего «нет» будет достаточно? — губы ильха дрогнули в насмешке. — Даже не мечтай.

Мне захотелось кричать от счастья. Но я лишь улыбнулась в ответ.

— И почему ты думаешь, что я на это соглашусь?

— А ты не согласишься? — Рагнвальд уже откровенно дразнил меня. — Ну и потом… я позволю тебе сесть на шею хёгга.

— Ого! — смех рвался из груди, булькал в горле. И счастье — огромное и прекрасное, как фьорды, — разрывало сердце. — Даже так? Я буду первой девой, оседлавшей хёгга? Ты позволишь мне?

— Даже изготовлю для тебя седло, — усмехнулся Рагнвальд. — Осталось уговорить Строптивца.

— Ледышку, — буркнула я, с трудом сдерживая смех.

— Строптивца. А теперь… теперь мне и правда стоит вытащить эту гадость из своего тела. Тебе придется мне помочь, Энни.

Я содрогнулась, понимая, что меня ждет. Рагнвальд осел на камень, и я поняла, как непросто ему дался этот день.

— Далеко-далеко, за Великим Туманом, в краю снега, воды и лесов, на высокой скале жила девочка Энни. И был у нее хёгг, — вдруг хрипло сказал Рагнвальд. — Он принадлежал ей целиком. И зверь, и человек.

И, несмотря на рану, несмотря на весь ужас произошедшего, несмотря на угрозу, нависшую над фьордами, мы рассмеялись. Потому что мы наконец были вместе. Живые. Мы знали, что первым делом придется отправиться в Варисфольд, чтобы все рассказать совету ста хёггов, найти Оливию и убедиться, что красный дракон жив. Но это все утром. Эта ночь принадлежала лишь нам.

И сколько бы дней нам ни отмерили великие перворожденные, мы будем ценить каждый.

Эпилог

Командор Этан Грей заложил руки за спину. С высоты небоскреба столицы Конфедерации земли почти не было видно. Зато прямо перед глазами лежала тяжелая мрачная туча. И командора тянуло всмотреться в нее, чтобы убедиться, что внутри никого нет. А еще — тронуть заживший рубец на подбородке. Или… или посмотреть на левую руку, скрытую перчаткой. Под черной замшей на запястье цвел ледяной рисунок, который не смог вылечить ни один профессор. И никто не мог сказать, чем это грозит командору. Его рука становилась льдом. А перед глазами стояли солдаты, которые рассыпались от дыхания белой твари.

Подарок варвара.

Ярость снова окатила холодной волной, и командор сжал кулаки, пытаясь справиться с эмоциями.

И злорадно усмехнулся. Программу переселения приостановили. Но командору этого было мало. Ему нужны фьорды.

Он прикрыл глаза и втянул кондиционированный воздух. Слишком сухой. Он желал ощутить другой — влажный, соленый, травянистый. Воздух за Туманом. Воздух фьордов. Сердце ударило в клетку ребер, дернулось. И уже привычная злость растеклась на языке жгучим ядом.

Он уничтожит варваров. Уничтожит!

У говнюка Эриксона нашлись влиятельные друзья, и против командора выдвинули обвинение в превышении полномочий. Его обвинили в том, что он создал угрозу для мирного населения!

Разве он не сделал то, что должен был? Он показал Конфедерации жуткую, оскаленную морду фьордов! Пусть знают, что скрывается за Туманом!

Командор выдохнул и растянул губы в ядовитой усмешке.

Ничего. Это лишь начало.

Дверь за спиной открылась, впуская гостя, но Грей не стал оборачиваться. Гость не любил, когда ему смотрели в лицо. В отражении на стекле командор рассматривал визитера. Хотя на что там смотреть — лицо скрыто мятым капюшоном плаща. Гость стоял неподвижно и молча. И Грей по опыту знал, что он может так стоять бесконечно долго.

— Ты отправишься за Туман, — резко произнес командор. — В мертвый город фьордов, Саленгвард. По моим данным, в скалах города сохранилось кольцо Горлохума, добудешь мне его. И вёльду из заповедного леса. Тайно привезешь груз в Конфедерацию. Задание сверхсекретное, отвечаешь лично передо мной. Все ясно?

Гость слегка наклонил голову.

Грей моргнул. А когда снова посмотрел на стекло — в отражении уже никого не было.

* * *

Черный хёгг забрался в расщелину между камнями и пополз, обдирая крылья об острые камни. Он забирался все глубже и глубже, в самое сердце горы. Полз и полз, ведомый болью, тоской и золотой исцеляющей жилой, что пролегла в скалах.

Крылья хёгга превратились в лохмотья. Шкура стала скользкой от крови — своей и чужой. Его огромное тело болело и почти обессилело. И человек в нем сдался, уступив место зверю.

И он справился. Нюхом нашел гору, внутри которой вились золотые исцеляющие жилы. Добрался. Залег, прижавшись брюхом к камням. Закрыл глаза.

Здесь было хорошо. Тепло и тихо. Пахло золотом и черным камнем. Ему нравилось…

Здесь не было ледяных, не было людей. Не было девы… Хёгг тихо зарычал. В глубинах сознания мелькнуло воспоминание о том, что хёгги могут спать очень долго. Месяцами или даже годами. Спать и видеть незримый мир… или свои воспоминания. Его были странными. Словно в израненном теле были воспоминания двух разных существ. Одно было большое, сильное, яростное. А второе — слабое и крошечное. И в этом втором был дом на берегу озера, тесто, запах свежих булок… Затуманная невеста, которая протягивала к нему руки. И старуха, что сорвала с него рубашку, начертила на теле кровавые знаки и надела на шею кольцо Горлохума. Приказала убить… убить того, кто похитил его затуманную невесту… Убить ледяного хёгга.

Но воспоминания хёггу не нравились. Они причиняли боль. От них хотелось отвернуться, хотелось забыть. Он сделал так много ошибок… приказ старухи горел в голове пеклом, не давал дышать, будил ярость и огонь. Он поступил неверно… Он ошибся… И дева… дева погибла… Он виноват. И потому будет спать — долго-долго, пока боль не уйдет. Пока ее не прогонит золотая жила.

Спать…

Он знал, что некоторые хёгги спали слишком долго и становились камнем. Их шкура затвердевала, а сердце под чешуей почти переставало биться. Ток их крови замедлялся, а дыхание больше не раздувало грудь. И если хёгги хотели проснуться, то уже не могли — их шкуры становились гранитом.

Он помнил легенды о том, что сами перворожденные когда-то уснули так глубоко, что стали горными хребтами, ледяными вершинами и морскими гребнями.

Он понимал, что если спать долго, то крошечное человеческое сознание растворится, станет совсем незаметным и слабым. Незначительным. Что оно исчезнет вместе с болью и дурными воспоминаниями.

И останется лишь тот, кто сильнее, яростнее и не мучается чувством вины…

Но он не хотел каменеть. И не хотел забывать. Однажды он проснется и, возможно, найдет тот дом на берегу озера.

Но сейчас под его брюхом медленно текло живое горное золото и хёггов сон туманил сознание. И это было так восхитительно, что зверь не желал сопротивляться.

И человек — тоже.

Когда-нибудь он проснется. Когда-нибудь.

Марина Суржевская Имя шторма

Глава 1

– Свет, – сказал Этан Грей, и под потолком плавно разлилось белое сияние крошечных встроенных ламп.

В его спальне, расположенной высоко над землей столицы Конфедерации, было настолько тихо, что даже полет мухи показался бы оглушительным гулом истребителя. Но в привилегированном небоскребе не водилось мух. Мух, тараканов или других вредителей, способных нарушить покой уважаемых постояльцев.

Здесь было тихо, чисто, красиво и очень, очень дорого.

Командор моргнул и посмотрел на свое тело, укрытое тонким синим покрывалом. Посмотрел, пытаясь понять – какие сюрпризы ожидают его этим утром. И выдохнул, отбросив одеяло.

Внезапный приступ ярости накрыл так резко, что Этан не успел подготовиться. Он слетел с кровати, упал на четвереньки и зарычал, молотя правой рукой по светлому паркету. Левую руку командор не чувствовал, хотя и опирался на нее. Пальцы побелели, словно это была не живая плоть, а ледяной мрамор.

Изморозь этим утром продвинулась еще выше – почти до локтя. Подарок проклятого варвара – хёгга.

Командор со свистом втянул воздух и заставил себя успокоиться. Ярость никуда не делась, но Этан свернул ее внутри себя колючим жгутом – крепко-накрепко. Свернул и закрыл в глубине своей сущности. Никто и никогда не заподозрил бы сдержанного командора в подобных приступах. В злости, раздирающей его грудь. В ненависти, выжигающей сердце.

Впрочем, никто не поверил бы даже в то, что у командора Этана Грея вообще есть сердце.

Встряхнувшись, хозяин апартаментов на сто тридцатом этаже встал и отправился в душ. Скрипнул зубами, когда в спину ударили холодные струи, но даже не подумал сделать воду теплее. Некоторое время стоял неподвижно, тщательно отмеряя вдохи и выдохи. Это помогло – как всегда. И уже спокойнее командор снова взглянул на свою левую руку.

Да, изморози стало больше. Пальцы двигались, рука работала, но полностью утратила чувствительность. И ни один профессор, ни одно светило от медицины не могли объяснить происходящее.

– Это за гранью наших знаний, командор, – запинаясь, произнес один из них при последнем визите Грея.

Все посещения командора были строго секретными, и за разглашение тайны профессорам грозили пожизненные сроки в самой страшной тюрьме Конфедерации. Возможно, поэтому на командора разведки светила медицины смотрели с опаской. Впрочем, к такой реакции на свое появление Грей привык.

– Это за гранью нашего понимания. В вашем организме происходят неизвестные нам изменения. Эпителий, сосуды, кровь, даже молекулярная решетка – все стало иным. Но мы не можем это объяснить, а тем более – остановить. Для нашей науки такие изменения – нечто совершенно новое. Мы могли бы начать исследования… провести опыты, наблюдать… Но…

– Достаточно, – оборвал тогда Грей, разворачиваясь к выходу.

В глубине души он с самого начала знал, что никакие исследования и опыты не помогут. Наука Конфедерации не способна остановить то, что сотворил с командором варвар.

Встряхнувшись, но не вытираясь, Грей провел ладонью по волосам и покинул душевую. Оставляя на полу влажные следы, которые тут же испарялись, мужчина прошел в комнаты – двести квадратных метров функциональной чистоты и эргономики. Встал напротив черных окон, протянувшихся от пола до потолка, и произнес:

– Светопроницаемость.

Стекла начали медленно светлеть. Словно чернота таяла на их безупречно чистой поверхности, пока не исчезла полностью, сделав окна совершенно прозрачными.

Над столицей Конфедерации вставало солнце. Оранжевые лучи мягко золотили башни из стекла и железа. С высоты сто тридцатого этажа столица лежала как на ладони. Великолепные, возносящиеся к небесам небоскребы, отражающие зеркальными гранями солнечный свет. Ровные стрелы магистралей и проспектов, аккуратные полоски парков и лаконичные арки чугунных мостов. В каждом квадратном метре – удобство и лаконичность, эргономичность и четкая выверенность линий. Красота усмирённой природы. Великолепие, созданное прогрессом.

Командор заложил руки за спину, с удовольствием взирая на город у своих ног.

Это его мир.

Его Конфедерация.

Словно в насмешку, где-то внизу, у земли, которую даже не видно с высоты сто тридцатого этажа, хлопнул ящичек с фантомным огнем. Двое парней и девушка, оглядываясь, чтобы не попасть на глаза патрулю, подожгли толстый шнур и, пряча лица под капюшонами, бросились к густым зарослям аллеи.

Огонек с шипением дополз до основания ящичка – и тот хлопнул.

Одну невыносимо долгую секунду ничего не происходило. А потом в небо взвился огненный дракон. Огромный ящер, взлетев в небо, завис прямо напротив командора Этана Грея.

Словно насмехаясь. Словно издеваясь!

Черный иллюзорный дракон махал крыльями и выпускал дым напротив чистых окон небоскреба.

Конечно, чудовище было ненастоящим. Всего лишь иллюзия, созданная фантомным огнем, подделка. Невинная забава. Но от вида этого существа, пусть и иллюзорного, командор снова потерял контроль над своей яростью. Совершенно забыв, что он голый и мокрый после душа, Грей обеими руками ударил в непробиваемое стекло своих апартаментов. Ненависть снова развернулась внутри – горячая, живая, огненная, как проклятый фантом, уже тающий в небе. Ненависть к фьордам, к варварам, ко всему миру за Туманом.

Два месяца назад командор показал Конфедерации оскаленную морду фьордов, явил чудовище, обитающее там. Проклятую программу переселения наконец закрыли, но… но вместо уважения, почитания и благодарности командор увидел совсем иную реакцию! Люди, которых Грей желал спасти, не хотели быть спасенными! И совершенно неожиданно возник почти культ проклятых хёггов-драконов! Патрули уже несколько раз разгоняли митинги, требующие возобновить программу переселения и дать людям возможность посетить фьорды. Идиоты! Сумасшедшие тупицы! Масс-медиа, подконтрольные властям, драли глотки, чтобы нагнать страха и внушить населению ужас и отвращение к фьордам, но кажется, это мало помогало, лишь усиливая интерес к миру за Туманом. И вот такие фантомные драконы уже не первый раз взмывали в небо над столицей Конфедерации!

И это несмотря на запрет, введенный властями. Несмотря на то, что за подобное грозит заключение почти на год!

Проклятые, проклятые фьорды! Какой силой вы обладаете, что даже те, кто никогда вас не видел, стремятся к вам? А те, кто видел – сходят с ума, не в силах забыть? Что за магия разлита во влажном воздухе, наполненном запахом мха и соли? Что за власть кроется в озерах и скалах, не позволяя жить, не позволяя очнуться от этого наваждения?

Проклятые фьорды. Ненависть к вам сводит с ума. Она похожа на одержимость.

Фантомный дракон растаял в воздухе.

Но командор не мог остановиться. Он колотил по стеклу снова и снова, пока… пока под левым кулаком не расползлась паутина. Пока непробиваемое стекло не треснуло!

Осколки брызнули в разные стороны, впились в обнаженное тело мужчины, и он пришел в себя. Ошарашенно глянул вниз – между ним и бездной сто тридцатого этажа больше не было преграды. Он разбил ее. Разбил кулаком, похожим на белый мрамор.

Где-то в пункте безопасности уже заливалась сирена, оповещая о нарушении целостности. Беспрецедентный случай. И уже через пару минут апартаменты наводнят сотрудники безопасности.

Командор сделал медленный шаг назад. И еще один. С его тела капала кровь – в грудь и бедра впились мелкие осколки стекла.

Грей взял со столика полупрозрачный телефон, провел по экрану. И когда связь установилась, рявкнул:

– Я разве не ясно выразился? Никаких драконов! Так почему прямо в центре столицы кто-то запустил фантом? Найти нарушителей. Немедленно!

На том конце начали что-то говорить, но командор уже отключился.

И посмотрел на свою левую руку. На белой, как лед, коже не было ни единого пореза.

***

Спустя два часа, когда ошарашенные сотрудники безопасности запустили программу восстановления стекла и крошечные механические пауки начали наслаивать чешуйки прозрачной субстанции, чтобы залатать повреждения, Этан Грей уже был в своем кабинете в здании госбезопасности. Собранный, аккуратно причесанный, в привычном сером мундире. Сейчас никто не заподозрил бы в этом человеке склонности к неконтролируемым приступам злости. Единственной деталью, выбивающейся из общего образа, была перчатка на его левой руке.

Напротив командора сидел человек в плаще. Капюшон привычно прятал его лицо.

– Варвары закрыли проход через Туман, – из-под темной ткани голос доносился гулко и хрипло, словно гость был простужен. – И я пока не вижу возможности попасть на фьорды.

– А ведь вас рекомендуют как человека, для которого нет невозможных заданий, – позволил себе толику насмешки командор, но его гость даже не шелохнулся, и Грей вновь стал серьезным. – Я нашел выход. Вероятно, единственный. Мои люди доложили, что завтра варвары откроют тайный проход для сестры Андерса Эриксона и ее мужа. Предатель решил спрятать родственницу от глаз Конфедерации.

Командор усмехнулся и щелкнул пультом, зажигая висящий на стене экран. Панель показала изображение молодой темноволосой женщины и ее полноватого спутника.

– Это Хельга и Бран Линдбург. Вы займете место последнего.

Гость в плаще едва слышно хмыкнул.

– Даже модификация не сделает меня господином Линдбургом. Лишь придаст отдаленное сходство.

– Этого будет достаточно, – оборвал командор. – Эриксон ждет родственников в Нероальдафе. В… одном из городов фьордов. Встречать вас и вести через Туман будут варвары. А они никогда не видели чету Линдбург. Естественно, в Нероальдафе супруги не попадут. Ваша задача – оказаться на фьордах и… исчезнуть. Это понятно?

– Более чем. Полагаю, мне нужна спутница. Но я не работаю в паре. И не потерплю рядом с собой соглядатая. Так что не думайте навязать мне кого-то из вашего ведомства.

– Я знаю ваши условия.

Командор нажал кнопку коммуникатора.

– Краус, выведи на мой экран изображения девушек, находящихся сейчас под следствием. Параметры: возраст от двадцати до тридцати лет, темные волосы, светлые глаза, сухощавая. Срочно.

– Да, командор, – ответил коммуникатор и на несколько минут замолчал.

Потом экран мигнул, на нем появились сигналистические фотографии арестантки – в анфас и в профиль. На них была молодая брюнетка. Минуту мужчины рассматривали изображение. Девушка выглядела одновременно испуганной и дерзкой, возможно, из-за длинной косой челки, выкрашенной в яркий синий цвет. Лицо с резкими скулами и широко расставленными светло-серыми глазами казалось слишком волевым, чтобы быть миловидным. В левой брови и ноздре девушки сверкали камушки.

Гость командора едва слышно хмыкнул.

Коммуникатор снова ожил:

– Наиболее подходящий вариант – Миранда Коллинз, двадцать четыре года. Родилась и до двенадцати лет проживала в Окламе, с родителями и двумя братьями. После гибели старшего брата семья перебралась в столицу. Миранда и ее младший брат Алекс являются студентами спортивного университета…

– За что задержана? – оборвал командор.

– Хулиганство и нарушение статьи 206, пункт 10. Сегодня утром задержанная запустила огненного фантома в виде дракона. Прямо посреди города. Ее подельники сумели скрыться от прибывшего патруля…

– Так это она запустила в небо хёгга? – подался вперед Этан Грей. И вдруг расхохотался, что было ему совершенно несвойственно. – Ну надо же! Богиня возмездия сегодня необычно быстра на расправу! – оборвал он смех и сухо велел: – Арестованную доставить в центр госбезопасности. Немедленно.

– Приказ принят, командор.

Этан Грей откинулся на спинку кресла. Его спутник смотрел на экран, но вопросов не задавал.

***

«Тебе понравится, Мира, оторвемся не по-детски, Мира! – говорил мой чокнутый брат и его такой же чокнутый друг. – Не будь занудой, Мира, давай развлечемся!»

Развлеклись.

Алекс и Джет сейчас уже пьют чай на кухне их маленькой съёмной квартирки и веселятся, вспоминая это утро. А вот я сижу в тесной камере, смотрю на крошечное окно с железными прутьями и не могу поверить, что все это реально. И что я действительно оказалась за решёткой.

– Эй, сестренка, это будет весело! – убеждал меня Алекс.

Теперь я могла бы ему сказать, что это совсем не весело. Вот ни капельки. Нет, запускать фантома оказалось забавно, и когда призрачное чудовище взмыло к верхним этажам небоскреба – даже дух захватило. Но вот на этом все развлечение и закончилось. Алекс и Джет со всех ног ломанулись к кустам, а я вот замешкалась. Парящий над головой дракон завораживал. Конечно, я и раньше видела огненных фантомов. Здесь, в столице, на праздники их запускают целыми пачками. Даже в Окламе развлекают публику подобными представлениями. Огненные птицы и звери, колесницы и люди несутся по воздуху, вызывая восторг у зрителей. Но с некоторых пор во всех городах стали взлетать к небесам не звери и птицы, а драконы. Вот и брат поддался этой лихорадке, охватившей всю Конфедерацию!

Я потерла лоб и снова обвела взглядом узкую конуру с двумя рядами скамеек. На противоположной стороне дремала жутковатого вида женщина, рядом высилась какая-то куча тряпья. От нее так сильно разило вонью, что в первые минуты за решеткой я думала – умру от одного лишь запаха.

Я стиснула зубы. Вот бы и Алекс посидел тут и подышал тюремными ароматами, может, это отбило бы у него желание безобразничать! Но мой везунчик-брат, как всегда, успел смыться, а все наказание достанется мне! Так бывало и в детстве, когда Алекс разбивал кувшины и тарелки, пачкал одежду или пугал соседскую старушку Анну, а потом смотрел с невинным лицом и без малейшего сожаления сваливал все на старшую сестру. Удивительно, но даже родители, знающие пакостливую натуру Алекса, все равно ему верили.

И вот зачем я ввязалась в эту авантюру? Вот зачем?

Я притиснулась ближе к окну, стараясь дышать ртом.

Может, все дело в Джете. В том, что он мне нравится. Пожалуй, даже больше, чем нравится! И когда Алекс начал рассказывать о новой забаве, я не смогла приказать, чтобы брат оставил эти глупости! Хотелось выглядеть перед Джетом смелой и рискованной.

Я скривилась от собственной глупости.

Алекс и Джет познакомились в университете и сразу стали лучшими друзьями. У них обоих была тяга к лихим авантюрам и розыгрышам, так что два красавчика постоянно ставили на уши все учебное заведение. Не вылететь в первый же семестр за свои развлечения им помогли лишь выдающиеся спортивные таланты. Оба выступали за сборную университета по плаванию и всегда брали призовые места.

Куча тряпья зашевелилась, развернулась, и вонь стала такой невыносимой, что я закашлялась.

– Девушки, дымка не найдется? – сипло пробасила куча, оказавшаяся мужчиной. Ну, вероятно, мужчиной. Он был настолько грязным, что сказать точно вряд ли возможно.

Я вскочила и прилипла к стене, надеясь дотянуться до окна. Но это не помогло. Не в силах больше выносить помойную вонь, я рванула к решетке и забарабанила по ней.

– Выпустите меня! – заорала я в глубину тюрьмы. – Я ничего не сделала! Да это был всего лишь огненный фантом! Просто забава! Вы не имеете права держать меня здесь!

Из полумрака показался мужчина в форме.

– Миранда Коллинз, на выход, – объявил он, и я чуть не взвыла от радости.

Да куда угодно, только бы подальше от этого убивающего запаха!

Железная дверь лязгнула и открылась, я вылетела в коридор.

– Следуйте за мной, – велел законник.

Я послушно и почти вприпрыжку понеслась за быстро удаляющимся мужчиной.

Конечно, как и все, я слышала сплетни о фьордах. Пару месяцев назад по всем каналам показывали огромного дракона, взлетающего над домами. Ох, что тогда было! Конфедерация словно с ума сошла! Все говорили о драконах. Спорили, перекрикивали друг друга! Нам грозит гибель от внезапно обнаруженной формы жизни? Это подделка и провокация? Опасны ли фьорды? Что случилось с переселенками? Разговоры не умолкают по сей день, а споры лишь разгораются. Наш мир разделился на тех, кто верит в существование драконов, и тех, кто считает это очередной «липой». Видео почти сразу нарекли подделкой, свидетели исчезли. А кто не исчез, того признали сумасшедшими. На каждое доказательство приводилась куча опровержений. Вслед за первым шокирующим видео в сети конфер-нэт появилось сразу несколько похожих и тут же – подробный отчет, как создать подобный ролик с дополненной реальностью. Как создать реалистичного дракона. В конце концов, мы живем в мире, где каждый школьник умеет монтировать видеоролики со всякими монстрами. Что уж говорить о профессионалах подобного дела? Поэтому никто не знал, чему действительно стоит верить. Власти Конфедерации отмалчивались и ограничивались сухим: «Идет разбирательство, данные не разглашаются».

Единственное, что стало известно наверняка – программу переселения на фьорды решили временно остановить. «До выяснения подробностей дела» – еще одно сухое постановление. Об этом я знала, потому что за Туман собиралась знакомая из Университета. Она грезила загадочным затерянным миром и истово верила в то, что там и правда живут драконы. Я на ее восторженные вопли лишь головой качала.

А еще в Конфедерации появился новый культ, кажется, эти ненормальные назвали себя «Дети драконов». И теперь повсюду развешивают изображения монстров, клеят оскаленные морды на свою одежду, носят рогатые маски и запускают в воздух крылатых фантомов. Мой брат и его друг вступили в культ ради забавы, они надо всем этим потешались, но, конечно, не могли упустить подобное развлечение!

Я же относилась к новостям и ажиотажу вокруг фьордов довольно прохладно. Пожалуй, даже не совсем верила в происходящее. Уж слишком нереально все это выглядело. К тому же у Алекса и Джета на носу были крупные соревнования по плаванию, и я делала все, чтобы разгильдяи об этом не забыли. Из нас троих некое понятие о дисциплине имелось лишь у меня. Зато все награды и призовые кубки – у парней… Хотя Алекс и говорил каждый раз, что его победа принадлежит нам обоим. Но я никогда в это не верила.

Так что вся эта шумиха вокруг фьордов и хёггов прошла мимо моего сознания, зацепив лишь краешком. В конце концов, фьорды далеко, а реальная жизнь – вот она. И жить надо ею, а не глупыми сплетнями и невероятными газетными заголовками.

Да и вообще… Скоро ведь соревнования!

Вспомнив о них, я чуть не взвыла. Сейчас Алекс и Джет должны отрабатывать свою технику, а я – находиться рядом, а не бежать по серому бетонному коридору, который ведет меня… А кстати? Куда он ведет?

Коридор закончился еще одной дверью. И здесь на меня надели наручники! Я в панике уставилась на мигающий индикатор. Говорят, если отдалиться от сопровождающего законника, то лезвия браслетов выдвигаются и…

– Послушайте, я не понимаю, куда вы…

– Я не уполномочен с вами общаться, госпожа Коллинз. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Вам все объяснят.

– Что объяснят? Кто?

Законник молча открыл дверь на улицу. И меня втолкнули в стальную коробку, перевозящую преступников.

Ехали мы недолго. Я снова выбралась на улицу и, моргая, увидела высокое здание без каких-либо вывесок или табличек.

Куда меня привезли?

– Что происходит? Зачем мы здесь?

– Следуйте за мной.

Ладно.

Я повыше задрала подбородок. Ну не казнят же меня за этот фантом, в самом-то деле! Я полноправная гражданка Конфедерации, у нас есть законы! Все будет хорошо! Да, я слышала что-то о запрете на подобные действия, на изображения драконов и все такое… Но раздери меня демоны! Это всего лишь шалость! Я никому не причинила вреда. Видимо, мне выпишут штраф. Возможно, даже с занесением в рекомендательный лист. Сообщат родителям и в университет. Первые наверняка лишат нас с Алексом карманных денег, а вторые – повесят мою фотографию на доску позора.

Я приуныла. Висеть на позорном столбе даже в виде собственного портрета совсем не хотелось. И не видать мне теперь нового артфона, вот точно не видать! После такой выходки родители отберут и старый!

И зачем только я послушала Алекса?

Вслед за сопровождающим я вошла в просторный кабинет. В кресле сидел мужчина в серой форме, напротив – еще один, в плаще с капюшоном. Но я не успела удивиться его одеянию.

Серый окинул меня внимательным взглядом и кивнул. И тут же мне в плечо впилась игла.

– Что… – сказала я и на этом отключилась.

(обратно)

Глава 2

…Белый потолок и белые стены… Какой-то мигающий прибор. Больница? Но зачем я здесь? Я ведь совершенно здорова!

– Что делать с девушкой, когда мы пересечем Туман? – спросил кто-то позади меня.

Но ответа я не услышала.

И снова темнота.

А потом…

Я очнулась – пробудилась. Во рту так пересохло, что язык стал казаться куском грубого дерева! Кажется, он даже поцарапал мне десна!

– Пить… – прохрипела я, моргая и пытаясь сфокусировать взгляд. В зоне видимости возник мужчина. Полноватые щеки, темные волосы. Глаза скрываются за синими стеклами очков. На нем коричневые штаны и плотная рубашка. Сверху – какой-то жуткий старомодный плащ. И шарф грубой вязки на шее.

Мужчина открыл бутылку с водой и поднес к моим губам. Со стоном наслаждения я сделала глоток. А потом жадно прикончила всю бутылку! Мужчина рядом хмыкнул.

– Где мы? Что… что случилось? – просипела я, возвращая себе способность думать. – Куда мы летим? О Единый! Мы что же, в самом деле летим?

Я поморгала, оглядываясь. Да какого демона? Что происходит? Где я?

Очевидно, что в самолете. Вот только не в привычном, пассажирском. Железное нутро нашего транспорта было слишком… суровым. Здесь стояли какие-то ящики, что-то мигало и пикало. Здесь не было нормальных мягких сидений, а над головами висели… парашюты?

Да какого демона?

Я набрала в рот побольше воздуха. Сама не знаю, что собиралась сделать. Возможно, заорать?

– Не советую, – абсолютно спокойно произнес мужчина в очках. – Кричать совершенно бессмысленно. Бежать тебе тоже некуда. Мы находимся на высоте десять тысяч метров.

– Не помню, чтобы переходила с вами на ты! – огрызнулась я, но орать передумала. Даже мой все еще затуманенный разум осознал слова незнакомца и признал их справедливость.

Мужчина усмехнулся. Но как-то криво. Словно улыбка давалась ему с трудом.

Странно. Все это просто невероятно странно! Может, я сплю? Брежу?

Увы, нет.

– Объясните, что происходит! Где мы?

– Да, пожалуй, самое время. – Незнакомец посмотрел на часы. – Скоро приземление, госпожа Линдбург.

Линдбург?

Единый, ну конечно! Меня приняли за кого-то другого! Сейчас все разрешится, и меня вернут домой!

– Вы ошиблись! —я не смогла сдержаться и перешла на крик. – Это какая-то ужасная ошибка! Меня зовут Мира! Миранда Коллинз! Я никакая не госпожа Линдбург! Вы слышите? Это все…

– Успокойся, – окатил ледяной водой голос незнакомца.

Он снял очки, и я увидела его глаза. Жесткие как гранит. Мертвецки спокойные. Удивительно не сочетающиеся с полноватыми щеками и маленькими усиками над губой. Рядом с такими глазами просто не может быть таких щек и усиков. Это противоречит законам мироздания.

И глядя в эту гранитную тьму, я почему-то поняла, что нет никакой ошибки. И что незнакомец с не принадлежащим ему лицом совершенно точно знает, кто я. Возможно, он знает обо мне даже больше, чем я сама.

– Ты – Хельга Линдбург, – с нажимом произнес страшный незнакомец. – А я твой муж Бран. Мы направляемся к твоему брату Андерсу. По которому ты очень соскучилась, моя дорогая жена.

Я моргнула, ничего не понимая. Хельга? Муж? Брат Андерс?

Единый, я точно сейчас заору. Это совершенно бесполезно и непродуктивно, но очень хочется. Заорать так, чтобы этот странный человек оглох и оставил меня в покое!

Но я не заорала. Кажется, я даже дышать стала тише.

Мужчина склонился ниже к моему уху.

– А вот Миру Коллинз временно забудь. Потому как Мира Коллинз совершила преступление и была осуждена на год заключения.

– Что? – изумилась я. – За невинную шалость?

– За нарушение закона Конфедерации. Была осуждена, но вместо заключения предпочла другой вид наказания. Изобразишь Хельгу Линдбург, выполнишь, что я скажу, и будешь свободна.

– Но кто вы?

– Говори мне «ты», дорогая супруга. Не переживай, можно сказать, что я представитель власти. Ты ведь помнишь учреждение, куда тебя привезли? Помнишь? Все твои действия на благо Конфедерации. И помочь мне – это твой долг перед своей страной.

Я нахмурилась. Снова захотелось пить, высохший язык все еще царапал рот. Но снова просить воду я не стала.

О чем говорит этот человек?

Последнее, что я помню – это строгий кабинет и военного в кресле. Хотя нет, там был кто-то еще – в плаще и капюшоне.

Дальше память забуксовала и отказалась выдавать что-нибудь дельное. Ничего не помню!

– Хотите сказать, что я согласилась помочь вам?

– Конечно, – тронула губы мужчины кривая неестественная ухмылка.

И снова меня передернуло от несоответствия этих губ и этих глаз.

– Ведь помимо тебя осужден и твой брат. И его друг – Джет Варниш. Им тоже грозит по два года заключения. Это конец их спортивной карьеры, ты ведь понимаешь. Но своей готовностью сотрудничать с властью ты, Хельга, обеспечишь парням свободу. Спасешь их и себя. В конце концов, это и правда была лишь глупая шутка. Зачем же ломать вам всем жизнь из-за глупости? Ведь так?

Я растерянно молчала. В голове все еще шумело, мысли текли вяло. Происходящее мне по-прежнему не нравилось, как и этот человек. Единый, и зачем я согласилась запустить того фантома! Вот зачем?

– Так? – с нажимом повторил мужчина.

– Так, мой дорогой супруг Бран, – с трудом выдавила я.

– Умница. – Он криво улыбнулся. – Я знал, что мы поладим. Ссориться ни к чему, поверь мне.

Да уж, ссориться в железной коробке, несущейся под облаками, действительно глупо.

– И что же я должна сделать? – спросила я и осторожно потрогала гудящую голову. Казалось, в ней поселился рой озлобленных шершней, пытающийся выбраться на волю.

– Всего лишь улыбаться и отзываться на имя Хельга. Еще можешь упоминать своего брата, по которому очень скучаешь. Не слишком сложно, правда?

– И все? – нахмурилась я. Даже мой затуманенный разум чуял какой-то подвох.

– И все.

– Что ж… звучит несложно. Но я могу прежде связаться со своим братом Алексом? Позвонить ему? Он знает, где я? А мои родители? Им уже сообщили?

– Как много вопросов… Не переживай. Твоя семья получит объяснения, которые всех успокоят. И нет, ты не можешь позвонить. Здесь телефон не работает.

– Послушайте, это все какое-то недоразумение. – Я беспомощно оглянулась, словно надеясь увидеть Алекса и Джета, которые выскочат вон из того железного ящика с воплем: сюрприз! – Это все как-то ненормально! Должны ведь быть бумаги, есть законы… предписания там, суды… Разные! Я свободный человек! У меня есть права! Есть семья! Родители и брат! И я не сделала ничего плохого! Я всего лишь…

– Оказалась не в том месте и в не то время. Чаще всего с этого все и начинается, – мягко произнес незнакомец.

На миг мне даже почудилось в его словах сочувствие. Но заглянув в гранитные глаза, я снова увидела лишь битое стекло и камень.

Я обвела взглядом железное нутро маленького самолета. Мысли с трудом ворочались в голове, и ощущала я себя совершенно разбитой. Что мне вкололи? Сколько прошло времени?

Что, демоны всех подери, мне теперь делать?

Словно подслушав мои мысли, псевдо-Бран посоветовал:

– Сядь поудобнее, Хельга. Самолет идет на посадку.

Я хотела огрызнуться, но тут железную птицу ощутимо тряхнуло, и в моем горле образовался тугой колючий ком. Проклятье! Я ведь всегда боялась летать! Ненавижу это дело! В воздухе я ощущаю себя совершенно беспомощной, слабой и больной. А я терпеть не могу все эти чувства.

Как назло, самолет затрясся так, словно собирался развалиться. Незнакомец снова надел свои очки и невозмутимо уставился в противоположную стену, предоставив мне самостоятельно сражаться со своим ужасом и усиливающейся тошнотой.

– Тоже мне, любящий муж называется, – пробормотала я себе под нос. Самолет трясло и корёжило, уши заложило. Я держалась как могла и сама себе уже напоминала несчастную псину с высунутым языком. Тут уже не до гордости, выжить бы! Так что когда шасси коснулись твердой земли, я не сумела удержать протяжный вздох облегчения.

Мой фальшивый муж отстегнул ремни – свои и мои, и указал на трап.

– Что ж, мы на месте. Выходим.

На месте? Ужас перед полетом на время выбил из моей головы самый главный вопрос.

– А на месте – это где?

Хотя какая разница, главное, что мы наконец-то на земле!

Псевдомуж, не отвечая, пошел к выходу. Я на трясущихся ногах поползла следом. Яркий свет после полумрака самолета заставил зажмуриться и отчаянно заморгать. А потом я открыла глаза и увидела… увидела… Кажется, я только что решила, что хуже быть не может?

– Ну нет, – прошептала я, мотая головой и пятясь обратно в темное и уже почти родное нутро самолета. Подумаешь – десять тысяч над землей! Да ерунда! – Нет-нет. На это я не подписывалась! Да вы шутите? Да ни за что!

За короткой полосой бетона темнел лес. Здесь не было ни домов, ни людей. Только лес и узкая полоса, на которую сел самолет.

А впереди поднималось белесое, непроницаемое и опасное марево, знакомое каждому жителю Конфедерации.

Туман.

***

Я плохо помню, как мы входили. Видимо, я все еще не оправилась от лекарств, которыми меня пичкали по дороге к фьордам. В голове шумело и перед глазами все плыло. Тело казалось ватным и каким-то чужим. Незнакомец с гранитными глазами поддерживал меня за локоть, но вряд ли это был жест заботы! Скорее, он опасался, что я в последний момент все-таки дам деру! Хотя куда мне бежать? Меня едва ноги держали, а самолет и вовсе… улетел! Пока я таращилась на Туман, трап подняли и железную дверь захлопнули. Нас просто высадили и улетели, оставив перед самым жутким местом на земле!

Пока я осмысливала этот факт, псевдомуж тащил меня к Туману. Я шла с трудом, и если бы не держащие меня руки, то наверняка упала бы.

Некоторое время ничего не происходило. Впереди возвышалось марево, позади тихо шелестел лес. А потом… Потом марево заволновалось и соткалось в фигуру – к нам навстречу неторопливо шел дикарь. Открыв рот, я уставилась на жителя фьордов. Высокий темноглазый мужчина. Ильх – так они говорят о себе. Когда началась программа переселения, фотографии ильхов были повсюду. Но я тогда уже увлеклась Джетом, так что лишь посмеивалась над восторженными воплями своих приятельниц. Фьорды манили своими тайнами, но я никогда всерьез не думала о переселении. Ведь все знают, что это навсегда. Попасть на фьорды можно лишь пожизненно, возврата не будет.

Эта мысль заставила меня побледнеть. Как, интересно, псевдо-Бран собирается возвращаться в Конфедерацию? Он сказал, что надо притвориться Хельгой лишь на время, но как мы вернемся?

Додумать мне не дали. «Муж» обнял меня за плечи и повернулся в сторону варвара.

Тот пришел один. Широкий в плечах, мощный. На ильхе были плотные полотняные штаны, сверху темная туника с красным узором у горла. На ногах – башмаки, привязанные к голеням кожаными лентами. И на плечах – шкура. Огромная такая. На шее варвара матово поблескивал черный обод. Что это? Зачем? Странное украшение… Да и сам он странный, непривычный! Другой.

Ильх остановился в паре шагов и окинул нас острым взглядом.

И только тут я сообразила обратить внимание на свой внешний вид. Скосила глаза, рассматривая, и едва сдержала очередной возмущенный вопль. Да какого демона?

Оказывается, на мне было платье – зеленое и длинное, почти до земли, а под ним еще одно – тонкое и льняное. Да как в таком наряде вообще можно ходить? Он же в ногах путается! Сверху накинута какая-то несуразная безрукавка из вязаной пряжи и кусочков меха. На талии – широкий кожаный пояс. Белье… я прислушалась к ощущениям. Кажется, белье по-прежнему на месте и даже мое собственное. Ноги под платьями голые, только на стопах – высокие серые носки. И грубые башмаки. Совершенно дезориентированная, я задрала подол, осматривая это чудо обувной промышленности. Или они сделаны вручную? Похоже на то.

Жуть жуткая, а не наряд!

Где мои стильные джинсы и модные кроссовки с неоновой полосой? Где легкая курточка из нового умного волокна?

Вот же попала!

И кто, интересно, меня переодевал?

Меня – спящую, ничего не чувствующую!

Я потерла лицо и чуть не зашипела. Сережки-пирсинг, украшающие нос и бровь, тоже исчезли. Как и яркая синяя челка. Оттянув пряди, я убедилась, что волосы теперь однородного цвета, моего родного, темного. Кто-то заплел их в аккуратные косы и перевязал веревочками. Гадость!

Злость взметнулась внутри, обжигая. Да как они посмели?! Я гражданка Конфедерации! У меня есть права! Я буду жаловаться!

Затравленно оглянулась. Позади монолитной стеной высился лес. Впереди – Туман. Между лесом и маревом только трое. Я и двое мужчин.

Права? Да плюнули на мои права и растерли… И здесь, возле полосы Тумана, нет никого, кто стал бы эти мои права защищать. И что мне делать? Повернуться и броситься к деревьям? А дальше что? Куда?

Думай, Мира, думай!

Скрипнув зубами, я заставила себя успокоиться.

Происходящее по-прежнему казалось мне каким-то нереальным. Словно и правда глупый розыгрыш. Может, Алекс постарался, и все это – его рук дело?

Я посмотрела на молчащего варвара. Ну уж нет! На такое даже Алекс не способен.

Перед глазами снова поплыло, мысли спутались.

– Хельга и Бран, я вас ждал. Я – Трув из Нероальдафе, меня послал Сверр-хёгг, – нарушил молчание варвар. – Я проведу через Туман.

– Благодарим тебя, Трув из Нероальдафе, – склонил голову псевдо-Бран.

Варвар глянул на меня и вдруг нахмурился.

– Твоя венлирия ведет себя странно, Бран. Что с ней? – Его рука скользнула вбок, и я рассмотрела там рукоять.

Да у него же там меч! Самый настоящий! А я думала, все это вранье… Про то, что варвары ходят с мечами и секирами…

– Полет был долгим и непростым. А моя жена тяжело переносит самолеты, – дружелюбно ответил мой спутник. Его голос странно отозвался внутри, проникая сквозь мое затуманенное сознание.

– Тут я ее понимаю. Летать в мертвой железной птице – что может быть ужаснее? Кто бы сказал – не поверил, – проворчал варвар с непонятной злостью. И неожиданно шагнул ко мне ближе, склонился, всматриваясь в лицо. – Ты здорова, дева? Ты бледна и от тебя пахнет страхом. Твой муж спокоен и тверд, а ты дрожишь, как сухой лист в ненастье. Что так испугало тебя?

– Я…

Варвар смотрел внимательно. Он был уже далеко не молод, резкие борозды морщин исчертили бронзовое лицо, а в черных волосах, заплетённых в косы, блестела седина. Но даже в таком возрасте ильх оставался удивительно привлекательным. Признаться, у меня даже дух захватило, когда я увидела его вблизи. От дикаря веяло мощью. Первозданной, необузданной силой. Но почему-то казалось, что эта сила не навредит мне. И я вдруг ощутила желание все ему рассказать. Довериться. Попросить помощи…

И тут же чуть не рассмеялась своим глупым мыслям. Кому я собралась изливать душу? Варвару из-за Тумана? Нет, мне точно дали что-то запрещенное. Вот и лезут в голову разные глупости.

– Моя жена, или, по-вашему, венлирия, беспокоится об оставленных друзьях, – негромко произнес псевдомуж. Его рука снова легла мне на плечи, поглаживая. – Об Алексе и Джете. Нам пришлось попрощаться, и Хельга переживает, все ли с ними в порядке. Они склоны ко всяким безрассудствам, вот Хельга и волнуется. Не так ли, дорогая?

Его рука расслабленно лежала на моем плече. Я покосилась на мерзавца. Намек был более чем понятным.

Оглянулась на пустую бетонную полосу позади. На лес за ней. И совершенно четко поняла, что у меня нет выбора. Только сделать то, что хочет от меня негодяй с гранитом в глазах.

– Так, – пробормотала я, пытаясь улыбнуться. – Простите меня. Я неважно себя чувствую, полет и правда оказался тяжелым. И все это… Слишком неожиданно. Но мне не терпится увидеть брата. Думаю, рядом с Андерсом все мои тревоги исчезнут.

Варвар не двигался, внимательно всматриваясь в мое лицо. Его рука по-прежнему лежала на рукояти устрашающего меча. Что будет, если он не поверит? Поможет мне? Да уж конечно! Скорее покрошит на фарш и меня, и псевдо-Брана!

Я не увидела, скорее почувствовала, как напрягся мой «муж», и снова улыбнулась ильху. Что он там говорил про железных птиц?

– Полет в самолете – ужасное испытание. Я думала, что не переживу его.

Варвар еще мгновение смотрел мне в лицо, но я улыбалась и пыталась не дрожать, так что ильх расслабился и кивнул.

– Что ж… Фьорды излечат твою тоску, дева. Радуйся, скоро ты увидишь лучшее место на земле. Ты увидишь Нероальдафе.

И развернувшись, он шагнул в Туман. Псевдо-Бран схватил меня за руку и потащил следом.

***

Проход сквозь липкое марево длился несколько часов. Или дней? Я полностью потеряла ориентиры и уже не понимала, сколько времени мы бредем в этом мареве. Один раз «муж» отпустил мою руку, и я сама вцепилась в его ладонь, испугавшись Тумана. Я слышала множество баек про эту неизведанную субстанцию. Его природу так и не смогли определить, ученые до сих пор спорят, чем именно является Туман. Кто-то уверяет, что это лишь природное явление, кто-то верит в его мистическую силу. Жители Конфедерации точно знают лишь одно – входить в Туман нельзя.

Сейчас я могла сказать, что реальность оказалась страшнее любых предположений. Марево вокруг меня было живым. Оно дышало и двигалось, заглядывало в лицо, манило в бездну. Поглощало все звуки и наполняло иными. Я слышала потусторонний смех, уханье совы, чавканье болота. Звуки были так близко, что я опустила взгляд, ожидая увидеть топь. Но мы шли по твердой земле. В другой раз я явственно ощутила прикосновение, дернулась в сторону, завертела головой. Но рядом никого не было, лишь белесая дымка. Туман играл с нами, показывая то, чего нет. Сводил с ума.

Варвар вел нас одному ему известной тропой. Порой марево становилось настолько густым, что я не видела даже своих ног. Я теряла ощущения собственного тела. Несколько раз мы останавливались, чтобы передохнуть, садились на землю, пили воду. И снова шли. Это длилось бесконечно. Я выбилась из сил и уже не верила, что когда-нибудь снова увижу небо. А потом вдруг все закончилось. Просто еще один шаг. И… марево расступилось. Плотная серая пелена осталась за спиной – высоченной и непроходимой стеной. А впереди…

Впереди зеленел фьорд. После долгого перехода ноги меня не держали, так что я опустилась прямо на мох и смотрела, смотрела, смотрела! Я никогда не видела ничего подобного. «Ты совершенно не романтичная особа, Мира», – говорил мне брат, и я кивала. Мне не досталось умения восторженно вздыхать над цветочками или непонятной мазней на картинах. Я ничего не понимала в искусстве, а глупой и бесполезной романтике предпочитала практичность. И было совершенно непонятно, почему от вида этого пейзажа комок подкатил к горлу и защипало в глазах. Изрезанный ломаной линией фьорд врезался в скалы. Он был наполнен серо-голубой водой, блестящей на закатном солнце. Закат? О Единый. Мы шли целый день. А может, не один? Кто знает этот Туман…

По обеим сторонам от меня высились горы, густо покрытые мхом и дикими травами. Воздух упоительно пах чем-то острым и соленым, хвойным и вкусным. Может, так пахнет северное море? Или это аромат исполинских сосен и кедров, ползущих по скалам и растопыривающих на камнях длинные бугристые корни?

– Это… это… – выдохнула я, не в силах найти слов. – Невероятно…

– Хёггкар уже ждет, и скоро стемнеет, – поторопил варвар. – Так что не мешкайте.

– А вы? То есть… ты? – Я уже поняла, что на фьордах не принято выкать.

Ильх улыбнулся и почему-то посмотрел вверх, на зажигающиеся звезды.

– А я не жалую хёггкары. Как и все потомки Лагерхёгга. Не бойся, дева, ладья крепкая, через несколько дней будете в Нероальдафе. Я вывел вас в стороне от основной тропы сквозь Туман, Сверр-хёгг так велел. Сказал – дело тайное, Трув, лишние глаза нам не нужны.

– Сверр-хёгг невероятно мудр, – кивнул мой «муж». – Значит, этот хёггкар потащит хёгг?

– И без него доберетесь, – хмыкнул ильх. – Хорошая ладья, я же сказал. Нероальдафе недалеко, пара дней – и вы на месте.

Я переводила взгляд с одного мужчины на другого, совершенно не понимая, о чем речь.

– Солнце садится, поторопитесь. На этом спуске да во тьме можно и голову расшибить, – снисходительно усмехнулся варвар, и мой «муж» двинулся к обрыву.

Я тоже подошла и охнула. Спуск к воде оказался крутым. И никаких ступеней здесь, разумеется, не было! Да что ступеней, даже тропы!

– Да не дрожи, дева! – видя мою растерянность, ободрил ильх. – Скала только с виду страшная, а на деле ласковая! Ты не мельтеши и под ноги смотри. Видишь корни? Хватайся, если покатишься.

– Хвататься за корни, угу. Ничего сложного. – Я ошалело глянула вниз. На воде, невообразимо далеко, покачивался на волнах удивительный корабль. На его высоко задранном деревянном носу скалилось какое-то чудовище, темные паруса опускались крыльями. Фигуры ильхов на борту казались со скалы совсем крошечными.

Ярко-рыжее солнце на краю фьорда вдруг ухнуло в воду и ушло сразу наполовину, расплескав багряные и золотые брызги. Фьорд вспыхнул, словно объятый нестерпимым пламенем, и тут же погас, разливая по округе темную синеву. И это было так невыносимо прекрасно, что я застыла, не в силах отвести взгляд.

– Давай, давай, двигайся. Наглядишься еще, Ельга, – добродушно проворчал ильх, исковеркав чужое имя. – Ночь уже рядом стоит.

Я обернулась на него, на миг испытав сожаление, что ильх с нами дальше не пойдет. Почему-то рядом с варваром мне было почти спокойно… Но он снова кивнул на обрыв, поторапливая, и я начала спуск. Осторожно, молясь, чтобы нога не соскользнула на влажном мху, и я не полетела носом вперед до самого корабля. «Муж» молча двигался следом. Я окинула быстрым взглядом его фигуру, скрытую широким плащом. Тела не видно, но движения выдают истину. И говорят о том, что этот мужчина отлично подготовлен. Его мышцы хорошо тренированы, а чувству равновесия позавидую даже я.

Мой брат Алекс часто повторял, что из меня получился бы отличный тренер. И все благодаря умению с первого взгляда определять потенциал и возможности спортсмена.

Мужчина, скрывающийся под именем Брана Линдбурга, был одним из лучших. Он не испытывал от тяжелого спуска ни малейшего неудобства. Его дыхание ни разу не сбилось, а ноги безошибочно находили опору. Так делают опытные скалолазы.

Значит, я была права, понимая, что не смогу от него убежать перед Туманом. Догнал бы… Влегкую!

Заметив мое внимание, «муж» коротко хмыкнул. Так что я сочла за лучшее отвернуться и сосредоточиться на том, чтобы не свернуть себе на этой скале шею.

(обратно)

Глава 3

К счастью, несмотря на усталость, марево в голове и мои дрожащие ноги, до воды я добралась без приключений.

Вот только никакой полосы берега здесь не было. Скала просто ныряла в воду. Мы застыли на тесном выступе-карнизе, в который плескала вода. Фальшивый муж натянул повыше вязаный шарф, спрятав лицо почти наполовину. Я поежилась. Здесь, за Туманом, оказалось холоднее, чем в столице. Ветер, гуляющий вдоль фьорда, огладил щеки студёным воздухом. А ведь уже лето! Дома я успела покрасоваться в лёгких платьях, а здесь прохладно даже в шерстяном одеянии.

На миг сердце сдавило страхом. Дом… когда я его снова увижу?

Но я лишь мотнула головой и сжала зубы, запрещая себе унывать. Все будет хорошо, надо верить в лучшее. Да меня вообще можно назвать счастливицей, кому еще довелось увидеть таинственный мир за Туманом? Да я даже с ильхом разговаривала, а сейчас еще и на местной ладье прокачусь! Алекс и Джет сойдут с ума от зависти, когда я обо всем этом расскажу! Конечно, с меня возьмут какую-нибудь подписку о неразглашении, но я ведь лишь своим, по секрету? Своим-то можно!

Глянула наверх, туда, где остался Трув. Но черноволосого великана уже не увидела. Интересно, как он будет отсюда выбираться? Здесь ведь лишь вода да Туман позади…

Вода плеснула в наш уступ, окатила подол моего платья. И рядом вдруг бесшумно скользнула узкая лодочка с высоким, будто завитым в крендель носом. Двое ильхов изнутри лодки протянули узкую доску, уложили ее на камень. Я с сомнением оглядела этот неустойчивый, пошатывающийся переход. Пройти по этой доске? Серьезно?

– Поторопитесь, чужаки, – басовито окликнул один из прибывших. И почему-то с беспокойством глянул на воду – темную, непрозрачную.

Псевдо-Бран пробормотал что-то в свой шарф, закрывающий лицо, и первым прошел по доске в лодку. Ильхи глянули на него неодобрительно.

– Дева, теперь ты. Ну же, скорее! Да не мешкай, ну!

Я встала на доску. Ветер, словно только и ждал этого момента, налетел, играя, подхватил тяжелый подол и задрал его, оголил мои колени и бедра, завертел ткань вокруг тела. Доска качнулась из стороны в сторону. И внизу, в темной воде, что-то двинулось. Я застыла на доске – между скалой и лодкой. Взгляд прилип к мелко плещущейся волне, пытаясь проникнуть под нее. Насколько здесь глубоко?

Очень. Ответ подсказали чутье и опыт. Подо мной была бесконечная толща воды. Целая бездна воды! И из этой бездны на меня кто-то смотрел. Внимательно, безотрывно.

Я дрогнула, едва не свалившись с шаткой переправы. Что за чушь лезет в голову, что за мысли? Возьми себя в руки, Мира! Да кто может смотреть из-под воды? Пучеглазые рыбы? Вот же нелепость!

– Не стой столбом, глупая дева! Живо лезь в лодку! – нервно, но почему-то едва слышно прикрикнул на меня ильх.

Ветер вдруг стих, спрятался за камнями. Влажный подол тяжело хлестнул меня по голым ногам. И я отмерла, двумя шагами преодолела доску, юркнула за узкие борта лодки и съежилась.

И что это на меня нашло? Что вообще со мной было? Или все дело в воде?

Ильхи между тем налегли на весла, и легкая лодочка резво понеслась по волне к хёггкару. Не выдержав, я притиснулась к бортику и снова посмотрела на темную воду. Тянуло прикоснуться. Опустить пальцы, тем более что лодка осела глубоко и вода плескала совсем близко, почти у лица. Казалось, еще чуть – и перельется через край. Я даже протянула руку, но один из ильхов вдруг накинул на меня толстую медвежью шкуру, закрыл целиком, с головой.

– Тихо сиди, дева! – яростно прошипел он.

Его голос сквозь толщу меха казался глухим и испуганным. Я попыталась освободиться, но меня лишь прижали к углу. И кажется, накинули сверху еще что-то!

– Не высовывайся, кому сказано!

Да что здесь вообще происходит?!

От меха так резко и остро несло звериным духом, что я едва не задохнулась. Но сопротивляться сил не было, усталость взяла свое, и я застыла в углу.

К счастью, до хёггкара добрались быстро, и задохнуться я не успела. Зато успела целиком проняться медвежьим – или кому там принадлежала жуткая шкура – духом. Страшенное зеленое платье, в которое меня облачили, радостно впитало мускусный запах, и я едва не застонала, ощутив этот непередаваемый «аромат». Варварство, ну какое же варварство! Стиснув зубы, я в очередной раз заставила себя успокоиться. Терпи, Мира. Ничего, все это ненадолго. Вот вернусь домой, вот расскажу все брату и Джету!

На борт хёггкара пришлось лезть по жёсткой веревочной лестнице, но я преодолела подъем, не оборачиваясь. Бран легко спрыгнул на борт и тут же куда-то ушел, искоса глянув в мою сторону. А я осталась – озираться по сторонам.

И что теперь делать?

Корабль-хёггкар сразу отошел от скал, и почти одновременно с этим солнце окончательно растаяло в море. Вода под палубой стала совершенно черной, словно мы плыли по густому дегтю. Ильхи бросились ставить паруса и натягивать какие-то канаты, так что я просто отошла подальше от бортов. На палубе тускло тлела лампа, но кажется, варварам столь скудного освещения вполне хватало.

Я же беспрестанно моргала, пытаясь рассмотреть во мраке больше. Единый, неужели я и правда на фьордах? За Туманом? Невероятно… Но почему-то понимание этого уже не вызывало особых эмоций, видать, устала я удивляться. А вернее – просто устала. В животе заурчало, и я ощутила, сколь сильно проголодалась. Когда я ела последний раз? Утром, перед тем как отправиться в центр города, чтобы запустить в небо огненного фантома. Но когда было то утро? Вчера или много дней назад?

Увы, ответа я не знала. Как и не знала, все ли в порядке с Алексом и Джетом. Псевдо-Бран вполне мог меня обмануть.

Я снова потерла сухие глаза и решительно сжала кулаки. Буду верить в лучшее. Я сделаю то, что от меня хотят, и вернусь домой. Так и будет! Понятно, что это какая-то секретная операция Конфедерации. Зачем-то им понадобилось проникнуть на фьорды. Зачем? Я помотала головой. Да какая мне разница. Меня совершенно не волнует политика, и я не хочу знать подробности. В моей жизни нет места всем этим интригам. Я просто хочу вернуться домой. Может, я даже стану гордиться тем, что помогла своей стране? Может, мне и вовсе вручат награду. Надо просто потерпеть.

А пока… пока неплохо бы найти хоть что-то съедобное.

Словно в ответ на мои мысли, с одной стороны подошел ильх, а с другой – мой проклятый муж. В полумраке верхняя часть его лица выглядела неприятно опухшей, словно он хорошенько приложился о скалы, нижнюю по-прежнему скрывал грубый шарф. Бран ежился и сутулился, словно мерз на ветру, отчего ильхи поглядывали на чужака с толикой презрения. Сами варвары были одеты легко, многие даже без обуви. Видимо, их босые ноги и оголенные торсы не чувствовали зябкого ветра! У ильхов постарше я заметила бороды, заплетенные в косицы, так же они укладывали и длинные волосы. У молодых парней лица оказались гладковыбритыми, а волосы – короткими. Видать, не доросли еще эти ильхи до почетных бород. На нас – чужаков – варвары поглядывали с живым любопытством, но обходили стороной и вопросов не задавали. К счастью, потому что у меня не осталось сил на связное вранье. Все, что я сейчас могла – это тереть глаза да таращиться на прекрасно сложенные тела мореплавателей. Рельефными торсами меня не удивить, все же изрядная часть моей жизни проходила среди профессиональных спортсменов. Но варвары произвели впечатление даже на меня.

Вверху хлопнуло, затрепетало. Это раскрылся парус, и я увидела на темном полотне желтый рисунок – солнечный круг, а внутри извивающийся силуэт… Змей? Вот же странность! Но рассмотреть подробнее не успела, к нам приблизился пожилой ильх. Он был одет, как и большинство варваров на этом корабле, в штаны да безрукавку. Но еще на нем оказались сапоги и странный головной убор – часть рогатого звериного черепа, пришитая к кожаной шапке. На светлые косицы ильха спадали многочисленные веревки с вплетенными бусинами, косточками и чешуйками. Одна – узкая, жемчужно-перламутровая – покачивалась у самых губ капитана и ловила гладкими боками блики скудного света. Красивая вещица. Необычная.

На миг я задумалась, кому могла принадлежать такая чешуйка? Да она же размером с мою ладонь! Это что же за рыбина ее оставила?

Сам ильх был светловолосым и светлоглазым, как и все на этом корабле. И это тоже меня удивило. Может, они все здесь родственники? Иначе чем объяснить такую одинаковую масть? Правда, черты лица не слишком-то похожи… Еще одна странность!

Ильх протянул мне пару шкур – еще более вонючих, чем та, что была в лодке. И поставил на доски небольшую корзину.

– Давненько на моем хёггкаре не было пригожих дев, – косясь на меня, хмыкнул он.

И вроде сказал добродушно, но вот радости в его словах не было, скорее досада. Может, на фьордах бытует гадкое предубеждение, мол, женщина на корабле – к беде? Вот же дикость. Но не объяснять же им про права женщин? У них тут, похоже, о правах вообще ничего не слышали.

Я недовольно насупилась, а ильх ткнул пальцем в сторону.

– Устроишься вон там, за бочками, дева. Мы везем в них просоленную сельдь, пахнет она, конечно, гадко… Но там тебе самое место, чужачка. Сиди тихо и не суйся к бортам.

– Почему? – не сдержалась я. Все ясно! Дева, да еще и чужачка – вон твое место, в самом вонючем углу!

Стало как-то по-детски обидно.

– Так вода потеплела, – сказал ильх, словно это что-то объясняло. Но так как я продолжала удивленно таращиться, пояснил: – Согрелись фьорды. Самое время для любви. Дети Ньордхёгга не любят эти воды, слишком близко Ёрмун. Это течение такое, злое течение. И сильное! Бьет о скалы и хёггкары, и хёггов. Попадешь в его белый плен – и все, молись Перворождённым. Живым уже не выберешься! Даже Ярла-Кровавое-Лезвие утащил Ёрмун, представляете? Хотя вот это, пожалуй, к лучшему… Ёрмун и во тьме видно – он словно разлитое молоко. Не дай Хеллехёгг угодить в поток, утянет под скалы, разобьет – и костей не останется. Множество хёггкаров сгинули навечно из-за Белого Ёрмуна. Говорят, все дело в Саленгварде, течение рождается в его недрах, потому и губит каждого… Мёртвое оно. Злое. Но уже к завтрашнему полудню мы обогнем вон ту гору и двинемся к Нероальдафе. А там вода уже чистая, а подводных хёггов – как карасей! Так что держись подальше от бортов, дева! И шкурой накройся. Завтра, может, и вовсе спущу тебя под доски да обложу тухлятинкой, так-то оно надёжнее будет!

– А? – Это было все, что я смогла произнести. Вот удивительное дело! Вроде слова ильха я понимаю, но вот смысл того, о чем он говорит – ни капельки. При чем тут теплые воды, мертвое течение и караси? И как это все связано с тем, что я должна прикинуться вонючей селедкой? И зачем, забери всех демоны, вдобавок обкладывать меня чем-то тухлым?

Я не желаю!

– Значит, Саленгвард рядом? – подался к ильху мой «муж».

– Примерно в сотне хвостов, – снова непонятно изъяснился ильх. – Не бойся, чужак, мы его обойдем, главное, не попасть в Ёрмун. А к утру будем во-о-он за той горой. За перевалом и Хребтом лежит непроходимый Бурый Лес и Гараскон, только нам не туда, нам-то в Нероальдафе! Ничего, чужак, моя ладья и не такое выдерживала! Вот как-то попали мы между двумя потомками Ньордхёгга, и как раз в начале лета! И здоровые оба, бешенные! Начали они мою ладью таранить – играть, значит! Кто перетянет, значит! Эх, я рассердился! Раз хёгг, так что же – позволено на дно тащить? Не бывать тому! Велел я достать бочки со смолой…

– Во сколько твоя ладья пройдет рядом с Саленгвардом? – невежливо оборвал капитана корабля Бран.

Ильх обиженно поджал губы, и мне неожиданно стало стыдно за чужую грубость. Глянула на «муженька» укоризненно, но он вообще не смотрел в мою сторону и укором не проникся.

– Саленгвард – это… это какое-то поселение? – улыбнулась я, пытаясь смягчить неловкость и представляя, как живут варвары. Пока я видела лишь бесконечные горы и воду. Вероятно, у жителей фьордов есть что-то вроде деревенек. Я нарисовала в голове несколько домиков с соломенными крышами и пасущихся рядом коз. Интересно, на фьордах есть козы?

– Саленгвард – это позор для честных ильхов! – буркнул капитан хёггкара, непонятно чему разозлившись. – Все, некогда болтать с вами! Устроитесь там, а у меня и без того дел по горло!

И ушел, недовольно бурча что-то в светлую бороду.

– Спасибо за еду! – крикнула я ему в спину, но варвар не обернулся.

Решив вести себя послушно, я отошла за бочки и села на шкуру. Запах здесь и правда стоял мерзкий, и в другое время я даже не посмотрела бы в сторону еды, но усталость и голод на время изменили мои приоритеты. Морщась и стараясь не дышать носом, я заглянула в корзину. Внутри оказалась черная, запачканная углями лепешка и куски засушенной вместе с чешуёй рыбы. В кожаном бурдюке – горячий хвойный чай.

Я поморщилась, рассматривая угощение. Выглядело оно довольно гадко. Но мне нужны силы, поэтому, старясь не вдыхать запах рыбы, я сунула кусочек в рот, быстро прожевала и запила настоем.

Зато мой «муж» на корзину даже не посмотрел, отошел в сторону.

– Эй, ты есть будешь? – подумав, я все-таки решила его окликнуть. – Лучше поторопись, а то не достанется.

Бран обернулся. Его лицо на миг попало в тонкий луч светильника. И я удивилась. Мне кажется, или пухлые щеки несколько… сдулись? А лоб, кажется, стал выше…

Но рассмотреть я не смогла, мужчина отступил в тень.

– Решила поделиться со мной? – со странной интонацией произнес «муж». – С чего бы это?

– Это просто правила хорошего тона, – буркнула я. – Мы ведь делаем одно дело, так? Можно сказать, мы напарники.

Бран не ответил. Видимо, он так не считал.

Ну и демоны с ним! Я положила в рот еще хлеба и рыбы, прожевала.

– Может, скажешь, как тебя зовут? – негромко произнесла я.

– Бран. И лучше ешь молча, дорогая жена.

– Рядом никого нет, нас никто не слышит, – повела я рукой.

– Ты ничего не знаешь о фьордах. И судишь обо всем со своей человеческой точки зрения. Большая ошибка, дорогая супруга.

– А с какой еще можно судить? – не поняла я.

От еды тело налилось тяжестью и стало ватным. Горячий напиток в бурдюке оказался сладким, медовым и немного хмельным. Напившись, я отодвинула корзину, разложила шкуры и устроилась в их коконе, уже почти привыкнув к острому запаху.

Невыносимо потянуло в сон и, не сдержавшись, я широко зевнула. Хотелось закрыть глаза и просто уснуть, но пока псевдо-Бран рядом, надо попытаться узнать еще хоть что-то полезное.

– Значит, ты о фьордах осведомлен? Может, посвятишь и любимую жену? Кто такие хёгги и почему их постоянно упоминают?

Но «муж» лишь качнул головой, оставаясь на своем месте. И даже сейчас я ощущала его собранность. Как… у спортсмена перед соревнованиями. Да, я узнавала это напряжение в мышцах, этот контроль дыхания… Похоже, мой лжесупруг, в отличие от меня, совсем не устал. Может, так и будет стоять возле борта до самого утра?

– Что ты хочешь там увидеть? – не удержалась я.

Со всех сторон была лишь темная вода и такие же темные скалы. Да еще светлые точки звезд, рассыпанные по черному полотну, словно пшено – часто-часто и мелко-мелко. А рядом тонкий и голубой, почти прозрачный серп месяца. Новолуние. Новая жизнь. Надо же, какое совпадение…

А больше ничего и не видно, одна лишь темень.

Я снова зевнула. Хёггкар шел плавно, мягко укачивая. Воды были спокойными. Что там говорил варвар о загадочном Нероальдафе? Это лучшее место на земле… Ну надо же… Скоро я увижу это место. Сама себе не верю…

На другом конце корабля затренькала струна незнакомого инструмента, и басовитый, но приятный голос ильха затянул песню. Я прислушалась сквозь подступающую дрему, пытаясь разобрать слова. Но они казались такими же непонятными и чуждыми, как сами варвары. Вроде все то же самое, а совсем иное.

Совсем-совсем иное…

… Черный зверь Лагерхёгг рожден был от железа и камня, в яйце золотом. Сила его велика и в скалах, и в небе, отзываются ему буря и грозовое ненастье. Черный хёгг – властитель небес и гор, и зов его родит самых сильных воинов и выносливых дев.

Белый зверь Улехёгг родился от союза льда и сияния, в яйце алмазном. Глаза его видят сквозь толщу льда, отзываются ему хрусталь вершин, снега и ветра севера. От зова Улехёгга появляются люди, не боящиеся холода и плавящие стекло, что крепче алмаза…

Серый зверь Ньордхёгг вышел из пучины морской, и яйцо его там навеки осталось. Оттого водному хёггу легче жить в море. Хёгг этот вольный, и зов его слаб. Дети Ньордхёгга суше предпочитают свободные просторы водной глади…

Яйцо красного зверя Хеллехёгга треснуло в лаве и огне. Пробудился он злым и коварным, потому что жжет горящий уголь его шкуру от начала времен. И ярость этого зверя страшна так, что боятся ее люди от северного предела до южного острова. Ибо каждый ребенок фьордов знает: проснется красный зверь, издаст рев, и придет смерть. Потому что отзывается на зов красного хёгга Огненный Горлохум…

***

Белые стены и белый потолок. И голос позади меня, но теперь я знаю, кому он принадлежит. Брану, моему лжемужу!

– Что делать с девушкой, когда мы пересечем Туман?

И другой голос – незнакомый, бесцветно-серый.

– Никаких свидетелей, Клейм.

Густое молчание, которое я ощущаю всей кожей.

– Приказ принят.

… Я открыла глаза и жадно втянула сырой соленый воздух. Странная песня ильхов закончилась. Узкий серп месяца лишь немного отполз в сторону, значит, спала я совсем недолго. Но этого хватило, чтобы… чтобы вспомнить!

Я застыла в коконе из звериных шкур, боясь пошевелиться. Видимо, после того как мне сделали укол снотворного, я на краткий миг все же очнулась и услышала слова незнакомцев. Их было двое. Один из них – это военный в серой форме, которого я видела в кабинете. А второй… второй сейчас где-то рядом. Второй – это человек в плаще и капюшоне. Тот, кого назвали Клейм. Тот, кто выдает себя за Брана Линдбурга.

И тот, кто вовсе не собирается возвращать меня домой. Он собирается… собирается…

О Единый! Он собирается убить меня!

Паника накрыла штормовой волной, лишая мыслей, силы и голоса. Разум бился в клетке страха, пытаясь найти выход. Проклятие! Что мне делать? Что же мне теперь делать? Я на корабле, на фьордах, среди незнакомцев! Я совершенно одна! И рядом со мной – убийца.

Зачем мы пересекли Туман? Что происходит? Что здесь надо этому псевдо-Брану?

И что теперь делать мне?

Вот же влипла!

Я резко открыла глаза и совсем близко увидела незнакомое лицо, которое больше не закрывал шарф. И знакомые глаза! Щеки Брана сдулись, усы исчезли. Лоб стал выше, а подбородок приобрел суровые твердые очертания. У нового Брана были тонкие, но четко очерченные губы, неровный от перелома нос и шрам-рубец на шее, превращенный в черную татуировку. Да, вот это новое лицо подходило гранитным глазам. Оно было создано для таких глаз. Было таким же острым и твердым. Таким же безжалостным.

Клейм… Кто-то говорил мне, что на языке финансистов этим словом обозначают требование о возмещении убытков. Устранение ошибки. Иск.

Поэтому так называют человека с холодными глазами? Потому что он устраняет чужие ошибки? Или его имя произошло от слова клеймо?

Бывший Бран смотрел прямо на меня и не двигался. Даже не моргал.

– Это была модификация, да? – прошептала я, осторожно отодвигаясь в сторону. Почти незаметно. – Я слышала о ней. Модификация изменяет тело. И внешность. Но эффект недолгий… Вот почему ты кутался в этот шарф… Знал, что лицо скоро изменится!

Я еще попятилась – задом, с трудом понимая, куда ползу. Куда? Вокруг лишь вода…

Клейм пошевелился, мягко потянулся. Неторопливо, размеренно.

– Ты что-то вспомнила, не так ли? – совершенно спокойно и даже как-то дружелюбно произнес он.

Меня от этого дружелюбия едва не перекосило.

Как он понял? Как? Я ведь ничего не сказала! Я только глаза открыла! Он что, мысли читает?

Я не ответила, продолжая незаметно отползать. Ну, мне казалось, что незаметно. Кинула быстрый взгляд по сторонам. Мне нужно оружие. Что-нибудь! Хотя бы палка!

Где же ильхи? Почему, когда надо, рядом никого нет? Может, закричать?

Но проклятый «Бран» окажется рядом через секунду. Или быстрее.

Мужчина вздохнул.

Я еще немного отползла, ощущая, как колотится мое сердце. И как неумолимо приближается конец… Он все понял, врать бессмысленно.

– Я вспомнила, – прошептала едва слышно. – Приказ… Тот человек в форме приказал, чтобы не было свидетелей… Приказал убить меня.

Ну же, скажи, что я сошла с ума, и мне все приснилось! Скажи – и я сделаю вид, что поверила. Дай мне еще хоть немного времени!

Но Клейм кивнул. Он просто кивнул, словно это ничего не значило.

– Плохое время и плохое место. Я же говорил. Ничего личного, Мира.

В его руке блеснул нож.

Нет, я не заорала. Я знала, что это бесполезно. Один лишь спуск со скалы показал мне, на что способен этот мужчина. Насколько он быстрый и сильный. Ильхи мне не помогут. Никто не поможет. Спортсмены умеют оценивать противников. Я никогда не считала себя настоящей спортсменкой, но мне хватило одного взгляда, чтобы понять, на что способен этот человек. Или я все поняла в тот миг, когда заглянула в темные и острые глаза? Еще там, в самолете? Может, поэтому я даже не пыталась бежать? Чутьем понимала, что это бесполезно.

Меня не отпустят и не вернут домой.

Все бесполезно.

Кроме…

Не издав ни звука, я плавно спружинила ногами, когда Клейм оказался ближе, и со всей силы ударила его в живот. От неожиданности «муж» согнулся, но тут же бросился ко мне. Поздно. Краткой заминки мне хватило, чтобы оказаться у борта.

И прыгнуть вниз. Прямо в темные-темные воды фьорда.

(обратно)

Глава 4

Если бы я задумалась хоть на миг, то ни за что бы не прыгнула.

Но я не позволила себе задуматься.

В тот день, когда родители привели нас с Алексом в бассейн, чтобы научить плавать, все ждали от меня паники и слез. Думали, я испугаюсь воды, готовились успокаивать и убеждать. Некоторое время я и правда стояла на бортике. Стояла и смотрела в глубину – прозрачную и голубую, подсвеченную белыми лампами. Совсем не похожую на ту, другую… А потом я просто шагнула вниз. Алекс, вечный мой подражала, конечно, тут же сиганул следом. Так мы и стали жить – больше в воде, чем на суше. Только бассейны становились все больше и профессиональнее. Оказалось, у меня прекрасное чувство воды. И это удивительно, если учитывать мое первое близкое знакомство со стихией. Но плавала я и правда превосходно. Тренер говорил, что Единый лишь по ошибке создал меня человеком, а не юркой серебристой рыбкой! Что плавать – мое предназначение. Что все профессиональные награды Алекса должны быть моими… Но я на эти слова лишь улыбалась. И никогда не участвовала в соревнованиях, сколько меня ни уговаривали.

Я не боялась воды в бассейне. Я свыклась с ней. В огромных бассейнах прогрессивных городов Конфедерации воду поддерживают умеренно-прохладной, а тела пловцов облачают в специальные костюмы из умного волокна. Они регулируют температуру, облегчают скольжение и посылают наблюдателям данные о пульсе и дыхании пловцов, чтобы вовремя отреагировать, если что-то пойдет не так.

Вот только здесь, в черной воде, ничего подобного не было. Ни умного костюма, ни людей, которые помогут, если мой пульс зашкалит. Здесь была только я – спасающаяся от убийцы. А еще – холодная вода и острые скалы, на которые я в любой момент могу напороться.

И паника почти стертых воспоминаний…

Тяжелая волна без всплеска сомкнулась над головой. Она оказалась слоистой, как пластилин в детской ладошке. Сверху – светлая, теплая. А дальше все темнее, плотнее и студёнее! Фьорды отогрелись, сказал капитан. Фьорды, может, и отогрелись, а вот вода – ни капельки! Она была холодной и ужасно соленой!

На миг я едва не потеряла сознание от ужаса, тяжело задышала, забилась. Надо взять себя в руки! Немедленно! Сейчас есть опасность пострашнее воды!

Опасаясь, что мне вслед полетит нож, я нырнула как можно глубже и поплыла под водой, не позволяя себе подняться на поверхность. Гребок, толчок и скольжение, гребок-толчок-скольжение, и снова гребок! И еще один! Шерстяное платье камнем тянет на дно. Ботинки мешают, словно привязанные к ногам гири. В темной воде ничего не видно, а соль разъедает глаза. И легкие уже горят… но я упрямо плыву вперед. Еще, еще и еще! Здесь наградой служит не бесполезный позолоченный кубок, который можно поставить на полку в ряд таких же глупых достижений. Здесь награда – моя жизнь.

Гребок, гребок, гребок…

Четкие движения и контроль тела. Еще и еще…Ты сможешь, Мира! Сможешь!

Когда в груди закололо так, что, казалось, разорвет изнутри, я все же вынырнула – осторожно, без всплеска, – и осмотрелась. И возликовала! Оказывается, уплыла я довольно далеко. Хёггкар покачивался впереди, но к моему удивлению, никто не бегал по палубе с воплями: человек за бортом! Никто меня не искал и не пытался спасти! Значит, ильхи не заметили, как я упала.

Я перевела дыхание и попыталась избавиться от тяжелых ботинок. Какой там! Это не легкие кроссовки, которые можно скинуть одним движением. Ботинки казались привязанными к стопам гирями. Путаясь в дикарских веревках, я все же кое-как освободилась от обуви, следом скинула безрукавку. Хорошо бы стянуть и тяжелое платье, но тут я оказалась бессильна, завязки набухли в воде и запутались в нераздираемые узлы. Вот же мерзкий наряд!

Решив пока остаться как есть, я снова поплыла. Хёггкар шел вдоль скал. Я прикинула, что могу попытаться где-нибудь выбраться на берег. Главное – этот берег найти.

Надо просто плыть. А это я делала бесчисленное количество раз! Это я умею. Я смогу! Найду склон, на который можно забраться, вылезу! А потом доберусь да этого Нероальдафе. Там будет великан Трув и Сверр-хёгг, который его послал, и Андерс… Эриксон! Ну конечно! Андерс Эриксон – знаменитый путешественник и ученый, основатель фонда переселения на фьорды! Вот чьей сестрой меня представили! Видимо, от купания в холодной воде туман в моей голове растаял, и мыслить стало легче. Пазлы сошлись, и все стало понятно.

Единый, как же я так влипла!

Глаза защипало от соленой воды и слез, но я заставила себя сосредоточиться на гребках. Плыви, Мира, плыви. Просто плыви!

Надо добраться до этого проклятого Нероальдафе и найти Андерса Эриксона. Раз я понадобилась лже-Брану, чтобы выдать меня за сестру Эриксона, значит, сам Андерсон ничего об этой афере не знает. Надо его найти! Он мне поможет! Вернет домой. Ну а потом… потом я отправлюсь прямиком к журналистам – и все им расскажу! Про похищение, про попытку выдать меня за другого человека и убить. Все-все!

Я посмотрела на хёггкар и показала ему кулак.

– Вот тебе! Думал, я так просто сдамся? Да ни за что!

И вдруг на корабле вспыхнул свет. Несколько ярких огней озарили палубу и бегающих по ней ильхов. И я увидела, как на воду снова опускают лодку.

Погоня! Проклятый Клейм решил все-таки догнать беглянку!

Луч света – и откуда у варваров такой мощный источник? – вдруг скользнул по воде и выхватил меня из мрака.

– Она там! Вон она! Скорее!

Паника выбила воздух из моих легких. Задыхаясь, я метнулась в сторону и едва не напоролась на острый пик скалы, торчащий из волн. Выдохнула, пытаясь сдержать поток адреналина, бушующий в крови. Нельзя терять выдержку, нельзя бояться! Не тогда, когда вокруг холодные черные воды. Волна усилилась и ударила в скалы, таща меня на каменные лезвия. Я забила руками и ногами, словно новичок, словно неумелый малек!

Снова выдохнула, собирая волю в кулак. Плавать в холодной и соленой воде – совсем не то же самое, что в бассейне… и все же!

Собралась, беря панику под контроль. Со злостью рванула завязки платья, оборвала их и выбралась наконец из мокрой тяжелой ткани. Осталась лишь в легком тонком нижнем платье да белье. Быстро осмотрелась. Лодка приближалась с поразительной скоростью. Справа отвесная скала – не выбраться. И вода волнуется, бьет усиливающейся волной, словно злится!

Но ведь с водой можно договориться. Иногда-можно.

И я сделала то, что совершала каждый раз, входя в бассейн. Опустила губы к самой воде и произнесла:

– Помоги мне! Прошу тебя, помоги!

Еще один быстрый вдох. И я поднырнула под водяной валик, рыбкой скользнула на глубину. Дальше и дальше – прочь от преследователей. Наверху вспыхнул свет, луч пробился сквозь толщу воды. И там, внизу, я увидела… Что это было? Извивающееся, длинное? Или почудилось? Может, какое-то подводное растение?

Снова сомкнулась тьма. Я осторожно вынырнула – едва-едва, на один вздох. Лишь чтобы глотнуть воздуха и понять, где лодка с демоном Клеймом!

Увы, преследователи были не так далеко, как мне хотелось. Клейм, стоя в лодке, держал пузатую лампу и нервно оглядывался. Рядом топтался капитан хёггкара.

– Неужто утопла дева? – донес ветер его голос.

– Нет, – резко и уверенно ответил «Бран». – Она где-то рядом. Смотрите внимательно!

И словно сам демон ему подсказал, повернулся прямо в мою сторону. Поднял лампу повыше, освещая тьму. Я погрузилась в воду, с отчаянием понимая, что попала в ловушку. Позади острые скалы, впереди лодка. Где спрятаться?

Негде.

– Ищите ее! – рявкнул на лодке Клейм. – Она рядом. Я знаю! Зажгите еще лампы. Быстро!

Вот же демон проклятый!

Понимая, что болтаться в холодной воде без движения тоже опасно, я сделала осторожный гребок и поплыла к скалам. Попробую укрыться за ними, другого выхода все равно нет. Я плыла, пытаясь оставаться максимально глубоко в воде и поднимая голову лишь для очередного вздоха. Гора, поросшая колючими кустарниками и мхом, уже недалеко. Я смогу. Смогу…

– Вон она! Туда!

– Да чтобы ты провалился, – с отчаянием выдохнула я.

И поплыла быстрее, делая сильные резкие взмахи, отталкиваясь от черной воды всем своим телом. Быстрее! Еще быстрее!

– Греби к ней! Ну же! Ельга! Ельга!

И тут моей ноги что-то коснулось. Под водой. Что-то живое. Длинное. Извивающееся. Змея?!

От ужаса я сбилась с ритма и захлебнулась. Вода вокруг меня вспучилась, забурлила водоворотом. Меня швырнуло куда-то в сторону, и я забарахталась, словно неумелый малек. А когда вынырнула, то едва не лишилась чувств! Из черной воды фьорда поднималось что-то невообразимое. Не веря своим глазам, не веря вообще в то, что происходит, я вытаращилась на чудовище, нависающее над волной. На огромного морского змея! В свете хёггкара и фонарей с лодки его чешуя отливала темной синевой сверху и светлела на брюхе. По бокам топорщились три пары широких плавников, а вдоль хребта торчали костяные резные наросты. Голову венчали загнутые и ребристые белые рога. И это чудовище было просто гигантским! Невероятным! Чудовищным! Единый, да оно могло бы перекусить меня пополам и не подавиться! Сожрать целиком! Так вот чью чешуйку носит возле лица капитан хёггкара. Жуткого монстра, живущего в водах фьорда!

– Хёгг! – закричали на лодке. – Хёгг!

Хёгг. Змей. Или дракон. Чудовище фьордов. Значит, все, что говорили о мире за Туманом, правда? Здесь действительно обитают монстры…

– Мира! – выкрикнул вдруг Клейм мое настоящее имя.

Морской змей яростно зашипел и, резко нырнув, ушел под воду. Но уже через миг вынырнул – с другой стороны лодки! И ударил хвостом по суденышку. С такой силой, что лодка забилась, будто в припадке. Ильхи что-то орали, пытаясь удержать посудину на воде. Но змей словно взбесился. И ударил снова. Люди горохом посыпались в воду, а змей яростно обвил лодку хвостом, протащил и швырнул на пики скал. Разбивая в щепки!

Вода вокруг гигантского змея закрутилась смертельной воронкой. Я уже ничего не понимала, меня швыряло из стороны в сторону, словно я тоже была щепкой. И все, что я могла – это пытаться не утонуть и не напороться на скалы.

Очередная волна накрыла меня с головой, перевернула, потянула в сторону. Я открыла глаза и вдруг увидела, что вокруг все белое-белое. Словно я попала в молочную реку. Ёрмун. Течение, которое убивает!

Вскрикнув, я забилась, пытаясь удержаться, выбраться. Но какой там! Бороться с мощью потока оказалось невозможно. Течение тянуло меня, все ускоряясь и ускоряясь. Било, швыряло, стискивало в своих белых объятиях. Я колотила по воде, я сражалась! И с ужасом неотвратимости понимала, что выбиваюсь из сил. Что я почти побеждена! Захлебываясь соленой водой, я ушла в глубину, пытаясь поднырнуть под течение, вырваться из его плена. И совсем близко увидела жуткую змеиную морду. Огромную. С открытыми глазами и вертикальными зрачками. На невообразимый и бесконечный миг мы зависли в этой белой воде, рассматривая друг друга. Я и водяной дракон.

Это было уже слишком.

Мое дыхание закончилось.

А потом змей дернул плавниками и мордой вытолкнул меня на поверхность. Я вылетела пробкой, а приземлилась точнехонько на змеиную шею. Как раз между головой и костяными шипами. И не успела я от ужаса стиснуть пальцы, вцепляясь в загнутые рога, как хёгг рванул в сторону, рассекая воды фьорда с неимоверной, невероятной скоростью. Он несся изо всех сил, пытаясь вырваться из губительных объятий Белого Ёрмуна.

(обратно)

Глава 5

– Надо найти девушку, – хмуро повторил тот, кого называли Клейм. Настоящее имя этого мужчины так давно не произносили человеческие губы, что имя растворилось в небытие, словно его никогда и не было.

Даже сам Клейм почти не помнил это имя.

Стоя на палубе хёггкара и глядя на воды фьорда, он снова повторил:

– Надо ее найти!

– Некого уже искать, – хмуро буркнул рядом капитан. Подергал свои косицы, коснулся губами чешуйки со шкуры морского дракона. – Ты же видел, чужак, их обоих забрал Белый Ёрмун. И хёгга, и деву. Мне жаль.

– Они могли выжить, – упрямо произнес конфедерат, не отрывая взгляда от безмятежной и такой мирной на вид воды. Глядя сейчас на скалы и стекающие по мху тонкие водопады, кто бы поверил, какие опасности таит фьорд?

– Никто не выжил, а чужачка-дева – сумеет? – недоверчиво хмыкнул ильх. – Ты уж прости, но как девчонке побороть силу течения? Я же тебе говорю – оно и хёггкары утаскивает! Огромные, с двадцатью парами гребцов и морским хёггом под килем! Утащит и все – никто никогда их больше не увидит! Мертвое течение. Злое! Хвала Перворожденным, что моя ладья в стороне стояла, а то и нас бы утянуло! Вот же беда какая… Держись, чужак. На все воля незримого мира и перворожденных… Эх, что же я Сверр-хёггу теперь скажу? Не углядел, не уберёг деву! Как оправдаюсь перед риаром? Как в глаза посмотрю? Вот же беда так беда…

Ильх еще что-то говорил, пытаясь утешить скорбящего вдовца, в первую же ночь на фьордах потерявшего жену.

Клейм молчал и смотрел на волны. Остальные ильхи после купания в воде благополучно добрались до хёггкара и даже сумели вытащить изрядно побитую лодку. Но девушка и подводный змей сгинули в течении, которое белой лентой извивалось вдоль фьорда. Клейм видел, как Мира тонула. Он пытался добраться до нее, но его откинул змеиный хвост. Да с такой силой, что по телу сейчас разливался фиолетовый синяк, а уже срастающиеся ребра болели при каждом вздохе. А потом оба – и Мира, и проклятый змей – исчезли в белой пучине.

Погибли?

Ильхи утверждают, что иного варианта и быть не может.

Чужак сжал край гладкого борта, сдавил с такой силой, что пальцы хрустнули. Или это борт? Хёггкар кружил вдоль скал уже почти сутки, но девушку – или ее тело – так и не обнаружили. И сообщив, что это бесполезно – никто не выживает после битвы со злым течением, – капитан отдал приказ поворачивать в сторону Нероальдафе. Клейм еще раз посмотрел на воды и отвернулся. Заставил себя отвернуться. Внутри него бушевали чувства, которым он не знал названия. Которые давно забыл.

Что это было? Сожаление?

Только не у него.

Прищурившись, он глянул в сторону капитана хёггкара.

И что теперь? В Нероальдафе ему точно делать нечего… Снова оглянулся на безмятежные воды. Усмехнулся. Неужели не врут? Проклятые фьорды и правда будили в душе что-то ненужное. Или просто – будили душу?

Ерунда какая-то.

Выругавшись сквозь зубы, Клейм отвернулся.

Ему еще предстояло убедить капитана двинуться в сторону от Нероальдафе и доставить чужака туда, где начинался заповедный лес. Пожалуй, он начнет с поиска вёльды.

***

Я потеряла счет времени. Я не знаю, сколько часов, дней или лет мы провели, сражаясь с течением. Или пытаясь просто выжить. Все, что я могла – это изо всех сил держаться за ребристые рога морского змея. Понимая, что он – моя единственная надежда на спасение! Потому что будь я даже лучшим пловцом на всей земле, это не помогло бы мне преодолеть Ёрмун. Силы человеческого тела просто не хватит, чтобы сопротивляться мощи стихии.

Даже огромный змей едва мог преодолеть поток. Хёгг тащил нас обоих, кувыркался в волнах и бился о скалы. И все это длилось бесконечно! А потом он куда-то нырнул – в очередной раз. Я снова попыталась сохранить дыхание и сознание, а когда легкие едва не разорвались без воздуха, хёгг вынырнул и… остановился. Некоторое время я просто лежала, пока еще не понимая, что все закончилось. Потом очень медленно подняла голову и открыла глаза, которые нещадно щипало от соли. Приподнялась, благоразумно не выпуская из рук спасительный рог. Где это я? Открытое пространство фьорда куда-то исчезло. Скалы и небо – тоже. Мой спаситель, растопырив все плавники, беспомощно покачивался на неподвижной воде грота. Мы выплыли в каком-то гроте с озером! Камень потолка и стен местами оказался дырявым, словно сыр, и сквозь круглые «окошки» просачивался свет зарождающегося дня. Рассвет! Неужели уже рассвет?

Весь грот окутывал пар, мягкая дымка поднималась от воды к потолку.

Мелкая волна лизнула мои босые ноги, и я с изумлением ощутила, что она теплая. Значительно теплее, чем во фьорде! Верно, в глубине этого подземного озера бил горячий источник, согревающий воду и камни. И еще эта вода была пресной!

Теперь понятно, почему морской змей заполз на мелководье, распластался и закрыл глаза! Или он просто сдох от усталости? Кажется, не дышит!

Я попыталась отпустить рог, который все еще держала. Я так крепко в него вцепилась, что казалось, рука навсегда останется вмурованной в ребристую кость морского змея. От попыток отлепиться пальцы свело болезненной судорогой. Сил двигаться у меня не было. Совсем. Даже чтобы сползти со змеиной чешуи и добраться до суши. Поэтому мы так и болтались в воде – дохлый змей и почти дохлая я. В теплом гроте мое озябшее тело охватило долгожданное тепло, а гудящие мышцы наконец расслабились. Я вытянулась на своем спасителе и закрыла глаза. Вот полежу так пару минут, отдохну и выберусь из воды. Узнаю, есть ли что-нибудь за стенами этой пещеры. Надеюсь, поблизости меня не ждет голодный змеиный выводок, предвкушающий вкусный завтрак в виде обессиленной девы!

Но даже такие кровожадные мысли уже как-то не пугали. Если мне удалось выжить в битве с губительным течением, то уж со змеиными детёнышами я как-нибудь справлюсь.

От камней грота шел горячий и сухой жар. Пахло чем-то хвойным и горьковатым. Может, мхом или каким-то лишайником. От блаженного ощущения тепла по телу побежали мурашки. Хотелось лежать так вечность, и даже плавники растопырить, как сделал змей! Ну то есть руки-ноги…

Усталость накатила ласковым забвением, легкой дремой на грани с реальностью. Еще лишь пару минут…

Нет, надо вставать. Надо выбраться на берег. Надо…

Я потянулась, не открывая глаз. Тугое длинное тело подо мной тоже потянулось и задвигалось. Ого, значит, змей не сдох? И начал… меняться? Эй, что происходит? Верно, я все-таки отключилась и мне снится невероятный сон. Чем еще объяснить то, что под моими руками чешуя плыла и таяла, а потом и вовсе исчезла. И тут змей перевернулся, как-то отвердел, и я оказалась лежащей на мужчине!

Моргнув, я уставилась в лицо незнакомца, который меня обнимал.

– Какого демона? – совершенно ничего не понимая, пробормотала я, и мужчина слегка улыбнулся.

Это все было настолько странным, а я настолько устала, что происходящее даже не вызвало у меня страха. Может, я действительно сплю? Или упала в обморок от усталости?

– Ты кто? – выдохнула я.

Мужчина насмешливо улыбнулся.

– Красивая, – сказал он. – Вся красивая. Не только ножки.

Не только ножки? Это когда он успел их рассмотреть?

И тут я вспомнила, как стояла на доске, и мне почудился взгляд из-под воды.

Но… как это вообще возможно? Все это какой-то бред!

Я уперлась ладонями в обнаженную грудь мужчины и приподнялась. Надо ведь иметь представление о размерах моего бреда? Размеры были впечатляющими.

Первая моя мысль – он наверняка хороший пловец. Вон какие рельефные плечи, какие сильные руки, какие жесткие пластины мышц на груди и животе. И еще с первого взгляда становилось ясно, что передо мной – ильх. Что-то в нем было необъяснимо иным. Может, нечеловеческая сила и гибкость? Было ясно, что его тело – это результат борьбы за выживание, а не тренировок за какой-то там позолоченный кубок. Его тело создано не ради бахвальства или награды, что пылится на полке. Его тело – оружие. Быстрое, гибкое и совершенное.

А может, все дело было во взгляде? Жарком и в то же время немного насмешливом?

Так, о взглядах я пока думать не буду. Что еще?

Еще варвар высокий. И даже в таком положении значительно крупнее меня. Я снова моргнула, сосредотачиваясь. Нет, ильх не такой здоровяк, как Трув, что встретил нас у Тумана. Этот скорее – худой, без грамма лишнего веса, поджарый и гибкий.

На загорелой коже груди, в которую сейчас упираются мои ладони – никакой растительности, лишь внизу живота виднеется полоска светлых волос. Никакой одежды, конечно же, нет. У крепких бедер плещется вода. Я резко подняла голову. Черты лица у варвара были резкими, а длинные, заплетенные в косицы волосы – светлыми, с пепельным оттенком. В воде они казались темнее, но у шеи топорщились почти белые пряди, что выделялись на фоне загорелой кожи. Оба виска выбриты, а левый глаз и щеку пересекают три широкие черные линии. Одна вертикальная тянулась через все лицо, от лба до подбородка. Две другие отходили от нее углами под глазом, составляя странный и почему-то пугающий знак. Когда я уставилась на эти жутковатые черные линии, во взгляде ильха что-то мелькнуло, а сами глаза угрожающе сузились. На миг показалось, что он сбросит меня в воду, оттолкнет. Или сделает что-то гораздо хуже… Но длилось это лишь миг. Он снова расслабился и даже почти улыбнулся, позволяя на себя смотреть. Правда, и дальше таращиться на черный символ я не стала, переключилась на все остальное. Лицо у варвара узкое, подбородок твердый. Я бы даже назвала его красивым, если бы не странный рисунок, который все портил. Брови у ильха темнее, чем волосы, прямые и тяжелые, нависают над яркими глазами. На миг я задумалась, что мне напоминает их цвет. И поняла. Такой же была вода во фьорде, когда я смотрела на него сверху. Холодное серо-зеленое северное море. Эти глаза напоминали о мхах на скалах и о ледяной глубине. О чешуе змея, живущего в ней…

Скулы у варвара четко очерченные, нос прямой. Бороды и усов нет, лишь колкая светлая щетина. И красивая линия губ. Сейчас эти губы улыбались, пока варвар с интересом наблюдал за сменой эмоций на моем лице.

Где-то в процессе изучения варвара я все-таки догадалась, что он живой и даже вполне реальный. И что он тоже изучает мое лицо и тело. Лицо – взглядом, а тело – осторожными поглаживаниями вдоль спины!

На шее варвара темнел узкий обруч, а на предплечьях поблескивали широкие железные браслеты с замысловатым орнаментом. И эти непривычные глазу украшения тоже немного пугали.

– Ты кто? – снова брякнула я с перепугу. – И почему ты без одежды?

Варвар приподнял светлые брови, словно вопрос показался ему забавным.

– Снял, когда решил поплескаться во фьорде, – насмешливо пояснил ильх и снова провел ладонью по моей спине. И снова. – Знаешь, я бы предпочел сначала выспаться и выпить пару кубков хмеля, но если ты настаиваешь… можешь отдать свой долг прямо сейчас, лильган.

А?

Я моргнула, пытаясь выловить из слов ильха ускользающий смысл. Да что с этими фьордами не так? О чем они все говорят? Я же понимаю его речь! Тягучую, с новыми для моего слуха хрипловатыми интонациями и резкими согласными. Понимаю, но… Но вот совершенно ничего не понимаю! О чем он толкует?

Снова моргнула, пока варвар терпеливо ждал.

Потрясла головой.

И вдруг осознала главное. Морского змея в гроте не было. Он исчез. Зато появился этот незнакомец, как и я, сплошь покрытый ссадинами и синяками. Под насмешливой улыбкой варвара таилась дикая усталость, как у чемпиона, который целиком выложился в тяжелом соревновании и теперь улыбается, стоя на пьедестале. И умирает от желания просто лечь и закрыть глаза. Лоскутами фраз и образов промелькнуло все, что твердили в столице Конфедерации о фьордах, и все, что увидела я сама. Чудовища… драконы… монстры, населяющие мир за Туманом. Иные.

Хёгги.

Те, кого здесь почитают. Те, кого боятся и кому поклоняются. Нет, не звери. Люди с кольцом на шее.

Такой же матовый обруч был у Трува. И у того варвара, который стал для конфедератов олицетворением мира за Туманом – Сверра.

Они все не совсем люди. Они драконы! Как и светловолосый ильх, который сейчас смотрит на меня, лежа на горячих камнях!

– Вот же демоны… Ты – хёгг! – все еще не веря в свою догадку, почти выкрикнула я.

– Ну да, – с удивлением протянул он. Словно говоря: конечно, хёгг, кем же еще я могу быть, глупая чужачка? Хёгг и есть.

И пока я хлопала глазами, погладил мои плечи, потянул за волосы. В мужском голосе появилась легкая хрипотца.

– Я – хёгг. А ты – дева. И давай лучше под скалу, мне там больше нравится. Не бойся глубины, я удержу. Нас обоих.

Легко перевернулся и одним плавным движением утянул меня дальше от мелководья, туда, где теплый берег резко оборвался, а вода стала темной и бесконечной.

– Вот так… поплаваешь со мной, дева?… – прошептал ильх, не выпуская меня из рук, окружая собой, трогая волосы, плечи, грудь, скрытую бельем и льняной сорочкой. И с каждым движением менялись глаза ильха, словно внутри радужек тоже текла вода…

А я зависла – ошеломленная до глубины всей своей сущности. До самого нутра. Едва не рыдающая от потрясения. Не верящая, что это вообще возможно. Как? Как это возможно?

– Нравится? – шепнул варвар, касаясь губами моей шеи.

Нравится? Да я сейчас с ума сойду!

Я никогда не видела, чтобы человек ТАК двигался в воде! Так, как никогда не смогу я, хоть сколько часов проведу на тренировках! Ильх перемещался, словно был неотъемлемой частью стихии. Словно она держала его в своих объятиях, баюкая на ладонях, как самое дорогое. Словно он был ее любимцем. Был… морским змеем!

Я могла бы вечность смотреть на это.

– Хочешь услышать мой Зов, дева?

Я снова зависла, пытаясь понять, почему это предложение звучит так… многозначительно? С явным подтекстом? И что вообще оно значит? Почему я должна этого хотеть?

Нет, все-таки я ничего не понимаю в этих диких фьордах!

В ярких глазах ильха серого сумрака стало больше, чем зелени. И в голову против воли пришли сравнения: зарождающийся над фьордами шторм… темная глубина… пока еще ласковая волна, способная измениться в один миг и утянуть на самое дно.

Странное оцепенение охватило мое тело. И на миг показалось, что это самое верное, что можно сделать. Быть здесь, с этим светловолосым варваром. В этой темной и теплой пещере, со дна которой поднимаются пузырьки воздуха и щекочут мне пятки. Впитывать эту удивительную невесомость и легкие – пока еще легкие – прикосновения.

Ильх снова провел рукой по моей спине и подтянул ближе, вынуждая обхватить его плечи. Его рука скользнула на мой затылок. И лицо варвара оказалось близко-близко. Он уже не улыбался. Совсем нет. В удивительных глазах возникло что-то иное, не сочетающееся с весельем.

Я словно опять увидела морского змея – хищного, гибкого, нечеловечески сильного. Серо-зеленые радужки потемнели, но зрачки не расширились, как у людей, а напротив – сузились. Ильх приподнял меня и коснулся губами шеи. Влажное и теплое прикосновение отозвалось внутри сладкой ноющей болью. Мягкое движение – и губы сместились ниже, на ключицы. Обхватив меня за бедра, он снова приподнял и лизнул навершие груди. Прямо поверх мокрой ткани. Ощущение оказалось таким острым, что я едва не застонала.

Мои бедра коснулись его бедер. И ильх что-то прошипел сквозь зубы.

– Кьяли… – хрипловато выдохнул он.

Мурлыкающее непонятное слово раскатилось внутри игристым вином.

Но тут варвар прижался ко мне всем телом, давая ощутить свои твердые намерения. И я наконец очнулась. Это что тут вообще происходит? Это что за ерунда лезет в голову? Почему я все это… позволяю? И самое главное, почему мне все это так нравится?

– Нет. Отпусти!

Мой голос предательски дрогнул.

А он снова прикоснулся к моей шее губами. Ласка стала жарче и слаще. Вот же демон!

Я дернулась в сторону. В глазах ильха теплые и ласковые волны сменились тьмой. Словно море перед бурей… И это отрезвило меня лучше любых слов и действий.

Мое тело отреагировало помимо моей воли. Левая рука скользнула по бедру варвара и обхватила рукоять узкого стилета, привязанного к его ноге. Правая мягко обвила мужскую шею. Одним движением я выхватила оружие и приставила его к груди наглеца!

Вернее – попыталась. Потому что ильх по-змеиному скользко вывернулся, каким-то невероятным образом переместился в сторону, и вот – стилет уже прижат к моему горлу! А я – спиной к груди ильха.

Я ойкнула от изумления и неожиданности. Как он это сделал? Как? А потом замерла от страха. Ну все, допрыгалась, Мира…

– Ты что, совсем дурная? – удивленно и совершенно беззлобно поинтересовался ильх. – Пытаться прирезать морского хёгга в его же стихии – это ж надо совсем не иметь в голове разума!

– Пусти! – Я дернулась и забила ногами, но ильх даже не шелохнулся. Да проще сражаться со злым Ёрмуном!

– Ты ведешь себя странно, кьяли-лильган, – негромко произнес он. – Может, ударилась головой о скалы, пока я тащил тебя?

– Ударилась, ударилась! Несколько раз! – торопливо буркнула я, поняв, что вырваться из хватки варвара просто невозможно. Он несравнимо сильнее меня. Демоны! Да я никогда не встречала настолько сильного человека! – Слушай, ты все неправильно понял! Не хочу я с тобой… ну… плавать!

– Почему это?

Ильх развернул меня к себе лицом. В зеленых глазах плескалось явное непонимание.

– Тебе плохо? Тело болит? Верно, и правда ударилась… Ну что же. Не сейчас, значит, – протянул он. – Может, и к лучшему, все же Ёрмун хорошо помотал и меня… Завтра. Поплаваем с тобой завтра.

И он разжал руки, отпуская меня. Я оттолкнулась в воде и пулей вылетела на берег. Осмотрелась торопливо. Сквозь дыры-окошки виднелись деревья и краешек светлеющего неба, а больше ничего и не разобрать. Окинула быстрым взглядом свое тело. На руках – синяки, на ногах длинные царапины-ссадины. Хорошо хоть соль смыта пресной водой, а то было бы совсем плохо. Сидеть на чешуе морского гада – это примерно то же самое, что скакать на лошади, обтянутой наждачкой! То еще удовольствие!

И куда мне бежать в таком виде? И надо ли вообще – бежать? Агрессивным ильх не выглядит, к тому же сам меня отпустил. Решив, что с бестолковым побегом пока повременю, я оглянулась.

Варвар выходил из воды неспешно, не спуская с меня внимательного взгляда.

Я сделала шаг в сторону. Преследовать меня варвар, кажется, не собирался, да и вообще выглядел скорее удивленным, чем рассерженным.

Он вздохнул и поморщился, тронул бок, на котором разливалась синева от ушиба. Я резко отвернулась, потому что варвар был без одежды. Но все же не смогла удержаться и снова глянула в его сторону, пытаясь делать это незаметно. Впрочем, на меня ильх уже не смотрел. Он пошел к сундуку возле стены, который я поначалу и не заметила. Движения ильха были скупыми, осторожными. Болезненными. И еще он заметно прихрамывал. И это было застарелое, привычное движение. Человек, который в воде двигался как морской бог, на суше заметно подволакивал ногу.

Кажется, мое любопытство он все же заметил, и лицо ильха вмиг стало замкнутым и отстранённым.

Он повернулся ко мне спиной, и я не сдержала невольного возгласа. Спина и бока варвара представляли собой жуткое зрелище – кожа местами содрана, местами изрезана до мяса, и все – от шеи до бедер – в огромных и уже черных кровоподтеках! А ведь я прекрасно помню, как швыряла нас волна, вот только все удары принял на себя морской змей. Демоны! И с такими побоями он еще собирался предаваться каким-то… развлечениям? Вот же варвар ненормальный! Да ему нужен вагон обезболивающего, постельный режим и пару недель вообще не шевелиться!

Но сам варвар, видимо, считал иначе. То, что этот мужчина и есть морской змей – по-прежнему плохо укладывалось в моей голове. Но пока я не видела других вариантов. К тому же интуиция – иррациональная и забытая часть моего существа – подсказывала, что это именно так.

Снова что-то прошипев сквозь зубы, варвар достал синий шерстяной плащ с меховой подкладкой. Повертел в руках, глянул на меня через плечо и положил плащ на крышку сундука.

– Возьми, дева. Тебе надо согреться.

Я не стала привередничать и шустро завернулась в теплую и сухую ткань.

Варвар тем временем натянул простые штаны, тунику без рукавов, широкий пояс. Ошарашенная и ошалевшая, я смотрела, как ильх одевается, а потом подходит ко мне.

– Занятно… волосы у тебя темные, как у детей Лагерхёгга, а глаза – подарок снежных вершин. И плаваешь ты так, словно рождена от Зова самого Ньордхёгга. Откуда ты, дева?

Ответить я не успела. За сундуками отлетела бычья шкура, прикрывающая вход, и в грот всунулось юное чумазое лицо. И тут же заглянувший мальчишка заорал куда-то в сторону:

– Эй, там! Шторм вернулся! Живой! Я же говорил! Эйтри, ты снова проиграл! Живой наш Шторм-хёгг! Целехонький!

Вслед за орущим мальчишкой в грот ввалились мужчины. Все рослые, сильные, дикие. В отличие от моего спасителя, некоторые из них были темноволосыми и черноглазыми, со смуглыми бородатыми лицами. У многих – выбриты виски. И у всех на лицах темнеют какие-то непонятные знаки – у кого волнистые линии, у кого круги или даже грубоватые странные изображения. Порой эти черно-багровые символы даже спускались на шею. Мне удалось рассмотреть рисунок, напоминающий рыбу, другой смахивал на оружие или полумесяц. А присмотревшись, я вдруг поняла, что все эти знаки буквально выжжены на коже! Мечтающая о фьордах подруга как-то рассказала мне, что за Туманом приняты две формы письменности – схожая с нашей, буквенная, и древняя, руническая. Похоже, что я видела как раз второй вариант. Но ничего подобного я не заметила на Труве или моряках хёггкара, что вез нас в Нероальдафе. Может, украшать себя подобными рисунками – это какая-то местная традиция?

В этом гроте-пещере лишь у меня и мальчишки не было на лице никаких черных или красных знаков. Хотя за мальчишку я бы не поручилась, уж очень паренек оказался чумазым. Темноволосый и темноглазый, он напоминал уголек.

От бритых висков, блестящих зубов и глаз, косматых нечёсаных голов, звериных шкур и браслетов на предплечьях у меня зарябило в глазах. В одежде варваров царил полный хаос и неразбериха – на одних красовался бархат, на других – грубое сукно. На третьих и то и другое разом. А еще – мех, костяные ожерелья, у одного на голове и вовсе был звериный череп. Он полностью закрывал лицо и пугал массивными рогами. Ужас! Но всех объединяло одно – ильхи были вооружены. Все, кроме моего спасителя. У каждого варвара блестел на боку широкий нож, а то и парочка, топор или жуткий загнутый клинок, напоминающий серп.

Я попятилась от неожиданности и легкой паники. Все-таки оказаться наедине с толпой вооруженных варваров – не самое радостное событие.

– Шторм! – вскричал один из мужчин. – Ты вернулся! Стражи моря говорят, что Белый Ёрмун этой ночью позеленел от злости и утащил на дно хёггкар! А кто-то кричал, что он ухватил за хвост и самого Шторма! Ухватил и разбил о скалы, так что и чешуи не осталось!

Мой светловолосый спаситель легко рассмеялся. Его ссадины и фиолетовые синяки скрыла одежда, и сейчас ничто не говорило о том, что он едва стоит на ногах. Ильх выглядел довольным и даже расслабленным,

– Подавится! Ухватить мой хвост не под силу даже Ёрмуну, Торферд-Коряга! Так что зря ты, Эйтри, снова поставил на мою смерть. Не сегодня.

Он легко рассмеялся, остальные подхватили.

Отошел – и ильхи увидели меня, завернутую в плащ. Но особого удивления не выказали. Скорее на их лицах возникло понимание. Словно не впервой в этом гроте оказываться полуголым девицам, прикрытым чужим плащом!

– Ого, да у нас тут гостья,– с насмешкой сказал тот, кого назвали Торфердом-Корягой.

Я нервно сглотнула при виде этого громилы. В жизни не встречала таких великанов! Да он выше меня в два раза, а я всегда считалась высокой. Это был рослый, грубоватый на вид мужчина, с тяжелым топором за спиной. У него единственного виски оказались не сбриты, напротив, ильх радовал густой черной растительностью, больше похожей на шерсть, чем на человеческие волосы. По правде, Торферд сильно смахивал на говорящего медведя. Лишь глаза – карие и веселые – сглаживали пугающее впечатление. И прямо посреди лба ильха темнел неаккуратно выжженный рисунок – то ли рыбка, то ли птичка, то ли не пойми что.

На всякий случай я отодвинулась подальше.

– С хёггкара утащил или из долины? Личика не рассмотреть, ну-ка, покажи свои глазки, дева!

Я резко подняла подбородок от меховой опушки, хмуро глянула на веселящихся мужчин.

– Личико у девы пригожее, без шрамов, – одобрительно цокнул языком человек-медведь.

Я отодвинулась еще дальше.

– А остальное такое же ладное? То, что под плащом?

Мужики засмеялись. И даже проклятый морской змей ухмыльнулся!

– А остальное я и сам пока не рассмотрел, – весело сообщил он. – Эта дева сама меня позвала, из воды. Просила спасти ее. Я и спас. – Ильх все с той же улыбкой повернулся ко мне. – Поблагодаришь позже, лильган. Пока ты моя гостья, поешь и согрейся. А поплаваем с тобой позже… Завтра.

– Эх, я бы с ней тоже поплавал…

– Иди со своей Вихле плавать!

Светловолосый протянул руку, желая поправить край моего плаща. Я отшатнулась.

– Не трогай меня! Я же сказала – не буду я с тобой плавать! Совсем! – возмутилась я, не выдержав. От веселых глаз ильхов кружилась голова. Это они что же, стоят сейчас и обсуждают, когда я буду… мм… благодарить этого светловолосого дикаря? Обсуждают и посмеиваются? Да что за варварство такое!

Ильхи разом замолчали. Теперь они смотрели как-то странно. Что было в их глазах? Возмущение? Непонимание?

– Нет? – спокойно спросил мой спаситель. И все же в глубине его глаз было что-то такое… от чего хотелось сделать шаг назад. А еще лучше – сбежать на другой фьорд!

– Что ж… право твое. Не хочешь со мной плавать – уж заставлять не буду, – усмехнулся он, кто-то из варваров хмыкнул. – Но тогда как ты отдашь мне долг, лильган? За спасенную жизнь?

Варвары замолчали, притихли. Я осмотрелась растерянно.

– Руки у девы белые. Без следов тяжелой работы. И без мозолей, – задумчиво протянул худой и полностью седой ильх.

Или не седой? Но тогда почему его волосы белые, словно снег? В длинных заплетенных косицах болтались многочисленные стеклянные бусины, кольца и разноцветные камушки.

А когда ильх обернулся, я едва не вскрикнула. Лицо варвара оказалось неожиданно молодым, а глаза… Один – почти прозрачный, с толикой голубого цвета на светлой радужке. А второй…Вместо второго в глазницу был вставлен желтый янтарь. Выглядело это пугающе. Бледную щеку блондина тоже пересекал резкий черный знак. И в отличие от большинства, одет этот ильх был почти роскошно, в меха и шелк. По горловине ярко-синей рубахи вился алый узор – крылатые змеи… хёгги. Такие же были выбиты на двух серебряных бляшках, держащих концы рысьей шкуры, накинутой на плечи варвара. У рыси сохранились лапы, хвост и даже голова, и сейчас шкура хищно скалилась желтыми клыками и поглядывала на меня зелеными камушками-глазами. Как мне казалось – с неприязнью.

Как раз этого ильха называли Эйтри.

– Может, дева родовита? – с усмешкой продолжил он. Край красивого мужского рта перечеркивал рубец, отчего левый угол резко опускался вниз. – Только вот я вижу край ее сорочки – домотканой и серой, как у простых прислужниц или невольниц. Ни шелковой полоски по краю, ни узора, пусть и самого простого. Волосы девы без лент и заколок, и украшений никаких. Разве родовитую деву кто-то выпустит из дома без колец, цепей, драгоценного пояса или браслетов? А у этой ни одного золотого колечка. Ни единого! Да даже серебряных нету!

Я насупилась и в душе мрачно «поблагодарила» тех, кто снаряжал меня на фьорды. Могли бы и выделить парочку побрякушек! Скряги! Хотя зачем украшать будущий труп?

Скряги и мерзавцы.

– Да и выглядит дева странно… – продолжил беловолосый Эйтри, обходя меня по кругу, словно зверь.

Мягкая поступь варвара пугала. Да что там! Они все меня изрядно пугали. Только бежать мне оказалось некуда.

– Ее волосы, кожа, глаза… и говорит странно. А может, пришлая и вовсе вёльда?

Мужики втянули воздух и разом склонили головы, прищурились, как стая диких волков.

Я покосилась на воду, решая – нырять прямо сейчас или повременить. Одно ясно: кем бы ни были эти вёльды, но лучше мне не представляться одной из них! Да и о Конфедерации лучше помалкивать. А то вдруг это еще хуже, чем быть вёльдой? Что-то мне подсказывает, жители фьордов не жалуют затуманных гостей. Если ильхи столетиями скрывали свой мир от Конфедерации, то вряд ли будут рады незваной чужачке с той стороны.

– Я не вёльда! – максимально честно сказала я. Еще знать бы, кто они такие.

– Так откуда ты?

– Я… издалека! – пробормотала, нервно пытаясь припомнить хоть одно название. А ведь капитан хёггкара что-то такое говорил, вот точно… как же оно…– Из Гараскона! Я из Гараскона!

Кто-то из ильхов фыркнул.

– Гараскон? Это тот, что за Бурым лесом? Ох, дикий край. Кажись, старый Дюккаль из Гараскона? А нет, он из Гравера…

Мужики немного поспорили, решая, откуда взялся неведомый мне Дюккаль. Я же украдкой покосилась на своего спасителя. И наткнулась на острый, внимательный взгляд.

Торферд-медведь наклонился, всматриваясь в мое лицо.

– Видать, когда твои мамка с папкой над тобой трудились, рядом звали два хёгга, один был черный, а другой – белый! – прогудел варвар. – Потому ты такая и получилась! Разномастная!

Кто-то расхохотался, другие принялись жарко доказывать, что не может такого быть, и дитя рождается с метками одного лишь риара, а никак иначе. Обсуждение сопровождалось откровенными намеками, которые тоже вызывали общий хохот.

Я молчала, потому что снова ни черта не понимала. Какие риары? Куда звали? Зачем? Но напряжение, грозящее закипеть и взорваться, схлынуло, теперь ильхи улыбались и не казались зверьми, готовыми меня сожрать.

– Как ты оказалась в воде, дева? Свалилась с хёггкара?

– Сама она спрыгнула, – произнес мой спаситель, по-прежнему внимательно рассматривая меня.

И от его острого взгляда захотелось куда-нибудь спрятаться. И снова волна коснулась меня изнутри…

«Поплавай со мной…»

Ильх нахмурился и отвернулся.

– Так чем ты заплатишь долг, лильган? – ожил «медведь». – Отдать долг спасителю – это дело чести. Перворожденные сурово накажут всякого, кто не заплатил за свою жизнь. Все это знают. И того, кто спас, ничего не взяв в уплату – тоже. Тебе есть чем отблагодарить за свою жизнь, дева? Может, у тебя припрятано что-то ценное?

Хорошо бы. Проклятые соотечественники могли бы и разориться на какие-нибудь бусики. Эх… Увы, сейчас у меня не было даже обуви, не то что драгоценностей.

Мой спаситель-хёгг молчал. И на меня не смотрел, словно его вообще не интересовал этот вопрос.

– У меня ничего нет… И я… Я не знаю! – вконец растерявшись, пробормотала я. От произошедшего кружилась голова. А еще болели все мои синяки и ссадины.

– Ты просила спасти тебя, а платить не хочешь, – с колючей насмешкой протянул беловолосый Эйтри. – Какая неблагодарная попалась дева. Что Хвален-стяг делает с неблагодарными? Может, на шатию ее?

Ильхи снова радостно ухмыльнулись, чем вконец меня обозлили.

– Да ни о чем я не просила!

– Как же? – обернулся безучастный до этого хёгг. – Сама шептала: помоги мне, спаси. Волна принесла мне твою просьбу, я услышал и поднялся со дна.

Я моргнула. И тут поняла! Я молила воду, но мои слова услышал морской змей, затаившийся в глубине! И принял на свой счет. Вот же гадство! С другой стороны, этот ильх, кем бы он ни был, действительно меня спас. Вытащил из смертельного течения. Если бы не он, я сейчас не стояла бы здесь, не дышала и не ощущала боль побитого тела, доказывающую, что я все еще жива. Я бы лежала на дне и кормила собой рыб.

Брр.

И я не настолько испорчена, чтобы не понимать всего этого.

– Я тебе благодарна, – слегка запнувшись, сказала я. В конце концов, с толпой злых мужчин лучше не спорить. – Я от всего сердца благодарна! Но… Я… я готова отработать свой долг! Я могу убирать или готовить!

– Мне не нужна кухарка, – ровно произнес он. – И вряд ли ты умелая прислужница, слишком руки у тебя мягкие. Что ж, я тебя услышал, лильган. Думай, чем сможешь отдать долг. Время тебе – до заката. А пока – идем. Сегодня ты моя гостья.

Резко развернувшись, словно потеряв ко мне всякий интерес, ильх вышел из грота.

Торферд-Коряга укоризненно пощелкал языком.

– Зря ты обидела Шторма, дева. Ой, зря. Да еще в таких словах… Даже мне гадко. Поплавала бы с ним, уважила, что стоило-то? Нравится нашему хёггу с девами плавать, природа у него такая! Он тебе вообще честь оказал, а ты! Не каждый сунется в Белый Ёрмун, чтобы спасти чужую шкуру. Да что там! Никто не сунется.

– Почему ты зовешь его Штормом? – прошептала я.

– Так его все так зовут. Шторм он и есть, – очень «понятно» пояснил человек-медведь.

И продолжая качать головой и что-то бухтеть, Торферд указал мне на выход. Я вцепилась в мех плаща и двинулась следом. Шторм, значит… Хуже не придумаешь.

Шторм – это то, что однажды уже сломало мою жизнь и меня. То, что почти уничтожило.

И я точно не позволю этому повториться.

(обратно)

Глава 6

За гротом вилась узкая тропинка. С одной стороны ее подпирала скала, с другой – кедры, сосны и густой можжевельник. Земля шелестела сухими листьями и иголками, колющими мои босые ноги. Ботинки-то остались в воде фьорда, а новые мне никто не выдал. Но я шагала молча, поглядывая по сторонам. Ильхи растянулись цепочкой, идти по тропке можно было лишь по одному. Позади меня топал и сопел громила Торферд, так что я старалась быстрее переступать ногами и не спотыкаться. А то если такой здоровяк ненароком на меня наступит – раздавит и не заметит!

Шторм ушел вперед. Несмотря на хромоту, двигался он быстро и уверенно. Кажется, он и правда забыл о спасенной деве.

Но стоило мне об этом подумать, как ильх обернулся и махнул мальчишке-угольку, который первым заглянул в грот.

– Брик, отдай деве сапоги, – велел Шторм. – А то она исколет свои нежные пятки и сляжет на несколько дней. И кто мне тогда отдаст долг?

Ильхи рассмеялись, юный Брик поспешно стянул обувку и сунул мне. На Шторма он смотрел как преданный щенок и, кажется, готов был прыгнуть с утеса по одному лишь слову светловолосого варвара.

– Благодарю, – пробормотала я, натягивая жесткие сапоги. На левой подошве обнаружилась изрядная дыра, к тому же обувка оказалась мне велика. Но это точно лучше, чем топать босой.

– Ага, так пятки ты успел изучить, да, Шторм? – ехидно протянул седой Эйтри.

Ильх обернулся, и на миг наши взгляды встретились. И снова почудилось, что в его глазах живет море…

– Она своими пятками мне все бока отбила, – с привычной уже насмешкой протянул он и отвернулся.

Варвары снова расхохотались, словно в этом было хоть что-то смешное! Насупившись, я двинулась дальше. Шторм рассказывал юному Брику о ночной битве с течением, и по его словам выходило забавное и веселое приключение, а вовсе не смертельная схватка. Я топала позади и сверлила взглядом спину этого вруна. Да на нем живого места не осталось, а зубы скалит, словно всю ночь веселился! И остальные хохочут, будто верят!

Тропинка резко завернула, вильнула мимо густых и высоких зарослей и вывела на берег. Ильхи пошли дальше, а я застыла, даже забыв об опасном громиле Торферде.

Впереди темнела извилистая стена из черного камня. Старая, даже древняя. Покрытая лишайником и густо оплетенная колючими растениями. Но за ней… за ней… За ней где-то в вышине парил на скалах город! Я видела лишь его краешек, но даже этого хватило для изумления. Город наползал на гору, вился по ней серпантином проспектов и мостов, стеклянными шпилями и малахитовыми колонами, стремился ввысь, к самым облакам. Великие боги, что это был за город!

– Вот тебе и скромное поселение с козами, Мира, – ошарашенно пробормотала я. Фьорды весьма болезненно щелкнули по моему снобизму конфедератки.

Я открыла рот, глядя на вздымающиеся к небу башни. Потом взгляд переместился на железное кружево моста, соединившего скалы, на крепкие добротные здания. Вытесанный из серого и зеленого камня город казался драгоценной шкатулкой, невероятным видением. Дымка утреннего тумана таила его за воздушным шифоном, словно вуаль – лик прекрасной невесты.

– Эй, не смотри туда, – передо мной выросла мрачная фигура Торферда, закрывая обзор. Ильх выглядел рассерженным. – Ты что уставилась? Беды хочешь? На Саленгвард лучше не таращиться понапрасну. Ты что же, не знаешь?

– Я знала, но забыла, – торопливо выкрутилась я. – Я никогда его не видела. Саленгвард. Я не знала, что он такой.

– Да-а-а… – с непонятным выражением протянул «медведь». – Такой вот. Ну идем, нам сюда.

И повернувшись спиной к волшебному городу, начал вслед за остальными спускаться по склону. Значит, в этот Саленгвард мы не пойдем? Я ощутила острое разочарование. Тянуло приблизиться, взобраться на высокий пригорок и заглянуть за извилистые высокие стены. Хотелось увидеть не краешек, а весь Саленгвард. Хотелось рассмотреть, почувствовать, прикоснуться! Но ильхи решительно свернули прочь от скал и двинулись через небольшой лесок вниз по склону. И мне ничего не оставалось, кроме как отправиться следом.

Мы шли, пока деревья не скрыли очертания далеких башен. Трава и колючие ветки поминутно цеплялись за подол моего плаща, приходилось его отдирать и ловить насмешливые взгляды ильхов. Варвары шли сквозь деревья так, что не вздрагивала ни одна ветвь, и, кажется, даже трава под их сапогами не приминалась! Я же собрала своим плащом все колючки этого леса, да еще и чихать начала. Горло нещадно першило, и я с печалью размышляла о том, что длительная простуда мне теперь обеспечена.

Густая занавесь иголок и листвы расступилась совершенно неожиданно, и перед нами раскинулся берег.

И тут я снова застыла.

У неровной и каменистой полоски земли плескалась вода. С двух сторон высились горы, по которым вились тонкие белые нити водопадов. Сама бухта расстилалась широким полукругом, заключенная в кольцо прибрежных скал.

А на мелководье лежали черные просмоленные хёггкары – не меньше сотни. Но все они выглядели ужасно. С пробоинами, кое-как залатанными светлыми досками. С кусками грязных и рваных парусов или вовсе без них. С обломанными мачтами. На некоторых кораблях не имелось носа или кормы. Многие суденышки лежали днищем кверху, беспомощные, как дохлые рыбины. Здесь были огромные хёггкары и небольшие узкие лодки, на которые сверху пристроили дощатые крыши. Это была не флотилия, нет. Это был город из затонувших и поднятых кораблей. Их вытянули на мелководье и обустроили в качестве жилищ. Между домами-хёггкарами тянулась паутина скользких досок. Иногда они пролегали низко, у самой воды, иногда – высоко, над бортами. Пробоины в кораблях служили окнами, дверьми и дымоходами – порой всем одновременно.

И сейчас в эти дыры выглядывали люди. Заметив нашу процессию, кто-то замахал Шторму. Несколько ильхов расположились на берегу, одни чинили сети, другие о чем-то спорили. Пахло дымом, рыбой и кислым хлебом, так что мой рот поневоле наполнился голодной слюной.

– Хвален-стяг к твоим услугам, дева, – произнес мой спаситель, сделав широкий жест рукой. Оказывается, он стоял совсем близко.

– Хвален… стяг? – повторила я, пробуя на вкус незнакомое слово.

– Чаще его называют Последний Берег. Берет все и ничего не отдает. Хотелось бы добавить, что это лучшее место на земле. Но не стану врать, – зло усмехнувшись, ильх кивнул мальчишке: – Брик, отведи деву на «Медузу». Дай ей одежду и накорми. И… пусть Нана приготовит для гостьи отвар. – Ильх с сомнением осмотрел меня, что-то прикидывая, и добавил: – Пусть насыплет ей щепоть пепла. Дева долго проболталась в воде.

Эйтри недовольно цыкнул, глянув на меня своими жуткими глазами. Развернулся и быстро пошел к хёггкарам. Остальные ильхи устремились за ним.

Юный Брик потоптался рядом, оставляя на земле следы босых ног.

– Идем! Ну идем же! – поторопил мальчишка с досадой. Похоже, ему не понравилась необходимость «нянчится» с гостьей-чужачкой.

Я послушно двинулась за ним, а когда обернулась – Шторм уже ушел.

«Медуза» оказалась небольшим хёггкаром, к моему удивлению – почти целым. Парусов только не было, а мачта торчала черным сломанным клыком. Корабль лежал в отдалении от основного плавучего города, за нагромождением валунов. На многих хёггкарах я видела веревочные лестницы, но здесь, к счастью, на борт вела доска с прибитыми дощечками. И почему-то, глядя на нее, я снова вспомнила, как Шторм хромал по тропинке.

Лавок для гребцов на корабле не было. Половину судна накрывала «крыша» из досок и выделанных шкур. Внутри обнаружилась одна длинная, но узкая комната. Я осмотрелась. В самом дальнем углу – кровать, укрытая шкурами и одеялами. С потолочной балки спускались две полосы тяжелой ткани, образуя над ложем своеобразный балдахин. Вероятно, для защиты от ветра и холода. Сбоку стол, сооруженный из старого ящика, поставленного на одну кривую деревянную ножку. Рядом – скамья, несколько глубоких корзин и сундук с тяжелым замком. Пол покрыт сухим тростником. В углу высилась большая, с меня ростом, пузатая колба, доверху наполненная тлеющими углями. Я удивленно потрогала ее теплый бок, размышляя, как варвары изготовили такую большую и почти идеально ровную стеклянную посудину?

Квадратные отверстия, в которые некогда просовывали весла, оказались забиты досками, чтобы не пропускать холод. Лишь одно оставили открытым, и толстый луч дневного света рассекал эту странную комнату на две части.

Я снова осмотрелась. Да уж… О комфорте здесь можно только мечтать.

– Чей это… дом?

– Шторма, конечно. Ты ведь его гостья. Можешь поспать или отдохнуть, делай что хочешь. Шторм сегодня переночует в другом месте.

Сегодня. А завтра? Когда я перестану быть гостьей и стану просто должницей?

– Мыться мы ходим в гроты, – важно сообщил Брик, роясь в одной из корзин.

Я вытянула шею, пытаясь рассмотреть ее содержимое. И увидела одежду, одеяла, шкуры, какие-то деревяшки и остатки утвари. Целую кучу непонятного барахла.

– Но в тот, где ты была, больше не ходи, этот грот лишь для Шторма. Он злится, если туда чужой заходит. А Шторма лучше не злить… Это лишь сегодня мы не выдержали, потому как старый Дюккаль увидел, как хёгга тащит по камням Белый Ёрмун.

Я моргнула с недоумением. Шторма лучше не злить? Странно, вообще-то ильх не показался мне опасным или агрессивным. Тот же Торферд-Коряга выглядит куда внушительнее, чем мой светловолосый хромающий спаситель.

– Да и далеко тот грот, ходить туда все равно неудобно, – между тем продолжил мальчик. – А за деревьями есть еще один, здоровенный! Его уже люди сложили, над источником, чтобы греться и отмываться от грязи. Вот туда можно ходить. А когда захочешь в нужник, топай за скалы, дома должна быть чистота! Нет, на «Медузе», конечно, есть нужная дыра, найдешь, если что… Но лучше иди за скалы, поняла?

Я сдержала улыбку. Чистота у них дома, ну надо же! Представила, как сижу под каким-нибудь колючим кустом, да еще и во время дождя, и немного загрустила. Но тут же себя одёрнула. Ничего, это все временно. Вернусь домой и снова буду радоваться благам цивилизации. И таким достижениям великого прогресса, как туалетная бумага и унитаз.

– А кто живет в том городе? В Саленгварде? – не сдержала я любопытства.

Но тут Брик помрачнел, насупился. Глянул на меня косо и буркнул:

– Ты совсем без головы? В Саленгварде жить нельзя. Смерть там.

Я от души чихнула и задумчиво сдула с носа длинную челку.

– Постой-ка… Ты хочешь сказать, что весь этот город, весь огромный город – стоит пустой? И что там никто не живет? Совсем?

Это не укладывалось в моей голове. Зачем ютиться на гнилых дырявых хёггкарах, если рядом пустует целый город? Основательный, хороший, удобный город?

Ерунда какая-то!

Брик развернулся и сложил на груди руки, изо всех сил копируя позу и мимику Шторма. Но у того это получалось естественно, а худющий мальчишка с поднятыми лохматыми бровями выглядел в такой позе смешно и нелепо.

Но, конечно, я не стала об этом говорить и снова удержала улыбку.

– Нельзя там жить, дева! Ты что же, не знаешь о Саленгварде? Все знают!

– Я издалека, – неопределенно пожала плечами.

– Саленгвард – это гибель, – понизив голос до испуганного шепота, сказал мальчишка. – Каждый, кто войдет в город, будет проклят Перворожденными. Духи от них отвернутся. И даже после смерти не примут на вечный пир. В Саленгварде смерть выпивает сначала тепло, потом дыхание. Забирает по капле, а потом ничего не остается. Все мертвое.

Я едва слышно хмыкнула. Что еще за глупые байки?

– Ты сам-то там был?

Мальчик вытаращился так, словно я сказала великую глупость. Глянул боязливо через плечо.

– Смеешься? Нет, конечно. Хотел как-то глянуть, но меня Шторм потом так уму научил… – Брик слегка сконфузился. – Нельзя живым в Саленгвард. Его риар много лет назад нарушил законы Перворожденных. И они его прокляли навеки. Мертвое там все… Даже дышать трудно. Хочется грудь разодрать, чтобы хоть глоток сделать! Камни там мертвые, земля мертвая, лес, что рядом… Жуть одна. Все погибло! Даже на охоту мы ходим за дальние скалы, три дня идти надо! Через перевал. И даже там мертвечиной тянет. Одну лишь воду убить не удалось, потому как вода вездесущая. И течет со всех сторон, и обновляется каждый день. Воду не убить даже Саленгварду. Мы потому на воде и живем, лильган. Пока еще живем. Потому что…Знаешь что! Не говори о Саленгварде! Не смотри в его сторону и не думай. Не буди то, что за стеной.

Он осекся, насупился и замолчал. Я поняла, что больше о пугающем месте Брик не скажет. Ну и ладно, у меня и других вопросов полно.

Лильган… я покрутила в голове непривычное слово. Кажется, я уже поняла, что оно значит. Должница.

А вот что значит другое слово – кьяли?

Я спросила, и мальчишка неожиданно ярко покраснел.

– Это… ну в общем… нежданное сокровище. Так говорят женщине, которая… которая… ну, вызывает сильное… вожделение!

– Не продолжай! – Я уже пожалела, что спросила. – Вообще-то меня зовут Миранда. Мира.

– Ты странная, Мира. Очень странная! – округлил глаза паренек.

Я рассмеялась и пожала плечами, решив, что это лучший ответ, когда ничегошеньки не понимаешь!

Мальчик снова вернулся к корзинам. Поиски его наконец увенчались успехом, и Бриг, сунув мне в руки комок тканей, вышел. Я же с содроганием стянула с себя влажную одежду и с блаженным стоном облачилась в сухое и теплое. Мне выдали вытертую синюю рубашку, явно мужскую, пришлось подворачивать длинные рукава. От ткани пахло сухими травами и тоже – солью. Ею тут пропахло абсолютно все. Сверху я натянула серое платье без рукавов, с высокими боковыми разрезами и низкой горловиной. Край платья украшал белый узор. Я удивленно погладила вышивку. Гладкие стежки лежали ровно-ровно, один к одному. И казалось, рисунок нанесли не иглой, а кистью. Скалы, солнце и полумесяц, звезды, и конечно – извилистая лента фьордов, тянущаяся по всему подолу. Вроде и просто, а красиво так, что глаз не оторвать. Какая мастерица сшила и украсила это платье? Оно не новое и явно многократно стиранное. Но даже несмотря на мешочки с сухими травами, от ткани тянет затхлостью. Эту вещь очень давно не доставали из корзины. Я снова погладила вышивку. Платье и рубашка – чистые и сухие, и это самое важное. Хотя сейчас я бы надела что угодно, лишь бы согреться! На ноги полагалось натянуть тонкие штаны, вязаные носки и башмаки. К счастью, они пришлись мне впору.

Подсохшие волосы я кое-как расчесала пальцами и стянула в хвост выданной веревочкой. Только вот челка упрямо падала на лоб и щеки, так что я периодически ее сдувала. По меркам варваров было совсем тепло, на берегу многие ильхи расхаживали босиком, с подвернутыми до колен штанами и в легких безрукавках, а то и вовсе без них.

«Фьорды согрелись», – сказал капитан.

Я же снова расчихалась и поэтому мрачно натянула сверху еще и плащ. Короткий мех на опушке неуловимо пах морем. Совсем как светловолосый варвар со странным именем.

С досадой мотнув головой, чтобы выбросить из нее слишком навязчивое воспоминание, я вышла из «комнаты». Бриг, увидев меня, кивнул одобрительно и повел обедать.

Увы, вдобавок к чиханию меня начало знобить. Я куталась в плащ, уныло размышляя, удастся ли найти на этом берегу хоть какого-нибудь врача. Или кто у них тут? Знахари? Мне бы не помешала пара пилюль с антибиотиком и антисептиком! Конечно, здесь я не найду ничего подобного, но вдруг у местных имеются хоть какие-то снадобья? Я скривилась, представив себе лекарство из сушеной жабы и водорослей. Чем еще могут лечить варвары? О нормальных лекарствах здесь и не слышали! Хотя местные ильхи выглядят удивительно здоровыми и крепкими. Верно, на них климат влияет! И хорошая экология.

Ссадины на моем теле тоже болели, добавляя «приятных» ощущений. Я приложила ладонь к горячему лбу и поняла, что дело плохо. Меня потряхивало от поднимающейся температуры, даже аппетит пропал. Хотела окликнуть Брика и сказать, что обойдусь без обеда и лучше вернусь на «Медузу», но мальчишка уже пробежал по шатким доскам и оказался на берегу. На границе с водой лежала большая перевернутая ладья. В нее иногда входили ильхи, и именно из ее пробоин-окон тянуло дымом и едой. Брик юркнул в проем, так что мне ничего не оставалось, как пойти следом.

Поморгав, я постояла на пороге, привыкая к полумраку. Внутри лодки-таверны обнаружились несколько длинных столов и подле них – лавки.

– Здесь готовит Нана, – пояснил Брик, снова возникая рядом. – Берет недорого, а еда у нее всегда вкусная! Тебе туда. – Брик ткнул пальцем на скамью. – Ты дева, но не родовитая, значит, должна сидеть с краю… Но сегодня ты гостья хёгга… Значит, надо посадить на лучшее место. Точно, туда!

Я устало покачала головой, пытаясь уяснить правила местной иерархии. Хотя какая разница? Туда, значит, туда! Я готова и на пол сесть, не гордая. Голова закружилась, а от запахов еды к горлу подкатила нехорошая тошнота. Вот же гадство.

Я села на доску, укрытую шкурой, и тяжело сглотнула.

– Знаешь, Брик, я, кажется, не голодна…

– Садись, садись, сегодня Нана приготовила суп из медвежатины. Торферд – ее брат, лишь вчера притащил, огромный зверюга был! Больше самого Торферда! Вкуснятина!

Я моргнула и не стала говорить, что вполне обошлась бы без таких подробностей. Джет несколько лет назад вступил в фонд защиты диких животных, и я тоже, желая быть к нему ближе. Интересно, как отреагировали бы члены фонда на суп из медвежатины?

Промеж лавок пыхтел жаром каменный круг, в котором лежали угли. Но к моему удивлению, дыма от них почти не было. Над кругом исходил ароматным паром большой котел с мясной похлебкой. Рядом топталась женщина-великанша. Огромная, так сильно похожая на Торферда, что не оставалось сомнений в их близком родстве. На самом деле она выглядела его почти полным близнецом. Только лицо кухарки было лишено обильной черной растительности, а впереди виднелась пышная грудь. В остальном же – ну точная копия! На женщине было широкое зеленое платье без рукавов, богато украшенное серебряной и золотой вышивкой, а из-под подола виднелись кожаные мужские штаны и огромные грубые сапоги. На внушительном бюсте блестели две крупные, с кулак, серебряные застежки, а между ними свисала толстенная цепь. Оголенные руки Наны заботливо обнимали широкие и блестящие браслеты, похожие на ободья колес, а пальцы сверкали от массивных колец. В спутанных черных волосах болтались многочисленные украшения – монеты, бусины, стеклышки и кусочки дерева. А на широком кожаном поясе звякали различные висюльки и набитые добром мешочки. Похоже, эта удивительная женщина таскала на себе все свое богатство.

Я опустила голову, скрывая улыбку. Ну вот, теперь понятно, как должна выглядеть приличная девушка. Не то что я, нищенка!

– И кто это у нас тут? – вскинув кустистые черные брови, пробасила великанша.

– Гостья Шторма! Он велел накормить ее и напоить отваром пепла! Целую щепоть велел насыпать! – бодро отрапортовал Брик.

Женщина хмыкнула и подошла ближе. Снова уперла руки в бока, рассматривая меня.

– Тонкая и нежная, никуда не годная! – постановила великанша презрительно. – Ее же тронь – так сломается! И что за девы нынче пошли! Ни меч поднять, ни ильха в первую ночь приласкать! Никуда не годная дева!

– Я годная, – огрызнулась я сердито, но женщина уже ушла. Вернувшись, она бухнула передо мной тарелку густого варева. На поверхности в слое жира покачивались сухари и шкварки.

Я сглотнула сухим горлом.

– У вас нет другой еды? Это… это слишком жирная пища. Вредная.

Нана изумленно подняла брови. Брик вытаращился, словно я сказала несусветную глупость.

– Шторм ее через Белый Ёрмун тащил, – громким шепотом поведал мальчишка. – Видать, малость того… головой ударилась!

– Ааа, – понимающе хмыкнула Нана.

– Ничего я не ударилась! К тому же я здесь и все слышу.

– Со слухом вот уже порядок, а с головой еще беда-а-а, – все так же тараща глаза, пояснил вредный мальчишка, и Нана понятливо что-то забормотала.

Продолжая бурчать себе под нос – видимо, это была их семейная привычка, – повариха вернулась к своему месту и достала из сундука маленькую шкатулку. Я вытянула шею, внезапно заинтересовавшись. Под крышкой белел порошок, отливающий красноватым блеском. Этот блеск был удивительным и ни на что не похожим, словно по белому снегу пробегала жаркая искра. Глянешь – и видишь ее. Глянешь снова – и нечего нет, лишь белые крупинки.

Нана осторожно подцепила шепотку, кинула в кружку, залила горячей водой и принесла мне.

– Пей, малохольная. Живо давай, что таращишься, как испуганная коза?

То ли от поднимающейся температуры, то ли от того, что мне становилось все хуже, я не стала спорить, а просто в несколько глотков выпила отвар. Вкус оказался солоноватым. Неужели мне насыпали обычную соль? Вдруг варвары считают ее лекарством? Тогда придется их разочаровать, от высокой температуры и многочисленных ушибов соль не поможет.

– Ну вот и хорошо, вот и славно, – неожиданно ласково проговорила Нана и отобрала у меня пустую кружку. – А теперь супца наверни, да с мясцом, и совсем полегчает.

– Я не хочу есть… – начала я, но великанша уже ушла. Несмотря на внушительные размеры, двигалась она легко и даже как-то грациозно.

Я поворочала языком, сглатывая сухим и больным горлом слюну. И тут ощутила, как внутри разгорается пламя. Обжигающая лава прокатилась по венам и мышцам, меня бросило в жаркий пот. Дышать стало нечем. Я открыла рот, пытаясь сделать хоть один глоток спасительного воздуха. Единый, неужели мне дали яд? Но зачем? За что?

В глазах потемнело.

На миг я лишилась всех органов чувств, я почти умерла.

Я…

Хотела закричать, но не смогла.

И тут все закончилось. Лава схлынула, словно ее смыли прохладной родниковой водой. Я жадно втянула воздух. И снова! И тут поняла… что горло не болит. Совсем! Заложенный нос снова свободно дышит, а легкие не горят на каждом вздохе. Не веря, прижала ладонь ко лбу. Все еще жаркий, но озноб почти прошел. Температура спадает! Симптомы болезни, которая по всем признакам обещала стать затяжной и тяжелой, отступили буквально за несколько минут! Но как это возможно? И еще… мне до одури захотелось есть! Вот просто невыносимо!

Пока я изумленно пыталась понять, что со мной происходит, Нана поставила рядом с моей тарелкой исходящую паром кружку, от которой пахло дикими ягодами. Брик получил такой же набор и уже вовсю уплетал свой обед.

Я осторожно опустила ложку в густой жирный суп, щедро сдобренный шкварками и сухарями. За такой обед любой пловец получил бы по шее от тренера. Еда должна быть питательной и легкой. Лучше всего – смесь протеина и витаминных добавок, от них и тело сильное, и разум ясный. Правда, и вкуса почти никакого, но так еда ведь нужна не для того, чтобы ублажать язык. Так делают лишь глупые дикие варвары. Я же уже много лет питалась лишь рекомендованной едой.

Я поболтала ложкой, не решаясь отправить жирную похлебку в рот. Но голод взял свое. Осторожно сунула в рот, подержала. Проглотила. Посмотрела на ухмыляющуюся Нану. И торопливо зачерпнула еще варева, да побольше!

Кушанье оказалось непривычным, но очень вкусным. Невероятно, восхитительно вкусным! Или я настолько проголодалась? Не в силах сдерживаться, я начала лопать наперегонки с Бриком, хлебая суп и заедая лепешкой. И даже не заметила, как съела все, целую тарелку!

По телу разлилась восхитительная блаженная сытость. Кажется, во время еды я даже немного мычала, совершенно забыв о культурном поведении за столом. Казалось, забери у меня ложку – и я буду пить прямо из тарелки, а отбери тарелку – и я перегрызу мерзавцу горло.

– Голод скоро пройдет, – понимающе улыбнулся Брик, который уже прикончил свою порцию и довольно облизывал пальцы. – Это все из-за пепла. Целая щепоть, вот ты и голодная… Ничего, зато болезнь исчезнет без следа. Благодари Шторма за щедрость, не каждый гость получает целую щепоть пепла. Но ты и правда дева нежная, разболеешься, хуже будет.

«Это я-то нежная?» – едва не завопила я, но рот был занят едой. Да я профессиональная спортсменка! Какая тут нежность?

Кстати, а почему белый порошок называют пеплом?

По примеру Брика я облизала ложку, но к счастью, голод и правда почти отступил.

– Что такое пепел? Тот порошок, что вы мне дали? Это лекарство? Растение? Или какой-то корешок? Он растет здесь? Это же изумительно. У него просто потрясающее действие, вы это знаете? Нет, это же невероятно! Лучше, чем антибиотик!

– А вот пустой болтливости после пепла я раньше не замечал, – задумчиво протянул вредный мальчишка. – Видать, это у тебя врожденное! Конечно, мы знаем о свойствах порошка. Не переживай, болеть ты теперь не будешь. Ну, я пошел, на «Медузу» ты и сама можешь вернуться. Дел еще полно!

И Брик сбежал, прихватив свою грязную тарелку. Я с сожалением посмотрела на пустую свою. Хотела попросить добавки, но тут ощутила, что совершенно сыта! Вот просто под горлышко. Голод и правда отступил так же внезапно, как и моя болезнь.

А еще показалось, что я стала лучше видеть. И слышать. И… обонять! Все мои органы чувств словно омыли живительной водой, убрав накопившуюся с годами пыль и сняв клочья паутины. И все они теперь сияли и блестели от свежести и чистоты.

Изумительно!

Желая подтвердить смутную догадку, я задрала рукав и уставилась на свою руку. Еще час назад на запястье красовался темно-фиолетовый синяк. И сам локоть опух, я сильно его ушибла. А сейчас не было ни боли, ни… синяка. От него остались лишь желтоватые очертания, словно с момента удара прошла пара недель.

И что-то мне подсказывает, что такую же картину я увижу на всем своем теле. Но как это возможно? Как? Что за чудесный порошок, обладающий такими исцеляющими и обновляющими свойствами? Да ни одно лекарство Конфедерации на это не способно!

Я вернула рукав на место. Ответов у меня, конечно, не было. А местные явно не собираются просвещать меня насчет пепла. Вон даже Брик – мальчишка совсем, а как ловко ушел от моих вопросов.

Покачав головой, я решила пока оставить все их при себе. Чувствовала я себя теперь просто превосходно. Вот только и за это тоже надо благодарить Шторма.

(обратно)

Глава 7

Пока я наворачивала похлебку, помещение заполнилось местными жителями. Вошедшие ильхи тихо переговаривались и с явным интересом поглядывали в мою сторону. Один даже поднялся, намереваясь подойти, но тут Бриг громко сообщил, что я гостья Шторма. И сразу все головы повернулись в другую сторону, а смельчак и вовсе сел ко мне спиной.

Я задумчиво сдула со лба челку. Дела! Кажется, мой спаситель обладает здесь авторитетом, и стать его гостьей означает получить охранную грамоту.

И снова я задалась вопросом, что будет, когда эта защита закончится.

Проглотив все до последней капли и повторно облизав ложку, я отнесла тарелку великанше и поспешила уйти. Брик остался за столом с ильхами, похоже, он решил, что его миссия по спасению чужачки закончилась.

Я пошла вдоль моря, размышляя, что делать дальше, и поглядывая по сторонам. Встречные ильхи смотрели с интересом, но не подходили. Наверное, уже знали, что Шторм притащил очередную гостью. И теперь я должна ему не только за спасенную жизнь, но и за одежду с едой. И за свое чудесное исцеление. А времени на раздумья мне дали лишь до вечера. И чем я буду платить? А главное – как мне отсюда выбраться и доплыть до Нероальдафе, где ждет сестру Андерс Эриксон? Может, угнать одну из дырявых лодок? Я фыркнула, представляя себе эту картину. И все же решила присматривать подходящие посудины, на случай, если более разумного плана в моей голове не появится.

За огромными, покрытыми мхом валунами стекал по камням тонкий водопад. А над узким потоком речушки стоял крепкий дощатый домик. Некоторое время я смотрела на него, гадая, зачем здесь поставили такое сооружение. Потом поняла. Да это же и есть нужник! Осторожно заглянула внутрь. Там обнаружилась пара досок, на которые можно сесть, и дыра в них. Запаха, которого я опасалась – не было, все уносил поток, протекающий под домиком. Значит, мокнуть под кустом не нужно, вот радость-то!

Сделав в нужнике необходимые дела, я в задумчивости свернула с утоптанной травы и посмотрела наверх. Туда, где поднимался город.

Что делать, если у тебя ничего нет?

Поискать там, где что-то может быть!

В рассказанные Бриком страшилки я, конечно, не верила. Проклятия, перворожденные… Ерунда какая-то! Внутри поселилась яркая, хмельная бесшабашность, и я решительно двинулась наверх, к Саленгварду. Стена вокруг города казалась черной извилистой змеей. Оглянулась – меня никто не останавливал и не кричал вслед. Рядом вообще никого не было – только кусты и деревья.

Размышляя о своей участи, я поднималась все выше. Вот и тропинка, что ведет к гроту Шторма. И стоило подумать о нем, как внутри лизнуло жаркой волной.

«Поплаваешь со мной, кьяли?»

Кьяли-сокровище. Демоны! Ну почему я снова о нем думаю!

Нахмурившись, я обернулась.

Сверху лодки и корабли напоминали ракушки черных рапанов, вода в заводи казалась светлой. Бухту со всех сторон закрывали скалы, и даже в воде они сужались кольцом, оставляя лишь неширокий проход. Я снова повернулась к стене. У ее подножия клубился туман, он же обволакивал пеленой дома и башни города. А ведь солнце уже высоко… Но от Саленгварда ощутимо тянуло сыростью. Кедры и сосны сменились кривоватыми лиственницами, полянки с мелкими цветами тоже стали исчезать, заменяясь мхом. Серые камни и огромные валуны облепляли лишайники. Я поднималась в гору, но ландшафт сменялся так, словно напротив – опускалась в низину. Солнце закатилось за скалу, и Саленгвард снова окрасился в глубокий синий цвет. Со стороны города не доносилось ни звука. Неужели там действительно никого нет? Но это ведь глупость! Что может выгнать людей из удобных и красивых домов? Да еще и этот туман… Ерунда какая-то!

А может, Брик соврал? И за городской стеной живут люди, которые мне помогут? Точно! Наверняка, так и есть.

До стены оставалось совсем немного, я уже видела ее – огромную, в три моих роста. А то и выше! Как варвары сумели сложить ее без специальной техники и грузоподъёмников? А весь город? Еще одна загадка фьордов…

Добравшись до вожделенной цели, я выдохнула и потрогала камни стены. Холодные. Словно их никогда не касались солнечные лучи. Перелезть через такую преграду невозможно. В кладке почти не было выступов – настолько плотно прилегали друг к другу гладко обтесанные камни. И снова возник вопрос – как варвары это сделали. Что за инструмент стесал камень до гладкости стекла?

Качая головой, я двинулась вдоль стены, надеясь найти какую-нибудь лазейку, чтобы пробраться на другую сторону. Мне повезло: через сотню шагов я увидела сползающие по стене стебли засохшего плюща. Наверное, когда город был обитаем, стену чистили от вьющихся растений, а сейчас заниматься этим стало некому. Располагался плющ довольно высоко, но я разбежалась, подпрыгнула и сумела уцепиться за стебли. Растение выдержало, а я, подтянувшись, шустро полезла наверх. Добравшись до верха, перемахнула через нее и спустилась вниз.

Выдохнула. Я здесь! В Саленгварде!

Прямо передо мной расстилалась улица. Неподалёку стояли дома – деревянные стены и крыши были сплошь укрыты бурым мхом, засохшими колючими растениями и бледными поганками. Я осторожно двинулась вперед, осматриваясь по сторонам. В крови кипел азарт, все чувства обострились до предела.

– Эй, – негромко произнесла я, приблизившись к одному из домов. – Есть кто-нибудь?

Мне никто не ответил. Над городом висела тишина, только вдалеке шелестела стекающая вода. Я двинулась дальше, вглубь города. Деревянные дома сменились каменными, тоже сплошь покрытыми лишайниками и влажными грибницами. С удивлением я обнаружила, что в окнах есть стекла! Стекла! Не привычные мне, а словно созданные из множества ледяных чешуек, складывающихся в замысловатый узор. Одноэтажные постройки сменились двухэтажными, но я по-прежнему не видела людей. Как же так? Выходит, мальчишка не соврал? Но почему люди покинули город? Почему живут на воде, ютятся на разбитых хёггкарах, когда здесь стоят такие крепкие дома?

Непонятно.

И очень, очень странно. Еще мальчик говорил, что здесь трудно дышать. Я постояла, делая глубокие вдохи. Создавалось ощущение, что воздуха и правда меньше, чем на берегу. Словно дышишь, а надышаться не получается. Но это чувство было знакомым… Так же дышится в столице Конфедерации.

Или все дело в тумане, клочьями расползающемся вокруг?

Задумавшись над этим необычным открытием, я двинулась дальше. Может, заглянуть в один из домов?

Решившись, я толкнула деревянную дверь. Не заперто. Постояла на пороге, моргая и привыкая к полумраку. Взгляду открылась комната, вполне обычная, если не считать плесени на стенах и лишайника под ногами. Я осмотрелась. Резной стол у окна, кровать с широким изголовьем и резьбой по дереву. В переплетении линий взлетали в небеса хёгги, распускались бутоны, плескалось море. Красиво… Одеяла и тюфяк от времени превратились в гнилую ветошь, прикасаться к ним я не стала. Сделала несколько острожных шагов. В углу качнулся на сквозняке пыльный стеклянный цветок, внутри которого…закручивались тонкие зеленые спирали. Единый, да это же лампа! Почти такая же, как у меня дома! Невероятно!

Осторожно повернула витой рычажок. Но чуда не произошло, лампа не вспыхнула светом.

– На что ты рассчитывала, Мира, – усмехнулась я, оглядываясь. – Неужели ты действительно ожидала, что в древнем городе варваров имеется электричество?

Подошла к столу. Его покрывал толстый слой трухи и вековой пыли. В центре высилась горка забытой посуды. Я сняла верхнюю, удивленно провела по гладкой, словно облитой шоколадной глазурью поверхности тарелки. Поразительное мастерство! На полке сбоку примостилась утварь попроще, глиняная. Я заглянула в глубокую миску, вытащила мелкий предмет, подняла к свету. Рыболовный крючок. Железный. Четкой формы и почти не заржавевший. И это удивительно, все-таки в Саленгварде довольно сыро.

Наверху что-то приглушённо грохнуло. И, несмотря на мою браваду, страх вымел меня на порог, словно сквозняк – пылинку. Отбежав на пару шагов, я обернулась. На втором этаже дома болталась оконная створка, она-то и стучала от ветра. Вот я глупая!

Рассмеявшись своему страху, я двинулась вперед. Улицы Саленгварда расширялись, стрелами сходясь к главной площади. Удивительно, но под слоем лишайников и разросшихся бледных грибниц я заметила добротную и почти целую брусчатку, а по краю ее – сливные канавки и высокие железные шесты. Словно цветы на тонких ножках. Некоторое время я рассматривала их с недоумением, а потом догадалась. Да это же фонари! Уличное освещение! Невероятно.

Ноги сами принесли меня к площади. Удивительно, но здесь все выглядело хуже, чем на окраинах. От домов остались лишь развалины. Некогда красивая и светлая площадь сейчас была похоронена под слоем камней и обрушившихся деревьев. Те, что уцелели, тянули вверх сухие корявые ветки, словно просили у неба пощады. Листвы на них не было, а стволы темнели от плесени и мха. Может, город погубила буря? Свалила высоченные дубы, выбила стекла из домов, разрушила стены? Осторожно переступив через поваленный ствол, уже почти сгнивший, я посмотрела на странное украшение площади. В ее центре возвышались три железных меча, до половины воткнутые в землю. Черный металл покрывали символы, кажется, тоже руны. Хотя под слоем грязи и ржавчины ничего толком не разобрать.

Я подошла ближе, пытаясь рассмотреть символы. Непонятные, но такие притягательные… В их плетении таилась ускользающая красота, Которую хотелось разгадать. Медленно протянув руку, я тронула нацарапанные знаки.

– Ай!

Ладонь ужалило холодом, словно я коснулась вечной мерзлоты. На кончике пальца выступила капля крови.

– Острый! – удивилась я. А ведь казалось, мечи давно затупились от непогоды и времени.

Растирая руки, я отошла от мечей подальше. В глупости вроде проклятия я, конечно, не верю, но почему-то стало не по себе.

За мечами начиналась широкая лестница, ведущая в небеса. Так мне показалось. Я окинула изумленным взглядом тысячи ступеней. Там, наверху, за лестницей, простирались скальные террасы с роскошными строениями, спящими в окружении статуй и парящих орлов. Где-то тихо шелестела вода, стекая по камню. И стлался туман, пеленой окутывая весь город. Хотя если присмотреться, клочья марева напоминали не туман, а скорее сизый дым. Но запах гари не ощущался. Тогда откуда он?

Я завороженно уставилась на вершину лестницы, пытаясь рассмотреть сквозь марево величественное серо-зеленое здание и удивительные скульптуры вокруг. На верхней террасе, почти упираясь крышей в шапку низкого облака, стоял самый настоящий дворец, окруженный четырьмя башнями. В отличие от зданий вокруг площади, он казался совершенно целым и нетронутым. За ним высился огромный барельеф, выточенный на скале. Присмотревшись, я увидела мужской силуэт со сложенными у груди руками. И мне до безумия захотелось подняться наверх, войти в малахитовое здание, увидеть больше!

Но странный дым-туман мешал, двигался, застилал скалы покрывалом. Может, это марево и есть причина страха местных ильхов? Признаться, даже мне – рациональной до мозга костей жительнице Конфедерации – стало не по себе, пока я всматривалась в него. Казалось, внутри сизой вуали кто-то движется, но тут же дым расходился, обнажая лишь камни да кривые засохшие деревья.

Я потянула носом. Запах я заметила еще в заброшенном доме, но вот странность. Здесь, на открытом воздухе, он был сильнее. Сладковатый и горький одновременно. Некоторое время я хмурилась, пытаясь понять, что ощущаю. А потом сообразила. И узнав, попятилась. Воспоминания вдруг нахлынули штормовой волной, выбивая из меня и решительность, и оптимизм. Память услужливо отворила ворота бездны, гостеприимно предлагая рухнуть на дно. Снова. Как тогда…

Да, я знала этот запах. Тлен. Смерть. Кровь. Нечто отвратительно гадкое и в то же время так хорошо знакомое…

Сизое марево хлынуло вниз потоком. Террасы затянулись дымом целиком. Кажется, даже солнце исчезло.

Иррациональное чувство страха затопило сознание, и, развернувшись на пятках, я пулей понеслась обратно к стене. Я никогда в жизни так не бегала! Неслась, не чувствуя под собой земли! По сухому плющу я взлетела птицей, распласталась наверху и тяжело втянула воздух. Обернулась. Саленгвард выглядел совершено пустым и таким же тихим. Просто заброшенный город. Ничего пугающего.

Азарт схлынул, и я вдруг ощутила себя разбитой и уставшей. И чего я понеслась прочь? Все дело в воспоминаниях.

Хлюпнув носом, я посмотрела вниз и тут до меня дошло.

Демоны, да я же просто взлетела на эту стену! Как мне это удалось? Я, конечно, слышала, что от страха люди еще и не такое проделывали, но… но, кажется, все дело в черном порошке, который я выпила. Он причина моей силы, скорости и бесстрашия! И, кажется, его действие начинает отступать, потому что я вдруг осознала, что лежу на пятиметровой высоте и боюсь слезать.

Надеюсь, никто не наблюдал мой спуск, потому что он точно не отличался изяществом. Скорее, я напоминала мешок картошки, неуклюже сброшенный сверху. Покряхтев и отряхнув платье, я побрела обратно к берегу, размышляя о том, что видела, и что мне делать дальше. И чего я так испугалась? Надо было подняться наверх, посмотреть в других домах. Вдруг удалось бы найти что-то ценное, чтобы заплатить свой долг? Идея мне не слишком нравилась, она дурно попахивала мародерством. Но какие еще у меня варианты? Да и вряд ли я нашла бы в опустевшем городе что-то, не обратившееся в труху. Брик сказал, что город давно заброшен, там наверняка уже побывали целые толпы разбойников, жаждущих наживы. Остались лишь стены да камни. А их не предоставишь в качестве выкупа!

И что же мне теперь делать?

Пока я блуждала по склонам и лазила через стены, солнце докатилось до снежных верхушек гор и свалилось в просвет между ними. Тени удлинились и потемнели, день клонился к вечеру.

А я так и не придумала, чем буду платить за свое спасение! Да и что я могу? У меня ничего нет.

Мрачнея с каждым шагом, я двигалась к берегу.

И тут на скалах что-то звякнуло! А потом отозвалось эхом чуть ближе, и еще! Словно там засели наблюдатели, которые били в гонги, передавая друг другу какую-то весть. Я ускорила шаг, а потом и вовсе понеслась, подобрав плащ, чтобы не путался в ногах. Из домов-хёгккаров выбегали люди. А между скальными воротами бухты покачивался корабль.

Корабль!

А вдруг… вдруг это за мной? Вдруг Андерс Эриксон каким-то образом прознал, где его «сестра», и прислал помощь?

Шальная надежда подарила мне крылья, и я понеслась к воде. К моему удивлению, пришлый хёггкар не заходил в бухту, а стоял между скалами, словно чего-то ждал. Но чего? На его боках блестели в лучах солнца белые щиты.

Рядом со мной оказался Брик и тоже козырьком приложил руку ко лбу, всматриваясь в воды.

– Почему он не заходит в бухту? – забеспокоилась я. – Чего ждет?

– Так преграда там. Никто просто так не войдет! – Мальчишка широко улыбнулся, показав щербатый рот.

Он подмигнул и рассмеялся. Среди серых волн мелькнуло извилистое тело морского змея. Шторм! Он был там, в воде. Сцепив от волнения руки, я смотрела, как голова змея приподнялась над водой. И тут из-под днища корабля выскользнул еще один хёгг! Кажется, два змея друг друга поняли, потому что Шторм стремительно ушел в глубину, а узкая ладья с завитым носом вошла в бухту.

(обратно)

Глава 8

Вслед за остальными ильхами я снова вернулась в перевернутую лодку Наны. Пользуясь общей суматохой, уселась в самом углу, там, куда почти не дотягивался свет из дыры-оконца. Все лавки заняли ильхи. Большинство – мужчины, но попадались и женские лица. Правда, порой их было трудно отличить от суровых ильхов. Местные девы оказались такие же грозные и крепкие, облаченные в штаны и телогрейки, вооруженные ножами и украшенные черными знаками на лицах. На меня они косились с любопытством, но представляться не торопились.

Я тоже не спешила заводить знакомства, сидела тихонько и помалкивала.

Входная шкура отлетела, и, хромая, вошел Шторм. С его светлых волос капала вода, оставляя темные дорожки на рубахе. Я попыталась отодвинуться еще дальше в угол, чтобы он меня не заметил, но ильх прошел мимо, не повернув головы. Сел в стороне ото всех и кивнул Нане, поставившей перед ним огромную кружку горячего взвара. За торцевым столом на меховой подушке важно устроился смуглый бородатый ильх. Все лицо бородача покрывали мелкие черные символы, отчего он казался рябым. На нем была тяжелая и яркая туника без рукавов, волосатые руки украшали тяжелые плечевые браслеты. Лоб сдавливал золотой обруч с белым камнем, но черного обода, как у Шторма, я не увидела.

И почти сразу появились гости. Первым шел светловолосый, голубоглазый мужчина. На пришлом был обычный для варваров наряд – полотняные штаны, сапоги и расшитая безрукавка. Предплечье его обвивал железный браслет, а шею – черный матовый обруч.

Значит, это хёгг.

Впрочем, я догадалась бы и без украшения на шее. Движения у ильха поражали тягучей и завораживающей грацией. Подобное я уже видела. У Шторма. В краткие мгновения, когда он не хромал.

– Милости Перворожденных этому дивному берегу, – звучно произнес варвар, блестя светло-голубыми глазами. – Долгих лет тебе, Шторм-хёгг. И тебе, Бирон-Стервятник.

– И тебе не хворать, Верман-хёгг. Только не забывай, называть меня конухм, если не хочешь остаться без языка, – хмуро отозвался «рябой», которого назвали Бироном. – С чем ты пожаловал сегодня?

И тут же вошли трое – молодой мужчина, старик и девушка, укутанная в плащ так, что лица не рассмотреть. Лишь по женственной фигуре был понятен пол незнакомки. Жители берега с интересом рассматривали гостей. Пришлый хёгг первым поманил к себе мужчину. Тот смотрел хмуро, но голову держал высоко. Плечистый, темноволосый и черноглазый, одетый лишь в грубые штаны. Весь торс ильха покрывали рубцы и шрамы, руки и ноги сковывала железная цепь. На щеке алел свежий рубец-знак, похожий на перечеркнутую луну.

– Этот Ульф из Торнисхема, – хмыкнул Верман, сделав шумный глоток хмельного напитка. – Знатный воин, бился не в одном сражении и все еще жив, как видите! Славное приобретение, не так ли, конухм Бирон?

– Только вижу, риар Торнисхема не оценил ратные заслуги своего воина, – хмыкнул конухм. – Занятный у тебя знак, Ульф. Радуйся, что тебя сразу со скалы не кинули, привязав камень для верности!

– Кинули, – обрадовал Верман-хёгг. – Я когда его вытащил, он уже посинел, бедняга! Но мои ребята откачали, выжил, как видите. И должок отдаст в полной мере! Посмотрите на него! Крепкий, сильный. Плавает, правда, как топор, ну что с него возьмешь, он рожден от зова черного хёгга. Зато мечом орудует так, что зависть берет!

– Только несдержан в своих желаниях, не так ли? – Конухм постучал себя по щеке, намекая на символы пленника. – И слишком любит женщин. Чужих, к своему несчастью.

– Я взял свое! – зарычал пленник. – Риар обманул нас! Пообещал в добычу все, что мы захотим!

– И ты захотел деву риара? Ты не слишком-то умен.

– Меня обманули! Оболгали! Риар Торнисхема испугался моей силы и решил избавиться! Вот как он наградил меня. Клеймом на щеке и камнем на ногах!

– Все говорят, что невинны, как младенцы в люльках, – засмеялся конухм, остальные подхватили. – Зачем ты Последнему Берегу, Ульф из Торнисхема?

– Затем, что нет воина лучше меня, – гордо выкрикнул пленник. – Разве вы не слышали моего имени? Лютый Волк, так меня прозвали враги!

По таверне пронесся удивленный и одобрительный гул. Похоже, это имя действительно знали.

– С чего нам тебе верить? Лютый Волк – известный воин!

Ульф сверкнул черными глазами.

– Дай мне меч, конухм, и я покажу тебе, кто я. Я сражусь с твоим лучшим воином, и ты сам все увидишь. Я сражусь даже с хёггом! С ним!

Закованными руками Ульф показал на Шторма. Все это время тот выглядел совершенно безучастным, словно и не слышал того, что творится вокруг.

– Воин Ньордхёгга, я вызываю тебя на бой! – рявкнул Ульф.

Шторм поднял голову. В холодной зелени его глаз плескалось море. И царил полный штиль.

– Возьми клинок и выйди на поединок, хёгг! Я докажу, что на земле озер и скал нет воинов, равных Ульфу из Торнисхема! Возьми свой клинок!

– Я не буду с тобой сражаться, – равнодушно ответил Шторм.

Кто-то из ильхов отвел взгляд, кто-то огорченно прокряхтел.

– Ты отказываешься от боя? – изумленно протянул Ульф. Оглянулся, словно не верил тому, что услышал. – Но… Воин не может отказаться от вызова! Это… позор! У тебя нет чести, хоть ты и носишь на шее кольцо Горлохума!

Шторм усмехнулся и безразлично пожал плечами.

– Или ты… что же… трус? – не унимался Ульф.

Я обернулась. Почему все молчат? Что здесь происходит?

Но в таверне повисла тяжелая, пугающая тишина. Шторм повернул голову, и Ульф тяжело втянул воздух, увидев скрытый до этого знак на щеке хёгга.

– Я не буду с тобой сражаться, – все так же бесцветно повторил Шторм.

– Все, довольно слов, – тяжело поднялся со своего места конухм. – Сколько ты хочешь за этого бойца, Верман?

Шторм снова уставился в свою кружку, словно не замечая того, как рычит ошарашенный и взбешенный Ульф, или как отводят глаза остальные ильхи. Словно все это не имело значения.

Я же медленно разжала ладони. Сама не заметила, как сжала кулаки до красных полукружий на коже.

– Отдам тебе этого славного воина за десять щепотей, конухм, – прокашлявшись, отозвался Верман.

Что?

Что это значит? Они что же… продают людей?

Нет, не так. Здесь продают преступников. Тех, кто так или иначе нарушил законы фьордов. Последний Берег. Так называется это место. И теперь название приобрело истинный смысл. Уже новым взглядом я осмотрела собравшихся в плавучей таверне ильхов. Их разномастную одежду с чужого плеча и черные знаки – тавра, красующиеся на лицах. Нет, это сделано не для украшения. Совсем нет! Это метки убийц, воров и разбойников. Вот кто проживал на Последнем Берегу, рядом с мертвым городом. Лишь здесь никто не станет искать тех, кто был обречен на смерть.

Я сглотнула, и показалось, что звук получился слишком громким. Значит, и мой спаситель – тоже преступник? Что он совершил? За что его наказали? И что означает знак на его лице?

Я ощутила, как губы растягивает неуместная улыбка, а из горла рвется смешок. Подумать только! Из тюрьмы Конфедерации я угодила прямиком к преступникам-ильхам! Была во всем этом какая-то ирония! Все-таки у Единого занятное чувство юмора.

Ильхи снова загомонили, похоже, Верман хотел довольно много. Сам Ульф по-прежнему не спускал горящих черных глаз со Шторма. Он смотрел так, словно никак не мог поверить в то, что тот ему отказал в поединке.

– За твою жизнь хотят немалую плату, Ульф, – негромко произнес Бирон, и гул голосов стих. Похоже, этот рябой был здесь кем-то вроде короля. – Скажи, стоит ли она такой цены? И будешь ли верен Последнему Берегу?

Ульф тяжело выдохнул и наконец отвел взгляд от безучастного Шторма.

– Буду, – четко произнес пленник. – Я знаю, что такое честь! И за свою жизнь расплачусь сполна. Выкупи меня, конухм, и ты не пожалеешь, клянусь!

Шторм задумчиво смотрел в свою кружку, словно видел на дне ответы на все тайны мироздания. Бирон-Стервятник придирчиво щурился, рассматривая пленника. Остальные беззастенчиво переговаривались, обсуждая достоинства «приобретения».

И тут конухм кивнул. Плечи Ульфа заметно расслабились, и он отошел в сторону. На его место встал старик. Худой, ссутулившийся от прожитых лет, подслеповато моргающий. Рунических знаков на его лице не было. Казалось, вся жизненная сила старика ушла в серую шевелюру и густую косматую бороду, которая свисала почти до пояса и была завязана в несколько узлов. Клочья бороды внезапно шевельнулись, и из них высунулась кошачья мордочка. Мелкое и серое, как борода старика, животное испуганно дернуло острыми ушами с кисточками и судорожно задвигало усами, принюхиваясь к запаху мясной похлебки.

Старик прошептал питомцу что-то успокаивающее, почесал кошку за ушами и прикрыл ее большими дрожащими ладонями. Оберегая.

– А это Вегард-без-крыши, – недовольно махнул рукой Верман. – Украл козу у знатного горожанина. Украл ради молока для своей драной кошки. Ну не дурень ли? Козу нашли через три дня, а старика и кошку отправили в море. Я их вместе и выловил, зверюга сидела на голове старика, представляешь? Хоть щепоть за него дашь? Хоть половинку? Или к рыбам, да и дело с концом?

– Да зачем он Последнему Берегу? – возмутился кто-то из ильхов. – Старый и полуслепой, толку-то никакого! Трясется весь, вы посмотрите! Кормить зазря! Может, лишь кошка и сгодится. На воротник!

Старик молча смотрел на свои босые ноги. Кошка, почуяв неладное, спряталась.

Я с такой силой вцепилась в края лавки, что заболели руки. Хотелось вскочить и заорать, но что толку от моего крика? Я и сама – беспомощная чужачка. Должница без выкупа. Теперь ясно, что за свою жизнь надо заплатить. Возможно, это даже справедливо. Но Единый! Ясно, что этот старик не стоит той платы, которую хочет Верман.

Кстати, что это за плата такая – щепоть? Неужели речь идет о белом порошке – пепле? Что-то подсказывало – так и есть.

– Что ты умеешь, Вегард? – негромко произнес Бирон. – Если ли то, чем ты можешь заплатить за свою жизнь?

– Я… – Старик по-прежнему смотрел на свои босые и грязные ноги. – Когда-то я умел делать лиры, конухм. Прекрасные лиры из прекрасного ясеня. Но потом я стал старым, мои глаза полуслепыми, а руки – слабыми. И больше не мог зарабатывать на хлеб подобной работой. Увы… больше я ничего не умею. Мне нечем заплатить за жизнь.

– В море его! Лишний рот! – снова закричал кто-то со скамьи.

Я обернулась, размышляя, не кинуть ли в крикуна чем-нибудь тяжелым? Вот железная миска с требухой вполне сгодится. Правда, это вряд ли поможет пленнику.

Из бороды старика, словно из норы, снова высунулся любопытный кошачий нос.

– Прочь! В море! Ему здесь не место!

– Почему твой риар о тебе не позаботился? – негромко спросил Шторм.

– Так нет у меня риара, – развел руками старик. – Я был бродячим мастером-скальдом, ходил с одного берега на другой, делал свои лиры. И под руку риара так и не встал… А когда захотел встать – не нашлось того, кто решил бы меня принять. Надо было идти в Нероальдафе или Варисфольд, говорят, там можно найти кров и покровительство. Да только сил у меня уже не было. Сам во всем виноват, знаю. Так я и стал Вегардом-без-крыши.

– Прочь! В море!

– Он остаётся, я заплачу щепоть. Нана, накорми гостя, – негромко произнес Шторм, и я ощутила, как отпускает сжавшееся сердце.

Старик удивлённо встрепенулся, заморгал быстро-быстро. Не веря, оглянулся на притихших разбойников. Словно боялся, что слова Шторма ему просто почудились. И пока шел к лавке, где ему поставили тарелку с горячей едой, все оглядывался на светловолосого ильха. Оглядывался и оглядывался.

Рябой конухм недовольно скривился, но ничего не сказал.

Сам Шторм на старика уже не смотрел, снова сосредоточив свое внимание на горячем взваре.

– А за эту находку ты заплатишь два десятка щепотей, конухм! – хлопнул в ладоши Верман, и его подручный дернул плащ с женской фигурки.

Ильхи слаженно ахнули. А дева гордо выпрямилась, окинув восторженных мужчин надменным взглядом. Я понимала их чувства, пленница оказалась хороша. Высокая и статная, с красивыми манящими формами, белоснежной кожей и голубыми глазами. Самым удивительным в ее облике были волосы, напоминающие снежную лавину. Соблазнительную фигуру выгодно облегало тонкое платье. Слишком тонкое, на мой взгляд.

В отличие от грязных и побитых мужчин, деву нарядили в расшитый шелк и тщательно причесали, чтобы подороже продать ее красоту.

– Хороша находка? – Верман прищелкнул языком. – За такую находку не жалко и тридцать щепотей, так, конухм? Но я прошу лишь двадцать! Потому что ценю дружбу с хозяином Последнего Берега! А другой на моем месте потребовал бы за деву не меньше пригоршни пепла! Ты только посмотри на эту красоту! Даже звенящие башни Варисфольда не видели девы прекраснее!

Конухм поддался вперед, черные угли глаз загорелись предвкушением. Даже мне было видно, что он готов согласиться, а тянет лишь для того, чтобы сбить цену.

Шторм поднял голову, но я не увидела на его лице ни одной эмоции.

– На ней нет знака. За что ее наказали? – бесцветно спросил он.

И Верман заметно поскучнел.

– Да за глупость… ну что могла натворить такая милая дева… А то, что без знака – к лучшему, Шторм! Чистая она!

– Чистая? А может, просто пожалели красивое личико? Чтобы не входила в незримый мир с выжженной на щеке печатью?

– Да нет же, говорю…

Шторм повернул голову и остро глянул в лицо Вермана. Тот протяжно вздохнул.

– Ладно, твоя взяла. Это снежная Альва из Аурольхолла. Прекрасная дева хрустальных вершин. А наказали ее за то, что убила своего мужа, владельца торговых лавок. Накормила супружника ядовитым пирогом и сбежала. Да только поймали ее. Ну а дальше понятно… Но ты посмотри на ее лицо, Шторм! На тело посмотри! Да она своими формами и мертвого поднимет! Чистый алмаз, а не дева!

– Ты знаешь правила, Верман, – не повышая голоса, ответил Шторм. – Она убила близкого человека. Отравила обманом. Последний Берег не принимает предателей.

– Но всегда случаются исключения, ведь так? – недовольно огрызнулся гость, многозначительно уставившись на лицо Шторма.

Тот даже не моргнул. Только в дощатые стены лодки-таверны вдруг ударила злая волна. И воздух стал тяжелым и соленым, словно море со всей его глубиной и подводными чудовищами подступило слишком близко. Верман отвернулся первым. Раздраженно глотнул из кружки и уже кисло глянул на снежную деву.

Та поняла, что ее жизнь вот-вот оборвётся, и вдруг кинулась Шторму в ноги. Прижалась грудью к его коленям, погладила. Белые волосы плащом рассыпались по изящной спине и полу.

Мне почему-то стало стыдно и захотелось отвернуться. Хотя, может, так и надо просить за свою жизнь? Какой смысл быть гордой, но мертвой? Вот только я так не смогу…

– Возьми меня под руку свою, риар! – горячо заговорила девушка. – Возьми! Обещаю, что не пожалеешь!

– Я не риар, – без малейшего интереса ответил ильх. – И ты это знаешь.

– А по мне, так он самый! – Дева призывно облизнула губы и сильнее прижалась к коленям Шторма, погладила грудью. – Сильный, мудрый риар! Все неправда, я невинна! Меня оболгали! Ты ведь не боишься лжи обо мне? Оставь меня себе, риар, оставь! Я дорого стою, вот увидишь! Я умею то, что не умеют другие девы! Знаю тайны наслаждения! Оставь меня себе, риар!

Кто-то из ильхов хмыкнул, другие скрыли усмешки. Но многие смотрели с явным интересом и разгорающимся желанием. Я их даже понимала. На этом берегу мало женщин, это я тоже заметила. Здесь живут преступники, а среди них всегда преобладают мужчины. К тому же у них больше шансов продержаться в холодной воде, пока их не вытащит контрабандист типа этого Вермана. Вот и выходит, что выбор дев здесь невелик.

И удивительно, что, несмотря на это, Шторм снова покачал головой.

– Пока однажды не сдохну от яда в пироге? Ну уж нет.

Беловолосая красавица снова прижалась к его коленям, и в глубине штормовых глаз ильха что-то вспыхнуло.

А мне вдруг захотелось подхватить железную миску и треснуть по голове девицу. Или Шторма. Или их обоих.

– Зачем мне тебя травить? – рассмеявшись, снежная дева завлекающе прогнулась в спине, глядя на мужчину снизу вверх.

Кто-то из ильхов присвистнул. Такое зрелище могло растопить даже вековую льдину!

– Ты молодой, сильный, горячий ильх. Не то, что мой старый муж! Ты мне нравишься. Очень нравишься. Оставь меня себе, не пожалеешь! Поплаваем… Я знаю, что тебе нужно. Знаю, как любят дети Ньордхёгга игры в воде. Я сделаю все, что ты хочешь. Оставь!

«Поплаваешь со мной, кьяли?»

Голос почти наяву лизнул мне кожу. А Шторм вдруг дернул головой и безошибочно нашел меня взглядом. Неужели он с самого начала знал, что я здесь? Взгляд длился лишь миг, но показалось – вечность.

Ильх уже снова смотрел на снежную, которая мела волосами пол у его ног. А я все еще ощущала горячий шепот у своих губ.

– Поплаваем? – Шторм усмехнулся. – Снежные девы ненавидят воду.

– Тогда поиграем на суше, риар!

Нана презрительно скривилась и принялась с остервенением тереть свой котел.

– Я уже сказал, – ответил ильх. – Нет.

Рябой конухм шумно и недовольно засопел, но все-таки промолчал.

Дева сверкнула светлыми глазами, которые стали похожи на колотый лед. Сжала кулаки. Но тут вперёд вышел Эйтри.

– Я заплачу за нее, – объявил он, пожирая взглядом застывшую девушку.

Та встрепенулась и, быстро сообразив, куда ветер дует, переметнулась к ногам нового спасителя. Улыбнулась призывно – уже ему.

– Не тебе решать, Эйтри. – Море снова ударило в бок лодки.

– Я свободный житель Последнего Берега, – вскинулся беловолосый варвар. – И по правилам могу выбрать себе деву. Я выбираю эту и заплачу ее долг! Я так решил, Шторм!

– Глупость ты решил, – проворчала Нана. – Скоро Лунная ночь, уйми свои желания…

–Я сделал выбор, – огрызнулся седой ильх.

Его рука сжалась совсем близко от резной рукояти меча. Но вытаскивать его он все-таки не стал. Шторм на этот выпад не ответил и сделал вид, что не заметил движение Эйтри.

– Ты обещал мне любую награду, Шторм, – сквозь зубы произнес беловолосый ильх. – За бой, в котором я вытащил на себе Брика и потерял глаз. Я выбрал. И моя награда – жизнь снежной Альвы.

– Ну что же… В этом я не могу тебе отказать, – медленно сказал Шторм.

Брик стал пунцовым и натужно засопел – мальчишка понимал, что из-за него Шторму пришлось отступить от своего решения.

– Забирай деву, Эйтри. Отныне она твоя – с долгом и всеми ее поступками.

Снежная Альва радостно вскочила. А Эйтри отцепил от пояса кожаный мешочек и кинул контрабандисту. Тот ловко поймал.

– Здесь больше двух десятков щепотей, – сухо уронил Эйтри, накидывая на снежную красавицу плащ и уводя за собой.

Некоторые ильхи проводили пару завистливыми взглядами и ухмылками.

– Эй, Эйтри, хоть бы покормил деву для начала!

– Если помощь понадобится – зови, друзья рядом!

– Я требую шатии! – понеслись вслед уходящим усмешки, но беловолосый ильх лишь отмахнулся.

И уже на пороге обернулся, прищурился.

– Кстати, пока здесь Верман, самое время решить вопрос с твоей добычей, так, Шторм? – громко произнес он. – Ты дал ей время до заката, он уже близко. Чем гостья заплатит за милости Последнего Берега и свою жизнь?

Все головы повернулись в мою сторону. Я попыталась врасти в стену или стать невидимой, но понимая, что это не удастся, выпрямилась и вздернула подбородок, желая казаться смелой. Хотя сердце испуганно забилось.

– Ну так что, дева? – насмешливо продолжил Эйтри. – Чем ты заплатишь? Или тебя сразу отдать Верману, пусть он предложит тебя Дикому Хэльдору из Железного леса?

Нана глянула испуганно, и этот взгляд настолько не вязался с суровой великаншей, что я даже побоялась представлять, что там за Дикий Хэльдор!

Понимая, что время пришло, я встала и вышла в освещенный круг. Остановилась в центре таверны. Шторм не двигался. Лишь в его глазах бушевала буря, названия которой я не знала. И вглядываться в эту бурю было страшно.

– Я Миранда. Миранда из…Гараскона. – произнесла я, слегка запнувшись. – И я прошу милости Последнего Берега.

Я замолчала. И заметила, как Шторм подался ко мне.

Его взгляд на миг изменился, и снова лизнула кожу теплая волна. «Поплавай со мной, кьяли…» Прикосновение в воде, ощущение влажной кожи. Губ и рук… сильное, нежное, невыносимое…

Я видела отражение своих воспоминаний в глазах Шторма. Он тоже думал о том, что произошло в гроте. И он… ждал.

Может, хотел, чтобы я упала на колени, как снежная дева? Обхватила его ноги, прижалась грудью? Чтобы предложила себя? Согласилась… поплавать.

Хотел ли этого хёгг Последнего Берега?

Он отвел взгляд, и я поняла.

Да. Он хотел.

Я сглотнула пересохшим горлом и чуть отступила. От круга света. От надвигающегося шторма…

Ильх снова уставился в свою кружку.

– Я слышал, ты отказалась платить за свою жизнь, дева, – сурово произнес конухм. – Не захотела плавать с тем, кто спас тебя, рискуя шкурой. Кто сунулся ради тебя в Белый Ёрмун. Оскорбила хёгга и нас всех.

Ильхи беспокойно заворочались. Со всех сторон на меня смотрели с осуждением и неприязнью. Да что это такое? Подумаешь, отказала их приятелю! В конце концов, я не обязана! Ну что за варварство такое? И главное, смотрят так, словно я действительно виновата. Ох, не понять мне этих ильхов. Даже Нана заворчала осуждающе.

– Я благодарна за спасение! – вскричала я растерянно. – Я согласна заплатить!

– Чем? Ты умелая охотница?

Я? Да я в жизни не смогу убить живое существо!

Мотнула головой.

– Умеешь сражаться?

Конечно, я могу за себя постоять и дать сдачи, но можно ли это назвать умением сражаться? Да еще и против вооруженных топорами и мечами людей? Сомневаюсь.

Снова нет.

Конухм недовольно цыкнул.

Мой мозг заработал с удвоенной скоростью. Какие умения жительницы прогрессивной Конфедерации могут пригодиться здесь, среди скал и воды? Что я вообще умею? Тыкать пальцем по кнопкам артфона? Выбирать еду по меню? Водить автомобиль?

Единый! Это все не поможет спасти мою жизнь! Надо назвать что-то другое. Что-то уникальное, что-то ценное. Вот только что?

– Я умею читать и писать! – почти выкрикнула я.

Конухм презрительно выдохнул и повел рукой. Остальные рассмеялись.

– А ты думаешь, что попала в звенящие башни Варисфольда, дева? Видишь здесь свитки и письмена? Чем это умение пригодится Последнему Берегу? Что еще ты умеешь? Можешь сладко петь и услаждать наш слух? Или наши взоры – изящными танцами? Может, ты владеешь ценным мастерством?

Я почти с отчаянием помотала головой. Нет, нет и снова нет! Я хорошо двигаюсь, но вряд ли смогу танцевать на потеху публике. А от моего пения и вороны разлетятся, музыкальных талантов Единый мне не отсыпал.

– Может, ты умеешь сочинять истории, словно скальды? – с надеждой подсказала Нана.

Увы, нет.

– Знаешь, где спрятаны несметные сокровища?

Я толком не знаю даже, где спрятана нынче я сама.

– Бесполезная дева! – громко заключил конухм. – Гладкое личико, а толку никакого! После того, как ты оскорбила хёгга, никто не возьмет тебя в свою постель и не предложит за тебя даже щепоть пепла. А это значит…

– В море!

Да что там за гад такой крикливый? Все в море и в море!

Я тяжело втянула воздух, собирая расползающиеся мысли. Я должна что-то придумать! Хоть что-нибудь! Найти в себе что-то ценное! То, что я могу выгодно продать! Ну неужели вся моя жизнь оказалась совершенно бесполезной? Настолько никчемной, что мне нечего предложить варварам за Туманом?

За Туманом…

Мысль пронеслась внутри вспышкой, почти обожгла. А что если…

– В море деву!

– Зачем в море, продадим в Железный лес, там ее…

– Я не боюсь проклятия Саленгварда! – выкрикнула я.

И стало тихо.

Краем глаза заметила, как тревожно переглянулись ильхи. Внутри меня забилась паника. Может, зря я сказала про Саленгвард? Почему я вообще это ляпнула? Повиновалась смутной интуиции и логике, которая связала воедино мертвый город и наибольшую ценность этого места – пепел. Именно за ним сюда приплывают контрабандисты и пираты фьордов! Но из чего его делают? Вряд ли из того, что можно легко добыть. Значит, добывать его трудно и опасно. А чего опасаются жители Последнего Берега? Верно. Саленгварда.

В лодке-таверне повисла настолько густая тишина, что шипение котла показалось паровозным гудком. И в этой тишине резко прозвучали слова Шторма:

– Дева ударилась головой и говорит ерунду. Не слушайте ее.

– Я в своем уме! – возмутилась я. – И могу войти в Саленгвард!

Кто-то хмыкнул, а кто-то выкрикнул:

– Врешь!

– Я не вру, – резко обернулась, сжимая кулаки и высматривая обидчика. Еще и во вранье меня обвиняют!

– Горячая дева, – хмыкнул худой кареглазый ильх, сидящий сбоку. На его висках и щеке тянулись линии-волны. – Но дурная. Сама себе смертный приговор подписала. Нет, не понять нам, что у этих дев в головах…

Он сокрушенно поцокал языком, остальные подхватили.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, девочка, – проворчала Нана. – Саленгвард убивает детей фьордов. Это смерть для всех, глупая!

– Я там была, – невежливо оборвала я кухарку. – Прогулялась сегодня. Прошлась по улицам, потрогала камни домов. Вот, смотрите! Я взяла это в Саленгварде.

Я кинула на стол рыболовный крючок из заброшенного дома, который от испуга сунула в кармашек на платье.

Бирон-Стервятник осторожно потянулся к крючку, но отдернул руку. В черных глазах разбойника мелькнул первобытный страх.

– Тянет дохлятиной, я чую, – глухо сказал он. – Мертвое железо.

Ильхи заволновались. Одни вытянули шеи, чтобы рассмотреть подношение, другие выглядели так, словно сейчас рванут прочь из таверны. Да что с ними со всеми? Словно я не крючок на стол положила, а разрывную гранату! И что значит – мертвое? Разве железо может быть каким-то еще?

Конухм неожиданно захохотал, его смоляная борода подпрыгнула в такт раскатистым звукам.

– Ого, кажется, на этот раз тебе действительно, повезло, а, Шторм? Ты вытащил из воды не деву, а жемчужину! Неужто Перворожденные тебя простили и все-таки услышали. Дали отсрочку?

Брик-уголек весь как-то сжался на лавке, низко-низко опустив голову. На миг почудилось, что мальчик плачет. Но почему? Что случилось?

Шторм со стуком поставил на стол кружку и поднялся.

– Дева не понимает, что говорит, – хрипло произнес он, глядя на конухма. – Головой ударилась, я же сказал. Вот и несет всякий бред. Я думаю…

– А вот и проверим. – Бирон-Стервятник тоже поднялся. Взгляды конухма и Шторма сцепились, едва не высекая искры.

– Она погибнет, – зло бросил Шторм, но конухм лишь улыбнулся, показывая крепкие желтые зубы.

– Это неизбежно. Но свою смерть она сама выбрала.

Шторм тяжело втянул воздух. И отвернулся. На меня он не смотрел.

Повеселевший Бирон снова рассмеялся.

– Назначь цену, конухм, – бросила я.

Волна снова с силой ударила в стену, лодка-таверна закачалась, кружки попадали на пол. Нана что-то пробормотала.

Да что здесь происходит?

– Я дам тебе то, что ты просишь. Цена за твою жизнь – тысяча щепотей пепла! – громко объявил конухм. – Заплатишь – и будешь свободна.

Ильхи слаженно выдохнули, Нана выругалась. Получилось довольно забористо. Что? Проклятый Бирон-Стервятник назначил за мою свободу слишком много! Да какого демона? Но все, что я могла – это стоять, выпрямив спину, и казаться решительной. Я ведь сама спросила цену. Только не подумала, что разбойники Последнего Берега вряд ли отличаются благородством и милосердием!

– Как прикажешь, конухм! – ответила я.

– Тогда тебе стоит хорошо отдохнуть, дева. Утром отправишься в Саленгвард. И, поверь, силы тебе понадобятся.

Ответив злым взглядом, я развернулась и пошла к дыре-двери. Со всех сторон на меня смотрели. Только теперь без улыбок и даже без злости. С жалостью. На меня смотрели с жалостью.

Уже за стенами лодки-таверны меня догнала Нана и всучила узелок, от которого пахло выпечкой.

– Возьми вот, девонька, поешь, – отводя взгляд, пробормотала великанша. И тяжело вздохнула. – Ты тут надолго, так что тебе стоит привыкнуть к моей стряпне…

– Ничего не надолго, – возразила я, и великанша покровительственно погладила меня по голове.

– Очень надолго, милая. Тысяча щепотей… Да чтобы их добыть, тебе придется работать годами… Только никто не выдержит Саленгвард так долго. Так что ты поешь, милая, поешь. У меня хорошие пироги, есть с требухой, есть с рыбой. А вот этот – с дикой ягодой, сладкой, как настоящий мед. Ты ешь!

И Нана утопала обратно. Я же пошла по доскам к «Медузе», решив, что сейчас лучше скрыться от взглядов ильхов.

И подумать, во что я ввязалась.

Когда я проходила мимо хёггкара с названием «Покоритель волн», с его борта послышался протяжный женский стон. Над водой он показался особенно громким. Я замерла. Но пока решала, надо ли бежать и кого-то спасать, к женскому стону присоединился мужской рык, а потом нежный голос что-то произнес, и я узнала интонации снежной девы.

И стало ясно, кому принадлежит этот «Покоритель», и кто кого на нем покоряет!

Невольно покраснев, я ускорила шаг, торопясь быстрее оказаться под защитой «Медузы».

(обратно)

Глава 9

В углу «Медузы» нашлась прибитая к палубе бочка, наполненная дождевой водой. Рядом была дыра и, немного подумав, я поняла ее назначение. Съев пирог и умывшись, отправилась под навес, скинула обувь с плащом и легла на кровать. Похоже, действие загадочного пепла закончилось, потому что тело охватила вполне понятная усталость. Перед мысленным взором промелькнули минувшие события – от моего пробуждения в самолете до этого момента. И ведь за все это время я почти не спала. Странно, как вообще до сих пор держалась на ногах.

И снова возник вопрос – что за отвар я выпила. Впрочем, что-то подсказывает – скоро я все узнаю. Уже утром. Конухм сказал, что утром я иду в Саленгвард. Может, чудодейственный порошок делают из какого-то редкого растения заброшенного города?

Я зевнула, потерла глаза. «Медуза» мягко-мягко покачивалась на воде. Едва уловимо, но очень усыпляюще. Я подумала, что надо бы снять платье, но оказалось, что не могу даже руку поднять – настолько устала!

Обдумать ничего не успела, потому что уснула.

***

– Вставай! – Кто-то подергал одеяло, в которое я завернулась. Неужели Алекс проснулся раньше меня? Да быть такого не может, Алекс всегда был ужасным соней…

И почему моя кровать качается?

Я открыла глаза и несколько мгновений с недоумением рассматривала тяжелый занавес неопределенного цвета, свисающий над постелью. Потом взгляд переместился на меховую шкуру, которой я была укрыта, и мою одежду.

Туман. Фьорды. Хёгги.

Сон как рукой сняло, я все вспомнила. Потянулась и сползла с кровати. «Медуза» качалась гораздо сильнее, чем накануне, видимо, море штормило.

– Я думал, ты будешь спать до зимы, – хмыкнул Шторм, возникая передо мной.

Ну конечно, кто еще это мог быть! Хёгг этого гостеприимного берега собственной персоной. Выглядит недовольным. Может, злится, что я заняла его кровать? Интересно, а где ночевал сам Шторм? Вчера я об этом совсем не подумала…

– Нет, до зимы не буду, – слегка сконфуженно пробормотала я. Зиму я буду встречать у себя дома, в Конфедерации. Потягивая миндальное какао и глядя в окно на неоновые огни столицы. Но пока вокруг меня фьорды, и с этим надо что-то делать.

Сквозь окно-дыру просачивался мутновато-серый свет. Вероятно, времени сейчас не больше пяти утра. Впрочем, я привыкла к ранним подъёмам.

– Я жду тебя на берегу, – бросил Шторм, – поторопись.

Я пожала плечами. За пределами комнаты гулял прохладный морской ветер, поэтому я не стала затягивать с утренними процедурами. Быстренько умылась из бочки, туго стянула волосы веревкой, поправила платье. И спустилась по доске-лесенке на берег.

Шторм сунул мне в руки лепешку с сыром и протянул кожаный бурдюк, наполненный горячим хвойным чаем.

– О, завтрак! Благодарю, – обрадовалась я. Откусила кусок побольше, запила.

А Шторм вдруг схватил меня за руку и оттащил за огромные валуны. Уперся рукой в каменный бок, заключая меня в ловушку.

– Ты чего? – опешила я.

– Самое время рассказать мне правду, дева, – негромко, но яростно произнес ильх. – Кто ты такая и откуда взялась.

– Так из этого… из Гараскона же! – выдохнула я, пытаясь отодвинуться. Только было некуда.

– Я не люблю врунов, – сказал ильх, и зрачки в его глазах сузились.

Я тоже прищурилась, потому что терпеть не могу, когда меня запугивают.

– Знаешь, ты тоже был не слишком честным! – ткнула я пальцем в грудь ильха.

Тот изумленно моргнул.

– Я тебе врал? И в чем это?

– Ты ни слова не сказал о том, куда меня тащишь! И что это за место такое!

– И когда я должен был об этом рассказать, дева? – Варвар приподнял светлые брови. – Может, когда тащил тебя через Белый Ёрмун? Или когда меня по твоей милости едва не расплющило о скалы?

Я прикусила язык. Понятно, что нападала я больше от страха, но получилось и правда глупо.

– А вот что это за место, ты уже и сама поняла, ведь так? – Ильх наклонился ко мне, подцепил пальцем выпавшую из хвоста прядку, накрутил на палец. Вроде и невинное движение, но в его исполнении получились слишком… интимно. И это тоже пугало.

Я нахмурилась, всматриваясь в насмешливые зеленые глаза. И черный знак, пересекающий щеку ильха.

– Что значит метка на твоем лице? Что ты сделал? – выдохнула я.

Шторм потянул за прядку, играя. Склонился еще ниже. Так, что его губы оказались у моего виска, а дыхание лизнуло кожу. От Шторма пахло солью, морем, древесиной. Чем-то таким, что хотелось вдохнуть этот запах снова…

Я отодвинулась.

– Этот знак знает каждый житель фьордов, дева. Каждый, кто увидит – поймет в чем мое преступление. И каждый будет рад воткнуть нож в мою спину. Убить во сне или наяву. Кинуть камень, да потяжелее. Похоже, одна лишь ты ничего о нем не знаешь. Вот же странность, да? Дева из удивительного Гараскона.

Последние слова он произнес с явной издевкой. Я промолчала, понимая, что допустила еще одну промашку. Конечно, местные должны разбираться во всех этих знаках! Иначе зачем их наносить, да еще и на лицо.

Но к счастью, продолжать допрос Шторм не стал, отвернулся.

– Идем. Солнце поднимается.

Несмотря на раннее утро, между домов-хёггкаров уже вовсю сновали ильхи. Натягивали сети, латали разбитые лодки, что-то куда-то тащили и мастерили. На гладком валуне сидел старик Вегард-без-крыши. Рядом с ним лежали деревяшки, которые ильх то складывал, то снова разбирал. За его действиями с интересом наблюдала кошка. Сейчас я смогла рассмотреть ее лучше – мелкая, серая, как борода ее хозяина, желтоглазая и ужасающе тощая. Завидев нас, зверек вздрогнул и, шустро юркнув на плечи Вегарда, скрылся в густой бороде старика.

Сам Вегард поднял голову и несколько раз подслеповато моргнул. А когда понял, кто стоит перед ним, улыбнулся во весь рот, показав почти беззубый рот.

– Пусть берегут тебя Перворожденные, мой риар! – воскликнул старик и, кажется, собрался упасть на колени, но Шторм сурово нахмурился, и Вегард застыл в полупоклоне.

– Ты знаешь, что я не риар, – хмуро оборвал Шторм. – И прекрати так меня называть. Нана нашла для тебя место в тепле?

– Да, мой риар! – словно и не услышав, просиял старик. – Вон там, на «Бесценном сокровище»! Там спят Дюккаль и Бергман, храпят оба, как тот Горлохум! Отличное место, скажу я вам! Мне дали одеяло и сухой тюфяк, а с утра – накормили. Горячая лепешка с сыром и целый кусок вареной рыбы! Я давно не был так счастлив, мой риар! Ты не переживай, нам с Фреей немного надо…

– Я не риар… – снова начал Шторм, но потом лишь махнул рукой, поняв, что спорить со стариком бесполезно.

Из клочковатой бороды высунулась маленькая любопытная мордочка, и я, не выдержав, рассмеялась.

– Твою кошку зовут Фрея?

Старик кивнул и привычно провел ладонью – огладил бороду и заодно питомца.

– Я нашел ее совсем крошечной. Котенком была – тощим, грязным, жалким настолько, что и моя уставшая душа дрогнула. Я тогда подумал, что есть на земле кто-то, кому еще хуже, чем мне. Я думал, что животина помрет через пару дней, но все же раздобыл кусок хлеба да согрел как мог. А она не померла. Так вот со мной и осталась. Фрея… Только вот молчит она. Ни звука еще не издала! Видать, нет у нее голоса. Хотя оно и к лучшему было, в наших скитаниях кошачий мяв лишь помеха. Но теперь и у нее есть дом.

Старик снова улыбнулся во весь свой беззубый рот.

Кошка внимательно осмотрела нас со Штормом из своего укрытия, осторожно выбралась и спрыгнула на камень. А потом начала невозмутимо умываться, словно забыв о нашем присутствии.

Вегард указал на деревяшки.

– Ты не думай, риар, я не бездельник! Вот смастерю подарок, увидишь! Я свой хлеб отработаю, погоди немного…

– Нам пора идти, – грубовато оборвал Шторм и, хромая больше обычного, торопливо двинулся прочь.

Я побежала за ним, глядя на сильную спину варвара. Похоже, ильх не любил похвалу. Или не привык к ней? И совсем не умеет принимать благодарность. Неужели она его смущает? Настроение внезапно улучшилось, и я улыбнулась. Но ненадолго. Потому что встречные ильхи при виде меня прижимали ладони к груди и бормотали:

– Встретимся на другой стороне, дева…

И судя по скорбным лицам, речь шла вовсе не о другом береге моря! Они явно провожали меня на смерть! Но почему? Шторму вот ничего подобного не прилетало, с ним здоровались и желали удачного дня.

Когда подобное пробубнил и Торферд-Коряга, я не выдержала и обернулась к варвару:

– Не собираюсь я умирать, понял?

– Так никто не собирается, а всем приходится, – философски протянул здоровяк. – Ты это, когда на той стороне будешь да встретишь моего отца – передай от меня поклон. Ты его легко узнаешь, мой отец на две головы выше меня и на пару локтей шире!

– Ого! Вы что, из рода великанов? – не сдержалась я, представив батюшку Торферда.

– Ну да, – удивленно моргнул ильх. – С Колючего Хребта мы, из Бривискьённа. Мой дед был выше меня в два раза, а его дед – в три! А я в семье самый мелкий уродился, совсем никудышный.

Медведеподобный ильх загрустил.

– Так что передай поклон, как на той стороне окажешься! Поняла?

Я лишь молча понадеялась, что никогда не увижу семейку этих громил! Ни на этой стороне, ни на той – где бы она ни была!

Повторять, что умирать я точно не собираюсь, по крайней мере – сегодня, не стала. Шторм уже дошел до скал и двинулся вверх, так что я припустила за ним.

Сквозь влажный от росы и тумана лесок мы вышли к уже знакомому гроту. И зайдя внутрь, ильх, как ни в чем не бывало, стащил с себя рубаху и обувь. Оставшись лишь в штанах, глянул на меня и вздохнул.

– Тебе надо раздеться. Плыть в твоем наряде – это гневить Перворожденных. Хотя они нас и так проклянут за то, что мы делаем.

Ильх резко выдохнул. Я хотела уточнить, что он имеет в виду, но побоялась опять облажаться со своими вопросами.

– В платье ты не преодолеешь даже первый рукав, зацепишься за гранитные обломки.

– Что еще за рукав?

Шторм кивнул на воду.

– В скалах есть водные туннели. Некоторые заканчиваются тупиками, в других полно острых осколков и рыб. Я называю эти туннели каменными рукавами. Нам надо проплыть несколько, чтобы оказаться в нужном месте.

Я стянула верхнее платье и увидела, как Шторм дернул головой и отвернулся.

– Насколько эти рукава длинные? – от мысли, что придется плыть в темном туннеле, наполненном холодной водой, становилось не по себе. Но ведь со мной будет морской змей! Мне совершенно нечего бояться. Наверное.

– Некоторые тянутся вдоль всего фьорда. Словно паутина внутри скалы.

Оставшись в рубашке и штанах, я на миг задумалась, что делать дальше. Снимать рубашку? Она довольно широкая, и плыть в развевающейся ткани неудобно, в этом Шторм совершенно прав. Но и щеголять в одном лишь белье как-то не хочется. Конечно, я не самая стеснительная на земле девушка, на тренировках всякое случалось, но все же… И что мне делать?

Пока я мучилась сомнениями, ильх протянул полосу ткани.

– Намотаешь сверху, – указал он на мою грудь.

Кажется, я слегка покраснела.

Шторм отвернулся и присел у воды, я же торопливо стянула рубашку и обмотала ткань вокруг тела. Подергала – вроде не сползает. Эх, как же не хватает моего гидрокостюма из умного волокна! И браслета, измеряющего все, что только можно измерять. Но сейчас обо всех этих достижениях цивилизации можно было лишь мечтать.

И даже страшно стало – а смогу ли я плавать без привычной поддержки и защиты? Одно дело – полная безопасность тренировок в Конфедерации, и совсем другое – темный и холодный туннель в скале. Когда есть только я, мои умения и мое чувство воды. Разница ценою в жизнь.

Я переступила босыми ногами и сделала глубокий вдох, отбрасывая страх. Я смогу! Я должна.

Повернулась и увидела спину ильха. Вчерашние раны затянулись, синяки пожелтели. Похоже, Шторм тоже воспользовался исцеляющей силой странного порошка. Неужели сегодня я узнаю, из чего его добывают? Уже не терпится!

Словно поняв, о чем я думаю, Шторм резко обернулся, шагнул ко мне.

– Ты должна кое-что понять, лильган, – жестко сказал он. – И до тебя были желающие плавать со мной по рукавам. Да только никого из них не осталось. Ни одного. Так что не думай, что это будет легко. Скалы могут обнять так, что от тебя ничего не останется. Там, внизу, мир меняется. Под водой все иначе. И лишь один глоток воздуха может сохранить жизнь. Или оборвать ее, если глотка не будет. Ты сделала большую глупость, соврав про Саленгвард.

Я посмотрела в бездну его глаз. И кивнула.

– Я не врала. Я не боюсь никаких проклятий.

Шторм коротко и недобро рассмеялся.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь.

– Ну значит, самое время узнать, – огрызнулась я. – Поплывем или так и будем стоять тут и ругаться?

Его лицо снова стало таким удивленным, что я даже бояться перестала.

– Дерзкая дева, – с непонятным выражением протянул он.

Осмотрел меня от пяток до макушки. Взгляд скользнул по моим бедрам, обтянутым кожаными штанами, талии и груди, спрятанной под тканью. Коротко кивнул.

– Ну что же… – Шторм обернул вокруг моей талии широкий кожаный пояс, на котором болталось несколько мешочков. У самого ильха был такой же. Потом привязал к моему бедру ножны с кривым ножом, подергал завязки на моих штанах. Движения Шторма были точными и скупыми, дыхание ровным, а взгляд – отстраненным. Он всего лишь проверял, насколько крепки веревки, и как долго я протяну в воде.

– Если испугаешься – утонешь, – жестко сказал варвар. – Попытаешься вернуться без меня – утонешь. Отстанешь – тоже утонешь. Нарушишь хоть один мой приказ или ослушаешься – умрешь. Поняла?

Я фыркнула. Похоже, ильх вообще не верил, что я способна выжить в этих каменных рукавах. И уверен, что я погибну в любом случае! Поэтому и смотрит волком, видать, тоже уже мысленно проводил глупую чужачку на ту сторону!

По моим венам заструилась живая, обжигающая злость, которая приходила всегда, когда я видела вот такой взгляд, заранее обрекающий меня на провал. Ах, не верит, значит? Думает, я лишь слабая дева? Ни на что не способная чужачка? Ну это мы еще посмотрим!

– Не отставай, – велел ильх и шагнул в воду. Плавное движение – и он уже на глубине.

Я привычно подышала, вентилируя легкие и ощущая легкую дрожь волнения. Но стоило ступить в воду, ощутить стопами, бедрами и грудью мягкие и теплые объятия волны, как напряжение схлынуло. Так было всегда. Я любила воду и верила, что она отвечает мне взаимностью. Несмотря ни на что.

Шторм нырнул без предупреждения и без всплеска. Словно раздвинув воду и скользнув в ее глубины. Я лишь успела снова восхититься тем, как он держится в воде, и последовала за ним. Ильх плыл как рыба, я скользила поблизости, но на расстоянии. И все ждала, когда же человека сменит морской змей? Я хотела увидеть это раньше, чем глубина станет слишком темной. Но Шторм все плыл и плыл, не меняясь, пока не добрался до узкой дыры в скале. И тогда я поняла, что хёгга не будет, лишь человек. Потому что в отверстие широкоплечий Шторм протиснулся едва-едва, а змей не сумел бы и морду засунуть. Внутри снова поднялась легкая паника. Лезть в узкий туннель было страшно. Насколько он длинный? А что, если мне не хватит воздуха? Если я не смогу?

Но ильх уже скрылся в черной дыре, так что мне ничего не оставалось, кроме как вплыть в отверстие.

Внутри было темно. И действительно узко. Проход немного расширился, давая возможность плыть, но не настолько, чтобы ощутить уверенность. Со всех сторон был гранит. Иногда руки задевали скользкие от водорослей камни. Я смотрела лишь вперед – на легко скользящего Шторма, и не позволяла себе паниковать. Волнение сжигает кислород, а его надо беречь.

Мы плыли и плыли, кажется, это длилось невероятно долго. В груди начало гореть и кольнула шальная мысль – не смогу, как тут рукав расширился, а Шторм схватил меня и резко пошел вверх. Мы вынырнули в каком-то тесном каменном мешке. Но здесь был воздух! Я задышала – глубоко и сильно, откинула налипшую на лоб челку.

– Получилось! Получилось! – не сдержав радости, я едва не бросилась ильху на шею.

– Это был лишь первый рукав, надо проплыть еще пять, – остудил он мой пыл. Но все же улыбнулся. – Но этот был самым длинным. Отдохни несколько минут. И помолчи, не трать воздух.

Я понятливо кивнула. И вдруг поняла, что здесь есть слабое, но освещение. На камнях мерцали крошечные золотые точки. А присмотревшись, я увидела, что это какие-то жучки, напоминающие светлячков. Ильх облокотился о камень и прикрыл глаза, а я стала рассматривать его лицо. Мокрые и словно колючие ресницы, впавшие щеки, подбородок. Красивые губы. Которые дрогнули, складываясь в улыбку. Кажется, варвар понял, что я на него смотрю. Ну а куда еще мне смотреть, если тут только он и гранит!

– Пора, – выдохнул ильх, взглянув на меня. И я снова удивилась той бездне, что таилась в его глазах. – Нельзя останавливаться надолго. Вода холодная.

Я кивнула, и мы снова нырнули.

Шторм не соврал, следующие туннели оказались короче. Но отнюдь не легче. Во втором из стен торчали острые, как ножи, осколки. Шторму приходилось плыть боком, и я могла лишь поражаться, как он вообще это проделывает. В третьем и четвертом водились гадкие извивающиеся угри. Хотелось инстинктивно шарахнуться от них в сторону, но приходилось помнить об осколках. В последнем рукаве вода бурлила потоком, норовя вытолкнуть нас прочь. Еще несколько раз мы поднимались в каменные мешки, чтобы подышать, но подводных светлячков в них уже не было. Порой я видела другие туннели, отходящие веерными ответвлениями, и один раз едва не запаниковала, упустив Шторма из вида, не заметив, куда именно он нырнул. Ориентироваться в темной воде оказалось слишком сложно! Но стоило мне испугаться, как ильх вернулся и потянул за собой. Как сам Шторм находит в этой каменой паутине нужные повороты и рукава, оставалось загадкой. Потеряться здесь было проще простого.

Еще один каменный рукав, горящие легкие, крепкая рука, сжимающая мою. Рывок наверх. И мы вдруг выплыли в незнакомом мне гроте. Похоже, таких пещер на фьордах полно.

– Мы на месте, – произнес Шторм, все еще держа мою руку.

Его губы оказались совсем рядом с моими. Мы сделали глубокий вдох – одновременно. Разделяя один глоток воздуха. И я ощутила, как напряглось тело ильха. Осторожно вытянула свою ладонь из его руки, и зрачки варвара неестественно сузились. Выглядело это пугающе. Но длилось лишь миг, потому что Шторм тут же отвернулся и пошел к ступеням, вырубленным в камнях.

Я огляделась и ахнула.

Я ошиблась, это был не просто грот. Это… бассейн! Вернее, целый комплекс многоуровневых бассейнов. Маленькие и большие чаши перетекали одна в другую, расширялись и сужались то канавками, то горками, чтобы скрыться водной паутиной где-то в темноте этого удивительного места. С потолка свисали каскады хрустальных кружев. В бледных солнечных лучах, пробивающихся сквозь дыры потолка, они сияли и искрились так, что заболели глаза. От хрусталя во все стороны рассыпались миллионы радужных искр, и это было настолько красиво, что некоторое время я просто стояла, запрокинув голову и не в силах оторвать взгляда.

Вокруг бассейна еще сохранились мраморные лежанки и столы, украшенные вездесущей плесенью и потемневшим от времени орнаментом. Стены прятались под хрустальными светильниками, остатками мозаики и мутными, треснувшими зеркалами. Целого я не нашла ни одного, каждое покрылось паутиной разрушения. На всем здесь лежала печать беспощадного времени, но даже сейчас это место поражало божественной красотой.

Я потрясла головой, вытряхивая из уха воду.

– Где мы? Похоже на купальни какого-то правителя.

– Идем. У нас совсем мало времени.

– Ты что, облезешь, если ответишь на вопрос? – разозлилась я. – Или дева, по-твоему, слишком глупа и не стоит слов?

Шторм замер на краю бассейна, медленно обернулся.

– Я ничего такого не говорил.

– Ты цедишь слова так, словно каждое стоит… тысячу щепотей этого самого пепла! – разъярилась я.

– Так и есть, – рявкнул он в ответ. – Здесь нельзя находиться. Нельзя стоять, дышать, а тем более болтать!

– Нельзя? Ох… Мы в Саленгварде. Ну конечно, где же еще! Мы проплыли сквозь рукава прямиком в Саленгвард!

Одно неуловимо быстрое, длинное, скользкое движение – и Шторм, оказавшись рядом, закрыл мне рот ладонью. Его дыхание – частое и поверхностное – обожгло мне веки.

– Не называй проклятое имя, – с угрозой произнес он. – Или я решу, что ты и правда глупа.

Я тяжело втянула воздух. Демоны, что я творю? Почему теряю выдержку и разум? Я словно меняюсь, и сама не понимаю, почему…

– Ты боишься, – едва слышно произнес Шторм, и я вскинулась, удивленная. – Боишься и злишься. Дело в этом. Здесь… здесь все острее. Будь осторожна с тем, о чем думаешь. Храни слова. Не сходи с воды, она оберегает от зла. И тогда, возможно, выживешь. Ты поняла?

Я кивнула, хотя ничего не поняла. Он все еще зажимал мне ладонью рот. Но почему-то этот жест казался не угрозой, а защитой.

Он тоже кивнул и убрал руку. Внимательно осмотрелся и показал на ручеек-канавку, убегающий в сумрак.

– Пойдем туда. Держись рядом.

Мало что понимая, я снова кивнула. Но варвар уже бесшумно двинулся вперед. Его босые ноги не издавали ни единого всплеска.

За основным бассейном тянулась целая сеть канавок и каналов, то мелких, то глубоких. Издалека доносился шум падающей воды, словно там был водопад. Я вертела во все стороны головой, подмечая удивительные детали. Совершенно непонятно, зачем мы рисковали жизнью в каменных рукавах, если можно прийти сюда по земле? Перелезть стену – и все дела?

Я открыла рот, желая спросить, но в последний момент промолчала. Шторм – каким бы он не был – не выглядит идиотом. Значит, есть причина, почему мы добирались сюда таким способом. Может, вход в эти древние купальни завален? Ладно, подожду пока с расспросами. Подожду и посмотрю, что будет дальше.

Ничего пугающего я не видела и совершенно не понимала, чего боятся варвары. Напротив, многоуровневые купальни поражали своей красотой и… продвинутостью? Потому что я готова была поклясться, что все эти бассейны и каналы мало того, что сделаны человеком, так еще и снабжены весьма прогрессивной системой водопровода! Сообразив это, я едва удержалась от изумленного возгласа. Здесь были краны и ручки – непонятной формы и странного вида, но когда я задела одну – на меня полилась вода! И она была… теплой? Не поверив ощущениям, я постояла, сунув руки под отверстие, и ощутила, что тонкая струйка едва заметно, но нагревается!

Водопровод, да еще и с горячей водой? Здесь, в проклятом и заброшенном древнем городе? Да как это возможно?

Быстро оглянувшись на Шторма, который уже спустился на нижний уровень и что-то высматривал у себя под ногами, я начала нажимать на все выступы и дергать за рычаги. На мраморной плите плелся изящный узор и, надавив на цветы, выложенные из блестящих камушков, я получила порцию жидкого и склизкого вещества, вылетевшего из отверстия. Я осторожно его понюхала. Запах специфический, прогорклый, но под слоем копоти все еще чувствуется аромат цветов. Мыло! Когда-то это точно было оно! Другие рычаги отозвались лишь шипением из кранов, но их количество впечатляло.

Что в них было? Мыло с другим запахом? Масла и притирки? Волшебные эликсиры и пряный хмель, который можно пить прямо здесь, нежась в воде и пене?

Все это просто… невероятно!

Продолжая удивляться, я все-таки поспешила за Штормом. Он уже спустился почти на нижний ярус купален. Здесь был пролом в стене, за которым виднелся город. Значит, вход не завален. Тогда я тем более не понимаю, почему мы добирались сюда вплавь, рискуя жизнью!

Вдалеке виднелись строения, но их очертания терялись в мареве сизого тумана. Вот он мне совсем не нравился. Что за странное природное явление? Здесь было очень тихо, лишь слева доносился шелест падающей воды.

Туман стелился за проемом, втекал внутрь. Он окутывал ноги, цеплялся за одежду и полз все выше по моему телу. Шторм, стоящий в нескольких шагах от меня, вдруг обернулся резко, нахмурился. На миг прикрыл глаза. И по купальням пролетел свежий морской ветер, принося острый запах соли и разгоняя туман. Мне даже почудилось… что ветер прилетел на зов Шторма. Но это ведь бред! Что-то сродни страшилкам о проклятии Саленгварда!

Ильх снова уставился себе под ноги, в грязную воду. Здесь она мешалась с землей и сухими ветками, падающими сквозь пробоины в стенах.

– Что мы ищем? – Я отвлеклась от созерцания красот купальни и решила, что пора бы и вспомнить, зачем я здесь. – Какую-то траву или водоросль? Что я должна…

И тут запнулась. Взгляд зацепился за что-то продолговатое, лежащее в ямке под камнями. У этого чего-то был знакомый красноватый отблеск. Словно завороженная, я двинулась к этому предмету, присела и вытащила из-под камней. И ойкнула. В моих руках оказался гладкий кусочек. Совсем небольшой, размером с мой палец. Я повертела его в разные стороны, пытаясь сообразить, что именно держу в руках. Камушек? Корешок?

Не похоже…

И в то же время находка выглядела странно знакомой. И тут я поняла.

– Кость! Это кость… – выдохнула я, забыв о запрете на слова.

Да, это точно была она. Косточка! Белая, с удивительным красноватым отблеском, что и порошок в шкатулке Наны. Порошок, который излечил меня за считанные секунды!

Так вот из чего его делают. Не из водорослей и не из растений. Из костей. Из костей!

От неожиданного осознания я выронила страшную находку. Но упасть она не успела – Шторм подхватил.

– А ты везучая, дева, – произнес он тихо и неожиданно ласково улыбнулся. – И пару шагов не сделала, а уже нашла пепел. И довольно много. Спрячь в мешочек на твоем поясе, из этого выйдет почти щепоть. А у нас есть еще несколько минут.

Ильх протянул мне жутковатую находку. Поколебавшись, я взяла ее и убрала, как было велено. Ладно, выяснять, кому принадлежат эти останки, я буду потом. Свежий ветер, налетевший с Последнего Берега, ослабел, и землю снова затянуло туманом. Он стал плотнее и гуще, вползая в купальни и протягивая к нам серые щупальца марева. Удивительно, но внутри купален лишайников почти не было, а вот в проемах разрушенных стен они висели грязными занавесями. Я поежилась. Прикосновение тумана казалось скользким и почему-то гадким. Шум водопада тоже почти стих, словно марево пожирало любые звуки. Еще некоторое время мы ходили вдоль канала-речушки, надеясь уловить багряный отблеск. Но увы, больше ничего подобного нам не попадалось. Я испытала разочарование. Столько усилий, столько труда, а удалось найти лишь крошечный кусочек в полщепоти? Да так мне и за жизнь не отработать свой долг!

А что, если посмотреть за пределами каналов? Например, вон там, в углу, где навалены какие-то кучи?

Я быстро обернулась на Шторма, но он стоял спиной и смотрел в воду, а не на меня.

Вот и чудненько.

Стараясь двигаться беззвучно, я перешагнула невысокий бортик и ступила на влажную землю. Прокралась к стене. Туман неприятно сомкнулся у меня за спиной, словно отрезая от воды. У стен тоже высились мраморные столы, правда, в основном разбитые. Из каменных трещин змеями выползали кривые ножки бледных поганок. Куча в углу оказалась нагромождением сундуков и какой-то ветоши. Желанного красноватого отблеска не видно… А здесь что?

Я шагнула к останкам мраморной плиты, помахала рукой. Клочки тумана лениво расползлись, обнажая белый камень и кучу перьев… Мёртвая птица. Кажется, беркут. В груди птицы торчало короткое обломанное древко. Похоже, беднягу подстрелил охотник. И довольно давно, тушка успела наполовину истлеть.

Косясь на беркута, я осмотрелась. Надо найти еще пару косточек! Надо…

Мертвый беркут поднял голову и посмотрел на меня. Я застыла. Больше всего мне хотелось протереть глаза или завизжать, или сделать хоть что-нибудь, но я словно окаменела. Я стояла и смотрела, как трупик беркута с пробитой грудкой поднимается и раскрывает крылья. Сквозь грязные истлевшие перья виднелись хрупкие косточки.

От проема долетел тихий шипящий звук. Словно в немом кино, я очень медленно повернула голову. У входа стоял волк. Огромный, черный, злющий. И несомненно – дохлый. Очень-очень дохлый! Сквозь драную шкуру я видела его ребра. Но это не мешало ужасной зверюге стоять в проходе, смотреть на меня и плотоядно скалиться! Низко склонив морду, он прыгнул.

Резкий порыв морского ветра ворвался в купальни горькой солью и живой влагой, разметал туман, отшвырнул волка. А потом сильная рука Шторма дернула меня, забрасывая сначала на плечо, а потом в воду, и потащила в глубину, в черное отверстие, в подводные рукава.

Я почти не помню, как мы плыли обратно. Перед глазами так и стояла оскаленная и мертвая волчья морда!

(обратно)

Глава 10

Я не помню, как мы плыли обратно. Не помню, как натягивала на мокрое тело платье. Не помню, как, босая, неслась к морю.

Даже как угоняла лодку, почти не помню.

И лишь краешком сознания замечала взгляды ильхов. Но никто не пытался меня остановить. Я прыгнула в лодку, схватила весло и начала грести. Я гребла и гребла, потом еще гребла, а потом выдохлась.

И только тут поняла, почему никто меня не задерживал. Рядом все это время был Шторм. Он плыл рядом с лодкой и, к моей ярости, выглядел довольно расслабленным. Заметив мой недобрый взгляд, Шторм пожал плечами.

– Перестань. Ты же понимаешь, что не сможешь сбежать.

– Еще как смогу, – уверила я. – Еще немного – и догребу до скал, а там во фьорд…

– Там течение и острые камни.

– Плевать, – твердо заявила я. – Это лучше, чем… чем…

Я запнулась. Даже говорить об этом было страшно.

– А кто-то хвалился, что не боится мертвого города, – насмешливо протянул Шторм, лежа на волне.

– Кто-то забыл предупредить, что в этом городе расхаживают дохлые звери! – завопила я. Пережитый страх требовал выхода.

– Ну прости, – без доли раскаяния отозвался ильх. – Я забыл, что в твоем удивительном Гарасконе не знают о проклятии Саленгварда. Брось, это был всего лишь волк. Совсем не страшный.

– Он был ростом с теленка и собирался меня сожрать!

– Вряд ли. Укусить разве что…

– Он был дохлый, мать твою! Да я видела его ребра! И тухлое мясо! И… я видела его сердце! Оно болталось там как… как… И вообще! Если все не так страшно, почему ты утащил меня со скоростью ветра?

– Испугался, что ты завизжишь, – спокойно ответил Шторм. – Девы это любят, знаешь ли.

Я положила весло на колени и выдохнула. Оказывается, гребля – это вот совсем не мое.

– Ты боялся, что я начну кричать? И почему же? Погоди… – Я нахмурилась, размышляя. – Звук мог привлечь других… зверей? Поэтому там надо молчать? И сколько их там? Этих… тварей?

– Ну… В окрестностях всегда было довольно много живности. Но эти не могут покинуть стены. На берегу тебе совершенно нечего бояться.

Я зажмурилась. Много живности. Очень много дохлой живности. Волки, лисы, кто там еще? Медведи? Кабаны? О Единый! А я ходила по улицам одна, заглядывала в дома! Посмеивалась над страхами необразованных дикарей, которые боятся Саленгварда!

Дура.

Схватив весло, я начла грести с удвоенной силой.

– Перестань. Ты не сможешь сбежать, Мира.

– Ага, теперь ты вспомнил мое имя? – мстительно спросила я, продолжая что есть сил грести. Руки гудели от напряжения, лицо покрыла испарина. Веревка потерялась еще в рукавах грота, и подсыхающие волосы лезли в глаза. Я сдувала их и смотрела на темнеющие скалы. Увы, приближались они возмутительно медленно.

Шторм улыбнулся.

– Я его не забывал. Мира, перестань, ты едва дышишь. Ты все равно не сможешь преодолеть скалы.

– Плевать! Лучше погибнуть там, чем оказаться в пасти дохлой зверюги!

– Тебе просто надо было остаться в воде! Так твари не чуют живую кровь. Какого пекла ты полезла на сушу?

Я не ответила, решив экономить дыхание. Последний берег отдалялся совсем не так быстро, как мне хотелось. Разбитые корабли все еще маячили поблизости.

– Мира, я все равно тебя не отпущу, – тихо сказал Шторм. В его голосе скользнуло раскаяние. – Я не могу.

– Из-за моего долга? – вскинулась я. Руки и плечи горели огнем.

Ильх положил ладони на край лодки и смотрел на меня. Не отвечая. Лодка встала на воде, словно кто-то якорь кинул. Хотя почему кто-то. Шторм – вот он мой якорь!

– Убери руки! Я все равно сбегу! – пригрозила я.

– Нет.

– Слушай, за меня дадут выкуп! Вот честное слово!

Шторм насмешливо приподнял брови. Заинтересованности в этом жесте не было ни капли.

– Целый сундук золота! Ты же преступник, ты любишь золото!

– Ты плохо меня знаешь.

– И знать не хочу!

– Ничего не получится, – все с тем же раздражающим сожалением ответил ильх.

Словно ему действительно хоть немного жаль! Врун.

– Ты останешься здесь. Тебе не стоило при всех говорить про Саленгвард, Мира. И ты не сможешь сбежать.

Я решила не отвечать и просто грести. Хочет болтаться у меня на хвосте как поплавок – пусть!

– Мира,– голос Шторма как-то изменился. Стал тягучим и густым, словно мед. И в то же время жалящим как перец… Как смертельный яд. – Мира, посмотри на меня.

– Умри.

– Мира, я не могу тебя отпустить. И не хочу сейчас применять Зов. Но ты не оставляешь мне выбора.

Опять он про этот непонятный Зов! Надоело!

– Мира.

Он скользнул вдоль борта, и мне пришлось посмотреть ему в лицо. В глаза. Я застыла. В серо-зелёной бездне плескалось море. Живое, бурное, губительное. Совсем не ласковое. Это море было злым и яростным. Волна расплескивалась внутри радужек, билась о гранит зрачков, опадала белой пеной.

Я резко втянула воздух.

А потом привстала и треснула Шторма веслом. Замахнулась, метя в широкие плечи варвара. Но миг, и волна пошла рябью, а вместо головы человеческой весло ударило чешуйчатую змеиную. Дерево треснуло. Морской змей глянул с бешенством, выпустил из ноздрей влажный пар и с хрустом сожрал оставшуюся часть весла.

Нырнул в глубину, длинной извилистой тенью прошел под лодкой, пуская волну и заставляя меня схватиться за борта, чтобы не оказаться в воде. На миг блеснул с другой стороны, топорща плавники. Гибкий, сильный, невыносимо прекрасный. Невероятный и невозможный. То, чего не существует в моей четкой и понятной системе мира и координат. Как и мертвых зверей!

Выкинув остатки весла, я обняла колени, опустила голову и задумалась.

Что делать дальше, я совершенно не понимала.

Морской змей исчез. Легко подтянувшись, в лодку влез Шторм.

– Ты огрела меня веслом! – словно не веря, заорал он. – Меня. Веслом!

– У тебя было что-то с глазами, – буркнула я. – Может, болезнь какая. От избытка вредности в организме.

– Что-то с глазами? – Он хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

Я покосилась с сомнениями. С ильхом явно творилось что-то неладное, и оказаться с ним в одной лодке в таком состоянии точно не то, о чем я мечтала.

– Да. Цвет менялся. Это ненормально. Я уже видела такое в гроте, в самом начале. Я же говорю – что-то с глазами!

Шторм еще раз с силой втянул воздух. Закрыл свои странные изменчивые глаза. Открыл. И так посмотрел на меня, что я едва не сиганула за борт.

– Великий Горлохум, – медленно протянул он. – Ты не слышишь Зов. Да чтоб я сдох!

– Не знаю, о чем ты там толкуешь, но если собрался, то сдохни прямо сейчас, – посоветовала я. – И не мешай мне валить с этого проклятого берега!

– А я думал, что ударил тебя о скалы, когда тащил. Вот ты и… оглохла слегка, – снова непонятно произнес Шторм, уставившись на меня, как на неведомый экспонат. – Так откуда, ты говоришь, прикатила?

– Я уже сто раз отвечала.

Шторм тихо хмыкнул и неожиданно взял мои руки. Я насупилась, но сопротивляться не стала. В одной лодке со слегка ненормальным мужиком вообще лучше особо не сопротивляться.

И удивленно посмотрела на свои ладони. Кожа покрылась кровавыми волдырями. Да уж, гребля точно не мое!

– Ну вот, стерла руки и осталась без весла. Я ведь предупреждал. И кстати, было больно.

– Ври больше, – устало проворчала я. – У тебя башка бронированная. Ну, когда ты этот… хёгг.

– Какие удивительные слова знают в необыкновенном Гарасконе, – с явной насмешкой отозвался Шторм. – Надо приложить мазь с пеплом. К утру заживет. У тебя очень нежные руки, Мира.

Держа мои ладони левой рукой, правой он зачерпнул воду. Только она не осталась в пригоршне, а потянулась за мужскими пальцами, словно ниточка за иглой. Почти не дыша, я смотрела, как струйка обвивает мои руки, мягко смывая кровь и грязь.

– Как… как ты это делаешь? – завороженная, выдохнула я.

Губы ильха дрогнули в улыбке.

– Диковинный город Гараскон, где совсем не водятся водные хёгги. И это при том, что он стоит на самом краю моря…

– Хватит надо мной издеваться, – огрызнулась я. И ежу понятно, что вру я плохо. Но после прогулки в Саленгвард это уже не имело значения.

Шторм негромко рассмеялся, посыпал мои руки пеплом из своего мешочка. Оттуда же вытащил тряпицу и крепко забинтовал. Удивительно, но и порошок, и ткань оказались сухими. А руки ильха – слишком заботливыми. Словно… словно ему не все равно. Хотя мы оба знаем, что единственное, о чем он печется – это пепел. Кости из мертвого города. Ради них он меня лечит. Из-за них не отпускает.

– Я все равно сбегу, – тихо и яростно сказала я.

Шторм поднял голову, и наши взгляды встретились. Нет, ильх не был спокойным. Он просто очень хорошо умел скрывать свои чувства. И в его глазах снова жило море… Скользнув ладонью по моей руке, ильх провел по шее, отчего мою кожу покрыли мурашки. Мягко завел руку под мои волосы, на затылок, притянул к себе.

И поцеловал.

Горячий язык прошелся по моим губам, огладил порочной лаской. Разомкнул губы и соприкоснулся с моим языком. Удивительно, но у Шторма был вкус не моря, а пожара. Огня и перца, золы и терпких северных ягод…

Или мне так почудилось, потому что от его поцелуя закружилась голова и стало нечем дышать.

Осталось лишь одно на двоих дыхание, как было там – на глубине.

И мгновение острого, почти болезненного удовольствия от этого короткого, мимолетного поцелуя.

Я ахнула ему в губы, и Шторм разжал руки, выпуская меня.

Несколько томительных мгновений мы смотрели друг на друга, тяжело дыша.

– А вот и ответ. – Ильх втянул воздух и отодвинулся. – Ты совершаешь ошибки, затуманная дева. Это может плохо для тебя кончиться. Жители Последнего Берега – народ жесткий. Долго думать над твоей судьбой не станут. Если узнают, что ты пришла из-за Тумана – отправят в море с камнем на шее. Даже ты с таким не выплывешь.

– Как ты понял? – прошептала я.

– Твой язык сказал правду. – Ильх усмехнулся. – Когда был у меня во рту.

– Ты снова издеваешься? При чем тут… Думаешь, в Гарасконе девы не умеют целоваться? – Я все еще пыталась взять себя в руки. Демон проклятый! Поцелуй длился лишь пару мгновений, да это и не поцелуй почти! Так почему он так на меня подействовал?

– Целоваться? – Шторм удивленно растянул слово, словно никогда его не слышал. – Хм… Ты ничего не знаешь о фьордах, ведь так, дева из-за Тумана? На фьордах девы не целуются, лильган. Впрочем, ильхи – тоже. Здесь слышат Зов. И никто не делает так, как только что сделал я. Или ты. Зато так делают в твоей мертвой Конфедерации, не так ли?

– Что? – опешила я.

Да уж, я снова сплоховала. Хотя чему удивляться. И правда ничего не знаю о фьордах и вру на каждом шагу. От того, что ильх меня рассекретил, я даже испытала облегчение. Хотя и злость тоже. Из-за выбранного им способа!

И как-то незаметно для самой себя я выложила ему все.

О запущенном в небо фантоме, самолете и бегстве от убийцы, который представился моим мужем.

– Вот и все, – тихо закончила я. – Ты прав. Я ничего не знаю о фьордах. Я просто хотела выжить. И с того хёггкара я спрыгнула, чтобы спастись.

Шторм хмурился, но молчал, и я не выдержала:

– Что ты собираешься теперь делать? Теперь, когда знаешь правду? Ты меня отпустишь? Ты ведь можешь провести меня через скалы! Или сообщить Андерсу Эриксону о том, что я здесь. Уверена, он за меня заплатит…

Ильх помрачнел. И я вдруг заметила, что вода вокруг нас тоже заволновалась и пошла волнами, угрожающе раскачивая маленькую лодочку.

– Отпустишь? – схватила я ильха за руку.

Он посмотрел на наши ладони. Его – сильные и загорелые, мои хрупкие, белые и перемотанные тряпицами. Поднял темный взгляд.

– Твоя свобода – это тысяча щепотей пепла, лильган, – сказал Шторм.

Что? А ведь мне показалось, что мы почти подружились! Что он все понял, что он поможет! Да я уже попрощалась с Последним Берегом!

Дура вдвойне.

Нет здесь никаких друзей. Есть преступники, которым нужен пепел. Есть пленница.

И этот ильх, который умеет очаровывать, ласкать водяной струей, завлекать лазурью в глазах. И целоваться, чтоб его демоны сожрали!

Я выдернула из его рук ладонь. Шторм смотрел мне в лицо, словно хотел утешить, но не знал, что сказать. Но все его утешения – пустой звук. Саленгвард проклят, лишь боги знают, что еще таится за его стенами. А тысяча щепотей – действительно очень много. Теперь я это понимаю.

Вздернув подбородок, я смерила его презрительным взглядом.

– Кажется, я поняла, что значит знак на твоем лице. Из рук одного убийцы я попала в лапы другого.

Волна ударила в лодку с такой силой, что едва ее не перевернула. Море вокруг нас потемнело, забилось злой рябью.

– Рад, что ты все поняла, чужачка, – медленно, почти растягивая слова, сказал Шторм.

– Ненавижу тебя! – Я вскочила, сжимая кулаки. В этот момент мне хотелось его ударить. – Лучше бы ты меня не спасал!

– И правда, лучше! – рявкнул Шторм. – Зря клюнул на слезные мольбы о помощи неблагодарной девы! Таким, как ты, не место на фьордах.

– Я бы с удовольствием их покинула! – огрызнулась я.

– Заплатишь долг Последнему Берегу, и я лично отволоку тебя за Туман! – яростно прошипел ильх.

– Негодяй!

– Ты даже не представляешь, какой!

– Да ты… ты! – Я задохнулась словами. Эмоции – острые, сильные, перченные – бились внутри, не давая дышать и думать. Хотелось кричать и даже топать ногами, хотелось крови. Но ильх не дал мне возможности продолжить. Он выпрямился во весь рост и, без всплеска скользнув в воду, ушел в глубину.

А я осталась, размышляя обо всем, что не успела сказать мерзавцу, о мертвом городе, поцелуе и проклятом убийце.

А еще о том, как мне добираться до берега без весла.

(обратно)

Глава 11

Фьорды согрелись.

Вода теплее с каждым днем, утренний туман уже не кусает кожу, а ласкает ее, словно рука нежной девы. Скалы посветлели от молодой зелени, а скоро станут пестрыми от цветов.

Время любви и игр для каждого дитя фьордов. А особенно – для тех, кто рожден от Зова Ньордхегга.

Время, которое Шторм ненавидел.

В это время его жизнь менялась и почему-то снова – в худшую сторону.

Он ушел в глубину. Туда, где властвует вечная стужа. Туда, куда не добраться лучам солнца. Туда, где нет жизни, ни одной плоской пучеглазой рыбёшки, ни одной надоедливой каракатицы. Где можно свернуться кольцом и смотреть на мертвые, одинокие скалы. Где нет места воспоминаниям и прошлому. Как и фьорды, они оживают с приходом лета.

Правда, сегодня на стылую глубину Шторма загнало вовсе не паршивое прошлое, а такое же паршивое настоящее! Девчонка, которую он по глупости спас. Словно пустоголовый малек, попался на наживку. На длинные и тонкие ножки, вокруг которых плескался шаловливый ветер, теребя подол юбок. На стройную фигурку, идущую ко дну. На мольбы о помощи. И ведь даже подумать не успел, рванул сквозь толщу воды в одном желании – вытащить, защитить!

Вот же безмозглый… А ведь он всегда считал, что теплые воды на него не влияют. Что отжило то, что поддается силе и власти согревающихся фьордов, что ушло в незримый мир вместе с теми, кто мертв.

И вот же! Кинулся на призыв, вытащил, спас. Только спрашивается – зачем? Он не из тех, кто спасает тонущих дев! Дева в воде годится лишь для игры – погонять в свое удовольствие по мелководью, пощекотать волной, а потом – затащить под скалы, прижать нежной спиной к мшистому камню. Получить сполна то, что может дать юное и красивое женское тело. Дать сполна то, на что способно тело его – разбитое и опустошенное. А после – оставить там, где нашел, и забыть в тот же миг. Так он всегда и поступал. Тело еще не успевало остыть от ласки, как Шторм призывал хёгга и уходил в глубину, ни разу не обернувшись. Иногда девы кричали что-то ему вослед, просили вернуться, сулили новые наслаждения. Но их крики значили не больше, чем вопли надоедливых чаек, кружащих над скалами.

И бросаясь на помощь чужачке, Шторм намеривался поступить так же. Положить на тёплые камни да развлечься, на радость им обоим.

И зачем потащил деву к Последнему Берегу?

Неблагодарную, капризную чужачку из мертвых земель! Яростную, как ядовитый угорь! Неблагодарную!

Но это он уже говорил…

Шторм со злостью врезал хвостом по скале, выбивая крошево и поднимая со дня ил. Любая дева фьордов знает, что Зов хёгга, звучащий лично для нее – это самое прекрасное, что можно услышать. Что Зов дарует красоту, молодость, долголетие. И что игры в теплой воде и платой-то не назвать, слишком хороши они для обоих! Награда это, а вовсе не плата! И для дев тоже, не зря ведь они каждый раз так просят Шторма вернуться!

А эта что же? Не буду с тобой плавать! Ненавижу.

Да даже обезумевший хёгг не сунется в Белый Ёрмун по своей воле! А он вот полез. И что в награду?

Водный хёгг яростно заколотил хвостом, разбивая камни. Вокруг него закрутилась черная воронка, над толщей воды с криками разлетелись птицы.

Все дело в том, что чужачка не понимает. Она другая, затуманная. И мысли у нее другие, и чувства.

Неожиданно накатила усталость. И хёгг упал на дно, натужно дыша. Плавники обвисли.

Глупец, что спас ее. Судьбой чужачки было остаться на дне моря, в объятиях Белого Ёрмуна. Это решение Перворожденных или тех богов, которым поклоняются люди из мертвых земель. Может, сами фьорды воспротивились гостье и решили от нее избавиться? А Шторм пошел наперекор, спас. И значит, теперь не только дева его должница, но и он в ответе за хрупкую жизнь, отнятую у незримого мира. Должен беречь, даже если хочется ткнуть языкатую деву головой в ил!

Вот про язык он вспомнил зря… Очень зря. Потому что усталость смыло теплой волной, хотя откуда бы ей взяться в стылой глубине? Да и по телу разлилась истома. И хёгг заволновался снова, топорща плавники и порываясь рвануть вверх, туда, где видна тень от узкой лодки-скрёбы. Шторм едва его удержал. Или себя? Все же даже здесь, во тьме и холоде, он ощущал вкус ее губ. Порочное, запретное прикосновение из жутких мертвых земель! И зачем он попробовал ее вкус? Раньше такого тоже не случалось. Ни с одной из дев он не хотел испробовать то, что однажды увидел.

В пекло деву!

Фьорды согрелись, и в водах полно тех, кто готов подарить ему ласку. Кто слышит его Зов и благодарит за него как должно. С кем можно играть, а потом оставлять на скалах.

И никогда, никогда не вспоминать.

***

Посреди моря я болталась недолго. Проклятый ильх все-таки решил не рисковать сомнительным здоровьем своего приобретения, то есть – меня. И когда я уже вознамерилась бросить лодку и добраться до суши вплавь, суденышко вздрогнуло, приподнялось на хребте волны и понеслось вперед. Я вцепилась в борта, пытаясь не смотреть на извилистое тело морского змея, который тащил меня к берегу, пока лодка не ткнулась носом в камни.

Я выбралась из ненадежной посудины, обернулась. Но увидела лишь хвост уходящего в глубину змея. Снова разговаривать со мной Шторм не пожелал.

– Ну и крабы с тобой, – буркнула я, направлялась к «Медузе».

Моя одежда почти высохла, за теплый воздушный поток надо бы тоже благодарить Шторма, но думать о мерзавце я не хотела. Каждая мысль о нем вызывала внутри слишком много эмоций, я терялась в них, словно в бушующем море. Ну уж нет, только не это.

Походив по берегу и окончательно проголодавшись, я завернула в таверну Наны.

– Вы гляньте! Живая дева! – заорал Торферд-Коряга, стоило мне войти. Рядом с ним сидел вчерашний пленник Ульф и несколько незнакомых мне ильхов. И все они насупились при виде меня.

– Жаль, что живая. Я на ее кончину свои сапоги поставил.

– А я нож! – с досадой отозвался другой.

– Теплое одеяло продул! – возмутился третий.

И все с таким недовольством уставились на меня, что я даже подумала, не извиниться ли за то, что посмела выжить.

– Нет, ну кто мог знать, что девчонка вернется? Проклятый город ее не забрал, Шторм не прибил. Удивительное дело! А может, и не ходили они за стену? В гроте порезвились, да и дело с концом?

Я осмотрела таверну, вытащила из мешочка на поясе кость, показала.

– Советую в следующий раз поставить на мою жизнь, – громко сказала я. – И Саленгвард, и Шторм подавятся, если попробуют меня укусить!

Секунду висела тишина, а потом таверна взорвалась от хохота.

– А дева то ядовитая! – Торферд ударил кулаком по столу, и взлетели наполненные тарелки и кубки. – Такая, может, и выживет!

– Такая еще и вас переживет, – буркнула я, усаживаясь за пустым столом. От кулаков великана точно следует держаться подальше. А то пришибет и не заметит. Нана притащила мне толстую жареную рыбину, обложенную корешками, мочеными ягодами и тонкими стеблями молодой травы. Совершенно непозволительное блюдо. И, конечно, к нему не полагалось никаких приборов. Минуту я смотрела на рыбу, рыба таращилась на меня. И обе мы выглядели слегка озадаченными этим жизненным поворотом.

Потом я вздохнула, отломила кусок рыбины и сунула в рот вместе с корешками и травой. Зажмурилась. Сочное, сладкое, с брусничной кислинкой мясо, восхитительно хрустящее сверху и обволакивающе-нежное внутри. Настолько вкусное, что я замычала, а из глаз, кажется, потекли слезы. Единый! Неужели еда может быть такой невероятной?

Когда я вернулась из своего гастрономического путешествия, то заметила, что Торферд с приятелями задирают какого-то тощего паренька, а к выходу идет Верман. Тот самый, чей хёггкар все еще покачивается у Последнего Берега.

А что, если…

Забыв про еду, я вскочила и бросилась за ильхом. Не выпуская варвара из вида, я кралась за ним между валунами, составляя в голове смутный план. Верман повернул за «угол» дырявой лодки и… пропал. Я выскочила следом, пытаясь понять, куда он делся. И тут меня пихнули, дернули и прижали спиной к трухлявым доскам.

– Зачем следишь за мной, дева? – в мое горло уперлось лезвие. Верман навис сверху. – Или… – Его взгляд пробежал по моему лицу и нервно вздымающейся груди. – Или понравился? Одного водного хёгга тебе мало?

Я решила не спорить насчет «одного». Какая разница, что думает обо мне этот варвар? Главное – убраться отсюда.

Я осторожно подняла руку и отвела нож от своего горла.

– У меня к тебе предложение, Верман-хёгг.

– Да ты ненасытна, – ухмыльнулся он, но нож убрал.

– Я не об этом! – торопливо глянула по сторонам, но вокруг были лишь камни и чайки. – Я прошу тебя… прошу забрать с собой! Увезти с Последнего Берега. Ты ведь сегодня уплываешь, так? Просто пусти меня на свой хёггкар!

– А, ты об этом, – мигом поскучнел варвар. – Забудь. Последний Берег берет все и ничего не отдает.

– Послушай! – в отчаянии я схватила ильха за руку. – Я тебе заплачу! Ну то есть не совсем я… Мой брат! Мой брат живет в Нероальдафе, и он очень богат! Его почитает даже Сверр-хёгг, слышал о нем?

Верман настороженно кивнул.

– Вот! – обрадовалась я. Вранье удавалось легко, в конце концов, на фьорды я попала как Хельга Браун, так пусть это мне и поможет. – Мой брат очень богат! Он заплатит за меня выкуп. Тебе и делать-то ничего не нужно, лишь спрятать меня на своем хёггкаре.

– Шторму это не понравится, – медленно произнес Верман, не мигая рассматривая меня.

– Да он и не заметит! – горячечно выдохнула я. – Притащит завтра другую деву, да и дело с концом. Помоги, умоляю! Разве такой сильный хёгг не спасет несчастную пленницу?

Лесть мне всегда плохо удавалась, но я решила, что сегодня она будет не лишней. И, кажется, расчет оказался верным! Потому что Верман ухмыльнулся.

– Фьорды согрелись, – хрипловато произнес он, пожирая меня взглядом. – Воды потеплели. И что же… не буду скрывать. Ты мне нравишься, дева.

Я вспомнила, как беловолосая Альва прижималась к ногам мужчин, чтобы спасти свою жизнь. Смогу ли я так же, если придется? Ох, вряд ли…

– Вот только не врешь ли ты мне?

– Клянусь Перворожденными! – выпалила я. Легко клясться теми, о ком понятия не имеешь. Но ильха мои слова впечатлили.

– Сверр-хёгг, говоришь… Сильный риар.

– И лучший друг моего брата! Да что там! Он ему почти родственник!

– Друг, говоришь… Тогда пусть заплатит мне за тебя сундук золота. И даст охранную грамоту, чтобы свободно плавать в водах Нероальдафе. – Верман склонился ниже, всматриваясь в мое лицо.

Я торопливо кивнула. Не знаю, есть ли у Андерса Эриксона такой сундук и где он возьмет грамоту, но сейчас главное – попасть на корабль.

– И еще… поплаваешь со мной, когда выйдем из бухты.

«Поплавай со мной, кьяли…» – лизнула тело теплая волна.

Я медленно разжала кулаки, сдерживая злость. Чертовы хёгги. Воды у них согрелись! Да чтоб они закипели и поджарили ваши чешуйчатые хвосты! Но улыбнулась ещё очаровательнее, не разрывая зрительный контакт.

– Я согласна.

Теперь уже Верман быстро оглянулся, проверяя, не подслушивает ли кто. И кивнул.

– К закату Нана поставит у помоста груз, спрячься в тюках. Мои люди перенесут их на хёггкар. И смотри, чтобы тебя никто не заметил.

Я снова кивнула, но Верман уже отвернулся и ушел, беззаботно насвистывая. Я же едва не запрыгала от радости. Уже к закату я покину проклятый город и Последний Берег! Как расплачиваться с Верманом, решу после. Все получится.

Уверена, совсем скоро я вернусь домой.

(обратно)

Глава 12

Остаток дня я провела как на иголках. Не зная куда себя деть и в то же время боясь привлечь лишнее внимание. Не придумав ничего лучше, я мерила шагами полоску суши за «Медузой», стараясь не смотреть в сторону Саленгварда.

Я и сейчас не понимала, что увидела за его стенами. Рационального или хотя бы приемлемого объяснения у меня не было. Хотя какая уж тут рациональность? Ясно, что фьорды действительно иные. И то, что здесь творится, не поддается логике прогрессивных конфедератов. Это вообще не поддается никакой логике.

То, что живет за стеной – пугает. До дрожи. Я не хочу знать, что это. Я просто хочу оказаться от этого как можно дальше. Теперь я понимала запрет Торферда-Коряги. Понимала, почему он велел не смотреть в сторону города. Теперь я боялась туда смотреть. Даже думать. Словно жуть может услышать мои мысли и выглянуть из-за стены. Да уж, куда делась моя самодовольная бравада? Легко быть бесстрашной, никогда не сталкиваясь с чем-то по-настоящему жутким.

На море я тоже старалась не смотреть. Шторм так и не вернулся. Но этому я была только рада. И даже коротко взмолилась неведомым Перворожденным, чтобы морской змей как можно дольше оставался за пределами Последнего Берега. Если он вернется до заката, убежать будет гораздо сложнее.

Но, похоже, удача была на моей стороне, потому что ни Шторма, ни конухма, ни даже Торферда я так и не увидела. Берег опустел, ильхи занимались своими делами и на меня почти не обращали внимания. Только старик Дюккаль ругался, что я повредила его драгоценную лодку-скрёбу, да еще и утопила весло. Я хотела возразить, что весло сожрал хёгг, но решила не обострять ситуацию и просто сбежала.

Спряталась за валунами, среди мха и зарослей. Хотелось есть, но я боялась сунуться в таверну к Нане. Великанша сметливая, вдруг поймет по моему взволнованному лицу, что творится неладное? Или привяжется с разговорами… Уж лучше пересидеть в своей засаде. Благо, никто не интересовался – где там чужачка. Кто охотился, кто рыбачил, кто дрых на солнышке. Я такой всеобщей занятости только порадовалась.

Солнце ползло к воде невероятно медленно. Я нервничала, жевала веточку и смотрела на бухту. А еще отмечала, что фьорды и правда согрелись. И сегодняшний день оказался гораздо теплее предыдущего. Даже в платье мне было уже почти жарко. Трава и листья лезли практически на глазах. Вдоль тропинок в лесу все пожелтело от мелких цветов. Пока я сидела, мимо пронеслась деловитая белка, потом неторопливо протопал еж. Я проследила его путь изумленным взглядом. Зверь никуда не спешил и, похоже, совсем меня не боялся. Лишь фыркнул недовольно, когда наткнулся на мой ботинок. Величественно подождал, пока я уберу ногу, и пошагал дальше. Невероятно!

В столице Конфедерации такого точно не увидишь. Там нет даже уличных собак. Все, что есть, принадлежат хозяевам и гуляют на строго отведенной территории. В Окламе, где все еще живут родители, конечно, все иначе. Хотя по меркам столицы Оклама – жуткая дыра, поля да фермы. Но я рада, что мое детство прошло именно там. Хотя я и старалась изо всех сил, чтобы стать в столице своей, а не «деревенской глупышкой», как снисходительно отзывались о выходцах с окраин.

Я задумчиво набрала в ладонь горсть земли.

Сверху теплой, а внутри – еще прохладной, сырой. Да, я сделала все, чтобы вытравить из себя ту девчонку, которой была когда-то. Ту, что носилась по земле босиком, спала на сене, играла с мальчишками в полях. После того, что случилось с моим старшим братом, я так хотела все это забыть. Забыть ту девочку, которая обожала Майка. Забыть его и себя. Я изменилась, повзрослела. Я годами не вспоминала прошлое. Меня уже почти не мучили кошмары. И так странно, что сейчас, сидя где-то на краю земли, я вспоминаю все это.

– Это все стресс, Мира, – пробормотала я, разжимая ладонь. Земляные струйки потекли сквозь пальцы.

Да, все от пережитых страхов. Ну не верить же в то, что фьорды будят забытое? Будят душу?

Я так задумалась, что не заметила, как солнце скатилось к горизонту. А поняв, что просидела под деревом несколько часов, вскочила и заметалась, пугая белок.

Верман сказал, что тюки погрузят на корабль к закату. Единый! Только бы не опоздать!

Хёггкар покачивался в стороне от кораблей-домов. Там, где соорудили подобие пристани, и где сейчас высилась гора тюков и сундуков. Прокравшись к ним, я оглянулась. У освященной таверны Наны ходили ильхи, но на пристани было пусто и тихо. Сгрузив поклажу, ильхи ушли. К счастью.

Но моя радость оказалась недолгой. Сунувшись к грузу, я поняла, что спрятаться в тюках просто невозможно! Их обмотали веревками так плотно, что я даже не понимала, что внутри. Рядом стоял сундук, но запертый. Отчаянно подергала замок и поняла – бесполезно. Но что же делать? Куда прятаться? Оставались лишь несколько здоровенных бочек, набитых чем-то вонючим.

Пока я металась по пристани, на дорожке за валунами послышались голоса. Сюда идут! И кажется, это одноглазый Эйтри. Вспомнив его лицо в обрамлении белых волос, усмешку, перечеркнутую шрамом, я внутренне поежилась. Вот уж кто не станет мне потакать и живо оттащит обратно к конухму. Что же делать? Я охнула, бесполезно дергая крышку сундука. Голоса звучали все ближе. Совсем рядом!

Не придумав ничего лучше, я вывернула содержимое бочки в воду и, часто моргая от вони, юркнула внутрь и закрыла крышку.

Вовремя! Миг – и по причалу зашелестели шаги.

– … не раньше середины лета, – неторопливо говорил Верман. – Хочу дойти до южных берегов, набрать лазурного камня, который высоко ценят в Варисфольде.

– А еще на юге полно дикарок, которые обрадуются водному хёггу, да? – насмешливо отозвался Эйтри.

Верман раскатисто рассмеялся.

Я сидела в бочке, зажимая нос пальцами, чтобы меня не стошнило. Но помогало это плохо. Демоны, что было в этой посудине? Похоже на гнилое мясо! Но зачем его грузить на хёггкар?

– Странно, что ты не остаешься на полнолуние, – продолжил Эйтри.

Голоса раздавались совсем близко, буквально над моей головой. Я попыталась вовсе не дышать.

– Первая летняя луна. Ты ведь всегда любил эту ночь. Даже дикарки не стоят того, что ты упустишь!

– А ты? – с насмешкой возразил капитан хёггкара. – У тебя теперь есть прекрасная Альва из Аурольхолла. Проведешь Лунную ночь с ней? Или все же пойдешь на берег?

– Альва подождет. Ни один ильх в здравом уме не пропустит такой дар, как первое полнолуние.

Ильхи снова рассмеялись. Я нахмурилась, пытаясь сообразить, о чем они говорят. Лунная ночь? И что в ней такого?

– Эй, глянь-ка. Что это с рыбой творится? – раздался сбоку удивленный голос Эйтри. – Посмотри, Верман! Набилась под причал, можно руками черпать. Словно ее хорошенько чем-то прикормили!

Я испуганно свернулась в своем убежище. Еще как прикормили! Протухшим мясцом!

Верман что-то ответил, но уже дальше. Похоже, он отошел в сторону и увел с собой назойливого Эйтри. Неужели догадался, что я прячусь в бочке? Возможно….

И тут мое ненадежное пристанище вздрогнуло и закачалось.

– Эй, грузите осторожнее! – прикрикнул Верман. – Это особая солонина от Наны, за нее в Канумгарде дадут хороший кошель серебра! Крышку держите!

Бочку перенесли на лодку, шумно ударила волна. Я уже едва дышала, но держалась, повторяя как заклинание: скоро все закончится. Скоро я буду дома!

– Эй, Верман! Постой! – крикнул с причала Эйтри, и я похолодела.

Ну что еще этому одноглазому надо? Неужели что-то заподозрил?

– Будешь в Аурольхолле, захвати каких-нибудь побрякушек. Женских. Колец и браслетов. Шелк на платье.

– Возьму, Эйтри, возьму, – добродушно отозвался капитан хёггкара. – Готовь пепел на оплату! Девы нынче дорого обходятся!

– Эйтри-Янтарь всегда платит по долгам.

– И то верно! – Верман захохотал, и лодка наконец отплыла от берега. Все еще не веря своему счастью, я сидела не шевелясь, пока мы добрались до хёггкара. И лишь там, в трюме, отодвинула крышку. Вывалилась наружу, рухнула на доски пола и задышала ртом, благодаря небо за живительный свежий воздух.

– Ты должна мне целую бочку отличной солонины, – мрачно поведал стоящий рядом Верман. – И благодари Перворожденных, что Эйтри не сунул нос, чтобы проверить товар. У этого ильха нюх, как у горбоволка. Тебе повезло, дева. А теперь полезай-ка обратно. Пока не покинем эти воды, лучше тебе не высовываться.

Он ушел, хлопнув дверью, а я осталась в тесном помещении, среди сундуков, тюков и бочек. Здесь было всего одно крохотное оконце, к которому я и прильнула. По темной синеве неба разлился алый закат. Вверху уже блестели слезы звезд, внизу все еще желтела полоса света. Красиво… Пожалуй, такого красивого заката я не видела уже многие годы. Или я не смотрела?

Хёггкар мягко покачивался на волнах, покидая Последний Берег. Некоторое время я все еще видела проклятый Саленгвард, полосу леса, таверну Наны… Внутри что-то дрогнуло, и я моргнула. А потом все это затянуло сумраком, остались лишь редкие огни да силуэты домов. Зато впереди уже виднелся выход из бухты. Скалы, сужающиеся кольцом. А за ними – фьорд. Море. Свобода!

Я вцепилась в край оконца, жадно вдыхая соленый воздух. Вот оно – спасение! Уже близко!

И тут хёггкар тряхнуло. И еще раз. Словно кто-то толкнул его снизу. На борту забегали встревоженные ильхи, Верман что-то крикнул. Я до рези в глазах всматривалась в сумрак, пытаясь понять, что случилось. Что происходит? Мы напоролись на подводные камни? Надеюсь, у Вермана крепкое судно!

Корабль снова вздрогнул, на этот раз сильнее. И тут совсем рядом кто-то заорал:

– Крак-е-н!

Что?

Из водной глубины взвились в воздух несколько гигантских щупалец. Одно грохнуло по стене, прямо рядом с моим окошком, и прежде чем заорать, я успела рассмотреть множество розоватых присосок, которыми чудовище цеплялось за корабль. Щупальце сползло вниз, и тут же рядом грохнулось другое, разбивая стену в щепки. Я отлетела в сторону, закрывая руками голову. У комнатушки-убежища теперь не было одной стены. А у хёггкара – одного борта. Вместо него там завис огромный жуткий моллюск! Я видела его щупальца, хватающие и трясущие корабль, словно игрушку. Со всех сторон орали ильхи, откуда-то сверху слышался голос Вермана:

– Хватит! Прекрати! Оставь меня! Убирайся в бездну!

Он то ли просил, то ли угрожал. И кому? Морскому гаду?

Я выползла на остаток борта, цепляясь за доски и веревки.

– Хватит! – уже практически взвыл Верман. – Шторм, прекрати!

Шторм?

Притиснувшись к краю пробоины, я выглянула наружу. И увидела… В свете угасающего дня плескался в темной воде чудовищный кракен. А за ним… За ним виднелись уже знакомые очертания морского змея.

Водный хёгг поднырнул под кракена и оказался совсем рядом. Миг – и вместо него на щупальце чудовища взобрался человек. И жуткий моллюск замер, словно послушная домашняя псина под рукой строгого хозяина.

– Шторм, что ты творишь? – снова заорал Верман. – Ты совсем утратил разум? Ты пробил дыру в моем хёггкаре! Убери своего питомца!

– Ты нарушил договор, – заставил меня испуганно попятиться холодный голос Шторма.

Я никогда не видела ильха таким злым. Он стоял на голове кракена и выглядел настолько взбешенным, что мне захотелось обратно в бочку с гнилым мясом.

– О чем ты говоришь? Да ты…

– Ты забрал то, что принадлежит мне. – Море пошло злыми волнами, ледяной ветер обвил хёггкар. – Посмел увезти. И думал, что я не узнаю. Так, Верман?

– Ты утратил разум…

– Уже давно! – рявкнул Шторм. Кракен ударил щупальцем, пробивая в хёггкаре еще одну дыру. Кто-то из ильхов благоразумно прыгнул в воду, спасаясь бегством.

– Я ничего не брал!

Еще один удар щупальца сломал мачту.

– Хватит! – яростно заорал Верман. – Ты проклятый безумец, Шторм! Убери кракена от моего хёггкара! Девчонка сама залезла на борт! Сама хотела, понял? Хотела уплыть со мной!

Еще один страшный удар. Чудовище заворочалось, приподнимаясь, и я увидела его рыбьи глаза – выпученные водянистые шары.

– Я ничего не брал!

– А я возьму все! – рявкнул Шторм. – Никто не смеет забирать мое!

Ильхи заорали, покидая обреченный корабль. Кракен шумно выдохнул. И нырнул, утаскивая хёггкар за собой. Меня потянуло по доскам, а потом выкинуло наружу. Я даже не заметила, как оказалась в воде. Вокруг сыпались куски дерева и рваного паруса, орали люди, шипел кракен! Я свалилась кулем, ушла на глубину, пытаясь избежать столкновения. И совсем рядом увидела человеческое лицо. Красивое и злое, перечеркнутое черным знаком. Шторм смотрел на меня сквозь толщу воды. И по этому взгляду я поняла, что все это время он знал, где я прячусь.

Ильх cхватил меня за руку и потащил. Прочь от тонущего хёггкара, от орущего Вермана, от жуткого кракена. От моей почти обретенной свободы.

– Ненавижу тебя! – заорала я, колотя его по голой спине и плечам. – Отпусти!

Он не сопротивлялся. Даже не уворачивался, позволяя себя колотить. И придерживая, чтобы я не утонула.

«Не бойся глубины, я удержу. Нас обоих…»

– Зачем? – Я двинула ему снова, но ильх лишь поморщился.– Зачем? Почему ты меня не отпускаешь?

– Я не могу, Мира, – сипло сказал он. Глаза у него были жуткие. Темные, с узкими змеиными зрачками.

– Не можешь? – заорала я. – Или просто не хочешь?

Он тяжело втянул воздух.

– Может, и не хочу.

Я опешила от такой откровенности. В Конфедерации никто не говорит: я не отпущу тебя, потому что не хочу. Для Конфедерации это слишком… нецивилизованно. А вот на фьордах, похоже, никто подобного не стесняется! Варвары, они варвары и есть.

За спиной медленно шли ко дну мои надежды на спасение. Теперь понятно, почему в эту бухту просто так не попасть. На дне спит приятель морского змея – жуткий кракен! Сюда не только не войти, но и не сбежать пленникам вроде меня.

Ужасно захотелось расплакаться. Но я лишь сжала зубы, толкнула Шторма и, сильно загребая, поплыла к берегу. Я знала, что Шторм где-то рядом. Чувствовала, что он присматривает. Но ни разу не обернулась, чтобы в этом удостовериться. На отмель я практически выползала. От усталости тряслись руки и ноги, рвало легкие. С трудом поднявшись, я выбралась на сушу и упала возле мшистых валунов. Села, обхватив себя руками. Дневное тепло сменилось зябкой ночной прохладой. Я замерзла, устала и совершенно обессилила. От меня за версту несло какой-то гадостью, и самое плохое – я не знала, что делать дальше. Кажется, мой оптимизм утонул вместе с хёггкаром Вермана.

Рядом со мной кто-то остановился. Но я не подняла головы, так и смотрела в землю, обняв колени.

– Тебе надо согреться и поесть, – сказал Шторм.

Я не отреагировала. Не буду с ним разговаривать. Пусть это бесполезно и по-детски, плевать. Просто не буду с ним разговаривать!

– Нана испекла ягодный пирог. Сладкий.

Я постаралась удержать голодную слюну. Умру здесь от голода и холода, но не встану!

– Мира, это глупо. Давай поговорим.

– Поговори со своим другом кракеном!

– Он не разговаривает.

– Ты его настолько достал?

– Он морской гад.

– Ты тоже гад. Морской. Но ты же разговариваешь!

– Я – хёгг!

– Хёгг… Кракен… Какая разница! По виду вы близкие родственники!

– Ты сравнила хёгга с кракеном? Хёгга с рыбой?! Хёгга?

Шторма так перекосило, что я отползла подальше. Незнание мира за Туманом снова сыграло со мной злую шутку. Ильх сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Похоже, получалось у него не очень, потому что на шее нервно пульсировала жилка.

Еще раз втянув воздух, Шторм присел рядом на корточки. Кстати, мерзавец успел высохнуть, выглядел он отлично. Не то что я – жалкая и продрогшая пленница.

Я разозлилась с новой силой. Вот с места не сдвинусь, что бы он ни сказал!

– Мира, – проникновенно произнес Шторм. – У меня есть мыло.

А?

Нет, я этого не слышала. Нет, я не буду реагировать!

Порыв ветра как назло ударил в лицо вонью, пропитавшей мою одежду и волосы. Даже заплыв в бухте не смыл ее.

– С ароматом вереска и мяты, – почти нежно добавил Шторм.

Я подняла голову.

– У меня дома есть легенды о змее-искусителе, – мрачно буркнула я, поднимаясь. – Кажется, я знаю, кто был прообразом.

Улыбка осветила лицо ильха, делая его по-настоящему привлекательным. Я насупилась и отвернулась. До грота мы шли молча. Шторм вытащил из сундука чистую одежду и сухую холстину, чтобы вытереться, достал увесистый пузырек, внутри которого мерцало перламутром божественно ароматное мыло.

Я так же молча забрала эту драгоценность и направилась к теплой воде.

– Так и будешь тут стоять? – огрызнулась я, поняв, что уходить Шторм не собирается.

– Прослежу, чтобы тебя не беспокоили.

Я фыркнула, давая понять, что думаю о такой заботе. Шторм сел спиной к воде, и я, оглянувшись на него, торопливо стащила с себя вонючие вещи.

– Там есть ступеньки, – не поворачиваясь, подсказал ильх. – Сбоку.

Я сердито глянула на его спину и склоненную светлую голову. Может, подобрать камень да треснуть посильнее, пока варвар не смотрит? А потом снова попытаться сбежать? Вон и булыжник лежит подходящий…

Со вздохом я подхватила бутыль мыла и полезла смывать с себя вонь. Вряд ли я смогу треснуть кого-то по голове булыжником. А даже если и смогу… кто сказал, что варвар от моего удара потеряет сознание? Скорее снова озвереет! Да и неизвестно, какие еще сюрпризы поджидают на выходе из бухты. Одного кракена мне хватило, чтобы полжизни видеть эту зверюгу в кошмарах.

Мне нужен новый план. Но пока я его не придумала.

Намылившись от макушки до пяток, я окунулась в теплую воду. Грот наполнился ароматом цветов. И даже моя злость немного уменьшилась. К тому же ильх прав. Молчать – глупо.

– Почему на всех хёггкарах так тщательно выведены названия?

– Что? – Шторм дернул головой, желая повернуться. Но не стал.

Я услышала его тихий вздох.

Конечно, он ожидал другого вопроса. О причинах, почему он меня не отпускает. О Саленгварде и проклятии. О моем будущем. Но… я устала. И пока не готова к новой битве. Мне нужно перемирие, чтобы собраться с силами и придумать новый план побега.

– Названия, – вытянула я руку, с наслаждением ее намыливая. Шелковая пена ласкала кожу. Кто бы мог подумать, что у варваров есть такое чудесное мыло! – Сами лодки старые и дырявые, латанные-перелатанные. У некоторых от первоначальных досок остались лишь воспоминания. Но на всех бортах четко выведены названия. «Медуза», «Покоритель волн», «Бесстрашный» и «Непобедимый», «Сокровище фьорда»… Название обновляется чаще, чем крыша. Разве это не странно?

– Ты приметливая, – услышала я в его голосе улыбку. – Но здесь никому не кажется это странным. Слова, которые мы произносим, остаются в воздухе. Цепляются за ветви деревьев, впитываются в землю. Наполняют воду. Их слышат люди, звери и Перворожденные. То, что звучит – живет. Человек жив, пока кто-то произносит его имя. И с хёггкарами так же. Пока есть название, ладья дышит. А как сотрется – развалится, и никакие починки уже не помогут.

Я посмотрела на спину иьха. Почему от его слов внутри меня что-то дрогнуло и зазвенело, словно натянутая струна? Почему захотелось произнести имя, которое я не говорила много лет? С того самого дня. И стало больно, словно имя жгло изнутри.

Я тряхнула головой, разбрызгивая ароматную пену. Сейчас надо думать о другом. О том, как выбраться отсюда!

– Откуда ты знаешь про Конфедерацию? Ты был за Туманом?

Некоторое время Шторм молчал.

– Давно и случайно. Через три зимы после того, как надел кольцо Горлохума. Я был ненамного старше Брика. – Ильх тронул обруч на своей шее. – Меня закрутило изменяющееся течение возле Большого Хребта, целый день тащило по дну, а после выбросило на незнакомый берег. Стояла ночь, и я не сразу сообразил, что оказался за Туманом. Тогда я даже не знал, что за ним живут люди. Был уверен, что там находится незримый мир, в котором пируют за вечным столом изобилия Перворожденные и ушедшие ильхи. Я поднялся над водой и вертел головой, пытаясь понять, что за странный город вижу вдали. А потом навстречу мне двинулся хёггкар. Но не ладья, а нечто невообразимое. Это плавающее чудовище было ярко-белым, оно состояло из мертвого железа и такого же мертвого дерева, которое не отзывалось мне. Внутри этой гадости сидели и ходили люди, несколько десятков! Ильхи и разодетые в шелка девы. Некоторые танцевали, другие пели. Играла музыка, и все это светилось разноцветными огнями, словно снежный хёгг зажег на борту небесное сияние.

– Похоже, ты увидел прогулочную яхту, – улыбнулась я, а ильх хмыкнул.

– Это мертворождённое чудовище, полное странных людей, испугало меня до колик в животе. Я решил, что умер и попал в незримый мир. Только там может быть подобное. Но мои бока ныли из-за ободранной кожи, мне хотелось есть. И я сообразил, что все еще жив. И поплыл за мертвым хёггкаром. Он испугал меня, но в то же время заинтересовал. Я хотел понять… разобраться в том, что вижу.

Я против воли улыбнулась, представив совсем юного Шторма, крадущегося за яхтой. Каким он тогда был? Веселым и любопытным или серьезным и вдумчивым?

– И что было дальше? – Я неожиданно увлеклась рассказом.

– Хм… Ничего особенного. Некоторое время я плыл за этой ладьей. Смотрел на людей.

Ну да, а потом в местных газетах, наверное, появились заголовки о морском змее, которого видели с борта прогулочной яхты. Правда, им, как всегда, никто не поверил.

– И увидел поцелуи? – Я глянула на напряженную мужскую спину. Кажется, рассказывать об этом Шторм не слишком желал. Но я припомнила кракена и свою утонувшую свободу и повторила вопрос.

– Да, – неохотно процедил ильх. – Двое стояли во тьме и трогали друг друга губами. И языками. Это длилось… долго. И вызывало во мне странные чувства. Я не понимал, что они делают. И зачем.

– А сейчас понимаешь? – не удержалась я.

– Не совсем, – ровно произнес ильх.

Вода вокруг меня пошла рябью. И я решила сменить тему.

– Ты говорил, что звал дерево яхты? Что это значит?

– Потомкам Ньордхёгга отзывается вода и живое дерево, – сказал Шторм. – Реже – соль и морской ветер. И еще реже – течения и подводные обитатели.

– И что это значит – отзываться? – тихо спросила я.

– Такие вопросы хёггам не задают, лильган, – со странной интонацией сказал Шторм. – Но ты любопытная и хочешь все знать… что ж. Я скажу. Сейчас я ощущаю воду вокруг тебя. Чувствую, как она к тебе прикасается. К твоим ногам. Животу. Груди. Я ощущаю твое тепло и твою нежность. Чувствую капли, стекающие по твоей шее. Каждая из них – я.

Вода в гроте всколыхнулась, пошла водоворотом.

– Что значит отзываться, кьяли? Я могу взять тебя, не вставая с этого места.

Вода потоком стекла по телу. И это так сильно напоминало прикосновение мужских рук, что я опешила. Происходящее было ненормальным. За гранью моего понимания. И еще слишком… чувственным.

Резко поднявшись, Шторм вышел из грота.

Я посмотрела ему вслед, жалея, что все-таки не приложила булыжником. И злясь на себя за то, что хочу продолжения этой странной, противоестественной ласки.

(обратно)

Глава 13

Когда я, чистая и почти спокойная, спустилась к таверне Наны, то увидела, что на берегу разложили костер, на котором томился котел с едой. Рядом топталась сама великанша, а ильхи расположились кто на поваленных деревьях, а кто и прямо на земле.

От котелка шел умопомрачительно вкусный аромат горячей еды. Но когда я приблизилась, дорогу мне преградил молодой ильх. Темноволосый и темноглазый, с кривым ножом на поясе, он выглядел настоящим головорезом с большой дороги. Под правым глазом у него чернело изображение, похожее на монету.

– Вы посмотрите, а вот и наша беглянка, – звучно сказал он, и все головы повернулись в мою сторону.

Я попятилась. Мрачные взгляды варваров мне не понравились.

– Из-за тебя я потерял товар, который утонул вместе с хёггкаром Вермана! – не отставал ильх. – Целый сундук отборного красного дерева. За ним пришлось лезть на вершину скалы, беглянка. А теперь всё на дне моря. И кто за это ответит, а?

Еще несколько мрачных фигур подошли и встали позади обозлённого головореза.

– Верно говоришь, Ирган! И моя добыча теперь в пасти у кракена, – пробасил другой. – Отличные зубы диких гаркаров. Почти не стесанные! Несколько месяцев собирал!

– Бивень моржа… кожа… пепел!

– А еще вкуснейшая солонина Наны, – с тоской подсказал Торферд. – Эх. Все досталось кракену! А я остался без новых сапог!

Он поднял ногу и показал вылезшие из обувки пальцы.

Ильхи загомонили все разом, требуя ответа за утопленный товар. Я в отчаянии осмотрела берег, но Шторма рядом не было. И тут же сама на себя разозлилась. Выходит, я ищу защиту того, кто меня и втравил во всю эту заваруху? В бездну Шторма! Без него справлюсь!

– Я не виновата в том, что хёггкар Вермана утонул, – стараясь, чтобы голос не дрогнул, сказала я. – Не я выпустила кракена!

– Сидела бы на берегу, так не пришлось бы его выпускать! – рявкнул кто-то позади толпы.

Ильх, которого назвали Ирганом, демонстративно вытащил кривой нож и сунул мне под нос.

– Кто расплачиваться будет, а, дева? Ты теперь мне должна целый кошель монет! Или пригоршню пепла. Ясно тебе?

– И мне! И мне!

– А если не отдашь, знаешь, что мы с тобой сделаем? – Ильх плотоядно облизнулся. – Вот этим ножом покрошим на мелкие кусочки и на обед сварим! С корешками и сушеными травами! Поняла?

Вооруженная толпа напирала. Хотелось броситься прочь, но куда? Да и любой знает, что нельзя показывать диким зверям свой страх, надо стоять до конца. А эти варвары мало чем отличались от голодных хищников! Они окружили меня со всех сторон – потрясая ножами и топорами, сверкая зубами и глазами. Страх сдавил горло. Но со страхом я давно на короткой ноге и знаю, как с ним совладать.

Это всего лишь люди.

Не стихия.

А значит, я могу сражаться. Могу действовать. Могу даже победить, если мне хоть капельку повезет.

Ну или дорого продам свою жизнь и честь, если судьба снова отвернется.

Ильхи напирали. Я уже ощущала мускусный запах их шкур и одежд. Медленно попятившись, оглянулась, высматривая пути для побега. Но за спиной высоченные валуны, сбоку – дощатая стена «таверны». Единственный выход закрыл злобный варвар, который подошел первым. Я окинула его быстрым взглядом.

Выше меня, но худой. Жилистый, но юный, а значит, менее опытный.

Выдохнула.

И когда ильх протянул ко мне руку, я схватила ее и резко дернула на себя, одновременно сжав кулак и двинув парню в нос. Он взвыл от неожиданности и боли, а я крутанулась, рубанула его по шее. Резкий переворот, выворачивая запястье ильха, и вот я уже стою, сжимая в руке чужой нож.

– А ну прочь! – взвыла я не своим голосом. – Всех порррежу!

Варвары остановились, переглядываясь, а я возликовала. Получили! Думали запугать? Не на ту напали! Скорчила жуткую морду и завыла пуще прежнего:

– Пошли воооон!

Побитый мною юный головорез выругался сквозь зубы.

– Эй, нож-то отдай, – вполне миролюбиво и даже как-то смущенно попросил он, потирая распухающий нос. – Ты чего?

Я ткнула острием в его сторону. Ильхи слаженно отодвинулись и снова переглянулись.

– А ее Шторм головой о скалы приложил, – громким шепотом поведал раздавшийся позади ильхов звонкий мальчишеский голос. – Несколько раз! Вот она и… того! Злая!

Я покрепче обхватила рукоять трофейного ножа. Вот только суньтесь!

– Хватит, – из толпы вышел одноглазый Эйтри-Янтарь. Лисица на его плече ехидно скалила мертвую пасть. Ильх глянул на побитого парня, потом на меня. Хмыкнул. – А я говорил: не трогай деву, Ирган.

– Смотрите, а Ирган у нас теперь не Синезубый, а Красноносый! – завопил Торферд.

Ильхи дружно захохотали. Сам Ирган обиженно оскалился. Кстати, зубы у него были вполне белые и крепкие, так что осталось неясным, за что он получил такое странное прозвище.

– Повеселились, и хватит, – махнул рукой Эйтри.

И ильхи вдруг прекратили изображать бешеных собак и совершенно беззлобно рассмеялись, засовывая ножи обратно за пояса.

– Вечно ты все веселье портишь, – проворчал светлоглазый блондин сбоку. – Подумаешь, малость попугали деву! Кто же знал, что она такая ярая?

Попугали? Я переводила изумленный взгляд с одного ухмыляющегося лица на другое. Это что же, просто местное развлечение было? Меня не собирались порезать на куски и съесть?

– Да не сильно-то она и испугалась. – Нана отпихнула мощным плечом сразу несколько ильхов и улыбнулась мне. – Глянь, даже не побледнела.

Ну да, с жизнью всего лишь попрощалась. Но не побледнела, да.

– Я же вам говорила – эта дева не из робких. У меня нюх!

Я с сомнением глянула на великаншу. Не она ли недавно называла меня малахольной?

– Эй, Ирган, а ты говорил – погоняем деву по берегу, посмеемся! Вот и посмеялись! И кстати, ты продул мне щепоть пепла. Я говорил, что устоит девчонка! А ты – побежит, побежит. Завоет!

Варвары снова загомонили, я незаметно прислонилась к стене таверны. Чтобы никто не заметил моих подрагивающих коленок.

Нана осуждающе цокнула языком, пока ильхи обменивались монетами и ценным порошком. Похоже, ставки и споры – основное развлечение в этой бухте.

Посмеиваясь, ильхи возвращались к своим местам. Я обернулась к Эйтри.

– Это что, шутки такие? Значит, никто на меня не злится?

– Еще как злятся, – хмыкнул одноглазый. – Но мы не торговцы, дева. Мы те, кого уже нет. И живем лишь одним днем. А долги… Ты все отдашь, уж поверь. Должники Шторма расплачиваются полной мерой.

Ветер взметнул его белые волосы, и взгляд стал жестким. Интересно, за какие преступления он попал в это место? Впрочем… лучше мне об этом не знать. Я сдержала желание поежиться. Рядом с этим ильхом всегда было холодно.

Словно почувствовав это, Эйтри нахмурился.

– Иди к огню. Шторм велел за тобой присмотреть.

– Не слишком-то ты торопился выполнить поручение, – проворчала я, и блондин улыбнулся-оскалился.

– Верно. Я надеялся, что сначала ты немного повопишь, побегаешь по берегу, развлечешь парней. И меня.

Я остановилась, глядя ильху в глаза. Вот же мерзавец!

– Ну и как? – спросила, улыбаясь. – Развлекся?

Эйтри рассмеялся и ушел, не ответив. Я хмуро проводила его взглядом, все еще сжимая трофейный нож. Потом молча развернулась и двинулась туда, где пахло дымом и едой.

Взяв тарелку с мясной похлебкой, села на бревно рядом с Вегардом-без-крыши. Его кошка высунулась из бороды, дернула усами. Я достала кусочек мяса, протянула на ладони. Кошка осторожно понюхала, стащила угощение и снова спряталась в свое укрытие. Я улыбнулась, стараясь не думать о съестных запасах в бороде старика.

У костров собралось десятка три ильхов. Сегодня местным было что обсудить. Со всех сторон неслись рассказы о том, как кракен трепал хёггкар, а Верман бросался на кракена, пытаясь спасти остатки своего имущества. Все это сопровождалось диким хохотом и новыми ставками.

– Нет, вы видели, видели, как Верман-то улепетывал? Потрепал его малыш-кракен! Потягал за хвост!

Малыш? Я вспомнила громадное морское чудовище, но тоже улыбнулась. Веселье ильхов оказалось заразительным.

Проклятый город тонул во тьме на скалах, и здесь, возле костров, среди смеющихся варваров, было легко о нем забыть. Я молча ела похлебку, стараясь не реагировать на подначки и насмешки ильхов. Пусть развлекаются.

– Ну хватит уже, – добродушно пробасила Нана, когда очередной шутник спросил, понравилась ли мне встреча с кракеном. – Оставьте деву в покое.

– Нана, а расскажи историю? – попросил Брик, присевший напротив меня.

– Какую, малек?

– Ту самую. Про Ярла-Кровавое-Лезвие и его черный хёггкар, несущий смерть.

Ильхи притихли. Ирган, который час назад тряс передо мной ножом, вдруг укрыл меня потрепанным одеялом.

– Холодает к ночи, – хмыкнул он, блестя темными веселыми глазами.

Улыбка у парня оказалась доброй, а ведь совсем недавно я приняла его за отъявленного головореза. Подумав, протянула ему нож, но парень вдруг качнул головой.

– Оставь себе. Я плохой воин, раз так легко потерял нож. И… может, научишь тому перевороту? Как ты это сделала?

Я кивнула. Может, и научу.

Укуталась в одеяло, уткнулась носом в потертую ткань. Нана опустилась прямо на землю и затянула напевный рассказ. Слова лились потоком, словно великанша уже не раз произносила их и заучила назубок.

– За дальними скалами, за холодными водами шел за добычей черный хёггкар «Ярость Моря». На его носу блестела огромная стальная пика, а на боках щетинились шипы и колючки. Говорили, что не хёггкар то вовсе, а живой и прожорливый зверь, безумный и вечно голодный. Но страшнее хёггкара был его капитан Ярл-Кровавое-Лезвие. Черный парус хёггкара грозил смертью каждому, кто завидит его. Не было на водах фьордов хёггкара страшнее и капитана безжалостнее. Клинок его разил без промаха, а силе и скорости завидовало само море…

Я заслушалась историей о разбойнике, наводившем ужас на все фьорды. Конечно, это лишь местные легенды, но весьма занимательные. И удивительно, голос у Наны грубый, а рассказ льется напевно, завораживающе. И я легко представляю свирепого и безжалостного пирата, бороздящего воды фьордов. Даже без описаний в моей голове сложился его образ: окладистая черная борода, рост как у Торферда и черные, горящие огнем глаза, вселяющие страх в сердце каждого встречного ильха.

Я улыбнулась своей расшалившейся фантазии.

– Еще! – Брик подался вперед. – Расскажи еще! О том, как Ярл сразился сразу с тремя хёггкарами и всех победил! Или лучше про Ярла и морскую морь! Как он не ответил на ее колдовской призыв, а она взяла и его полюбила!

Ильхи рассмеялись.

– Хватит, Брик, – прозвучал совсем рядом спокойный голос Шторма, и я заставила себя не подпрыгивать. И не оборачиваться. – Тебе давно пора спать.

– Но я…

– Иди, Брик.

Мальчишка на миг взвился, сверкнул глазами-угольками, желая возразить, но тут же понуро опустил голову и послушно поплелся в сторону домов-лодок. Я проводила его сочувствующим взглядом. И все-таки посмотрела на севшего рядом Шторма.

– Ты строг с ним.

– Последний Берег не место для нежностей.

Я подняла брови, но промолчала. Хотя мальчишку стало немного жалко. Интересно, как он вообще тут оказался? Вряд ли успел в своем юном возрасте совершить преступление, да и личико у ребенка чистое, без всяких порочащих знаков. Как он попал в эту бухту проклятых?

Шторма Брик слушался беспрекословно, и я бы подумала, что Брик – его сын, если бы видела хоть малейшее сходство. Но темноглазый и темноволосый мальчик был почти антиподом взрослого ильха.

Ничего общего. Хотя, конечно, Брик мог пойти в мать.

Я качнула головой. Не мое это дело, со своими бы вопросами разобраться.

– Приятный запах. – Шторм наклонился и втянул воздух возле моей шеи.

Кожу покрыло мурашками. Я наградила наглеца суровым взглядом и отодвинулась. Ильх, ничуть не смутившись, уселся рядом.

– Скучала?

– Вот еще, – фыркнула я. – Здесь полно тех, кто готов меня развлечь.

Я сделала широкий жест рукой. Шторм посмотрел на разбитый нос Иргана.

– Уже наслышан о твоих развлечениях, ярая дева.

Я покосилась на ильха. Это что же, комплимент?

– Не каждая дева не испугается обозленных ильхов Последнего Берега.

Да. Это точно комплимент. Я снова покосилась на Шторма, не зная, как реагировать на его слова. И неожиданно сказала правду:

– Если честно, то я испугалась. Но… я знаю, что когда боишься, надо бить первой. И страх проходит. Мне было одиннадцать, когда родители привели меня в бассейн. Ну это такое место, где много воды. А еще много мальчишек. И я им совсем не понравилась. Они окружили меня толпой и велели убираться. Пришлось макнуть в воду зачинщика. Несколько раз. – Я улыбнулась своим воспоминаниям. Мне тогда тоже досталось – и от задиры, и от тренеров, но я ничуть не жалела. И никто больше не смел называть меня «сопливой малявкой».

Шторм подозрительно долго молчал, и я повернула голову. И увидела его взгляд. В нем снова шумело море…

– У тебя снова что-то с глазами, – сообщила я.

Ильх, кажется, застонал. По крайней мере, издал какой-то похожий звук. Резко выдохнув, отвел взгляд и даже отодвинулся от меня подальше.

Повисло неловкое молчание. Пожалуй, не стоит говорить ему о глазах. Каждый раз ильх на это как-то странно реагирует.

– Нана развлекает нас рассказами о морском разбойнике Ярле-Кровавое-Лезвие. Очень занятные истории!

Шторм нервно дернул головой, но не повернулся. Я ощутила, как нарастает между нами напряжение. Воздух сгустился и стал медовым, дрожащим в свете костра. Тело покрыли колкие и острые искры, внутри завибрировало. Что это за чувство? Предвкушение? Но чего?

– В этих россказнях нет ни слова правды, – пробормотал Шторм.

Я пожала плечами, стряхивая непонятную дрожь.

– Зато они нравятся Брику. Да и мне тоже. Ты пришел и испортил все веселье. Я бы послушала еще об ужасном черном хёггкаре и его безжалостном капитане. И о сражении с целой ордой морских чудовищ.

Шторм издал тихий смешок.

– Уверен, Нана все это выдумала.

– Ну и что же. Я, знаешь ли, люблю истории про лихих разбойников. Похоже, этот ваш Ярл-Лезвие был тем еще мерзавцем! Нана рассказывала, как он в одиночку покрошил целую толпу врагов! А потом вырезал сердце их главаря и съел его сырым. Брик был в восторге.

– Нане лучше заняться своим котлом, а не болтать глупости, – мрачно ответил Шторм.

– Конечно, Нана все выдумала. Но мальчику нужен герой, пусть и выдуманный.

Я поднялась, и Шторм вскинул голову.

– Мира?..

Что? Я застыла, глядя на него сверху вниз. В его пугающие глаза, в лицо, перечеркнутое черным знаком. Тем самым, за который ильха может убить каждый прохожий на фьордах. Заколоть даже во сне. И получить за это награду.

– Ничего, – снова отодвинулся он.

Я кивнула и ушла, решив не думать о Шторме. Он самый последний ильх, о котором я хотела бы думать!

(обратно)

Глава 14

И лишь придя на «Медузу», я вспомнила, что мое время «гостьи» закончилось. А где мне жить теперь, я так и не спросила. Надо было вернуться к кострам, но внезапно меня покинули силы. Сев на край кровати, я поняла, что просто не могу с нее подняться. Что глаза сами собой закрываются, и я прямо сейчас усну. В одежде. Этот день снова оказался слишком длинным.

Кое-как стащив обувь и ослабив завязки рубашки, я залезла под тяжелое одеяло и…

…и оглянулся. Вокруг шумел мой город. Я знал его и любил. Он был прекрасен. Лучший город на земле скал и озер. Я шел по оживленной улице, кивая встречным ильхам и ловя взгляды дев. Они все смотрели на меня, все. Я видел их чувства. Обожание, уважение, любовь, желание.

Гнев. Боль. Страх… Последнего стало слишком много, и меня это злит. Почему они боятся? Я дал им лучшее. Я построил город, равного которому нет на фьордах. Ради диковинок и чудес нашего дома сюда плывут хёггкары из самых дальних земель. Так почему я постоянно чую запах страха?

– Перворожденным это не нравится… Перворожденные гневаются…

Шепот проносится над площадью и стихает, стоит мне обернуться. Ярость дрожит внутри. Глупцы! Я дал им все. А они боятся и поминают Перворожденных! Какие же глупцы!

– Отныне в этом городе никто не будет поминать Перворожденных! Я запрещаю! – кричу я. И вижу ужас в глазах людей. Вижу, как они отшатываются, а уважение на их лицах сменяется паникой. Но ярость, черная огненная ярость уже застилает глаза. – Отныне все будет иначе!

– Но риар… как же без Перворожденных? Кто мы без них? – бормочет конухм. Он стар. Так стар, что уже не боится спорить даже со мной.

– Нет никаких Перворожденных! – ору я. – Они все в ином мире! А мы здесь. И жить надо здесь. Жить грядущим, а не глупыми традициями и суевериями. Жить тем, что я даю вам, всем вам! В моих руках свет новой жизни, свет знаний!

Они шарахаются в сторону, и злость застилает глаза. Проклятые глупцы! Разве они не видят, как прекрасен наш дом? Разве не понимают, каким он станет завтра?

Проклятые испуганные дураки.

Отворачиваюсь.

Белые ступени расстилаются передо мной полотном. Дорогой в небо. Тысяча без одной гладких, мраморных ступеней. Я мог бы сесть в поднимающую корзину и взлететь на верхнюю террасу за несколько минут. Но мне нравится идти пешком. Нравится смотреть по сторонам, видеть укрощённый водопад, ровные дуги моста между двумя пиками скалы, стальные кольца, охватившие гору, и пузатые светильники, покачивающиеся вдоль лестницы. Мне нравится то, что я создал. И то, о чем еще только мечтаю.

И я уже не слышу шепот за спиной.

– Мертвое железо… Мертвая гора… Перворожденные злятся… Беда, беда будет.

Солнце слепит глаза. Вершина горы прячется в шапке облаков. Я поднимаюсь все выше и…

…просыпаюсь.

И не понимаю, почему так темно. Где яркое солнце, прекрасный город, сверкающие белые ступени? Почему меня качает, а в крохотном окошке висит огрызок бледной луны?

Я села на кровати и помотала головой, приходя в себя. Мне приснился сон. Яркий и такой реалистичный, что я не сразу поняла, что видела лишь грезу. От сна осталось странное ощущение – радостное и тягостное одновременно. Я поежилась, сбрасывая мутный туман видения. И поморщилась – правую ладонь неприятно дергало и саднило. Хотя после моей выдающейся гребли в этом не было ничего удивительного.

Вздохнув, я поднялась с кровати. Сон испарился, и я по опыту знала, что снова провалиться в дрему уже не получится. Так что, ежась и потягиваясь, я вышла на палубу «Медузы», поплескала в лицо холодной дождевой воды из бочки. Последний Берег кутался в туман рассвета. Над морем медленно разгоралась полоса зари, протягивая по волнам золотые ленты. Полоса суши сейчас была тихой и мирной, от ночных костров остался лишь тонкий дымок и зола. Ильхов видно не было, даже они еще спали.

И я вдруг поняла, что сейчас, в ласковых лучах рассвета, бухта по-настоящему красива. Я смотрела на мшистые валуны и лес, поднимающийся вдали. На синие скалы, стыдливо прячущиеся в тумане. На шапку низких облаков. На серо-зеленую волну, мягко облизывающую песок.

Прекрасное, удивительное место! Странно, что я не увидела этого раньше. А еще город… Он тоже…

Я хлопнула себя по лбу. Что за чушь лезет в голову? Проклятый город тоже прекрасен? Полно, Мира! Чего только не придумаешь, поддавшись очарованию рассвета! Даже меня вон проняло. А ведь брат всегда говорил, что когда Единый раздавал романтичность, я стояла за упрямством!

Вспомнив Алекса, а заодно и Джета, я загрустила. Но лишь на миг. Еще раз плеснув в лицо водой и отфыркиваясь, я решительно покинула «Медузу» и отправилась исследовать бухту. Чувствовала я себя превосходно, значит, самое время придумать новый план побега!

В конце концов, с чего я взяла, что единственный выход отсюда – по воде? Наверняка есть и другие!

Воодушевлённая, я дошла до костров и остановилась. Привалившись спиной к доскам таверны и укутавшись в одеяло, которое я вчера оставила на берегу, спал Шторм. Сидя. Похоже, он провел так всю ночь. Боги, неужели я заняла его кровать, и ильху больше негде спать?

Я прикусила губу, рассматривая мужчину. Его глаза были плотно закрыты, ресницы не двигались. Белая косица упала на щеку, почти закрыв пугающий знак. Второй щекой ильх уткнулся в ветхое одеяло. Спящий Шторм выглядел таким красивым, удивительно молодым и странно беззащитным. Невероятное зрелище.

Что-то сладкое и маетное всколыхнулось внутри. Легкое, как пузырьки игристого вина, нежное, как перышко… Прекрасное. Коснулось души, погладило.

Что-то незнакомое.

И пугающее.

Я осторожно отступила. Шторм не шевелился. Развернувшись, я торопливо пошла прочь.

***

Он проснулся, когда дева ступила на берег, но глаза не открыл. Даже не пошевелился, когда она замерла рядом, рассматривая его. Морской ветер игриво погладил Шторму щеки, дразня ароматом девы. Ее кожа все еще пахла мятой и вереском. Приятно. Хотя ильх предпочёл бы ее истинный запах. Мягкий, будоражащий…

Ресницы все-таки дрогнули.

А дева чего-то испугалась. Он услышал ее тихий вздох, а потом быстрые удаляющиеся шаги.

Ну и куда лильган собралась?

Шторм открыл глаза и с интересом проводил взглядом почти бегущую по берегу тонкую фигурку. Пометавшись в разные стороны, Мира все-таки выбрала направление и полезла на гору. Шторм нахмурился. Там, за валунам, таилась неприметная тропа, ведущая в сторону перевала, но чужанская дева ее ни за что не найдет…

Нашла! Чтоб ее!

Нашла и полезла на скалы, довольно уверенно двигаясь вперед. А потом и вовсе пропала из вида. Похоже, сегодня дева решила выбрать для побега наземный путь.

Шторм со вздохом поднялся, покрутил головой. Тщательно промял ноющую после неудобного сна ногу. Сделал череду выпадов, возвращая телу подвижность и гибкость. Ту, которая все еще была ему доступна. От привычных рывков и наклонов в голове зашумело. Тело отзывалось неохотно, жалило болью. Но Шторм уже давно не обращал на боль никакого внимания. И движения тянул медленно и неторопливо, словно стоял под водой. Мышцы и кости ныли, требуя оставить их в покое, но Шторм продолжал. Он знал – есть способ прекратить эту боль, вернуть столь желанные силу и быстроту. Простой способ. Достаточно лишь насыпать в рот щепоть черного пепла из мешочка на поясе… И боль исчезнет.

Соблазн был так велик, что Шторм ощутил во рту вкус. Острый, жалящий, горячий. Сладковатый. Вкус тлена и смерти. Вкус исцеления и свободы. От желания его почувствовать заныла челюсть, а мышцы дрогнули, срывая очередной плавный выпад.

Но Шторм лишь со злостью втянул воздух, вернулся в исходную стойку и продолжил.

Закончил разминку и пошел к источнику умываться, фыркая от холодной воды. Потом задумчиво сжевал подсохшую лепешку.

И лишь после этого неторопливо двинулся за беглянкой.

Шаловливый ветер подгонял, дразня ароматом мяты и вереска, но Шторм от него лишь отмахивался. Спешить смысла не было, как раз напротив. Лильган упрямая, это он уже понял. А значит, будет противиться до тех пор, пока не поймет – выхода нет. И спасения нет. Она будет пытаться убежать снова и снова, вредить себе и Последнему Берегу, пока не осознает, что все это бесполезно.

Дева будет искать путь, пока не убедится, что его нет.

Так пусть же поймет это уже сегодня. Море для нее закрыто, это лильган уже осознала. Сегодня же она узнает, что и по суше ей не дойти до перевала.

Нет, на самом деле дорога была. Но на этот счет Шторм совершенно не волновался. Он ведь видел дев из-за Тумана. Видел людей из мёртвых земель. Видел и поражался. Насколько они… неприспособленные! Хрупкие, слабые, ничего не понимающие в мире вокруг. И ничего не знающие о фьордах! И Мира тоже такая. Мертвая Конфедерация внушила ей глупую самоуверенность и браваду, но фьорды быстро сдерут их, словно шелуху. И покажут, чего дева стоит на самом деле.

Шторм улыбнулся, сорвал травинку, сунул в рот. От подъёма снова разнылась нога, но он привычно загнал эту боль в самую глубину своего нутра. Торопиться некуда. Пусть дева побегает вдоволь, устанет и проголодается. Уже к обеду она осознает, что одной на скалах ей не выжить.

Ярая беглянка. Упорная!

Шторм хмыкнул и выплюнул травинку.

И на что только она рассчитывает? Куда бежит? Да она не сможет даже утолить жажду или найти еду! Ягод еще нет, а в кореньях дева не разбирается. Убить дичь не способна, как и сделать оружие. И нет же, все равно убегает!

Даже одеяло с собой не взяла!

Может, уже сейчас сидит где-то и плачет?

Шторм остановился и прислушался. Потом потянул с моря ветер, пустил по следу. Тот вернулся через пару мгновений и послушно доложил: не плачет. Топает по тропинке, страхом и не пахнет.

Ну что же… Это и хорошо. Храбрая дева так быстро не сдастся.

Сдастся позже. И в этом Шторм был уверен так же, как в новом рассвете.

Далеко Мира все равно не сбежит. Куда ей? Да, храбрая, да, упрямая, но ведь этого мало. У лильган нежные руки, не знающие тяжелой работы. Да вся ее кожа – возмутительно нежная. Как шелк. Даже пятки. Где это видано, чтобы пятки были такими шелковыми? Словно никогда не ступали по земле. Словно дева всю жизнь ходила по облакам!

Этими нежными пятками она знатно отбила ему бока.

Но почему-то Шторм все никак не мог выкинуть их из головы. Впрочем, не только пятки… Еще ноготки. Даже на ногах – розовые и совершенно чистые. Даже возмутительно как-то. И пальцы без мозолей. Ни единой ведь нет, он специально искал! И куда ей с такими пальцами и пятками на скалы? Но полезла же…

Шторм улыбнулся. Внутри медленно разгорались предвкушение и азарт. Охота… Ненастоящая, но все равно будоражащая!

Прибрежная полоса закончилась, и морской ветер ослаб. Чем дальше на сушу, тем он тоньше. Все еще гладит щеки и дарит запах соли, но уже с ворчанием. «Скоро вернемся, – пообещал ему Шторм. – Проверь деву».

Ветер снова принес вереск и мяту. Да уж. Мира действительно упорная.

Тропа стала почти незаметной. Она вела в сторону от Саленгварда, а на скале и вовсе терялась. Там начинался уже настоящий лес, он тянулся до самого перевала, с которого можно было попасть на другую сторону горы. Туда местные уходили охотиться или иногда носили товары для обмена, когда в бухту слишком долго не заплывали хёггкары.

Но ходили опытные охотники, а вовсе не дева с шелковыми пятками! И куда вот пошла? Хоть бы лепешек набрала в дорогу! Впрочем, и хорошо, что ничего не взяла. Быстрее вернется.

Колено прострелило болью, и Шторм присел на поваленное дерево, вытянул ногу. Морской ветер обвился вокруг руки, ласкаясь. Дохнул прохладой и солью. И улетел, сливаясь внизу, у моря, в единый сильный поток.

Шторм тряхнул головой. Сила воды здесь еще чувствовалась, но ее глушили камни. Все-таки скалы – вотчина детей Лагерхёгга. Но зато здесь было нечто иное.

Шторм прикрыл глаза, и душа хёгга потянулась к шершавому стволу. Дерево отзывалось труднее воды и ветра. Дерево было тяжелым и сонным. И все же откликнулось, рассказало.

Шторм подставил лицо солнцу, размышляя, идти за Мирой или подождать, пока беглянка выдохнется и сама повернет обратно? Может, остаться тут? Куда она денется, чужанская дева, скоро поймет, что все это бесполезно…

***

Солнце взобралось на пик небосклона, а потом покатилось вниз – обратно к морю. Словно и огненному шару было невтерпеж окунуться в прохладные воды. Словно оно, как и Шторм, ненавидело сушь черных камней, обступивших со всех сторон!

Насмешливое добродушие утра к полудню сменилось раздражением, а к вечеру – изрядной злостью. Беглянка упрямо топала по камням. А Шторм мрачно тащился за ней, уже проклиная себя за эту затею. Надо было сразу повернуть деву обратно, а не играть в охотника! Потому что возвращаться дева по-прежнему не собиралась, и Шторму все больше хотелось догнать ее и придушить!

Деревья поредели, теперь вокруг высились лишь черные скалы, покрытые влажным мхом. Но скудная растительность не помогала. Здесь властвовала гора. Тяжелая, темная, недовольная ругающимся между ее камней ильхом. Выталкивающая его обратно. Прочь, прочь с моих камней, дитя Ньерхёгга! Убирайся обратно в свои воды, здесь тебе не место!

Раненая нога снова разболелась и теперь горела огнем. Словно кто-то поджаривал тело Шторма на костре. И это тоже не добавляло ему веселья! Хотелось лишь одного – найти деву, закинуть ее на плечо и вернуться. Не слушая ни воплей, ни возражений!

Потому что Шторм все больше зверел, бесшумно ступая по камням и пытаясь отрешиться от боли. И все яснее понимал, что чужачка с шелковыми пятками обратно не пойдет. Погибнет на скалах, но не вернется.

А он дурак, раз дал ей выбор. Надо было разворачивать сразу!

Разозлившись окончательно, Шторм ускорил шаг, насколько мог. Колено пробило насквозь, словно кто-то вогнал в него огненный прут. Но ильх лишь мотнул головой, заставляя тело двигаться быстрее. И довольно скоро услышал деву. Оставаясь в тени недовольных черных скал, Шторм мрачно осмотрел полянку за ними. Ну что там дева? Плачет? Стонет? Сожалеет, что сбежала?

Да ничего подобного!

Шторм изумленно поднял брови.

В маленьком углублении среди камней дева развела огонек и уложила в золу земляные клубни. Несчастной беглянка не выглядела, скорее наоборот! Улыбалась вовсю, да еще и мурлыкала под нос какую-то песенку!

Но как?

Шторм едва удержал ругательства. Как нежная дева нашла клубни? Как добыла огонь? Как прошла так много?

Да какого пекла?!

Шелковые девы не умеют выживать в лесу и на скалах! А затуманные и вовсе ни на что не способны!

Шелковая и затуманная вытащила нож и, походив по полянке, безошибочно нашла источник. Осторожно отодвинула со скалы густой влажный мох, открывая крохотную, почти незаметную ниточку горного стока, подставила ладони, собирая драгоценные капли. Напилась, умылась, а потом вернула мох на место.

И Шторм все-таки выругался. Про себя. А потом неожиданно усмехнулся. Да уж, а дева-то оказалась непростой. И шелк ее обманчив.

Ну ничего. Посмотрим, как она замурлыкает ночью. Когда скалы окутает непроглядная тьма, а на охоту выйдут хищники.

Но когда солнце зашипело на воде, Шторм понял, что даже ночь деву не развернет. Перекусив печеным клубнем, дева начала искать убежище. И нашла ведь! В горе полно узких расщелин, где можно спрятаться и пересидеть до утра. Найдя подходящую, клятая беглянка обошла подлесок, нарезала ножом мягких ветвей и натащила камней, чтобы завалить вход в свое укрытие. Мрачно наблюдая за уверенными приготовлениями девы ко сну, Шторм понял, что его терпение закончилось. Ну все! Хватит с него этой беготни по скалам!

Со злостью наступил на сухую ветку, чтобы она хрустнула под ногой. Мира вскочила и обернулась.

***

Поначалу все было замечательно.

Вспомнив, что Нана варила суп из медвежатины, я подумала, что зверя надо где-то добыть. А лесок между берегом и Саленгвардом слишком мал для крупной добычи, значит, есть и другие охотничьи угодья. И, немного побродив вдоль моря, я смогла найти тропку, ведущую прочь от воды и проклятого города.

Сжав в кулаке трофейный нож, я, не задумываясь, пошла по ней.

Меня вело лишь одно желание – сбежать. Увидеть родных, снова ощутить себя в безопасности. Единый, я просто хотела вернуться домой! В свой мир!

И потому почти бежала по тропе, не думая о хищниках или опасностях. Да я готова была не есть и не спать несколько суток, лишь бы оказаться как можно дальше от этого места.

Хотя, немного присмотревшись, я с радостью поняла, что голодная смерть мне не грозит. Несколько раз я заметила поросль, которую на ферме у нас называли земляной грушей. Я знала, что у растения питательные и сытные клубни, которые можно есть даже сырыми. Впрочем, развести огонь – тоже не проблема. В детстве родители и старший брат частенько устраивали для нас походы и учили основам выживания. Тогда это была всего лишь игра – добыть искру для костра, найти съедобные коренья и ягоды, прочитать на земле звериные следы. А сейчас эта забава могла спасти мне жизнь.

До самого полудня я бодро шагала по тропе, иногда останавливаясь у источников, чтобы попить, и двигалась дальше. Настроение было отличным. Я великолепно себя чувствовала, светило солнце, и кажется… кажется, я действительно сбежала! Что могло быть лучше?

Странности начались после обеда. Перекусив, я снова двинулась в путь, но тут руку обожгло болью. Неужели меня ужалила оса? На кончике пальца выступила капля крови, вокруг нее расползлась тонкая черная паутинка. Что это еще такое? Словно порез! И как раз там, где осталось метка от прикосновения к мечу в Саленгварде. Но та рана давно затянулась, а выглядит, словно я порезалась только что! Да еще и эти странные черные прожилки вокруг… Едва заметные, но пугающие.

Что со мной?

Почему-то вспомнился утренний сон про город и ступени, ведущие в небо. И дико, невыносимо захотелось их увидеть.

Что еще за ерунда?

Нахмурившись, я сделала несколько шагов, отбрасывая страх и непонятные чувства. Кровь из пореза закапала сильнее, словно рана увеличивалась. Да какого демона? Это всего лишь досадная царапина! Ободрала кожу и даже не заметила.

Я отрезала от своей рубашки кусок ткани, замотала ладонь. Кровь вроде бы остановилась. Я двинулась дальше, но тут же ощутила странную слабость. И это нельзя было объяснить обычной усталостью, ведь я хорошо знаю свой предел. Прогулка по летнему лесу явно не могла настолько меня измучить. Тогда что со мной? Ведь с каждым шагом я ощущала себя все хуже. Кажется, у меня даже поднялась температура, кости и мышцы ломало, как от затяжной болезни.

Может, я отравилась земляной грушей? Вдруг на фьордах она ядовитая?

Не зная, что и думать, я сделала остановку и нашла воду. Умылась, попила, снова прислушиваясь к ощущениям. Странно, но стоило остановиться, как болезненные чувства слегка утихли, а ладонь перестала кровоточить.

Да что со мной происходит?

Упрямства и воли к победе мне не занимать. Поэтому я отбросила прочь непонятные чувства и решила сосредоточиться на поиске ночлега.

И тут явился проклятый ильх.

Вышел из-за деревьев – со своей обычной насмешкой на губах. А ведь я почти поверила, что сбежала!

– Ты! – рявкнула я, выставляя перед собой нож. – Не приближайся ко мне!

– Мира, хватит, – поднял ладони ильх, показывая, что безоружен. – Ночью здесь полно хищников, это убежище тебя не спасет. Нам лучше вернуться, пока светит солнце.

– Я никуда с тобой не пойду! – Я сузила глаза, не опуская сталь. В этот момент я почти верила, что смогу ею воспользоваться. – Убирайся!

– Лильган, ты упряма, но это не поможет тебе добраться до перевала. У тебя нет оружия, нет еды. Ты погибнешь на скалах.

– Это не твое дело!

– Еще как мое, – сделал он шаг, и я махнула ножом. Шторм лишь иронично усмехнулся.

– Я просто. Хочу. Домой! – в отчаянии крикнула я. – В свой мир! К своей семье! И я не позволю меня остановить!

– Ты не дойдешь.

– Но я попытаюсь!

– Твоя попытка закончится смертью.

– Но это будет мой выбор!

– Выбор – стать ужином для дикого зверья?

– Не подходи!

Шторм не двигался, только мрачнел с каждым моим выкриком. Оружия у него, как обычно, не было, и я заметила, что ильх сильно хромает. Подъем в горы явно его вымотал, варвар болезненно морщился при каждом движении. А это значит, что я смогу от него сбежать! Брошусь прочь, спрячусь на скалах, и он меня не найдет!

– Просто оставь меня в покое, Шторм! Просто уходи! Мне здесь не место, мой дом за Туманом. Меня там ждут. Даже такой, как ты, должен понимать, что это значит!

– Такой, как я?

Его лицо застыло, насмешка исчезла. Взгляд заледенел, а губы сложились в улыбку, но никто не назвал бы ее доброй.

Шторм медленно провел пальцем по черному знаку, перечеркнувшему его лицо.

Проклятие! Я хотела сказать совсем другое! То, что мы разные! Он – ильх фьордов, а я девушка из Конфедерации! Но объяснения сделают только хуже.

– Мы те, кто мы есть, – выдохнула я, отступая на шаг. Ладонь, кажется, снова кровоточила. – И это никак не изменить! Твое место здесь, а мое – за Туманом, и я всегда буду пытаться туда вернуться. Просто отпусти меня!

Он молчал. Зеленые глаза потускнели. Внутри затрепетало что-то непознанное. Мне отчаянно захотелось сделать шаг. Но не назад – а к нему. Захотелось прикоснуться. Сказать что-то… Но что, что я могу сказать? Еще раз поблагодарить? Глупо как-то…

Ильх не двигался, просто смотрел на меня. Не пытался удержать. И я вдруг поняла, что он меня отпускает. Что больше не будет меня возвращать.

Это понимание вспыхнуло в душе и что-то в ней изменило. Слова застряли в горле. Что я ощущала, когда смотрела на ильха, застывшего среди деревьев? Благодарность? Сожаление? Да, но было и нечто другое. И это другое почему-то пугало… Я часто-часто заморгала, когда в глазах защипало.

А теперь повернись и иди, Мира. Иди, пока варвар не передумал!

Я сделала шаг назад.

И еще.

Ладонь стала мокрой и липкой, порез снова открылся. Но почему-то сейчас это не имело никакого значения. Я смотрела лишь в лицо варвара и видела все, что нас связывало. Белый Ёрмун и морской змей, зависший на глубине. Глоток воздуха, разделенный на двоих. Мимолетное прикосновение губ…

Как столь скоротечное может стать настолько важным? Заслонить прошлое? Это ведь всего лишь… мгновения!

Шторм вдруг потянул носом.

– Лильган…

Надо уходить. Сейчас же!

Дальше все произошло одновременно. Короткое рычание за спиной. И Шторм, только что хромающий, неуловимо быстро оказывается рядом и отпихивает меня в сторону! Я кубарем падаю на мох. Откатываюсь, встаю на четвереньки, еще ничего не понимая. И ахаю от ужаса.

Там, где я стояла мгновение назад, теперь скалился огромный медведь. Подобных хищников я видела только на картинках и уж точно не желала повстречать вживую! Зверь опустил голову, черная шерсть на загривке встала дыбом, и хищник зарычал на ильха. Стоящего совсем близко! Всего в шаге! А самое страшное, что у варвара не было никакого оружия! Ну почему, почему ильх не носит на поясе хотя бы нож!

Зато его ношу я!

– Шторм, нож! – Я швырнула свой трофейный клинок, и лезвие воткнулось в землю рядом с ногой варвара.

Но тот на него даже не посмотрел. Выпрямился и тоже зарычал!

Медведь поднялся на задние лапы. Единый, какой же он был огромный! Почти в два раза больше ильха! Да этот зверь убьет варвара одной лапой и даже не заметит! А потом кинется на меня! Что же делать? Заорать? Кинуть камень? Что?!

Медведь тяжело упал на все четыре лапы, не перестывая угрожающе рычать. Рванул вперед. Но вместо того, чтобы убегать, Шторм сделал один быстрый шаг навстречу. И треснул хищника кулаком в нос!

Опешивший зверь плюхнулся назад и замотал головой, словно большая собака.

– Убирайся! – рявкнул Шторм, все еще сжимая кулаки.

Хищник обиженно тявкнул, сдал назад и уже через миг скрылся за мшистыми валунами. И пока я ошарашенно хлопала глазами, Шторм вернулся ко мне, присел на корточки.

– Цела?

– Ты дал ему в нос? – все еще не веря тому, что видела, сказала я. – Просто двинул в нос? Медведю?

– Нос – очень чувствительное место. – Шторм поднял мою окровавленную руку и нахмурился. – Что случилось?

– Не заметила острый камень, – соврала я, во все глаза глядя на варвара. Произошедшее не укладывалось в голове. Так просто не может быть!

– Не надо так смотреть, лильган. – Варвар размотал тряпку на моей руке. – Зверь чувствует хищника сильнее себя.

– Это был медведь!

– И он почуял хёгга. Правда, в горах от него мало толку, но медведь об этом не знает. Я ведь говорил, на скалах полно хищников. – Шторм поднял голову, наши взгляды встретились.

Я сглотнула сухим горлом. Все это время я видела перед собой человека. Хромающего ильха. Почти не опасного. Я дерзила ему, ругала его, злилась. Испытывала его пределы. Боги, да я даже пыталась его побить! Мужчину, способного двинуть в нос агрессивному зверю! Я не знаю никого, кто на это способен.

Единый, и от этого человека я надеялась убежать? Наивно верила, что он меня не догонит?

Похоже, я его сильно недооценивала.

– Мира, – проникновенно повторил Шторм. – Не знаю, что творится в твоей голове, но не надо так на меня смотреть.

– Как? – выдохнула я, не в силах оторвать от него глаз. – Знаешь…Я должна извиниться.

– За что?

– За то, что пыталась тебя побить.

– Не помню такого, – губы Шторма тронула легкая улыбка.

– В воде. Когда ты потопил хёггкар Вермана.

– Его хёггкар потопил кракен. И если бы ты пыталась меня побить, я бы точно запомнил.

– Но я пыталась!

– Хм. А я думал, ты со мной заигрываешь. Мне понравилось.

– Ты издеваешься?

Ильх не выдержал и все-таки рассмеялся. Смех у него был слишком заразительным, чтобы не ответить, и я тоже улыбнулась. Шторм мазнул взглядом по моим губам, нахмурился и снова уставился на руку.

– Это не похоже на камень, лильган.

– Просто царапина, – попыталась я отнять руку, но варвар держал крепко. Внезапно стало страшно. Черной сеточки на руке не было, но возникла уверенность, что порез тот самый, из Саленгварда. Вот только почему он снова открылся? Ведь зажил уже, даже шрама не осталось!

Шторм провел пальцем, пачкаясь в моей крови.

– Такой след оставляет нож. Или меч. Откуда рана, Мира?

– Это просто царапина! – повторила я, дергая рукой.

Пальцы варвара сомкнулись вокруг моего запястья, не отпуская. И выражение его лица мне совсем не понравилось. Возникла уверенность, что говорить о Саленгварде нельзя ни в коем случае.

– Отпусти, ну же! Сама не знаю, где поранилась.

Продолжая держать правой рукой, левой Шторм провел по моей ладони, рисуя кровавый узор. Выглядело это…дико.

– Кажется, ты врешь, лильган, – негромко произнес ильх. – Ток твоей крови частит.

– Я испугалась! До ужаса!

– Не думаю, – задумчиво произнес он, продолжая рисовать пальцем безумный узор. – Ты пугаешься, но ты умеешь убивать свой страх. Редкое качество даже для воина. Хотел бы я знать, чего ты на самом деле боишься.

…Тонкая рука над бездной. Крик. Брызги холодной воды в лицо…

Я выдохнула и заперла на замок некстати вылезшие воспоминания. Улыбнулась.

– Того же, что и все. И медведя я испугалась, очень! А на руке просто ссадина, немного пепла, и все затянется через минуту!

– Никакого пепла, – с внезапной злостью отрезал ильх. – Больше ты никогда не будешь его применять. Поняла меня?

Я ничего не поняла, но кивнула. Перед глазами снова возникла картинка – медведь и человек рядом. Кому расскажу – не поверят. Но это лишь в Конфедерации, а здесь, на фьордах, наверное, лишь плечами пожмут. Эка невидаль!

Непостижимый мир!

– Мира, если ты будешь так на меня смотреть, я за себя не ручаюсь, – негромко произнес Шторм, перебинтовывая мне руку чистой тряпицей. Сказал обыденно, только легкая хрипотца в его голосе заставила меня тяжело втянуть воздух.

И отвести взгляд.

– Жаль, – насмешливо произнес варвар, завязал тряпицу на сложный узел и поднялся. – Солнце садится, лильган, мне пора. Будь осторожна на скалах.

Он встал и, не оглядываясь, двинулся вниз по склону. Я проводила его спину ошарашенным взглядом. Вот так просто? Встал и ушел? Даже не сказав: «Прощай, Мира»? Посмотрела наверх. От камней ползли длинные тени, и казалось, что в каждой притаился опасный хищник. Я кусала губы, ожидая возвращения Шторма. Но он не собирался идти обратно. Он действительно меня отпустил и предоставил самостоятельно делать выбор.

Что ж, мне пора признать, что сама я не перейду эти горы.

Вздохнув, я понеслась за варваром. Он насмешливо поднял светлые брови, когда я его догнала, и получил в ответ мой хмурый взгляд. Вот пусть только хоть слово скажет!

Но ильх промолчал.

Я шла и думала о своем неудавшемся побеге, о медведе и вновь открывшейся ране. Найти объяснение последнему я так и не смогла, но порез вызывал тревогу. В глубине души я знала, что это ненормально. Порез зажил и не должен был кровоточить. Неужели он вновь открылся, потому что я удалялась от проклятого города? Но это ведь… невозможно?

Я устало вздохнула. Фьорды не знают этого слова. Пора уже принять, что здесь все иначе, и прекратить измерять неведомое знакомой мне мерой. Невозможное здесь означает лишь то, чего я не понимаю.

Ильх моим размышлениям не мешал, похоже, он тоже крепко о чем-то задумался. И еще я заметила, что с каждым шагом Шторм хромал все сильнее, он побледнел, а лоб покрылся болезненной испариной. Смотреть на его дерганые движения было невозможно, и я потянулась, желая подставить плечо. Но Шторм так глянул, что я отшатнулась. И решила впредь держать такие порывы при себе, варвар моей помощи не желал.

К тому же я и сама чертовски устала. В голове все крутилось и крутилось воспоминание о том, что произошло на скалах. Боги, да что это такое? Какую власть имеет надо мной этот мертвый город?

Я нервно сжала кулак. Сейчас рана не тревожила и кровоточить перестала. Может, я все придумала? Просто порезалась на скалах и не заметила? И почему я в это совсем не верю?

Последний Берег развернулся перед нами как-то внезапно. Долетел теплым дымом костров, ароматом еды и морской соли. Людскими голосами и лихой разбойничьей песней. Поскрипыванием битых хёггкаров и плеском волн. И удивительно, но я была рада снова во все это окунуться! Так рада, что при виде Наны едва не бросилась ее обнимать!

Шторм проследил за моим взглядом и сказал тихо:

– Если конухм узнает о том, что ты снова пыталась сбежать, не отдав долг, тебе перережут горло, Мира.

Совсем рядом шумела жизнь, простая и безыскусная. И ужасы фьордов казались почти нереальными. Но они были. Теперь я это знала совершенно точно.

Я подняла голову, встречая темный взгляд Шторма.

– Но ты ему не расскажешь, верно? – так же тихо спросила я.

– Не заставляй меня об этом пожалеть, лильган.

Шторм развернулся и, сильно хромая, пошел к воде. Нырнул и исчез в глубине, лишь мелькнул на поверхности гибкий змеиный хвост.

(обратно)

Глава 15

Удивительно, но стоило вернуться, и вся моя усталость испарилась. Я снова чувствовала себя великолепно, словно и не бродила целый день по лесу. Спать не хотелось, напротив, внутри бурлили энергия и сила. А еще голод.

Поэтому, торопливо схватив на «Медузе» плащ, чтобы прикрыть рваное платье, я вернулась и с радостью взяла у Наны большую миску густой похлебки, прихватила лепешку и с аппетитом все это умяла. А потом сходила за добавкой.

На берегу царило вечернее оживление. В это время большинство жителей заканчивали свои дела и собирались у костров, чтобы поговорить и посмеяться. По кругу кочевали огромные кубки и кувшины, наполненные хмельным и остро пахнущим варевом. Когда мне в руки сунули такой кубок, я, старясь не думать о гигиене, тоже сделала глоток. И закашлялась: пойло оказалось ядрёным. Голова закружилась, захотелось начать подпевать Нане, а то и вовсе пуститься в пляс. А еще почему-то захотелось увидеть Шторма. Я даже несколько раз обернулась на темные воды, но море ответило лишь тихим плеском. Похоже, в холодных водах ильху сейчас было лучше, чем здесь. Или за этот день он настолько от меня устал, что не желал больше видеть.

Помрачнев, я молча передала кружку дальше и подошла к Иргану. Парень глянул удивленно, но подвинулся, освобождая мне место на бревне.

– Не ожидал. – Широкая улыбка осветила не совсем чистое лицо парня.

Я улыбнулась в ответ, отчего Ирган внезапно смутился. Торопливо глотнул из своей кружки, вытер рукавом пену с лица. И вопросительно поднял брови.

– Все хотела узнать, почему тебя прозвали Синезубым, – весело сказала я.

Ирган рассмеялся, показывая, что с цветом челюсти у него все в порядке.

– Так я родом из Дьярвеншила, слыхала о таком? Нет? Неудивительно, Дьярвеншил не любит гостей. Мой город лежит у подножия Злой горы, внутри которой живет вечный ай-ро… А на ее склонах растет синяя ягода ирья. В детстве я так любил ее, что вечно ходил перемазанный синим соком. Вот и прозвали Синезубым. Хорошее было время.

Ирган тепло улыбнулся своим воспоминаниям.

– А здесь ты давно?

– Да три зимы уже. – Парень поскреб макушку. – Как Верман меня притащил, так здесь и живу. Спасибо Шторму, приютил. Брать-то меня не хотели. Ранен я был. Подыхал. А Шторм оставил, даже пепел на лечение выделил. Так я – вот…

Он снова хлебнул варево и слегка пошатнулся. Похоже, парень достаточно опьянел. А мне сейчас это и нужно.

– Слушай, раз уж ты тут все знаешь… – Я придвинулась ближе. – Может, расскажешь мне о городе за стеной?

– Так что о нем рассказывать? – Ирган икнул. – Все и так знают. Проклят он.

– Я издалека, и у нас не слышали о проклятии. А Шторм вообще со мной не разговаривает, ругается только.

– Точно. Он такой, – хмыкнул ильх с явным восхищением. Потом увидел мой взгляд и смутился. – Ладно, скажу, что слышал. Только знаю я немного, дева.

Он покачал кружку, раздумывая. Я затаила дыхание, боясь спугнуть удачу.

– Говорят, когда-то город за стеной был лучшим в краю озер и скал. Богаче, чем Нероальдафе, значительнее, чем Дассквил, красивее, чем Варисфольд. Алмаз, сияющий столь ярко, что свет его видели со всех концов фьорда. Этот город веками охраняли потомки Лагерхёгга. И последний риар тоже был из них. Едва разменяв десять зим, он принял кольцо Горлохума и поймал душу черного хёгга.

Ирган замолчал, потянувшись к пойлу. Про пойманную душу я не поняла, но переспрашивать не стала. Похоже, речь о каком-то местном ритуале, делающем мальчика драконом. Эх, вот бы его увидеть! Наверное, это нечто невероятное!

Впрочем, сейчас важнее узнать о другом.

– Только новый риар оказался не таким, как прежние. Да, он был силен. Возможно, даже сильнее, чем все до него. Однако его не интересовало то, что волновало других риаров. Он не желал завоеваний и золота, он не искал прекрасных дев. Не собирал под руку свою именитых воинов. Он желал… познаний.

– Познаний?

– Учения. Говорят, в этом городе было столько свитков и книг, что из них можно сложить лестницу до небес.

Я задумалась. Вот, значит, как! Правитель Саленгварда оказался не воином, а ученым. Удивительное дело!

– И что же он сделал?

– Нечто ужасное, – помрачнел Иргван. – Нет, вначале все шло хорошо. Риар взрослел и учился, а город под его рукой становился все краше. В нем появились невероятные диковины, каких раньше не было на фьордах. Железные кони с нефритовыми глазами, шагающие по белым мостовым, словно живые. Огненные цветы, распускающиеся по ночам на дорогах. Телеги, ползающие вокруг горы сами по себе. Хёггкары, скользящие без паруса и весел, как морские змеи. Невероятные сады, цветущие даже зимой. А еще мосты и здания, похожие на грезу. Диковинок становилось все больше, и слава о чудо-городе и его правителе гремела от Горлохума до самых пустошей. Каждый хотел увидеть его волшебство, прикоснуться к его чудесам. Даже поговаривали, что сюда перенесут из Варисфольда Совет Ста Хёггов. Город процветал, а его риара называли Истинным Посланником Перворожденных, их Небесным Даром. Так продолжалось много лет. Но потом… потом все изменилось.

Ирган потряс опустевшую кружку, и я испугалась, что сейчас он прервет рассказ и отправится за добавкой. Но парень лишь фыркнул, кинул посудину на траву и подпер щеку рукой. Его лицо помрачнело.

– Все изменилось. Жители города стали замечать… странности. И заговорили о проклятии. Сначала шепотом, потом вслух. Хёггкары сюда больше не приплывали, а берег стали обходить стороной. Здесь поселился страх. Шептались, что риара охватило безумие. Поговаривали даже, что он привечает людей из мертвых земель, учится у них и этим губит город.

– Из мертвых земель? – насторожилась я.

– Тех, что лежат за Туманом. Риар увлекся познанием и забыл законы Перворожденных. О городе поползли совсем уж дурные слухи. И еще… в нем стало трудно дышать. Словно там, за стеной, все умирало. Скалы, земля, деревья. Люди уходили из родных домов, бросали город. А где это видано? Чтобы ильхи покидали землю, в которую вросли корнями?

– Постой! Ты сказал, что местный риар привечал людей из-за Тумана. Но как это возможно? Ведь Туман непроходим!

– Не для того, кто поймал душу хёгга. Всегда есть лазейки, – буркнул недовольно парень. – Люди трепались, что Проклятый риар желал все фьорды сделать подобными Саленгварду. Может, все это враки, я не знаю. Но вот в чем я точно уверен, так это в проклятии. Тот, кого звали Небесным Даром Перворожденных, нарушил их законы. И они наказали и его, и весь город. Чтобы спасти фьорды от проклятия, город запечатали кровавым ритуалом, а имя риара стерли из всех летописей и хроник. Тот, кого не называют, более не существует и не может навредить. Теперь его помнят лишь как Проклятого риара или Владыку Скорби.

Последнее Ирган произнес едва слышно. Потянуло холодом. И показалось, что Саленгвард нас слышит. Но тут парень громко икнул, и мрачное ощущение развеялось. Мы все еще сидели рядом с пылающими кострами, ильхи хохотали, а Нана рассказывала очередную невероятную байку о Ярле-Кровавое-Лезвие.

– Еще болтают, что однажды он вернется, – запнувшись, прошептал парень. – В венце черных звезд, в потоках крови. Вернется и принесет с собой оживший ужас.

Я незаметно поморщилась, не оценив мрачного пророчества.

– Но почему город погиб?

– Это наказание той стороны, я же сказал! – огрызнулся ильх. Похоже, болтать ему расхотелось. – Нельзя нарушать законы Перворожденных! Даже скала, на которой стоит город, и та погибла. Проклятый риар убил все вокруг! Потому что желал невозможного. И сделал нечто отвратительное! – с настоящим ужасом закончил Ирган.

– Что сделал? – шепотом спросила я.

Но парень лишь раздраженно дернул плечом. Кажется, от нашего разговора он слишком быстро протрезвел. В его глазах не осталось ни капли хмеля, теперь Ирган выглядел испуганным.

– Слушайся Шторма, дева, доверяй воде и проси милости Перворожденных. И, может быть, проживешь немного дольше, – бросил он и ушел, подхватив свою кружку.

А я обернулась на город. Во тьме его не было видно, но присутствие Саленгварда ощущалось даже здесь, среди костров и веселья. Раненую ладонь неприятно дернуло.

Я потрясла головой. Проклятый риар, желающий познаний. Кем он был? Ученым? Изобретателем? Гением? Чего хотел? И неужели он действительно нашел способ попасть за Туман? А вдруг… вдруг этот способ все еще существует?

Мое сердце сделало кульбит. Неужели я с самого начала была права, и за стеной кроется возможность для моего возвращения?

А еще ожившие твари, ржавые мечи, сизый дым и запах тлена… Целая куча чего-то непонятного, но до чертиков пугающего.

Со вздохом я вытащила из мешочка найденную косточку. Красные прожилки в свете пламени казались ярче, а сама находка… как будто пульсировала. Словно жила.

Я потерла глаза и убрала кость обратно. Кажется, мне пора отдохнуть, чудится тут всякое. Хотя здравый смысл подсказывал, что надо хорошенько обдумать все, что я услышала от Иргана. Подумать, осмыслить, найти какие-то решения… Но получалось плохо. Потому что мои мысли упрямо сворачивали совсем в другую сторону. А в голову лез один и тот же вопрос.

Почему на скалах мне было так сложно уйти от Шторма? Почему я испытала боль при мысли, что мы больше никогда не увидимся?

Я ведь едва его знаю! И знать не хочу! Вроде бы…

Так почему внутри царят раздрай и неразбериха?

Вздохнув, я встала с нагретого бревна.

Каждый спортсмен знает, что иногда нужно просто отключить разум и чувства. Иначе не победить. А в моем случае – еще и не выжить. Поэтому я сочла за лучшее покинуть костры и просто отправилась спать.

Завтра мне предстоит новая битва.

***

Проснувшись на заре, я некоторое время лежала, обдумывая сон. Мне снова пригрезился древний Саленгвард. Но на этот раз образы оказались мутными, затянутыми сизым дымом. Я видела рухнувшую статую черного хёгга и камни, разлетевшиеся у подножия лестницы. Впечатление осталось тягостное и тревожное.

– Наслушалась баек о Проклятом риаре, вот и снится всякое, – пробормотала я, потягиваясь. Позевывая, вылезла из кокона одеял и шкур и отправилась умываться.

На берегу уже сновали ильхи. На мой вопрос о Шторме Нана кивнула на бьющие в песок волны.

– Фьорды потеплели, Шторм-хёгга сейчас особенно вода манит, – ответила она.

Я посмотрела на пену у берега, потом на серо-зеленую даль.

– Да не бойся. Вернется наш Шторм, – подмигнула Нана, заметив мой взгляд. – Он всегда возвращается.

Отвечать я не стала. Прихватила кусок лепешки, обернутый вокруг печеного яйца, и отправилась искать Дюккаля. Пока шла, успела доесть завтрак и напиться холодной родниковой воды.

Ильх нашелся за причалом. Он чинил сети, рядом со своими дощечками пристроился Вегард-Без-Крыши. Кошка невозмутимо щурилась в солнечном пятне на песке. Два старика подслеповато моргнули, завидев меня. Поприветствовав их и пожелав по местному обычаю хорошего дня и милости Перворожденных, я попросила у Дюккаля его лодку-скрёбу.

– Не дам! – отрезал тот. – И не мечтай! Ты мне в прошлый раз весло потопила, новое пришлось у Шторма выпрашивать! Опять сбежать хочешь, а?

– Рыбку решила половить, – изобразила я самую искреннюю улыбку из всех возможных. – Совесть замучила от безделья, зря только ем чужую еду. Решила вот… приобщиться к общему делу.

– Как странно ты говоришь, дева, – поднял кустистые брови-щетки Дюккаль. – Вроде понятно, а вроде чудно. Лодку не дам!

– Не пыхти, старый ворчун. – Вегард-Без-Крыши огладил бороду и подмигнул мне. – Пусть девочка проверит сети у скал, раз сама вызвалась. А мы пока посидим на солнышке, кости погреем.

Дюккаль недовольно хмыкнул, но, похоже, самому грести по волнам ему не хотелось, так что старик согласился. Вручил мне весло и погрозил кривым пальцем.

– Малыш-кракен не дремлет, дева! Сбежать не сможешь!

– А я и не собираюсь, – толкнула я лодку на воду. По крайней мере – прямо сейчас.

А вот проверить вчерашние подозрения нужно немедленно. Либо я сошла с ума, либо догадки подтвердятся. И в данной ситуации я даже не знала, какой вариант предпочтительнее. В прошлый раз я гребла с такой отчаянной силой, что совершенно не обращала внимания на стертую кожу. Но сейчас я никуда не торопилась, двигаясь медленно и осторожно.

Правую ладонь начало саднить, едва я отплыла от причала. Последний Берег медленно отдалялся, но я смотрела лишь на свою руку. На указательном пальце медленно проявлялась сизая сеточка. Наливалась чернотой с каждым гребком, с каждым новым плеском волны о скрёбу. А когда я достигла скал, кожа треснула, словно кто-то полоснул по пальцу ножом.

Нет, не ножом. Невидимым мечом. Вбитым в землю Саленгварда.

Бросив весло в уключине и прикусив губу, я смотрела, как порез набухает каплями крови.

Рана снова открылась. И теперь я точно знала, что нигде не ударялась и не резалась. Все, что делала – это отдалялась от прОклятого города. Волна игриво толкнула лодку, прокатила с водяной горки дальше в море, и моя кровь полилась уже не каплями, а тонкой струйкой.

– Попала ты, Мира, – прошептала я, глядя на руку. Сомнений не осталось. Каким-то непостижимым образом меня пленил Саленгвард. А что было бы, удайся мне побег на корабле Вермана? Хёггкар покинул бы бухту, и я… истекла бы кровью? Выходит, Шторм, сам того не понимая, снова спас меня, когда выпустил кракена.

От страшной картины в голове спину окатило холодом. Я могла погибнуть в вонючем трюме и даже не понять, почему! Ужас какой!

Обратно я возвращалась, крепко задумавшись.

– Ну что там, принесло к завтраку макрюшки? – с надеждой спросил Дюккаль.

Я расстроенно покачала головой. В своих переживаниях я совершенно забыла об уговоре проверить рыболовные угодья.

Пробормотав извинения, я ушла. Старики проводили меня недовольным ворчанием. Некоторое время я бесцельно бродила по берегу. Дошла до загончика, в котором Нана держала несколько задумчивых коз, миновала огороженный участок, заросший дягилем, чесноком, хмелем и морковью. Постояла возле грота с горячим источником и спешно ретировалась, когда из него вывалилась толпа голых, распаренных, несущихся к морю ильхов.

Порез на пальце закрылся, едва мои ноги коснулись берега. Даже розовой корочки не осталось. Ничего. И если бы не засохшая на руке кровь, я могла бы усомниться что рана вообще была.

Что делать с открывшимся знанием, я пока не знала. Саленгвард привязал меня невидимой веревкой, и я мучилась, не понимая, как ее разрубить. Хуже всего, что мне не с кем поделиться страшным открытием. Из услышанного и увиденного я поняла, что проклятый город ненавидят и боятся. Что сделают с пленницей, которая порезалась об один из его мечей? Чутье подсказывало, что ничего хорошего мне не светит. Возможно, даже Шторм решит, что проще избавиться от опасной обузы.

Совершенно расстроенная, я присела на сухой, облитый солнцем валун.

– Пшш, – донеслось из зарослей терновника. – Мира!

Подскочив, я увидела среди ветвей как всегда чумазое лицо Брика.

– Иди сюда!

Я полезла в заросли, недоумевая, что понадобилось от меня мальчишке.

– Да тихо ты, шумишь, как дикий кабан!

Я улыбнулась от столь нелестного сравнения.

– Ты должна мне помочь!

Должна я ему, видите ли! Хотела отругать наглеца, но тут заметила, что лицо Брика бледное почти до синевы, а нога застряла в узкой расщелине скалы.

– Не заметил вот и угодил, – виновато прошептал паренек. – Можешь вытащить?

– Почему не позвал на помощь? – Я присела, рассматривая ступню в каменном капкане.

– Шторм ругаться будет, – стыдливо прошептал мальчик. – Что я под ноги не смотрю.

Я вздохнула. Отношения ильха с мальчиком меня, конечно, не касаются, но почему-то захотелось погладить Брика по голове, укротить задорно торчащий с одной стороны вихор. Мальчишка напоминал мне Алекса в детстве. Был таким же чумазым, немного неряшливым и вечно влипающим в переделки.

Только в отличие от моего безалаберного братца, Брик даже сейчас старался выглядеть взрослым и серьезным. Правда, сильно выбивался из образа, шмыгая носом и вытирая его рукавом грязноватой рубашки.

– Лодыжка распухла, – поняла я.

Я толкнула камень, покачала из стороны в сторону, но ничего не вышло. Пришлось найти поблизости крепкую палку и использовать ее как рычаг.

– Ай! – когда поврежденная нога оказалась на свободе, Брик болезненно скривился, снова шмыгнул носом, но не заплакал.

Стойкий!

– У тебя вывих, – сказала я, осторожно повернув ногу мальчика. – Надо вправить. Придется потерпеть. Сможешь?

Брик часто-часто заморгал, но кивнул. Я знала, что мальчику больно, но он отчаянно пытался этого не показывать. Мой брат в его возрасте уже ревел бы в три ручья.

–Ладно, я скажу, когда буду дергать, – улыбнулась я, осторожно сжимая ногу Брика. – Знаешь, мой брат Алекс однажды залез на крышу, чтобы заглянуть в печную трубу. Мама с папой говорили, что там живет печной дух, который раз в год приносит хорошим детям сладости. И вот Алекс решил этого духа найти и стребовать порцию конфет.

Брик расслабился, завороженно слушая мой рассказ. Я улыбнулась еще ласковее.

– Забрался он, значит, на крышу, дополз до трубы, а там…

– Что там? – заинтересовался мальчик. – Ай!

Я резко дернула лодыжку, вправляя вывих.

– А там только сажа и гнездо летучей мыши, вот что там! – заключила я, прикидывая, чем забинтовать ногу. Кажется, придется снова жертвовать своей рубашкой, хорошо, что я не оставила на скалах нож.

– Ты обещала сказать, когда будешь дергать!

– Прости, забыла, – хмыкнула я, перетянула его ногу и помогла подняться. – Сможешь идти?

Брик ошарашенно захлопал глазами, сообразив, что я его обдурила и отвлекла. И несмело улыбнулся.

– И что, совсем-совсем не было этого печного духа? Может, твой брат плохо его искал?

– Думаю, что печной дух умеет обращаться летучей мышью, – подмигнула я. – И дурить назойливых мальчишек. А теперь давай потихонечку двинемся.

Мы выбрались из зарослей.

– Мира, а это правда, что ты не из Гараскона? – громким шепотом поинтересовался раненый.

Я насторожилась. Неужели кто-то догадался?

– Торферд говорит, что ты из самого Варисфольда! Из богатого дома на холме Сигруда Змееглазого. Поэтому и руки у тебя нежные, и говоришь ты странно. Все знают, что в Варисфольде живет народ ученый, не такой, как мы.

Я хмыкнула. Так вот, значит, что обо мне болтают!

– А Шторм сказал, что ты особенная.

Я споткнулась и разозлилась. Держи себя в руках, Миранда!

– Особенная?

– Да. Что ты похожа на волну. Изменчивая, быстрая и живая.

Я понадеялась, что не стала похожей на вареную свеклу. А если стала, то мальчишка спишет это на припекающее солнышко.

– Думаю, Шторм хочет затащить тебя в свой грот, чтобы как следует с тобой… – не подозревая о моем смущении, выдал малец.

– Брик! – возмутилась я. – Тебе еще рано говорить подобное! И думать тоже!

– Так я уже взрослый! – с непробиваемой детской уверенностью произнес мальчик. – И что такого? Все ведь болтают. Ульф сказал, вы со Штормом вчера весь день где-то шастали, верно, ласкались в гроте! Шторм так устал, что теперь спит на дне, в себя приходит. Эйтри даже нырнул проверить, жив ли наш хёгг. А Эйтри терпеть не может теплую воду.

Я покачала головой. Отлично, теперь я знаю все сплетни о себе и Шторме. Просто замечательно!

– И почему Эйтри не любит теплую воду? – спросила я, чтобы отвлечь слишком любознательного мальчика от слишком взрослых разговоров.

– Так он же из Аурольхолла, – словно это все объясняло, сказал Брик. – С сияющей вершины снежного города. Говорят, даже из Алмазной Башни…Эй, ты что, не знаешь об Аурольхолле?

– Конечно, знаю, – буркнула я. Боги, я стала заядлой лгуньей! – Мы со Штормом вчера решали важные дела. А тебе надо поменьше слушать взрослых, тем более, когда они говорят глупости.

– А Эйтри сказал, что тебя надо кинуть в море, – жизнерадостно оповестил юный сплетник. – Потому что ты крадешь разум Шторм-хёгга, и от этого может случиться беда!

– Да уж, ильх без разума – это точно непорядок, – задумчиво пробормотала я. – И что же на это ответил Шторм-хёгг?

– Мне нельзя такое повторять, – неожиданно смутился мой малолетний визави. – А то схлопочу по шее…

Некоторое время мы шли молча. Вернее, я шла, а Брик ковылял, опираясь на мою руку.

– Я теперь совсем как Шторм, да? – обрадовался вдруг он. – Тоже хромой!

Ну вот, нашел, в чем подражать!

– Где Шторм повредил ногу?

– Так в бою! Славное было сражение, жаль, что я его не увидел. Меня по темечку стукнули, прямо вот сюда! – Мальчик гордо ткнул пальцем в макушку.

– Враги?

– Чего это? Эйтри рукоятью меча и стукнул. Я же испугался, побежал… Вот он и успокоил, чтобы я под ногами не путался. Я тогда мелкий был, не то, что сейчас!

Я сердито сжала кулаки, представив, как беловолосый ильх заносит меч над мальчонкой. Вот же гад одноглазый!

– А расскажешь еще про печного духа? – вдруг совершенно по-детски спросил Брик, и я едва удержалась, чтобы все-таки не погладить его вихор.

– Расскажу. Если не будешь слушать взрослые сплетни.

– Так я и не слушаю, оно же само слышится!

Мы добрались до таверны Наны, и хозяйка, завидев нас, всплеснула ручищами. Ее многочисленные браслеты издали дружный жалобный звон.

– Брик! Ах ты, мелкий грязнуля! Опять куда-то влез? С ногой-то что? И за что мне все это? А ну-ка иди сюда, где тебя носило, негодный мальчишка! Голодный, небось?

Под беззлобное ворчание Наны Брик уселся на лавку, получил лепешку с козьим сыром и захрустел, довольный. Рядом белой тенью возник Эйтри, обжег меня янтарным взглядом. Я невольно поежилась. И раньше знала, что этот ильх меня недолюбливает, а после слов мальчика убедилась. Как бы этот белохвостый не придумал какой-нибудь гадости. И, словно подслушав мои мысли, варвар сделал ко мне несколько быстрых шагов.

– Когда же спасенная дева порадует Последний Берег горой обещанного пепла? – с насмешкой протянул он, обходя меня по кругу и преграждая выход из таверны.

Драгоценный пояс Эйтри мигнул голубой эмалью и молочными опалами поверх бархатной туники. Даже ножны его меча поражали филигранным литьем. Ильх любил яркие одежды и почему-то этим тоже меня раздражал.

– Похоже, от тебя никакого прока, дева.

– О моем проке судить не тебе. Эйтри. Ты ведь здесь не конухм? Да и не хёгг, насколько я вижу, – вернула я ему усмешку, и янтарь в глазнице варвара угрожающе блеснул.

Ильх склонил голову, рассматривая меня, и я едва сдержала желание попятиться. От этого человека тянуло холодом даже в солнечный день.

– У тебя слишком дерзкий язык, – тише и глуше произнес он. – Я такие враз укорачиваю.

– Хочешь попробовать? – Я подняла брови, не позволяя себе бояться. В этой бухте царят дикие нравы, и я пока не разобралась, что здесь правда, а что – лишь очередная проверка.

– Может, и попробую. Может, мне это даже понравится, – почти промурлыкал варвар, и я сжала кулаки, лихорадочно прикидывая, успею ли выхватить нож, если ильх нападет.

– Эй, дева, вот ты где! Везде тебя ищу! Шторм-хёгг велел тебе топать на «Медузу». – Мощная фигура заслонила проем двери, и, повернувшись, я увидела пленника, которого привез Верман. И который бросил вызов Шторму.

Как же его зовут? Ульф Лютый Волк – вот как.

– Ну, ты идешь, дева? – грубовато бросил Ульф, не глядя на меня. Его взгляд прилип к усмешке на лице Эйтри.

Я отступила на шаг, мужчины не пошевелились.

– Иду.

Еще шаг, поворот, и я понеслась прочь от застывших варваров. Ульф выглядел куда внушительнее тонкого Эйтри и почти заслонял беловолосого.

А добравшись до «Медузы», я поняла, что никто там не ждет. Ульф соврал. Значит, просто решил мне помочь? Такой же, как и он, пленнице Последнего Берега?

Я не знала, почему варвар это сделал, но на душе стало радостнее. Приятно понимать, что в бухте у меня есть поддержка. Тем более столь весомая, как Ульф Лютый Волк.

К счастью, остаток дня Эйтри мне не досаждал. Я изучала бухту и поражалась, насколько удобно она устроена. Первый взгляд видел здесь только разбитые хёггкары, но второй – более внимательный – уже выхватывал причал, удобные мостки между валунами, таверну и гамаки, спрятанные в тени деревьев. У дома-корабля конухма даже белела мощеная дорожка, а наверх вели крепкие ступени. Солнце щедро заливало берег теплом и светом, лес на пригорке шелестел нежной юной листвой и пестрел разнотравьем. Море лежало зеркальной гладью, лишь изредка перекатываясь ленивой волной. Пахло травой и землёй, дымом, солью и карамельной сладостью ползущей по склону медуницы.

Саленгвард в легкой дымке казался акварельным, ненастоящим. Словно не город, а лишь его призрак. Щурясь по-кошачьи от тепла и солнца, было так легко забыть о тайнах и страхах, прячущихся за стеной.

Но когда я смотрела на скалы, скользила взглядом по штрихам зданий и мостов, я ощущала нить, связавшую нас. И все разгорающееся желание снова увидеть Саленгвард.

(обратно)

Глава 16

Шторм проснулся, когда женские ноги коснулись песка. Прислушался. Чужачка стала ходить иначе. Шаги легкие и почти не слышные. Звериные. След в след.

Он сдержал улыбку. Дева быстро учится. Вот и шаги уже переняла у местных охотников. Ее тело гибкое и быстрое, и каждое новое движение дева схватывает на лету. Это он подметил еще в «рукавах». И удивился, как просто Мира перенимает чужое искусство. Ведь плыла она почти наравне с ним, морским змеем.

– До зимы спать будешь? – раздался над головой веселый голос, и Шторм открыл глаза.

– До зимы не буду, – пробормотал он, и дева улыбнулась этому повторению.

Ильх сел на одеяле, потянулся. Тело отозвалось застарелой ноющей болью. Все-таки ночевка на земле не пошла ему на пользу.

Зато вот дева выглядела чудесно. Глаза сияли звездами, лицо светилось свежестью, волна темных волос укрывала плечи. Стройную фигуру подчеркивало медное платье, надетое поверх узких штанов. Плащ дева не взяла, но замерзшей не выглядела.

– Вижу, ты порылась в моих сундуках и нашла одежду. – Шторм поднялся, стараясь не выдать неловкость своих движений.

– Ты против? Прости… – вскинулась Мира.

– Брось. Тебе это платье точно идет больше, чем мне.

Дева рассмеялась, и Шторм застыл. Некстати вспомнилось, как он перевязывал ей ладонь, ощущая под пальцами ток крови. И чувствуя ее взгляд. Вроде ничего такого, да еще и от воды далеко, а внутри полыхнуло. Да так, что стало тяжело дышать. Едва сдержался.

Фьорды потеплели. Воды будят желание. В этом все дело.

Он со злостью отвернулся. Надо выбросить из головы эти мысли. А еще надо проделать привычные наклоны да выпады, но не на глазах же у девы? И зачем он вообще выбрался на берег? Вполне мог поспать на морском дне!

Мира потопталась за спиной, вздохнула.

– Слушай, я должна попросить прощения. И еще… Ты вновь меня спас. Чем я могу тебя отблагодарить?

– Оставь.

– Но я…

– Ты разбудила меня по делу или просто так? – Пальцы все еще ощущали шелковую кожу девы. И это ужасно злило.

– По делу! – Она тоже разозлилась. – Если ты собираешься тут дрыхнуть, то я пойду одна!

– И куда ты собралась сегодня?

– В Саленгвард! – рявкнула чужачка. – Твой конухм назначил мне плату в тысячу щепотей пепла, если ты забыл! И я намереваюсь приступить к поиску. Прямо сейчас!

Волна ударила в берег, и Шторм ощутил ее недовольство. Имена имеют силу. Некоторые лучше не произносить.

– Для начала тебе надо понять, чего хочу я, – буркнул он, пытаясь отвлечься от одолевающих его желаний и дурных мыслей. – Раздобудь мне горячей еды, лильган.

– Я не собираюсь…

– Кто-то только что уверял, что готов отблагодарить. – Он все-таки обернулся. Дева стояла совсем рядом, мяла край своего платья, сверкала глазищами. Будила внутри ненужное.

Взгляды встретились, и по спине прокатилась волна жара. Да так, что даже боль в ноге умолкла.

– Поищу что-нибудь у Наны, – выдохнула дева и унеслась.

Шторм вздохнул с облегчением. У него есть несколько минут, чтобы размять одеревеневшее тело. И утихомирить мысли.

***

И какая муха укусила этого ильха? Злой, как бешеная собака! Слова цедит так, словно каждое стоит пригоршню пепла. Еще и отворачивается, будто видеть меня не может!

Хотя, похоже, так оно и есть. Видать, Шторм уже сто раз пожалел, что вытащил чужачку из Белого Ёрмуна. Одни беды со мной.

Я влетела в таверну и огорченно вздохнула. Нана не крутилась у котлов, а значит, греть еду мне придется самой. Благо, в углублении лежали горячие булыжники. Вчера я видела, что некоторые ильхи опускают такие прямиком в похлебку и остывшее варево тут же начинает бурлить.

Проверив котелки, я нашла остатки вчерашней трапезы. Утром жирная рыбная похлебка выглядела совсем не так аппетитно, как накануне. Но я налила полную миску и отправилась обратно.

Ильх все еще был за валунами. Сидел на камне и рассматривал море с таким видом, словно никогда его не видел. На мое подношение глянул косо.

– Утром я ем пирог, – оповестил он.

Я посмотрела на миску в своих руках и подумала, а не надеть ли ее на голову наглеца. Даже удивительно, вчера я весь вечер ждала возвращения Шторма, думала о нем, а сегодня уже снова готова его прибить!

– Дай сюда, разольешь. – Ильх отобрал у меня посудину в тот миг, когда я почти решилась украсить похлебкой его макушку. – Пироги Нана хранит в печи, она всегда оставляет для меня кусок. Принеси, лильган.

Хотела сказать, что я ему не прислуга, но прикусила язык. Ладно, я действительно многим ему обязана. И принести еду совсем несложно. Но все равно ведь злит!

Сбегав за сдобой, я снова вернулась к валунам, ругая ильха на чем свет стоит. Протянула Шторму, но он покачал головой.

– А теперь ешь, лильган. Мертвый город потребует сил. Ешь.

Я так и застыла с куском пирога в руках. Так это он что же, для меня?

Шторм невозмутимо ел рыбную похлебку и снова на меня не смотрел. А я почему-то не могла выдавить и слова. Злость испарилась без следа. И снова внутри разлилось что-то сладкое и почему-то пугающее.

Я потрясла головой. В бездну эти странные чувства. Мне бы с проклятым городом разобраться!

– Раз конухм назначил мне платой походы в проклятый город, то я должна знать о нем больше, – сказала я, прожевав пирог. Вкусный, однако!

– Все, что нам известно, ночью рассказал Ирган, – бросил Шторм.

Я подняла брови, обернувшись. Он что же, следил за мной? Ильх на мой возмущенный взгляд лишь усмехнулся.

– Ирган многим мне обязан. Так что о твоем интересе поведал, как только я вышел из воды. Но добавить я могу немного. Когда-то город и правда был лучшим на земле озер и скал. Но его риар совершил преступление против Перворожденных. Против всего сущего. И был за это наказан. Саленгвард стал вечным укором для всех фьордов. Я не знаю точно, что произошло, Мира, ведь это случилось очень давно, остались лишь слухи. Город закрыли и наложили запрет на его посещение. Даже в эти воды входят лишь отверженные, как ты видишь. Те, кому больше некуда деться. Ни один порядочный ильх и ни одна дева не рискнут сунуться в эти земли. Саленгвард убивает.

– Но вы все живы и выглядите довольно бодрыми, – возразила я.

– Все дело в пепле, – на лицо Шторма набежала тень. – И это тоже ужасное… преступление.

– Но почему? Чьи кости становятся пеплом?

Ильх тщательно вымыл пустую тарелку, поставил ее на камень.

– Сама увидишь. Идем.

На этот раз преодолеть скальные «рукава» оказалось легче. Я уже знала, чего ждать, и не шарахалась от каждой встречной рыбешки. Купальни встретили знакомым плеском, но сегодня Шторм не смотрел под ноги и уверенно вел меня по террасам-бассейнам.

– Нам сюда, – негромко сказал ильх, перешагнув через бортик и по-кошачьи отряхнувшись. Капли воды разлетелись веером. Светлые ресницы варвара слиплись иголками, солнечный цвет подчеркнул зелень в его глазах. Я отвернулась. И какое мне дело до его глаз?

Потрясла головой, зябко потерла плечи.

– Разве мы не должны оставаться в воде?

– Мы быстро. – Шторм неожиданно взял мою руку, и я постаралась не вздрагивать от удовольствия. Ладонь у ильха оказалась неожиданно теплой. – Тебе пора узнать правду.

Он потянул меня в сторону открытой двери. Я пошла следом, ежась от легкого ветерка и мокрой одежды, неприятно липнувшей к телу. Хотя солнце уже старалось вовсю, согревая фьорды.

Мы оказались на небольшом полукруглом выступе-балконе. Пустом, если не считать массивной треноги с длинной трубой. Вся она состояла из нескольких колец и шестеренок, а заканчивалась большой выпуклой линзой.

– Да это же… Это же подзорная труба! – ахнула я, присмотревшись.

– Мы называем это зрительной трубкой, – кивнул Шторм. – Она стоит здесь со времен Проклятого риара. И в нее ты сама все увидишь.

Я снова поежилась. На этот раз не от холода, а от ожидания. Почему-то смотреть оказалось страшно. Переселив себя, сделала шаг и прильнула к окуляру.

– Ничего не видно…

Шторм встал за спиной, его руки легли поверх моих ладоней. Теплое, почти горячее тело прижалось к моему. Дыхание замерло в груди. Я вдруг поняла, что мои узкие штаны и мокрая повязка на груди – это ведь почти не одежда. А на ильхе и вовсе только первое… И что наша кожа соприкасается. Плечи, руки, поясница… Капли воды, стекающие с его волос на мою шею. Легкое дыхание у виска. И лава, опаляющая внутри и снаружи…

Холод, от которого я вздрагивала совсем недавно, исчез. Мне стало жарко.

Каждое мимолетное ощущение вдруг усилилось стократ. Стало почти невыносимым. Я забыла, зачем пришла сюда, в этот проклятый город. Зачем стою, мокрая, на крохотном полуразрушенном балконе. Зачем сжимаю латунные кольца подзорной трубы. Я лишь чувствовала мужское тело за своей спиной – горячее, напряженное, сильное. Ловила дыхание Шторма, которое тоже вдруг прервалось, сбилось с ритма. Стоит лишь немного повернуться, и наши губы встретятся в поцелуе. Стоит лишь отклонить голову – и я почувствую его губы на своей шее…

Шторм тихо вздохнул, его ладонь медленно скользнула по моей руке – от локтя до пальцев. Я постаралась не вздрагивать. Никогда не думала, что руки могут быть настолько чувствительными…

Я осторожно двинула трубу, пытаясь сосредоточиться на том, что вижу. Статуи прекрасных дев, оплетенные сухим плющом и паутиной. Дворец, похожий на малахитовую шкатулку. Разрушенные арки наверху ступеней. Голова ильха на барельефе за ним. Скалы. Просвет и деревянные столбы…

– Надо повернуть, – негромко сказал Шторм. Его голос царапнул легкой хрипотцой. Может, все дело в холоде скальных вод. – Вот сюда. Поток размыл своды пещеры, раньше она была скрыта от глаз. Но вода это изменила. Она течет с вершины горы, попадает туда, а потом по каналам и трубам – в купальни. Оттуда вода приносит то, что мы ищем. Смотри, лильган.

Я несколько раз моргнула, пытаясь отрешиться от ощущений. От его голоса, прикосновения, жара. Мутное стекло ничего не показывало. Или это снова туман? Сизая дымка, затянувшая вершину над самыми высокими террасами.

Но что там? Прищурилась, попыталась рассмотреть лучше. Дым двигался, прятал. Здание? Руины? Еще одна статуя?

Что-то белесое… Что-то непонятное. Дуга, дуга, длинное сочленение… Что я вижу? Взгляд цеплялся за маленькие фрагменты, различимые в мутное стеклышко, но разум не мог собрать их воедино. Еще дуга… И…

Череп.

Огромный, невероятный череп! И дальше – огромный позвоночник, дуги ребер, хвост и кости когда-то раскрытых крыльев…

Великие Перворожденные!

– Хёгг, – прошептала я. – Это хёгг!

Теперь я видела. В огромной пещере лежал скелет дракона. Его тело когда-то свернулось кольцом, словно пряча сокровище. Я поморгала, всматриваясь. Что темнеет внутри останков? То ли дыра в бездну, то ли черное стекло… Не рассмотреть. Зато теперь понятно, чьи именно кости приносит вода. Вымывает кусочки и тащит вниз по склону. А люди делают из этих осколков пепел.

Я шарахнулась в сторону от подзорной трубы. Почему-то стало нечем дышать. Все это как-то ужасающе… неправильно!

– Это Вёльхон, потомок Лагерхёгга. Его душу поймал риар Саленгварда, надев в юном возрасте кольцо Горлохума. И он же его потом и убил. Убил часть себя. Лучшую часть.

Глаза Шторма стали темными от расширившихся зрачков, черты лица заострились. И мне захотелось его обнять. Но я не стала этого делать. Я ведь даже не понимала, почему смерть одного хёгга так задевает варвара. Ведь все это случилось давным-давно.

Перед внутренним взором возник морской змей, который тащил меня через Белый Ёрмун. Блестящая на солнце чешуя, сила и грация. Бесконечная, дикая красота. Что испытывает человек, сливаясь с хёггом? Что испытала бы я? Если бы стала кем-то иным. Кем-то настолько сильным, яростным, несокрушимым. Кем-то, кто способен жить в водах или летать в облаках. Кем-то невероятным! Тем, кого не сломает стихия. Кто сам – стихия! Сам – сила!

Мое дыхание прервалось от восторга и ужаса. Ощутить эту мощь, эту силу частью себя, а потом своими руками ее уничтожить? Да кем надо быть? Даже я, чужачка, почувствовала ярость и боль, лишь представив это! А каково ильхам, для которых каждый хёгг – почти божество? Неудивительно, что Шторма так задевает убийство Вёльхона. И то, как используются теперь его останки.

– Значит… у всех хёггов есть имена?

– Необязательно. – Шторм помолчал, коснулся рукой обруча на своей шее. – Связь, подаренную кольцом Горлохума, трудно объяснить словами. Когда я призываю хёгга, я меняюсь. Но…остаюсь собой. Это тоже я, но несколько иной. Сознание водных хёггов простое и текучее, с ним легко сливаться. И иногда трудно отделить от себя самого. Но, говорят, у крылатых все иначе. Потомков Лагерхёгга отличает не только сила, но и ярость. Поэтому те, кто заключил подобный союз, всегда ищут водных или снежных а-тэмов, способных успокоить нрав огненного зверя. Но порой пойманная душа настолько дикая и яростная, что а-тэм бессилен. Хёгг сопротивляется и со временем поглощает разум и душу человека. Сильный всегда пожирает слабого.

Шторм невидящими глазами смотрел на скалы. Между бровей залегла хмурая складка, словно сказанное причиняло ильху боль. Потом тряхнул головой, сбрасывая капли воды и тяжелые мысли.

– К счастью, это случается редко. Чаще хёгг и человек существуют в дружеском единении, но их сознания не сливаются до конца.

– А Проклятый риар? Что случилось с его хёггом?

– Вёльхону не повезло. Безумным оказался человек, – сухо произнес ильх.

– Значит, из костей хёгга получается пепел?

– Лишь из костей Вёльхона. Другие подобной силой не обладают. Хёгги живут очень долго, а умирают далеко от людских глаз, Мира. В недрах скал, становясь их частью. В морских глубинах. В ледниках на неприступных вершинах. Иногда люди все же находят их кости. Но я никогда не слышал, чтобы из них делали пепел. И за это нас тоже накажут Перворожденные.

Прищурившись, он посмотрел на скалы, и мне почудилось, что Шторм видит скелет даже без увеличительного стекла. Возможно, так оно и было.

– Но почему? Почему эти кости так действуют?

Шторм сжал зубы, и его лицо стало холодным и отстранённым. Все так же глядя на скалы, он сказал:

– Из-за Владыки Скорби. Из-за того, что он сделал.

На узкий парапет балкона бесшумно опустился уже знакомый беркут с пробитой грудкой. Склонил голову, рассматривая нас. Я сжала кулаки, не разрешая себе пугаться. В конце концов, это всего лишь дохлая птица! Я снова повернулась в сторону скал. И вдруг меня осенило.

– Постой… Но если там лежит огромный скелет, то зачем мы ищем здесь? Сюда вода приносит лишь жалкие крохи! Надо подняться наверх! И взять столько, сколько нужно, чтобы заплатить долг! Мы можем пойти туда прямо сейчас…

– Забудь об этом, – неожиданно громко рявкнул Шторм. Дохлый беркут заполошно ударил дырявыми крыльями и грязным кулем свалился с парапета. А ильх схватил меня за руку и потянул обратно в купальни.

– Да стой ты! – от возбуждения я сама дернула его за руку. – Шторм, ну послушай! Мы должны пойти туда, слышишь?

– И думать не смей! – Он впихнул меня в бассейн. – Я показал тебе правду, чтобы ты поняла. Но ты ничего не поняла!

– Но…

– Там нет воды! – забыв о запрете на громкие звуки, разъярился ильх. – И добраться туда невозможно. Думаешь, никто не пытался? Пытались. Не вернулся ни один.

– Там есть лестница!

– И мертвые твари.

Я обернулась на скалы. Пещера выглядела темным безжизненным пятном, лестница сверкала на солнце и казалась совершенно безопасной.

– Там никого нет! Наверное, во всем городе только и остались, что дохлый беркут и еще более дохлый волк! Слушай, мы легко с ними справимся!

Прищурившись, Шторм осмотрел пустой город. Серая зелень, малахитовое безмолвие. Ни движения, ни звука. Даже ветер затих.

– Видишь, там никого нет!

– И это странно, лильган.

– Может, у них закончился срок годности? Ну то есть… их время вышло, и твари… самоустранились!

– Не думаю.

– Ты прогнал живого дикого медведя, что тебе какая-то дырявая тварь! Мы должны…

– Довольно, – оборвал Шторм. – Мы туда не пойдем. Мы останемся здесь, на воде. Возможно, найдем эту проклятую кость и вернемся на берег. И это единственный способ выжить.

– Трусливый способ!

Ильх замер, потом медленно повернулся ко мне. О его ледяной взгляд можно было порезаться. Недобрая усмешка коснулась губ ильха.

– Значит, я трус, Мира, – протянул он с насмешкой. И коснулся рукой своей щеки, перечеркнутой черным знаком. – Это случается с такими, как я.

Резко развернувшись, ильх похромал прочь, а я прикусила язык. Демоны, ну почему я снова ляпнула гадость! Ведь не хотела!

Совершенно расстроенная, я поплелась за ильхом. Снова мокнуть желания не было, и это испортило и без того гадкое настроение. Некоторое время я вяло месила ногами грязноватую воду бассейна, поглядывая на спину Шторма. Спина выглядела напряженной и недовольной.

Через полчаса бесцельного блуждания я все-таки заметила в нижнем бассейне вожделенную кость. Но никакой радости от находки не испытала. Белесый осколок оказался крохотным, с ноготок. Насмешка вместо клада.

«Собирать жалкие подачки вместо того, чтобы взять все… Совсем рядом…»

Мысль обожгла своей логичностью. И в то же время показалась какой-то… неправильной. Я обернулась на разлом в стене, за которым виднелась белая лестница. Шторм ходил в соседнем бассейне, не глядя на меня. И это злило. Я ведь просто хочу найти этот проклятый пепел! Сами назначили мне непосильную плату, а теперь не дают отдать этот демонский долг!

Злость тоже казалась неправильной. Я помотала головой, не понимая, что со мной, и почему чувства так странно двоятся.

«…совсем рядом… вход открыт… рядом… жалкие крохи… взять все…все!»

Так и не обернувшись, Шторм ушел наверх. Я обиженно насупилась. Белая лестница блестела на солнце. Действительно, совсем рядом… Саленгвард безмолвно купался в лучах света, но совершенно меня не пугал. Чего бояться? Этот город бесконечно красив. Даже сейчас, когда его коснулись тлен разрушения и горечь забвения. И все же нет города прекраснее. Саленгвард – лучшее место на всей земле!

– Мира, пора возвращаться.

Шторм стоял совсем рядом, а я и не заметила его шагов, засмотревшись на город. Колкий взгляд отрезвил ушатом холодной воды. Ильх смотрел слишком внимательно. Я отвернулась от проема в стене, кивнула.

– Нашел что-нибудь?

Еще один пытливый взгляд, и Шторм вложил мне в ладонь крупную плоскую косточку.

– Вот, возьми, отдашь конухму. Здесь почти десять щепотей.

«Жалкая подачка…»

– Но ее нашел ты. Не я!

– Мне не нужен пепел. – Ильх мягко закрыл мою ладонь, сжал пальцы. Тепло его руки согревало и прогоняло злые мысли. – Ты злишься на меня, – без улыбки сказал он, всматриваясь в мои глаза. Его – почти утратили зелень, сохранив лишь штормовое ненастье.

Я уже заметила, что так случалось каждый раз в Саленгварде.

– Но я лишь хочу тебя уберечь. Этот город опасен не только мертвыми тварями, – негромко произнес ильх. Его рука сжимала мою, и убирать ладонь не хотелось. – В нем нельзя задерживаться надолго.

«…лучшее место на земле!»

– Здесь все еще звучат мысли Проклятого риара. И его Зов. Но на этот Зов никому не стоит откликаться.

– Зов?

– Яснее всего его слышат те, кто отмечен печатью смерти. Таких людей Зов манит за стены, очаровывает. Но ты ведь не слышишь его, верно?

Малахитовый дворец на вершине горы купается в лучах солнца… Медные статуи с прозеленью времени тянут руки к небесам. И древний Вёльхон стережет сокровище…

– Нет, я ничего не слышу, – вытянула я пальцы из тепла чужой ладони и двинулась вглубь купален. – Надеюсь, у Наны готов обед, дико есть хочется. Но если это снова рыбная похлебка, я кого-нибудь покусаю!

– Звучит… возбуждающе.

Я не обернулась, но услышала улыбку в словах Шторма. И понадеялась, что его покинула настороженная внимательность, с которой минуту назад он изучал мое лицо. И мою ладонь. Шторм смотрел мне в глаза, но его пальцы легко прошлись по коже. И задержались там, где был порез. Я ощутила мягкое поглаживание, короткое и… опасное.

Ильх не доверял мне. Чувствовал подвох. И его все еще беспокоила увиденная на скалах царапина. Так что я снова порадовалась, что соврала о причинах ее появления. Думать о том, как мог поступить ильх, услышав о мече Саленгварда, мне совершенно не хотелось.

Пока мы шли к выходу, за спиной не раздалось ни единого всплеска. По воде Шторм перемещался совершенно беззвучно. Но я всем своим существом ощущала его присутствие. И его долгий, внимательный взгляд.

(обратно)

Глава 17

Грот встретил сумраком. Посмотрев, как я сражаюсь с платьем, Шторм подошел, бесцеремонно натянул на меня ткань, покрутил, ловко завязывая непослушную тесьму.

– Если не поторопишься, то придется снова переодеваться, – пояснил он на мой возмущенный взгляд. – Гроза идет.

Я охнула и выдала что-то из арсенала Торферда-Коряги. Шторм рассмеялся. Я тоже улыбнулась, радуясь, что острая настороженность ушла из его глаз. Как и стылая серость. Сейчас в них плескалась морская волна, разбивалась веселыми брызгами.

Он сложил в замысловатый узелок витой шнур у горла, склонился ниже.

– Бегом, лильган, – шепнул у самого уха.

– А ты?

Предвкушающая улыбка стала ответом. Похоже, сумасшедшему ильху нравилась вода во всех ее проявлениях!

И уже в таверне Наны, обогнав грозу на пару кратких мгновений и грея ладони о шершавую миску с бульоном, я поняла, что хромой Шторм просто не смог бы, подобно мне, посостязаться с ненастьем. Даже если бы захотел.

***

Тонкий силуэт девы мелькнул за деревьями и пропал.

«Успеет», – одобрительно подумал Шторм. Пухлая туча нависла над Последним Берегом, озаряя бухту вспышками молний. Дождь обрушился сплошным потоком, размывая песок под ногами и угрожая смыть ильха в бурлящие воды.

Шторм миновал качающиеся на волнах хёггкары и уже почти добрался до таверны, когда из зарослей вывалился Ирган и свалился ему под ноги. Лицо парня заливали потоки дождя и крови, так что и не понять было, куда именно его ранили.

Но об этом Шторм и не спросил.

За шиворот, как щенка, вздернул парня и рявкнул:

– Кто?

– Все…– простонал молодой ильх и рухнул, когда Шторм разжал руки.

Шторм побежал, злясь на свое тело, которое уже не могло быть таким быстрым, как раньше. Хромая, пронесся мимо прибрежных валунов, прыгнул на дрожащий мост над потоком воды, рванул через размокшую полосу сырой земли. И оказался у темного провала в скалах. Внутри что-то грохнуло, зазвенело. Шторм прижался спиной к холодным камням и на миг пожалел, что не способен их услышать. Сейчас это могло пригодиться. Втянув воздух, ильх вошел внутрь. Моргнул, меняя грозовой полумрак на тьму пещеры. Сокрушительный удар выбил каменную крошку там, где мгновение назад была голова ильха. Шторм отпрянул рывком, присел, пропуская новую атаку, ударил напавшего по ногам и услышал глухое, нечеловеческое шипение. Во тьме мелькнули оскаленный рот и русая борода.

«Флир», – понял Шторм. Вернее, уже не он. Тот, кто когда-то был Флиром.

Во тьме снова звякнуло и заворочалось. И на Шторма снова напали – на этот раз сразу со всех сторон! Он увернулся, и чужая рука зацепила лишь краешком, впечатавшись в тело того, кто ударил сзади. С леденящим душу хрустом отбрасывая его к стене, но не выбив ни одного стона или другого человеческого звука. И это полоснуло сознание Шторма сильнее, чем понимание, что бывшие друзья желают его разорвать на части. Чьи-то зубы вцепились в плечо ильха, и Шторм крутанулся, отбрасывая тяжелое тело. Ударил в голову, развернулся, и снова.

«Слишком сильны», – мелькнула в голове спокойная мысль. Эмоции смыло холодной волной его воли. Эмоции остались там, где еще звучали имена. Флир-Ясень. Виртас-Бочка. Олаф-Сизая-Борода. Хэвард-Защитник…

Последнего Шторм узнал, когда тот вцепился ему в руку, когтями разрывая и грубую ткань рубашки, и кожу. Еще один удар в ребра ильх все-таки пропустил, и его откинуло в сторону. Перекатился по стылым камням, вскочил. Вовремя! Виртас огромной медведеподобной тенью навалился сверху, молотя кулаками-кувалдами. Железные цепи болтались на запястьях, придавая ударам убийственную весомость. Еще одна тень – узкая, скользкая – возникла сбоку, добавляя свой вклад в убийство Шторма.

Он все же сумел сбить с ног Виртаса, уклонился от хлесткой атаки Флира-Ясеня. Ушел под руку Олафа, перекатился через его спину, пнул Хэварда. Нырнул под его локоть, когда над головой со свистом прошлась железная цепь. Не глядя поймал самый кончик, дернул на себя, кулаком встречая переносицу Флира. В блике молнии сверкнула серьга в ухе бывшего друга, и Шторм дернул ее, вырывая из мочки. Флир не издал ни звука. Все еще сжимая узкую серебряную рыбку, Шторм пробежал по стене, перевернулся через голову и, падая, полоснул Флира-Ясеня по горлу. В ответ раздалось бульканье. Но Шторм уже развернулся к Олафу, чиркнул скользким украшением, вспарывая плоть.

Тьму озаряли лишь вспышки молний, короткие блики света выхватывали то окровавленные лица, то руки, занесенные для смертельного удара.

Шторм кружил во тьме, уклонялся и бил, с холодной бесстрастностью отмечая, что силы тех, кого когда-то он звал друзьями, возросли. Живой Флир был ловким, как ящерица, но сейчас он напоминал неуловимый речной поток. Виртас отличался силой, а нынче крушил камни одним лишь ударом.

Сожаление и боль пробили лед отчуждения и отвлекли Шторма. Чей-то кулак швырнул его на землю. Хэвард – ильх узнал этот удар. Тот Хэвард, что когда-то приносил клятву сражаться и умирать за человека, которого сейчас пытался убить…

Новая волна смыла воспоминание. И дальше Шторм лишь бил и уворачивался, уже не думая о прошлом.

Когда в пещере вспыхнули факелы, на стылом камне лежало четыре тела. Шторм тыльной стороной ладони стер с губы кровь и посмотрел на подошедшего Эйтри. За его спиной маячил Торферд, бледный Ирган и конухм Бирон, но все они смотрели на четверых напавших. И на оборванные железные цепи, которые те просто вырвали из скалы.

На лице Янтаря застыла ледяная бесстрастность, но Шторм слишком хорошо знал беловолосого ильха.

– Все? – тихо произнес Эйтри.

Шторм отвернулся, не отвечая.

Хэвард заворочался, открыл глаза. Когда-то голубые и радостные, как весеннее небо, сейчас они пугали безжизненной и беспощадной тьмой. Олаф моргнул и тоже поднял голову. Его взгляд был зеркальным отражением глаз Хэварда.

– Виртас, брат! – с горечью воскликнул Торферд, когда Бочка тоже начал подниматься. – Борись! Ты сможешь! Вспомни Нану! Вспомни меня!

– Это бесполезно, ты разве не видишь? – сухо сказал Эйтри. – Твоего брата здесь уже нет.

– Он сможет вернуться! Он сильный! – почти взвыл Торферд. – Виртас, посмотри на…

Виртас мотнул головой, обернулся. И напал! Коряга сбил братца на пол, придавил коленом и беспомощно взглянул на Шторма.

– Как же так? Я думал, он сможет! – чуть ли не всхлипывая, простонал здоровяк.

– Он мертв, Торферд. Они все.

Виртас заворочался, словно опровергая слова Эйтри.

– Их раны затягиваются. – Бирон-Стервятник присел возле Флира. Длинный кровавый порез на его шее зарастал на глазах. – Пепел лечит их тела.

– Но не души, – хмуро бросил Эйтри. – Зря мы поверили, что хоть кто-то сумеет уцелеть. Сможет сопротивляться. Это все бесполезно.

Виртас-Бочка изловчился и сбросил удерживающего его Торферда. Медленно осмотрел застывших напротив ильхов. Олаф и Хэворд бесшумно встали рядом. Флир подполз ближе и тоже поднялся.

– Я не смогу, – беспомощно выдохнул Торферд. – Это же мой брат…

– Это драуг, дубина! – сердито выкрикнул конухм.

– Я сам, – сухо оборвал перебранку Шторм. – Возвращайся к Нане, Торферд.

Бородач еще раз взглянул на Виртаса, хлюпнул носом и ушел, бормоча под нос что-то жалобное.

– Позволь мне. – Эйтри, прищурив единственный глаз, следил за медленно подкрадывающимся Флиром.

Шторм покачал головой и протянул руку, в которую дрожащий, жмущийся к стене Ирган вложил клинок. Бирон-Стервятник окинул парнишку недовольным взглядом и поджал губы.

Сталь отозвалась руке Шторма тихим звоном.

– Казнить – не твоя обязанность, Эйтри.

Драуги напали одновременно с оглушительным раскатом грома и воплем Иргана. Короткая песня клинка утонула в этих звуках. Четыре росчерка, и все закончилось. Быстрее, чем вспыхнула и погасла молния уходящей грозы.

***

Гроза ушла в море, оставив размокший берег и озоновую прохладу. В таверне Наны пеклись на прутьях рыбины и клубни, пахло дымом, горькими травами и медом. Только вот хозяйка не крутилась у котлов, и я удивилась, что Нана покинула свою вотчину.

Перекусив, я прошлась к горячим источникам, решив поговорить с Вегардом. Мне нравился этот человек, напоминающий безмятежное облако среди хмурых туч. Вегард встретил меня беззубой улыбкой. Он снова что-то мастерил в компании Дюккаля и кошки. Высоко на скалах вспыхнуло зарево далекого костра, и старики прищурились, глядя в ту сторону.

– Горит что-то?

– Горит, – буркнул Дюккаль. Переглянулся с Вегардом, поморгал, прикрыл лицо сухой ладонью.

Вегард-Без-Крыши отложил свои дощечки и протянул руку кошке. Фрея послушно ткнулась мордой, принимая скупую ласку.

Я ощутила беспокойство. Что происходит? Старики вели себя так, словно случилась беда, но вот какая?

Обернулась на берег. Там все было по-прежнему: кто-то латал хёггкар, кто-то спорил или спал в гамаке. Ничего тревожного. Так почему сердце тоскливо сжалось?

– Шторма не видели?

Ильх так и не пришел в таверну, после возвращения из Саленгварда я его не видела.

Старики снова обменялись понимающими взглядами, и мне захотелось подергать их седые бороды, чтобы вытряхнуть правду. Что это еще за игра в гляделки? Кажется, даже полосатая кошка знает больше, чем я!

– Он вернется, – отвернувшись от костра на скале, сказал Дюккаль. – Он всегда возвращается.

Глянул на меня и поджал тонкие губы.

– Вместо расспросов лучше присмотри за котлом, дева. Сгорит же наш ужин, нюхом чую!

– Разве это не обязанность Наны?

– У нее нынче другие дела, – сухо оборвал старик. – Все, иди уже. Стоит тут, солнце заслоняет. Тень от тебя!

Вегард-Без-Крыши спрятал улыбку в косматую бороду, кошка принялась невозмутимо вылизывать лапу.

Я проглотила сердитый ответ, потопталась и все-таки вернулась в таверну. Удивительно, но она оказалась пустой, лишь на лавке болтал ногами Брик. Улыбающийся мальчишка сгладил мою тревожность, и я почти забыла о странном костре и недомолвках стариков.

Вдвоем с мальчиком мы стянули с огня решетки, спасая подгоревшие клубни. Рот Брика не закрывался ни на минуту, так что, когда появилась Нана, я знала все о гнезде перепелки, найденном в зарослях, о муравейнике, на который Брик свалился с дерева, и о настоящем мече, что обещал подарить Шторм.

Вошедшая великанша наградила нас суровым взглядом. Веки женщины покраснели, и без того крупный нос казался распухшим. Украшения колыхались на внушительной груди, словно золотые якорные цепи на могучем фрегате. Многочисленные браслеты жалобно звенели от резких движений. Нана казалась расстроенной, но спрашивать о причинах я не решилась.

Брик, завидев хозяйку таверны, тут же вспомнил об очень-важных-делах и умчался, предательски забыв обо мне. Нана молча повернулась к булькающему котлу, принюхалась. И трубно завопила:

– Что это ты насыпала в мой чудесный суп, поглоти тебя Великий Горлохум?

– Я лишь добавила немного трав, – отодвинулась я, косясь на выход. Кажется, пора подобно Брику дать деру! Этот мальчишка знает толк в бегстве!

– Душицу и сладкий хмель? Да ты в своем уме, дева? И кто только тебя учил готовке, что за дурная была кухарка? Это суп или хмельное пойло, по-твоему?

Я задом сдала к двери.

– Никто меня не учил… Я подумала, что бульон слишком пресный и насыпала немного…

Нана яростно помешала варево и, зачерпнув ложку, сунула в рот.

– Чесн-о-ок? Да я тебя…

Замахнулась деревянной ложкой, но я уже бежала прочь из таверны. На берегу ильхи разложили вечерние костры, вот только ни Шторма, ни Иргана, ни даже Эйтри я не заметила. Зато с видом королевы по берегу прохаживалась снежная Альва. За несколько дней эта дева успела собрать вокруг себя целую свиту верноподданных ильхов, готовых ловить каждый взгляд и вздох беловолосой красавицы. В стороне подбрасывал секиру Ульф Лютый волк. Кидал, не глядя, а потом ловил за длинное древко. Двойное лезвие в виде полумесяцев искрило в свете разгорающихся костров. Рядом с ильхом застыли восхищенные зрители. Я торопливо прошла мимо, но, заметив меня, он остановился и кивнул, приветствуя. Я ответила несколько смущенной улыбкой. Воин проводил меня долгим взглядом. Эти взгляды уже начали меня беспокоить, как бы ильх не надумал утешить одинокую деву! Я не хотела бы объяснять мужчине, развлекающемуся метанием огромных топоров, что не нуждаюсь в его утешении!

Поэтому отошла подальше от костров и осмотрелась.

Сумерки мягко обнимали скалы.

Но где же Шторм? Неужели снова ушел на глубину? Или и вовсе – во фьорд?

Потоптавшись на берегу, я снова глянула вверх. Огонь там уже не горел, даже дым не вился. Но почему-то тот костер по-прежнему меня беспокоил. Что там жгли? И зачем?

– Не люблю загадки, – пробормотала я, решительно устремляясь к тропинке наверх. Узкая дорожка, присыпанная мокрой хвоей, нитью вилась меж деревьев. Я шла по ней, пока рядом не возникла тень, заставившая меня подпрыгнуть.

– Шторм! Ты меня напугал!

Он поднял брови, глядя, как я прижимаю ладонь к истошно колотящемуся сердцу.

– Что ты здесь делаешь?

Я вскинула голову, всматриваясь в разбитое лицо ильха. Из рассеченной брови все еще сочилась кровь, на скуле темнел внушительный синяк.

– Что с тобой случилось?

Шторм легко пожал плечами, сел на поваленное дерево и привалился спиной к мшистому боку скалы. Я осмотрела небольшой скальный выступ, на котором он устроился. Отсюда Последний Берег расстилался пестрым ковром, внизу полыхали костры.

– Ты что… подрался с кем-то?

Странная невеселая улыбка скользнула по его губам.

– Можно сказать и так.

– А я тебя искала.

– Зачем?

Вопрос прозвучал без интереса, и я нахмурилась, ощущая себя в высшей степени неловко. И правда – зачем?

– Я… я о тебе волновалась.

Он снова поднял рассечённую бровь. Улыбка словно приклеилась к бледным губам.

– Не стоило, лильган, – мягко и насмешливо произнес Шторм. – Со мной все хорошо. Как всегда.

Я сдула упавшую на глаза челку, не понимая, что делать дальше. Ильх явно не желал беседы или моего присутствия. И даже моего беспокойства. Да и с чего мне переживать? Похоже, с ним и правда все в порядке. Подумаешь, синяк. Ильхи каждый день устраивают потасовки, надо же им как-то развлекаться. Пара ссадин или разбитые носы для них ничего не значат. Да и Шторм выглядит совершенно спокойным. Сидит, развалившись, словно устроился не на бревне, а на парчовом диване. На губах – все та же пугающая улыбка, в руке бурдюк с пойлом.

– Не замечала твоей любви к хмелю, – мрачно произнесла я.

Шторм рассмеялся. Мне захотелось поежиться.

– Ты ничего обо мне не знаешь, сладкая чужанская дева, – почти нараспев произнес он. Сделал несколько глотков, снова улыбнулся. Кивнул на костры внизу. – Нана уже готова поведать очередную байку. Сегодня она будет страшной, но это ведь всего лишь россказни, чтобы скоротать вечер. Иди, Мира.

– Прогоняешь?

Я склонила голову, рассматривая его. Почему я не могу просто развернуться и уйти? Шторм жив и здоров, улыбается даже…

Оставь его, Мира. Он ведь ясно сказал.

– Этой ночью я плохая компания для сладкой девы, – с тягучей насмешкой протянул ильх.

Уходи.

Я прикусила щеку, не понимая, почему все еще стою здесь. В сумерках глаза Шторма казались бесцветными. Спокойными, как гранитная плита. В них не было чувств. В них лишь тлело отражение костров, разложенных на берегу. Но почему-то казалось, что в этом огне Шторм видит нечто иное. Что в багровом зареве полыхает его душа, и именно это прилепило к земле мои ноги, не позволяя просто повернуться и уйти.

– Я уже наслушалась баек Наны. А здесь неплохой вид.

Шторм прищурился, рассматривая меня. Медленно прошелся взглядом по моему лицу, шее, узелку на горле, который сам завязал. Опустился в вырез на груди, скользнул ниже. И протянул с откровенным намеком.

– Да. Вид весьма неплохой.

Я застыла. Проклятие! Да он же меня намеренно прогоняет! Специально пугает, чтобы я ушла. Чтобы… не видела его таким?

Я села на бревно напротив, расправила мятую юбку. Шторм следил за моими действиями так внимательно, словно каждое могло спровоцировать цунами и утащить в море всех обитателей этой бухты. Закончив с юбкой, я протянула руку к бурдюку.

– Поделишься?

Он отдал мне пойло. Я сделала глоток и закашлялась, смаргивая набежавшие слезы. Боги, как можно это пить?

– Через несколько дней в бухту придет хёггкар, – неожиданно сказал Шторм. – Хёггкар моего давнего друга Бёрна. Он хороший человек. Он заберет тебя и отвезет к берегам Нероальдафе. Высадит недалеко от города. Доберешься до башни риара, там тебе помогут.

– Что? – Я снова подавилась и закашлялась.

Шторм смотрел, не двигаясь и даже не моргая. Пожары в его глазах остывали золой.

– Хёггкар придет на новую луну. Скоро.

– Но… – Я неожиданно растерялась. – Ты ведь говорил, что не можешь меня отпустить?

– Врал, лильган. – Он снова улыбался, но мне эта безумная улыбка совершенно не нравилась.

Хотелось встряхнуть Шторма, чтобы вернуть того, каким он был еще утром. Чтобы не видеть стылые пустые глаза.

– И… почему? – тихо спросила я.

– Тебе здесь не место. – Ответ прозвучал резко.

– Ты говорил другое.

– Можно сказать, что я получил весомые… доводы. Я хочу, чтобы ты уехала.

И почему от этих слов я чувствую себя так паршиво? Это ведь как раз то, чего я и хотела! Совсем недавно я мечтала об этих словах!

– А как же мой долг?

– Забудь.

– Вот так просто? – Мне не нравился разговор и не нравился такой Шторм. Сейчас он казался совершенно чужим, непонятным. Пугающим. Хотя он ведь и был таким. Что я знала об этом ильхе? Слишком мало, чтобы желать остаться, когда он прогоняет.

Но я все еще здесь.

– Может, расскажешь, что случилось? – попросила я, глядя на него в упор. – Расскажи мне, Шторм.

Он моргнул. Повел рукой по глазам. Но когда убрал ладонь, ничего не изменилось. Та же усмешка, та же пустота.

– Я могу помочь, – прошептала я. – Могу выслушать.

– Мне не нужна помощь, лильган.

– Тогда что тебе нужно?! – Я вскочила. Все-таки зря пришла. Чего хотела добиться? Я ничего не понимаю в этих демонских фьордах! И ничего не понимаю в этом проклятом ильхе!

– Поцелуй меня.

Что?

Обернулась на пожары в серой зелени глаз. Насмешливые колдовские огни, заманивающие в губительную топь.

– У тебя лицо разбито. – Мягкая водная гладь оборачивается пропастью. Под ногами уже нет земли, лишь бездна.

А я все еще надеюсь спастись…

Он рассмеялся.

Два злых шага, взметнувших мою юбку. И мои губы, прижавшиеся к мужским. Бледным, сжатым. Словно он не желал этого поцелуя. Словно не верил, что он все-таки случится…

Короткий судорожный вздох. Я не поняла – чей. Мой ли? Его… Медленное поглаживание языка. Вкус хмеля и меда. Его губы сухие, светлая щетина на щеках колкая. А волосы на затылке шелковые, словно морская трава, льнущая к пальцам… Он даже не пошевелился, когда я его поцеловала. Так и сидел, привалившись спиной к скале, откинув голову. Коротко и хрипло втягивая воздух, пока я пробовала его на вкус. Пока щекотала языком, пока дразнила, упиваясь ощущениями. Мне нравилось. Проклятие! Мне слишком сильно нравилось его целовать. Нравился вкус его губ, прерывистое дыхание, напряженное тело, застывшее под моими ладонями.

Застывшее? Ах…

Шторм протяжно вздохнул. И словно очнувшись, потянул меня, усаживая к себе на колени. Не размыкая губ, сдернул тесьму с моих волос, запутался в них пальцами. Обхватил затылок, словно боялся, что этот поцелуй закончится, и я уйду… Но разве я могла? Не тогда, когда ильх вдруг осознал, как надо целовать деву, чтобы она потеряла голову… Или он знал это с самого начала?

Губы сухие и жесткие, а язык нежный. Аромат хмеля сменяется штормовым озоном, мед обжигает… Я и не подозревала, что простое касание губ может быть настолько чувственным. Что может подарить взрыв ощущений. Ильх ведет рукой с моего затылка на шею, скользит пальцами по кромке выреза. Едва-едва заходя дальше. Почти невинно, но голова плывет, а тело наливается сладкой тяжестью.

Он целует так, что я теряю себя. И уже не могу отрицать притяжение, которое чувствовала к нему с самого начала. Или того, насколько сильно он мне нравится. Его выгоревшие ресницы, его колкая щетина, его чуткие пальцы. Чувственные губы и насмешливая улыбка. Шрамы и черная полоса, перечеркнувшая лицо. Рельеф его тела, который я украдкой изучаю каждый раз, когда он снимает рубаху. Я хочу изучать его не только взглядом, но и пальцами. И я делаю это. Снова трогаю его затылок, дергаю белые косицы, связанные в пучок на макушке. Глажу самыми кончиками разбитую бровь, затянувшиеся рубцовые штрихи на виске, щетину и губы. Он перехватывает мои пальцы, втягивает их в рот, целует, глядя мне в глаза… И это слишком приятно. Это тоже нравится мне слишком сильно.

Я рисую влажные узоры на его коже, поверх тонкого матового обруча. И ниже – на плечах, обтянутых грубой серой тканью, на напряженной груди. Мне так нравится все, что я вижу и чувствую. Мне так мало того, что я вижу и чувствую…

Мой голод отражается в его глазах, вырывается хриплым прерывистым вздохом. Мы оба слишком возбуждены, чтобы разомкнуть руки и губы. Я не могу сдержать тихий, мучительный стон, когда Шторм целует ямочку у горла. Когда тянет зубами, и завязанный им узел легко распадается, повинуясь порочному прикосновению. Когда спускает с плеч мое платье, чтобы оголить чуть больше кожи. Или когда возвращается к губам, заменив язык на руки. Прикосновение к груди оказалось столь острым, что я шумно выдохнула. Неосознанно подалась ближе, забыв, что сижу на мужских коленях, сжала ногами его бедра. И теперь уже выдохнул Шторм.

Поцелуй становится столь чувственным, что я почти теряю себя. На нас все еще слишком много одежды, и это раздражает. Комок ткани собрался у меня на груди, и Шторм дергает его, почти разрывает, желая добраться до кожи. А когда это получается, и его пальцы пробегают по моим позвонкам, я выгибаю спину. Притяжение столь сильное, что я едва не рычу от необходимости ощутить больше. Наши поцелуи утратили нежность, сейчас мы больше похожи на оголодавших хищников, желающих сожрать друг друга.

Мне нравится эта бездна. Я хочу в нее упасть.

И знаю, что должна остановиться.

Наклонилась, лизнула его губы, поймала выдох. И то, как он всем телом дернулся навстречу.

– Ты просил лишь один поцелуй, – прошептала я, выпрямляясь.

Шторм откинул голову, глядя на меня и не разжимая рук.

– Думаешь, это была просьба?

Знакомая мягкая насмешка едва не опрокинула меня в пропасть. Мы смотрели друг на друга. Все еще слишком близко, все еще слишком голодные. Жаждущие новых поцелуев и прикосновений, дикости и безумства, разделенного на двоих. Я все еще ощущала на губах его прерывистое дыхание. Чувствовала его желание – слишком сильное, чтобы он мог его скрыть.

– Еще немного… и я никуда тебя не отпущу.

«Ни сейчас, ни потом», – безмолвно произнес он.

«Не отпускай», – едва не ответила я.

И застыла, поразившись едва не сорвавшимся с губ словам.

Слетела с колен Шторма, не уверенная, что смогу противиться, если он снова ко мне прикоснется.

Стылое безразличие ушло из глаз ильха, пугающая меня улыбка тоже исчезла. Вот только тайны – остались. Его и мои.

И кое-что еще – весьма отрезвляющее.

Дурман наслаждения не смог скрыть, что мои прикосновения вызывают у ильха не только удовольствие, но и боль. Что когда я потянула его рубашку, он не дал развязать шнуровку и едва заметно вздрогнул, стоило коснуться через ткань ребер. А еще он не скрыл запах крови, который я знаю слишком хорошо.

– У тебя разбито не только лицо, Шторм.

Он хмыкнул. Ильх все еще дышал короткими рваными глотками. Корка на лице Шторма треснула, капля крови стекла по щеке. Я указала на нее пальцем.

– Может, расскажешь, откуда это украшение?

– А что взамен, лильган? – Он слизнул упавшую на губы багровую каплю. – Поделишься своими секретами?

Отступив на шаг, медленно поправила платье, приходя в себя. Тайны… как же я их не люблю!

– Пожалуй, я все-таки послушаю байки Наны. Пойдешь…со мной?

Шторм не двигался, лишь смотрел. Цвет глаз в почти наступившей тьме не разобрать, но мне и смотреть не надо. Серые камни на дне холодного моря. Сочные травы, укрытые колдовскими туманами. Болотные огни, манящие в пропасть…

Я пошла вниз, не оглядываясь.

(обратно)

Глава 18

Шторм угадал, сегодня история Наны оказалась страшной. Сегодня притихший берег слушал древнюю легенду о драугах – немертвых мертвецах. Жуткие и безумно сильные, драуги лишались своих душ, но их тела продолжали существовать, ведомые яростью и голодом, нападая на тех, кто когда-то был другом или даже братом.

Я слушала невнимательно и этим страшилкам предпочла бы новый рассказ о дерзком Ярле-Кровавое-Лезвие. Даже Брик выглядел испуганным, а ведь этот мальчишка слышал и не такое.

Шторм все-таки пришел, прервав рассказ Наны. Он сменил одежду и умылся, от него больше не пахло кровью и пеплом. Великанша запнулась при виде ильха, глянула исподлобья. Шторм ответил спокойным взглядом. И Нана отвернулась. Сделала несколько шумных глотков ядрёного пойла, покряхтела, вытерла рот. И продолжила рассказ о жутких драугах, приходящих в ночи. Ильхи при виде Шторма подвинулись, освобождая место у костра. Он посмотрел в мою сторону и устроился напротив. Словно боялся, что без разделяющего нас пламени мы продолжим то, на чем недавно остановились.

Я наклонила голову, смутившись порочных мыслей. И понадеялась, что румянец на щеках можно объяснить близостью огня. Но даже рассматривая травинки и камушки у своих ног, я чувствовала взгляд Шторма. И от него становилось жарко так, словно я танцевала на углях – голая и дикая. Все-таки проклятые фьорды что-то во мне изменили, сделали слишком чувствительной. Слишком восприимчивой к суровому очарованию Последнего Берега, к вечерам у костров, запаху трав и дыма. К мерцанию звезд, уханью ночных сов, к плеску волны о бока разбитых хёггкаров. К смеху и напевам, слова которых порой совершенно непонятны, но почему-то ранят в самое сердце. Тянут душу сладкой тоской по непознанному, но такому настоящему. Необходимому. И дыхание перехватывает от мысли, что вот это тайное, неизвестное, истинное – совсем рядом. Стоит лишь окунуть пальцы во влажный мох или опустить в прохладную вечернюю волну. Стоит лишь открыть душу, и фьорды заполнят ее целиком. Заполнят дикой северной красотой, окутают волшебством, пленят… Не отпустят.

Подняв голову, я все-таки смотрю на Шторма. И сразу, словно почувствовав, он оборачивается. Наши взгляды встречаются, и я не могу отвернуться. Мы оба не можем, словно нас связали канатом, крепче корабельного. Это длится несколько мгновений, пока звучит песня ильхов и пока Брик не начинает требовать новую историю.

Да, фьорды что-то беспощадно во мне изменили. И это понимание сильно пугает.

***

Ночь принесла мне беспокойный сон, наполненный кошмарами. То виделись мертвые драуги с лицами моих родных, то туманный и малахитовый Саленгвард, то чувственные поцелуи Шторма. И я не знала, какая часть этих кошмаров пугала больше остальных. Потом приснилась тень, присевшая на край кровати и тихий шепот: «Не бойся, кьяли. Спи. Я здесь». Но когда я открыла глаза – рядом никого не было. А может, меня успокаивало само море – серо-зеленое, бесконечное… Однако тревога ушла и до утра я уже не просыпалась.

К моему удивлению, когда утром я спустилась с «Медузы», берег уже заполнили ильхи, и все они куда-то торопились и что-то тащили.

– Эй, а что происходит? – окликнула я тощего белобрысого парня в одних штанах. Он тянул свежеструганные доски, которые оставляли на мокром песке извилистые следы.

– Так полнолуние ведь! – Парень смахнул со лба испарину, широко улыбнулся и двинулся дальше. – Первое летнее полнолуние! Лунная ночь!

– И что это значит?

Но белобрысый мне уже не ответил. Я двинулась по волнистым следам и нашла почти всех жителей Последнего Берега у пристани, где еще недавно пряталась в бочку с воняющей солониной. Ильхи расширяли дощатые мостки и делали длинный спуск, плавно уходящий в воду.

– Что это? Для чего этот спуск?

Мне не ответили. Некоторые хмыкнули, другие рассмеялись. Большинство мужчин сняли рубашки и теперь подставляли солнцу крепкие торсы. Работали слаженно и дружно, перемешивая ругательства и веселый хохот.

– Неверный вопрос, – прозвучал за спиной нежный девичий голос, и я обернулась.

У зарослей дикой ежевики стояла красавица Альва, пристально наблюдая за мужчинами. Я обернулась на ильхов и нашла взглядом снежно-белую спину Эйтри. Удивительно, но сегодня он тоже снял свои расшитые наряды, чтобы повозиться в воде.

– А какой вопрос верный? – пробормотала я. Бледная красавица с белоснежными косами и глазами чистой озерной воды вызывала у меня неприязнь. Я прекрасно помнила, за что она попала в холодные воды фьорда.

Альва оторвала взор от рельефной спины Эйтри и посмотрела на меня. Улыбнулась. Но улыбка вышла такой холодной, словно меня головой макнули в сугроб.

– Надо было спросить – для кого.

– Ну и? – Неприязнь дополнилась раздражением.

Альва рассмеялась так мелодично, что несколько мужчин обернулись и наградили деву жадными взглядами. Красавица картинно изогнула спину, показывая себя во всей красе. И тут же нахмурилась. Эйтри на ее смех не отреагировал.

– А это развлечение не для нас, так что и смотреть не стоит! – резко произнесла красавица, наконец вспомнив обо мне. Но тут же на бледных губах вновь возникла улыбка. – Ищешь Шторм-хёгга?

Я промолчала. Нет, я его не искала, и все же… Все же.

– Эйтри сказал, что его до ночи не будет, не ищи, дева. Шторм-хёггу сейчас нужна лишь глубина, она вылечит его раны.

– Раны?

Альва глянула косо.

– Ах. Ты не знаешь, откуда они?

Дева ответила смехом, вызывая желание ее стукнуть. Я сдула челку, чтобы успокоиться, прищурилась. И неожиданно ответила:

– Ты тоже не знаешь, хватит врать!

Альва подавалась смехом, поморщилась. И протянула недовольно:

– Мужчины порой такие скрытные, правда? Ладно, ты права, я не знаю. Эйтри так и не сказал, как я его не…упрашивала.

Я промолчала, размышляя, не пора ли поискать другого собеседника.

– Я слышала, ты из Гараскона? Я бывала там со своим мужем. Красивый город, хотя и не сравнится с великолепием Аурольхолла. Впрочем… Ничто не сравнится с великолепием Аурольхолла.

В голосе девушки скользнула невыносимая тоска, и на миг мне стало ее жаль. Хотя она ведь сама виновата в своей судьбе.

– Ты видела Аурольхолл?

Я мотнула головой, но девушка на меня и не смотрела. Она снова уставилась на работающих мужчин.

– Конечно, не видела. Его снежные вершины и алмазные башни невозможно забыть. Вот и он не смог. – Короткий злой кивок на смеющегося у воды Эйтри. – Думаешь, он выбрал меня? О нет. Всего лишь Аурольхолл, из которого его изгнали. И который все еще зовет его.

– Зачем ты мне это говоришь? – мне стало неудобно. Словно передо мной вывернули короб с чужим бельем.

– Мы можем подружиться. Помочь друг другу. – Альва вдруг качнулась ко мне и встала близко-близко, заглядывая в глаза.

– И за что же такое доверие? – дружить с Альвой мне совершенно не хотелось.

– За то, что утопила хёггкар Вермана, – усмехнулась дева.

Я подняла брови.

– Кажется, он тебя спас.

– Лишь затем, чтобы продать подороже! Не сомневайся, за свою жизнь я расплатилась сполна! Но и я не так проста. И сумела многое выведать у мерзавца Вермана. Мужчины так падки на лесть и девичью ласку!

Она тихо рассмеялась, облизывая губы, и на миг стала похожа на хищного зверька.

– Прежде чем Верман продал меня, я успела разузнать об этом месте. И его обитателях.

– И что же ты узнала? – насторожилась я.

– Многое, – растягивая слова, протянула дева. – Точно больше, чем ты. Ты ведь совсем не умеешь улыбаться и узнавать мужские секреты, ведь так? Только и можешь, что рычать, да еще болтаться в холодной воде и рисковать своей жизнью за щепоть пепла. Вот же глупая дева.

Я развернулась к Альве, размышляя, а не двинуть ли красавице кулаком в нос. Но увы, это будет отличным подтверждением сказанного.

– Не злись. – Все-таки беловолосая дева умела быть очаровательной, особенно когда улыбалась. – Я лишь сказала правду. Ты ведешь себя как воин, но с мужчинами так нельзя. Иначе надо. Мы можем помочь друг другу. Обе пленницы, обе изгнанницы. Я знаю, чего ты хочешь. Сбежать! На этом берегу у меня много глаз!

Альва подмигнула, положила руку на мою ладонь, и я удивилась, ощутив тепло ее кожи. Глядя на Альву, казалось, что вся она соткана из снега.

– Ты поможешь мне, а я – тебе.

– Чем?

Острый бледный язык снова мелькнул между губ девы.

– Мы обе хотим оставить этот Проклятый Берег позади. И…отсюда есть другой путь. Путь и хёггкар, способный выдержать даже бурю. Хёггкар, которому не страшен кракен.

– Что?

Я окинула взглядом Последний Берег. О чем говорит эта бестия?

– И где же этот чудесный хёггкар? – Я сделала широкий жест рукой. – Что-то я вижу поблизости лишь дырявые посудины.

Дева придвинулась еще ближе, ее губы почти коснулись моего уха.

– Верман сказал, что он надежно спрятан. Но он близко! Скорее всего там, где его не увидят любопытные глаза. Ты должна узнать больше! Расспросить Шторм-хёгга!

– Я?

– Кто же еще? Я видела, как он на тебя смотрит! – прошептала девушка.

– Тебе показалось, – буркнула я, уже жалея, что ввязалась в этот разговор.

Альва презрительно рассмеялась.

– Греешь ему постель, так разузнай что-нибудь полезное!

Я развернулась и молча пошла прочь. Альва повисла на моей руке, не отпуская.

– Постой! Да стой же ты! Прости. Прости меня! Я не желала тебя обидеть. – Она прикусила губу и стала похожа на обиженного ребенка. – Мне одиноко здесь. Тяжко. И совсем не с кем поговорить. Кто поймет несчастную пленницу? Кто не осудит такую, как я?

Прекрасные голубые глаза наполнились слезами.

– Ты тоже меня осуждаешь, я вижу. Но я всего лишь пытаюсь выжить! Мир так жесток ко мне! Я лишь хочу жить, понимаешь? Мы могли бы стать подругами… Поговори со Шторм-хёггом, что тебе стоит? Узнай, где спрятан хёггкар!

– Да ничего он мне не скажет!

– Если будешь вести себя, как дурень Ирган, то точно ничего! – Альва испуганно оглянулась на пристань, где грянул новый гром мужского хохота. – Очаруй его. Обольсти. Ты дева, и он не отводит от тебя глаз! Воды потеплели, а это значит, даже такой, как Шторм, подвластен их чарам! Он выбрал тебя, так действуй! Узнай, где спрятан хёггкар. А остальное предоставь мне!

– Что – остальное?

– Ты же не думаешь, что мы справимся с хёггкаром вдвоем? – усмехнулась красавица. – Но это уже мои заботы, я знаю, что делать. Мужчинами легко управлять, если знаешь – как. На этом берегу полно тех, кто сделает все, что я пожелаю, за одну только ласку!

Эйтри повернулся в нашу сторону, приложил ладонь к глазам. И Альва обольстительно улыбнулась, помахала рукой. Кто-то из ильхов издал завистливый вздох.

Я перевела взгляд с девушки на пристань. А эта дева времени зря не теряет!

– Узнай, где спрятан хёггкар, Мира.

Я удивилась, что Альва знает мое имя.

– Сегодня полнолуние – лучшее время! Фьорды согрелись, воды теплые. Вокруг много хмеля и лунного серебра. В такие ночи мужчины становятся мягкими, словно теплый воск. И Шторм не устоит. Приласкай его и узнаешь все тайны.

– Хватит. Я не собираюсь его…с ним… – Вчерашний поцелуй обжег губы воспоминанием.

– Нет? Жаль, что он выбрал не меня…

Я отвернулась, но успела заметить усмешку Альвы.

– Ну что ж, тебе и не придется. Полнолуние все сделает за тебя. Эту ночь все ильхи проведут на берегу. Уж поверь, никто не уйдет на хёггкары, разве что совсем немощные старики! Но предвкушение наслаждения размягчает не меньше самих ласк. Вечером Шторм-хёгг будет здесь и будет пьян, как и все. Укрась свое лицо и тело, надень шелка. Стань водой. И узнай, где спрятан хёггкар, Мира!

– Эй, Брик, а ну, не вертись под ногами, – закричал Торферд, привлекая внимание к берегу.

Настил почти установили, широкое полотно уходило в воду и терялось на глубине. Они что, собираются катить в море бочки? Для чего все это?

– Шторм обещал, что в этом году я смогу остаться на Лунную ночь! – зазвенел от волнения голос Брика, и в ответ грянул мужской хохот.

– Мал еще! Подрасти!

– Мне почти двенадцать!

В ответ снова засмеялись. Я хотела услышать больше, но солнце заслонила фигура подошедшего Эйтри. Он все еще был в одних лишь штанах, и я отвела взгляд от худощавого, но великолепно сложенного тела. Желтый янтарь в его глазнице казался расплавленным солнцем.

Альва безмятежно поправила белоснежный завиток на щеке и призывно улыбнулась варвару.

– О чем вы тут болтаете? – резко произнес тот.

– О тебе, милый, – полился медом голос девы. – Я говорила, как мне повезло, что встретила здесь тебя! О том, как я счастлива принадлежать столь сильному и щедрому воину!

Эйтри нахмурился, рассматривая деву, но та выглядела невинной и нежной. В прекрасных голубых глазах плескалась такая искренность, что даже я засомневалась, а не причудился ли мне разговор о побеге?

Ильх кивнул, притянул Альву к себе. О моем присутствии он, кажется, забыл.

– У меня есть для тебя подарок на Лунную Ночь, – пробормотал он, щуря свой единственный глаз. – Серьги из небесных лазуритов…

– Снова подарок? – на смех Альвы обернулись почти все мужчины. Многие смотрели на красавицу с откровенным восхищением. – Ты меня балуешь, милый…

Я торопливо пошла прочь, не дослушав чужое воркование. А еще так и не поняв, что происходит на берегу. В голове застряла мысль о спрятанном корабле. Неужели Альва права? Или это тоже байки, сродни тем, что рассказывает вечерами Нана?

Размышляя и хмурясь, я добралась до узких мостков над водным потоком, обогнула горячие источники и таверну. Слова Альвы бились в голове и заставляли меня хмуриться. Я думала о людях, живущих на этом берегу, об их тайнах. О секретах, что они хранят. О костре, чадящем на склоне, и о разбитом лице Шторма. О том, что я веду себя как воин, а надо – течь, как вода… О байках Наны и о мальчике Брике, свалившемся на муравейник.

И удивительно, но я ни разу не подумала о моем брате Алексе и тем более – о Джете. С каждым прошедшим днем они становились все более далекими и почти нереальными.

(обратно)

Глава 19

Очнулась я возле стены, окружающей Саленгвард. Поморгала, не понимая, как добралась до нее. Обернулась на берег, но его не было видно за стеной зазеленевшего леса. Совсем недавно сквозь голые ветви просматривались разбитые хёггкары, а сейчас ароматные клейкие листочки занавесили бухту летним покрывалом – ничего не рассмотреть.

А вот вьюнок на камнях стены остался таким же сухим и безжизненным. Я подергала его – крепкий. Схватилась и полезла наверх. Сегодняшний день Шторм проведет на глубине, это ли не лучшее время, чтобы наконец разобраться с тайнами проклятого города?

Забравшись на стену, я сползла вниз, держась за плети растений. Получилось на удивление легко, словно я всю свою жизнь только и делала, что лазила по оградам. Спрыгнув на брусчатку, осмотрелась и медленно пошла вперед. Страха не было. Напротив, внутри поселилось радостное оживление, словно я вернулась домой. И удивление. Чего я так боялась? Этот город бесконечно красив… И он ждал меня.

Я шла по улице и вертела головой, с удовольствием подмечая ранее скрытые от глаз детали. Украшенные резьбой двери домов и железных драконов на месте ручек, деревянных сов на крышах и цветочные рельефы на стенах, невесомые ажурные ограды и мозаичные окошки. Чем ближе к площади – тем сильнее и радостнее билось сердце. Тем красивее становились дома, и я ловила себя на том, что хочу потрогать каменные стены, затянутые мхом и засохшими розами, заглянуть в пустые комнаты, вдохнуть их воздух. Но я шла дальше. И наконец остановилась возле трех мечей. Первый – выдвинутый вперед – о который я когда-то порезалась, и два других за ним, что образовывали правильный треугольник. На ржавом металле по-прежнему блестели выбитые знаки. Но удивительно – сегодня их смысл был вполне понятен.

Разум.

Душа.

Плоть.

Три меча, разделившие сущее, вбившие его в землю Саленгварда, не дающие освободиться…

Рука сама собой потянулась, желая испробовать остроту второго меча. Едва не коснувшись его, я вздрогнула, моргнула. Палец болезненно дернуло. На ржавых мечах снова были лишь непонятные руны, затянутые грязью и почти нечитаемые. Я потерла виски, пытаясь сбросить дымку перед глазами.

– Вот же проклятье, – пробормотала я. – Может, прийти сюда было не самой хорошей мыслью…

Но мне надо разобраться с загадками города, иначе как я смогу уехать домой? Повертела головой. Улицы по-прежнему пусты и безлюдны. Всего лишь заброшенные здания, даже по-своему очаровательные. Ничего пугающего или непонятного. Вздохнув, я ступила на лестницу. Она блестела белой рекой, вершина терялась в низком облаке, накрывшем скалу. За его дымкой зеленел малахитовый дворец, и сердце сжалось от желания поскорее его увидеть.

– Ладно. Я просто посмотрю, что внутри, – решила я, делая шаг на ступеньку.

Белый камень стелился под ногами. Один пролет, второй, третий… Вот и сады-террасы, где засохшие горечавка и вереск шелестят на ветру. Вот симметричные колонны, обнимающие скалу – на каждой вырезана в камне история.... А вот и дом. Стены высотой в десять ростов, дубовые двери в золотом орнаменте. Переплетение завитков складывается в песнь о великих риарах, правящих древним и прекрасным городом. Взгляд ползет дальше – в сторону от кованых колец-ручек. Под сухими плетями растений виден разноцветный мрамор, черный сланец и лазурит. Но больше всего здесь малахита. Этот камень да сменившие от времени цвет медные скульптуры вокруг красят все серым и зеленым, штормовым и пасмурным, но столь прекрасным, что сердце стучит барабанной дробью… Цвета вторят морю вдали и напоминают холодные камни под бурной волной…

Я застыла на краешке гладкой ступеньки – последней. Как я прошла всю лестницу и даже не заметила?

Пока я мучилась сомнениями, сверху свалился грязный куль, и я едва не заорала, увидев беркута с пробитой грудкой. Птица открыла и закрыла клюв, но не издала ни звука. И сейчас, при свете дня, она вовсе не выглядела страшной. Скорее… жалкой. Грязные, местами сломанные перья, сухие лапки, ободранный клюв и торчащая стрела. Чего я так испугалась при первой встрече? Это не чудовище, а одна насмешка.

– Отвали от меня, – прошипела я. – Что тебе от меня надо?

Дохлая птица склонила голову и снова беззвучно открыла клюв.

Я махнула рукой, прогоняя ее. Беркут потерял равновесие и шлепнулся на брусчатку. Неловко поднялся, заваливаясь на бок. И неуверенно попрыгал следом за мной.

Я решила не обращать внимания на такое сопровождение. Наверное, я действительно привыкла к странностям этого города.

Не оборачиваясь, дошла до дверей и толкнула створки.

За ними тенями и малахитовой зеленью раскрывался огромный сумрачный зал. Свет резал воздух бледными полосами, с трудом пробиваясь сквозь узкие пыльные окна. Я закинула голову, рассматривая тяжелый потолок с поперечными балками и несколькими массивными кругами со светильниками, потом опустила взгляд на мозаику пола. Сначала показалось, что под ногами сплетаются две реки – черная и белая, но дойдя до середины, я поняла, что разноцветные камни изображают хёггов. Их хвосты лежали у дверей зала, а вытянутые змеиные головы склонялись друг к другу у единственного предмета мебели – выточенного из камня и железа кресла-трона. Вокруг черного мозаичного дракона высились неприступные скалы, плясали языки пламени и клубились грозовые тучи, увешанные гроздьями молний. Вокруг белого – низвергались водопады и бились штормовые волны, яростно кидающие на скалы крошечные хёггкары.

Углы зала белели от густо разросшихся грибниц и темнели от плесени. Лишайники свисали с балок словно ведьминское покрывало.

Эхо моих шагов кралось следом тихим шелестом. В этом заброшенном и древнем зале даже эхо казалось маленьким и незначительным.

Добравшись до каменного трона с ржавой железной спинкой, я постояла рядом, а потом осторожно опустилась на вытертый малахит…

…тысячи огней вспыхивают на латунных кольцах. Красно-желтые блики освещают начищенный до блеска пол, оконные стекла, созданные умельцами Аурольхолла, роскошные гобелены на стенах. И, конечно же, людей. Праздник в самом разгаре, так что все они здесь. Втекают разноцветной пестрой рекой сквозь распахнутые двери. Внизу на площади уже накрыты столы и стоят бочки с хмелем и медом, а здесь, наверху, лучшие потешники и скальды заводят веселый мотив. Музыка взлетает к потолку, а потом снова опадает, вьется среди гостей, съехавшихся со всех земель фьордов. Они все здесь – самые сильные риары и их побратимы а-тэмы. Самые прекрасные девы, затмевающие красотой блеск многочисленных драгоценностей и шелков. Самые прославленные воины и ученые мужи любуются красотами малахитового дворца. Моего дворца!

Поворачиваю голову, встречая взгляд веселых голубых глаз.

– Прекрасный вечер. – Слова звучат негромко, но я, конечно, их слышу. Даже если а-тэм лишь прошепчет, я различу этот шепот.

Хёгг внутри одобрительно рычит. Но сегодня его не нужно успокаивать, и брат с улыбкой смотрит в зал. И особенно на светлоокую Лавинью, прибывшую из Варисфольда.

– Глаза отведи, – смеюсь я. Поднимаю кубок с хмельным медом, скрывая улыбку. – А то не успеешь оглянуться, как ее отец вручит тебе венец нареченной и заставит украсить им лоб своей дочери.

А-тэм хохочет. Блики огней задорно пляшут в золотых волосах и на бляхах его одежды, тают на кольце Горлохума.

– Так, может, я и не против, брат… Надеть венец-то? Где еще такую найдешь? Молва твердит, что нет девы прекраснее…

Я охнула и свалилась с трона, больно ударившись коленками о каменный пол. Мертвая птица, о которой я успела забыть, подпрыгнула, пытаясь сесть на подлокотник, не удержалась и шлепнулась вниз.

– Да чтоб тебя… Чучело летающее! – разозлилась я. Одним махом сгребла отчаянно разевающего рот беркута, обломала торчащую в грудке стрелу, вытащила ее и отшвырнула. Птица осталась на полу, недоуменно вертя головой и поднимая грязные крылья.

Я же села, привалившись спиной к высокому постаменту. И что это было? На несколько мгновений я словно воочию увидела чужой праздник! Наряженных веселых людей, накрытые столы, голубоглазого блондина на скамье рядом. А-тэм великого риара Саленгварда, вот кто это был. В этом городе риары веками ловили души черных хёггов, а э-тэма выбирали из водных. Так было заведено, так длилось много лет… Так случилось и при последнем риаре, прозванном потом Проклятым.

Вот только… откуда я все это могу знать?

Паника на миг окатила холодной волной, и я вскочила. Мира, да что с тобой вообще происходит?

Я вижу события чужой жизни. Воспоминания, которые мне не принадлежат. Это… память риара. И началось все с крови, оставленной на мече. Надо это прекратить! Вот только как? Чего хочет от меня этот город?

Я постояла, тяжело дыша. Малахитовый зал был все так же тих и пуст, только в углу замер беркут. Но к его обществу я уже даже привыкла. В лучах света медленно танцевали пылинки. Я прищурилась со злостью. Ну уж нет! Меня не запугать какими-то древними проклятиями!

– Даже не мечтай! – пробормотала я, обращаясь неизвестно к кому. – Чего ты от меня ждешь? Чего хочешь?

Каменный зал, конечно же, не ответил.

И что мне делать теперь?

– Ладно, надо осмотреться, – негромко произнесла я.

Обошла трон, не решаясь снова к нему прикасаться. Снаружи дворец выглядел огромным, но я не видела коридоров, ведущих из единственного зала. Как попасть в другие помещения? Может, стоит поискать за истлевшими гобеленами, которые все еще висят на стенах?

Не придумав ничего лучше, я провела ладонью по холодным камням. И шарахнулась в сторону, когда они раздвинулись, образуя проход!

– Да чтоб вас! – с чувством прошептала я, глядя в темный провал. Камни просто открылись под моей рукой. Но это ведь невозможно! – Там был тайный механизм? Вот точно был! Камни ведь не могут двигаться лишь от одного моего желания, верно?

Коридор, открывшийся по этому самому желанию, опровергал доводы логики. Камни просто расступились, когда я об этом подумала! Так легко, словно были смазаны топленым маслом! Без скрипа даже!

Я снова выругалась. Но шепотом.

Оглянулась на дохлую птицу, но она лишь беспомощно вертела головой да поднимала крылья.

– Все в порядке, Мира. Здесь тоже пусто. Хватит паниковать. Надо понять, что происходит. А ты ничего не поймешь, если так и будешь таращиться на эти камни! Вперед!

Убедив саму себя, я осторожно вошла в коридор и двинулась по проходу. Беркут ковылял сзади, похоже, это чучело забыло, что у него есть крылья. Но сейчас я была рада даже такой сомнительной компании. Извилистый туннель оказался коротким и вывел меня в другой зал. Но совершенно иной! Если в малахитовом великолепии все дышало древней роскошью, то здесь было проще и как-то… уютнее. Хотя и эти комнаты коснулась рука беспощадного запустения. Окна без витражей освещали небольшое помещение с холодным очагом, лавками и столом в центре. В углу завивалась широкая деревянная лестница на второй этаж. Здесь разместились личные покои. Я обошла несколько спален с остатками мебели, а потом ноги сами собой привели к выходу на железный мост. Ажурные перекладины висели в воздухе между скал.

Я прошла по ним, стараясь не смотреть вниз, и уткнулась в каменную стену.

– Так. Не знаю, как это работает, но… откройся!

Приложила руку к кладке и… Ничего не произошло.

Я посмотрела на птицу, которая остановилась в шаге от меня. Снова на камни. Осторожно постучала.

– Э-э… откройся, пожалуйста?

Снова мимо.

– Откройся, приказываю? Именем Перворожденных? Открывайся, чтоб тебя разорвало, упрямая каменюка?

Беркут неуверенно вспорхнул на ограду моста, покачался, балансируя. И заинтересованно склонил голову.

– Я знаю, звучит глупо, – с досадой сказала я. – И не надо так на меня смотреть! Может, в малахитовом зале мне все почудилось? Ну не могут камни раздвигаться лишь потому, что я это представила…Ааах, чтоб вас!

Камни раздвинулись. И на этот здесь точно без всяких механизмов! Новый проход привел меня в круглую башню. Окон здесь не было, но стоило войти, как на стенах тускло заалели причудливые светильники. Огонь в них разгорался неохотно, словно просыпался после долгой спячки. Каменные стены опоясывали полки, наполненные бронзовыми табличками, книгами в железных переплетах и деревянных окладах, свитками и кожаными рулонами с устрашающими печатями. А еще – пустыми ржавыми клетками. Внизу громоздились широкие столы, почти целиком скрытые под горами истлевших записей, латунных механизмов, новых клеток и чертежных инструментов.

Сердце забилось с удвоенной силой. Словно я вернулась домой.

Осторожно коснулась широкой колбы на столе. Палец прочертил на пыльном стекле дорожку. Я посмотрела на свою руку и…

…раздраженно отдергиваю сползающий рукав. Темное стекло отражает недовольное лицо: драгоценный обруч риара, сдерживающий темные волосы с проседью, узкое лицо, крупный нос, гневно поджатые губы и паутину морщин у них. Когда они появились? Кажется, еще вчера я был юнцом?…

Поднимаю руку, и огонь светильников послушно тянется к пальцам. На столе исходит паром голова железного коня, бронзовые шестеренки со скрежетом бьются друг о друга. Железный зверь, еще вчера споро цокавший копытами по площади, сегодня свалился наземь, беспомощно дергая длинными ногами и распугивая жителей Саленгварда! И это уже не впервой! Не прошло и трех дней, как рухнули со скалы механические тяжеловозы, ранее исправно таскавшие телегу с малахитовой рудой! Но что с ними случилось? Что не так?

Задумчиво сгребаю со стола позолоченного зяблика. Искусно сделанная птичка еще недавно радовала трелью, а сейчас это лишь бесполезный кусок железа! Который больше не отзывается мне. Мне, риару Саленгварда! Самому сильному риару земли озер и скал! Да я двигаю горы, лишь пожелав того! Я способен стереть скалы с лица земли, наслав на них убийственную грозу! Я…

С размаха швыряю птичку о стену, и зяблик со звоном разваливается на куски. Бесполезная подделка! Моя сила больше не заставляет железных птиц петь, а коней – ходить. Моя сила…

Смел со стола все. Колбы, железо, свитки – все покатилось, звеня и ломаясь. Подделки, подделки, подделки! Ни на что не годные подделки! Но я близко! Я близко! Я уже ощущаю хмельной вкус победы! Я изучил почти все! Тайные ритуалы вёльд и чары морских морей, кровавые обряды черных клинков и боевые напевы Воинов-в-Медвежьей-Шкуре, дурманящие травы великанов из-за леса и колдовство сновидцев из пустоши… Моих знаний хватит и на сотню риаров, но главное… главное – я познал учение о живых механизмах и железных тварях, созданных затуманными людьми.

Я знаю так много! Я почти сумел…

– Ты должен остановиться. – Голос позади не заставил меня оглянуться.

Зачем? Я знаю, кто стоит за спиной, с осуждением глядя на дело рук моих. Он всегда там стоял, сколько я себя помню… Даже кольца Горлохума мы надели в один день. И как было положено, я вернулся с душой черного хёгга, а он – окольцевал водного. Он тот, кто клялся меня защищать и беречь – больше, чем себя. Мой проклятый а-тэм.

– Я тебя не звал, – пытаюсь успокоиться, но ярость зверя уже окрашивает мир чернотой. – Я запретил тебе приходить.

– Мне не нужно разрешение, – холодно цедит он.

Я сдерживаю зубовный скрежет – с трудом. Мне достался сильный защитник. Под стать мне.

Раньше я этим гордился.

Нынче… нынче все иначе.

– Ты должен остановиться. Варисфольд обеспокоен тем, что происходит в Саленгварде. Все фьорды… обеспокоены.

Я все-таки поворачиваюсь. Все-таки смотрю в его глаза. Все еще яркие, как летнее небо. Раньше в них были веселье и одобрение. Теперь – злость и усталость.

Это ранит…

– Когда твой старший сын поймал вражескую стрелу, ты просил меня помочь.– Слова падают тяжелой рудой. – Когда твой младший сын не сумел одолеть душу хёгга, ты снова пришел ко мне за помощью. Когда светлоокая Лавинья упала в ущелье и даже Зов не смог исцелить ее, ты снова был здесь. Снова просил.

– Я лишь хотел защитить их! Спасти! Сохранить их жизни!

– И я делал то, чего ты хотел, ведь так?

– Я не знал какой ценой! Я ошибался, – глухо произнес а-тэм. – У каждого из нас свой путь и свой срок. И решать не нам. Не тебе, мой риар.

В его голосе столько страдания, что я чувствую боль в груди. Он все еще дорог мне… У моего а-тэма была семья и любящая дева, а у меня всегда был только он…

– Почему же не мне? Я знаю больше, чем другие…

– Твои знания погубят нас всех!

– Они нас всех спасут!

– Никто не желает такого спасения! Ты споришь с Перворождёнными и с самой судьбой! Они накажут нас. Уже наказывают… Пусть все закончится! Прекрати это…

– Убирайся, – уже прорывается рычанием ярость хёгга. Нельзя призывать его в башне, надо потерпеть…

– Ты создаешь железных зверей, но они ломаются. Ты создаешь новых и новых, но все это… все это безумие! Чего ты хочешь добиться? Люди правы, скалы умирают. Земля умирает! Третью весну не расцветают деревья. Даже не отзываются… Ты разве не видишь? Все гибнет! И твои поделки не желают жить! Потому что они никогда не были живыми! Оставь свое учение, оно лишь убивает тебя! Послушай…

– Ты обещал умереть за своего риара!

– Я обещал защищать его! Защищать тебя! – А-тэм уже кричит. – И я делал это много лет! Но сейчас… Я слышу воды. И даже они злятся! Люди бегут из города, а ты заперся в этой башне! Очнись! Остановись!

– Ты просто глупец! Вы все! Я создаю грядущее для нас обоих! Для всех фьордов! И я уже близко! Новый способ решит все проблемы, это нечто невероятное! Вечность больше не властна над нами! Не мешай мне…

Он замирает в шаге от меня. Прошедшие годы почти не оставили следов на лице моего а-тэма. Его тело по-прежнему налито силой и гибкостью. Но он больше не верит в меня.

– Я не мешал, когда ты приказал свергнуть с горы статую первого хёгга и изваять на его месте лик человека. Твой лик! – со злостью кидает он. – Не мешал, когда ты решил, что человек важнее Перворожденных. Важнее всех на землях озер и скал. Я не мешал, когда ты создавал мертворождённых железных тварей и заполнял ими Саленгвард. Я не мешал многому, но теперь жалею об этом. Ты безумен. А я…

Он на миг ссутулится, словно невыносимый груз давит к земле широкие плечи. Но тут же выпрямляется. Вскидывает голову.

– Я выполню свой долг, мой риар. Спасу тебя. Спасу Саленгвард.

– Что ты задумал, глупец?

– Совет Ста Хёггов решит твою участь, – в его голосе тлеет усталость.

– Ты не посмеешь!

– Я уже посмел. Скоро Совет будет здесь. И я впущу их.

– Думаешь, я на это соглашусь?

– Люди больше не хотят за тебя сражаться, мой риар. Скоро Совет прибудет в Саленгвард. И да пощадят нас всех Перворожденные…

Он отворачивается и идет к двери. Совет Ста Хёггов… я не могу пустить их в мою башню! Нельзя, чтобы они увидели… узнали! Предатель! А-тэм предал меня! И жители города тоже предали!

Они не хотят сражаться за своего риара? Что ж…

Они сделали свой выбор.

Я тяну руку к мечу, который все еще мне верен. Но опускаю ее. И когда а-тэм уходит, сбрасываю тяжелую ткань с клетки, достаю мелкую пичугу. Живое сердце испуганно колотится под пальцами. Живое для мертвого. Мертвое для живого…Оборачиваюсь к разбитому железному зяблику. Скоро он снова будет петь…

…Я отшатнулась от стола. Поморгала, глядя на ладонь. Порез не открылся, но под кожей растянулась черная сеть. Я зашипела, сжала кулак, оглянулась, почти ожидая увидеть широкую спину уходящего а-тэма. Но конечно, там никого не было. Вокруг меня лишь зарастала черной плесенью старая башня, заполненная пыльным хламом. Проклятие снова наградило меня чужим воспоминанием. Но зачем? Чего от меня хотят?

– Я ничего не понимаю, – мрачно сообщила я беркуту, который скакал по столу. Заваливаться на бок он перестал и, похоже, это открытие радовало птицу. Если мертвое и непонятно как двигающееся существо вообще может радоваться!

Обвела взглядом башню. Старый хлам, непонятные воспоминания. И головная боль, зарождающаяся в висках. Что мне со всем этим делать? А главное, как избавиться от привязки к Саленгварду? Память давно умершего риара не дала никакого ответа. Да это не память вовсе, а лишь крохи. Несколько мгновений чужой жизни.

И все же… что он сделал, этот Проклятый риар? В его воспоминаниях не было ничего пугающего, но меня колотила нервная дрожь. И один взгляд на радостно скачущего беркута, у которого сквозь перья виднелись ребра, подтверждал мои догадки.

– Он придумал нечто противоестественное, – пробормотала я, переводя взгляд с пустых клеток на ржавые механизмы. – В моем мире люди научились делать железные машины, и риар изучал это искусство. Но этого ему было мало. Он желал большего. Желал управлять самой жизнью.

Потерла пульсирующие виски. Ноющая боль разрасталась, заполняя голову. Пора возвращаться. Но сначала надо найти еще кое-что.

Я вернулась на ажурный мост, и каменная кладка закрылась за спиной, едва не прищемив хвост ковыляющему следом беркуту.

– А быстрее надо лапами шевелить, – ответила я на его возмущённо открытый клюв. И хмыкнула. Боги, я разговариваю с летающим чучелом! Вот уж дожилась! Повертела головой, пытаясь сообразить, где именно находится пещера. Где-то наверху, в центре скального барельефа. Как раз там, где у изображенного в камне риара должно быть сердце.

Двинулась осторожно.

Камни расходились передо мной медленно, сонно, образуя то короткие коридоры, то длинные и узкие туннели. Иногда камни даже складывались в подобие лестницы, словно скала подставляла себя, помогая пройти. Это было странно, волнующе и совершенно невероятно. Где-то в глубине души я даже не совсем верила, что это действительно происходит.

Местами двигаться пришлось на ощупь, ламп внутри скалы, к сожалению, не развесили. Так что, увидев впереди тусклый свет, я почти побежала, а потом… оказалась в той самой пещере. Обвалившиеся камни образовали неровное окно, в котором виднелись крыши Саленгварда.

Легкий ветер едва слышно шелестел на камнях и оглаживал белесые кости.

Очень медленно я подняла голову. И поняла, что стою внутри свернувшегося кольцом драконьего скелета. Я прошла сквозь его ребра и оказалась в сердцевине. Огромный череп лежал на когда-то сложенных передних лапах, тонкие и вытянутые кости крыльев шатром прикрывали то, что издалека я приняла за черную дыру.

Опустившись на колени прямо в мелкую каменную крошку, я нагнулась, всматриваясь в черноту внутри дракона. То, что он охранял даже после смерти. Тьма лежала дегтярным озером – застывшим и безжизненным, не отражая свет и не давая бликов.

Я подалась вперед и вытянула шею. Казалось, что чернота покажет мое отражение, словно сумрачное зеркало, но тьма осталась лишь тьмой.

Я снова подняла голову, всматриваясь в пустые глазницы мертвого хёгга. Возникло жуткое ощущение, что он тоже на меня смотрит. Не просто смотрит – разглядывает. Внимательно и остро. Но это ведь тоже было невозможно. Так же невозможно, как нахохлившееся в углу чучело беркута. Как живая гора, прокладывающая для меня коридоры. Как все по эту сторону от Тумана.

– Зачем я здесь? Чего вы от меня хотите? Я не понимаю.

Тишина не ответила. Даже эхо моего возмущения слизало царившее здесь безмолвие.

Я еще постояла, ожидая новых видений или каких-то подсказок, но их так и не последовало. Как и понимания, что делать дальше с проклятием Саленгварда. Вздохнув, я поднялась. И понадеялась, что гора так же послушно меня выпустит, как и впустила.

Вот только неужели я уйду с пустыми руками. Вот ведь он – клад! Тот самый, который я так хотела заполучить! Я с сомнением осмотрела скелет. Вытянутый литой череп, огромные дуги ребер и массивные кости позвоночника. Стекающая вода стачивала кусочки левого крыла, прижатого к стене пещеры. Но чтобы оторвать крупный кусок, мне понадобится как минимум топор.

На миг я увидела в голове эту картину – я, заносящая огромное лезвие над тем, что некогда было лапой дракона. И меня затошнило. Милостивые Перворожденные! Я никогда не смогу этого сделать. Я не решусь отпилить даже крохотный кусочек хвоста! Теперь я понимала омерзение на лице Шторма. Для него создание пепла это почти… каннибализм!

Это просто отвратительно.

– Отлично, – пробормотала я, глядя в пустые глазницы Вёльхона. – теперь я в полнейшем тупике. Я не могу отдать долг конухму и не могу покинуть этот берег. Я запуталась и совершенно ничего не понимаю. Что мне теперь делать?

Останки хёгга, конечно, мне не ответили. Так что я еще раз с сожалением осмотрела скелет, вздохнула и пошла искать выход.

(обратно)

Глава 20

Шторм скрутил рубаху, стоя по колено в воде. Подошедший Эйтри застыл на кромке воды, негодующе скривился при виде ильха, стирающего свою одежду. Потомок снежных риаров, изгнанный из Аурольхолла, считал, что это работа для дев и пленников. Но Шторм на его негодование лишь хмыкнул.

– Говори уже, – глянул он через плечо, прищурился от слепящего, уже совсем летнего солнца.

– Твоя лильган ходила в проклятый город, – в голосе Эйтри звенели снежные вершины.

Шторм ослабил хватку, чтобы не порвать рубашку. У него было не так много одежды, чтобы портить ее от каждой плохой вести. Бросил постиранное в деревянную лохань, медленно повернулся к Эйтри.

– По земле?

Тот кивнул. Нахмурился, размышляя. И Шторм понял, что это еще не все.

– Она поднялась наверх, Шторм. И смогла войти в ворота риара. Ты знаешь, что это значит. Саленгвард зовет ее, и она откликается. Ты обязан ее остановить, пока дева не сделала то, за что придется расплачиваться нам всем!

От злости Эйтри ступил ближе, и волна, только и поджидающая, чтобы достать ильха, окатила его ноги морской водой. Эйтри зашипел ошпаренным котом, дернулся в сторону. Выругался сквозь зубы. И поднял взгляд единственного глаза на молчащего Шторма. Тот по-прежнему смотрел вдаль, и было невозможно понять, о чем он думает. И все же Эйтри знал этот прищур и заострившиеся скулы. И потому сделал осторожный шаг назад. Уже не от шаловливой воды, а от застывшего Шторма.

– Я могу… разобраться с девой, – подумав, неуверенно уронил он.

– Не приближайся к ней, Эйтри.

Шторм не повысил голос, но его друг поежился. Лед в голосе Шторма он тоже знал и понимал, что сейчас лучше уйти. Но все же остался.

– Тогда сделай все сам, Шторм, и сделай сегодня же. В этом деле нельзя медлить. Да ты и сам знаешь. И нельзя поддаваться… чувствам. – Волна – уже не игривая, а злая, темная, лизнула сапоги Эйтри, пытаясь намочить и штаны с рубахой. Но на этот раз ильх не обратил внимания. Слишком беспокоило застывшее лицо друга.

– Да, я знаю.

– Один раз ты уже поддался голосу сердца, а не разума. И это плохо закончилось. Слишком плохо для тебя. И для…

Шторм мотнул головой, глянул в упор, и Эйтри осекся. Но упрямо продолжил:

– Ты не можешь позволить себе уязвимость. И чувства.

– Зачем ты это говоришь?

– Я вижу твой взгляд, когда ты смотришь на эту девчонку! И вижу в нем отражение той жизни, о которой ты грезишь. Но это не для таких, как мы, Шторм. Не будет никакой тихой гавани, будет лишь вот этот пустой берег и разбитые хёггкары в тени проклятого города. И это не место для любви и жалости. Не место для милосердия. Не место для будущего. Длинный день для выживания, короткая ночь для утехи. И ничего более. Последний Берег берет все и ничего не отдает, помнишь? Ты сам это сказал.

– Я ничего не забыл.

– Но ты стал желать большего!

Потемневшая вода уже окатила Эйтри с головой, но он не сводил взгляда со Шторма. Лохань выкинуло на берег, ткань рубахи трепыхалась, зацепившись за корягу. Но ильхи не обращали на это внимания. Они застыли друг напротив друга. Злой, еще более бледный чем обычно, сжимающий кулаки Эйтри и безучастный с виду Шторм. Лишь вода вокруг него заворачивалась водоворотом.

– Дев много, – глухо уронил беловолосый ильх. – На берегах фьордов, на слишком медленных хёггкарах. Бери любую. А потом забывай там, где взял. Как ты делал всегда.

– Эта дева иная.

– И что же? Ее судьба решена. И твоя тоже. Иной уже не будет! Вот она – наша жизнь!

– Ты называешь это жизнью? – усмехнулся Шторм.

– Лучше, чем разрубленная грудина и вывернутые наизнанку ребра! – Эйтри со злостью ткнул пальцем в рисунок на щеке Шторма. – Один шаг на сушу городов, и тебя убьют, сам знаешь. Варисфольд назначил за тебя награду. А дева…

Эйтри осекся, постоял, сверля друга льдом и янтарем в глазах. Нахмурился.

– Ты сам сказал, что казнить – не моя обязанность. Она услышала Зов Саленгварда и откликнулась на него. Она чужая, а мы – нет. Не рискуй нами, Шторм.

– Иди, Эйтри, – негромко отозвался Шторм. Вода вокруг него успокоилась, легла тихой гладью. И беловолосый ильх – мокрый с головы до ног – выглядел в этом спокойствии, как обгаженный кот. Зло фыркнув, Эйтри-Янтарь развернулся и ушел. Он не жалел о сказанном. И знал, что их жизнь уже нельзя изменить. А значит – и пытаться не стоит.

***

Не успела я выйти к разбитым хёггкарам, оставив позади Саленгвард и отчаянно разевающего рот беркута, как ко мне подлетел растрепанный Брик и всучил увесистый сверток.

– Альва велела передать. Сказала потом вернуть в целости. И еще сделать то, что обещала, – запыхавшись, отчитался мальчишка.

Да ничего я не обещала! Но, похоже, у беловолосой девы свое мнение на этот счет.

Я хотела расспросить Брика о предстоящей ночи и том ажиотаже, который она вызывала, но мальчишка вывернулся скользким угрем и куда-то унесся.

Я же осталась возле «Медузы» со свертком в руках. Что это такое? Похоже… Похоже, что-то из шелка и бархата. Наряд?

Да, это был он. И развернув ткань, я не сдержала восхищенного вздоха. Синее и золотое, словно прекрасная летняя ночь. Словно небо, усыпанное звездами.

Я погладила ткань, наслаждаясь ощущением шелковистой мягкости. И внезапно ощутила обиду. Мне вот такой наряд никто не подарил! Хотя разве кто-то обязан обеспечить меня расшитым шелком? Мне дали одежду – теплую и удобную, меня кормят и даже оберегают. А шелка и украшения дарят тем, кого любят. Ну или тем, с кем проводят ночи.

А я здесь… почти что Ирган!

Но ведь этого я и хотела? Быть сильной, смелой, яростной! Не быть слабой… Или по крайней мере, никому свою слабость не показывать. А вот Альва совсем другая, и свою женскую слабость применяет как оружие. И кажется, вполне этим довольна. Так, может, мне стоит хотя бы попробовать быть такой же?

– Возможно, Шторм вообще сегодня не явится, и ничего пробовать мне не придется, – пробормотала я, поднимаясь на «Медузу». Моя пыльная одежда упала на пол. Умывшись, я облачилась в шелк. Скользкая ткань обняла тело соблазнительными волнами, заплескалась у ног. Декольте оказалось глубоким, а никакого белья такое платье не предполагало. Я вздохнула, посмотрев на свою грудь. На прикосновение шелка тело отреагировало, как на ласку. Может, стоит взять плащ? На дне свертка нашелся осколок странного льдистого зеркала и две склянки с густыми жидкостями – темно-синей, почти черной, и карминово-красной. Краска для глаз и губ – сообразила я. Альва подошла к вопросу моего преображения со всей серьезностью.

Хмыкнув, я накрасилась, потом тщательно расчесала волосы. Большого зеркала на «Медузе» не было, а мне так хотелось рассмотреть свой новый образ! Увы, туфли мне не достались, но волны синего шелка надежно скрыли ботинки.

Пока я возилась с нарядом, Последний Берег окутали сумерки. Луна еще не взошла, но у таверны Наны загорелись вечерние костры, приглашая на ужин.

Я погладила нежный шелк платья, ощущая внезапную робость. На миг захотелось стянуть этот королевский наряд и надеть свой привычный. Смыть краску с лица, завязать волосы в хвост. Снова стать ядовитой Мирой, Мирой – воином.

Морской ветер принес смех и голоса ильхов, которые уже собрались у огня. И я подняла голову. Ну уж нет! Сегодня не будет воина.

Сегодня будет дева.

Мира-дева. Мира-волна.

Накидку брать не стала. Я повыше подняла голову, спустилась на землю и пошла к уже собравшейся толпе. Плотный тяжелый шелк облегал мою грудь, обрисовывал при движении ноги и плескался у ступней, словно и правда был морской волной. Теплый вечер радовал полным штилем, словно даже море не хотело мешать празднику. Возле таверны горели костры, и ильхи пока не видели меня, скрывающуюся во мраке. Я успела рассмотреть, что все они сегодня принарядились, похоже, Лунная Ночь действительно большое событие. На Торферде-Коряге красовался алый бархатный жилет, его борода была заплетена в аккуратные косицы и украшена бусинами, камушками и ракушками. Ирган повесил на шею несколько серебряных цепей, а конухм едва не сгибался от обилия золотых. Эйтри, который и раньше предпочитал мех и бархат, сегодня выглядел принцем в изгнании – весь в тяжёлой расшитой парче. Каждый ильх Последнего Берега блестел и сверкал, словно готовился ко встрече со стаей сорок. И удивительно, но сегодня обитатели бухты пришли на берег без оружия. Многочисленные ножи, топоры, мечи и секиры остались на хёггкарах. Так что я немного смутилась, пряча в складках шелка свой нож, с которым уже не расставалась. Местные девы тоже нарядились, но выглядели куда спокойнее взбудораженных мужчин. Пожалуй, лишь один Ульф остался в привычной серой одежде. Впрочем, у недавнего пленника, вероятно, и не было другой.

Где-то уже тренькала струна и звенел выгнутый медный круг, который здесь использовали как музыкальный инструмент.

Все еще оставаясь во тьме, я обвела взглядом толпу, но Шторма не увидела. Может, он так и не вернулся со дна моря? С чего Альва взяла, что сегодня хёгг непременно будет на берегу?

– Хвирн, отойди, – словно в ответ на мои мысли прозвучал вдруг спокойный и такой знакомый голос. – Ты мешаешь пройти.

– Кому? – не понял ильх, стоящий ко мне спиной. Но послушно двинулся в сторону, открывая передо мной широкий проход в кругу света.

И я вступила в него. Я шла, и голоса замолкали. Стихал смех. Головы поворачивались в мою сторону. Кто-то присвистнул. Кто-то ахнул. Кто-то издал восхищенный возглас. А кто-то – завистливый.

Но я не обращала на все это внимания. С другой стороны костра стоял Шторм. Он все-таки покинул глубины, хотя его волосы все еще были влажными. Ссадина на лице затянулась, оставив лишь белесый шрам. На ильхе не было украшений, а из одежды он выбрал темные штаны и черную рубаху с белой строчкой у горла.

И он смотрел на меня. Все время, пока я шла сквозь чужие взгляды и искры разделяющего нас огня. Сквозь шепот и помыслы, сквозь сумрак и музыку. Двадцать шагов, растянувшиеся на века.

Последний Берег исчез. Ильхи и девы, таверна Наны, дома-хёггкары и малахитовый Саленгвард. Все исчезло. Осталось пламя костра и влажный песок. Теплая летняя ночь и скользкий шелк моего платья. Гладь моря и аромат травы.

И мужчина, к которому я шла.

А больше не осталось ничего.

Пламя костра снова плясало в глазах Шторма, и его взгляд менялся. С каждым моим шагом. С каждым его вздохом. А потом он оказался рядом.

– В Лунную Ночь принято дарить подарки, – негромко сказал он. – Спасибо за твой, Мира.

Я не успела ответить, потому что ильх поднял руки – и в вырез платья легло украшение. Тонкая серебряная нить и одна золотистая каплевидная жемчужина.

– Но я…

– Это просто дар, Мира, – тихо сказал ильх. – Частица со дна моря, у берегов которого я вырос. Это красивый край, лильган, жаль, что я не смогу тебе его показать. Но я хочу, чтобы крупица моего дома была у тебя.

Я растерянно кивнула, коснулась подвески рукой. Удивительно теплая…

– Эй, разве Лунная Ночь уже началась? Это что за дивная дева? Неужели наша ядовитая беглянка? – крикнул кто-то рядом.

Кажется, Ирган… И все вернулось – голоса, смех, люди. Конечно, они всегда были здесь, просто я на какое-то время о них совсем забыла.

– Хмель, хмель!

Кто-то всучил Шторму огромный кубок с напитком. Ильх усмехнулся и выпил залпом. Вокруг захохотали, загомонили, до небес взвилась музыка. Мне тоже сунули в руки угощение, но я выпила лишь немного. Но и этого хватило, чтобы обжечь горло и затуманить разум. Полетел разноцветный хоровод лиц, ярких тканей, белозубых улыбок, наполненных кубков и лепешек с мясом и сыром. Все ели, пили и хохотали, и это веселье туманило голову. Последний Берег бурлил, словно разноцветное, хмельное море.

Дева, имени которой я даже не знала, потянула меня танцевать. Я не знала местных плясок, но пошла. Даже Нана топталась рядом, пыхтя, словно пробуждающийся вулкан. Шаг вперёд, шаг назад, шаг в сторону… По-во-рот! Взрыв хохота. И снова… Я кружилась, зная, что шелк плещется вокруг ног, и что это красиво. Зная, что на меня смотрят и любуются. Танец оказался совсем несложным, я повторяла с легкостью. К тому же я всегда любила танцевать. И я двигалась в яркой толпе, заставляла платье развеваться и плескаться волной. В моей душе пробуждалось что-то невероятное. Что-то неизведанное. Пугающее и настолько прекрасное, что я боялась об этом думать. По рядам ильхов кочевали кубки и тарелки с жареным мясом, но мне совсем не хотелось есть. Лишь плыть по волнам веселья и радости, разливающейся вокруг.

Иногда я замечала Альву и ее внимательный взгляд. Рядом с девой стоял Эйтри, и поговорить нам не удалось бы, но сейчас я этому лишь порадовалась. Мне совсем не хотелось портить праздник.

Я посмотрела на смеющихся варваров и вдруг подумала, что могу быть счастлива. Здесь, на этом берегу. Вдали от дома, среди людей, о которых ничего не знаю. Возле воров и убийц, среди отверженных и проклятых.

Рядом… с ним?

Какие страшные, страшные мысли…Это все хмель!

Снова взвилась музыка, на этот раз неторопливая и золотая, словно сладкая медовая капля. И кто-то мягко притянул меня к себе. Легкий, почти незаметный запах моря и древесины пощекотал ноздри.

– Ты такая красивая, кьяли, – шепнул он. – Красивее, чем море.

Наши взгляды встретились.

Шторм смотрел на меня, и показалось, сейчас он скажет что-то важное. Прекрасное и неотвратимое, как надвигающаяся буря…И это утянет меня на дно, от которого я уже никогда не смогу оттолкнуться…

– Потанцуешь со мной?

Музыка пленила. Шторм сжал обе мои ладони и сделал шаг в сторону, ведя за собой. Я послушно потекла следом. Незатейливые движения едва ли можно было назвать танцем, мы просто держались за руки и качались из стороны в сторону. Но похоже, обитателям бухты все это нравилось.

– Красивое платье. Не видел его в своих сундуках, – с улыбкой произнес ильх. Его пальцы чуть крепче сжали мои.

И мне бы сказать, что наряд одолжила Альва, но в меня словно бес вселился! Склонила голову, улыбнулась лукаво.

– Может, ты плохо смотрел?

– Или его подарил кто-то другой?

– Или так, – рассмеялась я, наслаждаясь игрой.

– Ты меня дразнишь, Мира?

– Разве я могу? – весело ответила я и кивнула на его шрам. – Похоже, море тебя излечило?

– Оно прибавило мне сил. – Шторм тоже улыбался.

– Чтобы танцевать всю ночь до упада и пить хмель? – подмигнула я, а ильх рассмеялся.

– Вот плясун из меня так себе… – Он вдруг остановился посреди смеющейся толпы и потянул меня в сторону. – Идем. Хочу кое-что тебе показать.

– Что?

– Это подарок.

– Еще один?

Мы выбрались из круга костров и дошли до одиноко растущего деревца. Шторм привалился плечом к стволу, сложил руки на груди и задумчиво посмотрел наверх. Я замерла рядом.

– И что я должна тут увидеть?

– Подожди немного. – Ильх с рассеянным видом осматривал ветки. Звезды насмешливо перемигивались, словно смеялись. Свет костров золотил сумрак ночи. – Знаешь, раньше я такого не делал. Надо подумать…

– Какого такого? – не сдержалась я.

– Ты самая нетерпеливая дева на земле, – вздохнул Шторм и снова посмотрел наверх.– Хм. Мне казалось, что это гораздо проще…

Я переступила с ноги на ногу.

– Может, вернемся к огню?

– Думаю, ты должна мне помочь.

– Я?

– Да. Мне нужно больше… мм… заинтересованности. Может, поцелуешь меня? Уверен, это поможет.

– Вот еще.

– Злая дева. Ладно, тогда дай руку.

Я засомневалась, уж очень коварной была улыбка Шторма. Зачем все это?

– Ты мне не доверяешь? – Он поднял бровь со шрамом в деланом удивлении. – Ну же, Мира. Просто дай свою руку.

Ну хорошо.

Я протянула сразу обе ладони, и он сжал их теплыми пальцами. Все еще глядя мне в глаза.

– Так я и думал. Конечно, лучше бы ты снова засунула язык в мой рот, но это тоже неплохо.

– И что теперь? Чего мы ждем? – почему-то шепотом спросила я.

Шторм негромко рассмеялся и снова посмотрел вверх. Я повторила за ним. Моргнула. И ахнула.

– Боги… Но так не бывает!

Ветви дерева на моих глазах покрывались цветами. Почки набухали и лопались, выстреливая тонкие, почти прозрачные лепестки, раскрывались бутонами, наливались белоснежностью и ароматом, пока все-все дерево не стало похоже на душистое облако. И теперь мы стояли в самой его сердцевине, окутанные коконом из лепестков.

Я моргнула. Потом еще раз. И еще.

– Мира, ты ведь не собираешься заплакать? – с мягкой насмешкой спросил Шторм, и я помотала головой.

Вообще-то как раз это я и собиралась. Но все-таки сдержалась.

– Я думал, тебе понравится.

– Мне нравится! – Слова получились сиплыми из-за застрявшего в горле комка. – Просто мне никогда не дарили целое дерево, расцветающее на моих глазах. Если честно, я не думала, что такое… возможно.

– Водным хёггам откликается не только волна, – погладил он большим пальцем мою ладонь. Белые лепестки мягко опадали на наши плечи. Словно ароматный летний снег. Моя нежная неснежная метель…

Я снова моргнула.

Шторм мягко потянул меня к себе.

– Я хочу, чтобы у тебя остались воспоминания, кьяли, – шепнул он у моего виска. – Не только плохие.

Я замерла в его руках. Лепестки кружились, дурманя голову.

– О Последнем Береге. Обо мне.

Воспоминания… Их уже накопилось больше, чем за всю мою жизнь. И они удивительные. Порой пугающие. Порой сводящие с ума или даже безумные. Но точно не плохие. Вот только сердце сжимается, когда он говорит это. Говорит о том, что будет потом. Без… него?

Я прижалась щекой к грубому полотну черной рубахи с белой строчкой у горла. Совсем рядом, в нескольких шагах от нас, веселился Последний Берег, взлетали к небесам смех и музыка. А здесь, за цветочной занавесью, остались лишь мы.

– Мира?

Он слегка отстранился и поднял пальцем мою голову, чтобы заглянуть в глаза. В штормовой зелени таяли белые лепестки…

– Это лучший подарок в моей жизни, – сказала я.

– Да. – отозвался Шторм. – Это лучший подарок в моей жизни. Ведь я…

Он не договорил, совсем рядом заорал Торферд:

– Луна восходит! Гасите костры! Скорее! Шторм, где ты? Што-о-орм! Где ты-ы?

Я обернулась на берег, виднеющийся сквозь ветви и цветы. Ильх со вздохом отодвинулся.

– Иногда мне хочется прибить этого громилу. Что ж… надо возвращаться.

Он постоял еще миг, грея мои пальцы. И вышел из ароматного кокона.

Цветущее чудо осталось в сумраке ночи, мы вернулись в круг света. Правда, ильхи уже торопливо затаптывали пламя, позволяя ночи воцариться в бухте.

И все смолкло. Музыка, голоса, смех. Шторм куда-то пропал, скрытый мужскими спинами.

Женщины споро собрали разбросанные кубки и блюда, а потом двинулись в таверну, откуда пахло ароматными пирогами. Нана ухватила мой локоть, блестя веселыми глазами.

– Идем с нами, милая, испробуешь мою наливочку, для особых дней храню!

– Но…

Нану дернули с другой стороны, захмелевшие девы, смеясь, потекли к открытым дверям, отвлекая от меня великаншу. И я мягко увернулась, отступила в тень. Осмотрелась.

Еще недавно бурлящий берег опустел.

Ничего не понимая, я обернулась в сторону моря и обомлела. Такой луны я не видела никогда. Она была нереальная. Огромная, серебряная. Она могла поспорить с самим солнцем! Рваные облака медленно расползались, обнажая сияющий диск полнолуния. И на гладком зеркале моря медленно рождалась тропа. Из глубины к берегу, словно раскатывающаяся лента. Словно чешуя морского змея.

Я замерла, но толпа ильхов уже рванула к воде, туда, где днем устанавливали спуск. Растерянно оглянувшись на уходящих в таверну женщин, я все-таки двинулась вслед за мужчинами, стараясь держаться в тени. Что происходит? Праздник закончился?

Ильхи в молчании дошли до пристани и остановились. Я спряталась за мшистым валуном, чутьём понимая, что девам здесь быть не следует. Но мне ведь надо понять, что происходит!

Поначалу было тихо и пусто. Лунная тропа стелилась по воде, удлиняясь с каждым вздохом. Море лежало неподвижно, словно темное стекло.

Рядом зашевелилась тень, и я едва не двинула кулаком, а потом увидела белые косы и палец, прижатый к бледным губам. Альва. Тоже отбилась от стаи дев и решила посмотреть на луну?

– Тихо, – едва слышно шепнула она.

Я кивнула на водную гладь и неподвижных ильхов. Мужчины застыли на причале, напоминая безмолвные статуи.

– Чего они ждут?

– Снова неверный вопрос, – одними губами ответила дева. – Смотри.

Я повернулась к пристани. И вдруг заметила движение, возникшее на серебряной дорожке. Это что же… лодка? Точно, лодка. Узкая и маленькая, рассчитанная лишь на одного. Деревянный нос поднимался наверх и завивался крендельком.

– Откуда она взялась? – тихо удивилась я.

– Говорят, их силы подобны колдовству вёльд, – ответила Альва. – И что они способны плавать по лунному свету. И менять облик. И что живут на дне моря, лишь иногда выходя на поверхность. О них разное говорят. Ты разве не слышала?

О них?

На серебре моря возникла еще одна лодка. И еще. Они появлялись ниоткуда, словно сами собой возникая на глади воды. И в каждой был…кто-то.

Я прищурилась, пытаясь рассмотреть расплывчатый силуэт внутри. Кажется, что-то мохнатое и пятнистое… Это что же, тюлень? Или нерпа?

Зверь?

Узенькие лодочки беззвучно двигались к берегу. Ни всплеска, ни весел. Сами по себе. И когда первая достигла пристани, то, что сидело внутри, перевалилось через борт и упало в воду.

А через минуту пятнистое создание взобралось на дощатый помост. Ильхи напряглись. Серебряный диск в небе очистился полностью, свет залил берег. Странный тюлень на досках приподнялся, словно купаясь в этом сиянии. А потом выпрямился, и пятнистая шкура сползла, обнажая тонкое, невероятно красивое девичье тело. Вынырнули из-под лоснящейся шерсти тонкие руки, длинные ноги, хлынул поток серебряных волос. И выпрямилась дева, словно сотканная из воды и лунного света. Красивая настолько, что даже Альва рядом с ней показалась бы замарашкой. Одежды на деве не было, лишь шею обвивало ожерелье из белых камней.

– Морская морь, – прошептала Альва.

Прозрачные глаза гостьи осмотрели застывшую толпу ильхов, бледные губы тронула улыбка. За ее спиной подплывали лодочки и на помост выходили новые девы. Обнаженные, серебряные и лунные. Слишком красивые, чтобы быть реальными. И они улыбались, рассматривая мужчин. Они ждали их.

Так вот, что означает для Последнего Берега эта ночь.

Первая морская морь – самая красивая, самая статная – сделала плавный шаг. Белые камни на ее шее казались осколками луны. Она шла по доскам, совершенно не стесняясь собственной наготы, укрытой лишь серебром волос. Хотя чего ей стесняться? Морь, кем бы она ни являлась, была самим совершенством.

Ильхи расступились, и я увидела спину того, к кому шла морь.

Шторм.

Она улыбалась ему. Она смотрела лишь на него. Она тянула к нему тонкие бледные руки.

Я ощутила комок, подкативший к горлу.

«Этой ночью ни один ильх не вернется на хёггкары», – прозвучал в голове насмешливый голос Альвы. Она знала, чего ждать от полнолуния. Они все знали. Все, кроме глупой чужачки, возомнившей невесть что.

– Аслунг, – негромко произнес Шторм, и я услышала в его голосе улыбку.

Кто-то потянул меня в сторону в тот момент, когда руки Шторма и морской девы соприкоснулись. И я позволила себя увести, потому что не хотела на это смотреть.

Альва тащила меня сквозь заросли, подальше от воды и лунного света.

– Ну, ты узнала? – шепотом спросила она. – Узнала, где хёггкар?

Я обернулась на море, но его уже скрыла полоса прибрежных валунов и деревьев.

– Ты меня слышишь? – сердито зашептала беловолосая. – Эй! Что таращишься, Шторм-хёгг до утра будет занят! Эйтри сказал, что к нему в Лунную Ночь приходит сама Серебряная Аслунг, рожденная из воды и света. Они давние… знакомые! Так ты знаешь, где хёггкар?

Я отвернулась от берега, которого даже не видела. Несколько раз моргнула, чтобы убрать пелену перед глазами.

– Да, знаю.

– И где он? – жадно спросила Альва.

– В Саленгварде. Пусти.

Стряхнула чужую ладонь, желая уйти, но остановилась. С берега донесся мужской смех. Чей – я не разобрала.

– Альва, – негромко позвала я. – Что означает знак на лице Шторма?

– Знак? – удивилась девушка. – Но это ведь все знают…

– Я не знаю, – оборвала я. Может, стоило быть осмотрительнее, но осторожность и непонимание этого мира уже не раз меня подводили. Лучше знать правду. – Так что?

– Это значит, что Шторм-хёгг был а-тэмом. – Альва стояла спиной к луне, и я не видела выражения ее лица. Лишь заметила пристальный взгляд на жемчужину, лежащую на моей груди. – А-тэмом при риаре, потомке Лагерхёгга. Был его лучшим другом, верным защитником, братом. Эта связь сильнее, чем у кровных родственников. Прочнее, чем у любящих друг друга людей.

Альва на миг замолчала. Мне захотелось, чтобы она замолкла вовсе, чтобы не продолжала. Я уже знала ответ.

– Шторм-хёгг носит знак страшного преступления. Знак а-тэма, убившего своего риара.

(обратно)

Глава 21

Я даже не задумывалась, куда иду, ноги сами несли. Вечерний сумрак окутал прохладой, но я не стала заходить на «Медузу» за теплым плащом.

Я шла, размышляя лишь о том, что узнала. Знак страшного преступления… Связь, что прочнее родственной.

А ведь я подозревала, что значит линия на лице Шторма. Да и он не возразил, когда я назвала его убийцей. Но убить своего риара? У вечерних костров ильхи много болтают, и за прошедшие дни я все же успела составить представление о фьордах. Риар – тот, кто защищает, хранит, воюет за свой народ и свой город. Риар носит на шее кольцо Горлохума и пользуется беспрекословным авторитетом. О риарах говорят с уважением и любовью. Они гаранты мира и процветания. Обычно риарами становятся те, кто умеют сливаться с потомками Лагерхёгга или Улехёгга.

Альва сказала правду. А-тэм – правая рука, верный соратник, брат.

Как мог Шторм убить того, кто столько значил? Почему он это сделал?

Ответов у меня, конечно, не было.

Но я продолжала об этом думать просто потому, что эти мысли при всей их чудовищности не доставляли мне столько боли, сколько воспоминание о протянутой к Шторму тонкой серебристой руке. И о том, как с ней соприкоснулась его ладонь – загорелая и сильная.

Я давно не маленькая и поняла, зачем пришли на Последний Берег прекрасные морские девы. Ответ подсказали все многозначительные взгляды и недомолвки, двусмысленный смех и мужское предвкушение. Ильхи ждали этих дев и эту ночь! Даже Эйтри оставил красавицу Альву, чтобы провести время с серебряной морской девой!

Сейчас меня не волновала природа этих странных созданий. Меня волновало совсем другое!

Какого демона они сюда притащились? Пусть убираются обратно к кракенам!

«К нему приходит сама Аслунг… они давние знакомые!»

И почему я вообще об этом думаю? Почему мне не все равно?

Яростно зашипев, я дернула с шеи подвеску. Тонкая цепочка обожгла руку, но порвалась, и я отшвырнула ее в сторону. Жемчужная слеза упала там, где закончился берег и начался Саленгвард.

Город, который так испугал меня в первые дни, сейчас казался единственным убежищем. Приютом, способным укрыть от всех невзгод. И от ильхов, которых я не желала видеть! Но на этот раз я обошла и воткнутые в камень мечи, и лестницу, ведущую к малахитовому дворцу. Мой путь лежал в другую сторону.

Перед глазами возникло воспоминание: купальни и балкончик, капли воды, падающие со светлых волос мужчины, ржавая тренога у парапета. Вот я смотрю в мутное стекло подзорной трубы и вижу просвет между скалами, а за ним – то ли столбы, то ли засохшие деревья. Шторм мягко ведет ладонью по моей руке, поворачивает латунную трубу в другую сторону… и я забываю о том, что увидела, потому что тело отзывается на мимолетное прикосновение…

Сделал ли он это специально, поняв, что я случайно увижу тайное? Или это вышло ненамеренно?

Я помотала головой, отчаянно пытаясь вытряхнуть оттуда мысли о зеленоглазом ильхе.

– Просто найди этот корабль, Мира! – негромко произнесла я, всматриваясь в переплетение улиц.

Конечно, где еще можно спрятать хёггкар, чтобы его не увидели любопытные глаза? Конечно, в Саленгварде! В мёртвом и проклятом городе, который все обходят по широкой дуге и боятся как огня! А вот Шторм здесь бывал неоднократно и наверняка успел его хоть немного изучить.

И найти бухту, в которую можно завести и надежно спрятать корабль!

То, что я увидела в подзорную трубу, вовсе не было столбами. Это были мачты! Сейчас я это понимала со всей ясностью.

Невероятная луна освещала Саленгвард, словно огромный фонарь. Длинные тени делили улицы на полосы. Рядом грязным кулем упал знакомый беркут, поковылял следом, но я на него шикнула, прогоняя. Странная птица осталась сидеть, разевая клюв, на мостовой.

Я шла, всматриваясь в слюдяные окна домов, в древние стены и покрытые мхом крыши. Остановилась. На скале в переплетении сухого вьюнка и терновника темнел провал. Он-то мне и нужен!

Прижала ладони к мшистому боку скалы. Выдохнула, представляя проход. И скала послушно разошлась. Каменный коридор оказался совсем узким, я едва в нем помещалась, но все же упрямо двигалась вперед. Где-то – кажется, в недрах скалы – гудело и шумело, словно под ногами рычал разъярённый зверь. И чем дальше я шла, тем раскатистее становился звук. А когда, ободрав локти, я все же вывалилась с другой стороны, то поняла, что слышала не обозленного хищника, а водный поток.

Он зарождался здесь, под Саленгвардом. Злой и вечно голодный, яростный и сильный.

Белый Ёрмун.

Вытекая из-под скал проклятого города, поток воды метелью кружил здесь – в маленькой бухте, внутри молчаливой горы. У выхода Ёрмун ревел бешеным зверем, вырываясь во фьорд. Зайти с той стороны, преодолев силу течения, казалось невозможным. И тем удивительнее было, что одному ильху это все-таки удалось.

Привязанный восьмью канатами, словно распятый в паутине мотылек, над водой застыл хёггкар. Хотя нет. Этот корабль вернее сравнить не с безобидной бабочкой, а с хищником, попавшим в силки. Черный, словно облитый дегтем от вершины мачт до угрожающей огромной стальной пики на носу. Ощетинившийся лезвиями и копьями, привставший на дыбы, как едва сдерживаемый в стойле дикий конь.

Он был прекрасен и ужасен одновременно. Он вызывал желание броситься от него прочь, забыв как жуткий кошмар, сбежать, пока чудовище, лишь притворяющееся кораблем, не сожрало со всеми потрохами. Или… остаться. И провести ладонью по смоляному боку.

Как раз там, где белела надпись: «Ярость Моря».

«За дальними скалами, за холодными водами шел за добычей черный хёггкар “Ярость Моря”. На его носу блестела огромная стальная пика, а на боках щетинились шипы и колючки. Говорили, что не хёггкар то вовсе, а живой и прожорливый зверь, безумный и вечно голодный. Но страшнее хёггкара был его капитан…» – возникли в моей голове слова.

И как я могла подумать, что сказки, рассказанные в мире за Туманом, это всего лишь сказки? Здесь все было иным, и все имело свой смысл. Истории у костра, напетые грубым голосом Наны, яркие как угли глазенки Брика, добродушные мирные ильхи, передающие по кругу баклажку с хмелем.

Это все было не тем, чем казалось.

Жаль, что понимание всегда приходит слишком поздно.

На борт «Ярости» вела узкая доска, и я ступила на нее, проиграв сражение между «уйти и остаться».

Я добралась почти до середины, когда тихий голос меня остановил.

– Мира.

Я медленно повернулась, балансируя на ненадежном пристанище. Узкая доска покачнулась под ногами, полетела вниз древесная крошка. Но туда я не смотрела, сосредоточившись на мужчине, стоящем напротив.

Сумрак и лунный свет словно стерли черты того, кого я знала, и слепили кого-то другого. Скрыли лазурную зелень глаз и легкую улыбку, которой так просто обмануться. Я и обманывалась. Неоднократно. Человек, способный так улыбаться, не может быть опасным, верно? Сколько людей попались на эту уловку? И скольких она погубила.

Сейчас на доске стоял тот, кем варвар являлся на самом деле. Полнолуние высветлило острые скулы и линию губ, посеребрило волосы. Словно меняя Шторма. Хотя нет. Шторм – это лишь личина. Всего лишь маска, способная обмануть. Шторм – спаситель, Шторм – хромающий ильх. Безоружный Шторм. Заботливый Шторм.

А под маской всегда был он. Варвар с черным знаком убийцы. С глазами жесткими и спокойными.

– Ты так и не ответила, откуда это платье, Мира.

Я облизала пересохшие губы.

– А тебя это беспокоит? Почему ты здесь? Разве твое место сейчас не возле морской бесстыдницы с глазами-плошками?

– А тебя это беспокоит, лильган? – вернул он вопрос.

– Мне плевать, с кем ты проводишь ночи.

– Настолько плевать, что ты выкинула мой подарок и решила угнать мой хёггкар?

Точно. Именно так.

Но я этого не скажу.

– Значит, хёггкар и правда твой.

– Можно подумать, ты в этом хоть немного сомневалась, – улыбнулся он.

– Ни одной минуты. Хёггкар, наводящий ужас на все фьорды. Знаменитая «Ярость Моря». И ее капитан.

Он склонил голову с издевательской насмешкой.

– Лестное мнение, лильган.

Мы играли, перебрасываясь словами, словно позади меня не было тайны, меняющей абсолютно все. Словно мы не стояли на доске над бушующим потоком.

Делали вид, что мы все еще те, кем были в пламени праздничных костров на Последнем Берегу.

– Платье, – напомнил Шторм, делая шаг.

– Тебя волнует только это?

– Не только. Еще то, как ты сюда попала, кьяли. Но этот вопрос мы обсудим позже. Вернемся к платью.

Я отступила.

– Кто тебе его дал?

– Это всего лишь платье.

– Всего лишь платье – это одежда из моих сундуков. А на тебе сейчас наряд для соблазнения. И меня ужасно злит, что ты взяла чужой подарок. И чем заплатила. Так чей он?

– У костров ты вел себя иначе. Интересно, какой ты настоящий.

– Хочешь это узнать?

Еще шаг.

– Платье, Мира.

– Платье дала Альва. И она дала мне его просто так! – выдохнула я. Врать сейчас – не лучшая затея. Это я нутром чуяла.

Ильх остановился, размышляя. Нахмурился.

– Альва? Хм… Ясно.

Что ему было ясно, я не знала. Как и того, почему он здесь. Почему не остался на берегу, а пошел за мной?

– Разве ты не должен сейчас вместе со всеми наслаждаться ласками водяных распутниц?

Шторм улыбнулся.

– Тебя это все-таки волнует, лильган? Аслунг стоило позвать хотя бы ради этого.

– У меня есть имя! – огрызнулась я. Значит, водяную развратницу он зовет по имени, а меня какой-то дурацкой кличкой?

Шторм рассмеялся, и я подумала, не швырнуть ли в него что-нибудь тяжелое. Жаль, нечего!

Вытащила нож, и Шторм удивленно поднял брови.

– Что ты собираешься делать, лильган?

– Сражаться.

Он сделал еще шаг.

Я тоже.

Играть дальше в игру «я ничего не поняла» не имело смысла.

– Ты говорил, что все рассказы Наны всего лишь выдумка. – Я удивилась, насколько сипло звучит мой голос. – И сколько в них… неправды?

Он сделал вид, что задумался.

– Я не ел сердце своего врага, – сказал ильх и почти незаметно переместился на доске.

Демоны, он двигается словно тень!

– Нет?

– Нет. Я протащил его людей под днищем своего хёггкара, одного за другим. Медленно. А ему вспорол брюхо. И съел его печень. Но в свое оправдание могу сказать, что очень проголодался.

Шторм кровожадно улыбнулся. Я сглотнула сухим горлом. Еще одна связка шагов. Ко мне. От него.

Пугающий танец на узкой доске.

– И как часто ты совершал такие…поступки?

– Достаточно, чтобы ильхи молились, прося Перворожденных не повстречать в море мой хёггкар.

– И как же мне теперь тебя называть? Шторм или все-таки Ярл-Кровавое-Лезвие?

– Как тебе нравится, любопытная лильган. – Он насмешливо склонил голову. – Ты ведь знаешь, что бывает со слишком любопытными девами?

– Им делают замечание, а потом отпускают?

Шторм улыбнулся. И я подумала, не сигануть ли вниз добровольно.

– Не в этот раз.

Еще один шаг. Демоны, почему эта доска такая узкая? И почему Шторма это совсем не заботит? Он даже под ноги не смотрит. Может, и его хромота – обман? Но нет… я видела, как плохо ему было на скалах. Тогда ильх не притворялся. Или я снова заблуждаюсь? Я ведь поверила, что вижу перед собой почти обычного человека! На скалах Шторм на миг снял свою маску, и я ощутила, насколько он опасен. Но потом позволила себе снова расслабиться, снова обманулась легкой улыбкой и заботой.

А сейчас мой инстинкт самосохранения просто вопил о том, что надо бежать от того, кто стоит со мной на одной доске. Что этот ильх опаснее, чем кажется. И гораздо, гораздо смертоноснее. Что свой знак на лице он получил заслуженно. И что истинные истории о Ярле-Кровавое-Лезвие страшнее, чем рассказанные у костра сказки.

Вот только бежать было некуда.

– Зря ты сюда полезла, Мира, – задумчиво протянул он. – И все же я рад, что ты узнала.

– Почему? – прошептала я.

– Я хочу, чтобы ты понимала, кто я, когда мы будем в воде. Я всегда этого хотел.

– С чего ты взял, что мы будем в воде?

– Нет?

Шаг-шаг.

– Нет.

Он склонил голову, словно соглашаясь.

– Жаль.

– Жаль, что не остался на берегу?

Он улыбнулся, и это была совсем другая улыбка. Понимающая. Проклятье, вот сдались мне эти морские мори! И почему их появление настолько меня задело?

Отвечать на этот вопрос я не хотела даже мысленно.

Я втянула воздух и сделала еще один шаг назад.

Но проклятая доска закончилась.

Похоже, черный хёггкар подыгрывал своему проклятому капитану.

Я рухнула на борт «Ярости Моря», роняя нож. Тело привычно сгруппировалось, и, мягко перекатившись, я потянулась к оружию. И вскрикнула, потому что на лезвие наступила нога в грубом сапоге. Я дернула рукоять – бесполезно. Шторм даже не шелохнулся.

Поняв, что клинок я бездарно потеряла, откатилась в сторону и вскочила. Ильх смотрел на меня, даже не пытаясь поднять трофей.

– Когда напал медведь, я кинула тебе нож, – вспомнила я. – Почему ты его не взял?

Почему-то это казалось важным. Очень важным. Как много таких важных мелочей я упустила с ним?

– Я не беру в руки оружие, лильган, – обманчиво мягко произнес Ярл. И добавил: – Если не собираюсь убивать.

Пнул ногой, и нож улетел за борт. Я торопливо оглянулась, пытаясь найти хоть какое-нибудь оружие. Но палуба «Ярости» была совершенно чистой. Выскоблена до блеска! А на то, чтобы оторвать кусок борта, у меня явно не хватит сил.

Шторм – по привычке я все еще звала его так – снова сделал ко мне шаг. Скользкий, совершенно беззвучный.

– Не подходи!

– Разве ты меня боишься?

Вряд ли я могла внятно объяснить, какое именно чувство испытываю.

– Я знаю, на что ты способен.

– Не думаю.

– Вот именно! – выкрикнула я. Разум метался, ища пути спасения. Внизу бился Белый Ёрмун, иногда встряхивая корабль.

Скользкий шаг.

– Я сказала – не приближайся!

– Ты не можешь стоять на этой палубе вечность, лильган.

– Я не лильган! – обозлилась я. И снова быстро осмотрелась. Надо заговорить ему зубы, отвлечь… – Хватит так меня называть! У меня есть имя.

– Как скажешь, лильган, – отозвался он. В свете луны глаза ильха казались серебряными, никакой зелени. И никаких эмоций.

В умении владеть собой он мог бы потягаться с лучшими бойцами Конфедерации. И задери меня демоны, проклятый ильх мог бы победить!

Но каким-то чутьем я знала, что варвар далеко не так спокоен, как показывает. Может, об этом рычала волна, все яростнее бьющая в борт хёггкара.

– Довольно, Мира.

Слишком быстрое движение. Но я уже научилась их замечать и видеть тот миг, когда ильх срывается с места. Я не обладала его скоростью, но я начала движение на один вздох раньше. Рванула в сторону, уцепилась за натянутые тросы, провернулась в воздухе и двинула Шторма ногами в грудь. Вложила в удар вес своего тела и силу инерции – его собственной. А потом отцепилась от веревок, ударила его под колено раненой ноги, отпихнула. Шторм пролетел пару шагов и кувыркнулся прямиком за борт! Только вот в самый последний момент уцепил и меня! Его ладонь обхватила мое запястье, когда ильх тяжело повис за бортом.

С тяжелым хрипом я глянула вниз. Белый Ёрмун бился о хёггкар, ожидая подношение.

– Мира, отпусти! – крикнул Шторм. – Отпусти меня!

Что? Я непонимающе уставилась на наши руки. Это не он держался за меня. Это я держала его.

Настоящее и прошлое сплелись воедино. Я дышала раненым зверем, я ничего не понимала! Внизу была пропасть. Вокруг билась стихия. Я видела свою руку – тонкую, детскую. Такую слабую… «Не отпускай меня, Мира!» – закричал Майк.

– Мира, отпусти меня! Все хорошо. Просто отпусти!

Ни за что! Я захрипела, не чувствуя, как из глаз катятся слезы. Я не отпущу ни за что. Даже если останусь без руки. Даже если ее оторвет к демонам! Я не разожму пальцы. Я не позволю этому снова случиться…

– Мира!

Когда-то один ильх с невозможными глазами спросил, чего я больше всего боюсь. И я ему соврала. Ведь боялась я только этого. Разжать ладонь и отпустить того, кто дорог. Кто так дорог, что жизнь без него становится невыносимой.

– Посмотри на меня! – Его голос приказывал, и я сморгнула с ресниц влагу. – Дай мне вторую руку.

Я протянула, не думая. Подчиняясь новой незнакомой власти в голосе варвара. Он умел подчинять.

Рывок.

И мы оба полетели в белую бездну, раскрывшую жадную пасть у борта хёггкара.

(обратно)

Глава 22

Прошлое и настоящее. Снова в одной связке, в одном узле. Сложном, как на тряпице, которым Шторм бинтовал мою руку. Потом я смотрела на этот узел и думала о том, что таким вяжут корабельные снасти. Я могла бы догадаться раньше. Все-таки ушлый Брик слишком часто просил рассказывать о Ярле.

Я упала на самое дно. Белая пелена Ёрмуна обнимала со всех сторон. Но рядом был тот, кто оттолкнулся ногами и потянул меня наверх. На этот раз не морской змей, а человек с черным знаком опасности на лице. И он не отпускал мою руку, когда тащил. Когда прижимал к скользкому боку хёггкара. И когда целовал. Его язык скользнул внутрь – по распахнутым губам, по самому краю. А потом сразу жадно и порочно! Наружу и снова внутрь…С глухим стоном, с первобытным желанием, со вкусом соли. С хриплым дыханием. С горячим, возбуждающим шепотом.

Вокруг бушевал поток, но в глазах Шторма не было ни капли страха. Да и сами глаза уже мало напоминали человеческие.

– Шторм…

– Знаешь, как трудно сдерживаться, когда ты в воде, лильган? Как трудно не прикасаться к тебе? Каждый раз… Когда ты заходила в грот, мне приходилось вспоминать самые отвратительные моменты моей жизни, чтобы удержаться от прикосновения. Но это плохо помогает, когда ты рядом. И когда вокруг – вода. Каждая капля шепчет мне о тебе. Я чувствую их, стекающие по твоей коже. Ощущаю. Они ласкают тебя так, как не позволено мне. Я почти сходил с ума, лильган. Ты даже не представляешь, что я хотел с тобой сделать. Что до сих пор хочу…

Он медленно – нарочито медленно – слизал соленые капли с моей шеи. И меня затрясло от желания.

– И эти ваши проклятые колдовские поцелуи. Я думал о них. Снова и снова. О губах. О том, какой у тебя вкус.

Меня трясло от его рук и слов. От его несдержанности и возбуждения. От прикосновений.

– Я спрошу еще раз, Мира. Ты поплаваешь со мной?

Словно я могла сказать нет, когда тело пылает от желания. Когда каждая ласка обжигает и клеймит.

– Скажи. Я хочу слышать.

– Я поплаваю… с тобой.

– Еще.

– Я поплаваю с тобой, Шторм! Поплаваю, и только попробуй нас утопить!

Он усмехнулся, вжал меня в свое возбужденное тело.

Сопротивление больше не имеет смысла, как и ложь. Мы хотели друг друга с самого начала, с самого первого взгляда. Каждое наше прикосновение высекало искры, с каждым днем разжигая все более яростное пламя невыносимого притяжения. И все же ильх прав. Я тоже рада, что теперь знаю правду. Что я целую не только того, кто умеет спасать, но и того, кто отмечен знаком убийцы.

Пугает ли меня это?

Не знаю.

Сейчас я боюсь лишь одного – остановиться…

Но этого не произойдет. Не тогда, когда мы оба возбуждены до предела. Когда наплевать на все, лишь бы соединиться.

Вместо ответа я закинула руки на его шею, обвила ногами. И с наслаждением услышала то ли стон, то ли рычание. Пальцы коснулись затылка, запутались в мокрых волосах. Нас окатило водой, течение норовило утянуть на дно, но ильх держал уверенно.

«Не бойся глубины… Я удержу. Нас обоих».

Его руки на спине – сдирающие остатки платья. Я не отставала, пытаясь освободить Шторма от одежды. Оказывается – раздевать кого-то в воде ужасно сложно… Но мы справились. Разум покоился на дне моря, оставив мне лишь оголенные инстинкты, дикое желание, потребность прикасаться и чувствовать. Одежда уплыла в неизвестном направлении. Ёрмун бушевал, пытаясь расцепить сплетенные тела, и мы торопились. Целовались как одержимые. Гладили, не размыкая рук. Касались, едва не уходя на дно. Мое тело оказалось слишком чувствительным. Не тело, а оголенный провод, замыкающий от каждого прикосновения. Каждого нового удара. Даже от каждой капли, стекающей с волос ильха, когда он целовал мою шею и грудь. Моя кожа под его губами горела, и прохлада воды становилась еще одной изощренной лаской. Я вцепилась в светлые волосы, дернула, желая поторопить его. Сейчас! Дай мне все сейчас! Дай мне себя! Иначе я за себя не ручаюсь… Шторм ответил хриплым смехом и еще одним голодным, почти невыносимым поцелуем. Я оплела ногами его бедра, потерлась, и смеяться Шторм перестал. Вцепился одной рукой в узкую верёвочную лестницу на боку хёггкара, второй прижал меня к себе. Короткий вдох – один на двоих. Волна, накрывающая с головой. И соединение тел – такое чувственное, такое невыносимое. Такое нужное.

Я застонала, вторя бушующей стихии. Я закричала в голос, пока мои губы снова не атаковал Шторм. Я хваталась за него, обнимала руками и ногами. Словно собиралась остаться сплетенной с ним навечно. Тяжелое мужское дыхание, рывки и стоны. Даже наступивший конец света не смог бы разъединить нас в этот момент. Возможно, мы бы его даже не заметили. Мы вбивались друг в друга снова и снова – жестко, сильно, быстро…Пальцы Шторма сжались на моих бедрах, почти оставляя синяки. Какое-то время мы могли лишь стонать и хватать губами воздух. Течение смирилось. И теперь двигалось с нами в унисон, толкая навстречу друг другу. Вода стала колыбелью, удерживающей на мягком покрывале, ласкающей каплями и потоками. Укрощенное течение, смирившаяся волна. Вода, порабощенная рычащим от наслаждения ильхом. Я тоже билась в его плену, теряя себя. Я кричала его имя и получала в ответ свое – соленое, хриплое, наполненное первобытной дикой страстью. Я тонула в этом потоке и в нем же рождалась заново. В буре, в страсти, в оргазме, сносящем всю мою цивилизованную оболочку и оставляющем лишь первозданные инстинкты. В желании и страсти. В нежности, пробивающейся сквозь эту дикость.

В нечеловеческих глазах ильха застыло ошеломление. Он больше не целовал, он смотрел мне в лицо – жадно, неотрывно. И когда я закричала, выгибаясь в его руках, выдохнул едва слышно: «Кьяли…моя. Моя!»

Я в ответ промолчала – слишком измученная этим сражением, этим Штормом и наслаждением, разделенным на двоих.

***

Я смутно помню, как мы забрались обратно на хёггкар. Это было не так-то и просто, потому что я ползла по веревочной лестнице, а проклятому ильху слишком нравился открывающийся снизу вид на мой зад. Он не мог удержаться и не лизнуть его, а я не могла удержаться и не свалиться в воду.

Я предлагала Шторму подниматься первым, но он почему-то отказался.

С третьей попытки мы все-таки справились и оказались на борту. Некоторое время просто лежали, глядя на луну и звезды. Мое тело ныло, кожу, наверняка, покрывали синяки. Но еще никогда я не ощущала себя такой свободной. И такой живой.

Доски «Ярости» оказались неожиданно теплыми и гладкими. А потом я перекинула ногу через бедра Шторма, оседлав его.

– Когда мне было десять, погиб мой брат Майк. – Слова прозвучали так просто. Удивительно просто. Словно многолетний комок в горле, не дающий говорить и даже дышать, остался где-то на глубине. – Он утонул. Мы жили в Окламе и никогда не видели моря. В тот год мы решили навестить тетю Джейн в Лаверстоне. Путешествовать предстояло на корабле, и я заранее предвкушала небывалое удовольствие.

Шторм не двигался, лишь сжимал зубы, слушая меня.

– Я помню восторг, когда я увидела тот корабль. Хёггкар, как говорят на фьордах… Он был огромный и белый, похожий на сладкий торт, украшенный взбитыми сливками. Такой праздничный, яркий, весёлый. Со множеством разноцветных флажков и людьми в красивых нарядах. Я думала, что это самый счастливый день в моей жизни.

Я помолчала, вспоминая.

– А ночью корабль попал в ураган. Очень сильный. Напоролся на скалу и получил пробоину.

Я откинула голову, глядя на луну. Подсыхающие волосы рассыпались волной по плечам и спине.

– Мы не успели спрятаться, мы вообще ничего не понимали. Я плохо помню, как мы оказались на палубе. Вокруг творилось что-то ужасное, люди кричали, море ревело… Майка выкинуло за борт. Словно щепку. Так просто… Лишь один миг – и он уже летит в море. Но брат успел схватиться за меня, а я – за борт корабля… Потом мне говорили, что я не могла его удержать. Мне было десять, ему – шестнадцать. Худенькая девочка и довольно крупный парень. Я не могла его удержать. Но он просил его не отпускать. Все время… просил.

Шторм молчал. Лишь его глаза светились как у зверя. Мне это понравилось.

Я повела плечами, откидывая голову, ощущая ветер, ласкающий кожу. И лунный свет, целующий ее. Ощущая себя живой, цельной, настоящей.

Может быть, впервые за все эти годы.

Сколько лет я носила в себе эти несказанные слова, сколько лет запрещала даже не произносить их – думать. Вспоминать. И вот сейчас сказала ему. Почему-то я знала, что он меня поймет.

– Это ведь не все, так? – Голос Шторма звучал спокойно, но я чувствовала его тепло, его силу, его бесконечную уверенность. Именно то, что мне нужно.

– В моем мире, в Конфедерации, есть традиция, – неторопливо продолжила я. – Давать имена самым сильным ураганам и бурям. Женские имена. Знаешь, как назвали ураган, погубивший моего брата?

Я отвела взгляд от луны и посмотрела на ильха. Сжала ногами его бедра, наклонилась, прогнув спину. Да, он знал ответ. Я видела это в его глазах, ощущала в напряженном теле.

– Эту бурю назвали Мирандой, – шепнула я в его губы. – Моим именем. Именем слабачки, не удержавшей руку своего брата. Миранда погубила Майка. И еще сто тринадцать пассажиров корабля. Тот день стал настоящей трагедией, потом говорили, что кто-то ошибся, выпустив корабль из порта… Но это уже было неважно. Не для меня. И не для Майка.

Имя слетело с губ невесомой бабочкой. И улетело к звездным небесам.

– Когда меня нашли в каком-то углу, я была такой бледной, неподвижной и холодной, что меня причислили к погибшим. Я очнулась среди тех, кого успели достать из воды и сложить на палубе. Повернула голову и увидела лицо женщины, что еще утром угощала меня конфетами. Она не дышала. Они все не дышали. Все те люди, что лежали рядом со мной. Их было очень много… Я встала и начала искать брата, обходя одного утопленника за другим. Но Майка я так и не нашла. Он остался на дне.

Я снова замолчала. Родители сделали все, чтобы я смогла пережить тот день. Со мной работало множество специалистов, говорящих, что я не виновата, и что жизнь продолжается.

И все же они не смогли вернуть мне меня.

Удивительно, но мне помогла вода. Лишь падая в бассейн, лишь уходя на глубину, я ощущала, что живу. Что могу сражаться и однажды победить то, что меня сломало. Тренера не понимали, почему я не хочу выступать на соревнованиях, ведь им казалось – я рождена плавать. А я не могла объяснить им, что мне плевать на соревнования. Что мне плевать на сражение с другими людьми. Погружаясь в прохладную воду, я всегда билась только с ней – со стихией. И могла жить дальше, зная, что сумела одержать еще одну крошечную, но победу.

Потом умные тети и дяди говорили мне: надо забыть и жить дальше. Даже родители однажды решили, что так будет лучше. Убрать портреты Майка, не произносить его имя. Они оберегали меня, но получалось только хуже. Словно часть меня тоже осталась на дне моря.

Я посмотрела в яркие, нечеловеческие глаза Шторма. Ильх лежал подо мной – мокрый, невозможно красивый, все еще возбужденный. Демоны, кто вообще может чувствовать возбуждение после всего, что я сказала?

Только тот, для кого сражение и смерть – естественная часть жизни. Тот, кто сражается каждый день – и побеждает.

– Стихия Миранда, вот, значит, как. Затуманные люди польстили той буре. – Ильх кровожадно улыбнулся, и я подумала, что хочу его лизнуть.

Хочу провести языком по его метке, по шее, и ниже. Шторм увидел мой взгляд, и его дыхание сбилось. Он протянул руку, сжал в кулаке прядь моих волос, словно взял в плен. Потянул к себе.

– Лильган, это несправедливо, но счастье не делает людей сильными. Напротив. Оно расслабляет, сдирает панцирь, обнажая мягкое и нежное нутро. А вот беда… О, эта дрянь умеет закалять душу! Знаешь, на своем веку я видел много хёггкаров. Прекрасных и гордых, сбитых крепко и ладно. Но пока они стоят в тихой гавани, никто не знает, насколько хёггкар хорош. Есть лишь один путь, чтобы это проверить. Узнать, станет ли хёггкар грозой моря или пойдет ко дну, словно дырявый котел.

Он потянул мою прядку, заставляя склониться, прикоснуться к его губам. Я сделала это медленно – дразня. И снова отклонилась. Меня завораживал его голос и его слова.

– Я знаю, о чем ты говоришь. Знаю этот путь. Это… ураган. Буря. Шторм.

– Да, кьяли, – блеснули в свете луны его глаза с узкими зрачками. – Только шторм покажет, чего стоит хёггкар. И человек. Устоит ли в бурю, выдержит ли. Или сломается и сдастся. У каждого хёггкара и у каждого человека свой шторм. Свое испытание. Шторм это то, что ломает и перемалывает. То, что тянет ко дну с невероятной силой. Колотит тебя о камни, пока ты не задохнёшься. Это то, что меняет нас навсегда, убивает либо делает иными. То, что показывает нашу душу. Никогда не забывай о том, что тебя изменило. Храни в памяти и доставай, когда тебе надо стать сильнее. Злее. Яростнее. Когда тебе надо победить.

Ильх провел большим пальцем по моим губам, надавил, заставляя приоткрыть их.

– Помни свой шторм, Мира. И помни, что ты в нем выжила.

Мужская ладонь прошла по моей спине, играя на позвонках, оглаживая и сжимая бедра. Притягивая и сдвигая так, чтобы мы могли снова соединиться. Чтобы снова взять меня. Пленить… Показать, что нельзя дразнить его безнаказанно. Он снова целует – сильно и яростно, почти дико. Терзает мои распухшие губы, скользит языком, повторяя порочные движения бедер. Бесстыдно и прекрасно. Хриплые стоны рвут горло. Я кричу и требую, я прошу пощадить и никогда не останавливаться, я захлебываюсь от наслаждения. Мы двигаемся все быстрее, на полном ходу влетая в пропасть. Яркое, почти болезненное наслаждение растекается внутри волнами, угасает медленно, оставляя сладкую негу.

А потом я лежу на его груди. Лежу, наслаждаясь близостью и ленивыми прикосновениями, светом луны и ветром, ласкающим мое голое тело. Летней ночью, обнимающей со всех сторон. Скрипом досок и рокотом белого потока. А главное – мужчиной, который брал меня так, как хотел, заставляя кричать снова и снова, а теперь обнимает как самое ценное свое сокровище.

Мужчина со знаком убийцы на лице, варвар холодных земель, капитан черного хёггкара… И мне так хорошо, как не было ни разу за всю жизнь.

Когда я все-таки подняла голову, луна подернулась легкой дымкой приближающегося утра. Я потянулась кошкой, с наслаждением поймала жадный взгляд ильха. И рассмеялась.

– Знаешь, доски хёггкара – не лучшее место для… того, чем мы только что занимались. Кажется, у меня теперь занозы. Везде!

– Нет у тебя никаких заноз, – лениво парировал Шторм. – Эти доски полировали тысячу раз! Но вообще-то здесь есть кровать.

– Да ладно! И ты молчал? – Я приподнялась на локте, с возмущением глядя на улыбающегося ильха.

– Я был очень занят. И я не мог дойти до кровати.

– Не мог?

– Я о ней даже не вспомнил. Ты лишила меня разума.

– Ну вот, я еще и виновата!

Шторм рассмеялся, погладил мою спину и все-таки поднялся.

– Идем, покажу тебя хёггкар.

Он двинулся вглубь корабля. Я осмотрела его вид сзади и восхищённо хмыкнула. Ильх удивленно поднял бровь.

– Все-таки хорошо, что на борт ты первым не полез. Пожалуй, такой тыл я бы даже укусила! Пару раз.

– Да? – заинтересовался он.

Я, смеясь, двинулась за ним.

– Ты обещал показать корабль! Не отвлекайся.

– Я не могу. Ты рядом и ты без одежды. Я теряю разум, лильган. Я теряю его каждый раз, когда смотрю на тебя.

– Смотри в другую сторону, – пытаясь не хохотать, я указала на крепкую дверь. – Так что внутри?

«Ярость Моря» оказалась впечатляющей. И смертоносной. Я старалась не представлять, что могут сделать с людьми все те пики и лезвия, которые оснащали корабль. Внутри располагались небольшие комнаты, предназначенные для капитана и команды. В сундуках мы даже нашли одежду – штаны с рубахой для Шторма и синее платье без рукавов – для меня. Подол оказался слишком длинным, так что приходилось придерживать его руками. Испробовав на прочность кровать, мы все-таки вернулись на палубу.

– Сколько лет этот хёггкар не покидал бухту? – тихо спросила я, увидев, как ильх проводит рукой по доскам корабля. И сколько в этом жесте тихой тоски.

– Слишком много, кьяли.... Но я обещал Перворожденным, что с этим покончено. Что я больше не возьму в руки меч.

Он застыл у борта, рельефный силуэт, очерченный тающей луной. Я могла бы спросить «почему». Но вернее было «ради кого». Хотя об этом я уже догадалась.

– Все дело в Брике, верно? Он твой сын?

– Он сын моего побратима. Моего риара.

И того, кого он убил. Слова не прозвучали, но повисли в воздухе. И Шторм помрачнел, нахмурился. Но глянув на меня, насмешливо улыбнулся.

– Я не слишком люблю такие разговоры, кьяли. И вместо них предпочел бы снова почувствовать твой вкус у себя во рту. Похоже, я понял, для чего люди мертвых земель трогают друг друга языками. Так они снова чувствуют себя живыми и… горячими. Я уже хочу это повторить. Много раз. Но, кажется, я задолжал тебе ответы.

Ильх провел рукой по гладкому краешку борта. С такой нежностью, словно прикасался к женщине. На миг я даже ощутила укол ревности.

– Брик родился к югу от Варисфольда, в Дассквиле. Как и я. Это прекрасный город, кьяли. Воды там теплые, земли – плодородные. Дома обмазаны красной глиной, крыши покрыты мхом и вереском. Его берег устилает песок, а в глубине моря растет золотой жемчуг. В долине за башней риара разводят белых коз со смешными короткими рожками и такой пушистой шерстью, что пастбища напоминают спустившиеся с небес облака. В Дассквиле варят сладкий хмель, и там всегда пахнет диким медом, даже зимой. Жаль, что я никогда не смогу тебе его показать. Я покинул Дассквил почти десять зим назад и думал, что никогда туда не вернусь.

Он помолчал, вспоминая. И мне снова стало больно от нежности и грусти, что промелькнули в глазах Шторма.

– Ты скучаешь по этому городу.

– Даже водные хёгги хотят найти место, которое могут называть домом. Но для меня Дассквил в прошлом, Мира.

Шторм мягко улыбнулся.

– Прошло десять лет с того дня, как умер мой риар, а мне поставили на щеку знак убийцы и запретили ступать на сушу. Все эти годы я провел на глубине или на борту «Ярости Моря». Говорили, что я безумен. Возможно, так и оно и есть. Дассквил стал лишь воспоминанием. Иногда мне и вовсе кажется, что я его придумал, что в моей жизни никогда не было этого берега. Я привык к кочевой жизни. Даже полюбил ее.

Но однажды Дассквил напомнил о себе вестью от единственного человека, к которому я не мог не прийти. Тея – венлирия моего убитого риара – требовала выполнить свой долг и забрать ее сына. Спасти его. После… смерти ее мужа в Дассквил прислали временного наместника. Тея и Брик жили на краю города, довольно уединенно. Но Дассквил помнил, кто они. Брик подрастал и становился угрозой для нынешнего правителя. Единственный наследник своего отца, он мог потребовать кольцо Горлохума, поймать душу хёгга и однажды заявить право на город. Конечно, когда будет к этому готов. Вот только нынешний наместник решил не ждать этого и покончить с Бриком заранее. Подлый поступок, недостойный истинного риара. Увы, я прибыл слишком поздно. Мне удалось увезти только мальчика, но не спасти Тею… Так Брик оказался на борту «Ярости Моря». Поверь, я этого не хотел. В то время я вообще не понимал, что делать с мальчишкой. Я не мог оставить его на хёггкаре и не мог сойти на сушу. К тому же увозить наследника Дассквила пришлось с боем, мои люди были ранены, многие – убиты. Единственным пристанищем тогда оказался Последний Берег, о котором мне поведали морские мори. Местный конухм Бирон-Стервятник потребовал плату за наше исцеление и спокойную жизнь – добычу пепла. И… Брика, который однажды станет водным змеем, надев кольцо Горлохума. Тогда я посчитал эту плату ничтожной. Мальчик обретал безопасность и даже душу хёгга, разве не прекрасное решение?

Шторм невесело усмехнулся.

– Тогда я не понимал, чем нам всем придется расплатиться. Но Бирон сдержал обещание, наши раны – даже смертельные – действительно затянулись. И моя искалеченная нога осталась при мне. Брик обрел новый дом. Почти дом. А потом…

– Ты к нему привязался, – негромко сказала я, и Шторм кивнул. – Он стал твоей семьей.

– Которую я не желал. Я столько лет избегал привязанностей, что даже не понял, как это случилось. Водные хёгги ценят свободу, кьяли. И редко меняют ее на семейные узы. И я тоже хотел тогда лишь яростного ветра и быстрых волн. Однажды я попытался оставить мальчика на берегу, у хороших людей. – Шторм невесело усмехнулся. – До сих пор помню, как Брик закричал, поняв, что я ухожу. Повторять я не решился.

Я подошла и обняла его. Запрокинула голову, глядя в лицо.

– Поэтому ты не хотел меня отпускать? Из-за Брика? Ты понял, что я могу заменить его в добыче пепла, ведь так? И мальчик не станет заложником Саленгварда.

– Ты во всем права, – спокойно произнес Шторм. – Я был готов пожертвовать всем и всеми ради жизни Брика. Собой в первую очередь. И тобой – тоже. Я сказал бы, чтобы не жалею и не стану просить прощения, кьяли. Ведь тогда я не знал, кого выловил в белом течении.

Он провел кончиками пальцев по моей щеке, и меня снова окатило жаром.

– Не надо, – прошептала я.

Шторм не стал уточнять, что именно. Не надо извиняться или говорить о чувствах, к которым я не готова…

Я погладила его плечо. Теперь я понимала отношение Шторма к этому мальчику. Он по-настоящему любил его. Как своего собственного сына, а может, и сильнее. Но боялся приближаться слишком близко, зная, что однажды Брик узнает правду.

Вот только это все равно не помогло. Мальчишка обожает хозяина «Ярости».

–Ты стал его героем, Шторм-хёгг.

И отцом, которого мальчик потерял, едва родившись.

Шторм смотрел на горизонт. За скалами медленно светлело небо. Мы не заметили, как прошла эта ночь.

– Однажды чувства Брика изменятся, – тихо ответил ильх. – И мне придется это пережить. Снова потерять того, кого люблю.

Я не знала, что на это ответить. И поэтому просто обняла его крепче. Так мы и стояли, глядя, как отступает ночь. Мягкий золотой рассвет озарял бухту. Уставшая волна лениво гладила борт.

– Я ведь говорил, что лучше заниматься более приятными вещами, кьяли. Мне тебя мало. Хочу еще. – Ильх сжал в кулаке мои волосы, и я почувствовала его прерывистый вздох и вновь просыпающееся возбуждение. – Но прежде ты должна кое-что рассказать, Мира. Начнем с того, как ты попала в эту бухту. Ведь здесь нет прохода со стороны города.

Я застыла в его руках. Попыталась отстраниться, но ильх держал крепко. Взгляд снова стал острым, как ночью, когда мы стояли на доске.

Ёрмун толкнул борт хёггкара, окатил брызгами. И Шторм медленно, с явным удовольствием, слизал их с моих губ. И вдруг резко повернул голову.

– Кракен кричит. Хёггкар входит в пролив Последнего Берега.

– Может, это друг, которого ты ждал? – предположила я, но ильх нахмурился.

– Слишком рано. Надо проверить. Оставайся здесь, кьяли, договорим позже. На «Ярости» ты в безопасности.

Коротко провел рукой по моей щеке, тронул губы. И прыгнул за борт, без всплеска уйдя под воду. Через миг к выходу из бухты скользнуло извилистое тело морского змея.

(обратно)

Глава 23

Ждать я, конечно, не стала. Во-первых, не в моих правилах отсиживаться в кустах, не зная, что происходит, а во-вторых, я банально проголодалась и хотела пить. А еще – смыть с кожи и волос соль и следы близости, надеть платье без этого ужасного тянущегося подола и наконец обуться. Ноги, несмотря на теплую ночь, все-таки замерзли, и я поджимала пальцы, выбираясь с «Ярости Моря» на сушу. Обернулась на черный хёггкар. Всего несколько часов назад он казался мне чудовищем. А сейчас… сейчас хотелось погладить полированные бока так же ласково, как это делал Шторм.

От мыслей об ильхе в груди что-то заныло. Я понимала ильха, когда он говорил, что всю жизнь избегал привязанностей. Ведь я тоже делала это. Мы оба знаем, как тяжело терять тех, кого любишь. Как трудно пережить свой личный шторм. То, что меняет нас навсегда. И сейчас, покидая бухту Белого Ёрмуна, я боялась думать о будущем.

Саленгвард по-старушечьи кутался в пелену тумана и провожал меня призрачными взглядами слюдяных окон. Я бежала по безмолвным улицам, размышляя, приготовила ли Нана горячий завтрак, или придется довольствоваться вчерашними лепешками. А еще о том, убрались ли восвояси морские мори и забрали ли они с собой свои пятнистые шкурки. Все же надо будет расспросить Шторма о природе этих серебряных дев. Сейчас великолепная Аслунг не вызывала во мне ревности. Ведь ей пришлось коротать Лунную Ночь в одиночестве. Все то, ради чего красавица преодолела путь по лунному свету, досталось мне.

Я улыбнулась и слегка смутилась, вспоминая бесстыдные, жадные ласки и жаркий шепот, сводящий с ума. Теперь я понимала, почему ради одной лишь ночи морская морь приходила на этот берег снова и снова. И сердце снова сжалось от мысли, что спустя год фьорды опять потеплеют, и Аслунг, простив ветреного Шторма, придет к нему. А вот меня здесь уже не будет…

Я споткнулась, сглотнула разлившуюся во рту горечь. Не надо думать об этом, Мира. Не надо. Я уже пережила одну бурю. Вторая мне не нужна. Вторую я могу и не выдержать.

Тяжело перелезла через стену – все-таки ночь меня вымотала. Миновав лес, я первым делом приникла к источнику и вдоволь напилась. А после осмотрелась и с улыбкой прислушалась к тишине. Похоже, полнолуние измотало не только меня! Вокруг ни души, даже над таверной Наны не вьется столь желанный дымок. Похоже, обитатели берега все еще спят.

– И горячих пирогов с утра мне тоже не видать, – пробормотала я, ступая по упругому мху между валунов. – Эй!

За камнем спал ильх. Лица я не увидела, но по приметной синей безрукавке узнала светловолосого Хвирна. Он лежал, неудобно свернувшись, да еще и там, где поток воды образовывал лужу. Так странно. Почти так же, как тогда…

Воспоминание ударило молотом. Мне снова десять, и я смотрю в лицо женщины, которая уже никогда не поднимется.

– Хвирн, – позвала я, делая осторожный шаг.

Ильх не откликнулся и не пошевелился. Но я уже и так знала, что он мертв. Слишком неподвижной была его поза. Слишком изломанной. И слишком темным стал мох под его боком.

Но что случилось? Почему он здесь? Несчастный случай? Или потасовка за внимание морской мори? Хорошее настроение исчезло в омуте страха. Что здесь произошло? Надо найти остальных! Скорее!

Не решившись трогать Хвирна, я кинулась в сторону хёггкаров. Вот и первый, с полустертой надписью «Гордость фьордов», здесь спят Вегард-Без-Крыши и старик Дюккаль. За ним большой и скрипучий «Волнорез» – пристанище Торферда и Наны, дальше плавучий дом конухма, череда мелких лодочек, а потом «Медуза» и «Покоритель волн»…

Между ними лежало то, что я поначалу приняла за еще одну груду валунов. И даже успела удивиться, откуда они взялись, ведь накануне здесь был лишь песок. А потом «валун» двинулся, шевельнул ослабшим щупальцем.

– Малыш! – Я бросилась к кракену, безжалостно выброшенному на берег. Тело морского гада перечеркивала длинная рваная полоса, из которой сочилась чернильная кровь. Глаза моллюска – круглые и желтые, прикрытые полупрозрачными веками, – больше не пугали. Кракен казался бесформенной кучей, серой кляксой, застывшей на кромке воды. И лишь судорожные, шипящие попытки сделать вдох говорили о том, что морское чудовище все еще живо.

– Нет-нет, только не это! Да что же это такое! Не вздумай умереть! Единый, да как же… Боги, ты же задыхаешься!

Бормоча мольбы пополам с ругательствами, я попыталась столкнуть кракена в прибой. Но он был слишком огромный, моих сил попросту не хватало. Страж бухты умирал. Его щупальца все еще тянулись к морской пучине, но попытки сделать вдох становились все слабее.

– Кто-нибудь! – Я хотела закричать, но получился какой-то задушенный хрип. Словно мне, как и кракену, было нечем дышать. – Кто-нибудь, помогите!

Где же ильхи? Где Шторм? Что здесь случилось?

Прыгнула в море, зачерпнула воды, плеснула на кракена. Это все бесполезно! Жалкие попытки. Нужно дать ему пепел и оттащить на глубину! Морской гад не может жить на суше!

Пепел! Мне нужен пепел!

– Потерпи… потерпи немного…

Уговаривая то ли кракена, то ли себя, я взлетела на борт «Медузы». Вытащила из-под тюфяка на кровати тряпицу с плоской костью, которую не успела отдать конухму. Обжигая пальцы, вытрясла из стеклянной склянки тлеющий уголек. Нана говорила, что он не гаснет, потому что рожден в пекле Горлохума. Вернувшись на берег, я с трудом развела крошечный костер, сунула в него кость хёгга. Никто не рассказывал мне, как именно делают пепел, я лишь надеялась, что его название имеет смысл. Несколько томительных минут ничего не происходило, кость просто лежала в огне. А потом пламя рассыпалось искрами и погасло, словно впитавшись в драконьи останки. На земле остался белесый порошок с красными прожилками. На миг я замерла, решая, не стоит ли накормить им Хвирна. Но ильх был мертв, в этом я не сомневалась. А кракен еще дышал.

Больше не думая, я зачерпнула воды, смешала с порошком и влила в полуоткрытую пасть морского гада.

– Прости. Я больше ничего не могу для тебя сделать…– прошептала я, стоя возле неподвижного чудовища. Мутная желтизна его глаз отразила мою крошечную фигурку.

Вернувшись на «Медузу», я схватила потёртые сапоги, натянула. В мой первый день на этом берегу Шторм велел Брику снять их и отдать деве, чтобы она не исколола нежные пятки… Сейчас казалось, что с того времени минула целая жизнь.

Когда я снова пробегала мимо кракена, он лежал в той же позе. Пепел не помог. Я опоздала. Или порошка оказалось слишком мало для столь большого создания…

Судорожно втянув воздух, я бросилась к таверне Наны. Пустота пугала. Теперь она виделась противоестественной. Где же люди? А что, если все они мертвы, как Хвирн? Что, если мой кошмар повторится, и я снова окажусь среди мертвецов?

Голова закружилась от накатившего ужаса. И когда из-за зарослей дикой ежевики вышел Ульф – вполне живой и здоровый, я чуть не завопила. Сначала от испуга, а потом от радости!

– Великие Перворожденные! Ульф, это ты! – Я кинулась к ильху и, не сдержавшись, его обняла. – Ульф, как же я рада тебя видеть! На берегу творится что-то ужасное! Где все люди? И… я видела Хвирна! И кракена! Они мертвы…Что происходит?

– Идем со мной, дева. – Ульф повел плечом, освобождаясь от моих рук.

– Но там Хвирн… И кракен…

– Идем.

Он молча двинулся обратно в заросли, и я растерянно осмотрела берег. И замерла. У входа в бухту, там, где раньше обитал морской страж, покачивались три хёггкара. Когда-то на том же месте стоял корабль Вермана, его борта украшали белые щиты. На боку новых гостей блестели щиты алые, словно кровь. Да и сами хёггкары отличались от небольшого юркого судна водного хёгга. Эти были огромными и устрашающими. На их носах скалились драконы со сложенными за спиной крыльями.

Я обернулась на Ульфа, но тот уже скрылся за полосой колючей растительности. Может, обитатели Последнего Берега спрятались в тайном убежище?

Я продралась сквозь ежевику, поражаясь тому, как легко прошел здесь огромный варвар. За колючей оградой шумел поток, вытекающий из грота, дальше был ряд скальных обломков. Я перепрыгнула с камня на камень, обогнула затянутый мхом валун и оказалась на широкой площадке, прямо за могучей спиной Ульфа.

– Я нашел девчонку, – громко сказал тот. – Топталась возле кракена, пыталась ему помочь. Глупышка.

Что? Какого демона?

Я дернулась в сторону, но огромный кулак сграбастал меня за шиворот и вытащил вперед. Я заморгала. Над головами сплелись ветви деревьев, образуя лиственный свод. Солнечный свет проникал сквозь него тонкими спицами, рисуя внизу пятнистый узор.

Напротив меня, спиной к отвесной скале, выстроились все жители Последнего Берега. И при виде их я прижала ладонь к губам, сдерживая крик. У мужчин были связаны руки, на хмурых лицах наливались синяки и ушибы. Торферд привалился спиной к камню, держа на весу окровавленную руку. Рядом, бессильно сжимая кулаки, застыли Нана и избитый Ирган. Старики Вегард и Дюккаль сидели прямо на земле, кошка пряталась в бороде хозяина. Оба подслеповато моргали и казались удивленными детьми, не понимающими, что происходит. На некоторых ильхах почти не было одежды, кто-то оказался облачен лишь в штаны. И тела многих украшали порезы и кровоподтеки. Эйтри и конухм едва ли не единственные оказались одеты полностью. Они стояли сбоку, бледные и злые, тоже со связанными руками.

В стороне ото всех застыл Шторм. Я лихорадочно прошлась взглядом по его телу и выдохнула, не увидев ран. Вот только и его руки сковали, причем не веревкой, а железными кандалами.

Напротив Шторма расположились незваные гости. Захватчики, пришедшие в эту бухту в ту единственную ночь, когда ильхи оказались безоружными. В ночь, которую посвящали любви, а не войне. Мне не пришлось гадать, кто знал об этом и кто мог привести врагов. Ведь на поваленном дереве, развалившись, сидел усмехающийся Верман. А рядом, нежно поглаживая мужское плечо, расположилась красавица Альва. Та, которая еще недавно клялась в ненависти водному хёггу!

Но гораздо больше Вермана пугал другой человек. Высокий брюнет, закованный в кожаный доспех с нашитыми сверху металлическими кольцами. Его глаза под тяжелыми нависшими бровями напоминали угли. С обеих сторон чужака мрачными тенями застыли вооруженные до зубов черноволосые смуглые ильхи. Их было много. Слишком много! И самое страшное, что в руках одного воина шмыгал носом перепуганный Брик.

На меня пришлый брюнет глянул как на пустое место и снова уставился на Шторма.

– Где доказательства, Верман? – резко спросил он, и водный хёгг дернулся. – Где «Ярость Моря»? Вы так и не нашли хёггкар!

– Я нашла кое-что другое, посмотри, Агмунд-хёгг! – Альва, покачивая бедрами, вышла вперед, раскрыла ладонь. На ней блеснула каплевидная золотая жемчужина.

Подарок, который я отшвырнула, поддавшись глупой ревности!

Альва покачала украшение на серебряной цепочке.

– Знаешь, что это? Знаменитая золотая жемчужина, которую на мочке уха носил Ярл-Кровавое-Лезвие! Ее запомнили многие из тех, кому не посчастливилось повстречать в водах его черный хёггкар! Запомнили и описали! Второй такой нет во всех фьордах, Агмунд-хёгг.

Я оттолкнула Ульфа, который все еще стоял рядом, тенью скользнула к Альве и все-таки двинула красавице в нос. Альва взвыла, жемчужина взлетела в воздух, и я поймала ее в кулак.

– Это мое! Не смей брать мое, мерзавка!

Отряд чужаков всполошился, многие наставили на меня оружие. Но их предводитель, тот, кого звали Агмунд-хёгг, остановил мое убийство, небрежно махнув рукой. Криво улыбнулся.

– Интересно. Смелая дева. Но раз эта жемчужина твоя, то скажи, откуда она у тебя.

Я мельком глянула на побледневшего Шторма. Скользнула взглядом по его сжатым губам, по заострившимся скулам. В его глазах явственно читался вопрос: какого пекла ты тут делаешь, лильган?

Я отвела взгляд и вернула Агмунду его ухмылку.

– Эта жемчужина часть моего наследства! – заявила я.

– Она врет! – выкрикнула Альва, прижимая ладонь к распухающему носу. – Не слушай ее, риар! Жемчужину подарил Шторм-хёгг. Этой ночью! Все это видели! Эй, вы! Скажите же! Вы все видели, кто подарил украшение!

Жители Последнего Берега хмуро молчали.

– Вот и ответ! – торжествующе улыбнулась я.

Агмунд-хёгг, улыбаясь, подошел ближе. Остановился рядом со мной. Я смело посмотрела в пугающие черные глаза. Потом взгляд скользнул ниже – на матовый обруч, почти скрытый железными кольцами доспеха. Мужчина был привлекательным, но у меня он вызывал лишь желание отодвинуться подальше.

Ильх кивнул на мой кулак с украшением.

– Говоришь, жемчужина – твоё наследство, дева? Удивительно. Ведь такой жемчуг растёт лишь в одном месте – у берегов моего Дассквила. А именно эта жемчужина – золотая, каплевидная, много лет украшала венец его риаров. Драгоценность пропала, когда одного из них – риара Двэйна – подло убил его а-тэм Ригон.

Чужак вдруг схватил мой кулак с жемчужной слезой, сжал. Да так, что я едва не заорала от боли.

Приблизив лицо к моему, давая заглянуть в черноту глаз, ильх улыбнулся шире.

– Так откуда у тебя безделушка, дева?

– Отпусти ее, – рявкнул за спиной Шторм. – Довольно, Агмунд.

Брюнет разжал руку все с той же улыбкой. И махнул своим людям.

– Убейте деву.

– Нет! – Шторм дернулся вперед, и я увидела, что ноги у него тоже скованы цепью с железными штырями, впивающимися в кожу.

Агмунд довольно рассмеялся, лезвие его меча остановилось рядом с моим горлом.

– Нет? Готов рассказать мне всю правду, Ярл? Или Ригон, а-тэм-предатель? Я думал, придется перерезать всех этих людей, прежде чем услышу ответы. Хотя молва утверждала, что даже смерть всей команды не развяжет язык капитана «Ярости Моря». А оказалось, достаточно лишь пустить кровь одной дерзкой деве! Я почти разочарован. А сейчас…

Я застыла, ощущая холод стали у шеи. В черных глазах Агмунда плескалось злое веселье, и я вдруг поняла, что он просто развлекается. Что он убьет всех на этом берегу, не пощадив даже стариков. В конце концов, здесь обитают преступники. Возможно, фьорды даже скажут Агмунду спасибо.

Шторм говорил, что Дассквил остался в прошлом. Но сегодня это прошлое явилось на Последний Берег в лице наместника Агмунда и его воинов.

Что же делать?! Я пыталась найти хоть какой-нибудь выход, но ничего не получалось. Разум буксовал от страха и непонимания, все мои чувства сосредоточились на лезвии, холодящем шею.

Шторм выдохнул сквозь стиснутые зубы. И вдруг перевел взгляд на Ульфа.

– Кажется, я должен тебе поединок, Лютый Волк? Я принимаю твой вызов. Сейчас.

– Что? Какой еще поединок? Что тут…

– Позволь мне сказать, риар! – выступил вперед Ульф. – Я не согласен с Альвой и не верю, что этот человек – Ярл-Кровавое-Лезвие! Да ты посмотри на него! Я ни разу не видел, чтобы он взял в руки меч! Может, он его и держать-то не умеет! Какой из него капитан «Ярости»? Это всего лишь хромой бродяга, доживающий свой век среди отбросов! Да его здесь никто не слушает, управляет-то всеми конухм!

Рябой Бирон-Стервятник хмыкнул и отвернулся. Остальные рассматривали истоптанную землю и свои грязные ноги.

– А безделицу он наверняка украл! Да ты погляди на них, риар! – продолжал Ульф. – Отбросы, а не воины! И все же я требую справедливости!

– Какой же? – без особого интереса спросил Агмунд.

– Поединок! Поединок чести! – зарычал Лютый Волк. – Я бросил Шторм-хёггу вызов, но он струсил, не желая биться со мной. Даже кольцо Горлохума не добавило храбрости этому ничтожному ильху! Он навлек позор на мою голову! И я утратил покой, зная, что мой вызов не принят. Что в зримом и незримом мирах теперь смеются, глядя на Лютого Волка. Так позволь доказать, что я по-прежнему самый сильный воин земли озер и скал!

Он гулко ударил себя в грудь.

Нана подняла взгляд, качнула головой.

– Воин ты хороший, Ульф. Силой тебя Перворожденные не обидели, – пробормотала она, и тот расцвел. А потом великанша добавила: – А вот умишком явно обделили…

– Не смей оскорблять меня, кухарка! Твое дело – драить горшки, а не открывать рот! – взревел Ульф. И снова указал мечом на Шторма. – Я требую поединок с этим хёггом! Сейчас! Именем Перворожденных!

– Такую просьбу трудно не уважить, – скривился Агмунд и сел на валун, сложил на груди руки. – Что ж, возможно, это будет интересно. Снимите с пленника цепи и дайте меч.

– Может, не стоит, мой риар? – осторожно начал хмурый ильх с сединой в черных косах. – Если это он, и молва о Ярле не врет, то он родился с клинками в руках…

– Не стоит верить всему, что болтают, Одлис, – отмахнулся Агмунд. – Да будет бой! Дайте оружие.

Пользуясь тем, что обо мне временно забыли, я отступила назад. Разжала ладонь – на коже остался кровавый след от цепи и жемчужины. Но это меня сейчас не волновало. Я смотрела, как со Шторма снимают ужасающие кандалы и кидают к его ногам меч. Ульф уже сорвал свою рубаху, обнажая могучий, покрытый шрамами торс, и поигрывал огромным топором-секирой. Я вспомнила, как он подбрасывал его в воздух, а потом ловил за древко, и мне стало еще страшнее. Застывший напротив огромного Ульфа Шторм казался слишком худым и слабым. На противника он не смотрел. Медленно размял кисть, переступил с ноги на ногу. Меч все еще лежал в траве.

Я бросила тревожный взгляд на Эйтри, но тот сосредоточенно рассматривал сосну напротив. Торферд пялился на свою руку и причмокивал, Нана и вовсе закрыла глаза. Великие Перворождённые! Да что с ними со всеми! Неужели они настолько не верят в Шторма, что отводят глаза! Мне хотелось заорать, возмутиться, сделать хоть что-то, но Ульф уже издал боевой клич и пошел в атаку. Слишком быстро! Шторм не успел подготовиться! Не успел поднять меч! Не успел…

Я не успела ничего понять. Замах Ульфа, блеснувший солнечным бликом топор. Ужасающий удар… мимо. В пустоту, еще миг назад заполненную Штормом. Снова замах – еще яростнее, сильнее, смертоноснее! И…Ульф Лютый Волк упал на колени в траву. Заморгал, когда топор отвалился вместе с рукой. Вдоль живота ильха набухала длинная рана.

– То есть… как это? – пробормотал он, все еще не веря. Весь поединок – тот, о котором он грезил, тот которого так ждал, тот который должен был стать еще одной его победой, занял лишь несколько кратких мгновений. Свалившись на бок, Ульф затих навсегда.

– Я же говорю – дурак, – вздохнула Нана. И наконец посмотрела на своего капитана.

И тут я все поняла. Ильхи отводили глаза не потому, что не верили в Шторма. А потому, что точно знали, чем закончится это сражение. Они всегда это знали. И опускали взгляды, чтобы Ульф не увидел в них свой приговор.

«Я не беру в руки оружие, если не собираюсь убивать».

Шторм выхватил с пояса убитого Ульфа нож, не глядя швырнул в сторону Эйтри, и тот дернулся, ловя сталь связанными руками. Чиркнул, обдирая кожу, и веревки упали.

– Взять их! – заорал, вскакивая Агмунд. – К бою!

Его люди уже издали клич, нападая. Но их ряды ворвавшимся снарядом смял Торферд. Я не увидела, как здоровяк успел подхватить упавшую секиру Ульфа, но теперь он орудовал ею, кося врагов. Рядом, не уступая брату, сражалась и раздавала тумаки Нана. Эйтри вился белой жалящей тенью. Ильхи Последнего Берега, еще миг назад казавшиеся сломленными, сейчас неслись в бой, и земля кипела под их ногами.

Кто-то отпихнул меня плечом, и я упала в траву. Шторм шел сквозь ряды чужаков в железной броне. Теперь у него были два меча, в обеих руках. И он орудовал ими так, что воздух звенел от криков боли и ярости, а путь водного хёгга окрашивался кровавой полосой чужих смертей. Босой, в одних штанах, гибкий как змей и такой же смертоносный. Сталь в его руках была молчалива и губительна, она подчинялась ему так, словно создана лишь для того, чтобы однажды служить ему. И я поняла, что Шторма здесь нет. Как нет и Ригона, а-тэма из Дассквила. Есть Ярл, прозванный Кровавым Лезвием. И теперь я знала – почему. Потому что клинки в его руках были багровыми от чужой крови, потому что каждый взмах, поворот и удар забирал чью-то жизнь. И в какой-то момент чужаки, закованные в кожаную броню с железными кольцами, дрогнули перед этой стихией в человеческом обличье. Дрогнули и начали отступать.

Я даже подумала, что мы победили.

А потом там, где был Агмунд, сгустилась тьма. И на месте ильха развернул черные крылья дракон. Его антрацитовая чешуя почти не отражала свет. Черный хёгг открыл змеиную пасть, и на людей пролилось пламя. Все – и свои и чужие, – покатились по земле, прячась за валунами. Обожжённый Иргван швырнул в чудовище меч, но тот лишь отскочил от брони.

Дракон зашипел, а потом сгреб огромной лапой Брика и взмыл в воздух, ломая ветвистый купол. Сверху посыпались щепки и листва, я прикрыла голову руками.

– Оставь мальчика! – закричал Шторм, бросая мечи. – Не трогай его!

Черный хёгг описал в небе круг, играя, перекинул Брика с лапы на лапу. Спикировал вниз, приземлился, взрывая когтями дерн. Мальчишка покатился по земле и замер. Я кинулась к нему, но путь преградил седой Одлис.

Черный дракон сложил крылья, и на его месте снова оказался человек. И указал мечом в землю.

– На колени, Ригон.

Шторм медленно, не спуская взгляда с Агмунда, опустился на землю.

– Оставь Брика, – глухо произнес он. – Мальчик не угроза твоему правлению. Он никогда не вернется в Дассквил, я обещаю.

– Что стоит обещание морского разбойника? – усмехнулся Агмунд. – Или а-тэма, убившего своего риара! Я вижу, мальчик удивлен. Ты не сказал ему, кто именно убил его отца?

– Что? – Брик, пошатываясь, поднялся. Он смотрел то на застывшего на земле Шторма, то на чужаков, снова собирающихся вокруг своего риара. – Ты врешь! Шторм-хёгг спас меня! Мама говорила, что отца убил враг!

– Этот враг перед тобой. – Агмунд указал мечом.

– Вранье!

– Это правда, Брик, – произнес Шторм.– Я был а-тэмом твоего отца. И я убил его. Двэйн терял разум с того дня, как надел кольцо Горлохума. Душа пойманного им хёгга оказалась слишком дикой. Двэйн боролся годами, но так и не смог победить. Сильный всегда пожирает слабого. Поняв, что проиграл, мой побратим сам попросил снять с его шеи обруч. Единственным возможным способом.

– Только эту просьбу никто, кроме тебя, не слышал, – скривился Агмунд.

– Двэйн не должен был остаться в памяти людей слабым безумцем, который не справился со своим хёггом. – У Шторма заострились скулы, взгляд стал пустым, как стекло. – И в памяти своей семьи – тоже. Ведь у него была любимая венлирия и новорожденный сын-наследник. В Дассквиле моего побратима почитают как героя, пирующего за столом Перворожденных. Он был хорошим риаром, справедливым и смелым. А долг а-тэма – защищать честь своего правителя при его жизни и даже после. Я все сделал правильно.

Я до боли стиснула ладони. Было безумно жаль еще совсем молодого а-тэма, пожертвовавшего собой ради чести своего риара. Вот то, что стало его личным штормом, то, что изменило навсегда. Протащило по камням, почти убило. Перемололо и выплюнуло другим – жестоким, кровавым Ярлом.

Все молчали. Шторм смотрел лишь на Брика.

– За такое преступление карают смертью. Но твоя мать, Тея, вступилась за меня. Она знала правду… Мне запретили ступать на сушу. У таких, как я, это всегда приводит к тому, что человек исчезает и остается лишь водный хёгг. Но я нашел иной выход.

Шторм невесело усмехнулся.

«Ярость Моря» – вот его способ жить дальше в человеческом обличье.

– Оставь мальчика, Агмунд. – Слова прозвучали сипло. – Я…прошу тебя.

Кажется, я пропорола ногтями кожу. Мое сердце разрывалось при виде Шторма. И Брика с глазами, полными боли. И еще от понимания, что все это бесполезно. Проклятый Агмунд пришел сюда не для того, чтобы щадить.

– Ты просишь? – рявкнул риар Дассквила. Его лицо исказилось от злости. – Ты убил моего а-тэма, мерзавец! Протащил его под днищем своего проклятого хёггкара и вспорол брюхо!

– Это была честная битва. Твой а-тэм был водным хёггом, как и я. И он проиграл. Твой а-тэм убил Тею и занес меч над ее сыном. По твоему приказу, Агмунд-хёгг. Ты послал своих воинов против беззащитной женщины и ребенка. Я жалею, что не успел в тот день добраться и до тебя.

Черная волна чужаков всколыхнулась, и снова блеснули обнаженные мечи. В воздухе ощутимо запахло кровью. Только седой Одлис стоял, недовольно нахмурившись. Я едва удержалась от желания зажмуриться. Происходящее напоминало дурной сон, от которого невозможно проснуться. Хотелось тряхнуть головой, открыть глаза и оказаться на борту черного хёггкара в надежных мужских руках…

Но я знала, что от этого кошмара нет пробуждения. А в сражении нет победы, потому что силы неравны. Нам не одолеть огненного крылатого дракона. Он уже показал, на что способен.

Разве что…

Я сделала шаг вперед, не думая. И выпалила, глядя на риара Дассквила:

– Я покажу тебе, где спрятана «Ярость Моря», если ты нас отпустишь!

– Мира, – прошипел Шторм, но я на него не смотрела. Лишь на чужака.

– Мне не нужен этот хёггкар, дева. Я пришел не ради него.

– Зато хёггкар нужен мне! – заявил Верман, о котором все успели забыть. – И ты мне его обещал, Агмунд-хёгг. Я привел тебя на Последний Берег, сдержав свое слово, так и ты сдержи свое!

– Проклятый предатель, – плюнул в сторону Вермана Бирон-Стервятник. Половину его лица опалило чернотой драконье пламя. – Зря я столько лет поил тебя своей ежевичной настойкой! Чтоб сожрал тебя Горлохум, гаденыш!

Верман сделал вид, что не слышит. Риар Дассквила скривился.

– И еще я отдам вам пепел! – в отчаянии крикнула я. И, увидев удивление на лице пришлого, продолжила: – Пепел, много пепла! Ты не знаешь, что это? Волшебное средство, способное исцелить любые раны! Излечить тех, кто стоит на пороге незримого мира! Я отдам его тебе!

– Забери тебя Хеллехёгг, дева-предательница! – зарычал вконец расстроенный Бирон.

– Не надо, Мира, – тихо сказал Шторм.

Но я смотрела лишь на Агмунда.

Тот недоверчиво обернулся на своих людей, и седой Одлис кивнул.

– Я слышал об этом, мой риар. Волшебный пепел из прОклятого города. Никто не знает секрет его добычи.

– Я знаю! И я отдам его тебе, Агмунд-хёгг.

– Ну что же…– поколебавшись, ответил Агмунд. – Хорошо, дева. Веди нас к хёггкару и этому… пеплу. – Он за шиворот вздернул Брика. – Мальчишка пойдет с нами. И еще эти, – кивнул он в сторону Иргана, Эйтри и двух испуганных дев. А если обманешь…

– Не обману.

Я все-таки посмотрела на Шторма. Его взгляд – туманы у кромки леса, зеленая и серая безграничность жестоких фьордов… Я хотела бы смотреть в эти глаза целую вечность.

Что было в них сейчас?

Непонимание? Недоверие?

Или Шторм догадался, что я пытаюсь увести убийц от него и других людей? Пытаюсь выиграть время?

Краткого обмена взглядами было слишком мало, чтобы понять.

Я решительно шагнула вперед, лихорадочно выстраивая в голове зыбкий план. Только бы все получилось!

Риар Дассквила усмехнулся. А потом посмотрел на Одлиса, стоящего за спиной Шторма. Кивнул ему. И тот воткнул нож в Шторма – по самую рукоятку.

Там, где сердце.

– Хёггкар и волшебный пепел в обмен на мальчишку и оставшийся сброд, – равнодушно сказал Агмунд-хёгг. И повернулся к своим людям: – Пожалуй, окажу фьордам услугу, избавлю от скверны. Сожгите этот проклятый берег. Сожгите его дотла. А теперь веди, дева.

Мне казалось, что я кричу. Что ору, срывая голос. Что плачу, захлебываясь слезами. Но на самом деле я шла молча. Просто переставляла ноги, снова и снова.

Когда мы добрались до леса, за которым возвышался Саленгвард, на берегу пылали разбитые хёггкары. «Покоритель волн», «Гордость фьордов», «Рассвет»… И «Медуза», столько ночей укачивающая меня на волнах, чтобы лучше спалось. Они все превратились в погребальные костры, на которых сгорало мое разбитое сердце.

(обратно)

Глава 24

Я не плакала. Только часто-часто моргала. Глаза щипало так, словно я двигалась сквозь песчаную бурю. Тело налилось отупляющей слабостью, и все, чего мне хотелось – это сесть под дерево и не двигаться. Обнять холодными руками плечи, опустить голову, сжаться в комок. Стать крошечной и незаметной в надежде, что это способно уменьшить раздирающую, дикую, невыносимую боль внутри.

Она не должна быть такой. Не должна разрывать мою душу в клочья, не должна сводить с ума. Ведь я едва знала того, кто остался под лиственным сводом. Мы провели вместе так мало времени. Слишком мало, чтобы…

И все же…

Боль была всеобъемлющей.

А времени оказалось вполне достаточно, чтобы светловолосый ильх с колдовскими глазами занял в моем сердце главное место. Вошел без спроса, улыбнулся легко. Насмешливо поднял брови, глядя на мутные образы тех, кто был там до него. Глупая влюблённость в Джета, парень из команды… Их всех смыло штормовой волной, как и не было. Слизало серо-зеленым прибоем, не оставив даже следов на песке.

А вот ильх в моей в душе навсегда, это я знала совершенно точно.

Счастьем и болью.

Мгновениями. Такими драгоценными, что каждое сияет в душе звездой.

«Я хочу, чтобы у тебя остались воспоминания, кьяли».

Они и остались. Хотя сейчас кажется, что лучше бы их не было вовсе. Не было цветущего под серебряной луной дерева, не было капель воды, стекающих с волос, не было разделенного на двоих дыхания в узких рукавах внутри скалы. Не было чувств, в которых я так упрямо не хотела себе признаваться.

Почему истинную ценность некоторых событий и людей мы осознаем, лишь потеряв их?

Ведь для самого главного вовсе не нужны годы. Или даже недели. Самое главное может случиться в один лишь миг. Краткое мгновение удивительной и непостижимой случайности, способной изменить жизнь.

Одна песчинка времени, падающая на весы вечности.

Один стук двух сердец. Один взгляд.

Прикосновение.

Соединившиеся на песке тени.

Или девушка, зависшая в белой воде напротив водного змея…

И вот оно – изменение. Рождение чего-то совершенно нового, того, чего не существовало краткое мгновение назад. Чего-то невыразимо прекрасного, безумного и настоящего. Хрупкого, как первый росток, пробивающийся из-под снега весной. И такого же сильного. Способного пробить наледь моего скептицизма и отчуждения, окрепнуть и распуститься восхитительным цветком чувств.

И сейчас я шла, не замечая прелести разгорающегося дня, не видя солнечных бликов, что танцевали на листьях. Не ощущая аромат цветов. Я чувствовала лишь горький запах гари, забивающий ноздри, видела зарево пожара. И ильха, лежащего на земле.

Мне хотелось кричать и выть от понимания того, как мало времени выделили нам со Штормом жестокие боги. Как мало отмерили мгновений, чтобы быть вместе.

Хотя нет. Мой затуманенный взгляд остановился на спине, укрытой железными кольцами кольчуги. Нет, не боги решили нашу судьбу и оборвали жизнь Шторма. Это сделал человек, беззаботно шагающий впереди. И даже насвистывающий, словно прогулка доставляла ему удовольствие!

Я сжала кулаки, прикидывая, смогу ли задушить мерзавца, если прямо сейчас кинусь на него. В отличие от остальных, меня не связали, даже руки оставили свободными. Правда, рядом шагает хмурый воин-верзила, вооруженный до зубов, но на моей стороне внезапность. Если брошусь прямо сейчас, преодолею десяток шагов, разделяющих меня и ненавистного чужака, накинусь из-за спины? Может, мне удастся вцепиться зубами в его шею? Или выхватить кинжал, сверкающий камнями на его поясе?

Хотя нет, шея защищена матовым кольцом Горлохума, а грудь прикрывает кольчуга. Агмунд и так сильнее любого из воинов вокруг, да еще и спрятался за дубленой кожей и железом! Мерзавец летающий!

Вот ведь удивительно – совсем недавно я мечтала увидеть крылатого хёгга фьордов, а теперь мечтаю убить того, кто по сути выполнил мое желание!

Вот только как? Как его убить?

Никогда в жизни я не подозревала в себе такой кровожадности.

Но на моих глазах и не убивали любимого человека.

Любимого…

Вот я и назвала его этим словом. Жаль, что никогда не смогу сказать этого самому Шторму.

Когда мне было лет восемь, ко мне повадился ходить мальчишка с соседской фермы. Таскал в подарок земляничное печенье своей бабушки и обрывал ее же клумбу, чтобы порадовать меня цветами. Маленький Алекс, смешно шепелявя, каждый раз кричал, что пришел мой «шених». А я даже решила, что это любовь. Майк тогда ласково улыбнулся и сказал, что до любви мне надо еще подрасти, и не стоит применять это слово к каждому мальчишке, притащившему увядшие лютики.

«Но как тогда понять, что это то самое?» – удивилась я. Восьмилетней девочке казалось, что лютики – очень весомый аргумент.

«Ты поймешь, букашка. Любовь, это когда другой человек становится важнее тебя самой. Это когда за того, кого любишь, готов пожертвовать всем. Готов убить. Или даже умереть…»

Тогда я обозвала Майка занудой и умником, да что он вообще понимает в любви! У него самого ничего подобного еще не случалось.

Но сейчас, ощущая гарь сгорающих хёггкаров и глядя на спину ненавистного риара из Дассквила, я осознала, что мой брат был прав в своем определении.

Мне хотелось убить Агмунда. Загрызть его. Уничтожить. Разорвать на части! О, если бы только это было в моих силах!

Я споткнулась, не заметив выступающие из земли корни, и меня удержала чья-то крепкая рука. Обернулась и шарахнулась в сторону, поняв, что эта же заботливая рука всадила нож в сердце Шторма.

– Осторожнее, дева, – негромко произнес седовласый воин.

Одлис. Так его зовут. Одлис-убийца. Они все такие. Проклятые чужаки, явившиеся на Последний Берег!

На миг я застыла, глядя в светло-карие, совсем не злые глаза воина. Удивительно, но он не выглядел чудовищем. Статный, даже красивый мужчина в возрасте, все еще крепкий и сильный.

– Осторожнее, – снова повторил он, глядя мне в глаза.

И показалось, что речь идет вовсе не о моей неловкости. Неужели Одлис заметил мой взгляд на риара и понял, о чем я думаю?

Кровавая пелена спала с глаз, и я осмотрелась. Увидела застывший взгляд Брика, испуганных девушек, которые раньше помогали Нане, бледного Эйтри и избитого Иргана. Боги, а ведь я совсем забыла о них! О людях, которые еще живы, о мальчике, которому я обязана помочь! К тому же и дураку ясно, что мой демарш обречен на бесславный провал. Агмунд не только сильнее меня, вокруг него десятки закаленных в боях воинов!

О чем я только думаю?

Дернулась, чтобы подойти к мальчику, но Одлис сжал мою ладонь. Не сильно, но предупреждающе.

– Что там у вас? Почему остановились? – недовольно обернулся Агмунд-хёгг.

– Здесь корни, мой риар. Обходили. – Одлис кинул на меня еще один быстрый взгляд и отступил.

– Прибавьте шаг! Плететесь, как улитки на солнцепеке! Я хочу скорее покинуть это мерзкое место и вернуться в Дассквил.

– Да, мой риар.

Одлис оставил меня и приблизился к своему правителю. Я услышала его тихий голос.

– Агмунд-хёгг, ты говорил, что твой а-тэм погиб от рук напавших врагов. Врагов с моря. Что Ярл-Кровавое-Лезвие тайно высадился у берегов Дассквила и напал на спящих людей, убил их подло, исподтишка. Скормил рыбам и воинов, и мирных людей. Что Тея и ее сын стали жертвами этого морского мерзавца.

– Так и было! Ты сомневаешься в моих словах, Одлис? К чему твои вопросы? – рявкнул Агмунд.

Я заметила, что остальные воины тоже прислушиваются к разговору.

– Кому ты веришь, Одлис? Мне или отступнику? А-тэму, убившему своего риара?

– Если он говорит правду, то он – лучший а-тэм из возможных…

– Он врет, Одлис! Разве это не ясно? Любой отступник пытается себя обелить. Они все так делают!

– Но этот ильх не пытался оправдаться, мой риар. Он принял наказание, ни сказав ни слова. Не пытался бежать или сопротивляться. Его нашли у тела его риара, ведь он сдался сам. И о нем до сих пор говорят в Дассквиле. Люди помнят их – риара и его а-тэма. И шепчут, что молодой Ригон был всей душой предан Двэйну. Палач, поставивший знак убийцы на лицо Ригона, до сих пор клянется, что совершил ошибку, за которую его покарают Перворожденные.

– Тот палач – глупец, слишком любящий сладкий хмель и пустые воспоминания! – обозлился Агмунд. – Еще немного, и я решу, что ты сомневаешься в честности своего риара, Одлис. Вставая под мою руку, ты дал клятву служить мне, забыл? Служить, а не собирать сплетни болтливых дураков! Кому ты веришь, Одлис? Мне или морскому мерзавцу Ярлу-Кровавое-Лезвие? Этому воину без чести?

– Честь риара – честь его воинов, а наша сила – твоя сила, – медленно произнес Одлис. – Я помню свою клятву, мой риар. И следую ей.

Помолчал, явно желая спросить еще что-то, но не стал.

– Впереди стена, мой риар.

Агмунд обернулся на меня.

– Где вход, дева?

– Его нет. – Мне пришлось потрудиться, чтобы говорить, а не рычать. – Придется лезть через стену.

– Какие глупости. Ну-ка прочь! Отойдите!

Агмунд приблизился к стене и положил ладони на каменную кладку. Его лицо лучилось самодовольной уверенностью, риар не сомневался, что камень откликнется. Тем приятнее было увидеть удивление в глазах ильха, когда ничего не произошло. Камни не разошлись, повинуясь его приказу и воле.

– Мертвые! Ни капли жизни! Ломайте стену! – отдернув ладони, Агмунд потряс ими, словно коснулся чего-то мерзкого. Воины переглянулись.

– Может, не стоит нам идти туда, мой риар. Не к добру это, – осторожно сказал один из них – загорелый до черноты здоровяк со шрамом на лице. – Все слышали о проклятии Саленгварда… И о Владыке Скорби, что ждет в мертвом городе.

Остальные зашептались, кивая. Я едва не взвыла от разочарования. Что, если Агмунд просто повернет обратно? Тогда никто не спасет жителей Берега.

Но тут внезапно помог Верман.

– Все это ерунда, – бросил водный хёгг. – Шторм… – Верман запнулся на этом имени, но потряс головой, словно отряхнулся от капель воды. – Шторм приходил сюда едва ли не каждый день! Даже спрятал в Саленгварде хёггкар. И как видите, жив-здоров… был. Славным воинам не стоит верить в байки. За стеной всего лишь развалины. И пепел, который охраняет не Владыка Скорби, а человеческий страх. И я намерен получить то, что мне причитается!

– За предательство тебе причитается вырванная глотка, – прошипел Эйтри, и один из воинов ткнул его кулаком. Не сильно, так, чтобы беловолосый всего лишь замолчал.

– Шторм утопил мой хёггкар! – огрызнулся Верман, отводя взгляд.

– Только вот предательство ты задумал гораздо раньше. – Эйтри тяжело, в упор уставился на Альву, и красавица заметно побледнела. Заметив это, Эйтри усмехнулся и склонил голову, рассматривая девушку. А потом поднял связанные руки и медленно провел пальцем по шее.

Альва шумно выдохнула и прижалась к боку Вермана. Тот смотрел дерзко, но было понятно, что и ему не по себе.

– Не бойся, крошка, он тебя не достанет. Заберем нашу долю пепла, погрузим на «Ярость Моря» и покинем этот проклятый берег. Совсем скоро! – зашептал он. Но Альва как завороженная смотрела лишь на Эйтри, словно и не слышала Вермана. Сам Эйтри уже отвернулся и со скучающим видом изучал воинов, которые готовились ломать стену.

Откуда-то принесли кувалды, и несколько здоровяков, размахнувшись, ударили по камням. Острое крошево брызнуло во все стороны. Пользуясь всеобщей занятостью, я все же сделала несколько шагов и, оказавшись возле Брика, прикрыла мальчика от летящих осколков.

Брик выглядел оглушенным, замороженным. Он стоял, широко распахнув глаза, почти не моргая. И словно не видел ни чужаков вокруг, ни падающих камней. Я осторожно погладила худенькое мальчишеское плечо, но, кажется, даже этого парнишка не заметил.

Древняя стена, охраняющая Саленгвард, дрогнула и обвалилась, образуя проход. Агмунд помахал рукой, разгоняя пыль, и переступил остатки каменной кладки. Остальные двинулись за ним. Меня чужаки вытолкнули вперед и окружили, чтобы не сбежала.

Мы двинулись, и решимость воинов сменялась мрачной настороженностью. Ступая на мостовую Саленгварда, каждый поневоле старался делать это как можно незаметнее.

– Всего лишь развалины, я ведь говорил, – пробормотал в зловещей тишине Верман, когда мы прошли первую улицу. Воины ответили ему хмурыми взглядами. Многие достали оружие, хотя вокруг не было ни души.

Город расстилался вереницей пустых домов и сухих деревьев, тянущих к небу корявые ветви.

– Почему здесь так холодно? Все заросло лишайниками и плесенью…– испуганно озираясь, прошептала Альва. Под сапогами воинов с противным чавканье лопались разросшиеся грибницы.– Да еще и этот туман…Откуда он?

Теперь все воины Агмунда выхватили оружие. Туман и правда был – плотный, с прозеленью. Он появлялся словно из ниоткуда, медленно тек из-под порогов домов, стелился у ног. Еще у стены воздух был прозрачным и сухим, а стоило пройти пару улиц, и вокруг повисло густое влажное марево, которое пологом затягивало диск солнца и превращало летний день в вечерний сумрак. От этого каждому становилось не по себе. К тому же Альва была права – тянуло холодом. Зыбким, колким. Но понять, откуда он берется, тоже оказалось невозможно.

– Что за проделки, дева? – Агмунд обернулся ко мне и блеснул из-под сведённых бровей злым взглядом. – Что за вёльдовские чары? Откуда зимняя стылость в летний день?

– Я ничего не делала! Я здесь ни при чем!

– Смотри, дева, – кончиком кинжала риар Дассквила указал на Брика. – Учую подвох – мальчишке не жить. И остальным тоже.

– Это не я! Это…Саленгвард.

– Гиблое место, – проворчал воин со шрамом. – Зря мы сюда сунулись. Не к добру.

– Помолчи, Кирас! Тем, кто боится старых развалин – не место в моем отряде!

– Никто и никогда не обвинял Киарса в трусости, мой риар, – прогудел воин. – Но одно дело – честный бой с врагом, а другое – проклятия и колдовские чары. Против них меч и храбрость не помогут. Я чувствую, как гладит затылок холод незримого мира, мой риар.

Киарс поежился. Остальные тоже остановились, озираясь. Туман висел клочьями, напоминая завесу дыма. И глядя сквозь него, казалось, что в разрушенных домах кто-то движется, смотрит на незваных гостей из мутных стекол. Чудились тени, но стоило приглядеться – и каждый видел лишь увитые сухим плющом стены домов да разбитые камни мостовых.

И все же воины зашептались. Оружие многие держали уже нервно и смотрели недовольно. Вот-вот повернут назад, плюнув на приказ риара.

– Я слышал, твой отец, Киарс, уже так стар, что стоит на пороге незримого мира! – быстро произнес Верман.

К счастью, его жажда наживы сейчас играла на моей стороне.

– Пепел способен подарить ему еще много лет жизни! Вернет ему здоровье и молодость! Он станет таким сильным, что возьмет себе молодую жену и сделает тебе брата! Неужели ты не хочешь этого для своего родителя? Вы все? Испугаетесь тумана и развалин? Пепел совсем рядом!

– Братцев у меня и без того не пересчитать… на кой мне еще один? – пробормотал Киарс, но было видно, что воины воодушевились. Завладеть волшебным средством хотелось многим. К тому же, кроме тумана, вокруг действительно не было ничего страшного. Даже мой спутник – дохлый беркут, и тот спрятался! Мне почти хотелось заорать на этот проклятый Саленгвард – ну же, покажи больше! Накажи врагов, что топчут твои улицы и попирают твою память! Неужели серые клочья у ног – это все, на что ты способен? Пугать впечатлительных дев – вот и вся твоя сила, Владыка Скорби?

Но, похоже, так оно и было. Город лежал пустыми, безжизненными и беспомощными развалинами. Вероятно, я была права, говоря Шторму, что проклятие Саленгварда разрушило само время. И все, что осталось от него – это несчастное чучело птицы и издохший под ближайшим кустом волк.

Воспоминание отозвалось внутри нестерпимой болью.

На несколько минут мне удалось забыть. Удалось поверить, что все по-прежнему. Что он просто где-то среди волн и вернется вечером, легко ступая по песку у разбитых хёггкаров…

«Не бойся глубины… я удержу…»

Я снова часто-часто заморгала. Нельзя об этом думать. Никак нельзя. Надо спасти Брика. И остальных…

Воин со шрамом покосился на меня.

– Говоришь, много там этого пепла, дева?

– На всех хватит, – бесцветно отозвалась я.

– Далеко еще? – недовольно процедил Агмунд.

– Почти пришли.

Мы и правда успели дойти до площади, за которой белела лестница. Отряд замер, со смесью страха и восторга рассматривая то малахитовый дворец, виднеющийся в прорехах тумана, то мечи, вбитые в камни мостовой.

Я облизала сухие как песок губы. Мой смутный план был прост – увести врагов в Саленгвард, открыть камни и запереть их внутри. Но я не учла жестокость и коварство Агмунда, и того, что он возьмёт заложников. О себе я в тот момент почему-то даже не подумала… Но теперь получалось, что внутри скалы окажутся все. Может, я могла бы рискнуть Ирганом и Эйтри. Может, не посмотрела бы на перепуганных девушек, имен которых даже не знала.

Но Брик? Я не могла пожертвовать им. Шторм защищал мальчика ценой своей жизни. И я не могу его подвести. Я обязана тоже… защищать.

Как моего младшего брата Алекса, которого всегда опекала. Как моего старшего брата Майка, которого не смогла спасти. Как память о мужчине, который навсегда в моем сердце. Брик должен вернуться живым.

А значит, я не могу просто запереть чужаков в камне.

Но что же мне теперь делать?

Язык казался сухим и распухшим, губы потрескались, глаза нещадно жгло от невыплаканной соли. Слезы всегда напоминают мне о море. Всегда…

Не колеблясь, я сделала несколько быстрых шагов и сжала ладонь на втором мече, там, где ржавая вязь символов сложилась в слово «Душа». Кожа треснула, словно только этого и ждала. Струйка крови стекла по железу, заполняя руны.

И все исчезло.

***

– …еще один…

Обрывок фразы утонул в тумане, который мешал не только видеть, но и слышать. Голос оказался незнакомым. Шелестящим. Старушечьим. Странно. В отряде чужаков из Дассквила точно не было никаких старух. Так откуда она взялась?

– Еще один добавлю… Сквозь пространство, сквозь время… Совиным пером, птичьей костью… Кровью и пеплом, кровью и пеплом… Зовом моим…

Старуха бормотала совсем рядом, буквально у меня под боком. Смысл тарабарщины я не понимала, но почему-то от нее делалось страшно и неуютно.

Что происходит?

– На моей шкуре уже не осталось живого места, – ворчливо сказал кто-то.

И я вдруг поняла, что голос принадлежит… мне? Что за ерунда? Это точно не мой голос! Начать с того, что он явно мужской! Но слова вылетели одновременно с воздухом, когда открылись мои губы!

Или не мои?

Что со мной происходит?

– Потерпишь, а-тэм, – без доли почтения оборвала ворчание женщина. – Пробить толщу мироздания не так-то просто. И опасно. Из-за тебя я делаю то, что может не понравиться Плетущим-Нить-Норнам.

– Не хочу ничего знать о твоих совиных богинях, – буркнул мужчина. Или буркнула… я? – Делай свое дело, вёльда. Найди воина. Того, кто сможет спасти город.

– Не так-то это просто, а-тэм… Может, всей твоей крови не хватит, чтобы отыскать такого. Может, и нет его вовсе.

– Есть, я точно знаю. Должен быть, – хрипло отозвался тот, кто был мною. Или я была – им? – Ищи. Саленгвард поможет. Ищи, вёльда!

Имя города вдруг отозвалось внутри звоном, и туман перед глазами начал рассеиваться. Но что это? Где я?

В глаза бросились стены, увитые терновником и вьюнком, каменный пол, отсутствие мебели. И гора костей, насыпанная в центре этого странного помещения! Потом взгляд выхватил чадящую плошку, внутри которой тлела трава, распространяя горький дурманящий дым. Глиняную посудину держала сухая старческая рука.

Я моргнула, подняла голову, пытаясь рассмотреть больше. Значит, не померещилось. Старуха и правда была. Горбоносая и темноглазая, босоногая и не слишком чистая незнакомка, одетая в серое платье без рукавов. Самым примечательным в ее облике был плащ. Черную ткань украшали птичьи перья, от ворота до длинного, тянущегося по камням подола. Они лежали так плотно, что казались единым целым, словно и не плащ то вовсе, а одеяние живой хищной птицы.

В одной руке старуха держала чадящую плошку. А во второй – окровавленный нож.

В нос ударил знакомый железистый запах.

Я опустила взгляд и подпрыгнула. Мои руки сплошь укрывали вырезанные на коже символы-руны. От крепких загорелых запястий до самых плеч, где блестели массивные золотые обручи. Единый! Эта ужасная старуха изрезала мне руки!

Но постойте…

Это ведь не мои руки! Хотя бы потому, что они мужские!

Да какого демона?

– Что… что происходит? – прохрипела я и осеклась.

Старуха в плаще замерла с занесенным ножом, дым от ее плошки резал глаза.

– Постой, вёльда! – Эти слова снова вылетели из моего рта, который, как я уже поняла, вовсе не был моим. – Я что-то чувствую! Неужто получилось?

– Ты чувствуешь в себе дух призванного воина? – Черные глаза вёльды блестели молодой ярой силой совсем не по-старушечьи.

– Кажется… да, – снова произнес мой рот. – Я чую его! Не бойся, воин. Твой дух призван лишь на время, а тело в покое там, где ты его оставил. Тебе не нужно переживать!

Я мрачно молчала. Не нужно переживать? Да конечно! Мое несчастное тело, судя по всему, сейчас валяется на мостовой Саленгварда в окружении толпы агрессивно настроенных чужаков. Да уж, никаких поводов для волнения!

– Что случилось? Где я?

Слова снова произнес мужчина с изрезанными руками. Похоже, каким-то невероятным образом он и старуха-вёльда призвали мой разум. Или душу? Ох, лучше об этом не задумываться! Не сейчас. Пока надо разобраться, зачем я здесь и как мне вернуться в облик Миранды.

– Я чувствую чужой страх! – с радостью выкрикнул мой рот. Рука, покрытая кровавыми рунами, властно протянулась к старухе. – Дай мне льдистое стекло, вёльда! Воин должен знать, с кем говорит!

Ворча, женщина достала из-под складок птичьего плаща небольшое зеркальце, протянула. И заглянув в него, я рассмотрела знакомое мужское лицо. Тяжелый, чуть раздвоенный подбородок, орлиный нос, золотые волосы, заплетенные в косицы. Матовый обруч на шее. И яркие голубые глаза, которые я тоже уже видела.

А-тэм из чужих воспоминаний! А-тэм проклятого риара.

– Это какой-то ритуал? – Я увидела в зеркале, как шевельнулись мужские губы.

– Ты понял верно, воин, – со вздохом мужчина уронил зеркало на сухую траву у ног. – Ритуал вёльды, что своим чаровством выдернула тебя из тела и принесла сюда, в Саленгвард. Ты, верно, знаешь о нем. Все знают. Скажи, что ты слышал про город диковинок и Даров Перворожденных? Не бойся произносить слова. Ты говоришь моим языком, но это ненадолго. Времени мало – пока тлеет вёльдова трава и пока не затянутся порезы на моих руках.

Он-я поднял ладонь, и я удивленно ахнула. Вырезанные на коже символы заживали буквально на глазах.

– Да, я исцеляюсь… – со странной интонацией произнес а-тэм. – Быстрее, чем любой человек. Или даже хёгг. И в этом тоже причина того, что ты здесь, воин. Причина, по которой я согласился на кровавый ритуал вёльды. Так что ты знаешь о Саленгварде, воин?

Мужчина провел рукой по глазам, и на миг я ощутила его безмерную усталость. И боль. Она была сродни той, что испытывала я. Боль потери того, кто дорог…

– Не хочу тебя огорчать, но я не воин. – Говорить с собой, да еще и чужим голосом, оказалось жутковато. – Меня зовут Миранда.

– Дева? – Мужчина обернулся на старуху, но та лишь пожала плечами. – Ты обещала мне воина, ведьма!

– Решаю не я, – огрызнулась женщина. – Я могу лишь открыть путь.

– Но чем мне поможет слабая дева? Чем она поможет Саленгварду? – почти в отчаянии крикнул а-тэм. – Мне нужен тот, кто способен сражаться! Кто может победить! Ты обманула меня!

– Я открыла путь, как ты и просил! Ценой птичьих жизней, что порой важнее жизни глупых людей! – сурово оборвала вёльда, и мужчина осекся. – Если дева прошла по грани незримого мира, может, не так уж она и слаба! Говори, пока течет дым, а-тэм. Время уходит.

Отвернувшись от старухи, мужчина несколько раз с силой втянул воздух, потом выпрямился и, подойдя к круглому окну, выбитому в камне, глянул вниз. И я с удивлением увидела знакомый город. Те же фонари-цветы, те же дома с расписными стенами. Тот же малахит и мрамор. Несомненно, я видела Саленгвард. Но иной. Таким он был в моих снах: бурлил людским потоком, звенел голосами, двигался. В реальности я видела эти здания разрушенными, с дырявыми стенами, а сейчас наблюдала, как их возводят.

Это был Саленгвард из прошлого. Сколько лет минуло с этого дня? А вернее – сколько веков?

– Дева… – не скрывая разочарования, протянул ильх. – Значит, все напрасно. И зря я прогневал Перворожденных, обратившись к чаровству вёльд. Теперь ничто не спасет Саленгвард. И остается лишь один путь – писать прошение в Совет Ста Хёггов. И уповать на их милость…

– Не спасет от твоего риара? – уточнила я, и мужчина вздрогнул. Кажется, поняв, что призвал деву, он сразу списал меня со счетов и успел обо мне забыть.

– О, ты знаешь о нем, – со смесью горечи и гордости произнес ильх. – Все знают. Великий риар прекрасного города чудес. Тот, кто создал железных коней и птиц, кто заставил двигаться в толще воды морского змея со стеклянной чешуей! Это ты слышала, дева? Небесный Дар Перворожденных – вот как называют моего риара!

Называют его теперь иначе, но спорить я не буду. На это нет ни времени, ни желания.

– Что он задумал? Твой безумный риар, что он задумал?

Ильх, кажется, опешил от такого напора. Удивленно поскреб макушку, дернул косицу с вплетенными в нее драгоценными камнями.

– Откуда ты знаешь о безумии, дева? Неужто дурные слухи успели наполнить фьорды?

– Так что он сделал? – поторопила я.

– Мой риар по праву назван величайшим из ильхов, – тяжело вздохнув, произнес мужчина. – Ни в ком я не встречал столь острого разума и такой тяги к познанию. Равного ему нет даже в башнях Варисфольда. Но живой разум таит в себе и величайшую опасность. Он не терпит оков. В нем нет страха и нет границ. Нет преклонения. Мой риар счел себя равным Перворожденным. И даже выше их. Он попрал их законы и установил свои. Традиции предков им забыты, теперь мы почитаем мертворожденных чудовищ, созданных из стекла и железа. Эти жуткие твари плюются кипятком и ядом, их крылья режут осколками и колют шипами. Они убивают без раздумий и малейшего милосердия. Живое мой риар поменял на мертвое, ведь мертвое будет служить гораздо дольше! Оно не чувствует боли, в нем нет изъянов. Это новый мир, мой глупый а-тэм, так он сказал. Но и этого моему побратиму оказалось мало. Когда я пригрозил, что Перворожденные накажут его за дерзость, он рассмеялся. И ответил, что незримый мир никогда его не получит. Не для того он познал так много, чтобы сдаться на волю времени.

– То есть как это? – не поняла я, и ильх недобро рассмеялся.

– Он хочет получить власть не только над жизнью, но и над самой смертью! Говорит, что отпущенных ему лет слишком мало, чтобы познать все… В нем нет жестокости, дева. Он верит в то, что делает. Верит, что несет людям благо. И это страшнее всего! Мой побратим сказал, что желает победить само время. И он нашел способ! Но настолько ужасный, что мой язык не повернется назвать его! Ты видишь, как быстро затянулись мои раны, дева? Это тоже сделал он… мой риар. Быстрое исцеление, вечная жизнь… Но какой ценой?

Мой взгляд опустился на руки, покрытые уже не кровоточащими полосками, а зажившими рубцами. Да и те светлели на глазах.

– Сначала я думал, что мой брат и правда дарован фьордам для их процветания, но то, что он делает сейчас… это проклятие! Проклятый риар, вот кто он! И все напрасно… Я упустил время. Не остановил его. Не смог выполнить свой долг. Я был обязан защитить город и его, моего побратима. Защитить даже от него самого! Должен был убить. Но я не смог. Струсил. А сейчас уже слишком поздно. Я чувствую – собирается гроза. А воды шепчут, что Саленгвард обречен.

Ильх заметался по комнате. Вёльда следила за ним из-под насупленных седых бровей, дым в ее плошке был удивительно похож на тот, что окутывал улицы Саленгварда. И он почти растаял.

– Но как его остановить? Как?

– Убить, – хрипло прошептал а-тэм. – Но это уже почти невозможно… он почти бессмертен… Ценой чужой души, дева. Мой риар говорит, что сильный всегда пожирает слабого – таков порядок вещей. Теперь осталась лишь одна надежда – на Совет Ста Хёггов. Властью самих фьордов они разделят тело с душой и разумом и навечно прикуют к землям Саленгварда…

Комнату затянуло дымом-туманом, мелькнул перед глазами ржавый меч с вязью рун, малахитовая зелень вдали… Глаза вёльды блестели спелыми вишнями… На миг почудилось, что нет никакой старухи, а в птичьем плаще стоит юная девушка.

Ильх поднял голову, словно прислушиваясь.

– Я все еще слышу, как плачет Вёльхон. Не дай тебе Перворожденные узнать, как плачет хёгг, дева… Нет ничего ужаснее. А теперь – возвращайся. Ты ничем мне не поможешь.

– Стой! Как зовут твоего риара? И тебя…– Почему мне показалось это важным?

Мои-его губы растянулись в удивленной улыбке.

– Ты не знаешь? Все знают эти имена. Великий риар Саленгварда Харгор и а-тэм его – Ёрмун.

(обратно)

Глава 25

– Торферд, помоги мне! – закричала Нана. – Скорее! Он еще дышит. Шторм дышит! Дайте воды!

– Старый Одлис промазал! – просипел ее брат, осторожно придерживая здоровой рукой голову своего капитана. – Не попал в сердце!

– Вряд ли такой опытный лис мог промазать, – возразил Бирон-Стервятник, с тревогой глядя на бледное до синевы лицо Шторма. Не верилось, что ильх все еще дышит. Казалось, в его теле не осталось крови, вся она была в луже под ним. – Сдается, Одлис сделал это намеренно. Пощадил Шторма вопреки приказу своего риара.

– Но зачем?

– Может, ему не понравилась правда об ильхе, которому он служит. Агмунд послал своего а-тэма убить Брика и его мать, но сделал это тайно. Знал, что за такой поступок от него могут отвернуться свои же воины. Вот Одлис и задумался, стоит ли выполнять приказы такого риара.

– Вот только его удар вряд ли можно назвать пощадой, – тихо произнесла Нана, осматривая окровавленное тело Шторма. Да, ильх все еще дышал, лезвие не задело сердце, и все же…

– Рана все равно смертельна. И морская глубина здесь уже не поможет, – поняв мысли сестры, с отчаянием прогудел Торферд. – Шторм умирает. Если…

– Если… – эхом отозвалась Нана.

Ильхи – измученные, избитые, грязные – сбились кучей вокруг лежащего на земле капитана. Его дыхание становилось все тише. Рану прижали тряпками, но это не могло спасти Шторма. Каждый понимал, что выход лишь один.

– Если мы не дадим ему пепел, – закончил Бирон.

– Шторм запретил. Он принимал его слишком часто. Он и так слишком близок к тому, чтобы стать драугом. Даже щепоть может отобрать его душу.

– Без пепла он не протянет и получаса. Старый Одлис знал про порошок, может, он подарил Шторму время на исцеление.

– Но он не знал, что каждый, кто принимает много пепла, становится драугом, – хмуро сказала Нана. – Каждый, кто не сумеет вовремя остановиться. Шторм запретил давать ему порошок. Так и сказал: даже если я буду подыхать, не вздумай влить в мою глотку эту проклятую дрянь, Нана!

– И что же ты собираешься делать?

– Именно это, – вздохнула великанша. – Влить пепел в горло Шторма и молить Перворожденных, чтобы он не стал драугом. Иначе у Последнего Берега не будет ни малейшего шанса! Став бездушным чудовищем, Шторм сам нас всех перебьёт, а мы не сможем его остановить!

– Он и так нас всех перебьет, когда очнется и узнает, что мы нарушили его приказ, – уныло предрек Торферд, глядя, как сестра достает резную коробочку, смешивает порошок с водой и открывает бледные губы Шторма.

Мутная струйка стекла на его язык, грудь ильха резко приподнялась, шумный вдох вырвался из губ. Выдох задерживался. И все затаили дыхание, молясь про себя Перворожденным.

А потом Шторм закашлял и открыл глаза. Окружившая его толпа резко отпрянула, с испугом всматриваясь в глаза Ярла. Но они все еще были серо-зелеными, хотя и очень злыми.

– Не драуг вроде, – прошептал Торферд, и остальные подпрыгнули.

– Так драугом-то не сразу становятся, – таким же громким шепотом откликнулся старик Дюккаль. Кошка высунулась из бороды Вегарда и рывками втягивала запах пепла и крови. – Может и пара дней пройти, прежде чем человек устанет сопротивляться проклятию! Вот тогда-то глаза и потемнеют, а душа погибнет! Застрянет между зримым и незримым, не здесь и не там! Эй, Шторм, это все еще ты?

Шторм приподнялся на локте, обвел взглядом испуганные лица друзей, глянул на свою грудь, где рана уже стягивалась неровной коркой.

– Где Мира? И Брик? Сколько погибших?

Попытался встать, но Нана его удержала.

– Да постой ты! Нельзя же вот так сразу… Дай шкуре срастись… – Она виновато пошамкала губами. – И прости меня. Выхода не было.

– Не вини себя, Нана. – Шторм мягко коснулся ее руки. – Я понимаю. Сколько ты мне дала?

– Самую малость! – Взволнованная Нана даже не стала возражать, когда Шторм все-таки поднялся. – Всего несколько щепотей, чтобы рана заросла, а кровь остановилась! Этого мало для полного исцеления, и ты все еще слаб. Но теперь тебе поможет глубина и…

– Нет времени, – отмахнулся Шторм. Острый взгляд скользнул по людям, подмечая их потрепанный вид. Посмотрел на солнце, прищурился. – Сколько я тут валялся?

– Недолго.

– Значит, Мира все-таки повела Агмунда в Саленгвард. Кто ушел с ними?

– Эйтри с Ирганом, безмолвные сестры Эйса и Адела. И еще Брик.

Шторм мрачно кивнул.

– Мне нужен мой меч. Принесите.

Молодой светловолосый ильх с рыбкой на лице протянул клинок.

– Вот он. Я принес, повелитель.

Шторм не стал поправлять, лишь кивнул.

– Но ты не можешь идти за ними, – встревожилась Нана. – Ты еще слаб, Ярл! Рана едва затянулась, повернешься неловко – и снова откроется! А ты хочешь размахивать мечом против толпы воинов?

Шторм ответил коротким взглядом, и женщина осеклась. Помрачнела.

– Нана, Бирон, пройдите по берегу, найдите всех, кому еще можно помочь. Перевяжите их раны. Пепел… только в случае неизбежности. Сколько хёггкаров подожгли?

– Все, – сказал Бирон.

Ответил сухо, но в глазах конухма-отступника застыла боль. Этот берег был его домом почти всю жизнь.

Шторм молча сжал оплетку своего меча.

– Торферд, собери тех, кто еще может сражаться. А после веди их в Саленгвард.

Великан тихо охнул.

– А как же проклятие, Ярл?

– Даже оно меркнет перед человеческой злобой и жестокостью, Торферд. Если Агмунд вернется, он никого не пощадит.

– Но…

– Пришлая девчонка не побоялась, повела врагов за собой, от нас повела! А ты что же – струсишь, братец? – прищурилась Нана, уперев руки в бока.

И Торферд сник, отчаянно мотнул головой.

– Я все сделаю… Все сделаю!

Шторм кивнул, обвел еще одним взглядом притихших ильхов. У каждого из них была своя история, приведшая сначала в море – с камнем у ног, а потом на борт его хёггкара. Каждый стал преданным соратником и верным другом. Они сражались вместе под черным знаменем «Ярости Моря», вместе делили штиль и бури. А после – жизнь на Последнем Берегу.

– Пусть хранят тебя глубокие воды, буйные ветра и духи предков, мой повелитель, – сказала Нана.

– Последний Берег берет все и ничего не отдает, – сказал Бирон-Стервятник.

– Милости Перворожденных всем вам, – ответил Шторм.

И пошел к Саленгварду. Первые шаги – пошатываясь. Но с каждым все увереннее.

***

Холодная вода промочила меня насквозь. И привела в чувство.

Я разлепила ресницы и некоторое время отчаянно моргала, пытаясь понять, почему меня облили, где я, и что происходит.

– Очнулась, красавица? Ну наконец-то. Я ведь говорил, от недомоганий дев всегда водичка помогает. Особливо – студёная!

Ко мне склонилось несколько лиц. Смеющиеся – чужаков, отстраненное – Одлиса, и встревоженные – Иргана и Эйтри.

– Что случилось?

Я села, мотая головой. С волос полетели капли.

– Ты рухнула на дорогу как подкошенная. – Возле меня присел Одлис, протянул руку, помогая подняться. – Еще и за ржавый меч схватилась, порезалась. Встать можешь?

Агмунд скривился при этих словах, и я поторопилась кивнуть.

– Могу. Со мной все в порядке.

Проигнорировав руку Одлиса, я осмотрелась. Воин так и остался стоять с протянутой ладонью. А потом молча кивнул и отошел.

Я беспомощно оглянулась на последний меч. Полустертая вязь рун выплетала слово «Плоть».

Но почему ничего не случилось? Сама не знаю, чего я ждала, но… хоть чего-то! Древнее проклятие должно было свершиться, ведь так? И сейчас почивший риар Саленгварда представлялся мне куда безопаснее живого и злого Агмунда! Ну хоть бы какой-нибудь завалявшийся призрак явился! Что-нибудь, способное отвлечь врагов и дать нам шанс на спасение!

Но чтобы грянул гром, наверняка надо окропить кровью все мечи.

Я потянулась к последнему клинку. Но чья-то сильная рука дернула меня за шиворот, поднимая.

– Довольно этого притворства, дева! – рявкнул Агмунд. – Либо веди нас к волшебному порошку, либо я начну отрезать куски от твоих друзей. Пожалуй, начну с беловолосого, слишком много говорит! Эй, Бергтор, ну-ка избавь его и от второго глаза!

– Стойте! Пепел наверху! – живо подскочила я. – В малахитовом дворце. Уже близко, надо лишь подняться по лестнице.

Все еще порой мотая головой, чтобы выкинуть оттуда дым и образы, а заодно согреться, я двинулась к мраморным ступеням. Шла, слегка шатаясь и не замечая обеспокоенных взглядов Иргана. Даже Эйтри смотрел с тревогой. Но я могла лишь бледно улыбнуться, показывая, что все хорошо.

Хорошо, конечно, не было. Трудно найти что-то хорошее в конвое из вооруженных чужаков, пугающих видениях и темной паутине, расползающейся на руке. Из-за крови она была не видна, но стоило присмотреться, и жутковатая сеть проступала сквозь кожу. Я спрятала ладонь в складках платья. На языке горчил дым из плошки вёльды. Мысли путались, и думать толком не получалось. Еще недавно я сочла бы свои видения галлюцинациями, бредом, вызванным усталостью или стрессом. Сейчас, шагая по лестнице Саленгварда, я ни минуты не сомневалась в реальности произошедшего. Я действительно побывала в теле а-тэма из прошлого. Меня призвали с помощью колдовства, у которого нет никакого рационального объяснения.

Да и не надо. В конце концов, чем мне это объяснение поможет? Надо выпутаться из сетей чужаков, надо спасти людей, но я так и не придумала дельного плана! И, похоже, очередной порез грозит мне лишь заражением крови, да и только!

Что же делать?

А самое ужасное… что предпринять, если малахитовый зал не откроет свои стены и не покажет дорогу к останкам Вёльхона? Что я буду делать тогда?

Сжав зубы почти до хруста, я заставила себя просто шагать по лестнице. Позади тихо переговаривались воины.

– …и мечи странные… зачем их воткнули посреди дороги? – бормотал воин со шрамом – Кирас. – На ритуал больно похоже… Не к добру…

– Этот сброд годами таскал отсюда волшебный порошок, и ничего им не сделалось, – это уже Бергтор, который облил меня водой. – Заберем пепел и уйдем.

– Туман сгущается. Словно в облаках топаем!

– Не нуди. Дошли уже…

Пелена расступалась, показывая малахитовую зелень дворца. Огромные ворота стояли нараспашку, и я нахмурилась. Разве, когда я уходила отсюда в последний раз, двери были открыты? Вроде нет… Хотя их мог распахнуть сквозняк.

– Шевелитесь, что застряли?

Воины притихли, входя в огромный зал. Несколько минут все стояли молча, рассматривая остатки былого великолепия и узор на полу: черный и белый хёгг, сплетенные в вечных объятиях.

– Не к добру, – мрачно произнес за спиной Кирас и заслужил яростный взгляд своего риара.

– Вернемся в Дассквил – получишь плетей! Надоело тебя слушать! – рявкнул он. – А сейчас – забираем этот хеллев пепел. Где он, дева?

Едва дыша, я повернулась к стене. И сдержала удивленный возглас. Вместо каменной кладки виднелся широкий коридор. И его точно не было раньше!

Не отвечая, я первой пошла по проходу. На стенах тускло тлели светильники, но чья рука их зажгла? Странно все это…Малахитовые стены хранили холод, внутри дворца оказалось зябко.

– Верман, посмотри, даже тут туман, – прошептала за спиной Альва. – Разве так бывает?

– Помолчи…

Эхо шагов ударялось о стены и таяло, поглощенное тишиной. За первым коридором открылся второй, а потом еще. И когда Агмунд уже начал злобно рычать, камни расступились, и мы оказались в огромном зале-пещере.

Вошедшие воины шарахнулись в сторону, Верман и Альва испуганно прижались к стене. Эйтри усмехнулся. Один Брик по-прежнему выглядел сонным и безучастным, словно не совсем понимал, где мы и что происходит.

– Это что? Ловушка? Куда ты привела нас, подлая дева! – сказал Агмунд, тараща глаза на скелет, занимающий добрую часть зала.

– Я привела вас, куда обещала, – пользуясь всеобщим замешательством, я переместилась поближе к Брику. Поведение мальчика меня беспокоило.

– Ты обещала отдать пепел! Средство, исцеляющее любые болезни!

– Так вот он, – сделала я широкий жест рукой. – Сожжете кости – и получите свой волшебный порошок.

– Но это хёгг!

– Да. Вёльхон. Потомок Лагерхёгга. Хёгг Проклятого риара, последнего правителя Саленгварда. Насколько я поняла, риар сумел сделать невозможное, и благодаря кровавому ритуалу Вёльхон в каком-то смысле все еще жив. Потому его кости и исцеляют.

На меня уставилось несколько десятков шокированных, ошеломленных глаз.

– Что ты говоришь, дева?

– Но это… невозможно! Ужас …

– Проклятый риар… Владыка Скорби!

– Не к добру.

– Заткнулись все!

Последнее, конечно, вырвалось изо рта Агмунда. Альва выглядела такой бледной, что казалась тающей тенью. Она цеплялась за руку Вермана, но тот ладонь убрал и шагнул к скелету.

– То есть порошок надо делать? И сколько выйдет из одной кости?

– Мешок, – процедила я.

– Целый мешок? – загорелись глаза контрабандиста. Верман привык нарушать закон и жить за гранью, видимо, поэтому его меньше других испугало увиденное.

Или его просто вела жадность. Та самая, что заставляла вылавливать из моря преступников и продавать их в качестве рабов.

– Дайте топор! – потребовал он.

– Да ты в своем уме? – уставился на него Кирас. Воин тоже побледнел, только шрам на его лице стал пунцовым как рана. – Это останки хёгга, не видишь, что ли? Ты собираешься отрубить его лапы и крылья, чтобы продать на рынке? Это низость!

– Не тебе меня судить, – огрызнулся Верман.

– Прости, мой риар, но на такое я не соглашался, – пробормотал один из воинов. Кто-то мрачно кивнул, другие стояли молча, отводя глаза.

Пустые глазницы на огромном черепе, казалось, рассматривали мелких людей.

– А там что? – Агмунд, нахмурившись, вгляделся в кольцо драконьего скелета. Внутри крыльев темнело черное, ничего не отражающее зеркало.

Я пожала плечами. Верман все-таки забрал топор у одного из воинов и вскинул, примеряясь к хвосту хёгга. Кирас тоже шагнул вперед.

– Остановись! Перворождённые нас проклянут!

– Такие, как я, прокляты уже давно! Отойди!

– Мой риар, останови это надругательство! Перворожденные всех нас покарают! Мы воины, мы не разоряем могилы хёггов!

– Не мешайте мне! Я возьму то, что мне причитается! – взмахнул топором Верман. Лицо его исказилось, как у безумца, и Кирас поневоле отшатнулся. Воины топтались и переглядывались, не зная, как поступить.

Одлис медленно поклонился останкам дракона, прижал кулак к груди, повернулся и направился к выходу.

Агмунд обжег его спину злым взглядом, поджал губы.

– Что ж… Нарушать вечный покой хёгга – недостойно воина, тут ты прав, Кирас. Ты обманула нас, дева.

– Я привела к пеплу.

– Умолчав о его природе. Чего ты хотела? Увести нас с берега? Мы возвращаемся. И на этот раз пощады не будет.

– Не раньше, чем я заберу свой пепел! – выкрикнул Верман. Взмахнул топором, ударил, и лезвие глухо звякнуло о кость. В месте удара разбежались красноватые искры-змейки.

Все замерли, с ужасом уставившись на застрявший топор. Огненные молнии катились по скелету волной, окрашивая белизну в багрянец. Туман стелился по полу, уплотняясь и сгущаясь.

– Уходим! – крикнул Агмунд, обнажая меч. – В пекло этот Проклятый Берег! Убейте пленников! Возвращаемся в Дассквил!

Эйтри каким-то непостижимым образом взмахнул руками, проведя связанными запястьями по мечу одного из замешкавшихся воинов, крутанулся и с размаха ударил его же кулаком. Ильх, хрипя, покатился по полу, а Эйтри уже схватил его оружие, развернулся к следующему. Иргван метался в тумане, но кажется, уже и ему удалось избавиться от пут.

На миг я даже успела ими восхититься, но тут Бергтор с ревом бросился на застывшего Брика, и я рванула к мальчишке. Успела оттолкнуть и нырнула вниз. Меч со свистом прошел над головой, едва не снеся мне макушку. Я на ощупь схватила руку Брика и потащила его в сторону. Клочья тумана слепили глаза, марево казалось густым и жирным, как наваристый бульон. Откуда оно взялось? Правда, сейчас я могла лишь сказать за это спасибо.

– Найдите их! Убейте!

Я втолкнула Брика в какую-то нишу с полками. На голову посыпались сухие палки…

– Сиди тут. Понял?

Мальчик не ответил. Я выпрямилась, заслонив его и пытаясь хоть что-то понять. Кажется, Иргана все-таки свалили, я услышала его яростный вопль. Эйтри кружил, отбиваясь сразу от троих. Но силы были явно не равны! И выход перекрыт, чтобы к нему пробиться, придется уложить отряд вооруженных воинов!

– На что вы рассчитываете, отребье? – Агмунд поморщился из-за досадной задержки. И прикрикнул на своих: – Ну что вы возитесь? Перережьте им глотки. Их всего двое!

– Трое, – произнес кто-то у входа.

Мое несчастное, уничтоженное, разбитое сердце вдруг замерло. А потом ударило с такой силой, что стало больно. Не веря, боясь поверить, я прижала руку к груди. Всмотрелась в туман до рези в глазах.

Мне почудилось? Или Саленгвард играет со мной? Или я снова провалилась в обморок и вижу прекрасную грезу? Это ведь не может быть…он?

Морской ветер ворвался в пролом стены, шальным озорником взметнул полы одежд, волосы и клочья тумана. Ласковым прикосновением погладил мои щеки, нежно лизнул мокрые ресницы. И улетел обратно – к своему хозяину.

– Не может быть. Ты мертв! – выдохнул Агмунд.

Шторм улыбнулся и поднял меч.

***

Немного ранее…

Саленгвард встретил Шторма тишиной и туманом. Дойдя до мечей, ильх остановился. На металле краснели бусинами капли крови. Он выругался сквозь зубы. Кто поранился о проклятый клинок? Кто?

Чутье подсказало ответ, и Шторм выругался снова. Надо спешить. Белая лестница растянулась перед ним издевательским оскалом, ильх ответил рычанием. Если бы кто-нибудь спросил, что он ненавидит больше всего на свете, он сказал бы – Агмунда из Дассквила. А еще – ступени. Все в мире, и особенно – эти. Гладкие, белые, скользкие, словно облитые маслом. Обточенные временем и множеством кожаных подошв. Беспощадные ступени.

Если бы кто-то спросил Шторма, чего он боится, он забыл бы про Агмунда, но, увы, тоже вспомнил бы эти проклятые ступени! Потому что давно позабывший страх ильх ощущал панику, стоя на краю лестницы и глядя в ее невообразимую, невыносимую, недосягаемую высоту. Он мог победить опытного, закаленного в боях воина или свалить дикого зверя, мог укротить бурю, мог повернуть течение. Он давно не боялся ни ярости моря, ни гнева грозы, ни живых, ни мертвых. Он умел многое. Но будь все проклято, он не мог преодолеть эту Хеллеву лестницу! Пытался несколько раз, но так и не сумел!

И это понимание сводило Шторма с ума.

Клочья тумана разошлись, показав верхний ярус и людей, входящих в малахитовый дворец. Он опоздал совсем немного! Он должен их догнать. Должен.

Ругательства уже не помогали, и Шторм, сжав зубы, поставил ногу на следующую ступень. Колено прострелило болью сразу же. Никакой подготовки, никакой отсрочки. Первые же ступени могли отправить его в бесславное поражение.

Сжав зубы, боком, чтобы уменьшить вес тела, Шторм полез наверх. Ухищрения не помогали. Боль сжала на ноге стальные челюсти и начала медленно пережевывать. Кожа, мышцы, кости, все ускоряющийся ток крови. Он знал, что это иллюзия, но все явственнее ощущал клыки, рвущие на части его тело.

Выше. Выше. Выше.

Проклятые, ненавистные ступени. Их так много, что невозможно сосчитать. И каждая дарит новую боль.

Когда Шторм добрался до срединного пролета, его тело тряслось, словно в лихорадке, лицо покрыла испарина. Рана на груди нещадно болела и, кажется, снова кровоточила. Уставшая нога мелко скользнула по мраморной глади, и Шторм клацнул зубами. Если он поскользнется… Если только поскользнётся… Лестница внизу казалась ледяной горкой. И, скатившись вниз, Шторм вряд ли сможет снова преодолеть этот путь. О том, что спускаться все-таки придётся, он сейчас не думал. Главное – остановить Агмунда. Прикончить проклятую лестницу, а потом чужаков. Найти Миру и остальных. Спасти.

Кожаный мешочек на поясе налился тяжестью, словно внутри лежал булыжник, а не легкий, почти невесомый порошок. Нана пристегнула его, прощаясь со Штормом. Повесила ему на пояс искушение, от которого так трудно отказаться. Внутри шелестел голос пепла. Достаточно нескольких щепотей… всего нескольких!

Выдохнув почти со стоном, Шторм отдернул руку от проклятого порошка и пополз дальше. Никакого пепла. Он и так слишком близок к бездне. И новая щепоть может стать последним ударом в спину, от которого он кубарем полетит в пропасть. Туда, откуда уже нет возврата.

Всем, кто впервые пробовал пепел, он казался даром Перворожденных, волшебным эликсиром. Пепел исцелял, забирал боль, давал силы. И Шторм тоже попал в ловушку пепла. Раненая в Дассквиле нога заживала слишком медленно, кость срослась неправильно. Даже глубина не могла полностью излечить ильха. Ему мог бы помочь Зов сильного риара, ведь не зря люди всегда стремились жить рядом с таким правителем. Изначальный Зов Перворожденных был дарован для избавления от ран. А любовь прекрасных дев, что слышат его, оказалась приятным подарком. Там, где живет сильный риар, люди здоровы и крепки, их раны заживают легко и быстро.

Но на Последнем Берегу нет такого риара. Здесь нет никакого, здесь только отверженные и проклятые, полоса леса, море и мёртвый город на склоне.

И пепел.

В те первые дни после Дассквила Шторм принял его слишком много. Бирон не сказал, откуда берется исцеляющий порошок. А когда Шторм узнал сам – было поздно. Лишь сила водного хёгга все еще удерживала ильха от перерождения. Так что теперь каждая новая щепоть – это лезвие, застывшее у горла. Может, промажет. А может, и нет. Когда искушение принять еще хоть крошку становилось невыносимым, Шторм вспоминал лица и имена тех, кто не удержался.

Не меньше десятка лиц и имен. Он вспоминал их смеющимися и живыми, не такими, какими их сделал пепел. И тем более не такими, какими они горели в очищающем пламени. Драуги сильнее любого воина, они крошат камни голыми руками и способны убивать за считанные минуты.

И никто не вернулся с той стороны, став проклятым драугом.

Никто.

Шторм коротко выдохнул, отдернул руку от мешочка на поясе и упрямо пополз дальше.

Невидимые железные клыки перемололи в труху его ногу и теперь грызли все остальное тело. Спину, плечи, шею. Даже лицо, и то дергало от каждого шага. Но Шторм лишь шипел и упрямо двигался наверх.

Перед глазами стояло одно лицо. Он хотел бы сейчас думать о Брике, ведь раньше именно забота об этом мальчике заставляла его дышать даже в самые паршивые моменты. Но сейчас он думал лишь о ней. Затуманная дева, дерзкая чужака, строптивая лильган. Драгоценность, которую он выловил в холодных водах фьордов. Единственная в мире дева, которая навсегда похитила его разум.

И Шторм вдруг понял, что терзающая боль отступает, блекнет перед огнем, что зажигает внутри чужанская дева. Мира была там, наверху, в руках его врагов.

Шторм прищурился и ускорил шаг, уже почти не чувствуя яростную, терзающую боль. Перед глазами стояло лицо чужанской девы. Мира нежная, Мира смеющаяся, Мира яростная. Такая разная, такая живая.

Хотя какая она чужанская – эта дева?

Она – его. И пусть найдется смельчак, готовый ее у него отобрать…

(обратно)

Глава 26

Клинок со звоном сошелся с клинком. Рыча по-звериному, на Шторма бросился Бергтор, с другой стороны напал Кирас. Остальные чужаки тоже развернулись, нацелившись на нового противника. Агмунд отступил под кости Вёльхона.

– Твоя смерть лишь вопрос нескольких минут, отребье, – крикнул он. – Думаешь, один справишься с моим отрядом? Ты ранен, и даже отсюда я вижу кровь на твоей рубахе. Лучшее, что ты можешь сделать – погибнуть с честью.

Я дернулась вперед, пытаясь рассмотреть Шторма за широкими спинами в черных одеждах, но видела лишь мельтешение рук и замахи мечей. Великие Перворожденные! Что с ним? Агмунд говорит о ране, да я и сама видела тот удар. Значит, Шторм принял пепел. Но смог ли тот исцелить его полностью?

– Лучшее, что я могу сделать, это остаться в живых, – вдруг прозвучал спокойный голос, и воины Агмунда покатились по полу, отброшенные сильнейшим ударом.

На миг я увидела его. Бледное лицо с заострившимися скулами, выпачканный кровью лоб, покрасневшие от боли веки. И глаза – яркие, зеленые, злые. Миг мы смотрели друг на друга, а потом ильха снова атаковали. Зал наполнили крики, стоны, ругань. Звон стали, глухие звуки ударов и запах крови. Шторм буквально прорезал себе путь в живой стене воинов. Он двигался молча, больше не отвлекаясь на презрительные подначки Агмунда. Ирган и Эйтри оказались за его спиной, прикрывая тыл и отбиваясь от тех, кто нападал сзади.

Я заставила себя оторваться от сражения и присела возле Брика. Мальчик все еще выглядел опустошенным. Клочья тумана завесой скрывали нишу, где он прятался, но Агмунду достаточно сделать лишь несколько шагов, чтобы нас найти. И меньше всего я хотела, чтобы враг снова использовал мальчишку как аргумент в этой битве. Поэтому, нервно оглянувшись, подтянула к укрытию навалившиеся в пробоину стены сухие ветки, прикрыла ими Брика.

– Сиди тут и не высовывайся, понял меня? – приказала я.

Оглянулась в отчаянии. Или надо приказать Брику спасаться? Бежать? Но что, если он попадет в руки воинов, которые заполнили могильник? Нет уж, пусть лучше прячется! Может, о нем и вовсе забудут?

– Веди себя тихо, Брик. И… не бойся, слышишь?

Мальчик не ответил.

Я выпрямилась, не зная, как еще его ободрить. Я даже не знала, понимал ли Брик, что вокруг него происходит. Выглядел он неважно. Но сделать больше я уже не могла.

Повернулась, с тревогой всматриваясь в сражение, которое обернулось бойней. Понять, кто побеждает, оказалось невозможно. Я видела лишь окровавленных людей, мечущихся в серой пелене тумана. Иногда клочья марева распадались, и в прорехах возникал Шторм. Весь в крови – не понять, своей или чужой. С застывшим, ничего не выражающим лицом. Со смертоносным мечом, которым раз за разом находил живую плоть. В одной руке Шторм держал клинок, во второй – кривой короткий нож, и бил обеими руками. Замах, удар, разворот, уклон… Нож вспорол чью-то глотку, меч отрубил кисть… нож подцепил кончик чужого рта, нарисовал багряную улыбку, меч, словно вдогонку, словно боясь отстать от верного стального друга, проделал дыру там, где у врага было сердце. Меч и нож, казалось, жили своими жизнями, соревнуясь в кровожадности за главный приз, которым должна была стать голова Агмунда. Крики боли и ярости заполнили могильник древнего хёгга.

Это было так чудовищно и так прекрасно, что на миг я ощутила дрожь восхищения.

Агмунд уже не выкрикивал приказы, лишь хмуро наблюдал за тем, как падают его воины. Один за другим, один за другим. Как неумолимо Шторм пробивается через живой щит. Я отошла от укрытия Брика, боясь своим присутствием показать его тайник. Шарахнулась в сторону, когда рядом тяжело плюхнулось чье-то тело. На лицо брызнула чужая кровь. От сладковатого, удушающего запаха кружилась голова. Дыша урывками, я подобрала зазвеневший на камнях меч, обхватила, поразившись тому, насколько он тяжелый. И скользкий. Меня замутило. Но я сжала рукоять крепче, не позволяя себе погрузиться в пучину паники. За спиной Брик. Впереди – Шторм. Я обязана быть сильной!

Тело Агмунда на миг затянулось тьмой, и я вскрикнула. Я уже видела подобную черноту – перед тем, как Агмунд обратился крылатым огнедышащим чудовищем. Но сейчас тьма лишь обняла пеленой и развеялась, словно слизанная серым туманом.

– Хеллево пекло! – зарычал Агмунд.

Шторм в ответ хрипло рассмеялся. От врага его отделяло всего несколько шагов.

– Не получается призвать хёгга, да, Агмунд? – крикнул ильх. Наклонился, пропуская над головой лезвие, выпрямился, крутанул нож и ударил врага кулаком в лицо, вбивая нос в череп.

Воин захрипел, захлебываясь, отшатнулся и пропустил легкий росчерк меча на своем животе.

Перешагнув через поверженного врага, Шторм снова посмотрел на Агмунда. Тот тянул тьму, снова и снова укрываясь ее крыльями, но не обращался.

– Дерьмо! Что ты со мной сделал, ублюдок? – взревел он.

Двое воинов заслонили Агмунда от Шторма. Теперь они нападали осторожно, с опаской. Каждый в этом могильнике уже понял, на что способен раненый хромой ильх. И, к сожалению, несмотря на убийственный дуэт меча и ножа Шторма, у него все еще было много врагов. Я поискала взглядом Одлиса, но не увидела его. В клочьях тумана мелькнуло белое лицо Вермана и дикие глаза Альвы. Предатели прятались среди костей Вёльхона, словно две затаившиеся змеи.

– Не я. – Удар, укол, кровавый росчерк… – Это Саленгвард. Город мертв. В его камнях очень трудно призвать хёгга. Неприятный сюрприз, верно? Ты ведь привык полагаться на силу когтей и пламени?

Я сделала два шага и споткнулась о того, кого скрывал туман. От моего движения марево разошлось, обнажая тело.

Меня снова затошнило. И я провалилась в прошлое, туда, где маленькая девочка, оскальзываясь на мокром полу, ищет среди погибших своего брата. Его нигде нет, но я боюсь звать, словно звук может навредить мне…

Тихо застонав, я с силой дернула себя за волосы, пытаясь болью вернуть ясность мыслей. Сознание двоилось. Снова и снова показывая то, что я так пыталась забыть. Вокруг было слишком много моего личного кошмара. Слишком много смертей. Я отвела взгляд от лица упавшего воина. Я не знала его имени, он был врагом. Одним из тех, кто ухмылялся, обливая меня водой. Кто, не задумываясь, убил бы меня по приказу своего риара. Но я не могла отвести от него взгляда. Застывшие глаза, казалось, провожали каждый мой шаг.

Я пошатнулась.

И словно в зеркале увидела, как пошатнулся Шторм.

Перворожденные! Он ведь ранен. Проклятье, конечно, ранен! Пепел не сумел исцелить его полностью. Даже с моего места было видно разрастающееся на ткани рубахи пятно крови.

И, к сожалению, слабость ильха заметила не только я.

Бергтор – с кровавыми росчерками на руках и груди, но все еще живой и злобный, – взревел медведем, бросаясь в новую атаку. Кирас стоял на коленях, тряся головой, словно собака, упавшая в воду. А потом тоже зарычал и, поднявшись, кинулся на Шторма.

А самое плохое, сбоку возник Одлис. В отличие от других, на нем не было ран и крови. Шторм глянул на врага, и Одлис тонко улыбнулся. Развел руками с оружием, словно извиняясь. На его лице даже возникло сожаление. А может, мне это показалось, ведь спустя миг Шторм коротко кивнул, а Одлис напал. И с первого взгляда было ясно, что он сильный противник. Что он не зря стал правой рукой Агмунда. Что каждый удар старого лиса отточен до звона искрящегося мастерства.

И что он чувствует себя куда лучше уставшего, израненного Шторма. И впервые с минуты, как Шторм вошел в этот зал, он сделал шаг назад. А потом еще один.

Ирган со стоном упал и остался лежать у костяного хвоста Вёльхона. Эйтри скрывал туман, но я слышала звон там, где он бился.

Я обеими руками сжала скользкую рукоять чужого меча. Если Шторм проиграет, у нас не останется надежды на спасение. Но я буду сражаться до последнего, даже несмотря на то, что в жизни не держала в руках клинок!

Мягкие шаги, тяжелые удары… Мне хотелось закрыть от страха глаза, но я смотрела. Не позволяла себе отвернуться.

Кирас отшатнулся, Бергтор упал.

Одлис хмурился, снова и снова поднимая свой меч, чтобы скрестить его с клинком Шторма.

И тут в тумане мелькнула тонкая маленькая тень. Юркий силуэт, прокравшийся между живыми и мертвыми, с зажатым в руках ножом. Никем не замеченный, почти невесомый, он проскользнул мимо и оказался возле Агмунда. И ударил.

Агмунд успел уклониться в последний момент, и все равно нож разрезал плоть.

– Щенок! – Изумленный Агмунд отпихнул Брика и зажал ладонью кровоточащий бок. Посмотрел, словно не веря, что это вообще возможно. И что его ранил не опытный воин, а мальчишка, который воспользовался тем, что все смотрят на Одлиса и Шторма. – Мелкий… поганец! – выдохнул Агмунд.

– Это тебе за маму! – крикнул Брик.

– Трусливый змееныш! Подкрался тайно! Подлый мелкий гаденыш!

– Не подлее тебя, Агмунд-хёгг! Ты тоже приказал убить нас подло, под покровом ночи! Ты недостойный мерзавец, а не риар!

– Паршивец!

Ярость и боль придали Агмунду сил. Он заревел зверем, и тьма облепила его тело. А через миг каменная кладка стены разбилась от удара могучей лапы. Риар Дассквила все-таки сумел призвать хёгга. В пространстве могильника ему было не развернуться и не распахнуть крылья, и Агмунд бил лапой, пытаясь достать метнувшегося в сторону Брика. Мальчишка кубарем прокатился между ребер Вёльхона, проехался по скользкому полу и спрятался в тумане. Черный хёгг зарычал так, что заложило уши. Узкая змеиная пасть со злобными антрацитовыми глазами распахнулась, показав глотку, но смертоносное пламя так и не вырвалось. Возможно, Саленгвард не давал использовать силу хёгга полностью, или Агмунд все-таки ослаб от торчащего в боку ножа. Он снова ударил, желая достать людей. И кажется, уже не понимая, где свои, а где чужие.

Чья-то фигура сбила меня с ног и утянула в сторону, я хотела закричать, но увидела бледное лицо с янтарем в глазнице.

– Эйтри!

– Надо убираться отсюда! – Одноглазый ильх осторожно приподнялся. В могильнике бесновалось черное чудовище, кроша камни стен, царапая пол, но пытаясь не касаться останков Вёльхона. Словно сам хёгг не желал приближаться к мертвому собрату, невзирая на приказы человека.

– Надо найти Брика! И Шторма!

– Вход открыт, беги, дева!

Я оттолкнула грязную руку и поползла туда, где скрылся Брик.

– Другой возможности уже не будет! – крикнул Эйтри.

Я не оглянулась, продолжая карабкаться вперед. Одноглазый за спиной выругался, помянув всех моих предков, родивших такую невыносимо упрямую деву. А потом пополз рядом, прижимаясь к земле, когда воздух со свистом рассекал драконий хвост.

– Агмунд не может удержать призыв хёгга, – выдохнул он, оглянувшись на чудовище. – Но знает, что стоит ему стать человеком – и конец. Шторм до него доберется.

Я осторожно выглянула из нагромождения упавших с потолка камней. Эйтри прав. Вокруг беснующегося хёгга вилась тьма, а сам дракон метался из стороны в сторону, словно пытаясь сбежать. От его ударов тряслись стены. Сверху посыпался каменный дождь. Я вцепилась в свой трофейный меч, высматривая в пыли и тумане столь нужное лицо. И радостно вскрикнула, обнаружив его. Одлис стоял на коленях, зажимая рану в плече. Над ним возвышался Шторм. Он все-таки победил. И, опустив меч, ильх перевел взгляд на черного хёгга. Тот, почуяв его взгляд, зашипел, но пламя так и не появилось. И тьмы вокруг чудовища стало еще больше.

– Руби кости! Быстрее! Я не уйду без пепла! – выкрикнули сбоку, и я обернулась.

Верман, пользуясь общей неразберихой, снова замахнулся топором, вогнал лезвие в останки Вёльхона. Грязная, перепуганная Альва жалась рядом, прикрывая голову от падающих камней.

Красные искры-змейки снова разбежались по останкам древнего хёгга.

Я вскинула голову. Почему мне кажется, что пустые глазницы черепа смотрят прямо на меня?

Руку обожгло болью. Медленно подняв ладонь, я увидела черную паутину, заплетающую под кожей кружева. От раненого ржавым мечом пальца до запястья. Дернула рукав и пошатнулась. Чернота доползла по руке уже до самого плеча.

– Ах…

Вздох прокатился по залу-могильнику. Но кому он принадлежал? Словно кто-то в тумане сделал этот первый вдох. Я закружила вокруг себя, пытаясь найти источник звука. Эйтри схватил меня за рукав.

– Дева, ты сошла с ума? Что ты творишь? Не вставай, тебя увидит Агмунд! Да что с тобой?

– Ахаааа….

За вдохом выдох…

Почему этот звук так пугает меня? И почему никто, кроме меня, не обращает на него внимания?

Хотя это можно понять. Зал буквально содрогался от рева Агмунд-хёгга, который пытался раздавить лапой Шторма, от грохота падающих камней и разбивающихся стен.

Но тогда почему в этой ужасающей какофонии я так явно слышу чужое дыхание? И почему эти звуки едва не останавливают ужасом мое сердце?

– Дева… Мира! Очнись! Да что с тобой?

Эйтри дернул меня на пол, прижал, не давая подняться. Перед глазами возникло его обеспокоенное лицо. В другое время меня бы это развеселило. Неужели высокомерный ильх тревожится обо мне? Да быть такого не может! Раньше я непременно съязвила бы на этот счет. Но сейчас меня не волновал Эйтри. Меня пугал звук, который казался громким в этом заполненном ударами зале.

– Мира!

– Ты слышишь дыхание? – шепотом спросила я.

– Чье? – Ильх выглядел озадаченным.

– Вот именно. Чье…

Черный хёгг Агмунда вдруг как-то по-собачьи взвыл, его тело облепила тьма, а когда рассеялась – на камни упал риар Дассквила. И выглядел он ошеломленным.

– Мой хёгг, – пробормотал Агмунд, дико озираясь. – Мой хёгг просто… сбежал! Оставил меня! Разорвал призыв! Хеллево пекло! Чего он так испугался?

Шторм повернулся к нему, и Агмунд шарахнулся в сторону.

– Бергтор! Кирас! – заорал он. – Одлис! Вставай, сволочь! Защищай своего риара!

Старый воин посмотрел на Агмунда, потом на свой меч, лежащий у ног. Его рана в плечо казалась легкой, но Одлис лишь покачал головой.

– Прости, риар.

И не добавил слово «мой». Кирас и Бергтор ошеломленно переглянулись, обернулись на Шторма. И тоже опустили мечи. Мы все посмотрели на ильха, который неторопливо приближался к Агмунду. Время словно остановилось. В клочьях тумана, в крови, с улыбкой на губах и ледяным холодом в глазах, к риару Дассквила шел Ярл-Кровавое-Лезвие. Шел за возмездием, и воины Аргмунда – все, кто пострадал от меча этого ильха, и те, кто еще мог сражаться, – отступали с его пути. Опускали оружие и освобождали дорогу, испытывая почти суеверный ужас перед человеком, идущим мимо.

Шторм на них не смотрел.

Его взгляд был прикован лишь к Агмунду.

Тот, поняв, что защищать его больше никто не будет, выругался сквозь зубы, сделал шаг назад – под укрытие из костей мертвого хёгга.

– Сражайся, – сказал Шторм.

Агмунд оскалился, показав окровавленные зубы. И снова попятился.

– Бери меч и сражайся. – Шторм подцепил ногой валяющийся клинок, пнул в сторону врага, и тот со звоном прокатился по камням.

Агмунд снова отступил, но за его спиной теперь было черное озеро – дальше отступать некуда. Воины провожали своего риара хмурыми взглядами. Кирас скривился и плюнул на пол.

Агмунд ощерился по-звериному, схватил меч и напал. Он успел сделать один удар, прежде чем короткий кровавый росчерк украсил его шею. Как раз над тонким матовым кольцом.

Все замерли, глядя, как падает на камни тело риара Дассквила. Брызги крови оросили останки Вёльхона и темноту внутри его костей. Шторм отвернулся. Словно смерть давнего врага больше ничего для него не значила.

Шелест-вздох снова прокатился по залу. Но на этот раз его услышали все.

–Это еще что такое? – вскинулся Эйтри.

Черное озеро внутри свёрнутого кольцом Вёльхона пошло рябью. От центра к краям потекли тягучие, ленивые кольца. А там, в сердцевине, медленно закрутилась воронка.

Все стихло. Все застыли. Даже ветер, кажется, боялся нарушить хрупкое затишье и растворился в тенях и тумане. Раненые воины вытянули шеи, уставившись на круги, расходящиеся по черной воде.

Хотя какая же это вода? Нет… То, что я первый раз приняла за зеркало или даже за дыру из-за совершенно гладкой, непроницаемой тьмы, сейчас билось волнами. Они нарастали и нарастали, уже выплескиваясь из малахитовых бортов и оставляя на камнях тягучие, маслянистые капли с красноватым отливом.

– Это же… кровь. – В пугающей тишине голос Эйтри прозвучал глухо. – Кровь… хёгга!

– Сейчас важнее, что эта кровь скрывает, – ответил Одлис. – Все, кто еще может держать оружие – поднять мечи!

Воины, кряхтя и ругаясь, сгрудились спина к спине. Эйтри, стонущий Ирган, я и Шторм – встали рядом. Брика видно не было, мальчик где-то спрятался. Или сбежал. Я хотела в это верить.

Черное кровяное озеро забурлило, воронка в центре разошлась. Изнутри снова донеслись звуки дыхания, и это было так жутко, что когда Кирас снова произнес: не к добру – все молча согласились.

Из тьмы поднималось…нечто. Масляная кровь Вёльхона медленно стекала с мужской фигуры, выходящей из нее. Сначала показалась голова: длинные, смоляные с проседью волосы и венец из темных бриллиантов. Плечи, облаченные в роскошный бархатный наряд. Черные потоки струились по узкому лицу и худому телу, пока тот, кого веками стерег хёгг, не перешагнул бортик и не поднял голову.

Кто-то из воинов Агмунда выругался, не сдержавшись.

Остальные просто втянули воздух и наставили мечи на ужас из тьмы.

Тот, кто стоял перед нами, когда-то был человеком. Мужчиной. Но теперь из-под спутанных волос смотрело нечто… потустороннее. Правая половина лица этого существа осталась почти нормальной, если не считать мертвенной бледности. И, глядя на нее, можно было увидеть привлекательного ильха, у которого был высокий чистый лоб, яркие темные глаза, крупный нос и тонкие, но выразительные губы.

Но если посмотреть слева… То взгляд натыкался на кости черепа, виднеющиеся под истлевшей кожей. И становилось ясно, что тот, кто стоит у черного озера – уже давно не человек.

– Нечисть! – выдохнул Кирас.

Чудовище рассмеялось, показывая кости челюсти. Это выглядело настолько ужасно, что люди отшатнулись.

– Неужели прошло столько времени, что мое имя успели забыть? – Слова хриплым шепотом вылетали из его рта.

– Твое имя не забыли. – Шторм выдвинулся вперед, заслоняя меня от чудовища. – Его намеренно стерли из всех летописей. У тебя больше нет имени.

– Проклятый риар, – прошептал кто-то. – Владыка Скорби!

– Стерли? – Риар пошатнулся.

Прикрыл свои жуткие глаза, постоял, покачиваясь. Потом медленно поднял руки и стал рассматривать ладони. Красивую и человеческую – правую, и голые кости на левой.

– Люди жестоки к тем, кто от них отличается, – медленно произнес хозяин Саленгварда. – К тем, кто мыслит иначе. И особенно к тем, кто желает изменить мир к лучшему.

– Ты хотел погубить этот мир. Даже твой город мертв и предан забвению. И тебе лучше убраться туда же.

Владыка Скорби словно не услышал. Он еще постоял, размышляя, потом оторвал взгляд от своих рук, заложил ладони за спину и посмотрел на столпившихся людей.

– Что ж, я это предвидел. Даже мой собственный а-тэм предал меня, открыв Саленгвард для тех, кто пришел от меня избавиться. И эта боль навсегда в моем сердце.

– И что ты с ним сделал? С а-тэмом? – выкрикнул Ирган.

Я удивленно покосилась на парня. А потом заметила быстрый взгляд Шторма. Люди не понимали, как себя вести, и бойкий ильх просто отвлекал внимание Проклятого риара.

– Мой подлый побратим будет вечно охранять подступы к Саленгварду, как того и требует клятва верного а-тэма. Его тело приковано в недрах под скалами, в пещере, наполовину заполненной водой. Мой а-тэм останется там навечно. А его душа никогда не уйдет в незримый мир на перерождение и никогда не найдет покоя. Ни его, ни его хёгга.

Воины Агмунда отшатнулись, некоторые заметно побледнели.

– Но подлость Ёрмуна меня больше не заботит, – задумчиво произнес риар. – Я знал о ней до того, как побратим ее совершил. Я принял меры. Вот только почему ритуал сработал не полностью?

Он снова задумчиво осмотрел свое тело. Тронул истлевшую половину лица, хмыкнул. Так, словно гнилая плоть была лишь досадной помехой.

Вскинул голову, всматриваясь в лица людей. Жуткие губы растянулись в улыбке.

– Три меча разъединили мою суть. Останки не-мертвого Вёльхона, душу которого я поглотил, а кости напитал исцеляющей силой, должны были сохранять мой разум и беречь душу. А вот защитить тело, как подобает, я уже не успел. Совет Ста Хёггов пришел в город слишком быстро… Но и тут я нашел выход. Тот, кто окропил мечи кровью, вернул меня. Но почему я вернулся в том же теле? Ритуал совершен, а значит, я должен был проснуться живым! А чужое молодое тело должно стать моим новым пристанищем. Домом для души и разума. Так отчего этого не случилось?

Проклятый риар задумчиво прошелся перед нами, словно вообще забыл о мечах, наставленных на него. Все, что его волновало – это решение новой загадки.

Я ощутила осторожное прикосновение к руке. Не оборачиваясь и не сводя взгляда с ожившего Владыки, Шторм провел по моей ладони. И я в ответ коснулась его. Кончики пальцев соединились. Шершавая кожа подушечек, легкое, почти незаметное прикосновение. И дыхание, сбившееся от этой невесомой заботы.

– Беги, – едва слышно прошептал Шторм. – Мы… отвлечем.

Он убрал руку, и мне захотелось обнять себя за плечи, потому что стало слишком холодно.

– Похоже, ритуал не завершен. – Владыка Скорби все-таки нашел разгадку и улыбнулся. Удивительно, но его улыбку даже можно было назвать обаятельной. Конечно, если смотреть лишь с правой стороны! – Тот, кто вернул меня, окропил кровью лишь два меча. И возможно, я не смог бы вернуться, но в этом зале стало слишком много незримого мира. Вы призвали меня смертями и кровью, которой залили могилу не-мертвого Вёльхона. Что ж, я благодарен. И потому отпущу вас. Всех, кроме того, кто совершил ритуал. Так кто же этот смелый и благородный ильх?

Проклятый риар качнулся над полом, и все отшатнулись, когда он приподнялся над камнями. Притяжение земли, похоже, не имело над ним власти.

Краем глаза я увидела, как на обломок стены опустилась взъерошенная птица. Беркут открыл клюв, но как обычно не издал ни звука.

– Так кто же из вас? Я чувствую ток его крови. Молодой, горячей крови… Чувствую юную силу. И тело, закаленное в движении. Мой Зов нашел достойного ильха! Его тело станет моей наградой. Так кто же это?

– Убирайся, нечисть! Ты никого не получишь! – не сдержался здоровый, весь украшенный шрамами ильх.

Проклятый риар вздохнул с сожалением. Повернул голову. И камни в могильнике завибрировали. От разрушенной стены откололся кусок, пролетел под потолком и свалил воина с ног.

– Но камни в этом городе мертвы! – выкрикнул Одлис. – Никто не может управлять ими!

– Никто, кроме меня. Живое мне больше не подчиняется, но ты прав – в этом городе полно мертвого. Кто еще смеет столь непочтительно открывать рот перед риаром Саленгварда? – негромко произнес Владыка.

Беркут пролетел под потолком и сел на череп Вёльхона. Снова открыл клюв. Почему мне постоянно кажется, что он хочет мне что-то сказать?

– Так кто вернул меня? – прошелестел Владыка. – Не бойся. Твое тело займет достойнейший разум!

Чужаки из Дассквила молчали. Хотя, конечно, каждый из них знал, кто именно порезался о ржавый меч. Но ильхи даже не смотрели в мою сторону. В диком кодексе чести земли озёр и скал было позволено сражаться и убивать, но не позволено выдавать нечисти живых людей. И те, кто еще недавно был готов покромсать меня на куски, сейчас заслоняли плечами.

Странные, необъяснимые законы фьердов, с их удивительной красотой и беспощадной жестокостью…

– Я, – вперед выступил Шторм. – Тебя призвал я.

Проклятый риар смазанной тенью скользнул над полом, завис, всматриваясь в прищуренные глаза ильха.

– Сильный дух… Израненное тело. Сложный разум. И лживый язык! На мой Зов пришла не твоя кровь. Прочь!

Владыка махнул рукой, и над полом взлетела туча каменных обломков. Острых, как ножи, или тяжелых, как могильная плита! Да стоит Владыке лишь махнуть рукой, и все мы окажемся под смертельным камнепадом!

– Хватит!

Я отпихнула прикрывающего меня Эйтри.

– Это я. Это была я! Оставь их, слышишь! Отпусти людей.

Владыка вмиг оказался передо мной. Я затаила дыхание, ощутив смрад гниющего тела.

– Это была я, – повторила, глядя в глаза Проклятого риара. – На твой Зов пришла я, Харгор.

– Дева? – с изумлением выдохнул Владыка. Смоляные с проседью брови сошлись на переносице.

Он покачался, раздумывая, потом сунулся ближе, втянул воздух.

– Я ждал сильного ильха. Я и подумать не мог, что придет дева… Но, думаю, выбора у меня нет. Ах… Я чую здесь следы вёльды. Мой нос сквозь века ощущает запах ее тлеющих трав. Ну что же. Пусть так.

Холодные пальцы обхватили мое запястье.

Я услышала, как кричит Шторм. Как зовет меня по имени.

Черный поток подхватил меня и потащил над полом. Один миг, и мы оба – я и Владыка Скорби – окунулись в черную кровь не-мертвого Вёльхона. Нас затянула воронка, и густая темнота накрыла с головой.

(обратно)

Глава 27

– Мира-а!

Эйтри сбил Шторма, не позволяя кинуться следом за девой в затянувшуюся коркой черноту. Ирган навалился следом, а еще почему-то Одлис. Шторм рычал, отшвыривая их руки и тела, которые пытались его удержать.

– Ярл, стой! Ярл!

– Убирайтесь!

Почти забытое имя не вызывало в душе отклика.

– Да послушай же! Ты погибнешь! Просто погибнешь там! Захлебнешься, и все!

– Я найду ее!

– Не найдешь!

– Озеро затянулось! Смотрите! Крови больше нет, лишь черный камень!

Сквозь удерживающие его руки Шторм глянул, как Ирган осторожно трогает застывшую, словно лава, поверхность. Друзья-враги, переглянувшись, отступили. А ильх остался сидеть на камнях, бездумно глядя на уже разгладившуюся тьму. Озеро внутри кольца из костей стало непроницаемым.

Одлис, кивнув, молча пошел к своим. Ирган со стоном зажал раненое плечо и отполз в сторону. Остался лишь Эйтри. Несколько мгновений беловолосый хмуро смотрел на того, кого много лет считал другом и названым братом.

– Шторм, послушай…

Договорить он не успел, потому что у входа раздался шум, и в могильник, потрясая огромным топором, ввалился Торферд.

– А-а-а-а! Смерть врагам! – орал он, бешено вращая глазами и своим устрашающим оружием. За ним показалась Нана, Бирон и другие жители Последнего Берега. Поняв, что битва окончена, Торферд растерянно опустил топор.

– Твою ж мать, это что такое? Хёгг? Кости хёгга? Помилуй нас Перворождённые!

Ему никто не ответил. Воины Агмунда обернулись и скривились. Ничего не понимая, Торферд повертел головой.

– Эй, битва закончилась? Мы что же, победили? Шторм! Што-о-орм! Ты жив?!

Нана, приблизившись, всмотрелась в залитое кровью лицо своего повелителя.

– На скалах загорелись сторожевые огни, – косясь на кости хёгга, сказала она. – И на вышке Нероальдафе. Дозорные заметили, что в Саленгварде неспокойно. Скоро здесь будут боевые хёггкары, Шторм. И нам всем лучше не встречаться с их отрядами.

Нана коснулась черного знака на своем лице. Глянула с беспокойством на Эйтри, тот ответил хмурым прищуром.

– Шторм, нам надо уходить, ты слышишь? Надо покинуть Последний Берег, пока еще есть возможность. Понимаешь?

– Да. – Лицо ильха ничего не выражало. – Ты права. Эйтри покажет путь к «Ярости Моря». Придется идти по воде, местами плыть, но вы справитесь. Поспешите.

Нана и Эйтри снова переглянулись.

– Поспешите… А ты?

– Я остаюсь.

– Но…

– Уходите. Быстро. Это приказ.

– Без тебя мы не справимся с «Яростью»!

– Справитесь. Белый Ёрмун не дает войти в бухту со стороны фьорда, но обратно вытолкнет, как только обрубите веревки. Надо только удержать хёггкар. Найдите Лиама, он рожден от зова сильного морского хёгга и поможет совладать с водным потоком. Идите.

– Но…

– Нана. Ты должна спасти тех, кого еще можно. Это приказ твоего капитана. Поторопись.

Неуверенно потоптавшись, Нана медленно кивнула. Снова обернулась на Вёльхона, вздохнула и пошла ловить все еще бушующего Торферда.

Шторм снова посмотрел на чёрное озеро. Ни всплеска, ни звука.

– Она не вернется, – тихо сказал Эйтри. – Шторм, послушай… Нам надо уходить, всем вместе. Она не вернется.

– Вернется.

– Даже если так… Эта дева уже не будет той, кого ты полюбил.

Не отрывая взгляда от черной глади, Шторм поднял брови.

– В арсенале изгнанного наследника Аурольхолла нашлось такое слово? А я думал, что все о тебе знаю.

– Это слово я позаимствовал у тебя. – Эйтри криво улыбнулся. – Меня вполне устраивали слова «месть и свобода». Когда-то ты помог мне, спас жизнь.

– Тот долг давно оплачен, Эйтри.

– Тогда я, пожалуй, вспомню про слово «верность».

– Оно плохо сочетается со «свободой». Иди, Эйтри. Ты только зря тратишь время. Помоги тем, кого еще можно спасти.

– Да чтоб тебя, Ярл…

Взгляды ильхов встретились. И Эйтри, не прощаясь, развернулся и тоже пошел прочь.

Раненые воины Агмунда, кряхтя, покидали могильник. Другие выносили тела погибших, косясь на людей Последнего Берега. Торферд подкидывал топор, и его обходили стороной. Лезть в драку после всего увиденного уже ни у кого не было желания. Эта битва была честной, и она закончилась.

Могильник пустел. Скелет Вёльхона с прежним равнодушием взирал на мелких людишек, что копошатся у его костей. На черепе сидел, нахохлившись, беркут. Издалека птица казалась чучелом, а не живым созданием… Но в этом зале уже никто не обращал на нее внимания.

Погибших унесли. Живые ушли сами. Кто-то положил у ног Шторма бурдюк с водой и лепешку.

Последним задержался седой Одлис. Рядом топтался Брик.

– Ригон-хёгг, – обратился он, и Шторм не сразу обернулся на давно забытое имя. – Мы возвращаемся в Дассквил. Если позволишь… Я заберу с собой наследника моего города. И клянусь Перворожденными и своей честью, что мальчику никто не причинит вреда. Я сам буду рад назвать его сыном и поселить в своем доме. Когда Брик захочет – он сможет надеть кольцо Горлохума и выбрать свою дальнейшую судьбу. Что ты скажешь на это, Ригон-хёгг?

Шторм посмотрел на мальчика.

– Брик? Ты хочешь вернуться домой?

Парнишка на миг зажмурился. Перед глазами возник берег с ласковым морем, изумрудная долина, где пасутся белые как снег козы, старая липа, заметная из окон его комнатки…

Дом.

Брик широко распахнул глаза с мокрыми ресницами. Когда он бил ножом Агмунда, он и не думал плакать. А сейчас глаза щипало от соленой влаги…

– Я хочу остаться с тобой!

Шторм удивленно поднял брови. Словно говоря: даже после всего?

– Я хочу остаться с тобой! – яростно повторил мальчик.

– Боюсь, это невозможно, – мягко ответил ильх. – Прости меня, Брик. Помнишь, я говорил, что однажды всем приходится расставаться? Причины бывают разные, но этот момент неизбежно наступает. Сегодня и здесь пришло наше расставание. Встреть его достойно. Иди. Ты возвращаешься в Дассквил. Одлис о тебе позаботится.

Шторм постоял, размышляя. Он никогда не позволял себе лишних… нежностей. Не позволил и сейчас. Брик, отчаянно пытаясь не хлюпать носом, прижал руку к груди.

– Мы еще… увидимся? Мы ведь еще увидимся?

Шторм промолчал. Он не привык давать пустых обещаний.

Брик шмыгнул носом, стер влагу рукавом. И вдруг выпрямился, посмотрел твердо. Словно в один миг стал старше на несколько лет.

– Тогда я не буду прощаться, Шторм-хёгг, – сказал он. – И буду просить Перворожденных о нашей встрече. Как наследник своего отца и сын своей матери, я благодарю тебя. За все.

Повернулся и медленно пошел к выходу, слегка пошатываясь.

Одлис кинул на ильха задумчивый взгляд.

– Ригон-хёгг, я расскажу в Дассквиле историю Брика. И твою историю.

Шторм снова пожал плечами.

Далекий берег, где он родился и вырос, наконец-то остался в прошлом. Сколько лет он бредил возвращением туда, мечтал и горел. Видел во снах, тосковал. Сколько раз он представлял это – прощение и понимание, которыми его встретят те, кто остался там.

А сейчас все это стало совершенно неважным. Оказывается, ему совершенно наплевать на то, что думают о нем в этом самом Дассквиле. Считают его чудовищем или нет, боятся или почитают. Город больше не казался ему несбыточной мечтой. Воспоминания потускнели и стерлись, а призрачная тень его побратима навсегда растворилась в небытие. Прошлое отпустило и перестало иметь хоть какое-нибудь значение. Прошлое больше не вызывало никаких чувств. Лишь лёгкую улыбку о том, что было.

И давно прошло.

– Не нужно, – равнодушно ответил Шторм.

– И все же я расскажу. Люди должны знать правду. И должны помнить. Прощай, Ригон-хёгг.

Спустя час у черного кровяного озера остался только один ильх. Он сидел, не сводя взгляда с застывшей, ничего не отражающей поверхности.

Когда в развал стены заглянули первые звезды, Шторм тяжело поднялся, дошел до проема и посмотрел наружу. С его места были видны купальни и выступ, на котором когда-то стояла зрительная трубка. Мира тогда сказала, что за Туманом ее называют подзорной трубой.

Это воспоминание сжало горло и лишило дыхания. Но Шторм не позволил себе вспоминать. Он мотнул головой, откидывая со лба волосы. Светлые пряди от чужой крови стали черными, кожу стянуло засохшей коркой.

Он прищурился, всматриваясь в просвет горизонта. И не зря – на видимом лоскуте моря показались черные штрихи. Хёггкары. Значит, он правильно рассчитал время. За Саленгвардом наблюдали даже спустя столетия. Совет Варисфольда хорошо помнил силу Проклятого риара и не желал его возвращения.

Сторожевые башни увидели сражение в проклятом городе и выслали хёггкары. Скоро воины войдут в город, и Шторм понимал, что станет их заданием.

Весть о том, что случилось в могильнике Вёльхона, уже полетела по фьордам. Даже перебей Шторм весь отряд Агмунда, это ничего не изменило бы. Такие слухи невозможно удержать. Ну и потом был еще Верман и его красавица Альва. Эти двое сумели улизнуть до того, как Шторм расправился с риаром Дассквила.

Ильх снова окинул взглядом лоскут моря. Хёггкары из штрихов превратились в различимые силуэты. Шторм навскидку прикинул их величину. Большие. Тяжелые. Много воинов и много мечей.

Ну что же.

Повернулся к безмолвной черноте озера.

– Мира, возвращайся, – сипло попросил он. – Где бы ты ни была, и какой бы ни стала – возвращайся.

Перевел взгляд на пустые глазницы хёггова черепа.

– Помоги ей, если можешь.

Отдавая дань уважения, прижал кулак к груди. А потом развернулся и пошел к выходу. Шел медленно. Очень медленно. Раны болели и кровоточили. Владыка Скорби был прав, увидев израненное тело. Сражение отобрало последние силы, и все, чего теперь хотел Шторм – это просто лечь и немного полежать.

Но отдохнет он потом. Потом.

Усмехнувшись, Шторм пересек зал, где свивались на полу черный и белый хёгги.

Ему как раз хватило времени, чтобы добраться до лестницы и спуститься на два яруса вниз.

Когда у подножия мраморных ступеней показались вооруженные ильхи, Шторм задумчиво жевал лепешку и встряхивал наполненный бурдюк. Он снова не ошибся, хёггкары были тяжелыми, воинов пришло много. Отряд обогнул вбитые в землю мечи и уставился на ильха, взирающего на них сверху.

Не меньше трех десятков – прикинул Шторм.

Вперед выдвинулся молодой воин, на его шее под воротом блеснуло матовое кольцо Горлохума. Длинные белые волосы, скованные тонким ободом, инеем блестели в свете ламп и факелов.

Плохо, подумал. Шторм. Он надеялся, что отряды придут без хёггов.

– Кто ты такой? – крикнул беловолосый ильх. – Что делаешь в проклятом городе?

– Как невежливо задавать вопросы, не назвав свое имя. – Шторм подумал и снова потряс бурдюк. Из-за спины беловолосого вышел второй ильх. Он был в штанах и простой темной рубахе, лишь у ворота поблескивала мужская брошь с синим камнем, да шею обвивал обруч.

«Твою ж мать, – подумал Шторм. – Двое. Потомки Ульхёгга и Лагерхёгга. Пламя и стужа. И у обоих крылья. Даже если Саленгвард не даст им совершить призыв, эти двое сильнее, чем весь остальной отряд. Вот дерьмо».

– Я Краст из Дьярвеншила, – спокойно произнес черноволосый ильх. Закинув голову, он рассматривал Шторма, и тому на миг показалась, что глаза у пришлого ильха какие-то неправильные. Странные. Разноцветные, что ли? Или это лишь блики факелов пляшут в чужих зрачках?

– А это мой побратим Рэмилан.

– Дьярвеншил? Далековато от Саленгварда.

Ильх хмыкнул и кивнул.

– Далековато. Но мы направлялись к друзьям в Нероальдафе, когда на холмах загорелись сторожевые башни. Варисфольд передал сигнал всем, кто мог его видеть. И мы подумали, почему бы не проверить проклятый город. Так кто ты и что здесь делаешь?

– Можешь называть меня Шторм. А что я тут делаю… Как видишь – мешаю тебе пройти.

Чужаки снова переглянулись. На губах беловолосого заиграла насмешливая улыбка. Конечно, трудно воспринимать всерьез слова одного-единственного ильха. Да еще и раненого, что видно даже с их места. Корка крови закрывала знак убийцы на лице Шторма, и, вероятно, его приняли за бродягу, потерявшего разум.

– Тебе лучше уйти, Шторм.

Краст-хёгг сделал несколько шагов по ступеням. Шторм на миг даже восхитился легкостью его движений. Ему самому понадобилось гораздо больше времени на преодоление этого проклятого яруса.

А этот Краст прошел его за пару минут. И даже не заметил. Остановился, когда Шторм поудобнее обхватил рукоять меча.

– На твоей шее кольцо Горлохума, Шторм-хёгг. А на теле – раны и кровь. Не знаю, кто ты, но мы не хотим причинить тебе вред, – спокойно произнес Краст.

Теперь Шторм видел, что глаза у него действительно разные. Один черный, как уголь, а второй небесно-голубой. И даже усмехнулся. В проклятый город явился проклятый!

– Зато я причиню вред тебе, если не останешься там, где стоишь, Краст-хёгг, – отозвался Шторм и еще раз взболтал свой бурдюк.

– Но почему? – Разноцветные глаза обшарили лицо ильха, переместились за его спину.

И что-то подсказывало, что этот чужак видит все, не упуская ни одной детали.

– Может, ты не знаешь, что это за город, Шторм-хёгг?

– Знаю.

– Может, не слышал о его проклятии?

– Слышал.

– Так почему ты здесь? И почему хочешь помешать нам пройти?

Шторм вздохнул и выпрямился. Посмотрел вниз, на огни факелов и настороженных людей. Много. Жаль. Они не виноваты в том, что так не вовремя оказались в проклятом городе.

Хотя у них все еще есть выбор и возможность уйти.

Назад он смотреть не стал. Если бы там раздался хоть шорох, он бы услышал.

Краст-хёгг выжидающе смотрел на ильха. Он не двигался, и в его странных глазах не было враждебности. Скорее наоборот, ильх выглядел дружелюбным. Но Шторм точно знал, что отсутствие злости не помешает пришлым сделать своё дело и убить его, если будет такая надобность.

– Зачем вы явились в Саленгвард?

– Нам приказано разрушить малахитовый дворец Проклятого риара и уничтожить всех, кто попробует нам помешать.

Шторм вздохнул. Что ж, этого он и ожидал. Заметив, что в Саленгварде неспокойно, совет Варисфольда передал на сигнальные маяки приказ уничтожить город. Обрушить дворец и башни, спалить дома, засыпать все камнями и пеплом. Варисфольд всегда боялся, что однажды сила сдерживающих мечей ослабнет, и придется принять иные меры.

Сегодня этот день настал.

Но если дворец разрушат, черное озеро останется под обломками. И Мира никогда не сможет его покинуть.

– Прости, но я не могу тебе это позволить, Краст-хёгг. Разве ты не можешь просто вернуться в свой Дьярвеншил? Разве дома тебя не ждет какая-нибудь дева?

– Еще как ждет. – Лицо чужака озарила мечтательная улыбка. – Не просто дева, а моя жена, венлирия. И эта дева особенная, вряд ли ты встречал подобных ей. И больше всего я хочу поскорее увидеть берега Дьярвеншила. Но все же… Я уже здесь, Шторм-хёгг. И не привык отступать на середине. А в этом городе точно творится неладное. Поэтому отойди с моей дороги.

– Говорю последний раз – уходите. Я не позволю вам подняться по этой лестнице.

Шторм зубами вытащил из бурдюка пробку, вздохнул и сделал глоток. Горло вспыхнуло, словно он глотнул раскаленных углей – все-таки стоило добавить еще воды.

– Вряд ли ты в силах нас остановить, – мягко ответил чужак, внимательно наблюдая за действиями Шторма. – Ты ранен и едва держишься на ногах. Не знаю, почему ты противишься нам, но лучше просто отойди в сторону.

Да, с водой-то он просчитался. Остатки из бурдюка пришлось глотать почти на сухую. Едва влажные комки застревали в горле и царапали язык.

Шторм потряс опустевшую емкость и бросил ее на ступень. Пошатнулся со стоном. Глаза заволокло пеленой.

Краст- хёгг покачал головой, глядя на упавшего ильха. Кем бы ни был этот бродяга, он заслуживает снисхождения. Может, забрать его потом на хёггкар и отвезти в Дьярвеншил? В городе ему помогут…

– Эй, Рэм, – крикнул Краст, не оборачиваюсь и поднимаясь по лестнице. – Позови целителя, пусть глянет, что с этим ильхом. Кажется, он собирается отправиться в незримый мир…

Его побратим Рэм не ответил. А совсем рядом раздался голос того самого умирающего бродяги.

– Только после тебя, пришлый.

Краст успел увидеть смазанную неуловимую тень. А потом его оторвала от лестницы чудовищная, невероятная сила и швырнула вниз.

(обратно)

Глава 28

Черная кровь сомкнулась над головой.

Она затекла в рот, глаза, уши.

Я ослепла и оглохла, мой крик слизала темнота.

Неужели я… умерла?

– Конечно, ты жива, дева! – прозвучал рядом голос Проклятого риара.

– Я что, это вслух сказала?

Открыв глаза, я некоторое время моргала, привыкая. Потом осторожно ощупала свое лицо, потрогала уши. Удивительно, но черной крови, в которой я захлебнулась, не было. Ничего похожего на нее. Да и дышала я, кажется, вполне свободно.

– Но как это возможно? И где мы?

– В Саленгварде.

– В Саленгварде?

Я оглянулась и вытаращилась на стены, украшенные резными янтарными панелями, тяжелую мебель, инкрустированную золотом, и бархатные занавеси у открытых окон, в которые заглядывали первые вечерние звезды.

– Здесь всегда закат. – Харгор отошел от меня и перебирал на столе пожелтевшие от времени свитки. – Если бы меня спросили, чего мне больше всего не хватает в безвременье, я бы ответил – рассвета. Знаешь, зарождающийся день дарит душе новую радость. И новую надежду. Мой побратим говорил, что рассвет вселяет в него веру в то, что любую беду можно исправить. Если солнце находит силы снова и снова заползать на небосклон, то и мы сможем собраться с духом, чтобы продолжать жить и бороться.

Свиток с шелестом упал на стол. Харгор вздрогнул, словно очнулся, и повернул ко мне жуткую половину своего лица. Растянул губы в улыбке, показывая кости челюсти. Я постаралась не вздрагивать от увиденного.

– Ёрмун слишком часто слушал странствующих скальдов и иногда говорил нелепости. Но рассвета мне действительно не хватает. И потому первое, что я сделаю, приняв твое тело – это напьюсь воды из родника, а потом поднимусь на вершину горы и буду ждать новый восход солнца.

Я осторожно отодвинулась, оглянулась. Напротив виднелась распахнутая дверь, но куда она ведет? Этот Саленгвард казался каким-то ненастоящим. Призрачным. В реальном вся эта красивая мебель или сгнила или пропала, а здесь все так… как было при жизни Проклятого Владыки.

– Ты назвал это место безвременьем? Что это значит?

– Разве непонятно?

Понятно, но мне надо хоть немного времени, чтобы придумать план побега. Надеюсь, что этот окажется лучше, чем все предыдущие!

Брови Харгора сошлись на переносице, он досадливо поморщился, негодуя на мою бестолковость.

– Хотя я напрасно злюсь, ты дева, а не ученый муж. А я слишком долго был один, так почему бы не поговорить. – Он сделал широкий жест рукой. – То, что ты видишь, я называю безвременьем. Место, застывшее в той точке, когда воины из Совета Ста Хёггов воткнули мечи в камни города, пленив меня. Я остановил время в том дне и здесь могу жить веками. К сожалению, даже безвременье не в силах навечно сохранить мое тело. Плоть слаба и разрушается.

Он махнул на золотое блюдо, наполненное влажными темно-красными кусками.

– Это помогает, но время так беспощадно.

Взяв один кусок, Владыка впился в него зубами. На подбородок потекла темная кровь. Меня замутило. Это же… сырое мясо?

– Что ты… ешь?

– Единственное, что сохраняет мою жизнь в этом месте. Сохраняет веками. И по твоим глазам, дева, я вижу, ты догадываешься, что это.

Я тяжело проглотила горькую слюну. Мясо его хёгга. Мясо Вёльхона. Вот чем лакомился риар.

– Как ты создал это место?

Слова царапали горло.

– Все дело в крови хёгга. Его кости и мясо после ритуалов даруют мне исцеление и продлевают жизнь. А кровь сохраняет в безвременье мой разум.

Харгор прошел по комнате, трогая кончиками пальцев мебель.

– Удивительная сила хёггов. Даже я не сумел познать ее полностью. Я изучал хёггов так долго, но так и не понял их до конца. Порой я думаю, что их способности гораздо больше тех, что они позволяют применять ильхам.

Владыка обернулся и снова показал мне свою жуткую улыбку. Кажется, он даже не осознавал, что выглядит настоящим чудовищем.

– Что ж, теперь у меня будет время изучить то, что я не успел в прошлом. Хотя прошлое или будущее теперь не имеют надо мной власти. Я нашел способ жить вечно! Придет срок, и твое постаревшее тело я заменю на юное, чтобы продолжить путь познания.

– Но для чего? – Я осторожно передвинулась на несколько шагов. План спасения совершенно не желал придумываться, и пока я просто не знала, что делать дальше. Поискала взглядом какое-нибудь оружие, но вокруг были лишь свитки и тяжелая мебель, которую мне не под силу даже сдвинуть с места. Интересно, насколько Харгор силен? Выглядел он худым и даже ростом был едва ли выше меня. Да и двигался сейчас как обычный человек. Может, попытаться огреть его по голове и сбежать?

Главное – не думать о том, что придется снова окунуться в ужасное черное озеро.

– Для чего? – снова нахмурился Владыка. – Я хочу, чтобы мой город процветал!

– Но твой горд погиб, – медленно я обогнула стол, делая вид, что любуюсь интерьером. – Сады засохли, из камней ушла сила. Скалы, оплетенные паутиной железных дорог, не выдержали и обрушились камнепадом. Источники и родники стали горькими. Люди ушли или погибли. Ты уничтожил свой город, а теперь хочешь продолжить? Сделать то же самое со всеми фьордами?

– Ты ничего не понимаешь, дева! – обозлился Харгор. От резкого движения плоть на его лице треснула и разошлась жуткой бескровной раной – ото лба до самой шеи.

Я глубоко вдохнула, надеясь, что меня от этого зрелища не стошнит.

– Ну и что с того, что камни перестали менять форму по чужой воле? Или деревья не растут, если того пожелает какой-нибудь ильх, поймавший душу водного хёгга? Это лишь глупые забавы по сравнению с той мощью, которую могу дать детям фьордов я! Я могу принести истинное величие! Создать нечто невероятное! Живые хёгги умирают, несмотря на их силу. Я же могу сотворить хёггов из железа и камня, которые будут жить вечно. И служить они тоже будут вечно! Я могу зажечь факелы, огни которых сравняются со светом Великого Горлохума! Могу повернуть водный поток и даже расколоть гору, несмотря на то, что сила покинула ее. Да что там! Я могу остановить само время! Ты ведь видишь, дева? Но сейчас ты говоришь как мой предатель – а-тэм, и тем лишь раздражаешь меня!

Я вздохнула.

Если бы я родилась здесь, за Туманом, возможно, я могла бы поверить в слова риара. Возможно, даже восхититься величием его замыслов. Но я выросла там, где железные чудовища стали обыденностью. Там, где они отравляют воздух и почву, где давно нет живых скал. Там, где все мы дышим с трудом и даже не понимаем этого.

Лишь оказавшись за Туманом, я ощутила, что это такое – жить и дышать по-настоящему. Ощущать ток крови в каждой клеточке своего тела, быть частью мира, вливаться в него, словно капля воды – в поток. Фьорды жестоки и прекрасны, но отказаться от них почти невозможно…

Теперь я понимала, почему Совет Ста Хёггов когда-то уничтожил всех железных чудовищ Харгора, запечатал Саленгвард, а после разъединил разум, плоть и душу Владыки. Возможно, когда-то, много веков назад в мире Конфедерации тоже была разлита эта живая сила, которая ощущается на фьордах. Но люди моей родины выбрали путь, которым так желает идти Владыка Скорби.

Совет Ста Хёггов тогда испугался будущего, которым грезил Харгор. Саленгвард стал той точкой в истории, которая навсегда изменила развитие этих земель и отвернула фьорды от научно-технического прогресса. Людям Конфедерации ильхи кажутся варварами в домотканых рубахах и звериных шкурах, дикарями, сражающимися на мечах, как и сто лет назад. Но отказавшись от развития технологий, ильхи сумели сберечь хёггов и их магию. Сохранить заветы предков и живую силу своей земли.

В отличие от тех, кто живет по другую сторону Тумана.

Вот только мои доводы – пустой звук для Харгора, они его не остановят. Владыку не смог остановить даже его побратим Ёрмун. А ведь риар по-настоящему тоскует по своему а-тэму даже сейчас, спустя века.

И все же убил его.

– Ты веришь в то, что делаешь, но ты заблуждаешься, Харгор-хёгг, – осторожно произнесла я. В дальнем углу блеснуло на сундуке что-то узкое. Нож? Кинжал? Не спуская глаз с ильха, я снова передвинулась. – Ты уже погубил Саленгвард и хочешь той же судьбы для всех фьордов. Увы, некоторые открытия лучше просто не совершать…

– О чем ты болтаешь, дева?

– Ты выбрал путь, который считаешь правильным. Но правильным в твоем понимании. Ты не подумал, что это правильное значит для других людей! Послушай меня! Сегодня утром Агмунд-хёгг сжег Последний Берег, тоже посчитав, что делает благое дело: освобождает фьорды от скверны. Но разве его поступок можно назвать правильным? Знаешь, Харгор-хёгг, мой папа часто повторял странную фразу, которую я не понимала в детстве, но хорошо осознала сейчас. Между правильным и неправильным каждому из нас лучше всего выбирать… милосердное.

Владыка прищурился, рассматривая меня.

– Ты не похожа на дев, которых я знал, – задумчиво протянул он. – Даже жаль, что придется уничтожить твой разум. Увы, великие свершения требуют жертв. Но довольно. Я хочу увидеть рассвет. Нам пора прощаться, дева.

– Вот попрощаюсь я с радостью! Катись ты к демонам, Харгор-хёгг! – рявкнула я и со всех ног бросилась к ножу. Схватила деревянную рукоять, обернулась… черная тень возникла рядом. И я, не думая, воткнула в нее нож.

Сталь вошла в мягкую – слишком мягкую – плоть.

А Владыка рассмеялся.

– Нет, дева, я ошибся, твой разум не стоит сожалений. Ты так ничего и не поняла. Неужели ты намеривалась убить того, кто уже долгие годы мертв?

Я перевела взгляд с рукояти, торчащей в груди ильха, на его ужасное лицо. Череп оскалился, верно, снова улыбнулся.

Мой ошеломленный взгляд скользнул ниже, на его шею.

– Постой-ка… Кольцо Горлохума… на твоей шее нет кольца Горлохума! Но, надев его, снять уже невозможно!

Если только не снести голову. Я слишком хорошо помнила рассказ Шторма о его побратиме, которого он не сумел спасти.

Харгор расхохотался. Отвратительное зрелище.

– Невозможно? Не для меня, дева. Я ведь сказал, что кровь, плоть и кости Вёльхона сохраняют мою плоть и мой разум. А душа… Душу можно скрыть от незримого мира лишь одним способом. Поглотив душу хёгга. Раздробив ее на куски и переварив, словно суп с земляными клубнями.

Я застыла, не веря тому, что слышу. Вот уж правда – благие намерения ведут прямиком в котел демонов. Неужели этот сумасшедший не понимает, что его путь познания стал кровавым? И что никакие знания того не стоят?

Увы, нет, не понимает. Он все еще верит, что великая цель оправдывает любые жертвы.

Вот только я точно не собираюсь украшать собой эти ряды!

Отпустив бесполезный нож, я изо всех сил толкнула Харгора и отскочила в сторону. Оглянулась затравленно, решая, куда бежать. И бросилась к распахнутым дверям. Но стоило приблизиться, как створки захлопнулись, едва не прищемив мне нос!

– Глупая дева, – почти с сочувствием произнес за спиной Владыка. – Ты пытаешься убежать от меня в моем же безвременье? Беги. Если хочешь. Это ничего не изменит. Осталось недолго.

Недолго?

Я резко обернулась и прижалась спиной к закрытой двери.

Перед глазами потемнело, словно на веки упала пелена. Навалилась слабость.

– Что со мной? – даже шевелить языком оказалось трудно.

– Ритуал завершается. Твое тело уже почти принадлежит мне. Не сопротивляйся, дева, боли не будет. Ты просто уснешь.

Ну да, вечным сном! Не хочу!

Беззвучно скользнув над полом, Владыка завис рядом со мной. Костяная рука без плоти прикоснулась к подбородку. Почти ласково, почти нежно. Лицо с оголенными костями черепа оказалось близко-близко. Так, словно Харгор собирался меня поцеловать…

Я дернулась, снова пытаясь убежать, но тело не слушалось. Слабость стала всеобъемлющей, навалилась на грудь гранитной плитой. Мысли метались испуганными птицами, и вдруг прямо в моей голове прозвучал голос Харгора:

«Не сопротивляйся…»

Я вздрогнула, осознав, что Владыка все еще стоит напротив, неотрывно глядя на меня. Однако я так явно слышу его мысли. Милостивые Перворожденные! Да он просто выселяет меня из моего же тела!

Хотела воспротивиться, но как? Ничего не получалось. Я лишь слабела.

Хотелось завыть от бессилия, но могла лишь тяжело дышать. Сознание путалось.

Воспоминания потускнели, смешались. Я пыталась удержать их, но почему-то видела совсем иное: радостного и одновременно испуганного мальчика с кольцом Горлохума в дрожащих руках…

Я ощущала на губах сладковатое дыхание Харгора, его костяные пальцы на своем подбородке, пока чужая память наполняла мою голову. Его становилось моим, а мое – его…

Надо сопротивляться! Бороться! Но мои воспоминания тускнели, заменяясь чужими. Я пыталась удержать их, но они таяли, выскальзывали водой из пальцев.

Вода! Надо вспомнить что-то, связанное с водой… что-то хорошее. Самое лучшее! То, что даст мне якорь. То, что удержит мою память и мой разум. Не даст им раствориться в ужасающей силе Проклятого риара.

Прогнав из головы воспоминания о мальчике – будущем Владыке, я сосредоточилась на своем прошлом.

Вот мой первый велосипед и первая поездка по дорожке вокруг родительской фермы. Мне лет шесть, я смеюсь от счастья и кручу педали, пока папа держит велосипед, не давая мне свалиться в кусты.

Мне семь, и мы всей семьей ночуем в палатке на склоне горы… Я учусь читать созвездия и распознавать следы на земле…

Мне восемь, и в конюшне родился тонконогий пятнистый жеребенок. Мы с Майком назвали его Клюковкой.

Мне пятнадцать, и тренер уговаривает меня принять участие в соревнованиях. Мне пятнадцать, и их выигрывает Алекс.

Мне двадцать, и я знакомлюсь с Джетом…

Мне двадцать один, я научилась водить автомобиль и мечтаю о собственной квартирке…

Мне двадцать два, двадцать три. Двадцать четыре…

Сознание тает. И я с ужасом понимаю, что это все не то. Что счастливые события моей жизни не в силах удержать меня. Они похожи на солнечных зайчиков – ласково щекочут кожу, вызывают мимолетную улыбку и ускользают прочь. Плещутся в руках солнечным светом, согревая, но и только.

Или все, о чем я вспоминаю, слишком незначительно? Слишком мелко?

«Засыпай… – ласково шепчет Владыка. – Тебе не победить. Что ты знаешь о сражениях, хрупкая дева? Что знаешь о ранах, нежная? О ранах, что болят веками? Засыпай…»

Увы, в этой битве нельзя победить солнечным светом…

Нужно что-то совсем другое!

То, что я не хочу, не могу вспоминать…

Ведь то – другое – нельзя назвать счастливыми моментами моей жизни. И разве можно задержаться в этом мире ради них? Если даже думать о них больно?

В отчаянии я глянула на звезды, мерцающие на сумраке неба. И вдруг заметила нахохлившегося беркута, присевшего на край окна. Что он делает здесь, в чужом безвременье? И как вообще смог сюда попасть?

А впрочем, какая мне разница… До него ли сейчас.

Я таяла оплывающей свечой, сил сопротивляться почти не осталось.

Да и надо ли?

«Ради чего тебе бороться? Зачем…»

Голос в голове убаюкивал.

И правда… зачем?

Разве что…

…Мягкая волна качает разбитый хёггкар. На борту белой краской выведено кривое слово «Медуза». От шкур на кровати пахнет вереском. А под темным днищем спит морской змей. Он мог бы спать где угодно – в теплом гроте или в прохладной глубине, но он спит здесь. И порой поднимает голову, чутко прислушиваясь к легкому дыханию девы…

«Помни свой шторм, Мира. И помни, что ты в нем выжила».

Слова обжигают и ранят. Нет, это не счастливые воспоминания. Эти воспоминания подобны клинкам – ранят насквозь, выпускают кровь, сдирают на живую кожу. Они безжалостны, словно дикие звери. Они жестоки. Они беспощадны. И лишь они могут удержать мою душу.

«Никогда не забывай о том, что тебя изменило. Храни в памяти и доставай, когда тебе надо стать сильнее. Злее. Яростнее. Когда тебе надо победить».

Свет сменяется мраком. Мрак становится силой.

Огромный белый корабль и Майк, стоящий на трапе. «Ну же, Мира, поторопись! Из-за тебя мы опоздаем, и уплывут без нас!»

Черное небо и хлесткие брызги в лицо.

«Не отпускай меня, Мира! Только не отпускай!»

Холодные бездыханные тела, через которые я пробираюсь снова и снова.

«Вы слышали? Ту бурю назвали Мирандой… Так зовут вашу девочку, да? Какое ужасное совпадение…»

«Мама, зачем вы сняли фотографии Майка?»

«Тебе надо все забыть, Мира…»

Прохладная глубина бассейна и лютый страх, когда я шагаю с бортика…

Снова вода, но уже иная. Темная, слоистая. Живая.

«Что делать с девчонкой, когда мы пересечем Туман?»

Фьорды согрелись…

«Куда ты снова бежишь, лильган?»

Насмешка на губах. Серый туман над зелеными мхами…

Искры праздничного костра…

Мое отражение в глазах кракена.

И нож, входящий в сердце ильха.

Или в мое?

«Я хочу, чтобы у тебя остались воспоминания… О фьордах. Обо мне».

Мучительная боль потери. Жажда отмщения и горячая, хмельная ярость. Ненависть. Чувства, невыносимые настолько, что хочется выдрать их из себя.

«Беда – та еще сволочь…Помни свой шторм»

Жестокие чувства.

Заставляющие жить.

Я открыла глаза.

(обратно)

Глава 29

Пролетев несколько ярусов, Краст свалился прямиком на своих воинов. Но к его чести, перекатился через голову и тут же вскочил, на ходу обнажая меч. Четкие ряды ильхов сломались. Одни по примеру своего риара выхватили оружие, другие – изумленно таращились на ильха, застывшего посредине беломраморной лестницы.

– … невозможно!

– Да кто это вообще такой?

– Вот это силища!

Шторм сверху осмотрел чужаков. Втянул воздух – сильно, полной грудью. Внутри билась живая, первородная сила. Мир вокруг стал ярче и острее. Все чувства усилились. Даже шепот пришлых воинов Шторм теперь слышал так, словно стоял у них за плечом.

Поднял руку – порезы, полученные в бою, исчезли. Рана на груди, едва не отправившая его в незримый мир, затянулась до бледного рубца. И раздробленная нога больше не дергала так, что хотелось ее оторвать.

Он полностью исцелился. И стал сильнее, чем когда-либо. Сильнее, чем может быть человек или даже тот, кто поймал душу хёгга.

Вот только за это придется дорого заплатить.

Шторм снова втянул воздух – с наслаждением, со вкусом. Словно выпил залпом дорогое вино. Ощущать свое тело сильным и здоровым – невероятная роскошь. Не чувствовать боль – почти блаженство.

Жаль, что это закончится. Но прежде он будет защищать эту лестницу. Столько, сколько сможет. Столько, сколько понадобится Мире, чтобы найти путь обратно.

Шторм медленно повел головой, размял плечи. И рассмеялся от ощущения силы.

Воины внизу застыли, с опасением глядя наверх. Беловолосый а-тэм с яростью сжал кулаки.

– Чего застыли? Он напал на вашего риара! Стащите мерзавца с этой лестницы! Вперед!

Пришлые сорвались с места стаей диких собак, потрясая топорами и мечами, выкрикивая угрозы:

– Прочь с дороги! Убейте мерзавца! За риара Дьярвеншила!

Сам Краст-хёгг несся первым.

И первым же снова слетел с лестницы! За ним туда отправился его побратим и остальные воины. И это при том, что Шторм даже меч не поднял – кулаков хватило!

– Почему бы вам просто не убраться? – предложил он.

Краст и Рэм переглянулись, первый усмехнулся.

– Зачем нам уходить? Саленгвард, оказывается, занятное место! И бродяги тут занимательные. Может, расскажешь, кто ты на самом деле?

– Я ведь уже сказал. Меня называют Шторм.

– И почему тебя так называют?

Шторм хмыкнул, заметив, как «незаметно» подкрадывается со стороны беловолосый а-тэм. Хитро. Но не для того, в ком бушует сила не-мертвого хёгга.

Прищурившись, ильх окинул взглядом горизонт. С лестницы был виден краешек моря, и сердце кольнуло тоской. Он всегда думал, что умрет в глубоких, бескрайних водах, навеки станет их частью. Умирать на ненавистной лестнице не хотелось, но судьбу не выбирают. А Шторм о своей не жалел.

Перевел взгляд на Краста, делая вид, что не замечает Рэмилана. Улыбнулся почти радостно.

– Сейчас узнаешь.

Водопад, стекающий по скале, обрел небывалую силу. Зарычал, налился губительной яростью, зашумел угрожающе. А потом изменил направление, взвился в воздух рекой и обрушился на людей! Накрыл сверху потоком бурлящей воды, снося всех, кто был на лестнице. Ругающегося в голос Рэма подхватил и закружил, потащил не вниз, а вверх, и с силой забросил на растущую у скал сосну с густой макушкой и лысым стволом. А-тэм из Дьярвеншила заорал диким зверем, пытаясь сначала вырваться из цепких оков воды, а потом – слезть с дерева.

Краст, по воле чужака снова кувыркнувшийся в воздухе и вымокший с головы до ног, приземлился и тоже выругался. Его люди валялись у подножия лестницы мокрые и злые.

Шторм захохотал. Ярость бушующей воды перекликалась с его собственной. Сила дарила ощущение могущества. Ненависть бурлила, требуя уничтожить, разорвать, убить!

Он помотал головой, отбросил со лба волосы.

«Не убивать… не убивать», – прошептал он, с трудом усмиряя ярость.

По крайней мере – пока. Может, чужаки все-таки одумаются и уйдут. Надежды на это мало, но надо держаться, пока она есть.

– Уходите! – снова выкрикнул он.

– Даже если мы уйдем, придут другие! – Краст-хёгг снова стоял на ступенях. Проклятый упрямец! – Почему ты защищаешь этот город? За что сражаешься?

Шторм покачал головой.

Не за что. За кого.

Но как объяснить это чужаку из далекого Дьярвеншила? Разве он поймет?

– Я не хочу вас убивать. Просто покиньте Саленгвард, поглоти вас пекло!

Рэмилан все-таки сумел одолеть сосну, хотя теперь и выглядел не только мокрым и потрепанным, но еще и окончательно разъярённым. Вокруг него вилась белая пороша сдерживаемого призыва, но хёгг снежного пока не появлялся.

– А вот мне теперь очень хочется отрезать от тебя хороший кусок мяса, бродяга! Сражайся! – рявкнул он, вытаскивая меч.

– Как пожелаешь, – сказал Шторм, и Рэм напал.

Он бил яростно, сильно. Нападал, желая смять защиту обидчика, сломать его оборону и добраться до живого тела. Но оказалось, что оборона эта крепче горного хребта, а сам обидчик – сильнее и быстрее стихии. Шторм двигался, словно морской ветер – нанося удары и уклоняясь в песчинке от кончика чужого меча. Рэм зарычал, позвал своего хёгга, но тот снова не откликнулся!

Вражеский клинок прошел совсем рядом с горлом Рэмилана, увернуться он успел в последний миг, ощутив на коже холод чужой стали. И увидел глаза окровавленного бродяги – темную, предгрозовую зелень и черноту, расползающуюся под веками. Жуткую, противоестественную черноту…

Мечи снова сошлись, руки загудели от силы удара. И Шторм отбросил Рэма в сторону.

Беловолосый ильх, не удержавшись, рухнул на колени, сплюнул со злостью, вскочил.

– Ты не человек! – рявкнул он. – Кто ты?

– Человек. Пока еще…

Клинки снова встретились, ударились со скрежетом, разошлись со звоном. И впервые Рэмилан, а-тэм из Дьярвеншила, подумал, что зря они ступили на проклятую землю Саленгварда. Что лучше бы и правда ушли…

Чужое лезвие прочертило на плече длинную полосу, и Рэм с шипением отступил.

– Моя очередь, – с предвкушением произнес Краст.

В отличие от его а-тэма, риар Дьярвеншила удары наносил скупо, но жестко. Короткие и сильные выпады, гибкие и быстрые уходы. Он бил сразу и наверняка, желая свалить Шторма, но наткнулся на слишком сильного противника. Мечи разошлись, не причинив вреда, лишь со злостью оцарапав сталь.

И прежде чем Краст снова напал, у подножия лестницы закричали:

– Хёггкары, мой риар! Пришли хёггкары! Я видел щиты Аурольхолла, Варисфольда и Гараскона! Десятки десятков воинов!

– Вот видишь, бродяга, – сказал Краст, не спуская со Шторма внимательного взгляда. – Я ведь говорил, что скоро здесь будет не протолкнуться. Многие увидели огни на холмах и поспешили в эти воды. Саленгвард слишком давно стоит костью в горле фьордов. Многие сочтут за честь сравнять этот город с землей. Тебе не удержать всех.

– Я попробую.

– Но почему? За что ты готов отдать свою жизнь? – Краст нахмурился, всматриваясь в странного чужака. Выглядел тот чудовищно, а его сила и скорость поражали. Кто он и почему так отчаянно сражается?

Шторм не ответил. Не выпуская из вида Краста, он бросил быстрый взгляд на простирающуюся за площадью улицу. В тумане двигались силуэты – и не было им числа.

«Убить… убить всех… разорвать… в клочья!»

Жгучая ненависть обожгла кровь. По венам потек горький яд, отравляющий душу. Этот день для многих станет последним. Эту битву запомнят. Площадь заполнили чужаки из разных городов, и все они с недоумением смотрели на застывшего вверху ильха.

– Мне жаль, – сказал Шторм, снова поднимая клинок. Ударить не успел, потому что снизу снова закричали. И на этот раз голос оказался знакомым.

– Эй, Ярл, ты там еще не утомился мечом махать? Так мы сейчас тебе поможем, не переживай! Проредим малость ряды этих нахалов!

– Эйтри? Я разве не велел вам проваливать? – хмыкнул Шторм. Бурлящая внутри чернота ненадолго отступила, спрятала ядовитые жала.

– Так это бунт, капитан! – радостно отозвался Эйтри-Янтарь. Среди чужаков мелькнули его белые косы, блеснул злым азартом желтый камень в глазнице.

За Эйтри уже раскручивал булаву Торферд, и вокруг великана разрасталось пустое пространство. Никто не хотел ненароком остаться без головы.

– Ты разве не знаешь, что я делаю с бунтарями, Эйтри?

– Как не знать! – еще радостнее отозвался Янтарь. – Веревку на ногу – и в долгий путь под днищем «Ярости Моря»! Вода смоет все прегрешения, если смельчак выживет, конечно!

Эйтри захохотал, как безумец, прокручивая вокруг кистей рук парные мечи.

– Вот именно. Так какого пекла вы все явились?

– Мы не могли пропустить хорошую драку, Ярл! У тебя затевается недурное веселье, а нас не позвал? Нехорошо, капитан!

– «Ярость Моря» и капитан Ярл? – задумчиво произнес Краст-хёгг.

– И его помощник – Эйтри, младший наследник Аурольхолла, взбунтовавшийся против семьи и нежеланной невесты, – так же задумчиво отозвался его а-тэм. – Известные фьордам имена.

– Не ожидал встретить их в проклятом городе.

Шторм пожал плечами. Посмотрел на луну, выкатывающуюся из-за гор. Море вдали рычало, и так хотелось окунуться в зыбкие воды, смыть солью чужую кровь… но не судьба.

Он посмотрел вниз и сказал:

– Эйтри, сегодня мы не берем пленных.

– Да, мой повелитель!

– К оружию!

Мечи снова взвыли стальную песню, ряды воинов сомкнулись и закружили людскими водоворотами. В один миг все смешалось – свои и чужие. Упавшие факелы вспыхнули огнём на сухом дереве, пламя заплясало, озаряя кровавую битву. Лязг, шум, вопли и стоны. Кто-то упал, кто-то снова вскочил… в какой-то момент стало ясно, что защитников Саленгварда совсем мало, гораздо меньше, чем чужаков. И что все они ужасно устали. Но столпившись рядом со своим повелителем, бились, как одержимые, словно у каждого в запасе была еще одна жизнь. И все же – проигрывали.

– Сдавайтесь! – крикнул Краст, отбивая медвежью атаку Торферда. – Шторм-хёгг, прикажи своим людям отступить! Или хочешь, что мы всех перебили?

Шторм оглянулся на голос и успел заметить, как упала Нана. Рухнула, словно срубленное дерево.

И тут закричал Ирган.

– Мечи! Мой повелитель, мечи Проклятого риара! Они… рассыпаются!

Небо – еще миг назад ясное и звездное, затянуло чернотой. Потянуло холодом – студёным, совсем не летним.

И в четырех угловых башнях Саленгварда, давно заброшенных, вспыхнуло зарево огня. Но был он странным, зеленоватым, словно горящий на могильнике торф. Черное сухое небо разорвала молния.

– Что это? Что?

Как по команде, все головы повернулись в сторону дворца. Двери его распахнулись, и на верхнем ярусе показалась фигура…

– Проклятый риар, – прошептал кто-то. А потом повторил уже в голос: – Проклятый риар вернулся! Владыка Скорби!

В наступившей гробовой тишине силуэт спускался по белой лестнице, ставшей от крови красной.

На бледном челе светился черными камнями венец риара Саленгварда. Карминные губы складывались в безумную улыбку. Длинный окровавленный подол тянулся по ступеням, по обнаженным белым рукам расползалось чернотой колдовское кружево. Глаза отдавали малахитовой зеленью проклятого города, и темные волосы стелились за спиной, словно живая река.

– В венце черных звезд, в потоках крови вернется риар Саленгварда. И принесет с собой оживший ужас, – вспомнил древнее пророчество Ирган. Его шепот в наступившей тишине показался криком.

Людская волна отхлынула вниз.

И лишь Шторм качнулся навстречу, все еще не веря своим глазам.

– Это…дева? – изумленно протянул Краст-хёгг.

– Очень упрямая дева, – тихо добавил Эйтри-Янтарь.

Дева в венце риара Саленгварда обвела жутким малахитовым взглядом застывших внизу людей – одного за другим. И каждому захотелось попятиться.

– Довольно битв. Убирайтесь из моего города, – сказала она.

– Кто ты и почему мы должны тебя слушать? – нахмурился Краст-хёгг.

– Ты спрашиваешь, кто я? Я та, что сокрушила Проклятого риара Саленгварда и приняла его наследие. Мое имя – Миранда, запомните его! И то, что эти люди и этот город теперь под моей защитой! – Голос девы в наступившей тиши прозвенел громом. – Я не желаю вам зла. Уходите. Расскажите каждому, что Саленгвард никому больше не навредит, но он сумеет защитить тех, кто найдет здесь новый дом!

Краст-хёгг некоторое время стоял, рассматривая невиданную деву. Потом перевел взгляд на Шторма, прищурился с пониманием.

Из толпы вновь прибывших воинов выступил один – светловолосый, с льдистыми синими глазами и россыпью алмазов на одежде.

– Я Верес из Аурольхолла. Говоришь, ты одолела в битве Владыку Скорби, дева Миранда? Если ты победила прежнего риара, то имеешь право на его город, это верно. История фьордов знает примеры, когда риаром становился человек без кольца Горлохума. И даже когда им становилась дева. Но чем ты докажешь, что битва была? И что ты смогла одолеть Владыку Скорби? По слухам, его силе не было равных!

Дева, не моргая, смотрела в хрустальные глаза чужака. И тот сглотнул, сжал руку на рукояти меча, сдерживая желание отступить.

– Хочешь доказательств, Верес из Аурольхолла? Оглянись.

– Что я должен увидеть? – Верес нахмурился. – Здесь только туман.

– Туман прячет тех, кто веками хранит этот город. Туман делает их невидимыми. Ты смотришь, но не видишь, Верес из Аурольхолла. Саленгвард впускал многих, но никому не позволил покинуть свои стены.

– О чем ты говоришь?

Черные кружева на руках девы зашевелились, словно водяные струи. Потекли с ладоней и упали каплями с пальцев.

И земля вздрогнула. Площадь у лестницы пошла трещинами.

А из тумана потянулись фигуры. Призрачные силуэты ткались из серого марева, гнилой плоти, костей и лишайников. Они двигались в жутком безмолвии, смотрели пустыми беспощадными глазами. Сквозь их тела проросли бледные поганки и серые мхи, корявые ветки и навеки впаянное в кости оружие. Мертвые ильхи и их неживые девы, полусгнившие собаки и лошади, дохлые волки и грязные вороны. Люди, звери, птицы. Мертвые выходили из древних могильников, выползали из земляных ям и каменных захоронений. Открывали двери домов, спускались по лестницам, слетали с крыш. Они шли отовсюду, окружая живых людей кошмарным молчаливым кольцом.

Мертвые жители Саленгварда пришли на Зов своего нового риара.

Ведь они всегда были здесь – армия Владыки Скорби, вечные не-мертвые, жители погибшего города. Проклятый риар наказал живых, которые клялись ему в верности, а потом предали, открыв ворота Совету Ста Хёггов.

Они всегда таились в тумане, а Шторм всегда их чувствовал. Ощущал нутром, хотя и не видел. Но каждый раз, входя в Саленгвард, он знал, что за ним наблюдают сотни неживых глаз. Те, кто, как и Вёльхон, сторожили покой хозяина и ждали того, кто откликнется на мертвый Зов.

Они были ужасны.

И не было им числа.

Мертвый беркут опустился на плечо девы. Мертвый волк сел у ее ног.

Возле беловолосого Вереса зашевелился мертвец, сраженный в битве. Медленно поднял голову, посмотрел пустым взглядом. И встал, пошатываясь. Верес не сдержался и все-таки выхватил меч, ударил. Сталь застряла в плоти, но мертвец продолжал двигаться.

Вторым – поднялся павший воин у ног Краст-хёгга. А потом все погибшие в бою встали и присоединились к вечной армии Саленгварда.

Дева захохотала.

Живые ильхи шарахнулись в сторону, ощетинились мечами и копьями, но в глазах каждого храбреца возник откровенный ужас.

– Вот тебе мои доказательства, Верес из Аурольхолла! – с насмешкой протянула Миранда. – Так ты признаешь мое право на этот город? Так готов оставить мои земли или хочешь присоединиться к моему мертвому легиону? Нравятся тебе мои воины, Верес?

Ильх сжал рукоять меча и затравленно оглянулся. Краст-хёгг нахмурился, но, к его чести, испуганным не выглядел. Скорее – задумчивым.

– По закону фьордов у риара должна быть хоть одна десятина защитников, – выплюнул Верес. – И это должны быть живые люди, дева! Покажи свою десятину, и мы признаем твое право на владение Саленгвардом.

Дева моргнула слегка растерянно.

И тут шагнул вперед тот, кого называли Шторм-хёгг и Ярл-Кровавое-Лезвие.

Встал на колени и четко произнес:

– Встаю под руку твою, Миранда. Склоняю перед тобой голову, отдаю свою жизнь, силу и меч во власть твою и знаю, что ты не воспользуешься ими бесчестно.

Эйтри хмыкнул. Почесал грязную белую макушку. Пробормотал какое-то замысловатое ругательство. Посмотрел на Вереса из Аурольхолла. Тот ответил тяжелым взглядом. А потом Эйтри весело усмехнулся и тоже опустился на колени.

– Встаю под руку твою, риар, – буркнул он так, словно сам не верил в то, что делает, а дева в венце черных звезд насмешливо улыбнулась.

Рядом тяжело упали Торферд и раненая Нана, потом плюющий кровью Ирган, тяжело дышащий Бирон-Стервятник и двое молчаливых ильхов Последнего Берега, имен которых Миранда не знала. И они тоже произнесли клятву.

Увы, больше от защитников города никого не осталось…

– Восемь из десяти, дева, – процедил Верес. – Есть еще желающие встать под руку нового риара?

Толпа живых отхлынула в сторону. Мертвецы угрожающе заворочались. Белые молнии прошили сухую темноту неба.

– Есть! Есть! – завопил из темноты старик Дюккаль. За ним ковылял Вегард-Без-Крыши, на его голове сидела кошка. И оба, кряхтя, опустились на колени у подножия лестницы.

– Встаем под руку твою, риар!

– Думаю, нам здесь больше нечего делать, – громко сказал Краст-хёгг. – Новый риар получил власть по закону и сам… сама позаботится о Саленгварде. Возвращаемся на хёггкары!

И, спустившись с лестницы, пошел прочь.

Армия мертвых молча расступилась, выпуская риара Дьярвеншила. Его люди потянулись следом.

Верес из Аурольхолла яростно сверкнул хрустальными глазами, но потом медленно кивнул, тоже развернулся и пошел прочь.

А потом, торопясь и перешептываясь, ушли и другие. Все, кто намеревался уничтожить Саленгвард.

Разгорающийся рассвет позолотил силуэты быстро удаляющихся хёггкаров.

Дева в венце черных звезд посмотрела на небо и вздохнула так, словно делала первый в жизни настоящий вдох.

– Новый рассвет, – прошептала она. – Он все-таки наступил. Неужели мы победили? И выжили? Шторм, мы выжили?

Словно все еще не веря, она обернулась к ильху. И увидела черные незнакомые глаза, почти такие же пустые, как у мертвецов, поднятых ею.

– Ярл! – простонал рядом Эйтри.– Что, раздери тебя пекло, ты сделал?

(обратно)

Глава 30

Двадцать девятый рассвет… Раньше я не придавала им значения, а теперь считаю каждый. В открытое окно моей комнаты в башне риара видно крыши домов, море и кусок площади – все еще искорёженной и вспученной после того, что случилось в ночь моего возвращения. Ржавые мечи у подножия лестницы рассыпались прахом, когда я победила Харгора. Кровь, к счастью, смыло дождем, и теперь ступени снова сияют белым мрамором.

Мертвецов я отправила в недра горы, закрыв им выход. Они останутся там навечно, а я надеюсь, что мне никогда не придется повторять свой призыв мертвых. Не уверена, что заставляя двигаться давно истлевшие останки, я остаюсь собой. Или хотя бы – человеком.

Иногда я смотрю в кусок льдистого стекла, считая изменения. В моих волосах появились седые пряди. В мое тело навечно впечаталась драконья кровь. Руки она покрывает сплошной чернотой – от пальцев до локтей. На плечах и груди напоминает узоры. На живот и бедра стекает скорбными дорожками. И даже лицо украшает черная капля у левого века.

Мои глаза заполнила потусторонняя малахитовая зелень.

И если я захочу, то смогу позвать любого мертвеца в Саленгварде. Поднять из могилы и заставить мне служить.

Таково наследие Владыки Скорби.

В безвременье я получила часть его воспоминаний и думаю, мне понадобятся годы, чтобы научиться не вздрагивать от ужаса, когда мне снятся кровавые ритуалы проклятого риара. Харгор утратил милосердие и перестал видеть разницу между живым и мертвым. И то и другое стало лишь средством для достижения его целей.

Души живых он разрывал на части и запирал в своих железных творениях, надеясь создать идеальное вечное существо. В темных лабиринтах под Саленгвардом и сейчас ждут своего часа ряды железных чудовищ, до которых не сумел добраться Совет Ста Хёггов. Однажды я наберусь храбрости, чтобы спуститься в недра скал и увидеть их своими глазами.

А пока я должна научиться жить с тем, что от меня осталось.

Несколько дней назад я все-таки решилась и на рассвете открыла еще один проход. Идти пришлось долго, так долго, словно я спускалась в саму бездну. Чем ближе я подходила, тем громче становился яростный рокот, зарождающийся под Саленгвардом. Он указывал мне путь даже во тьме, когда погасла взятая с собой лампа.

Тело Ёрмуна, вернее – его останки, я нашла в подземном гроте с ледяной водой. Скелет лежал наполовину в воде, прикованный цепями из мертвого железа. Получеловек, полухёгг, не-живой и не-мертвый.

Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, я подошла ближе и произнесла:

– Силой и властью риара Саленгварда, я – Миранда, считаю исполненной твою клятву а-тэма. Я отпускаю твою душу, отныне она свободна. И пусть будут милостивы к тебе Перворожденные, Ёрмун.

И ударила топором, перерубая цепи.

Белый поток взревел раненым зверем, и почудилось, что мои слова прозвучали слишком тихо, слишком слабо. Разве можно расслышать их за ревом бушующего течения?

Подземное озеро взметнулось угрожающей волной и… опало.

Течение замерло. В гроте стало тихо-тихо. Так тихо, что я услышала звон капель, падающих с потолка.

Желтые от времени кости Ёрмуна медленно соскользнули в воду и исчезли на глубине.

Я еще постояла, глядя на темную и уже спокойную воду, а потом двинулась обратно. У меня оставалось еще одно не менее важное дело – запечатать могильник Вёльхона.

Пещеру с его костями я закрыла и даже коридор к нему завалила камнями, чтобы никто не смог найти дорогу. Саленгвард по-прежнему мертв, но большая часть души Вёльхона все еще остается во мне, даруя власть над камнями и новые невероятные способности. Именно не-мертвому хёггу я обязана этой силой – раздвигать скалы, вызывать сухие грозы и… призывать мертвых. Ритуалы Харгора изменили живые силы дракона и саму его суть. Владыка поглотил большую часть его разорванной души, но два клочка все же остались на свободе. Одна – нашла приют в мертвом беркуте. Вторая – в волке.

На мне нет кольца Горлохума, но вместе с поглощенной душой Владыки, а значит, и Вёльхона, я получила и его страшные силы.

Стило подумать, и на окно тяжело упала птичья тушка. Я хмыкнула, глядя, как давно не живой беркут пытается вычистить встопорщенные перья. К этому странному спутнику я уже привыкла, и он не вызывал во мне оторопи. А вот дохлый волк, крадущийся рядом, все еще заставлял меня подпрыгивать. Но он присоединялся к нам лишь во время прогулок по городу.

Кстати, пора собираться.

Сегодня в огромной кладовой города я выбрала почти целый наряд: светлое платье с серебристым подкладом и искусной вышивкой у горла. Волосы заплела в косу, сверху пристроила венец – оказывается, он отлично сдерживает рассыпающиеся пряди. Собрала корзину и вышла в коридор.

И уже у лестницы столкнулась с Эйтри. Мы скривились одинаково недовольно.

– Эй… Этот… Эта… ну то есть… Как же это… – Мерзавец пощелкал пальцами, делая вид, что не может вспомнить.

Я невозмутимо молчала. Эта демонстративная забывчивость повторялась каждый день, и я надеялась, что когда-нибудь она Эйтри все-таки надоест. Но пока этот счастливый день не наступил. К сожалению.

– А, вспомнил! Риар! Во! Куда идешь, риар?

Я повернулась и молча двинулась к выходу. Конечно, это не могло обескуражить Эйтри. Он посмотрел на мою корзину, увидел кисти и поднял белые брови.

– Ого, ты собралась рисовать? Неужели умеешь?

– Нет.

– Ну вот, – снова пощелкал он пальцами – очень противный звук, к слову. – А я уж думал, что у тебя появилось какое-то полезное умение, риар!

– У меня есть умение призывать мертвых! А у них есть умение – надирать задницы всяким заносчивым мерзавцам! – не сдержалась я, и Эйтри радостно улыбнулся.

– А, ну вот. Это все еще наша упрямая лильган. Ладно, не злись, я ведь должен убедиться, что Харгор не вернулся и не захватил твое тело.

Я снова пошла к двери. Эйтри подначивал меня на каждом шагу, я огрызалась, но иногда внутри делалось холодно. Это все еще была я. Но могла ли я утверждать, что Харгор не вернется? Я даже не могу точно объяснить, что произошло в безвременье. Моя душа оказалась сильнее, мои боль и ярость – ярче. Моя душа поглотила душу Проклятого Владыки, а часть моих воспоминаний заменились на его.

Иногда я пытаюсь вспомнить имя девушки, с которой дружила в университете, или обстановку своей комнаты в Окламе – и не могу. Зато во всех подробностях вижу перед глазами очередной жуткий ритуал.

Так была ли я все еще той же Мирандой из-за Тумана?

Увы, я не знала ответа.

Возможно, надо просто принять изменения и жить дальше, приспосабливаясь к новой для себя действительности. К кровавым снам. К голосам мертвых. К дохлому беркуту на плече и волку у ног.

К драугу, которого я все еще люблю.

– Снова идешь к нему? – Эйтри вмиг стал серьезным, помрачнел. Насмешка слетела с его лица и стали видны горькие морщинки у губ. – Мира, ничего не получится. Никто не вернулся, понимаешь? Мы пытались много раз. Но те, кто стали драугами, перестают быть людьми. Его больше нет, Мира!

– Катись к демонам, Эйтри.

Я отпихнула ильха плечом, вихрем пронеслась по коридору и вылетела на улицу.

Лето растекалось над фьордом медом и золотом, и за пределами Саленгварда цветы уже сменились сочными ягодами. Однажды и в этот город вернется жизнь, в этом я была уверена.

– Мира, послушай…

– Никогда, – четко произнесла я, обернувшись на Эйтри. – Никогда я не позволю его убить и сжечь на холме. А если вопреки моему приказу ты решишь избавить его от страданий и сделаешь это тайком, то я вырву твое сердце, а потом подниму труп и заставлю вечность чистить отхожие ямы. Понял?

Беловолосый ильх изумленно моргнул.

– Отхожие ямы? Вечность? Хеллево пекло, твой разум еще более извращенный, чем…его! Ярл всего лишь вспарывал врагам брюхо!

– Вот именно. И не забывай, кому ты принес клятву верности, – напомнила я.

– Забудешь тут… как же, – пробормотал Эйтри.

– Лучше позаботься, чтобы у людей была еда. А потом напиши новые прошения. Отправь в Варисфольд и другие города. Добавь, что Саленгвард готов к торговле, в конце концов, в наших кладовых полно сундуков. А золото, к счастью, не гниет. Возможно, на фьордах найдутся смельчаки, готовые торговать с нами. И даже те, кто готов здесь поселиться.

Эйтри скептически хмыкнул, но я верила в то, что говорила. Конечно, дурная слава нескоро отпустит эти земли, но рано или поздно сюда придут новые корабли. Хотя бы ради любопытства. Ведь человеческую природу не изменить.

– Варисфольд и так к нам однажды явится, – буркнул Эйтри. – Посмотреть, что за новый риар теперь владеет Саленгвардом и чего от тебя ждать.

Я кивнула. Да, все так. И мы должны быть готовы к этой встрече.

Но все это впереди. А пока меня ждет берег и теплая волна, целующая босые ноги.

И он.

Так что я отвернулась от Янтаря и двинулась к городской стене. Теперь мне не нужно было через нее перелезать, камни разошлись раньше, чем я приблизилась. Каждый раз это получалось у меня все лучше. Сегодня я даже не задумалась, призвав странную и страшную силу Вёльхона.

Беркут и волк остались за стеной, они не покидали пределов города. Я рассеянно подумала, что надо бы дать им имена. Или, может, называть их Вёль и Хон?

В конце концов, все мы живы, пока кто-то произносит наше имя.

В лесу созрела голубика, я набрала пригоршню, медленно съела. Дошла до кромки моря, постояла, вдыхая соленый воздух. Между выступающими скалами на миг показалась огромная круглая голова и тут же снова спряталась в глубине. Я улыбнулась. В тот день мой пепел все-таки помог, и кракен выжил. И я была так счастлива, увидев чудовище, что едва не расплакалась.

К берегу Малыш не приближался, но я все-таки помахала ему рукой. Белый Ёрмун утих и больше не опоясывал город неприступным течением. Я надеялась, что слухов об армии мертвых будет достаточно, чтобы защитить Саленгвард от новой войны.

На сгоревшие остовы хёггкаров Последнего Берега я смотреть не стала. Свернула за ясеневой рощей, миновала хлипкий мостик и оказалась в пещере. Потрясла тяжелую дутую лампу в углу, дождалась, когда внутри разгорится уголь. И лишь потом повернулась.

Цепи из мертвого железа тянулись от толстых колец и сковывали ильха по рукам и ногам. Говорят, этими цепями можно удержать даже дикого хёгга. Шторм смотрел на меня, прищурившись. Изодранная рубашка еще влажная, со светлых волос падают капли. Верно, Эйтри заходил и вылил на Шторма пару ведер воды. В первые дни мы опускали Шторма в море, надеясь на исцеление, но в итоге едва его не утопили. Ильх не призывал хёгга и не оборачивался. Даже на глубине он оставался человеком, и его почерневшие глаза внимательно наблюдали за людьми сквозь толщу воды. Поняв, что глубина не поможет, его приковали в пещере на берегу.

Эйтри рассказал мне, кем стал Шторм. Что он сделал, чтобы дать мне время на возвращение. Он принял столько пепла, что хватило бы на создание десяти драугов. И лучшее, что можно теперь сделать для того, кого я люблю – это развести костер, да пожарче.

Но я не желала об этом даже слышать.

Разложила на камне содержимое корзины, вытащила кисти.

– Знаешь, Шторм, из башни риара открывается потрясающий вид на горы и море. Особенно прекрасны рассветы. Честное слово, стоило занять этот город хотя бы ради того, чтобы любоваться ими. Но пока ты не можешь этого увидеть, я решила нарисовать тебе свой рассвет. Старый Дюккаль изготовил мне желтую краску, говорит, это смесь охры и ржавчины. Должна предупредить, что рисую я ужасно, но изобразить солнце сумею. Ты знаешь, что означает древнее название этого города? Я теперь знаю… «Тихая пристань». Душевно, правда? Я думаю, солнце станет новым символом Саленгварда. Золотой круг, который будет означать новый рассвет. Который все-таки наступил. Как думаешь?

За спиной никто не ответил.

– Жизнь понемногу налаживается, – тише продолжила я. Макнула кисть в краску и обрисовала на стене полукруг. – Проклятие спало, туман исчез и Саленгвард оживает. Ирган на днях увидел вереск, пробившийся на скале у дворца. Те, кто выжил в битве, решили обосноваться в городе. Нашли целые дома, принесли из малахитового дворца столы и кровати. Конечно, на это решились не все. Кое-кто продолжает жить на берегу, в гротах или шалашах из веток.

Я вздохнула.

– Я нашла сокровищницу Саленгварда, но от золота Проклятого риара пока мало толка. Из него нельзя сварить горячий суп, когда наступят холода. Мы делаем запасы, но рук не хватает. А еще людям нужно мыло, ткани, теплая обувь и одежда. Одеяла и шкуры. Лампы с живым огнем Горлохума, бумага и куча разных мелочей.

Полюбовалась на желтый круг и начала его закрашивать.

– Эйтри говорит, если ничего не изменится, то придется выводить из бухты «Ярость Моря». Он хочет добраться до ближайшего города и попытаться обменять золото на что-то полезное. Вот только… твой хёггкар слишком приметный. И слишком норовистый. Эйтри не уверен, что сможет с ним справиться.

Угрожающая тишина за спиной нервировала, но оборачиваться было рано. Сначала нужно дорисовать солнце.

– Все ждут твоего возвращения, Шторм. Нана за все время не произнесла ни слова, но каждый день печет твои любимые пироги. Бирон вычистил твой меч и починил треснувшие ножны. Торферд ночует на скалах, и хоть утверждает, что там больше воздуха, мы знаем, что он хочет быть поближе к тебе. Даже кракен высовывается из воды каждый раз, когда кто-то появляется на берегу. Тоже ждет.

Краска пахла чем-то сладко-кислым, но ложилась ровно.

– А Вегард-Без-Крыши доделал лиру. Ты помнишь дощечки, которые он постоянно перебирал? Он сделал из них инструмент. И говорит, это лучшая лира за всю его жизнь. Ее песню слышно даже в незримом мире. Он играет на ней каждый день, чтобы ты мог найти дорогу обратно. Слышишь музыку? Она звучит и сейчас.

Еще пара мазков, и мое солнце озарит пещеру.

– Эйтри… Он тоже тебя ждет. Хоть и грозится сжечь на холме. Но я знаю, все дело в том, что ему больно. Больно видеть тебя таким. И…меня. Хотя этот мерзавец никогда в этом не признается!

Последний взмах кистью, и желтый круг засиял на камнях. Получилось слегка неровно, но вина, конечно, в шероховатости стен, а не в моей криворукости!

– А еще я теперь знаю, что значит Зов хёгга. И почему твои глаза порой так напоминали море… – Я запнулась, и капля краски упала на землю. Постояла, выравнивая дыхание. – Ну вот, все готово. Теперь здесь будет сиять солнце. Нравится?

– Зачем ты держишь меня здесь? – хрипло произнёс Шторм, и я постаралась не вздрагивать.

Когда он заговорил первый раз, я так обрадовалась, что бросилась размыкать цепи. К счастью, не успела, а рядом оказались Эйтри и Торферд. Одной рукой Шторм едва не придушил обоих.

«Драуги могут говорить, Мира, – буркнул тогда беловолосый. – В них умирает все хорошее, все человеческое. Привязанности, милосердие, добро. Душа умирает. Но язык-то остается! Говорить они могут, хоть и не хотят. Да и зачем? У них теперь лишь одно желание – убивать. А еще драуги изворотливы. Они умеют притворяться теми, кого мы любим. Так что не верь тому, что он скажет. Это больше… не он».

– Я держу тебя здесь, чтобы ты не мог навредить другим, – твердо сказала я, откладывая кисть. И наконец обернулась.

Замерла, всматриваясь в его лицо. Впалые скулы, сжатые губы, черный знак – почти такой же, как его глаза.

Вытащила из корзины пирог.

– Я принесла обед. Тебе ведь всегда нравились пироги Наны. Поешь.

Вложила тесто в губы Шторма, и его зубы клацнули, едва не откусив мне палец. Я отпрыгнула, а ильх выплюнул пирог и усмехнулся.

– Я не хочу пирог, – медленно произнес он.

– Чего же ты хочешь?

Шторм склонил голову набок, губы растянулись в усмешке.

– Поцелуй меня… Мира.

Я глубоко вздохнула.

Ладно, это мы тоже уже проходили. Ужасно, но драуг помнит имена людей. Возможно, он помнит вообще все, просто больше не испытывает человеческих чувств. Когда-то Шторм убил своего риара и почти обезумел, став Ярлом-Кровавое-Лезвие. Тогда он тоже был далек от милосердия… Но сейчас… Сейчас в Шторме пробудилось все самое худшее. Темная сторона его души взяла верх.

– Поцелую, если съешь все, что я принесла, не пытаясь откусить мне руку, – ответила я.

– Ты врешь. Ты боишься подойти ко мне.

Ильх тихо рассмеялся. Я поежилась. Раньше я не слышала такого смеха. Встряхнулась, запрещая себе бояться, и, снова приблизившись, протянула новый пирог.

– Ну? Будешь есть или я ухожу?

– Не уходи.

Не спуская с меня взгляда, Шторм коснулся губами краешка пирога.

– Ближе, – приказал он.

Я осторожно приблизилась, готовая отскочить при малейшем признаке агрессии. Но ильх выглядел совершенно спокойным. Сухие губы коснулись моих пальцев. Шторм замер, а потом лизнул кожу. Медленно. И еще раз. Его дыхание сбилось. Зрачки в черных радужках не по-человечески сузились.

– Я хочу больше, Мира.

Нельзя! Стоп! Не верь!

В голове кто-то вопил голосом Эйтри. Но я не послушала. Медленно подошла еще ближе. Может, потому что я тоже слишком сильно хотела большего. Прикосновения. Хотя бы одного! Ощутить под пальцами ток его кожи, почувствовать, что он здесь. Что он живой. Поверить, что вернулся.

Я так сильно этого хотела, что теряла благоразумие.

И потому уронила пирог в корзину и положила ладонь на грудь Шторма. Туда, где в прорехе белел шрам от ножа. Застыла, впитывая его тепло. От ильха слабо пахло морем и травами. Даже сейчас…

И я так безумно по нему соскучилась.

Так безумно, что порой теряла разум. Я боялась того, что может произойти, если Шторм не вернется. Захочу ли я уничтожить всех, кто пришел в тот день к изножью белой лестницы? Подниму ли я армию мертвых, чтобы найти риара Дьярвеншила и его голубоглазого а-тэма, Вереса из Аурольхолла, и каждого воина, вынудившего Шторма выпить целый бурдюк проклятого пепла? Стану ли я безжалостной, как Ярл-Кровавое–Лезвие, или превзойду его?

Стану ли я безумной, если его потеряю?

Я боялась это узнать.

– Ты мне нужен, – прошептала я, не сдержавшись. – Не смей сдаваться. Не смей уходить! Просто вернись, слышишь? Вернись, раздери тебя кракен!

Рискуя остаться без языка, я прижалась к ильху и поцеловала его. И он ответил – сразу же. С силой и яростью, жестко, почти болезненно. В каждом движении губ – злость и желание. Ярость, которая может быть такой чувственной, что пожаром сжигает тело. Я вцепилась в его плечи, пытаясь удержаться, пока Шторм просто имел меня языком. Так распущенно и порочно, с таким возбуждающе-хриплым стоном, как будто никогда не знал слова «стыд». Хотя почему «как будто»… Он и не знал. И сейчас терзает мои губы снова и снова, прижимается бедрами. Его возбуждение снова окунает меня в лаву, стоны толчками вырываются из горла.

– Отпусти меня.

Я знаю, что нельзя. Я знаю…

Жестокие Перворожденные, как же хочется поверить. Словно сон, в котором ты счастлив. От которого так не хочется посыпаться…

– Нет.

– Отпусти. Меня.

Он снова истязает меня поцелуем. Так жадно, так сладко. И так больно.

Проклятье!

Я обхватила его лицо ладонями. Закрыть глаза и позволить себе просто его целовать…

– Я понял, почему затуманные люди это делают, – медленно прошептал ильх. – Твои губы заставляют чувствовать себя живым…

Я зажмурилась изо всех сил. Глаза обожгло невыплаканными слезами.

Это слишком жестоко.

Слышать его голос со знакомыми насмешливыми нотками, ощущать запах моря и трав. Чувствовать под пальцами тепло и силу его тела. А потом видеть черные глаза драуга и понимать, что все это лишь обман.

Даже после всего, что мы сделали, даже после всего, кем мы стали.

Это слишком жестоко!

Порой я понимала желание Эйтри сжечь Шторма на холме.

Отчаяние и боль стерли остатки благоразумия, и я ударила ладонью по груди ильха. А потом снова – двумя руками.

– Проклятый мерзавец! Хочешь, чтобы я отпустила тебя, да? Хочешь освободиться, чтобы разорвать меня? Этого ты хочешь? Так получай!

Яростно схватила ключ от стальных оков, повернула, освобождая руки Шторма.

– Этого ты добива…

Я отлетела в сторону, отброшенная невероятной силой драуга. И пока я пыталась подняться, Шторм просто выдрал из скалы цепи, сковывающие его ноги. Повел плечами, разминая их.

Я прислонилась к стене, с ужасом понимая, что это конец. Я поддалась чувствам и сделала глупость. Ну что ж. Она будет последней. И я не сдамся так просто.

Подняла ладони, и Шторм рухнул на колени, когда его схватили выбившиеся из-под земли истлевшие руки. Я понятия не имела, чьи захоронения покоились в этой пещере, но сейчас мне пригодится любая помощь. За стеной Саленгварда призыв к мертвым давался труднее, на берегу было слишком много живой силы воды и земли. Но и моя злость оказалась неплохим топливом!

– Как тебе это, драуг? – рявкнула я, когда из рыхлой почвы в углу выбралась почти неповрежденная медвежья туша и, тяжело перебирая лапами, бросилась на Шторма. Крупные желтые клыки сомкнулись на его плече и откинули ильха в сторону. Тот пролетел через всю пещеру, перевернулся в воздухе и мягко опустился на ноги. Рана от медвежьего укуса затянулась почти мгновенно. Пепел продолжал исцелять Шторма.

Не спуская с меня взгляда, ильх кинулся на медведя, оторвал его голову и отшвырнул. А потом повернулся ко мне.

Я вжалась в камни, изо всех сил призывая мертвых. Но в этой пещере остались лишь бесполезные столетние кости, слишком хрупкие, чтобы защитить меня.

Несколько быстрых шагов, и Шторм остановился напротив.

Я вскинула голову. Страха не было. Только невыносимая тоска.

– Ну, чего ты ждешь? – прошептала я.

Он положил ладонь мне на шею. Провел большим пальцем по бьющейся под кожей жилке. Нахмурился.

Снова погладил пальцем, словно вслушиваясь в ощущение. Я почти не дышала, не понимая, что происходит. И почему драуг до сих пор не задушил меня.

Второй рукой Шторм провел по моим волосам. Сжал пряди в кулак, дернул. Скользнул ладонью на затылок, притягивая меня ближе. К своему лицу, к своим губам.

Неужели проклятый демон собирается меня загрызть?

– Ты дал мне клятву, а-тэм! – рявкнула я. – Клятву защищать своего риара! Слышишь меня? Я приказываю тебе вернуться!

***

Музыка не давала покоя. Она звучала и звучала, без конца и края, вливалась в уши студеным потоком, злила. Эта музыка ему не нравилась, она раздражала, потому что заставляла двигаться. Куда? Он не понимал. Он блуждал в тумане, пока не услышал эту музыку.

А потом пришла кошка. Она казалась смутно знакомой, полосатой, почти такой же, как пряталась в бороде какого-то старика… Но как его звали, он не помнил. И лица не помнил…Лишь исходящую паром миску похлебки в сухих старческих руках…

Но это было столь мимолетно, что совсем не трогало.

Вот только кошка приходила снова и снова. Таращила желтые кошачьи глаза, смотрела с презрительным высокомерием. Чистила усы. И куда-то вела, порой поглядывая с недовольством. Кошка и музыка тянули его сквозь туман, заставляли двигаться.

Он хотел плюнуть и на назойливые звуки, и на плешивую зверюгу, но тут вспомнил что-то важное.

Кого-то.

За пеленой белесого сумрака его кто-то ждал.

Кто-то очень нужный.

Очень любимый.

Тот, о ком он тосковал, даже не помня.

И Шторм шел, шаг за шагом вспоминая ту, ради которой он захотел вернуться.

А когда туман рассеялся, он увидел ее лицо. Кьяли. Мира. Его беспощадная стихия.

Ее слова отозвались внутри нежностью и яростью.

– Приказываешь, значит?

Шторм улыбнулся. Темнота под его веками переливалась ртутным блеском. И голод драуга все еще бурлил в крови. Требовал насыщения – убить, разорвать…

Прижать крепче. Стянуть с белого плеча ткань. Ощутить губами узор на женской коже…

***

Черные глаза блеснули насмешкой. Я прижалась к стене, не понимая, что происходит. Почему я все еще жива.

И захлебнулась вздохом, когда драуг стянул с моего плеча ткань платья. Какого демона он делает?

– Мой риар?

– Да…

– Значит, приказываешь? – Он склонился ниже, тронул губами мочку уха, посылая вдоль позвоночника колкие искры. – Беспощадный риар…

– Под стать а-тэму…

– Вот как? Но скажи, разве а-тэм может любить своего риара ТАКОЙ любовью?

– Такой?…

– Да. Боюсь, мой риар, мои мысли о тебе очень… непочтительные. Я бы даже сказал, что они очень… порочные. И развратные, мой риар.

Он провел сухими пальцами по узору драконьей крови, впечатавшемуся в мою кожу. А потом прикоснулся губами. К шее, к ямке горла. К уже обнаженной груди. Лизнул медленно, зацепил зубами.

Подхватил меня под ягодицы, приподнял.

Демоны, что происходит? Жуткий драуг задумал убить меня особенно изощренным способом? И почему я не пытаюсь вырваться или остановить его? Почему позволяю поднимать мне платье, обнажая ноги. Почему таю от новых прикосновений… Жду их.

– И то, что я собираюсь с тобой делать, несколько противоречит моей клятве. Или нет? Никак не могу разобраться…

– И что же ты собираешься делать?

Я задыхалась, пытаясь удержать и рвущееся из горла дыхание, и хмельную, дикую, почти невыносимую радость.

Поглаживание на внутренней стороне бедра заставляет дрожать от самого прекрасного предвкушения.

– Я собираюсь заставить тебя кричать. Громко и долго. Прикажешь мне остановиться, мой риар?

– Только попробуй, и я тебя… ах. Што-о-орм!

Слова утонули в его и моем стоне, тело выгнулось от сладкой судороги проникновения. Его рваное дыхание ласкало мне губы, пока мы оба снова и снова убеждались в том, что живы.

Снова и снова.

Из пещеры на склоне мы выбрались лишь к закату, с ног до головы перепачкавшись в земле, лежалых листьях и желтой краске, которая так и не успела высохнуть. Так что прежде чем явиться в город, пришлось залезть в воду и хорошенько отмыться. Но тут приплыл радостный кракен, и Шторм полчаса отбивался от попыток этого чудовища его задушить. Ну то есть обнять на свой чудовищный манер.

Отбившись от Малыша, мы снова любили друг друга на полосе прибоя, под навесом из мшистых скал, а потом просто болтались в воде – голые, уставшие и счастливые. Сплетались руками и ногами, словно два угря, не в силах разъединиться.

– Ты ведь знаешь, что нас давно заметили? – лениво повернув голову, спросил Шторм. – Эйтри уже пару раз выглядывал, плевался и уходил. Торферд скоро вытопчет в лесу траншею, а Вегард наконец-то прекратил эту жуткую музыку. Мне кажется, я ненавижу звуки лиры. И опасаюсь кошек.

– Кошек?

– Эти зверюги не знают, что у миров есть границы.

Я рассмеялась, нежась в его руках и все еще не совсем поверив в его возвращение.

– Неужели твои друзья в кои-то веки проявили деликатность и решили нам не мешать?

– Скорее боятся, что ты надерешь им зад. Ты теперь можешь, повелительница мертвых.

– Ты тоже, драуг.

– В пекло. Надрать им зад я мог и раньше.

Я тихо рассмеялась, блаженно покачиваясь в теплой воде. Губы распухли от греховных поцелуев, тело плавилось в сытой неге. А душа пела от чувств.

Решив не нервировать наблюдателей, Шторм утащил меня под мшистый бок скалы, в крохотную пещеру с теплыми камнями. Мы лежали на них, сплетая пальцы и не в силах друг от друга оторваться. Долго и чувственно Шторм изучал черные линии на моем теле – мои новые знаки отличия.

– Давай навсегда останемся под этой скалой?

– Звучит как предложение жить долго и счастливо.

– Плевать, сколько. Главное, с тобой. Я люблю тебя, Мира.

– Любишь?

Я перевернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Он насмешливо улыбнулся. Боги, как же я скучала по этой улыбке!

– Ты огрела меня веслом. У меня не было ни единого шанса.

Я оплела руками его шею. В волосах ильха болтались запутавшиеся водоросли и ракушки.

– Шторм? – вытащила травинку, провела нежно по черному знаку, перечеркнувшему его лицо, удивляясь, что когда-то – сто веков назад – он казался мне пугающим.

Я хотела сказать, что тоже люблю его. Что я поняла это, когда почти потеряла. Что эта любовь сводит с ума и кажется настолько огромной, что не помещается внутри.

Хотела сказать, но не находила слов. О Милостивые Перворождённые, оказывается, я совсем не умею говорить о чувствах!

Шторм улыбнулся мягко, нежно погладил мне спину. И шепнул на ухо:

– Я знаю, кьяли.

Конечно, он знал. После всего, что мы сделали, слова уже были совсем не нужны.

– Значит, больше не будешь от меня убегать, Мира?

Я посмотрела на свод пещеры, мягко мерцающий в наступающих сумерках. Город отсюда не виден, но я его чувствовала. Его камни, его дыхание, его силу. Теперь я всегда его чувствовала.

Улыбнулась.

– Пожалуй, немного задержусь. В Саленгварде полно дел, знаешь ли.

И решилась на вопрос, который порой задавала себе.

– Шторм, как думаешь… Я случайно оказалась на фьордах? Или… или все предначертано?

Он лишь пожал плечами, загадочно улыбаясь.

Потом мы все-таки выбрались на берег и нашли свою одежду. Я отряхнула платье, сдула с венца из черных камней песок, водрузила его на мокрые волосы. Вложила ладонь в теплую руку Шторма. Так мы и вошли в Саленгвард. И после всех слез и объятий я тайком пообещала Эйтри не рассказывать о костре, который он готовил для своего друга. Беловолосый ильх выглядел совершенно обескураженным и похоже впервые в жизни не нашел слов, чтобы съязвить в ответ. Он лишь снова и снова смотрел на Шторма, потом на меня, снова на Шторма. Открывал рот. И закрывал его, так ничего и не сказав.

Он выглядел, как человек, познавший что-то совершенно новое.

Жаль, что его ошеломленное молчание не могло длиться вечность.

Потом были праздники. Много праздников, много старого хмеля из подвала Саленгварда, и самые лучшие пироги Наны.

А утром Шторм ушел в море.

Я проводила его до глубины, пока вода не сомкнулась над головой, а вместо человеческого лица не возникла узкая морда морского змея. Погладив ее чешуйки, я махнула рукой, отпуская.

Шторму нужно море, но теперь у него есть дом, в который можно вернуться. Где его будут ждать.

Его глаза так и не избавились от темноты. Теперь, глядя в них, я видела не серые камни, а черные. Черные камни под зеленой волной.

Я чувствовала тьму драуга в его душе. Иногда видела ее. Темнота и незримый мир забрали у Шторма возможность слышать живые растения, они больше не отзывались его призыву. И тем дороже стал для меня день, когда над нашими головами расцвело целое дерево. Еще одно воспоминание-сокровище, которое я буду хранить в своей душе и доставать, когда мне нужно будет согреться.

Мы оба изменились и уже никогда не будем прежними, ведь и во мне Шторм замечал то, что оставил Владыка Скорби. Мою новую внешность, мои кошмары и ужасающие способности. Силу, которую я пыталась удержать внутри.

Да, мы изменились. Но мы любили друг друга и продолжали бороться за свою человечность и за нас. Каждый новый рассвет.

И еще теперь я знала, что не могу вернуться в Конфедерацию. Я все еще скучала по родным и, возможно, однажды все-таки пересеку Туман, чтобы увидеть Алекса и родителей, сказать, что со мной все в порядке. Но прежде нужно решить судьбу Саленгварда и людей, которые волей Перворожденных назвали меня своим риаром. Пока я плохо понимала, что это значит, но чувствовала потребность защитить их.

Удивительно, но моя жизнь обрела новый смысл и цель. А еще – дорогих людей. И одного – самого нужного. Ведь именно сейчас – едва не уйдя за грань и повелевая мертвыми, осознав хрупкость жизни и силу чувств, я ощущала себя по-настоящему живой и счастливой.

***

КОНЕЦ ОСЕНИ

Альва оглянулась, рассматривая оживленную торговую улицу Варисфольда. Накинула на голову капюшон, пряча под бархатом белые косы, перевитые жемчужными лентами.

С того дня, как она сбежала из Саленгварда, напросившись на один из хёггкаров, Альва пыталась забыть проклятый Последний Берег. И ей это почти удалось! Беловолосой красавице повезло понравиться знатному воину. Тот привез ее в Варисфольд и даже поселил в своем доме. Со дня на день Альва ждала венец нареченной и даже тайком купила свадебное платье с богатой красной вышивкой.

Сегодня в городе началась торговая неделя, съехались хёггкары со всех фьордов. Обменять мед на бумагу, ткани на мыло, а вино – на соленую сельдь. Ряды торговцев растянулись лентами вдоль всей Гавани, и чего здесь только не было! Аппетитные запахи пирогов, ватрушек, жирных супов и копченых куропаток плыли по воздуху и наполняли рот голодной слюной.

– Посмотри мои меха, дева! – крикнул торговец справа.

– Потрогай мои ткани, красавица! – перебили слева.

– Гребни! Самоцветы! Ленты! Подходи-и!

Альва с довольной улыбкой взвесила на ладони расшитый мешочек с монетами. Ее спаситель оказался щедрым и баловал нежную деву из Аурольхолла, что волей жестокой судьбы оказалась пленницей в проклятом Саленгварде.

Вспомнив тот день, красавица с досадой поморщилась. Порой ей хотелось выпить колдовское зелье вёльды, чтобы навсегда стереть из памяти то, что случилось на Проклятом Берегу. Забыть все. И всех.

И особенно ильха с солнечным камнем в глазнице.

Альва передернула плечами, запрещая себе думать о нем.

Не думать о Саленгварде было трудно, ведь даже в Варисфольде все только о нем говорили. И чего только ни болтали! И то, что новый риар города – пришедшая из незримого мира дева-воительница, а ее город теперь населен мертвецами и призраками. Что служит деве давно погибший и восставший по ее зову Ярл-Кровавое-Лезвие, а сокровищницу стерегут останки не-мертвого хёгга. Что тех, кто ей неугоден, дева способна убить, а потом оживить и заставить служить целую вечность. Что духи умерших пируют в Саленгварде так же, как на празднике в незримом мире.

Правды в тех разговорах было мало, но главной байкой оказалась весть, что Совет Ста Хёггов разрешил хёггкару из проклятого города прибыть на торговую неделю. Эта новость всколыхнула все фьорды – от диких земель до самого Горлохума. Болтали, что возмутительное разрешение поддержали в Нероальдафе, Аурольхолле и Дьярвеншиле. Может, души их риаров тоже пленила Кровавая Дева Саленгварда?

Потому прибытие черного корабля жители Варисфольда ожидали со смесью ужаса и любопытства да шептали, что с проклятого борта явятся не люди вовсе, а мертвецы-драуги! И торговать они будут не древесиной с пушниной, а своими костями!

Кое-кто даже спешно прикупил у странствующих вёльд амулеты для защиты от мертвецов, а скальды-потешники уже сложили новые песни о Кровавой Деве в венце черных звезд и мертвом Ярле, полюбившем ее. Песни эти распевали во всех питейных и горланили на набережной, а мальчишки-разносчики за мелкую монетку шепотом пересказывали новости о Деве из Саленгварда всем, кто имел уши и ту самую монетку.

Так что к началу торговой недели весь Варисфольд только и ждал появления ужасной «Ярости Моря».

Но увы, пока в гавани покачивались лишь мирные и скучные торговые посудины, и это несколько расстраивало горожан.

А вот Альве от всех этих разговоров о Саленгварде хотелось завизжать на всю торговую площадь вместе с набережной!

Отпихнув очередного мальчишку-разносчика и взяв у бойкой лавочницы спелых краснобоких яблок, Альва двинулась прочь от торговых рядов. Она заставила себя думать о приятном и шла, размышляя, в чем встретит вечером своего мужчину, какое платье лучше подчеркнет ее красоту и какие камни добавят блеска прекрасным глазам. Синие или все-таки зеленые?

Она так задумалась, что не заметила ильха, словно выросшего из-под земли.

– Смотри, куда прёшь, – буркнула она недовольно.

Подняла взгляд. И испуганно отпрянула в сторону. Сильная рука не дала ей сбежать, крепко обхватив запястье.

– Вот и увиделись, Альва, – почти нежно произнес тот, о ком она боялась даже думать.

– Пусти… – Альва забилась, но держали ее крепко. И красавица поняла, что на этот раз Перворожденные ей не помогут…

– Эйтри-Янтарь всегда отдает долги, – произнес ильх.

***

Верман выругался. Новый хёггкар оказался плохо залатанной посудиной, а новая команда – неумелыми дураками!

Спасаясь из проклятого города, Верман успел прихватить всего одну кость. Слишком мало для того, что купить достойный его хёггкар! И потому пришлось довольствоваться лишь этой развалиной!

– Эй, там, поворачивайтесь, ленивые задницы! – прикрикнул он на босоногих ильхов, складывающих парус. Те, ответили косыми взглядами и недовольным ворчанием.

Верман приложил к глазам руку, всматриваясь в горизонт. Надо добраться до берегов Гараскона, который уже совсем близко, остановиться у скал, ожидая подношение. Люди болтали, что на днях в городе выловили банду воров, так что к вечеру их наверняка отправят в море с камнями у ног. А Верман – тут как тут. Подберет и обогреет. Хорошие рабы нужны на всех берегах! Глядишь, к весне удастся накопить на ладный хёггкар.

Конечно, он будет не таким, как всем известная «Ярость Моря», до которой Верман так и не добрался.

Но подобного «Ярости» хёггкара нет в водах фьордов.

Верман скрипнул зубами, вспомнив о вожделенной и такой недоступной добыче.

Если бы он сумел найти «Ярость»! Если бы только сумел! Но увы, приходится тащиться на этой посудине, похожей на подыхающего осла!

Словно в ответ на его мысли, Хёггкар с гордым названием «Несокрушимый» вздрогнул и остановился.

– Какого пекла? – заорал Верман.

– Кажется, мы на скалу напоролись…. – крикнули в ответ.

Верман перегнулся через борт, пытаясь рассмотреть, что преградило им путь. И тут «Несокрушимый» мелко задрожал и плюхнулся на бок!

Все еще ругаясь, Верман рухнул в воду. Хотел призвать хёгга, но не успел – его тело обвили со всех сторон щупальца. Обвили и подтянули к жутким рыбьим глазам близко-близко. На брюхе чудовища темнел кривой порез. И Верман слишком поздно понял, что на этот раз кракен его не отпустит.

(обратно)

Эпилог

Командор Этан Грей хлопнул дверцей чёрного автомобиля с непроницаемыми стеклами и, не замечая приветствий сослуживцев, пересек парковку у серого здания госбезопасности. Его провожали косые и удивленные взгляды, но Грей их как всегда проигнорировал.

Он знал, что о нем говорят. Шепчутся в тиши коридоров, озираясь и прикрывая руками рты. Кто-то считал, что командор слишком одержим миром за Туманом, что один раз побывав там, он потерял разум. Что фьорды стали его навязчивой идеей, которая погубит и самого командора, и всех, кто стоит за ним.

Иные шептали, что командор заразился в диких землях неведомой болезнью, и она сводит его с ума, а заодно меняет его тело. Даже в жару Этан Грей теперь не снимал кожаных перчаток, а его тело всегда закрывал жёсткий форменный мундир.

Шептали это, конечно, так тихо и тайно, чтобы слухи не дошли до самого Грея.

И все же он о них знал.

Впрочем, в его ведомстве не было ничего, о чем не знал бы командор.

А может, и во всей Конфедерации.

Сеть шпионов и докладчиков исправно делала свою работу, принося вести – плохие и хорошие.

Три дня назад ему доложили, что Туман у тридцать седьмого наблюдательного пункта пересекли два человека. Мужчина и женщина. А добравшись до поста охраны, мужчина передал код, расшифровать который мог только сам командор.

В ответ тут же был отправлен военный борт, который приземлился на закрытом и тщательно охраняемом аэродроме недалеко от столицы. С которого Клейм – а это, несомненно, был он – сумел улизнуть.

Как он прошел сквозь заслоны охранной системы и живых людей – оставалось неясным. Почему ушел – тоже.

А главное – почему час назад прислал еще один код – на личный номер командора, которого никто не знал.

Грей нахмурился. Отправлять на задание этого агента было невероятным риском. Да и агентом Клейма можно было назвать весьма условно. Командор так и не понял, на кого и ради чего работает этот…субъект. Назвать его человеком у Грея язык не поворачивался. Клейм имел красный гриф, код повышенной опасности и полностью засекреченную биографию. На тонкой папке с его делом стояли две страшные буквы: А и М в черном круге.

Аннигиляция.

Модификация.

Агенты без реальных имен, но со стопроцентной отчётностью по самым сложным, практически невыполнимым делам. Клейм мог отказаться от любого задания, не объясняя своих причин, но уж если брался, то неизбежно их выполнял.

Всегда.

И именно это стало причиной того, что командор отправил за Туман столь непонятного агента.

И вот он вернулся.

С женщиной!

Значит, задание выполнено?

Не мог ведь Клейм приехать назад с Мирандой Коллинз – случайной пешкой этой войны с фьордами?

Нет, Коллинз, наверняка, сгинула где-то за Туманом, как и приказал командор, а в столицу Клейм привез ту, за которой и отправился на фьорды. Вёльду.

Но почему тогда Клейм покинул сопровождающих и исчез с аэродрома? Куда он отправился вместе с пленницей? Почему вернулся? И какого демона он знает личный номер командора Грея?

Балансируя между злостью и радостью, командор быстрым шагом миновал безликие коридоры здания, приказал никому его не беспокоить и толкнул дверь своего кабинета.

Лампы не горели. Комната тонула во мраке. Лишь в распахнутое окно – окно, которое сам Грей никогда не открывал, – втекала желтая река света от горящих внизу фонарей.

На миг показалось, что кабинет пуст, и Грей непроизвольно сжал в кулак левую руку. И привычно – уже привычно – ее не почувствовал. Пока Клейма не было, белая изморозь растеклась по телу командора до самого плеча.

Но потом тени шевельнулись, и он заметил две фигуры, стоящие у окна.

Мужскую и женскую. Они стояли друг напротив друга, не прикасаясь. Но у командора возникло чувство, что он увидел что-то запретное. Что-то слишком личное. То, что не должны видеть чужие глаза.

И разозлившись, командор ударил по включателю. Яркий белый свет залил помещение – такое же серое и безликое, как и все в этом здании.

Мужчина у окна повернулся к командору, и Грей наконец увидел лицо Клейма. Но оно было неуловимо иным, словно на фьорды отправлялся один человек, а вернулась его копия. Похожая, но копия. Грей не мог объяснить, что в Клейме теперь выглядит иначе. Возможно, дело во взгляде. Теперь он не был таким… пустым?

Клейм накинул капюшон, пряча глаза в его провале. Он не любил, когда на него смотрят.

Но Клейм больше не интересовал начальника госбезопасности. Все его внимание приковала женщина. Хотя вернее назвать ее девушкой, она была молода.

Грей нахмурился. Разве он не приказал привезти самую опытную вёльду?

Окинул острым взглядом незнакомку: длинное платье, расшитое алой нитью и широкий пояс со множеством свисающих амулетов, костяных фигурок, пучков травы и даже камней; плащ, украшенный птичьими перьями, и круглую шапочку с длинным лисьим хвостом, падающим на плечо. А потом взглянул в лицо. И будто обжегся, увидев изящные, словно вырезанные ножом черты и чуть удлиненные, темные и злые ведьминские глаза. Тонкие женские пальцы обхватили амулет, висящий на шее, сжали так крепко, что показалось – кровь брызнет.

Но этого не случилось. Девушка спрятала руку под свой птичий плащ и отвернулась.

– Девчонка слишком молода. – Грей не стал тратить слова ни на приветствия, ни на расспросы. Позже он прочитает отчет, если Клейм удосужится его дать, конечно. – Она сможет сделать то, что надо?

Клейм молча кивнул.

– А кольцо Горлохума? Ты принес его?

Агент постоял, словно раздумывая. На миг даже показалось, что сейчас он сделает шаг назад и растворится в темноте, словно никогда здесь и не был. Грей напрягся, заставляя себя не прикасаться к парализатору на плече или кобуре табельного пистолета. Эти двое, незвано проникшие в его кабинет, и занявшие его, словно свою собственность, вызывали необъяснимую, почти потустороннюю дрожь. И командор знал это чувство. Его вызывали люди, вернувшиеся ОТТУДА. Проклятые фьорды, вот чем веяло от агента с пометкой АМ и девушки в ведьмовском плаще.

Грею хотелось поторопить Клейма, рявкнуть, напомнить о том, кому этот солдат служит, но командор заставил себя стоять так же неподвижно, как сам агент.

И не вздрагивать, когда Клейм молча положил на стол тонкий черный обруч. На миг показалось, что в кабинете стало темнее, словно свет впитывался в то, что лежало на полированной столешнице.

Вёльда обернулась резко, обожгла Клейма глазами. Тот сжал зубы, глядя на нее. Красивые чувственные губы вёльды сложились в злую улыбку.

Грей же неотрывно смотрел на черный обруч. Он почти задыхался, ловя блики на его поверхности. Он почти сходил с ума от желания прикоснуться к нему. Левую руку внезапно дернуло болью – и это было первое, что ощутил командор за много дней.

Почти не дыша, он открыл сейф и осторожно положил туда артефакт фьордов. Захлопнул дверцу. Обернулся.

Двое в его кабинете так и не пошевелились. Словно застывшие статуи, а не люди!

Впрочем, людьми он не назвал бы ни первого, ни вторую.

Нажав на кнопку коммуникатора, командор вызвал охрану, чтобы сопроводить вёльду в камеру.

То, для чего ее привезли, требует подготовки. Позже он все о ней узнает и все решит.

А сейчас…

Командор все еще дышал с перебоями. Руки дрожали, и он убрал их за спину, не желая демонстрировать досадную слабость. На миг даже показалось, что он сейчас потеряет сознание, подобно глупой девице. Ему нужна передышка. И одиночество.

В дверь постучали – это пришли за девчонкой.

Она двинулась к двери молча, не пытаясь ни бежать, ни сопротивляться.

И лишь когда переступала порог, Клейм вздрогнул.

– Юфи, – тихо позвал он.

Вёльда помедлила на пороге. И ушла с конвоем, не обернувшись.

(обратно) (обратно)

Марк Грайдер Наследник демонического рода

Глава 1

Очнулся я от вони и головной боли. Отличное начало дня, я считаю. Когда огляделся, понял, что лежу я в жидкой грязи. Меня аж чуть не стошнило от этой мерзости.

Я сел, потом поднялся на ноги. Где-то рядом хрюкали свиньи. Видимо, для большего антуража.

Блин, что это вообще за место? Почему я здесь? И вообще… кто я?!

Осмотрев себя и свою одежду, я лишь понял, что на мне какие-то лохмотья, которые явно были не по размеру. Руки все испещрены ссадинами и ранами. Дотронувшись до головы, которая продолжала трещать, я нащупал шишку. А ещё небольшую открытую рану, из которой сочилась кровь.

Блин, больно-то как!

Упал и потерял память, что ли? Эх, чёрт. Сегодня явно был не мой день.

Вытягивая босые ноги из грязевой жижи, я добрался до выхода. Вдохнул полной грудью свежий воздух, мне становилось легче. После вони сарая это было наслаждение! Даже головная боль слегка отступила.

— Фух, — нагнувшись, выдохнул я. — И что я здесь делаю? Я что, свино…пас? Их ведь так называют?

Только я задумался над этим, как до ушей долетел чей-то крик:

— Помоги-и-ите! Убива-а-ают! Ироды-ы-ы! А-а-а-а!

Потом грохот. Что-то тяжёлое упало на пол, и крики прекратились.

Я распахнул глаза и быстро двинулся на шум. Он доносился из одного ветхого дома, что стоял рядом со свинарней, где я очнулся.

Я толкнул хлипкую дверь и ввалился в дом.

— Что стряслось?! — не успев оценить обстановку, тут же спешно выкрикнул я.

Что за хрень?

Трое здоровых амбалов шарили по ящикам комодов и шкафов, будто выискивая что-то ценное. В углу, прижимая к себе маленькую девочку, сидела женщина. На лице застыл страх и ужас, а на щеках слёзы.

В другом углу лежал мужчина. Он был с пробитой головой. Уж не знаю, жив он был или мёртв, но это дело рук явно этих уродов, которые уже смотрели на меня.

Они были одеты в какую-то специальную синюю форму. Во всяком случае, их одежда сильно отличалась от одеяний хозяев. Местная полиция? Служители правопорядка? Хороши служители закона!

— Живой, что ли? — внимательно разглядывая меня, удивился один из них. — Эй, разве не ты его приложил?

— Да, но… — ошарашенно отвечал второй.

— Растяпа! — бросил третий, разминая кулаки.

Он прищурился и посмотрел на меня.

— Зря ты очнулся, парнишка. Лежал бы. И тебе спокойнее, и нам хлопот меньше.

Это типо угроза такая? Хех, забавно.

Сощурив глаза, я внимательно следил за их движениями.

Судя по тому, как они приближались ко мне, то были они не особо смышлёными. Рассчитывали лишь на грубую силу, а вот оценить действия противника у них не хватало мозгов. Не знаю как именно, но в моей голове уже быстро выстроилась планировка боя и просчёт каждой атаки.

Это было легко.

— Ванька, уходи! Они тебя убьют! — выкрикнула женщина в углу.

Я усмехнулся. Эти увальни? Ага, сейчас. И да, кстати, меня значит, зовут Иван? Отлично. Имя я своё вспомнил. Осталось припомнить остальное.

Как только первый из них пошёл в атаку, я тут же ловко уклонился и схватил лопату, которая стояла у печи при входе. Оказавшись позади нападавшего, я треснул железным полотном по его затылку.

Он хрюкнул, совсем как свинья, и наполовину вылетел во двор.

Услышав топот позади, я моментально присел на корточки, увернувшись от второй атаки.

— Два, — прошептал я, и обратным движением воткнул черенок лопаты второму бугаю по животу.

Тот сразу скорчился, схватившись за живот, и упал вслед за своим товарищем.

— Ах ты, сволочь! — рыкнул на меня последний.

В отличие от своих друзей, он выглядел самым щуплым, а значит, с ним и разобраться будет намного легче.

Размахивая руками, он бросился на меня. Но его перекошенная от злости физиономия совершенно неожиданно встретилась со штыком лопаты. Мужик рухнул навзничь, словно из-под него выдернули пол. Кровь из разбитого носа брызнула на гнилые доски.

— Три. Ну, вроде всё, — тихо произнёс я и осмотрел картину вокруг.

Двое лежали неподвижно, а третий пытался подняться, держась за живот.

— Ты знаешь, кто мы? — угрожающе просипел он.

Понятия не имею. Да и пофигу мне, вообще-то.

Лопата звонко щёлкнула по макушке, украшенной ёжиком светлых волос.

Я перешагнул через мародёров и подошёл к мужчине, который лежал в углу комнаты. Внимательно осмотрев тело, я приставил два пальца к его шее. Пульс хоть и слабый, но был.

— Нужно отвести его к лекарям, — заявил я и повернулся к женщине с ребёнком. — Вы в порядке, сударыня?

Она ошарашенно смотрела на меня, словно видела перед собой призрака. Женщина ещё раз осмотрела лежащих на полу воров, а потом снова подняла на меня свой взгляд.

— Откуда… как? — её заплетался язык.

М-да, хороший вопрос, на который я и сам не знал ответа. Я понятия не имел, кто я, а мне задают такие сложные вопросы.

Выпрямившись, я неловко почесал затылок и улыбнулся.

— Ну… — протянул я.

Но не успел ничего сказать, как девочка вырвалась из рук женщины и подбежала к мужчине.

— Папа! Папа! — всхлипывая, пыталась она привести его в чувства.

— Он жив, — наклонившись, заверил я её. — Ему просто нужен доктор.

— Я позову знахаря Егора Степановича, — поднимаясь на ноги, замешкалась женщина. — Он поможет. Но… с ними что? — кивнула она в сторону трёх лежащих на полу тел.

— Для начала свяжем их, — ответил я и почувствовал лёгкую слабость в теле.

Голова закружилась, и я медленно опустился на пол.

— Ваня, с тобой всё хорошо? — запереживала женщина и начала меня осматривать. — Боже! У тебя же тоже рана! Сейчас… сейчас, подожди!

— Да, я… — не успел я ответить ей, как она тут же выбежала из дома. — В порядке, — выдохнул я.

Блин, что же со мной происходит? Кто я? Где я?

///

— Уверен, что с тобой всё хорошо? — спрашивал меня старичок с козлиной бородкой и в круглых очках. — У тебя рана посерьёзнее, чем у Сергея. Тебе бы полежать дня три.

— Нет, нет, — отрицательно помахал я рукой. — Всё хорошо, не переживайте.

— Точно? Смотри, Иван, нам твои силы ещё понадобятся, — нахмурился он и пристально посмотрел на меня. — Хоть помнишь, как рану получил?

— Если честно, не особо, — поджал я губы. — Да и что-то память как-то… подводит.

— Это в каком смысле, подводит?

— Ну, например, — задумчиво протянул я, а потом усмехнулся. — Я ничего не помню до того момента, как очнулся в загоне для свиней.

— Совсем ничего? — охнул старик. — Даже как зовут?

— Ну, милая сударыня напомнила моё имя, за что ей большая благодарность, — я глянул на позади стоящую женщину, которая слегка засмущалась от моих слов и снова посмотрел на знахаря. — А так, нет, ничего.

— Ага-а-а, поня-я-ятно, — протянул старик и задумчиво обхватил свой подбородок. — Хм. Да у тебя, Иван, потеря памяти.

— Ох, боже, а это страшно? — охнула женщина.

— Не то чтобы, но лекарства от этого нет. Придётся ему самому вспоминать всё. Но это не так просто.

— Скажи, Егор Степаныч, а может это как-то повлиять на его… навыки и характер?

— О чём ты, Марья?

— Ох, не видел же ты, как тут Ванюша наш раскидал всех этих гадов! Прямо настоящий силач. Да и не испугался никого. На троих пошёл. В одиночку.

— Да ладно? — округлил глаза знахарь. — Гонишь.

— Нет, чистую правду говорю! — уверяла его Марья.

— Хм. Во дела-а-а, — снова протянул он и посмотрел на меня. — Вообще, я такого никогда не видел, да и с теми, кто память потерял, встречался нечасто. Так что, не зна-а-аю, но сомнительно это, конечно.

— Кстати, — внезапно вспомнил я. — А куда увели тех троих?

— Так, я сразу сообщила о них старосте, и он своих бравых ребят привёл, — поясняла женщина. — Ах, точно, — вспомнила внезапно она, — ты ж без сознания был. Скрутили их и скоро сдадут властям. Как оказалось, это гильдия воров оказалась. Не дают они никак проходу нам. Одежду, видимо, у имперской стражи свиснули, да и пошли под их видом грабежами заниматься. Эх, что б мы без тебя делали, Иван.

— Но отдохнуть тебе всё ж не мешало бы, — уверял меня всё старик.

Я же снова улыбнулся ему и поднялся со стула.

— Я, пожалуй, к себе пойду. Может, дома, чего вспомню, — направился я к выходу. — Родные стены ж лечат?

— Ну давай, давай, Вань. Если что, сразу обращайся. Понял? Не тяни.

— Да, да, хорошо, — закивал я и поклонился. — Спасибо вам за всё.

— Пока не благодари. Вот поправишься полностью, тогда уж будешь поклоны отдавать. А пока иди.

— Кстати, можно, ещё одну ма-а-аленькую просьбу?

— Это какую?

— Не подскажите… эм… — я снова неловко почесал обмотанный бинтами затылок. — Где мой дом?

///

Когда Марья отвела меня к моему дому, то, пройдя внутрь, я осмотрелся.

Ничего особенного не увидел. Дом был маленькими, и кроме кроватей, печи и стола с парочкой стульев здесь ничего и не было. Нет, это вряд ли напомнило бы мне что-то о прошлом.

У меня даже шкафа и комода не было. Совсем. Пустота. Я попытался проверить пол, может, подвал какой имелся. Но и его не было.

Тяжело вздохнув, я опустился на кровать. Она была ужасно твёрдой, отчего я скривил губы. Ощущение, что она должна быть мягче. Ну, почему-то мне так казалось. Такая неприятная, и как я вообще на ней спать мог?

— Может, стоит вернуться к работе и сразу всё вспомню? — рассуждал я вслух, а потом глянул на свою испещрённую ссадинами руку.

Если честно, у меня было какое-то странное ощущение, что я будто нахожусь не в своей тарелке. Всё, что меня окружает, будто не моё. Оно не принадлежит мне.

Даже эта одежда. Этот дом. Да что там. Моё тело. Оно, словно другое. Какое-то не то, неестественное. Казалось, что я нахожусь в каком-то сне. Только это явно происходило в реальности.

Внезапно я услышал ржание лошадей. Такое резкое, что стало любопытно: что там? Кого опять принесло?

Подойдя к небольшому окошку рядом со столом, я выглянул и увидел, как в деревню въехала большая расписная карета. Это явно был кто-то из знати. Приехали за ворами? Так быстро? Или снова кто-то решил ограбить бедных сельчан, прикинувшись высшими чинами?

Кучер натянул поводья и остановился на широком пяточке, где уже начал скапливаться народ, который с интересом наблюдал за приезжими гостями.

Хм, разве я могу пропустить такое зрелище? Пф, да нет конечно.

Тут же метнувшись к выходу, я быстро выскочил на улицу и слился с толпой.

Местные так быстро окружили карету плотным кольцом, что мне уже совсем не было ничего видно. Я выглядывал из-за чужих голов, пытаясь выяснить: кто там и из-за чего, собственно говоря, такая шумиха поднялась.

Правда, я вряд ли понял бы это, с учётом того, что я сам себя сейчас не узнаю.

Неожиданно сквозь толпу стал пробираться тучный мужичок среднего роста и с широкой густой бородой, в которых прореживались пряди седины. Его одежда слегка отличалась от местных жителей. Помимо обычной белой рубахи и чёрных портов с сапогами, на нём была безрукавка с серебряной брошью.

— Пропустите, пропустите, — с обеспокоенным видом проталкивался он. — Дайте ж вы мне встретить гостя! — недовольно поджимал он губы.

По его важным заявлениям и необычному виду я понял, что это и есть тот самый староста деревни, к которому бегала Марья. Ага, ну вот и ещё одна важная личность, которую мне следовало бы запомнить.

Как только староста подошёл к карете, дверь тут же открылась и из неё вышел статный молодой человек. На его плечи спадали длинные чёрные волосы, частично собранные сзади в небольшой хвост. Он был одет во всё белое. Брюки, рубашка, ботинки. На плечи накинут длинный плащ, а руки прикрывали перчатки. Краем глаза я заметил, что на поясе у него свисал длинный меч.

М-да, ну никак не вписывался в местную обстановку.

— Алексей Николаевич, — замешкавшись, улыбался неловко староста, встречая гостя. — Для нас такая честь. Не ожидали, что вы сами лично приедете в нашу скромную обитель. Мы ожидали кого-нибудь из имперской гильдии магов, но вы…

— Простите, что не предупредил, — с лучезарной улыбкой ответил он. — Не переживайте так, просто я случайно был неподалёку, в этих краях, и перехватил ваше послание. Слышал, на вас напали?

— А. Да, да, — затараторил староста. — Гильдия воров. Сами знаете, от них прохода нет.

— Знаю, — усмехнулся он в ответ. — Потому и создал имперскую гильдию магов, чтобы они боролись с ними.

— За что мы вам все благодарны, Алексей Николаевич. Если бы не ваш род, нам бы, обычным людям, не просто пришлось.

— Потому род Кожевниковых и был назначен нейтральной стороной меж другими родами, — добродушно улыбнулся он.

Род… Кожевниковых? Почему мне так знакома эта фамилия? Я будто её где-то уже слышал.

Внезапно в голове раздался звон. Я схватился на виски. Невыносимая боль начала сковывать, а сквозь непонятное гудение пробивался чей-то голос. Я опустился на колени.

“— Умри, демон! Демоническое отродье! Исчадие ада!

— Да будет проклят весь ваш род! Горите синим пламенем!

— Изыди!”

Не ожидая от самого себя, я громко вскрикнул, чем привлёк внимание остальных.

Как только звон пропал вместе с неизвестными мне голосами, я поднял глаза. Все взгляды были направлены в мою сторону. Все с удивлением наблюдали за моим поведением. Не обошло это зрелище и нашего гостя.

— С вами всё хорошо? — стоя напротив меня, обеспокоенно поинтересовался Алексей. — Может, вам нужен лекарь?

— Да, да, лекарь! — тут же возник староста. — Этот малый — Иван. Это он поймал наших воров. Ему нехило досталось. Малой память потерял, поэтому ему нужна помощь! Эй, кто-нибудь, позовите Степаныча!

Все тут же засуетились, а я внимательно вглядывался в нашего гостя.

Я точно уже видел его. Я встречал его. Я точно знаю его. Почему-то его лицо, одежда. Всё это было настолько сродни мне, близко. Но почему? Я же обычный работяга из сельской деревушки. Откуда мне так знаком член знатного рода?

— Что-то не так? — снова поинтересовался он. — Вы так внимательно меня рассматриваете? Я что-то вам напомнил? Вы что-то вспомнили?

Снова этот звон. Мне снова стало дурно. Я зажмурился. Только в этот раз я уже видел какие-то картинки. Будто память начала потихоньку закидывать меня информацией. Мутно, непонятно, но я уверен, что в этих фрагментах я видел именно Алексея.

“— Александр! Беги! — кричал он мне.

Я был окружён какими-то людьми. Они направили против меня свои мечи. Один из них вышел вперёд и ехидно усмехнулся:

— Пришло твоё время, демон. Отдайся правосудию богов!

Он взмахнул лезвием своего клинка, который покрылся алым пламенем. Потом яркая вспышка, и я потерял сознание.”

Александр? Александр. Алекс…

Всё. Кажется, я начинаю вспоминать. Этих фрагментов хватило, чтобы понять кое-что и сопоставить некоторые факты. Только вот, легче от этого мне не стало.

Округлив глаза и приоткрыв рот, я снова взглянул на свои руки. Быть того не может. Если всё так, как я думаю, то это значит, что я…

— Вань, пойдём, я тебя осмотрю, — произнёс подошедший ко мне знахарь.

Я тут же вскочил на ноги и взял себя в руки. Нельзя было показывать свою растерянность другим, чтобы не возникало больше вопросов.

Быстро поклонившись присутствующим, я натянул улыбку.

— Простите, что-то мне, правда, нехорошо. Я, пожалуй, пойду. Благодарю вас за заботу.

И я быстро ретировался в сторону своего дома, сопровождаемый удивлёнными взглядами толпы.

Как только я оказался дома и захлопнул дверь, то тут же кинулся к ведру с водой, что стоял рядом с печкой. Взглянув в отражение, я увидел паренька со светлыми короткими волосами и забинтованной головой.

Только это был не я. Точнее, это было не моё тело. В тот момент, когда Алексей заговорил со мной, я вспомнил, кто я на самом деле. Я смутно помнил, что именно со мной случилось, но отчётливо знал, что я — Александр Владимирович Волконский. Наследник знатного рода. Побочная ветка императорской семьи. И род, который был признан проклятым демоническими силами.

Вот дела. Значит, я умер и переродился? Что за извороты судьбы такие? Неужели высшие силы настолько благосклонны ко мне, что решили подарить мне второй шанс? Но, почему опять в том же мире, в котором я умер, или меня убили? Может, это знак, что у меня остались незаконченные дела?

Что ж, я не против сыграть в эту странную игру. Только для начала стоило выяснить: что со мной произошло, и что стало с членами моей семьи.

(обратно)

Глава 2

— Твой проклятый род будет гореть в аду!

Спиной я ощутил кончик острого клинка. Резкий толчок, и я полетел вниз. Мои глаза были замотаны плотной тканью. Руки связаны верёвками. Поэтому я никак не мог высвободиться и дать отпор, чтобы выбраться из этой заварушки.

— Умри же, наследник демонического рода!

Я уже попрощался с жизнью. Думал, что я напарюсь грудью на каменистый кол. Или просто разобьюсь в лепёшку. Но судьба оказалась ко мне благосклонна, и вместо смерти, я остался в живых.

С высоты в сотни метров у меня была довольно мягкая посадка. Словно что-то меня приудерживало, не дало разбиться. Я оказался на твёрдой и горячей земле. Моё тело жгло от жара, исходившего от неё.

Краем уха я услышал поблизости звон меча. Видимо, его бросили вместе со мной. Но помимо него, у меня в сапоге всегда хранился кинжал, на всякий случай.

Ловкими движениями с его помощью я смог освободиться от пут. Когда я снял повязку с глаз, то увидел, что нахожусь не в ущелье, а рядом с горой из которой сочилась лава. Вокруг всё кипело, бурлило.

Настоящий ад наяву!

Я удивлённо огляделся по сторонам и, подобрав свой меч, отправился осмотреться. Что это за место, на тот момент я не знал. Но понимал, что это явно нечто ненормальное.

Кажется, меня перенесло в другую реальность.

Я слышал, что демонические твари, которые часто посягали на земли нашей империи, приходили из врат. У них не было чёткого расписания. Такие врата открывались неожиданно и в самых различных местах империи.

Никто не знал, куда ведут порталы, откуда выходят демоны. Теперь, кажется, узнал я.

Внезапно позади я услышал рык. Это были демонические псы, которые встречались в наших лесах. Только обычно они ходили по трое. Сейчас их было штук десять. А в центре стоял самый сильный из них — двухголовый пёс.

Таких я только раз встречал. Но уже знал, как с ними бороться.

Быстро достав меч из ножен, я тут же принялся отбиваться от псов. Единственный способ избавиться от них — вонзить клинок в сердце. Что я и делал.

Когда я разобрался с ними, они превратились в чёрный плотный дым. В нашем мире они попросту исчезали, в этом случае — всё было иначе.

Сгусток тёмной энергии, в которые превратились псы, направился ко мне. Я попытался отбиться от него, но было всё без толку. Внезапно дым окутал меня и начал всасываться в кожу.

Как только энергия полностью вошла в меня, я почувствовал непередаваемый прилив сил. Уровень магии резко возрос. Это было непередаваемое ощущение. Будто я могу сделать всё, что захочу.

Плохо или хорошо, но мне нравилось это.

И сразу после этого момента, я слышал пение петухов.

Уже несколько дней подряд, я видел этот сон. Один и тот же. Будто заезженная пластинка, он постоянно крутился у меня в голове.

За эти дни я смог вспомнить немного, но этого хватало, чтобы понимать картинку в целом.

Меня и мою семью признали демонами и попытались убить. Только со мной просчитались. Я не умер, а попал в демонический мир, где смог достичь уровня высшего демона.

А вот почему я переродился в простолюдина, не знал. Да и что именно стало с моим родом, мне тоже было неизвестно. Ведь самые яркие воспоминания были связаны именно с Подземным миром.

Внезапно в дверь постучали. Я присел на кровати и, зевнув, потянулся.

— Войдите, — сонливо произнёс я.

Дверь со скрипом приоткрылась и на пороге появилась Марья. Да, та самая женщина, которую я спас от мародёров. Всё это время она пыталась помочь мне вспомнить, кем я был до того, как очнулся в свинарнике.

Но, боюсь, что это всё равно было бы бесполезно. Я же всё-таки перерождённый в другом теле.

— Ванька, ты всё лежишь? — охнула она. — Уж солнце встало, пора бы за работу браться.

— Да, да, — потёр я глаза. — Помню, помню.

— Но я на самом деле, к тебе по делу пришла, — затараторила она и поставила на стол плетёную корзинку.

Пахло из неё довольно вкусно. Мой живот сразу оценил это громким бурчанием, на что Марья хохотнула.

— Так, что за дело? — переспросил я.

— Ох, Ванюш, у нас беда случилась, — на её лице была растерянность. Она опустилась на стул. — Хотела тебя попросить дрова в дом нарубить.

— Дрова? — удивлённо приподнял я бровь.

— Да, совсем печь топить нечем, — она развела руками. — А Сергей-то мой до сих пор в себя не пришёл до конца. Уход за ним нужен целыми днями. Ох, умаялась я совсем.

— Как он, кстати? — поинтересовался я.

— Всё хорошо. Только лежит мой бедненький. Тяжело ему. Досталось. Но хоть жив, а скоро поправится, да мне полегче будет. Ох, тебе за это спасибо, — хлопнула она ладонями по коленям. — Что бы мы без тебя делали?

— Да я ничего такого и не сделал, — улыбнулся я и неловко почесал затылок.

— Сделал, сделал, — отмахнулась она. — Кстати, а твоя-то голова как? Легче?

— Да, — дотронулся я пальцами до повязки. Блин, после того как боль полностью прошла, всё время забываю про неё. — Спасибо.

— Ну и, хорошо. Значит, поможешь нам с дровами?

— Конечно, — вскочил я с кровати и широко улыбнулся. — Это я запросто, — только осталось вспомнить, где можно найти топор.

— Ох, спасибо тебе, Ванюш, — радостно залепетала Марья. — Но сильно не напрягайся и поешь сначала. Тебе силы нужны. Ведь что пропадём мы без твоей силушки совсем…

Неожиданно Марья поднялась со стула и подошла ко мне.

Я удивлённо глянул на женщину. Глаза её заблестели, а губы расплылись в загадочной улыбке. Ой, блин, знаю я этот хищный женский взгляд и миловидную благодарственную улыбку.

Внезапно она прижалась ко мне своей пышной грудью и посмотрела на меня снизу вверх своими большими бирюзовыми глазами.

Ох, Марья. А ты, оказывается, ещё та штучка. Ведь только минуту назад про своего “бедненького” мужа песни пела.

— А ещё я могу тебя отблагодарить хорошо, — её пальцы дотронулись до моих волос. — Нельзя же без награды нашего героя отпускать.

Хех, я был с ней полностью согласен. Только вот участвовать в сельских семейных разборках мне мало хотелось. Нет, Марья красивой бабой была, но не по душе мне. Да и замужние барышни меня мало привлекали.

Поэтому я обхватил ладонью её кисть и дотронулся губами до тыльной стороны ладони.

— Прости, Марья, но не сегодня, — улыбнувшись, галантно отклонил я предложение. — Не хотелось бы откладывать дела.

— Ох, — разомлела она. — Какой же ты трудолюбивый, Ванюша. Ну хорошо, — по лисьи улыбнулась она и подошла к порогу, мельком обернувшись напоследок. — Я буду ждать.

Поклонившись напоследок в качестве прощания, она скрылась за дверью.

Ох, уж эти женщины.

Усмехнувшись лисьему обаянию Марьи, я всё же приступил к завтраку. Уж не помню, чем я там питался, пока был наследником известного рода, но здесь тоже было чем поживиться. Марья, действительно, была отличной рукодельницей.

Эх, отличная баба. Только много говорила, и часто не по делу.

Впрочем, эта черта характера была присуща многим из этого села. Но это явно не сбивало у меня впечатления о них, как об отзывчивых и добрых людях.

Даже забавно. Здесь я — Ванька, обычный простолюдин, которому все помогают, уважают, и с которым добры. А раньше — Александр, наследник одного из могущественных родов, приближённых к императорской семье, и меня все хотели убить.

Какие же разные порой бывают миры в одной реальности.

///

Идя по тропинке, вдоль высоких деревьев, я оглядывался по сторонам. Наконец, я приметил довольно неплохое место. Раньше я, правда, никогда не занимался подобным, но новый опыт тоже опыт.

Уже приготовившись рубить первые стволы и взяв в руки топор, я услышал шум.

Внезапно земля под ногами содрогнулась. От неожиданности я едва удержался на ногах. Недалеко послышалось истошное лошадиное ржание.

Опять что-то случилось?

Вслед за странными звуками и дрожью, неожиданно появилось яркое голубое свечение, после которого стало прохладно. Нет, даже холодно. Мороз кусал кожу так, будто внезапно наступила зима.

Удивлённо оглянувшись, я внезапно заметил, как в мою сторону летит ледяной серп. Я моментально уклонился от него, а серп, пролетев дальше, снёс несколько деревьев перед тем, как полностью исчезнуть.

— Магия льда, — сразу понял я.

Откуда здесь магия льда? Это ведь одна из сильнейших магий в империи. И насколько я мог помнить, принадлежала она одному из известных родов — Кожевниковым.

Странное совпадение. Только недавно наше село навещал один из представителей этого рода, а теперь в лесу неподалёку витает их магия.

Не особо я верил в такие совпадения, поэтому решил увидеть всё своими глазами.

Подойдя к месту событий, я удивился ещё больше. Передо мной был Алексей, который отбивался от злых духов. Они послабее, чем демонические особи, но тоже те ещё занозы в заднице.

Я помнил это по обрывкам воспоминаний и знал, что просто так их не изгонишь. Где-то здесь должен был быть портал, который, мало того, что перенёс их сюда, так ещё и силой одаривал.

И что опять здесь делает Алексей? Так понравилось в этой деревне, что решил устраивать тут частые прогулки? Или дела опять какие?

Кстати, про него я тоже смог вспомнить не так много, но отчётливо знал, что он был моим лучшим другом. В прошлой жизни. И если верить обрывкам из прошлого, даже помогал мне при нападении рода Рахмановых.

Неожиданно я заметил, как со спины к Алексею стал подбираться один из духов. Нашли-таки лазейку.

У меня с собой не было оружия. Ну, если, конечно, не считать топора. Но и этого хватит для того, чтобы остановить атаку духа.

Я тут же стремительно рванул в сторону духа. Ни секунды не мешкая, пока Алексей не видел, я пропитал топор тёмной энергией и бросил в сторону нежити. Топор, одарённый маной, чувствовал нечисть, чем и сгодился на славу. Неважно в какую сторону его кинуть, даже если промахнуться, теперь топор мог найти тварь, ударить по ней и изгнать.

Что и произошло.

Как только топор зацепил духа, тот тут же завизжал так, что заложило уши. Лезвие топора засветились, и магия активировалась. Призрак тут же испарился.

Алексей удивлённо оглянулся и ошарашенно посмотрел на меня. Ну да, нечасто встретишь простолюдина, который изгоняет духов топорами.

— Как вы…

Только начал Алексей, как я тут же перебил его:

— Думаю, у нас сейчас нет времени, — уверил я его. Но на самом деле просто хотел избежать лишних вопросов. — Нужно разобраться с остальными и найти портал.

Алексей кротко кивнул мне в ответ и снова вернулся к духам, которые не прекращали наступать на него.

“Так, так,” — мысленно прикинул я. — “Портал должен питать их энергией, а значит, далеко находиться не может”.

К счастью, часть демонической силы, которую я получил в другом мире, очень мне пригодилась. Поэтому найти то, что источает зло с её помощью, для меня не составило труда.

Я сконцентрировался и мигом почувствовал огромный поток энергии, который исходил недалеко от места битвы. Ринувшись туда, пришлось по дороге потратить ещё немного маны на духов, которые увязались за мной и никак не хотели отступать.

Наконец, когда я настиг портала, я осмотрелся по сторонам. Пропитанного тёмной силой топора было мало для того, чтобы повлиять на такое скопление энергии, поэтому пришлось воспользоваться остатками силы, которые перешли вместе со мной в это тело.

Только вот, Алексею нельзя было узнать об этом. Опять же начнутся вопросы, допросы, а потом и вовсе вычислят. Нет, в прошлом я полностью доверял своему другу, но такие секреты, как сейчас, лучше хранить в одиночестве.

Убедившись, что меня никто не видит, я вытянул руку к порталу, закрыл глаза и сконцентрировал демоническую силу. Резко распахнув взор, мои зрачки окрасились красным цветом, а на ладони собрался сгусток тёмной энергии.

Портал тут же среагировал на мою магию. Он задёргался и вовсю пытался противодействовать моей силе.

И тут началась игра в “перетягивание каната”.

Если выиграет портал, то он может засосать меня внутрь. Выиграю я — он захлопнется и отдаст мне небольшую часть энергии.

Естественно, я был настроен на победу.

Но нужно отдать ему должное, он долго пытался вытянуть из меня магическую энергию, чтобы пополнить свои запасы. Только против человека, который прожил долгое время внутри демонического мира, идти было бессмысленно.

— Какой прыткий, — усмехнулся я.

Внезапно раздался противный писк, от которого разболелась голова. Было невыносимо, хотелось прикрыть уши от него, но я твёрдо держался, пока не был уверен, что победил.

Наконец, портал стал сжиматься. Как только он полностью исчез, и писк прекратился, я тяжело вздохнул. Сложновато было сделать подобное в новом теле, но зато теперь я чувствовал часть силы портала, которая мне явно не повредит.

Фух, битва была неплохой. Хотя бы размялся. Нужно было срочно вернуться к Алексею и помочь ему разобраться с оставшимися призраками.

Внезапно я остановился, когда увидел Алексея.

Он шёл в мою сторону. Его лицо было хмурым и напряжённым. Он смотрел на меня как-то недобро.

Неужели он что-то почувствовал?

Может, он как-то увидел, что я сделал?

Догадался?

Нет, нет. Быть того не может, я же был аккуратен.

Алексей остановился напротив меня. В моей голове уже разыгралось больше ста сценариев нашего предстоящего разговора.

Интересно, какой из них правильный?

Внезапно он стиснул зубы, а сглотнул слюну. На его каменных скулах заплясали желваки, а у меня забегали глаза. Я впервые видел его таким недовольным.

Правда, я не так хорошо его помнил. Но всё же. Не хотелось сражаться с другом детства. Пусть даже и в новом теле.

— Вы хоть представляете, какой опасности себя подвергали? — начал он гневно. — У вас ведь до сих пор не прошла рана, а вы ринулись в бой.

Нет, я ожил чего угодно, но явно не такой реакции. Такого сценария я точно не ждал. Я придумал кучу способов, как отвязаться от вопросов: кто вы такой? Но чтобы меня стали отчитывать, как мальчишку, за то, что я не слежу за своим здоровьем.

Я так волновался, что он догадается о чём-то. Переживал, что решил меня проверить на демоническую ауру. А он переживает о моём здоровье?

Теперь, кажется, я начал вспоминать, почему мы были лучшими друзьями.

Неожиданно для самого себя я прыснул со смеху. Меня так рассмешила вся эта ситуация, что я просто не мог остановиться. Чего нельзя было сказать про Алексея, который удивлённо наблюдал за мной.

— Что-то не так? — он явно злился. — Я сказал, что-то смешное?

— Простите, — смахивая с уголков глаз слёзы, произнёс я. — Просто кое-что вспомнил.

— Что именно?

— Да так. Неважно. Спасибо вам, — помня манеры приличия, поклонился я, — за вашу заботу. Со мной всё хорошо. Я в порядке. Просто врач сказал мне не снимать повязку, пока рана полностью не затянется. Но чувствую я себя очень хорошо. Главное, что целы вы, Але… кхем, — я кашлянул в руку, — молодой господин.

— Что вы делали в этом лесу?

— Рубил дрова.

— Дрова?

— Да, Марья попросила меня нарубить парочку. Вот я и оказался здесь. А тут услышал какие-то звуки, грохот, ну и решил посмотреть, что случилось. А вы к нам, какими судьбами? Снова весточка пришла какая?

— Не совсем так. Просто решил, что следует проверить местные сёла, пока я здесь. Всё-таки ваша деревня могла быть не единственным случаем, в плане нападения гильдии воров. А не во всех деревнях, есть такие отважные, как вы.

Он недоверчиво посмотрел на меня и убрал меч в ножны.

— Что ж, хорошо. Я рад, что вы в порядке. Тогда расскажите мне вот ещё что, — посерьёзнел он. — Как вы — простолюдин без родовой магии, смогли закрыть портал? Я встречал на своём пути сельских жителей, которые пользовались магией, однако того, кто способен закрыть портал и уничтожить минимум одного призрака, встречаю впервые. Так, кто вы такой.

О, ну вот, наконец-то, пошли неприятные вопросы.

Эх, зря я радовался. Ну что ж, придётся выкручиваться как могу.

— Это довольно долгая история, — неловко почесал я затылок.

— К счастью, у меня есть время, чтобы её выслушать.

— Ну, мне передалась магия по наследству. От моей бабки, которая скрывала свои тайные знания, дабы не пугать людей. Отец и мать такими не обладали, поэтому и думали, что я буду рождён обычным. Но, как вы поняли, у меня тоже проявились эти способности.

— Вот как, — задумчиво произнёс Алексей. — И когда впервые у вас проявились эти способности?

— Да вот. Совсем недавно. Но я их просто решил тренировать и никому не говорил об этом.

— И сами тренировались?

— Ну, по записям моей бабки. Которые у меня остались.

— И самостоятельно достигли такого результата, что можете противостоять демоническим отродьям?

В его голосе больше не было возмущения или недоверия. В нём проскальзывало искреннее удивление. Кажется, я смог добиться нужного мне эффекта.

— Ну да, — кивнул я в ответ.

— Интересно, интересно, — снова задумчиво произнёс он и обхватил пальцами подбородок. — Вы довольно удивительный человек, Иван. Кажется, у меня для вас есть предложение, которое сможет вас заинтересовать.

(обратно)

Глава 3

Ох, ты ж.

Вот так просто? Раз, и предложение со стороны одного из известных родов империи? Ну что ж, неплохо. По сути, я предполагал подобный исход, и рад, что он случился быстрее, чем я планировал.

Отлично, значит, дело пойдёт гораздо быстрее. Пора вершить великие дела в своей реальности. Ну и, в новом теле, разумеется.

— И что же вы мне хотите предложить, молодой господин? — выразил я искреннее удивление. Актёр из меня всегда был хороший.

— Вы слышали что-нибудь об имперских гильдиях магов? — начал он издалека.

Пф, только глухой, кажется, про них и не слышал.

Я молча кивнул ему в ответ.

— Хорошо. Хочу, чтобы вы вступили в эту гильдию и помогли нам бороться с демоническими сущностями, — твёрдо заявил Алексей.

— Но разве в эту гильдию не принимают только…

— Только по рекомендации, — оборвал меня он. — Я дам вам её лично. Так что, вы согласны?

— Заманчивое предложение и довольно опасное, — задумчиво произнёс я, потянув немного времени. Потом улыбнулся и протянул руку Алексею для пожатия. — Но ради защиты нашей империи я готов на всё. Согласен.

Алексей улыбнулся мне в ответ и пожал мою ладонь. Отлично, кажется, всё возвращается на круги своя.

— Единственное, — внезапно вспомнил я, неловко почесав затылок.

— Что-то не так? — удивился Алексей.

— Дрова мне всё же надо нарубить.

Сначала Алексей похлопал глазами, а потом хохотнул в руку и кивнул в ответ.

— Да, конечно, — с усмешкой произнёс он. — Я вам помогу.

Ого, помощь в нарубке дров от рода Кожевниковых. Кто бы мог подумать. Либо я очень везучий человек, либо Алексей, действительно, так сильно рассчитывает на меня. Эх, не знает он пока, с каким демоном заключает сделку.

///

Ну что ж, с делом мы управились довольно быстро и вернулись в деревню.

Снова Алексей был местной звездой села. Все барышни его облепили и расспрашивали о том, как же люди живут в столице. Видимо, всем хотелось вкусить этот аромат изыска и попробовать себя в роли аристократов.

Только меня при воспоминании об этом воротило. Особенно если учитывать, что мой род был признан демоническим.

Собственно, это не было каким-то великим открытием. Ведь так было всегда. Чем меньше человек знает о чём-то, тем больше этого боится.

Только не Алексей. В отличие от остальных он, даже зная о том, кем меня считают, пытался мне помочь. Но пойти против императора и его рода — похоже на самоубийство. Поэтому остальные семьи культурно отмолчались, когда вышел указ о нашей казни.

Впрочем, это было давно. Кстати, я так и не знал насколько. Алексей, конечно, изменился за это время, но сохранился хорошо. Казалось, что у него просто волосы чуть длиннее стали, да парочка морщинок появилась.

Газет в село не доставляли, а узнать, какой сейчас год, у местных было довольно глупо. Это был ещё один момент, который нужно было выяснить по приезде в губернию.

Отправились мы быстро. Вещей у меня в доме мало, потому особо париться с багажом не надо было. Всё время заняли скорее рыдания Марьи с её пожеланиями удачи мне в дорогу. Да разговоры Алексея с местными и старостой, который отложил все свои “важные” дела, чтобы поприветствовать гостя.

Карету, в который мы отправились в путь, провожала вся деревня. Даже Сергей вышел, чтобы попрощаться со мной, несмотря на то, что он даже до конца не оправился.

Возможно, я даже буду по ним скучать.

— Не жалеете? — внезапно спросил меня Алексей, когда мы отъехали от села.

— О чём? — не понимал его я.

— Всё-таки это ваш родной дом.

Хах, да.

Мой родной дом.

Моего родного дома не было уже давно. Как и семьи. Я, конечно, верил в лучшее, но всегда был реалистом. Прекрасно понимал, что, скорее всего, я единственный, кто остался в живых.

Ну, как в живых. Живых душой. Да, так будет вернее сказано.

Он не спускал с меня своих добродушных ясно голубых глаз. Я же просто не знал, что ему ответить на этот вопрос. Поэтому снова включил свои отработанные актёрские навыки.

— Конечно, мне будет их не хватать, — ну, в каком-то смысле это даже была правда. — Но я не привык сидеть на одном месте.

— И почему же раньше никуда не выезжали? — поинтересовался Алексей.

Хороший вопрос для переселенца из одного тела в другое.

— У нас обычных селян нет особой возможности куда-то выбраться, — убедительно пояснял я. — Вот потому и не выбирался.

— Но вы могли бы попробовать свои таланты в одной из губернии. Не в гильдии, конечно, но, думаю, в других сферах вы бы тоже могли себя проявить.

Разговор начинал мне нравиться всё меньше. Ещё немного, и я мог бы попасться на собственном вранье.

Неожиданно опустив взгляд на руки Алексея, я внезапно заметил монетку. Она была похожа на медальон. Когда я прищурился, то увидел герб.

Быть того не может!

Это ведь не герб рода Кожевниковых. Это мой герб! Герб моей семьи. Я его точно ни с чем не перепутаю.

Я приподнял снова взгляд на Алексея и широко улыбнулся.

— Интересный у вас семейный герб, — тыкнул я пальцем в сторону медальона.

— Это не моё, — сухо ответил Алексей. Я заметил, как его взгляд резко потускнел.

— Вот как. А разрешите полюбопытствовать: чей же тогда? Какого-то близкого вам человека?

— Моего друга. Он умер десять лет назад, — этот разговор ему явно не нравился. — Он был мне как брат.

Это было довольно приятно слышать. Но все эмоции, которые я испытывал сейчас, хранил в себе. А на лице изображал лишь безразличие, ну и небольшое соболезнование. Ведь я якобы не знал, о чём вёл речь Алексей.

И ещё, из его слов я понял, что прошло уже десять лет с того момента, как меня скинули в ущелье. Ну теперь хоть что-то начинало проясняться.

— Мне жаль, — грустно вздохнул я.

— Ничего. Всё хорошо, — он убрал монету в карман. — Это было много лет назад.

Он подпёр кулаком подбородок и увёл взгляд на природные пейзажи, мимо которых мы проезжали.

Ещё несколько часов мы молча ехали по разбитым дорогам. В этот раз нам повезло, и мы не наткнулись на разбойников из гильдий, или демонических существ.

Всё прошло довольно гладко.

— Алексей Николаевич, — внезапно произнёс кучер, — мы почти приехали.

— Отлично, — кивнул он в ответ и обратился ко мне. — Для начала мы заедем в мой особняк. В гильдии выдаётся специальная форма, но, думаю, будет лучше, если вы предстанете перед комиссией в чём-то, — он осмотрел меня с ног до головы, слегка скривив губы, — менее вызывающем.

И чем ему не нравилась моя рабочая форма? Даже пахло по-особенному. По-настоящему. Не то, что от местных чинов всякими дорогостоящими парфюмами.

Здесь же всё натуральное, почти своё.

Зажиточные всё-таки нынче дворяне пошли, да и брюзгливые. Правда, я и сам таким когда-то был. Терпеть не мог одежду некачественного пошива. Сейчас же это, в каком-то смысле было даже необычно, ново.

И ещё. Я всё не понимал: что меня так смущает в нашем с ним разговоре. Только сейчас понял. Почему он обращается со мной на “вы”?

— Молодой господин, — решил всё-таки я это выяснить, — а почему вы обращаетесь с простолюдинами на “вы”? Проявляете к ним уважение?

— Каждый человек, будь он простолюдином или из высших сословий, остаётся человеком, — пояснил он. — Так, меня учила моя семья.

Ну точно. Теперь вспомнил. Кожевниковы всегда этим и отличались. Никогда не ставили себя выше других. Считали всех равными. Наверное, поэтому остальные семьи редко прислушивались к мнению этого рода.

Когда карета остановилась, мы вышли около высокого трёхэтажного здания. Его ограждал высокий железный забор, на конце которых были острые колья.

Сам особняк был сделан полукругом. При входе возвышались узорные колонны, а вокруг самого здания был раскинут цветущий сад с аллеей.

Я остановился у ворот и вдохнул душистый запах гардений. Этот аромат белоснежных цветов сразу напомнил мне о прошлом. Точно, я уже был здесь. В детстве.

Родословные дома часто отправляют своих детей в другие семьи, чтобы передавать знания друг другу и развиваться для защиты и поддержания империи. Обучения в разных домах шло по-разному. Например, я частично помнил, что в семье Кожевниковых было тяжело из-за свода правил, которым нужно было вечно подчиняться.

За каждое неповиновение и нарушение — наказание. Не лёг вовремя спать — вписали пару плетей. Возразил или вступил в глупый спор с учителем — переписывай правила дома тридцать раз. Чтобы вы понимали: этих правил в своде было больше сотни.

Вспомнив, как я испытал на своей шкуре все наказания, которые только существовали в доме Кожевниковых, я едва заметно усмехнулся.

— Что-то не так? — поинтересовался Алексей, заметив, что я остановился у ворот.

— Нет, нет, молодой господин, — улыбнулся я. — Просто никогда раньше не видел таких больших домов.

Он оглянулся на особняк и снова посмотрел на меня.

— По сравнению с домом Рахмановых, этот особняк — маленький домик на окраине империи.

— Вот как, — удивлённо произнёс я. — Интересно было бы посмотреть на него.

— Думаю, у вас ещё будет шанс это сделать. Пройдёмте.

Как только железные ворота приоткрылись, около нас появился один из слуг. Высокий, статный мужчина с сединой на висках и глубокими морщинами на лице. Он услужливо поклонился.

— Константин Егорович, — обратился к нему Алексей и указал на меня рукой. — Это наш гость — Иван… эм…

— Владимирович, — быстро подхватил я.

Я решил не менять своё отчество. Оставить некую дань своему отцу и главе нашего рода.

На мои слова Алексей странно отреагировал. На секунду он обернулся на меня и как-то слегка удивлённо посмотрел. Что-то заподозрил?

— Да, — протянул он и снова обернулся на слугу. — Сопроводите, пожалуйста, Ивана Владимировича в комнату для гостей и найдите ему подходящую одежду.

— Слушаюсь, господин, — снова поклонился Константин и указал мне рукой на центральный вход. — Прошу.

Пусть и не до конца, но я частично помнил территорию. Даже фрагменты комнат всплывали в моей памяти. Словно дежавю, я осматривался внутри особняка и узнавал знакомые части интерьера.

Высокие окна, практически в пол. Свет от них настолько ярко освещал коридор, что дополнительное освещение не требовалось.

У одной из стен, в углу, стояло фортепьяно. Мне всегда было интересно: почему оно выставлено в коридор, а не находится в зале? На нём даже никто никогда не играл.

Увешанные картинами белоснежные стены. Я подошёл к одной из них. Той, на которой была изображена красивая девушка в полный рост, что прикрывалась одним платком. Усмехнувшись и немного отодвинув, я заглянул за картину.

Ого, тут ещё осталась моя детская шалость!

На стене выделялся след от огненной магии, которую я впервые применил в этом особняке. Всё же что-то, да я начинал вспоминать.

Наверное, я смог бы окунуться больше в свои воспоминания, если бы оказался дома. Но я даже не знал: осталось ли ещё что-нибудь от особняка Волконских.

— Господин, — внезапно вывел меня из воспоминаний голос слуги, — прошу вас пройти сюда.

Он галантно указал мне на вход в просторную комнату, сделанную полукругом. Странно, но её я помнил плохо. Может, и вовсе никогда тут не был? Всё-таки этот особняк, что бы там ни говорил Алексей, был большим. И я не бывал много где, пока прибывал здесь в прошлом.

— Позвольте узнать, — продолжал старик, — вы предпочитаете сами выбрать себе одеяние, или вам требуется помощь?

— А? Одеяния? — переспросил я, а потом почесал затылок и усмехнулся. — Благодарю, но я сам как-нибудь.

— Хорошо, тогда гардероб в полном вашем распоряжении.

Он поклонился и покинул помещение, закрыв за собой двери. Я же осмотрелся ещё раз.

М-да, давненько я не бывал в таких роскошных хоромах. Ровно с тех пор, как меня бросили в ущелье, и я попал в демонический мир. Стал одним из князей тьмы, а потом попал в тело этого простолюдина.

Ох, много же всего произошло.

Я тут же плюхнулся на мягкую пружинистую кровать. М, а она совсем другая, в отличие от той, которая была у меня в селе. Ну, неудивительно. Всё-таки это барские хоромы, а не ветхий домик обычного работяги.

Я несколько раз подпрыгнул на ней, чтобы испытать всю мягкость, как внезапно…

— Ай!

Звук шёл из-под кровати.

Я удивлённо приподнял бровь. Что это было? Не успел я расположиться в комнате для гостей, как за мной начали шпионить?

Но вот что странно, мне показалось, что голос был детский. В этом поместье ещё и дети есть? Ученики? Кто-то из непутёвых юных магов решил скрыться в комнате от занятий? Хех, впрочем, я прекрасно их понимал. Сам таким был.

Наклонившись вниз и заглянув под кровать, я увидел, как на меня вытаращились два светло-голубых больших глаза. На круглом детском лице исказилась недовольная физиономия. Щёки надулись, а губы поджались.

— Ну, вылезай, — усмехнулся я. — Всё равно я тебя нашёл.

— Ничего подобного! — возмущённо произнёс мальчишеский голос. — Я сам себя выдал. Значит, я просто дал о себе знать.

Удивительная логика. Хотя, если честно, она меня даже позабавила.

— Так что, вылезешь? Или продолжишь там сидеть? — поинтересовался я.

Мальчишка недовольно хмыкнул, но всё-таки выбрал первый вариант и вылез из-под кровати с другой стороны.

Я поднял на него свой взгляд и удивился тому, как сильно этот мальчик похож на молодого Алексея. Ну прямо точная копия. Чёрные длинные волосы, собранные в пучок позади. Белоснежная кожа, почти мраморная. Большие голубые глаза на половину лица, а самое главное — родинка у носа. Точно, как у Алексея.

Только вот характер, кажется, был у него более грубым, чем у моего друга.

— Так ты…

Только было начал я задавать вопросы, как мальчишка тут же прервал меня:

— Не “ты”, а “вы”. И обращайтесь ко мне: юный господин, — затребовал он.

Ишь какой прыткий. Ему лет десять отроду, а уже “вы”, да ещё и “молодой господин”. Мне теперь стало ещё интереснее, кто же это передо мной сейчас стоит такой достопочтенный. Хе-хе, он даже напомнил меня в молодости.

— Ну ладно, — закинул я ногу на кровать и, оперевшись на неё локтем, подпёр щёку кулаком. — Так, что же вы тут делаете, юный господин? — с лёгкой усмешкой спросил я.

— Не стоит недооценивать меня, — фыркнул он на моё пренебрежительное поведение. — Всё-таки я из знатного рода! А что я тут делаю… — он на секунду замялся, а потом скрестил руки на груди и отвернулся. — Я не обязан отвечать на этот вопрос простолюдину.

Вот же паршивец маленький. Видимо, он плохо знаком с наказаниями рода Кожевниковых. Если бы знал свод правил, говорил бы совсем иначе. Ведь неважно: будь ты простолюдин или знатного рода, такое обращение карается плетями.

— Не стоит так распаляться, юный господин, — на всякий случай напомнил я ему. — Ведь правила рода Кожевниковых работают для всех, кто присутствует в этом особняке. Будь ты простолюдин, или знатного рода. Или я не прав?

Он резко поджал губы. Неожиданно, правда? Он-то не догадывался о том, что я знаю весь свод наизусть. Конечно, даже если я десять раз память потеряю, то эти правила у меня выгравированы в голове на всю жизнь. Столько наказаний из-за них я ещё никогда в своей жизни не получал.

— Откуда вы знаете о правилах? — удивился мальчишка.

— Просто люблю читать и много всего изучать, — улыбнулся я. — Я очень любопытный, оттого много чего знаю.

— А разве простолюдины могут читать? — он впал в ещё больший ступор.

— Да. Особенно если они маги.

— Вы и магией владеете? — его глаза совсем округлились. Он смотрел на меня, как на какую-то диковинку. — Правда?

— Правда. Не вру. Потому и здесь.

— Здорово, — ещё пару минут посмотрев на меня с восхищением, он увёл опустевший взгляд в сторону. — Даже простолюдины умеют пользоваться магией и читать.

— А вы, значит, не умеете?

— Умею! — резко выкрикнул он, будто от обиды. — Просто…

— Что?

— Мне тяжело это даётся, — нехотя пробубнил он и скрестил руки на груди.

— Ну, могу научить, если надо.

— Правда? — недоверчиво спросил он. — У меня ещё не было учителя, который смог меня хорошо этому обучить.

— У меня есть своя методика, — убедил его я. — Такого ни один учитель не знает.

— Да? Хорошо, тогда я хочу стать вашим учеником.

— Договорились. Только для начала мне нужно доделать кое-какие дела.

— Какие?

— Ну…

Я не успел договорить, как двери в комнату приоткрылись. Мы с мальчишкой посмотрели в сторону выхода. На пороге стоял Алексей. Как только он завидел мальчика, его лицо посерьёзнело, и он увёл руки за спину.

— Станислав, что ты здесь делаешь? — грубо спросил он.

— А… я… — замялся он.

— Кажется, он решил познакомиться с новым гостем в доме, — подхватил я мальчишку. — Не стоит на него сердиться. Просто детское любопытство.

— Прошу простить, но в нашем доме не принято себя так вести. Ведь правила рода должен знать и соблюдать каждый член семьи. Или я не прав, Станислав?

Ох, боги, опять эти правила. Как же они раздражали.

И почему он сказал “каждый член семьи”? Неужели мальчишка — его родственник?

— Да, отец, — уже тише произнёс Станислав.

Стоп. Минуточку. Что? Кто? Отец?! Алексей — его отец?! Ох, я, по-моему, слишком многое пропустил.

(обратно)

Глава 4

— До свидания. Чувствуйте себя как дома.

Станислав поклонился мне на прощание и покинул гостевую комнату. Я кивнул ему в ответ и сопроводил взглядом, как и Алексей. Потом он повернулся ко мне и извинился за своего сына:

— Прошу простить, — начал он. — Дети в этом возрасте…

— Я всё понимаю, — перебил я его. — Ничего страшного. Всё хорошо.

Он облегчённо вздохнул и улыбнулся, а потом оглядел комнату.

— Надеюсь, вам будет здесь удобно. Вы уже выбрали наряд?

— Нет, — отрицательно мотнул я головой. — Как раз собирался это сделать.

— Хорошо. Не буду вам мешать.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой двери.

М-да. Сколько же времени прошло. А сколько я всего интересного пропустил. Мой лучший друг стал отцом, а значит, он — глава семьи Кожевниковых. Наверное, глупо было тогда называть его — молодым господином?

Но, если честно, я слегка удивлён. Не думал, что он найдёт себе кого-то. Нет, монахом он, конечно, не был, но с девушками себя вести совсем не умел. В отличие от меня. Моя кровать всегда была наполнена страстью и утехами, а от его веяло одиночеством и холодом.

Каждый раз, когда на балах мы пытались с кем-то познакомиться: я уходил в объятиях нескольких прекрасных барышень, в то время как Алексей довольствовался компанией знатных дворян, с которыми обсуждал всё время какие-то дела. Слишком он был серьёзным, холодным. Видимо, сказалось воспитание в этом доме.

Но нужно отдать должное — на него всегда можно было рассчитывать. Ровно, как и сейчас.

Подойдя к гардеробу, я вытащил оттуда всё, что было. Мне даже выбирать не пришлось, ведь вся одежда была одинаково качественна и по размеру.

Как только я закончил с одеждой, то сразу услышал какой-то гул за дверью. Удивлённо взглянув на выход, я выглянул в коридор.

Ого, не ожидал увидеть это вновь.

Толпой мимо гостевых покоев шли молодые ребята. На всех были официальные формы, которые отличались цветом и гербом на спине.

Сразу видно, что все они были из знатных домов. Значит, ученики, присланные из других семей на обучение в дом Кожевниковых.

Я улыбнулся, вспомнив, как сам был среди них. Но потом мой взгляд поник, а с губ сошла улыбка. Среди них не было серой формы с гербом рода Волконских. Да, что-то остаётся неизменным, а что-то всё же меняется.

— Смотрю, вы готовы? — вновь услышал я голос Алексея по правую сторону.

— Да, господин, — обернувшись, улыбнулся я ему.

— Называйте меня Алексеем, — поправил он меня. — Мне так привычнее.

Ох, ну не понимал никогда эту семью. Вот так спокойно обращаться с простолюдином. Я ведь и привыкнуть к этому могу, несмотря на то, что сейчас я не принадлежал ни к какому роду. Не то что раньше.

Их доброта́ может стать проклятием. Всё-таки в этом мире, я уже понял, нельзя быть столь наивными и услужливыми. Пусть это и предписывают правила, но это может сыграть злую шутку.

— Тогда, немедленно отправляемся, — кивнул он мне.

— Да, как скажете.

///

Губерния, которыми управляла семья Кожевниковых, находилась ближе всего к центральному округу. Несмотря на то что они были приближена к императору, этот род всё равно оставался почти на последнем счету при согласовании новых законов.

Жаль, ведь, возможно, всё было бы иначе, если бы к мнению Кожевниковых хоть как-то прислушивались. Может, и Волконских ждала другая судьба.

— Алексей Николаевич, — внезапно послышался голос позади, когда мы подходили к карете. — Прошу прощения.

Мы обернулись. Перед нами стоял юнец, одетый в красную форму. Я сразу узнал эти одежды и герб в виде льва, отчего нахмурился.

Род Рахмановых, значит, тоже здесь.

Императорская семья, которая первыми подняла бучу против нас.

Удивлён, что они посылают своих адептов на обучение в другую семью. Странно, ведь это, на самом деле, редкость. Из-за того, что их наследник возвышается на троне, у них довольно специфичное зрение на отправку своих детишек в другие дома.

Слишком уж они высокомерны, чтобы вот так распыляться и тратить время на знания.

Может, что-то в этом мире да поменялось.

— Да, — с улыбкой произнёс Алексей. — Какой у вас вопрос.

— Почему в описаниях истории рода Кожевниковых нет ничего о предательстве и демоническом проклятье Волконских? — я аж глаза округлил, когда этот вопрос услышал от мальчишки. — Ведь они предали всю империю, за что справедливо понесли своё наказание. Я слышал, что Кожевниковы были близкими друзьями рода Волконских, но всё же, не кажется ли вам, что это не правильно утаивать такую информацию?

На его губах едва заметно появилась ухмылка.

Вот же говнюк маленький. Так. Спокойно, Александр. Ты теперь Иван и должен вести себя так, словно не в курсе всех этих дел высших сословий. Но как же хотелось ему проехать по ушам.

Алексей же сохранял холодное спокойствие. Улыбка на его устах пропала. Он завёл руки за спину и слегка поджал губы.

Я нечасто видел эмоций от них, но всегда чувствовал, когда они были в напряжении. Вот как сейчас. Даже без эмоций это можно было прочувствовать. Ну, лично мне точно.

— Расскажите мне об этом роде.

— Род Волконских, — начал умничать мальчишка, — был одним из семи сильнейших родов нашей империи. Их основная магия — сталь. Были уничтожены десять лет назад после признания их содействия демонам.

— К какому роду они были близки по крови?

На этом вопросе мальчишка замялся. Он поджал губы и увёл взгляд в сторону.

Хах, кажется, Алексей смог задеть его вопросом. Неудивительно, ведь наш род всегда был приближен к императорской семье после того, как одна из наших родственниц заключила брак с родом Рахмановых.

— Эм, — начал он мяться. — Рах… Рахмановых, — тихо произнёс он.

— Правила нашей семьи гласят, что попирать другие рода запрещено. В том числе и род Волконских, которые были не просто приближёнными к императорской семье, но и сделали много для нашей Империи. У вас есть ещё вопросы?

— Н-нет, — сквозь зубы прошипел мальчишка.

Ох, ну и Алексей. Этим он мне всегда нравился. Постоянно найдёт ответ на любой вопрос, да ещё так, что выйдет чистеньким.

Только его почесть множеству правил, как и любого из рода Кожевниковых, меня частенько подбешивала. Поэтому я и был самым непослушным учеником в этом доме.

— Тогда мне нужно идти, — он слегка наклонил голову в знак прощания. — Всего доброго и успешной учёбы.

— Всего доброго, — уже краснея, злился юнец.

Ну и зрелище. Я едва сдерживал смех, пока смотрел, как юный господин семьи Рахмановых возвращается в особняк.

Но не преподать ему урок я просто не мог.

Когда Алексей повернулся обратно к карте, а я смотрел в спину уходящему мальчишке, то собрал на кончиках пальцев небольшой сгусток маны. На мои действия откликнулась тёмная энергия. Просочившись сквозь землю, она незаметно обвила ноги мальчишки.

Когда плети стянули его щиколотки, юнец упал и проскользил по земле. Я знал, что Рахмановы очень придирчивы к своему внешнему виду и у них есть особый пунктик — родовая форма всегда должна быть идеально чистой. Они были некими больными аккуратистами. Вот как, и сейчас.

— Нет! — поднявшись с земли и осмотрев свою форму, взвыл мальчишка так, словно случился конец света. — Только не это!

Эх, всё-таки что-то остаётся неизменным.

На его крик обернулся Алексей. Я же лишь усмехнулся и повернулся к Кожевникову.

Тёмная энергия исчезла тут же, как мальчишка упал. Однако Кожевников долго осматривал то место, откуда она просочилась. Потом перевёл взгляд на меня.

Он ничего не сказал, но я вновь ощутил напряжение. Неужели что-то понял? Чтобы убрать эту неловкую атмосферу, я снова включил режим одного актёра. Удивлённо хлопая глазами, я недоумевающе смотрел на Алексея.

— Что-то не так, господин? Что-то с моей одеждой? — я даже оглядел свою форму. — Вроде нигде не запачкал. Но она такая белоснежная, что…

— Нет, — резко перебил меня Алексей. — Всё хорошо. Нам пора отправляться.

Догадался и просто сделал вид? Или подумал, что показалось? Эх, ладно. Нужно быть с этим поаккуратнее, иначе проблем не оберёшься.

Но эта сила — часть меня. Сложно скрывать такой козырь в рукаве.

///

Путь был недолгий.

За всё это время Алексей снова не проронил ни слова. Он лишь смотрел в окно, наблюдая за тем, как один дом сменяется другим. Как люди стремительно куда-то спешат, ну или, наоборот, спокойно устроились в ближайшей кофейне за приятным разговором.

И всё время Кожевников о чём-то размышлял. Интересно, о чём?

Не о том ли, как я смог захлопнуть демоническую дыру? Или как магическим образом упал наследник рода Рахмановых? Короче, его молчание меня сильно напрягало, однако начать разговор первым я так и не решился.

Просто не знал о чём именно. Ну, если учитывать, что я якобы о нём ничего не знаю. Хотя был один момент, который меня беспокоил.

— Алексей Николаевич, скажите, — внезапно начал я, привлекая внимание Алексея, — вы уверены, что такой простолюдин, как я, способен вступить в имперскую гильдию? К тому же с чего вы решили довериться мне?

— Я думал, вы и так это поняли, — едва заметно улыбнулся он. — По моей рекомендации вы попадёте туда. А это многого стоит. Я не прошу взять в гильдию какого попало. Обычно туда идут добровольно члены высокопоставленных семей. Простолюдинам, даже с отличными магическими навыками, там не место. Но я почему-то уверен в вас.

— Почему-то? — переспросил я.

— Вы напоминаете мне одного моего хорошего знакомого. К тому же я хотел бы довериться своей интуиции и тому, что видел сам лично.

— Интересно, — усмехнулся я. — Может, расскажете, кого я вам напоминаю.

Внезапно мы остановились. Лошади истошно заржали, отчего мы удивлённо выглянули на улицу. Выйдя из кареты, мы увидели женщину, которая перегородила нам путь.

Её взгляд был свирепее лютого зверя. Копна огненных волос выглядывала из-под чёрной фуражки. Облегающая форма подчёркивала её пышную грудь и бёдра. Аметистовые зрачки яростно впивались в Алексея.

Но вот что странно. Кожевников не удивился тому, что произошло. Эта ненормальная перегородила нам дорогу, остановила повозку, а Алексей был так спокоен, будто всё так и должно быть.

Они что, знакомы?

— Наконец-то, — стальным голосом произнесла она. Напоминала какого-то генерала в юбке. — Вы опаздываете, Алексей Николаевич.

— Смотрю, вы получили моё письмо, Ангелина Андреевна.

— Да, — она перевела свой цепкий взгляд на меня, потом снова на Алексея. — Это он? — кивнула она в мою сторону.

— Да, разрешите представить — Иван Владимирович. Новый член гильдии. Это, — указал он мне на женщину. — Ангелина Андреевна Румянцева — правая рука главы императорской гильдии магов.

Румянцева? Род Румянцевых? Да, я помнил их огненный нрав. Точнее, не огненный, а каменный. Их магией была земля, поэтому все в этой семье были довольно твёрдыми людьми. И даже женщины.

Правда, несмотря на их натуру, было забавно наблюдать, как они становились нежными и шелковистыми, когда одариваешь их комплиментами. Основная слабость этих дам — флирт. Они совсем не могли перед ним устоять. Уж я-то это знал.

Их каменный характер всегда бился мной в два счёта. Хотя, может, это только мне так везло?

Что ж, проверим: изменилось ли что-нибудь за это время. Тем более, нужно было произвести хорошее первое впечатление.

Подойдя к Ангелине, я галантно взял её за руку, отчего она знатно удивилась. Поцеловав тыльную сторону её ладони, я заметил, как она слегка смутилась и на щеках возник лёгкий румянец.

Бинго. Всё-таки что-то в этой жизни не меняется. Алексей, кстати, был удивлён не меньше Румянцевой моей выходкой.

— Очень рад нашему знакомству, Ангелина Андреевна, — с улыбкой произнёс я.

— Д-да, — запнулась она, но тут же кашлянула в кулак. — Алексей рассказал мне. Не будем терять времени. Пройдёмте за мной.

Её голос изменился. Стал более женственным. Эх, всё-таки навыки общения с противоположным полом не пропьёшь и не растеряешь даже при перерождении.

— Что ж, желаю вам всего доброго и, — Алексей напоследок обратился ко мне, — будьте осторожны. Если что, вы всегда можете обратиться ко мне за помощью.

— Благодарю вас, — поклонился я ему. — Я не забуду вашей доброты.

Он ответил мне лёгким поклоном головы в знак прощания и снова отправился к карете. Чувствую, судьба ещё не раз сведёт меня с ним. Ну а пока…

Проводив взглядом карету, я проследовал за Ангелиной Андреевной.

Пройдя через железные ворота, я оказался в месте, похожем на академию. Высокое здание с остроконечными башнями. На верхушке развивался по ветру багряный флаг, на котором был изображён поражённый мечом демон.

М-да. Оригинально, ничего не скажешь. И почему я раньше тут не был?

Подойдя к центральной двери, мы переступили порог и тут же до нас донёсся какой-то шум.

Он разливался по всему коридору эхом. Громкие смешанные голоса гулом стояли на всё здание.

Ангелина нахмурилась и быстро пошла вдоль коридора, сжимая от ярости ладони в кулаки. Мне показалось, что вокруг неё собирается чёрная демоническая аура. Но это был всего лишь гнев, который вот-вот выплеснет наружу.

— Давай! Мочи его!

Выкрики становились всё ближе, пока мы не дошли до скопления магов в одинаковых формах. Они все были явно моего возраста, но вели себя, как маленькие дети.

Это что, какая-то школа магии? Я точно сюда попал?

Внезапно я почувствовал опасность. Ощущение, словно что-то сейчас должно произойти. Скопление энергии в одной точке. Максимальная концентрация. Удар.

Я быстро уклонился вместе с Ангелиной в сторону. Прямо перед носом пронёсся водный серп, который оставил глубокий след в полу.

Удивлённо похлопав глазами, я проследил за ним до того момента, как он врезался в стену.

Взрыв.

Такой мощный, что аж уши ненадолго заложило. Половина стены обрушилась сразу, а с другой половины потихоньку осыпались кирпичи.

Неплохой уровень магии. Сразу видно, что это знатный род.

“Дайте-ка, угадаю, род Меншиковых?” — мысленно усмехнулся я.

Да, это их стиль. Режущая вода. Вот вроде их стихия придавала им спокойный нрав. Но чаще всего я наблюдал бушующее цунами, которое всегда выходило из-под их контроля.

Интересно, кто такой прыткий из этого рода оказался здесь.

Когда я увидел, честно обалдел.

Запыхавшись и в атакующей позе, перед нами стояла молодая девушка. На ней была чёрная гильдейская форма с юбкой чуть выше колена. Тёмно-синий злобный взгляд, который впивался в незнакомца, сидящего на полу, со страхом в глазах.

Уж не знаю, что здесь произошло, но если бы она не промахнулась, бедолагу бы пополам расчленило. А я ещё суровый нрав женщинам из рода Румянцевых приписывал. Хех. То ли ещё будет.

— Анастасия! Виктор! — злобно рявкнула на девушку и юношу Ангелина. — Вы что устроили?

Удивлённо, словно только придя в себя, девушка подняла взгляд на женщину, которая упёрла руки в бока и недовольно смотрела то на одну, то на второго. Казалось, что она сейчас, как Горгона, превратит их в каменные статуи.

Девушка тут же выпрямилась и поджала губы. Несколько секунд в коридоре воцарилась гробовая тишина. Анастасия не выдержала молчание первой.

— Он первый начал! — по-детски ябедничала она, тыкая пальцем в сторону Виктора. — Он назвал меня полоумной.

— Ничего подобного! — стал тут же отнекиваться Виктор. — Ты первая начала!

Что за детский лепет?

Всё больше это место походило на какую-то школу, а не гильдию. В какой-то момент мне захотелось просто уйти. Только вот, некуда было. Я же уже здесь.

— Хватит!

Ангелина топнула ногой так, что пол под ногами задрожал. С пол посыпалась штукатурка, а окна слегка треснули.

— Что за детский сад?! Не забывайте, где находитесь! — грубо продолжила она. — Вы представители магической гильдии. Да вас сразу к чертям сожрут демоны, если вы продолжите в том же духе! Ещё раз увижу, отправитесь в свои родовые поместья со специальной бумагой.

После её слов на их лицах застыл страх. Интересно, что за бумага такая? Никогда о ней не слышал.

— Вы всё поняли?

— Д-да, — синхронно ответили они.

— Отлично, — выдохнула Ангелина и оглядела собравшихся. — А вы чего встали. Живо взяли задания и разошлись. Новеньким через полчаса собраться на тренировочной площадке.

— Есть, — отдалось хором.

Когда все стали расходиться, Ангелина повернулась ко мне.

— Следуй за мной, — более мягко произнесла она. — Нужно выдать тебе форму, а потом проверить уровень силы для того, чтобы понять, на какие задания посылать.

— Уровень силы? — удивлённо переспросил я.

— Да. Ничего сложного, просто нужно определить, какие у тебя склонности в магии и насколько они велики.

Ха. Да. Она права. Ничего сложного. Если, конечно, не учитывать, что весь мой талант заключается в тёмной энергии, которая считается демонической для этого мира.

Твою ж мать, кажется, я попал.

(обратно)

Глава 5

Мне выдали форму.

Она ничем не отличалась от той, в которой были остальные члены гильдии. Вся чёрная, а на плаще сзади была вышивка бордового цвета с тем же символом, что развивался на флаге.

Всё это время в голове была мысль о том, как попытаться скрыть свою истинную магию. Если не применю её вовсе, то могут выгнать. А если применю — сдадут. Что делать?

Эх, ладно. Я уже привык разбираться с проблемами по мере их поступления. Так и поступлю в этот раз.

Идя вдоль коридора, я увидел, как какой-то незнакомец магией достраивал стену, которую недавно снесла та девушка.

М-да, странная особа. А главное, сильная какая.

Видимо, она не просто из рода Меншиковых. Возможно, приближена к главе. Такой сильный удар могут осуществить только истинные наследники. Что тогда она здесь забыла? Я думал, сюда идут только те, чьи заслуги и талант не признали в семье.

Всё было как-то подозрительно.

— Так, — внезапно остановился я и огляделся, — а где у них здесь тренировочное поле?

Внезапно до уха долетел командный голос Ангелины. Так как тянулся он с улицы, то я понял, что нужно идти на него. Ох, как удобно, когда этим местом заведовала одна из рода Румянцевых.

Громкоголосые, потому их всегда легко найти. Повезло.

Придя на место сбора, я тут же увидел, как все стояли в шеренге, а за спинами лежал скоп мечей.

— Иван, — заметив меня, обратилась ко мне Ангелина, — ты тоже возьми меч.

Я молча пожал плечами и взял первое попавшееся орудие в руки. Внимательно посмотрев на остриё, я заметил символы. Странно, но я никогда таких не видел.

Для меня это было в новинку. Пусть и не особо любил учиться, но все виды оружия знал наизусть. Среди них никогда не было подобного. Опять новинки за десять лет? Интересно.

— Сожмите рукоять двумя руками и сконцентрируйтесь, — поясняла Ангелина, а все просто выполняли действия по её указке. — Когда меч впитает вашу ману, выйдете вперёд и направьте удар на мишень. Так, мы сможем оценить ваш уровень магии.

Ну что ж. Я изо всех сил попытался ослабить концентрацию. Получилось ли? Не знаю. Стоило проверить уже по факту. Но, если что, у меня был вариант, как выкрутиться из неловкой ситуации.

Правда, я свято верил, что это не понадобиться.

Итак, первый пошёл.

Первым был тот парень, на которого напала девушка. Кажется, его звали Виктором. Что же, интересно на что он был способен, с учётом того, что трясся как банный лист после магии той девчонки из Меншиковых.

Сейчас можно было отдать ему должное. Он был уверен в себя. Во всяком случае, об этом говорила его походка.

Он гордо подошёл к обозначенному полосой на поле месту и встал напротив мишени. Она находилась нескольких десятков метров от участника, поэтому попасть в неё было проще всего.

К тому же она не двигалась, а, значит, не зацепить её было просто нереально. Во всяком случае, я так думал.

Взмах мечом. Виктор разрезал остриём воздух и из-под его клинка вылетели каменные колья.

О, ещё один представитель рода Румянцевы. Неожиданно и снова странно. С таким характером, да в такой семье. Может, из-за его трусости и оказался в этом месте? Так и мало этого. Ни один кол не попал по мишени.

Нет, серьёзно? Вообще, ни один? М-да. Вот тебе и знатный род.

В любом случае Ангелина довольно кивнула и сразу позвала следующего.

Следующей была Анастасия.

Уж в этой девчонке после её выходки я не сомневался. Когда она приготовилась и взмахнула мечом, то из-под острия вылетел тот же самый водный серп, который разрубил мишень пополам.

Ну, как я и предполагал, если бы она не промахнулась с Виктором, то у нас бы их было целых два.

Следующий.

И так очередь потихоньку уменьшалась, пока не дошли до меня. Что ж, пора показать, на что способна магия…

— Я слышал это простолюдин, — внезапно услышал я шёпот позади.

— Да ты гонишь? — поступил удивлённый ответ. — Как простолюдин мог попасть сюда?

— Говорят, что Алексей Николаевич — глава рода Кожевниковых, дал ему рекомендацию.

— Хе-хе, да что сможет обычный босяк?

— Вот и я про то же. Кажется, сейчас будет умора.

Что ж, слухи здесь расползались так же быстро, как и в любом родословном доме. Мне это было даже на руку. Отлично. Пусть видят, на что способен обычный “босяк”.

Я едва заметно ухмыльнулся и подошёл к линии. Главной задачей было не выпустить тёмную энергию. Всё остальное — пустяк.

Итак. Приготовился. Отвёл меч за спину. Резкий взмах и… взрыв.

Я не успел рассечь остриём клинка воздух до конца, как мишень разорвало на куски. А вместо неё возвышалась чёрный металлический наконечник, размером с небольшую гору.

Эм. Ну. Я ожидал от себя чего-то подобного, но точно не это. Да, раньше сталь была моей стихией, но не чёрная.

Почему она такого цвета? Почему мишень сначала взорвалась, а потом на её месте возник кол? Он же не мог способствовать этому взрыву.

У меня было лишь одно объяснение этому. Из-за сильной концентрации энергии мишень не выдержала напряжения, и её просто разорвало на куски. Поэтому наконечник даже не успел добраться до неё, а просто появился по факту.

Если это так, то даже без тёмной энергии, у меня была весьма недурная магия, о которой я только что узнал. Правда, я даже не мог подумать, что такое таится внутри меня.

— Теперь понятно, — усмехнувшись, произнесла Ангелина. — Неудивительно, почему тебе дал рекомендацию Алексей. Кажется, я нашла нам мага высшего ранга.

От удивления лица остальных вытянулись. В их глазах уже не было презрительной усмешки, с которой они смотрели на меня, когда я выходи́л.

Хах, что ж, недурно. Я так понял, мне будут давать задания повышенного ранга? Ну, неплохо. Мне нравится. Главное, чтобы рядом никого не было, иначе придётся вечно утаивать свою настоящую ману.

После меня прошли ещё несколько человек, и мы собрались в широком зале, где располагалась пара кресел и стены были обвешаны зеркалами с золотым обрамлением.

Зачем? Не знаю. Может, нам сразу решили дать задания, чтобы зря штаны не протирали.

— Итак, напомню, что это место теперь — ваш дом и обитель. Поэтому не стоит его ломать и рушить, — Ангелина покосилась на Анастасию, которая поджала резко губы и увела взгляд в сторону. — Итак. У каждого из вас будет своя личная комната. Мужские комнаты в правом крыле, женские — в левом. Кто перепутает, — её брови нахмурились, — придушу лично. Итак, теперь распределяемся на команды.

Так. Стоп. Какие команды? Мы, что, будем работать всё-таки в командах? О нет. Только не это. Теперь всё казалось не так легко, как раньше. Ладно, главное, чтобы достались дельные и понимающие партнёры.

Ангелина начала перечислять имена. Все внимательно прислушивались и оглядывались друг на друга, чтобы сразу оценить: кто кому достался в напарники.

— Иван Владимирович, — наконец дошла очередь до меня. — Анастасия Сергеевна Меншикова…

Ну, недурно. Эта девушка довольно сильная. Думаю, мы с ней поладим.

— … и Дмитрий Григорьевич Литников.

Литников? Род Литниковых? Неплохой напарник. Правда, их семья всегда была для меня загадкой. Особо они нигде не выделялись. В отличие от остальных родов всегда были молчаливы и предпочитали стоять в стороне.

Не такие, конечно, как Кожевниковы, но тоже не стремились занять первые места на собраниях. Обдумывали молча. Молча голосовали. Да, блин, я за всю прошлую жизнь от них только несколько слов услышал.

Их огромным плюсом была стихия. Молния. Отличная композиция для воды. С такой комбинацией точно не пропадёшь. А если добавить чёрную сталь, то вообще замечательно.

— Итак, теперь подойдите ко мне и возьмите свои первые задания. В последующем будете выбирать их сами на доске заданий при входе в гильдию, — огласив весь список, произнесла Ангелина. — После получения листка сразу отправляйтесь на пункт.

— Есть, — хором ответили присутствующие.

Интересно, что выпадет нам? Разобраться с нечистью? Закрыть пространственные дыры? Это легко устроить.

Однако перед тем, как брать задание, Виктор внезапно поднял руку.

— Чего тебе? — сурово произнесла Ангелина.

— Подскажите, — начал он. — У меня никак не выходит из головы. Родовая магия может передаться не наследникам семьи?

— Я никогда о таком не слышала, — задумчиво произнесла она. — Возможно, но таких случаев ещё не было.

— Тогда, откуда у обычного простолюдина может быть родовая магия? Да не простой семьи, а признанной демоническим родом десять лет назад и уничтоженной императорской семьёй?

Вот засранец!

По сути, я так и думал, что кто-нибудь да задастся этим вопросом. Но явно не сейчас и не при такой толпе.

А этот уродец ещё и усмешливо косился в мою сторону. Вот же говна кусок. Он мне сразу не понравился. Но ничего. Я всё равно был готов к этому.

Когда Ангелина слегка замялась, не зная, как ответить на этот вопрос, я тут же поднял вслед руку.

— Разрешите объяснить, раз уж речь пошла обо мне, — с улыбкой отозвался я.

Она бодро кивнула в ответ. Сразу видно, самой интересно, что я сейчас отвечу. Ну а мне остаётся только выдумывать дурные истории, которыми я раньше славился, чтобы завлекать девушек в свою постель.

— На самом деле всё гораздо проще, чем вам кажется, — начал я. — Вся моя магия построена на подражании.

— Подражании? — удивлённо приподняла бровь Ангелина.

— Да, — уверенно кивнул я. — Магия, которой я на самом деле пользуюсь, просто подражание. Моя бабка когда-то встретила одного представителя рода Волконских и решила попробовать использовать их магию. У неё получилось, но не до конца. Поэтому наша сталь такая чёрная, а не светлая, как у почившего рода.

За время пребывания в своём настоящем теле я усвоил две вещи отменно: флирт и враньё. Причём уровень прокаченности вранья был в два раза выше, ведь лгать мне приходилось преподавателям из других домов.

Кажется, этот навык помог мне и здесь.

Ангелина, задумавшись, одобрительно покачала головой. Остальные просто молча наблюдали за тем, что будет дальше. Ну а, Виктор так насупился, что даже покраснел. Кажется, он был совсем недоволен моим ответом.

Конечно, ведь он только попытался меня опустить, видимо, из-за своего промаха, как ничего не получилось.

Эх, бедный Виктор. Сначала девушка унизила, потом опозорился своими промахами. Теперь ещё и я. Сегодня явно не его день.

— Ну, это весьма похвально, — наконец усмехнулась Ангелина. — Твоя бабка, видимо, была отличным магом, раз смогла использовать подражание, да ещё на таком уровне. У тебя интересные предки, хочу заметить.

Да. Очень интересные. Особенно, из прошлой жизни. Им бы они точно понравились. Но я лишь молча улыбнулся и поклонился в знак благодарности на похвалу.

Искоса я бросил взгляд на Виктора, который не спускал с меня глаз и ехидно ухмыльнулся.

Не стоит лезть к тем, кого ты не знаешь. Тем более, если понятия не имеешь, чем это всё может кончиться. Думаю, урок он на сегодня усвоил.

Наконец-то мы всё-таки добрались до заданий.

Ангелина раздала нам бумаги, на которых были чётко указаны: цель, цена вопроса и место.

Нашей троице досталась одна из самых сложных задач. Ну, во всяком случае, так утверждала Ангелина.

— Пусть вы и новички, но уровень вашей силы способен справиться с этой миссией.

Она протянула нам листок, в котором было задание уничтожить одну из пространственных дыр. Ох, ну работка прямо по мне. С учётом того, что недавно я уже занимался подобными вещами.

Но тут вопрос: как мне это сделать в присутствии других? Ведь просто так её закрыть было практически невозможно. Можно, но опасно. Ведь эта сволочь легко могла засосать в другой мир, а из него выхода не было.

Точнее, был. Только вот проблема: я не помнил, какой именно, ведь до сих пор не вспомнил, как попал в это тело.

Даже странно. Помню частично прошлое в родовой семье. В Преисподние. А как именно там умер и переродился снова здесь — тайна, покрытая мраком.

Ну, что же. Снова придётся решать проблемы по мере их поступления.

На выходе из гильдии меня остановила Анастасия, которая внимательно осматривала меня с головы до ног. Ну а ей то чего? То же хочет понять, откуда у меня такая сила? Я ведь вроде объяснил.

— Послушай, эм… Иван, — начала она. — Можно задать один вопрос?

— Да, конечно, — с улыбкой произнёс я.

— А подражание, о котором ты говорил, — она слегка замялась. — Как оно работает?

Неожиданный вопрос, если честно. С учётом того, что я только что выдумал эту магию, и все с лихвой в неё поверили, чтобы не выглядеть идиотами, то, видимо, никак.

Но такой ответ мог вызвать недоумение и негодование в лице моих новых товарищей.

— Мне тоже интересно, — внезапно произнёс Дмитрий. — Никогда о таком не слышал.

Так как этот парень прикрывал рот шарфом, то я едва смог расслышать его слова. Но, как я понял, его тоже заинтересовала моя придуманная несколько минут назад магия.

М-да. Забавно вышло. Не думал, что кто-то из родовой семьи осмелится задать мне такой вопрос. Я уж думал, что они все любят повыпендриваться тем, как много всего знают. А тут…

Не успел я и рта открыть, как позади послышался голос Виктора.

— Пф, — фыркнул он. — Не знать такого примитива. И какие же вы, после этого, члены знатного рода? Это же простолюдинская магия. Сразу понятно.

— Отлично, — недовольно скривилась Анастасия и упёрла руки в бока. — Тогда расскажи-ка нам. Просвети.

Да, кстати. Мне тоже стало интересно. Ну-ка, ну-ка. И, желательно, поподробнее. Хоть сам узна́ю, что это за магия такая. А то я пока толком механику не продумал.

— Да всё просто, — отмахнулся он. — Даже рассказывать такой детский сад не хочется. Пф, примитив.

— Может, потому что ты и сам не знаешь? — ехидно прищурилась девушка.

— Всё я знаю! А ты, кроме как швыряться водяными серпами, ни черта не знаешь и не умеешь!

— Может, просто кто-то не может ответить на них?

От этого замечания Виктор покраснел и стиснул зубы. Его ладони сжались в кулаки. Ещё немного и драки снова было не избежать.

— Вы ещё здесь? — вышла к нам Ангелина с недовольной гримасой. — Отправляйтесь на задания. Наши заказчики ждать долго не будут.

Виктор и Анастасия ещё раз бросили друг на друга яростные взгляды и направились в сторону выхода.

Эх, жаль. Про магию я так и не узнал. Но ладно, теперь хотя бы будет время придумать её назначение и то, как именно она проявляется.

///

В этот раз кареты не было, а значит, на задание нам пришлось отправляться на своих двоих.

Деревушка, откуда пришёл заказ, располагалась в другой губернии и добираться до неё пришлось несколько дней. Сначала на поезде, потом своим ходом.

Бредя по лесной чаще, которая окружала место заказчиков, Анастасия всё время говорила о том, как сильно она ненавидела всех высокомерных идиотов, вроде Виктора.

Ну, неудивительно. Такие ублюдки вообще мало кому нравились. Особенно женщинам. Но, зная по опыту, объяснять им что-то или попытаться нормально поговорить было бессмысленно. Как и все высказывания девушки в его адрес.

Внезапно, когда мы уже подходили к деревне, я почувствовал неожиданный приток тёмной энергии. Самое странное, что её было много и скопилась она в одной точке. Я резко остановился.

— Иван, что-то не так? — удивлённо обернулась на меня Анастасия.

— Что-то не так, — тихо произнёс я и посмотрел в ту сторону, откуда шла концентрация.

— Ты что-то смог почувствовать? — уточнил Дмитрий.

Я ничего не ответил на его вопрос, лишь последовал по следу тёмной энергии. Ребята сначала молча переглянулись друг на друга, пожали плечами и отправились за мной.

Что же это? Откуда такой сгусток? Дыра? Нет, не похоже. Да и на демона тоже. Скорее нечто иное. Что-то знакомое, но я никак не мог понять, что именно.

Я ни разу сталкивался с подобным в Преисподние и мог отличить демона от дыры и от других проявлений тёмной магии. Правда, некоторые знания обрывались вместе с памятью, поэтому я должен был увидеть это лично.

Пройдя ещё несколько шагов, мы увидели сгусток чёрного тумана, который шёл из кустов.

— Что это? — округлила глаза от удивления Анастасия.

Я, не думая, сразу устремился туда, как внезапно меня одёрнул Дмитрий.

— Уверен, что туда стоит идти? Вдруг оно…

— Всё нормально, — спокойно убедил я его. — Не переживай.

Он удивлённо глянул на меня, а я подошёл к кустам. Раздвинув их, не на шутку удивился.

На животе лежал мальчишка. Лицо было уткнуто в землю, поэтому как он выглядел, разглядеть мы не могли. Но по белым одеяниям и гербу на плаще сразу поняли, что он из семьи Кожевниковых.

Из шеи у него истекала тёмная энергия.

— Он жив? — испуганно спросила Анастасия, не решившись подойти к нему.

Я подошёл и наклонился к телу. Прощупав двумя пальцами пульс, я спокойно выдохнул.

— Жив, — тихо произнёс я.

— Тогда ему срочно нужна помощь! — тут же воскликнула девушка.

— Подождите, а что за тёмная аура у него сочится из шеи? — удивлённо спросил Дмитрий.

Да, мне тоже было любопытно. Наклонившись ближе к шее, я увидел метку.

Вот, чёрт, я уже видел такое раньше. Моё лицо непроизвольно вытянулось, когда я вспомнил, что это такое. Беда. Если это, правда, то о чём я думаю, то дела плохи. Кажется, задание будет сложнее, чем просто закрыть пространственную дыру.

(обратно)

Глава 6

— Мы можем ему как-то помочь? — обеспокоенно уточнила Анастасия.

— Да, — твёрдо ответил я. — Только мне нужны травы.

— Ты знаешь, как от этого избавиться? — удивился Дмитрий.

— Ну, моя бабка была травницей, — неловко улыбнулся я и почесал затылок. — Так что, что-то да знаю по моим воспоминаниям.

— И что нужно?

— Аир, зверобой, мать-и-мачеха… — перечислял я, но, естественно, ничего из этого мне было не нужно. Просто занять этих двоих, пока я расправляюсь с печатью на шее мальчишки. — Ну и, подорожник.

— Подорожник?

— Ну да, — твёрдо кивнул я. — Он вообще от всех болезней помогает.

— Правда? Не знал.

— Ладно, — выпрямилась Анастасия. — Я знаю, как выглядят эти травы. Мы принесём их с Дмитрием, а ты проследишь за мальчиком?

— Да, конечно, — я этого и добивался.

Когда двое моих новых напарников ушли, я тут же вернулся к метке на шее мальчишки. Внимательно осмотрев знак, я начал вспоминать, где же я видел подобное.

В Преисподние, точно, но кто именно оставлял такие знаки? Обычные демонические твари низшего уровня не способны на такое. Высшего? Зачем им мальчишка, тогда? Если бы они просто напали, то от него вряд ли что-то осталось.

Может, он особенный какой?

Вот же блин, что же тут происходит?

Сконцентрировав на кончиках пальцев тёмную энергию, я прикрыл глаза. Всю свою силу, которая переместилась вместе со мной в это тело, я стал собирать в одной точке.

Когда тёмный клубок дыма стал просачиваться через пальцы, я тут же приложил их к метке. Внезапно в небо взвилась мешанина из двух энергий. Одна пыталась погасить другую, а вторая старалась оттолкнуть первую.

Стиснув зубы, я сильнее сдавливал наложенное на мальчишку проклятье, отчего вместе с тёмным дымом появились алые молнии. Они змеевидно стало обвивать шею мальчишки.

Алые молнии? Моё лицо вытянулось от удивления. Быть не может. Кажется, я понял, что здесь творилось.

Через несколько минут мне наконец удалось обуздать чужую магию, и метка с шеи мальчишки исчезла.

В этот раз я потратил много энергии. Отголосок слабины дал о себе знать. Я плюхнулся на землю и ловил ртом воздух.

Это было, действительно, сложно. Даже портал не сопротивлялся так сильно. Конечно, ведь здесь задействована чья-то сила. Неужели кто-то, кроме меня, способен призвать тёмную энергию? Но кто? Кто-то тоже был в Преисподние? Если это так, то дело — дрянь.

— Мы вернулись! — услышал я голос Анастасии с лекарственными травами в руках.

Когда они с Дмитрием увидели, как у меня на лбу выступили капли пота, а у мальчишки пропала чёрная дымка вместе с меткой, то не хило удивились. Поначалу. Потом Анастасия недовольно посмотрела на меня, я же ответил ей на это своей неотразимой улыбкой.

— Что здесь случилось? — требовательно спросила она.

— Ты что, смог подавить тёмную энергию? — удивился Дмитрий.

— Ну, не совсем так.

Я уже стал придумывать, что мне ответить, но мою бурлящую фантазию остановило мыканье мальчишки.

Все удивлённые взгляды уставились в его сторону. Ну что же, снова мне помог случай избежать очередного ответа на каверзные вопросы.

Немного покрутившись, незнакомец наконец-то открыл глаза и немного приподнялся на ноги. Ладонью он дотронулся до головы и потёр ушибленный лоб.

— Эй, ты как? — тут же не выдержала первой Анастасия.

Мальчишка сначала ничего не отвечал. Видимо, пытался отойти и прийти в себя после проклятия и удара. Потом, когда уже мог более ли менее нормально соображать, оглядел нас и удивлённо спросил:

— А вы кто? — мы не успели ответить, как он заметил на наших плащах брошь в виде герба гильдии. — А. Имперские маги, что ли? Понятно.

— А ты кто? — поинтересовался я с улыбкой.

— Я Евгений Алексеевич Кожевников, — представился он. — Старший сын Алексея Николаевича.

Минуточку. Чего? Старший сын?! У него ещё один есть. Ох, Алексей. Многого я о тебе, видимо, не знал.

Когда я это услышал, то едва заметно усмехнулся. Странно видеть, что мой лучший друг, мало того, что семьянином стал, так ещё и сразу двух детей настругал.

И когда только успел?

Единственное, что меня смутило, так это его внешность. Он совсем не был похож на Алексея. Если к Станиславу вопросов у меня не было, то здесь совсем иное. Нос, глаза, губы. Он скорее напоминал мне моих родственников, чем Кожевниковых.

Странно. Либо здесь было что-то нечистое, либо этот мальчик пошёл по стопам матери. Кстати, я так её и не увидел в особняке.

— Как вас занесло в эти леса? — продолжил я расспрашивать мальчишку.

— Я. Эм, — замялся он. — Это не ваше дело, — сев на землю, скрестил он руки на груди. — Я не обязан отвечать на этот вопрос.

— Нас отправили сюда на задание, — скорчив недовольную гримасу, произнесла Анастасия. — Здесь есть открытые порталы, с которыми нам необходимо разобраться. Так что, нас интересует любая информация, которая нам поможет справиться с нечистью.

— Это вам точно никак не поможет, — фыркнул он.

— Ну знаешь, кто тебя вообще учил общаться так неуважительно со взрослыми?

— А кто вас учил тыкать одному из членов благородного дома?

— Ну, знаешь, мелкий, — стиснула со злостью зубы Анастасия.

— Хватит, — сердито влез я в их спор.

Если честно, эти детские потасовки мне уже порядком надоели. Однако заметив на себе удивлённый взгляд обоих представителей дворянских домов, я неловко усмехнулся.

Чёрт, я периодически стал забыть, что нахожусь в теле простолюдина. А им, несмотря на то что сейчас мы оказались на одном уровне, всё равно нельзя было так разговаривать. Не привыкшие они к такому.

Но оправдываться мне перед ними явно не хотелось.

— Иван прав, — поддержал меня Дмитрий и скрестил руки на груди. — Анастасия, ты ведёшь себя слишком по-детски. Так, негоже вести себя представителю рода Меншиковых. А ты… — он кашлянул в кулак. — Точнее, вы, Евгений Алексеевич, будьте добры рассказать нам всё как есть. У нас не так много времени, чтобы пытаться вытянуть из вас информацию. Но если надо, то мы сможем это сделать. Даже не сомневайтесь.

Дмитрий был довольно умён и сразу видно, что более серьёзен, чем Анастасия или Евгений. Но его суровая последняя фраза дала понять, что он тоже не так просто, как кажется. Вроде молчалив, но страху нагнать мог.

Эх, Литниковы. Ничего-то о вас почти никто не знает. Но если судить по природной стихии, то они очень сильны, оттого и должны быть суровы. Во всяком случае, я так думал.

После его слов эти двое сразу замолкли и поджали губы. Я же поднялся с земли и отряхнулся. И сразу после этого Евгений как-то неловко опустил взгляд, потом стал бегать глазами, будто что-то важное скрывал.

Так, так. Интересно.

— Если я расскажу, — промямлил Кожевников. — Вы мне не поверите.

— Но если не расскажите, — подхватил я его фразу, — то может стать ещё хуже.

— На меня напали странные существа.

— Демонические создания? Как они выглядели?

— Как люди.

Внезапно на лицах всех присутствующих застыло удивление.

Демоны в виде людей? Я такого даже в Преисподние не видел. Если только он говорит не о том, о чём я только недавно рассуждал.

— Как люди? — переспросил его я.

— Да. Они… у них… — с каждой фразой его глаза наполнялись страхом. — Они были мёртвыми.

Отлично. Бинго. Как я и думал. По сути, только что, этот мальчишка подтвердил мою теорию.

Живые мертвецы.

Только они способны поставить такую сильную метку. К тому же предчувствие, что это необычные демоны сформировалось ещё до того, как мы подошли к Евгению. Сам сгусток чёрной энергии, который из него сочился, уже говорил о том, что здесь что-то не так.

Предположение о том, что кто-то, кроме меня, пользуется той же силой, уже не было предположением. В этом мире есть кто-то, кто способен призвать такую же энергию, как у меня.

Но кто? Кто побывал в Преисподние? Или же кому-то передали эти знания? Только демоны способны обучить человека такому. Но какому демоническому отродью это будет выгодно?

Мертвецам нужно много энергии для того, чтобы передвигаться и поддерживать свою форму. По сути, даже скелетами можно управлять, только толку в них никакого нет. Они более подвержены магии, чем недавно умершие люди.

— Что-то не так? — заметив мой задумчивый взгляд, поинтересовался Дмитрий. — Ты что-то понял?

— Есть одно предположение, — выдал я. — Но пока не уверен, что это так. Но всё указывает именно на это.

— Ничего не понял.

— Если те, кто напал на Евгения Алексеевича, действительно, мертвецы, то кто-то ими должен управлять. Но, помимо этого, и удерживать портал. Демонические порталы дают силу мертвецам долго не разлагаться, а магам с тёмной энергией — ими управлять. Но дело в том, что с порталами нельзя договориться. У них нет интеллекта. Поэтому их нужно удерживать. Они довольно истеричны в этом плане. Им плевать, кто ты или что ты. Оно лишь выпускает нужный уровень энергии.

— Значит, есть кто-то из нашего мира, кто это всё устроил?

— Да.

— Может, демоны? — влезла в разговор Анастасия. — Их сейчас по всей нашей империи полно. Брат говорил, что есть и те, кто обладает таким же интеллектом, как и люди.

— Есть такие, но вряд ли они были способны на такое, — рассуждал я дальше. — Есть интеллект или нет, им главное уничтожение. А судя по тому, как работал этот некто, у него есть какой-то план.

— И какой же?

— Хороший вопрос.

— Минуточку, — удивлённо смотрел на меня Евгений. — Вы так много знаете о порталах и тёмной энергии. Из какого вы дома? Не Рахмановы, случайно?

Уж не знаю, с чего он это взял, но мне было бы довольно лестно слышать, что я похож на члена императорского рода. Даже очень. Было бы. Если бы они не признали меня демоном в своё время и не скинули в ущелье.

— Нет, юный господин, — усмехнулся я. — Я здесь единственный без рода.

— Как без рода? — ещё больше удивился Кожевников-младший. — Совсем?!

— Совсем, — кивнул я. — Я обычный свинопас из села.

И вот, моя любимая минута молчания. Кажется, я даже услышал жужжание навозных мух где-то вдали.

А неловко-то как. Особенно, когда тишина неожиданно прервалась.

— Что-о-о-о-о?! — протянул Евгений, указывая пальцем в мою сторону. — Про… про… простолюдин?!

— Ну да, — пожал я плечами.

— Не верю! Простолюдины не могут иметь такие знания. Они не могут вступить в имперскую гильдию. Как вообще… как?!

— Ну, по воле случая судьбы, мне удосужилось пересечься с вашим отцом, который и дал мне рекомендацию.

— Что? Отец?! Ложь!

— Я не вру. Можете спросить у него лично по прибытии. К тому же я побывал в вашем особняке и успел попасть в библиотеку вашего рода. Оттуда мне всё и известно.

Ну ладно, ладно. Про библиотеку я опять соврал.

Ну а, что ещё делать?

Не говорить же мальчишке, что в прошлой жизни я побывал на всех занятиях разных благородных домов. И да, кстати, я Александр Волконский из того самого демонического рода. Приятно познакомиться. Надеюсь, вы не захотите сжечь меня на костре.

Не самое приятное первое знакомство, на мой взгляд.

— Простолюдины не умеют читать! Они безграмотные!

— Не все, — улыбнулся я. — И я тому доказательство.

— Это бред! Такого быть не может.

— Поверь, — тяжело выдохнула Анастасия. — Мы сами все в шоке. Но я сама лично видела его силу.

— Да, — кивнул в подтверждение Дмитрий. — Я тоже это видел.

— Ну и что? Может, он просто притворяется? Может, он и есть демон? Только они так хорошо знают законы тёмной энергии, — выдал Евгений.

Ух, а он молодец. Умный мальчишка. Ничего не скажешь. Но на его слова я лишь засмеялся.

Он прищурил глаза, всё ещё не доверяя мне. Ну, во всяком случае, сейчас мне было легко доказать, что к демонам я не имею никакого отношения. Если раньше такого доказательства было недостаточно, то сейчас, чтобы провести мальчишку и остальных, вполне.

Достав из-за пояса кинжал, я рассёк остриём свою ладонь и показать рану, из которой сочилась алая кровь.

— У демонов кровь чёрная, у людей — красная, — объяснил я Евгению. — Так что, вы ошиблись, юный господин. Я не демон.

— Всё равно не верю, — никак не мог отступиться он.

Эх, этот юношеский максимализм. Когда просто не можешь поверить на слово и должен держать марку перед другими. Ведь ты всегда прав, а остальные — идиоты.

Ну, все мы это переживали. Сам таким был. С этим сложно что-либо поделать.

— В любом случае времени у нас с вами нет, Евгений Алексеевич, — пояснил я. — Вам нужно ещё немного отдохнуть и отправляться обратно в особняк.

— Нет, — упёрто скрестил он руки на груди. — Я туда не вернусь.

— Это почему?

— Я должен доказать, что не слабак.

— С чего вы это взяли?

Он недовольно поджал губы. Видимо, говорить особо об этом не хотел. Но раз уже начал, назад дороги нет. Он и сам это понимал.

— Потому что, — выдохнув, пояснял мальчишка, — я должен стать сильнее отца, чтобы защитить свою семью. Иначе, какой из меня наследник? Услышал, что здесь есть портал, вот и решил разобраться. Что в этом такого?

— Довольно благородно, — поддержал его я. — Но разве у вас нет времени на это? Думаю, Алексей Николаевич ещё не скоро решится покинуть пост.

— Скоро, — его голос стал тише и грустнее.

— Почему?

— Отец… он… болен.

Что? Что-то я не заметил, когда встретился с ним. Выглядел он довольно бодро. С чего он вообще это взял?

— Откуда вы это знаете?

— Только никому не говорите. Другие семьи не должны знать об этом, но недавно отца поразила болезнь. В последнее время у него начались частые головные боли и кашляет он кровью. И ещё его руки поражены какими-то волдырями. Никто из врачей не знает, что это.

— Давно это началось?

— Чуть больше года назад.

— Если он кашляет кровью, — предположила Анастасия. — Может, туберкулёз.

— Тогда откуда волдыри? — отметил я, обхватив пальцами подбородок. — Думаю, здесь что-то другое.

И я точно должен был теперь это выяснить.

Странно, что я ничего подобного не заметил. Хотя Алексей всегда ходил в своих белых перчатках, поэтому увидеть, что у него на руках было невозможно.

Но вот всё остальное.

— Я, конечно, только недавно занялась родовой магией, — снова произнесла Анастасия, — но могу попробовать осмотреть Алексея Николаевича. Всё-таки что-то в медицине, да понимаю.

— Что именно? — поинтересовался я.

Девушка подошла ко мне и, обхватив мою кисть, повернула к себе ладонь, на которой продолжала сочиться рана. Свою вторую свободную руку положила сверху раны.

Внезапно я почувствовал приятную прохладу. Вокруг моей ладони образовался водный купол, а сама рана стала быстро затягиваться.

Ого. Вот это, действительно, впечатляет. Никогда не видел применения водной магии в медицинских целях. Да ещё так быстро и качественно.

— Спасибо, — с улыбкой поблагодарил я Анастасию, когда девушка закончила. — Действительно, работает, — отметил я, осмотрев руку.

— Круто, — восхитился Евгений, подскочив ко мне и ещё раз убедившись в том, что водная магия способна на заживление ран. — Значит, вы сможете вылечить моего отца?

— Не знаю, но попробую, — слегка засмущалась девушка.

— Ладно, отправляемся в деревню, — заявил я. — Нужно ещё кое-что узнать у них.

— Думаешь, они скрыли информацию о мертвецах? — сразу догадался Дмитрий.

— Почему-то не сомневаюсь в этом. Другой вопрос: зачем? Не думаю, что нападение на Евгения Алексеевича было единичным. Если они знали про портал, но не знали о мертвецах, которые им же и управляются, то это как минимум странно.

— Но, может, из него просто вышли демоны, которые напали на селян. Про демонов-то они говорили.

— Да, но… тогда, зачем вообще их вызвали?

Конечно же, никто не смог ответить на этот вопрос. Ровно, как и я.

В общем, вся эта ситуация была крайне странной. Живые мертвецы, портал, демонические отродья. И всё это рядом с деревней.

Что за деревня такая, если на её манит всякий сброд и нечисть?

Судя по всему, у них тоже есть свои секреты, которые нам, видимо, придётся выяснять.

(обратно)

Глава 7

Добрались до деревни мы уже поздним вечером, когда в ветхих домах уже зажгли свечи.

Я осмотрелся по сторонам, чтобы прикинуть, где здесь может быть дом старосты. Ведь в первую очередь нужно поговорить именно с ним.

Только мы подошли к воротам, как внезапно к нам навстречу вышел статный мужчина. Даже странно увидеть такого среди местных жителей. Тонкие черты лица, острые скулы, а сам подтянут. Среди пряди тёмных волос прореживалась седина.

Он скорее на благородного похож, чем на сельского. Уж я теперь точно знал различие.

— Приветствую вас, — поклонился он. — Рад, что имперская гильдия смогла всё-таки прислать магов.

— Не думаю, что она оставила бы жителей без помощи и поддержки, — с улыбкой произнёс я.

— Михаил Кузьмич, староста этой деревни, — протянул он мне руку.

— Иван Владимирович, — пожал я в ответ, а потом указал на своих спутников. — А это мои товарищи: Анастасия Сергеевна и Дмитрий Григорьевич. А этот юный господин…

— Я так понимаю, вы из рода Кожевниковых? — не успел я договорить, как староста обратился к Евгению. — Значит, к нам послали ещё и члена благородного рода.

— Не совсем так. Мы нашли Евгения Алексеевича в лесу с проклятой меткой.

Его лицо вытянулось от удивления. Казалось, что глаза сейчас вылетят из орбит. А через несколько секунд на лбу я заметил холодные капли пота. Да и лицо изрядно побледнело.

— С вами что-то не так? — поинтересовался я.

— Нет, нет. Всё хорошо. Просто.

— Просто, что?

— Непросто, знаете ли, смириться с пониманием того, что в нашей округе орудуют демонические твари.

— Да, я вас прекрасно понимаю.

Но всё равно не верил в эти россказни. Что-то в его словах меня немного напрягало. Выражение или сам голос. Но что-то было явно не то.

Интуиция меня практически никогда не подводила. Я, конечно, умолчал, но теперь внимательнее следил за его реакцией и словами.

— Вы, наверное, устали с дороги, — отметил Михаил. — Позвольте сопроводить вас в покои.

— Хоть время и позднее, — остановил я его, — но мы бы хотели поподробнее узнать о том, с чего всё началось и как появились демонические создания. Однако думаю, Анастасии Сергеевне и Евгению Алексеевичу нужен отдых.

— Но… — хором начали попираться эти двое.

Блин, как же они похожи. Казалось, что Анастасия того же возраста, что и Евгений. Только на вид старше казалась.

— Евгений Алексеевич не успел оправиться от метки, а Анастасия Сергеевна обладает отличными медицинскими знаниями. Поэтому им обоим хорошо бы было отправиться в покои, — пояснил я с улыбкой.

— Что ж, — кивнул староста. — Так, тому и быть, — он обернулся. — Эй, Сергей Сергеич! Подойди.

К нам подошёл молодой горбатый парнишка в старых потрёпанных обносках. Его лицо было в саже, а руки чернее угля. Вытерев нос грязным рукавом, он посмотрел на Михаила.

— Сергей, проводи этих двух молодых господ, — староста указал на Кожевникова и Меншикову, — в наш гостевой дом.

Сергей окинул взглядом Анастасию и заигрывающе улыбнулся. Лицо девушки скривилось. Она злобно покосилась в мою сторону, но ничего не сказала. Просто прожигала своим ядовитым взглядом.

Ну а, я тут при чём? Такая уж физиология у мужчин. Пора бы к этому привыкнуть и смириться.

— Пройдёмте, — с широкой улыбкой произнёс Сергей, указав рукой в сторону домиков.

Ещё несколько раз бросив на меня свой колкий взгляд, девушка всё же пошла за парнишкой вместе с Евгением.

Ох, уж эти женщины. Вечно всем недовольны.

Мы же с Дмитрием проследовали за Михаилом.

Дойдя до невысокого дома с краеугольной крышей, мы прошли внутрь.

Помещение было маленьким. Лишь небольшой стол да несколько стульев. Ну ещё шкафы, забитые сверху донизу разными книгами.

Единственное, что не вписывалось в эту бедную обстановку — запах. Я не успел переступить порог, как тут же в нос ударил запах табака. Даже странно. Ну, никак не ассоциировалось с внешностью старосты. Да и пепельницы я нигде не увидел.

— Вы курите? — сорвался с моих уст вопрос.

— Нет, — покачал он головой. — Но вы можете курить, если хотите.

— Нет, просто этот запах…

Староста как-то странно замялся. Потом поджал губы. И тут же собрался и взял себя в руки.

— Вам, наверное, показалось. У местных нет денег на табак, да и я этим не грешу.

Показалось? Что-то смутно верилось в это. Значит, у нашего старосты были гости, о которых он не особо хотел распространяться.

Что же, ладно. Я сделал вид, что поверил ему.

— Наверное, вы правы.

Кивнув ему в ответ, мы вместе с Дмитрием сели на стулья, напротив Михаила.

— Эти твари, — начал староста, — появились не так давно. Они стали похищать местных жителей.

— Похищать местных жителей? — удивлённо переспросил я.

— Да. Сначала мы подумали, что это местные разбойники нападают на наших селян в лесах. Ну или дикие звери. В последнее время их много нынче развелось, и все они стали более агрессивными.

Хех, неудивительно. Животные чувствуют демоническую ауру и быстро впитывают негативную энергию в себя. Отсюда и агрессия.

— Но потом одному из местных удалось спастись, и он рассказал, что видел демоническую тварь.

— Вот как. И какую же?

— Она была похожа на собаку, кажется, он так выразился. Её тело было покрыто чёрным туманом, а глаза были ярко-красными. Точь-в-точь как у демона.

— Демонические псы? — уточнил у меня Дмитрий.

— Очень похоже на то, — обхватил я задумчиво подбородок. — Но и демоноволки тоже подходят под это описание.

— Никогда не понимал, чем они отличаются.

— В отличие от псов демоноволки во много раз сильнее и быстрее. К тому же если псам необходимо время, чтобы загрызть жертву, то демоноволки делают это сразу, с первого укуса.

— Ты много знаешь о разновидностях этих тварей, — Дмитрий подозрительно прищурился.

— Я же говорил, что много читал об этом, — усмехнулся я. — Однако судя по вашим рассказам, это точно было псы. Если это единственная наша проблема, то закрыть дыру будет не так сложно.

— Но ведь…

Только начал Дмитрий, как я тут же его перебил:

— Понимаю твоё нетерпение к сложным заданиям, мой друг. Но что поделать, мы ведь только новички.

Дмитрий удивлённо изогнул бровь. Но всё-таки промолчал и решил не договаривать то, что начал. Сделал вид, что я угадал его мысли.

Конечно, это было не так. Но и он не дурак. Тоже понял, что тут дело нечистое. Решил довериться мне? Хех, плохо я знаю всё-таки род Литниковых. А они не промах. Молодцы.

— Так вы быстро управитесь с этим? — тараторя, уточнил Михаил.

— Да, конечно.

— Отлично.

Он сказал эту фразу так, будто у него камень с плеч сошёл.

Нет, я понимал. Он — староста, а значит, заботится о своих жителях. Только вот, что-то тут было ещё. Явно не только дело в бедных сельчанах заключалось.

— Что ж, — хлопнул я ладонями по коленям и поднялся с места. — Нам задача ясна. Завтра займёмся этим. А сейчас, с вашего позволения, мы пойдём.

— Да, конечно. Я провожу вас.

Первыми из дома вышли мы с Дмитрием. У нас было ровно несколько секунд, пока к нам не подошёл Михаил. За это время Литников успел спросить меня:

— Почему ты не рассказал им о мертвецах?

— Преступника нужно ловить на живца.

— Думаешь, он к этому причастен?

— Пока не уверен, но лучше перестраховаться.

— Но какая выгода старосте подставлять своих сельчан?

— Хороший вопрос…

Я не успел поразмыслить, как к нам подошёл Михаил и рукой указал в нужную сторону.

Пока мы шли вдоль села, я заметил на окраине старое ветхое здание. Оно выделялось на фоне из-за своего страшного вида. Похоже на замок какого-то злодея. Только маленький и сгоревший.

— Позвольте узнать, Михаил, — обратился я к старосте и указал рукой в сторону этого странного сооружения. — Что это там у вас на окраине?

— Старая заброшенная церковь, — ответил он. — Ничего интересного. Просто она сгорела много лет назад и теперь пустует. У нас нет денег, чтобы её восстановить, а знатные рода, пока не ответили на нашу просьбу.

Странно. В этой Империи к церкви относились очень почётно. Плевать, где она разрушилась. Знатные дома должны были бросить все силы, чтобы её восстановить.

Всё-таки в этом мире приходится бороться с нечистью. А кто не в помощь, как бог?

В этом селе у меня возникало всё больше и больше вопросов. Чертовщина какая-то, других слов у меня просто не было.

///

Проснувшись на следующий день, мы отправились сразу на поиски пространственной дыры. Только перед этим выслушали нытьё молодого Евгения о том, что мы обязаны взять его с собой.

К счастью, мы смогли его уговорить остаться. Не при помощи магии, конечно. Да и очнётся он после неё нескоро. Но смогли же.

Однако перед тем, как отправиться обратно в лес, я всё-таки решил глянуть на эту странную церквушку. Почему-то она не давала мне покоя.

— Эй! — выкрикнула Анастасия. — Куда мы идём? Лес в другой стороне.

— Я так полагаю, в церковь. Верно, Иван? — обратился ко мне Дмитрий.

Я лишь молча кивнул.

— Церковь? — возмутилась девушка и скрестила руки на груди. — Что за церковь?

— Довольно старая, — описал я. — И очень загадочная.

Добредя до здания, я внимательно осмотрелся вокруг.

Кроме пары каркающих ворон поблизости никого не было. Ну, либо мне просто так показалось.

Зайдя внутрь, ничего особенного я тоже не увидел.

Ну обожжённые скамейки. Полуразваленный алтарь. И выбитые стёкла. Всё. Больше ничего примечательного.

Но, кстати, это тоже немного насторожило.

Ремонт в церкви обошёлся бы не в круглую сумму. Неужели даже этих денег не смогли дать наши благородные дома. Они, конечно, ещё те жмоты, но не до такой степени.

Внезапно послышался какой-то шум.

Мы втроём замерли, и взгляды были направлены на пол, откуда шли звуки. Сначала лязг ключей, потом скрип, а после мы увидели, как открывается подвальная дверь.

Недоговариваясь, будто прочитав мысли друг друга, мы тут же спрятались под скамейками. К счастью, они были не такими рыхлыми, как алтарь и даже стены. Пусть и чёрные от смога, но стояли твёрдо.

После того как дверь закрылась, мимо нас прошёл некто. Мы смогли разглядеть только его чёрные ботинки, которые облепляла грязь.

Потом заскрипела входная дверь в церковь и резко закрылась.

Ага, значит, здесь всё-таки что-то было. Эх, не подвела меня чуйка.

— Кто это был? — когда мы вылезли из укрытий, спросила Анастасия.

— Не знаю, — отряхаясь от грязи и пыли, ответил я. — Но, думаю, что наш дорогой и уважаемый староста деревни.

— С чего ты взял?

— Так. Интуиция.

Я не стал расписывать подробно свои догадки, а сразу отправился к проходу в полу. Он был надёжно заперт железным замком.

— Предоставьте это мне, — отозвался Дмитрий и наклонился к двери.

Взяв в одну руку замок, свободную ладонь он положил поверх него. Разряд. Дзиньканье. И вот уже проход открыт.

Блин, а удобная магия. Мне бы такую в своё время. Ох, сколько бы дел с ней мог наворотить. Даже приставить страшно.

Отворив проход, мы стали медленно спускаться. Идя друг за другом по крутой лестнице вниз, света становилось всё меньше. Мы погружались в полную мглу. Совсем ничего не видно.

Жаль, с нами нет никого из рода Рахмановых. Огонёк бы нам не помешал.

Но это было вначале.

Когда мы спустились вниз, перед нами раскрылся длинный коридор. Вдали виднелся тусклый свет от факелов. Мы сразу направились туда.

Как только мы вышли на пятачок, где играл свет от огня, в стене мы увидели проход. Он был полностью окутан мраком.

— Плохое у меня предчувствие, — боязливо произнесла Анастасия и прижалась ко мне грудью позади.

— Не думаю, что стоит бояться, — успокоил я её. — Здесь же никого нет. Но, — мой тон понизился, — у меня тоже скверное ощущение.

Я взял в руки факел со стены и направился вглубь прохода.

Света было мало, поэтому разглядеть всё ещё ничего не удавалось.

Осмотревшись по сторонам, я заметил тянущуюся вдоль стены нить. Подойдя к ней и подведя факел, нить тут же вспыхнула и прошлась вдоль всего помещения. Полукруглая комната осветилась, и мы наконец смогли рассмотреть всё, что здесь было.

И лучше бы мы этого не видели.

Во всю ширину пола комнаты был вычерчен алхимический знак. Я присел на корточки и пальцами провёл по кругу, в котором была нарисована перевёрнутая звезда.

— Это кровь, — подтвердил я вслух свои догадки. — Значит, этот круг действует как призыв.

— Призыв чего? Или кого? — уточнил Дмитрий.

— Это знает только тот, кто его и начертил. И воспользоваться им может только он.

— Ладно, — Дмитрий поднял голову вверх и указал в сторону противоположной стены. — А это тогда, что?

На стене висел какой-то потрёпанный чёрный флаг, на котором был красный символ головы демона в круге. Снизу было что-то написано, но толком разобрать было невозможно.

Признаться честно, такое я точно видел впервые. Если алхимические круги встречал даже в Преисподние, то это было для меня открытием.

Что это? Понятия не имел, поэтому и ответить на этот вопрос не мог.

Ну, что-то всегда происходит впервые. Правда, если бы эта секта существовала в моё время, то краем уха, но я бы что-нибудь да знал про неё. Но, видимо, этот знак был совсем новым.

Интересно, кому же он всё-таки принадлежал? Группе безумных фанатиков демонов? Но зачем? Или они как-то умудрились с ними договориться?

Вообще, среди демонических тварей имелись особи высшего уровня. Эти ублюдки даже говорили на человеческом языке. Да и соображали неплохо. Поэтому вести с ними бой было крайне сложно.

Однако дыра не могла выдерживать их силы, поэтому эти “гости” на землях Империи появлялись редко.

— Кажется, придётся это выяснить, — усмехнулся я.

— Нужно возвращаться, — ретировался в сторону выхода Дмитрий. — Мне это всё не нравится.

— Мне тоже, — брезгливо поддержала его Анастасия.

Правда? А чего так? Я думал, все мечтают попасть в сатанинскую комнату с какими-то сектантскими ритуалами. Нет?

Ох, чуял я, будет весело.

///

— Мертвецы, проклятые метки, демонические твари, пространственные дыры, сектантские знаки и алхимические круги, — начала перечислять девушка, когда мы вышли из церкви. — Мы точно на то задание попали?

— Лично я уже начинаю сомневаться, — буркнул Дмитрий.

— Да ладно вам, — усмехнулся я. — Зато не скучно.

— Ага, прямо очень весело. И что дальше? Пойдём допрашивать старосту?

— Нет, — покачал я головой. — Будем разбираться с проблемами по мере их нарастания. Иначе он снова найдёт множество вариаций для своих отговорок. Так не пойдёт. Для начала сделаем то зачем сюда пришли. Закроем дыру, из которой лезут демонические псы. А потом уже изловим нашего любителя призывать всякую нечисть.

— Пф, если она вообще есть.

— Ну, обычные простолюдины вряд ли станут врать, насчёт этого. К тому же с утра я успел поговорить с несколькими приятными барышнями о демонических тварях.

— И как ты всё успеваешь? — прищурившись, уточнила Анастасия.

— Просто я, видимо, особенный.

— Здесь не могу поспорить, — впервые за всё время бросил усмешку Дмитрий. — Столько знать простолюдину просто невозможно.

— Ну, мне же это под силу.

Внезапно мы увидели какой-то переполох у ворот деревни.

Жители скопились у входа и подняли такой гул, что откликнулось на другом конце. С самого утра и такая шумиха? Даже интересно, к чему бы это. Видимо, опять какая-то нечистая занесла в эту деревню.

Может, лучше её окрестить? А то тут какой-то рассадник негативной энергии витает. Я уже начинал сомневаться, что изгнание демонов им вообще чем-то поможет.

Подойдя ближе к толпе, мы пытались пробиться через спины остальных и увидеть, что ж всех так взбудоражило. Пробираясь через местных жителей до уха внезапно долетел чей-то хриплый, едва слышимый голос:

— Помоги-и-и-ите. Спаси-и-и-ите.

Ну что, опять?

(обратно)

Глава 8

На земле лежал мужчина с потрёпанными волосами и застывшем ужасом на лице. Глаза выпучены, а тонкие губы дрожали так, что он не мог произнести нормально ни единого слова.

— По-мо… — только лишь членораздельно повторял он.

Вся его одежда была перепачкана, а из ноги сочилась свежая рана.

Отодвинув в сторону жителей, я подошёл к нему вместе со своими спутниками. Внимательно оглядев три глубоких пореза от звериных когтей, я тут же заметил, что на нём нет следов от укуса.

Странно, ведь демонические псы, пусть и не загрызают жертву насмерть, но первыми в ход пускают свои клыки. Здесь ситуация была иная.

Ошибся? Сильно сомневаюсь.

От него веяло демонической аурой. Той самой, которую оставляют псы.

— Что здесь происходит? — наконец-то пробрался через толпу староста. — Беляй! Что случилось?

Он быстро подскочил к жителю, но тот всё ещё не мог связать и двух слов. Из всего того, что он промычал, я понял, что он пытался сказать что-то про зверей. Видимо, про демонических тварей.

— Лежи, лежи, — успокаивал его староста, когда Беляй пытался подняться. Оглянувшись на жителей, Михаил знатно рассердился. — Чего вы встали?! Помогите ему!

Сразу после выкрика старосты жители закопошились. Чего они стояли до этого, я и сам толком не понял. Было предположение, что они боятся тёмной энергии. Но на самом деле она была столь же безвредна для них, как и сам пострадавший.

Энергия, которую имеют сущности низшего уровня, лишь подпитывает тварей. Она не может оставить метку, которую мы видели у Евгения. Поэтому я сразу понимал, что в борьбу нам, видимо, придётся вступить с несколькими демонами.

И вот ещё что.

Меня, на самом деле, удивила реакция старосты. Для человека, который что-то скрывает и как-то связан с демонами, он слишком переживал за бедолагу. Игра? Возможно. Но тогда, должен признать, он отличный актёр.

— А мы, что будем делать? — поинтересовался Дмитрий.

— Всё просто, — пожал я плечами, — отправимся на охоту за демоническими псами. Единственное, — я обернулся к Анастасии. — Вам придётся остаться здесь.

— Чего-о-о-о?! С чего бы это? — недовольно воскликнула девушка.

— Кто-то должен остаться с Евгением Алексеевичем. И ещё. Ваша магия отлично подходит для лечения. А этому бедняге, — я кивнул на Беляя, — нужна срочная помощь. К тому же здесь есть ещё местные жители, которые также нуждаются в лечении. Я ведь прав? — посмотрел я на Михаила.

Тот кивнул в ответ. Анастасия же продолжала по-детски дуть щёки и выпячивать нижнюю губу. Это было довольно глупо, но пререкаться со мной дальше она не стала.

Просто отправилась вслед за остальными. Мы же с Дмитрием отправились в сторону лесной чащи.

///

— Как думаешь, они далеко? — поинтересовался Литников.

— Не должны быть, — предположил я. — Тот житель не смог бы пройти долго и умер бы по дороге из-за потери крови. А значит, они совсем близко.

На самом деле я чувствовал их.

Ощущал ненависть, злость. Ярость бушевала, словно море во время бури. Такой поток сложно было пропустить мимо. Особенно, когда ты обладаешь тёмной энергией.

Внезапно до уха долетел треск сухих веток. Мы с Дмитрием резко остановились. Оглядевшись по сторонам, мы внимательно прислушивались к каждому шороху.

Рык. Приглушённый, тихий. Сразу понятно, что звери готовились к нападению.

— Ты готов? — прошептал я Литникову.

— Да, — тихо ответил он.

Если основываться на моих ощущениях, то тварей было в районе десяти с разных сторон. Они начали медленно окружать нас. Как настоящие дикие звери.

Именно поэтому с ними было легче всего разобраться. И именно они были первыми, у кого я забрал силу.

Внезапно рык стал тише. Ещё тише. И прыжок.

К счастью, мы вместе с Дмитрием успели увернуться. Псы пытались наброситься на нас, оголяя свои клыки.

А вот теперь было самое интересное. Нужно было снова контролировать свои силы.

Блин, я никогда не делал этого в прошлой жизни. Даже двух. Я до конца и к этому телу не привык, а тут сразу контроль.

Ладно. Делать нечего, придётся импровизировать. Ну а если что, всё можно спихнуть на этих псов. Правда, пока ещё не знал, как именно.

Резкий толчок задними лапами от земли и один из демонических тварей уже летел в мою сторону. Отведя руку назад, я сконцентрировал энергию в руке. Но пока она не достигла максимального уровня, тут же прервал её и направил в сторону пса.

Из земли появились чёрные стальные копья, которые пронзили демона и сковали его движение. Дальше последовал следующий. Я применял стратегию раз за разом, пока Дмитрий уничтожал их молниями.

Внезапно я почувствовал энергию, которая была в два раза больше, чем у псов.

Судя по всему, это был их предводитель. Двуглавый демонический пёс. Не думал, что увижу его когда-нибудь на этих землях.

— Дмитрий, разберёшься с ними? — окликнул я товарища. — Кажется, я знаю, где пространственная дыра. Я разберусь с ней.

— Уверен, что ты сможешь? — удивился Литников.

— Да, положись на меня.

Я немедленно рванул в сторону этой огромной энергии. Я знал, что Литников не подведёт и сам расправится с остальными.

У меня задача поважнее.

Не хватало мне, чтобы с нами разобралась какая-то тварь среднего ранга. Ведь так просто обычными стихиями уровня Дмитрия или моей магией стали с ней не разобраться.

Во всяком случае, пока.

Как только я нагнал и увидел это огромное чёрное существо, тут же затормозил.

Его окружали остальные. В воздухе навис сгусток тёмной энергии. Он был гораздо больше того, который исходил от раненого жителя.

Ждали нас?

Глубоко вдохнув воздух, я прикрыл глаза. Сконцентрировался. Вокруг меня образовался чёрный плотный туман, который явно отпугивал даже вожака демонических псов. На моих губах мелькнула усмешка.

Что такое? Не ожидали?

Приподняв руку вверх и резко распахнув глаза, зрачки поменяли цвет на более привычный демонам. Алый.

Так, я дал им понять сразу, что они зря недооценивают противника, который перед ними стоит.

Поджав уши к туловищу, двухголовая псина стала пятиться назад. Остальные последовали её примеру.

Пока на моей ладони тёмная энергия скапливалась в сферу, они уже явно передумали нападать. Хех, трусы. Этим они и отличались от волкодемонов. Те всегда шли напролом, эти искали выгоду, чтобы сохранить свою шкуру.

Внезапно я сжал ладонь в кулак. Из сферы вытянулись иглы. Вся конструкция похожа на шар с шипами из тёмной энергии. И этот шар я моментально запустил в них.

Они не успели скрыться. Моя магия была в разы мощнее их. Она быстро нагнала противников и тут же забрала с собой. Куда? В пустоту. Именно туда исчезает вся тёмная энергия в этом мире.

Хорошо хоть Дмитрий этого не видел. Повезло.

Теперь осталось закрыть дыру, и можно возвращаться к другим проблемам.

Она была не так далеко, как казалось, но когда я её нашёл, то слегка удивился. Не то чтобы она была маленькой, но её явно не хватило бы на призыв двуглавого.

Значит, теория с другой дырой подтверждалась? Хм, интересно.

В этот раз игра в “перетягивание каната” закончилась значительно быстрее, чем при стычке с Алексеем. Моя сила в этом теле развивалась. Она начала приспосабливаться к нему.

— Иван! — окликнул меня Дмитрий, в тот момент, когда я избавился от дыры. — Вот ты где.

— А где же мне ещё быть? — усмехнулся я. — С одной дырой мы расправились. Нужно идти дальше.

— Скажи, как ты это сделал?

— Что? Закрыл пространственную дыру?

— Ну да. Мне всё не давало покоя, вот что. Исчезнувшая метка Евгения Алексеевича, твоя магия подражания в виде чёрной стали, верные догадки, по поводу тёмной энергии, а теперь ещё и эта дыра. Не хочешь объясниться?

Смышлёный парнишка. Но явно очень настырный. Слишком уж многого он хочет. Ну да, так я и рассказал.

— Ну, вы ведь ничего не знаете про подражание, — усмехнулся я. — Неудивительно, что не можете оценить всю его силу. А насчёт тёмной энергии я уже говорил, что люблю читать.

— Я и сам люблю читать, — уверил меня Дмитрий. — Но никогда не слышал про подражание и столько информации о тёмной энергии. Я тоже был в библиотеке Кожевниковых, но такого не встречал.

— Ну, вы ведь знаете, она очень большая.

— Только ты там не учился. И полагаю, пробыл там недолго. Тогда как за столь короткий срок можно столько всего усвоить?

— Ну, у меня и свои книги имелись.

— В селе?

— Ну да. У моей бабки. Кое-что было. Осталось со стародавних времён, так ещё и её собственные заметки. Она много чего знала.

— А как её звали?

Боже, какой же он доставучий. Нет, сам по себе человек он, наверное, неплохой. Но раздражать стал сильно. Настолько, что хотелось заклеить ему рот.

— Агафья, — на ходу придумал я.

— Агафья? — он удивился.

— Ну да. Бабка Агафья — известная на всё село знахарка.

— Вот как. Понятно.

Его последняя фраза слегка меня насторожила. Либо он, правда, поверил во все мои бредни, либо что-то заподозрил, но не стал продолжать.

В этом плане с ним было сложно. Моё уважение. Он лихо умел скрывать эмоции. Мне вообще, казалось, что у него их ограниченный запас.

Но всё же тему мне удалось закрыть. Пусть и не без труда.

///

Вернувшись под вечер в деревню, нас тут же встретил Михаил вместе со своим подручным Сергеем. Тот слегка прихрамывал, что показалось мне странным.

С чего бы это? Вчера вроде всё нормально было.

— Ох, как мы рады, что вы вернулись целыми и невредимыми, — радостно вскинул руки староста.

— Ну, мы старались, — усмехнулся я и обратился к Сергею. — Вы хромаете? Что-то случилось?

— Да нет, — сразу стал отнекиваться он. — Всё хорошо. Просто слегка подвернул.

— Что ж, будьте аккуратны в следующий раз, — добродушно улыбнулся я.

Ага, так я и поверил. Подвернул, значит? Подскользнулся или упал на ровном месте? Интересно, тогда почему от его ноги я чувствую слабый след тёмной энергии?

Значит, его тоже укусили? Но зачем это скрывать?

— Вы, наверное, очень устали. Вам нужно отдохнуть, — обеспокоенно говорил Михаил. — Вы хорошо постарались. Спасибо вам за то, что освободили нас от этих жалких тварей.

Мои уголки губ невольно дрогнули и на лице появилась едва заметная хитрая ухмылка. Ну вот, ты и попался!

— А откуда вы знаете, что мы решили дело?

Этот вопрос поставил в ступор не только Михаила, но и Сергея. Дмитрий же продолжал не выдавать никаких эмоций. Несокрушимый холодный взгляд внимательно следил за дальнейшими действиями старосты.

Тот, казалось, поседел ещё больше. На лбу выскочили холодные капли пота, а язык онемел. В горле застрял ком, который он тут же сглотнул.

Ну и? Что такое? Кажется, больше нечего добавить?

— Н-ну, как же, — заикаясь, неловко усмехнулся он. — Вы в-ведь с-сами это с-сказали.

Да, да. Детская отмазка, которой очень часто пользуются. Только со мной она, увы, не прокатит. К счастью, амнезией я пока не страдал.

— Вот как? — наигранно задумался я. — Что-то не припомню такого. Дмитрий Григорьевич, а вы?

Дмитрий отрицательно мотнул головой.

— Что ж, я уж думал, что уже совсем головы дырявая стала, — я снова обернулся к Михаилу и посерьёзнел. Мой голос стал холоднее. — Так что, Михаил, не скажете, как вы узнали? И в этот раз желательно, правду.

— О! Точно! Вспомнил! — уже не зная, как выкрутиться, воскликнул староста. — Я попросил одного из местных жителей проследить за вами. Он всё и видел. А вон и он, — он указал в сторону тучного мужичка с бородкой. — Саныч, пойди.

Саныч же, переваливаясь из стороны в сторону, словно бычок, подошёл к нам.

— Чего, Михаил? — кивнул он.

— Помнишь, я попросил тебя проследить за этими господами до леса? — он улыбнулся Санычу как-то неестественно.

Этот мужичок сначала удивился, посмотрел на нас, а потом снова на старосту. Увидев его улыбку, он поджал губы и робко кивнул.

— Было дело, — тихо ответил он.

— Вот как, значит, вы следили за нами? — вклинившись в разговор, уточнил я.

— Да.

— И вы видели, как мы совместным с Дмитрием заклинанием уничтожили дыру?

— Ну, да.

— Ага, понятно. Значит, решили посмотреть на нашу работу? В следующий раз будьте аккуратнее, ведь наша работа опасная, вдруг ещё заденет.

— А-ага.

Этот Саныч, казалось, сейчас от непонимания в собственном поту утонет. У него аж щёки покраснели не то от волнения, не то от стыда. А может, и то и другое.

— Ну, иди, Саныч, — хлопнул его по плечу Михаил. — Спасибо тебе.

— Обращайтесь, господа, — он поклонился нам и покосолапил обратно.

Значит, Михаила, как старосту, здесь очень уважают. Раз уж они готовы прикрыть его задницу от вранья и лживого лепета.

Что ж, я готов был подыграть им, пока не выясню всю правду. Дмитрий же, всё осознавая, молчал вместе со мной.

— Так, вы у нас до утра останетесь? — поинтересовался Михаил.

— Если вы не возражаете, то мы побудем у вас ещё несколько дней, — с улыбкой произнёс я. — Вы ведь не против?

Судя по тому, как его лицо перекосилось, он был очень даже против. Только он всем видом пытался это скрыть.

Получалось, если честно, так себе.

— Нет, ну что вы! — я даже услышал, как он тщательно пытался скрыть своё недовольство этой высокой интонацией. — Конечно. Мы будем вам рады.

Что-то незаметно.

Особенно выдавала эта кривая улыбка на его лице. Он тянул её так, что уже походил на маньяка.

— Что ж, хорошо. Если мы пока вам больше не нужны, то мы, пожалуй, пойдём отдыхать, — поклонился я в знак прощания. — До скорого.

— Хорошего отдыха, господа, — кивнул нам Михаил.

— Даже идиоту ясно, что он врёт, — тихо сказал Дмитрий, когда мы направились в гостиный дом. — Почему ты ничего не сказал?

— Терпения, мой друг, — ухмыльнулся я. — Терпения. Этот человек привык всем лгать. Мы бы ничего не добились, давя на него сильнее. То, что он скрывает, очень важно для него. И на собственной лжи мы его и поймаем.

— И как мы это сделаем?

— Нам и делать ничего особо не надо. Он сам в скором времени себя сдаст.

— Потому решил остаться здесь ещё?

— Ну, нам же нужно зачистить это село от нечисти, не так ли? А как мы это сделаем, если не знаем, где искать вторую пространственную дыру?

— У тебя есть предположения, где её можно найти? Ну и где мертвецы, если оно вообще есть?

— Я был бы рад, если бы мои догадки были неверны. Но пока что всё сходится, — я задумался. — Не знаю. Если честно, Михаил не похож на человека, который способен открыть такой мощный портал. Здесь есть что-то ещё.

— И что же?

— Хороший вопрос…

///

На следующий день, пока петухи ещё не прокукарекали, я уже был около церкви.

Что-то мне в ней не нравилось. И это не имело отношения к подвалу, в котором мы недавно побывали. Хотя и он был загадкой.

Обойдя здание несколько раз, я заметил как много на земле вороньих перьев. На самом деле, ворон нечасто встретишь. Они всегда обитали либо там, где пахнет падалью, либо там, где есть большой концентрат тёмной энергии.

Почему-то мне сразу пришло на ум, что они здесь по второй причине.

Но только я его не чувствовал. Совсем. И это, несмотря на то, что мог уловить даже малейшие капли чёрной магии.

Пройдя чуть подальше и уже покинув границы села, внезапно я заметил фигуру на холме.

Незнакомец стоял ко мне спиной. На нём был длинный красный плащ, который развивался по ветру. И на багряной ткани нарисован символ, что мы видели в подвальной комнате.

— А это ещё кто? — прошептал я себе под нос и решил приблизиться к этому человеку.

Сначала я приближался медленно, словно хищник. Чтобы не спугнуть.

И вот. Я уже почти настиг его, как внезапно под ногами предательски хрустнула сухая ветка.

Вот чёрт. Сейчас что-то будет.

Он резко обернулся. Его лицо скрывала маска в форме какой-то ужасной перекошенной морды с рогами. Смею предположить, что это тоже что-то из демонической серии.

Только у демонов не такие лица. Уж я-то знаю. Эксперт, так сказать. Пусть и не всё помнил из своей второй жизни, но в чём-то был уверен точно.

Эх, подражатели.

Не успел я ничего сделать, как незнакомца внезапно окутал густой чёрный туман. Я округлил глаза.

Что?

Так значит, я, правда, не единственный, кто обладает этой магией?

Интересно, и как же так получилось?

(обратно)

Глава 9

В мою сторону направился сконцентрированный поток энергии.

Он был небольшим, поэтому мне не составило труда перенаправить его обратно. Нападавший незнакомец в маске с ловкостью увернулся.

Судя по тому, как он застыл на месте, он явно не ожидал встретить такого противника, как я. Признаться, я тоже.

— Чёрт, — недовольно рыкнул он. — Придётся сделать это сейчас.

Сделать, что? О чём он?

Неожиданно он опустился вниз и приложил ладони к земле. Мне стало интересно: что он делает? Впервые видел такое. Предчувствие было нехорошим, но я решил понаблюдать, что будет дальше.

Чёрный туман, что окутывал оппонента, резко устремился к его ладоням, а потом вошёл в землю.

Через несколько секунд земля под ногами содрогнулась.

До уха долетело хрипение. Оно было неестественным для демонических тварей. Вороны, что сидели на крыше церкви, слетелись к нам и стали виться вокруг незнакомца. Карканье едва заглушало хрип.

Внезапно рядом со мной будто что-то взорвалось. Отпрыгнув, я увидел, как из земли показалась синеватая человеческая рука с облезлой кожей.

— Так это он? — удивился я вслух.

Хрип становился громче.

Через несколько секунд из почвы стали появляться живые мертвецы. Видимо, те самые, которых видел Евгений.

Их лица были изуродованы. Зрачков видно не было, одни белки. Кожа свисала с костей, а запах от них шёл невыносимый. Зрелище было ужасное, особенно когда они раскрывали свои вонючие рты.

Сначала они медленно окружали меня с разных сторон, но потом их движения становились с каждой минутой быстрее. Кости хрустели так, будто ломались при каждом действии.

Значит, ими управлял незнакомец? Откуда у него столько энергии?

Но и это было не всё.

Ходячая толпа трупов, что окружала меня, стала появляться и в самой деревне. Они вылезали около каждого дома. Находя своих жертв, они тут же набрасывались на них и впивались зубами в человеческую плоть, отрывая их кусками.

Поднялся гул. Крики и визги сельчан долетали даже до нас. Началась самая настоящая паника.

Такую шоблу сложно контролировать, но незнакомец делал это в лёгкую. Словно кукловод.

Только мне это не нравилось. Что-то явно было не так.

Откуда у обычного человека столько энергии? Внутренний источник не мог выработать столько сил, даже с тёмной энергией.

Пространственные дыры могли подпитывать и укреплять, но давать такой эффект. Вряд ли. Нет. Тут что-то ещё.

Отбиваясь от мёртвых, которые приближались ко мне, я заметил яркие вспышки со стороны деревни. Дмитрий и Анастасия уже приступили к защите местных жителей.

Все суетились, пытались спрятаться от мертвецов. Закрывались в домах, забирались на крыши.

К сожалению, магии для их уничтожения было мало. Даже разрезав их пополам, их тела снова восстанавливались и опять шли в бой.

Даже тёмная энергия не могла надолго остановить их.

Но если их не удаётся остановить, то может попробовать перехватить магию незнакомца? У меня получилось перенаправить поток обратно, может, и здесь получится управлять такой ордой?

Однако я сильно рисковал.

Если у меня выйдет контролировать мертвецов, то не заметить этого будет трудно. Даже на большом расстоянии Дмитрий и Анастасия могли увидеть и понять истинную природу моей магии.

Я не мог этого позволить. Тогда я уже точно не смогу выкрутиться перед своей командой. Я не хотел, чтобы история десятилетней давности повторилась вновь. Если судьба подарила мне шанс снова встать в строй, я не должен его профукать вот так просто.

Обдумывать варианты времени не было.

Применив часть силы, я создал купол из чёрной стали, куда заточил мертвецов. С такой силой, как у соперника, это было ненадолго. Но мне хватало, чтобы добраться до деревни.

Я быстро ринулся в сторону села. Добравшись до Дмитрий и Анастасии, я создал стальные цепи, которые вырвались из земли и сковали напавших на деревню мертвецов.

— Берите жителей и уходите! — резко приказал я товарищам. — Долго их сдерживать не смогу.

— А ты? — взволнованно спросила Анастасия.

— На холме есть заклинатель, который ими управляет. Я разберусь с ним, но для начала нужно увести отсюда всех, чтобы они не попали под удар.

— Тогда, пусть Анастасия вместе со старостой выведут всех отсюда, а я останусь и помогу, — вклинился Дмитрий.

— Нет. Всё начало выходить за рамки нашего первичного задания. Нужно созвать магов из родовых домов. Чувствую, здесь не только в заклинателе дело.

Я покосился в сторону старосты, который аж побледнел от страха. Уже по его глазам было понятно, что он причастен ко всему этому.

— Что вы знаете? — повернулся к нему Дмитрий. — Что происходит?

— Я… не… я… — блеял, словно овца на пастбище, Михаил.

— У нас нет времени. С ним разберёмся позже, — уверил я. — Дмитрий, отправляйтесь в ближайшую губернию и позовите на помощь. Вы из рода Литниковых, вас сразу послушают, в отличие от меня. Анастасия окажет помощь раненным и уведёт подальше жителей.

— Я отправлюсь с вами, — вызвался Евгений. — Как наследник одного из могущественных родов Империи я тоже не могу остаться в стороне.

Ух ты. Даже не ожидал, что у Алексея такой храбрый и ответственный сын. Он даже не испугался при виде мертвецов, несмотря на то, что те уже один раз чуть не убили его.

Я был восхищён.

Улыбнувшись, я кивнул Евгению в ответ. Славный он всё-таки малый, несмотря на то, что очень упёртый. Прямо как я в молодости.

Внезапно раздался треск. Оковы, которые сдерживали неугомонных мертвецов, начали раскалываться.

— Быстро! Нужно торопиться! — повысил я голос.

После этого все засуетились.

Жители быстро ретировались в сторону главных ворот деревни. Всё прошло бы быстрее, если бы среди местных не было раненных.

Снова треск.

Ещё немного и магия расколется под натиском тёмной энергии. Я предположил, что и сдерживают кандалы их только потому, что частично пропитаны моей демонической стороной.

///

Как только все покинули село, а я остался один, цепи разрушились. Сдерживать мертвецом у меня уже не было цели.

Стены, которые окружали восставших из земли и заклинателя, тоже рухнули.

Несколько мертвецов кинулись на меня, за что сразу получили несколько стальных кольев в рожу. Конечно, это не помогло.

Они тут же вставали снова и шли на меня.

Уклоняясь от атак, я как можно скорее собирал вокруг себя тёмную энергию. Как только внутри скопилась максимальная мощь демонической магии, я тут же выпустил её.

Мертвецы резко остановились.

Началась борьба между энергией незнакомца и моей. Его сила, как я уже понял, была слабее моей. Поэтому переключить мёртвых на свою сторону оказалось не так сложно.

— Кто ты? — внезапно услышал я незнакомый голос позади.

Заклинатель успел добраться до деревни за это время вместе с остальными мертвецами.

Какой быстрый оказался.

— А разве не видно? — повернувшись к нему, усмехнулся я. — Один из магов имперской гильдии. Лучше скажи, кто ты такой?

— Впервые вижу человека, который использует тёмную энергию так легко. Ты — демон?

— С чего ты взял?

— Только демоны могут обладать такой силой.

— Значит, и ты из Преисподней выбрался?

— Нет. Считай, что моя сила — это подарок.

— Подарок? От кого?

Он не ответил мне и попытался напасть. Эх, плохой вариант. Я уж думал поговорить спокойно и всё выяснить. Не очень хотелось прибегать к грубой силе.

Как только он стал приближаться, то его тут же остановил один из мертвецов. Теперь они уже были под моим контролем.

За то короткое время небольшого разговора я успел полностью подавить магию незнакомца. Уж не знаю, как у него это выходило, но задействовать в бою всех мертвецов разом у меня не выходило.

Однако мне хватило парочки мертвецов, чтобы сковать движения незнакомца.

— Итак, кто ты? Откуда у тебя такая сила, и зачем тебе эта деревня? — начал я свой допрос.

— Это не твоё дело, — рыкнул он. — Как ты смог подчинить их себе?

— Кажется, я первый задал тебе вопросы, — улыбнулся я и подошёл к нему ближе.

Стянув с него маску и отбросив в сторону, я увидел перед собой юношу. Ничего необычного в нём не было, кроме глубокого шрама на правом глазу.

Если честно, я думал, что увижу перед собой демона. Ну или кого-нибудь из древнего рода. Но у него даже собственной магии особо не было. Зато тело его переполняла чёрная аура.

— Кто дал тебе эту силу? — уже более грубо спросил я.

Уголки его губ приподнялись в хитрой ухмылке. Меня поразила его реакция. Он не боялся, вёл себя спокойно. Даже нагло.

Я нахмурился и поджал губы.

Ой, не нравится мне всё это.

— Мы видели подвал, — продолжил я. — Там был такой же символ, как на твоём плаще. Что это за знак?

Он снова молчал и лишь ухмылялся.

Мертвец, что сковал его руки, начал потихоньку их выворачивать. Незнакомец вскрикнул, но продолжал молчать.

Через несколько секунд после болевых пыток он поднял на меня свой взгляд. Даже в них я увидел надменную усмешку.

— Скоро этой Империи настанет конец, — хрипло произнёс он. — У людей должен быть только один правитель. Маги эти ублюдских домов с их сраной родословной сдохнут, а вы — твари из гильдии — отправитесь с ними в ад!

— Вот как, — усмехнулся я. — Ты уверен?

Мои глаза снова сменили цвет. Зрачки окрасились багряным цветом. Вокруг моих ног взвились тёмные, густые плети энергии, обвитые алой молнией.

Лицо незнакомца вытянулось.

— Кто ты? — снова спросил он меня.

— Обычный парень из деревни, который не позволит таким ушлёпкам, как вы, рушить мой дом.

— Слишком поздно. Они уже здесь.

Внезапно прогремел взрыв.

Старая сгоревшая церковь на окраине разлетелась на кусочки. Вверх поднялся столб ядовито-зелёного пламени.

Стоп. Ядовито-зелёное пламя?

Я видел такое, лишь в Преисподние.

Внезапно перед глазами вспылили воспоминания.

Я стоял напротив одной из демонических тварей. Оно было похоже на человека. Даже разговаривало на моём родном языке. Да и соображало, как мы, в отличие от своих собратьев.

Единственное, что отличало его от людского рода — завинченные рога, острые клыки и широкий хвост.

Ну и энергия, которая сочилась из тела.

Он был силён. Жутко силён. Его зелёное пламя сжигало всё на своём пути. Его было невозможно потушить.

Но даже с ним мне удалось разобраться.

Неужели это один из тех демонов? Как они попали в наш мир?

Для переноса такой силы в мир людей нужно неограниченное количество магии, чтобы создать подобную пространственную дыру. Это не получится сделать, если только кто-то не замешан в этом из этого мира.

Но этого мало. Нужна невероятная магия. Например, та, которой обладали наследники родовых домов.

Я округлил глаза и схватил незнакомца за ворот.

— Кто вы такие?! Как вы с ними связаны?! — в ярости расспрашивал я его.

Он снова ничего не ответил. Лишь засмеялся мне в лицо. Этот парень был похож на ненормального, у которого совсем поехала крыша.

Когда он успокоился, он снова посмотрел мне в глаза.

— Желаю не сдохнуть первым, — ухмыльнулся он мне в лицо и растворился в воздухе.

Он просто взял и исчез. Я даже магии не почувствовал.

В моей голове стали возникать дурные домыслы. Кто-то из родовых домов был замешан в том, что начинало происходить. Кто-то в курсе всего того, что назревает.

А назревало нечто невообразимое.

Мертвецы теперь отходили на второй план. Ведь если этот огонь был вызван теми созданиями, то в наш мир пробрались твари посильнее, чем мёртвые.

Что же происходило? Что произошло за то время, пока меня не было?

Может ли, это как-то быть связано с тем, что случилось с моим родом?

Моя голова просто гудела от множества догадок и вопросов. Теперь я понимал, что нужно всё выяснить.

///

— Иван! — наконец-то прибыл с подмогой Дмитрий. — Ты как?

Я сидел на крыльце одного из ветхих домов и наблюдал, как догорает церковь. Мертвецы уже давно лежали замертво на земле.

Заметив мой взгляд, Дмитрий удивлённо посмотрел в сторону заброшенного здания.

— Что произошло? — не понимал он.

— Они всё уничтожили, — пояснил я. — Ничего не оставили.

— Как ты со всеми справился?

— Разобрался с тем, кто их призвал. Но он успел улизнуть. Даже пространственную дыру закрыть смог после своего ухода.

— Как улизнул? Да что случилось? Кто это был вообще?

— Не знаю. Он не захотел представиться, — пожал я плечами.

— Почему ты такой спокойный? — Дмитрий недовольно скрестил руки на груди. — Может, всё поподробнее расскажешь?

— Это долгая история.

— Я бы тоже хотел её послушать.

Третий голос, который вмешался в наш разговор, был мне знаком. Подняв голову, я увидел Алексея.

Удивлённо посмотрев на старого друга, я поднялся на ноги.

— Алексей Николаевич, — не скрывал я своего удивления. — Как вы здесь оказались?

— Дмитрий прибыл в ближайшую губернию рода Румянцевых. Я как раз прибыл к ним по делам. Он всё рассказал нам, в том числе и о моём непутёвом сыне. Вот я и прибыл вместе с подкреплением на подмогу.

— Вот как, — усмехнулся я и неловко почесал затылок. — Нас прямо судьба сталкивает.

— Не то слово, мой друг. Мне рассказали, что вы владеете чёрной сталью. Это так?

— Ну… да.

— Удивлён, если честно. Не каждому дано иметь такую удивительную магию. Так, что здесь произошло, — он осмотрелся вокруг. — Правда, что кто-то применил демоническую силу, чтобы поднять мертвецов?

— Да. Только вот…

— Что?

— Судя по всему, этот человек работает не один. И боюсь, не только с магами из этого мира.

Его лицо вытянулось от удивления.

— Что вы имеете в виду?

— То что кто-то имеет связь с Преисподней.

Глаза Алексея и Дмитрия широко раскрылись от удивления. От услышанной новости они остолбенели и приоткрыли рты.

— Вы уверены?! — взволнованно уточнил Алексей.

Я кивнул в сторону догорающей церкви.

— Как часто вы видели зелёный огонь, Алексей Николаевич?

Кожевников сглотнул слюну. Его ладони сжались в кулаки, а на скулах заплясали желваки от злости.

— Нужно собрать совет, — тут же принял он решение. — Если вы правы, то мы в большой опасности.

— Тот человек так и сказал.

— Что он ещё сказал?

— Что “они уже здесь”.

— Кто именно?

Я пожал плечами и отрицательно покачал головой.

— Не знаю. Предполагаю, что демоны высшего ранга. И…

— Но для этого нужно неимоверное количество силы, — тут же перебил меня Алексей. — Причём источники должны соединять два мира. А значит, в нашей Империи должен быть маг, у которого достаточно количество такой энергии. Но только…

Он сразу замолк. Алексей всегда был умным человеком, поэтому сразу догадался и построил правильную логическую цепочку. Только вот, понимание того, куда она ведёт не давала сказать ему это вслух.

Поэтому это сделал я:

— Только родовым домам дана такая сила.

Он нахмурился и грозно посмотрел на меня. Если честно, мне казалось, что он сейчас меня взглядом испепелит.

— Не хотите ли вы сказать, что в этом причастны высшие чины?

Именно это я и хотел сказать. Что за глупый вопрос?

— Нет, конечно, — нагло врал я. — Ну что вы, господин? Я и подумать об этом не мог.

Мог и спокойно. Какие ещё есть варианты, кроме этого?

— Мне кажется, что я слышу в вашем голосе сарказм, — стиснул он зубы и уже потянулся к эфесу своего меча.

— Подождите, Алексей Николаевич, — остановил его Дмитрий. — Я понимаю, что эта ситуация довольно сложная и серьёзная. И, простите, но я, как представитель рода Литниковых, считаю, что мы должны разобраться в этом. Даже если в этом деле, действительно, причастен кто-то из родового дома.

Алексей слегка приостыл. Кажется, слова Дмитрия его успокоили.

Удивительно, что среди моих соратников нашёлся такой человек, как он. Повезло мне с командой.

Кожевников ничего не успел ответить на слова Литникова, как внезапно к нам подбежала Анастасия. Запыхавшись, девушка нагнулась и стала быстро восстанавливать дыхание.

— Вот вы где! — взволнованно вскрикнула она, даже не заметив присутствия Кожевникова. — Пойдёмте! Быстрее!

— Что случилось? — спросил я, удивлённо посмотрев на неё вместе с Дмитрием и Алексеем.

— Увидите. Я даже не знаю, как это объяснить. Пойдёмте!

(обратно)

Глава 10

Мы поспешили за Анастасией.

Когда мы пришли на место, я увидел Сергея. Его кожа начала покрываться волдырями. Тело дрожало, а глаза были широко раскрыты.

Вокруг него скопились люди и в ужасе наблюдали за тем, что с ним происходит.

Кажется, я был единственным, кто чувствовал тёмную энергию. Она распространилась по всему телу и начала сжирать бедолагу изнутри.

Наклонившись к нему и приподняв штанину, на ноге я увидел укус демонического пса. Только вот, одного укуса недостаточно, чтобы так сильно повлиять на человека.

— Это демоническое проклятие? — ошарашенно спросил Алексей. — Впервые такое вижу.

— Не похоже, — задумчиво произнёс я и обернулся на Михаила. — Не хотите ли рассказать, что всё-таки происходит и что произошло с Сергеем? Вы ведь как-то замешаны в этом, я прав?

Все взгляды направились на старосту.

Мужчина побледнел. Его губы задрожали, а на лбу выступил холодный пот. Его тело снова начало выдавать, как и в первый раз при наших неловких вопросах. Но в этот раз разговора не избежать. Да и выкрутиться не получится.

— Если что-то знаете, — нахмурился Кожевников. — Говорите! Иначе мы не сможем ему помочь.

— Ладно, ладно, — отмахивался Михаил. — Я всё расскажу. Не думайте, что я какой-то злодей, просто… Несколько месяцев назад к нам в деревню пришёл человек. Он сказал, что является служителем церкви, и хотел бы восстановить нашу. Конечно, я согласился, но у него было одно условие.

— Какое? — поинтересовался я.

— Чтобы никто не заходил туда без его ведома.

— Странное условие для служителя церкви. Вам разве так не показалось?

— А-ага. Потому я и решил заглянуть, чтобы проверить, что там происходит. Ведь в нашей окрестности, сразу после его прихода стали пропадать люди. А потом я увидел его.

— Кого же?

— Демона. Самого настоящего. Он стоял и разговаривал со служителем посреди какого-то странного символа на полу в подвале. Совсем как человек!

— Видимо, это та самая комната, которую мы видели, — вмешался в рассказ Дмитрий.

— Видели? — удивился Алексей.

— Да. Мы спускались в тот подвал. Мало того что этот странный символ на полу из крови. Так ещё и странный герб на красном фоне.

— Какой ещё герб?

— С демонической рожей.

— Да-да! — воскликнул староста. — Я тоже его видел. Только я хотел уйти оттуда, как они меня заметили, — он прикрыл глаза руками. — Они… они… они обещали содрать с меня кожу живьём, если я кому-нибудь расскажу об этом. И уничтожить всех жителей разом. Ведь пропавшие — их рук дело.

— Почему они сразу не сделали этого? — задумчиво спросил я.

— Не сказали. Но я сразу понял, что беды не миновать, если попрошу помощи или расскажу кому-нибудь. Потому и молчал. Только Сергей знал. Ему доверил этот секрет. А потом люди вопросы задавать начали, ну и пришлось…

Он резко замолчал и поджал губы.

Судя по суровому выражению лица Алексея, его не устроило это молчание. Он тут же нервно произнёс:

— Что пришлось? Не молчи!

Ого. Чтобы Кожевников, да на “ты” перешёл. Хех, знатно его разозлили. Просто так эта семейка не станет в такие крайности впадать. Всё же в их правилах так не прописано.

Однако его переход на крик и яростный взгляд не дали никакого результата. Глаза Михаила округлились, и он тут же схватился за голову.

— Что же я наделал…

Наконец-то только понял?

Вот же глупый старикашка. Подставил стольких людей и ради чего? Ради того, чтобы собственную шкуру спасти?

Эх, люди. Никогда-то они и не изменятся.

— Видимо, им пришлось открыть ещё одну дыру, — догадался я. — Чтобы призвать кого-нибудь из гильдии, да жителей утихомирить. Чтобы вопросов лишних не задавали. Хех, не перестаю удивляться человеческой натуре. Вроде староста деревни, беречь других должен. А своя шкура всё равно важнее.

— Вы не правы! — внезапно выкрикнул Михаил. — Я ведь… я…

— Ну всё, хватит! — рыкнул на него Алексей. — Заткнись уже! К таким, как ты у меня нет никакого уважения. И слушать я это больше не намерен, — он обернулся и махнул рукой двум юношам из рода Румянцевых. — Господа, заберите этого ублюдка отсюда! Чтобы глаза мои его не видели.

Михаил даже не сопротивлялся, когда его скрутили и увели от нас.

Жалкое зрелище.

А ведь если так задуматься, чем выше человек по статусу, тем дороже его жизнь. В частности, для него самого. Остальные же становятся теми, кого можно принести в жертву ради себя любимого.

А вот Алексей меня удивил.

Род Кожевниковых, да ещё и бранится. Ох. Сколько же всего мне предстоит о них нового узнать? Даже представить страшно.

— А с ним, что делать? — снова вернулся к Сергею Дмитрий. — Ему можно чем-нибудь помочь?

— Вряд ли, — пожал я плечами. — Единственное, что можно сделать, это отсрочить его смерть. Анастасия может наложить целительную магию, но она ненадолго поможет.

— И что? Совсем ничего нельзя сделать? — взволнованно спрашивал Алексей. — Ведь тёмную энергию можно излечить. Я знаю это!

— Можно, вы правы. Но не в таких количествах. Скорее всего, это был не единственный укус. Его тело впитало слишком много демонической энергии. Обычное человеческое тело не в силах справиться с ним. Только если…

— Только если, что?

— Только если он в силах контролировать её, но это невозможно без… — я сразу вспомнил своё прибывание в Преисподние. — Нужных навыков.

— Каких именно?

Я ухмыльнулся и посмотрел на Алексея.

— Алексей Николаевич, вы же понимаете, что я не могу знать всё. Как бы сам того ни желал. Поэтому могу сказать только одного, что этого человека не спасти. Не требуйте от этой жизни невозможного. Нельзя обмануть смерть. Кому-то суждено умереть, а кому-то — жить.

От моих слов его взгляд потускнел.

Явно вспомнил что-то неприятное для себя. Перед его глазами будто всплывали картины из прошлого.

Растормошил старую рану? Неужто вспомнил тот день, когда меня приговорили к казни? Эх, а я думал, что обо мне уже совсем забыли.

— Анастасия Сергеевна, — наконец обратился Кожевников к Меншиковой. — Вы ведь сможете оказать ему хотя бы временную помощь?

Анастасия молча кивнула в ответ.

Добрый он всё-таки человек. Сергей ведь был таким же алчным, как и его дружок. Наверняка мы ещё многого не знаем о том, что они оба скрывают.

Почему-то мне показалось, что “жизнь” была не единственным условием от того незнакомца. Здесь явно было что-то ещё. Но что именно?

Впрочем, наше дело малое и то было сделано с лихвой.

— Кстати, а вторая пространственная дыра? — обернулся на меня Алексей.

— Вторая? — уже забыл я, что брякнул случайно Кожевникову про две пространственные дыры.

— Да. Вы сказали “вторую”, значит, была ещё одна?

— Да. Я просто предположил. Мертвецов вряд ли можно питать той, которую мы уничтожили с Дмитрием, — пожал я плечами. — Значит, логично, что была и вторая.

— И вы не знаете, где она и что с ней?

— Нет. Скорее всего, её закрыл тот странный тип в маске, который прикинулся священником.

— Ясно. Кстати, а как вы закрыли эту дыру?

— Мне тоже интересно, — вмешался в разговор Дмитрий. — Ведь меня рядом не было.

— Хе-хе, — неловко усмехнулся я и почесал затылок. — Ну, просто применил магию и закрыл.

— Закрытие пространственных дыр довольно тяжкое дело, — нахмурился Алексей. — Удивлён, что человек без рода на такое способен. Пусть даже я и сам оценил это при нашей первой встречи.

Ох, Александр, по краю лезвия ходить начинаешь.

Не дай боже, догадаются о чём-то. Не только вопросов, скорее допросов не избежать будет. Тем более сейчас, когда в Империи появились эти странные типы.

Но если честно, мне теперь самому стало интересно: кто они? Откуда взялись и что у них за силушка такая, что они даже высших демонов призвать могут.

Сколько странностей творится. Только не говорите, что из-за моего прихода все с ума посходили.

Это было бы уже слишком.

— Отец! — внезапно раздался голос Евгения. — Рад, что вы прибыли.

— Евгений, — холодно встретил сына Алексей. — Нам с вами предстоит серьёзный разговор.

Радостный взгляд Евгения резко потускнел. Мальчишка поджал губы и опустил голову вниз.

Я всё ещё не мог поверить, что у Алексея два сына. И когда только успел? Хитрый жук. А ведь прикидывался таким святошей.

Только вот несхожесть отца с сыном меня малость напрягала. Если Станислав ещё был похож на своего отца, то здесь я сходства не видел. Вообще.

Странная какая-то биология получается.

Однако порывы мальчишки были благородными. Всё же хотел отцу помочь.

Ах да, кстати.

Вспомнив, по какой причине Евгений попал в лапы мертвецов, я взглянул на руки Алексея. Они снова были в перчатках. Значит, скрывает свою хворь? Но откуда она вообще у него взялась? Только не говорите, что он как-то связан со всем этим?

Нет, нет. Кто уж кто, а Кожевниковы явно не стали бы лезть в эти дела. Я слишком хорошо знал этот род. Тогда, откуда?

Спрашивать его было бесполезно, всё равно не ответит. Скорее только разозлится сильнее. Так, я точно ничего не выясню, поэтому придётся делать это аккуратно, ненавязчиво.

— По возвращении, — неожиданно обратился к нам троим Алексей. — Я вышлю рекомендательное письмо по этому заданию для вашего отряда. Выражу благодарность за то, что вы сделали.

— Но мы так и не поймали того, кто это всё устроил, — вклинился Дмитрий.

— Думаю, это мало бы что дало. У меня предчувствие, что скоро мы с ними ещё встретимся. А сейчас — возвращайтесь на базу. Вам нужно накопить сил.

///

Но вернулись мы только через неделю.

Всё это время Анастасия пыталась вылечить Сергея. Но, как я и говорил, эффект был недолгим. Даже врачи, которых прислал в деревню Кожевников, не смогли ему помочь.

Видимо, это и было высшим наказанием для него.

Как только мы снова прибыли в гильдию, то нас тут же встретил неожиданный сюрприз.

Уже подходя к центральному входу, со стороны тренировочной площадки послышался взрыв.

Кто-то решил отточить свои навыки?

Из любопытства придя на поле для тренировок, мы увидели юношу с короткими волосами. Его лицо было всё в саже, а руки изранены. Он лежал на земле и пытался отдышаться.

Анастасия тут же подбежала к нему, чтобы помочь. Я же внимательно смотрел на несколько глубоких ям, из которых клубами валил дым.

— Эй, ты как? — тут же поинтересовалась девушка. — Нормально? Давай помогу?

— Отвали! — рыкнул на неё незнакомец и повернулся к ней спиной.

Интересная магия, а какая мощная.

По природе и силе очень похоже на род Рахмановых, но я никогда не видел у них подобных заклинаний.

Да и вряд ли имперский род решился бы отправить такого сильного мага в гильдию. Всё-таки им нужно поддерживать статус. Чем сильнее член семьи, тем ближе он должен находиться.

Обычное правило для любого благородного дома.

К тому же я не видел его в тот день, когда попал сюда. Его не было среди новичков. Только недавно попал в гильдию?

А ещё, этот характер. Ну явно он как-то связан с императорской кровью. Даже экстрасенсом быть не нужно. Хватало лишь взглянуть на эту недовольную, высокомерную физиономию.

Но, зная Анастасию, она просто так отступать не станет. Слишком настырная барышня, да и ведёт себя иногда, как ребёнок.

— Эй! Ты как разговариваешь? — недовольно уперев руки в бока, начала возмущаться девушка. — Когда тебе предлагают помощь…

— Вам! — резко ответил ей незнакомец. — Если уж собираешься учить правилам приличного тона, то не забывайся сама.

— Ах, ты…

Лицо Анастасии покраснело от гнева. Она уже была готова применить свою силу. И явно не в медицинских целях. Поэтому пришлось вмешаться мне, чтобы хуже не стало.

— Простите, что помешали, — влез я в разговор. — Но у вас довольно интересная магия. Откуда вы?

В этот момент незнакомец замялся. Он поджал губы и увёл взгляд в сторону. Потом глубоко вздохнул и поднялся на ноги.

Отряхнувшись от пыли, он посмотрел на меня. В отличие от других в его взгляде было нечто холодное, волчье. Если остальные члены благородных домов смотрели на других с презрением, он смотрел с какой-то ненавистью.

— Меня зовут Николай, — резко представился он. Я уж думал, что ответит что-нибудь язвительное или вообще проигнорирует. — Я из рода Рахмановых.

Ого, чутьё меня не подвело. Уже в который раз, между прочим.

Но что тут делает такой знатный род? Да и магия у него особенная. Вряд ли императорская семья просто так решилась бы потерять такого наследника. Отдала в ряды гильдии? Либо они сошли с ума, либо что-то с ним было не так.

Не обращая внимание на недовольное бубнение Анастасии, Николай подошёл к черте. Он вытянул руку вперёд, стиснул зубы, скрестил вместе пальцы и резко рассёк ими воздух.

Взрыв.

В земле появилась ещё одна глубокая яма. С такой мощью можно дать отпор даже демонам высшего уровня. Не то что с пространственной дырой справиться.

— Круто, — восхищённо проговорила Анастасия.

— Да, он довольно сильный, — согласился с ней Дмитрий.

Только вот что я заметил.

Ямы-то были. Глубокие и вызывали уважение к заклинателю. Сразу видно не слабак и умеет использовать магию. Но если присмотреться к его стойке и взгляду, то ясно, что целился он мишень.

А она, как стояла на месте целая, так её и не затронуло.

Даже огоньком не попало.

Теперь ясно, почему он такой злой.

— Чёрт! — рыкнул яростно Николай и оскалился. — Да почему?!

— Чего ты злишь-то? — не понимала Анастасия. — У тебя ведь так здорово получилось.

— Нет! Это не то! Совсем не то!

Я осмотрелся по сторонам и взглядом нашёл мечи, на которых мы показывали уровень своей магии Ангелине. Значит, они тут всё время? Отлично.

Взяв один из мечей, я протянул его Николаю. Тот удивлённо посмотрел сначала на оружие, потом на меня. Затем скривился и скрестил руки на груди.

— Зачем он мне? — фыркнул он, будто я ему что-то непристойное в руки сую. — Я и без него отлично справлюсь.

— Нет, — холодно ответил я. — Для такого уровня магии нужна сильная концентрация. Обычно физическое развитие заклинателей и их магические способности едины. Поэтому им легко концентрироваться и попадать в цель. Но есть маги, у которых магическая сила во много раз превышает физическую. Из-за этого дисбаланса они не могут сами правильно сконцентрировать её, оттого мы и получаем такой эффект, — я указал пальцем в сторону ям. — Даже если нам кажется, что мы целимся верно.

— И что же делать? — уже более спокойно спросил Николай.

— Для этого и применяют мечи или другое оружие. Оно помогает попасть точно в цель. Людям легче обращаться с предметом, которые они видят поэтому, — я снова указал ему на меч, — многие и используют их в бою.

Николай слегка помялся. Ясно было что отказываться от своих слов при других он не хотел, но оружие всё же принял.

Снова приняв боевую стойку, он увёл клинок в сторону, а потом резко рассёк им воздух.

Снова раздался взрыв.

В этот раз он был не таким сильным. Но, когда дым осел, мишени уже не было. На её месте догорали угольки.

Николай широко раскрыл глаза. Он будто не верил в то, что произошло. Его губы слегка дрогнули, а потом расплылись в улыбке.

— Поверить не могу! — радостно воскликнул он. — Здорово! Как вы узнали?

Странно, что он этого не знал. Ведь в любом доме, когда наследников посылают по обмену, это рассказывают в первую очередь.

Что же с ним не так? Он точно из рода Рахмановых? Уж у них такие знания с детства прививают.

— Прочитал, видимо, — ехидно ответил за меня Дмитрий. — Угадал?

— Ну, что-то вроде того, — усмехнулся я.

— А я так и без меча могу, — горделиво заявила Анастасия.

— Я, кстати, тоже, — напомнил о себе Литников.

— Как я уже сказал, физическая сила неразрывно связана с магической. В случае Дмитрия у него всё сбалансировано. А вам, Анастасия, скорее всего, в концентрации помогает медицинская магия. Её знания очень влияют на ваши способности.

От моих слов девушка засмущалась. На щеках появился розоватый румянец, и она едва заметно улыбнулась.

— Но почему, — снова недоумевающе обратился ко мне Николай, — удар был не таким сильным, как предыдущие?

Он указал в сторону ям, а потом на мишень.

Действительно. В отличие от предыдущих взрывов этот был не таким сильным. Зона охвата была сужена. Да и яма не такая глубокая.

Я задумался и обхватил подбородок пальцами. На ум приходила только одна мысль.

— Скажите, у вас есть какие-нибудь проблемы? — поинтересовался у него я.

— В смысле? — не понимал Рахманов.

— Ну, вас что-то тревожит? Возможно, что-то связанное с вашей семьёй?

Судя по выражению его лица, я попал точно в цель.

Он поджал губы и стиснул в ладонях рукоять меча. Он потупил взгляд и опустил голову вниз.

— Н-нет, — неуверенно ответил он.

Я понимал, что он не хочет об этом говорить. Ну, это было его решением. Впрочем, не удивительно. Видимо, эта проблема и отвечала на вопрос: почему он попал в гильдию, а не находится рядом со своими родственниками?

— Дело это ваше, но, видимо, это связано с вашими эмоциями, — с улыбкой ответил я. — Когда вас ничего не ограничивает, тогда и дурными мыслями голова не забита. Но как только вам надо сконцентрировать энергию куда-то, например, передать её клинку, то ваши эмоции начинают потихоньку вылезать наружу. Поэтому…

— Я вас понял, — перебил он меня и повернулся в сторону мишени. — Спасибо. Я продолжу тренировки.

— Да, не будем вам мешать.

Настырный парень. Далеко пойдёт. Если, конечно, сможет справиться со своими эмоциями.

Не то, чтобы я был любопытным, скорее просто интересно, что же происходит в императорском роде? Всё-таки в каком-то смысле, они и мои родственники.

Идя вдоль длинного коридора вместе с Анастасией и Дмитрием, мы не успели дойти до кабинета Ангелины, как женщина сама перегородила нам дорогу.

— Далеко собрались? — грозно спросила она.

Ох, уж этот род Румянцевых. От их женщин так и чувствуется этот огненный характер. Даже когда у них хорошее настроение. Они всегда должны выглядеть сильными.

Хех, только вот в постели такие нежные и ропотные создания. С их невинным и смущённым взглядом не сравнится ни одна девственница.

— Как раз спешили к вам, — с улыбкой ответил я.

— Да ну? — женщина недовольно скрестила руки на груди. — А я думала, что вы совсем зазнались. На вас тут уже жалобы пошли!

— Не думаю, Ангелина Андреевна, что стоит слушать доносчиков и крыс. Вы ведь слишком умны, чтобы полагаться только на слухи. И ещё, хочу заметить, что такой красивой и молодой женщине не надо сердиться понапрасну. Вам это не идёт. У вас же такая прекрасная улыбка.

— Ладно, с доносами на вашу команду, мы разберёмся позже, — смягчилась она. — А пока проследуйте за мной. У меня для вас серьёзный разговор.

(обратно)

Глава 11

— И где же обычный простолюдин научился так с девушками красиво обращаться? — идя вслед за Ангелиной, шёпотом поинтересовалась Анастасия.

— Опять книги? — насмешливо спросил Дмитрий.

— Нет, — пожал я плечами. — Всё просто. В нашем селе много девушек. Вот и знаю, как нужно с ними себя вести.

— Ну, ну, — почему-то недовольно буркнула девушка и увела взгляд в сторону. — Много девушек, значит…

Странная реакция на мои слова.

Я сделал что-то не так? Вроде нет. Тогда, почему она себя так ведёт? Словно я только что сказал нечто гадкое для неё.

М-да. Не всех женщин мне дано понять.

Ну и ладно. Они все себе на уме. Выдумывают, бог не есть что, а потом виноват ты. Только приходится догадываться: в чём именно? Иначе обидится ещё больше из-за твоей невнимательности.

Когда мы вошли в кабинет Ангелины, женщина прошла за широкий резной стол, который занимал половину комнаты. Вдоль стен с обеих сторон я увидел разные типы оружия: мечи, пистолеты, ружья, копья.

Даже несколько щитов разных эпох увидел.

Удивительная коллекция. И на многих из них были те же символы, которые я заметил на мечах. Новые модификации? Интересно.

— Итак, — сев за стол и откинувшись на спинку кресла, начала Ангелина. — Мне пришла рекомендация от Алексея Николаевича Кожевникова, на вас троих. Он описал то, что случилось в селе. Хочу выразить вам троим благодарность от лица всей имперской гильдии и дать вам новое задание. Оно будет не таким сложным, как это, но не менее интересным.

Она достала из ящика стола конверт с письмом и протянула нам. Я подошёл и взял его в руки.

Конверт как конверт. Белый, без опознавательных знаков. Даже непонятно, кому именно оно было адресовано.

Мы удивлённо посмотрели на Ангелину. Та усмехнулась.

— В письме всё написано. Просто это секретная информация, поэтому и запечатано так.

— Но ведь секретная информация всегда передаётся под специальной печатью, — проговорил Дмитрий. — А тут всё вскрыто.

— Вскрыла специально для вас. К тому же, — она посмотрела на Анастасию. — Печать, которая изначально была на письме, может вернуть тот, кто принадлежит тому же роду, что и адресат.

— Что?! — лицо девушки вытянулось. — Я, что ли?! Хотите сказать, что задание от…

— Да, — тут же перебила её Ангелина. — Задание поступило из дома Меншиковых.

— Интересно, — усмехнулся я. — И что же нужно знатному роду от имперской гильдии?

— Нам часто поступают задание на сопровождение знатных персон, — пояснила женщина и упёрлась локтями о столешницу, сплетя пальцы между собой перед носом. — Наша гильдия была создана для уничтожения нечисти и ареста нечистых гильдий, например, гильдии воров. Но с увеличением обязанностей знатных родов стали поступать и подобные заказы.

— И с чем же это связано?

Она искоса посмотрела на меня. В её взгляде читалась какая-то ярость и ненависть. Да она вот-вот готова была сжечь меня заживо, если бы обладала подобной магией.

Потом Ангелина тяжело вздохнула и прикрыла глаза.

— Прости, я и забыла, что ты, Иван, из простолюдинов, — пояснила она и снова посмотрела на меня. — В основном причиной стала смерть рода Волконских.

Меня аж передёрнуло от собственной фамилии.

Только не говорите, что мы и после смерти всем жизни не даём. Эх, ну и знатные рода. Всё им не так, всё не эдак.

— После их гибели многое было брошено на плечи оставшихся семей.

Неожиданно я заметил, как её пальцы с силой стали давить друг на друга. Губы Ангелины поджались, а лицо нахмурилось.

Почему? Она так не любила наш дом? Или дело совсем не в этом?

— Это задание даётся только самым лучшим командам. После того, что вы сделали, я не сомневаюсь в вас. Поэтому ваша задача — выполнить эту миссию на высшем уровне, — она осмотрела нас. — Не подведите!

— Да! — хором проговорили мы.

Только наша троица прошла к выходу, как Ангелина остановила меня:

— Иван, останься ненадолго.

Анастасия и Дмитрий удивлённо посмотрели на меня, а потом вышли за дверь.

Да я и сам не ожидал, что со мной захотят поговорить наедине. Тем более, заместитель главы гильдии. Кстати, я так его ни разу и не видел. Кто он? Если её создал Алексей, то логично предположить, что это он, но…

Сейчас меня больше интересовало: по какому вопросу Ангелина решила меня оставить?

Может, меня спалили? Ну, с моей магией. Нет, вроде я был аккуратен. Во всяком случае надеялся на это.

— Иван, — когда мы остались наедине, начала она. — Скажи, ты умеешь обращаться с луком или ружьём?

— Немного, — задумчиво ответил я. На самом деле, навык у меня огромный. Ну, с прошлой жизни остался. — В наших лесах часто охотники дичь ловили. Вот и подучили некоторым хитростям. А что?

— Каждый год между родовыми семьями проводятся соревнования.

О! Я помню их. Наш дом всегда был лучшим среди остальных. И пусть мы были родственниками императорской семье, Рахмановы за это нас, ой как не любили.

Всегда пытались поймать на жульничестве. Но чего не было, того доказать было невозможно.

Помню, даже перекошенное лицо императора, когда Рахмановы проиграли нам, недобрав одного балла. И, кстати, если уж называть кого-то “жуликами”, то только их.

— Так вот, — продолжила Ангелина. — В этом году, помимо известных домов, будет участвовать наша гильдия.

Ого, а это что-то новенькое. Решили таким образом заменить Волконских? Хех, хитро.

— Мы давно уже стали независимой организацией, поэтому имеем право участвовать вместе с родовыми семьями империи, включая и имперскую семью. Так вот, в той рекомендации, что дал Алексей Николаевич, были очень интересные факты, которые касались тебя.

Вот чёрт. Неужели всё-таки Кожевников что-то выяснил? Дело плохо. Кажется, сейчас придётся выкручиваться.

— Я…

Так, так. Нужно что-то придумать и как-то оправдать свою тёмную энергию. Может, сказать, что показалось? Или что это было то самое подражание?

Да, попробую этот вариант.

— … хотела бы, чтобы ты стал капитаном команды.

В комнате повисло молчание. Секунду мой мозг обрабатывал информацию. Ну а потом — резкий выдох. Прямо с души отлегло. Словно мне сняли огромный камень, который был привязан к моей шее.

Стать капитаном команды имперской гильдии? Хорошее предложение. К тому же я уже был капитаном, только выступал тогда за свой род. Поэтому имел представление, что нужно делать.

Единственное, я плохо помнил, что было на последних состязаниях. Ощущение, словно тогда все действия происходили, будто в тумане.

Надеюсь, за десять лет правила не сильно изменились.

— Хорошо, — кивнул я в ответ. — Как прикажете.

— Быстро ты согласился, — ехидно пометила она.

— Глупо отказываться от шанса, когда ты можешь показать себя перед другими домами. К тому же показать им, что статус не играет никакой роли на поле боя.

Ангелина удивлённо посмотрела на меня, а потом громко засмеялась.

— Впервые вижу простолюдина, который так рассуждает, — успокоившись, подметила женщина. — Отлично. Значит, я не ошиблась в выборе. Что ж, соревнования через месяц. Подготовьтесь вместе с Анастасией и Дмитрием, а я пока найду вам ещё несколько человек в подмогу.

— Вы пока не утвердили состав?

— Нет, обдумываю это на досуге.

— Тогда разрешите порекомендовать кое-кого.

— Кого же? — удивлённо приподняла она бровь.

— Николая Рахманова.

Её глаза расширились, а рот приоткрылся. С минуту она ошарашенно смотрела на меня. Что я опять не так сказал?

— Почему ты выбрал именно его? — её лицо резко посерьёзнело.

— Он очень талантливый, — объяснил я. — Я успел оценить его силы на тренировочной площадке.

— Вот как. Ясно. Но это невозможно. Николаю запрещено приближаться к имперской семье. Таков был указ императора.

— Разрешите спросить…

— Запрещаю! — её тон не хило повысился. От этого становилось только любопытнее. Но вряд ли она ответит мне, за что так не жалуют наследника рода.

— Хорошо. Прошу прощения. Я пойду.

— Подожди, — снова остановила она меня у самого порога. — Ты точно в нём уверен?

— Да. Не сомневаюсь.

— Хорошо, я подумаю над твоим предложением.

— А как же император?

— Их семейные дрязги не моё дело, а он — член императорской гильдии. Приближаться к императорской семье ему будет незачем. Но если я его выберу, то ты должен пообещать, что проследишь за ним.

— Да. Конечно.

— Хорошо. Иди.

Я кивнул головой в знак прощания и вышел за дверь.

Да что же, у них в семье творится? Что я пропустил за эти годы?

В моё время, насколько я помню, они были настолько неразлучными, что готовы были рвать друг за друга глотки. Даже нас сжили со свету, лишь бы не было конкуренции.

Тогда, почему бросили своего же? Да ещё с таким уровнем силы? Не каждому дано преобразовать обычную стихийную магию в нечто иное. Он точно был наследником. Я в этом не сомневался.

И чем не угодил своим родным?

Представляю, как ему нелегко. Если вся семья отвернулась от него, то неудивительно, что у него не всё хорошо с эмоциями. Лишь бы не оплошал в этих делах и не подвёл.

Надо бы поработать с ним по возращению с задания. Парень он вроде неплохой, правда, немного высокомерный и какой-то озлобленный. Но что поделаешь? Все знатные такие.

Да и таким когда-то был. Без злобы, но с огоньком. Хе-хе.

— А-а-а-а-а! — внезапно раздался знакомый крик на весь коридор. — Не-е-е-ет!

Я удивлённо округлил глаза и присмотрелся вглубь.

Голос доносился за одним из поворотов.

Быстро прибежав на крик, я остановился около Дмитрия и Анастасии.

Лицо Литникова недовольно кривилось, а глаз едва заметно дёргался. А вот девушка была в ужасе.

Кожа её побледнела, а во взгляде я увидел панику. От непонятного мне отчаяния она нервно сглотнула слюну.

— Что происходит? — ошарашенно спросил я. — Кто-то на вас напал? Болит что-то?

— Ага, голова от её крика, — Дмитрий кивнул в сторону Анастасии, которая застыла на месте.

Я всё ещё не понимал, что с ней.

На лбу выступали холодные капли пота. Она будто призрака увидела. Дрожащими руками она держала письмо, в котором было наше задание.

Может, дело в этом?

Подойдя к девушке и взяв у неё из рук бумагу, я пробежался глазами по строчкам. Фамилия, место, время и дата. Также было указано, что работать мы будем с неким Романом Сергеевичем и его помощником.

По должности написано, что он капитан правоохранительного отдела имперской полиции.

Ого, с какой важной птицей сотрудничать будем!

Не каждый день выпадает шанс покичиться перед человеком с таким званием. Но что так сильно напугало Анастасию? Здесь же ничего такого нет.

— Анастасия, — обратился я к ней и опустил ладонь на её плечо. Она слегка вздрогнула. — Что не так? Вас что-то испугало в этом задании? Расскажите нам. Мы ведь команда.

— Это… это… я… — мямлила девушка.

В уголках глаз начала уже скапливаться влага. Вот, вот и слёзы побегут ручьём.

Да что не так-то?

Я удивлённо посмотрел на Дмитрия, на что тот лишь пожал плечами.

— Меня не спрашивай, — сразу ответил он. — С того момента, как ты остался в кабинете Ангелины Андреевны, мы открыли письмо, чтобы оценить задание. Как только она увидела последние строчки, так сразу застыла и начала кричать. Я ничего не понял, она мне ничего не отвечает. Как и тебе, собственно говоря.

Ага, понятно. Значит, дело всё-таки в написанном. Но в чём именно?

Ещё раз просмотрев имена, мне было непонятно лишь одно: почему Роман Сергеевич и его помощник были без фамилий?

И кстати, Ранская Екатерина Елисеевна, которую мы должны были сопровождать, была мне чем-то знакома. Эти имя и фамилия. Она явно из знатной семьи. И точно могу сказать, что она чья-то родственница. Какой-то из пятёрки семей.

Но кого?

Ранские… Ранские… Ранские…

На языке фамилия крутилась, а вспомнить никак не мог. Ну и чёрт с ними, потом выясню. Сейчас меня больше волновала Анастасия.

— Я… — снова пыталась она выдавить из себя.

— Да скажи ты уже! — не выдержал Дмитрий. — Надоело.

— Я не отказываюсь от этого задания! — выпалила наконец-то девушка.

Теперь на месте застыли уже мы с Литниковым.

Как это так, не пойду? Что это значит? Отказаться от второго задания, на которое выбрали специально нас? Ну уж, нет. Я должен был выполнить его.

К тому же скоро нас ждали те самые соревнования. И для подготовки мне нужно развить это тело и научиться полному контролю стальной магии, чтобы не попасться с тёмной энергией.

— Что значит, не пойду?! — злобно рявкнул Дмитрий. — Хочешь нас подставить?

Удивительно, как из спокойного юноши, он так быстро превратился в грозного тигра. Неожиданные вспышки гнева. Прямо как у молний, которые появляются внезапно и тут же затухают.

Это и есть истинный характер Литниковых?

— Не стоит злиться, Дмитрий, — успокоил я его. — Если Анастасия объяснит нам причину, мы можем пойти и одни.

— Как одни? Что значит одни? Мы же…

Я подошёл к Дмитрию и приложил палец к своим губам, дав сигнал, чтобы он успокоился. Тот непонимающе посмотрел на меня.

— Просто подыграйте мне немного, — шепнул я ему. — Что ж, — обратился я к девушке, — Анастасия, так вы не идёте? Мы не настаиваем, если у вас есть уважительная причина для такого решения.

— Есть, — уверенно сказала она.

— Не расскажете?

Она слегка помялась. Перетаптывалась с ноги на ногу, а потом увела взгляд в сторону и тихо сказала:

— Роман Сергеевич — мой старший брат. И у нас не самые лучшие отношения.

Вот это поворот.

Такого я точно не ожидал услышать. Значит, работать мы будем с ещё одним Меншиковым? Не хило повернулась судьба.

Теперь понятно, почему она так заострила внимание на этом имени.

Ох, уж эти благородные. Ни в одном доме без проблем обойтись не могут? Ну что за люди такие. Они же семья, а ощущение, что без обид у них в жизни не обходится.

Вспоминая своё прошлое, я не мог припомнить, чтобы мы хоть раз с кем-нибудь поссорились. Возможно, сыграла доброта отца, который из всех представителей родов был самым честным, открытым и доброжелательным.

За всё время я ни разу не услышал от него ругань. Даже когда меня выгоняли с обучения, он всегда спокойно указывал мне на мои ошибки.

А здесь. Что ни семья, то раздор. Эх, мне этого не понять.

— Хорошо, Анастасия, — кивнул я. — Мы вас услышали. Мы отправимся без вас. Но позвольте кое-что сказать. Скорее всего, ваш брат уже в курсе, что ему в помощь послали нашу команду. Что будет, когда он увидит, что вас нет? Не подумает ли, что вы струсили или сплоховали? Впрочем, это не моё дело. Я всего лишь простолюдин. Мне не понять благородных семей.

Я уже готов был уйти вместе с Дмитрием, как внезапно…

— Стоять! — яростно выкрикнула Анастасия. Её глаза резко пылали огнём, ладони сжались в кулаки, а зубы стиснулись так, что услышал их скрип. — Я не сдамся просто так! Я покажу этому надменному выскочке, где его место! Выдвигаемся!

Её резкий запал позабавил меня.

Надо же, получилось.

Всё-таки хоть немного, но психологию других я понимал.

Из-за детского характера Анастасии, как я предположил, обиды у неё были примерно такими же. А значит, основная причина, почему они с братом могут быть в таких напряжённых отношениях, скрывается в его отношении к ней.

Скорее всего, он часто посмеивался над девушкой. Возможно, унижал. Всё же она младше его, да теперь ещё и в гильдии.

И своими словами я сразу попал в “яблочко”. Зацепил, так сказать.

— Неплохо, — усмехнулся Дмитрий. — Быстро её раскусил.

— Не нужно много ума, чтобы догадаться о том, как она относится к своему брату и отчего могут возникнуть разногласия.

— Так ты ещё и психологией увлекаешься?

— Ну. Почти.

— Кстати, а куда она направилась?

— Смею предположить, на задание.

— А разве выдвигаться нужно не завтра?

Ну, видимо, об этом она благополучно забыла. Пришлось немного умерить её пыл, хотя она была готова уже добраться до места назначения прямо сейчас. Лишь бы побыстрее показать всем, на что она способна.

Никогда не понимал, как быстро может меняться настроение у женщин. Сейчас плачет, а потом злится. Отказывается — соглашается. Удивительные создания.

///

Эту ночь я спал неспокойно.

Разные воспоминания лезли в голову и никак не давали отдохнуть.

День, когда нас признали демоническим родом. Преисподняя. А потом… Я не помню, как именно очутился в этом теле. Что со мной произошло? Как я умер снова?

Ещё мне тяжело было вспомнить фрагмент, когда меня схватили и потащили к ущелью. Что стало с близкими? Как их убили?

Я помню, что у меня был младший брат. Он родился за несколько месяцев до трагедии. Неужели род Рахмановых и его не пожалел? И почему они решили избавиться от нас?

Мне нужно было это выяснить.

Теперь ещё и эта странная секта, которая орудует в империи. Мертвецы.

Голова просто пухла от всех вопросов, на которые ответов я не знал.

Поднявшись с кровати, я подошёл к окну и стал разглядывать ночной двор. Мои окна выходили на тренировочную площадку.

Свет от луны освещал небольшой пятачок, который был весь испещрён глубокими ямами. Однако рядом с ними валились сгоревшие мишени, от одной из которых остались только угольки.

Я едва заметно улыбнулся.

— Усвоил-таки урок, — шёпотом подметил я. — Действительно. Далеко пойдёт.

Внезапно послышался глухой стук в мою комнату.

— Кто там? — обернулся я. — Войдите.

Дверь со скрипом приоткрылась.

(обратно)

Глава 12

На пороге стояла Анастасия, отчего я слегка удивился. С чего бы вдруг девушка решила меня навестить в столь поздний час?

— Анастасия, — изогнул я удивлённо бровь. — Что случилось? Что-то произошло?

— Прости, Иван, что разбудила, — робко помялась она и увела смущённый взгляд в сторону. — Можно войти?

— Не разбудили, — с улыбкой ответил я. — Да, конечно, входите.

Я указал ей рукой на стул у письменного стола.

Девушка, закрыв за собой дверь, медленно прошла к стулу и опустилась. В комнате воцарилось молчание.

Я только сейчас в полутьме заметил, насколько она красива и женственна. Из-за её постоянных выходок я уже начал воспринимать её, словно младшую сестру. Вредную, вечно ноющую.

Но сейчас она была другой.

Даже странно видеть её такой. Но что она хочет в столь поздний час, да ещё и от меня? Неужели передумала всё-таки, насчёт задания?

— Иван, — наконец прервала она тишину. — Я хотела попросить тебя кое о чём.

— Меня? О чём же?

— Стань моим учителем! — резко выпалила она и посмотрела мне прямо в глаза.

Вот это поворот.

Какое-то неожиданное предложение от девушки из благородного дома. Я даже немного растерялся, помня, что сейчас я — простолюдин.

Да и чему я вообще могу обучить человека, который больше целитель, нежели боевой маг?

Нет, я, конечно, много изучал про магию исцеления. Спасибо учителям из дома Кожевниковых. Их подзатыльники за невыученные темы я надолго запомнил. Даже с проблемной памятью.

Но всё же.

Практики, как таковой, у меня не было. Наблюдая за её способностями, я даже не смог бы подсказать, что можно улучшить. Ей бы найти человека с теми же способностями.

Только вот кого?

На моём веку подобных не встречалось. Только одна. Но жива ли она? Десять лет назад ей было около девяноста лет. Да и вредности в ней было всегда больше, чем разумных объяснений.

— Анастасия, скажу честно, — начал объяснять я. — Как боевой маг вы можете многого достичь. Ваши способности, действительно, впечатляют. Но я бы сделал упор на медицинскую магию. Она важнее. Сами понимаете. Но я практически ничего о ней не знаю.

— Ну и не надо! — воскликнула девушка. — Я хочу сражаться, а не просто лечить других. Этим ничего не добьёшься.

— Зря вы так говорите. Мне кажется, что маг с такими знаниями ценится гораздо выше.

— Разве? — недоверчиво посмотрела она на меня.

— Сами посудите. Практически все в гильдии обладают боевой магией. У кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Но что им делать, когда они получат ранение? Их сила и реакция уменьшатся. А вот если бы рядом оказался маг-целитель. То ситуация станет иной. Поэтому они высоко ценятся, но их судя по тому, что мы видим в гильдии, очень мало. Возможно, вы единственная среди набранных магов.

Я не видел, но почувствовал, как девушка засмущалась. Видимо, мои слова всё-таки произвели на неё должный эффект. Она даже немного расцвела.

— Ну, если так подумать, — начала теребить она пальцами локон своих волос. — То и в нашем роду не так много целителей. Поэтому мне сложно было обучаться.

— Если хотите, я могу попробовать поискать для вас человека, который научит всему.

— Правда?! — восхищённо воскликнула она. — Но откуда ты их знаешь? Ведь такая магия доступна благородным.

— Есть один человек, который давно отказался от своего рода, — снова вспомнил я ту старушку. — Сейчас она сама по себе. Если, конечно, ещё жива.

— Ты про кого? Кто станет отказываться от своего рода?

— Людмила Афанасьевна Рахманова, — вспомнил я её имя. — Не слышали о ней?

— Нет. Никогда, — задумчиво произнесла Анастасия. — Императорская семья? Да откуда у тебя такие связи?!

— Она давно не причисляет себя к ним, — усмехнулся я. — Два… Точнее, двенадцать лет назад она сильно поссорилась с наследником рода, старшим сыном Даниила Владиславовича — Ильёй.

— С самим сыном императора?!

— Да. Она была его бабкой по отцовской линии и считала его недостойным престола. Оттого и произошёл конфликт. Она довольно своеобразная дама, поэтому так спокойно распрощалась с семьёй. Наплевала на сына, внуков и покинула поместье. Стала жить, как обычная сельчанка.

— А почему мать императора так поступила? Разве она не должна поддерживать свой род? Не понимаю.

Я тоже многого не понимал в их семье. Что ни день, то склоки и интриги. Волконские, как самые близкие родственники, пытались унять их пыл, но вместо благодарности получили нож в спину.

Во всяком случае, мне так думалось.

Истинной причины истребления моего рода я не знал. Да и к тому же как выкрутились из этой ситуации сами Рахмановы тоже. Но после их решения и того, что они совершили, я даже проникся действиями Людмилы.

Пусть и вредная до ужаса, но она была очень мудрой женщиной. Так что, может, она знала даже больше, чем мы все. Интересно было бы, снова её увидеть.

— Этого я не знаю, — тяжело вздохнул я. — Да и жива ли она, тоже не знаю. Они хорошо ладили с моей покойной бабкой, — ну, частично, это была правда. Если говорить, конечно, о моей родственнице из прошлой жизни. — Так, я и познакомился с ней. Но давненько не видел.

— И где она сейчас?

— В одном из глухих сёл на окраине империи. На границе губернии рода Литниковых.

— Далековато, — скривила губы Анастасия.

— Ну, скажу, что тогда нам очень повезло.

Девушка удивлённо посмотрела на меня. Ага, уже и забыла, о чём вообще было наше задание, так ведь?

Я усмехнулся.

— Ну как же, Анастасия Сергеевна, вы уже забыли? — подловил я ей, отчего девушка нервно сглотнула слюну. — Мы с вашим братом и его помощником должны сопроводить госпожу Ранскую до губернии Литниковых в одно из дворянских поместий.

— До сих пор не понимаю, — уже недовольно бубнила Анастасия, скрестив руки на груди. — Что там братец забыл?

— Если этим занялись правоохранительные органы, то, скорее всего, — я задумчиво увёл взгляд к окну. — Эта барышня участвует свидетелем по какому-то делу. Да и задание у нас секретное. Значит, точно что-то связано с этим.

— Интересно, какое?

— Вряд ли нам ответят. Мы выступаем в роле обычных телохранителей. Так что, наша задача просто охранять от возможного нападения.

— Понятно, — Анастасия поднялась с места. — Спасибо, Иван. Не думала, что ты так много всего знаешь. Удивительно. Никогда не встречала таких людей, даже в родовых семьях, не говоря уже об обычных простолюдинах.

Она прыснула со смеху, а потом резко осеклась

— Прости, — стыдливо поджала губы девушка.

— Ничего, всё хорошо. Я и сам знаю своё место в этой цепочке.

— Ничего подобного! — фыркнула она. — Ты такой же, как и мы. А, может, даже лучше.

Девушка смущённо увела взгляд. Ну вот теперь, даже в небольшом освещении, можно было заметить, как она покраснела.

Я мягко улыбнулся на такую реакцию.

Анастасия резко кашлянула в кулак, собралась и направилась к выходу.

— Доброй ночи, Иван.

— Доброй ночи, Анастасия.

— И ещё, — остановившись на секунду у двери, обратилась она ко мне вполоборота. — Обращайся ко мне на “ты”! Пусть и простолюдин, но в гильдии мы равны. Некомфортно мне общаться так со своим товарищем.

— Хорошо, — кивнул я, и девушка, улыбнувшись, вышла из комнаты.

Равны, значит?

Интересный поворот судьбы.

Только вчера я проснулся в свинарнике, даже не зная, что делать дальше, а теперь уже на равных общаюсь с родовыми домами. Что же будет дальше?

///

Ранним утром мы с Дмитрием уже стояли у ворот и ждали Анастасию.

— Девушки, — недовольно скривился Литников. — Вечно они опаздывают.

— Позвольте полюбопытствовать, в вашей семье много девушек? — поинтересовался я.

— Ещё бы. Их везде немало. Но моя старшая сестра может переплюнуть любую из них.

— Что вы имеете в виду?

— Наш род всегда отличался спокойствием, поэтому мы не любители лезть в дела других. Да и на собраниях в основном отмалчиваемся. Но если моя сестра начнёт говорить, то её просто невозможно заткнуть. Кстати, а вот и наша болтунья, — указал он в сторону приближающейся Меншиковой.

— Дмитрий, Иван! — махнула она нам рукой. — Доброе утро. Простите, задержалась.

— Да ещё как, — недовольно фыркнул Дмитрий.

— Всё хорошо? — спросил я. — Как спалось? Ты готова к заданию? Больше не переживаешь?

— Да! Ещё бы.

— Так, стоп, — влез в разговор Литников. — С каких пор Иван обращается к тебе на “ты”?

— Сегодня ночью решили, — с улыбкой ответила Анастасия.

Судя по прищуренному взгляду Дмитрия, я один понял, что эта фраза звучала немного иначе. Нет, я-то знал, что Меншикова имела в виду, но…

— Ночи? Вы провели ночь вместе? — уточнил Дмитрий.

И тут я внезапно увидел, как вспыхнули румянцем щёки Анастасии.

О, кажется, до неё дошло, как эта фраза воспринимается со стороны. Да, неловко вышло.

— Н-н-нет! — взвизгнула Менщикова, раскрасневшись, как спелый помидор. — Э-э-это не то, о чём ты подумал! Вообще, не то! Всё не так было!

Она начала махать руками, нервно пытаясь объяснить, как было всё на самом деле. Но из-за её волнения фразы сбивались в кучу, и у Литникова появлялось, лишь больше вопросов.

— Если коротко, то Анастасия пришла ко мне попроситься в ученицы, — спокойно пояснил я Дмитрию. — Обычный формальный разговор.

— Вот как, — он удивлённо посмотрел на Анастасию. — Не думал, что ты решишься обучаться у Ивана, — и снова обратился ко мне. — И что ты ответил?

— Сказал правду. Анастасии лучше обучаться медицинским навыкам и развивать их. Но для этого я не особо подхожу.

— Здесь я с тобой согласен. В смысле, целительной магии. Даже странно, что ты не можешь ею обучить.

— Всё знать на свете невозможно, Дмитрий, — усмехнулся я. — Даже при всём желании.

— Ну да, ну да. Тогда обращайся и ко мне на “ты”. Надеюсь, для этого мне не нужно вламываться к тебе среди ночи в комнату?

Мы переглянулись и засмеялись. Анастасия же недовольно упёрла руки в бока и скривила губы.

— Да ну вас! Вредные вы!

— Прости, — извинился я перед Меншиковой за нас с Дмитрием. — Просто за…

— Ого, какие люди! — неожиданно прервал нас голос позади. — Я уж думал, что вас выгнали из гильдии. И как только Ангелина Андреевна терпит таких бездарей.

Этот надменный тон и язвительные фразы. Да, я сразу узнал его.

— Виктор, — злобно прошипела Анастасия, обернувшись на юношу.

Тот надменно смотрел на нас. Он небрежно прятал руки в карманах и ехидно усмехался.

Я уже начинал, кажется, понимать, что наклепал на нас жалобу. Вот только с чем она связана? Ангелина ведь так этого и не сказала. Видимо, всё же решила проигнорировать.

— Вы что-то хотели? — спокойно спросил я.

— Так, так. Иван, верно? Или называть тебя — свинопасом? — он прыснул со смеху.

Дмитрий нахмурил брови и уже первый готов был применить против Виктора магию. Даже странно, что не выдержал именно он, а не Меншикова.

Я вытянул перед Литниковым руку, дав знак, чтобы он ничего не делал. Тот удивлённо посмотрел на меня, но потом остыл и выдохнул. Я же снова обратился к Виктору:

— Можете называть меня так, как вам угодно.

— Иван! — воскликнула Анастасия. — Но ведь…

— Всё-таки, — перебил я её протест, — раньше я, правда, занимался этим в своём селе. Человек не может злиться на прозвище, если оно правдиво. Однако тогда, с вашего позволения, и я буду рад называть вас тем, кем вы являетесь?

— Ну давай, — усмехнулся он. — И как же? Юным господином? Ведь это так.

— Стукачом, — вежливо ответил я, отчего у него округлились глаза. — Так, ведь называют тех, кто любит клепать жалобы другим. Вы ведь часто таким промышляете, я прав?

— Ах ты… — стиснул зубы Виктор.

— Можно ещё “хлюпиком”. Я видел, как вы чуть не расплакались, когда Анастасия применила против вас свою магию. Или я не прав?

Мои товарищи едва сдержались и начали смеяться в голос. Виктор же покраснел от ярости. В его глазах был гнев, когда я продолжал сохранять спокойствие и улыбку.

Самое ужасное для врага — хладнокровие оппонента. Когда нет никакой реакции, людям становится не по себе из-за того, что их игнорируют. Это относилось ко всем, в том числе и к Виктору.

— Сволочь! — выкрикнул в мою сторону Виктор и резко вытянул перед собой раскрытую ладонь.

О, решил использовать против меня магию Румянцевых? Что ж, посмотрим, чему он научился.

Внезапно из земли стали выстреливать земляные колья, которые мгновенно направились в мою сторону.

Я сразу уклонился от них, а после воздвиг перед собой щит, в виде стальной стены. Ни один кол не смог пробить его.

Как только Виктор решил отдышаться, чтобы скопить энергию внутри себя, я тут же убрал щит. Когда я быстро коснулся раскрытой ладонью земли, вокруг Румянцева стали воздвигаться четыре стены.

Стальная ловушка. Этот трюк я успел отточить после моей стычки с тем незнакомцем из секты.

Виктор не успел уклониться

— Эй! — бил он кулаками по стали. — Выпусти меня, безродный ублюдок! Что за чёрт! Как только я выберусь…

— Стена исчезнет через полчаса, — пояснил я ему. — Её невозможно уничтожить, даже магией Рахмановых. Эта сталь выносит и взрывы, и огонь, и даже лезвия любого другого металла. Советую вам, посидеть и подумать над своим поведением, это время. Ведь ваши действия могут однажды привести к плачевным последствиям. Всего доброго.

— Эй! А ну, стоять!

— Какой же он крикливый, — скривил губы Дмитрий.

— Ничего, может, немного мозгов наберётся, — хихикнула Анастасия.

— Это вряд ли. Такие, как он, обычно только и могут что вести себя, как крысы. Ничего в итоге делать не умеют.

— Кстати, Иван, а как ты догадался, что это он на нас пожаловался?

— Он единственный из всех, кто хорошо знает о работе нашей команды. К тому же, несмотря на то, что он стал частью гильдии, наверняка, до сих пор общается со своей семьёй. Вспомните, кто пришёл нам на помощь во время задания.

— Алексей Николаевич и… — вспоминал Дмитрий. — Точно. Румянцевы. Думаешь, они ему что-то про нас рассказали?

— Даже не сомневаюсь, — усмехнулся я. — Только вот что именно и в чём заключалась жалоба, я не знаю. Впрочем, если Ангелина Андреевна решила замять это дело, даже несмотря на то, что нажаловался на нас один из представителей её рода, значит, это не так важно. Что же, нам пора. Всего доброго, Виктор.

— Вы, мерзкие слизни! Как только я выберусь отсюда, я надеру ваши задницы! Слышите меня! Подонки. Вы мне ботинки будете целовать!

— Да, да, — усмехнулась Анастасия. — Только не описайся при нашей следующей встрече.

— Мразь!

Виктор никак не мог успокоиться. Его лексика становилась всё нецензурнее с каждым нашим шагом.

Вот тебе и благородный дом. Хех. Я даже в селе не слышал подобных ругательств. А люди так всё-таки простые. Но поприличнее, да и неинтеллигентнее, что ли. Даже обидно, что высшие чины позволяют себе подобное.

Отличная родословная, ага. Будет чему научить будущее поколение.

///

Мы прибыли на место намного раньше, чем в прошлый раз. К счастью, задание было поблизости и времени потратилось меньше.

У высоких ворот, где было обозначено место в письме, уже красовалась резная белоснежная карета. Рядом с ней, помимо кучера, стояли двое молодых людей.

Один из них был совсем юнцом. Даже младше Дмитрия. На вид лет семнадцать — восемнадцать. Судя по растерянности на лице, он был совсем новичком, в отличии, от второго.

Второй был статным мужчиной, с тёмными короткими волосами и чёлкой, которая едва касалась бровей. Взгляд хмурый и серьёзный.

У носа я заметил, родинку, такую же, как и у Анастасии. Да и по поджатым губам девушки, когда она только его увидела, я сразу понял, что это — её брат.

— Наконец-то, — грубо произнёс Роман. — Вы долго.

— Просим прощения, — с улыбкой произнёс я.

— Не стоит, — фыркнул он на мои слова. — Чего ещё ждать от команды гильдии, в которой состоят одни бездари.

Его высокомерный тон бесил. Теперь я понимал, почему Анастасия так к нему относится. Он не был похож на неё характером и вызывал с первых минут отвращение.

— Не судите о людях, которых видите впервые, — пометил я. — Вы ведь не хотите брать потом свои слова обратно, в случае чего?

Он гневно посмотрел на меня. Но ничего не сказал. Лишь самодовольно хмыкнул, просто проигнорировал мои слова.

— Это Лаврентий Павлович, — представил он своего напарника, который неловко улыбнулся и приподнял руку в качестве приветственного жеста. — А это…

Он указал в сторону окошка в карете. Но не успел он представить, как послышался тонкий женский голосок:

— Екатерина Елисеевна Ранская, — представилась девушка и с улыбкой выглянула к нам. — Рада знакомству, господа.

Я оторопел. Эти белокурые волосы. Большие голубые глаза. Курносый нос и белоснежная кожа.

Я долго вспоминал, откуда я знаю это имя. И наконец-то я вспомнил. Я знаю её из прошлой жизни. Точно! Это она.

(обратно)

Глава 13

Воспоминания были слабыми и мутными. Но этот голос я точно слышал.

Я познакомился с ней на одном из вечеров. На балу императорской семьи. Мы провели ночь вместе. И даже не одну.

Помнится, она нравилась мне. Я даже думал сделать её своей постоянной спутницей до той самой ночи. Роковой ночи, когда наша семья была признана демоническим родом.

Точно! В ту ночь я был вместе с ней, но… всё словно в тумане. Что произошло? Она явно что-то знала о том, что было той ночью.

Конечно, спросить сейчас я не мог. Однако странное совпадение. Внутри было какое-то гадкое ощущение. Но отчего? Память подводила. Никак не мог вспомнить. Ничего. Совсем.

— Что-то не так? — поинтересовалась она, заметив мой ступор и удивление.

— Нет, нет, — отрицательно покачал я головой. — Всё хорошо. Простите.

— Вы интересный человек, — усмехнулась она. — Осечь нашего капитана не каждому дано.

Она косо посмотрела на Романа, который недовольно скривил губы. Однако потом он резко выпрямился и надменно посмотрел на меня.

— Просто удивлён, что простолюдины так могут выражаться, — ядовито подметил он.

Вот же сволочь. Лишь бы что-нибудь сказать.

От каждого его слова Анастасия сильнее сжимала пальцы, переплетя их друг с другом и заведя руки за спину. Казалось, что она держалась изо всех сил. Пыталась себя огородить от скандала, чтобы не высказать всё, что накопилось.

Ну, с таким братом понятно, почему она не хотела идти. Если уж он умудряется выказать неуважение к незнакомцам, что же происходило тогда между ними?

Что-то не везёт ребятам из гильдии с семьями. Это я уже понял. Неудивительно, что они предпочли её родному дому.

— Нам нужно отправляться, — заявил Роман и открыл дверцу кареты. — Вы будете идти рядом и первыми вступать в бой, если это будет надо. Мы же будем охранять Екатерину внутри.

— Ссыкло, — шёпотом произнесла Анастасия.

— Вас что-то не устраивает, Анастасия Сергеевна? — обратился к ней брат. — Возможно, вы боитесь?

Он произнёс эту фразу с едва заметной ехидной усмешкой.

От его слов Меншикова стиснула зубы сильнее. Только она хотела было ему что-то сказать, как в их разговор вмешалась Ранская:

— Думаю, причина вовсе не в этом, — улыбнулась она. — Такая сильная и красивая девушка просто не может, чего-то бояться. Тем более из рода Меншиковых.

Видимо, она уже знала, что Анастасия — младшая сестра Романа. Успел уже рассказать о нас? Даже интересно. Значит, они всё-таки в курсе о нашей команде.

Если честно, когда я разговаривал с Меншиковой и говорил ей про то, что её брату уже всё доложили, я блефовал. На самом деле, я ничего не знал, и уж, как работают устои гильдии на самом деле мог только догадываться.

Но мои догадки были верны. Эх, интуиция снова меня не подвела.

От слов Екатерины Анастасия прямо расцвела. Сначала знатно удивилась такой защите со стороны, а потом едва заметно улыбнулась.

Её же брат, наоборот, скривил лицо от недовольства. Потом хмыкнул, ничего не ответив, и залез вместе с Лаврентием в карету.

Как только она тронулась, мы поспешили за ней.

///

— Значит, вы, действительно, обычный простолюдин? — спросила у меня Екатерина, выглядывая из окошка кареты. — Удивительно, что вы стали одним из членов императорской гильдии.

— У меня хорошие знакомые, — усмехнулся я.

— Вот как? — удивлённо изогнула бровь Ранская. — Позвольте поинтересоваться, кто же?

— Алексей Николаевич, например.

— Кожевников?! Ого. Если вы смогли получить его доверие, значит, вы, действительно, интересный человек.

— Думаю, скоро вы сами лично сможете это оценить.

— Хотелось бы посмотреть на вас во всей красе.

Я усмехнулся.

Да, когда-то и ты показывала себя во всей красе, Екатерина Елисеевна. Ох, какие горячие и бурные ночи мы проводили вместе.

Единственное, я всегда ощущал какую-то лисью хитрость с её стороны.

Нет, конечно, в каждой женщине была и загадка, и хитрость, но в ней это ощущалось очень явно. Будто она что-то вечно скрывала от меня. Даже сейчас, когда она смотрит, я прямо чувствую, что что-то не так.

Кажется? Нет. Теперь я был уверен, что интуиция меня не подводила.

Любезно продолжая беседовать с Екатериной, я почувствовал на себе чей-то пронзительный взгляд. Краем глаза я заметил недовольное лицо Анастасии, которая скрестила на груди руки и отчего-то была недовольна.

Опять её детские повадки? Что-то снова не устраивает?

— Анастасия, — внезапно обратился к ней Роман, — сделайте лицо попроще. А то не по себе становится.

— Так замотайте себе глаза, Роман Сергеевич, — буркнула Меншикова. — И не смотрите. Всё равно толку от вас особого нет.

Они смотрели друг на друга так, словно вот-вот вцепятся в глотки. Кошка с собакой, иначе я их описать не мог. Однако лезть в семейные разборки у меня не было никакого желания.

М-да. Чую будет весело. Особенно во время боя не хватало, чтобы они сцепились уже в физически, а не словесно.

Карета медленно двигалась по кривой извилистой дороге лесной чащи. Я обратил внимание, что всё чаще на дороге нам встречались лужи и слякоть.

Странно, но дождей в последнее время не было, да и погода всегда располагала.

— Тоже заметил? — подошёл ко мне Дмитрий.

— Да, — кивнул я. — Странно, что здесь так много луж.

— Может, здесь был кто-то с водной магией?

— Единственные обладатели этой стихии — Меншиковы. Нет, здесь что-то другое.

Через некоторое время карета неожиданно остановилась. А лошади истошно заржали, перестав полностью слушаться кучера.

— Что опять не так? — недовольно выкрикнул Роман. — Почему встали?

— Не знаю, сударь, — пробубнил старик. — Сейчас попробуем. Пошла!

Он хлыстал лошадей по крупу, но те ни в какую не хотели двигаться дальше. Вставали на дыбы, продолжали ржать, но вперёд не шли. Все его попытки сдвинуть карету с места были бесполезны.

— Да что б тебя… — уже злился кучер, стиснув зубы.

Я подошёл к нему и обхватил ладонью его руку. Он удивлённо посмотрел на меня.

— Думаю, они не пойдут дальше, — пояснил я.

— Это почему же?

Животные отлично чувствовали как магическую энергию, так и тёмную. Если я правильно предположил, то впереди нас уже ждали.

Только вот ощущения никакого не было. Неужели лошади всё-таки так чувствительно относятся к магии. Даже сильнее, чем мы?

— Дмитрий, Анастасия, — обернулся я к товарищам. — Оставайтесь здесь. Я схожу, проверю, что там.

— Уверен, что это хорошая идея идти в одиночку? — недовольно скрестил руки на груди Дмитрий.

— Наша задача — обеспечить безопасность Екатерине. Поэтому лучше, если вы останетесь вдвоём.

— Теперь она уже Екатерина, — тихо пробубнила в сторону Анастасия.

Я не обратил внимания на её слова и просто двинулся вперёд.

Бредя вдоль дороги, через некоторое время я, наконец-то, стал ощущать эту энергию. Тёмную, злую. Практически такую же, которая шла от демонических псов. Но здесь было нечто иное.

К счастью, я довольно далеко отошёл от остальных. Если обернуться назад, то кареты уже не было видно. Значит, я мог разойтись на полную, чтобы поскорее разобраться с проблемой.

Лишь бы никто не поплёлся вслед за мной. Иначе — крах.

Внезапно из-за кустов послышался хрип. Да, это точно были не псы. Даже не волки. Тогда что?

Есть много разновидностей демонических тварей.

Они все были похожи косвенно на животных. И каждого была своя индивидуальная черта. Но были и такие, которые не похожи ни на кого и уровень у них был соответствующий.

Если с демоническими псами можно было разобраться легко, то с этими приходилось возиться. И судя по тому, что я услышал, это были именно они.

Безымянные демоны.

Раньше, в прошлой жизни, я никогда не встречал их. Возможно, тогда их и не было на территории империи. Как, впрочем, и мертвецов. Сейчас же все эти твари вылазили из глубин ада на поверхность. И к этому явно кто-то приложил руку.

Резкий ветер. Режущий, сильный. Я моментально среагировал и отскочил назад. Вместе с ветром послышался жуткий вопль, и внезапно передо мной возник безымянный.

Да, как я и думал.

Эта тварь была в пять раз выше меня. Всё тело состояло из тёмной ауры, а глаза были похожи на два ярко-красных огонька.

На бесформенном теле виднелась пасть с острыми как бритва клыками. А на том, что едва напоминало лапы, были шипы, похожие на когти.

Взмах.

Несколько деревьев тут же повалилось под натиском сильного ветра. Меня же откинуло в сторону. К счастью, я отделался лишь несколькими царапинами.

Поднявшись на ноги, я тут же собрал вокруг себя такую же тёмную энергию и моментально запустил в демонического зверя. Ему хватило одного взмаха лапой, чтобы развеять её.

Ну и мощь.

В человеческом теле сложнее собрать большой поток такой энергии, чтобы дать хороший отпор. Поэтому я положился на свою вторую силу.

Приложив ладони к земле, вокруг безымянного появилось четыре высоких стены. Однако и этого было мало. Секунда и моя металлическая ловушка рассыпалась на части.

Демон взревел сильнее.

Кажется, мой трюк ему очень сильно не понравился.

Вот, чёрт. А он сильнее, чем в Преисподние. Или просто я стал слабее?

В любом случае нужно было быстро придумать, как от него избавиться. Найти дыру и закрыть её? Нет. Для начала надо было сковать движения монстра, чтобы он дал мне время вообще её найти.

Безымянный побежал на меня. Земля под ногами содрогнулась, но даже так я смог уклониться от его атаки.

Снова взмах и грохот.

Если он дотронется до меня, то нужно будет искать другое тело для перерождения. Нет, этого допустить было нельзя.

Я снова скопил тёмную энергию, но уже не вокруг, а в одной точке. Выпустив её из руки, в моей ладони появился демонический хлыст, который я тут же направил в сторону безымянного.

Кончик хлыста с силой ударил его по бесформенной спине. Демон взвыл. Отлично, значит, всё работает.

Когда он обернулся, я, не теряя ни секунды, снова направил хлыст в его сторону. В этот раз он обвился вокруг него и демон с грохотом упал на землю.

Свободную ладонь я направил в его сторону и прямо над его мордой в воздухе возник стальной, чёрный кол. Резко опустив руку, кол стремительно полетел вниз и возился в глаз безликого, проткнув насквозь.

Демон снова взревел. Он пытался выбраться, но не мог разорвать путы демонического хлыста.

Я же сконцентрировался и попытался почувствовать энергию от пространственной дыры.

Есть. Нашёл.

Быстро направившись туда, я понимал, что у меня немного времени. Вот-вот, и безликий всё же выберется на волю. Нужно было быстрее закрыть дыру.

Когда я добежал до неё, то времени терять не стал. Она была больше, чем в том селе, где мы сражались с псами. Но мне было под силу закрыть её.

Снова старый метод: перетягивание энергии. И снова я одержал победу. Когда пространственная дыра была закрыта, демон тут же испарился вместе с ней.

— Надеюсь, это единственная проблема, которая нас ждёт, — выдохнул я. — Нужно возвращаться.

Но я ещё никогда так не ошибался.

— Значит, это ты, — неожиданно послышался голос позади меня. — Управляешь тёмной энергией?

Я огляделся по сторонам. Но никого рядом не было. Подняв голову вверх, на ветке одного из деревьев, я увидел человека. Такого же, как в селе.

Красный плащ. Маска с демонической мордой. Снова эти сектанты? Тут-то им чего нужно?

— Ты кто? — спросил я в ответ.

— Ты довольно сильный. Может, хочешь присоединиться к нам?

— К вам? Это к кому же?

— К тем, кто скоро будет управлять этой империей.

— Хех, — усмехнулся я. — Какие громкие слова.

— В этом месте развелось, слишком много благородных домов с их стихиями. В этом мире должен быть один правитель и одна стихия.

— Вот как? Значит, хотите уничтожить все родословные семьи? В этом ваш план?

— Пойдём с нами, и сам всё узнаешь, — он протянул в мою сторону руку.

Странно, но я заметил, что голос этого незнакомца был женским. За костюмом не видно фигуры и груди, поэтому я мог лишь предположить, что передо мной девушка.

Неужели среди них есть даже женщины? Или всё-таки показалось?

— А если откажусь? — с улыбкой поинтересовался я. — Тогда что?

— Тебя ждёт погибель. Как и остальных.

— Вот как. Ясненько. Ну, — пожал я плечами, — это не так страшно.

На секунду незнакомец оторопел. В воздухе зависла тишина.

Неожиданно до уха долетело карканье ворон. Ни одной, ни двух. Стаи. Я обернулся назад.

Когда мы шли сюда, я не видел в округе ни одной. А тут целый скоп, да так внезапно. Неужели опять мертвецы? Но в той стороне карета и мои товарищи.

Вот чёрт.

— Я дам тебе время, — снова произнёс незнакомец. — Подумай над моим предложением, и у тебя будет всё, о чём ты только пожелаешь.

Ага, как же. Знаю, я такие секты. Сначала — у тебя будет всё, а потом — отдай жизнь за какого-то. Ну уж, нет, спасибо. Мне такого добра точно не надо.

К тому же если я правильно понял, что имел в виду незнакомец, то они хотят уничтожить все родословные дома. Революция? Только не это.

Как только человек в маске, который неожиданно появился передо мной, также неожиданно исчез, я поспешил к карете. Предчувствие было скверным. Очень скверным. Я бы сказал: отвратительным.

— А-а-а-а! Помогите! — внезапно услышал я крик Екатерины.

М-да. Кажется, в этот раз я не ошибся.

(обратно)

Глава 14

Карета уже была совсем близко. Я видел, как со всех сторон её окружают мертвецы, а Дмитрий и Анастасия пытаются отбиться от приближающейся напасти.

Мне оставалась пара метров. Ещё немного, и я смогу им помочь.

Но внезапно дурная мана, словно молнией пробежалась по телу. Она была совсем близко. Исходила из-под земли.

Я отпрыгнул назад, и из того места, где я был, резко вылезла рука. По облезлой синеватой коже я понял, что это снова те же мертвецы. Потом показалась вторая.

— Грах! — выкрикнул мертвец, выбравшись из-под земли.

Их становилось всё больше. Сначала один, потом второй, и вот их уже целая толпа. Они окружали со всех сторон и не давали двинуться дальше.

Использовать тёмную энергию нельзя. Я был слишком близко к товарищам. Её сразу можно было заметить.

Конечно, можно было попробовать довериться “удачи”. Может, меня и не спалил бы никто, но рисковать не стал. Решил попробовать свои возможности, как “мага-подражателя”.

Хех, может, это название за мной закрепится, и я вообще стану первооткрывателем такой магии? Жаль, что её на самом деле не существовало.

Как только мертвецы стали подходить ближе, я соорудил вокруг себя несколько стен. Те, кто успел близко подобраться ко мне, тут же получали с ноги в челюсть.

Конечно, эффекта от этого было мало. Но тоже неплохо работало, чтобы ненадолго отвязаться от них.

Уведя руку в сторону, я сконцентрировал магическую энергию вместе с демонической. Когда концентрация в одной точке достигла средней отметки, я тут же выпустил залп смешанной энергии и в ладони появилось чёрное копьё.

Ловко уворачиваясь от атак поднимающихся с земли мертвецов, я тут же находил их слабые места и вонзал наконечник в открытые части тел.

Их раны не заживали. Да и после ударов двигались они намного медленнее. Значит, смешение магии на них работало.

Отлично. Нужно было продолжать.

Убрав стену, чтобы не тратить много энергии, я стал разбираться с оставшимися. Несмотря на их количество, сами по себе они были весьма неуклюжими. Оттого мне было легче уделить внимание каждому из них.

Вороны продолжали галдеть. Подняв голову к небу, я увидел, как небольшая чёрная тучка из этих птиц, витает прямо над каретой.

Значит, скопления энергии там в разы больше.

Надеюсь, что ребятам удалось немного от них отбиться.

Как только я разобрался со всеми напавшими на меня мертвецами, то стремительно рванул к товарищам.

Остановившись около кареты, я увидел весьма занимательную картину. Пока Дмитрий и Анастасия отбивались от нашествия мертвецов, Роман вместе со своим помощником парили в воздухе.

Это ещё, что за хрень?

Под их ногами была вода, которая спокойно служила им опорой. Было похоже на летающий водный ковёр. Никогда такого не видел, ни у кого из семьи Меншиковых.

И кстати… какого чёрта они даже не соизволили помочь остальным? Даже кучера оставили и не взяли на свой ковёр-самолёт.

Я недовольно скривился и сплюнул в сторону от омерзения. Только вот, времени их осуждать у меня не было.

— Иван! — выкрикнул Дмитрий, заметив меня. — Отлично, что ты пришёл. Помоги нам!

Быстро укоротив расстояние между мной и мертвецами, я вступил в бой.

Я уже не видел остальных и лишь делал всё на автомате. Даже не думал. Просто действовал по ощущениям.

Подход сбоку — резкий взмах копьём и голова мертвеца слетела с плеч.

Подход спереди — остроконечный кол рассёк грудь оппонента, и тот замертво упал к ногам.

Сзади — уже не оборачиваясь, я со всего размаху ударил обратной стороной копья, и пока призванный с того света не успел прийти в себя, я резко обернулся и вспорол ему брюхо.

С моим приходом ребятам стало полегче защищать кучера, который вдавливался телом в карету, пока Анастасия и Дмитрий прикрывали его своими спинами.

А этот Роман и Лаврентий продолжали просто висеть в воздухе и наблюдать. Просто наблюдали за нашей работой! И всё!

Нет, я прекрасно понимал, что, возможно, это не входит в их обязанности, но всё-таки.

Если они такие сильные, то могли бы помочь дать отпор. Но нет. Решили просто постоять в стороне.

Благородные. Мерзость какая.

— Ай! — внезапно взвизгнула Анастасия.

— Анастасия! — тут же подхватил её Дмитрий. — Ты как?

— Не заметила одного. Ничего. Всё хорошо.

На плече девушки показалась глубокая рана, оставленная одним из мертвецов. Пока она пыталась остановить кровь, Дмитрий взял на себя оборону со всех сторон.

— Может, поможете? — не выдержал я, задрав голову вверх.

— Мы наняли вас именно для этого, — надменно произнёс Роман. — Вот и докажите, что гильдия существует не просто так. Что это не просто — сборище жалких отбросов общества.

Отбросов общества? Жалких отбросов? Вот ублюдок. Как у него язык повернулся такое сказать?

Во мне начали бушевать гнев и ярость. Из-за этого эмоционального коктейля я чуть не выплеснул тёмную энергию. Хорошо, что успел сдержаться вовремя и никто не заметил уже нарастающего чёрного тумана вокруг ног.

Однако из-за этой ненависти и злобы, мои удары стали точнее и быстрее. Моё копьё, словно ощущало негативные эмоции и быстро рассекало врагов, что вставали передо мной.

Через некоторое время мы разобрались со всеми. Мертвецы валились на земле так, словно куклам перерезали нити.

Увидев, что опасности больше нет, Роман вместе с Екатериной и Лаврентием опустились вниз. Я же быстро подбежал к Анастасии.

Девушка сидела на земле. Её кожа заметно побледнела, а со лба стекали холодные капли пота. Осмотрев рану, я выдохнул. К счастью, тёмной энергии было совсем немного, поэтому ей нужно было просто передохнуть. Ну и унять жар.

— Екатерина Елисеевна, — обратился я к девушке. — Разрешите, оставшийся путь Анастасии проехать с вами в карете. Ей сейчас тяжело передвигаться.

— Да, конечно! — тут же воскликнула барышня.

— С чего бы вдруг? — вступился Роман. — Если она не в состоянии идти и выполнять свою работу, то пусть остаётся здесь. Нам не нужен защитник, который ни черта не может сделать.

— Но она ведь ваша сестра, Роман Сергеевич, — проблеяла Екатерина.

— Тем более, — фыркнул он. — Мутное пятно на репутации нашего рода, нам не нужно. Пусть остаётся. Жалкий отброс.

Он посмотрел на неё с таким презрением, что я больше не мог сдерживаться.

Уж не знаю, повлияла ли на меня как-то тёмная энергия, или просто этот тип меня начал бесить, но я резко вскочил на ноги и со всей силы, пока он не успел защититься, ударил его кулаком в челюсть. От неожиданности капитан упал на землю.

Сначала он удивлённо посмотрел на меня, а потом стиснул зубы и прошипел:

— Ты что творишь, чёртов простолюдин? Уже забыл, кто перед тобой?!

Я ничего не ответил.

Лишь гневно смотрел на него. На секунду мои глаза стали ярко-красными, но тут же потухли.

У Романа вытянулось лицо, а во взгляде я увидел страх. Уверен, что он списал это на секундную галлюцинацию, но она сильно его задела. Настолько, что он больше не мог произнести ни слова.

— Анастасия рисковала жизнью, прикрывая ваши задницы, — холодно произнёс я. — А называть отбросом здесь нужно одного человека. Того, кто сейчас сидит в грязи и вместо того, чтобы помочь остальным спасался за спинами других. Защищали свою подопечную? Как же.

Я сплюнул в сторону от отвращения и снова подошёл к Анастасии.

Взяв девушку на руки, я помог ей сесть в карету.

— Спа… спасибо, — едва выговорила она.

— Молчи, — приказным тоном сказала Екатерина, сев с ней рядом. — Тебе нельзя говорить. Береги силы.

— Она права, — с натянутой улыбкой произнёс я. — Но всё будет хорошо.

Девушка улыбнулась мне в ответ.

Я же, выйдя обратно на улицу, подошёл к кучеру, который отходил от шока.

— С вами всё хорошо? — поинтересовался я.

— Д-да. Простите, просто… — мямлил он.

— Ничего, это ведь не ваша вина.

Я покосился в сторону Романа, который отряхивался от грязи.

Какой чистоплотный. Видимо, в бой не рвался, так как боялся запачкаться. Угадал?

Когда он заметил мой косой взгляд, то тут же поджал губы и высокомерно задрал нос. Недовольно цыкнув, он лишь прошипел:

— Безродные.

Ничему его жизнь не учит.

При этом ответного удара я от него так и не получил. Видимо, он только на словах такой крутой, а на деле — какой есть.

При первой встрече Анастасия дала ему очень правильную характеристику. Я был с ней полностью согласен.

Когда Роман Сергеевич и Лаврентий залезли в карету и сели напротив девушек, мы снова двинулись. Теперь мы шли рядом вместе с Дмитрием.

— Поставить на место члена благородного дома, — усмехнулся он. — Ты явно не боишься наказания, да?

— С чего бы? — удивился я. — Он такой же человек, как и мы. Наша организация независима от знатных семей. Если он ведёт себя как свинья, то следует ему указать на это.

— Услугу значит, сделал?

— Что-то вроде того.

— А что с дырой? — он кивнул назад. — Ну с мертвецами?

— Её не было поблизости, — пояснил я. — Мне удалось закрыть одну, но она предназначалась для безымянного демона.

— Безымянного демона? — удивлённо посмотрел на меня Дмитрий. — Никогда о таких не слышал.

— Скажем так, они немного сильнее демонических псов. Вот и всё. Но той дыры не хватило бы на мертвецов.

— Опять кто-то открыл и закрыл?

— Возможно. Или они просто что-то хотели, — задумчиво произнёс я.

— Что именно? Зачем им нападать на нас?

Хороший вопрос. Да ещё так быстро разобрались с мертвецами. Что-то тут было не так.

К тому же. Напали они именно тогда, когда я ушёл. Если вспомнить тот разговор с незнакомцем, то они знают, кто я.

Может, сделали это специально? Знали, что я смогу с ними разобраться.

Но зачем, им нужна была Екатерина? Или они приходили не за ней?

— Екатерина Елисеевна, — обратился я к девушке, — можно задать вам один вопрос?

Она удивлённо посмотрела на меня и кратко кивнула.

— Ваша защита как-то связана с одной из благородных семей? Например, с императорской?

Екатерина тут же поджала губы.

Роман же, услышав наш разговор, встрепенулся. Он яростно посмотрел на меня и стиснул зубы от злости.

— Это вас не касается! — рыкнул он. — Это секретное дело, и оно предназначено для правоохранительных органов!

— А почему вы это спросили? — проигнорировала она яростные крики Романа. — Думаете, это напрямую связано с нападением?

— Просто предположил, — ответил я.

— Я не могу всего вам рассказать, но… — она искоса посмотрела на гневного Романа, а потом снова обратилась ко мне. — Просто я очень хорошо знакома с бывшим знатным родом, который признали демоническим десять лет назад. Из-за этой связи мне и приставили охрану.

— Ясно.

Ага. Значит, я всё-таки был прав.

Все эти нападения как-то связаны с родовыми домами, в том числе и с моим. Только при чём тут Волконские? Никак не могут отвязаться от них? Нас истребили десять лет назад, а у них всё свербит от обиды?

Или здесь нечто другое?

Может, кто-то подставил нас, а Екатерина что-то знала об этом? Или, наоборот, кто-то пытается действовать от нашего лица? Но зачем?

Загадок становилось всё больше.

Удивительно. Никогда не думал, что буду участвовать в этих дворцовых интригах.

— Простите, — снова решил задать я вопрос, пока Екатерина была предрасположена к разговору, — но как вы с ними были связаны?

— Один из наследников был человеком, которого я сильно любила.

Ого! Вот это поворот!

А ведь я знал, что она говорит про меня. И тут такое признание. Как интересно, я даже усмехнулся. Забавно, что она так спокойно говорила обо мне, несмотря на то, что нас признали преступниками.

Ох, Екатерина.

— Кстати, — добавила она со смущённой улыбкой. — Он чем-то был похож на вас.

— Вот как, — улыбнулся я в ответ. — Интересно.

— Ну всё! — уже вскипал от ярости Роман. — Вы задаёте слишком много вопросов! Достаточно! Иначе по приезде, мне придётся вас задержать.

Какой же он всё-таки громкий.

Хотелось бы ударить его ещё разок. Ну, чтобы закрепить результат. Может, тогда успокоится и до него хоть что-нибудь дойдёт.

Хотя вряд ли. Такие, как Роман Сергеевич, обычно не меняются. Но я до сих пор не мог понять, как можно было поступать так со своей сестрой.

Отвратительный тип.

///

Всю оставшуюся дорогу, мы шли молча.

За это время на нас напали несколько раз, но то была гильдия воров, поэтому с ними мы разобрались довольно быстро.

После того случая с мертвецами, нам по пути не попалось ни одной пространственной дыры. Что говорило о том, что всё было подстроено изначально. Эти сектанты знали, что мы будем охранять Екатерину.

Значит, у них есть своя крыса в гильдии? Или в органах?

Судя по тому, что к ним причастен кто-то из благородных семей, я больше склонялся к органам. Почему-то был уверен, что вся информация утекает оттуда им прямо в руки.

Но как выяснить это наверняка?

Если я был Волконским, а не обычным простолюдином, то у меня было бы больше шансов быстрее найти источник. А так, придётся изворачиваться.

Единственный вариант, который реально мог сработать — игры, о которых говорила Ангелина.

Если наша гильдия сможет выиграть, то мы встанем на равных с благородными домами. Нас могут признать. Гильдия получит высокий статус и, таким образом, нам разрешат взяться за это дело официально.

Сейчас, как я понимал, мы не на высоком счету перед другими. Но в моё время, игры были очень значимыми перед другими семьями. Благодаря им признавалась мощь того или иного дома. И если нам дали шанс, то упускать его было нельзя.

Наконец-то мы вышли в город.

Пройдя по узким улочкам, вдоль двухэтажных домов, мы вышли к высокому зданию, окружённому забором.

Этот бежевый дом выделялся на фоне других.

Резные колонны, которые придерживали козырёк у входной двери. Небольшой цветочный сад, которым был окружён дом. Буквально, всё говорило о том, что здесь живёт дворянская семья.

Как только карета остановилась центральных ворот, кучер слез с козел. Он открыл дверь и помог спуститься Екатерине. Когда вслед вышли Роман и Лаврентий, я заглянул внутрь, чтобы забрать Анастасию.

— О нет! — увидев её состояние, вскрикнул я. — Анастасия! — я тут же обернулся к остальным. — Доктора! Срочно!

(обратно)

Глава 15

Все моментально встрепенулись.

Первой среагировала Екатерина. Она тут же побежала в сторону дома. Остальные так и продолжали стоять столбом.

Я же приложил ладонь ко лбу Анастасии.

Она вся горела.

Дыхание сбивчивое. Воздуха не хватало. С лица стекали капли холодного пота, а глаз она уже не открывала.

Я проверил её пульс. Он был, но совсем слабый. Я едва мог ощутить сердцебиение.

Расстегнув несколько пуговиц на её кофте, я надеялся, что ей будет немного легче. Но это не помогло. Посмотрев на рану, я не заметил никакой тёмной энергии. Точнее, она была, но совсем мало.

— Чёрт, — рыкнул я от злости. — Анастасия, слышишь меня? Держись. Скоро придёт врач.

Если бы всё дело было в метке, как в случае с Евгением, я мог бы быстро это предотвратить. Плевать на последствия. Но здесь было что-то другое, и я никак не мог понять: в чём причина?

Может, её организм просто пытается отторгать инородную магию? Я слышал о таком. Но это лечится весьма затруднительно и не всегда успешно.

— Только не умирай, слышишь? — всё ещё пытался привести я её в чувства.

Она лишь тяжело дышала. Продолжала ловить ртом воздух. Изо всех сил старалась не потерять сознание полностью.

Я знал, что она справится, но что делать мне? Как ей помочь?

Меня охватила паника. Впервые за столько времени. Такая сильная, что я просто не знал, куда себя деть. К счастью, в это время прибежала запыхавшаяся Екатерина вместе с тучным мужичком в очках.

— И… Иван… Я… Я привела… Врач, — пыталась отдышаться девушка.

Я быстро вылез из кареты, дав доктору пробраться к Анастасии.

— Так, так, — пройдя к девушке, осматривал её мужчина. — Что у нас здесь?

— Доктор, её ранили, — сообщил я. — На нас напали во время задания, и мертвецы…

— Мертвецы? — удивлённо обратился он ко мне. — Значит, она была поражена тёмной энергией? Хотите сказать.

— Да, — кивнул я.

— Так, так, — он внимательно рассматривал её глубокий порез. — Понятно.

Приложив ладонь к её плечу, я увидел, как его рука засияла зелёным светом. Значит, он тоже маг? Маг-целитель? Отлично, повезло Анастасии, что рядом оказался такой человек.

Но вот потом моя радость сошла на нет, когда в его глазах я увидел удивление. Потом его губы поджались, а сияние исчезло.

От его целительства Меншиковой не стало легче. Девушка продолжала тяжело дышать, периодически хрипя.

— Тёмная энергия не поразила её тело, — констатировал он. — Однако нужна операция.

— Операция? — уточнил я. — Какая операция?

— Нужно вытянуть из неё всю неродовую магию, которая попала в тело. Иначе…

— Иначе, что?

— Иначе она умрёт.

После этих слов меня словно по голове молотком ударили. Умрёт? Нет, я не могу этого допустить. Из-за этого жалкого нападения она будет страдать?

— Вы сможете, её провести, профессор Стронг? — внезапно вмешалась в разговор Екатерина.

Стронг? Так он не из нашей империи? Теперь понятно, откуда у него такая магия. В нашем мире таких людей очень мало, и чаще всего они встречались в других странах, или даже континентах.

— К сожалению, Екатерина Елисеевна, — тяжело вздохнул он. — Мне это не под силу. Но я знаю человека, который сможет это сделать. Только вот…

Он призадумался.

— Что? Не томите! — уже не выдерживал я.

— Только вот вряд ли она захочет это делать.

— Кто именно? О ком вы говорите?

— Есть тут неподалёку село, в котором живёт одна женщина. Старая женщина. Она целитель. Уж не знаю, откуда у неё такие знания в медицине, но она и мне много чего интересного раскрыла. Но она не очень общительная. Да и людей не любит. Помогает только когда захочет.

— Где её найти? Скажите, что за место?

— На границе губернии есть деревушка. Там в лесу её дом. Не любит она людей. Ох, не любит, — покачал он головой.

— Скажите, — уже начал догадываться я, о ком он говорит, — её не Людмилой, случайно, зовут?

Он округлил глаза и посмотрел на меня. Потом положительно кивнул.

— Да. А вы знаете её? Хотите сказать, — удивлённо спросил доктор у меня.

— Не то чтобы… — поджал я губы. — Я приведу её! Сколько у нас времени?

— Времени немного. Несколько дней. Я постараюсь временно помочь ей, чтобы стало легче, но сильно на это рассчитывать нельзя.

Я кивнул ему и обратился к Дмитрию.

— Нужно спешить. Если я правильно понимаю, то мы можем добраться туда за день, если своим ходом. На лошадях будет быстрее, — я посмотрел на Екатерину. — Вы не одолжите их нам?

— Да, конечно! — воскликнула девушка. — Не беспокойтесь. Пока вы будете отсутствовать, мы присмотрим за Анастасией.

— Отлично, спасибо вам.

— А ну, стоять, — гневно выпалил Роман.

Яростно посмотрев в его сторону, я уже ожидал очередного препирания с его стороны. И всё-то ему не имётся.

Вот ублюдок.

Ещё и знатный род. Ну, попробуй, что-нибудь против сказать, снова в челюсть получишь!

Уж церемониться больше не буду, особенно, когда на кону стоит жизнь одного из моих товарищей. Я не мог никого из них потерять.

— Ваша задача… — уже начал распаляться он.

— Мне плевать на мою задачу, — стиснув зубы, ненавистно прохрипел я. — Анастасии нужна срочная помощь. Даже если захотите пожаловаться, валяйте! Мне плевать! Её жизнь мне важнее, чем ваши тупые “задачи”.

— Ты — обычный простолюдин! Как смеешь…

Быстрым шагом он стал сокращать расстояния между нами. Ещё немного, и я уже был готов к атаке.

Мне хватило бы нескольких секунд, чтобы собрать вокруг себя энергию и поставить этого выскочку на место. Однако вместо меня это сделал Дмитрий.

Он вытянул свою раскрытую ладонь в сторону Романа. Рука начала искриться. Предплечье обвивали змеевидные молнии. А лицо Дмитрия было мрачным, жутким. Даже я удивился его реакции.

— Сделаете ещё шаг, — холодно произнёс он. — И я лично позабочусь о том, чтобы род Литниковых объявил войну Меншиковым. Благодаря вам.

— Хах! — усмехнулся Роман, но я заметил, как он напрягся и слегка испугался. — Кто послушает наследника, который служит гильдии?

— Хотите проверить? Не советую.

От его ужасающего голоса кожа Меншикова покрылась мурашками. Он остолбенел и даже сглотнул слюну от такого заявления.

Да, даже спокойного Литникова вывел из себя.

А ведь это не так просто сделать. Ну теперь он точно успокоится, хотя бы на время. Всё-таки объявить войну другому роду вот так, это считай — измена своей семье. Ведь все решения принимаются на совете.

Однако мне тоже, казалось, что Дмитрий блефовал. Те, кто уходит служить в гильдию, уж не считаются наследниками. Поэтому вряд ли что-то из этого вышло.

Но он был таким уверенным. Даже я купился.

Когда Роман, наконец-то, успокоился и отступил, мы с Литниковым быстро отцепили лошадей от повозки. Кучер Екатерины подал нам удила. Когда мы подготовили их к отъезду, то тут же отправились в путь.

— Не хило ты его осёк, — усмехнулся я, когда мы с Дмитрием отъехали от усадьбы.

— В смысле? — непонимающе уточнил он.

— Я про войну с родами.

— Я не просто так это сказал, — холодно заявил он. — В отличие от других домов, у Литниковых быть членом гильдии — это почётно. Неважно какими методами ты защищаешь свою родину, главное — не позориться. Поэтому я всё ещё являюсь наследником рода.

— Даже так? — удивился я. — Не знал.

— Откуда же тебе знать? — усмехнулся он. — Ты ведь простолюдин. Неудивительно.

Ах. Ну да. Я же простолюдин.

Постоянно про это забываю. Из-за всех воспоминаний, которые начинают потихоньку всплывать из прошлой жизни, ощущение, что я всё тот же Сашка Волконский. Балагур, дебошир и любитель прекрасных женщин. Ну и, наследник рода, кончено.

Странно чувствовать себя в теле свинопаса, который зачастую знает больше других. Даже странно, что меня ещё не спалили. Хотя вот, у Дмитрия, кажется, уже закрадываются подозрения.

Постоянно шутит про книги. Ну, пока напрямую вопросов не поступало, я был спокоен.

— Ты ведь знаешь куда дальше? — уточнил у меня Дмитрий.

— Да. Эти двое нас быстро домчат, — кивнул я в сторону лошадей.

— Хорошо. А как ты будешь уговаривать ту женщину? Ну, если она такая… нелюдимая.

— Пока не знаю. Но сделаю всё, чтобы она помогла Анастасии.

///

К вечеру мы уже были около деревни.

Я примерно знал, куда направляться, поэтому мы пошли напрямик. Но как только мы вошли через главные ворота, нас тут же встретил маленький лысый мужчина.

— Стой! Пррр! — выкрикнул он, подняв руки вверх. — Кто идёт?

— Простите, нам очень надо проехать, — с улыбкой ответил я ему. — Пропустите нас. Пожалуйста.

— Хм, надо всем, — насмешливо ответил он и провёл пальцами по своим густым усам. — А вы куда? Вижу, из гильдейских вы.

— Да, вы правы. Мы из имперской гильдии. Прошу, нам очень нужно спешить.

— Так, всем нужно, — продолжал он. — Но не все проходят. Уходите отсюда. Не нужны нам тут проблемы.

— С чего вы решили, что мы доставим вам проблемы? — влез Дмитрий. — Мы просто ищем одного человека.

— Человека? Кого ж это? — удивлённо вскинул он бровь.

— Людмилу, — снова вклинился я в разговор. — Знахарка. Она…

— Есть такая, — перебил меня мужичок. — Но нам проблемы не нужны. Уходите.

— Послушайте! Нас товарищ сильно ранен. Ему нужна помощь. Только она может…

— Это она может, — кивнул он. — Но нам проблемы…

— Не нужны, мы поняли.

Я уже начинал заводиться.

Этот мужик только одну фразу, что ли выучил? Постоянно талдычит её, словно попугай. Нет, если мы ещё потеряем время, то это может плохо сказаться на здоровье Анастасии.

Нельзя этого допустить.

— Кстати, вы вообще кто? — поинтересовался я. — Староста деревни?

— Нет, — почему-то радостно произнёс он и поправил свои сползающие с большого брюха штаны. — Заместитель его. Староста в отъезде. Меня главным назначил. И наказал: никого не впускать, ведь проблемы-то нам не нужны.

А. Теперь понятно, что его так заклинило. Главный ему приказал так отвечать. Что ж, проблемный мужик нам попался.

— Поверьте, мы ничего не сделаем, — уверял я его. — Нам просто нужна Людмила.

— Это кому я там нужна?! — внезапно послышался старческий голос позади. — Чего опять от меня хотят эти пресловутые рода?

Мы с Дмитрием обернулись назад.

Перед нами стояла статная женщина. С виду и не скажешь, что это старуха, которой уже почти сто лет, если не больше. На её гневном и сердитом морщинистом лице скривились губы. Седые волосы были собраны в пучок, а бирюзовые глаза с прищуром были направлены на нас.

— А! — воскликнула она. — Гильдия. Ещё лучше.

— Людмила Афанасьевна, — сразу признал я её. — Вы-то нам как раз и нужна.

— Ничего не нужна! — рявкнула она. — Елисей, прогони их! — обратилась она к тучному мужчине.

— Так, я и пытался. Говорил, что проблемы не нужны, а они не уходят.

— Так, ребят наших позови, пусть вытурят этих двоих, — фыркнула она недовольно.

— Подождите, Людмила, — я резко спрыгнул с лошади и подошёл к ней. — Пожалуйста, выслушайте меня. Нам очень нужна ваша помощь.

— Всем нужна. Не ты первый, не ты последний. Брысь, сказала! — рыкнула она на меня. — А то жалобу накатаю в твою гильдию. Скажу, что приставал.

— При…ставал? — недоумевал Дмитрий, оценивающе глядя на старушку.

— Да чёрт вас гильдейских знает, что у вас на уме!

— Послушайте! — снова попытался я перевести на себя внимание. — Людмила, просто выслушайте меня. Прошу вас.

— Не хочу тебя слушать. К чертям ты мне не сдался! — продолжала гневиться на меня женщина. — Иди проси помощи у других. У родовитых домов, например. От меня отстань. Я давно не занимаюсь помощи знатным.

— Тогда помогите мне. У меня нет рода. Нет званий. Я обычный простолюдин!

— Как же. Пой мне эти песни, мальчишка!

— Но он говорит правду, — вступился Литников. — Он, правда, не относится ни к одному дому.

Людмила задумчиво посмотрела на меня. Оглядела со всех сторон. Будто оценивала, не иначе.

— Чем докажешь? — презрительно спросила она.

Блин, вот, правда, чем доказать? Показать, как я за свиньями ухаживаю? Или как дрова колю? Может, как в поле похаю?

Что за глупый вопрос?

И вот что мне делать? Времени-то, совсем не было ей что-то доказывать. Насильно привести её в поместье? Так, она же из вредности ничего делать не станет.

Да, всё-таки она, как была вредной, так ей и осталась. Но мне нужно было быстрее придумать, как уговорить её пойти с нами. Если так продолжиться, то Анастасия…

Нет. Я даже думать об этом не мог. Я всё равно сделаю всё, чтобы она выжила. Даже снова на ферме вкалывать начну, если это будет нужно.

— Ну. Так что? — уже ехидно спросила у меня Людмила. — Не можешь доказать? Тогда пошли вон отсюда, — она гневно зыркнула на Дмитрия. — Оба! Не нужны нам тут родовитые.

— Хотите сказать, что готовы нас прогнать, даже если от этого зависит чья-то жизнь? Вы можете спасти человека, но просто отвернётесь и пройдёте мимо? — уже более спокойно спросил я. — Тогда, хорошо. Мы уйдём. Но смерть будет на вашей совести.

— Ой, не надо мне тут “ля-ля” о совести! — рыкнула она на меня. — Уже были те, кто меня совестью попрекали.

— Но всё ж, — внезапно вступился нас Елисей. — Людмила, если помощь нужна, то ты б помогла. Всё ж одно дело, когда воры какие или денег хотят, а тут, если жизнь на кону, то…

Не успел он договорить, как его внезапно прервал чей-то пронзительный крик. Он шёл со стороны леса, откуда неожиданно выбежала молодая женщина.

(обратно)

Глава 16

— Помоги-и-ите! — приподнимая подол платья, чтобы легче было бежать, выкрикивала женщина.

Судя по её испуганному лицу и многочисленным ссадинам с ранами, на неё напали. Снова демоны? Или же обычные дикие звери?

— Что случилось, Марина?! — удивлённо выкрикнул Елисей.

Женщина подбежала и едва устояла на ногах. Я подхватил её на руки. Заметив мою одежду, она удивилась, а потом, вытаращив глаза, посмотрела на меня.

— Гильдия? Вы же из гильдии? Помогите! — затараторила она. — Прошу вас. Это… это…

— Успокойтесь, — произнёс я. — Поясните, пожалуйста, что произошло?

— Я пошла за травами в лес, и на меня напали.

— Кто?

— Они были на четырёх лапах, похожие на волков, но их тела… они, будто из дыма были сделаны.

— Снова демонические псы? — предположил Дмитрий.

— Похоже на то, — кивнул я.

— Там… там… Вера… — уже всхлипывая, едва произнесла женщина. — Помогите!

— Кто-то остался в лесу?! — воскликнул Литников и тут же устремился в сторону леса, не дождавшись ответа.

Передав Марину в руки Елисея, я побежал за ним.

Не успели мы забраться вглубь лесной чащи, как внезапно я почувствовал тёмную энергию. Совсем близко. Они были прямо рядом с нами.

— Стой, Дмитрий! — выкрикнул я в сторону товарища.

— Времени нет, мы должны…

Не успел он закончить мысль, как неожиданно мы услышали женский крик. Почему-то эта ситуация мне совсем не понравилась. Было какое-то неприятное ощущение. Мерзкое, противное.

Однако мы всё равно поспешили туда.

Как только мы с Дмитрием оказались на месте, то увидели, как вокруг женщины собралась стая демонических псов. Их было не так много, но вместо того, чтобы нападать, они просто стояли и рычали.

За то время, пока Марина бежала до нас, а мы искали Веру, они уже давно должны были растерзать девушку. Или хотя бы оставить на ней следы укусов.

Конечно, она держала в руке деревянную палку, но вряд ли это надолго могло бы их задержать. Почему они так странно себя вели?

— Иван! — вытянул меня из размышлений Дмитрий.

Я обернулся на него и, сразу поняв его мысли, молча кивнул.

Мы бросились на демонических псов. Благодаря молниям и чёрной стали, мы разобрались с ними быстро. Они, конечно, пытались отбиваться, только вот попытки были слабыми и жалкими.

Хватило всего нескольких ударов, чтобы приструнить эту шоблу. Они исчезали от нашей силы быстрее, чем в прошлые разы. Испарялись от малейшего соприкосновения с магией.

Почему?

Ощущение, что это были всего-навсего щенки, которые ещё толком не пропитались тёмной демонической энергией.

Да и вот что странно. После того как они все исчезли, тёмная энергия полностью пропала. Пространственной дыры не было поблизости. Никакой. Я даже не почувствовал, как именно она захлопнулась. Не смог и мимолётной энергии уловить. Хотя бы той, которая испарилась.

Откуда она шла? Где была? Я не успел проанализировать и ощутить. Такое ощущение, что её и не было вовсе. Но ведь так же не бывает. Откуда-то они должны были черпать силу.

Что за дела?

— Вы в порядке? — тут же поинтересовался Дмитрий, подойдя к женщине.

Она опустилась на землю, тяжело дыша. На глазах застыли слёзы, а руки и ноги были лишь испещрены царапинами, которые были безобидными и не наносили особого вреда здоровью.

— Д-да, — пытаясь восстановить дыхание, произнесла она. — С-спасибо вам.

Я огляделся по сторонам и пытался уловить хотя бы слабый поток тёмной энергии. Ничего. Эта ситуация меня сильно напрягала. Что-то здесь было нечисто. Слабые псы, которые не нападали; закрытая пространственная дыра.

Нет, конечно, была вероятность, что она могла закрыться сама собой, так как не получила достаточно силы в этом мире. Но это была лишь теория.

— Что-то не так, Иван? — обратился ко мне Дмитрий, заметив моё недоумение.

— Нет, всё хорошо, — решил я не сообщать о своих размышлениях. — Нужно помочь девушке добраться обратно до деревни.

Литников кивнул и помог девушке подняться с земли.

Мы двинулись назад.

Ощущение что, что-то не так, и что-то мы упустили, не покидало до самых ворот. Опять это немыслимое предчувствие, которое сдавливало и не давало спокойно размышлять.

Когда мы вернулись, нас встретил заместитель старосты, который тут же помог Вере добраться до одного из домов. Там их уже ждала Людмила, которая оказывала первую помощь Марине.

— Вера! — воскликнула Марина своей знакомой, сидя на кровати. — Я так рада, что с тобой всё хорошо, — она улыбнулась и посмотрела на нас. — Спасибо вам.

— Не стоит, — сразу ответил я.

— Это их основная обязанность, — фыркнула старуха, копошась у стола со склянками.

— Баба Люд, ну зачем ты так? — недовольно поджала губы Марина. — Они же всё-таки помогли.

— И это не значит, что могут рассчитывать на мою помощь!

— Какую помощь?

Женщина тут же замолчала, недовольно скривив губы.

— Наша знакомая при смерти, — пояснил я. — И ей срочно нужна помощь.

— Правда?! — Марина недовольно посмотрела на Людмилу. — Почему ты не хочешь им помочь?! Они же…

— Она права, — внезапно заговорила Вера, которая всё это время отмалчивалась. — Нечего помогать благородным.

— Вера! — воскликнула в ответ подруга. — Как ты можешь?! Они же тебя спасли?!

— И что теперь? — надменно произнесла в ответ Вера. — И без них бы справились.

Вот теперь эта ситуация начинала мне, не нравиться ещё больше.

Не только потому, что Вера так выразилась в наш адрес, но и потому что на секунду я почувствовал тёмную энергию. Не свою, чужую. Ровно в тот момент, когда заговорила девушка, ощущение этой чёрной магии буквально молнией пронеслось по телу.

Почему?

Если бы она ей обладала, то я смог бы это уловить сразу. Но она только скользнула, когда та испытала агрессию. Может, показалось?

— Нельзя так! — продолжала с ней спорить Марина. — Они помогли нам, и мы…

— И мы никому ничего не должны! — настаивала на своём Вера.

Снова эта энергия.

Искрой. Ярко и мимолётно.

Я прищурившись внимательно посмотрел на Веру. В её взгляде не было злобы или обиды. Что тоже наводило на определённые мысли. В них был холод. Обычный, безэмоциональный.

Для простой сельской девушки такое было, мягко сказать, странно. Я видел их. Общался. Когда они чем-то недовольны, кого-то хают, обычно это происходит на эмоциях.

А тут ничего.

Дмитрий заметил моё прикованное внимание, но ничего не сказал. Промолчал, будто и без слов меня начинал понимать. Немного пугало, но, с другой стороны, я бы хотел верить, что он доверяет мне.

— Ах ты ж, собака безлапая! — ругнулась Людмила. — Не хватило.

Она взяла одну из склянок и заглянула внутрь.

— Нет, не хватит, — вздохнула она и поплелась к выходу. — Верка, пошли со мной. Твои раны тоже обработать надо. Идти можешь? Ноги не отказали?

Она сказала это с ехидной усмешкой. Но Вера среагировала на это спокойно и просто кивнула в ответ.

Когда они вышли за порог, я проводил их взглядом и всё думал об этом странном чувстве.

Что же это было?

— Простите их, — неожиданно начала извиняться перед нами Марина. — Бабка Людмила всегда такая. А вот от Веры я не ожидала. Всегда такая спокойная, милая и благодарная.

— Хотите сказать, что это на неё не похоже? — поинтересовался я.

— Да. С ней явно, будто что-то не так. Я даже не узнаю её в последнее время. Она так резко изменилась. Стала холодной, замкнутой.

— И давно она такой стала?

— Несколько дней назад. Вернулась из леса как-то и не узнать стало. Будто что-то стряслось.

— Она изменилась только в эмоциональном плане, или ещё что-то странное появилось?

— Вопросы стала задавать. Очень странные.

— Какие, например?

— Про бабу Люду, — пожала она плечами. — Странно, она её давно знает. Я даже удивилась, когда она спросила про её магию и целительство.

— А они общались эти два дня? — в голове сразу начали созревать подозрения.

— Нет, — мотнула она головой. — Людмила очень нелюдима и нечасто приходит в наше село. Сегодня только первый день как.

— Она спрашивала: где она живёт, или что-то в этом роде.

— Да, интересовалась. Но Людмилы и дома не было, когда я проводила Веру. Не застали мы её тогда. Странно даже. Вроде она говорила, что ученицей её стать хочет.

— Ученицей, значит? Понятно, — я повернулся к Литникову и шепнул ему: — Дмитрий, проследи за Мариной, чтобы ей хуже не стало.

— А ты чего?

— Есть у меня одно дурное предчувствие. Очень дурное. Прослежу-ка я за Людмилой и Верой. Не нравится мне всё это.

— Что опять подозреваешь?

— Пока ответить не могу. Но… с той тёмной энергией в лесу тоже было что-то не так. Потому и хочу кое-что проверить.

— Уверен, что один справишься?

Я кротко кивнул.

— Тогда будь осторожен. У нас и так времени немного.

— Да. Конечно, — я повернулся к Марине. — Прошу простить, мне нужно откланяться. Поправляйтесь.

— Да, спасибо вам ещё раз, — кивнула она, и я покинул дом.

К счастью, Вера и Людмила недалеко успели уйти от деревни. Я быстро смог найти их и проследовал так, чтобы они меня не заметили.

Прямо шпионские игры какие-то.

Каждый раз приходилось прятаться за широким стволом дерева, чтобы они меня не обнаружили. Хотелось сделать всё по-тихому. Ведь если я прав, то мне нельзя было спугнуть Веру.

Через некоторое время, в глубине лесной чащи, женщины привели меня к ветхому дому. Он был уже совсем старый, перекошенный. Даже ступени порога противно скрипели, покрывшись мхом.

Прямо как в сказках про колдунью и её избушку.

И как здесь может жить одна из родовитых домов? Я видел разных знатных персон, но никто из них даже подумать не мог о том, чтобы жить в такой глуши.

Ей же было всё равно.

Эх, я даже почувствовал с ней родственную связь в этом плане. Но только разница у нас была в том, что такую жизнь я не выбирал. А её всё устраивало. Она сама ушла из своей семьи.

Но только вопрос: почему?

Когда я медленно приблизился к дому, то сначала ничего не мог услышать и понять. В мутном окошке, которое не протирали несколько лет, и давно покрывшееся пылью и паутиной, я ничего не смог разглядеть.

Ну, блин, и хозяйка называется. Я понимаю, что в особняке всё делают слуги, но можно было бы уже давно привыкнуть к ручному труду.

Неожиданно я услышал грохот. Звонкий и отчётливый звон стекла. Потом глухой стук и крик.

Я тут же рванул в места и побежал к главному входу.

Резко выбив закрытую на замок дверь, я тут же влетел в небольшую комнату. И то, что я увидел, ввергло меня в ступор.

Вера стояла над Людмилой, свисая над ней с ножом. Женщина сдерживала её как могла. Я даже удивился, как откуда у такой старушки сила.

Недолго думая, я тут же схватил первую попавшуюся под руку корягу и ударил Веру. Она отлетела в сторону, ударившись о стол, что стоял рядом.

— Людмила, — быстро помог я подняться женщине. — Уходите отсюда.

— Она… она… — не могла толком выговорить Людмила.

— Быстро!

Женщина послушала меня и поплелась к выходу. В это время Вера уже поднялась на ноги.

Как? Я думал, что она отключилась после такого удара. Коряга-то была железной. Несмотря на то что я сдерживался, удар всё равно был сильным. Тогда как?

Но когда я взглянул в её глаза, то тут же всё понял.

Помимо тёмной энергии, которая уже сочилась из тела девушки, я заметил красные глаза. Они были точно таким же, как и у меня, когда моё тело переполняла демоническая энергия.

Один в один.

Неужели она выходец из Преисподнии? Так и знал, что с ней что-то не так. Но чтобы такое.

— Так, ты, — хрипло, не своим голосом произнесла Вера, — тоже необычный. Я чувствую в тебе нечто родное. Кто ты? — её губы расплылись в ужасающей улыбке.

— Лучше скажи, кто ты? Или точнее, что ты такое?

— А ты догадайся, — она залилась дьявольским смехом.

От её реакции даже у меня мурашки пробежали по телу. Какая омерзительная картина.

Как только она успокоилась, то тут же набросилась на меня. Сила у неё была просто невероятная. На слабую девушку она уже точно не походила.

Я отбросил Веру от себя ногой, и она впечаталась в стену, но снова быстро пришла в себя.

— Ты демон или человек? — снова спросил я.

Ответа не последовало.

Она продолжала улыбаться, пока внезапно не приподняла руки, и из-под пола стал появляться дым. Чёрный, плотный. Он валил из всех щелей между слегка прогнившими досками.

Чёрт. Я понимал, что это её сила. Но что она собирается сделать? Что за хрень такая?

(обратно)

Глава 17

Чёрный туман, призванный Верой, стал обвиваться вокруг моих ног.

Хах, жалкая попытка остановить меня.

Но должен признать, энергии у неё хоть отбавляй. Неужели это она и призвала тех псов, а потом захлопнула дыру? Но если верить словами Марины, то странное поведение у Веры началось несколько дней назад. Может, в неё кто-то вселился?

Если так, то дела плохи. Я не знал, как высвобождать чёрную энергию из человеческого тела. Точнее, не так. Я никогда с таким не встречался.

Что ж, всё бывает в первый раз.

— Я хочу тебя, — улыбалась она. — Иди ко мне.

Фига себе, признание. Ну, спасибо. Только вот, я, пожалуй, откажусь. Как-то не особо хочется в объятия ненормальной особы, которая, к тому же ещё и одержимая.

Когда я проверил, что Людмила покинула дом, а мы с Верой остались наедине, я тут же выпустил свою тёмную энергию. Демоническая аура тут же отбросила от меня магию Веры.

Девушка не смогла удержаться на ногах от такой концентрации силы. Её откинуло назад. Несмотря на то что я мог собрать вокруг себя сгусток гораздо больший, чем у моего оппонента, тело всё равно выдерживало только часть. Если дать ему ещё больше, то его могло разорвать. Это и было пока моим барьером.

Сомкнув на секунду глаза для концентрации, когда я их открыл — они окрасились красным цветом. Это был не просто знак демонической энергии, они давали мне больше. Благодаря им, я наконец-то смог увидеть, что внутри тела Веры что-то есть. Что-то инородное. Оно явно было из Преисподней.

— Значит, ты, действительно, захватило тело бедной девушки, — усмехнулся я. — Как печально. Даю тебе шанс выйти из неё, пока не стало хуже.

— Хе-хе, — поднимаясь на ноги, ехидно усмехнулась Вера. — Правда? Что же ты мне сделаешь? — она раскинула руки в стороны. — Убьёшь? Тогда придётся убить и её.

— Повторяю свой вопрос: что ты такое?

— Просто сущность, которую позвали к вам.

— Сущность, которую позвали? — я нахмурился. — Кто позвал?

— Люди, какие же вы слабые, — снова захихикала она. — Ради власти и признания готовы сотрудничать даже с врагами, лишь бы выиграть. Ваша гниль даже ужаснее, чем тех, кто живёт в Преисподние.

— Я не понимаю, о чём ты?

— Меня призвали, чтобы убить какую-то старуху. Только для того, чтобы человек смог осуществить свои планы.

— Какие планы? Какой человек?

— А мне не без разницы. Я пришёл сюда убивать за награду быть в этом мире. А уж кого, мне без разницы. Детей, стариков, женщин или мужчин, — она пожала плечами. — Всё одно. Для меня нет различий.

— Омерзительно.

— Кто бы говорил, — она указала пальцем в мою сторону. — Сам-то? Пользуешься нашей силой, чтобы нас и истреблять? Не слишком ли двулично для полудемона?

— Полу… демона? — удивился я. — Что это значит?

— Ты глупый, что ли? — рассмеялась она. — Не понимаешь, почему ты всё ещё не умер? Никому из живых не удаётся долго держать в себе такой сгусток тёмной энергии. А уж тем более, пользоваться ею. Ты единственный кого я знаю.

— А ты тогда, что?

— Я? — она задумалась. — Ну, точно не полудемон. Это тело долго не протянет, поэтому я обязательно найду себе новое. Поэтому… мне всё равно, что с ним будет.

Туман, который она вызвала, стал плотнее. Он распространился во всей комнате и перегородил обзор. Но я продолжал всё видеть. Уже совсем мутно, но всё-таки мог различить её силуэт.

Она попыталась обойти меня сзади, и тут же получила локтем в живот. Девушка согнулась и вскрикнула

Ну и, кто ещё здесь глупый?

Как только она отвлеклась, я тут же, не теряя ни секунды, ударил коленом в челюсть. Нельзя было её убивать, но и оставлять в таком состоянии тоже. Нужно было что-то придумать, чтобы достать из тела Веры демона.

Не обращая внимания на боль, девушка схаркнула кровь в сторону и снова понеслась на меня. Я увернулся от её атаки, оказался сзади и схватил за руку. Вывернув её, Вера упала на пол и пыталась вырваться из моей хватки.

Только сейчас мы были на равных.

Я надавил на её спину коленом, чтобы легче было применить против неё магию. Видимо, она сразу это почувствовала.

— Сволочь! — прошипела она. — Что ты хочешь сделать?

— Попробовать то же самое, благодаря чему я стал таким, — я загадочно усмехнулся.

— Чего?! Что ты делаешь?! — не понимая, выкрикивала она.

— Сейчас увидишь.

Я положил ладонь к её затылку. Несмотря на то что она всячески вырывалась, я смог сконцентрироваться. Закрыл глаза и попытался вытянуть из неё всю тёмную энергию, которая пропитала тело.

Точно так же, как и с Евгением, энергии стали смешиваться. Только в этот раз было гораздо сложнее. Всё-таки это не просто аура или сгусток магии, а осознанный организм из Преисподней.

В том мире сделать подобное было легко.

Всё-таки тело успело привыкнуть к атмосфере, которая была там. Даже больше. Она слилась с ней. Здесь всё намного сложнее. Но я рискнул.

Была вероятность, что не выдержу, но девушку нужно было спасти любой ценой. Даже если мне самому придётся отправиться на тот свет.

— Нет! — завертелась Вера. — Отпусти меня! Мразь! Тварь! Слезь с меня!

Я не отвечал ей, продолжал держать и вытягивать энергию. Сначала просто магию, а потом резкий хлопок. Время словно остановилось. На секунду показалось, что весь мир перестал двигаться.

Потом резко вокруг нас с Верой сформировался поток, в центре которого были мы. Столб чёрного ветра устремился вверх. Он пробил крышу и взмылся в небо.

Я слышал, как оконные стёкла трескались и разбивались вдребезги. Пол под ногами начал разрушаться. Вся мебель отлетала в сторону, не выдерживая режущего порыва.

До уха долетело какое-то щёлканье. Приоткрыв глаза, я увидел, как в ветровом потоке искрятся алые и зелёные молнии.

— Ублюдок! — снова истерично выкрикнула Вера.

Но через несколько секунд стихла. Вся тёмная энергия перешла в моё тело. Было невыносимо больно. Ощущение, словно меня заживо сжигают на костре. Я думал, что не выдержу этого. Казалось, что вот-вот и отправлюсь снова на тот свет.

Опять Преисподняя? Нет. Не хотелось бы снова печься в этом аду, набираясь сил от других демонов.

Я стиснул зубы, пытался вынести это всё. Сердце бешено колотилось, руки покрылись волдырями. Теми самыми, которыми было покрыто тело Сергея.

Такой большой и зловещий сгусток стал пожирать меня изнутри.

Но я не мог сдаться. Не буду. Я должен был вытерпеть это.

Снова игра в перетягивание каната. Только в этот раз на кону стояла моя собственная жизнь. Едва я ощутил, как внутри всё бурлит, кишит от невыносимой силы, как неожиданно всё прекратилось.

Поток исчез. Половина дома была уничтожена. Крыши не было. Окон тоже. Половина мебели была разгромлена, не говоря уже о склянках, которые были у старухи.

Вера лежала неподвижно, будто замертво.

Нет, она не могла умереть. Я же вытянул из неё этого демона?

Тяжело дыша, я уже хотел было дотронуться до неё, чтобы проверить пульс, но сил не было. Из меня будто высосали всё до последней капли. Ноги ватные, а голова тяжёлая. Руки онемели, как и тело, которое тут же повалилось рядом с девушкой.

Последнее, что я помню, это — её бледное лицо, чей-то приглушённый крик. Потом всё начало сплываться в единую картинку. И темнота.

///

Через сколько времени я очнулся, сказать не мог.

Голова гудела, как после пьянки. Я медленно приоткрыл глаза и сразу прищурился от яркого света.

Несколько раз похлопав глазами, я мотнул головой и приподнялся. Когда я смог сфокусироваться, то увидел, что нахожусь в доме. Обычном, сельском.

Спасибо, что живой.

Судя по столу, на котором было какие-то склянки, а в воздухе витал аромат лечебных трав, здесь явно побывала Людмила.

Внезапно дверь со скрипом приоткрылась. На пороге показался Дмитрий.

Никогда не думал, что буду ему так сильно рад.

— О, Дмитрий, — хрипло произнёс я. — Рад тебя видеть.

Во рту было сухо, словно я не пил неделю. Губы слипались, а горло жгло.

— Это я должен говорить, — подметил Литников. — И ты чего встал? Ложись обратно.

— Мне уже немного легче, спасибо, — продолжал я хрипеть.

— Сейчас подожди.

Он вышел обратно на улицу, а вернулся уже с братиной. Протянув мне её, я сделал несколько глотков холодной воды. Это было непередаваемо. Наконец-то я снова ожил.

— А теперь, — он пододвинул к себе табурет и сел напротив моей кровати. — Рассказывай.

— Что рассказывать? — включил я “дурочка”.

— Ну, как что? Что произошло в доме Людмилы? Когда мы пришли, вы с Верой были без сознания, а дом развален. Чувство, что там ураган прошёлся.

Ну, по сути, так оно и было. Только был это поток тёмной энергии.

— Ах, — вспомнил тут же он. — Ещё мы видели столб чёрного вихря. Что это было?

— Сам не знаю, — пожал я плечами. — Я сражался с Верой, так как она была одержима, а потом выключился.

— Вот так просто?! Взял и выключился?!

— Ну… да. Как, кстати, она? Жива? С ней всё хорошо?

— Жива-то она, жива. Вот только ничего не помнит. Для неё несколько дней, будто из памяти стёрли. Очнулась вчера только.

— Только вчера? — удивился я. — Стоп. А сколько прошло времени с тех пор, как я тут лежу?

— Уже несколько дней, — пожал плечами Дмитрий.

— Нет…

Внезапно я вспомнил про Анастасию. Меня охватил страх.

Несколько дней?! Значит, мы опоздали?! Нет, нет. Только не это.

Я моментально вскочил на ноги, но почувствовал головокружение. Меня зашатало, а Дмитрий, вскочив с табурета, тут же помог мне сесть обратно на кровать.

— Совсем дурак, что ли?! — рыкнул он. — Тебе нельзя так резко вставать.

— Нет… Анастасия… — чувствуя, как по голове, словно молотом ударяют, лишь смог выговорить я.

— Успокойся, — начал успокаивать меня Литников. — С ней всё хорошо. Во всяком случае Людмила так сказала.

— Что?! — я округлил глаза. — Откуда она знает?

— Когда мы пришли на место и вытащили вас оттуда, она долго молчала. Не произнесла ни слова. Про нападение рассказала нам только потом, когда вас подлечила. Сказала, что если бы не ты, неизвестно, чтобы было. Начала мне говорить, что впервые видит такого благородного, — он усмехнулся.

— А ты что?

— Рассказал правду. Что ты простолюдин и никакого отношения к родовым семьям не имеешь. Она знатно удивилась, с учётом того, что ты состоишь в императорской гильдии. Ну и согласилась.

— С чем?

— С тем, чтобы помочь Анастасии. Мы поехали к ней в тот же день, пока ты тут лежал. Она сказала, что поможет провести операцию, но шансы невысоки, — он произнёс последнюю фразу с тяжёлым вздохом. — Мне сказали отправляться обратно к тебе. Екатерина очень переживала за тебя, когда я сказал, что ты в отключке.

Несмотря на то что с операцией Меншиковой было ничего не известно, я всё же почувствовал облегчение. На самом деле Рахманова всегда говорила так, а, по итогу, у неё не было ни одного пациента, который умер бы от её непрофессионализма.

Она была кудесницей. Я это знал. Поэтому и верил в неё.

— Хорошо, — я снова прилёг. — Рад, что она согласилась.

— Но гарантий нет, — снова отметил Дмитрий.

— Ты просто её не знаешь, — улыбнулся я. — Она не такая слабая, как может показаться на первый взгляд. Думаю, справится.

— Так, а ты? Не хочешь рассказать правду?

— Я же уже рассказал. Воспользовался магией. Тут пуф и вихрь. А потом выключился.

— Ну, да? Думаешь, я тебе поверю?

— Разве стал бы я врать?

Нет. Ну это правда. Просто недоговаривал чуть-чуть, вот и всё. А подробности ему всё равно знать необязательно.

— Ну ладно, — скрестил он недовольно руки на груди. — Предположим, что так оно всё и было. Сделаем вид, что я тебе поверю.

— Не будь таким подозрительным, Дмитрий, — снова улыбнулся я. — Разве я могу лгать?

Он ничего не ответил. Лишь молча опустил руки и направился к выходу.

— Ладно, я пойду. А ты отдыхай пока. Как станет лучше, сразу отправимся назад. Надеюсь, больше не вляпаемся ни во что по дороге.

Он произнёс последнюю фразу и искоса посмотрел в мою сторону. Блин, вот я что ли, в этом виноват? Не я же открываю эти дыры. Нет, конечно, со стороны было довольно странно, что мы постоянно попадаем в подобные неприятности. Но всё же.

Я лишь широко улыбнулся ему в ответ и неловко почесал затылок напоследок. Как только Литников вышел, я тут же выдохнул и оглядел свою руку.

Ни шрамов, ни волдырей, ничего не было. Рука как рука. Даже ссадины я не увидел. Либо всё быстро зажило, либо что-то не так.

Когда я поглощал силу демонов в Преисподние, то их энергия передавалась мне. Так, я мог выживать и становиться сильнее. Интересно, здесь это работает. Вроде моё тело не изменилось, да и никаких подвижек не чувствую.

Как было, так и оставалось. Ничего нового. Но не может же это так бесследно пройти. Я-то уж точно это понимал.

Нужно как-нибудь проверить, на что я теперь способен.

///

Через день я уже мог спокойно ходить. Голова не болела, а тело перестало ломить. Я снова чувствовал себя отлично, и нам с Дмитрием можно было покинуть село.

В первую очередь я решил проведывать Веру и Марину. Странно, но как только я зашёл, Вера упала мне в ноги и молила прощения за то, что совершила. Как бы я ни пытался её успокоить, она не переставала рассыпаться благодарностями, заливаясь слезами.

— Успокойтесь, всё хорошо, — наконец-то усадил я девушку на кровать и нежно провёл по её плечу ладонью. — Главное, что с вами всё хорошо.

Она даже слова не могла выговорить, продолжая вытирать горькие слёзы.

Бедная девушка. Ну и, досталось же ей. Даже жалко, что ни в чём не повинные люди должны страдать от рук демонов. Даже не так. От рук тех, кто устраивает всё это бесчинство.

Ублюдки.

Они радуются своим победам, не понимая, что досаждают не знатным родам, а обычным людям. Меня злило это больше всего.

Когда мы уже подготовились к отбытию, ко мне подошла Марина и с улыбкой произнесла:

— Ещё раз спасибо вам, — она смущённо начала стрелять глазами. — Разрешите, задать вопрос?

— Какой? — удивлённо смотрел на неё я.

— У вас есть невеста?

Вот это поворот.

Не ожидал так, не ожидал.

Не думал, что такие вопросы сразу появятся. Но женщины, такие женщины. Однако благородные барышни всё же напрямую такие вопросы никогда не решались задавать. Неудобно, видимо, было. А тут.

— Нет, — с улыбкой ответил я. — Всё как-то времени…

— Ну если оно будет, — она прильнула к моей груди своей и играючи заглянула в глаза. — Приезжайте. Я буду рада вас принять.

Она говорила таким томным голосом, что я уже представлял, как она меня примет в следующий раз.

Ох, лисы. Всё бы им мужчин соблазнять.

— Иван! — позвал меня Дмитрий. — Хватить с девушками любезничать. Поехали. Нам пора.

Ну, в этом он прав. Времени у нас не было.

— Прошу простить, обязательно навещу вас в следующий раз, — я галантно поцеловал её руку, напоследок, отчего она аж ахнула и расплылась в улыбке.

Я же запрыгнул на коня и отправился в путь вместе с Литниковым.

///

Добрались мы быстро. Даже быстрее, чем в само село.

Как только мы оказались рядом с усадьбой, то тут же направились к центральным дверям. Но не успел я дотронуться до дверной ручки, как внезапно почувствовал опасность.

Ощущение чьей-то сильной энергии пронзило моё тело молнией. Я резко обернулся и в мою сторону тут же стремительно направились полупрозрачные голубые орлы.

(обратно)

Глава 18

Как только я увернулся, орлы тут же врезались в дверь.

Вместо того чтобы пробить её, птицы исчезли, а вместо них по дереву стекала вода. Водная магия? Ну, нет. Ну, только не это.

Обернувшись назад, я увидел Романа.

Так и знал.

И чего ему не ему всё не имётся? Такое ощущение, что я ему нагадить где-то успел. Подумаешь, немного приструнил засранца. Нечего было корчить из себя не пойми кого.

— Вы что творите?! — строго взглянув на Меншикова, не выдержал первый Дмитрий. — Совсем с ума сошли?

— Я с ума сошёл? — судя по его усмешливому тону, я в этом даже не сомневался. — Лучше скажи мне, уважаемый Литников, кто твой дружок?

Дмитрий удивлённо изогнул бровь, не понимая, о чём речь. А вот я уже потихоньку стал догадываться.

— Простолюдин? Да? — он снова усмехнулся, а потом и вовсе прыснул со смеху. — Простолюдин, который может закрывать пространственные дыры? Который может сражаться с демонами? Не смеши меня!

Последнюю фразу он кинул с агрессией. Его глаза налились кровью от ярости и злобы. Его лицо резко изменилось. Зубы стиснулись, а руки сжимались в кулаки.

— Меня не проведёшь этими тупыми отмазами! — орал он. — Если вы идиоты и не замечаете явных вещей, то не значит, что все кругом такие!

— Объясните ваши претензии? — уже вступился я. — В чём конкретно вы меня подозреваете?

— А ты умеешь, смотрю, “дурачка” включить, — его губы искривились в противной ухмылке. Ну, собственно, да. У меня это неплохо получается. — Лучше скажи, что ты за чудовище?

Он не стал дожидаться моего ответа. Роман резко вытащил меч из ножен и разрезал им воздух. Из-под лезвия в мою сторону устремился голубой серп.

Я уже видел такой. Такая же магия, как у Анастасии. Только с применением меча.

Я живо отпрыгнул в сторону. Дверь, что была позади меня, разлетелась в щепки. Силён, однако, засранец! Только вот зачем крушить всё подряд, даже не объяснив в чём причина?

Судя по его лицу, Романа теперь так просто успокоить было нельзя. Пока он, конечно, не добьётся своего.

Что ж, я тоже не собирался просто так сидеть и ждать, пока меня пополам разрубит.

Вытянув раскрытую ладонь в его сторону, я попытался сделать стальные колья, чтобы отбиться от атак.

Но то, что произошло, даже меня удивило.

Вместо, обычных кольев в воздухе материализовались мечи. Настоящие, стальные. Их было порядка двадцати штук.

Ух, ни фига ж себе. Я и не думал, что так умею.

Стоп, а почему я так умею? Раньше, когда я собирал ту же часть энергии внутри себя и потом выпускал наружу, то получались только заострённые колья.

Неужели это после того, как я забрал силу демона? Хм, недурно. Мне нравится.

— Что это? — удивлённо рассматривал мечи в небе Роман, а потом, стиснув сильнее зубы, посмотрел на меня. — И как, по-вашему, простолюдин может создать такую магию?

Кстати, теперь его вопрос был весьма актуален. Согласен. Никак. Такую энергию вряд ли может скопить обычное тело.

Другое дело, если есть источник родовой магии. Но у меня его не было. Даже если бы я бастардом был. На такую магию не хило сил нужно. Одно дело — колья, другое — полностью сформированные мечи.

М-да. Попал я, кажется. Теперь и Дмитрий на меня косо смотрел. А я что? Виноват? Ладно, нужно было продолжить бой, а там уж разберусь.

— Ну так что, простолюдин? — усмехнулся Меншиков. — Или всё-таки… одержимый?

— Нет! — неожиданно выкрикнул Литников. — Иван может быть кем угодно, но точно не демоном! Я уверен, этой магии есть логическое объяснение. Просто его сила стала больше за то время, пока мы выполняли задание. Дураку ясно, что после закрытия стольких дыр будет эффект. У него просто расширился источник силы, не более того! Правда, Иван?

Ого, не ожидал от Дмитрия. Я даже заслушался его речью. Сам того не подозревая, он только что сделал мне отличное прикрытие. Ну, спасибо, друг, удружил. Век не забуду.

Я же продолжил играть роль “дурачка”, раз Меншикову это так “нравилось”.

— Он прав, — неловко улыбнулся я и почесал затылок. — Просто очень разозлился и, видимо, смог пробить свой барьер, как говорится. Снять оковы.

— Да он же лжёт! — продолжал рявкать Роман. — Не верю! Быть не может!

— А чего вы так распереживались, Роман Сергеевич? — подловил я его. — Не верите, в то, что у простолюдина может быть магия покруче вашей?

— Конечно, не верю!

— Так, может, просто, вы слабый?

Ох, Ванюша, с огнём играешь.

Судя по глазам Меншикова он уже был готов голыми руками меня на части порвать. Не говоря уже о том, что за магию он сейчас применит.

Ну что же, я готов. К тому же у меня теперь такие “козыри” в рукаве есть. Хотя из-за его эмоционального фронта, и это могло не понадобиться. Всё-таки магия напрямую зависит от контроля наших чувств и эмоций.

А вот Роман их не сдерживал. Даже меч ему уже мог не помочь в битве.

— Готовься, жалкий демон! — рыкнул он.

— Попрошу. Не стоит кидаться обвинениями в мой адрес.

— Замолчи! Я всё равно не отступлю от своего.

— А вот это зря.

Я довольно усмехнулся, что ещё больше разозлило Романа.

Он моментально приготовился к атаке. Что ж, я тоже. Стоять на месте больше не хотелось. Но внезапно нас прервали.

— Роман Сергеевич, Иван Владимирович! Что вы устроили?! — выкрикнула Екатерина, приподнимая подол платья, чтобы спуститься со ступенек. Точнее, с того, что от них осталось.

О, она даже отчество моё знает. Неужели барышня настолько обо мне осведомлена? Даже запомнила. Довольно любезно с её стороны.

Девушка подняла взгляд в небо. Увидев мечи, она не ахнула, не растерялась, просто посерьёзнела. Её брови нахмурились, и она стрельнула грозным взором сначала на Романа, потом на меня.

— Вы с ума сошли? Капитан правоохранительного отряда сражается с членом имперской гильдии? Да где это видано?! — ругалась Екатерина. — А если так хотите подраться, то идите прочь отсюда. У нас и без вас забот хватает! Анастасии нужен отдых и покой, а вы…

— Как она? — тут же встрепенулся я. — Она жива? С ней всё хорошо?

Она, прищурившись, посмотрела на меня.

— Вспомнили, да? — фыркнула она недовольно. — Тоже мне, мужчины. Хоть бы постыдились! Разводить здесь драку с выяснениями отношений.

— Вы не понимаете! — внезапно выкрикнул Меншиков. — Он…

— Мне всё равно! Вы капитан, так, будьте любезны, держите себя в руках.

Она горделиво выпрямилась и приструнила Романа взглядом. Я даже усмехнулся его недовольной мине.

После её слов он затих. Понял наконец-то. Потом Меншиков сплюнул в сторону и направился к центральным воротам.

— Прошу простить, — бросил он напоследок. — Я откланяюсь. Не хочу находиться рядом с этим, — он небрежно кивнул в мою сторону.

— Надеюсь, вы умерите свой пыл, — пожелала ему напоследок девушка.

Я же проводил его взглядом. Ощущение, что его недовольство в мою сторону будет только расти. Да уж, Александр, не успел ты стать Иваном, как уже врагов себе нажил.

Ну и дела.

Спокойно выдохнув, я развеял свою магию, и мечи исчезли. Екатерина ещё раз посмотрела наверх, где они висели, а потом на меня.

— И это, правда, ваша магия? — искренне удивлялась она.

— Да, — кивнул я.

— Удивительно. Никогда не видела ничего подобного. Только…

Она резко замолчала. Будто вспомнила что-то. Девушка поджала губы и опустила пустой взгляд вниз. Ощущение, что в голове у неё возникли неприятные воспоминания.

— Что-то не так? — поинтересовался я и подошёл к ней. — С вами всё хорошо?

— Да, — она мотнула головой. — Просто мысли. Ничего особенного, — она взглянула на меня с улыбкой. — Простите Романа Сергеевича. Он часто бывает не в себе. Уверена, что он не хотел кидать в вас ложные обвинения, а уж тем более нападать. Просто в последнее время мы все на нервах.

— Что вы имеете в виду?

— Вы ведь и сами прекрасно знаете, что в империи начинают орудовать люди, которые призывают демонов. Кажется, вы сами с такими сталкивались.

А слухи быстро расходятся. Было-то вроде совсем недавно, а уже все всё знают.

— Сейчас у Романа Сергеевича и его отряда прибавится работы, — вздохнула она. — Да и не только у них.

Она мимолётно глянула на нас с Дмитрием, а потом обратилась в сторону входа. Двери не было, вокруг валялись деревянные щепки.

Екатерина тяжело вздохнула.

— Мы починим, — с лихвой заявил я.

— Да? — удивлённо глянул на меня Дмитрий.

Я кротко кивнул.

Литникову явно это не понравилось. Но он ничего не ответил, лишь согласился. Хотя я прямо чувствовал его возмущение по поводу того, что “ломают одни, а отвечать должны мы”. Я понимал его. Но оставлять это так нельзя.

— Не переживайте, — улыбнулась мне девушка. — Я в состоянии нанять работников и оплатить ремонт.

— Да не стоит, — отмахнулся я. — Дело-то пяти минут.

— Может, всё-таки… — попытался вставить слово Дмитрий.

— Да всё будет хорошо, — хлопнул я его по плечу. — Управимся.

— Не родовое это дело, знаешь ли.

— А ты разве из родовых? Я думал, ты их гильдейских. А мы всегда держим своё слово.

— Что-то я такого правила не помню.

— Потом покажу.

Екатерина хихикнул в ладошку. Кажется, мы с Литниковым её сильно позабавили. Но радость длилась недолго.

Вспомнив про Анастасию, я обратился к девушке:

— Екатерина Елисеевна, можете, проводит нас к Анастасии Сергеевне, — попросил я. — Мы хотели бы навестить её.

— Да! Конечно, — тут же встрепенулась Екатерина. — Проследуйте за мной.

Мы вышли в просторный холл, где на первом этаже располагалась широкая лестница. Поднявшись на второй этаж, мы устремились вдоль длинного коридора.

По правую сторону от нас были двери в спальни. Прямо как в родовых домах, только коридоры уже, да и комнат меньше.

Остановившись у одной из них, Екатерина аккуратно постучалась и заглянула внутрь.

— Анастасия, к вам пришли, — с улыбкой произнесла она. — Можно, им войти? Очень уж нетерпеливо хотели вас проведать.

— Да, конечно, входите, — тут же отозвался знакомый голос с хрипотцой.

— Только недолго, — дополнительно отозвался нервный женский голос.

Эту недовольную интонацию я сразу узнал.

А старушка Людмила-то не меняется.

Перейдя через порог, мы увидели Анастасию. Екатерина заходить не стала, сославшись на дела. Она быстро покинула комнату и сказал лишь напоследок, что если что-то будет нужно, то обязательно обращаться к ней.

Прекрасная девушка. Неудивительно, что в прошлой жизни я почти сделал её своей женой. Жаль только, умер рановато.

Меншикова лежала на кровати и не могла даже приподняться. Её кожа всё ещё была бледной, но я рад, что она жива.

— Анастасия! — сразу воскликнул я и подошёл к её кровати. — Как ты?

— Немного лучше, — едва заметно улыбалась она. Голос был слабым, тихим. — Спасибо Людмиле Афанасьевне.

— Просто Людмила, — буркнула женщина.

— Простите. Ну и, — Анастасия посмотрела на нас с Дмитрием, — вам, конечно. Мне вкратце рассказали, что случилось. Иван, как всегда, отличился.

— Не то что отличился, — усмехнулся я. — Просто не мог позволить тебе погибнуть.

Девушка едва заметно засмущалась. На бледном лице слегка выступил румянец.

— Ну да, конечно, — усмехнувшись, снова забурчала Рахманова. — Ладно. Тебе нельзя перенапрягаться. Так что, пошли все отсюда.

— Но они только пришли, — обидчиво произнесла Анастасия.

— Потом наговоритесь, — фыркнула женщина. — Тебе нужно сил набраться. Иначе нескоро уйдёшь отсюда.

Меншикова недовольно скривила губы. Я усмехнулся снова этой детской реакции. Уже успел соскучиться, видимо.

— Она права, — провёл я рукой по плечу девушки. — Тебе нужен покой и отдых. А наговориться всегда успеем. Кстати, через сколько, — обратился я к Людмиле, — она сможет подняться с кровати?

— Неделя, может, меньше. Смотря, как слушать меня будет, — Людмила с прищуром посмотрела на Анастасию.

— Ну тогда точно, не меньше недели, — усмехнулся Дмитрий.

Меншикова же сразу приструнила его взглядом.

— Да пошутил я, — фыркнул он на реакцию девушки и скрестил руки на груди.

— Ладно, мы пойдём, а ты отдыхай.

Только я направился к выходу, как девушка схватила меня за рукав. Хватка была несильной, но я тут же остановился и удивлённо посмотрел на неё.

— Иван, а ты… — стреляя глазами, мямлила она. — Ты же ещё навестишь меня, да?

— Да, мы с Дмитрием обязательно тебя навестим, — с улыбкой ответил я. — Не переживай.

Во взгляде Анастасии я тут же заметил лёгкую толику грусти. Но она сразу скрыла её за едва заметной улыбкой.

— Хорошо. Я буду вас ждать.

На этих словах мы с Литниковым кротко кивнули Людмиле в знак прощания и вышли в коридор.

— Кажется, она имела в виду, чтобы ты один её навестил, — ехидно подметил Дмитрий.

Я ничего не ответил на его замечание. Сейчас мне было явно не до этого. Внутри снова поселилось какое-то неприятное предчувствие.

И да. Я не прогадал.

Вслед за нами вышла Людмила и обратилась ко мне.

— Иван, можно с тобой поговорить, — она искоса взглянула на Литникова. — Наедине.

— Да, конечно, — улыбнулся я.

Дмитрий лишь пожал плечами и отправился вдоль коридора. Когда он исчез из виду, женщина отвела меня чуть подальше от двери, где лежала Анастасия.

Я прямо чуял, что разговор будет не из самых приятных. Ведь судя по её строгому и грозному взгляду, она меня явно не поблагодарить хотела.

— Ну и? — посмотрела она на меня. — Кто ты такой, Иван? И Иван ли ты вообще?

Я ошарашенно посмотрел на неё.

Она что, раскусила, что я не простолюдин? Всё-таки видела, что за магию я использую? Если у Романа были беспочвенные обвинения, которые я мог опровергнуть, то тут вряд ли. Если она увидела, что я пользуюсь тёмной энергией, мне не жить.

Как её можно было объяснить? А если она видела, как я вытаскиваю демона из Веры? Нет, нет. Вряд ли. Она же пошла за помощью. Но тогда, что? Как?

Я слегка напрягся.

Но всё ещё верил, что режим “дурочка” сможет сыграть свою важную и главную роль. Ну и заодно спасти мою шкуру.

Неловко почесав затылок и улыбнувшись, я как ни в чём не бывало, посмотрел на Людмилу.

— Что вы имеете в виду? Я не понимаю.

— Вот как, — усмехнулась она. — Тогда расскажи-ка мне, когда я с твоей бабкой, которую ни разу в жизни не видела, как и тебя, могла дружбу вести?

Вот чёрт.

А об этом я и забыл.

Блин. Сам виноват. Вот и попался на лжи.

Кажется, теперь точно, спалился.

(обратно)

Глава 19

— Понимаете, тут вот в чём дело, — начал выкручиваться я. — Просто я о вас слышал и…

— Вот не надо “ля-ля”, — видимо, это была её коронная фраза. Она тяжело вздохнула. — Правду ты мне всё равно не скажешь, это я по твоим бегающим глазам вижу. А лапшу на уши ты вешать можешь очень хорошо, в этом я уже убедилась. Уж не знаю, сколько ты ещё будешь водить других за нос, но ты спас мою старую задницу, поэтому из благодарности я поддержу твою ложь. Однако будь осторожен, мальчишка. Один раз я уже поплатилась за то, что прикрывала такого же.

— О чём вы говорите? — удивился я. — Не хотите ли вы сказать, что речь идёт о вашем внуке?

— Даже про это пронюхал? — усмехнулась она. — Ты многого не знаешь, а, может, и знаешь. Но не хочу больше лезть во все эти игры. Не для того покидала этот змеиный притон с моим сыном — балбесом.

Она сплюнула в сторону.

Ну и старуха. Хех. Да, её характер всегда меня поражал. А сейчас она стала ещё вреднее. Немного, но это заметно.

Даже императора “балбесом” называет.

— Ладно, — снова вздохнула она. — Ты мне не нравишься, но человек, гляжу, неплохой. Спасибо за Веру. Правда, до сих пор понять не могу, как ты разобрался с одержимой.

— Это долгая история, — мягко улыбнулся я.

— Верю, потому и предупреждаю тебя: быть осторожным в следующий раз. Не знаю, куда заведёт тебя твоя дорожка, как далеко ты пойдёшь и чего добиваешься, но советую: не суйся в интриги, которые связаны с родовыми домами. Не выпутаешься. Только погибнешь. Такое уже было.

Она увела взгляд в сторону.

Судя по всему, в голове всплыли не самые приятные воспоминания. Ощущение, что это как-то связано с моим родом. Чувство, что все вокруг что-то знают про Волконских, но не хотят об этом говорить.

Интересно, почему?

Многие и рады поязвить в сторону демонического рода, как это сделал тот мальчишка из рода Рахмановых. Ну а, некоторые просто отмалчиваются. Да ещё с таким виноватым видом.

Душа нечиста?

Значит, нас всё-таки подставили?

Мне хотелось задать ей этот вопрос, но на сегодня и так слишком многое открылось. Не хотелось бы ещё больше себя закапывать в яму.

Однако один момент всё же ещё оставался не закрытым.

Как только Людмила уже было отправилась обратно в покое к Анастасии, я остановил женщину.

— Подождите, Людмила, — она обернулась и недовольно зыркнула на меня. — Я знаю, что не имею право у вас что-то просить, но хочу это сделать не за себя. Прошу, выслушайте мою просьбу.

— Какую просьбу? — удивилась она. — За кого просить собрался?

— Анастасия, — начал я. — Девушка, которую вы спасли. Наверное, вы знаете, что она из рода Меншиковых.

— Допустим.

— У неё очень ценный и редкий дар целительства, как и у вас. Потому прошу вас, возьмите её на обучение. Я бы не хотел, чтобы её магия тратилась впустую.

— Хочешь, чтобы девчонка стала медиком в вашей команде?

— Целителей очень мало. Их всегда не хватает. Поэтому, если есть шанс сделать из неё достойного мага — медика, я не хотел бы упускать этот шанс.

Она задумчиво смотрела на меня.

В её глубоко посаженных глаза заиграл какой-то странный интерес. Однако держалась она, как всегда, холодно и надменно. Поэтому хмыкнув в ответ, она отвернулась от меня.

— Чёрт с тобой, — бросила она мне напоследок. — Считай, что она мне просто понравилась, вот и всё. И с тобой это никак не связано.

— Да, конечно, — улыбнулся я. — Но через месяц нам нужно уже быть готовыми.

— Готовыми к чему?

— К играм.

— А вы тут, причём?

— Теперь имперская гильдия на ровне с родовыми домами тоже будет принимать в них участие.

— Хах, — усмехнулась она. — И как только император такое позволил. Странно, что такой бесхребетный человек, как он, вообще пошёл на это. Балбес.

Несмотря на все обзывательства, в последней фразе я услышал горечь вперемежку с лёгкой улыбкой.

Я не видел её, но почувствовал. Значит, о сыне она всё-таки думает и скучает. Ну, мать как-никак. Родная кровь, как говорится.

— Ладно, — продолжила Людмила. — Это маленький срок. Но я что-нибудь придумаю. А ты подумай над моими словами. Слишком уж ты выделяешься, даже среди родовых семей. Не говоря уже о том, что всем чешешь о своей принадлежности к простолюдинам. И да… с Романом будь более бдительным.

— Это почему?

— Если остальные могут закрыть на тебя глаза, то этому мальчишке ты явно перешёл дорогу. И от тебя он не отцепится просто так.

— Хорошо. Благодарю вас за всё.

Она хмыкнула напоследок и молча пошла к покоям.

Когда я остался в коридоре один, то тяжело вздохнул.

М-да. Она в чём-то права. Я слишком сильно перегибаю палку. Особенно своими показательными выходками. Даже я бы уже давно понял, что здесь что-то не так.

А остальные? Может, просто закрывают глаза? Надо бы что-то с этим придумать. Сделать себе подстраховку. Неизвестно, что и кто будет на играх. Спалят — придётся платить. Возможно, жизнью.

Обдумывая это всё, в голову ничего не лезло. Эх, если бы у меня, как и у Анастасии был бы учитель. Хоть какой-нибудь. Желательно того, кто, как и я вылез из глубин ада.

Да вот где такого найти?

Вспомнив разговор с тем человеком в лесу и магию незнакомца в селе, я сразу подумал о том, что может это было бы для меня хорошим шансом? Ну, возможно, там бы меня чему-нибудь да научили.

Но я же не дурак. Заводить дружбу с тигром, который хочет всех нас сожрать. Нет. Так дело не пойдёт.

— Ну что, поговорили? — внезапно раздался голос Дмитрия.

Надеюсь, он не подслушивал нас.

— Ну да, — задумчиво произнёс я.

— Что случилось?

— Скажи, Дмитрий, если бы ты хотел научиться контролировать силу, которая тебе неподвластна, куда бы ты пошёл.

Он искренне удивился моим словам.

— У тебя вроде неплохо получается пользоваться магией подражания, — усмехнулся Литников. — Я даже на секунду подумал, что ты незаконнорождённый наследник Волконских, например. Но это же не так, верно?

— Конечно, нет, — хохотнул я так искренне, насколько мог. — Просто. В последнее время, мне кажется, что у меня получается всё хуже. Вот и решил…

— Ну, я даже не знаю. Я бы мог обратиться к кому-нибудь из учителей родовых домов, в которых я проходил обучение, будучи мальчишкой. Ну, например.

— Обучение родовых домов? — а это отличная мысль! А вдруг прокатит. — Точно, — стукнул я кулаком по ладони. — Значит, попрошусь на обучение к Кожевниковым.

— Почему именно к ним? — удивился Литников. — У нас в империи достаточно хороших домов. Да и к тому же зачем тебе это? Что удумал?

— Просто не хочу проиграть на играх.

— Играх? Каких ещё играх?

— А… ты ведь не знаешь, пока, — вспомнил я.

— Не знаю, чего именно?

— Ну, как другу, расскажу по секрету. Ты ведь знаешь, про игры, которые устраивают между родовыми домами раз в год?

— Да, конечно. Слышал, что гильдию вроде как тоже пригласили.

— А, так про это ты знаешь? Ну так вот, мы будем участвовать в этих играх. А я буду капитаном команды. Ну, меня попросили.

Его лицо удивлённо вытянулось. Ну да, ну да. Я и сам толком не верил в то, что мне сделают такое выгодное предложение. Так, у меня ещё и родового имени не имелось.

Эх, везучий я человек.

— Тогда понятно, — он обхватил двумя пальцами подбородок. — Игры, в отличие от заданий, намного сложнее. Хотя несколько раз мой род обходил Рахмановых по очкам. Но всё равно их признавали победителями.

И почему я не удивлён?

— Отлично, — кивнул Литников. — Когда отправляемся?

— Отправляемся?

— Ты же не думаешь, что я тебя одного оставлю? Да и Анастасия тоже вряд ли захочет тебя отпускать одного.

Ага, значит, разговора он нашего не слышал. Или притворяется специально? В любом случае я был рад его словам.

— Так значит, хочешь отправиться со мной? — уточнил у него я.

— Конечно.

— Только вот Анастасия остаётся. У неё теперь другие заботы.

— Какие?

— Я договорился с Людмилой, чтобы она взяла Анастасию Сергеевну к себе на обучение.

Литников снова опешил.

— Вот так просто, взял и договорился?

— Ну, не то чтобы просто… — вспомнил я недавний разговор с женщиной. — Но я смог её убедить, что Меншикова будет хорошей ученицей.

— М-да, — усмехнулся он и скрестил руки на груди. — С каждым разом ты всё больше меня удивляешь, Иван. Надеюсь, когда-нибудь раскроешь свой секрет.

— Секрет?

— Успеха, — быстро ответил он. — Я имел в виду, успех.

— Да, конечно.

Только этот быстрый ответ меня слегка напряг. Но я решил пока замять тему, ведь теперь надо было придумать, как уговорить Алексея взять нас к себе в подопечные.

Ох, чёрт. Ещё этот свод правил. Кажется, снова будет весело.

///

Перед тем как отправиться в поместье Кожевниковых, мы с Дмитрием попрощались с Анастасией.

Конечно, без слёз и возмущений не обошлось. Но девушка всё поняла и даже удачи пожелала. Правда, всё время смущалась, глядя на меня. Да ещё слово взяла, чтобы я вёл себя прилично.

Интересно, а когда я себя так не вёл? Ну, если не учитывать прошлую жизнь, конечно.

Екатерина же любезно согласилась одолжить нам снова лошадей, для того чтобы мы быстрее добрались до поместья.

Однако сначала мы заехали в гильдию, чтобы предупредить о нашем отсутствии. Может судьба, а может просто совпадение, но именно здесь мы встретились с Алексеем.

Как оказалось, он решил проверить, как обстоят дела в гильдии и заодно поговорить с Ангелиной Андреевной.

Когда мы постучались и зашли в её кабинет, то Кожевников тут же с радостной улыбкой повстречал нас, как хороших друзей.

— О, а вот и Иван с Дмитрием! — воскликнул он. — Слышал, вы отлично справились с заданием.

Как же быстро всё-таки распространяется информация.

— Только Роман был очень недоволен вашей стычкой, — посмотрел на меня Алексей. — Толком ничего не объяснил. Сказал лишь, что вам не следует доверять. О чём он говорил?

— У нас произошли некоторые недопонимания, — пояснил я.

— Что за недопонимания? — удивился Кожевников.

— Роман Сергеевич, — влез в разговор Литников, — имел наглость бросить в сторону Ивана ложные обвинения. О том, что он обладает демонической магией.

Ангелина и Алексей молча переглянулись. А потом Кожевников мягко улыбнулся. Что-то мне эта реакция не очень понравилась.

— Прошу простить Романа за этот абсурд, — заявил Алексей. — Сейчас все на нервах. Видимо, он просто не разобрался в ситуации и сорвался.

— Пф, — фыркнула Ангелина и плюхнулась в кресло, перекинув ногу на ногу. — Он мне никогда не нравился. Я даже не удивлена его заявлениям. У него все: либо демоны, либо предатели. Стоит ему уже собой заняться, а не бросаться на других, как бешеный пёс.

— Ангелина Андреевна, попрошу вас, быть более лояльной к Роману. Всё-таки у него напряжённая работа. Особенно в такое смутное время. Впрочем, я не об этом. Ангелина, — он снова обратился к нам, — рассказала, что вы будете участвовать в играх. Буду рад тому, что моему роду составит честь побороться с такими соперниками, как вы.

— Кстати, о соперниках, — сразу решил перейти я к делу. — Не могли бы вы, Алексей Николаевич, взять нас в школу при вашем поместье? Всё-таки всем дозволено проходить там обучение.

— Только тем, кто относится к благородным домам, — тут же отметила Ангелина.

— Да, но если император уже допустил нас к играм, значит…

— Ничего это пока не значит, — перебила меня женщина. — Мы ещё ничего не доказали.

— Прошу вас, Ангелина Андреевна, — с улыбкой утихомирил её Алексей. — Позвольте узнать, зачем это вам? Вы вроде и без того довольно обученные маги.

— Не совсем так. Хотелось бы немного отточить свои навыки.

Кожевников призадумался, а потом осмотрел нас с Дмитрием и заявил:

— Я не против. Но почему вас только двое? В вашей команде же три человека.

— Анастасия осталась обучаться у Людмилы.

— Какой Людмилы?

— Людмилы Афанасьевны Рахмановой.

Он аж рот приоткрыл от удивления. Впрочем, как и Ангелина, которая резко поднялась с места и хлопнула ладонями по столу.

— Хотите сказать, что она договорилась об обучении с самой матерью императора?! — не веря моим словам, воскликнула она.

— Да. Мы ей немного помогли, — неловко почесал я затылок. — Вот она и не отказала в помощи.

— Какой у вас всё-таки интересный отряд, — усмехнулся Алексей. — Даже таких людей знаете. И как же вы успели с ней познакомиться?

— Это долгая история. Но если вкратце, то…

— То Иван помог девушке в том же селе, где жила Людмила. Спас Рахманову и избавился от демона. И разнёс дом Людмилы, — перебил меня Дмитрий.

Вот спасибо. Удружил. Особенно с последним. Эх, Литников, не умеешь ты людей представлять правильно.

На его слова Алексей лишь засмеялся, заметив мои скривившиеся губы.

— Теперь понятно, — произнёс он. — Ну что ж. Я буду рад, если вы захотите обучиться чему-то в моём поместье. Значит, вас будет двое?

Мы не успели кивнуть в ответ, как тут же за порогом раздался чей-то знакомый голос:

— Трое. Если позволите.

Мы удивлённо обернулись. Вот это поворот. Вот этого я никак не ожидал.

(обратно)

Глава 20

Мы удивлённо смотрели на юношу со взъерошенными волосами и в потрёпанной форме.

Вся его одежда была в дырах, снизу болтались рваные куски ткани, а от него самого несло гарью. Лицо всё было в саже, а кожа испещрена ссадинами и небольшими ранами.

Под нашими пристальными взглядами он увёл неловкий взор в сторону.

— Николай! — воскликнула первой Ангелина. — Ты что здесь забыл?

По недовольной интонации и прищуренным глазам было ясно, что она не очень рада видеть юношу. Я же, наоборот, улыбнулся его приходу.

Его присутствие и просьба значили только одно: Ангелина добавила его в наш отряд на играх. Это была хорошая новость.

— Простите, — он почесал затылок. — Надеялся, что мне тоже можно будет немного отточить навыки перед играми.

Его голос уже не был надменным. Скорее тихим, скромным. Он будто изменился за это время. Его агрессия явно стала меньше. Неужели прислушался к совету?

Ангелина тяжело вздохнула и махнула рукой.

— Если Алексей разрешит, мне всё равно, — хмыкнула она.

— Конечно, — кивнув головой, тут же отозвался Кожевников. — А вы из рода…

— Рахмановых, — неохотно произнёс Николай.

— Рахмановых? — Алексей искренне удивился. — Интересно.

Он косо посмотрел в сторону Румянцевой. Та же скривила недовольно губы и скрестила руки на груди.

— Это долгая история, Алексей Николаевич, — уверила она его. — Но, думаю, Николай сам вам её расскажет, если посчитает нужным.

— Если разрешите, то я не хотел бы вспоминать об этом, — юноша поджал губы.

— Я не привык лезть в дела чужих семей, — пожал плечами Кожевников. — Тем более, императорской. Просто удивился, не более того. Но, если вы хотите пройти обучение, настаивать не буду. Но разве вы уже не были в нашем доме? Будет ли вам интересно услышать всё во второй раз?

— Услышать я буду рад и в десятый, но… — я заметил, как ладони Николая сжались в кулаки. — Я не проходил обучение ни в одном доме. По уважительным причинам.

О, как интересно!

Хотя это больше походило на высокомерных Рахмановых. Обычно они никого и не посылали на обучение. То, что я встретил мальчишку из их рода в поместье Кожевниковых, было для меня удивление.

Уж думал, что что-то за десять лет-то и поменялось. Но судя по Николаю, они всё ещё иногда придерживаются старых правил.

Что ж. Я по себе знал, что это будет полезно для него.

///

И снова здравствуй усадьба рода Кожевниковых.

Ещё не перейдя через порог, в воспоминания вспыхивали фрагменты из памяти о подзатыльниках, которые мне часто отвешивали учителя за непослушание, и о наказаниях. Но, кстати, именно благодаря им мне удалось прочесать большие многотомники различных книг. Если бы не они, вряд ли мне удалось узнать так много о заклинаниях и магии.

— Ты чего так улыбаешься? — вытянул меня из воспоминаний голос Дмитрия.

— Да так, — усмехнулся я и почесал затылок. — Кое-что вспомнил.

— Правда? И что же?

— Да так…

— Круто.

Мы удивлённо посмотрели на Николая.

Юноша с округлившимися глазами рассматривал здание. Ощущение, что он никогда не был в родовых домах. Вообще. Ни в одном.

Его восхищение поражало. Всё же он из имперской семьи, чему так удивляться?

— Ну, — отметил я. — Алексей Николаевич сказал, что с поместьем Рахмановых не сравниться.

— Я не знаю, — пожал он плечами. — Я никогда не был в главном доме.

А вот это уже интересный поворот.

Как так? Наследник с такой магией и не был в главном доме семьи? Даже я там был. Да и ни один раз.

— Почему же? — поинтересовался я.

Николай поджал губы вновь.

Явно тема была для него болезненной. В его глазах блеснула горечь. Чтобы не показывать свою слабость, Николай отвернулся от нас.

— Просто так вышло, — сухо ответил он.

— Николай, простите, что задаю вам этот вопрос, — попытался смягчить ситуацию я улыбкой. — Но, скажите, как ваше отчество? Я так и не…

— Простите, — резко перебил он меня. — Но я устал. Потому покину вас. Всего доброго.

И он двинулся вдоль коридора.

До того, как покинуть нас, Алексей показал нам гостевые комнаты. Но отчего такая реакция у Николая? Что я не так сказал?

— Что случилось? — удивлённо изогнул бровь Дмитрий. — Вроде не такой уж зазорный вопрос. Сложно было ответить?

— Думаю, дело не в вопросе, а в том, кто его родители, — задумчиво произнёс я. — Возможно, Николай — незаконнорождённый наследник.

— Бастард? Ну и, что? Разве это как-то влияет на его положение? — не понимал Литников. — Не пускать его в главное здание родового поместья и стыдиться того, кто его отец. Странно.

— Не совсем. Всё же это императорская семья. Да и вообще, если его отец не из Рахмановых, то я понимаю, почему они так поступили. Вот только…

— Вот только что?

— Такая магия. Да и у незаконнорождённого. Как-то странно, не находишь? По идее, она должна быть слабее, чем у остальных из рода. Но взрывы. Как-то слишком круто.

— Согласен, — кивнул Литников. — Только вряд ли мы у него узнаем что-то.

Я ехидно ухмыльнулся. На что Дмитрий прищурил взгляд и присмотрелся к моей реакции.

— Чего задумал? — тут же раскусил он меня.

— Ничего такого, — пожал я плечами.

— Значит, всё-таки что-то удумал. Хочешь сам разузнать об этом?

— Ну, у нас всё равно будут перерывы во время обучения.

— Тоже мне детектив. И всё же, я уже забываю о том, что и ты из простолюдинов. Так что, по поводу магии, всё может быть. Если уж ты обладаешь такой, то почему Николай не может?

Действительно. Почему же?

Может, потому, что я на самом деле не совсем простолюдин? А магия просто передалась мне с душой. Ну а если ещё и тело потренировать, то я снова вернусь к роду Волконских и от прежнего Ивана — свинопаса ничего уже не останется.

Конечно, говорить это вслух я не стал. Просто молча пожал плечами. Мол, не знаю. Может быть.

Но сам прекрасно всё понимал, и моё любопытство твердило, что про Николая я должен выяснить правду. Вдруг это как-то связано с моим родом? Или с сектой, которая появилась?

— Дмитрий! Иван! — неожиданно раздался знакомый голос позади.

Мы обернулись.

К нам, не спеша, радостно махая рукой в знак приветствия, подошёл Евгений.

— О, какие люди, — улыбнулся Литников.

— Здравствуйте, Евгений Алексеевич, — поприветствовал я мальчишку в ответ. — Вы уже хорошо себя чувствуете?

— Да, — бодро кивнул он. — Всё благодаря вам и… — он огляделся по сторонам. — А где та вредная девушка?

Хех. Вредная девушка. Услышь она такое, явно не порадовалась бы новому прозвищу. Впрочем, хорошо, что её не было.

— Анастасия? — уточнил я. — Она осталась обучаться в другом месте.

— Обучаться? — удивился он.

— Да. Мы прибыли сюда за этим же.

— Зачем? Вы вроде и так всё знаете.

— Не всё. Хорошо бы отточить навыки.

— Значит, тоже будете посещать занятия, как и остальные ученики из родовых домов?

— Ну да.

— А вы не староваты для этого? Вы больше на учителей похожи.

Староваты? Ну, спасибо, блин. Никогда не думал, что, попав в молодое тело, меня ещё и стариком нарекут. А вот по поводу учителя я бы подумал.

Почему бы не обучать молодое поколение? Правда, с Кожевниковыми я всё же не сравнюсь. Особенно со стариком Игнатием.

Ух, ну и суровый мужик был. Интересно, жив ли?

— Кстати, — решил я перевести тему, — а вы, Евгений Алексеевич, уже научились родовой магии?

От этого вопроса младший Кожевников отчего-то притих. Поджал губы, увёл взгляд. Да что сегодня с ними, со всеми?! Почему всех так смущают мои вопросы?!

— Меня ей не обучают, — буркнул он и указал на учебники в руках. — Потому и развиваю свой ум, а не силу.

— Это почему? — искренне удивился я.

— Отец сказал, что во мне почти нет источника силы. Поэтому и развивать нечего.

Нет источника? Что за бред?

— Такое разве бывает? — подхватил моё недоумение Дмитрий. — Если вы сын родовой семьи, то какой-никакой, а источник должен быть.

— Не знаю, — пожал Евгений плечами. — Меня проверяли и сказали, что его почти нет.

— Что-то сомневаюсь. А ты что думаешь? — Литников обратился ко мне.

— Без понятия. Я тоже никогда о таком не слышал и не читал.

— Ладно, мне нужно идти, — Евгений поклонился нам в знак прощания. — Прошу простить. Дела. Хорошего обучения.

— И вам.

После того как Кожевников ушёл, Литников долго смотрел ему вслед. Судя по задумчивому виду, его напрягли слова про источник.

— Здесь что-то не так, — тихо произнёс он. — Одни загадки у этих родовых семей.

— Будто у вас в доме нет секретов, — ехидно подметил я.

— Нет, — отрезал он. — У нас никто ни от кого ничего не скрывает. Нет на то надобности.

— Тогда, у вас самый странный знатный род, — усмехнулся я.

— Это почему же?

М-да. А шуток, кажется, Литников совсем не понимал. Эх, бедолага. Сложно ему будет, с его то вечной серьёзностью.

///

На следующий день, когда мы пришли на первое занятие, конечно же, удивлённых взглядов не избежали. Сначала все присутствующие, видимо, подумали, что мы учителя. Но когда мы с Литниковым сели за парты, тут же начались перешёптывания.

— А мы с тобой прямо звёзды, — с широкой улыбкой отметил я.

— Я заметил, — недовольно скривил губы Литников.

— Да ладно тебе, здорово же быть в центре внимания.

— Но не такого.

Неожиданно дверь открылась, и в кабинет вошёл мужчина. Несмотря на седые волосы и бороду, у него была прямая осанка, да и выглядел он бодро.

Я сразу его узнал, отчего моя улыбка скривилась, а глаз нервно дёрнулся.

— Ты чего? — сразу заметил мою реакцию Дмитрий.

— Да нет… ничего… — нервно хохотнул я.

Конечно, ничего, если учесть, что в прошлой жизни этот старик запомнился из учителей мне лучше всего. Этот суровый взгляд и железная линейка.

Мне, иногда казалось, что она служила не как канцелярский предмет, а нужна была для моей головы. Чтобы мозги вставить на место, ну и шишку хорошую набить.

— Итак, сегодняшняя тема занятий, — начал Игнатий.

— Игнатий Петрович! — внезапно воскликнул один из учеников, поднявшись с места.

Старик удивлённо изогнул бровь и посмотрел на мальчишку.

— А почему у нас на уроке присутствуют люди из императорской гильдии? — какой смышлёный. Сразу по форме распознал. — Разве это дозволено?

— Дозволено, — кратко ответил старик и продолжил вести урок.

Хех, узнаю Игнатия. У него всегда краткие и чёткие ответы. Да — да, нет — нет. А объяснять, почему именно так, а не по-другому, если это не касается предмета, он никогда не удосуживался.

Всегда твердил, что его слово в этом кабинете: закон. А дисциплина — главная часть образовательного процесса. Только пикни и тут же будешь разгребать целый день хлам в кладовом помещении.

— Итак, сегодня поговорим о тёмной энергии.

Ого, а это мы удачно попали.

— Кто знает, что это?

— Это демоническая магия, доступная только демонам, — ответил один из учеников.

— Верно, но не совсем. Такая магия может быть доступна и людям, если они как-то связаны с демонами. Однако в процессе её применения, они становятся либо одержимыми, либо умирают от концентрации этой энергии.

— Скажите, — подняв руку, решил уточнить я. — А если человек смог её обуздать и не стать одержимым, может ли его тело выдержать больше энергии, если физическая сила будет балансировать с магической? Как и в случае с обычной магией.

Старик призадумался, а остальные удивлённо смотрели на меня.

— Теоретически может быть такое. Однако даже малое скопление тёмной энергии — превышает обычную магию в десять раз. Даже не уверен, что может существовать оружие, которое способно его контролировать и при этом не уничтожиться.

— Но мечи с метками, которые сейчас активно используются, способны сдерживать большую магию…

— Не забывайте, что мы говорим о демонической энергии. В нашем мире пока не существует вещества, которое может удержать такую силу.

А он только что подал мне отличную мысль.

Почему бы не проверить применение тёмной энергии на моём стальном мече? Ведь по сути, моя магия, оставшаяся от рода, и тёмная энергия слиты в том, что получается по итогу.

Тогда можно будет создать нечто новое, что не будет похоже на демоническую магию. И, возможно, я смогу избежать лишних подозрений.

Эх, а обучение в доме Кожевниковых было не такой плохой затеей.

— Смотрю, вас заинтересовала эта тема, — подметил неожиданно старик. — Позвольте узнать, с какой целью?

— Дело в том, что на одном из заданий гильдии, мы столкнулись с человеком, который обладал тёмной энергией, — пояснил я, спихнув всё на сектантов. — Поэтому и хочу узнать поподробнее, чтобы быть готовым к следующему бою.

По кабинету разнеслась волна взволнованных охов. Кажется, не все были в курсе последних событий.

— Да. Я тоже слышал об этом, — Игнатий пригладил двумя пальцами бороду. — Хм. Значит, это вам удосужилось столкнуться с ними? Что ж, теперь мне ясна ваша тяга. Но уверяю вас, что чем больше энергии такие люди будут вырабатывать за счёт тела, тем быстрее это приведёт их к гибели. Так как материала для контроля такой энергии — нет в нашем мире.

Ага, только вот мертвецов контролировать сил хватает. Да и дыру пространственную захлопнуть тоже.

— А вот сколько этому человеку понадобится времени, чтобы тёмная энергия начала его разрушать, это хороший вопрос.

— Наверняка это какие-нибудь последователи Волконских, — ядовито отметил тот самый мальчишка из рода Рахмановых, который подходил с вопросом к Алексею. Вот же, мелкий засранец. Какой неугомонный. — Ну, с ним-то быстро разобрались. Считай, услугу сделали, чтобы не мучились от тёмной энергии.

Он злобно захохотал.

Как же мне в этот момент захотелось его ударить. Но я даже не успел ладони в кулаки сжать от злости, как ему в голову тут же прилетел кусок мела. Точно в лоб. Прямо в “десяточку”.

Теперь по кабинету прошла волна смеха.

— Эй! — выкрикнул мальчишка и, стиснув зубы, вскочил со стула. — Вы что творите?!

— О роде Волконских запрещено говорить в стенах поместья Кожевниковых. Забыли правила, молодой человек? — напомнил ему Игнатий.

— С чего бы?! Они были демонами! Пусть все про это знают!

— Вам, как их родственнику, должно быть, стыдно за своё заявление.

— Да, к чёрту! — он быстро метнулся к выходу. — Последователи предателей. Однажды и на ваш дом снизойдёт кара.

И он вышел в коридор.

А вот это уже была серьёзная угроза. Все ошарашенно смотрели в сторону выхода. Однако Игнатий не обратил на его слова никакого внимания и продолжил спокойно вести занятия.

Ничего этого старика, видимо, не пробьёт. Впрочем, меня порадовало, что он ни капли не изменился за всё это время.

///

После урока, когда мы вышли с Дмитрием в коридор, Литников осмотрелся по сторонам.

— Странно, — заметил он. — А где Николай?

— Хороший вопрос, — почесал я затылок. — Может, на тренировочном поле? Решил начать с физической подготовки.

— Зачем вообще за нами увязался? — недовольно фыркнул Дмитрий. — Не нравится он мне.

— Да ладно, неплохой парень. Своевольный, но неплохой.

— Почему-то ощущение, что от него на играх будут одни проблемы. А если он нас также бросит и уйдёт “своевольничать”?

— Не думаю, что он на такое способен, — правда, я был в этом не совсем уверен. — Во всяком случае я в него верю.

— Ты капитан, тебе виднее, — скрестив руки на груди, пожал плечами Литников. — Но я бы всё равно за ним приглядывал.

Забавно. Говорил он почти так же, как и Ангелина Андреевна. Ну, я от этого и не отказывался, раз уж взял на себя такую ответственность.

Внезапно прогремел взрыв.

Вот, кажется, мы и нашли Николая. Точнее, он нам дал подсказку, где его искать. Только теперь неприятное предчувствие было у меня.

Мы с Литниковым удивлённо переглянулись и молча направились в сторону шума.

В той стороне, где прогремел взрыв, уже стоял какой-то гул из голосов. Выйдя на тренировочную площадку поместья Кожевниковых, мы заметили собравшуюся толпу.

Судя по клубам чёрного дыма, там и был Николай. Но тут же, после взрыва ярким всполохом вспыхнул огонь. От столь обжигающего пламени толпа отпрянула назад.

Пробравшись в первые ряды, мы увидели довольно интересную картину. Как оказалось, Николай бился против того парня из рода Рахмановых, который ушёл с урока.

И чего этому пацану на месте не сидится.

— Отвали от меня! — рыкнул на него Николай. — Надоел!

— Тогда чего сюда припёрся, шавка безродная? — надменно хмыкнул пацан.

— Не твоё дело. Сказал же!

— Что такое? Не можешь угомонить свой демонический пыл? М? Род Волконских в крови взыграл?

— Заткнись!

Так. Стоп. Минуточку. При чём тут мой род? Что значит “демонический пыл”? Да что, всё это значит? Что происходит-то?!

(обратно)

Глава 21

Рахмановы стояли друг напротив друга, словно два озлобленных пса.

Если так продолжится дальше, то явно ничем хорошим это не закончиться. Интересно, а что тот пацан имел в виду, когда говорил про то, что в крови Николая взыграл род Волконских? При чём тут всё-таки мы?

— Ну что, применишь против меня свою демоническую силу? — продолжал дразнить Николая Рахманов.

— Это всё чёртовы сплетни! — отмахнулся резко Николай. — У тебя нет доказательств, что мой отец из рода Волконских!

Ого, а вот это уже весьма интересно.

— Тогда чего ты так нервничаешь? Чего боишься?

— Я не боюсь ничего! Просто ты надоел со своими необоснованными высказываниями.

— Правда? Ну докажи, что я не прав. Давай. Я жду.

Николай промолчал на его слова и только сильнее стиснул зубы. Пацана это только раззадорило больше, и его ухмылка стала шире.

Рахмановы уже приняли боевые стойки для того, чтобы пустить друг в друга свежую порцию магии, как внезапно раздался голос Игнатия:

— Николай! Пётр! — строго произнёс старик, пробившись через толпу. — Вы что устроили?

Пётр посмотрел на учителя и недовольно сплюнул в сторону.

— Как обычно. Кожевниковы, — прошипел он. — Только и могут что всё портить и набирают в особняк всякую шваль.

— Что вы имеете в виду, молодой человек? — сердито посмотрел на него Игнатий.

— Вы специально взяли этого безродного слабака? — тыкал он пальцем в сторону Николая. — Потому что он связан с Волконскими?

— Это беспочвенные обвинения! — рыкнул Николай. — У тебя даже доказательств нет.

— Мне они и не нужны! Все и так это знают.

— Николай! Пётр! — внезапно долетел до уха голос Алексея. — Пройдёмте за мной. Живо!

— Но… — уже начал было оправдываться Пётр, как тут же замолчал под строгим взглядом Кожевникова.

— Я сказал немедленно, — холодно повторил он, и они направились в сторону усадьбы.

— Теперь понятно, — сказал Дмитрий, провожая взглядом Николая, — почему он не хотел говорить о своём отце.

Я промолчал.

Если честно, эта новость была для меня не просто неожиданной, скорее какой-то нереальной.

Да, это нормально, когда родственные рода начинают плодить совместное потомство. Но дело в том, что я ни разу не слышал, что у кого-то из моей семьи была связь с Рахмановыми. Может, кто-то что-то и смог утаить, но обычно все новости я знал в семье первым.

Неужели кто-то смог сохранить эту тайну? Но если так, то откуда тогда прознал про это Пётр? Да и как вообще Николая оставили в живых, не прозвав “наследником демонического рода”?

Странная история. Какая-то слишком запутанная.

— О чём опять призадумался, Иван? — снова вытащил меня из размышлений Литников.

— Просто не могу поверить в услышанное, — ответил я. — Вот и всё.

— Бывает, что между знатными семьями может быть потомство, — пояснил Дмитрий. — Это не новость.

— Согласен, но просто удивлён, что Рахмановы не скрыли такую связь с Волконскими, — пожал я плечами. — Это может вызвать негатив со стороны других родов.

— Ну, парень-то тут при чём? Может, его воспитывали, как истинного наследника Рахмановых, но информация просто просочилась дальше.

— Не знаю. В любом случае мне далеко до понимания всех этих родовых интриг, — спокойно врал я, ссылаясь на свою принадлежность к простолюдинам. Да, иногда это очень выручает.

После этого разговора и того, что случилось, мы не видели Николая до самого вечера.

Пересеклись мы уже с ним в столовой, но решили не выпытывать у него подробностей. Если нужно будет, он и сам сможет рассказать. А пока мы с Литниковым решили не лезть в это дело.

Всё-таки по нему сразу видно, что тема его очень беспокоит и говорить о ней, Рахманов не особо хочет.

Ужин прошёл в довольно молчаливой атмосфере. Я даже заметил, как в нашу сторону косятся ребята разных домов. И Литниковы, и Румянцевы, и даже Кожевниковы.

Мы прямо были звёздами сегодняшнего дня.

Единственное, Петра так и не было среди остальных. Интересно, что ему сказали?

— Извините, — неожиданно произнёс Рахманов. — Это из-за меня. Я, пожалуй, пойду.

— Забей, — поддержал его я. — Думаю, просто у них не каждый день здесь можно наткнуться на такие зрелища.

— И всё же, — он поднялся со стула.

— Снова пойдёшь тренироваться? — поинтересовался Дмитрий. — Хотя бы на несколько лекций ради приличия сходи.

Николай ничего не ответил. Лишь кивнул и направился к выходу. Мы проводили его взглядом.

— М-да, — тяжело вздохнул я. — Сложно, видимо, быть из знатного рода.

— Смотря из какого, — пожал плечами Литников.

Я едва заметно усмехнулся его словам.

Действительно. Уж в Литниковых и Кожевниковых я не сомневался. Никогда не слышал о них какие-то сплетни или какую-нибудь порцию интриг.

Из-за их способности держаться в стороне от остальных, эти рода были нейтральными и никогда не вступали в склоки. Хех, всем бы быть такими же, как они.

///

Эта ночь была для меня поистине ужасной.

Сначала ужасные воспоминания не давали мне уснуть, являясь кошмарами в мои сны. Я проснулся в холодном поту, когда снова увидел, как меня бросают в ущелье, как кричат мои близкие и даже дети.

Впервые огонь, который был в моих воспоминаниях, застал меня в реальности. Я почувствовал резкую боль. Словно мою кожу реально обожгли.

Поднявшись с кровати, я подошёл к окну.

Завернув рукав и посмотрев на своё предплечье, мои глаза округлились.

Кожа начала трескаться. Чёрные змеевидные вены вздулись на руке так, что страшно было до них дотронуться. А ещё я обнаружил парочку волдырей.

Что это? Неужели то, о чём говорил Игнатий? Моё тело наконец-то поразила тёмная энергия. Значит, в этом мире, правда, невозможно сдерживать её в человеческом теле?

Чёрт. Плохи дела. Если так пойдёт дальше, то до игр я мог не дожить.

Внезапно в дверь постучались.

Я посмотрел в сторону выхода и быстро скрыл свою руку обратно за рукавом.

— Войдите, — крикнул я в сторону двери.

Когда она со скрипом открыла, на пороге стоял Евгений и, неловко поджав губы, сделал несколько шагов вперёд.

— Простите, что потревожил, — начал он. — Разрешите?

— Да, конечно, Евгений, — с улыбкой ответил я и указал рукой на кресло, приглашая его присесть.

Однако Кожевников решил долго не тянуть и сразу перешёл к делу.

— Иван, — начал он. — Пожалуйста, станьте моим учителем!

Вот, блин. Ещё один.

И с чего они взяли, что я хорошо обучаю?

— Немного не понимаю вас, Евгений. Что именно вы хотите изучить?

— Боевую магию.

— Но разве ваш отец не говорил про то, что у вас почти нет источника силы, — вспомнил я его слова.

— Да, но, — он увёл взгляд в сторону и сжал ладони в кулаки. — Я хочу попробовать!

— Хм, попробовать? — я задумался. — Ну, думаю, это можно сделать. Начнём завтра?

— Сейчас!

Его резкое заявление меня ввергло в ступор.

Сейчас? Начать тренировки прямо сейчас? На ночь глядя? А этот мальчишка мог удивить своей настойчивостью.

Ну, судя по его горящим глазам, переубедить его у меня вряд ли получится.

— Сейчас, значит, — усмехнулся я и почесал затылок. — Хорошо. Тогда я переоденусь и встретимся с вами на тренировочной площадке.

— Хорошо. Спасибо вам, — он поклонился в знак благодарности и вышел из комнаты.

Ну и настырный малый. Далеко пойдёт. Интересно, а где его брат? С самого приезда я почему-то не встретился со Станиславом. Да и на занятиях его не было.

///

Когда я пришёл на тренировочное поле, Евгений уже был там.

Вокруг было тихо. Вдали я слышал уханье сов, а маленький пятачок освещался слабым лунным светом.

Подойдя к Кожевникову, мы приступили к занятиям. Мальчишка настолько ничего не знал, что даже не понимал, как ощутить внутренний источник.

Это было странно. Ведь, даже если у него его нет, то эту базу давали всем. Почему Алексей не рассказал об этом сыну?

Когда я объяснил Евгению механику, и он покорно повторил за моими словами, я удивлённо изогнул бровь. Пусть и немного, но я сразу ощутил источник силы Кожевникова.

Значит, я был прав. Всё, что говорил Алексей сыну — было ложь. Но зачем, он соврал, что у мальчика нет источника? Почему не обучал своего наследника?

— Кажется, — говорил Евгений с закрытыми глазами, концентрируясь на внутренний источник, — я его чувствую.

— Отлично, попробуйте перенаправить магию на вашу руку. Просто вытянете ладонь вперёд и переместите туда всю энергию, которую чувствуете.

Евгений коротко кивнул и сделал всё ровно так, как я и говорил.

— А теперь резко взмахните и выпустите её.

Кожевников рассёк рукой воздух. Я лишь успел заметить, что что-то блеснуло и направилось прямо в мишень.

Бум!

Мишень разорвало на куски.

Неудивительно, что у Евгения получилось с первого раза. Всё-таки он из рода Кожевниковых. Только от этого становилось больше вопросов.

Когда мальчишка открыл глаза и смог оценить свои первые попытки в магии, то был счастлив. На его лице образовалась широкая улыбка, а глаза ярко заблестели от радости.

Ну, я его понимал.

Я тоже был бы счастлив. К тому же когда что-то получается с первого раза — это приносит особый кайф.

Но я заметил кое-что, когда он выпускал магию. Стихийная магия Кожевниковых — это лёд и ветер. Они одни из тех, кто может сразу управлять двумя стихиями. Только вот, то, что выпустил Евгений было ни тем ни другим.

Чтобы убедиться в своих словах, я молча подошёл к разорванной на части мишени. Сначала я ничего не понял. Видел, что что-то блестит, но что это?

Когда наконец-то присмотрелся, то впал в ступор. Я не мог произнести ни слова. Меня будто молотком по голове огрели.

Нет. Быть не может. Это ведь мне просто кажется?

У моих ног лежал стальной серп. Стальной! Нет, даже не так. Эту сталь я узнаю из тысячи. Это точно была стихия Волконских.

Я был уверен, что ни с чем не путаю её.

Это точно она. Но как? Что за фигня? Такое вообще возможно?

Я округлил глаза, не веря в то, что вижу.

— Иван! — крикнул мне Евгений, а потом подбежал ко мне. — Что-то случилось? Что с вами?

Он заметил моё недоумение, но я не мог ему ничего ответить. Язык, словно прилип к нёбу.

Евгений опустил взгляд вместе со мной и удивлённо посмотрел на металлический серп. Он наклонился и решил осмотреть его повнимательнее.

— Это разве не сталь? — ошарашенно спросил он. — Но почему это сталь?

— Хороший вопрос, — наконец-то ответил я.

Евгений выпрямился и вопрошающе посмотрел на меня. Казалось, в его взгляде появился лёгкий страх от собственной магии.

Неудивительно, ведь для меня это была такая же неожиданная новость, как и для Кожевникова. Или стоп. Минуточку. А Кожевникова ли вообще?

— Вы ведь не хотите сказать что… — Евгений резко замолчал и поджал губы.

Его голос дрожал. Тело слегка потряхивало от неизвестности. К сожалению, в этом вопросе я, правда, не мог ему помочь. Даже если бы очень хотел.

Но если я прав, то, возможно, Евгений — реальный наследник рода Волконских. Если это так, то никто не должен об этом узнать. Если кто-то прознает, то…

Хм. Может, поэтому Алексей и не обучал мальчика магии? Значит, он специально скрывал Евгения и пытался огородить от остальных? Неужели Евгений не сын Алексея, а…

— Что здесь происходит?! — внезапно долетел до уха строгий голос Алексея.

О, как раз вовремя. Мне бы тоже хотелось это узнать.

Кожевников подошёл к нам и, опустив взгляд вниз на стальной серп, сразу разозлился. Он стиснул зубы и грозно посмотрел на Евгения.

— Я ведь говорил, что вам нельзя… — уже было распалился он.

— Отец, пожалуйста, скажите, кто я? — неожиданно перебил его Евгений. — Я ведь не Кожевников, верно?

Алексей замолчал. Видимо, скрывать правду уже не имело никакого смысла. Я заметил, как выражение лица Кожевникова стало спокойнее.

Он тяжело выдохнул и повернулся в сторону особняка.

— Пройдёмте за мной, — холодно приказал он. — Оба. Нам предстоит сложный разговор.

Почему-то я в этом даже не сомневался.

(обратно)

Глава 22

Если честно, то в голову лезли всякие мысли.

Пока мы шли по коридору усадьбы Кожевниковых, я уже строил несколько догадок по поводу Евгения. Кто же он на самом деле? Неужели, правда, из семьи Волконских? Но тогда, Алексей должен понимать, что если кто-то узнает, то его роду придётся несладко.

Кожевниковы всегда отличались своим умом и продуманностью. Наверняка у них уже был готов план. Только вот какой именно? Что задумали?

Просто так, он не стал бы называть чужого ребёнка своим сыном. Да и прекрасно понимал, что долго скрывать это не получится, а значит, у него точно была какая-то стратегия.

Искоса я взглянул на Евгения. Тот шёл, опустив свою голову, и поджимал губы. Ну, неудивительно. Не каждый день узнаешь, что ты из другого рода, благодаря магии.

Конечно, велика вероятность, что кто-то из Кожевниковых в своё время согрешил с Волконскими. Но процент этого был настолько мал, что этот вариант я отмёл практически сразу, поставив его на последнее место.

Наконец-то мы дошли до кабинета Алексея.

Пройдя внутрь, Кожевников сел за широкий стол, который едва освещался тусклым светом свечей. Как, впрочем, и сама комната.

Хотя кабинет Алексея ничем не отличался от обычного кабинета в любой другой усадьбе. Единственное, он был гораздо больше, чем у Ангелины Андреевны и весь обставлен книжными стеллажами.

Да. Книги в этом доме любили, как и своды правил, по которым все жили Хех. Узнаю Кожевниковых.

— Итак, пожалуй, стоит начать сначала, — начал разговор Алексей. Его голос был холодным. Он положил перед собой руки и сцепил пальцы в замок. — Вы, наверное, слышали про то, что произошло с родом Волконских много лет назад?

Я кивнул в ответ, а вот Евгений не мог даже такого просто действия сделать. Мальчишка будто в ступор впал.

Однако Алексей молча посмотрел на него и продолжил:

— Так вот, не все в ту ночь погибли. Был один человек, который не относился к роду Волконских. Ему удалось бежать из усадьбы.

— Простите. Вы, случайно, не про Екатерину Елисеевну говорите?

У Кожевникова аж лицо вытянулось от удивления.

— Откуда вы знаете?

— Она рассказывала, что была связана с этим родом. Потому и предположил, что она единственная не из их рода, кто мог оказаться в ту ночь.

— Да. Всё верно. Вы правильно сопоставили факты. Но это ещё не всё. Мой лучший друг — Александр, — при упоминании меня, в глазах Алексея появилась горечь, а губы недовольно скривились, — смог спасти одного из наследников. Своего младшего брата, которому на тот момент исполнилось всего несколько месяцев.

Он поднял глаза на Евгения.

Мальчишка стоял с опущенным вниз взглядом. Его ладони сжимались в кулаки. Лицо краснело.

Если честно, я сам не знал, что мне сказать. Я просто не помнил этого момента. Он был вырезан из моей памяти, как и половина той ночи, когда на нашу семью напали.

Внезапно Евгений не выдержал. Он резко развернулся и быстрым шагом направился к выходу. Я молча проследил за ним.

Алексей же вскочил с места и ударил ладонями по столешнице.

— Стой, Евгений! — выкрикнул он вслед мальчишке, но тот уже не слышал его.

Евгений вышел из кабинета, хлопнув дверью напоследок. Кожевников уже было решил направиться за ним, как я резко остановил его, ухватившись за предплечье.

— Что вы творите, Иван? — нервно спросил он.

— Прошу вас, — тихо произнёс я. — Оставьте его. Всё-таки не каждый день узнаёшь, что ты не тот, кем себя считал всю жизнь. Тем более, узнать это вот так.

— Но он…

— Дайте ему время. Я думаю, он сможет с этим справиться.

Алексей тяжело вздохнул и снова сел за свой стол.

Кажется, ему стало немного легче после моих слов. Однако мне от этого не лучше. Вроде я рад, что кто-то из моей семьи остался жив, но новость была настолько неожиданной. Я просто был в шоке от всего происходящего.

Да и спокойствие Алексея, которое рушилось на глазах, только ещё больше показывало, что ситуация не из простых.

— Поймите правильно, — неожиданно стал оправдываться Кожевников. — Я хотел раскрыть это, но не таким образом.

— О чём вы? — запутался я ещё больше. — Что вы планировали сделать?

Он откинулся на спинку кресла и запрокинул голову вверх.

— Не поймите неправильно. Я не могу рассказать всего, что происходило все эти десять лет. Но я вижу, что вам можно довериться, Иван. Знаю, что вы не из тех, кто расскажет об этом кому-то. Понимаете, я слишком хорошо знал Волконских и уверен, что они никогда не были причастны к использованию тёмной энергии.

— Хотите сказать, что считаете, что их оболгали?

— Да. Именно так.

— И кто же это мог сделать?

— Хороший вопрос. Кто-то из рода Рахмановых, очевидно. Боязнь того, что кровные родственники могут претендовать на престол, любого подтолкнёт и не на такое.

— Значит, это всё замыслил император?

— Я не могу быть уверен в этом. Но если сообщить при всех родах, что один из наследников Волконских жив, к тому же не может быть причастен к использованию демонических сил, в силу своего возраста. То его признают новым главой рода.

— Теперь понятно, — сразу догадался я. — Вы хотели сделать это на играх. Именно тогда собираются все рода и можно заявить такую важную новость, чтобы при всех признать возвращение рода Волконских?

— Именно так, — он посмотрел на меня. — Но не думал, что Евгений всё же захочет испытать свою магию, и у него это получится с первого раза.

— Скажите, Алексей Николаевич, почему вы это делаете? Неужели вам так дорога связь с Волконскими, что вы готовы даже пожертвовать своим титулом? Даже если допустить мысль о том, что род Волконских подставили, то узнай об этом раньше тот, кто это сделал, с вами могло произойти то же самое. К чему так рисковать?

Он молча поднялся со своего сидения и завёл руки назад. Алексей подошёл к окну и увёл задумчивый взгляд куда-то вдаль. Явно что-то всплывало из прошлого в его голове.

— Я всегда относился к своему другу, как к брату. И как я уже говорил: я не могу поверить в то, что он, или кто-то из его близких, могли так поступить. Слишком хорошо я их знал. Кто угодно, но не они. В любом случае вам не понять этого.

Вот мне то как раз было и понять. Я едва заметно усмехнулся его словам. Никогда бы не подумал, что рядом со мной был такой преданный человек.

А ведь в юношестве мы даже спорили и ругались часто. Я всегда посмеивался над Кожевниковым, особенно, когда речь заходила о девушках. Было забавно наблюдать за его реакцией. Да и шутить над ним было весело.

Кто же знал, что он будет тем, кто захочет оправдать нас. Благодаря Евгению, честь нашего рода может быть, действительно, восстановлена.

Однако с этого момента я понимал, что его нас подставил род Рахмановых, то я хочу большего. Они так боялись потерять престол? Что ж, отлично. Тогда я сделаю так, что так оно и будет.

Но перед этим…

— Алексей, разрешите ещё один вопрос, — решил я узнать, пока мы были наедине с Алексеем.

— Да, конечно, — обернулся ко мне Кожевников.

— А что с Николаем? Это правда, что в нём тоже течёт кровь Волконских.

— Не знаю. Но вся ситуация с Николаем скорее неоправданные слухи, о которых сам император не хотел говорить. Некоторые стали шептаться на эту тему, когда заметили отношение Рахмановых к нему. Однако это скорее на уровне “бабьих сплетен и слухов”, которые любят разглашать те, кому нечем заняться. Однако род Кожевниковых не будет терпеть подобное.

Кстати, да. Что-то я такое помню. Если припомнить эту “тысячу и одно правило”, то где-то упоминалось про распространение слухов.

Карались они, кстати, тоже довольно жестоко. Так, значит, Петра тоже решили наказать?

— Смею предположить Петра… — начал было я, но Кожевников тут же перебил.

— Его отослали обратно в семейное поместье. Он и так висел на волоске из-за своего своенравного поведения. Теперь же пусть с ним разбирается его род.

— Я вас понял. Что ж, время позднее. Я, пожалуй, пойду.

— Иван, стойте, — сразу остановил меня у порога Алексей. — Прошу. Все разговоры, которые были в этом кабинете, пусть здесь же и останутся. И ещё попрошу вас присмотреть за Евгением.

— Меня? Присмотреть за Евгением? Почему вы просите именно меня? — удивился я.

— Сейчас он вряд ли захочет разговаривать со мной, — с мягкой улыбкой ответил Алексей. — Вас же он больше послушает. У меня предчувствие, что вы сможете найти с ним общий язык. А оно меня обычно никогда не подводит.

Ещё бы. Если учитывать, что Евгений мой младший брат. Неудивительно, что мы оказались с ним похожи.

— Хорошо. Я понял вас, — кратко кивнув на прощание, сказал я. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, Иван.

Я вышел из кабинета.

Идя вдоль коридора, я всё ещё пытался переварить всю полученную информацию. Значит, я смог помочь Екатерине и Евгению бежать? Удивительно, что я вообще не помнил этого фрагмента. Этот кусок, словно стёрся из памяти.

Я помнил, как мы были вместе. А потом… всё, будто в тумане. Ощущение, что это было похоже на какой-то смутный сон. Даже странно. Нужно было выяснить всё, что касалось той ночи. До самых мелочей.

К тому же если я хочу осуществить свой новый план и наказать тех, кто предал мой род. Правда, в отличие от других я не любил кровопролития. Зачем? Если просто можно отнять то, что им так дорого.

Остановившись возле покоев Евгения, я повернулся к двери и постучал. Заглянув внутрь, я увидел мальчишку, который сидел на кровати с опущенной головой.

— Уходите, — холодно ответил он.

— Простите, Евгений Алексеевич, но…

— Вы сами слышали! — резко изменился он в голосе и перешёл на крик. — Я не имею никакого отношения к Кожевниковым! Я… я…

Он поджал губы, а потом выдавил из себя то, что так крутилось на языке:

— Наследник демонического рода.

Хах, забавно. Ведь именно это мне говорили перед тем, как кинуть в ущелье. Сразу видно, что мы братья.

Он стиснул зубы. Казалось, что вот, вот и в уголках глаз начнёт скапливаться влага. Но нужно было отдать ему должное. Мальчишка держался достойно. Ну, несмотря на злость, которая отчётливо выражалась на лице.

Я же, не послушав Евгения, всё же прошёл к нему в комнату и присел рядом с ним.

— Знаете, — попытался я разбавить атмосферу, — но ведь всё, что ни делается всё к лучшему. Вы единственный наследник почившего рода, а значит, будете его главой. К тому же у вас редкая магия, которой теперь ни у кого нет.

— У вас почти такая же, — тихо отметил он.

— Я уже говорил, что моя магия — подражание. Просто копирка. У вас же истинная магия рода.

— Рода, который признали демонами.

— Но ведь вы не умеете пользоваться тёмной энергией. Значит, сможете собрать свой род заново и оправдать имя семьи.

— А что, если я тоже однажды буду ей пользоваться? Что, если она проявится?

— Не думаю, что такая магия передалась вам по наследству. К тому же вы бы ей уже обладали, и она уже давно бы проявилась. Если бы это так и было.

— Значит, у меня нет демонического наследия? — он удивлённо посмотрел на меня.

— Скажем так, шанс этого стремится к нулю. Так что, не стоит переживать.

— Но даже если так, — он снова увёл взгляд. — Смогу ли я поднять заново свой род?

— Сможете. Думаю, родственник, который спас вас верил в это. Как верит и Алексей. Он готов помочь вам в этом, поэтому не стоит на него держать обиду и злость. Поговорите с ним, он ведь желает вам только лучшего.

— Я знаю. Он всегда такой. Поэтому и переживаю за него.

— Вы о его болезни?

Евгений молча кивнул.

— Не забивайте пока этим голову, — улыбнулся я. — Думаю, Анастасия скоро обучится целительной магии и сможет ему помочь, а пока, — я поднялся с кровати и подошёл к выходу, — отдохните хорошенько. Завтра мы сможем продолжить наши с вами тренировки. Только помиритесь перед этим с Алексеем.

— Вы всё же продолжите обучение со мной? — удивлённо посмотрел на меня мальчишка.

— Я обещал вам. И от слова отступать не намерен. А пока, доброй ночи, Евгений.

Настроение у мальчика явно поднялось. На губах заиграла улыбка.

— Спасибо вам, Иван. Доброй ночи.

Я улыбнулся в ответ и вышел обратно в коридор.

Внезапно руку, будто обожгло чем-то. Я цыкнул от боли и снова приподнял свой рукав. На секунду мне показалось, что болезнь от тёмной энергии распространилась дальше.

Дела были совсем плохи.

Нужно было скорее что-то придумать с этим. Иначе я даже Анастасии не дождусь. Неизвестно сколько моё тело ещё сможет терпеть, пока тёмная энергия полностью не поглотит меня изнутри.

Вот же, геморрой. Ни одно, так другое. И почему всё не может пройти гладко?

///

— Удивлён, что мы здесь.

Дмитрий внимательно осматривал двухэтажную библиотеку, которая сверху донизу была обставлена книжными стеллажами.

Считалось, что больше всего информации хранится именно здесь. Да и вообще усадьба Кожевниковых — своего рода кладезь знаний. Поэтому и обучение в их доме было таким суровым. Они слишком ответственно подходили к знаниям, которые закладывали в учеников.

— Здесь даже такое есть? — удивлённо перелистывал книгу с пошлыми картинками Николай.

— Никогда не думал, что такая гадость может храниться в доме Кожевниковых, — сморщился Литников.

— Ну, всё-таки род Кожевниковых ко всему относится ответственно. Даже такое дело через книжки привыкли изучать, — усмехнулся я. Только вот мой “тонкий” юмор никто не оценил. Какие же они всё-таки все серьёзные.

— Ладно, а что ты хочешь здесь найти? — скрестил руки на груди Дмитрий. — Что мы ищем?

— Любую информацию, которая, так или иначе, связана с тёмной энергией, — пояснил я.

— Хочешь узнать побольше о врагах?

— Что-то вроде того. Просто хочу кое-что проверить.

— Да. Вот только… — Дмитрий ещё раз обвёл библиотеку глазами. — Здесь миллион книг. Как мы поймём, где искать? Здесь даже указателей нет.

— Обычно, — пояснил я. — Все книги с тёмной магией располагаются у стен на первом этаже.

— Откуда ты знаешь?

— Я ведь уже говорил, что много читал. Да и в доме Кожевниковых мне приходилось бывать, так что, более ли менее успел сориентироваться.

— Значит, разделимся и будем искать? — предложил Николай.

— Да. Думаю, так будет легче.

Собственно говоря, так мы и решили.

Я отправился в правую часть библиотеки и начал поиски. Спустя полчаса перелистывания толстых томов книг о магии, мне на глаза попалась странная книжка.

Она была самой крайней на полке. Удивительным мне показалось, что она была единственной книгой, на которой не осела пыль. Даже если её недавно брали, выглядела она совсем как новенькая. Так ещё и безымянная. На ней даже знака опознавательного не было.

Естественно, мне стало любопытно. Что это такое? Что за книжка такая?

Только я начал её вытаскивать, как пол под ногами задрожал. Вся библиотека содрогнулась, а в стене между стеллажами начала открываться потайная дверь.

Передо мной появился проход.

Вот это номер. Я и не знал, что у Кожевниковых есть секретные места. Удивительно. Сколько ни ходил в эту библиотеку, ни разу на такое не натыкался.

Так, так. Интересно. И что же они там прячут?

(обратно)

Глава 23

— Что это? — удивлённо спросил Дмитрий, подойдя ко мне вместе с Николаем. — Откуда здесь проход?

— Тайная комната? — изогнул бровь Николай. — Я слышал, что такие часто делают в усадьбах, но никогда не думал, что такие могут быть в библиотеке.

— Может здесь храниться какая-то секретная информация?

Что ж, слова Дмитрия не были лишены смысла. Я тоже сразу подумал о том, что Кожевниковы решили спрятать какие-то важные бумаги за этой стеной.

Ну, это стоило проверить.

— Подожди, — остановил меня Литников, когда я уже вступил в темноту. — Думаешь, стоит это делать?

— Ну, раз мы всё равно его нашли, — пожал я плечами и улыбнулся. — Тогда, какая разница?

Ребята удивлённо переглянулись, но всё же решили последовать за мной.

Сначала мы шли в темноте. Литникову даже пришлось применить свою магию молнии, чтобы был хоть какой-то свет.

Потом мы увидели слабое свечение. Чем ближе мы подходили, тем ярче и больше оно становилось. Наконец-то мы вышли к освещённой стойке, на которой лежал какой-то кулон.

Судя по форме, его можно было открыть. Интересно, что было внутри?

Только я хотел к нему прикоснуться, как позади раздался строгий голос:

— Не стоит этого делать!

Мы обернулись и увидели Алексея, который, видимо, следовал всё это время за нами. И как мы его не заметили? Какой бесшумный, блин. Хоть бы колокольчик носил.

— Алексей Николаевич, — улыбнулся я ему, чтобы как-то сгладить ситуацию. — Не расскажите, что это за место? И что это? — я указал пальцем на кулон.

— Эту комнату сделали очень давно, — пояснил спокойно Кожевников. Даже странно, что он не стал на нас ругаться. — Она была создана ещё до моего рождения. Никто не знал о ней. Я смог обнаружить её совсем недавно и решил сделать эту тайную комнату хранилищем для этого кулона.

— Но что это за вещь?

— Я нашёл её пару лет назад, и когда взял её в руки, то… — он снял свою перчатку с руки и показал нам волдыри. Такие же, которые возникают из-за тёмной энергии. — Моя кожа сразу покрылась этим.

Так значит, всё дело в этой штуке. Странно, но я не чувствовал от неё ничего демонического. Совсем. Похоже на обычную безделушку. Даже удивительно, что она на такое способна.

— Вы открывали её? — поинтересовался я.

— Нет, — мотнул он головой. — Я до сих пор не знаю, что внутри. И без понятия, как её открыть.

— Может, и не стоит пытаться? — предложил Литников. — Если она способна оставлять такие увечья, то что будет, когда её открыть?

— А что это за странные надписи? — внезапно спросил Рахманов, внимательно изучая кулон. — Какие-то непонятные иероглифы.

Мы подошли к кулону и стали его рассматривать. Николай оказался прав. Сбоку было что-то начертано, но не на нашем языке.

Кстати, довольно знакомые письмена. Где-то я это уже видел.

— Если честно, — начал Кожевников. — Я тоже их сразу заметил. Пытался найти нечто подобное в книгах. Но всё впустую.

Забавно. Если даже он не смог найти ничего в этой библиотеке, тогда почему для меня это так знакомо. Будто я уже читал нечто подобное. Прямо что-то очень, очень близкое.

— Ладно, пойдём, — тяжело вздохнул Дмитрий и направился обратно вдоль коридора. — Всё равно так ничего не выясним. Можем проштудировать ещё литературу на эту тему.

— Согласен, — кивнул Рахманов и направился за ним.

Алексей тоже не стал ждать долго и пошёл вслед за ребятами.

Меня же никак не отпускали эти письмена. Почему мне так они что-то напоминают? Но что же? Чёрт. Где я это уже видел?

Когда все отвернулись, я прикрыл свои глаза. Сосредоточился. Сконцентрировал внутри себя тёмную энергию и резко распахнул взгляд.

Внезапно, благодаря своим алым демоническим глазам, я наконец смог расшифровать этот язык. Теперь понятно, почему он показался мне таким знакомым. Этот язык Преисподней. Именно там я сталкивался с этими письменами.

Шёпотом прочитав то, что там написано на языке демонов, мой взгляд резко вернулся, и зрачки приняли человеческую форму. Стены содрогнулись.

Крышка кулона неожиданно открылась и оттуда столбом поднялся тёмный демонический вихрь.

— Что случилось? — обернувшись на меня, не понимал Литников.

— Иван, уходи оттуда! — выкрикнул Кожевников, но было уже поздно.

Плотный туман окутал меня и стал куда-то затягивать. Сопротивляться ему было бесполезно. Я глухо слышал, что мне что-то кричали товарищи, но уже не различал слов. В ушах, словно толстый слой ваты застрял.

Перед тем как меня полностью поглотил туман, я успел схватить кулон, а потом погрузился в беспросветный мрак.

Я уже не слышал голосов, криков, и не ощущал присутствие кого-то рядом. Я просто оказался в беспроглядной темноте, где не было ничего.

///

До ушей донёсся шум моря. А в носу засвербел солоноватый запах.

Море? Солёный запах? Что за бред?

Но самое странное было, что я чувствовал, как кто-то пытается что-то впихнуть мне в рот. Что-то твёрдое, небольшое.

Поморщившись, я открыл глаза и офигел. Сначала подумал, что показалось. Но нет. Не показалось. Даже несколько раз похлопал глазами. Ну так, на всякий случай.

В ответ на мой ошарашенный взгляд на меня смотрела беличья морда. Но этот окрас вгонял в ступор. Мало того что морда была белоснежная, так ещё и вокруг глаз были чёрные обводки. Похоже на окрас панды, только у белки.

Это существо пыталось впихнуть мне в рот орех, но тут же остолбенела, когда я открыл глаза.

Она смотрела на меня. Я на неё. Наши обоюдные переглядывания закончились в тот момент, когда она спрыгнула с меня, а я удивлённо огляделся вокруг.

Я попал на какой-то остров.

С ума сойти. Сначала Преисподняя, потом тело простолюдина, а теперь какой-то остров со странными белками. Ну и любит же судьба меня покидать из одного места в другое. Прям попаданец — путешественник.

Поднявшись на ноги и отряхнувшись от белоснежного песка, я обшарил карманы и огляделся.

Я точно помню, что прихватил с собой кулон. Тогда, куда он делся? Исчез без следа?

Посмотрев на белку, я заметил, что в её маленьких мохнатых лапках был мой кулон.

— Так, белка, это моё, — протянул я ей руку. — А ну, верни.

Конечно, слушать она меня не стала. Запихнув кулон в свой рот, она стремительно рванула с места.

Вот же засранка.

Я быстро побежал за ней. Уж не знаю, что нужно было снова сделать с этим кулоном, и может ли он вернуть меня обратно, но это была единственная зацепка, чтобы вернуться в усадьбу Кожевниковых.

Больше пугало, что это мохнатое чудовище было реально размером с белку и бегало также быстро. Только вот, разве белки бывают такого окраса? Что за странное место?

Наши “догонялки” закончились спустя несколько минут. Уж не знаю, решила ли эта белка просто передохнуть, или специально заманила меня в чащу леса, но она резко остановилась и не двигалась больше с места.

Она сидела и смотрела на меня. Я же медленно стал к ней приближаться, чтобы не спугнуть.

Ещё немного. Ещё чуть-чуть. И вот я почти дотянулся до неё, как внезапно подул сильный ветер. Настолько режущий, что на коже остались ссадины и небольшие раны.

Что за фигня, блин?

Неожиданно я почувствовал тёмную энергию. Она прошла сквозь меня. Такая мощная, сильная. И в этом мире есть демоны?

Внезапно послышался рык. Потом второй. В кустах я увидел два ярких красных глаза. Потом ещё парочка. И тут я понял, что меня окружают.

По ощущениям это демонические волки.

А они то тут откуда?

Белка быстро сорвалась с места и прыгнула мне на плечо. Классно. Нашла, блин, где спрятаться.

Как только первые волки с мерзким рыком кинулись на меня, а белка пискнула, я тут же сконцентрировал тёмную энергию и направил в их сторону. Странно, но почему-то в этом месте сделать это было гораздо легче.

Несколько волков исчезли. Остальных я попытался утихомирить своей стальной магией. Вызвав несколько магических чёрных мечей, которые появились в воздухе, я проткнул демонических тварей.

Они растворились с воплем и визгом.

Мне быстро удалось избавиться от всей шайки. Всё же мечи, которые я смог получить после изгнания демона из Веры, были хорошим оружием против демонов. Отлично.

Белка продолжала держаться за моё плечо и никуда больше не убегала. Я посмотрел на неё, она на меня, а потом как-то резко повернула голову назад. Я удивился такой реакции и тоже повернулся в сторону, куда она смотрела.

Ощущение, что она могла чувствовать эту тёмную ауру. Ведь она привела меня именно к демонам. Совпадение? Не думаю.

Через несколько секунд земля под ногами содрогнулась. Стайка птиц взмыла в воздух, а в той стороне, куда мы смотрели с белкой, раздался ещё один звериный рык.

Но вот что странно.

Я даже зверя не успел увидеть, как в небо взмыло чёрное пламя. Оно столбом охватило небольшую территорию. Рык усилился, стал похож на вопль, как и в случае волков, которых я пронзил своей магией.

Две тёмных энергии перемешались. Я чувствовал это. Потом одна из них исчезла, вместе со звериным криком. Пламя же продолжало перекидываться на деревья, а потом резко потухло.

Что ещё за хрень? Что за пламя? Я такое впервые видел.

Но самое странное, что после того, как пламя потухло, белка резко спрыгнула снова на землю и побежала в ту сторону.

Я помчался за ней. Кулон-то всё ещё был у неё. К тому же мне было интересно чья эта магия. Неужели на острове ещё кто-то есть? Лишь бы не демон высшего уровня. Хотя и у них я ни разу не видел такой способности.

Когда мы вышли на пятачок, где всё это происходило, я резко остановился.

Среди сожжённой пламенем местности стоял мужчина. Одет он был как-то чудаковато. Бежевая шляпа с широкими полями и такого же цвета накидка. Длинные коричневые сапоги. Небритая щетина, но очень дружелюбный и смеющийся взгляд. На морщинистом лице играла улыбка.

Белая белка быстро подбежала к нему и забралась на его плечо. Он обернулся к ней и почесал подбородок. Она же, словно ручной зверёк, поддавалась ласке.

Так это его белка?

— Ну, кокосик, что опять натворил?

Кокосик? Что за глупое имя? И вообще, кто этот мужик, который может управлять чёрным пламенем? Блин, да куда я опять попал?

(обратно)

Глава 24

Теперь мне интересно: кто это передо мной?

Откуда у этого человека такая сила? И самое главное: почему он так странно одет?

Незнакомец же внимательно рассматривал меня с улыбкой. Он будто что-то оценивал. Что-то заподозрил?

— Так ты тоже? — усмехнулся он. — Нечасто встретишь человека с демонической энергией.

Стоп. Минуточку. Так он тоже обладатель тёмной энергии? Хм. Интересный поворот судьбы.

— А вы кто? — наконец спросил я у него.

— Меня зовут Артём Дмитриевич, — махнул он мне. — И когда-то я был из рода Рахмановых. Ну, — он осмотрелся по сторонам. — Пока меня не запечатали в этом месте.

— Запечатали? — удивился я. — Это как?

— Это довольно долгая история, — он обхватил двумя пальцами подбородок. — Но если коротко, то меня предал лучший друг и оставил на этом острове.

— А что это за место вообще?

— Этот остров часто называют “ад на земле”. Никто не знает, где он находится. Никто не знает, как сюда попасть. Его нет ни на одной карте. И самое главное: никто не понимает, как отсюда можно выбраться.

— А как тогда сюда попали вы?

— Здесь не очень хорошее место, чтобы говорить, — с улыбкой ответил он. — Пошли за мной. Мой дом находится недалеко отсюда. Кстати, как тебя?

— Иван Владимирович.

— А фамилия?

— Безродный я. Простолюдин. Раньше был свинопасом.

Он снова пристально посмотрел на меня, потом подошёл ближе. Стало как-то не по себе. Его взгляд изменился. Стал каким-то суровым, что ли.

— Ты мне голову-то не морочь, — он хитро ухмыльнулся. — Если остальных ты сможешь провести, то не меня точно. Я чувствую в тебе что-то знакомое, помимо тёмной энергии. Кто ты на самом деле? Не переживай, не расскажу я твой секрет. Ну если только, — он кивнул на белку, которая продолжала сидеть со вздутыми щеками на его плече, и хохотнул. — Ему вон. Но он не большой любитель разговаривать. Скорее все проблемы молча приносит.

Я слегка помялся, ведь никому не рассказывал правду с самого начала. Как только переродился в этом теле, так и был Иваном. Если честно, даже своё настоящее имя стал потихоньку забывать с этой непривычки.

— Моё настоящее имя, — тяжело выдохнул я, а потом натянул улыбку. — Александр Владимирович Волконский.

— Ого! — в его глазах заиграла искорка радости. Он хлопнул меня по плечу и радостно заявил: — Так вот, почему я почувствовал что-то родное. Ты ж родственник мой. Никогда не думал, что спустя столько времени ко мне придёт родная кровь.

Я даже удивился его словам. Он, наверное, первый из Рахмановых, кто рад видеть мой род. Особенно после случая десятилетней давности.

— Даже странно видеть такую реакцию, — усмехнулся я.

— Это почему? — Артём Дмитриевич не на шутку удивился.

— Ну, после того как мой род признали демоническим. Всех нас вырезали, ну а меня скинули в ущелье.

Лицо мужчины заметно вытянулось. Глаза округлились. Он будто слышал об этом впервые и просто не мог поверить своим ушам. В то, что я говорил.

Интересно, сколько он тогда просидел на этом острове, если так удивляется этой новости?

— Серьёзно?! — наконец, воскликнул он. — Как же это получилось?

— Я и сам плохо помню, — я увёл взгляд, пытаясь вцепить из памяти хоть какой-то фрагмент из прошлого. — Помню только лишь как на нас уже напали, а больше ничего.

— И чья же это была затея? — он нахмурился и скрестил руки на груди. — Почему Рахмановы не вступились за своих родственников?

— Так это их затея и была. Они так и поступили с нами, — пожал я плечами.

Лицо Артёма Дмитриевича резко стало серьёзным. Он обхватил двумя пальцами подбородок и о чём-то задумался. Казалось, что он стал рассуждать об этой всей ситуации.

— Ладно, пойдём, — сказал он мне уже с меньшим энтузиазмом. — А то не хотелось бы снова спалить лес из-за всякой нечисти.

— Хорошо, — я проследовал за ним. — Здесь тоже открываются пространственные дыры?

— Не совсем так, — покачал головой Артём. — Здесь она одна и настолько огромная, что способна призывать сюда разных тварей. Не высших демонов, конечно. Но созданий не лучше их.

— А почему вы до сих пор не закрыли её? — я вспомнил о его огне. — У вас ведь такая сильная тёмная энергия.

— Даже её не хватит, чтобы закрыть дыру. Иначе я бы уже давно отсюда выбрался.

— То есть чтобы выбраться отсюда, нужно закрыть дыру?

— Не только, но это одно из условий этого проклятого острова. Из-за такой огромной пространственной дыры здесь образовался своеобразный барьер, который и мешает переместиться в другое место.

Это ж, каких размеров она должна быть, чтобы весь остров контролировать? Я всегда считал, что самые огромные пространственные дыры — это те, которыми можно управлять мертвецами.

///

Спустя некоторое время, мы подошли к хижине в чаще леса.

По внешнему виду я сразу понял, что этот самодельный дом — дело рук Рахманова. Да и, сделан сам “шалаш” был из подручных материалов. Неаккуратный, с наклоном.

Меня больше удивляло, как он ещё не развалился.

— Ну вот, мы и дома, — гордо заявил Артём, уперев руки в бока.

— Ага, — кивнул я, скривив губы.

— Ну, — сразу заметив мою реакцию, усмехнулся Рахманов. — Я, конечно, не мастер на все руки. Но постройка надёжная. Можешь быть, уверен.

Надёжная? Что-то сильно сомневаюсь.

Впрочем, делать было нечего, пришлось последовать за ним. Внутри одноэтажного здания была широкая комната, где хранилось разное барахло.

Сразу видно, что Артём Дмитриевич не большой фанат чистоты и порядка. Но больше меня удивил один угол, в котором было накидано не просто барахло, а откровенный мусор.

Собственно, через несколько секунд я понял почему.

Когда мы перешли порог, Кокосик (блин, какое же всё-таки странное имя для белки) спрыгнул с плеча Рахманова и направился прямо в эту горку мусора. И именно туда он сплюнул мой кулон, с которым я очутился на острове.

Когда Артём увидел его, то тут же удивился, подошёл и попытался поднять его с пола. Однако Кокосику это явно не понравилось. Белка тут же начала шипеть, словно кошка и набрались на его руку.

— Ах ты, засранец мелкий! — вскрикнул Рахманов и откинул белку в сторону.

Однако эффекта мощного этого не дало. Кокосик не оставлял попыток защитить свою нагло украденную у меня вещь.

Началась настоящая битва.

Член родового дома императорской семьи против пушистой вредной белки.

Что ж, нужно отдать Кокосику должное. Он пытался и старался завоевать эту победу, как самый настоящий боец. Однако был жестоко разбит хитрой подлостью Артёма Дмитриевича. Когда Рахманов кинул ему в сторону пару орешков, то белка предпочла их и тут же забыла про кулон.

— Просто он любит эти орехи, — пояснил с улыбкой Рахманов.

Ну что же, во всяком случае он очень пытался, за что нужно отдать Кокосику должное.

Когда Рахманов всё-таки взял в руки кулон, он внимательно осмотрел его. Взгляд внезапно потух. На лице появилась горечь от каких-то неприятных воспоминаний.

— Когда-то я появился здесь из-за него, — начал говорить Артём Дмитриевич. — Именно из-за этого кулона меня заточили на этом острове.

— Не расскажите? — поинтересовался я. — Как это произошло?

— Много лет назад, мы с моим хорошим другом попали в Преисподнюю. А после того как вернулись оттуда с силой тёмной энергии, мой друг предал меня и запечатал пространственный портал в этом кулоне. Куда и отправил меня.

— Так значит, есть ещё люди с тёмной энергией?

— Да. Этот человек тоже из рода Рахмановых, но бастард, который был мне, как брат, — он тяжело вздохнул. — Не думал, что он сможет предать меня. Я даже не понимаю, почему он так сделал.

— Скажите, сколько лет вы уже здесь?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Я потерял счёт времени на этом острове. Может, год или два. Помню, что когда вернулся, мать императора ушла из нашего родового поместья.

— Это было двенадцать лет назад, — припомнил я.

Рахманов удивился и вскочил на ноги.

— Сколько? Хотите сказать, что я здесь уже больше двенадцати лет?!

— Видимо, время здесь идёт не так, как в империи, — констатировал я. — Если вы не знали о нападении Рахмановых на Волконских.

— Я до сих пор не могу в это поверить, — покачал он головой. — Волконские — ближайшие наши родственники. Император прекрасно знал об этом. Как он вообще смог это допустить?

Хороший вопрос. С учётом того, что я и сам не знал на него ответа. Для меня это так же неожиданно, как и для него. Но истинный мотив был скрыт. И никто, кроме нынешних членов семьи не мог его понять.

Хотя для меня всё ещё удивительно, что Кожевников стал расследовать это дело и пытается восстановить честь нашей семьи.

— Ладно, меня больше другое интересует, — он кивнул в сторону моей руки. — Я чувствую у тебя там большее скопление тёмной энергии. Покажи, что у тебя там.

Блин, я уже и забыл.

В последнее время рука не болела так сильно, а может, я просто привык. Но в любом случае я перестал обращать внимание на то, как тёмная энергия начала меня пожирать.

Я поднял рукав и показал Артёму Дмитриевичу свои волдыри и змеевидные взбухшие вены, которые обвивали моё предплечье и потихоньку стали уходить дальше.

Он снова подошёл ко мне и внимательно оглядел руку.

— Дай угадаю, — предположил он, — ты пожрал какого-то демона недавно?

И тут я вспомнил о Вере. Блин, интересно, как он догадался?

— Вы уже сталкивались с таким? — поинтересовался я.

— Ну, у меня тоже обычное человеческое тело, так что да. Я уже проходил через подобное. Тебе нужно научиться распределять энергию по всему телу. Это сложно и неприятно, но только так ты сможешь полностью обуздать над ней контроль.

— И как это сделать?

— Ну, как я понял из твоих слов, — он усмехнулся. — Мне понадобилось для этого двенадцать лет. Чем больше ты убиваешь демонических отродий в своём мире, тем быстрее тело привыкает к этой магии. Но если всё это забросить, то через какое-то время тебя просто поглотит, и ты умрёшь.

— Но сражения требуют много энергии, а значит, больше напряжения?

— Тёмная энергия — необычная магия, демоническая. Законы обычной магии на ней в нашем мире не работают. В Преисподние — да, на земле — нет. Чем больше ты её выпускаешь, тем быстрее она перераспределяется по телу. Ты можешь использовать её совместно со своей природной магией?

Я вспомнил про свои чёрные стальные мечи и кивнул.

— Отлично, — улыбнулся Артём Дмитриевич. — Значит, тебе будет проще обучиться этому.

— Однако у меня нет двенадцати лишних лет, — задумчиво произнёс я. — Игры через месяц.

— Игры? Родовые игры?

— Да.

— Но ты ведь не из рода, — ехидно подметил он. — Кстати, как ты умудрился попасть в новое тело и вернуться вообще из Преисподней?

— К сожалению, я тоже не помню этого, — пожал я плечами. — Помню сражения в аду, даже помню ощущение, с которыми поглощал демонов. Ну а потом просто проснулся свинопасом.

— И зачем тебе игры?

— Я теперь служу в императорской гильдии, — указал я на свой чёрный плащ. — Недавно нам предложили участвовать. Предположу, что это из-за того, что рода Волконских больше нет.

— М-да, — протянул он и почесал затылок. — Как много я пропустил, скитаясь тут вместе с этим блохастым комком.

Он кивнул на Кокосика, который набивал свой рот орехами. Заметив наши взгляды в его сторону, белка тут же начала шипеть, а шерсть встала дыбом. Видимо, испугался, что его еду снова отберут.

— Так есть ли способ как-нибудь сделать всё побыстрее? — поинтересовался я.

— Давай подумаем, — он обхватил пальцами подбородок. — Вообще есть, но…

Артём Дмитриевич не успел договорить, как пол под ногами задрожал, а с улицы послышались странные вопли.

(обратно)

Глава 25

Мы вышли обратно на улицу и подняли головы вверх.

В небе мы увидели стаю больших чёрных птиц, которые орали так, что закладывало уши. Их голоса были необычными, демоническими.

Присмотревшись внимательнее, я заметил, что у птиц нет физического тела. Всё тело состояло из чёрного дыма. Значит, это тоже демоны? Судя по ярким красным глазам было именно так.

Странно, никогда раньше таких не встречал.

— Нужно разобраться с ними, — сказал Артём Дмитриевич. — Но мой огонь до них не достанет.

Что ж, не достанет огонь, зато с этим легко могли справиться мои клинки.

Вытянув руку вперёд, я сконцентрировал магию и резко выпустил её. Вокруг меня появились чёрные мечи. Дав им правильное направление, они мигом метнулись в сторону демонических тварей, пока те не успели пикировать в нашу сторону.

— Ого! — восхитился Рахманов. — Вот это сила. Вот это я понимаю род Волконских. Сразу видно: наш человек.

Его слова меня порадовали. Было приятно услышать нечто подобное от императорского рода. Особенно, когда понимаешь, что остальные ненавидели тебя и считали демоном.

Как только всех птиц пронзили мои мечи и в небе никого не осталось, Артём Дмитриевич ещё несколько секунд задержал свой взгляд на небе. Он явно о чём-то задумался. Но только вот, о чём?

— Что-то не так? — поинтересовался я, глядя на него.

Он молча поправил шляпу и глубоко вздохнул.

— Может, и получится, — загадочно произнёс он.

— Что именно? Вы о чём? — не понимал я его.

— Пойдём со мной.

После этой фразы он махнул мне рукой и повёл меня вдоль леса.

Я снова заметил, как белая белка побежала за нами и прыгнула на плечо своего хозяина.

Чем дальше мы углублялись в чащу леса, тем непроходимей была тропа. Нужно было пробираться через высокие кустарники, чтобы пройти дальше.

Через некоторое время мы вышли к высокому зданию, похожему на какой-то храм.

Я сразу почувствовал большую концентрацию тёмной энергии. От этой огромной ауры у меня даже глаза невольно округлились. Такое, блин, вообще бывает? Откуда столько силы? Что это?

— Оно здесь, — заявил Рахманов.

— Вы о пространственной дыре? — уточнил я.

— Да. Я до сих пор не понимаю, как вообще это здание осталось целым. Ты же почувствовал это неимоверное скопление энергии?

Я молча кивнул.

Да, это, действительно было невероятно. Такая концентрация, столько силы. Будто часть Преисподние поместили в это место. Просто вообразить невозможно.

Такой силы могло хватить на то, чтобы не просто управлять армией мертвецов, но ещё и призвать демонов высшего уровня. И не одного.

Вместе с Рахмановым мы двинулись в этот храм.

Когда мы зашли внутрь, я осмотрелся по сторонам. Это было огромное помещение, и, судя по архитектуре, оно было очень древним.

Высокие колонны уходили далеко ввысь. Потолок настолько высоко, что нужно было полностью запрокинуть голову, чтобы хоть что-то рассмотреть. Окон здесь не было, а освещалось здание за счёт факелов.

Мы шли всё дальше, а ощущение тёмной энергии становилось всё больше.

Когда мы вышли в другой зал, я застыл на месте.

На другом конце я увидел огромную пространственную дыру. Если самые большие из них могли достигать роста взрослого человека, то эта была больше раз в десять. Если не в двадцать.

Первые секунды я даже шевельнуться не мог. Просто находился в шоке и не понимал, как такая дыра могла здесь появиться. Вообще, в этом мире.

Однако из ступора меня вывел Артём Дмитриевич. Он протянул мне кулон и указал на пространственную дыру.

— Попробуй закрыть её, — сказал он мне. — Так, твоя сила сможет рассредоточиться по телу, и ты избавишься от волдырей. А кулон поможет тебе вернуться обратно, откуда ты пришёл.

— А как же вы? — удивился я. — Что будете делать вы?

— Если ты закроешь дыру, то я уж точно придумаю, что мне сделать. У тебя невероятная сила, я уверен, что ты сможешь справиться.

Мы были знакомы с ним недолго, всего несколько часов, однако я уже проникся доверием к этому человеку. Да, на вид он выглядел нелепо, чудаковато. Но было в нём что-то, что вызывало доверие и даже небольшое уважение.

Я молча кивнул ему и, взяв кулон, медленно пошёл к дыре.

Остановившись в нескольких метрах, чтобы меня не засосало внутрь, я начал концентрировать тёмную энергию. Я понимал, что для закрытия такого пространства необходимо много сил.

Я попытался выдавить из себя всё по максимуму.

Вокруг ног стал кружить чёрный туман. Он становился всё плотнее, больше. Потихоньку он поднимался выше и стал окружать меня. Змеевидные туманные путы извивались вокруг тела.

Мои глаза вновь окрасились красным демоническим цветом. Вытянув руку вперёд, я пустил тёмную энергию в сторону пространственной дыры. Две энергии стали смешиваться. Снова игра в “перетягивание каната”. Только в этот раз всё было гораздо сложнее.

Казалось, что сила со стороны пространственной дыры настолько нереальна, что меня просто засосёт внутрь. Я мог легко проиграть. Но я не должен был сдаваться. У меня ещё оставались незаконченные дела, особенно в свете последних событий.

Я должен был закрыть её.

Я не мог проиграть.

Но она тянула с такой силой, что меня начало притягивать к ней. Я попытался раздвинуть ноги, чтобы сопротивляться. Но это не помогало. Я скользил и всё больше приближался к дыре.

— Александр! Хватит! — услышал я обеспокоенный голос Артёма Дмитриевича. — Заканчивай, тебя засосёт туда! Уходи!

Но я не мог. Все его слова пролетали мимо ушей. Я просто не хотел верить в то, что могу проиграть. Плевать, насколько она огромная. Плевать, сколько в ней силы. Я должен был закрыть ей и избавиться от болезни. Мне нужно распределить эту силу внутри себя, и научиться спокойно контролировать её.

Вот что я должен был сделать. Но уж точно не отступать.

— Мы что-нибудь придумаем! — продолжал отговаривать меня Рахманов. — Заканчивай!

Потом? Что-нибудь придумать? Нет. Такой вариант меня не устраивал.

Я продолжал играть в эту игру с тёмной энергией. Ещё немного. Ещё чуть-чуть.

Эта сволочь продолжала сопротивляться. Тянуть меня к себе. Пытаться сломить меня.

Я сделал ещё больший напор. Выпустил всё, что у меня было. Именно в этот момент, когда смешение двух тёмных энергий достигло пика, ввысь вырвался столб чёрного тумана.

Он был настолько мощным, что пробил потолок. Было похоже на ситуацию, когда я вытягивал демона из Веры.

Однако именно сейчас мне стало отчего-то легче. Тело немного жгло, некоторые конечности болели, но я был уверен, что победил.

Когда столб исчез, я увидел, что пространственной дыры тоже больше нет.

Отлично. Я справился. Внутри всё ликовало, я чувствовал облегчение. Но это было не всё.

Я не успел обернуться в сторону Артёма Дмитриевича, как меня снова окутал сильный ветер, сразу после того, как кулон засветился.

— Что происходит? — не понимал я. — Я ведь ничего не сделал?

— Это сделал я, — с улыбкой ответил Рахманов. — Тебе пора возвращаться.

— Постойте! Но, как же вы?

— Я верил, что ты сможешь мне помочь. Ты это и сделал, — он поправил свою шляпу. — Спасибо. Мы ещё обязательно увидимся. Но, надеюсь, что обстоятельства будут иными, а не такие, как сейчас.

Отчего-то после его слов было не по себе.

Пелена от столба ветра перед глазами начала сгущаться. Образ Рахманова стал потихоньку стираться из поля обзора. А через некоторое время я почувствовал некую тяжесть, усталость. Они давили на меня огромным тяжёлым мешком.

А после я снова очутился во мраке.

///

Пришёл в себя я в библиотеке.

Когда я открыл глаза, то тут же наткнулся на знакомые лица, которые с удивлением разглядывали меня и пытались привести в чувства.

— Ну, наконец-то, — вздохнул Дмитрий. — Я уж думал, мы больше никогда тебя не увидим.

— Ты где был, Иван? — поинтересовался Николай. — Что случилось?

— Я? — присаживаясь на пол, переспросил я, пытаясь прийти в себя. — В каком-то странном месте. И этот человек…

Я взялся за голову. Она сильно гудела, словно после пьянки. Внезапно краем глаза я глянул на своё запястье.

Одёрнув рукав, я понял, что мои волдыри и вздувшиеся вены на руках исчезли. Я округлил глаза. Неужели, действительно, сработало? Ну, Рахманов. Всё-таки он, действительно, специалист в этом деле.

Остальные же, наблюдая за мной, удивлённо смотрели и не понимали, что со мной. Ах, ну да. Они-то не в курсе всей ситуации. Чтобы не выглядеть идиотом, я улыбнулся и решил перевести тему:

— Меня давно здесь не было? — поинтересовался я.

— Если так посчитать, — начал Литников. — То послезавтра уже бал.

— Бал? — не понял я. — Какой бал?

— Открытие игр.

— Минуточку. Хотите сказать, что….

Нет, я, конечно, знал, что время на том острове идёт иначе. Но чтобы за пару часов прошёл месяц?! Как такое вообще возможно? Значит, пространственные дыры и на такое способны.

Что же, тогда я был прав, когда сравнил то место в храме с Преисподней. Там тоже время идёт своеобразно. Не так, как у нас.

Интересно, а Рахманов смог выбраться оттуда. Хотелось бы снова встретиться с ним.

— Ты говорил про человека, — внезапно вспомнил Николай. — Кого ты имел в виду? И где ты вообще был?

— Это очень долгая история, — усмехнулся я, понимая, что: история недолгая, только вот как её правильно преподнести. С учётом того, что половина связана с историями из Преисподней.

— Ничего, — внезапно прозвучал знакомый голос. — У нас есть время.

Я поднял голову и увидел перед собой Алексея. Мужчина с улыбкой приветствовал меня:

— Рад, что вы вернулись живым и невредимым, Иван.

Я молча кивнул в знак благодарности, а потом поднялся на ноги. В руке я почувствовал кулон. Когда все увидели, что я спокойно его держу, то удивлённо переглянулись.

Я же неловко улыбнулся и почесал затылок.

— Кажется, он больше не работает, — я протянул его Алексею. — В нём больше нет силы.

Кожевников удивился ещё больше и явно ждал от меня объяснений. Только вот всего я рассказать не мог. Во всяком случае, пока не мог точно.

Нужно было ещё сообразить, что делать дальше. Я ведь не был готов к тому, что вернусь и у меня не останется времени на сборы перед играми. Они уже совсем скоро. Через два дня.

Ну, хотя бы ребята, надеюсь, успели подготовиться за это время. Да и ещё одним весомым плюсом было то, что, кажется, теперь мне будет гораздо легче совладать с тёмной энергией.

Только я подумал об этом, как до уха долетел чей-то крик.

— А-а-а-а! Монстр!

Визг был женским. Мы сразу обернулись на него. Он шёл из коридора, сразу за входной дверью в библиотеку.

Минутку. Монстр? В особняке Кожевниковых? Это что-то новенькое. Уж не я ли его, случайно, сюда привёл? Неужели кто-то смог переместиться обратно из демонов вместе со мной?

Когда мы быстро ринулись к двери и выбежали в коридор, чтобы оценить ситуацию, то у меня едва заметно задёргался глаз от увиденной картины. Я просто встал в ступор и не знал, что с этим делать.

Зато я понял одно: да, этого монстра привёл сюда я.

(обратно)

Глава 26

Перед нами была довольно странная сцена. Как на неё реагировать, даже я не знал.

Девушка, кажется, из рода Меншиковых пыталась вжаться в стену и спрятаться от белой надоедливой белки, которая с интересом разглядывала её кулон на шее.

Как вообще Кокосик попал в этот мир? Или он пришёл вместе с Артёмом Дмитриевичем? Значит, им всё-таки удалось выбраться с того острова?

— Не трогай меня! — визжала девушка. — Отстань. Кто-нибудь помогите!

На её крик о помощи тут же откликнулся Алексей, который первым подошёл к зверьку.

— Что тут происходит? Что это за странное существо? — удивлённо осматривал белку Кожевников.

— Похоже на белку, — рассматривая Кокосика, предположил Николай. — Только почему она белая?

— Больше на крысу похоже. Гадость какая, — безэмоционально выразил своё мнение Дмитрий.

Ухо белки развернулось в сторону Литникова. Она будто поняла его слова и тут же развернулась в его сторону. Оскалив свои два передних зуба, Кокосик побежал в сторону Дмитрия и вцепился ему в руку.

Литников даже сообразить не успел, как белка уже висела у него на ладони. Юноша вскрикнул от боли.

— Кажется, ты ему не понравился, — констатировал Рахманов.

— Слезь с меня, животное! — пытался отбросить от себя белку Дмитрий.

И вот что мне делать в этой ситуации?

Сказать, что это мой зверь? Но тогда вопросов будет ещё больше. Повезло же мне связаться с этим животным.

Смешно, но Кокосик, будто услышав мои мысли, оторвался от Дмитрия и запрыгнул мне на плечо. Все удивлённо обернулись в мою сторону, словно вопрошая: к чему бы это?

Я же неловко улыбнулся и почесал затылок.

— Он тебя знает, или ты ему просто понравился? — удивлённо уточнил у меня Николай.

— Ну, как бы сказать, — начал юлить я. — Этот зверёк был на острове.

— На каком острове? — уточнил Кожевников.

— После того как кулон раскрылся, — решил всё-таки рассказать я. — Я попал на остров. Там и была эта белка.

— А. Так всё-таки белка, — подтвердил свои сомнения Николай.

— Больше на бешеного дикого зверя похоже, — рыкнул Дмитрий, отчего получил ответное неодобрительное шипение в свою сторону от Кокосика.

— И что было на том острове? — продолжал интересоваться Кожевников.

И почему я не удивлён? Только Алексей и пылал энтузиазмом и любопытством узнать всё, что связано с кулоном. Неудивительно он всегда таким был. Работа превыше всего остального.

— Пространственная дыра, например, — задумчиво протянул я, всё ещё не решив, рассказывать про мою встречу с Рахмановым или нет. Ведь это тоже могло вызвать некоторое недоумение, особенно если об этом услышит Николай.

— Но почему кулон переместил вас именно туда?

— Этот остров был запечатан той дырой, — пояснил я. — Видимо, причина в этом.

— Хотите сказать, что пространственные дыры способны запечатывать целые острова?

— Меня больше интересует, — влез в разговор Литников, обратившись ко мне. — Как ты оттуда выбрался?

Хороший вопрос. Ведь если я на него отвечу, то уже точно придётся подробно рассказывать свою историю, включая Преисподнюю и то, что я — наследник демонического рода. А к этому я был пока морально не готов.

Но от разговора меня в очередной раз спас случай.

Только я решил выдумать неимоверно интересную историю, которая на самом деле была рождена из моей фантазии, как внезапно снова послышался крик. Только теперь с другой стороны. И даже не один, а сразу несколько.

— Ну что за день сегодня? — уже злился Алексей. — Что опять?

Теперь мы направились в сторону других криков, и в этот раз они были оправданы.

На секунду я почувствовал тёмную энергию.

Ну здесь-то она откуда?

Когда мы завернули за угол, то увидели несколько демонических псов, которые покушались на двух учеников.

Я не успел ничего предпринять, как Кожевников тут же вытащил меч и рассёк остриём воздух. Из-под клинка вылетел ледяной серп и разрубил демонических тварей.

Только вот, я ощущал, что они не единственные, кто был в поместье. Неужели здесь открылась пространственная дыра? Но как? Никогда не видел, чтобы они дошли досюда. Может, кто-то специально создал её. Значит, на территории Кожевниковых есть враги?

С нескольких сторон раздались ещё крики. По зданию пробежала волна паники.

— Иван, направляйтесь в западное крыло усадьбы, — приказал тут же Алексей. — Дмитрий, Николай попрошу вас заняться восточным. Я же постараюсь отыскать пространственную дыру.

— Уверены, что справитесь, Алексей Николаевич? — хотел я было предложить ему свою помощь, но он твёрдо кивнул мне в ответ.

— Не забывайте, — строго ответил он, — я всё же глава рода. И мой долг защитить семейное поместье. Тем более, когда у нас проходит обучение всех знатных родов.

Ну что ж. В этом с ним было сложно поспорить. Поэтому мы приняли приказ и направились в своих направлениях.

Хорошо, что мне не досталось напарника. Всё-таки работать в одиночку было гораздо легче. А Кожевников будто и сам это понимал, раз так легко послал меня одного. Может, всё же догадывается о чём-то? Или просто верит в мои силы? В любом случае спасибо ему за это.

Добравшись до западного крыла, я шёл не на крик, а на свои ощущения. Странно, но здесь было тише всего. Только в воздухе витала эта демоническая аура, которая заполоняла весь коридор.

Спустя несколько пролётов, я услышал тихий рык. Заглянув аккуратно за угол, я увидел несколько демонических псов, которые окружали… Евгения.

Удивительно, но в ответ на их медленные действия мальчишка стоял, вытянув руку вперёд. Он даже не пикнул, храбро глядя им в глаза. Вот это я понимаю, род Волконских. Жаль, что силы ему вряд ли хватит перебить их всех. Однако держался он достойно.

Как только один из псов прыгнул на Евгения, он применил магию. Серп, который появился из-под его руки, пронзил демоническую тварь, но не убил.

Эх, не рассчитал силы. Но всё равно отличная попытка. Зачёт.

Как только остальные решили действовать, тут уже вступился я. Сконцентрировав в ладони демоническую энергию и совместив её вместе со своей родовой магией, через несколько секунд я сжимал в руке чёрный меч.

Остриё клинка пронзало демонических тварей один за другим.

— Иван! — удивлённо воскликнул Евгений.

— Вам нужно уходить, — загородив его спиной от псов, скомандовал я. — Бегите!

— Но… я не хочу! — выкрикнул он мне в ответ, сжимая со злостью кулаки.

Ох, узнаю этот упёртый характер. А братец весь в меня пошёл. Только вот времени геройствовать сейчас не было.

Правда, мне было спокойнее, что теперь Евгений прятался за моей спиной. Но происходило это ровно до того момента, пока до уха не долетел ещё один знакомый голос.

— Брат!

Я повернул голову и увидел Станислава. Блин, а он-то что тут забыл?

Естественно, на его призыв тут же отозвались демонические псы, которые моментально переключили внимание на мальчишку. Когда они быстро рванули к нему, Кожевников остолбенел от страха.

Понимая, что Станиславу не помогут мои указы, я не терял времени, сразу побежал вслед за псами. Разрубая их демонические тела на ходу, я пытался быстрее приблизиться к мальчишке, но внезапно почувствовал боль. Пронзающую, режущую.

Повернув голову, я увидел, как клыки одного из псов вонзаются мне в плечо. Чёрт, одного пропустил.

Быстро развернувшись в другую сторону, я со всей силы отшвырнул от себя демоническую тварь. Ударившись о стену, пёс взвизгнул, а потом получил остриём прямо в глотку.

Когда все псы были повержены, я опустился на колено. Слабость сильно давила. Хотелось побыстрее заполнить воздух лёгкими. Ещё и эта рана.

Когда я посмотрел на укусанное плечо, то остолбенел. Лицо вытянулось от удивления, а глаза расширились. Дырка в моём чёрном плаще оставалась, только вот следа от раны не было. Она прямо на глазах затягивалась! Как так?! Такое вообще возможно?!

— Иван! — выкрикнув в мою сторону, подбежал первым Евгений. — С вами всё хорошо?

— Простите, — растерянно произнёс Станислав, подбегая с другой стороны. — Я просто…

— Ничего страшного, — подняв с улыбкой голову, произнёс я. — Вы храбро себя вели. Оба. Я понимаю, ваше беспокойство, но, — я поднялся на ноги, — я в порядке. Даже следов не осталось.

Я кивнул в сторону своей руки.

Станислав удивлённо рассматривал порванный рукав.

— Но я ведь точно помню, что… — только было начал он, как я тут же перехватил его.

— Зацепился за одежду, — усмехнулся я. — Они всё же глупые твари.

Несмотря на то что оправдание было так себе, Станислав больше не задал ни одного вопроса. Да и к тому же наше внимание переключил на себя Евгений, который внезапно начал давиться от хохота.

Станислав недовольно нахмурил брови, не понимая, что происходит с его братом. Если честно, я сначала тоже ничего не понял.

— Что вы делаете?! — поджал губы Станислав. — Разве прилично так себя…

— Простите, брат, — давясь от смеха, произнёс Евгений. — Просто… просто…

Внезапно у него из-за ворота показалась мохнатая белая морда с чёрными пятнами вокруг глаз. Я прищурил взгляд. Опять он?

В этот раз в зубах у Кокосика был медальон, с которым он тут же спрыгнул на пол.

— А это ещё что такое? — удивился Станислав.

— Эй! — возмутился Евгений. — Это фамильный герб! Отдай!

Правда, теперь, зная правду про себя, думаю, он был ему не так уж нужен. Однако мальчишка всё равно побежал вдоль коридора за белкой.

Что же. Какой-никакой, а толк от неё всё-таки был. Во-первых, теперь все станут более бдительными, чем раньше. Ну и, во-вторых, все будут держать себя в форме.

Всё-таки столько гоняться за одним животным — мало кому выпадает честь. Прямо тренер физической подготовки, а не белка.

— Это… белка, что ли? — провожая взглядом Евгения и Кокосика, удивлённо изогнул бровь Станислав.

— Думаю, да, — усмехнулся я. — Во всяком случае, мне так показалось в первый раз.

— Так это, — он указал в сторону убегающей белки, — ваша?

— Не совсем так, но знаю, что её зовут Кокосик.

— Кокосик? Что за глупое имя?

Вот. А я о чём? Сам не понимаю, как можно было так назвать животное. Хотя я уже начал привыкать к его имени.

— Ладно, нужно идти за ними, — отметил я и двинулся в сторону Евгения, который пытался догнать белку. — Надеюсь, ваш отец уже закрыл дыру.

— Но откуда здесь могут быть демоны?! Эта территория защищена магией. Только если…

— Только если кто-то изнутри смог её открыть, — прочитал я ход его мыслей. А этот мальчишка смышлёный. Сразу видно, что сын Алексея.

— Но разве такое возможно?! — воскликнул он. — Не думаете ли вы, что среди нас есть предатели и те, кто способен открывать такие дыры.

— Давайте не будем спешить с выводами? — улыбнулся я в ответ. — Думаю, ваш отец сам сможет разобраться в этой ситуации. Нам остаётся только ждать.

Станислав кивнул мне и снова посмотрел на мою руку.

— Вы уверены, что вам не нужна помощь? — обеспокоенно спросил он.

— Да. Не переживайте. Всё отлично. Просто зацепили одежду, даже кожу не тронули.

Он снова странно покосился на меня, но потом всё же увёл взгляд. Лишь бы ни о чём догадываться не начал. Но, если честно, я и сам понятия не имел, как именно это произошло.

У меня что, появилась регенерация? Как так получилось, что моя рана мгновенно восстановилась? Это эффект от той закрытой пространственной дыры? Почему Артём Дмитриевич тогда, ничего мне не сказал? Не знал? Что-то сильно в этом сомневаюсь.

Пока я пребывал в своих размышлениях, мы со Станиславом молча вышли во двор.

Солнце светило настолько ярко, что я даже слегка прикрылся от него рукой. Повсюду было зелено и вдоль поля, на котором был фонтан, посажены клумбы. Всё-таки родовые поместья всегда отличались своей любовью к красоте, за которой пытались бережно следить.

В родовом доме Волконских было примерно так же. Только немного богаче. Всё же мы были родственниками императорской семьи, как-никак.

Опустив взгляд на Евгения, я увидел, что мальчишка всё ещё пытается поймать белку. Однако их догонялки прервались на том моменте, когда Кокосик быстро прыгнул на плечо пришедшего гостя.

Я удивлённо посмотрел на него. Сначала даже не поверил своим глазам. Не думал, что мы встретимся так скоро.

— Давно не виделись, Иван!

Действительно. Давненько. Хотя для меня и прошло не так уж и много времени. Ох, уж эти пространственные перемещения.

(обратно)

Глава 27

Удивительно, что мы встретились здесь. Я уж думал, ещё нескоро увижу свою старую знакомую.

— Анастасия, — поприветствовал я её. — Рад тебя видеть.

Она с улыбкой на лице приближалась ко мне всё быстрее, пока на её пути не встала белка. Кокосик нагло запрыгнул девушке на плечо, а та даже не успела воскликнуть или удивиться.

Вот же блин. Эта белка теперь постоянно ко всем лезть будет?

Девушка повернула голову в сторону, где сидела белка, и ошарашенно похлопала глазами. Два чёрных глаза хлопали ей в ответ.

— Отдай! — выкрикнул снова Евгений.

Конечно же, белка просто продолжала сидеть на плече Меншиковой, а когда мальчишка подбежал к ней, то вовсе спряталась девушке за шиворот.

— Это что было? — всё ещё не понимала Анастасия.

— Это довольно долгая история, — широко улыбнулся я и подошёл к девушке со спины.

Кокосик явно почувствовал что-то неладное и недовольно начал рычать, всё ещё держа в зубах медальон.

Ну, конечно, сворованное просто так теперь было не отбить. Поэтому пришлось взять белку за шкирку и силой отнимать то, что он украл.

— Это… белка? — удивлённо стала разглядывать в моих руках зверька девушка.

— Смею предположить, что да, — пожал я плечами и отдал медальон Евгению.

Если честно, я и сам понятия не имел, что это за зверь. А вот спросить у Артёма Дмитриевича, как-то не решился. Собственно, как и задать вопрос насчёт его имени.

Как только я вернул украденное Евгению, который поклонился мне в знак благодарности, белка тут же цапнула мою руку, вырвалась и убежала прочь.

Чёрт, резвая скотина оказалась.

Рахманову стоило бы её обучить чему-нибудь, надрессировать. Всё же он её хозяин. Интересно, где он сейчас?

Если Кокосик был здесь, то велика вероятность, что и он вернулся в империю. Но тогда, почему его никто не видел? Хотелось бы с ним пересечься. Всё-таки много чего ещё хочется у него спросить.

А пока я размышлял об этом, ну а белка резво скрылась из виду, Анастасия обратилась к Евгению:

— Значит, вы тоже здесь, — с улыбкой произнесла она. — Вам уже лучше?

— Да, спасибо, — как-то смущённо ответил он.

Если честно, я немного не понял его реакции. Насколько я помню, с Меншиковой у них сложились довольно натянутые отношения. Я бы сказал довольно детские. Что-то изменилось, или я что-то упустил?

— Евгений! Иван! — внезапно позвал нас Станислав. — Нам нужно найти отца.

Точно. Блин. Совсем забыл.

С этой встречей из головы вылетело. Нужно было разузнать про пространственную дыру. Эх, не вовремя, конечно, Меншикова объявилась. Хотя…

— Анастасия, — обратился я к ней. — Можешь пройти с нами. Нужна твоя помощь.

— Да, конечно. Я для этого и прибыла сюда. Людмила сказала, чтобы я приехала пораньше. Основам она меня научила, поэтому подумала, что могу быть вам полезна.

— Вот как, — задумчиво протянул я. — А она довольно проницательна.

— Ну… я тоже, — чуть тише и смущённо произнесла Анастасия, уведя взгляд в сторону. — Хотела пораньше те… вас увидеть.

— Я рад, что ты вернулась.

— Эй! — выкрикнул нам уже Евгений. — Быстрее! Вдруг им нужна помощь.

Смотрите-ка, не успел отточить навыки магии, а уже готов ринуться в бой. Эх, сразу видно род Волконских. Что бы он там ни думал, но я горд, что у меня такой брат. И я рад, что с ним всё хорошо.

///

Когда мы нашли Алексея, он был уже с Николаем и Дмитрием. Троица шла к нам навстречу по коридору. По виду Кожевников был задумчив и озадачен. Тоже обдумывает вариант с тем, что всё это было подстроено и замешен кто-то, кто находится на территории усадьбы?

Если это так, то среди родовых семей есть предатель. Ведь попасть в дом Кожевниковых не так просто.

Хотя кто знает, какие “козыри” ещё в рукаве держат эти проклятые сектанты.

— Ого! Анастасия? — удивлённо воскликнул Дмитрий. — Не ожидал тебя увидеть.

— Да, решила вернуться к вам пораньше, — с улыбкой ответила девушка.

— К… нам? — изогнул бровь Литников и косо взглянул на меня. Я же сделал вид, что не заметил этого. Мне вот сейчас явно не до того было. — Ясно.

— Вам удалось закрыть дыру? — обратился я к Алексею.

— Дыру? — перебила нас озабоченно Меншикова. — Здесь была дыра?!

— Да, — кивнул в ответ Кожевников. — К счастью, всё обошлось. Мы смогли это сделать.

— Но откуда она здесь? Разве территория родового дома не охраняется?

— Это нам предстоит…

— Отец! — подбежал к Алексею Станислав. — Я рад, что с вами всё хорошо.

Кожевников сначала удивлённо перевёл взгляд на сына, а потом мягко улыбнулся.

— Да, спасибо, — произнёс он.

Его взгляд скользнул на Евгения, который поджал губы и опустил голову. Казалось, что ему сложно произнести то же самое, что и брату. От его реакции Станислав удивлённо изогнул бровь.

Неужели их отношения испортятся после того, как Евгений всё узнал? Но ведь Алексей так старался и воспитывал его. Эх, всё же…

— Я тоже, — неожиданно заговорил Евгений. — Рад, отец.

Мои губы невольно дрогнули и расплылись в улыбке. Эх, всё же… он меня не подвёл.

Кожевникову тоже явно было приятно это слышать, но он кашлянул в руку и посерьёзнел.

— Нам нужно, — снова продолжил он. — Выяснить, что точно произошло. Желательно, сделать это до игр. Правда, не уверен, что это получится.

— Возможно, мы могли бы вам помочь? — предложил я содействие семье.

— Нет, спасибо, но вы и так многое сделали. Вам стоит подготовиться перед стартом. Всё же, начало через два дня. До этого будет бал. Не сочтите за дерзость, но, — он осмотрел меня. — Всё же это ваш первый выход перед знатными лицами.

В этот момент мне хотелось засмеяться. Но я сдержался.

Я понимал, что он намекает на моё происхождение. Но вспоминая наши с Кожевниковым балы, это мне бы стоило его обучить манерам. Что я периодически и делал на светских вечерах.

И уж как себя вести, я никогда не забуду. С учётом того, что мне приходилось даже развлекать гостей, пока Алексей грузил их своими нудными разговорами.

Эх, Кожевников, кто бы говорил. Ну и ладно. Мне оставалось только подыграть и главное: не выдать себя раньше времени. А то, кто знает, чем это может всё закончиться.

— Мне нужно идти, — Алексей кротко поклонился нам. — Моя жена поможет вам подготовиться к балу.

Жена? Неужели я, наконец-то, встречусь с той таинственной особой, которая смогла захомутать моего доброго друга?

Но перед этим…

— Алексей Николаевич, перед тем как мы попрощаемся, я хотел бы кое-что проверить, — с улыбкой произнёс я. — Не могли бы вы снять вашу перчатку и протянуть руку.

Сначала Кожевников удивлённо посмотрел на меня. Ну да, наверное, это, действительно, странная просьба. Однако несмотря на это, он всё же выполнил её.

Когда он протянул руку, я обратился к Меншиковой:

— Анастасия Сергеевна, скажите, сможете ли вы применить свои знания, полученные от Людмилы, и вылечить Алексея Николаевича.

Сначала девушка ошарашенно глянула на меня, потом на Кожевникова.

Конечно, как и Анастасия, я прекрасно понимал, что с задачей она вряд ли справится. Только вот это спокойно смогу сделать я. Но не буду же я при всех вытягивать тёмную энергию из Кожевникова. Зато я могу сделать так, чтобы подумали на Меншикову.

Несмотря на смятение, девушка сглотнула застрявший в горле ком и подошла к Алексею. Окутав свои руки водной целительной магией, она приложила их к его запястью.

Но вот чудо. Оказалось, что я недооценил Меншикову. Я даже не успел сконцентрироваться, чтобы втихаря вытянуть тёмную энергию из друга, как волдыри начали рассасываться прямо на глазах.

Это было удивлением даже для меня. Так значит, Анастасия настолько усовершенствовала свои навыки, что могла это сделать? Поверить не могу. Всё-таки Людмила была отличным вариантом в учителя Меншиковой.

— Ого! — воскликнул Николай.

— Невероятно, — ошарашенно смотрел на это Литников.

— Здорово! — воскликнули мальчики.

А я всё ещё никак не мог поверить в то, что лечебная магия способна на такое. Удивительно. Что ж, нашей команде крупно повезло. У нас, действительно, появился настоящий целитель.

///

Несколько дней до бала мы проходили уроки по этикету от жены Кожевникова.

Кстати, ей оказалась Лидия. Та девушка, которая постоянно вертелась рядом с Алексеем, когда я ещё был Александром Волконским.

Ну, на самом деле, я был не сильно удивлён этому.

Несмотря на его постоянные игнорирования в её сторону, она никогда от него не отступала. Даже меня в своё время отвергла, веря, что когда-нибудь он сможет ответить ей взаимностью.

Что же, кажется, у неё получилось. Настойчивая барышня. Причём не только в своих чувствах, но и в обучении.

Сразу видно, что она ответственно подходила ко всему. Даже к обычному приёму пищи. Хотя это было и не самым главным на приёме у императора.

И вот, наконец-то, мы попали во дворец.

Что же, он ни капли не изменился.

От этого места всё так же веяло пафосом и сплетнями, которые разлетались именно на балу. Кто с кем встречается, кто кому изменил, ну и — какой род является самым слабым и бездарным.

Да, да, всё это обсуждалось именно здесь.

Войдя через центральный вход, нас, как и положено, поприветствовала прислуга.

Внизу широкой лестницы, на которой простиралась красная ковровая дорожка, был огромный зал. Позолоченные резные колонны возвышались в три этажа. На потолке висела большая хрустальная люстра. Ну а, в просторном помещении уже разливалась музыка, шампанское и женский смех.

Большое количество людей свободно перемещалось от одного богато накрытого стола к другому. И, конечно, на другом конце возвышался трон, который пока был пуст. Однако около него уже тёрлись два стражника.

Да, да. Я всё это прекрасно помнил. Особенно первый день перед играми, когда абсолютно все были взволнованы.

Кстати, моя команда тоже не особо далеко ушла в этом плане.

— Я, конечно, уже привык к такому, — внезапно произнёс Литников, когда мы спускались вниз. — Но почему тебя не берёт мандраж?

— А с чего бы он должен меня брать? — удивился я.

— Ну, всё-таки ты впервые среди знати. Разве нет?

Ах, точно. Всё время об этом забываю. Только на самом деле, я был уже здесь не в первый, а скорее в сто первый раз.

Но вот на вопрос Дмитрия я так и не успел ответить, ведь, как только мы спустились вниз, то нас тут же повстречала Ангелина Андреевна.

Женщина была довольно необычна и привлекательна. Ну, ещё бы. После её постоянной гильдейской формы, чёрное приталенное платье с вырезом и высокий пучок на голове — были довольно неожиданной альтернативой.

— Рада, что вы здесь, — улыбчиво произнесла она, держа в руках бокал шампанского. — Только почему не в полном составе?

— Анастасия подойдёт чуть позже, — так и хотелось добавить: что было странно, если бы мы были в полном составе, и Меншикова не опоздала. Но, думаю, Румянцева это поняла и без моих комментариев.

— Ясно, — ухмыльнулась она. — Что ж, желаю вам удачи. Не опозорьте честь гильдии.

— Да, — хором ответили мы с Николаем и Дмитрием.

Как только Ангелина Андреевна нас покинула, повстречав кого-то из своих знакомых, мы направились к столам.

У фуршета уже собрались лица, многие из которых я помнил из прошлой жизни. С кем-то даже был весьма близок. Однако сейчас я был чужаком. Белой вороной среди остальных, если можно было так выразиться.

— Так, так, так, — внезапно подошёл к нам незнакомый женский голос. — Кто у нас здесь? Не отщепенец ли Рахмановых? Пятно на теле императорской семьи? Как тебе удобнее, Николай?

Я повернулся и увидел перед собой весьма экстравагантную особу. Мало того что её голос был отвратительным, так ещё и макияж, настолько боевой, что, казалось, она пришла сюда не на праздник, а за мужским вниманием.

Кстати, возможно, так и было. Кто же её знает.

И главное, я никогда не видел эту блондинку раньше. По её взгляду было понятно, что она стерва, но если эта фифа обратилась к Николаю, ещё и с таким заявлением, то точно как-то связано с родом Рахмановых.

Так, кто же она?

— Кристина, — ядовито прошипел Николай, настолько тихо, что я едва разобрал это имя. — Рад приветствовать.

— Рад? — скривила она свои тонкие губы, а потом засмеялась так, что огромный бутон розовой розы на голове дёрнулся. Зачем ей вообще на голове цветок? Что бы что? Заглушить вонь, которая истекает из её рта? — Я тоже очень рада. Особенно увидеть, как ты в очередной раз покажешь, что родился зря.

Я вообще девушек никогда не бил. Ни одну. Всегда относился к ним с уважением и честью. Но эта дамочка была особенной и так походила на мужика, что я заглушил её слова бокалом шампанского, чтобы она стала хоть более ли менее привлекательной.

Жаль, не помогло.

Какой напыщенной девкой была, такой и оставалась. Как бы хотелось её приструнить. Только вот как? И тут мне попался отличный случай. Прямо фортануло.

— Девушка, вам бы… — уже начал распаляться Дмитрий, как я тут же встал между ним и Кристиной.

Девушка удивлённо осмотрела меня, а потом фыркнула в сторону, прикрываясь ладонью.

— А я думала, чем это пахнет. Не вы ли часом тот самый простолюдин — свинопас? — несмотря на то, что она прикрылась рукой, я видел эту ядовитую ухмылку.

Ну что же, заметьте, не я начал эту игру.

— Да как вы… — снова вступился Литников, и я тут же указал ему рукой, чтобы он успокоился.

— А вы довольно остроумны и догадливы, — максимально вежливо говорил я, включая “деревенского дурачка”. Судя по её реакции, мне это удалось. — И я смотрю, вам это льстит, и вы впечатлились моей персоной.

— С чего вы взяли? — её брови нахмурились.

Я указал пальцем вниз. Она удивлённо опустила свой взгляд туда, куда я указал. Её глаза округлились, и она визгнула от неожиданности.

Из-под подола её платья на пол стекала вода. Она уже несколько минут стояла в луже, которая успела скопиться за это время. Интересно, как она не заметила? Но более интересно, откуда она взялась?

Но мне было всё равно, ведь наблюдать за тем, как стервозная девушка с писком ретируется от нас, при этом у неё что-то течёт из-под платья, наблюдать было весьма забавно.

Я впервые видел Никола и Дмитрия такими весёлыми. Ребята просто взорвались со смеху, когда увидели всё это представление.

— Как… как… как ты это сделал? — вытирая слёзы от смеха, поинтересовался Рахманов.

Я ухмыльнулся, но ничего не ответил.

Однако ответ пришёл потом, когда по пути из-под платья Кристины вылетел белый комок шерсти, в зубах которого был кусок льда.

При этом судя по брюху, у Кокосика их было несколько, только для белки, видимо, было неожиданностью, что он тает. И кстати. Я только сейчас подумал: интересно, а какого пола Кокосик? Может, он всё-таки девочка?

Пока я задумался над этим вопросом, белка уже успела скрыться под очередным столиком. И как она вообще сюда попала?

— Иван! — неожиданно услышал я знакомый голос.

Обернувшись на него вместе с Литниковым и Рахмановым, я остолбенел вместе с товарищами. В пышном голубом платье в пол и самодельными кудряшками к нам подошла Анастасия.

Девушка была настолько лучезарной, что сначала я даже не узнал её.

— Анастасия, — улыбнулся я. — Ты великолепно выглядишь.

— Угу, — кивнули в ответ на мой комплимент Рахманов и Литников.

Меншикова слегка засмущалась, но присела в реверансе в знак благодарности.

И внезапно наше внимание привлекла резкая тишина. Все взгляды обернулись в сторону высокого мужчины в смокинге, который подошёл к входной лестнице и выпрямившись громко заявил:

— Дамы и господа! Поприветствуйте, Его императорское величество, Даниила Владиславович Рахманов!

Сразу после его слов послышался звук трубы. Входные двери распахнулись, и на пороге появился император.

Длинная меховая шуба ярко-красного цвета — говорила о родовом знаке императорской семьи. Белые обрамления с золотистым напылением. Ну а сам он…

Эх, постарели вы, Даниила Владиславович.

Его взгляд, пусть и такой же смеющийся, добрый, но уже более старый. Всё лицо в морщинах, и эта белоснежная широкая борода. М-да, не таким он был, когда я умирал. Даже на руках появились толстые змеевидные вены, которые выпячивали из-под тонкой дряблой кожи.

А когда-то он был сильнейшим магом нашей страны. Сейчас же больше похож на доброго дедушку. Хотя… с добрым я, наверное, поспорил бы. Всё-таки я всё ещё был уверен, что это он зачинщик того, что произошло с родом Волконских.

Медленно, но величественно, спускаясь с лестницы, Даниила смотрел только вперёд. На его губах едва можно было разобрать улыбку. Он словно пытался её натянуть специально для гостей.

Что-то с ним было не так. Я даже почувствовал это. Едва ощутимо, едва уловимо. Но почувствовал.

Как только он спустился и стал приближаться к трону, меня что-то кольнуло. Резкая боль в руке и сердце. Будто что-то резануло. Я шикнул, привлекая к себе внимание рядом стоящих товарищей.

— С тобой всё хорошо? — уточнил Литников.

Нет. Не всё. Я не сводил взгляда с императора. Боль начинала усиливаться. Сильнее. Сильнее.

Внезапно император остановился. Всё произошло быстро для других, но для меня это было, будто в замедленной съёмке.

Потускневшие глаза Даниилы Владиславовича. Его ладони резко прильнули к животу. Потом кашель. Капли чёрной крови окропили пол. Никто не успел обмолвиться ни словом. Все просто застыли, а император замертво завалился на пол.

Я помнил лишь яркое дзиньканье короны, которая покатилась с его головы. Потом паника. Все стали окружать императора. Кто-то чуть ли не падал в обморок. Кто-то пытался помочь. Кто-то охал, вздохал. Кто-то даже пищал.

Но суть была одна: император… скончался?

(обратно) (обратно)

Марк Грайдер Наследник демонического рода — 2

Глава 1

Как только я пришёл в себя, а боль утихла, то сразу поднял свой взор.

За спинами людей практически ничего не было видно. Все окружили императора и крутились вокруг него, словно мухи, которые слетелись на мёд.

Наверное, я должен был радоваться в этот момент. Ведь один из моих потенциальных врагов одной ногой в могиле, если уже не там. Но почему-то счастья как такового я не чувствовал.

Перед глазами были картинки детства. Как Даниила, ещё только встав на свой трон, уделял нам, детям рода Волконских, много внимания. Особенно мне. Он очень любил рассказывать мне истории империи, а я слушать и восхищаться тем, на что способен наш род.

Блин, почему именно сейчас? Это что, совесть, так называемая, проснулась?

Вот чёрт. Не вовремя, знаете ли.

В любом случае долго стоять на месте я не мог.

Все мои товарищи уже ринулись в толпу. Я пошёл за ними. Уж не знаю, как именно это получилось, но я пробился сквозь плотно стянутый круг из людей и вышел в первые ряды.

Рядом с императором уже скопилось несколько человек. Они пытались привести его в чувства, но всё было без толку. И, кажется, я начинал понимать почему.

Меня словно пронзало этой чёртовой тёмной энергией. Она отдавалась внутри пульсирующим откликом, и не давало спокойно находиться рядом с телом.

Значит, его всё-таки пронзила демоническая аура? Я был прав? Это он был виновен во всех бедах нашего рода?

Я не успел ничего сделать, как меня слегка оттолкнули. По аромату женских духов я сразу понял, кто это и удивлённо посмотрел на Анастасию, которая моментально подлетела к телу императора.

Сначала она прислушалась к его сердцебиению в груди, потом расстегнула несколько пуговиц на его одежде. Все замерли и смотрели на неё, не понимая, что творит эта девчонка.

— Эй! — наконец-то сердито отозвался голос одного из подчинённых короля, которого она оттолкнула.

— Всё нормально, — быстро перебила она его. — Я — лекарь. Я хочу помочь.

После её заявления все молча стали наблюдать, что именно она собралась делать.

Девушка расстегнула ещё одну пуговицу, и я встал в ступор. Мои глаза округлились. Да, всё именно так, как я и предполагал.

Чёрные язвы и волдыри. Они уже практически доходили до горла императора. Значит, это он. Он подставил мою семью.

Что же, тогда придётся ответить за свои деяния, Даниила Владиславович.

Будь что будет, меня это точно касаться не должно. Невольно мои губы искривились в лёгкой усмешке. Но потом снова эти противные воспоминания о прошлом. Они, словно дурманили разум и хотели напомнить о чём-то важном.

— Давай! — доносился выкрик Анастасии сквозь пелену густого тумана в моей голове.

Когда я попытался его стряхнуть, то мутно видел, как она пыталась водной целительной магией избавиться от волдырей.

Дурочка, ничего не получится. Его тело уже настолько поразило, что теперь только тёмная энергия сможет выкачать из него это.

Моя тёмная энергия. Демоническая.

Но буду ли я это делать? Ага, как же. Сейчас. Разбежался. Моя семья погибла. Благодаря, Кожевникову выжил лишь мой младший брат. Я благодарен только им. Никому больше.

А мои родственники… они… они… они предали нас! Ради чего? Ради этого сраного трона?!

Я дышал всё сильнее. Воздуха стало не хватать.

“— Как думаешь, почему ты так важен этой империи?” — внезапно встал у меня голос императора в голове. — “Потому что, мы все единое целое”.

— Это ложь, — тихо сказал я. — Это всё ложь.

— Иван, с тобой всё хорошо? — заметив капли холодного пота у меня на лбу, спросил Литников. — Если тебе плохо, то…

— Нет, — резко ответил я. — Всё хорошо.

Конечно, хорошо. Сейчас правосудие восторжествует. Но почему я чувствовал себя так по-скотски?

Я могу помочь человеку, который умирает у меня на глазах. Что за смятение, Александр? Ты должен быть твёрже. Ты ведь наследник рода Волконских! Ты должен отомстить, но…

Нет, я не мог.

Почему? Потому что просто не мог больше смотреть на лицо Меншиковой, на котором остановил свой взор. Девушка изо всех сил пыталась спасти его. На глазах застыли слёзы.

Я не мог подвести её. Не мог подвести свою команду. Игры должны начаться не так. Мы должна показать, на что способны, а потом наказать убийц и предателей моего рода, как и полагалось. По чести. По закону.

Я сделал шаг вперёд. Подошёл к Анастасии и наклонился к девушке, положив руку на её плечо.

Она удивлённо уставилась на меня, а я лишь улыбнулся в ответ. Точнее, не так. Натянул улыбку, чтобы ей было спокойнее.

— Ты справишься, — проговорил я. — Мы рассчитываем на тебя.

Она сглотнула застрявший в горле ком и кротко кивнула мне. На щеках появился лёгкий румянец. Кажется, я смог её немного приободрить.

Отлично, этого я и добивался.

Как только она немного воспрянула духом, то сконцентрировала водную магию с новой силой. Я же, пока все взоры были обращены на её руки и императора, втихаря сконцентрировал на кончиках пальцев свою тёмную энергию.

Невооружённым взором такой поток никто не мог увидеть, но он легко смог повлиять на тёмную энергию, которая поглотила императора.

Когда волдыри стали потихоньку отступать, на лице Меншиковой выступила радость, а на лицах присутствующих отобразилось не то облегчение, не то удивление от увиденного.

Спустя несколько минут, тёмная энергия полностью перешла в меня через девушку. К счастью, она ничего не заметила, сконцентрировавшись на своей магии. Только вот у меня, даже пусть сгусток был и небольшим, голова слегка закружилась.

Однако я понял одно: я действительно стал сильнее.

— Ничего себе, — раздавались голоса из толпы. — Вот это да!

— Кто эта девушка?

— Это и есть целительная магия? С ума сойти!

Кажется, теперь Анастасия была в центре внимания. Когда всё закончилось, она посмотрела на меня. Я же не подавал виду и не менял свою маску эмоций на лице.

— Я же говорил, — с улыбкой произнёс я. — Всё получится.

У счастливой Меншиковой даже слов не было, что сказать мне в ответ. Она лишь молча кивнула. Но мне хватало той радости, которая сменила её испуг, страх и смятение.

Император наконец-то снова открыл свои глаза.

Мы с Анастасией выпрямились и сделали шаг назад, чтобы позволить прислугам императора помочь ему встать.

— С вами всё хорошо? — сразу же подсуетилась его свита.

Пф, конечно, всё хорошо. Ещё бы было плохо. Здоровый, живой ваш император. Радуйтесь.

Однако без внимания Меншикова не осталась.

Когда император понял, кто его спас, он посмотрел на Анастасию и улыбнулся.

— Как твоё имя, дитя? — любезно спросил он своим старческим голосом.

— Меншикова Анастасия Сергеева, — присела она в реверансе. — Ваше величество.

— Я знал, — с улыбкой заявил он. — Знал, что ваш благородный род способен на многое. Благодарю тебя за то, что спасла мою жизнь. Ты можешь просить…

— Простите, — тут же перебила его Меншикова. — Но мне ничего не нужно. У меня уже всё есть.

— Ты уверена? — удивился император.

— Да. Мне главное, чтобы я и моя команда выиграла. Но мы сможем сделать это сами, — она посмотрела сначала на меня, а потом на Литникова и Рахманова.

Взгляд Даниила задержался на Николае. Тот поклонился императору и увёл взгляд в сторону. Странно, но мне показалось, что во взгляде императора не было злости на него, как у Кристины. Скорее некое разочарование и досада.

Просто показалось?

Однако Даниила сразу пришёл в себя и снова посмотрел на Анастасию:

— Что же, с таким прекрасным лекарем, ваша команда точно не пропадёт.

— Благодарю вас, — снова присела в реверансе Меншикова.

Когда разговор был закончен, все разошлись, ну а, император продолжил свой путь к трону.

Дойдя до него, он развернулся к присутствующим.

— Что же, — громкоголосо заявил он. Хм, бодрый старичок, быстро очухался. — Объявляю о начале больших родовых игр. С завтрашнего дня мы приступаем к первому испытанию, ну а пока — набирайтесь сил и терпения. Ну и, конечно, наслаждайтесь праздником!

Все хором поддержали его речь, которая, на самом деле, ничем не отличалась от любой другой. Каждый год был один и тот же, и каждый год на следующий день устраивали первое состязание.

Насколько я помнил, оно было связано с командной работой. Только вот в чём именно память уже начинала подводить.

Спустя несколько секунд, как только император уселся на свой трон и ещё несколько раз бросил взгляд на Анастасию, снова заиграла музыка.

Что же, развлекайтесь, пока можете. Всё равно этот трон будет занят другим.

Возможно, я, действительно, сделал всё верно. Ведь умри сейчас император, на его место быстро встал бы наследник престола. Старший сын? Не так ли.

Кто знает, чем бы закончилось его правления. А вот, планы на престол у меня уже были для другого члена родовой семьи. И я сделаю всё, чтобы это осуществить.

— Спасибо, — внезапно раздался голос Анастасии рядом со мной. Я удивлённо посмотрел на девушку. — Если бы не ты…

— Ну что ты, — перебив её, усмехнулся я в ответ. — Я ничего не сделал. Всё это — твои заслуги, не мои. Я был всего-навсего поддержкой.

— Кстати, — припомнил Литников. — А что ты бормотал до того, как подойти к Анастасии.

— Я тоже это слышал, — тут же встрепенулся Рахманов.

Вот блин. Нашли время вспомнить. Мне сейчас было явно не до того. К тому же эти воспоминания меня ввели в какой-то странный транс, поэтому я и сам не мог объяснить, почему именно была такая реакция.

А уж в теле Ивана это сделать было гораздо сложнее, знаете ли.

На их вопросы я лишь неловко улыбнулся и почесал затылок.

— Ну, просто переволновался, наверное, — усмехнулся я.

— Переволновался? — удивлённо приподнял бровь Дмитрий.

— А, кстати, — внезапно вспомнил я и посмотрел на Николая. — А почему император так странно на тебя смотрел, когда Анастасия намекнула на то, что ты в её команде?

Судя по выражению лица Рахманова, он не особо хотел поднимать эту тему. Ну да, я его понимал прекрасно. Но так я хотя бы увёл разговор от себя. Что уже было успехом с моей стороны.

— Удивлён, — внезапно раздался рядом с нами знакомый голос. — Ты впервые не опозорила нашу семью.

Ох, только его сейчас-то нам и не хватало.

Роман Сергеевич. Явился, не запылился. Он-то что тут забыл? Неужто тоже участник игр? Это было бы слишком. Хотя насколько я помнил, тем, кто служит на правоохранительный отряд, запрещено быть участником игр.

Тогда, зачем он здесь?

— Я в вас и не сомневалась, — подошла к нам ещё одна наша знакомая.

Когда я обернулся, то застыл на месте.

Екатерина Елисеевна Ранская.

Она появилась так необычно и красиво, что у меня просто не находилось слов. Бледно-розовое платье в пол, собранные волосы в пучок и лишь одна прядь волос аккуратно ложилась на её оголённое бледноватое плечо.

Кажется, я начинал вспоминать, отчего она в прошлой жизни так сильно запала мне в душу.

— Екатерина! — воскликнула Анастасия, совершенно проигнорировав своего брата. А она молодец. Быстро учится. — Я так рада вас снова видеть.

Интересно, а когда они успели стать такими подружками? Настолько сдружились, что при появлении Ранской Меншикова аж подлетела к ней и схватила за руки.

Неужели всё это время она обучалась в её доме? Ну что же, это было только к лучшему.

Хм, значит, Роман здесь из-за неё? Снова охраняет?

Но его недовольно сморщенная гримаса от реакции сестры меня, конечно, рассмешила. Хотя не только меня, но и Дмитрия, который ехидно усмехнулся.

— Смотрю, вам весело перед играми? — заметив нашу реакцию, обратился к нам Меншиков. — Что же, завтра вам будет не до веселья.

Мы перевели на него свой взгляд.

Судя по высокомерному виду и ехидной ухмылке, ему это было и нужно. Просто привлечь к себе внимание.

— Вы разве не слышали? — если честно, нас немного напряг его вопрос. Даже Анастасия обернулась в его сторону.

— Слышали о чём? — уточнил я.

— Так значит, вы не в курсе о…

Внезапно он оступился и чуть не упал.

Я удивлённо посмотрел вниз. Под его ногами резво проскочил белый комок, который тут же прыгнул на стол, стоявший рядом с нами.

Опять Кокосик. Ну что, за неугомонное животное? И вообще, где он был, да и… как вообще попал на бал?

— А это что за крыса? — возмутился Меншиков, заметив белку, которая уже начала забивать свой рот всем, что попадалось под лапы.

Внезапно, услышав заветное слово “крыса”, Кокосик резко прекратил набивать свой рот едой. Ухо дёрнулось в сторону Романа Сергеевича. На всякий случай мы сделали от него шаг назад.

— Что? — удивился он.

Но не успели мы его предупредить, как белка резво повернулась в его сторону и кинулась на руку.

Он вскрикнул от боли и попытался сбросить её с себя.

Однако, уже зная Кокосика, он от своего не отступит. Сколько бы ты его ни пытался сбросить, его фиг скинешь. Особенно, после того как его оскорбить.

Блин, как он вообще понимает эти оскорбления? Что за чудаковатый зверь? Но больше меня интересовал вопрос: о чём говорил Меншиков? О чём он не успел нам дорассказать?

Внезапно музыка снова стихла.

Мы повернули голову в сторону императора, который снова встал со своего трона. Всё внимание было приковано к Даниилу.

— Внимание, дорогие друзья. Я хотел бы кое-что вам сообщить, — произнёс император.

— Об этом я и говорил, — избавившись от Кокосика, который пошёл дальше набивать свой желудок, тихо произнёс Роман Сергеевич.

— В этом году, как вы знаете, у нас появилась новая команда в лице императорской гильдии, поэтому мы решили…

Что, блин? Что они решили?

Весь зал замер в ожидании сообщения от императора. Все родовые дома прислушивались внимательно к Его величеству.

Казалось, я даже слышал чьё-то сердцебиение. Так… что происходит?

(обратно)

Глава 2

Все замерли в ожидании того, что скажет император. Взгляды были прикованы к правителю.

— Итак, как я уже сказал… — продолжил говорить Даниила Владиславович.

Но тут внезапно его речь прервалась, когда у его ног появилась белая белка. Удивлённые взгляды и вытянутые лица теперь приковывал комок шерсти, который смотрел на императора. Он же, в свою очередь, смотрел на него.

Я же, в свою очередь, прикрыл рукой лицо. Боги, эта белка вообще не умеет себя сдерживать. Где блин, носит её хозяина?!

— Чьё это животное?! — грубо вскрикнул один из стражников и грозно обвёл всех взглядом.

— Сделаем вид, что мы его не знаем? — спокойно уточнил Дмитрий.

Николай и Анастасия кротко кивнули.

Однако когда Кокосик прыгнул на плечо императора, а стражник попытался его схватить, за что получил гневное “фыр” в свою сторону от животного, Даниила Владиславович дал знак рукой, что всё хорошо. Он просто не обращал на Кокосика никакого внимания и продолжил говорить:

— В этом году мы полностью поменяли формат соревнований, — сообщал он. — Если раньше они длились три дня без перерывов, то в новом формате всем участникам даётся две недели. На каждое задание отводится по три дня. Перерыв между играми один день, всего три соревнования. Каждое из них будет проходить в разных частях империи, и о каждом новом состязании вы узнаёте в первый день.

— Значит, мы не знаем, в чём заключается суть, — задумчиво и тихо произнёс я.

— Так, у всех одинаковые шансы на победу, — пояснил Рахманов. — Император всегда был за честные соревнования. А теперь, когда в них участвует имперская гильдия, правила ужесточились, чтобы родовые дома даже не думали жульничать.

— И то верно, — кивнул Литников. — Меня устраивает. Но вам не кажется, что речь императора была бы более серьёзной и официальной, не сиди у него на плече Кокосик?

Мы снова взглянули на правителя.

Что ж, Дмитрий был прав. Выглядело это весьма забавно и глупо. Но лично мне было всё равно. Больше интересовало, в чём будет заключаться первый этап. Что в нём будет такого? Сильно ли усугубится суть?

— Что же, а теперь продолжаем наше пиршество! Завтра всем участникам придёт письмо, в котором будет подробно описано, что именно они должны сделать.

После этих слов он повернулся к белке, которая посмотрела в ответ, и погладил её подбородок. Та аж глаза закрыла от удовольствия.

Странно. Насколько я помнил, Кокосик хорошо чувствовал тёмную энергию. Животные вообще более тонки в отношении магии. То есть наш правитель, действительно, не причастен к демонической энергии? А то, что произошло — чистая случайность?

— Несмотря на наши разногласия, — внезапно произнёс Роман Сергеевич, когда снова зазвучала музыка, а император уселся на трон. — Желаю вам удачи.

— Ну и, я, — с улыбкой поддакивала Ранская. — Уверена, что вы на многое способны.

Интересно, откуда эта доброжелательность? Если с Екатериной всё было понятно, то неожиданно заявление от Романа для меня было непонятно. Что-то задумал? Во всяком случае доверия он мне не внушал.

Однако на их пожелания я кротко кивнул головой в знак благодарности и перевёл взгляд на императора.

Тот сидел на троне, наблюдал за гостями и улыбался. Почему меня так это выводило из себя? С чего были те воспоминания, которые вспыхнули прямо в разгар распространения тёмной энергии по его телу? И почему Кокосик никак не реагирует, даже на небольшое количество демонической энергии?

Может, к судьбе Волконских он не был причастен? Тогда, кто?

— Ого, наконец-то, воочию могу увидеть императорскую гильдию, — неожиданно раздался доброжелательный голос. — Многое слышал о вас, господа.

Я обернулся. Перед нами стоял высокий молодой человек. Прилизанные тёмные волосы, острые скулы и эти смеющиеся глаза. Как у императора. Точно такие же.

Мои глаза округлились. Я понял, кто перед нами, когда он едва заметно улыбнулся. Илья Даниилович — наследник престола и старший сын императора.

Я плохо помнил его из прошлой жизни. Но лишь слышал, что он был добрым человеком. Как и Даниила Владиславович. Только вот, у меня постоянно возникал вопрос: почему он так не нравился своей бабке? Она ведь из-за него даже поместье покинула. Предпочла жить сельской жизнью. Как так?

— Илья Даниилович, — сразу поклонился ему Николай. — Рад вас видеть в добром здравии.

На секунду мне показался странным этот косой взгляд Ильи, когда он посмотрел на Рахманова. Но он был настолько мимолётным, что, действительно, создавалось впечатление, что это всего лишь моё воображение разыгралось. Ведь сразу после этого…

— Николай! — радостно воскликнул Илья и подошёл к Рахманову, обняв своего родственника и похлопав по плечу. — Я так рад тебя видеть! Так ты, правда, вступил в гильдию? Вот так да. Я уж думал, что надо мною шутят.

— Нет, это так, — слегка засмущался Николай.

Их встреча была похожа на дружественную, родственную.

Но всё же меня что-то в ней отталкивало и смущало. Будто что-то было не так. Илья так счастлив Рахманову, который для всех остальных, казалось, был изгоем. Сложно поверить в такое добродушие.

— А вы, вероятно, Иван? — обратился Илья уже ко мне.

Я лишь молча кивнул.

Наследник протянул мне любезно руку.

— Очень рад, — с улыбкой сообщил он. — Многое о вас слышал.

Интересно, что же именно он обо мне слышал? Что-то у меня нехорошее предчувствие, если даже до наследника дошли слухи обо мне.

В любом случае я протянул ему руку в ответ и уже хотел пожать его ладонь, как внезапно меня кольнуло отвратительное ощущение. А потом словно шандарахнуло молнией.

Между нашими руками пробежал ток. Никто не заметил, но я успел углядеть этот алый цвет. Моё лицо вытянулось от удивления.

Что это было? Неужели у него тоже есть тёмная энергия?

После того как между нами пробежал разряд электричества, Илья быстро убрал руку и, ойкнув, посмотрел на ладонь. Потом улыбнулся и снова взглянул на меня.

— Видимо, статическое электричество, — констатировал он. — Читал недавно про это явление. Вы, наверное, не слышали об этом?

— Слышал, — только вот, это точно не оно было.

— Вот как? — искренне удивился Илья. — Ах да. Мне говорили, что вы очень умны для простолюдина. Не зря вас взяли в императорскую гильдию. Что же, пожалуй, я вас оставлю. Всего доброго, господа, дамы, — поклонился он Анастасии и Екатерине. — Дела.

И он тут же пошёл в другую сторону, сцепив руки за спиной.

Я же всё ещё рассматривал свою ладонь и думал про это странное явление. Что это, мать вашу, было? Статика? Ну не алого же цвета! К тому же это ощущение тёмной энергии.

Да у них в роду все там с демонической аурой бегают, что ли? Что не так с родом Рахмановых?

— Иван, — положил руку мне на плечо Дмитрий, — с тобой…

— Простите, — появился ещё один голос на фоне.

Блин, я уже и забыл, что тут столько людей и каждый норовит поговорить и рассказать о том, какой он классный. Только вот, в этот раз это была девушка.

Миловидная внешность, невысокого роста. Она была похожа на маленькую куклу, особенно с её фарфоровым цветом кожи.

Большие голубые глаза смотрели прямо на меня, что очень удивило. И кстати, удивлён был не только я. Интересно, кто она и чего хочет?

— Я бы хотела пригласить вас на танец, — присела она в реверансе. — Прошу, не откажите…

Только мне хотелось сказать: “как можно отказать такой прелестной девушке”, как в разговор вступила Анастасия.

В этот момент я понял, что такое настоящая неловкость.

— Простите, но он уже занят, — твёрдо заявила она.

Все ошарашенно и молча наблюдали за этой картиной. Я, кстати, был в их рядах. Впервые видел, чтобы Меншикова была такой бойкой, да ещё и не стеснялась. Хотя до этого, кроме как краснеть и смущаться, она ничего и не делала.

Что с ней?

— Мне кажется, что мы тут лишние, — шепнул Литникову Рахманов.

— Ага, — ответил Дмитрий. — Мы, пожалуй, пойдём.

После их слов и внезапного исчезновения мой глаз нервно задёргался. Но виду того, что я ощущаю на самом деле, не подавал. Лишь улыбался и думал, как исправить эту ситуацию, ведь ни незнакомка, ни Анастасия отступать не хотели.

Кстати, ещё я заметил, что Роман и Ранская тоже ушли, ну и по итогу я остался с двумя прелестными девушками, от которых веяло злой аурой сильнее, чем от тёмной энергии. Сейчас не хватает неловкого появления Кокосика, чтобы как-то переключиться на другую тему.

— Дамы, — наконец обратил я их цепкие и гневные взгляды друг на друга на себя. — Прошу простить меня, но, к сожалению, я сегодня не танцую.

Кажется, повезло.

Эта фраза, конечно, огорчила их, но так я хотя бы избавил себя от двух нарастающих проблем. К тому же я, правда, не был готов к танцам. Если говорить о моей прошлой жизни, то — да, я бы не смог отказать ни одной из девушек. Сейчас у меня не было особого настроения и желания веселиться, как у остальных.

К тому же нужно было морально подготовиться к завтрашнему началу игр. Мы всё ещё не знали, какой будет первый этап.

Что же, всё остальное время до окончания бала, мне удалось столкнуться ещё с несколькими гостями. Только все они в основном разговаривали с Дмитрием и Николаем, да даже Анастасией, а в свой адрес я получал только косые, презрительные взгляды. Ну либо просто недоверчивые.

Конечно, кому захочется общаться с простолюдином?

Впрочем, посмотрим, что они будут говорить после начала игр.

///

Первый день.

Мы вчетвером собрались в кабинете Ангелины Андреевны, которая, кажется, была очень довольна вчерашним балом. Во всяком случае по внешнему виду можно было сказать, что Румянцева отметила его на “ура”.

Взъерошенные волосы, словно она упала с сеновала и забыла потом привести себя в порядок. Холодный стакан воды, который женщина прикладывала ко лбу. И эти стеклянные глаза, в которых читалось страдание после хорошо проведённого дня.

Кстати, в какой-то момент, на вчерашнем балу я выпустил женщину из виду. Судя по всему, продолжала гулять она явно не на приёме у императора. А стойкий аромат табака говорил о злачных местах. Карточный дом, например.

Ох, Ангелина Андреевна, я был о вас лучшего мнения.

— Итак, — кашлянула она в кулак и вытащила из ящика стола письмо. — Сегодня утром пришло. Это вам.

Она протянула запечатанный конверт.

На печати, которая стояла на конверте, был знак дома Рахмановых. Императорский знак. Приняв, как капитан команды, письмо в руки, я уже принялся распечатывать его. Но тут…

Резкое движение и письмо буквально вырывается у меня из рук. Что за нафиг? Только через несколько секунд, когда за порог выскочил белый комок шерсти, я понял, что это снова Кокосик.

Мало того что этот зверь появлялся в самых неожиданных местах, так ещё и постоянно всё портил.

Да, что б тебя. Вот же, срань.

Прищурив недовольно взгляд, я наблюдал, как мохнатая задница с пушистым хвостом скрывается в коридоре.

— Это что ещё за хрень? — увидев всю картину, не понимала Ангелина Андреевна.

— Ручной зверь, — ответил Литников.

— Это не та крыса, которая весь вечер сидела на плече императора? — но не дождавшись ответа, она тут же замяла тему. — Впрочем, неважно. Ладно, тогда расскажу сама, — она достала из того же ящика таблетку и запила её водой, а потом посмотрела на нас. — Итак. Вам нужно добраться до города Луг, а оттуда дойти до лесных земель.

— Лесные земли города Луг? — удивилась Анастасия. — Это ведь на территории Румянцевых.

— Именно так, — кивнула Ангелина.

— Говорят, что это один из самых опасных лесов империи, — продолжила Меншикова. — Из-за своих загадочных свойств немногие оттуда возвращались. Поэтому туда никто и не решается ступить из местных.

— Да, — подтвердила снова Ангелина. — Именно поэтому это одно из мест, которое будет полем для вашего первого задания. Вам необходимо достать свиток императора. Всего их шесть, на каждую команду. В зависимости от того, кто первый из команд достанет свой свиток и вернётся назад, будет распределяться количество баллов. Десять — первая команда, восемь — вторая. Последняя команда получает ноль баллов. Поэтому не подведите.

— Вы сказали, что “достанет свой свиток”, — подметил я её фразу. — Обязательно нужно достать определённый свиток.

— Да, — кивнула она. — Только ваша крыса только что унесла, где именно вам нужно его искать. На всё про всё у вас есть три дня, как вы знаете. А вам ещё нужно добраться до города. Поэтому найдите эту хрень и отправляйтесь.

— Это все правила? А что, если мы столкнёмся с кем-то из другой команды? — уточнил Литников.

— Правильный вопрос. Молодец. Правил на магические бои между родами нет. Если нужно вывести соперника, то это можно устроить.

— Забавно. Значит, там могут быть ловушки, — задумчиво произнёс я. — А так как это территория Румянцевых, то они хорошо знакомы с той местностью и могут…

— Ни один из нашего рода, — грубо отметила Ангелина Андреевна, — не способен на это. Та территория — запретна даже для нас. И уж про ловушки речи идти не может.

— Но всё же, — теперь вступился Николай. — Вам проще всего добраться туда и исследовать всё заранее.

— Та команда, которая была послана от моего рода, — уже начинала злиться женщина. — Временно поселилась в другой губернии.

— Это не…

Внезапно Ангелина Андреевна хлопнула ладонью по столу и вскочила с кресла. В её взгляде была ярость, а зубы стиснулись со всей силы.

— Отставить сомневаться в решении императора! Или что, хотите сказать, что он не продумал всё заранее? Хотите сказать, что наш правитель, настолько глуп и бесчестен, чтобы давать фору одному из рода?

Ну, её реакции я, если честно, не удивлён. Всё же речь шла про её родной род. Поэтому пришлось снова взять ситуацию в свои руки и сгладить накалившуюся обстановку.

— Простите, Ангелина Андреевна, — произнёс я. — Просто все переживают за эти игры. Вот и возникают дурные мысли.

После моих слов она тяжело вздохнула и, не устояв на ногах, снова плюхнулась в своё кресло, потерев виски. Видимо, головная боль от злости только усилилась.

— Может, вам помочь? — предложила Анастасия.

— Нет, спасибо. Идите. Вам ещё до города добраться нужно, — пробубнила она. — И пятого не забудьте.

— Пятого? — удивлённо изогнул я бровь. — Что значит, пятого?

— Я не говорила? В вашей команде должно быть пять человек. Вот я вам и нашла ещё одного.

— Правда? И кого же?

— Меня.

Мы все обернулись к порогу на голос.

Минуточку. Это и есть пятый?! Да ну нет. Быть того не может. Откуда он вообще нарисовался? Почему именно он?!

(обратно)

Глава 3

Мы вылупились на пятого участника и поверить не могли, что теперь он будет с нами в команде.

Надменный взгляд и язвительная ухмылка. Так и хотелось плюнуть ему в лицо, если честно. Но каждый из нас держался достойно, несмотря на одинаковые мысли.

Виктор Румянцев, собственной персоны.

Ну почему именно он? Хотя. Стоп. Он же тоже из рода Румянцевых, а значит, должен быть полезен в первом задании. Однако всё равно я сомневался в его способностях, несмотря на то, что он родственник заместителя имперской гильдии.

— Что встали столбом? — грозно спросила Ангелина Андреевна. — Есть возражения?

Даже если они есть, разве в них был смысл? Лишние споры с Румянцевой, а время уже начало идти. Нам нужно было быстрее добраться до места.

Всё это было похоже на хитрый план Ангелины, с учётом того, что она понимала, что никто из нас не захочет, чтобы Виктор был в команде. Ну и, хитрая же она лиса.

— Эй! — недовольно скрестила руки на груди Анастасия. — Я против того, чтобы он был с нами!

— У меня тоже особого желания с тобой возиться нет, — хмыкнул Виктор.

— Этот грубиян только и будет что мешаться! — продолжала возмущаться девушка, а потом посмотрела на меня. — Скажи им, Иван! Ты ведь наш капитан.

— Пф, капитан — босяк, — фыркнул в ответ Румянцев.

Я тяжело выдохнул, но понимал, что спорить бессмысленно. Точно так же, как и раздувать скандалы на ровном месте.

Нам нужно было найти Кокосика и понять, куда двигаться дальше. Иначе мы окажемся на последнем месте. Времени было мало.

Я молча обошёл Виктора и перекинулся с ним взглядом. Он продолжал на меня надменно смотреть, я же делал это холодно. Через несколько секунд, под моим гневным взором, он изменился в лице. Было видно, что ему стало некомфортно.

Ну и, куда же делась ваша надменность, господин Румнцев? Хех, только языком болтать горазд. А после того как он увёл свой взгляд в сторону, то мне и того хотелось рассмеяться.

— Мы выступаем, — скомандовал я остальным.

— Но как так, Иван? — взволнованно произнесла Анастасия. — Он ведь…

— Теперь он член нашей команды хотим мы этого или нет, — твёрдо заявил я. — У нас нет времени на разногласия и препирательства.

Румянцева одобрительно усмехнулась моим словам. Остальные удивлённо смотрели на меня. Потом я увидел в их взгляде недовольство.

Меня тоже эта ситуация напрягала, но что делать? Приходилось мириться с чем есть.

— Однако если вы Виктор посмеете мешать, или нам что-то не понравится в ваших действиях, то решать, что с вами делать дальше буду уже не я, а команда, — я искоса посмотрел на сморщенное от недовольства лицо Румянцева. — Если всё понятно, то нам пора.

Когда мы вышли из кабинета, Виктор что-то ещё несколько минут бурчал себе под нос. Что-то вроде: да, кому вообще взбрело в голову его ставить главным? Если честно, мне было не до этого, но его реакция меня забавляла.

Кажется, придётся смириться с участью того, что над тобой шефствует простолюдин. Но всё-таки мы были в гильдии, где родовое имя не имело совершенно никакого значения.

— И где нам искать Кокосика? — поинтересовался Дмитрий. — Он же может быть где угодно.

— Обычно он появляется сам и неожиданно, — предположил Николай. — А искать его просто так, это как искать иголку в стоге сена.

— Согласна, — задумчиво произнесла Анастасия. — Так что, тогда делать? Без письма мы не найдём место, куда должны отправиться. Иван? — обратилась она ко мне.

Я же больше думал о самих испытаниях.

У меня было какое-то странное предчувствие. Ощущение, что что-то пойдёт не так. Словно болезнь императора была только предупреждением. Снова эта секта? Она точно как-то связана с императорской семьёй, но как?

И самый главный вопрос: появится ли снова Артём Дмитриевич? Его бы помощь в разбирательстве с тёмной энергией не повредила. Да и, кажется, он знал намного больше, чем успел рассказать.

Даже в случае с этой белкой. Она могла определять тёмную энергию и всегда оказывалась там, где демоническая магия проявлялась. Кстати, это и был ответ на вопрос, где искать Кокосика.

— Здесь есть поблизости селения, — обратился я к товарищам, — где видели демонических существ?

— Слышал, одна из наших команд направилась в деревню недалеко отсюда, — отозвался Раманов. — Но зачем тебе это?

— Тогда направляемся туда.

— Что? Зачем?

— Ну, нам же нужно вернуть письмо.

Все в недоумении сначала молча переглянулись, а потом посмотрели на меня. Однако с капитаном всё же спорить никто не стал, и все двинулись за мной.

Конечно же, кроме…

— Эй! — недовольно окликнул нас Виктор. — С чего бы мне верить какому-то босяку?! Я не буду слушаться приказов…

— Хорошо, — перебил я его. — Дело ваше. Если не хотите слушаться, то оставайтесь. Мы найдём оправдание вашей трусости.

После моих слов по коридору раздались смешки. Румянцев же покраснел от злости, словно спелый помидор.

Ну а, чего он добивался? Не он один имеет острый язык, тем более, когда в тело простолюдина вселяется один из проклятого рода. Стоит учитывать, кому можно дерзить, а с кем лучше не пререкаться.

Если честно, я думал, он усвоил урок из прошлого раза, когда я запер его в четырёх стальных стенах. Но, кажется, ошибался. Такие люди часто любят наступать на собственные грабли из-за своей высокомерности и гордости.

Только вот, гордыня — страшный враг. Особенно для родовой семьи. Это я усвоил ещё из прошлой жизни.

///

Деревня, в которую направили второй отряд, действительно, располагалась недалеко от города. Мы добрались туда за пару часов. Только время для нас было бесценно, поэтому мы сразу приступили к поискам Кокосика.

Для начала я решил поговорить со старостой деревни, чтобы узнать: в чём заключалось задание команды имперской гильдии.

Как только мы пересекли ворота — границы села — то сразу привлекли к себе внимание. Жители удивлённо рассматривали нас. Ну, видимо, мы были неожиданными гостями.

А в глазах некоторых сельчан я даже увидел страх. Всё настолько плохо?

— Если пришла подмога, — внезапно раздался голос подошедшего к нам невысокого мужичка с бородой и большим пузом. — Значит, дела наши очень плохи.

— Эм, — не ожидал я такого приветствия. — Добрый день, вы староста деревни?

— А вам разве не сообщили? — удивлённо изогнул бровь он и обвёл нас всех глазами. — Да, я. Судя по тому, как вас много, полагаю, демоны попались крепкие.

— Нет, мы немного по другому делу, но…

— Как по-другому? — неожиданно перебил он меня и провёл пальцами по бороде. — А разве не своих спасать пришли?

— Своих? Спасать? О чём вы?

— Как это, о чём? Ясен пень, о гильдейских. Прислали нам несколько дней назад ребят, так они из леса так и не вернулись. Вы что, не знали?

Я остолбенел от такой новости. Конечно, мы не в курсе. Так-то пришли белку искать, а тут, оказывается, наткнулись на очередное сверхурочное задание.

Забавно выходило.

Но говорить о наших истинных намерениях, конечно, не собирался.

— Если честно, мы слышим об этом впервые, — сказал я. — Расскажите поподробнее.

— Ну и дела-а-а, — протянул староста и почесал затылок. — Теперь понятно, почему вам про меня не рассказали.

— А с чего должны были? — удивился Литников.

— Так, я единственный, кто этих тварей и видел. Подробно ж, в письме писал, — потом он сплюнул в сторону. — Ах, вы ж не за тем. Ну ладно. Если коротко, то недавно у нас люди стали пропадать, ну мы с местными и собрались, чтобы узнать: зверь какой иль демон в лесу завёлся. Слышали мы о существовании демонических псов всяких, да волков, ещё каких зверей. Только этот не был похож ни на тех, ни на других, — заверил он, кивнув головой. — Эта тварь была совсем другой.

— Правда? — поинтересовался я. — И какой же?

— Это было похоже на огромного паука, — он даже начал жестикулировать для более подробного описания. — И плевалось чёрной липкой дрянью, которая похожа на паутину.

— Встречался когда-нибудь с такими? — обратился ко мне Николай.

Вообще, я плохо понимал, почему именно меня спрашивают об этом. Неужели я, правда, слишком палился и прослыл всезнающим простолюдином?

Однако я, действительно, встречался с такими тварями. Только в Преисподние. Они являлись слугами высших демонов. Точнее, не так. Скорее их домашними питомцами.

Да, да. У этих тварей тоже есть свои извращённые вкусы. Всё-таки среди них есть и разумные существа. Но если питомец здесь, значит, и хозяин должен быть поблизости? Только не говорите, что мы столкнёмся с высшим демоном.

Вот чего, чего, но этого хотелось меньше всего. Во всяком случае, не сейчас, когда нужно было быстро найти Кокосика и отправляться в губернию Румянцевых.

Однако, если команда имперской гильдии не возвращалась из леса уже несколько дней, значит, придётся всё равно разбираться с этой проблемой. Всё же, пусть и не в нашей команде, но они наши товарищи. Да и людей без помощи мы оставить не могли. Нельзя же опорочить честь гильдии во время игр. Да и просто бросать кого-то в беде было не по мне.

— Мы… — только начал я, как меня тут же перебил Виктор.

— Проще простого, — хмыкнул он, махнув рукой. — Сейчас разберёмся с этим демоном.

Нет, он серьёзно?

Вот так просто решил перед всеми погеройствовать?! Однако наша четвёрка уже понимала, что этот парень больше языком чешет, а вот как доходит до дела — то тут-то и начинаются проблемы.

Я тяжело вздохнул на его слова и обратился к старосте:

— Мы берёмся за это дело, — кивнул я. Ну, несмотря на подачу, но Румянцев был прав. Разобраться надо было. — Мы отправимся сейчас же.

— Может, вам стоит немного отдохнуть? — предложил староста. — Всё ж с дороги.

— Пока мы отдыхаем, — грубо ответил я. — Наши товарищи могут быть в опасности, как и жители вашей деревни.

После этих слов я кивнул старосте в знак прощания, как и остальные ребята, и мы отправились в лес.

Как только я зашёл в чащу, то тут же почувствовал тёмную энергию. Она будто была везде.

Ну и место, блин.

Ощущение, что вся округа пропитана этой демонической аурой. Ступить некуда. А ещё нужно было отыскать пространственную дыру.

Пусть даже это была зверюшка высшего демона, но законы существования в этом мире на ней всё равно работали. А значит, она должна была питаться от дыры. Только вот как в лесу, где повсюду распространилась демоническая энергия, её искать?!

И откуда её так много?

— Иван, ты чего? — заметив мой задумчивый и серьёзный вид, поинтересовалась Анастасия.

— Всё нормально, только ощущение дурное, — честно признался я.

— Что такое, капитан, — усмехнулся Виктор, — испугался?

Ненавистный взгляд Меншиковой тут же перекинулся на него.

Ага, кто бы говорил, блин. Сам же первый в штаны наделает, когда демона встретит. Я даже в этом не сомневался. Уж такой он был человек. По его внешнему виду всё понятно, а если вспомнить, как его Анастасия отделала.

Впрочем, ввязываться с ним в спор и конфликт мне не хотелось. Тем более, его скорее больше взбесило моё игнорирование. Он сразу недовольно скривил губы, когда заметил, что я даже не посмотрел в его сторону.

— Что это? — резко остановился Литников и указал пальцем вдаль. — Вон, там.

Мы присмотрелись.

Впереди мы увидели какие-то силуэты на деревьях. Похоже на огромные коконы. Подойдя ближе, я округлил глаза.

Эти коконы были сделаны из той демонической паутины, о которой говорил староста. Во всяком случае, это стало понятно по энергии, которую они источали. Ну а судя по размеру кокона, в них были люди.

— Только не говорите, что это…

Николай сразу поджал губы от собственной догадки и остолбенел, как и остальные.

Да. Его догадка оказалась, к сожалению, верна.

Как я понял, это и был тот самый пропавший несколько дней назад отряд из гильдии, которых послали на задание.

— Как думаете, они ещё живы? — испуганно спросила Анастасия.

— Надеюсь, что да, — прошептал я.

— Я попробую их разорвать, — вызвался тут же Рахманов.

Отойдя чуть дальше от одного из коконов, он достал из-за пояса меч. Ага, значит, решил всё же воспользоваться моим советом. Молодец. Мне даже на секунду стало приятно осознать, что я дал одному из членов императорского рода ценный совет, к которому он прислушался.

Пропитав клинок своей маной, он тут же разрезал им воздух. Взрыв. Оглушительный, мощный. Он был гораздо сильнее, чем в первый раз, когда мы встретились.

Значит, и по эмоциям урок усвоил? Хех. Что же, зачёт, Николай.

Однако это всё равно не помогло. Скажу больше. После того как дым от взрыва рассеялся, Рахманову прилетело его же магией. Юноша отлетел на несколько метров назад.

Вот же чёрт. Значит, здесь ещё и защитный барьер установлен. А эта тварь не так проста, как казалось.

Сволочь.

Придётся исхитряться, чтобы придумать, как именно вытащить оттуда заточённых людей.

— Николай, ты как? — поспешил к нему Литников и помог встать. — Нормально?

Когда Рахманов поднялся и откашлялся, то тут же поспешил затушить остатки огня на своей форме. Судя по всему, взрывы причиняют мало вреда его телу. Как и любому магу: собственная стихия не может нанести большого урона.

Конечно, если она не в разы сильнее.

Однако в случае Николая, ему удосужилось отпробовать своей силы, поэтому эффекта никакого не было.

— Я в порядке, — прокашлялся Рахманов и снова посмотрел на коконы. — Ну и что делать?

— Если магия не работает, — предположил я. — То может сработать обычный клинок.

— Ты серьёзно? — удивился Дмитрий. — Обычный клинок против тёмной энергии?

— Я попробую использовать свою магию подражания. Сталь Волконских многое выносила, в том числе и чужую магию. Поэтому они были таким прославленным родом.

— Пф, пока не связались с демонами, — фыркнул Виктор.

Все тут же недовольно посмотрели на него. На такую реакцию Румянцев лишь хмыкнул, скрестил руки на груди и увёл взгляд в сторону.

Ох, Витя, лучше б молчал. Причём постоянно. Иначе и я так не выдержу до конца игр твоих ядовитых комментариев. С учётом того, что речь идёт о моей семье.

— Ладно, попробуем, — тяжело вздохнул я и вытянул руку вперёд.

Конечно, я хитрил.

Я понимал, что сталь, пропитанная тёмной энергией, должна сработать на паутине. Всё-таки только демонической силой можно было снизить эффект магии той же природы.

Но кто же про это знает? Ведь про демонов вообще в этом мире мало что известно.

Я вытянул перед собой ладонь и передо мной появился стальной чёрный клинок. Скрестив пальцы вместе, я тут же рассёк ими воздух, таким образом, направив меч в сторону кокона.

Остриё клинка вонзилось в толстый слой паутины. Через несколько секунд она рассыпалась, словно треснувшее стекло, и разлетелось на куски. Оттуда выпал юноша в форме имперской гильдии.

— Получилось! — радостно воскликнула Меншикова.

— Ну, не зря ты стал капитаном, — пожал плечами Дмитрий.

— Пф, — лишь фыркнул снова Виктор.

Хоть бы признал способности, засранец. Впрочем, ладно. Не до него. Нужно было помочь остальным.

Пока я высвобождал заложников из других коконов, Анастасия подошла к первому незнакомцу и пощупала пульс.

— Он жив, — снова констатировала она с улыбкой и принялась за лечение.

Всё же хорошо, что в нашей команде был лекарь. Без неё было бы совсем тяжело.

Когда вся троица лежала без сознания на земле, но освобождённая, я повернулся к ребятам.

— Нам нужно найти эту тварь, — констатировал я.

— И где её искать? — поинтересовался Литников. — Может, лучше дождаться её здесь? Она же сама придёт за своей едой, разве нет?

— Нет, — покачал я головой. — Плохая идея. Если она нападёт здесь, то нам нужно будет не только самим защищаться, но и защищать раненных вместе с Анастасией. А так мы сможем сосредоточиться на одном демоне.

— Хорошо, — кивнул Рахманов. — Но всё же… где её искать? Будем бродить по всему лесу? А что, если она зайдёт с другой стороны, и нападёт на Анастасию и раненных?

Действительно, хороший вопрос. Ну что ж, раз так. У нас оставался только один вариант. Правда, он мне и самому не особо нравился.

(обратно)

Глава 4

— Мы разделимся, — решил я.

Все удивлённо посмотрели на меня. Ну да, идея, конечно, не гениальна, но нужно было скорее найти и уничтожить эту тварь.

— И как ты предлагаешь это сделать? — поинтересовался Литников. — Поодиночке мы не справимся, а…

— Посмотрите вправо и влево, — перебил я его. — Видите, — указал я им на остатки паутины с двух сторон. — Следы идут с двух сторон. Не уверен, что демонических тварей тут две, скорее всего, осталось от демона.

— Так может, это специально, — задумчиво произнёс Николай.

— Такого уровня демоны вряд ли будут разумными. Предполагаю, что просто у неё ловушки с той и другой стороны. Куда именно она направилась, мы не знаем. Но если пойдём по двое в эти стороны, то уверен, что наткнёмся на неё.

— А если маршрут изменит и нападёт на Анастасию? Тогда что? — удивлённо изогнул бровь Дмитрий.

— Тогда Анастасия подаст нам сигнал. Кто-то из нас успеет быстрее подоспеть на помощь, а потом придёт ещё одна поддержка. Только думал, что вряд ли это понадобиться.

— Ладно, — согласился Рахманов и скрестил руки на груди. — И как делиться будем? Лично я с этим не пойду, — указал он на Виктора. — Иначе раньше паука его прибью.

— Что ты вякнул?! — разозлился Румянцев.

— Поддерживаю Николая, — тут же откликнулся Дмитрий. — У меня тоже нет никакого желания работать с этим человеком.

На их просьбы я лишь тяжело вздохнул.

Боги, а ведь мы ещё к игре не приступили. Что будет, когда они будут на турнире? Мне так и придётся выслушивать их неприязни друг к другу?

Что ж, сам напросился, и сам согласился стать капитаном. Оказывается, это ещё тот геморрой.

Пока трое членов моей команды ненавистно смотрели друг на друга, пожирая взглядом, словно дикие псы, которые вот-вот набросятся друг на друга, в словесную перепалку вступила Анастасия. Только девушка поднялась и уже хотела было что-то сказать, как я перебил её.

Не хватало четвёртого участника этой детской битвы.

— Хорошо, — на выдохе произнёс я. — Я вас услышал. Николай отправляется с Дмитрием, мы же пойдём с Виктором.

— А с чего ты взял, что я отправлюсь с тобой, холоп?! — рыкнул в мою сторону Румянцев.

Я тут же осадил его холодным взглядом. Эх, если бы не сдерживался, ещё бы для убедительности демоническую энергию призвал. Ну так. Чтобы наверняка успокоился засранец.

— Если вас что-то не устраивает, — грозно произнёс я. — Вы всегда можете отправиться обратно.

— Просто, — он тут же увёл взгляд и стал бубнить. — Я не доверяю магии простолюдина.

— Боитесь… проиграть?

Этот вопрос тут же привёл его в чувства.

Как только он его услышал, то сразу округлил глаза и посмотрел на меня. Видимо, подумал, что не расслышал. Но когда до него дошло, он тут же стиснул зубы и в глазах уже блистала ярость.

— Ничего подобного! — снова начал шипеть он. — Я из благородного рода, в отличие от тебя!

И даже не дожидаясь меня, направился по пути демонического следа паутины.

— Сочувствую, — бросил мне напоследок Литников, направившись в другую сторону.

— Удачи, — кивнул мне Рахманов. — Если захочешь его убить, мы поймём.

Какие добрые у меня товарищи.

Впрочем, в чём-то я их понимал. Прекрасно понимал. С таким характером Румянцев долго не продержится. Уж тем более, в нашей команде.

— Будьте осторожны, — пожелала нам напоследок Анастасия.

Я же улыбнулся девушке и кивнул в знак благодарности. Ну а, потом направился вслед за Виктором, который ненавистно направлялся к своей цели. У него даже шаг изменился.

Да и свои зубы скалить он, так и не перестал. Хотел сам разобраться с демоном? Что же, посмотрим, насколько у него это выйдет.

Через некоторое время мы резко остановились.

Вокруг нас все деревья были опутаны чёрной паутиной, из которой истекала тёмная аура. Значит, мы пришли прямо в логово паука? Хотелось бы, встретить их самим, так как на магию Литникова и Рахманова я не особо рассчитывал.

Да, они из благородного рода. Да, у них сильная энергия. Только вот вряд ли им легко удастся разобраться с демоном подобного уровня. Во всяком случае, на себя я полагался больше, чем на них.

Уж простите, но лучше с такой тварью столкнуться тому, кто обладает тёмной энергией, а не обычной.

— Отлично, — язвительно усмехнулся Румянцев. — Теперь осталось вытравить эту мразь.

Ох, что-то мне совсем не нравился его героизм. Нет, он, конечно, присутствовать должен, вот только не в данной ситуации.

— И что вы собираетесь делать? — поинтересовался я.

— Как что? Ты же капитан, не догадываешься? — усмехнулся он. — Ах да, вы же простолюдины, все тугодумы.

А ты — идиот, но я же молчу. Прямо как и сейчас. Я просто молча наблюдал за тем, что собирался сделать Виктор. Правда, ощущение, что потом его “кашу”, которую он заварит, разгребать мне придётся.

— Выходи, скотина! — выкрикнул он в пустоту.

Серьёзно? Он просто решил его позвать? Что же, уровень его странности начинал зашкаливать. У меня даже глаз дёрнулся от его действий.

Но, как оказалось, это было не всё.

Дальше Румянцев просто достал свой меч и начал рассекать им воздух. Из-под острия стали появляться каменные колья, которые вонзались в паутину.

Нет, план, конечно, неплохой. Все знают, что пауки реагируют на малейшую вибрацию от своей паутины, но не легче было бы напасть на него неожиданно? Стоило бы предложить свои идеи Румянцеву, так разве он меня послушает? Упёртый как осёл.

Внезапно земля под ногами начала дрожать. Тёмной энергии становилось всё больше с каждой секундой. Видимо, демона призвать мы всё же смогли.

— Вот видишь, — с ухмылкой на лице довольствовался Виктор. — Сейчас разберусь с ним.

Ой, что-то сильно в этом сомневаюсь.

Судя по тому, какой объём энергии я ощущал, с ним разобраться не так уж и просто. Скорее всего, даже с моей силой это будет тяжело.

— И почему тебя выбрали капитаном? — недовольно буркнул он. — Вот разберусь с ним без тебя и сам займу это место. А ты наблюдай и не мешай мне!

После его слов раздался дикий писк. Он был настолько оглушителен, что мы невольно прикрыли от него уши.

Казалось, что сейчас голова взорвётся от этого писка. Было невыносимо, находиться поблизости, но потом он резко затих. И снова земля под ногами содрогнулась.

Я сразу понял, что демоническая тварь всё же решила выйти к нам.

Виктор уже приготовился её атаковать и вытянул руку вперёд, собирая свою энергию в одной точке. Только вот, такую сокрушительную силу, вряд ли удастся отбить одной магией земли.

— Виктор, уходи! — почувствовав, как стремительно приближается огромная тёмная энергия, выкрикнул я. — Нужно…

— Ничего подобного! — рыкнул он. — Я не дам тебе забрать всю славу себе!

Вот же идиот.

Как он вообще, блин, в гильдию попал? У него вообще есть хоть немного мозгов?

Самое страшное наступило, когда он ринулся вперёд. На ходу он создал каменные копья, которые мгновенно направил в сторону, откуда исходила демоническая мана.

Снова писк, но в этот раз он уже сопровождался режущим сильным ветром. Чёрным ветром.

Румянцев не удержался на ногах и отлетел назад. Я же не успел его поймать, так как меня самого сбивала с ног эта неведомая сила.

Ударившись спиной о дерево, Виктор, казалось, потерял сознание. Герой блин. Говорил же, чтобы не шёл вперёд. И как всегда, оказался прав.

Но самое забавное было дальше, когда внезапно с порывом ветра ко мне в руки прилетело что-то мягкое, пушистое. Поймав комок шерсти, я округлил глаза.

— Ты?!

Кокосик!

Всё-таки этот маленький засранец был здесь. Я не ошибся. Пришёл на зов тёмной энергии?

Но не успел я у него вырвать письмо, которое он продолжал держать в своих зубах, как белка быстро выпрыгнула из рук и спряталась мне за шиворот. А через несколько секунд передо мной появился огромный паук.

Четыре пары огромных красных глаз смотрели прямо на меня. Всё тело паука, как и предполагалось, состояло и чёрного, густого тумана демонической энергии. Ну и судя по тому, сколько он её источал, он явно был посильнее тех, с кем я успел встретиться в этой жизни.

Внезапно я почувствовал, как быстро концентрируется его энергия в одной точке. Не теряя ни минуты, я тут же отпрыгнул в сторону, а из пасти твари вырвалась паутина.

К счастью, меня она не зацепила. Я успел увернуться. Но, как оказалось, это магия — дальнего боя. Поэтому она настигла Виктора и превратила его в тот же кокон, из которого мы вытаскивали своих товарищей из гильдии.

Ну, теперь хотя бы понятно, как это работает. И с одной стороны я даже был рад. Во всяком случае, Румянцев теперь не будет путаться под ногами.

Теперь глаза паука пристально следили за мной. Когда он снова запустил в меня свою паутину, я тут же увернулся и проскользнул в его сторону. Оказавшись под ним, я призвал несколько мечей и пустил ему в брюхо.

Демоническая тварь заверещала. Уши снова начало закладывать, но я уже начинал привыкать к этому. Только вот от огромных лап, которые начали метаться из стороны в сторону, пришлось уворачиваться, чтобы не стать лепёшкой.

Когда я выскользнул из-под паука, то решил нанести удар по спине. Однако даже пары мечей могло не хватить.

Пока тварь металась от боли, я успел отбежать на безопасное расстояние и сконцентрировать как можно больше энергии вокруг себя. Как только концентрация настигла наивысшей точки внутри меня, я вытянул руку вперёд.

Сосредоточился. Один, два, три… Мечи стали появляться над тварью один за другим. Четыре, пять… Я пытался призвать столько, сколько мог. Моей силы стало больше и концентрироваться легче, однако, когда число дошло до двадцати, я понял, что это мой предел.

Резко опустив руку, мечи вонзились в тело паука, придавив его к земле. Тварь заверещала ещё громче и сильнее стала дёргаться.

Но меня удивило то, что она никак не могла подохнуть. Неужели все попытки тщетны?

Я подошёл к ней спереди и, увернувшись от очередной струи паутины, заглянул ей в глаза. Прикрыв свой взгляд и резко распахнув, мои глаза окрасились алым цветом. Таким же, как и у паука.

Внезапно демоническая тварь замерла.

— Так ты… тоже? — неожиданно услышал я хриплый голос.

Чего? Оно ещё и разговаривает?

Я округлил глаза от удивления и продолжал смотреть на паука. На секунду мне показалось, что у этой твари всё-таки есть разум.

— Не-е-ет, — вновь проговорила она. — Ты не такой, как мы. Другой, но у нас много общего. Однажды став демоном, тебе никогда не вернуться назад.

— Я человек, — произнёс я.

— Разве тебе не нравится эта сила?

Я поджал губы.

Блин, что за вопрос такой? Кому бы ни понравилась такая сильная энергия? Тем более, с её помощью я мог спокойно избавляться от таких, как он.

— Я так и думал, — прохрипела тварь. — Однажды признав тёмную энергию, уже невозможно от неё отказаться. Неважно, как именно ты её используешь, она…

Неожиданно он затих.

Его взгляд потускнел, а лапы и тело совсем перестали шевелиться. Внезапно я почувствовал, как тёмная энергия начала потихоньку растворяться.

Умер, наконец? Но… что он хотел сказать? Чего недоговорил?

Через несколько секунд паук полностью исчез, как и его паутина. Демоническая аура, которая полностью окружала лес, испарилась. Осталась только моя.

Когда я рассеял свою, то понял, что поблизости нигде не было пространственной дыры. Почему? Неужели он питался за счёт чего-то другого? Или…

— Что за чёрт? — услышал я голос Виктора, который высвободился из кокона. — Что происходит?

Я подошёл к нему и опустился рядом с Румянцевым.

— Вас поймали в кокон, — пояснил я. — Но…

— Что?! — недослушав меня, он тут же вскочил на ноги. — Где эта тварь! Я с ней разберусь.

— Уже разобрались, — выпрямился я вместе с ним и посмотрел на то место, где был паук.

— Я же сказал тебе не лезть! — злился Виктор.

— Я и не лез, — так и хотелось добавить: вот же упрямый баран. — Не я его добил.

— А кто? — удивился Румянцев. — Здесь ещё кто-то был?

— Возможно, кто-то закрыл пространственную дыру, — предположил я. — Вот он и исчез.

— Чёрт! — он сплюнул в сторону. — Если бы я…

— Если бы вы не стали вызывать его, — указал я на его ошибки. — То, возможно, мы бы быстро с ним расправились, и вы не оказались в таком плачевном положении. Что было бы, если бы вы были один? Вас бы просто пустили на корм, не более.

— Да как ты…

— И ещё, — перебил я его. — В следующий раз думайте, перед тем, как что-то делать. Это не тренировка в родовом поместье и неучение. Это — реальный бой. Неизвестно, что будет на играх, но если вы продолжите в том же репертуаре, то, возможно, сразу проиграете, распрощавшись с жизнью.

Он продолжал скалить зубы, но ничего не сказал. А потом и вовсе молча увёл взгляд.

Видимо, что-то да понимает. Неужели даже до такого идиота, как он, можно достучаться? Даже не верится.

— Ещё поучать меня смеет, — всё же не выдержал Виктор, когда я направился обратно к Анастасии. — Простолюдин.

— Этот простолюдин, — на секунду остановился я и, обернувшись на Румянцева, улыбнулся. — Прикрыл вашу благородную задницу. И не стоит благодарности.

После этих слов я развернулся и снова направился по дороге. Я уже не видел реакции Виктора, но он явно был вне себя от гнева. Чтобы кто-то ниже его по статусу так говорил. Однако мне он ничего не ответил. Хотя уверен, в его мыслях я уже горел в аду синим пламенем.

Эх, то ли ещё будет.

Когда мы подошли к Меншиковой, Литников и Рахманов тоже уже вернулись.

— Ну что? — махнул я им рукой. — Кажется, нам повезло больше. Мы наткнулись на паука.

— Забавно, — усмехнулся Дмитрий. — А мы на дыру.

— Дыру? Так это вы её закрыли? — удивлённо поинтересовался я.

— Да. Вроде.

— Что значит "вроде"?

— Она как-то странно закрылась, — пояснил Рахманов. — Сначала мы приложили максимум силы. Она не закрывалась, а потом попробовали объединить магию и она “бац” и захлопнулась. Но суть в том, что наша совместная магия даже дотронуться до неё не успела.

— То есть, хотите сказать, она сама закрылась?

— Ну… это было бы странно.

Не то слово. Хотя почему-то возникло ощущение, что здесь было причастно ещё третье лицо. Возможно, кто-то из той секты? Может, их рук дело?

— Ну, в любом случае, — я посмотрел на плечо, откуда уже выглядывала острая морда Кокосика. — Мы нашли то, что искали.

— Да ладно?! — удивились одновременно Литников и Рахманов. — Он реально был здесь?

— А что удивительного? — улыбнулась Меншикова и подошла к нам. — Я, например, не сомневалась в догадке Ивана. Иногда, мне кажется, что он его хозяин.

Нет, нет. Не дай боже, мне такую зверюшку. Вот вернётся его настоящий хозяин, отдам и скажу, чтобы посадил на цепь около себя.

От этой белки сплошные проблемы.

— Кстати, — я посмотрел на троицу, что продолжала лежать на земле. — А они как?

— С ними всё хорошо, — заверила меня Анастасия. — Я вылечила их. Теперь они просто спят, набираются сил.

— Хорошо. Я рад, что с ними всё обошлось. К счастью, благодаря тому, что закрылась дыра, у нас не было ещё одной жертвы, — я искоса посмотрел на Румянцева.

— Эм, — не понял Литников. — Ты о чём?

— Да так, — усмехнулся я и почесал затылок. — Долгая история.

— Давайте уже посмотрим, куда нам надо идти, — Рахманов подошёл к моему плечу и вытянул руку в сторону белки.

Тот зашипел, и даже шерсть встала дыбом. Блин, почему белка ведёт себя, как кошка? От такой реакции я прищурил взгляд.

— И как теперь забрать? — поинтересовался Николай. — Нам уже спешить надо.

Я быстрым движением, пока белка была занята Рахмановым, хватил письмо и вытащил изо рта Кокосика.

Тот заверещал и начал тянуть лапы к письму. Я же, уже будучи подготовленным, достал из кармана пару орешков и отдал Кокосику.

Что же, взаимовыгодное сотрудничество оказалось успешным, и белка успокоилась, когда запихала в рот все полученные орехи.

— А ты подготовился, — отметил Дмитрий. — Неплохо.

— Ну, нужно уметь находить ко всем подход, — усмехнулся я. — Даже к таким, как он.

Небрежно я бросил в сторону белки, отчего та недовольно скривила мордой.

— Ощущение, что это она всё понимает, — заметила Меншикова.

— Ага, и почему-то от этого страшно становится, — кивнул Николай.

Пока ребята внимательно изучали Кокосика, я стал изучать карту, которую достал из конверта.

— Что это? — не понимал я.

Если честно, никогда не забредал в лес рода Румянцевых. Потому помеченное место на карте мне вообще мало о чём говорило. Однако нашёлся среди нас эксперт, который с задранным носом, вырвал у меня из рук карту и начал с умным видом её рассматривать.

— Дай сюда, — высокомерно произнёс Виктор. — Пф. Простолюдин.

М-да. Забавно было наблюдать за его надменным видом. Особенно когда оно медленно перетекло в озадаченный, а потом удивлённый.

— Что? Этого быть не может!

Почему-то я снова почувствовал, что нас ожидала какая-то очередная ж… неприятная ситуация.

(обратно)

Глава 5

— А более развёрнуто? — уточнил Литников у Румянцева.

Однако на лице Виктора было всё и без того написано.

То место, куда нас послали было не просто необычным, ощущение, что оно было особо опасным. Хотя зная легенду этого леса, он был весь непрост. Но это место было, видимо, каким-то особенным.

— Ну, — тряхнул его за плечо Дмитрий.

Виктор встрепенулся и поднял на нас взгляд.

— Это место… — хлопал он глазами. — Оно…

— Ты надоел тянуть! — уже начинал злиться Николай. — Говори, что за место?

— Я лишь слышал, что оно может существовать, — пояснял Румянцев, опустив свои расширенные глаза снова на карту. — И если из самого леса люди могли вернуться, то оттуда никогда никто не возвращался. Поэтому и неясно есть ли оно вообще.

— Но если мы там должны найти свиток императора, то значит, оно есть и оттуда возвращались, — пожала плечами Меншикова. — Как-то же туда его положили.

— Как я понял, здесь это работает немного по-другому. Все свитки, — влез я в разговор, — перемещаются в то или иное место при помощи магии. Лишь потом их отслеживают и указывают на карте.

— Может, — почесал затылок Николай, — произошла ошибка?

— Магические радары работают очень точно, — покачал я головой. — Значит, это место точно существует. Только вот, оно слишком далеко от входа, — указал я пальцем на карте. — А это значит…

— Мы можем точно с кем-то столкнуться из других команд, — додумал Литников.

— Именно. Нам нужно быть осторожными.

— Пф. Зачем? — высокомерно произнёс Виктор. — Уж с какими-то участниками мы точно справимся.

— Ты только что чуть в штаны не наложил, когда увидел, куда нас посылают, — отметил Дмитрий. — Теперь храбришься?

Румянцев тут же замолчал и увёл взгляд в сторону. Я же посмотрел на согильдейцев, которые продолжали лежать без сознания.

— Перед тем как отправимся, нужно отнести их в деревню и попросить, чтобы о них позаботились, — констатировал я и подошёл к ребятам.

— Мы их что, на себе потащим? — возмутился Виктор.

— Тебя никто не просит этого делать, — ответил ему Николай.

— Обращайся ко мне на “вы”!

— Да, да, обязательно.

Рахманов бросил последнюю фразу столь безразлично, что это ещё больше разозлило Румянцева.

Казалось, я сейчас услышал, как что-то щёлкнуло. Будто леска напряжения резко лопнула. А сразу после этого Виктор вытянул руку в сторону Рахманова и сконцентрировал свою энергию.

Блин, вот только этого нам сейчас не хватало.

— Ты что творишь? — нахмурил брови Николай. — Реально решил драться?

— Ну а, что? — с усмешкой произнёс Румянцев. — Испугался? — потом он резко посерьёзнел. — Извинись.

— За что? — не понимал Рахманов.

— За то, что не проявил должного почтения! — рыкнул Виктор.

— Ты тоже этого не сделал. И не забывай, что я из императорского рода, в отличие от тебя.

— Пф, — фыркнул насмешливо Румянцев. — Тот, кого изгнали — не имеет права говорить, что он член императорской семьи.

— С чего ты взял, что меня изгнали?

— Слухи разные ходят. О тебе особенно. Например, что ты незаконнорождённый наследник. Просто-напросто бастард рода.

На этом моменте снова лопнула натянутая нить.

Вот, чёрт, только не это и только не сейчас. У нас времени в обрез, а они решили драку устроить из-за своих статусов?

Ну ладно, Виктор. И так ясно, что у него одна извилина, и та не всегда рабочая. Но от Николая я такого явно не ожидал.

Схватившись за клинок, Рахманов быстрым движением вытащил из-за пояса меч и уже готов был рассечь воздух в сторону Румянцева, но я тут же их прервал.

Опустившись резко вниз и приложив ладонь к земле, я призвал высокую стальную стену, которая огородила этих двоих друг от друга. Удивлённые взгляды направились на меня.

— Если продолжите в том же духе, — предупредил я их, — то запру вас в железной клетке. А лучше, отправлю назад в гильдию. Мы и без того потеряли много времени, не хватало ещё и устраивать бездумные бои. Не забывайте, что вы команда!

— Команда? — переспросил Виктор. — Такая себе команда. Скорее отряд лузеров и изгоев.

— Тогда попрошу вас вернуться в гильдию, — строго ответил я. — Если вас что-то не устраивает, то никто держать вас не намерен. Я всё объясню Ангелине Андреевне, если это будет нужно.

Однако Румянцев снова поджал губы и замолчал. Он рассеял свою магию так же, как это, сделал и Рахманов, который тут же убрал меч. Потом Николай повернулся ко мне и опустил голову вниз.

— Прошу прощения, капитан, — произнёс он. — Больше этого не повторится.

Фух, ну наконец-то. Хорошо, что хотя бы один всё-таки может себя контролировать. А вот второй просто сплюнул в сторону и направился прямиком из леса.

— Может, просто выгонишь его и всё? — подойдя ко мне, поинтересовался Литников. — Всё равно от него толку…

— Он — часть команды. Его выбрала Ангелина. Если она так решила, то значит, будем терпеть, — тяжело вздохнул я, а потом улыбнулся. — Ну, может, он всё-таки уму, разуму научится.

— Такие, как он ничему не учатся, — фыркнул он и скрестил руки на груди. — Вот увидишь, проблем от него будет больше, чем помощи.

— Ну, значит, придётся потерпеть, — снова отметил я и взял себе на спину одного из членов гильдии.

Рахманов и Литников взяли остальных, и мы, вместе с Меншиковой, направились в деревню.

Странно, но девушка, что до этого, что по дороге была весьма тихой и задумчивой. Я удивлённо глянул на Анастасию, пока мы не добрались до места.

— Что-то не так? — поинтересовался я.

— Нет, — мотнула она головой и натянула улыбку. — Всё хорошо, просто…

— Если тебя что-то беспокоит, то лучше сказать об этом, — заверил я её. — Мы всё же команда, а значит, чем-то да сможем помочь.

Она замолчала на секунду, но потом снова покачала головой.

— Спасибо, но я сама с этим разберусь.

Ох, не нравилось мне это: сама с этим разберусь. Обычно такие слова ничем хорошим не заканчивались. Уж я-то знаю, всё-таки не первую жизнь здесь проживаю.

Впрочем, настаивать я не стал. Зачем? Лишний раз вгонять девушку в стресс и давить? Она должна была научиться доверять нам, поэтому смысла её ставить в неловкое положение не было никакого.

///

Когда мы добрались до деревни, то сразу передали ребят в руки сельчанам. Они пообещали о них позаботиться и направить бумагу по поводу нас в гильдию.

Вряд ли это могло спасти наше положение на играх, но самое главное, что мы смогли помочь деревне и своим товарищам. В принципе, этого всем было достаточно, кроме…

— Так, мы теперь точно проиграем и окажемся на последнем месте, — бубнил под нос Виктор, скрестив руки на груди. — Если бы не эта драная белка, ничего бы не было.

Как только прозвучало это словосочетание “драная белка”, то у Кокосика аж взгляд заискрился. Зверёк тут же прыгнул в сторону Румянцева и метко вонзился зубами в прямо в завиток уха.

Ох, ну и крику стояло на всю округу.

— А-а-а-а! — завопил Виктор. — Отпусти меня, безумное животное! Помогите!

Ну что же. Видимо, стоило его предупредить, что Кокосик не любил, когда его обзывали подобными словами.

А вот помогать ему особо никто не спешил. Ребята только хихикали в руку, когда наблюдали за этим зрелищем. Да, выглядело забавно. Но всё-таки не стоило недооценивать Румянцева. Он мог нам пригодиться, во всяком случае, на этом задании.

Я, конечно, сомневался, но всё же.

Подойдя к нему и взяв белку за шкирку, я оттащил зверька, который всё ещё рьяно пытался снова вырваться и вонзиться в ухо противника.

— Ладно, хватит уже, — успокоил я остальных. — Нужно придумать, как быстро добраться до места. Есть идеи?

Все тут же посмотрели на Виктора. Он же недовольно отвернулся, но всё же впервые за всё время повёл себя не высокомерно. Даже наоборот, что довольно поразило нас.

— Ладно, я проведу вас более быстрой дорогой.

— Это нужно не только нам, не забывайте, — напомнил я ему о том, что он тоже часть команды.

— Да, да. Помню.

///

В общей сложности добрались мы до леса, где нам было назначено задание только на следующий день. Минус один день.

Конечно, это не так страшно, но всё же следовало поторопиться.

Когда мы очутились около этого леса, нас тут же охватил жуткий холод. Ощущение, что вся жизнь из этого места давно вытекла. Нет, на тёмную энергию это не было похоже, скорее на что-то, что связано непосредственно с самой смертью.

— Же-е-е-есть, — протянула Меншикова и обхватила свои плечи ладонями. — От одного вида мурашки.

В этом я был с ней согласен. Деревья, пусть и были с листвой, только вот цвет мрачный, уходит больше в чёрный, нежели в яркие оттенки зелёного. В общем, вид у этого места был весьма необычный.

— Ладно, пора, — решительно скомандовал я, и мы побрели по чаще этого весьма странного леса.

Но самое главное было — найти то самое место, которое было указано на карте.

Ещё раз достав письмо и внимательно посмотрев на отмеченную точку, я попытался сориентироваться. Блин, хоть бы компас какой был. А то так ни фига непонятно в каком направлении нужно двигать.

— Я думаю, нам туда, — предположил Литников и указал направо.

— Нет, это вряд ли, — махнул рукой Рахманов и ещё раз посмотрел на карту. — Туда, — указал он в другую сторону.

Но и это было ещё не всё.

За нашими спинами раздался ехидный смех. Виктор вовсю выдавливал его из себя, словно специально пытался привлечь наше внимание.

— Вы реально идиоты, — фыркнул он. — Идите за мной.

Юноша обошёл нас и направился вперёд, чем вызвал недовольства у остальных.

— Самый умный, смотрю? — рыкнул Дмитрий. — С чего ты взял, что нам туда? Пусть это и владения Румянцевых, но ты же даже в этом лесу ни разу не был.

— Зато ориентироваться могу, — ответил обозлённый Виктор.

Ну вот, опять началось.

Однако всю ситуацию резко исправил Кокосик, который неожиданно спрыгнул с моего плеча и направился куда-то в сторону. Причём бежал так быстро и целеустремлённо, словно знал, куда, действительно, нужно идти.

— Куда это он? — поинтересовался Рахманов. Я же пожал плечами.

— Да чёрт с этой белкой! — рыкнул Румянцев. — Пойдёмте, у нас нет времени.

— Вообще, эта белка всегда приводит нас в правильном направлении, — размышлял дальше Николай. — Может, стоит довериться ей?

— Лучше уж Кокосику, чем ему, — кивнул на Виктора Дмитрий.

— Хорошо. Всё равно мы пока не можем нормально сориентироваться, — кивнул я и направился в сторону, куда побежала белка.

— Вы все идиоты, что ли? — верещал Виктор.

— Да заткнись ты уже! — наконец-то не выдержала Анастасия. — Если хочешь, можешь идти в своём направлении. Тебя никто не держит.

— Вот и отлично, — фыркнул он. — Так и сделаю. И первым доберусь до места.

— Вот и замечательно, — прошептал Николай. — Минус один геморрой.

Румянцев сделал вид, что не услышал его и направился своей дорогой.

— Не остановишь? — поинтересовался у меня Литников. — Ты же вроде сам про команду твердил.

— Нет. Если он уверен в своих силах и уверен, что нужно идти туда, то какая разница? Наша задача — найти свиток. Думаю, ему мало что будет угрожать.

— Однако всё равно переживаешь, — заметил Дмитрий с усмешкой.

Если честно, он был прав. Я понимал, что он тот ещё засранец, но оставлять его одного — у меня от понимания этого аж внутри всё переворачивалось.

Почему? Я не мог объяснить. Может, совесть или ответственность. Но в любом случае такое неприятное ощущение присутствовало и сильно давило.

— Ладно, — вызвался Рахманов. — Не переживай. Я пойду за ним и прослежу, чтобы с ним всё было нормально.

— Уверен? — удивился я. — Вы же не ладите.

— С ним тут все не ладят, но он же всё-таки член команды. А ты — капитан. И Кокосик — твоё животное. Поэтому поспешите за ним. Уверен, что вы выйдете правильной дорогой. Ну а, я просто побуду в роли няньки.

Мои губы слегка дрогнули и расплылись в улыбке. Всё-таки я сделал правильный выбор, когда принял решение взять в команду Николая. Он был весьма разумным юношей и всегда мог отбросить свой максимализм и обиды на благо остальных.

Если бы не его проблемы с родом, он бы стал отличным главой, а потом и императором.

— Ладно, я пойду, — он махнул нам рукой и направился следом за Виктором.

— Спасибо. И ещё, — бросил я ему напоследок. — Кокосик не моя зверюшка.

— Однако у вас странная связь, — отметил он с усмешкой. — Это сразу видно.

Ну, в этом он был прав. Всё-таки белка могла определять тёмную энергию. Видимо, поэтому так и прилипла ко мне. Она единственная, кто в курсе, что скрывалось внутри меня.

После того как мы проводили взглядом Рахманова и Румянцева, то тут же снова вернулись к своему маршруту.

— Не знаю, как ты, но за Николая я переживаю, — скривил губы Дмитрий. — Всё-таки он неплохой парень в отличие от этого Виктора. Чую тот его заведёт куда-нибудь.

— Соглашусь с Дмитрием, — кивнула Анастасия. — Может, стоило пойти с ними?

— Нет, — твёрдо ответил я. — Мы не знаем, что будет в той или этой стороне. Но так у нас появилось больше шансов найти место, отмеченное на карте.

После моих слов ребята успокоились и дальше шли за мной молча.

Но только затишье было недолгим. Сразу после того, как мы прошли ещё несколько метров, послышалось какое-то шуршание из кустов.

Мы резко остановились.

Не издавая ни единого звука, прислушались. Потом внезапно ощутили чужую энергию. Сильную, напористую.

— Всем назад! — выкрикнул я.

(обратно)

Глава 6

Как только я выкрикнул эту команду, все тут же послушались меня и отпрыгнули в сторону.

В нашу сторону вылетели водные серпы. Водные? Значит…

— Род Меншиковых, — не успел я додумать мысль, как Анастасия первой прошептала мою догадку. — Они здесь.

Сила водного серпа была практически такой же, как и у Анастасии. Значит, с врагом будет не так легко. Да и настроены они, судя по всему, довольно враждебно.

— Так, так, — послышался из-за деревьев незнакомый голос. — Кто это тут у нас?

К нам вышло пятеро человек. Все они были одеты в синюю форму семьи Меншиковых.

Центральный из них, видимо, капитан, нахально ухмылялся, когда внимательно провёл по нам взглядом. Прилизанные назад тёмные волосы и голубые глаза. Однако красавцем такого явно не назовёшь из-за его большого, слегка приплюснутого носа. Ощущение, что ему не раз туда прилетало.

— Кто это тут у нас? — снова произнёс он, уперев руки в бока. — Неужто сама гильдия нам попалась. Только почему вас трое?

— Егор, — прошипела Анастасия.

— Ого, — покосился он в её сторону. — Неужто сама Анастасия Сергеевна. Любимица рода, сбежавшая из родного гнёздышка. Твой старший брат до сих пор не может тебе этого простить.

Сбежавшая? Она что, сама сбежала в гильдию?

Я удивлённо посмотрел на девушку. Она же не выпускала из виду этого надменного хмыря, который продолжал усмехаться ей в лицо. От одного его вида я заметил, что Анастасию начинало потряхивать. Она вот, вот была готова напасть на них.

Что же, это не самая плохая идея, с учётом того, что Ангелина упомянула, что бои между родами не запрещены. Возможно, даже наоборот.

— Мой старший брат, — наконец ответила Меншикова, — и стал причиной того, почему я здесь.

— Вот как? А я думал, что он души в тебе не чает. Слишком любит свою младшую сестричку.

— Что за бред ты несёшь?

— Ты не знала? — удивлённо изогнул он бровь. — Он должен был стать следующим главой клана, но просто ушёл на службу в правоохранительные войска. Тогда все удивились его решению. Но последним о чём он попросил, так это чтобы ты заняла то место.

Меншикова округлила глаза. На лице возникло недоумение. Если честно, я тоже был в небольшом шоке.

Роман всегда с ненавистью относился к девушке. С чего бы ему делать такой сердобольный жест в её сторону? Что вообще между ними в семье происходит?

— Не лги, — прошипела Анастасия.

— И не собирался, — вскинул он руки. — Впрочем, это уже неважно. Мы выиграем, и следующим главой рода стану я. Забавно, правда?

— С чего ты взял, что вы победите? — стиснула зубы Меншикова. — Я вам…

— Мы вам этого не позволим, — вмешался Дмитрий.

— Не знаю, что там произошло в роду Меншиковых, но гильдия просто так отступать не намерена, — улыбнулся я. — И раз уж, Анастасия должна была стать следующим главой семьи, то значит, нам крупно повезло. Получается, на нашей стороне огромное преимущество.

После моих слов у Егора скривились губы. Он стиснул зубы и сжал ладони в кулаки. Кажется, мой ответ его явно не устроил.

— Кто кого, простолюдин, — сплюнул он в сторону.

Блин, а я, оказывается, знаменит.

Столько людей уже обо мне знают. Даже не знаю, радоваться мне этому или нет. Однако сам я себя простолюдином уже давно не считал. Уж тем более, с такой силой.

— Ладно, разберёмся с ними быстро, — снова усмешливо бросил Егор.

— Нет! — твёрдо ответил ему девичий голос. — Оставим их.

Юноша удивлённо повернул голову и посмотрел на невысокую девушку с длинными белоснежными волосами, переплетёнными в тугую косу. Сквозь линзы её круглых очков я разглядел большие светло-жёлтые глаза.

Странно, совсем не похоже на род Меншиковых. Они ж там почти все голубоглазые, а тут какое-то странное исключение.

Да и эти веснушки на лице, явно не характерны для их рода.

Может, она тоже бастард?

— Снова вмешиваешься, Александра? — злился на неё Егор. — Я же говорил тебе, что я…

— Капитан, — закончила его мысль девушка и поправила сползающие к кончику носа очки. — Именно поэтому я и прошу вас мыслить холодно и рассудительно.

Она покосилась в его сторону. Юноша же поджал губы, но судя по пляшущим на скулах желвакам, он был явно недоволен её вмешательством.

Неудивительно. Какая-то девчонка и смела осечь капитана, да ещё такого заносчивого. Представляю, каково ему сейчас.

— Мы ещё не нашли свиток, — она взглянула на нас. — Как и они. Поэтому в драке смысла нет.

— С чего вы взяли, что мы не нашли свиток? — поинтересовался Литников.

— Вас всего трое. Значит, вы разделились, чтобы отыскать его, — предположила девушка.

— Хах. Ну а что, если наши двое просто потерялись или заблудились, например.

— Судя по этому шарфу, что на вашей шее, вы из рода Литниковых. Дмитрий. Эта девушка, — она посмотрела на Анастасию. — Меншикова из нашего рода. Ну а, по центру, ваш капитан. А значит, остались Рахманов и Литников, если мне не изменяет память.

Блин, и откуда у неё столько сведений. Она что, шпионила за нами? Как она узнала о составе команды императорской гильдии. Но её логике можно было только позавидовать.

— Два сильных участника заблудились? Ваш капитан довольно умён, чтобы не допустить такой ситуации. Об этом я уже разузнала.

Да ладно? Спасибо, я польщён.

— К тому же вы направлялись к северо-западу отсюда. Да и судя по тому, что я слышала от других участников, вы появились в лесу совсем недавно. Вряд ли за такое короткое время, вы успели найти свиток. Смею предположить по тому, что я вижу, вы разделились, так как не знаете, где находится указанное на карте место.

Блин, да она просто гений.

Я-то думал, что очки просто, как аксессуар. А она оказывается, правда, очень умная. Нечасто встречал таких девушек, как она. Запоминает информацию и сопоставляет факты. Прямо детектив в юбке. Интересная особа, повезло Меншиковым с ней.

Однако не хотелось бы с ней вступать в драку. Если её логика и наблюдательность в бою также превосходны, то с ней будет больше всего проблем. Умение анализировать с такой точностью.

Обычно такие люди, как она, принадлежат роду Кожевниковых или Литниковых. В их семьях эти способности отлично развиты. А вот в семье Меншиковых такого человека редко встретишь. Нет, скорее я такого видел впервые.

— Вот же, — стиснул зубы Дмитрий и сжал ладони в кулаки, уже готовый сам напасть на их команду. Однако я решил вмешаться.

— Думаю, скрывать нам нечего, — с улыбкой произнёс я. — У вас отличные аналитические способности. Удивлён. Вашей команде крупно повезло с вами. И да, мы, действительно, направляемся на поиски. Поэтому не хотелось бы вмешиваться лишний раз в драку.

— Эй, Иван. Ты, что такое… — уже начала шипеть на меня Анастасия.

— Однако если вы всё же хотите посоревноваться, то мы не против, — перебил я Меншикову.

— Пф, ха, простолюдин бросает вызов благородной семье? — снова высокомерно влез Егор. — Что за глупости? Да мы вас…

— Нет, — снова перебила его Александра. — Несмотря на наше количественное преимущество и силу, бой будет тяжёлым.

— Да что ты несёшь?! — снова злился Егор. — Мы же…

— Слышала, что Анастасия отлично продвинулась в магии исцеления, а значит, на их стороне лекарь, что даёт им явное преимущество. И ещё, — она посмотрела на Литникова. — Маг с родовым природным элементом электричества станет огромной помехой для нас. С ним будет сложно состязаться. Другое дело, если бы вместо него был Рахманов. Тогда вода ещё могла бы как-то противостоять огню. Но, — она посмотрела на меня. — Та чёрная сталь, о которой я много раз слышала, может стать отличным щитом против магии Меншиковых. Даже если мы выиграем этот бой, то понесём потери. Можно было бы рискнуть, если бы у нас был свиток. Но терять время на то, чтобы выбить конкурентов, а потом залечивать раны, у нас нет. К тому же им будет легче восстановиться после боя, — она покосилась на Анастасию. — Это не самый удачный состав конкурентов, против которых стоит терять наши драгоценные часы.

В этот момент мне захотелось поаплодировать.

Эта девушка заранее просчитала все возможные исходы, которые возникли бы при нашей стычке. И почему её не выбрали капитаном? С таким умом она быстро бы привела свою команду к победе.

Скажу больше, если она когда-нибудь станет генералом армии, то думаю, отлично справиться в битве за нашу империю.

Я едва видно усмехнулся. А вот, Егор продолжал злиться. Казалось, что с каждым словом его ярость только распаляется.

— К чёрту! Ладно, идём, — бросил он и обошёл нас со своей командой. Однако всё же на секунду остановился и искоса посмотрел на меня. — Но в следующий раз: приготовьтесь жевать землю. Я просто так не проиграю, каким-то простолюдинам.

Он посмотрел на Литникова, потом на Меншикову, хмыкнул и направился дальше. Мы же проводили их взглядом.

Александра проследовала за ними последней, на секунду задержавшись и кивнув нам в знак прощания. Какая странная барышня. Вроде из другой команды. Вроде бы мы даже соперники, но почему-то она вызывала у меня огромное уважение.

Интересные всё-таки есть люди в родовых семьях нашей империи. Я начал в этом убеждаться всё больше и даже радовался этому факту.

С ними наша страна точно не пропадёт.

Тем более, если Алексей сдержит слово и снова попытается восстановить наш клан с помощью Евгения, то и Волконские снова будут в строю.

Казалось, что всё налаживается.

— Мерзкий тип, — подойдя ко мне, недовольно скривил губы Дмитрий. — Нужно быть начеку.

— Он всегда был таким, — пояснила Анастасия. — Хотя на самом деле из себя толком ничего не представляет. Но… его слова.

Я удивлённо посмотрел на девушку.

Она опустила грустный взгляд и о чём-то задумалась. И явно не о чём-то хорошем.

Неужели, её так зацепил рассказ о брате? Он, действительно, хотел отдать своё место ей? Но разве возможно, чтобы главой рода была женщина? Нет, я слышал разные истории, но такое в моей практике было впервые. Обычно никто даже не задумывался над этим. Всё же, мужчины продолжители рода. Тогда, почему?

— Есть вероятность, — решил я подбодрить её, — что он специально решил вывести тебя. Точнее, заставить чувствовать себя виноватой.

— Но тогда, зачем брат, действительно, вступил в правоохранительную организацию? Он же должен был стать…

— Это неизвестно, — тут же перебил я её. — Возможно, Егор просто выдумал это. Ты ведь ничего подобного не слышала?

Она отрицательно покачала головой.

— Ну вот, — усмехнулся я. — Встретишься с Романом, сама его и спросишь, а пока… — я повернул голову в сторону нашего маршрута. — Нам пора отправляться.

— Мы уже упустили Кокосика, — констатировал Литников. — Что будем делать?

— Идти напрямик.

— Напрямик?

— Ну да. Куда-нибудь, да выйдем, — заверил его я и направился по тропинке.

— Эй, а если заблудимся? — поторопившись за мной, переживал Дмитрий. — У нас не так много времени.

— Думаю, мы что-нибудь придумаем, — пожал я плечами.

— Ты слишком оптимистичен.

— А ты нет, — усмехнулась Анастасия. — Поэтому Иван и стал капитаном.

— Я просто реалист, — пробубнил Литников.

Внезапно до уха долетел чей-то панический крик.

— Ну что, опять? — недовольно уточнил Дмитрий.

Однако никто из нас не ответил на вопрос, и мы тут же двинулись на крик о помощи, который продолжал усиливаться.

Как только мы настигли места, то сразу наткнулись на демонических созданий. В них я, как и остальные, сразу узнал демонических псов. Однако больше меня беспокоило их количество.

— Эй, откуда их тут столько?! — воскликнула Меншикова.

Однако разбираться было некогда. Нужно было помочь команде, которая попала в эту западню.

Стая псов медленно загоняла к дереву юношу, который округлившимися глазами с дрожью в коленях разглядывал своих противников. Судя по белым одеяниям, он был из рода Кожевниковых.

— Неужели они не в силах с ними справиться? — удивился Литников. — Это же низшие демоны.

— Неважно, — быстро отсёк я его размышления. — Нужно помочь.

— Понятное дело, — ухмыльнулся Дмитрий и вытянул руку вперёд, концентрируя энергию.

— Анастасия, как только мы их отвлечём, окажи ему помощь, — показал я.

— А… ага, — кивнула девушка.

Уведя руку чуть вбок, я тоже стал скапливать энергию. Немного сконцентрировавшись, я призвал один из чёрных стальных мечей, считая, что одного, даже против такой своры, будет достаточно.

Первый удар с дальней дистанции нанёс Дмитрий, привлекая внимание псов на себя.

Молниеносная атака настигла одного из демонов, обвив его тело яркой змеевидной вспышкой электричества. Как только оно потухло, наши лица удивлённо вытянулись.

— Как… так, — не понимал Литников. — Да этого быть не может!

Согласен. Я тоже столкнулся с таким впервые.

Магия на этих псах не работала. Она просто погасла, но не нанесла никакого урона. Теперь я, кажется, начинал понимать, почему команда Кожевниковых не справилась с ними.

Однако почему? И что нам теперь с этим делать?

(обратно)

Глава 7

Следующий удар был за мной.

Сконцентрировав энергию, я тут же создал вокруг своры около десяти чёрных клинков, направленных в их сторону. Не успели псы броситься в мою сторону, как они, один за другим, стали впиваться в их тела.

Однако даже это не смогло утихомирить демонических тварей.

— Даже твоя магия бесполезна? — удивился Литников. — Да что они вообще такое?

— Явно что-то необычное, — предположил я. — Это странно.

— Может, это из-за странных свойств леса? — выдвинула теорию Меншикова.

— Вряд ли, — мотнул я головой. — Если бы дело было в этом, нас бы предупредили заранее. Вряд ли организаторы хотели лишних смертей на играх.

— Что делать-то будем? — снова спросил Дмитрий.

Я и сам не знал пока, как с ними бороться. Но понимал одно: отступать нельзя. Иначе эти демонические твари точно нас всех перебьют.

Если они бессмертные и даже на мою тёмную энергию не реагируют, то как с ними справиться?

Чёрт. В моей голове впервые не созревало ни одного плана. А в это время псы уже двинулись в нашу сторону.

Пришлось лишь обороняться от них.

Меншикова создавала водные серпы, но, даже прорезая плоть демонов, они быстро восстанавливались. Казалось, что после каждой атаки они становятся только агрессивнее.

Литников продолжал обороняться своими молниями. Но, как и в случае с водными техниками Анастасии, его электричество было бесполезно.

Электричество и вода. Хм. А это идея.

Я увернулся от одного из прыгнувших на меня псов и вонзил в его тело клинок. Тот прошёл насквозь, но демон лишь взвизгнул, кувыркнулся несколько раз на земле, а потом снова поднялся и оскалил свои зубы против меня.

— Ребята, есть одна идея, — как только Меншикова и Литников оказались рядом, быстро протараторил я, пока нам выдалась пара секунд.

— Какая? — поинтересовался Дмитрий.

— Анастасия, как много воды ты можешь создать? — обратился я к девушке.

— Не так чтобы много… — задумчиво произнесла она.

— Можешь создать максимальное количество воды вокруг нас?

Девушка молча кивнула и, сконцентрировав энергию, выпустила огромный поток воды. Вокруг нас собрался толстый обруч водной глади, в котором оказались псы. После этого я обратился к Дмитрию.

Однако не успел я дать команду, как он сразу молча кивнул, поняв мои намерения, и пропустил свои молнии через воду.

Всё заискрилось голубым светом. От столь яркой вспышки глаза начало резать. Я прикрылся рукой. В ушах встал противный писк.

— Вряд ли их это остановит, — громко произнёс Дмитрий.

— Знаю, — ответил я. — Но нам нужно пока их обезвредить.

— А потом?!

— Нужно найти пространственную дыру.

— И где ты собираешься её искать?! — поинтересовалась Анастасия.

Хороший вопрос. Из-за странных свойств леса я никак не мог ощутить малейшего присутствия тёмной энергии. Ну а, с учётом того, что эти псы оказались какими-то бессмертными, то дыра, скорее всего, была большой.

С такой непросто будет справиться.

Как только яркие вспышки молний прекратили хлыстать демонических тварей, те обездвижено припали к земле. У нас было не так много времени до того, как они снова очнутся.

Чтобы избежать лишний раз опасности со стороны псов, я сконцентрировался и призвал несколько десятков мечей. По четыре на каждого пса.

Не знаю, сильно ли это поможет их утихомирить, пока мы не отыщем дыру, но делать было нечего. Нужно было хоть что-то предпринять.

Когда клинки повисли в воздухе, я резко опустил руку, и остриё мечей вонзилось в тела демонов, приковав их к земле с четырёх сторон.

— Пока так, — констатировал я.

— Что дальше? — обернулся ко мне Дмитрий.

Я взглянул на одного из Кожевниковых, которого псы прижали к дереву. Он уже был без сознания. Видимо, отключился сразу, как только мы пришли.

Остальные члены его команды были поблизости. Все лежали на земле, и по первому взгляду они были живы. Только сильно ранены.

— Анастасия, — обратился я к девушке. — Сможешь, их вылечить?

— Да, конечно, — девушка тут же ринулась к ближайшему члену семьи Кожевниковых.

— Мы отправимся с Дмитрием дальше.

— Что?! — возмущённо произнёс Литников. — А если твои мечи не выдержат? Анастасия не сможет справиться с ними одна. К тому же тут много раненных.

— Поэтому нам и нужно торопиться. Толку оттого что мы будем стоять здесь — нет. Только усугубляем ситуацию.

— Но ведь…

— Всё хорошо, Дмитрий, — резко перебила его Меншикова. — Пусть я и не такая сильная, как вы, но я смогу позаботиться о себе и о других.

После её слов Литников поджал губы. Да мне и самому этот план не нравился. Не хотелось оставлять Анастасию среди этих демонических тварей. Однако, если не поспешить и не закрыть пространственную дыру, откуда они набираются своих сил, смысла вести дальше бой не было.

Если они даже не реагировали на мечи, пропитанные тёмной энергией, то что говорить про обычную магию? Интересно, почему моя сила на них не работала? Это ведь обычные псы. Что с ними было не так?

Этот вопрос никак не давал мне покоя. Поэтому перед тем, как отправиться дальше, я подошёл к псам и решил внимательно осмотреть их тела.

— Эй, ты чего? — удивлённо поинтересовался Литников.

— Просто интересно, откуда у них столько сил, — задумчиво ответил я. — Что ими так управляет?

— Пространственная дыра. Ты же сам сказал. Это и дураку понятно.

— Как давно ты видел демонов, которых невозможно уничтожить, не уничтожив при этом пространственную дыру? Демон может подпитываться силой дыры, но чтобы она давала бессмертие.

— Может, это какой-то новый вид? — сидя на корточках около раненного, предположила Меншикова.

— Если это так, — додумывал её слова Литников. — То неужели они могут ещё и эволюционировать? Или иметь разные типы?

— Нет, вряд ли, — отрицательно покачал я головой. — Сами они вряд ли на такое способны.

— Тогда, может, кто-то смог создать подобное?

— Кто-то? — шёпотом повторил я.

Хм. Интересно. В этих словах есть свой определённый смысл. У меня давно были мысли о том, что кто-то специально создаёт пространственные дыры. Но создать такую дыру одно, а вот модифицировать её — совсем другое.

Если на создание выделяется большой концентрат собственных сил, то сколько же нужно затратить на то, чтобы создать свою, особенную? Даже в Преисподние у высших демонов не хватило бы столько энергии.

Неужели всё же существует кто-то подобный?

Пытаясь найти хоть что-то на телах псов, я так и не смог обнаружить ничего необычного. Странно, но на них даже какой-либо метки чужеродной не было. Неужели кому-то, правда, удалось создать модифицированную дыру?

Если так, то дело было плохо. Нужно было спешить, чтобы скорее закрыть её. Правда, как это сделать, я пока понимал плохо.

Внезапно позади раздался шорох.

Дмитрий тут же встал в боевую стойку, словно уже делал это на автомате. Видимо, после этих игр у нас ещё выработаются нервные привычки на каждый звук.

Я же просто повернул голову в сторону, откуда доносился шум.

Сначала это был обычный шорох, словно кто-то приближался к нам. Потом до уха донеслось тяжёлое дыхание, а вскоре и земля начала содрогаться.

— Ещё демоны? — стиснул зубы Литников. — Что ж, ладно.

Дмитрий уже приготовился атаковать, даже не видя при этом врага. Я же вытянул руку в его сторону, дав команду остановиться.

Юноша удивлённо взглянул на меня.

— Не стоит тратить понапрасну силу, — пояснил я ему. — Ты и так потратил много энергии. Она нам ещё пригодится.

— Но…

— Посмотрим, что будет дальше.

А дальше был совсем неожиданный поворот сюжета.

Из-за кустов показалось две собачьи демонические морды. Острые клыки были оголены, а свирепый алый взгляд направлен на нас.

Двуглавый демонический пёс? Чёрт, только его сейчас не хватало. Если он тоже бессмертный, то будет совсем тяжко.

— Блин, ещё один?! — воскликнула Анастасия и шлёпнулась от неожиданности на землю. — Да ещё такой огромный.

— Ну что, теперь можно? — спросил у меня разрешения Дмитрий.

— Нет, — заметив что-то странное и до боли знакомое в этом демоне, приказал я. — Смотри внимательнее.

Вместо того чтобы сразу напасть на нас, пёс задрал свои головы. Носы едва шевельнулись, будто учуяли что-то.

Оскал спал с их морд. Взгляд уже был не таким агрессивным, а наоборот, каким-то покладистым. Ярко-красные глаза снова посмотрели в нашу сторону и остановились на мне.

Двухголовый долго разглядывал меня, а потом обвёл взглядом поле битвы. Через несколько секунд он как-то жалобно взвизгнул.

— Что это с ним? — ошарашенно спросил Литников.

Я не ответил ему, пытаясь вспомнить, почему этот демон мне так знаком.

Они все были одинаковыми, я не видел до этого в них различий. Но этот был каким-то особенным, что ли. Что-то в нём явно напоминало мне. Но… что именно?

В голове крутились разные воспоминания, но одно из тех, которое связано с этим демоном, никак не приходило в голову. Единственное, что я понимал: он не нападёт на нас и, было такое ощущение, что он прекрасно меня знал.

Но откуда? Из Преисподней?

Нет. Я точно помнил, что убивал тогда всех, кто попадётся мне на пути. Может, просто смог уловить мою энергию и испугался? Тоже вряд ли, такие существа обычно тупые и берут всегда силой, даже если противник сильнее их в разы. Они же не высшие демоны, а значит, рассуждать, как люди, не умеют.

Пёс ещё несколько секунд постоял вдали от нас. Опустил голову, будто поклонился, а после того как поднял, развернулся и направился в обратном направлении.

Удивлены ли мы были? Не то слово. У меня даже глаз от такого явления дёрнулся.

— Это… как… так? — не понимал Литников, застыв на месте.

— Эм, — лишь сорвалось с уст Анастасии.

— Ну, минус одна проблема, — спокойно констатировал я и поднялся на ноги.

Взгляды товарищей направились теперь на меня.

— Ты в курсе, что ты самый странный человек, которого я встречал? — прищурился Литников.

— Не только ты, — поддержала его Меншикова.

— Ну ладно вам, — неловко почесал я затылок и криво усмехнулся. — Просто я оптимист.

— Даже оптимисты себя так не ведут, — пробубнил Дмитрий, скрестив руки на груди. — Ты явно понял, в чём подвох. Я прав?

Если честно, я сам понятия не имел, что произошло. Во всяком случае, именно сейчас объяснить действие той здоровой демонической псины я не мог.

— Ладно, нам пора, — напомнил я Литникову о том, что нужно было поспешить.

— А если он снова вернётся? — предположил Дмитрий. — Как мы можем всех здесь оставить?

— Не вернётся.

— Да с чего ты так уверен?!

— Ты мне доверяешь?

После этого вопроса Литников замолчал и опустил руки. Через несколько секунд он тяжело вздохнул и направился по нашему первоначальному пути.

— Ладно, я понял, — лишь снова буркнул он себе под нос.

— Будьте осторожны, — бросила нам вслед Анастасия.

— И ты тоже, — улыбнулся я девушке напоследок и направился за Дмитрием.

///

В этот раз нам на пути ничего не помешало.

Мы шли по прямой, куда изначально убежал Кокосик. Может, эта белка именно пространственную дыру и почувствовала? Конечно, времени было мало, чтобы распаляться на что-то ещё помимо задания, но оставлять всё как есть, я просто не мог.

Впрочем, как и мои товарищи.

Чем дальше мы углублялись в чащу леса, тем гуще становился туман. В один момент мы оказались в молочном облаке, где даже не было видно силуэтов.

— Иван, — послышался голос Дмитрия эхом поблизости. — Ты здесь?

— Да, — отозвался я. — Рядом. Идём дальше.

Голос товарища затих. Я же пытался ориентироваться на звук его шагов, чтобы точно не упустить его далеко.

Густой туман никак не рассеивался. Лишь бы не попалась какая-нибудь нечисть по дороге. Иначе вряд ли мы сможем нормально отбиваться.

Пройдя чуть дальше, я почувствовал, как под ногами стала пропадать трава. Земля оказалась совсем голой.

Случайно пнув носком ботинка небольшой камень (я надеялся, что это был камень), внезапно я услышал, как он через несколько метром покатился вниз. Удары о другие камни отдалялись всё дальше.

— Стой! — резко приказал я Литникову.

— Что случилось? — остановившись, удивился Дмитрий.

— Кажется, здесь обрыв.

Для того чтобы это уточнить, я аккуратно провёл ногой. Под ней, правда, не было уже земли. Сохранив равновесие, чтобы не упасть, я сделал пару шагов назад.

— Блин, да откуда этот чёртов туман?! — злился Литников. — Ни черта не видно! Рассеять бы его.

И тут, будто по желанию Литникова, туман потихоньку стал отступать. У юноши от удивления вытянулось лицо.

— Так просто? — не понимал он.

Да нет. Всё совсем не так просто.

Как только обзор стал свободным, я удивлённо осмотрел местность.

Деревья остались позади нас. Мы вышли на какую-то пустынную местность, где, как и предполагал, была полностью оголённая земля. В нескольких метрах был обрыв. Небольшой, но довольно крутой. Поэтому ещё бы немного и травм было бы не избежать. А с нами, как назло, даже лекаря не было.

Однако резкое рассеяние густого тумана меня тоже не особо радовало. Скорее заставило напрячься и быть более бдительным. Что-то здесь явно было не так.

Неожиданно меня охватила боль. Такая же, как на балу, когда императору стало плохо. Она резко пронзила тело так, что я даже на ногах устоять не смог и, схватившись за грудь, упал на одно колено.

— Иван! — встревоженно выкрикнул Литников и подбежал ко мне, чтобы помочь. — Что с тобой?

— Это… — я не успел договорить, как по округе раздался до боли знакомый хрип.

Мертвецы.

Я округлил глаза, но не успел сконцентрировать энергию, как из земли стали выползать обезображенные мёртвые тела людей.

— Дмитрий, сзади! — я оттолкнул товарища в сторону, чтобы принять на себя удар.

Однако всё это происходило так быстро, что я даже не успел сконцентрировать нормально энергию для своих мечей. К тому же этих тварей было слишком много.

Они окружали нас полукругом, и единственным спасением был тот самый обрыв позади нас.

— Надо прыгать, — тут же сказал я Дмитрию.

— С ума сошёл? — взволнованно ответил мне Литников. — Мы так покалечимся.

— А если останемся здесь, то…

Я не успел договорить, как один из мертвецов хватил Дмитрия и резко потянул к себе.

— Чёртовы мертвецы! — рыкнул Литников и попытался высвободиться при помощи своих молний.

Однако всё было бесполезно.

Его магия совершенно не вредила мертвецам. Неудивительно, ведь против них могла сработать только тёмная энергия.

Быстро вскочив на ноги, я всё же смог призвать парочку мечей для того, чтобы отбить у мертвецов Дмитрия.

Кинув остриё прямо в голову мертвеца, который поймал юношу, тот сразу же ослабил хватку, и Литников смог выбраться.

Но это было ненадолго.

Всё произошло в мгновение.

Только Дмитрий пытался подбежать ко мне, уже готовый прыгнуть вместе в ущелье, как мертвец, в которого я бросил меч, резким движением выдернул его из головы. Как оказалось, им тоже плевать на тёмную энергию, которым было пропитано моё орудие.

Значит, они такие же, как и псы?

Схватившись за эфес меча, враг уже был готов нанести удар в спину Дмитрия. Ещё секунда. Совсем немного, и Литникову не жить.

Я не мог этого допустить. В любой другой бы ситуации я придумал способ получше. Но сейчас я просто подчинился инстинктам. Мне просто хотелось спасти друга. Я, правда, не думал о последствиях.

— Нет! Стой! — выкрикнул я, вытянув раскрытую ладонь в сторону врагов.

(обратно)

Глава 8

Мои глаза резко загорелись алым цветом, и мертвецы остановились.

Под ногами поднялся чёрный, густой дым, который быстро сковал движения мертвецов. Ещё никогда моя тёмная энергия не реагировала так внезапно, так быстро.

Я сдерживал контроль мертвецов, как только мог. Было довольно сложно контролировать такую шоблу, но надо было держаться до конца. Нужно было спасти своего товарища.

Литников же, увидев происходящее, побледнел. Его губы тряслись от непонимания того, что происходит. Юноша остолбенел и просто ошарашенно смотрел на меня.

В этот момент я понял, что серьёзного разговора мне не избежать. Кажется, теперь я точно не выкручусь.

— Кто… кто ты, — мямлил Дмитрий. — Нет! Что ты такое?!

Что? Отлично, теперь в его глазах я, кажется, больше не человек. Ну, его можно понять. Не каждый день видишь своего товарища с демоническими глазами и применяющего тёмную энергию.

— Я догадывался, что с тобой что-то не так, — продолжал говорить Литников. — Но пытался найти этому объяснение. Ты… ты тоже демон?!

— Дмитрий, я потом тебе всё объясню, — опустив ладонь, я повернулся к Дмитрию. Тот испуганно смотрел в мои глаза. — Пойдёт, — протянул я ему руку. — Нам нужно…

Одним резким движением Литников ударил меня по руке.

— Не приближайся ко мне, монстр!

Опустив руку, я поджал губы. Его реакция была вполне ожидаемой, но всё равно было неприятно. Особенно после того, как в прошлой жизни тебя признали “наследником демонического рода”.

— Послушай, Дмитрий, я… — начал объяснять я ему, как он резко прервал меня.

— Мне плевать на твои объяснения. Я уже достаточно увидел.

— Ты многого не знаешь.

— Уверен, что я хочу это знать?!

Я впервые видел Литникова таким.

Его непонимание и страх сменились жутким гневом. Ещё немного, и он готов был меня пронзить своими молниями, но продолжал просто смотреть на меня.

— Теперь я понимаю, что Роман был прав, насчёт тебя, — стиснув зубы, увёл он наконец свой взгляд в сторону. — Нужно было послушать его тогда. Зачем я только заступился за тебя? Дурак.

Я ничего не ответил ему. В этом просто не было смысла. Вряд ли он захочет выслушать меня до конца. Ну а если выслушает, то вряд ли поверит. Я и сам не до конца верил в то, что со мной произошло.

Однако мои мысли прервались, когда мертвецы вышли из-под моего контроля.

Тёмная энергия уже не могла их сдерживать до конца. Если я сконцентрирую ещё больше, то могу ранить Литникова. Но, как бы он ко мне ни относился после всего случившегося, я не мог позволить этому свершиться.

— Хорошо, — наконец произнёс я. — Уходи и найди свиток, пока я их отвлекаю.

— Не приказывай мне! — с яростью выкрикнул Дмитрий.

— Я понимаю, что ты расстроен, — уже грубо указал я ему. — Но если ты не возьмёшь себя в руки, то мы просто умрём здесь. Уходи, я разберусь с мертвецами.

Ещё несколько секунд Литников потелился, но всё же послушался меня. Юноша обошёл меня, бросив прищуренный, недовольный взгляд в мою сторону и стал спускаться по склону вниз.

Я тяжело вздохнул и прикрыл глаза.

Внутри я ощущал, как активизировалась тёмная энергия. Как она протекает внутри меня по кровеносным сосудам, полностью заполняет тело. Ещё раз вздохнув и выдохнув, я вытянул руку вперёд.

Сконцентрировав большой сгусток энергии на ладони, я резко распахнул глаза и передо мной стал скапливаться демонический плотный туман. Он преобразовывался в сферу.

Как только мертвецы смогли снова двигаться, из сферы стали появляться колья, которые тут же направились в сторону толпы.

Острые наконечники чёрной энергии впивались в тела мертвецов. Потом каждого из них окутывало тёмным туманом, будто верёвками.

Когда все мертвецы были в моей ловушке, я резко сжал ладонь в кулак, а верёвки тёмной энергии лишь повторяли мои действия. Они стискивали облезлые тела с такой силой, что в один момент мертвецом просто разрезало пополам.

Когда передо мной развернулось поле разрезанных трупов, то я смог ощутить, что тёмная энергия из них полностью исчезла. Но самое удивительное было то, что и сами тела внезапно стали рассеиваться в воздухе.

Стоп. Тела стали просто пропадать? Но как что-то из плоти может просто взять и пропасть?

Ой, что-то не нравилось мне всё это.

Однако сейчас меня больше беспокоила ситуация с Дмитрием. Если Литников всё расскажет остальным, то что снова со мной будет? Опять сбросят с обрыва?

М-да, не хотелось бы, чтобы это повторилось. Тем более, в этом теле мне ещё много сделать нужно.

После того как поле снова стало пустынным, я решил отправиться вслед за Дмитрием. Пусть он и прогонял меня, но мы пока в одной команде. Тем более, не хотелось бы, чтобы с ним что-то случилось.

Это место явно было необычным. К тому же если именно здесь была модификация пространственной дыры, то без моей тёмной энергии явно было не обойтись.

Аккуратно спустившись вниз, я оценил обстановку взглядом. Передо мной был довольно узкий проход, который перекрывался обрывами с двух сторон.

Литникова здесь уже не было. Интересно, куда он делся?

— Дмитрий! — решил позвать его я. — Да где же он?

В ответ я ничего не услышал, только собственное эхо.

Направившись вдоль ущелья, внезапно я ощутил прохладный ветер. Лёгкий, но столь неожиданный, что я двинулся навстречу ему. К удивлению, как оказалось, был выступ, который едва заметишь издалека.

Выступ — был входом в пещеру, откуда и шёл этот странный, прохладный ветер. Может, Дмитрий внутри?

Войдя внутрь, я снова осмотрелся. В темноте было невозможно что-то рассмотреть, а до уха доносился лишь звук шлёпающих капель о камни. Я сделал несколько шагов вперёд, и внезапно мне навстречу выскочила белая белка.

О, а вот и Кокосик.

— Ты где был? — усмехнулся я и нагнулся к зверьку.

Тот быстро запрыгнул на меня и, ухватившись за рукав, забрался на плечо. Значит, мы уже были на месте?

Но вслед за Кокосиком до меня донеслись ещё шорохи. Чьи-то шаги. Они были не совсем характерны для Дмитрия, поэтому я сразу призвал на всякий случай свой меч. Так, инстинктивно.

— Теперь на меня решил напасть? — злобно отозвался знакомый голос из темноты.

Значит, всё-таки Дмитрий? Неужели я ошибся?

Я неловко усмехнулся и развеял свою магию, убрав клинок.

— Прости, — почесал я затылок. — Просто уже привычка, что на нас всё время кто-то нападает. Не признал.

— А разве демоны не могут чуять чужую энергию? — холодно спросил у меня Дмитрий.

Ну, отлично. Теперь я в его глазах реально просто демон. Дожили, всё время гонялся за этими тварями, а теперь встал с ними на одну ступеньку.

— Ладно, — произнёс Литников. — Кажется, ты снова был прав. Это то место, которое было отмечено на карте.

— Откуда ты знаешь? — уточнил у него я.

— Во-первых, оно очень похоже на то, что мы видели на карте. Там тоже была отмечена пещера. Во-вторых, тут крутился твой зверёныш, — после этих слов Кокосик зашипел на Дмитрия, но тот не обратил никакого внимания. — И, в-третьих…

Когда Литников вышел на свет, недовольно скривил губы, а потом протянул руку, в зажатой ладони которой был свиток.

— Ты нашёл его? — округлил я глаза от удивления. — Молодец.

— Не стоит меня хвалить, — холодно бросил он мне. — Это всё равно не ради тебя, а ради нашей команды.

Он спрятал свиток за пояс и обошёл меня, сильно толкнув в плечо. По этому жесту я понимал, что он всё ещё не может, простить мне мою настоящую силу.

Блин, я виноват, что ли? Не я решился прыгнуть в ущелье, а потом попасть в самое пекло ада. Но разве это кому-то объяснишь? По настроению Литникова было понятно, что он и выслушать меня не захочет.

Однако портить отношение с ним мне совсем не хотелось.

— Подожди, Дмитрий, — поспешил я за ним следом. — Давай, поговорим. Я постараюсь тебе всё…

— Не стоит, — выйдя из пещеры, обернулся ко мне Дмитрий. — Только скажи: эта белка — тоже демон?

— Нет, — покачал я головой. — Кокосик — не демон, — наверное. — Так же, как и я. Я не отношусь к ним. Ну… почти.

— И что это значит? — всё же решился уточнить у меня Литников, скрестив руки на груди.

Ну, теперь хотя бы он готов меня выслушать. И на том спасибо. Хотя что именно ему рассказывать? Всю свою жизнь? Как я был Александром Волконским, потом попал в Преисподнюю, а потом стал простолюдином Иваном?

М-да. Это будет долгий разговор.

Однако не успел я и рта открыть, как внезапно раздался чей-то незнакомый голос. Он доносился с входного выступа пещеры.

— Да, — произнёс он. — И мне, если можно, расскажите. Кто же вы такой, Иван, и откуда, у вас сила Преисподней?

А это ещё, блин, что за нафиг? Он-то откуда взялся? Да и вообще… кто это?

(обратно)

Глава 9

На выступе склона сидел, перекинув ногу на ногу, довольно молодой мужчина. На вид лет тридцать. Может, даже с хвостиком. Его кожа была настолько бледной, что, казалось, будто он болен. А острые черты лица, впалые щёки и небольшие синяки, только подтверждали эти мысли.

Видел я его, конечно, впервые. Да и был он довольно в странной одежде.

Белая шапка-ушанка. И это в такую-то жару! Поверх белоснежной мужской сорочки с тёмной фиолетовым обрамлением был накинут чёрный плащ. С тем самым символом, что и у сектантов.

Значит, он один из них?

Только вот ощущение от него ещё более мерзкое, чем от того паренька, которого я встретил в селе. Интересно, те мертвецы у обрыва его рук дело?

— Итак, не хотите рассказать, — снова продолжил он. — Кто же вы, Иван? Откуда пришли? И точно ли вы обычный простолюдин?

— Перед тем как просить кого-то представиться, — с усмешкой заметил я, — не стоит ли вам сделать это первым.

— Ой, я что, забыл про манеры приличия? — искренне удивился он. — Простите, простите, — тут же помахал он ладонью. — Моё имя — Фёдор. Остальное знать необязательно.

Что это за представление такое? Издевается?

Судя по его язвительной ухмылке, его радовала моя недовольная реакция. Он поднялся на ноги и спрыгнул на землю. Меня поразило, как он плавно приземлился, прямо рядом со мной и сразу заглянул мне в глаза.

Странные фиолетовые радужки зрачков разглядывали моё ошарашенное лицо. От такой близости я резко сделал пару шагов назад. А через секунду увидел, как его глаза сменили цвет на ярко-красный.

Чёрт, он тоже… Он такой же, как и я?

Однако он даже не пытался скрыть свою силу и просто продолжал улыбаться. От этой улыбки на лице мне уже становилось не по себе.

— Что… нет, кто вы? — снова спросил я.

Он не ответил.

Я не успел ничего сделать, как почувствовал максимальную концентрацию тёмной энергии вокруг незнакомца. Фёдор вытянул руку в сторону Дмитрий, и Литникова окружил чёрный, густой туман.

— Нет! Дмитрий! — только я хотел схватить его за руку, чтобы вытащить оттуда, как меня оттолкнуло назад.

Туман был будто живым.

Он преобразовался в форму огромного змея, голова которого была направлена в мою сторону. Она даже шипела на меня, а в ответ получала шипение от Кокосика, который продолжал сидеть у меня на плече.

Тело этой змеи начало сдавливать Дмитрия. Тот издал выкрик от невыносимой боли, а потом попытался высвободиться при помощи молний.

Однако всё было бесполезно, как и в случае с мертвецами.

В ответ на его магию откликнулась другая магия тёмной энергии. Красные молнии, которые стали обвивать чёрный сгусток в виде змеи. Когда они настигли Литникова, то тут же заискрились ярче, пронзая тело товарища.

Дмитрий истошно вскрикнул от невыносимой боли.

— Прекрати! — стиснув зубы, выкрикнул я в сторону Фёдора. — Хватит!

Тот продолжал молчать, а потом с его уст сорвался смех. Он был похож на психопата, которому доставляло удовольствие наблюдать за всей это картиной.

Чёртов ненормальный псих. Да из какого он рода вообще?!

Я, не теряя больше ни секунды, сконцентрировал тёмную энергию, насколько это было возможно после битвы с мертвецами, и тут же направил поток в сторону Фёдора.

Тот даже бровью не повёл. И когда поток энергии настиг его, я понял почему.

Мужчина просто рассёк рукой воздух и тёмная энергия исчезла. Мои глаза расширились. Как так? Ему вообще всё равно?

Хорошо, тогда…

Сконцентрировавшись ещё раз, я призвал около десяти чёрных стальных мечей, остриё которых тут же направилось в сторону Фёдора. Но и тут он лишь ехидно ухмыльнулся и тихо произнёс:

— Бесполезно.

Внезапно все мечи загорелись чёрным пламенем. Таким же, как и у Артёма Дмитриевича. Но эта сила была сравнительно выше.

Значит…

— Вы, — предположил я, — из рода Рахмановых?

— Можно сказать и так, — Фёдор сцепил руки в замок за спиной. — А вы, значит, из Волконских?

Когда крики прекратились, я искоса посмотрел в сторону Дмитрий. Тот уже был без сознания. Я поджал губы и снова грозно посмотрел на Фёдора.

Этот Рахманов очень необычный. Смог полностью сжечь мою сталь, так ещё и так просто, наотмашь, отменить мою тёмную энергию.

С ним непросто будет справиться.

— Дайте-ка, угадаю, — он задумчиво закатил глаза. — Если вы обладаете тёмной энергией, значит, были в Подземелье. Насколько я помню, лишь одного представителя рода Волконских скинули в ущелье. Остальных убили на месте. Наследник рода и сын главы семьи — Александр Владимирович Волконский. Старший сын. Угадал?

Блин, да он ещё и много чего знает о нас. Откуда? Если сопоставить все факты и вспомнить о том, что говорил Артём Дмитриевич, то этот человек и был с ним. Тот самый предатель, который запечатал Рахманова в кулоне.

Но что ему нужно? Какой у него план?

— Чего вы добиваетесь? — не ответив на его вопрос, сразу спросил я.

— Значит, я угадал, — растянул он ухмылку шире. — И как вам только удалось переселиться в другое тело? Не думал, что это ещё один способ выбраться из Преисподней.

— Вы так и будете игнорировать мои вопросы? — меня это начинало злить.

— А вы мои, — заметил он.

Эта словесная перепалка меня изрядно вывела. С чего я вообще должен перед ним отчитываться? Правда, думаю, и он думал точно так же.

Вот же, засранец.

Ещё и из этой омерзительной секты. Никакого от них покоя нет. Но зато, кажется, я оказался прав. За всем стоит род Рахмановых. Неужели именно он?

Но я ни разу его не видел, как и Артёма Дмитриевича. Ничего не слышал ни о том, ни о другом. И это несмотря на то что мы были родственниками императорской семьи.

Как так? Может, они были незаконнорождёнными? Но это пламя, да ещё такое мощное. Вряд ли это просто эффект тёмной энергии. Но его способность спокойно управлять ею меня тоже поражала. Даже у меня это выходило просто интуитивно, а он, будто сделал её своей второй магией.

Даже после того, как эта чёртова демоническая сила стала легче мне поддаваться, такого уровня я вряд ли мог сейчас достичь. Она была на иной ступени от моей.

Совсем другой.

Я знал, что атаковать его бесполезно, но всё же снова решил попробовать. Кокосик же не переставал шипеть на незнакомца, сидя на моём плече.

Ярко-красные глаза Фёдора медленно покосились в сторону белки. Он вытянул раскрытую ладонь вперёд. Я сразу понял, что он хочет применить свою энергию на зверёныше.

— Нет! — я машинально создал в своей ладони меч и тут же отбил быстролетящую тёмную энергию в виде стрелы.

Фёдор округлил глаза. Его взгляд радостно засиял, а потом он начал хлопать в ладоши.

— Браво! — восхищённо воскликнул он. — Так, вы не настолько слабы, как мне казалось. Всё же, у вас есть потенциал. А я всё думал, когда вы его раскроете. Ведь даже с вашим товарищем не смогли этого сделать. Скажите, неужели вам эта белка дороже, чем человек?

— С чего вы взяли? — рыкнул я.

— На том склоне вы хотели защитить своего друга, поэтому остановили и уничтожили мертвецов, — он запрокинул голову вверх, а потом снова посмотрел на меня. — Однако потом что-то изменилось. Неужели из-за того, что он стал считать вас монстром? Вам это не нравится, ведь так? Из-за этого уничтожили вашу семью. Понимаю. Тогда это будет довольно легко.

— Что легко? О чём вы говорите?

Он снова замолчал и начал кашлять в руку. Да так, что мне показалось, что он сейчас все внутренние органы выплюнет наружу.

Неужели этот человек, действительно, болен. Значит, это не его естественная внешность? С ним явно что-то не так.

Когда Фёдор прокашлялся, сверху послышался голос Анастасии.

— Иван! Дмитрий! Вы где?! — кричала девушка.

Мы с оппонентом перевели взгляд в сторону, откуда доносился крик.

— Похоже, нам так и не удастся нормально поговорить, — усмехнулся Фёдор. — Что же, тогда до встречи. А она будет совсем скоро.

— Вы так и не ответили чего хотите? Зачем вы используете тёмную энергию на мертвецах? — быстро протараторил я.

— Скоро вы всё узнаете, не торопите события, Иван, или, — он едва заметно улыбнулся, — называть вас Александр?

Пока девушка не появилась в поле обзора, одной рукой Фёдор раскрыл плащ, а вторую увёл в сторону и поклонился мне в качестве прощального жеста.

После чего его обвил столб тёмной энергии и силуэт Рахманова растворился в воздухе. Просто взял и пропал ни с того ни с сего. Как те мертвецы, которых я разрубил пополам.

Змея вокруг Дмитрия тоже пропала, и я сразу поспешил к своему другу. Подхватив его во время падения, я попытался привести его в чувства.

— Дмитрий! Очнись! — тряс я товарища за плечо. Однако он никак не реагировал на мои действия.

Проверив на всякий случай его пульс, я удостоверился, что с ним всё хорошо. Сердцебиение отчётливо выделялось. Даже не было замедлено.

— Иван! — снова послышался выкрик девушки, но уже ближе.

Я поднял голову и увидел Анастасию, которая наблюдала за нами сверху. Девушка махнула рукой.

— Я сейчас спущусь! — обеспокоенно крикнула она. — Что с Дмитрием?!

— С ним всё хорошо! — ответил я. — Просто без сознания!

Через некоторое время, когда девушка спустилась к нам, то быстро подбежала, чтобы применить целительную магию на Литникове.

— Да что у вас вообще произошло? — с интересом посмотрела она на меня, а потом перевела удивлённый взгляд на плечо. — Кокосик! Так вы его нашли?

— Да, нашли, — мягко улыбнулся я. — Дмитрий нашёл его и свиток.

— Вы нашли свиток?! — радостно воскликнула девушка. — Отлично! Теперь кинем его в лицо этому надменному идиоту.

Я усмехнулся над её словами, а Анастасия продолжала держать руки, покрытые водной целительной оболочкой, у груди Дмитрия.

Лишь бы с ним всё было хорошо. Насколько же силён этот Фёдор. Я даже не смог ничем помочь своему другу.

“Неужели из-за того, что он стал считать вас монстром?” — всплыл в голове вопрос Фёдора.

Я мотнул головой. Нет. Я не настолько мелочен, как он и вся эта свита из секты. Я никогда не позволю своим товарищам попасть в беду или умереть. Только из-за обиды? Бред. Нет. Я не сделаю этого. Чтобы они обо мне ни думали.

— Иван, — Анастасия заглянула мне в глаза. — С тобой всё нормально? Что-то случилось?

— Нет, — поджал я губы. — С чего ты взяла?

— Просто ты…

Внезапно Литников стал кашлять и приходить в себя. Анастасия довольно улыбнулась и убрала руки от его груди.

— Дмитрий! — радостно воскликнула она. — Как ты? Стало немного получше?

Дмитрий прокашлялся ещё несколько раз, а потом медленно разомкнул глаза и обвёл нас взглядом. Остановившись на мне, его глаза округлились, и он вскочил на ноги.

Не подумав о том, что это может плохо сказаться на его неокрепшем теле, он схватился за голову. Отчего Меншикова подошла к нему и помогла заново не упасть.

— Тебе нельзя делать резких движений, — грубо заключила она. — Что с тобой?

— Ты… ты… — еле проговаривал он, а потом злобно посмотрел на меня. — Ты ведь ничего не рассказал ей.

Я опустил взгляд. А что я должен был сказать? Что я управляю тёмной энергией? Что теперь мой друг считает меня демоном?!

Что именно?

— О чём ты? — удивилась Меншикова, а потом посмотрела на меня. — Что не так? Иван?

— На нас напали мертвецы, — начал пояснять Литников.

— Мертвецы?! — испуганно расширила глаза Анастасия. — Они здесь?

— Были здесь. А потом Иван…

Теперь ещё и Анастасия будет в курсе моей силы? Отлично. Кажется, теперь наказания мне не избежать. Неплохо начались игры, когда в твоей команде теперь все будут считать тебя монстром.

(обратно)

Глава 10

Я уже приготовился к худшему. Казалось, что эта секунда до того, как Литников продолжит говорить, длилась целую вечность. Но потом…

— Спас меня, — посмотрев на меня, произнёс Дмитрий. — Он разобрался со всеми.

Чего? Теперь я вообще ничего не понимал. Я ошарашенно посмотрел на Литникова, а тот, лишь поджав губы, увёл взгляд в сторону.

— Ясно, — с улыбкой произнесла девушка. — И теперь твоё эго слегка затмили этим поступком? Ну, ничего. Ты же знаешь, наш Иван всегда всем придёт на помощь, — констатировала девушка, а потом направилась в другую сторону. — Ладно вам, пойдёмте найдём наших балбесов. А то я уже начинаю переживать за Николая.

После того как я поднялся с земли, а Анастасия отошла от нас на несколько метров, я подошёл к Дмитрию.

— Почему… — только начал формулировать я свой вопрос, как Литников меня тут же перебил.

— Ты спас меня, — тихо произнёс он. — К тому же я всё ещё считаю тебя своим другом, несмотря на то, что видел своими глазами. Однако, если я увижу, что из-за тебя кто-то страдает или твоя странная магия причинит вред, — он заглянул мне в глаза. — Я сам лично убью тебя. Поэтому буду следить за тобой. Не давай мне поводов.

— Даже не хочешь узнать, что это на самом деле?

— Потом поговорим. Сейчас мы на играх, и должны найти Рахманова и Румянцева. Остальное оставим на потом.

Несмотря на то что он сказал, голос его был холодным. Сразу видно, что Литников перестал мне полностью доверять. Неудивительно увидеть демоническую магию у человека, с котором ты так долго был в одном отряде. Я удивлён, что он вообще меня не сдал. До сих пор не понимаю почему.

Мы направились вслед за Анастасией. Пришлось подниматься обратно по крутому склону, так как другого выхода из этого ущелья не было.

Как только мы оказались на поверхности, то направились в сторону леса. В этот раз тумана уже не было. Интересно, это была магия Фёдора, значит? Кто же он на самом деле?

— Кстати, — произнесла задумчиво Анастасия. — Если вы наткнулись на мертвецов, неужели опять происки этой секты?

— Возможно, — ответил Литников. — Мы встретились с человеком, который обладает тёмной энергией.

Анастасия резко остановилась и, повернувшись к нам, округлила глаза.

— Тёмной энергией? Значит, здесь снова появились эти странные типы?! Но что им нужно?

Дмитрий едва заметно, искоса посмотрел на меня, потом снова перевёл взгляд на Анастасию.

— Не знаю. Возможно, им нужны трупы людей из родовых семей, — предположил он. — Если уж они управляют мертвецами.

— Из родовых семей? — аж икнула Меншикова. — Жуть. Нужно сообщить остальным.

— Нет, — резко вмешался я в разговор. — Нужно быть аккуратными.

— Это почему? — удивилась Анастасия. — Что не так?

— Мы сообщим об этом только тем, кому можем доверять. Не факт, что люди, которые принадлежат секте, не водятся среди нас, — произнёс я. — Нам нужен человек, который мог бы заняться этим делом вне игр.

— Хех, точно, — скрестив руки на груди, усмехнулся Литников.

Я искоса посмотрел на его недовольное лицо. Он тут же увёл взгляд в сторону. Атмосфера между нами начала накаляться, что, естественно, сразу заметила Меншикова.

— Да что с вами? — упёрла она руки в бока. — Что происходит?

— Ничего, — натянул я едва заметную улыбку. — Всё хорошо.

— Что-то не верится, — прищурилась девушка. — Вы точно что-то скрываете. Что случилось?

— Просто тот незнакомец, который на нас напал, возможно, был из родовой семьи, — быстро попытался выкрутиться я. — Поэтому мы не можем доверять всем подряд.

— Родовой семьи? Какой же? — снова ошарашенно посмотрела на меня Анастасия.

— К сожалению, этого я точно не знаю. Поэтому попробуем довериться Алексею Николаевичу. Он как раз занимается этим делом.

— И почему же не Роману Сергеевичу или Ангелине Андреевне? — уточнил недовольно Литников.

— Роман Сергеевич сейчас занят другими вопросами. А Ангелина Андреевна, скорее всего, всё равно приобщит к этому вопросу Кожевникова. Тогда, какой смысл не обратиться к нему напрямую? — рассудил я.

— Ну да, тебе виднее, — отмахнулся Дмитрий и снова направился в сторону леса.

— Нет, — поджала губы Анастасия. — С ним явно что-то не то. Почему он ведёт себя, как… как…

— Ему нелегко пришлось, — перебил я её гневные мысли. — Так что, ему нужно время немного переварить то, что произошло.

— Мы уже встречались с мертвецами. Тогда чего он?

— Дело даже не в мертвецах, а в том, насколько силён был тот человек, — я резко вспомнил свои сожжённые клинки.

— И насколько?

— Возможно, это он призвал тех неубиваемых демонов псов, но… — я внезапно вспомнил про команду Кожевниковых. — Кстати, а что случилось с членами из рода Кожевниковых?

— Им всем стало легче от моего лечения. К счастью, с ними ничего страшного не произошло. Глубоких ран никто не получил. Но… — она замялась. — Все демоны исчезли.

— Как исчезли?!

— Просто растворились в воздухе.

— Просто так?

— Да.

Это было довольно странно. Значит, они правда были призваны тем человеком, а после его исчезновения и они исчезли? Неужели это он создал модифицированную дыру? Но я не почувствовал её присутствия поблизости.

Вот бы узнать у кого-нибудь, что это вообще за дыры такие и как с ними бороться. Или хотя бы самому увидеть. Но пока нам нужно было закончить с первым этапом задания. А дальше уже выходной. Там-то я и попробую раздобыть побольше информации. Возможно, что-то вскроется.

Двигаясь всё дальше по лесной чаще, мы снова вышли на тропу, где и разошлись в самом начале. Солнце потихоньку спускалось за горизонт, поэтому следовало найти место для ночлега перед тем, как отправляться искать остальных.

— Нужно разбить лагерь, — предложил я ребятам. — Да и отдохнуть не помешает после такого тяжёлого дня.

— Согласна! — тут же поддержала меня Меншикова.

Литников ничего не ответил. Лишь снова обронил свой косой взгляд в мою сторону. Теперь так и будет ко мне с неприязнью относиться? Пусть он и сказал, что я его друг, но такое отношение мне было совсем не по душе.

Конечно, я сам виноват в том, что совершил. Однако его периодическое молчание, которое явно сопровождалось гневом, напрягало. Особенно, когда мы смогли найти место, где переночевать и сидели с Литниковым друг напротив друга у костра.

Пока сгорали поленья, Дмитрий молча наблюдал за пляшущими языками пламени. Анастасия уснула сразу. Видимо, много энергии потратила на лечебную магию.

— Наверное, — начал я разговор, взглянув на Меншикову. — Не стоит ей так сильно напрягаться.

— Да, — тихо бросил в ответ Дмитрий.

— Дмитрий, я… — решил начать разговор я с другом, чтобы всё ему объяснить, пока Анастасия спала.

— Скажи мне одну вещь, — перебил меня резко Литников и подняв взгляд на меня. — Ты всё же человек или демон?

Хороший вопрос. Конечно, я всегда считал себя человеком, но, пробыв столько дней в Преисподние, даже теперь не знаю, что и сказать.

Может, всё людское из меня давно уже ушло. Или тёмная энергия, например, высасывает всё человеческое, что во мне осталось.

Но в любом случае даже, если я стану демоном, то всегда буду оставаться наследником рода Волконских. Чтобы не случилось, и как бы при этом не повернулась моя жизнь.

— Я человек, — ответил я ему и с улыбкой посмотрел на Литникова. — Можешь даже не сомневаться.

— И эта магия, которую ты используешь, она никак не влияет на тебя, как на личность.

— Я не могу сказать, что она никак на меня не влияет, — начал пояснять я ему. — Я и сам толком не могу до конца разобраться, куда может меня завести эта тёмная энергия. Но одно я знаю точно, — я указал пальцем в сторону белки, которая свернувшись калачиком мирно спала на груди у Анастасии. — Пока он не фыркает в мою сторону, ты можешь быть спокоен.

— Ты хочешь сказать, что я должен доверять интуиции какой-то странной белки? — удивлённо изогнул он бровь.

— Ну, чутьё Кокосика на демонов никогда не подводило. Не так ли?

Дмитрий недовольно цыкнул в сторону, а потом поднялся с земли и, подойдя к ближайшему дереву, прислонился спиной, спустившись вниз.

— Ладно. Я спать, — буркнул он и прикрыл глаза.

— Добрых снов, Дмитрий, — улыбнулся я в ответ и уткнул свой взгляд на огонь.

Тяжело вздохнув, в голову стали лезть разные мысли. Множество из них представлялось лишь вопросами, на которые я никак не мог найти здравого ответа. Больше меня интересовала эта организация, в которой присутствовал такой сильный маг — как Фёдор. На что они ещё способны? Явно у них есть ещё какие-то козыри. Да и для чего они это делают?

Если Фёдор из рода Рахмановых, то неужели императорский род решил избавиться от других? Но зачем? Они и так превосходят остальных по положению. Ладно ещё Волконские, которые могли угрожать их титулу из-за принадлежности к семье. Но остальные?

Или это всё жадность власти? Всё-таки дворяне все такие. Им постоянно всего мало, постоянно чего-то не хватало. Какие же они всё-таки гнилые люди. Хотя вспоминая императора, я никогда так не считал.

Во всяком случае, этот старик всегда был ко всем добр? Надевал маску? Но зачем? Чего ему не хватало?

Под шум этих мыслей, что хаосом разворачивались в моей голове, я и не заметил, как мои веки стали тяжелеть, и я провалился в сон.

///

— Эй, Иван! — тряханул кто-то меня за плечо. — Иван!

Сквозь мутную пелену сознания я слышал голос Анастасии, которая пыталась достучаться до меня. Когда я приоткрыл глаза и прищурился от яркого света, то увидел, что костёр уже был потушен, а передо мной стояли Литников и Меншикова.

Судя по тому, где находилось солнце, было явно не раннее утро. Скорее клонилось к полудню. Мы так долго проспали?

— Нужно быстрее идти, — констатировала быстро девушка, пока я приходил в себя. — Времени почти не остаётся. Кажется, нас всех выбили из сил задания.

— Настолько, что мы проспали рассвет, — констатировал Литников.

Вот же, чёрт. А нам ведь ещё нужно было найти Рахманова и Румянцева. Блин, только вот где их искать-то? На это тоже нужно было время.

— Да, нужно скорее идти, — поднявшись на ноги, скомандовал я.

Однако я так резко встал с места, что голова слегка закружилась. Побочный эффект от использования тёмной энергии? Во всяком случае, раньше со мной такого никогда не было.

— Иван, всё хорошо? — заметив то, как меня отшатнуло назад, и я схватился за голову, обеспокоенно уточнила Анастасия.

— Не переживай, — с усмешкой ответил я. — Всё хорошо. Бывает.

— Часто ли? — хмыкнув, спросил Дмитрий. — Иначе это может сказаться на работе, — сразу отметил он, чтобы не быть слишком подозрительным.

Эх, Литников. Нескоро же всё-таки к тебе вернётся доверие ко мне. Я прав? Так и будешь постоянно меня в чём-то подозревать.

Я не успел ему ничего ответить, как внезапно раздался оглушающий взрыв. Наши взгляды направились в сторону, откуда за звуком в небе показалось толстое чёрное облако.

— А это разве не магия Николая? — удивлённо уточнил Дмитрий.

Вот только ещё одной проблемы нам сейчас не хватало.

(обратно)

Глава 11

— Ещё демоны? — удивлённо рассматривала чёрное облако Анастасия.

— Ещё этого не хватало, — цыкнул Дмитрий. — С одними едва разобрались, теперь ещё и другие.

— Ладно, нужно поспешить им на помощь, — поджав губы, констатировал я.

— Ты точно можешь идти? — снова обеспокоенно посмотрела на меня Меншикова. — Уверен, что всё хорошо?

Я кивнул девушке и натянул улыбку, чтобы немного её успокоить. Конечно, она понимала, что я делаю это специально, но всё же смирилась. Тяжело выдохнув, Анастасия прошла вперёд. За ней следом двинулся Дмитрий, который кинул мне мимолётный косой взгляд.

Блин, теперь же он всё время будет на меня косо поглядывать. Это типа он так за мной присматривает? Ну-ну. Надзиратель, блин.

Мои товарищи шли относительно быстро, в отличие от меня. Из-за того, что голова начинала болеть сильнее, а тело придавливало невидимой слабостью, мне приходилось иногда останавливаться, чтобы отдышаться.

Да что же это? Неужели телу всё ещё сложно привыкнуть к тёмной энергии? Или здесь что-то ещё? Может, Фёдор на меня что-то навёл или наложил? Нет. Я наверняка бы заметил. Чёрт, как же мне не хватало сейчас совета Артёма Дмитриевича.

///

— Да пошёл ты к чертям! — выкрикивал в сторону Виктора разъярённый Николай.

— Сам иди! Чёртов бастард! — получил он в ответ от Румянцева.

Когда мы пришли на это поле брани и битвы оно уже всё было испещрено глубокими ямами. Местами сухая трава догорала от взрывов Рахманова. Где-то часть земли возвышалась прямо на ровном месте, образуя небольшой холм. Это явно была магия Румянцева.

М-да. Видимо, отпускать этих двоих вместе была такой себе идеей. Особенно если учесть, что Виктор сам по себе довольно вспыльчивый и постоянно лезет с кем-нибудь поссориться. Но довести даже спокойного Рахманова, который сам вызвался пойти с ним. Нет, я, конечно, ожидал нечто подобного, но не думал, что правда дойдёт до драки.

И вот, Рахманов уже приготовился запустить новый залп взрывов, уведя остриё меча в сторону. Румянцев же тоже не планировал сдаваться, но настолько был уверен в себе, что даже не пользовался своим клинком. Даже из ножен не вытащил.

Однако не успели они снова атаковать друг друга, как мы с Литниковым, тут же встали между ними спиной к спине. Дмитрий вытянул руку, на которой извивались змеевидные голубые молнии, в сторону Виктора. Я же призвал быстро несколько чёрных клинков, остриё которых было направлено в сторону Николая.

Сначала на испачканном сажей лице Рахманова играл оскал, потом он заметно успокоился и даже слегка удивился, когда увидел нас. Вот с Румянцевым другая история. Он не проявил никаких других эмоций с нашим появлением и продолжал пребывать в ярости и гневе.

— Иван? Дмитрий? Как вы здесь… — только было начал уточнять Николай, как его тут же прервал гневный голос Румянцева.

— Валите к чертям! Я надеру задницу этому выскочке! — рычал Рахманов.

— Для начала объяснитесь, — холодно и сухо произнёс я. — Что произошло?

— С чего я должен что-то пояснять простолюдину? Мне плевать, кто ты. Капитан или нет! Но слушать тебя и объясняться я не…

Мне надоело выслушивать его истерики. И без того голова гудела сильно после пробуждения, так ещё и выслушивать нытьё Николая приходилось.

Нет, спасибо. Хватит с меня. Кажется, пора уже поставить его на место и заткнуть хотя бы на неопределённое время.

Быстро развернувшись в его сторону вместе с двумя клинками, я направил их в его сторону. Остриё мечей быстро целенаправленно летели в шею Румянцева, но потом резко остановились.

Во взгляде Виктора появился ненаигранный страх. Он округлил глаза и ошарашенно посмотрел в мою сторону. На лбу выступили холодные капли пота. Конечно, не самый лучший метод заставить человека замолчать, но всё же он сработал.

— Т… ты что творишь? — заикаясь, произнёс Румянцев, искоса бросая взгляд на клинки около себя. — Отпусти!

— Для начала расскажите, что случилось? — продолжал настаивать я.

— Ничего особенного, — фыркнул Рахманов. — Просто господину Румянцеву не нравится слушать других.

— Ну, это я уже понял, — усмехнулся я и посмотрел на сглатывающего слюну Виктора. — И только из-за этого?

— Слушать бастарда я не намерен! Тем более, когда он ни черта не знает! — рыкнул Румянцев.

— С чего вы взяли, что он бастард? — удивлённо посмотрел я на Виктора. — Вы знаете, его историю?

— Слухи ходят, что он…

— Слухи? Разве благородному роду пристало слушать сплетни чужих людей? Вы мните себя выше остальных, но при этом вы опускаетесь ниже базарных баб.

После этих слов он поджал губы и опустил взгляд. Я же тяжело выдохнул и развеял свою магию. Мечи испарились в воздухе, а я снова посмотрел на Румянцева.

— Виктор, — обратился я к нему. — Я прекрасно понимаю ваш нрав. Но прошу вас, держите себя под контролем, если, действительно, хотите показать своё благородное происхождение. Не стоит слушать то, что не имеет доказательств. Особенно ввязываться в бессмысленную драку.

Кажется, он впервые прислушался ко мне. После моих слов Виктор ненадолго задумался, но потом вернул своё недовольство на лице. А после направился в другую сторону, бросив мимолётный гневный взгляд на Николая.

— А ты куда пошёл? — поинтересовался у него Дмитрий, скрестив руки на груди. — Выход там, — он указал на тропинку, по которой мы сюда пришли.

— Нам ещё свиток найти надо, — фыркнул он. — В этой команде, что, все тугодумы?

— Вот этот, — Литников вытащит свиток и вытянул его перед носом Румянцева.

У того аж лицо вытянулось от удивления. Он просто не мог поверить в то, что видел перед собой.

— Вы его нашли?! — его голос слегка повысился.

— Пока вы тут ерундой страдали, — усмехнулся Дмитрий. — Мы работали, в отличие от вас.

— Значит, задание окончено? — не верил Рахманов.

Я кивнул ему в ответ, на что тот задумчиво огляделся по сторонам.

— Что-то не так? — поинтересовалс я я.

— Если вы нашли свиток, значит, нашли Кокосика, но где он? Или вы его не нашли? — спросил Николай.

— Нашли, он…

Я посмотрел на своё плечо и белки, правда, не было. Ни на Анастасии, ни на Дмитрии. Нигде. Этот зверёныш снова куда-то пропал.

— Ещё скажите, что мы снова пойдём на поиски этой белки, — недовольно фыркнул Виктор.

— Нет, у нас нет времени, — повернулся я в сторону выхода. — Нужно возвращаться и доставить свиток. А Кокосик обычно потом сам находится.

— Лишь бы ничего снова не случилось, — поджала губы Меншикова.

— Думаю, с ним-то всё будет хорошо, — приободрил её я. — Не переживай.

— Я больше не за него волнуюсь, а за его чутьё. Каждый раз, когда он куда-то пропадает, то что-то случается.

— Ну, не всегда, но…

Внезапно мне по голове словно пыльным тяжёлым мешком ударили. В груди всё начало гореть, а слабость давила так, что я упал на колени.

— Иван! — взволнованно подбежала ко мне Анастасия и быстро приложила руки к груди.

Её голос звучал так отдалённо, глухо. Казалось, что мне в уши забили куски ваты. Да и звуки на фоне стали потихоньку пропадать. Я уже не ощущал своих конечностей и прикосновений Меншиковой, как и её целительной магии.

Через некоторое время объекты стали расплываться перед глазами, и всё слилось в одну однообразную кашицу. А потом резко померкло. Я погрузился в беспроглядную темноту.

///

Уж не знаю, сколько прошло времени, но очнулся я от ржания лошадей за окном просторной комнаты.

Сначала я прищурился от яркого света, который сильно резал глаза. Потом, когда уже смог разглядеть картинку перед собой, осмотрелся.

Удивительно, но я был в своей комнате. В гильдии. Рядом со мной стояла только прикроватная тумба, на которой был поднос со стаканом воды.

Голова пусть и гудела, но уже не так сильно, как тогда, когда мы находились в лесу. Сколько прошло времени? В последний раз мы были на территории губернии Румянцевых. Значит, я пролежал тут сутки?

Приподнявшись на локтях, я заметил, что на мне белая спальная сорочка, ну а моя форменная одежда была аккуратно сложена на стуле.

Что со мной случилось?

Я приподнял перед собой ладонь и попытался сконцентрировать тёмную энергию. Однако не успел проанализировать свой внутренний поток магии, как дверь в комнату неожиданно отворилась.

На пороге показалась Меншикова. Когда девушка увидела, что я очнулся, на лице сразу выступила широкая радостная улыбка.

— Иван! — воскликнула она. — Ты очнулся! Какое счастье.

Анастасия тут же подбежала ко мне и присела на край кровати рядом. Я же одарил девушку едва заметной добродушной улыбкой.

Меншикова схватила меня за руку и стала щупать пульс.

— Вроде уже нормализовался, — констатировала она. — Как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше, — слегка прохрипел я в ответ. — Но… что случилось?

— Ты потерял сознание, когда мы собирались пойти к выходу из леса. Сначала я подумала, что ты очень устал, но… — она как-то резко замолчала, поджала губы и увела взгляд в сторону.

— Что “но”?

— Но с тобой случилось что-то другое. Поток магии внутри тебя. Он был странным. Поэтому мы пригласили Людмилу.

— Что? Людмилу? Она здесь?

— Тихо, тебе нужно отдыхать, — снова улыбнулась она. — Она была здесь, но уже уехала. Сказала, что с тобой всё будет хорошо. Просто из-за того, что ты часто сражался с тёмной энергией, твоё тело не выдержало нагрузки. Во всяком случае, она так сообщила. Но уже это исправила. Так что, скоро встанешь на ноги.

Если ещё Анастасия могла не заметить в моём теле присутствие тёмной энергии и её слияние с моей магией, то эта старуха точно должна была об этом узнать. Просто не сообщила об этом? Или же, правда, подумала, что это из-за внешнего воздействия?

Если последнее, то мне крайне повезло.

— Когда следующий этап? — поинтересовался я. — Сколько я проспал?

— Недолго не переживай. Сегодня выходной, а завтра мы отправляемся на второй тур, — сообщила Анастасия. — Так что, сегодня отлёживайся, а завтра…

— Нет! — резко заявила Ангелина Андреевна, появившись на пороге комнаты.

Мы удивлённо уставились в сторону женщины, которая, скрестив руки, облокотилась о деревянную дверную перекладину.

— Почему нет? — вскочила на ноги Анастасия. — Ему ведь…

— Если капитан не оправится до сегодняшнего вечера, то команда будет дисквалифицирована, — пояснила она.

— Интересно, — вступил я в разговор. — И что же будет сегодня вечером?

(обратно)

Глава 12

— Сегодня вечером состоится банкет в тронном зале императора, — заявила Ангелина Андреевна. — Там же объявят победителей первого этапа.

— Победителей первого этапа? — переспросила Анастасия и снова опустилась на край кровати. — Точно ещё ведь должны объявить…

Она поджала губы и слегка сжала ладони в кулаки.

Мне показалась эта реакция довольно странной. С чего бы Меншикова так расстроилась? А точнее, из-за чего?

Ангелина Андреевна же, наоборот, выпрямилась и развернулась в сторону коридора.

— Нечего так переживать, — заявила она напоследок. — Но быть на вечере вам необходимо. Поэтому, Иван, поправляйся и приходи на вечернюю встречу, вместе со своей командой.

— Но… — снова было пыталась возразить Анастасия.

— Как скажете, — быстро перебил я её.

Румянцева усмешливо посмотрела на меня вполоборота и скрылась за дверью. Я же тяжело выдохнул, а Меншикова, скрестив руки, повернулась ко мне.

— Я всё равно против того, чтобы ты шёл на эту встречу, — возмущалась она. — Ты не поправился до конца. Может, тебя кто-то заменит?

— Не стоит, — с улыбкой пытался успокоить я её. — Правда, всё хорошо. Тебе незачем переживать.

Отчего-то она слегка засмущалась и, опустив голову, начала перебирать пальцами. Выглядело это довольно странно, но очень мило.

— Просто я не хочу, чтобы тебе стало хуже, — пробубнила она себе под нос.

Мне было приятно это слышать. Ещё бы, обо мне уже много лет никто так не заботился. В Преисподние вообще вряд ли можно найти того, кто поддержит. Поэтому я и отвык от такого тёплого обращения к себе.

Всё же демоны не слишком падки на подобные эмоции.

Неожиданно для Меншиковой, я притянул девушку к себе и обнял. Судя по её оханью, такой реакции от меня она явно не ожидала.

— Ты слишком много переживаешь, Анастасия, — отметил я. — Знаю, что ты очень добрый и впечатлительный человек, но я, правда, в порядке. Спасибо.

После того как я отстранился от Меншиковой, я заметил на лице девушки багряный румянец. Казалось, что температура её тела резко повысилась. Глаза забегали. А судя по тому, как она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но не вытянула ни звука, язык у неё, словно прирос к нёбу.

Я едва заметно улыбнулся её реакции, но не успел что-либо сказать, как дверь в комнату снова открылась. Наши взгляды резко направились к пришедшим гостям.

— Очнулся? — с порога заявил радостно Николай. — Наконец-то. Уж боялись, что ты не успеешь прийти в себя до вечера.

— Да, только Виктор этому бы обрадовался, — хмыкнув, подметил Дмитрий.

— Ребята, — удивился поначалу я. — Рад вас видеть. Значит, вы уже тоже в курсе сегодняшнего события?

— Да, — кивнул Рахманов. — Ангелина Андреевна сообщила.

— Ты точно сможешь идти? — пробубнил Литников. — Это энергия…

— Всё хорошо, — быстро перебил его я. — Мне гораздо лучше после лечения Людмилы и Анастасии.

Дмитрий поморщил нос, но взгляда от меня не отводил. Ощущение, что внутри он борется со своими внутренними переживаниями. Вроде и друг, а вроде — враг. И неизвестно, когда вторая сторона покажет себя.

Я прекрасно понимал его опасения, но успокоить не мог. Вряд ли ему можно было объяснить, что я не представляю никакой угрозы для них. Ведь и сам до конца в это не верил. Я не знал, что из себя толком представляет демоническая магия. Возможно, в скором времени она, правда, завладеет мной. Но, надеюсь, что опасения так ими и останутся.

— Отлично, — прошагал к моей постели Николай. — Значит, будем получать награду вместе.

— С чего ты решил, что мы выиграли? — хмыкнул Дмитрий.

— Ну мы довольно быстро справились с заданием, — задумчиво произнёс Рахманов. — Думаю, быстрее, чем многие команды.

— Что-то сильно в этом сомневаюсь, — скривился Литников. — Мы потратили много времени на поиск карты, потом занимались спасением Кожевниковых, так ещё и вы с Румянцевым.

— Не я первый это начал.

— Не стоило ему потакать. Ты же знаешь его.

— Знаю, но…

— Хватит, — резко отрезал я споры товарищей. — Толку от споров нет, лишние ссоры только.

— Да, ты прав, — выдохнул Николай. — Не сдержались.

Литников же ничего не ответил, лишь молча поджал губы. Взгляд Рахманова неожиданно остановился на Анастасии. У той никак не спадала краска с лица, что удивило Николая.

— Анастасия, что с тобой? — поинтересовался он.

— Н-н-нет, ничего, — нервно замахала руками девушка.

— Правда? А по виду не скажешь. Ты же вся красная, — он приложил тыльную сторону ладони к её лбу. — Ты случайно не заболела.

Внезапно девушка не выдержала и вскочила на ноги. Она растерянно посмотрела на Рахманова, сделав несколько шагов назад.

— Ничего подобного! — резко отозвалась она. — Я не красная. Со мной всё хорошо. Тебе показалось.

— Показалось, значит? — удивлённо изогнул бровь Николай.

Литников сначала тоже удивлённо посмотрел со стороны на всю происходящую ситуацию. Посмотрел на меня, потом на Анастасию и странно усмехнулся.

— Николай, — подозвал он Рахманова. — Не приставай к нашей целительнице, лучше пойдём отыщем Румянцева, пока он снова дел не натворил, а нам не пришлось это разгребать.

— Я ни к кому не пристаю, — возмущённо ответил Николай. — Просто переживаю. И зачем нам искать Виктора? Он что маленький?

— Он идиот, — подметил Дмитрий. — Это гораздо страшнее.

— Он уже должен сам за свои поступки отвечать. Не хочу я идти его искать. Больно надо. Мне хватило с ним совместного похода в лесу, когда этот ненормальный напал на меня.

— Вот потому и говорю, что нам надо его найти, — он подошёл к Николаю и схватил его за рукав. — Пойдём.

Литников, несмотря на всю упёртость Рахманова, потащил его к выходу. Мы же проводили их взглядом.

“Вот же…” — прищурил я взгляд, глядя на Дмитрия.

— Быстрее вставай на ноги и не подводи нас, — кинул он напоследок, выходя за дверь.

Будто я мог это сделать. Всё же роль капитана даёт не забывать о главном правиле: никогда не подводить свою команду, что бы ни случилось. Ох, уж, эта ответственность.

Анастасия же, оставшись снова со мной наедине, начала слегка волноваться. Глаза снова забегали, а потом она быстро направилась следом за остальными.

— Ты отдыхай, Иван, — заявила она. — Выздоравливай, а я пойду и не буду мешать больше.

— Ты и не мешаешь, — заметил я.

— Ну… ну, всё равно. У меня там дела, знаешь, — нелепо усмехнулась она. — Нужно ещё проверить ребят. А то вдруг снова развяжут драку, так хоть рядом буду, чтобы помочь лечением.

— Анастасия, — остановил я её, когда девушка уже тянулась к дверной ручке. Она удивлённо повернулась вполоборота. — Спасибо тебе за всё. Рад, что я познакомился с таким человеком, как ты, и нахожусь с ним в одной команде.

Ох, зря я, видимо, это сказал.

Краска на лице девушки стала чуть заметнее и ярче. Кажется, Меншикову уже начало обдавать не просто жаром, но и лёгкой паникой от моих слов.

— Д-да, я тоже рада, — быстро протараторила она и открыла дверь. — Поправляйся.

После того как дверь захлопнулась, я снова лёг на кровать и упёрся взглядом в потолок.

М-да. В прошлом вокруг меня вилось много женщин. Но с ними было всегда гораздо легче, чем с Анастасией. Она напоминала мне девушку переходного возраста, которая боится признаться в своих чувствах другому человеку. Отчего начинала краснеть, а в голове происходил настоящий сумбур.

Никогда не любил таких. Однако сейчас смотрел на это иначе. Даже немного забавно наблюдать за ней. Жаль только времени на флирт и развлечения с красавицами у меня не было. Из головы никак не выходил этот Фёдор. Ощущение, что от него будет исходить самая большая угроза для Империи.

И всё ещё оставался один вопрос: кто же он? Откуда взялся?

Его магия, манера говорить и поведение. Он так уверен в себе, что создавалось ощущение, будто у него припрятан козырь в рукаве. А то и не один. К тому же если он организатор той секты, что очень было похоже на правду судя по его уровню демонической энергии, то опасаться его стоило в первую очередь. А если он ещё и приближённый императора, то и вовсе нужно было скорее с ним разобраться.

Что же задумали эти Рахмановы? И Николай… кто он на самом деле? На первом приёме у императора мне показалось, что Даниила Владиславович как-то странно отнёсся к приходу Николая. Он будто жалел его. Но почему? Кто же настоящие родители Рахманова и почему к нему так относятся?

Под весь этот груз мыслей с бесконечными вопросами, количество которых только увеличивалось с каждым днём, я погрузился в сон.

///

Мой сон был недолгим. Проснулся я спустя несколько часов, а то и меньше.

Пока солнце не начало закатываться за горизонт, я начал собираться на приём к императору. Интересно, всё же выиграли мы или нет? В любом случае у нас есть ещё шанс исправить положение.

Завтра начало второго этапа. Нужно было не сойти с дистанции и двигаться дальше. К тому же если в этот раз всё прошло сумбурно, то в следующий раз необходимо разработать стратегию получше.

Теперь Дмитрий единственный, кто знает, о моём секрете. Не всё, конечно. К счастью, часть о том, что я никакой не Иван, а Александр из проклятого рода, он благополучно пропустил. Но всё же его можно было брать в напарники, если снова понадобится разделение.

Только вот что делать с Виктором? Этот парень, пусть и ни разу видел, на что способен каждый из отряда, да и понимал, что командная работа необходима, никак не мог угомонить своё эго. Всё ему мало, всё ему нужно влезть и завязать спор. Какой же сложный юноша мне попался.

Но если Ангелина Андреевна, зная про его нрав, подсунула нам его в команду, значит, так нужно было. Пусть она и вспыльчивая женщина, но я уже понял, что она довольно умна и хитра. Что-то задумала? Вряд ли просто решила пропихнуть своего родственника.

— Эй, — внезапно дверь в комнату открылась, когда я уже почти был готов выходить. — Ты готов?

На пороге стояла вся команда в сборе. Но снова среди них я не обнаружил Виктора.

— А где Румянцев? — удивлённо поинтересовался я.

— Хотел бы я сказать, что в Преисподние, — усмешливо отметил Николай. Литников же на его замечание отреагировал недовольно скривившимися губами и прищуренным в мою сторону взглядом. Ну да, не самая удачная шутка. — Но к сожалению, это не так. Отправился самостоятельно на приём. Сказал, что ему не нужны сопровождающие, особенно такие, как мы.

— Снова он, — тяжело вздохнул я.

— Ну и чёрт с ним, — фыркнула Анастасия. — Без него обойдёмся. Нас, кстати, уже ждут.

— Ждут? Мы с кем-то отправляемся вместе? — удивлённо изогнул я бровь.

— Не совсем так. Просто Алексей Николаевич, узнав о том, что произошло, велел подать нам карету, чтобы мы отправились на ней. В знак благодарности за помощь его роду.

— А этот индюк пусть своим ходом добирается, — скрестил руки на груди Николай. — Так, ему и надо.

Кожевников, как обычно. Не может обойтись без благодарности и благородных поступков взамен. Я едва заметно усмехнулся, снова вспомнив былые деньки вместе со своим лучшим другом. Надеюсь, когда-нибудь я смогу открыть ему правду. Всё же в нём я уверен больше, чем в ком-либо ещё.

— Кстати, нам стоит поговорить с ним, — напомнил Литников.

— Да, — кивнул я. — Как раз собирался это сделать на вечере.

— А? — удивился Николай. — Вы о чём? Что-то произошло?

— Нет, не переживай, — успокоил я его. — Всё хорошо. Просто есть одно дело к Кожевниковым.

— К Кожевниковым? — он отчего-то скривил недовольно губы. — Понятно.

— Что-то не так?

— Просто никогда не понимал их род. Мало того, что они всегда были молчаливы, так ещё и столько правил… Как их вообще можно соблюдать?

О да. В этом я с ним согласен. Как вспомнишь, что на каждый вздох есть свои десять правил, так глаз начинает дёргаться. Наверное, поэтому я тоже никогда этого не понимал. Ну и, соответственно, всегда получал нагоняй от учителей.

— В этом их и особенность, — подметил Литников. — Если бы не их правила, то они не были бы главной семьёй в обучении других.

— Что значит, “главной семьёй”? — спросила Анастасия.

— Если проще, то обучение в семье Кожевниковых считается одним из главных. Не пройдя уроки у этого рода, у других нет смысла обучаться.

— Они настолько важные?

— Скорее насколько образованы и умны. Даже Рахмановы отстают от них.

— Однако Рахмановы — императорская семья. Не стоит этим пренебрегать, — фыркнул Николай.

— Я и не пренебрегаю, просто…

— Нам уже пора, — тут же перебил я Литникова, заметив накаляющуюся атмосферу.

Не хватало ещё перепалок между ними. И без них одного Виктора вполне хватало.

///

Снова по всему залу разливалась классическая живая музыка, лилось шампанское и столы прогибались под тяжестью разнообразной еды.

Эх, как же мне раньше нравилась эта атмосфера.

Разговоры со знатными родами, которые слегка надоедали, но помогали узнать последние новости. Танцы с прекрасными барышнями, а потом бурные и страстные ночи, проведённые в собственном поместье.

Сейчас же в мою сторону были направлены взгляды родовых семей и шушуканье друг с другом. Предполагаю, что речь у них шла о моей новой принадлежности и о том, как вообще наша гильдия смогла справиться с заданиями. Если учитывать, что их капитан — обычный простолюдин.

Да, нелегко высшему свету признать силу обычного человека. Тем более, с учётом того, что краем уха я уловил занимательный разговор о спасении рода Кожевниковых. Значит, слухи уже расползлись по Империи.

Что же, это было нашей команде только “на руку”. Пусть знают, что состязаться с императорской гильдией не так просто, как кажется.

— Итак, — как только затихла музыка, в центр зала вышел худощавый, высокий мужчина. Судя по всему, один из придворных императора. — Сейчас Его Величество, наш многоуважаемый император — Даниила Владиславович, объявит итоги первого состязания. Попрошу тишины на время оглашения результатов.

Когда император показался людям и под внимательные взгляды благородных домов шёл к трону, я заметил на его плече знакомый комок шерсти. У меня даже едва заметно глаз дёрнулся.

— Слушай, Иван, — прошептал мне Николай. — Мне кажется, или у Его Величество на плече…

— Нет, не кажется, — скривился я.

— С каких пор эта белка стала такой значимой шишкой в Империи? — фыркнул Дмитрий.

— Ну, зато мы должны гордиться. Не каждому дано быть знакомым с такой важной особой, как Кокосик, — усмехнулась Анастасия.

— Ага, которая только и дело, что всё ворует и портит, — подметил Николай.

— Ладно, потом это обсудим, — утихомирил я товарищей. — Сейчас…

— Итак, первый этап игр родовых семей в Империи прошёл, — громко заявил Даниила, повернувшись у своего трона к присутствующим. — Каждый из родовой семьи отлично показал себя, несмотря на то, что в этот раз игры слегка отличались от предыдущих лет. Однако есть и те, кто показал себя лучше всех. Поэтому первое место…

Все затаили дыхание. В воздухе нависло молчание вперемежку с ожиданием. Каждый из участников напрягся, а в головах крутился один и тот же вопрос: кто же? Хоть бы мы.

Волнение появилось на лицах даже тех, кто не участвовал в состязаниях. Конечно, кроме Кокосика. Эту белку вообще ничем не проймёшь. Кажется, этот засранец даже умудрился что-то жевать во время того, как император произносил свою речь.

(обратно)

Глава 13

Тишина.

Никто не смел произнести ни слова. Казалось, что время на миг застыло. Ещё немного и все узнают результат. Кто же получил первое место?

Каждый из присутствующих участников в глубине души уже получили свою награду. Порадовались тому, что именно они стали первыми.

Моя команда не была исключением. Я заметил это по их взглядам. Однако у меня было иное предчувствие на этот счёт. Ощущение, что мы стали не первыми, кто принёс свиток.

И, кажется, я не прогадал.

— Первыми и самыми шустрыми из всех семи команд оказался благородный род Меншиковых, — объявил, наконец-то, Даниила Владиславович. — Они получают десять баллов за первое задание.

— Чего?! — возмущённо переспросил Николай. — Но как так?! Мы ведь…

— Мы потеряли много времени, — пояснил Литников. — К тому же неудивительно, если мы будем самыми последними.

Ну, в этом, я был с ним не согласен. Последними мы будем вряд ли, но обиду Рахманова я прекрасно понимал. Если бы мы не потратили столько времени и сил на то, что спасти наш отряд, потом Кожевниковых, так ещё и этот Фёдор… Впрочем, жаловаться на то, что случилось, смысла не было.

— А ты чего такой спокойный? — обиженно произнёс Николай, глядя на меня и скрестив руки на груди. — Ты ведь капитан. Тебе разве не обидно?

— Нет, — мотнул я головой. — Это лишь первый этап. А значит, мы сможем выйти за счёт двух других заданий.

— Если бы не Кокосик, — Рахманов недовольно скрестил руки на груди.

— Если бы не Кокосик, — продолжил я его мысль, — наши товарищи погибли бы в том лесу. Если бы у меня был выбор отдать приказ: спасти и проиграть, или бросить, но выиграть, я бы выбрал первый.

После моих слов Николаю, кажется, стало стыдно. Юноша увёл взгляд в сторону и скривил губы. А вот Дмитрий едва заметно ухмыльнулся, но тут же убрал усмешку, когда увидел мой взгляд в его сторону.

— Простите, — тихо извинился Николай.

— Всё нормально, — приободрила его Анастасия. — Каждый может ошибиться.

— Да, — кивнул я в подтверждение её слов. — Но всегда нужно продумать ситуацию до конца. Иначе ошибка может стоить кому-то жизни.

— Довольно пафосно прозвучало, — ядовито заметил Литников.

— Ладно, не все результаты оглашены, — напомнил я товарищам. — Давайте дослушаем.

— Да, мне интересно, на каком мы месте, — отметила Меншикова.

— Ощущение, что в полной… — пессимистично проговорил Дмитрий.

И почему в моей команде столько пессимистов? Одна Анастасия держится лучше всех. Ощущение, что у неё, у единственной стакан наполовину полон, а не пуст. У Виктора он вообще, казалось, разбит вдребезги.

— Итак, на втором месте, — император специально делал паузы перед тем, как назвать следующих победителей. Видимо, специально пытался держать интригу, хотя бы несколько секунд. — Имперская гильдия!

— Фига себе, — хором отреагировали Николай, Дмитрий и Анастасия.

Все взгляды направились в нашу сторону. Но ребята были в таком шоке, что улыбался и неловко махнул рукой присутствующим только я один. Виктора на горизонте так и не было видно. Куда он пропал, я не знал.

Ну и чёрт с ним. Этот человек вообще не особо стремился к тому, чтобы быть в нашей команде. Постоянно от него вечные проблемы. Лишь бы во втором туре чего не выкинул.

Всё равно результат меня вполне устраивал. С ним легко можно было вытянуть на первое место. Нужно было только хорошенько постараться на втором этапе.

— Они получают восемь баллов, — продолжил император. — И на третьем месте, — он снова на секунду задержал паузу. — Род Литниковых, они получают шесть баллов.

Дальше он уже говорил без особого энтузиазма.

— Четвёртое место: род Кожевниковых, четыре балла. Пятое: род Рахмановых, два балла. И последние — Румянцевы. К сожалению, у них ноль баллов.

Забавно было услышать, что императорский род оказался на последнем месте. А род, в чьём лесу проходило состязание, и того на последнем.

Вот тебе и род благородных семей. А если бы не ситуация с нашими товарищами из гильдии, мы бы и того на первом месте оказались.

— Поздравляю, — внезапно произнёс уже знакомый голос.

Мы обернулись и увидели наших новых знакомых. Род Меншиковых во главе с Егором, который ехидно ухмылялся, глядя на нас.

Вот же высокомерный тип, в отличие от девушки в очках, которая, видимо, и принесла победу их команде. И почему не она стала капитаном? Судя по нашей последней встрече, она довольно умна и проницательна. Придумать план для неё не составило бы большого труда, да и сориентировать свою команду тоже.

Тогда, почему же не она, а какой-то надменный идиот, который и мог только смотреть на всех сверху вниз. Будто он сам сын императора.

Как же бесят такие засранцы.

— Благодарю, — натянул я наигранно улыбку.

— Однако не стоит зазнаваться, — отметил он. — Всё же это не первое место, а всего-навсего второе. Вам ещё нужно расти до нашего уровня.

У этого парня прямо талант был. Не успел он и рта открыть, как взбесил сразу нескольких человек. Такое преимущество явно не пропьёшь, да и с кулаком не выбьешь.

— Нам тоже не следует зазнаваться, — напомнила ему напарница, поправив очки. — Неизвестно что будет завтра и какое задание нам выпадет. Если мы слегка расслабимся, то у имперской гильдии есть все шансы нас обойти. Поэтому, Егор, не беги впереди паровоза. Он, — она покосилась в мою сторону, — и задавить может.

На её замечание я лишь едва заметно улыбнулся. Она ответила мне тем же.

Очень проницательно с её стороны. Несмотря на то что я простолюдин, она, словно видела меня насквозь. И я был уверен, дело тут не только в том, что меня поставили капитаном, но и в её удивительном мышлении. Если бы она была в нашей команде, вместо Виктора, то пользы от неё было бы в разы больше.

Скажу больше, возможно, мы бы получили первое место.

— Минуточку внимания, — внезапно снова обратил на себя внимание император. — В связи с новыми правилами игр, мы решили ввести ещё одно…

Ещё правила? Они что, решили пойти по стопам рода Кожевниковых, где нужно придерживаться тысячи правил, выгравированных в их бесконечном своде. Ужас.

— После каждого пройденного этапа мы решили присваивать дополнительные баллы, если та или иная команда отличились во время испытаний.

По залу пробежала волна гула. Все стали шушукаться между собой. Конечно, и имперская гильдия не стала особым исключением.

— Дополнительные баллы? — удивился Литников. — Впервые о таком слышу.

— Необычный сюрприз, — подметил Николай.

— Так, они смогут разнообразить игры и держать интригу до конца соревнований, — рассуждал я. — Отличный ход.

— Держать интригу? — удивился Егор, а потом скривил губы. — Что за бред?

— Не бред, а скорее хороший ход. Особенно для тех, чьи баллы будут колебаться. Например, если у одной команды и у другой разница будет в один балл, — предположила Александра. — То…

— То этот неожиданный балл даст возможность иметь преимущество второй команде, — договорил я её мысль.

Девушка кивнула мне в ответ.

— Это нечестно! — начал верещать Егор. — Никогда такого не было. Почему сейчас?

— Что такое? — ехидно ухмыльнулся Литников. — Испугались?

От такой наглости Егор стиснул зубы от злости. Он сжал ладони в кулаки, хмыкнул и, задрав нос, отвернулся в сторону.

— С чего бы мне бояться? Что меня обгонят какие-то плебеи?! Вот уж большего бреда я и не слышал, — рыкнул он.

— Нас, а не меня, — поправила его напарница.

— Я главный в команде, а значит, всё это мои заслуги, — фыркнул он недовольно.

Да. И как они вообще умудрились на первое место попасть с таким-то капитаном? Ему вообще наплевать на остальных. Если бы Рахманов и Литников оказались в его команде, то…

— Мне уже его прибить хочется, — шепнул Николай. — Как его в команде терпят?

— Согласен, — поднял руку Литников.

То именно они бы первыми и не выдержали. Уж зная их. Не считаться со своими товарищами — путь к провалу. Хотя с этой девушкой у них были все шансы на успех.

— Сегодня мы выдадим первые дополнительные баллы, — снова объявил Даниила Владиславович. — И дополнительный один балл уходит команде…

Все снова затаили дыхание. Да, император вообще умел сохранять интригу так, что, казалось, у некоторых сейчас сердце остановится, пока он договорит.

— Имперской гильдии! — радостно заявил он. — Они становятся на одну позицию с родом Меншиковых.

Я заметил, как у Егора чуть челюсть до пола не отвисла. Но, кстати, и не только у него. Многие ненавистные и удивлённые взгляды моментально направились в нашу сторону.

Кстати, удивление не обошло и Литникова с Рахмановым. А вот Меншикова, наоборот, была просто рада услышанному.

— Справедливость восторжествовала! — радостно воскликнула девушка. — Ура!

— Интересно, а за что? — тихо спросил Николай у Дмитрия, на что тот лишь пожал плечами.

— Вот именно! — внезапно раздался голос молодого юноши, что стоял поблизости от нас. Судя по его форме, он был из рода Рахмановых. — Ваше Высочество! — выкрикнул он в сторону императора. — Почему этим плебеям ушёл дополнительный балл? За какие такие заслуги?

После его заявления снова поднялся гул. Только теперь все были возмущены решением императора. Каждый из присутствующих начал высказывать своё мнение, по поводу того, что: мало того, что это незнатный род, а всего лишь кучка оборванцев, так ещё и капитан у них простолюдин.

В общем, дошло до того, что кто-то выдвинул предположение снять нас с игр. М-да, не думал, что закатится такая пьянка, в которой мы будем в центре внимания.

Император же молча наблюдал за всеми присутствующими, которые негативно отзывались в нашу сторону. Потом громко кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание, и когда все затихли, произнёс:

— Имперская гильдия показала себя не только хорошо, как участники, но и помогла одной из команд, — пояснил он. — Поэтому было принято…

— Ну и что?! — перебил кто-то императора. — Это не даёт им никакого права. Это не относилось к участию в играх. И вообще, помогать другим их прямая обязанность!

— Как вы смеете перебивать Его Высочество?! — грубо подметил прислужник императора, который всё это время находился подле него.

— Прошу прощения, но я не потерплю несправедливости на таком важном мероприятии! Игры в Империи проводятся на протяжении многих сотен лет. Это — традиция, которая дана высшему свету и родовым семьям. Именно они определяют статус семьи. А какой статус у оборванцев?!

И снова гул, шум и суета.

Даниила Владиславович снова молча обвёл взглядом зал и тяжело вздохнул. На лице его помощника отображалась ярость. Он стиснул зубы и уже готов был позвать стражников, чтобы те утихомирили народ. Однако император приподнял руку, указав ему, чтобы он не суетился и снова обратился к присутствующим.

— Попрошу капитанов команд выйти вперёд, — заявил он.

Из толпы вышли пятеро молодых людей. Я был шестым.

— Каждый из вас сейчас по очереди ответит на мой вопрос, — произнёс император. — От вашего ответа будет зависеть правильность моего решения. Если правильный ответ даст не капитан имперской гильдии, то я сниму их команду с состязаний, и запрещу гильдии участвовать во всех последующих играх.

Да что б тебя… Что же, нам так не везёт всё время. Нет, я, конечно, понимал, что мне будет сложно в этом теле, да ещё с таким статусом. Но не настолько же. Да ещё и команду подводить совсем не хотелось.

Чёрт, нужно было сосредоточиться, иначе подведу всех. В том числе и Кожевникова, который тоже в меня поверил, послав в эту гильдию.

Ни одно, так другое. Вот же неугомонная знать. Всё бы им повыпендриваться. Так ещё и судя по их ухмылкам, они довольны таким решением. Тьфу. Мерзость.

Несмотря на всё возмущение, которое бурлило внутри, я сохранял хладнокровие на лице и просто выжидал дальнейшего вопроса.

— Но перед этим, — Даниила Владиславович направил свой взгляд на меня. — Иван, вы согласны с таким решением? Если нет, я просто передам этот балл другой команде и разрешу вам продолжить игру.

Пф. Отличный ход. Либо унизится в глазах других, но попробовать вытянуть своё положение на следующих соревнованиях. Либо попробовать поиграть с огнём, где неизвестно: сожрёт он тебя, или ты сможешь выкарабкаться.

Несколько секунд пораскинув мыслями, я с лёгкого улыбкой поднял взгляд на императора и поклонился.

— Для меня будет честью ответить на ваш вопрос, — принял я ставку.

Несмотря на то что все прекрасно понимали, насколько это рискованно, мои товарищи поддержали меня усмешкой. А на лице знати выступило недоумение и удивление такого твёрдого решения.

— Не подведи, — услышал я тихий голос Литникова.

Ну уж если даже Дмитрий на моей стороне, значит, я принял правильное решение. Да и, с чего бы мне убегать, поджав хвост? Нет, я уже привык идти вперёд и останавливаться не могу. Тем более на глазах у этих высокомерных выскочек.

— Хорошо, — кивнул мне император. — Тогда вопрос такой: о чём в первую очередь не должны забывать родовые семьи?

Какой интересный вопрос…

(обратно)

Глава 14

Первым из вышедших решил ответить высокий, статный юноша в очках. Форма на нём была огненно-красной, что говорило о родовой принадлежности к Рахмановым.

Я заметил, как Николай сглотнул слюну, когда он поправил очки и уже приготовился толкать речь. “Знакомы, значит”, — сразу понял я.

— В первую очередь знатный род не должен забывать о своей чести, — пафосно произнёс он. — Он должен гордо нести знак своей семьи и никогда не подводить.

Император едва заметно улыбнулся и кивнул в ответ на его слова.

— Знатный род, — следующим продолжил Егор, представляя род Меншиковых, — должен быть сильным. Он должен уметь постоять за себя и свою семью.

Даниила Владиславович снова кивнул, но уже более задумчиво. Краем глаза я заметил, что в его глазах нет никакого блеска. Словно эти ответы он уже много раз слышал, и они явно были не тем, чего он добивался.

Интересно, тогда: какой же из них правильный?

— Знатный род, — спокойным и мелодичным голосом давал свой ответ юноша из рода Кожевниковых. — Должен придерживаться правил, чтобы не навредить и не подвести империю.

И почему я не удивлён, что он заикнулся о правилах? У них свод законов важнее жён и детей, так что такому ответу я не удивлён.

— Род, — холодным тоном сразу взял слово член семьи Литниковых, — любой его представитель, должен не забывать всегда держать голову. Он не должен делать бессмысленных поступков и постоянно быть на шаг впереди остальных.

— Знатный род, — тут же продолжил Румянцев, — не должен забывать о стойкости духа и не показывать слабости другим.

Император кивнул в ответ на слова юноши и посмотрел на меня. Я же задумчиво опустил голову и обхватил двумя пальцами подбородок.

— Ну а ты, Иван, — обратился ко мне Даниила Владиславович. — Какой твой ответ?

Ещё несколько секунд я взял паузу, чтобы чётко продумать слова. Всё это время я наблюдал за императором и понял, что ни один из ответов его не впечатлил. Значит, хочет он явно не этого.

Я давно знал императора. Несмотря на то что подозревал его в интригах, связанных с сектой, он всегда был для меня человеком добрым и честным. Рассудительность и мудрость, которые он часто демонстрировал, всегда делали его в моих глазах особенным человеком.

Когда по залу снова начала подниматься волна перешёптывания и тихих смешков в мою сторону, товарищи по команде уже перестали выдерживать.

— Иван, — прошептал Николай, — все ждут твоего ответа.

Я и сам это прекрасно понимал, но… я не мог быть таким же пафосным, как и остальные. Если честно, я просто не знал, что мне ответить.

Точнее, не так. Я не мог представить, как нужно ответить, чтобы добиться необходимой реакции от императора. Я поднял глаза на правителя и, тяжело вздохнув, улыбнулся.

— Любой представитель знатного рода не должен забывать о том, что он обычный человек.

Этот ответ вызвал недоумения в лицах присутствующих. Казалось, что им просто послышался такой странный ответ. Впрочем, как и у императора.

— Обычный человек? — переспросил Даниила Владиславович.

— Да. Именно, — кивнул я в ответ.

— Не мог бы ты пояснить, что именно имеется в виду под этим словом?

— Именно то, что я и сказал. Все отвечающие говорили про силу, соблюдение правил, достоинство. Но это присуще любому человеку. Если член знатного рода забудет о том, кто он, то будут ли важны эти качества? Если он не протянет руку помощи обычному простолюдину, то насколько важна его сила? Если высокомерно будет относиться к другим, то кому интересны его достоинство и честь? Высшие демоны, которые имеют разум, тоже имеют свой свод законов. Но… разве их можно причислить к родовой семье? Если член знати начнёт забывать о своей сущности, то все ответы, которые прозвучали в этом зале, станут бессмысленными. Они не будут иметь никакого значения. Просто пустой звук.

И снова я увидел это непонимание в глазах присутствующих. У некоторых промелькнула ехидная ухмылка, будто я наговорил всяких несуразных слов.

— Сразу видно, простолюдин.

Где-то с задних рядов долетело до меня. Впрочем, я был готов к такой реакции. Неудивительно, наверное, никто из них и не задумался над значением того, что я сказал.

Император же после моего ответа кашлянул в руку, привлекая к себе внимание толпы.

— Довольно необычный ответ. И раз уж мы обсуждаем баллы, нечестно присуждённые этой команде, то мне хотелось бы услышать возражение на этот ответ, — громко произнёс он.

Я уже готов был к язвительным ответам со стороны других капитанов команд, но их действия ввергли меня в шок. Никто из них не произнёс ни слова. Все, будто воды в рот набрали. Просто стояли и молчали. Либо они не слушали, либо были согласны. Если честно, я не понимал этого.

— Это слишком простой ответ, — наконец-то первым вышел против меня Егор. — И без того понятно, что каждый человек не должен забывать об этом. Что за глупость?

— А разве я говорил о критериях ответа? — поинтересовался Даниила Владиславович. — Чтобы принять правильное решение, давайте, проголосуем среди капитанов.

И когда началось голосование, то я был крайне удивлён, что мне было отдано большее количество голосов. Конечно, не все приняли мой ответ. Например, Рахмановы и Меншиковы воздержались, зато остальные подняли руки за меня. Даже Румянцевы, чему я был крайне удивлён.

— Что же, думаю, теперь ни у кого больше нет претензий к команде имперской гильдии? — уточнил император, а после обратился ко мне. — Поздравляю. Теперь ваша команда делит первое место с командой рода Меншиковых.

— Отлично! — воскликнул на радостях Николай. — Теперь шансов гораздо больше.

— Не радуйся раньше времени, — остановил его Литников. — Соревнования только начались. Кто знает, как мы покажем себя дальше.

— Ну, ошибки мы уяснили, — вмешалась Анастасия. — Так что, думаю, будет только лучше.

— Ну, ну.

— А теперь прошу вас продолжить торжество.

Снова по залу разлилась классическая симфония и гул толпы. Несмотря на то что решение императора было честно выполнено, в зале оставалось много недовольных. Это было заметно по их косым взглядам в нашу сторону.

Ну да. Чего ещё ожидать от знати? Чтобы простолюдин, да ещё так просто отбил дополнительные баллы? Как обычно, не устраивало это, конечно, многих.

Особенно больше всех был недоволен Егор. Он прямо испепелял меня взглядом. Иногда, правда, косился и в сторону Анастасии. Только вот что она ему сделала?

— Примите мои поздравления, — внезапно раздался голос позади меня.

Обернувшись, я увидел Алексея, который с улыбкой на лице приветствовал нас.

— Благодарю, — кротко кивнул я ему в ответ.

— И спасибо за то, что помогли нашей команде.

— Рады были помочь. Алексей Николаевич, мне бы хотелось переговорить с вами по одному вопросу.

— Что-то случилось? — удивлённо изогнул он бровь.

— Можно и так сказать. Кое-что произошло, когда мы искали свиток, — намёками объяснял я ему. — Думаю, вам будет интересно это послушать.

— Вот как? Что же, буду рад выслушать. Но к сожалению, сегодня буду занят, а завтра — у вас начнётся второй этап состязаний. Не могло бы это подождать?

Конечно, сказать ему: нет, я не мог. По сути, не думаю, что Фёдор решится что-то ещё учудить, пока идут соревнования. Скорее всего, он будет крутиться где-то поблизости, если его цель — знатные рода.

Хотя с другой стороны: недооценивать его было нельзя. Сейчас всё внимание уделяется играм. Вряд ли он упустит такую возможность.

Но всё же я решил отложить это ненадолго. К тому же я понимал, что Кожевников собирался объявить в скором времени о настоящем происхождении Евгения. Знал, что ему понадобится время на то, чтобы всё подготовить.

— Прошу прощения, но мне нужно откланяться, — поклонился Алексей. — Ещё раз поздравляю вашу команду и удачи в следующим туре.

— Благодарю, — ответил я ему с улыбкой.

Когда Кожевников скрылся в толпе, я посмотрел на ребят из своей команды. Те бурно стали обсуждать завтрашний этап, и их разговор был весьма агрессивен.

— Может, всё-таки откажемся от Виктора? — предложил Николай. — Он только мешает нашей команде.

— Если мы выгоним Румянцева, — рассуждал Литников. — То нашу команду могут дисквалифицировать из-за недостатка участников.

— Но он скорее ненужный балласт, — буркнула Меншикова, — чем помощник.

— В этом ты права, — кивнул Дмитрий и посмотрел на меня. — Пусть тогда капитан решает, что с ним делать. Потому что дальше задания будут сложнее. Если он снова выкинет нечто подобное, что было с Рахмановым, то…

— Ничего пока мы не будем с ним делать, — твёрдо заявил я. — Он, правда, довольно вспыльчивый человек…

— Засранец он, а не вспыльчивый, — скрестив руки на груди, фыркнул Николай.

— В любом случае у нас нет достойного кандидата на его место, — напомнил я всем. — Даже несмотря на то, что он проиграл Анастасии, когда мы только попали в гильдию, Виктор всё равно силён. Потому и может быть полезен.

— Не обо мне говорите? — прозвучал бубнящий голос.

Мы обернулись и увидели недовольного Виктора, который сразу увёл взгляд в сторону и насупился. Он был похож на обиженного жизнью ребёнка. Неужели снова будет портить всем настроение?

Только этого не хватало. И без того проблем полно, теперь ещё и это.

— Поздравляю, капитан, — недовольно буркнул Виктор. — Даже брат оценил твой ответ, что довольно странно.

Брат? Так тот юноша, который был капитаном команды Румянцевых — брат Виктора? Какой интересный поворот. Значит, есть вероятность, что нам придётся однажды столкнуться с ними. Интересно, как поведёт себя Виктор в таком случае?

— Благодарю, Виктор, — с улыбкой ответил я ему. — Так значит, капитан — ваш брат?

— Да. И, надеюсь, мы не столкнёмся с ним на поле, — фыркнул он. — Он считается самым сильным в нашем роду. Потому его и поставили капитаном.

— О, неужели сильнее тебя? — ёрничал Николай. — Быть того не может.

— Умолкни! — рыкнул Румянцев. — И вообще, имей уважение и обращайся на вы!

— Кто бы говорил, — стиснул зубы Рахманов. — Сам-то не лучше. Никаких манер. Неудивительно, что не ты сейчас стоишь на его месте.

Только я хотел вмешаться, чтобы расцепить этих двоих, как к нам подошёл ещё один представитель рода. Если честно, меня уже начинали нагнетать эти светские вечера. А когда-то я обожал сюда ходить. Эх, и где же теперь эти былые деньки?

— Здравствуйте, — произнёс уже знакомый голос. Перед нами возник капитан рода Румянцевых. Блин, вспомнишь солнце, как говорится. — Хотел бы поздравить вас, пусть и не с полной, но победой. Мне понравился ваш ответ.

— Благодарю, — кивнул я ему.

— Брат! — воскликнул неожиданно Виктор, но тут же поджал губы и поклонился. — Приветствую вас.

— О, Виктор. Не думал, что ты тоже здесь, — улыбнулся он ему в ответ.

Ну, судя по тому, как общается, юноша создавал довольно положительное впечатление. Только вот, что-то было не так. И дело не в его манере поведения или каких-то скрытых помыслах.

Нет, я ничего такого не заметил. Эта странность скорее отозвалась мимолётной и неяркой болью в груди. Похоже, было на отклик тёмной энергии. Он что… как-то связан с этим.

Пока Виктор разговаривал со своим братом, я внимательно следил за ним. Однако кроме крайне бледной кожи, я не заметил никаких следов от демонической силы. Только этот странный отклик. Может, просто показалось. Или вовсе проблема не в нём?

— Что-то не так? — подошёл ко мне ближе Дмитрий. — Ты какой-то задумчивый.

— Нет, всё хорошо, — успокоил я его.

— Остальных можешь дурить, — шепнул он мне гневно. — Но если будешь скрывать что-то от меня, то…

— Ничего такого, — перебил я его холодно. — Не переживай.

После моих слов Литников, лишь кивнул и снова отошёл в сторону. Кажется, у меня появился свой личный надзиратель. Ну рано или поздно кто-то должен был об этом узнать. Правда, мне казалось, что это будет Алексей.

— Иван, — неожиданно подошла ко мне Анастасия.

Я удивлённо посмотрел на девушку, она же смущённо стала стрелять глазами. То уводила их в сторону, то снова смотрела на меня. Потом приподняла подол своего платья и слегка присела в реверансе.

— Позволите пригласить вас на танец? — ропотно произнесла она.

Неожиданный поворот. Даже лица Николая и Дмитрия вытянулись от удивления. Они аж остолбенели от действий девушки.

Я же тоже сначала удивился, но потом мягко улыбнулся.

— Как я могу отказать такой прекрасной девушке? — произнёс я.

Ну, почему бы и нет? Всё-таки это с какой-то стороны праздник. А значит, следовало временно откинуть все заботы, которые и без того нагнетали и постоянно давили. Стоило немного расслабиться, ведь неизвестно, что будет завтра.

///

А “завтра” было довольно суматошным.

С самого утра ко мне в мою дверь вломились Литников и Рахманов с сообщением, что нас вызывает Ангелина Андреева и что уже принесли новое задание.

В этот раз Кокосика не было видно на горизонте, а значит, должно было пройти без дополнительных происшествий. Перед тем как вручить нам официальное письмо от императора, женщина поздравила нас с победой. Однако напомнила, чтобы мы не забывались, так как сложность заданий увеличивалась с каждым туром.

Когда мы раскрыли письмо и пробежались по строчкам написанного, наши глаза невольно округлились. Я поднял взгляд на Румянцеву и уточнил:

— Вы уверены, что здесь всё верно написано?

— Хочешь сказать, что Даниила Владиславович допустил ошибку? — ответила она мне вопросом на вопрос, а потом скрестила руки на груди. — Я говорила, что задания будут усложняться.

— Но это же…

— Знаю. Сама удивилась, когда узнала суть второго этапа. Однако, — она посмотрела на нас исподлобья, — вы не должны подвести имперскую гильдию. Особенно после вчерашнего.

— Да, — хором ответили мы.

Но это задание… Что за ерунда?!

(обратно)

Глава 15

Мы вышли из кабинета Ангелины Андреевны и никак не могли прийти в себя от новости. Каждый из нас просто не понимал суть этого задания. Точнее, не так, мы просто не знали, как с ним справиться.

— У меня плохое предчувствие, — заговорил первым Литников. — В чём вообще смысл так делать?

— Кажется, они решили проверить нас с разных сторон, — предположил Николай. — Но, согласен, это слишком, — юноша посмотрел на меня. — Как думаешь, как они собираются распределять баллы с такими условиями?

— Думаю…

Не успел я ответить на вопрос, как к нам подбежал Румянцев. Его не было, когда мы получали задание. Поэтому все нахмурились, когда увидели Виктора, который остановился напротив и поджал губы, заметив недовольный взгляд команды.

— Ну что? Человек не может проспать? — сразу начал оправдываться Румянцев.

— Человек может, — кивнула Анастасия и тут же упёрла руки в бока. — Но не когда это касается нового задания и не когда идут игры!

— Я не виноват, — буркнул Виктор. — Это всё…

— Хватит оправдываться, — грубо перебил я его. — Время пошло. Нам нужно отправляться.

— И куда в этот раз? — скрестил руки на груди Румянцев. — Снова какие-то тайные места, где нужно что-то найти?

— Для начала нужно отправиться к своей команде, — пояснил я.

— К своей команде? — Виктор оглядел нас, поморщился и скрестил руки на груди. — Капитан, ты чего несёшь?

— Теперь мы члены других команд, — недовольно хмыкнул Литников. — В этом состязании нам нужно раздобыть артефакты из разных мест и с разными людьми.

— Что значит, с разными людьми?

— Ну ты идиот, — фыркнула Меншикова. — Мы должны показать себя в других командах.

— В других командах?

Виктор всё ещё не мог поверить в слова Анастасии. Если честно, мы тоже. Но в письме было чётко указано, что все команды должны быть расформированы на новые для этого задания.

Уж не знаю, что задумал император, но работать с кем-то другим — это не просто тяжело, а, казалось, непосильно. Невозможно узнать человека за несколько часов, да даже дней. А у нас всего три дня на выполнение этого этапа.

И что теперь? Импровизация?

Если на результаты влияет участие каждой команды, то… нам точно не повезло. Если в Литникове, Рахманове и Меншиковой я был уверен, то вот насчёт Румянцева сомневался.

Но в любом случае у нас не было особого выбора. Но перед тем как разойтись, как капитан, я должен был взять последнее слово на себя.

— Я знаю, — у выхода произнёс я товарищам, — что задание, довольно необычное для нас. Но прошу вас постараться. Скорее всего, будет учитываться активность участника и его способность координироваться с другими людьми.

— Мог бы и не говорить, капитан, — обидчиво скрестил руки на груди Николай. — Мы и так это понимаем. Главное, чтобы кто-то другой это тоже понял, — он искоса посмотрел на Виктора.

Тот же сделал вид, что пропустил его фразу мимо ушей и увёл взгляд в сторону. М-да. Сложно ему будет.

Когда мы определились с местами, куда должны направиться, то сразу решили поспешить в губернии, которые были обозначены. Однако всё оказалось гораздо проще.

За нами уже прибыла карета, которая должна была направить каждого из нас на точку старта.

— Какие заботливые, — тихо усмехнулся я.

///

Мой пункт находился в губернии Литниковых.

Именно там, в горной местности, остановилась карета. Добрались мы довольно быстро, а значит, и времени хватало, чтобы успеть выполнить задание.

Не то, что в прошлый раз.

Когда я вышел наружу, то увидел перед собой высокий вход в пещеру. Если честно, я разное повидал, но такое видел впервые. Попрощавшись со своими товарищами и пожелав им удачи, я проводил взглядом карету, которая направилась дальше. Я же пошёл к входу.

— Ну наконец-то, — только зайдя внутрь, сразу послышался незнакомый голос. — Ещё один. Ну, теперь-то мы идём?

Мой взгляд упал на недовольного юношу, который кривил губы и закатывал глаза. Судя по красной форме, он был из рода Рахмановых.

— Нет, — строго заявил другой темноволосый парнишка в белых одеяниях. — Остался последний.

— Да чёрт с ним! Опоздал его проблемы.

— Нет, он прав, — донёсся девичий голос. — Мы должны дождаться всех, иначе в этом состязании не будет никакого смысла, и мы заранее проиграем.

Этот голос. Я точно его знаю. А когда увидел перед собой девушку, которая поправляла периодически сползающие к носу очки, то округлил глаза. Александра Меншикова! Ого. Свезло так свезло.

Теперь я знал, что хотя бы один здравый и рассудительный человек был в нашей команде.

— И всё же, — вклинился ещё один юноша. — Это, правда, его проблемы. Мы за него не отвечаем. Поэтому я считаю, что стоит приступить к заданию.

Итак. Судя по формам здесь были представители родов: Кожевниковых, Меншиковых, Румянцевых и Рахмановых. А значит, тот, кого считали потерявшимся, был… из рода Литниковых? Хм. Как интересно.

— Странно, — удивлённо обхватил я пальцами подбородок. — Эта губерния Литниковых, а значит, они хорошо знают эту местность. Тогда как один из представителей рода мог заблудиться?

— Возможно, он не так хорошо знает эти места, — предположил Кожевников.

— Или просто решил повыделываться: отправился своим ходом и попал в неприятность, — пожал плечами Румянцев. — Они все такие.

— В любом случае, — заявила Александра, — мы обязаны его дождаться.

Я уже видел ненависть и даже ощущал ту злость, что была направлена в сторону девушки. Рахманов недовольно смотрел на неё так, словно готов был разорвать на части.

Однако сдержался, как и подобало императорской семье. Прикрыл глаза, слегка призадумался, но потом не выдержал.

— Да, к чёрту, — цыкнул он. — Не хотите идти, я пойду один!

Какие же они нетерпеливые всё-таки. Неужто внутри бушует огонь, который является их основной стихией? Хах, тогда неудивительно. Хотя у них сама по себе всегда была такая натура. Всё время они шли напролом и гнули свою линию. Что им не говори, а слушать они никогда не умели.

Когда Рахманов направился вглубь пещеры, Румянцев хмыкнул в нашу сторону и пошёл вслед за ним.

М-да. Такое себе знакомство с командой. Да и команда сама по себе не очень доброжелательная собралась. По итогу у входа нас осталось трое.

— Простите, я должен был представиться, — внезапно заявил Кожевников. — Меня зовут Григорий Радионович. Рад знакомству.

— Да, — встрепенулся я и улыбнулся в ответ. — Меня зовут Иван Владимирович.

— Я знаю вас, — кивнул Кожевников. — Вы спасли нашу команду на прошлом задании. Благодарю вас, — он поклонился.

— Нет, нет. Ну что вы? Думаю, каждый бы…

— Александра Евгеньевна, — не успел я договорить, как меня прервала Александра. — Надеюсь, — она направила взгляд в сторону, куда ушли Рахманов и Румянцев, а потом тяжело вздохнула, — это будет единственный инцидент на этом задании.

— Рад встретить вас снова, — сделал я комплимент девушке.

— Да, я тоже, — она слегка смущённо увела взгляд в сторону.

После этого мы перекинулись лишь парой фраз и узнали об уровне магии друг друга. Естественно, я продолжал гнуть свою теорию о магии подражания, о чём, конечно, не слышали ни Кожевников, ни Меншикова.

Как оказалось, у Александры довольно высокий навык обладания стихией воды. Ну, если, конечно, верить её словам. Однако она всё равно уступала Анастасии.

Эх, повезло же сейчас кому-то заполучить в команду такого лекаря, как она. Даже завидно как-то.

По итогу мы довольно долго прождали последнего участника. Откровенно говоря, я начал переживать за него. А что, если он, правда, решил отправиться через лес в гору, а местности толком не знал? Или на него напали? А что, если демоны?

С каждой минутой эти мысли начинали нагнетать сильнее, пока в один прекрасный момент, я не понял, что время начинает близиться к вечеру. Солнце уже почти касалось горизонта.

Если так продолжится, то времени останется ещё меньше, а мы снова можем пролететь с заданием. Только в этот раз, нам вряд ли благоволит удача.

— Думаю, стоит отправиться на поиски, — наконец предложил я.

— Но куда мы пойдём? — удивлённо изогнула бровь Меншикова. — Мы ведь совсем не ориентируемся в этой местности. Он может пойти любым маршрутом, — она выглянула наружу и посмотрела по сторонам. — Вероятность того, что мы пойдём тем же путём, что и он, составляет десятые доли процента.

— Однако он всё же есть, не так ли?

Григорий и Александра удивлённо посмотрели на меня, а потом друг на друга.

— Я, конечно, понимаю, что нужно соблюдать правила, — снова посмотрев на меня, Кожевников скрестил на груди руки. — И нужно помогать товарищам, но Александра Евгеньевна права. Мы не можем направиться в неизвестном направлении. Так мы потеряем больше времени и сил и в итоге провалим второй этап все вместе.

— Но и сидеть сложа руки, если честно, не в моих правилах, — с усмешкой заметил я.

Только я было уже отправился на поиски, как в ста метрах от меня что-то зашуршало в высоких зарослях. Кусты начали шевелиться.

Вот чёрт, только бы не демоны. Не хотелось бы с ними встретиться прямо сейчас. Снова уйдёт уйма времени, чтобы разобраться с ними. Нет, я готов, конечно, но явно не когда собрался отыскать члена нашей команды.

К счастью, это был вовсе не демон. Скажу больше, даже не дикий зверь.

Из зарослей вышел невысокий молодой человек со взъерошенными волосами. Его взгляд был слегка потерянным. Он постоянно оглядывался по сторонам, словно что-то искал.

Если бы не его форма, я бы и не понял, что он из рода Литниковых. Внешность у него была, мягко сказать, бездомного. Даже униформа была потрёпана и в заплатках.

— Это я куда вышел-то? — размышлял незнакомец. — Опять не туда завернул? Вот блин. Если опоздаю, то мне голову оторвут.

Когда он наконец поднял на меня свой взгляд, то посмотрел так, будто не мог поверить своим глазам. Для достоверности он даже потёр их и проморгался, будто пытаясь согнать дурман.

— Неужели наконец-то нашёл! — с улыбкой воскликнул он. — Вы же из объединённой команды родовых игр, верно?

Я ошарашенно кивнул ему в ответ, на что он облегчённо вздохнул.

Ну и фокусы. Не думал, что нам попадётся такой странный представитель рода Литниковых. Обычно они выглядят иначе, да и разговаривают, как Дмитрий. Холодно, сдержанно. По этому пареньку было понятно, что он довольно общительный и неопрятный.

— А я тут немного… хе-хе, — усмехнулся он, неловко почесав затылок. — Заблудился. Простите, опоздал.

— Ничего, — мягко улыбнулся я. — Значит, вы Литников?

Он кротко кивнул.

Наш разговор услышали Александра и Григорий, которые тут же подтянулись ко мне, чтобы встретить пришедшего товарища.

Когда Литников их увидел, то улыбнулся ещё шире.

— О! Значит, все в сборе? — подметил он. — Простите, я просто немного дорогой ошибся. Но, это ведь не вся команда? А где остальные? Неужели опаздывают?

— Они вас не дождались, — честно ответил Кожевников. — И решили пойти без нас.

— Как без нас? А разве мы не команда? Что за глупости?

— Согласен, но у вас проблемы со временем и ориентирами, а у них с командной работой.

На это Литников ничего не ответил, лишь неловко посмеялся над словами Григория. На что тот тяжело вздохнул и опустил взгляд.

— Ну, раз все в сборе, то думаю, можно отправляться на помощь остальным, — заключил я в итоге.

— Уже считаете, что им нужна помощь? — удивилась Меншикова.

— Почему-то…

Я не успел договорить, как из глубины пещеры послышался крик о помощи. Он доносился до нас эхом, был слегка искривлённым. Однако я сразу узнал в нём тот надменный голос, который принадлежал Румянцеву.

Видимо, случилось, действительно, нечто страшное, раз звук дошёл аж до самого конца пещеры. Всё же ушли наши товарищи давно, а значит, находились уже довольно далеко от нас.

Ох, и весёлое задание чую намечается.

—... я в этом даже не сомневаюсь, — практически шёпотом договорил я.

(обратно)

Глава 16

Мы быстро ринулись вглубь пещеры.

Через несколько метров темнота начала сгущаться всё сильнее и быстрее. Солнечный свет, который был единственным источников освещения от выхода, начал потихоньку пропадать. А вскоре мы и вовсе погрузились во тьму и ориентировались лишь на звуки.

Чёрт, был бы с нами сейчас Рахманов, то хоть огонь можно было применить. А так никакого источника. Да и крик пропал. Затих сразу, как только мы углубились внутрь.

— Господин Литников, — обратился я к своему новому товарищу. — Вы ведь можете использовать молнии? От них не такое хорошее освещение, как от огня, но, думаю, стоит попробовать.

На мою просьбу юноша странно усмехнулся и угукнул в ответ.

— Хорошо, — согласился он. — Только называйте меня, пожалуйста, Василий Григорьевич. Мне так привычнее. К тому же вы ведь капитан команды, в которой участвует мой брат. Так что…

— Вы… брат Дмитрия? — удивился я.

— Да, — с усмешкой ответил он. — Старший. Он много о вас рассказывал в письмах, что посылал мне.

— Вот как…

Даже интересно, что же он там такого понарассказывал. Но совпадение было просто невероятным. Наткнуться не просто на кровного родственника, но на родного брата своего товарища. Вот этого я точно никак не ожидал.

Правда, меня слегка смутило, что они совсем не были похожи. Дмитрий был аккуратист и почти никогда не показывал своих эмоций.

Василий же был полной его противоположностью. Он постоянно отвечал с усмешкой, казалось, что улыбка у него не сходила с лица. И ещё этот внешний вид…

Спустя несколько секунд всё тело Василия заискрилось от голубоватых змеевидных молний. Они обвивали его тело с пят до головы. От искр, что исходили от его тела, небольшая часть пещеры осветилась.

Конечно, не самая лучшая альтернатива факелу, но сейчас и такое спокойно могло сойти.

— Отлично, — улыбнулся я. — Тогда пойдём дальше.

Пещера оказалась довольно глубокой. Я даже не знал, есть ли у неё где-то конец. Можно ли выйти отсюда с другого выхода, или же придётся возвращаться назад?

Ну, на задание давалось несколько дней, значит, не всё так просто как казалось на первый взгляд. А уж, когда мы вышли в один из проходов, то совсем дар речи потеряли.

Когда мы повернули в один из проходов, то попали в широкий круглый пролёт, который освещался солнечным светом, что исходил с пробитого потолка пещеры. В этом пролёте было шесть развилок.

Ну а в центре, где находился высокий камень, сидел Румянцев, который держался за руку и кривился от боли.

— Чёрт! — рычал он от ярости.

— Вот одного нашего товарища мы, кажется, нагнали, — усмехнулся я.

Александра первая подошла к нему и опустилась перед ним на колени.

— Что с вашей рукой? — тут же поинтересовалась она и попыталась взять юношу за кисть, чтобы осмотреть его травму.

— Не смей меня трогать! — разозлился он, резко одёрнув свою руку.

— Господин Румянцев, — строго обратился я к нему. — Если вам нужна помощь, то позвольте Александре осмотреть вас. Вдруг ваша травма может…

— Не смей разговаривать со мной, простолюдин! — громко бросил он в мою сторону. — Если ты стал капитаном вшивой императорской гильдии, то это ещё ничего не значит!

Интересно, а в роду Румянцевых все мужчины такие? Женщин-то я знал прекрасно, а вот с их мужчинами общаться мне не доставляло никакого удовольствия. Да и вообще, я не особо видел смысл вести беседы с другими родами, как делал это Кожевников. Если, конечно, не хотел от них что-то получить взамен.

Что Виктор, что этот… Все они были какими-то одинаково высокомерными. Я, конечно, знал, что почти вся знать такая, но были же исключения. Только почему-то они обошли стороной род Рахмановых и Румянцевых.

— Вам может стать хуже, — продолжал настаивать я, пропустив все его оскорбления мимо ушей. — Просто доверьтесь Александре. Многие девушки из рода Меншиковых хорошо знакомы с методами лечения и применения целительных средств.

Несмотря на его агрессию и яростный взгляд, которым он одарил сначала меня, а потом Меншикову, юноша всё же протянул свою раненую руку Александре. Девушка едва заметно усмехнулась, косо посмотрев на меня, а потом принялась за рану на руке Румянцева.

Как оказалось, это был обычный укус. Причём небольшой, крови почти не было. Однако кричал он так, словно ему половину руки откусили. Ну или он её сломал.

М-да. Чую с ним будет точно так же, как и с Виктором. Может, он тоже его брат? Я не удивился бы.

Когда Меншикова начала обрабатывать рану, Румянцев кривился и шипел так, словно ему рану зашивают. Хотя, на самом деле, просто накладывали мазь, ну и обработали, чтобы гадость внутрь не попала.

— Тц-ц-ц! — воскликнул он и слегка дёрнулся. — Аккуратнее!

— Я и так стараюсь, — прошипела Александра. — Тихо!

— Какой неженка, — фыркнул в руку от смеха Литников. — Прямо барышня.

— Следи за словами! — рыкнул на него Румянцев и снова скривился. — Ау!

— Уже всё, — уверила его Меншикова, забинтовав руку. — Укус совсем маленький. Словно вас укусил какой-то грызун.

— Какой-то грызун?! — возмущённо переспросил юноша. — Да мне от этого бешеного зверя придётся теперь лечиться.

— И как же выглядел ваш бешеный зверь? — почему-то в голове у меня уже начинал складываться образ напавшего.

— Белый мохнатый зверь с большими чёрными глазами. Вокруг них такого же цвета круги, а хвост, как у белки, — в красках описывал Румянцев. — Он точно бешеный!

Судя по описанию, к сожалению, я, кажется, не ошибся. Откуда здесь-то взялся Кокосик? Как он, блин, сюда-то добрался? Если, конечно, это был он. Но внутреннее предчувствие подсказывало, что я прав.

Увидев мой задумчивый взгляд, Кожевников подошёл ко мне и опустил ладонь на плечо. Я удивлённо посмотрел на юношу.

— С вами всё хорошо? — поинтересовался Григорий. — Вы что-то знаете по поводу напавшего зверя.

— Просто предполагаю, — неловко усмехнулся я. — Но, кажется, догадываюсь, о ком идёт речь.

— Кстати, — заметил Литников, — нас всё ещё пятеро. А где шестой участник? Судя по вашим одеяниям… он из рода Рахмановых должен быть. Куда делся член императорской семьи.

Василий демонстративно огляделся по сторонам. А потом посмотрел на Румянцева.

— Он ведь с вами был, верно?

— Был, — буркнул в ответ юноша. — Но ушёл. Сказал, что ему не нужны слабаки и балласт. Сам всё сделает. Напыщенный выскочка, — стиснул он зубы.

Ну да, ну да. Кто бы говорил. По мне так эта парочка была идеальной для прохождения совместного задания. Правда, они бы просто задавили друг друга своим высокомерием скорее, чем нашли артефакт.

— И куда он ушёл? — поинтересовался я.

Румянцев вытянул руку в сторону одного из проходов, что находился по правую сторону.

— Пф, — фыркнул он. — Надеюсь, он там и останется.

— Нам нужно пойти за ним, — заявил я.

— Чего?! За ним?! Ни за что!

— У нас нет другого выхода, — пояснил я. — Команда должна финишировать в полном составе, иначе баллы снимаются, и найденный артефакт ничего не даст.

— Довольно глупо, что он так поступил, — закатил глаза Василий. — И почему Рахмановы никогда не думают прежде чем, что-то делать?

— Просто у них такой нрав, — пожал плечами Григорий. — Они все довольно вспыльчивые. Кроме нашего императора.

В его список я бы ещё добавил Николая. Однако не знал, как он поведёт себя в новой обстановке. Всё же, когда мы впервые с ним встретились, он тоже предстал перед нами довольно высокомерным юношей.

— Может, сначала найдём артефакт? — предложила свой вариант Александра. — Вряд ли он будет нам полезен, а потом, если что, мы за ним вернёмся.

— Во-первых, мы не знаем, где нам его искать, поэтому есть вероятность, что Рахманов мог пойти по верному пути, — рассуждал я. — Во-вторых, не в моих правилах бросать товарища. Неизвестно, что нас ждёт в этих проходах. Может, там уже поджидает стая демонов.

— Так ему и надо, — снова буркнул Румянцев. — Будет значит, как бросать товарищей.

— Вы же сами поступили точно так же, — подметила Меншикова, поднявшись на ноги и скрестив руки на груди. — Бумеранг, не более.

— Ничего подобного! — взъелся он в ответ. — Вы сами не пошли.

— Потому что, мы должны были дождаться другого члена команды. А вот вас это мало волновало.

— Да я…

— Хватит! — приструнил я их обоих. — Только ссор нам сейчас здесь не хватало. Давайте будем относиться друг к другу более уважительнее.

— Пф, — фыркнул в ответ Румянцев. — Простолюдин смеет что-то приказывать знати? Совсем распоясались.

— Сейчас этот простолюдин — капитан одной из команд, которые так же, как и вы, участвуют в играх на равных. К тому же их команда лидирует, в отличие от вашей.

А у неё довольно острый язык. Я уж думал, что она просто умная девушка, которая исходит только из логических предположений. Но нет. Она и постоять за себя могла, да и ответить на дерзость.

Кого-то она мне напоминала…

Впрочем, не суть. Сейчас нужно было отправляться на подмогу Рахманову. А то у меня уже закралось очень неприятное ощущение. Будто что-то случилось.

— Сейчас нам нужно забыть о своих происхождениях, — вклинился в разговор Кожевников. — Нужно идти за господином Рахмановым.

— У меня травма! — воскликнул Румянцев. — Как я пойду?

— Ну ноги у вас вроде целы, — с интересом разглядывал их Литников. — Или их тоже зверёк покусал?

— Это был бешеный зверь! — снова начал верещать в ответ юноша.

— Ладно, не переживайте, — успокоил я Румянцева. — Вы пойдёте позади нас. Так, мы сможем защитить вас. Ну а если станет хуже, то Александра вам поможет.

Правда, судя по лицу девушки, она явно не желала больше никак контактировать с ним. В принципе, я её прекрасно понимал. Первое время у меня было такое же отношение к Виктору. Поэтому что-то возражать или заставить её, я не мог.

Однако Меншикова выдохнула и, скрестив руки на груди, кивнула.

— Да, — ответила она без особого энтузиазма. — Я помогу.

Всё же есть женщины в русских селеньях, которые всегда придут на выручку. Даже к таким высокомерным и раздражающим людям, как Румянцев.

Я мягко улыбнулся ей и направился в сторону, куда указал юноша.

Молнии, что сверкали на теле Литникова, продолжали освещать нам путь, пока мы снова не вышли на просторную местность.

В отличие от предыдущего широкой освещённой местности, здесь было небольшое озеро, от которого шёл солоноватый запах.

— Странно, — тихо подметил я. — Почему здесь такой странный запах?

— Пресный? — удивлённо спросил меня Литников.

— Солёный. Словно от моря, но, — я снова глянул на озеро, — здесь его нет поблизости.

— Ого, а вы довольно проницательны! — восхитился Василий в ответ.

Ну или просто остальные не могут быстро подмечать детали. Что довольно странно, ведь все знатные рода учат этому в доме Кожевниковых.

Впрочем, наше внимание быстро переключилось с моего вопроса на юношу, что лежал на земле у воды.

— А это не Рахманов? — тыкнул в сторону тела Румянцев.

Мы тут же быстро подскочили к юноше. И да, это был он. Я тут же опустился рядом с ним, чтобы послушать, бьётся ли сердце. К счастью, всё было хорошо. Рахманов просто лежал без сознания.

Я чуть приподнял его и стал трясти, чтобы привести в чувства.

— Господин Рахманов! — пытался достучаться я до юноши. — Господин Рахманов!

Через несколько секунд он наконец-то стал приходить в себя. Слегка пощурясь, юноша приоткрыл глаза и едва слышно, хрипло произнёс:

— Вода… озеро…

— Что с озером? — удивлённо спросила его Меншикова. — Вы о чём?

— Может, ему он пить хочет? — предположил Литников.

— Но вряд ли отсюда можно пить, — констатировал Кожевников, обернувшись в сторону воды. — Если это приток из моря…

— Откуда здесь море? — приподняла удивлённо бровь Меншикова. — Здесь же поблизости его нет.

— Да, она права, — поддержал её Василий. — Всё-таки эти места мне знакомы. Это ведь территория моей губернии. И никогда здесь не было никакого моря. Ну и портовых городов…

— Тогда откуда этот запах? Почему здесь так пахнет? И что хочет сказать Рахманов?

— Нужно дать ему время прийти в себя, — предложил я. — Перенесём его…

Не успел я договорить, как позади донёсся звук бурлящей воды.

(обратно)

Глава 17

Мы обернулись на звук бурлящей воды.

Но помимо неизвестности, которая скрывалась под слоем тёмной поверхности с множеством пузырьков, я почувствовал тёмную энергию. Много. Гораздо больше, чем от псов или волков, которых мы встречали в лесу.

Предчувствие так и колошматило меня по голове и чётко твердило: пора бежать. Но любопытство брало верх. Мне было интересно, что там внизу. То, о чём пытался сказать Рахманов, который никак не мог прийти в себя?

— Что там? — расширил глаза Румянцев. — Что это такое?

Вид у него был не просто напуганным. Юноша явно был в ужасе от происходящего. Вот, вот и в штаны готов наложить. Неудивительно, конечно, но наблюдать за знатным родом такое забавно.

Я же сглотнул ком, который встал поперёк горла и стал выжидать.

“ — Нужно уходить, бежать!” — твердил внутренний голос. Но я просто продолжал наблюдать, как и остальные.

Через несколько секунд вверх взмыл водяной поток. Мы все прикрылись от воды, которая моментально заполонила пространство вокруг.

Но самое ужасное было потом. Когда вслед за брызгами послышался рёв. Дикий, невыносимый. Он разрывал барабанные перепонки, отчего я сразу прикрыл уши.

Даже в Преисподние я не слышал звука противнее, чем сейчас.

Чёрт, да что это за фигня? Что вообще происходит?

Когда мы смогли обернуться и разглядеть монстра, который таился в глубинах вод, то округлили глаза. Перед нами была огромная змея. Нет, необычная змея. Её тело полностью состояло из тёмной энергии, которая чёрным, густым туманом создавала образ. Демонические глаза пылали алым цветом, а пасть была настолько огромной, что, казалось, в неё поместится как минимум человек пять.

Она верещала, ревела. Будто раненный дикий зверь, готова была разорвать любого, кто был в пределах её досягаемости.

— Бежим! — резко подскочил я на ноги, приподняв с земли Рахманова.

Сразу же под вторую руку его взяла Меншикова, которая находилась рядом. Остальные тут же ринулись к входу, откуда мы пришли.

Однако всё было не так просто.

Монстру хватило пару движений, чтобы настигнуть нас. Его огромная пасть стала приближаться и почти схватила Румянцева, что оказался позади.

Я резко остановился и обернулся назад.

— Уходим! — выкрикнула Меншикова. — Он…

— Василий, — обратился я к Литникову. — Помогите Александре донести господина Рахманова.

— Ты с ним не справишься, — констатировала девушка. — Не надо геройствовать. Мы всё…

— Я справлюсь, — резко перебил её я и передал Рахманова в руки Василия.

Сразу после этого, я ринулся в сторону монстра, который схватил Румянцева за ногу.

— Помогите! — орал юноша.

В глазах был ужас и страх. Он явно уже в мыслях попрощался с жизнью. Однако, как только зверь потащил его в свою сторону, я тут же сконцентрировал магическую энергию в ладони.

Чёрный острый клинок из тёмной энергии моментально вонзился в один из алых глаз демона. Тварь заверещала громче. Так, что камни посыпались с потолка.

Как только Румянцев был свободен, а я поднялся вверх вместе с головой твари, то тут же обратился в сторону юноши, который оторопело смотрел на всю развернувшуюся картину:

— Бегите!

Мой приказ Румянцев выполнил беспрекословно. Забавно. Впервые знатный род выполнил моё указание без всяких издевательств и дополнительных комментариев.

Насколько им дорога жизнь, что даже простолюдина готовы послушать, лишь бы собственную шкуру спасти.

Ох, уж эти Румянцевы. Не все, конечно. Но, как оказывается, на практике, многие.

Пока юноша убегал, я пытался выиграть ему время. Не отпуская свой клинок, тварь пыталась сбросить меня с себя.

Ага, сейчас. Размечталась.

Приложив ещё немного сил, я постарался вонзить клинок глубже. Однако, болтаясь в воздухе, это было довольно сложно.

Стиснув зубы, я сконцентрировал ещё немного энергии вокруг себя. Тёмная аура начала заполнять пространство вокруг меня, а через несколько секунд в воздухе стали материализоваться чёрные клинки.

— Ещё немного, — шипел я сквозь зубы, концентрируясь на своей энергии как можно сильнее.

Как только в воздухе появилось с десяток мечей, я тут же направил их в сторону демонического змея.

Тварь начала извиваться сильнее и своей силой отбросила меня в сторону. Вписавшись спиной в каменную стену, я вскрикнул от боли и упал на землю. Приподнявшись на руках, заметил, что все мои товарищи успели уйти с поля боя.

Отлично, значит, теперь можно не сдерживать себя.

Когда я поднялся на ноги, змея всё ещё продолжала извиваться от боли. Чёртовы демоны. Откуда они тут? Пока мы шли сюда, я не почувствовал ни одной пространственной дыры. Неужели опять дело рук той секты? Снова они? Да чего они вообще добиваются?! Жертв невинных людей или знати? Хотят уничтожить каждого, но зачем?!

Вопросов по отношению к ним становилось всё больше, но сейчас не было времени думать об этом. Поэтому я сделал глубокий вдох и прикрыл глаза. На выдохе постарался сконцентрироваться на тёмной энергии, протекающей внутри меня.

Даже воздух наполнился демонической аурой, которая начала резонировать с той, что исходила от твари. Как только я распахнул глаза, всё поле зрения покрылось алым цветом. У ног скапливался плотный чёрный туман.

Из тёмного сгустка демонической энергии, что я создал, стали образовываться плети, которые моментально направились к змее и обхватили её туманообразное тело.

Из-за слияния энергий показались алые молнии. Точно такие же, которые были, когда я пытался уничтожить печать с тела Евгения. Только в этот раз они были больше, мощнее.

Я не мог проиграть в этом поединке.

Когда энергия начала сливаться сильнее, то снова началась игра в перетягивание каната. Однако тварь так просто сдаваться не хотела.

Даже несмотря на мечи, которые торчали из её тела, она всё ещё лелеяла надежду, что сможет достать до меня. Ага, как бы не так.

Я стиснул зубы сильнее. Понимал, что одной грубой силой эту змею не сломить, а потому сначала дал ей фору. Опустил свою энергию, чтобы она почувствовала свободу от оков, а после резко сдавил так, чтобы и мои клинки вошли в её тело как можно глубже.

Змея попыталась вырваться из оков, мечась в разные стороны. Но с каждым её движением я старался сковать плети сильнее. Ещё сильнее. Ещё…

Пока в конечном счёте тварь не выбилась из сил. Её тело обессиленно, с грохотом свалилось, на землю, а я, тяжело дыша, плюхнулся вниз.

Чёрт. Это было сложно, если учитывать, сколько энергии пришлось потратить на то, чтобы обуздать это создание.

— А ты… сильный… — донёсся до меня хриплый и едва живой голос.

От удивления я поднял глаза и посмотрел на демоническую змею. Её алые глаза, которые заметно стали тускнеть, пристально смотрели прямо в мою сторону.

Так оно что… ещё и разговаривает?

Я продолжал наблюдать за ней, а она не спускала взгляда с меня.

— Демон… — добавила она хрипло.

— Я не демон, — выговорил я сквозь сжатые зубы. — Я не такой, как вы.

— Не такой? — удивлённо спросила тварь. — Убиваешь нашим же методом своих врагов. Чем ты отличаешься от нас?

— Я хочу защитить тех, кто мне дорог. И хочу, чтобы в нашей империи установился мир, которому вы мешаете.

— Установился мир? Мешаем мы? — она хрипло усмехнулась. — Ну-ну. Не вы ли сами призвали нас?

— Даже если так, то я…

— Что? — перебила меня змея, всё ещё не скрывая своей дьявольской усмешки. — Найдёшь и убьёшь их? Ты ведь тоже был там. Ты убивал, чтобы выжить. Ты делаешь это и сейчас, как и мы. Тогда… чем ты отличаешься от нас?

Я округлил глаза от её слов. Нет, не потому, что она что-то знала обо мне. А потому что я просто не знал, что ответить.

По сути, эта змея права. Многих демонов притащили сюда из другого мира. И никто либо, а люди. Скорее всего, из знатного рода, чтобы уничтожить других. В её словах имелся смысл, точно так же, как и в аргументах, которые она приводила.

Впервые мне нечем было возразить.

Совсем.

Змея права… я ведь почти такой же, как и они. Хочу выжить, защитить родных, свой род. Они борются за то же самое. Тогда… в чём наша разница? В том, что у нас разные рода?

Всегда я считал, что эти твари не могут рассуждать, как обычный человек. У них ведь никогда не было ни чувств, ни эмоций. Но эти слова зацепили. Дали какой-то толчок.

— Ты хороший соперник. Поэтому дам совет. Подумай над тем, кто ты есть на самом деле, — в последний раз прохрипела она, а после начала растворяться в воздухе, будто и не было её вовсе.

После её слов я несколько минут смотрел в то место, где лежало огромное демоническое существо. Тело испарилось, не осталось ни следа. Да и ощущение чужой тёмной энергии пропало. Только в голове возникло больше философских мыслей.

— Та-а-а-ак, — потрепал я собственные волосы, спустя некоторое время. — Нужно собраться. Не сейчас, Александр. Подумаешь об этом потом.

Я попытался подняться на ноги, чтобы найти своих товарищей и продолжить задание. Однако моё тело было настолько тяжёлым, что не то что подняться, просто привстать было сложно.

А через некоторое время я и вовсе почувствовал сильную усталость, которая тяжёлым грузом начала давить на меня. Я и не заметил, как погрузился в беспроглядную темноту.

///

Очнулся я от запаха гари и хруста сгорающих поленьев.

Когда я открыл глаза, то тут же уткнулся в едва проглядываемый тёмный потолок пещеры. Во рту ощущал сухость, а в конечностях слабость.

— Очнулся? — послышался знакомый голос сбоку. — Наконец-то.

Повернув голову, я тут же увидел всю команду в полном сборе. Даже Рахманов был уже, по виду, в порядке и полностью пришёл в себя.

Приподнявшись на локтях, меня тут же попыталась уложить обратно Александра. С недовольным видом на лице девушка надавила ладонями на моё тело, опуская обратно на землю.

— Лежите! — приказным тоном сказала она. — Вам рано подниматься.

— А разве простолюдины не крепкие ребята? — усмехнулся Румянцев. — Всё вытерпят.

— Кто бы говорил, — цыкнул недовольно Кожевников. — Сами испугались чудовища, как только увидели.

— Это кто тут испугался? — рыкнул в его сторону юноша.

— Вы, — спокойно ответил Литников, не отводя взора от пляшущих языков пламени. — Чуть в штаны не наложили.

О, я о том же самом подумал, когда его увидел. Хм. Значит, это непредвзятое мнение и мне не показалось. Хах, забавно.

— А ну, повтори! — вскочил на ноги Румянцев.

— Хватит уже, — резко приказал Рахманов. — Нам нужно закончить задание. Если мы так и продолжим цапаться, то это ни к чему не приведёт.

Да ладно? Серьёзно? И это говорит человек, который, не дождавшись своего напарника, первым пошёл в пещеру? Высокомерный член знатного рода, который, кроме своей силы, ничего не признаёт?

Хм. Интересно. Может, я умер и попал в другую реальность? Или, мать вашу, да что здесь происходит?

Я с удивлением наблюдал за всеми новыми товарищами, которых мне дали на время задания и просто не мог поверить, что они просто разговаривают между собой. Обычно это происходит молча с презрительными взглядами друг на друга, а тут… Откуда эта тяга к общению?

— Вы проспали сутки, — внезапно уведомила меня Александра. — За это время мы попытались найти артефакт, но всё безуспешно.

— Сутки?! — воскликнул я, понимая, что время для нас ценный ресурс. И терять его не было никакого желания.

В ответ Меншикова кротко кивнула. Вот, чёрт. Это плохо. Тогда наше задание спокойно могло провалиться. И из-за чего? Точнее, из-за кого? Из-за меня? Нет, нет. Этого я допустить никак не мог.

— Успокойтесь, — заметив мой замешанный и обеспокоенный взгляд, с улыбкой проговорил Кожевников. — Мы ещё успеваем финишировать.

— Ага, только с большим отрывом, — фыркнул недовольно Румянцев.

— Во-первых, вы этого не знаете. А, во-вторых, вы могли бы выбыть первым, если бы Иван не помог вам. Скажите ему за это спасибо, лучше.

Однако по надменному фырканью и уводу взгляда в сторону, я понял, что делать он этого не собирался. Впрочем, мне это было и не нужно. Сейчас голова была забита тем, чтобы побыстрее отыскать артефакт и выполнить второй этап. К тому же вся команда была в сборе. Что было довольно странно, учитывая их взаимоотношения.

— Нам нужно спешить, — прервал я нарастающее разногласие между семьями. — Нужно добыть артефакт.

— Но мы не знаем, где он, — отметил Кожевников. — Мы же говорили, что обошли здесь почти всё, но его нигде не было.

— Может, пещерой ошиблись? — с усмешкой подметил Литников.

— Скорее товарищами, которых мне дали в напарники, — скривился Рахманов.

— Сам-то не лучше, — ответил ему Румянцев и скрестил руки на груди.

— Если честно, — обратилась ко мне Александра. — Я тоже не знаю, где его искать. Мы скорее помрём здесь с голоду, чем найдём то, что нам было велено.

— Не совсем так, — улыбнулся я мягко Меншиковой. — Кажется, я знаю, где сейчас наш артефакт.

— Правда?!

На меня устремились удивлённые взгляды всех семей.

— И где же?

Догадываться я догадывался, конечно. Только вот правильный ли это вариант, было под большим вопросом.

(обратно)

Глава 18

— И где же нам его искать? — поинтересовался Литников.

Я же обернулся в сторону Румянцева.

— Вы сказали, что на вас напал зверёк, — напомнил я ему, отчего юноша недовольно скривился. — Скажите, куда он потом убежал?

— А я знаю? — скрестив руки на груди, фыркнул он. — Кажется, туда.

Румянцев указал в сторону одного из крайних проходов.

— Значит, пойдём туда.

После моих слов удивления на лицах присутствующих только стало больше. Судя по всему, никто не понимал, да и не особо доверял моему выбору.

Сначала они молча обдумывали моё предложение, но потом наконец решили высказаться на этот счёт.

— Но мы уже проверяли то место, — подметила Александра. — К тому же…

— Пойти за каким-то зверем? — скептически отнёсся к моим словам Рахманов. — Вы серьёзно? Я знаю, что простолюдины не обладают большим умом, но всё же. Не стоит ли иногда рассуждать исходя из логики, а не глупых предположений?

— Не стоит оскорблять других, — вступился за меня Кожевников. — Возможно, Иван знает больше, чем мы. Но мне бы тоже хотелось узнать, откуда у вас уверенность в том, что нужно идти за каким-то зверьком?

— Я не могу точно утверждать этого, — пояснил я. — Но знаю, что эта белка способна учуять то, что нам недоступно.

— И что же именно? Что этот зверёк из себя представляет? Если честно, я впервые слышу о таком.

— Я тоже, — поддержал Григория Василий. — Хотелось бы узнать побольше.

— Простите, — улыбнулся я в ответ. — Но большего сказать не могу. Считайте, это интуицией.

— Мы должны полагаться просто на вашу интуицию? — снова недовольно подметил Рахманов. — Хм. Чушь.

— Вы, правда, так в этом уверены? — уточнила Меншикова, на что я кротко кивнул. Она же поднялась на ноги и посмотрела в сторону, куда указал Румянцев. — Тогда я пойду с вами.

— Ну, у нас особо не было выбора, — пожал плечами Литников. — Так что, мне тоже интересно, правы вы или нет.

— Пусть затея и кажется мне натянутой, но я тоже пойду, — кивнул Кожевников. — Может, мы, правда, что-то упустили.

— Что-то упустили? — снова недовольно подметил Румянцев. — Мы всё обыскали! К тому же доверять интуиции и какой-то твари? Что за бред?

— У меня тоже это предложение не вызывает никакого доверия, — кивнул в ответ Рахманов.

— У вас есть другие варианты? — прищурив глаза, посмотрела на них Александра. — Тогда предлагайте. Мы выслушаем.

— Практически во всех из этих проходов — тупики. В том числе и там, куда предлагает нам пойти просто… — Рахманов взглянул на меня, а потом на недовольные лица Кожевникова и Литников и кашлянул в руку. — Иван. Единственное место, где можно что-то поискать — это озеро, откуда мы пришли. Не думаю, что оно просто так там находится. Мы должны вернуться.

— И что же вы предлагаете? — поинтересовался Кожевников. — Поискать его в воде?

— Именно. Возможно, демон его специально и охранял. Ведь вы сами подмечали, что задание необычное, а значит, не просто так там сидел монстр.

— Не совсем так, господин Рахманов, — поспорил я с императорским родом, поднявшись наконец-то на ноги. На что юноша посмотрел на меня с большим негативом. — Велика вероятность, что это просто была ловушка, чтобы отвлечь внимание. Возможно, это было сделано специально.

— Довольно странно призывать демона специально, — задумчиво произнёс Литников. — Даже для сложного задания это довольно рискованно.

Здесь я поспорить с ним не мог. Действительно, странно, что мы наткнулись на демоническую тварь, тем более такого высокого уровня. Никто бы не посмел попробовать специально притащить её сюда. Мало того что это было бы опасно и глупо, но ещё и могло вызвать лишние подозрения.

Никто не осмелился бы связываться с монстром. Значит, он был уже до того, как объявили о задании. Либо кто-то специально призвал его. К тому же пространственной дыры я нигде не ощущал, и мысли сами наводили на секту.

— Так что будем делать? — снова вклинился в разговор Василий. — Время потихоньку заканчивается, а мы всё ещё топчемся на месте.

— Вы, правда, — обратился ко мне Кожевников, — хотите снова проверить тот проход? — он кивнул в сторону, куда указал Румянцев.

— Да, — всё ещё не отступал я от своего решения. — Почему-то уверен, что артефакт находится именно там.

— Замечательно, — усмехнувшись, отметил Рахманов. — Значит, мы снова разделимся. Хотите идти за ним? Пожалуйста. Я отправлюсь обратно к озеру.

— Пусть вы меня и бесите, — оскалился Румянцев. — Но этот вариант звучит более логично, чем бред о том, что мы должны идти за каким-то мифическим зверьком. Я отправлюсь с вами.

Отговаривать и просить их отправиться за мной смысла, я не видел. К тому же это было бесполезно, да и вообще принесло бы лишнюю трату нервов и времени.

Сейчас проход был безопасен, так что ничего плохого в разделении я не видел. Даже с какой-то стороны был рад. Всё же я не знал, что ожидает нас на пути, что предложил.

— Хорошо, — кивнул я в ответ. — Тогда разделимся.

— Снова? — скривил губы Литников. — Это уже один раз ни к чему хорошему не привело, — напомнил он.

— Василий прав, — поддержала Меншикова. — Вдруг снова нападёт монстр? Лучше, чтобы нас было как можно больше.

— А какой в этом смысл? — буркнул Кожевников. — С ним всё равно разобрался Иван. Не забывайте об этом.

После его слов Литников и Меншикова поджали губы и слегка поникли. Рахманов и Румяцев, наоборот, вспомнили этот момент с недовольством и фырканьем.

— Если бы меня не застали врасплох, — заметил Рахманов. — Я бы и сам смог с ним разобраться.

— Вот, вот, — поддакивал Румянцев.

— Что-то сильно в этом сомневаюсь, — тихо буркнул в сторону Василий.

— Сомневаетесь в силе императорского рода? — Рахманов скрестил руки на груди и приподнял бровь. — Не слишком наглое заявление?

— Ну что вы, — усмехнулся Литников. — Просто не доверяю вашей силе, а не умениям вашего рода.

— Хотите испытать мою силу на себе, — стиснул в ответ зубы юноша.

— Так, хватит, — встал я между Литниковым и Рахмановым. — У нас нет времени на ваши споры. Скоро задание окончится, мы должны успеть.

— А из-за кого мы так притормозили? — кинул намёк в мою сторону Румянцев.

— А из-за кого Иван был без сознания всё это время? — не выдержав нападок в мою сторону и сжав ладони в кулаки, рыкнула в ответ Александра.

На это юноша лишь высокомерно хмыкнул и отвернулся в сторону.

Да, за несколько дней дружную команду невозможно сколотить. Что бы ты ни делал, у каждого свои извилины и тараканы. Даже Виктора было сложно приучить к командной работе. У меня этого, кстати, так и не вышло. Что же говорить, о других знатных родах?

Единственное, что меня радовало, это поддержка хотя бы троих из команды. Самых, кхем, адекватных участников. Остальных уговаривать или пытаться заставить что-то сделать времени и сил у меня не было, да и смысла я не видел.

Думаю, они сами смогут справиться в этот раз. Ну, во всяком случае, я на это надеялся.

Решив больше не вступать в глупые споры, я направился в сторону одного из проходов, куда по воспоминаниям Румянцева направился Кокосик. Если, конечно, это действительно был он.

За мной тут же последовали трое из команды, Румянцев и Рахманов же направились вновь к тому озеру, где была демоническая змея.

— Уверены, что можно их вот так отпускать? — через какое-то время взволнованно поинтересовалась Александра. — У меня дурное предчувствие.

— Во-первых, — ответил за меня Литников, — они сами выбрали эту дорогу. Ну а, во-вторых, демона там больше нет. Вряд ли с ними что-то случится.

— Согласен, — кивнул я в ответ. — Думаю, в этот раз всё обойдётся.

— Ну а с нами? — поинтересовался Кожевников. — Почему вы так уверены в этом зверьке?

— Говорю же, считайте, это интуицией.

— Вы, действительно, полагаетесь лишь на это? Я отправился за вами из уважения, за своё спасение. Но…

— Поверьте, — поддержала меня Меншикова. — Пусть Иван и простолюдин, но я тоже успела увидеть его в деле. У них довольно необычная команда. К тому же у имперской гильдии более развита интуиция, чем у остальных родов. Всё же им приходится часто сражаться с демонами.

— Это мы и так уже успели оценить, — усмехнулся Литников.

Уходя всё глубже вдоль прохода, свет потихоньку снова стал пропадать. Через несколько минут, уже без моего напоминания, Василий вновь окружил себя змеевидными молниями, которые были единственным источником света.

Однако долго брести нам не пришлось, как и говорили остальные члены команды, в конце нас ждал тупик.

Неужели я ошибся? Может, Румянцев что-то напутал, и белка убежала не сюда? Только вот, времени обходить все проходы у нас уже не было.

Нет, я не мог ошибиться. Это точно должно быть здесь.

— Ну, как и говорили, здесь ничего нет, — скрестил руки на груди Кожевников.

— Может, всё-таки зверёк убежал не сюда? — задумчиво произнесла Александра. — Всё-таки наш трусливый Румянцев в состоянии шока мог и что-то напутать.

— Шока от укуса маленького зверька? — усмешливо подметил Литников. — Родовые семьи уже не те. А камень стал хрупче перед маленькими, но агрессивными зубками белки.

После его слов раздались смешки. Я же продолжал рассматривать каменную стену, не веря в то, что ошибся.

Нет, тут явно было что-то не так.

Внезапно, опустив взгляд вниз, в тусклом свете я заметил, что маленький камушек под ногами едва заметно содрогнулся. Опустившись на одно колено, ладонью дотронулся до прохладной земли.

Мои глаза округлились, когда я почувствовал слабый ветерок, который проходил насквозь.

Резко поднявшись на ноги, я стал ладонями проводить по стене, чем вызвал недоумение на лицах остальных.

— Что случилось? — удивлённо поинтересовался Кожевников. — Вы что-то поняли?

Я ничего не ответил. Не хотел пока раскрывать собственную догадку, к тому же, она могла, вполне оказаться ложной.

Но через несколько секунд я понял, что не ошибся, когда наконец-то нашёл рычаг, который был в виде камня.

Приложив немного усилий, камень провалился внутрь стены. Земля под ногами содрогнулась, а все присутствующие сделали шаг назад и удивлённо наблюдали за тем, как стена начинает отодвигаться.

— Так это был проход? — округлила глаза Александра. — И как я не догадалась?

— Эти пещеры были созданы нашим родом для того, как место, где можно скрыться от врагов, — пояснил Литников. — Так что, в этом случае, мне, должно быть, стыдно за то, что об этом догадался не я.

— А вы довольно сообразительны, Иван, — похвалил меня Кожевников. — Не удивлён, что вы на таком высоком счету у Алексея Николаевича.

Да уж. На высоком. И это он пока ещё не знал, кто я на самом деле. Но чую скоро эту тайну будет скрывать гораздо сложнее. Тем более, после появления Фёдора.

Но подумаю я об этом потом, а сейчас…

Как только проход был полностью открыт, я сделал шаг вперёд.

— Идём, — наказал я остальным и двинулся вперёд.

Однако через несколько метров, земля снова содрогнулась. Мы с удивлением обернулись назад. Не успев среагировать и броситься к выходу, как каменная стена резко захлопнулась обратно.

— Вот чёрт, — недовольно цыкнул Литников. — И как нам теперь выбраться обратно?

(обратно)

Глава 19

Василий тут же попробовал разнести каменную стену своей магией. Молнии стрелой пытались пробить выход, но всё было бесполезно.

Через несколько секунд тут же подключился Кожевников. Достав свой меч, что висел у юноши на поясе, он тут же разрезал остриём воздух и из-под лезвия вылетел ледяной серп, который тут же направился в сторону молний Василия.

Однако даже совместное применение магии не смогли разрушить преграду.

— Вот чёрт, — сплюнул в сторону Литников. — Кажется, застряли.

— Этот проход, — спокойно произнёс я, осмотревшись по сторонам. — Был сделан не просто так. Вы сами говорили, что его создали для того, чтобы в любой момент можно было скрыться от опасности. Вряд ли те, кто создал это тайное помещение, не предусмотрели выход.

Однако к моим словам Василий, кажется, отнёсся скептически. Неудивительно, ведь когда человек оказывается в ловушке, то чаще всего начинается паника, которая тут же отбивает все разумные мысли.

Я уже привык к такому. Особенно после Преисподней, где времени на панику просто не хватало. Пусть помнил и не так всё хорошо, но эти чувства, когда тебя загоняют в тупик, откуда срочно нужно найти выход или умрёшь, отчётливо отдавались в памяти.

— А что, если это специальная ловушка для врага? — внезапно стал додумывать Василий. — Мы не можем быть уверены…

— Давайте, — перебил я его. — Для начала просто проверим перед тем, как строить теории? Всё же, сейчас мы ничего не добьёмся пустыми размышлениями.

Кожевников и Меншикова тут же кивнули в ответ. Литников же молча посмотрел на меня, потом на остальных и почесал затылок.

— Ладно, вы правы, — поджал он губы, а потом улыбнулся. — Просто нечасто доверяюсь кому-то не из своего рода.

— Во всяком случае это лучше, — усмехнулся Григорий, — чем довериться Румянцевым.

— Почему-то мне, кажется, что они снова попадут в беду, — вдохнула Александра, а после поправила очки. — Неохота снова их спасать.

— Кажется, они ещё немало проблем принесут.

— Несмотря на их характер, — решил я вступиться, — они довольно сильные маги. Их принадлежность к роду это подтверждает. Так что, думаю, не стоит продолжать. Нужно найти артефакт.

Согласившись с моими словами, Литников снова пустил в ход свои молнии, как единственный источник света, на который мы могли ориентироваться.

Идя вдоль длинного коридора, мы дошли до тупика, а справой стороны от стены был проход, ведущий вниз. Удивлённо переглянувшись, мы спустились вниз.

Чем ниже мы уходили под землю, тем чётче я видел тусклый, едва виднеющийся свет. А когда лестница закончилась, и мы оказались в самом низу, то округлили глаза.

Перед нами было подвальное помещение, вдоль которого располагались книжные стеллажи. Уж не знаю, откуда здесь ещё сохранились книги, но для меня и остальных присутствующих это было странно и необычно.

К тому же эта маленькая библиотека освещалась двумя факелами, что располагались на стенах. Горящие факелы? За долгое время они уже давно должны были погаснуть. Здесь было явно что-то не так. Может… подсказка?

Кожевников сделал шаг вперёд первым, подойдя к ближайшему стеллажу. Взяв в руки одну из книг на полке, он провёл по ней рукой, смахнув пыль с обложки.

— Довольно старая, — заключил он и стал пролистывать страницы. — Да и этот язык…

— Что не так? — удивлённо обратилась к нему Меншикова.

— Это старый язык, — констатировал Григорий снова, пытаясь разобрать слова на древнем языке.

— Что это за место? — обернулся я в сторону Литникова. — Вы не знаете?

— Если честно, понятия не имею, — мотнул он головой в ответ. — Сам впервые вижу такое.

Ну, не верить ему, у меня причин не было. Его ошарашенный взгляд и удивлённо бегающие глаза говорили сами за себя.

Он оглядел это помещение и тут же подошёл к факелам, внимательно разглядывая их. Видимо, как и я, не верил, что огонь может так долго поддерживаться без чьей-либо помощи.

— Наверное, кто-то был здесь, — сделал вывод я. — И, скорее всего, совсем недавно.

— Почему вы так решили? — удивлённо поднял взгляд со страниц книги Григорий и посмотрел на меня.

— Здесь довольно прохладно, — обратил я внимание. — И периодически дует ветер. Вряд ли факелы смогли бы продержаться долго. Максимум день. Может, два. При хорошем раскладе. К тому же, — я опустил взор под ноги. — Смотрите.

Указательным пальцем я обвёл место от себя до прохода между стеллажами.

— Видите? — уточнил я, когда все взоры следовали за указанием. — Пыль только у книжных стеллажей, а вдоль стены — её нет.

— Значит, сюда кто-то приходил? — изогнула бровь Александра и скрестила руки на груди. — Видимо, чтобы оставить…

— Артефакт, — дополнил я её слова.

— О, значит, мы правильно пришли! — радостно воскликнул Василий. — Значит, выход точно должен быть.

— Да, — задумчиво произнёс я. — Возможно.

— Что значит, возможно?

— Меня не отпускает мысль, что всё как-то легко складывается.

Но даже, несмотря на собственные слова и предупреждение внутреннего голоса, который твердил, что что-то не так, я проследовал вперёд.

Когда я остановился у стены, на другом конце, то краем взгляда заметил сбоку деревянную подставку для книг. Обернувшись в его сторону, в центре, лежал красный камень, обрамлённый серебром.

— Это и есть артефакт? — подойдя ко мне, уточнил Литников.

— Видимо, да, — кивнул я в ответ.

— Ого! Как быстро мы его нашли, — восхитилась Александра. — Даже не верится.

— Да, — согласился с ней Григорий. — У меня до сих пор предчувствие, что что-то здесь не так.

Ну и если уж признаться честно, то не у одного у него такое ощущение. Мне вообще, казалось, что здесь попахивает ловушками и какой-то подставой.

Однако я всё же подошёл ближе, чтобы разглядеть камень.

Выглядел он весьма необычно. Уж не знаю, тот ли это артефакт или нет, но то, что вещь была непростой, было понятно невооружённым взглядом.

— Отлично же, что не так? — удивился Литников. — Давайте просто возьмём его и…

— Не стоит так торопиться, — предупредил я его. — Вдруг это всё же просто ловушка?

— Ну, не попробуем — не узнаем, — пожал он плечами.

И в этом был прав. Да, если мы просто будем стоять столбом, или пойдём искать в другом месте, то вряд ли узнаем, то это или нет. Так, хотя бы будет шанс, что мы угадали.

Эх, была не была.

Поджав губы и не спуская пристального взгляда с камня, я взял его в руки. Аккуратно, медленно и оглядываясь по сторонам. Ну кто же его знает, что может случиться. Хотя сначала ничего не произошло. Я даже успел покрутить камень в руке. Вроде ничего необычного в нём не было. Но вот потом…

Земля под ногами содрогнулась. Стены задрожали. Казалось, что пещера вот, вот развалится.

— Чёрт, — цыкнул я недовольно. — Уходим!

После моей команды все тут же ринулись к лестнице. Лишь у самой первой ступеньки, Кожевников обернулся назад и оглядел книжные стеллажи.

— Но книги… — неожиданно произнёс он.

Серьёзно? Мы можем погибнуть здесь, а он заботится о каких-то книгах?

Нет, я прекрасно знал и понимал любовь и тягу семьи Кожевниковых к различному роду информации, но это явно было не то время, чтобы проявлять её в чистом виде.

Я схватил Григория за рукав и поджал губы.

— Не время, — констатировал я. — Сейчас каждая секунда дорога. Я понимаю вас, но у нас нет иного выбора, как бежать.

Несмотря на его опечаленное лицо и тяжёлый вздох, он всё же послушался меня и быстро помчался вслед за нами.

Ещё никогда я не сдавал такие марафоны.

Казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

Я бежал вместе с остальными вдоль коридора, пока мы не добрались до места, откуда пришли. Странно, но проход был открыт.

Вот тебе и ещё одна подсказка и прямой намёк на то, что мы нашли то, что искали.

Кажется, организаторы этих игр предусмотрели такой исход и всё заранее запланировали. Значит, нашей задачей было лишь добраться до выхода из пещеры? Что же, отлично. Уж с этим мы точно справимся.

Во всяком случае, я так думал.

— Эй, что здесь происходит? — под грохот падающих камней раздался взволнованный голос Рахманова, которого мы встретили вместе с Румянцевым по пути на выход.

К счастью, с ними всё было хорошо. Ни царапинки. Только слегка испуганные от неизвестности лица и взгляды, с которыми они смотрели на нас.

— Мы нашли артефакт, — с улыбкой произнёс Василий.

— Да, только нужно спешить, иначе…

Я не успел договорить фразу, как землетрясение стало сильнее. Никто не смог удержаться на ногах. Даже я шлёпнулся на пятую точку вместе с остальными.

Но дальше было только хуже.

Когда я снова попытался подняться на ноги, то до ушей донёсся резкий грохот с потолка. Потом треск. Подняв взгляд, я увидел, как огромный валун вот-вот свалится вниз прямо на ногу Рахманову, который зажмурился от резкой боли.

— Осторожно! — лишь выкрикнул я.

Всё произошло быстро. Я ничего не успел сделать, сообразить. Даже призвать свои мечи не смог. Моё тело инстинктивно бросилось в сторону юноши.

К счастью, я смог ему помочь. Вытянув руки вперёд, я оттолкнул Рахманова в сторону, защитив от камня, который свалился вниз.

Вот только себя огородить от него не смог.

Резкая боль пронзила всё тело. Ногу прижало неподъёмным грузом. Ощущение, словно мне отрубили без наркоза одну из конечностей.

Уж не знаю, насколько всё было плохо, но ногу я практически не ощущал. Только не это…

(обратно)

Глава 20

Нога потихоньку начинала неметь. Меня же погружало в бессознательное состояние. Боль продолжала колотить и молниеносно пробегать по всему телу.

Отдалённо я слышал голоса других. Я понимал, что нужно было что-то быстрее решать. Нужно выбраться и быстро уходить с остальными. Однако физически это сделать было сложно.

Стиснув зубы, я через силу повернулся к камню, что придавливал ногу. Из последних сил вытянув руку вперёд, я сконцентрировал тёмную энергию, смешанную с моей магией, настолько, насколько это было возможно.

Ещё немного. Ещё чуть-чуть.

Как только в воздухе появился меч, я тут же направил его в сторону камня. Грохот. Огромный валун раскололся пополам. В это время ко мне уже подоспели Литников и Кожевников, которые помогли подняться на ноги и, придерживая под руки, потащили к выходу.

На секунду они притормозили и обернулись на Рахманова, который, остолбенев, смотрел на камень и никак не мог прийти в себя.

— Живее! — поторопили они его. — Нужно выбираться!

Дальше всё было словно в тумане. Разум начинал погружаться в какое-то смутное, одурманенное состояние. Всё окутывало пеленой, из которой уже сложно было выбраться.

Я всё больше погружался в беспроглядную тьму.

— Держись! — слышал я отдалённо грубый голос Василия. Оказывается, этот человек ещё и злиться умеет. Видимо, у них с Дмитрием намного больше общего, чем я думал.

Даже в таком ослабленном и беспомощном состоянии я смог едва приподнять уголки губ, расплывшись в лёгкой улыбке.

А потом всё. Картинка полностью расплылась перед глазами. Голоса уже были похожи на какой-то шум на фоне, нежели на связанную речь.

И я потерял сознание.

///

Очнулся я от резкой боли и невыносимой рези солнечного света.

Прищурившись и скривив губы, я медленно поднял веки. Когда я смог сфокусироваться на белоснежных облаках, которые лениво проплывали по небу, то повернул голову в сторону.

В носу засвербел запах от костра, а до ушей донёсся хруст сгорающих поленьев. Мой взгляд приковали пляшущие языки пламени, на которых я пытался сосредоточиться, чтобы немного усмирить боль в теле.

Однако она была настолько невыносимой, что не замечать её только по собственной прихоти было невозможно.

— Очнулись, наконец-то, — послышался голос Литникова. — Хорошо, что живы остались. Вы, видимо, совсем не дорожите своей жизнью.

— Тихо! — рявкнула в ответ Меншикова, которая сидела рядом со мной. — Ему и так нелегко. Если срочно не показать его врачу, то…

Она резко замолчала. Но этих слов и боли в теле мне хватило, чтобы понять, что моё состояние не самое лучшее.

Лишь бы без ноги не остаться. Не хотелось заканчивать игры в инвалидном кресле.

— Стоило думать, — услышал я недовольный голос Рахманова, который сидел с другой стороны костра, скрестив руки, — перед тем, как лезть.

— Я смотрю, у императорского рода совсем не осталось совести, — грубо отметил Кожевников, стоя рядом со мной.

— Разве так стоит разговаривать с теми, кто приближен к императору? Не забывайтесь.

— Вам желаю того же.

— Хватит, — хрипло произнёс я. — Нужно срочно возвращаться обратно. Иначе мы можем опоздать.

— До окончания второго этапа осталось меньше суток, — рассуждал Литников. — В таком состоянии вы далеко не уйдёте. Поэтому вряд ли мы уже успеем.

После его пессимистичной фразы остальные заметно поникли. Неудивительно, ведь каждый из них рассчитывал на победу, и тут такая подстава. Ну что ж, пришлось всё снова брать в свои руки. С учётом того, что частично я был виноват в нашем, пусть ещё и не наступившем, проигрыше.

Хотя, если честно, я так и не смог до конца понять, как они рассчитывают распределять баллы. Всё же мы все из разных команд… Тогда: что будет считаться победой? Как будет происходить распределение очков?

Ладно, стоило позаботиться об этом потом, а пока…

Пока все молча решали, что делать дальше, я приподнялся на локтях. Боль усилилась. Она стрелой сильнее поразила всё тело.

Шикнув от боли, я сразу привлёк к себе внимание остальных.

— Вы что творите? — подняв на меня взгляд, нахмурила брови Александра. — Вам нельзя…

— Всё хорошо, — заверил я её с улыбкой. — Просто немного непривычно. Я смогу идти.

— Правда, сможете? — как-то вдохновенно вскрикнул Румянцев, подскочив с деревянной коряги, на которой сидел.

— Да он же это говорит просто, чтобы подбодрить, — скривил губы Литников. — Куда он сможет отправиться в таком состоянии?

— Сказал же, — снова повторил я. — Что смогу.

Превозмогая невыносимую резь по всем участкам своего тела, я наконец-то смог хотя бы присесть. После этого опёрся ладонью о землю и попытался подняться хотя бы при помощи одной ноги.

Конечно, получилось это довольно криво и не без помощи Литникова, который тут же помог, схватив под руку, но всё же встать я смог.

— Аккуратнее, — предостерёг он меня. — Александра была права, вам ещё рано подниматься на ноги.

— Я смогу дойти до конца. Не переживайте.

— Хорошо, тогда мы поможем, — подхватив меня под вторую руку, заверил меня Кожевников.

— Вот же, — цыкнул недовольно Рахманов, поднявшись со своего места. — Как же глупо.

— Согласен, — кивнул Румянцев. — Однако это лучше, чем мы просто просидим тут, пока нас не спохватятся разыскать.

В ответ на эти слова Рахманов лишь злобно покосился в сторону Румянцева, на что тот увёл свой взгляд куда-то в сторону.

Да, эти двое, как команда, явно нигде бы не сложились. Однако, в отличие от остальных, я, кажется, понимал злость Рахманова. Было, наверное, крайне неприятно принимать тот факт, что тебя спас какой-то простолюдин. Да и не просто спас, а рисковал своей жизнью.

Имперский род, который должен защищать остальных, мало того, что оказался беззащитен перед каким-то валуном, но и не смог справиться со ступором.

Признавать свои ошибки было сложно не только ему, но и любому другому человеку. А уж если ты приближен к императору, то тем более это невыносимо.

Да, Рахмановы этим и отличались от Волконских или любого другого рода. У нас никогда не было чувства обременения или превосходства перед другими. Поэтому и падать в грязь лицом не так уж страшно.

Тем более теперь, когда я состоял в имперской гильдии и был обычным простолюдином.

Мы медленно брели вдоль леса. С каждым шагом боль только усиливалась, молниеносно проскальзывая по телу. Чтобы не смущать других, я пытался даже не щуриться, чтобы не показывать свою боль. Не хватало снова наставлений от Александры. А Меншиковы умели злиться и читать лекции, если что-то было связано со здоровьем.

Когда мы вышли на тропинку и решили немного передохнуть, то отдалённо я услышал лошадиное ржание. Повернув голову в сторону, откуда оно доносилось, вдалеке показался силуэт кареты.

На лицах команды сразу отразилась едва заметная улыбка. А в глазах заискрилась надежда. Неужели за нами всё же решили прислать кого-то, чтобы забрать отсюда? Это было довольно предусмотрительно со стороны организаторов.

— Ура! — воскликнул первым Василий. — Кажется, добираться своим ходом нам не придётся.

— Хорошо, — выдохнула Александра. — Так Ивана быстрее доставят на место и смогут вылечить.

На её слова я молча кивнул и улыбнулся. Да, надеюсь, Анастасия сможет с этим справиться. Если нет, то, кажется, команде придётся искать нового капитана.

— Всё будет хорошо, — подбадривал Кожевников. — Я уверен.

Интересно, а у них все в роду такие же, как и Алексей. Глядя на Григория, я прямо видел в нём своего лучшего друга. Интересно, как он там? Чем занят?

В последнее время мы редко общались. Даже интересно: не отказался ли он от своей задумке, чтобы восстановить в правах род Волконских, благодаря Евгению.

Когда карета подъехала к нашей команде и остановилась, Рахманов и Румянцев были первыми, кто забрался внутрь. Кожевников и Литников помогли мне подняться с камня, на котором я сидел всё это время.

Когда мой взгляд поднялся на кучера, который искоса смотрел на меня с ухмылкой, я округлил глаза.

Я сразу узнал его, отчего просто остолбенел.

— Иван, всё хорошо? — заметив мой ошарашенный взгляд, поинтересовался Кожевников.

— Пойдёмте, нам пора, — поторапливал меня Литников.

Я же не мог оторвать взгляда от этих смеющихся, ехидных глаз. От этой шапки-ушанки, которая уже стала узнаваемым атрибутом этого человека.

Фёдор.

Но если я сейчас скажу про него, то он может раскрыть мой секрет перед другими. Хитро. Значит, специально выбрал этот момент? Но зачем?

Если бы он хотел напасть, то прислал бы мертвецов против нас. А сейчас он просто занял удобную позицию, и будто специально выжидает.

— Проходите, господа, — внезапно поторопил он нас. — Вам ведь нужно успеть.

Видимо, его едва виднеющуюся усмешку заметил только я. Остальные лишь просто кивнули в ответ и помогли мне пройти в карету.

Я сел на сиденье, которое было ближе всего к кучеру. Поэтому искоса поглядывал в окошко, где виднелась спина Фёдора.

Чего он хочет? Что задумал?

Всё время в дороге, я чувствовал напряжение. Вот, вот, я был готов сорваться, чтобы напасть на него и применить свою магию. Однако юноша ничего не делал. Даже разговоров никаких не вёл. Всё это происходило в тишине.

Остальные же просто молчали. Иногда, правда, Литников и Кожевников обеспокоенно поглядывали на меня, периодически уточняя, всё ли со мной хорошо.

Фёдор развозил всех по усадьбам, пока очередь не дошла до меня. Несмотря на то что имперская гильдия была ближе, чем несколько родовых домов, последним в карете оставался я.

— Удачи, — произнесла напоследок Анастасия, выходя предпоследней около своей усадьбы. — Может, зайдёте к нам, мы окажем вам помощь.

— Нет, — ответил за меня резко Фёдор. Но чтобы не показаться грубым, смягчил свой ответ улыбкой. — Мне приказано развести всех по их домам. Таков был указ императора. Прошу простить.

Она удивлённо посмотрела на кучера, потом на меня.

— Тогда будьте осторожны, — произнесла она. — Спасибо вам.

На этих словах дверь кареты закрылась, и мы отправились с Фёдором вдвоём в сторону имперской гильдии.

Я понимал, что он не хотел причинять мне вред. Если бы такова была его цель, то давно бы это сделал. Тем более, зная, в каком я сейчас состоянии. Но сдерживаться, когда никого вокруг не было, я больше не мог.

— Чего вы хотите? — резко спросил я у него. — Вы ведь не просто так приехали за нами. Я прав?

— Правы, — усмешливо отметил он. — Вы, правда, умны, господин Волконский. Моя задача задать вам один вопрос.

— Какой же?

— Не присоединитесь ли вы к нам? Наша организация могла бы многое вам дать.

— Мне неинтересно работать с людьми, которые хотят что-то разрушить и причинить вред Империи.

— Мы не хотим причинять ей вред, — спокойно отметил он. — Мы хотим немного её изменить.

— Немного изменить? Уничтожив существующие родовые дома?

— Для того чтобы взрастить овощи, нужно избавиться от сорняков, которые им мешают.

— Меня всё устраивает. Так что, спасибо, но нет.

— Правда? А разве с вами поступили не так же, как мы хотим поступить сейчас? Разве вас не гложет обида за то, что произошло с вашей семьёй?

— Откуда мне знать, что в этом не замешаны, например, вы?

— Действительно, — хмыкнул он и задумчиво подвёл указательный палец к подбородку. — Впрочем, неважно кто был виноват в тех событиях. Скоро все отправятся туда, откуда вам удалось выбраться. И да, забыл сказать, совсем скоро у вас не будет другого выбора, как присоединиться к нам. Поэтому мы всегда будем рады новому члену нашей маленькой семьи.

— С чего бы? — резко повернулся я к нему. — О чём вы говорите? Что вы задумали?

— Это наш маленький сюрприз. Думаю, после него ваше мнение сильно поменяется. Ведь от этого будет зависеть ваша жизнь.

— Почему же?

— Вы очень мне нравитесь. Особенно ваши способности. Они могут внести весомый вклад в нашу скорую войну.

— Войну? С кем? Зачем императору уничтожать знатные рода? Рахмановы и без того имеют власть над Империей. Тогда, чего им ещё нужно?

— А кто сказал, что мы следуем по воле императора или его рода? Пусть я и из Рахмановых, но давно не причисляю себя к их семье.

— Однако всё равно сидите в их рядах. Или я не прав?

— Просто лучше затаиться в стане сильного врага и нападать оттуда.

— Не боитесь, что я расскажу о ваших планах остальным?

— Вы не успеете сделать этого. Сейчас — у вас нет поддержки, а потом…

Внезапно карета остановилась.

(обратно)

Глава 21

После того как он резко оборвал фразу и остановил лошадей, я уже готов был к его атаке. Правда, если он снова вызовет мертвецов, то мне придётся не так легко, тем более в моём нынешнем состоянии.

Затишье, словно перед нарастающей бурей, продолжалось с минуту. Чего он тянет? Готовит свою магию?

Однако Рахманов даже не слез с козлы, что меня удивило. Я изогнул бровь, наблюдая за его неподвижным силуэтом, а потом дверь кареты резко открылась, и я увидел Николая с Анастасией.

Значит, он решил просто не показывать своего истинного лица перед моими товарищами? Что же, это было вполне логично и весьма предусмотрительно с его стороны.

— Иван! — воскликнула Анастасия и, забравшись в карету, быстро склонилась перед моей ногой. — Нам сообщили, что случилось. Сейчас. Подожди.

Девушка, не мешкаясь, тут же наложила магию. Мою ногу окутало водой. Я почувствовал прохладу, и то как боль стала потихоньку отступать.

— Встать сможешь? — подняла она голову на меня.

— Думаю, да, — с натянутой улыбкой кивнул я и привстал с сиденья.

Подняться, действительно, было легче. Медицинская магия Анастасии снизила боль, которая мучила меня до приезда в гильдию. Выйдя из кареты и оперевшись на Николая, я оглянулся на кучера.

Фёдор больше ничего не сказал. Он лишь кивнул головой в знак прощания и когда дверь кареты закрылась, мужчина хлопнул поводьями лошадей по крупу, направившись дальше по дороге.

Я молча проводил его взглядом. Понимал, что если бы сейчас здесь был Литников, то вся тайна раскрылась. Он словно знал, что всё так и произойдёт.

— Кстати, — обратился я к Рахманову. — А где Дмитрий?

— Их вместе с Румянцевым послали на задание, — пояснил Николай. — Поэтому они не смогли тебя встретить.

— Задание? — удивился я. — Но разве во время игр дают задания?

— Это было срочное дело, — вмешалась Анастасия. — Нужно было срочно отправиться в ближайшее селение по поручению. Приказ от Ангелины Андреевны.

— Странно, почему не послали других? — продолжал недоумевать я.

— Остальные тоже заняты. Говорят, в последнее время нападение демонов участилось.

Участилось? Значит, это всё же дело рук той секты? И Фёдор обо всём знал. Но что он хотел мне сказать? Чего недоговорил?

Анастасия заметила мой задумчивый вид и взволнованно поинтересовалась:

— Иван, с тобой всё хорошо? Снова нога?

— Нет, — успокоил я её. — Спасибо, всё хорошо. Просто задумался. Твоя магия очень помогает.

Девушка едва заметно засмущалась, но всё же продолжала обеспокоенно поглядывать то на меня, то на мою ногу.

Когда мы наконец-то дошли до комнаты, и я смог лечь на кровать, Меншикова тут же продолжила лечение. Что же, надеюсь, оно поможет мне снова подняться на ноги.

— Ну и как прошло задание? — поинтересовался я у товарищей. — Вы отыскали артефакт?

— Наша команда отыскала, — недовольно скривил губы Николай, — но какой ценой…

— И какой же?

— Скажу честно, если бы не Рахмановы, мы смогли бы сделать это быстрее, — он скрестил руки на груди. — И зачем вообще, нужно было такое устраивать?

— Во всяком случае, — фыркнула в ответ Анастасия, накладывая целительное заклинание, — они лучше, чем Румянцевы. От этих проблем в два раза больше.

— Смотрю, не у нас, у одних были проблемы с их семьями, — усмешливо отметил я.

— Вообще, не понимаю, как они работают в команде, — сплюнул в сторону Рахманов. — Каждому нужно показать своё превосходство перед другими и во всём быть лучшим.

— И не говори, — поддержала его Меншикова. — Мне приходилось всё время находиться рядом с Румянцевым, чтобы с ним ничего не случилось. Даже Виктор уже не кажется таким бестолковым.

— Да, я даже соскучился по нашей команде. Надеюсь, что больше таких заданий не будет.

— Видимо, император как раз хотел посмотреть: на что способны родовые семьи, если будут работать вместе, — усмехнулся я.

— Но зачем? — удивился Николай. — Да и как они будут распределять баллы?

— По поводу баллов ничего сказать не могу, — рассуждал я. — Возможно, будут отмечать лидерские качества и то, насколько хорошо человек мог работать в такой команде. А вот, насчёт того, что “зачем”. Это хороший вопрос.

На секунду я призадумался над этим.

А ведь, правда, зачем?

Обычно все задания на играх, которые проводились в прошлом, предназначались для того, чтобы оценить навык той или иной семьи. В зависимости от показателей качеств и вычисления победителя, семья становилась в приоритете. Так, можно было понимать не только на кого стоит равняться и к чему стремиться, но и грамотно распределить расставление войск, если наступит война.

Правила на играх поменялись, точно так же, как и задания. И это явно было сделано неспроста.

Скорее всего, императора также волнуют демоны, которые стали появляться на территории Империи всё чаще. К тому же он, наверное, уже в курсе о секте, которая может управлять мёртвыми.

Значит, император готовится к войне с сектой? Но если там замешаны Рахмановы, то не будет ли это ударом в спину другим родам?

Каждый раз задаваясь подобными вопросами, я начинал сам себя загонять в тупик. Действия императоры выглядели показушными, однако ощущение, что, либо он ставил сам себе преграды, из которых знал, как выбраться, либо не имел вообще никакого отношения к тому, что происходит.

Все факты указывали на второй вариант. А значит, в скором времени тот, кто всё это устраивал, должен был показать себя. Желательно, во время игр, чтобы предотвратить план по сплочению и разработке стратегии императором.

Может, Фёдор говорил об этом? Значит, последнее задание…

— Иван, — вывел меня из мыслей голос Меншиковой. — Тебе нужно отдохнуть сегодня. Завтра мы снова отправляемся на бал к императору. Ты должен быть готов. Надеюсь, моя магия сможет тебе помочь.

Я улыбнулся девушке в ответ.

— Спасибо, мне уже легче, — поблагодарил я её. — А значит, завтра смогу встать на ноги.

— Не будь таким самоуверенным, — фыркнул Николай. — Мы знаем, что ты подверг себя опасности, спасая задницу этому самодовольному хмырю из рода Рахмановых.

— Не стоит так говорить об имперской родовой семье, — предупредил я его. — К тому же когда ты сам являешься его членом. Пусть сейчас и состоишь в гильдии.

Рахманов замолк, однако по его лицу было видно, что он всё равно недоволен своим родом. Неудивительно, если учитывать, что его до сих считали изгоем.

— Ладно, мы пойдём, — выпрямилась Анастасия и направилась вместе с Николаем в сторону выхода. — Отдыхай. Не будем тебе мешать.

— Спасибо вам, — кивнул я им в ответ.

— И больше не рискуй так, — бросил под конец Рахманов. — Нам ещё нужно выиграть, капитан.

— Да. Знаю.

Ведь эта победа могла помочь раскрыть правду на многие вещи.

///

На следующий день мне, действительно, стало гораздо легче.

Нога почти не болела и, пусть и прихрамывая, но я смог отправиться на бал в честь окончания второго этапа.

Когда мы появились там вместе с Анастасией и Николаем, гости уже собрались. Дмитрий и Виктор опаздывали, поэтому перед тем, как направиться на праздник и оглашение результатов, я уточнил у Ангелины Андреевны: не нужна ли им помощь? На что женщина лишь фыркнув отметила, что: в имперской гильдии нет слабаков, поэтому они справятся и успеют без нашей помощи.

Она, как всегда, была, словно каменная стена, которую невозможно пробить. Хотя мне это сделать периодически удавалось.

Пока живая музыка играла, а гости танцевали, мы стояли около столов, куда периодически подходили люди из разных родовых домов.

— Рад видеть вас в добром здравии, — обратившись ко мне, подошёл к нам Алексей. — Смотрю, вы уже лучше себя чувствуете?

— Да, спасибо. К счастью, лечение Анастасии Сергеевны, мне помогло, — кивнул я в ответ.

— Хорошо, что у нас в империи имеются такие одарённые целители.

Он взглянул на Меншикову, которая смущённо увела взгляд и слегка кивнула в знак благодарности. И Кожевников снова обратился ко мне.

— Скажите, когда случился обвал пещеры, вы ничего странного не заметили? — поинтересовался внезапно он.

— Нет, — вспоминая детали, задумчиво произнёс я. — А что?

— Дело в том, что, когда я узнал о вашем случае, то поинтересовался у организаторов: почему обвал произошёл только у вас. У остальных такого не было.

— Кстати, да! — воскликнула Меншикова, подтверждая его слова. — У нас всё прошло хорошо, никаких обвалов не было. Даже лёгкого землетрясения.

— Да, — кивнул Николай. — И у нас.

— Значит, кто-то специально это подстроил? — поинтересовался я у Алексея. — Но почему именно у нас? Да и кому это вообще нужно?

— Хороший вопрос, — поджал он губы. — Ведь мало кто знал о составе команд и о том, куда они направятся. А уж зачем и для кого это всё было подстроено — загадка.

— Может, это было покушение на одного из членов императорской семьи? — предположила Меншикова.

— Вряд ли, — покачал головой Рахманов, скрестив руки на груди. — Насколько мне известно, в команде не участвуют наследники престола. Да и не настолько они важные птицы, как может показаться, чтобы устраивать на них покушение.

— Тогда, зачем?

— В этом и заключается неизвестность, — снова вклинился в разговор Кожевников. — Мало того что кто-то специально это подстроил только для одной из команд, он ещё знал, где именно будет находиться артефакт и как устроена пещера.

— Похоже на какой-то дешёвый детектив, — фыркнул недовольно Николай.

— Пусть так, но узнать об этом необходимо. Однако Роман Сергеевич вместе со своими коллегами охотно согласились разузнать всё, — он искоса взглянул на Анастасию, которая при упоминании своего брата тут же скривила губы. — Впрочем, оставим это на потом. Единственное, попрошу вас впредь, быть аккуратными. Хорошего вечера.

Мы кротко кивнули ему в ответ в знак прощания, а после переглянулись друг с другом, когда Кожевников скрылся в толпе.

— А может, это за нашим Иваном решили поохотиться? — усмехнулся Николай. — Увидели нашего капитана в работе.

— Не стоит нести чепуху, — недовольно произнесла Анастасия. — Наверное, нападение на кого-нибудь из родовых семей планировали. А может, и вовсе — случайность.

Однако почему-то у меня было дурное предчувствие на этот счёт.

Мне на секунду показалось, что в словах Рахманова есть своя правда. Возможно, это была неслучайность. И, вероятно, охотились, правда, за мной. Особенно если это дело рук Фёдора.

— Добрый вечер, мои дорогие и уважаемые гости, — неожиданно раздался голос императора. Гулы присутствующих тут же притихли, а взгляды устремились на трон. — Итак, хочу поздравить вас с окончанием второго этапа испытаний наших игр. И…

Внезапно его фразу оборвал неожиданный истошный крик из толпы.

(обратно)

Глава 22

Внимание присутствующих сразу переключилось на то место, откуда раздался крик. Все стали расступаться, образуя в толпе небольшой пятачок, где женщина, склонившись над телом мужчины, пыталась привести его в чувства.

— Сергей! Сергей! — выкрикивала она, тряся его за плечи.

Но тот уже не отзывался.

Его тело становилось холодным. Кожа бледнела сильнее с каждой секундой, а потом уходила в синеватый оттенок. Глаза уже померкли и были направлены на потолок.

Женщина продолжала что-то кричать. Из глаз ручьём начали лить слёзы. Она будто всё пыталась его привести в чувства, но было бесполезно, поздно.

Когда я подошёл, то сразу приметил, что на теле покойного образовались волдыри. Те самые, которые остаются после использования тёмной энергии.

— Расступитесь! — тут же послышался взволнованный крик Романа Сергеевича.

Он подошёл и склонился над мужчиной, внимательно осматривая его бездыханное тело.

— Демоны, — прошептал он так, чтобы его никто не услышал. Однако я смог прочитать это по губам.

А он довольно догадливый и очень наблюдательный. С учётом того, что остальные просто стояли, замерев от вида мертвеца. Все перешёптывались между собой, пытаясь понять, что произошло.

Однако как это обычно бывает, конечно, никто ничего не видел.

Я же огляделся по сторонам, пытаясь поймать взглядом хоть кого-нибудь. Уловить хотя бы малейшие потуги тёмной энергии. Но всё было без толку. Ничего. Совсем.

Словно кто-то специально блокировал потоки демонической магии. Неужели эти сволочи из секты и такому обучены?

— Успокойтесь, — строго произнёс император, подойдя к нам и остановившись около тела. — Прекратите паниковать!

Все взгляды направились на правителя, который склонился вместе с Романом над телом.

— Значит, они уже здесь, — констатировал он.

Меншиков же молча кивнул и поднялся на ноги. А после громко произнёс:

— Прошу мой отряд забрать тело. Всем остальным разойтись! — командным тоном произнёс он. — А вы, — обратился он к женщине, что никак не могла отвести округлившихся глаз от мужчины, — пройдёмте за мной.

Конечно, несмотря на его приказ, присутствующие продолжали свои перешёптывания и не могли сойти с темы. Никто не мог успокоиться, ведь не каждый день натыкаешься на такое.

— Что думаешь, — подошёл ко мне Литников. — Это тот парень?

Я сразу понял, что он имеет в виду Фёдора. И что только задумал этот странный тип? Так, спокойно говорит о своих планах, что становилось не по себе, когда я вспоминал его ухмылку.

Самодовольный. Уверенный. Он словно не боится, что его самого или его секту может кто-то остановить, поймать. Не страшится правосудия. Судя по его виду, ему вообще неведом страх перед другими.

Думает, что тёмная энергия его спасёт? Хах, забавно. Ведь если все кланы объединятся против него, то…

— Иван, — вывел меня из пелены раздумий Дмитрий. — Всё нормально?

— Да, — мотнул я головой, отгоняя от себя дурные мысли. — Просто задумался над этой ситуацией.

— Я заметил, — скривил губы Литников. — Мне не нравится, что вы оба похожи. Но ты же сможешь его вычислить?

— Не всё так просто, — пояснил я тихо Дмитрию. — Этот человек может гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. К тому же недавно мы снова виделись.

— Где? Когда? — расширил глаза Литников. — Чего он хотел?

— Ничего особенного, — даже я слегка удивился своим словам, вспомнив поведение Фёдора. — Просто сделал предупреждение.

— Что ещё за предупреждение? — скривил он губы. — Что-то задумал?

— Просто сказал, что скоро что-то намечается, — не стал вдаваться я в подробности. — Вот и всё.

Литников неодобрительно посмотрел на меня, слегка прищурив взгляд. Явно он до сих пор не доверял мне и моим словам. Неудивительно, ведь встретить в один день сразу двух заклинателей тёмной энергии не каждый день удаётся. Особенно когда один из них твой друг, а второй состоит в организации, которая хочет изничтожить все рода.

Он будто бы хотел что-то добавить к моим словам, возможно, что-то спросить. Однако поджал губы сразу, как только к нам подоспели Николай и Анастасия.

— Вы тоже заметили эти волдыри? — сразу спросил у нас Рахманов. — Неужели этот человек обладал тёмной энергией?

— Вряд ли, — сразу осёк его я. — Скорее всего, это внешнее воздействие. При внутреннем потоке травмы были бы более обширны, да и просто так, он бы точно не умер.

— Но тогда, — ужаснулась Меншикова, — среди гостей есть тот, кто обладает тёмной энергией?

— А, возможно, и не один, — Литников едва заметно покосился в мою сторону.

— Почему ты так решил? — вскинул бровь Николай.

Однако Дмитрий проигнорировал его вопрос. К тому же отвечать уже не было особого смысла, так как наш разговор снова прервал голос императора.

— Уважаемые гости, — обратился он к присутствующим, которые тут же устремили на него свои взгляды. — В связи с данной непредвиденной ситуацией, мы перенесём объявление результатов на завтрашний день.

Естественно, некоторые были возмущены подобным заявлением. Кому-то вообще было наплевать на то, что сейчас произошло. Что меня и удивляло, и ужасало одновременно.

Я уже и забыл, насколько могут быть хладнокровны люди, когда им что-то нужно. Они готовы идти по головам, наплевать на смерть других, лишь бы добиться своего.

— А как же игры? — возмутилась дамочка, в которой я сразу признал ту самую девушку, из-под платья которой вылез Кокосик. — Они затянутся?

— К сожалению, — с прискорбием сообщил император. — Однако у наших участников теперь будет больше времени на подготовку.

— Скорее времени на то, чтобы больше себя накрутить, — фыркнул кто-то из участников. — Даже результатов не узнаем.

— Имейте уважение, — вступился кто-то из рода Кожевниковых. — На ваших глазах умер человек, а вы думаете только об игре. Это важное событие для империи, я не спорю. Но человеческие жизни важнее.

Незнакомец снова фыркнул на фразу, но, скрестив руки, всё же замолк.

Через несколько минут после их конфликта поднялась волна сумбура. Кто-то говорил про уважение и что необходимо найти преступника, а кто-то, наоборот, готовил, что нужно продолжать, несмотря на то, что произошло. Самый главный аргумент: люди умирают каждый день, а если кто-то выступит в открытую против родов, то присутствующие с ним разберутся.

Вот только, когда дело реально дошло до убийства, никто ничего сделать не смог. Нет, конечно, можно было списать на неожиданный поворот событий, но всё же.

Мы с товарищами молча наблюдали за этим хаосом и безумием. Горячие споры продолжались ровно до того момента, пока император снова не взял слово.

— Кхм! — кашлянул он громко, чтобы обратить на себя внимания. И с каких пор, вообще у нас в империи такое непочтение к приказам правителя? Кажется, он слишком сильно разбаловал своих подданных. — Прошу минутку внимания. Я понимаю, ваши недовольства, но давайте не забывать ради чего, мы всё это устраиваем. Всё это для защиты людей нашей империи. Именно поэтому мы должны в первую очередь думать об их безопасности. Как вам уже известно, в империи уже орудует сильный враг, и мы должны быть готовы к его следующему ходу. Именно поэтому я прошу прислушаться к моим словам знатные рода. Ведь именно от вас зависит, что будет дальше с нашей страной.

Пусть его речь и не была больно вдохновляющей, однако многие прониклись его словами и прислушались. После этого гул утих, а гости стали потихоньку ретироваться к выходу.

— Можно ли с вами переговорить? — внезапно поймал меня около входа Алексей.

Я удивлённо кивнул ему в ответ.

Интересно, что он хочет? Неужели решил переговорить о том, что сейчас произошло. Или это касается Евгения?

В любом случае я дождался, пока мы остались наедине. Кожевников провёл меня в один из кабинетов, что находились в поместье Рахмановых, где мы праздновали окончание этапа.

— Здесь у стен есть уши, — заметил он. — Однако наш разговор не будет конфиденциальным. Точнее, не для тех, кто нас может услышать.

Он распахнул двери, и мы вошли в просторный обычный зал. В центре — письменный резной стол, а вдоль стен шкафы со всевозможными бумагами и книгами.

Похоже на типичную рабочую обстановку.

— И о чём же вы хотели поговорить? — поинтересовался я сразу, как переступил порог вслед за ним.

— Евгений, — обрывисто сказал он.

Почему-то я так и думал, что речь пойдёт именно про него. Но если он сказал, что у нас не конфиденциальный разговор для тех, кто может его услышать, значит, кто-то в доме Рахмановых уже в курсе, кем является мой брат. Ну… по прошлой жизни.

— Вы один из тех, кто знает о его происхождении, — продолжил он разговор. — Я уже доложил императору о нём. Если честно, сначала он не поверил моим словам. Но я смог его убедить и сообщил, что расскажу о происхождении Евгения после окончания игр.

— И как отреагировал Его Величество? — вскинул я бровь.

— Довольно странно для того, кто был причастен к уничтожению рода Волконских, — с некой усмешкой произнёс Алексей. — На секунду мне показалось, что он улыбнулся.

— Улыбнулся? — действительно, странная реакция для Даниилы Вячеславовича.

— Да, — кивнул Кожевников и скрестил руки за спиной. — Надеюсь, что всё пройдёт хорошо. Но для этого нам нужна ваша помощь. Екатерина Елисеевна уже готова рассказать историю Волконского. Но… нам нужен ещё один человек, который лично видел, какую магию использовал недавно Евгений.

— А вы не можете просто попросить его продемонстрировать её перед всеми? — задумчиво поинтересовался я. — Так, все сразу поймут к какому роду принадлежит Евгений.

— Нет, — покачал он головой. — К сожалению, в целях безопасности, нам придётся скрывать Евгения какое-то время, пока его официально не признают наследником рода.

— Но как можно доказать его принадлежность без него самого?

— За это не переживайте, — с улыбкой произнёс Кожевников. — Не думаю, что кто-то будет сомневаться в фактах и решении императора. Просто нам нужно побольше свидетелей. А вы один из них.

— Скажите, Алексей Николаевич, почему вы так мне доверяете? Я обычный простолюдин, да и к тому же… одних показаний Елизаветы Елисеевны было бы вполне достаточно. Тогда, с чего?

— Как я уже сказал, чем больше свидетелей, тем убедительнее. Неважно простолюдин вы или дворянин. Статус тут не играет никакой роли. К тому же, — он на секунду замолчал, а потом, уведя глаза в сторону, будто что-то вспомнив, тихо произнёс: — Вы напоминаете мне одного человека.

— Правда? — удивился я. — Кого же?

— Моего старого друга, — он усмехнулся. — Впрочем, это неважно. Дело давнее. Так, вы согласны?

— Да, конечно, — кивнул я. — Можете на меня рассчитывать.

— Перед тем как вы уйдёте, скажите, а вы не хотели мне что-то сказать? — поинтересовался Алексей.

Я удивлённо посмотрел на него.

— С чего вы взяли?

— Мне показалось, что у вас есть какая-то информация для меня. Разве нет?

— На самом деле есть, — вспомнил я про Фёдора и его секту. — Но думаю, это не самое удачное место. Однако хочу предупредить вас внимательнее наблюдать за играми.

— Это из-за того случая с обвалом пещеры? Вы что-то знаете?

— Просто предположения. Не более. Но есть кое-что, что меня настораживает. Возможно, на третьем этапе снова что-то произойдёт.

— Что именно?

— Просто передайте это Роману Сергеевичу. Надеюсь, что я ошибаюсь и это всё лишь мои домыслы.

Конечно, я так не думал. Я прекрасно понимал, что Фёдор уже что-то затеял. Осталось лишь понять, что именно, да и зачем. Хочет, чтобы я всё же вступил в их ряды? Хах, не выйдет.

— Хорошо, — кивнул мне Кожевников. — Я вас услышал.

— Если на этом всё, то я, пожалуй, пойду, — поклонился я Алексею.

— Да, удачи вашей команде на третьем этапе, — кротко кивнул он. — Надеюсь, всё пройдёт лучше, чем было. Кстати, ваша нога…

— Всё хорошо, — с улыбкой ответил я. — Спасибо за беспокойство.

— Будьте осторожны.

— Да, спасибо.

Мы распрощались, и я вышел из кабинета и направился вдоль коридора. Кожевников же задержался в усадьбе, сославшись на какие-то незаконченные дела.

Нужно было быстрее вернуться к своей команде. Конечно, нога, действительно, болела уже не так сильно, однако при быстром шаге ноющая боль давала о себе знать.

Чёрт, усадьба Рахмановых, действительно, большая. Я даже заплутал в этих лабиринтах. Пусть я и хорошо ориентировался на местности, но, кажется, в этот завернул куда-то не туда.

Идя дальше, я резко остановился. Внезапно по телу неприятное ощущение. Моя тёмная энергия на что-то неожиданно среагировала. Я округлил глаза и повернулся в сторону одного из тёмных проходов, что был по правую сторону от меня.

Тишина внезапно прервалась чьими-то шагами.

— Кто здесь? — спросил я, пока ко мне медленно приближался чей-то силуэт.

Быть не может. Неужели я наткнулся на одного из тех, кто обладает демонической аурой? Всё-таки кто-то из Рахмановых?

На всякий случай я приготовился к бою, как наконец-то смог разглядеть того, кто вышел ко мне на свет. Это лицо. Быть не может…

— Так это вы?!

(обратно)

Глава 23

Был ли я удивлён?

О да, ещё как. Если честно, сначала мне показалось, что наша встреча с ним мне мерещится. Однако несколько раз моргнув, я понял, что: нет, всё-таки это, действительно, был он.

Эта шляпа, странный костюм. Всё, как и в нашу первую встречу на том странном острове, куда меня перенёс артефакт.

— Артём… Дмитриевич? — аккуратно уточнил я, на всякий случай. Всё-таки шанс того, что мы встретимся в этом мире, был минимальным. Если честно, я уже думал, что никогда не увижу его.

Он улыбнулся и подставил палец к собственным губам.

— Прошу вас говорить тише, нас могут услышать. Правда, — он осмотрелся по сторонам. — Я знаю эти стены с детства, и это единственное место, где я могу не прятаться.

— О чём вы говорите? — не понимал я его. — И что вы тут делаете? Как здесь оказались?

Он не успел ничего ответить на мой вопрос, как взгляд упал на пушистого зверька, что тёрся у ног своего хозяина.

Кокосик!

Значит, он нашёл его. Вот где бегал этот маленький паршивец. А мне всё было интересно, куда же он делся?

Артём Дмитриевич наклонился и протянул руку белке, которая сразу воспользовалась предложением, чтобы забраться на плечо своего хозяина. Когда он снова выпрямился, то посмотрел на меня, двумя пальцами ухватившись за поля шляпы и слегка приподняв её.

— Удивлён увидеть вас здесь, — усмешливо заметил он. — Хотя скорее не так. Я удивлён, что вы участвуете в играх.

— Вы не ответили на мои вопросы, — напомнил я. — Как вы здесь оказались?

— Это довольно долгая история, — он снова осмотрелся. — Этот коридор обычно пустует. Долгое время здесь хотели провести ремонт, но, видимо, до сих пор не решились на это.

Я, конечно, бывал в императорском поместье, но про этот коридор, как и про его ремонт слышал впервые. Я недоверчиво скрестил руки на груди. Наш разговор с Рахмановым мне уже начинал не нравиться. Мало того что он уходил от моих вопросов, толком ничего не объясняя, ещё и так много внимания посвящал какому-то коридору.

При чём тут он? Почему он уделяет внимание таким мелочам? Или всё же на что-то пытается намекнуть?

Артём Дмитриевич сделал несколько шагов в мою сторону и, обойдя меня со спины, произнёс:

— Проследуйте, пожалуйста, за мной.

Я удивлённо обернулся на него через плечо. Он увёл руки за спину и медленно двинулся вперёд.

Уж не знаю, что он задумал, но проследовал за ним. Всё-таки мы вместе спасались от демонов на том острове. Да и к тому же он не вызывал ощущения опасности. Скорее наоборот, в его действиях скорее читалась предосторожность. Он явно чего-то боялся.

Пройдя чуть дальше вдоль коридора, мы остановились у одной из комнат. Артём Дмитриевич обхватил ручку и приоткрыл дверь. Мы вошли в просторный кабинет, только вот, мебели тут было совсем мало. Да и на единственном столе, что был расположен в центре, кроме толстого слоя пыли, ничего не было.

Ни шкафов, ни тумб. Даже стул только один имелся. Окна были слегка приоткрыты, отчего облезлые шторы едва покачивались от лёгкого ветра.

Довольно странная и зашарпанная комната. Даже не верилось, что такие имелись в поместье у Рахмановых. Никогда такого не видел. Может, об этом говорил Артём Дмитриевич?

— Думаю, здесь нам никто не помешает, — с улыбкой отметил он. — Что же, я рад вас видеть снова. Рад, что вы остались живы.

— Спасибо, — усмешливо ответил я ему. — Но не хотели бы и вы рассказать свою историю? Как вы выбрались с того острова?

— Вместе с вами. Только, видимо, попали мы в разные места. Да и Кокосик оказался с вами, только потому, что под конец побежал в вашу сторону, — он двумя пальцами пригладил шерсть зверька на подбородке. — Кажется, вы ему понравились.

— Он очень помог нам, — вспомнил я заслуги белки. — На многих заданиях.

— Правда? Неудивительно. Этот зверёк каким-то образом способен определять демоническую ауру. Так что, я не сомневаюсь, что в борьбе с демонами он может быть полезен. Да и он очень умён.

Ага, и ещё тот шутник. Особенно если вспомнить случай с той дамочкой, под платье которой он залез вместе с кусочками льда. Да… очень умный, не поспоришь.

— Однако что вы тут делаете? — снова задался я вопросом. — Да и как вообще смогли попасть в поместье? Почему скрываетесь и…

— Понял, понял, — перебил он меня усмешливо. — Думаю, стоило бы рассказать всё с самого начала, но, как я понимаю, у вас не так много времени. Ведь вам нужно возвращаться к своим товарищам, не так ли?

Я кротко кивнул на его вопрос.

— Я здесь по одной причине, помните, я рассказывал вам, что меня предали? — напомнил он мне. — Так вот, тот человек, который запечатал меня на острове, сейчас находится в этой усадьбе. Однако, как и я, скрывается от глаз императора и действует из тени. Кто-то из нынешних членов семьи помогает ему в этом.

— Этого человека, случайно, не Фёдор зовут? — сразу начал подозревать я.

Глаза Артёма Дмитриевича расширились. Он смотрел на меня так, что я сразу понял: попал прямо в “яблочко”.

— Откуда вы знаете? — резко спросил он. — Вы встречались? Он что-то сделал с вами?

— Нет, ничего, — мотнул я головой. — Единственное, кажется, он главарь секты, которая в скором времени хочет уничтожить все знатные рода.

От этой новости его лицо вытянулось, а кожа слегка побледнела. Кажется, этого он о своём знакомом не знал. Пустые глаза Артёма Дмитриевича опустились вниз. На лбу появились капли холодного пота.

Он приложил ладонь к голове, словно пытаясь унять начинающуюся боль.

— Так и знал, — стиснув зубы, прошипел он. — Знал, что задумал нечто подобное.

Его свободная ладонь сжалась в кулак. Разочарование вперемежку со злостью было видно невооружённым глазом. Видимо, с Фёдором их многое связывало.

— Пожалуйста, — произнёс я. — Расскажите мне про него. Кто он?

Он помолчал с секунды. Сначала я подумал, что он просто пропустил мой вопрос мимо ушей или просто решил проигнорировать. Но после того как он опустился на стул, я понял, что ему просто нужно было принять то, что я сказал.

— Если смотреть на родословную, то Фёдор мне неродной брат. Он сын моей тётки, но мы с детства были, как одно целое, — начал он свой рассказ. — Единственное, в отличие от меня, Фёдор был слаб. Он всегда ненавидел родовые семьи за то, что над ним издевались другие. Долгое время он и магию освоить не мог. А потом… — он на секунду замолчал.

— Что произошло?

— Пошли слухи, что Фёдор не из рода Рахмановых. Все стали подозревать, что он приёмыш, либо был найден. На него обрушилось ещё больше ненависти со стороны детей. Но самое страшное, что и взрослые стали коситься в его сторону, — он увёл взгляд к окну. — Тогда я должен был догадаться, что с ним что-то начало происходить. С каждым днём он становился всё более молчаливым, а потом и вовсе перестал разговаривать с другими. Только со мной поддерживал контакт. Все его дни проходили в подвале усадьбы.

— А что там?

— Он соорудил там свою комнату, в которую никого и никогда не пускал. Да и, никто, кроме меня, не интересовался тем, чем он занимается. Я знал, что он любил много читать, поэтому предположил, что он просто пытается обучиться магии. Чтобы показать остальным. И, по сути, он смог овладеть огнём.

— А дальше?

— Один раз он попросил меня проследовать за ним. Сказал, что хотел бы развить свою силу. Я и не знал, что уже тогда он хотел овладеть не силой рода, а силой демонов.

— Он знал про Преисподнюю? — удивился я.

— Да. Не знаю как, но когда мы попали туда, он, словно оказался в своей стихии. Он знал почти каждого демона, мог ему противостоять и понимал: чем больше он их убьёт, тем сильнее станет.

— Почему вы не остановили его? — не понимал я. — Ведь эта сила…

— Разрушительна, — кивнул он. — Знаю. Но на тот момент я слишком был привязан к этому человеку.

— Значит, — додумал я. — Он просто хочет отомстить за свои оскорбления? Это слишком глупо.

— Не сказал бы, — отринул мои слова Артём Дмитриевич. — Ведь из-за всех этих склоков и сплетен, однажды его мать не выдержала и покончила с собой. Она просто не смогла пережить давление, которое начало поступать не только со стороны семьи, но и других домов.

— И всё же, — злился я, стискивая сильнее зубы. — Мстить руками обычных жителей и делая из них марионеток.

— Значит, — тяжело вздохнул Рахманов. — Он и это смог освоить.

Его глаза всё больше наполнялись отчаянием и болью. Я понимал его. Всё-таки ему придётся противостоять своему родному человеку.

— Скажите, почему вы не доложили ничего императору? И почему прячетесь в этом месте?

— Как я и сказал, в этих коридорах редко кого можно встретить. Я знаю это поместье лучше, чем кто-либо. Как и Фёдор. Перед тем как начать действовать, я хотел бы узнать, кто ещё работает вместе с ним. Одному ему было бы не выжить в этих стенах.

— И вы пока не смогли этого сделать?

— Нет. Но, возможно, то что я встретил вас — это судьба. Как бы не прискорбно было это признавать, но Фёдора нужно остановить. Он стал гораздо сильнее. К тому же против целой секты, которую он успел организовать, я не смогу пойти один. Вы, — он снова поднялся с места и протянул мне руку. — Не хотите присоединиться ко мне?

— Вы могли бы этого и не спрашивать, — усмешливо ответил я и сразу пожал его ладонь. — Я рад, что теперь с нами есть такой человек, как вы. И тот, с кем я могу не скрывать своего настоящего происхождения.

— Предполагаю, если он уже встречался с вами, значит…

Он не успел договорить, как со стороны окна раздались знакомые крики.

— Иван! — признал я голос Анастасии. — Да где же ты?!

— Иван! Нам пора! — подхватил её Николай.

Они что, ещё не уехали? Всё это время меня ждали? Это, конечно, мне льстило, но было довольно неожиданно.

— Кажется, — обернулся в сторону окна Рахманов. — Ваши друзья уже ищут вас. Не буду больше задерживать вас. Теперь, как только в моих руках окажется ценная информация, мы с вами снова увидимся.

— Подождите. Перед тем как я уйду, я должен вам кое-что сказать: Фёдор предупредил меня.

— Предупредил?

— Он сказал, что на третьем этапе у меня не будет выбора, и я присоединюсь к нему. Вы не знаете, о чём он говорил.

— К сожалению, он может задумать всё что угодно, — задумчиво произнёс он. — Но я постараюсь разузнать об этом. А пока… будьте осторожны.

— И вы. Удачи вам.

Как только мы распрощались, я направился к выходу.

///

После разговора с Артёмом Дмитриевичем меня начало посещать ещё больше вопросов.

Какой же странный день.

Встреча с Фёдором. Разговор с Кожевниковым и Рахмановым.

Кстати, я даже не успел его спросить про смерть того мужчины на балу. Совсем вылетело из головы.

Похоже больше на какой-то обрывистый дурной сон, от которого только мутило сильнее, и раскалывалась голова. Как же много всего происходит. Стоило немного переварить информацию. Поэтому весь день, перед вечерним балом, который перенесли, я решил проанализировать всё и сделать для себя конкретные выводы.

Ну и, конечно, надеялся, что сегодня всё будет без новых происшествий.

— Иван! — внезапно прозвучал голос Николая за дверью, которая тут же распахнулась и на пороге появился Рахманов с растрёпанными волосами. — Вставай быстрее, у нас сбор!

— Какой ещё сбор? — удивился я. — Сейчас? Но ведь ничего не говорили…

— Только что, Ангелина Андреевна, собрала всех. Так что, быстрее!

И как обычно, все планы с самого утра рушатся по щелчку пальцев. Ну что же, я уже привык к такому исходу. Но что за срочный сбор? И почему перед балом? Может, это как-то связано?

(обратно)

Глава 24

Собравшись, мы все столпились на тренировочной площадке. Странно, но на сбор была созвана почти вся имперская гильдия.

Что-то хотят сообщить? Но что такого важного произошло?

Через некоторое время на поле собралось столько людей, что уже и продохнуть было нельзя. Кстати, многих из них я даже видел впервые в жизни. Даже и подумать не мог, что в гильдии состоит столько людей.

После того как гул настиг наивысшей точки, то тут же громко прозвучал голос Ангелины Андреевны:

— Тишина! — выкрикнула женщина.

Все тут же притихли и обратили на неё свои взгляды. Всё внимание было максимально сконцентрировано на Румянцевой.

— Итак, я собрала вас по очень важному делу, — начала она пояснять. — Хочу, чтобы вы…

Не успела она договорить, как внезапно со стороны выхода на тренировочное поле послышалось тяжёлое дыхание. Мальчишка лет восемнадцати, а то и меньше, едва перебирая ногами, задыхался, пытаясь добежать до остальных.

Судя по потрёпанным волосам и небрежно накинутой на плечи одежды, он только недавно поднялся с кровати. Хм, у нас даже настолько молодые маги служат в гильдии? Даже странно было увидеть такой экземпляр, как он.

— Лаврентий, — рыкнула Ангелина. — Ты снова опаздываешь!

Лаврентий резко остановился, а на лице отразился испуг. Мальчишка явно боялся нашу Румянцеву. Даже в глазах ужас застыл при взгляде на неё.

— П… п… простите, — запинаясь выговорил он. — Просто я… ну я просто…

— Мне ни к чему твои оправдания! — строго отметила женщина. — Живо вставай ко всем. А опоздаешь на сборы ещё раз, мигом вылетишь из гильдии!

— Понял! Простите! Больше такого не повториться! — протараторил он и быстро добежал до толпы, слившись с остальными.

— Итак, о чём это я? — кашлянула в руку Румянцева. — Ах да. Как вам уже, наверное, известно, в последнее время участились случаи нападения демонов на деревни. Также в империи завелась секта, цель которой покуситься на родовые семьи. Наша задача — обеспечить максимальную безопасность людям нашей страны. Именно поэтому с сегодняшнего дня все команды императорской гильдии будут распределены по округам, чтобы дежурить за проявлением демонической активности. Это — указ императора.

— Простите, — сделала шаг вперёд темноволосая девушка. — Но что это значит? Мы должны будем там обосноваться?

— Именно! — грубо ответила Румянцева. — Для нас уже подготовили временные штабы, где вы будете находиться. Теперь мы не будем брать задания, так как гильдия будет дежурить за всеми губерниями круглосуточно.

— Что значит, круглосуточно? — ошарашенно переспросил один из членов гильдии. — То есть мы и спать не должны?

— Будете дежурить по очереди, — пояснила Ангелина. — Пока секта не будет прикрыта, теперь — это ваш новый распорядок дня.

После её объявления все тут же загудели. Кто-то был недоволен, кто-то просто не понимал, что вообще происходит, а кто-то даже выразил желание покинуть гильдию. На что Ангелина Андреевна только нахмурила брови и стиснула зубы от злости.

— Если хотите уходить из гильдии, никто вас здесь не держит! — заявила она. — Однако не думайте, что если уйдёте сейчас, то секта не придёт в ваш дом через некоторое время. Только… шансов выжить у вас будет больше именно здесь.

— Это почему? — усмешливо спросил светловолосый паренёк, ростом чуть ниже меня. — Если мы вернёмся в родовые дома, пусть и не будем иметь статус наследников, но так хотя бы будем под защитой родовой магии. Тогда… с чего бы у нас больше шансов именно здесь?

— Объединение сил, — скрестила руки на груди Румянцева. — Каждый из вас обладает одной из природных стихий. Объединяя их вместе, вы добиваетесь большего эффекта. Скорее всего, преступники будут нападать на каждый из домов по отдельности, что повышает их шансы на победу. К тому же… они обладают демонической магией. Не каждый род способен от такого отбиться.

Вот здесь, я был с ней полностью согласен. Даже мне, человеку, который обладает той же магией, что и они, было сложно совладать с последними демонами, которые встали у нас на пути.

Да ещё и эти модифицированные дыры… Шансы, действительно, повышаются, когда идёт объединение нескольких стихий. Если так задуматься, то гильдия — одна из мощнейших организаций Империи, которая может спокойно дать отпор. Ещё бы были здесь все адекватными и организованными, а то некоторые отдалённо напоминали Виктора, что сильно угнетало.

Хотя в последнее время мне показалось, что он немного изменился. Стал более спокойным, что ли. Меньше спорит, да и высокомерные речи почти перестал говорить.

Видимо, задания на командную работу пошли ему на пользу.

— Итак, начинайте запаковывать свои вещи! — уже с усмешкой произнесла напоследок Румянцева. — Всем разойтись!

После её последней фразы снова поднялся гул. Как я понял, многие были недовольны таким решением, однако после её пояснений уже никто и не думал уходить из гильдии.

Всё-таки она отличный руководитель. Да и эта жёсткая рука… Румянцевы, правда, могут страху нагнать. Особенно, женщины.

— Иван! — подозвала меня Ангелина Андреевна. Я обернулся и подошёл к ней. — Собери свою команду и зайдите ко мне. Нужно обговорить следующий этап соревнований.

— Да, хорошо, — мягко кивнул я.

Кажется, те ситуации с обрушенной пещерой и появлением демонических созданий в лесу, всё-таки не остались незамеченными. Судя по лицу Румянцевой, всё что сейчас происходило, сильно её злило и беспокоило.

М-да. Вот только вопросов и проблем было гораздо больше, чем она могла себе предположить. Вспомнить одно появление Фёдора или Артёма Дмитриевича, которые были похожи на какой-то нелепый сон. Если честно, я долго думал на тему того, с чего же мне так повезло? Мало того что главарь секты хотел переманить меня на свою сторону, так ещё и повстречался с людьми, которые, как и я, побывали в Преисподние.

— Иван, — я почувствовал, как ладонь Николая опустилась мне на плечо. Юноша взволнованно посмотрел на меня. — Ты какой-то задумчивый, что-то случилось?

— Нет, — мотнул я головой. — Просто думаю о том, что нам хочет сказать Ангелина Андреевна.

— Понятное дело, — как-то недовольно пробубнил Дмитрий. — Новая работа.

— Но мы же участвуем в играх! — идя рядом с Литниковым вдоль коридора, запротестовала Анастасия. — Нам нужно готовиться.

— Да кому до этого есть дело? — фыркнул он в ответ.

— Во всяком случае, — вклинился в разговор Виктор. — Это лучше, чем просто сидеть на месте.

Внезапно все резко остановились и обернулись на Румянцева. Тот удивлённо вскинул бровь, когда каждый из нас стал его рассматривать так пристально, словно видели впервые.

— Вы чего? — не понимал Виктор. — С ума посходили?

— Мы нет, — ответил Рахманов. — А вот с тобой что-то явно не так. Заболел?

— Может, в него демон вселился, — скрестил руки на груди Дмитрий. — Давайте проверим?

— Да всё со мной нормально! — рыкнул Румянцев и быстро прошёл вперёд. — Я тоже могу изменить своё мнение. Вам так не кажется?

— Не-а, — помотали головами Литников и Рахманов.

— Значит, вы просто тупые! — снова огрызнулся Виктор. — Удивительно, как меня засунули в команду к слабоумным.

— А! — воскликнул Николай. — Вот теперь узнаю нашего Виктора.

— Видимо, это была секундная слабость, — пожал плечами Дмитрий. — Говорят, такое бывает после шока. Видимо, последнее задание было чрез чур для нашего Румянцева. Вот и поддался.

— Да пошли вы! — стиснул зубы Виктор и быстро направился к кабинету Ангелины Андреевны.

— А я-то уж испугалась, — хихикнула Меншикова.

Когда мы переступили порог, Ангелина Андреевна что-то усердно записывала на листке бумаги. Через несколько минут она наконец-то оторвалась от текста и подняла на нас взгляд.

— Отлично, быстро пришли, — заявила она. — Хотела просто сказать вам, что в отличие от остальных вы переедите на базу только после окончания игр. Ваша задача сейчас: максимально сосредоточиться на том, чтобы выиграть.

— Значит, нам можно не собирать свои вещи? — на всякий случай ещё раз уточнил Рахманов.

Румянцева молча кивнула ему в ответ.

— Лучше подготовьтесь как следует к следующему этапу. Тем более что он завтра.

— И как же нам к нему подготовиться? — недоверчиво фыркнул Виктор. — Мы даже не знаем, что нас ожидает.

— Скорее всего, — предположила Ангелина. — Задание будет на сообразительность.

— С чего вы взяли? — уже вступил в разговор я. — Откуда у вас такие мысли? Или… вы что-то знаете.

В этот момент Румянцева поджала губы, а потом строго взглянула на меня. Неужели, я угадал и ей что-то известно?

— Нет, — стальным голосом ответила она. — Просто предположение.

И почему мне показалось, что она соврала? Да у неё даже глаза забегали, когда она отвечала на мой вопрос. Эх, Ангелина Андреевна. Может, я и простолюдин сейчас, но уж наблюдательностью не отличаюсь.

— Императору нужно объединить рода, чтобы противостоять приближающейся опасности, — начала пояснять она. — А на войне решает не только физическая сила, но и ум.

Ну, тут она была права. Правда, что-то я не заметил, чтобы задания подразумевали собой применение физической силы. Ну, если, конечно, не учитывать демонических тварей, на которых мы часто натыкались, пока искали артефакт или свиток.

— Ладно, вы свободны, — она снова взяла в руки ручку и уткнулась в бумагу, лежащую перед ней. — Готовьтесь. И не забудьте про сегодняшний бал.

— Да, — ответили мы хором. — Как скажете.

Покинув кабинет, ко мне тут же обратился Литников.

— Как думаешь, обманывает нас? — сразу понял он.

— Значит, не одному мне это показалось странным, — усмехнулся я. — В любом случае, уверен, что мы не проиграем.

— Пф, — недовольно прозвучал голос Виктора. — Какой самоуверенный простолюдин.

— Мне больше нравилось, — вступился Рахманов, — когда ты молчал и терялся. Или эти функции больше не работают?

Ребята прыснули от смеха после вопроса Николая. Все, кроме, конечно, Румянцева, которые, не зная, что ответить, просто покраснел от злости и направился быстрым шагом вдоль коридора.

— Он никогда не изменится, — с некой горечью в голосе добавила Анастасия.

— Придётся терпеть его таким, какой он есть, — пожал плечами Дмитрий. — Мы в ответе за тех, кого взяли в команду.

Что верно, то верно.

///

Вечером, когда гости снова заполняли бальный зал, в котором уже играла классическая музыка, мы стояли на своём уже облюбованном месте возле столов. В этот раз гости особо не разбредались и кучками стояли друг около друга, обсуждая что-то своё.

— Как думаешь, — поинтересовался у меня Литников, — они всё ещё боятся?

— Не каждый день на банкете убивают человека, — вздохнул я. — Тем более демоническими силами. Думаю, все просто стали более осторожны.

— Так, по-твоему, это тот тип в шапке? — снова попытался узнать у меня Дмитрий. — Ты так и не ответил в тот раз.

— Не уверен, — задумчиво произнёс я. — Думаю, он работает через своих пособников.

— Вот же чёртовы сектанты. Эти сволочи…

Он не успел договорить, как музыка резко прервалась, а внимание толпы направилось в сторону трона. Именно там уже стоял Даниила Вячиславович, который уже был готов объявить результаты второго этапа.

Всё же интересно, как именно они распределяли баллы? Да и… кто победил в этот раз?

(обратно)

Глава 25

— Всем добрый вечер! — прозвучал голос императора. — Итак, сейчас я объявлю результаты второго тура. Но перед этим поясню, за что и как распределялись баллы. Видимо, не всем был ясен этот момент.

Судя по кивкам голов присутствующих, действительно, не всем. Многие, правда, не понимали до конца, как именно идёт отбор по баллам. Собственно, я был одним из них, поэтому сосредоточился на его речи.

— В зависимости от того, как повёл себя тот или иной член команды, мы распределяли первые и последующие места. Мы смогли отслеживать выполнение задания каждого из вас и в сумме пришли к выводу. Итак, результаты.

Интересно даже. По каким критериям они распределяли места? Зная нашего императора, скорее всего, он снова делал упор на то, как люди взаимодействуют между собой. Можно ли на них положиться и всё в этом духе.

Если это так, то он вызывал у меня только уважение.

— Итак, первое место, достаётся команде… — секундная пауза. Видимо, чтобы повысить уровень напряжения. — Имперской гильдии. Они получают десять баллов.

В этот момент были в шоке все. Даже моя команда. Ну, и если честно, меня тоже немного поразило такое решение.

Интересно, с чего бы?

Неужели у нас, правда, все так хорошо выделились на фоне остальных? Однако после того, как информация немного переварилась в головах людей, поднялся недовольный гул.

Ох, ну, как обычно. И почему я не удивлён и даже не сомневался, что такое будет?

Но, несмотря на недовольные лица гостей и поднявшийся шум, в этот раз никто не стал попрекать словам императора. Наоборот. Когда накал напряжения спал, все затихли, чтобы услышать следующие результаты.

Хм. Даже грустно, как-то. Я бы мог снова вступить в спор с остальными. Но… за команду, где был Виктор, я отвечать не мог. Почему-то, думается мне, что он как раз и мог подвести остальных. Но даже в его случае либо закрыли глаза на его высокомерность и характер, либо он, правда, хорошо отличился.

Что же, тогда как капитан, хвалю, молодец.

После нашей команды на втором месте были Кожевниковы, следующие — Литниковы.

Жаль, я бы отдал второе место Меншиковым. Особенно за их целительные навыки судя по Александре. Однако не только ведь девушка была частью их команды.

После того как результаты были оглашены, а Рахмановы и Румянцевы получили по последним местам, император поздравил всех с окончанием второго этапа и объявил продолжение банкета.

Снова музыка. Снова гул и шум. Снова кто-то уже готов кружиться в вальсе, а я всё пытался понять, на что опирался наш правитель. На работу с командой? На ум? На умение находить общий язык?

Пока я размышлял, не заметил, как ко мне подошёл Литников и с усмешкой ткнул меня вбок.

— Над чем задумался? — заметив, спросил он. — Ты слишком много думаешь в последнее время.

— Есть над чем, — с улыбкой произнёс я.

— Ну, он всё-таки наш капитан, — подошёл к нам Николай. — Поэтому ему это положено.

— То есть, по вашему мнению, другие думать не должны? — удивлённо изогнула бровь Анастасия и скрестила руки на груди.

— Я не об этом, — усмехнулся Рахманов. — Просто…

— Всё такие же весёлые, — неожиданно раздался голос позади меня. — Ну, вы имеете на это право. Всё-таки первое место, как никак. Поздравляю.

Обернувшись, я увидел Романа с бокалом шампанского, на лице которого не сходила ехидная ухмылка. Почему-то мне показалось, что ведёт он себя довольно странно. Точнее, выглядит.

— Не думал, — он обратился к Меншиковой, — что ты сможешь работать без помощи.

— Я не настолько беспомощна, как тебе кажется, — недовольно фыркнула Анастасия.

— Смотрю, и смелости набралась, — усмехнулся он. — Мало того что резко перешла на “ты”, так ещё и так дерзко отвечаешь.

— Надоело бояться, — она грозно взглянула на брата. — Я уже давно состою в имперской гильдии, поэтому, считай, сама по себе.

— Ну-ну, — снова усмехнулся Роман. — В любом случае ты молодец. Поздравляю.

На его последнюю фразу Меншикова что-то хотела было сказать, но просто остолбенела. Видимо, брат нечасто хвалил её раньше за какие-либо заслуги, а тут так щедро наградил словом.

Видимо, Анастасия совсем не ожидала от него такого. Впала в ступор, приоткрыла рот от удивления. Но потом, промолчав с несколько секунд, всё же взяла себя в руки и едва слышно произнесла:

— Спа… спасибо.

Я даже невольно улыбнулся этой ситуации. Но улыбка быстро сошла с лица, когда Роман обернулся ко мне.

— Скажите, Алексей Николаевич уже разговаривал с вами? — внезапно спросил он.

Я утвердительно кивнул.

— Да, — ответил я. — Если про… Евгения говорите.

— Хорошо, — лишь выдохнул он и сделал глоток шампанского. — Надеюсь, вы не подведёте. Что ж, — Роман обратился к остальным и приподнял бокал. — Удачи вам в следующих турах.

Все кивнули ему в знак благодарности. Одна Анастасия продолжала не понимать, что только что произошло. По её лицу было понятно, что девушка до сих пор не может отойти от неожиданной любезности брата.

Когда Роман скрылся в толпе, ко мне тут же обратился Литников, провожая взглядом Меншикова.

— С ним явно что-то не так, — заподозрил он. — Может, демон вселился?

— Не-е-ет, — протянул Николай и махнул рукой. — Тогда он не смог бы с ним справиться и покрылся бы волдырями из-за тёмной энергии.

— Да кто же его знает, — пожал плечами Дмитрий. — Может, это его родная магия. Прижилась. А ты что думаешь, Анастасия?

Когда к девушке обратились, она слегка встрепенулась и посмотрела на Литникова. Потом начала что-то мямлить себе под нос.

— А… да… да… — лишь пробубнила она.

— Кажется, нашу Анастасию всё же можно выбить из колеи, если очень постараться, — усмехнулся Рахманов и взял со стола бокал шампанского.

— Кстати, — Дмитрий огляделся по сторонам. — А где наш Виктор? Давненько его не видел. Всё-таки мы первое место получили, а он не с командой. Я уж думал, что мы из-за него и провалимся.

Если честно, я тоже так считал. Но оказалось, всё иначе, что ни могло не радовать.

— Ну, видимо, он всё же не так безнадёжен, — улыбнулся я. — Как нам казалось.

В ответ я услышал лишь смешки моих товарищей.

— Кстати, — Николай задумчиво обхватил пальцами подбородок. — Интересно, какое будет следующее задание?

— Мне тоже, — подхватил его Литников. — Всё ещё надеюсь, что нас не будут больше разделять. Как вспомню, так, — юношу слегка передёрнуло.

Ну, работать с другими родами, действительно, не так легко, как казалось на первый взгляд. Это я и на себе испытал. Всё-таки многие из них оставались своих взглядов, которые переубедить или переделать было невозможно.

Разочаровывал тот факт, что многие из них вели себя высокомерно. Вспоминая род Волконских, на сердце теплилось нечто приятное, ведь таких проблем в моём роду никогда не было. Может, мы просто были особенными.

— Ладно, подумаем об этом завтра, — произнёс Рахманов. — А сейчас, почему бы нам не потанцевать?

Действительно, почему бы и не забыть о делах на сегодня и просто не отдохнуть?

///

На следующий день, когда я шёл по коридору вместе с остальными, было непривычно тихо и пусто в нашей гильдии. Видимо, все уже отправились на свои посты, о которых говорила Румянцева.

Даже интересно, что их там ждёт? Но, нам это явно не скоро светило. Ведь нужно было поднажать и выполнить последнее задание, чтобы наша команда заняла первое место. Тогда…

— Нас ведь будет считать наравне с родовыми семьями? — внезапно спросил Рахманов. — Если мы выиграем?

— Во всяком случае, так положено, — заверил его Литников. — Только вот, даже в этом случае будут недовольные.

— Кстати, я забыла, — неожиданно влезла в разговор Анастасия. — А кому распределили дополнительные баллы?

— Хм, — призадумался Николай. — Кажется, Литниковым.

— Конечно же, нам, — пожал плечами Дмитрий. — Кому же ещё? Всё-таки наш род отличается от других.

— Не высокомерничай, — рыкнул в его сторону недовольный Виктор, плетясь позади всех. — Не такой уж у вас и особенный род.

— И это говорит мне человек, — ехидно ухмыльнулся Литников. — Чей род вчера занял последнее место?

Я резко остановился, отчего все тормознули вместе со мной. Удивлённо посмотрев на меня, никто не понимал, что на меня нашло. Но мне, если честно, просто уже надоело выслушивать их перепалки. К тому же я всё-таки капитан, а значит, несу ответственность за команду.

— Думаю, на этом стоит закончить, — констатировал я. — Сейчас вы не являетесь членами родовых семей. Вы члены имперской гильдии, которые находятся в одной команде. К тому же довольно взрослые, а ведёте себя, как дети. Не думаете, что это глупо?

Дмитрий и Виктор косо переглянулись друг с другом, но ничего не ответили. Лишь дали понять, что закадычными друзьями они никогда не станут. Однако мне хватало того, чтобы они просто не цапались между собой.

Например, Николай это усвоил. Поэтому, когда Рахманов посмотрел на них, то сразу покачал головой.

— Мальчишки, — ни с того, ни с сего фыркнула Анастасия.

— Будто вы лучше, — огрызнулся на неё Виктор.

Однако увидя её суровый взгляд в его сторону, сразу отвернулся. Неудивительно, ведь обычно Меншикова словами не бросается. Скорее магией. Сразу и точно.

Наконец-то мы добрались до кабинета Румянцевой. Когда мы перешагнули порог, то Ангелина Андреевна сразу достала из ящика стола письмо и протянула его нам. Вроде бы ничего необычного. Бумага с описанием задания, только вот содержание было довольно странным.

Когда я его открыл и провёл глазами по строчкам, то удивлённо взглянул на Румянцеву. Женщина же непонимающе посмотрела на меня.

— Вам что-то не понятно? — уточнила она.

— Вообще-то, — я ещё раз посмотрел на письмо, потом на неё. — Я понимаю, что мы должны что-то найти, и что-то связано с ключом, но… здесь ничего не понятно.

Неожиданно она хлопнула себя ладонью по лбу, отчего я изогнул бровь от удивления. Какая странная реакция на мой ответ.

— Точно! — воскликнула она. — Забыла. Спасибо, что напомнил.

Напомнил… что?

Что за странные игры такие? Что ни задание, то сплошные загадки и непонимание, как именно их выполнять.

Нет, глупым я не был. Много книг прочитал в своё время. И даже несмотря на то, что меня часто ругали на обучении в семье Кожевниковых, я всё равно был одним из лучших. В частности, из-за того, что меня часто запирали в библиотеке.

Но тут…

Ангелина Андреевна открыла самый нижний ящик стола и достала стеклянный кубик, который положила на стол перед нами. Мы переглянулись с товарищами и непонимающе взглянули на Румянцеву, выжидая объяснений.

А это ещё, блин, что такое? Ох, нехорошее у меня предчувствие…

(обратно)

Глава 26

Мы продолжали смотреть на Ангелину Андреевну, она же, переплетя пальцы между собой перед своим носом, смотрела на нас.

Эта игра в гляделки продолжалась ещё несколько секунд, пока она тяжело не выдохнула и не закатила глаза.

— Ладно, я сама не знаю, почему именно этот кубик — ключ к разгадке того сообщения в письме, но, — она снова взглянула на нас. — Это ваше третье и последнее задание, поэтому не облажайтесь.

— Я правильно понимаю, — решил уточнить я и, подойдя к столу, взял стеклянный кубик. — Мы должны отправиться в другую губернию, чтобы найти… клад?

— Ну… — задумчиво протянула она. — Да. Именно так.

— Но зачем так усложнять? — начал возмущаться Рахманов. — К чему эти “если смотреть под другим углом, то вы можете увидеть и ощутить, что скрывается за границей”? Что за бред?

— Не бред, а довольно интересная загадка, — пожала плечами Румянцева. — Если вас что-то не устраивает, то можете отказаться. Но тогда, опозорите не только себя перед другими домами, но и всю гильдию.

После её фразы все тут же замолчали.

А она умела давить на слабые точки. Понимает ведь, что не так сильно беспокоит остальных позор гильдии, как прослыть слабаком в собственном семейном гнёздышке. В моём же случае давление было не нужно. Ангелина Андреевна прекрасно понимала, что я и без этого захочу разобраться, ведь уже знает, что я не привык отступать.

Хитрая женщина, несмотря на то что она и сама не поняла послания, которое нам оставил император и его подданные. Но, казалось, что она всегда могла найти выход из сложной ситуации или увильнуть от любого вопроса.

— Ну и? — удивлённо изогнула она бровь. — Вам нужно торопиться. Ограничение по времени никто не отменял. Идите.

Мы кротко поклонились ей в знак прощания и, прихватив с собой стеклянный куб, направились вдоль коридора, к выходу.

— Ну, что? — обратился ко всем Литников. — У кого какие варианты?

— Может, есть какая-то дверь, куда нужно вставить этот кубик? — стал размышлять Рахманов. — Если честно, я плохо понимаю, зачем нам эта стекляшка.

— Либо тут более глубокий смысл, — призадумавшись, обхватила пальцами подбородок Анастасия. — В любом случае, — пожала она плечами, — вся надежда на капитана.

— Пф, — фыркнул Виктор и скрестил руки на груди. — Ничего вы без своего капитана не можете. Высокородные дома, а полагаетесь на простолюдина. Позор какой.

— Будто ты можешь? — вскинул бровь Николай. — Ну давай, тогда. Поведай, каким образом этот куб может служить, как ключ?

Однако на этот вопрос ответа, конечно, не поступило. На что Рахманов лишь усмехнулся в сторону Румянцева, который горделиво увёл взгляд в сторону.

Я же продолжал рассматривать этот куб и вспоминать слова из письма.

“В бескрайних просторах рода Меншиковых можно найти то, что скрыто от человеческого глаза. Однако если смотреть под другим углом, то вы можете увидеть и ощутить, что скрывается за границей”.

— Кстати, мы же направляемся в губернию Меншиковых, — вспомнил строчки из письма Литников. — Анастасия, может, ты знаешь, о чём речь?

— Понятия не имею. Но, — она увела задумчиво взгляд. — Может речь о море?

— О море? При чём тут море? — удивился Дмитрий.

— Ну, там написано “бескрайние просторы”. Губерния рода Меншиковых располагается рядом с нашей стихией, морем. Может, речь об этом?

— Мы что, должны плыть куда-то? — Николая даже передёрнуло от этой мысли. — У меня морская болезнь. Да и плавать я не умею. Так что, без меня.

— Вряд ли, — произнёс я. — Анастасия права, скорее всего, нам нужно направиться именно туда, но… если бы это было связано напрямую с морем, то было бы больше подсказок. Скорее, похоже на направление.

— С чего ты это взял? — поинтересовался Литников.

— Во-первых, нам сказали, что это ключ, — я покрутил кубик. — Во-вторых, если это бескрайние просторы, то единственный вариант это найти дорогу туда, где лежит то, что нам нужно найти.

— Если честно, я ничего не понял, — тяжело вздохнул Рахманов.

А вот я, кажется, уже начал потихоньку понимать, о чём именно говорилось в тексте. Повернувшись к Анастасии, я спросил:

— Скажи, у вас в губернии часто солнечная погода?

— Да, — слегка удивлённо ответила девушка. А потом призадумалась. — Вообще, пасмурно бывает, но очень редко. А что?

— Кажется, я начал понимать, — снова взглянул я на куб. — Чего от нас хотят и как нам найти правильное место.

Ребята переглянулись между собой, не понимая, о чём я говорю. Я же просто направился дальше вдоль коридора, так и не раскрывая истину.

Я не особо любил говорить вещи, в которых не уверен. Только в том случае, если нужно высказать предположение, которое необходимо в данный момент времени. Что-то вроде мыслей вслух. Здесь же хотелось скорее проверить мою догадку: прав ли я или ошибаюсь.

Прибыли мы на место быстро, только вот тяжёлые вздохи и бесконечное нытьё Виктора начинало потихоньку выводить из себя. К счастью, его быстро затыкали каждый раз, когда он снова заводил свою шарманку.

Сама губерния, казалось, была небольшой. Да и вообще выглядела довольно миниатюрно. И сами дома, и улочки. Всё будто было кукольное.

Уж и не помню, когда я здесь был в последний раз, да и был ли вообще. Воспоминания потихоньку начинали, будто стираться. С каждым днём я замечал это всё более отчётливей. Каждый раз, просыпаясь утром, мне даже приходилось с трудом вытаскивать из памяти лица своих родных и близких.

Однако запах солёной воды, что тянулся от моря, был мне отчего-то знаком. Значит, всё же уже когда-то приходилось здесь бывать?

А вот, Анастасия светилась от счастья, когда шла по знакомым дорожкам.

Нет, не то, чтобы она это показывала всем своим видом, но я заметил на её лице лёгкую улыбку. Она будто вспоминала что-то приятное, когда шла вдоль улиц одного из портовых городов.

Прошло не больше часа, как мы вышли к морю.

Говорят, что вода всегда успокаивает взгляд. Так вот, это правда. Было так приятно смотреть на морскую гладь, что взгляд оторвать было просто невозможно. Ещё эта приятная тишина, перебивающаяся лёгким, тихим шумом волн и кричащих вдалеке чаек.

Когда всё это закончится, нужно будет как-нибудь отправиться отдохнуть. Всё же, у моря есть и целительные свойства. А с нашей профессией профилактика просто необходима.

— Это здесь? — удивлённо оглядывался по сторонам Литников. — Ну и как нам искать “то место”?

— Если честно, с трудом верится, что здесь что-то можно найти, — констатировал Николай. — Нам точно сюда?

— Это неважно, — с улыбкой ответил я и подошёл ближе к морю.

Все удивлённо и молча следили за мной.

Я же достал из кармана снова стеклянный куб и ещё раз внимательно рассмотрел его грани. Найдя взглядом тонкую, едва заметную трещину, я усмехнулся.

— Что там? — не выдержала первой Анастасия.

— Это не просто куб, — наконец-то стал пояснять я, подтвердив свою теорию. — Это — две призмы. Однако мастер, который сделал из них куб, был довольно искусен. Да и использовал такой материал, чтобы склеить две поверхности, который незаметно не вооружённым взглядом.

— Хорошо, и как нам это поможет? — уже вступил в разговор Виктор. Кажется, ему тоже стало интересно. — Допустим, две призмы. Ну и, что?

— Нас не просто так отправили к морю, — я посмотрел на водную гладь. — Это клейкое вещество очень чувствительно к соли и разъедается при реакции.

— Откуда ты знаешь, что это?

— Читал, — усмехнулся я. — Просто читал. Насколько мне известно, этот материал смогли воспроизвести только недавно, однако единственный его минус, я только что вам назвал.

Опустив куб в воду, я подождал несколько минут, а после вытащил его обратно. Как и ожидалось куб раскололся ровно по линии. В руке у меня уже лежали две призмы.

Товарищи с удивлением глянули на стекляшки.

— Ого! — восхитился Николай. — Ты был прав. Он, правда, раскололся. Круто.

— Что крутого? — всё ещё скептично подходил к этому Виктор. — Хм. Подумаешь, была одна ненужная стекляшка, стало две. Что в этом такого?! Что теперь с ними делать?!

— Ну, здесь я соглашусь с нашим вечно недовольно-бубнящим наследником рода, — на это Румянцев недовольно покосился в сторону Литникова, который уже не обращал никакого внимания на юношу. Его взгляд, как и остальных, был направлен на призмы в моей руке. — Что с ними делать? — кивнул он на стекляшки.

— Призма может разложить свет на спектр, — пояснил я. — И у него есть граница. Понимаешь?

— Кажется, да, — он обхватил пальцами подбородок. — В зависимости от того, где будет эта граница, туда нам и надо идти. Ты это хочешь сказать?

— А ты говоришь, что непонятно, — усмехнулся я.

— О! Я помню это на обучении в семье Кожевниковых, — подхватила Анастасия. — Вот почему там было сказано про угол. Но разве, в зависимости от того под каким углом светит солнце, не изменится угол разложения спектра.

— Нам это и неважно, — отметил я. — Главное — само направление. Судя по всему, это просто задание на смекалку. Сможем ли мы догадаться, что скрыто в загадке.

— Допустим, — снова влез Литников. — Но даже если и так. Насколько я помню, у спектра две границы. Тогда… В какую сторону нам идти? На что ориентироваться?

Все тут же задумались. Правда, границы того, чего мы видим всего две. А значит, ориентир не только в этом.

Я спокойно выдохнул и начал анализировать письмо ещё раз, пытаясь понять, что ещё было в нём заложено. Если мы так далеко зашли, значит, все наши догадки были верны, мы следовали правильно.

Должен быть ориентир… Должен… Но в чём?

Пока мы пытались понять, в чём ещё кроется загадка, Анастасия сняла свою обувь и решила пройтись по воде. Судя по её счастливой улыбке, она была рада снова очутиться рядом со своей родной стихией.

Баламутя воду, девушка глубоко вздохнула.

— Всё-таки здесь так спокойно и хорошо, — проговорила она.

Поспорить с ней было сложно. Здесь действительно всё было, как на картинах великих художников. Солнечные зайчики, что играли на морской глади, приятный бриз. Даже думать и дышать здесь гораздо легче. Вот только, к сожалению, отгадка так и не шла мне в голову.

— Это, конечно, всё хорошо, — произнёс Рахманов. — Только вот, у нас нет времени на игры. Нам нужно испытание пройти. Причём так, чтобы выиграть. Иван, у тебя есть мысли?

К сожалению, на его вопрос у меня ответа не было. Я, правда, никак не мог понять, в чём кроется разгадка. Была идея разделиться на две команды и отправиться по разные стороны.

Но в этот раз это было безрассудство. Ведь задачка на смекалку была дана не просто так. Значит, дальше будет только хуже.

— Ай! — воскликнула неожиданно Анастасия. — Слизь!

Девушка резко выскочила из воды и испуганно смотрела в сторону, откуда убежала, словно ужаленная.

— Что случилось? — поинтересовался я у неё.

— Я почувствовала, как кто-то притронулся к ноге, — она поджала губы. — Фу! Гадость!

— Скорее всего, это была медуза, — пояснил Литников. — Хотя странно. В такую погоду, они вряд ли бы подплыли так близко к берегу. Хотя я в них ничего не понимаю.

— Хорошо, что не ужалила, — влез в разговор Рахманов. — Иначе пришлось бы туго.

— Зато, может, перестала бы себя так вести, — фыркнул Виктор. — У нас важное задание, а ты дурью маешься.

— Ничего не маюсь! — уже злилась девушка. — Ты бы вообще завизжал как девчонка и убежал куда-нибудь.

— Кто?! Я?! — воскликнул Румянцев. — Ты чего мелишь?!

— А что? Не так? Всегда первый от опасности скрываешься.

— Ах ты!

— Так, стоп! — не выдержал Литников, разнимая этих двоих. — Успокойтесь. Нам сейчас не до драк.

Меншикова и Румянцев, действительно, остановились. Но перед этим одарили друг друга недовольными взглядами. Дети, не иначе.

Я усмехнулся. А ничего-то в моей команде и не меняется.

— Ощущение, что… — начал снова говорить Дмитрий, но я тут же его перебил.

— Как ты сказал? — попросил я его повторить. Почему-то это слово резко врезалось мне в голову, словно сигнальная лампочка, которая уведомляла обратить на него внимание.

— Ощущение, — удивлённо повторил Литников. — А что?

Я щёлкнул пальцами и снова достал письмо.

— Вот оно! — ткнул я пальцем в текст.

— “Вы можете увидеть и ощутить”, — произнёс фразу вслух Рахманов, а потом посмотрел на меня. — И что тебя здесь смущает.

— Если “увидеть” имелось в виду спектр, то при чём здесь “ощутить”? — обратил я их внимание.

— А ведь, правда, — почесал затылок Дмитрий. — Зачем? Как можно его ощутить. Это же невозможно. Нет?

— Вполне, — с улыбкой ответил я. — И я даже знаю, как именно, — и этой фразой я, кажется, вогнал всех в больший ступор.

(обратно)

Глава 27

Все с интересом и удивлением смотрели на меня. Даже Виктор, пусть и показывал всем видом, как ему не нравится вся эта ситуация, искоса поглядывал в мою сторону.

Собрав немного энергии в кончиках пальцев, я выпустил её в сторону. Рядом образовался металлический куб. Когда я подошёл к нему, то, пропустив свет через призму, посмотрел на то, как он разложился в спектр.

Внимательно проглядев все цвета радуги, взгляд остановился на красном.

— Нам туда, — указал я в сторону, где заканчивалась граница красного.

— С чего ты так решил? — удивлённо поинтересовался Литников. — Объясни.

— Слово “ощутить”, — пояснял я, — было подсказкой. Если вспомнить физику, то за красной границей скрывается диапазон, который мы не видим, но может ощутить.

— Точно, — щёлкнул пальцами Рахманов. — Я помню это. Кажется, тепловой, верно?

— Именно, — кивнул я. — Всё письмо — это просто сборник подсказок, как пользоваться ключом. Поэтому мы пойдём в том направлении.

— А что, если ты не прав? — скривил губы Виктор. — Что, если мы потратим драгоценное время просто на твои глупые домыслы?

— У тебя есть другой вариант? — не успел я ответить, как на Румянцева тут же напал Николай. — Так, давай говори. Не стесняйся, мы выслушаем.

На это Виктор лишь нахмурил брови и недовольно сморщился. Вот вроде надо ему показать свой характер, но каждый раз он проигрывал, когда вступал с нами в спор. Этого человека, правда, было довольно сложно исправить. Хотя уже начинало казаться, что это просто невозможно.

— Ладно, идём, — тяжело вздохнул Дмитрий. — Нельзя терять время. Мы должны быть первыми.

— Согласен, — кивнул Рахманов и бросил напоследок косой взгляд в сторону Румянцева.

Пока все молча шли вдоль пляжа, ко мне подошла Анастасия. Вид у неё был весьма обеспокоенный, чего нельзя было не заметить.

— У меня плохое предчувствие, — сообщила девушка.

— Что случилось? — удивлённо вскинул я бровь.

— Просто тревожно. Ощущение, что что-то произойдёт.

Страх за выполнение последнего задания я прекрасно понимал. Поэтому просто решил списать на волнение перед окончанием игр.

Я мягко улыбнулся девушке, чтобы немного её успокоить. Однако этого явно было мало, ведь сложно избавиться от собственных сомнений и угнетающий ощущений внутри.

— Всё будет хорошо, — произнёс я. — Мы уже в полушаге от победы. Так что, не стоит переживать.

— Не в этом дело, — она поджала губы и опустила взгляд вниз. — Такое чувство, что скоро что-то произойдёт. Что-то плохое.

Вообще, я и сам думал о нечто подобном. И это никак не было связано с играми. Скорее с Фёдором, который явно должен был скоро объявиться в компании своей свиты.

Пока я размышлял об этом, бредя вслед за своими товарищами, солнце уже начало скатываться потихоньку за горизонт. Совсем скоро дневной свет сменится лунным. Нужно было поспешить, пока ещё что-то можно было разглядеть.

И, как оказалось, не один я стал переживать по поводу времени.

— Ты точно уверен, — обратился ко мне Литников. — Что мы правильно идём?

— Я же говорил, — закатывая глаза, самодовольно смаковал Виктор. — Что не стоит слушать простолюдина.

— А я говорил, — рыкнул на него Николай. — Чтобы ты предложил свою версию!

— Ну вы же тут умные, — пожал он плечами. — Чего мне лезть к таким “важным” особам, как вы со своим советом.

— Не забывай, что ты в команде! И думать, не только наша задача. Понимаю, что тебе тяжело это даётся, но всё же.

Внезапно Румянцев резко остановился, а вместе с ним и остальные. Юноша скривился так, что на устах появился оскал. Ладони его сжались в кулаки.

— Что ты там вякнул? А ну, повтори, безродыш?! — шипел сквозь зубы Виктор, уже скапливая ману в своей руке.

— У тебя не только с головой, но и со слухом проблемы, — рычал в ответ Рахманов, — как погляжу.

Вокруг обоих парней стала скапливаться сила, которую можно было даже извне почувствовать. Казалось, что сейчас произойдёт взрыв, если они станут сливаться и резонировать друг с другом.

Я тяжело вздохнул и встал между Румянцевым и Рахмановым, строго бросив взгляд сначала на одного, потом на второго.

— После игр, — заявил я. — Вы можете делать всё, что хотите. Но сейчас у нас нет времени. Виктор, если ты не доверяешь мне, то тебе, действительно, следовало предложить свой вариант. Если его нет, то не стоит вечно бубнить и говорить, что все вокруг не правы. А ты, Николай, прекрати поддаваться на провокации Виктора. Вам не по пять лет.

— Но он…

— Плевать! Если вас что-то не устраивает, вы можете быть свободными. Оба.

После этих слов я двинулся дальше. Естественно, никто не стал уходить из команды. И если Николай потом всё же выдавил из себя тихое: “Простите”, то Виктор лишь насупился и плёлся в конце нашей компании.

Однако то, что мы никак не могли найти то, что искали, уже начинало напрягать и меня. Впрочем, я даже не знал, что именно мы ищем: пещеру, клад, пространственную дыру?

На этот вопрос в письме не было ответа. Я даже несколько раз перепроверил.

А в это время солнце уже закатилось за горизонт, а песчаный пляж становился всё уже. В конце концов, нам приходилось аккуратно обходить большие каменные валуны возле скал. Да так, чтобы нас не унесло морем, волны которого начинали подниматься всё больше с каждой минутой.

— А это что?

Анастасия, которая шла впереди всех, завернула за скалу и, остановившись, что-то с интересом разглядывала.

Когда мы вышли к ней, то увидели, как на одной из скал что-то было выгравировано. Да и сама часть была вдавлена в камни так, словно это было какой-то отдельной частью, что не относилась к скале. Похоже на какой-то вход.

— Может, это как раз то, что мы искали? — предположил Литников. — Но… это что, вход в пещеру?

— Вполне возможно, — я подошёл ближе, чтобы внимательно разглядеть гравюры на камне. — Только вот как это открыть.

— Ну, это же задание на логику, — пожал плечами Рахманов. — Значит, нужно догадаться. Скорее всего, так мы её не откроем.

Я подошёл к предполагаемому входу и внимательно рассмотрел то, что на нём начерчено. Единственное, за что уцепился мой взгляд — это обозначение сторон света.

Зачем?

— Ой, ничего без меня не можете, — внезапно возник голос Виктора позади, который уже засучивал рукава. Я удивлённо оглянулся на юношу. На его лице уже играла ядовитая ухмылка. — Сейчас сам всё сделаю.

Я слегка изогнул бровь и отошёл в сторону, на всякий случай. Мне даже стало интересно: что же он такого задумал?

Румянцев прикрыл глаза и вытянул вперёд свою раскрытую ладонь. Все с интересом наблюдали за ним. Он же, сконцентрировав свою энергию, направил поток в сторону скалы. Видимо, пытался при помощи своей стихии открыть поход.

Ну да, конечно. Если бы всё было так просто. Мало того что вход никак не отреагировал на его магию, так он ещё и почти все силы потратил, плюхнувшись на землю и тяжело дыша.

Я, конечно, не против такой самоотверженности, если она идёт на благо других. Но не стоило ему так усердствовать. С учётом того, что этот вариант изначально был сомнительным.

— Чёрт, — ругнулся он тихо.

— Ну что же, — с усмешкой произнёс Литников. — А начало было хорошим.

— Заткнись! — рыкнул в его сторону Виктор.

Я же продолжал обдумывать варианты, как именно нам открыть эту дверь. Стороны света наверчены там не случайно, явно. Может, нам нужно было как-то их указать? Но вряд ли просто так эта стена поймёт что-то.

Казалось, что я упустил что-то ещё. Но что?

Ещё раз осмотревшись по сторонам, я стал искать взглядом за что можно было ещё уцепиться.

— Кокосик! — внезапно услышал я радостный крик Анастасии.

Повернув голову в её сторону, я увидел, как девушка уже берут на руки белую белку, которая непонятно откуда снова появилась.

— Где ты был? — гладя его по голове, улыбалась она.

— Опять что-то крал небось, — усмехнулся Литников и скрестил руки на груди.

— Да ладно, — возразил ему Николай. — Он всегда приносит нам удачу.

— Пф, — фыркнул Виктор. — Опять этот грызун.

Однако его появление удивило даже меня. Насколько я помню, до этого он был вместе с Артёмом Дмитриевичем. Как он сюда-то попал? Хотя… о чём я? Этот мелкий паршивец, правда, появляется всегда неожиданно, словно заранее знает: где и кого искать.

И кстати, он, действительно, постоянно приносит нам удачу. Может, и в этот раз повезёт и сможет указать нам правильный путь.

Однако вместо того, чтобы что-то делать, белка продолжала нежиться в ласках Меншиковой. Он, кажется, и не думал что-то делать.

Отлично, теперь ещё и Кокосик был бесполезен. Значит, всё-таки придётся делать всё самому.

— О! Вспомнил! — внезапно произнёс Дмитрий и полез в карман своих брюк. Когда он что-то нащупал, то вытащил ладонь, на которой был орех. — Вот, уже и не помню, откуда он.

Впрочем, Кокосику это было неважно. Завидев еду на руке Литникова, он молниеносно прыгнул ему на ладонь, схватил добычу и быстро направился с ней в сторону закрытого входа.

Поняв, что это тупик, животное стало вести себя довольно странно. Вместо того чтобы развернуться и убежать в другую сторону, он стал колотить орехом по земле. Видимо, пытаясь его спрятать.

— Кажется, он никак не может спрятать свой клад, — с усмешкой заметил Рахманов.

Но, на самом деле, это было довольно странно. Здесь же везде песок! Почему звук удара ореха о землю так сильно напоминает камень?

Я подошёл к Кокосику, чтобы проверить это. Однако белка тут же сначала встала на дыбы, а потом быстро ринулась в сторону вместе со своей едой. Боялась, что отниму. Только мне вот, это было неинтересно.

Я наклонился к тому месту около входа, где был Кокосик и стал расчищать землю от песка. Через несколько минут я округлил глаза. Передо мной был камень, на котором был начерчен один из символов сторон света. Точно такой же, как и на скале!

— Вот оно, — с улыбкой прошептал я.

— Что там? — подошли ко мне остальные и стали разглядывать камень.

Первым, кто наклонился и провёл рукой по выгравированному рисунку, был Румянцев. После этого он округлил глаза и снова посмотрел на вход. Пальцы юноши скользнули по скалистой поверхности.

— Это — магия, — констатировал он.

— Раньше ты этого, конечно, сказать не мог, — прищурился Дмитрий, а Николай в это время ударил себя ладонью по лицу. — Ты ведь сразу мог бы почувствовать магию в камнях, это же твоя стихия!

— И что?! Необязательно! Не все камни нам подвластны, — фыркнул Виктор.

— Серьёзно? Так, вы бесполезный род?

— Так, всё, хватит! — тут же осёк я сразу начинающуюся вражду. — Предполагаю, что нам четверым нужно встать на камни в соответствии со сторонами света. Тогда эта дверь должна открыться.

Конечно, от этой напряжённой обстановки я вряд ли когда-нибудь смогу избавиться, но был один плюс: совсем скоро игры закончатся, и мы сможем вернуться обратно. Правда, жить нам теперь придётся в другом месте, но так хотя бы Виктор с Николаем и Дмитрием больше никогда не будут пересекаться. Так изредка. Во всяком случае, я на это надеялся.

Когда мы откопали остальные камни, каждый встал в соответствии со сторонами света. И я оказался прав. Символы, что были вычерчены стали переливаться светло-голубым сиянием, что говорило о том, что мы сделали всё верно.

При этом через несколько секунд, как Меншикова, которая последняя стояла у камня, обозначающего юг, встала на него, раздался грохот. Земля содрогнулась, а дверь стала медленно открываться.

Все с ожиданием ждали, когда проход полностью откроется, и когда это произошло, Виктор первым сошёл с камня и отправился к входу.

— Ого, я был прав, — внимательно разглядывая проход, восхитился он.

Однако сразу после этого, каменистая часть скалы, которая служила дверью, снова резко вернулась назад. Снова тупик.

— Чего?! — округлил глаза Румянцев. — Что за фигня?! — злился он. — Почему?!

— Видимо, нельзя уходить с камней, — предположил я, обхватив двумя пальцами подбородок. — Иначе проход снова закроется.

— Но, как нам тогда туда попасть? — удивлённо изогнул бровь Литников. — Или туда должен пойти только один?

— Видимо, так, — кивнул я. — Вот почему для этого задания необходима командная работа из пяти человек.

— Тогда, туда пойду я! — сразу вызвался Виктор.

— Нет, — мотнул я головой. — Неизвестно что нас там ждёт. Поэтому, как капитан, туда отправлюсь я.

— Снова выпендриваешься? — рыкнул Румянцев. — Хочешь все лавры себе забрать?!

— Ну ты и идиот, всё-таки, — скривил губы Николай, скрестив руки на груди. — Иван не хочет, чтобы с нами что-то случилось. Вдруг там демоны? Так, он возьмёт всю ответственность на себя. Нет, ну, если ты хочешь, то думаю Иван будет не против провести голосование.

Я посмотрел на Рахманова и кивнул, подтвердив его слова. Понятное дело, что после этих слов Виктор одумается и вряд ли захочет пройти внутрь самостоятельно.

Так и случилось.

— Ну, ладно, ладно, — сглотнув слюну, сказал он и снова встал на свой камень. — Капитан так капитан. Всё-таки его выбрали главным. Пусть хоть что-то сделает.

М-да, этому парню ну никак нельзя было угодить. Что ни скажи, на всё найдётся ответ, от которого потом ещё долго пованивало чем-то специфичным.

Когда все снова были на своих местах и дверь опять открылась, я заглянул внутрь. К счастью, прямо около входа был факел, которым можно было осветить себе путь.

— Удачи, Иван, — приободрила меня Меншикова. — Будь осторожен.

— Как только что-то найдёшь, — послышался следом голос Рахманова. — Сразу возвращайся.

— Не подведи, — заключил Дмитрий.

Я же обернулся к товарищам и молча кивнул им. Взяв факел со стены, тут же двинулся вперёд, вдоль длинного прохода пещеры.

После того как естественный источник от лунного диска пропал и единственным освещением был свет от огня факела, я стал слышать собственные шаги, которые раздавались эхом. Где-то вдали слышались бьющиеся о камни капли. Пахло уже не солёной морской водой, а просто противной сыростью.

Уж не знаю, что я тут должен найти, но этот проход, казалось, был вечен. Даже никаких поворотов не было.

Я не мог сказать, сколько прошло времени, но явно не меньше часа, пока я удалялся всё дальше от выхода. Если честно, я уже думал, что ничего не найду, как вдруг по правую сторону от меня показался проход.

Может, мне как раз туда? Блин, ещё бы знать, что искать. Очередной артефакт? В любом случае я понимал, что нужно было готовиться к очередной загадке. Ощущение, что предыдущие были только разминкой.

Завернув в проход и бредя вдоль него, вдали наконец-то показался тусклый свет. Неужели, нашёл? Такое быстрое задание. Мы точно должны были получить первое место за него, тогда гильдию признают на ровне с родовыми домами. Отлично, осталось только дойти.

Ещё немного. Ещё чуть-чуть…

Я так сильно был вдохновлён собственными представлениями о победе, что когда дошёл до конца, то остолбенел от неожиданности.

Моё лицо вытянулось. Глаза округлились. Я даже мороз, что пробежался по моему телу, почувствовал, и как по моей щеке вниз скользнула капля холодного пота.

Уши заложило, а ноги начали слегка подкашиваться.

— Что… что… что это? — едва шёпотом выговорил я, сглотнув ненавистно застрявший в горле ком.

Внезапно сквозь толстый слой ваты, будто застрял в моих ушах, донёсся чей-то топот. Он был настолько громким и грозным, что я начал понимать: это не к добру.

Через несколько секунд меня окружила толпа магов из рода Рахмановых, что направляли на меня остриё своих клинков.

— Иван Владимирович, — заявил один из отряда. — Вы и ваша команда имперской гильдии задержаны!

Вроде я должен был сопротивляться этому. Вроде должен был что-то сказать. Но видя зрелище, что раскрывалось передо мной я просто не мог произнести ни слова.

Так вот, о чём говорил Фёдор, да?

(обратно) (обратно)

Марк Грайдер Наследник демонического рода — 3

Глава 1

Я стоял в тёмной пещере, что едва освещалась огненным светом факела. Меня окружали люди из рода Рахмановых, что направляли на меня свои мечи. В воздухе витал противный запах, от которого мне хотелось скорее прикрыть нос рукавом.

Но я не мог. Просто не мог пошевелиться или что-то сказать.

— Вы и ваша команда имперской гильдии задержаны!

Эту фразу я никогда не забуду. Она застряла у меня в голове и всегда будет напоминать о том последнем дне игр, которые для нас были окончены.

Как и саму картину.

В моих стеклянных ошарашенных глазах отражалась гора из множества тел. Женщины, дети, мужчины, даже старики. Это было похоже на свалку из мёртвых людей, которые лежали друг на друге, образуя башню.

Моё тело само не хотело двигаться. Нет, я просто не мог этого сделать. Не мог сдвинуться. Не мог что-то сделать. А потом всё было словно в тумане.

Я уже и не помню, как именно нас всех отвели в камеру. Что нам говорили, что пытались выяснить. Ощущение, будто меня парализовало на это время, и все органы чувств резко отключились.

Кроме одного. Запаха. В носу продолжал стоять этот мерзкий запах мёртвых тел, которые лежали передо мной, когда я наткнулся на эту гору трупов.

— Очнулся? — послышался голос Литникова рядом со мной, когда я пришёл в себя.

Оглядевшись по сторонам, я понял, что нахожусь в камере.

Холодные каменные стены, пол. Противный запах мочи вперемежку с чьей-то кровью. Звенящие на ногах и руках кандалы, которые были нацеплены на меня и цепочкой прикованы к стене. Ну а, единственные источники света: маленькое окошко с решётками, что было над моей головой в нескольких метрах, и тусклый свет от факелов, которые были расположены вдоль коридора темницы.

Дмитрий сидел напротив меня, в другой камере и тяжело вздохнул, когда я, пытаясь что-то припомнить и унять головную боль, которая разрывала на части, схватился за виски.

— Значит, очнулся, — констатировал он, сидя на холодном полу и подняв взгляд к потолку. — Рассказывай, что ты там видел?

— Трупы, — сухими губами тихо произнёс я.

Дмитрий удивлённо перевёл на меня взгляд.

— Я не ослышался? Трупы? — переспросил он.

Я молча кивнул ему. На это Литников лишь поджал губы и снова посмотрел вверх.

— Понятно, — произнёс он как-то спокойно, что теперь удивило меня. — Значит, это дело рук того ненормального, да? Фёдора?

Конечно, я не знал, кто повинен в этом, но в его догадке я не сомневался. Это точно он. Вот о чём он меня предупреждал.

Внезапно в конце коридора послышались шаги. Они эхом стали раздаваться вдоль темницы, долетая до наших с Дмитрием ушей. Мы тут же напряглись. Кто бы это ни был, мы должны были выяснить, что произошло и почему мы здесь. А самое главное: где остальные?

Но то, кого мы перед собой увидели, ввергло нас в обоих в шок.

Пусть выглядел он и не так, как раньше, но перед нами был Фёдор. Я сразу узнал эту ядовитую ухмылку на его лице, и шапку, которая стала его атрибутом узнаваемости. Единственное, одежда. Он был одет в форму Рахмановых, отчего я не понимал, что именно происходит. Неужели он даже не скрывается от других?

— Рад встрече с вами, — произнёс он. — Друзья.

Друзья⁈ Он с ума сошёл, что ли? Этот ублюдок подставил нас, заточив в тюрьме, а теперь смеет называть нас друзьями? Пусть даже в саркастичной форме и с этими смеющимися глазами, но…

Мразь.

Я стиснул зубы от злости и вскочил на ноги. Только хотел было дойти до решёток, но цепь не позволила мне приблизиться. Натянувшись, она тут же потянула меня назад.

— Где мы? Что ты сделал? — цедил я сквозь зубы. Мои ладони сами невольно сжимались в кулаки. — Где мои товарищи⁈

— С ними всё будет хорошо, — продолжал усмешливо отвечать он. — Если, конечно, вы сами этого захотите.

— Что за бред ты несёшь⁈ — выкрикнул Литников. — Что значит, если мы этого захотим? Где наша команда? Что случилось в пещере⁈

— Ой, — наигранно удивился он, посмотрел на Дмитрия. — Я и забыл, что тут ещё один щенок остался. Надо бы и тебя наказать.

— Что значит, наказать? Ты что мелишь⁈ — едва сдерживал я себя.

— Я разве не сказал? — снова перевёл он взгляд на меня. Актёр из него был так себе, но это было сделано скорее специально, чтобы вывести меня из себя. Почему-то я прямо был в этом уверен. — Ваши товарищи были на допросе. Но не прошли его. Поэтому кто знает, живы они или мертвы, — пожал он плечами. — Но после таких пыток вряд ли кто-то выживает.

После его слов мои глаза налились кровью. Нет. Это точно была тёмная энергия, которая начала сочиться из меня. Я уже не мог её контролировать. Мне хотелось разорвать эти оковы вместе с Фёдором.

Что значит, живы они или мертвы⁈ Нет! Он врал. Точно врал. Зачем тогда ему говорить, что всё зависит от нас? Ненормальный. Такие, как они должны были оставаться в Преисподние! Именно там их место.

— О! Кажется, я вас сильно разозлил, — не переставая ухмыляться, произнёс Фёдор. — Отлично. Значит, вы точно тот, кто мне нужен.

— Что ты несёшь? — не переставал злиться я, накапливая внутри себя тёмную энергию.

Но в какой-то момент я почувствовал резкую слабость. Ноги подкосились, стали ватными. Я упал на колени. Меня стали сдавливать, будто невидимой удавкой. Воздуха не хватало.

— Иван! — обеспокоенно выкрикнул Дмитрий, припав к решёткам. — Иван, что с тобой⁈

Я не мог ответить ему. На горло продолжало что-то давить. Будто чьи-то невидимые руки душили меня, а перед глазами всё расплывалось.

Кашляя, я схватился за горло. Подняв глаза, в расплывающемся силуэте Фёдора, я заметил спокойствие и ещё более широкую ухмылку.

Ублюдок. Что он со мной сделал⁈ Что это такое⁈ Почему, мне кажется, что меня сейчас убьют?

— Вижу ваше недоумение, — констатировал он, опустившись на корточки и глядя мне прямо в глаза. — Это специальные наручники. Они подавляют любую магию. А на демоническую, у них особый эффект. Сделаете так ещё парочку раз и точно умрёте.

— Сволочь! — рыкнул через решётку Литников. — Чего ты хочешь⁈

— Я не намерен обсуждать свои намерения с таким, как вы, — брезгливо ответил он, сморщив нос. Потом резко изменился в лице. Стал спокойным. — Однако если вам любопытно, то всё просто: я хочу уничтожить все рода, оставив только род Рахмановых, и то не всех. Ну и сделать демонов этого мира — новыми жителями.

А вот про это я не знал. Когда услышал, то не поверил своим ушам. Он, действительно, собирался сотрудничать с демонами⁈ Что за бред? Ладно, он, но демоны могли спокойно уничтожать людей. Они и Рахмановых могли отправить спокойно на тот свет.

Что происходит⁈

Когда мне стало чуть полегче, и воздух снова стал поступать в лёгкие, я присел на холодный пол и направил яростный взгляд в сторону Фёдора. Тот снова натянул свою противную улыбку.

Как же сильно он меня бесил!

— Зачем это вам? — поинтересовался я, шипя сквозь стиснутые зубы. — Зачем вам сотрудничать с демонами?

— Демоны — раса, что выше людей. Я не говорю, про низших. Высшие демоны могут сделать этот мир иным, новым. Могут принести знания, что неведомы людям. Мы можем стать такими же идеальными существами, как и они, — он расширил глаза. — О чём я⁈ Нет! Лучше! Мы можем превзойти их. Но без них это невозможно.

— Хотите сказать, всё это ради их силы? Ради тёмной энергии? — снова спросил я.

— Не совсем, — усмехнулся Фёдор. — Хотя и это тоже. Рахмановы должны стать теми, кто сделать этот мир лучше. Не наш император, который лишь по счастливой случайности стал правителям, отдав губернии другим родам, — на это он презрительно усмехнулся. — А мы. Те, кто понимает, что демоны — единственная надежда человечества. Сила, разум. Мы не можем жить во Вселенной, зная, что есть кто-то, кто сильнее нас. Но и уничтожить не можем. А значит, должны объединиться. Разве не так?

— А как же те, кто состоит в вашей секте? — напомнил я ему. — Там ведь не все из рода Рахмановых. Или я не прав.

— Они согласны быть нашими подчинёнными. Им не нужны земли, богатства. Только демоническая сила, — Фёдор слегка наклонил голову вбок. — Люди — такие идиоты. Им так мало надо для счастья, даже несмотря на то, что это счастье, в конце концов, их и погубит.

— Не только вы, — продолжил я. — Но и ещё кто-то из верхушки стоит за вами. Кто это?

— Но, но, — он вытянул перед носом палец и покачал им из стороны в сторону. — Пока рано об этом говорить. Как только вы присоединитесь к нам, так сразу всё узнаете.

— А если я откажусь, — уже более спокойно произнёс я. — Что тогда?

— Тогда, — он покосился в сторону Дмитрия, — у вас не останется друзей. Доверия вы лишитесь, но не хотите же вы потерять своих драгоценных друзей? И не только их…

— О чём вы? — округлил я глаза, чувствуя нечто нехорошее в его словах.

— Точнее сказать, о ком, — ухмыльнулся он и приблизился к решётке, тихо прошептав: — О вашем дорогом брате, разумеется.

Меня словно молнией ударило. Значит, он и об этом знает⁈ Он явно очень близко подобрался к императору, раз уже в курсе о таких подробностях.

Рахманов поднялся на ноги и повернулся в сторону выхода, в последний раз бросив взгляд на меня:

— Видите, — подметил он. — От вашего решения многое зависит. Так что, я буду ждать ответа до завтра. Надеюсь, вы сделаете правильный выбор. Всего доброго.

Он поклонился и отправился вдоль коридора.

После того как шаги стихли, Литников, скрипя зубами, процедил:

— Вот же ушлёпок! — злился он. — Ты ведь не задумываешься всерьёз над его предложением⁈ Только посмей и я…

Однако заметив мой взгляд и вытянутое от удивления лицо, Дмитрий тут же затих. Он слегка успокоился, словно начинал понимать меня.

— Не забывай, — бросил он. — Что мы твои товарищи, и если что, можем помочь в любую минуту.

— Да, но… — я снова вспомнил его слова о брате. — Теперь в моих руках жизнь ещё нескольких человек.

— Кстати, о каком брате он говорил? — поинтересовался Дмитрий. — Не знал, что у тебя есть родственники.

— Да, — тихо произнёс я. — Есть. Точнее… были в прошлой жизни.

Услышав мой ответ, Литников округлил глаза и уставился на меня. Ну, неудивительно, он-то до сих пор не знает, кто я такой на самом деле и что скрываю. В момент, когда Фёдор догадался о моём происхождении, Дмитрий был без сознания. А сейчас… сейчас уже не так важно, узнает он что-то обо мне или нет.

Ситуация была критической, поэтому…

— Понимаешь, я…

Не успел я договорить, как внезапно послышалось шуршание. Наше внимание тут же переключилось в ту сторону, откуда доносился звук.

(обратно)

Глава 2

Долго всматриваясь в темноту, что практически не освещалась светом от факелов, через несколько секунд я смог разглядеть силуэт. Маленький, пищащий, а ещё с длинными ушами.

— Кокосик? — сразу предположил я. И, кстати, не прогадал. — Кокосик! — более радостно подозвал я к себе белку.

— Кто бы сомневался, — как-то скептически произнёс Литников.

— Пришёл нам помочь? — усмехнулся я, когда зверёк быстро побежал в нашу сторону.

Как оказалось, он был с подарком. Уж не знаю, откуда именно, но в зубах у него был небольшой ключ. Неужели эта белка поняла, что нас нужно спасти? Такое умное животное?

Нет, не то, чтобы я сомневался в его умственных способностях, просто это было довольно странно. Откуда вообще он взял этот ключ? Поблизости я не почувствовал ни одного стражника, да и вообще человека.

Может, Кокосика прислал сюда Артём Дмитриевич? Он, наверное, уже в курсе того, что произошло со мной и моим отрядом. Значит, скоро тоже будет действовать, выйдя из тени?

Пока я предполагал различные варианты, Кокосик подбежал ко мне и вложил в ладонь ключ. Ловкими движениями пальцев, я тут же расправился с кандалами на своих кистях, а затем на щиколотках.

Когда меня уже ничто не ограничивало при помощи тёмной энергии, я тут же снёс железную дверь тюремной камеры.

— Я уже и забыл, — усмехнулся Дмитрий, наблюдая за моими действиями. — Что ты так можешь.

— Сейчас не время, — подойдя к его камере и открыв дверь, подметил я. — Нам нужно выбираться отсюда и спасти наших товарищей.

— Да, но… — когда я снял цепи с Литникова, тот поднял и, потерев запястье, задумался. — Где нам их искать? Да и как помочь? Если их схватили в плен… Не пойдём же мы против целого императорского рода в одиночку.

Тут я с ним был полностью согласен. Наверное, Фёдор и это продумал. Поэтому нам нужны были те, кто смог бы помочь нам и довериться.

Единственное место, куда мы могли обратиться — имперская гильдия. Почему-то я не сомневался, что на Ангелину Андреевну можно положиться. Она не из тех, кто будет стоять в стороне.

— Для начала выберемся отсюда, — предложил я Дмитрию. — А там уже всё узнаем.

Он кивнул мне молча в ответ, и когда мы вышли в коридор, то осмотрелись по сторонам.

В этой части здания я никогда не был. Куда идти, не знал. Но, кажется, нам повезло с проводником. Кокосик тут же рванул вправо, когда мы вышли в зал, где было разделение в несколько сторон.

— Уверен, что этой белке можно доверять? — поинтересовался Литников, когда я пошёл следом за Кокосиком. — Я, конечно, понимаю, что он уже не в первый раз нам помогает, но это всё-таки животное. Он-то смыться сможет, а вот мы, если попадёмся…

— У него очень развита интуиция, — перебив Дмитрия, успокаивал я его. — Он не побежит куда-то безрассудно. К тому же это он нам помог выбраться. Так что, почему бы не довериться ему уже в который раз?

Несмотря на скривлённые губы, Литников всё же тяжело вздохнул, но пошёл за мной. Всю дорогу он молчал, а мы просто шли вдоль коридора, так ни на кого не нарвавшись.

Даже странно, что стражников совсем не было. Да и вообще подвальные тюремные помещения никем не охранялись. Сначала я подумал, что нам очень повезло. Но потом эта ситуация стала меня напрягать. И, кстати, не только меня.

— Почему у меня такое нехорошее предчувствие? — спросил Литников, оглядываясь по сторонам. — Это слишком странно, тебе не кажется?

— Да. Хороший вопрос, — задумчиво произнёс я. — Почему тут никого?

— Пойди мы в другую сторону, мне кажется, особого различия не было бы, — пожал он плечами.

— Думаете, это, правда, было частью плана целой гильдии? — внезапно раздался чей-то голос в коридоре.

Мы с Дмитрием быстро спрятались за угол, пока нас никто не заметил.

Мимо прошли два молодых человека. Судя по форме, они из рода Рахмановых. Что неудивительно, мы ведь были в их поместье. Только вот когда они остановились прямо рядом с нами, то к ним тут же вышел третий, в белоснежной форме.

Это был… Алексей? Что здесь делал Кожевников?

— Не думаю, — произнёс он, услышав их разговор. — Что гильдия замышляла что-то против императора.

— Хм, тогда почему их команда оказалась на месте преступления? — фыркнул один из Рахмановых. — Мы нашли их логово, где они прятали трупы, которые потом использовали для применения запретной магии.

— С чего вы сделали такие выводы? — удивлённо приподнял бровь Алексей. — Они могли оказаться там случайно.

— Случайно? Ха! Им дали чёткое задание, куда идти во время третьего испытания, но вместо этого, они отправились в своё убежище. Понятное дело, хотели пока внимание остальных сфокусировано на играх, напасть на императора и род Рахмановых.

— Зачем же это гильдии? Да и, с чего вы взяли, что они владеют тёмной магией?

— А это лучше вы нам скажите, Алексей Николаевич, — усмешливо произнёс один из незнакомцев. — Гильдия ведь почти ваша.

— Я лишь представляю её интересы, — хмыкнул Кожевников. — Если хотите знать, то гильдия была создана одним из представителей рода Рахмановых. Или вы хотите сказать, что кто-то из вашего же рода решил покуситься на жизнь императора⁈

После этого двое незнакомцев переглянулись между собой и поджали губы. Больше они не обмолвились ни словом, а лишь недовольно фыркнув пошли дальше вдоль коридора.

Кожевников оставался на том же месте, глядя им вслед. Когда Рахмановы скрылись за поворотом, Алексей искоса посмотрел в нашу сторону.

Неужели понял, что мы здесь⁈

— Сейчас у императора важный сбор всех глав семей, — внезапно начал говорить он. — Вы можете выйти через чёрный выход, если пройдёте вдоль этого коридора до конца. Направляйтесь в поместье Кожевниковых. Там вас будут ждать.

— Но почему не в имперскую гильдию? — тихо поинтересовался Литников.

— Там проводится обыск. Пока члены гильдии охраняют границы губерний, им ничего не грозит, но те, кто остался — подвергаются допросам. В том числе и ваши товарищи.

— Скажите, это вы устроили так, чтобы стражников не было в темнице? Почему нас не охраняли? — стал догадываться я.

На это Кожевников лишь промолчал. Не стал отвечать на вопрос, полностью игнорируя его. Однако я понимал, что его рука здесь тоже была приложена. Отчего едва заметно улыбнулся.

— Благодарю вас за помощь, но мы должны вытащить наших товарищей, — твёрдо заявил я о своём решении.

— Знаю, но не сейчас. Пока они живы. Мы поможем вам вернуть их, как и честь гильдии. А пока направляйтесь в поместье, — после этих слов он быстрым шагом направился вслед за Рахмановыми.

— Спасибо, — прошептал я вслед Алексею, на что тот либо не услышал, либо, в целях безопасности, проигнорировал мои слова.

Мы же с Литниковым послушали Кожевникова и быстро направились в другую сторону. К счастью, Алексей был прав. Мы прошмыгнули так, что нас никто не заметил. Однако этот лёгкий путь, был слишком подозрителен.

Может, всё же не просто так?

///

До поместья Кожевниковых мы добирались окольными путями. Понимая, что за нами скоро пошлют, как только узнают, что мы сбежали. К тому же Фёдор точно это так просто не оставит. Даже не удивлюсь, что ему больше интересно не то, что мы покинули тюрьму, а что мы будем делать дальше.

Имперская гильдия, а точнее, именно наш отряд, был признан преступниками. Остальные тоже скоро будут под подозрением и тогда вся гильдия будет в опасности.

Но почему у Фёдора всё так легко получилось обставить? Если верить его словам, он давно это замышлял, а значит, действительно, имеет прямое влияние на императора. Если это так, значит, работает он с кем-то, кто очень дорог Данииле Владиславовичу. А единственными, кто совсем близко находится к императору, были его наследники.

Если уж даже его мать не выдержала и поссорилась с сыном из-за его чада, то неудивительно, что Фёдор нашёл лазейку через них.

Размышляя над этим, я и не заметил, как мы подошли к дому Кожевниковых. Алексей не соврал, нас, правда, там ждали. Первым к нам вышел Евгений. Пусть и старался он держаться серьёзным, но на его лице явно было какое-то облегчение.

Видимо, он уже всё знал. Собственно, как и остальные представители рода.

— Я рад, — произнёс мальчишка, поклонившись. — Что с вами всё хорошо. Пройдёмте. Я провожу вас.

— Уверены, что нам тут неопасно оставаться? — уточнил Литников. — Всё-таки мы можем…

— Всё хорошо, — перебил его Евгений. — Не переживайте. Отец уже обо всём позаботился.

На этих словах мои губы дрогнули, и я расплылся в улыбке. Невольно, не сам. Просто почему-то становилось легче от понимания того, что Евгений наконец-то перестал переживать из-за своего происхождения.

Когда он заметил эту улыбку на моём лице, то прищурился и искоса взглянул на меня.

— Что-то не так, Иван Владимирович? — поинтересовался у меня Евгений.

— Нет, — стал отмахиваться я. — Просто… кое-что вспомнил.

— Вот как, — взгляд мальчишки снова направился в сторону усадьбы, куда мы направлялись вдоль парка, что расположился вокруг. — Надеюсь, оно поможет вам в трудные минуты.

— Кстати, а вы не знаете, где сейчас Ангелина Андреевна? — поинтересовался Дмитрий. — Хотелось бы её увидеть и кое-что с ней обсудить.

— Ангелина Андреевна сейчас в безопасном месте, — загадочно произнёс Евгений.

— Хотите сказать, что она тоже в бегах? — удивлённо вскинул я бровь.

— Не совсем так, — тяжело вздохнул мальчишка. — Я лишь слышал об этом, но никто не говорил напрямую.

— А подслушивать нехорошо, — упрекнул его Литников, скрестив руки на груди.

— Знаю, но так легче собирать информацию. К тому же она ведь вам нужна, — прищурился Кожевников.

Эх, молодец, братишка. Мало того что научился давать отпор словами, так ещё и находит разные методы, чтобы собрать побольше информации. Понимает, что она сейчас необходима.

Меня даже гордость за новое поколение нашего рода распирала. Какой молодец.

— Сейчас Ангелина Андреевна с главой гильдии, — пояснил Евгений. — Так говорят.

— Хах, — усмехнулся Дмитрий. — Ещё бы знать, кто этот глава. Мы ведь так и не знаем ничего про него.

— Совсем скоро узнаете, — подбодрил его мальчишка. — Так, я слышал. А ещё, — он поджал губы. — Скоро назревает война. И нужны все силы, в том числе и гильдии.

— Однако гильдию хотят прижать именно из-за этого, — пояснил я ему. — Так что…

— Нет, — покачал головой Кожевников. — Им плевать на гильдию. Они слишком уверены в себе. У них есть другой план. Так говорит отец.

— Вот как? — даже я удивился таким рассуждениями. — И какой же у них план? Зачем они свалили всё на нас? Зачем им сажать нас в темницу и вообще…

— Отец многое разузнал про этих сектантов, а также то, кто состоит в их рядах. Поэтому у них иное видение ситуации. Просто они хотят…

Внезапно в коридоре, вдоль которого мы шли, когда уже были в поместье, открылась дверь одной из комнат. Мы остановились и обернулись назад.

— Евгений, вы уже привели их? — послышался знакомый голос. А потом к нам вышли несколько человек, отчего я округлил глаза.

Так они… тоже здесь и знают про нас? А Кожевников тот ещё интриган. Даже ничего не сообщил. Ох, уж, этот Алексей.

(обратно)

Глава 3

К нам с Дмитрием вышли Роман Сергеевич и Екатерина Елисеевна. Удивительно, снова увидеть их, да ещё и при таких обстоятельствах.

— Слава Богу, — ахнула Екатерина. — Я так счастлива, что с вами всё хорошо. Когда услышала, что случилось, очень переживала за вашу команду.

— Удивительно, что Алексей всё же решился помочь вам и вот так подставить свой род, — недовольно хмыкнул Роман, на что получил наши неодобрительные взгляды, включая Ранскую. — Однако, — сразу поправился он. — Рад, что вы смогли выбраться оттуда незамеченными.

— Да, господин Кожевников очень постарался, — кивнула одобрительно в ответ Екатерина.

Однако у меня было предчувствие, что здесь не всё так просто. Не только Кожевников был причастен к нашему побегу. Скорее всего, Фёдор уже знал, что мы выбрались. Только зачем это ему?

И тут я начал понимать, что не только это смущало меня во всей этой ситуации. Если бы Рахманову нужен был только я, то почему он отделил нас вместе с Дмитрием от остальных? Боялся, что тот расскажет о моей силе другим? Но ему то какое до этого дело? Что с того, если бы кто-то узнал обо мне? Значит, причина не в этом.

Если же он хотел, чтобы мы вместе с ним выбрались из камеры, то зачем столько лишних телодвижений? Да и вообще… зачем ему это всё?

Я никак не мог понять его логику. Никак не мог разгадать, о чём думал этот странный человек, который, к тому же каким-то образом влился в доверие к Рахмановым после того, как вернулся из Преисподнии. Так, мало того, за сектой стоял ещё кто-то из прислужников императора, и, скорее всего, его самый близкий родственник.

Чем дальше я углублялся в эти вопросы, тем больше понимал, насколько всё выглядит запутанным. К тому же нужно было разобраться в первую очередь с сектой. Не хотелось бы, чтобы они успели осуществить свой задуманный план. Хотя судя по той горке трупов, они уже совсем близки к своей цели.

— Иван, — внезапно окликнул меня голос Екатерины, который вывел из раздумий. — С вами всё хорошо?

— Да, — кивнул я в ответ и улыбнулся, чтобы не нагнетать обстановку. — Просто немного задумался о происходящем.

— Значит, — усмехнулся Роман Сергеевич. — Не только у меня одного плохое предчувствие.

— Скажите, — неожиданно встрял в разговор Дмитрий. — Ваша сестра сейчас находится в опасности. Неужели вы совсем не переживаете за неё?

После этого вопроса взгляд Меншикова как-то погас. Он стал более серьёзным. Губы слегка поджались, ладони едва заметно сжались в кулаки.

— Я слишком хорошо знаю Анастасию, — заявил он. — И прекрасно понимаю, на что способна моя сестра. Я не просто так хотел, чтобы она стала главой нашего рода.

— Но разве девушка может встать во главе рода? — тут же удивлённо посмотрела на него Ранская. — Анастасия, действительно, удивительная девушка. Но… чтобы главой рода…

— Может, — не дав слова Меншикову, подтвердил его слова Литников. — В том случае, если род признает её силу. Только вот, до этого времени никому не удавалось сделать подобного.

— К сожалению, у нас нет времени обсуждать то, что могло было бы быть, — напомнил я им. — Сейчас, в нашем положении, нужно придумать, что делать дальше.

— Вряд ли императорские войска пойдут по вашему следу, — Роман обхватил пальцами подбородок. — Скорее всего, следующий шаг будет направлен сразу на знатные рода.

— Знать бы, кто первый, — цыкнул недовольно Дмитрий. — Так, мы хотя бы могли бы помочь им.

— И как по вашему это будет выглядеть? — недовольно скривился Меншиков и скрестил руки на груди. — Двое из имперской гильдии пойдут против целой секты? К тому же те, кого считают преступниками?

— Скоро все о нас забудут, как о преступниках, — размышлял я. — Если уже этого не сделали. А значит…

— Нападение будет совсем скоро, возможно, уже сегодня, — предположил Литников.

И не только это.

Когда секта начнёт действовать, после объявления нас преступниками, никто не захочет с нами сотрудничать. Тогда знатные рода будут объединяться и охотиться не только на сектантов и демонических тварей, которых они выпустят, но и на нас!

Все пять родов будут ополчены против каждого из нас. Вот почему Фёдор предложил мне вступить к ним. Он просто не оставил нам выбора в объединении с остальными. А если все узнают о моей силе, то и имперская гильдия перестанет мне доверять.

Вот, чёрт! Этот урод всё просчитал.

Я невольно сжал ладони в кулаки и стиснул зубы. Понимал, что если даже заручиться поддержкой своих товарищей, долго мы не простоим. А Кожевниковы не смогут пойти против остальных. Тоже не выдержат. Их просто сожмут с двух сторон.

Чёртов плут. Нужно было быстрее выяснить, за кем стоит Фёдор и кем так ловко управляет. Он отлично мог вклиниваться в ситуацию, и я уверен, что именно он здесь главный. А тот, с кем работает — всего лишь марионетка, от которой он вскоре избавится.

Мне срочно нужно было встретиться с Артёмом Дмитриевичем. Он точно смог бы что-то подсказать. Наверное, что-то выяснил. Даже не сомневался в этом. Более того, если Фёдор хочет открыть множество пространственных дыр, не боясь того, что демоны нападут и на него, то у него явно была поддержка.

Если вспомнить ту деревню, в церкви которой мы обнаружили алтарь для призыва высшего демона, то значит, они уже давно контактировали с ними. И если они придут в империю, это будет катастрофа.

Рода падут сразу. Никто не знал, как сражаться против такого скопления тёмной энергии. Единственный, кто может им противостоять — я. Но… смогу ли в одиночку это сделать? Даже с силой Артёма Дмитриевича, это было сложно. Нам нужны были ещё люди, кто сможет ей управлять. Но единственный путь, чтобы её заполучить, путь в Преисподнюю.

К тому же обучать кого: времени у нас точно не было. Пока тёмная энергия приспособится к человеку, пройдёт много времени, если учесть, что в аду время идёт по-другому, не так, как здесь.

Что же делать?

— Иван, — обеспокоенно произнёс Дмитрий.

Его фраза пролетела мимо моих ушей. Я был слишком занят размышлениями о плане и стратегии. Как бороться с нечистью в малом количестве? Что делать, если вся Преисподняя выйдет наружу.

— Иван! — снова позвал меня Литников.

Мои глаза начали бегать из стороны в сторону. Я продолжал лихорадочно искать хоть что-то, за что можно было зацепиться. Но почему… почему ничего не шло в голову?

— Хватит уже! — внезапный крик Дмитрия, словно молотом по голове ударил. Я очухался от собственных дурных мыслей. Пелена спала, а я удивлённо посмотрел на товарища, который стискивал зубы и сжимал ладони в кулаки. — Я не для того тебе доверился, чтобы ты в одиночку пытался что-то придумать!

Моё лицо вытянулось от удивления сильнее. Он что, мысли мои прочитал? Откуда знает, о чём я думал?

— У тебя на лице написано, что ты хочешь один пойти против секты. Так не получится, — резко рассёк он рукой воздух. — Пусть и не все могут довериться простолюдину, но я и остальные из гильдии уже верят в твои навыки. Разве не доказательство этому то, что ты стал капитаном нашей команды⁈

Точно… Ангелина Андреевна, зная о моём происхождении, не задумываясь, сделала меня главным по команде. Знала, что эта игра была важна для нас. Могла бы поставить кого-то более опытного, но выбрала именно меня. Почему? Возможно, мне, правда, стоило положиться не только на себя. Но… подставлять остальных под такой удар, я просто не мог.

— Уж не знаю, что вы там замышляете, — хмыкнул Роман Сергеевич. — Но сейчас положение такое, что все рода могут быть в большой опасности. Что бы ни случилось, Меншиковы будут на стороне имперской гильдии. Но я вижу, что вы что-то скрываете. Чтобы помочь, мне нужно знать больше информации, чтобы уговорить главу рода помочь вам.

Вот в этом я был не уверен. Если я всё расскажу ему, то… не факт, что он тут же не направит на меня свою магию. К тому же говорить это при Екатерине, которая в прошлой жизни была моей возлюбленной, было нелегко.

И ещё. При разговоре всё ещё продолжал присутствовать Евгений. Что будет, если я скажу, что принадлежу роду Волконских. Тех самых, которых нарекли демоническим родом, да ещё и обладаю магией демонов. Пф. Нет. Бред.

— Я уже понял, что вы необычный простолюдин, — снова заговорил Меншиков. — Так, кто вы? Если хотите помощи и поддержки со стороны других, то расскажите всё, что вам известно. И прекратите утаивать правду.

Я оглядел всех присутствующих, в том числе Литникова, который слегка поджал губы и чуть увёл взгляд в сторону. Было видно, что он держится из последних сил, чтобы не открыть правду о моей силе.

Что же, рано или поздно, но я всё равно выдам себя. В скором времени всё перемешается и всё выплывет наружу. Наверное, стоило произнести это самому, а не так, чтобы об этом узнали от кого-то другого.

Правда, если честно, я думал, что первыми, кто будет знать о моей тайне, станут члены имперской гильдии. Ну и, Алексей. Хах, никогда ещё так не ошибался.

— Хорошо. Я расскажу вам. Но пообещайте, что не будете делать поспешных выводов? — после моего вопроса Ранская и Меншиков переглянулись и, снова посмотрев на меня, твёрдо кивнули. Правда, всё же в их ответе я был неуверен. — Не так давно, на первом задании игр, мы столкнулись с человеком, — начал рассказывать я. — Его зовут Фёдор.

— Фёдор? Кто это? — удивлённо изогнул бровь Роман Сергеевич.

— Он глава той самой секты, которая хочет завладеть империей и сместить нашего императора, — пояснил я. — Судя по его магии, он относится к роду Рахмановых.

— Рахмановых⁈ Хм. Хотите сказать, что знатный род хочет устроить геноцид своих же?

— Этого я не знаю, — мотнул я головой. — Мне лишь известно, что они готовы пойти на огромные жертвы ради своих целей. К тому же у них есть возможность управления тёмной энергией, и они могут сами создавать пространственные дыры.

— Сами⁈ Такое вообще возможно?

— Видимо, это какая-то модификация с объединением тёмных сил. Я и сам пока этого не понял. Но в их рядах люди, которые способны применять тёмную энергию, не боясь последствий.

— Что же это за монстры? Человек ведь не может долго держать в себе тёмную энергию, если он сам не демон. Хотя, если вспомнить… — Роман искоса взглянул на Евгения и тяжело вздохнул. — Впрочем, неважно.

— Вы ведь сами понимаете, — вступила в разговор Ранская. — Что их просто подставили. Род Волконских, — она слегка поджала губы и увела взгляд в сторону, будто перед глазами появились обрывки неприятных воспоминаний. — Никогда бы ничего подобного не сделал.

— Ладно, проехали, — снова повторился Меншиков и посмотрел на меня. — А что дальше?

— Дальше? — я посмотрел в окно и вспомнил весь разговор с Фёдором. Его надменное лицо стояло перед глазами. Эта ухмылка, уверенность. Чёрт, и почему я был таким беспечным? — Дальше, он предложил мне вступить в их ряды. Сказал, что у меня не будет выбора.

Лица Екатерины и Романа тут же вытянулись от удивления. Литников же сохранял спокойствие, а потом подошёл к Евгению, понимая, что я хочу сделать и мальчику видеть это необязательно.

— Евгений Алексеевич, — с улыбкой обратился он к мальчишке. — Думаю, вам лучше…

— Нет! — твёрдо ответил он, глядя на меня. — Я тоже хочу послушать. Пусть я и не являюсь родным сыном рода Кожевниковых, но всё же уже могу принимать самостоятельные решения.

— Но ведь…

— Пусть остаётся, — мягко улыбнулся я. — Имеет право.

— Право на что? — не понимал Меншиков. — О чём вы? Почему главарь секты с такой силой предложил вступить в их ряды именно вам? Что им нужно? Вы что-то знаете, или…

Он не успел договорить, как под моими ногами стал скапливаться густой туман. Чёрная плотная энергия стала обволакивать мои ноги, будто змеи, которые вскарабкиваются по телу.

Ранская и Меншиков отшатнулись назад. На лице Екатерины был выражен ужас, а Роман тут же взялся за рукоять своего клинка.

— Это же… — тут же воскликнул он, но я успел его перебить:

— Не бойтесь, — прикрыв глаза произнёс я и приподнял правую руку, в ладони которой образовалась сфера из тёмной демонической ауры. — Это моя сила. Вот почему, Фёдор так хотел получить меня.

— Кто… кто вы такой? — округлив глаза, дрожащим голосом спросила девушка. — Кто… кто вы на самом деле?

— Как вы понимаете, я вовсе не простолюдин, — открыв глаза, что горели алым цветом, произнёс я. — И моё настоящее имя не Иван. Я тот, кого считали погибшим десять лет назад.

— Десять… лет назад. Хотите сказать, что вы…

(обратно)

Глава 4

Снова этот ужас в глазах. Снова презрение, с которым на меня смотрят. Невольно в голове отдались воспоминания о том, как уничтожали мой род. С той же ненавистью на меня смотрела родственная ветка семьи Рахмановых, которые посчитали меня демоном.

Почему-то только сейчас перед глазами встали воспоминания о том времени. До этого образы были мутными, туманными. Сейчас я чётко помню каждое лицо членов своей семьи, которые направляли в мою сторону свои клинки, перед тем, как бросить в ущелье.

В тот момент мною овладевал страх. И даже больше не за свою жизнь, а за жизнь своих близких. Помню, как смог вывести в тот день Ранскую с Евгением на руках, но самому пришлось стать жертвой, для того чтобы они смогли сбежать.

Самое печальное, что я до конца не понимал: почему? Что мы им сделали? Что произошло и как это случилось? Почему нас признали демоническим родом ни с того, ни с сего? А самое главное: как именно император выкрутился из этой ситуации? Он же наш родственник, а значит, тоже мог представлять угрозу.

Хотя… о чём я? Рахмановы всегда могли найти выход. Им верили, надеялись. Знали, что они сильнейшие среди знатных родов, и смогут защитить империю. А теперь один из них прячется за спинами остальных и орудует, как марионетками.

Насколько же пал этот гнилой мир.

— Да, — наконец-то, спустя несколько секунд молчания, тихо произнёс я. — Я представитель ныне считающегося покойного рода Волконских, — подняв на безумные от ужаса глаза на Ранскую и Меншикова, заявил я. — Александр Владимирович Волконский, собственной персоной. Правда, — с усмешкой отметил я, оглядев свою руку, которую покрывал чёрный сгусток энергии. — Немного модифицированный.

Тишина, что наступила после моих слов, начинала слегка пугать уже меня. Все стояли в остолбенении, в том числе и Евгений. Мальчишка открыл рот и просто не знал, что ему сказать. Краем глаза я заметил, как с его лба стекает холодный пот, а глаза выпучены так, словно вот-вот вылезут наружу.

Глядя на всё это, я мог лишь тяжело вздохнуть. Вот же, дурень. Да, знаю, я не должен был никому говорить об этом. Это только наведёт большую смуту. Однако Фёдор и без того уже мог спокойно внести свою лепту, подробно рассказав, кто я. И если бы это сделал он, ситуация была бы гораздо хуже.

Сейчас я почему-то почувствовал облегчение. Единственное, что удивляло: реакция Дмитрия. Он не знал, кто я такой на самом деле, а потому его спокойствие, слегка напрягало. Может, догадывался? Или просто уже ничему не удивляется после того, как узнал, что я обладаю тёмной энергией?

— Этого быть не может! — отринул мои слова Роман, махнув рукой в знак отрицания. — Никто не смог бы выжить в ту ночь.

— Можно сказать, — поджал я губы. — Я и не выжил. Точнее, попал в место, из которого был довольно сложный выход.

— И что же это за место такое⁈ — не сбавляя тона, давил на меня Меншиков.

— Преисподняя, — холодно ответил я. — Именно там и был Фёдор. Именно оттуда у него знания, и вот почему он так хорошо владеет этой магией.

— Минуточку, — влез в разговор Литников. — Фёдор был там один? Его приспешники не были вместе с ним там?

— Если честно, я не знаю, — обернулся я к Дмитрию. — Но, насколько мне известно, нет.

— Тогда, — задумчиво произнёс он, обхватив двумя пальцами подбородок. — Почему они могут управлять этой энергией? Если предположить, что только люди, которые побывали в мире демонов, могут совладать с их магией, тогда как его последователи могут это делать? Вряд ли он насильно их сбросил с ущелья. А мы видели, что бывает, если напитать тело тёмной энергией, в нашем мире.

А это было хорошей зацепкой. Ну вот, а я даже сомневался в познаниях Литникова. А он дал мне хорошую мысль на обдумывание. И, правда, как? Может, есть способ контролировать её и в нашем мире.

Однако спросить его напрямую шанса не было, но, возможно, что-то знал Артём Дмитриевич. Вот только связаться с ним сейчас было крайне сложно. Особенно когда ты находишься в бегах.

— Только не говорите, — рыкнул злобно Роман. — Что хотите напитать этой гадостью магов, чтобы сражаться с сектой! Это не способ решить проблему!

— В нашем случае, — заверил я его. — У нас не остаётся другого выхода. Скорее всего, сражение будет идти не только против мертвецов и магов с тёмной энергией. Они хотят открыть везде дыры, а это значит, что скоро в нашей империи будет твориться ужас и хаос, который принесут именно демоны. И скорее всего, среди них будут высшего уровня. Те, с кем мы до этого ни разу не сталкивались.

— Я знал, что с вами что-то не так, — сквозь зубы цедил Меншиков. — Знал, что нельзя вам доверять. Но никогда бы не подумал, что вы один из них! С чего я должен верить словам мага, владеющего тёмной энергией?

— Вам и не нужно доверять мне или верить моим словам, — спокойно произнёс я. — Сейчас вся империя будет в опасности. С минуту на минуту врата могут открыться, а толпа мертвецов пойдёт собирать новые отряды среди местных жителей. Мало того что нам нужно эвакуировать всех, так ещё и попытаться дать отпор магам. Я не хочу, чтобы наша империя пала! Считайте меня, кем хотите, но я всегда буду на стороне людей и нашей родины.

— И это говорит демон? — ухмыльнулся Роман и скрестил руки на груди. — Так демонический род — был правдой?

— Нет. В то время мы не имели никакого отношения к тёмной энергии. Это я…

— Только сейчас, всё говорить об обратном!

— Хватит! — выкрикнула Екатерина Елисеевна. — Прекратите! Волконские всегда были честны и никогда бы не прибегли к этой ужасной магии.

Неужели ещё хоть кто-то поверил моим словам? Даже приятно, что это был человек из моего прошлого. Правда, вряд ли у него ко мне остались какие-то чувства.

Я едва заметно улыбнулся.

— Однако, — продолжила Ранская. — Я тоже не доверяю вам. Почему… почему вы сразу ничего не сказали?

— И как вы себе это представляете? — грубо заметил я, а потом вздохнул. — Впрочем, неважно. Это всё…

Внезапно наш разговор прервал резкий хлопок, потом свист.

Тёмное небо резко осветилось алым светом, который стремительно возвысился змеёй ввысь. Мы все удивлённо обернулись в сторону окна.

— Что это? — Литников резко упёрся ладонями на подоконник. — Что за звуки?

Я выглянул вместе с ним. Когда я увидел, что со всех сторон, в воздух стали подниматься тонкие струйки света, то округлил глаза.

— Похоже на фейерверк, — отметил Дмитрий.

Но это был совсем не он. Скорее сигнальная вспышка, которая, настигнув максимального уровня высоты, хлопнула и преобразовалась в символ.

— Это же… — ещё больше расширил я глаза. — Символ секты.

— Они со всех сторон, — с ужасом заметил Литников. — Со стороны границы!

— Значит, они уже пришли. Видимо, подготовка закончилась, — начал я быстро размышлять, а после посмотрел на Меншикова. — Главы родовых семей сейчас на собрании у императора, верно?

— Да, — кивнул он. — Хотите сказать, что они заранее это спланировали?

— Скорее всего, — задумчиво произнёс я, понимая, что теперь нужно действовать максимально быстро. — Дмитрий, нам нужно найти имперскую гильдию. Но для начала поможем Николаю и Анастасии.

— Мы даже не знаем, где они сейчас, — отметил Литников. — И вообще, как мы им поможем? Если их взяла имперская армия, то вряд ли будет просто их оттуда вытащить.

— Сейчас в империи начнётся хаос и неразбериха, — предположил я. — Нужно этим воспользоваться. Роман Сергеевич, — повернулся я к Меншикову. — Вы можете ненадолго возглавить ваш род?

— Но наш глава…

— Скорее всего, он не вернётся, — заверил я его. — Поэтому нужно организовать отряды родовых семей. Возможно, император и семья Рахмановых будут вести сражение друг с другом.

После моих слов лица присутствующих помрачнели. Одно дело, когда ты говоришь об этом, а другое — когда уже видишь своими глазами. Но я прекрасно понимал, что самое страшное нас ожидало впереди.

Знал, что совсем скоро толпа мертвецов вместе с демонами обрушат свою магию на империю. Страшно представить, чем всё это могло закончиться, но нужно было что-то делать. Бездействие — самый страшный враг. К счастью, Роман тоже это понимал, поэтому я и мог ему довериться в этом плане.

— Хорошо, — твёрдо заявил он. — Я отправлюсь в поместье Меншиковых и подготовлю людей. Также пошлю вести в другие семьи, и предупрежу, чтобы они эвакуировали всех местных жителей.

Я молча кивнул на его слова, а потом посмотрел на Ранскую. На лице девушки уже не было страха, однако в глазах я видел некую горечь.

— Екатерина… — обратился я к ней.

— Знаю, что вы хотите сказать, — увела она взгляд в сторону. — Я останусь здесь и присмотрю за Евгением.

— Спасибо, — тихо произнёс я и направился вместе с Дмитрием в сторону выхода.

— Стойте! — внезапно остановил нас голос мальчика. Я обернулся на него через плечо. — Значит, это всё правда… вы, правда… мой старший брат?

Если честно, я даже удивился. Его голос звучал без страха или злости. Казалось, он даже пропустил все мои слова, насчёт Преисподней и демонов. В его глазах я видел лишь интерес и толику какой-то надежды, которая была едва заметна, но всё же ощущалась.

Неужели он совсем не боится моей силы? А показателя демонического рода?

— Да, — мягко ответил я.

— Тогда, — твёрдо заявил он. — Вернитесь живым и расскажите мне о нашей семье!

Я удивлённо округлил глаза. В его взгляде надежда запылала с большей силой. Ощущение, что он даже не слушал, что я говорил до этого. Выцепил для себя важное из моих слов, за это и ухватился.

— Да, — едва заметно улыбнулся я. — Конечно.

Кивнув ему на прощание, как и остальным, мы с Дмитрием направились к центральным воротам.

— Только вот, — поинтересовался Литников. — Куда мы направимся? Снова в поместье императора?

— Скорее всего, их держат в одной из усадеб, расположенных рядом, — начал накидывать я идеи по дороге. — Только вот, добраться туда будет сложновато.

— Ты о патруле? — удивлённо спросил Дмитрий. — Сам же вроде говорил, что сейчас будет неразбериха.

— Только вот, всё равно не стоит пренебрегать ими, пока не доберёмся до наших, — скривил я губы. — Тем более что сейчас усадьба Рахмановых будет под контролем Фёдора. Нужно добраться туда быстрее, чем мы прибыли сюда. Времени у нас совсем мало.

— В этом я вам помогу, — внезапно послышался голос позади нас с Литниковым, когда мы шли по парку, что располагался вокруг особняка Кожевниковых.

(обратно)

Глава 5

Когда мы обернулись на голос, то увидели позади Станислава. Мальчик улыбался нам и явно был рад видеть. После чего он поклонился, чтобы поприветствовать нас.

— Много времени прошло, — с улыбкой отметил я. — Как мы виделись в последний раз.

В ответ на эту фразу мальчик бодро кивнул. На секунду показалось, что Кожевников даже немного подрос за это время. Вот только оценивать его сейчас и что-то подмечать у нас не было времени.

Он и сам это прекрасно понимал, поэтому пригласил нас рукой в другую сторону, указав на пристройку рядом с особняком.

— Я попросил подготовить вам лошадей, — заметив наши удивлённые взгляды, пояснил Станислав. — Как только узнал, что вы прибудете сюда. Чувствовал, что вам они понадобятся.

— А вы неплохо подготовились, — усмехнулся Литников. — Да ещё и так быстро.

— Благодарю, — твёрдо ответил мальчишка. — Сейчас ведь нужно реагировать быстро, не так ли?

До конюшни мы с Литниковым и Станиславом добрались довольно быстро. Две лошади уже были полностью экипированы и готовы к выезду. На всякий случай слуга, что работал в доме Кожевниковых, принёс нас два чёрных плаща, чтобы проехать максимально незамеченными мимо стражников, снующих по улицам города.

— Интересно, что сейчас происходит? — полюбопытствовал Дмитрий, упираясь ногой в стремя.

— Надеюсь, что с нашими товарищами всё хорошо, — больше беспокоился я за Анастасию и Николая.

После того как мы сели на лошадей и двери ворот распахнулись, открыв нам путь, я повернулся к Станиславу, в глазах которого отразилось беспокойство.

— Не переживайте, — тут же подбодрил я его. — С вашим отцом…

— Я беспокоюсь не из-за этого, — уверил он меня, мотнув головой. — Меня больше пугает то, что будет в скором времени. В поместье становится небезопасно, придётся укрыться в другом месте, да и… местные жители…

Он опустил взгляд, словно корил себя за беспомощность. Удивительно, он всё ещё мальчишка, а уже начинает размышлять, как истинный наследник рода. Хорошую замену вырастил себе Алексей. Надеюсь, с Евгением будет то же самое.

— Уверен, вы точно справитесь, — Станислав посмотрел на меня, я же добродушно улыбнулся и продолжил: — Всё будет хорошо, пока вас посещают подобные мысли. Несмотря на то что происходит вокруг, вы продолжаете думать о благе людей. Без паники и тени сомнения. Повезло роду Кожевниковых с таким наследником, как вы.

Он едва заметно приподнял уголки губ, расплывшись в улыбке.

— Спасибо вам, — поклонился мне Станислав. — Будьте осторожны.

— Благодарю.

После обмена любезностями мы с Дмитрием пришпорили коней и двинулись обратно в сторону императорской усадьбы. Всю дорогу я надеялся на то, что мы не опоздали. Интересно, как там Меншикова и Рахманов?

///

К счастью, стражники, действительно, были заняты совсем другими вещами. Они выводили местных жителей за территорию губернии. Уж не знаю, поступил ли им приказ от императора или кто-то успел сообщить из глав гильдии, но солдаты работали оперативно. Даже нас не заметили в этом хаосе безумия, уделяя внимание только городским.

— Фу-у-ух, — скинув капюшон с головы, облегчённо выдохнул Литников, когда мы проезжали по безлюдной местности. — Кажется, пронесло.

— Не стоит расслабляться, — напомнил я ему строго. — Нам ещё нужно будет пробраться в усадьбу.

— Да, вот только, — он призадумался. — Если они в другом здании, как мы поймём, где именно? Территория императорской семьи гораздо больше. Кстати, — он посмотрел на меня. — Ты же их родственник, значит, примерно должен знать, где это всё находится, — он едва заметно скривил губы. — Если честно, до сих пор поверить не могу, что ты один из семьи Волконских. Думал, магия на такое неспособна.

— Хочешь сказать, что после тех приключений с мертвецами, она предназначена только для боёв? — усмешливо подметил я. — Она и не на такое способна. К сожалению.

— А. Ты о чём? — удивлённо вскинул он бровь. — Только не говори, что есть что-то страшнее переселения душ из Преисподней и толпы мёртвой армии, которая скоро пересечёт границу Империи, — сплюнул он в сторону. — Мне и этого вполне достаточно.

— Честно признаться несмотря на то, что я провёл там довольно долгое время, — откровенничал я с Дмитрием. Всё равно уже скрывать мне толком нечего. Да и не за надобностью это. — Я не помню, на что способна магия демонов высшего уровня. Точнее, я помню их лик. Помню, что сталкивался с ними. Но вот сила… воспоминания словно стираются.

— Если она окажется сильнее тёмной энергии, которой ты обладаешь, нам не жить, — он увёл взгляд. — Если так подумать, то только ты и можешь им противостоять. Не уверен, что, даже объединившись со всеми родами, мы сможем дать отпор магам с тёмной энергией. Что уж говорить о высших демонах, — его взгляд резко потускнет, а голос слегка притих. — Неужели на этом наша Империя падёт.

— Думаю, есть ещё шанс, — попытался приободрить я его. — Главное, найти одного моего хорошего знакомого. Думаю, он сможет нам помочь.

— Хорошего знакомого? — удивился Литников. — Кого же? С кем это ты ещё успел познакомиться?

— Довольно долгая история. Могу сказать одно: он настоящий хозяин Кокосика, поэтому надо бы нам его найти.

— Белку? Я думал, она сама появляется. Неожиданно, как герой, который должен внезапно всех спасти.

— Ну да, — усмехнулся я. — Но в любом случае сначала Анастасия и Николай.

— Кстати, мы ещё про одного забыли, — скривился снова Дмитрий. — Чувствую, что он вместе с ними наказание отбывает.

— Ты про Виктора? — уточнил я, на что Литников с недовольным лицом кротко кивнул. — Ну, он тоже наш товарищ, думаю…

— Думаю, ему не стоит знать о тебе, — буркнул сразу Дмитрий. — У меня ощущение, что ничего хорошего из этого не выйдет. Только нытья больше будет.

— Всё равно я не смогу скрывать этого долго, — пояснил я. — Как и в случае с тобой и с остальными. Мне придётся сражаться при помощи этой силы, — я опустил взгляд на свою правую ладонь. — Пусть из-за неё и погиб мой род.

— Ну, есть ещё шанс на их возвращение, — Литников с улыбкой покосился в мою сторону. — Не так ли?

Всё же хорошо иметь около себя людей, которые не только понимали тебя, но и могли поддержать. Несмотря на то что изначально, когда Дмитрий узнал обо мне правду, он относился ко мне с осторожностью и опаской, сейчас — был совсем другим. Видимо, ему многое пришлось принять, за что я был безмерно благодарен ему. Надеюсь, что и остальные не отвернутся от меня.

///

Как только мы подошли к воротам, я тут же заметил, что стражи стало гораздо меньше, чем было, когда мы приезжали на бал.

Осмотревшись по сторонам, я понимал, что с центральных дверей дорога для нас закрыта. Нужно было найти другой путь. Только вот какой именно?

— Ну и как мы попадём в поместье? — поинтересовался Литников, оглядывая территорию. — Напролом не получится. Да и если захотим тихо пробраться, то вряд ли сможем.

— Нужно осмотреть всё и приблизительно наметить цель, там и думать будем, — предложил я и пришпорив лошадь.

Все здания между собой были похожи. И только у одной из них стояли двое императорских служащих. Когда мы слезли с лошадей и привязали их к ближайшему дереву, то подошли к забору.

Коснувшись пальцами прутьев, они тут же заискрились алым цветом.

— Неудивительно, что они защиту поставили, — констатировал Литников. — Это же императорское поместье.

— Вот только эта магия не сравнится с тёмной энергией, — заверил я его.

Сконцентрировав на кончиках пальцев свою демоническую магию, я снова прикоснулся к забору. Если честно, я думал, что она просто-напросто снимет барьер, а не выдаст нас с Дмитрием.

Как только две магии вступили в резонанс, то прутья тут же отлетели в сторону, чем вызвали лишний шум.

— Кто здесь⁈ — тут же среагировали стражники.

— Вот чёрт! — воскликнул Литников. — Заметили.

— Зато у нас появился шанс, — сразу раскинул я мозгами и придумал план. — Попробуй отвлечь их на себя, а я проберусь и помогу нашим.

— Я⁈ — удивлённо выпучил глаза Дмитрий. — Почему я?

— Молния даёт тебе преимущество в скорости, — напомнил я ему о родовой стихии. — Так что, ты точно сможешь от них отвязаться и привлечёшь их внимание.

Литников было уже хотел вступить со мной в спор, вот только времени у нас не было. Императорские служащие уже были совсем близко. Дмитрий недовольно цыкнул, буркнул что-то вроде: «ну, ладно» и окутал себя змеевидными голубыми молниями.

— Он здесь! — завидев сияние, воскликнули стражники. — За ним! Живо!

Пока Дмитрий устроил своим присутствием переполох, я смог скрыться за сгустком тёмной энергии. Благо была глубокая ночь, и в темноте никто не заметил ничего странного, тем более что неподалёку были кусты, в которых можно выждать подходящий момент.

Когда у поста остался лишь один служащий, я медленно и тихо приблизился к нему. К счастью, у меня оставались не только знания в области магии, но и рукопашного боя, которому нас учили в семье. Поэтому вырубить охранника сзади, при этом не наделав лишнего шума, у меня не составило особого труда.

Наконец-то, очутившись в здании, я осмотрелся. Здесь я точно никогда не был. Оно было невзрачным, да и находилось в отдалении от остальных. К тому же как и конюшня, оно было одноэтажным. Единственная лестница, которая здесь была, вела вниз. А значит, шансы на то, что я не прогадал, повышались.

Спустившись под землю, я сразу заметил тусклый свет от факелов, которые частично освещали пространство. Всё было выложено из камней, а за одним из поворотов я заметил длинный проход, вдоль которого были тюремные камеры.

Пройдя вглубь и внимательно разглядывая пустые темницы, я даже шороха никакого не слышал.

Внезапно я остановился у одной из камер и ошарашенно округлил глаза. Моё тело остолбенело. Язык, словно прилип к нёбу. Я не мог выговорить ни слова от увиденной картины.

Нет… Только не это.

(обратно)

Глава 6

Я смотрел на картину, которая раскрывалась передо мной в полумраке, и просто не мог сдвинуться с места. Я остолбенел. Воспоминания хлынули, словно страшный, мрачный сон.

С каждой секундой дыхание спирало. Воздуха, словно начинало не хватать. Перед глазами раскрывались мрачные кадры.

В носу свербел запах гари. Трещание горящих досок, пожираемых огнём. Всё в дыму. Пробираясь через толстую серую пелену, краем глаза я улавливал неподвижные тела, замертво лежащие на полу. В каждом из них я узнавал своего близкого человека. Смысла в том, чтобы помочь им уже не было. Лужи крови, в которых они лежали, говорили, что уже поздно, их не спасти.

От этой картины хотелось кричать, но я не мог. Нужно было двигаться дальше. Да и горло так сильно жгло, что я просто не мог произнести ни слова.

— Он здесь! — отдалённо долетали до меня голоса. — Схватите его!

Бежать было всё сложнее. Силы покидали, а тело становилось таким тяжёлым, что, казалось, вот-вот рухнет. Ватные ноги и свинцовое туловище. Как в такой ситуации вообще можно убежать? Вот и я не смог. Не смог помочь. Не смог убежать. Я вообще тогда ничего не смог сделать.

Я помог спасти лишь двух, и тем придётся несладко, если их поймают. Я понимал весь риск тогда, как понимал его и сейчас.

Глаза выпучились, когда в них отразились прислонённые к каменной стене тела Рахманова и Меншиковой. Судя по состоянию, они были на краю смерти. На пол с их лиц медленно стекали капли крови, заполняя пространство под телами.

— Нет, — тихо произнёс я. — Нет, нет, нет!

С каждым «нет» я слышал свой голос громче и более отчётливее. Вытянув руку вперёд, я сконцентрировал тёмную энергию, объединив с магией моего рода. В ладони появился чёрный, словно смог, топор, которым я попытался снести замок, что висел на двери темницы.

Клац.

Один удар, и железяка раскололась надвое, уступив моей чёрной стали. Быстро открыв дверь и переступив порог, казалось, что я снова нахожусь в каком-то тумане. Обрывки воспоминаний стали сливаться с реальностью, отчего голова начинала гудеть.

Но нужно было взять себя в руки, собраться. Мои товарищи не могли умереть здесь. Они не могли погибнуть от такого пустяка.

Мы многое пережили вместе. Даже от нападения мертвецов смогли спастись. Почти выиграли игры и стали победителями. Если бы не ловкость врага и хитрый план Фёдора, всё бы получилось. Мы не должна были оказаться в этой ситуации.

И снова… Всё падало на меня. Это была моя вина. Я должен был остановить Рахманова ещё тогда, на первом испытании. Но… Решил бросить вызов судьбе и посмотреть, что будет дальше. Дурак.

Наклонившись к Николаю, я прислонил палец к носу. Пусть и едва ощутимо, но я почувствовал его дыхание. Он жив. Когда я проверил пульс, то убедился в этом окончательно. Рахманов был без сознания, как и Анастасия с Виктором, что лежал в самом дальнем углу тюремной камеры.

На каждом из них были кандалы. Я понимал, что сейчас у них нет сил, чтобы быстро уйти вместе со мной, но в одиночку тащить три тела было невозможно. Поэтому первым я потряс Николая, чтобы оценить его состояние и посмотреть, сможет ли он добраться хотя бы до лошадей.

— Николай, — пытался дозваться я до друга. — Николай! Ты слышишь⁈

Через несколько минут, наконец-то, я услышал его мычание. Тихое, едва слышимое, но это означало, что он приходит в сознание. Я был рад этому.

Медленно подняв веки, он полуприкрытым взглядом посмотрел на меня. Лицо было в ссадинах и грязи, я впервые увидел его в таком состоянии. Да, я был рад, что он жив, но улыбнуться никак не мог. Лишь поджал губы.

Он же слегка приподнял уголки сухих губ и шёпотом произнёс:

— Иван, — его язык едва поворачивался. — Рад, что ты пришёл.

После этих слов он выпучил глаза и скашлянул в сторону сгусток застоявшейся крови. Ужас. Что же с ними делали на допросе? Впрочем, сейчас времени на расспросы не было, нужно было поскорее уходить, пока Литников ещё мог удерживать на себе внимание стражников.

Поднявшись снова на ноги, я призвал своей магией несколько чёрных кликов, которые по моему приказу тут же срубили антимагические наручники. Всё же неплохое средство против родовой магии нашли Рахмановы. Наверняка и допросы проводили в них, сделав из ребят обычных людей.

Сволочи. Фёдор прекрасно знал, что они ни в чём не виноваты, но всё равно получили наказание. Просто так. Ни за что.

От злости я стиснул зубы и сжал ладони в кулаки. Хотелось поскорее ими начистить эту самодовольную рожу в шапке — ушанке. Вряд ли при следующей нашей с ним встрече, я смогу сдержать свою ярость. Возможно, даже пойду на убийство, если это будет необходимо.

Когда ребята были освобождены от оков, я попытался привести в чувство Виктора. К сожалению, Анастасия так и не откликнулась на мой зов. Она продолжала лежать без сознания, едва подавая признаки жизни.

Нужно было срочно показать их Людмиле. Я был уверен, что она справится и сможет вернуть каждому из них силу. Вот только добраться бы. Вырваться бы отсюда, да поскорее. Не только из-за того, что нас могли найти и что мы, считай, находимся прямо в пасти врага. А потому что каждому из присутствующих нужна срочная помощь. Они потеряли много крови. Пусть и члены родовых семей, но всё же люди. Неизвестно, когда им может стать хуже.

— Виктор! — тряс я за плечи юношу, который начинал потихоньку откликаться на мой зов. — Прошу, очнись!

Наконец-то, юноша открыл глаза и одурманенным взором взглянул на меня. Через несколько минут он наконец-то заговорил.

— Они… они… — лишь смог выбормотать он и тут же поджал губы. Видимо, воспоминания о допросе были не самыми приятными для Румянцева. Ещё бы, он единственный из всей команды, кто больше всего страшился наказаний и боли. Нет, не думайте, что я осуждаю его. Скорее наоборот. Я понимал, что ему больше всех досталось.

— Уже всё хорошо, — успокоил я его. — Я вытащу вас отсюда. Но нужно поспешить, — я помог ему подняться, несмотря на то, что это было непросто.

В отличие от Рахманова, который, преодолев себя, едва держался на ватных ногах, но всё же пытался выстоять, Виктор был менее подвижен. Казалось, что если Николай всеми силами пытался цепляться за свою жизнь, то Румянцев, наоборот, уже давно опустил руки.

Да, он был именно таким человеком. Несмотря на все выкрики о своём роде, он первый, кто готов опустить руки. Особенно если понимает, что его не признали, от него отрекнулись.

Малое дитя в теле взрослого юноши. Это было понятно и в первый день встречи с ним, когда Анастасия запустила против него свою магию.

Но я не мог позволить ему вот так сдаться. Он всё время мешался, ныл, был обузой для команды. И всё же, он попал в эту ситуацию из-за меня, да и, несмотря ни на что, он был нашим товарищем. Он был частью императорской гильдии. Я не мог бросить его вот так здесь. Не мог оставить, а потому, когда пытался помочь ему подняться, но Виктор не прилагал никаких усилий, я злобно стиснул зубы.

— Нельзя оставаться здесь! — пытался снова достучаться я до него. — Нужно уходить!

— Какой… смысл… — он опустил свой пустой взор на пол. — Я больше… не могу… Не хочу…

С каждой такой фразой он злил меня сильнее. Отчего я не выдержал и схватил его за ворот, посмотрев прямо в глаза. Мои белки наливались кровью от его слов. Возможно, ярость была вызвана виной на самого себя, но Румянцев, увидев мой бешеный взгляд, наконец-то слегка пришёл в себя. В его выпученном взгляде я увидел неподдельный страх. Он словно пробудился после кошмарного сна.

— Мы все находимся в опасности! — рыкнул я. — Каждый из нас скоро будет жертвовать своей жизнью на благо империи. Нам никто не поможет, кроме самих себя. Ныть и жаловаться у вас ещё будет время, но явно не сейчас. Если вы не встанете и не пойдёте с нами, то просто умрёте, как жалкая псина!

Уж не знаю, что именно зацепило его в моих словах, но, спустя несколько секунд раздумий, поджав губы, Виктор, шатаясь, всё же поднялся на ноги. Держась за живот, который, видимо, болел после допроса, он облокотился рукой о стену.

— Я не жалкая псина, — едва слышно буркнул он и медленно поплёлся вместе с Николаем к выходу.

Я же тяжело выдохнул и подошёл к Анастасии. Закинув девушку на плечи, я почувствовал, что источник её силы почти опустошён. Магии не было. Но странно. Кандалы были сняты, тогда почему? Неужели она каким-то чудом смогла использовать магию? Если так, то, значит, даже в такой ситуации, она пыталась кому-то помочь?

Очень похоже на Меншикову. Я не был бы этому удивлён. Но меня смущало, что она смогла это сделать в кандалах. Даже мне не удалось выбраться из них при помощи тёмной энергии. Если бы не Кокосик, мы бы до сих пор оставались в темнице с Литниковым.

Нет. Вряд ли. Фёдор, казалось, наоборот, хотел встретиться со мной на поле битвы. Он похож на сумасшедшего игрока, который ставит на кон человеческие жизни. Судя по его надменному лицу, ему, наоборот, было приятно победить меня в честном бою.

Что же у этого человека вообще творится в голове? Неужели его так изменила Преисподняя? Даже готов заключить контракт с демонами, лишь бы выиграть и завоевать империю. Но он ведь не дурак и понимал, что верить им тоже нельзя. Демоны на то и демоны, что всегда ищут выгоду в угоду себе. Тут даже думать не надо. Значит, есть ещё какой-то мотив?

Как только я подумал об этом, до уха долетело эхо чьих-то шагов. Рахманов и Румянцев, едва держась за прутья камеры, чтобы не упасть, остановились и направили взгляды в сторону выхода. Я же вышел вперёд, чтобы огородить их от опасности.

Если это стражник, то можно просто вырубить его и оставить лежать здесь без сознания, пока не придёт подмога. Это было бы легко. Но вот незадача: стражники редко ходят поодиночке. Да и не думаю, что Литникова уже нашли, а если бы и нашли, то явно привели бы сюда толпой.

К тому же этот шаг… Размеренный и уверенный, явно не обычного служащего. Похоже на дворянина из знатного рода. Когда в стороне лестницы, где горел один-единственный факел, показалась тень, я сглотнул.

Кто это может быть? Кто-то из рода Рахмановых? Фёдор? Нет. Вряд ли. Сейчас у него явно другие заботы. Может, кто-то из той секты? В любом случае сейчас сражаться я мог только один, поэтому нужно было приготовиться ко всему.

Положив тело Меншиковой у стены, на всякий случай я тут же призвал в свою ладонь меч, приготовившись обороняться от чужой магии. Даже этого должно было хватить против тёмной энергии. Кто бы это ни был, я должен был дать отпор, чтобы выбраться отсюда вместе с остальными.

Шаги становились всё ближе. Тень всё больше.

Наконец, неизвестный гость вышел к нам, и когда я увидел, кто это, то тут же узнал его. Мои глаза расширились, как и у Виктора с Николаем. Они тоже сразу поняли, кто перед нами.

Однако этого человека я ожидал увидеть меньше всего. Во всяком случае, не здесь и не в этот момент. Неужели он тоже один из секты. Поверить не могу. Не зря, он мне сразу не понравился.

— Так это вы? — удивлённо уточнил я, а в ответ получил лишь ядовитую ухмылку.

Что он здесь забыл?

(обратно)

Глава 7

Это странное ощущение, которое я испытывал тогда, на балу. Оно снова окутывало меня и подавала сигналы тревоги.

— Не думал, что мы встретимся снова при таких обстоятельствах.

— Брат! — радостно выкрикнул Виктор.

Да. Это был капитан команды Румянцевых. Старший брат Виктора. Именно он поддержал меня тогда, после первого испытания. Но сейчас… это ощущение тёмной энергии, которое исходило от юноши. Значит, я был прав? Он один из них?

Нет, здесь нечто другое. Что-то очень похожее и в то же время иное. Но, что это? Никак не мог разобрать.

Я прищурился и внимательно проследил за юношей, который остановился напротив нас и ехидно ухмыльнулся. Его демоническая аура была сильнее, даже, чем у самого Фёдора. Нет, не так. Ощущение, что он полностью состоял из неё.

Виктор сделал несколько шагов по направлению к своему брату. Я понимал его эмоции и чувства, но позволил двинуться дальше, вытянув в сторону руку и перегородив ему путь.

Лицо Румянцева сменило сначала на непонимание и удивление, а потом он стиснул зубы от злости.

— Ты чего творишь⁈ — рыкнул он, едва держась на ногах. — Это ведь…

— Это не он, — мотнул я головой. — Точнее, уже не он.

— Что ты несёшь? — никак не мог угомониться Виктор, а после, заметив мой грозный взгляд, с которым я рассматривал пришедшего юношу, удивлённо посмотрел на своего брата.

— Так ты понял? — усмешливо произнёс Румянцев-старший. — Неудивительно, что ты ему так понравился.

— О чём ты говоришь? — глаза Виктора округлились. — Михаил… ты…

Однако в ответ на слова младшего брата, он ничего не ответил. Только самодовольно хмыкнул, а после снова посмотрел на меня. Вокруг него начал скапливаться плотный чёрный туман. Но самое страшное было не это.

Его глаза… Они резко поменяли цвет и стали чёрными, словно смоль. Такие точно не присуще тем, кто обладает демонической энергией. А значит, он…

— Что… что с моим братом? — от неожиданности Виктор отшатнулся назад и плюхнулся на пол. Николай всё это время лишь наблюдал за тем, что происходит и пытался ловить ртом воздух, которого, видимо, не хватало.

— Он мёртв, — пояснил я. — А судя по тому, как хорошо сохранилось его тело и то, как он может мыслить, то им просто управляют.

— Управляют? М… мёртв? — не понимал Румянцев. — Но… но этого не может быть! Он ведь… ведь…

Виктор стал заикаться. Его глаза постепенно становились стеклянными. В них застыл страх и ужас. Если честно, я не был удивлён этому. Всё же, видеть своего близкого и родного человека в таком виде, да ещё и осознавать, что с ним случилось, было сложно.

Я и сам пережил подобное. Поэтому прекрасно понимал, какого ему сейчас.

Однако отвлекаться и успокаивать кого-то не было времени. Судя по тому, как дыма становилось всё больше, Михаил уже был готов атаковать. Кроме меня никто не мог дать ему отпор.

Внезапно послышался грохот. Я удивлённо обернулся и увидел, как Рахманов свалился на пол.

— Николай! — выкрикнул я в его сторону.

Но было уже поздно. Из-за сильных болей и слабости, он больше не мог стоять на ногах. Поэтому ждать помощи ни от него, ни от Румянцева, который не мог прийти в себя от увиденного, я не мог.

Чёрт. Придётся в одиночку разобраться с мертвецом. К тому же у меня уже был опыт. Только вот, в отличие от тех, с кем нам пришлось столкнуться, этот мертвец был иным. Точнее, его способности.

Неожиданно, когда энергия полностью сконцентрировалась в его руке, он направил чёрный сгусток в мою сторону. Поток демонической силы, преобразовавшись в стрелу, стремительно направился в нашу сторону.

Быстро собравшись, вокруг нам четверых показался плотный туман, что стал преградой для способности Михаила. Стрела, врезавшись в чёрную, густую стену демонической энергии, тут же пропала.

Ясно. Несмотря на то что он полностью состоял из этой чёртовой силы Преисподней, его магия была слабее моей. Хоть что-то хорошее.

— О! — воскликнул Румянцев. — Неплохо для наследника демонического рода.

— Д… демонического? — едва слышно прошептал Виктор и с ужасом посмотрел на меня. — К… кто ты?

Не самое лучшее время пытаться объяснить ему: что происходит и кто я на самом деле такой. Думал, что оставлю это до того, как им станет лучше. Но, похоже, выбора у меня не было.

Виктор ничем не мог мне помочь. Его вопросы и испуг — только отвлекали от битвы с его братом. Поджав губы, я обернулся в его сторону. Заметив мои красные глаза, Румянцев побледнел. Глаза так сильно расширились, что, казалось, сейчас вылезут из орбит. Даже голос пропал. Он просто не мог произнести ни слова. Единственное, что он делал — стал пятиться назад.

— Н… н… — пытался выговорить он, но страх так сильно сковал его, что внятных слов от него нельзя было услышать.

— Прости, — тихо произнёс я и сковал его тёмной демонической аурой.

Виктор вскрикнул. Не от боли, скорее от испуга и неожиданности. А я, воспользовавшись моментом, применил магию, после которой Румянцев потерял сознание.

— Правда, думаешь, что можешь защитить всех? — испустил смешок Виктор. — Даже таких ничтожеств защищаешь? Слабак…

Я стиснул зубы и грозно обернулся в сторону Михаила.

— Ничтожеств? — уточнил я. Меня стала переполнять злость от его слов. — Он ведь твой брат!

На эти слова он лишь удивлённо посмотрел сначала на меня, потом на Виктора. А после усмехнулся.

— Не неси чепухи, — произнёс он. — Не помню, чтобы у меня был такой брат.

Неужели, помимо того, что им управляют, ему ещё и память подтёрли? Но почему тогда, он сказал, что не ожидал снова встретиться с нами? Ничего не понимаю. Впрочем, я даже не знал, как работает контроль мертвецов, так что могло быть всё что угодно. Удивляться чему-то было бессмысленно.

Вот же чёртов Фёдор. Если так пойдёт дальше, то чую ничем хорошим это всё не закончится. Ладно, нужно было выбираться отсюда и поскорее оказать помощь остальным.

Будто прочитав мои мысли, Михаил, наконец, пошёл в атаку. Сначала он снова попытался надавить на меня тёмной энергией, но когда понял, что это бессмысленно, рванул в мою сторону.

Неужели хотел разобраться со мной физически? Вот же глупость.

Я стиснул зубы и стал отбиваться. К счастью, от его ударов было легко уклониться. Единственный минус: с каждым разом его удары становились всё тяжелее. А когда я попытался атаковать его кулаком вбок, то вмиг почувствовал резкую боль. Я словно ударил по камню со всей силой.

Отскочив в сторону, я понял, что его тело стало покрываться магической оболочкой. Только не тёмной энергией, а стихией, которая была присуща роду Румянцевых. Камень. Благодаря этой защите, Михаил мог спокойно выстоять против моих атак.

— Что такое? — снова усмехался он надо мной. — Сложно достать до меня? Больно стало? Ну, что же… Сейчас будет больнее!

Внезапно он нанёс кулаком удар по полу. По каменным плиткам разошлась трещина, отчего пришлось отступить назад. Чтобы удар не задел товарищей, пришлось укрыть их демонической аурой, а самому прикрыться рукой от летящих в мою сторону камней.

Становилось тяжелее, если учитывать, что магии на защиту и атаки приходилось применять довольно много. Мой источник тоже не бесконечен, поэтому у меня оставались силы ещё только на несколько ударов.

Сконцентрировав энергию, я решил обрушить на Михаила свои чёрные клинки, которые стали появляться из воздуха. Однако его мои действия только больше рассмешили.

— Правда, думаешь, что поможет⁈ — спросил он. — Вот же бред!

Как только мечи направились в сторону Румянцева, то тут же отскочили в сторону и посыпались на пол, как только столкнулись с преградой в виде чёрной каменной стены.

— Я же сказал, что…

Он не успел договорить, как внезапно из его лба показалось остриё моего чёрного клинка. Пока он отвлёкся на мечи, которые летели в его сторону, я призвал один клинок за его спиной. И пока он не заметил, тут же прицелил его прямо в голову. К счастью, он был лишь мертвецом, которого контролировали. Будь он живым магом, то смог бы уловить потоки силы за спиной. Но его особенности сыграли мне на руку.

От удивления и непонимания того, что произошло, он расширил глаза. Уже было хотел что-то сказать мне, когда стена из камня обрушилась, но не успел и рухнул без движимой грудой на землю.

К счастью, одного клинка в голову хватило, чтобы разрубить связь с тем, кто управлял им. Подозреваю, что это был Фёдор. К тому же мы были довольно близко к поместью, так что, только он мог сделать подобное. Интересно, он уже знает, что мы здесь?

— Иван! — донёсся голос Литникова.

Как же я был рад слышать его. Единственно, очень удивился, ведь Дмитрий должен был отвлекать стражников. Неужели смог от них сбежать?

Но всё было ещё интереснее.

Когда Дмитрий спустился ко мне, то он был не один. Вместе с ним был Илья — сын императора. Я удивлённо округлил глаза, когда увидел юношу, который пришёл вместе с Литниковым.

— Минуточку, — остановился я радостного товарища, который пытался отдышаться. — А что он тут делает? — кивнул я в сторону Ильи.

— Позже объясню, но он нам не враг! — заявил Литников.

— Просто поверьте мне, — влез в разговор Илья. — Я пришёл вам помочь.

Помочь? Тогда, почему от него несёт тёмной энергией. Странный какой-то у нас помощник. Почему-то он вызывал у меня только недоверие. Что-то было явно не так.

Только я скривился и уже хотел задать ему вопрос, как со стороны улицы послышался голос стражников:

— Они где-то здесь! Нужно осмотреть камеры!

Вот чёрт, так близко. Если мы не поспешим, то нас точно схватят. А учитывая, что у нас здесь лежали без сознания, то лишние руки нам точно не помешали бы. Но вдруг он только этого и добивался? Вдруг хочет заманить нас в ловушку?

— Нужно уходить, — констатировал наследник Рахмановых. — Иначе будет совсем плохо.

Он подошёл к Николаю и перекинул его руку через плечо. Литников же взял на руки Анастасию, а мне досталось нести Виктора. Однако на душе всё ещё было неспокойно рядом с Ильёй.

Нет, с виду он не был подозрительным. Но эта аура, да и Людмилу я хорошо знал. Точнее, понимал, что она просто так не станет ругаться со своим сыном из-за наследника. Пусть и вредная в некоторых моментах, но она была мудрой женщиной. Тогда, с чего бы ей покидать поместье из-за него?

Ещё тогда у меня сформировалось недоверие к нему, а теперь.

— Подождите, — остановил я Дмитрия и Илью, на что Литников недовольно скривился.

— Иван, у нас нет времени! Нас сейчас…

— Почему я должен доверять этому человеку? — прищурено посмотрел я на Рахманова. — С чего бы ему помогать нам?

— Я же говорю, времени нет! — не переставал торопиться Дмитрий. — Нас сейчас…

— Я смогу вытащить нас, правда, это будет тяжело. Я бы хотел обойтись более простым способом, и если Илья Даниилович знает его, то я воспользуюсь его помощью. Но сначала, хочу знать, почему?

Ведь этот вопрос никак не мог уложиться в моей голове. Помогать преступникам? Что за бред? Наверняка у него есть скрытые мотивы. И от его ответа зависело многое, в том числе и наша жизнь.

(обратно)

Глава 8

Оставалось совсем немного до прихода стражников. Казалось, они вот, вот ворвутся в это помещение. Если Илья замышлял что-то неладное, то ему это было только «на руку». Я уже слышал шаги, что отдавались эхом, громкие перемешанные голоса.

Если наследник императорского престола сейчас быстро переметнётся на сторону стражи и захочет нас схватить, будет непросто сражаться сразу с целой толпой. А уж тем более с магом его уровня.

Однако следующие его слова меня знатно удивили. Да и реакция, которая последовала за моим вопросом, вогнала в ступор.

Он улыбнулся. Мягко, тепло. Ощущение, словно мы с ним хорошие товарищи уже много лет, но на самом деле не так хорошо знакомы, как казалось.

— Это просьба, — произнёс он. — От Артёма Дмитриевича. Вы ведь знаете, кто он?

После его фразы я округлил глаза. Значит, он знает его? Откуда? Почему Артём Дмитриевич послал именно Илью помогать нам? Вопросов не сбавлялось, становилось больше, но внутри всё переворачивалось от понимания, что оставались считаные секунды.

Я очень доверял Артёму Дмитриевичу. Если бы не он, я не смог бы выбраться с того острова. Он доверился мне, да и сам был готов вступиться в бой против Фёдора. Поэтому у меня не было сомнений, что он на нашей стороне.

Но этот Илья…

— Хорошо, — кивнул я. — Я доверюсь вам. Идёмте.

Как оказалось, это помещение тоже не было без сюрпризов. В одной из стен была потайная дверь, за которой скрывался длинный проход. Он был освещён факелами, что висели вдоль стен.

— Стражники не знают, об этом месте? — бредя вдоль длинного коридора, уточнил я у Ильи.

— Нет. В целях безопасности, о нём знают только близкие члены семьи, — улыбнулся в ответ Рахманов. — Дело в том, что при строительстве особняка, в каждом отдельном здании были специально размещены такие проходы, чтобы император мог спокойно и без лишней суеты покинуть это место.

Теперь понятно, почему даже я не знал об этих проходах. Видимо, семью Волконских тоже не посвящали в такие дела. Не настолько мы были близки с императорской семьёй, чтобы знать о таких тонкостях.

Да и что говорить, если в это посвящали лишь самых ближайших императору людей. Скорее всего, тех, кто, так или иначе, был связан с престолом.

— А что, насчёт ваших братьев, Илья Даниилович? — уточнил я. — Они знают, о том, что происходит сейчас? И вообще, что происходит во дворце?

На мой вопрос он слегка замялся и поджал губы. Было видно, что он переживает, но лично я не был уверен в том, что всё это не игра на публику, а искренние чувства.

После чего он натянул улыбку, видимо, чтобы не пугать нас ещё больше.

— Сейчас в главном зале идёт собрание глав знатных родов, только вот, — наконец уголки его губ опустились. — Всё это довольно странно. Мы попытались сообщить императору о том, что с границ идёт вражеская армия, но он никак не отреагировал. Точнее, мы просто не смогли попасть к нему. Всё перекрыто, а он приказал никому не беспокоить его. Неважно срочное дело или нет, он гонит каждого, кто посмеет приблизиться к дверям зала.

— Вражеская армия? — удивлённо приподнял я бровь.

— Да. Наши разведчики доложили, что они движутся с нескольких сторон. Информации крайне мало, но, — он неожиданно остановился и уткнулся взглядом в пол. — Говорят, что их нельзя убить. Ни одна из стрел, пущенная в сторону врага, так и не пронзила цель. Они поднимались снова и направлялись в сторону империи.

— Значит, это всё-таки… — тихо произнёс Дмитрий.

— Да, армия мертвецов, — закончил я его мысль.

— Армия мертвецов? — ошарашенно посмотрел на меня Илья. — Такого быть не может, ничего подобного нам не…

— Совсем скоро они доберутся до ближайших поселений. А если мы не сможем дать им отпор, то их армия только увеличится в числе.

— В… вы серьёзно? Не шутите?

— Разве сейчас есть на это время? Нам нужно вернуться в гильдию и сообщить обо всём Ангелине Андреевне. Надеюсь, нам удастся объединить родовые семьи.

— Вы знаете, что происходит? — пристально посмотрел на меня Илья. — Прошу вас, посвятите меня в курс дела.

Судя по его лицу, он вправду был напуган. Вообще, это не удивительно, но я почему-то до конца был уверен, что он как-то замешан в этом деле. Не отпускало это странное предчувствие внутри, насчёт него. Я всё ещё никак не мог довериться Рахманову, несмотря на искреннее беспокойство в его глазах.

— На самом деле, известно нам крайне мало. Скорее всего, то же самое, что и вам. Некая секта, которая может управлять мертвецами. И в тот раз, когда меня обнаружили ваши стражники у горы трупов, скорее всего, это их рук дело.

— По сути, я так и понял, что гильдия здесь ни при чём и вас просто подставили, но кому это нужно?

— Не знаю, — пришлось соврать мне, чтобы пока не посвящать его в курс дела и не говорить о том, что нам известно. — Это мы и хотим выяснить.

— Времени у вас немного, поэтому я постараюсь вам помочь. Буду рад, если смогу посодействовать в том, чтобы очистить доброе имя гильдии.

Пусть и улыбался он искренне, пусть и говорил так любезно, но что-то было явно не так. Прямо нутром чувствовал в его словах какую-то фальшь. Но сейчас времени думать об этом не было, нужно было позаботиться о товарищах и найти остальных.

После того как мы выбрались из подземного коридора, то сразу вышли к заднему выходу из усадьбы. У дороги нас ждала старая телега с кучером, который мирно дремал на козлах, едва удерживая в ладонях поводья запряжённой лошади. Судя по дырам в натянутой сверху матерчатой ткани, эта повозка многое повидала.

— Простите, — произнёс Илья. — Я подумал, что вам необходим транспорт. А эта телега лучше всего подойдёт и не привлечёт лишнего внимания.

— Да, спасибо, — мягко улыбнувшись, ответил ему я.

Уложив товарищей в телегу и запрыгнув в неё вместе с Литниковым, я обернулся к Рахманову, который продолжал с улыбкой наблюдать за нами. После чего он протянул мне руку.

— Удачи вам, Иван. Надеюсь, мы скоро снова увидимся, — любезно произнёс он.

— Да. Спасибо. И вам, — ответил я, пожав его ладонь.

Снова это странное и колкое чувство. Тёмная энергия, которая явно исходила от Ильи. Только не в том объёме, которой был наполнен брат Виктора.

Но это было не всё, что мне не понравилось. После того как я пожал его руку, то заметил мимолётную ухмылку. Сначала подумал, что мне показалось, или это всё моё воображение, но это предчувствие точно не обмануть.

«Значит, я был прав?»

Однако сделав вид, что не заметил, мы отправились в дорогу. И первым пунктом нашего назначения было место, куда нас должна была послать Ангелина Андреевна после игр — на границе империи. В самую гущу событий, но почему-то, мне казалось, что с имперской гильдией, мы столкнёмся именно там.

— О чём задумался? — внезапно спросил меня Литников, пока мы тряслись в телеге.

— О брате Виктора, — тихо произнёс я, не отрывая взгляда от дороги в дыре натянутого полотна.

— Брате? Ты о чём?

— В тюремных камерах на нас напал Михаил — его старший брат, — пояснил я.

— Минуточку. Как? Но ведь там, кроме вас, никого не было!

И, действительно. После того как лезвие моего чёрного клинка вонзилось в тело Михаила, и он рухнул недвижимой массой на пол, то тут же окутался тёмными плотным туманом. А после и вовсе испарился, словно его и не было. Поэтому Илья и Дмитрий не знали, о том, что произошло в том помещении. Я же не стал им рассказывать, во всяком случае при Рахманове. Если, конечно, это не он послал его к нам.

Но тогда, зачем помогал? В чём его план? В его словах было слишком много дыр, за которые я мог спокойно зацепиться. Однако если бы это вызвало конфликт, то сражаться с ним было бы довольно сложно, с учётом того, что среди нас раненные.

Он мог спокойно схватить нас, но не стал. Мог отдать обратно в руки Фёдору, если с ним связано, но и это упустил. Странный он всё же человек.

— Он был одним из мертвецов, — продолжил я пояснение. — Видимо, всё же особняк уже захвачен и…

— Всё ещё думаешь, что к этому причастен Илья? — перебив, уточнил он у меня.

Забавно. Чтобы я ни говорил, а Дмитрий, словно мысли мои читает. Понятное дело, что у меня и на лице всё написано, но его проницательностью можно было только восхититься.

Я покосился в сторону Литникова, а тот, тяжело вздохнув, увёл взгляд в противоположную сторону и тихо произнёс:

— Если честно, я тоже. Но, когда я наткнулся на него, он помог мне избежать стражи. Сказал, что выведет нас, ведь хочет помочь гильдии.

— И с чего у него такая любовь к ней? — удивлённо вскинул я бровь. — К тому же от него веяло тёмной энергией, так что верить ему точно нельзя.

— Я так и понял. Ты просто так не доверять людям не станешь. Уж я-то тебя знаю.

Интересный поворот в моей жизни. Я думал, расскажи кому о том, кто я, и меня тут же захотят сжечь заживо. Но как оказалось, в мире всё же существует настоящая дружба, раз даже Дмитрий смог принять то, кто я. И это ещё до того, как мы попали в такую сложную ситуацию.

Надеюсь, и остальные смогут это принять.

///

Солнце уже начинало выходить из-за горизонта. Небо окрасилось розоватым румянцем.

Уже прошла целая ночь после того, как мы выбрались из тюрьмы. Казалось, время остановилось и прекратило свой ход, пока мы пытались выбраться из передряги.

Меня начало клонить в сон, ведь усталость так сильно давила, что хотелось плюхнуться на мягкую кровать и не вставать до полудня. Но я понимал, что сейчас не время думать о комфорте. Да и нескоро его придётся ощутить. Нужно было довольствоваться тем, что мы ещё живы. И на том, спасибо.

— Приехали! — огласил кучер, как только телега остановилась.

Выглянув из-за матерчатой ткани, что развивалась на ветру и едва удерживалась на тонких прутьях, мы увидели домики, стоявшие в ряд. Судя по их скошенному виду, сделаны они были на скорую руку, да и явно появились здесь не так давно.

Вообще, вся округа была похожа на своеобразный лагерь.

— Это здесь… наши? — неуверенно произнёс Дмитрий, осмотревшись и поморщив нос. — М-да. Если сюда придёт армия мертвецов, нас быстро разгромят.

— Главное вылечить раненных, — улыбнулся я. — Остальное неважно.

— Дмитрий! Иван! — внезапно донёсся голос со стороны.

Повернув головы, мы увидели юношей и девушек, облачённых в гильдейские формы. На их уставших лицах сияли улыбки. Значит, мы, правда, на месте.

— Долго вы, — произнёс высокий, стройный юноша. Волосы его были взъерошены, словно он только недавно поднялся с постели и не успел собраться, а на глаза небрежно спадала чёлка. Я сразу узнал в нём Константина Егоровича, ещё одного представителя из семьи Румянцевых. — Ангелина Андреевна уже вас заждалась.

— Заждалась? — удивлённо вскинул я бровь. — Так она всё знала? Она здесь?

— Да. Но, думаю, она сама вам всё расскажет, — он заглянул мне за спину, в телегу, где лежали Анастасия, Николай и Виктор. — У вас раненные? — я молча кивнул в ответ. — Значит, не зря позвали.

— Кого позвали? — удивился я.

— Меня!

Этот грубый голос и строгий тон я всегда узнаю, где бы ни был. Из толпы, что собралась у телеги, вышла пожилая женщина. Я едва приподнял уголки губ, расплывшись в улыбке.

— Людмила… — тихо и облегчённо произнёс я. Значит, теперь всё точно будет хорошо. Раз уж даже она здесь.

— Не ожидала, что капитана одной из лучших команд так потреплют. М-да. Я была о тебе лучшего мнения.

И всё, как всегда. Не успела увидеть, как тут же отчитывает. На самом деле, я даже был рад это услышать. На душе как-то стало спокойнее.

— Ладно, — влез в разговор Константин и обратился к остальным. — Занесём их в дом и окажем первую помощь! — все согласно кивнули ему, он же обратился потом к нам с Литниковым: — Вам тоже не помешает отдохнуть и немного подлечиться.

— Мы в порядке, — мягко улыбнулся я.

— Говори за себя, — ткнул меня недовольно вбок Дмитрий. — Это не ты полночи бегал от стражников императора.

— От стражников императора? — восклинул кто-то из толпы. — И вы остались живы⁈

— Да, — горделиво кивнул Литников, скрестив руки на груди. — Но это было…

Он уже распалился рассказывать о наших подвигах, как внезапно его прервало мычание за спиной. Все удивлённо посмотрели на Виктора, который начал потихоньку приходить в себя.

Он повертелся из стороны в сторону, а после приоткрыл глаза и приподнялся на локтях.

— Виктор! — воскликнул Константин. — Ты как?

Слегка покачав головой, будто пытаясь согнать сонный дурман, Румянцев оглядел толпу заинтересованных глаз. И внезапно его взгляд остановился на мне. Его лицо резко побледнело, а глаза выпучились. Он попятился слегка назад.

— Демон… — едва слышно выговорил он дрожащими губами. — Он демон! — наконец сорвался громкий крик с его уст.

Эх, надо было побольше магии на нём применить, чтобы спал без задних ног до того момента, пока всё не встанет на свои места. И что теперь делать?

(обратно)

Глава 9

Все по сразу обратили на меня свои взоры. Испуганные, вперемежку со злостью, глаза Виктора, кажется, насторожили и остальных. Я же стоял молча, прищурив взгляд. Нужно было что-то сказать, как-то оправдаться, но я просто не мог. Язык, словно прилип к нёбу и сил на то, чтобы вымолвить хоть что-то просто не хватало.

Я заметил краем глаза, как Дмитрий тоже напрягся. Он поджал губы и стиснул ладони в кулаки. Ещё немного и сейчас что-то произойдёт. Что-то хочет сказать? Даже представить не могу, что сейчас творится у него в голове.

Однако следующие действия Литникова удивили даже меня. Дмитрий прыгнул обратно в телегу и подошёл к Румянцеву. Сжав ладонь, он со всей силы замахнулся. Удар. Виктор даже не успел увернуться и блокировать кулак, который прилетел ему точно в челюсть. Да и не думаю, что он был в силах это сделать. Всё же на него тоже давила слабость.

— Кажется, у него бред, — пояснил Дмитрий, когда все выпучили глаза от удивления. — Лучше ему отдохнуть, чтобы хуже не стало. Сильно ему досталось. Простите.

Он тяжело вздохнул и повернулся к остальным. Все стояли в остолбенении и даже не знали, что сказать на такое. Лишь посмотрели на снова лежащего без сознания Румянцева, а потом на Литникова.

Я же отвернулся и, не сдержавшись, фыркнул от смеха. Пытался изо всех сил, чтобы удержаться, но просто не мог. Однако понимал, что это не совсем правильное действие со стороны Дмитрия. Мне нужно было, действительно, рассказать всё как есть. Признаться, кто я на самом деле. Всё равно они узнают о том, что скрывается внутри меня, а Литников только оттянул ненадолго момент.

Правда, за это ему и спасибо, ведь после слов Виктора меня вряд ли стали бы слушать. Да и сам Румянцев настолько крикливый, что перебить его было бы невозможно, как и вставить своё слово, в качестве пояснения.

— Ладно, — кашлянул в руку Константин. — Вам, действительно, пришлось нелегко. Неудивительно, что крыша поехала. Я бы и сам, наверное, не выдержал, — с улыбкой отметил он. — Однако не стоило прибегать к таким рациональным действиям. Мы же всё понимает. Впрочем, что есть, то есть, — он снова повернулся к толпе. — Ладно, ребята, отнесём раненных в лазарет, а там разберёмся.

Снова все кивнули Константину. Голос юноши был одновременно и строим и успокаивающим. Он был бы отличным капитаном для команды Румянцевых. Довольно хорошая выдержка, да и мыслит здраво. Отчего-то я даже невольно улыбнулся, понимая, что в наших рядах есть и довольно рассудительные члены наследных семей.

Вот что значит, гильдия.

Когда все потихоньку стали двигаться в сторону лагеря, я подошёл к Дмитрию. Тот недовольно скривил губы и увёл взгляд в сторону.

— Знаю, что ты хочешь сказать, — начал он, когда я только хотел открыть рот. — Это было поспешным решением. Ну, извини. Просто думал, что вряд ли тебе удастся сейчас что-то объяснить, если бы Виктор начал своё нытьё. Он же и слушать не умеет, вечно перегибает и толкает только своё мнение. А сделай подобное ты, то вряд ли отвязался бы от лишних вопросов. Было бы только хуже.

Удивительно. Я знал, что Литников довольно догадливый, но за такое короткое время он смог просчитать реакцию других и Румянцева в нескольких вариантах и принять, пусть и скоропостижное, но всё же решение.

Сначала я знатно удивился, но потом мягко улыбнулся и опустил ладонь ему на плечо. Пусть и не совсем верно, но всё же он мне помог.

— Спасибо, — тихо произнёс я и направился за остальными.

— Эй! — удивлённо посмотрел на меня Дмитрий, а потом побежал вслед за мной. — И что, даже не скажешь, насколько я не прав?

— Зачем? Ты ведь и так всё понимаешь.

— Какой из тебя капитан, если даже выговор сделать нормально не можешь? — скрестил руки на груди Литников. — И это знаменитый род Волконских? Сейчас ты больше похож на обычного Ивана — простолюдина.

— Правда? — искренне удивился я и обхватил пальцами подбородок. — Видимо, я слишком долго пребывал в этом теле.

— Может, расскажешь секрет перемещения?

— Тебе зачем?

— Не мне. Румянцеву. Может, хоть уму-разуму научится. Говорят, что физический труд облагораживает, а в полях довольно много работы. От него там больше толку.

Мы оба усмехнулись. Действительно, было бы неплохо немного подкорректировать его характер. Может, и толку от него было бы гораздо больше. Правда, надвигающаяся битва, думаю, сама всё расставит на свои места. Многие поменяют своё мировоззрение, уж в этом я был уверен.

Не успели мы дойти до лазарета вместе с остальными, как внезапно позади нас кто-то позвал:

— Дмитрий, Иван!

Откликнувшись на знакомый голос, мы обернулись назад. К нам уверенным и командным шагом приблизилась Ангелина Андреевна. Судя по лицу женщины, она явно была настроена на серьёзный разговор. Впрочем, кто бы сомневался, однако я был рад её видеть. Ну и знать, что с ней всё хорошо и та ситуация, которая произошла с нами, не сильно на её затронула. Наверное.

— Рады вас видеть, — поприветствовал я её, поклонившись вместе с Литниковым. — Ангелина Андреевна.

— Сейчас не до любезностей, — сурово произнесла она. — Пока Людмила занимается раненными, вы отправитесь со мной.

— Но, Ангелина Андреевна…

Неожиданно, услышав наш разговор, к нам подошла невысокая девушка. По её дрожащему голосу и поджатым к груди рукам я узнал в ней Светлану. Она была из рода Литниковых, как и Дмитрий. Правда, общались они не так часто, ведь эту девушку вообще было сложно заметить. Очень скромная и тихая, да и держалась позади всех. Поэтому мы удивились, когда она сама подошла к нам, так ещё и вмешалась в диалог. Не было похоже на неё.

— Дмитрий и Иван тоже ранены, — пояснила она в два раза тише под нагнетающим взглядом Румянцевой. — Им нужно…

— Ничего, — перебил я её. — Всё хорошо. Наши раны не так страшны, как у остальных. Так что, справимся.

— Говори за себя, — буркнул в сторону Дмитрий.

— Что-то не так? — грозно осекла его Ангелина.

— Нет, — тут же ответил Литников. — Всё хорошо.

— Тогда, за мной!

Румянцева быстро направилась в сторону домика, что располагался на краю лагеря.

Когда мы переступили порог, то в очередной раз убедились, что все построения были сделаны наспех. Половые доски были слегка прогнившими и скрипели так, словно вот-вот рухнут под ногами. В комнате, кроме самодельной кровати, стола да пары стульев ничего не было. Никакого отопления, в виде печи, ни других предметов интерьера, вроде шкафов или какого-нибудь сервиза. Даже окно и то выглядело так, словно в стене просто вырезали дырку, и то криво.

Нет, жаловаться или критиковать было неправильно, наоборот, довольно похвально, что за такое короткое время гильдия смогла разбить лагерь. Да не из тканевых палаток, а целых домиков, пусть и сделанных наспех. Удивительно, как быстро среагировало начальство, и отдало приказ расположиться почти на границе.

Помимо нас троих, в комнате присутствовал ещё один человек. Он был одет в точности, как член гильдии. Высокий мужчина, а судя по структуре тела довольно молодой и физически развит. Сначала я не видел его лица, так как он стоял к нам спиной. Но потом, когда он повернулся, я округлил глаза.

Я уже видел его. Эти черты лица я отчётливо помню. Пусть и образно, но сразу смог догадаться, кто перед нами. Можно было списать на то, что просто обознался, но когда этот мужчина улыбнулся, то с моих уст невольно сорвалось имя:

— Даниил, — тихо проговорил я.

Однако он услышал меня и сразу отозвался. Сначала на лице было удивление, но потом мужчина снова мягко улыбнулся.

— Удивлён, что вы знаете, кто я, — Даниил неловко почесал затылок. — Я не так часто показываюсь, как мой брат. Поэтому меня особо и не знает никто.

— Я, кстати, не знаю, — тут же откликнулся Дмитрий и посмотрел на меня. — Кто это?

Только я открыл рот, чтобы ответить Литникову, как Даниил тут же прервал меня:

— Давайте, лучше я сам представлюсь, — усмехнулся он. — Меня зовут Даниил Даниилович. Я старший сын императора и один из прямых наследников рода Рахмановых.

После его слов Дмитрий удивлённо округлил глаза и раскрыл рот. Видимо, он не ожидал здесь увидеть такого уважаемого человека, как ещё одного сына императора. В это было сложно поверить даже мне, не то что Литникову.

Если честно, я не думал, что моя догадка окажется верной. На самом деле, мы с Даниилой были знакомы с самого детства. Несмотря на родство с Рахмановыми, Волконские были нечастыми гостями в их усадьбе. Скажу больше: мы почти не общались, да и смысла в этом особого не было.

Почти все из императорской семьи слишком высокомерны. Что разговор, что манеры. Многим просто невозможно было терпеть их характер. Волконские же слишком добродушные и довольно умны, а потому просто не вмешивались лишний раз в конфликт, вот и всё. Потому и редко виделись со своими родственниками.

Однако Даниила был единственным из всех Рахмановых, с кем, лично у меня, были хорошие отношения. Каждый раз, навещая своих родственников, я большую часть времени проводил именно с ним. Уж не знаю, почему так вышло, но для меня Даниила всегда был близок по духу.

И да. Я знал, о его нелюбви показываться на публике, перед множеством гостей. Потому не был особо удивлён тому, что мы не встретились на балу. Его нелюдимость — черта, которая выделяла его на фоне Рахмановых. И кстати, своей улыбкой, он был очень похож на императора, своего отца.

— А вы, значит, Иван и Дмитрий, верно? — с интересом глянул Даниила сначала на меня, потом на Литникова.

— Да, это они, — не успели мы ответить, как за нас это сделала Ангелина Андреевна.

Женщина прошла к столу и плюхнулась на стул, тяжело выдохнув. Впервые видел её такой удручённой. Больше скажу, как только она присела за стол, то тут же достала портсигар, который был обит натуральной кожей, и достала одну сигару. Покрутив её задумчиво между пальцами несколько секунд, Румянцева закурила. Комната стала заполняться дымом, отчего мы с Дмитрием невольно скривились.

— Ангелина Андреевна, думаю, не стоит… — обратился к ней Даниила, но тут же получил в ответ суровый взгляд женщины.

— У нас война скоро, — грубо перебила она. — Хотя бы перед боем, я могу хоть чем-то насладиться?

— Вы настроены как-то пессимистично, — криво усмехнулся он.

— Это называется смотреть на всё реалистично, Даниила Даниилович, — хмыкнула Румянцева. — Или что, глава решил под конец репутации гильдии ввести новые правила? Не поздновато спохватились?

Из их совместного диалога я понял, что Рахманов — глава гильдии. Минуточку. Так это он содержал её все эти годы⁈ Если честно, я до конца был уверен, что вся гильдия принадлежала Кожевниковым, а главой был Алексей, просто говорить не хотел.

— Так вы, глава гильдии? — уточнил я у Рахманова, на всякий случай. Вдруг я что-то не так понял.

— Да, — кивнул он мне в подтверждение. — До этого момента я пытался не особо показываться перед другими, но сейчас стало всё иначе. Теперь мне тоже нужно вступить в бой вместе с вами. Тем более, когда гильдию выставили не в лучшем свете.

— Только вот, вряд ли теперь кому-то это интересно, — вздохнул я. — Ведь, по сути, это было запланировано специально, чтобы отвлечь внимание.

— Здесь вы полностью правы. Вы довольно умны, Иван. Неудивительно, что стали капитаном команды. Значит, я не ошибся, когда тоже выдвинул вашу кандидатуру.

— Вы? Но мы же с вами почти не знакомы, — знатно удивился я. — Почему?

— Пусть я только слышал о вас и наблюдал из далека, но вы сразу показались мне не таким человеком, как другие. А ваш ответ после первого задания и вовсе откинул все сомнения.

— Значит, вы тоже присутствовали на балах? — поинтересовался Литников.

— Ну, всё же я член семьи Рахмановых. А потому мне интересно кое-что узнать о вас, — Даниил снова обратился ко мне. — У вас ведь есть что-то, что вы можете нам поведать, я прав?

После его вопроса я и вовсе впал в ступор. По сути, да. Мне есть что рассказать. И этот разговор будет весьма специфичен. Поэтому я даже слегка растерялся, не зная, с чего именно мне начать.

Однако понимал, что скоро, всё раскроется. А сейчас, пока мы вчетвером, у меня есть отличная возможность хоть как-то выложить всё о себе и заодно сделать это более мягко и так, чтобы меня не посчитали врагом. Но всё же… как мне рассказать, кто я на самом деле и что у меня за сила?

Тяжело вздохнув, я уже был готов начать хоть как-то выкладывать все «карты на стол», как внезапно, Даниил тут же перехватил мои слова:

— Перед тем как вы начнёте говорить, хочу кое-что уточнить, — с улыбкой произнёс он. — Вы ведь знакомы с Артёмом Дмитриевичем Рахмановым?

Я остолбенел от такой новости. Ладно я. Откуда он его знает? Неужели Артём Дмитриевич встретился с ним? Если так, то он и без меня всё знает? Значит…

— Просто я виделся с этим человеком, и вкратце он обрисовал мне ситуацию, которая происходит сейчас в нашей империи. И про Фёдора мне тоже кое-что известно.

Последнюю фразу он произнёс грубо. Даже его взгляд изменился, когда он вспомнил имя, которое сейчас является главой, которого мы должны одолеть. С кем придётся столкнуться, и от кого неизвестно, что ждать дальше.

— Значит, вы и так знаете, — опустил я взгляд.

— Я хочу услышать это от вас. Расскажите, нам свою историю, Иван, — его уголки губ снова приподнялись в лёгкой улыбке. — Или мне звать вас Александр?

Дмитрий тут же остолбенел, а вот Ангелина Андреевна оставалась спокойной. Она что, тоже всё знает? За этим позвала меня на разговор?

— Вы ведь ничего не знаете! — тут же выпалил Литников. — Он…

— Вы не так меня поняли, наверное, — спокойно перебил его Даниил. — Мы не нападаем на вас. К тому же, — он перевёл взгляд на меня. — Я рад видеть в наших рядах своего старого знакомого.

Значит, он ещё и меня вспомнил? Какое-то странное чувство от его слов я почувствовал внутри себя. Но делать теперь точно нечего, пора всё рассказать.

Только я собрался с мыслями, как внезапно меня снова перебили. Неожиданно раздался стук в дверь. Опять? Что за чёртово совпадение. Даже договорить спокойно не дадут.

(обратно)

Глава 10

Все взгляды тут же обернулись в сторону зашедшего юноши в чёрной форме. Один из гильдии, но видел я его впервые. Понятия не имел, кто он. Правда, здесь только человек, что, по идее, знать всех просто нереально.

Худащавый мальчишка, примерно моего возраста. Судя по тому, как он пытался отдышаться, то дело было срочное. Вдохнув побольше воздуха в лёгкие, мы затаили дыхание, выжидая его слов.

— На нас идёт отряд мёртвых! — выпалил он наконец. — С севера идёт огромный отряд!

Неужели началось? Так быстро. Я даже не успел подготовиться как следует. Не успел рассказать никому о том, кто я на самом деле и какой силой обладаю. Только вернулся спас своих товарищей, и всё? В бой?

От этой новости я лишь стиснул зубы, как и Литников. Дмитрий аж побледнел от услышанного, а вот Рахманов и Румянцева, словно были уже готовы. Одно дело знать, другое — столкнуться с этим прямо сейчас. Но судя по их собранности, им было будто всё равно.

— Хорошо, — заявил Даниила, заведя руки за спину. — Скажи первому и второму отряду выдвигаться в ту сторону. Остальные пусть готовятся.

— Да, как прикажете! — кивнул мальчишка и тут же выбежал на улицу.

— Первый и второй отряды? — удивлённо переспросил я. — Так вы уже подготовились?

— Ну, мы ведь не просто так разбили лагерь прямо у границ, — усмешливо отметил Рахманов и достал из внутреннего кармана своего плаща свёрток бумаги.

Расстелив его на столе, я увидел карту империи с отметками. Значит, они и план уже продумали. А судя по выделенным линиям на границах, так ещё и расстановку наших людей смогли спланировать.

Только вот, поможет ли? Бороться с мертвецами только за счёт магических сил — дело бесполезное. Тёмная энергия может вернуть их к жизни, хоть головы им всем поотрывай. Слабых мест у них не было, если, конечно, не применить против них ту же демоническую силу, с помощью которой они были призваны.

Был ещё вариант: разобраться с призывателем. Но для этого нужно было найти его и добраться. А эти сектанты, наверняка, хорошо прятались, понимая весь риск. К тому же мы не знали, когда и в какой момент будут призваны не только мертвецы, но и демоны. Ведь если вспомнить ту церковь, то их основным оружием были именно они. Высшие демоны. А против них стоять даже сложнее, нежели против нечисти, которую они создали.

— Расскажите, пожалуйста, поподробнее о том, как вы планируете отбиваться от войск нежити, — попросил я у Рахманова.

— Как раз собирался, — с улыбкой ответил он, а после кинул взор на карту. Пальцем он провёл по границе, на которой находились мы. — Пока вас не было, мы расставили ловушки по всему участку. Как только мертвецы попадут в них, мы атакуем их первым и вторым отрядом, комбинируя магию огня и ветра.

— Значит, хотите послать представителей Кожевниковых и Рахмановых? Хватит ли вам людей на проведение такой операции?

После моего вопроса Даниила задумчиво посмотрел на карту. Потом тяжело вздохнул. Видимо, этот вопрос самого ставил его в тупик. Гильдия — место, где собраны все представители домов, но дело в том, что их была всего маленькая часть. Он прекрасно понимал, что этого не хватит, дабы дать отпор врагам.

Пусть они и придумали, как их задержать, но сражения не избежать. Ведь, наверняка, до него дошли слухи и о секте, и о демонах, которых они собирались призвать.

После того как ответа я не получил, то тут же выпрямился и направился в сторону выхода. Рахманов и Румянцева удивлённо проводили меня взглядом.

— Собираешь отправиться туда? — выдохнув клубы дыма, поинтересовалась Ангелина Андреевна.

— Без меня вы не сможете с ними справиться, — твёрдо произнёс я. — Только мне под силу остановить врагов.

— Я слышал, что у тебя есть необычная магия, но хватит ли её на всех мертвецов? — поинтересовался Даниила Даниилович. — Мы сможем остановить часть их войска, но потом… Скажи, может, у тебя есть идея по этому поводу? Или какие-нибудь мысли? Я был бы рад послушать того, кто когда-то был мне, как брат.

Я обернулся в его сторону. Если честно, я чувствовал себя крайне странно. С одной стороны — он всё прекрасно понимал. Представитель рода тех, кто когда-то уничтожил Волконских, мою семью. Но вместо того, чтобы устроить мне показательную казнь перед всеми, просил о помощи.

Как же странно и одновременно глупо всё это выглядело. Зачем вообще Рахмановым нужно было уничтожать нас? Что ему наплёл Артём Дмитриевич, и где он был сейчас? Этот вопрос никак не покидал меня, мучил и вертелся в голове.

Если бы он был здесь, всё было бы ещё легче. Может, всё же отправился по душу Фёдора. Ведь если убрать главного зачинщика, то и с сектой будет разобраться, куда легче. Только вот, минус был в том, что и Фёдор не был дураком. Да и сила у него, гораздо выше по уровню, чем, например, моя.

— Есть одна мысль, — наконец, произнёс я. — Но у нас нет на это времени. Я мог бы попробовать обучить той силе, которой обладаю, других. Но не знаю, как это сделать. Да и не уверен, что у меня получится.

— А такое вообще возможно? — внезапно воскликнул Дмитрий. — Если да, то это гораздо облегчило бы нам задачу!

— Это лишь мои предположения. Ведь все в секте… — начал было размышлять я, как меня внезапно перебила Ангелина Андреевна:

— Минуточку. О какой силе вы здесь говорите? Меня, конечно, немного ввели в курс дела, но я всё равно ничего не понимаю. И… Иван, ты, действительно, представитель рода Волконских? Как так вообще получилось?

Я прекрасно понимал её недоумение. Сам часто вспоминал своё перемещение в это тело и думал, что это всего лишь сон. Особенно если учитывать, что мне ещё довелось побывать в Преисподней. В общем, приключений на эту жизнь мне вполне хватило. А теперь ещё и война с нечистью.

Кому расскажешь, не поверят же. А точнее, посчитают скорее плодом моего разыгравшегося воображения. Как это обычно и бывает.

— Это довольно долгая история, — ответил я с улыбкой. — Но я, действительно, из рода Волконских, — после этой фразы я тут же опустил глаза вниз. — Был, во всяком случае.

— Так, как ты собираешься дать отпор врагам? — снова поинтересовался у меня Рахманов. — У тебя есть какой-то козырь?

— Есть.

Я повернулся в сторону главы и заместителя гильдии. Начиная скапливать демоническую энергию вокруг себя, меня начал окружать тёмный сгусток чёрного тумана. Внезапно для самого себя, вокруг него стали образовываться и алые молнии, которых до этого момента не было.

Рахманов и Румянцева округлили глаза от удивления. Их лица вытянулись так, что у Ангелина Андреевны аж выпала сигара изо рта.

— Значит, вы… — едва выговорил Даниила.

— Да, я обладаю той же магией, что и они, — пояснил я, прервав его мысли сразу. Как только я рассеял магию: ни Рахманов, ни Румянцева не могли сказать ни слова. Ну что же, такой реакции, я примерно и ожидал. — Вы можете, позже осуждать меня и делать со мной всё, что захотите, — выдохнул я. — Но сначала нужно разобраться с врагами.

— Не поймите неправильно, — снова начал Рахманов. — Просто… увидеть такое.

— Понимаю вас, но давайте отложим это на потом? — предложил я, на что все молча кивнули. — Если это всё, я выдвинусь вместе с остальными.

— Будьте осторожны. Если я правильно понимаю, ваша единственная способна противостоять им. Поэтому вы наша главная надежда.

Надежда? Удивлён услышать эти слова. Почему-то, казалось, что после моего показательного выступления меня никто не воспримет всерьёз. Даже не так: скорее возненавидят.

Однако именно эти слова показывали, что сейчас главное — остановить нападение, а остальное уже не столь важно. Главное — оружие, которое сможет справиться с нежитью.

После того как я снова вышел на улицу, то увидел, как члены гильдии быстро собирались в отряды, чтобы отправиться в сторону врага. Удивительно, но я не заметил на их лицах ни смятения, ни страха. Они, будто были готовы к бою. Любой на их месте, узнав о том, что им придётся отправиться против армии нежити, испугался бы. Но эти ребята явно были настроены серьёзно.

Внимательно наблюдая за тем, как они строятся, я не заметил Дмитрия, который вышел вслед за мной и встал рядом.

— Это не война против людей, — пояснил он, словно прочитав мои мысли. — Они просто пока этого не осознали. Они не понимают, что враг, который их ожидает там, может встать и нанести ответный удар. Ему плевать на то, сколько раз его настигнет их магия. Чтобы полностью их сразить, нам нужна либо твоя сила, либо…

— Нужно избавиться от того, кто ими управляет, — закончил я его мысль. — Я понимаю это. Но меня пугает больше другое. И это явно не мертвецы.

— Думаешь, демоны покажутся сразу? — удивлённо вскинул он бровь и посмотрел на меня. — Если честно, не могу представить, чтобы они встали на сторону людей.

— Фёдор — довольно умный человек. Думаю, у него имеется стратегия на этот счёт. Высшие демоны умны, а потому, даже если он выиграет, ему не избежать с ними борьбы.

— Хочешь сказать, что он заранее продумал, как после этого их уничтожить?

— Возможно, — задумчиво опустил я взгляд. — Только как именно побороть несколько демонов высшего уровня одному человеку? Пусть даже со своими людьми. Это непросто.

— Ты сражался с ними… там?

Последние слова он произнёс бубня. Словно пытался сделать аккуратно, чтобы не задеть меня. Специально не хотел напоминать, что мне пришлось пройти. Ну, неудивительно. Все знали о том, что наш род признали демоническим. Так, ещё и мне выдалась возможность побывать в самом пекле ада и выжить. Не совсем так, как хотелось бы. Но всё же.

Дмитрий всё это прекрасно осознавал и понимал. Поэтому, считая меня товарищем, и подходил к этому разговору настороженно. Так, чтобы не обидеть или задеть меня. Довольно предусмотрительно с его стороны, на что я улыбнулся.

— Всё нормально, — опустил я ладонь на его плечо. — Я плохо помню, как выбрался оттуда, если честно. И самих демонов высшего уровня… Помню, что встречался с ними, но какой именно силой они обладают и как с ними бороться… Эти моменты, словно, как в тумане.

— А не может быть так, что на них не подействует твоя магия?

— Не думаю, что Фёдор стал бы так рисковать. Так что, уверен, способ имеется. Но… — я сделал шаг в сторону одного из отряда. — Не проверишь — не узнаешь.

— Удивлён твоему спокойствию.

— Ну, если мы начнём все дружно паниковать, то победы нам точно не видать. А у меня ещё много дел здесь запланировано.

— Надеюсь, ты не собираешь возвращаться в деревню и стать свинопасом?

— Ну, — я наигранно задумался. — Всяко лучше, чем оказаться схваченным имперской армией рядом с кучей трупов.

///

Мы выдвинулись на место, которое было указано на карте. Перед нами расстилалось огромное, пустынное поле. Вдали виднелась чёрная полоса, от которой исходил звериный, уже нечеловеческий вой. Гремели мечи, что стучали по железному снаряжению, нацепленному на загнивающие трупы. От тёмно-синей, сползающей с костей кожи смердело так, что запах дотягивался до наших отрядов.

Хотелось прикрыть нос рукой от этой невыносимой вони. А уж от зрелища, которое расстилалось перед нами, просто сбежать.

Это было похоже на какой-то безумный, кошмарный сон. Казалось, что я вот-вот открою глаза и очнусь в холодном поту на мягкой кровати. Но, к сожалению, эта была реальность. Ужасающая, пробивающая до мурашек. Но всё же реальность.

Помимо сотни, даже тысячи, мертвецов, вдоль протяжной полоски трупов стояли пятеро коней, на которых взгромоздились всадники в чёрных одеяниях. Их плащи развевались на ветру, как и флаги, которые они держали в руках. Эмблему, что была нарисована на них, я узнал сразу — это был символ секты. Той самой, которую мы уже не раз встречали на заданиях и на играх.

— Скорее всего, они и управляют ими, — прошептал Дмитрий, заметив людей, что скрывали свои лица под масками. — Как и в тот раз.

— Да. Нужно подобраться к ним. Скорее всего, они попытаются остаться поодаль, чтобы управлять мёртвыми. Поэтому рассчитываю на тебя, — покосился я в сторону Литникова.

Тот молча кивнул мне в ответ, не отрывая взгляда от армии, что обездвижено стояла напротив нас.

Команд ни с той, ни с другой стороны не было. Пока не было. Наступила минута выжидания. Все были готовы, насторожены. Ещё немного и начнётся. Ещё чуть-чуть и битвы не избежать.

В этот момент я наконец-то увидел лёгкий страх на лицах других людей. Одно дело, когда ты слышишь о том, что будет. А другое — увидеть это собственными глазами. Теперь становилось понятно: битва за наш мир началась.

(обратно)

Глава 11

Наконец-то, я увидел, как все вражеские всадники подняли свои руки. Видимо, это и был их сигнал начала битвы. Как только их поднятые вверх ладони синхронно опустились, мертвецы с криками двинулись в нашу сторону.

Бежали они медленно. Их ноги едва волочились по полю, вместе с орудием, что с грохотом билось о ближайшие камни. К счастью, благодаря такой медленной скорости, в бой тут же вступил отряд Кожевниковых. Лёд, что они использовали, работал на дальней дистанции, как стрелы от лука, только магические и сделаны изо льда.

Магия рода Кожевниковых смогла замедлить некоторых мертвецов, но, как я и предполагал, это был недолгий эффект. Пусть мертвецы и падали оземь, а кто-то даже лишался головы или других частей тела, но они тут же поднимались, а их конечности отрастали снова.

М-да, на одной магии не выйдем. Это было понятно изначально.

Сконцентрировав тёмную энергию и перемешав её со своей магией, я создал мечи, которые тут же направил в мертвецов. Как только остриё клинков настигало врагов, те падали обездвиженные и тут же исчезали под натиском демонической энергии.

В этой шумихе никто не смог распознать магию, которую я применил, а потому просто поражались, что мои клинки работают против мертвецов. И то хорошо, ведь объяснять, кто я и почему обладаю, столь мощной силой, времени у меня не было.

— Всем собраться в одну линию! — внезапно выкрикнул один из юношей в нашем отряде. Судя по тому, какую именно он применял магию, то был он из рода Кожевниковых. Ну, неудивительно, из них неплохие командующие часто выходят. — Отставить огонь!

Уж не знаю, с чего было принято такое решение, но все тут же отступили назад и перестали использовать магию. Для врага это тоже было удивительно, однако отдавать приказ мертвецам они не стали. Будто решили выждать, что произойдёт. Ну или просто взять нас нахрапом.

Только вот, это и было ошибкой. Я изначально знал, что Даниила задумал какую-то ловушку, однако не был уверен, что она сработает.

И тут, даже я ошибся.

Вдоль линии, что была от нас в метрах двадцати, мертвецы внезапно остановились. Их ход замедлился ещё больше, когда ноги стали утопать в грязи.

Грязи? Минуточку.

Я присмотрелся и понял, что линия, вдоль которой они пытались нас стеснить, стала похожа на зябкое болото. Мертвецы стали погружаться всё глубже в землю, в то время как некоторые из рода Рахмановых и Кожевниковых снова стали наступать и применять магию. Только теперь она работала не как средство для их убийств, а магия, помогающая утопить мертвецов в этом болоте.

— Они применили магию земли и воды, чтобы создать столь зябкую почву, — догадался Литников, подойдя ко мне. — Неплохой план.

— Только вот, — я посмотрел в сторону сектантов, которые продолжали спокойно восседать на лошадях, наблюдая за боем издали. — Поможет ли?

— Не на всех, — тут же подошёл ко мне юноша, что командовал отрядами. — Поэтому остальных приказано задержать, а вам, — он посмотрел на нас с Дмитрием. — Нужно будет добраться до главных.

— Хотите сказать, что Даниила и это просчитал? Ну… — пояснял я свои мысли. — Наше участие.

— Он не знал, сможете ли вы вернуться, и какой именно магией обладаете. Однако, видимо, не ошибся, когда перед тем, как направиться сюда, сказал нам расчистить путь для вас. Видимо, у вас необычные способности.

Так быстро придумал план, чтобы мы настигли врагов? А Даниила, действительно, неплох, как главнокомандующий. Думаю, навыки он унаследовал от своего отца, который до того, как стать императором долгое время был генералом имперской армии.

Правда, нас и армией сложно было назвать, с учётом того, что на поле битвы вышли лишь члены имперской гильдии. И всё же. Если мы сможем остановить наступление сейчас, то у нас резко возвысятся шансы на победу.

Одно дело: иметь силу. Совсем другое, когда дух солдат поднят. Это могло сыграть ещё большую роль, чем просто магия. Правда, опять же, временно. Пока на поле битвы не будут призваны враги, против которых выстоять смогу, пока что, лишь я один.

Блин, и где только носит Артёма Дмитриевича? С ним бы было гораздо легче справиться с мертвецами. Да и Кокосика я давно не видел. Встретимся ли мы с ними вообще? Или они решили ударить главного врага? Неужели Артём Дмитриевич сам хочет разобраться с Фёдором?

От этих мыслей меня только сильнее начинало гложить переживание. Я знал, на что способен главный враг, а потому не был уверен, что против него сможет выстоять один человек. К тому же Фёдор не настолько глуп, чтобы захватить особняк императора и не привести туда своих людей. Наверное, уже давно всё продумал.

Впрочем, сейчас думать об этом не было времени. Нужно было действовать быстро, пока Кожевниковы и Рахмановы могли сдерживать мертвецов.

Я взглянул на Литникова. Тот же, словно понял меня без слов и молча кивнул.

— Всё хорошо, — твёрдо произнёс Дмитрий. — Я не подведу.

Ну, я почему-то в этом как раз и не сомневался. Знал, что могу на него рассчитывать, несмотря на то, что даже в этом случае переживал. Всё же, у Литникова, пусть он и силён, тоже обычная магия. А вот какие фокусы выкинут всадники, когда мы к ним приблизимся — неизвестно.

— Перед тем как напасть, — произнёс я Дмитрию. — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

— Что же? — удивлённо глянул он на меня.

— Сможешь создать сразу несколько вспышек молнии?

— Не уверен, — скривил он губы. — Но я так понимаю, выбора у меня нет. Что ты задумал?

— Увидишь. Нам пора.

И мы двинулись вместе с отрядами по команде.

///

Пусть у нас и было преимущество в бою в виде дальней атаки магией, но мертвецы всё равно настигали своих целей. Поле битвы наполнилось запахами крови и громкими гулами.

Ужасное зрелище.

Однако останавливаться и помогать остальным, у нас просто не было времени. Если бы мы с Дмитрием потратили время и силы на мертвецов, то битва заранее была бы проиграна. Ведь главное — одолеть тех, кто контролирует армию. Только тогда, победа, считай, была бы в наших руках.

Пробиваясь через толпу мертвецов, я не спускал взгляда со всадников, которые даже не пытались вступить в бой. Ощущение, что им было абсолютно безразлично на то, что происходит.

Как только мертвецы оказались позади нас с Дмитрием, один из всадников, наконец-то, приметив нас из толпы, начал проявлять хоть какие-то действия. Ну, хоть что-то. Я уж думал, что они и вовсе бездвижные куклы.

Он вытянул правую руку вверх и вокруг него образовался чёрный сгусток демонической энергии.

Вот же чёрт. Снова. Значит, опять решил призвать ещё мертвецов?

Во всяком случае, это было первое, что мне пришло на ум. Однако вместо воскресших тел, всадник сконцентрировал энергию и пустил в нас град дымовых стрел. К счастью, от них мы смогли увернуться. Вот только, вместе с его атакой подключились и другие.

Со всех сторон на нас повалилась демоническая энергия. Удары становились с каждым разом всё быстрее и чётче. Уворачиваться от них было уже невозможно. Однако благодаря тому, что я мог их хорошо ощущать, у меня получалось это делать. В отличие от Дмитрия.

— Чёрт! — выкрикнул Литников и упал на землю, схватившись за руку.

Подбежав к товарищу, я тут же поднял стальную стену от дымовых стрел, которые сразу направились в сторону Дмитрия, когда тот упал.

— Прости, — прохрипел Литников, пытаясь подняться на ноги. — Всё нормально. Продолжим.

— Нет, мы близко к ним, — констатировал я. — Сможешь применить свою магию сейчас?

— Сейчас? — удивился он. — Уверен?

— Да, думаю, должно сработать.

— Хорошо. Я попробую.

После того как он ответил мне, то тут же сконцентрировал магию вокруг себя. Я же продолжал держать щит, пока заклинание Литникова не сработало. Как только вдоль всадников показались яркие голубые вспышки молнии, я тут же убрал стальной занавес и ринулся к первому из ближайших всадников.

Как я и думал. Молниеносные вспышки Дмитрия сработали. Враг был ослеплён ярким светом, что источала магия Литникова. Так, я хотя бы смог подобраться к одному из сектантов.

Как только я оказался рядом с ним, то тут же призвал меч, остриё которого направил прямо в грудь. Однако у всадника тоже было неплохое чутьё. Как только, он соскочил с лошади, что из-за вспышки встала на дыбы, а я уже был близко к нему, он тут же увернулся.

Я лишь смог задеть его руку.

— Чёрт, — прошипел я.

А таких ещё четверо. Если сейчас магия Дмитрия погаснет, то придётся туго. Пусть мы и смогли немного их затронуть, но этого всё равно мало. Совсем мало. Даже укутав своё тело чёрным сгустком энергии, выступить сразу против всех я просто не смог бы.

План изначально был шатким. Вероятность победы — минимальна. К тому же невозможно предсказать следующий шаг врага, точно не зная его силы. Как получилось и здесь.

— Неплохо, — прохрипел голос за маской. — Но этого мало.

Вспышки яркого голубого сияния не прекращались. В ушах стоял противный писк от молний. Однако я не обращал на него внимания. Вся концентрация уходила на врага, что был прямо передо мной.

С его руки стекала кровь, но он словно не обращал на это никакого внимания. Поднявшись на ноги, он посмотрел на меня холодным взглядом сквозь прорези своей маски. Пусть я и не видел его выражения лица, но по глазам сразу понял, что оно было, будто безразличным.

Им вообще всё равно? У нас тут война идёт, а они ведут себя так, словно это обычное для них дело.

Но всё стало ещё хуже, когда молнии погасли. Я понял, что магия Дмитрия перестала работать. Однако вместо того, чтобы снова напасть на нас, враги будто замерли и течение времени было лишь в той стороне, где сражались наши отряды против мертвецов.

Рядом со мной же всё замерло. Враги перестали атаковать. Даже не шевелились. Ощущение, что время просто остановилось. Всё пространство словно погрузилось в сон.

— Теперь ваш черёд, господин, — поклонившись мне, произнёс враг.

Я удивился. Однако фраза явно была предназначена не для меня. Это я понял не сразу. Только после того, как земля под ногами содрогнулась, а в пустоте прозвучал звериный, нечеловеческий рёв. Снова. Только в этот раз я был уверен, что к нам идут вовсе не мертвецы, а нечто более ужасное.

(обратно)

Глава 12

Когда я чётко мог видеть всё, что происходит вокруг, не так далеко от меня, по правую сторону, показался силуэт. Высокий, широкоплечий. Напоминал он большого человека, только на голове были рога, да ещё и хвост развивался позади.

Подойдя совсем близко к нам, я посмотрел на незнакомца снизу вверх. Кожа у него была смуглая, но он полностью выглядел, как обычный человек. Только вот глаза горели тем же алым цветом, что и у меня, когда внутри накапливается тёмная энергия.

— Смотрю, и на другой стороне есть люди, у которых такая же магия, что и у нас, — усмешливо отметил он вполне внятным, человеческим языком.

— Значит, это и есть демон, — прошептал я, едва слышно.

Однако, кажется, демон смог разобрать мои слова и ухмыльнулся ещё шире, а после и вовсе засмеялся.

— Демон? — уточнил он. — Не просто какой-то демон. Я один из четырёх высших демонов Преисподние, — представился он. — А ты, — он опустился ко мне и резко обвил пальцами моё горло. — Скоро умрёшь. Даже жалко…

Он не отводил от меня своего кровавого, безжалостного взгляда. Воздух в лёгких, будто стало насильно из меня вытягивать, хотя пальцы не так сильно давили. Я чувствовал, как длинные чёрные ногти впивались в мою кожу.

Всё ясно. При помощи своей магии этот демон способен выкачивать жизненную энергию другого. Довольно интересный у него дар. Будь у меня обычная магия, да и был бы я простым человеком, то уже, возможно, умер. Но…

Собрав побольше демонической энергии, я тут же выпустил её наружу. Демон удивлённо оглядел чёрный сгусток тёмной магии, что стал сгущаться вокруг нас. Мои глаза, как и у него, загорелись красным цветом, а из земли, прямо перед ногами, резко выскочил острый кол из чёрного металла.

Демон отскочил назад, как и я.

Только сейчас я смог разглядеть, что всадники, которые управляли мертвецами, двинулись в сторону наших отрядов. Все, кроме одного. Единственного сектанта удалось задержать Дмитрию, который вступил с ним в схватку.

Я прекрасно понимал, что мой товарищ долго против него не протянет. Всё же, они могут контролировать ту же энергию, что и у демона. Правда, у этого здоровяка её концентрация была в разы больше.

У меня было очень плохое предчувствие, насчёт этого боя. Я не был уверен, что смогу выстоять против той мощи, которая исходила от демона. Но всё же, вариантов у меня особо не было. Нужно было сражаться на полную.

И ещё. Он сказал: один из четырёх? Значит, на эти земли придут ещё трое таких? М-да. Геморрой ещё тот. Мало нам Фёдора с его приспешниками, ещё и такие монстры.

Я поднялся на ноги, как и мой оппонент. Я лица демона не сползала ехидная ухмылка. Было сразу понятно, что ему эта ситуация только нравится. Возможно, для него это всего лишь игра. Ведь он прекрасно понимал своё преимущество.

— А ты забавный, — усмехнулся он. — Мне такие нравятся. Напоминаешь мне одного… тоже вашей расы.

— Почему вы пришли на наши земли? — решил я начать разговор с демоном, раз тот всё равно пошёл на контакт. — Почему такие могущественные существа, как ты, решили заключить договор с людьми?

— Просто так, — спокойно пожал он плечами.

— Просто… так? — не понимал я. — Что значит, просто так?

— Просто нам нравится убивать, — снова спокойно бросил он. — Я даже не знаю, зачем человеку, который всё это устроил, нужна погибель его собратьев. Видимо, вы всё ещё падки на власть. У нас же никакой выгоды нет. Нам предложили устроить хаос на землях людей, мы и согласились. Тысячи лет в Преисподней — скука смертная, особенно, когда тебе подчиняются уже все создания того мира. А окрасить ваш людской мир кровью, почему бы и нет? К тому же, — он указал пальцем в сторону сражения нашей гильдии, где поле боя буквально переливалось яркими вспышками от магии разных родов. — У вас есть удивительные способности, которых в мире демонов не сыщешь. Правда, была пара тройка человек, что попадали в наш мир.

— И с одним из них вы решили установить контакт?

— Да. А почему бы и нет? — пожал он плечами. — Скажу больше, этот человек обучил нас вашему языку и дал много знаний. Да и к тому же, — он улыбнулся шире. — Он и сам не слабее демона.

Я сразу понял, что речь идёт о Фёдоре. Не слабее демона? Обучил всему? Да что вообще творил этот психопат в другом мире? Неужели он так сильно ненавидел нынешнюю власть вместе с родами, что решил, сам стать подобным существом, что сейчас усмехалось надо мной?

Вряд ли я смогу это узнать сейчас. Да и все мои догадки не более, чем просто мои личные предположения. Поэтому стоило разобраться со всем здесь и сейчас, чтобы напрямую задать вопрос самому Фёдору. Если, конечно, Артём Дмитриевич не разберётся с ним первым.

От дальнейшего разговора не было смысла, и я решил атаковать. Чем быстрее мы избавимся от сильного врага, тем легче пойдёт дальнейший бой. К тому же не знаю, как в этом мире, но в Преисподние при убийстве демона подобного ранга демоническая сила возрастает. А значит, был шанс увеличить свои навыки.

Не теряя больше времени, я стал создавать в воздухе клинки, объединённые магией стали и тёмной энергии. Демон стоял бездвижно и наблюдал, как в воздухе образуется оружие. Он совсем ничего не предпринимал, словно ему было это неинтересно. Это слегка сбивало с толку.

После чего он удивлённо приподнял бровь и скрестил руки на груди.

— И это… всё? — спокойно поинтересовался он.

Неожиданно послышался треск. Все двадцать мечей, что я создал и что висели в воздухе над моей головой, полопались, будто мыльные пузырики. Я округлил глаза.

Как это произошло? Я ведь даже его магии не почувствовал? Как он это сделал?

Я просто недоумевал. Не понимал, как у него это вышло. Что за силища такая?

Снова попытавшись создать хотя бы пару клинков и тут же направить их в сторону демона, я не успел и моргнуть глазом, как громила оказался прямо передо мной и со всей силы заехал мне кулаком прямо в живот. Я отлетел от своего оппонента.

Воздуха снова стало не хватать. Внутри всё жгло от невыносимой боли. Да, он был развит не только магически, но и физически.

— Чёрт, — сплюнул я сгусток крови на землю, пытаясь подняться снова.

— Так, ты меня точно не одолеешь, — пожал он плечами. — Так и не понял, что произошло?

Его ехидная ухмылка и вопросы начинали бесить. Но если честно, я понятия не имел, как именно он это делает. Да и что вообще он делает? Я думал, как и с остальными, он просто прибегает к высокой концентрации тёмной энергии, но здесь было что-то другое.

Когда он уничтожил мою магию, я не почувствовал ничего. Когда он выкачивал из меня силу, я тоже толком ничего не заметил. Только ощущение его собственной силы.

Значит, здесь что-то ещё? Как он, не применяя тёмную энергию, способен так просто разобраться с врагом? Не зря он один из сильнейших демонов. Однако пусть и сильнейший, но у всех есть свои слабости, и мне нужно было быстрее их разгадать.

Но как распознать то, чего ты даже прочувствовать не можешь.

— Жаль, — недовольно цыкнул он. — Я думал, ты умнее. Значит, быстро с тобой разберусь. Обидно.

Когда я снова был на ногах, я понял, что что-то очень сильно давит на плечи. Ощущение, что сама атмосфера вокруг поменялась. Попытавшись вновь призвать демоническую силу, не успел чёрный сгусток энергии собраться у ног, как сразу развеялся.

Значит, он может контролировать любую магию? Рассеивать её, даже не применяя силу? Если это так, то всё хуже, чем я мог себе представить.

Демон уже был совсем близко, как внезапно перед нами загорелось алое пламя. Неожиданная вспышка отогнала от меня оппонента, который моментально отпрыгнул от прилетевшей со стороны огненной сферы.

Обернувшись назад, я округлил глаза.

— Николай! — сразу узнал я Рахманова, который спешил ко мне на помощь.

Появление товарища было весьма кстати и очень вовремя. И да, я заметил ещё кое-что. Почему демон не развеял магию Рахманова, а отскочил? Странно для создания, которое только что спокойно могло расправиться даже с демонической энергией.

— Ты как? — подбежав ко мне, тут же обеспокоенно спросил Николай. — Всё хорошо?

— Да. Я в порядке. Что с остальными? — тут же поинтересовался я в ответ.

— Позже расскажу, сейчас, — он презрительно посмотрел на демона. — Нужно разобраться с ним, так?

Я едва заметно кивнул в ответ, на что демон снова бросил свою ядовитую усмешку.

Да, бесил он меня всё больше и больше.

— Да хоть всю армию призовите, — усмешливо говорил он. — Я разберусь со всеми. Ну а, потом… посмотрю на то, как вымрет человеческий род.

— Вот сейчас и посмотрим, — злобно рыкнул Николай, достав меч из ножен.

Взмахнув клинком, из-под острия тут же вылетел огненный серп и устремился прямо к оппоненту. Но не успела магия настигнуть цели, как тут же погасла.

Но почему? Неужели он не ожидал прошлой атаки, поэтому и не смог сразу сориентироваться? Значит, его можно взять только неожиданностью?

Если вспомнить всех демонов и мои собственные ощущения, то причина была явно не в этом. Тёмная энергия, помимо демонической магии, даёт ещё и дополнительные преимущества в виде повышенной чувствительности к атакам и приближающейся опасности.

Он успел увернуться, как и я. А значит, почувствовал заранее и мог справиться с атакой. Следовательно, дело было вовсе не в эффекте неожиданности, а в чём-то другом.

— Что за фигня⁈ — недоумевал Рахманов. — Он что… просто взял и отменил мою магию⁈ Да что он за чудовище такое?

Пока Николай возмущался, а демон усмехался над его попытками атаковать вновь и вновь, у меня было несколько секунд на то, чтобы понять, что именно делает эта демоническая магия. Я уже понял, что работает она не так, как у меня. С особенностями. Но если разгадать секрет, то будет шанс его одолеть.

Неожиданно я услышал свисты и звуки взрывов. Поле боя было полностью заполнено яркими цветами магических заклинаний. Повернувшись назад, чтобы оценить обстановку, я округлил глаза.

Мертвецы, будто ускорились и стали нападать быстрее. Точно так же, как и летящая в них атака от магов гильдии. С чего бы они решили ускориться? Применение заклинания тех сектантов стала более эффективной? Но вряд ли это повлияло бы на атаки товарищей.

Я тут же вспомнил про давление, которое ощутил на своих плечах. С чего бы оно вообще было, если сил во мне ещё осталось много? Нет, это скорее похоже на то, как сама атмосфера здесь поменялась.

«Неужели…» — тут же пришла мне в голову одна мысль.

Однако чтобы её проверить, нужно было как-то вернуться к согильдейцам, или хотя бы уйти от демона.

— Николай, — обратился я к Рахманову. — Мне нужно помочь другим. Справишься с ним?

— Ты издеваешься? — удивлённо округлил глаза Николай. — Моя магия до него даже не долетает.

— Попробуй физически его задеть, — я повернулся в сторону своих товарищей, которые боролись с мертвецами. — Удачи.

— Стой! — испуганно произнёс Рахманов, но я уже ретировался в сторону поля боя. — Вот чёрт, — процедил он.

— Смотрю, твой друг испугался и оставил тебя на растерзание, — усмехнулся демон. — Пф. Людишки. Перед сильным врагом всё время показывают своё настоящее лицо.

— Иван не такой, как ты думаешь, — рыкнул в ответ Николай.

— Вспомнишь об этом, когда твои друзья будут собирать тебя по частям. Умри!

И демон кинулся в атаку.

(обратно)

Глава 13

Николаю удалось увернуться от него в первый раз. К счастью, демон рассчитывал на свою физическую силу, а не на магические умения. Это давало преимущество Рахманову, чтобы тот ненадолго задержал его. Так я смог бы выяснить: верна ли моя теория.

Отойдя на довольно приличное расстояние, я почувствовал, как тяжесть, что я ощущал рядом с монстром, начала спадать. Казалось, что у меня даже прибавилось сил и дышать стало легче.

Обернувшись в сторону битвы, я увидел, то движение мертвецов и действия магов стали снова обычными. Будто кинофильм сняли с быстрой перемотки.

«Не показалось», — пролетело у меня в мыслях.

Не теряя больше ни секунды времени, я тут же скопил демоническую энергию. Создав несколько мечей, которые зависли в воздухе, я тут же направил их в сторону демона. Не успел он приблизиться снова к Николаю, как его путь тут же перегородили мои чёрные клинки, от которых он моментально отскочил.

— Как и думал, — шёпотом произнёс я. — Николай! — выкрикнул я в сторону удивлённого товарища. — Живо, уходи оттуда!

— Что происходит⁈ — недоумевал Рахманов.

— Нет времени! Просто уходи!

Юноша тут же поднялся на ноги и рванул в мою сторону.

Лицо демона исказилось от гнева. Было ясно, что он недоволен моей догадкой и попытался быстро нагнать Николая. Однако я не собирался стоять дальше и бездействовать. Пока Рахманов не приблизился ко мне, я продолжал метать магию в сторону врага, не подпуская его дальше того расстояния, на котором держался от него.

Та самая безопасная зона, которую я нащупал, являлась его слабостью и нашим преимуществом. Именно поэтому нужно было держать его именно там. Только так наша сила могла сработать против него. Вот только попасть в него, с такого расстояния, было не так просто, как казалось на первый взгляд.

— Почему он не блокирует твою магию? — наконец, подбежав ко мне и отдышавшись, спросил Николай, периодически глядя в сторону демона.

— Потому что это предел его барьера, — пояснил я.

— Предел барьера?

— Он создаёт вокруг себя поле, внутри которого пространство действует по его законам, — продолжал скомканно объяснять я, всё ещё н отвлекаясь от создания мечей. — Поэтому…

— Минуточку, — начало доходить до Рахманова, отчего его глаза округлились. — Хочешь сказать, что он может создавать своё пространство⁈ Вот так просто⁈

— Ну… что-то вроде того.

— Да что он за монстр такой⁈ Кто вообще на такое способен⁈

— Демоны высшего уровня, как видишь. И таких ещё трое.

— Трое⁈ — кажется, после моей новости он совсем растерялся. Только вот, времени на это не было.

Как на зло, некоторые из армии мертвецов заметили нас. Уж не знаю, связано ли это как-то с моей демонической аурой, которую они ощущали или нет, но эти твари сразу рванули в нашу сторону.

Жаль, что магией разделения я не обладал. Мне нужно было сконцентрироваться на демоне, ведь он был опаснее любых других противников.

— Николай, возьмёшь их на себя? — не выпуская из виду демона, спросил я. — Нужно отогнать их.

— Да знаю я, — нервно произнёс Рахманов, стиснув зубы. — Попробую.

Пока я не оставлял попыток ранить демона, лицо которого продолжало искажаться от гнева, Николай применял магию против мертвецов, закидывая их огненными серпами из-под своего меча.

— Чёрт, их словно больше становится! — цедил Рахманов. — Мы так долго не выстоим!

Я и сам понимал, когда шёл сюда, что наших нескольких отрядов будет не хватать против целой толпы мертвецов. Мало того, что их сложно убить, практически нереально без применения тёмной энергии, так мы ещё и проигрывали в количестве. И этот демон…

Если так пойдёт дальше, то нам придётся отступить. Вот только любое отступление сразу гарантирует поражение. Даже не просто поражение, а вторжение и истребление нечистью всей империи.

В голове крутились мысли, как именно выкрутиться нам из этой ситуации, но ни один из них не гарантировал успех. Вероятность его составляла меньше двух-трёх процентов.

Я почувствовал, как от напряжения и понимания, что всё идёт кувырком, выступил холодный пот. Уже давненько я так не волновался. Даже забавно было снова это прочувствовать.

Усмехнувшись самому себе, Николай невольно услышал мою нервную реакцию.

— Что смешного? — цыкнул Рахманов. — У нас тут такая ситуация, а ты…

— Прости, невольно вырвалось, — поджал я губы, продолжая обстрел в сторону демона.

— У тебя нет плана, да?

В его голосе я услышал некое отчаяние. Думаю, мне не стоило показывать при нём свою слабость. Это лишь ухудшало и без того шаткое положение. Пусть теперь я и не был в роли капитана, но понимал свою ответственность.

— Не всегда в битве всё решает планирование, — спокойно проговорил я. — Часто происходят неожиданные повороты, которые могут изменить исход. Нужно просто верить.

— И что нам даст эта вера? Я уже не уверен, что мы сможем выстоять.

— Если мы всё равно проиграем, по твоей логике, то какая разница? Опустишь руки сразу — мгновенный проигрыш. Разве ты хочешь отступить, так и не попробовав свои силы?

— Я и так стараюсь изо всех сил, но всё же…

Он замолчал, глядя на несущихся мертвецов. Демон же всё ещё оставался вдалеке. Отвлечься, и он нападёт на нас. Но если ничего не сделать с нечистью, то они захватят нас с другой стороны.

Что делать?

Внезапно в сторону демона, что стоял вдалеке от нас, направился водный серп, от которого он не успел отклониться. Однако урона ему это особо не нанесло. А вот последовавшая за ним молния, смогла сбить его с ног.

— Это же… — удивлённо округлил я глаза и направил взгляд туда, откуда прилетели две атаки.

Как я и думал.

Нам на помощь пришли Анастасия и Дмитрий. Однако это ещё не всё, ведь в мертвецов тоже стало направляться бесчисленные водные атаки.

Я заметил, что на поле боя стало больше людей, и все они были в синих одеяниях. Род Меньшиковых! Значит, Роман смог прислать нам подмогу своей семьи.

«Если так пойдёт и дальше, и все дома смогут объединиться, то у нас точно будет все шансы на победу», — сразу посетили меня радостные мысли на этот счёт.

Пока Анастасия и Дмитрий отвлекали демона, я тут же сконцентрировал всю тёмную энергию и направил её в сторону мертвецов. Тёмный плотный туман окутал их тела и замедлил.

Пока я пытался сдержать мертвецов, наши отряды стали вырезать каждого из них один за другим.

— Значит, — ошарашенно смотрел на демоническую магию Николай. — Это правда? — после чего он перевёл взгляд на меня. — Ты, правда, обладаешь этой силой?

— Не сейчас, — тут же бросил я ему в ответ. — Позже поговорим на эту тему. А сейчас нужно постараться избавиться от них.

— Даже если ты их сдержишь, — стиснул зубы Рахманов. — Это ничего не изменит. Они приспособлены к тому, чтобы сопротивляться обычной магии. Только если здесь появится ещё кто-то с подобными силами…

— Если будем просто говорить, то у нас и, правда, ничего не выйдет.

Только я сказал это, как тут же появились всадники.

Чёрт, я уже и забыл про них совсем. Из-за того демона, из головы вылетело, что мертвецов призвали именно люди в масках.

Значит, всё-таки, шансов у нас мало⁈

Не успел я предположить, как действовать дальше, как внезапно один из сектантов направил свою тёмную энергию, которой обладал, в сторону мертвецов. Таким образом, он попытался отразить мою магию, чтобы освободить свои войска.

В одиночку бороться с таким количеством обладателей тёмной энергии, мне было сложно. Потому и действовать надо было быстро. Скорее всего, как я уже ранее предположил, их магия зародилась из учения Фёдора, а не потому, что они были пленниками Преисподние, как я или Артём Дмитриевич. Поэтому их сила должна быть слабее моей.

Но даже этот факт не давал мне преимуществ. Даже если я сейчас сконцентрируюсь и создам множество мечей, которые способны пронзить мертвецов, то я не смогу разобраться со всеми. Кто-то из них всё равно доберётся до нас с Николаем.

Нужно было действовать быстро. Нужно… Но как именно? Как с ними разобраться? Как дать им отпор?

От этих мыслей у меня на лбу впервые выступил холодный пот. Заметив моё смятение, Рахманов сильнее стиснул зубы и двинулся в сторону всадников.

— Стой! Николай! Ты ведь… — крикнул я в его сторону.

— Всё хорошо! — обнадёживал он меня. — Я отвлеку их.

Но я понимал, что его магия не сможет с ними справиться. Считай, он отправился на верную смерть. Нет, я не мог этого допустить.

Я должен был что-то придумать. Но ситуация была хуже некуда. Любой план, который возникал у меня в голове, был обречён.

Неужели… нам придётся понести существенные потери? Нет. Только не это.

(обратно)

Глава 14

Времени больше терять было нельзя. Нужно было наступать быстрее, решительнее.

Так я и поступил.

Понадеявшись на Рахманова, я сконцентрировал демоническую энергию. Пусть мы и понесём потери, но все уже давно понимали, к чему это всё ведёт.

Тёмный густой туман стал собираться у меня под ногами. Только вот концентрация была незначительной. Всё же, я сильно переусердствовал с демоном. На него потребовалось много сил. А теперь и целая армия мертвецов.

Но мне нужно было ещё. И ещё. И…

Внезапно до ушей долетел звук взрыва. Такой отчётливый и громкий, что я даже вздрогнул от такой неожиданности. За ним ещё один. Потом ещё.

Взрывы начали распространяться по всему полю боя. Когда я повернулся, то застыл от удивления. То, что я увидел, повергло меня в шок.

Нет, меня удивляли вовсе не взрывы, а огонь, который оставался после них. Он был чёрным.

Я ведь уже видел такое. Неужели…

Не успел я додумать свою мысль, как под ногами что-то стало пищать. Опустив взгляд, я увидел Кокосика, который стоял на двух лапках и смотрел на меня.

— Артём Дмитриевич, — тут же догадался я.

Ведь эта магия принадлежала именно ему.

Покрываясь чёрным, словно смог, пламенем, мертвецы никак не могли от него избавиться. Просто не тух на их обезображенных телах. А через несколько минут, они стали падать, словно карты карточного домика, один за другим.

А вот, и та самая надежда, в которую никто не мог поверить до конца.

Направив взгляд вдаль, где стояли наши отряды, я увидел знакомый уже мне силуэт в шляпе. Точно. Это был он. Эту улыбку и странную одежду я точно ни с чем не перепутаю.

Едва заметно улыбнувшись ему в знак приветствия, пусть он и не увидит этого, я вернулся к нашим врагам. Теперь всё было гораздо легче. Поддержка в лице Рахманова очень обнадёживала.

— Отступаем! — неожиданно раздался крик одного из всадников. — Назад!

— Какой, к чертям, назад⁈ — взревел грозно демон.

Его морда исказилась от злости. Кажется, ему этот план явно не был по душе. Однако после того, как к нему подъехал один из всадников и что-то сказал, он грозно посмотрел на поле боя и произнёс:

— Ещё увидимся.

А после этого испарился в воздухе. Всадники же быстро стали отступать. Несмотря на то, что они сейчас были довольно лёгкой мишенью, никто не устремился следом за ними. Неудивительно, ведь отряды тоже явно устали бороться, как с мертвецами, так и с самими всадниками.

Интересно, что этому демону сказали такого, что он так покорно послушался? Ведь обычно они стоят на своём и никогда не отказываются от своих слов.

Впрочем, нам было это только «на руку». Можно считать, что этот бой мы выиграли. Правда, не без дополнительной поддержки со стороны Артёма Дмитриевича.

Я до сих пор не понимал, как они с Кокосиком здесь оказались? Да ещё и так вовремя. Нет, я, конечно, был несказанно рад этому, но думал, что он сейчас в поместье и планирует атаку на Фёдора. Интересно, есть ли у него новости?

///

Наш отряд возвращался в лагерь.

К счастью, убитых среди нас не было. Зато многие понесли ранения. Кого-то несли обратно на носилках, кто-то мог идти сам, но с чужой поддержкой.

Нам повезло, что во время битвы к нам подоспела Анастасия и ещё несколько медиков из рода Меньшиковых. Пусть они были не так умелы, как Анастасия, но всё же смогли оказать первую помощь прямо на поле боя.

— Вы вовремя пришли, — заключил Дмитрий, когда мы возвращались назад. — Не думал, что вы подоспеете после того, что вам пришлось пережить.

— Не так уж и много, — подметил Николай и обратился ко мне. — Виктор рассказал нам про тебя. Если честно, я не поверил ему сначала.

— Я… — поджав губы, я даже и не знал, с чего именно начать свой рассказ, чтобы объяснить всё товарищам.

Однако всё оказалось проще, чем я ожидал. Николай увёл руки за голову и прикрыл глаза.

— Неважно, — бросил он. — Лично мне всё равно, что у тебя за магия. Лишь бы она помогла в этой битве. Если не хочешь рассказывать, то не надо. Сделаешь это, когда всё закончится. Да, Анастасия?

Однако девушка ничего не ответила. Лишь молча шла. Лицо её было серьёзным. Я списал это на работу, которой у неё было больше, чем у остальных.

Если честно, я был рад услышать эти слова от Рахманова. Не думал, что он скажет нечто подобное. Я уже был готов к тому, что они начнут меня осуждать, но, видимо, я всё ещё плохо знал своих товарищей.

— Спасибо, — искренне улыбнулся я.

— А что с ним? — кивнул в сторону Артёма Дмитриевича, который шёл вместе с капитаном нашего отряда, Дмитрий. — Он тоже обладает этой магией?

— Да, — твёрдо ответил я, понимая, что теперь что-то скрывать уже не имело смысла. — Он из рода Рахмановых.

— Рахмановых⁈ — удивлённо посмотрел на меня Николай, а после перевёл взгляд на спину Артёма Дмитриевича. — Странно. Я вижу его впервые.

— Ну, видимо, в момент, когда ты родился, он был в самом пекле ада.

— Где, где он был⁈ — не поверил моим словам Рахманов.

— Долго рассказывать, но именно оттуда у нас с ним эта магия, — я посмотрел на свои руки. — И только она способна бороться с нашими врагами.

— А вас двоих точно хватит на эту битву, если это, правда, так?

— Не знаю. Но думаю, есть способ научить её другим.

— То есть, ты и нас сможешь этому обучить? — похлопал глазами Рахманов, всё ещё, видимо, не веря в то, что я говорю.

— Если честно, я не знаю точно. Но, возможно, он знает, — я кивнул в сторону Артёма Дмитриевича.

— Если это так, то у нас есть все шансы на победу, — внезапно оживился Николай.

— Только если это, правда, так, — поправил его Литников. — Не факт, что мы сможем этому обучиться. Поэтому рассчитывай на свои силы.

— И с каких пор в роду Литниковых завёлся такой великий учитель? — иронично усмехнулся Рахманов.

Дмитрий ничего не ответил, лишь недовольно хмыкнул и увёл взгляд в сторону. Я же усмехнулся, глядя на них. Думаю, даже такая беседа означала, что они не теряли духа перед лицом опасности.

А она была. И довольно большая. Например, тот самый демон. Он способен создавать пространство вокруг себя, которое может сам контролировать. И это лишь один из тех, кого призвали. Интересно, на что способны остальные?

Конечно, в скором времени, мы узнаем об этом. Но было неприятно осознавать, что наших врагов куда больше, чем мы предполагали. Лишь бы был способ обучить остальных демонической магии, тогда победа была бы на нашей стороне. Правда, был я в этом уверен не на сто процентов.

///

Когда мы добрались до лагеря — начинало светать. Мы шли всю ночь, а потому хотелось лишь отдохнуть и восстановить силы.

Всё же нас практически сразу послали биться против целой армии мертвецов, да ещё бонусом шли всадники и мертвецы. Я, конечно, понимал, что будет сложно, но всё же тело у меня не демоническое, а человеческое. Поэтому перерыв ему был необходим.

Пока мои товарищи направились в сторону палаток, ко мне неожиданно подошёл Артём Дмитриевич.

— Смотрю, он к тебе уже привык, — кивнул он на моё плечо с улыбкой.

Блин, я даже и не заметил, что всё это время на мне сидел Кокосик, который вдобавок что-то жевал. Вот же, странное животное. У нас тут война против сектантов, а ему хоть бы хны. Даже взрывов не побоялся.

— Он всегда вызывал у меня много вопросов, — усмехнулся я. — В том числе, я никогда не понимал, как он так быстро может определять тёмную энергию.

— Ты думаешь, что это обычная белка? — удивлённо вскинул бровь Рахманов.

— А разве это не так?

— Нет, конечно, — усмехнулся он в ответ. — Как и тот остров, на котором мы с тобой познакомились. Впрочем, оставим это, — он посерьёзнел. — Ты, наверное, немного удивлён, что мы здесь.

— Немного? Ну… я бы сказал, что я совсем не ожидал вас увидеть.

— Всё просто: мне посчастливилось сбежать из императорского поместья, — пояснил он.

— Посчастливилось? Сбежать? О чём вы?

— Ты знаешь, что Фёдор захватил глав родов и самого императора?

— Догадывался.

— Он поставил своих людей в поместье. Практически, вся стража теперь — это его люди. Они ждут, когда основные войска возьмут столицу.

— Значит, они могут начать притеснять нас с двух сторон.

— Это не самое страшное. Если он всё же убьёт глав и императора, то дух основных родов может пасть. И мы точно проиграем бой.

— Если мы сейчас покинем это место и направимся к императору, то граница будет в опасности и тогда…

— Да, мы проиграем без демонической силы.

— Артём Дмитриевич, я хотел узнать у вас: есть ли способ наделить демонической силой других людей?

— Других людей?

— Да. Не прибегая к тому, чтобы отправлять их в Преисподнюю, чтобы сражаться с демонами? Все подопечные Фёдора обладают этой силой, но вряд ли они все прошли через то, что прошли с вами мы и он.

— Хм, — он задумался. — Если честно, я не знаю этого. Однако у меня есть одна мысль на этот счёт.

— Правда⁈ Какая? — мои глаза тут же загорелись.

— Давай, об этом позже. Я ещё подумаю, насчёт этого, а ты пока, — он осмотрел меня с ног до головы, а после хлопнул ладонью по плечу. — Иди отдохни. Ты явно устал и тебе нужен отдых.

Что-что, а в этом он был прав. Я уже чувствовал, как слабость изо всех сил давила на мои плечи. Хотелось поскорее лечь в постель. Причём неважно из чего именно она будет сделана. Хоть из соломы, лишь бы отдохнуть.

— Да, хорошо, — кивнул я в ответ.

— Поговорим позже, а я пока займусь этим вопросом, — с улыбкой произнёс он и, кивнув, отправился в сторону палаток.

Эх, если бы мы раньше встретились с ним, то, возможно, не попали бы в такую ситуацию. Может, нам удалось бы вместе всё это предотвратить. Кто же знал, что наш враг окажется таким… сильным. Да ещё и с такой армией, включая демонов высшего уровня.

Никогда не думал, что попаду именно в такую ситуацию.

///

Добравшись до одной из палаток, в виде небольшого домика, я тут же открыл дверь и переступил порог.

Как я и думал: здесь тоже всё было сделано на скорую руку.

Скрипучий пол, да и оснащение было минимальным. Но главное — была небольшая кровать, где можно было отдохнуть. Ну и ещё одно преимущество: каждый такой домик был рассчитан на одного или нескольких человек. Мне выпала возможность занять одиночную палатку, чему я был несказанно рад. Хоть спокойно отдохнуть можно будет.

Только здесь я прогадал.

Как только я лёг, чтобы немного вздремнуть, то в голову тут же стали лезть разные мысли и размышления по поводу текущей ситуации. Именно они никак не давали мне спокойно погрузиться в сон некоторое время. Однако усталость была настолько сильной, что в итоге победила, и я погрузился во тьму.

Странно, но снов я не видел. Только бесконечная темнота, сквозь которую внезапно послышался стук в дверь. Настойчивый, громкий. Настолько, что пришлось открыть глаза.

— Ну, кто ещё? — тихо задал я вопрос в никуда.

Надеюсь, что это не очередное нападение. Не могли же они так быстро восстановить свои силы? Или… я не прав?

(обратно)

Глава 15

Поднявшись с кровати, я подошёл к двери и приоткрыл её. На пороге показалась Анастасия.

Если честно, я был удивлён её появлению. Лишь бы новости плохие не принесла. Иначе, зачем она ещё решила посетить меня в такое время?

— Можно, войти? — робко произнесла она, не понимая на меня взгляда.

Её вид ещё больше удивлял меня и немного настораживал. Однако я пожал плечами и отошёл в сторону, пропуская девушку внутрь.

Дойдя до центра комнаты, девушка немного осмотрелась, а после подошла и присела на край кровати. Эта тишина начинала слегка меня нагнетать. Ощущение, что атмосфера как-то резко начала давить на плечи, да и вообще, была какой-то напряжённой. Будто сейчас будет очень серьёзный разговор, к которому лично я не был готов.

— Что-то случилось? — всё же решил нарушить я молчание.

— Кто ты, — подняла она на меня наконец-то свой взгляд, — на самом деле такой? Ты ведь не Иван, верно? Точнее, не обычный простолюдин.

— Ну, — почесал я неловко затылок. — Вроде того. Я что-то вроде воскрешённого.

— Воскрешённого? — удивлённо изогнула бровь Анастасия. — Это как?

— Я бывший наследник рода Волконских, — всё же решил я раскрыть карты. Впрочем, рано или поздно она бы об этом узнала. От своего брата, например. — Моё настоящее имя Александр.

Глаза девушки неожиданно округлились. Рот слегка приоткрылся от удивления. Ну, обычная реакция для того, кто знал про наш род и то, что с ними на самом деле произошло.

— Значит, ты… — начала уже мямлить она. — Один из тех, кого казнили? Но как? Как такое получилось?

— Это хороший вопрос, — усмешливо ответил я, чтобы как-то разбавить и без того нагнетающую атмосферу. — Если честно, я и сам мало чего помню, — начал вспоминать я свой первый день в этом теле. — Лишь то, что был в Преисподние, а потом… Всё как в тумане. А после стал Иваном одной из деревень Российской империи.

— С ума сойти, — аж приоткрыла рот от удивления Меньшикова. — Я думала, такое бывает только в книгах.

Ну да, только в книгах. То есть, то, что у нас бегает толпа зомби её совсем не смущает? Странная она девушка, собственно, как и её представления.

Хотя, опять же, понять я её вполне мог. Всё-таки не каждый день встречаешь человека, который перемещается из одного тела в другое, да ещё по принципу: из князи в грязи.

— Теперь понятно, откуда у тебя такая сила, — как-то грустно сказала она и увела взгляд в сторону. — Жаль.

— Что именно? — не понимал я.

— Нет, просто, — покачала она головой. — Не думала, что встречусь с кем-то из демо… — она запнулась и поджала губы. — Рода Волконских.

— Хотела сказать: демонического рода? — улыбнулся я. — Всё нормально. По сути, я просто сейчас доказываю то, за что нас когда-то приговорили к смерти.

— Я не это имела в виду, — девушка тут же вскочила на ноги и стала оправдываться. — Я не считаю…

— Я же сказал, что всё хорошо, — снова перебил я её. — Не переживай так. Нам нужно думать, что делать дальше. Думаю, нам нужно отправиться к остальным. Возможно, Артём Дмитриевич…

Я не успел договорить, как девушка быстро приблизилась ко мне и обняла, уткнувшись носом в мою грудь.

— Прости, — тихо прошептала она. — Я, правда, не хотела никак тебя обидеть. К тому же, — она увела смущённый взгляд в сторону. — Ты мне…

— Не сейчас, — не дал я ей договорить, понимая, к чему всё идёт. Ведь уже давно видел, как именно эта девушка относится ко мне. — Я обещаю, что мы вернёмся к этому разговору, если ты захочешь, но… Сейчас империя в опасности. Нам нужно думать, как именно разобраться с Фёдором и его приспешниками. Хотелось бы выкинуть это из головы, отвлечься. Я знаю, — мой голос становился серьёзнее. — Однако нам нужно сосредоточиться. Один промах — и…

— Мы больше не сходим вместе на задания, — тихо произнесла она.

Я улыбнулся её словам.

— Ну вот, видишь, — провёл я рукой по её волосам. — Ты и сама всё понимаешь.

Девушка поняла на меня свои голубые глаза и приподняла уголки губ, слегка улыбнувшись мне в ответ.

Мне и самому надоело постоянно участвовать в этой гонке за выживание. Хотелось уже поскорее остановиться и пожить немного старой жизнью. Беззаботной, без лишних проблем. Когда я ходил вместе с Алексеем на различные балы, не беспокоился о том, что нужно кого-то спасти, уж тем более целую империю.

Но попал в круговорот событий, где без моей магии было невозможно победить врага. М-да. Никогда бы не подумал, что стану каким-то секретным орудием для своей страны. Уж тем более, оружием, от которого когда-то хотели избавиться.

Только теперь становилось всё яснее, что и в то время всё это было подстроено специально. Возможно, таким образом, Фёдор пытался избавиться от приближённого императору рода, чтобы легче было осуществить свой план.

Такому повороту, я бы не удивился.

///

Когда мы с Анастасией вышли из дома, начинало темнеть. Значит, мне удалось поспать до самого вечера. Ну и, на том спасибо. Хоть какой-то отдых для меня.

— О! Ты уже проснулся? Отлично! — произнёс Артём Дмитриевич, который быстрым шагом направлялся к нам. Заметив, как Меньшикова обхватила моё предплечье, он тут же изменился в лице и ехидно ухмыльнулся. — Я, кстати, вам не помешал?

— Нет, — скривил я губы. — Всё нормально, — не нравился мне его вот такой странный взгляд. Да и вообще его поведение, в отличие от остальных членов любой из родовых семей, было весьма специфичным. Чем очень отталкивал от себя. — Вы что-то узнали?

— Да! Кажется, я понял, как без особых усилий и тренировок передать демоническую энергию другим, — широко улыбнулся он.

— Правда⁈ — округлил я глаза. — Неужели это всё-таки возможно⁈

— Возможно, — кивнул он. — Но для этого стоит проверить на ком-нибудь.

— Хотите взять себе подопытных кроликов? — вскинул я бровь от удивления.

Внезапно его взгляд скользнул в сторону Анастасии. Девушка удивлённо округлила глаза, вжала голову в шею, а после спряталась за мою спину.

Понимая, на что намекает Артём Дмитриевич, я загородил Меньшикову собой.

— Не думаю, что девушка для этого самый удачный вариант, — подметил я. — У них даже обычная магия слабее.

— Не стоит недооценивать родовые семьи, молодой человек, — грубо подметил Рахманов. — Я знаю, на что способен род Меньшиковых. И прекрасно знаю, чем обладают женщины этой семьи. Их магия настолько необычна, что они могут использовать её не только для боя, но и для лечения. И Анастасия отличный тому пример.

— То есть хотите опробовать на ней свой метод, потому что она ещё и медик? — уточнил я. — Но всё же…

— Брось! — отмахнулся он, даже не дав мне договорить. — Она лучше всего подходит для этого. К тому же, ты думаешь я настолько глуп, что просто подвергну кого-то опасности? Вовсе нет. Мой метод не настолько страшен, как ты думаешь. Просто велика вероятность, что он вовсе не сработает. Ну а, если что-то пойдёт не так, то я просто-напросто остановлю эксперимент.

— Но если это так, почему вы не испытали его на ком-нибудь другом.

— Если он будет удачным, то сила этой девушки увеличится в разы, — с воодушевлением стал говорить он. — Таким образом, она сможет вылечить всех раненных, даже не затрачивая особых усилий.

— Это правда? — тут же вмешалась в разговор девушка, тут же выпрыгнув у меня из-за спины.

— Я никогда не вру, — заверил её Рахманов.

— И всё же… — продолжал отвергать я его план. — Не думаю, что это самая лучшая идея.

— Я готова! — тут же выпалила Анастасия.

— Ты уверена? А что если что-то пойдёт не так?

— Если я смогу таким образом помочь остальным, то мне неважно, чем закончится эксперимент. Я хочу просто не быть бесполезной. К тому же, Артём Дмитриевич, сказал, что это не так уж и опасно, — она мило улыбнулась мне так, что её глаза прикрылись.

Я, конечно, прекрасно понимал её энтузиазм, да и сам верил Рахманову, но попахивало это какой-то странной авантюрой. Не нравилось мне всё это. Однако если уж она сама так решила, придётся просто согласиться. Вряд ли, я уже смог бы отговорить её от этого.

— Ладно, — тяжело вздохнул я. — Давайте попробуем.

///

Мы пришли в один из домиков, что располагались в лагере. Судя по тому, что он был ещё более ветхом и разрушенном состоянии, это был дом специально отведённый для Рахманова.

А после того, как мы переступили порог, и мой взгляд тут же упал на кучку мусора, что собрался в углу комнаты, на которой, словно царь, восседал Кокосик, у меня уже не было сомнений.

Да, это помещение выделили специально для него. Точнее, для них двоих.

В центре комнаты располагался небольшой столик. Обычный, не резной. Совсем простой, который был сделан из нескольких досок и четырёх палок, что представляли собой ножки.

На столешнице были накиданы кулоны. Почти такие же, как и тот, который отправил меня на остров, где мы и познакомились с Артёмом Дмитриевичем.

— Что это? — удивлённо взглянул я на них, разглядывая камни, что располагались в середине.

— Это — лахман, — пояснил Рахманов. — Специальный камень, который может впитывать и передавать силу.

— Откуда у вас столько кулонов? — поинтересовался я, просто не понимая, как за такое короткое время можно было столько их создать. Даже кучке мусора Кокосика я не так сильно был удивлён, как этому.

— Секрет, — прислонил палец к своим губам Артём Дмитриевич, а после взял один из кулонов.

Камень, что был в центре, отличался от остальных. Если другие были похожи на обычный драгоценный камень, который был хорошо обработан, то этот был другим. Если заглянуть внутрь, то можно было увидеть густую, тёмную дымку. Точно такую же, которая появлялась, когда я призывал тёмную энергию.

— Вы заточили туда свою силу? — сразу понял я, внимательно рассмотрев кулон.

— Именно! — хлопнул он в ладоши. — А ты молодец, быстро догадался. Теперь мы попробуем передать её Анастасии, ну и посмотрим, что из этого выйдет.

— Ох, не нравится мне всё это, — всё ещё не доверял я плану Рахманова. Хотя самому Артёму Дмитриевичу верил. Всё же, он помог мне выбраться тогда, да и вообще был хорошим человеком.

— Всё хорошо, — не убирала улыбку с лица Анастасия и посмотрела на меня. — Не переживай. Если что, я смогу справиться с этим.

Она даже не понимала, на что идёт.

Когда я впервые почувствовал эту магию внутри себя, казалось, что мои органы прожигают изнутри. Конечно, так было по первости. Потом я уже чувствовал неограниченную энергию, которая стала частью меня. Но даже пребывая в другом мире, первое ощущение новой силы я запомнил надолго. Оно было не самым приятным. Потому я и боялся, что Меньшиковой придётся пройти то же самое, что и мне.

— Вы уверены, что сможете остановить всё, если что-то пойдёт не так? — продолжал я остерегаться этой идеи.

— Я же сказал, — цыкнул недовольно Рахманов. — Я не буду просто так подвергать кого-то опасности. К тому же, ты и сам понимаешь, что нам нужна эта сила. Или я не прав?

Прав-то он, прав. Но всё же… Это не просто нацепить кулон и воспользоваться силой. Мы до сих пор не знали, что произойдёт, когда Меньшикова его примерит.

Я напрягся. Сам был готов к тому, чтобы остановить последствия, если вдруг Рахманова не хватит для извлечения демонической силы из тела девушки.

Анастасия же глубоко вздохнула и приняла кулон. Ещё раз взглянув на камень, девушка поджала губы и просунула голову через тонкую верёвку.

Когда камень оказался на шее Меньшиковой, мы стали наблюдать. Сначала ничего не происходило, но через несколько секунд её стал охватывать тёмный сгусток энергии. Тёмный дым стал обвивать части тела, словно змеи, которые пытаются полностью завладеть телом девушки.

Понимая, что это ненормально, я уже готов был вмешаться, однако Артём Дмитриевич меня остановил, вытянув передо мной свою руку.

— Подожди. Рано, — грубо сказал он.

Что значит, рано? Будем ждать, пока тёмная энергия войдёт в её тело и полностью поглотит её, как это почти произошло с императором? Он серьёзно? Не шутит?

— Анастасия, — обратился к девушке Рахманов. — Как ты себя чувствуешь?

— В-всё хорошо, — робко ответила она, наблюдая за тёмной энергией, что обвивалась вокруг неё. — Просто… необычно видеть это вот так.

— Понимаю. Попробуй, применить свою магию, — тут же предложил ей Рахманов.

Девушка кивнула и попыталась сконцентрировать свою энергию. Но внезапно что-то пошло не так. Не по плану.

Её кожа резко побледнела. Глаза закатились, а ноги уже не удерживали тело. Неожиданно Меньшикова упала, потеряв сознание.

— Анастасия! — выкрикнул я её имя, подхватил тело девушки. — Нет, только не это…

(обратно)

Глава 16

— Анастасия! — не оставлял я попыток привести девушку в чувства.

Как только я попытался применить свою магию, чтобы извлечь из тела демоническую силу, Артём Дмитриевич меня тут же остановил.

— Не торопись! — грубо произнёс он.

— Что значит, не торопиться⁈ — не понимал я. — Она в опасности. Что если ей станет хуже⁈

— Она жива, — успокаивал он меня. — Телу нужно привыкнуть к новой магии. Если мы были жертвами, заточенными в самом аду, то здесь не та атмосфера, чтобы быстро адаптироваться к ситуации. Ты ведь встречал тех, в кого вселялся демон или того, кто был инфицирован тёмной энергией.

Я поджал губы и молча кивнул. Артём Дмитриевич же наклонился к телу девушки и расстегнул одну пуговицу на её рубашке.

— Смотри, — он указал пальцем на её шею и провёл им чуть вниз, по оголённому участку кожи. — Видишь. Волдырей нет, как и чёрных язв. А значит, её здоровью ничего не угрожает. Ей просто нужно передохнуть.

— Вы уверены, что с ней всё будет хорошо?

— Доверься мне, — он тяжело вздохнул и снова поднялся на ноги. — Я же сказал, что не буду делать чего-то просто так. И подвергать опасности других — тоже не буду.

Я ещё раз взглянул на Анастасию. Девушка лежала у меня на руках без сознания. Пусть я и беспокоился, но дыхание и пульс, действительно, были в норме. Возможно, я, правда, рано начал паниковать. Однако я не мог допустить, чтобы кто-то пострадал при такой проверке.

После того как Рахманов снова подошёл к столу, я поднял Меньшикову на руки и перенёс на кровать. Аккуратно уложив девушку, внутри всё ещё было неприятное чувство, что что-то может пойти не так.

— Успокойся, — снова сорвалось с уст Рахманова. — Тебе бы уже стоило доверять мне.

— Я доверяю вам, — не уводил я взгляда с Анастасии. — Скорее я не доверяю тёмной энергии.

— Демоническая энергия, как и магия — просто инструмент. Как и любое другое оружие. Если уметь ими управлять и знать механику, то ты можешь использовать их, как сам того захочешь.

— Однако магия и демоническая энергия — не простое оружие. Про них мало, кто знает.

— Согласен. Но, — он повернул голову в нашу сторону, — чем сильнее человек, тем легче ему использовать то, чего он даже сам не знает. Разве, тебе это неизвестно?

Я понимал, на что он намекает. Да, родовые семьи, действительно, имели большую силу. Особенно, род Волконским. Наверное, поэтому нас и признали демоническим родом, чтобы избавиться от одних из сильнейших родов империи.

Но всё равно, тёмная энергия не была до конца изучена. Даже теми, кто получил её в недрах Преисподнии. Поэтому использовать её на обычном человеке было опасно.

В итоге я просидел всю ночь рядом с Анастасией. Как бы сильно не клонило в сон, я внимательно следил за состоянием её здоровья. Даже слова Рахманова о том, что мне нужно передохнуть, не заставили меня отойти от кровати Меньшиковой.

Днём, на следующий день, зрачки Анастасии наконец-то задвигались за закрытыми веками. Я округлил глаза, не отрывая от неё взгляда и выжидая пока девушка полностью очнётся.

— Анастасия! — не выдержав, произнёс я. — Анастасия, как ты?

— М-м-м, — сморщилось девичье лицо, а после она медленно приподняла веки. — Г… где я?

— Ты в лагере, — пояснил я ей. — Ты помнишь… что произошло?

— П-плохо, — едва говорила она. — Голова…

Неожиданно дверь со скрипом открылась. Артём Дмитриевич, который отходил по делам, снова вернулся. Как только он увидел, что Меньшикова очнулась, он тут же подскочил быстро к ней.

— Анастасия! — воскликнул он. — Ты… как ты?

— Г-голова… — снова повторила девушка, сморщившись от боли.

— Ей нужно отдохнуть, — произнёс Рахманов. — Можешь, позвать Людмилу? Пусть осмотрит её и снимет всё недомогание.

— Уверены, что это лучшая идея? — посмотрел я на него. — Вы ведь прекрасно знаете её.

— Знаю, — скривился Артём Дмитриевич. — Но именно поэтому и доверяю ей, как лучшему лекарю империи.

Я кивнул ему. Да, я тоже доверял ей, именно поэтому и попросил взять Анастасию в свои ученицы. И, кажется, не прогадал.

Когда я привёл Людмилу, чтобы осмотреть Меньшикову, женщина скривилась, увидев Артёма Дмитриевича. Причём она была настолько недовольной, что казалось между ними в прошлом были какие-то свои разногласия.

Ну, в этом я бы не усомнился, всё же они из одного рода. Но, получается, Рахманова знает его?

— Вы, дурни, — грубо произнесла женщина, когда осмотрела Анастасию. — Вы что наделали⁈ Её поток магической энергии совсем другой. Да это хаос какой-то! Признавайтесь, вы что удумали⁈

— Мы хотим попробовать дать часть тёмной энергии магам, чтобы бороться с мертвецами, — спокойно пояснил я.

— Я ещё понимаю, у этого, — она кивнула в сторону Артёма Дмитриевича, который увёл взгляд в окну. — У него никогда головы не было на плечах! Даже после возвращения в империю. Не постарел, да и мозгов не прибавилось, видимо, — цыкнула женщина и посмотрела потом на меня. — Но ты. Вроде умный парень. Почему меня не позвал? М? А что, если бы ей хуже стало?

— Всё было под моим чутким контролем, — убедил я её.

— Тц, — снова недовольно произнесла старуха. — Чутким контролем. Если бы с этой девочкой что-то случилось, я бы вас…

— Я и сам бы себе этого не простил, — перебил я её и покосился на Анастасию, которая вновь уснула после лечения Людмилы.

— Дорога тебе, значит? — с прищуром посмотрела на меня Рахманова.

— Думаю, нам нужно, — тут же влез в разговор Артём Дмитриевич.

— А ты молчи! — замахнулась на него Людмила. — Всё это время, ты шлялся непонятно где, пока твой двоюродный племянник занимался чёрт знает чем с этим… приёмышем.

— Прошу вас, перестаньте! — лицо Рахманова посерьёзнело. Я сразу понял, что речь пошла о Фёдоре. — Пусть и не столь близко, но он был из нашей семьи!

— Из нашей семьи? — на этой фразе Людмила пустила смешок. — Этот паршивец постоянно говорил, что разрушит все родовые семьи, которые есть в империи. Он прямо сказал моему сыну, что не допустит, чтобы империей продолжали править родовые дома. За это его и вычеркнули из семейного древа. Он просто балбес, который ничего не знает и не понимает, что люди не такие звери, как он считает.

— Звери? — недоумённо посмотрел на неё Артём Дмитриевич. — О чём вы говорите, тётушка?

Тётушка? Так значит, Людмила — тётя Артёма Дмитриевича? М-да. Всегда поражался тому, сколько сыновей и дочерей может быть у одного человека из родового дома. Впрочем, я то особо ничем не отличался. Моя семья тоже была огромной. Но Рахмановы переплюнули всех в этом плане.

— Ты, правда, думаешь, что его цель только родовые дома? — женщина присела на стул. — Значит, ты, действительно, глупый! Мы сами виноваты, что сделали из этого ребёнка монстра. Но его обида гораздо глубже, чем тебе кажется. Фёдор — больше не тот человек, с которым ты играл в детстве. Я вас всех хорошо знаю. Каждого члена этой чёртовой семьи! Поэтому… — она глубоко вздохнула. — В чём-то есть и моя вина. Нужно было всех вас держать в строгости, но мужчины из семьи Рахмановых такие мягкие, что только тронешь — развалятся, — она сплюнула в сторону. — Глупцы! Хотя, — Людмила махнула рукой. — Волконские были не лучше. Они были ещё большими идиотами, раз позволили себя сожрать собственной семье. Нужно было ввести такие же строгие правила, как у Кожевниковых. Чтобы вы все по струнке ходили. А сейчас, — она поджала губы и увела взгляд. — Уже поздно, да и империя из-за нас в опасности.

— Из-за нас? — уточнил Рахманов.

— А из-за кого? Кто, по-твоему, виноват в том, что Фёдор и этот мелкий негодяй Илья решат устроить переворот?

— Минуточку, — тут же оторопел я. — Я не ослышался? Илья? Один из сыновей императора?

— Ты не знал? — повернулся ко мне Артём Дмитриевич.

— Нет. Он же…

Я тут же вспомнил, как Илья помогал нам бежать из поместья императора, когда Фёдор уже захватил глав родовых домов. Я знал, что ему не стоит доверять, но почему он решил помочь нам? С какой целью это было необходимо?

— Что? — уточнил Рахманов. — Ты видел его?

— Видел, когда мы были в поместье, чтобы спасти Анастасию и остальных. Но Илья помогал нам бежать.

— Помогал? — удивилась Людмила, а после рассмеялась. — Этот мелкий засранец никогда никому не помогал и всё время делал вид, что ему что-то важно. А важна ему всегда была только своя задница, которую он прикрывал под титулом наследника.

— Людмила, вы бы, — кашлянул в руку Артём Дмитриевич. — Последили бы за словами. Всё же вы представитель…

— Ты ещё поучи меня, засранец! — рявкнула на него женщина.

— В любом случае, — чтобы уйти от этой неловкой ситуации, Рахманов решил перевести тему. — Сделал он это явно не из благородных целей.

— Тогда, зачем ему это? — задумчиво опустил я взгляд.

— Хороший вопрос. Стоит, спросить у него самого, — с ухмылкой проговорил Артём Дмитриевич. — Если эксперимент будет успешен, то вам необходимо будет взять часть наших людей и направиться в поместье, чтобы помочь главам.

— Думаю, — обхватил я двумя пальцами подбородок. — Мне будет достаточно парочки из них.

— Думаете, вы справитесь с небольшим количеством? Всё же, основные силы они сосредоточили там, — пояснил Рахманов.

— Защитить границу для нас важнее. Если они хотят действовать с двух сторон, то, действительно, в поместье нас будут ждать сильные соперники. Однако я планирую, придерживаться их стратегии.

— Какой именно? — удивлённо посмотрел на меня Артём Дмитриевич.

— На границе мы, как и они, будем работать с количеством, а вот в столице — надавим на качество, — ухмыльнулся я.

— Не забывай. Мы встретились на поле боя с одним демоном высшего уровня из Преисподнии. В особняке, Фёдор сделает всё, чтобы призвать ему подобных.

— О том и речь, — кивнул я. — Это я прекрасно понимаю.

— Хочешь сказать, что у тебя есть кто-то на примете, кто может им противостоять? — ещё больше недоумевал Рахманов. — Ты либо слишком самоуверен, либо эти маги должны быть первоклассными воинами.

— Скажем так, я просто их хорошо знаю, — я дотронулся указательным пальцем до своего виска. — И голова у них лучше других работает.

— Это слишком рискованно! — влезла в разговор Людмила. — Я ничего не понимаю в планах по нападению, но даже я понимаю, что ты несёшь чушь! Для того, что бы хотя бы приблизиться к особняку нужно по меньшей мере пятьдесят магов.

— Нет, не нужно, — покачал я головой. — Если мы пойдём большой группой, то не сможем продвинуться дальше границы города. Нас просто не пропустят, выдвинув в нашу сторону тех, кто охраняет особняк.

— Хочешь сказать, вы сможете проскользнуть внутрь и одолеть демонов вместе с Фёдором? Ты, правда, настолько в себе уверен? — усмехнулся Артём Дмитриевич. — И сколько же людей тебе нужно?

— Мы пойдём впятером, включая меня, — продолжил я отвечать на вопрос. — Так, не сильно упадёт численность наших отрядов, и мы сможем добраться до поместья.

— Сколько⁈ — недоумевал Рахманов. — Нет. Даже я буду против такого. Ты был против того, чтобы этой девочке передали тёмную энергию, — указал он в сторону Анастасии. — А теперь спокойно говоришь о том, что четверо магов, которые только сейчас заполучат демоническую силу, справятся с высшими демонами и Фёдором? Да ты с ума сошёл!

— Артём Дмитриевич, — спокойно продолжал я. — Вы сказали довериться вам. И я доверился. А теперь: доверьтесь мне.

Он посмотрел мне в глаза и поджал губы. Я видел на его лице смятение и недоверие к моему плану. Я прекрасно понимал его, но отступаться не был готов. Это было единственное решение, чтобы выиграть у Фёдора. Шанс был не так велик, но всё же он был. Поэтому я решил довериться, пусть и маленькой, но всё же надежде.

— Не только он решает, — вмешавшись в разговор, поднялась с места Людмила, — что делать дальше. Не забывай, мальчишка, что за всё отвечает один из моих внуков. Так что, не подумай над другим планом.

— Я смогу его убедить.

— Ну-ну, — усмехнулась она. — Посмотрим.

После её слов я едва заметно улыбнулся, а Артём Дмитриевич продолжал размышлять над предложенной мною идеей. Только он тяжело вздохнул, чтобы сказать своё слово, как внезапно послышался кашель и мычание.

— Анастасия…

(обратно)

Глава 17

Девушка чуть поморщилась. Мы же собрались около её кровати, внимательно следя за её состоянием. Кажется, ей становилось лучше.

Полностью придя в себя, она, с нашей помощью, присела на кровать, а после огляделась.

— Как вас много, — с едва заметной улыбкой проговорила она.

— Как ты себя чувствуешь? — сразу спросил я.

— Спасибо, мне уже гораздо лучше, — её взгляд остановился на Людмиле. — Вы тоже здесь?

— Здесь, здесь, — недовольно пробурчала старуха. — Ещё бы я тебя с ними оставила, — кивнула она в нашу сторону.

Улыбка Меньшиковой стала шире.

— Скажи, — тут же влез в разговор Рахманов. — Ты можешь использовать магию?

— Девочка только очнулась, — сразу рыкнула на него Людмила. — Хочешь, чтобы она сразу тебе магию свою показала.

— Просто… — Артём Дмитриевич поджал губы, не решившись договорить фразу до конца. Однако из этой ситуации его, как ни странно, спасла Анастасия.

— Всё хорошо, — слегка усмехнулась она. — Я в порядке и могу попробовать. Всё же, это нужно срочно. У нас ведь нет времени.

Последние слова она произнесла тяжело. Сразу было видно, что она очень переживала за то, что происходит в империи. Ну, он всё же из благородного рода. Да и если верить словам остальных, то её вообще хотели сделать наследницей.

Опираясь на мою руку, Анастасия поднялась с кровати. Как только она смогла самостоятельно стоять без поддержки, выражение её лица изменилось. Она стала гораздо серьёзнее.

— Правда, хочешь этого? — ещё раз уточнила у неё Людмила. — Магия забирает много сил, а ты и так…

— Я же сказала, что всё хорошо, — снова осекла она свою наставницу. — Не стоит переживать из-за меня. Со мной всё будет хорошо. К тому же, я ведь использую немного магии, поэтому буду аккуратна.

После её слов, Людмила, кажется, немного успокоилась. Я понимал её волнения, так как сам переживал за Меньшикову. Однако у девушки был настолько уверенный взгляд, что казалось она готова уже сейчас вступить в решительную битву.

Интересно, что у неё вообще в голове творится.

Когда мы вышли на улицу, чтобы испытать силу Анастасии на открытом пространстве, а не в доме, нас тут же окружала небольшая толпа наших согильдейцев. Некоторые из присутствующих были ещё и из рода Меньшиковых. Всех волновало состояние девушки.

Та же лишь мило улыбалась, уверяя всех, что она в порядке.

— Ты точно уверена, что в порядке, — подлетел к ней Николай, схватив за руки. — Тебе бы отдохнуть. Ты какая-то бледная.

— По-моему, она всегда такая, — пожал плечами Дмитрий. — Всё, как всегда. Никаких изменений не вижу.

— Да вы Литниковы вообще никогда никаких изменений не видите, — скривил губы Рахманов. — Серьёзно. Ощущение, что у вас с детства атрофировалось это чувство.

— Какое ещё чувство?

— Различать чужие эмоции. Вы же, как те мертвецы, с которыми мы сражались.

— Ничего подобного. Знаешь, что…

— Ладно, хватит вам, — остановил я их перепалку, пока они не дошли до драки. Я понимал, что это какой-то странный взгляд их дружбы, но всё же не мог допустить, чтобы они устраивали нечто подобное на глазах у других.

После моих слов Рахманов и Литников переглянулись, но угомонили свои дрязки. Сразу как только стало тише вокруг, в центр вышел Артём Дмитриевич, загородив собой Анастасию.

— Так, попрошу всех отойти на безопасное расстояние! — громко выкрикнул он в толпу.

Все начали копошиться и перешёптываться друг с другом. Кажется, Рахманова мало кто знал, среди присутствующих, поэтому думали: подчиниться его приказу или нет. Николай же поднял взгляд на Артёма Дмитриевича, внимательно оглядел мужчину и сделал шаг назад.

А он-то, кажется, его узнал.

— Быстрее! — поторопил остальных Рахманов, уперев руки в бока. — Вы же не хотите попасть под магию Анастасии.

— Вы о чём? — непонимающе выкрикнул кто-то из толпы. — Какую магию?

— У нас тут сейчас будет проходить проверка сил. Поэтому нам нужно свободное пространство.

После пояснений все снова переглянулись, но уже решили послушаться Рахманова. Вокруг нас образовался большой полукруг. Все с интересом стали наблюдать за тем, что будет происходить.

Артём Дмитриевич повернулся к Меньшиковой и с ухмылкой сказал:

— Ну что, ваш выход, Анастасия Сергеевна, — кивнул он в сторону пустого пространства. — Прошу.

— Только не перенапрягайся, — подойдя к девушке, положил я ладонь на её плечо. — Аккуратнее.

Она посмотрела на меня и кивнула в ответ. После чего, я отошёл вместе с остальными, а Меньшикова, сглотнув слюну от волнения, вытянула руки вперёд.

Сначала ничего не происходило. На секунду показалось, что её магия пропала вместе с демонической энергией, которую ей передали. Потом девушка сильнее сконцентрировалась и рассекла рукой воздух.

Из-под сложенных пальцев вмиг вылетел водяной серп. Как только он полетел в сторону толпы, все тут же расступились. Серп врезался в дерево и срубил половину толстого основания.

Сначала толпа посмотрела на дерево, а потом на Анастасию. Девушка была растеряна. На лице было непонимание и недоумение.

— Но ведь… — смотря на свои руки, не понимала она. — Но ведь магия должна быть другой.

— И что тут такого? — снова послышался чей-то голос из толпы. — Хм. Так и я смогу. В чём суть проверки?

— Быть не может, — тихо произнёс Артём Дмитриевич, лицо которого вытянулось. — Неужели всё в пустую? Ничего не получилось? Магия смогла загасить тёмную энергию? Или её было недостаточно? Что произошло?

Как только все поняли, что никаких интересных зрелищ дальше не будет, согильдейцы вместе с родом Меньшиковых стали расходиться. Единственными, кто оставался на своих местах были Дмитрий и Николай, которые остолбенели и просто не знали: подойти им к Анастасии или нет.

— Ладно, у нас ещё борьба с демонами, — слышал я разговоры уходящих. — Нужно подготовиться.

— А ты видел этих мерзких мертвецов? Фу. Жуть. Не хотелось бы снова с ними столкнуться.

— И как нам только бороться? Они же бессмертные. Вот бы был какой-нибудь способ…

Я посмотрел на Анастасию. Девушка стояла обездвижено и не уводила взгляда от своих рук. Глаза начинали стекленеть, а в уголках — скапливалась влага.

— Неужели всё было бесполезно? — причитала она. — Неужели я настолько бесполезна?

— Дело не в тебе, — с улыбкой пытался приободрить её Рахманов. — Это моя вина. Не стоит переживать. Где-то я просчитался, — он пустил неловкий смешок, почесав затылок.

Неожиданно из дома выскочил Кокосик. Белка тут же подбежала к девушке и начала принюхиваться, а после забралась на плечо. Анастасия смахнула едва показавшиеся слёзы и повернула голову к животному.

— Ты тоже решил меня приободрить? — едва заметно улыбнулась она.

— Если бы это было так, — начал понимать я. — Он бы не стал к тебе принюхиваться.

— Что? — непонимающе посмотрела на меня Меньшикова, как и остальные.

— Эта белка способна учуять демоническую энергию. Он всегда принюхивается, если ощущает даже малейшую концентрацию этой магии.

— Хочешь сказать, — изогнув бровь, Артём Дмитриевич посмотрел на меня. — Что всё-таки тёмная энергия у неё есть? Но она ведь должна сразу проявиться.

— А что если это не так? — сделал я предположение. — Мы с вами получили эту энергию в другом мире, поэтому наше тело принимает магию, как само собой разумеющееся.

— Проще говоря, она стала частью нас и слилась с основной магией, — продолжал мои мысли Рахманов.

— Именно. В случае с Анастасией эффект был другим. Ей насильно дали эту магию. Поэтому…

— Хочешь сказать, что у неё просто два источника магии? — угадал ход моих мыслей Рахманов.

— Именно так.

— Но если это так, то как переключиться с одного на другой? — продолжал задаваться вопросами Артём Дмитриевич.

— Это хороший вопрос, — я обхватил пальцами подбородок и посмотрел на девушку. Та, не переставая хлопать глазами, смотрела на меня.

Если честно, мне просто нечего ей было сказать. Я сам плохо понимал, как именно ей сделать так, чтобы вызвать демоническую энергию. Причём хотя бы в первый раз. Один раз поняв механизм, ей будет легче с ним сладить. Но… как это сделать?

В голову лезли различные вариации: другая концентрация, помощь руками или чем-то другим. Но не помню, чтобы сектанты, которые были верными псами Фёдора, к чему-то подобному прибегали. Они просто пользовались этой магией и всё. Никаких отличительных черт в их действиях я не видел.

— Мне нужно подумать, — честно ответил я. — Пока нет предположений, как именно с этим справиться.

— Хорошо, я тоже попробую что-нибудь найти, — кивнул Артём Дмитриевич. — Возможно…

— Тебя ещё не казнили? — неожиданно раздался знакомый голос. — Чёртов демон.

Мы обернулись на голос и увидели Виктора.

— Ой, а он всё ещё жив? — наигранно спросил Дмитрий у Николая, кивнув в сторону Румянцева.

— Да. Только я думал, что он как мертвецов увидел, уже давно поджал хвост и сбежал, — пожал в ответ плечами Рахманов. — Ошибся видимо. Или поймали по пути в столицу.

— А ну, заткнулись! — рыкнул на них Виктор. — Вы что, не понимаете? Этот человек способен разобраться с мертвецами и демонами своей проклятой магией! Да он же нас всех…

— Завидуешь, что ли? — прищурился Литников.

— Нет! — снова рявкнул Румянцев, а после покосился в мою сторону. — Такие, как он, — указал он на меня пальцем. — Должны быть немедленно казнены по всем законам империи.

— Каким законам? Что-то я не помню такого в законах.

— Он точно связан с тем проклятым демоническим родом! — продолжал настойчиво верещать Румянцев. — Не просто так вырезали этих тварей! Такие, как он, угроза!

После его слов я сразу вспомнил тот день, когда напали на мой род. Да. Именно с такими мыслями, наверное, люди из других родов осуждали нас и были полностью на стороне императорской семьи. Забавно снова слышать эти обвинения, спустя столько лет.

Я едва заметно усмехнулся. Однако не успел ничего ответить, как внезапно почувствовал концентрацию тёмной энергии. Она была не моей. Артём Дмитриевич? Нет. Он слишком спокойный человек, чтобы зазря тратить магию. Тогда…

Неожиданно до ушей донёсся свист. В сторону Румянцева полетел водяной серп. Только цвет его был не прозрачно голубым, а чёрным, словно смог.

Все открыли рты от удивления.

Виктор же успел уклониться в сторону, как серп полетел дальше и врезался в то же самое дерево. Мне уже его жалко стало. Но ещё печальнее то, что в этот раз оно разлетелось на мелкие щепки.

От неожиданного взрыва, все в округе стали снова собираться вокруг нас. Я краем глаза взглянул на Анастасию и округлил глаза.

Выражение её лица изменилось. Она со злостью смотрела на Виктора, который после того, как уклонился, шлёпнулся на землю. Напоминало о нашей первой встрече в гильдии. Но больше меня поразило другое. Её глаза. Они были ярко-красными. Как и у меня, когда я применял демоническую магию.

— Вот оно, — прошептал я. — Точно, вот в чём дело!

(обратно)

Глава 18

После того как злость слегка отступила от девушки, Анастасия опустила удивлённый взгляд на руки.

— Я… смогла? — не веря своим глазам едва произнесла она. — Неужели это теперь моя магия?

— Что произошло? — ошарашенно не понимал Артём Дмитриевич. — Она же не могла применять эту магию.

— Эмоции, — пояснил я, подойдя ближе к Меньшиковой и взглянув на Рахманова. — Демоническая магия откликается на негативные эмоции. Видимо, они тесно с ними переплетены. Когда те вырываются наружу, то магия срабатывает.

— Так просто? — удивлённо вскинул он бровь. — Значит, этой магией можно пользоваться только за счёт эмоций.

— Это самый быстрый путь. Однако как мы уже говорили, это необычная магия. Она может полностью поглотить, если не сильно на неё полагаться.

— Значит, нужен контроль эмоций? — задумчиво потёр двумя пальцами подбородок Рахманов. — Только в таких условиях и с учётом ограниченности по времени, у нас нет возможности обучить этому каждого.

— В этом положитесь на нас.

Мы посмотрели на подошедших к нам Ангелину и Даниилу. Когда глава гильдии приблизился к нам, Артём Дмитриевич не спускал с него взгляда. Конечно, не заметить сверлящий тебя взгляд невозможно, поэтому Даниил обернулся в его сторону и слегка приподнял уголки губ.

— Рад снова вас видеть, — он отдал едва заметный поклон.

— Думаю, это мне стоит отдавать поклоны такой персоне, как вы, — с усмешкой произнёс он и поклонился. — Приветствую вас.

— Бросьте. Сейчас у нас нет времени на формальности, — мягко ответил Даниил. — Всё же, мы на войне.

Его мимолётная улыбка сползла с лица. Вид стал серьёзнее. Он посмотрел на Анастасию и задумался о чём-то.

Тишина продлилась несколько секунд. Даниил потёр двумя пальцами подбородок и внимательно оглядел кулон, что висел на шее девушки.

— Скажите, Анастасия Сергеева, вы чувствуете какое-нибудь недомогание? — поинтересовался он. — Всё же, вы выпустили сейчас неслабую магию.

— Нет, — девушка пожала плечами. — Ничего такого не чувствую.

На всякий случай она немного подвигала руками и ногами, чтобы точно убедиться, что нет ни слабости, ни боли.

Даниила Даниилович ещё раз опустил взгляд на камень, а после повернулся в сторону Артёма Дмитриевича.

— Нам нужно проверить ещё нескольких человек, — предложил он. — Если с ними всё будет нормально, то предполагаю, что эксперимент удался.

— Да, как скажете, — снова поклонился Рахманов. — Я всё проверю.

— А мы будем рады поучаствовать в этом, — тут же вызвался Николай, сделав шаг вперёд и вытянув за собой Дмитрия, который скривился от его прикосновений.

— Эй, не дёргай меня! — рыкнул Литников. — Я не маленький! Сам могу выйти.

— Ну, кто знает, может, ты сбежал бы сразу? — хмыкнул в сторону Рахманов.

— Это уже слишком! Не сильно задирайся. Пусть ты и член императорской семьи, но… — он тут же осёкся и поджал губы. После чего посмотрел на Даниилу, который едва заметно улыбнулся его словам и тут же поклонился. — Прошу прощения.

— Нет, нет, — отмахнулся обеими руками Рахманов. — После того, как это всё закончится… — он не закончил фразу, однако по его лицу я понял, что он больше всех переживает из-за случившегося. Неужели чувствует вину за свой род? Неудивительно, ведь главный злодей оказался именно имперских кровей. — Ты прав, нам нужно относится друг к другу на равных.

Он произнёс эту фразу с сожалением. Не думаю, что это было именно из-за смысла, скорее из-за того, что именно за ним скрывалось.

Я знал, что следующим наследником должен был по праву стать Илья. Однако если мы победим и остановим захватчиков, то обычным выговором он не отделается. Ведь если будет доказана его причастность и то, что он был в сговоре с Фёдором, то его тут же приговорят к смертной казни. По сути, это было государственная измена, которая каралась по всей строгости закона.

Я понимал Даниилу. Мало того, что часть его рода стали предателями, которые решили захватить империю, так ещё и брат замешан в таких злодеяниях. Наверное, он чувствовал себя весьма отвратительно. А если ещё приплести сюда и наш род, который обманным способом сделали предателями, то ситуация складывалась ещё хуже.

— Даниила Даниилович, — обратился я к Рахманову, чтобы сменить тему и избавить его от тяжести грехов, пусть и ненадолго. — Не переживайте. Как только мы проведём ещё одну проверку, то сразу сообщим вам.

— Да, — будто очнувшись от дурного сна, он встрепенулся и кивнул мне. А потом снова натянул на себя улыбку. — Рассчитываю на вас, — он уже развернулся, чтобы уйти, но тут же остановился и бросил напоследок: — Я рад, что в нашей империи есть такие люди, как вы.

После этих слов он зашагал в сторону палаток. Ангелина Андреевна направилась за ним, но напоследок недовольно искоса посмотрела на Дмитрия и Николая. Всем своим серьёзным видом и приглушённым недовольным цыканьем, она сделала им предупреждение, отчего юноши вздрогнули.

Когда Рахманов и Румянцева были на приличном расстоянии, Николай тут же тяжело выдохнул и плюхнулся обессиленный на землю.

— Какая же она всё-таки суровая, — буркнул он. — От одного её вида всё время дрожь по телу.

— Пф, — фыркнул недовольно Дмитрий, сложив руки на груди. — Как же ты пойдёшь в бой, если уже в штаны наделал?

— Что сказал⁈ — огрызнулся на него Николай.

— В… вы…. — внезапно произнёс Виктор, всё ещё сидя на земле. М-да, а я уже и забыл о его присутствии. — Вы что… — его голос слегка дрожал. Не то от действий девушки, не то от злости. — Вы все монстры! — наконец, вылетело с его уст в злобной форме вперемежку со страхом в глазах. — Вы ничем не отличаетесь от этих уродов, которые хотят нас убить!

— Монстры? — поднявшись с земли и отряхнувшись от пыли, задумчиво произнёс Николай. После чего он приложил палец к подбородку и переглянулся с Литниковым. Их губы исказились в ехидной ухмылке, словно они начали понимать друг друга без слов. А после взгляды синхронно направились в сторону Виктора. Казалось, что их глаза уже стали демоническими, даже без тёмной энергии. — А что? Почему бы и нет?

Потирая руки, они смеялись, как самые настоящие злодеи. От их выходки Румянцеву стало не по себе. Его губы затряслись сильнее. Он пытался проглотить ком, который застрял у него в горле. Глаза юноши выпучились, а на лбу выступил холодный пот. Мне показалось, что он даже посинел от страха.

— В… вы что удумали? — дрожащим голосом произнёс он. — В… вы что творите?

Литников и Рахманов стали медленно приближаться к Виктору. Тот же начал уползать назад. Однако из-за сковавшего его страха, он даже не успел подняться с земли и убежать в противоположную от них сторону, как ладони обоих юношей уже опустились на плечи Румянцева.

Казалось, что они были демонами, которые пытаются утащить смертного в ад.

— А-а-а! Ироды! — закричал Виктор. — Проваливайте! Уйдите! Отпустите!

— Назад дороги уже нет, — хрипло произнёс Дмитрий.

— Да, мы ведь товарищи, — подыграл ему Николай. — Так что должны идти до конца. Даже в сам ад.

— Не-е-ет! — закричал Румянцев и попытался выбраться из цепких рук юношей, которые схватили его подмышки.

— Не переживай. Тебе понравится, — ещё более зловеще ухмыльнулся Рахманов.

Глядя на всю эту картину, я лишь приложил ладонь к лицу. А после тяжело вздохнул.

— Ну, хотя бы не спорят и не ссорятся, — будто бы пытался успокоить я сам себя.

— У тебя интересные друзья, — усмехнулся Артём Дмитриевич, положив ладонь мне на плечо. — С такими, действительно, нестрашно пойти в бой. Кажется, они тебе доверяют.

— Многое случилось, — с улыбкой заверил я его. — К тому же, мы команда.

— Да, только ведут себя, как дети, — надула губы Анастасия, скрестив руки на груди.

Уж кто бы говорил.

Конечно, я не стал напоминать ей о том, что она была практически такой же, как и они. А в некоторых моментах, девушка их даже переплёвывала.

От нахлынувших воспоминаний, мне стало весело. Не сдержавшись, я фыркнул в руку, пытаясь подавить смех.

— Эй! — заметила меня Анастасия. — Ты чего, надо мной смеёшься⁈ — уперев руки в бока, недовольно обратилась она ко мне. — Чего смешного?

— Да нет, — отмахнулся я. — Ничего.

— Врёшь! Говори давай!

— Психопаты! — не переставал отбрыкиваться Виктор от Дмитрия и Николая, даже когда те подвели его к нам. — Отпустите!

— Не-а, — покачал головой Николай. — В команде до конца!

— В команде до конца! — повторил спокойным тоном лозунг Литников.

— Так, хватит! — наконец, не сдержалась Людмила, которая до этого выдерживала долгую паузу и просто наблюдала за всем. — Мы тут с вами не в игрушки играем. У нас ещё много раненных. Нам некогда выслушивать ваши капризы.

— А вам вообще бабуля… — не успел Виктор договорить, как тут же поджал губы и замолк, заметив как недовольно дёрнулся глаз у Рахмановой. Видимо, из-за своей вспышки гнева, он уже и забыл, кто именно перед ним стоит.

Однако Людмила не забывала о своём статусе. Пусть и самостоятельно решила покинуть императорский дворец, но всё же она оставалась матерью самого императора.

Кажется, Румянцеву несладко придётся после его слов. А с учётом того, как сильно он не любил извиняться, то эффект будет необратим.

Однако Людмила была спокойна, что меня удивила. С холодным спокойствием она подошла к Виктору и заглянула ему в глаза. Тот тоже, кажется, удивился. Внезапно женщина подняла правую ладонь вверх, сжала её в кулак и со всей силы ударила Румянцева по голове. Тот «айкнул» и тут же потерял сознание.

— С кем смеешь так говорить, малявка⁈ — рыкнула Рахманова. — Какая ещё бабуля⁈

— Она что его вырубила? — пытался как можно тише спросить у Дмитрия Николай.

— Похоже, — дёрнув Виктора под руку, чтобы убедиться в его бессознательности, констатировал Литников. — Ну и силища.

— Это магия, балбесы, — холодно и в то же время как-то чересчур высокомерно произнесла Людмила. — Через несколько часов очнётся. Надеюсь, это научит его немного уважать старших.

Ну, вообще-то, он всего лишь назвал женщину «бабулей». Да, это невежливо, но, учитывая её статус и то, что теперь она не принадлежала роду Рахмановых (сама же это твердила и сама от них отреклась), то это была правда. Правда, что-то мне показалось, что ей на это как-то всё равно.

— Как обычно, — хихикнула в кулачок Анастасия. — Узнаю её.

Ну да. С учётом того, что Меньшикова была её ученицей, то неудивительно, что она лучше нас знала о характере Людмилы. Впрочем, как и Артём Дмитриевич, который завёл руки за спину, сцепив пальцы в замок, и просто наблюдал за женщиной. Пусть и пытался сохранять своё спокойствие, но я заметил, как у него дрогнули руки во время удара Виктора по голове и дёрнулась бровь. Видимо, его тоже посетили воспоминания. И, судя по виду, не самые приятные.

— Когда-то мне так же прилетало… — прошептал он, но я разобрал его слова по губам.

Да. Я не ошибся. Эта женщина всегда вела себя довольно вспыльчиво. Но, с какой-то стороны, я был рад, что она оставалась такой бойкой в свои годы.

— Отнесите его в палатку, — приказала Людмила Литникову и Рахманову. — И пока не очухается, наденьте на него кулон. А то опять будет верещать, как поросёнок.

Она произнесла эту фразу с неким наслаждением. Ощущение, что она прямо ждала его реакции, когда Румянцев очнётся и поймёт, что темная энергия и до него добралась.

Дмитрий и Николай не стали ждать. Они тут же потащили Виктора в сторону двери. Ноги юноши волоклись по земле, оставляя след до самой палатки. Мы провожали их взглядом.

— Ох, не завидую я ему, — покачал головой Артём Дмитриевич и направился вслед за ними.

Следующей двинулась Анастасия, а после и я за ней. Однако не успел я подойти ко входу, как меня тут же остановила Людмила:

— Подожди минутку. Мне нужно тебе кое-что сказать.

(обратно)

Глава 19

Я остановился и удивлённо посмотрел на Людмилу.

Женщина подошла ко мне и подняла на меня глаза с неким сожалением. Что это с ней? Неужели плохие вести сообщить хочет? Нет. Только не сейчас. У нас и без того проблем хватало. Не хотелось бы, что бы что-то ещё произошло.

— Прости, — её морщинистые ладони обхватили мои плечи, а пальцы сжались.

Я непонимающе смотрел на неё, изогнув бровь.

— За что? — никак не могло дойти до меня. — О чём вы говорите? За что мне вас прощать?

— За смерть твоего рода, — гробовым голосом сказала она.

Поджав губы, я не отпускал с неё взгляда. По лицу женщины было видно, что она искренне сожалеет о событиях, что случились с моим родом. Правда, на тот момент, когда нас вырезали, сославшись на демоническую силу, Людмила уже отреклась от своей семьи. Она словно знала, что императорская семья будет творить нечто подобное.

Хотя, я и не должен винить никого из них. Уже тогда, как оказалось, они разбились на два лагеря, один из которых сейчас хотел устроить переворот.

Но мне было лестно осознавать, что не все из рода Рахмановых желают зла этому миру. Как и сам император, раз его всё же схватили в плен.

Я мягко улыбнулся, пока Людмила отчаянно пыталась вымолить у меня прощение. Кстати, слышать от неё такие слова ещё более приятно. Ведь эта старушка, казалось, никогда не умела говорить нечто подобное. Потому я и понимал, насколько ей сейчас тяжело.

Мягко опустив руки, на её, я аккуратно убрал их со своих плеч. Она удивлённо посмотрела на меня, словно выжидая вердикта.

— Не стоит переживать, — не убирал я улыбки с лица. — Всё хорошо. Всё же, вашей вины здесь нет.

— Однако они мои родственники, — её губы скривились. — Как не горестно это осознавать.

— Все мы допускаем ошибки. Наш род тоже не был исключением. Если бы мы больше уделяли времени делам рода Рахмановых, возможно, ничего этого не произошло бы.

— Произошло. Уделяй, не уделяй. Всем нужна власть. И Илья с Фёдором доказывают это на собственном примере, — её лицо ещё больше скривилось при упоминании этих двух имён. — Если бы я знала, на что способен этот мальчишка!

— Думаю, было бы всё иначе, — с усмешкой произнёс я. — Будь Фёдор в своей среде, где ему уделяют большое внимание, и не будь он изгоем, то всё было бы иначе. В чём-то я даже понимаю его.

— Сразу видно Волконских, — как-то неохотно произнесла она. — Всегда добрые, что аж тошнит.

Она сплюнула в сторону, чем ещё больше позабавила меня. Вот сейчас, я узнавал Людмилу.

— Всё будет хорошо, — снова произнёс я. — Мы сможем выстоять и победить. А потом… — я задумчиво увёл взгляд в сторону.

— И что же будет потом? — поинтересовалась она, заметив мой странный взгляд. — Что вы будете делать потом? Восстановите клан?

— Этого мало, — мой взгляд стал серьёзнее, как и голос.

— Что же ты задумал?

— Думаю, об этом стоит побеспокоиться позже, — я сделал несколько шагов назад и поклонился ей. — Благодарю вас, что беспокоитесь. Прошу, вам больше не стоит переживать.

После этих слов я оставил Людмилу, развернувшись в сторону палатки и направившись к своим товарищам.

— Береги их, — бросила мне напоследок Рахманова. — И себя тоже.

— Да, спасибо.

///

После того как Дмитрий, Николай и Виктор получили свои кулоны, прошло несколько дней. Вестей с границы не было, как и из столицы. Казалось, что всё замерло, затихло. С какой-то стороны мне даже становилось неспокойно за жизнь глав родовых семей.

Интересно, как они там? Живы ли? Я надеялся, что Фёдор и Илья ничего не сделают с ними. Хотя я до сих пор не мог найти ответ на вопрос: зачем один из сыновей императора, что был в сговоре с сектантами, помогал нам бежать?

Кстати, за это время, мои товарищи смогли немного обучиться пользоваться своей тёмной энергией. Правда, у Виктора с этим была беда. Он всё ещё не признавал демоническую силу, даже под гнётом своей тётки Ангелины, которая лично следила за его силой.

Остальные радовали результатами. А после того, как их сила немного устаканилась, а эмоции, которыми они управляли демонической энергией, взялись под контроль, Артём Дмитриевич стал делать кулоны для всей нашей гильдии, включая родовые семьи, которые прибыли нам на помощь.

Конечно, некоторые остались в поместья следить за губернией. Из рода Рахмановых людей было совсем мало. Основные члены сейчас находились в столице.

Мы с Даниилом и Артёмом Дмитриевичем всё это время оттачивали и вырабатывали стратегию нападения. Внимательно проигрывали каждый вариант, чтобы не оказаться в безвыходной ситуации.

Враги сильны, к тому же всё это время они не нападали, а значит, сами что-то планировали и замышляли. Видимо, Фёдору понадобилось время, чтобы разработать что-то ещё для своей победы.

— Мы должны быть начеку, — произнёс Даниила, осматривая карту, что лежала перед нами на столе. — Вероятно, что они могут прибегнуть ещё к какой-нибудь магии, чтобы одолеть нас. Пусть у нас и будет демоническая сила, но даже этого может быть недостаточно.

— Высшие демоны — самые сильные существа, — внезапно произнёс я. — Возможно, мы столкнёмся с ними в поместье. Нет, — помотал я головой. — Я уверен в этом.

— С чего ты так уверен? — удивлённо вскинул бровь Артём Дмитриевич.

— Всё просто — это центр, который они ни в коем случае не должна отдать нам. Если мы захватим Фёдора и Илью, то считай, мы победим. А уж если одолеем сильнейших демонов, то и того можно будет сразу открывать шампанское, даже если не все сектанты будут вытравлены из империи. Судя по всему, они очень полагаются на своего командира.

— То есть, хочешь сказать, они не вызовут больше этих демонов на поле боя? — поинтересовался у меня Рахманов.

— Возможно одного или двух, но не более, — я задумчиво потёр пальцами подбородок. — Про силу одного из них, нам известно. Интересно, что же будет с остальными?

— А сколько всего этих демонов? — поинтересовался Даниила.

— Слышал, когда был в Преисподние, что их всего пятеро. Тех, кто общается на нашем языке и имеет магию, способную весь подземный мир захватить.

— Значит, если одного мы знаем, то остаётся ещё четверо? — рассуждал Рахманов. — И у каждого может быть своя магия, которая отличается от нашего мира?

— Да, именно так, — кивнул Артём Дмитриевич. — Поэтому я и говорю, что не могу позволить Ивану… точнее, Александру взять всего лишь четверых человек с собой. Нужно хотя бы ещё кого-то к этому дело приурочить.

— Нет, — сразу отверг я его мысль. — Я уже говорил. Эти ребята сильнейшие из всех, кого я встречал в гильдии. Они смогут разобраться с высшими демонами. Если мы возьмём отряд, то он будет очень заметен, а нам необходимо пробраться к особняку без лишнего шума.

— Ох, не нравится мне всё это, — недовольно скрестил руки на груди Артём Дмитриевич.

— Вы планируете выступить завтра? — уточнил у меня Даниила.

— Да, — подтвердил я его слова. — Завтра утром мы выступаем. К ночи должны быть уже в столице. Думаю, это лучшее время для нападения.

— Вот как, хорошо. Мы приготовили уже для вас лошадей.

— Кстати, — обратился я к Артёму Дмитриевичу. — Можете, называть меня Иваном? Думаю, это будет справедливо к человеку, в тело которого я попал. Тем более, моя старая личность уже давно умерла. Я уже не могу относить себя к роду Волконских.

— Почему? — искренне удивился Рахманов. — Ну и что, что ты в теле другого человека. Личность же осталась.

— Да, осталась, — с усмешкой произнёс я так, словно сделал это с сарказмом.

На самом деле, так оно и было. Ведь если вспомнить меня прошлого, то думаю, я сильно изменился за это время. Особенно, после ада, который пришлось пройти.

— Кстати, — внезапно послышался голос Даниилы Данииловича. Мы с Рахмановым посмотрели удивлённо на главу гильдии. — Всё хотел спросить, но никак не мог. А это кто?

Он указал пальцем на стол. Мы опустили головы вниз и увидели белую белку, которая доедала оторванный кусок карты. А после демонстративно выплюнула и вытянула язык, показывая, какая это гадость.

— Кокосик… — с тяжелым вздохом произнесли мы с Артёмом Дмитриевичем.

///

Раннее утро. Петухов в нашем лагере не было, так что приходилось вставать по собственным ощущениям. Однако эта ночь для меня была тревожнее, чем остальные. Именно поэтому мне не удалось сомкнуть глаз.

Да, не совсем правильное решение, если учитывать, что отдых был необходим. Но что поделать, когда речь шла о решающем бое, который состоится сегодня ночью.

Виктор до конца не хотел ехать вместе с нами. Юноша отнекивался и говорил, что не станет больше применять в жизни магию, так как не хочет быть демоническим отродьем, как все мы.

К счастью, его нытьём занялась Ангелина Андреевна. Женщина быстро убедила родственника, что у него просто не выбора. Иначе она лично отправит его в бой в первых рядах. А так, у него хотя бы был шанс не быть под надзором Румянцевой.

К тому же, ему объяснили, что захват столицы приравнивается к героизму. А значит, имя Виктора, в случае победы, будет упоминаться в рассказах и истории о том, каким героем он был.

Правда, на этой фразе Дмитрий и Николай еле сдерживали смех, когда видели горделивого Румянцева. Казалось, что они лопнут, если продолжат это слушать и сдерживать свои эмоции в себе.

— Удачи вам, — провожали нас члены гильдии, в том числе двое Рахмановых и Румянцева.

— Его не забудьте, — подошёл к Анастасии Артём Дмитриевич, протянув ей Кокосика. — Он быстро сможет вычислить, где находится Фёдор. Ну а, к тебе он больше привык. Поэтому пусть будет с тобой.

— Да, спасибо, — улыбнулась девушка.

— Все готовы? — обернулся я к своим товарищам, которые уже держали поводья своих лошадей. — Тогда, вперёд!

После того как я пришпорил лошадь, все тут же повторили мои действия и двинулись следом. Я ехал первым, чтобы вовремя остановиться и пробраться в столицу не через главные ворота. Ведь, скорее всего, люди Фёдора уже сторожили и были распределены по улицам города. К тому же, было принято решение, что за задание в захвате особняка — я снова был капитаном.

Да, да. Виктор, конечно же, выразил всё, что об этом думает, но мысли о том, что его героическое имя будут восхвалять жители империи, затмили его несогласие.

Нам нельзя было попасться. Нельзя было рисковать и действовать необдуманно. Нам нужна была победа, к которой мы сейчас быстро мчались, надеясь на то, что это наконец-то совсем скоро закончится. Мы точно должны одержать победу, насколько бы ни был силён наш враг. Ведь именно от этого зависело наше будущее…

(обратно)

Глава 20

Солнце уже зашло за горизонт. В империи наступала глубокая ночь. Дороги было практически не видно. Мы ориентировались, только по слабому лунному освещению. А через некоторое время показалась столица.

К счастью, она выделялась на фоне всей тьмы вокруг. Яркий свет от огней, что освещали улицы и крепость, был похож на маячок, который говорил, куда нужно двигаться дальше.

— Ну и? — первым заговорил Литников, когда мы остановились на холме, разглядывая город, что был почти вблизи нас. — Как мы туда проберёмся?

— Если не через центральные ворота, — задумчиво произнёс Николай, — то нужно найти другой способ.

— Только не говорите, что вы по стене карабкаться будете, — недоверчиво скривил губы Виктор.

— А ты всё тот же идиот, — обернулся на него Дмитрий. — Даже если мы так сделаем, нас тут же засекут. И тогда смысл от этого будет таким же, если бы мы пошли напролом. Драки не избежать. А нам нужно, как можно скорее, попасть в поместье.

— Тогда как мы это сделаем⁈ Других ходов нет. Кажется, наш капитан всё же плохо продумал свою стратегию, — он проговорил эту фразу ехидно и покосился в мою сторону. — Ну что же, не всё же время ему лидером быть.

— Слышь, — стиснул зубы от злости Рахманов. — За языком-то следи. А то не ровен час, как случайно отвалится. Ну или отрежет, кто… А лучше, — его губы искривились в ухмылке, и юноша вытянул руку в сторону Виктора, на раскрытой ладони которой загорелось яркое пламя. — Сожгут.

— Отставить! — строго приказал я и взглянул на Николая, потом на Виктора и снова увёл взгляд в сторону столицы. — У меня есть один план. Но нам нужно будет подойти поближе к стене.

— Зачем? — поинтересовался Литников. — Хочешь воспользоваться какой-то магией?

— Да, — кивнул я и тут же пришпорил лошадь, направившись в сторону крепости, которая охранялась меньше всего.

Несмотря на то, что Фёдору удалось захватить поместье, перераспределение охраны столицы было ещё тем геморроем. Даже если все солдаты перешли на сторону Рахманова и были его людьми, то самая важная часть — центральная.

По сути, Виктор был прав. Никаких других ходов в столицу не было. Да и все потайные проходы, о которых знали члены королевской семьи, также перекрыты. В этом я был уверен. Поэтому, если бы в стенах или где-то ещё был проход, то там бы уже давно стояли подчинённые Фёдора.

Именно поэтому мне нужно было место, которое находилось довольно близко к особняку, но при этом там ничего не было. Так вероятность того, что охраны в этом месте будет меньше, увеличивалась.

— Ничего не понимаю, — всё ещё ныл Виктор, когда мы следовали вдоль стены. — Что за бред? Ты, действительно, хочешь перелезать? Или что?

Мне не хотелось сейчас раскрывать всего, о чём мы перед отъездом договорились с Артёмом Дмитриевичем. Всё же, как оказалось, он не просто так провёл время в особняке. И в связи с его рассказами у меня появилась идея, реализация которой, как оказалось, была довольно простой.

— Стойте, — произнёс я, оглядевшись вокруг. — Остановимся здесь.

Когда мы все слезли с лошадей, ребята удивлённо осматривали каменную стену, которая была даже без единой трещинки. Совсем гладкая, и высокая.

— Почему здесь? Что ты всё-таки задумал? — уже стал интересоваться Дмитрий.

— Во-первых, тут почти нет охраны, — я кивнул наверх, обратив его внимание на то, что пространство здесь освещено намного меньше, чем в других местах. — Во-вторых, это место ориентировочно ближе к императорской усадьбе.

— А план в чём? — влез в разговор Николай. — Только не говори, что ты ещё обладаешь магией перемещения?

— Я — нет, — я потянулся к заднему карману своего чёрного плаща, который был накинут на плечи. Достав оттуда кулон, в точности напоминающий тот, который мы нашли когда-то в библиотеке, я показал его остальным. — А он — да.

Округлив глаза, все несколько раз сморгнули. На их лицах выразилось недоумение. Ну, оно и понятно, ведь как я попал на остров и что там было, знал только я. А объяснений людям часто недостаточно.

— Этот кулон так же обладает магией, как и эти, — я указал пальцем на кулон на шее у Николая, что стоял прямо передо мной. — Но, для того, чтобы ему активироваться, ему нужен другой источник. Эта магия нацелена на перенос человека в пространстве.

— Всё-таки пространственная магия? — удивлённо вскинул бровь Литников. — Если честно, впервые с ней сталкиваюсь. Хотя и слышал, что такое существует, но… только в теории. Она… правда, сможет перенести нас в особняк.

Я кивнул в качестве подтверждения.

— Тот кулон в библиотеке Кожевниковых, обладал теми же свойствами. Но он был в разы сильнее, а потому смог перенести меня не просто в другое место, а скорее на самую отдалённую территорию этого мира, где уже была установлена ловушка, специально для Артёма Дмитриевича.

— Для Артёма Дмитриевича⁈ — воскликнул Николай. — Хочешь сказать, что Фёдор специально создал его для него? Они же вроде были друзьями, как я слышал.

— Друзьями? Я этого не знал, — тут же обернулся на него удивлённый Литников. — А поподробнее.

Я кашлянул руку, для того, чтобы привлечь внимание на себя.

— Давайте об этом позже, у нас не так много времени. Итак. Для того, чтобы воспользоваться этим, — я снова указал специально на кулон в руке. — Нам нужен портал с другой стороны. К счастью, он есть. Когда Артём Дмитриевич был в поместье…

— Был в поместье? Когда это? Почему я снова узнаю всё последний? — Литников недовольно скрестил руки на груди.

Я понимал, конечно, его недовольство, только если так пойдёт дальше, то операцию мы начнём ближе к утру, а то и следующим вечером. А тормозить, в нашем случае, было никак нельзя. Потому я просто тяжело вздохнул.

— Дмитрий, я позже тебе детально расскажу всю эту занимательную историю, — пообещал я своему товарищу. — А пока сосредоточимся на том, что происходит сейчас. Итак. Когда Артём Дмитриевич был в поместье он изучал внимательно лабораторию Фёдора. Как именно ему удалось незаметно пробыть долгое время в особняке, я не знаю. Он не говорил. Но благодаря его исследованиям, мы теперь можем воспользоваться этим прототипом.

— Прототипом? Значит, это не оригинал? — удивлённо изогнул бровь Николай.

— Да. К сожалению, то, что было сделано Фёдором мы не смогли обнаружить. Скорее всего, он использовал его сам, чтобы чаще перемещаться в особняк незамеченным и вести дела с Ильёй.

— И ты уверен, что он сработает так же? Не отправит нас неизвестно куда. А ещё хуже… — Дмитрий скривился. — Просто сотрёт.

— Нет. Он обладает той же силой. Однако только те, кто имеет демоническую энергию, могут им воспользоваться. Это была ещё одной из причин, почему вам дали эти кулоны, — пояснил я.

— Ясно, — кивнул Литников и пожал плечами. — Ну что же, времени на разговоры у нас всё равно нет, так что… открывай, и пойдём спасать императора и нашу страну.

— Подождите, — внезапно произнесла Анастасия, глядя на кулон. — Скажи, Иван, это была твоя идея?

— А какая разница⁈ — Николай удивлённо вскинул бровь. — Не думал, что ты первая, кто будет против. Ладно бы ещё этот…

Рахманов кивнул на Виктора, который насупился и скрестил руки на груди. А после и вовсе демонстративно отвернулся, будто бы всем своим видом говоря: «а почему сразу я?»

Но Меньшикова проигнорировала его вопрос. Уж не знаю, насколько ей было важно, но, заглянув девушке в глаза, я кивнул.

— Хорошо, — кивнула она в ответ. — Тогда идём.

— А так бы не пошла? — усмехнулся Литников. — Только нашему капитану доверяешь?

— Да, — она искренне удивилась. — А что?

— Да нет, нет, — отмахнулся Дмитрий. — Ничего.

В воздухе зависла неловкая тишина. Анастасия поджала губы, которые вытянулись в тонкую линию, а после опустила глаза. Видимо, она поняла намёк, который очень тонко приподнёс ей Литников.

— Не слушай его, — внезапно вступился за смущённую девушку Николай. — Он всё время говорит, а потом думает.

— А разве это не твоя роль? — задумчиво спросил Дмитрий. — Хотя с кем поведёшься…

— Хватит! — тут же остановил я их нарастающую перепалку. — Нам пора.

— Ну вот, а говорят, что я помеха, — ехидно подметил Румянцев.

— Молчать! — хором донеслось в его сторону от всех присутствующих, после чего Виктор лишь фыркнул.

Я снова посмотрел на кулон и уже морально подготовился к тому, что нас ждало после того, как я его открою. Больше всего не хотелось сразу встретится со стражниками и Ильёй. Ведь Фёдор и это мог спокойно просчитать. Он слишком умён и хитёр, да и его бездействие в последние дни меня слегка настораживали.

Что же он задумал? Однако ничего хорошего от него ждать точно не придётся.

— Готовы? — ещё раз уточнил я у всех.

Я сразу же получил одобрительные кивки. Даже от Виктора, несмотря на его недовольное лицо.

Открыв кулон, нас всех пятерых охватил тёмный, густой туман. Он разрастался с каждой секундой, пока не стал неугомонным вихрем, внутри которого мы оказались. В этот раз было без молний или чего-то подобного. Просто сильный порыв чёрного ветра, от которого резало глаза.

Я прикрылся, как и остальные, рукой. Что именно происходило за воронкой, в центре которой мы находились, я не видел. Однако через несколько минут, ветер стих. Чёрный дым осел, и я смог убрать руку, чтобы оглядеться по сторонам.

Друзья были со мной. Уже хорошо. По окружению и архитектуре комнаты, в которой мы оказались за мгновение, было похоже, что у нас получилось. Однако подтверждением этому был знакомый голос, который послышался за нашими спинами.

— Мы то вас как раз и ждали, — с ухмылкой на губах произнёс Илья, позади которого стояло около десятка стражников. — Знали, что вернётесь. Понравились камеры? Можем провести вас обратно.

Я поджал губы и сжал ладони в кулаки. Так хотелось ударить его сразу по надменной роже, которую он корчил с нашим приходом.

М-да. Он уже не был тем любезным юношей, который помог нам уйти. Не был таким учтивым, ну и добродушным. Он словно снял свою маску, которую так долго носил не только перед нами, но и перед своим отцом.

— Значит, это, действительно, правда, — усмешливо отметил я, стараясь сохранять самообладание. — Вы предали свою семью. Но почему?

— Почему? — он наигранно задумался. — Дайте-ка подумать. Ах, да. Потому что хочу изменить эту империю.

— Ваш отец хотел оставить вам трон, — подметил Дмитрий. — Тогда зачем вам это понадобилось? Эта война, захват особняка.

— Вам ли не знать, господин Литников? — всё ещё кривлялся он так, словно находился на сцене какого-то театра. — Выдвини я свои идеалы, когда стал императором, никто бы, в том числе и ваша семья, меня бы не поддержала. Только сила заставит человека подчиниться. А как её показать ещё, кроме как свергнуть нынешнего императора. Только так я смогу стать императором не только Российской империи, но и других континентов. Ведь узнай о том, что у нового императора есть такая сила.

Он вытянул руку вперёд. Но не успел ничего сделать, как белка на плече у Анастасии тут же стала рычать.

«Значит, он тоже…» — сразу догадался я.

И, конечно, мои догадки подтвердились, когда его ладонь стала обволакивать тёмная энергия.

Вот же, дьявольская магия. Я уже сам начинал её ненавидеть, видя к чему привело её появление в этом мире.

— Понятно, — усмешливо ответил я, чем вызвал недоумение на лице у Ильи. А после и раздражение от моей усмешки. — Значит, вы настолько не уверены в себе, что решили прибегнуть к помощи демонов? Какой же вы император, если так боитесь другие рода? Не можете сами с ними справиться? Не верите в свои силы?

Рахманов с силой стиснул зубы. Казалось, он был готов ударить меня, сжимая свои кулаки. Тёмная энергия стала быстрее обволакивать его тело от гнева, который он испытывал.

— Что ты…

— Но вот беда, — не дав договорить Илье, я не переставал улыбаться. — Ведь Фёдор тоже это понимает. Поэтому, как только всё кончиться, вы будете первым, кого он сделает своей собачонкой. Впрочем, кажется, он уже это сделал, раз вы действуете только по его указке.

— Ты ничего не знаешь! — выкрикнул он. — Я не какая-то шавка. Фёдор сам…

— Именно, — снова перебил я его, подметив самое главное. — Фёдор сам всё делает и просто использует других людей.

Этот факт был понятен и без меня. Если Фёдором, по словам Рахмановых, движет месть и обида, то он сделает всё, чтобы вдоволь насладиться тем, как его обидчики страдают и умирают, прося о пощаде.

Только вот, жажда власти и силы, о которой, видимо, напел Илье Фёдор слишком затмевали ему глаза. А открывать их, в таком случае, было непросто. Ой, как непросто. Поэтому юноша лишь злился сильнее на мои слова. А гнев, как известно, затмевает разум.

— Убейте их! — рявкнул он, хотя прекрасно осознавал, что десяток солдат ничего нам не сделают.

Впрочем, это было очевидно и подтвердилось за пару минут.

Как только подручные Ильи принялись в наступление, то тут же отведали родовой магии от пятерых её представителей. Особо напрягаться было ненужно, чтобы просто вырубить каждого из них за пару минут.

Но, как и остальные, я понимал, что это не всё. А ехидная ухмылка на лице Ильи это только подтвердила.

Юноша направил в сторону лежащих у наших ног солдат. Из ладони тут же вырвалось огненное пламя, которое окутало бессознательные тела. Наши глаза округлились.

— Ты что творишь⁈ — непонимающе вскрикнул Николай. — Они ведь твои…

— Они мои слуги, — отметил Илья. — Поэтому должны сослужить мне хорошую службу.

Когда кожа начала сгорать под гнётом магии Рахманова, мы тут же прикрыли руками нос. Комната стала заполняться дымом и запахом жареного мяса. Меньшикова попыталась использовать свою водную магию, однако было поздно.

Магия Рахманова была настолько быстрой, что солдаты умерли за несколько секунд. Бедняги даже не успели очнуться от болевого шока, как стали лишь выгоревшими телами.

— Да ты больной на всю голову! — яростно выкрикнул Литников. — Какая империя! Тебе лечиться нужно, кретин!

Дмитрий уже было хотел рвануть в атаку, но я тут же его остановил.

— Ты с ума сошёл⁈ — непонимающе смотрел он на меня бешеным взглядом. Глаза наливались кровью от злости.

Я же не отпускал взгляда с тел, а после кивнул на них.

Каждый из стражников стал покрываться чёрной демонической энергией. Она проникала в их тела, после чего они снова начали двигаться. Пусть и медленно, но они поднимались с пола под ненормальный смех Ильи.

Мои товарищи замерли в ужасе от этой картины. Психопат, который использовал своих стражников, чтобы сделать из них не убиваемых марионеток.

— Он точно псих, — тихо сорвалось с уст Николая.

Я услышал, как на пол что-то грохнулось. Звук был настолько резким, что я тут же обернулся.

Виктор так сильно испугался этой картины, что его кожа побледнела. Со лба стекал холодный пот, а всё тело тряслось в ужасе. Я понимал, что не каждый день встретишь такое, но его реакция не была нам на руку. Только не хватало одного остолбеневшего от страха мага, который просто будет отсиживаться за нашими спинами.

Я понимал, что беру большую ответственность за него, когда поручался перед Даниилом и Артёмом Дмитриевичем, однако верил, что он хоть что-то сможет сделать. Всё же, несмотря на его нытьё и вечное недовольство, он был сильным магом. Я видел это сам. Потому и не стал оставлять его, сделав постоянной частью команды.

— Виктор, поднимайся, — снова устремил я взор в сторону мертвецов, которые остановились перед нами, словно выжидая приказа Ильи. — Нам нужна и твоя сила.

— Н… но… они… — дрожащим голосом произносил он.

— Представь, что это тренировка. К тому же, мы сильнее и сможем быстро их одолеть, — продолжал я настраивать его на бой.

— Сильнее? — услышал внезапно мои слова Рахманов. — Одолеете? И вы, правда, в это верите? — он перестал смеяться, оставив лишь эту мерзкую ухмылку на своих губах. — Хорошо. Раз вы такие сильные, то, как насчёт, того, чтобы немного сделать этот бой поинтереснее?

Я удивлённо изогнул бровь. Илья же не спускал с меня взгляда, а после резко опустил руку вниз, прикоснувшись раскрытой ладонью к полу.

Появился знак. Тот самый, который мы видели в церкви деревни, где у нас проходило задание.

Я округлил глаза.

(обратно)

Глава 21

После того как Илья применил магию, в воздух тут же поднялось облако тёмного дыма.

Снова тёмная энергия. Однако в этот раз непростая. Даже по телу проскользнула волна неприятного чувства, которое начало сдавливать горло. И если я смог стерпеть эти удушья, то моим товарищам было сложнее.

— Чёрт, — хрипло произнёс Дмитрий, опустившись на колени и схватившись за горло. — Что… что это за сила?

— А мне откуда знать? — рыкнул в ответ Николай. — Но… она так давит…

Неожиданно нас накрыло сильным ветром, что чуть не сбил с ног. Я понимал, что сейчас произойдёт нечто ужасное. Нет, более того, это странное предчувствие что-то напоминало мне.

И только потом, я понял, что это было.

Когда мы шли сюда, я прекрасно понимал, что нас может ожидать. Понимал, что мы можем попасться в ловушку врага. Но всё равно было не по себе.

Я внимательно следил за дымом, округлив глаза. Множественные красные молнии змеёй извивались вокруг плотного чёрного тумана, который наполнял комнату. Прикрывшись от ветра и невыносимого запаха сгоревших тел, я сделал несколько шагов назад.

— Они здесь, — тихо прошептал я.

Внезапно туман резко рассеялся. В комнате не было окон, поэтому это было скорее похоже на какую-то магию. Давление резко снизилось, но лучше бы это был туман, чем те, кто явился перед нами.

Четверо высоких человекообразных демонов. Каждый из них отличался, как внешне, так и по силе, что исходила от них. Один был высоким юношей, с белоснежными волосами, что спадали на плечи. Сквозь волосы прорезались голубые рога, а позади такого же цвета болтался хвост из стороны в сторону. Внешне он был, как обычный человек, если бы не уродливый шрам, который проходил через весь глаз.

Второй — был меньше ростом. На его губах играла ядовитая улыбка. Я видел его острые клыки, которые выбивались из ряда белоснежных зубов. Волосы красные, словно алая роза, что только недавно распустилась. А кожа рук покрывалась чешуйками словно перчатки, что тянулись до самого локтя.

Третий выделялся. Если все остальные были фигуристыми, спортивного телосложения, то этот был каким-то худощавым. Бледная кожа обтягивала его рёбра и позвоночник. А нижнее веко глаз сползало так, словно у него сейчас вот-вот глаза из глазниц вылетят.

Четвёртый был единственным, кто скрывал своё лицо. Белоснежная безликая маска и того же цвета мешковатое одеяние до самых кончиков пальцев на ноге. В руках он держал деревянную палку, на наконечнике которой сверкал лазурный камень.

— Э… это те самые демоны? — ошарашенным голосом произнёс Дмитрий.

— Решили сразу пойти с козырей? — обратился я к Илье, который продолжал истерично выдавливать из себя смех. — Как низко.

— Низко? — наконец-то посмотрел на меня Рахманов, не убирая противной улыбки с лица. — Это только начало.

Последнюю фразу он прохрипел так, словно хищник, который пытается играть со своей добычей. Вот только, то, что мы видели не было похоже на игру. Уж тем более, не было ощущения, что это только начало.

Та сила, которую мы ощущали просто выбивалась из рамок нашего понимания. Я заметил, как мои товарищи просто остолбенели, наблюдая за демонами, двое из которых выражали полное спокойствие. Они все были похожи на отвратительных и ужасных кукол, в глазах которых не было ничего, кроме безразличия.

— И это всё? — внезапно повернувшись к Ильи, спросил демон в маске. — Зачем ты призвал нас сюда?

Голос его был холодным и низким. По тону я бы не сказал, что он был зол, однако эта ситуация ему явно не нравилась.

Впрочем, Илья тоже не вытерпел его обращения, а потому стиснул зубы и гневно заглянул в прорези фарфоровой маски.

— У нас договор! — рыкнул он. — Если хотите получить свою часть, то вы обязаны…

— Обязаны? — искренне удивился демон. — Разве демоны, что-то обязаны делать? Не забывай, что мы высшие демоны и сражаться со слабаками удел мертвецов и низших демонов.

— Хи-хи-хи, — противно захихикал красноволосый. — А мне наоборот интересно посмотреть, на что способны людишки. Хи-хи-хи. Они так классно кричат, когда умирают, — его безумный взгляд округлился, и он провёл кончиком языка по пересохшим губам.

— Если тебе так интересно, — грубо ответил ему демон в маске. — Так разбирайся с ними сам. Я сюда не играть пришёл.

— Фу, Леви, какой ты нудный, — сощурился красноволосый, покосившись на демона в маске.

Тот ничего не ответил ему. Лишь несколько секунд он задержал на нём взгляд, а после шагнул вперёд в сторону выхода.

— Стоять! — гневно рыкнул Илья, подскочив на ноги и повернувшись к демону. — Я же сказал, у нас договор! Иди и сражайся.

Я не успел почувствовать и капли магии, как внезапно демон, что остановился по пути к входной двери, тут же оказался напротив Ильи. Юноша оторопел. Его выражения лица резко изменилось. Гнев сменился страхом, когда он заглянул в холодные глаза демона.

— Ты смеешь мне приказывать? — хрипло произнёс Леви. — Человек?

Своей белой, худой ладонью он прикоснулся ко лбу Рахманова. Тот н успел ничего сделать. Его будто окутали путы страха. Илья открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова словно застыли где-то в горле. Тело стало трясти, а через несколько секунд он полностью покрылся каменной оболочкой.

Перед нами уже была каменная статуя, которая точно отображала, как лик, так и последнюю позу Ильи. Однако демону этого было мало. Он убрал свою ладонь и дотронулся до лба каменной статуи кончиком пальца. Та рассыпалась словно песочный замок, оставив от Рахманова лишь пыль на полу.

— Ужас, — не выдержав зрелища, произнесла Анастасия, прикрыв ладонью рот от страха.

Да, зрелище было не из приятных. Однако именно демонов оно повеселило больше всего.

— За-ба-вно, — произнёс наконец худощавый, едва вытягивая слова. — Но мог бы и нам что-то оставить.

— Доболтался, — не переставал хихикать красноволосый демон. — Ну, люди вообще бесят своей болтовнёй. У них лучше получается кричать и вопить от боли. Хи-хи-хи.

— Ты, правда, — повернул голову в его сторону демон с белыми волосами. Если бы я не знал, что у них примерно равные силы, я бы подумал, что он у них главный. Так как только он не выказывал никаких эмоций. От этого было ещё более мерзко. — Просто так уйдёшь?

— У меня нет времени играть с людишками, я уже сказал, — произнёс демон в маске и обернулся в сторону своего собрата. — Вы и без меня справитесь. А мне нужно большее.

— Смотри, не убивай всех. Нам ещё нужно будет оставить кого-то для того, чтобы они работали на нас.

— Да, да. Знаю, — тяжело вздохнул он. — Как скучно. Но ладно, я пойду.

После этого он спокойно вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Вообще, довольно странный способ для демона покинуть нас. Разве они не обладают магией, для того, чтобы просто переместиться?

— Решил уйти как человек? — удивлённо глянув на беловолосого демона, спросил красноволосый.

— Да плевать, — грубо ответил ему второй. — Наша цель, — он холодным взглядом посмотрел на нас. — Прямо перед нами.

После того как демон убил Илью, все мертвецы тут же попадали на пол. Видимо, Рахманов сдерживал их своей магией, но когда она полностью исчезла, то и мертвецы потеряли контроль. Им словно как марионеткам, обрезали нити.

— Ладно, я первый! — выкрикнул неожиданно красноволосый и устремился в нашу сторону.

— Будьте на готове! — тут же скомандовал я товарищам, которые приготовились отразить первую атаку.

Мы не знали, на что способны другие демоны. Поэтому мы должны были приготовиться ко всему, что они задумали. К любой магии, которую они используют. Но тут…

— Николай! — выкрикнул я своему товарищу, который моментально выскочил на демона, чтобы атаковать в ответ. — Стой! Не надо!

— Я справлюсь! — убедил он меня.

— А ты смелый! — выкрикнул ему в ответ демон, уже приготовив свой кулак для удара.

Как только их кулаки с Рахмановым соприкоснулись, комната заполнилась ярким, бешеным пламенем. От такого выхлопа, нас тут же отбросило назад. На стенах и полу появились трещины, а вся ткань, что находилась вокруг нас, тут же вспыхнула от огня.

Я, как и остальные, прикрылся от такого яркого света. Но после того, как убрал руку, ошарашенно посмотрел на Николая, что стоял напротив красноволосого демона, который продолжал широко улыбаться. Его тело покрылось огнём. Волосы стали полыхать ярким пламенем. Казалось, что он весь состоит из этой стихии.

— Так ты тоже, можешь, использовать огонь? — хихикнул демон. — Как интересно.

— Если они продолжат так делать, то здание, к чертям, обвалится, — стиснул зубы Дмитрий.

— Я потушу и помогу Николаю, — тут же поднялась на ноги Анастасия.

Я был удивлён её смелости.

Только несколько секунд назад, она, как и остальные, находилась в шоке от того, что происходит. На её лице явно был страх. Но девушка смогла его перебороть, понимая, что от успеха этого боя зависит будущее нашей империи.

— Будь осторожна, — произнёс я ей.

Однако не успел найти взглядом других двух демонов, как тут же почувствовал негативную, мерзкую энергию. Она была совсем рядом со мной. У меня, будто включились сенсорные датчики, которые определяли, где именно находится демон.

И они не подвели.

Вовремя увернувшись и откатившись в сторону, сверху, на месте, где я был, образовался тот самый демон с белоснежными волосами. Его кулак вонзился в пол, отчего тот просто треснул, расколовшись пополам.

— А ты неплох, — произнёс он, выпрямившись и посмотрев на меня.

Приятно было, конечно, услышать лесть в свою сторону, но явно не от демона, который пытается разрушить наш мир. Однако я больше задумался над словами Дмитрия. Ведь если мы, правда, продолжим нашу битву дальше, то здание может не выдержать.

Тут было большое пространство, однако всё же мы находились в самом подвале особняка, а потому — одно неверное движение и всё развалится. А мы явно не успеем выбраться отсюда.

— Но этого маловато, — снова произнёс он. Казалось, что у этого демона вообще не было никаких эмоций. Я даже не мог понять, о чём он сейчас думал. — Такими темпами, тебе до меня не дотянуться.

Он едва заметно ухмыльнулся.

Неожиданная молния проскользнула мимо нас. Впервые за всё это время окаменелое лицо демона выразило искреннее удивление. Он посмотрел в сторону, откуда доносилась магия и увидел Дмитрия, который, стиснув зубы, решил мне помочь.

— Тебе нужно идти к Фёдору, — произнёс Литников. — Тут мы сами…

Он не успел договорить фразу, как внезапно за его спиной показался последний демон. Его худые руки обратились в острые серпы, один из которых резко вонзился в спину Литникова.

Дмитрий прохрипел. Изо рта брызнули сгустки крови, а глаза округлились.

— Нет! Дмитрий! — тут же выкрикнул я в сторону друга.

Поднявшись на ноги, я тут же рванул к нему, однако дорогу мне перегородил демон с белоснежными волосами. Он был так близко, что я смог разглядеть его жёлтую радужку, внутри которой был деформированный зрачок, похожий на кошачий.

— Я же сказал. Ты мне понравился, а значит… — он хрипло прошептал эту фразу, а после улыбнулся ещё шире. — Я буду твоим противником.

(обратно)

Глава 22

Внезапно глаза демона стали менять цвет. Подобно распылённой краске, что проникала в оболочку глаза, жёлтая радужка становилась краснее.

Это не было похоже на мою магию, когда я призывал тёмный демонический туман. Скорее нечто иное. Магия, за которой скрывалось нечто большее, чем просто смена цвет глаза.

Внезапно сам фон стал меняться, словно по щелчку пальца. Стены и пол под ногами исчезли. Через несколько секунд мне стало жарко. До ушей доносился треск горящей земли. Вокруг было темно, и лишь лава, которая окружала нас, источала свет.

Я вспомнил это место сразу, отчего остолбенел от удивления. Никогда не думал, что я смогу вернуться сюда, тем более при помощи магии демона.

Что за бред? Такое вообще возможно?

— Что такое, человек? — хрипло уточнил у меня демон. — Тебе страшно?

Демонам нельзя показывать никаких эмоций, особенно на их территории. Они могут воспользоваться этим, точно так же, как и игроки в покер, которые быстро поймут твои мысли и смогут просчитать ходы для выигрыша.

— С чего ты это взял? — натянул я «маску безразличия» на лицо. — Нет. Просто не думал, что у демонов будет разнообразнее магия, чем просто игра с пространством.

Мои слова разозлили его. Демон тут же стиснул зубы, оголив свои клыки. Он сжимал их так, что я даже скрежет услышал, отчего стало забавно. И не только потому, что я наблюдал за тем, как начинает искриться от ярости высший демон. Ещё одной причиной была территория, на которой мы находились.

Я прекрасно её знал и помнил. Знал её преимущество и недостатки. Пусть что-то выпало из моей памяти и пропало в тот момент, когда я переселился в это тело, но свою основную жизнь здесь было сложно выбросить из памяти.

Первые дни было сложно, особенно, когда речь заходила насчёт пропитания. Здесь не было животных и птиц, к которым мы — люди, привыкли на земле. Все создания и существа здесь гнилые, как и их плоть. Насытиться можно было лишь магической силой, которую они источали. А вот, чтобы восстановить тело и напитать организм хоть чем-нибудь, было тяжело.

Наконец, демон сдвинулся с места. Он молниеносно приблизился ко мне и попытался со всей силы нанести удар своим кулаком. Уклонившись в сторону, я успел избежать его атаки.

Промахнувшись по своей цели, его рука рассекла воздух. От огромной демонической силы, что он вложил, земля под ногами содрогнулась и появились глубокие трещины.

Один такой удар мог нанести непоправимые последствия, вплоть до сломанных костей и конечностей. Я сразу понял, что главная сила этого демона заключается в управлении пространством и скоплении магической силы в любой части тела для нанесения удара.

Довольно банальная и типичная магия, но если посмотреть на масштабы, то это, действительно, впечатляло.

— Далеко от меня не сбежишь, — холодным голосом констатировал демон, выпрямившись и посмотрев прямо мне в глаза. — Вы, люди, долго не выдерживаете в таких условиях, которые предоставляет вам сам ад.

На его лице заиграла злобная ухмылка. Я уже усмехнулся в ответ. Непроизвольно, просто автоматически.

Было смешно слышать что-то подобное, если учитывать, что я и сам вышел из этого пекла. Уж не помню, какую именно цену за это заплатил, но прекрасно понимал, какого это ощущать немыслимую силу и пытаться выжить в самом пекле Преисподние.

— Не стоит всех равнять, — произнёс я в ответ.

Моя фраза удивила демона и вогнала в минутное замешательство. Пока он застыл на месте, чтобы приготовиться к следующей атаке, я быстро сконцентрировал тёмную энергию. К счастью, здесь это было сделать гораздо легче, чем на земле, поэтому меня тут же окутал чёрный, словно смог, туман, а глаза загорелись ярко-красным цветом.

Когда демон увидел моё преобразование, его глаза тут же округлились. Он недоумённо наблюдал за моей силой, что не переставала опутывать моё тело.

— Значит, ты такой же, — уже более спокойным голосом произнёс он, — как и он. Тот, кто замыслил всё это в вашем мире.

— Что-то вроде того, — не убирая усмешку с лица, ответил я ему.

— Тогда, это должно быть интересно!

Он выкрикнул последнюю фразу и молниеносно двинулся в мою сторону. Снова уворачиваться я не хотел. Иначе эта битва могла бы продолжаться долго. Я не мог ждать, пока один из нас выдохнется. Времени было мало. Нужно было быстро разобраться с ним, чтобы отправиться к друзьям и помочь им.

К тому же, Фёдор тоже вряд ли станет ждать. Зная, что мы пришли, он сразу мог предпринять любые действия, вплоть до того, чтобы убить глав родовых семей. Я не мог этого допустить.

К счастью, тёмная энергия давала мне ещё одно преимущество. Благодаря её скопление в мире, куда нас перенёс демон, я мог спокойно ощущать его силу. А это значит, и отразить атаки не составляло для меня особого труда.

Я прикрыл глаза, и материализовал в каждой руке по стальному мечу. Как только демон с широкой улыбкой на устах нанёс мне удар своим мощным кулаком, я смог отбиться скрестив перед собой клинки.

Но я просчитался. Его сила была настолько велика, что меня почти откинуло назад. Однако я смог устоять на ногах. Всё же мой быстрый щит частично отразил его атаку. Но этого было мало для того, чтобы победить его.

Выпустив энергию в пространство, мне удалось создать около десяти мечей и тут же направить их в сторону бегущего на меня вновь демона. Уклонившись от всех атак, демон засмеялся в голос.

— Интересно! Мне интересно! — выкрикивал он с мою сторону со смехом.

Вот только мне было не до веселья. В отличие от него, того, кто недооценивает своего противника, я был сконцентрирован. Я наблюдал за всеми движениями, которые он делал. Ноги, руки, его тело и сила. Я мог быстро анализировать каждый удар и атаку, которые прилетали в мою сторону.

Для него это была игра. Он ощущал себя диким зверем, который загнал свою добычу в угол и просто играется с ней перед тем, как сожрать. Видимо, никто из них не воспринимал нас всерьёз.

«— Уроды», — невольно вырвалось у меня, когда я смотрел в глаза этому безумцу.

Нет, не потому, что он был силён. Я знал, что в этом бою будет победа за мной. Скорее, меня возмущала его надменность, игривость всей ситуации. Они, правда, искренне считали, что люди не могут дать отпор таким, как они.

В чём-то они были правы. Не всем дано сражаться с демонами. Тем более, высшего уровня. Но всё же, стоило быть более ответственным, тем более, когда пытаешься завоевать чужой мир.

Ещё один удар. Когда кулак почти соприкоснулся с моими клинками и оставалась доля секунды и несколько миллиметров до очередной атаки, я быстро уклонился в сторону. Судя по удивлённому взгляду демона, что округлил глаза, когда я быстро ушёл от его удара, он явно не ожидал такого.

Неудивительно. Ведь не стоит недооценивать людей.

Наконец-то я смог подловить его в моменте. Пусть это была лишь секунда, но мне хватило для того, чтобы поднять свой меч над его рукой, пролетающей мимо моего носа и резко опустить его. Резкий удар и остриё меча насквозь рассекло плечо демона. Рука, что должна была в очередной раз откинуть меня, отлетела в сторону. Чёрная жидкость окропила горячую, плавящуюся от лавы землю и мою кожу.

— А-а-а-а! — взвыл демон, схватившись здоровой рукой за свою отрубленную часть.

Проскользив мимо меня, он остановился и стал быстрее дышать, словно восстанавливая дыхание. Подняв на меня свой яростный взгляд, я вытянул в его сторону остриё меча.

Видимо, он наконец-то стал понимать, что дальше я шутить не буду.

— Ублюдок! — взревел снова демон.

Я усмехнулся.

— Вы первые начали, — пожал я спокойно плечами. — Не стоило лезть к людям.

— Вы всего лишь жалкие существа, — рыкнул он в мою сторону. — Которые не умеют пользоваться ни силой, ни магией. Вы ничто! Никто! Вы все сдохните!

— Только что, это жалкое существо отрубило твою вонючую руку, — кивнул я в сторону его загнивающей отрубленной части руки, будто напоминая и насмехаясь над ним. — Не стоит нас недооценивать.

— Вы…

Он не успел договорить и выпучил глаза. Демон опустил взгляд на свою руку, откуда сочилась чёрная демоническая кровь. На его лице было недоумение.

— Почему? Почему я не могу восстановиться⁈ — не понимающе выкрикивал он, а потом снова поднял глаза на меня. — Что ты со мной сделал⁈

— Ты так и не понял? — удивлённо вскинул я бровь и вытянул меч в его сторону. — Этот меч — сделан из моей магии и тёмной энергии. Тёмная энергия — единственный способ избавиться от таких, как вы. Ну и, заодно от мертвецов. Так что, будь осторожен в следующий раз, когда нападаешь.

Я усмехнулся. Моя реакция разозлила его ещё больше. Однако мне это было только на руку. Чем сильнее он злился, тем растеряннее был. Точно так же работает и с самоуверенностью. Что демоны, что люди. Если говорить о бое, то они ничем не отличаются, в плане эмоций. Чем хладнокровнее думает враг — тем опаснее он может быть. Таким был Фёдор, поэтому битва с ним предрекала быть сложной, но такие демоны, как тот, что сейчас стоял передо мной и оголял свои клыки от ярости, не представляли особой угрозы.

— Ублюдок! — ещё громче взревел демон и снова пошёл в атаку.

Глупец. Истекая кровью и не видя ничего перед собой, просто набрасывается так, словно не понимает, чем это может закончиться.

Жаль. Если честно, из всех, кто остался в той комнате, он показался мне более рассудительным. Неужели я ошибся?

— Я убью тебя! — не терял надежды достать до меня своей здоровой рукой демон.

Только было уже слишком поздно.

Его разум помутнелся. Он уже не мог рассуждать здраво, как делал до этого. Поэтому теперь атаки стали ещё более предсказуемыми.

Увернувшись второй раз, я снова нанёс удар точно так же, как сделал это в первый раз. Снова взмах. Клинок рассёк воздух, а после и второе плечо демона. Снова звериный вой, который, казалось, сотряс всю Преисподнюю.

Однако в этот раз я уже не дал ему следующего шанса, чтобы использовать какую-нибудь магию или что-то в этом роде. Чтобы огородить себя от очередного нападения демона, я тут же рванул в его сторону. Как только я приблизился к демону, то сразу откинул клинок в сторону и сконцентрировал демоническую энергию в своём кулаке.

Размахнувшись, я ударил демона в грудь, пробив его тело насквозь. Это было ещё одним преимуществом, которое давал мне сам ад.

Схаркнув в сторону кровью, демон напоследок заглянул мне в глаза. Когда я посмотрел на него в ответ, то удивлённо распахнул взгляд.

Вместо ярости или злости, которые присущи им, я увидел смеющееся лицо. Он был похож на психопата, который не сожалел о своём проигрыше, а наоборот — радовался ему.

— Ты… интересный… — прохрипел демон, не переставая кашлять кровью. — Мне… было… интересно…

После этого его голос стих. Тело мгновенно растаяло в воздухе, обратившись в чёрный пепел, часть которого вошла внутрь меня. Я ощутил резкий приток силы. Не только моей. Это была новая сила, которую я раньше не ощущал.

— Для них это всё игра, — прошептал я себе под нос, посмотрев на свою правую руку, которой я пробил грудь демона.

Да. Они не люди. Они не могут ощущать то, что ощущаем мы. Они не знают, что такое потерять кого-то. Что такое проигрыш или выигрыш. Их мышление концентрируется лишь на: есть ли у него сила или нет. Они живут ради неё. Пытаются обрести больше, только потому что в этом заключается их жажда.

Эмоции? Нет. Это явно не про демонов. Они могут испытывать их, показывать. Но вряд ли они до конца понимают, что они означают.

Глубоко вздохнув, я прикрыл глаза. Ладно, заниматься анализом демонов у меня явно нет времени. Нужно было спешить на помощь остальным. К тому же, я смог обрести только что новую силу, которая поможет в спасении нашей империи.

Как именно ей пользоваться, я толком не знал. Поэтому попробовал тот вариант, которым пользовался постоянно.

Сконцентрироваться. Сосредоточиться. Призвать тёмную энергию и направить её в то или иное место. Так как демон обладал пространственной магией, то я попробовал направить демоническую силу в особняк.

Внезапно меня окутал чёрный ветер. Я стоял в центре воронки, где проглядывалась красная молния.

Получилось?

Через пару секунд ветер поднялся сильнее, а ещё через некоторое время стал спадать. Как и молнии, что змеевидно оплетались вокруг него.

Когда магия полностью исчезла, я медленно открыл глаза. Осмотревшись вокруг я понял, что нахожусь не там, откуда меня забрал демон. Это был длинный коридор с арками, которые вели в парк.

— Но… почему? — удивлённо хлопал я глазами. — Это поместье Рахмановых, но почему я не в изначальной точке?

Видимо, я пока плохо мог контролировать новую магию. Поэтому не переместился туда, откуда исчез.

— Нужно найти их, — дал я команду сам себе.

Однако не успел я двинуться с места, как услышал под ногами какое-то рычание. Опустив взгляд вниз, я увидел белую белку. Это точно был Кокосик.

А он что тут забыл? Да и как тут оказался? И ещё…

Его поведение было весьма странным. Животное смотрела вперёд, прямо в парк и рычало, словно кошка. Он уже делал так, когда нам грозила опасность. А значит…

— Ого, ты смог выжить, — произнёс знакомый голос. — Поздравляю. Ты, видимо, довольно хорош.

Я поднял взгляд и остолбенел.

(обратно)

Глава 23

Передо мной был тот самый демон в маске, который первым вышел из комнаты. Насколько я помнил, он мог быстро перемещаться в пространстве, а его магия была способна в одно прикосновение превратить человека в камень, от которой остаётся только пыль.

В отличие от двух предыдущих — он был демоном ближнего боя, поэтому нельзя было допустить, чтобы он подошёл ко мне. Уж тем более, прикоснулся.

Как только демон повернулся в мою сторону и надменно посмотрел на меня сквозь прорези своей маски, то на несколько секунд застыл. Его белоснежная мантия развивалась от лёгкого вечернего ветра. Если бы не рога на голове, которые выглядывали из-под волос, его можно было бы спутать с призраком.

— Чувствую, — хрипло произнёс он. — Ты, действительно, необычный. Смог убить одного из нас и забрать его силу? Нет, — он на секунду увёл задумчивый взгляд в сторону. — Ни одного. Ты смог забрать силу двух? Да. Интересно.

«— Что значит, силу двух? О ком он говорит? И откуда знает это? Может, он говорит о том случае с деревенской девушкой, в которую вселился демон? Нет. Вряд ли», — рассуждал я в мыслях.

— Впервые, ты забрал силу, чтобы переродиться, — пояснил он, словно прочитав мои мысли. — И довольно сильного демона.

Возможно, он был прав. Я просто не мог вспомнить этот момент. Как бы не пытался ухватиться за ниточку своих воспоминаний из ада, у меня никак не получалось. Я просто не мог ответить на вопрос: как я смог снова появиться в этом мире? Однако демон, кажется, знал гораздо больше меня.

— Я не понимаю, — честно ответил я ему, — о чём ты говоришь. Но это неважно. Если для того, чтобы избавиться от вас, нужно всех поглотить, я это сделаю. И ты будешь третьим.

Минутную тишину, что возникла между нами, прервал его смех. Противный, язвительный. Он явно не воспринимал меня всерьёз. Ещё один демон, который просто недооценивает человеческие возможности.

— Ты? Сразишь меня? — успокоившись, уточнил он. — Прости, но, в отличие от тех, с кем тебе выпала возможность помериться силами, я совсем другой.

Неожиданно он испарился прямо на глазах и появился за моей спиной.

— Ты даже не представляешь, — с хрипотцой прошептал он мне на ухо, — насколько.

По спине пробежал неприятный холодок. В голове, словно проскользнула яркая искра, предупреждающая об опасности. Я тут же отскочил от демона в сторону, когда его рука стала опускаться на моё плечо.

Сконцентрировав магию, я обволок своё тело тёмной энергией. Конечно, демона не удивило ни моё отклонение, ни наличие демонической силы. Он лишь усмехнулся, не спуская с меня взгляда.

— Таким, как вы, — стиснул я зубы от злости. — Не место на земле. Вы должны вернуться.

— Правда? — искренне удивился он. — С чего бы? Кто так решил?

— Эти земли принадлежат людям, а вы…

— Что мы? — продолжал он строить из себя «дурочка». — Вы захватываете земли, власть, предаёте родных людей, ради своих желаний. Мы совсем не отличаемся. Единственное, что нас, действительно, отличает от вас — наличие силы. Той самой, которая во много раз превосходит людскую. Вы просто боитесь, поэтому и считаете нас порождением зла. Но… так ли это?

— Вам наплевать на других. В отличие от вас, мы можем сострадать друг другу, испытывать эмоции.

— Эмоции? — он задумался. — А. Вспомнил. Этот недостаток, который и делает вас слабыми. Я понял.

— Не смотри на нас с высока, — применив магию, вокруг меня стали появляться чёрные клинки. Через минуту в воздухе висело около двадцати мечей. — Ни недооценивай людей.

— Я ни недооцениваю их, — покачал он головой и коснулся кончиками пальцев своей безликой маски, а после посмотрел мне в глаза. — Просто я не вижу в них смысла.

Махнув рукой в сторону демона, пять клинков мгновенно ринулись на него. Но, как и ожидалось, он ловко уклонился от каждого из них, даже не прикладывая особых усилий.

Когда демон попытался вновь меня атаковать, я огородился другими клинками, надеясь нанести хоть какой-то удар. Но мало того, что ни один из мечей не задел цели, так ещё и несколько из них, при соприкосновении с демоном, вмиг превратились в пыль.

«— Он воздействует на всё, к чему прикоснётся? Даже если оно сделано из демонической энергии? Это проблема», — недовольно цыкнул я.

— Я могу предложить тебе, присоединиться к нам, — внезапно произнёс демон. — Ты всё равно не сможешь победить.

— Спасибо за предложение, — кинул я язвительную усмешку. — Но я откажусь.

— Странный ты человек, — пожал он беззаботно плечами. — Мы можем предложить тебе всё, что ты захочешь.

Ага. Как же. Будто я не знал, что значат слова демонов. Тем более того, который стоял передо мной сейчас. Того, кто за секунду мог обратить моё тело в камень и испепелить за секунду.

Минутку. Он же мог превращать в пыль материальные объекты? А что если попробовать направить на него чистый сгусток магии? Нужно было попробовать, но для начала выкроить время.

Когда демон снова исчез, я внимательно оглядывал территорию. Магия помогала мне определить, где именно находился враг. Снизу? Нет. Я не чувствовал энергетики. По бокам? Нет. Сзади? Тоже нет. Оставалось только — сверху.

Через несколько секунд я почувствовал большой поток демонической энергии прямо над головой. Дождался пока она будет совсем близко. Ещё ближе. И как только она была в паре сантиметров от меня, я резко ушёл в сторону.

Сильный удар. Земля, что была под ногами, раскололась. От грохота и магии, которую применил демон, образовалась глубокая воронка. В воздух поднялась пыль, что ограничивала обзор.

«— Отлично! Сейчас!» — скомандовал я сам себе.

Пока облако пыли от земли не опустилось, я мгновенно сконцентрировал демоническую энергию прямо в центре воронке, где находился демон. Чёрный густой туман поймал его в тиски и стал сжимать. Но я сразу понял, что что-то было не так. Благодаря применению этой силы, я могу ощущать магию противника. Тот, которого я поймал, не обладал ею.

«— Он настолько силён, что я не могу почувствовать его энергию? Нет. Это бред».

Ладонью я коснулся земли. Неожиданно я ощутил резкий скачок энергии позади меня. Я не успел отпрыгнуть в сторону, как кисть руки обхватили демонические пальцы.

— Вот чёрт! — невольно сорвалось у меня с уст.

Даже несмотря на то, что демон был в маске, я чувствовал его удовлетворение. Ехидная ухмылка, проглядывалась после смешка, что был направлен в мою сторону.

— Всё же, вы глупые существа, — он кивнул в сторону воронки, где пыль уже осела. В тисках моего демонического тумана находилась точная копия демона, которая по щелчку пальцев превратилась в пепел. — Даже не можете отличить оригинал от подделки. Как глупо.

Я стиснул зубы и посмотрел на него. Он продолжал усмехаться надо мной. Я видел это по его смеющемуся взгляду. Пальцы сильнее сжимали мою кисть.

— Прости, но это конец. Хотя ты довольно занятный, — моя рука стала каменеть. Я ничего не чувствовал. Она онемела. Даже боли никакой не было. — Жаль, что ошибся. Но не переживай. Ты даже не почувствуешь, как умрёшь.

Мои уголки губ неожиданно приподнялись. Демон искренне удивился моей реакции. Он не понимал, почему я вдруг начал улыбаться.

— Ты уверен, что я ошибся? — не сводя с него взгляда, уточнил я.

Внезапно он остолбенел. Глаза демона округлились. Его магия перестала распространяться по моему телу. Окаменение дошло до плеча, когда половина руки рассыпалась, я спокойно поднялся на ноги и отошёл на несколько шагов назад.

— Что… что происходит? — не понимал демон. — Почему я не могу двигаться?

Его тело сал окутывать демонический дым, который шёл из-под земли. Он стягивал заложника, не давая ему и шанса на то, чтобы выбраться.

— Как? Почему? Что происходит? — более истерично стал вопрошать демон.

— Всё просто, — спокойно отвечал ему я. — Когда ты применил магию и подменил своё тело на фальшивку, я понял, что если так пойдёт дальше, то всё будет зависеть от того, как долго я смогу продержаться. Магия демон и людей различается не только в уровне силы, но и в том, как долго её может хватить. Проще говоря, ты думал провести эту битву на износ, и дождаться, пока моя магия перестанет действовать. Хотел выиграть за счёт нехватки человеческих ресурсов. Поэтому пришлось поймать тебя в ловушку.

— Значит, — рыкнул демон. — Ты специально дал себя поймать и пожертвовал рукой. Но почему я ничего не почувствовал?

— Потому что первый поток энергии, я направил в твоё тело. Смешавшись с твоей основной магией, моя оказалась сильнее, поэтому я смог тебя контролировать ей. Ну а ловушку, я смог поставить, когда коснулся ладонью земли и создать под небольшим слоем земли металлический пласт. Ощутить его магию почти невозможно, особенно, когда ты не сконцентрирован и тобой движет только самоуверенность.

— Хочешь сказать, что моя ошибка была в том, что я был слишком самоуверен?

— Я же сказал: ни недооценивай людей, — усмехнулся я.

— Однако ты лишился руки. Значит…

— Кто сказал, что я её лишился? — тут же перебил я его и посмотрел на половину своей руки. Часть, которую забрала у меня магия демона, сформировалась из тумана, а через несколько секунд предплечье и ладонь уже отсвечивали чёрным металлическим отблеском. — Конечно, не похожа на предыдущую, — осматривал я своё новое творение из магии. — Но тоже ничего.

— Вот же ублюдок, — прохрипел демон, но неожиданно выдал смешок в мою сторону. — Но ты мне нравишься. Теперь понятно, как ты смог убить двух предыдущих. Я уже сомневаюсь в том, что ты, действительно, человек. С таким-то уровнем магии.

Я скривил губы и недовольно сощурил свои глаза. Вытянув раскрытую ладонь вперёд, я тут же сжал её в кулак. Туман сжал демона сильнее после моего движения, а через секунду от него осталась лишь горстка чёрного пепла.

Он даже не пискнул перед смертью. Просто исчез, молча приняв свою участь.

— Я никогда не стану такими, как вы, — прошептал я и повернулся в сторону арки, которая вела в особняк.

Уж не знаю, откуда именно, но из-за угла выскочил Кокосик, который мигом направился ко мне. Я удивлённо посмотрел на белку, а та, словно пыталась меня куда-то отвести. Вцепившись зубами за край брюк, она оттягивала ткань в сторону.

— Я понял, что нужно идти за тобой, — усмехнулся я. — Веди.

Животное, словно поняло мои слова, отпрыгнуло в сторону и побежало вдаль.

///

Кокосик вёл меня по коридорам поместья Рахмановых. Я оглядывался по сторонам, начиная понимать, куда именно меня сопровождает белка.

Спустя минут десять, мы остановились около высоких резных дверей.

— Тронный зал, — прошептал я про себя.

Оттолкнув двери, я вошёл внутрь.

— Я ждал тебя, Иван, — раздалось эхом по залу, как только я оказался внутри. — Или называть тебя Александр?

(обратно)

Глава 24

Я поднял глаза и посмотрел в надменные глаза Фёдора. Перекинув ногу на ногу, он подпёр кулаком щёку, возвышаясь на королевском троне.

Наступила тишина.

Кокосик, который шёл за мной, быстро отпрыгнул в сторону и стал шипеть на Фёдора. Опустив взгляд, Рахманов ехидно усмехнулся.

— Я так понимаю, это твоя бравая команда? — подметил он с ухмылкой. — Так вот какие нынче герои пошли. Как интересно.

— Где император и главы семей? — сохраняя спокойствие, спросил я у него.

— Зачем они тебе? — актёрски удивился Фёдор. — Мне, кажется, они нам будут только мешать.

Меня раздражала его реакция. Хотелось поскорее покончить с ним. Однако ярость могла только помешать. Необдуманные поступки могли привести меня к проигрышу.

Поэтому, держа себя в руках, я двинулся по красной ковровой дорожке, что вела к невысокой лестнице. Фёдор молча наблюдал за мной, выжидая моего ответа.

Когда я остановился перед ним, его улыбка сползла с лица. В глазах я увидел презрение, что перемешивалось с удивлением.

— Смотрю, ты смог достичь хорошего уровня, забрав силы у демонов. Неплохо, — язвил он.

— Наши войска скоро покончат с мертвецами. Мои друзья уничтожат всех демонов. У тебя больше никого не осталось. Сдавайся!

На несколько секунд в тронном зале образовалась тишина. Фёдор продолжал вглядываться в мои глаза, а после снова пустил смешок.

— Ты уверен? — поинтересовался он. — Впрочем это уже неважно, — он опустил руку вниз и поднял мешок, что стоял у трона.

Бросив его в мою сторону, я заметил кровавый след, что дорожкой протянулся по полу. Я удивлённо посмотрел на круглый предмет, лежащий в мешке. Запах, что доносился оттуда, сразу навёл меня на самые страшные мысли.

«— Нет. Неужели он…»

Я поднял глаза на Фёдора. Зубы невольно сомкнулись от злости, а ладони сжались в кулаки.

— Что это? — прошипел я.

— Ты ведь сам спросил: где император, — пожал он спокойно плечами. — Вот я и привёл его сюда. Точнее, только его часть.

Моё тело задрожало от ярости. Я больше не мог сдерживать удушающую силу внутри себя. Демонический туман чёрной змеёй стал окутывать моё тело. Глаза покрылись алым цветом.

— Разозлился? — продолжал насмешливо издеваться Фёдор. — Неужели тебе так важна жизнь того, кто уничтожил твой род? Хотя… — он задумчиво отвёл взгляд в сторону. — Он был единственным, кто не хотел этого. Жаль, никто не стал его слушать. Ведь если бы род Волконских не уничтожили, всё свалили бы на императорскую семью. Держать предателей на территории империи опасно. Особенно, когда у тебя есть доказательства их вины.

— Какие ещё к чёрту доказательства? — рыкнул я. — Я знаю, что вы всё это затеяли с Ильёй. Это из-за вас…

— Ну да, — перебил спокойно меня он. — Ну и, что? Ведь даже самые достоверные доказательства, можно спокойно подделать. Особенно, — он поднял правую руку вверх, и та покрылась плотным густым чёрным дымом, сквозь который были видны яркие алые молнии, — с такой силой.

После этого я рванул в его сторону. В мгновение я оказался рядом с Фёдором, направив в его сторону свой кулак. Его туман, что служил защитой, сразу отразил мою магию, и меня отбросило назад.

Взгляд Рахманова был холодным и спокойным. Ощущение, что у этого человека вообще не осталось никакого понимания о человеческих чувствах и эмоциях. Он словно безжизненная кукла, которая только и может, что убивать.

Он уже не был человеком. Скорее тем демоном, силу которого я получил недавно.

— Демон, — прошипел я сквозь зубы.

— Спасибо, — ухмыльнулся он в ответ. — Для меня это звучит, как комплимент.

Он поднялся с трона и медленно стал спускаться ко мне, не переставая улыбаться. Меня бесила его ухмылка, однако больше раздражало то, что его не так просто убить. К тому же, у него наверняка есть какой-то козырь. В этом я не сомневался.

— Давай так, — остановившись в нескольких метрах от меня, произнёс Фёдор. — Я снова предложу тебе стать частью моей команды.

— Ты, видимо, шутишь? — усмехнулся я. — Я не настолько низко пал.

— Правда? Жаль. Ведь ты ничем не лучше меня, не так ведь? Тоже пользуешься магией тех, кого пытаешься уничтожить. Тогда, какой в этом смысл? С этой силой мы можем стать… Нет. Мы создадим целую империю.

— Меня это не интересует. Я использую силу для защиты тех, кто мне дорог, в отличие от тебя.

— Ты прав, — ухмыльнулся он. — Этим мы и отличаемся. И снова повторюсь, что мне жаль, что так всё закончится. Придётся избавиться от довольно интересного мага.

— Это мы ещё посмотрим.

Внезапно подул сильный, режущий ветер, который сбивал с ног. Я прикрыл глаза. Не понимал, что происходит. Фёдор продолжал стоять на месте. Он даже не использовал свою силу, чтобы призвать магию.

Неожиданно по правую сторону от него стала образовываться чёрная воронка. Она была похожа на ту, из которой вылезали демоны. Однако вместо тварей оттуда показался наконечник клинка. Схватившись за него, Фёдор достал из потустороннего пространства меч.

Клинок его был чёрным словно смог, а по лезвию искрились красные молнии. Я удивлённо округлил глаза, глядя на оружие.

— Это — клинок короля демонов, — видя моё недоумение, пояснил он. — Когда-то он принадлежал сильнейшему демону Преисподнии. Когда я был там, то хотел заполучить его. Однако у меня ничего не вышло. Для того, чтобы забрать его нужно одолеть короля, чего у меня в своё время не вышло. Но когда я продолжал свои исследования и заключил контракт с остальными демонами, как оказалось клинок проявил себя. Произошло это не так давно. Не узнаёшь его?

Я не понимал, о чём он говорит. Этот клинок видел впервые, и уж точно никогда не слышал ни о каком короле демонов.

— Видимо, когда ты перерождался, уже забыл, как это произошло. Но я тебе напомню: это ты убил его. Благодаря чему и попал обратно в этот мир. За что, моя отдельная благодарность. Поэтому мне и жаль убивать столь способного юношу.

В голове был сумбур из мыслей. Я попытался напрячь память, но то, что происходило до попадания в это тело было скрыто за пеленой плотного густого тумана. Ничего не помню. Неужели я, правда, столкнулся с королём демонов и уничтожил его?

Впрочем, сейчас это было неважно. Нужно было уничтожить Фёдора и клинок любой ценой.

Как только я снова сконцентрировал свою магию, чтобы перенаправить её в сторону своего оппонента, Фёдор разрезал воздух лезвием меча. Из-под него, в мою сторону, направился мощный поток демонической энергии.

Я быстро уклонился в сторону, однако Фёдор не собирался сдаваться. Он продолжал метать в мою сторону магию. Воспользовавшись своей новой силой, я использовал телепортацию демона, который направил меня в другой мир.

Я пока плохо владел этим умением, однако мне удалось приблизиться к Фёдору. Сконцентрировав магическую энергию в ладонях, в моей руке материализовался меч. Замахнувшись клинком, я почти достал своего оппонента. Однако тот успел увернуться и блокировать мой удар демоническим мечом.

На устах Фёдора заиграла улыбка. Теперь он был похож на психопата, который явно не собирался отступать.

— Как интересно, — безумно бормотал он. — Как же интересно.

Его взгляд заискрился алым цветом. На белоснежной коже стали появляться следы демонической энергии. Но вместо волдырей, на щеке были извилистые чёрные метки. Вокруг них кожа стала трескаться и осыпаться. Не самое приятное зрелище. Только вот, ему было наплевать. Я видел, что энергия, которую он впитал в себя из Преисподнии, стала брать верх над его телом.

Он уже был окончательно пропащим для этого мира.

Ринувшись в мою сторону, Фёдор замахнулся мечом. Я смог отбить его удар, однако мой клинок тут же треснул, как только его охватили алые молнии.

Применив магию, я создал ещё несколько мечей. Однако это только насмешило и позабавило моего оппонента.

— Пора бы уже принять свой конец, — с ехидной ухмылкой произнёс он.

— И не мечтай, — рыкнул я и направил руку в его сторону.

Клинки, словно по приказу направились прямо на Фёдора. Конечно, он отбил всё моё оружие. Однако пока он был занят десяткой мечей, я создал две пространственные небольшие дыры, так, чтобы он этого не заметил.

Одна из воронок находилась прямо позади него. Как только Рахманов отбил последний меч и двинулся на меня, то внезапно остановился.

Несколько клинков, созданных при помощи моей магии, я направил в портал. К счастью эта ловушка сработала. Из-за собственной жадности и желания стать повелителем мира, Фёдор был настолько ослеплён, что не заметил самой простой западни.

— Ты думаешь меня это остановит? — хрипло произнёс он.

Изо рта показалась тонкая струйка крови. Острые кончики клинков торчали из его груди, пройдя тело насквозь.

— Эти царапины мне ничего не сделают, — не сдавался Фёдор, продолжая идти на меня.

— Я знаю, — спокойно ответил я. — Но ты, думаешь, что в этом был весь мой план?

Я указал ему пальцем на раны от мечей. Фёдор удивлённо посмотрел вниз, а когда увидел, как его тело начинает рассыпаться, он округлил глаза.

— Что… что это? — недоумевал он.

— Мои клинки отлично впитывают мою магию. Я просто передал энергию, которую забрал недавно у одного демона. Он мог одним прикосновением уничтожить своего оппонента…

— Нет. Нет. Нет, — перебил меня Рахманов, посмотрев мне в глаза. — Я не сдамся. Не так просто! Я не мог попасть в такую абсурдную ловушку.

— Тебя просто ослепила жадность, — я медленно приблизился к Фёдору. — Жаль. Ты мог бы быть достойным магом нашей империи.

— Я должен изменить всё. Я должен уничтожить их. Я…

Он не успел договорить последние слова и рассыпался, словно песочный замок. Весь его прах был под моими ногами. И только шапка осталась невредима и лежала сверху его останков.

Я долго всматривался в это зрелище. Мне немногое удалось узнать о Фёдоре, но полагаю, что он стал таким не просто из-за демонической силы. Ещё только попав в Преисподнюю, когда он был обычным человеком, его свела с ума суровая реальность. Приходилось терпеть насмешки, издевательства со стороны тех, кто был его семьёй. Неудивительно, что у него поехала крыша. Ведь, если бы он воспитывался в более благих условиях, то, возможно, этой истории и вовсе бы не случилось. Однако сейчас мы имели то, что имеем. Поддаться желаниям и отдаться полностью тёмной силе из-за своей мести и обид — конечно, плохо и неприемлемо, но в чём-то я его понимал.

Мне и, правда, был жаль его. Даже больше, чем Илью, который просто хотел власти. Движимый лишь жаждой наживы, он хотел просто большего. У него не было цели. А такие люди даже не могут вызвать и капли сострадания.

Тяжело вздохнув, мой взгляд упал на меч, который с громким дзиньканьем повалился на пол. Я взял его за рукоять. Чёрный клинок, будто признав меня, тут же изменил цвет на алый.

— Прости, но тебе тоже нет места в этом мире.

Я сконцентрировал огромное количество демонической энергии. Собрал всю магию, что у меня оставалась внутри и направил в клинок. Неожиданно по лезвию стали ползти змеевидные трещины, а после меч разлетелся на мелкие куски, которые даже не успели пасть на пол. Они просто растворились в воздухе. Стали таким же прахом, как и тело Фёдора.

— Нужно возвращаться к остальным.

Не успел я сделать шаг в сторону выхода, как меня тут же подкосило. Ноги стали ватными, а голова сильно гудела. Неудивительно, ведь я потратил довольно много сил, чтобы справиться с двумя демонами и дать отпор Фёдору.

Не удержавшись, я шлёпнулся на пол. Потом почувствовал, как что-то забралось мне на плечо. Оглянувшись, я увидел Кокосика, который уже чем-то набил свои щёки.

— Смотрю, ты времени зря не терял, — усмехнулся я, на что белка лишь издала непонятный, бурчащий звук в ответ.

— Иван! — внезапно послышалось со стороны выхода.

— Он же Александр, — тут же перебил его знакомый голос.

Я сразу узнал Дмитрия и Николая. Видимо, они уже разобрались с оставшимися демонами. Во всяком случае, я на это надеялся.

Когда мои товарищи показались в дверном проёме, я уже открыл рот, чтобы расспросить у них всё, но не успел, как на меня тут же налетела Анастасия. Девушка, не обращая внимание на бардак вокруг и полуразрушенные от магии колонны и стены, подбежала ко мне и, обхватив руками шею, обняла. Я удивлённо перевёл на неё взгляд.

— С тобой всё хорошо, — дрожащим и тихим голосом произнесла она, шмыгая носом. — Я так рада.

— Да, теперь всё хорошо, — успокоив её, я провёл рукой по её волосам. — Смотрю, с вами тоже всё нормально? — поднял я глаза на остальных и улыбнулся.

— Да, — ухмыльнулся довольно Николай. — Как оказалось они не такие сильные. Мы быстро разобрались.

— Только мне пришлось тебя прикрывать от того ненормального демона, — фыркнул на его слова Дмитрий.

— Я тебя об этом не просил, — стиснул зубы Рахманов. — Мог бы и сам справиться.

— Да ладно? Серьёзно? Может, воскресить его и посмотреть, как ты с ним в одиночку справишься.

— Да, легко!

— Так, не надо никого воскрешать, — тут же влез я в разговор. — Лучше скажите, где Виктор?

— Сдулся под конец боя. Мы его в ближайшую спальню отнесли. С такой тушкой таскаться по особняку, как-то не особо хотелось, — Литников скрестил руки на груди, а после осмотрелся по сторонам. — А где Фёдор? Я думал, он здесь.

— Да, был, — я опустил взгляд на прах, что продолжал лежать под белоснежной шапкой-ушанкой.

Удивлённые взгляды направились вниз. Несколько раз сморгнув, Николай ткнул указательным пальцем в сторону праха.

— Хочешь сказать, что это… — он не договорил свою мысль и сглотнул слюну.

— Да, — кивнул я. — Всё кончено.

— Нет. Нам ещё нужно освободить глав семей и императора. И узнать, что происходит сейчас на границе. Возможно, нам нужно будет вмешаться.

— Кстати, насчёт императора…

Я не успел договорить, как со стороны выхода послышался чей-то топот.

(обратно)

Эпилог

Наши взгляды направились в сторону двери. Через несколько минут в проёме показался молодой человек. По длинному чёрному плащу и специальной символике я понял, что этот парень был из наших, из имперской гильдии.

— А ты ещё, что здесь забыл? — строго посмотрел на него Дмитрий.

— П… п… подкрепление прибыло, — пытаясь отдышаться, произнёс он. — Господин Рахманов… прислал нас… в помощь по защите… императора и глав семей.

— А что на границе? — тут же подхватил Николай.

— Войска мёртвых почти разгромлены. После уничтожения демона господином Рахмановым, остальные стали отступать. Сейчас ситуация под нашим контролем.

— О, так мы что же, выиграли? — как-то не веря в происходящее, произнёс Литников.

— Так… помощь? — как-то более робко произнёс прибывший и удивлённо осмотрелся по сторонам.

— Опоздали вы, — с улыбкой произнёс Рахманов и, подойдя к юноше, похлопал его по плечу. — Мы уже тут разобрались. Осталось найти императора и остальных. Ну и, добить оставшихся.

— Не нужно искать императора, — поднявшись на ноги, холодно произнёс я, чем вызвал удивление на лицах остальных.

— Ты о чём? Почему? — не понимал Дмитрий.

Я молча кивнул в сторону мешка, что продолжал лежать на полу прямо за нашими спинами.

— Император мёртв.

///

Спустя 10 лет

Солнце уже давно освещало широкий просторный кабинет. За окном были слышны лязги мечей, перемешанные со звуками боевой магии и криками новобранцев.

Я сидел за письменным столом и заполнял очередную кипу бумаг. И как только умудрился согласиться на эту работу? Думал, что мне честь оказывают. Ага, как же.

Десять лет назад, когда мертвецы были уничтожены после нашего прихода и дополнительного подкрепления в лице глав родовых семей, все сектанты, что оставались верны Фёдору были захвачены в плен. Ещё несколько лет ушло на то, чтобы добраться до остальных.

Демонические порталы практически исчезли из нашего мира, как и сами демоны. Хотя всё ещё угрожали империи, но уже не в таком масштабе, как это было при приходе главенствующих демонов и их сотрудничества с Фёдором и Ильёй.

Даниила — сын императора заслуженно занял трон своего отца. Родовые семьи вернулись к своим обязанностям, а, благодаря поддержке Кожевниковых и Рахмановых, род Волконских снова признали одной из самых влиятельных семей империи. Ну и, несмотря на то, что в этом теле у меня не было родства, свою фамилию я вернуть смог и даже главой дома стал. Правда, в дополнение ещё и главой императорской гильдии назначили. Вот этого я совсем не ожидал и уж точно не думал, что это будет на ровне с тем ещё геморроем.

Внезапно от накопившихся дел меня отвлёк стук в дверь.

— Войдите, — подняв голову, громко произнёс я.

Как только дверь открылась на пороге стоял семилетний пацан, облачённый в чёрный плащ, который был ему немного великоват по размеру.

— К вам прибыл император, — сообщил он, — отец.

— Я же просил, — с тяжёлым вздохом произнёс я. — Не называть меня отцом, пока мы в гильдии, — после чего я поднялся с места. — Спасибо. Я сейчас…

— Не нужно утруждать себя лишними действиями, — произнёс Рахманов, показавшись за спиной мальчишки. — Я и сам могу спокойно дойти. Тем более, что это место было разработано лично мной.

— Ваше величество, — поклонился я тут же.

— Спасибо, что сопроводил, — Даниил потрепал мальчишку по голове. — Думаю, тебе пора на тренировку.

— Да, как прикажете, — мальчишка поклонился и отправился вдоль по коридору.

Рахманов провёл его взглядом, а после улыбнулся и прошёл в кабинет. Когда он сел на стул, откинувшись на спинку, я сделал то же самое.

— Смышлёный у тебя сын, — начал он. — Да ещё и в столь юном возрасте решил вступить в ряды гильдии.

— Да, есть такое, — скривил я губы, ведь на момент, когда он просился стать магом гильдии, я был против этого. — Вы не предупреждали о своём приезде.

— А ты не предупреждал, что тебя не будет на собрании родовых домов.

— Прошу простить, просто дел накопилось, — я кивнул в сторону бумаг.

— Ты сильнейший маг нашей империи, — с усмешкой напомнил он. — А всё ещё не можешь быстро справится с бумагами? Что ты будешь делать, когда станешь императором?

— Буду надеяться, что не стану. Здесь у меня хотя бы развязаны руки, а вот на троне, даже выйти никуда нельзя.

— Тут ты прав. И всё же, ты следующий претендент.

— Не думаю, что сейчас уместно про это говорить. К тому же, у нас есть Артём Дмитриевич.

— Ох, Артём Дмитриевич, — фыркнул он. — После того, как он отказался от того, чтобы стать главой рода, то с головой ушёл в исследования. Ну и, частенько путешествует по империи.

— Ну, у него во всяком случае есть компаньон.

— Ага. Пушистый и постоянно сидит у него на плече, — рассмеялся Даниила.

— И всё же. Рахмановы — императорский род и…

— По новому закону трон больше не передаётся по принадлежности к тому или иному дому, если ты забыл. Как показала практика, это место должен занимать тот, кто сможет в случае опасности сразу действовать. И ты, как раз, тот человек. Но ладно. К счастью, в империи сейчас всё налаживается. Твои друзья стали главами дома, а твой шурин — Роман Сергеевич, скоро женится, — он посмотрел на меня исподлобья.

Чёрт. Я ведь и забыл.

— Да. Екатерина Елисеевна станет отличной женой.

— Ты забыл?

— Нет, не забыл.

Конечно, забыл! С такой-то кипой бумаг себя забудешь, не то, что про какую-то свадьбу.

— Ладно, сделаю вид, что поверю. Кстати, а как поживает Евгений? Всё же он теперь тоже Волконский и однажды станет главой рода.

— Да, поэтому часто проводит время с Кожевниковыми.

— Изучает тысячу правил семьи? И когда они только откажутся от своих старых убеждений. Слишком строгие у них правила.

— Но зато они никогда не изменяют себе.

— Вот тут ты прав, — усмехнулся он. — Чего не скажешь о Румянцевых.

— Слышал, Ангелина Андреевна решила всё же уйти с поста главы семьи и отдать всё Виктору.

— Да, но перед этим решил обучить его всему. Не изучением тысячей правил, конечно. Но её методики тоже довольно суровы.

Я тут же вспомнил всю строгость этой женщины и усмехнулся. Да, не повезло Виктору. Хотя он тоже сильно изменился. Стал немного серьёзнее и уже не упрекает никого в своих ошибках. Да и ныть совсем перестал. Всё же время меняет людей.

— Кстати, а что насчёт академии? — поинтересовался Рахманов. — Слышал, строительство почти закончено.

— Да. Открытие будет в ближайшее время.

— Хотелось бы посмотреть на то, как там будут обучать детей с демоническими силами.

После того, как многим из гильдии удалось познать демоническую энергию, знания об этой силе решили передавать остальным. Ведь если снова будет подобное нападение империя должна быть готова, чтобы не было никаких проблем.

Дополнительно, решением нового императора было принято решение о постройке и школы, где будут обучать медицинской магии. Директором её была назначена Меншикова Анастасия, которая сейчас являлась моей женой. Ну а, на пост заместителя назначена Людмила. Ох, и не повезло же юным дарованиям. Кого кого, а её точно годы исправлять не собирались.

— В любом случае, я рад, что сейчас всё так складывается, — с улыбкой произнёс Даниила и, поднявшись со стула, подошёл к окну. — Ведь сейчас в империи…

Внезапно прогремел взрыв.

— Идиот! Говорили же осторожнее! — послышалось со стороны тренировочного поля. — Ты тут не один!

— Я не хотел… — стал мямлить второй голос в ответ. — Я случайно…

— Случайно он. Живо, позовите магов воды, а иначе тут к чертям всё сгорит!

— Да что б вас… — потёр я двумя пальцами переносицу.

— Ну ладно, может, и не так тихо, — с усмешкой договорил Рахманов. — Но зато мирно.

— Ага, пока наши новобранцы не разнесут всё к чертям, — поднялся я с кресла и прошёл к выходу.

— Ну, у них же ты есть. Так что пока, мы можем спать спокойно, — произнёс Даниила и направился вслед за мной.

(обратно) (обратно)

Татьяна АПРАКСИНА МИР НЕ МЕЧ

1

В этом Городе длинные зимы, в этом городе долгие ночи. Фонари освещают лишь малую часть улиц, и ночная дорога похожа на путь по шахматной доске — темное пятно, светлое, опять темное. Пешками скользят по обледенелым мостовым редкие пешеходы, вздрагивая и оглядываясь на шум, стараясь торопливо уйти подальше от приглушенного крика из подворотни. Там, всего в нескольких шагах от улицы, кого-то, наверное, грабят или насилуют. Но никому из одиноких пешеходов не приходит в голову прийти на помощь. Быстрее, быстрее прочь — и единственная мысль отражается на покрасневших от мороза лицах: как бы не поскользнуться. Прячут руки в карманы курток, нащупывая баллончики или электрошокеры, вцепляясь влажными от страха пальцами в заветные средства самообороны.

Витрины магазинов прикрыты стальными ставнями, а окна обитаемых этажей занавешены плотными шторами. Изредка теплый желтый луч выбивается из-за них, тая в кромешной тьме заоконного пространства. Подъезды здесь пропахли кошачьей мочой и кровью частых драк, страхом жильцов и плесенью, выедающей штукатурку. Стальные двери скалятся друг другу тремя-четырьмя замочными скважинами.

Что меня там ждет?

Воткнутая за зеркало в прихожей, дотлевает ароматическая палочка, но в квартире никого. Убогая древняя вешалка заполнена куртками и дубленками. Под ней в беспорядке разбросаны поношенные мужские ботинки, не меньше пяти пар. У самой двери стоит древний зонтик-трость, в углу навалены какие-то коробки и стопки газет. Больше ничего в крохотной прихожей нет — но и так не развернуться, даже мне. Раздеваюсь, прохожу в единственную комнатку хрущобы, осматриваюсь.

Здесь уютно, хотя всей обстановке лет тридцать, не меньше. Широкая тахта, кресла — глубокие и мягкие, с высокими спинками. Стенка поблескивает пыльным зеркалом из-за залапанного стекла. Лезу в один из ящиков. Он сплошь забит мелкой бытовой техникой — пяток фотоаппаратов, калькуляторы, mp3-плеер, пара обычных, еще какая-то ерунда, кажется, электробритва. В ящиках ниже — то же самое. Обычное дело. Выбираю mp3-шку посимпатичнее, сине-серебряную, проверяю — батареи свежие. Надеваю наушники, ложусь на тахту и засыпаю под свой любимый сборник «Нашествия».

Открываю глаза через несколько минут или часов — не знаю; словно включили или выключили прибор.

Комната изменилась. Точнее, это уже другая комната, гораздо выше уровнем. Сажусь, оглядываюсь. Мою кровать — широкую, низкую — отделяют от остальной комнаты ширмы с цветами и драконами. Стена обита серо-зеленым шелком, на полу циновки. Некий восточный стиль — я слабо разбираюсь в них. Встаю, оправляя тяжелый длинный халат, выглядываю за ширмы. Здесь гораздо просторнее и чище, чем было в комнате внизу. У дальней стены — два глубоких кресла, между ними низенький столик. Из ароматической лампы струится пряно-сладкий дым. Ваниль, пачули.

Прислушиваюсь — тихо. Где-то вдалеке, возможно, этажом выше или ниже, капает вода. Я на некоторое время замираю, считая про себя в такт звонким ударам капель о металл раковины, потом встряхиваюсь и понимаю, насколько же тут тихо. Непривычно. Даже с улицы не доносится привычного для Города шума. Забавно, но неестественно.

Ее выдает запах — не шаги и не шелест длинных рукавов платья. Тонкий аромат апельсина и корицы и еще чего-то, чему названия я не знаю, — сладковатый, прохладный, вкусный. Я не спешу обернуться, поддерживая игру. Вошедшей в комнату хочется верить, что она подкралась ко мне незамеченной. Пусть будет так.

Поворачиваюсь наконец. Высокая статная женщина в длинном темно-синем платье стоит в шаге от дверей. Распахиваю глаза — словно удивлен и даже слегка испуган. Она улыбается, кивает, протягивает руку для поцелуя. Пара шагов вперед, полупоклон. Подношу ее руку к губам. Кожа на тыльной стороне ладони удивительно гладкая и упругая. Выпрямляюсь, смотрю на нее. В золотисто-карих глазах — покой и тень усмешки. Длинные темные волосы уложены в замысловатую старинную прическу, лицо непроницаемо. О возрасте судить трудно — но молодой я бы ее не назвал.

— Приветствую, госпожа, — улыбаюсь я.

— Здравствуйте, юноша, — едва шевелит она полными губами.

Это, пожалуй, хамство. Я уважаю чужие игры до тех пор, пока уважают меня. Оглядываюсь. На маленьком стульчике около кровати сложена моя одежда. Я прохожу туда, сбрасываю халат и начинаю медленно одеваться. Дракон на ширме — длиннохвостый, усатый — ехидно смотрит на меня круглым глазом и улыбается зубастой пастью. Хозяйка апартаментов не отводит взгляда — я чувствую кожей, как она пристально смотрит мне в спину. Ну и пусть.

Широкие фланелевые брюки, рубашка, тонкий свитер с треугольным вырезом, твидовый пиджак. Терпеть не могу подобную консервативную одежду — но выбора нет, мое барахло трансформировалось под здешнюю моду. Я даже справляюсь с запонками, но вот галстук — это уже лишнее. Расстегиваю на рубашке верхнюю пуговицу. Сойдет и так. Не думаю, что от меня потребуется полное соответствие эталонам этикета.

Поворачиваюсь.

— Я готов вас выслушать. — Не «слушаю вас» и прочее, именно так. Мне, в общем, все равно, кем себя считает эта леди и сколько у нее подданных.

На не особо красивом, но освещенном внутренним достоинством лице ничего не меняется.

— Вас ждут, — отвечает она, и я понимаю, что выиграл очко.

Общество собралось в гостиной — две дамы в длинных платьях с кружевными воротничками, два джентльмена в таких же пиджаках, как у меня. Когда я вхожу, они оставляют свои забавы: дамы — пасьянс, джентльмены — негромкую беседу, и внимательно смотрят на меня. Мой расстегнутый воротничок явно напрягает всех. Почтенную компанию я приветствую лишь коротким кивком. Хозяйка указывает на кресло, я сажусь, закидываю ногу на ногу.

Здесь довольно темно — просторное помещение освещается лишь камином и свечами, расположенными в настенных подсвечниках. Лишь на столике для пасьянсов стоит еще один подсвечник. Деревянный, в форме негритянки, несущей на голове блюдо. Но вместо фруктов на блюде — толстая оплывающая свеча. На полу ковер, кресла неудобные — в них можно сидеть, только выпрямив спину. Темноватые портреты неизвестных мне персоналий развешены по стенам. Старая добрая Англия или что-то в этом роде, думаю я, разглядывая интерьер.

Третья завеса, определяю я. Публика мне не знакома. Даже не пытаюсь предугадать тему разговора — предпочитаю сюрпризы. Видимо, какая-то работа, справиться с которой под силу только мне. Или не только, тут же обрываю я себя. Может быть, меня было проще найти. В любом случае — это может оказаться интересным, и я соглашусь. А может — скучным, как физиономия лысеющего джентльмена напротив меня. Тогда я пойду своим путем.

Пауза явно затянулась. Кашляю, приподнимая бровь.

— Итак, слушаю вас.

— Молодой человек... — начинает джентльмен, с чьей шевелюрой все в порядке.

— Тэри, с вашего позволения, и никак иначе. И можно на «ты».

— Простите, Тэри. Так вот. Я хотел бы представиться. Меня зовут Николас. — «Сэр Николас», добавляю я в уме, потом смеюсь про себя: «сэр» Николас, кажется, не в курсе, что вежливее было бы сначала представить дам. — Это — Алекс, наших дам зовут Элен и Мэри. А наша уважаемая хозяйка дома — Эллис.

Николай, Алексей, Елена, Мария и Алиса, перевожу я это с викторианского на городской человеческий. Разумеется, каждый может взять имя по своему вкусу — если он не тенник или не Смотритель, как я. И варьировать его на любой лад — хоть Николас, хоть Николя... Но мне все это кажется излишне высокопарным.

— Очень приятно. А теперь я хотел бы услышать, зачем понадобился вам.

Опять повисает пауза. Я смотрю на дам, отложивших пасьянс и с неодобрением созерцающих меня. Им хорошо за пятьдесят, у обеих седеющие волосы подкрашены в голубоватый цвет. Нитка жемчуга на шее одной выглядит нелепо — мне всегда казалось, что жемчуг идет молоденьким девушкам, а в этом солидном возрасте стоит носить более солидные украшения. Видимо, у них иные представления об элегантности. Ну и ладно, мне-то что. Люди развлекаются, причем с претензией на аристократичность. Все лучше, чем хулиганье с первой завесы — я вспоминаю свое недавнее мелкое приключение и понимаю, что вот эти представления о жизни мне несколько ближе.

Как говорится, чем бы люди ни тешились — лишь бы Городу не вредили.

— Видите ли, Тэри... У нас возникли некоторые проблемы с соседями. И нам хотелось бы, чтобы вы поспособствовали...

Работа посредника? Причем на третьей завесе, где проблемы могут быть только с другими людьми? Какая скука! Неужели не могли найти себе другого примирителя?

Я выразительно зеваю.

— Давайте описывайте проблемы.

— Сначала я объясню. У нас здесь маленький клуб по интересам. Мы изучаем историю Города. Ведем записи — хроники, легенды, слухи... Мы изучаем Город и всех его жителей.

Изучают они, вздыхаю я про себя. Сидят на третьей завесе, где, конечно, хватает чудес и странностей, но ничего действительно необычного не происходит, — и думают, что здесь можно изучать Город. Видимо, мой скепсис отражается на лице, потому что Николас усмехается.

— Вы не думайте, что мы ограничиваемся только нижними уровнями Города. К сожалению, я сам не могу подниматься выше, но наши леди владеют этим искусством и нередко выбираются в другие места, и есть еще другие. К тому же мы часто приглашаем к себе в гости... разную публику.

— А я-то тут при чем?

— Один из ваших коллег, такой... резковатый молодой человек, посоветовал обратиться к вам с нашей проблемой.

Интересно, кто это мог быть и что таится под вежливым «резковатый»?

— Как его звали?

— К сожалению...

— Внешность? — спрашиваю я, и Николас переводит взгляд на даму с жемчужным колье.

— У него длинные волосы такого необычного оттенка... Очень светлые, — слегка жеманясь, произносит она и поправляет и без того идеально лежащий на груди воротничок.

Я смеюсь.

— Молодого человека зовут Альдо, и он не «резковатый», а отъявленный хам, так?

Дама слегка краснеет, кивает:

— Да, я бы не назвала его манеры достойными. Он был груб...

— Да, и он не посоветовал обратиться ко мне, а таким специфическим образом послал вас, мадам, подальше. Видимо, что-то помешало ему выразиться более точно.

Дама краснеет уже сильнее, берет со стола несколько карт и обмахивает лицо. Я удивляюсь — такое впечатление, что она действительно никогда в жизни не слышала грубого слова. После общения с Альдо? Удивительно. Неужели эти прошловековые манеры и ему помешали высказаться обычным образом?

— Ладно, оставим лирику. Чего вы хотите от меня лично и в чем состоят проблемы?

— Проблемы, как уже сказал Николас, с соседями, — вступает в беседу второй, тот, что с залысинами.

Голос у него хрипловатый, и говорит он резко. Этакий военный в отставке. Это хорошо. Надеюсь, он будет конкретнее в высказываниях, и мы перейдем от трепа к обсуждению проблем.

— Что за соседи?

— Семья вампиров.

Я дергаю себя за ухо, чтобы убедиться, что не ослышался. Семья вампиров на третьей завесе — это что-то новенькое. Им положено сидеть выше, куда выше. Но чем, интересно, эта самая семейка может помешать сему историческому клубу? Периодически отлавливает на лестнице посетителей, используя в качестве обеда? Ну и что с того? Законом Города позволяется.

Вампиры — единственная разновидность тенников, способная забираться так низко. Впрочем, остальные тенники не считают их за своих и пытаются доказать, что это отдельная раса Города. Мол, и ходят не там, где остальные, и вообще — «типичное не то». Однако мало кто верит в эту теорию: все признаки принадлежности к роду тенников налицо.

Но для чего этим надо забираться сюда, когда здесь они ограничены в способностях и чувствуют себя неуютно? Странные вкусы у этой семейки, ничего не скажешь.

— И в чем именно проблема?

— Их интересуют наши архивы.

Я роняю челюсть и уже с искренним интересом смотрю на собеседника. Он несколько раз кивает, соглашаясь с моим недоумением. Что им делать с архивами этой компании, когда у них есть куда больше возможностей собрать всю информацию самостоятельно? Или это любопытные, но ленивые товарищи. Читать хотят, а вот сами искать — нет?

— Ну и что? Пусть читают, в конце концов... Ума набираются, — улыбаюсь я.

— У них какие-то странные предрассудки. Они уже дважды вламывались сюда, уничтожали записи о вампирах Города, угрожали уничтожить и остальное, — поясняет Николас. — Они запрещают нам интересоваться этой темой.

— Ну так воспользуйтесь обычными средствами защиты. — Я пожимаю плечами, продолжая недоумевать, зачем я им понадобился. — Освященное серебро, святая вода... наложите на свои апартаменты парочку защитных заклинаний. Обычное дело...

— Мы уже сделали это, дорогой друг Тэри, — мрачно произносит отставной военный.

— И что же?

— Тогда они похитили одну из наших исследовательниц. Это молоденькая девушка, она не умеет драться...

— Я так понимаю, вы хотите, чтобы я забрал девушку, вразумил безобразящее семейство и настоятельно порекомендовал им больше так не делать? — уточняю я.

— Именно.

— Хорошо.

Работенку не назовешь трудной, хотя и приятной тоже не назовешь. Девушку-то я верну, это не проблема. Проблемой будет вразумление. Вампиры — существа упрямые и наглые, презираемые остальными тенниками за способ питания и глупость. К сожалению, это вовсе не древние и могучие создания, как в разнообразных романах. Так, городская гопота, не более того. И как всякая гопота, понимают только силу, причем в самом примитивном ее приложении. Кровь для них не является ежедневной насущной потребностью — одной жертвы хватает на несколько месяцев, да и убивают они крайне редко. Предпочитают пугать и издеваться. Те, кто в Городе давно, уже попривыкли к этой братии. Серебряной цепочки на шее или освященного ножа достаточно, чтобы отогнать хулиганов, а многие способны и без этих средств показать им, где зимуют раки.

Отчасти обидно, что наша местная кровожадная фауна столь далека от литературных и кинематографических своих образов. Никакой романтики — абсолютно.

Я поднимаюсь из кресла.

— У вас не осталось какого-нибудь предмета, принадлежащего этой братии?

— Один из них потерял перстень, — немедленно отвечает лысоватый. — Вот он.

Он достает из кармашка жилета и протягивает мне кольцо, сделанное в форме головы ворона. Дешевый металл, грубоватая работа. Хотя идея неплоха — клюв опускается на костяшку пальца, прикрывая ее. Подошло бы какому-нибудь металлисту, хотя и хулигану-вампиру тоже сойдет. Видимо, ребята молоды.

— Этого достаточно.

Меня провожает сама хозяйка, Эллис. Апартаменты у нее неслабые — мы идем несколько минут. Полутемные коридоры, тяжелые двери из дуба, высокие потолки. Довольно симпатичный интерьер, хотя, конечно, на любителя. Мне не нравится, но в единстве стиля хозяйке не откажешь — в доме нет ничего лишнего или инородного. Воздух немного спертый, припахивает дымом из каминов и плесенью. Это мне как раз нравится. Если бы здесь было свежо, как в офисе с мощным кондиционером, обстановка казалась бы менее естественной.

Дверь за мной закрывает самый настоящий швейцар или как там принято называть слугу в подобном доме. На нем солидный черный костюм с манишкой, в старомодные ботинки можно смотреться, как в зеркало. У него короткая борода с бакенбардами, аккуратно причесанные волосы — белоснежно-седые. Потрясающе, просто потрясающе, искренне восхищаюсь я. Интересно, где добыли такого сказочного слугу — это ж еще ухитриться надо. Клуб исследователей оказался забавным местечком. Нужно будет как-нибудь заглянуть на пару с Лааном, он большой любитель историй и легенд в отличие от меня.

Оказывается, это не квартира и даже не этаж в каком-нибудь большом доме. Целый особняк, стоящий в саду. Хорошо устроились леди и джентльмены. Вот почему было так тихо — до улицы добрых метров триста. Одноэтажный длинный дом с колоннами. Краска кое-где облупилась, и это придает дому очарование старины. Окна забраны восхитительными фигурными решетками. Одна явно была погнута — ее попытались восстановить, но кое-где узорчатая ковка — лилии и водоросли — помялась. Видимо, дело рук соседей-хулиганов. Тьфу, вандалы...

Из особняка ведет длинная аллея, усаженная липами. Вдыхаю нежный аромат полной грудью и понимаю — здесь лето. Внизу была зима. А здесь — цветут липы, идеально подстриженные газоны зеленеют под солнышком. Где-то журчит вода, видимо, за деревьями скрыт фонтан. Рядом беседка, думаю я. Здесь непременно должна быть беседка, поросшая плющом. И юные исследовательницы должны вечерами читать письма от поклонников, ожидая визита. Смеюсь. Вряд ли все настолько романтично. Но уголок тихого счастья для немолодых людей мне нравится.

Выйдя за ворота, оглядываюсь. Сжимаю в ладони кольцо. Острый клюв упирается в основание большого пальца, и я сминаю глупую игрушку, превращаю ее в комок металла. Чтобы взять след, этого достаточно. А кольцо противное, оно мне не нравится. Из тихого переулка я выхожу на широкую людную улицу. Центр, как я и ожидал. Только в центре есть такие переулочки с домами за заборами. Мне недалеко, от силы минут десять пешком. Сворачиваю в еще один переулок, оглядываюсь.

Двухэтажное старое здание явно ждет меня. Желто-зеленая краска, грязные окна, заляпанные побелкой, мрачное крыльцо с обколотыми ступеньками. Да уж, до пасторальной идиллии клуба этому домишке далеко. Какие жильцы — такой и дом, один из законов Города. Толкаю дверь, висящую на одной петле, вхожу внутрь.

Меня встречают — на лестнице сидит и сторожит молоденький паренек в потертой косухе. Увидев меня, он вскакивает, открывает рот. С ним я разговаривать не желаю. Резкий удар в подбородок, еще один — в висок. Пусть полежит, отдохнет. Не того полета птица, чтобы с ним беседовать.

Первый этаж явно нежилой. Поднимаюсь по грязной лестнице. Чего на ней только не валяется — банки из-под пива, фантики, коробки от пиццы, прочий мусор. Даже два разных носка и сломанный штопор.

Пытаюсь сообразить, зачем бы этой компании ссориться с клубом. Судя по всем приметам, здесь живет вполне обычное быдло. Какое им дело до собирающих сведения? Нужно будет выяснить. Это — самое любопытное во всем деле. Я понимаю, почему историки не обратились к местной милиции — работает она сугубо по настроению, когда в голову взбредет, вампиров побаивается и связываться с ними не хочет. Нужно ведь устраивать силовую акцию, штурмовать это здание... Я смеюсь. Что тут штурмовать? Даже эти, из клуба, могли бы навести тут порядок. Впрочем, к ним бы пришли с ответным погромом. Если нет сил довести дело до конца — не связывайся. Довольно мудро.

На втором этаже — четыре двери, по две с каждой стороны. Из-за одной доносится шум: слушают радио, приемник ловит плохо, поэтому музыка перемежается скрежетом помех. Впрочем, музыке этой ничего не страшно, и приемник даже неплохо подражает запилам металлиста. Девушку, кажется, держат в другой комнате — я чувствую ее запах, разительно отличающийся от вони из-за соседней двери. Сейчас она спит. Ну и ладно. Ее забрать я всегда успею.

Дверь я открываю ногой, и она резко ударяется о стену. Не слишком я люблю всю эту показуху для крутых героев, она мне кажется смешной. Самое место ей в фильмах. Но в некоторых случаях нужно действовать именно как в дешевых боевиках. Если твой собеседник мыслит именно так.

В комнате стоит продавленный диван, обеденный стол и два стула. Удивительно грязно. По углам навалена одноразовая посуда, валяются все те же коробки от пиццы, пивные банки и бутылки, шмотье. Венчают картину порванные женские трусы у двери. На диване сидят двое парней, за столом — парень и девица. Приемник стоит на подоконнике. Розетка, в которую он включен, наполовину вывернута из стены. Воняет перегаром, полными бычков пепельницами и немного — травой. Видимо, курили вчера. Сегодня пьют пиво и жрут очередную пиццу.

На меня не оглядываются. Видимо, открывать двери ногами здесь принято, и они подумали, что это тот, что сидел внизу. Прохожу, выдергиваю приемник из розетки. Только тогда они вскидываются. Я провожу ладонью по подоконнику, стряхиваю пыль и пепел, усаживаюсь на него. Четыре рожи ошеломленно смотрят на меня. У девицы глаза и губы обведены красным карандашом. Смотрится это в сочетании с длинными сальными волосами премерзко, но не страшно. Двух парней на диване я отметаю сразу — мелочевка, а вот тот, что сидит с бутылкой пива у стола, выглядит чуть постарше и посообразительнее. Он даже симпатичен, смотря, конечно, на чей вкус. Длинные волосы, борода, байкерский прикид, характерная для вампиров алая радужка. Но физиономия правильная и, кажется, умытая с утра. Явно главный в этой компании. Папаша, если пользоваться жаргоном. Семьями называют сложившиеся банды вампиров, где есть вожак и внутренняя иерархия. Кажется, они действительно считают себя семьей, хотя о родстве речи не идет.

— В чем дело? — спрашивает он и неспешно выливает в глотку остатки пива, кидает бутылку себе за спину.

Движения у него ленивые, вялые. Легендарные вампиры боятся солнечного света. Наши — нет. Серебро и святая вода для них опасны, но нужно утопить вампира в этой святой воде, чтобы он умер. Я, конечно, утрирую — она наносит очень тяжелые ожоги, но все равно таких количеств под рукой никогда не оказывается. Гораздо проще свернуть шею, зарезать, словом — обойтись как с обычным человеком, но учесть феноменальную способность к регенерации. Однако никакая способность не помогает прирастить отрезанную голову. И еще — они почему-то не возвращаются, никогда. Не знаю почему.

— Ты кто такой? — интересуется глава местной банды, привставая.

— Разуй глаза, все увидишь.

Вампир присматривается, щурит алые глаза и садится обратно на стул. Видимо, последовал моему совету и понял, что лучше не связываться. Остальные ждут отмашки от вожака, чтобы броситься в драку, но он не подает сигнала, и троица сидит на своих местах, недовольно разглядывая меня.

Только законченный идиот будет связываться со Смотрителем, да еще и на третьей завесе. Бородатый на идиота не похож — он достаточно смышлен, чтобы не доводить ситуацию до прямой стычки. Даже если я и не преуспею в мордобое один на четверых — а я и не планирую, рассчитывая договориться миром, — я вернусь, и вернусь с парой товарищей. И этот день станет последним для банды. Они это знают. Я тоже.

— У меня к тебе вопрос, — говорю я, созерцая, как размышления и догадки отражаются на физиономии вожака. — Чем тебе не угодили эти историки?

— Лажи много пишут, — морщится вожак.

— Несерьезно, — отмахиваюсь я. — Мало ли, кто про кого пишет. И что пишет. Это не повод безобразить столько времени.

— Для кого не повод...

— Слушай, чувствительный ты мой! Они про тебя что-то не то написали? Приди и расскажи, как на самом деле все было. Зачем погром устраивать? Зачем девиц воровать?

— Да кто ее воровал? Она сама захотела поговорить...

— И поэтому дверь заперта снаружи. Чтоб не передумала. Заканчивай сказки сочинять. Тебе кто-то присоветовал на них наехать?

Вожак чешет в бороде, потом за ухом. Я угадал. Сейчас он размышляет, стоит ли мне об этом рассказывать.

— Да была тут одна кукла. Попросила разобраться.

— Чем они ей не угодили?

— Да я не вникал. То ли про нее написали, то ли она написала. Ну, показала мне пару бумажек про нас. Ну, мы и пришли к ним. А они развонялись — чего ходите, чего плюете... тут не стойте, там не прыгайте.

Вникать, что за «кукла» и что не поделила бывшая участница клуба или не участница вовсе с леди и джентльменами, мне не хочется. У всех свои разборки. Странно, что мне не сказали об этом сами господа историки.

Вряд ли они не догадываются, откуда произрастают их беды. Ну что ж — не сказали и не сказали. Меня попросили освободить девушку и решить проблему с семейкой. Это я и сделаю. А если коварный враг натравит на них еще кого-то, это уже проблемы клуба. Излишняя скрытность никому не идет на пользу.

— Ну так вот, слушай сюда. Девушку я заберу. Развлекаться с ними дальше категорически не советую. Услышу, что вы не успокоились, — вернусь. И разговаривать уже не буду — буду бить. Все ясно?

Вожак некоторое время размышляет, прикидывает перспективы и нехотя кивает.

— Да ясно... вот суки, сами побоялись — защитничка нашли...

— Видишь ли, дорогой мой. Это Город. И защитничка здесь найти не так уж и сложно. Ты еще порадуйся, что они позвали меня, человека тихого, мирного. А не охотников за вампирами с шестой завесы. Есть там такая милая тусовка...

Вожак краснеет до самых бровей, сжимает губы и выпучивает глаза. Кажется, я наступил ему на больную мозоль. Видимо, банда удрала как раз от этих охотничков. По правде говоря, вампиры и охотники стоят друг друга. И те, и другие — отъявленные отморозки. Но если вампиры — простое безыдейное хулиганье, гонимое на большинстве завес, то охотники — люди с идеями. Они, видите ли, очищают Город от нечисти. Глупые дети, насмотревшиеся глупых фильмов...

— Вот видишь, какие они приличные люди. Другие бы давно уже именно туда настучали. Ты думаешь, охотники так низко не спускаются? Ошибаешься. Ровно до тех пор, пока не знают, что вы здесь. Вот и сидите, как мыши под веником, не отсвечивайте. Все ясно?

— Да ясно, ясно... Да мы чего, мы, в общем, так... побаловаться.

— Баловаться надо осторожно, — улыбаюсь я.

Слезаю с подоконника, подхожу к вожаку и протягиваю ему руку. Он вполне заслужил нормального обращения. Не полез на рожон, не стал угрожать или спорить. Надеюсь, это не показное согласие. Если что — я вернусь. Они это знают. Я — существо злопамятное, настырное, словами бросаться не привык.

Пожатие у вампира крепкое.

— Пойдем, откроешь замок.

Дверь можно было бы выбить, и слабенькая сеточка защиты меня бы не остановила. Но у меня нет ни малейшего желания унижать папашу-вампира в его собственном логове. Для внушения вполне достаточно часового, с которым я не стал играть в вежливость. А этот, пожалуй, лучше поймет, если я буду обращаться с ним корректно.

Смотрю ему в спину — он на голову выше меня, широкоплечий, хорошо сложенный. И, судя по манере речи, не так прост, как прикидывается. Интересно, почему его вообще потянуло в вампиры. Такие парни обычно мечтают о другом. Этот же выбрал сомнительный путь кровососа. Город знает, почему и как. Вампиризм — не заразное заболевание, при укусе не передается. Нужно очень хотеть стать именно вампиром, попадая в Город. А потом уже невозможно выбрать другой путь. Каждый получает по желаниям своим...

Легким жестом парень снимает собственную охранную сеточку. Я отмечаю, как изящно и небрежно у него это получается. Пальцы — забавно, с короткими и чистыми ногтями, — собираются в щепоть, откидывают тонкую нить, опутывающую замок. Не слишком-то характерно для этой породы.

Девушку поместили в такую же комнату, только грязи здесь поменьше. Замусоленный диван с подушкой, на стене прилепился умывальник. Эту деталь интерьера явно добавила пленница — в бывшей жилой комнате ему делать нечего. Прикидываю, почему девушка не удрала, открыв окно, потом замечаю на нем охранную «паутину». Окно девушка просто не смогла ни разбить, ни открыть.

— Сам делал? — киваю я на «паутинку».

— Угу, — кивает вожак.

— И это на третьей завесе... Такие бы таланты — да в мирных целях.

Нужно запомнить этого папашу, думаю я. Его семейка не представляет никакого интереса, а этот — явно не без способностей. При необходимости можно будет к нему обратиться.

Смотрю на девушку — вид у нее не особо-то замученный. На шее синяк — ну да, крови попили, но не слишком. Скорее пугали, чем утоляли голод. Да и какой голод, когда у них коробками от пиццы весь дом завален! Личико и руки исцарапаны — ну да, отбивалась. Кажется, ничего более страшного с ней не произошло. Вопреки слухам вампиры вовсе не обременены сексуальными желаниями. Симпатичная девчонка, если умыть и подлечить царапины. Темные волосы, большие голубые глаза, курносый носик. На личике торжество вперемешку с негодованием. Она презрительно кривится, глядя на вожака, но молчит. Тот тоже не говорит ни слова, стоит набычившись. Видно, что ему обидно так вот запросто расставаться с жертвой, которую можно запугивать и унижать.

— Пошли, — беру я девчонку под руку, понимая, что пантомима может и затянуться.

Мы выходим на улицу. Парень, которого я ударил на лестнице, уже очухался и уполз куда-то. От девушки неприятно пахнет немытым телом, жирными волосами.

Кисловатый человеческий запах. Я его не люблю, поэтому сразу выпускаю ее локоть и отхожу на шаг. Она, конечно, ни в чем не виновата — ее несколько дней продержали взаперти и в ванную не отпускали. Но мне все равно не очень-то хочется стоять с ней рядом. Свое дело я сделал.

Сую руку в карман — там словно по заказу находятся деньги. Впрочем, почему словно? Смотритель я или кто? Довожу девушку до улицы. Пока я ловлю машину, она молча стоит рядом со мной. Мордочка обиженная, недовольная. Не знаю, чего она хотела, как представляла свое освобождение. Может быть, я должен был ворваться аки ангел карающий с сияющим мечом в руках? Вот еще, не было печали.

— Передай своим, что они больше не будут вас трогать. Если же рискнут продолжить — зовите сразу.

Ну вот, теперь я дал обещание помогать им, понимаю я. Ох, Город побери, данное слово придется держать. Слово Смотрителя — не пустой звук. Те, кто посообразительнее, как «резковатый» Альдо, предпочитают его просто не давать никому и ни по какому поводу. На меня же иногда находит такая доброта. Но тишина и благолепие особняка мне понравились, да и жалко этих чуточку смешных немолодых людей, играющих в викторианскую Англию. Тихие чудаки в тихом доме — это забавно и куда приятнее банды хулиганов в прокуренной помойке. Впрочем, больше всего мне понравилась липовая аллея, понимаю я, идя вдоль широкой улицы.

Какой только ерундой не приходится заниматься, вздыхаю я. Захожу в ближайшее кафе. Здесь тоже полумрак, и в обстановке есть что-то от особняка историков. Та же старинная мебель, свечи и портреты по стенам. Играет тихая классическая музыка. Я ее не люблю, но другая здесь разрушала бы очарование обстановки. Тяжелый стол из темного дерева не покрыт скатертью, только постелена льняная салфетка. Со вкусом обставлено, ничего не скажешь. Кроме меня, никого нет — это странно, выглядит-то заведение очень хорошо.

На официантке — длинное платье и кружевной передничек. Очень мило. Видимо, будучи под впечатлением от недавнего визита из всех вывесок на улице я выбрал именно эту. Ну что ж, интересно, как здесь кормят.

Девушка приносит меню, я долго и придирчиво его изучаю. Для кафе на четыре столика выбор блюд кажется удивительным. Наконец я выбираю — салат с фасолью и брынзой, рыбу холодного копчения, мясо по-французски с капустой брокколи, вишневый сок и чашку горячего шоколада. Может быть, не самый гурманский набор. Но я и не претендую на почетное звание гурмана. Люблю мясо, овощи и соленую рыбку. Простые вкусы.

Заказ мне приносят очень быстро. Все замечательно вкусно. Тарелки красивые — желтоватый тонкий фарфор с темно-синим рисунком. Джентльмены на охоте, обнаруживаю я, доев мясо. Ем я быстрее, чем стоило бы, — скорее как в экспресс-кафе, чем в таком приятном заведении. Ничего не поделаешь — привычка быстро поглощать пищу, даже самую вкусную, въелась в меня накрепко. Горячий шоколад изумителен — густой, почти не сладкий. Допивая последний глоток, я чувствую себя вознагражденным за попадание на эту завесу. Подумаешь — всего-то мирный разговор с хулиганами, признающими авторитет и силу Смотрителей. Возникни у клуба проблемы с обычной компанией подростков-людей, пришлось бы приложить куда больше усилий. Об устройстве Города они зачастую не знают и знать не хотят, особенно в таком низу. Там не обошлось бы без банального мордобоища. Здесь — все мирно, спокойно. Хорошо иметь дело с осведомленными людьми.

Мне повезло.

Расплатившись — здесь в ходу забавные яркие купюры с радужными узорами и металлическими нитями, — я выхожу на улицу. Шум машин в первую минуту оглушает, потом я привыкаю. Думаю, чем бы себя развлечь. После сытного обеда мыслей нет. Хорошо бы посидеть в сквере или сходить в музей. Здесь должны быть забавные музеи, в которых выставлены всякие причудливые диковины. Однажды я угодил на выставку столовых приборов — и там их оказалось не меньше пары тысяч. Старинная вилка размером с хороший кинжал, с двумя остро заточенными зубцами мне понравилась особенно. Видимо, ее можно было использовать и в застолье, и в драке, которая после него следовала.

Я чувствую зов. Под ложечкой тянет, все дела кажутся неважными. Зов шелестит мягким шелком, опутывает дремой. Меня приглашают наверх — и приглашают настоятельно. Отказываться не стоит. Я сижу на лавочке в парке — это не самое подходящее место, но искать более уютное времени нет.

Мне необходимо пройти за последнюю завесу, а для этого нужно заснуть, хорошо представив себе, куда должен попасть. Только куда — никогда не угадаешь, кем и как. Но это не так уж важно.

Прикрываю глаза, сосредоточиваюсь. Дрема приходит легко и мягко, словно серая кошка усаживается на колени. Снов я не вижу.

Никогда.

(обратно)

2

Я просыпаюсь от того, что кто-то бесцеремонно плюхается рядом и локтем придавливает мои волосы. Не открывая глаз, тяну носом. Корица, бергамот, анис. Этот букет не перепутаешь ни с чем. Собираю пряди в кулак, высвобождаю — просить Лаана убрать руку или подвинуться бесполезно. Подвинется так, что отдавит вдвое больше. Он обнимает меня, прихватывает губами мочку уха. Трусь щекой о его подбородок — борода колется, это забавно. Зеваю и, наконец, открываю глаза.

— Соня, — смеется Лаан, — заспалась, ничего не услышала.

— Ну, тебя не проспишь, увалень.

Смотрю на него, лежащего рядом, подперев голову кулаком. Здоровенный мужик, всегда веселый и посмеивающийся в бороду. Приятная картина. Один из моих коллег Смотрителей. Его я люблю больше всех.

— Остальные тоже тут? — интересуюсь я, зевая.

— Да, кроме двоих.

— Кого нет?

— Витки и Лика.

Значит, помимо меня и Лаана — только двое. И состав нашей дружной компании говорит о том, что придется кого-то бить или что-то ломать. Три бойца, один связующий — ну что хорошего можно сделать в такой милой компании? Ничего, разумеется.

Наверху и спросонок у меня всегда ворчливое настроение, голова раскалывается. Смотрю в потолок, присвистываю изумленно — он выкрашен в черный цвет, и белым набрызганы созвездия. Можно даже угадать несколько. Полоса Млечного Пути проходит из угла в угол. Оригинально. Мне нравится. Жаль только, эта красота недолговечна.

— Какие новости, какие сплетни? — вяло интересуюсь я.

— Новость одна: привалила работа. От нижних. Приходил курьер, просил всех собраться.

— В чем дело-то?

— Да не знаю пока, он еще не вернулся. Хотя... — Лаан прислушивается, глядя поверх моей головы. — Кажется, пришел уже.

— Ну и славно, пойду водички глотну. Приходите, что ли, на кухню...

Выбираюсь из медвежьей хватки, шлепаю по длинному светлому коридору. На кухне все сверкает и блестит, местами — свежими царапинами на белой эмали бытовой техники. Евроремонт со следами разгильдяйства. На плите потеки и пригорелые разводы, кто-то готовил, и блюдо убежало. Кажется, это был борщ. Если борщ — значит готовила Витка. Если убежало — значит подогревал кто-то другой. С отвращением смотрю на темно-бурые пятна. Неужели трудно убрать за собой? Отворачиваюсь, пытаюсь сообразить, где сегодня стоит посуда. Через полминуты, когда я начинаю копаться в шкафчике над плитой, она уже выглядит совершенно чистой.

Минут пять уходит на поиски стакана, потом я сдаюсь и пью прямо из фильтра. Вода, как и следовало ожидать, безвкусная и припахивает какой-то химией. Но спросонок пить хочется нестерпимо, вдобавок отчетливо ощущаю набухшие под глазами мешки и тошноту. Похмелье? Все может быть. Не помню ничего абсолютно.

На столе валяется полупустая пачка хрустящих хлебцев. Интересно, кто из наших красавцев решил сесть на диету? Или это квартира наша так подшутила? Иногда тут случается — в холодильнике обнаруживаются только фрукты или диетические продукты. Или мясо никому не известных животных, о котором мы потом долго спорим, была это зайчатина или какая-нибудь капибара. Впрочем, Хайо способен приготовить и капибару, и крокодила так, чтобы было вкусно. Мясо он готовит так, что закачаешься.

А еще — если невмоготу, как хочется совершенно конкретной вкуснятины, ее всегда можно найти в холодильнике или шкафчике для продуктов, как бы они на сей раз ни выглядели. Мне сейчас хочется соленого огурца. Крепенького, упругого огурца, засоленного не абы кем и абы где, а умельцем и непременно в бочке. Открываю холодильник — и огурчик к моим услугам. Даже два. Лежат на тарелочке с голубой каемочкой.

Я смеюсь. Город разумен и иногда проявляет чувство юмора, понятное и нам.

К сожалению, не всегда. Я имею в виду — не всегда понятное.

В комнате напротив той, где я проснулась, начинают спорить — громко, взахлеб. Слов не разобрать, но, судя по голосам, сейчас случится драка. Спешно дожевываю свой огурец. С фильтром в руке отправляюсь туда — если что, пригодится, охладить кого-то из драчунов. И без этих глупостей у меня болит голова.

Так и есть — двое Смотрителей прижали к стене тощего растрепанного мальчишку-тенника. Но если приглядеться — все не так просто. Ладонь тенника лежит на плече Альдо, и отливающие металлом когти упираются в артерию. Зато второй Смотритель, Хайо, приставил к боку тенника перочинный нож. Тот не дергается — видимо, известно, что нож у Хайо освященный. Комната почти пуста — несколько поваленных мольбертов на полу да стол с парой яблок и полотенцем. Лаан, дружочек мой сердечный, стоит у ближней стены и с интересом смотрит на драку.

Я тоже смотрю — то на скульптурную композицию «патовая ситуация», то на безмятежную физиономию Лаана. Чтобы сделать что-нибудь, нужно успокоиться. Хорошо успокоиться. Потому что руки вибрируют от ярости, и кажется, что подгибаются колени, что я не могу и рта открыть. Нужно глубоко вздохнуть — раз, три, пять, и тогда голос не сорвется и не обернется неубедительным хрипом.

— Сейчас я хлопну в ладоши, и все опустят руки и отойдут друг от друга на шаг. — Выговаривая слова, я чувствую, как дрожат от ненависти ко всем ним губы, но мне удается сказать так, чтобы меня услышали все трое.

Хлопок.

Хайо действительно убирает руку и отступает на шаг, тенник сжимает пальцы в кулак, пряча смертоносные лезвия, и в этот момент Альдо со всей силы бьет его кулаком в живот.

Нет, не кулаком. Я вижу поблескивающий на пальцах металл.

Кастет. Серебряный.

В течение следующих секунд происходит масса событий. Лаан срывается с места и, схватив за плечи, оттаскивает Альдо, Хайо замахивается, желая ударить Альдо в подбородок, но тот резко опускает голову, и удар приходится Лаану в нос. Увалень Лаан рычит сквозь зубы, но не разжимает руки, зато Альдо, повисая, вскидывает вперед ногу и попадает Хайо в пах. В это время тенник медленно сползает по стенке, держась за живот и издавая невнятное поскуливание. Хайо складывается пополам, держась за причинное место, и падает на пол поверх тенника. Альдо же бьет Лаана затылком, второй раз попадает по носу, тот разжимает объятия, поскальзывается...

... и поверх него падает Альдо.

Получивший от меня фильтром по голове. Полтора литра воды в прочном пластике оказались вполне солидным аргументом.

Все лежат на полу. Лаан размазывает по лицу кровь. Нос, скорее всего, сломан. Альдо отрубился, поэтому его силуэт постепенно становится прозрачным, и виновник всего безобразия покидает нас на какое-то время. Хайо и тенник лежат друг на друге, нимало друг другом не интересуясь. Только я стою со своим оружием массового поражения в руке и медленно подбираю цензурные слова.

— М... олодцы, господа Смотрители. Просто законченные молодцы!

Да уж, если нашу славную компанию и можно назвать дружной, то вот слаженной и хорошо организованной — едва ли. Анархия, которая никак не разродится порядком, классический случай.

Клинический, можно сказать.

Подхожу к когтистому мальчишке, приседаю на корточки, глажу его по пепельно-серым встрепанным волосам. Он косится на меня желтым глазом — настоящий волчонок. Отталкиваю когтистые руки-лапы от живота, за который он ухватился, несколько раз с нажимом провожу рукой — по часовой стрелке и обратно.

— Отпустило?

Волчонок кивает.

— Ну тогда будь умницей, посиди тихонечко.

К этому времени Хайо разгибается и садится на полу, глядя на меня двумя очень разными глазами. С правым все в порядке — узкий, темный, серьезный. Второго же почти не видно за свежей опухолью, явным следом чьего-то кулака.

— Это кто тебя?

Хайо молча кивает на тенника, тот втягивает шею и прячет подбородок в ворот куртки. Встаю, иду в ванную, беру полотенце и смачиваю его в ледяной воде, возвращаюсь, вытираю Лаану лицо и сооружаю компресс. Лаан сидит, прислонившись к стене, запрокинув голову и вытирая краем полотенца текущие из глаз слезы. Удары в нос болезненны и вызывают слезотечение, вспоминается мне какое-то пособие по самообороне. Несмотря ни на что, вид у Лаана спокойный и дружелюбный. Как всегда. Краем глаза он следит за мной.

Мне хочется его стукнуть — за то, что стоял и смотрел и не остановил драчунов. Тоже мне повод для любопытства! Впрочем, вряд ли дело в любопытстве. Лаан просто слегка ленив и вмешивается, только если дело действительно того стоит. Мелкую стычку он явно не считает поводом для применения своих атрибутов миротворца — кулаков.

— Хайо, что вы тут устроили? Зачем?

— Он пришел, — кивок на тенника, — без спроса. Из стены вылез.

— Я говорить пришел... — бухтит волчонок.

— Ну и Альдо к нему пристал. Как обычно. — Можно не пояснять, все знают, что Альдо ненавидит тенников. Сами тенники тоже знают. — Ну, сначала он кулаками отмахивался. Хорошо так отмахивался. В общем, смешно было. В глаз вот мне засветил. По-честному, в общем. Потом Альдо ему подножку поставил и решил по полу повалять. А он подпрыгнул — и когтями. Ну и все.

В глаз засветил? Хайо? Чудные дела творятся в Городе. Или Хайо решил сыграть с мальчишкой в поддавки, за что и огреб? Тенники — ребята шустрые, скорость их реакции непредсказуема. Иной доходяга может вдруг продемонстрировать такую быстроту движений, что остается только позавидовать. Ладно, Хайо, кажется, синяком только доволен. Нечасто ему попадаются достойные спарринг-партнеры, вот он и пытается поиграть с кем попало.

— А за что ты Альдо?

— А за все. — Тут тоже можно в подробности не вдаваться: что Хайо большой поборник справедливости — знают все. Как в понятия о ней укладывается давняя дружба с главным скандалистом Города — тайна.

— Ясненько. Молодцы. Пошли в кухню, чай будем пить.

Лаана приглашать дважды не нужно — он бросает полотенце, обгоняет меня и начинает стучать посудой так, что слышно и здесь. Хайо поднимается и протягивает мальчишке руку. Тот смотрит на руку, в лицо Хайо, потом поднимает глаза на меня. Я выразительно хмурю брови и делаю страшные глаза. Тенник соизволяет принять руку, встает и начинает отряхиваться с таким видом, будто его костюму беспризорника могло повредить лежание на нашем полу.

Жду пару минут, потом не выдерживаю — тоже мне чистюля выискался.

— Пошли, пошли...

Я замыкаю шествие, надеясь, что смогу расслабиться. В отсутствие Альдо, редкостного красавчика, изрядного подлеца и уникального истерика, это представляется вполне реальным. А скорого возвращения белобрысого ожидать не стоит. Скорее всего его выбросило на одну из первых завес. Но даже если и нет — на путь сюда ему потребуется несколько часов.

Терять сознание на верхней завесе не рекомендуется.

Особенно — от удара по голове. Временное исчезновение гарантировано.

И мы пьем чай, заваренный Лааном, — с корицей, имбирем и гвоздикой и, по желанию, с красным вином. Хайо подливает вина больше, чем заварки, и кипятком пренебрегает. Я таких крайностей не люблю, пью, как делает сам Лаан — пару столовых ложек вина, на два пальца заварки, остальное — вода. Не кипяток, немного попрохладнее. По мнению бородатого любителя чая, кипятком заваривают только варвары. А люди, мало-мальски смыслящие в чаепитии, пользуются слегка остуженной водой.

Сходимся мы с ним в одном — чай с сахаром пить нельзя. Это уже не чай и не сахар, а сладкая бурда. Впрочем, Хайо эти наши представления по барабану. Хотя вот кому бы пошло соблюдение всех правил чайной церемонии, так это ему. Темноволосого, скуластого и слегка раскосого Хайо легче всего представить в каком-нибудь чайном домике, облаченным в японские одеяния и с парой мечей, лежащих неподалеку.

Внешность порой обманчива — он дерется врукопашную, стиль борьбы некий смешанный. Он всегда готов рассказать, откуда тот или иной прием, но у меня в голове все это задерживается плохо. Да и искусство Востока Хайо вовсе не привлекает. Его основные увлечения — мотоциклы и парапланы.

Из сладкого — чернослив, нафаршированный грецкими орехами в меду, и шоколадные вафли, тоненькие и хрустящие. Тенник аж облизывается и на правах несправедливо обиженного дважды протягивает кружку за новой порцией чая. Обычно тенники не очень-то жалуют пищу людей. Да и крепкие напитки у них сугубо свои — на мой вкус, редкая дрянь. Но этот — из клана верхних, видно сразу. Они меньше отличаются от нас.

Допивая вторую кружку, я поворачиваюсь к нашей жертве и спрашиваю:

— И о чем же ты пришел говорить, камикадзе?

Мальчишка хмурится и, сложив губы трубочкой, всасывает чай. Натуральный беспризорник...

— Ну, как хочешь.

— Про метро.

Хайо закатывает глаза и тихо стонет. У меня тоже пропадает аппетит.

— Что с метро?

— Нужно чистить синюю ветку. Всю, повдоль.

— Ай, спасибо, хорошо, положите на комод... — напевает Лаан, усмехаясь. Нос у него уже пришел в совершенно нормальный вид — напрасно я думала, что сломан. На этом медведе все заживает, как на... допустим, на собаке.

— Хорошо, скоро займемся.

— Какое скоро? — заводится с пол-оборота ребенок. — Вы туда спуститесь, б... блин!

— Горелый.

— Что?! — Тенник поворачивается ко мне, в желтых глазах совершенно человеческого разреза, но без белков, пульсируют кошачьи зрачки.

— Блин, говорю, горелый. А также кочерга. Ядреная. Мы тебя услышали. Тебя кто послал, староста нижних?

Тенник аж давится вафлей от моей проницательности. Интересно, где достали такого молоденького мальчишку. И зачем. И с какой поры нижние вот так вот по-простому отправляют к нам курьеров с ценными указаниями. И кого звать на зачистку, дело грязное, муторное и неблагодарное. Много интересного принес малолетний когтистый тенник. Или я как-то проснулась в неполной памяти?

— Вот что, любитель блинов. Допивай чай и отправляйся к своим, скажи — все сделаем. На Альдо обиду не заковыривай. Он, конечно, сволочь — но он ветку чистить и будет, сам знаешь.

— Мне велели с вами пойти.

— Зачем? — Брови Хайо ползут вверх, скрываются под челкой, там и остаются. У него вообще очень выразительная физиономия, и рожи он строит мастерски. Сейчас на его лице написано горькое сожаление о том, что Хайо не позволил белобрысому обидеть тенника так, что тот смылся бы. Тенник, разумеется. Альдо мы как-нибудь переживем.

— Я слухач, — гордо заявляет мальчишка.

Я приглядываюсь к нему — тощий, долговязый, в затрепанной одежонке не по размеру. Возраст, конечно, не определишь, но по нашим меркам — лет пятнадцать. Мордочка с острыми чертами слегка чумазая, но очень симпатичная. Длиннющие нечеловеческие пальцы, когтей сейчас почти не видно, только самые краешки. Волчонок с кошачьими лапами. Забавная зверушка и живучая, на первый взгляд. Но тащить его на зачистку?

— Как тебя зовут?

— Кира, — отвечает тенник.

Повисает многозначительная пауза. Про Киру-слухача мы слышали множество легенд, баек и сплетен. Весьма лестных, надо сказать. Самого ни разу не видели — слишком деловой он был, не снисходил до нас. И уж никак в них не вписывался строптивый подросток вида «я начал жизнь в трущобах городских». А имена у тенников не повторяются — прописная истина.

И чужим именем назваться не посмеет никто.

— Да нет, не можешь ты быть тем самым Кирой, — лениво говорит Лаан.

— Я? Да, блин... — взвивается мальчишка, подскакивает, роняя кружку.

— Горелый. — Хайо усмехается. — Ну и куда с тобой таким идти? Дергаешься, как блохастый.

— Не верите — идите сами. — Кира вспоминает про профессиональную часть и садится, демонстративно медленно поднимая кружку и водружая ее на стол. — Вот я посмотрю, что от вас оглоеды оставят...

Меня пробирает дрожью, Хайо приоткрывает рот и так и застывает.

— Еще и оглоеды. Все лучше и лучше, — басит Лаан. — Радуешь ты меня, дитя городских джунглей.

— Ну а я про что...

— Ладно, Кира. Если ты не будешь драться с Альдо и вообще дергаться, пойдешь с нами. А сейчас — пойдем-ка со мной, пошепчемся, — говорю я.

Тенник покладисто идет за мной в комнату напротив студии. Сейчас это здоровенная, квадратов на сорок, гостиная. Кожаные кресла, широкий диван, всякая прочая европейского вида мебель, на стенах какие-то гобелены, икебана...

Я сажусь на диван, смотрюсь в зеркальный шкаф напротив. Круглая физиономия, длинные светлые волосы, джинсы и белый свитерок в облипку. Забавно. Черт лица мне не видно — далеко, но это и не самое интересное. Нос, рот, глаза на месте — и достаточно. Тенник усаживается рядом, вплотную, и кладет лапу мне на бедро. Рука горячая — чувствуется даже через плотную ткань. Поворачиваю к нему лицо — он усмехается, демонстрируя тонкие острые кошачьи зубы, наклоняется, прижимает лоб к моему виску.

Тепло. От него пахнет морской солью.

Не такой уж он и юный, слухач Кира. Я удивляюсь, как ловко он нас всех провел, притворившись мальчишкой. Или не притворившись — среди тенников есть и те, кто меняет не внешность, но возраст. Сейчас это — взрослый, уверенный в себе мужчина. Даже слишком, пожалуй, уверенный — рука уже у меня на плече, и пальцы спускаются по груди, а зубы прикусывают шею.

Я вздрагиваю от удовольствия, потом смотрю на настежь открытую дверь.

— О чем шептаться-то будем, — мурлычет он, опрокидывая меня. — О делах?

— Дверь закрой, войдут...

— Не войдут. — Обе лапы уже под моим свитером, когти царапают соски, и мне это нравится. — Не дергайся...

Ехидна, кошара паршивый, ругаюсь я про себя, но закрываю глаза и притягиваю его к себе.

Через сколько-то минут — или часов — бешеной скачки мы откатываемся друг от друга, насколько позволяет диван. Я облизываю искусанные губы и с трудом сдвигаю бедра, ощущение такое, что по мне проехался поезд. Когтистый и зубастый поезд с хорошей потенцией. Кира валяется на боку, смотрит на меня — опять выглядит совсем ребенком, и мне делается как-то неловко. Тоже мне растлительница малолетних...

— Так о чем ты хотела говорить? — «Малолетний» совсем не похож на жертву, скорее на кота, дорвавшегося до горшка сметаны.

— О делах, — вспоминаю я его насмешку.

Кира потягивается. Фигура у слухача — одни слезы, ребра и ключицы торчат, как у жертвы блокады, живот прилип к позвоночнику. Таких всегда хочется откармливать, отмывать и вязать им толстые теплые свитера. Но если верить хотя бы трети слухов, у этого тенника свитеров должна быть коллекция, а котлеты ему обеспечены в половине домов Города.

— Ну?

— Почему прислали тебя?

— Потому что там совсем погано. Оглоеды и не только.

— А что ж раньше?..

— А раньше и просили. Альдо послал.

Я тихо, бессвязно вою, жалея, что врезала красавчику только один раз. Временами Альдо бывает умницей и солнышком. И на зачистках выкладывается так, что потом неделями ходит бледный и полупрозрачный. Но на любое дело его нужно тащить за шкирку и пинками.

— Ну кто ж к нему по таким делам обращается-то? С ума сошли?

— Хе, — резко усмехается Кира. — А где остальных неделю с лишним носило? Одна Витка тут просидела дня три, да Лик пару раз показывался, а из них зачистщики...

Да уж, зачистщики из них аховые. Я пожимаю плечами — я понятия не имею, где носило меня и остальных. Иногда за этой завесой от внешней, не связанной со здешними делами памяти остается всего ничего. Меня позвали, Лаан меня позвал — это я помню. Остальное — еле-еле. Где-то меня носило...

А, была история с историческим клубом и семьей вампиров, припоминаю я. Не самое важное и не самое спешное дело. По большому счету, совершенно не обязательно было заниматься этим самой. Но меня не назовешь пчелкой-труженицей, как и остальных, за исключением, разве что, Витки-целительницы. Возможностью отдохнуть или погрузиться с головой в какую-нибудь ерунду я не пренебрегаю.

Что было до того? Тайна сия велика есть. Не помню, как ни стараюсь. Хорошо вспоминается только предыдущий визит на верхнюю завесу. Мы с Лааном и Хайо сносили одно из обветшавших зданий Города.

— Не Смотрители, а халявщики полные, — кривится тенник, — у одной Витки совесть есть, зато пользы другой — никакой.

— Уймись, обличитель. — Я защипываю в складку кожу на боку Киры, поворачиваю запястье. Он морщится, скалится. На подбородке присохшие чешуйки крови — его или моей, не знаю.

— Не накувыркалась?

— Не хами.

— Не накувырка-а-алась, — тянет он, прижимаясь ко мне, и по шее скользит шероховатый язык.

Я поворачиваюсь спиной, пытаясь обдумать предстоящую нам зачистку и общую раскладку, но тенник не унимается. Ему, наверное, все равно — с кем, как, в какой позе. Очень характерно для всей их породы, особенно для слухачей.

— Перестань!

— Злая ты, Тэри, злая... а напрасно. Чем лучше я тебя буду чувствовать, тем проще мне будет.

— Иди Хайо трахай. Или Лаана. Ну, в самом деле... я же буду никакая, ну, Кира, ну, зараза...

Сопротивление бесполезно, и все мысли о делах вылетают из головы, когда он прикусывает меня за загривок и поворачивает лицом вниз. Мне хорошо. С ними всегда хорошо. Некоторым хватает, чтобы влюбиться по уши. Не мой случай, конечно, — но это не мешает растворяться в ласках тенника, забывая про все на свете. Никакая внешняя щуплость не мешает ему передвигать и перекидывать меня, как тряпичную куклу, сильные лапы — везде, то гладят, то царапают. Я засыпаю, едва он перестает двигаться во мне, — в висках гудит усталость, глаза закрываются сами собой.

Во сне меня выкидывает за завесу, за которой еще не доводилось бывать.

(обратно)

3

Прямо на меня ехал огромный грузовик. Размером он был, должно быть, с трехэтажный дом или около того. Одно только колесо было метра четыре в диаметре. Под ногами пугающе хлюпал и приклеивался к ботинкам мягкий раскаленный асфальт. Я стояла не в силах сдвинуться с места и с паническим ужасом ожидала, как сейчас он наедет на меня, вмазав в это горячее черное месиво. Пошевелиться было невозможно — от ужаса, от странной покорности судьбе, от какого-то благоговейного трепета перед этой махиной. И еще от того, что я видела лицо водителя — на нем отражалась злобная радость от сознания, что сейчас он проедется прямо по мне.

В последний момент грузовик вильнул, так что я оказалась в промежутке между огромными колесами. Я тут же рухнула на землю, но зазор между днищем и асфальтом был менее полуметра. Я старалась вжаться в обжигающее, пышущее жаром и отвратительным запахом подобие земли — вжаться как можно сильнее, чтобы те зазубренные колеса и шестерни, что тяжело вращались прямо у меня над головой, не зацепили меня. Зажмурилась, постаралась не дышать — и ждала. Короткие секунды, в течение которых я была под грузовиком, показались годами. Как только он проехал, я подскочила — и вовремя: сбоку на меня ехал еще один.

Я подпрыгнула и побежала вверх к маленькому зеленому холмику, нелепо торчавшему посередь черной равнины. Я была уверена, что, если заберусь на этот холмик, грузовик не сможет на него въехать — и тогда я буду в относительной безопасности. Вот только попробуйте залезть на отвесную стену из липкой и скользкой мокрой глины... Срывая ногти, хватаясь зубами за пучки травы, я пыталась добраться до куцей березки на вершине холмика, чтобы ухватиться за нее. А грузовик надвигался. Он выбрал особо жестокую тактику — не ехал прямо за мной, а пытался срезать меня по касательной. Я рвалась вверх со всех сил, но руки предательски ослабли, я повисла на каком-то сомнительном корне и старалась нашарить ногами хоть одну кочку. Корень, разумеется, оборвался именно в тот момент, когда грузовик едва не проехался по моим ногам. Но каким-то чудом я сумела так влипнуть в глину, что не соскользнула на какой-то краткий миг. Грузовик оскорбленно прогудел и поехал в направлении гигантского, размером с хорошую гору, завода, над которым ореолом сияло бледно-желтое пламя.

Я соскользнула вниз, провела руками по одежде. Разумеется, она была совершенно чистой, словно бы я и не валялась только что по двум разным видам грязи. Это было довольно-таки привычно — как и то, что я оказалась уже не на асфальтовой равнине, а на крыше одного из заводов, которые только что были на горизонте. Я огляделась, ища какой-нибудь наименее опасный спуск. Крыша была почему-то забетонирована и усеяна галькой. Слева возвышалась воистину мегалитических размеров труба. В глубине ее что-то гудело и стучало. Впереди внизу я увидела «нормальный» сектор Города и входы в метро. На краю крыши была пожарная лестница, но я так сильно боюсь высоты, что ни за что не решилась бы по ней спуститься, хотя это и было просто. Потом я подметила, что крыши идут как бы ступеньками, разница в высоте у них — не более двух метров.

Это было тоже довольно страшно — но все-таки лучше, чем болтаться в воздухе на огромной высоте, держась за тонкие и скользкие железки.

Поэтому я бодро полезла вниз. Мешало ощущение наблюдения, но я постаралась отключиться от него. Так как спрыгнуть, сев на край, у меня не хватило духа, то я осторожно повисала на руках, вытягивала ноги как можно дальше и сигала вниз, закрыв глаза, словно с десятиметровой вышки. Несколько раз я приземлялась на ноги, несколько раз падала на колени и, в конце концов, разодрала их в кровь. Мои короткие светло-желтые шорты и маечка-топ такого же цвета мало подходили для подобных мероприятий, но это единственное, что у меня было. Нет, еще белые спортивные кроссовки. В конце концов, я преодолела последний спуск. Устала я ужасно, ноги словно налились свинцом, спина и плечи горели, обожженные жарким летним солнцем докрасна. Вероятно, вид у меня был тот еще — разодранные локти и коленки, мокрые насквозь от пота волосы, свисающие сосульками, пыльная одежда. На этом участке она никогда не оставалась чистой.

Теперь оставалось преодолеть последнее препятствие на пути к более безопасной части Города. Это был перекресток, лишенный хоть какого-то подобия светофоров или постовых. Машины ехали, как им было угодно, и почему они сталкивались так редко — было самой большой загадкой этого барьера. Я выжидала минут пять, прежде чем увидела подходящий промежуток между потоком машин и опрометью бросилась в него. Главным было добежать до середины, хотя находились и отдельные любители проехаться по разграничительной линии. Так и есть — один из них ехал прямо на меня.

Сначала мне показалось, что он едет по левой полосе, и я попыталась отодвинуться, но тут же за спиной раздался рев сирены. Хорошо хоть, что предупредили. Я вернулась обратно и замерла, зажмурившись. Как всегда, богатое воображение в подробностях расписало мне, как легковая машина ударит меня в грудь и я отлечу метра на три — чтобы приземлиться ему на лобовое стекло. Или следующему за ним — ехал синий автомобиль уж очень быстро. Но он промчался мимо, едва не уронив меня вихрем раскаленного воздуха, следовавшего за ним. Потом я не менее получаса ждала, когда откроется еще один просвет в потоке машин. Почему-то больше ни один «добрый» человек не пожелал размазать меня по трассе, что было приятным сюрпризом на сегодня.

Но, наконец, я оказалась на противоположной стороне дороги и смогла войти в вестибюль метро. И сразу же натолкнулась на «трехминутную распродажу». Сущность этого мероприятия состояла в том, что за три минуты можно было выбрать все что угодно из совершенно бесконечного перечня вещей, разложенных вокруг приземистого продавца с перламутрово-серой кожей и парой совершенно нелишних в его профессии дополнительных рук.

Вся подлость была в том, что выбрать что-то из такой кучи было невероятно сложно: от жадности глаза просто разбегались в стороны, а из рук все сыпалось.

А взятое нужно было непременно удержать.

Но на этот раз я превысила свой личный рекорд. Первым делом я цапнула объемистый кожаный рюкзак и загрузила туда: набор косметики, шелковую блузку, четыре пачки орешков, плеер и упаковку батареек, пакет чипсов, бутылку газировки, шикарную кожаную кепку, полотенце, часы — кажется, золотые, — и отличный штык-нож типа спецназовского, если я не ошибаюсь.

Протянула уж было руку к банке оливок — но тут прозвучал стоп-сигнал. Если бы я взяла еще что-то, мне пришлось бы платить за все взятое. А денег у меня, кажется, не было.

Аккуратно уложив содержимое рюкзака, надев кепку и часы, я забросила рюкзак на плечи и проверила, хорошо ли он держится: впереди был особо опасный участок пути. Потом, запивая газировкой, сгрызла пакет самых вкусных на свете фисташек — вся продукция «трехминуток» отличалась отменным качеством. И шагнула в вертящуюся дверь, пытаясь внушить себе героическую смелость.

Перед эскалатором, вернее, чередой маленьких — ступенек в пятнадцать — эскалаторчиков, я, как всегда, застыла в полном трансе. Прохожим я не мешала — таких эскалаторчиков тут было около восьми. Ступени крутились с бешеной скоростью, а угол наклона был едва ли не девяносто градусов. Шагнуть на такой эскалатор означало вылететь с него внизу на огромной скорости — и переломать кости о каменный пол. Ну, сейчас, сейчас я прыгну!.. И так я тормозила еще минут десять, пока какой-то прохожий не сжалился надо мной и не схватил меня крепко за руку.

— Прыгай на следующую ступень за мной. И спрыгивай сразу после меня.

Конечно, помогая мне, прохожий ничем не рисковал — он был горожанин, а они скачут по своим эскалаторам как по обычным лестницам. Но все равно я была ему благодарна. Потом был головокружительный прыжок на бешено вращающиеся ступени, короткий миг неустойчивого балансирования на них — и еще один прыжок вниз, на пол. Этот дядя практически выволок меня за руку со ступеней — прыгать я отчаянно боялась. Зато успешное приземление дало мне потрясающее ощущение радости полета и гордости собой. Прохожий ехидно на меня покосился — видимо, все это отразилось на моем чумазом лице. Он пошел дальше вниз, а я осталась балдеть от собственной ловкости.

Но, посмотрев вниз, я тут же скисла. Потому что таких замечательных эскалаторов надо было преодолеть еще не меньше трех. И один из них был вообще неописуемым — с высоченным горбом посередине. Тут уж пришлось прыгать самой. В конце концов, я решилась на прыжок: это был почти обычный эскалатор — длинный и с нормальным углом наклона, вот только скорость у него была, должно быть, космическая. Но это у меня все-таки получилось, хотя с эскалатора я вылетела не как любой горожанин — изящным прыжком и на ноги, — а кубарем, прямо на пятую точку и под ноги остальным. Два остальных были еще хуже, особенно тот, что с горбом, — если бы не сообразительный молодой паренек, вытащивший меня за шиворот из той кучи, которая барахталась в углублении перед «горбом». Куча была создана мной, ибо я не сообразила, что надо подпрыгнуть. Почему никто из тех, кто по моей милости свалился с ног, не побил меня этими ногами — я не знаю. Они только смеялись. Но горожане — вообще народ непредсказуемый.

И все же, растирая свежеприобретенные ушибы и синяки, я оказалась внизу эскалаторного тоннеля. Теперь оставалась сущая безделица — проползти метров пятьдесят по узкому круглому тоннелю из очень гладко отполированного камня. Несмотря на то, что это заняло полчаса, это был прямо-таки отдых.

Потом пришлось спрыгнуть вниз на платформу с порядочной высоты — но тут мне помогли остатки адреналина в крови.

Ha платформе меня ожидал менее опасный, но во сто крат более неприятный сюрприз: я была совершенно голой. В кепке, рюкзаке — и все. Должно быть, я покраснела всеми частями тела. Тут же мне показалось, что вся платформа смотрит на меня, и только на меня. То, что я четко видела, что все воспринимают мой костюм Евы совершенно нормально, меня не утешило. Мне все равно было ужасно неловко. Пытаться прикрыться руками было бы нелепо, и пришлось идти так, не поднимая глаз и делая вид, что все в порядке.

Разумеется, на меня смотрели. Но черт меня побери, если я понимаю, почему на меня смотрели так, словно здесь это было вполне приличной летней одеждой, когда поголовно все остальные были одеты! Я с трудом дождалась поезда — поезд был забавным, ярко-салатовым и вообще состоял не из обычных вагонов, но из тележек или открытых платформ, сцепленных в вереницу. Я тихонько села в уголок, постаравшись сесть как-то поприличнее, насколько это вообще было возможно в моем виде. Встречаясь с кем-то глазами, я краснела еще больше.

Потом я решила отвлечься и, достав рюкзак, стала приводить себя в порядок — оттерла грязь и кровь с коленок и локтей, причесалась... Вот только откуда у меня в рюкзаке оказались расческа и туго набитый крупными купюрами кошелек? Потом я стала наводить макияж с помощью добытого на «трехминутке» набора. Косметика была шикарной — что-то вроде здешнего варианта «Диора».

Положив последний штрих румян на скулы, я обнаружила, что одежда ко мне вернулась — но уже другая. Теперь это было короткое облегающее платье из мягкой, радужно переливающейся ткани, с соблазнительным вырезом и почти без рукавов, на ногах были модные туфли на платформе. Волосы из пепельных стали рыже-каштановыми. В общем, я себе понравилась. Если бы еще не ощущение, что кто-то подсматривал, пока я красилась, — я была бы счастлива.

Объявили мою станцию. Как оказалось, карта метро изменилась, и мне нужно было сделать пересадку. По лабиринту пересадки я блуждала непривычно долго — широкие мраморные лестницы неизменно приводили в тупики, а в темные закоулки заходить не хотелось. В конце концов, я вышла на некую станцию, которая была еще не моей, но уже ближе к той, что была мне нужна. Потом еще блуждания и пара тоннелей с ползаньем на карачках — и я добралась. Платформа отчего-то была стеклянной и прозрачной. Внизу крутились шестерни гигантских механизмов. Идти было не то что страшно — жутко. Казалось, я слышу чудовищные лязг и скрежет.

Поезд был форменной грудой металлолома, причем хорошенько помятой неким усердным рабочим перед тем, как его разрешили выпустить на пути. Ржавые железяки, оторванные наполовину поручни, мусор и грязь. Зато посреди каждого вагона стояли роскошнейшие диваны с обивкой из белой кожи, новые и блистающие чистотой. Разительный контраст. Я взяла со столика стакан с напитком и возлегла на диване, ибо спинка была сделана так, что просто сидеть было невозможно. И поезд тронулся. Он не то что помчался — поезд просто решил пойти на взлет. Я вжалась в диван и старалась поплотнее сжать зубы, чтобы не прикусить ненароком язык. А поезд выезжал на метромост. Только это был не мост, а еще одна груда металлолома. И впереди виднелась пропасть, над которой шли до ужаса тонкие рельсы. Я зажмурилась, как всегда делаю, когда мне страшно.

Первую дыру поезд преодолел успешно, потом были еще две. Над последней пропастью он повис в воздухе последним вагоном — и начал медленно сползать вниз. Я попрощалась с жизнью. Но машинист сделал что-то эдакое — и мы все-таки выползли, хотя я и слетела с дивана, больно ударившись локтем и затылком. Поезд ехал тихо-тихо, я пила напиток, ибо стакан был непроливаемым. За окном, если можно назвать окном пустую железную раму, был туннель, неожиданно широкий. Поезд затормозил, потом остановился.

«Поезд дальше не идет по причине неисправности, пассажирам следует выйти из вагонов!» — объявил машинист. Я покорно вылезла, присоединилась к куче прочих пассажиров. Среди них была симпатичная светловолосая девчонка в рваных джинсах и неописуемо яркой маечке. В руках у нее было большое страусовое перо.

— Пошли! Я знаю путь покороче! — цапнула она меня за руку с бесцеремонностью истинной горожанки.

И потянула меня куда-то в боковые тоннели и проходы в стенах. Мы шли по странно чистому и широкому тоннелю довольно долго. Там было удивительно свежо и легко дышать, как в парке. Но за спиной неожиданно послышался шум и стук приближающегося поезда. Я опять страшно испугалась, но не могла пошевелиться. Спутница оттеснила меня к стене. Поезд уже был совсем рядом. Оказалось, что боялась я напрасно — тоннель был, по крайней мере, раза в два шире, чем поезд. Но все-таки было в этом что-то ужасно неприятное. Девица махнула поезду рукой, жестом, каким бы я останавливала такси, и — вот чудеса, поезд все-таки затормозил. Мы зашли в кабину к машинистам и сели на стулья, которые стояли у них в кабине.

Ехать было приятно — скорость, темнота, рассекаемая лучами фар, мерный стук поезда. Машинисты были двумя милейшими молодыми парнями и заигрывали с нами, как могли. Мне даже дали повести поезд — и я чуть не впечатала его в стену, не заметив поворота. Но все обошлось — меня вовремя оттеснили от руля, или штурвала, или как это еще там называется...

И вот, наконец, моя станция. С выходами в отличие от входов и пересадок в Городе все было в порядке, и я выбралась наверх без приключений. Я опять забыла номер автобуса, но в Городе, где они менялись чуть ли не на ходу, это было не важно. Я расспросила людей, и они подсказали мне, куда перенесли остановку, одна бабулька даже вспомнила номер автобуса. Автобус был самым обыкновенным, маленьким, такие у нас ходят где-нибудь в области. Только вот пассажиры были необыкновенными. Представьте себе два ряда серых кукол, молчаливых и серьезных, только в глазах едва теплится жизнь. Я робко села у двери, автобус тронулся. Ехал он с огромной скоростью, но на совершенно пустом шоссе это было не опасно. Я успела даже задремать, прежде чем за окном показались знакомые кварталы. Это были Башни — нежилое жутковатое место, каждый раз приводившее меня в шок.

Представьте себе высотный дом этажей этак в сто, узкий — от силы на два подъезда, с мертвыми глазницами окон. Изо всех грубо заделанных швов торчит — на метр, на два — изрядно проржавевшая арматура. Отдельные балконы без поручней, другие вообще приделаны под неестественным углом: свисают вниз.

Сам дом состоит как бы из двух частей — узкого основания и широкой «шляпки», походя на чудовищный гриб. Цвету него сизо-синий, но материал, несомненно, бетон. И таких домов там было четыре или пять — обнесенных уже разваливающимся заборчиком. В радиусе добрых пяти километров от Башен никто не жил, все дома были заброшены. Но казались они вполне обычными, по крайней мере, на первый взгляд.

И вот мой автобус останавливается и открывает двери прямо напротив Башен. Все пассажиры чинно поднялись и гуськом вышли в заднюю дверь.

Автобус тут же поехал, но я успела увидеть, что они такой же ровной цепочкой пошли к Башням и, кажется, зашли в подъезд одной из них. Мертвяки, поняла я.

Это было здешней легендой — некие люди, которые строили эти дома для какой-то военной конторы, когда случился Катаклизм.

Катаклизмом в истории Города называлось некое странное событие, после которого он из обычной Москвы превратился в Город — место очень похожее на Москву по многим деталям: названиям и местоположению улиц и даже целых кварталов, отдельным пейзажам и частям метро. Но место, полное самых невероятных странностей и приключений, гораздо более фантастическое, чем любой роман этого жанра. Самым страшным в нем были не грузовики-убийцы, не безумное метро или мертвяки — а именно похожесть. Разум отказывался ожидать подвоха по каждому поводу. Но здесь все было не так. Самим жителям, правда, казалось, что все нормально. Думаю, в нашей Москве им было бы не менее странно.

Автобус довез меня до моей остановки без каких-либо проблем. Это меня насторожило — здесь была некая величина неприятностей в час на одного негорожанина. И если мне уже час везло, то должно было случиться что-то особо подлое. Солнце уже клонилось к закату. Закатом здесь служила вереница гигантских дымящих труб. Я пошла в направлении своей пятиэтажки. Почему-то на улице не было ни души, хотя на часах было без пяти восемь. Поняв, что сегодня четверг, я осознала, что вляпалась в самую большую неприятность, какую только можно вообразить. Я на ходу вытащила из рюкзака нож и стала внимательно оглядываться. Потому что где-то притаился Четверговый Маньяк.

Четверговый Маньяк был бичом этого района. Он приходил каждый четверг в восемь вечера, убивал одного или двух — чаще детей и женщин — и исчезал бесследно. Никто из его жертв не выжил, поэтому никто не знал, на что он похож и как его искать. А я почему-то знала, что сегодня он пришел за моей матерью и маленькой сестрой. Стоп! Откуда это у меня сестра? Но... ладно, если на этот раз у меня в Городе есть сестра — я должна постараться ее спасти!

Послышался пронзительный детский крик. Откуда-то из двора... И тут я вошла в определенное состояние, назовем его разнос — это слово я вычитала в книге Хайнлайна. В разносе я могла не бояться многого, чего всегда боялась, могла пытаться убить кого угодно, если он угрожал кому-то, важному для меня.

Вообще могла быть настоящим героем.

Я побежала на крик. Увы, поздно — малыш лет пяти лежал около качелей с перерезанным горлом. Сзади что-то стукнуло — я мигом обернулась и успела заметить спину в кожаной куртке и прядь темно-пепельных волос. Чем-то невозможно мерзким веяло от этой фигуры, и я поняла — это он. Маньяк. И этот гад входил в мой подъезд! Я побежала следом, хотя остатки разума вопили о том, чтобы спрятаться подальше. Он легко перепрыгивал через три ступеньки — а вот я пару раз растянулась на лестнице и больно подвернула ногу. Визг открываемой двери, женский крик — о, слишком знакомый голос... Я влетела в дверь как раз вовремя, чтобы увидеть, как маньяк заносит огромный мясницкий нож над моей матерью, остолбенело глядящей на него.

Все дальнейшее произошло в несколько секунд.

Я швырнула в него часы с тумбы — здоровенные такие деревянные часы. Я попала ему не в голову, как хотела, но чуть пониже шеи. Он обернулся — у него было ужасное лицо. То есть самое обыкновенное мужское — но почему-то делалось жутко. И тогда я бросилась на него с ножом. Я даже попала — в живот, кажется, только он был здоровенный мужик выше меня на голову. И я его не только не убила сразу, но он даже не выпустил нож. Второй раз я ударила в руку, увернулась от его замаха, размахнулась еще — и он попал мне вскользь по руке.

Сразу стало горячо, выступила кровь. Я пнула его ногой в колено, коленом в пах, свободной рукой схватила за футболку — под отчаянный крик матери. Краем глаза увидела новоявленную сестру — маленькую девочку лет шести или семи, круглыми голубыми глазами взирающую на наш мордобой.

Маньяк ее тоже увидел. И, извернувшись в небывалом прыжке — а попутно получив от меня лезвием по спине — увы, только порез, — схватил ее.

А вот откуда у меня в руке оказался пистолет — я не знаю. Но он был. И я его умело навела на маньяка.

— Ну-ка отпусти ее, гад! — завизжала я. — Отпусти, а то прикончу!

Этот урод улыбнулся — все зубы были гнилыми и черными.

— А как же... Отпускаю... — И провел ножом по детскому горлу. Тишина была хуже крика, но девочка была жива. Я передернула затвор. Маньяк, кажется, поверил, что я не шучу — какие там шутки, я три года стрельбой в реальной жизни занимаюсь! — и вздрогнул.

— Отпускай, или стреляю!

Он нехотя толкнул ее в сторону и двинулся на меня. Я нажала на курок несколько раз подряд — только вот пистолет был не заряжен. А жаль... такой хороший «макаров». Я швырнула его в лицо маньяку и поднырнула под его руку в дверной проем.

— А ну попробуй возьми меня, гад!

И почему-то он купился на эту дешевую подначку... Ничего я не понимаю в маньяках — на кой ему нужна я, если есть две более безобидные жертвы? Но он ломанулся за мной — и теперь мы бежали вниз по лестнице, он за мной, я — от него. Это входило в мои планы — увести его подальше от моей семьи. А там — разберемся... Как это там в песне: «Подальше от города смерть унесем, пускай мы погибнем, но город спасем!» Вот только что мне этот Город?

Во дворе я споткнулась, в который уже раз, и упала. Зато для разнообразия прямо на кирпич. Кто-то продолжал недобро следить за моими несчастьями. Увернувшись от удара, я сделала какое-то каратистское непотребство — ударила его ногой в грудь из положения лежа, перевернулась, вскочила и ударила еще раз другой ногой. И тут я почувствовала, что в разносе мне осталось пребывать от силы минуту. А потом я буду беспомощной трусливой девочкой, ни разу не сумевшей отжаться больше пяти раз.

Я ударила его ножом в плечо, он схватил меня за щиколотку и притянул к себе. Я, кажется, начала его бить куда попало, и тут он ударил меня рукой в подбородок снизу. Я почувствовала, что теряю сознание и падаю в муторную темноту...

В муторной темноте были сильные и ласковые мужские руки.

Я очнулась уже в квартире, полулежа в кресле. Те самые руки — нет, это был не бред — умело оттирали с меня полотенцем кровь. Еще бы не умело, если это были руки врача. Руки того самого человека, к которому я ехала.

— А... а где маньяк?

(обратно)

4

— Какой еще маньяк, Тэри? Ты где шлялся? — Я лежу на полу, шея затекла в неудобной позе, а на бедро кто-то опирается острым локтем, попадая ровно в нервный узел. Ваниль, розовое масло, мускус. Тяжелый, липкий запах, мне он всегда кажется грязным и приторным. Альдо. С трудом разлепляю веки и вижу перед собой его физиономию. Черты лица рокового героя японской мультипликации — огромные темно-синие глаза, тонкий короткий нос, узкий подбородок. Длинные белые волосы расчесаны на пробор и падают на плечи. Он бесцеремонно улегся мне на ноги и с интересом пялится в лицо.

Глаза у Альдо тусклые, каменно-непрозрачные. Два здоровенных сапфира мутной воды. Ловлю его взгляд. На темной радужке зрачков почти незаметно, и кажется, что он слеп. Пытаюсь ввинтиться в едва уловимые черные пятнышки, но натыкаюсь на пуленепробиваемое стекло. Кто его знает, что у него на уме. И есть ли там вообще ум.

Альдо не любит, когда ему пристально смотрят в глаза. Он отводит взгляд и, облизывая губы, проводит рукой по моему бедру. Нормальный способ прекратить не нравящуюся ему ситуацию или перевести не устраивающий его разговор на другую тему. Я резко сажусь и толкаю его в плечо.

— Отвали, малыш. Где Кира?

— А? Предпочитаешь тенников? А как насчет втроем?

Я пропускаю мимо ушей давно знакомую мне клоунаду. Встаю, чувствуя себя как-то неловко и неуютно. Словно бы со зрением у меня не в порядке — предметы кажутся маленькими, пропорции — искаженными. От этого кружится голова. Альдо сидя наблюдает, как я, пошатываясь, протираю глаза, и улыбается.

Комната выглядит странно, точнее — почти никак. Словно операционная или еще не обжитое помещение. Кафельный пол — крупные белые плиты, белое же покрытие стен, довольно странное: металлические пластины, выкрашенные эмалью, состыкованы между собой, как доска-вагонка. Ими же покрыт потолок. И в довершение всего — десяток здоровенных ламп дневного света. Единственная дверь и ни одного окна. Запах дополняет картину — карболка, озон. Кого оперировать будем, мысленно интересуюсь я у наших апартаментов. Ответа, разумеется, нет.

В этом царстве белого света и прямых углов находиться совершенно невозможно, и, прищурившись, я иду к двери. Ручки нет, открывается она внутрь. Пытаюсь поддеть дверь пальцами — без толку. Нет и замочной скважины. Стучу костяшками пальцев — металл. Едва ли мне удастся ее выбить.

— Заперто, — кокетливо говорит Альдо из-за моей спины. — Волшебное слово надо знать.

Я оборачиваюсь и понимаю причину странностей со зрением. У предметов вовсе не поменялись пропорции — просто я выше, чем привык. Долговязый Альдо мне сейчас ровно по плечо — я смотрю сверху вниз на его пробор.

— Ну так скажи.

Альдо смотрит на меня своими пустыми синими ледышками, обрамленными длинными ресницами, опять облизывает губы. Комедию «я вас всех так хочу» я наблюдал две или три сотни раз. Не знай я точно, что ничего, кроме эпатажа, за этим не стоит, я мог бы переступить через свои предпочтения и устроить ему маленькую Варфоломеевскую ночь. Чтоб неповадно было. Но это общеизвестный факт — Альдо кажется остроумным и изящным приставать ко всем подряд. Особенно ко мне или Лаану, заранее зная, что ничем страшным для него это не обернется.

Что здесь остроумного или попросту экстравагантного, я не могу взять в толк все то время, что знаком с ним.

— Не скажу, — улыбается белобрысая тварь, — пока не поцелуешь.

У меня спросонья болит голова, перед глазами стоят картины недавнего похода за новую завесу, и я еще помню некоторые показавшиеся мне странными эпизоды — Катаклизм, мертвяков, себя в качестве гостьи Города, странные представления о «настоящей» Москве. Мне хочется обсудить это с Лааном, самым мудрым и знающим из всех Смотрителей. И треп и шутки Альдо мне сейчас как кость в горле. Но он не понимает.

Беру его за шкирку, как нашкодившего щенка, с размаху прикладываю о дверь спиной. Другой рукой приподнимаю за острый подбородок. И с удивлением понимаю, что мне это нравится. Он слабее меня и мельче, трепетный тонкий мальчик из анимэ, почти девочка. Я могу сделать с ним все что угодно. Альдо колотит меня по груди — я перехватываю обе его руки, удерживаю над головой. Глядя в испуганное лицо, легко забыть, что он — парень. Слишком тонкие черты, слишком явная слабость в очертаниях приоткрытого рта. И — страх. Страх уравнивает всех, страх пахнет кровью и холодным потом и еще мускусом — запахом Альдо. Мне нравится этот запах. Должно быть, вкус еще лучше.

— Сейчас поцелую, — смотрю я на тонкие губы, представляя, как прокушу нижнюю и буду слизывать кровь. Зрачки его расширяются, делаются заметными на поблекшей от испуга радужке, и это смешно.

Все это я уже видел в каком-то мультфильме, и мне становится тошно и муторно.

Веду себя как глупый подросток. С кем связался...

— Отпусти... — просит он. — Ну, Тэри, пожалуйста.

— Что, мартышка, лопнуть боишься? — Я не стал бы его отпускать, я бы потратил пару часов на то, чтобы хорошенько помучить давно и прочно доставшего меня придурка. Но есть более важные вещи.

— Ну я же пошутил... Тэри...

— Открывай. — Я отпускаю его запястья, отхожу на пару шагов и брезгливо вытираю руки о свитер. Колючая шерсть щекочет ладони. Цвет — черный, отдых для глаз в этом белом кошмаре, и я разглядываю вязку на рукаве, пока Альдо суетливо колдует над дверью.

Я мог бы выбить ее сам, наверное. Небольшое усилие снесло бы хитроумное заклятие, наложенное Альдо на замок. Но совершенно не хочется тратить на это время и силы. Вообще не нужно было засыпать, если на то пошло. Все ждали меня. Мы могли бы уже покончить с неприятным делом и мирно разойтись — но вот унесло же меня непонятно куда, непонятно как.

По следу — запаху аниса — нахожу Лаана. Они с Кирой опять распивают чаи на кухне. Тенник оглядывает меня, хмыкает и подмигивает. Я с трудом понимаю, что он имеет в виду. Для меня так же естественно меняться с каждым визитом за эту завесу, как для Лаана быть постоянным или для Киры — слухачом. Тэри-перевертыш, зовут они меня. Поначалу это порождало путаницу, но не узнать Смотрителя невозможно, приди он хоть зеленой креветкой или оранжевым осьминогом.

Не внешность делает нас тем, что мы есть.

— А где Альдо? — интересуется Лаан.

— Там, — показываю себе за спину, — от любви отдыхает.

— Серьезно? — Лаан удивляется.

— Да нет, конечно. Но на этот раз он был близок, как никогда.

Резкая струя полыни, тень липового цвета и меда — за моей спиной материализуется Хайо. Везунчик всегда приходит наяву, ему нет нужды засыпать и просыпаться уже здесь. Оборачиваюсь, чтобы полюбоваться. Пока еще прозрачный силуэт — но вот он наливается красками, становится плотным. Еще несколько секунд — и Хайо перед нами во всей красе. Коренастый, крепкий, бицепсы едва умещаются в узкие рукава майки. Длинная челка и накоротко состриженные виски и затылок — забавная прическа.

— Ты вовремя пришел, — улыбаюсь я и протягиваю руку. — Есть разговор.

Лаан наливает в кружку чаю, плещет вина из бутылки.

— Скажите, други мои, кого из вас заносило за такую завесу... Как бы это описать-то... оказываешься не Смотрителем, не горожанином — гостем. Техника агрессивная, заводы огромные, взрывается что-то. Автобусы носятся как полоумные, зомби какие-то по городу шляются. Средь бела дня — целая группа зомби-рабочих...

Хайо задумчиво качает головой. Кира усмехается, отставляет кружку.

— Положите все руки на стол.

Мы складываем ладони правых рук в стопочку, Кира вытаскивает мою и располагает поверх остальных, свободной рукой держит меня за запястье.

— Вспоминай.

Я вспоминаю — получается не очень, но Лаан и Хайо прикрывают глаза и словно погружаются в сон. Под веками двигаются глаза. Я уже видел, как работают слухачи, но еще ни разу не видел, чтобы один тенник одновременно снимал картинки и показывал их сразу двоим. Сижу — дурак дураком, чувствуя, как пульсирует кровь в горячих пальцах Киры.

Наконец оба «просыпаются», встряхиваются, с интересом смотрят на меня.

— Это же инициирующая завеса, — с легким удивлением говорит Хайо. — Мы все там были поначалу.

— Все, да не все, — говорит Лаан, чуть улыбаясь.

Хайо вскидывается, смотрит на него. Я бултыхаю ложечкой в большой глиняной кружке — черной с белыми иероглифами, — недобро смотрю на Лаана. Никто не просит его рассказывать мои маленькие секреты. Это мое дело и мое право. Лаан невинно улыбается — не волнуйся, мол, я и не собирался, и продолжает рассуждать вслух:

— Ошибиться мы не могли, конечно. Только странная она у тебя, Тэри, какая-то. Ну очень странная.

— В чем именно странность?

— А ты сам не заметил? Там искажена информационная сетка...

Я провожу рукой по затылку. Коротко состриженные волосы приятно щекочут ладонь, упруго пружинят под прикосновением. Информационная сетка, значит, искажена. Сетка влияет на облик завесы, во многом определяет его. Если в ней что-то сдвигается, сдвигается и на самой завесе. Немаленькая часть нашей работы посвящена именно этому — выправлять не материальную, а информационную структуру. Обычно этим занимается Хайо, мы только помогаем. В некоторых случаях я могу разобраться и сам. Но этот кажется слишком уж запущенным.

— Это точно, — соглашается Хайо. — Что тебя туда занесло?

Оказывается, какую-то часть своего рассуждения я произнес вслух.

— Не знаю... Ладно, пес бы с ней. — Мне не хочется прекращать разговор, кажется, что в этом путешествии есть что-то очень важное. Но аргументов в пользу этой важности нет и не предвидится. Если удастся — вернусь туда, разведаю прицельно, что там происходит.

— Я туда потом спущусь с тобой. Разберемся, починим. Может быть, просто наплыв новичков. Или какой-нибудь яркий талант там поигрался... — задумчиво говорит Хайо и еще раз повторяет: — Разберемся...

— Что у нас со временем? — спрашивает Лаан.

— Еще часа два — и пора, — решает Кира.

На морде тенника легкая задумчивость, он косится на меня, будто жует какую-то важную информацию и раздумывает, плюнуть ею в меня или я могу пока пожить спокойно.

— А Альдо где? — Без белобрысого на зачистку идти бесполезно.

— Там, вторая дверь направо по коридору. Нуждается в утешении.

— Что с ним еще случилось?

— Просил любви и ласки. Едва не получил.

Хайо закатывает глаза. Утешать приятеля, который уже впал в параноидальный бред по поводу моей персоны — это предсказуемо, — и будет считать, что все в сговоре со мной — и это предсказуемо, — придется именно ему. Каким чудом у Хайо раз за разом получается сделать из капризного кошмара вполне работоспособную боевую единицу, знает только сам Хайо.

Он удаляется, а мы остаемся на кухне втроем. Я разглядываю в новехонькой блестящей ложке свою морду. Черные волосы сострижены под машинку, синие от щетины щеки, нос с горбинкой. Типовой террорист кавказской национальности. Смотрю на Лаана — сейчас мы с ним полная противоположность, инь и ян. Он белокожий, длинные волосы светло-пепельные, перехвачены по лбу кожаным шнурком. Голубые глаза, короткая борода от уха до уха. В мочке уха — толстая шелковая нитка, с нее свисает какая-то позеленевшая от старости монетка. Настоящий викинг.

Внешность Смотрителей хорошо отражает характер. Мультипликационный Альдо — манерный и капризный, крепыш Хайо — надежный и справедливый, медведь Лаан — флегматичный и рассудительный, но в бою — берсерк. Полная и плавная в движениях Витка — лучший целитель, каких мне доводилось видеть, бесконечно добрая и терпеливая. Лик — тоже целитель, но в традициях фэнтези — тонкий, нервный, со здоровенными внимательными глазами и впалыми щеками. И характер у него соответственный — он фанатик, но фанатик по-хорошему. Один я, Тэри-перевертыш, не пойми что, всякий раз — разный, и по виду, и по характеру. И только Городу ведомо, зачем я нужен такой.

Лаан говорил, что я перевертыш, потому что работаю за двоих. Смотрителей должно быть семеро, но после гибели Келли и Ранэ двоих новых пока не нашлось. Это было еще до меня, и я только по обрывкам рассказов знаю, какими они были. Пара не разлей вода, всегда вместе. Они и ушли вместе — Ранэ погиб на зачистке, и Келли отправилась следом за ним по своему выбору. Теперь они уже легенда. После них Город выбрал меня — и превращает во что хочет.

Впрочем, все это только наши догадки.

Объективная же реальность в том, что мне предстоит участвовать в зачистке. Должно быть, поэтому мне и вспомнились Келли с Ранэ. Нам предстоит обезвредить самую грязную и опасную ветку городского метро — пройти от начала до конца, изводя или отпугивая всю пакость, что завелась там.

Беру книгу, лежащую на подоконнике, глажу по кожаному переплету. Книга — неотъемлемый атрибут нашей кухни, но еще никому не удавалось прочитать ее от начала до конца. Текст меняется каждый день. На этот раз — сборник коротких сказок. По сказке на страницу. Открываю на своей любимой, тринадцатой. Сказка коротенькая, как раз успею прочесть и допить чай.

«...Он был наемник, солдат удачи. Он прошел континент от края до края, и дорогой его была война, и война была его жизнью, хлебом, вином и сном. Воздухом и болью, землей и удачей его была война. И он устал от войны, и виски его покрыла седина, лицо — вечный загар, а тело — шрамы.

Она была молоденькой девчонкой из обычной семьи. В меру избалованной, в меру — внимательной к кому-то, кроме себя. Она неумела ничего особенного, она не была чем-то необыкновенным. Она была привлекательна свежестью молодости и обаятельна еще детской мягкостью.

Они не должны были встретиться — но все же встретились в каком-то парке. Она заговорила первой, спросив сигарету.

До утра они бродили по темным улицам города и вместе встретили рассвет, и он подстелил на набережной свой истрепанный всеми ветрами войны китель, и солнце медленно и величаво всходило над заливом.

Когда блистающая алая дорожка прочертила к ним свой путь, их губы впервые встретились.

«Останься!» — сказала она утром следующего дня, впервые просыпаясь не одна.

И он остался.

Ночью им снились сны. Ей — поля, усыпанные цветами. Ему — гарь и пепел и лица товарищей, к которым он не вернулся.

Каждое утро они просыпались в очень разных мирах. Каждый вечер засыпали, пытаясь проложить дорожки друг к другу. У них даже получалось.

Но чем дальше — тем реже.

«Отпусти!» — сказал он как-то утром.

«Куда же я отпущу тебя? Скоро родится наш ребенок...» — ответила она.

Ей снились поля, усыпанные тюльпанами и ландышами. Ему — горящие города и падающие на землю самолеты.

Они жили вместе.

Долгие, долгие годы...»

М-да, ну и фантазия у автора. Такой маленький кошмар на двоих. У людей такое случается сплошь и рядом, и многие называют это счастьем. Интересно, кто пишет эту книгу? Если верить Хайо — сам Город. Охотно верю — таких историй Город видел миллионы, а люди рассказали бы ее по-иному. И тенники тоже — если бы вообще заинтересовались таким сюжетом. Сказка грустная и страшная, она мне нравится, и я надеюсь запомнить ее — может быть, кому-то будет интересно ее услышать. Хотя я всегда был паршивым рассказчиком.

Возвращается Хайо, ведя за руку вполне спокойного и сияющего дружелюбием Альдо. Всю жизнь пытаюсь понять, что крепыш с ним делает. По голове гладит? Морду бьет? Трахает? Пес их разберет, но результат — налицо. Как всегда. Здесь ничего не меняется — ни отношения Смотрителей, ни проблемы, наваливающиеся раз за разом. Мне холодно и муторно, словно под ребра насовали снега и он никак не растает. Даже слегка подташнивает. Неяркий свет на кухне режет глаза, как нож. Хочется закрыть глаза и уйти прочь, на одну из первых завес. Забраться под одеяло с книгой или попросту с сигаретой, включить обогреватель и не думать ни о чем...

— Нашел время, — шипит Кира и, вставая сзади, кладет мне руки на плечи.

Ладони горячие, словно по венам течет крутой кипяток, и я подставляю затылок под массирующие прикосновения. Кажется, он знает все энергетические точки на моем теле — пальцы попадают ровно туда, куда надо. Но легче мне не делается — за минутным облегчением приходит волна тошноты и озноба.

Кира настораживается, я чувствую это по движениям рук. Что-то ищет у меня в волосах, внимательно перебирая пряди. И, наконец, выуживает то, что искал, больно дернув, вновь шипит и кладет находку на стол перед нами. Тонкая черная нить, чуть потолще волоса, извивается на столе, сворачиваясь в петли.

Колдунка.

Маленькая магическая нить работы тенников, энергетический паразит.

— Где ты это подобрал? — брезгливо спрашивает Лаан.

Вспоминаю, с кем общался в последнее время. Из всех присутствующих только Кира имел возможность подсунуть мне эту дрянь. Но это абсурд даже для тенников, погрязших в интригах и сложных заговорах. Сам подсадил, сам выловил?

Мне делается совсем не по себе. Колдунка отцепилась от меня, но успела высосать почти всю энергию. Еще немного — и я мог бы на долгие месяцы забыть о возвращении на эту завесу. Или оказаться чуть покрепче и свалиться на зачистке. Возможно, уже навсегда.

— Кира, ты можешь определить хозяина? — спрашивает Хайо.

— Могу, — кивает тенник.

— Это долго?

— Да нет, я и так уже его знаю. — Кира морщится, будто глотнул святой воды.

— Скажи.

Кира молчит, стоя у меня за спиной, и вдруг осторожно просовывает ладонь мне под мышку. Я оглядываю приятелей. Хайо напряженно ждет ответа, на лице только любопытство, весьма злое. Лаан смотрит на колдунку, словно хочет испепелить ее взглядом. И только у Альдо на лице что-то странное. Любопытство, но и... тревога? Страх?

«Тебе решать», — чувствую я в виске голос Киры. Не сразу понимаю, что именно решать. Наконец до меня доходит: называть ли Кире вслух имя того, кто это сделал. И вдруг я вспоминаю — пробуждение, локоть на бедре, Альдо в одной комнате со мной.

Ай да белобрысый, ай да сукин сын!..

Но — зачем?

И что делать дальше? Брать его на зачистку — рыть себе яму. Не дотянулся здесь — найдет, как подставить там. Идти без него на зачистку — перспектива весьма неприятная. А зачем тенники послали к нам Киру? Или он сам пришел, что куда больше похоже на правду. Чтобы компенсировать отсутствие Альдо в команде? Голова пухнет от вопросов.

Я упираюсь взглядом в стену кухни и начинаю считать квадраты на черно-белой плитке. Четыре по вертикали, четыре по горизонтали. Итого восемь белых и восемь черных квадратов. Десять, двенадцать... двадцать пять плиток по вертикали. Счет немного успокаивает, и я перевожу глаза на своих приятелей.

— Это Трибунал... — сокрушенно говорит Хайо, и мне кажется, что он догадался обо всем чуть раньше меня.

— Почему Трибунал? — прикидывается дурачком Альдо.

— Потому что если один Смотритель покушается на другого, собирают Трибунал. Обычай такой... — спокойно напоминает Лаан.

— А почему Смотритель? Это небось тенники, это же их штука.

Кира напрягается, острые когти впиваются в мой бок. Промолчать стоит больших усилий, но я прижимаю локтем его ладонь к себе — «молчи!».

Для Трибунала не хватает кого-то третьего. Жертва, обвиняемый и обвинитель уже есть, но для вынесения решения нужен еще один Смотритель.

— Ладно, — говорю я. — Разберемся с этим после зачистки. Альдо, можешь отдыхать.

— То есть? — хлопает длинными ресницами обвиняемый.

— Ну, я с тобой не пойду.

— И я, — сурово говорит Лаан.

— Ребята, вы с ума посходили? — бледнеет Альдо до синевы. — Вы на меня думаете?

Сейчас он совсем нормальный, и глаза у него живые, в них обида и гнев и даже сверкают слезы. Такое искреннее возмущение — я завидую его актерскому дарованию. Мне так противно, что даже говорить и делать ничего не хочется. Какая сволочь! Нужно было его тогда хотя бы избить за этот фокус с дверью. Я смотрю на свои руки и пытаюсь удержаться в положении сидя. Идея избиения кажется все более и более привлекательной.

Чувствуя мое напряжение, Кира давит на плечо. Хайо смотрит на приятеля так, словно впервые его увидел. Еще бы — столько лет дружбы, и вдруг узнаешь, что приятель ничтоже сумняшеся способен вытворить такой милый фокус. Лаан спокоен — самый старший из нас, должно быть, видел и не такое.

— Подержите-ка его, ребята, — говорит вдруг Кира.

Лаана и Хайо дважды просить не надо — пара секунд трепыхания, и наш подозреваемый зафиксирован на полу. Кира подходит к нему, щекочет когтями под подбородком — Альдо аж зеленеет от страха и отвращения. Но тенник вовсе не решил отомстить за недавнее. Он проводит руками над телом белобрысого, неторопливо, словно ищет что-то. И находит — в кармане джинсов. Крошечный, с почтовую марку, клочок обугленной по краям бумаги присоединяется к нити колдунки на столе.

— Еще и марочка, — вздыхает Лаан. — Прямо коллекция дряни...

— Отпустите придурка, — командует Кира. — Где ты был между тем, как получил по чайнику и вернулся?

Альдо лепечет что-то невнятное, потом начинает говорить громче. До меня доходит медленно и плохо, а вот Кира моментально узнает в описаниях что-то, хорошо известное ему. И мне, судя по пристальному взгляду желтых глаз. Не сразу я понимаю, что Альдо описывает ту же завесу, на которой побывал я. Он плохо помнит, что с ним было. Какой-то обряд в подвале, беготня по подземке...

— Что за обряд? — спрашивает Кира. — Говори...

— Я не помню, — страдальчески морщится белобрысый. — Вылетело из головы начисто. Недолгий... темно было. Мне показалось — забавно. Я не видел никого в темноте, только чувствовал. Мне было очень странно...

— Что ты имеешь в виду? — задает вопрос Лаан.

Хайо кладет белобрысому руку на плечо, одобряюще похлопывает, и тот продолжает. Я вижу, что он искренне старается вспомнить, что же с ним приключилось, — и не может. И это не простая дыра в памяти. Чем больше Альдо сосредоточивается, тем страшнее ему.

— Я не чувствовал себя. Вообще. Не знал, кто я, где. А потом меня толкнули в спину. И я очнулся уже здесь, — выговаривает он, наконец.

Вид марочки на столе, как ни странно, радует меня, как новый нож или пирожки Витки. Альдо дурак, и марочку вместе с колдункой ему кто-то подкинул. Неудивительно, что он так плохо все помнит. И не помнит, как подсадил мне колдунку. Собственно, это и не он, а программа марочки — еще одной штуковины тенников, заставляющей обладателя выполнить какое-то действие незаметно для себя. Другое дело, что у пакостника эта идея не вызвала особого морального протеста — а то могла бы и не сработать. Но таков уж Смотритель Альдо. Подлость Городу тоже нужна, и не нам судить — зачем. Гляжу на Альдо, поднимающегося и отряхивающегося с виноватой покаянной мордой. Удивительно, что это ходячее недоразумение, подобие неуподобия, как говорит Лик, — наш лучший боец. Любой, включая Витку, может отколошматить его голыми руками. Ну, допустим, Витке понадобится сковорода или скалка. Тем не менее, на зачистках все мы не годимся ему в подметки. Ползунов и плесенников он просто выжигает взглядом, да и с оглоедом может выйти один на один.

— Тэри, прости, пожалуйста! — Виновник безобразия становится на колени и берет мою ладонь, прижимает к щеке. Так, сейчас здесь будет покаянная сцена. Надеюсь, без лобызания ботинок обойдется?

— Встань. — Говорить мне по-прежнему трудно, в легких клокочет не выплеснутая ярость.

— Тэри, ну пожалуйста...

«Ну, Тэри... ну пожалуйста...» — и так по двадцать раз в месяц. Сначала что-то натворить, потом умолять о прощении. Город, Город, за что нам этот крест?

Голова кающегося грешника утыкается мне в колени. Еще мгновение — и здесь будет труп.

— Встань, придурок! — рявкает Кира. Поднимается моментально. Нужно взять на вооружение этот тон. Действует безотказно.

— Все. Пьем чай и идем, — подводит итог Лаан.

Невесть какая по счету кружка в меня уже не умещается, и я провожу время, кайфуя и плавясь под руками Киры. Он разминает мне шею и плечи, потом принимается за затылок, и минут через пятнадцать я совершенно оживаю и даже обзавожусь шальной бодростью, которая очень пригодится на зачистке.

— Хотите, я расскажу вам сказку? — неожиданно спрашивает он.

Лаан и Хайо переглядываются, потом дружно кивают. Сказки тенников — вещь интересная. Они очень странные, мало похожи на наши, и понять их сложно. Но слушать — одно удовольствие.

Кира, не прекращая массаж, начинает, низко и нараспев:

— Идущий и Смерть встретились на середине пути, и Смерть шла своим путем, а Идущий — своим...

На перекрестке четырех дорог, где не бывает случайных встреч, увидели они друг друга и не смогли свернуть с путей своих. И взглянул Идущий на Смерть, и увидел прекрасную юную деву, и с тех пор глаза его не могли смотреть на прочих женщин, ибо лик Смерти был запечатлен в его сердце. И взглянула Смерть на Идущего, и переполнилось сердце ее болью, ведь Смерть, как и все мы, чувствует боль и даже чувствует ее больше и сильнее нас, ибо у каждого, кому приносит утешение, забирает она боль, но некому забрать боль у Смерти. Ибо она не могла ни забыть Идущего — ничего и никого не забывает Смерть, — ни остаться с ним, ибо она только проводник между мирами и лишь ненадолго может стать попутчиком любому из живых. А Идущий показался ей прекрасным рыцарем, никогда еще она не встречала подобных ему.

Было время полной луны и первых заморозков, время, когда у Смерти так много заботы — забрать души цветов и трав-однолеток, приласкать палую листву и утешить ветви, лишившиеся потомства. Приближался праздник Открытия Дверей, на котором без Смерти не обойтись никак — кто еще удержит двери открытыми? Кто еще встанет на пути призраков Пустоты, стремящихся войти в Город? Никто, кроме Смерти — ибо только у нее и ее предстоятелей достаточно сил встречаться лицом к лицу с тварями Пустоты и, отпуская за Двери ушедших, не пропускать гостей из бездны. Взгляд Смерти и есть сама Смерть, и редко задерживает она взгляд на ком-то, лишь на тех, кто должен уйти за ней.

Было время злой луны и смерти цветов, время, когда Идущему нельзя оглядываться и поднимать глаза к небу и нельзя прислушиваться к шелесту палой листвы под ногами, ибо заворожит его луна, заманят сладкой песней опавшие листья, и уйдет он в Пустоту, и вернется уже не собой, а воином ее, могучим и страшным в силе своей. Кто тогда устоит перед ним, если возьмет он в руки меч Пустоты и поднимет руку в сияющей латной перчатке, призывая себе на службу легионы тварей? Вот потому-то и смотрит Идущий только вперед, что бы ни увидел он, чего бы ни возжелали глаза его. И поет он песню Дороги, но никто не слышал ее, а тот, кто слышал, не может рассказать, ибо сам становится Идущим, и удел его — странствия. А Идущие не рассказывают о пройденном пути.

И взглянули они в глаза друг другу, и, обменявшись поклонами, прошли мимо друг друга, и у каждого в сердце были боль и печаль. И покрылись поволокой слез глаза Смерти, ибо не хотела она ничего больше, только перестать быть собой, измениться, стать смертной женщиной и уйти вослед Идущему. И упали под ноги Идущему две тяжелые слезы, ибо готов он был отдать и путь, и песню за возможность стать спутником Смерти или предстоятелем ее, чтобы хоть иногда видеть свою богиню и возлюбленную. Но закон был против них, и, расточая влагу слез, пошли они своими путями, ибо судьба превыше чувств, а долг превыше боли. И хватило им сил не оглянуться друг на друга.

Но видели их небо, и луна, и звезды, и стены домов, и стали говорить друг другу, звезды — башням, луна — каменным мостовым, а небо — каплям росы: для чего эти двое делают себя несчастными? Есть ли в жизни что-то превыше любви? Что такое судьба — лишь исполнение предначертанного, сказала луна, следуя своим путем по небу, и не зависит от нас оно, и сбудется только то, чему быть. Что такое долг — ответили звезды, сияя холодными осколками хрусталя, лишь то, что называем мы им, и кто знает, не ошибаемся ли мы, отказываясь во имя этого пустого слова от счастья и радости.

Из капель росы, лунного света и сияния звезд, инея на стенах домов и усмешки неба встали перед Идущим и Смертью два зеркала. Взглянули они в зеркала, но увидели там не только себя, но и друг друга, ибо волшебством были созданы те зеркала. И вышло так, что оглянулся Идущий, и увидел в зеркале не только возлюбленную свою, но и луну, и заворожила его луна, ибо в том была его судьба. И разверзлась перед ним пропасть Пустоты, и клубящийся мрак объял его, а в руку лег клинок Бездны. Легионы тварей, ждущих приказов, встали за его спиной, а Идущий протянул другую руку к Смерти, ибо хотел видеть ее рядом с собой, спутницей и помощницей в грядущей битве живого и мертвого.

Взглянула в зеркало и Смерть, увидев там страшное, и подняла голову в тоске, и отерла слезы с глаз, и хотя сердце ее разрывалось от боли, взглянула в глаза возлюбленному, и долог был тот взгляд, дольше всех тех, что дарила она приходящим из-за Дверей, ибо в том был ее долг. И отшатнулся Идущий, не выдержав того взгляда, и выронил клинок, и закрылась жадная пасть бездны, поглотив его, но не коснувшись Города.

Подняла Смерть голову и скользнула взглядом по луне и звездам, по небу и домам, но не было в ее взгляде упрека, ибочто проку говорить с теми, кто забыл о судьбе и долге? Но не задерживала она взгляд ни на глупой луне, ни на наивных звездах, ибо тот, кто знает судьбу и долг, следует своему предназначению и не таит в сердце ненависти к тем, кто лишен этого дара. И пошла Смерть дальше, ведь у нее было так много забот — забрать души цветов и трав-однолеток, приласкать палую листву и утешить ветви, лишившиеся потомства. А слезы сохнут на ветру и не способны остановить того, кто следует своим путем...

Это был намек, понимаю я. Это был большой и важный намек для нас всех — стоит ли устраивать судилище над Альдо после зачистки? Нет, не стоит. Он ни в чем не виноват, он только исполнитель чужой воли, а заказчик даже не поинтересовался, хочет ли тот ее исполнять. Его даже не просили — его сделали инструментом.

Ребята выходят в коридор. Мы с Кирой на минуту остаемся вдвоем на кухне.

— Ты запомнил его рассказ?

— Да, — кивает тенник.

— А след взять сможешь?

Кира еще раз кивает, стучит когтем по черному прямоугольнику марочки.

— Я знаю, что нужно сделать, чтобы эта дрянь начала говорить.

— Значит, после зачистки Альдо можно отпустить?

— Разумеется. То есть, если хочешь, можешь набить ему морду. Но к интересам следствия это отношения иметь не будет, — подмигивает мне Кира.

(обратно)

5

Веткой метро этот длиннющий тоннель называется только в шутку, никаких поездов здесь нет, и даже рельсы не проложены. И это хорошо — я смутно представляю себе длину тоннеля хотя бы на нижних завесах. Километров сорок? Шестьдесят? В общем, такую ветку мы бы не вычистили в один прием никогда. А здесь — часа на три работы, если не подвернется какой-нибудь особо грязный участок.

На самом деле это даже не тоннель, а основной ход лабиринта шириной метров восемь. Потолок метров пять. Через каждые два-три шага — боковые ходы, а то и просто проломы в бетоне стены. Куда они ведут, знают только нижние тенники, те, что похрабрее. В этих тоннелях постоянно заводится такая дрянь, что соваться сюда ни в одиночку, ни компанией не рекомендовано. Воздух сырой и плотный, дышать им неприятно — припахивает гнилью и разлагающимся белком. Под ногами журчит вода, и я радуюсь, что на мне тяжелые армейские ботинки с высокими берцами.

Мы идем в две шеренги — впереди Хайо с Альдо, сзади остальные. Я напряжен до спазмов в шее. Мое дело — чувствовать каждого из четырех спутников как себя, и если один не успеет сказать что-то вслух, передать остальным, не пользуясь медлительной речью вслух. С каждого я считываю очень многое и большую часть отбрасываю — дурное настроение Хайо, азарт Альдо, настороженность Киры, брезгливое отвращение к окружающему, исходящее от Лаана. Пока что мне нечего делать.

Альдо вычищает стены тоннеля. Плесень и мхи сами по себе безопасны, но служат источником питания для более опасных тварей, а те — для крупных хищников. Кормовую базу нужно уничтожать на корню, а Альдо это почти ничего не стоит. Он просто смотрит на заросли, и они, треща и поскрипывая, выгорают, распространяя резкий запах. На сей раз наш красавчик настолько сконфужен недавним происшествием, что обходится без спецэффектов. Когда он в ударе, по тоннелям льются потоки бледно-голубого света, а нечисть сгорает, разбрасывая цветные искры, как фейерверк. Такая — тихая и спокойная — работа мне куда больше по вкусу. Я выжигаю те участки, что Альдо не заметил. Это очень просто — достаточно представить себе ореол пламени вокруг плесени, захотеть, чтобы она загорелась. На самом деле я даже и не задумываюсь, как у меня это получается, — привык.

Так мы проходим километра три или четыре, потом тоннель резко ныряет вниз. Это один из самых противных участков синей ветки. Дальше придется идти в лучшем случае по колено в мутной грязной воде. Или по пояс — как повезет. Везет редкостно — воды едва по щиколотку.

— Мы осушали на прошлой неделе, — говорит Кира, чувствуя мое удивление.

— Здорово. Всегда бы так...

В отводках тоннеля, где воды поглубже, плещется какая-то мелочь. Прислушиваюсь. Парочка «пираний» — тварюшек размером с ладонь, и как раз на длину пальцев — зубастая пасть. Почти безобидная дрянь, если не ходить босиком. В принципе они даже полезны — жрут личинки ползунов; но Альдо экологические концепции не волнуют, и «пираньи» отправляются в свой рай.

— Впереди стая ползунов, — говорит Кира, и я делаю его негромкий голос слышимым для остальных.

— Сколько? — не поворачиваясь, спрашивает Альдо.

— Восемь.

Я роняю челюсть — до сих пор мы видели стаи в три-четыре штуки. Это неприятно, но не смертельно — парочку взял бы на себя белобрысый, по штуке Хайо и Лаану. А восемь — это уже серьезная потасовка.

Ползуны — этакие тритоны-переростки, но зубы и когти у этих «тритонов» скорее львиные, а хвостом полутораметровая тварь запросто сбивает с ног взрослого человека. Может, Лаана и не собьет, и меня сейчас — а остальных запросто. Вдобавок плевок ползуна может ослепить на несколько часов, и боль адская. Мне раз довелось попробовать.

— Троих я сделаю, — цедит сквозь зубы Альдо. — Если напролом не пойдут, добью и остальных.

Лаан вздыхает.

— Не выкладывайся. Еще будет оглоед. Этих мы сами успокоим.

В руке у меня — пистолет незнакомой марки, здоровенный. «Беретта»? «Глок»? Не знаю, никогда не был силен в оружии. Отличу только «Макаров». Это не мешает мне попадать в цель при наличии желания. Какой калибр у пистолета — я не представляю, но есть ощущение, что пуля размажет мозги ползуна по стене. Одна досада — у них, как у древних динозавров, два мозга. Один в голове, другой где-то в пояснице, и попадание в голову не гарантирует неподвижности жертвы. Мы догоняем первую пару, и Кира, положив руку нашему вечному герою на плечо, отводит его за мою спину. В рукопашную Альдо не ходит, а сжигать ползунов может и из-за наших спин, лишь бы видел объект. А я ему покажу, даже если кто-то загородит собой.

Стая, по закону подлости, прет именно напролом — трое в первой колонне, трое во второй, двое последних от нетерпения аж забегают на стенки тоннеля. Зрелище сюрреалистическое, как в дурном сне. Или хуже — как в дешевой компьютерной игрушке. Отличие одно — монстр из игры не плюнет в глаз с монитора, не собьет с ног хвостом и не вцепится в ногу десятисантиметровыми зубами.

А жаль. Может быть, это отбило бы у многих любовь к такому времяпрепровождению. Говорят, что городская нечисть принимает те формы, которые приносят сюда обитатели. Это их кошмары, их выдумка.

Головы бы отрывать таким фантазерам!

Я стреляю, обнаруживая в наименее подходящий для таких открытий момент, что у пистолета отдача, как у слонового ружья. Меня разворачивает градусов на девяносто и прикладывает спиной о стену тоннеля. Второй выстрел уходит в стену, сантиметрах в тридцати от мишени, но первый я положил точно в ямку на груди ползуна. Там как раз проходят связки и сухожилия суставов передних лап — анатомия у них бредовая, под стать внешнему виду. Бегать и прыгать у него уже не получится. Хайо в прыжке бьет второго ногой под подбородок — раздается чвакающий звук. Сломана шея или что-нибудь еще, но точно — жизненно важное. Хайо большой мастер этих штук в стиле Жан-Клода Ван Дамма, но в отличие от киноактера умеет убивать с одного удара. Третий атакующий оплывает с булькающим шипением, словно вбежал в струю пара из котла. Работа Альдо. Вонь омерзительная, но мне не до нее — одна из тварей взбегает по стенке и хочет запрыгнуть на плечи Лаану, лупящему короткой дубинкой очередного ползуна. Стреляю, попадаю в голову. Ошметки мозгов и костей летят метра на три, забрызгивая нас всех.

— Сволочь, — шипит Альдо, вытирая лицо рукавом, но о деле не забывает — дальний ползун, замерший в раздумьях, не сделать ли отсюда ноги, повторяет судьбу своего предшественника.

Осталось двое целых и невредимых ползунов, и один из них — крупная матерая тварь, должно быть, вожак. Он не торопится атаковать, и от Лаана, добившего свою жертву, осторожно пятится, шипя и размахивая хвостом. Второй глупее — бросается на Хайо, и наш мастер хитрых махов ногами и ударов руками решает выпендриться — подпрыгивает в воздух и приземляется ползуну на лопатки, как-то хитро бьет каблуками. Хруст и звук разрываемой плоти. Кира, стоящий в паре шагов от места схватки, аплодирует — а идущую от него волну едкой иронии я предпочитаю не транслировать. Альдо выдохся, о чем я сообщаю Лаану. Я пытаюсь догнать Лаана, чтобы быть уверенным, что не попаду в него, — и, споткнувшись, падаю. Острая боль пронзает щиколотку. Что за?..

Первый раненный мной ползун живехонек, а я забыл про него и почти наступил на морду — разумеется, он вцепился мне в ногу. Падая, я, сам не заметив, выдернул ногу из пасти — но, кажется, ботинок он прокусил. Или я сломал лодыжку — не знаю, что лучше: укус ползуна, жрущего всякую дрянь, или сломанная в начале зачистки нога. Раздумывать некогда — из положения лежа открывается прекрасный ракурс, и я палю в вожака стаи. Попадаю ему в грудь — в любимую точку. И слышу в голове настолько нелестную характеристику от Лаана, между бедрами которого пролетела пуля, что роняю пушку. Вот это я уж точно никому не передам.

За то, что я сделал, я схлопочу по морде — если не от самого Лаана, так от Киры, который матерится на жаргоне тенников. Я понимаю одно слово из трех и могу уловить один образ из пяти — но мне хватает. Действительно, дурак. Сломал ногу, не добив ползуна, и едва не угодил в Лаана.

Альдо дожигает укусившего меня ползуна, а Лаан добивает вожака, это происходит одновременно. Я сижу в луже и благодарю Город за то, что мои джинсы незаметно для меня трансформировались в кожаные штаны. Мне, по крайней мере, сухо. Нога болит сильно, икру сводит судорогой. Ко мне подходит довольный собой Хайо.

— Чего сидишь?

— За ногу тяпнули.

Круглое лицо Хайо вытягивается.

— Ну, ты... даешь.

«Идиот», — подумал он, и я как связующий, разумеется, это услышал. Но я благодарен ему за то, что он промолчал.

— Снимай ботинок. — Это подходит Кира.

Я пытаюсь дотянуться до шнурков, но судорогой уже сводит и бедро, у меня не получается ни пса. Кира сам расшнуровывает ботинок, стаскивает ботинок и носок. Зрелище не для слабонервных — видимая мне часть ступни сине-багровая, в темных пятнах. Кира кривится, выкручивает ступню — боль не усиливается.

— Не сломана. Но... — Кира прикусывает губу.

— Да что такое? — И Лаан тут, только Альдо стоит у стены, прикрыв глаза ладонями, — восстанавливает силы.

— Тебя уже кусали ползуны?

— Нет, только в глаз плевали несколько лет назад. Быстро зажило.

— Сам лечился? — продолжает допрос Кира.

— Ну да... А в чем дело-то?

— В том, что ты, Тэри, — кретин. У наших нужно было лечиться. А так — первый раз яд не страшен, второй — может и убить.

Анафилактический шок, вспоминается мне мудрый термин. Что-то такое — повторное введение вещества вызывает мгновенную аллергическую реакцию. Или я путаю... Не важно. Важнее, что моя глупость оказалась куда более серьезной, чем я подумал сначала.

— Ладно, понадеемся на то, что я сужу по тенникам, а не по Смотрителям.

Достав из кармана нож, Кира вспарывает штанину до колена. На ладонь от щиколотки нога покрыта теми же жуткими пятнами, но выше все нормально.

— Тебе дышать не трудно?

Я задумчиво делаю пару глубоких вздохов.

— Да вроде нет, нормально.

— Везунчик. Сейчас починю тебя. — Кира достает из бесконечных, видимо, карманов плоскую бутылку из-под коньяка, наполненную мутно-зеленой жидкостью, и серебряную цепочку с палец толщиной. Видно, что держать в руках серебро ему неприятно.

— Подержите его, — кивает тенник моим товарищам.

— Да я потерплю, — пытаюсь возражать, но меня никто не слушает. Хайо садится мне на колени, а Лаан, извиняясь улыбкой, одной рукой держит мои запястья за спиной, а другую положил поперек шеи. Секунд через десять после того, как Кира начинает свои процедуры, я расцениваю это как благодеяние, а не насилие. Если боль от укуса казалась мне сильной, то как охарактеризовать эту, я не знаю. Впечатление такое, что Кира пилит мою щиколотку серебряной цепочкой и поливает раны расплавленным металлом. Я не ору только потому, что Лаан всовывает мне в зубы рукав своей кожанки, и я жую его. Толстая кожа, кажется, рвется под моими укусами — мне не до того, меня выгибает от боли дугой, Хайо едва удерживает мои ноги. И вдруг все прекращается. Я даже не замечаю, что меня отпустили, сижу, мокрый как мышь, и сплевываю мелкие клочки кожи.

— Вставай, обувайся, — протягивает мне ботинок Кира. Недоверчиво смотрю на свою ногу. Все в порядке — нет следов ни укуса, ни Кириной деятельности. Кручу щиколоткой — все в порядке. Кира зло сверкает на меня глазами. Я встаю, зашнуровываю ботинок. Нога — как новенькая, но воспоминания о боли меня еще не оставили. Идти не больно — трудно поверить в это. На каждом шаге я вспоминаю, как лился кипящий металл на мою многострадальную ногу, и по спине ползет холодный пот. «Впредь поосторожней будешь», — подмигивает мне Кира. Я отворачиваюсь, сплевываю себе под ноги.

За три следующих часа мы уничтожаем еще пять ползунов — без приключений, десятка два плесенников, медлительных тварей, жрущих мох и лишайники, но оставляющих за собой потеки ядовитой слизи, без счета «пираний» и прочей мелкой пакости. Я больше не геройствую, держусь рядом с напряженным и сердитым на меня Кирой и стараюсь быть паинькой.

Зачистка близится к концу. Если забыть о моей глупости, она оказалась самой спокойной из всех на моей памяти. Это кажется странным, и чем ближе к выходу — всего-то километров пять, тем мрачнее делается Кира. У нас, видимо, одна и та же логика — сумма неприятностей на одну зачистку постоянна. И если поначалу все хорошо, а мое приключение — это мелочь, прошлый раз два ползуна располосовали Хайо когтями так, что мы едва привели его в порядок, и это тоже не считалось серьезным делом, то в конце жди особенной засады. О масштабах поджидающей нас мне и думать неохота. Может быть, обойдется?

Не обходится. Кира настораживается так, что я ощущаю воздух вокруг него как вибрирующий кисель, останавливается. Я командую остальным «Стоп!», Лаан и Хайо, по-прежнему идущие впереди, замирают.

— Оглоеды, — тихо говорит Кира.

Я не сразу соображаю, что он употребил множественное число: такого еще не было. Лаан соображает быстрее.

— Сколько?

— Трое.

— Не пойти ли нам отсюда? — спрашивает Хайо. Он вовсе не трус — просто о трех оглоедах сразу еще никто в Городе не слыхал. А если кто-то и встретился с подобным чудом, то рассказать уже не мог.

— Вот еще, — морщит нос Альдо, но мне лучше прочих понятно, что апломб его — дутый и силы он уже подрастратил. Дай Город, его хватит на одного — и то придется нести на себе потом. Если будет кому. В этом я не очень уверен.

— Нет, — говорит Лаан. — Нужно закончить работу. После них уже не будет никого, оглоеды всех распугали надолго.

Смотрю на своих товарищей — кажется, что все они сошли с ума. Нужно уйти, вернуться позже и доделать работу. Гибнуть попусту — стоит ли? Чего ради? Но они, кажется, твердо решились уничтожить всю стаю.

Странная бесшабашность поселяется в груди. Чему быть — того не миновать.

Я вставляю в пистолет запасную обойму, Хайо расстегивает куртку — на нем две перевязи с метательными ножами. Ножи освящены, но как это повлияет на оглоедов, я не знаю. Лаан выбрасывает дубинку и достает из-под бушлата пистолет еще побольше моего. Дубинка оглоеду — как поглаживание. Только Кира и Альдо стоят не шевелясь. Им приготовления не нужны. Впрочем, нет — Кира достает очередную бутылку, на этот раз, кажется, с коньяком или крепким чаем, делает пару глотков и протягивает Альдо.

— Что это? — кривится наш расист и параноик.

— Ты пей, пей, — ухмыляется Кира.

И происходит очередное чудо, на этот раз — доброго свойства: Альдо берет бутылку и делает осторожный глоток. Потом с интересом смотрит в горлышко и залпом допивает содержимое — добрый стакан. Он аж сияет и, кажется, слизывает с ободка бутылки последнюю каплю.

— Что это такое? — Мне на редкость любопытно.

— Травки разные, — подмигивает мне Кира. — Корешки, сушеные мышки, жабьи лапки.

Судя по выражению лица Альдо, там вовсе не мышки и лапки, а хитрый ведьмачий настой тенников, секреты которых они не выдадут и под пытками. Я чувствую разницу в состоянии Альдо почти на себе — энергия бьет во все стороны, и я тоже делаюсь бодрее. Хайо улыбается — видимо, и до него дошла теплая пьянящая волна.

Но наслаждаться нам удается от силы минуту. Кира вдруг поднимает руку, и в полумраке я вижу синевато-зеленое сияние, исходящее от его пальцев, одновременно с этим по нервам током проходит команда «тревога», я знаю направление и разворачиваюсь вправо, Кира — рядом со мной, остальные стоят к нам спиной. К ним по тоннелю идут два оглоеда, к нам, из пролома, — один.

Представьте себе откормленную корову с крокодильей чешуей и пастью. Прибавьте к этому миниатюрному динозавру шипы по хребту до самого хвоста, роговые пластины, прикрывающие бока и часть груди, наделите его умением быстро бегать и прыгать. Страшно? Так вот — это еще не оглоед. У оглоеда не копыта, а трехпалые лапы с длинными когтями. Питается это милое животное только живой добычей, падалью брезгует.

Я вдруг остро завидую Кире — в любой момент он может просто уйти в стену и там отсидеться до конца боя. Мне такого счастья не дано, и приходится думать, что делать. Если бы оглоед был один, мы рассчитывали бы на Альдо. Он выложился бы начисто, но сжег бы гадину, и работа была бы окончена. А тут мы вдвоем на одну тварь, и трое — на двух. Еще неизвестно, кому хуже.

Из пролома уже доносится характерный скрежет когтей по камням. Секунд десять до момента, когда покажется зубастая пасть. «Что делаем?» — спрашиваю я Киру, но он не отвечает. Эх, достал бы он из кармана очередную склянку, плеснул бы оглоеду в морду какой-нибудь едкой дрянью — вот было бы счастье. Но, судя по всему, ничего подобного у тенника в запасе нет.

Мне везет, фантастически везет: первой же пулей я попадаю оглоеду в глаз размером с рублевую монетку. Только выстрел его не останавливает, и даже скорости тупая скотина не снижает, прет прямо на меня. Моя позиция — у стены напротив пролома — кажется мне сейчас совершенно идиотской, но я не могу пропустить оглоеда к ребятам. Только через мой труп. В левой руке откуда-то возникает второй ствол, я нажимаю на скобу или спуск, или что там у этой железяки — судорожно дергаясь, он выплевывает пулю за пулей в голову оглоеда. Пистолет-пулемет? Автомат? Знать не знаю, только ощущаю, что отдача у этого оружия такая, что рука у меня пляшет, и когда я делаю выстрел из пистолета в правой руке, меня закручивает в пляске святого Витта, и я прижимаюсь к стене, чтобы не упасть. Но каблук скользит по липкой грязи, и я плюхаюсь задницей на пол.

Так я и стреляю с двух рук, причем оружие с большей отдачей — в правой, а я вовсе не левша, и сколько пуль уходит мимо, мне неизвестно. Сколько-то отскакивает от чешуи оглоеда, он продолжает переть, уже наполовину торчит из пролома, и я мысленно прощаюсь с жизнью. Самое интересное свойство оглоеда состоит в том, что с расстояния метра два-три он высасывает энергию из любого живого существа. Именно в этом его главная опасность для обитателей Города. Сама по себе смерть тела не страшна — умрешь, скоро вернешься. Но минут пять в контакте с оглоедом — и не вернешься уже никуда и никогда.

Нас разделяет как раз метра три — может быть, обойдется? «Нет, не обойдется», — предупреждает меня Кира. У меня есть примерно три минуты на то, чтобы убить оглоеда. Убегать бесполезно — догонит, затопчет и сожрет. А если забьешься в щель, просто постоит рядом, дождется, пока потеряешь сознание.

И трех минут у меня нет — урод уже протаскивает тяжелый зад через пролом. Секунды две-три, и туша сомнет меня, размазывая по бетонным стенам, развернется и ударит остальным в тыл.

О чем думают перед неминуемой смертью? Не знаю, потому что я не думаю ни о чем — я смотрю, как Кира отталкивается от стены, прыгает и, развернувшись в воздухе, приземляется на лопатки оглоеду. На морде у твари, там, где у коров — рога, два длинных отростка. Кира тянет за них что есть мочи и заставляет зверюгу задрать голову, подставляя под мои пули беззащитное горло. Относительно беззащитное — нервный узел под челюстью прикрывает плотная шкура, но чешуи на ней нет. Я стреляю, стреляю и стреляю, надеясь, что не попаду в Киру, и стараясь не думать, что у тенника, прикасающегося к оглоеду, есть секунд двадцать, а потом он вырубится. Двадцать секунд — это очень много.

Мне опять фантастически везет — оглоед не рассчитал своих габаритов и, пытаясь сбросить Киру, застревает в проеме. Ему бы резко дернуться вперед, тогда бы он оказался в тоннеле — но с задранной к потолку головой ему не до рывка.

— Слеза-аааай... — кричу я Кире. — Он застрял!

Кира мотает головой, я не вижу его лица за волосами — он стоит, почти сложившись пополам и вцепившись в отростки. И я совершаю очередной идиотский поступок, который может стоить мне жизни: вскакиваю, бросаюсь к оглоеду, приставляю ствол к шкуре и стреляю три раза подряд. Четвертого выстрела не случается — кончились патроны, и я стреляю из неопознанного оружия в левой руке. Колени зверюги подламываются, и она падает. Кира сваливается на меня, я нечаянно жму на спуск, стреляя в потолок, и последняя моя пуля проходит вскользь по его виску — я вижу, как пропадает прядь волос, оставляя наголо сбритую полосу, а Кира отшатывается.

Это еще не беда — не попал, и ладно. Сейчас не до разбора полетов. Лежа, я вижу стекающего по стене Альдо и вдруг начинаю слышать пальбу Лаана — еще мгновение назад мне было не до нее, я даже шума своих выстрелов не слышал. Альдо сжег одного оглоеда начисто — и на этом его участие в схватке окончено, он сейчас едва ли сможет встать. Я чувствовал это, пока мы с Кирой уничтожали свою тварь, — но в сознание информация не проходила. Зато сейчас я сообщаю об этом всем.

Тем не менее, два оглоеда из трех уничтожены. Но и один оставшийся способен размазать нас всех по стенам. Лаан и Хайо держатся на расстоянии от второй твари — умница Альдо сжег того, что был ближе, и теперь обваренная туша служит препятствием для последнего. Не лети в него веер пуль, оглоед перепрыгнул бы через труп собрата, но он вынужден жмуриться и прикрывать глаза. А ситуация-то патовая. Уходить, оставляя нечисть за спиной, нельзя. Приблизиться к нему — тоже. А заставить оглоеда отступить едва ли получится.

— Что делать будем? — спрашивает меня Кира, и я удивляюсь — тенник, оказавшийся настоящим коммандо, видимо, тоже не знает, как сдвинуть баланс в нашу пользу.

— Ты как? — интересуюсь я. — Не сильно потратился?

— Да нет, не успел почти. Секунд пять от силы. Ты быстро его сделал.

Надо же — а мне показалось, что от прыжка Киры до момента, когда он свалился на меня, прошли минуты.

Ножи Хайо не помогли — отскакивали от шкуры, как от каменной стенки, и освящение не помогло им совершенно. Будем знать, что оглоедам это не страшно. Хайо безоружен — стрелять он не умеет, в рукопашную с оглоедом идти бесполезно. Стоит, вертя в пальцах лезвие, я чувствую его злость и беспомощность. Если бы он воспользовался методом Киры, у нас был бы шанс. Но просить о таком... Хайо может поскользнуться или напороться на шипы, и тогда оглоед просто растопчет его. А я даже не знаю, могу ли так прыгать. Каждый раз новое тело — и изучить все его умения я не успеваю. Но зачем-то Город сделал меня на сей раз здоровенным качком-переростком?

Чет или нечет, орел или решка — была не была. Разбегаюсь, чувствуя, как воздух под ногами становится упругим. Нет, летать я не могу, но в воздухе задерживаюсь дольше, чем этого требует сила притяжения. Вкладываю Лаану в голову, что он должен сделать, отталкиваю его ладонью со своего пути. Почему мне приходит в голову сделать сальто, оттолкнуться ногами от потолка и почему после этой безумной выходки я приземляюсь на обе ступни по бокам шипастого гребня, не поскальзываюсь и не падаю — Город ведает.

Не знаю, сколько силы в щуплом Кире, а мне задрать голову оглоеду стоит титанических усилий. Кажется, сейчас лопнет диафрагма — но я тяну, тяну и тяну, забывая думать о том, с какой вероятностью Лаан может попасть в меня и сколько секунд ему потребуется на то, чтобы пристрелить оглоеда. Мне уже все равно — горы по плечо, море по колено, а по рукам, вцепившимся в отростки на морде твари, течет к оглоеду энергия. Пальцы сводит, словно я схватился за провод, только ток течет не по проводу, а по мне. Меня мгновенно начинает трясти, но разжать кулаки я уже не могу.

Лаан, наверное, стреляет — я ничего не вижу, не слышу, только стараюсь не упасть и не потерять сознание. Я отключился от всей группы — на сегодня я не связующий, а неизвестно что, потенциальная жертва комы и труп. Меня удерживает в сознании только одна мысль — Кира же как-то продержался. Значит, и я смогу...

И все же сначала я теряю сознание и падаю, а потом уже ребята добивают тварь. Мне опять везет, хотя я об этом не знаю: дохлый оглоед не падает на меня, валится на другой бок. Пока Кира хлопает меня по щекам и растирает руки, Лаан и Хайо препираются, кто нанес последний решающий удар, Лаан пулей в крошечное ушное отверстие или Хайо голыми руками, пробив твари кадык и вырвав трахею.

Из этих разборок я понимаю, что, когда я упал, оба бросились вплотную к оглоеду и в те секунды, что он приходил в себя после пребывания с задранной к потолку головой, успели его прикончить. Вот такие у меня друзья.

— Ребята, вы с ума сошли? — Я валяюсь на туше и чувствую себя вправе читать им нотации. Броситься с голыми руками на оглоеда, который прекрасно работает не только зубами, но и лапами, — это уже театр абсурда какой-то.

— На себя посмотри, — мотает головой изумленный своим подвигом Хайо. — Ты что учудил?

— А это не я придумал, — усмехаюсь. — Это Кира начал. Мы так своего и прикончили.

— Вы даете, — щиплет себя за бороду Лаан. — С ума сегодня все посходили.

— Сам-то, — смеется Хайо, — вот уж кто помолчал бы.

— Ну, я же знал, что у него в такой позе пережимается артерия и секунды две он будет безопасен. А ты-то, а?

— Заканчивайте меряться идиотизмом, — ворчит Кира. — Пошли отсюда. Пусть менестрели нас в балладах воспоют. Потом. А я хочу помыться и поспать.

Этого хотим мы все. Маршрут мы специально рассчитали так, что вошли в дальнем от дома конце. А отсюда метров пятьсот по тоннелю и еще минут двадцать пешком.

Дороги по поверхности я почти не помню. Нас кто-то подвез, кажется, водитель маршрутки — в легковую мы едва ли поместились бы. Рисковый человек — подсадил пятерку грязных, испачканных в крови мужиков. Лаан так и не убрал пистолет в кобуру. Не знаю, уговаривал он водителя добрым словом или добрым словом и пистолетом, но нас довезли до подъезда.

За время нашего отсутствия квартира опять изменилась. Наказание какое-то. Все мы регулярно лишаемся каких-то вещей, оставленных в ней, а иногда обнаруживаем, что во всех пяти — или шести — или трех комнатах нет ни одной койки, или туалета, или кранов с водой. Но без квартиры не обойтись никак — мы можем пройти на эту завесу только через эту окаянную «нехорошую квартирку». Очередная насмешка Города.

На этот раз обстановка напоминает дворец какого-нибудь восточного эмира или паши. В общем, кого-то эдакого, в чалме и халате. Ковры повсюду — на стенах, на полу. В ближней комнате — кальян. Я с подозрением заглядываю в ванную и замираю, не веря усталым глазам. Ванная приобрела размеры футбольного поля, и посредине красуется огроменная синяя ванна-джакузи, расписанная золотой и красной эмалью. Рисунки — сугубо порнографического свойства — представляют собой все многообразие цветов и поз секса.

— Мамочки, — стонет Хайо. — Была такая мечта — помыться...

— Ну и помоемся. Как раз туда влезут все, — пожимает плечами Лаан. — И никто не заснет, как в прошлый раз.

Упрек посвящается мне персонально — на прошлой зачистке я так умотался, что заснул в ванне. Не забыв запереть дверь, но забыв выключить горячую воду. Я ушел за одну из нижних завес, а остальные долго гадали, не утонул ли я. Когда из-под двери потекли ручьи весьма горячей воды, а снизу прибежала соседка, они додумались выбить дверь. Ну и кто виноват, что раньше не сообразили?

Лаан пускает горячую воду, разглядывает пузатый кувшинчик, нюхает и высыпает в воду все содержимое — горсти три красно-багрового порошка. Запахом розмарина меня буквально сбивает с ног. Пока я разгадываю загадку «почему розмарин красный», Лаан с Кирой вытряхивают меня из одежды. Видимо, просекли, что на расстегивание молний и пуговиц сил у меня нет. И окунают — в булькающий кровавый кипяток, пахнущий так, что у меня отшибает обоняние.

В джакузи действительно помещаемся мы впятером, и еще остается свободное место. Мучительно хочется спать, но каждый раз, когда я начинаю клевать носом, в чувствительную ямку на ступне впиваются когти Киры.

— Не спи, зараза, ты мне еще нужен...

— Зачем, Кира? — стенаю я.

— Говорить.

— Ну дай я отосплюсь — и поговорим. Я же ни хрена не соображаю!

— He-a. Спать будешь тут, я тебе не дам свалиться.

Интересно, что еще умеет слухач Кира?

Меня выполаскивают — я не замечаю, кто и как. Даже струя холодной воды из душа не производит на меня никакого впечатления. По разочарованному вздоху я понимаю, что благодетелем оказался Хайо. Но сейчас мне все равно — ледяная вода, кипяток. Тела я практически не чувствую.

Дороги до спальни я почти не помню — перед глазами пляшут узоры ковров, словно сами собой плывущие под ногами. Наверное, меня ведут. Я сплю на ходу, и тычки между лопаток не помогают избавиться от ощущения, что сном меня смывает вниз по бесконечной гулкой трубе. Меня роняют на кровать — точнее, на груду подушек, пледов и шкур, — и Кира, удивительно смешной со своей мальчишеской рожей и материнскими повадками, свивает вокруг меня настоящее гнездо. Укладывается рядом, берет меня за руку.

— Спи, герой фигов.

Дважды меня просить не нужно...

(обратно)

6

Я бегу, спотыкаясь и поскальзываясь на льду, и в висках бьется единственная мысль — не потерять... не потерять... не потерять...

Широкая улица, навстречу мне идут прохожие в странных и нелепых одеждах. У одного на голове ярко-зеленое сомбреро, я задеваю его локтем, он шарахается и роняет свою шляпу в грязь, что-то кричит мне вслед. Вот девушка в костюме Мефистофеля и даже со шпагой на боку, а под руку ее держит парень в одних носках и штиблетах. Успеваю удивиться — как же ему не холодно, ведь зима. Хлопанье крыльев, клекот, суета под ногами — стайка голубей устроилась вокруг люка, а я наступил прямо в середину, и они вспорхнули вокруг меня. Птица задевает меня крылом по лицу.

Ненавижу голубей, голуби — к несчастью, мечется в голове шальная мысль.

Нет, я не потеряю заказанную вещь, успею доставить вовремя.

Мелькают дома — на ходу я успеваю прочитать вывески: «Туман в рассрочку», «Зеленая тень», «Дом сна».

Дом сна, успеваю хихикнуть я и тут же спотыкаюсь на обледенелом асфальте, но не падаю, успевая опереться ладонью о землю. Песок хрустит под пальцами, когда я вытираю руку о куртку, но я продолжаю бежать.

В кулаке у меня зажата флэш-карта, и ее нельзя потерять ни в коем случае. Ее нужно донести в целости и сохранности, да еще и удержать — зловредный девайс бьется рыбкой, хочет выскользнуть. За мной гонятся трое, и длится это уже не меньше часа. Кажется, пробежали половину Города. Мне уже недалеко, но нужно избавиться от преследователей. Вскакиваю на бегу в автобус, уже отходящий от остановки. Дверь захлопывается перед носами у моей погони. Я прохожу по пустому салону к кабине, чтобы поблагодарить водителя, но на середине моего пути он берет такую бешеную скорость, что я падаю на удачно подвернувшееся сиденье и вцепляюсь в спинку переднего. И, разумеется, роняю флэшку.

Подлый предмет уползает от меня в дальний угол, и мне приходится упасть на грязный мокрый пол и ловить его. Это удается не сразу, я даже не замечаю, как автобус останавливается, и когда я уже почти схватил флэш-карту, меня вдруг пинают в бок. Не сильно, но достаточно, чтобы я попытался подскочить и треснулся головой о сиденье. Низ у него металлический, и голова болит до тошноты.

Пытаюсь все же дотянуться до флэшки, но меня вытаскивают за ноги, и приходится закрывать руками лицо, чтобы не испачкать его об пол.

Две пары сапог, мужские кирзачи и женские лаковые, на шпильках. Виден край норковой шубы, мех намок, и от него попахивает средством от моли. Запах приятный — лаванда с добавками.

О чем я думаю? Какая лаванда, нужно отбрыкаться и залезть под сиденье, достать флэшку...

— Ваш билетик? — Мужской голос.

— Нет у меня билетика...

— Значит, заяц? — спрашивает женщина.

— Ну да... — соглашаюсь я.

Оказывается, в автобусе уже полным-полно народу, я слышу десяток негодующих голосов.

— Заяц? Ах ты, подлец...

— Выкинуть его!

— Наказать его!

— Оштрафовать его!

И далее в том же духе. Кто-то пялится мне в спину. Может, кондукторы? Но мне все-таки нужна флэшка, и я ползу обратно. Меня еще раз вытаскивают, собирая на мою куртку всю грязь с пола. Прикрываю лицо руками, чтобы не выпачкаться в мутной жиже. Несколько капель все же попадают на губы, я автоматически облизываюсь и тут же сплевываю — соленая дрянь пополам с песком. Угораздило же...

— Ваш билетик?

— Да нет у меня никакого билетика!!!

Меня бесцеремонно переворачивают на спину. Звучит выстрел. Больно в животе, темно в глазах...

— Штрафной талон прокомпостирован... — раздается затихающий женский голос.

...и я выныриваю из-под воды и плыву к бортику бассейна, чтобы отдышаться.

В воде, помимо меня, плещутся еще пятеро или шестеро. У меня очень, очень болит живот, я прижимаю к нему ладонь, и по руке течет что-то горячее и липкое. Смотрю вниз — это кровь.

Кто-то проходит за моей спиной, останавливается.

— У вас кровь течет... — с удовольствием сообщает мне незнакомка в алом купальнике. — Вам нужно к врачу.

Ноги у девушки замечательно кривые и волосатые, причем одна обута в резиновый шлепанец, другая — в дешевую кроссовку.

— А где здесь врач?

— На первом уровне.

Встаю. Огромный бассейн или аквапарк. Стены из стекла, и я вижу, что на этом этаже не меньше десятка бассейнов, вверх и вниз ведут эскалаторы. Я угодил в один из неглубоких. В соседнем прыгают с вышки — значит там глубина метров семь, не меньше. Повезло. Хотя я умею плавать, так что не важно. Шум, крики, смех... Веселая компания детей затевает вокруг меня игру в салочки, и я еле-еле обгоняю их.

Идти мне больно. С каждым шагом из дырки возле пупка выплескивается фонтанчик крови. До нижнего уровня не меньше десятка этажей, а эскалаторы ползут еле-еле. Чтобы отвлечься от боли, разглядываю бассейн. Выглядит он впечатляюще. Этажи, этажи, этажи — на каждом не меньше пяти огромных бассейнов, бассейнчики поменьше, «лягушатники» для малышни. Вывески — «Сауна», «Косметический кабинет», «Массажист» — на каждом этаже. У косметических кабинетов и саун сидят разновозрастные дамочки в резиновых шапочках и купальниках. У одной на лице выложена фантастическая инсталляция — клубника, кружочки огурцов, на скулах зачем-то лимоны. Этот фруктовый салат смотрелся бы аппетитно, если бы мне не было так паршиво. В другом настроении я бы непременно цапнул лимон или облизал клубничину...

Наконец я оказываюсь внизу. Здесь бассейнов нет, тихо и пусто. Огромный пустой холл, по периметру — прямоугольники дверей. Все закрыты. Над головой гудит кондиционер. Потолок высоченный, но кажется, что он давит — представляю себе массы воды, находящиеся наверху и удерживаемые только закаленным стеклом, и делается страшновато. А если вся эта конструкция рухнет?

Долго плутаю среди одинаковых дверей совершенно пустого первого этажа — плана нет, никого нет, и медкабинет найти невозможно. Дергаю за ручки — везде заперто. Пытаюсь стучаться — бесполезно, мне нигде не открывают. Вымерли здесь все, что ли? И зачем вообще столько дверей? Офисный этаж? Но это же бассейн, какие тут могут быть офисы?

Отчаявшись, я вхожу в первую открывшуюся дверь.

За столиком сидит парень в медицинской шапочке и что-то пишет.

— Врач здесь принимает?

— Здесь. Только мы без одежды не принимаем.

Я смотрю на себя — в животе у меня дыра, из которой течет кровь. И ничего, кроме плавок. Разве плавки — не одежда?

— Пойдите оденьтесь и приходите.

— А где гардероб?

— На третьем уровне.

У меня нет номерка, и я сомневаюсь, что в гардеробе есть моя одежда. Кажется, я безбилетник. Заяц. В моей ситуации — я вовсе не собирался оказываться в этом проклятом бассейне! — это радует вдвойне.

— Да, а где ваш абонемент? — словно читая мои мысли, спрашивает санитар.

— Не знаю...

— Мы без абонемента не принимаем.

— Но я же ранен.

— Мало ли, где вас ранило?

— Вы же медбрат.

— Ну и что, — пожимает он плечами. — У нас такие правила.

— Я же ранен!

— У нас такие правила, — с равнодушным терпением отвечает парень.

Глаза у него совершенно мертвые, и, приглядевшись, я вижу, что на левой щеке у него трупные пятна, а на пряди волос, выбившейся из-под шапочки, — плесень.

— Пропусти его, — говорит женский голос из селектора.

Санитар кривится. Длиннющим скрученным на конце ногтем ковыряет в ухе, с интересом смотрит на зеленоватое содержимое.

Мне кажется, меня сейчас стошнит. Желудок трепыхается у самого горла, я стараюсь дышать глубоко и размеренно, но это усиливает боль в животе. Еле-еле давлю рвотные спазмы. Санитар облизывает ноготь, кивает на дверь за своей спиной.

— Пройдите.

Прохожу в кабинет. Врач стоит у окна. Это девушка, совсем молоденькая.

У нее круглые румяные щеки, полные руки и длинная рыжеватая коса, она совсем некрасива по нынешним меркам — широкобедрая, полногрудая, с медовой плавностью движений. Длинная юбка и шаль поверх халата делают ее похожей на купчиху с полотен Кустодиева. Она раздумчиво поправляет выбившуюся прядь, прикусывает пухлую губку.

— Вы уйдите, пожалуйста. Мне помощники не нужны. — Голос у нее глубокий, грудной, и мне кажется, что она должна прекрасно уметь исполнять романсы.

От ее шали пахнет ландышем, я вглядываюсь в кругловатые серые глаза и вздрагиваю.

— Витка! Витка, ты меня не узнаешь?

Девушка перебрасывает косу с груди за спину, с недоверчивой улыбкой смотрит на меня.

— Меня действительно зовут Вита, Виталия. Но я не знаю, где бы мы могли познакомиться.

— Ты же Смотритель, ты меня не узнала? Я Тэри!

— Я вас не знаю. Уйдите, мне нужно заняться пациентом.

— Но я и есть ваш пациент! У меня пуля в животе!

— Да, действительно, — кивает она. — Ложитесь, пожалуйста.

Витка достает из автоклава лоток с инструментами. Я лежу на кушетке и смотрю, как она достает огромные ножницы. Подходит ко мне, вспарывает мне живот от паха до грудины. Боли нет. Витка запускает руку мне во внутренности, копается. Щекотно до ужаса, я смеюсь.

— Не смейтесь, — строго говорит Витка и извлекает из меня петли кишок, внимательно осматривает их, прячет обратно и наконец вытаскивает небольшую сплющенную пульку. Показав ее мне, она отправляется к раковине и долго моет руки большой хозяйственной щеткой. Я так и лежу со вспоротым брюхом. Кто-то смеется мне в спину. Я чувствую это, хотя и лежу на ней.

Иглой длиной с палец она зашивает рану — через край, толстой грубой ниткой. Когда она заканчивает, я начинаю напоминать себе покойника после вскрытия.

— Ну вот, больной, — серьезно кивает Витка. — Теперь вас можно и хоронить.

— Как это? — удивляюсь я. — Я же жив.

— Это вам кажется, больной, — отмахивается Витка. — Всем поначалу так кажется. Пулю мы удалили, теперь можно и хоронить. Все в порядке, не волнуйтесь.

— Не надо! Пожалуйста!

Витка делает мне укол — я ничего опять не чувствую и начинаю подозревать, что меня действительно можно хоронить. Боли я не ощущаю, кажется, и не дышу. А что думаю и говорю — это пройдет.

И действительно, через минуту после укола все проходит. Совсем...

Я лежу в автобусе, мертвый и довольный. Шов неудобно стягивает живот, но я все-таки вылавливаю мерзкую флэш-карту и прячу в нагрудный карман. Попутчики и кондукторы мной нисколько не интересуются — мало ли покойников бродит по улицам Города. Покойникам билет не нужен. Однако в моем положении есть некие преимущества, понимаю я. И кондукторы не пристают, и флэшка ведет себя почти прилично, только для порядка трепыхается в кармане «аляски».

Надо же — вот я и одет, причем по сезону. Джинсы с подкладкой, свитер, теплая куртка. Меня это не удивляет, как не удивляло то, что я из этого автобуса попал в бассейн. Меня вообще ничто не удивляет, подмечаю я. Видимо, мертвецам удивление не пристало.

Автобус заполнен наполовину. Дама-кондуктор в норковой шубе и ее спутник, облаченный в зимний камуфляж, сидят на первом сиденье лицом ко мне. Поднимаюсь, стою, держась за ободранные перила, смотрю на кондукторшу, раздумывая, врезать ей по морде за скверное обращение с пассажиром или не стоит. Ей хорошо за тридцать, косметики на ней — килограмма полтора. Лицо покрыто толстым слоем дешевого тонального крема, блестит, словно отлакированное. Крем не скрывает, а подчеркивает морщины под глазами и у губ тонкого рта, намазанного ярко-малиновой помадой. Еще и усики на верхней губе. Неприятная женщина, что уж тут скажешь. И если приложить ее по физиономии, потом ведь руки от ее косметики не отмоешь. Пес бы с ней...

Я выхожу на первой же остановке. Отсюда до нужного мне дома — только перейти по подземному переходу, вход в подъезд как раз в тупике перехода. Лестницы нет. Лифта приходится ждать минут пятнадцать. Наконец он приезжает — это железная пластина, к центру которой за петлю привязана веревка. Когда я на нее встаю, оказывается, что равновесие удержать невозможно, и все время я вишу на веревке. Едем странно — несколько подъемов и спусков, словно лифт каждый раз промахивается мимо нужного этажа. Спуски сменяются подъемами так резко, что я боюсь упасть вниз. Наконец ухитряюсь спрыгнуть на своем восьмом этаже.

Звоню в дверь.

Меня встречают радостными воплями, объятиями и поцелуями. Проводят в комнату. Здесь жарко. Я расстегиваю куртку, попутно разглядывая заказчицу. Девчонка-хакер, вьетнамка или кореянка, забирает у меня флэшку, отвешивает вертлявой штуковине подзатыльник и немедленно втыкает в компьютер. Миссия исполнена.

На девчонке симпатичный кожаный костюмчик — пиджак и брюки в обтяжку. Из-под пиджака видна ярко-оранжевая майка. Иссиня-черные волосы заплетены в десятка два косичек, а косички собраны на затылке в хвост. Длинные ногти выкрашены во все цвета радуги — полосками. Симпатичная девушка, думаю я. Надо бы познакомиться поближе. Хотя... Интересно, могут ли покойники ухаживать за девушками? Вспомнив о своем статусе, вспоминаю и о шве на животе.

— У тебя ножницы есть?

— А на фига?

— Швы снять, а то надоели. — Задираю свитер, показываю пузо.

Хакерша с недоумением смотрит на меня.

— Где швы?

Действительно — гладкий здоровый живот без малейшего повреждения. Усмехаюсь — бывает. Зажило — и ладно.

Где-то внутри нарастает крик ужаса, но я не выпускаю его на поверхность. Кричать нельзя. Если закричать — придут те, с пистолетом. Или явится похоронная команда — ведь я же умер, вот я не дышу.

Если я не дышу — как я разговариваю?

А говорю ли я вслух?

Флэшка торчит из разъема и жалобно попискивает.

В запущенной донельзя квартире тесно от батарей системных блоков и серверов. Девушка лупит по двум клавиатурам сразу так, что кажется — палят из автомата. Mepкнет свет. Мы сидим в темноте, монитор еле-еле освещает заказчицу. Ей все равно, компьютер работает от источника бесперебойного питания. Мне хочется заснуть. Мне нужно заснуть, тогда этот кошмар, наверное, кончится!

Прикрываю глаза и начинаю считать капли в капельнице.

Засыпаю.

(обратно)

7

Вот же зараза верткая, — злится Кира, слушая рассказ о моих приключениях. — Все-таки удрала от меня.

Мне стыдно, мне очень стыдно.

— Ну, как-то так получилось.

— Да ладно. Говоришь, Витку там видела? Я-то думаю, куда она пропала...

— То есть — пропала?

Я лежу, укрытая теплым клетчатым пледом по грудь, Кира сидит рядом, обхватив острые колени, и о чем-то размышляет. В голове — полный сумбур, все время вертится сюрреалистический разговор с санитаром и второй — с Виткой. «Я же жив». — «Это вам кажется, больной». Нарочно не придумаешь.

Плед лохматый и замечательно приятный на ощупь, словно шкура животного. Красно-черные клетки, края обшиты красной лентой. Уютная вещь, мне нравится.

— Пропала, говорю, Витка куда-то. И не отзывается. Дней пять уже. Это на нее совсем не похоже. Вот она, оказывается, где.

— Кира, не порть мне нервы. Что значит — вот она где? Что она, по-твоему, там поселилась?

— Она там застряла. Судя по всему. Помог кто-то.

— Кто?!

— Наверное, тот же, кто подсунул Альдо марочку.

Я молча размышляю, не шутит ли он. От подобных заявлений легко сойти с ума. Как-то слишком много событий за последние сутки. Инициирующая завеса, выходки Альдо, зачистка, это бредовое путешествие. Голова пухнет.

— У нижних — раскол. У верхних — тоже, — неожиданно говорит Кира.

— Какой еще раскол?

— Те, кто шляется по завесам... в общем, они мутят что-то странное. Понять сложно, но договорились между собой они неплохо. Нашли что-то интересное. Или их нашли. Лик тоже пропал. Говорят, видели его на одной из первых завес. На себя не похож и не в своем уме. В какой-то лаборатории секретной трудится, вирусы придумывает. И никого не узнает.

— Ничего я не понимаю, Кира... — Мне очень жалко себя, вернувшуюся с удивительно пустой головой. Честно говоря, меня больше привлекает голая спина Киры. Торчащие крылышки лопаток — их так хочется погладить...

— Тьфу, дура! — скидывает мою руку тенник. — Последние мозги прогуляла. Ты меня вообще поняла?

— Не-а...

— Заметно. А думать тебе придется.

— Ну почему мне? — ною я.

— Потому что ты дважды была там и вернулась целехонька.

Смотрю на свои руки, точнее — на длиннющие ногти, покрытые лаком с нейл-артом. По ногтям — интересно, накладным или нет? — цветет удивительно изящно выписанная сирень. С ума бы не сойти. Перед носом болтается светленькая кудряшка. Так и есть — блондинка, настоящая блондинка. Из анекдотов. И соображаю точно так же.

Ужас какой.

— Давай с самого начала. Лаан сказал — инициирующая завеса. Ты согласна?

— Кира, солнышко... Я там не была никогда. Ну вот если не считать последнего раза.

Тенник разворачивается, смотрит на меня кошачьими глазами с огромными зрачками, чешет себя за ухом. Я беру его за руку, прижимаюсь к ладони щекой. Мне так хорошо, тепло, уютно, хочется кувыркаться в постели с таким симпатичным Кирой, а не думать над странными и непонятными вещами...

— Если я тебя трахну, ты соображать начнешь? — ядовито интересуется слухач.

Мне обидно. Мне очень обидно. Я отшвыриваю его лапу, отворачиваюсь, свертываюсь клубочком и дуюсь, как настоящая блондинка. Я и есть блондинка, и пусть Город разбирается, зачем и почему такая.

— Ладно, извини. Но ты достала. Тэри, хватит дуться. Отвечай давай.

— Я там никогда не была. — Я все равно дуюсь.

Кира вздыхает и начинает гладить меня по спине.

Это приятно.

— А как ты в Смотрители попала?

— Не знаю. Просто оказалась тут, и все. Меня встретил Лаан. И потащил в подземку, чистить участок. Я никак не могла понять, что происходит. Делала что он говорил — получалось. А потом он сказал, что я — Смотритель. И я стала приходить сюда сама.

На самом деле все было куда сложнее, труднее и страшнее.

И, пожалуй, смешнее. Но мой нынешний словарный запас совершенно не предназначен для этих описаний. Мне плохо, очень плохо — кажется, что я заперта в глупом теле с ограниченным набором средств для выражения мыслей и обработки информации. Где-то вдалеке я чувствую настоящую себя, умеющую соображать и рассказывать, все помнящую и понимающую. Но тело, надетое на меня, сковывает и тормозит каждое движение рассудка. Впрочем, суть мне передать удалось.

— Вот так номер... — вздыхает еще раз Кира. — А я и не знал. Интересное дело.

Под ласковыми прикосновениями его руки мне кажется, что мозг, смерзшийся в кусок льда, начинает оттаивать. Но медленно, как же медленно. Я трусь о его ладонь лопатками и мурлычу, как кошка. Только бы не останавливался.

— Ты продолжай. Оно помогает...

— Правда, что ли?

Разворачивает меня к себе, нажатием колена больно и грубо раздвигает ноги, резко входит. Я даже вскрикиваю. Мне немного больно и гораздо больше — приятно. Мозги проясняются. Чуть-чуть...

— Думай... давай, — рычит он, прижимая мои согнутые ноги коленями к груди. Выражение лица у него мало подходящее для занятий сексом — недовольное и презрительное.

— О... чем?..

— Что... за фигня... творится?

Я закрываю глаза, стараясь удержаться хотя бы в том немногом уме, что отпущен мне на сей раз. Ритм сотрясает все тело, кровь пульсирует в висках. Кажется, вот-вот лопнет сковывающая мозги оболочка. Пальцы Киры больно щиплют мои бедра, это только добавляет удовольствия.

Лед осколками разлетается под напором ледоруба, все ближе темная речная гладь. И, наконец, ледяное поле раскалывается, освобожденная вода бьет из проруби гейзером, растворяет льдины, затапливает берега...

Рекламная пауза.

— Тэри, Тэри... от тебя спятить можно, — выдыхает Кира, падая рядом со мной. Вид у него усталый. Затраханный.

Я со смущением вспоминаю все, предшествовавшее эротической сцене, и краснею. Потом краснею из-за самой эротической сцены, вернее, из-за ее подоплеки. Щеки горят, словно мне надавали пощечин. Экое позорище. Надеюсь, язык у Киры не очень болтливый? Хотя надеяться в этом плане на тенника...

— Я в душ, приду и буду думать, хорошо?

— Я с тобой пойду. Вдруг ты еще куда подеваешься...

Ванная уже выглядит вполне пристойным образом, на смену чудовищному джакузи пришла вполне обычная удобная ванна и душ с гидромассажем. Кира натирает меня мочалкой и полощет, мне остается только поворачиваться и наклоняться, следуя его указаниям. Напоследок — контрастный душ. Жестокая штука, но эффективная. Оторавшись под тугими ледяными струями, я выпрыгиваю из ванны, как ошпаренная козочка, и хватаю большое махровое полотенце. Растеревшись, надеваю халат. Мне все еще холодно, но в голове прояснилось.

— Пойдем на кухню чаи гонять, — предлагает Кира. Я усмехаюсь. Еще один любитель древнего восточного напитка. Мало, что ли, Лаана на мою голову...

Он заваривает зеленый чай с ванилью, простенький, из пакетиков. Но мне нравится. Наверное, у меня дурной вкус. С удовольствием наливаю чай в блюдечко. Лаан заклеймил бы меня позором, если бы увидел это, — но мы с Кирой в квартире одни, остальные уползли отсыпаться по родным завесам.

Смотрю на него — халат тенник не надел, только обмотал полотенце вокруг бедер. Так и сидит на табуретке, голый, тощий, неопределенного возраста. Ребра и ключицы торчат, как у жертвы продовольственного кризиса. Вспоминаю, как он сооружал мне постель, как намыливал волосы, и вдруг краснею, второй раз за полчаса. Теперь мне понятна его репутация мечты любой горожанки. Он не только редкий умница и прекрасный любовник, он еще и заботлив, как отец. Я имею в виду, хороший отец. Какой женщине это не по вкусу?

«Я не люблю тенников, не люблю тенников, не люблю», — повторяю я себе, хлебая горько-сладкую бледную жижу. Беру с подоконника все ту же книгу, теперь выбираю еще одно любимое число — семьдесят девять. Город, расскажи мне что-нибудь утешительное!

«...Двое стояли на мосту, а за спиной у них было небо.

Двое стояли на мосту — в паре шагов друг от друга. Они не знали друг о друге ничего. Он видел ее профиль, полускрытый пышной копной волос. Видел ее глаза, цветом схожие с водой, что текла внизу. Она видела его лицо в три четверти — тяжелый, мужественный очерк подбородка; пепельная прядь небрежно выбивается из-за уха.

Оба смотрели больше на воду, чем друг на друга.

В воде она видела свою жизнь — он подошел к ней, заговорил, вместе они ушли с моста, чтобы никогда не расставаться. Они меняли города и дома, страны и континенты, за плечами оставались годы и лица, дни и радости, часы и горе. Они всегда были вместе. В любой стране их дом был наполнен светом и теплом, смехом и счастьем. У них было двое детей, а потом были внуки, а опустевший дом — последний, настоящий Дом — не казался им пустым, даже когда они остались там только вдвоем. Они жили долго — и, разумеется, умерли в один день. Просто тихо уснули на веранде в креслах-качалках, двое счастливых стариков, взявшихся за руки, и на лицах их играли улыбки.

В воде он видел свою жизнь — он подошел к ней, заговорил, вместе они ушли с моста. И была безумная ночь, и звезды падали вокруг их ложа в высокой траве, а наутро он ушел. Ушел, но на самом деле остался, его путь всегда вел только к ней, из самых дальних странствий он возвращался к ней и только к ней, и она всегда встречала его улыбкой, и теплом, и чашкой кофе, и ласковым поцелуем. А потом он опять уходил — где-то за дальними горами вновь разгорался пожар войны, и он был нужен, и он шел туда, где был нужен, а она ждала. И однажды он вернулся к ней навсегда — чтобы умереть на ее руках, и последнее, что он ощутил, было прикосновение ее прохладной руки к его раскаленному лбу.

Двое стояли на мосту, а потом разошлись.

Они прожили свою жизнь на этом мосту — что им еще было нужно?..»

Да уж, если я хотела от Города утешения, то я его не получила. Сравниваю сказку с предыдущей. Наверное, эта кажется автору куда более правильной, а конец — счастливым. Нет, такого счастья я для себя не хочу. Пусть будет доволен им тот, кто не умеет отличать вымысел от яви. А я, кажется, еще не до такой степени сошла с ума.

Раскачиваюсь на стуле, пытаюсь собрать в голове воедино все, что я уже услышала и увидела. Дважды я побывала на инициирующей завесе, дважды выбиралась оттуда без потерь. Если не считать шока от пережитого. На столе крошки от вафель, которые мы ели перед зачисткой. Я выкладываю их в узоры. Крест, звезда, крест...

«Они прожили свою жизнь на этом мосту». А мы проживаем сотни, тысячи жизней на каждой из завес. Достаточно только захотеть нового — и как по заказу в голове остается лишь несколько необходимых для очередного приключения сведений. Все остальное исчезает. И можно чувствовать себя молоденькой девочкой — или юным мальчиком, — бегать, драться, сворачивать горы и терпеть поражения. Все это кажется настоящим, единственным настоящим...

Под рукой — теплая чашка, на этот раз — белая с черным иероглифом, близняшка предыдущей. Толстые стенки, слегка потрескавшаяся по краям глазурь. Поверхность шершавая, словно к глазури был примешан мелкий песок. На темной деревянной столешнице стоит темно-голубое блюдо с фруктами. Яблоки, виноград, бананы, пара здоровенных персиков. Мандарины, киви. Протягиваю руку, беру мандарин, начинаю чистить. Длинные ногти с сиренью сейчас очень кстати — удобно подцеплять тонкую скользкую от брызжущего сока шкурку. Засовываю в рот кислую дольку, сосу, гоняя от одной щеки к другой.

Все кажется настоящим. Но только здесь, на верхней завесе, все настоящее. Реальное. А ниже...

Где граница между реальностью и выдумкой? Мне казалось, я умею отличать одно от другого. Все было так просто до этой короткой сказочки. Я — Смотритель Города, знаю свое имя, знаю свой долг. Умею отличать здоровое от больного. То, что происходит на инициирующей завесе, — ненормально. Опасно. Слишком много лишнего, слишком легко утратить себя. Вспоминаю, как с приходом туда получила здоровенный информационный пакет. Катаклизм, мертвяки, маньяк... Легко заблудиться в этом навсегда.

Но меня-то отпустили?

Пора возвращаться к нашим насущным загадкам.

— Кира, тебе никогда не казалось, что помимо Смотрителей есть еще кто-то? — спрашиваю, а сама злюсь на вечное неумение начинать рассказы сначала. Только с середины. — Вроде нас? Но мы его не знаем?

— Ну-ка, ну-ка. Продолжай. — Кира внимательно смотрит на меня.

— Ну, не знаю. Вот сегодня оба раза мне казалось — на меня кто-то смотрит. Кто-то недобрый. Или недобрая. Да, недобрая.

— Точно?

— Да.

— Интересненько... — Кира когтем вычерчивает на обложке книги узоры. — Один из нижних болтал по обкурке про Белую Деву. Придет, дескать, дева, вся такая в белом, и наступит счастье. Если кто ей поклонится. А кто не поклонится — тому привет. Полный и окончательный.

— Не знаю насчет девы или старушки — но ощущение было.

— И еще говорили у нас, что Смотрители себя изжили. Много их, а толку никакого. А вот, дескать, если пришел бы кто-то один...

Среди тенников всегда ходят самые бредовые слухи, и Смотрителей они в массе своей недолюбливают, что не мешает им обращаться к нам по поводу любого непорядка в Городе. Но совпадение удивляет. Когда за несколько часов случается сразу множество странных событий, трудно поверить в то, что это просто полоса досадных случайностей.

И еще мне ясно, что Кира недоговаривает очень многое.

— Скажи, ты зачем к нам пришел? Неужели только из-за зачистки?

— Нет, конечно. Было у меня предчувствие. Что случится с кем-нибудь из вас нехорошее. Оно и случилось.

— Ты про колдунку?

— А про что еще...

Колдунка — это, конечно, неприятность. Не найди ее Кира вовремя, мне бы не поздоровилось. И приволокший ее Альдо был в том же странном месте, что и я. Только запомнил гораздо меньше. Могли ему там выдать такой подарочек? Могли, конечно. Если уж там заблудились Витка и Лик, чего со Смотрителями случиться не может по определению...

Но зачем? Кому это нужно? Белой Деве?

Наверное, эротическая терапия помогла не до конца, потому что я не могу себе представить ни одного варианта, в котором кому-то нужно оставить Город без Смотрителей.

Все, что происходит наверху, отражается на нижних завесах и том городе, о котором я почти ничего и не знаю. Достаточно знать, что есть непосредственная связь. Дома, дороги, парки и бассейны — все это является проекцией. Что на что проецируется — объекты Города на Москву или наоборот? Не знаю. Я умею работать именно с Городом. Я здесь живу и работаю тоже здесь. Знаю, что каждое мое действие влияет на события внизу. И каждое событие отражается там. По-своему, конечно. Но отражается.

Одна из завес Города сильно искажена. И творится на ней законченный бред. Пока что искажение не распространилось на соседние завесы. Но рано или поздно и это случится, я думаю. Тогда... я с трудом могу представить, что тогда будет. Мы окажемся в бредовом, искаженном мире. И, скорее всего даже не заметим этого, спятим вместе с Городом. Я уже ощутила, как легко заменяются знания, которые хранятся в моей голове...

Смотрители были всегда. Каждый из них не вечен, но вечна работа Смотрителя. Того, кто смотрит сверху, того, кто знает, как чинить и исправлять искаженное. Смотрителей не может быть двое или трое, не говоря уже об одном. Один человек попросту не справится. Нас должно быть семеро. Ну, шестеро, ну, пятеро. Никак не меньше. И никто не считает себя главным среди нас. Мы все решаем вместе. Да, иногда получается форменный бардак — но все же на каждую умную голову есть несколько советчиков, которые могут вовремя увидеть ошибку и подсказать верное решение. Так было. Так и должно быть.

Никакой одиночка не сможет заменить собой нашу компанию. И, насколько я могу судить, никогда никто и не пытался.

— Может, пойдем туда и посмотрим?

— Ты забыла, я не умею гулять по вуалям.

— Вуалям? — не понимаю я.

— Ну, по завесам.

Оказывается, тенники используют слово «вуаль». Интересно почему. А почему мы называем слои реальности Города завесами? Не знаю. Так придумали задолго до меня. Вуаль, завеса — смысл один. Тонкая ткань, которую нужно откинуть, чтобы пройти на иной уровень. Это доступно в той или иной мере всем жителям «настоящего» Города, Москвы. Подавляющее большинство умеет делать это, но не помнит наяву о своих путешествиях. Впрочем, дальше первых двух-трех они никогда не продвигаются. Они — просто население, живущее жизнью, мало отличающейся от той, что у них наяву. Поэтому на первых завесах в Городе такие толпы народа. Немногие умеют проходить выше или дальше. На четвертой завесе, где реальность уже ощутимо отличается от московской, — не больше миллиона. На пятой — едва ли сто тысяч. Это первая из завес, на которой обитают тенники. Ее обычно и называют инициирующей. Те немногие люди, что осваиваются там, составляют основу информационной структуры Города, незаметно для себя работая процессорами для обработки поступающих в Город данных. Им просто снятся странные сны, небольшую часть которых они запоминают.

Малая толика людей добирается до верхней завесы и поселяется здесь. Это «правило Дома» — ты живешь только на своем уровне, соответствующем желаниям и способностям. Только Смотрители могут скользить по всем завесам — а их много; та, где сидим мы с Кирой, — тринадцатая. И есть еще десяток или две тех, что лишь чуть отличаются от идущих с пятой по тринадцатую, мы не считаем их за отдельные. Счет идет только по вертикали, по разнице между уровнями. На большую часть я никогда не спускалась — и некогда, и неинтересно. Смотрителю, которого Город выбирает из новичков, прижившихся на пятой завесе, всегда хватает дел наверху. Смотритель отличается от горожанина одним — он понимает, как устроен Город. Далеко не все и не всегда — но умеет восстанавливать сбоящие процессы, уничтожать источники опасности.

Город — гигантская пирамида, и то, что на верхнем уровне воспринимается как оглоед или ползун, внизу... Я даже не знаю толком. Участки, где всегда возникают пробки. Криминальные кварталы. Места катастроф, опасных выбросов с заводов. Что-то еще. Я не помню, а Киру об этом спрашивать бесполезно. Он вообще никогда не был там после того, как изменился.

— Кира, откуда берутся тенники?

Он усмехается.

— Ты еще спроси, откуда берутся дети.

— Это я знаю. А вы откуда беретесь?

— Тебе правду рассказать или как у нас принято?

— Правду, конечно. Про детей Города, которых он забирает к себе, я уже слышала сотню раз.

— Ну слушай. Там, внизу, всегда есть такие люди, которым не нравится быть людьми. Книжек фантастических начитались, сказок наслушались. Или еще что-то в голову вступило. Им легче приходить в Город, и на пятой вуали они оказываются очень быстро. Чаще всего — еще подростками. Там их быстренько трансформирует в то, о чем они мечтали. Оборотни, вампиры, крылатые кошки — все подряд. Но... есть такое правило: не только мозг определяет форму тела, но и тело — свойства мозга. Трансформацией их переделывает в такое, что проснуться они уже не могут. По-настоящему проснуться. Это еще не тенники, а зародыши. Ты их видела, наверное, — тех, кто прошел повыше. Глупенькие совсем, тупые.

— Угу, — киваю я.

Действительно, глупенькие и слабые. Соображают плохо, обычно бестолково шатаются по Городу. Впрочем, глупость не мешает им выживать, а в свои силы они верят так, что вера с лихвой заменяет силу. Именно эти, как назвал их Кира, зародыши причиняют беспокойства больше, чем все их собратья с верхних завес.

— Тело внизу как-то доживает, но они уже здесь всей душой. И хотят сюда. Садятся на наркоту, сигают из окон. В аварии попадают, заболевают — Город их к себе забирает, ему эти ходячие страдания не по вкусу. Когда тело умирает, ну или в кому впадает, они оказываются на пятой вуали целиком. А там уж по мере способностей — кто сюда, а кто так и болтается на пятой. И готов тенник.

— Вот, значит, как... — Я ошеломлена.

Это не похоже на все, что мне доводилось слышать. Мне интересно, знает ли об этом Лаан. Он многое знает — но молчит, пока его не спросят. А чтобы задать вопрос, нужно знать половину ответа. Мне хочется спросить, как же на самом деле тогда получаются Смотрители, но я боюсь нарваться на насмешку. Еще мне хочется спросить, кем же был Кира.

— Тенник не может стать Смотрителем? — спрашиваю я.

— Нет. Чтобы быть Смотрителем, нужно быть человеком. Не совсем человеком, вы все-таки не вполне люди. Но хотеть быть человеком. Тот, кто хочет быть тенником, становится тенником, как я уже сказал.

— Что значит — не вполне люди?

Кира смеется и вдруг царапает меня когтями по голой руке, вспарывая кожу. Я вскрикиваю.

— Ты спятил?

— Смотри. — Он показывает на рану, которая затягивается на глазах. — Сколько раз с тобой что-нибудь случалось на вуалях?

— Да постоянно что-то. То с балкона упаду, то еще что.

— Вот в этом и отличие. Ты быстрее двигаешься, лучше соображаешь — ну, почти всегда, на тебе все заживает в момент. Это тебе дает Город, — говорит он, опережая меня. — Но за что? Ты — связываешь, ты чистишь, ты строишь. А вот этого таланта нет ни у кого, кроме Смотрителей. Это и называется — не вполне люди. И еще — ты помнишь Москву?

— Ну, что-то помню... — неуверенно говорю я, понимая, что вроде бы помнила о ней сегодня в первом путешествии по завесам и помнила много. Но сейчас все вылетело из головы. Город. Большой, шумный и красивый. Я даже не в нем родилась. Или родился? Я и этого не знаю точно.

— Ты когда-нибудь возвращалась ниже первой вуали? После того, как попала сюда?

— Нет. — В этом я уверена всецело.

— В том-то и дело.

— Я... умерла? Там, внизу? — Сердце заходится от страха. Я смотрю на Киру, ссутулившегося на своей табуретке, и чувствую, как по лицу текут слезы.

Кира задумчиво чертит узоры на столешнице. Когтями. Остаются глубокие царапины, напоминающие странные руны. Потом он поднимает глаза, видит фонтан слез, который я представляю собой. Бросается ко мне, я даже вздрагиваю — он проходит прямо через стол. Он же тенник, вспоминаю я. Может проходить через стены. Оказывается, и через столы.

Обнимает меня, прижимает к себе. Гладит по дурацким кудряшкам.

— Я не знаю, Тэри. Может быть, и нет. Может быть, Смотритель — просто человек, который умеет одновременно быть здесь и внизу. Я правда не знаю. Ну что ты, в самом деле...

Я плачу и никак не могу остановиться. Он не знает — и это хуже, чем просто «да». Кто я такая — призрак, живущий энергией Города? Или человек с раздвоившимся сознанием, не помнящий там, внизу, то, что происходит здесь? Сколько лет мне ни разу не приходило в голову задуматься об этом. Мне так нравилось жить в Городе...

— Не оставляй меня, пожалуйста, — бормочу я сквозь рыдания и прижимаюсь к животу Киры щекой. Потом просто сползаю с табуретки и сижу на полу, продолжая повторять: — Не уходи.

— Да куда ж я ухожу-то... Тэри, перестань. Хватит плакать. Все хорошо.

Он действительно никуда не уходит, опускается на колени и так стоит рядом со мной. Через пелену слез тенник Кира выглядит очень старым, древним. Может быть из-за пыльно-серых волос, которые кажутся седыми.

— Тэри, малая, я не уйду никуда. Правда.

— Ты уверен? — Наверное, последние мозги у меня вытекли вместе с ручьями слез, иначе я никогда не стала бы задавать такие вопросы теннику. Особенно легендарному слухачу Кире, у которого, судя по сплетням, в каждом квартале по три бабы.

— Уверен, уверен.

— Но я же не женщина...

— А кто? — усмехается он. Задумываюсь.

И правда — а кто я, Смотритель Тэри?

Я не люблю ни людей, ни тенников. Первые для меня слишком скучны, предсказуемы и просты той простотой, в которую хорошо утыкаться носом, разбив в жизненных баталиях лоб и коленки; ненадолго — чтобы просто греться и не опасаться неожиданностей. Тенники же мне кажутся еще более ограниченными, чем люди. Они и есть люди — но бывшие; перестав быть людьми — не стали чем-то действительно новым. Не в меру горды своей инностью, излишне влюблены в свои «нелюдские» умения.

А я плыву посредине, не смешиваясь ни с теми, ни с другими, как нефть на воде. Лавирую между ними, прихожу к людям и тенникам по очереди, выбирая, кто мне нужнее...

Действительно — я же сама не считаю себя человеком. Кира прав. Я отделяю себя от обычных обитателей Города...

— Что ты знаешь? Что ты понимаешь? Что вообще можешь понимать ты — разве ты видел двадцать два оттенка в радуге? — долговязый, полупрозрачный, какой—то пыльный тенник ухмыляется и скалит отблески зубов в широкой пасти.

Усмехаюсь.

— А что ты знаешь о том, как просыпаются с любимой женой в постели? Приносят ей бутерброд и чай?

Тенник моргает совсем по-человечески, физиономия кривится уязвленной гордостью, через нее просвечивает обида.

У меня нет никакой жены, но я умею бить наотмашь. Только так — беспощадно, даже не думая, что и как говорю или делаю. Какая-то часть мозга, в которую я даже никогда не заглядывал, бесстрастно-злая и наблюдательная, сама подбирает слова и жесты, интонации и взгляд. И не промахивается. Этот вот обиделся. Другой мог бы и посмеяться — но другому я сказал бы иное. Я связующий. Это моя работа — чувствовать, не думая...

Я и моя работа — это не вполне одно и то же. А долгие годы, прожитые в Городе, научили меня, что нет ничего постоянного. Сегодня на площади стоит церковь — а завтра ничего нет. Сегодня ты не любишь кого-то — завтра плачешь от счастья в его руках.

— Ну, я не знаю... Перевертыш.

— А кому это мешало? — смеется Кира.

И в самом деле — вроде бы до сих пор это никому не мешало. Одна моя ипостась долгие годы была любовницей Лаана, другая — хорошим другом с ним же, и ни разу между нами не возникало напряжения или затруднений. Что-то не в порядке со мной — я забываю самые простые вещи и утрачиваю способность оценивать то, что помню. Вместо этого меня волнуют самые неожиданные вещи — моя двойственная природа и то, что происходит с моим телом в Москве, как ко мне относится Кира и прочая ерунда.

— Не плачь. Смотрителям нельзя плакать.

— Почему?

— Потому что вы — душа Города. Никогда не задумывалась, почему тебе все удается, везде, на всех вуалях?

— Не-а...

— Скажи-ка, Тэри, когда последний раз ты очень хотела чего-нибудь — и не могла получить?

Сегодня, хочется сказать мне, и я прикусываю губу. Но если задуматься серьезно — я действительно не припоминаю особых препятствий и нереализованных потребностей. Скучно — можно спуститься за нижние завесы, и там-то уж событий будет вволю. Это тоже работа на Город, каждая беготня с приключениями что-то решает и упорядочивает, но для нас-то это развлечение. Хочется новую шмотку или машину — достаточно только представить себе, что нужно, и быстро найдешь желаемое. Самыми забавными способами. Любви и ласки захотелось — и это немедленно находится на блюдечке с голубой каемочкой. На любой вкус — от несчастной влюбленности до долгого красивого романа. Или попросту соленого огурца.

— Потому что вы — и есть Город, его часть, чувствующая. Городу нравится быть счастливым — и вы получаете все, чего пожелаете. Ты скажешь — не всегда и не так уж легко, но ведь то, что дается моментально и без малейших усилий, быстрее приедается.

— А вы?

— С нами все немного по-другому. Легенды не врут, мы — дети Города, и мы тоже получаем желаемое. Иногда. Детям ведь дарят игрушки, покупают одежду. Водят в парки аттракционов. Только мы — дети, которым никогда не дадут вырасти. Почти никому и не хочется...

Кира запускает длиннющие пальцы в волосы, резко проводит ото лба к затылку. И я понимаю, что все мои моральные терзания — мелочь по сравнению с тем, как живет тенник Кира. День за днем, ночь за ночью, привязанный к тринадцатой вуали, работающий слухачом — и не имеющий возможности ни уйти, ни стать чем-то другим. А ему тесно — я вижу, насколько ему тесно и тяжело.

У тенников в Городе — целый отдельный мир, легендарный, магический. Колдовство и экстрасенсорика — обыденность их жизни. Магические ритуалы и умения проходить через стены, летать или читать мысли — их повседневность. Бесконечная городская сказка, и чего в ней уже только не было — войны с горожанами и смешанные браки, битвы нижних и верхних, нашествие чужаков из-за Грани... Тенники видят и мыслят совсем не как люди, то, что для одних — техника и физика, для других — магия и ведьмовство, и только совокупность мистического и рационального подхода рождает неповторимое своеобразие Города. Смотрители же стоят посредине — ощущают намного больше, чем люди, но куда прагматичнее тенников.

Если подумать, жизнь тенника ничуть не хуже жизни человека и уж куда проще жизни Смотрителя. Сказки и романтики в ней — хоть залейся, приключений хватает. Да и интересно это — проходить через стены и видеть души улиц и домов. Но вот передо мною сидит тенник Кира, и я вижу, что все это ему давно надоело, что по горло он сыт своими умениями и своим бытием.

Однажды Город ошибся, спутав недолговечные мальчишеские бредни с истинным желанием нечеловеческого бытия. И появился Кира, из которого не получилось Питера Пэна, а получился усталый и измученный человек. Да, человек, несмотря на когти, кошачьи глаза и умение проходить сквозь мебель. Потому что тенники не взрослеют.

— Кира... а из Города уйти можно?

— Нет, — резко говорит он. — Только умереть окончательной смертью.

Это я знаю... но, как выясняется, все мои знания весьма неглубоки и эфемерны. Умереть окончательной смертью — умереть здесь и внизу одновременно и не иметь сил вырваться обратно в Город. Внизу можно умереть естественной смертью или любым иным доступным людям образом. Если сумеешь прорваться в Город — останешься жить здесь, но не вечно, а покуда хватит сил или что-нибудь не случится. Куда уходят из Города умершие дважды — неведомо. Если умрешь здесь, но останешься жив внизу — вернешься, когда накопишь силы. Мне доводилось умирать раз пятнадцать или двадцать, но ни разу меня не сбрасывало ниже первой завесы. Если же погибнешь на одной из верхних завес так, что растеряешь всю энергию, например, в лапах оглоеда, — умрешь и внизу. Тихо, во сне. Так погиб Ранэ. И если сам решишь уйти окончательной смертью, тоже никогда не вернешься в Город и, наверное, умрешь внизу. Так ушла Келли.

— А что такое окончательная смерть?

— Не знаю. — Кира невесело усмехается. — Может быть, полный конец всего. Разрушение структуры. А может быть — новое воплощение. Есть множество легенд. Если бы хоть одна была правдива — меня бы здесь уже не было.

Тенники — из умерших внизу, поэтому для них любая смерть в Городе — окончательная, запоздало соображаю я. Они живучи, куда сильнее людей, но и риск для них куда выше. Вспоминаю выходку Киры на зачистке, и меня начинает трясти мелкой дрожью. Какого пса он так рисковал? Чего ради? Ни одна зачистка, ни одно дело Смотрителей, тенников или людей не стоит, чтобы так рисковать жизнью!

Стоп, Тэри, говорю я себе. Ты действительно не в себе. Ты сама каждый день рискуешь собой ради Города.

— Не трепись о том, что я тебе рассказал, хорошо? Мне открутят голову свои...

Да уж — наверное, это одна из самых больших тайн тенников. Узнай ее, скажем, Альдо — пойдет давить всех, кто ему не приглянулся. И еще — мне страшно любопытно, зачем Кира мне это рассказал.

— Кира, а если я тебя попробую взять с собой за ту странную завесу? Вдруг получится?

— Ты там тенников видела?

— Нет...

— И Альдо не видел. Думаешь, просто так?

— Вообще тенники там раньше были. Да и кто ж ему марочку и колдунку подсунул? Люди это не умеют.

— Вот уж не знаю. Но не думаю, что меня туда пустят.

— Ну, как хочешь.

— Расскажи еще раз, как тебя занесло в Смотрители. Основное-то я понял... но ты лучше покажи.

— Хорошо.

Я сажусь на пол спиной к Кире, разумеется, не упустив возможности потереться об него лопатками. Каждое прикосновение к теннику сводит меня с ума, обжигает безумной неудержимой нежностью, переворачивает внутри что-то. Никогда еще такого со мной не было в Городе. Все вроде бы уже было — и одержимость страстью, и трепетное полуплатоническое восхищение, и затяжные, тяжелые для обоих связи. А вот так, чтобы сердце заходилось от нежности вперемешку с желанием, — не было еще...

В нежности много страха, чувствую я. Легко быть беспечной, зная, что смерть — лишь случайность, недолгий перерыв, падение вниз спиной в руки Города. Легко не бояться ни за себя, ни за других, зная, что скоро встретишься вновь. А сейчас...

Кира кладет мне пальцы на виски, я сосредоточиваюсь на воспоминании и погружаюсь в прошлое.

(обратно)

8

Существо материализовалось на диване, не открывая глаз. Сладко потянулось во сне, прикрыло лицо рукавом безразмерного свитера и продолжило дрыхнуть. Лаан задумчиво посмотрел на явление новоиспеченного Смотрителя народу и хмыкнул в бороду. Лучше всего новичка описывали слова «типичное оно». Огромный черный свитер, потертые джинсы и высокие ботинки ориентировочно принадлежали мальчику. Изящные руки с массивным перстнем-печаткой — скорее девушке. Некрасивое грубоватое лицо с широкими скулами и четко прорисованными дугами бровей — неизвестно кому.

Когда Лаан вернулся с кружкой горячего чая с коньяком, явление продолжало спать. Или притворяться спящим, судя по нарочито размеренному дыханию и трепету густых жестких ресниц.

— Доброе утро, — вежливо сказал Лаан и поставил возле дивана кружку.

Существо в свитере неумело вздрогнуло, изображая испуг, и резко село, широко распахнув раскосые темно-карие глаза. Темные глаза и брови, да и весь отчетливо азиатский облик плохо сочетались с высветленными до снежной белизны волосами. Впрочем, увидев Лаана и комнату, «оно» перестало притворяться и удивилось уже искренне.

— Ты кто? Я где? Это чья вписка? — выпалило существо то ли девичьим контральто, то ли юношеским фальцетом.

— Твоя. — Лаан едва спрятал в бороду усмешку.

— Моя-а? — искренне удивилось существо, потерло глаза тыльной стороной ладони и еще раз посмотрело на Лаана, словно ожидая, что тот исчезнет со всей обстановкой или приобретет более знакомый вид.

— И твоя в том числе, — терпеливо уточнил Лаан. — Смотрителей. Тебя как зовут?

— Тэри, — уверенно ответила — Лаан пришел к выводу, что это все-таки девушка, — новая Смотрительница, после чего склонила голову набок и погрузилась в тяжелые раздумья. — Это с чем была трава, я не понимаю?

— Ты чай пей, — кивнул он на кружку. — Скоро в голове прояснится. Поначалу всегда так бывает. Потом привыкнешь.

— То есть эта байда надолго? — изумилась девушка, неуверенным движением поднимая с пола кружку с чаем и недоверчиво принюхиваясь. — Вот так курнули по две тяги...

— Эта байда навсегда, — спокойно ответил Лаан.

— То есть у меня уехала крыша? — спросила Тэри с радостным любопытством.

— В каком-то роде, — кивнул Лаан. — Не торопись, постепенно ко всему привыкнешь.

Он уселся в кресло и стал набивать трубку, спокойно и доброжелательно разглядывая новенькую. В девушке была некая отчетливая, хотя и непринципиальная неправильность. Лаан не мог четко определить, в чем именно дело. Что-то в реакциях. Девочка казалась куда менее отвязной, чем старалась выглядеть... но уровень ее информированности удивлял. Обычно новые Смотрители понимали, где и почему находятся, хотя и не были полностью готовы к своей роли.

Девушка между тем вела себя так, словно свалилась на диван в апартаменты Смотрителей с Луны. Она допила чай, осторожно поставив на пол кружку, походила по комнате взад и вперед с полуоткрытым ртом, потом села на диван и обхватила голову руками. Тонкие запястья смешно и трогательно торчали из подвернутых рукавов толстого шерстяного свитера, который и Лаану был бы велик. «И как ей не жарко?» — подумал Лаан, и, словно услышав его мысли, девушка стащила свое облачение, оставшись в тонкой маечке. Совершенно плоская фигура вызвала в Лаане легкие сомнения — а действительно ли это девочка? Может, мальчик-подросток?

Девочка — или мальчик — между тем на глазах впадала в депрессию. Еще несколько раз пробежалась по комнате, натыкаясь на мебель, потом додумалась подойти к окну и посмотреть вниз.

Увиденное ее ошарашило.

— Это... что? — спросила она, тыча пальцами вниз.

— Город.

— Я понимаю, что не деревня. Какой город?

— Просто Город, — ответил Лаан, начиная уже всерьез удивляться.

Девчонка посмотрела на него бешеными раскосыми глазами, махнула в воздухе рукой, изображая что-то агрессивное, потом сникла, оценив физические параметры Лаана. Он постарался уловить мысли девушки; этим навыком он владел не вполне, но смог почувствовать эмоциональный фон. Тэри была совершенно дезориентирована, испугана и подавлена.

Лаан поднялся из своего кресла, подошел к девушке, положил ей руку на плечо. Вопреки ожиданиям Тэри не шарахнулась и не скинула руку, напротив, подалась вперед и по-кошачьи потерлась щекой о запястье Лаана. В этом было столько тоски и страха, что Лаану стало ее жалко, и он, уже не стесняясь, прижал ее к себе. Тело ее оказалось твердым, словно одеревеневшим, и неподатливым. Она уткнулась лицом в грудь Лаана, обняла его, захватив цепкими пальцами рубашку на спине, и прикрыла глаза.

— Ты теплый, — с удивлением сказала она через пару минут.

— Ты тоже, — усмехнулся Лаан, гладя девушку по жестким волосам.

— Выпусти меня отсюда, — жалобно попросила она. — Ну пожалуйста...

— Я не могу, — недоуменно пожал плечами Лаан. — Ты Смотритель, ты в Городе. Что я могу сделать?

— У-у-у... — тихо застонала девушка.

Высвободилась из рук Лаана с таким нетерпением и яростью, будто он удерживал ее силой, еще раз прошлась по комнате и вдруг заметила зеркало. Сначала Лаану показалось, что девушка вообще увидела зеркало впервые в жизни — с таким недоумением она рассматривала свое изображение. Несколько раз помахала руками, погримасничала, показала зеркалу язык. Убедившись, что зеркало отражает все ее движения, она уставилась в него со страхом.

— Что это?

— Ты. — Лаан уже всерьез начал беспокоиться.

— Нетушки, совершенно это не я! Это какое-то бредовое зеркало! — возразила девушка и, желая убедиться в своей правоте, ощупала свое лицо и волосы. Видимо, ощущения совпали с изображением, потому что она отшатнулась от зеркала и повернулась к нему спиной, затравленно глядя на свои руки.

Лаан озадачился окончательно. Такого он еще не видел. Сколько он себя помнил — был одним и тем же. С первого часа пребывания в Городе.

— Иди сюда. — Он присел на диван и похлопал рядом с собой.

Девушка покорно подошла, плюхнулась с размаху возле Лаана, чувствительно толкнув его острым локтем в бок. Подумав секунд десять, поджала ноги в ботинках и положила голову Лаану на плечо. При этом она оставалась жесткой и напряженной, словно сидела посреди минного поля.

— Давай рассказывай! — требовательно воскликнула она.

— Что именно?

— Что это все такое?

— Это Город, — повторил Лаан. — Разве ты не знаешь, что это такое?

— Не-а, — уверенно ответила девица.

— Совсем не помнишь?

— Абсолютно!

— А как ты сюда попала?

— Хм... — Тэри призадумалась, поерзала на диване, потом улеглась на бок, положив голову Лаану на колени. — Ну, мы сидели в общаге у одного кренделя... кто-то принес травы, мы решили слегка курнуть... я заснула. Наверное, так. Может быть. Не помню точно. А может, мне эта общага как раз и приснилась. Смутно так помню...

— Тебе никогда не снился странный город? Почти как Москва, но другой. Летать там можно, например?

— Нет, — уверенно ответила девушка. — Я всего-то в вашу Москву приехала два месяца назад. Мне только родной Саранск снился. И то чушь всякая — экзамены, родичи...

Лаан промолчал, не зная, что сказать.

— Так это все сон? — продолжила Тэри, теребя штанину джинсов Лаана.

— Нет, это не сон. Это тоже Москва. Только ее другой уровень, скажем так. Другой тоннель реальности. Информационно-энергетическая структура. Или Тень Города, как тебе удобнее.

— Информационно-энергетическая? А я что тут делаю? Глюки вижу?

Вместо объяснения Лаан увесисто шлепнул девчонку по бедру. Она негромко взвизгнула, прижала руку к ушибленному месту.

— Похоже на глюки?

— Глюки бывают разные, — философски проговорила Тэри. — Даже такие. Мне вот недавно увиделось, что мне горло перерезали и кровь течет. Больно было очень...

Лаан молча вздохнул. Город подкинул ему новое испытание — обучение девушки, категорически не понимающей, где, как и зачем она находится. Для пущего веселья он был здесь один. Может быть, Хайо или Лик смогли бы убедить ее лучше. Но их здесь не было, а звать их по не самому серьезному поводу Лаану не хотелось. Скорее всего, у них были свои дела, особенно у Лика, который был целителем на всех завесах. А эта новенькая — Лаан попробовал уловить ее функцию — явственно была связующей. Хорошая новость. Вот только как убедить ее, что все это не сон и не глюки, а новая реальность ее жизни?

— Смотри, — начал он, не будучи уверен, что сможет правильно подобрать слова. — Тебе сейчас кажется, что это сон?

— Не знаю, — подумав, сказала Тэри. — По ощущениям не похоже. Наоборот, как-то четко все и ясно.

— Именно что, — кивнул Лаан. — Что вообще такое реальность? То, что мы воспринимаем. То, что мы видим, слышим, как все это обрабатываем. Для нас реально то, что мы чувствуем. Остальное — умозрительные понятия. Согласна?

— Типа все существует в моей голове? Слыхала я такую песню...

— Нет, все существует само по себе. Но ты можешь это увидеть только своими глазами и потрогать своими руками. Пропустить через себя, уложить у себя в голове. Ты никогда не видишь все целиком, только какую-то часть, так?

— Ну да.

— Вот сейчас ты просто видишь все по-другому. И можешь с этим обращаться соответственно. Из пользователей переходишь в программисты, если ты понимаешь в компьютерах.

— А то...

— Ну вот сейчас ты можешь не только пользоваться программами, но и отлаживать их. Писать код, когда понадобится. Ты все равно будешь видеть глазами и ощущать кожей, но больше и слегка по-иному. Ничего не изменилось, кроме твоего восприятия. Поняла?

— Не-а, — вздохнула Тэри. — Это теперь навсегда, да?

— Да, — кивнул Лаан и погладил ее по плечу. — Тебе понравится. Здесь очень интересно.

— А зачем я здесь?

— Ты Смотритель. Программист, если хочешь. Мы — нас пятеро... с тобой уже шестеро — те, кто поддерживает структуру Города. Чистит, чинит, строит.

— А как это все делается? Я в программах не сильна. Так, рисовать да по Интернету...

— Нет, ничего программировать не надо. Ты увидишь, как все это делается. Иногда — как в боевике, иногда — как в натуральном глюке.

— А это обязательно?

— Обязательно, — с шутливой строгостью сказал Лаан. — И никак иначе.

— Ну ладно, — вздохнула девушка. — А здесь точно интересно?

— Еще как.

— А как тебя зовут?

— Лаан.

— Ну хорошо, Лаан. Уговорил. Если вас насилуют и все такое...

— Кто ж тебя насилует? — удивился Лаан до глубины души и на всякий случай убрал с ее плеча руку.

— Ты, — хихикнула девушка и вернула его ладонь на место. — Сейчас. Будешь.

Лаану ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Час спустя Тэри милостиво изволила отпустить его, убедившись, что проигрывает соревнование на выносливость. Час сексуального марафона — у Лаана не было другого слова для этого мероприятия — не сделал ее ни мягче, ни спокойнее, кажется, только, наоборот, поверг в еще большую печаль. Казалось, она не позволяет себе расслабиться и настолько не доверяет партнеру, что Лаану было даже слегка обидно. Девушек он обижать не любил и обоснованно считал себя внимательным и заботливым любовником. Но недоверчивая девица Тэри почти сумела его в этом разубедить.

Он постарался улечься так, чтобы обнимать ее, не натыкаясь на острые локти и коленки, провел губами по уху.

— Ну чего ты как ежик...

— Да мне все кажется, что это бред, — призналась Тэри.

— Ну спасибо, дорогая, — усмехнулся Лаан, фыркнув ей в ухо.

— Ты обиделся, — уверенно сказала девушка.

Глаза ее были закрыты, лицо сосредоточенно.

— Да нет...

— Не надо мне врать, — строго сказала она. — Я тебе не понравилась, потому что я тебе не доверяю. Так?

— Так, — признался Лаан, понимая, что врать девушке, впервые обнаружившей в себе свой основной талант — воспринимать остальных, — нельзя. — Умница.

— У меня такое странное ощущение, что ты у меня в голове, — морща лоб, призналась она.

— Это нормально. Это даже очень хорошо.

— Что же тут хорошего? — удивленно спросила девушка.

— Нас несколько человек. От тебя часто будет требоваться слышать, что думает каждый, и передавать остальным. Это гораздо быстрее слов и через стены тоже слышно.

— То есть я сумею еще и обратно думать?

Лаан сообразил, что такое «думать обратно», и согласился.

— Интересно... А ты меня услышишь?

— А ты попробуй.

Тэри попробовала, и получилось у нее на редкость громко и отчетливо — Лаан даже слегка покраснел. Отказать девушке в просьбе у него духу не хватило, хотя в роли садиста он себя еще ни разу не пробовал. Оказалось — весьма увлекательно, учитывая, что партнерша моментально оттаяла и начала весьма вдохновляюще поддаваться под его напором. Кажется, ему даже удалось вложить в нее некоторое чувство гармонии с реальностью.

— Мур-р, — потерлась она о его грудь. — Ты хоро-оший, хотя и бородатый.

— Борода-то тебе чем не угодила? — удивился Лаан.

— Да не люблю я бородатых, колются они, — с детской непосредственностью призналась Тэри.

— Я заметил, как ты не любишь, — хмыкнул Лаан. — Ладно, сейчас отдыхаем, идем в душ и гулять.

— Зачем еще гулять? — раздался протестующий кокетливый писк.

— Затем, что я так сказал. — Лаан сопроводил ценное указание шлепком, и девушка кивнула, хихикая.

Самостоятельная до ужаса девица захлопнула дверь ванной перед носом Лаана и выразительно лязгнула замком. Лаан только улыбнулся — он успел увидеть, что на этот раз ванная представляла собой торжество прогрессивных технологий. Он успел привыкнуть к подобным сюрпризам, а вот Тэри предстояло совершить немало открытий. Судя по звукам то льющейся из душа, то из крана воды, мату сквозь зубы и падающим на пол предметам, сеанс открытий уже начался.

«Ну-ну», — подумал он про себя и отправился в кухню заваривать чай.

На улице Тэри так изумленно разглядывала дома и немногочисленных прохожих, что на нее порой оглядывались. Лаану с трудом удавалось представить, что сейчас творится у нее в голове, но, судя по округленным глазам и рту, преобладало изумление. Увидев тенника из крылатых, идущего по улице, Тэри взвизгнула, потом зажала ладонью рот и вцепилась в рукав Лаана. Тенник, похожий на помесь человека и летучей мыши, укутанный в собственные крылья, проводил ее изумленным взглядом.

— Что это за бэтмэн? — спросила она, когда тенник скрылся за углом.

— Тенник, — сказал Лаан. — Обыкновенный тенник. Их тут в Городе едва не половина населения.

— Кто такие тенники?

— Такая раса. Только они не все выглядят так. Очень по-разному. В общем, есть люди и тенники. Все, что не человек, — то тенник.

— Откуда они такие?

— Они — дети Города, по крайней мере, так о себе говорят. Ты, наверное, слышала всякие легенды о домовых и оборотнях? Вот это те же самые существа, только на нашем уровне. Магические.

— То есть?

— Ну, они владеют магией. В чистом виде. Заклинания, обряды, всякие способности необычные. У каждого свое.

— Ну ни фига ж себе... — вздохнула девушка и задумалась.

Лаан тоже глубоко задумался — как попадают в Смотрители девочки, даже ни разу не побывавшие на инициирующей завесе, где уже встречаются тенники, да и пейзажи весьма похожи на здешние. Они шли мимо Озера — любимого места отдыха горожан. Озеро торчало прямо посреди жилого квартала и находилось внутри забетонированной воронки глубиной метров семьдесят. В середине его торчали фонтанчики. Человек пять весело плескались на одном берегу, на другом кто-то ловил рыбу, лихо вытаскивая одного за другим толстых зеркальных карпов.

— Ничего себе конструкция, — изумилась Тэри, спускаясь по крутой лесенке к воде.

Лаан только пожал плечами — ему уже давно в Озере ничто не казалось странным. Ну, в воронке, ну, берега забетонированы — и что? Не минное же поле? Тем временем его подопечная сиганула в воду так, словно последние пять лет провела в пустыне. Шмотки полетели по всему берегу, а девушка плюхнулась с разбегу, ушла с головой под воду, вынырнула, вытряхивая воду из ушей, и неловко забарахталась метрах в трех от берега. Глубина явно превосходила ее ожидания.

— Ты плавать-то умеешь? — крикнул Лаан, раздумывая, снять ли сначала ботинки или уже пора спасать утопающую, не медля.

— Вроде да...

Тэри держалась на воде так себе, и Лаан в очередной раз за день удивился — достаточно было просто захотеть уметь плавать, и этот нехитрый навык сам оказывался в голове. Он постарался подумать это громко и отчетливо специально для Тэри, и девушка услышала. На несколько секунд она оказалась под водой совсем, потом вполне уверенно выплыла и нырнула еще раз, после чего принялась мерить пруд размашистым кролем. Лаан, наконец, закончил со шнурками, стащил одежду и присоединился к девушке. Вода была теплой, как парное молоко, и достаточно плотной — держаться было легко, а каждый гребок бросал тело вперед на несколько метров. Казалось, что не плывешь, а скользишь над водой на воздушной подушке.

Наплававшись, они пошли вновь по Городу.

С холма возле Озера, на который Лаан затащил девчонку, открывался роскошный пейзаж. На самой окраине стояли ряды голубых многоэтажек, дальше был лес и радужная Стена, окружавшая Город. Отсюда был неплохо виден ее фрагмент — переливающаяся стена опалового тумана, плавно переходящая в небо.

Девушка восторженно пискнула, потыкала пальцами в направлении Стены, спросила, что это. Лаан объяснил как мог. Та пожала плечами, задумчиво хмыкнула, потом подобрала несколько мелких камушков и принялась швырять в деревья, что росли у холма. Первый камень пролетел метров пятьдесят, но третий уже саданул по стволу дальнего дерева.

— Интересно здесь все. Хочу — попадаю... Законы физики отдыхают.

— Здесь работают законы физики. Но для Смотрителей многое зависит от их воли.

— А уехать из Города можно?

— Нет, — ответил Лаан. — Никогда о таком не слышал.

— А если дойти до Стены?

— Заблудишься в тумане и выйдешь в любом из кварталов.

— А ты сам пробовал? — недоверчиво прищурилась Тэри.

— Конечно, пробовал. Все пробуют, и ты проверишь, что я тебе не вру, — усмехнулся Лаан.

Тэри налюбовалась пейзажами до полного равнодушия, и Лаан уже был готов вернуться домой, когда его догнал тенник, похожий на сморщенного гнома. Девушка покосилась на него без восторга и покрепче взяла Лаана под руку.

— Нам бы один подвальчик почистить, — сказал он.

Фраза и тон категорически расходились друг с другом — сказано было не просительно, а так, словно гном оказывал Лаану неслыханную милость. Смотритель не отреагировал, давно привыкнув к манерам нижних, кивнул.

— Где подвальчик-то?

— А под Библиотекой, — царственно изрек тенник. — Что-то там нехорошо последнее время.

— Хорошо, сейчас и зайдем, — сказал Лаан. — Пошли, Тэри, работа есть.

— Что за работа? — спросила девушка лениво и сонно. — Много работы-то?

— Нет. Подвал небольшой. Увидишь, что нужно делать.

Библиотека стояла почти в самом центре Города, поэтому Лаан не решился тащить явно засыпающую девчонку пешком и поймал машину. Их подвезли бесплатно, водитель Лаану был смутно знаком. То ли ему помогали отпугнуть мелкую нечисть от гаража, то ли улаживали конфликт с нижними тенниками, Лаан не помнил, но шофер помнил его.

Тэри засмотрелась на Библиотеку — огромное здание из черно-серого гранита, с белыми колоннами у входа, подниматься к которым нужно было по широкой лестнице. У Библиотеки, по своему обыкновению, тусовалась молодежь — и люди, и тенники. Девушка с интересом оглядела сверстников, непонятно для Лаана хмыкнула и отвернулась.

Входить в подвал нужно было с заднего двора, который был завален кирпичами и всяким строительным мусором. Лаан без удивления оглядел бардак, пожал плечами и показал Тэри на дверь, прикрытую щеколдой.

— Смотри. Войти можно?

Девушка пригляделась, насупилась. Видно было, что ее терзают противоречивые чувства — она и видела, что с дверью что-то не в порядке, и не верила своим ощущениям. Лаан молча ждал, не торопя ее.

— Ну... можно, но нежелательно. Лучше эту паутину убрать.

— Убирай, — разрешил Лаан.

— А как?

— А ты подумай.

Девушка оглянулась на него с видом жертвы инквизиции — Лаан отреагировал вежливой улыбкой, — помялась, потом фыркнула и повернулась к двери. На снятие защитной сетки ей понадобилось минут пять, но действовала она уверенно, долго раздумывая, но не делая ошибок.

Внутри было очень грязно и сыро. Тэри застыла на пороге, не решаясь ступить в лужу по щиколотку. Лаан подтолкнул ее вперед, вошел сам, принюхался. Пахло протекшей канализацией, а попросту говоря — сортиром.

— Ты не стой. Начинай чистить.

— А как? Ведрами все это вычерпывать? — сердито спросила она. — Так где то ведро?

— Нет. Не ведрами. Представь себе этот подвал чистым. Сначала один угол, потом дальше. И делай это реальным.

Секунд через десять Лаан вылетел пулей за дверь — все нечистоты собрались в столб посреди подвала и закрутились в маленькое торнадо. Брызги так и летели, впрочем, не задевая Тэри в отличие от коллеги. Столб воды прогулялся по подвалу — видно было, что девушка не представляет себе, что с ним делать. Лаан не торопился подсказывать, и Тэри минут пять гоняла его туда-сюда. Потом столб вскипел — запах был ужасающ — и медленно выпарился. Вид у Тэри был ошеломленный и измученный.

— Оригинально, — улыбнулся Лаан, входя обратно и отключая обоняние. — Наверное, можно было еще и бомбу взорвать. Но для начала неплохо. Теперь будет поинтереснее.

Лаан положил девушке руку на плечо и повел ее в сторону пролома в стене.

— Здесь водится всякая живность. Ее нужно уничтожать. Только без спецэффектов, умоляю. Просто представляй, как она дохнет, или что-нибудь в этом роде.

Тэри с неохотой полезла в пролом. Лаз шел под углом градусов добрых сорок пять к поверхности, и пол состоял из утоптанной, но достаточно сырой глины. Стены заросли мхом и плесенью. Девушка пошарила рукой по стене, пытаясь зацепиться за что-нибудь, но только раздавила сочные набухшие влагой мхи, брезгливо отдернула руку и вытерла о штаны.

«Мох тоже нужно сжигать», — подсказал Лаан. Через пару минут по стенам прогулялась волна желто-оранжевого пламени, а Тэри ошеломленно плюхнулась на землю.

— Ни хрена себе... — громко сказала она. — А прикольно!

— Не трать силы, они тебе еще пригодятся. — Лаан влез в дыру, потрепал ее по волосам и принялся за работу сам.

После волны пламени вся гадость на стенах выгорела километра на полтора — Тэри не пожалела сил, действуя с размахом. Дальше этого расстояния Лаан идти не собирался — вычистить просили подвал, а не всю сеть коммуникаций этого квартала. А вот живность большей частью уцелела — Лаан и через стены слышал писк и шуршание перепуганных подвальных зверушек. Этого было достаточно, чтобы локализовать и уничтожить практически всех. Смотритель углубился метров на восемьсот, когда от начала лаза послышалось характерное потрескивание, издаваемое перепуганным ползуном. Лаан помчался туда, почти на каждом шагу задевая головой низкий потолок и чувствуя, что не успевает. Оставалось положиться на то, что либо обожженный ползун не рискнет нападать на крупную жертву, либо у Тэри хватит сообразительности прибить его раньше, чем он успеет причинить девушке вред.

Лаан успел увидеть, как вспыхивает все тем же оранжевым пламенем ползун.

У девушки случилась истерика.

(обратно)

9

— Ой, как забавно было. Кира, почему я это видела глазами Лаана?

— Мне было так удобнее.

— А откуда ты это брал? Неужели из меня?

— Ну да, разумеется, — сердито бурчит он. — Ты же связующая. Ты все это воспринимала, фоном. И в голове осталось.

— Оригинально. А я ведь все это гораздо хуже помню. У меня такое истерическое состояние было — хоть из окошка сигай. И одна мысль — скорее бы весь этот бред кончился.

— Я понял. Поэтому и не стал с тебя считывать.

— Такая вот я была фантастически смешная дура, — сконфуженно признаюсь я. — Сплошной позор, правда?

— Да нет, нормально. Даже вполне адекватно ситуации. Я только все равно не понял, как тебя принесло в Смотрители.

— А я до сих пор не знаю. На следующий раз я уже вполне привыкла и больше этим не морочилась.

Я оглядываюсь на Киру — он явно зол, хотя и старается это скрывать. Вне зачисток мне казалось неприличным копаться в мыслях товарищей, и я с трудом подавляю желание слегка пройтись по его голове, узнать, в чем дело. Судя по тем обрывкам, что я воспринимаю, — тенник ревнует, и я удивляюсь. Это не похоже на тенников, это не похоже на Киру и вообще ни на что не похоже.

Ревновать меня к Лаану? Более того — к случайно увиденным картинкам далекого прошлого? Мне трудно в это поверить. Тем более что наши с Лааном отношения, переросшие в крепкую дружбу, давно закончились. Мы так давно не привлекаем друг друга, ограничиваясь нежными поцелуями, каждую мелочь которых можешь предсказать заранее, что я искренне недоумеваю.

Ревновать можно того, кого сильно любишь. Ну или хотя бы того, кто сейчас для тебя нужен и важен. Представить себя в качестве женщины, нужной и важной Кире, у меня не получается. С какой бы стати?

«Когда последний раз ты очень хотела чего-нибудь — и не могла получить?» — вспоминаю я его недавние слова. Город, Город — может ли быть так, что я захотела его и получила подарком от тебя? Так, как получала до сих пор все желаемое? Это неприятная, очень неприятная мысль — мне делается нехорошо, я даже вздрагиваю и отодвигаюсь от Киры. Его в качестве подарка я не хочу — даже если этот подарок будет отвечать всем моим явным и скрытым от меня самой желаниям. Лучше уж никак, чем — так.

— В чем дело? — спрашивает Кира.

— Не важно, — пытаюсь отмахнуться я, но у него категорически свои понятия об этике, он безжалостно вскрывает мои мысли и добирается до источника огорчения.

— Девочка, ты рехнулась? — Он толкает меня на пол, нависает сверху и смотрит в упор.

Глаза у него злые-злые, вертикальные зрачки сузились до тонких черточек, верхняя губа приподнята и обнажает мелкие острые зубы. Мне больно — когти впились мне в плечо, наверное, распоров кожу — я чувствую теплые струйки, текущие по спине. Мне страшно — не из-за того, что он может сделать, как раз наоборот. Из-за того, что он может не сделать — больше не прикоснуться ко мне ласково, не поцеловать...

— Ты считаешь меня очередной своей игрушкой? Не много ли чести, Смотритель Тэри?

Все это как-то чересчур обидно звучит, и хотя я очень боюсь ссоры, промолчать у меня не получается, да и на извинения уже не тянет.

— Какие амбиции! Знаешь, Кира... я бы извинилась перед тобой. Объяснила, что это — просто страх, ты для меня вдруг стал значить слишком много. Но это уже слишком! Убери руки, идиот, мне больно!

— А мне приятно? — скалится он, но я чувствую его неуверенность.

Кажется, я наступила ему на больную мозоль. Видимо, они у нас совпадают — и он, и я боимся одного: все, что мы чувствуем, окажется мороком, наведенным Городом. Это уже было с каждым из нас — я знаю это по себе и знаю, не спрашивая, что и Кира помнит такое. Город толкает тебя в чьи-то объятия для своей цели. Иногда любовь — лучший рычаг, помогающий так скоординировать действия двоих, как не по силам дружбе или выгоде.

— Знаешь, Кира, я в себе уверена. А ты — разберешься, сообщи... — Мне очень грустно, плечо отчаянно ноет, и жизнь кажется исключительно безрадостным процессом.

— Извини. — Он отворачивается, прячет глаза и пытается взять себя в руки. — Ты сделала мне больно.

Ты мне тоже, хочется сказать мне. Жизнь — сложная штука. Остановиться, замолчать, не раскручивать колесо скандала очень трудно. Нужно или обладать алмазной волей и хрустально чистым разумом... или просто бояться потерять другого. Самая первая реакция на боль — причинить ответную, сильнее. Глупо, непрактично — но и я, и Кира одной породы. Мы голосуем ногами, а реагируем руками. Это очень полезный навык в подвалах Города. Но не в личных отношениях.

— Я знаю, Кира, прости. Я просто боюсь... — Я замолкаю.

— Я знаю, чего ты боишься. Не надо, Тэри... пожалуйста.

— Хорошо, не буду. Если я буду верить в тебя, ты же будешь верить в меня?

— Угу, — смеется он и щекочет меня.

Мы очень схожи, понимаю я. Город одинаково занес нас на самые вершины, не спросясь, изменил и заставил жить на своих зыбких завесах. Мы одинаково вспыльчивы и отходчивы, легко обижаемся и быстро прощаем по мелочам, но никогда не простим настоящего оскорбления. Не очень-то это хорошо. Гораздо лучше, когда двое подходят друг другу, как ключ к замку. А здесь — мы два ключа от одной двери, слишком во многом совпадаем.

Кира искренне веселится, как ребенок, который еще недавно плакал из-за пустяка, но его отвлекли — и вот он уже хохочет. Я знаю это свойство по себе.

Гроза миновала. Пора заниматься более серьезными делами.

— Для начала разберемся с марочкой.

Я согласно киваю. Кира приносит из прихожей свою куртку, достает из карманов пару небольших флакончиков из темного стекла. Подцепляет когтями за уголок марочку, кладет ее на середину стола. Открывает первый флакон, капает на стол по кругу, потом пальцем размазывает жидкость в кольцо диаметром с чайное блюдце. Резкий травяной запах — в настое точно есть полынь, смородиновый лист и какая-то смола; остального я разобрать не могу. Пытаюсь принюхаться, но голова начинает кружиться, и Кира, не оглядываясь, машет мне рукой: «Прекрати!» В следующем флаконе, кажется, простая вода.

— Вставай, сейчас будет интересно, — говорит Кира.

Водой он капает на марочку пять капель — по углам и одну в середину. Видимо, вода далеко не простая — там, где упали капли, черная бумага начинает дымиться. Струйки поднимаются и свиваются воедино в воздухе, на высоте полуметра от стола. Нужно смотреть в дым, без подсказки понимаю я, и я смотрю.

Клубы синеватого дыма образуют полупризрачную скульптуру. Это фигура человека, девушки, длинноволосой, кудрявой и достаточно пухленькой. Она смотрит вверх, а на ладони у нее лежит что-то темное. Черт лица я разобрать не могу. Кира пристально вглядывается в дым, ноздри трепещут. Он пытается высмотреть нечто, недоступное моему восприятию. Минуты текут в напряженном молчании; дым режет глаза, дышать тяжело, словно я вдыхаю ядовитый газ. Вдруг Кира делает резкий жест, разгоняя дым.

— И?.. — спрашиваю я через какое-то время.

— Ерунда полная, — признается Кира, садясь на табурет и начиная раскачиваться на нем. — Увидел не больше тебя, как ни старался. Так выглядит та, что дала Альдо марочку. Но следа от нее нет. Вообще.

Я пожимаю плечами: мне все это не очень понятно, но если магия Киры не сработала — значит мы потратили время даром. Возможно, мы напрасно отпустили Альдо?

Нет, качает головой Кира, и добавляет уже вслух:

— Я взял с него все, что мог. Я найду то место, где совершался ритуал, в который его угораздило вляпаться. Но и там я едва ли возьму след устроительницы всего этого. Нужна другая зацепка.

Другая так другая. Найдем. В Городе ничто не проходит бесследно. Если тебя не увидели ничьи глаза, то, вполне вероятно, запомнили стены. У них есть и уши, и обоняние. Нужно только уметь спросить. Мы оба умеем. — Ты увидел что-то полезное в истории моего появления?

— И да, и нет. Ты появилась сразу на верхней вуали, минуя прочие. Насколько я знаю, такого еще не было никогда. Видимо, у тебя некий иммунитет, тебя инициирующая вуаль не изменяла, это произошло уже здесь. И поэтому... не знаю, как сказать... — Кира с досадой машет лапой в воздухе. — Она для тебя не так опасна, как для остальных. В тебе нет ее отпечатка...

Я быстро понимаю Киру — мне помог его рассказ о тенниках и увиденный со стороны собственный опыт. Не знаю, есть ли у меня иммунитет, но я не так уж быстро поддаюсь воздействию взбесившегося уровня, и это хорошо. Есть хоть какой-то шанс понять происходящее там.

— Где сейчас остальные? — выводит меня из раздумий Кира.

Я пытаюсь нащупать их. Витку и Лика я не чувствую абсолютно — но я и так знаю, где они. Хайо на второй или третьей завесе со своей девушкой — у него там маленькая личная трагедия, девица, слишком слабая, чтобы он мог вытянуть ее к себе повыше, вдобавок живущая на юго-востоке в одном из самых злачных кварталов. Хайо уже пытался хотя бы переселить ее в место поприличнее — но ничего не выходит, ее раз за разом выносит в родной квартал. Девочка солнечная — этакий трогательный цветок городских пустырей, нежная и доверчивая, но с прекрасно развитой интуицией, почему и ухитряется выживать в своем ужасном мирке. Хайо как-то ухитрился вытащить ее сюда — девочка не продержалась и получаса, после чего с испуганным писком свалилась к себе, а своего парня и по сей день считает сверхъестественным существом. Сейчас он отдыхает у нее, и с обоими все в порядке.

Лаан спит в своем доме, расположенном на седьмой или восьмой завесе. Спать, судя по всему, он будет довольно долго — вымотался на зачистке. Он находится выше опасного слоя, и я за него не волнуюсь. Понадобится помощь — можно будет вытащить его сюда. В бой не сгодится, но сможет дать толковый совет.

Альдо я нащупать не могу, как ни стараюсь. Пакостная у него привычка — уходя отдыхать, закрываться так, что дозваться невозможно. В нынешней ситуации — хуже и придумать сложно. Я даже не могу понять, выше он или ниже инициирующей завесы. Остается надеяться, что он где-то мирно спит и не скоро соберется вернуться сюда. В принципе ему здесь делать нечего: следующая зачистка будет не скоро, а другой деятельностью Альдо себя не утруждает.

Я ухожу чуть глубже, настраиваясь на Город, и мне делается очень и очень не по себе. Город болен. В его мелодии звучат тревожные ноты диссонанса, и картинка перед глазами вибрирует, смазывается. У этой болезни есть источник, один-единственный, спрятанный в глубине. Словно внутри него завелась раковая опухоль. Это не обычная проблема, которая решается зачистками или перестройкой какого-то квартала. Это иное. Именно опухоль, злокачественная и тянущая щупальца метастазов по всему организму. Или паразит, высасывающий все соки из хозяина.

Пересказываю все это Кире, он только кивает.

— Ты знал?

— Да. Я почувствовал неладное с месяц назад, но не смог понять причины. Потом начались все эти брожения в умах наших интриганов, дурацкие слухи. Было несколько мелких Прорывов, мы с ними легко разобрались, конечно. Но что-то странное носится в воздухе. Часть наших готова прогнуться под кого-то — представляешь?

Я представляю с трудом. Тенники обожают образовывать разнообразнейшие тайные ордена и прочие «компании по интересам», но даже самый уважаемый их лидер не может собрать воедино хотя бы треть таких компаний. Они слишком независимы и плохо умеют договариваться между собой. Перед угрозой Прорыва — пробоя в защитной оболочке Города, из которого сначала просачивается, а потом уже течет рекой то, что тенники называют Пустотой, — объединяются все. Ровно до того момента, как дыра будет заштопана. Нам редко доводится участвовать в этих починках. Хранить оболочку Города, которую тенники, обожающие громкие названия (и непременно с большой буквы!), называют Рубеж, — как раз их дело.

Для нас пресловутая Пустота — что-то вроде антиматерии, причем обладающей очень сильными мутагенными свойствами. Она подтачивает структуру, изменяет тех, кто соприкоснулся с ней. Обычно поначалу калечит, потом — уничтожает. Редкие счастливчики ухитряются воспользоваться ею, чтобы изменить что-то в себе. Это строжайше запрещено, ведь нужно проковырять отверстие в Рубеже. Но желающие находятся — в десять лет по одному как минимум. Одно из основных свойств этого вещества (впрочем, тенники искренне верят, что это не вещество, а существо) — уничтожение любой информации, с которой оно соприкасается.

И раз за разом находятся те, кто таким образом хочет уничтожить воспоминания о несчастной любви... Идиоты вечны, этот урок должен выучить каждый новый Смотритель. Иначе спятишь от удивления — сколько же на свете желающих наступить на чужие грабли. Причем грабли, являющиеся взрывателем атомной бомбы.

— Это не похоже на незамеченный Прорыв, да, Кира?

— Нет. Что-то общее есть, но источник не снаружи, он внутри, в Городе.

— Такого же не бывает...

— Если верить тому, что я знаю, — нет, не бывает, — пожимает плечами Кира. — Но это если верить...

— Может ли кто-то пользоваться Пустотой как оружием? — Я спрашиваю в надежде на категорический отказ, но Кира опять пожимает плечами.

— На моей памяти такого не было. Но в легендах встречается упоминание о том, что когда-то один из наших решил использовать ее против людей. Во времена войн за верхние вуали, если ты про это что-то слышала.

Я слышала — но едва ли больше, чем Кира. Для меня это — седая древность Города. Кажется, тогда Город еще не имел своей нынешней пирамидальной структуры, точнее, она только начинала создаваться. Тенники решили, что верхние завесы созданы для них и ни для кого больше. Люди с этим согласиться не смогли — особенно те, что оказались жителями именно этих завес. Дальше все развивалось в худшем стиле межнационального конфликта. То ли тенники кого-то избили, то ли тенников кто-то избил, а, скорее всего — побили друг друга, и не из-за политики, а от скуки, чтобы развлечься. Тем не менее, обе стороны так раздували этот инцидент, что паранойя из болезни стала нормой. Тенники учредили патрули, люди ответили тем же — не прошло и пары дней, как патрули не смогли разминуться в узком переулке. И все покатилось, как снежный ком. Бредовые слухи о расставленных ловушках и отравленных колодцах, сплетни о том, что вчера... нет, сегодня... кого-то... где-то... ограбили... нет, изнасиловали... вообще убили, а потом ограбили и изнасиловали, напоследок сглазив — разумеется, каждый сам не видел, но слышал от надежного парня.

Вооруженные формирования и отряды народной милиции, мародерство и провокации — в общем, обе стороны веселились, как могли.

А потом об этом сложили легенды и баллады. Если слушать баллады — о, это было прекрасное время. Сколько подвигов совершили с обеих сторон! Какие эпитеты были подобраны, чтобы описать людскую жестокость и непримиримость, горькую правоту тенников и мудрость тех, кто переступил через вековечную расовую вражду и сумел закончить дело миром!

Тьфу...

— И что с ним стало?

— Его убили Смотрители.

— Хм... и им за это ничего не было? — удивляюсь я.

— Они убили его по просьбе наших. Парень спятил и возомнил себя диктатором с принципом «бей своих, чтоб чужие боялись».

— А-а, понятно. А какие-нибудь подробности ты знаешь? Что именно он делал?

— Насколько я помню, — морщит лоб Кира, — он начал отправлять тех, кто пытался его одернуть, на какие-то ритуалы. Скармливать Пустоте, видимо. И получал от этого часть силы. Вот этого ему уже не простили.

— Это похоже на наш случай?

— Откуда я знаю? — огрызается Кира. — Я при тех событиях не присутствовал, а от наших мудрецов простоты не дождешься. Они из любой зачистки сагу сделают.

Забавно — Кира, кажется, совершенно не гордится своей принадлежностью к тенникам. По крайней мере, особого уважения к обычаям предков я за ним не наблюдаю.

— А побеседовать про это ни с кем нельзя? Может, разберемся?

— Побеседовать-то запросто, а вот разобраться...

— Давай попробуем, чем Город не шутит?

И мы отправляемся беседовать.

В этом дальнем районе Города я бываю раз в год и только по обещанию. Квартал принадлежит тенникам: дома — верхним, подземные коммуникации — нижним. Люди сюда заходят изредка, Смотрители — тем более. Здесь почти никогда не происходит нечто, требующее нашего вмешательства. Мы проходим мимо здания, больше всего похожего на пятиэтажку, украшенную башенками и стрельчатыми колоннами. Помесь хрущобы и готического собора выглядит оригинально. На башенках красуются флюгера, узкие окна забраны коваными решетками, а колонны сверху украшены мрачного вида химерами. Я хмыкаю. Кира насмешливо приподнимает бровь.

— Я здесь живу. Хочешь зайти?

— С удовольствием, но на обратном пути.

Мне действительно интересно, на что похоже место обитания Киры, к тому же мне нечасто доводится бывать у тенников в гостях. Если верить рассказам Витки, которая гораздо больше дружна с ними, это весьма необычно и познавательно.

— Как хочешь, — усмехается Кира.

Мы спускаемся в подземный переход. Идем вниз этажа четыре, не меньше. Ржавая железная лестница явно рассчитана на существо, обладающее хорошей спортивной подготовкой: расстояние между ступеньками в добрых полметра, а вся конструкция, подвешенная на стальных тросах, дрожит и вибрирует при каждом шаге. Полумрак — нижние прекрасно видят в темноте, а на посторонних спуск не рассчитан. Кира идет уверенно, не оглядываясь на меня. Я сначала держусь за перила, но когда железная труба, из которой они сварены, прогибается под рукой, перестаю надеяться на то, что ограждение мне хоть чем-то поможет. Здесь пахнет пылью, ржавчиной, землей и еще почему-то морской водой.

Наконец проклятая лестница заканчивается — входом в абсолютно черный туннель. Кира идет уверенно, я же замираю на входе и пытаюсь заставить зрение различать хоть что-то. Бесполезно — кто-то так заколдовал туннель, что мне не удается ничего. Кира возвращается, кладет руку мне на плечо. Я вижу его глазами, но не очень хорошо — все подкрашено зеленоватым гнилушечным сиянием, которого для меня недостаточно. Тенник ведет меня за плечо, игриво щекоча когтями через куртку. Иногда он увлекается, и раздается противный скрежет рвущейся джинсы. Но сейчас меня не занимает, на что будет похожа куртка, — я в основном думаю о том, как бы не упасть. И еще — будет ли поход стоить информации, которую мы получим.

Повороты, спуски, лестницы — скоро я понимаю, что едва ли смогу найти выход сама. Разве что по запаху — но в йодно-соленом воздухе все они быстро тают. Кто-то попадается нам навстречу — я едва его различаю. Что-то приземистое, широкое, но беззвучно скользящее над полом. Четко я вижу только две пары круглых зеленых глаз. Кира аккуратно обводит меня вокруг нижнего. В кромешной тьме я спотыкаюсь о какую-то ерунду на полу и падаю, разбивая коленку в кровь. Очень больно.

— Ну ты даешь, — ворчит Кира, ощупывая быстро промокшую штанину.

— Не видно ни пса, какая зараза тут такую тьму натворила? — злюсь я.

— Техника безопасности. Наши мудрецы гостей непрошеных не любят...

Мудрецы подвальные, ворчу я про себя. Кира поднимает меня на руки и перекидывает через плечо. Интересный фокус, учитывая, что в этот раз мы с ним одного роста. Но ему, кажется, все равно. Я болтаюсь вниз головой, мне страшно неудобно, и ничего романтического в этом нет. Еще минут пятнадцать — повороты, спуски, подъемы в полной темноте, и Кира вносит меня в здоровенный грот. Потолка я не вижу — он скрывается в полутенях, но сам грот неплохо подсвечен, причем источников бледно-голубого света я не вижу. Меня наконец-то ставят на пол, я оглядываюсь и не могу сдержать восхищенного вздоха.

Здесь явно поработала рука мастера-тенника: что-то отшлифовано, что-то отполировано, но большая часть стен оставлена в неприкосновенности. Сталактиты, сталагмиты и прочие пещерные радости представлены во всем великолепии. Где-то монотонно капает вода, и эхо гуляет между стен.

— Не слабо, — оглядываюсь я. — Мудрецы живут здесь?

— Нет, это что-то вроде холла. Нам туда. — Кира показывает на проход между двумя глыбами камня, в которых можно различить две грубо высеченные статуи лежащих кошек.

Здесь чище и почти светло — вдоль коридора у самого потолка развешены сияющие шары, в которых шевелятся мелкие живые источники света. Неужели светлячки? Приглядываюсь — нет, скорее какие-то светящиеся червячки. Интересно, их нужно кормить? И если нужно — то каждый раз приходится проходить со стремянкой?

Кира приводит меня в небольшую пещеру с гладко отполированными стенами, кивает на плоский камень в углу, больше всего похожий на надгробие. На нем даже вырублена какая-то надпись, но этих рун я не знаю.

— Садись. К нам скоро придут.

И действительно — скоро из стены выходит бледное долговязое создание, заставляющее вспомнить историю голема или чудовища Франкенштейна, настолько это человекообразное чудовище несуразно. Словно его наспех собрали из плохо подходящих друг к другу частей тела. Голова крупная, шея тонкая, руки бугрятся мускулами, но грудная клетка впалая — какая-то карикатура на человека. Светящимися зелеными глазами он смотрит на Киру, затем на меня.

— Нам нужен кто-то из хранителей памяти, — говорит Кира. — Тех, кто может рассказать о войне за верхние вуали.

Блеклое недоразумение уходит обратно в стену.

— Это зомби, что ли?

— Нет, — смеется Кира. — Он не хотел тебя пугать своим истинным видом, а как выглядят люди — давно забыл.

— Тьфу ты, — тоже начинаю смеяться я. — Лучше бы уж показался как есть, а то я и впрямь испугалась. Старейшины тоже так выглядят? Или как их там — хранители?

— Не знаю, сама увидишь.

Я ожидаю увидеть что-нибудь экзотическое — хоть чудовище, хоть химеру, на худой конец — такого же голема, как предыдущий, но хранитель оказывается растрепанного вида юнцом в рваных джинсах и майке с фломастером намалеванным пацификом. Длинные волосы собраны в хвост. Не хватает только бисерных фенечек на руках — а то был бы юный хиппи. На обычного тенника он похож, как я на оглоеда.

— Привет, Кира, привет, Тэри. Мне сказали, вам понадобились старые сплетни? — обаятельно улыбается он.

Я удивляюсь, откуда он знает мое имя. Впрочем, на то он и особо мудрый тенник.

— Да, — кивает Кира. — Не мог бы ты рассказать о том, кто во время войны за верхние вуали использовал Пустоту как оружие?

Хранитель недоверчиво щурит на него длинные серо-зеленые глаза.

— А сам, что ли, не в курсе?

Кира отчетливо напрягается — я сижу вплотную к нему и чувствую это. Интересное кино. Кажется, сейчас я услышу что-то интересное. Например, об истинном возрасте Киры и его участии в тех легендарных событиях. Но нет — оба просто смотрят друг на друга, потом Кира расслабляется.

— Да нет, не в курсе, — лениво говорит он. — Расскажи нам.

— Как, всю биографию? — Хранитель очень хорош собой и знает, как этим пользоваться. У него прекрасная, искренняя и теплая улыбка, симпатичная физиономия. Когда он задерживает на мне взгляд, делается так хорошо, словно я нежусь под первым весенним солнышком. Несмотря на хипповый вид, у него весьма крепкие руки, и он кажется скорее борцом-восточником, чем мирным пацифистом. Судя по развитости мускулатуры, врезать этот пацифист может не слабо.

Хочется погладить его по плечу, почувствовать, как перекатываются мускулы под кожей.

Тенник ловит мою мысль еще до того, как я успеваю одернуть себя, жмурится. У него зеленовато-серые совершенно человеческие глаза, длинные темные ресницы. По краю радужки — черные точки. Странно, я так хорошо вижу его лицо, а он стоит шагах в двух от нас.

— Нет, всю биографию не надо. — В голосе Киры льдинками колется едва уловимая неприязнь. — Только то, как это для Города было.

Хранитель бросает на Киру острый взгляд, на мгновение становясь резким и совсем не обаятельным. Что-то между ними происходит, едва заметное противостояние — но почему, отчего? Мне трудно понять, в чем дело, — может быть, в прежних, неизвестных мне отношениях этих двух?

— Могу показать, — улыбается хранитель. — Только вот тебе, Тэри... ты, наверное, не увидишь и половины.

— Я постараюсь.

— Ну, давай попробуем... — Он садится на пол, вклинивается между нами — Кира кривится, но подвигается.

Хранитель берет меня за руку — пальцы у него жесткие, сильные, и шершавые. Прикосновение слишком интимно — кончики пальцев пробегают от моего запястья к фалангам, потом обратно. Кира негромко кашляет, но хранитель только усмехается и уже крепко берет мою ладонь, сплетая наши пальцы.

Сначала я действительно не вижу ничего, только ощущаю тепло и легкое возбуждение. Но потом все же начинаю улавливать картинку. Восприятие тенников очень сильно отличается от нашего, и мне трудно понять, что за мешанину цветных нитей и призрачных силуэтов домов показывает мне хранитель. Это его картина Города — яркие пятна, спирали, сплетения узоров и мозаик. И в самой сердцевине пульсирует грязно-серый комок, амеба, выпускающая тонкие ложноножки и сжимающаяся вновь. Этим все для меня и ограничивается — остается надеяться, что Кира увидел больше и разъяснит остальное.

Хранитель отпускает мою руку, теперь они смотрят с Кирой вдвоем, а я просто сижу, поджав ноги, и любуюсь обоими. Очень разные и все же похожие — оба красивы по-своему. Хранитель куда ярче, обаятельнее, красота его броская и яркая. Кира гораздо строже, тоньше, пожалуй, аристократичнее. По обоим никогда не скажешь, что живут они долго и знают много, — два типичных молодых раздолбая, ни больше, ни меньше. Видимо, длинные бороды, морщинистые лица и прочие атрибуты мудрости нынче не в моде.

Наконец оба встряхиваются. Первый взгляд Кира бросает на меня, точнее — на меня и хранителя. В желтых глазах — настороженность и, пожалуй, ревность. Опять — уже второй раз я сталкиваюсь с этим его чувством и каждый раз не знаю, как реагировать. Мы ничего не обещали друг другу, разве что верить в искренность своих чувств. Но все остальное — уж не обидеться ли мне на то, что его слава героя-любовника оказалась мне знакома куда раньше самого Киры. Пес побери, мы же взрослые... люди, да. И тенники тоже.

— А сейчас я хочу рассказать вам одну легенду. Рассказать, а не показать, — говорит хранитель. — Слушайте.

Вначале не было ничего, лишь три реки текли в безмолвии пустоты, три потока, чьи струи не смешивались между собой, и текли они по кругу, хотя и простирались русла рек из бесконечности в бесконечность. И не было времени; и некому было сказать, сколько так длилось. Но восстали из вод трое, и началось бытие, и дан был отсчет течению лет. Трое, что вышли из вод, не знали ни миров, ни законов — сами они были законом, и каждый сотворял желанием своим миры, дороги и то, что вокруг дорог. Так появились дороги вдоль берегов великих рек. И каждый называл созданное — так появились слова. И устали трое друг от друга, и положили новый закон: да будет живое помимо трех. И стало живое, подобное своим творцам и отличное от них. И наделены были все умением создавать живое, а на берегах рек места хватало всем, ибо текут они из бесконечности в бесконечность.

И забыли вскоре о троих, не знали ни имен их, ни облика, и не вспоминали, откуда появились первые из живущих. Законы же были установлены так, что никто не мог их нарушить, ибо трое были законом, и покуда были они, вечные и предначальные, закон был непоколебим. Суровы ли были те законы, или мягки, в чем состояли они — не помнит никто. Те, что были потомками первого живого, были во многом подобны своим творцам, хотя и не знали о том. Прекрасны собой и многими дарами наделены они были, но не знали ни Смерти, ни Любви, ни Долга. Ибо Долг рождается там, где есть возможность отступить от закона, Смерть — там, где нарушаются законы, а Любовь — там, где забывают о них.

Трое же были далеко и не следили за созданным им, да и не было в том нужды, ибо, пока они были, никто не смог бы преступить пределов, отведенных им. А не стань троих предначальных, не стало бы и всего созданного ими, лишь три реки все так же несли бы воды свои из вечности в вечность.

Но вот возникло на берегах рек новое племя живых, и никто не знал, откуда пришли они, кто подарил им жизнь, ведь никто не сознавался в том, что племя это порождено им; а никто тогда не умел лгать, ибо в законе не было лжи. Племя то было чужим и диким, и казалось, что безумны все его члены, ибо не ведали законов, и могли совершать невозможное для остальных, и не догадывались о том. И собрались мудрые прочих племен и народов с берегов великих рек, и постановили — чужаки должны уйти. Пусть живут отдельно, не смущая остальных; когда же настанет срок, кто-то из троих обратит на них взгляд и сам решит, что делать с племенем безумцев.

И передали эту весть послы племени чужаков; и покорились те воле соседей, ибо хотя и не различали закона и беззакония, знали, что сильны их соседи, могучи, и если не добром, то силой заставят подчиниться. И ушли они далеко в горы, и построили себе город, и жили там. На берегах же трех рек воцарился прежний покой. Вскоре забыли там о беспокойных безумцах, лишь мудрые, что решали их судьбу, помнили — но вспоминали редко.

Но пришел час, и пало небо на землю по берегам трех рек, и узнали люди закона о том, что есть Безумие и Война, Болезнь и Ненависть. Беспомощны они были перед напастью и тщетно взывали к троим — не слышали те их стенаний, не прислушивались к мольбам. И разделились люди с берегов рек на тех, кто знал и соблюдал закон и не мог поступать иначе, и на тех, кто забыл о законе и не мог поступать в соответствии с ним. И была война, и за ней — другая, и не могло быть победы; ибо не было тогда Смерти, а раны заживали быстро. Но что проку голодному от того, что голод не прервет его жизнь, а израненному от того, что меч противника не пронзил ему сердце? Новая битва ждет его, и новые раны — и нет предела этому хаосу. Болью и отчаянием полнились дни всех живущих.

Пришли тогда странные люди, и немногие узнавали в них потомков изгнанников, и светлы были их лица. Следом же за ними шествовали Любовь, Смерть и Долг. Ибо те, что не ведали закона, данного свыше, создали себе свои законы и узнали Долг, родившийся из мук, что испытывает тот, кто не ведает, как поступить, — по закону или против него. И узнали Смерть, что приходит за тем, кто не выдержал испытания и не услышал голос Долга. И узнали Любовь, что способна оградить двоих от Смерти, если во имя друг друга нарушили они закон.

И учили они всех, кто хочет, новому закону, говорящему — не свыше берется закон, но в сердцах и помыслах живущих, и рождается он из совокупности желаний и страхов живых и, как и все живые, способен меняться. Долг, Любовь и Смерть стояли рядом с каждым учителем и согласно кивали. Забирала Смерть тех, кто устал от жизни, измучен ранами или не хочет нового мира, и уводила куда-то за горы; но никто не возвращался, чтобы поведать, что там, за горами. Поддерживал Долг тех, кто, приняв новый закон, колебался, и была рука его тверда, как рука друга, а взгляд мудр и добр, как взгляд матери. И ласково обнимала Любовь тех, кто решался преступить закон ради друг друга, хотя Долг и Смерть сурово косились на нее; но смеялась беспечная Любовь, и в смехе ее была надежда.

Мудрые же пали на колени перед Смертью, Любовью и Долгом и сказали: вот они, трое, что некогда сотворили все сущее. Ибо устали быть всем, и поняли, что, лишь ограничив себя самого по своей воле, можно узнать, что такое жизнь, и, вырвав из себя, положили закон над собой. И нам надлежит сделать так же.

И стал мир, какой мы знаем.

Он заканчивает, но я даже не замечаю этого. Перед глазами стоят картины из легенды, заворожившей меня. Кажется, я прикоснулась к чему-то очень важному. Сказка кажется безумной, едва ли относящейся к нашему делу, — но есть в ней что-то. Я пока еще не понимаю что, зачем хранитель рассказал ее. Я пойму позже, ощущаю я. Тенники умеют смотреть в будущее; мне пригодится эта сказка. Она сложнее сказки Киры, в ней нет прямого намека. Но я рада, что услышала ее.

— Нам пора, — говорит Кира, трясет меня за плечо.

Я встаю. С трудом стряхиваю с себя магию сказки, пытаюсь вернуться в реальность. Это не так просто.

Хранитель, посмеиваясь, жмет мне на прощание руку — пожатие совсем не дружеское, в нем заигрывание и недвусмысленное приглашение если не остаться прямо сейчас, то заглядывать еще.

— Тебе не будет темно, Тэри, — ласково улыбается он.

Я вежливо благодарю, и Кира быстро уводит меня отсюда. Хранитель не соврал — я действительно все вижу. Мне хочется спросить, как его звали, но есть предчувствие, что этот вопрос обойдется слишком дорого. В лабиринте, не скрытом пеленой защитной тьмы, есть на что посмотреть — многие ниши украшены странными статуями, местами из стен выступают кристаллы каких-то минералов. Но все равно идти долго, а полная тишина, в которой даже наши шаги тают бесследно, гнетет. Наконец мы выходим к лестнице и выбираемся на воздух. Кира мрачен и зол, словно его укусила ядовитая муха. Мою руку он держит так, словно тащит должника на расправу.

Оказывается, ему принадлежит половина первого этажа причудливого готического дома — добрых комнат десять. Я замираю в темном, абсолютно пустом коридоре, принюхиваюсь. Пахнет сандалом и можжевельником, и я вдруг вспоминаю сандаловую палочку, заткнутую за зеркало в той квартире, через которую я пришла сюда последний раз. Совпадение? Или нет?

— Проходи, — сердито говорит он, будто я пришла без приглашения, и распахивает передо мной дверь. — Вот сюда.

За тяжелой деревянной дверью, украшенной инкрустацией, — небольшая комната. Мебели нет, пол застелен пушистым ковром с длинным ворсом, по нему разбросаны подушки, шкуры и пледы — точь-в-точь как недавно в нашей квартире. Даже цвет подушек совпадает — и мне кажется, что тот интерьер в нашем убежище создал Кира. Оказывается — нет, с точностью до наоборот. Кира усмехается, разводит руками.

— Здесь тоже все меняется, как у вас. Такая вот милая шутка.

Я укладываюсь на подушках, заворачиваюсь в огромный шелковый платок с кистями и пытаюсь изображать восточную невольницу. Кира подхватывает шутку — и я обнаруживаю, что мои запястья крепко смотаны каким-то шарфом или очередным платком, которых здесь множество.

— Ну отлично. Что это за тирания?

— Я на тебя еще паранджу надену, — то ли в шутку, то ли всерьез грозится Кира.

— Очень смешно. Ты и так себя ведешь, будто купил меня на базаре.

— То есть?

— Твои взгляды, которые я воспринимаю как ревнивые, мне кажутся совершенно лишними, — очень осторожно говорю я. — Это достаточно неприятно.

— А мне приятно, когда ты кокетничаешь со всеми подряд?

— Так, давай по пунктам. Во-первых, из всех подряд один этот хранитель, как его там?

— Демейни.

— Это единственный, с кем ты меня видел. Так что все подряд — необоснованное обобщение. Во-вторых, что ты называешь кокетством? — Я стараюсь говорить мягко и спокойно, хотя логика и выдержка — вовсе не мои сильные стороны.

— Эти ваши взгляды, ручки...

— Ну, дорогой мой. Это уже перебор. Да, Демейни мне понравился. Но знаешь, вовсе не до того, чтобы немедленно ему отдаться.

— Ну, еще успеешь. — Кира, напротив, заводится.

— Перестань. Во-первых, мне это не нужно. Мне и с тобой вполне хорошо. Во-вторых, не думаешь же ты, что, приходя сюда парнем, я буду вести аскетический образ жизни?

— К девушкам я тебя ревновать не могу... — признается тенник.

— И на том спасибо. Буду тщательно избегать мальчиков. — Я тоже утрачиваю равновесие. — А в-третьих, у нас есть куда более важные дела. Или ты забыл?

— Нет, не забыл.

— Ты узнал что-нибудь важное?

— Важного — нет. Много интересного — и мне кажется, что это совершенно ложный след. Скрытый Прорыв тут ни при чем. Совсем другое дело.

— Тебе так кажется, или ты просто не хочешь еще встречаться с хранителем?

— Перестань! — Кира хмурится, но сейчас это меня совершенно не пугает.

— Кира, солнышко. Послушай меня внимательно. Если ты будешь воздерживаться от дурацких намеков и подозрений, то и я буду делать то же самое. И обрати внимание — я не требую, чтобы ты разогнал всех своих девиц. А ты меня ревнуешь даже к прошлым историям!

Не очень-то у меня получается соблюдать вежливость и быть терпеливой, но в конце концов — не я начала этот разговор.

— Каких девиц? — Кира приподнимает брови и смотрит на меня так, словно увидел первый раз в жизни.

— Твоих. Которых много, по слухам.

— Ты больше верь слухам, — смеется он. — Просто в каждом доме по две.

— Да-да, примерно так и говорят...

— Да нет у меня никого, уже много лет нет. — Он утыкается носом мне в грудь, и мне хочется его погладить, но руки связаны. — Так, глупости какие-то...

— У меня вот тоже, — признаюсь я. — Так что ты не прав.

— Я собственник, я страшный собственник, — шепчет Кира, запуская руки мне под свитер. — Привыкай.

Не очень-то мне хочется привыкать — я как раз не собственница и словом «измена» называю только предательство. Но Кира стоит того, чтобы отказаться от случайных развлечений. Да и удовольствия от них маловато — первый азарт, жадность вперемешку с недоверием и не более того. Здесь же — я уже знаю его, он знает меня, и мне кажется — это не может надоесть, с каждым разом все лучше и лучше. Он чувствует меня, угадывает все желания, играет со мной — и я плавлюсь под его руками, моментально завожусь и жалею только о том, что запястья связаны и я не могу прикоснуться к нему.

Он властен и почти жесток, но это именно то, что мне всегда нравилось в мужчинах. Принимать, прогибаться, подчиняться — огромное удовольствие, и в этом мы хорошо подходим друг другу. И еще он прекрасно чувствует грань между занятиями любовью и прочими делами — сейчас я пытаюсь поймать его ухо губами, и он резким движением поворачивает мою голову вбок, грозит пальцем, но я знаю, что в другой ситуации никогда себе этого не позволит.

Я уже неплохо знаю его — порывистую резкость и бесцеремонную грубость в мелочах, спокойную надежность без упрека и укоризны — в деле. Он надежный. Пес меня побери, я способна сказать так о теннике! Я знала многих из них — некоторых даже близко, и всегда они были текучими и изменчивыми, как вода, как тени, которые дали им имя. «Доверился теннику», — говорят в Городе, если хотят посмеяться над чьей-то глупостью.

Кира другой — я чувствую его как себя, знаю его. Мы двигаемся в едином ритме, и это куда больше, чем секс, — мы открываемся навстречу друг другу, показывая и отдавая себя. Отдавать — в каждом движении бедер, в каждом переплетении пальцев, в губах, сливающихся воедино. Мы учим друг друга единственно важному знанию — кто мы и что мы...

Мягкий и чуть скользкий ковер под лопатками, одуряющий запах сандала и пот на коже... Мне, наверное, никогда не доводилось быть с кем-то настолько близко. И даже не страшно, хотя я всегда боялась доверять своим любовникам. Соприкоснуться телами, ненадолго позволить быть рядом — рядом, но не близко, не вместе. Сейчас же все не так. Не нужно ничего скрывать, нет необходимости отгораживаться, не пропускать другого в свои мысли. Наоборот, мне хочется, чтобы не было ни одной преграды — вывернуться наизнанку, рассказать о себе.

Ладонями, губами, ногтями по спине, дыханием в унисон, сбивчивым шепотом без смысла, исполненным нежности, — говорить о себе и слушать ответный рассказ.

Я не смогу без него жить, вдруг приходит мучительный, до черной тьмы перед глазами, страх, и перехватывает горло.

Кира ловит изменение сразу, понимает без слов. Мы не говорим вслух, нет нужды, я слышу его и так. «Ну что ты, малая, что ты, не бойся... Пока стоит Город — я с тобой». И вновь приходит страх — да смогу ли я сама быть так — пока стоит Город...

Мы долго отдыхаем, валяясь на спине и глядя в расписанный геометрическими узорами потолок. Если приглядываться к ним, то видно, что это просто череда ромбов и прямоугольников, но беглому взгляду в узоре каждый раз чудится разное — профиль лица, крылатый силуэт, фрагмент пейзажа... Кира о чем-то размышляет, хмуря брови, и потом резко садится.

— Нам все-таки придется пойти на ту вуаль. Сумеешь меня вытащить?

Я пожимаю плечами.

— Вниз — не вверх. Может быть, получится.

(обратно)

10

— Тебя кто-нибудь пытался уже брать на другие вуали? — спрашиваю я, натягивая майку и приглядываясь к Кире.

Мне уже доводилось перемещаться по завесам с людьми, но тащить туда тенников — еще никогда не пробовала. Да и с людьми это не самое приятное занятие. Мне нужно заснуть, загадав для себя оказаться в нужном месте. Слишком легко потерять спутника и потом с трудом вылавливать его след на завесах Города.

— Да, и не раз.

— И что?

— Меня быстро выкидывает обратно.

— Хм... Ну, по крайней мере — возможно само по себе. Уже хорошо. Я тебя подержу. Мы попробуем найти Лика или Витку, кого получится, а там уж посмотрим.

Тут до меня доходит, что, засыпая, я утрачиваю контроль над телом и сознанием. Одно дело идти с тем, кто тоже умеет, и просто не терять спутника, другое дело — вести кого-то. Кира понимает причину моего замешательства без лишних пояснений.

— Ты иди сама, я не потеряюсь. Я хорошо тебя чувствую.

— Ну давай так. Если я окажусь там одна — немедленно вернусь.

Я прикрываю глаза и сосредоточиваюсь на воспоминаниях об инициирующей завесе. Усталый мозг, утомленный пребыванием за последней завесой, далеко не сразу подчиняется моим требованиям. Под веки словно песка насыпали, и хочется одного — уйти глубоко вниз, отоспаться там, потом — побегать всласть. Но я слышу вначале легкий, а потом все более нарастающий зов. Искаженная завеса зовет меня к себе. Такого я еще никогда не ощущала.

«Ну она и тянет, — слышу я в виске голос Киры. — Мне даже твоя помощь не нужна. Иди спокойно». Действительно — тянет, я даже не успеваю толком задремать, а уже чувствую, что мир вокруг меня меняется. Кира рядом — мы рука в руке.

Мы все еще лежим на полу — но это уже вовсе не удобная комнатка в квартире Киры, а открытое пространство, и над нами затянутое гарью небо, а под спинами — раскаленный асфальт. Сажусь и вижу, что мы на крыше какого-то завода. И до самого горизонта — заводской комплекс. Здесь я уже была, а Кира помнит это место по моим воспоминаниям. Но на этот раз я ощущаю отчетливую разницу — я прекрасно помню, кто я, где я и что здесь делаю.

Правда, с «кто» обнаруживается мелкая незадача — меня опять перекинуло в парня. Правда, в нынешних условиях это скорее плюс — вспоминаю свое неловкое карабканье по крышам и панический страх перед эскалатором и только усмехаюсь. Город милостив — мое тело сейчас хорошо приспособлено к подобным упражнениям. Я на ладонь повыше Киры, покрепче и чувствую, что легко пройду армейскую полосу препятствий. Это не может не радовать, учитывая, что спускаться нам предстоит в стиле промышленного альпинизма.

Делаю пару прыжков, проверяя, удобна ли одежда, потом ударяю ногой в воздух. Не знаю, как называется этот удар, но если бы напротив меня стоял живой противник, ему бы не поздоровилось. Еще пара резких движений, удары руками и ногами, прыжок, кувырок.

Поднимаюсь, отряхиваюсь. Мне хорошо. Энергия распирает тело, хочется бежать или драться, устроить потасовку.

Оглядываюсь на Киру — он-то остался неизменным, лишь чуть сгладились характерные черты тенника. Теперь нужно посмотреть ему в глаза, чтобы заметить, что он чем-то отличается от людей. Короткая кожаная куртка и голубые джинсы идут ему куда больше одежды ребенка с городских окраин, но для Киры это, видимо, не особо привычно — он с интересом оглядывает себя, заправляет брючины в ботинки и морщит нос.

На мне — камуфляжные брюки и черная майка без рукавов, рядом валяются две пары темных очков и кожаный жилет. Жилет, видимо, мне, очки — обоим; я улыбаюсь небу Города и благодарю. Судя по здешнему климату, очки — жизненно важный предмет.

Пока мы спускаемся по бесконечной череде идущих уступами крыш, покрытых гудроном, я принюхиваюсь и прислушиваюсь. Здесь тихо. Несмотря на то, что из труб валит дым, а внизу раскатывают тяжелые грузовики, кажется, что нет ни одного человека. Причудливое место, зыбкое и странное, как сон в летнюю жару. Тишина звенит в ушах, давит на затылок. Кажется, что мы идем под водой. Воздух тяжелый и упругий, горький на вкус.

Сколько мы идем до конца заводского района, я сказать не могу. Часа два или три. Кира с самого начала безошибочно угадывает направление, в котором расположен центр, и выводит меня к шоссе. Я устал до чертиков, пляшущих перед глазами, поэтому сажусь на обочину, снимаю очки и вытираю со лба пот. Я перемазался в пыли и копоти, разозлился и обгорел плечами. Любой полосе препятствий до этой дороги — как нам до Луны. Мы спрыгивали с крыш и залезали на крыши, спускались по хлипеньким пожарным лестницам и карабкались по другим, еще более хлипким, и все это время солнце оставалось в зените, нещадно напекая голову. Волосы мокрые насквозь, пот засох на лбу тонкой коркой соли. Кажется, отдал бы половину жизни за бутылку пива из холодильника. Эта бутылка мерещится мне очень отчетливо — запотевшая, по стеклу сбегают капельки, стекло темное, а этикетка слегка отклеилась с краю. Не сразу я понимаю, что бутылка настоящая: Кира держит ее перед моим носом и ждет, когда я соображу, что мечта сбылась.

— Откуда? — вяло удивляюсь я.

Кира пожимает плечами, садится рядом с бутылкой в руке. Потом делает небрежный жест — и перед нами еще пара бутылок и открывалка.

— Как ты это делаешь? — Я уже успел открыть свою бутылку зубами и сделать пару больших глотков.

— Здесь это просто, — отвечает Кира, выхлебывая половину своей бутылки. — Просто представляю, беру, и все. Попробуй.

Я пробую — я воображаю себе бутылку с минеральной водой, можно и простой, желательно негазированной, но вместо этого на колени мне падает мокрое махровое полотенце с трогательными розовыми котятами. Я действительно хотел вытереть лицо — но вроде бы думал о воде, а не о полотенце. Кира смеется, забирает его и использует по назначению, а передо мной оказывается пластиковая бутыль с «Боржоми». Умываться сильногазированной водой — удовольствие куда ниже среднего, большую часть пенящейся жидкости я проливаю на себя, но это как раз приятно. Но пузырьки оказываются в носу, в глазах и даже, кажется, в ушах, я чихаю и жмурюсь, и Кира вновь смеется.

— Куда теперь? — спрашиваю я, отчихавшись.

— Смотря кого ты хочешь найти в первую очередь. — Кира поводит носом, как охотничья собака.

— Лика, пожалуй. Витку я хотя бы видел, а что с ним — неясно. Ты его чувствуешь?

— Смутно, — признается Кира. — Но направление возьму. Нам на юг, в те кварталы, где институты.

— Откуда ты знаешь, где здесь институты? — удивляюсь я.

Кира молча пожимает плечами, встает и начинает голосовать.

Минут через десять возле нас останавливается легковая машина. Кира быстро договаривается с водителем, и мы садимся на заднее сиденье. В машине прохладно, даже зябко.

— Сиденья мне не испачкайте, — оборачивается водила, и я вижу, что на нем надета маска Арлекина.

Первая странность, но безобидная. Если бы остальные были в том же стиле, я возблагодарил бы Город. Мы едем долго, очень долго — кажется, что инициирующая завеса куда больше первых. На здешнем эквиваленте кольцевой автодороги полным-полно машин, и большую часть составляют тяжелые грузовики. Наконец водитель высаживает нас возле парка. Мы вежливо прощаемся. Денег он с нас не взял — не знаю уж, что сказал ему Кира.

Водитель высадил нас у парка. На площадке играют дети. Две девочки лет пяти горько ревут в песочнице над раздавленным крепышом постарше куличиком. Идиллическая картинка. Даже странно, что мне так тревожно. Прикрываю глаза, пытаюсь понять, откуда исходит неприятное ощущение. Опять — взгляд в спину.

— Туда, — показывает Кира в глубь парка.

По дороге нам встречается разносчик с мороженым. Мальчишка лет двенадцати, на роликах, через плечо перекинут ремень здоровенной сумки-холодильника. Он совершает пару пируэтов вокруг нас и останавливается, солнечно улыбаясь. Я шарю по карманам — нет ни копейки, но мальчик открывает холодильник и выдает нам по здоровенному пломбиру в шоколадной глазури.

— Просто так, — подмигивает он напоследок. — Чувствуйте себя уютно в нашем городе!

— Нас сразу опознали, — хмурится Кира. — Хотел бы я понять почему.

— Я чувствую себя здесь чужим, — признаюсь я. — Видимо, это заметно.

— Да я тоже. Странное местечко. Хорошо его поуродовало...

— Нам далеко?

— Не знаю. Через парк и еще пару километров. Там разберемся, куда именно. У меня такое ощущение, что Лик себя почти не осознает. Я только следы чувствую.

— Странно. Я его вообще не воспринимаю, Кир, вот просто как отрубило.

Мы идем через парк и грызем мороженое, даже не озираясь по сторонам, и, разумеется, такая беспечность не остается безнаказанной. Первая автоматная очередь проходит над головами, мы падаем и отползаем за ближайшую скамейку. Пара минут тишины — и очередь приходится уже по спинке реденькой скамейки.

— Что делать будем? — очень спокойно спрашивает Кира.

— Я-то откуда знаю? — Я отплевываюсь от попавших в рот щепок и вжимаюсь в асфальт дорожки.

— Интересно, это по нашу душу или так, местное развлечение? — Кажется, Киру происходящее совершенно не пугает.

А мне вот не по себе. Я не вижу стрелка, не представляю, где он засел и один ли, почему в нас стреляет — не знаю тем более. Может быть, это засада. Может быть, и местное развлечение — вспоминаю свой прошлый опыт, когда меня пытались сбить или задавить шутки ради. Пальба прекращается. Я лежу, прислушиваясь, и отсчитываю минуты. Одна, три, пять — стрелок затаился или просто прекратил развлечение. Кошусь на Киру — он беспечно грызет травинку. Дурацкая ситуация. Я все же решаюсь выглянуть. Но для начала — стягиваю жилет и машу им над скамейкой. Кира хихикает — это единственный результат. Встаю, осматриваюсь. Все в порядке.

Чудное место эта завеса, пес ее побери.

Мы идем по дорожке, уже не любуясь пейзажами, а автоматически приглядываясь к возможным укрытиям. Но все в порядке — за исключением того, что метров через двадцать пять натыкаемся на лежащий на асфальте вниз лицом труп. Рядом валяется автомат. Кира наклоняется, переворачивает лежащего. Это парень лет двадцати, на нем форма охранника с нашивкой «Инст. прикл. мед. техн.» на левом кармане. Лицо у покойника странное — словно перед смертью он чему-то страшно удивился. До испуга. Но преобладает все-таки удивление. И еще — он бледен, и кажется, что кожа его покрыта изморозью.

— Как его... высосало, — изумляется Кира, приседает на корточки у головы покойника.

— То есть?

— Да посмотри, из него кто-то энергию вытягивал до последнего момента. Он же вымороженный весь.

— Никогда такого не видел. — Меня передергивает.

— Люди этого не умеют, — зло усмехается Кира. — Наши штучки...

Да, действительно — колдовство в стиле тенников, как оно есть. Такого я не видел, но что людям и Смотрителям не дано такого, знаю.

— Ты же говорил, тут ваших нет?

— Да как тебе сказать... — задумчиво говорит он. — Это не наши. А почерк — наш. Помнишь марочку Альдо? Тот же самый случай.

— Забавно. Смысл в нас стрелять? Мы ж вернемся.

— Мало ли. Вопрос времени, например.

— Может быть. Пойдем дальше?

— Пойдем.

Мы подходим к ограде здания. Тонкая кованая решетка сверху украшена совершенно символическими шипами. Метрах в ста от забора — высокое здание. Тихо. Опасно, мучительно тихо, словно все вдруг вымерло... выморожено. Никого. Ни единого голоса, ни единого человеческого запаха. Мы идем вдоль забора к будке у проходной, заглядываем внутрь. Никого нет и там. Перепрыгиваем через невысокий турникет, проходим внутрь, во двор. Тишина. На нас никто не обращает внимания. И опять — это ощущение злобного взгляда в спину.

— Нам на самый верх, — шепотом говорит Кира.

Я только один раз прикрываю глаза. Говорить не хочется. Кажется, мы на ладони у недоброго существа, которое следит за каждым нашим движением. Я пытаюсь нащупать его, уловить мысли — тщетно. Нет ничего, кроме взгляда, кроме внимания. За ним не чувствуется личности. У входа в здание — два охранника в той же форме, что и недавний покойник. Смотрю на Киру, но он молча подмигивает. И все проходит хорошо. Нас попросту не замечают ни у дверей, ни дальше, где у арки металлоискателя стоят еще двое.

В коридоре все та же звенящая тишина, запахи неживые — краска, штукатурка, клей. Осматриваюсь — действительно недавно сделали ремонт. Стены выкрашены в неприятный желтый цвет, а сверху по желтому нанесены пульверизатором розовато-коричневые брызги. На редкость неприятное сочетание. Интересно, о чем думали те, кто подбирал материалы для ремонта?

Шаги гулко отдаются в коридоре. Под ногами — отшлифованные каменные плиты. Не хотелось бы мне быстро пройти по этому коридору на каблуках.

Мы доходим до лифта. Кира насторожен, напряженно озирается. Я не чувствую опасности, но мне быстро передается его тревога. «Нет лестниц, — сообщает он. — Мне это не нравится». Я не понимаю, почему лестницы для нас так принципиальны. Лифт так лифт, можно подняться и на лифте. Кира нервно дергает щекой, и до меня доходит — если мы найдем Лика, то выбираться нам тоже придется на лифте. А его очень легко отключить или попросту сломать.

Лифт приходит. Это монстрообразное устройство, в которое страшно заходить. Плитки пола мозаичные — есть плитка, нет плитки. Стенок нет — только невысокое ограждение. Посреди торчит рубильник со шкалой.

— Началась шиза, — вздыхает Кира. — Залезай, альтернативы-то нет...

Я залезаю, устраиваюсь на краю у бортика — тот мне ровно по колено. Кира осторожно ставит рубильник на цифру «девять», последнюю на шкале. И я едва не оказываюсь внизу. Лифт взмывает вверх со скоростью истребителя, я, разумеется, падаю и повисаю над шахтой, только в последний момент успевая зацепиться за край. Кира, шипя и ругаясь незнакомыми мне словами, втаскивает меня обратно, и в этот момент лифт тормозит так, что я опять оказываюсь висящим и вцепляющимся в острый край железной пластины. Но на этот раз я уже выбираюсь сам.

Мне неловко за свою неуклюжесть и стыдно признаваться, что оба раза чувствовал, как невидимая рука бьет меня под колени. Кира скажет, что это бред, думаю я. И задаст разумный вопрос — почему его никто никуда не толкал? Что толку сваливать свою неловкость на померещившиеся мне руки...

Мы оказываемся в длинном коридоре. Все двери — металлические, рядом с каждой из них кодовый замок и еще какое-то устройство, где на плоском экранчике очерчена ладонь. Кира ведет меня в самый дальний конец коридора, потом мы поворачиваем, поворачиваем еще раз и оказываемся в тупике. Здесь три совершенно одинаковые двери, выкрашенные белой краской. Кира задумывается, проводит пальцами ото лба к затылку, потом встряхивает головой.

— Не знаю. Попробуй сам.

Я прикрываю глаза, пытаясь нащупать след Лика. Базилик, розмарин, гвоздика — терпкий, пряный букет запахов. Я так хорошо помню его, но — вот беда — не могу уловить в этом царстве тишины и металла. Наконец мне чудится, что нужная нам дверь — слева от меня.

Кира тычет в здоровенную белую кнопку, самую крупную из всех. Если это звонок, то он не работает. Тенник наугад набирает несколько комбинаций — бесполезно, потом он с размаху бьет по пластине сканера, замок искрит, и дверь приоткрывается.

Я вхожу внутрь, оттолкнув Киру, и попадаю в гигантскую лабораторию или вычислительный зал — ряды столов с пробирками и реактивами перемежаются рядами компьютерных столов. Системных блоков не видно — только плоские мониторы и клавиатуры. Никого. Ошиблись? Нет — в дальнем углу я вижу сидящего за столом человека в белом халате и шапочке, из-под которой выбиваются неровно обрезанные темно-рыжие пряди. Это Лик. Он исступленно лупит по клавиатуре — на экране быстро меняются картинки незнакомой мне программы.

— Кхм, — громко кашляет Кира.

Лик встает, поворачивается к нам. Лицо у него изможденное, словно из-за своего ящика он не вставал пару недель. На и без того худой физиономии остались одни глаза и нос. Все прочее напоминает череп, туго обтянутый кожей. Мне страшно. В фиалковых глазах Смотрителя — ужас и предупреждение. Я не понимаю его, вижу только, что он не узнает меня.

— Очень рад, что вы нас посетили, — громко говорит он, приветливо улыбаясь.

Вы когда-нибудь видели улыбку живого скелета? Омерзительное зрелище. И страшное.

— В нашей лаборатории разрабатываются самые новые и прогрессивные новинки технологий будущего, — изрекает Лик с видом экскурсовода.

Подходит к нам, улыбаясь, берет Киру за рукав и продолжает нести свою ахинею.

— Здесь вы можете полюбоваться на прогресс человечества, достигнутый при помощи самых последних инноваций в сфере биотехнологии.

Кира отчетливо вздрагивает, заглядывает Лику в глаза. Я смотрю туда же, куда и он, — в два фиолетовых колодца с безумием на дне. Смотритель что-то говорит, но я не слышу слов, пытаясь уловить, что творится с нашим братом.

...север, гроза, программа, серый полосатый кот, вирус, зависла, снежная буря, падал прошлогодний снег, ежик в тумане, винни-пух, гроза над морем, сиреневый туман...

Мне едва удается выбраться из хаотической смеси образов — здесь и обрывки из мультфильмов, и книги, и что-то совершенно непонятное. Лика там нет — этот поток сознания мог бы принадлежать кому угодно. Он даже не замечает, что я глубоко залез в его мозги. Еще один дурной признак. Лик всегда был чувствительнее прочих к таким вещам...

Киру меж тем ведут под руку к лабораторному столу и демонстрируют «прогрессивные новинки технологий» или как оно там? Кира слегка шокирован, это видно. Он пытается достучаться до Лика — и безрезультатно, я вижу это по его разочарованному лицу. Кира терпеливо выслушивает весь бред, который несет наш целитель, кивает, поддакивает и пытается вести Лика к двери. Безрезультатно — тот так увлечен своим монологом, что я понимаю: его нужно хватать и нести отсюда прочь. По-другому эту ситуацию решать бесполезно.

Но пришли-то мы сюда, особо не напрягаясь, а вот как будем уходить? Вместе с Ликом?

В лаборатории, да и на всем этаже тишина, если не считать громкого и выразительного бессвязного монолога Лика. Пытаюсь вслушаться.

— ...при помощи этого метода мы овладеваем новым совершенным знанием...

Ох, египетская сила!

Кира кладет Лику руку на плечо и медленно, но методично ведет его к двери. Я иду следом, и когда наш экскурсовод пытается дернуться, беру его под руку. К счастью, Лик никогда не отличался физической силой, и вырваться ему не удается. Мы ведем его на выход, и вдруг в коридоре он резко останавливается, а когда мы пытаемся его волочь, упирается в линолеум каблуками.

— Что вы в меня вцепились? Тэри, Кира? — говорит он совершенно нормальным голосом.

От удивления я отпускаю его, Кира — тоже, и мы стоим посреди коридора, ошеломленно глядя друг на друга. Лик поправляет шапочку, потом сдергивает ее и прячет в карман халата. Рыжий, веснушчатый, с лицом, которое было бы детским и трогательным, если бы не эта страшная изможденность, он разглядывает нас так, словно и с нами что-то не в порядке.

— Вы за мной?

— Ну разумеется, — бурчит Кира. — Тебе не кажется, что ты тут подзадержался?

— Я не мог уйти, — хлопает длинными темными ресницами, по краю которых мерцают рыжие искорки, Лик. — Не отпускает.

— Разберемся. Пошли-ка отсюда. — Я вновь беру его за руку, и мы мирно идем к лифту.

Но у лифта Лик вновь резко останавливается.

— Нет, ребята. Я сначала должен забрать одну вещь. Очень важную.

— Что, пробирку с особо прогрессивной инновацией? — зло усмехается Кира. — Нет уж, пошли.

— Нет. Это важнее. Эта вещь... не моя. Она нам всем очень пригодится. Вот увидите. Вы знаете... о ней?

— О твоей вещи? Нет, ничего мы не знаем, Лик. Где эта твоя хреновина? — спрашиваю я.

— Там, — машет рукой назад Лик. — В сейфе. Я нашел в сети...

На этих словах за нами начинается маленький ад. Или пришествие огненного демона — смотря на чей вкус. Волной жара нас сбивает с ног — я больно ударяюсь головой об угол выступа, в котором проходит лифт, Кира падает на меня, сбивая с ног Лика и прикрывая нас обоих собой. Кажется, плавятся стены. Но Лику все нипочем — он расшвыривает нас, встает и мчится в затянутый дымом коридор, набирает на замке длинный код. Я вижу, как он складывается пополам от кашля.

— Что ты сидишь, лови этого психопата! — кричит Кира, который пытается встать, но у него ничего не выходит.

Он вывихнул ногу при падении. Или сломал — сейчас непонятно, но ходить он едва ли сможет.

Жаль. Кира с его умением проходить через стены справился бы куда лучше меня. Но ему нужно сделать шаг, чтобы пройти через предмет. К сожалению, телепортироваться, или как это называется у тенников, он не умеет. А то большая часть наших проблем была бы решена.

Я же не умею и через стены проходить. Мое дело — бегать ногами и пользоваться руками, если нужно что-то взять.

Еще секунда уходит у меня на осознание ситуации — Лик, полезший в самое пекло за какой-то безумно важной вещью, и хромой тенник. За это время гремит еще один взрыв, а Лик оказывается внутри. Я бегу следом за ним. В комнате темно и дымно, ничего не видно, и я почти на ощупь обнаруживаю целителя, который открывает огромный сейф. Тащу его за пояс халата.

— Пошли отсюда!

— Нет! — Он метко пинает меня ногой в колено и, пока я прыгаю на одной ноге, а перед глазами вспыхивают и гаснут цветные пятна, открывает свой сейф и извлекает оттуда что-то цилиндрическое. — Вот теперь пошли. Ой... Тэри, извини, я не хотел...

— Не хотел бы — не попал бы, — ворчу я, но стараюсь бежать.

Кира сидит у лифта, прислонившись к дверям спиной, лицо у него серовато-синее — наглотался дыма, он разминает пальцами щиколотку. Лик сует за пазуху свой белый цилиндр, падает на колени, отталкивает его руки, принимается за дело сам. Резкое движение — Кира шипит и тут же вскакивает. Я вижу, что ему больно, но идти он уже может. И то хлеб. Вызываю лифт. Через пару минут — а дышать уже нечем, и температура как в сауне — двери открываются. Я привычно делаю шаг — и только цепкая лапа Киры не дает мне завершить шаг в пропасть долгим полетом на дно шахты. Лифта нет. Нет и тросов, по которым можно было бы попробовать спуститься.

Мы заперты в этом огненном аду.

Лик держит руку за пазухой — видимо, прижимает к себе свое сокровище. Я пытаюсь понять, что это — особо редкий артефакт? Колба с вирусом — говорили, он тут именно этим занимается?

Я просчитываю наши шансы оказаться за последней завесой после гибели от удушья и понимаю, что они невелики. Скорее всего, нас сбросит вниз. Это паршиво, конечно, но не смертельно.

— Кира, Лик, вы сможете уйти?

Лик сосредоточивается.

— Нет. Тут все держит, крепко.

— Кира?

— Не знаю... попробую. Держитесь за меня.

Это непросто, потому что Кира вдруг становится бесплотным, и рука проходит сквозь него. Другой я крепко держу Лика за воротник. Кира возвращается, не успев окончательно раствориться в воздухе.

— Проклятие, это какое-то болото! Невозможно...

Очередной взрыв раздается совсем близко, я, кажется, теряю сознание, а когда прихожу в себя, жалею, что так недолго пробыл в забытьи.

Мы висим над пропастью высотой во все девять этажей института. Я держусь одной рукой, другой удерживаю Лика за воротник. Крепкие халаты делает местная промышленность — даже пуговицы не оторвались! Этот идиот, вместо того чтобы схватиться за меня, размахивает своим белым цилиндром, как волшебной палочкой. Но чудес не происходит — мы так и висим. Киры не видно — но через пару секунд я чувствую его руку. Пальцы скользят по коже жилета, и тогда он впивается мне в плечо когтями. Это добавляет мне острых ощущений.

Кажется, от здания остался один остов, да и от того — едва ли четверть. Однако мы уцелели, хотя я не представляю, каким образом ухитрился повиснуть на самом краю. Кира стоит на коленях на узкой площадке. Втянуть двоих у него не получится, это очевидно. Пытаюсь представить себе веревочную лестницу — не тут-то было. Способность доставать предметы из ниоткуда пропала.

— Прыгай, — кричу я Лику. — Прыгай на нижний пролет!

Это рискованно, но куда лучше, чем болтаться так. Я не уверен, что пальцы, которых я совершенно не чувствую, не разомкнутся в любой момент. Я раскачиваюсь — это стоит дикой боли в запястье и локте, но ухитряюсь закинуть его на площадку. После этого забраться наверх — дело пары секунд, но наверху я ощущаю, что правая рука надолго отказалась мне служить. В плите, на которой стоим мы с Кирой, есть пролом — прыгаю в него, не раздумывая. Высота метра четыре, я приземляюсь на ноги и падаю, откатываюсь. И вовремя — Кира прыгнул следом.

— Как твоя нога?

Кира удивленно приподнимает брови, двигает ступней, пожимает плечами. Каким-то загадочным образом зажило. Видимо, тем же чудом, благодаря которому мы с Ликом не разбились при взрыве.

Ну и ладно, потом будем благодарить Город.

Прыжками есть шанс добраться до низа, понимаю я. Ребята кивают, им эта идея тоже кажется реальной. Мы спускаемся до четвертого этажа, когда здание взрывается в последний раз. На этот раз — целая череда взрывов подряд. Я вижу, как Лик и Кира пролетают мимо меня, а следующей волной и меня сбрасывает с площадки.

Парой секунд позже мы сидим на газоне и разглядываем друг друга. Вид у всех соответствующий ситуации — грязны, ошеломлены и счастливы, что уцелели.

— Как мы будем выбираться? — закончив оттирать листьями лицо, спрашивает Кира.

— Попробуем через Озеро, — предлагает Лик. — Я слышал, что через него проще.

До здешнего эквивалента Озера мы добираемся часа за три. Ни одна машина не рискует подвозить такую компанию, не помогает и талант Киры. По дороге тенник достает из воздуха одну за другой бутылки пива. Я выпиваю не меньше пяти — и все равно трезв, меня мучает жажда. Лик достаточно невнятно рассказывает, как его занесло сюда — позвали помочь — и как он хорошенько забыл себя. В его рассказе есть заметные лакуны, но я слишком плохо соображаю сейчас, чтобы работать следователем.

Мы идем вдоль заброшенной стройки. Смотрю на дома — нет, мне не хотелось бы жить в такой квартире. Окна от пола до потолка, в глубине видны странные лесенки с этажа на этаж — в каждой комнате. Все покрыто тонкой белесой пылью. Кажется, здесь действительно произошел некий Катаклизм.

— Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме, — напевает Лик. — Да. Здесь случилось что-то, не так давно. Впрочем, по местному счету многие годы назад. Я не нашел информации. Здесь вообще многие искренне верят, что это — единственный уровень Города. Типа это и есть Город, отделившийся после Катаклизма от Москвы.

Кира хмыкает, чешет в затылке. Я тоже не могу сообразить, как понимать слова Лика. Здесь все нехорошо с информационным полем — оно отрезано от городского начисто. Может быть, именно это отделение и называют Катаклизмом. Но кто ухитрился это сделать? Кому по силам взять и вырвать целую здоровенную завесу, самую важную, из Города?

Лик ведет нас по заброшенным пустым кварталам. Не попадается ни одного человека — странно, еще одна примета непорядка. Днем в Городе всегда многолюдно, и если тенники предпочитают ночь, то люди — светлое время суток. Но мы не меньше часа не видим ни одной живой души.

Пейзажи искажены. Сама перспектива изломана — кажется, что до очередного дома многие километры, но через десяток шагов мы проходим мимо него. Листья на деревьях кажутся вырезанными из толстой зеленой бумаги — когда я обрываю один, он мнется под пальцами, неприятно скрипя. Достаю из кармана зажигалку, поджигаю листик — точно. Запах горелой бумаги.

К Озеру ведет длинный подземный тоннель. Мы спускаемся в него через канализационный люк. Я лезу последним, и подо мной железная лесенка, казавшаяся прочной, подламывается. Я падаю вниз. Лик и Кира успевают увернуться, я царапаю руку о слом перил, удивляюсь. Впечатление такое, что за те секунды, что я спускался, кто-то успел подпилить ее.

Неподалеку, за стенкой, проходят поезда метро, но этот маршрут явно заброшен. Под ногами хлюпает вода, над головами периодически пролетают вспугнутые нами летучие мыши.

— Нам точно надо сюда? — брезгливо морщится Кира.

— Это самый короткий путь.

Ни одна самая короткая дорога не оказывается самой простой, ворчу я про себя и немедленно накликиваю беду. Не проходит и пары минут, как из-за поворота к нам неспешно выходит оглоед.

— Слухач хренов! — Я со злости толкаю Киру локтем в бок.

Кира рычит и скалится, но ничего не говорит.

В руках у меня ничего нет, у спутников моих — тоже. Зверюга идет, не слишком торопясь и предвкушая прекрасный обед. Пожалуй, даже втроем мы его сейчас не сожжем — я чувствую себя выжатым, Кира не в лучшей форме. Про Лика речь вообще не идет — не боец. И тут наш целитель совершает выходку, которой я себе и представить не мог.

Он сует мне в руку свою драгоценную белую штуковину и бросается навстречу оглоеду. Я успеваю схватить его за полу халата, но в руках у меня остается халат и что-то, свернутое цилиндром и заклеенное поверх скотчем, а Лик уже висит на шее у оглоеда. Я в шоке оглядываюсь на Киру, он бледен до синевы, также растерян.

— Уходи... те... — Голос Лика замирает на последних слогах, но оглоед останавливается, стряхивает его и одним взмахом лапы вспарывает живот. Останавливается. Останавливается...

Я резко дергаюсь, пытаясь уйти вверх. Бесполезно. Меня словно приковали к этой завесе. Я не чувствую направления, но даже пытаясь уйти наобум, не могу преодолеть сопротивление окружающей среды. Кажется, над и подо мной — непроницаемые барьеры. Попытка, еще одна попытка, все бесполезно. Оглоед делает шаг вперед.

Кира обнимает меня сзади за талию, что-то выкрикивает. Мир вокруг нас меркнет, и я лечу спиной вперед в бездонную пропасть, не чувствуя ничего, кроме бумаги в кулаке.

Через мгновение или вечность я лежу на спине, держа в стиснутых пальцах эти листы, и гляжу в потолок нашей родной квартиры. Мне тяжело — словно придавили камнем, а Лика нет, я знаю это, нет...

Я плачу, даже не пытаясь закрыть лицо, плачу, плачу и плачу.

Кира рядом, я чувствую его руки на лице, он гладит меня по волосам, что-то шепчет. Я зажмуриваюсь, я не хочу слышать ни слова.

Лика больше нет.

Кира разжимает мои пальцы, достает сверток, срывает скотч. Три листа с текстом, распечатанные на дешевом принтере.

— Что там? — спрашиваю я сквозь слезы.

Кира с недоумением глядит на строки, приподнимает брови, потом швыряет листы на пол и стучит по ним кулаком. Плечи его вздрагивают, словно в беззвучном рыдании. Я обнимаю его, он утыкается лицом мне в волосы, и мы долго лежим молча, беззвучно оплакивая потерю, пока не чувствуем, что можем хотя бы дышать и говорить, не сбиваясь на всхлипывание.

Впрочем, плакала только я. Тенники не плачут.

Но — Лика больше нет.

(обратно)

11

— Януш, ты выходишь? — спросил кто-то из-за двери раздевалки.

Его звали Ян, но почему-то здесь каждый стремился назвать его каким-нибудь близким к его собственному именем. Януш, Янек, Янко, Жан — это превратилось в своеобразную игру. Ян не обращал на это внимания. Привык. В их роду было принято давать сыновьям только односложные имена. Отца его звали Карлом, брата — Марком... обычно вместо парня с обычной славянской внешностью люди ожидали увидеть прибалта — Ян Карлович располагало. А вместо такого же славянина-брата — почему-то еврея, должно быть, Марк Карлович (в детстве прозванный в школе Карлом Марксом, разумеется) представлялся им именно евреем. Дед же носил библейское имя Савл.

— Еще пять минут — и выхожу.

Привычка точно обозначать временные интервалы самого незначительного действия была неискоренима.

Он зашнуровал ботинки, натянул майку. Серую камуфляжную куртку перевесил через сумку. Весна потихоньку доползла и до столицы, с утра, когда он шел на тренировку, было уже +15. Может быть, не похолодало — понадеялся Ян на погоду. И промахнулся. За шесть часов не только солнце спряталось за тучи, но и пошел мелкий моросящий дождь, уныло капавший с неба, словно осознавая свою неполноценность. Такого дождя Ян не любил. Дождю полагалось быть настоящим — проливным, с громом, с молниями, стеной черных туч громоздиться над городом ему полагалось. Чтобы на лужах были пузыри, чтоб стена воды мешала видеть на расстоянии вытянутой руки. Но таких дождей в столице не бывало почти никогда. Ян мимолетом вспомнил Керчь, ее осенние шторма, порывы ветра, срывающие с петель форточки. Столицу он не любил. Слишком многое казалось в ней ненастоящим, не только дожди. Но работать ему пришлось именно в столице.

Дождь моросил, капая на лицо, но не принося желанного ощущения воды на коже. Ян поморщился, стряхнул со лба мелкие капли.

— И не холодно тебе? — спросил Мишка, заранее зная ответ, но спрашивая лишь для того, чтобы не идти молча.

— Нет. Не холодно. Но противно... — для того же ответил Ян.

До метро от спортзала была всего-то пара сотен метров вдоль киосков. Толчея, запах кур-гриль и шаурмы, бабки, перепродающие шмотье с ближайшего — через дорогу же — крытого рынка. Обращать внимание на все это — галдеж, вонь подгорелого жира, толкающихся прохожих — было как-то несерьезно. Не обращать вовсе — не получалось. Ян выставил перед собой спортивную сумку. По крайней мере, пусть налетают на нее. Само собой, никто не собирался нарочно толкать двух рослых парней в камуфляже, но обычная городская слепота прохожих, не видящих вокруг себя ничего, то и дело бросала на них то одного, то другого суетливого москвича.

— Ты сейчас куда? — также зная ответ заранее, спросил Ян.

— На работу, — ответил Мишка. — Посмотрю на свой склад, построю кладовщиков — и спать. Завтра же дежурить.

Все это были слова, пустые и совершенно ненужные, известные заранее. Работал Михаил начальником маленького склада, должность его была чистейшей синекурой — раз в неделю сверить с «1С» наличие товара, подписать несколько бумаг — и все. Платили за это чистые копейки, зато свободно отпускали в любой момент и на любой срок. Сам Ян устроился ничуть не хуже — охранял, если можно было так назвать отсидку с книжкой в руках на стуле — магазин автозапчастей через дорогу от своего дома. Магазин по неизвестной прихоти владельцев был круглосуточным, что в городишке ближнего Подмосковья было никому и ни зачем не нужно, так что половину суток из положенной смены Ян читал книжку, а половину — попросту спал или играл на том древнем подобии компьютера, которое стояло в магазине, в простенькие игры. Еще на тот компьютер он поставил свой модем (по древности сравнимый с самим компьютером) и иногда ночью залезал в Интернет, почитывая статьи и форумы. Платили за такую работу целых сто долларов, что Яна вполне устраивало — на питание на работе и интернет-карточки вполне хватало. Работа окупала себя и не отнимала никаких сил.

Ян проводил Мишку до метро, отсалютовал на прощание — правая рука вскидывается вверх, ладонь на уровне плеча, неизвестно откуда взявшийся и вросший в него жест, и пошел созерцать ларьки вокруг Кузьминок. Закупил две упаковки табака «Амфора», несколько упаковок смеси сухофруктов и орехов, лакомство для собаки и отправился на автобус.

Собака была в его жизни совершенно ненужной и совершенно лишней, но избавляться от нее Ян не хотел. Попросту — не мог. Здоровенная желтая псина, впоследствии оказавшаяся бульмастиффом, налетела на него на улице, бросилась в лицо, и прежде чем он успел ударить ее по голове привычным и отработанным жестом... так били варгов... прошлась по его лицу горячим мягким языком. От замаха уверенно ушла и повторила свой наскок — и вновь язык прогулялся по его щеке.

— Что ж ты, дура, такая ласковая? — вопросил животину Ян. Потом увидел перегрызенный брезентовый поводок и все понял. — Завели игрушку, уроды... поиграли — выбросили.

Завели и выдрессировали, как оказалось впоследствии. Примерно трехгодовалая совершенно здоровая псина была выучена и по ОКД, и по ЗКС, слушалась Яна безоговорочно и в доме была почти незаметна... только когда Ян возвращался, сметала его с ног и каждый раз прикладывала спиной о дверь, прыгая и ставя ему лапы на плечи. А к посторонним была равнодушно-настороженна и никогда больше не бросалась ни к кому с такой вот невинной радостью. Проблемы выгула Ян решил довольно просто, очаровав мимоходом соседку — старую деву, которая при виде мускулистой фигуры Яна каждый раз млела, розовела и кокетливо поправляла пережженные химией волосы. Соседку псина слушалась на прогулке безупречно, но, судя по всему, считала за предмет мебели, так как никогда не пыталась ни играть с ней, ни просто облизать. Прогулки же с Яном были для бульмастиффши, окрещенной без особого изыска Рыжей, праздником. Они бегали вместе по нескольку километров, ходили купаться на карьер или попросту прыгали — вдвоем — через барьеры, отнимали друг у друга палку или специальную игрушку, возились на траве или снегу... В общем-то маловыразительная мастиффья морда при этом отображала миллион оттенков счастья.

Собаку Ян любил. Лишней она была, даже несмотря на то, что было ее кому выгуливать и покормить, если он вдруг пропадал. Случись с ним что — куда ее девать? Кому отдадут? Но уже несколько раз была возможность пристроить ее в действительно хорошие руки — и каждый раз Ян отказывался, не то в шутку, не то всерьез завещая ее тем, кто предлагал забрать. «Вот случись что — забирай. А пока пусть поживет со мной...»

Псина опять встретила его буйным натиском, подвывая от радости и все время пытаясь лизнуть в лицо.

— Гулять пойдем, а, Рыжая? Гулять пойдем? — спросил ее Ян, с усилием нажимая на холку и отворачиваясь от длинного розового с серым пятнышком языка. Рыжая отозвалась очередной серией восторженного полулая-полувизга. — А купаться пойдем? Пойдем купаться?

Слова этого Рыжая не знала, но на всякое хозяйское предложение отзывалась согласием.

Идти до карьера было около получаса шагом, но Ян прицепил собаку на поводок, и они отправились бегом, остановившись только на входе в лес. Сосновый лес, росший на крутых холмах вокруг бывшего песчаного карьера, был еще совсем сырым, под ногами чавкала полусгнившая хвоя, но все же тут было хорошо. Чисто тут было, не то что в городе. Ян отпустил собаку, лег на землю возле знакомых уже сосен, закрыл глаза, позволяя силе леса и земли течь через себя, вымывать все лишнее и ненужное ему.

...темные тоннели канализации, липкая едкая плесень на стенах, стук поезда в отдалении, а перед ним — бесформенная бурая тварь, плюющаяся ядом, и одной рукой нужно держать прозрачный щиток, чтобы яд не попал на него, другой — пытаться попасть в крошечные глазки твари острым алюминиевым стержнем... потому что в это можно выпустить десяток пуль, но не попасть в крошечный нервный центр позади скопления черных поблескивающих глазок, а разрывные кончились еще на прошлом уровне...

...пронзительный вой, проникающий через наушники, заставляющий падать на колени и скручиваться в беспомощный клубок-зародыш... За углом — очередной мутант, только на этот раз новый и незнакомый еще, и нужно не только убить его — понять как, суметь убить, — но и принести с собой на базу... и нужно подняться через лишающий сил визг, на подгибающихся коленях дойти до стены, распластаться по ней и выглянуть на краткий миг, чтобы оценить, что представляет собой враг...

Где-то через полчаса его совсем отпустило. Приятная тяжелая слабость, от которой один только шаг до ощущения силы во всем теле, наполнила его. Медленно и с удовольствием Ян поднялся, свистнул Рыжую, мирно грызущую какое-то бревнышко неподалеку. Удивительная собака — она ни разу не помешала его упражнениям.

На карьере, разумеется, никого не было, только в отдалении маячил рыбак с удочкой. Заплыв в мае, когда кое-где в тенистых уголках на воде лежал еще лед, был развлечением не для слабонервных. Слабонервным Ян не был, а для Рыжей, кажется, температура воды вообще не имела значения — ныряла она и зимой в прорубь, и в ноябре лихо рассекала по глади карьера, ломая первый ледок. Приблизительно два километра они отмахали рядом, потом Рыжая нашла себе занятие — охотиться за уткой, неизвестно что забывшей здесь, а Ян еще пару раз пересек карьер.

Выйдя на берег, он сделал несколько упражнений, чтобы согреться и обсохнуть, влез в одежду, посмотрел в небо. Небо было блеклое, наполовину затянутое тучами, но кое-где в просветах виднелась чистая голубизна. Прибежала Рыжая, испачкав ему мокрым песком штаны, тоже уставилась в небо, недоумевая, что там забыл хозяин. Ян потянулся, усмехнулся небу.

— Ну а я опять живой...

Наклонился к собаке, опрокинул ее на песок и хорошенько извалял в отместку за испачканные штаны.

— Живой я, Рыжая, как ты думаешь? Живой?..

(обратно)

12

Я дочитываю последнюю страницу распечатки и передаю ее Кире, который сидит сзади и расчесывает гребнем мои волосы.

— Ерунда какая-то, — говорит он, пробежав глазами по странице. — И из-за этого мы...

— Написано-то неплохо. Нормальная такая жизнь на второй-третьей вуали.

— На третьей вуали нет никаких монстров. Тоже мне «чумные крысы размножаются в канализации», «желтая» пресса навсегда. Дешевая фантастика, — ворчит Кира.

— Знаешь, от наших зачисток-то несильно отличается.

— Может быть. Но написано все это глупой сентиментальной девицей лет восемнадцати от роду. Такое вторичное пережевывание уже прочитанного вперемешку с эротическими снами. — Оказывается, Кира еще и весьма ядовитый литературный критик. — И ради этой херни, прости, Тэри, погиб Лик?!

— Он считал это очень важным, Кира, поймешь ты или нет? — Я начинаю заводиться.

Текст, конечно, написан так себе — но ценность его измеряется отнюдь не новизной образов и обаянием персонажей. Цена ему — жизнь одного из Смотрителей, и уже поэтому я не могу выбросить распечатку к псам или забыть в нашей квартире. Кто писал и распечатывал эту главу из какого-то романа, издали ли книгу или она была погребена в столе автора — мы не знаем. И узнать вряд ли сумеем. Лик погиб. Где он раскопал рукопись и почему считал ее важной? Я угадала — это след? Или есть еще какой-то смысл?

Автор, автор... дело должно быть в авторе. В каждом предмете, в каждом тексте остаются следы хозяина. Здесь, конечно, не все так просто, как давеча на третьей завесе с кольцом вампира. Носитель памяти, принтер, бумага — вовсе не те вещи, на которых остаются четкие отпечатки личности. Но все же, все же...

Я готова согласиться с Кирой, что это была молодая девушка. К сожалению, большее мне недоступно. Не моя сфера деятельности. Следопыты из тенников могли бы найти автора, пожалуй что. Ну что ж, в моем распоряжении есть тенник. Правда, не следопыт — но почти то же самое.

— Кира, а ты можешь себе представить ее?

— Кого — ее? — не понимает тенник.

— Автора. Девушку эту.

— Ну, если перечитаю еще раз пять этот наивный бред, то смогу, наверное. — Кира кривит губы и с презрением смотрит на странички.

Перечитывая, мы хорошенько измяли их, углы загнулись. От долгого пребывания в свернутом виде бумага все время скручивается. Три трубочки тонкой белой бумаги лежат передо мной на ковре. Просвечивают черные строки. Стандартный шрифт Times, двенадцатый кегль. Никакого простора для воображения. Обычный шрифт, обычная бумага. И в тексте — пес знает какой главе какого романа — нет ничего, что позволяло бы зацепиться, понять автора. Понять, где связь между нами, Ликом и автором строк.

— А узнать?

— Смогу.

— А найти в Городе?

— Ты как это себе представляешь? Мы будем носиться по всем вуалям, обегать Город слой за слоем в поисках какой-то юной графоманки? А если этому тексту лет пять, наша авторесса успела выйти замуж, родить пару детей и стать приличной женщиной?

— Кира-а, — мой стон способен заставить зарыдать стены. — Персонаж этот нам не нужен. Он выдуманный и даже с натуры не списан. И вуали такой нет в Городе — это какой-то коллаж, среднее между несколькими. Или между Москвой и одной из вуалей. Остается только автор.

— И где его искать, этого автора?

— В Городе, где же еще.

— Хорошо, давай попробуем. Сначала попробую поискать здесь. Вдруг повезет. Главное, чтобы не на искаженной она обреталась — еще раз туда я не пойду.

— Давай искать вместе. Не хочу я тут одна сидеть. Ребята еще не скоро вернутся.

— Хорошо. Только сначала — спать. И не вздумай от меня удрать, Тэри. Если тебя опять занесет на искаженную — обедать не приходи.

— Кира, миленький, от меня это не зависит. Ты же чувствуешь сам — туда затягивает...

Я вздрагиваю, и Кира удивленно задерживает руку на моем бедре. Оказывается, он гладил меня по бедрам и спине, а я только сейчас это заметила — когда он перестал. Вот до чего доводят тяжкие раздумья.

— Я просто подумала — а вдруг остальные после зачистки туда провалились? Альдо в первую очередь — он же плоский был...

— Вот только об этом нам сейчас и думать... — скорбно вздыхает Кира. — Мы сами плоские уже. И в дураках — с непонятной распечаткой и без единой зацепки. Надо отоспаться, тебе — особенно, и тогда уже искать эту писательницу.

В соседней комнате находится широкая кровать — назвать ее двуспальной человек в здравом уме не сможет. Пятиспальная скорее уж. Сажусь на край и на ощупь заплетаю косу. Наградил же Город длиннющими — до талии — густыми волосами. Всегда ненавидела волосы длиннее плеч. Возни с ними — не оберешься, а удовольствие какое? И красота сомнительная — косы да пучки. Но, оказывается, Кира со мной не согласен. Обводит мои руки, распускает недоплетенную косу. Зарывается в получившуюся копну, щекоча мне затылок горячим дыханием. Его пальцы скользят от висков к затылку, перебирая пряди, — и до меня постепенно доходит, в чем удовольствие. Ощущение совершенно фантастическое — тяжелая грива задирает подбородок, заставляя выпрямлять спину, а Кира легонько царапает кожу под волосами.

Я мурлычу, подставляя ему то один висок, то другой, а этот изобретательный герой-любовник зажимает между пальцами кончик пряди и щекочет мой сосок. Выгибаю спину, стараясь избежать щекотки. На душе тяжело и муторно, и прикосновения Киры кажутся лишними, ненужными сейчас. Мне бы выплакаться, спрятавшись в дальней комнате, постучать вволю кулаками о стены — и тогда боль отступит, наверное. Но Кира — тенник, и для них все по-иному, ему кажется — так правильно; и я верю его рукам, его губам. Он осторожно укладывает меня на подушки, медленно проводит пальцами от уха к бедру.

— Ты красивая, — говорит он.

— Это временно. — Я пытаюсь улыбнуться, но губы дрожат от невыплаканных слез.

— Ты для меня всегда будешь красивой...

После долгого и очень нежного секса я валяюсь на шелковых простынях, наслаждаясь медово-нежным прикосновением ткани к коже и юмором ситуации «я на черном шелке» — просто клише из дамского романа. Кира, ворча и смеясь вперемешку, заплетает-таки мне косу. С распущенными засыпать — потом придется обрезать под корень. А я радикально пересмотрела свой взгляд на прическу.

Мы засыпаем вместе. Рука Киры на солнечном сплетении поначалу страшно мешает, и кажется, что он намотал на кулак мои кишки — но так хоть есть надежда, что меня никуда не унесет в очередной раз. Засыпать так, в обнимку с кем-то столь тощим и костлявым, как Кира, — не самое большое удовольствие, но, слушая его размеренное дыхание, я чувствую себя настолько нужной и защищенной, что никакие острые колени и локти не способны лишить меня легкого и счастливого настроения.

Мне не снится снов — я и не знаю, что это такое, с тех пор как стала Смотрителем. Сна для меня нет — только спуск на менее затратные для пребывания вуали. И сейчас я просто валяюсь в приятном оцепенении. Сначала мне кажется, что я вовсе не заснула, и я не шевелюсь, чтобы не разбудить ненароком Киру, но когда хочу поправить его волосы, упавшие мне на щеку, обнаруживаю, что не могу двинуть рукой.

Ко мне приходит странное мимолетное видение.

Трое.

Трое — у стены. Стена — до неба. Серый шершавый камень, чуть похожий на бетон.

А небо — низкое, тяжелое, тоже серое. С еле-еле улавливаемой голубизной. Облака.

Трое... кого? Не знаю. Живых. Двое мужчин. Одна женщина.

Первый — очень высокий, очень широкие плечи. Мощь. Обнаженные руки бугрятся мускулами. Волосы иссиня-черные, пышные, завязаны в уже наполовину растрепанный хвост. Синие, без белков, глаза. Вертикальные щели зрачков.

Второй — едва по плечо первому.

Тонкий, легкий, какой-то удивительно хрупкий, словно птица или бабочка. Пышная копна серо-пепельных волос, длинных, ниже плеч. Плечи укрыты серым плащом... нет, сложенными крыльями. Тонкими, кожистыми. Лицо — с заострившимися чертами, удлиненные глаза — дымного оттенка. Серый оттенок и в коже.

Женщина — высокая, статная, но скорее тонкого сложения. Голова плотно повязана черным платком — концы развеваются по ветру. Узкие брюки, тоже черные, защитного цвета ветровка. Кожа бледно-смуглая, черно-радужные, как бензин на воде, провалы радужки.

Тишина. Напряженное ожидание чего-то. Взгляды устремлены вперед.

Там — туман. Плотный, лохматый, густой туман — он бурлит, пузырится.

Женщина неожиданно делает три-четыре шага вперед. Легкая походка танцовщицы. Встает перед туманом, протягивает к нему руки ладонями наружу.

Туман подается назад, уплотняется...

В тишине кажется, что в тумане — какие-то звуки. Обрывки криков, мелодий, слова, шепот, журчание воды... Наваждение.

Все громче эти звуки... Так и хочется шагнуть в туман, чтобы что-то расслышать.

Женщина стоит неподвижно, напряженно.

Спутники смотрят на нее.

Картинка пропадает.

Я приоткрываю глаза, пытаясь понять, что увидела и зачем оно мне нужно. Привет от Города? Подсказка? Если и так — я не поняла ее. Кто были эти трое — двое тенников, одна — человек. Что за туман? Кира во сне перекладывает руку повыше, мне на грудь, я прислушиваюсь и понимаю, что ненароком увидела его сон. Сон тенника. Я самым краешком сознания прикоснулась к тому, как они видят мир. Теперь ясно, почему двум расам Города так трудно договориться между собой. У них слишком разные сны.

Интересно, что это значило для Киры? Воспоминание? Какая-то легенда? Просто сон — комбинация впечатлений и фантазии?

Нужно заснуть вновь. Я стараюсь, и, кажется, у меня получается.

Все вокруг кажется тусклым и бесцветным. Я понимаю, что у меня закрыты глаза, и я ощущаю себя одновременно и на постели, и висящей в темноте. Вместо тела — полупрозрачный силуэт, внутри которого пульсируют разноцветные сосуды — красные, желтые, синие. Самые яркие — желтые, в области солнечного сплетения они образуют узел, сияющий, как маленькое солнышко. Висеть так мне весело, ни капельки не скучно: пульсация токов в моем теле — прелюбопытнейшее зрелище. Пробую пошевелиться — и обнаруживаю, что лечу куда-то, кувыркаясь, как в невесомости. Пробую грести руками — получается.

Вокруг темнота — а вдалеке звезды, я лечу к звездам, и то ли я вращаюсь вокруг своей оси, то ли пространство вокруг меня представляет собой закручивающийся спиралью звездный тоннель. Впереди меня ждет звездочка, особенно яркая и теплая, и тут вовсе не тихо — скрипки и клавесин, бас-гитара и флейта играют сказочную мелодию, под нее так легко лететь...

...и так больно падать назад, на постель. Я еще слышу музыку, я хочу туда, к сиреневой звездочке, — но вместо этого лежу на постели, прижимая руку к горящей щеке. Я хочу обратно, обратно, пока музыка еще не стихла, отпустите меня...

— Тебя вообще? Оставить на час? Можно? — Кира отвешивает мне еще три пощечины, сопровождая их рыком, и только после третьей я понимаю, что едва не уплыла из своего тела навсегда.

— Прекрати меня бить, я уже ничего не слышу. — Слезы текут по лицу, мне и страшно, что я могла уйти насовсем, и обидно — музыка была столь прекрасна. Лучше нее я никогда ничего не услышу.

— Чего? — Глаза Киры расширяются на пол-лица. — Рассказывай.

Я рассказываю свой сон или не сон — из-за сна Кира не стал бы лупить меня по лицу. Кира удивленно слушает меня, склоняет голову то к левому, то к правому плечу.

— Значит, не все легенды врут. Есть и одна правдивая, — медленно и тихо говорит он.

— То есть?

— Это окончательная смерть. Вот так она и выглядит, оказывается, — тоннель, звезда, уход. Скажи, ты помнила себя?

— Да. Но как-то смутно. Осталось только самое главное.

— Значит, смерти нет, Тэри. Смерти нет! — Он обнимает меня и целует, прижимая к себе так, как никогда, даже в самые яркие минуты близости, не делал.

Смеется, целуя мои щеки и губы, слизывая слезы, теребит косу, тормошит меня. Помолодевший и легкий — словно груз свалился с плеч, и радостный, безумно радостный. Мне вдруг становится страшно.

— Кира. — Я вцепляюсь в его плечи со всей силы, пытаюсь удержать, словно он уже уходит. — Ты только не уходи туда без меня, Кира, я тебя умоляю! Кира!

— Не уйду. — Кира говорит серьезно, как клянется. — Я никуда без тебя не уйду, если это будет в моей власти. Девочка моя, малая, ты даже не представляешь, что ты для меня сделала...

Он словно пьян, я чувствую дрожь пальцев на своей спине и вижу, как пляшут его губы, он смеется и плачет одновременно, и я тоже начинаю смеяться — плакать я и не переставала. Это истерика, понимаю я, это я заразилась истерикой Киры. Какой же он живой...

— Три сотни лет, Тэри... Три сотни лет здесь — Смотрители приходят и уходят, все приходят и уходят, а я все живу и живу здесь и боюсь шагнуть за грань — потому что не знаю, не знал, — поправляется он, — есть ли там хоть что-то, кроме небытия. О звездном тоннеле я слышал, слышал не раз — но это так легко списать на сказки и выдумки...

— Кира, Кира... Горе мое. — Я целую его в шею, чувствуя, как бьется под кожей жилка.

Мы долго сидим молча, обнявшись, потом так же в обнимку идем на кухню. Расставаться не хочется — он настолько близкий и родной, что расцепить пальцы все равно что лишиться половины тела. Одной рукой не очень-то удобно делать чай, но у Киры получается. Я хожу за ним как привязанная от стола к раковине и обратно и даже в туалет к унитазу, куда он спускает старую заварку. Мне кажется, он изменился. Я вспоминаю встрепанного мальчишку-тенника, к боку которого Хайо приставил нож. Слишком мало общего с Кирой, на которого смотрю я, — даже лицо изменилось, стало куда более человеческим: черты сгладились, и не так заметны желтые глаза без белков. Только руки остались прежними — пальцы с лишней фалангой и отливающие металлом кончики когтей.

Я отпускаю его руку, только чтобы взять кружку. Опять зеленый чай, на этот раз с мятой. Напиток одновременно горячий и холодящий рот. Необычно и забавно, я делаю очередной глоток и с удовольствием выдыхаю воздух, гоняя мятную свежесть по языку.

— Да, кстати, а что тебе такое странное снилось до того? — Я наскоро пересказываю видение.

— Эк, — встряхивается Кира. — Это обрывок нашей легенды о промолчавших. А я и не запомнил...

— Расскажешь?

— Запросто.

...Где начинается Тропа? У истока Вселенной.

Где заканчивается? У предела Вселенной.

Нет начала у Тропы, нет у нее и завершения. Петляет вокруг всех миров, освещается лучами всех звезд сущего...

Трое стояли на Тропе. Двое мужчин и женщина.

Первый был родом из мира, где правили Боги, и он был проклят Богами за непокорность, ибо никогда не мог подчиняться — не думая. И меч его был там, где была его мысль. А сковать его мысль не могли ни оковы темниц, ни путы страха.

Второй был из мира, где не было ни богов, ни веры, ни памяти. И тот, кто смел думать, что за гранью жизни не кончается бытие, — считался опасным безумцем, и карой ему была — смерть. А под руками Второго расцветали узоры фантомов, и он так легко угадывал чужие мысли...

Третья была из мира, где давно уже не осталось ничего, кроме бездушной стали, и сталь была миром, и мир был сталью. И среди стали не было места любви и теплу. Но под оболочкой из блистающего металла она сохранила живое сердце — и ей не было места дома.

Трое изгнанников стояли на Тропе.

— Сколько ни говори себе — я могу быть один, — так тяжело без друзей и своего очага...

— Мы поставим здесь город. Город для тех, кому нет места в своем доме. Город для тех, кто ищет дом.

— Город примет любого.

— А если тот принесет с собой зло?

— Что есть зло? Что есть добро?

— Зло — нетерпимость. Зло — неумение думать.

— Зло — неумение решать и решаться...

— Зло — и само желание запретить все это.

— Пусть будет город...

— Пусть будет — Город!

И пело лезвие меча, набрасывая эскиз, и воплощался эскиз магией слова, и призрачные еще силуэты улиц обретали тепло и гостеприимство под касанием ладони...

И встал Город.

И вошли в него трое — не повелителями и даже не хозяевами — жителями.

Шли века. И Город никогда не пустел. Но однажды в него пришел человек, на вид не страннее прочих. Но за спиной его стелилась тень — и тех, кто видел эту тень, пробирало холодным ужасом. Не крылья за спиной ужасали — здесь было много крылатых, и не звериный очерк лица — в Городе не было двух, чей облик был схож между собой. Нет, просто тень была живой, а тот, кто ее отбрасывал, — лишь игрушкой в ее руках.

Но войти в Город мог любой — и ему не преградили пути.

И мрачными стали тени, а фонтаны вдруг замолкли, и холодом потянуло из каких-то щелей...

До городской площади дошел странный гость — и кто—то сворачивал с его пути, а кто-то шел следом за ним.

— Люди! — сказал он. — В иллюзии живете вы и плетете эту иллюзию из своих желаний. На самом же деле — нет этого Города. Это только выдумка.

И многие промолчали, не веря в эти слова, но кто-то спросил:

— Что же на самом деле?

Улыбнулся гость, и раскинул крылья, и поднял к небу руки, и заговорил на языке, которого не знал никто.

И дрогнули стены, и рассыпались в прах мозаики мостовых, и открылась на их месте — черная ткань небытия.

Тогда вышла вперед та, что когда-то была Третьей, и сказала:

— Ты лжешь. Не иллюзию разрушаешь ты, но призываешь сюда пустоту.

Гость взмахнул рукой — и она рухнула наземь, и сердце ее остановилось.

Вздрогнули все, но не вышел никто больше, и Первый проклял их всех и проклял Город, ибо давно любил ее и забыл о том, как тяжко бремя проклятия.

Со смертью Третьей утратил Город тепло и любовь, а под проклятьем Первого — свои очертания. И не мог Второй, чья душа разрывалась от боли потери, ни вернуть ей жизни, ни умолить друга снять проклятие.

Город опустел. Жители его разбрелись по Тропе туда и сюда. Но память о Городе они несли с собой всюду — в том и было проклятие Первого.

Где-то на Тропе, что идет вокруг всех миров, стоит заброшенный Город-Призрак. Он ждет, когда в него вернутся все, кто стоял на той площади и промолчал.

Если случится так — время повернется вспять, и вновь окажутся они в ту минуту на площади — и еще раз смогут выбрать: промолчать или не поверить словам пришельца из бездны.

Город ждет...

Тенники рассказывают об иных мирах так легко и просто, словно сами недавно пришли оттуда и еще помнят прошлое, замечаю я. В чем же дело? Им действительно дано некое знание, отличное от людского? Для людей есть только Город. Для Смотрителей — тоже. А у тенников жизнь переплетена с легендами о далеком и небывалом — и при этом они пленники в Городе.

Как же тяжело жить, зная, что совсем близко, за дверями смерти, — чудеса иных миров; и все же год за годом бояться сделать туда шаг...

— Где же мы будем искать нашу мымру? — спускает меня с небес на землю Кира, заканчивая перечитывать распечатку в очередной раз.

— Почему — мымру? — обижаюсь я за незнакомую писательницу. — С чего ты взял, что она мымра?

— С того, что мне ужасно не хочется ее искать, — признается Кира. — Может быть, она красавица и умница. Не красивее и не умнее тебя, конечно...

Кажется, мне говорят комплимент. Это так необычно — слышать комплимент от тенника, что я давлюсь чаем и долго кашляю, а Кира безжалостно лупит меня по спине.

— Ну а с какого расстояния ты можешь ее почуять? — спрашиваю я хриплым после кашля голосом.

— Квартал или два. Не больше.

— Не страшно. Поедем кататься на машине по улицам — может, ты найдешь.

— А машину мы где возьмем? Ах да, я все забываю, с кем имею дело. — Это уже звучит не как комплимент, мне немного обидно. Словно бы я виновата в том, что Город нас балует. По нынешним временам быть Смотрителем — дело весьма опасное, и велика ли важность, что я получу очередную игрушку — машину — во временное пользование?

Пожимаю плечами, допиваю чай и иду копаться в шкафах. Первый раз по возвращении смотрю на себя в большое зеркало. Темно-рыжие волосы, белая кожа, чуть удлиненное лицо в веснушках. Серые глаза. Что-то английское в чертах — только у уроженок Туманного Альбиона бывают такие лица, напоминающие симпатичную породистую лошадку. Мне нравится эта внешность, и я мысленно прошу Город оставить такой навсегда.

Впрочем, не поможет.

В шкафу находится твидовый брючный костюм. Надеваю под него строгое спортивное белье и тонкую шелковую блузку, на шею повязываю косынку. Теперь еще туфли на квадратном низком каблуке — просто картинка. Переплетаю косу, укладываю в пучок и закрепляю шпильками. Забавно — все эти мелочи доставляют мне искреннее глубокое удовольствие. Я хороша, я красива, я полна сил — и я нравлюсь Кире.

А если боль загнать поглубже внутрь — то все и впрямь прекрасно.

Нужно думать о хорошем — смотреться в зеркало и радоваться себе, улыбаться, вспоминая Киру, и представлять, как он посмотрит на меня в этом костюме. Нужно думать о хорошем — даже не до вечера, а пока не кончится вся эта история. Потом можно будет пить и плакать, со слезами выпуская из себя боль потери. Сейчас — нельзя.

Я смотрю в зеркало в последний раз и заставляю себя улыбнуться. Вот так, всей конопатой физиономией и почти искренне.

Мы спускаемся на лифте. Смотрю на стоящего рядом Киру — он тоже старательно удерживает на губах полуулыбку. Мы похожи, в сотый раз отмечаю я. Это хорошо — сейчас хорошо. Я не выдержала бы, если бы сорвался он.

Во дворе находится машина — с виду обычная иномарка, но, сев за руль, я изумленно хлопаю глазами. Нет ни одной педали — только руль и рычаг справа. Как ездит это чудо техники? Осторожно тяну за рычаг — мотор заводится, но звук мне кажется непривычным. Тяну сильнее — и машина стартует с дикой скоростью. Как, пес побери, здесь сбрасывают скорость? Скорее понять, пока мы никого не сшибли. Кира двигает рычаг вместе с моей рукой, судорожно вцепившейся в него. Машина останавливается.

— Дай я сам поведу. Куда же проще — чем сильнее жмешь, тем быстрее едешь...

— Нет, я справлюсь. Ты слушай. Я поеду сначала по Центральной, потом проедем Город поперек.

Мы катаемся до поздней ночи, любуясь красотами Города, и получаем много удовольствия, когда я привыкаю к управлению. Но основная цель не достигнута. Кира не нашел нашу писательницу.

— Ее здесь просто нет.

— И никогда не было?

— Не уверен, — качает головой Кира. — Что-то я услышал, совсем смутно. То ли ее кто-то видел, то ли она тут была — но довольно давно... Есть тень. Старый след, нечеткий.

— А того, кто ее видел, ты можешь найти?

— Могу. Поехали к Южному порту. Это там.

Я возвращаюсь назад почти через весь Город. Уже совсем темно, скоро полночь. На тротуарах пусто, но проспект забит. Многие горожане любят кататься на машинах ночь напролет. Я тоже люблю — только времени обычно нет. Столько времени подряд находиться за последней завесой мне не удавалось еще ни разу.

— Здесь, — говорит Кира, когда мы проезжаем мимо весьма неприглядной пятиэтажки. — Тормози.

Выходя из машины, Кира оглядывается и с сожалением оглядывает нашу красавицу.

— Жалко. Не угонят, так утащат, что смогут.

— Что, даже у тебя? — удивляюсь я.

— Посмотришь, какой тут народ живет. Аховый... — Кира аж сплевывает себе под ноги, чего за ним раньше не водилось.

Мы обходим дом с торца и спускаемся в подвал. Дверь открыта, из нее доносятся дым марихуаны, звуки бьющейся посуды и запах перегара — все это одновременно. Мне стоит труда удержаться на ногах, но Кира быстро идет вперед. Он кивает на соседний с дверью столик, я присаживаюсь на краешек стула и с отвращением вытираю стол салфеткой. Интересно, его когда-нибудь мыли?

Компания вокруг действительно не из тех, что я считаю подходящими для отдыха. Сплошь тенники, и верхние, и нижние — удивительное рядом, как говорится. Ни одного трезвого лица, ни одного чисто одетого или хотя бы умытого посетителя. Впрочем, один — помесь кота с грифоном — как раз сидит на полу и вылизывает себе яйца. Ладно, хоть какое-то место он моет...

Кира возвращается с двумя бокалами — чистыми стеклянными бокалами. Я не верю своим глазам. Отхлебываю — джин с тоником. Видимо, на моем лице написана далеко не вежливая благодарность, потому что Кира смущенно улыбается.

— Другое там для тебя не годится...

Видимо, и для него не годится, потому что содержимое наших бокалов выглядит одинаково.

— И где наш клиент? — Мне хочется побыстрее уйти отсюда. Слишком шумно, слишком воняет, да и злые взгляды начинают напрягать. Кира хмурится.

— Не так-то легко взять след здесь. Потерпи, малая...

Меня забавляет это его словечко — «малая», конечно, трехсотлетний Кира имеет все права звать меня так, но все же смешно. Смех мой, впрочем, обрывается, когда к нам за стол без приглашения плюхается приземистый заросший шерстью тенник. На нем нет даже штанов, и мужское достоинство свисает до колен. Сомнительное зрелище.

— Ты кого к нам привел, Кира? — рычит он.

Теперь я знаю, как воспринимается обкуренный тенник. Так же, как обычный, только воняет от него конопляным дымом и безудержной злобой.

— Смотрителя Тэри я к вам привел, — пожимает плечами спокойный, как мороженая рыба, Кира.

— Смотрителя? — шипит волкообразный сексуальный гигант и накрывает мою руку когтистой лапой с жесткими подушечками. — А на что тут смотреть? Не на что смотреть-то, а то и без смотрелок остаться можно...

— Убери лапу, Шарен, — еще спокойнее говорит Кира. — Не мешай моей девушке пить.

— Девушке? — Шарен скалится, длинный розовый язык свисает из пасти, и на кончике висит капля слюны. Но лапу все же убирает, точнее, кладет в сантиметре от моей руки. — С каких пор ты якшаешься со всякими...

Повисает долгая пауза. Кира смотрит на волчка, которого мне уже хочется прозвать Шариком — дешевая ведь и глупая шавка, — приветливо приподняв бровь. И Шарен сдается.

— Со всякими Смотрителями...

Кира благосклонно кивает.

— А я с ними всю жизнь якшаюсь, Шарен. Работа у меня такая.

И это вот пародийное чудовище когда-то было достаточно сильно, чтобы пройти за эту завесу и поселиться здесь, — изумляюсь я. Я видела разных тенников и выслушивала разнообразный их бред — голые понты, вымыслы и даже весьма умные на первый взгляд вещи, но с подобной швалью еще не пересекалась.

Я пью и мило улыбаюсь, хотя руки уже чешутся размазать наглую шавку по полу. Раньше бы я так и сделала, но вспоминаю рассказ Киры о природе тенников, и мне делается не по себе. Может быть, и Шарен кому-нибудь нужен, его ждут дома, может, и по нему кто-то плакать будет? Воистину от многая знания — многие... раздумья.

Наконец Кира высматривает что-то на дне бокала. Встает, дружески улыбается волчку:

— Последи, чтоб мою девушку не обидели, Шарен, — и уходит в соседний зальчик.

Мы с Шариком смотрим друг на друга, волчок улыбается, если можно так назвать ухмылку на морде, и вдруг подмигивает мне.

— Я когда курну — иногда бываю глупый, — сознается он. — Ты не злись. Я вас, в общем, уважаю. К Вите лечиться ходил. Она клевая. Я за нее кому хочешь глотку перегрызу...

Перегрызать есть чем — клыки с половину моего пальца. Как он только говорить и пить ухитряется с такой пастью? Или лакает из блюдечка? Увы, за такие вопросы можно и схлопотать по полной программе. Я вежливо улыбаюсь — и улыбка не выходит неискренней. Глупый, грубый и под кайфом — но какой-то особенной подлости я в нем не вижу. Уж не хуже Альдо, а того я терплю не минуты — годы.

Кира возвращается с тенником, чем-то похожим на него самого. Выразительно смотрит на Шарена. Тот все мигом понимает, встает — и на прощание лижет мою ладонь. Мне стоит некоторых усилий не вскрикнуть и не вскочить, но от Киры идет теплая успокаивающая волна, и я нахожу в себе силы поднять руку и почесать волчка за ухом. Кира подмигивает, и я понимаю, что делаю все правильно.

И славно — не хотелось бы его подводить.

Гость садится, Кира машет рукой, и бармен скоренько приносит незнакомому теннику стакан со странного вида напитком. Сиреневое пламя пляшет между стенками заляпанного стакана, освещает руки тенника, судорожно вцепившиеся в стакан. Незнакомец отхлебывает, прикрывает глаза, почти как у Киры, только зеленые, с рыжими искорками. Он еще худее Киры — кажется, через кожу на предплечьях видны кости, а лицо напоминает маску, обтянутую старым пергаментом. Я смотрю, как он пьет, и понимаю — этот тенник скоро умрет. И вовсе не от старости.

Он — наркоман, и не безобидный курильщик травки. Вот это сиреневое пойло уже выжгло его изнутри и скоро уничтожит совсем.

— Слушаю вас, — говорит он, выпив половину.

— Ты не встречался с девушкой, светловолосой, невысокой? Глаза у нее... голубые, наверное. Волосы, может быть, крашеные. Или натуральные, не знаю. Выглядят светлыми...

Кира делает раздраженный жест рукой, и в воздухе повисает расплывчатая картинка. Мне она видна едва-едва, а теннику — я уже догадалась, что он тоже слухач, — совершенно ясна.

Я удивляюсь, сколько Кира сумел вытащить с распечатки. А безымянный тенник — он не удивляется, он испуган, испуган до дрожи, хотя мне казалось, что этот живой труп уже ничем впечатлить невозможно.

— Не ищи ее, Кира, — стонет он и вцепляется моему любимому в руку когтями.

Кира морщится, но руку не отнимает, хотя на коже проступает кровь.

— Она — смерть, сама смерть, она убивает взглядом... требует поклониться ей и убивает, если откажешься, а если согласишься — выпивает всю душу, постепенно...

— Это после нее ты начал пить эту дрянь? — спрашиваю я, не особо надеясь, что тенник ответит, но он кивает.

— Где ты ее встретил? — задает свой вопрос Кира.

— В самом низу, на начальной вуали. — Я сперва удивляюсь, но Кира мысленно подсказывает — «на инициирующей завесе». — Там было плохо... страшно... неправильно... о... о-о...

— Что тебя туда понесло? — прерывает Кира бессвязные причитания.

— Искал брата.

— Нашел?

— Нет. Она меня нашла...

— И что дальше было? — Кира безжалостен, как инквизитор.

Тенник отказывается говорить — тогда ненаглядный мой просто прижимает его ладонь к столу и считывает воспоминания, не интересуясь, что чувствует собрат, в памяти которого копаются тонкие ледяные пальцы. Мне очень его жалко, но у Киры такое лицо, что я опасаюсь издать хотя бы один лишний звук. Наконец он заканчивает, щелчком подзывает бармена.

— Ему до утра подавай все, что захочет. За мой счет.

У бармена узкое лицо и длинные уши, он похож не то на сказочного эльфа, не то на летучую мышь, решившую прикинуться человеком. Но выражение морды понятно и мне — паралич от жадности. Какая ему разница, недоумеваю я, ведь платить-то будет Кира. Мы уходим, оставляя несчастного наркомана со стаканом и открытым кредитом. Мне кажется, что до утра он не доживет — напьется своей дряни до смерти.

В машине, которая лишилась только «дворников» и незнакомой мне пятиугольной эмблемы, я спрашиваю о причине жадности бармена.

— Меня в любом заведении поят бесплатно. Уже лет сто, — усмехается Кира.

— За что бы такая честь?

— Так... исторически сложилось.

Я понимаю, что за этим кроется какая-то действительно весомая заслуга перед Городом, но Кира не любитель похваляться своими подвигами. Вряд ли я скоро услышу эту историю.

— Ты что-нибудь понял? — спрашиваю я, выруливая на шоссе, ведущее к дому.

— Вполне себе. Это — Белая Дева.

— Что, наша писательница и эта самая, которой кланяться надо, — одно лицо? — От удивления я сильно давлю на рычаг, и машина с ревом устремляется по полупустому шоссе, — Ни фига ж себе девочку переплющило!

— Тэри, если ты одета как леди — будь добра, выражайся как леди. — Кира кривит тонкие губы.

— Милый мой. — Я прибавляю скорость и нажимаю на кнопку, откидывающую верх. — Леди не таскают по таким жутким кабакам...

— Все сходится, — повышает голос Кира, перекрикивая ветер, и я понимаю, что моя ирония прошла даром. — Эта белая дура хочет быть единственным Смотрителем. Сейчас она набирает силы, жрет всех, кого может, и вербует сторонников. И уже принялась уничтожать конкурентов. Что с ней сделала начальная вуаль — я не представляю, но девка, судя по всему, — чокнутая...

Мы мчимся по шоссе. Несколько дней назад я визжала б от удовольствия за рулем такой машины и беззаботно подставляла бы лицо ветру. Но сейчас мне совсем невесело — хочется выветрить из пиджака, из волос мерзкие запахи кабака и воспоминание о тусклых глазах слухача, имя которого я так и не узнала.

Дома я немедленно отправляюсь в душ, и только после получаса под водой мне делается легче. Сдергиваю с головы шапочку, ловя себя на том, что раздражение еще не смылось до конца, яростно растираюсь полотенцем. Влезаю в халат, как в бронежилет, туго затягиваю пояс.

«Доктор, меня все бесит...» — вспоминаю я анекдот. Да, как раз тот самый случай.

Кира отыскал на кухне какие-то продукты. Вкусно пахнет жареным мясом, а тенник нарезает капусту. Я только завидую, как быстро у него это выходит и как мелко он режет. Капусту он отжимает, трет туда на терке лимонную цедру и выжимает сок. Здоровенная отбивная — это то, что нужно, но салат я пробую с недоверием. И напрасно — такой вкуснятины мне есть не доводилось уже давно.

— Задача номер раз, — говорит Кира, дожевывая последний кусок мяса. — Найти дуру. Задача номер два — уничтожить дуру. Пока она вас всех не перебила и нас в придачу.

— Интересно, как ее там искать. И как уничтожать, — ворчу я. — Завесу она перекорежила так, что теперь там госпожа и хозяйка. Там мы ее не поймаем. Скорее она нас поймает.

— Я пока не знаю. — Кира зевает. — Утро вечера мудренее, давай отдыхать.

— Мы же недавно спали.

— Мы? Спали? — скалится Кира. — Не прошло и часа, как ты попыталась от меня улизнуть. Так что я не выспался.

— А как я буду спать? Видишь, что со мной вышло от твоих штучек?

— М-да... еще и это. — Кира тоже злится, я вижу, что ему трудно держать себя в руках, так же как и мне.

Все идет наперекосяк. Того гляди писательница доберется до всех, включая меня, и перебьет по одному, а что из нее не выйдет единственной Смотрительницы — мне понятно без лишних догадок. Что будет с Городом, оставшимся без Смотрителей? Понятия не имею, но что ничего хорошего — знаю точно. Пока что мы лишились одного Лика, а я уже чувствую себя так, словно на плечи повесили рюкзак килограммов на тридцать.

Что будет внизу, когда рухнет вся тонкая и хрупкая система Города? Авария на атомной станции? Случайно прилетевшая в Кремль ядерная боеголовка? Эпидемия какого-нибудь особо злобного вируса, колбу с которым разобьют в сверхсекретном институте?

Что бы это ни было, мы с Кирой этого уже не увидим. Умирая, Город будет стягивать энергию со своих администраторов — Смотрителей, и с детей-нахлебников — тенников.

От таких перспектив хочется лечь на пол и плакать, стучась лбом о паркет, — я маленькая, глупая, слабая, почему от меня хоть что-то зависит? Почему я должна бегать по завесам, ловить сумасшедших дур и обезвреживать их? Разве мало я делаю для Города? Разве мало зачисток? Строек? Ритуалов долголетия?..

Шлеп! Еще одна пощечина, пятая на сегодня. Оказывается, какую-то часть сумбурного страдальческого монолога я проорала в лицо Кире.

— Прекрати истерику. — Он оскалил клыки и мало похож сейчас на человека. Кажется, издай я еще хоть звук — укусит.

— Давай попробуем заманить ее сюда? — пытаюсь соображать я.

— Как?

— На живца. На меня. Я попробую выманить ее, может, получится.

— Сунь голову в пасть оглоеду — вдруг подавится? — фыркает Кира и вдруг начинает смеяться — аж слезы брызжут из глаз.

— Ты чего?

— Не знаю... устал, наверное, — проговаривает он через силу, пытается глотнуть чай из кружки, давится и продолжает смеяться. Это так нелепо, что я присоединяюсь, и мы долго хохочем, сидя друг напротив друга.

Мы договариваемся, что я буду сидеть, и думать, а Кира — спать. Он устраивается под пледом и моментально засыпает, положив мне голову на колени, а я играю в обнаруженный возле подушки «Тетрис», отключив звук. Изредка кошусь на тенника — во сне он кажется удивительно беззащитным и хрупким, я вспоминаю, с чего началось наше знакомство — с той же иллюзии беспомощности и слабости. Не стоит верить первому впечатлению, прихожу я к неоригинальному выводу, отключаю игру и погружаюсь в раздумья.

(обратно)

13

Возвращаться на искореженную вуаль совершенно не хочется. Кажется, что пресловутая Белая Дева, она же автор рукописи, окопалась там очень прочно. Теперь мне понятна и гибель стрелявшего по нам охранника — она умеет забирать силы, — и некоторые другие события. Что она такое? Новое порождение Города, призванное сменить нас, — или вирус, опухоль, которая, набрав силы, погубит и Город, и себя?

Девушка, писавшая сентиментальную и не такую уж плохую повесть. Как и почему она оказалась здесь, что с ней случилось, чего она хочет добиться? Для чего убивает налево и направо — и людей, и тенников, и Смотрителей?

Я тихонько встаю, подхожу к окну и усаживаюсь на подоконник с ногами. Прижимаюсь щекой к стеклу, оно чуть вибрирует и приятно холодит распухающую от раздумий голову. Из полуприкрытой форточки тянет прохладным и влажным воздухом. Кошусь за окно — идет дождь, крупные капли стекают по стеклу. Девятый этаж — достаточно высоко, чтобы видеть Город до самого горизонта.

Вдалеке — деревья и радужный туман Стены. Здесь Город совсем небольшой. Хотя дома и стоят просторно, его можно пройти пешком насквозь за час, полтора — если медленным шагом. Вижу темно-серую громаду Библиотеки, даже несколько ярких пятен зонтиков у основания колонн. Молодежь даже в такой ливень не уходит с любимого места. А вон те лазоревые прямоугольники — новый квартал, высоченные многоэтажки, облицованные стеклянными панелями. Еще недавно там стояли двухэтажные домишки, постепенно ветшавшие и терявшие приличный вид. Теперь высоченные новостройки весело поблескивают умытыми дождем стеклами. Красиво.

Что должно твориться в голове у человека, который пытается все это уничтожить?

Вопросов куда больше, чем ответов. Мы знаем, где она, знаем, что собой представляет, точнее — как ее узнать. Больше не знаем ничего. Достаточно ли этого, чтобы действовать? И если да — что делать? Найти и убить, сказал бы Кира. Я, пожалуй, согласна с ним. Чем бы она ни была — едва ли это существо, пришедшее нам на смену. Городу нет нужды посылать такую вот девочку-убийцу, достаточно просто выбросить нас из числа Смотрителей. Такое уже бывало. Тот, кто плохо справляется со своими обязанностями, методично отказывается от них год за годом, вдруг бесследно пропадает. Его или ее потом встречают — на нижних завесах; и, кажется, это проходит без всяких последствий. Просто становишься одним из людей Города.

Логика Города неисповедима, но то, что все действия Белой Девы санкционированы им, мне кажется наименее вероятным. Что ж, даже если это и так — нам просто не удастся бороться с ней. Город будет подставлять столько подножек, сколько понадобится, чтобы мы успокоились. Значит, остается пробовать бороться. Делай что должен — случится чему суждено, говорили древние. И важнее для меня первая половина девиза.

Судя по всему, деве помогают тенники. Или, по крайней мере, кто-то обучил ее некоторым магическим приемам, и она оказалась хорошей ученицей. По словам Киры, сторонники у нее нашлись. Непонятно только, куда девались все тенники с инициирующей — искаженной — завесы. Разбежались? Вот так все сразу и по команде? Одного мы видели — это подобие живого существа, смертельно испуганное и умирающее. Но он из обитающих здесь. А те, что жили на искаженной завесе? С ними что стало?

Я опять смотрю в окно. По подоконнику пляшут фонтанчики воды. Ливень разгулялся не на шутку, но по улицам все равно идут люди — под зонтами и в ярких дождевиках, а кто посмелее — и без защиты. Здесь невозможно простудиться и заболеть — разве что нужно очень захотеть. На всю верхнюю завесу — одна-единственная больница, да и та работает не в полную силу. Больница — дело Витки.

Вспоминаю ее в бассейне — в шали поверх белого халата, как всегда, серьезную и внимательную. Даже на искаженной она не слишком сильно изменилась. Она не так уж давно в Городе — пришла последней, несколько лет назад. Но уже трудно представить время, когда ее не было вовсе.

Мы с ней любим забраться куда-нибудь в укромный уголок, пить чай с медом, который она приносит в большом термосе, и болтать о Городе. Сплетен не разводим — ни я, ни она не понимаем, в чем такое уж удовольствие в перемывании костей знакомым. Чаще она рассказывает — о своих пациентах, о молоденьких тенниках из верхних, которые ходят к ней учиться. С ней уютно и тепло.

А теперь она — на искаженной завесе. Зачем она-то понадобилась нашей писательнице?

Вопросы, вопросы, вопросы — голова идет кругом, и нет ни одной версии, которая сложила бы все мои обрывочные знания в мозаику, хотя бы в часть мозаики. Смотрю на спящего Киру — вот кому сейчас хорошо: ему снится что-то приятное, и вовсе не волнуют загадки и недоразумения. Словно уловив мою завистливую мысль, Кира резко открывает глаза, вновь зажмуривается, трясет головой.

— Доброе утро! — улыбаюсь я.

— Не очень-то оно доброе. Сделаешь чаю или кофе?

— Вам чаю в постель или кофе в чашку?

— Не грузи, — отмахивается он. — Чего угодно...

Иду на кухню, нахожу там турку, лоток с песком и молотый кофе. Не сказала бы, что умение варить этот напиток входит в число пяти дел, которые я умею лучше прочих, но и гадостью сваренный мной кофе еще не называли. Надеюсь, и в этот раз не промахнусь. Кира приползает на запах — именно приползает, он идет с видом каторжника, к ногам которого привязано пушечное ядро, и горбится.

— Что с тобой такое? — обнимаю его я.

— Не обращай внимания, проснулся позже, чем хотел. Теперь голова болит.

Я наливаю Кире кофе в большую фарфоровую кружку, добавляю столовую ложку коньяка; себе бросаю пару пакетиков зеленого чая в такую же и заливаю кипятком. Кофе я не люблю, и как у меня получается варить его, не пробуя, — не знаю сама. Должно быть, все дело в том, что мне нравится запах, но неприятен вкус.

Пока Кира пьет, я пересказываю ему свои соображения и задаю возникшие вопросы. Кира в основном пожимает плечами, крутя кружку в руках и рассматривая узоры гущи на стенках.

— Почему бы нам не встретиться с теми, кто за эту самую деву? — предлагаю я.

Кира вяло кивает и по-прежнему молчит. Я искренне надеюсь, что все дело только в том, что он плохо себя чувствует спросонок. Мне не по себе — но я знаю, с чем это связано. Сейчас я единственный Смотритель на этом уровне, и на мои плечи ложится вся нагрузка по поддержанию структуры Города. Ем я, сплю, гуляю или занимаюсь любовью — часть моего мозга отдана Городу. Но хотя это и очень большая часть, я никогда не воспринимаю, что происходит и как именно ее использует Город, иначе, должно быть, сошла бы с ума.

— Ну что ты молчишь? — Я теряю последние остатки терпения и начинаю дергаться.

— Я думаю, — разглядывает кофейную гущу Кира. — Я знаю парочку проповедников, которые без умолку твердят о пришествии великой и могучей. И еще я знаю, что староста нижних не раз приглашал их к себе. Мне это не нравится...

— Что-то я ничего не понимаю. — Я с досадой стучу кружкой об стол. — Является какая-то идиотка, перекореживает одну из завес, вредит Смотрителям, вообще начинает убивать... и кому-то это нравится? Кто-то готов ей помогать?!

— Тэри, ты как маленькая... среди тенников половина пойдет за тем, кто предложит избавить Город от людей и придумает, как это сделать. А другая половина не будет мешать, хотя и будет громко осуждать насильственные меры.

— А ты в какой половине?

— А я сижу здесь, с тобой, и думаю, как этому помешать, — солнечно улыбается Кира.

— Ренегат, да?

— Типа того...

Мы смеемся, сплетаем пальцы и радуемся друг другу, и от того, что над всеми нами нависла угроза гибели, радость кажется вдвое, втрое ценнее. Кто-нибудь мог бы назвать это пиром во время чумы, но мне всегда казалось, что паниковать и впадать в отчаяние — самое последнее дело. Тот, кто сумеет сохранить бодрость и улыбку на губах, всегда найдет выход из той ситуации, в которой отчаявшийся смирится и погибнет, искренне веря, что все пропало. А даже если и не найдет — мне лично приятнее умирать с улыбкой.

— Ну что, ренегат, — пойдем к вашим фанатикам?

— Не думаю, что там тебя встретят с распростертыми объятиями, — качает головой Кира. — Лучше останься здесь.

— Нет уж. В конце концов — есть и право Смотрителя. Да и должок за старостой нижних еще остался.

— Ты про ту его девочку?

— Угу, про нее самую. Мы ее втроем с Виткой и Ликом собирали буквально по частям. И собрали.

— Не знал, что ты в этом участвовала.

— А я не стремлюсь рассказывать о своих деяниях всем встречным-поперечным. Это я оставляю Альдо.

— Хорошо. Собирайся.

На сборы у меня уходит минут пятнадцать. Душ, обследование содержимого шкафа, поиски какого-нибудь оружия. То, что мне хотелось найти — кожаный костюм и водолазку, — я обнаруживаю сразу, а вот со средствами самозащиты возникли проблемы. Не удалось отыскать даже самого обычного ножа. Видимо, Городу эта идея не пришлась по душе. Что ж, остается надеяться на то, что на встрече ничего дурного не случится.

Опять приходится прокатиться — на этот раз в дальний западный квартал. Там много подземных сооружений, которые нижние тенники выбрали себе для жизни. Я веду машину, к управлению которой уже привыкла, и развлекаюсь на шоссе, обгоняя приглянувшиеся мне модели. Наша тачка хороша — пределов ее скорости я так и не нашла, ни разу не пришлось опускать рычаг ниже, чем наполовину. И то Кира немедленно шлепал меня по ладони и строго рычал: «Прекрати!»

— Заедем пообедать? — спрашиваю я, притормаживая на Центральной. — А то у этого и не угостят...

Здесь есть парочка заведений, в которых кормят действительно вкусно. Кира кивает, мы выходим из машины и направляемся к кафе с простеньким названием «Анна». Хозяйку, кстати, зовут вовсе не Анной, может быть, так звали ее предшественницу. Кто его знает; на качестве готовки и широте выбора это не отражается.

Спускаемся вниз — две ступеньки. Полуподвальное помещение, как всегда, заполнено. Но для постоянных клиентов в «Анне» есть отдельный зальчик на три стола, и официантка провожает нас туда. Сегодня свободен только один столик. За моим любимым, в нише, расположилась парочка верхних тенников, за другим в одиночестве доедает шашлык Ривер — самый знаменитый городской бард. Играет и поет он действительно хорошо, а вот в прочих отношениях совершенно несносный тип: нелюдимый и склонный к мизантропии. Сейчас он петь не собирается — гитара стоит в чехле, прислоненная к столу, — а потому мы только обмениваемся кивками.

Кира заказывает рыбу и овощной салат, я — мясо в горшочке. Здесь его готовят просто изумительно. Я снимаю крышку и принюхиваюсь, пытаясь в очередной раз разгадать загадку блюда. Вроде бы все просто — мясо, тушенное с овощами и пряностями. Но пахнет так, что я не могу даже дождаться, пока оно остынет, вылавливаю кусок картошки и, все же подув, отправляю в рот. Разумеется, обжигаю язык и, высунув кончик, дышу по-собачьи. Кира смеется — сам-то он ковыряет стейк из семги еле-еле, словно и не голоден вовсе. Может быть, и так. Судя по его фигуре, ест он редко и мало.

У моего любимого зала есть забавное свойство — он постоянно меняется, как и наши апартаменты и некоторые другие дома в Городе. Сейчас стены обшиты панелями из темного дерева. Панели покрыты резьбой — геометрический орнамент, почти черный, видимо, протравлен морилкой. Тяжелые стулья, столы с мощными столешницами. Дощатый пол посыпан опилками, потолок нависает над головой, а свет дают только газовые светильники на стенах. Ковбойский салун с Дикого Запада, как он есть. Не хватает только парочки парней в широких джинсах и клетчатых рубахах...

Пока Кира нехотя дожевывает рыбу, отправляя каждый кусок в рот, как горькое лекарство, я успеваю заказать на десерт вяленую дыню. Теперь главное — удержать себя в руках и не потребовать вторую порцию. В меня бы влезло и три. Но пить захочется на весь день, а нам будет не до того.

— Ну что, — говорю я, облизывая пальцы и с вожделением созерцая последний ломтик. — Давай подведем предварительные итоги?

— Угу. — Ненаглядный мой с явным облегчением отодвигает тарелку и берет бокал вина. — Итак...

— Итак, мы имеем в Городе девушку, приметы которой мы знаем. Судя по всему, появилась она не вчера.

— Я бы сказал — уже пару месяцев как, — кивает Кира.

— Да. Но к активным действиям она перешла с неделю назад. До этого... что она делала до этого?

— Искорежила вуаль — раз, нашла некоторое количество последователей из тенников, которые обучили ее некоторым нашим штучкам, — два, нашла себе сторонников, которые добрались досюда и начали агитацию, — три, — перечисляет Кира, загибая пальцы.

— Потом заманила к себе Витку и Лика, — добавляю я.

— Ну да, — опять кивает Кира.

— Причем большую часть сделанного ухитрилась проделать втихую, так что мы спохватились слишком поздно. Теперь вот в чем вопрос: чем она опасна для Города. Не для нас, а для Города.

Кира задумывается, делает пару глотков, потом проводит языком по краю бокала, слизывая капли. Морщит лоб, опускает голову и барабанит пальцами по столу. Я завороженно наблюдаю за танцем его пальцев — слишком длинных для человека, с лишней фалангой. По меркам людей это не так уж красиво — в движениях рук есть нечто паучье, недоброе. Но мне нравится.

— То, что она сделала с вуалью, — уже проблема. Там вся информационная сфера вывернута наизнанку, искорежена. Это за день не восстановишь. И это зараза, которая будет распространяться на прочие вуали.

Я вздрагиваю. Слова Киры подтверждают мои худшие опасения.

— Это первое. Второе — то, что она устраивает смуту. Все эти разговоры среди наших — по моим ощущениям, недалеко до очередной войны.

— Не может быть!

— Тэри, ты давно здесь не была. А с нашими еще дольше не встречалась. По крайней мере, так кажется, — смягчает первые резкие фразы Кира. — Так что послушай меня. Всегда кажется, что все в порядке. Пока в одну прекрасную ночь половина Города не поднимается.

— Пес побери, ну почему ваши — такие идиоты!

Кира только пожимает плечами.

Тенники являются зачинщиками девяти крупных беспорядков из десяти. Такая уж беспокойная раса. Для Города они делают больше, чем люди, — почти у каждого, кроме самого отребья, есть свое дело. Среди людей большинство просто развлекаются или придумывают себе маленький кусочек рая, как историки с третьей завесы. Тенники же охраняют Город от Прорывов и сотни прочих неприятностей помельче. Но именно им всегда приходят в голову самые опасные идеи и дурные затеи. Иногда мне кажется, что я предпочла бы Город без тенников, по крайней мере — без большинства.

Так кажется не только мне, но еще и многим прочим людям, да и тому же Альдо. Поэтому любая провокация, любой камень, брошенный в витрину, могут стать последней каплей в чаше терпения одной или другой расы. Смотрители стоят в стороне, не принимая сторону одних или других. Но мы куда ближе к людям и тоже подвластны эмоциям. У нас есть свои предпочтения, а тенники часто ведут себя надменно и капризно. Симпатии к ним это не добавляет.

Зачинщица нового конфликта Городу не нужна в любом случае. Да и убийство Смотрителя — не тот поступок, что можно спустить с рук. А это убийство, а не случайное совпадение, — я уверена в этом полностью.

Заканчиваем обед молча — настроение у нас не лучшее, каждый размышляет о своем. Кира — я слышу только поверхностные его мысли — готовит аргументы для старосты, и аргументы эти не из приятных. Кажется, собирается напомнить о войне Башни. Мерзкое было времечко...

Тогда, вспоминаю я, управляя машиной, все начали тенники из верхних. Башня возникла на центральной площади в одну ночь и поначалу вызывала только вежливое любопытство. Даже для Города, где построить новый дом — работа для нескольких магов на пару часов, это было слишком: черный цилиндр из вулканического стекла вознесся за облака, входа туда не было никому, кроме группки строителей. Наверное, мы отнеслись бы к причуде верхних с пониманием, если бы не одно маленькое «но»: Башня искажала информационную структуру Города так, что, по прогнозам Хайо, до окончательного ее разрушения оставались считанные дни.

Самым страшным в Башне было то, что она создавала «тени» — новые завесы, на которых воплощались варианты событий, происходящих в Городе. Я сунулась на одну из «теней» и сбежала через несколько минут: это было страшно. Одно тело — одна сущность; это правило отменить никто не мог, даже строители Башни. Одно тело — одно положение в пространстве. Одно тело — одна-единственная реальная линия развития событий. Все остальные только виртуальны, существуют только в информационной сфере. Нельзя прийти и жить, ходить и нюхать цветочки в мире, отличающемся от реального только тем, что, например, Кира заказал там не рыбу, а мясо. Это могло бы случиться. Но не случилось. И никогда нигде не произойдут все события, которые могли бы за этим последовать.

Призрачный, тупиковый вариант. Для тех, кто умеет видеть вероятностное древо, — отсохшая ветвь, которая отпадает.

Но на «тенях» было не так. Башня каким-то чудом давала воплощение этим событиям-вероятностям. В результате завесы-«тени» были наполнены призраками. Полупрозрачные люди населяли вполне вещественные дома, не реагируя на посторонних. Роботы-призраки выполняли свои программы, демонстрируя то, что могло бы случиться. «Теней» было не меньше сотни. И несколько живых — и людей, и тенников — заблудились на них, не в состоянии вернуться в привычный им мир, где люди живут по своей воле, а не демонстрируют ход развития тех или иных событий.

Башня воплотила то, что мы привыкли держать в уме, вовсе не нуждаясь в призраках. Они не были живыми — прообразы горожан жили на своих завесах, в них не было даже тени материальности. Через них можно было проходить, как сквозь голограммы. Такая вот вышла наглядная иллюстрация к невозможности существования параллельных миров. После Башни даже самые заядлые скептики согласились, что параллельные миры хороши лишь в математических теориях. А на практике каждый уникален и может находиться только в одной точке пространства.

Тенников довольно жестко попросили снести свою Башню как опасную и вредную для Города. Они не согласились, назвав причиной «человеческую зависть». Что хуже — их поддержали многие собратья. И когда опытная команда из людей отправилась, чтобы уничтожить проклятую глыбу камня, началась эпопея обороны. Через пару дней весь Город разделился на два воинствующих лагеря — нападающих и защитников.

Потом о многом наврали, преувеличив подвиги обеих сторон. О главном — о бойне, которую учинили обороняющиеся на площади, — обычно молчали.

Я лучше всего запомнила, как мы шли — вчетвером, как на зачистках, и Альдо поливал жидким сиреневым пламенем всех без разбору, тех, кто вовремя не ушел. В кромешной тьме невозможно было отличить своих от чужих, но нападающим было велено уйти еще за несколько часов до начала штурма.

Потом говорили — ушли не все.

Башню мы уничтожили, но дни осады запомнились надолго.

Останавливаю машину в тупике. Дальше не проехать — дорога упирается в ограждение набережной. Теперь нужно пройти по лестнице к самой воде, войти в грот и оттуда уже спуститься в подземные коммуникации нижних.

Опять — подвалы и переходы, пещеры и хлипкие лесенки. Любовь тенников к катакомбам самого странного вида меня всегда удивляла. Впрочем, для нижних такая же дикость — жить на девятом или двенадцатом этаже. Каждому свое — в Городе достаточно места.

Здесь я бывала не раз. Со старостой нижних у нас довольно много общих дел. Тенники выполняют часть работы по поддержанию подземных коммуникаций Города в приличном состоянии, другую часть оставляют нам. Обсуждать, что кому делать и когда, приходится регулярно.

Мы долго бредем по извилистому темному коридорчику. Фонарей, конечно же, нет. Их заменяют светящиеся узоры на стенах. Иероглифы, мне они не знакомы. Может быть, в них и вовсе нет никакого смысла — так, набор красиво переплетающихся линий. А может быть, это тайные знаки для сведущих. Сколько раз я проходила здесь — ни разу не приходило в голову поинтересоваться.

Толкаю в бок Киру.

— Что эта фигура значит? — показываю на ближайшую к нам зеленоватую пиктограмму: решетка и две точки в левом нижнем углу.

— Имя, — нехотя поясняет Кира. — Это все имена.

— А что это за язык?

— Это не язык. Это символ, подпись. У каждого из нижних есть такой знак.

— А почему здесь эти имена?

— В память об ушедших, — коротко говорит мой спутник, и я затыкаюсь.

Сколько имен — сотня или две. Кто бы мог подумать. Оказывается, этот подземный коридор — своеобразный мемориал. И для Киры часть имен что-то означает. За каждым знаком — своя судьба. И своя смерть. Коридор вдруг кажется мне мрачным, и я тороплюсь, чтобы поскорее выйти в нужное нам место.

Нужно спуститься по лестнице из скользкого гранита. Отполированный камень покрыт не то слизью, не то плесенью. Хорошо тем тенникам, которые, как Кира, могут позволить себе проходить через стены. Другие, вроде меня, вынужденные ходить своими ногами, могут их и переломать на таких-то ступеньках! А выжечь плесень было бы невежливо. Может быть, эта скользкая слизь особо мила сердцу старосты. В чужом доме убираются только по просьбе хозяина.

Держась за локоть Киры, я все же преодолеваю проклятые ступеньки. С небольшой площадки ведет одна-единственная дверь, и толкать ее бесполезно — тяжелый камень не поддастся. Нижние обожают камень во всех его видах. Каменные стены, лестницы и двери. Каменные лавки — тоже не новость. Будь я одна, непременно пришлось бы потоптаться у двери, побарабанить пальцами по желтоватому в зеленых прожилках мрамору. Но я пришла с Кирой, и староста открывает почти сразу.

Мы проходим на кухню, она же гостиная, она же чайная комната. В общем, в то единственное помещение, в котором староста соизволяет принимать посторонних. Это пещерка длиной и шириной шагов в шесть, не больше. Посредине стоит стол с потемневшей от времени столешницей, вокруг него — четыре колченогие табуретки. Вся мебель кажется притащенной сверху, и я гадаю, как и зачем можно было принести сюда этот стол. Гадаю уже не в первый раз. Может быть, когда-нибудь и спрошу. На столе — хитрая конструкция наподобие самовара, или точнее — кастрюля с краником в боку, помещенная над жаровней. От жаровни веет теплом. Значит, будем пить чай.

Рядом с жаровней лежит замусоленное вафельное полотенце, некогда белое, с голубой вышивкой по краю. Тоже явно принесено сверху.

Полотенец, судя по моим наблюдениям, у старосты два. На одном вышивка голубая, на другом — красная. Узор один и тот же — здоровенный петух с пышным хвостом. Забавно это все.

Старосту нижних я знаю неплохо, если о тенниках вообще можно так сказать. Ростом он с ребенка лет десяти, напоминает пришельца из россказней уфологов — тщедушное тельце, трехпалые ручки, лысая голова. На крохотном личике большую часть занимают огромные миндалевидные глаза, которые, разумеется, светятся в темноте зеленоватым светом. Говорят, он не всегда был таким — раньше походил на домового, но после очередного Прорыва превратился в это. А может быть, его изменил Город. В самых древних легендах Город и тенники выглядят совсем по-иному, видимо, тогда еще никто не мог представить себе новостройки и автострады.

Слухов в Городе всегда с избытком, а вот достоверная информация в дефиците. Я видела старосту только таким. У него скверный характер, но нужно отдать ему должное — всю пеструю компанию нижних его тонкие пальчики удерживают в повиновении уже не первое десятилетие, и договориться с ним можно. Хотя каждый раз это стоит многих миллионов нервных клеток. Если у Смотрителей они вообще есть.

Наверное, нет. А то перегорели бы давно.

Скверный дядька, облаченный в какую-то немыслимую овчинную кацавейку и детские джинсы с медведями на коленях, сидит на табуретке, обхватив лапками кружку чая объемом в полведра. Он большой любитель гонять чаи, и чаще всего к нему посылают Лаана. Если нет необходимости решить что-то срочно — с Лааном эти гурманы приступают к обсуждению дел не раньше, чем выпьют литра по два чая. С пряностями и без, зеленого и красного... Где тенники только берут всю эту роскошь?

На Киру староста глядит с приязнью, на меня смотрит как всегда — словно я разбила его любимую кружку. Мы садимся за стол напротив, староста собственноручно наливает нам в видавшие виды чашки чаю. Принюхиваюсь. Имбирь и корица в черном чае. Непритязательный, по меркам Лаана и старосты рецепт, но я с удовольствием выпиваю чашку и еще одну чашку, пока Кира и староста болтают на трескучем и малопонятном жаргоне нижних. Общую канву беседы я понимаю — Кира расспрашивает о проповедниках, о Белой Деве, о событиях на первой вуали...

Понимаю я и то, что староста выдавать информацию не расположен, но у Киры есть какие-то весомые аргументы, чтобы развязать тому язык. Я сижу дополнительным аргументом, невинно хлопая глазами, но в любой момент могу напомнить о некотором должке. Девочка-тенник, которую староста по только ему понятным мотивам считает своей приемной дочерью — в Городе, где дети не рождаются, тенники определяют родство то ли по способностям, то ли по взаимной симпатии, — как-то отправилась погулять по завесам и влипла в крупные неприятности. Прорыв был не самой большой из них, хотя ей досталось хорошенько, но после этого ее скинуло вниз, на первую завесу, где тенникам не место в принципе. Их оттуда безжалостно выталкивает обратно, на родные просторы, но при этом болезненно трансформирует уже самим фактом попадания на начальные завесы. И последней каплей стала встреча с бандой каких-то уродов, решивших отколошматить «мутантку».

Над тем, что вернулось назад, можно было лить горькие, но бесполезные слезы. Староста лично примчался к нам, требуя помощи. Лик и Витка позвали меня с собой и оказались правы — когда у обоих кончились все силы, доделывать работу пришлось мне. Из меня плохой хирург, а маг-целитель — еще хуже, но распутывать переплетение заклятий и проклятий, которые девочка собрала на себя в своих странствиях, довелось именно мне, наши целители только руководили этим процессом.

Так что за старостой должок.

Кира говорит быстро, староста тоже тарахтит, они перебивают друг друга, спорят. В какой-то момент беседа идет на едва понятном мне языке, я разбираю только отдельные слова — «Город», «нельзя», «опасно». Староста явно не считает, что нельзя и опасно. Он то презрительно фыркает на каждый довод Киры и морщится, поглядывая на меня, то начинает что-то страстно доказывать. Пользуясь тем, что я почти не понимаю обоих, он уговаривает Киру не валять дурака и не мешать своим.

От скуки я разглядываю скудный интерьер. Стол, табуретки, жаровню на столе. Осторожно трогаю кончиками пальцев полотенце — так и есть, засалено донельзя. Вытираю пальцы о штаны. Кажется, этот жест остался незамеченным.

У Киры есть серьезные причины не соглашаться со старостой, но и не спорить с ним напрямую. Все это я слышу, переключаясь с одного на другого и пытаясь уловить хотя бы эмоции собеседников. Про меня они, кажется, забыли вовсе, для старосты я — только аргумент в беседе. И, судя по всему, ничего лестного для меня он не говорит.

Ну погоди, старый хрыч, злобно думаю я. Будет нужно что-нибудь делать — извернусь, но сделаю так, что тебе придется побегать за Альдо...

— Я вас с ней сведу, — вдруг переходит он на общий и стучит ладонью по столу. — Договорились.

— Когда? — спрашивает Кира.

— А вот прямо сейчас и сведу, чего тянуть-то...

Голос у старосты писклявый и противный, но ничего, кроме естественной неприязни к высоким звукам, я не чувствую. Кажется, он действительно может свести нас с девой и не держит камня за пазухой. Возможно, эта встреча и не пройдет без потерь, но тут уж все зависит от нас самих.

— Сейчас-сейчас, я вам проходик сделаю, и пойдете, и поговорите, и договоритесь, может быть, и впрямь, зачем же так сразу вот туда бежать, сюда бежать, бить кого-то... — бормочет он, слезая с табуретки и начиная поводить в воздухе руками.

— Что, прямо здесь сделаешь? — роняет челюсть Кира, с интересом следя за его манипуляциями.

— А что ж не здесь-то, что ж идти куда, зачем идти...

Перед ним возникает сияющая арка высотой метра полтора и шириной в метр. За ней — непроглядная темнота. Силен староста — вот так, за пару минут, без подготовки соорудить проход на другую завесу, да еще и в конкретное место. Кире все происходящее явно не нравится, он принюхивается к потокам теплого воздуха, бьющим из прохода, прислушивается. Пахнет морем, и кажется, я даже слышу отдаленный рокот и шелест волн, бьющихся о камень. Интересные дела... у нас на искаженной завесе уже море появилось?! Море, песочек...

Кира приподнимает брови, с подозрением смотрит на старосту.

— Ну, гляди, старый пес. Если что не так — ты меня знаешь...

— Ишь умный какой, умный да грозный! — Староста трясет головой, топает ножкой, и я начинаю верить в то, что когда-то он и впрямь был домовым.

Ему бы бороду до пояса, лапти и метлу какую-нибудь в ручки. Самое оно было бы.

Кира обнимает меня сзади, мы делаем шаг, преодолевая сопротивление ветра, дующего в лицо. Мгновение полной потери ориентации — то ли мы падаем, то ли летим, нет ни верха, ни низа, только липкая густая тьма, заполняющая нос и уши, словно сироп. В следующее мгновение под ногами уже земля, точнее — редкая зеленая травка. Приземлились мы удачно, высота была всего метра полтора. А вот место, в которое попали...

Это двор заброшенной стройки. Валяются бетонные плиты и полурассыпавшиеся штабеля кирпичей, торчат стержни арматуры — и как только не напоролись? В земле — трещины, сквозь них видны фрагменты фундамента, вокруг — квадратное недостроенное здание этажей в семь или восемь. Зияют проемы окон, ветер развевает угол пленки — раздается неприятный трескучий звук.

Кира пару секунд осматривается и вдруг резко бледнеет, становясь пепельно-серым.

(обратно)

14

— Уро-о-од! — кричит он, потрясая кулаком. — Я ж тебя достану!!!

— Кого? — интересуюсь я, потянув Киру за рукав.

— Старосту этого, суку плешивую, я ж ему голову засуну в задницу и так похороню!!!

Таких речей я от Киры еще не слышала. Обычно он выражается короче, грубее и четче, но тут он явно полностью деморализован.

— За что?

— А ты оглянись вокруг, — слышу я за спиной прекрасно знакомый высокий голос.

Оглядываюсь — да, слух меня не обманул, да и обоняние не подвело: мускус, розовое масло и ваниль. Правда, ванили почти не чувствуется, как всегда, когда беловолосый в дурном настроении. Сейчас же он просто представляет собой иллюстрацию к статье о депрессиях в какой-нибудь энциклопедии. Попросту говоря — лица нет. Точнее, оно есть, но на нем смертная тоска и безнадежность.

Я послушно оглядываюсь. Заброшенная стройка мне не нравится, конечно, но я еще ничего не понимаю.

— И ты здесь? — задаю я дурацкий вопрос.

Альдо морщит курносый нос, смотрит на меня как на законченную идиотку, пожимает плечами, разводит руками. «Ну да, как видишь», — нужно понимать эту пантомиму. Кира смотрит на нас, постепенно приобретая нормальный цвет лица и начиная зло скалиться.

— Да в чем дело-то?!

— Это Гиблый Дом, — объясняет Альдо. — И я предпочел бы видеть вас обоих снаружи, а не внутри. Тогда бы у нас были шансы.

Гиблый Дом?! Одна из самых страшных легенд Города, гигантская флюктуация, произвольно перемещающаяся по всем завесам. Войти в него можно, выйти — нет, никогда и никому. В нем медленно умирают без воды и питья, и для любого — тенника, человека, Смотрителя — эта смерть становится окончательной. Если на помощь не придет кто-то, обладающий достаточной силой, чтобы открыть проход в Дом, найти там живых и вывести наружу. Это не делают в одиночку — нужны хотя бы двое, чтобы держать проход, и тот, кто пойдет внутрь. Лаану доводилось бывать в здании, пока Келли с Ранэ удерживали на месте Дом и вход внутрь. Но они опоздали, а сам Лаан едва не заблудился.

Дом нельзя уничтожить, это неотъемлемая часть Города. Как, когда он появился, почему нельзя от него избавиться, толком не знает никто. Возможно, сил семерых Смотрителей хватило бы на это — но есть другая проблема: найти его, пока все в сборе. Раньше устраивали несколько облав, я участвовала в них, но — Дом просто не показывался, и все тут. Говорят, он разумен, обладает хитростью и коварством и, поглощая души тех, кто попал в него, набирается от них знаний. Похоже на правду, если судить по тому, что до сих пор никому не удалось уничтожить эту дрянь.

Он всякий раз разный, и я не удивляюсь, что не сразу опознала в брошенной стройке Дом. Говорили и о научном институте, и о спортивном зале, и о самом обычном жилом доме. По самой хитрой из версий, здание будет существовать до тех пор, пока сможет сниться хотя бы одному из горожан. Его нельзя уничтожить, оно существует и не существует одновременно, это идея, которую нужно уничтожать на уровне информационной структуры. В свое время Хайо потратил много часов, чтобы выловить эту идею, но не нашел и следа, после чего всерьез мы эту версию воспринимать перестали. Теория архетипов нередко срабатывала, когда нужно было найти истоки очередной опасной дряни. Мы находили идею и выдирали ее с корнем. Но не в случае Дома.

Пока я сижу на земле и вспоминаю все, что про него помню, Кира с Альдо громко выясняют, как каждый сюда попал, и по результатам преисполняются презрения друг к другу. Альдо в Дом заманили — он гонялся за кем-то в очередном приключении на нижних завесах, жертва попыталась скрыться на старой стройке. И вот он здесь. С точки зрения Киры — идиот, не соображающий, куда бежать можно, а куда уже нельзя. С точки зрения белобрысого — идиоты мы, потому что старосте нижних могли поверить только идиоты, которые даже на фестивале идиотов заняли бы второе место. Потому что идиоты.

Однако дальше обливания друг друга потоками крепкого, хорошо выдержанного презрения они не идут. Дело даже не доходит до рукоприкладства. Картинка потрясающая — стоят два мужика, попавшие в большую, пардон, задницу, и выясняют, кто глупее и неосмотрительнее. Особенности половой психологии, видимо, — видовая-то у них разная...

Я пока что принюхиваюсь. Пахнет грибами и плесенью. Пару гнезд грибов я вижу — приютились под сваленными в кучу досками. Явные поганки. Итак, еды нет, слухи не врут, и, что куда печальнее, нет и воды. Допустим, без пищи мы сможем продержаться не меньше пяти суток. А без воды? Думаю, что даже наши крепкие организмы уже через сутки начнут чувствовать себя паршиво. Допустим, Лаан вернется через сутки-двое. Куда ему торопиться — он же не знает, что здесь творится полное безобразие. Когда он вернется, через какой срок хватится нас? Через сутки? Через неделю? Даже если он вернется раньше и начнет нас искать — в одиночку он Дом не одолеет, а когда пойдет за Хайо, либо сам заблудится на искаженной завесе, либо они заблудятся там вдвоем.

Мы действительно идиоты — все поголовно. Особенно мы с Кирой — у нас было больше всего информации, и мы ни с кем ею не поделились, да еще и сунулись оба в проход, любезно наведенный старостой нижних. Чего только не узнаешь о тенниках — оказывается, некоторые из них поддерживают с Гиблым Домом самую тесную связь.

Троих Смотрителей недостаточно — и в самые худшие времена их не было меньше четырех. Значит, когда мы с Альдо помрем здесь от обезвоживания, Город рухнет. Или превратится в нечто принципиально новое — невелика разница. Мало не покажется никому. И до этого уже недалеко — Хайо с Лааном, как я просчитала, нас не вытащат. Витку они могли бы взять на помощь — но ее еще нужно найти, а она работает врачом в бассейне, ни пса не помнит и помнить не желает. Пока еще ее вытащат — если вытащат вообще, — пока приведут в чувство. Мы этого не дождемся.

Хочется пить. Наверное, это нервное. Вспоминаю, когда последний раз я пила. Чай у старосты, совсем недавно. Две кружки, кажется. Безусловно, нервное — убеждаю я себя, облизывая шершавым языком сухие губы.

Мы не дождемся спасения, даже если кого-то одного из нас пустим на пропитание — и такой вариант я рассматриваю между делом. Скажем, меня. Во мне примерно пять литров крови, да и большинство тканей насыщено водой. Но выкачать без подручных средств можно не больше двух. Для двоих парней это — двадцать-двадцать пять часов от силы. Если верить в то, что помощь придет... почему бы и нет. Лучше умереть с пользой, чем без нее. Но — сомнительно, ох как сомнительно.

Альдо с Кирой приходят к аналогичным выводам без моей помощи, после чего подходят ко мне и садятся рядом. Очень трогательно — Кира кладет мне голову на колени, Альдо — на плечо, и я сижу, такая вся в красивых мальчиках. В другом интерьере мне это даже понравилось бы. Но сейчас мне наплевать на эстетику — меня больше волнует, есть ли в двух головах, опирающихся на меня, хотя бы тень мысли о том, как мы могли бы выбраться отсюда.

Спрашиваю — нет, ни тени мысли нет. Кира спокоен, как сытый ползун, Альдо уже четыре раза себя похоронил. Думать они не хотят. Им хорошо на травке со мной в обнимку, оказывается.

— Тэри, не мешай мне спокойно думать о вечном, — печальным голосом изрекает Альдо. — Я должен приготовиться, набраться сил...

— Тьфу, позер. Сил ты не наберешься, а когда будешь грызть себе вены, чтобы напиться собственной крови, — потратишь последние.

Альдо вскидывает голову, с ненавистью смотрит мне в глаза. Он красивый сейчас, совсем живой — не то что обычно, манерная кукла. Мне его жаль. Но нужно вывести красавчика из апатии — он сообразителен, он вполне способен предложить оригинальное решение. В конце концов, два Смотрителя и опытный тенник вместе в Дом еще не попадали. Тем более что белобрысый — лучший боец из нашей шестерки... увы, уже пятерки. Не могу привыкнуть...

Думаю, рассказать ли об этом Альдо. Нет, не хочется. Альдо дружил с Ликом больше, чем со мной, и выслушивать череду упреков я не готова. А без этого вряд ли обойдется. Я не хочу доказывать прописную истину — что я не виновата в том, что выжила, а Лик погиб. Мы спаслись чудом — Кира до сих пор не знает, как сумел меня вытащить. Говорит, что испугался до потери рассудка, и сделал что-то, чего не помнит сам, не знает, что говорил тогда. Я не помню тоже — вытряхнуло из головы при переходе.

Скорее всего второй раз этот фокус не сработает.

Кладу руку Альдо на плечо, притормаживаю готового разораться белобрысого.

— Успокойся. В три головы мы придумаем что-нибудь новое и оригинальное.

— Ага, четыре раза, — кривится он. — До сих пор никто не придумал...

— Сколько ты уже здесь? — спрашивает вдруг Кира, не поднимая головы.

— Не знаю, тут солнце не двигается. Часов десять, наверное.

— Пить хочешь?

— Да как сказать. Не очень — я траву какую-то жевал, горькая, отбивает жажду. Но голова кружится.

— От травы?

— Нет, — злится Альдо. — От того, что воды нет!

— Вы мне еще погромче в уши покричите, оба. — И я тоже начинаю злиться. — Давайте лучше попробуем раздолбать к псам этот Дом.

— Раздолбала одна такая. — Альдо явно не верит в мои силы, да и я сама не верю, что у меня в одиночку что-то получится.

— Зачем одна? Нас тут трое.

— Я пытался. — Альдо опускает веки, и я вижу, что у него сильно запали щеки, а под глазами темные круги. — Оно просто не реагирует ни на что. Это снаружи можно взломать. А отсюда — никак.

— Давайте все-таки попробуем. Ребята, так сидеть просто противно, нет?

— Хорошо. — Кира поднимается, берет нас обоих за руки. — Давайте для начала попробуем посмотреть, что это такое изнутри.

Я плохо умею видеть внутренним зрением, зато Кира владеет этим навыком в совершенстве, и я беру с него картинку, дополняю и перекидываю Альдо. Через несколько минут мы уже смотрим вместе. Здание напоминает герметично закупоренную консервную банку с идеально гладкими стенками, мы на дне — три жалких комочка, пытающихся барахтаться. Город никто из нас не чувствует — видимо, Дом отсекает все восприятие; но все же мы подключены к нему, потому что ничего страшного не происходит. Сейчас мы прекрасно ловим мысли друг друга — по большому счету, думаем вместе, просто на три голоса.

«Система с односторонней проницаемостью», — Альдо.

«Вход есть, выхода нет», — Кира.

«По-моему, он абсолютно неразумный. Просто как медный таз...», — я.

«Которым мы и накрылись», — Кира.

«С чем вас и поздравляю», — Альдо.

Я не могу сдержать смех, и единство сознаний рассыпается. Я лежу на траве между ребятами и смеюсь. В небе по-прежнему вечный полдень.

— Немногого мы добились, — пожимает плечами Кира, отсмеявшись. — Разумное, неразумное — это не самое важное в нашей ситуации. Отсюда нет выхода, и как пытаться это разрушить — я не представляю. Все наши усилия будут только подкармливать эту дрянь...

— В каждой системе, — медленно и задумчиво говорит Альдо, — всегда есть маленькая системная ошибка, неполадка или попросту запасной выход. Нужно только суметь его найти.

— Здесь ты видишь этот выход? — Кира оживляется, внимательно смотрит на белобрысого.

По глазам радости моей когтистой я вижу, что у него есть как минимум половинка идеи, но он ждет, пока Альдо сформулирует свои мысли.

— Мне показалось, я еще раз говорю, показалось, что этот проклятый Дом не сможет сопротивляться ритуалу, связанному с кровью. Магии крови. Только он должен быть действительно мощным.

— Кровавая Дорожка? — вскидывает брови Кира.

— Как вариант. Если взять саму идею...

— Вы с ума не сошли, случайно? — подпрыгиваю я. — В замкнутом пространстве, здесь — это же верная гибель! Если дорожка замкнется?

— По крайней мере, это быстрее, чем от жажды. — Кира пожимает плечами. — В этом есть свой резон, правда, малая? Или ты видишь другие варианты?

Мне приходится признать, что я не вижу вообще никаких вариантов — не хватает фантазии. Дорожка — особая разновидность прохода, созданная на крови открывающего, — очень сильный и довольно жуткий обряд. Я знаю о нем лишь понаслышке и много лет не слышала, чтобы кто-то использовал его. Что Кира осведомлен, как его проводят, я нисколько не сомневаюсь. Но откуда Альдо, всю жизнь презиравшему «штучки тенников», — ему-то откуда знать детали?

— У нас получится совершенно ненормальный обряд. Нам в принципе нужны свечи, кровь трех невинных девушек, чаша из черного камня, посох из рябины... и тому подобная хренотень, — неромантически заканчивает перечисление компонентов Кира. — И еще должна быть ночь. А тут ночи не дождешься. Так что я понятия не имею, что мы сотворим. Но хотя бы попытаемся.

Альдо кивает, и я изумляюсь — желание жить способно заставить белобрысого согласиться с тенником. Вот это новость, кто бы мог подумать.

— Кира, а если у нас нет ничего, кроме крови не вполне невинной девушки и двух юношей, позвольте сделать вам обоим такой комплимент, — раскланиваюсь я. — Что у нас получится в итоге?

— Понятия не имею. — Он ехидно щурит глаза. — Возможно, залитый кровью газон и три трупа, возможно — выход отсюда. Или что-то третье. Ну что, приступим?

— Нет, подождите. Я хочу кое-что рассказать. Может быть, это пригодится. Да и перед ритуалом сосредоточиться поможет, — вдруг кладет нам обоим руки на плечи Альдо.

— Сказку? — с интересом спрашивает Кира.

— В некотором роде. Итак...

...Великий Лучник в зенит направил стрелу, что летела ветра быстрее, и к солнцу стрела направилась в сердце, и ранила солнце, и пала на землю кромешная мгла, окутала тяжким своим покрывалом; и не было жизни в бессветных пределах. Объяла тоска опустевшую землю, ни птичьего пенья, ни детского смеха не слышно отныне. Метались во тьме вдруг ослепшие люди, и путали с хлебом тяжелые камни, и в пропасть срывались, не видя дороги. Увяли высокие травы, и больше деревья плодов не давали. И Лучник — смеялся.

Ни волки, ни змеи, ни прочие твари отныне потомства земле не давали, но не было счастья для прочих живущих, ведь равно лишились они пропитанья — и хищные птицы, и кроткие лани, и гордые люди, и рыбы морские. Лишь плач раздавался — то плакали горы, леса и равнины, все плакали хором. А Лучник смеялся.

Ни пахари — плуга, ни воин — оружья сыскать не могли, и отчаянье длилось, но не было счета их сроку страданий, ведь не было света и не было ночи, и даже луна не могла стать утехой, ведь светом светила она отраженным. А солнце стрела метко ранила в сердце, и свет излучать оно перестало, лишь падали вниз раскаленные слезы, но вмиг остывали. А Лучник — смеялся.

Но все же нашелся отчаянный воин, поднялся на холм он, меча не утратив, и там, на вершине, вспорол себе вены, и кровь он собрал в прозрачную чашу. И кровь засияла. Тот свет был не схож с светом теплого солнца, но все же он тьму разгонял, и надежда вновь к людям вернулась. Недобрым был свет, что от пролитой крови, и многие, видя его, бесновались, и брат поднимался на брата во гневе. Но все же был свет. И задумался Лучник.

Сказал он — смотрите, жалкие твари, что тьма не убила, то вы довершите. И те, что поверили Лучнику, хором твердили: уж лучше погибнем, чем станем в кровавую мглу опускаться, уж лучше, коль солнце нам недоступно, покорно погибнем в бессветном забвенье. Но встал с колен воин и чашу повыше приподнял, так восклицая: не бойтесь крови, о дети солнца, что кровь рождает, — все будет в благо; и те, что жизнь высоко ценили, кричали: прав он. И Лучник был в гневе.

Но кровь остывает, и в чаше застыла, лишенная сил драгоценная влага. Нашлись и иные, кто чашу наполнил, пусть их было мало, но свет сохранялся. И тот, кто последним поил чашу кровью, сказал: пусть она да послужит во благо! Дойду я до солнца и вылечу раны благого светила. Другие ж кричали: оставь нам источник тепла, о безумец, ты хочешь сгубить нас? Но кровью своей рисковать не желали. И Лучник смеялся.

Дошел храбрый воин до самого солнца — за этим пришлось ему в горы подняться. Он нес свою чашу, к груди прижимая, чтоб ветер и буря ее не коснулись. И долог был путь, и ему приходилось не раз и не два дополнять чашу кровью, но верил он в то, что сумеет подняться. И стало по вере. С вершины горы протянул свою чашу израненный воин, изнемогая. И Лучник нахмурился.

И выпило солнце кровавую чашу, и кровью той раны свои исцелило, сгорела стрела, что была в его сердце. И свет вновь вернулся, но слишком уж близко зашел воин к солнцу и тоже сгорел на вершине. И плакало солнце, но было бессильно вернуть его к жизни. И Лучник сказал: вот судьба для живущих, что с кровью решились играть, словно дети, и спорить с могучими силами мира. Но люди запомнили воина участь, и память о нем в веках не исчезнет. И помнят все цену победы над мраком. Цена эта — жизнь. Но платить ее стоит.

Дослушав историю, мы еще минут десять сидим неподвижно. Ритм рассказа заворожил меня. Я даже не представляла себе, что Альдо умеет так хорошо рассказывать. Анекдоты и байки мы от него слышали часто, смеялись, но одно дело — пересказать юмореску, другое — рассказать древнюю и странную легенду, ни разу не сбившись. Во время рассказа он отстукивал ладонью по колену ритм, и теперь мне трудно стряхнуть с себя оцепенение.

— Богатые у тебя познания, — качает головой Кира и дергает себя за прядь на виске. — Это же седая древность, одна из самых первых легенд о магии крови...

— Угу, — усмехается Альдо, и мы опять молчим. Солнце шпарит вовсю, я слизываю с губ соленый пот.

Рубашка промокла на спине. Потеря воды. Наверное, это уже не важно — ведь нам предстоит ритуал, и едва ли мы останемся здесь. Скорее уж погибнем или прорвемся.

И все же — это источник тревоги; а волноваться сейчас нельзя. Нужно верить в успех и ничего не бояться.

— Все, хватит тянуть. Пора, — поднимаюсь я.

Кира расчищает от хлама участок примерно пять на пять метров, распинывая мелкий мусор и выкидывая за пределы очерченного им квадрата битые кирпичи. Солнце издевательски висит в зените, не собираясь сменяться луной. Ни полночи, ни чаши. И с девушками все плохо. Самое интересное — а чем мы будем вскрывать вены, чтобы добыть кровь. Ножей у нас нет. Впрочем, Кира быстро решает этот насущный вопрос, находя ржавую арматурину с острым краем.

— Просто обалдеть, как хорошо, — хохочет Альдо, и я в который раз изумляюсь. — Без окон, без дверей, полна жопа дураков. Но зато с острым железом!

Я была уверена, что при виде ржавого металлического стержня с зазубренным краем излома он быстро передумает участвовать в обряде, но ему все нипочем. Ему идет смех — он совсем не похож на того глупого шутника, который так взбесил меня несколько часов или дней назад. Легкий, красивый, полный искрящегося, как шампанское, веселья... Остался бы он таким навсегда — цены бы ему не было!

Кира обходит площадку по часовой стрелке, что-то бормоча себе под нос. Альдо считает круги, удерживает Киру за плечо, когда тот заканчивает седьмой. Лицо у тенника сосредоточенное, взгляд устремлен внутрь себя. В расширенных глазах пульсируют зрачки. Он кивает наискось, показывая направление. Потом смотрит на железку и решительно рвет себе кожу на запястье. Меня передергивает. Добраться до вены ему удается с третьей попытки — кровь сначала бьет фонтанчиком, потом начинает просто стекать вниз. Кира шагает внутрь черты, медленно идет, склонившись, и льет кровь на траву. Это страшно — Кира постепенно бледнеет, а до противоположного угла еще мучительно далеко. Секунды ползут так медленно, что я не в силах не закрыть глаз. На ощупь я нахожу Альдо, утыкаюсь носом в его грудь. Он приобнимает меня, гладит по плечам.

— Он справится. Это не так страшно, как выглядит.

— Я знаю. Я за себя не боюсь. Просто... — Голос срывается на едва уловимый шепот. — Я так его люблю... Альдо...

— Я вижу, милая моя. Все будет хорошо, мы вырвемся отсюда. А столбняк тенникам не страшен, правда-правда.

— Ты откуда знаешь?

— Доводилось пересекаться, — неохотно признается Альдо.

В этих двух словах очень много боли — я чувствую ее как свою. Бедный белобрысый — что-то очень страшное довелось ему испытать. Потеря? Что-то иное?

Кира хлопает Альдо по плечу, молча кивает ему на площадку и отдает стержень. Протягивает мне руку с жуткой рваной раной поперек запястья. Альдо отходит, а я не сразу соображаю, что нужно снять одежду и разорвать ее на бинты. Эти минуты, пока я думаю, а потом срываю свою потрепанную клетчатую рубашку — какое счастье, с длинными рукавами! — и быстро рву, стоят Кире еще скольких-то капель крови. От страха в спешке я все никак не могу рвануть достаточно сильно, и Кира укоризненно кашляет. Наконец мне все удается — рука перевязана, и полосы для меня и Альдо подготовлены. За этими хлопотами я не замечаю, как Альдо проходит дорожку, вижу только, как он идет к нам, зализывая запястье. Против моих ожиданий, он улыбается. Протягивает мне руку, я накладываю вторую повязку.

Пока все идет хорошо. Я встаю на старт, беру окровавленную арматурину, примериваюсь. Живот вдруг сводит судорогой страха, ладони делаются мокрыми от пота. Закрываю глаза и размахиваюсь, а когда зазубренный крючок впивается в кожу, дергаю со всей силы. Это больно, очень больно — но я себя не пожалела. Второе движение не понадобится — кажется, я разорвала себе все сосуды на запястье, да и сухожилие не пожалела. Рука отказывается сгибаться, до плеча ее сводит горячей пульсирующей болью. Но мне сейчас не до того — моя задача замкнуть дорожку, не оставить разрывов в кровавой цепочке. Иначе кому-то придется повторять проход. Шагов через десять — на середине, я делаю маленькие и осторожные шаги — начинает кружиться голова, и я боюсь упасть. Кровь почти прекращает течь, и мне приходится правой рукой надавливать себе на бицепс. Всего в дорожке оказывается двадцать один мой шаг. Когда я делаю шаг за пределы площадки, вдруг начинаю чувствовать себя куда сильнее, чем раньше. Я понимаю улыбку Альдо — сейчас мне хорошо, действительно хорошо.

Кира и Альдо быстро и ловко перевязывают мне руку. Альдо смотрит на рану, осторожно касается кончиками пальцев.

— Ну ты сильна...

Тугая повязка быстро пропитывается кровью, но это продолжается недолго. Через пару минут кровь сворачивается и перестает течь. Необычно. Но вряд ли в Доме стоит надеяться на обыденный ход вещей...

— Я пойду первым, — говорит Кира, — потом Тэри, ты замыкаешь. Если что-то пойдет не так... я не знаю. Увидишь проход — прыгай, ни о чем не думай. Хуже, чем здесь, не будет. Начали...

Когда Кира ступает на дорожку, внезапно обрушивается полная тьма, и в этой тьме пульсирует багрово-алый мост над бездной. Я ничего не вижу, кроме этого моста, даже Альдо, который должен был бы стоять рядом со мной. Кира идет по мосту — осторожно, но легко, ни на секунду не останавливаясь. Когда он оказывается за первой третью моста, невидимый во тьме Альдо легко толкает меня в спину.

— Иди, — слышу я шепот.

И я иду.

Кровавая Дорожка под ногами пульсирует, словно я иду по гигантской вене живого существа. Нужно идти, ловя этот ритм.

«Не бойтесь крови, о дети Солнца, что кровь рождает, — все будет в благо», — пульсирует в висках ритм баллады, рассказанной Альдо. Я понимаю, зачем он рассказал ее. Очень вовремя и к месту — спасибо белобрысому за неожиданно проявленную мудрость.

Кира впереди что-то повторяет шепотом, и мне кажется — это те же слова.

«Не бойтесь крови, о дети Солнца...» Каждый шаг дается с таким усилием, словно вниз меня тянут чугунные ядра, прикованные к ногам. Поднять ногу на сантиметр, продвинуть в воздухе, опустить, поднять следующую — я понимаю вдруг, почему дорожку считают смертельно опасным ритуалом. Она способна вытянуть все силы из того, кто осмелился на совершение обряда. Я дохожу до середины моста, чувствую впереди себя Киру, а позади — Альдо, тоже ступившего на мост. Под нами — пропасть, вокруг — непроницаемый мрак, впереди — едва различимый силуэт Киры, подсвеченный алым. Он идет уверенно, видя цель, и я начинаю ее видеть. Это квадрат столь черной темноты, что та, что вокруг нас, кажется ярким светом. Ритуал удался — проход открыт. Кира уже стоит возле него, оглядывается на нас, мне нужно сделать не больше пяти мелких шагов, а Альдо дышит мне в спину.

Главное — не позволить себе прикрыть глаза, хотя веки налились свинцом. Стоит чуть опустить ресницы — и начинаешь видеть, как из бездны под дорожкой тянутся лапы, скалятся, вывесив длинные языки, уродливые морды. Не знаю, каких демонов мы разбудили. Магия крови всегда приманивает что-то подобное. И, сорвавшись с дорожки, я не просто перестану быть — я стану добычей тварей, чей облик под стать средневековым гравюрам, изображающим бесов и адские муки. Я не верю ни в рай, ни в ад — я слуга Города, и он мой рай, мой ад, мое чистилище. Но все же повторяю про себя одну и ту же запомнившуюся мне строку псалма Давида: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла». Так идти легче. Я верю в то, что мне удастся дойти. Я удержу глаза открытыми. Я не буду смотреть в алые зрачки тварей, разбуженных запахом крови. Не убоюсь я зла, что разбудила сама. Ни зла, ни крови.

Вот она — долина смертной тени, мрак, окрашенный кровью, и жадные твари внизу. И четыре шага до выхода из Дома. На плече — рука Альдо, он догнал меня и старается помочь. Повязка на моем запястье набухла кровью и зудит. Нельзя дать упасть хотя бы одной капле крови вниз — я дам силу собравшимся внизу призракам, и они перестанут быть бесплотными. Чувствую, как течет по предплечью тонкий ручеек.

Нужно поднять руку к губам, слизнуть кровь — но сил нет, я прижимаю ее к бедру, надеясь, что ткань впитает кровь. Еще шаг. Совсем недалеко до выхода. Дыхание Альдо на моей шее. Мы очень близко друг к другу, а вот Кира — на несколько шагов впереди.

— Давай, милая, давай... — шепчет Альдо. — Еще чуть-чуть.

Я поднимаю ногу, чтобы сделать очередной шаг. Как же тяжело! Кружится голова, словно я потеряла очень, очень много крови. Немеют виски и кончики пальцев, нечем дышать — я глотаю воздух, но он сухой и мертвый, в нем нет ни молекулы кислорода. Сейчас я потеряю сознание. Альдо сжимает мое плечо, двигает меня вперед. Если бы не его рука, я бы уже сорвалась, понимаю я.

— Остановитесь! — звучит высокий женский голос. — Я вам приказываю!

Я назвала бы его властным, если бы под конец хозяйка голоса не сорвалась на визг. А так — это скорее претензия на власть, в которой женщина сама не уверена.

Белая Дева пожаловала.

По мосту бежать не получается, но я стараюсь передвигать ноги побыстрее. За спиной — яркий свет. Пытаюсь обернуться, не обращая внимания на крик Киры: «Не оглядывайся!», но вижу только сияющий белым светом оттенка люминесцентной лампы женский силуэт. Действительно Белая, действительно Дева. Почти Орлеанская — в руке у нее сияющий длинный клинок. Альдо толкает меня в спину ладонью. Еще шаг. Я уже чувствую на плече руку Киры, оборачиваюсь, чтобы схватить Альдо, но промахиваюсь: на моих глазах белобрысый неловко взмахивает руками и падает. В воздухе за его спиной тает сияющая черта. Она ударила его, ударила в спину, и он потерял равновесие, понимаю я.

Больше ничего мне понять не удается — Кира тащит меня в провал непроглядной тьмы.

Упавший с Кровавой Дорожки умирает навсегда, вспоминаю я.

Скалятся, облизываются уродливые морды перед глазами.

Счет два-ноль в пользу Белой Девы.

(обратно)

15

Пустота — и нет в ней ничего, кроме тишины и покоя. В окутывающей меня пленкой пустоте — безмолвие, бессилие и отсутствие боли. Не помню себя, не знаю, кто я и где я, только ощущаю, что за этой оболочкой нет ничего хорошего. Там мне будет больно, я не хочу туда, хочу остаться здесь, где нет ни света, ни тьмы, ни голосов. Почти небытие — и я в нем лишь пульсирующая бессознательная слизь, бактерия, одноклеточное. Я не хочу боли, не хочу наружу...

Но защитная пленка рвется с треском, и приходит боль, которой я боялась. Кажется, у меня сломан позвоночник; от шеи до поясницы мое тело нанизано на огромную булавку, плечи сведены судорогой. Это боль, которую слишком трудно описать — она зеленая и пурпурная, как пятна перед глазами, острая, как когти тигра, и назойливая, как оса над ухом. Я хочу забыться — но кто-то настойчиво тянет меня к более сильной боли.

— Кира, прекрати... — Получается не то стон, не то всхлип.

— Вставай, вставай, — теребит он меня. — Поднимайся!

— Я не могу... спина... — Мне и говорить-то больно.

Кажется, я упала на спину с высоты не меньше десятка метров — на что-то твердое, на чем и лежу. Асфальт? Камень? Земля, пожалуй, была бы помягче. Открываю глаза — Кира сидит рядом, держит меня за руку. Лицо у меня мокрое, майка на груди промокла тоже. Откуда вода? Мы на каком-то берегу — пахнет водой, а упала я на бетонные плиты, которыми он выложен. Я не могу пошевелить ни руками, ни ногами. Паралич? Чувствуют ли парализованные боль? Между лопатками словно загнали коловорот и продолжают высверливать позвонки по одному, наматывая нервы на сверло.

— Только этого еще не хватало, — стонет Кира. — Мы вообще где? Ты можешь определить?

Через боль я пытаюсь взять координаты.

— Кажется... четвертая завеса... или третья...

Кира хватается за голову. Если я не ошиблась — мы еще и отрезаны от верхних уровней. Кира переворачивает меня, не обращая внимания на визг, кладет на живот, задирает майку и начинает гладить вдоль по позвоночнику. Боль в спине постепенно ослабевает и возвращается, только когда он давит указательным и средним пальцем вокруг позвонков.

— Полежи немного, скоро пройдет. Не будь ты Смотрителем...

Не будь я Смотрителем, я вообще не пережила бы падения и где оказалась бы тогда — лишь Городу ведомо. Но мне повезло — я живуча, так просто меня не убьешь. Нужно что-нибудь особенное: оглоед или меч Белой Девы, Гиблый Дом или... что там еще заготовлено для нас на сегодня? Кажется, мы начисто исчерпали лимит везения, спасаясь из одной за другой передряги и громоздя глупость на глупость.

Так оно и получается. Пока мы сидим, точнее, я лежу, а Кира сидит рядом, у небольшого бассейна с фонтанчиками, к нам подходят три молодых человека. Сначала я вижу только их ботинки — что-то навороченное, кожаное и со стальными пластинками на мысках. При этом и кожа, и сталь исцарапаны. От владельцев таких ботинок почему-то заранее не ждешь помощи и заботы. Поднимаю голову и вижу — три богатыря, побритых налысо, в широких джинсах, кожаных куртках и темных очках. На куртках нашиты свастики. Худшая разновидность хулигана — хулиган с идеями. Даже если он получает ногами по голове, то считает себя морально правым — его же бьют за идею, а не за учиненный дебош. И бьют враги народа, кто же еще?

Интересно, подходим ли мы под категорию врагов народа? И какого народа мы можем быть врагами?

— И че это ты тут делаешь? — интересуется один у Киры.

— Сидим, отдыхаем, — спокойно отвечает он.

— А че это ты с нашей девушкой делаешь? — Это уже второй голос.

Чего только не узнаешь о себе из уст юного идиота, думаю я, но прикусываю губу и стараюсь встать. Получается довольно уверенно, хотя сверло в спине вновь принимается за работу. Поправляю волосы, с интересом смотрю на богатырей, которым я в лучшем случае до плеча.

— Да нет, ты ошибся. — Я стараюсь говорить мило и приветливо. — Мы не знакомы. Мы оттуда, через дорогу...

Я чуть-чуть знаю это место, понимаю я, когда встаю и оглядываюсь. Перед нами гостиница, за спиной лесопарк, а слева проходит широкий проспект. Кира молчит, и я ему благодарна. С представителями своего пола эти не церемонятся, с девушками обычно разговаривают без особого хамства, по крайней мере — поначалу. Если, конечно, в ком-то не начинают играть гормоны. Как у этих с гормонами, я пока определить не могу. Начало вечера, и выглядят они если не совсем трезвыми, то пока что ударившими только по пиву.

Вокруг, как назло, нет никого, и даже ни одна машина не проезжает мимо. Неприятная ситуация, учитывая, что их трое и драться — их любимое хобби, а нас двое, и у меня болит спина. Кира, как я помню по драке, с которой началось наше знакомство, отнюдь не мастер рукопашного боя, я, в общем, тоже — серединка на половинку.

Удастся ли убежать? Ох, бежать я буду не очень-то ловко, все из-за той же проклятой спины. Пробежать нужно от силы полкилометра — там перекресток, людно, и догонять нас никто не будет. Но милые мальчики как раз отрезают нас от дороги. Пока они переваривают идею, что мы — из соседнего квартала, я улыбаюсь им мило, но совершенно бесстрастно, как дорогим братьям. Кира подбирается, садится поудобнее — он готов вскочить.

— Не знакомы, так познакомимся. Пойдем, мы тебя до дома проводим, — пытается облапить меня один из парней.

Я осторожно выскальзываю из-под его руки, продолжая улыбаться.

— Да нет, мы пока тут посидим. Я упала, спину ушибла, никуда идти не хочется. Лучше вы с нами посидите. Вас как зовут? Меня — Ира, его — Сергей, мы через дорогу живем, а что мы вас раньше тут не видели? — трещу я, продолжая улыбаться всей собой.

Драки не хочется, ох как не хочется — даже минимальной. От того, что кто-то попытался положить мне руку на плечо, я не переломлюсь. А закончить дело миром очень хочется. Особенно когда внутри закипает белая ярость, такая, что слегка подрагивают колени. Я ненавижу всех этих идейных и безыдейных хулиганов острой злобной ненавистью.

— А ты чего такой вялый? — Тот, что говорил первым, он выглядит наиболее опасным, чуть пошатывается — может быть, обкурился? или теперь в моде грибочки? — пинает Киру в бедро.

Такое по правилам улицы прощать нельзя, и начинается вульгарное махалово.

Кира, не вставая, хватает обидчика за ногу, тянет вверх, вскакивает, уворачиваясь от ботинка другого, летящего ему в висок. Первый падает, как и положено по законам физики, с грохотом — чем больше шкаф, тем дольше падать. Того, который пытался меня обнять, я хватаю за запястье и пытаюсь, поставив подножку, скинуть в бассейн — не тут-то было. У нас, конечно, были разные учителя, но техника — одна, и использовать силу и массу противника на вред ему самому мне не удается. Он пытается меня схватить, я уворачиваюсь, спотыкаюсь и падаю очень удачно — поперек того, которого уронил Кира. Парень как раз пытается подняться, но я валюсь на него, об него же и споткнувшись, и, видимо, тратя последние капли везения, приземляюсь локтем точно ему в нос. Мне повезло — ему нет, кажется, травма достаточно серьезна: он не пытается меня схватить, он вообще ничего не пытается делать, только взмахивает руками и отрубается. От души надеюсь, что я вогнала носовую перегородку прямиком в желе, заменяющее ему мозги.

Недостатком падения является то, что мой любитель обниматься схватил меня за обе щиколотки над кроссовками. Сейчас он извернется и пнет меня в живот или в голень, и я на пару минут лишусь возможности сопротивляться. Дрыгаю ногами, смотрю на пляшущую передо мной пару тяжелых поцарапанных ботинок. Кажется, они с Кирой решили станцевать ритуальные боевые танцы разозленных самцов. Парень переминается с ноги на ногу, как боксер, делает шаг вперед и тут же отступает, видимо, примериваясь. Напрасно он это — когда он во второй раз отступает, я вцепляюсь в его ногу со всей силы, а тот, что держит за ноги меня, проявляет крайний идиотизм. Или гуманизм, уж не знаю. Вместо того чтобы меня ударить, он резко тянет меня за ноги. А я крепко держу его товарища. Это не драка — это какая-то пародия на сказку про Репку!

Кира, не раздумывая, пользуется временной неподвижностью противника. Короткий резкий удар — и разумеется, здоровенная туша валится на меня. Напоминаю, что на одном я уже лежу. Руки я разжимаю, и третий послушно вытаскивает меня за ноги из-под своего товарища. Не особо крепкие оказались драчуны, судя по результатам. Но рывок за ноги что-то смещает в позвоночнике, и я ору как резаная. Наверное, от удивления — молчала-молчала и вдруг завопила — меня отпускают, и я лежу на траве, стараясь не шевелиться, — прямо надо мной происходит мордобоище. Кира пытается достать противника, тот уворачивается. Кто-то наступает мне на руку — я не хочу выяснять, кто это, я хочу только встать на ноги и убраться из опасной зоны. Но мне не дают. Я слышу резкий выкрик Киры, и с громким плеском мой обидчик летит в бассейн, как я и хотела. К сожалению, там всего-то по бедро, и парень немедленно встает на ноги.

Кажется, все это безобразие заняло не больше тридцати секунд.

Путь свободен: искупавшийся в фонтане хулиган вовсе не горит желанием в одиночку лезть на нас двоих — я уже встала и оглядываю поле боя. Один отрубился накрепко, другой только поднялся на четвереньки. Напрасно он это — я размахиваюсь и с удовольствием пинаю его в пах. Надеюсь, повреждения серьезны. Говорят, кастрация снижает агрессивность. Уповаю на это всей душой.

Мы не собираемся искушать судьбу и уносим оттуда ноги. Добегаем до остановки, впрыгиваем в удачно подошедший автобус. Нас не догоняют — видимо, некому, двое разбираются с третьим товарищем. Спина прошла — может, во время пробежки позвонок встал на место.

Вовсе не подробности драки, а последние мгновения пребывания в Гиблом Доме стоят у меня перед глазами, пока я сижу на сиденье в тряском автобусе. Альдо знал, что погибнет, вдруг понимаю я. «И помнят все цену победы над мраком. Цена эта — жизнь. Но платить ее стоит», — так звучали последние слова его баллады. Кто-то должен был заплатить за ритуал своей жизнью. Я забыла об этом, а Кира и Альдо помнили. Что же, Альдо знал, что погибнет так или иначе? И согласился на ритуал, зная, что ему с того не будет проку? Я совсем не знала его, понимаю я вдруг. Это очень больно — понимать, что тот, кого всю жизнь в Городе считала подлецом и дураком, спас тебе жизнь. Где были мои глаза? Почему я смотрела только на внешнее? Я так мало знала о нем, о его жизни... Почему он предпочел спасти Киру и меня? Допустим, меня — потому что я Смотритель. Один или другой — не так уж и важно. Но тенника Киру? Только ради меня — или еще было что-то, о чем я не знаю?

Автобус привозит нас к метро, мы выходим и садимся на выступ стены вестибюля.

— Это, конечно, нам редкостно повезло, — потирая переносицу, говорит Кира. — Но делать здесь совершенно нечего, надо идти наверх.

— Через искаженную вуаль? — с сомнением спрашиваю я.

— А что делать? Дева к нам не придет, скорее уж пошлет еще банду гопников, или наряд милиции, или террориста с бомбой. Работать с вероятностями у нее получается великолепно. Даже если ничего серьезного не случится, нас раскидает по разным вуалям, и будет еще хуже.

Я задумываюсь о нашей неистребимой живучести. Выбрались с искаженной завесы, выбрались из Гиблого Дома. Правда, такая маленькая деталь — оставив за спиной двоих погибших. Но нам все нипочем. Дорожку из Дома проложим, хулиганов раскидаем голыми руками. Что дальше? Перевернем Город вверх дном и присядем выпить по стаканчику пива? Я в бешенстве, которому не помогла и пробежка. Что творится? Что за идиотская игра в непобедимых спецагентов? Нет, мне вовсе не хочется сложить голову в очередной неприятности, но кажется, что Город забавляется, используя нас как марионеток. Туда засунет, сюда засунет — как смешно, живые куколки ухитряются вывернуться из любой беды.

Мимо нас проезжает на велосипеде парнишка лет одиннадцати. В руке у него здоровенный водяной пистолет, и он щедро обливает нас обоих, после чего начинает истошно работать педалями. Я отфыркиваюсь — струя попала в рот, и вдруг понимаю, что вода — святая. Мне все равно, а вот на тенников она действует как кислота. Не смертельно опасна, но оставляет болезненные ожоги. Кира успел прикрыть лицо руками и теперь дует на покрывшиеся пузырями кисти.

Водяной пистолет, заправленный святой водой? На третьей вуали, где, конечно, водится кое-какая нечисть, но средь бела дня у метро не сидит никогда. Интересная случайность, очередная маленькая неприятность. Видимо, Дева использует всех, до кого может дотянуться, но не очень хорошо чувствует, чем оборачивается ее воздействие. Что ж, ребенок с пистолетом лучше, чем смертник с гранатой, — но ясно, что и здесь мы себя в безопасности чувствовать не можем. Весомый аргумент в пользу предложения Киры подкинул нам ребеночек...

— Может, в конце концов, найдем ее уже? — спрашиваю я.

— Пожалуй, пора. — Кира разглядывает ожоги на руках и морщится.

— Больно?

— Да нет, терпимо. Но неприятно. Какой идиотизм! — топает он ногой. — Дети всякие, хулиганы...

— Взрывы и оглоеды, — подсказываю я. — Это уже посерьезнее. На инициирующей завесе сроду никаких оглоедов не было, мы следим.

— Я же говорю — она работает с вероятностями. И работает хорошо. Поэтому ей и удается гонять нас, как зайцев, по всему Городу. Бесполезно от нее уворачиваться. Пес, где Лаан с Хайо, почему они хотя бы не ищут Витку?

Я пожимаю плечами. Мы — Смотрители — вроде бы одна команда и прекрасно умеем работать вместе. Но, как показывает практика, в случае опасности действовать вместе мы не умеем. У горожан есть мобильные телефоны, они всегда могут связаться друг с другом, невзирая на приличия. А у нас — работа вместе, в свободное время — каждый сам по себе, и проверять, где твои приятели, не особо прилично. К тому же большинство предпочитают на отдыхе начисто закрываться — получить привет от коллеги, когда ты находишься в постели с девушкой, не хочется никому. Витка вообще подолгу уходит на завесы — у нее там дел хватает, больных в Городе полно.

Как удачно староста нижних назначил зачистку — знал, собака облезлая, что мы хорошо вымотаемся по-любому, а там еще и три оглоеда. Могли бы там все и лечь, если подумать. Но нам не показалось, что это — не случайность. Подумаешь, чего не встретится в подземке. Даже три оглоеда... Оглоеды, конечно, дело лап нижних. Может быть, и не самого старосты, но у него нашлась пара помощников. Должно быть, выманили их с других веток или еще откуда-то.

Все было просчитано заранее, начинаю понимать я. Двоих она заперла, четверо были хорошенько вымотаны и сутки-двое отдыхали бы, стараясь ничем не интересоваться и не связываясь друг с другом. Она не могла угадать, что я решу задержаться наверху, а Кира решит вопреки всем обычаям тенников поучаствовать в зачистке.

Все прошло почти по плану: ребята разбежались отдыхать, что вполне естественно. И у девы были развязаны руки. Альдо она заманила в Дом. Лик погиб довольно странным образом — оглоед появился в тоннеле вроде бы случайно, и мы еще не поняли, за счет чего именно она добивается успеха. Пока мы с Кирой играли в сыщиков, разбираясь с рукописью, дева и староста не дремали, и когда мы сами сунулись к старосте, те, наверное, были рады нашей глупости. Мы вырвались — но потеряли Альдо и из ловцов превратились в добычу.

Так охотник уверен, что в кустах притаился барсук, но навстречу ему выходит медведь, а дальше — как в анекдоте: «Это я — турист. А ты — завтрак туриста».

В роли завтрака туриста я чувствую себя крайне неуютно.

— Привет освободителям Харькова от немецко-фашистских захватчиков, — вдруг хихикаю я.

— Чего-о?! — изумляется Кира.

— Говорят, где-то такой плакат был. Не у нас в Городе. Но кто-то из приезжих видел, клялся, что так и было написано...

— Это ты к чему?

— Это я к тому, что мы сейчас возьмем по бутылке пива, выпьем и пойдем к этой маньячке. И пойдем уже не как в прошлый раз, а осторожно и прямиком к ней.

Кира пожимает плечами, идет к киоску. Мы сидим и мирно пьем чуть теплое баночное пиво, когда к нам подходит милиционер и настоятельно требует предъявить разрешение на распитие спиртных напитков. Разумеется, ничего подобного у нас нет и получать мы его не собираемся. Даже за умеренную сумму в пятьсот рублей. По-моему, местный сотрудник милиции только что выдумал это «разрешение» сам, из своей головы, накрытой фуражкой. Минут пять мы нудно разговариваем о необходимости оплатить штраф, о поведении в общественном месте, о том, что на установление личности отведен срок до тринадцати суток... последнее число меня удивляет. Интересно, включая или исключая выходные?

Я обнимаю Киру за талию, спрашиваю без слов: «Готов?» Он отвечает утвердительно.

— На месте преступления орудие преступления не обнаружено. Из протокола по делу об изнасиловании! — выговариваю я четко, стараясь не засмеяться.

И когда милиционер начинает продвигать кустистые брови по лбу, мы нахально исчезаем у него на глазах...

...оказываясь в киселе.

Это натуральный клюквенный кисель, густой, липкий и, кажется, даже сладкий. Причем мы угодили не на дно и не на поверхность — куда-то, где даже не поймешь, где дно, где берег. Кисель везде. Розово-красный, мутный и совершенно непрозрачный. Не видно вообще ничего. Я вцепилась в куртку Киры, поэтому знаю, что он где-то рядом. Плыть не получается — кажется, такая плотная жидкость должна бы вытолкнуть нас вверх. Но ей так не кажется, вот она и не выталкивает. Дышать нечем, больше чем на пару глотков меня не хватает, и скоро перед глазами от недостатка воздуха начинают плыть круги. Кира тащит меня куда-то, я надеюсь, что наверх, а не на дно.

Когда моя голова показывается над слоем киселя, я начинаю кашлять, потому что слишком жадно глотаю воздух.

Обиженному нами менту понравились бы наши «успехи», обладай он настоящим, а не притворным садизмом.

Оказывается, в гигантскую лужу киселя превратилось здешнее Озеро.

Слов нет, даже нецензурных. Еще только молочного дождя не хватает! И мармеладного града!

Я вся в этом киселе, пропиталась им насквозь, хуже того — с растрепавшейся косы тоже стекает кисель. Обращаю внимание на то, что с момента гибели Лика Город, словно услышав мои мольбы, оставляет меня в неизменном виде, меняя только одежду. Но это же значит — если только я срочно не отмою волосы от киселя — мне придется стричься налысо?!

— Тэри, у нас что, нет проблем поважнее? — Кира весь бледно-розовый и липкий, а глядя на его волосы, я ойкаю и стараюсь не думать о том, что со мной — то же самое, только еще похуже.

— Но так же нельзя никуда идти! — кричу я, и вдруг с неба на нас обоих обрушивается стена воды.

Впрочем, не стена, а скорее колонна — словно кто-то открыл на небе кран. Кто-то? Этот кто-то стоит рядом со мной и с наслаждением выполаскивает из одежды кисель.

— Ну ты даешь! А что ты раньше ничего такого не делал?

— А раньше я боялся попробовать, — объясняет Кира. — Я на вуалях был всего-ничего, пару раз. И понятия не имею, получится у меня то, что я хочу, или нет. А тут — вроде безопасная идея и полезная.

Ну да, действительно — мы промокли вновь, но отмылись от липкой дряни, начавшей стремительно застывать, как только мы вышли из Озера.

— Пойдем попробуем забрать Витку? — спрашиваю я, когда мы немного обсыхаем на жарком солнце.

— Нет, пойдем попробуем найти деву, — в тон мне говорит Кира. — Витку заберем потом. Хватит с нас случайностей и неожиданностей. Где она?

Прикрываю глаза, пытаюсь разыскать ее на ее собственной завесе — дело весьма неблагодарное. Но я слишком хорошо запомнила ощущение от нее. Рукопись, явление в Доме — достаточно, чтобы ни с кем ее не перепутать.

— Подвал... большой... сухой и чистый... музыкальное заведение какое-то сверху, — выдаю я впечатления.

— Ага, понял, — кивает Кира. — Это под концертным залом, я думаю, он везде расположен более-менее одинаково. Не очень далеко. Пешком доберемся.

Иных вариантов все равно не представляется — квартал рядом с Озером выглядит так, словно его засунули в кухонный комбайн. Здесь, наверное, были раньше дома и деревья, дорожки, заборы, стояли автомобили — теперь ничего этого нет. Еще одно подходящее сравнение — кто-то прогулялся щеткой по картине с недосохшей масляной краской, размазав тщательно выписанные детали пейзажа до неузнаваемости. И это простирается до самого горизонта, понимаю я, когда мы поднимаемся на один из холмов, между которыми расположено Озеро.

А над горизонтом стоит высокая, до самого неба, темно-серая туча. Только в отличие от обычной эта опустилась до самой земли.

Я застываю как вкопанная.

— Кира, что это?

Он тоже смотрит вдаль, прищурившись, потом трет себе виски и приглядывается к туче вновь. Это и не туча даже — кажется, что кто-то поднес спичку к листу бумаги, на котором расположена эта завеса, и теперь край сворачивается, обугливаясь, и осыпается пеплом.

— Что это, Кира?! — кричу я, видя, как черная стена медленно приближается к центру Города.

— Она сворачивает вуаль, — совершенно мертвым голосом говорит Кира, я оглядываюсь и вижу, что по подбородку у него течет струйка крови — прокусил губу.

— Здесь же Витка!

— Я знаю! Ты можешь ее найти? Попробуем вместе?

Здесь все перепутано, перемешано, информационного поля больше нет, и найти Виту куда сложнее, чем найти деву. Проклятой идиоткой пропиталось здесь все, каждый камень несет отпечаток ее безумия. А вот Витку я не чувствую, не могу ее найти. То ли она ушла — вот это было бы счастье, то ли встреча с девой слишком сильно повлияла на умственное здоровье нашей целительницы. Ни я, ни Кира не находим никого, хотя бы смутно похожего на Витку.

Я оглядываюсь. С холма мне виден почти весь Город, и я замечаю, что туча окружает его со всех сторон, движется не только с севера, как показалось мне раньше. Нет, чернота берет всю завесу в кольцо осады, и кольцо это медленно сужается. Судя по тому, как туча набирает скорость, завеса продержится не больше получаса — потом тучи сойдутся, и не останется ничего.

— До Бассейна далеко? — спрашиваю я Киру.

— Нет, минут пятнадцать бегом. Думаешь, она там?

— Надеюсь, — говорю я на бегу. — Очень надеюсь...

Пока мы бежим вниз по холму, я смотрю вдаль и вижу панику на улицах. Паникующая толпа всегда выглядит одинаково, и здесь ничего принципиально нового не происходит. Люди и тенники (этих, впрочем, совсем мало, одна молодежь) носятся без всякого смысла, кто-то с кем-то дерется, остальные пытаются разнять или просто смотрят, те, кто знает, как уйти, — уходят. Кольцо туч уже сожрало не меньше половины Города. Я старательно не думаю о том, что случится внизу с теми, кто погиб в черной буре. Надеюсь, просто проснутся, увидев кошмар необыкновенной силы, глотнут водички — ну или водки — и мирно заснут вновь сном без сновидений.

Я дважды падаю, по очереди разбивая обе коленки, но боли не чувствую — мгновенно вскакиваю и опять бегу следом за Кирой, который даже не останавливается. Мне кажется, что кольцо туч сужается все быстрее, вот уже накрыты и прилегающие к Бассейну кварталы. А нам бежать еще добрых пять минут.

Ускоряемся — не знаю, как это получается, но я уже не бегу, почти лечу над землей, едва отталкиваясь от поверхности земли. Минута, две... Бассейн! В проклятом здании не меньше десятка этажей. Где искать Витку? В медицинском кабинете? На площади перед Бассейном собралось не меньше пяти сотен местных обитателей. Кира идет сквозь толпу, как нож сквозь масло. В руках у него что-то вроде монтировки. Я не задумываюсь, где он взял ее, как он пробивает дорогу, — просто иду следом со смутным и тоскливым ощущением, причины которого понять не могу. Мне кажется, я растворяюсь, таю, кажется, что тело мое движется независимо от моей воли. Оно идет куда-то, а я смотрю сверху.

Я вижу, как Кира оборачивается ко мне, говорит что-то. Мне не слышно, я далеко, я почти уже не здесь. Я только смотрю, как движутся его губы. Мне все равно. Смотрю, как он теребит меня, стоя у входной двери.

Рука Киры выворачивает мое запястье, и я падаю сверху в свое тело, а потом и на колени от боли. Кира смотрит мне в лицо — в глазах две злые вертикальные щели зрачков — и продолжает выворачивать руку.

— Оставь девчонку! — говорит мужчина за моей спиной.

Кира медленно поднимает голову, не отпуская моей руки, и я слышу приглушенный вздох сзади. Неизвестный непрошеный защитник умолк, напоровшись на взгляд Киры, и я его понимаю.

— Отпусти, — прошу я.

— Ты уже пришла в норму? — Кира опускает глаза на меня.

— Да.

— Нашла время! — Кира поднимает меня за воротник, ставит на Ноги. — Показывай дорогу...

Мы входим внутрь, в холле тоже толпа народа, но здесь пройти легче. Нас пропускают, кто-то в толпе говорит «Смотритель», и тут я прихожу в себя окончательно. Новость обо мне передается по скоплению людей, как пламя лесного пожара по кронам, кто-то пытается нас догнать.

— Кира, подожди... — тяну я спутника за рукав. — Подсади меня.

— Что ты еще вздумала? — злится он.

— Надо сказать им...

— Плевать на них, нужно найти Витку!

— Нет, пожалуйста! — Я упираюсь, ухватившись рукой за дверной косяк.

Кира останавливается, смотрит на меня, плюет себе под ноги, потом поднимает меня и ставит на стол. Люди толкают друг друга, хлопают по плечам, через полминуты все взгляды прикованы ко мне.

— Уходите отсюда, все! Идите на улицу и скажите остальным, что вы все должны уйти отсюда, из Города! Немедленно! Вы должны проснуться... покончить с собой... все равно! Только не входите в эту черную стену!.. Идите скажите всем!

Толпа гудит, и я понимаю, что мои слова скорее всего пропали втуне. Может быть, хоть кто-то поймет, о чем я говорила. Но у меня нет убедительных слов... Кира стаскивает меня, тащит вглубь.

— Ораторша... — сердито ворчит Кира. — Где здесь этот медкабинет?

Я оглядываюсь, почти не узнавая Бассейн. Кажется, здание стало выглядеть по-иному. Точно — стены были мраморные, а не обшитые пластиковыми панелями. И двери были другие.

— Не знаю... Кажется, за тем поворотом...

Мы находим медкабинет, влетаем туда — но там пусто, и в приемной, и в операционной. На стуле, аккуратно сложенная пополам, висит шаль Витки, и это единственное доказательство того, что наша целительница вообще была здесь. Кира застывает как вкопанный. Он уже просчитал все на три хода вперед — вот сейчас мы найдем Витку, утащим ее отсюда и приступим к охоте на деву. И тут все планы пошли под откос...

Я бы посмеялась, если бы ситуация была не столь критической.

— Пошли отсюда, Кира. Ее здесь нет.

— Где она может быть?

— На площади, наверное.

Мы бегом возвращаемся к выходу, открываем дверь и выглядываем на площадь. Здесь собралось уже добрых тысячи три. Люди стоят вплотную друг к другу, и здесь уже ни с какой монтировкой не прорвешься, да и Кира ее куда-то дел. Самое страшное — я не могу найти в толпе Витку, информационное поле бесследно исчезло, а в такой массе перепуганных людей искать одного, даже Смотрителя, — дело безнадежное. Черная стена уже вплотную окружила площадь. Сейчас мне хорошо видно, как это выглядит. Сверху — тучи, беззвучная гроза, вспышки молний. От края туч отвесно вниз падает стена непроницаемой черноты. Тучи надвигаются, и следом за ними надвигается угольно-черная непроглядная тьма.

На площади тихо, только слышны негромкие всхлипы и ругань, безнадежная и бессильная. Я смотрю на людей, стоя на крыльце, — от силы пару секунд; но вижу много, слишком много. Больше, чем хотелось бы.

Женщина стоит на коленях, обнимая ребенка лет пяти, гладит его по голове, не дает мальчику отвернуться от ее груди...

Молодые совсем парень и девчонка, взявшись за руки, стоят, глядя вверх, на полыхающие неподалеку молнии. На лицах — наивное удивление; должно быть, обоим еще не приходилось умирать в Городе...

Мальчик лет пятнадцати, узколицый, длинноволосый, кажущийся горбатым — тенник из крылатых, наверное, только-только полностью осознавший себя, переставший быть тем, что Кира называет «зародыш»...

Вот этого спасти бы — сам он не сможет уйти, если уже не ушел. Значит, жить ему осталось считанные минуты. Он-то не проснется где-то в своей квартире; ему просыпаться уже негде.

Дергаю Киру за рукав, киваю на мальчишку. Он близко к нам. Но Кира резко сдвигает брови и отрицательно качает головой.

— Нам нужна Витка.

— Ты ее видишь?

— Нет... но всяких пацанов отсюда таскать я не нанимался.

— Он же из крылатых!

Крылатые, одна из рас тенников, очень редки и очень нужны Городу. В случае Прорыва один такой мальчишка способен заменить собой пятерку опытных старших тенников. Прирожденные бойцы, болезненно честные и справедливые... их слишком мало.

Кажется, их всего трое или четверо сейчас.

— Да наплевать! — Кира тоже оглядывает площадь, но интересует его только Витка.

Мне раза три кажется, что я вижу ее в толпе, но каждый раз это оказываются совсем другие, только на первый взгляд похожие женщины. Кира тоже временами напрягается — и разочарованно выдыхает через стиснутые зубы.

— Вита! — Я пытаюсь кричать, но что-то странное творится с воздухом, звук тает, не достигая и пятой шеренги толпы.

А черная граница темноты перешагнула через дома. За несколько метров до нее поднимаются маленькие ураганчики, темная стена словно пылесос втягивает в себя мусор, листья, предметы покрупнее — доски и урны. Люди пятятся перед ней, но отступать им некуда — за спиной другие. И вот кого-то втягивает в темноту.

Вдруг я вижу Витку — она далеко от нас, в левом углу площади, у самой границы. Толкаю Киру, показываю, он бросается туда, расталкивая людей ударами локтей и пинками. Я бегу следом, мальчишку-крылатого хватаю за руку и тащу, он сначала сопротивляется, но со мной сейчас спорить бесполезно — я просто волоку его, на всякий случай отгибая большой палец тонкой когтистой лапы болевым приемом. Он не понимает, куда и зачем я его тащу, что-то кричит мне в спину.

— Я тебя вытащу, придурок, — ору я в ответ, поворачивая голову и посильнее нажимая ему на палец. — Только не рыпайся...

Толпа — как океан, и нет сил приказать ей расступиться, как морским водам, но каким-то чудом мы пробиваемся следом за Кирой — тот идет словно ледоход. Тенник перестал сопротивляться, видимо, в Кире опознал своего, и даже пытается помогать мне — скидывает руки тех, кто хочет удержать меня за плечо, кому-то с размаху заезжает ладонью в нос. Витку мне не видно — загораживают чужие головы, но Кира повыше, и я надеюсь, что он-то направление не потеряет.

Толпе конца и края не видать, мы идем и идем. Мне отдавили все ноги, надавали тычков под ребра и порвали джинсовую рубашку. Я не обращаю внимания на это, на самые мешающие мне ноги наступаю с размаху — ботинки у меня тяжелые, с твердой подошвой. Крылатый бьет по рукам, которые наиболее обиженные тянут ко мне.

Но мы не успеваем. Толпа подается назад, я почти падаю, перестаю видеть спину Киры, мальчишка-тенник чудом остается на ногах, удерживает меня. Он не может даже взлететь над толпой — ему нужно расправить крылья, а здесь это нереально. Я чувствую на плечах острые когти — руки у него дрожат. В направлении стены дует мощный ветер, трудно стоять. Двух мужчин передо мной швыряет на колени, я вижу Киру, а перед ним, метрах в двух, Витку. Ее уносит в черную стену, она пытается зацепиться руками за землю.

— Вита-а-а! — кричу я, срывая голос.

Она слышит меня, вскидывает голову — в глазах сквозь пелену безумия пробивается узнавание. Кира делает еще шаг, другой, падает на колени, пытается сопротивляться струям ветра, толкающим его в спину. Витка тянет к нему руку — и исчезает в густой черноте. Кажется, и Киру сейчас унесет следом. Мальчик-крылатый бросается к нему, удерживает за пояс джинсов, я держу мальчика за руку. Вдвоем мы оттаскиваем Киру на шаг назад, я кладу руки обоим на плечи и пытаюсь вытащить их прочь отсюда.

Перемещать Киру — дело привычное, а вот крылатый — это катастрофа. Мальчик не понимает, что с ним делают, пытается скинуть мою руку с себя, ударить локтем, не желает трансформироваться образом, нужным для перехода.

Он не умеет, понимаю я. Он «проснулся» от силы пару дней назад, он еще не знает законов Города. Пойди все как должно, мальчишка сам ушел бы наверх через пару недель. Но сейчас он напуган, напуган до истерики и не понимает, что с ним делают. А объяснять некогда.

Тащить обоих — все равно что пытаться одновременно поднять пушечное ядро и большую подушку. Как ни крути, а что-то одно приходится бросать. Но я не хочу! Я не могу бросить мальчика, почти уже избавив его от гибели! И я тащу, тащу и тащу. Мы висим в каком-то неоформленном пространстве, где нет ничего, кроме серого тумана и нас троих, — Кира рвется вверх, крылатый тянет вниз, а я неким чудом держусь за обоих спутников. Крылатый пытается расправить крылья. Взмах крыла по лицу — это будет лишнее, думаю я и пытаюсь крикнуть ему нечто в этом роде, но звуков здесь нет. Внизу под ногами — клокочущая черная бездна.

Мы угораздили в пространство между завесами, соображаю я. Сюда очень редко кто-то попадает, я так и вовсе в первый раз. Живым здесь делать нечего, живые преодолевают эту прослойку за столь краткий миг, что даже не успевают осознать, что случается. Серый туман — тот строительный материал, из которого формируются уровни Города. И сейчас мы оказались именно в этом бетоне. Мальчишка-крылатый распахивает глаза, такие же дымчато-серые, как туман вокруг нас, и в них — кромешный ужас, полное непонимание происходящего и злость. Я держу его за плечо, чувствуя, как выскальзывает из пальцев ткань его жилетки, а мальчишка пытается извернуться и скинуть мою руку, потом поворачивает голову и пытается цапнуть меня за запястье. Только этого еще не хватало!

Я хочу что-то крикнуть ему, но в сером тумане кричать невозможно, звуки здесь не распространяются.

Наконец Кира ухитряется протянуть руку и с размаху треснуть мальчишку в висок. Тот отключается на пару мгновений, достаточных, чтобы мы оказались завесой выше.

Мы висим над землей, до нее — метра три, и я с удовольствием скидываю с себя обузу, не сомневаясь, что кости он себе при падении не переломает. Отдачей от этого действия оказывается то, что нас выбрасывает прочь с завесы. Кажется, вниз.

Мгновение темноты и тошноты — и мы стоим на асфальтовой дорожке в квартале пятиэтажек где-то глубоко внизу.

(обратно)

16

— Минус три, — говорит Кира, как мне кажется — равнодушно.

Я смотрю на него, чувствуя, как от бешенства сводит скулы. Нет сил соображать и пытаться понять, что же он имеет в виду этим своим невинным «минус три». Витка погибла вместе с завесой, и это не «минус три», а очень страшная потеря. Витка, болезненно чувствительная к любой несправедливости, но и всегда готовая понять и простить, лучший целитель Города. Милая, не очень-то красивая Витка, за которой никто не ухаживал, — все относились к ней как к старшей заботливой сестре. Я ничего не слышала о ее романах — любил ли ее хоть кто-то иначе, чем сестру? Была ли она счастлива?

Что толку думать об этом, когда ее нет и больше не будет. Никогда больше она не улыбнется мне навстречу и не потреплет по плечу, не расскажет, размешивая ложечку меда в чае, о последних новостях Города — кто заболел, кому стало лучше, кто с кем, кажется, связался надолго. Не будет ничего — ни ласковых рук, ни строгого взгляда. Ее больше нет. Нет. Такое короткое слово — я не знаю страшнее...

— Что ты имеешь в виду? Счет в игре?! — Я выплевываю свои вопросы ему в лицо и жалею, что мой язык — не пистолет и с него срываются только слова, а не пули.

— Нет. Я имею в виду, что Рубикон перейден. Вас осталось трое. Все. Больше мы не имеем права на ошибку.

Кира говорит жестко, но в глазах у него что-то перламутрово переливается. Слезы? Тенники умеют плакать? Если и умеют — мне этого увидеть не суждено. Кира щурится, встряхивает головой.

— Пошли ее искать.

Мы на самой первой завесе. Кире тяжело удерживаться здесь, он дышит с трудом и напряженно морщит лоб, стараясь не поддаваться давлению внешней среды. Тенникам нечего делать здесь, пространство для них не приспособлено. Для молодых это смертельно опасно — я вспоминаю дочку старосты. Кира сильнее — но и ему плохо.

— Здесь? — Я показываю рукой на улицу, состоящую сплошь из зачуханных пятиэтажек. — Тебе плохо, пойдем отсюда.

— Тэри, да пойми ты! — кричит он мне в лицо. — Мы должны ее найти! Срочно! Пока она не добралась до Хайо или Лаана. Иначе мне уже будет не хорошо, не плохо... никак мне будет.

— Подожди, Кира. Нас трое. Но трое — это уже нельзя, этого не может быть, — бормочу я, пытаясь понять, что происходит. — Все уже должно было развалиться, после Витки, понимаешь? Значит, эта чокнутая дева — одна из нас, она тоже держит Город! Мы не можем ее убить!

— Я найду ее и убью, — отрезает Кира, но, глядя в мои круглые от изумления глаза, поясняет: — Одна она Город все равно не удержит. А с каждым разом становится все сильнее. И не остановится.

— А что будет, когда мы ее убьем?

— Понятия не имею. Что-нибудь да будет.

Я его не остановлю, понимаю я. У меня просто не получится. Да и надо ли останавливать? Город никогда не говорит нам, что делать. Мы решаем сами. Иногда мне кажется, что никакого Города отдельно от нас просто нет и не было никогда, Город — это только мы, наше единство. Говорят, подсознание человека — огромный ресурс, который никто не контролирует. Может ли быть так, что Город — только порождение нашей фантазии, в котором мы заблудились сами? Никогда об этом всерьез не задумывалась. Может, все это — одна бесконечная интерактивная игра, и, разрушив ее, мы мирно проснемся в своих постелях — тем все и кончится? Меня учили совершенно противоположному — все, что мы делаем, проецируется на основной, материальный город, где живут многие миллионы людей. У каждого есть двойник в Городе, и гибель одного из близнецов, местного или тамошнего, крайне опасна; любая катастрофа в Городе оборачивается катастрофой в Москве. Но — а стоит ли мне верить тому, чему меня учили? Может быть, много сотен лет назад кто-то выдумал все это, и с тех пор мы блуждаем по фантазиям друг друга, выдумываем правила и сами им подчиняемся?

Может быть, правило одно — «нет никаких правил»?

Даже если и так — я не чувствую себя способной разорвать схему своих представлений о мире. Слишком глубоко она в меня въелась. Наверное, можно увидеть истину, отрешиться от иллюзий. Но... я не знаю как. Медитация и аскеза или наркотики и безумие — может быть, это метод. В конце концов, я сумела увидеть Город в измененном состоянии сознания. Только на все это нужно время, а времени у нас нет.

Если я умру как Лик или Альдо — я умру навсегда. Я просто не смогу поверить в то, что эта смерть — только часть игры, правила которой можно нарушить, и ничего в мире не сдвинется, как не рушится небо на землю, когда шулер мухлюет в покере.

Вытираю пот со лба, присаживаюсь на самый край скамейки. Не время философствовать, время действовать. Вдохнуть, выдохнуть — и вперед, следом за Кирой.

Мы материализовались прямо во дворе между двумя пятиэтажками, но, кажется, нас никто не заметил — времени около двух дня, самая пора обедать. Из открытых окон пахнет вареной картошкой и капустой, жареной дешевой рыбой. Бедность во всем — в плохо убранных улицах, урнах, забитых мусором, обшарпанной побелке и тяжелых дверях подъездов. Стены исписаны корявыми надписями — это даже граффити не назовешь. Первая завеса ничем не отличается от истинной Москвы. Те, кто попадает сюда, слишком глубоко погрязли в обыденности, и их сны, образующие реальность первой завесы, ничем не отличаются от того, что они видят днем. Да, люди здесь появляются и исчезают, как и на всех остальных завесах, но их сны слишком похожи на явь.

Это жестокое и грязное место. Место, созданное своими обитателями, даже во сне не умеющими мечтать. А мы умеем? — вдруг спохватываюсь я. Что мы создали — бесконечный аттракцион, интерактивный боевик, где навалом приключений, от которых захватывает дух, и крутой эротики, где любовь и секс никогда не приносят своих плодов? Игровую площадку для взрослых детей, которым хочется чувствовать себя взрослыми и важными, вот они и строят крепости из песка, укрепляют их кубиками, называют жуков и птиц врагами — ведь они могут разрушить замки в песочнице — и давят их, всерьез уверенные, что делают нужное и важное дело?

У нас наверху чисто и красиво. Мы можем возводить мосты усилием воли и создавать мифы, воплощающиеся внизу в дома и парки, пляжи и детские площадки.

Я не могу не думать об этом, как бы ни напоминала себе, что философствовать не время.

— Ищи, — говорит Кира, — выслушивай ее. Здесь я почти бессилен.

Я прислушиваюсь — нет, нашей добычи на этой завесе нет. Она уже успела уйти, оставив за собой внушительную дыру в границе между слоями. Потом придется заделывать ее, чтобы никто не провалился туда или не попал выше, чем ему следует. Дева не умеет передвигаться по завесам мягко, она просто разрывает информационную ткань. Так сейф взрывают динамитом, чтобы добраться до содержимого.

Вот она-то видит все в истинном свете, вдруг понимаю я. Для нее Город — что-то совсем иное, не то, что для нас. Я хочу посмотреть ей в глаза.

— Нам выше, на вторую. Пойдем.

Беру Киру за руку, стараюсь осторожно пройти на следующий слой. Нет никакой необходимости рвать мембрану, если можно просто изменить себя, сделаться туманом, газом, взвесью молекул и проскользнуть в соседнюю клетку. Кира понимает меня без слов, делает то же, что делаю я, — ему тяжело, он не умеет так контролировать свое тело. Мне тоже невесело — знание пришло откуда-то извне и не стало навыком. Подсказка Города? Не знаю. Разбираться некогда — получается, и ладно.

Остальные передвигаются не так, я знаю это от Лаана и Хайо. Другие — и люди, и тенники, и смотрители — воспринимают уровни Города как слои в гигантском информационном пироге, а себя — как крошечного червячка, который умеет аккуратно продвигаться между пластинками теста. Нужно представлять себе какой-либо ориентир там, куда хочешь пройти. И хотеть оказаться там.

Для большинства достаточно захотеть оказаться в нужной точке и сделать шаг. Остальное сделает за тебя Город, главное — сосредоточиться, взять координаты объекта. Через границы между завесами Город проведет тебя сам. Тем, кто похуже владеет собственным сознанием, не умеет сосредоточиваться, помогают автобусы, поезда, лифты — все, что движется. Я знала одну девчонку снизу, которая переходила с завесы на завесу только посредством лифта. Впрочем, она и не умела управлять своими перемещениями и гуляла, где придется. Но это скорее исключение.

Второе исключение — наша дева. Она просто ломает вдребезги тонкие сети-границы, разделяющие уровни. Не знаю, как она их видит — как заборы или потолки или именно как информационные структуры, но суть в одном — она ломится, разнося преграды вдребезги. Сил ей не занимать. К этой бы силе — да немного соображения...

Вторая завеса несильно отличается от первой. Здесь самую малость легче дышать, но пейзаж не слишком-то отличается от предыдущего. Дома не покрашены побелкой, а покрыты причудливой радужной мозаикой — но и на ней отметились деятели с баллончиками, написав несколько раз слово из трех букв, а также формулы из серии «Оля + Коля =...». Чему только у них это не равно...

Мы садимся на лавочку, которую тоже не обошли стороной любители граффити. На спинке намалеван чей-то телефон, нарисована непристойная картинка. Варварство вечно, как говорила Витка. В некоторых отношениях тенники все же приятнее людей. К бессмысленному вандализму они не склонны.

— Где наша красавица? — спрашивает Кира, едва отдышавшись.

Она далеко, на другом конце Города. Мы идем осторожно и двигаемся вертикально вверх, она же прыгает из одной запомнившейся ей точки в другую. Сама, не полагаясь на Город. Бедный Хайо, думаю я. Ведь это ему придется заделывать большинство прорех, тех, что слишком велики, чтобы затянуться самостоятельно.

— Нам надо позвать Лаана и Хайо. Пусть присоединяются к облаве и поднимут кого смогут, — говорю я. — Иначе мы будем бегать за ней всю вечность.

— Не будем. Она скоро устанет, и мы возьмем ее голыми руками, — скалит клыки Кира, становясь похож на вампира, которые обитают парой завес выше.

Вампиры, вампиры... Что-то важное связано с ними. Ах да. Банда на третьей завесе, хулиганье, мешавшее историкам. Почему бы не подключить их к облаве? Перемещаться с завесы на завесу они умеют получше многих, а нахулиганить рады всегда. А уж нахулиганить по персональной просьбе одного из Смотрителей — самое то.

Хотя деве они, судя по всему, на один зуб. Стоит ли так их подставлять? С другой стороны — уж кто-кто, а они падения Города точно не переживут — тенники же.

— Размечтался. Скорее я устану тебя таскать, и мы застрянем где-нибудь, а она будет прыгать. Она, между прочим, слопала целую завесу — и не подавилась.

— Не слопала. — Кира на мгновение замолкает, взмахивает руками в воздухе, пытаясь объяснить что-то, что он видит, а я нет. — Откусила кусок того объема, что смогла проглотить, — а остальное ушло в Город. Иначе бы она уже тут все перевернула с ног на голову, понимаешь? Да и вряд ли Город устоял бы, если б она просто втянула в себя целую вуаль.

Кира прав, а я погорячилась и неверно оценила ситуацию. Вспоминаю, как сворачивалась завеса, и я тянула руки к Витке, а ее уносило прочь, и чувствую, что вот-вот расклеюсь окончательно. Забьюсь в дальний темный угол маленьким комком скулящего несчастья и буду оплакивать свои потери. Тенник безошибочно чувствует, что я на грани отчаяния, и не трогает меня. Прикоснись он сейчас ко мне, обними и прижми к себе — и я уже в норму не приду, буду плакать несколько часов.

— Я все-таки свяжусь с ребятами. Искаженной завесы больше нет, им ничто теперь не грозит. Предупрежу, объясню, что им делать. Мы не справимся без них. И еще кое из кого получатся неплохие помощники.

— Хорошо, — ворчит Кира, но я вижу, что он недоволен.

Вызвать всех Смотрителей на своеобразный «чат» — дело нелегкое, но сейчас их только двое, оба не спят, а Хайо к тому же совсем близко. Я еще не успеваю дозваться до Лаана, как он возникает перед нами в воздухе. Полынь и липа, длинная челка, почти закрывающая глаза, и полуоткрытый от удивления рот — Хайо всегда реагировал быстро.

Я чувствую, что Лаана не услышу — он слишком высоко, очень сильно занят чем-то исключительно важным, а после падения искаженной завесы в информационной сфере Города творится редкостный бардак. Мой вызов он чувствует, но этим все и ограничивается — мы не можем услышать друг друга. Ладно, пес со связью, Хайо ему все объяснит.

Но сначала приходится объяснять все Хайо — успев материализоваться до наличия голосовых связок, он начинает орать. Это настолько не похоже на рассудительного крепыша, что я понимаю, насколько он испуган.

— Где вас носит? Что тут творится? Где все? Почему я не могу дозваться ни до кого, кроме Лаана? Что вообще происходит?

Кира достает из кармана помятую пачку сигарет, протягивает Хайо, и тот берет. Что творится на белом свете — они же не курят, оба! Да и я этой привычкой никогда не страдала, только иногда баловалась — но я тоже тяну руку, беру дешевую папиросу без фильтра, прикуриваю. Табачное крошево сразу попадает в рот, дым кислый и горький, но дело не в качестве табака. Сейчас дело в самом магическом процессе ритмичного вдыхания дыма.

— Здесь творится ма-аленький такой апокалипсис, — усмехается Кира, показывая зазор не больше сантиметра между большим и указательным пальцем. — Вот такусенький. Сначала мы были на искаженной вуали, потом — в Гиблом Доме, потом здесь, внизу. Потом опять на искаженной вуали. Ее больше нет. А вас осталось трое — ты, Лаан и Тэри. И еще девица в непонятном статусе, которая все это и устроила.

Хайо краснеет, потом бледнеет, кашляет, подавившись собственным матом, делает глубокий вздох.

— Вашу мать! Я весь день пытаюсь понять, что происходит. Лаан вроде бы в порядке, но поговорить нам не удалось. Все разваливается на глазах — на первой завесе наводнение, река вышла из берегов, потому что рухнул метромост... Я попытался пойти наверх, чтобы оттуда починить хоть что-то, но ни пса у меня не вышло. Едва не влип в какое-то полное болото...

— Это та самая вуаль, вернее, то, что от нее осталось. Скоро можно будет пройти, я думаю.

— Жертв много? — спрашиваю я, представляя себе последствия падения моста.

— Полным-полно, — сплевывает себе под ноги Хайо. — Я там более-менее привел в порядок хотя бы основное, но работы еще навалом. Одному это разбирать...

Вот почему Хайо не нашел нас, когда мы выбрались из Гиблого Дома, начинаю понимать я. Сначала нас не было слышно, потом рухнул мост. Я тщательно давлю в себе мысль о прямой и непосредственной связи ритуала Кровавой Дорожки и этой катастрофой. Ведь мы тоже шли по мосту — и кто знает, как обряд повлиял на Город?

А Лаан выше искаженной завесы и сначала, наверное, просто не мог пройти, а потом начался бардак и на последней завесе. Лаану сейчас не до погонь за девой — он в одиночку подпирает собой структуру Города на управляющем уровне. Ему не позавидуешь.

— Хайо, как только сможешь — иди туда, к Лаану. Оттуда вы быстрее все почините... или хотя бы удержите часть. Это только начало — дальше будет хуже, — говорю я.

— Я уже понял. А... а что случилось с Альдо?

— Его убила дева, ну, эта чокнутая девка, которая все и заварила. Когда мы вырывались из Дома по Кровавой Дорожке. Мы уже почти вышли, он шел последним — и тут явилась она... ну и все, — коротко объясняю я.

Хайо бледнеет вновь — не то от боли потери друга, не то от упоминания Кровавой Дорожки, о которой я говорю совершенно буднично и прямо.

— Мы тебе потом все расскажем в деталях. Под кофе с коньяком, на кухне. Сейчас — постарайся пройти наверх и помочь Лаану, с девицей мы разберемся. И... если встретишь ее, лучше не связывайся. Побереги себя. И... поторопись, пожалуйста, — просит Кира, но в голосе прорезаются жесткие и властные нотки.

Я знаю, чего он боится: упрека, брошенного прямо в лицо, — почему вы его не спасли. Поэтому Кире хочется, чтобы Хайо побыстрее убрался с глаз долой, пока не началась ссора. Но Хайо — умный и выдержанный парень, все упреки и разборки он оставляет на потом, на время, когда опасность будет позади. Он только прикусывает губу, зажмуривается, стиснув в кулаке ворот рубашки, и пропадает столь же неожиданно, как и появляется.

— Поедем на север? — спрашиваю я. — Или что мы будем делать?

— Поедем, — кивает Кира.

Угон машины — дело, конечно, противозаконное. Но я когда-то слышала, что полиции разрешается использовать транспортные средства граждан в случае крайней необходимости. Мы, конечно, не полиция. Мы сейчас несколько важнее для Города. Поэтому совесть меня нисколько не мучает, когда я выбираю машину получше и подороже. Это, кажется, «мицубиси». Симпатичный серо-серебристый джип выглядит неплохо. Кира сам садится за руль, с места срывает машину так, что меня вдавливает в кресло. Мы явно нарушаем какие-то правила, за нами даже устремляется милицейский «форд», включивший мигалку, сотрудник автоинспекции что-то кричит через мегафон. Но местным охранникам правопорядка на дорогах не удается поиграть в погоню в лучшем стиле Голливуда — Кира легко отрывается от них. Сзади нас — оскорбленные вопли, визг тормозов и звон стекла... Я не оглядываюсь — не хочу видеть, чего стоит наша спешка. Конечно, это почти безопасно, даже для самых тяжело пострадавших, но кровь — это всегда кровь.

Я не смотрю на дорогу — прислушиваюсь, где объект наших поисков. Пока она еще здесь, и мы спешим на самый север Города. Место, где она сейчас находится, недалеко от окружной дороги.

— Выруливай на кольцо, — говорю я Кире.

Он только молча кивает и продолжает гнать машину. Сначала нам все удается, но дальше начинается цепочка неприятностей. Кольцо забито пробками — случилась большая авария, стоять не меньше получаса. Объезд закрыт знаком «Дорожные работы» — и работы действительно идут, дорога перекопана, два экскаватора вычерпывают ковшами землю. Кира объезжает их прямо по газону, чудом не врезаясь в дерево, и тут машина глохнет. Я с интересом смотрю на индикатор топлива — так и есть, бензин на нуле.

Остро не хватает личного вертолета, но, боюсь, на второй завесе я его ниоткуда не достану.

— Возьмем другую? — предлагаю я.

— Нет, — мотает головой Кира, прислушиваясь. — Она удрала.

Действительно — удрала.

— Просто прекрасно. Лаан и Хайо заняты. Мы вдвоем будем ловить ее до бесконечности. Кира, у тебя есть идеи?

— Пока нет, — качает головой тенник. — Попробуем погоняться за ней, посмотрим, кому повезет больше. В этом есть одна, пусть и маленькая, польза. На бегу ничего серьезного она не сделает. А там, может быть, и ребята освободятся — тогда загоним ее окончательно...

Мы идиоты, думаю я, обнимая Киру за плечи и утаскивая вверх, по следам нашей драгоценной жертвы. Наверное, стоило бы потратить полчаса на то, чтобы посоветоваться с Лааном. Втроем мы придумали бы что-нибудь получше тупой гонки по всем уровням Города. Но пока что это — единственный доступный нам вариант.

Погоня так погоня!

Но сначала — в гости к семейке вампиров.

На третьей вуали все тихо и спокойно. Никаких следов паники, сопровождающей катастрофу. Значит, обошлось только самым первым уровнем. Хорошо. Горожане отделаются только кошмарными снами. Надеюсь, мэр будет в их числе и примет меры, чтобы ничего подобного не случилось в реальности. В конце концов, должны же люди и по своей воле приносить пользу месту, где живут?

Мы ловим машину, я называю улицу — точного адреса я не помню. Водитель долго смотрит на карту, потом улыбается.

— В чем дело?

— Карта поменялась, — сует он ее мне под нос, тыча пальцем с коротко остриженным ногтем куда-то в угол. — Вот вчера здесь было шоссе, а сегодня нема.

— Улица-то осталась? — ворчливо спрашивает Кира.

— Осталась.

— Тогда поехали...

Присматриваюсь к водителю — видимо, он из новеньких, недавно в Городе. Симпатичный мужик лет сорока с простодушным выражением на круглой усатой физиономии. Впрочем, в узких глубоко посаженных глазах хитринка. Гость столицы, видимо. Прожил от силы год, недавно угодил в Город, не понимает толком, где находится. Некоторые люди довольно быстро понимают, чем Город отличается от их дневной Москвы, обнаруживают новые возможности и наслаждаются жизнью. Некоторые так и живут той же жизнью, что и наяву. Разумеется, мелочи вроде изменившейся карты их удивляют до крайности.

Удивительно, что он забрался выше первой завесы. Хотя... присматриваюсь к нему. От дядьки веет чем-то светлым и приятным, да и запах у него чистый и здоровый. Если Город устоит, рано или поздно он выберется на инициирующую завесу (которую мы к тому времени непременно восстановим) и, может быть, станет одним из толковых хранителей Города. Хранителями мы называем тех, кто не обладает способностями Смотрителя, но любит и понимает Город и по мелочи помогает поддерживать в нем порядок.

Забавно, но из приезжих такие хранители получаются едва ли не чаще, чем из коренных москвичей. Может быть, дело в том, что те, кто с рождения живет в столице, не воспринимают ее как нечто чудесное, достойное любви и восхищения. А из приезжающих хотя бы один на тысячу способен почувствовать очарование и притяжение города. А потом и Города.

Интересно, вдруг думаю я, а как обстоит дело в других городах? Есть ли там свои Города? Делятся ли живущие там на две расы, людей и тенников, или у них все устроено иначе?

Машина останавливается. Смотрю в окошко — маленькая удача или простое совпадение? Водитель остановил свою тачку как раз у того переулка, который мне нужен. Радуюсь, благодарю его. Он хитро улыбается в усы, подмигивает мне.

— Удачи, — говорит он на прощание.

От бесхитростного пожелания, сказанного хорошим человеком, становится теплее на душе. Киваю, улыбаюсь водителю. Пока Кира расплачивается, я смотрю в переулок. Здесь, кажется, недавно был пожар. Пахнет гарью, асфальт испачкан золой и пеплом. Уж не случилось ли чего с моими знакомцами? Мы проходим по переулку, и я громко вздыхаю с облегчением. Нет, сгорело соседнее здание, такое же уродливое, как и то, что нужно нам. Туда ему и дорога — терпеть не могу эти памятники скудной фантазии предков.

На этот раз на лестнице нет никого. Дверь распахнута настежь, из нее оглушительно орет все та же музыка — или неотличимая от нее. Мы останавливаемся на лестничном пролете. Кира пинает бутылку, та звонко бьется о стену. На шум выглядывает давешняя девица с глазами, обведенными красным.

— Папашу позови, — говорю я.

В комнату входить не хочется, на лестнице все же немного, да посвежее — кто-то открыл пыльное окно, и из него тянет свежим летним воздухом. Наверное, недавно был дождь. Девица не узнает меня, но в препирательства не вступает. Через пару минут показывается и сам усатый-бородатый рокер, глава местного поголовья вампиров. Поголовья всего-то четыре экземпляра, но выглядит вожак солидно, как и в прошлый раз. Удивительное дело — с Кирой они знакомы, обмениваются рукопожатием и кивками.

Смотрю на своего ненаглядного, в очередной раз пытаясь угадать, с каким чудом природы свел меня Город. Оказывается, он без предрассудков относится к вампирам.

Кто бы мог подумать. Все его собратья презрительно плюются при упоминании этой породы.

— Что ли на нас опять кто обиду заковырял? — насмешливо интересуется вожак, садясь на ступеньку и глядя на меня снизу вверх.

На этот раз он намного выше меня, но теперь я стою, он сидит, и я могу чувствовать себя удобно. У него есть представления об этикете, и не самые дремучие, понимаю я, в который раз удивляясь, что он связался с таким быдлом, как его стайка. Тех, судя по лицам, умными не назовешь, даже желая сделать комплимент.

— Да нет, не заковырял, — улыбаюсь я. — Наоборот. Есть дело. Есть одна мамзель... Кира тебе ее покажет. Неплохо бы погонять ее по всему Городу. Всей компанией. Поможете — я поговорю с охотниками, чтобы не трогали вас. Как тебе дельце?

Вожак вопреки моим ожиданиям не радуется. Он хмурит брови, скребет в бороде.

— Я так понимаю, что погонять твою мамзель — дельце-то с подвохом.

— Не без того. Девушка прыткая, целую вуаль навернула. С концами, — вступает в разговор Кира. — Но и куш того стоит. К тому же голыми руками ее брать никто не предлагает. Так, побегать за компанию, чтобы нам проще было.

— Показывай, — кивает бородатый.

Есть в нем что-то общее с Лааном, замечаю я. Интересно, обиделся бы мой приятель Смотритель на такое сравнение? Кто его знает.

Кира протягивает вожаку руку, тот встает, прижимает свою ладонь к ладони тенника, прикрывает глаза. Я сижу на подоконнике и жду, когда они закончат обмен информацией. Наконец вожак встряхивается, сплевывает себе под ноги и ржет, запрокидывая голову и почесывая кадык.

— В чем дело? — интересуюсь я.

— Да это та самая кукла, которая нас на этот голимый клуб напустила. Ну, я с ра-адостью! Она ж нам так и не заплатила, стерва. Вперед дала, а остальное — ищи ветра в поле.

Интересное совпадение, думаю я. С упоминания об этой самой «кукле» начались мои приключения. И вот круг замкнулся. Город, Город, не твои ли шутки...

Ей помешали безобидные историки. На первый взгляд — диковато. Но с другой-то стороны — все логично. История Города могла интересовать ее до тех пор, пока она не узнала нечто важное, нечто, определившее направление ее действий. Потом историки и их архивы стали не нужны и даже опасны. В новом мире, который она собирается строить, не нужны свидетели прежних времен. Они опасны.

Если я, конечно, понимаю логику этой сумасшедшей. Я в этом не уверена. Может быть, у нее совсем другие причины.

— Близко с ней не суйтесь — сожрет, — предупреждает Кира. — Так, по мелочи попробуйте. В идеале — не пропускайте ее ниже третьей вуали.

— Не знаю, как там в одеяле, а что сможем, то сделаем, — опять смеется вожак.

Мы уходим, не дожидаясь, пока папаша поднимет свою братию и объяснит, в чем задача. За те полчаса, что мы ехали и разговаривали, я успела потерять след девы. Приходится сосредоточиваться прямо на ходу.

— Шестая, — говорю я, наконец. — Пошли.

(обратно)

17

Она удирает по всем вуалям, ни Кира, ни я не видим ее — только чувствуем след, который не перепутаем уже ни с чем, и ощущаем, как она взбаламучивает все то, где проходит. Скачет наша дева будь здоров — я едва успеваю прикидывать, куда на сей раз ее понесет, и тащу за собой Киру, который только шипит и матерится. Ему сейчас хуже, чем мне, — я и раньше умела перемещаться по завесам, только мне почему-то казалось, что для этого обязательно нужно заснуть. Но в горячке погони я об этом окончательно забыла. А вот Кире не позавидуешь — он так и не научился делать это сам, и единственное, на что способен, — держаться за меня.

Тем не менее — мы догоняем.

Она тратит на перемещения больше сил, чем я, — не знаю, в чем тут дело, может быть, недостаточно навыка. Лишившись привычной среды обитания, девушка мечется, как чумная крыса. То ли надеется заманить нас куда-то — интересно куда? — то ли просто надеется спрятаться.

Если так — напрасно.

Мы поймаем ее, чего бы это ни стоило.

Нижняя завеса, потом сразу четвертая или шестая (пятой больше нет), лес, широкая улица, автострада, глубины Озера, метро, городской зоопарк, канализация — пейзажи меняются, как на экране кинотеатра, я успеваю только коротко материться, оказываясь то в воде, то перед грузовиком. Безумная хроника Города, всех его завес — Белая Дева пытается улизнуть, загнать нас под колеса автомобиля или под нос оглоеду. Но нам сейчас все нипочем.

Прыжок. Мир вокруг нас мигает — и вот вместо бульвара мы стоим посреди отделения милиции на одной из нижних завес. Я успеваю только увидеть, как парень в форме поднимает глаза от компьютера, брови его медленно ползут вверх по лбу, он приоткрывает рот — но нас уже нет, мы растаяли в воздухе так же быстро, как и проявились.

На следующей завесе я, еще не успевая полностью воплотиться, получаю удар в подбородок, падаю навзничь и в падении замечаю, что мы плотно окружены стаей подростков с цепями и монтировками в руках. Кира стоит надо мной с поднятыми на уровень груди руками. Дело плохо — мне не удается сосредоточиться после падения настолько, чтобы унести отсюда нас двоих. Досадная случайность — очередной подарок от Белой Девы, мастерицы в организации совпадений. Но в ладонь толкается теплое железо. Пистолет. Не знаю, кто или что помогает деве, но Город явно на нашей стороне. Не поднимаясь, я стреляю в стоящего напротив меня — по ногам; даже сейчас мне трудно заставить себя убить человека. Даже зная, что эта смерть — временная.

Я попадаю пацану в ногу, он падает с жутким воем, остальные шарахаются на несколько шагов. Подскакиваю, в это время Кира ударом ноги сбивает с ног еще одного.

Он красиво дерется, думаю я. Движения точные, четкие, ни одного лишнего.

Удар ногой, разворот на пол-оборота, бьет локтем в лицо того, кто пытался подойти сзади, второй удар — уже правой, выпрямленными пальцами в горло.

Кольцо прорвано. Я, не оборачиваясь, стреляю на бегу назад — на всякий случай. Судя по тишине — промахиваюсь; хорошо.

За спиной воет милицейская сирена. Плохо. Я чувствую, что рассыпаюсь на мозаику — один фрагмент сознания пытается не потерять след, другой оценивает обстановку, третий сосредоточен только на беге. Нам что-то кричат через мегафон, я успеваю только разобрать: «... стрелять!» Кира останавливается на бегу, я влетаю в его спину носом, обнимаю за плечи, и мы уходим.

На следующей завесе тихо, никто никуда не бежит, на нас, оказавшихся возле молочных рядов в супермаркете, никто не обращает внимания. Но я промахнулась, дева завесой выше. Хватаю с полки пару бутылок с кефиром, и мы поднимаемся следом, не вызвав в пустом зале никакого ажиотажа.

Через пару перемещений я чувствую, что выдохлась начисто. В руке у меня пластиковая бутыль кефира, я сижу на асфальте и монотонно повторяю:

— Не могу больше... Не могу...

Кира сидит рядом на корточках, гладит меня по волосам. Я едва чувствую его прикосновения, я вообще ничего не чувствую, как мне кажется. Стоит прикрыть глаза, как начинается мельтешение цветовых пятен, гибких змеящихся трубопроводов и прочих фигур, напоминающих скринсейверы компьютера. Это Город, лишившийся половины Смотрителей. Так быть не должно; мы не должны чувствовать, как обрабатываем информацию. Слишком легко сойти с ума, превратиться в процессор для Города, потеряться в его структуре. Перегрузка, равнодушно думаю я. Перегрузка и беспорядочные скачки. Сколько я еще выдержу? И где Белая Дева?

Я уже не понимаю сама, как встаю, обнимаю Киру и прыгаю с ним вниз, по следу. Мне кажется — это не я. Я не здесь; я растворяюсь в Городе.

Призрачные ажурные силуэты арок и башен, пронзительно голубые на мерцающем сером фоне. Огоньки, вспыхивающие и гаснущие в окнах. Светящиеся солнечным желтым линии сосудов, пульсирующий алым кристалл глубоко внизу. Жемчужное, переливающееся перламутром небо совсем низкое. Звучит монотонная мелодия, напоминающая колыбельную, спетую домами и мостами...

Ветер Города — запах бензина и цветущего жасмина, темная сырость тоннелей метро и свежесть грозовых разрядов. Ветер Города — танец фонарей и огней машин, угрюмая темнота подворотен и яркая мишура центральных улиц. Ветер Города — яркие цветные полосы и шарики человеческих радостей и печалей, песни и заклятия тенников, исчезающих в стенах и беседующих с домами и мостами...

Снаружи же мы опять бежим по завесе, перемещаемся вниз, потом вверх. Для меня все превратилось в набор эпизодов.

Взрыв за спиной — словно карточный домик, рушится панельная многоэтажка, взрывной волной нас бросает на землю. Запах гари, крики.

Мчащийся грузовик, прозрачно-белое лицо Киры, вскинувшего ладонь, истошный визг тормозов, и фары в паре сантиметров от моего лица; а я остолбенела прямо на шоссе и не могу пошевелиться, только смотрю на свое отражение в грязном стекле.

Автоматная очередь поверх голов, прыжок вперед — на землю; мы откатываемся и отползаем за какой-то киоск, прижимаемся друг к другу и уходим под звон осколков витрины, осыпающих нас дождем.

Очередным прыжком ее заносит на верхнюю завесу. Это неплохо — сюда тащить Киру легко. Но мне интересно, куда теперь ускачет наша жертва. Странно — но то ли у нее кончились силы, то ли она не знает, куда еще податься: нам не приходится прыгать за ней вниз. Теперь она удирает на своих двоих, через парк. Это, оказывается, хуже, чем перемещаться по завесам, — бегать она мастерица. Крепкая какая девочка, наверное, в школе лучше всех бегала кросс, думаю я на бегу. Железная дева, пес ее побери.

Кира тяжело дышит — укатают и тенника крутые горки, особенно когда по крутым горкам Города приходится бежать минут сорок подряд. Я тоже вся мокрая, ноги сбиты, под ложечкой ноет. Второе, третье и пятое дыхание уже приходили и нечувствительно потерялись по дороге.

Наконец дева делает серьезную ошибку: она ныряет в один из подземных переходов, а оттуда спускается в коммуникации тенников.

— Приехали, — машет рукой у входа в тоннель Кира. — Выход здесь только один. Там настоящий лабиринт... но я его неплохо знаю. Можно отдохнуть.

— Она удерет вниз...

— Нет... погоди... объясню позже, — скалится Кира. — Садись. Надо отдышаться.

Говорят, после долгого бега нельзя резко останавливаться, но мне наплевать на все. Я падаю на холодные каменные плиты пола и пытаюсь распластаться по ним, прижаться и грудью, и лбом, и пылающими щеками одновременно. Кира сидит, прислонившись к стене, и ловит губами капли с потолка. Я ему завидую, но сил пошевелиться нет. Сердце рвется прочь из груди, дышу я, как запаленная лошадь, а когда начинаю кашлять — на губах кровь.

Не важно, все не важно.

Мы все равно ее догоним, думаю я, стараясь дышать по счету. Раз-два — вдох, раз-два — выдох. Кира протягивает ко мне руку, гладит по мокрым на висках волосам. Смотрю на него — лицо покрыто красными пятнами, глаза с мутной поволокой третьего века. Надо же — сколько времени вместе, а не замечала, что у него глаза во всем устроены по-кошачьему. Ну мы и набегались...

У меня пропотели даже кроссовки — никогда не думала, что такое бывает.

Наконец дыхание приходит в норму — по крайней мере, кашель уже не рвет легкие. Кира тоже выглядит получше и дышит не так тяжело.

— Надо больше спортом заниматься... — вздыхаю я.

— Угу. Специально для этого будем раз в год заводить в Городе по сумасшедшей маньячке... — улыбается Кира.

— Ты хотел объяснить, — напоминаю я.

— Отсюда она уже никуда не уйдет. Добегалась наша девочка...

— Почему?

— Во-первых, потому что на этой вуали нельзя работать с вероятностями. Только Смотрители это могут. Так что кирпичи на голову и оглоеды из-за угла нам не светят. — В глазах у Киры пляшут веселые зеленые чертики.

Я понимаю, что за последнее время резко отупела, потому что должна была давно уже свести концы с концами. Легче всего управлять событиями на средних завесах. Почти невозможно на первых трех, крайне тяжело и доступно лишь немногим талантливым на самых верхних. А на нашей, управляющей, — вообще никому, кроме Смотрителей. Мы сами слишком редко пользуемся этим навыком: организация маленьких случайных совпадений требует огромных усилий и сосредоточенности.

Держать в уме вероятностную решетку, а точнее, вероятностное древо — это похоже именно на гигантское дерево с развилками, сухими побегами, тоненькими веточками и сухими сучками — тяжкий труд. Обрубать побеги и выбирать, какую ветку сделать потолще, «удобрить» своим желанием, — да проще добиться желаемого обычными методами! Видимо, у девы был большой талант, на который она привыкла полагаться. Да, здесь у нее ничего не выйдет.

Хотя есть одно маленькое «но» — если она все же обладает хотя бы частью наших способностей, все не так радужно, как представляется по словам Киры.

— А во-вторых?

— Это не простой подвал. Это одно из старых убежищ на случай большого Прорыва. Войти и выйти сюда можно только одним способом — пешком. Так что ее можно брать голыми руками. — Кира делает резкий жест, показывая, что он сделает с девой своими голыми руками.

— Ну что, пошли? А то она тоже отдышится...

Мы поднимаемся и входим в тоннель. Здесь действительно лабиринт, причем сработанный сумасшедшим архитектором: мы то скользим по длинным отполированным спускам, то карабкаемся по вырубленным в скале ступенькам, узким и неудобным. Кира сначала уверенно меня ведет, но вскоре останавливается прямо на узкой тропинке над небольшим озерцом.

— Куда она делась? — принюхивается он. — Вроде здесь? Но где именно?

Я тоже чувствую, что наша дорогая дева где-то здесь, но ощущение, что она — везде сразу, со всех сторон. Это так необычно, что я едва не падаю в воду. Неловко машу руками, Кира хватает меня за майку на спине.

— Ты чего?

— От удивления. Она просто везде, — объясняю я. — Пройди к берегу, а то я все-таки упаду.

На берегу Кира наклоняется к воде, зачерпывает в ладонь, умывается. Я умываюсь тоже, потом плюю на все и прыгаю в озерцо прямо в одежде и кроссовках. Глубина здесь — не больше метра, и приходится присесть, чтобы окунуться с головой. Представляю, на что я похожа — в полупрозрачной майке на голое тело, с намокшей косой, по которой стекает вода...

— Эротичная мокрая мышь, — ловит мою громкую мысль Кира и отвечает вслух. — Натурально мышь. Мокрая, но эротичная.

— Зато относительно чистая и не потная, — смеюсь я. — В отличие от тебя, сухого.

— Ладно, хватит расслабляться. Я сообразил, где она. Не очень далеко идти...

Мы петляем и петляем, лабиринт уходит все глубже и глубже под землю, становится проще идти — теперь почти уже нет сложных препятствий, лишь спуски и подъемы. Пару раз приходится проползать по узким лазам, и в одном я нахожу клочок белого шелка.

— Смотри-ка, — показываю я его Кире.

— Ага, еще минут пять — и придем. Не расслабляйся, думаю, она там отдохнула не хуже нас.

Путь в лабиринте заканчивается тупиком, и мы, наконец видим в полумраке светящийся белым девичий силуэт. Кира сбавляет темп, я вцепляюсь в его руку, еле переставляя ноги. Она стоит, прижавшись спиной к стене, мучительно маленькая и хрупкая, тонкие руки с полупрозрачными запястьями раскинуты.

Страшное, выворачивающее наизнанку душу зрелище — юная девочка в белом платье, распятая на грязной бетонной стене. Длинные льняные волосы спутаны, выпачканы в крови. Подходя, я начинаю различать черты ее лица и вдруг вскрикиваю, не в силах сдержаться.

Ее лицо — это чудовищная смесь знакомых мне черт. Огромные синие глаза Альдо, высокие скулы и худые щеки Лика, пухлые губы Витки. Кажется, все они воплотились в ней, и я, плохо соображая, что делаю, начинаю искать в ней хоть что-то свое — но нет, ничего в ней нет. Только этот ужасающий конгломерат трех убитых ею Смотрителей.

Кира тоже замирает, пожирая ее глазами. Я не отпускаю его руку, держусь за нее, словно за единственную опору в этом бреду.

А впрочем... если присмотреться, если за сапфиром чужих глаз попытаться нащупать небесную голубизну ее собственной радужки?

«...Я напишу гениальную книгу, которую издадут многотысячным тиражом, и тогда вы увидите, что в подметки мне не годитесь! Все!» — курсор «мыши» на кнопке «отправить», но девушка задумывается и добавляет к сообщению «Козлы!». Закрывает окно форума, открывает документ в «Лексиконе» — древняя машина не тянет других программ — и начинает ожесточенно лупить по клавишам. Она не видит, что возникает на экране, она вся в своем выдуманном мире, который ярче того, что окружает ее, во сто крат. Это она сама борется врукопашную с чудовищем, выпрыгнувшим из-за угла, это она приходит на помощь другу, это ее встречает здоровенная рыжая псина и преследуют агенты спецслужб. Она — каждый из героев, проживает каждый миг их приключений.

Вечер за вечером, каждую свободную минуту, одна в квартире со следами многомесячного запустения, швыряя себе за спину очередную пустую пачку от сигарет и прерываясь лишь, чтоб сделать себе чаю или вытряхнуть пепельницу в унитаз. Десять, пятнадцать, двадцать страниц за вечер — она пишет до трех-четырех утра, позволяя себе только несколько часов сна. Все великие писатели работали именно так — на износ, каждый день, не позволяя себе расслабиться. Книга растет. Скоро — конец, и надо бы вернуться, перечитать и выправить начало; но, едва начиная скользить взглядом по страницам, она погружается в придуманный мир романа и не замечает ни ошибок, ни длиннот, ни погрешностей сюжета.

Давно нет ни друзей, ни приятелей, только скучная работа с десяти до шести, а дальше — скорее домой, перекусить по дороге шаурмой или беляшом, и — за компьютер. Осталось немного. Ночью ей снится Город, но она быстро забывает сны, а самые яркие эпизоды немедленно вписываются в роман, и она искренне уверена, что видит сон о своей книге.

Проиграны любительские конкурсы — «сюжет заигранный, бабские сопли, драки непрофессиональны, герои непсихологичны». Это, конечно, глупости — это просто толпа, которая травит всякого, отличающегося от нее. Они боятся соперников, вот и стремятся унизить, лишить воли и уверенности в себе. Но — обидно, обидно, и девушка плачет, вытирая слезы рукавом водолазки. Ничего. Скоро она допишет последнюю страницу, и тогда ее ждут слава и успех. И вот увесистая рукопись отправляется сразу в десяток издательств.

Дни напряженного ожидания ответа. Что делать, если ответят сразу из нескольких? Выбирать условия повыгоднее, внимательно читать предлагаемые контракты. Трудно заснуть — каждый раз перед сном она обдумывает переговоры с издательствами, представляет, как будет отбирать иллюстрации для обложки. И, конечно, победы на литературных фестивалях. «Дебют года», громкая слава, рецензии во всех газетах и журналах. Потом — экранизация.

Нужно бы попить успокоительное — на работе она то срывается в крик, то начинает плакать. Но это все ерунда, скоро уже должны прийти ответы. И они приходят один за другим. «К публикации не рекомендовано», «К сожалению, вынуждены отказать». Или не приходят вовсе. А потом встречается старый знакомый, усмешка — «Скоро твоя книга-то выйдет?».

Двести таблеток нейролептика и бокал шампанского, которое она собиралась выпить в день подписания договора. Очередной сон про Город и пробуждение во сне. Это Город ее мечты, это Город из ее сюжета! Как же он велик и сложен! Но что это — есть другие, мнящие себя хозяевами жизни? И здесь? Нет, она не может этого допустить. Это ее Город, и она — его владычица!..

С трудом вытряхиваюсь из цепкого кошмара, удерживаюсь на грани жалости к глупой девочке с амбициями. Мне жаль ее, но это смягчающие обстоятельства преступления, не более того. Смотрю уже не в нее — на нее. Она чувствует мой взгляд.

— Вы пришли, — говорит она, опуская руки. — Вы пришли.

Это голос Витки, мягкий альт, и удержаться неподвижной мне стоит огромных сил. Хочется прыгнуть на нее, вцепиться в лицо, бить головой об стену. Убить, превратить в бесформенное месиво, только бы не видеть этих знакомых глаз, не слышать такого родного голоса.

— Чего ты хочешь? — спрашивает Кира.

Она переводит взгляд на тенника. Взмах длинных ресниц.

— Останьтесь со мной.

Голос — липовый мед, тягучий и сладкий, тонкий вкрадчивый аромат слов обвораживает.

— Для чего? — Чудится мне или в голосе Киры интерес, любопытство жертвы, приглядывающейся к соблазнительной наживке?

— Вы будете править вместе со мной. Вместе мы сможем добиться добра, справедливости, гармонии!

— Вместе с тобой? Ты считаешь, что добро и справедливость начинается с убийства?

— Я никого не убивала! — Как уверенно она говорит, как прямо и открыто.

Я теряюсь под напором ее искренней веры в свою правоту, но Киру так просто не убедишь.

— Лик, Вита, Альдо. Ты не виновата ни в чем?

— Глупый тенник. — Она улыбается царской улыбкой. — Они все живы во мне. Они стали мной. Каждый из них. Они здесь, во мне. Я объединила их мечты, я дала им бессмертие. Я говорю за всех нас. Убив меня, вы убьете своих друзей.

Смотрю в ее лицо — и мне кажется, что мои друзья действительно живы в ней, но они — пленники и не могут вырваться, уйти хотя бы за грань смерти.

— Поверьте мне, прошу вас! Умоляю вас! — Нежная, хрупкая, обольстительная и трогательная девочка протягивает к нам руки. — Вместе мы дадим Городу новую, великую жизнь! Я, вы и еще те двое — вы сможете убедить их, они пойдут за мной. Верьте мне! Я и есть Город, я его сердце!

Прижимает ладони к груди, еще шире распахивает глаза, и на гранях сапфиров играют слезы.

— Ты не Город и никогда им не станешь.

— Я — Город, и Город — я, моя сила принадлежит ему! — запальчиво возражает маленькая принцесса. — Я никого не убиваю, я лишь отсекаю лишнее, срезаю сухие ветви, чтобы живые могли цвести! Я — мера и весы, я — длань карающая и ласкающая...

Этот пафосный бред уже не кажется мне ни смешным, ни достойным внимания. Много лет я — Смотритель, и мне доводилось быть и судьей, и палачом. Но ни разу в голове не заводилась и тень фразы «я — мера и весы». Должно быть, у меня все лучше с чувством меры.

— Ты — сумасшедшая самозванка, и лучше бы тебе заткнуться, — оскаливается Кира и делает шаг вперед.

Я двигаюсь следом за ним, мы подходим вплотную к девочке в белом платье. Она испуганно смотрит на нас — и я отвожу взгляд от ее лица, на нем такой искренний, рвущий душу в клочья страх. Еще обида и боль, и бесконечная, отвратительная уверенность в своей правоте.

В ней заложена сила, огромная сила. Ей не повезло, не случилась одна-единственная мелочь: не удалось прийти в Город по-иному. Сложись все иначе — она была бы одной из нас, седьмой. Она очень сильна, эта молоденькая девчонка, и Город повиновался ее власти, сам не желая того. Мне недоступно умение силой взгляда и воли изменять целые завесы; никому из нас недоступно. Нам нужно работать вдвоем, втроем, чтобы совершить лишь малую часть того, что удавалось ей по одному желанию.

Все дело в том, что это были за желания, понимаю я. Только в этом, больше ни в чем. Если руки по локоть в крови, что ни возьми в них — все запачкается. Если у тебя одна цель — брать и подчинять, для себя, только для себя, чтобы удовлетворить свои желания, заглушить чувство неполноценности, — все, что ты ни сделаешь, будет безобразным.

Для таких, как она, и была создана инициирующая завеса — бесконечный аттракцион, в котором окружающая реальность изменяется под желания горожан. Сначала самые примитивные: пища, дорогие украшения и автомобили, оргии. Потом — приключения до отвала. И так пока не наиграешься, пока завеса, играющая роль и аттракциона, и психоаналитика, не выпустит тебя выше. Да, все мы любим увлекательные игры с погонями и стрельбой, которых хватает на прочих завесах. Но это отдых, а есть еще и работа. И я не знаю тех обитателей верхних завес, кто предпочел бы развлечения работе. Один содержит кафе, другой сторожит барьер Города — и каждый умеет не только брать, но и отдавать.

Девушка же захотела власти — и ее желание оказалось сильнее, чем ограничители, встроенные в информационную систему завесы. Кто бы знал, что в этом хрупком тельце кроется такая бездна желаний и страстей...

— Почему, почему вы мне не верите? — шепчет она, по щекам катятся две огромные слезы.

Может быть, ее можно вылечить? И из нее выйдет неплохой Смотритель — Город значит для нее так много, она действительно сможет почувствовать его как себя. Бедная безумная убийца, заблудившаяся в завесах...

— Ты ошиблась, девочка, — медленно и грустно говорит Кира. — Мы верим тебе, и поэтому...

«Ты умрешь», — думает Кира, но не говорит вслух. Он отчего-то медлит, хотя я и не понимаю почему.

— Я принесла вам новый мир! Я создала его своей силой! Сияющий прекрасный мир! Мир как меч! — Она поворачивает руки ладонями вверх, и на них возникает клинок с витой рукоятью. — Этим мечом мы отсечем все, недостойное жить! Вы и я, вместе! Поверьте же мне, умоляю вас! Я открою вам истину, и вы не сможете не поверить!

Мир как меч? Мир сияющей истины, где принцессы в сияющих одеждах вершат абсолютное добро, лихо управляясь с мечом-бастардом?

Неужели эта дева в белом и впрямь — душа Города? Странно и страшно верить в это, и я не знаю, что делать. Кира готов убить ее — но не убьем ли мы и себя, и Город вместе с девочкой, умеющей не просто убивать, а поглощать? Но оставить ее в живых означает принять ее, отдаться ее власти. Я не хочу верить в то, что это не случайность и ошибка, а начало новых времен.

Сияющий дивный справедливый мир, где властвует эта дева, где недостойное жить отсекают мечом, а непокорных уничтожают... Справедливость, воплощенная в мече в тонких девичьих руках, нерассуждающая страстная справедливость. Справедливость однажды жестоко униженной девчонки, и вся суть этой справедливости — не дать унизить себя еще раз. Бить, а не принимать удары, править, а не подчиняться. Любой ценой встать над законом, согласно которому глупый замысел и дурное исполнение не находят понимания, а встречают лишь равнодушие и насмешку.

— Слушайте меня! Слушайте! Истина в том, что я — новый закон, я закон Города! — говорит она. — Все, что сделала я, — закон, и никто не вправе спорить со мной, ибо закон — это я; но вас я прощаю, ибо вы не знали истины...

Все это звучало бы смешно, если бы дело было только в форме слов. Бред, высокопарный и напыщенный, не более того. Но та, что произносит слова, — не актриса, играющая роль сумасшедшей королевы. Она реальна, как реально сделанное ею. Как реальна сила, которой она обладает. То, что нам удалось загнать ее в ловушку, — случайность, везение или шанс, данный нам Городом. И нужно решить раз и навсегда, что мы будем делать.

А что мы можем сделать?

Либо отпустить ее и согласиться с тем, что настали новые времена и отныне Городом правит Белая Дева. Или убить ее. Я не вижу других способов. Попытаться ее переубедить? Стоит сделать это только ради одного — чтобы потом быть уверенной, что мы сделали все, что смогли.

— Послушай, ты говоришь о новом законе. Но в Городе уже есть закон. И это мудрый закон, проверенный временем... — Я пытаюсь поймать ее взгляд и тут же перевожу взгляд на стену за головой девушки: ее глаза — два кипящих темным пламенем колодца, в которых кипит, кружится водоворотами безумие.

Это затягивает. Несколько минут «гляделок» — и я утрачу разум, растворюсь в ней.

— Это старый закон! А я — закон новый, безупречный! — все с той же сумасшедшей уверенностью отвечает она. — Я — мир, и я — меч.

— Город не нуждается в твоем законе. Подумай, что ты делаешь. Ты разрушаешь и убиваешь. Сколько ты уже убила? Сотни? Тысячи? Что с ними стало?

— Я никого не убила. Они все во мне. Кажется, беседа пошла по кругу.

— Я — закон меча... — добавляет она, глядя на меня — на меня! — как на глупое неразумное дитя. — А меч иногда ранит, отсекая недолжное жить.

— Да кто ты такая, чтобы решать, чему должно и недолжно жить?! — Я начинаю кричать, не в силах пробиться сквозь ее убежденность в собственной правоте.

— Я — закон, — безмятежно и терпеливо отвечает она. — Я — карающий меч.

«И, вырвав из себя, положили закон над собой. И нам надлежит сделать так же...», — вспоминаю я легенду Демейни. Вот когда она пригодилась. Мудрый хранитель в обличье хиппи — едва ли он знал, что этот разговор состоится. Но угадал или, точнее, предвидел, что именно нужно рассказать нам. Теперь я понимаю, что нужно делать. Но могу ли я?

Глаза Альдо, скулы Лика, губы Виты. Лжет ли она, стремясь сохранить себе жизнь, или и вправду они живут пленниками в ней, и мы своими руками уничтожим тех, кого любим? Трое друзей — и черты каждого в ее лице, и что еще, помимо черт?

Смерти нет, вспоминаю я лихорадочный шепот Киры. Смерти нет... Они улетят прочь по звездному тоннелю навстречу прекрасной музыке.

Я протягиваю руку, беру меч за рукоять, взвешиваю. Он тяжел и налит жгучей страстной силой, толкается в ладонь, просит, зовет действовать, вершить, решать. Удобный клинок, как раз по руке мне. Девушка с надеждой смотрит на меня. Соблазн велик...

Взмах — и полоса сияющего света рассечет надвое оглоеда или ползуна.

Как мне нравится прикосновение к потертой коже на рукояти, как я срастаюсь с клинком...

Взмах — и на месте Гиблого Дома останутся лишь безопасные руины, что растают к утру.

Он создан для меня, я и этот меч — одно...

Взмах — и очистятся все тоннели, и не придется рисковать собой.

Сколько достойных дел можно было бы сделать с ним...

Взмах — и осмелившийся спорить со мной падает, замолкнув навсегда.

Взмах!..

И легионы из бездны встанут за мной, вспоминаю я сказку Киры. Но некому будет взглянуть мне в глаза.

— Мир не меч! — И клинок входит в грудь Белой Девы, не встречая препятствий.

Выпускаю рукоять, отшатываюсь — девушка падает на колени, платье на груди пропитывается кровью. Алое на белом. Она сжимает ладонями клинок, смотрит на меня, словно не может поверить, и что-то шепчет.

Лицо ее плавится, искажается, словно в последний миг жизни на нем отражаются все, убитые ею. Десятки, сотни лиц пробегают рябью по водной глади, я сбиваюсь со счета. Люди и тенники, сотни глаз, губ, бровей — и все это маски боли. Неужели я убила их всех еще раз?

Она падает на бок, складываясь, как тряпичная кукла, у нас под ногами. Лицо перестает хаотически меняться — теперь это ее собственное лицо, простое, но симпатичное. Светло-голубые глаза, уже подернутые туманом, круглые щеки, курносый нос. Ей не больше двадцати. И — залитое кровью белое платье, торчащий из груди клинок, беспомощно раскинутые руки.

По подбородку ее течет кровь, розовая, пузырящаяся. Губы еще вздрагивают, пытаясь что-то выговорить. Но еще мгновение — и ее тело начинает таять, а меч оплывает, плавится и исчезает.

Все кончено. Безымянная писательница мертва.

Я смотрю на Киру и понимаю, что думаем мы об одном — сколько секунд до Армагеддона?

(обратно)

18

Секунд оказывается — не более десяти. Несколько ударов сердца раздаются в тишине — не моего, не Киры. Это сердце бьется громко, как гигантский колокол. Мы — в нем, пузырьками воздуха на потоках крови. Я замираю, по спине ползут мурашки и подгибаются колени. Страшно. Страшна тишина, страшен плач надтреснутого колокола, раздающегося в глухой тишине. Три удара, только три. Дальше — тишина.

Мыслей нет, как нет сил сдвинуться с места, сделать хоть что-то. Только дрожь в руках, только непередаваемый страх. Отсутствие звуков парализует. Я жду очередного удара колокола — но он не приходит. Сердце Города остановилось?

Мы стоим в лабиринте, держась за руки, как дети. Обычно горячая ладонь Киры сейчас холодна, как у покойника, но я чувствую, что она чуть подрагивает. Он напряжен, глаза полуприкрыты. Вслушивается в происходящее, пытается понять, что творится. Пытается — и не понимает. Я плохо слышу сейчас его мысли — меня сковывает страх. Кровь молоточками стучится в виски, кажется, что на голову напялили слишком тесный обруч и, вращая винт на затылке, продолжают сжимать его.

Стены вокруг нас выцветают и обретают прозрачность, а потом наливаются яркой лазурью. Потолок стремительно уносится вверх, и вот мы — на дне гигантского колодца, ослепленные жгучим светом, льющимся отовсюду. Мы в сердце Города и видим его так, как видит себя он сам. Силуэты домов, острые контуры шпилей... Город совсем не похож на тот, к которому привыкли мы. Он другой — легкий и воздушный, наполненный светом.

Оглушительный звук аккорда вселенской гитары — и приходит невесомость, а лазурь потолка сменяется чернильной непроглядностью безлунной ночи. То ли мы летим, то ли пол уходит из-под ног — нет опор, нет притяжения земли, ничего, кроме призрачных стен и звездного купола. Я раскидываю руки, стремясь удержаться в вертикальном положении. Вибрирующий звук — словно кто-то колеблет гигантскую струну — пронизывает меня насквозь и, нарастая, оглушает. Я в страхе закрываю глаза, но продолжаю видеть сквозь веки. Кира парит метрах в двух от меня — я не могу дотянуться до него, но вижу каждую черточку изумленного лица, тени от ресниц под глазами...

И — лопается струна, не выдержав натяжения, рушатся стены, и небо застилается багровыми тучами, их рвут на клочья молнии. Ветер сдувает с призрачных башен флюгера, молнии бьют в шпили, течет раскаленный металл. Падают дома-силуэты, рассыпаются на цветные точки мосты и арки, ветер несет разноцветное конфетти — все, что остается от зданий. Выгорают вспыхнувшие от молний зеленые островки парков. Но это еще не самое страшное. Рвется фундамент Города — тонкие радужные струны, натянутые внизу, под ставшей вдруг прозрачной землей. Когда лопнет последняя, Город перестанет быть.

Рушится все — силуэт Города вокруг нас и купол неба, кажется, пространство смято, как фантик в кулаке ребенка. Секунды падения, но скоро воздух обретает упругость, и его потоки закручиваются в чудовищный смерч, а мы — в центре его, соринкой в «глазу бури» медленно опускаемся вниз.

Нет ни единого чувства, и ни единой мысли не осталось в моей голове — только удивление; ни страха, ни боли нет. Сила тяжести нарастает, и, едва коснувшись земли, мы оказываемся придавлены к ней, распяты на брусчатке мостовой — откуда, почему брусчатка? Я не понимаю.

Я не могу дотянуться до Киры, но это не самое худшее — я перестаю чувствовать Город, в груди вдруг образовалась ледяная пустота. До этого он отражался во мне, я чувствовала его как себя, но сейчас — словно острыми когтями вырваны из груди легкие, и нечем вздохнуть. Это боль, бесконечная боль.

Где-то вдалеке, я смутно чувствую их, так же распяты Лаан и Хайо, последние из Смотрителей. Лаан пытается встать, дотянуться, втянуть в себя то, что еще помнит, — и Хайо помогает ему подняться, но им удается только удержаться на коленях. Город вырван из нас, и мы беспомощны, утрачена структура. Троих слишком мало, чтобы удержать ее. Но вопреки моим ожиданиям Город, наш отец и мать, господин и любимое детище, не берет наши силы, чтобы удержаться, — напротив, выталкивает, ограждая и отгораживая от своей агонии.

Нас только трое — не семеро и даже не пятеро, трое. Слишком мало, чтобы удержать на плечах небо, запечатлеть себя в Городе и позволить ему устоять. И остается только ждать конца или фатальной перемены — что будет с нами, когда Город падет? А что будет с теми миллионами, что обитают внизу? Что сейчас происходит там?

Пожалуй, это конец всего.

Обидно до слез.

Не за себя — за Город. Он стоял столько лет и лег к нам на ладони, доверившись, — а мы не смогли его уберечь, глупые дети, не распознавшие вовремя опасность. Нам казалось — очередное приключение; мы справимся со всем, все решим. Но — не удалось. И рушится Город, напоследок спасая нас.

Я беспомощна, я придавлена к брусчатке и тщетно скребу пальцами по камням, пытаясь встать. Отчего-то мне кажется, что это очень важно — встать, но мы кружимся на гигантской центрифуге, словно жалкие мошки, прижатые к стеклу. Встать. Или хотя бы доползти до Киры, коснуться его ладони...

Не могу. Ногти сорваны в кровь в попытках зацепиться за камень, кажется, кровь течет из носа, из глаз — слишком велико давление воздуха.

Кира тоже силится подняться — и ему удается. Он привстает на четвереньки и, опираясь на землю, выпрямляет ноги, потом разгибается и встает, запрокидывая голову к небу. Я не вижу его лица, только контур подбородка на фоне грозовых вспышек, и мне кажется — он что-то кричит, но в гуле и рокоте я не слышу ни слова.

Чудо.

Как ему удалось встать?

Молнии бьют все ближе и гуще, безумный треск — словно рвется шелк, словно ломается сталь.

Кира вскидывает руки к небу — я не понимаю, что он делает, о чем кричит, чего хочет.

— Возьми меня... — слышу вдруг я голос Киры, хриплый и отчаянный, но перекрывающий ветер и гром.

Тишина падает, как удар гильотины.

А следом за тишиной гигантская бело-синяя молния ударяет в его поднятую руку. Я закрываю глаза и кричу в бездушный камень, кричу и, наверное, плачу — а перед сжатыми веками стоит силуэт, угольно-черный на ослепительно белом фоне.

Стихает ветер, прекращается гроза — но я все лежу, не в силах оторвать лицо от земли, не в силах подняться и увидеть контур обугленной плоти на мостовой.

Город, Город, для чего ты оставил меня в живых? Почему не дал погибнуть? Я нужна тебе, Город, неужели я все еще нужна тебе? Для чего? Ты же увидел — я плохой Смотритель, я бессильна и беспомощна, не могу защитить тебя. Но все же внутри шевелится предательская радость: жива. Могу дышать, могу думать. Чувствую щекой брусчатку, она теплая и шероховатая. Чувствую свою ладонь, прижатую к камню. Сгибаю пальцы, убеждаясь, что они — есть, поглаживаю камень мостовой.

Я жива — но Киры нет, он сумел встать, и в него ударила молния. Зачем? Почему Город так поступил с ним? Почему не со мной — меня есть за что карать, но его-то... Кто-то касается моего плеча, сперва мягко, а потом настойчиво и требовательно. Но я вжимаю голову в камни, не желая подниматься, не желая ни чувствовать, ни жить и видя только черное на белом — силуэт Киры.

— Тэри, вставай.

Это бред, шепчу себе я, этого не может быть, я сошла с ума, и теперь мне чудится его голос. Не может быть, не может...

Меня бесцеремонно вздергивают за плечи. Я по-прежнему не открываю глаз, и тогда чья-то ладонь хлестко ожигает мою щеку.

— Ай! — вскрикиваю и все-таки открываю глаза.

В первый момент я не узнаю стоящего передо мной высокого парня. Смотрю в его лицо, замечаю, как ветер развевает его длинные, ниже плеч, пепельные волосы. У него ясные серые глаза и тонкие черты лица, насмешливые губы и острый подбородок. Кто это? Я не знаю этого человека — это, несомненно, человек, и более того — один из Смотрителей.

Смотрителей? Но... Я осторожно вдыхаю пропахший озоном и режущий легкие воздух. Все в порядке. Я могу дышать. Город устоял — и я вместе с ним. На задворках сознания чувствую, что с Хайо и Лааном все в порядке. Но кто этот незнакомец, положивший мне руку на плечо. Какой-то новичок?

— Очаровательная встреча, — усмехается сероглазый. — Тэри, вот за что я тебя люблю...

— Ки... ра? — выговариваю я с трудом, не в силах шевелить онемевшими от страха губами.

— Нет, Белая Дева и три ее любовника. — Он насмешливо щурится, и я понимаю — это Кира.

Кира-человек, каким-то чудом ставший человеком и Смотрителем.

— Но... как?

— Просто попросил, — опять усмехается он. — Попросил и получил.

Когда Город рушился, этот сумасшедший встал и «просто попросил» включить его в структуру. Прекрасно зная, чем рискует: не сумей он удержать Город, погиб бы вместе с ним. И совершенно не представляя себе, как это будет, какой ценой. Поступок в стиле Киры, что тут говорить.

Хотя — мне кажется, он все рассчитал заранее. И лучше не думать, с какого момента. Иначе я никогда не отделаюсь от подозрений, что виноват в гибели моих друзей именно он. Этого не может быть, этого быть не должно. Но кто мне подтвердит, что это неправда?!

— Я сойду с тобой с ума... — Колени подгибаются, я сажусь на землю и, открыв рот, смотрю на него снизу вверх.

— Не надо, пожалуйста, — серьезно, но с насмешкой в глазах просит он. — Мне ж невесть сколько лет с тобой вместе работать.

— Только работать?

— Да нет, не только, — смеется он. — Пойдем, в ближайшее время нужно сделать уйму всего.

— Например?

— Тэри, увидишь сама. Очень многое разрушено. Не фатально, но придется постараться. А нас только четверо.

Нас четверо, да — ушли трое, и пришел один, и это значит — нас мало, и когда еще придут трое — неизвестно. Но Город устоял, и мы выжили.

Значит — нужно работать.

А свой вопрос я сумею задать позже. Но что я буду делать, если Кира ответит, что действительно продумал все еще до гибели Лика? Ведь во всех трех катастрофах мы выживали — а наши друзья гибли. Кира приседает на корточки рядом со мной, но я отползаю от него, неловко ерзая на заднице по камням.

— Что ты?

— Скажи, когда ты это решил? Только что?

Или раньше? Кира понимает меня с полуслова. Он вскакивает, смотрит на меня так, словно я ударила его под дых. Глаза у него дымчато-серые, и в них стоит боль. Но только ли боль? Нет ли там страха и вины?

Я не могу понять, не могу, не могу — только это и вертится у меня в голове. Я не чувствую его — слишком привыкла к прежнему, Кире-теннику, и еще не настроилась на этого человека. Я не слышу его и не понимаю, что сейчас творится у него внутри. Я разоблачила коварного мерзавца или оскорбила любимого человека?

Город, Город, что мне делать? Я не могу подняться и погрузиться в ремонтные работы, не получив ответа на свой вопрос! Я должна знать, кто будет работать рядом со мной — лжец или герой? Закрываю глаза, прикрываю ладонями лицо. Кира смотрит на меня с высоты своего роста, я чувствую и сквозь ладони его взгляд. Он жжет меня этим взглядом, мне больно — его болью, своим страхом и недоверием.

Наверное, это мелочь. Наверное, нужно встать и идти заниматься делом. Но сил нет. Я должна решить, верить ему или нет. Как бы то ни было — он останется Смотрителем, будет всегда со мной рядом. Но кем? Коллегой или любимым? Я прощала Альдо многие и многие прегрешения, но мне никогда не хотелось делить с ним страхи и надежды, не говоря уж о постели. Нехорошо тем вспоминать умершего — но из песни слова не выкинешь, Альдо вытворял много разного. И мы были если не друзьями, то надежными партнерами... Но Кира? Кира, вместе с которым мы спасли Город, — что он такое?

Город, Город, помоги мне, ответь на единственный вопрос — предатель он или нет! Город, умоляю!

Чуда не происходит. Я по-прежнему сижу на мостовой, не зная правды. Я слышу шаги — Кира уходит прочь. И вдруг чья-то рука хлопает меня по плечу. Легкое прикосновение, почти невесомое. Открываю глаза. Передо мной стоит девочка в голубом платье, с мячом в руках — самая очаровательная девочка лет пяти, какую можно себе представить. Она чем-то похожа на Альдо, Лика и Витку — но не той гротескной маской чужих черт, которую я видела на лице Белой Девы. Нет, это живая настоящая девочка, похожая на саму себя — и на них, словно общая дочь. А еще — у нее глаза, серые, как дым сигареты. И темно-рыжие густые волосы. Мои, вдруг понимаю я, это мои волосы и глаза Киры.

— Если ты ему не поверишь, меня никогда не будет. — Девочка улыбается и бросает мяч на землю.

Маленькая ладошка бьет по мячу.

Короткие прозрачные ноготки на пальчиках. Я смотрю на ее ручку, шлепающую по мячу. Такие тонкие пальчики, такие трогательные ноготки. На запястье — браслет. Тонкая ниточка, на ней несколько крупных стеклянных бусин. Красная, оранжевая, желтая... Семь бусинок, как семь цветов в радуге.

— Раз, два, три, четыре, пять — вышла мама погулять. Злая тетка выбегает, маму лапами хватает. Мама смелая была, враз от тетки удрала, догнала, мечом убила... только папу разлюбила!

— Что ты говоришь? — У меня отвисает челюсть, и я смотрю на девочку квадратными глазами.

— Ничего, — улыбается она. — Так, считалочка...

Взгляд у девочки недетский, требовательный и насмешливый. Мяч ударяется о камни в такт с биением моего сердца. Это не ребенок, это наваждение какое-то. Бред. Галлюцинация.

У детей не бывает таких глаз, таких интонаций.

Взрослые серые глаза пристально смотрят на меня с детского личика. Глаза Киры, мои глаза. Прижимаю правую ладонь к животу, левую подношу ко рту. Прикусываю ноготь на мизинце. Что это за ребенок? Моя будущая дочь? Дочь, которой может и не быть? Но если ее еще нет — что за малышка стоит передо мной? Некая невоплощенная сущность, которая должна родиться от нас двоих? Почему, зачем?

Никто в Городе о таком не слышал. Здесь не рождаются дети. В Город приходят и начинают свой путь, становясь человеком или тенником. Но вот передо мной дитя с недетским взглядом, с недетскими словами. И что мне с этим делать?

— Меня... никогда... не будет... — повторяет она, шлепая ладошкой по мячу.

— Но... я могу ему верить?

— А этого я не знаю. Я еще маленькая, — улыбается ребенок, и мне делается страшно, настолько дикая на лице маленькой девочки улыбка.

Она насмешливо приподнимает брови, слегка раздвигает губы, демонстрируя мелкие острые молочные зубки. Издевательская улыбка, иронично прищуренный глаз. Это — моя будущая дочь? Что за маленькое чудовище? Голубое платьице с кружевным воротничком и манжетами, тонкий плетеный поясок завязан бантиком под грудью. Милое платьице, но девочку милой назвать трудно. Пожалуй, я не ровня ей в мастерстве насмешки и иронии. Она разглядывает меня, словно сожалея о том, что такая непутевая разиня досталась ей в будущие матери. Я не выдерживаю этого взгляда, отворачиваюсь.

Шлеп. Шлеп-шлеп-шлеп, ударяется меч о камни, не могу оторвать от него взгляда, не могу принять решение. Нужно выбрать — поверю я Кире или между нами навсегда ляжет полоса отчуждения.

Как выбрать? Почему дурацкое подозрение вообще закралось мне в голову?

Сандаловая палочка в квартире. Удивительная осведомленность Киры о происходящем в Городе. Наша удивительная везучесть. Мелкие задержки — завеса рушилась, а мы отмывали одежду, и, может быть, не будь этих минут — успели бы спасти Витку. И каким-то чудом он сумел вытащить меня, когда погиб Лик. И именно Кира сказал Альдо, чтобы тот шел последним...

Он все рассчитал? Ценой трех жизней Смотрителей и бессчетных — людей и тенников купил себе человечность?

Не может быть! Он все время был рядом, дрался со мной, дрался за меня, рисковал погибнуть — а жизнь у него только одна. Из нас троих, затеявших ритуал Кровавой Дорожки, мог погибнуть любой. В Гиблый Дом он шагнул в обнимку со мной, не имея возможности отступить. И его едва не затянуло за стену рушащейся завесы — дрогни рука у меня или у мальчика-крылатого, Кира погиб бы...

Нет ответа на мои вопросы.

Я словно загипнотизированная смотрю не на нее, а на большой оранжевый мяч, похожий на апельсин-переросток, и прихожу в себя, только когда он останавливается на земле. Девочки нет. Что это было? Пророческое видение? Такой вот ответ от Города? Мой бред? Кира уже ушел далеко. Он идет медленно, подставив лицо ветру, и я знаю, что по лицу его текут слезы.

И мне вдруг делается все равно. Пусть только он никогда больше не плачет, пусть живет сероглазая девочка, похожая на меня, на него и всех погибших друзей. Я не сумею поверить, наверное, но сумею забыть.

Кем бы он ни был. Предателем или героем. Любить — это значит прощать и верить». Верить не умом, но сердцем. Что говорит мое сердце? Оно говорит одно — я люблю его. Я хочу быть с ним. А мои выдумки — не более чем выдумки. Плод усталости и неверия в то, что иногда случаются чудеса.

Я потираю мучительно ноющий висок. После первой мысли — безразличия — приходит вторая. А ведь этот его поступок — зеркало для меня. И что я вижу, взглянув в это зеркало? Только то, что мне легче поверить в коварство и обман, чем в подвиг. Двое погибли, спасая меня. Лик, потом Альдо. Испытывала ли я хотя бы благодарность? Нет, только огорчение и недоумение. И сейчас, увидев подлинное чудо, на которое способен Город, я не могу принять его. Мне проще верить в интригу и хитроумный замысел. Почему? Потому что нечто подобное не укладывается в моей голове?

— Кира, — кричу я, вскакивая. — Подожди! Прости меня, Кира!

Он оборачивается и ждет, пока я добегу до него.

(обратно)

19

— ...Ай-я! — Кулак ударяется во что-то мягкое, но неживое, и я открываю глаза.

Диван. Удар пришелся всего-навсего по дивану. И хулиган с третьей завесы так и не успел получить по заслугам. Интересно, удивился ли он, когда у него на глазах жертва ограбления испарилась, даже не закончив движения. Меня бесцеремонно выдернули наверх, нимало не интересуясь, что я там делаю. Хорошо еще не из чьей-то койки. С них станется...

Хотя в последнее время я завязала с чужими койками. Во-первых, Город услышал меня и оставил в единственном виде, в котором я провела последние часы войны с Белой Девой. Во-вторых, есть и более серьезная причина. Мы с Кирой торжественно пообещали хранить верность друг другу. А клятва Городом не из тех, что рискуешь нарушить.

— Ну, спасибо вам большое, други моя... Не дали порядок навести.

— А вот через часик пойдем наводить, — мягко улыбается Лаан. — Зачистка оранжевой ветки.

— О-о... — Я прикрываю глаза и почти хочу провалиться отсюда куда-нибудь.

Мне это не удается, конечно.

— Ты, разумеется, постоишь у входа, — уточняет Лаан. — Но все равно придется поработать.

— Вот еще, у входа! — злюсь я. — Лаан, ты обнаглел вконец! Роль заботливого дядюшки тебе не идет! Более того, ты в ней просто омерзителен!

Лаан только смеется в бороду и не отвечает. Спорить с ним бесполезно, как всегда.

Все наладилось, вернулось на круги своя. Для большинства обитателей Города эпопея Белой Девы прошла незамеченной. Мгновения апокалиптического крушения всего и вся показались им кошмарным сном. В каком-то роде так все и было — Город и есть отчасти сон. И только нам четверым, даже зная, что он такое, по-прежнему трудно в это поверить. В первые дни после тех событий пришлось поработать на износ, не щадя себя, — но мы справились, и теперь то время осталось в памяти только как несколько дней лихорадочной погони и выматывающего труда.

Нас уже не четверо, а шестеро — появились двое новичков, парень и девушка. Молодые и рьяные, они пришли, уже когда вся работа по восстановлению была закончена, и о тех событиях знают лишь по нашим коротким рассказам, в которых каждый стремится перевалить все заслуги на других, и крайним всегда оказывается Кира. Это справедливо — не хвати у него силы и смелости встать и взять на свои плечи Город, нас бы давно уже не было. По крайней мере, здесь.

У нижних тенников — новый староста. Достойно удивления, что им стал Демейни, решивший, что ради порядка в Городе стоит потрудиться не только на ниве собирания древних легенд и проверки гипотез собратьев-архивариусов. Он так и выглядит мальчишкой-хиппи, что не влияет на его авторитет среди собратьев. Демейни мудр и начисто лишен расистских амбиций, столь характерных для племени, которым он управляет, и мы надеемся на лучшее.

Что сталось с прежним старостой — я не интересовалась. Ничего хорошего, в этом я уверена.

Город зализал раны и ожил. Разумеется, это нисколько не улучшило отношения тенников к Смотрителям — ведь на этот раз причиной катастрофы едва не стал человек. Да и потерю Киры, покинувшего их ряды, пережить нашим согражданам оказалось нелегко. Среди тенников он теперь зовется Кира-предатель, и, наверное, скоро им будут пугать молодежь. Впрочем, ему на это наплевать — он всецело доволен своим новым статусом и состоянием.

Хотя порой и пытается проходить через стены и очень удивляется, когда натыкается на непреодолимые преграды. Лицо у него при этом выражает искреннее недоумение.

Оказалось, что в повседневной мирной жизни он лентяй и педант, а также весьма мелочный и дотошный тип. К сожалению, это у нас общее — поэтому мы нередко ссоримся из-за ерунды, а через полчаса забываем и причину ссоры, и ее ход. Иногда он сбегает от меня на сутки или двое — ему все еще нравится лазить по завесам, особенно по нижним. Кира говорит, что их грубая примитивность напоминает ему, что такое настоящий город, Москва. Мне же давно уже не интересно — хватает других забот.

Кажется, скоро у Города появится новый Смотритель или Смотрительница, причем способом, о котором не слышали здесь никогда. Хотя для людей он вполне естественен.

— Тэри, хватит дремать, пойдем пить чай! — зовет Лаан.

И я иду пить чай.

(обратно) (обратно)

СОЧТИ ЧИСЛО ЧЕЛОВЕКА МИР НЕ МЕЧ — 2

ПРОЛОГ

Ветер...

Ветер и солнечный свет врываются в распахнутое настежь окно.

Там, далеко внизу, снуют яркие разноцветные машины, передвигаются по своим траекториям пешеходы, качаются, словно маятники метрономов, верхушки деревьев. В комнате — тишина, огражденная от уличной суеты, теплый запах уюта: свежей выпечки, недавно выстиранных вещей, нагретых солнечными лучами дерева и металла. Редкие пылинки танцуют вокруг рамы, сверкают, то вылетают в окно, то возвращаются в комнату.

На подоконнике, свесив ноги наружу, сидит девушка с длинной рыжей косой и щурится, глядя на солнце. Наматывает кончик косы на палец, отпускает, наматывает вновь, затягивает петли так, что на пальце остаются красные полоски. Потом, убедившись, что упругие пряди закрутились колечками, начинает разглаживать их.

— Итак, — говорит она, не оглядываясь. — Итак, мы решили?

Долговязый парень в клетчатой рубашке с закатанными до локтей рукавами подходит к ней, обнимает за плечи, словно невзначай отбирает замученную уже косу, переплетает ее пальцы со своими.

Тишина становится сумеречной, упругой и тревожной, пылинки испуганно шарахаются из комнаты прочь — девушка хмурит брови, скидывает с себя руки, прикусывает нижнюю губу.

— Если у вас есть другой план, то почему бы его не озвучить? — резко говорит она.

— Твой план хорош в общем, — раздается голос из глубины комнаты, где в кресле-качалке сидит широкоплечий мужчина с короткой бородкой и длинными волосами, которые придерживает кожаный ремешок. — Но в деталях он не годится. Пойми, Тэри, нам потом работать с этими двумя. Долго. А то, что ты предлагаешь — неплохой способ заставить себя возненавидеть. Навсегда.

Кресло-качалка согласно поскрипывает, демонстрируя, что согласна со словами сидящего, или, может быть, просто предупреждает, что вот-вот сломается под весом своего седока. Скрип звучит жалобно и монотонно, и от этого звука болезненно морщится четвертый из находящихся в комнате, черноволосый крепыш с раскосыми глазами, кривит губы, но молчит. Он сидит на корточках у стены и разглядывает свежие царапины на костяшках.

Молчит он, и наблюдая, как парень в клетчатой рубашке пытается успокоить жену, молчит, пока парочка обменивается какими-то привычными обоим колкостями и ехидными замечаниями. Зовут парня Хайо, и он не любит говорить, пока его не будут слушать действительно внимательно. Для Смотрителя Города, специальностью которого является поддержание информационной структуры в должном порядке, слова дороги. Каждое слово способно быть ключом, но из наобум открытых дверей может прийти опасность.

Наконец, семейная сцена угасает, так и не вспыхнув до ссоры, Лаан перестает раскачиваться в скрипучем кресле, и тогда Хайо поднимается на ноги и щелкает пальцами, привлекая к себе внимание.

— План хорош, — мягко улыбаясь Тэри, кивает он. Потом кивает Лаану. — Но нуждается в некоторой правке. Хотя бы потому, что нам нужны двое работоспособных Смотрителей. А не два моральных инвалида, дурные привычки которых просто заблокированы. Извини, Тэри, но ты должна учитывать, насколько наши поступки, желания и потребности влияют на происходящее в Городе. Особенно — неосознаваемые желания, склонности и потребности. Можно побить собаку и отучить ее воровать пищу с тарелки хозяина — но нельзя никаким битьем отучить ее хотеть съесть кусок мяса...

Лаан согласно хмыкает, не разжимая губ, запускает пальцы в бороду и чешет подбородок. Глаза полуприкрыты, но из-под век улыбается терпение. Светло-голубая радужка под тенью ресниц кажется почти черной, глубокой, как ночное небо и такой же безмолвно-спокойной, равнодушной. Это впечатление обманчиво.

— Достаточно рассуждений, — вновь вспыхивает рыжеволосая, разворачивается боком к мужчинам, выпрямляет ноги, упираясь ступнями в раму, и складывает руки на округлом животе. — У вас, умники, есть четыре месяца, чтобы решить эту проблему. Любым образом и по любому плану. Но я не хочу, чтобы мой ребенок принял на себя нагрузку троих! И мне понадобится целитель!

— Я буду работать с девочкой, — кивает Хайо. — Но так, как считаю нужным я сам. Через три месяца она будет с нами, и с ней будет все в порядке. Я сказал.

— Ты сказал, — повторяют за ним все трое хором.

Чуть позже Тэри перекидывает ноги в комнату, спрыгивает, проходится, упруго впечатывая босые ступни в плотное салатово-серое покрытие пола. Враждебно оглядывает товарищей, фыркает себе под нос, возвращается к окну — густые рыжие волосы, небрежно заплетенные в косу, топорщатся вокруг шеи капюшоном кобры, юбка свободного джинсового сарафана под ветром облепляет ноги и живот, подчеркивая его линию.

— Хорошо, — резко, но негромко говорит она. — Хайо будет работать с девочкой. Остается мальчик. Если моя идея вас не устраивает, то я жду других. И не через неделю или через три. А сейчас.

— Понимаешь ли, милая... — начинает парень в клетчатой рубашке, но Хайо вскидывает руку, обрывая его.

— Тэри. Вчера я посмотрел на него лично. Даже перекинулся парой слов. И прежде чем мы начнем строить какие-то планы, я хочу убедиться, что ты не ошиблась.

— Ну и как мне тебя убедить? — вскидывается Тэри. — Мне показал его Город. Я тоже считаю, что этот мальчишка — самый хреновый кандидат в целители, какого только можно найти. Это законченный психопат, эталонный маньяк. В клиническом смысле. В крайнем случае из него выйдет боец, да и то — я бы на пару с таким никогда работать не стала. Но Город выбрал его. И хочет, чтобы мы привели его в порядок.

— Ты уверена, что тебе не...

— Что мне не показалось? Кира, возлюбленный супруг мой, беременные женщины, конечно, частенько ведут себя странно, но вот сумасшедшими они не становятся, уж поверь мне! И галлюцинации не являются симптомами беременности!

— Вообще-то мы ничего не знаем о том, что является симптомами беременности в Городе, — улыбается Хайо. — Недостаточно информации для анализа. И чисто гипотетически галлюцинации могут быть этаким эквивалентом токсикоза. Разве есть доказательства обратному?

— Хорошо, мальчики! Я поехала крышей и теперь меня можно не слушать! Вообще! Принципиально! — Тэри переходит на крик.

Темная волна прокатывается по комнате, выталкивая солнечный свет и воздух, на мгновение становится нечем дышать — Кира заходится в кашле и, вопреки здравому смыслу, тянет сигарету из пачки в нагрудном кармане.

— Зато курить при мне несомненно можно! — топая ногой, кричит Тэри.

Оборвавшийся и упавший с громким стуком карниз ставит точку на первой части совещания. Вторая часть начинается примерно через полчаса, после того, как Хайо демонстративно уходит в душ, подчеркнуто тихо прикрыв за собой дверь. Лаан заваривает для Тэри, с надутыми губами сидящей на подоконнике, чай, попутно в нескольких мягких фразах объясняя Кире, что курить можно и на улице. Потом он приносит рыжеволосой стакан, наполовину заполненный льдом, наполовину — зеленым чаем. Сверху плавает ломтик лимона и листик мяты. Тэри пять минут рыдает, уткнувшись в рубашку Лаана, жалуясь на то, что все, поголовно все считают ее ненормальной только потому, что она ждет ребенка, потом взахлеб выпивает чай, вытирает слезы, и за несколько секунд приходит во вполне рабочее состояние.

— Никто не считает тебя ненормальной, — тихо говорит Лаан. — Но ты стала крайне эмоциональной.

— Это вполне естественно...

— Для тебя — да. А мы никогда не сможем по-настоящему понять, что с тобой происходит. Мужчинам это не дано. И то, что для тебя нормально и даже правильно, для нас — взрывоопасное вещество, с которым непонятно, как обращаться. Попробуй это понять. Я знаю тебя дольше остальных, но последние месяцы я не понимаю, чего от тебя ждать. Обидишься ты на шутку или рассмеешься. Заденет тебя вполне обычная подначка, или нет. Понимаешь?

— Ну, так не нужно меня подначивать...

— Тэри, вчера ты заявила, что не хрустальная и не нужно с тобой обращаться так, будто ты треснешь от случайного чиха. Помнишь?

— Ну да...

— Так вот, девочка моя, ты не можешь одновременно требовать и предельной корректности, и обычного обращения. Определись, пожалуйста, чего ты хочешь.

— Да я сама не знаю, чего захочу через пять минут... — смеясь, признается Тэри.

— Вот именно что. Так что — мы очень хорошо к тебе относимся и волнуемся за тебя, но не жди, что кто-то сможет постоянно понимать, чего ты хочешь. Если уж ты сама себя не понимаешь...

— Я не помешал? — спрашивает, подходя к ним Кира, и, насупившись, смотрит на Лаана, обнимающего Тэри за плечи. — Вообще, приятель, тебе не кажется, что я и сам способен утешить свою жену?

Лаан с вежливой улыбкой глядит в потолок и считает про себя, потом усмехается.

— Кира, а тебе не кажется, что у нас двое беременных? Одна сама, а другой за компанию?

На этой оптимистической ноте в комнату возвращается Хайо в банном халате и с полотенцем в руках, вытирающий мокрые волосы. Рассматривает трио у окна, вздыхает про себя и негромко кашляет.

— Мы продолжим, или я пойду прогуляться часика на два? Пока вам не надоест?

И когда стоящие у окна начинают смеяться взахлеб, удивленно пожимает плечами.

Совещание продолжается.

— Итак, я готов признать, что парень — тот самый, который нам нужен, — некоторое время подумав, говорит Хайо. — У меня остаются какие-то сомнения, надеюсь, что Тэри меня простит... но я согласен поверить в то, что это — он. Кто будет с ним работать? Кира, Лаан?

— А меня уже никто в расчет не принимает? — интересуется Тэри, вертя стакан вокруг пальца. Дребезжание стекла о пластик подоконника неплохо подчеркивает ее скрытое раздражение, плещущееся темной водой под хрупким льдом.

— Не принимает, — в унисон говорят Лаан и Хайо, Кира только кивает, но гнев Тэри обращается на него.

— Это еще почему? С какой стати ты, дорогой мой, считаешь, что вправе ограничивать мои действия?!

— А с такой, — отвечает вместо него Хайо. — что беременная женщина годится для работы с патологически агрессивным парнем весом в сотню кило, как зубочистка для фехтования!

— Я Смотритель, — тихо произносит Тэри, не адресуясь ни к кому. Темная вода плещется, размывая лед, вскипает водоворотами, грозится выйти из берегов. Стакан лопается у женщины в руках, осколки со звоном падают на пол, но пальцы ее остаются невредимы. Легким прыжком она поднимается на подоконник, раскидывает руки и делает два шага назад.

Кира ахает, бросается к окну, но его драгоценная супруга остается стоять в воздухе, опираясь на пустоту, словно на самую прочную в мире поверхность.

— Видите? Никто не может причинить мне вреда, — она сгибает колено, вертится на большом пальце ноги, заставляя юбку раздуться колоколом. — Никто и ничто.

Тэри делает шаг вперед, встает на подоконник, спрыгивает в руки Киры, потом разворачивается в кольце его рук лицом к Лаану и Хайо, обалдело наблюдающим за представлением.

— Этот парень ничего плохого мне не сделает. У него просто не получится. Город охраняет нас... — она прижимает ладонь к животу. — У кого из вас есть такая защита?

— Тэри, лапушка, — смеется вдруг во весь голос Хайо. — Дело не в защите. Дело в том, что беременные женщины не в его вкусе. Категорически. Ты просто не сумеешь его зацепить.

— Тьфу на вас! — Тэри встряхивает головой и смиряется, рассмеявшись. — Хорошо, убедили. Так кто из вас возьмется за него?

— Я, — отвечает Лаан. — Я думаю, у меня все получится.

Пылинки, кружащие вокруг рамы, слетаются к нему, играют вокруг головы, образуя золотисто-радужный нимб, Лаан отгоняет их широкой ладонью, прикрывает глаза, подставляя лицо солнечным лучам, вновь залившим комнату, потом задумывается — между бровями прорезается тяжелая складка.

Через некоторое время в комнате остается только он, и тогда маска мягкого терпения спадает, обнажая глубокую задумчивость, затаенный страх и ту неуверенность в себе, которая кажется смешной и нелепой у действительно сильных людей. Он переплетает и прогибает пальцы, прислушиваясь к череде сухих щелчков, негромко вздыхает. Открывает глаза, сосредотачивается — по небесной голубизне глаз пробегают серые предгрозовые облака, — и исчезает, оставив в воздухе тонкий аромат корицы и бергамота.

Немногим позже далеко внизу, на инициирующей завесе из подъезда выходит раскосый парень в кожаной куртке, поднимает голову, смотрит на тучи, набухшие первым осенним снегом, застегивает молнию, поднимает ворот до подбородка и садится на лавочку у заросшего уже пожухшей травой футбольного поля. Отламывает с куста веточку, чертит на земле шестиугольник, ставит в углах символы, потом принюхивается и соединяет противоположные углы прямыми линиями. Приседает на корточки, ладонью растирает песок и землю, удовлетворенно кивает, возвращается в подъезд и пропадает в тенях.

В этот момент в разных кварталах Города просыпаются два человека, еще не знающие друг друга. Но путь их уже предначертан, определен рисунком Хайо. А Смотритель возвращается к себе, наверх. У него в запасе еще много времени. Узор, который он создал, пока что существует только в виде наброска, паутина сплетается, но до момента, когда он начнет действовать, еще далеко.

В Городе нет времени — здесь не работают часы и бессильны календари: осенняя хмарь сменяется летней жарой, после них приходит мартовская оттепель, а на следующий день наступает август. Времени нет, его заменяет скорость течения процессов, а эта величина условна для каждой из завес. Чем ниже, тем медленнее — но для инициирующей завесы было сделано исключение. Сюда приходят слишком многие, действуют слишком активно — и чем раньше они найдут себя и разойдутся на другие уровни, тем лучше.

Месяц Смотрителя Хайо здесь, внизу — это несколько лет. Множество событий успеет произойти — обитатели встретятся и расстанутся, подружатся и поссорятся, попадут в самые удивительные приключения, поймут, где их место, и кто они такие; а для Хайо случится в сотню раз меньше всего.

Его это устраивает, ему некуда торопиться, его игра должна начаться и дойти до кульминации — только тогда Хайо вмешается, несколькими движениями разрубив узловые точки им же созданной паутины. Но все это — впереди.

Лаан же начинает действовать уже сейчас. Его замысел требует более активного участия. Поэтому он приходит на инициирующую завесу несколько позже Хайо, и уже не возвращается назад. И первым делом он отправляется в квартал, в который редко приходят посторонние.

(обратно)

Перекресток первый: не верь...

Глава 1 Госпожа трактирщица

Волк-подросток увязался за Хайо от самого центра.

Симпатичный упитанный волчара, с толстыми щенячьими лапами и роскошным взрослым воротником. Хайо заметил его почти сразу и удивился — зачем бы юному теннику в волчьем облике за ним идти? А волчонок бежал упрямо, не скрываясь, постепенно нагонял. Во дворе дома Смотритель наконец не выдержал, остановился и дождался, пока волк подошел к нему вплотную. Тот сел, глянул желто-зелеными глазами, лязгнул пастью и распахнул ее, высунув язык. «Что?» — позвал Хайо, но волчонок не услышал.

— Тебе от меня что-то надо? — спросил Смотритель уже вслух.

Волчонок свесил голову набок и пошевелил ушами. Белое пятно на воротнике поймало солнечный луч.

— Чего ж ты хочешь, чудная зверушка? — улыбнулся Хайо.

Зверушка подняла морду к небу и коротко, тоскливо заскулила, потом подскочила и с коротким тявканьем принялась носиться вокруг Хайо.

— Не понимаю я тебя...

Оборотень подумал, потоптался, потом поскреб левой лапой по асфальту, стараясь изобразить нечто крестообразное. Убедившись, что Хайо заметил и распознал рисунок, волк принялся кататься по нему.

— Может, тебе еще и кол осиновый? — смеясь, спросил Смотритель. — Не понимаю. Беги ты к своим лучше, а?

— У, — сказал волк, пытаясь покачать головой. — У-у...

Хайо еще раз посмотрел на рисунок, на волка — тот вновь покатался по картинке, сел рядом, поскреб лапой асфальт.

— Ага, — осенило вдруг Смотрителя. — Тебе нужен нож?

Волчонок тявкнул утвердительно, потом принялся неумело вилять хвостом. Роскошные серо-рыжие пряди тщательно выметали с асфальта всю пыль.

— Эх, дитя природы. Обернулся, а обратно не умеешь? Ножи — это в книжках.... — Хайо положил волку руку на лоб, постарался мысленно прикоснуться к его второму облику. — Давай, перекидывайся...

Прыгнув с места на добрую пару метров вверх, волчонок приземлился уже тощим подростком в рваных джинсах и футболке с изображением волка на груди. Момента трансформации Смотритель не заметил.

— Молодец, — кивнул он.

Мальчишка оглядел себя, удовлетворенно кивнул, улыбнулся, высунув длинный розовый язык, коротко кивнул и умчался в сторону улицы. Благодарности Хайо не ждал, а потому только посмеялся вслед неудачливому оборотню, который не смог выйти из первой трансформации, потому что толком не знал, что с собой делать. Пару минут полюбовавшись цветущей акацией, Смотритель отправился дальше по своим делам.

Хайо вошел в кафе в настолько неподходящий момент, что оказался к месту. Стоявшая за стойкой миниатюрная платиновая блондинка сначала посмотрела на посетителя бешеным взглядом, и тут же, опомнившись, сделала вежливое лицо. Впрочем, в глазах все равно стояла смесь обреченности и стоицизма — но на губах играла легкая улыбка, способная обмануть постороннего. Хайо осмотрел интерьер — стекло и металл, низкие столики, кривые эргономические кресла. Все было идеально чисто, словно здесь не обедали, а производили операции, требовавшие высочайшей стерильности — при том, что обстановка не располагала к такому порядку. Слишком много в кафе было стеклянных и никелированных поверхностей, слишком много зеркал. Но Хайо готов был поклясться, что ни на одном столике, ни на одном зеркале нет случайного отпечатка пальца или пылинки.

У окна пила пиво какая-то парочка. Хайо скинул куртку, бросил ее на соседнюю табуретку и облокотился локтями на стойку.

— Дайте меню, — сказал он, прежде, чем девушка за стойкой успела пошевелиться. — Или у вас перерыв?

— Извините, сейчас! — через мгновение перед ним уже лежала кожаная папка с уголками, оправленными в серебро. — Может быть, воды?

— Да, что-то у вас душно, — кивнул Хайо. — С лимоном, пожалуйста.

Отхлебывая играющую пузырьками ледяную воду из высокого бледно-голубого стакана, Хайо листал меню, которое, на его вкус, было весьма богатым. Три раза просмотрев страницу кофе, он почти остановился на латте, но потом перевернул страницу и назвал первый попавшийся коктейль.

— «Секс на пляже», пожалуйста.

— Не жарковато для пляжа? — кокетливо взмахнула ресницами барменша, но Хайо показалось, что она сейчас заплачет.

— Ну, а что вы можете порекомендовать?

— Вот, пожалуйста, «Пино вино» — белое вино, ананасовый сок, крошка ананаса. Освежает просто отлично!

— Хорошо, делайте.

На блондинке были ослепительно белая блузка с длинным рукавом и узкие черные брючки, мало пригодные для жары, которая стояла снаружи и просачивалась, несмотря на все усилия кондиционера, внутрь. Выглядела девушка так, словно переоделась и приняла душ за пять минут до прихода Хайо, и он готов был спорить, что она действительно меняет одежду по десять раз на дню.

Он попробовал коктейль — действительно, было вкусно. Потом провел пальцем по столу, словно размазывая пролитую каплю, нарисовал рожицу и перечеркнул ее. Девушка следила за ним напряженным взглядом, тщательно пряча раздражение за улыбкой. Хайо краем глаза отслеживал ее движения — вот она отворачивается, берет стакан с мойки и полирует его, ставит на полку, берет следующий, разглядывает на свет, полирует особо тщательно, оттирая едва заметные белесые следы высохшей воды. Длинные удивительно темные при светлых волосах и бровях ресницы затеняли глаза, но Хайо и так знал их оттенок — редкий, фиалковый. И выражение лица, которое сейчас закрывали волосы, он тоже вполне мог представить — слегка удивленное, беспомощное, и при этом замкнутое, словно девушка никогда не знала, как ей поступить, но боялась попросить совета.

— У вас тут чисто, — сказал он, допив коктейль. — Наверное, много приходится возиться?

— Нет, что вы, — вздрогнула девушка, откинула волосы со лба и принялась заплетать их в короткую косичку. — Вовсе нет...

— У вас много помощников?

— Я одна. Ну, еще повар, конечно...

— Тогда как же у вас получается содержать все в таком порядке?

— Справляюсь, — блондинка вздернула и без того слегка курносый нос, детским жестом потеребила тугой воротник блузки. — Вообще-то это заведение моего... мужа.

— Почему такая пауза? — бесцеремонно спросил Хайо.

— Никакой паузы, — отрезала девушка, и демонстративно развернулась к полкам со спиртным, начала поправлять и без того ровно стоящие бутылки, потом схватилась за тряпку и флакон с полиролью, принялась вытирать стойки. Хайо не понравилось, как она держит спину — напряженно, словно у нее болел позвоночник, болел давно, и каждое движение давалось волевым усилием.

— Еще один коктейль, пожалуйста. На этот раз — «Секс на пляже». И сделайте что-нибудь себе и сядьте.

— Желание клиента — закон, — с примесью вызова ответила блондинка, плеснула в стакан поровну гренадина и водки, отставила его, соорудила коктейль для Хайо и только после этого уселась на свой табурет.

Ногти у нее были сострижены накоротко и тщательно отполированы, но никакие полировка и подпиливание не могли скрыть зазубренных краешков ногтей и темно-розовых ссадин вокруг них, из чего Хайо заключил, что девушка регулярно грызет ногти, и вздохнул про себя. Похоже, он немного затянул со своим возвращением.

— Меня зовут Рэни. — Хозяйка заведения протянула руку, немного неловко, гладкой розовой ладошкой кверху. Хайо аккуратно пожал прохладные пальцы, улыбнулся. — Я — Хайо. Вы и вправду собираетесь это пить?

— Но... вы же сами хотели, чтобы я сделала себе что-нибудь? — растерялась девушка.

— Рэни, я не против, ну что вы! Просто я никогда не думал, что бывают такие коктейли. Как это называется в меню?

— Никак. Или «Последний приют замученной барменши», — Рэни громко засмеялась, пряча за смехом слишком многое — и пряча плохо, неудачно. А потом вдруг осеклась, попыталась пододвинуть свой стакан к Хайо, но было уже поздно.

К стойке подошли двое мужчин — высоченный и тонкий, в рубашке, белизной соперничавшей с блузкой Рэни, и второй, чуть повыше Хайо, с фигурой гимнаста, одетый лишь в джинсы и державший майку в руке. Оба с неприятным интересом покосились на Хайо, потом полуголый забрал стакан Рэни, выхлебал залпом, усмехнулся.

— Полдороги мечтал о стакане гранатового сока, спасибо, солнышко.

— Рэн, пива и что-нибудь поесть. Хватит трепаться, — распорядился второй.

Хайо с интересом наблюдал, как мертвеет, делается непроницаемо-вежливым лицо Рэни, как она привычным и все же дорого дающимся движением приглаживает волосы, разворачивается к холодильнику, достает пиво, потом, забыв открыть бутылку, бросается на кухню, возвращается с подносом, ставит тарелки на стол перед мужем, возвращается мелким суетливым шагом к стойке, с напряженным выражением глаз медленно и старательно наливает пиво в кружку, но все же в последний момент рука у нее срывается, и на пиве поднимается плотная шапка пены.

— Что, нормально налить не могла? — чуть громче, чем стоило, сказал мужчина в белой рубашке, и Хайо слегка развернулся на табурете, чтобы наблюдать за сценой. Тот перехватил взгляд, и еще немного повысил голос. — И пиво теплое. Что? Оно светлое? Ты что, совсем спятила, Рэн?

— Сейчас я налью тебе другое, милый, — картонным голосом ответила Рэни.

Муж ее с вызывающим прищуром смотрел на Хайо, и на узком длинном породистом лице читалось «это моя женщина, и я делаю с ней то, что считаю нужным». Хайо равнодушно отвел глаза, углубившись в меню. Вернулся второй, сел за стол.

— Солнышко, налей, пожалуйста, вина, если ты не занята? — крикнул он.

— Уже, уже...

Рэни принесла на подносе бокал, бутылку и штопор, открыла бутылку, налила до половины.

— Спасибо, ты прелесть.

— Хорошо выдрессирована, — кивнул длиннолицый.

— Не смешно, — довольно вяло отреагировал его спутник.

— Не смешно — не смейся.

Рэни смотрела куда-то вдаль через окно, не реагируя на реплику, но Хайо почувствовал, как в помещении отчетливо потянуло адреналином, и еще чем-то болезненным и кислым. Смотритель повнимательнее присмотрелся ко второму. На вид лет двадцать пять, человек, довольно опытный боец-рукопашник. Грубоватое обветренное лицо — правильные черты, яркие выразительные глаза, светло-карие с золотистыми прожилками. В меру привлекателен, достаточно опасен, явно влюблен и готов защищать объект своей привязанности от всего белого света.

Муж Рэни был более интересным субъектом. Очень стройный, на грани между изяществом и болезненной худобой, изящный, но немного манерный, с аристократичными чертами лица. Очень обаятелен и при том весьма не уверен в себе, из тех, что нервно дергаются на каждый чох и шорох, а потом старательно делают вид, что вовсе не шевелились.

Оба представляли из себя ровно то, что Хайо и ожидал увидеть. Девушка интересовала его гораздо больше. Смотритель медленно допил свой коктейль, полез в карман джинсов, обнаружив там пеструю пачку денег, потратил пару минут на сличение цен в меню и номиналов купюр, положил их под свой бокал и вышел, не оглядываясь.

Вернулся он, когда парочка уже ушла — причем, еще не открыв дверь, Хайо просканировал помещение и определил, что они не на кухне и не в подсобке, а где-то минимум километрах в пяти от кафе. На двери висела табличка «Закрыто», но дверь не была заперта, и Хайо вошел внутрь. Свет был погашен, жалюзи опущены, и в полумраке раздавались чьи-то всхлипывания. Хайо прошел в дверь, ведущую в кухню. Повар уже ушел, посреди просторного светлого помещения стояло ведро, рядом валялась швабра с наполовину свалившейся с нее тряпкой. Еще пахло жареным мясом и приправами, но к вкусным запахам примешивался резкий аромат хлорки.

Рэни он нашел в небольшой комнатке рядом с кухней. Проскользнув между стеллажей с посудой, чистящими средствами, коробками неизвестно с чем, он оказался в углу, где, лицом к стене, сидела девушка. Хайо кашлянул, барменша вскочила, уронив стул, и вскинула руку, словно желая защитить щеку от удара. Потом она попятилась, вжавшись спиной в стену.

— Кто вы и что здесь делаете?!

Хайо понял, что она очень плохо видит в темноте, и удивился.

— Уходите! Я позову мужа!

— Вашего мужа здесь нет, — мягко сказал Хайо. — И, на самом деле, я сомневаюсь, что вы хотите его позвать...

— Кто вы?

— Хайо. Мы познакомились пару часов назад. Коктейль «Секс на пляже», помните?

— О-охх... — с облегчением выдохнула девушка. — Как вы сюда попали?

— Просто зашел. Мне понравилось ваше кафе, но не понравилась компания. Я решил зайти попозже.

— Вы ничего не понимаете, — горячо возразила Рэни. — Абсолютно ничего! У него был трудный день, вот и все. У нас все в порядке, слышите? Я не знаю, зачем вы сюда явились, но я не хочу, чтобы вы лезли в мои дела, кем бы вы ни были...

— Как много текста, — задумчиво сказал Хайо. — Рэни, вы не обратили внимания, что я вовсе не интересовался, какой из себя человек ваш муж, какие у вас отношения и все ли у вас в порядке?

Озадаченное молчание было ему ответом.

— Я просто хотел немного выпить в приятной компании, Рэни. Ваши дела — это ваши дела. Если вы захотите рассказать о себе, я буду польщен. Но я не настаиваю. Может быть, пойдем в зал? Или вам удобнее тут?

— Если уж вы застали меня рыдающей в подсобке, то, может быть, перейдем на «ты»?

— Идет. Но перед этим выпьем на брудершафт, как полагается. Итак, где мы будем пить?

— В зале, — подумав, сказала Рэни. — Здесь как-то неуютно, правда?

— Мне тоже так кажется.

— Тогда подожди...те меня там, я приведу себя в порядок.

Хайо соорудил два простеньких коктейля — водка, лайм, мятный ликер, нашел металлический подсвечник в форме яйца, секунду поразмыслил, недоумевая, как же туда вставляется свеча, потом развинтил его на две половинки. Огонь вырывался из прорезей синеватыми языками, Хайо провел над подсвечником ладонью, заставив пламя разбрызгивать искры всех цветов радуги.

— Какая прелесть! — воскликнула Рэни, захлопав в ладоши. Этот жест девочки-подростка плохо вязался с черно-серебряной майкой с глубоким декольте и посверкивающим в ложбинке между грудей камушком. Волосы надо лбом она слегка начесала, глаза подвела, а сладковатый карамельный аромат духов чувствовался даже с пяти шагов. — Я нормально выгляжу?

— Лучше, чем десять минут назад, — дипломатично ответил Хайо, которому вовсе не понравились все эти ухищрения, а приторная сладость духов, которых было немного слишком, напомнила, что снаружи — жара, которую он переносит плохо. Наверное, у Рэни был неплохой вкус, но она слишком ориентировалась на чужое мнение о том, что нравится мужчинам, а потому собственного стиля у нее не было. Ей куда больше пошли бы простая хлопковая майка и джинсы, собранные в хвост волосы и более оригинальные украшения попроще — из поделочного камня, дерева или серебра. На женщину-вамп она никак не тянула.

Хозяйка взяла свой стакан, принюхалась, одобрительно кивнула, и Хайо заподозрил, что ей понравилась крепость напитка — градусов тридцать, не меньше: водки и ликера было много, сока — мало. Перламутрово-розовые ногти блеснули в неярком свете свечи.

— Брудершафт? — кокетливо спросила она, первой протягивая руку со стаканом.

Хайо не удивился, когда вместо обычного легкого поцелуя ему подставили сладкие от ликера губы, одновременно податливые и требовательные. «И с этим мне придется работать», простонал он мысленно, но ответил на поцелуй, постаравшись не выйти за границы вежливости — а в данном случае это означало ожидаемую от него порцию страсти и легкого разочарования, когда Рэни отодвинулась, напоследок пробежав язычком по его губам. Потом она залпом выпила свой стакан, и подмигнула.

От него ждали действия — причем, решительного и настойчивого. Так, чтобы потом Рэни могла сказать себе и всему свету «Я ничего не могла с этим поделать, он оказался сильнее меня». По правилам игры Хайо был обязан разложить девушку прямо на барной стойке и утешить классическим способом. Хайо знал, что последует за этим — вовсе даже не показные угрызения совести, взывания к его чести и достоинству, уговоры не портить бедной замужней женщине жизнь, покаяния и признания в ошибке... сделанные так, чтобы у него возникло желание повторить с ней ошибку еще пару раз.

Ему не хотелось играть в эту игру, но он представлял себе и последствия полного равнодушия — обиду, резкие слова, претензии, жалобу мужу и полную невозможность дальнейшего общения. Нужно было действовать с хирургической точностью, сумев пройти между Сциллой и Харибдой. Хайо примерно знал, как. Но для этого нужно было совершить еще некоторое количество не самых приятных действий.

А сделать их приятными, доставляющими удовольствие было так легко — нужно было просто на минуту выйти из роли работающего, заглянуть в ультрамариновые в полумраке широко распахнутые глаза, пожалеть бедную девочку и захотеть ее утешить, спасти от супруга-тирана, помочь ей. Нырнуть в омут, позволить сделать себя не кукловодом, а очередной марионеткой, утратить здравый смысл. Этого Хайо позволить себе не мог... но это было так легко, так просто. Проще, чем все время сохранять трезвую голову и скептический взгляд на вещи.

— Ты хорошо целуешься. Откровенно, — сказал он, ласково проводя пальцами по голой руке Рэни — она поежилась и мурлыкнула. — А сумеешь ли ты так же хорошо и откровенно рассказать какую-нибудь занимательную историю?

— Занимательную? Что ты имеешь в виду?

— Самые лучшие истории — это автобиографии. Ну, Рэни?

— Мне не о чем рассказывать... это никому не интересно. Правда...

— Мне — интересно, — ему пришлось положить руку ей на плечо и требовательно сжать пальцы, настаивая. Когда ладонь надавила достаточно тяжело, девушка кивнула, и Хайо поставил для себя еще один восклицательный знак.

— Хорошо. Я попробую.

Рэни сама не понимала, почему начала разговор с парнем, без спроса вломившимся в подсобку ее ресторана. По логике вещей нужно было выгнать его вон или убежать самой. Но он не слишком походил на прочих ее знакомых — казался очень чужим, посторонним, словно случайно оказавшимся в Городе. И при этом — бесконечно уверенным в себе. Это интриговало. Во время первого разговора брюнет с плоским лицом и раскосыми глазами не показался ей привлекательным; не понимая по мимике намерений, не угадывая хода мыслей, Рэни с трудом общалась с азиатами. Она боялась попасть впросак, сказать что-нибудь не то или не так, показаться дурочкой. Сначала она приняла Хайо за японца, мельком удивившись — кого только нет в Городе, но потом начала сомневаться. Он казался вообще потусторонним, инопланетянином. Темные, почти черные глаза в темноте казались двумя провалами в бездну, и заглядывать туда было тревожно и сладко, как стоять на краю балкона и перевешиваться через перила.

И еще — он был сильным, очень сильным. Может быть, не физически — Рэни не слишком хорошо разбиралась в боевых искусствах. Но окружающее пространство опасливо раздвигалось, пропуская Хайо, и осторожно смыкалось за его спиной. Рэни не могла сказать, считает ли его привлекательным, сексапильным, обаятельным — парень стоял за рамками всех этих понятий. Но что-то подсказывало ей, что он одинок и нуждается во внимании. Может быть, одежда — вытертые почти добела джинсы, кожаная куртка с карманами, явно набитыми всякой всячиной, темно-синяя футболка с растянутым воротом; так одевались многие парни, у которых не было постоянной подруги и они вынуждены были сами следить за своим видом. Может быть — прохладный ореол давнего и привычного одиночества, который окружал Хайо.

Потом оказалось — у него сухие и твердые губы, осторожные ласковые пальцы, он вежлив и деликатен. И настойчив — Рэни стеснялась говорить о себе, она не могла рассказать ничего, что могло бы заинтересовать явно опытного и много повидавшего мужчину, но Хайо настаивал, ему было интересно, и пришлось говорить.

Она старалась быть остроумной, оригинальной собеседницей. Значит, не стоило отягощать полузнакомого человека (долгий поцелуй еще не обеспечивал настоящего знакомства) своими неприятностями и печалями. А потому многое из того, о чем говорить было трудно или неприятно, попросту не прозвучало. Рэни понимала, что ее автобиография с такими лакунами выглядит, мягко говоря, странно, и старалась заштопать зияющие дыры обаянием, шутками и улыбками невпопад. Первые десять-пятнадцать минут ей нравилось, как Хайо слушал — молча, не перебивая, не рассказывая собственных историй. Изредка он кивал или прикрывал глаза, демонстрируя, что понял, иногда склонял голову набок и внимательно смотрел на Рэни, ожидая продолжения. Но потом спокойное терпение парня с непроницаемым лицом статуэтки Будды начало раздражать. Ей хотелось какого-то участия, интереса, может быть, кое-где и сочувствия.... ну, хотя бы, уточняющих вопросов там, где Рэни делала многозначительные паузы. А он только кивал иногда — и все.

Больше всего Рэни боялась, что сейчас войдет ее муж или Сережа; конечно, с Сережкой было проще, он всегда выгораживал ее, защищал.... но Рэни не могла поручиться, что он с радостью воспримет ее рандеву со случайным посетителем. Скорее всего, наоборот. Все это грозило серьезными неприятностями — и ради чего она так рисковала? Ради молчания, непонятно даже, сочувственного или осуждающего, ради пальцев, лежащих на запястье? Хотя, должно быть, она сама была виновата. Парень ждал интересного рассказа — а что услышал, только кучу женских глупостей. Что поделать. Грег мог бы рассказать что-нибудь действительно интересное, но с Рэни ничего, достойного внимания, не случалось. Впрочем, она предупреждала с самого начала.

— Вот, собственно, и все, — резюмировала она.

— Спасибо, — с невыразительной улыбкой кивнул Хайо. — Было весьма интересно. А чем сейчас занимается твой муж?

— Грег? Ты о нем? — испуганно спросила Рэни, словно у нее был в запасе целый комплект мужей, и она не знала, о каком именно ее спрашивают. — Ну, у них с Сережей.... ты его видел, такой симпатичный блондин.... в общем, у них свой бизнес.

— Какой?

— Ну... посреднический. Сделки, договора.... ненарушаемые сделки, понимаешь?

Хайо понимал, разумеется. Оба были весьма слабенькими информационщиками и работали на довольно низком уровне, но для обеспечения безопасности договора и не нужно было уметь что-то серьезное. Скорее, тот, кто брался за роль посредника, был только свидетелем, который помнил условия сделки, а значит, вносил информацию в общую структуру Города.

— А зачем тебе этот ресторан? Это же не твоя идея, я правильно понял?

— Да, это придумал Грег. А я помогаю ему. Он же не может заниматься и тем, и другим сразу.

— Понятно, — кивнул Хайо.

— Я тебе рассказала... а ты мне что-нибудь расскажешь? — и взмах ресниц, и легкое прикосновение ладони к плечу, сладкий запах духов...

— Почему бы и нет. Но не сейчас. Я зайду завтра, ты не против?

— Уже уходишь? — разочарованно спросила Рэни, ощущая в груди какую-то противную пустоту. Ей хотелось несколько иного развития событий.

— Примерно через десять минут вернется твой муж. Не думаю, что ему понравится обстановка, в которой мы разговариваем. — Хайо плавно обвел рукой полутемную комнату, показал на догорающую свечу и стаканы. — Или тебе нужны неприятности?

Рэни слабо представляла, что ей нужно — неприятности или помощь, уход Хайо или, напротив, его присутствие при возвращении Грега и все, что могло за этим последовать. Хайо был сильным, пожалуй, Грег не смог бы причинить ему какого-то вреда. Но тогда получилось бы, что она намеренно подставляет парня, отнесшегося к ней по-доброму. Поэтому она только пожала плечами — «решай, мол, сам».

— До завтра! — Хайо легко прикоснулся губами к ее щеке, сделал пару шагов назад, растворился в темноте. Рэни готова была поклясться, что не слышит звука открывающейся двери. Он просто ушел — может быть, через стены, может быть, как-то еще. Этим в Городе трудно было кого-то удивить — многие появлялись, словно ниоткуда, и исчезали, порой на середине разговора, или не допив чашечку кофе. Но Хайо ушел иначе, хотя девушка и не знала, в чем именно разница.

На самом же деле Смотритель вышел через дверь, которую он оставил полуприкрытой. На улице уже было не так жарко, солнце почти село. В воздухе отчего-то чувствовалась свежесть морского бриза и запах соли. Хайо не слишком удивился — на инициирующей завесе частенько случались и более забавные феномены, например, один из кварталов как-то зарос кактусами в таком количестве, что Лаан, обнаруживший это первым из Смотрителей, долго прохаживался о том, как вредно пить текилу и грозил ввести сухой закон. Случались и более неприятные явления — например, шторма, словно, в отличие от всего Города, инициирующая завеса находилась на морском берегу, или резкое падение температуры до -50 и ниже. Хайо не любил эту завесу. Не любил ее прежнюю версию, разрушенную в недавней катастрофе, не начал любить и после того, как на пару с Кирой восстановил все заново. Здесь было слишком много временных обитателей, слишком много новичков, впервые попавших в Город и еще не научившихся себя вести; больше, чем хотелось бы — будущих тенников, заторможенных или слишком агрессивных подростков, пробующих на каждом встречном пробуждающиеся способности нелюдя; да и люди тут попадались слишком разные.

После общения с Рэни он чувствовал себя вымотанным. Она плохо контролировала себя, а еще точнее — вообще не понимала, что делает с собеседниками. Совокупность мягких деликатных манер, детского обаяния и явной уязвимости заставляла всех, кто знакомился с Рэни, испытывать самые лучшие чувства — желание защитить, помочь, позаботиться. Девушка давила на жалость так, что Хайо ежеминутно приходилось напоминать себе, зачем он с ней беседует. Нет, она не рассказывала никаких трагических историй — только намекала, с горькой иронией называя это «скучными и неинтересными драматическими эпизодами своей жизни», но то, о чем она говорила как о совершенно естественном и нормальном, не казалось Хайо нормальным и допустимым. Вероятно, она не была довольна жизнью настолько, насколько хотела продемонстрировать, но и всей степени бредовости ее не осознавала. И Смотритель постоянно напоминал себе, что не должен давать советов — ими очаровательная энергичная блондинка не воспользуется, не должен выказывать жалости — она только спровоцирует на новые откровения, не должен погружаться во все перипетии ее жизни, как в собственные — именно этого от него и ждут.

А Рэни тем временем спешно включала свет, расставляла стулья, мыла стаканы, чистила зубы, чтобы от нее не пахло спиртным. Она причесала волосы, расправила одежду, покрутилась перед зеркалом — выглядело неплохо, Грегу должно было понравиться. Может быть, он пришел бы в лучшем настроении, чем днем, и тогда все было бы хорошо. Он отпустил бы их с Сережей погулять по Городу, выпил бы не четыре, а две кружки пива, и поздно вечером не устроил бы скандал. Вечер еще мог сложиться — но нужно было привести в порядок себя и кафе.

Она вспоминала недавний разговор, и не могла понять, что же пошло не так. Вроде бы, все начиналось, как случайное свидание — это было привычным делом. Где-то раз в месяц Рэни ссорилась с мужем «раз и навсегда», отправлялась бродить по улицам, и всегда находился какой-нибудь спутник, с которым она проводила несколько часов — столько, сколько нужно от первого бокала вина до постели. Некоторые потом пытались ее найти, но тогда они получали жесточайший «от ворот поворот», ведь ссора уже уходила в прошлое, и они с Грегом пытались построить свою жизнь заново. Впрочем, кое-кому удавалось прийти в подходящий момент — тогда она назначала еще одно или два свидания, чтобы потом окончательно послать подальше уже ненужного и представляющего собой опасность кавалера.

Хайо разрушил сценарий номер один — «случайный секс». Вместо бурной страсти они разговаривали, просто разговаривали два часа подряд. Точнее, говорила Рэни. И это не вписывалось во второй известный ей сценарий — «друг», согласно которому мужчина, который был одинок и истосковался по женскому вниманию, открывал ей душу. Некоторые после этого уходили навсегда. Другие — оставались, как остался Сережка, и даже характер Грега, с которым непросто было поладить, ему не мешал. Они работали вместе, хотя нередко ссорились, но Рэни старалась не обращать на это внимания. Но для такого друга Хайо был слишком.... независим, пожалуй. Он мало пил и еще меньше говорил о себе. Все это было непривычно и чуточку неприятно, потому что пахло опасностью, но не привычной уже — бешеной ревностью Грега, его мстительными выходками, неприятными объяснениями или излишней настойчивостью кандидатов в друзья. Новой, незнакомой и непонятной. Опасность Рэни привлекала, но сейчас ей было муторно — она раз за разом проговаривала про себя собственные фразы, вспоминала интонации, выражения, и пыталась понять, какое впечатление произвела на собеседника.

А это заставляло вспоминать то, что было на самом деле.

...Сама Рэни считала, что ей очень повезло. Она не помнила, как и когда оказалась в Городе. Кажется, до этого что-то было, но ей не хотелось об этом думать. Прошлое лежало на верхней полке в старой пыльной кладовке, и она не собиралась ворошить этот «мусор». Настоящая жизнь была здесь. И сначала она была очень, очень печальной. Не успев еще узнать Город как следует, шарахаясь по меняющимся каждый день пейзажам, не имея собственного угла, она вляпалась в первую из «леденящих душу дурацких историй». Симпатичный парень, с которым она прожила несколько месяцев, не слишком обращая внимание на его маленькие причуды, ведь приступ дурного настроения или депрессия могут случиться с каждым, в один прекрасный день оказался не вполне человеком, и в его новых планах на жизнь места для Рэни не нашлось. После пары ссор он попросту исчез, и найти его Рэни не смогла, хотя и потратила на это пару недель. «Это Город», пожимали плечами его бывшие приятели. «Он ушел к тенникам, забудь про него» — и Рэни постаралась забыть.

Потом был другой; бурный роман длился три недели, и закончился довольно неожиданно: едва живую Рэни вырвали из рук любовника случайные прохожие. Ссора началась с пустяка — она заболталась с девчонкой-тенницей, надувавшей при помощи скрученного из проволочки колечка мыльные пузыри, в которых мог поместиться небольшой дом, и опоздала домой примерно на полчаса. Рэни выслушала изрядную порцию оскорблений, поплакала, подулась, приняла извинения и они пошли гулять, на прогулке поссорились вновь — и на этот раз слезами дело не обошлось. Рэни, наверное, простила бы его, но компания молодежи, которая вступилась за нее, наваляла тому так, что он предпочел больше никогда не видеться с женщиной, невинное рукоприкладство в адрес которой могло стоить сломанной челюсти и хорошей порции синяков по всему телу.

Следующий приятный во всех отношениях мужчина не имел привычки к рукоприкладству, не впадал в депрессию, не кричал в гневе — он был удивительно милым, и Рэни расслабилась, и поверила, что теперь-то все будет хорошо. В белобрысого долговязого спортсмена было сложно не влюбиться, вот она и влюбилась. Через три месяца оказалось, что он был заядлым игроком — и пристрастие его было не из дешевых, красавчик увлекался гладиаторскими боями, ставил по-крупному... Рэни узнала об этом, когда вместо квартиры, которую считала их с Тимом общей, проснулась в подпольном борделе с мощной магической защитой. Оттуда-то ее и вытащил Грег, улаживавший кое-какие дела для хозяина заведения.

Грег был настоящим сокровищем. Да, иногда он немного пил лишнего, грубил, ставил ее в неловкие ситуации. Но ему можно было доверять. Он был той каменной стеной, за которой всегда мечтала оказаться Рэни. Она твердо знала, что он не сделает с ней ничего действительно дурного, и на этот раз вовсе не закрывала глаза на очевидное всем вокруг. Он был надежным. И она была нужна ему — Грег был из тех мужчин, что не выживают без женской заботы. Он вечно терял свои вещи, забывал поесть или вовремя собраться на встречу, ему нужно было делиться с кем-то своими заботами, нужна была компания, чтобы просто провести вечер дома или сходить на Озеро. Он не мог обойтись без Рэни, а она не могла обойтись без него — Город казался ей довольно жутковатым местом, где постоянно случаются какие-то неприятности.

Грег был сокровищем, а она — дурой, которая не могла ценить своего счастья. Людей с идеальными характерами на свете не было, были те недостатки, которые она была готова принимать и нестерпимые. Нестерпимых у Грега не было, а, значит, Рэни, которая почти всегда чувствовала себя усталой, разбитой, замученной, была неправа. У нее вечно не хватало терпения — нужно было помолчать, может быть, поплакать в одиночестве, выспаться днем. А она иногда вспыхивала, грозилась уходом, отправлялась в темную ночь искать приключений, заводила случайные связи. Разумеется, Грег не обязан был все это терпеть. Конечно, иногда он откровенно перегибал палку — шуточек типа сегодняшнего «хорошо выдрессирована» Рэни выслушала слишком много. Он шутил при посторонних, хвастаясь тем, как внимательно относится жена ко всем его желаниям и капризам — и то, что свидетелями оказывались другие люди, задевало больше всего. Иногда Рэни хотелось, чтобы кто-то из зрителей спектакля, который разыгрывал Грег, хорошенько надавал ему по морде. И все же она знала настоящего Грега — доброго, внимательного, щедрого на подарки. Просто он стеснялся проявлять все это при чужих, объясняла себе Рэни. Вполне понятное желание для мужчины — все они соревнуются в крутизне, и кому охота выглядеть подкаблучником...

— Рэн, ты здесь? — услышала она голос мужа.

— Да, милый! — мелкие шаги, каблуки дробно стучат по полу, бедра покачиваются, и вспыхивает камешек на груди. — Ты один?

— Да... О, как меня встречают! Ах, ты моя мышка! — Грег обнял ее и подхватил на руки. — Угадай, что я тебе принес?

— Сыру?

— Нет, не сыру... Вот, держи. — Грег опустил ее на пол, полез в карман пиджака и достал оттуда плоский кожаный футляр.

Рэни открыла его и восторженно запищала — платиновый браслет с вычерненным узором, напоминавшим иней на стекле, был хорош. Грег обожал дарить украшения — у Рэни их уже было великое множество, и все они демонстрировали хороший вкус дарителя. Ему нравилось, когда она надевала на себя несколько предметов сразу, хотя он и дразнил ее за то, что иногда украшений было слишком много.

— А не хочешь прогуляться перед сном, сорока?

— Хочу, конечно, Грег, ты же знаешь, как я люблю с тобой гулять! — На самом деле сейчас Рэни предпочла бы лечь поспать, днем она хорошенько умаялась, а потом еще и разнервничалась после разговора с Хайо, но они так редко выбирались из дома.

Ночью, занимаясь с Грегом любовью, она вдруг представила себе на его месте Хайо — и удовольствие оказалось куда более сильным и острым, чем обычно.

(обратно)

Глава 2 Гладиатор

В подсобке Арены кого-то били, жестоко и по-подлому — сперва накинули на шею магическую удавку, а потом уже взялись за дубинки и цепи. Свист металлических цепей обрывался короткими шлепками. Пахло свежей кровью. Жертва с самого начала не сопротивлялась — но били не затем, чтоб успокоить. Били, чтобы искалечить — работали расчетливо и почти равнодушно, словно поварским молотком стучали по отбивной, уже посоленной и присыпанной пряностями.

Лаан оценил состояние «отбивной» и прошел поближе, подошел к сумрачному высокому теннику из верхних, похожему на недавнего Киру, еще не ставшего Смотрителем — тощему, желтоглазому, задумчиво почесывавшему скулу длинными острыми когтями. Аэль молча держала его под руку, равнодушно оглядывая комнату.

— Вы только не перестарайтесь. Мясо мне не нужно, — сказал он.

Тут же из-за спины старшего вынырнули двое подручных — оборотни, на этот раз в гуманоидном облике. Лаан прикинул — первый был котом, второй, наверное, волком или крупным псом. Кот принюхался и удивленно посмотрел на хозяина, волк был порешительнее.

— Ты кто такой? Чего здесь надо?

— Оставь, — бросил желтоглазый. — Сколько заплатишь? Он нам бойца искалечил.

— Обсудим, договоримся. Только с концами его не уделайте.

— Передохните пока! — чуть повысил голос тенник. Четверка его подручных замерла. Парни с цепями перевесили их на сгиб руки, тот, что был с дубинкой, лихо опер орудие на плечо, изображая готовность в любой момент продолжить свою работу.

— Сколько заплатишь?

— Твоя цена? — спросил Лаан, смутно подозревая, что деньгами, которых он мог достать сколько угодно, дело не ограничится.

— Два артефакта из Хранилища. Любые, на твой вкус. Черные не обязательно.

— Два, значит... — Лаан задумался, потом расстегнул рубаху и показал кожаный шнурок с «Молотом Тора», сделанным из темно-серого с синевой металла. — Это подойдет?

Тенник ошеломленно клацнул зубами. Он запросил непомерную, с какой стороны не взгляни, цену — но ему предложили вдвое больше. Эта штуковина — мощнейший охранный амулет, о котором мог только мечтать любой боец, — существовала в единственном экземпляре. Дерран знал, что его не обманывают и не подсовывают подделку, он видел, что это тот самый Молот. Легкость с которой бородатый незнакомец, на руке которого висела мелкая тощая баба в черном комбинезоне, согласился расстаться с предметом, пугала. Он присмотрелся к гостю, который уже приходил — но не к нему, к одному из помощников, и предложил выгодную сделку. Дерран согласился — он давно мечтал сделать что-нибудь нехорошее с бойцом по кличке Зверь. И когда его предложили подставить и купить, как нарушившего правила, согласился без колебаний.

Впрочем, когда Зверь в очередной раз пошел вразнос и искалечил Ирви, лучшего гладиатора команды Деррана, тенник о сделке забыл и приказал изуродовать Зверя так, чтобы тот больше никогда и не мечтал оказаться на Арене даже мусорщиком. Дерран забыл, а бородатый не забыл и пришел вовремя — еще минут десять, и то, что осталось от Зверя, годилось бы только на котлеты для тех, кто предпочитает свежую человечину.

Дерран почти не покидал начальную вуаль и мало интересовался тем, что происходит в Городе, но он не был ни глуп, ни слеп, и узнал Смотрителя Лаана, а узнав — насторожился. Слишком уж солидный выкуп ему предлагали за психопата из людей. Куча окровавленного мяса этого не стоила.

— Ну что, берешь?

— Смотритель, мне кажется, что тут какая-то засада... — взъерошив когтями длинные черные с синевой волосы, сказал Дерран. — Слишком дорого платишь за такой плохой товар. Объясни, зачем?

— Зови свидетелей, — улыбнулся Лаан. — Все оформим честь по чести...

— Хорошо, верю, что нет засады. Но в чем юмор?

— Не знаю пока. А ты лови удачу, пока я добрый. Ну что, где свидетели? Если товар придет в некондиционное состояние, пока мы говорим, я платить не буду.

— Обойдемся без свидетелей. Забирай, он твой. Носильщиков дать?

— Было бы неплохо.

Аэль отпустила руку Лаана, подошла к валявшемуся на земле телу. Присела, проведя ладошкой над его головой, стараясь не касаться окровавленных волос. Потом прижала пальцы к шее — проверила пульс, принюхалась.

— Охо-хо-нюшки... Лаан, я бы за эту кучу потрохов и ломаного колечка не дала.

— Да нет, красивая, что ты! Он завтра встанет уже! Это ты потрохов не видела! — засуетился волк-оборотень, пытаясь в одиночку приподнять тело и взгромоздить на носилки.

Аэль смерила его презрительным взглядом, фыркнула себе под нос и промолчала. Было бы смешно и нелепо доказывать волчку, что как раз он и не видал потрохов, а она видела то, что ему и в кошмарах присниться не могло; видела чаще, чем хотелось бы. Она взяла жертву побоев за ноги, огорченно хмыкнула — уж больно здоров был свежекупленный товар, но на пару с волком они положили его на носилки. Аэль брезгливо рассмотрела испачканные руки, понюхала их и попросила тряпку.

— Зачем такая красивая девушка берется за мужскую работу? — продолжил заигрывать волчок. — Такие хорошенькие ручки, разве ими можно браться за что ни попадя? А нету тряпки, нету, красивая...

Аэль развернулась и молча вытерла руки о рубашку тенника, оставив две темно-красных полосы. Оборотень ошеломленно отвесил челюсть, оглянулся на Деррана, не представляя, как нужно реагировать. Желтоглазый заржал, и волчку тоже пришлось захихикать.

— Ай, какая решительная девушка... На такую ночью нарвешься — без головы уйдешь! — попытался сделать он комплимент.

Девушка впервые улыбнулась.

— Без головы не ходят, говорю тебе, как врач со стажем. А ночью нарываться на девушек вообще не стоит. Шакалье это дело.

— Хватит болтовни. Болло, Рейме — берите носилки и идите, куда скажут. — Деррану очень не хотелось, чтобы Зверь все же отправился туда, откуда не возвращаются, прямо здесь и сейчас. Что с ним станется за пределами Арены — не его дело, сделка состоялась. Но сдохни урод сейчас — а с него сталось бы, Дерран подозревал, что у гладиатора хватит подлости подкинуть Деррану еще одну неприятность, — пришлось бы платить отступные. Хотя Молот стоил того, чтобы отдать все имущество Деррана и еще пообещать отдать втрое больше в течение года. Впрочем, Дерран представлял, что все его имущество Смотрителю не нужно.

— Пойдем в Квартал Наемников, но не пешком, а по коротким тропинкам, — сказал Лаан носильщикам на выходе из здания Арены.

— Куда? Нет, мы так не договаривались! — возопил Болло-волчок, пытаясь поставить носилки на землю и при этом не уронить ношу.

— Дерран сказал — «идите, куда скажут». Предлагаешь мне вернуться и спросить подтверждения? — вежливо поинтересовался Лаан.

Болло прикинул последствия и подумал, что Квартала Наемников боится чуть меньше, чем наказания от Деррана. У босса была манера под дурное настроение загонять ослушникам когти под челюсть или в живот; раны потом заживали, конечно, но Болло один раз испытал на себе гнев Деррана и помнил, что ему было обещано «следующий раз оторвать то, чем он думает», и Дерран отнюдь не имел в виду голову. А в том, что босс оторвет — по живому, когтями и «по самое не балуйся», Болло не сомневался. Оставалось надеяться, что в Квартале Наемников ему никаких важных частей тела не оторвут. В крайнем случае — руку или ногу, отрастет со временем. Но не самое дорогое...

Вел Лаан — и всего пути оказалось минуты три; Болло с трудом удерживал в руках носилки, и думал в основном о том, как бы их не уронить, а потому не слишком оглядывался. Да и смотреть было особо не на что — мутная серая дымка, в которой проступали призрачные контуры домов, туманные силуэты спутников. Наконец, дым рассеялся и Лаан сказал — «Пришли, ставьте носилки на пол!», только тогда Болло словно бы очнулся. Они стояли в небольшой комнате, занимая ее почти целиком. Все предметы обстановки здесь были черными и, в основном, пластиковыми. Болло показалось, что даже обивка дивана — из какой-то твердой пластмассы. Комната ему не понравилась — слишком уж здесь воняло человеческими медикаментами, от запаха которых волка обычно тошнило. И ничего живого — металла, дерева, камня — не было. Ему быстро показалось, что он задыхается. Судя по гримасе, на лице Рейме-гепарду было еще хуже.

— Вы свободны, — сказала Аэль, потом повнимательнее присмотрелась к носильщикам. — Так, вот только на пол блевать не надо, а то сами будете убирать.

— А возвращаться как? — жалобно спросил Рейме. — Мы сами по Тропинкам еще не умеем...

— Я вас выведу, — сказал Лаан. — Дверь за спиной, через нее-то сумеете выйти?

Оба тенника выскочили наружу прыжками и остановились у подъезда, глотая более свежий и чистый воздух. Лаан вышел следом, показал рукой куда-то на запад.

— Дойдете до конца улицы — там и будет выход. Вон, у той башни с балкончиками. Отсюда видно, не заблудитесь...

— А... а если...

— Если будете идти тихо и скромно, не будет никакого «если», — усмехнулся Лаан. — Глазки вниз, языки за зубы — и все будет хорошо. Если спросят, что здесь делаете — скажете, что помогали мне, и все будет хорошо. Ну, вперед.

Ему хотелось посмотреть, как две вибрирующие от страха фигуры будут брести по улице, шарахаясь от каждого прохожего. Человека, случайно зашедшего в кварталы тенников, на этой завесе могли напугать и обидеть просто так, без особой цели — лишь потому, что зашел на чужую территорию. И шутки обычно бывали очень жестокими. Лаан мстительностью не отличался, но в двух дрожащих запуганных до полусмерти тенниках было что-то забавное. Квартала Наемников боялись и многие люди — чужих здесь не любили, зашедших поглазеть бесцеремонно выставляли вон, а тех, кто сопротивлялся, впечатляли на многие годы вперед. Были, впрочем, гости, которых здесь принимали с радушием и вниманием — несколько хороших музыкантов, оружейников и врачей. С уважением обращались и с потенциальными нанимателями. А вот тенников сильно не любили — было за что. Хулиганистых детишек Города огорчал тот факт, что какой-то квартал закрыт для них, способных проходить через стены, под землей или по теням. И они нередко пытались качать права и даже штурмовать Квартал. Как правило, на десять серьезно пострадавших тенников приходился один легко раненный обитатель Квартала. Здесь умели защищаться и от острых когтей, и от агрессивной магии.

Лаан же в Квартале был своим. Именно отсюда для него начался Город. И пусть это было давным-давно — из тех, с кем он дружил в первые годы, осталось не больше десятка ребят, — никто не считал Смотрителя Лаана чужаком. Сюда Лаан приходил отдыхать — не так уж часто он мог позволить себе провести в Квартале больше суток, но именно здесь был его дом. У него была еще пара квартир, и там он проводил, пожалуй, больше времени, но настоящим Домом считал квартиру на соседней улице.

Он почувствовал нетерпение и недовольство Аэль, а потому пришлось повернуться и подняться по лестнице в комнату, где она вовсю хлопотала вокруг парня. Девушка умело срезала с него остатки одежды, ругаясь на привычку некоторых эпатажных субъектов таскать кожаные шмотки — и защиты никакой, и ножницы быстро портятся. Сама она предпочитала практичные комбинезоны из тонкой на вид ткани, прорезать которую можно было только техническими средствами, которых в Городе сроду не водилось, а вдобавок ткань еще и не мялась, моментально сохла, отталкивала любую грязь и обеспечивала комфорт даже в самые лютые морозы и периоды жары. Выглядел, конечно, такой комбинезон вовсе не элегантно — но Аэль на это было наплевать.

Бессмысленное же тело было облачено в еще более бессмысленный комплект из жилетки, куртки и штанов — все из плотной кожи, с металлическими вставками; точнее — было облачено, пока Аэль не подошла к этому с хорошими крупными ножницами. В этом действии было много практичности, присущей Аэль — но и изрядная доля вредности. Про Зверя-гладиатора она была наслышана достаточно, и все хорошее в этих слухах начиналось и заканчивалось фразой «...но зато красивый парень!». Парень действительно был весьма и весьма хорош собой, даже на самый придирчивый и скептический вкус. К сожалению, этим список его достоинств и ограничивался — по крайней мере, по мнению Аэль.

Когда-то здоровенный — этак метра два и около центнера отлично прокачанной мускулатуры — Зверь попытался поселиться в Квартале. На него посмотрели скептически — кое-каких качеств для такой затеи у него не хватало. Здесь жили те, кто прошел войну и считал ее своей профессией, а не те, кому нравилось убивать и калечить. Разница была существенная, и очень скоро разошедшегося в баре Зверя выкинули вон, как щенка, на прощание навешав не слишком серьезных, но обидных тумаков и отсоветовав когда-нибудь возвращаться без приглашения и поручительства. А приглашающих и поручителей не нашлось — к радости всех в Квартале и огорчению гладиатора.

Что ж, теперь его все-таки пустили — но на этот раз по желанию Лаана, а ему Аэль привыкла доверять с давних пор. С того самого первого дня, когда они встретились здесь, в Квартале — оба чужие, испуганные и не понимающие, где оказались, на каком свете, в каком мире. То, что оба запомнили перед смертью — а никто из них не сомневался, что это была именно смерть, не имело с Городом ничего общего; да и с рассказами тех, кто был родом из города, Тенью которого был этот — видимо, тоже. Они были детьми совсем иного мира, и каким ветром пространства их занесло сюда, так и не поняли. Лаан сумел полюбить Город, и Город выбрал его в Смотрители, а Аэль прижилась здесь ровно настолько, чтобы интересоваться жизнью, не мечтать о смерти, и — плакать ночами в подушку и тосковать по своей родине, со всей ее бесконечной войной, больше походившей на бессмысленную бойню. Таких, как она, в Квартале было не меньше четверти, остальные — бывшие наемники, легионеры и прочие «люди войны» тоже предпочитали держаться рядом. Между пришелицей Аэль и ее приятелем, солдатом Иностранного легиона, было куда больше общего, чем между ним и любым из горожан, никогда не державшим в руках оружия.

У себя на родине Аэль была военным хирургом. Здесь ее навыки пригодились вполне. Квартал назывался так не только потому, что здесь жили бывшие. Большинство и сейчас промышляло привычным ремеслом — кто на ринге, кто в качестве телохранителя или наемника в какой-нибудь небольшой разборке на одной из завес. Всех их нужно было чинить и штопать. Аэль это умела делать лучше многих, и ей скучать не приходилось. Очень быстро она научилась создавать самое необходимое — инструменты, лекарства. К магии она была неспособна категорически, как объяснял Лаан — «по собственному желанию». Аэль действительно не хотела расставаться с привычной картиной мира. Ее квартира выглядела так, как было принято у нее на родине, она носила привычный полевой комбинезон и пыталась жить так, словно она все еще у себя дома. Это никому не мешало, а тем, кого она буквально собирала по кусочкам, только помогало. Аэль знала, что лежит за границами Квартала, несколько раз ее просили принять участие в какой-нибудь операции, она умела и перемещаться по завесам — но там лежал чужой, совершенно не родной ей мир. Она не завидовала Лаану, для которого Город стал домом и другом, она просто мечтала вернуться обратно. Любым чудом, таким же, как то, которое подарило ей вторую жизнь.

Зверь пошевелился, застонал. Аэль потянулась к столику с инструментами, взяла шприц и загнала ему в бедро иглу, нажала на поршень — практически, не отвлекаясь от шитья. Новая машинка, которую она вспомнила буквально декаду или две назад, работала неплохо, но требовала предельной внимательности. Аэль медленно проводила по каждой тщательно промытой и обработанной антисептиком ране контактной поверхностью, и шов стягивался плотным клеем. В пациента уже было влито все, что нужно — и средства против внутреннего кровотечения, и противошоковое, и анальгетики, теперь оставалось только привести в порядок шкуру и надеяться на лучшее. Как Аэль ни отказывалась принимать за факт реальность Города, она не могла не видеть, что здесь любые травмы заживают гораздо быстрее, чем это позволяла физиология, да и предел живучести любого человека куда выше. Она не могла ослепнуть до полного отказа от очевидного: здесь человек, упавший с пятого или седьмого этажа, мог отделаться только ссадинами или вывихом. И заживали эти ссадины слишком быстро; а вот Зверя отделали с применением магии тенников, иначе никакая цепь и дубина не нанесла бы таких повреждений. Все это Аэль учитывала; но работала, как привыкла. Хуже от излишней перестраховки не бывало никому.

Лаан наблюдал за ее манипуляциями, стоя у стены. Аэль не нужен был ассистент, поскольку пациент не брыкался, а все инструменты лежали под рукой. Но ей не нравился скепсис в лице приятеля.

— Ты уверена, что этого хватит? — спросил он, когда Аэль закончила шить. — Или лучше позвать целителя?

— Этого хватит с запасом. Завтра он встанет. И если, встав, он что-нибудь разнесет — ты будешь отвечать, — сердито буркнула Аэль.

— Я буду дежурить. Когда он очнется?

— Если по логике — то к рассвету. А так — не знаю. Бездна знает, как на него что подействует. Вот, смотри, — Аэль показала пальцами в швы на шее и подбородке. — Я шила это от силы час назад. И почти уже зажило. Так что не удивлюсь, если через пару часов начнет прыгать...

— Хорошо, я тут посижу. Отдохни, Капелька, по-моему, ты здорово устала.

— Да нет, ерунда. Дело привычное. Помоги мне убрать мусор.

На пару с Лааном они быстро собрали в мешок использованные шприцы и ампулы, потом Лаан привел в порядок пол и мебель, убрав капли крови и грязь.

— Я пойду в душ. Может, вместе? — предложила Аэль.

— С удовольствием!

В этом предложении не было ни намека на эротику — оба знали, в чем дело. Так было принято на родине Аэль и Лаана, там не существовало мужских и женских туалетов или душевых кабин, не принято было стесняться обнаженных тел и прикрывать отдельные их части. И, подставляя Лаану спину, чтобы он потер ее мочалкой, невзначай прикасаясь к его коже, она чувствовала себя почти дома. Почти...

Потом они пили чай на кухне, болтали — Аэль не видела Лаана больше трех лет по ее счету, и ей трудно было поверить, что в ее жизни действительно произошло на порядок больше событий, чем у приятеля, для которого счет шел на месяцы. За утро они не успели наговориться вдоволь, да и утро для Аэль добрым становилось к вечеру. Подняться раньше полудня она считала эквивалентным смертному приговору, поэтому Лаан на пальцах втолковал ей, что от нее потребуется, если она согласится принять участие в «самой безумной авантюре, которую он в жизни затевал» и почти сразу ушел. Аэль поняла все в общих чертах, поморщилась, когда ей назвали кличку потенциального пациента, но согласилась.

Чаепитие было прервано на середине — из комнаты раздался неописуемый звук, некая помесь скрежета разрываемого металла с воплем лопнувшей струны. Что можно сломать с таким эффектом, ни Аэль, ни Лаан не представляли, а потому, переглянувшись, с изрядным любопытством и даже азартом вместе отправились в комнату. Пациент уже вполне пришел в себя, слез с носилок, а звук принадлежал стальному брусу носилок — милашка Зверь скрутил его вокруг своей оси и так сломал. Видимо, для развлечения.

Впрочем, «центнер хорошо развитой мускулатуры», вооруженный металлической дубиной почти в метр и толщиной в запястье Аэль, не показался никому из них подходящим развлечением для вечера трудного дня.

— Кого собрался бить? — равнодушно поинтересовался Лаан, складывая руки на груди.

Зверь посмотрел на них диким взглядом. Пронзительно-синие, бешеные глаза смерили Лаана и Аэль, потом гладиатор скривил губы и буркнул:

— Кто вы такие?

— Если хочешь познакомиться — положи дубину и пойдем на кухню. Мы как раз пили чай...

— Что, так и идти? — парень упер руку в голое бедро. — Где моя одежда?

— Пришла в негодность, — ласково объяснила Аэль. — Я дам тебе новую.

Она ушла в свою комнату и полезла, не глядя, рукой в шкаф, примерно прикидывая размеры Зверя. Кажется, добытый комбез должен был подойти. Когда она вернулась, дубина уже лежала на столе, а парень, хмуро косясь на Лаана, приводил в порядок прическу перед зеркалом. Уже почти затянувшиеся розовые рубцы вызвали у него некоторый интерес и недоумение, и Аэль заподозрила, что ему напрочь отшибло память о последних часах.

— Я наложила тебе около двухсот швов, — объяснила Аэль, протягивая пакет с комбезом. — У тебя быстрая регенерация, скоро будет незаметно. Надень это и приходи на кухню.

Гладко причесанный, в черном мешковатом комбинезоне, гладиатор выглядел вполне прилично и привычно для Аэль. Легко было счесть его еще одним солдатом, которые проходили через руки бывшего хирурга сотнями. Еще один парень, в меру дурной, в меру бравый, контуженый и потому притихший. Но Аэль знала, что не должна обманываться. Перед ней сидел законченный псих.

Лаан пододвинул к парню кружку.

— Теперь познакомимся. Я — Лаан, это Аэль. А тебя как зовут?

— Зверь, — буркнуло сокровище.

— Это не имя, — вежливо сказала Аэль. — Это... прозвище для ринга. А мы назвали тебе свои имена.

— Это имя, — насупился парень.

— Имя может быть только уникальным. А я знавал с десяток твоих тезок, — вступил в разговор Лаан.

— Да наплевать мне на всех! Это мое имя! Это моя суть!

— Объясни, — попросила Аэль. — Про суть... Ты же вроде не тенник, не оборотень?

-Я не тенник, ты права. Но и не человек.

— А кто? — изумилась Аэль.

— Я — Зверь, — гордо сказал парень. И продолжил:

— Я не такой, как вы. Вы — люди. А я — нет. Я другой, я всегда был другим. У меня другая душа. Душа зверя. У вас есть мораль, законы, совесть, справедливость. А у меня — только моя душа. Только бой. Ничего другого у меня нет.

— А стая у тебя есть? — Аэль с трудом подавила смех.

— Я — одиночка. Стая — это не для меня. Это вы живете стаями, семьями. А я — всегда один. Не судите меня по себе, я другой. Вы смотрите на меня и видите человека — потому что не умеете смотреть внутрь. Вы — просто люди, — на этом месте монолога Лаан блаженно зажмурился и прикусил губу, чтобы не рассмеяться. — А я другой. Не обманывайтесь. Я говорю на вашем языке, но только потому, что вы не поймете моего. Я знаю все ваши слова и все ваши игры — любовь, долг, честь. Но я не понимаю их. Меня пытались научить. Каким-то дурацким правилам, законам. Они просто не понимали, что я такое. Я иду и дерусь, иду и добываю пищу. Больше нет ничего. Поэтому я — Зверь.

— Остапа понесло... — в сторону заметил Лаан.

Аэль расхохоталась.

— Бедный мальчик... Тебя сильно побили по голове, я понимаю...

Парень аккуратно отодвинул кружку, наклонился вперед над столом. Он смотрел на Аэль в упор, и девушка видела, что зрачки у него — разного диаметра, взгляд слегка расфокусирован, а руки слегка подрагивают. «Сотрясение, точно» — подумала Аэль.

— Я тебя не понял, — медленно и с угрозой произнес гладиатор. — Объяснись.

— Если ты настаиваешь, — уже группируясь, улыбнулась Аэль. — Ты рассказал нам нечто, весьма бредовое и попросту смешное. Никакой ты не зверь. Ты — человек, обычный человек. А то, что ты называешь своей иной сущностью — последствия какой-то травмы, надо понимать. Говоря попросту — крыша у тебя поехала, мальчик. Оттуда и все проблемы...

Зверь прыгнул. С места, из положения сидя на стуле. Тяжелый стол полетел куда-то в сторону — парень оттолкнул его, как мелкую помеху на пути. В лицо Аэль был нацелен увесистый кулак, и скорость атаки ее напугала, но она легко увернулась. Лаан вскочил еще до того, как был отброшен стол, и Аэль скользнула ему за спину. Гладиатор замахнулся еще раз — коротким отточенным движением от плеча.

Лаан взял его за запястье и легко сжал пальцы, ровно настолько, чтобы удержать руку. Зверь уставился на него, Лаан слегка улыбнулся, тоже глядя в упор. В наэлектризованной лазури глаз постепенно проступали недоумение, удивление, недоверие — и, наконец, обида.

Лаан разжал пальцы.

— Это был маленький тест, — сказала Аэль. — И ты его провалил. Ты когда-нибудь видел собаку или тигра, которые нападают только потому, что им сказали, что они не собака или тигр? Оскорбленное самолюбие — чисто человеческое качество, мальчик. И удар в ответ на насмешку — тоже человеческая манера.

— Ты посмеялась надо мной... — удивленно и недоверчиво сказал гладиатор. — Это была шутка. Люди шутят иногда, я знаю. Я... не умею шутить.

— Как все запущено... — вздохнула Аэль. — Ну, давай медленно и по пунктам. Я сказала, что у тебя поехала крыша. Так?

— Так, — кивнул парень.

— И ты захотел меня ударить. Так?

— Да...

— Почему?

— Это оскорбление.

— Разве зверя можно оскорбить?

— Ну... это статус. Ты меня вызвала на драку, понимаешь?

Аэль печально вздохнула, потом улыбнулась.

— Ты — мальчик, я — девочка. Ты самец, я самка. Видишь, нет?

— Вижу, — кивнул несколько уже замороченный Зверь.

— И у каких же зверей приняты драки между самцами и самками? По-моему, ты какой-то мутант...

— Хватит, Аэль, — тихо сказал Лаан. — Слишком много на первый раз.

— Нет, подождите! Ты же на меня первая напала. Только... словами. Какая разница, какого ты пола? Ты меня оскорбила.

Аэль озадачилась, не находя нужного ответа, подергала себя за челку. Для нее была большая и существенная разница между насмешкой и ударом в полную силу, но как донести это до оппонента, она не представляла. Скажи она, что это нарушение всех обычаев — парень отвергнет это, как человеческие обычаи, которым он не следует. В его представлениях о себе и о мире была строгая внутренняя логика; правда, строилась она на одной-единственной ошибочной посылке. Но как доказать ее ошибочность, как выбить Зверя из его системы, Аэль сходу придумать не могла. А парень был сообразителен и обладал подвижным умом.

— Так я прав? — спросил гладиатор. — Верно? Ты не знаешь, что сказать — значит, я прав.

— Нет, ты не прав, — покачал головой Лаан. — И каждой своей фразой доказываешь, что не прав. Ты рассуждаешь. Ты рассуждаешь логически. А звери живут в рамках схем, комбинаций рефлексов. Они не спорят, они не приводят аргументы. У них нет философии. Они не объясняют свое поведение и не доказывают свою правоту. Им не нужна правота, они вообще не знают, что это такое.

Гладиатор выслушал Лаана очень внимательно, даже принюхиваясь от напряжения. Слова до него доходили, но не укладывались в привычную схему. Врать себе он не умел, и отказаться от собственного вопроса «так я прав?» не мог. И найти подходящее возражение — тоже. Поэтому он предпочел обдумать разговор позже. Память у него была абсолютной — он мог припомнить любой разговор, обстановку, собственные эмоции, слова собеседника. Он найдет ответы для Лаана, но — позже.

— Ты успокоился? — спросила Аэль. — Может, все-таки выпьешь чаю?

— Да.

Без подсказок парень поднял стол и чашки, провел руками над несколькими лужицами, убирая разлитую заварку и воду. Лаан вновь нагрел чайник, заварил зеленый чай, налил всем троим.

— Так все-таки, как тебя зовут? — спросила Аэль, делая последний глоток. — Или так — как тебя звали раньше, пока ты не стал звать себя Зверем?

— Вайль, — после некоторого раздумья сказал гладиатор. — А до того — Вилен...

Парень совершенно незаметно для себя оскалился, задрав верхнюю губу, и вздрогнул. Лаан сначала не сообразил, в чем дело — ему пришлось хорошенько покопаться в памяти, чтобы объяснить для себя гримасу Вайля.

— Тебя дразнили, — уверенно сказал Лаан. — За старое имя. Другие дети. Оно казалось им смешным. Да?

— Не помню. Имя помню. Еще боль, беспомощность... Не называйте меня так.

— Не будем, — кивнула Аэль. — Ты — Вайль. Это красивое имя. Мы с тобой почти тезки. Смысл разный, а звучит похоже.

— В этом имени есть какой-то смысл? — удивился гладиатор. — Какой?

— На моем языке — ну, примерно «необычный, удивительный». Тебе подходит, короче...

— Хорошо. А как я сюда попал?

— Ты помнишь последний бой?

— Да. Я опять нарушил правила... глупые правила. Бой — чтобы убивать, зачем еще?

— Например, чтобы победить, не убив. Показать не только силу, но и мастерство. А мастер знает, как победить и не искалечить противника. Это важнее. — Лаан объяснял медленно и спокойно, подлаживаясь под стиль речи Вайля: короткие фразы, паузы между ними. — Ты нарушил правила в турнире, где ставка за нарушение — жизнь. Я тебя выкупил.

— Как вещь? — задумчиво спросил Вайль, рассматривая свои руки. — Покупают вещи. Я — твоя вещь?

— Нет. Ты не вещь. Ты человек Города. Но по законам Города твоя жизнь принадлежит мне.

— А если я убью тебя? — так же задумчиво и спокойно поинтересовался гладиатор.

— Не сможешь.

— Почему?

— Меня ограждает закон. Можешь попробовать, если хочешь, — предложил Лаан.

— Что я теперь должен делать? — спросил Вайль после долгой паузы. Обманчивое спокойствие его голоса Лаана не одурачило — парень был готов атаковать в любой момент. Он уже практически начал атаку — напряг мышцы, прикинул расстояние и силу удара.

— Нападай, — предложил Лаан. — Давай.

Удар ноги с разворота должен был как минимум разбить Лаану череп, если бы не маленькое досадное недоразумение: поворачиваясь на пятке, Вайль поскользнулся и почти упал, с трудом удержав равновесие. Удар прошел мимо.

— Еще, — приказал Лаан.

На этот раз Вайль схватился за табурет — и тот пролетел мимо головы Лаана, за полметра до него резко сменив траекторию. Лаан с улыбкой наблюдал, как гладиатор наступает на него — пригнувшись, осторожно прощупывая пол босыми ногами. Третий удар — рукой в корпус — выглядел очень опасным, если бы Вайль опять не поскользнулся, на сухом полу и ровном месте. На этот раз он упал, ударившись спиной о стену.

— О, молодец! Добавь к своему сотрясению еще одно, — мрачно прокомментировала пируэт Аэль, забившаяся в угол. — Мало я с тобой повозилась...

— Еще можешь попробовать нож, пистолет, гранату, — с дружеской улыбкой предложил Лаан. — Только сам не поранься. Я за тебя дорого заплатил...

Вайль поднялся — Аэль сейчас как-то особенно остро осознала, насколько он огромен. На полголовы выше здоровяка Лаана, заметно шире в плечах, вся мускулатура — рабочая, не то что у культуристов. Из него можно было бы сделать двух, таких как Аэль, и еще остался бы десяток килограмм. И — красив, да. Сейчас, когда парень не скалился и не сверкал злобно глазами, видно было, до чего же он хорош собой. Густые черные с синеватым отливом волосы, бледно-смуглая кожа, чуть раскосые темно-синие глаза, прямой нос, крупный твердый подбородок. Черты резковатые и очень мужественные. Один раз такое лицо увидишь — не забудешь никогда.

— Я не буду пробовать. Я не дурак, — сказал эталон мужской красоты, и Аэль тут же подумала «дурак, дурак все-таки» — взгляд сфокусировался на ней, и читалась в том взгляде недвусмысленная угроза, отложенная чуть на потом. На час, на два — до первого удобного момента.

— За Аэль — прибью, — предупредил Лаан, внимательно наблюдавший за парнем. — Сразу. Даже не думай об этом.

— Хорошо, — кивнул парень. — Я понял. Что я должен делать?

— Завтра обсудим, что ты умеешь и чем хочешь заниматься, — сказал, поднимаясь, Лаан. — А сейчас — ложись спать. Аэль покажет тебе комнату. Если проснешься первым, не буди никого, найди, чем заняться. Если тебе будет плохо — буди меня. Понял?

— Да.

Аэль выделила для Вайля комнату, за надежность которой могла поручиться. Окно выбить было нельзя, дверь запиралась снаружи, впрочем, эту меру девушка сочла излишней, тем более, что Лаан велел обращаться к нему при ухудшении самочувствия. К тому же именно в этой комнате была самая широкая кровать.

— Вот постель, вот белье. Постелешь сам.

— Я привык спать на полу.

— В моем доме ты будешь спать на постели, — отрезала Аэль. — Спокойной ночи.

На рассвете она проснулась — кто-то ходил на кухне, стучал посудой. Шаги были слишком легкими для Лаана, тот никогда не ходил по дому крадучись. Потом Вайль подошел к ее двери, потоптался под ней. «Если он постучит, я открою?» — спросила себя Аэль. И, сквозь дрему и усталость, подумала — «Да. Я боюсь его, но он меня привлекает. Игра опасная, но свеч стоит...». И все же она с облегчением вздохнула и расслабилась, когда Вайль, не постучав, вернулся в свою комнату. Заскрипела кровать, потом наступила тишина. Аэль уснула мгновенно.

(обратно)

Глава 3 Гусиная фабрика

Хайо пришел, как и обещал, на следующий день. Ему пришлось найти себе дом на инициирующей завесе, иначе на отдых у него не было бы и часа. А ему хотелось выспаться, восстановить силы. Все получилось вполне удачно — нашлась свободная квартира в квартале от заведения Рэни, с утра он успел сходить в бассейн, подивился тому, в какое кошмарное сооружение превратился бассейн на этой завесе — он точно помнил, что закладывал в эскиз вполне обычный многоэтажный бассейн, и был потрясен, увидев коробку из стекла и бетона высотой этажей в двадцать. Кажется, здание еще находилось на финальной стадии строительства — трубы и провода никто не убрал в короба, во многих душевых под ногами не было плитки, вместо нее пол покрывал все тот же бетон. Но Хайо не был слишком разборчив, а полазив по уровням, нашел бассейн с достаточно горячей водой, в котором больше никого не было. Семь километров, перерыв, пять километров — это помогало держать форму. В последние месяцы, начиная с самой Катастрофы, у него почти не было времени на спортивный зал.

Потом он отдыхал в сауне, ходил на массаж и в солярий, словом, морально готовился к предстоящему сеансу общения с Рэни, ее мужем и прочими заинтересованными лицами. Он угадал, что она не будет одна — у стойки бара сидел вчерашний Сергей. Увидев Хайо, он сделал морду кирпичом, но Смотрителя подобными гримасами напугать было трудно.

— Привет, Рэни. Привет, Сергей, я Хайо. — Он протянул руку, и парень ее пожал, хотя и не собирался этого делать еще секунду назад — сработала простейшая ловушка: действуй достаточно уверенно, и ты сможешь всучить человеку хоть дохлую кошку, хоть гранату без чеки. — Собственно, я к тебе. Есть деловой разговор...

— Ну, если так, то пойдем отойдем за столик, — насупившись, ответил Сергей. Рэни проводила их удивленным взглядом — она была уверена, что Хайо пришел к ней.

— Итак, мне рассказали, что ты здесь — посредник. Надеюсь, это правда?

— Да.

— Отлично. Есть дело, для которого мне понадобится помощь двух посредников.

— Какая-нибудь авантюра? — Сергей постепенно отмякал, но еще старательно держал настороженный вид.

— Как посмотреть. Мне нужно заключить договор с местными тенниками. Серьезный официальный договор. А для этого, сам понимаешь, нужно найти того из них, кто сможет принять на себя обязательства за себя и остальных.

— Пожалуй, ты пришел по адресу, — кивнул Сергей. — Конечно, придется повозиться. У остроухих перманентные бардак и анархия, а порядок все никак не родится. Но... пожалуй, это возможно.

— Не хочешь прогуляться немного? Погода на улице отличная.

— Ну-у... я обещал помочь Рэни прибраться.

Хайо демонстративно оглядел пустое помещение, в котором не было ни души.

— Мне кажется, что от того, что вы закроете кафе на пару часов, Город не рухнет. Кто-нибудь из вас играет в боулинг?

— Я, — обрадовано воскликнул Сергей. — Ох, давно не брал я в руки шара... Все не с кем.

Хайо знал это, знал и то, что Сергею не с кем играть, а Рэни терпеть не может этот вид спорта, от тяжелых шаров у нее болят руки и спина, а легкие постоянно улетают на соседние дорожки. Он знал о всех троих столько, сколько они и сами о себе не знали, а потому играть было нетрудно.

— Ну что, идем? В Парке открыли новый клуб, там неплохо.

— Я иду. Рэни, ты как?

— А кто будет убираться?

— Плюнь, я тебе потом помогу. Ну пойдем, пожалуйста! — попросил Сергей.

— Хорошо, но ты мне поможешь.

— Обязательно, солнышко.

По дороге парни болтали обо всем, что не интересовало Рэни, и она постепенно чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Уж лучше было остаться в кафе, полируя столики и стаканы. Они смеялись, шутили, а к ней даже никто не обращался. Рэни терпеливо шла слева от Сергея, то и дело получая по плечу его сумкой, а он даже не обращал на это внимания. Было жарко, оба шли достаточно быстро, и у нее заболели ноги. Так что в боулинг-клубе она уселась под кондиционер, заказала себе коктейль и достала из кармана блокнот с карандашом. Девушка не слишком хорошо умела рисовать, но быстрые скетчи ей удавались, а времени на рисунки обычно не хватало — и сейчас она была почти довольна, что выбралась на прогулку. Хайо скинул свою косуху, оставшись в майке без рукавов и джинсах, прорванных на бедрах и коленях. У него была хорошая фигура с равномерно прокачанными мышцами, разве что шея была коротковата, на вкус Рэни. И двигался он экономно, не совершая лишних жестов, не то что Сережка, у которого каждый бросок сопровождался бурными махами свободной рукой, выкриками, а промах — весьма цветистой бранью. Хайо же бросал шары молча, после каждого броска только отряхивал ладони и улыбался. И выигрывал вот уже второй матч.

По ходу игры они разговаривали, и Хайо не потребовалось слишком много времени, чтобы вывести Сергея на рассказ о втором потенциальном посреднике. Убедившись, что Рэни сидит далеко и не слышит, соперник не слишком выбирал выражения, и Хайо услышал много интересного, хотя и — ничего нового.

— Он вечно стремится командовать всем и вся. Прикинь, он пытался выбрать для меня квартиру. Я мог бы работать и один, но — ты понимаешь, я вынужден его терпеть.

— Почему?

— Да ради Рэни. Я ей помогаю возиться с этим идиотским кафе, которое никому нафиг не упало. Сумки таскаю, продукты выбирать помогаю, убираться, то, се. Грег же пальцем о палец не ударит, хотя это кафе придумал он. И обстановку эту дурацкую, которую полировать часами нужно.

— А зачем?

— Да откуда я знаю. Видите ли, это стильно! Может, конечно, и стильно. Только геморрой не у него. Он только распоряжается. И меня задолбал — пойди туда, сделай это. Если бы не я, к нему уже никто не обращался бы. Он с половиной клиентов перессорился, я потом заминал...

— Да, не повезло тебе с напарником...

— Ничего, я справлюсь. Хотя, конечно, меня это все начинает доставать. В конце концов, я себя не на помойке нашел, понимаешь?

— Разумеется. Но с работой-то он справится?

— Я справлюсь. Не парься, все будет отлично... А, твою же небом мать!!! — завопил Сергей, отправив в «канаву» очередной шар. — Понимаешь, дело такое. Я работаю, он командует. Пусть себе командует, лишь бы совсем на рожон не лез. И Рэни не трогал. А то он же на ней срывается после каждого облома. А я потом утешай. А мне оно надо?

— Наверное, надо, — пожал плечами Хайо.

— Ты прав, парень. Оно мне надо, — усмехнулся в ответ Сергей.

— Вот и отлично. В данном деле наши интересы совпадают. А как уж вы там живете личной жизнью — прости, не мое дело.

— Договорились, — Сергей кивнул и смерил Хайо оценивающим взглядом. — А ты неплохо играешь...

— Просто мне сегодня везет.

Хайо уже с нетерпением ждал возможности поговорить с самим Грегом. Когда-то, когда он только появился в Городе, его звали Григорием. Потом случилась мода на англоязычную переделку имен, и возник Грег. Это был один из немногих людей, предпочитавших жить на инициирующей завесе постоянно. Если Сергей и Рэни еще не представляли себе, что помимо нее существует еще десяток, разных, уютных и не очень, то Грег в свое время пошатался по Городу почти сверху донизу, убедился, что наверху он — явный неудачник, лишенный способностей, внизу слишком некомфортно, и вернулся на инициирующую завесу. Здесь он чувствовал себя уверенно, ибо знал и видел больше, чем окружающие. По рассказам Рэни и Хайо получалось, что Грег — воплощение местного зла, домашний тиран, закомплексованная сволочь и вообще, с какой стороны не посмотри — полный урод. Хайо знал, что это, мягко говоря, не соответствует истине. Но ему нужно было подтвердить свою уверенность свежей информацией из первых рук.

Часам к пяти они вернулись в кафе, где Хайо предложил Рэни помощь в уборке, и был, то ли в качестве мести за боулинг, то ли в качестве рыцарского испытания отправлен приводить в порядок кухню и чистить плиты. Когда через десять минут (семь из которых были потрачены на поиск и питье холодной воды) Хайо вышел из кухни, сказав «готово!», Рэни сочла это издевательством. Но после тщательной инспекции она убедилась, что все действительно убрано, и убрано так, как она не смогла бы отскрести и за целый день.

— Что же ты раньше молчал? — удивленно и обиженно спросила она.

— Раньше ты не просила меня помочь.

— А... а все остальное ты убрать можешь?

— Могу, — кивнул Хайо. — Но лучше я научу тебя. Знаешь, в Городе мало кто орудует тряпками и чистящим порошком...

— У меня не получится... — запротестовала Рэни. — Я совершенно бездарна...

— Хорошо, — пожал плечами Хайо. — Делай по-своему.

— А меня научишь? — с жадным любопытством спросил подошедший Сергей. — У меня получится?

— Конечно. Повернись спиной и прикрой глаза. В первый раз я тебе помогу.

Хайо опустил пальцы на виски Сергея, нащупал нужный информационный канал и легким «касанием» передал ему несложный навык. Судя по тому, как легко парень принял информацию, у него все должно было получиться.

— Не открывай глаза. Представь себе половину зала убранной идеально. Тщательно перебери в уме все, что должно измениться — окна, столики, пол... все. Представь и прикажи этому быть. Отлично. Смотри теперь...

— Обалдеть! — восхитился Сергей. — Вот так вот просто захотел — и все?

— Именно. Теперь потренируйся сам.

Сергей не слишком уж поверил в свои силы, но ему хотелось сделать все не хуже, чем с помощью Хайо, и ему потребовалась только пара минут, чтобы самостоятельно пересчитать и представить стерильными четыре столика, два широких окна, половину барной стойки и пол — и у него все получилось. Удивленная Рэни смотрела, как по залу словно гуляет серебристая поземка, и там, где она отступает, воцаряется блистательная чистота, которой она не смогла добиться бы никогда в жизни.

— Я тебе что-то должен за это? — спросил Сергей.

— Да. Одно обещание. Ты никогда не будешь убираться за Рэни.

— Почему это?! — хором спросили оба, возмущенно глядя на Хайо.

— Потому что я предлагал ей научиться самой, но она отказалась.

— Я же не виновата, что не умею...

— Ты даже не попробовала, — отрезал Хайо.

— Хорошо. Я попробую... только можно — не сейчас?

— Все можно. Но — я жду. Сергей?

— Хорошо. Обещаю... — тяжело выдохнул Сергей.

— Ты сказал — я услышал, — кивнул Хайо.

Светловолосый парень только развел руками, виновато глядя на Рэни. «Ты же видела сама — я ничего не мог сделать», было написано на его лице. А формулировка обещания не подразумевала возможности солгать. Попытайся Сергей сделать это — умение покинуло бы его в тот же момент. Может быть, ему удалось бы вспомнить последовательность действий, мыслей и ощущений. Может быть, нет. Профессиональный посредник знал это хорошо, а Хайо знал, что тот — знает.

Вскоре вернулся Грег, неодобрительно посмотрел на пьющую пиво за столиком у окна компанию, особо тяжелым взглядом смерил Хайо. Тот встал ему навстречу, протянул руку.

— Я Хайо. У меня деловое предложение. Сергей расскажет подробности.

— Пива, закуски. — Грег буркнул это в пространство, но Рэни тут же подскочила и помчалась к холодильнику.

— Я сейчас вернусь, — предупредил Хайо, отправляясь в туалет. Ему не столько нужно было облегчиться, сколько дать Сергею возможность похвастаться выгодным и перспективным заказом. Когда он вернулся, его приняли куда более благожелательно.

— Так значит, ты сюда по делу приходил, а не глазки строить? — со широкой улыбкой поинтересовался Грег; должно быть, ему казалось, что он обаятельно подшучивает, но Хайо был невысокого мнения о шутках, которые произносятся таким напряженным голосом и сопровождаются пристальным оценивающим взглядом. Никакая обаятельная улыбка не могла исправить впечатление.

Хайо только молча кивнул. Грег еще раз смерил его взглядом, постучал по краю стола кончиками пальцев. Движения были бы красивыми, если бы не отчетливая манерность, расчет на производимый на собеседников эффект. Грег напоминал актера-неудачника, который вместо того, чтобы играть на сцене, играет каждый эпизод своей жизни в надежде на восторг аудитории, состоящей из родни и приятелей. Смотритель привык к несколько другому — к естественной резкости жестов Киры, к мягкой обманчивой плавности Лаана, к скупой грации Тэри; там, где он проводил большую часть своего времени, никто не играл, все просто были собой. И сейчас ему все время нужно было напоминать себе, что он общается с людьми, стоящими на гораздо более низком уровне развития, с теми, кто, может быть, и никогда не станет равным ему. От подобных мыслей было грустно — Хайо никогда не нравилось делить людей на слабых и сильных, на интересных и скучных; но все же некоторые были одновременно скучными и слабыми.

Грега же ему было попросту жалко — отвлеченной скептической жалостью. Хайо не знал, что именно сделало его таким, но результат был печален — Грег был и умен, и наблюдателен, и обладал трезвым взглядом на многие вещи, но какой-то, может быть, врожденный, может быть, приобретенный давным-давно и ставший естественной частью характера недостаток делал его слабым. Ему не хватало смелости посмотреть в лицо самому себе, беспристрастно, без привычки оправдывать себя, оценить собственные поступки. Ладья жизни Грега плыла по воле волн, лавируя между потребностью заставлять всех вокруг прыгать вокруг себя и полным неумением строить устраивающие его самого отношения с окружающими. Ему всегда было проще поссориться, чем найти общий язык, надавить, нежели попытаться понять.

Все это Хайо примерно себе представлял и раньше, но, после третьего часа деловой беседы, плавно переросшей в сдержанную пьянку, почувствовал, что начинает тихо сходить с ума от компании. Все трое — и Рэни, и Сергей, и Грег — нуждались в помощи; это было видно невооруженным взглядом. Но Хайо не мог себе позволить работать психологом для обоих мужчин; ему нужна была только Рэни. И нужно было отвлечься, заглушить вполне естественное желание принести добро ближнему своему. Хотя бы потому, что никто из них не просил об этом добре, и если мнение Рэни, ее просьбы и желания Хайо волновали весьма мало — она нужна была ему, а точнее — Городу, целой, невредимой и более-менее психически здоровой, то как-то воздействовать на Сергея или Грега Смотритель был не вправе.

Пили много — Хайо радовался, что на него алкоголь действует раза в три слабее, чем на собутыльников, иначе ему уже давно захотелось бы спать. Но он старался не выдавать того, что почти трезв или пьян лишь слегка, чтобы не разрушать постепенно складывающуюся доверительную обстановку. Он наблюдал за всей троицей, особенно внимательно — за Грегом, но едва ли тот понимал, что блаженно улыбающийся и жмурящийся Хайо на самом деле прекрасно контролирует себя. Рэни практически спала сидя, оперев подбородок на кулаки, и только иногда смеялась, когда кто-нибудь рассказывал анекдот или байку. Потом она и вовсе перелегла на колени к Грегу, еще через час Грег попросил Сергея унести «сие безжизненное тело» в спальню, и они остались втроем, но следующая стопка водки Сергея доканала, и он отправился в гостиную над кафе.

— А ты ведь и не пьян почти, — с проницательностью, которая приходит примерно после литра водки, вдруг заявил Грег.

— Это как посмотреть.... — улыбнулся Хайо. — Я года три не пил столько.

— Типа трезвенник?

— Спортсмен.

— Я тоже был спортсменом. Гонщиком. И...

— И что?

— Разбился так, что едва собрали. Больше не пробовал. Хотя тянет иногда — смотрю, как другие гоняют, тоже хочу сесть. Но куда мне.... я человек женатый.

— Не понял связи.... — сымитировал недоумение Хайо.

— У тебя есть баба?

Хайо никогда не называл свою девушку «бабой» и словечко неприятно резануло ему слух, но сейчас было не место для филологических дискуссий, поэтому он, мысленно попросив у подруги прощения, кивнул.

— И что? Она бы тебя отпустила? На гонки?

— Меня нельзя отпустить или не отпустить. Меня можно попросить не делать того или иного. Исполню ли я просьбу — зависит от многих обстоятельств. Но — я свободный житель Города, а не собака на привязи, — медленно и четко сказал Хайо, в упор глядя в темно-серые, асфальтового оттенка, глаза Грега.

— А ты крутой.... — ухмыльнулся мужчина. — Или косишь под крутого?

— Тебе виднее.

— Проверим? — с пьяным азартом вскочил со стула Грег. — А? Или слабо?

— На слабо ведутся только слабаки, — пожал плечами Хайо. — Как проверять предлагаешь? И какая мне выгода с того, что я тебе что-то докажу?

— Я на тебя бесплатно работать буду. По рукам?

— Не годится. Ты же не один работаешь...

— Да кто его спрашивает-то? — кивнул на потолок Грег. — Таких тут тринадцать на дюжину...

— Все равно не годится. Только ты и я, так? Ну, давай, — Хайо тоже поднялся, скинул куртку на спинку стула. — Способ?

Грег, конечно, был пьян, но оценить пластику и рисунок мышц потенциального противника был вполне в состоянии. Поэтому рукопашную схватку предлагать не стал, прекрасно представляя себе результат. Но ему все-таки хотелось обломать Хайо, объяснить, кто здесь хозяин. Он уже проиграл по очкам, предложив испытание — тем, кого по определению считают слабее себя, не предлагают ничего подобного. Теперь нужно было выходить из ситуации, да не как-нибудь, а победителем.

— Хорошо, уговорил, — рисуясь, сказал Грег. — Если тебе это так уж надо.... Ножички покидаем. До трех очков. Идет?

— По-моему, все это было надо тебе. Или я что-то перепутал?

— Ладно, неважно. Согласен или как?

— Согласен, — широко улыбнулся Хайо. — Твой способ. Теперь условия. Мое таково: проигрываешь — никогда больше не поднимаешь руку на жену. Твое?

— Откуда ты.... — задохнулся от возмущения Грег. — Хорошо, мальчик. Проигрываешь — никогда не прикасаешься к ней даже пальцем. Даже если она будет тонуть у тебя на глазах. Идет?

— Идет, — кивнул Хайо. — Я сказал, ты услышал.

— Я сказал, ты услышал. Кто начнет?

— Ты.

— Хорошо...

Хайо завел руку за спину, под куртку, ожидая, пока в ладонь ляжет подходящий клинок. Не стоило демонстрировать Грегу извлечение предметов из ничего; пусть думает, что нож засунут сзади за ремень. Выбранная человеком форма состязания казалась нелепой. Пьяный в стельку Грег имел все шансы попасть ножом себе в пятку, и очень мало шансов попасть в мишень. А мишень он выбрал сам, должно быть, окончательно спятил. Ровно в этот час проявило себя во всей красе разрушительное действие алкоголя на мозг.

Крошечное, с воробьиный глаз, еле различимое пятно на деревянной панели за барной стойкой. Из-за горлышек бутылок его едва видно, а сбивший бутылку очка не получает, даже если попадет в мишень.

Хайо даже усомнился, получится ли у него этот фокус; а нужно было выиграть, на карту поставлено слишком много, и нельзя промахнуться. Грег все-таки ухитрился втянуть его в свои идиотские игры. Мастер, ничего не скажешь. Просто гений дурацких поступков.

Смотритель получил три очка из трех, Грег — два. Он был на грани от ничьей, но в последнем броске нож воткнулся в дерево недостаточно глубоко, упал и сбил бутылку. В воздухе резко и противно запахло можжевельником.

— А ведь я тебя почти сделал, а? — Грег присел на край стула, потер средним и указательным пальцами левой руки переносицу. — Скажи — почти сделал?

— Почти. — Хайо был дипломатически вежлив.

— Дурацкое твое условие.... — выложившись в поединке, Грег уже почти не контролировал себя и почти перестал играть. — Мальчишка, что ты понимаешь.... это же все не мне надо, ей. Если я не буду ее строить — она же по рукам пойдет или сопьется. За ней только глаз да глаз.... Ты думаешь, я такой плохой. Злобный тиран просто, девочку обижаю.

— Нет, так я не думаю...

— Да не ври, думаешь. Бедная девочка, такая прекрасная и несчастная. Знаешь, как это — смотрят на тебя такими вот большими и чистыми глазами, и говорят «я в тебя верю, ты хороший!». И не дай Город потом устать или чтоб голова болела — ты же хороший, ты же не имеешь права быть плохим. Любая мелочь, любой промах — обида смертная. Потому что если я такой хороший, то если и делаю что не так, то, значит, назло. И обязан быть хорошим — день за днем, всю жизнь бесперечь. Веселуха, да?

— Я бы так не сказал. — Хайо сел за стол напротив, поставил локти на край и упер подбородок в кулаки. — По-моему, ничего веселого тут нет.

— Вот именно что. Я ее люблю, ты понимаешь?

— Понимаю.

— Люблю я ее, но это ж каждый день, каждый день — быть таким хорошим и прекрасным, таким-растаким. А ей не нужен хороший, не нужен прекрасный. Она так жить не может, на самом деле. Ей нужно, чтобы было от чего поплакать и пострадать, пожалеть себя. Помучиться. Иначе она и не поверит, что я ее люблю. Уйдет куда-нибудь, искать другого, кто...

— Так может, пусть уходит?

— Не могу. Не могу отпустить. Я за нее боюсь. Я уже ее знаю, знаю, что ей надо. Да, мне тяжело. Но.... это еще ничего. Это можно пережить. А если с ней что-нибудь случится?

Грег уже вовсю клевал носом и говорил через дрему. Хайо забрал у него стакан, отодвинул со стола миску с остатками салата, и, словно невзначай, задел пальцами висок, сглаживая и уводя на второй план воспоминания об этом разговоре. Можно было понадеяться и на алкоголь, но Хайо не хотел рисковать. Такая ночная откровенность могла обернуться утренней ссорой — это было бы лишним.

Он и в этой беседе старался быть бесстрастным и равнодушным, подавать обдуманные и просчитанные реплики, разыгрывать сцену как по нотам, собирая информацию и раскладывая ее по полочкам. Но сейчас, при виде спящего головой на столе Грега, Хайо вдруг понял, что его все решительно и бесповоротно достало. Ему срочно нужно было что-нибудь разбить, сломать, кого-то ударить. Темная волна поднялась из глубин души и накрыла с головой, заставила в бессильной злобе озираться в поисках подходящего предмета. Пожалуй, бутылка годилась, чтобы кинуть ей в окно.

«Стоп!» — сказал внутренний голос, один из многих внутренних голосов — тот, что никогда не утрачивал здравый смысл. «Если ты злишься — ты уже вовлечен в ситуацию. Выйди из нее, пока не поздно...» — и Хайо сумел взять себя в руки. Он прижался щекой к холодному стеклу соседнего столика, навалился грудью так, что тонкая полоса больно врезалась в кожу, начал медленно считать про себя. Через несколько минут его отпустило окончательно, и он вышел на темную ночную улицу, полной грудью вдыхая прохладный воздух.

«Итак, — подумал он. — Что мы имеем с данной гусиной фабрики? Двух, точнее, трех людей, завязанных сложными и нездоровыми взаимоотношениями. И Рэни, и Грегу они зачем-то нужны; вполне очевидно, что оба вовсе не настроены на полноценную счастливую жизнь и гармоничный семейный союз. Им нужна крутая смесь кнута и пряника — обоим. Каждый работает для другого и кнутом, и пряником — по ситуации. И пока они оба таковы, как сейчас — это единственный для них способ выжить. Ситуация отвратительна, но стабильна и даже полезна — по принципу «может быть и хуже». Действительно, может — перестав удерживать друг друга в определенных рамках, парочка может допрыгаться и до более серьезных неприятностей, каждый по отдельности. Сергей — явление временное; ему вся эта ситуация тоже зачем-то нужна, что-то он получает именно в такой раскладке, именно в положении платонически влюбленного верного рыцаря Рэни. Она же получает поддержку, внимание и сочувствие — чтобы и дальше оставаться с мужем, который ее, конечно, напрягает, но и помогает держаться на плаву...»

Хайо дошел до фонтана, щелкнул пальцами, заставив его работать, подставил лицо под брызги ледяной воды. Разработанный им самим план вдруг начал казаться невыполнимым, нереальным и бессмысленным. Да, он сам сделал все, чтобы три фигурки на доске сошлись в единую комбинацию. Тщательно подобрал двоих напарников для Рэни — тех, с кем ему удобно будет работать, тех, кто достаточно предсказуем и не слишком опасен. Но конструкция выглядела монолитной и болезненно хрупкой одновременно. Еще двое суток назад Хайо представлял себе, как будет действовать. Сейчас он сомневался, что сумеет.

«Я справлюсь...» — сказал он себе. И усмехнулся. Ровно то же могли бы сказать — и говорили, — и Рэни, и Грег, и Сергей. Они привыкли не побеждать, не добиваться, не решать — справляться. Не с какими-то стихийными обстоятельствами, не с природными явлениями и случайностями — с тем, что выбирали для себя сами.

«Видимо, эта форма сумасшествия заразна», с еще одной усмешкой, уже освобождаясь сразу и от раздражения, и от злости со страхом, подумал Хайо. «Но я уже переболел. По крайней мере, надеюсь на это...»

(обратно)

Глава 4 Технотрон

Проснувшись около полудня, Аэль отправилась в душ и обнаружила, что из-за угла кухни торчит чья-то босая нога, катающая пустую бутылку. Бутылка периодически натыкалась на стену и противно звякала, но развлекавшегося это не волновало. Она сделала пару шагов вперед, заглянула за полуприкрытую дверь и увидела редкое и неожиданное зрелище — сидя на табуретке, Вайль читал книгу. Бледно-голубая обложка была Аэль хорошо знакома, это был ее старый справочник по фармацевтическим препаратам. Читал же парень увлеченно, словно приключенческий роман.

— Доброе утро. Интересуешься фармакологией? — улыбнулась Аэль. Вайль пожал плечами, потом кивнул, перевернул еще одну страницу. Девушку удивило сосредоточенное серьезное выражение его лица. Он внимательно смотрел в книгу — кажется, на страницу целиком, фотографировал взглядом текст и переходил к следующей странице. — Ва-айль, ау? Ты онемел?

— Интересно, да. Не мешай, — проговорил гладиатор.

— Ты там хоть что-нибудь понимаешь?

— Мало.

— Зачем тогда читаешь?

— Пригодится. Может быть. Хочется читать, — Вайль даже махнул рукой в сторону Аэль, отгоняя ее, как назойливую муху. Девушка улыбнулась и ушла в ванную, почти сразу забыв о забавном инциденте.

Потом проснулся Лаан, Аэль принялась готовить завтрак на троих — Зверь так и сидел в кухне с книгой в руках, под его стулом валялась целая стопка уже прочитанного, и девушка вычислила алгоритм. Он просто брал и проглатывал подряд все книги, которые в изобилии валялись на кухне там и сям, а прочитанное бросал на пол, как упаковку. Нарезая овощи, Аэль гадала, что случилось бы с ее головой, пропусти она за утро через себя и медицинский справочник, и пару романов, и сборник легенд тенников, и еще десяток томов весьма разного жанра. Вайлю же процесс явно нравился — когда девушка уронила нож почти рядом с ним, он даже не пошевелился. Оторвался от чтения он только после того, как Аэль похлопала его по плечу и показала на тарелку.

— Кушать подано, сэр!

Вайль с сожалением отложил книгу и принялся за еду. Посмотрев, как он есть, Аэль и Лаан изумленно переглянулись. Вилкой и ножом парень пользоваться умел, правда, ножом орудовал не слишком умело, но представлял, зачем он вообще нужен и даже применял его, чтобы подцепить очередной кусок мяса. Но при этом он клал предплечье левой руки перед тарелкой, словно ограждая ее, ссутулился и набивал полный рот. Как будто завтрак у него в любой момент могли отобрать. При этом по всему цветущему виду гладиатора никак не казалось, что он давно голодал. Дело было в чем-то другом.

Аэль два раза положила ему добавки, потом плюнула и поставила сковороду с остатками жареного с овощами мяса. Отсутствием аппетита Вайль, мягко говоря, не страдал. Потом Лаан позвал ее в комнату, и она не успела засечь время, за которое парень слопал бы все содержимое сковородки. Это ее несколько огорчило.

— Ну что, на Технотрон его вытащим? — спросил Лаан.

— Думаешь, стоит? — Аэль поморщилась.

Технотронном называли отдельную закрытую завесу, целиком отведенную под военные игры. Там играли в войну люди и тенники — отрядами и в одиночку, все против всех и делясь на армии. Играли всерьез, не размениваясь на мелочи. Торжество победы, усталость и азарт были настоящими. Боль и кровь — тоже. Виртуальной была только смерть, даже для таких, как Аэль, для тех, кто умирал в Городе лишь один раз, а не возвращался вниз, просыпаясь и с трудом припоминая очередной сон. Но грязи, вони выпушенных кишок и горелой плоти было в избытке. Аэль дважды оказывалась на Технотроне: приглашали друзья, и каждый раз через пару часов забывала, что там идет игра — все казалось удивительно реальным. А погибая, она возвращалась в свою квартиру и воспоминания размывались, но оставалось неприятное послевкусие бессмысленности и бесцельности. Обитатели Квартала Наемников редко ходили туда — им не нравилось почти взаправду воевать с городскими мальчиками и девочками, очень быстро проявлявшими не лучшие свои качества. Впрочем, некоторым Технотрон быстро ставил мозги на место — тем, о ком Аэль говорила «э, прелесть моя, это ты по морде мало получал». На Технотроне по морде раздавали щедро — а также штыком в живот или пулей в лоб, как кому везло. Может быть, Вайлю и стоило пройти это испытание хотя бы раз.

— Ладно, посмотрим, что выйдет. Предупреждать его будешь? — подумав, спросила Аэль.

— Нет. Посмотрим на реакцию.

— А если он там уже был?

— Не был, — качнул головой Лаан. — Я знаю.

На кухне шумела вода и стучали тарелки. «Посуду моет», одновременно подумали Лаан и Аэль и вновь удивились, Лаан, впрочем, удивился меньше. Он кратко обрисовал для девушки манеру Вайля двигаться по синусоиде — от высшей точки агрессии и нездравой уверенности в собственных силах через парочку серьезных обломов к тихой покорности и изныванию от собственной беспомощности. Потом он отрывался на том, кто был заведомо слабее и вновь чувствовал себя всемогущим. Накануне гладиатор напоролся на Лаана, сравнил свои возможности и возможности Смотрителя, и притих, проникаясь собственной ничтожностью.

— Скоро он дойдет до избиения пары малолеток — и возомнит себя богом. Со всеми вытекающими. А пока будет паинькой.

— Я бы повесилась лучше, чем так жить, — фыркнула Аэль.

Лаан улыбнулся в бороду. Вешаться Вайль не стал бы никогда. Его жизнь была вечной схваткой в джунглях, и противников хватало — он каждого встреченного делал противником, так что о причинении себе вреда своими же руками речи не шло. Этим занимались другие, которых Вайль либо умело провоцировал, нарушая все мыслимые законы, в которых, как бы он это ни отрицал, разбирался прекрасно, либо попросту нападал первым.

— Собирайся, — сказал Лаан, заходя в кухню. — Пойдем прогуляться.

Не ожидая подвоха, Вайль шагнул в дверь перед Лааном. С площадки перед лестницей на него вдруг пахнуло жарой, дымом и гарью, он отшатнулся, но Лаан легонько толкнул гладиатора между лопаток и ему пришлось сделать шаг вперед, этого было достаточно. Дом, в котором находилась квартира Аэль, растаял за спиной, Вайль стоял на горячей земле. Вокруг была степь до самого горизонта. Он и не подозревал, что в Городе есть такие места.

Солнца не было — на затянутом пылью и гарью небе не проступало ни одного светлого пятна, не было и даже самых блеклых теней. Светилось само небо — серовато-жемчужным, мрачным светом. У горизонта тучи набрякли густой сыростью, и там в воздухе мельтешила полупрозрачная стена — шел ливень. Растрескавшаяся почва кое-где была покрыта блестящей корочкой соли, местами торчала довольно жалкая растительность — фиолетово-черная колючка, коричневая пожухшая трава.

Потом Вайль догадался обернуться, и увидел в полусотне шагов от себя десяток молодых ребят в грязных и рваных пятнистых комбинезонах. Некоторые держали оружие в руках, другие положили рядом с собой на землю. Двое валялись на импровизированных подстилках из ковриков — кровь на форме была видна даже отсюда. Вайль посмотрел на себя — к черному комбинезону, который он получил от Аэль, добавились высокие ботинки, шлем, какая-то амуниция на поясе и в карманах, плечо оттягивал автомат. От воротника к плечу тянулся шнур, сплетенный из красно-золотой тесьмы, на рукавах и груди появились непонятные Вайлю нашивки.

Невысокий хлипкий парнишка рванулся к Вайлю, на ходу пытаясь привести себя в порядок.

— Господин капитан! Ждем ваших приказаний.

Вайль изумленно посмотрел на Лаана и Аэль, стоявших рядом с ним. Девушка почти не изменилась, только на комбинезоне, слева на груди появилась странная эмблема — голубой треугольник в серебряной рамке, рассеченный пополам молнией, да в руках оказался не то кейс, не то кофр. На Лаане был совсем другой комбинезон — узкий, облегающий до пояса, пятнистый, но без постоянной окраски, постоянно переливающийся.

— Что же ты рот разинул? — усмехнулся бородатый, натягивая капюшон на лицо. — Это твои люди. Принимай командование, а я пока на разведку схожу.

Вайль глядел вслед Лану — через пару шагов комбинезон перекрасился в оттенки почвы, и высокий крупный мужчина стал почти незаметен, а еще через несколько секунд гладиатор не смог различить его силуэт на фоне степи. Он обернулся к парнишке, который приглаживал волосы, оттирал с лица копоть и старался заглянуть командиру в глаза. Гладиатор хорошо представлял, как дерутся один на один, как раскидать врукопашную целую толпу.... но что ответить пацану, который ждал каких-то указаний, не представлял. Ему стало тошно и тоскливо, еще хуже, чем накануне, когда он так и не смог ударить Лаана.

Где он находился? Чего от него хотели? Что это за место и что нужно делать? В чем смысл?

Потом в виски ударил сухой степной ветер, голова закружилась, и тоска на мгновение отступила — Вайль получил ответы на часть своих вопросов. На языке вдруг возникли какие-то фразы — резкие, жесткие. Вайлю они понравились своей лаконичностью и точностью.

— Представься и доложи обстановку, — буркнул он. Стоявшая рядом Аэль одобрительно кивнула, подмигнула гладиатору и отправилась к раненым.

— Старшина роты «D» второго батальона пятого воздушно-десантного полка армии «Юг» Ди Эммери! Докладываю. После гибели капитана Ройо как старший по званию принял под свое командование личный состав роты.

— Гхм, — кашлянул Вайль, насчитав в трех фразах несколько ошибок. — Давай без формальностей. Что у вас, что творится вокруг?

— Полная жопа! — ляпнул Ди и слегка покраснел сквозь всю грязь на физиономии под пристальным взглядом капитана. — Выжило одиннадцать человек, из них ранено пятеро, тяжелых двое. Средств связи нет. Задачи нет. Запаса продуктов нет. Да ничего нет, хоть ложись и подыхай, — не выдержал он. — Вот...

— Подыхать отставить. Собрать сушняк, развести костер. Ранеными займется врач. Вода есть?

— Есть неподалеку ключ...

— Организовать доставку и стерилизацию воды. Путем кипячения. Ясно?

— Э-э... ну...

— Короче, — повысил голос Вайль, с наслаждением вживаясь в новую забавную роль. — Поднять задницы, натаскать воды, привести себя в порядок. Ясно, старшина? Бегом! Дес-сантничек, надо же...

С языка слетали бодрые и бравые чужие фразы, наверное, уместные, но почти непонятные Вайлю. Что он только что сделал? Отправил мальчишку за водой, это понятно. Но почему тот повеселел и взбодрился, начал носиться по лагерю, раздавая подзатыльники и покрикивая. Смысл всего этого Вайлю был не слишком понятен. Если бы на него так нарявкали, он бы, наверное, заткнул рот тому, кто посмел, и ушел. А здесь? Таковы были правила игры, игра была забавной. Пусть бегают — на языке еще много похожих фраз.

Аэль осмотрела раненых. Первой девчонке уже не нужна была помощь, ей нужно было только последнее милосердие — добрых пятьдесят процентов поверхности тела было покрыто ожогами второй и третьей степени, приближалась агония, и врач без лишних раздумий вколола ей препарат, парализующий дыхание. С парнем предстояло повозиться — ничего слишком страшного, но осколки, видимо, гранаты, вспороли кожу ото лба до колен, оставив глубокие ссадины. Выглядело это страшно, но на самом деле бедой не было. Остальные и вовсе могли позаботиться о себе сами — Аэль раздала им таблетки и перевязочные пакеты, взялась за обработку располосованного.

— Не иначе, с кошкой дрался, — ворчала она, орудуя тампонами и биоклеем. — Что, детка, кошку изнасиловать хотел, да? Хоть породистую?

Раненый хлопал глазами, пытался улыбаться рассеченными губами, морщился — тогда саднили скулы, и, наконец, пытался вовсе закаменеть лицом, чтоб не болело, но не получалось. Потом подействовало обезболивающее и мальчик наконец-то улыбнулся во весь рот. Дорвался, что называется.

— Вот и хорошо. Скоро будешь как новенький. Даже лучше, потому что умнее, — похлопала его по щеке Аэль. — Поспи пока.

Она размышляла о том, что зашли, на первый взгляд, достаточно удачно. Десять человек — пожалуй, подходящее количество, чтобы посмотреть, как Вайль справится с командованием. Оказались они не в самой гуще боя, а получили небольшую передышку и возможность осмотреться, понять, что происходит. Потрепанные остатки роты в меру деморализованы и Вайля с капитанскими погонами приняли «на ура» — по крайней мере, поначалу. Очень благоприятная ситуация. Осталось только посмотреть, как красавчик, мнящий себя зверем, из нее выкрутится. Ничего хорошего от него Аэль не ожидала.

Сама она командовать не собиралась — во-первых, попросту не умела. Когда-то, еще дома она убедилась в том, что предел ее организаторских способностей — четыре человека: двое медбратьев, анестезиолог и она сама. Работу в команде такого размера она наладить могла, а вот даже на уровне руководства госпиталем уже приходилось дергаться и нервничать. В стратегии и тактике же Аэль понимала ровно столько, сколько любой другой военный хирург, то есть, чуть-чуть больше обычного мирного жителя, но недостаточно, чтобы самой принимать правильные решения и отдавать осмысленные приказы. У нее было совершенно другое призвание, ему она и следовала.

Лаан мог бы заменить Вайля в любой момент. Некогда он был профессиональным военным и закончил карьеру в чине подполковника, правда, между командованием авиационным крылом и десятком пеших десантников была большая принципиальная разница, но он справился бы. Правда, Аэль знала, что Смотритель и пальцем не пошевелит, и совета Вайлю не даст. Все происходящее было испытанием для Вайля, и только для него.

Резко подул ветер, швыряя в лицо горсти мелкого колючего песка и пыли, от которых першило в горле. Вайль посмотрел на небо — черно-багровая туча была уже совсем близко, и от надвигающейся стены ливня попахивало сыростью и холодом. Он жестом подозвал к себе ближайшего солдатика. Это оказалась совсем молоденькая девочка, по-мужски высокая и крепкая, но из-под берета торчала косичка, заправленная за воротник.

— Да, господин капитан?

Вайль молча показал на тучу. Девчонка не поняла, пришлось пояснять. — Видишь, что на нас надвигается. Палатки у вас есть?

— Есть, четыре двухместные...

— Ставьте все. Одну для меня и врача. И побыстрее.

Через пять минут, когда первые тяжелые, словно из свинца отлитые капли, уже ударили в землю, все было готово. Но про то, что нужно не только попрятаться самим, но и убрать внутрь все вещи, вспомнила только еще одна девочка, и Вайлю пришлось вытащить старшину под уже начавшийся ливень и ткнуть носом в валявшиеся на земле ранцы, куртки, прочее добро. Старшина, разумеется, сам ничего делать не стал, а перевесил задание на первого попавшегося подчиненного, и они вдвоем с девочкой быстро распихали все по палаткам. Вайль возвышался посреди лагеря черной в темно-сером сумраке мрачной фигурой, и солдаты, замечавшие его взгляд, начинали бегать в два раза быстрее.

— Часовых назначь, — напомнил он старшине, подошедшему с рапортом, что все сделано.

В палатку он ушел, только когда все было убрано — ошалелый, изумленный своей ролью. Все получалось — так легко, просто и красиво. Немного правильных слов, немного правильных поз, чуть-чуть знаний, неизвестно откуда появившихся в голове. Палатка была тесной, и, на коленях вползая внутрь, он толкнул Аэль, та мрачно буркнула «Поосторожнее...», села, откинув одеяло, и начала растирать щиколотку. Вайль вздрогнул и замер — она расстегнула комбинезон до пояса и скинула его с плеч.

— Что ты так уставился? Что-то новое увидел? — ехидно спросила Аэль. — Или чего-то не хватает?

Капитан, не двигаясь, жадным темным взглядом смотрел на худенькие острые плечи, на едва обозначенную грудь с острыми бледными сосками. Аэль, фыркнув, спряталась под одеяло и накрылась до подбородка. Вайль тоже лег, обнаружил, что вытянуться во весь рост не получается, покрутился, потом осторожно прикоснулся к плечу Аэль. Девушка покосилась на него — в глазах читался немой вопрос, достаточно деликатный, и она сама откинула одеяло и прижалась к нему.

Все дальнейшее было одним бесконечным сюрпризом для нее. Она боялась Вайля, боялась, что в сексе он будет таким же жестоким и неуправляемым, как во всем остальном — но парень оказался удивительно робким и скованным. Он не знал, что делать со своим телом, что делать с Аэль, прикасался к ней лишь слегка — а ее сводило с ума ощущение упругих мышц под теплой кожей, какой-то особенный, терпкий и свежий, ее запах, сила, которая чувствовалась в каждом опасливом прикосновении. И все это роскошное тело пропадало даром — ей давно хотелось уже чувствовать себя под ним, в себе, по максимуму; времени, чтоб тянуть его, не было, Аэль знала, что в любой момент какое-то важное дело оторвет их друг от друга, и хорошо, если до ночи, а не до возвращения в Квартал... нужно было торопиться, а партнер тянул, медлил, словно боялся чего-то.

— Ты что... в первый раз этим занимаешься? — спросила она, наконец, стараясь, чтобы голос звучал поласковее.

— Нет, — тихо ответил Вайль, не открывая глаз.

— Так что ж ты надо мной измываешься, зараза?! — кусая его за ухо, шепотом воскликнула Аэль. — Не хочешь, так не надо начинать было...

— Я боюсь сделать тебе больно. Ты... маленькая, — признался он, пряча лицо у нее на плече. — Я... я совсем себя держать не умею... плохо будет... тебе...

В этом коротком признании Аэль услышала отголоски весьма обширного и печального прежнего опыта. Да, она не напрасно опасалась бедного психопата, на его счету явно было некоторое количество покалеченных партнерш. Она вполне положительно оценила такое бережное к ней отношение, хотя и подозревала, что дело здесь только в предупреждении Лаана. Но — нет, слишком поздно было останавливаться, она слишком далеко зашла.

— Не бойся... просто доверяй мне, и все. — Аэль оттолкнула его, надавила ладонями на плечи, прося лечь на спину, наклонилась над ним. — Все будет хорошо...

Сама Аэль не слишком-то верила, что все будет только хорошо, и свернутая шея — ее, разумеется, — казалась ей вполне реальной перспективой, но кто-то из двоих должен был хотя бы верить в удачу, тогда все могло бы получиться. Она ласкала его, позволяя Вайлю только прикасаться к своим рукам и спине, медленно расстегивала его комбинезон, продвигаясь все ниже, пока не наткнулась губами на твердую плоть, ожидавшую ее прикосновения.

Это была опасная игра — Аэль не торопилась, тянула, не давая партнеру сделать последний шаг вниз с обрыва, к наслаждению. Он давно уже опустил ладонь на ее затылок, и когда девушка в очередной раз сбивала ритм, разочарованно стискивал в пальцах короткие пряди; ей это нравилось, нравилось нарастающее напряжение и тихая угроза в том, как Вайль постанывал через плотно сжатые губы. В любой момент она могла поплатиться за то, что не давала ему дойти до конца, и, когда атмосфера в палатке стала слишком уж накаленной, перестала развлекаться. Вайля выгнуло судорогой, он что-то прорычал, глухо и невнятно, потом, уже расслабленной рукой, подтянул к себе Аэль и уложил сверху. Девушка смотрела в его лицо, лишенное обычной суровой и напряженной гримасы, и оказавшееся вдруг совсем молодым, почти подростковым. Капли пота на висках, искусанные покрасневшие губы...

Потом как-то неожиданно и резко он оказался сверху, вокруг и внутри — Аэль упиралась лбом ему в ключицу, стараясь изменить позу хоть чуть, чтобы иметь возможность дышать, но он не позволял, навалившись на нее всем телом, он был слишком сильным и тяжелым, и никак нельзя было вывернуться, и совершенно не хотелось, и Аэль перестала бояться, и начала доверять ему...

Все было хорошо — и ритм, и доверие, и сильные руки, сжимавшие ее плечи, и дождь, барабанивший по стенкам палатки, и не мешал ни оказавшийся под лопатками камень, ни нервное ощущение, что сейчас что-то случится, и их оторвут друг от друга. Они были единым организмом, двигавшимся туда, куда хотелось обоим половинкам, деревом и пламенем, сталью и кровью. И, остановившись, продолжили быть связанными чем-то важным.

— Ты просто чудо, — выдохнула Аэль. — Так хорошо мне было... А тебе?

Молчание было ей ответом. Девушка удивилась, повернула голову. Вайль лежал так, что его рука оставалась у нее на груди, но лицо он отвернул в сторону. Аэль вывернулась из-под руки, села, повернула к себе его голову, и ахнула — по щекам текли слезы.

— Что ты, чудо мое? В чем дело?

— Больно, — совсем тихо сказал Вайль. — Больно... слишком хорошо... не могу так. Все ломается здесь, — он резко провел ногтями по груди, оставляя алые ссадины. — Дышать не могу, больно...

Вот тут-то Аэль и поняла, что попала по-крупному. До этого момента все произошедшее можно было назвать простым сексуальным приключением, которых в жизни Аэль было предостаточно. Два тела доставили удовольствие друг другу и могут мирно разойтись без взаимных обязательств. Теперь же она почувствовала, что несет ответственность за Вайля. Слишком глубоко она его переломала; да и от его признания у нее мороз прошел по коже. Вот таким — растерянным испуганным мальчиком — он сумел добраться до ее сердца, которое уже много лет молчало. Сейчас она поняла, что чувствует то же самое — только боль была ослаблена огромным опытом многих лет. Она влюблялась, она любила, и знала, что это такое.

— Не сопротивляйся, — ответила она, обнимая его за спину и прижимаясь всем телом. — Это хорошо, что ломается. Это очень хорошо. Ты потерпи, сам поймешь.

— Что ты со мной сделала?

— Ничего особенного. Немного терпения, немного нежности и ни малейшего желания драться, — улыбнулась она.

— Почему мне так плохо? — Вопрос Аэль потряс до глубины души. Она уже привыкла, что Вайль может спросить или рассказать о чем угодно, с совершенно детской непосредственностью и без малейшего смущения. И на такие, простые с виду, вопросы, как на вопросы ребенка, отвечать было ой как непросто. И нельзя было врать, как нельзя врать детям.

— Потому что ты привык быть закрытым. Ты привык брать, и не привык, что тебе отдают по своему желанию. Что с тобой можно быть ласковой... Это твоя броня.

— Не хочу так...

— Как?

— Чтобы больно, чтобы броня... Почему так? Почему я такой? Тебе же не больно...

— И мне больно, Вайль, — сказала Аэль. Парня подбросило, словно ударом тока, он навис над ней, пристально заглядывая в лицо. — Тебе больно? Почему? Из-за меня?

— Из-за себя, — сказала она. — Я давно живу одна. Не позволяю себе что-то чувствовать к другим. Особенно — к мужчинам. А ты... ты меня зацепил. Стал важным. Важно то, что с тобой происходит, хорошо ли тебе. Понимаешь?

— Нет. Почему — больно?

— Да потому что если столько лет живешь одна, — Аэль освободилась, села и начала сердито натягивать комбинезон. — То тебе кажется, что привязанность — это слабость. Что это тебя ломает, лишает защиты. Ну, как оказаться без оружия в бою. Или в ловушке. У тебя, наверное, так же?

— Да... Нет... Не знаю, нет, не так все-таки! — Вайль раскраснелся, говорил резко, страстно — и главным чувством было недоумение. Аэль удивилась, сколько же в нем энергии, она-то думала, что он будет валяться и отсыпаться. — Я — есть. Я такой, чтобы жить. Иначе — не могу, не смогу. А ты — делаешь меня другим. И мне нравится даже. Сначала — нравится. А потом — больно. Я ломаюсь. Мне нельзя ломаться...

«Какая-то очень сильная травма. А потом — несколько лет жизни под сильным давлением. Агрессия в его адрес, постоянная. Что-то по принципу «бей первым, или будешь убит». Единственный его способ выживания — отказаться от всего, только бить, бить. Запрет на все, что кажется слабостью, что мешает обороняться...» — Аэль очень не хотелось заниматься этим анализом, но другого пути не было, она обязана была представлять себе, как устроена голова у ее уже явно не случайного любовника.

— Ты не ломаешься. Ты меняешься. Делаешься сильнее. Ты помнишь, как учился драться?

— Нет... я всегда умел.

«А вдобавок еще и полная амнезия — не помнит, и помнить не хочет ничего, что было до Города. Оказалась здесь этакая деточка, которую долго и много обижали, дразнили и лупили — и получила сразу все возможные навыки самообороны и борьбы. Да еще и офигительные внешние параметры в придачу. Идеальный победитель — только вот ни умение драться, ни красота ему не помогают расслабиться и жить нормально. Потому что все это — пластырь на гнойную рану...»

— А я помню. Знаешь, поначалу было очень паршиво. Вся в синяках, везде болит, и ничего не получается. Но нужно было терпеть и заниматься дальше. Если бы я не терпела — я бы не научилась. Вот и ты так же...

— Чему я учусь?

«Любить», едва не сказала Аэль, и тут же сама испугалась и прикусила губу. Это было бы слишком громким и пафосным заявлением. Может быть, правдой — а может быть, ей просто хотелось в это верить. И, поймав себя на этом желании, она сказала себе много нелестных слов.

— Строить отношения... быть партнером, а не насильником.

— Зачем?

— Небо и бездна, да затем, чтобы жить! Тебе плохо было? Ну, скажи, с теми, кого ты брал силой, тебе лучше было?

— Нет... — покачал головой Вайль. — Слишком быстро, слишком мало... всего мало.

— Ну вот тебе и ответ. Вот за этим.

— Хорошо, — Вайль кивнул. — Может быть, я понял. Если нет — спрошу...

— Коне... — начала говорить Аэль, и тут в палатку вломился мокрый и сердитый Лаан. Он внимательно посмотрел на полураздетую парочку, повел носом, сдернул с головы капюшон, окатив обоих брызгами, удивленно приподнял брови. Вайль сразу подобрался, насторожился и Аэль положила ладонь ему на плечо.

— Мы тут приятно проводим время. Часовые выставлены, все хорошо. Что разведал?

— Мы крупно влипли. С севера идет колонна наших противников. Вообще, мы попали в котел. Теперь здесь будет зачистка и прочие радости. Есть шанс прорваться — но нужен марш-бросок, по-моему, его не все выдержат. Если решим пробиваться к своим, то выходить нужно часа через два, не позже. Да и пробиваться — с кем тут пробиваться, нас слишком мало. Короче, решай, капитан.

— Что решать? — изумился Вайль. — Я не понимаю...

— Я тебе все изложил. Посиди, подумай и сообщи, что решил. Аэль, пойдем-ка поболтаем снаружи. Да, и будешь вылезать — форму застегни, чтоб личный состав не стремать, — ухмыльнулся Лаан.

Вайль не понял смысла насмешки, но привычно нахмурился и оскалился, хмуро глядя на Лаана. Кажется, он опять сделал что-то не так — но что именно и почему? Аэль вздохнула, косо посмотрела на Лаана и, перед тем, как вылезать, обняла Вайля, чмокнув в щеку.

— Все хорошо, милый. Все было и будет хорошо. Не обращай внимания...

Ливень уже прекращался, но Аэль все равно была весьма недовольна тем, что ее вытащили из сухой теплой палатки да еще и с какой-то претензией. Тем более, что Лаан не слишком удачно и уместно поехидничал над Вайлем, который только-только начал напоминать что-то человекообразное, а не обычного уродца в скорлупе из дурацких идей.

— Ну, слушаю?

— Капелька, мы вроде так не договаривались...

— Мы вообще никак не договаривались на этот счет. И что тебя так волнует?

— Во-первых, мне не хотелось бы, чтобы наше сокровище тебя покалечило.

— С этим проблем не будет. Уже не было и дальше не будет. Что еще?

— Во-вторых, ты уверена, что это пойдет ему на пользу?

— Вполне. Мы не только трахались, мы еще и разговаривали. Потом. Он, между прочим, готов учиться строить отношения. Ему страшно, ему плохо, но он хочет...

— Ну-ну. Я бы на твоем месте не обольщался и не позволял себя одурачить. Ты, вроде, не первый день на свете живешь. Мужчины — большие мастера обещаний..

— Лаан, — вспыхнула Аэль. — Не считай меня дурой! Я вижу, насколько он проблемный мальчик. И при этом какой-то до ужаса честный. Ты его не слышал...

— Покажи, — потребовал Лаан, внимательно глядя на девушку, похожую под дождем на растрепанную и обиженную на весь мир птичку, и протянул руку к ее лицу.

Аэль с отвращением прижалась к его ладони левым виском и позволила коснуться своей памяти. На душе было обидно и пусто. То, что заставил ее сделать Лаан, было против всех правил поведения, личной неприкосновенности, интимности — того жесткого кодекса дружбы, который до сих пор оба соблюдали неукоснительно. И пусть Аэль виновата сама, пусть она вмешалась в процесс работы с чужим пациентом...

— Ну-у... — кивнул, убирая руку и разрывая контакт Лаан. — Неплохо, да. Трогательно даже. Первый шаг на порочном пути ты сделала быстро. Как раз с идеи «спасения любовью» патология и начинается... От тебя — не ожидал.

— Лети-ка ты, Смотритель, по координате минус восемь в гипер по градиенту тяготения ближайшего светила, — посоветовала Аэль. — Я не собираюсь никого спасать. Просто если ты хочешь сделать из него человека, а не ручную собаку, то и обращайся с ним, как с человеком.

— Он еще не человек, — отрезал Лаан. — И ты сама в этом убедишься.

— Ой-вэй, пророк выискался... — Аэль криво улыбнулась и отправилась поднимать пригревшихся в палатках солдатиков. Она не сомневалась, что Вайль примет решение пробиваться. Хотя бы потому, что ему нравились игры на Технотроне. Пока нравились.

— Эй-хо, десантура хренова! Подъем! Подъем, я говорю! — заорала она, встав между палатками. Первым на зов вылез старшина.

— Да, мэм!

— Развести костер, приготовить еду, собрать снарягу! — приказала она.

— Так нет продуктов, мэм...

— Нет? — Аэль сунулась в палатку, из которой вылез старшина и немедленно нашла две пачки концентратов, которыми можно было накормить и впятеро больше людей. — А это что, разиня? Кто тебя вообще старшиной назначил?

— Капитан Ройо, ныне покойный, мэм. Материальным обеспечением отряда занимался не я, мэм. Мне доложили, что продовольствия нет, мэм!

— Ясненько. Вперед, выполняй, что велено.

Вайль показался из палатки — во вполне пристойном виде, комбинезон он застегнул, шнуры расправил, как положено, взлохмаченные волосы пригладил. Шлем в левой руке, правая — на поясе с кобурой, господин капитан во всем великолепии.

— Я распорядилась готовить еду, — сказала Аэль. — И нужно сменить старшину — он совсем дурачок.

— На кого? — мрачно поинтересовался Вайль. — Может, ты будешь старшиной?

— Нет, спасибо, милый, я буду заниматься своим делом. А ты — своим. Выбери кого-нибудь и назначь.

— Непременно, — Вайль кивнул. — Когда сочту нужным.

«Нифига себе господин капитан вжился в роль» — восхитилась Аэль. Она подметила, насколько легко и просто Вайль взаимодействовал с информационным полем Технотрона. Образ командира среднего звена со всеми вытекающими познаниями, лексиконом и манерой держаться он усвоил моментально, и даже не смотрелся вороной в павлиньих перьях. Небо и бездна, у него даже походка изменилась...

Из левой палатки торчало что-то продолговатое, с блестящими вкраплениями. Аэль присмотрелась и увидела, что это гриф гитары. Умилительная досталась им рота — еды нет, запасов патронов полтора некомплекта, а гитара уцелела. Вокруг уже происходила деятельная беготня — искали котел, изучали инструкцию к концентратам, маялись с жидкостью для развода костра. Никакой привычной для Аэль слаженности действий не было, все в сумме напоминало суету новобранцев, еще не прошедших учебку и оставленных без мастер-сержанта, который сумел бы упорядочить бурную деятельность. Сама она решила передохнуть — и в сон клонило, и не делом хирурга было готовить обед, а потому девушка предпочла взять гитару и попытаться ее настроить. Инструмент слегка отсырел, звучал глухо, но Аэль и не собиралась устраивать концерт для взыскательной публики.

...Кто тут с кем за что воюет —

Мне, признаться, дела нет!

Если пуля приголубит —

На том свете дам ответ.

Воевали, умирали,

Кровью плавили песок,

Но судьбу — переиграли,

И уходит из-под ног...

На проигрыше подошел Вайль, присел рядом с ней на корточки, прислушался, потом посмотрел на солдат. Незатейливая бодрая мелодия как-то повлияла на суету, на лицах появились улыбки, слегка маскировавшие общее выражение безнадеги, меньше стало препирательств и глупых вопросов из серии «что где валяется и когда найдется?».

За окном — снега по пояс,

«По последней» пьет трактир,

И от скуки Звездный Корпус

За стеной устроил тир.

Денег нет — и не надейся —

Завалящей нет войны!

А ночами, хоть тут смейся,

Мне цветные снятся сны..

— Неплохо, — кивнул капитан. — Давай продолжай...

Аэль в очередной раз обалдела от неожиданности, даже чуточку возмутилась — ей приказывали, и кто — малолетний балбес с инициирующей завесы, вчерашний гладиатор-неудачник и разработчик Великой Философии Зверя, но потом напомнила себе, что он здесь — командир, и что это как раз хорошо.

Она спела еще пару песен, потом ей подали миску с концентратом и чашку с горячим напитком загадочного свойства; Аэль понадеялась, что это все-таки не чай: жидкость была коричневой, сладкой, но пахла непонятно чем и чайной терпкости в ней не было ни на грош. Есть девушка ушла в палатку, там же уже сидели Вайль и Лаан, что-то обсуждая. Точнее, Вайль расспрашивал Лаана о результатах разведки, выспрашивал дотошно, пользуясь терминами, часть из которых Аэль и не слышала никогда: ее на командирские советы обычно не приглашали.

Лаан сотворил карту и теперь на ней показывал направление движения войск противника и расположение дружественных лагерей.

— Можно отправиться сюда. Если всю ночь будем идти — сумеем их догнать, — сказал Лаан.

— Сто пятьдесят километров. Десять часов бегом минимум. Часа три по размокшей почве. Если даже оставить все лишнее... Аэль, ты выдержишь? — покосился на нее Вайль.

— Я-то выдержу. Вот трое раненых — едва ли. Там у них ничего серьезного, но у двоих ранения ног, они ходят кое-как. А третий контужен, ему лежать нужно.

— С носилками — нереально. Ну что ж... — Господин капитан пожал плечами и кивнул каким-то своим мыслям, развернулся и на коленях пополз к выходу. — Выходим через час.

— А раненые? — не поняла Аэль. Лаан показал ей увесистый кулак, и она заткнулась, сообразив, что ранеными Вайль решил пожертвовать. Что ж, ей не нужно было доказывать, что лучшего решения нет. Она услышала достаточно, чтобы понять, что или от троих, не способных вынести марш-бросок, отряд избавится, или лягут все. То, что Вайль собирался решить эту проблему сам, тоже было неплохо. Но не настолько она ожесточилась, чтобы не чувствовать досады — в числе «лишних» оказывался и смешной мальчик, которого она только недавно штопала.

Те, кто был врагами или союзниками на Технотроне, не узнавали друг друга, вернувшись в Город. Сами приключения оставались в памяти, но персоны участников опознать было невозможно — специальное ограничение, дабы конфликты «ролевой игры в войну» не переносились на остальную жизнь. Им предстояло забыть друг друга; но пока еще все были для Аэль живыми и важными. Она криво усмехнулась: «На войне, как на войне».

Вышли через час. Капитан построил солдат, внимательно проверил содержимое каждого ранца, вытряхнув оттуда все, что счел лишним, в общем, вполне пристойно провел смотр. Брали только боеприпасы, концентраты и медикаменты, все остальное Вайль приказал оставить, в том числе — палатки и гитару. Троих раненых Вайль оставил в палатке, сам залез туда и догнал отряд чуть позже. Аэль внимательно посмотрела на него — обычный вид, ни капли сожаления или огорчения.

Он бежал легко, хотя взял в ранец добрую половину всех пожиток отряда, при том самое тяжелое, но девушка подозревала, что при необходимости он и ее понесет, не слишком напрягаясь. Размокшая почва противно хлюпала под ногами, через полчаса у Аэль уже болели икры, и хотелось упасть и лежать, не вставая. Судя по хриплой ругани сквозь одышку и остальным было не лучше. Только Вайль и Лаан бежали легко и даже с удовольствием.

«Интересно», — подумала она. — «А если я упаду, меня он тоже ликвидирует без лишних сожалений?». Ей хотелось бы, чтобы Вайль поступил именно так. В задуманном им плане места для врача не было. Там, куда они хотели прорваться, нашлись бы и другие специалисты, а она была обузой. Нужно было поставить этот эксперимент, но... не хотелось ей ставить парня перед необходимостью убивать ее. Последствия могли быть слишком печальными. И она бежала наравне со всеми, надеясь на второе дыхание.

(обратно)

Глава 5 Слабое звено

Хайо на пару суток оставил всю компанию в покое — формальных причин появляться в доме Рэни и Грега у него не было, а слишком часто показываться на глаза не хотелось. Сейчас Сергей с Грегом должны были подготовить сделку: наладить контакты с тенниками, определить дату и проделать всю остальную работу, которая Хайо касалась мало. Все, что нужно, он уже проделал на недавней пьянке — короткие реплики, оговорки, игра интонаций и жестов. Теперь оставалось только ждать, пока посеянные семена прорастут и дадут урожай.

На третий день он зашел и застал Грега у стойки, со стаканом в руках и премного довольного собой. Рэни, видимо, возилась где-то на кухне — Хайо слышал ее голос и низкое гудение поварского баса, там о чем-то пререкались, но мирно, по-дружески. Грег же обгрызал дольку лимона и сиял.

— Привет. Как наши дела?

— Нормально. Думаю, послезавтра все будет готово.

— Хорошо. А где Сергей?

— А зачем он тебе? — прищурился Грег.

— Да, в общем, незачем... — Хайо пожал плечами.

— Сергея я выгнал, — жестко и с явным удовлетворением заявил Грег.

— Окончательно?

— Да.

— А кто будет за него работать?

— Я найду кого-нибудь, это мелочи. От него и так толку не было. За это и послал подальше... Я ему дал задание, а он не пошевелился. Подставил меня, короче. И еще права качать вздумал, щенок...

— Дело твое, — Хайо присел на табуретку, Грег тут же пододвинул к нему чистый стакан и плеснул водки, потом долил до краев тоником. — Мне все равно, кто. Лишь бы дело было сделано.

— Все будет отлично, расслабься! Кстати, у меня к тебе маленькая просьба.

— Да? — Хайо загадал про себя, какой именно будет просьба, и теперь с интересом ждал, ошибется, или нет.

— Мне нужно отлучиться на сутки — по нашему делу как раз. Зайди вечерком к Рэн, хорошо? Можешь у нас на ночь остаться...

— Я зайду. — Хайо кивнул и мысленно поставил себе «плюсик» за догадливость. — Только я не понял, зачем? Она заболела?

— Да нет, не заболела. Просто она темноты боится и одна оставаться не любит. Ей нужна компания. А ты кажешься достаточно благоразумным парнем... — В последней фразе отчетливо звучала угроза, но и — достаточно откровенное предложение.

Хайо все понял сразу. В нескольких отдельных разговорах и во время пьянки он неплохо отыграл свою роль. Слегка надавил на самолюбие Сергея, аккуратно продемонстрировал Грегу свои сомнения в надежности парня, выказал достаточное количество интереса к Рэни — в общем, Грег счел его подходящим кандидатом на роль нового пажа. Сергей уже исчерпал себя и особого интереса представлять не мог — от Грега он порядком устал, увести Рэни уже не рассчитывал, а потому не вкладывался в обеспечение надобностей парочки в той степени, в какой это нужно было Грегу. А Хайо показался более пригодным — новый человек, свежие силы.

Смотрителю было смешно. Зная законы развития игры, он мог предсказать или запрограммировать любое действие и Грега, и Рэни. Что ж — ему предлагали место на шаг поближе, чем раньше. Хайо это устраивало — на несколько суток, на неделю от силы. Столько времени он был готов потратить на игру в преданного пажа. Дальше компании предстояло испытать серьезное разочарование.

— Договорились, я зайду, а там посмотрим по ситуации. Когда ты вернешься?

— Завтра вечером. И сразу пойдем, хорошо?

Такое быстрое развитие событий Хайо вполне устраивало.

Он действительно зашел вечером к Рэни. Она уже закрыла кафе и сидела на балконе второго этажа, с альбомом и цветными карандашами. Хайо поднялся, поздоровался, присел в кресло-качалку. Примерно полчаса они трепались ни о чем, потом Хайо, как бы невзначай, поинтересовался:

— А что случилось с Сергеем?

Рэни пожала плечами, помахала руками, демонстрируя, что особо не в курсе и даже не собирается вникать в подробности. Хайо внимательно смотрел на ее лицо — на нем ничего не изменилось, не дрогнула ни одна черта.

— У мальчишки просто дурь в голове играет. Маленький он еще, вот и козлит. Грег ему поручение дал, он ничего не сделал, да потом еще и скандал устроил, что его обижают, используют и так далее. Наговорил три воза всяких глупостей и хлопнул дверью. Ничего, остынет — вернется, с ним это периодически случается...

— А если не вернется? — осторожно спросил Хайо.

— Ой, ну куда он денется? Подумает головой и вернется. Он же ничегошеньки сам не умеет...

— Ну, это его дело, — закончил разговор Хайо, изображая всем лицом глубокое равнодушие. — Кстати, Грег сказал, что ты темноты боишься и с тобой нужно сидеть.

Рэни от души расхохоталась, уронила альбом, рассыпав листы с яркими чуть аляповатыми рисунками, потом уронила еще и карандаши, пестрой радугой раскатившиеся по всему балкону. Хайо помог ей все подобрать, сложил на кресло, с интересом рассмотрел один из рисунков — закат , вид с балкона. Преобладали синяя, черная и красная краски, рисунок был экспрессивным и даже чуть агрессивным, немного наивным, но весьма интересным.

— Это было «да» или «нет»? — спросил он, чуть позже.

— Я не знаю, почему Грег так считает. Я ему сто раз объясняла, что я скучать начинаю, когда его долго нет. А он только до вечера ушел. Так я высплюсь и завтра в квартире приберусь спокойно...

— Короче, тебе моя компания не так уж нужна?

— Ну-у... — Рэни искоса посмотрела на Хайо, покачала головой. — Не знаю. Я бы не отказалась, но и в одиночестве не умру, если честно.

— Тогда я все-таки предпочту заняться своими делами. Завтра с утра зайду. Если что — ты сможешь меня позвать?

— Как? В окошко покричать? — ехидно спросила Рэни.

Хайо остолбенел на мгновение. Она прожила с Грегом, который умел практически все, что умеет опытный житель Города — и находить квартиру нужного человека, и отправлять зов, и еще многое, два года по счету инициирующей завесы, и до сих пор не знала самых простых вещей. Разумеется, Грег не спешил учить жену навыкам, которые могли бы повысить ее самостоятельность, ему это было невыгодно, но она ведь и сама ни разу не спрашивала, Хайо готов был спорить на собственную голову.

— Нет, не в окошко, — наконец, выговорил он достаточно спокойно и равнодушно. — Прикрой глаза и попытайся меня представить, а потом окликнуть. Как в обычном разговоре, только про себя. Мысленно.

Рэни помедлила, покусала нижнюю губу, уже собираясь отказаться, по привычке сославшись на свою бездарность, но потом идея ей понравилась. Она сможет разговаривать с Хайо и обращаться к нему в каких-то экстренных случаях, это неплохо.

Первым ощущением Смотрителя было нечто, сравнимое с ударом по голове. В ушах словно разорвалась бомба. Он даже прикрыл их ладонями, хотя никакого звука не было. Потенциал у Рэни был огромный, да она еще и постаралась от души, почему-то считая, что у нее не получится. Словом, на Хайо обрушился вопль, которым можно было разгонять толпу и использовать в качестве средства самообороны.

— А теперь, пожалуйста, попробуй сделать это мысленным шепотом...

— У меня что-то не так получилось?

— У тебя все получилось так. Даже слишком. Давай еще раз и помягче!

Вторая попытка была более успешной. Конечно, тоже получилось громковато, но такую мощность звука Хайо мог перенести без проблем. «Отлично, просто молодец! И вот так меня можно позвать, я отвечу!» — передал он.

— Я тебя слышу... — изумленно вымолвила Рэни. — В голове... четко так!

— Разумеется, ты меня слышишь. Так что если с тобой что-нибудь случится или просто станет скучно и грустно — позови, я приду. Договорились?

«Обязательно!» — мысленно ответила Рэни, сиявшая, как ребенок, получивший новую игрушку. «Это здорово!»

Поздно ночью в дверь квартиры Хайо постучали — сначала осторожно, костяшками пальцев, а потом уже от души, видимо, кулаком. Хайо прощупал пространство, и обнаружил за дверью нетрезвого почти до неузнаваемости Сергея. Когда Смотритель открыл дверь, парень почти упал ему на руки, и схватился за косяк, чтобы устоять на ногах.

— Меня послали... в болото и ко всем псам... — едва выговорил он, видимо, считая это достаточной причиной, чтобы являться без приглашения и после полуночи.

Дальше Хайо пришлось потратить час на приведение Сергея в порядок. Контрастный душ, два литра теплой воды с содой и заваркой, горячий бульон. Хайо тихо радовался своему умению доставать нужные предметы из воздуха, точнее, создавать их самому из той неупорядоченной энергии, которая, как оболочка, окружала каждую из завес. Это умели не только Смотрители, а многие обитатели верхних завес — Хайо отличался от них только тем, что ему практически не приходилось напрягаться.

Когда пациент получил возможность самостоятельно стоять на ногах и говорить достаточно внятно, Хайо усадил его на диван, налил чаю и приготовился слушать. Ему не пришлось уговаривать парня рассказать обо всем — тот сам горел желанием поделиться, а также пожаловаться и поплакаться.

— Он отправил меня к тенникам. Не сказал, к кому, куда. Сказал — пойди и найди подходящего. Вот просто так — от балды, пойди и найди. Я прошерстил свои контакты, мне никто ничего подсказать не смог. Я ему об этом сказал — а он мне говорит, если ты такой тупой, то можешь убираться ко всем псам и не возвращаться.

— А ты?

— Я ему сказал — я не тупой. Но идти туда, не знаю, куда и делать то, невесть что, не могу. А он мне говорит — нужно было сообразить. Или сразу отказаться, а не тратить его время. Ну, и еще много всякой дряни наговорил. Я ему тоже ответил, в общем. Какого пса я должен все это слушать?

— И что?

— А он говорит — выкатывайся вон, и никогда сюда не приходи. Я пошел к Рэни, рассказал ей... а она... она... — Сергей расплескал чай на колени, огляделся в поисках тряпки, не нашел ничего поблизости и принялся вытирать диван собственной майкой. — А она...

— Что она? — улыбнулся Хайо. — Я слушаю...

— А она говорит — Сережа, как ты мне надоел! Почему ты считаешь, что я должна вас мирить? Пойди и извинись. Я спрашиваю — за что извиниться, за то, что меня опустили и с грязью смешали?! А она говорит — это не мое дело, разбирайтесь сами, меня это не касается. Отругал — значит, есть за что.

— И что ты сделал?

— А ничего. Попрощался и пошел нажрался... вот. Потом к тебе пришел.

— Зачем?

— Не знаю... захотелось кому-то все рассказать. Просто чтоб выслушали. А что, не надо было? Мне свалить?

— Да нет, не нужно. Я тебя выслушал. Ты еще чего-то хочешь?

— Если ты так ставишь вопрос, то я лучше пойду, — поднялся Сергей.

Хайо вздохнул, посмотрел на еще нетвердо стоящего на ногах и глубоко обиженного Сергея, заставил себя улыбнуться.

— Сядь. Голова не болит?

— Болит вовсю...

Хайо на диван за спину Сергею, положив ладони ему на голову так, что большие пальцы лежали на основании черепа, а указательные — на висках, начал аккуратно снимать головную боль и похмелье. — Послушай, Сергей... если ты хотел, чтобы я выслушал — я выслушал. Если ты еще чего-то хотел, скажи, чего именно. Поговорить об этом? Просто отдохнуть? Чего ты хотел?

— Я хотел, чтобы мне объяснили...

— Что именно?

— Почему со мной так поступили! — парень прижал руку к глазам, скрывая злые слезы, ссутулился. — Почему меня выгнали, а она даже не...

— Даже не что?

— Даже не подумала вступиться за меня.

— Я могу тебе рассказать, — помедлив, ответил Хайо. — Но ты не захочешь меня слушать, а тем более понимать.

— С чего это?

— А с того, милый мой, — Хайо встал с дивана, провел ладонями по лицу, откидывая с глаз челку, и словно стащил маску, позволил голосу звучать не бесстрастно-вежливо, а так, как хотелось. — С того, что я не буду тебе рассказывать, что ты — невинная жертва подлых негодяев. То, что я могу тебе рассказать, слишком неприятно будет звучать для тебя самого.

Сергей воззрился на Хайо несчастными темно-золотыми глазами так, словно увидел Смотрителя впервые в жизни. В какой-то мере так и было — такого Хайо он еще не видел. Холодный, как глыба льда, резкий и прямой, словно клинок; окруженный какой-то синеватой наэлектризованной аурой. Сергей понял, что стоящий перед ним недавний «простой заказчик», которого Сергей надеялся самую малость облапошить, и считал просто богатым парнем с легкой придурью — существо несколько иного племени, чем он сам. Тенником он не был. Но и простым горожанином — тоже. В полумраке казалось, что глаза Хайо черны, как ночь, как бездна; вот эти-то привидевшиеся глаза без белков Сергея и доконали.

— Ты... кто?

— Это неважно. У тебя есть два пути. Лечь спать — или выслушать меня и лечь спать. Выбор за тобой. Но если ты решишь слушать — имей в виду, это будет довольно тяжело для тебя.

— Говори... — полушепотом сказал Сергей.

Хайо потянулся, включая бра, встряхнул волосами, разгоняя слишком уж напряженную атмосферу, спрятался под привычную бесстрастную маску.

— Вопрос первый. Как по-твоему, у Грега и Рэни нормальная семья?

— Нет. Это полный бардак. Ты бы видел, что он делает... Недавно прихожу...

— Все это частности. Итак, ты сам сказал, что это — полный бардак. Сколько ты в этом бардаке провел времени?

— Год или около того...

— Зачем?

— Я хотел помочь Рэни.

— Чем ты ей помогал? Убирал за нее кафе. Носил сумки. Говорил, что это ты выпил то, что на самом деле выпила Рэни. Давал ей поспать днем, сам работая барменом. Говорил ей, что она не должна так жить... Верно?

— Откуда ты знаешь? Ты следил за нами? — Сергей сжал кулаки.

— Нет, не следил, — не моргнув глазом, соврал Хайо. — Просто ничего необычного в этой истории нет. В общем, ты все это делал — для чего?

— Я помогал Рэни!

— В чем ты ей помогал? Не надо рассказывать, что именно ты для нее делал. Ты помогал ей жить с мужем, правильно?

Сергей задумался, запустил руки в волосы. Формулировка ему категорически не нравилась, но трудно было отрицать, что она правдива. Именно этим он и занимался год с лишним. Помогал Рэни жить с человеком, от которого мечтал ее увести. До сих пор ему это не приходило в голову — он свято верил, что защищает любимую женщину от постоянного давления и необоснованных нападок со стороны Грега.

— Пожалуй, ты прав...

— Ты надеялся, что она услышит тебя и уйдет от него?

— Да...

— И при этом делал все, чтобы она оставалась при нем. Ведь с твоей помощью она жила вполне неплохо... Сергей, зачем тебе это все было нужно? В Городе полно свободных девушек. Почему ты выбрал эту?

— Я был ей нужен...

— А кем она тебя считала?

— Другом. Она мне доверяла больше, чем Грегу.

— А тебе самому это что-то давало?

— Один только геморрой... — скривился Сергей. — Мы же даже поговорить спокойно не могли больше часа. Все время нужно было прыгать вокруг этого придурка..

— То есть, целый год ты потратил на геморрой и больше ни на что? Ты был нужен Рэни, но тебе это все было совершенно не нужно, тяжело и неприятно?

— Я чувствовал себя нужным... — поправился Сергей. — Чувствовал, что не напрасно живу. Делаю что-то полезное. Я ведь не ждал никакой награды. Просто хотел, чтобы ей было хорошо.

— Тебе было хорошо, когда ей было хорошо. А если ей было плохо — и тебе было плохо, так?

— Так. Это любовь... — фраза прозвучала гордо и немного страдальчески. — Любовь, понимаешь?

— Это не любовь! — резко сказал Хайо.

— А что? — возмущенно сказал Сергей и мрачно уставился на Хайо. — Почему ты взял на себя право судить, где у меня любовь, а где не любовь? Ты что, стандарт любви знаешь? Эталонный метр?

— Нет, я не знаю стандарта. — Хайо прошелся по комнате, потянулся. — Только то, что ты называешь любовью, я называю болезнью.

— Это еще почему?

— Во-первых, ты влюбился в замужнюю женщину. Это само по себе ни о чем не говорит. Но ты влюбился в женщину, которая не собирается уходить от своего мужа. И ты помогал ей жить со своим мужем. При этом получая кучу пинков за право общаться с ней. Ты давно уже понял, что к твоим советам она не прислушается. Ты знаешь, что ситуация стабильна. И ты находился в ней до тех пор, пока тебя не выкинули вон, использовав до конца.

— Я же не знал, что это так кончится... Может, ты еще и знаешь, почему со мной так поступили?

— Знаю, — кивнул Хайо. — Может быть, и ты поймешь. Скажи мне, у Рэни есть подруги?

— Нет. Грег не любит, когда она общается с другими девушками.

— А с кем она вообще постоянно общается? Кроме него?

— Со мной... общалась.

— Ты с ней ни разу не спал, так? — Сергей только молча кивнул, и Хайо продолжил. — Ты и был ее подружкой. У тебя тоже нет близких друзей — только случайные приятели. У тебя же просто нет времени на них, правда?

— Правда.

— Ты работал мальчиком для битья при Греге, и соглашался с этой ролью, чтобы общаться с Рэни. Ты был пажом при ней — и соглашался с этой ролью, чтобы общаться с Рэни. Грег все это позволял — он знал, что ты безопасен. Ты терпел. День за днем. Но недавно тебе надоело терпеть. Ты понял, что работаешь лучше Грега, понял, что Рэни плюет на твои советы, что словами тут не поможешь. Что об тебя просто вытирают ноги. И тебе это не понравилось. Так?

— Так... — кивнул парень, завороженно глядя на Хайо.

— И что ты решил?

— Да ничего, в общем. Я просто иногда огрызался на Грега, ну, старался чуть-чуть пореже заходить к Рэни. Я хотел, чтобы она поняла, что я ей нужен, чтобы почувствовала разницу... чтобы хоть замечала меня почаще!

— Вот тебе и ответ. У тебя была очень простая роль — громоотвода для негативных эмоций Грега и помощника по хозяйству для Рэни. Тебе позволяли играть по строго определенным правилам, а как только ты попытался их нарушить, ты стал неудобен. Верный и преданный мальчик вдруг обзавелся своим мнением, начал пренебрегать своими обязанностями. Попытались его обломать — а он вдруг уперся, захотел что-то для себя. Вот его и выставили. Неудобен ты стал, Сергей...

Белобрысый поднялся с дивана, зябко поежился, потом презрительно посмотрел на Хайо.

— Все, что ты говоришь — это грязь и гадость. Я ее любил, а она меня предала. Вот и все. Я не знаю, почему. Но все это — игра, роль... мне кажется, что ты очень больной человек. Ты больной, а не я, понимаешь?

Хайо только развел руками:

— Я же предупреждал, что ты не захочешь меня услышать. Извини, Сергей, но ты не представляешь для меня такой ценности, чтобы я потратил еще несколько часов на то, чтобы доказать тебе, что я не болен, а услышанное — не «грязь и гадость», а правда. Я тебе не доктор, ты мне не пациент. Ложись спать...

— Докажи мне, что ты прав — и я поверю.

Хайо рассмеялся — чуть зло, свободно, не считая нужным щадить чувства Сергея. Блондин вздрогнул, будто получил пощечину.

— Я не буду тебе ничего доказывать. Мне это не нужно. Да и тебе, судя по всему, не нужно. Ничего, в Городе еще найдется с десяток таких же пар, тебя там примут с распростертыми объятиями. Еще на год. Пока не выработаешься. А потом выбросят. Живи по кругу — это твоя жизнь, порть ее, как хочешь.

Из слов Хайо Сергей не понял почти ничего. Ему было совершенно непонятно предложение обходиться со своей жизнью по своему вкусу. Пожалуй, он обратил внимание только на тон — ледяное равнодушие. Слишком уж это было непривычно. Слова, сказанные таким голосом, до Сергея не доходили. Он резко сел, просидел так пару минут — Хайо молча наблюдал от окна, как блондин изо всех сил стискивает руками виски, потом морщится, словно от приступа головной боли и закрывает ладонями лицо. Хайо не пошевелился и когда Сергей застонал сквозь прижатые к губам руки — так, словно ему вогнали кол в спину. Смотритель ждал.

— И что мне делать?

— Найди целителя. Здесь они есть, кажется. Если не найдешь здесь — поднимись повыше, — Хайо мягко подошел, опустил ладонь на плечо Сергея. — Твой случай вовсе не безнадежен.

— Я не хочу к целителю... Я хочу разобраться сам.

— Сам ты не разберешься никогда, поверь мне. Ты не готов смотреть правде в глаза. Ты не сможешь быть честным с собой. Тебе нужна помощь. Я с тобой работать не могу, извини, у меня свои дела.

— Конечно, проехаться по мозгам ты можешь, а помочь... — обиженно воскликнул Сергей, сбрасывая руку Хайо.

— Беда, коль сапоги начнет тачать пирожник, — насмешливо процитировал Хайо. — Пойми, я не доктор, я столяр. И я тебя вылечить не смогу. Я рассказал тебе все, что смог. Я дал тебе совет. Ты можешь воспользоваться им, а можешь плюнуть и забыть. Это твоя жизнь, Сергей. Делай с ней, что хочешь.

Парень опять скривился, ссутулился. Он ничего не хотел делать, да и к Хайо шел не за советом, а за моральной поддержкой. Вместо поддержки он получил увесистый удар по голове, и благодарности за это не испытывал. Но было то, о чем он не говорил Хайо — история с Рэни не была первой. Его уже один раз предали — в точности по схеме, обрисованной Хайо. Та история еще болела где-то в глубине души, но Сергей уже мог смотреть на нее отстраненно. Конечно, Хайо сильно преувеличивал, точнее — как-то искажал вещи, пачкал их. Но тогда... да, наверное, так и было. А Рэни не могла быть такой же дрянью. Хайо ее оклеветал, должно быть, из ревности — он же сам к ней подкатывал...

Сергей чувствовал себя бессильным. Если бы Хайо повел его к целителю силой, поволок за шкирку, он бы, пожалуй, сопротивлялся, но так было бы проще: всегда можно было сказать: «я не хотел, меня заставили». Но косоглазый умник не заставлял и не настаивал — он несколько раз подчеркнул, что ему все равно. Конечно, ему было все равно. Он решил занять место Сергея, и у него все получилось. Нужно было встать и ударить по наглой роже — но Сергей боялся, что промахнется и услышит холодный резкий смех Хайо. Одного раза ему хватило — второй раз чувствовать себя ничтожеством он не хотел.

— Ложись спать, — посоветовал из-за спины Хайо. — Если захочешь, мы поговорим утром. Если нет — уйдешь, когда проснешься. А перед сном подумай, совмещается ли легкость, с которой Рэни от тебя отказалась, с понятием дружбы...

Выпустив последнюю отравленную стрелу, Хайо ушел в другую комнату, наскоро разложил постель и постарался заснуть. Уже наступал рассвет, засыпать в это время Смотритель ненавидел, да и сон ему был не слишком нужен, он знал десяток способов отдохнуть и взбодриться, не тратя времени на бессмысленное блуждание по призрачному миру иллюзий. Ему хотелось спуститься вниз, к своей девушке, но тогда он не смог бы вернуться к вечеру. И еще — ему нужно было полностью отключиться от Сергея, страдающей тенью бродившего по кухне. Парня колбасило — он то хватался за сигареты, то шумел чайником, то тихо стонал; Хайо не собирался как-то утешать «бедную невинную жертву предательства», считая свои действия всецело оправданными. Если это было жестоко — то, по крайней мере, это было полезнее, чем вытирание соплей и поддакивание полному скорби рассказу о том, как белобрысого кинули и предали.

Когда Хайо проснулся, Сергея в квартире уже не было. Он только покивал — на иную развязку Смотритель и не рассчитывал. Теперь осталось выполнить только одно маленькое действие, обратное тому, что когда-то привело парня в кафе Рэни и Грега. На ближайшую неделю ему была обеспечена насыщенная жизнь, в которой не находилось ни минуты для возвращения, а если находилась минута, то обстоятельства не позволяли появиться на горизонте. Хайо даже потратил несколько лишних минут на обеспечение двух высоких вероятностей встречи с целителями, хотя и был уверен, что усилия его пропадут даром. А дальше... Хайо надеялся, что через неделю у Сергея не будет никакой возможности найти их с Рэни. В его планы это не входило.

(обратно)

Глава 6 Провал

Первый привал Вайль разрешил сделать только через три часа. Полупустыня давно кончилась, сменившись лесостепью, уже дважды пришлось форсировать небольшие речки.

— Воду не пить, — рычал Вайль, идя сбоку и внимательно следя за тем, как семерка идет через воду, подняв над головой рюкзаки. Первым шел Лаан, как самый высокий. — Кто будет пить, из того я всю воду вытряхну на берегу.

Только на берегу он разрешал вымыть лица и руки, прополоскать рот, потом совал каждому фляжку и отсчитывал глотки.

— Кто не хочет дойти — пусть идет и хоть обопьется. Кто со мной — тот терпит. Ясно?

Всем было все ясно, но любви к господину капитану это не прибавляло. Даже Аэль с трудом давила желание нахлебаться воды вдоволь, упасть в воду так, чтобы только нос торчал из нее, раствориться. Горло пересохло давно, она говорила хриплым шепотом. Остальные тоже кашляли. Но пить перед трехчасовым броском было смерти подобно. Аэль подобрала круглый окатыш и засунула в рот, посоветовала остальным сделать то же самое.

И вновь — бег, на этот раз по темному редкому лесу. Теперь требовалось еще и под ноги смотреть, чтобы не упасть и не подвернуть ногу. Ботинки Аэль надежно держали подъем и щиколотку, но она все равно боялась. Отправляясь на Технотрон, она и не представляла себе, что «тест для Вайля» окажется тестом и для нее самой, и на что — на элементарную выносливость!

Лаану было проще — он уставал, конечно, и, точно так же, как и все солдаты, на привале валился на землю, дыша, как загнанная лошадь; но он знал, что сможет подняться и вновь бежать. У него даже хватало сил на неустанное наблюдение за Вайлем. Пока что дорогая покупка держалась вполне сносно. Он довольно удачно использовал и грубость, и шутку, действительно подбадривая подчиненных, а при необходимости и пугая. Девчонке, которая после первого привала отказалась вставать с земли, он отвесил пару тяжелых пощечин, украсив скулы двумя синяками, но она поднялась — только на страхе, на ужасе перед здоровенным командиром, который пообещал переломать ей ноги и оставить валяться.

— Выбирай, что тебе больше нравится, пять секунд на выбор! — говорил он, потряхивая ей, словно куклой. Лаану не слишком нравилась подобная грубость, но при необходимости он сам сделал бы то же самое. За определенной гранью усталости более щадящие методы уже не работали.

Второй привал был Лаану не нужен — он присел, прислонившись спиной к дереву, и понял, что еще пять минут, и сам не поднимется. Поэтому он отправился вперед, на разведку. Уже через километр его насторожила тишина. Вся лесная живность заткнулась и попряталась. Он активировал хамелеонный режим комбинезона, пошел осторожнее.

Голоса разведчик услышал почти сразу. Громкие, не считающие нужным таиться.

— Пусти-ка взвод егерей прочесать лес, что-то у меня поганое предчувствие.

— Да, пожалуй. Сейчас отправлю и слухача с ними пущу, пусть поработает, дармоед...

Лаан быстро, уже не стараясь двигаться совсем неслышно, вернулся на поляну, рассказал Вайлю и Аэль, что услышал.

— Взвод егерей и слухач, по-моему, это безнадега, — не без надежды на то, что больше никуда идти не придется, пожала плечами Аэль.

— Нет. Там метрах в ста пещера. Вы укроетесь там. А я пойду и сниму слухача. Лаан, отдай комбинезон.

— Найдут тело — начнут искать нас.

— Расслабься, — презрительно улыбнулся Вайль. — Все будет... Комбинезон, быстрее. И отведи людей туда.

Ночь, умение двигаться беззвучно и комбинезон были мощными козырями в пользу Вайля. Он представлял себе, что такое слухач — существо из тенников, обладающее не только особо чутким слухом, но и волшебным даром обнаруживать живых по следам мыслей. Вот здесь Вайлю помогало мироощущение, которое так жестоко высмеяла Аэль. Пара минут у него ушла на то, чтобы заткнуть внутренний монолог, вдохнуть всей грудью запах ночного леса и почувствовать себя хищником на охоте.

Он пробирался к краю леса, вынюхивая следы. Пахло людьми — добычей, вкусной, но опасной. У людей было оружие, люди умели причинять боль. Но их плоть была мягкой и сладкой, она стоила риска при охоте. Лес молчал — боялся людей, они были чужими. Шумели, разжигали костры. Стреляли. Лес не хотел людей, он хотел привычного покоя, а потому помогал Вайлю, выводя его на нужный след. Минуты три он крался почти вплотную за группой из трех солдат-людей, охранявших невысокого тенника. Никто его не замечал, ни егеря в камуфляже, старательно приглядывавшие к каждой ветке, ни тенник, сканировавший пространство метров на двести вокруг себя.

Вайль прижался к широкому стволу и хрустнул веткой. Вся тройка людей дружно обернулась, вскидывая на звук стволы. Стрелять никто не стал.

— Что там? — спросил коренастый тенника, кивая в сторону Вайля. Слухач напрягся. Фонарик одного из солдат подсвечивал его узкое лицо с длинными ртутно поблескивающими глазами. Вайль отключился на мгновение — он был зверем, частью леса, хищником на охоте.

— Зверюга какая-то. Крупная. Пальни очередью... — небрежно сказал ртутноглазый через несколько секунд.

Ствол надежно защитил Вайля от пуль. Он достаточно внятно изобразил страх, злобу и разочарование — но и упрямство.

— Не уходит, — изумился тенник. — Упорная тварь...

— Сейчас я ее научу бояться, — сказал коренастый, со стволом наизготовку отправляясь к кустам. — Вернемся с трофеем.

Вайль прыгнул — из низкой стойки, стелясь над землей, сшиб грудью егеря, следующим прыжком наскочил на слухача, ударил по голове левой рукой, как тигр бьет лапой, зарычал и бросился в кусты. Двое стреляли очередями ему вслед, но лес хранил своего обитателя, ни одна пуля не задела его. Пробежав метров сто, Вайль свернул в сторону и, теперь уже действительно бесшумно, вернулся к людям.

— Эта гребаная тварюка ему шею свернула, падла, — бессильно ругались они над телом тенника, более не числившегося в списках живых. — Нам же командир теперь тоже головы поотрывает. Псова гадина, угробище лесное...

— Хорошо, что его, а не нас. Не люблю я этих ублюдков, — сказал коренастый. — Какие-то они стремные. Одно слово — погань...Ладно, пойдем докладывать.

Вайль крался за ними до самого края леса, и, убедившись, что люди ушли в свой лагерь, вернулся к пещере. Внимательно огляделся. В кромешной тьме найти вход было почти нереально — даже он, видя в темноте лучше кошки, едва ли подумал бы, что вход вообще существует. Так, неглубокая дыра в земле, не более. И мох не сорван. Лаан постарался с маскировкой.

Вайль осторожно влез внутрь, оглянулся, проверил, не оставил ли следов сам, потом полез по извилистому узкому туннелю. Дважды ему пришлось пробираться ползком на животе. Это было хорошее укрытие.

— Это я, — сказал он, чувствуя напряжение, с которым Лаан обернулся к выходу из пещеры. — Все хорошо. Они уверены, что слухача убил какой-то зверь.

Вайль не мог не улыбнуться, говоря эту фразу. Он смотрел Лаану в глаза так, словно выиграл маленький, но важный поединок. И Смотритель не мог не вернуть ему подначку.

— Звери с чувством юмора — новость в нашем лесу, — ухмыльнулся он.

— Наверное, я какой-то мутант, — пожал плечами Вайль.

Аэль хмыкнула, потом подобралась чуть поближе к капитану, прислонилась к его плечу, попросила рассказать подробности.

— Одурачить слухача — это сильно, ты молодец, — сказал Лаан. — Как думаешь, они уйдут к утру?

— Нет. Они пройдут через лес. Мы выйдем завтра вечером. Пока — сидим тут.

Им крупно повезло. Сеть пещер и пещерок неплохо годилась для временного укрытия. Аэль и Лаан уже определили, кто где будет спать, а где устроят туалет, куда лазить не рекомендуется категорически, а где и маленький очаг можно устроить. Лаан вызвался принести сушняка и проверить маскировку. Вернулся он через полчаса со здоровенной охапкой, отправил старшину принести ото входа все остальное. Ползти через пару узких мест с хворостом было тем еще испытанием на ловкость и сообразительность, и второй раз повторять этот подвиг Лаан не хотел.

Потом слегка перекусили — по полчашки давешнего «псевдочая», который на самом деле был раствором аминокислот и углеводов с витаминами. Ощущения сытости жидкость не давала, но всем нужным организм обеспечивала. Лаан посмотрел на солдат, сгрудившихся в кучу возле котелка с напитком. Они жались друг к другу, лишь иногда косясь на «командиров» — Лаана здесь считали кем-то вроде сержанта и слушались, Аэль тоже, судя по всему относилась к начальникам, ведь с ней господин капитан общался совсем иначе, чем с ними. На всей семерке лица не было — ввалившиеся глаза, туго обтянутые потрескавшейся кожей скулы. Девушка с синяками до сих пор покашливала — Лаан обратил на это внимание Аэль, но та усмехнулась.

— Курить не надо было, что ж я теперь сделаю... Вообще — спать пора, — потянулась она. — Ставим часовых и ложимся. Я там для нас сухую пещерку присмотрела.

— Для всех? — невинным голосом поинтересовался Лаан. — Или для вас?

— Для всех.

— Э... — попытался возражать Вайль, но Аэль наклонилась к его уху и шепотом что-то сказала, и капитану пришлось заткнуться.

Сказала она всего-навсего «я, милый мой, не такая крепкая, как ты», но Вайль сильно огорчился. Ему не хотелось спать, после прогулки по лесу он чувствовал себя просто великолепно. Ему хотелось упражняться в «построении отношений». Но обе девицы-солдата в партнеры явно не годились — одна уже дремала, свернувшись калачиком, у другой в глазах еще со времени рукоприкладства Вайля застыли страх и отторжение. Чем себя развлечь, он не представлял. Можно было погулять по лесу — но слишком муторно было выбираться из пещеры. В результате Вайль решил отдежурить первым, потом отсидел и вторую вахту, и только через четыре часа достаточно продрог и измаялся от скуки, что начал позевывать. Только тогда он разбудил следующих часовых, настрого приказал им «не спать и не дежурить по очереди» и отправился туда, где спали Лаан и Аэль.

Девушка спала, прижавшись к Лаану. Вайлю эта картина не слишком понравилась, он, стоя на коленях, поднял ее на руки, улегся сам к Лаану спиной и уложил спящую Аэль рядом. Она сквозь сон пробормотала несколько слов на непонятном ему языке, потом четко проговорила «да вы, сударь, собственник» и устроилась поудобнее, засунув ступни между голеней Вайля, так ей было теплее. Он еще долго не спал, лежал, оперев голову на локоть, и рассматривал профиль Аэль.

У нее было очень узкое лицо с длинноватым носом и широким выразительным ртом, огромные миндалевидные глаза, которые только из-за того, что были глубоко посажены, не производили впечатление занимающих половину лица. Очень маленький подбородок, казавшийся каким-то приложением к полной нижней губе. Если бы Вайль имел представление о канонах женской красоты, он никогда не назвал бы Аэль красавицей — но у него не было ничего подобного. Он никогда бы не смог описать свой идеал женщины. Насмешница Аэль — Вайль еще помнил свое желание размазать ее по стенке, — нравилась ему потому, что была близкой. В ее запахе он улавливал отголоски собственного. Он помнил вкус ее пота, сильные тонкие пальцы, впивавшиеся в кожу на спине. Она была своей.

— Моя женщина, — сказал он вслух, пробуя на вкус непривычные слова. — Моя...

Все было как-то просто и необычно одновременно. Раньше он всегда был одинок. Он пытался найти себе пару, но девчонки Города либо шарахались от него сразу, чувствуя опасность, либо соглашались переспать, но когда Вайль только-только входил во вкус сексуальных игр, почему-то пытались улизнуть, сопротивлялись. И тогда он забывался — тьма заливала разум, приходило небытие, в котором было немного наслаждения, но много свободы. А наутро в комнате было много крови, и просыпался он всегда один. Аэль была другой — она не смеялась, не дразнила и не шарахалась прочь в испуге. Она приняла его и сумела сделать так, что было хорошо. Тьма не пришла за ним, Аэль была сильнее тьмы.

Вайль не слишком задумывался над тем, почему так случилось. Она появилась, и она могла сделать ему хорошо, очень хорошо. Могла прогнать тьму. Этого было достаточно. Недавнюю боль он принял, как принимал все в себе, и почти забыл. Марш-бросок вернул ему свободу дыхания и привычное ощущение полупокоя. Боль была, Аэль говорила, что нужно терпеть, он терпел. Потом боль ушла, ее больше не было. Должно быть, время терпения прошло. Он мог вспомнить все свои мысли и ощущения, но не считал нужным обдумывать это.

Ему дали выспаться как следует, хотя он и не просил. Когда он проснулся от боли в занемевшей во сне руки, в пещерке никого не было. Вайль уже привычным движением оправил форму, вылез в основную пещеру. Там было весело и шумно — Аэль и Лаан по очереди рассказывали какие-то байки, солдаты ухахатывались, толкая друг друга локтями. Потом они заметили Вайля и заметно притихли, поглядывая на него с опаской.

— Веселитесь, — махнул он рукой, и потянулся, напрягая затекшие мышцы.

После сна на холодном камне ломило шею, а между лопатками возник жесткий мышечный блок. Вайлю это не понравилось, он попытался выгнуться назад и промять рукой мышцы — но получилось так себе. Ему нужна была хорошая нагрузка, пробежка, например. Но, судя по часам, об этом и мечтать не приходилось — только-только вечерело. Где-то через полчаса, когда Вайль допивал витаминно-протеиновый напиток, свод пещеры вдруг задрожал и раздался устрашающий низкий гул. Вибрировал пол, вибрировала каменная стена за спиной Вайля, ходуном ходили валуны, ограждавшие импровизированный очаг.

— Бомбардировка? Или танковая колонна над нами? — с интересом посмотрел вверх Лаан. — Пойду-ка посмотрю...

Аэль испуганно прижалась к Вайлю — само по себе пребывание в пещере уже обостряло ее привычную клаустрофобию, и ей было трудно держать себя в руках, но сейчас, когда казалось, что стены обрушатся и их завалит камнем, она почувствовала, что вот-вот завопит во весь голос и побежит следом за Лааном — куда угодно, лишь бы прочь отсюда, наружу, на открытое пространство. Ее паника быстро передалась остальным — девчонка, которая так и осталась для всех «девушкой с синяками», вскочила, ударилась головой о выступ камня, упала и зарыдала в голос, еще двое парней тоже вскочили, глядя на капитана. Через минуту поднялся такой переполох, что Аэль неожиданно успокоилась и теперь старалась только вовремя отодвигать ноги от солдатских ботинок, регулярно появлявшихся перед ней.

— Всем сесть!!! Тишина!!! — рев Вайля, наверное, был слышен и снаружи, и подействовал он, как удар парализатора. — Пещера выдержит. Если вы не будете бегать. Так что следующего, кто встанет, я пристрелю.

Это, пожалуй, было слишком круто — да, паника почти прекратилась, но Аэль подметила, как трое — старшина и парочка парней — косятся на Вайля, словно просчитывая, как убрать его ото входа в пещеру и выбраться наружу.

— Так, мальчики и девочки, — сказала она. — Сейчас мы будем петь. Тихонечко, чтобы нас не услышали.

Она сама затянула медленную напевную мелодию известной всем баллады о прощании воина, и уже на второй строке ей начали подпевать. Сначала пение описывалось пословицей «кто в лес, кто по дрова», но Аэль продолжала, и постепенно голоса слились во вполне гармоничный хор. Это чуть-чуть успокоило всех, а где-то под конец баллады и гул земли прекратился.

Вернулся Лаан.

— Это все же были танки. Они прошли на северо-запад. Там снаружи уже не лес, кстати.

— А что?

— Руины города. А мы тут типа в подвале. Чей город, чьи танки — непонятно. Вообще странное местечко...

— Жаль, — сказал Вайль. — Лес мне нравился больше...

Ему вдруг резко захотелось вернуться в совсем другой Город, в тот, что он знал и даже любил — ночные улицы, скользящие по теням прохожие, запах мокрого после дождя камня, огромная сила в каждой мелочи, в каждом фонаре в переулке. Это был все тот же лес, все та же мощь жизни, отдельной от человека и чуждой ему. Это Вайлю нравилось — он чувствовал, что связан с Городом, ближе ему, чем многие прочие. Город давал ему силу и подвергал испытаниям, помогал выжить. В Городе было много людей, но Вайль был особенным — местным жителем среди чужаков. Они были глупыми и слабыми, они часто мешали, но встать между Вайлем и Городом не могли. А снаружи не мог быть тот же город, это было чужое и противное место.

— Замечтался, капитан? — спросил Лаан негромко. — Что делать-то будем?

— Выйдем, осмотримся. Разберемся, кто там с кем за что воюет. Там и подумаем... — отмахнулся Вайль.

— Ну, ты здесь старший, — пожал плечами Лаан.

Выходили готовыми к стычке, держа в руках автоматы, поставленные на предохранители. Там, где накануне были проходы между пещерами, теперь появились узкие коридорчики с бетонными стенами, сами пещеры сменились темными сырыми подвалами, края которых не видел никто. Вел Лаан, Вайль шел замыкающим, поставив Аэль перед собой. Она тоже взяла автомат. Модель была незнакомой, но простенькой — предохранитель, переключатель режимов стрельбы — их было всего два, да мягко двигающийся спусковой крючок.

— Стоп, — вдруг поднял ладонь Лаан. — За этим коридором — выход, я посмотрю.

Через минуты две он вернулся, ухмыльнулся:

— Все чисто.

— Пошли, — скомандовал Вайль, и десятка бойцов начала подниматься вверх по лестнице. Они оказались во вполне обычном подвале многоэтажного дома — из маленьких оконных проемов лился розовато-красный закатный свет, под потолком проходили трубы и провода. Здесь было почти сухо и достаточно чисто, только мелкая сухая пыль лежала на всех плоских поверхностях. Видимо, ее наносило из окошек. К двери вели только следы Лаана. Все одновременно прислушались — снаружи было шумно. Стреляли, урчали моторы, что-то взрывалось, раздавались резкие хриплые голоса, грубый смех, менее понятные звуки — то ли кого-то у самой двери тошнило, то ли человек просто подхватил серьезный бронхит и теперь никак не мог прокашляться.

— Эх, знать бы, кто там колобродит... — мечтательно сказал старшина. — Может, наши...

«Наши», то есть части армии «Юг», терпевшей поражение за поражением, теоретически могли окопаться в городке. Тому, что успел узнать Лаан, это не слишком противоречило. Но город мог уже быть сдан противнику, армии «Север» — и тут особых противоречий со вчерашней раскладкой не возникало. Отличить по голосам одних от других было нереально. Лаан подтянулся на трубе, заглянул в окошко, постарался разглядеть знаки различия и цвета нашивок солдат, ехавших мимо на бронетранспортере.

— Северяне, — сказал он, спрыгивая. — Похоже, мы попали похуже, чем в лесу. Какие будут идеи? Начинаем с младших по званию.

— Сдаться? — неуверенно предложила вторая из девчонок, «девочка без синяков».

— Они пленных не берут, как мы не брали, — тут же откликнулся один из парней.

— Устроить засаду, раздобыть форму, потом угнать грузовик и ехать к нашим, — предложил старшина.

— Неплохо, — согласилась Аэль. — Господин капитан?

— Да, — кивнул Вайль, которому было все равно — его потихоньку одолевали апатия и безразличие. — Так и поступим. Старшина, возьмешь троих и устроите засаду...

— Есть!

Аэль прикусила язык, чтобы не наговорить капитану много неласковых слов. В его голосе звучало такое равнодушие, такое пренебрежение ко всем, за кого он должен был отвечать, что девушку передернуло. А ему было все равно — он сидел на полу, подтянув колени к груди, уперся подбородком в скрещенные пальцы, надвинул на лицо шлем и то ли дремал, то ли просто пялился в стену перед собой.

Четверка должна была вернуться не позже полуночи. До этого срока все сидели тихо, скрывая напряжение. В любой момент в дверь могли войти враги, и Лаан, дежуривший напротив нее с автоматом в обнимку, едва ли мог сделать что-нибудь. Скорее всего, штурм начался бы с броска гранаты в окошко, а потом уже несколько человек зашли добить раненых. Все это было малоутешительно, но Вайль не давал команды выбираться наружу или хотя бы уйти подальше в глубь катакомб. Он вообще никаких команд больше не давал — сидел сиднем и молчал.

Через полчаса после расчетного времени в дверь постучали условным стуком. Лаан сначала подтянулся к окошку, прислушался и принюхался — пахло кровью, но кровь эта принадлежала только одному человеку. Только после этого он открыл. Старшина сделал пару шагов и рухнул навзничь, прижимая ладонь к груди. Сквозь пальцы проступала кровавая пена, ярко-розовая и густая.

Аэль схватила свой чемоданчик и бросилась к нему.

— Нас накрыли почти сразу... там тенники, видят как через стены... думали, что я помер... еле дополз.

— Все, не болтай, — положила ему ладонь на губы Аэль, расстегнула комбинезон старшины, распорола ножницами тельняшку. Пуля прошла навылет чуть повыше печени — парню, в общем, повезло. Если не думать о том, что открытый пневмоторакс требовал не только оказания первой помощи, но и операции в стационаре.

Лаан помог ей запечатать рану — сначала Аэль вылила склянку биоклея, потом приложила сверху листы тонкого пластика. Теперь, по крайней мере, старшина мог дышать. Антибиотик, противошоковое, анальгетик — стандартный набор. Вайль даже не пошевелился и не повернул головы в сторону раненого. Троих, а точнее — четверых, они уже потеряли. А ему вроде бы было все равно.

Итак, теперь в отряде оставалось трое полноценных бойцов — девушка и два парня, а также тройка командиров. Это еще был далеко не конец, по мнению Аэль — и в таком составе можно было сделать еще многое. Если бы Вайль захотел. Хотел ли он — она не знала.

Он вдруг поднялся, потянулся, снял шлем.

— Выходим. Оставьте все, кроме оружия и боеприпасов. Спорите знаки различия, все нашивки.

На это ушло минут пятнадцать — на шестерых было только два ножа, пришлось повозиться. Девушка ухитрилась порезать руку, и Аэль пришлось обработать ей рану. Это было настолько лишним и неуместным, что врачу вдруг захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда — от неумелых новичков, от неприятно апатичного Вайля, от Лаана, который ничего почти не делал, только наблюдал.

Старшине оставили автомат с тремя патронами и гранату. Впрочем, он был уже в забытьи, и не слишком обратил внимания на то, что его оставляют одного. Дышал он еле-еле, много кашлял — при каждом приступе изо рта его текла розовая пена с темными кровяными сгустками. Не жилец, это было вполне ясно. Нужен был госпиталь, оборудование — но на вражеской территории надеяться на то, что удастся раненого вытащить, не приходилось. Его просто вычеркнули из списков живых, несмотря на то, что пацан еще не умер.

Снаружи было темно и достаточно тихо. На улице никого не было, хотя с соседней доносился рев моторов и скрежет траков, размалывающих асфальт. Шли по тройкам — впереди десантники, позади Лаан, Вайль и Аэль. Вела девушка с порезанной ладонью, и пока что получалось у нее неплохо. Фонари не горели, улица освещалась только багрово-рдяным светом неба, пробивавшимся из-за туч. Девушка то и дело вскидывала ладонь с бинтом, приказывая остановиться, прислушивалась, потом опускала руку. Так они, крадучись, пробрались по двум улицам. Потом раздался низкий звук двигателя автомобиля. В начале улицы показалась машина с прожектором, луч бдительно рыскал по всем углам.

— В подъезд, — шепотом скомандовал Вайль.

Им повезло — они успели прошмыгнуть в наполовину выломанную взрывом дверь, прижаться к стенам внутри. Машина проехала мимо, не остановившись у их дома, прожектор только небрежно скользнул по дверному проему. Аэль вздохнула с облегчением, и тут же рядом с ней ударилось о стену нечто темное и огромное, завопила во весь голос девчонка. В вопле этом был леденящий душу ужас, словно в кромешной тьме ее обнял оживший мертвец или нечто иное, чему не должно было найтись места в мире живых. Оба десантника начали палить туда, в темноту, очередями. Пули с сочным чваканьем входили во что-то крупное, не издававшее ни звука.

Темнота в подъезде была неправильной, и такой она была с самого начала, поняла вдруг Аэль. Она видела в темноте не хуже тенника, она должна была различать и ступеньки, и перила, и проемы лифтов — но она не видела ничего, даже собственных рук. Не понимала, куда и во что стреляют солдаты, где Вайль, где Лаан.

Рычание, звуки борьбы — это мог быть Вайль, а могло быть и непонятное чудовище, напавшее из темноты. Стрелять она боялась, не хотела ранить кого-то из своих. Потом щеки коснулось что-то быстрое и горячее — пуля, рикошетом отскочившая от одной из стен. Этого следовало ожидать уже давно, и Аэль решила, что снаружи будет безопаснее. Она прыгнула в дверной проем, наружу — и в лицо ей ударил свет прожектора.

На нее были наведены три ствола автоматов. Четвертый стоял без оружия. Аэль могла бы допрыгнуть до него, но смысла в этом не было — ее бы подстрелили раньше.

— Что там такое? — спросил безоружный, какой-то весь серый, словно пылью присыпанный и с очень неприятными обметанными белой сыпью губами. — Драка?

— Там... херня какая-то... тварь... — поднимая руки, ответила Аэль. — Там пятеро наших... было пятеро.

Потом ее ударило в спину, она упала — почти под ноги к пыльному офицеру, постаралась выползти из-под тяжелого, которое ее и сбило с ног. Это оказались Лаан с Вайлем. Кто кого выкинул из подъезда, она узнала уже потом. Оружие они потеряли еще там, куда Аэль дела свой автомат, она не представляла. Подевался куда-то.

— Южане? — спросил офицер, презрительно выпячивая нижнюю губу.

— Нет, нет... — запротестовала Аэль, поднимаясь на колени. — Мы вообще не отсюда... это какая-то ошибка. Мы совсем из другого места.

— Пойди проверь подъезд, — распорядился офицер. — Вы пока полежите, не вставайте.

За спиной грохнуло, белыми клубами поднялась в воздухе размолотая взрывом в пыль штукатурка — северянин бросил гранату. Потом в оглушительной после взрыва тишине раздались шаги, сдавленный стон и вопль, от которого у всех мурашки побежали по коже.

— Что за ерунда? — удивленно спросил офицер. — Что там такое?

— Я же говорила... там тварь какая-то... троих наших забрала... — сплевывая с губ противное крошево штукатурки, сердито сказала Аэль. — Вайль, Лаан, ну скажите же ему...

Лаан промолчал, Вайль перевернулся на живот и медленно поднялся на колени.

— Я с ней дрался. Это спрут какой-то. С наждачной шкурой, — он провел руками по залитому кровью лицу, показывая, что по всей его физиономии словно рашпилем прошлись.

— Огнемет ее возьмет? — деловито спросил офицер-северянин.

— Не знаю, — качнул головой Вайль. — Не уверен...

Аэль насторожилась — сейчас Вайль ей был виден в полупрофиль, и она заметила жадный интерес, с которым капитан смотрел на машину патруля. Он быстро «обсчитал» взглядом троих противников, подобрался. Это было настолько очевидной глупостью — нужно было уговаривать, рассказывать легенду о посторонних, сотрудничать в борьбе с тварью из подъезда, — что Аэль не поверила глазам своим и почти упустила момент, в который Вайль бросился на ближайшего к нему солдата с автоматом. Потом ей долго казалось, что самого броска и не было — вот Вайль смирно стоит на коленях, опустив руки, и вот он уже выбил автомат из рук солдата и пнул его ногой к Лаану, и разворачивается, прикрываясь его телом, и тогда Аэль подпрыгнула, бросаясь на офицера, ей даже удалось дотянуться до его горла, и шансы еще были, третий солдат опешил и не сразу начал стрелять, и Лаан уже дотянулся до автомата и схватил его в руки...

Они не учли, что в бронемашине был еще и шофер. А шофер моментально сообразил, что его не заметили и в расчет не приняли. Выдержки у него хватало с избытком — он взял с сиденья оставленный майором автомат, и, не слишком даже торопясь, снял Лаана очередью, а потом три пули пустил в спину Вайлю, стоявшему удивительно удобно.

Офицер ударил Аэль коленом в живот, оторвал от себя ее руки и, схватив за запястья, ловко подсек ее ноги. Падая, она больно ударилась копчиком об асфальт, застонала сквозь сжатые губы.

— Я врач, — сказала она. — Я не комбатант, вы не имеете права меня бить...

— Ах, какая ты умная, — сплюнул пыльный северянин, оправляя воротник и растирая шею. Даже после всего он не утратил ни выдержки, ни спокойствия. «Профессионал», подумала Аэль. «Не то что наши идиоты». — Ты находишься на чужой территории, на тебе форма без знаков различия и ты участвуешь в боевых действиях. Сказочка про врача мне нравится. Но по конвенции, на которую ты рассчитываешь — ты диверсант. Поступить с тобой, как с диверсантом? Или лучше будешь комбатантом, а, девочка?

Правота была на его стороне, Аэль сама была виновата, что напала. Если бы не это бесполезное действие, сейчас она могла бы рассчитывать хоть на какие-то поблажки. Всего-то нужно было не надеяться на Вайля, который привык драться только за себя и не сумел оценить ситуацию правильно, не почуял еще одного противника. Нужно было лечь на землю и ждать, демонстрируя самые мирные намерения — но машины времени, которая могла бы спасти Аэль, еще никто и ни разу не создал.

— Значит, буду... — зло сказала она. — Только давайте без неконвенционных действий.

Она очень боялась, что военная эпопея завершится еще и изнасилованием — оба солдата северян смотрели на нее с интересом, а Аэль валялась, как приглашение к групповухе. Подобное с ней однажды уже случалось; все это можно было пережить, воспоминания о Технотроне пропадали быстро — но Аэль вдруг вспомнила, как все было в прошлый раз. Полная беспомощность — руки заломлены за голову, нож у горла, почти прорезающий кожу над веной, бессмысленная жестокость — ее же еще и били зачем-то, хотя она и не сопротивлялась. Запах немытых тел, мочи, спермы...

Должно быть, все это читалось у нее на лице, и офицер армии «Север» то ли пожалел ее, то ли наклонностями садиста не отличался вовсе, и даже нападение Аэль не вызвало в нем желания отомстить и покуражиться над беспомощной сейчас женщиной. А может быть, армия «Север» просто была хорошо обучена и попадали в нее профессионалы, в отличие от бестолковых малолеток из армии «Юг».

— Само собой, — кивнул он. — Извини, пленных мы не берем. Встань на колени и повернись спиной.

«Не надо», захотела вдруг попросить Аэль. «Делайте со мной что угодно, бейте, насилуйте, пытайте — только оставьте меня жить, я не могу, я не хочу умирать, я же могу умереть навсегда, это только кажется, что смерть здесь для меня безопасна, а я не верю, я должна жить, я не могу не жить, пожалуйста, пожалуйста...»

Но она стиснула зубы, поднялась на колени, спрятала дрожащие руки в карманы, повернулась спиной и склонила голову, подставляя затылок под выстрел. Офицер не заставил ее долго ждать — но мгновение, когда он делал шаг и поднимал руку с пистолетом, показалось Аэль вечностью. Кровь пульсировала в висках, мочевой пузырь вдруг резко потребовал освободить его от содержимого, кишки скрутила судорога страха. «Терпи, это скоро кончится», сказала себе Аэль. «Это адреналин, это нормально...»

Смерть пришла незаметно — просто сухо щелкнул курок над ухом, перед глазами мелькнул сияющий тоннель, и ее понесла туда, мягко качая на невидимых волнах, тьма, в которой были крупные яркие звезды.

(обратно) (обратно)

Перекресток второй: не бойся...

Глава 1 Девочки и куклы

Переговоры закончились столь масштабным скандалом, что у Хайо вот уже полчаса как тряслись от возмущения руки. Он засунул их в карманы джинсов, чтобы как-то унять дрожь, но это не помогало. Хайо разного ожидал от Грега — и профессионализма в последнюю очередь, но всему должен был быть разумный предел.

Разумеется, никого на роль второго партнера он не нашел, да и не искал наверное, решив, что хватит и жены. А всю ночь перед запланированным заключением сделки он явно гулял в веселой компании — судя по помятому красноватому лицу, запаху перегара и красным глазам. Рэни на это веселье не взяли, поэтому она-то выглядела вполне пристойно. Макияж, конечно, скорее вечерний, яркий. Туфли на высокой тонкой шпильке годились для похода по подземельям, как лыжи для передвижения по асфальту. Но это еще были мелочи. В целом девушка смотрелась нормально.

Идти было далеко, и по дороге Грег с супругой переругались, потому что у нее скоро начали болеть ноги от каблуков, а у него уже болела голова, и ее манера висеть на локте у мужа его раздражала. После того, как Грег уже открытым текстом послал ее подальше, она повисла на руке Хайо. Ему тоже было неудобно — Рэни не просто держалась, она опиралась всем весом, но он решил пока потерпеть.

Пока они дошли до входа в подземелье, Рэни отмотала Хайо все плечо, хорошенько изнылась и раза четыре посетовала на то, что ее никто не предупредил, что идти настолько далеко. Хайо молчал, Грег маялся похмельем и ничьи другие страдания, кроме собственных, его не волновали.

У входа их встретили двое с факелами. Тенники прекрасно видели в темноте, светильниками обычно пренебрегали, предпочитая светлячков или других насекомых, а чаще использовали заклинания. Так что людям было оказано определенное уважение — с оттенком насмешки «а в темноте-то вы и не видите». Хайо в темноте видел не намного хуже тенников, но с ним были два спутника, которые как раз не видели, и потому конвой ему не мешал.

Шли минут пятнадцать или двадцать. Гладкие отполированные стены туннеля были украшены рисунками, барельефами, горельефами и тем, что Хайо мог бы назвать «граффити» — и красивыми, и корявыми, и непонятными вовсе. Видимо, принимать участие в украшении туннеля позволялось всем желающим. Пол постепенно спускался вниз, потом пришлось идти по двум широким каменным лестницам, потом — по узенькой спиральной. Света факелы давали мало, на лестнице это было особенно заметно, ступеньки терялись во мраке, и Рэни с ее шпильками пришлось пережить немало острых ощущений. Но обошлось без падений и вывихнутых ног.

Принимали их в Хрустальном Саду — про него Хайо уже был наслышан, и был отчасти польщен. Сад не был местом, особо хранимым от людей, но и далеко не всех гостей провожали сюда. Со многими разговаривали в обычных пещерах. Сад тоже представлял из себя пещеру, не слишком большую — диаметром шагов в пятьдесят, но здесь из каменного пола поднимались к потолку колонны прозрачного горного хрусталя — и массивные, светившиеся изнутри, и совсем невесомые бесцветные, казавшиеся хрупкими. От колонн отходили тонкие ветви зеленовато-желтого металла, украшенные хрустальными подвесками. При малейшем движении воздуха подвески звенели, задевая друг друга, и казалось, что сад напевает какую-то грустную лишенную ритма мелодию.

На свободном пространстве в центре стояла тяжелая каменная плита. За ней уже сидели двое тенников, один из них был из Крылатых, это, опять же, обнадеживало, другой — из нижних — более всего походил на сутулый сморщенный гриб. Где-то в середине лица-шляпки проблескивали круглые черные глазки, зиял провал рта. А Крылатый был Крылатым — почти человеческая фигура, мягкие кожистые крылья, укрывающие плечи плащом, сказочно красивое лицо с резкими тонкими чертами. Хайо присмотрелся — нет, это был не тот мальчишка, которого когда-то спасли Тэри и Кира. Этот был постарше, превращение он завершил давным-давно. Видимо, он и был старшим в общине верхних тенников этой завесы.

Рэни уставилась на него, как зачарованная. Поймав ее взгляд, Крылатый улыбнулся — тонкие четко очерченные губы разошлись, обнажая ряд мелких зубов, и иллюзия подобия человеку пропала. Так даже было лучше, на вкус Хайо, четче и понятнее, с кем имеешь дело. Но Рэни слегка испугалась, пальцы сжали руку Смотрителя.

— Я — Риайо-эн-ай-Ран из клана Падающих в Небо, — представился Крылатый. — Вам будет удобнее называть меня Риа. Это — Суваль из Детей Земли, — показал он на грибообразного. — С его именем, я думаю, проблем не будет.

— Я — Хайо, говорящий сейчас от людей, — вывернулся Смотритель, назвав имя и соблюдая этикет, но не обозначая свою должность. — Это — мои спутники Грег и Рэни, я привел их как свидетелей.

— Начнем, — пропищал Суваль. Голос у него был тоненький, но никого это не насмешило. Слегка мерцающий в полумраке «гриб» был очень серьезным, и казалось, что любой смех вокруг него немедленно угаснет.

— Итак, я хочу повторить условия договора, который предлагаю заключить. И люди, и тенники завесы выбирают старших, по трое от каждой расы. Те выбирают себе помощников в равном числе. Сведения о любых происшествиях в первую очередь рассматривают эти шестеро выборных. Все, что касается столкновений между представителями разных рас — их зона ответственности. Если они не приходят к общему решению, то дело решает жребий. Каждая раса имеет право назначить закрытыми для посещения другими только три квартала, и границы их должны быть обозначены четко. Все остальные места являются открытыми... или их пересечение не означает права на насилие в адрес посетителя. За это отвечают старшие кварталов. Именно они следят за тем, чтобы нарушивший границы не потерпел ущерба.

Крылатый слушал, кивая после каждой фразы, но как только Хайо заговорил о закрытых кварталах, брови его медленно поползли вверх по лбу.

— Про вторую часть я слышу впервые, — сказал он после паузы. — И не уверен, что готов это обсуждать. Мне нужно знать мнение всех кланов.

Хайо покосился на Грега, тот ответил взглядом оскорбленной невинности.

— К сожалению, — сказал Хайо, — половина договора никому не поможет. За последние три года именно из-за того, что кто-то называет место запретным для чужих, но никак его не обозначает, случилось около двухсот конфликтов. По вине людей и тенников — примерно поровну. В них погибли четверо. Двое тенников, двое людей. Я говорю об окончательной смерти. Любая новая гибель может обернуться войной. Здесь — завеса молодых, они слабы, неопытны, но горячи. Именно здесь они узнают законы Города. И некоторые из них и беззащитны, и опасны одновременно. В большей степени это касается будущих и только что проснувшихся тенников. Вас немного, но вы обладаете равной силой. Война убьет слишком много молодых и будет опасна для Города.

— Я слышу тебя, — кивнул Риа. — И я сам нахожу твои слова справедливыми, а желание — мудрым. Но мои братья и сестры, а также братья и сестры Суваля впервые услышат о твоем желании, Хайо, говорящий от людей. Свидетель Грег приходил к нам и говорил о выборе старших, мы говорили об этом между собой и согласились. О территориях же речи не было.

— Да врет он все! — не выдержал пристального взгляда Хайо и Риа Грег.

Хайо сглотнул, прикрыл глаза, слегка отодвинулся на стуле и предоставил событиям течь своим чередом. Обвинить Крылатого во лжи было равносильно самоубийству. Крылатые не лгали никогда, это знал каждый. А за обвинение во лжи могли и убить. То ли Грег об этом с похмелья забыл, то ли считал это просто байкой, фольклором, верить которому не стоило. Он просчитался.

И Хайо спасать его не собирался. Он просто наблюдал из-под полуприкрытых век.

Риайо-эн-ай-Ран из клана Падающих в Небо медленно поднялся со своего стула.

— Ты назвал меня лжецом, человек? — изумленно спросил он, широко распахивая холодные изумрудные глаза, вытянутые к вискам.

Грег тоже встал — быстро, роняя табурет. Хрустальные подвески откликнулись скорбным и удивленным звоном. Оба стояли друг напротив друга неподвижно, внимательно разглядывая соперника. Риа был скорее растерян, чем оскорблен. Но гнев уже собирался в слегка светящемся изумруде темными точками.

— А что? — Грег явно не понимал, с кем имеет дело, во что ввязывается и чем для него все это грозит. А может быть, ему просто надоело влачить бренное существование.

— Ты еще можешь взять свои слова обратно, — пропищал Суваль. Никому еще не хотелось крови противника, но о прежнем миролюбии можно было забыть. Дети Земли считались самыми рассудительными из нижних тенников. Крови они не любили. Но и оскорблять себя или родичей не позволяли.

— Ты говорил от себя? — равнодушно поинтересовался Крылатый, и Хайо замер — вмешаться сейчас он не мог, вопрос был задан не ему, и оставалось только молиться, что Грег ответит верно.

— Нет, бл.., от всего Города... — язвительно и громко заявил Грег.

Юмор, ирония или сарказм в данном случае были неуместны, «краткое прилагательное» на букву б..., ничего не могло изменить. Грег только что заявил Крылатому, что от лица всех людей Города называет того лжецом. Хайо подумал, что стоило бы наплевать на законы этикета и свернуть Грегу шею до того, как он открыл рот. И делать что-то уже было поздно. Слова прозвучали.

Из-за спины Хайо, из сумерек Хрустального Сада скользнули две тени, еще двое выступили из-за спины Риа. Грега аккуратно взяли под руки, завернув их к лопаткам, и уложили лицом на стол.

Далее произошло маленькое, неожиданное и слегка разрядившее обстановку шоу. Рэни подскочила, подняла свой стул и с размаху врезала его спинкой по шее одного из державших Грега тенников. Пока тот изумленно оборачивался, не выпуская, впрочем, свою жертву, стулом получил и второй. И даже дважды. Стул не выдержал, рассыпался у нее в руках.

— Отпустите его, вы, уроды, а то хуже будет! — заверещала она, потом осознала, что в руках у нее только две деревяшки, швырнула их наземь и отправилась к Крылатому. Руки ее были сложены в два трогательных, но не слишком опасных кулачка. Риа посмотрел на нее с крайним удивлением, позволил отбить по своей груди барабанную дробь, потом легким движением развернул ее к себе спиной, аккуратно обнял поперек груди и прижал пальцы другой руки к шее под подбородком. Рэни пискнула — длинные прямые когти, казавшиеся отлитыми из ртути, упирались ей в горло.

— Тихо, женщина людей, тихо, — мягко сказал Крылатый. — Женщины не должны защищать мужчин. Особенно — с табуретами в руках...

В голосе его звучала улыбка, но предназначалась она только Рэни, на долю Грега, которого распластали по столу, улыбки не досталось. Хайо молчал, уповая на то, что у Крылатого достанет мудрости не раздувать конфликт до тех масштабов, на которые он имел формальное право. Иметь право — не всегда означает реализовать его, иногда разумнее с этим повременить. Но у тенников была своя логика.

— Я говорю — он не говорил за людей Города, — вступил Хайо, впервые со времен переполоха открывая рот. Риа имел полное право наплевать на слова Смотрителя, но не попытаться было нельзя. — Я говорю — он безумен, и не отвечает за свои слова.

— Зачем же ты привел к нам безумца? — поинтересовался Суваль.

— Это моя ошибка и мне нет оправдания.

— Я не могу спрашивать ответа с безумца, — сказал Риа. — Пусть уходит. Но входа на наши земли отныне и навсегда ему нет.

Хайо коротко кивнул, благодаря. Они с Риайо-эн-ай-Раном обменялись понимающими взглядами. Никто из них не хотел войны. Но оба знали, что невольно сделали шаг к тому, чтобы приблизить ее. Крылатый не мог лгать о встрече или недоговаривать — он расскажет все. И скоро многие узнают, как человек оскорбил тенника из Крылатых. Представляя же, что может рассказать Грег, Хайо заранее прикидывал, как именно стоит его убить — свернуть шею или зарезать.

Теперь они шли по туннелю назад, и Рэни с трудом ковыляла на своих шпильках между мужчинами, не поспевая и спотыкаясь.

— Грег, как ты мог? — вопросила она. — Зачем ты это сделал?

— Отстань, — буркнул Грег. — У меня голова болит.

— Нет, ну ты посмотри, что ты устроил. Ты же все переговоры испортил, тенникам нахамил! Как тебе не стыдно? Это же ужас какой-то. Позор! Как я теперь буду людям в глаза смотреть? Про это же все узнают...

— Отстань! — уже громче проговорил Грег.

— Нет, не отстану! Грег, как ты мог? Ты что, с ума сошел? Правду про тебя Хайо сказал, да? Ты спятил?! Хайо, ну скажи же ему!

— Не буду я ничего говорить, — сквозь зубы процедил Хайо. — Что случилось — то случилось. Разбор полетов не поможет.

Рэни изумленно замолчала — но только на пару минут.

— Грег, у тебя совести нет ни на грош! О себе не думаешь, так обо мне подумай! Меня чуть не убили, и из-за тебя, между прочим! Мне этот Риа едва горло не перерезал! Ты меня должен защищать, а не подставлять!

— Не надо было лезть, — сплюнул себе под ноги Грег. — Я тебя не просил...

— А что же мне — было стоять и смотреть, как тебя бьют?! У меня на глазах? Если ты обо мне не думаешь, то я о тебе думаю. Что, по-твоему, я должна была стоять? — голос девушки плавно приближался к нестерпимому, особенно в каменном туннеле с хорошей акустикой, визгу.

— Заткнись, стерва! — остановился Грег. — Заткнись уже...

— Почему это я должна затыкаться? С какой стати? Кто ты такой, чтобы меня затыка...

Звучная пощечина прервала страстный монолог на самой громкой ноте.

Рэни схватилась за щеку и отступила к стене, глядя на мужа огромными несчастными глазами. Губы у нее еще шевелились, она явно хотела что-то сказать, но когда Грег, еще державший в воздухе руку, вдруг начал мерцать и блекнуть, она прикрыла ладонью рот и замерла. По телу Грега пробежали голубые искорки, потом полупрозрачный уже силуэт подняло невидимым ветром, мужчина попытался опереться руками на воздух — но тщетно, его относило к выходу из туннеля, а краски таяли, и через несколько мгновений он перестал быть видным.

— Вот это да, — забыв о надменности, сказал тенник с факелом, который провожал их до выхода. — Вот это номер...

— А если я ее стукну? — с наивной радостью поинтересовался второй, что шел сзади.

— Отставить, — усмехнулся Хайо. — Если стукнешь ты, ей будет больно, а я дам тебе за нее сдачи. А этот деятель проиграл мне поединок, условием было — не поднимать на нее руку.

— А я бы такую стерву еще не так стукнул, — вздохнул тенник с факелом.

— Хайо, — открыла рот Рэни. — Почему он меня оскорбляет?

— Если ты знаешь более лестные слова для своего поведения, то расскажи ему об этом сама, деточка, — зло усмехнулся Хайо. — А меня, пожалуйста, не впутывай.

— А что, я должна была молчать?

— Да ничего ты никому не должна. Что сделала — то сделала. А теперь как раз помолчи. Я устал.

До Рэни хорошо доходили некоторые вещи. Например, к кому приставать — с нотациями или глупыми вопросами, — не стоит. Так что она покорно закрыла рот и потащилась следом за Хайо, попутно обдумывая услышанное. Про дуэль и ставку в ней Рэни окончательно сообразила только уже снаружи. Не вполне понимая, как именно и куда подевался Грег, она вычленила то, что ей показалось самым главным — Хайо хотел ее защитить. Он узнал, что Грег регулярно занимается рукоприкладством, и вступился за нее. И даже не сказал ни слова — настоящий мужчина, не спешит похвастаться сделанным, не то что Сережка.

Это могло означать очень многое. И вряд ли что-то плохое. Скорее, наоборот. Она иногда мечтала о спасителе. О том, кто придет и защитит ее от Грега. О настоящем мужчине, о настоящей любви, в которой все будет идеально. У нее никогда не было сил уйти и поискать такого мужчину самостоятельно, слишком многое нужно было рвать, неизвестность страшила... но вот пришел Хайо, и все страхи закончились. Он сам за нее все решил. Как и полагается настоящему мужчине.

Хайо ее немножко пугал — он был строгим и требовательным. Но это и казалось правильным, у него был характер, он был красивым и сильным. Разумеется, он не собирался терпеть ошибки Рэни. Ей не стоило приставать к нему с дурацкими вопросами и связываться со всякими там тенниками. Хайо устал. Это было важнее.

И только на улице она окончательно осознала: Грег из ее жизни каким-то образом пропал.

— Хайо, а он навсегда подевался?

— Из твоей жизни — да, навсегда.

— А как это?

— Он нарушил условие. Теперь ваши пути не пересекутся никогда. Он не сможет к тебе подойти, говорить... В общем, разошлись дорожки.

— А... а что мне теперь делать?

— Не сейчас, — покачал головой Хайо. — Придем домой — поговорим.

— К кому домой? — как бы невзначай спросила Рэни.

— Ко мне.

В этом было много смысла, о, сколько смысла услышала Рэни в двух коротких словах. Он ведет ее к себе домой. Сначала спас от Грега, а теперь ведет к себе домой...

Хайо поймал машину, и через пять минут они уже выходили из нее у подъезда. Дом Рэни не понравился — высокая трехэтажка из красно-черного гранита, с узкими окнами-бойницами и тяжелыми деревянными дверями. Хайо жил на втором этаже, и после подъема по лестнице девушка вообще едва ноги переставляла. В квартире она быстро осмотрелась — две комнаты и кухня, никакой роскоши. Простенькая минималистская обстановка, только самая необходимая мебель. Кухня была очень просторной, но стояли в ней только стол, диван и плита, на которой сиротливо стоял чайник.

Рэни с наслаждением скинула босоножки, потом юркнула в ванную, где изумилась зеркалам — на потолке и на каждой стене, только пол не был зеркальным, он был покрыт темной мореной доской. Перед таким количеством собственных отражений она как-то растерялась и забыла, что хотела принять душ — только вымыла руки с мылом, поплескала в лицо и на шею холодной водой и наскоро повозила мокрым полотенцем под майкой. Из ванной хотелось сбежать, да побыстрее.

Как она ни торопилась, на кухне ее уже ждал стакан с ледяным чаем, хотя никаких следов холодильника Рэни не заметила. Это было очень уместно после жары и долгой ходьбы. Она медленно выцедила чай, потом спохватилась, что, должно быть, похожа на настоящий кошмар, но сумочку она забыла в подвалах у тенников, и возвращаться за ней Хайо едва ли позволил бы. Пришлось еще раз идти в ванную, причесываться и отмывать слегка растекшийся макияж. Лицо без косметики казалось серым и плоским. Подмышками на бледно-кремовой блузке проступили пятна пота. В общем, так скверно она выглядела, что из ванной выходить не хотелось. Но пришлось — Хайо постучал в дверь.

— Извини, но ванная тут одна. Ты надолго там застряла? Я тоже хотел бы умыться...

— Выхожу... — откликнулась Рэни, судорожно приглаживая челку.

Пока шумела вода, Рэни отправилась в странствия по квартире. Ее никто не приглашал, и она чувствовала себя чуть неловко, но любопытство победило, да и разве Хайо не сказал «мы пойдем домой»? Смотреть, впрочем, особо не на что было — спальня, в которой стояла только широкая двуспальная кровать и шкаф, гостиная с диваном и парой кресел. Словно Хайо здесь и не жил — не было ничего из тех маленьких признаков постоянного обитания, что так быстро подмечают женщины: пары брошенных вещей, недочитанной книги, невымытой кружки. Нет, квартира была совершенно стерильной и обезличенной. Это Рэни напугало. Но зато пространства для создания уюта было вдоволь.

Хайо после душа показался ей более подходящим собеседником — выглядел он помягче, даже начал улыбаться, зажигая конфорку под чайником. Где-то и как-то он успел переодеться, хотя Рэни была готова поклясться, что в ванной никаких вещей не было, а больше никуда он не ходил. Это интриговало.

— Тебе не жарко в такой одежде? — спросил он, оглядывая девушку.

— Жарко, — призналась она. — Но вещей-то у меня нет...

— Сколько ты в Городе?

— Э... лет пять, а что?

— Да так, ничего... — явно недовольным голосом сказал Хайо, потом махнул в воздухе рукой и кинул Рэни какой-то светлый сверток.

Она развернула его и увидела легкий льняной сарафан с тонкими лямками и короткой широкой юбкой. Кожаные вставки на лифе делали его весьма оригинальным.

— Как ты это делаешь? — изумилась Рэни.

— Небо Города, да любой новичок это умеет. Как и убираться. Проще ничего быть не может. Представь, протяни руку и возьми.

— Я потом попробую, хорошо?

— Твое «потом» не наступает никогда, — пожал плечами Хайо.

— Если ты хочешь, я научусь.

— Я-то тут при чем? Иди переоденься, если нравится.

— Конечно, нравится!

«Это же ТЫ сделал», звучало в голосе так явно, словно было произнесено вслух. Хайо отвернулся к окну, провел по стеклу ладонью, создавая изморозь и прижался к белому пятну лбом. Все это сводило с ума — и нужно было ежечасно, ежеминутно напоминать себе, что имеешь дело с маленьким ребенком, который только кажется взрослой женщиной. И что этому ребенку-то на самом деле и принадлежат все капризы и глупости, которые творила Рэни. И именно этого ребенка нужно было вырастить, чтобы девушка избавилась от своих проблем.

А ребенок взрослеть не хотел — в отличие от настоящих детей, которым не слишком-то нравилось быть маленькими, зависеть от воли родителей и учителей. Так было проще — найти старшего, заставить его отвечать за себя, заботиться о себе, удовлетворять капризы и останавливать опасные побуждения. Так можно было прожить всю жизнь — падая и разбивая лоб на пригорках обстоятельств, находя утешителей и врачей с зеленкой, и падая вновь. Но Хайо нужно было сделать из Рэни не только взрослого человека, но еще и Смотрителя. Так решил Город. А Город не ошибался.

Хотя сейчас Хайо было очень, очень трудно в это поверить.

Рэни все-таки разобралась с душем и моющими средствами — за тонкой стенкой, отделявшей ванную от кухни, раздался шум воды, потом тихое радостное пение, что-то со звоном упало. Наконец, девушка вышла — свежая, сияющая. Сарафан ей, наверное, шел. Хайо не слишком разбирался в женской одежде, но теперь из облика Рэни пропало то, что резало ему глаз — какая-то нарочитая и напоказ выставленная сексуальность. Лен и кожа годились лучше, чем шелк и блестящий синтетик.

— Ты хотела о чем-то поговорить, — напомнил он. — Давай поговорим.

— Ага. Ну, я хотела спросить, а как мы будем дальше жить? Здесь?

— Подожди-ка, — стараясь быть очень вежливым и даже ласковым, сказал Хайо. — Сначала ты спрашивала, что ТЕБЕ теперь делать? Да?

— Ну... да.

— Ты и мы — не вполне одно и то же, — улыбнулся Хайо.

Рэни не понимала — это было хорошо видно. У нее уже был составлен какой-то план совместной жизни с Хайо. И эти устремления нужно было прекращать. Но не так, чтобы она обиделась. И не так, чтобы поставить ей какой-то срок — Рэни своротила бы горы, доказывая, что она годится ему в спутницы жизни. И не так, чтобы оставлять ей смутную надежду. Собственно, эту тему вообще поднимать не стоило — но так уж получилось.

— Чем ты хочешь заниматься?

— Не знаю. Ой, а можно я не буду дальше с рестораном возиться? Он мне так надоел...

— Не хочешь — не возись. У меня разрешения спрашивать не нужно. Вообще, я предлагаю тебе немного отдохнуть. И даже попутешествовать. Мне давно пора навестить одного хорошего человека. Составишь компанию?

— Ага! — обрадовалась Рэни. — А можно, я зайду за вещами?

— Нельзя. Все, что нужно, сделаешь сама. Не выходя из квартиры.

Загнанная в ловушку выбора между «хочу спрашивать разрешения» и «не хочу ничему учиться» Рэни скуксилась, потом поразмыслила и согласилась учиться. Хайо внятно и подробно объяснил ей, как создаются вещи, с чего стоит начинать и отправил в кабинет собираться. Разумеется, все у нее получилось — так же легко, как и недавно — звать на расстоянии. Именно эта легкость заставила Хайо внимательно присмотреться к девушке. Увиденное его удивило.

...Дверь, отделяющая огромный, яркий, красивый мир от маленькой тесной комнатки. А у двери сидела спиной к ней маленькая девочка в уродливом и не по размеру маленьком платье. Были у нее огромные глаза и сложенные бантиком пухлые губы. Девочка прижимала к груди старую голую куклу, словно стремясь ее от кого-то защитить. За дверью цвели цветы, пели птицы, морские волны бились о скалистый берег. Во всем этом была сила — мягкая, добрая. Туда хотелось шагнуть, чтобы согреться, вдохнуть свежий воздух. А в комнате висела клочками по углам паутина, и нечем было дышать, и грязный линолеум нужно было вымыть сто лет назад, а девочкам нельзя было носить такие платья, от этого глаза у них становились грустными на всю оставшуюся жизнь. Иногда из-за двери тянуло свежим воздухом — но в комнате он превращался в стылый сквозняк, и девочка ежилась, пытаясь спрятать колени под платьице — холодно ей было, грустно и одиноко, и казалось, что она не знает о двери за спиной. Всего-то нужно было встать, потянуть на себя скользкую засаленную ручку, открыть дверь и шагнуть в огромный и добрый мир — он ждал свою королеву, свою добрую владычицу, руки которой могли исцелить любую боль.

Город не ошибся, понял Хайо. Он знал, кого выбирает. Вот только показать девочке дверь предстояло ему. Не заставить встать и шагнуть, не приказать, не разрешить — сделать так, чтобы она захотела сделать это сама. Захотела и смогла.

Рэни все давалось легко, так легко, что трудно было поверить в то, что девушка, которая научилась создавать вещи с первого раза — именно такие, как хочется, без лишнего напряжения, — имела дурную привычку рассказывать всем о своей бездарности. У самого Хайо когда-то получилось с десятой, если не с пятидесятой попытки — он, тогда его еще звали Халид, имя Хайо он получил, только поднявшись на самый верх Города, — тратил кучу сил на то, чтобы получить желаемое, но никак не мог понять, что главное — сосредоточиться, представить себе предмет в деталях. А у Рэни получилось сразу.

Через полчаса она вернулась — свежая и довольная, с аккуратной спортивной сумкой через плечо.

— Я готова, — улыбнулась она.

— Отлично. Для начала просто прогуляемся по Городу. Но не так, как ты привыкла. А по вертикали...

Тут Хайо настигло еще одно изумительное открытие: о других уровнях Рэни знала. Но поскольку знала от Грега, то они для нее были чем-то страшным и ужасным, куда лучше не соваться никогда и ни за что.

— Чушь какая, — усмехнулся Хайо. — Сама увидишь...

Для начала они поднялись на пару уровней повыше. Вышли на холмах, окружавших Озеро. По сравнению с инициирующей завесой Город здесь был меньше — но просторнее, тише, спокойнее. Рэни с удовольствием встряхнула волосами, осматриваясь. Ее заинтересовал радужный туман Стены, потом она долго расспрашивала о том, что находится на севере, там, где стояли высокие башни из лазурно-синего стекла.

— Туда можно дойти?

— Можно, конечно. Там даже переночевать можно...Это же Дворец Снов.

— Ой, а можно?

— Если ты хочешь. Я никуда не тороплюсь.

— Хочу! — радостно запрыгала Рэни, хлопая в ладоши.

Шли долго — Рэни наслаждалась экскурсией по полной программе. Ее интересовало все — и уютные улочки с одноэтажными домиками, которые были отведены в основном под магазины и кафе. И заведение гадалки, которая предсказывала судьбу по россыпи полудрагоценных камней. Хайо подождал девушку в прихожей — его угостили кофе, и он с удовольствием уселся в глубоком мягком кресле. Ноги уже слегка ныли.

От гадалки Рэни вышла потрясенной, прижимая руки к покрасневшим щекам. В прихожей она плюхнулась в кресло и уставилась в стену перед собой.

— Что такое?

— Она сказала, что скоро я умру, чтобы родиться. Как-то не так сказала... красивее. Я уже забыла точно. Но смысл примерно такой.

Хайо хмыкнул. Пророчество было правдивым, но преждевременным. Да и категоричность формулировки, которую запомнила Рэни, не радовала. Но от правды бегать не стоило, и врать в лицо — тем более.

— Предсказатели всегда говорят красиво. Иногда за красотой теряется смысл. Не бери в голову. Это ведь было хорошее предсказание?

— Да, — кивнула Рэни. — Она сказала, что мне выпал какой-то там особенный камень, невозможная удача. А потом другой — путь потерь, смерть и рождение. Но в конце — обретение дома.

— Вот видишь. Так что все будет хорошо. А потерь не бойся. Не все из того, что мы теряем, нам нужно.

До Дворца Снов они дошли, когда уже смеркалось. Хайо любил сумерки Города. А Дворец — пять высоких башен, отделанных зеркальными лазурными плитами — на закате оживал, загорались огни на арках, соединявших башни. Включались фонтаны во внутреннем дворе, струи, подсвеченные цветными лучами, взмывали к небу. Звучала тихая, едва различимая мелодия ветра — пели флейты и колокольчики на вершинах башен.

Пять схожих с виду дверей вели отсюда — в пять башен, которые тоже казались одинаковыми. Нужно было прислушаться, стоя у фонтана, чтобы выбрать свою, ту, в которой тебя ждет самый правильный и нужный сон. Для кого-то это любовь, для кого-то война, для кого-то покой. Хайо выбрал как раз покой — он устал и изнервничался, и изо всех снов Дворца мечтал об одном, о том, что даст успокоение и силы для новых дней.

— Выбирай, куда ты пойдешь. Я уже выбрал, — сказал он Рэни, которая мечтательно смотрела на игру цветных струй.

— А с тобой нельзя? — и тут же прислушалась к неразличимому для Хайо голосу. — Нет, нельзя, я знаю. Откуда я это знаю?

— От Дворца. Скажи ему, чего ты хочешь и он подскажет нужную башню.

— Вслух? Ой, нет, конечно. Поняла. Ага! Добрых снов, Хайо! — кокетливо помахала она ладошкой, направляясь к башне.

Наутро Хайо проснулся, привычным быстрым движением сел и огляделся. В первую минуту он не понял, где находится — просторная комната, застланная толстым ковром с плотным ворсом, огромное окно, прикрытое полупрозрачными колышущимися занавесями. Солнечный свет и тишина, свежий воздух и слабый аромат сандала в воздухе. Так, как он любил, как мечтал — но не так уж часто мог себе позволить так просыпаться. Дворец Снов, вспомнил он. Башня покоя. Где все выглядит так, как ты хочешь. Где не встречаешь других — все заходят в одну дверь, но попадают в разные комнаты. Сон он не запомнил, но осталось приятное ощущение настоящего отдыха.

Сюда, во Дворец, не так уж и часто приходили горожане. Многие из них, те, что приходили в Город через собственные сны, не нуждались в таком отдыхе. Другие просто не успевали или слишком ценили свое время, чтобы тратить его на сны во снах. Чаще здесь бывали тенники и постоянные обитатели Города. Да и тех было не слишком много — вчера Хайо с Рэни не встретили никого. Пора спускаться, подумал он, как бы не делась она куда-нибудь, ищи потом.

Рэни, наверное, все-таки успела куда-то деться. У фонтана, где накануне они расстались, и договорились встретиться там же, было пусто.

(обратно)

Глава 2 Детский сад

— Я не справился, — в третий раз заявил Вайль, меряя комнату от стены до закрытого плотными занавесями окна. — Я не справился, я проиграл...

Вид у бывшего капитана-десантника был несчастный до крайности. Он даже в размерах как-то уменьшился, поблек и помолодел лет на пять. Аэль валялась на диване, закинув ноги на спинку, и полировала ногти, периодически поглядывая на страдальца. Жалости он, несмотря на все старания и явную пришибленность, не вызывал. Лаан развалился на краю дивана, попыхивал трубкой и ухмылялся в бороду. Страдания Вайля его развлекали.

— Это все, что тебя волнует? — после четвертого скорбного стона не выдержала девушка. — Ничего, кроме собственной неудачи, тебя не колышет?

— А что еще? — остановился посреди комнаты Вайль.

— У тебя было под командованием десять человек. Ладно, раненых мы не считаем, но с нами — все равно десять, — Аэль помахала двумя ладонями. — И всех ты угробил, бессмысленно и беспощадно... Это как?

— Ну, а что мне эти люди?

— Это были твои люди, Вайль. Ты за них отвечал.

— Перед кем?

— Да перед собой же, о небо Города и звезды его!!!

— Да? — озадачился Вайль. — А если мне все равно?

— Тогда что ты стонешь про то, что проиграл?

— Но я же проиграл!

— А почему?

— Потому что не заметил противника.

— Нет, — сказал Лаан. — Не так. Ты проиграл потому, что потерял всех своих людей. Если бы нас было не трое, а пятеро — мы бы захватили машину и уехали оттуда. Но сначала ты потерял четверку, которую отправил в засаду. Потом доверил соплячке вести нас по улице. Ты ведь почуял бы эту тварь в подъезде раньше нее, так?

— Да... Я знал, что там что-то не так.

— Вот и все. У нас был шанс выбраться. И ты его упустил. Дважды. Потому и проиграл.

— Мне надо об этом подумать, — сказал, растирая переносицу Вайль. — Нужно подумать.

— Думай, — равнодушно пожал плечами Лаан. — Сколько влезет... Чаю на тебя сделать?

— Да.

Когда Лаан ушел в кухню, Вайль еще некоторое время постоял, раскачиваясь на цыпочках, потом уселся на пол, уставился на Аэль.

— Он сказал правду?

— Да, Вайль. Тебе нужно подумать и уложить это у себя в голове.

— Я уложу...

— Пойдите-ка сюда, ребята! — позвал Лаан из кухни, и в голосе его звучало очень, очень сильное удивление. Оба опрометью бросились по коридору и едва не сшибли Лаана, который стоял на пороге и показывал рукой на окно. За окном не было знакомого Аэль силуэта Квартала Наемников — темных невысоких домов с покатыми крышами, усеянными антеннами. За окном, собственно, не было вообще ничего, кроме серой мути. В плотном тумане скользили перламутровые струи. Казалось, что за окном разлит жемчужно-серый кисель, который невидимая рука неторопливо помешивает.

— Опаньки, — сказала Аэль, для надежности хлопая ладонью по косяку. — Квартира-то моя. А где все остальное?

— Вот уж не знаю, — откликнулся Лаан. — Первый раз такое вижу. Шутки Города, не иначе...

— Что-то мне не смешно...

Вайль молчал, привалившись плечом к стене, и смотрел в переливающийся кисель. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы ощутить, что думает он только о том, что с появлением Лаана в его жизни все стало окончательно плохо. Теперь вот и Город, его дом, его лес из камня и стекла — пропал невесть куда. Зверю было паршиво, ему хотелось выть. Там, за окном, была тьма. Она все-таки добралась до Вайля. И отомстила за то, что он сбежал от нее, не отдал ей Аэль.

— Открою-ка я окно, — сказал Лаан. — Выгляну...

— Ты уверен, что там есть чем дышать? — давя страх, поинтересовалась девушка.

— Уверен, — кивнул Лаан.

Серый туман не спешил вползать в раскрытое окно, он был плотным и имел отчетливый предел — там, где раньше было стекло. Пахло из окна сыростью, свежестью и слегка — чем-то непонятным, может быть, подгорелой пищей. Лаан перевесился через подоконник, посмотрел вниз, вверх. Протянул руку, замеряя длину, на которой ладонь перестала быть видимой. Прислушался. Тишина стояла абсолютная.

— Забавно, — сказал он, и собственный голос показался шепотом. — Эй-о! Есть тут кто?

Сначала было тихо, потом далеко, на пределе слышимости, раздался не то плеск, не то гул. Словно где-то там тяжелая морская волна ударила в дамбу, и откатилась, оставляя на бетоне недолговечные пузыри пены. А на поверхности воды плясали мелкие щепки, обрывки бумаги и прочий мусор. Весь этот ассоциативный ряд Лаана слегка озадачил. С ним не так уж часто случалось нечто подобное.

Он не испугался. До тех пор, пока Лаан был Смотрителем, ему приходилось опасаться строго ограниченного набора вещей. Не так уж просто его было убить окончательно, так, чтобы он уже никогда не вернулся в Город. Способы были, конечно — Город никогда не обещал своим облеченным властью детям полной безопасности. Абсолютно уверенный в полной неуязвимости человек мог натворить слишком уж лихих и опасных дел — опасных не для себя, для окружающих, и для Города. Поэтому Смотрители были просто чуть лучше прочих защищены — да и то не везде и не всегда. На Технотроне у него не было преимуществ перед остальными. В приключениях на нижних завесах, в которые он ввязывался на свой страх и риск — тем более. Иначе не было бы ни страха, ни риска, да и всемогущий среди ограниченных в возможностях быстро сходит с ума.

Из тумана пахло опасностью, но не той, которая неумолимо приводит к гибели, а той, которой можно противопоставить разум и волю. И победить, если того и другого будет достаточно. Это был вызов, принять который было интересно. К тому же Смотритель подозревал, что Город решил принять участие в игре вокруг Вайля. А Городу Лаан привык доверять — это было основным условием его работы.

— Думаю, нам придется выйти. И уверен, что как только мы выйдем за дверь, квартира исчезнет. Так что давайте соберем все необходимое, — обернулся он от окна.

— Я не хочу... Не хочу! — набычился Вайль, не отводя взгляда от тумана.

— Придется.

— Лаан, тебе не кажется, что это рисковая затея? — покосившись на парня, спросила Аэль.

— Кажется. Но еще мне кажется, что отсидеться нам не удастся. Если уж мы оказались неведомо где, то почему бы не посмотреть на это поближе?

— Ну-ну, — пожала плечами Аэль. — Повадился кувшин по воду ходить — там ему голову и сломить.

— Так ты остаешься?

Аэль задумалась. Лезть наружу ей не хотелось. Если уж Вайль откровенно испугался того, что было там, в тумане, это стоило принимать во внимание. Парню страх был вроде бы не слишком знаком. Осторожность — да, неприязнь к незнакомому — да, но не страх, лишенный конкретного источника. А сейчас от парня так и несло тоской и темным отчаянием. Ему было страшно, словно в кошмарном сне, когда никак не можешь проснуться или вырваться из череды опасных событий.

С другой стороны — сама она страха не чувствовала. Интерес Лаана ей тоже передавался. Она не слишком любила Приключения, которые для многих в Городе составляли основу жизни — дорожила своей единственной, может быть, не слишком счастливой, но неплохо устроенной и уютной. И все же ей не казалось, что снаружи ее лично поджидают некие кошмар, ужас и неизбежная гибель. Нет. Это было бы слишком вульгарно. А Город вульгарностью не отличался.

К тому же ей совершенно не хотелось оставаться в квартире одной. А что Лаан вытащит Вайля наружу — не добровольно, так пинками, — она не сомневалась. В родном Квартале она очень любила быть одна — ее слишком часто допекали просьбами вылечить, проконсультировать, составить компанию, — так что одиночество было приятным отдыхом. Но здесь не было никакого Квартала, только серый туман за окнами, и такое полное одиночество казалось чрезмерным. Хорошо быть одной, зная, что в любой момент имеешь возможность зайти к соседу в гости, спуститься в бар или просто выйти на улицу.

— Нет, не остаюсь. Что стоит взять, как ты думаешь?

— Обычный набор выживания. На твой вкус. Я пошарюсь по твоему имуществу?

— Не вопрос. И Вайля экипируй, ага?

— Ага...

На сбор всего необходимого ушло около пары часов — они никуда не торопились. Аэль перетряхнула шкафы, удивляясь, сколько же у нее отложено на дальние полки всякого весьма полезного барахла. Нашлось все — от обуви для Вайля до удобных походных ножей-комплектов для всех троих. И уместилось это добро в три не слишком обременительных РД.

— Итак, вперед, шагом марш, — ухмыльнулся Лаан, открывая дверь и делая шаг вперед, в туман и пропадая. И тут же оптимизм его сменился возмущенным удивлением. — Однако, тут ступеньки!

— Ступеньки-пеньки-пеньки, — передразнила Аэль, нащупывая перила и носком ботинка пробуя пол перед собой.

Спускаться оказалось недолго — всего два лестничных пролета. Потом — несколько шагов до двери. Затея с выходом уже казалась Аэль безнадежной — что интересного можно увидеть, шарахаясь в тумане, в котором не видно уже вытянутую руку? Да и слышимость, мягко говоря, подкачала — Лаана она не слышала вообще, а дыхание идущего рядом впритирку Вайля казалось доносящимся с расстояния в пару метров.

Но видимость за дверью была получше. Видно было метров на тридцать, не меньше. Аэль оглянулась — да, Лаан был прав. Дома за ее спиной не было. И вообще ничего, кроме мрачного и злого Вайля, там не было. Только туман, казавшийся слишком уж плотным для натурального. И скольжение более насыщенных перламутровых струй, неторопливо проползавших мимо по своим делам, тоже не казалось естественным.

— Куда пойдем? — спросила Аэль у Лаана.

— Пойдем, куда глаза глядят. Мои глаза глядят вперед, вот туда и пойдем, — ухмыльнулся Смотритель. — Выбор у нас все равно невелик. Туман-то везде.

— Туман, туман, на прошлом и былом. Далеко, далеко, за туманами, наш дом, — пропела девушка. — Вот уж не думала, что окажусь когда-нибудь в этой песне.

— Ну, на воздушных рабочих войны, сдается мне, не слишком мы похожи, — Лаан засмеялся, оглаживая бороду. — Так что бои без нас вряд ли пройдут.

— Опять? — скорбно вопросил Вайль, скорее у окружающего тумана, чем у спутников. — Война — человеческое развлечение. Я этого не хочу.

— Да-да, я забыл, что ты у нас к человеческому роду отношения не имеешь. Спасибо, что напомнил. Вообще-то это шутка была. Шутки для тебя тоже непонятное человеческое развлечение?

— Да, — подумав, ответил Вайль.

— Ну-ну...

Аэль слушала перепалку, стараясь не хихикать. Судя по всему, Вайль в глубине себя чувствовал, что его философия и истинная суть не слишком-то хорошо сходятся, а потому при каждом удобном случае тыкал в нос своей особой специфической природой. Девушка же считала, что собака, которая доказывает, что она — собака — это феномен. Либо ты чем-то являешься и не пытаешься постоянно напоминать окружающим, о том, что ты такое — как не напоминали тенники, которые тоже не слишком-то любили людей, в их обиходе тоже встречались обороты типа «это слишком человеческое» или «эти люди», но под девизом «я — тенник, я все буду делать не по-вашему, я буду отрицать все, что для вас составляет жизнь» действовали только самые юные, едва оформившиеся из них, — либо ты надел чужую маску и сам это понимаешь, но стараешься убедить окружающих. Поверят тебе — глядишь, и сам в себя поверишь.

Вайлю верить у нее не получалось. Город не ошибался, деля впервые попавших на людей и тенников. Если в природе, в мышлении или в желаниях новичка было что-то, позволявшее ему примкнуть к тенникам, то и получался — тенник, обладающий определенными способностями и расовыми признаками. Но Вайль выглядел человеком, был человеком — и все, что он взял от Города, это доказывало. Внешность человека, причем лучшего представителя породы — силен, красив, с хорошей реакцией. Навыки рукопашного боя. При этом — ни одного из умений тенников. Ему достаточно было поглядеть в зеркало, чтобы понять, что он такое — но пока что получалось, что Вайля нужно было долго и упорно тыкать в зеркало носом.

Первое здание возникло в тумане слишком неожиданно для задумавшейся Аэль. Подняв, наконец, голову, она присвистнула — перед ней высилось нечто огромной высоты, сложенное из кирпичей исполинского размера. Посредине этого торчала дверь. Примерно в десять ростов Лаана — или побольше, просто дальше не было видно. Но каждый кирпич был длиной примерно в ее раскинутые руки, да и высота соответствовала. Примерно ей до пояса.

— Интересно, какого роста местные жители? — спросила она у двери.

Дверь, разумеется, не ответила. Она была почти прикрыта — но в остававшуюся «маленькую» щель можно было пройти даже не боком. Лаан заглянул внутрь. Тумана впереди не было, только сумрак плохо освещенного коридора. Тишина стояла такая же муторная, как и везде. Вдалеке маячило нечто красно-желтое. Подумав, Лаан перешагнул через порог. Пол в здании был выстлан белыми кафельными плитами, отчасти выщербленными и исцарапанными. Вот только размером эти плиты были с хорошую кровать. Смотрителя присел на корточки и провел по кафелю рукой — его удивила непропорциональность. Если бы плиты были просто увеличены в определенном масштабе — или они втроем вдруг уменьшились в размерах — то трещины должны были быть куда глубже, а узор песка и глины на сколе одной из плит — куда крупнее. Да и порог был низковат — примерно по колено. В общем, едва ли это здание было построено при помощи простого увеличения существующего. Что-то здесь было сложнее.

Он поделился размышлениями со спутниками. Аэль рассмотрела плиты, поковыряла пальцем стену, покрытую штукатуркой — толщина слоя штукатурки была вполне обычной, около миллиметра, и согласилась. Вайль соображений не имел и высказывать их не стал. Только поджал губы и с явным отвращением оглядел все вокруг. Лаана это удивило — с самого начала Вайль слишком уж был напряжен. Он старался не выказывать робости, но здание-переросток его явно вгоняло в панику. Смотритель не понимал, что такого особенного вокруг. Забавно было, не более.

Они прошли по коридору вперед шагов на сто. Потолка видно не было — терялся в темноте, по низу стен шли темно-коричневые плинтуса Лаану по колено, в зазоры между плитами он мог бы положить предплечье. Пол был скользким — как-то неестественно скользким. Он был совершенно сухим и не слишком гладким, плиты были порядком исцарапаны, подошва ботинка Лаана совершенно не располагала к тому, чтобы нога проскальзывала на такой поверхности — и все же казалось, что под ногами разлит невидимый гель, мешающий сцеплению подошвы и кафеля.

Впереди маячила очередная дверь. На высоте подбородка Лаана начиналось стекло. Он присмотрелся и озадачился — выкрашенное белой и уже пожелтевшей от времени краской дерево просто переходило в стекло без видимой четкой границы. А пыльные плашки, которые расчерчивали стекло на квадраты, словно вырастали из него.

Эта дверь была прикрыта плотно, а ручку Лаан видел, но чтобы дотянуться до нее, ему пришлось бы встать на плечи к Вайлю. Зазор снизу был от силы в ладонь, из-под него дул холодный сквозняк.

— Почувствуйте себя тараканом, — усмехнулась Аэль.

— Если бы тараканом... — озадаченно сказал Лаан. — Тогда бы мы под дверью пролезли, не напрягаясь. Нет, что-то здесь не то в пропорциях. Не пойму пока...

— Открывать будем?

— Ну, не возвращаться же. Может, за дверью хоть что-то есть.

Вайль с первой попытки накинул свернутую из веревки петлю на ручку двери. Потом они с Лааном хорошенько потянули, и дверь подалась на метр. Этого было достаточно, чтобы пролезть внутрь. Оказавшись внутри, Лаан и Аэль долго и с интересом пялились на белый предмет высотой с девушку, напоминавший полусферу, водруженную на цилиндр. Сверху над ним висело нечто кубическое, а к полусфере подходила труба диаметром в метр, не меньше. Труба была некогда выкрашена зелено-бурой краской противного казенного цвета, но уже хорошенько облупилась.

Всего белых предметов в помещении было три, и все они были отделены друг от друга деревянными перегородками, грязными и щербатыми. Смутно подозревая, что все это значит, Аэль обернулась, и вскрикнула, дергая Лаана за рукав.

На них ползло существо исключительно причудливого вида. Из светло-зеленого тела спереди торчали грязно-белые упругие отростки, которые угрожающе топорщились. Хвост, венчающийся кольцевидным расширением, создание волочило по земле. Ни лап, ни глаз, ничего, кроме цилиндрического тела и белых отростков, неведомая тварь не имела. Зато издавала грозное шипение. И размер у нее был впечатляющий — с крупного льва.

— Оба-на, — вымолвил Лаан, выхватывая из кобуры револьвер.

Он прицелился в существо, планируя попасть туда, где заканчивалась белая «грива». Краем глаза он увидел, что Вайль сползает по стенке и садится на пол, закрывая руками лицо. Это разозлило — в своем приобретении он видел крупного сильного мужика, а не слабонервную барышню, которой позволительно терять контроль над ситуацией при виде чего-то непонятного. Аэль тоже достала игломет — то единственное оружие своей родины, которое ей удалось воссоздать в Городе. Игломет стрелял широким пучком тонких и прочных игл, каждая из которых была смазана контактным ядом, оказывавшим мгновенное воздействие на большинство биологических объектов. Но нападавшее на них существо таковым не казалось — оно производило впечатление сделанного из пластмассы.

В паре метров от Лаана и Аэль оно остановилось. Смотритель прислушался к своим ощущениям — нет, откачивать энергию, как оглоед, существо не умело. Вообще оно не обладало каким-то внятным биополем, и больше походило на взбесившуюся вещь.

— Ну, — поинтересовался у штуковины Лаан. — Чего делать будем, нападать или так?

Лаан никогда не стремился уничтожать все, что видел, только потому, что оно показалось ему опасным. На прыжок Зеленая Штука способна была едва ли, хотя Лаан не стал бы ручаться, что она не прыгнет, как-нибудь исхитрившись поднять в воздух свое тело. Ей и ползать-то не было положено, судя по конструкции. Тело было жестким, размягчалось только к хвосту, который волочился по земле. А основная часть парила в воздухе — неизвестно как.

— Антиграв, догадался Штирлиц, — хмыкнул Лаан, все еще разглядывая нечто через прицел.

Зеленая Штука не шевелилась, то ли прислушиваясь, то ли обдумывая дальнейшие действия — если ей вообще было чем думать. Развитый мозг требовал наличия рецепторов, а из таковых у Штуки могли быть только тактильные, реагирующие на вибрацию, изменение температуры и прочее. Хотя, конечно, у нее могли быть и уши — в хвосте. И глаза. Где-нибудь под гривой. Лаан не стал бы ручаться, что их нет.

Он топнул ногой. Штука слегка повернулась, оказываясь прямо перед ним, и поползла вперед — медленно и неуверенно, рывками. Свободной рукой Лаан показал Аэль, чтобы она отошла за перегородку, но девушка не послушалась — она начала тормошить Вайля, который никак не хотел оторвать руки от лица и что-то бормотал себе под нос. Что именно он там бормотал, Лаану не было слышно, и с этим можно было разобраться потом. Сначала нужно было понять, опасна ли для них Зеленая Штука.

Штука не стала заставлять Лаана мучиться в догадках. Она слегка приподнялась на хвосте и выпустила свои отростки в воздух. Лаан начал стрелять, но через пару выстрелов перестал — белые прутья толщиной в карандаш были тупыми и даже не оцарапали ему лицо, хотя он упустил момент и не отпрыгнул. Прутья сложились вокруг него кучкой, а наполовину полысевшая Штука возмущенно зашипела и принялась раскачиваться на хвосте, как обиженная беззубая кобра. Лаан убрал револьвер, обошел вокруг Зеленой Штуки, взял ее за хвост и дернул. Она оказалась действительно пластмассовой, легкой и слегка скользкой. Гнулось тело плохо, так что второй залп прутьев пропал даром. Окончательно облысевшая Штука уронила головной конец на пол и Лаан понял, что держит в руках двухметровую пластиковую палку безо всяких признаков жизни.

Первое приключение в загадочном туманном мире оказалось на удивление безобидным.

— Это же туалетный «ежик», — сказала вдруг Аэль. — Ежик-переросток. Как раз, чтобы чистить эти унитазы.

Лаан посмотрел туда, куда девушка показывала рукой, и осознал, что находится именно в туалете. И загадочные белые конструкции были ничем иным, как именно унитазами. От бачков даже спускались металлические цепи, на которые он сначала не обратил внимания.

— Точно. А это — ночные горшки, — показал Лаан на ряд белых эмалированных емкостей высотой ему по колено. Бока емкостей были украшены цветочками, а на одной из них маячило нечто более удивительное. Смотритель подошел поближе и увидел, что на горшке нарисован плюшевый медведь. Только вот глаза у него были красные и злые, и зубы он щерил, как заправский вурдалак. Казалось, что он с ненавистью наблюдает за Лааном, лелея мечту вцепиться ему в горло. В общем, недетская была картинка.

— Однако, мы зашли в сортир, — констатировал он. — Причем — детский. Забавно.

Определившись с обстановкой, Смотритель переключил внимание на Вайля. Тот сидел на полу, и даже с нескольких шагов было ясно, что его трясет мелкой дрожью. Это уже явно было чересчур. Происшествие-то было забавным и безобидным. Лаан подошел к нему, тряхнул за плечи, ощущая, как стынут ладони от чужой боли — даже не страха, именно боли, словно Вайль каким-то чудом ухитрился сломать ногу в паре мест.

— Ты что, парень? — опешил он, а оторвав-таки руки Вайля от лица, опешил вдвойне — здоровенный детина плакал. При виде туалетного ежика, хоть и переростка. — Вайль, да в чем дело?!

Спрашивать было бесполезно — парень не хотел отвечать, он просто стучал зубами и стремился отобрать руки, чтобы вновь спрятаться за щитом ладоней. Лаану пришлось обнять его за плечи, прижать к себе и гладить по голове, как ребенка, которому приснился кошмарный сон. Наконец, великовозрастная дитятя успокоилась.

— Вы-выпусти-те меня от-тсюда! — заикаясь на каждом слоге, попросил он. — П-п-пожалуйст-та!

— Да в чем дело? — потерял терпение Лаан. — Хватит ныть, говори давай.

— В-выпусти-т-те...

Лаан размахнулся и залепил Вайлю звучную пощечину, потом вторую. Он ожидал, что тот бросится на него — но куда-то весь пыл из Вайля повыветрился. Он только обиженно похлопал блестящими после недавних слез глазами и надул губы. Но пощечина помогла — он постепенно начал брать себя в руки. Аэль наблюдала за всем этим с отвисшей челюстью и не торопилась вмешиваться, ибо вообще не понимала, что происходит. Ей было смешно — оживших туалетных «ежиков» она еще никогда не встречала.

— Его больше н-нет? — поинтересовался парень, испуганно косясь за плечо Лаана.

— Кого — его? Чем тебя напугала эта пластмассовая херовина, когда она вообще безобидная?

— Она бьет, — покачал головой Вайль. — Бьет по лицу. Выбивает глаза, потом обвивается вокруг шеи и душит.

— Ну и фантазия у тебя, друг дорогой, — почесал в затылке Лаан. — Я прямо с тебя удивляюсь.

— Это не фантазия, Лаан, — напряженным голосом сказала Аэль. — Это... не так. Посмотри на него внимательнее. Это важнее.

Проклиная все на свете, в том числе — собственную недальновидность, Лаан положил ладони на виски «фантазера» и сосредоточился. Закончив просматривать то, что содержалось у Вайля в голове, Лаан проклял себя еще раз, но на этот раз уже вслух.

Активной памяти у Вайля было всего ничего. Пять-шесть лет жизни на инициирующей завесе, удивительно однообразных — драки, бои, конфликты с теми немногими рисковыми людьми, которые рисковали взять его в свою команду, изгнание почти из всех кварталов Города, тщетные попытки найти себе пару, насилие, которое совершал Вайль и насилие, которое совершали в ответ другие — и так по кругу, много раз. А вот дальше была бездна, наполненная живой и довольно агрессивной темнотой. Само по себе это было неудивительно — большинство обитателей Города помнили только себя в нем, а те, кто поначалу помнил что-то иное, скоро забывали. Но той памяти Лаан или другие Смотрители все же могли коснуться — она не стиралась, просто уходила туда, где хранится все совершенно ненужное. У Вайля же этих архивов не было вовсе. Их ограждала стена темноты. И темнота не была совершенно непроницаемой. В ней шевелились смутно различимые силуэты чудовищ, которые Лаану не могли присниться и в худшем из кошмаров. Любого из них, явленного наяву, многим хватило бы, чтобы заработать от страха инфаркт.

Зеленая Штука, иначе — туалетный «ежик», там тоже присутствовала. И легко могла убить, спасения от нее не было. Она была огромной и всесильной, настигала зазевавшуюся жертву и поражала ее тучей острых ядовитых игл. А потом обвивалась вокруг тела и, выколов глаза, всасывалась в мозг. Смотритель искренне порадовался, что им была явлена нерабочая модель этого коварного врага тех, кто в одиночку отправился в туалет.

— М-да, — сказал Лаан, убирая ладони. — Для нас истории про то, как в темной-темной комнате черный-черный человек ест маленьких детей — смешные сказочки. А для ребенка — реальность, в которую он верит. Даже не так — которая для него существует... Вайль, ты вообще слушаешь, что я говорю?

Вайль не слушал — ему было все равно, он смотрел через плечо Лаана, туда, где на полу лежала толстая палка из зеленой пластмассы.

— Ну пойди и потрогай уже, — улыбнулся Лаан. — Я ее убил, она больше не кусается.

Парень поднялся, неуверенно подобрался к останкам Страшного Туалетного Ежа, словно готовясь в любой момент отпрыгнуть, потом все же набрался сил и поднял палку за один конец. Осмотрел, обнюхал, едва не попробовал на зуб, потом вдруг перехватил за середину и резким движением согнул о колено.

— Ты ее еще ногами потопчи, — посоветовал Лаан.... и получил в ухо от Аэль.

— Ты совсем дурак или где? — злым шепотом поинтересовалась она. — Что ты над ним издеваешься? Тебя бы запихнули к твоим детским кошмарам — я бы посмотрела, как ты в штаны писаешь...

— Ладно, ты права, а я дурак, — сконфуженно признался Лаан. — Просто мне кажется, что если относиться к этому всерьез, то Вайль еще больше запаникует.

— Так иронизируй над кошмарами, а не над ним. Я вот не уверена, что вообще осмелилась бы прикоснуться к этой штуке.

— В общем — да. Кстати, судя по тому, что я увидел, это только начало. Дальше нас ждут цветочки повеселее.

— Так ты думаешь, что мы оказались внутри его кошмаров?

— Да. Только ему пока не говори. Пусть сам поймет.

— Договорились. Вообще — идея интересная, может, ему мозги на место поставит, — сказала Аэль, и, подумав, прибавила. — Если окончательно не сдвинет.

Вайль сложил бедную палку в четыре раза, скрутил, попытался разорвать — но сил не хватило, и тогда он залепил ей в стену. Судя по всему, глумление над телом поверженного противника доставляло ему немалое удовольствие. Лаан дал ему наиграться вволю, и только потом скомандовал «На выход!».

Других дверей в здании-туалете не было, и Смотритель решил, что стоит попытать счастья в каком-нибудь ином месте. Оставалось только его найти — он вновь повел свой невеликий отряд наобум, повернув от двери туалета направо. Они шли уже минут десять, и запах подгорелой пищи в воздухе усиливался, что наводило Лаана на мысль о том, что скоро их ожидает очередной аттракцион. Загадывать, что встретит компанию на кухне или в столовой — запах явно принадлежал какому-то пищеблоку, — он не стал.

Вскоре показался и сам пищеблок — ничем иным это нельзя было назвать при всем желании. Мрачное серое здание, сложенное из бетонных плит, некогда отштукатуренных и покрашенных в бледно-желтый цвет, а теперь облезлых и облупившихся, из открытых окон которого — на высоте роста Лаана, а как же иначе, — несло подгорелой кашей или тому подобной невкусной и негодной пищей, другого поименования просто не заслуживало.

От крыльца в три ступеньки — каждая по колено, — внутрь вели полуприкрытые двойные двери. В них, в отличие от двери туалета, все было в порядке — стекло отдельно, дерево отдельно. Стекло было армированным. Сквозь нанесенные на него снежные узоры проступала металлическая сетка. Пропорции здесь тоже не соответствовали норме, но все-таки можно было увидеть крышу, да и двери подались, когда Лаан толкнул их плечом.

— Можно, я туда не пойду? — обреченно спросил Вайль, впрочем, до недавней истерики ему было далеко. Испуг в голосе звучал, конечно, но еще не запредельный.

— Нет, милый, нельзя, — Аэль взяла его за руку, переплела пальцы. — Ты должен туда пойти. И уничтожить все опасное, что там скрывается. Мы тебе поможем.

— Я не хочу...

— Вайль, мы не выберемся отсюда, пока не очистим здесь все, — Аэль сама не знала, почему сказала это, но готова была поклясться, что говорит абсолютную правду. — А если мы сделаем все за тебя, то появится что-нибудь еще, похуже. Пожалуйста, Вайль.

— Ты просишь, — Вайль порядком озадачился, судя по голосу.

— Ну да, прошу.

— Ладно, — согласился он. — Я попробую...

Видимо, Вайля не слишком часто просили о чем-то. Особенно вежливо. Аэль не была уверена, что у нее хватит терпения постоянно выдерживать такой тон — спокойный, добрый, уверенный, — которым обычно разговаривали с детьми хорошие педагоги; она, собственно, уже успела подзабыть, как именно нужно с детьми разговаривать — в Городе их не было, только подростки, а воспитатели ее родины были далеко, слишком далеко. Но — пока что получалось. Аэль заподозрила, что в ней пропадает талант.

Внутри стояли ряды столов — металлических с пластиковым покрытием, вокруг каждого — по четыре стула. Размеры, конечно, оставляли желать лучшего. Чтобы сесть на такой стул, Лаану пришлось бы подтянуться, опираясь на сиденье. Но это уже не было фатально. Интерьер напоминал столовую детского сада или какого-то другого учреждения, только слишком уж запущенного. Тюлевые занавеси на окнах, нужно было постирать еще годы назад, стены — выкрасить, столы и стулья на погнутых ножках так и вовсе выбросить, заменив на новые. Стекла, за которыми прятались какие-то веселые картинки, были засижены мухами так, что картинки превратились в россыпи цветных пятен, проступавшие из-под темно-коричневых залежей мушиного дерьма. Венчал картину аромат подгоревшей манной каши.

Видимо, детство Вайля было действительно трудным. Лаану в такой обстановке кусок бы в горло не полез. Да и кусок этот явно не был вкусным, судя по запаху.

— Ну, Вайль. Какие монстры водятся здесь?

— Разные, — подумав, откликнулся парень. — У меня нет слов, чтобы их называть.

— М-да, информативно, — вздохнул Смотритель. — Ладно, пойдем взглянем на кухню.

— Я пойду вперед? — предложил Вайль, и Лаан предпочел не давить его инициативу.

Сразу после того, как Аэль вошла внутрь, дверь за их спинами захлопнулась, как от сквозняка — вот только не было никакого сквозняка и в помине. Открывалась она в кухню, так что выбить ее возможности не было. Пути к отступлению были перекрыты достаточно надежно — дверь казалась прочной.

— Надо было блок поставить, — досадливо сказал Лаан. — Ой, я дурак...

Дальше ему стало не до самокритики. Кухня освещалась двумя окнами, и оба они одновременно затемнились, снаружи громко хлопнуло, должно быть, закрылись ставни. Жалкой полосочки света, пробивавшейся из щели между ставнями, было недостаточно, чтобы рассмотреть, что происходит вокруг. Лаан перешел на второе зрение, но и оно не слишком помогало — через призму расширенного восприятия кухня выглядела очень странно, напоминая рисунок авангардиста, питавшего излишнее пристрастие к красному и желтому цветам. Светились все предметы, а их тут было немало — котлы, плиты, мойка, лента транспортера. От этого в голове начинало гудеть, и пришлось смотреть по-обычному, с трудом различая контуры предметов обстановки.

С лязгом и грохотом заработал транспортер. Видимо, он сделал это, чтобы обеспечить звуковое прикрытие плите, которая, постепенно ускоряясь, двинулась в сторону застывшей у двери троицы. Включилась и начала нагреваться соседняя, неподвижная плита. Забулькало что-то в стоявшем на ней котле. Все это произошло за пару секунд, так что Лаан даже не сразу понял, какую опасность считать приоритетной, а потом остановился на плите. Стальная дура в добрых полтора его роста двигалась не слишком быстро, но имела твердое намерение размазать всех по стенке. Стрелять по ней было бесполезно, и Лаан скомандовал отступление — они бегом бросились вглубь, туда, где транспортер близко подходил к гигантской раковине мойки, а справа от мойки был бетонный столб. Плита пройти там не могла — впрочем, она старалась. Груда железа ударилась в столб с оглушительным грохотом и принялась долбиться об него, словно пытаясь смять себе бока и добраться-таки до добычи. Со стуком открылась дверца духовки — как будто распахнулась жадная пасть, и изнутри повеяло жаром раскаленного металла. Внутри духовки Лаан увидел противни с чем-то, похожим на хоккейную шайбу, только золотисто-коричневого цвета.

— Берегись, сейчас она кидаться начнет, — крикнул он.

Плита действительно начала кидаться своим содержимым — горячие куски полетели во всех троих, один шмякнулся Лаану о грудь кожанки, другой попал по бедру. Тесто — если это было тесто, может быть, и картофельное пюре, — не слишком-то стремилось сползать вниз или падать. Оно с чавканьем принялось растворять одежду Лаана. Он повернул голову и увидел, что Аэль пытается смахнуть липкую дрянь предплечьем, защищенным пластиковыми пластинами брони. Вайлю не повезло больше — «агрессивная котлета» шмякнулась ему на волосы, и теперь он, обжигаясь и кривя лицо, стремился ее оттуда выдрать. Раковина, под которой они стояли, вдруг задребезжала, труба отвалилась от крепежа, и из образовавшегося отверстия хлынул крутой кипяток.

— Отходим влево, — приказал Лаан — там не было ни плит, ни раковин, пустой темный угол, в котором стояли ведра. И подобраться туда было не так уж и просто — впрочем, как и выбраться. Нужно было бы пройти мимо двух плит, обогнуть третью — с котлом, и оказаться возле двери, к которой уже подползала четвертая плита, та, что разгуливала сама по себе.

— Мы крепко попали, — констатировал Лаан. — Вайль, вспомни, как все это утихомирить, ты знаешь.

— Откуда я знаю?

— Ты знаешь. Вспоминай, пока нас тут не зажарили!

(обратно)

Глава 3 Сон о любви

Хайо сидел на краю фонтана, просматривая всю завесу. Нет, Рэни где-то там не было. Он гадал — ушла ли она ниже или выше, или все же во Дворце. Дворец был «закрыт» от его сканирования надежно, нужно было дождаться Хранителя и спросить. Тот не заставил себя ждать — невысокий светловолосый тенник из верхних, Хайо его знал в лицо, но не общался раньше.

— Ты ждешь девушку, которая вошла в башню любви, — мягким тихим голосом сказал Хранитель. Прозрачные бездонные глаза — студеная вода в серебряной чаше — смотрели ясно и прямо. Длинный светлый плащ скрывал его фигуру. Тонкие длиннопалые кисти Хранитель сложил на груди. На одну фалангу больше, чем у людей, и пальцы заканчиваются не ногтями, короткими когтями, по-кошачьи прячущимися под кожей первой фаланги — как почти у всех тенников. Но лицо почти человеческое — если бы не светлые серебряные глаза и какая-то особенная правильность черт...

— Да, — кивнул Хайо.

— Хочешь говорить, Смотритель?

Нет, все-таки он только казался похожим на человека — так строили фразы только тенники, да и те, кому не слишком много доводилось разговаривать с людьми. Человек никогда не спросил бы «хочешь говорить», он сказал бы «не хочешь поговорить?». Это было хорошо, это Хайо нравилось — ему по душе были и люди, и тенники, которые не пытались ничем прикидываться, слишком уж старательно подбирать слова на языке собеседника. Для информационщика Города в этом всегда было слишком много лжи, пусть невольной, и искажения истинного смысла.

— Сначала я хочу слушать, — покачал он головой.

— Да. Она не уходила из башни, она там. Выйдет нескоро.

— Почему?

— Она выбрала любовь. Дворец не отказывает никому. Ей нужно много. Нужно время. Жди, Смотритель.

— Сколько мне ждать?

— Дни. Декады. Не знаю. Ты хотел привести ее сюда?

— Нет, это случайность. Она как-то вдруг захотела...

— Город ведет нас по тропам, — улыбнулся Хранитель. — Жди. Ты найдешь больше, чем ждешь.

Хайо молча кивнул, соглашаясь. Он не надеялся на вмешательство Города, но был благодарен за него. Смотритель готов был сделать все сам — вот если бы он еще точно представлял, как... нет, у него был план, эффективный, грамотный и надежный, и он непременно сработал бы. Но рядом с тем, что мог сделать Город, все усилия Хайо были как песчинка рядом с горой.

И тут же, стоило только подумать об этом, Хранитель, который уже повернулся и сделал пару шагов от Хайо, остановился и обернулся через плечо — по-совиному легко выворачивая шею.

— Нет. Город говорит — сделает многое. Но главное должны сделать люди.

— Да, — сказал неприятно пораженный Хайо. Словно его поймали на дурном желании отделаться минимальными усилиями, свалить с себя груз взятых обязательств. — Я понимаю...

И еще неприятно было, что Город говорил не ему напрямую, а Хранителю, имени которого Хайо так и не вспомнил.

Рэни ожидала радостных снов, может быть, о Хайо, может быть — каких-то других, но ей просто хотелось, чтобы было просто и легко, и радостно, и не нужно было ни о чем думать — чтобы просто красиво, светло, интересно. Но, стоило ей заснуть, — а заснула она легко, небольшая уютная спальня в кремовых тонах и узкая кровать у стены располагали — как первый же сон оказался неприятным.

Ей было лет пять, наверное. Она играла в кухне на полу, рассадив кукол в рядок под столом. Дедушка дремал в комнате за стенкой, она слышала его храп. Это не мешало, дедушка храпел всегда, Рэни даже казалось, что без этого звука не может быть дома. Дедушка храпел, задремывая в кресле. У дедушки были толстые очки в черной оправе с дужкой, замотанной пластырем. У дедушки была короткая седая борода. Когда он пил водку, закусывая ее черными солеными сухариками, которые сушила из остатков хлеба мама, в бороде смешно застревали крошки. Иногда дедушка пил слишком много, кричал и топал ногами, хватался за клюку. Чаще он шумел во дворе с дедушками Оли и рыжего Петьки, но иногда и дома, тогда мама выталкивала его в спину на лестничную клетку, и не впускала, пока он не обещал лечь спать. Дедушка ругался под дверью, его было ужасно жалко, но впускать было нельзя — мама тогда злилась и больно шлепала Рэни полотенцем или тапком.

Кукол нужно было держать в коробке или играть с ними на постели. Но пока мама была на работе, Рэни часто притаскивала коробку в кухню, усаживала кукол под стол и залезала туда сама. Там у них был дом.

— Поправь платье, — бормотала девочка себе под нос. — Какая ты неаккуратная! Тебя мальчики любить не будут. А ты что сидишь? Ну-ка быстро собери свои игрушки!..

Взрослая Рэни была тут же, запертая в теле себя-ребенка, и из дальнего угла сознания с ужасом наблюдала за всем тем, что, как она думала, безнадежно забыто. Ей не хотелось возвращаться в этот дом, в котором она родилась и выросла, и из которого сбежала, как ей казалось — навсегда. И вот оно вернулось, это детство, вместо сна о любви. Ей хотелось плакать, но тело девочки не слушалось — руки ребенка раздевали и одевали кукол, варили для них кашу, помешивая утащенной из шкафчика у мойки ложкой в пластмассовой миске.

Скрежетнул замок, открылась дверь. Высокая темноволосая женщина шагнула в прихожую, замерла на несколько секунд, потом тяжело выдохнула и поставила на пол две увесистые сумки.

— Мама пришла! — побежала ей навстречу девочка, споткнулась о сумку — под ногой что-то чвакнуло. — Мама!

— Не ори, умоталась я, — отмахнулась женщина. — Смотри куда идешь! Если яйца разбила, я тебя выпорю!

Рэни скуксилась, вернулась назад в кухню и принялась запихивать кукол в коробку. Мама пришла с работы, мама пришла усталой. Нужно сделать чаю. Девочка пододвинула табуретку к плите, влезла на нее, чиркнула спичкой о коробок, зажгла газ. Потом потянулась к раковине, чтобы наполнить чайник. Табуретка поехала по линолеуму, наклонилась и Рэни плюхнулась на пол между кухонным столом и плитой. Чайник упал сверху, ударив по голове. Девочка заревела.

— Что такое? — с плащом в руках вбежала в кухню женщина. — Упала? Вот же косорукая! И в кого ты такая уродилась, в отца, не иначе!

Рэни-взрослая помнила эту сцену. Помнила, что все было как-то немножко не так. Больнее, страшнее, темнее. И говорила мама, наверное, что-то другое. Эти слова были как бы квинтэссенцией ее обычных реплик. Но раньше она помнила все изнутри. Теперь смотрела, словно и не участвуя, в роли зрителя. Смотреть было тяжело и горько, хотелось закричать в лицо усталой замученной женщине — «что же ты, не понимаешь, она для тебя хотела сделать?!». Но Рэни разрешалось только смотреть и чувствовать, и она ощутила, как сильные руки, из которых нельзя было вырваться, подняли ее и встряхнули. Пара шлепков, еще какие-то слова, резкие, колющие, потом мама отпустила ее, села на стул, пнула куклу, попавшую под ногу — самую любимую, Лиду с золотистыми волосами, похожими на настоящие.

Рев начался по новой. Но мать уже убедилась, что с дочкой все в порядке, что она ничего себе не разбила, и теперь воспринимала ее слезы, как издевательство.

— Не вой! — строго сказала она. Потом уже прикрикнула:

— Заткнись! Да заткнись же ты, зараза, о господи, когда же ты заткнешься...

Рэни не могла ни заткнуться, ни убежать. Она стояла посреди кухни и давилась ревом, пуская сопли. Она даже говорить не могла — пыталась выговорить «мама», но получалось только бесконечное заикающееся «м..мм..м!». Женщина стиснула виски, хотела еще что-то сказать, потом вышла в прихожую за сумками, принялась их разбирать. Рев постепенно утихал, переходя в судорожные всхлипы.

— Так и есть, — ахнула женщина, протягивая руку за полотенцем. — Разбила яйца-то, паразитка. Ох, я тебе сейчас устрою! Что ты ревешь-то?

«Я не могу», сказала себе Рэни-взрослая. «Я не могу на это смотреть». Но ее заставляли смотреть. Сцена длилась. Девочка получила свою порцию шлепков полотенцем, потом мать засунула ее в ванную, чтобы та умылась — «вытерла сопли», принялась стучать сковородками и кастрюлями, разогревая ужин — вчерашний суп и котлеты с гречкой. Гречку девочка ненавидела, но есть ее приходилось почти каждый день...

Потом она поняла, что уже не девочка — нескладный подросток лет тринадцати, и квартира немного изменилась. Нет дедушки — давно нет, вспомнила она, кажется, он умер, когда она перешла во четвертый класс. Ну да, точно — напился в честь ее перехода в среднюю школу, упал на лестнице и свернул шею. Алкоголик поганый, ее потом всю четверть дразнили. Рэни смотрела на себя в зеркало. На переносице выступил прыщик. Ужасный багровый заметный всем прыщик. И как теперь идти в школу? И в чем? Форму отменили еще в прошлом году, девочкам велели ходить в юбках и блузках. Юбка матери была почти в самый раз — и она была шикарной. Зеленый бархат, разрез сзади. Если заколоть булавкой и чуть-чуть потянуть свитер, то получается клево, ни у кого из девчонок такой юбки нет. Молния вжикнула и застряла на середине, Рэни потянула сильнее и с опасливым ужасом обнаружила, что рука уж как-то слишком легко идет. Она перевернула юбку задом наперед — так и есть, собачка слетела и теперь сиротливо болталась на правой половине молнии. Рэни торопливо стащила юбку и спрятала в шкаф. Конечно, в субботу мать это обнаружит. Но до субботы еще далеко. Нет. Будет хуже. В субботу дискотека в школе, мать разорется и не пустит. Нужно поступить умнее.

Рэни сложила юбку в школьную сумку, надела свою обычную черную плиссированную «уродскую». Юбку матери она по дороге выбросила в помойку...

... и все кончилось.

Она сидела на краю постели, на которой заснула. В кресле напротив сидел кто-то незнакомый. Не Хайо. Высокий, тонкий, с коротко стриженными пепельными волосами. Чем-то похожий на Грега, но моложе. И Рэни сидела перед ним, как заснула — голышом. Она потянулась за покрывалом, но только уронила скользкую шелковистую ткань с постели, а поднимать не решилась — незнакомец смотрел на нее острым взглядом темных глубоких глаз.

— Да оставь ты эту тряпку, — брезгливо поморщился он. — Что я такого могу увидеть? Ну что, поговорим? Как тебе кино? Есть вопросы?

— Ты... кто? — как-то удивительно бесстрастно, считая все это продолжением сна, спросила Рэни.

— Я — Город, — усмехнулся незваный гость.

— Ой. А я думала — ты женщина. Такая мудрая дама лет за шестьдесят... — ляпнула Рэни и тут же прикрыла ладонью рот.

— Хочешь поговорить с дамой? Мне все равно...

— Да нет, не надо.

— Так есть у тебя вопросы?

— Зачем? Зачем ты мне это все показал? Это же ты был!

— Я, — кивнул мужчина. — А зачем ты пришла сюда?

— За сном. А не за кошмаром.

— Ну, прости, немножко помешал твоим планом. Я давно за тобой наблюдаю, Рэни. Вот решил познакомиться поближе. Ты же не возражаешь?

— Да... нет, — робко выдавила Рэни. Вторжение ее напугало. Но говорить с самим Городом... Рэни не слышала о людях, которым выпадала такая честь. Никогда. А на шутку все это было непохоже.

— Хорошо. Ты спрашивала — зачем. Ну а сколько же можно от себя бегать-то? Это твоя память, твое детство.

— Я его не хочу. Не нужно оно мне. Мне без него легче.

— Оно в тебе. Так что заявление звучит, мягко говоря, наивно, — усмехнулся собеседник. — Хочешь, я покажу тебе твою здешнюю жизнь? Так же дам посмотреть?

— Нет, спасибо. Лучше выпусти меня.

— С этим придется погодить, — мужчина встал, в три шага пересек комнату, Рэни зачарованно смотрела, как он двигается — не по-человечески, словно в костях у него воздух, а суставы обладают какой-то особенной гибкостью. Легко, резко, немного по-птичьи. Изящно. Целеустремленно. — Не торопись, Рэни.

Он присел на кровать рядом с ней — близкий, но при этом бесконечно далекий. Черная майка с кельтским узором, черные джинсы. Накоротко состриженные виски, словно припорошенные солью седины. Красивое лицо с резкими чертами. И — больно бьющее по нервам осознание: это только маска. Одежда. Иллюзия. Истинно лишь то, что смотрит из глаз — глубина древности, бездна всего сущего.

— Ты нужна мне, Рэни. Я знаю, как ты любишь эти слова. Но моя игра совсем иная. И ты нужна мне иной.

— Какой?

— Такой, девочка Рэни, что при словах «ты мне нужна» у тебя не загорелись бы в глазах лампочки, а ты спросила бы «зачем? на каких условиях? у меня тоже есть условия, согласен ли ты на них?»... — с этими словами ее небрежно щелкнули по носу. — Впрочем, ты сейчас плохо меня понимаешь. Дай-ка руку...

Рэни опасливо подала руку ладонью кверху. Мужчина погладил ее по запястью, потом прижал между своим бедром и ладонью. Она зажмурилась от щекотки — и что-то с ней случилось. Пришли тепло и покой, о которых она мечтала. Но не хотелось спать. Мир был большим, как и раньше — нет, еще больше, но он перестал быть злым и опасным. Он был красивым. Сложным. Интересным. И в него хотелось окунуться. Немедленно встать и выйти за стены Дворца, отправиться гулять по Городу. Одной. Чувствовать его — вот как ладонь на ладони, близко, рядом. И словно сами распрямились плечи, пропала тревога, вместо нее пришли уверенность в себе и покой. И не нужен был никто рядом, чтобы чувствовать себя хорошо — она была нужна себе...

И вдруг все пропало, вернулось прежнее ее — привычное. Тревога, испуг, неудовлетворенность собой, беспокойство... первую минуту они ощущались, как что-то чужое, как проклятие злой волшебницы, отравляющее ее мозг, проникающее в плоть и кровь. Рэни успела запомнить все эти «чужие» чувства, могла назвать их по именам, описать, и не хотела признавать своими, но потом ощущение сгладилось. А память — осталась.

— Еще вопросы будут? — спросил ее мужчина. — Я из всех выбрал тебя, хотя с тобой и много возни. Потому что у тебя есть и сила.

— Как... как мне вернуть это?

— Водкой. Наркотой. Очередным дебилом-любовником. Мойкой столов до упаду.

— Иди ты к псам... — вскочила Рэни, уже не стесняясь обнаженного тела. — Я серьезно спрашиваю!

— А я серьезно отвечаю. Твой Грег находил это на дне стакана. Твой предыдущий парень — в ставках. Тот, что был до него — в драке. Ты — в том, что скакала вокруг них. Разве не метод?

— Нет. Можно как-нибудь без стаканов и драк? Можно я как-нибудь сама?

— А хочешь? — прищурился мужчина.

— Да!

— Точно уверена?

— ДА!!!

— Ты помнишь сказку про Русалочку, маленькая крикунья?

— Помню... — сбавила тон Рэни.

— За то, что ты хочешь, придется заплатить не дешевле. Готова?

— А в конце меня тоже бросит прекрасный принц?

— Непременно, — усмехнулся Город. — Но тогда тебе будет на это наплевать и ты сможешь сказать «Ах, бедный глупый принц, как мне тебя жаль. Наверное, я совсем не девушка твоей мечты. Зато я девушка своей мечты, так что не забудь свои тапочки, они у двери...»

Рэни расхохоталась. Чем дальше, тем меньше она опасалась незваного визитера. С ним было легко. Он шутил и не пугал ее ничем — хотя мог бы, наверное. Не строил из себя этакое всемогущее и всеведущее. Он был... дружелюбным, да, самое верное слово. Насмешливым, но добрым.

— Готова, — кивнула она.

Соглашаться было страшно. Но память о «проклятии», тонкими острыми иглами впивающемся в мозг, была страшнее. Вот только что мир был большим, ярким и интересным, в нем было весело и спокойно — и наползло привычное серое марево обид, разочарований, напрасных надежд и сгинувших мечтаний, суеты и сомнений в себе. Пока еще Рэни верила в то, что то была настоящая она, а это нынешнее — проклятье, нужно было соглашаться. Потом она могла бы передумать, она знала себя.

— Молодец, — кивнул мужчина. — Запомни: когда будешь идти по тропе, не бойся упасть.

— По какой тропе? — растерялась Рэни.

— Поймешь — вспомнишь. Сзади — то, от чего ты хочешь уйти. Впереди — то, к чему прийти. И только один шанс. Запомнила?

— Да.

— Вот и славно. Иди сюда, ты же мерзнешь...

В этом приглашении определенно было что-то эротическое, и Рэни робко переступила с ноги на ногу, но потом все-таки подошла и села рядом, как бы невзначай задевая мужчину плечом. Он усмехнулся, чуть развернулся, положил ей руку на плечо.

— То, о чем ты подумала — сейчас и для тебя все та же водка и наркота, Рэни. Тот же способ хватить шилом патоки. Забыться. Забыть о девочке, уронившей чайник. Забыть о том и о сем. Уверена, что хочешь именно этого?

— Да ни о чем я таком не думала... — покраснела Рэни. — Нет, правда...

— Нет, неправда, — передразнил ее собеседник. — Я же вижу...

Он поднял ее руку и скользнул губами по краю ладони. Нежное прикосновение не возбудило — успокоило, растрогало.

— Все у тебя будет, Русалочка. Но — чуть позже...

«И ты?» — хотела спросить Рэни, но вдруг поняла всю бессмысленность этого вопроса. У нее будет все, что она выберет сама. Любовь, покой, счастье — Город даст ей все, как давал всем другим, будет и Город — но не так, конечно. Не лицом к лицу, не прикосновением губ к ладони — вокруг нее, везде и всюду. А об этой единственной встрече останется лишь память. По-другому быть не может. Город останется Городом, даже если он прикидывается симпатичным мужчиной в черной майке. И это — к лучшему. Чем она ни стань — все равно в подруги ему не подойдет. Никогда. И стараться тут бессмысленно.

Собеседник медленно кивнул, показывая, что она права, поцеловал ей руку на прощание и растворился в воздухе. А Рэни поняла, что спит, что и не просыпалась — и разговор был частью сна, но не той иллюзией, что забывается и ничего не значит. Просто Город пришел в ее сон.

Она никогда и никому не рассказывала, как шла по тому, что было названо «тропой». Многое быстро стерлось из памяти, остальное было только ее личным делом. Так что дождавшийся ее Хайо узнал немногое. Что был разговор, что было испытание, что Рэни поняла многое, но и поняла, как много еще не знает ни о себе, ни о жизни, ни о том, что делать с собою в жизни. Этому ей предстояло научиться.

Все же главное она запомнила навсегда.

Не тропа то была, но лезвие — сначала достаточно широкое и тупое, и главное было — не упасть, удержаться, идти вперед по полосе стали, а она становилась все острее и острее. Скоро каждый шаг давался болью — Рэни резала себе ноги, боялась, что не сможет сделать еще одного движения. Но выбора у нее не было — либо идти, либо падать. Внизу клокотала раскаленная лава, и в ее ропоте Рэни слышала голоса.

— Кому ты нужна, такая дура?..

— Не лезь, упадешь!..

— Положи, разобьешь!..

Все они были знакомыми — голоса тех, кого Рэни еще не успела забыть, кого не могла забыть при всем желании, и кого давно забыла, но сейчас вспоминала. Мать. Дед. Воспитательница в детском саду. Учительница. Первый парень. И страшнее всего был голос матери и деда, их привычные одергивания и угрозы.

— Замолчи, а то ударю!..

— Хулиганок забирают пожарные...

— Пока все уроки не выучишь, никуда не пойдешь!..

— Получишь хоть одну тройку в четверти — в дом отдыха не поедем!..

Рэни никогда не подозревала, что помнит столько злых слов, сказанных в ее адрес. И что все они — с ней, рядом, в ней, и что неизвестно чей змеиный шепот «упадешшшшш» может заставить ее споткнуться. Но она шла — балансировала в воздухе, и шла дальше.

Тропа привела ее на крошечный островок среди лавы. Камень охладил изрезанные ноги, кровь остановилась, Рэни вздохнула с облегчением, присмотрелась, как бы ей выйти с островка — но весь он был диаметром шагов в пять, и никаких мостиков не было. Зато в руках у нее невесть откуда оказался меч — длинный клинок голубоватого металла, с потертой рукоятью, обмотанной шершавой лентой, без гарды.

А потом прямо перед ней возникла уродливая фигура. Как бы сама Рэни — но гротескная, пугающая. Высотой в два ее роста, разряженная во что-то, что по мнению Рэни носили только проститутки — сетчатые колготки, черный комбидресс с глубоким вырезом, из которого выпирал фантасмагорический бюст, символическая юбочка из перьев. Раскрашена гигантская девица была, как попугай. На шее, на руках, в ушах блестели крупные, с кулак, камни.

— Ты уродина, — приторно сладким голосом сказала ужасающая бабища. — Посмотри на себя. Волосы висят, как пакля, голая, босая. Кому ты такая нужна?

Нужно было рассмеяться над словами уродины, но Рэни вдруг ощутила стыд. Она и вправду была голая, босая, потная от страха, на голове, наверное, творился бардак. Но и кукла-то мало походила на идеал женщины. Разве что для какого-нибудь слепого гигантомана.

— Ты сама уродина, — сказала Рэни, угрожающе приподнимая меч. — Заткнись навсегда или я тебя убью...

Она сделала шаг вперед, и девица с каким-то придурочным визгом отшарахнулась, сорвалась с края и упала в лаву. Рэни с удовольствием смотрела, как она тонет. Не так уж Рэни была необразованна, чтобы не понять, что это — аллегория. Ее первый страх: я непривлекательна. Ее первая ошибка: нужно раскрасить себя поярче.

Следующее явление не заставило себя долго ждать. На этот раз таких размеров существо не имело, и Рэни испугалась меньше. Но в грязном, вонючем, оборванном создании с синяками на лице она тоже узнала себя. По ногам женщины текла кровь, она размахивала руками, где на месте ногтей багровели кровавые раны. Рот у нее был разорван, зубы выбиты, и она шамкая, бормотала что-то.

— Пожжжалей меня, я шшштолько вытерпела, — разобрала Рэни. — Я голодала, я шкиталашь по трушшшобам, меня били... я шшшвятая... я вше штерпела... поклонишь мне...

— Ага, вот сейчас все брошу и начну кланяться, — зло сказала Рэни, хотя жалость была где-то очень, очень близко. Несчастная женщина выглядела уж очень печально, и пусть у Рэни не было ничего, ни лекарств, ни хлеба, но она смогла бы преодолеть брезгливость и коснуться жертвы несправедливости. Если бы не одна фраза — «поклонись мне». Вот это было уже слишком.

— Если хочешь, я прекращу твои «штрадания».

— Да... отдай мне свою силу... отдай мне себя... ты красивая... здоровая... поделись со мной! — жертва террора говорила уже гораздо внятнее. — Отдай мне себя всю, всю!

— Уже бегу! — рассмеялась Рэни, взмахивая мечом и рассекая тело монстра, который тянул к ней жадные руки с ужасающим алым «маникюром». И эта аллегория была ей ясна. Ее желание давить на жалость, выставляя себя жертвой обстоятельств или людей.

Следующую гостью стоило бы назвать Мисс Совершенство. Роскошная девица в прекрасном деловом костюме, со строго уложенными волосами — такого пучка у Рэни никогда быть не могло, волос у ее зеркального отражения было вдвое больше. Безупречная кожа — нежно-розовая и гладкая, словно внутренняя поверхность какой-то особой невероятной раковины. Точеные движения. Мисс Совершенство держала в руках указку.

— Так-так, неплохо, — сказала она, постукивая указкой по бедру идеальной формы. — Два испытания ты прошла. Но это еще ерунда. Нужно пройти все, а их много. Только тогда ты можешь стать такой, как я. Лет через тридцать, может быть...

Каждое слово, каждое движение загоняло в сердце Рэни по булавке. И смысл явления был ей неясен — ведь она же стремилась к совершенству, для этого и шла по тропе, для этого и боролась с гротескными своими подобиями. Но эта напротив — она не была монстром. Она была идеалом. Мечтой. Той Рэни, какой она всегда хотела быть. Той, к которой она шла. Или это только казалось? Или в этом тоже было что-то неправильное — стремиться к такому идеалу?

Рэни выронила меч, он зазвенел тонко и жалобно.

— Вот-вот, правильно. Чтобы пользоваться этой штучкой, нужно долго учиться. А пока не умеешь — не надо и в руки брать. Вообще, иди-ка ты обратно, поучись чему-нибудь стоящему, приведи себя в порядок. Сбавь пару килограмм, приведи в порядок волосы, научись одеваться. Тогда, может быть, у тебя что-нибудь и выйдет. А туда, — указка устремилась куда-то за плечо Мисс Совершенство, — пойду я. Таким неумехам, как ты, там делать нечего... Да что ты куксишься, я же тебе добра желаю, как подруга. Приведешь себя в порядок, выйдешь. Рановато пока, поверь мне!

Рэни автоматически посмотрела вслед за указкой. Там в неожиданно близкой скале открылся светящийся проем, и она увидела двор с фонтаном, у фонтана стоял спиной к ней Хайо и оглядывался через плечо. Но Мисс Совершенство надежно заслоняла Рэни от его взгляда.

— Знаешь, что, подруга дорогая, это ты постой и поучись. Авось чему выучишься. А мне и так нравится. Мне, конечно, есть чему учиться. Но я уж как-нибудь без твоих советов сама решу.

— Ты? Решишь? — с милым светским удивлением приподняла брови собеседница. Чтобы решать, нужно хоть что-то знать.

— А ну отошла нахрен с дороги, кукла! — заорала Рэни. Меч сам прыгнул ей в руку. Мисс Совершенство попятилась в сторону. — Я, может, и не мастер фехтования. Но рожу-то попорчу!

И, не обращая уже внимания на изумленную и растерянную противницу, бросилась вперед, через неширокую пропасть. Она едва не сорвалась на самом краю обрыва, но вовремя сумела рвануться вперед, упала на колени, проползла пару шагов, упала, чувствуя себя обессиленной, но счастливой. Забытье настигло ее, ударило мягкой кошачьей лапой по затылку, и Рэни почувствовала, что не засыпает — просыпается, вновь чувствует под собой кровать, свет на коже, теплое шелковистое прикосновение покрывала.

Сон не был только сном.

Обещанное Городом ощущение тепла и радости было с ней, в ней. И — память о том, что его нужно сохранить навсегда, о том, что ей еще учиться и учиться жить так, как хочется. И о том, что учеба будет нелегкой. Все это она знала, и не могла сказать, что вовсе не боялась. Но страха стало меньше, гораздо меньше.

Натянув сарафан, Рэни толкнула дверь и вышла наружу, во двор с фонтаном. Хайо действительно ждал ее. Она радостно шагнула ему навстречу, подошла почти вплотную, посмотрела снизу вверх в симпатичное смуглое лицо. Он был чем-то встревожен, очень сильно, не на шутку. Хайо обрадовался ей, конечно — положил руки на плечи, улыбнулся, кивнул... но темная тень тревоги из глаз не пропала.

— Что-то случилось? — спросила Рэни.

— Да. К сожалению. Похитили весьма важного мне человека.

(обратно)

Глава 4 Сон разума

Вайль наконец выцарапал из волос котлету — остывая, она утрачивала хищные замашки, и в конце концов превратилась в комок непропеченного картофельного теста с остатками панировки. Две ее горячие товарки ухитрились растворить верхний слой кожи на куртке Лаана, а вот броня комбинезона Аэль оказалась им не под силу.

— Свет, — наконец, сказал что-то внятное Вайль. — Нужно включить свет...

Лаан посмотрел вверх, в путаницу балок, вентиляционных труб и проводов. Ни одной лампы на потолке он не увидел. Окно было метрах в двух, но удастся ли, вскочив на подоконник, сорвать жалюзи, Лаан не знал. К тому же под подоконником что-то шевелилось и клацало челюстями — судя по жестяному звуку, это была батарея.

— Где бы еще лампу найти, — пробурчал он. — Не оснащено лампами помещеньице-то...

— А то тебе нужна лампа, — удивилась Аэль. — Кто мне фокусы показывал?

— Не уверен, что такой свет сработает. Все-таки здесь есть определенные законы...

Объяснить мысль до конца Лаану не дали — он хотел объяснить, что если Черную-черную Руку полагается сжечь, то топить ее бесполезно и даже опасно. Но Адская Кухня сочла, что жертвы слишком уж расслабились и перешла к следующей фазе активных действий.

Одновременно лопнула труба над головой, и опрокинулся котел впереди — из него начала выползать вонючая и вязкая белая масса. А сверху полился кипяток, терпеть который было нереально — все трое рефлекторно шарахнулись вперед, хотя и комбинезоны Аэль и Вайля, и кожанка Лаана, под которой был надет все тот же комбинезон, защищали от горячей воды. Но брызги и отдельные струи попадали на голую кожу, а под ногами мгновенно образовалась лужа почти по щиколотку.

Стоя на узкой грани между кипятком и подозрительно бурлящей кашей, Лаан толкнул Вайля в бок.

— Как свет зажечь?

— Не знаю я!!! — завопил парень. — Нет тут ламп!

— Ламп нет, а выключатель — есть, — крикнула Аэль, стараясь перекричать льющуюся воду, и показала на небольшую и едва различимую коробочку у самой двери, которая стала заметна, когда плита, барражировавшая в углу, слегка отодвинулась. Каша меж тем прибывала, и намерения ее были самыми недобрыми — в белой массе оформлялись и пропадали оскаленные пасти, черепа и щупальца.

Вайль не стал раздумывать — он прыгнул с места, приземлился, едва не вляпавшись в край каши, и метнулся вперед и вбок, к выключателю. Он даже успел ударить по нему, но плита среагировала моментально, ударив всей тушей и пригвоздив его ладонь к пластиковой коробочке. Аэль не слышала звука, но видела, как пластик треснул. Что произошло с рукой парня, догадываться не хотелось.

Верхний свет не зажегся, нечему было зажигаться — но над разделочным столиком, стоявшим у той же стены, на которой располагался выключатель, вспыхнула небольшая лампа дневного света. Освещала она от силы метр пространства, но в этом метре всякое шевеление и скрежетание прекратилось. Лаан подхватил Аэль на руки и швырнул ее туда, к спасительному свету, потом прыгнул сам.

К сожалению, участок около двери в круг света не попадал, а потому дела Вайля были плохи. Он пинал ногой плиту, стараясь отодвинуть ее и высвободить руку, но это было бесполезно. Погромыхивая, плита надвигалась на него боком, пыталась прижать к стене. Лаан помянул многое, и бросился туда, привалился плечом к громадине металла — и едва не отпрянул, застонав. Окаянная тварь была еще и раскалена. Через куртку и комбез ему обожгло плечо, но он продолжал давить, упираясь ногами в пол, и выиграл необходимые сантиметры.

Вайль не растерялся — они оба быстро отскочили назад, под защиту лампы. Руку парень держал наотмашь, и видно было, что кисть сильно пострадала. Ожог и перелом нескольких костей, прикинул Лаан. Это было совершенно лишним в текущей ситуации. Что ж, зато никто не погиб, и ранцев они не потеряли, утешил он себя.

— Дай посмотрю, — сказала Аэль, сидевшая на краю разделочного столика. — Ого... сейчас будет лучше.

Она полезла в карман ранца за баллончиком спрея, залила Вайлю руку до самого запястья, потом погладила его по щеке.

— Ты умница! А рука заживет быстро, обещаю.

— Если мы выберемся, — Вайль довольно трезво оценивал ситуацию.

— Выберемся, — пообещал Лаан. — Но тебе придется сделать то, чего ты никогда еще не делал.

— Что? — удивился Вайль. — Я многое никогда не делал...

— Видишь лампу у нас над головой? Зачерпни свет в ладонь.

— Как это?!

— Как я говорю, — сказал Лаан, и Аэль добавила:

— Делай, что он говорит.

На Вайля было жалко смотреть. Такое же лицо у него было бы, если бы ему предложили пройти по воздуху или через стену. Или совершить еще что-нибудь совершенно нереальное. «Я и рад был бы, да как?» — читалось на этой физиономии. Но ему предстояло поверить в то, что это возможно, и сделать. Других выходов не было.

Он извернулся и поднес здоровую руку к лампе, сложив ладонь лодочкой. Подержал, отодвинул от лица. Результат, его, видимо, не удовлетворил — Вайль повторил действие еще раза три, и только потом опустил руку.

— Нет. Не могу. Не понимаю.

Островок света, прикрывавший их от лязгающих, щелкающих, шипящих и клацающих взбесившихся предметов быта, плохо годился для лекций. Примерно, как морг для танцев, по мнению Аэль. Но иных вариантов не было, и им пришлось объяснять Вайлю азы практической магии. То, что не мог четко выразить Лаан, поясняла Аэль. Через три минуты замученный и загруженный ценными сведениями под завязку парень попытался проделать фокус вновь. Ничего у него не вышло.

— Ты хочешь отсюда выбраться?

— Хочу.

— Так постарайся.

— Не могу.

На этом вдохновляющем обмене репликами Аэль поняла, что Лаан, как бы он не бодрился, явно уже на пределе. Чего именно он боится, она не знала. Но обычно он мог объяснить кому угодно что угодно — и его понимали. Недаром среди Смотрителей он считался самым мудрым и опытным.

— Так, погоди-ка, бородатый. Что-то тебя не в ту степь понесло. Вайль, мы же тебе говорили. Свет — это не только освещение. Это еще и сила. Вот видишь, вся эта пакость железная от нее шарахается. Попробуй понять, в чем разница. Понять и... ухватить.

— Я пытаюсь.

— Давай еще раз. У тебя получится. Сейчас. Ну!

Вайль был левшой. Именно левой рукой он бил по выключателю, и левую же руку поднес сейчас к лампе. Он не слишком думал, что делает — боль отступила, а пользоваться левой рукой всегда было удобнее. Он прикрыл глаза и попробовал ощутить то, о чем говорила Аэль.

Свет. Тепло — несильное, только совсем рядом с лампой. Колющее ощущение в кончиках пальцев — что это, откуда? Лишнее. Не боль ожога. Ощущение шло извне, его приносил свет. Холод, иголки снега, впивающиеся в пальцы. Словно в ладони лежал снежок. Большой хрустящий снежок, и он таял — но медленно. Чувствуя вес и холод, Вайль приоткрыл глаза, и тут же зажмурился, боясь спугнуть удачу. На его ладони лежал ком света.

От него исходили лучи, щекотавшие между пальцами. По запястью стекали струйки растаявшего света, от них в рукаве было холодно и приятно. Вайль осмелился открыть один глаз, но комок в ладони не исчез. Медленно, словно во сне, он спрыгнул со стола и сделал несколько шагов вперед — к котлу с кашей, которая уже заполонила добрую половину пола и набралось ее почти по пояс. Вайль поднес к бурлящей массе ладонь, слегка повернул ее, так, чтобы капли света упали на кашу.

Там, где они коснулись белой поверхности, образовались прожженные дыры. А каша отодвинулась, оскорбленно булькая. Вайль протянул руку к дребезжащей и потрескивающей плите — и как только лучи упали на нее, плита превратилась в то, чем ей и следовало быть, в механизм, не способный нападать на человека.

— Работает, — обрадовалась Аэль. — Вайль, радость моя, иди к выходу, пожалуйста!

Парень двинулся туда, неся перед собой светящуюся ладонь, словно факел. Каждый шаг сопровождался грохотом и скрежетом — взбесившаяся техника, издав прощальный вопль протеста, замирала. Плита у двери попыталась отползти, оказав всем немалую услугу — не пришлось отодвигать ее, когда она стала просто плитой, белым эмалированным параллелепипедом на ножках.

Дверь открылась легко — Лаан привстал и нажал на ручку, потянул ее на себя. И все. Выход был свободен. На прощание Вайль метнул комок света словно снежок — в глубину кухни, где еще что-то шевелилось. Там оглушительно грохнуло, треснуло, поднялся ворох искр, словно при коротком замыкании, запахло горелым. Не оглядываясь, все трое пробежали через столовую и вынырнули наружу.

— Я победил, — спросил Вайль после того, как все они повалились на землю и отдышались. — Я победил?

— Да, да, счастье мое! — Аэль, не стесняясь скептического взгляда Лаана, обняла Вайля за плечи и звучно чмокнула в лоб. — Ты супер! Это было круто!

— Тогда можно мы отсюда уйдем? — Голос Вайля был почти спокойным. Почти. И все же между нарочитым спокойствием самоконтроля и истинным внутренним покоем была пропасть.

— Мы не уйдем, пока не закончим, — в который раз объяснила Аэль. — Тебе придется тут поработать. Ты играл когда-нибудь в компьютерные игры?

— Да, пару раз...

— Ну вот. Не очистишь уровень — не выйдешь.

— Зачем?

— Ох, откуда я знаю...

Договорить им не дали, и следующий час всем троим было не до разговоров, если не считать, конечно, таковыми короткие реплики приказов и подсказок. Их по очереди атаковали: Бешеная Швабра — почти что настоящая швабра, вот только ростом в пятиэтажку; ее Лаан остановил пулей, попавшей в основание. Красный Мяч, который сначала показался безобидным, но, повернувшись в очередной раз продемонстрировал зубастую пасть — ему отбил аппетит Вайль, продырявив оболочку на боку ножом. Чудо-Грибочек, на который они натолкнулись, решил, что чужаки выбрали не слишком удачное место для отдыха — безобидный такой «грибок» над песочницей, вот только опершись на него, Аэль обнаружила, что рука проваливается внутрь, и в нее вцепляются острые зазубренные иглы. Швейной Машинке, норовившей поймать и засунуть под иглу ногу Вайля при помощи двух росших из основания металлических лап, уже никто не удивился. Нечисть наступала — поодиночке, по паре. Казалось, что ассортимент взбесившихся предметов бесконечен — только успокаивали одну штуковину, как из тумана вырисовывалась следующая.

На разные предметы Вайль реагировал по-разному. Чудо-Грибочек моментально поверг его в истерику и беспомощный лепет, Красный Мяч рассмешил. Предсказать реакцию парня возможным не представлялось — наверное, у нее была какая-то логика, но сейчас некому было разбираться, что и почему его пугает, что вызывает только ярость, а что забавляет.

Потом, все потом — сейчас нужно было не расслабляться ни на миг, плотно вбивать в жесткую сухую землю скобы на подошвах ботинок, осматривать свой сектор — они стояли, образовав треугольник, и каждый, увидев врага, подавал сигнал товарищам, и тогда все разворачивались к новому противнику. По щекам Аэль тек ручьями пот, смешиваясь с пылью и образуя на губах соленую хрустящую корку. Лаан сбросил куртку, в каждой руке он держал по револьверу, уже не удивляясь, но тихо радуясь, что патроны все не кончаются и не кончаются. Убивать, ломать, уничтожать — только это, и ничего иного. Примитивный закон джунглей — убивай или убьют тебя.

Аэль казалось, что уж здесь-то Вайль должен чувствовать себя в своей стихии. Бессмысленное уничтожение — не его ли любимое занятие. Бей, бей, бей и не думай. А между тем он начал сдавать первым. Он давно уже ничего не боялся, ни над чем не смеялся, действовал, как автомат — стрелял, бил ножом, ломал голыми руками. В скупых четких движениях был только расчет, ни позы, ни особого изящества. Но после очередного чудовища, поименования для которого уже никто не придумывал — наверное, оно происходило от брандспойта, возомнившего себя удавом, — Вайль просто уселся на землю, бросил нож и пистолет перед собой.

— Все. Не могу. Гори оно все огнем...

Пусто было у него внутри — словно насос отсосал все мысли и чувства, оставив только немного омерзения к происходившему и жажду скорого конца — любого, хоть в пекле Буйной печки, хоть в объятиях удава-брандспойта. При мысли, что сейчас придется вставать и вновь бить, ломать, крушить его тошнило. Он не хотел больше бить. Никогда. Никого. Он хотел сдохнуть. Прямо сейчас...

Видимо, именно этого и добивался Город — прошло уже не меньше часа, они успели отдохнуть, распить на троих литровую бутылку воды, обработать все раны и ожоги, которыми обзавелись во время Великого Побоища Вещей, а новая нежить так и не появилась. Да и туман начинал рассеиваться.

— Поставим палатку? — предложил Лаан, показывая на появившееся в небе солнышко. Припекало оно так, словно торопилось за час выполнить норму по ультрафиолетовому излучению за все время засилья тумана.

— Пожалуй, — согласилась Аэль.

Вайль не отреагировал. После того, как девушка отстала от него с антисептиками и пластырь-гелем, он как сел по-турецки на землю, так и не пошевелился. Похлопав по плечу, Аэль пригласила его в палатку, которую разложил Лаан — парень молча подчинился, как автомат с кончающимся заводом. В палатке он упал на пол с самого края, дождался, пока Аэль села, притянул ее к себе за пояс и моментально заснул.

Девушка лежала на боку, чувствуя на шее теплое равномерное дыхание Вайля. Ей спать не хотелось, Лаану тоже. Они тихонько разговаривали.

— Ты думаешь, это поможет? — спросила в какой-то момент Аэль. — Все это побоище...

— От чего-то поможет, конечно. Но — игра-то еще не кончилась. И мы не знаем, чем она кончится. Да и надолго ли такой пацифизм — не знаю.

— Все-таки мы ведем себя как варвары. Ни ты, ни я не психологи. Взяли парня, у которого своих проблем по горло, засунули в эту мясорубку...

— Капелька, да разве ж я каждый день чем-то подобным занимаюсь? Думаешь, мне не противно? Но он нужен — и ты видишь, Город нам помогает. Значит, мы занимаемся нужным делом. — Лаан приподнялся на локте, грустно посмотрел на Аэль. — Так вот ему не повезло. И нам в придачу. Мне, между прочим, с ним потом работать.

— Если будет с чем, — горько сказала Аэль. — Видишь, как он спит. Как дети после какой-нибудь травмы...

Звук Аэль услышала, конечно, гораздо раньше, чем осознала и опознала его. В Городе этому звуку не было места, и слышать его сейчас означало — присутствовать при потрясении основ, при падении неба на землю, при исполнении пророчеств об Апокалипсисе. Тонкий, негромкий, но почему-то режущий слух и словно наматывающий ниточки нервов на колючую ось боли.

Детский плач.

Именно он и разбудил Вайля — парень резко сел, едва не снеся головой палатку, прислушался, потом побледнел. Обычно смугловатое лицо сейчас казалось иссиня-белым, как снятое молоко. Скулы обострились, под глазами залегали густые серо-бурые синяки. Он попытался закрыть уши ладонями, но это не помогло, и тогда он зажмурился, надеясь, что перестанет слышать. Тщетно. Звук словно резал его заживо. Проникал через плотно притиснутые к ушным раковинам пальцы, вползал под куртку, выстуживая последнее тепло, выедал костный мозг в предплечьях.

— Я не могу это слышать, — тихим неживым голосом сказал Вайль, и одним коротким неуловимым движением вылетел из палатки.

Треснул полог — молния была безнадежно сломана, с сухим резким щелчком лопнула одна из натяжек. Палатка покосилась, но ни Аэль, ни Лаана это уже не интересовало — они бежали следом за Вайлем, стараясь не отстать. Нагнали они его только у очередного серого здания — парень на пару секунд задержался, ударом ноги вышибая дверь. Лаан и Аэль ввалились туда следом за ним, дыша, как запаленные лошади. У Аэль в легких булькало что-то, она и не подозревала, что там что-то может булькать — но при каждом вдохе невесть откуда взявшаяся жижа поднималась из легких к горлу и заставляла кашлять.

Они стояли на пороге душевой — восемь или десять кабинок, железные крюки душей, шум льющейся воды. Смех, свист. В углу четверо пацанов с полотенцами на бедрах, все — лет двенадцати от силы, тощие, но крупные, лупили кого-то мочалками. Аэль сделала шаг вперед, покосилась на Вайля и ойкнула. До сих пор она считала, что выражение «глаза побелели от ярости» — плод фантазии романистов. Но сейчас она видела именно это — сошедшиеся в точку зрачки, сузившаяся радужка.

Пацаны резво отпрянули от своей жертвы, и Аэль разглядела мальчишку — видимо, ровесника мучителей, но хлипкого, несчастного и забитого. Губы у него были разбиты в кровь, по подбородку текли розовые струи, смешанные с мыльной пеной. Смуглый, с отчетливо желтой кожей, с раскосыми темными глазами. Впалая грудная клетка, тощие ручонки-лапки, синяки на ногах. И страх, льющийся из глаз. И скулеж, безнадежный и отчаянный, рвущийся с губ.

Вайль замер на несколько секунд, а потом бросился вперед — черная молния, змея в траве.

— Это же дети, Ва... — попыталась крикнуть она, но Лаан зажал ей рот и перехватил поперек груди, удерживая на месте.

— Это не дети. Это модели. И все это — то, ради чего мы сюда явились, — прошептал он ей на ухо.

Аэль очень хотела зажмуриться, она не могла смотреть, как Вайль будет убивать подростков, даже таких трусливых паразитов, как эта четверка, мучившая раскосого доходягу. Но глаза не хотели закрываться — их словно клеем залили, и через этот клей очень хорошо было видно, как двигается Вайль. У него словно появилась дополнительная пара рук. Все четыре охламона практически одновременно получили по хорошей зуботычине, отлетели к стенам. Вайль замер, стоя над телом смуглого мальчика и озирая хулиганов. Все были целы и невредимы — может быть, кто-то лишился пары зубов или больно ушибся о стену, но, кажется, Вайль не собирался их убивать.

— За что вы над ним издевались? — спросил он негромко, но низкий голос раскатился под сводами душевой громом близкой грозы. — За что?

Дети молчали. Четыре светловолосые головы были повернуты к Вайлю и на похожих, как капли воды, рожицах отражалось только недоумение. Дескать, так устроена жизнь — снег падает на землю, камни тяжелее воды, а им самой природой велено измываться над парнишкой, который выглядит по-другому и не может дать сдачи.

— Просто так? — спросил Вайль. — Потому что можно? Потому что в ответ не получите? Вы, четыре кретина. Я могу убить вас в любой момент. Мне это несложно. Еще проще чем вам бить его. Верите?

— Да, — согласился нестройный хор ломающихся голосов, на мгновение заглушив всхлипывающий скулеж.

— Убивать легко, — горько сказал Вайль — от его тона у Аэль перехватило сердце и тугой комок заткнул горло. — Бить — еще легче. А еще что-нибудь вы можете? Хоть что-нибудь?

— Что? — спросил один из пацанов. Точнее, спросил он «фыто» — губа у него была разбита довольно сильно.

— Вы можете сделать так, чтобы он перестал плакать? — с презрением и одновременно с надеждой спросил Вайль.

Пацанята призадумались. Видимо, к размышлениям они были не приучены со младых ногтей — того, что спрашивал, аж перекосило от напряжения. Аэль смотрела на их голые ноги, на убогие застиранные полотенца, едва прикрывавшие бедра, на серые плохо вымытые шеи. В ней боролись два противоречивых чувства. Эти дети заслуживали наказания, сравнимого с виной. Но это были — дети, оголодавшие злые дети, и вина их была пустяковой по сравнению с виной тех, кто их воспитывал.

— Не-а, — ответил все тот же мальчишка, видимо, он был здесь за вожака. — Сам перестанет...

— Разумеется, нет, — вздохнул Вайль. — Кто бы ожидал иного...

Голос его ударил Лаану по ушам, как плеть. Еще с утра — если начало похода по Стране Кошмаров можно было счесть за утро, Вайль говорил не так. Голос его звучал то по-детски, то как голос подростка. Дело было не в тембре — говорил-то он низким баритоном. Все было в интонациях, в манере строить фразы — короткие, отрывистые. Интонации же были — пустыми, другого слова Лаан подобрать не смог бы. За вопросами, даже на больные для Вайля, не было глубины чувств. Он говорил так, как каркали вороны, как лаяли собаки — выражая звуками что-то насущно актуальное, зародившееся на самом краю сознания.

А сейчас это был голос взрослого человека, немало повидавшего на своем веку. Настоящий голос. И слушать его было больно. «Он будет петь», — подумал Смотритель. «Он будет петь так, что мы будем плакать...»

— Уйдите вон, — сказал Вайль, поняв, что иного ответа не дождется.

Дети вжались в стены, словно ожидая удара напоследок, а потом начали вдруг сливаться с кафельными плитами, растворяться в струях душа, становиться прозрачными. Минута — и они вовсе исчезли, словно и не было. Аэль задохнулась удивлением, но Вайль не обратил на это никакого внимания. Он присел на корточки рядом с взахлеб рыдающим пацаном лицом к своим товарищам, робко положил ему руку на плечо — но от этого плач только усилился.

Вайль поднял несчастные ярко-синие, светившиеся в полумраке глаза на Аэль. «Что мне делать?» — беззвучно спросил он. Аэль разобрала вопрос по движению губ. И больше всего на свете ей хотелось сделать десяток шагов вперед, помочь синеглазому. Но на мгновение она увидела ситуацию во всей ее яркой метафоричной полноте. Помогать она не имела права. Подсказать же могла.

— Успокой его. Успокой сам. Это же ты, Вайль, этот мальчик — это ты... — голос таял бессильным шепотом, перед глазами возникла странная горячая муть. «Слезы» , — поняла Аэль. «Это же я плачу...»

Вайль услышал ее. Он приподнял мальчика с пола, прижал к себе. Дальше Аэль смотреть не могла. Она развернула Лаана спиной к Вайлю и ребенку — руки вдруг налились шальной невесть откуда пришедшей силой, держа его за лацканы, уткнулась в его куртку.

— Не смотри на них, не смотри, это только его, его личное, не смотри, ты не имеешь права смотреть, ты дурак, скотина... — ярость клокотала в горле, получался у нее только шепот, и она все держала и держала Лаана за куртку, и никак не могла понять, что он вовсе и не собирается поворачиваться, что он уткнулся лицом ей в затылок и крепко держит ее за плечи — молча, неподвижно...

Они стояли, обнявшись, прикрыв глаза, не смея коснуться чужой тайны и не смея разделить тяжесть и боль чужого испытания. И стихал за спиной Лаана отчаянный детский плач, сменяясь тишиной, а потом — смехом, неуверенным и робким, но искренним.

Самого интересного они не увидели — мальчик, обнимавший теперь Вайля за плечи, начал меркнуть, выцветать, становиться прозрачным. И там, где у людей находится сердце, бился маленький, с кулак от силы сгусток теплого желтого цвета. Два силуэта — плотный Вайля и полупрозрачный мальчика — слились в один. Пульсирующий желтый сгусток на миг облил старшего из двух братьев — именно братьями они сейчас казались, старший и младший, сильный и слабый, спаситель и спасенный — теплым сиянием, и растаял, впитавшись в кожу.

Вайль замер на коленях, запрокинув голову к потолку. Он прислушивался к себе, он не мог понять, что именно в нем изменилось — да и существует ли он вообще. Что-то новое появилось в нем, важное, нужное — но что, пока понять Вайль не мог. Знал он, что больше не будет вечно стоящей за плечом тьмы. Знал, что заново родился в этот момент — или в первый раз по-настоящему. И от этого было хорошо. Но знал он и то, что призрак плачущего мальчика еще долго будет стоять там, где раньше стояла тьма. И понадобится не день и не два, чтобы раз и навсегда успокоить ребенка, заставить его смеяться.

И все же мир был прекрасен. Даже эта душевая, где еще не смылась с плит кровь, где пахло больше плесенью и тухлятиной, чем чистотой. Даже обожженная ладонь, которую от воды начало вдруг сводить судорогой боли. Все было хорошо. Словно бабочку сняли с булавки, словно вынули из груди осиновый кол, скинули с лица темные очки.

Словно он наконец проснулся от кошмарного сна.

(обратно)

Глава 5 Операция без наркоза

— Я могу тебе чем-то помочь? — спросила Рэни.

— Не уверен. Но и оставлять тебя одну я не хочу пока, — покачал головой Хайо.

Рэни сначала хотела возразить — да никуда она не денется, справится, ничего не случится. И тут же передумала. Не так уж она и боялась остаться без Хайо — что-то изменилось в ее отношении к парню, пролегла легкая и приятная отчужденность ощущений «я, мое, я хочу, я не хочу», ей уже не хотелось складывать себя и Хайо в некий единый организм. Но голос разума подсказал — нет, пока не стоит бросаться в море с головой. Сначала нужно научиться плавать.

— Значит, я пойду с тобой, — кивнула она.

— Хорошо. Ничего страшного не будет. Просто небольшой погром с разгромом, несколькими завесами пониже, — улыбнулся Хайо.

Погром и вправду оказался не слишком большим. Но — страшным. Еще по дороге Хайо объяснил, как все случилось. Ему сообщили, что интересующий его человек находится в надежно закрытом месте и предложили снять с Грега условие дуэли.

— Так это все из-за меня? — опешила девушка.

— Почему же? Из-за меня и больной головы твоего Грега.

— Он не мой, — фыркнула она.

— Значит, из-за больной головы своего собственного Грега, — улыбнулся Хайо. — Но ты тут не при делах. Условие накладывал я, не смог его выполнить Грег. Так что ты-то тут при чем?

Хайо с интересом выслушал посланца шантажистов, покивал, пообещал подумать и сообщить свое решение через три часа. Посланец встретил его как раз в тот момент, когда он по зову Хранителя отправлялся к Дворцу, чтобы встретить Рэни. Получасового ожидания у фонтана вполне хватило Смотрителю, чтобы не только взять след посланца, но и обнаружить, где именно держат Ярославу. Пресловутое «надежно закрытое место» для Смотрителя было видно, как на ладони. Тот, кто спланировал похищение и шантаж явно недооценил противника. Так что и волноваться поводов не было. Предстояла довольно банальная грязная работа — прийти, обезвредить, освободить.

Но в ситуации было еще что-то, смутно напрягающее его. Похитители были тенниками, нанимателем — человек. Редкая комбинация. Обычно обе расы не слишком охотно участвовали в общих делах, за которые можно было больно огрести по голове. А похищение именно к ним и относилось. И — Грег в качестве нанимателя. Грег, которого едва не пинками вытолкали по приказанию Риайо-Крылатого. Мозаика не складывалось. Что-то дурное намечалось в Городе. Как минимум — на инициирующей завесе.

Однако, сначала нужно было освободить Ярославу.

Хайо и Рэни переместились на четвертую завесу — еще одна странность, низковато для тенников, они терпеть не могут спускаться ниже инициирующей, им там тяжело и неприятно находиться, но именно там размещалось логово банды шантажистов, а к вампирам никто из них не принадлежал. Хайо поймал машину, потом пришлось еще идти пешком через два перекопанных пустыря к кварталу мрачных двухэтажных домов с подслеповатыми грязными окнами. Смотритель пообещал себе в ближайшее свободное время заняться инвентаризацией городских строений — от первой завесы до последней. С трущобами пора было завязывать. В таких вот уродливых домишках в головы, не слишком отягощенные умом, почему-то лезли самые уродливые мысли.

Здания были давно заброшены, любителей жить в дальнем замшелом углу не находилось уже несколько лет. Так что судьба квартала была ясна. Но сейчас Хайо интересовал не квартал, а подвал одного совершенно конкретного дома. Он накинул на себя и Рэни легкий флер незаметности. Шаги были не слышны, фигуры не привлекали к себе внимания — взгляд наблюдателя просто скользнул бы мимо. Обнаружить их приближение могла бы только магическая защита — но Хайо видел все паутинки нитей, натянутые тут и там, и обезвреживал их не слишком напрягаясь. Все-таки здесь ждали не Смотрителя, а достаточно крутого парня, но — рядового горожанина Хайо. Он радовался своей предусмотрительности и тому, что не стал щеголять перед Грегом своей персоной. Тот, конечно, мог разузнать что-то и сделать выводы сам — имена в Городе не повторялись; но вместо этого Грег заинтересовался личной жизнью Хайо. И просчитался.

Вход в подвал был прикрыт уже более надежной защитой, чем подступы к нему. Дверь оплетала невидимая неопытному взгляду «гирлянда» заклинаний — сигнальных, защитных, маскировочных. Хайо покосился на Рэни, которая, прищурившись, смотрела на такую неприметную с виду — пыльную, десять лет назад покрашенную и с тех пор ни разу не открывавшуюся, — дверь.

— Видишь что-нибудь?

— Конечно, — кивнула она. — Вот, вот и вот...

Девушка показывала на основные узлы «гирлянды», именно на те, в которых в сложную структуру сходились нити разных заклинаний. Расплести узлы было нереально, да Хайо и не стремился. Но то, что Рэни их видит — сейчас, ничего еще толком не выучив, его обрадовало.

— Постой здесь, — сказал он. — Не суйся внутрь ни в коем случае, — и добавил, видя, что в фиалковых глазах расцветает протест. — Это не просьба. Это приказ.

Хайо рубанул по сплетению заклинаний, тут же со всей силы ударил ногой в дверь — ему везло, она открывалась внутрь. Впрыгнул внутрь — тут же ему навстречу высунулась ошеломленная физиономия. Всего здесь таких физиономий должно было быть пятеро, один из них — вожак. Хайо вскинул ладонь, и в лицо бандиту ударил залп холодного света.

Так он и шел — останавливая, парализуя всех тех, кто осмелился высунуться навстречу, отбивая светящимися ледяными ладонями летящий в него метательный нож или огненный шар, удар голой силой или паутину заклинания; не слишком вдумываясь в то, чем именно угрожают, и стараясь только — не убить. Сковать, обезвредить, вырубить — но не убить. Откровение Киры, рассказавшего ему как-то о том, что тенники умирают лишь один раз, слишком крепко впечаталось в память.

Да и платить за наглость смертью Хайо считал излишним.

Ничего, кроме холодного расчета и решения «не убий» сейчас в нем не было — автомат для обезвреживания, ровным шагом двигающийся по длинному прямому коридору со стенами и потолком из туманно-белого стекла. На пути было много ловушек — заклинаний, ниш, в которых так удобно было прятаться. Пока что Хайо нейтрализовал лишь троих. Четвертый притаился где-то здесь. Пятый — вожак — прятался в дальней комнате, там, где была Ярослава. Он пока Хайо не интересовал.

...Вспышка света вдалеке справа, едва уловимый шорох, плеск воздуха в лицо — перемещение, и вот перед Хайо стоит четвертый, в руках у него — два коротких черных клинка с широкими лезвиями. На шее, на запястьях — мощные охранные амулеты. Выпад — Хайо делает шаг назад, выбрасывает вперед ладонь с тесно сжатыми пальцами. Со звоном лопаются нитки, на которые надеты амулеты. Парень отшатывается, кружение клинков замедляется...

— С дороги, — приказал Хайо. — Вон!

— Какой прыткий, — скривил тонкие темно-серые губы мечник.

Хайо некогда было вступать в дискуссии — он резко выдохнул и в лицо противнику ударила цепочка темно-голубых молний. Перешагнув через обездвиженное тело, Хайо открыл дверь комнаты. Прямо напротив нее стоял организатор всего этого безобразия — высокий красавец-оборотень, кто-то из кошачьих. При виде Хайо он поднял руки, потом опустил их на затылок. Ярослава сидела тут же — у дальней стены, руки ее были прикованы наручниками к стулу, и она улыбалась, а при виде Хайо улыбнулась еще шире.

— Я же тебя предупреждала, — сказала она оборотню.

Хайо вновь вскинул руку. На кончиках пальцев вспыхивали ярко-белые искры.

— Кто тебя нанял — я знаю. Зачем ты согласился? Ты не понял, что тебя подставили?

— Я не знал, кто ты, — без особого волнения сказал вожак, осознав, что убивать на месте его не будут.

— Какая разница, кто я? Я — человек, она, — Хайо показал на Яру. — человек. Вы — тенники. А ваш наниматель — человек. И он незадолго до того назвал Крылатого лжецом.

— Что-о? — оборотень от изумления опустил руки, зацепился большими пальцами за карманы на штанах.

— Вот то самое, что слышал. Об этом тебе, конечно, не сказали. Из какого ты клана, герой? — поинтересовался Хайо как бы невзначай, подходя к стулу, на котором сидела Яра, и снимая с нее наручники.

Девушка с удовольствием помахала в воздухе руками, потом встала. Вмешиваться в разговор Хайо с похитителем она не хотела. Для всех объятий и благодарностей время пока не наступило. Поэтому она просто тихонько встала у стенки, на всякий случай поглядывая на дверной проем. Зато теперь можно было переплести косу — умываться ей позволяли только раз в день, расческу и мыло выдавали минут на пять.

— Я ответа не услышал, — напомнил Хайо.

— Из Идущих в Ночи, — признался тенник, сконфуженно сводя брови на переносице, и Смотритель угадал его звериный облик — рысь. У него даже уши были острые, с упругими кисточками, просто под роскошной серебристо-серой гривой волос их не очень хорошо было заметно.

— Очаровательно, — изумился Хайо. — Я-то думал, ты бесклановый. И что же, тебе глава клана разрешил?

Рысь помялся, постучал пальцами по бедрам, покачался с мысков на пятки.

— Да, — кивнул он. — Даже не так. Обратились к нему. Он мне поручил...

А вот это уже пахло совсем иначе — куда паршивее, чем раньше. Глава клана не мог не знать, против кого действует. Не знать мог этот — совсем молоденький, несмотря на законченное изменение и серьезную взрослую физиономию, тенник. Мог не знать — и не знал. Глава же знал — и отправил юнца на дело, которое было слишком рискованным. В прошлый раз, когда многие из тенников поддержали Белую Деву, Хайо только пожал плечами. Город выбирал Смотрителей из людей, так было с самого начала. Не всем это нравилось, но все это принимали, выжидая удобной возможности изменить ситуацию. Это было безнадежно — правило тут устанавливал Город, а с ним спорить бесполезно, но кто же мешал пытаться? Вот и пытались — некоторые, иногда, не слишком часто. Но упорно.

И среди верхних, и среди нижних были кланы «непримиримых». Идущие в Ночи в них раньше не входили. Но это — раньше. «Что мы вообще знаем о них и их внутренней политике?», с тоской подумал Смотритель. «Да ничего, на самом деле. И Кира теперь не помощник — принять-то его во многих кланах примут, а вот секретами делиться не станут...»

Однако сейчас все слишком уж походило на прямую и наглую провокацию.

«Давайте утащим у Смотрителя любимую девушку. Обставим это, как личную выходку другого человека, который нанял тенников для этой работы. Подождем, пока он за ней явится — а он явится, потому что на поводу у шантажистов не пойдет. Подсчитаем количество трупов, потом вспомним, что этот же Смотритель привел к нам хама, который оскорбил Крылатого, и поднимем шум. А лучше — бунт. Побольше крови, побольше смерти, и через три дня никто не разберется, с чего именно все началось, зато с кого — запомнят...» — Хайо очень хотелось посмотреть в глаза автору остроумного плана, и он знал, что шанс у него будет.

В коридоре что-то просвистело, вспыхнуло, потом раздалось возмущенное «Кретин!» — голосом Рэни, сдавленный вопль тембром пониже, а потом она и сама появилась, держа в руке полуоплавленное нечто, в котором Хайо с удивлением опознал рукоять и часть клинка метательного ножа. «Растет девочка», с удовольствием подумал он.

— Дикие они тут какие-то, — возмущенно сказала она. — Вот, ножами кидаются...

— Я же тебя просил постоять снаружи?

— Ну, я думала, что вы тут закончили уже боевые действия, — улыбнулась она. — А тут всякие недобитки с ножами...

— Ты с ним... ничего не сделала? — с опаской спросил Хайо.

— Да нет, ну, пнула слегка...

Хайо улыбнулся. Куда именно пнула — уточнять было не надо. Он прикрыл глаза, отправляя зов Риайо: «Здесь пятерка из верхних пыталась похитить мою девушку. Не мог бы ты их забрать?» — ответ пришел мгновенно, короткий и сумбурный, и Хайо понадобилась минута, чтобы несколько раз воспроизвести в памяти ответ Крылатого и разобрать его до конца. Разобрав, Хайо вздрогнул.

«Смотритель, здесь творится такое, что пока не до этих дураков. Приходи!»

— Эй, Идущий в Ночи. Что творилось на инициирующей завесе, когда ты оттуда уходил?

— А что?

— А ничего. Отвечай давай. Мне не до уговоров, — Хайо показал короткий перочинный нож с серебряным напылением на лезвии. — Пока я никого даже не ранил. Но начать — могу. С тебя. И не выгораживай тех, кто тебя подставил. Я ведь имею право на ответный удар. Забрать у тебя что-нибудь равное?

— Хорошо, — после паузы заговорил оборотень. — Вообще я мало знаю. Старшие чего-то хотели, не все, ссорились между собой. Нам не говорили. Но многих учили драться. Меня тоже.

— Сколько примерно отрядов подготовили? — прямо спросил Хайо.

— Не знаю. Двадцать, тридцать. Девятки, в основном. Но это то, что я видел. Наверное, больше. Это все как-то тихо делалось. Не все кланы.

— И долго вас учили?

— Нет, лунный месяц...

То есть, еще до того, как он ушел с завесы, сообразил Хайо. А похищение — примерно в то время, пока он ожидал Рэни. «Ай да Хранитель, ай да тихое ясное солнышко», зло подумал Смотритель. Просто сообщил кому-то, что Хайо несколько задерживается. Минимум на такой-то срок. Или, может быть, его просто спросили, а он ответил, не слишком думая — кому, зачем нужны эти сведения.

— Я запомню тебя, Идущий в Ночи, — сказал Хайо. — И за тобой долг. А сейчас — все свободны. Девушки, мы отправляемся наверх, приготовьтесь.

Тащить обоих на инициирующую завесу сначала показалось Хайо развлечением не для слабонервных. Как бы бодро он не держался, сил на ликвидацию «гнезда шантажистов» ушло много. Да, он мог бы и еще раз обезвредить всю пятерку. Но поднимать двух барышень, одна из которых никогда не отличалась умением передвигаться по завесам и даже на пятой — инициирующей — чувствовала себя очень тяжело и неуютно... Однако же все прошло идеально. Рэни помощь уже была не нужна, более того, она крепко взяла Ярославу за руку и неплохо помогла Хайо. Так что промчались они ракетой и оказались не где-нибудь, а именно в квартире Смотрителя, причем координаты взяла Рэни.

После Дворца Снов ее как подменили...

Что что-то изменилось на завесе, понятно было сразу. Из открытого окна несло гарью и противным, сладковатым, непонятным. Рэни от этого запаха сразу перекосило, она поднесла руку к горлу, сглатывая слюну, и Хайо прикрыл окно, разогнал дым и заставил воздух пахнуть хвоей и морской солью. Ярослава только поморщилась, обитая на одной из самых первых завес, она к таким запахам привыкла, хотя любить их, конечно, не начала.

А Рэни повалилась на диван и разревелась в голос.

— Что ты? — метнулась к ней Ярослава, обняла за плечо. — Что такое?

— Зачем они? Зачем воевать? Там смертью пахнет, не хочу... — сквозь рыдания выговорила Рэни. — Не могу...

— Я могу отвести тебя наверх, — предложил Хайо, после того, как Ярослава ее успокоила. — Там тихо. А мне придется разбираться здесь. Да, девушки, давайте-ка я вас обоих отправлю в спокойное место.

— Нет уж, — сказала Ярослава. — Во-первых, я тебя не видела уже невесть сколько. Во-вторых, хочу тебе помочь. У нас тоже каждый день стреляют, я привыкла...

— Яра, у вас не война. У вас другое, — с досадой возразил Хайо. — И тебе здесь будет трудно, а я тебя держать не смогу.

— Хайо, милый, с момента последней попытки я кое-чему научилась, правда! — Яра подошла к нему и потерлась щекой о щеку — они были почти одного роста. — И мне здесь уже не трудно. Не смогу — так меня саму вниз скинет.

Нужно было возразить. Запретить, настоять на своем. Но Яра бы просто не поняла. Они никогда ничего не требовали друг от друга, не запрещали и не приказывали. И на нее можно было бы переложить часть забот о Рэни — той нужна была подруга, именно подруга. Женщина, у которой в голове все настолько в порядке, что порядка хватит и на двоих — лучшей кандидатуры Хайо не знал. Бросать будущую Смотрительницу на половине пути было нельзя, все вернулось бы на круги своя за пару декад. И пренебрегать войной на завесе, возясь с Рэни, он тоже не мог себе позволить. К тому же — они и вправду давно не виделись. И ласковое прикосновение руки к плечу все решило.

— Я тоже никуда не пойду, — закончив всхлипывать, наотрез отказалась Рэни. — Я тут нужна. Не знаю, почему, но нужна. И не вздумай со мной спорить — я уйду от тебя, но не отсюда. А если выставишь меня силой — вернусь, даже не надейся.

Все это говорилось мягко, без прежней истеричности, свойственной Рэни, но очень уверенно и спокойно. Девушка сидела, сложив руки на коленях, и прямо смотрела на Хайо, улыбаясь. «Вот и наша целительница почти созрела», подумал он.

— Хорошо, уговорили. Но старший — я. И если я скажу «лягушка», вы начнете прыгать и квакать, ясно?

Девушки заговорщически переглянулись и дружно покивали. Не нужно было быть телепатом, чтобы прочитать их мысль, одну на двоих: «Мы еще посмотрим, кто тут будет квакать!». Такое однозначное свидетельство женской солидарности его и возмутило — вот надо же, не успели полчаса побыть вместе, как спелись и начали с ним спорить, и обрадовало. По крайней мере, не стоило опасаться, что ревнивая Рэни выцарапает более удачливой сопернице глаза. Кажется, она все поняла без лишних пояснений и смирилась. Или — наоборот, еще не дошло.

Нельзя было тратить времени, нужно было отправляться на разведку, выяснять, что, где, почему творится, кто и с кем воюет, где Риайо и что он обо всем этом думает, как глубоко во все это уже вляпался Квартал Наемников — самые большие любители бряцать оружием при каждом удобном поводе, каково соотношение сил, и так далее, далее, далее. Вот только сил не было ни на что.

— Я в душ. И если вы так лихо спелись, то разберитесь, кто делает чай, кто еду. И чтоб через двадцать минут все стояло на столе.

— Хайо, тебе не идет роль тирана, — усмехнулась Яра. — Тебе бы ее и в школьном театре не дали играть.

— Это не тирания, — сказал он. — Это законы военного времени. Так что марш к плите и хватит спорить со старшим по званию.

Наверное, ему не нужна была еда — хватило бы получасового стояния под душем, расслабления, обращения к ресурсам Города. Он мог не спать неделями, не есть, все это делалось скорее для удовольствия. Но его взял за горло страх, и лучше всего с ним бороться было привычными методами. Горячие струи в лицо. Кружка чая. Тарелка чего-нибудь вкусного. Час на расслабление — а потом уже ночные улицы, действие, угрозы и требования, поиск помощников... Час не изменит ничего. За окном не стреляли и не кричали — значит, какая-то беда этому району Города вот прямо сейчас не грозит.

Девицы соорудили капустно-яблочный салат и жареное мясо. Ни продуктов, ни всяких терок-ножей в кухне не было, но еда стояла на столе, значит, Рэни уже сообразила, что между расческой и кочаном капусты особой разницы нет. Не слишком роскошный ужин — но ровно то, что сейчас Хайо и не хватало. Сытно, вкусно, не слишком тяжело. И очень по-домашнему. Он смотрел на Яру, как она ест — быстро, аккуратно, с аппетитом. Из-за розового ушка выбилась тугая темно-золотистая прядь.

— Тебя не слишком обижали эти уроды?

— Да нет, только читать не давали и на ночь руку к кровати приковывали, — ответила Яра. — А так — да ничего. Я же знала, что ты придешь.

В этом была она вся — чистая девочка с грязной убогой завесы, спокойная, умеющая и ждать, и терпеть, и сохранять при этом какое-то королевское достоинство. Яра ладила со всеми соседями — самые отчаянные хулиганы называли ее «сестренкой», тетки из соседних квартир не завидовали, а звали на помощь, случись им обварить ногу или заболеть, подростки приходили послушать, как она играет на гитаре, учились у нее. Паре слишком настойчивых ухажеров Хайо сам объяснил, что приставать к одиноко живущей девушке не стоит, и они поняли, не пытались сделать что-нибудь в его отсутствие; а тем, кто попытался, могли бы и напомнить соседи. Тут была заслуга самой Яры, Хайо они почти не видели. Она была сильной — и все же слишком слабой по меркам Города.

Хайо как-то вытащил ее на самый верх, в квартиру Смотрителей. Вроде бы ничего особенного в обстановке не был, а Лаан с Тэри встретили ее очень приветливо, но девушка продержалась там только полчаса, и потом Хайо долго объяснял ей, что ничего страшного не было. Но у нее просто не хватало сил. Хотя, кажется, что-то менялось. Может быть, его просьбы к Городу не прошли бесследно.

После ужина пили чай с липовым цветом — молча, набираясь сил и словно стараясь запомнить эти последние минуты тихого покоя.

— Так, девы, собирайтесь. Форма — камуфляж «тень», Рэни, это на тебе, — разницу в расцветках он ей уже объяснял во время прогулки. — Оружие и прочее я сам вам подберу. Но комбезы и ботинки на вас.

Собрались обе удивительно быстро и тихо — из кабинета пару раз послышалось хихиканье, быстрый шепот, но этим все и ограничилось. Через несколько минут обе явились в кухню — в комбинезонах с капюшонами, под которые были запрятаны туго заплетенные волосы, в ладных высоких ботинках.

— Валькирии, — покивал Хайо. — Итак, оружие. Яра, я помню, что ты хорошо стреляешь. Это тебе, — протянул он небольшой пистолет-пулемет. — Пули серебряные, так что и для тенников сойдет. Очки ночного видения — обоим, с магией связываться не будем. Хотя очки с защитой, так что не выеживайтесь, что хорошо видите в темноте. Рэни, ты чем-нибудь умеешь пользоваться?

— Я тоже стрелять умею, — кивнула она. — Меня Сережка в тир водил.

— Значит, тебе то же самое. Две запасные обоймы. Попусту не стреляйте, а лучше не стреляйте вообще. Дальше. Часы. Ножи — посмотрите, что в рукоятках, запомните. Фонарики — два режима, это просто светит, этот ослепляет и людей, и тенников. Так что если что — кнопочку вот сюда и в лицо. А дальше — двадцать шестой убойный прием карате, Ярка, помнишь еще?

— Делай-ноги! — со смехом откликнулась она.

— Вот-вот. От меня не отставать, в разговоры не вступать, на рожон не лезть. Ясно?

— Ясно, — хором откликнулись валькирии.

— И запомните, девицы, я не шучу. Там, — показал он за окно. — все хреново. Реально хреново. А мы пока ничего не знаем. За первый же промах выставлю вон отсюда.

— Хорошо, хорошо, — закивали обе. — Хватит пугать, пойдем уже!

На улице было слишком темно — фонари не работали, ни один. Видимо, кто-то потрудился, чтобы отключить их все. Хайо натянул очки, проследил, чтобы и девушки надели. Так было видно намного лучше, а встроенный индикатор показывал, есть ли где поблизости магические «сюрпризы».

С неба стремительно спикировал темный силуэт, остановился в паре шагов от Хайо. Он стащил очки — Риайо держал на ладони желтоватый огонек, так что его было хорошо видно.

— Я к тебе, Смотритель.

— Я так и понял, — кивнул Хайо. — Что тут творится?

— Война, — тяжело сказал Риа. — Такая, какой я и не помню.

— Как все началось?

— Как всегда, — пожал тот широкими плечами. — Трое молодых из людей зашли не в тот квартал и нарвались на пятерых ровесников. Их несильно покалечили. Но у одного из них брат — из Квартала Наемников, и брат с десятком приятелей решил наведаться. Поговорили. Договорились. Потом кто-то выстрелил тому брату в спину огнем, не из молодых. Кто — я не узнал. Долго перечислять все детали... в общем, сейчас нейтральных нет.

— А про отряды, которые готовили кланы, ты знаешь? — спросил Хайо.

— Уже знаю, — коротко кивнул Риа. — Моя вина. Должен был знать раньше. Два клана примкнули к «непримиримым». Раньше были нейтральными.

— Ты-то на чьей стороне? — осторожно спросил Хайо. — Если нейтральных нет?

— На стороне разума, — без улыбки в голосе ответил Риайо. — Со мной два клана, почти весь Квартал Наемников и пять отрядов людей Города. Мы — третий фронт, меж двух огней. Но центр Города наш. Ты войдешь в штаб?

— Куда ж я денусь, — вздохнул Хайо. — Я и эти две красавицы тоже. Пригодятся.

Крылатый молча осмотрел насупившихся девчонок, еще раз кивнул. На Рэни он задержал взгляд чуть дольше, пожал плечами, но ничего не сказал. Узнал приходившую с Хайо «девушку с табуретом», увидел и насколько она изменилась. Ему не очень было понятно, что с ней произошло. Но перемена была к лучшему.

— Тогда пойдем по коротким тропинкам, — сказал Крылатый. — Иначе — опасно.

Хайо очень боялся за Яру, опасался, что у нее ничего не выйдет. Но Риайо был хорошим проводником. В темной зыбкой серости, которая клубилась вокруг, не заблудился никто. Девушки молчали, но Хайо чувствовал их изумление. Под ногами расстилалась светящаяся тропинка — Риайо не пожалел сил, чтобы сделать дорогу удобной. Вокруг все было нечетким, расплывчатым, лишь иногда из мутной дымки выступали силуэты домов, фонарей, детали интерьеров чьих-то квартир. И вдруг тропинка оборвалась — перед ними был очень яркий по сравнению с недавним, живой, осязаемый мир.

Штаб располагался в здании кинотеатра, и основная рабочая группа размещалась на сцене, где поставили широкий стол и глубокие кресла. В зале тоже было много народу — кто-то в камуфляже спал, обняв автомат, в дальнем углу компания из шести персон — трое людей, трое тенников, все в черной коже, пела хором под гитару. Всего Хайо показалось, что в зале около сотни людей и тенников. В воздухе висела сизая завеса табачного дыма, пахло какими-то травами и ароматическими курениями, спиртным, наскоро подогретой едой, потной одеждой.

— Так живем, — улыбнулся Риа. — Остальные на постах и патрулировании. Спальни наверху.

Хайо подошел к столу, к карте, раскрашенной в разные цвета. Две женщины покосились на него, потом слегка подвинулись.

— Это — наша территория. Это — патрулируемая нами нейтральная зона. Здесь — люди, не желающие нас поддерживать. Вот здесь — штаб самых буйных шизиков, «борцов с нечистью». У них три бригады охотников на вампиров...

Хайо застонал. Кажется, на запах горелого мяса слетелись все городские стервятники. Это нужно было прекращать немедленно.

— Я закрою завесу на вход. Начисто. Замкну на себя. Никаких больше охотников...

— Было бы очень кстати, — кивнула женщина без лишних вопросов, и принялась объяснять дальше. — Примерно тут — штаб «непримиримых», точнее мы не знаем пока. Вот эта территория принадлежит им, вот отсюда они нас пытаются вытеснить, пока паритет. Бои идут здесь, здесь и здесь.

Карандаш бегал по карте, демонстрируя, что Город фактически поделен на три равные части. Но у «непримиримых» были самые выгодные позиции, потому что им принадлежали районы катакомб и подземных пещер. Борцам с нечистью повезло куда меньше — они окопались в жилых районах людей, но как выбить их оттуда, Хайо пока не представлял. Некоторые части карты не были раскрашены вовсе, в частности, и тот район, где поселился Смотритель.

— А тут что?

— Белое — это районы, откуда все ушли в другие, или те, где никто не вмешивается. Вот, восемь таких у нас, четыре у тенников. И те, и другие плохо годятся для засад или баррикад, в этом все и дело.

— Красота-а, — мрачно сказала Рэни из-за спины Хайо. Женщина подвинулась, пропуская ее поближе. — Ничего в этом не понимаю, но выглядит как-то печально.

— Да уж, — сказала женщина. — Сплошная печаль. И что делать — пока толком не ясно. Засылали парламентеров и к борцам, и к непримиримым. Что в лоб, что по лбу. Весело им, скотам...

— В том-то и дело, что весело, — подала голос Яра. — Таким всегда весело...

— Видимо, нужно, чтоб стало страшно... — ответила женщина, поглядев на нее.

— Нет, — покачала головой Яра, стаскивая капюшон и откалывая шпильки, которыми коса была закреплена вокруг головы. — Этого мало. Страх можно преодолеть, когда рядом много таких же. Один кто-то сделает вид, что не боится — и остальные туда же. Чтобы не показать, что боятся, что слабее...

— Так что же ты предлагаешь, девушка? — Риайо подошел к ним поближе, да и остальные оторвали головы от карты и бумаг, внимательно прислушиваясь к разговору. — Смертный страх?

— Нет, нет. То есть — а чего вы хотите? Заставить всех так бояться вас, что станет мир? Вы уйдете — начнется вновь, хуже. Дело-то не в том, правда?

— Да, — кивнул Риайо. — Этого мало.

— Если рвать сорняки, так с корнем. Где корень вражды?

Крылатый невесело усмехнулся, присел на край стола — кожистый «плащ» крыльев смел ручки, карандаши, скрепки и прочую канцелярскую мелочь.

— Ты мудра. Но и неопытна. Корень вражды в том, что мы слишком разные, мы и люди. Ты предлагаешь рвать корни Города?

— Чушь, — вскинула упрямый подбородок Ярослава. — Чушь! Вот мы стоим с тобой, и нам нужно одно — мир и покой. Вот мы стоим рядом, как друзья, и стоим плечом к плечу против одного, против войны. Вот там сидят и люди, и тенники, — девушка показала рукой в зал. — И все они против войны, за мир и покой! У тебя есть крылья и ты умеешь летать, а у меня — нет, но нужно нам одно. Так зачем же ты говоришь, что мы слишком разные?

Хайо никогда не подозревал, что его любимая женщина способна на такое красноречие. Щеки ее раскраснелись, волосы золотистым ореолом окружали нежное лицо с мягкими неброскими чертами, и казалось, что глаза Ярославы чуть светятся изнутри. Обычно светло-карие, оттенка гречишного меда, сейчас они казались золотыми, и как-то удивительно больно она была похожа на погибшую Виту-целительницу, так похожа, что у Хайо защемило сердце.

— Такие, как ты — сердце Города, госпожа моя рассветная, — в наступившей тишине сказал Риайо, соскользнул со стола, взял руку Ярославы и с поклоном прижал к своему лбу. — Пойдешь со мной, когда я буду говорить?

Яра окончательно смутилась, осторожно забрала руку и спрятала ее в карман комбинезона. Посмотрела на Хайо, но он только улыбнулся ей навстречу, давя непрошеную горькую мысль — «почему не она, а Рэни, Город, ну почему же так, я ведь все отдал бы, чтобы это была Яра, почему же...». Он гордился Ярой, тем, как легко и спокойно она держится в незнакомой обстановке, как честно и смело говорит с Риайо. Хайо любил ее так, как не любил никого и никогда, хотя до встречи с Ярославой был уверен, что знает о женщинах все, и это знание как-то мешает любви. Приятно проводить время — почему бы и нет, доверять и заботиться — легко, но для любви требовалось немного удивления и непонимания.

— Пойду, — сказала Ярослава, чуть помедлив.

Хайо перехватил взгляд Рэни, она без зависти, но пустым потерянным взором созерцала Ярославу, Риайо, всех остальных, собравшихся у стола. Смотритель ласково положил ей руку на плечо, прижал к себе.

— Не бойся, и тебе найдется дело...

— Нет, не в том дело, не в том, — сбивчивым шепотом откликнулась Рэни, вставая на цыпочки, чтобы дотянуться до уха Хайо. — Просто когда она это сказала, мне как-то страшно стало... за нее. Я глупая, наверно...

Темный и душный страх положил руку на горло Хайо и хорошенько стиснул. Он зажмурился, утыкаясь носом в затылок Рэни, прижал ее к себе со всей силы, так что девушка ошеломленно пискнула, но не стала вырываться.

— Только ей не говори, прошу... — тоже шепотом сказал Хайо. — Не давай предчувствию силу пророчества.

(обратно)

Глава 6 Дети Прокруста

— Что-то меня многовато, — разглядывая себя в зеркало, сказал Вайль.

Аэль оторвалась от книжки, посмотрела на внимательно изучающего себя в большом, в рост, зеркале парня и улыбнулась. Что его было мало, она сказать не могла, ибо не слишком любила врать. Да, в любой толпе его было бы несложно заметить. Да, даже в Городе, где недомерками типа Аэль были те, кто сам так хотел, Вайль запоминался своими габаритами. Но рецепта изменения внешности у нее не было, да и причин она не видела.

— Уймись, мне нравится... — ласково улыбнулась она. — Самое оно...

— Правда? — Вайль подошел к кровати, где она валялась, уселся на краешек. Девушка скользнула ему за спину, положила руки на плечи, потом провела вниз по спине, прощупывая упругие мышцы. — Правда, правда. Есть за что подержаться.

— Ну ладно...

В крепко сложенном юном организме бурлила энергия. Пока еще вполне здоровая и в адекватных количествах. Но Аэль понимала, что еще пара дней шатаний по дому — и энергии будет уже в избытке, и Вайля потянет на какие-нибудь дурные подвиги. Может даже и с самыми лучшими намерениями — бессмысленная злоба в адрес первых встречных Вайля покинула. Зато на ее место пришла наивность, которая легко могла превратиться в новую злобу. Достаточно было пары столкновений с окружающими. А для этого далеко ходить не надо было — навыками общения Вайль пока что не обзавелся.

Видимо, нужно было его выгуливать, старательно следя, чтобы ни во что он не вляпался. Для начала. И показывать на своем примере, как можно легко избегать конфликтов, где пролегает граница между оскорблением и шуткой, как победить, не причинив и не испытав боли — все то, что другие узнают едва ли не с первых дней жизни.

— Одевайся, пойдем погуляем, поужинаем.

Вайль только пожал плечами и без особой радости отправился к шкафу. После возвращения из Страны Кошмаров он трое суток провел в квартире Аэль — отсыпался, читал, пытался научиться играть на гитаре. Получалось у него ровно то, что получается у каждого новичка: и аккорды напоминали хриплый стон, и паузы между ними были гигантскими, и вместо боя выходило бессмысленное неритмичное бряканье. Аэль объясняла ему, что на первую мелодию всегда уходит не меньше пары недель, и то упражняться нужно каждый день, но, как и всякий новичок, Вайль хотел всего и сразу — взять инструмент в руки и начать играть. Особо его раздражало то, что все у него получалось быстро — и аккорды он запоминал, и движения правой руки освоил почти сразу; для парня привычно было, что тело слушается его без усилий. Только в этот раз оно не хотело — и все объяснения Аэль, что дело только в терпении, его не устраивали.

— Что мне надеть? — вопросил он, стоя перед открытым шкафом.

— Сам решай, — отмахнулась Аэль. — Твоя тушка, твой вкус.

— А посоветовать?

— А ты просил не совета, а указаний, — ехидно улыбнулась Аэль. — Чтобы попросить совета, нужно сделать хоть что-нибудь самому, заподозрить, что получилось не очень, и потом уже спрашивать. Например — так: «Аэль, дорогая, как тебе кажется, эта рубашка подходит к этим штанам или лучше надеть другую? Что? Вон ту синенькую? Да ты с ума сошла, кто же надевает синюю рубашку к желтым джинсам!»...

— Осознал... — хмыкнул Вайль. В последнее время он стал лучше воспринимать и иронию, и намеки, и недосказанное. Слова Аэль стоило понимать, как «и полученный совет нужно оценивать критически». — Нет, желтенькое и синенькое — это как-то слишком. Аэль, дорогая! Как тебе кажется, — пафосно начал он. — Твой шкаф нарочно надо мной издевается, или у него просто дурной характер?

От смеха Аэль едва не скатилась с койки.

— А что с нм не так?

— Ну, ты посмотри на то, что он мне подсовывает...

Девушка подошла и посмотрела внутрь, провела рукой по висевшим на плечиках вещам. Широкий выбор гаваек, каждая из которых была раскрашена во все цвета радуги, ее впечатлил.

— Знаешь, дорогой, если ты наденешь что-нибудь из этого, я с тобой никуда не пойду.

— Вот и я о том же.

Совместными усилиями шкаф был вразумлен и произвел из себя добротные черные джинсы и рубаху из неотбеленного льна. Это вполне устроило обоих. Вайль привесил к ремню ножны с парой ножей, и счел это достаточным намеком для тех, кто решит ему напомнить о старых долгах. Аэль же переодеваться вовсе не стала — черный комбинезон был ее «фирменным» знаком и стилем. К тому же он отлично маскировал недостатки фигуры — излишнюю худобу и плоскую грудь.

Завсегдатаи Квартала провожали парочку изумленными взглядами. Вайля тут помнили хорошо, крепкой недоброй памятью. И то, что Аэль идет с ним под руку, улыбаясь каждому встречному, определенно что-то означало. Пожалуй, это был намек. Намеки в Квартале Наемников понимали с лету. Видимо, это означало, что дуболом находится под ее покровительством — и, следовательно, она и несет ответственность за все, что он натворит на территории Квартала. Это всех устраивало. Аэль была своей — более того, она была из старожилов и старейшин, и ее негромкое ехидное слово имело вес.

Именно Аэль несколько лет назад, во время катастрофы на завесе, организовала эвакуацию, да так, что не погиб никто. Пока соседи, гости и прочие горожане суетливо носились, пытаясь найти выход или сделать хоть что-нибудь, Квартал в полном составе переместился завесой выше. Для новичков это было испытанием, не все еще умели перемещаться, не у всех хватало сил, чтобы находиться на более высоком уровне, но их держали старшие. В результате, когда завеса была восстановлена Смотрителями, Квартал вернулся — сначала люди, а потом и привычные им пейзажи и интерьеры. Потери были минимальны — имущество, оборонные сооружения. Главное, что люди уцелели.

Аэль нравилось идти вот так: под руку с высоченным красавцем, зная, что он не будет заглядываться на длинноногих блондинок, что в этом-то ему можно доверять на все сто. Пусть Вайль пока требовал постоянного присмотра, словно ребенок с необитаемого острова, вдруг оказавшийся в столице. Это было вопросом только времени. А крепкое предплечье, на котором она держала ладонь, и какая-то безусловная преданность, которую испытывал к ней Вайль еще с Технотрона, никуда деться не могли. Как и рассветная нежность прикосновений, как и шепот пересохших зацелованных губ.

Два часа прогулки, в которой они поворачивали наобум, не слишком задумываясь, куда свернуть, почему-то привели их к Арене. Вокруг куполообразного здания было полным-полно народу, и людей, и тенников. Бои уже начались, и сейчас кто-то выходил наружу, чтобы глотнуть воздуха, отдохнуть в тишине или поймать своего букмекера и успеть сделать ставку, другие, напротив, торопились внутрь, чтобы увидеть очередной бой.

К Арене и гладиаторам Аэль относилась скептически. Почти все бои проходили по строгим правилам, а в ту часть, что позволяла полный беспредел, тоже никого силком не тянули. Кое-кто из Квартала здесь работал — в охране или даже на арене. Все они были довольны собой и своей жизнью. Хорошая драка, аплодисменты зрителей, симпатия девушек (или парней — девчонок среди бойцов хватало), уважение и восхищение зрителей — чем не жизнь для того, кому нравится драться. Гладиаторов Аэль понимала. Зрителей — нет. А уж хозяев школ — тем более. Что за удовольствие сидеть на трибуне и смотреть, как внизу дерутся? Что за удовольствие находить молодых ребят и учить их не просто драться — драться напоказ, картинно? Делать ставки и плести сложные интриги с заменой бойцов, подкупом и всем прочим мелким и крупным мошенничеством...

Но сейчас ее посетила хулиганская мысль.

— Пойдем-ка, покомментируешь мне. Ты у нас профессионал...

Вайль поморщился, но спорить не стал. Аэль купила два билета на удобную трибуну, вежливо выпроводила двух девчонок-тенников, усевшихся на их места в первом ряду, и принялась смотреть вниз. Спутник ее откровенно скучал. Первый бой он смотрел хоть и с сугубо скептическим, но интересом, периодически отпуская толковые комментарии. На втором вообще утратил интерес к происходящему, положил руки на ограду балкона, оперся на них подбородком и уставился вдаль. Вниз он косился только иногда. Больше сражавшихся его интересовали зрители напротив.

Аэль же бой понравился. Две человеческие девицы — одна с бичом, другая с посохом — старались от души. Они малость подыгрывали друг другу, позволяя противнику продемонстрировать самые красивые приемы, но уходя из-под удара. Зато акробатики было навалом — дева с посохом совершала лихие сальто, выгибаясь над бичом, который должен был бы рассечь ей лицо, потом вращала восьмерки, огибая напряженную струну бича, в то время как соперница стремилась захватить ее оружие. Обе владели своим оружием и телом так, что могли позволить себе тонкую игру на грани опасного — обладательница посоха уже осталась без двух наплечных лент, они были сорваны бичом. Фактически, это был не бой — показательные выступления двух мастеров. И это нравилось Аэль больше, чем кровавая схватка всерьез.

— Ну что, тебе совсем скучно? — толкнула она спутника в бок.

— Угу. Танцы красивые, даже завидно. Но зачем это все?

— Что, мяса не хватает?

— Смысла... — серьезно ответил Вайль, не отреагировав на подначку. — Что-то мне начало казаться, что за оружие имеет смысл браться, только чтобы защищать.

— Ты прав, — кивнула Аэль. — Но ведь нужно еще и учиться им владеть. Вот это, — показала она на арену, где кланялись зрителям обе девицы, закончившие бой красивой ничьей. — Мастерство. Высшего класса. Обозначить смертельно опасный удар, но не ранить. Уметь так рассчитать силу, чтобы и показать ее, и не применить. Это выше, чем просто убивать. Но кто умеет — так, сумеет и по-настоящему. Для защиты...

— Я понимаю. Но зачем напоказ, на публику?

— Это уже вопросы к публике, а не к бойцам. Мне тоже непонятно. Сколько живу — столько и непонятно. Нет, я умом все понимаю — азарт, эстетика, сброс отрицательных эмоций, то-се. Но принять не могу. Нравится — иди и учись. Будут тебе и азарт, и эмоции. Глазеть же как-то глупо...

— Вот-вот, — кивнул Вайль. — Пойдем отсюда.

Уже на выходе Аэль заметила знакомое лицо. Тенник Дерран. Он тоже заметил парочку и двинулся им наперерез. Охрана — все та же четверка, из которой Аэль запомнила носильщиков-оборотней, ломанулась вперед на перехват. Вайль напрягся — дрогнули мышцы под пальцами Аэль, чуть тверже стал шаг. Она слегка стиснула его предплечье. Свита Деррана окружила их со всех сторон. Двойка оборотней держалась сзади, еще двое стояли по бокам и чуть впереди, поигрывая цепями. Девушка хорошо знала, что Вайлю потребуется от силы секунд пять, чтобы расшвырять всю охрану и не волновалась. Не за тем она сюда пришла. Это было бы слишком банально.

— Знакомые все лица, — нейтральным тоном сказал Дерран. — Что, пришел искать новую работу? Оклемался и обратно?

Вайль молчал, слегка склонив голову набок и вежливо улыбаясь. Дерран его забавлял. Фигура среди организаторов боев — величины отнюдь не последней. Была у него и бригада, часть которой сейчас стояла вокруг. Были и средства, и хорошие бойцы, приносившие прибыль. Да и сволочью он не был — нормальный хозяин школы, честно выполнявший все обязательства. Какими методами он держал в подчинении свою свиту, Вайля не волновало, хотя легенд про это ходило немало.

Но сейчас тенник нервничал. Тонкие пальцы с лишней фалангой отстукивали ритм по какому-то предмету, спрятанному на груди под тонким темно-серым свитером. И вот этот-то нервный ритм Вайля развлекал. Что с последним боем его подставили, он давно прекрасно знал, знал и кто организовал все это — Лаан. К бородатому у Вайля претензий не было — он больше приобрел, чем потерял. К Деррану, инструменту и наемнику — тем более. А вот Дерран явно подозревал, что претензии у Вайля есть.

— Да нет, — мило улыбаясь, сказала Аэль. — Мы так, посмотреть пришли. В качестве зрителей...

— Тебя я помню, — сказал Дерран, переводя цепкий взгляд желтых глаз на девушку. — Ты — врач из Квартала.

— Это совершенно неважно, кто я и откуда. Мы купили билеты, — Аэль помахала перед его носом двумя сине-серебристыми карточками. — Мы — посетители. А вы, должно быть, из охраны Арены? У вас есть к нам какие-то претензии? Мы готовы пройти досмотр. Правда, милый?

— Нет проблем, — улыбнулся Вайль, подыгрывая подруге. — Только пусть господа покажут знаки охранной команды.

Дерран озадачился. Он был уверен, что гости явились по его душу. Во всей этой истории с заказанной и хорошо проплаченной провокацией вокруг задолбавшего всех и вся бойца Зверя ему до сих пор виделся подвох. Уж слишком велика была плата. Да и безумный психопат был не тем, с кем приятно связываться хоть каким-то образом. Дерран боялся, что за жадность ему придется заплатить. Но наглая девица вывернула ситуацию каким-то неожиданным образом. Получалось, что неприятности он начинал организовывать себе сам — пристал к посетителям, не нарушившим правила и находящимся под охраной администрации, которую как раз он вместе со своими парнями и представлял.

И за спиной девушки маячил призрак Смотрителя Лаана, связываться с которым Дерран не захотел бы и в бреду. Слишком уж неравны были силы. К тому же Деррана прямо попросили пока что не попадаться никому из Смотрителей на глаза. Ни по какому поводу. И к этой просьбе не прислушаться было нельзя.

— Ну так что, — спросила Аэль, окончательно забирая инициативу в свои руки. — Нам пройти для досмотра?

— Нет, идите, — мрачно буркнул Дерран, и что-то дернуло его за язык напоследок. — У тебя сильные покровители...

— У меня хорошие друзья, тенник Дерран, — оглушительно расхохоталась Аэль. — Покровители — у таких, как ты.

Вроде бы ничего такого сказано не было — простая констатация факта. У Деррана были покровители и он очень бережно относился к отношениям с ними. Но отчего-то эта фраза его зацепила, и не так, что ему захотелось вдруг сделать ехидной девице или ее «милому» что-нибудь плохое. Нет, просто захотелось уйти с Арены, где должны были драться еще три бойца его школы, и напиться в одиночку до беспамятства.

— Изящно, — сказал уже на улице Вайль.

— Кулак ранит плоть, слово ранит душу, — цитируя афоризм своей далекой родины, Аэль усмехнулась далеко не так добро, как раньше. — Он напросился сам. Но, Вайль — это только начало. У тебя на лбу не написано, что ты несколько изменил свою точку зрения на окружающий мир. А ног ты пооттоптал... ох, немало.

— Я помню, — мрачно отозвался парень. — Знаешь, смешно как-то все это помнить. Как со стороны. Но что было сделано, то никуда не денется...

— Да уж, деться оно никуда не может. Хорошо, что ты это понимаешь.

— И исправить можно далеко не все. А что делать?

— Для начала давай засядем в каком-нибудь кафе, там и поговорим. — Аэль вовсе не прельщала идея вести долгие и сложные беседы на оживленной улице центра Города.

Кафе нашлось как по заказу, и как раз во вкусе Аэль. Окна от пола до потолка, стекло и никель в обстановке, на всю мощность работающий кондиционер — маленькая странность, большинство владельцев заведений предпочитало нанять любого, мало-мальски смыслящего в магии человека или тенника и поставить магический фильтр, или уж купить амулет для управления климатом в помещении. Официанткой и барменом работала мелкая симпатичная по меркам Аэль блондиночка едва повыше ее самой. Девица лихо вращалась на высоченных шпильках, улыбалась и хлопотала вовсю, рассказывая, что в меню особо достойно внимания, какие коктейли она рекомендует и прочим образом демонстрировала все возможное гостеприимство. Может быть, только потому, что Вайль и Аэль были единственными посетителями — но старалась хозяйка от души.

Аэль заказала себе пару салатов, овощной и фруктовый, мороженое и безалкогольный коктейль. За пределами Квартала спиртное она пила очень редко. Вайль же разогнался — и жареное мясо с грибами, и карпаччо, и три штуки салатов, плюс лепешка с сыром, плюс виноград. Впрочем, все это он вполне мог смолотить и сказать, что легко перекусил — Аэль уже знала, что аппетит у парня немереный.

— Короче, — сказала она, лениво ковыряя мороженное с кусочками ананаса, уложенное в половинку того же ананаса и политое ванильным сиропом. — Все люди порой совершают поступки, за которые им бывает потом стыдно. Это нормально, человек не машина с безупречной программой. Что-то из сделанного потом можно исправить. За грубое слово — извиниться, украденное — вернуть, раненого — вылечить. А что-то уже необратимо. Не все разбитое можно склеить. Даже если очень стыдно и очень хочется...

— Да, так, — кивнул Вайль.

— Есть много дурацких способов снять с себя груз вины. Валить все на врагов, которые тебя подставили и заставили. Забыть или делать вид, что никогда не было. Построить целую теорию, по которой можно воровать, предавать и убивать. Но ни один из них не работает, на самом деле. Человек — это не только то, что он хочет о себе думать и то, что позволяет себе помнить. Память о совершенном остается. И о том, что на самом деле ты совершил. И о том, как это называется — трусость, предательство, насилие. От этого убежать нельзя, можно повесить на этом большой замок... Только, как говорили у меня дома, правда — как универсальный растворитель, в какую склянку не вылей — все едино вытечет наружу.

— Да я и не собираюсь, — слегка обиженно сказал Вайль, отправляя в рот очередной кусок мяса. Обида на его аппетит никак не влияла.

— Да я не столько о тебе, сколько вообще. Ты же с людьми собираешься жить. А они иногда делают именно так.

— А-а, — кивнул Вайль. — А не дурацкие способы есть?

— Есть как минимум один. Четко отделить то, что ты можешь исправить, что исправлять и не нужно, и то, чего исправить уже нельзя. Первое сделать, на второе плюнуть, третье... Запомнить. Запомнить, что ты сделал. Почему. Что из этого вышло. Почему это плохо. И помнить это, когда следующий раз окажешься в такой же ситуации. Чтобы не повторить ошибку.

— Это ладно, это понятно. Но — вот остается от уже сделанного... осадок. Боль, стыд. Забывать нельзя, и виноватых искать, и бред сочинять. А что делать-то? Ты говоришь о будущем. Я — о настоящем.

— Ох, Вайль... Люди по-разному с этим борются. Ты можешь выбрать для себя какое-то наказание, ограничение. Сделать что-то, что трудно и очень не хочется — и считать, что расплатился. Можно простить себе ошибку, слабость, подлость. Просто — простить. Как другому простил бы. — Аэль помолчала, задумчиво жуя ананас. — Я не знаю, как можно. Я знаю, как нельзя.

— Как — нельзя?

— Нельзя жить с виной. Нельзя постоянно царапать свои раны угрызениями совести. Лелеять свою боль. Требовать ото всех прощения только потому, что ты раскаиваешься. Чувствовать себя навсегда... ну там, опозоренным, грязным. Короче, так. Вот если бы мы поменялись местами. Если бы я делала все, что делал ты. И спросила бы тебя — как ты ко мне относишься после этого всего?

Вайль задумался, даже отложил вилку и перестал жевать. Потянулся к стакану сока, махнул рукой, постучал пальцами по краю стола. Несколько раз смерил Аэль взглядом, помолчал. Видно было, что он тщательно подбирает слова.

— Во-первых, я посмотрел бы на тебя очень внимательно, — улыбнулся он. — И постарался бы понять, врешь ты насчет того, что больше не будешь такой плохой девочкой, или точно решила прекратить. Нужно тебе это для себя, или ты хочешь от меня что-то получить.

— Отлично, дальше, — рассмеялась Аэль.

— Если бы я понял, что ты не врешь, я бы еще раз на тебя посмотрел. И подумал бы, смогу ли я с тобой общаться, не напоминая тебе каждый день по три раза, что ты натворила. Или у меня это не получится.

— О как. Дальше!

— Если бы понял, что смогу... Тогда бы я сказал тебе так: Аэль, ты была такой отвратной девицей, что тебя нужно было больно выпороть раза так четыре. Но если ты обещаешь прекратить безобразить, я не только хочу и буду с тобой дальше общаться, но и готов помочь тебе советом, если ты почувствуешь, что тебе очень хочется сделать что-нибудь плохое. Но буду за тобой присматривать, и если окажется, что твои намерения были только болтовней — уйду.

Во фразах Вайля Аэль с удивлением услышала какие-то обрывки фраз и выражения Лаана, свои собственные, и даже кое-что из прочитанных книг. Это было вполне естественно — он только-только расширял свой словарный запас и учился строить длинные фразы, играть интонациями, разбавлять конструкции иронией. Но суть ее впечатлила. Неожиданная осторожность, вдумчивость и мудрость монолога удивили. Трудно поверить было, что неделю назад этот парень нес вдохновенный бред о своей звериной сущности, и вообще изъяснялся, как Маугли. «Город веники не вяжет, а если вяжет — то эксклюзивные», — вспомнила она любимую пословицу Лаана.

— Вот, а теперь разверни это на себя. Замени общаться на жить, уйти — на умереть. И получишь рецепт.

— Хм, ты все-таки ехидна, — улыбнулся Вайль. — Хоть и добрая...

— Еду как могу, — хихикнула Аэль. — Ну что, еще гулять пойдем или домой?

— Домой, домой...

Дома их встретил Лаан — в банном халате и с заварочным чайником в руках. Чай и душ — две вещи, расстаться с которыми он не согласился бы и под страхом смерти. Оба пристрастия были ему дороги, как часть собственной личности.

— Ага, вы уже нагулялись. Жаль, я собирался вас кое-куда сводить...

— Хм, а куда? Если оно того стоит — я подумаю, сказала Аэль. — То есть, я устала и наелась, но... Кстати, мы Деррана видели. Приставал с подначками.

— И что? — насторожился Лаан, потом посмотрел на целых и невредимых сердечных друзей и расслабился.

— Да ничего. Обсмеяли слегка и ушли.

— Если ты обсмеяла, он же, наверняка, вешаться пошел... — ухмыльнулся Лаан.

— Да нет, я немножко.

— Ну тогда ладно. Вообще я хотел предложить смотаться в парк на шестой завесе. Парк аттракционов ночью — говорят, нечто...

— Парк — где? — изумленно спросил Вайль.

Далее ему пришлось претерпеть крушение картины мира. До сих пор, как и для всякого новичка, Город для него ограничивался инициирующей завесой. Из нее Город для него и состоял. Осознать, что выше и ниже есть еще одиннадцать уровней, на которых можно увидеть и то же самое, что здесь — Лаан назвал это «опорными точками», — и уникальные диковинки, было нелегко. Вайль даже не слишком поверил — но убедиться захотел.

Для Лаана не слишком трудно было вытащить чуть повыше двоих обитателей инициирующей завесы. Точнее, даже не двух — Аэль умела и сама, просто ее нужно было чуть-чуть поддерживать. Со времени ее странствий по Городу кое-что изменилось, а инициирующую завесу теперь отделял от остальных довольно плотный барьер. Опыт охоты за Белой Девой Смотрителей многому научил. Теперь отсюда можно было легко выйти только на Технотрон. А переместиться вверх или вниз могли только те, кто набрал достаточно информации, опыта и оформился в качестве обитателя Города.

У некоторых это занимало не более часа. Человека, у которого пестрое разнообразие жизни на инициирующей завесе вызывало тяжелый шок, вид еще наполовину «проснувшихся» тенников повергал в истерику, а при слове «магия» начинался ступор, почти сразу сбрасывало вниз, на самые первые завесы, похожие на их родную среду обитания. Чудес там почти не случалось, а к некоторой доле сюрреалистического в жизни, например, к тому, что машину не нужно заправлять, а самогонный аппарат гонит брагу из воздуха, они быстро привыкали. Другие оставались на завесе, пока не понимали, чего хотят и как должно выглядеть их место в жизни — этот процесс мог занимать и месяцы, и годы. Им постепенно открывались необходимые знания и умения, и под конец пребывания — тайна перемещения. Теперь — после того, как Хайо слегка поработал с барьером, — эту информацию получал вообще не каждый, а удовлетворяющий минимальным критериям душевного равновесия, и не имеющий в мыслях вредить Городу в целом. Тэри пророчила, что скоро инициирующая завеса превратится в «отстойник для уродов», Кира же возражал, что это временная мера. А для «уродов» можно создать и отдельный «отстойник», заперев их там и предоставив самим себе. Пока что вопрос обсуждался.

Третьим, таким как Аэль, здесь просто нравилось. Достаточно пластичная окружающая среда, в которой можно было создать и жилье по вкусу, и защитить определенный участок от посторонних — и при этом не слишком дорогой ценой, здесь и новички могли позволить себе уют. Постоянная смена декораций — необходимое разнообразие в жизни. И много молодежи, которая хоть и была забавно неопытной, но все-таки самой энергичной частью горожан.

Перемещение произвело на Вайля неизгладимое впечатление. Только что он стоял посреди кухни квартиры Аэль, допивая чай с мятой и льдом. Потом стена показалась ему прозрачной и зыбкой, за ней виделось что-то яркое, он шагнул в образовавшийся проем и ощутил, что находится в пространстве без координат. Не было верха, низа, правой и левой стороны, ничего — только бледно-голубые сумерки, в которых виднелись сложные геометрические конструкции. Переплетения балок, мостиков, силуэты башен, пирамиды и кубы. Все это было начертано в сумеречной дымке полупрозрачным маркером. Светящиеся линии, на пересечениях которых играли огоньки. Пульсирующие вены спутанных трубопроводов. Парящие вокруг звездочки... Кто-то невидимый пристально всматривался в него — Вайль попытался поймать взгляд, но видел только трубы, кубы и звездочки.

А потом рука Лаана ухватила его за шкирку, и завораживающая картина сменилась ночной поляной, освещенной яркими фонарями.

— С ума сойти, — сказал он, ощущая твердую почву под ногами.

— С ума сходить не надо, — усмехнулся Лаан. — Это и есть настоящий Город. Все это, — он широко махнул рукой, — декорации для нас. А с ним самим ты только что познакомился.

— Красиво... Город — красивый. Сильный. Живой, — и, подумав, прибавил:

— Хрупкий.

— О, слышу речь не мальчика, но мужа. Хрупкий, да. А любителей поломать много.

— Как можно?..

— Дуракам, Вайль, все можно. Точнее, им кажется, что все можно. Увидел человека или тенника, который считает, что ему все можно — так и пиши: дурак. И если он кажется очень умным и сочиняет целые тома обоснований, почему ему все можно — значит, умный плодовитый... кто?

— Дурак, — рассмеялся Вайль.

Ночные аттракционы и вправду оказались прекрасны. Народу в парке было не слишком много — никаких очередей или толкотни, не слишком много шума. И горки, и карусели были заполнены лишь наполовину. Прохладный ночной ветер теребил одежду, плескал в лицо веселым смехом. Все трое орали во всю глотку на опасных виражах — сначала больше в шутку, чтобы до конца насладиться развлечением, но когда кабина начала совершать совсем уж немыслимые виражи, веселый страх стал искренним. Цепочка была такой тонкой, а скорость такой огромной, что казалось — вот-вот и вылетишь вниз, туда, во вращение спиц и шестеренок, украшенных сияющими гирляндами. Цветные огни сливались в полосы, карусель порой угрожающе поскрипывала — может быть, потому что слишком разгонялась, а может быть, скрип был добавлен нарочно, чтобы получше напугать посетителей. И под конец катания дно кабины провалилось, и все они, уже всерьез вопя, плюхнулись в бассейн с плотной жидкостью, не слишком похожей на воду — когда они выбрались на бортик, обнаружилось, что прозрачный раствор скатывается упругими каплями, не оставляя ни следов на одежде, ни пленки на коже.

— Хорошо придумано, — тряхнула головой, выгоняя из волос последние капли, Аэль.

После горки они катались на колесе обозрения, прыгали с вышки, к которой был прикреплен эластичный канат, играли в аварии на скользком льду, по которому сновали маленькие одноместные автомобильчики. Ночь плавно подходила к концу. Уютная полянка возле самой дороги была украшена фонтаном. Аэль сидела на краю, подставив спину под брызги, Лаан и Вайль предпочли спрятаться под сводом каменной чаши. Блаженную тишину нарушало только журчание воды. Пора была возвращаться домой.

— А вот сейчас меня будут бить, — разрушая лирику, сказал Вайль и показал рукой в сторону дороги.

К ним приближались трое — изящная девушка в черном блестящем костюмчике и два молодых человека сложения «брат-квадрат». Шли они весьма целеустремленно, девушка тыкала пальцем в Вайля. Он не изменил позы — так и сидел, опираясь спиной на каменный постамент фонтана, сложив на коленях скрещенные руки.

— Есть за что? — быстро спросил Лаан.

— Есть, — вздохнул Вайль. — Увы...

— Вот, — сказала своим спутникам девушка. — Вот этот самый урод. Я еще думала — вдруг почудилось... А он тут прохлаждается, скотина.

— Пойдем поговорим, — стандартно начал беседу левый крупнокалиберный парень.

Лаан поднялся, пересел рядом с Аэль на край фонтана. — Он никуда не пойдет. Говорите здесь. Трое вас — трое нас.

Троица переглянулась, прикидывая свои шансы, и чуть сдала позиции. Лаан рассматривал потенциальных противников. Нормальные симпатичные ребята, вовсе не дураки и не гопники. И не хамье, судя по тому, что в словесную перебранку они вступать не стали. Ситуация была вполне ясна — в своих предыдущих приключениях на инициирующей завесе Вайль сделал с девушкой что-то нехорошее. Что именно — Смотритель мог легко догадаться, ему не нужно было смотреть в ее прошлое. Изнасиловал, убил. К счастью, не окончательно. Теперь к нему пришла вполне справедливая расплата — вот только запоздав, потому что карать они собирались уже несколько другого человека.

Так часто случалось в жизни — приговор был справедлив по факту совершения преступления, но бессмыслен какое-то время спустя. Обитатели инициирующей завесы менялись слишком быстро — не всегда к лучшему, но, как правило, радикально. Вот потому там и существовали только локальные законы. Законом Арены были правила боев. Законом Квартала Наемников — «чужие здесь не ходят, а если ходят, то на свой страх и риск». Но даже за убийство с отягчающими обстоятельствами там не карали. Смысла в этом не было ни на грош.

Впрочем, никто не запрещал и личную месть.

— Ты меня узнал? — спросила девица у Вайля.

— Да, — кивнул он. — Узнал. И помню, что сделал. Хочешь убить меня — бей, я не буду сопротивляться.

— Ну, с этим мы погодим, — хищно сказала она. — Сначала я расскажу твоим дружкам, какая ты тварь...

— Мы в курсе, — с протяжной ленцой ответила Аэль. — Мы знаем о нем столько, девочка, сколько тебе и не снилось...

— И вам это нравится? Вы такие же, да? Вот ты, белобрысый, ты тоже так делаешь, да? А ты, кукла, помогаешь?! У вас теперь банда? — девица быстро переходила на истерику. Понять ее было можно — пережитые боль и страх заставляли ненавидеть. И, разумеется, ненависть эта автоматом переносилась на всех, кто был рядом с Вайлем, кто не стремился разорвать его на части. Все было банально и грустно.

— Таша, не гони волну, — сказал правый парень. — Погоди. Разобраться надо... Так. Это был ты? Признаешься?

— Я, — кивнул Вайль. — Признаюсь.

— И что ты можешь сказать?

— Тебе — ничего, — пожал плечами он. — Ей — то, что я очень сожалею. Тому, что я сделал, оправданий нет и я не буду оправдываться. Таша, ты вправе сделать со мной то, что хочешь.

— Трахнуть и убить, ага? Хорошо звучит, да трудно сделать. Разве что втроем...

— Значит, втроем, — еще раз пожал плечами Вайль. — Если ты после этого успокоишься.

Девушка открыла рот, потом закрыла и принялась теребить за рукава своих приятелей. Оба они разглядывали Вайля, как совершенно непонятную конфету, которую и хочется съесть, и неясно, с какой стороны надкусывать.

— Он что, чокнутый? Или в какую-нибудь секту обратился? — поинтересовался левый парень у Лаана.

— Есть такая секта, людей с совестью, — улыбнулся Лаан.

— А где ж она раньше была, совесть-то?

— А раньше ее действительно не было, — Смотритель развел руками. — А теперь — есть. Такие дела, ребята. Решайте уж как-нибудь между собой. Его вы услышали.

— Вот херня, — развел руками правый, запуская ладонь в волосы и нервно теребя себя за пряди на затылке. — Ташка, ты что-нибудь понимаешь?

— Да зубы он вам заговаривает, рожа гадская! Зассал небось перед вами, вот и прикидывается блаженненьким!

— Он не прикидывается, — терпеливо сказал Лаан. — Он говорит то, что думает. И я тому свидетель. Решай, девочка. По законам Города он неподсуден — все, что он совершил, он совершил на инициирующей завесе. По законам человеческим — он отдал себя в твои руки.

— А ты-то кто такой, свидетель?

— Смотритель Лаан.

Слова прозвучали в предрассветной мгле тяжело и коротко. Девушка отступила на шаг, покачалась на каблуках. Парни тоже напряглись, пристально глядя на Лаана, во взглядах читались и уважение, и недоумение. Непонятно им было, что такая легендарная фигура делает в обществе урода-насильника.

— Ташка, не тяни резину, — через пару минут безмолвия сказал левый — симпатичный, коротко стриженый и курносый. Лицо у него было приятное и открытое. Ситуация его откровенно напрягала — не потому, что он боялся Смотрителя, напротив, сам Лаан и его слова служили гарантией справедливости. Курносый не понимал Вайля, который так и сидел, не шевелясь, и смотрел на Ташу. Такие перерождения не укладывались в его картину мира. Урод был уродом и должен был оставаться уродом на веки вечные, и даже если он пытался прикинуться хорошим человеком — он не мог измениться. Но вот — перед ним сидел урод, который уже не был уродом. Вайль был открыт настежь — прямо смотрел в глаза, говорил спокойно, не юлил и не пытался оправдаться. Он ждал Ташкиного решения, как приговора — и готов был ему подчиниться.

И от этого почему-то очень хотелось врезать Вайлю по морде. Бить головой о землю, бить ногами по лицу — что угодно, лишь бы тот закрыл глаза, сбросил маску, показал свою истинную уродливую суть.

Хрупкая женщина, сидевшая на краю фонтана, поймала взгляд курносого, и, видимо, почувствовала терзающие его душу страсти — она коротко, но внятно покачала пальцем. Парень опустил глаза к земле. Он знал, что чувства и мысли его — дурные, неправильные, но избавиться от них не мог. Ему хотелось, чтобы все поскорее кончилось.

— Не знаю, получится ли у меня... — неуверенно сказала Ташка. — Но если правда на моей стороне и Город меня слышит, то... — она подняла левую руку, сделала паузу, получше подбирая слова, и заговорила уже громко и четко. — И если Город слышит меня, то пусть будет так — если ты еще раз осмелишься взять женщину силой, то ты умрешь навсегда. Таково мое слово...

— Справедливо, — кивнул Лаан. — Справедливо и по делу. Я, Смотритель Лаан, подтверждаю — ты сказала, я услышал. Да вдохнет Город силу в твои слова...

Из темноты — то ли из воздуха, то ли прямо с начинающего багроветь рассветом неба упала горсть ярких рдяных искр, осыпав всех, стоявших на поляне.

— Это не проклятие, — медленно сказал Вайль, а потом резко поднялся и сделал шаг к Таше. — Это подарок. Спасибо...

Девушка всплеснула в воздухе руками, потом замерла и вдруг разрыдалась в голос. Вайль хотел было шагнуть к ней, но Аэль вовремя цапнула его за ремень, подтянула к себе и выразительно покрутила пальцем у виска, прошептав: «Вот только твоих утешений ей еще не хватало, не тот случай, дубина». В результате, успокаивать девочку пришлось Лаану — спутники ее так и стояли, открыв рты, и таращились на небо, Вайля и саму Ташку. Видимо, с проклятиями, выполненными по всем законам Города — лицом к лицу с жертвой, при свидетеле и при обращении к Городу — они столкнулись впервые, и не знали, что при этом случаются определенные спецэффекты.

Лаан со своей ролью утешителя справился отлично — девчонка прекратила истерику и начала кокетливо спрашивать, на что она похожа. Лаан убедил ее, что похожа она на красотку и даже чмокнул в нос, надеясь, что это окажется достаточным подтверждением ее красоты, но не излишней фамильярностью. Напряжение как-то незаметно стихало. Парни ушли, сказав, что подождут Ташку на дороге, а она никак не могла перестать всхлипывать и хлопать кончиками пальцев по нижним векам, чтобы убрать следы от слез.

Аэль, сидя на краю, обняла Вайля за шею.

— Ты молодец, — прошептала она. — Ты просто чудо. Я боялась, что ты сорвешься...

— А я не боялся, — улыбнулся в ответ Вайль. — Потому что ты была со мной.

Слов у Аэль не нашлось, она просто прижалась щекой к щеке Вайля и так замерла. Сердце билось слишком часто и с перебоями. Но это была какая-то счастливая болезнь, от нее не болело в груди, а было только тепло и радостно.

Наконец девушка убежала к своим приятелям, а Лаан подошел к обнявшейся парочке.

— Вот же прокрустовы дети, — грустно улыбнулся он.

— То есть? — не поняла Аэль. — Смысл сей шутки мне незнаком.

— Есть такая легенда о Прокрустовом ложе, я тебе ее рассказывал. У многих людей в голове живет такой вот Прокруст. И пытается обрубить все, что выходит за рамки их представлений. Это страшно, на самом деле. Потому что у всех — длина и ширина ложа своя, и мерки свои, и в результате оказывается, что уцелеть может только вот такой вот, — Смотритель показал сантиметровый зазор между большим и указательным пальцами. — кусочек правды. Той, что понятна всем подряд...

— Не бойся, — сказал Вайль. — Всегда будет кто-то, кто поймет нас лучше.

— Да я и не боюсь, — ухмыльнулся во весь рот Лаан и протянул руку Вайлю.

Две ладони встретились перед грудью Аэль и, не задумываясь, она положила свою поверх.

(обратно) (обратно)

Перекресток третий: не проси...

Глава 1 Ветер поднимается...

Чтобы закрыть завесу на вход, Хайо понадобилось уйти на последний этаж, зайти в ближайшую темную и пустую комнату и хорошенько сосредоточиться. Хоть и знакомая, но тяжелая и тонкая работа, требовавшая предельной внимательности. Он сел на пол у стены, скрестил ноги и первые несколько минут просто сидел, расслабляясь, освобождая сознание от всего лишнего, отгораживаясь от волнения, раздражения, усталости. Сложнее всего было отгородиться от постоянно звучавшего в ушах сбивчивого шепота Рэни — но и этот звук Хайо сумел вырвать из себя, забыть, перестать принимать во внимание.

Он открылся навстречу Городу, не поднимая век, распахнул глаза, вглядываясь в суть вещей, в ту бездну, никогда не бывшую пустотой, что и являлась истинным Городом. Потянулся к тонким, но прочным облаткам законов пространства, крупноячеистой сетью окружавшим инициирующую завесу. Убрать ячейки, сделать этот уровень Города закрытым для любого, кто пытается прийти снаружи. На выход — тоже не для всех, Хайо установил новое правило. Уйти может только тот, кто убивал, обороняясь. Все остальные — люди, тенники — натолкнутся на непроницаемый барьер, который упрямо выставит их обратно. Иначе найдутся желающие перебаламутить весь Город. Нет. Нельзя этого допустить. Пусть остаются здесь и получат хороший урок.

Но нельзя и препятствовать входить сюда тем, кто согласится помочь штабу «миротворцев». Поэтому Хайо поставил фильтр, замкнув его на себя и на Риайо, теперь каждый, кто постучится в дверь инициирующей завесы, должен будет представиться либо Смотрителю, либо Крылатому. С Риа он не договаривался, но знал, что тенник не будет против. Им нужны были дополнительные силы. Клан Падающих в Небо состоял всего-то из восьми членов, хоть эти восемь и стоили полусотни иных. Может быть, они придут. Может быть, придут Лаан и Кира, может быть, еще кто-то откликнется на зов, который Хайо вплел в нити напряжения информационной структуры Города — «все, кому дорог мир, все, кто на стороне разума — приходите!».

Уже заканчивая работу, закрывая отдельные щели и обходные пути, Хайо вдруг натолкнулся на препятствие — трое двигались сюда, пренебрегая обычными маршрутами и правилами перемещений, но — мягко, не калеча схемы барьеров. И тут же его настиг зов: «Коллега, ты обалдел? Ты что делаешь?» — это был Лаан с двумя спутниками. «Делаю, что могу. Приходи ко мне, сам увидишь», огрызнулся усталый Хайо. Сил у него осталось только на то, чтобы повалиться на чью-то койку, где вместо подушки лежал сложенный пятнистый бушлат. Город накрыл Смотрителя мягкими ладонями сна, возвращающего силы.

Лаану не потребовалось много времени, чтобы собрать всю доступную информацию. И «непримиримые», и «миротворцы», и «борцы с нечистью», щедро расписали информационное поле завесы воззваниями, декларациями, программами и призывами. Трудно было сообразить, что же именно происходит, но главное Смотритель понял — война на три фронта: люди, тенники, люди и тенники. Конфликты такого масштаба он мог пересчитать по пальцам одной руки. Хайо был в штабе «миротворцев» — ничего другого Лаан и не ожидал, где же еще он мог быть, среди фанатиков геноцида одной или другой расы, что ли...

— Вайль, Аэль, у нас большие проблемы, — сообщил он удивленно смотревшей, как он застыл посреди кухни, парочке. — Здесь идет война, все против всех. Мне придется поработать, вы — решайте сами.

— Мои — где? — первым делом спросила Аэль.

Лаану пришлось достаточно подробно обрисовать обстановку, на лету выхватывая куски информации и находя зацепки по тем людям Квартала, которых он помнил достаточно хорошо. После этого картинка и для него самого прояснилась.

— Мы с тобой, — кивнул Вайль, посмотрев на подругу.

Ограничив перемещения с завесы и на нее, Хайо попутно еще и сильно усложнил движение по коротким тропинкам, так что Лаан дважды попробовал и плюнул, осознав, что сил уйдет слишком много. Ему пришла в голову несколько более забавная идея, а для этого нужно было спуститься на улицу. Впрочем, снаружи все равно было тихо.

Как только они вышли из дома, к нам подошел патрульный — чрезвычайно серьезный парнишка-новичок. Впрочем, Аэль знала, что, хоть пацан и выглядит лет на четырнадцать, причем комплекция его описывается «соплей перешибить», но свое дело он знает. А судить по внешности не стоило — где-то там, откуда он явился, пацан командовал ротой спецназа, а здесь учил тех, кто выглядел вдвое старше, и учил так, что ученики на него едва ли не молились. Просто так ему хотелось — выглядеть безобидным мальчишкой, выцарапай которого из камуфляжа, наряди в майку и шорты, и будет типичный городской подросток, того возраста, когда они только-только появляются в Городе.

— А, это вы... — сказал он, улыбаясь до ушей. Крупные щербатые зубы нуждались в обработке щеткой, уши — в мытье с мылом, ногти плакали по ножницам. — А мы тут это... патрулируем... ну, мало ли чего...

«Беспризорник, как он есть, — невольно подумала Аэль. — Вот только не завидую я тем, кто поведется на эту удочку...».

— Патрулируйте, патрулируйте. А остальные где?

— Там, — махнул рукой парень, Аэль вспомнила — его зовут Нико, в сторону центра. — Мы тоже туда скоро уйдем, только эта... автоматику наладим и охранку поставим... Пароли я, это, сообщу...

— Отлично, — сказал Лаан. — А теперь отойди чуток, я тут буду кое-что делать.

Делал Смотритель танкетку. Ему пришлось хорошо напрячь память и силы, но через пять минут желаемое транспортное средство все же возникло на улице перед домом Аэль. Изделие невиданной доселе в Городе конструкции — каплевидное тело, венчавшееся коротким широким стволом, висевшее в воздухе на прослойке голубоватого света, черное зеркальное лобовое стекло, три фары, треугольником расположенные на передней части. В длину танкетка получилась всего метров пять, но этого было достаточно, чтобы ошарашить встречных.

— Застрянете, — сказал Нико.

— Как же, — ухмыльнулся Лаан, прикладывая ладонь к борту — дверца с чавканьем исчезла. Он прыгнул в кабину, дверца затянулась, танкетка плавно стартовала и поехала по улице — почти бесшумно, как черный призрак. Сначала — прямо, потом боком, потом на высоте метров трех, потом описала какую-то уже авиационную петлю в воздухе, приземлилась на другой бок, потом выровнялась и подъехала обратно к компании. Лаан высунулся из кабины. — Ну что, застрянем, да?

— Это... погорячился, — развел руками Нико. — Не похоже...

Вайль и Аэль влезли внутрь, Аэль бросила на свободное сиденье большой чемодан со своими инструментами и лекарствами. Внутри танкетка мало чем отличалась от автомобиля. Удобные кресла, обитый кожей потолок, широкие окна бокового и заднего вида. Только приборная панель была совсем другой, со многими кнопками непонятного назначения.

Лаан приложил руку к серебристому контуру пятерни на приборной панели, и танк тронулся с места.

В кинотеатре, отведенном под штаб, их компанию уже ждали. На ступеньках Лаан встретил старого знакомого, Риайо, в окружении трех женщин и двух мрачных наемников. Поблизости вертелась стайка молоденьких тенников, персоны посерьезнее — глава клана Детей Дороги с парой ближайших помощников, та самая девушка, ради которой Хайо отправился на инициирующую завесу, еще какая-то пестрая публика. Все это сборище племен и народов деловито галдело, спорило, пререкалось, выслушивало и отдавало распоряжения, так что разобрать отдельный голос могли только стоявшие рядом.

— Ты здесь, — улыбнулся Крылатый. — Хорошо.

— Где бы мне еще быть? — пожал плечами Лаан, отдавая танкетке мысленный приказ отправиться на стоянку.

Аэль быстро присоединилась к знакомым парням, принялась что-то с ними живо обсуждать. Смотритель проследил за ней взглядом, потом переключился на Риайо. Обоим старожилам не понадобилось много времени и слов, чтобы обменяться недостающей информацией. Ясно было главное: пока что дела «миротворцев» не так уж и хороши. Много людей, много ресурсов, но слишком мало организации. Большинство откликнувшихся на зов не годятся на управляющие должности. Много хороших бойцов, но недостаточно организаторов хотя бы средней руки.

Лаан вздохнул. Сам он умел делать многое, то же умели и Риа, и Хайо, но чтобы управлять уже многотысячной командой, да что там стесняться очевидного — войском, нужны помощники. На посты командиров боевых подразделений прекрасно сгодятся ребята из Квартала, их не нужно ничему учить, достаточно поставить задачу. Но есть еще снабжение, медицина, разведка, защитные меры против оружия, используемого тенниками из непримиримых. Самое сложное — расставить всех на свои места, туда, где каждый сможет принести максимум пользы... или, хотя бы, причинить минимум вреда.

Вдобавок у Лаана имелась отдельная забота: пристроить Вайля к делу так, чтобы у него было как можно меньше шансов сорваться, чтобы парень чувствовал себя занятым, нужным и обретался где-нибудь поблизости, в самом штабе, а не на дальних позициях. В том, что из последнего выйдет что-нибудь дельное, Лаан крупно сомневался. С Аэль куда проще, чем ей придется заниматься, Смотритель знал: организовывать полноценный госпиталь и сеть медпунктов. Они понадобятся достаточно быстро, тут и до гадалки ходить не нужно.

В первый час Лаану показалось, что штаб организован достаточно сносно, и только когда он начал задавать конкретные вопросы «Сколько у нас человек? Кто отвечает за обработку разведданных? Кто тренирует новичков?» оказалось, что одним делом занимаются двое-трое, даже не будучи в курсе, что кто-то работает в той же области, а другим не занят никто вовсе, но все уверены, что где-то там есть некто, который за это отвечает. Без лишних нотаций и выговоров Смотритель включился в работу, выясняя, где организация проседает особо серьезно, кто из толковых ребят шатается по штабу без дела, можно ли назначить ту на сбор информации, а этого на перепись личного состава.

Потом с позиций вернулся Хайо, Смотрители наскоро переговорили, обменявшись новостями, одобрили решения друг друга, составили график дежурств и разошлись, вполне довольные друг другом.

Вайля Лаан отправил к разведчикам, погрозив кулаком парню из Квартала, который при виде бывшего гладиатора сделал лицо, начисто лишенное гуманизма.

— Нет уж, ты будешь с ним работать, научишь чему надо, и давай без лишних споров? — задушевно «попросил» Смотритель. — Этот парень здесь пригодится, поверь.

Вайль, в отличие от двух начальников, не спорил и не сопротивлялся. Он только коротко кивнул, спокойно глядя на будущих коллег. Уже не в первый раз он сталкивался с теми, кто знал его раньше, накрепко запомнил все выходки и не испытывал добрых чувств. Упругая стена недоброжелательности отделяла его от бывших случайных знакомых, от тех, с кем он дрался, но Вайль хорошо усвоил один урок: изменить впечатление о себе можно. Не стоит только ждать, что это произойдет сразу, что все примут тебя с распростертыми объятиями. Даже предвзятость можно преодолеть, не нужно только торопиться. Он и не собирался торопиться, как не собирался реагировать на косые взгляды новоиспеченных коллег.

Коллеги же, судя по всему, собрались испытывать его терпение по полной программе. Для начала ему всучили карту и целый ворох бумаг, потребовав отметить на карте все, что содержится в записках, заметках на полях и других источниках, накопившихся за последние полтора дня. Осознав объем работы, Вайль немножко огорчился. Углубившись в работу, он огорчился заметно сильнее: большинство сведений были противоречивыми, и он не представлял, какую часть из них нужно отбраковать, по каким критериям.

— Работай, работай, — ответил ему на многочисленные вопросы парень из Квартала и улыбнулся.

К вечеру Вайль перестал задавать вопросы — все равно на них никто не отвечал, и по большей части не из вредности, а просто потому, что оба разведчика занялись своим делом лишь несколькими часами раньше: тот, кто спихнул им наследство в виде горы разрозненных бумаг, умотал на другой конец завесы и возвращаться не собирался. Сами они не знали, что делать и с чего начать. Обоих впопыхах запрягли заниматься вроде бы нужным и важным делом, не слишком интересуясь, разбираются ли они в нем.

Они не разбирались. Один из парней то и дело стонал, что лучше бы вышел в Город, сам посмотрел, что к чему и вернулся с толковыми сведениями, другой просто молча пялился на карту и выхватывал из растрепанной стопки листы, смотрел на них, вздыхал и откладывал в другую стопку. Перебор бумажек не помогал ему увидеть даже часть картины, понять, что происходит снаружи и что нужно делать.

Ровно в тот момент, когда все трое выхлебали четвертый термос кофе и поняли, что дело их глубоко бессмысленно, что пора идти гладить шнурки и точить боевые зубочистки, а еще лучше повеситься прямо над рабочими столами, дабы смыть позор, в комнату зашел некто четвертый. Вайль покосился на «начальство», уныло развалившееся в креслах и предающееся самобичеванию, потом на гостя — невысокого, раскосого и очень сердитого. Начальники вошедшего, судя по всему, знали.

— Где карта? — вопросил темноволосый гость. — Мне нужна новая карта, я же просил!

— В гнезде! — ответствовали начальники хором, не поднимаясь из кресел. — Ты нам что дал? Кучу какого-то хлама. Мы ее еще не разобрали.

Темноволосый, болезненно морщась, потер скулу, потом облизнул губы.

— Я бы оценил шутку, если бы мне не нужна была карта, — тихо сказал он.

— А нам нужны разведчики, не меньше пятнадцати. Отчеты командиров отрядов, каждого. И все это — чем раньше, тем лучше, — сказал Вайль.

И начальники, и пришедший задумчиво уставились на него. Повисла задумчивая тишина, в которой отлично было слышно, как в дальнем углу кабинета мелкая мушка бьется о стекло. Раскосый стрельнул глазами в сторону мухи, и жужжание прекратилось.

— Если вам все это нужно, то почему я слышу об этом только сейчас? — еще тише, хриплым и явно усталым голосом спросил гость. — Ребята, вы потратили половину дня. Даром, как я понимаю. Пожалуйста, к полуночи сделайте то, о чем я вас попросил.

— А кто это был? — спросил Вайль после того, как нежданный визитер тихо прикрыл за собой дверь.

— Наше главное начальство, — уныло сказал Марк, левый полуначальник. — Собачий хвост, ну мы и облажались. Действительно, чего сидим-то? Эй, гладиатор, дуй вниз, разбирайся с разведчиками и отчетами.

— Я не гладиатор, — сказал Вайль. — У меня есть имя.

— Хорошо, хорошо, у тебя есть имя, мы его знаем, мы будем тебя называть по имени, только, пожалуйста, иди вниз и начинай работать! — встал из кресла правый полуначальник, откликавшийся на прозвище Шмель. — Второго такого позорища я не вынесу...

Вайль посмеялся, спускаясь по лестнице. Пинок, полученный от главного начальства, послужил на пользу: младшее начальство выпало из апатии, перестало издеваться и соизволило начать думать головами. До этого головы использовались только по прямому назначению, то есть, для поглощения кофе. Теперь все будет хорошо, главное, разобраться, где искать тех самых разведчиков, командиров и как заставить их сообщать информацию разведке.

Все оказалось намного легче и проще, чем показалось в первый момент. Первые десять минут Вайль потратил на то, чтобы выпить чашку чая и закусить бутербродом. Пока он жевал, в эту же комнатушку на первом этаже спустился Лаан, и был немедленно подвергнут допросу на все интересующие Вайля темы. К концу разговора новоиспеченный разведчик уже знал, что и как будет делать, где найти нужные персоны, как заставить их выполнить поручения...

— Ты неплохо начал, — похвалил его под конец Смотритель.

— Начал я как раз плохо, — покачал головой Вайль. — Мы полдня не знали, что и как делать. Только сейчас дошло.

— До кого дошло? — как бы невзначай спросил Лаан.

— До меня.

— Хорошо, — кивнул Смотритель. — Работай.

Рэни ходила по коридору от стены к стене — три шага, еще половинка, разворот и обратно — так удобнее было думать. Еще днем пролетавший по тому же коридору Хайо сгреб ее за плечо, развернул к себе, внимательно посмотрел в лицо, после чего изрек: «Ты — начальник снабжения. Поняла? Отлично!» и умчался куда-то вниз. Изумленная девушка прислонилась к стенке, чувствуя голыми плечами все шероховатости на краске, посмотрела ему вслед и глубоко задумалась.

Нужно было что-то делать. Либо догнать Хайо и категорически отказаться (это возможным не представлялось), либо приниматься за работу. Это тоже реальным не казалось.

«Хорошо, снабжение — это значит, обеспечивать всем необходимым. Ну и что у нас является необходимым? — рассуждала Рэни чуть позже, сидя на крыльце. Мимо пробегали в обе стороны люди и тенники, все были чем-то заняты, и только девушка не представляла, как ей включиться в эту бурную деятельность. — Отрядам, наверное, нужно оружие. И всякие там боеприпасы. Хорошо, а сколько им надо? И где их берут? Еще продукты, одежда, то есть, обмундирование, медикаменты, всякая ерунда — бумага там... И, опять же, сколько этого нужно?».

Самым трудным было — начать спрашивать. Приходилось говорить слишком со многими, и добрая половина не слишком-то охотно отвечала на вопросы, что же касается злой половины, так они и вовсе сбегали, сообщив перед тем, что жутко заняты и подумают когда-нибудь потом. Через час Рэни обозлилась и начала разводить террор. Теперь от нее никто не пытался отделаться побыстрее, все чинно отвечали на вопросы и даже помогали разобраться в том, что является самым необходимым, а с чем можно потерпеть.

Еще через несколько часов у нее уже был целый отряд помощников, добровольных и не очень. Любого сидевшего без дела Рэни брала за руку или за шкирку, уводила за собой, вручала список и говорила «а вот сделай-ка, милый друг, то и это... да-да, ровно сейчас, не потом. Я жду...». Два складских помещения понемногу заполнялись предметами первой необходимости.

Когда пятый по счету посланец обратился к Рэни с вопросом «а есть ли у нас?..» и она смогла ответить ему «да, есть!», она поняла, что дела ее не так уж и плохи. Ее уже не волновало, что она почти никого не знает, что теоретически ей могут отказать в просьбе... ее уже мало что волновало, кроме работы; и работа эта ей нравилась. Хайо не ошибся. После первых мучительных часов все пошло так, что девушка гордилась собой и результатами своего руководства.

Разобравшись с основной массой дел, она поняла, что проголодалась. Можно было перекусить прямо на месте, она уже не задумывалась о том, как сотворить для себя тарелку с любой едой или горсть карамели, но внизу, в импровизированной столовой, было гораздо интереснее. Там постоянно собирались веселые компании, рассказывали байки и анекдоты, сообщали кое-какие новости.

Просторная комната, половину которой занимали выстроенные в линию столы, была набита битком. За одной половиной стола подкреплялся отряд из двух десятков человек, судя по хмурым лицам и перепачканным копотью лицам, они только что вернулись с позиций. Те, кто сидел напротив, были Рэни отчасти знакомы. С некоторыми она уже сегодня пообщалась. Во главе стола разместился здоровенный бородатый дядька, которого девушка сразу выделила из толпы. Он молча грел руки, прижав их к пузатому чайнику.

Заметив Рэни, он пододвинул к столу табурет, похлопал по нему. Она подошла и села рядом, удивленно глядя на человека, с которым еще не успела познакомиться. Перед ней тут же возникла здоровенная круглая пиала, бородатый до половины налил в нее темный резко пахнущий травами напиток, кивнул.

— Спасибо, — тоже положила ладонь на горячий полупрозрачный фарфор Рэни. — Мы, кажется, незнакомы.

— Отчасти так. Я тебя знаю, а ты меня нет, — подмигнул дядька. — Меня зовут Лаан.

— О! — обрадовалась девушка. — Меня к вам... к тебе сегодня раз пятнадцать посылали, только я не нашла.

— Ага, это просто нереально — найти в этом здании меня, — улыбнулся Лаан. — Ну, и с чем тебя посылали?

— Извини, я сначала поем, а потом уже буду разговаривать, — насупилась Рэни. — Я, конечно, очень рада встрече, но у меня уже голова кругом идет...

— Пей чай, — кивнул бородатый. — Извини.

Горьковатый травяной настой взбодрил с первого глотка. Рэни сразу поняла, что последние часы она действовала на полном автомате, не замечая большей части происходящего вокруг. Все силы уходили на подсчеты и размышления. Теперь же свет ударил в глаза, а тепло пиалы приятно пощекотало пальцы. В воздухе пахло сандалом. Девушка оглянулась и нашла источник запаха. Длинноволосый парень, сидевший у стены в обнимку с гитарой, держал в пальцах ароматическую палочку. Заметив взгляд Рэни, он молча передал ей оставшуюся половинку.

Рэни воткнула ее в зачерствевший уже ломоть хлеба, ладонью подогнала к себе струйку дыма. После следующего глотка травяного чая ей захотелось есть. Два пирожка с грибами, здоровенное сочное яблоко и ломтик дыни. Она ела медленно и неторопливо, зная, что очень скоро придется вставать и погружаться в работу, вновь спрашивать, записывать и подсчитывать, пытаться понять тонкую разницу между патронами разного калибра, выслушивать претензии нервной и слишком резкой дамочки, занимавшейся ранеными. Минуты тишины, простых удовольствий — чуть отдающий смолой терпкий чай, сладкая дыня, после которой так приятно облизывать пальцы, терпеливо ждущий ее бородатый, вполне приятный и симпатичный по крайней мере с виду...

Сквозь сандаловый дым, сквозь чайную горечь пробился звонкий девичий голос.

— ...пора повыкидывать эту нелюдь отсюда к псам!

Рэни поморщилась, покосилась на соседа. Тот склонил голову набок и сдвинул широкие светлые брови в прямую черту. Вдвоем они внимательно уставились на девицу. Вполне обычное создание Города: человек, на вид лет двадцать, рыжие волосы заплетены в три десятка косичек, растянутая майка, голубые джинсы. Пафосный голос, уместный лишь на митингах, плохо сочетался с этим обычным внешним видом.

Уставились на нее не только Рэни с Лааном, но еще и почти все, кто сидел в столовой.

— Это же не люди, — вдохновенно продолжила девица. — Это какие-то выродки!

— Что же получается? — сказал сосед Рэни неторопливо; голос у него оказался низкий и звучный. — Люди — это те, кто делает то, что тебя устраивает? А остальные — нет?

— Я не поняла! — вспыхнула рыжая. — Вы что, защищаете эту мразь? Ничего себе, нашли время и место! Вы хоть на улицу высовывались? Вы видели, что там делается?

— Видел, — терпеливо кивнул Лаан. — Допускаю, что меньше, чем ты. Но скажи мне, пожалуйста, при чем тут люди и выродки?

— Те, кто так поступает, не могут называться людьми! Это же ясно кому угодно!

— Мне до сих пор казалось, что люди — это раса, а не набор достоинств.

— А я вот не хочу считать их людьми!

— Хорошо. А если я не захочу тебя считать человеком? Потому что мне не нравится то, что ты говоришь и думаешь?

— Меня? — рыжая подпрыгнула на стуле и негодующе уставилась на Лаана. — Ну знаешь, дядя... Ты вообще кто такой? Ты, наверное, от этих борцов сюда пришел? То-то у тебя куртка такая же...

Лаан расхохотался, к нему присоединилась и половина аудитории, внимательно следившей за перепалкой. Ситуация становилась все смешнее и смешнее. Глупенькая девчонка, должно быть, считала, что по куртке можно узнать о человеке практически все. Рэни задумчиво смотрела на рыжую, сверкавшую ярко-зелеными глазами, и вертела в руках чашку.

— Лапочка, — сказала она наконец. — Тебе не кажется, что ты здорово ошиблась командой?

— Это еще почему? — переключилась на нее рыжая.

— Да потому, что здесь не судят по курткам и форме ушей. А теперь спроси меня, кто я такая и что я видела, давай! — улыбнулась Рэни, по глазам девицы прочитав, что сейчас услышит.

Девчонка пулей вылетела вон, хлопнув напоследок тяжелой дверью. После секундного молчания грянул новый залп хохота.

— Вот так и редеют наши ряды, — сказала женщина в черной форме. — Неоценимая, невосполнимая потеря...

— Все это не так уж и весело, — когда улегся смех, сказала Рэни. — Уничтожать врагов, которые «нелюдь», сферических в вакууме — легко и просто. Как тараканов давить. Ты хороший, они плохие, наше дело правое, бздям — и нет негодяя. Детство. А вот если знаешь, что этот враг — живой, из плоти и крови, тут уже не у каждого рука поднимется. Вот и остается только закрыть глаза и истошно вопить: «Это не люди! Не люди! Мразь!»...

Женщина в черном опустила на стол чашку, подперла подбородок рукой и уставилась на Рэни. Девушка испуганно отвела глаза и обнаружила, что на нее смотрят почти все. Она испуганно отвернулась к Лаану, вопросительно приподняла бровь.

— Продолжай, неплохо получается, — подмигнул тот.

— Ну... э... в общем, я хотела сказать, что такая дележка на людей и не людей — это как бронежилет для мозгов. Чтоб ни одна мысль ненароком в голову не попала, — смущенно продолжила Рэни. — А то вдруг произведет там какое-нибудь потрясение, придется думать дальше, повзрослеть... ужас, да?

— Бронежилет для мозгов — это каска, — ехидно произнес бритый налысо парень, сидевший неподалеку.

— Хорошо, милый. Следующий раз я подготовлю речь, отредактирую и прочитаю, договорились? — похлопала ресницами Рэни. — А на сегодня импровизированная лекция окончена. И, кстати, о касках и прочих бронежилетах...

Не успела она выспросить из Лаана все нужное, как явилась та самая не понравившаяся Рэни с первого взгляда тетка-медик, и сообщила, что некоторую часть присутствующих зовут наверх на собрание. Рэни с удивлением узнала, что она тоже входит в эту часть, потом вспомнила, что уже несколько часов является Большим Начальником и покорно потопала следом за вредной дамочкой. С медичкой Рэни успела поцапаться уже трижды, каждый раз дело не заходило слишком далеко, обе женщины только обменивались недовольными взглядами и выразительно хмыкали, обмениваясь любезностями, но уже ясно было: это нелюбовь с первого взгляда. У обеих достаточно ума и выдержки, чтобы не позволить нелюбви повлиять на работу, но приязни не будет.

В комнате на третьем этаже Рэни увидела все начальство и еще некоторых весьма примечательных лиц, например, здоровенного и на редкость красивого брюнета, скромно сидевшего в углу с папочкой в руках. Руки были на удивление изящными, все остальное — тоже весьма и весьма ничего. При этом на лице красавчика не было того противного выражения, которым отличались многие парни, знающие, что хороши собой. Девушка поразмыслила и уселась рядом с ним.

Добрых полчаса она скучала, лишь изредка делая в блокноте пометки, когда кто-то говорил ключевую фразу «и еще нам понадобится...». Обсуждали то, что ее волновало мало, а по правде сказать, так и было слегка неприятно: боевые действия. Зато Риайо, Хайо и Лаан то и дело обращались к соседу Рэни, так что она успела вдоволь понаблюдать за синеглазым брюнетом, узнала, как его зовут и пришла к выводу, что коллега не только симпатичен с виду, но и весьма неглуп. Вот только привычка царапать ногтем деревянный подлокотник кресла раздражала. Едва уловимый скрежет раздражал, как писк комара в дальнем углу комнаты: слышишь его краем уха, но не можешь отвлечься.

— Слушай, ты не мог бы перестать это делать? — шепотом попросила Рэни.

Сосед извинился и перестал, найдя более увлекательное занятие — начал отрывать от листа тонкие полоски бумаги и свертывать их в трубочки. Тетка-медик, заметив их обмен репликами, с недобрым вниманием вытаращилась на обоих. Рэни вздохнула про себя и уставилась в потолок. Уж если два человека не понравились друг другу с первого взгляда, то это всерьез и надолго, и каждое лыко будет в строку... Впрочем, а какое ей дело до чужой приязни и неприязни? С работой обе справляются отлично, как сказал Крылатый, ну и достаточно того. Эмоции отдельно, дела отдельно.

Когда со всеми подробностями тактики и стратегии было покончено, настал черед Рэни. Сначала вся старшая тройка — Лаан, Хайо и Риа — поочередно задали ей сотни две вопросов, потом начали говорить командиры отрядов. Она лихорадочно шкрябала ручкой по листам блокнота, не успевая одновременно слушать и записывать, и так маялась, пока сосед не отобрал у нее блокнот и не принялся записывать сам.

Через полчаса объемистый, на четыре страницы, список был готов. Оказалось, что у брюнета неплохой почерк, разборчивый, но мелкий... и если бы Рэни записывала сама, список занял бы добрый десяток листов. Осознав масштабы работы, она пригорюнилась и тоже принялась рвать бумагу на полоски. Как оказалось, дурная привычка отменно успокаивала и помогала разогнать тоску. Р-раз полоска, и сразу вспоминаешь, кто может обеспечить подвоз продуктов в нужном количестве; два полоска — и соображаешь, что давешний мальчик-наемник очень лихо справлялся с изготовлением боеприпасов, и нужно будет поймать его, пока он не умотал поближе к боевым действиям; тр-ри полоска, и делается ясно, что список хоть и велик, но отнюдь не безразмерен, и к утру, пожалуй, все нужное будет в наличии.

Вайль глядел на свежую сводку, которую уже зачитал, и пытался свести концы с концами. То, что его интересовало, выходило за пределы его компетенции, но пока совещание не кончилось, можно было поразмыслить над загадками и тайнами гражданской войны на завесе. Он задумчиво водил по бумаге карандашом, составляя на обороте сводки простенькую таблицу.

Вот есть семь кланов верхних тенников. До начала всего бардака было два клана непримиримых, два клана лояльных, и остальные — нейтральные. Теперь лояльных трое, а четверо — непримиримые. Дети Молнии и Идущие в Ночи присоединились к Теням Ветра и Звездам Полуночи, а Стражи Тишины встали на сторону штаба миротворцев. Последнее не слишком удивительно, Стражи — клан неагрессивный, среди них больше всего тех, кто действительно работает с Городом, ликвидирует Прорывы, чинит случайные прорехи в тканях завес и вообще по мере сил наводит порядок. А вот что случилось с остальными?

Дети Молнии принимают к себе тех, кому подвластна стихия огня. Шаровые молнии и лавины пламени — не самое серьезное из того, что может опрокинуть на врага любой тенник этого клана. Довольно серьезные противники, их стоит опасаться... но почему? До сих пор они весьма мирно уживались с людьми.

Идущие в Ночи — клан оборотней; ну, эти всегда были нейтральны только на словах. На самом деле у большинства темперамент совершенно зверский; сначала думают, потом делают, даже в человекоподобной форме. Тигр — он и есть тигр, хищник, даже если временно встал на две ноги. Соображают они не очень хорошо — звериное чутье, интуиция, при этом явная недостаточность логики; но именно Идущие и начали тренировать боевые отряды. Значит, им кто-то подсказал? Или сами додумались? Хорошо бы узнать об этом побольше...

С Тенями Ветра все ясно; как считали себя непримиримыми, так и воспользовались первым же удобным случаем, чтобы отстоять свои права. Права... забавно, кто на их права покушается-то? Еще поди покусись на их права, именно в этом клане большинство обладает способностью ходить через стены, использовать свою силу отнюдь не в мирных целях, да и в изготовлении мощных талисманов им нет равных.

Звезды Полуночи — клан небольшой и слабенький, там только бойцы-мечники, особыми способностями никто не обладает, хотя... теннику из этого клана они и не нужны. Пока успеешь рот открыть, серебристая молния оставит тебя без рук, ног и головы в придачу. Скорость реакции, характерная для всей расы, плюс отличная школа фехтования — да уж, тоже не самые приятные противники. А если учесть, что и характеры у всего клана — не сахар, то малочисленность уже и не утешает. По традиции непримиримые, хотя довольно редко участвуют в каких-то заварушках.

Интереснее другое — все кланы, хоть и держатся друг за друга, не шибко любят собратьев из других кланов. Приоритеты расы — отдельно, дружба — отдельно. Вайль толком не знал, почему так сложилось, но что те же Идущие в Ночи откровенно не любят Теней Ветра, помнил. И вот, с виду — так в одночасье, — все четыре клана находят друг друга, сливаются в радостном экстазе взаимопонимания и объединяются против общего врага. Все логично, вот только одно непонятно: откуда же взялся враг? Банды людей понабежали со всех уровней Города несколько позже, когда прошел слух о массовых беспорядках.

А с чего же, собственно, все началось?..

Три человека зашли в квартал тенников, получили по шее, вернулись с подмогой, подмогу тоже встретили отнюдь не с распростертыми объятьями, кого-то убили, остальным удалось унести ноги. На первый взгляд все началось именно с них, вот только первый взгляд тут ни при чем. Потому что разных охламонов, нарочно или нечаянно свернувших «не туда», и до того было довольно много. А здесь из вполне невинного и легко исправляемого инцидента вышел огромный конфликт. По таракану не то что ударили кулаком, разнеся вдребезги стол — нет, тут уж попросту бросили в комнату гранату. И граната эта была подготовлена заранее, чека выдернута и оставалось только швырнуть ее. Отряды Идущих в Ночи уже были подготовлены и экипированы. Непримиримые воспользовались удачным случаем или старательно подготовили его?

Схема на обороте сводки становилась все более сложной и запутанной. Стрелки и пунктирные линии объединяли кружки и квадраты в единую систему, но вскоре рисунок превратился в хаотичное переплетение линий, где Вайль уже сам не понимал, что с чем связано, что из чего вытекает, и какую причинно-следственную связь он увидел между двумя событиями, обозначенными аббревиатурами. Он скомкал лист и засунул его в карман.

Смутная и непонятная картина... неплохо бы обсудить ее с Лааном. Может быть, тот знает что-то еще.

Собрание было прервано довольно неожиданно. В дверь без стука влетела растрепанная и бледная, как смерть девушка-тенник, нашла взглядом Аэль и изобразила целую пантомиму.

— Я тебя не поняла, — сказала Аэль вслух, поднимаясь с места. — Впрочем, иду. Извините, господа и дамы...

— Да, в общем, пора расходиться, — сказал Хайо.

Воспользовавшись уходом сердитой медички, Рэни решила продолжить знакомство с соседом. Пока остальные вставали, забирали куртки и разгрузочные жилеты, она преградила парню дорогу. Оказалось, что едва достает ему носом до средней пуговицы на рубашке, это немного смутило: пришлось задирать голову, чтобы увидеть лицо брюнета. Он, впрочем, быстро сообразил, что разница в росте мешает разговаривать, сел в кресло. Сапфирово-синие глаза смотрели спокойно и ободряюще, и Рэни не стала думать, садиться ей или стоять, куда девать руки и что вообще делать.

— Ты тут давно? — спросила она.

— С середины дня, — ответил парень. — Или ты имеешь в виду — вообще в Городе?

— И так, и так, — улыбнулась Рэни. — Это я собираюсь познакомиться с тобой поближе, так что рассказывай все, что хочешь.

Говорить с ним было легко и весело; через минуту девушка сообразила, что дело не в собеседнике, дело в ней самой. Ей больше не нужно думать, какое впечатление производит каждая фраза, что о ней думают и как воспринимают. Можно было просто перешучиваться, обмениваться всякими забавными наблюдениями, болтать и смеяться, отдыхая и душой, и телом — она все-таки уселась в кресло, подтащила к себе ближайший стул и водрузила на него усталые ноги.

Они здорово заболтались, не заметив, что остались в кабинете почти одни. Сидевший за столом Хайо давно уже косился в сторону болтающей парочки. Ярослава стояла за его стулом, задумчиво гладя любимого по затылку. Хайо мешала негромкая, но незатихающая болтовня, и еще ему очень не нравилось радостное оживление на лице подопечной. Он хотел загрузить ее работой по самые уши, так, чтобы она на время забыла о том, как кокетничают с посторонними, и зачем вообще это делают. Однако же не прошло и суток, как блондинка нашла себе компанию, распушила перышки и принялась увлеченно щебетать за жизнь. Компания эта не нравилась Смотрителю вдвойне и втройне — Вайль, тот самый парень, про которого он много слышал, а кое-что и видел. В то, что синеглазый красавец стал таким уж здоровым и нормальным, Хайо не верил. Так быстро никто не меняется. И пусть себе общается со своей женщиной, это дело Лаана, Аэль — его подруга... но вот от Рэни ему стоит держаться подальше; а Рэни — от него. Оба целее будут.

Однако ж, блондинка поставила его в тупик. Надо было прекращать веселый щебет, который парочка устроила, сидя в его кабинете и не замечая никого вокруг; но как это сделать? Попросить их уйти — так они же уйдут и продолжат в коридоре, и невесть до чего дообщаются, если вспомнить манеру Рэни вешаться на шею любому встреченному мало-мальски смазливому кавалеру. Но нужно дать ей понять, что такое общение нежелательно.

— Яра, ты не могла бы ей объяснить, что не нужно болтать с этим парнем? — шепотом сказал он, пользуясь тем, что парочка никого, кроме друг друга, не слышала.

— С какой стати? — неожиданно воспротивилась Ярослава. — По-моему, они ничего дурного не делают.

— Я так не считаю.

— А если не считаешь, так сам и скажи, — подруга сердито фыркнула и принялась убирать со стола, демонстративно не поворачиваясь в сторону Хайо.

Обалдев от очередного выражения женской солидарности, Смотритель поднялся из кресла и подошел к сидящим болтунам. Оба замолкли и внимательно уставились на него. Физиономии были донельзя невинные, вот только глаза у обоих поблескивали ярко и лихорадочно. То ли дорвались до задушевных бесед, то ли понравились друг другу в той степени, которая Хайо категорически не устраивала.

— Рэни, я хотел бы, чтобы ты поменьше тратила время на болтовню, — сказал он, не глядя на бывшего гладиатора.

Рэни опешила. В этом весьма и весьма несвойственном Хайо ни по формулировке, ни по тону заявлении ей послышалось нечто подозрительно знакомое. Так с ней разговаривал Грег, точнее, так он начинал разговор, а дальше из него потоком сыпались обвинения и жалобы. Она не так говорит, не с теми и не там, не так сидит, не так смотрит, не так одевается и вообще с ней стыдно выйти в люди.

Она покосилась на изумленно распахнувшего глаза Вайля в надежде, что парень что-то скажет, и тут же одернула себя. Хватит, этих пирожков с котятами она уже наелась досыта! Спрятаться за спину мужчины, потом обнаружить, что спина не слишком широкая и не больно-то крепкая, обидеться на весь свет, что не защитили, не вступились, не помогли отмахаться от глупых претензий... довольно. Она сама в состоянии за себя постоять и отбить у Хайо всякое желание впредь сообщать о том, что ему «хочется». Перехочется!

— Меня не волнуют твои желания. Если ты считаешь, что я не справляюсь с работой, скажи об этом прямо, — глядя Хайо в глаза, отрезала девушка. — Если же я справляюсь, то не твое собачье дело, с кем и как я провожу свободное время. Ясно?

Выходя из кабинета, она оглянулась и увидела, что Ярослава ей дружески подмигивает.

К утру суета не то чтобы улеглась, скорее, закемарила, по-прежнему сидя между членами штаба миротворцев. Воспользовавшись очередной минутной передышкой, Лаан утащил Хайо в ближайшую пустую комнату, наскоро сотворил чайник и две кружки, всучил коллеге тяжелую глиняную посудину и показал на кресло.

— Мне кажется, что ты знаешь обо всем чуть больше, чем рассказал раньше. Я прав?

— Пожалуй, — кивнул Хайо, сдувая пар с радужного зеркальца горячего крепкого чая. Окно в комнате было распахнуто настежь, глупое наивное окно, готовое впустить в себя любого чужака. — Кое-что было рядом. Слишком близко...

Рассказ получился достаточно коротким, но емким. Лаан слушал внимательно, и чем дольше слушал, тем больше ему казалось, что собеседник вообще не отдает себе отчета в том, что происходило у него под носом, не видит связей между событиями и вообще ухитрился слишком ко многому прикоснуться, слишком мало почувствовав.

Все, что Смотритель знал о коллеге, говорило ему, что этого не может быть. Лучший информационщик Города не мог столь явно ошибаться; проще уж было поверить в то, что сам Лаан приумножает сущности без необходимости. Проще, приятнее, легче для обоих — но не удавалось, как Лаан себя ни уговаривал.

— Значит, ты нашел этого посредника, фактически, случайно. Он как бы нечаянно сорвал переговоры, потом была провокация с твоей девочкой. Практически одновременно — начало боевых действий. Но подготовка отрядов началась еще до того... кажется, — Лаан построил в воздухе полупрозрачную жемчужную пирамидку, пытаясь прикинуть соотношение хода времени на разных завесах. — Да, действительно так. Хайо, а тебе не кажется, что тебя крупно подставили?

— Кто?

— Кто — не скажу, но чьими руками — кажется, вполне ясно. Все началось, когда ты с ним связался.

— После — не значит вследствие, — мрачно сказал Хайо, поднимаясь из кресла и отходя к окну.

Лаан покосился на него поверх кружки с чаем, отвел глаза. Спорить со старым приятелем не хотелось, а тыкать его носом в столь явные, легко заметные со стороны ошибки он был не вправе, но Хайо, товарищ с незапамятных времен, кажется, от души приложил руку к творящемуся вокруг бардаку, причем сам того не осознав.

— Ты уверен, что этот Грег — он именно то, что ты о нем думаешь? Такой вот пропитанный спиртом мелкий козлик, и не более того?

— Я уже ни в чем не уверен, — в сердцах бросил Хайо, потом осекся, помялся, повернулся к Лаану спиной. — Я его сам нашел. И сам их свел. Я его проверял...

— Сам свел? — задумчиво повторил Смотритель. — Ну, живы будем, разберемся. Сейчас надо заниматься штабом, и вот что... давай сразу поделим полномочия.

(обратно)

Глава 2 Выбор

Под когтями засохла кровь. Крови было, пожалуй, слишком — не только на руках, но и на всей одежде, на лице, на волосах. Дерран брезгливо передернулся. До сегодняшней ночи ему казалось, что он привык к алой или багрово-черной влаге, к ее запаху и липкости. Хозяин Арены и не подозревал, что настанет час, когда его будет тошнить и от запаха, и от цвета.

Его прозвали Смехачом, за то, что он всегда смеялся, если дело доходило до драки. Он смеялся в дружеском поединке, смеялся, когда убивал. Сегодня смех застрял в глотке, заблудился где-то в сорванных связках. Команда Арены объявила о своем нейтралитете. Дерран не хотел входить в штаб миротворцев, зная, что слишком многие не простят ему предательства, и это скажется на доходах. Но банде «борцов с нечистью» на нейтралитет было наплевать. Они пришли убивать.

Коридоры, тупики и закоулки огромного здания Арены позволяли долго держать оборону, но двое из девяти его ребят не успели забаррикадироваться в одной из комнат. Их застали врасплох. Дерран, стиснув зубы, слушал их крики. Всемером на полсотни, и лишь двое, считая самого Деррана владеют какой-то силой, помимо зубов и когтей... о победе мечтать не приходилось. Банда никуда не торопилась — или стремилась выманить оборонявшихся наружу.

Им это удалось. Минута шла за минутой, крики боли и проклятья по-прежнему доносились из-за двери, и Дерран посмотрел на своих людей. Еще несколько минут он мог бы удерживать их за закрытой дверью, но время покорности истекало. Его снесли бы вместе с дверью.

Его всегда считали острым на язык, говорили, что он за словом в карман не полезет. Сегодня в кармане была дыра, а в горле застрял тугой ком. Вылазка была самоубийством быстрым, бездействие — самоубийством медленным. Ему уже наплевать было на свой авторитет вожака, на то, что, запрети он действовать, ему суждено клеймо труса и предателя, на то, что никто и никогда не согласится с тем, что семеро за двоих — неравный размен, да и то никакого размена не произойдет, погибнут все...

За ним у проклятой двери стояли шестеро подчиненных, которые знали, что Дерран своих не бросает. Что быть в его команде значит всегда иметь прикрытую спину. Репутация строгого, но справедливого лидера взяла его за горло и пощекотала под ухом серебряным кинжалом.

— Мы застигнем их врасплох, — выдавил из себя Дерран, надеясь на то, что голос кажется дрожащим только ему самому, а если не только ему, то безнадежность спутают с яростью. — Прикрывайте друг друга.

Он смеялся, убивая, смеялся, пока не охрип. Охранных и боевых заклинаний хватило ненадолго, он никогда не был особо сильным или умелым. В свалке у выхода у него выбили оба ножа, и в ход пошли когти. Дерран не считал, скольких покалечил, сколько раненых с разорванными горлами и выбитыми глазами оставляет за собой. Это были люди, а люди в Городе воскресают почти всегда. В отличие от тех, кто шел за ним.

С Арены вырвались четверо, в том числе один из пленников, и Дерран не знал, ради чего погибли пятеро других, знал только, что они сделали невозможное. За пределами Арены можно было перемещаться привычными им тайными тропами, и четверка укрылась под землей в одном из лабиринтов.

Тенник выгрыз кровь из когтей, сплюнул на камень и оскалился, глядя на лица товарищей. Двое были ранены несильно, бывшему пленнику досталось куда круче: банда развлекалась с серебряным оружием. Сил на то, чтобы лечить такие ожоги, у Деррана уже не было; у него вообще больше не осталось сил, даже на то, чтобы оттереть чужую горькую кровь с лица. Тем не менее, его даже не ранили — ссадины и синяки не считались.

— Нужно пройти к нашим, — сказал Рейме.

Дерран посмотрел на него, зализывающего рубленую рану на предплечье, и не сказал ничего. Своими для Рейме были Идущие в Ночи. В последний месяц этот клан активно готовился к боевым действиям, Дерран знал об этом лучше прочих. Рейме не входил в отряды боевиков, которые тренировались на Арене. Хозяину Арены хорошо заплатили за помещения для тренировки. Три дня назад он не задумывался, зачем нужны боевики и против кого они будут драться. Глава клана заплатил, ничего больше Деррана не волновало. Мало ли, у кого какие причуды, но хорошо оплаченные причуды — личное дело того, кто платит.

Сейчас он готов был своими руками удавить главу Идущих в Ночи, хоть они и принадлежали к одному племени. Ему было все равно, кто бросил первую спичку в стог сена. Идущие хотели войны, и они ее получили, а Дерран... Дерран получил пять трупов на совести, пропитанную кровью одежду и бессильный стыд. Первый раз в жизни он был счастлив тому, что является бесклановым, и никому, кроме своих парней, ничем не обязан. Впрочем, и половину из них он уберечь не сумел.

Банда знала, где тренировались бойцы. То, что Дерран просто предоставлял помещения (и тренеров, и оружие, и снаряжение — немедленно подсказал внутренний голос), их не волновало. В кровавой каше теперь вообще никого и ничего не волновало, кроме драки, мести, убийства...

— Беги, — выговорил Дерран после паузы. — Вперед, прыжками...

— Босс? — шевельнул ушами мальчишка. — Я что-то не то...

— Все то. Иди, я тебя отпускаю. Кто хочет — идите с ним.

— А ты?

Бывший хозяин Арены вновь уставился в стену. По влажной штукатурке расползались серо-серебристые кустики мха. Сюда давно никто не спускался, об этом говорила и пыль на полу, и отсутствие чужих запахов в воздухе. В этом подземном лабиринте Дерран никогда бы не заблудился: достаточно было положить руку на любую из стен, чтобы моментально увидеть план лабиринта.

На груди притаился теплый кусок металла. Дерран через рубаху нащупал амулет. Если бы не эта вещь, он не вышел бы живым с Арены. Драгоценность, полученная практически даром. Услуга, оказанная им Смотрителю, не стоила такой оплаты. Дерран знал, где сейчас Смотритель Лаан. В штабе «миротворцев». Там же еще многие из тенников, многие из людей. Рано или поздно они наведут порядок, и все вернется на круги своя.

Там же и Риайо-эн-ай-Ран, Крылатый. Дерран встречался с ним лишь дважды, но воспоминания о встречах заставляли шипеть и вздрагивать до сих пор. Крылатые вмешивались в дела других тенников крайне редко, но уж если что-то казалось им нарушением обычаев или законов Города, то бесполезно было молить о пощаде или надеяться на солидарность. Ледяная зелень взгляда, несколько коротких фраз, ощущение собственной беспомощности перед волной изумрудного гнева и презрения... и правота, вечная правота Крылатых.

— Я пойду с вами, — сказал Дерран.

Сил идти напрямую у Деррана не осталось. Проще было перемещаться пешком. Раненый, которого он тащил на спине, оказался не слишком тяжкой ношей. Куда труднее было бы тащить его сквозь стены. Дорога заняла около часа. Вел Рейме, и всем повезло — он не ошибся. Чутье его не подвело. Дерран смотрел, как парнишка нащупывает в путанице коридоров дорогу к тайным убежищам своего клана, и думал, что в иное время стал бы гордиться его успехами. Еще пару лет назад Рейме был способен запутаться в собственных лапах. Сейчас же Дерран думал только о том, чего не сделал и уже, наверное, не успеет. Для тех, кто остался лежать на Арене, делать что-то было уже окончательно поздно. Отвратительное, грязно-серое слово, с которым приходится соглашаться, даже если тянет блевать от него, если кровь идет горлом, когда выговариваешь два коротких слога «поз-дно, поз-дно»...

Дно. Илистое дно под толщей грязной воды.

Не думать, не думать — иначе отчаяние затянет туда, в серо-бежевый ил, и не сможешь уже сделать ничего...

Главу клана Дерран знал. Знал не так чтоб близко, но достаточно хорошо, чтобы недолюбливать. Он вообще не слишком жаловал оборотней, делая исключение только для членов своей команды. Еще больше хозяин Арены не любил все кланы Нижних, но с ними, по счастью, ему пересекаться почти не доводилось. У Нижних были свои интересы, странные и непонятные даже для собрата по расе. Они не вылезали из самых глубоких своих катакомб, редко в открытую участвовали в общих делах, но влияние их чувствовалось даже в тех ситуациях, которые вовсе не касались самих Нижних. Они всегда выходили сухими из воды, чистыми из любой заварушки. Если только в дело не вмешивались Крылатые, которые всегда были в курсе каждой интриги, творившейся в Городе. Как им это удавалось? Как Риайо узнавал о том, что хранили в тайне?

И как он мог не заметить столь очевидного?

Мысли ходили по кругу, шарахаясь от внезапно для Деррана начавшейся междоусобицы к Крылатому. Стоило только вспомнить окаянного Риайо, как под ложечкой начинало противно тянуть. Вероятно, именно там притаилась совесть, на которую доселе Дерран плевать хотел.

Нужно было как-то разбить этот круг, но тенник не представлял — как.

— Я благодарю тебя, — соизволил выговорить Йарстэ. Сквозь зубы. Так, словно Дерран не вытащил двух членов его клана из передряги, а своими руками их убил.

Дерран исподлобья смотрел на собеседника. Плосколицый, с рыжими глазами, даже в дневном облике сохраняющий сходство с огромной опасной кошкой. Надменный до отвращения, а может быть, так просто казалось, потому что Йарстэ был скуп на слова, а каждый жест был исполнен тяжелой хищной грации.

— Мы дадим вам приют, — уронил еще одну фразу глава клана. Дерран молча ждал продолжения. Ему и второму парню нужно было убежище, да, но весь вопрос в цене. — Если вы встанете рядом с нами.

— Твоя благодарность велика, — зло ухмыльнулся Дерран. — Гостеприимство щедро.

— Клан сражается, — соизволил сообщить Йарстэ, словно это должно было объяснить все и сразу.

«Против очевидного не попрешь», — подумал про себя тенник. — «Действительно, сражается. И затеял все это ты. Может быть, не в одиночку, но ты был одним из первых. А теперь будешь гнать на убой младших, потому что соскучился по запаху крови. Что же ты не вышел бойцом на Арену, не отправился на Технотрон? Для таких, как ты, создано много способов выпустить пар и налакаться горячей крови. Но все это тебя не устраивает, тебе еще и нужна власть. Настоящая, а не иллюзорная. Сволочь ты, Йарстэ. Сволочь почище меня...»

Вместо этого он кивнул, не глядя главе клана в глаза и сказал:

— Я буду с вами.

— До конца?

— Нет. Пока мой путь идет рядом с вашим, — Дерран не сдержался, слова были сказаны слишком быстро, и глава мог принять это за признак трусости. Впрочем, все равно. Никаких обещаний, никаких клятв. Пусть Идущие в Ночи сами расхлебывают заваренную ими кровавую кашу.

— Я принимаю твою дорогу, — Йарстэ выговорил это так, словно ритуальная фраза застряла у него поперек горла. — Но мы будем следить за тобой, бесклановый.

Деррана это вполне устраивало. Покупать доверие Идущих ценой верности им — нет уж, лучше сдохнуть на обочине. Бывший хозяин Арены, — впрочем, почему бывший? Все наладится, так или иначе, и он вернет себе свое, — в жизни боялся только одного: дураков. Дураков-командиров он боялся вдвое больше, а после всего считать Йарстэ умным он не мог.

В большой сухой пещере было полным-полно весьма пестрой публики. Большинство составляли Идущие в Ночи, но среди них Дерран увидел и два десятка чужаков. Пара из Звезд Полуночи, с ног до головы увешаны оружием, пяток из Теней Ветра, каждый занят очень важным делом: подбирает для бойцов подходящие амулеты. Ничего необычного, два эти клана — экстремисты, вечные «непримиримые», разумеется, как только запахло войной, они тут как тут. Десяток бесклановых. Тоже ничего нового, всегда есть любители ввязаться в драку, если в ней участвует много народа.

За спиной громыхнуло, резко пахнУло свежестью, словно после грозы. Дерран повернулся. А это еще кто? Две симпатичные девицы, вполне в его вкусе — высокие, длинноволосые, с дикими ночными глазами; но сейчас ему было наплевать на их внешность. Важнее было то, что они делают. Первая жонглировала целой цепочкой шаровых молний, вторая подкидывала ей новые и новые трескучие иссиня-белые шары.

Дети Молнии. И эти здесь? Ойо-хо, если два клана, которые всегда были нейтральными, примкнули к Идущим в Ночи, значит, заварушка куда серьезнее, чем сначала показалось Деррану. Кланов всего семь, и представители четырех здесь. Осталось, как нетрудно подсчитать, только три. Причем один из них — Падающие в Небо, а их на весь Город восемь. У Детей Дороги нет ни одного бойца, там только целители да музыканты. Веселая получается картина. Шансы на победу не так уж и малы, вот только на что будут похожи ее плоды? Впрочем, в любом случае лучше оказаться на стороне победителей.

Побитых и потрепанных в зале было довольно мало. Ранеными уже занимались, и, судя по отсутствию паники и суеты, все было в порядке. Тот из парней, что был сильно обожжен, мирно спал, рядом с ним сидела клановая целительница, симпатичная девица-оборотень, должно быть, рысь. Дерран уже собрался завести знакомство, ибо заняться было нечем, а повод был, как его остановили, не слишком деликатно схватив за плечо.

— Пойдешь с нами, — сообщил приземистый волчара со свежими шрамами на физиономии. — Я старший.

— Могу я хоть умыться для начала? — мрачно спросил Дерран, показывая грязные руки и испачканную в крови одежду. — Или так и идти?

— С кем поведешься, от того и наберешься, — фыркнул волк, скаля в насмешке зубы.

— Я вижу, ты набрался, да, — оскалился в ответ Дерран. Человеческая пословица была не самым сильным аргументом в устах поборника расовой чистоты.

— Старший — я, — еще раз сообщил волк. Дерран вздохнул про себя. Оставалось надеяться, что он хоть чего-то стоит, как командир. — Иди, умывайся. Мы подождем.

Дерран молча отправился искать источник воды. Нашелся он не сразу, пришлось хорошенько поплутать по проходам и тупикам в скалах. Потом оказалось, что он пошел в неверную сторону, а на самом-то деле ручей тек в соседней пещерке. Чутье его здорово подвело, и это было паршивым признаком. Одним из паршивых признаков, согласно которым Деррану не стоило идти в бой. Ему нужно было хорошенько отдохнуть, подкрепиться, а только потом высовываться из убежища. Но кто-то, вполне возможно, что сам Йарстэ, решил иначе. Дерран его понимал: чем скорее бесклановый чужак, сомнительный со всех сторон тип, порой якшающийся не только с людьми, но и со Смотрителями, сложит голову, тем лучше.

«Не дождетесь!», — подумал тенник.

Теплый амулет грел грудь. Не исключено, что это еще один аргумент, который заставляет Йарстэ подставить его и угробить в ближайшей схватке. Идущим в Ночи очень пригодится эта вещь... а честное наследство погибшего боевого товарища отбирать не рискнет никто, даже Лаан или Риайо.

Ледяная вода, на редкость чистая и сладкая, помогла смыть кровь и взбодриться, но на душе все едино было погано. Так погано, как не было уже многие и многие годы. Он оказался меж двух огней, и «свои» видят в нем только обладателя ценной цацки, которую нельзя отнять, а можно только получить законным образом, а «чужие» — никакие не чужие, а такие же братья. Не считая людей, конечно, но Арена без человеческих бойцов — скучный, унылый междусобойчик, который не нужен никому.

— Задача: очистить этот квартал, — сказал командир.

— От кого? — спросил Дерран, и обнаружил, что остался в гордом одиночестве со своими уточняющими вопросами. Остальные три десятка молчали. То ли знали задачу, то ли им было все равно.

— От людей, — сказал волк.

— Что, ото всех? — продолжил уже вполне намеренно издеваться Дерран. — Так вот пойдем и будем крошить всех подряд?

— Нет, трепло, — рыкнул волк. — Здесь засела банда, которая себя зовет борцами с...

— С нечистью, — услужливо подсказал Дерран. — Понял задачу.

— Наконец-то...

Сомнений в интеллектуальной состоятельности командира у бывшего владельца Арены больше не возникало. Командир-дурак — самое худшее, что может с тобой случиться. Хотя, может, он вовсе не дурак, а только старательно таковым прикидывается. В любом случае именно для Деррана он будет командиром-дураком худшего фасона: дураком, замышляющим какую-то гадость.

Тенник оглядел отряд. Три десятка физиономий, из которых ему хорошо знаком только Рейме. И этого сюда отправили? Не дав даже отдохнуть? Интересные дела... Внизу Дерран видел целую кучу свежих бойцов, а Рейме до сих пор поджимал разрубленное и, надо понимать, наспех залеченное запястье. В иной ситуации Дерран не позволил бы так обращаться со своим бойцом, но теперь Рейме был бойцом Идущих в Ночи, и за его судьбу отвечал глава клана.

— Ты, тупой, пойдешь со мной, — уточнил волк и принялся распределять остальных. — Так, ты и твой десяток — по этой улице, вы — в обход, вы — за мной. Обходим эти два дома, и встречаемся вон там...

Дерран посмотрел, куда указывала лапа командира. Высокая каменная трехэтажка с узкими окнами, отделенная от улицы оградой и цепочкой деревьев. Удобное место, чтобы держать оборону, но паршивое, чтобы атаковать его. В окнах мелькали огоньки света. Сколько человек в доме, Дерран почуять с такого расстояния не мог. Может, десяток — а может, и сотня. Интересно, как командир представляет себе штурм? Оборотни сильны в ближнем бою, но плохо владеют и оружием, и силой слова. А в отряде нет ни одного из Теней Ветра, которые могли бы здорово помочь, да и девицы из Детей Молнии здесь пригодились бы. Интересно, чем думает Йарстэ? Хвостом?

Квартал был пуст и тих, словно вымер. Кое-где в домах затаились люди, не рисковавшие высовываться наружу. Вполне логично: для одних они — враги, а для других «трусливые предатели общего дела». Лучше уж сидеть и не отсвечивать, если не удалось вовремя смыться на другую завесу, а драться нет ни сил, ни желания.

Дерран шел за командиром, за ними, цепочкой, еще девять бойцов. Рейме отправили с другим десятком, и тенник никак не мог отделаться от мысли, что это и не случайно, и очень паршиво. Для обоих. Думать нужно было о другом: как уцелеть в заварушке, сколько человек в особняке и как хорошо они вооружены, как подобраться поближе незамеченными. Думалось же о Рейме, и опять противно ныло под ложечкой, словно Дерран сделал что-то не так, а каждый шаг по темной ночной улице усугубляет ошибку.

Сегодня переменчивая погода подкинула легкие заморозки. На ветках деревьев выступил тонкий слой инея, трава словно поседела, а воздух казался звонким и хрустящим, как наледь на лужах. Хорошая ночь для боевой операции: все слышно, легко почуять врага, не приходится ни изнывать от жары, ни мерзнуть. Правда, у такой погоды есть и оборотная сторона: борцам с нечистью тоже хорошо слышно и далеко видно. Такова жизнь: редко она бывает на чьей-то стороне, чаще гадит обоим.

Рукоять кинжала, прихваченного в пещере Идущих, была обмотана шершавой кожаной лентой, и приятно лежала в руке: не скользила, не холодила руку. Длинное обоюдоострое лезвие, простой шаровидный набалдашник рукояти. Вещь не слишком изысканная, но удобная и надежная. Лучше, чем с голыми руками; когти — не самое сильное оружие. А у некоторых, типа командира, еще и когтей-то особо нет. Волчья пасть, конечно, внушающее зрелище, но против арбалетного болта, наконечник которого покрыт тонким слоем серебра — не сгодится. Пистолет с серебряными пулями тоже аргумент не в пользу волка. А у клятых борцов, кажется, нет проблем с серебром.

Дерран вдруг запнулся. Он видел, сколько времени готовились Идущие в Ночи. Не меньше трех месяцев, а то и больше. А «борцы»? Непохоже, чтоб они подскочили в одночасье, уж больно хорошая организация и эффективные действия. Интересное совпадение...

Квартал зачищать не понадобилось. Двух патрульных, прогуливавшихся по улице, сняли без единого звука. Короткий прыжок барса, удар лапы, ломающий шею, приземление на спину второму, один укус, рвущий горло — вот и весь патруль хваленых борцов. Оба были нетрезвы, а потому не услышали, как к ним приближаются. Это внушало надежду на то, что и дальше все пройдет хорошо: если уж патруль пьян, то что делается в резиденции?

Патруль оказался не единственным. Вторую пару хоть и не успели вспугнуть, но эти были внимательнее. Два крепких парня удобно устроились под козырьком подъезда. Им была видна немалая часть улицы, через которую требовалось пройти.

— Ты, трепло, и ты — снимите их, — распорядился волк.

Дерран покосился на напарника, тонкого и легкого, с порывистыми движениями мальчишку. Форму он навскидку определить не смог. Что-то кошачье, наверное, как у всех Идущих, но вот кто именно? Хотя могло быть и что-то более экзотическое. Дело было не в форме мальчишки, а в том, что командир обнаглел окончательно. «Тупого» Дерран простил, и, надо понимать, напрасно. Стоило разобраться после первого оскорбления. Проклятье, волк вел себя так, словно разговаривал с человеком.

— Ты к кому обращаешься, начальник?

— К тебе.

— Вот как? — задумчиво разглядывая лезвие кинжала, спросил Дерран. — У меня имя есть.

— Иди, потом поговорим, — прищурился волк. — Нашел время...

Тенник пожал плечами. Может быть, и не стоило разбираться прямо на улице. Их могли услышать, хоть и говорили оба тихим шепотом, расслышать который с пятка шагов могли только другие тенники, но чем Город не шутит, часовые могли встрепенуться. Может быть — и стоило. Волк перегнул палку и начал слишком уж явно задирать хвост. Впрочем, хорошая примета. Когда хотят подставить втихую, так свою неприязнь не демонстрируют.

К тому же, к «борцам» у него был увесистый счет за пять своих, оставленных в коридорах Арены.

Дерран еще раз взглянул на напарника, потом на улицу. Дом, перед подъездом которого стояли двое часовых, чуть выступал из череды других домов, и с их стороны занятая десяткой позиция не просматривалась, мешал угол дома. Удобное место. Вот только до подъезда придется бежать открыто, подкрасться втихую не получится. Стены не те, через которые можно идти насквозь. Тот, кто строил дом, постарался защититься от этого.

Здесь хорошо помог бы самый обычный арбалет или метательный нож, но в вооружении отряда не было ни того, ни другого. Проклиная про себя обычаи и склонности Идущих в Ночи, Дерран прикидывал, как бы подобраться к парочке, не наделав шума. Если они успеют вякнуть, то о внезапном налете на особняк можно забыть.

Потом его осенило.

— Не меняйся, — одернул он напарника. — И волосы на лицо начеши. Дайте ему кто-нибудь куртку. Спрячь руки в карманы. Иди рядом, молчи, ударю я — бей ты. Понял?

Мальчишка кивнул. Они пошли по улице рядом, вразвалку и не скрываясь. Дерран что-то насвистывал. Свою кожаную куртку он снял и накинул на плечи, так, что рука с кинжалом была надежно прикрыта полой, и в то же время можно было ударить в любой момент. Другой рукой он размахивал на ходу, отвлекая внимание. На его счастье, борцы с нечистью тоже уважали черную кожу, отделанную заклепками и шипами. Вот только они использовали серебро, а не сталь, но темнота надежно скрадывала разницу.

— Здорово, мужики! — зычно провозгласил Дерран, подходя вплотную к часовым. — Как успехи?

Эти тоже были пьяны, но не слишком: перегаром тянуло, но соображали оба четко, и мгновенно насторожились. Впрочем, маскарад оправдал себя: теннику удалось подойти к людям совсем близко. Он втянул когти и правой, свободной рукой хлопнул по плечу того, кто был чуть повыше.

— Здорово, — подбираясь, сообщил высокий. — Ты кто?

Здесь подошла бы красивая фраза типа «смерть твоя», но Дерран знал цену громким словам, которые произносят до того, как делают дело. Он только улыбнулся — смеяться было нельзя — и ударил человека кинжалом в левое подреберье. Напарник не подвел, сработав одновременно. Он воспользовался тем приемом, которому учили на Арене ребята Деррана: основанием кисти в нос, двумя пальцами в глаза — когтями; и тут же рубанул по шее ребром ладони.

Все прошло без шума, в той звонкой тишине, которая нависла над Городом в эту ночь. Только свист металла, разрезающего воздух, а потом ткань и плоть, тихий шлепок, с которым кулак сминает плоть — вот и все. Обоих затащили в подъезд. Дверь чуть скрипнула, но Дерран надеялся, что это слишком тихий звук для тех, кто караулит особняк уже за оградой.

— Хорошо, — кивнул подошедший командир. — Покараульте тут, отдохнете.

Остальные устремились к особняку, прячась в густых тенях и скользя вдоль стен. Дом за оградой окружали с трех сторон, подходя по улице, на которой остался стоять Дерран, по соседней и наискось через дворы. Напарник обиженно поблескивал глазами и надувал губы, а когда со стороны особняка послышались вопли и грохот, сделал такую смешную физиономию обиженного котенка, что тенник тихо рассмеялся.

— Ладно я, — сказал он шепотом. — Плюхи все мои, а плюшки его. А тебя-то за что?

Лояльность оказалась посильнее обиды, надутый мальчишка только зыркнул бешеными зеленоватыми глазами и промолчал. Дерран не стал настаивать. Внутренние дрязги Идущих его не слишком волновали. Стоять и ждать было противно, но рыпаться было нельзя. Наедут за нарушение приказа и загонят заниматься какой-нибудь ерундой.

Ожидание оказалось не столь уж и бессмысленным. Топот ног Дерран услышал еще издалека. Скоро он смог сосчитать бегущих: пятеро или шестеро. Люди, разумеется, кто еще способен так грохотать тяжелыми ботинками об асфальт? Бежали к особняку. К борцам пришла подмога или просто возвращалась часть банды, загулявшая где-то.

Двукратный численный перевес противников не радовал. По схватке в коридорах Арены Дерран помнил, что «борцы» — не худшие из бойцов. Да, неповоротливы и медленны, как все люди, но хорошо обучены, а недостаток скорости компенсируют силой. Пропускать же их к особняку не хотелось. Как ни крути, а это самая поганая погань, которую только порождала человеческая раса. Идущие — тоже не подарок, но свои.

— Влипли мы, — сказал он. — Что делать будем?

— Драться, — ответил зеленоглазый.

Топот приближался.

— Понимаю, что не яйца вылизывать. Как?

Тактическое планирование было грубейшим образом прервано «борцами» выбежавшими-таки из-за угла соседнего дома. Вид у них был странный и изрядно потрепанный, причем двое постоянно оглядывались назад. Там, сзади, тоже кто-то бежал, но мягко и тихо. Кто-то из своих, надо понимать. Или из «миротворцев», что было бы гораздо смешнее. В любом случае вторые первым были не друзья, а продержаться до их прихода казалось вполне возможным.

Дерран вышел на середину улицы, мальчишка — за ним. Вместе они не могли перегородить довольно широкую улицу, но банда бежала вдоль разделительной полосы. Их было все-таки пятеро, и были они не слишком умны. Нормальные люди бы спихнули двух противников с дороги и бежали б себе дальше, а эти вот остановились, отчаянно пыхтя и утирая пот.

— Доброй ночи, — вежливо поздоровался Дерран. — Куда бежим?

— Ты наш? — спросил здоровенный бугай, явно бывший в пятерке за старшего. — Чей будешь?

— Новенькие мы, тут неподалеку живем, — сказал Дерран. Бугай совершил ту же ошибку, что и его коллеги, ныне валявшиеся трупами в подъезде: принял тенника за человека. Должно быть, опознавательных амулетов эта шваль не носила, а в темноте они, как все люди, видели не слишком хорошо. Зеленоглазый мальчишка молчал, и, видимо, умел отводить глаза, потому что на него вообще не смотрели. Пока что все шло отлично.

— Пошли с нами, там сзади жопа, толпа целая, — все еще пыхтя после пробежки, сообщил старший.

— Кто там?

— Да эти угребищные штабные, — сообщил второй здоровяк. — Гадюки миротворческие, чтоб им передохнуть, жополизам...

Дерран прикинул вооружение пятерки. У второго в руке пистолет, но он не отстреливался на бегу. Возможно, истратил все патроны. У вожака — кастет, шипы поблескивают серебром, неприятно, но грозит максимум ожогами. У двоих биты, это вовсе ерунда. У того, кто стоит дальше всех — дробовик. Без зарядов — та же бита, только держать неудобно.

— Да ну? — спросил он наглым противным голосом. — А чо вы от них драпаете-то? Зассали, да?

— Слушай, там тоже засада! — дернул один из владельцев бит вожака за рукав. — Во, слышишь, кричат!

— Да там бабу из штаба поймали, — сообщил Дерран. — Жива еще? Странно. Не, слыш, я не понял, чего вы деру-то дали?

— Умный, да? Ты их видел вообще?

— Да мы тут с Васей двоих только что взяли, делов-то...

— Врешь?

— Я вру? — радостно вскинулся Дерран. Топот второй партии городских партизан приближался, а первая жизнерадостно торчала посреди улицы. Все-таки самые дурные из людей отличались одним важным достоинством: управляемостью.

— Слушай, Сань, это не наш! — завопил обладатель ружья. — Оба не наши! Смотри на второго, Сань?

Все это уже было совершенно неважно. Из полупустых голов выветрилась идея, что в особняке шумят, потому что там что-то не в порядке, а отряд «миротворцев» был совсем близко. Теперь можно было и подраться, главное — не сложиться тут за минуту до победы, и уберечь мальчишку.

— Ваше только дерьмо в проруби, — Дерран отступил на шаг, скинул куртку и обмотал ей правую руку. — Ну, кто тут смелый?

Вожак, названный Саней, был, наверное, не так уж глуп. Он быстро глянул по сторонам, прикидывая, не удастся ли пройти мимо, не вступая в драку, но Дерран с товарищем стояли так, что драться все равно пришлось бы, хотя бы с одним из них. Обладатель ружья тоже сделал свои выводы, прыгнул вправо и побежал вперед, к особняку, за ним парень с битой. Трое остались. Это было уже совсем не опасно, а с двумя в особняке справятся, не велика подмога.

Парень с битой и парень с пистолетом принялись обходить их с боков, вожак пока стоял на месте. Ему явно не хотелось лезть с почти голыми руками на кинжал, но другого выбора не оставалось. Тот, что с битой, шагнул вперед и попытался ударить Деррана по руке, но тенник ушел из-под удара, отшагнув назад, и пнул парня в очень неудачно выставленное колено. Хруст, вопль. Приятные для слуха звуки. Удар ногой по руке, державшей биту. Промашка. Удар в голень. Наконец-то удалось сбить его с ног! Парень еще и выронил биту. Пнуть ее подальше Дерран не успел, пришлось уворачиваться от летевшего в висок тяжелого кулака с шипастым кастетом, низко приседать, хватаясь за предплечье вожака, бить снизу вверх кинжалом...

Отлично, минус два! Догонять двоих удравших смысла нет, а...

Оглушительный гром и дикий визг больно ударили по ушам.

Дерран обернулся к напарнику и зарычал. Патроны у обладателя пистолета все же оставались. Почему человек не выстрелил сразу? Кто его знает, может быть, запаниковал и забыл, что у него в руках серьезное оружие. Может быть, и сам считал, что патроны кончились, и лишь случайно нажал на спусковой крючок. Неважно, важен результат. Оба валяются на земле, у человека разорвано горло, а некрупная темно-рыжая тварь лежит, отброшенная выстрелом, на спине и короткий густой мех на груди щедро изляпан кровью.

— Чтоб тебя! — лечить оборотней Дерран не умел, а сил, чтобы перекинуться, у мальчишки, наверное, не было.

Оттащить его в особняк, где, кажется, все утихло? Да, видимо, придется. Идти совсем недалеко, и это хорошо, но можно ли мальчишку вообще трогать? В ранах от холодного оружия, переломах, вывихах Дерран разбирался мастерски, а вот об огнестрельном оружии знал слишком мало. Додумать мысль он не успел, на улице вновь стало слишком многолюдно. Десяток человек, десяток тенников из Стражей Тишины — ну что ж, вот и определился состав противоборствующей стороны. Оставалось только выяснить, на своей шкуре, насколько она противоборствующая.

— Где еще двое? — спросил Страж.

— Там, — показал себе за спину Дерран, а потом спросил, заранее ожидая отказа:

— У вас целителя нет?

— Дай я посмотрю, — другой из Стражей шагнул к раненому, наклонился над ним. Первый продолжил допрос:

— Ты чей?

— Свой собственный, — не слишком покривив душой, сказал Дерран. — А там — сколько-то борцов и три десятка Идущих в Ночи. На вашем месте я бы туда не совался.

— Спасибо, что предупредил, — кивнул Страж. — Мы, пожалуй, немного подождем и нанесем визит. Этих вы убрали?

— Нет, песья бабушка. Мимо тут пробегала...

— Остряк ты, Дерран, — сказал высокий плечистый человек. Его тенник помнил по Арене. Парень из Квартала Наемников, порой развлекавшийся в рукопашных боях. — Я бы на твоем месте закрылся в подвале, а не путался под ногами. Затопчут.

— Ты сначала освободи мои подвалы, — буркнул Дерран. — А я закроюсь, ты не парься.

— Что, и Арена занята? — девичий голос.

— Еще днем. Этими же уродами, твоими товарищами.

— Мои товарищи — здесь, — возмутилась из-за спин Стражей девица. — А твои где?

— На Башне в гнезде... Ну что там с ним, — повернулся тенник к двум Стражам, осматривавшим раненого оборотня. — Совсем паршиво?

— Выживет, — пообещал Страж. — Он из Идущих, ты с ними?

— Примерно, — ответил Дерран, который не знал, как выкручиваться из сложной ситуации. В плен к миротворцам не хотелось, драться с ними было невозможно. Может быть, они и вовсе не брали пленных, кто их знает? — Это долго объяснять. Я бы на вашем месте...

— У нас место найдется, — сообщила все та же девица. — А желание есть?

— Не испытываю.

— Дело твое, — ответил парень из Квартала Наемников. — Забирай раненого и вали к своим. Передай, что лучше бы им прекратить все это безобразие. Не прекратят добровольно — заставим силой. Слышишь?

— Непременно передам, — ухмыльнулся Дерран. Нашли себе курьера. Йарстэ обрадуется, услышав подобный ультиматум, и всю свою радость выместит на ком? На нем, разумеется.

Раненого, которому уже остановили кровотечение и помогли сменить форму, пришлось тащить на спине. Второй раз за день — одно и то же наказание, вздохнул Дерран. Идти до входа в катакомбы было довольно далеко, пришлось пару раз останавливаться, сгружать ношу, вновь взваливать на плечи... Потом — еще хуже, проклятые каменные коридоры, то вверх, то вниз. Хорошо еще, что мальчишка спал, погруженный в целебный сон, а рана была обработана надежно, и не начала вновь кровить.

Первый пост Дерран встретил с облегчением, которого сам от себя не ожидал.

— Нести помогите, да? — буркнул он, щурясь от едкого пота, давно уже заливавшего глаза. — Стоят, песья кровь, как статУи...

Йарстэ был зол, как три гончих пса. По его вопросам, по еле удерживаемой дневной форме Дерран догадался, что со штурма не вернулся никто. Значит, и Рейме тоже. Жаль, как жаль, что он послушал парня и разрешил ему прийти сюда! Может быть, он жив, «миротворцы» не похожи на оголтелых убийц, но и плен — не сахар. К тому же с раненой рукой Рейме никудышный боец, он и так не слишком силен. Проклятье Йарстэ, проклятье командиру-волку, проклятье всем, кто заварил эту кашу!..

— Я выполнял приказ, — в третий раз повторил Дерран. — Мне и тому рыжему приказали стоять, вот мы и стояли. Мы задержали троих, этого мало? Надо было драться с тремя десятками?

— А что, ты не мог? — Йарстэ прищурил янтарно-желтые глаза. — Подарочек мешал?

— Кто бы раненого тащил? Ты? — Деррану начинал надоедать этот пустой разговор.

— Ты, значит, раненого спасал. Или свою шкуру?

— Шкура у меня тоже одна. И у моего парня — одна. Была.

— Это не твой парень.

Дерран поднял глаза к потолку. Темный зернистый камень с проблесками слюды неприятно действовал на нервы. Казалось, что свод пещеры вот-вот обрушится и придавит его всей тяжестью. Хозяин Арены никогда не любил всех этих катакомб, подземных коммуникаций, пещер. Ему нравились чистое небо, блистающая сталь и полупрозрачное стекло. На поверхности можно было дышать полной грудью, здесь воздух казался пыльным и горьким.

Хотелось вцепиться Йарстэ в лицо, избить до полусмерти, так, чтобы еще неделю не мог подняться с ложа. Дерран знал, что ничего у него не выйдет, тут же вмешается охрана, которая маячит у двери — тройка крепких ребят, не за красивые глаза приставленных охранять главу клана. Желание не пропадало.

— Тебе просили передать, что лучше прекратить безобразие, а то силой заставят, — с наслаждением сообщил он. — Наемники выступили за миротворцев. Я бы их послушал...

— Ты бы заткнулся! — взревел Йарстэ. — Почем тебя купили?

— А вот это ты напрасно, — улыбнулся Дерран. — Это было лишнее. Я передал — ты услышал. Удачи тебе желать не буду. Легкой дороги тоже. Прощай.

Он развернулся и направился к выходу. Двое охранников немедленно преградили дорогу, но Дерран не сомневался, что его выпустят. Все мосты были сожжены, и все точки расставлены. Прикажи Йарстэ напасть на него, амулета он не получит; молот, снятый с мертвого тела, не дастся в руки, вернется к прежнему владельцу — так решил Дерран.

— Пропустите эту подстилку человечью! — рявкнул за спиной глава клана.

— И тебе теплой ночи, — не оборачиваясь, попрощался Дерран.

Его проводили до выхода, сверля спину злыми взглядами, но теннику было наплевать и на непрошеный конвой, и на их ненависть. Разумные привлекают к себе даже врагов, дураки — отталкивают и тех, кто мог стать другом. Хорошо, что все так быстро выяснилось.

Тенник прошел пару кварталов, предусмотрительно оглядываясь по сторонам и принюхиваясь, потом свернул в один из дворов, где никого не было, залез на спинку скамейки и уставился в черное ночное небо. На душе было пусто и тоскливо, но так, словно он сбросил с плеч опостылевший тяжкий груз. Ошибкой было являться к Идущим, но ошибка уже исправлена, почти сама собой. Остался только счет к «борцам с нечистью». Четверо за пятерых — никуда не годный размен, учитывая, что людей лишь выкидывает с завесы и они вновь возвращаются в Город, а тенники умирают навсегда.

Так сколько нужно убить, чтобы оказалось достаточно? Чтобы бессильное отчаяние, подступающее при мысли, что он никогда больше не увидит тех, кто остался на Арене, а может и Рейме, а может, тех двоих, которых оставил у Идущих, улеглось, позволило свободно дышать? Люди — как сорняки, сколько их не выпалывай, они все равно появляются. Сегодня очередного борца убьешь, а завтра он — тут как тут. Что же делать, смириться, забиться в дальний угол и отсидеться? Потом сдохнешь от презрения к себе, оказавшемуся трусливым псом...

Жизнь казалась беспросветной и холодной. Покрытая инеем скамейка ему уже надоела, но идти было некуда. В одиночку Арену не отбить, об этом даже думать смешно. Друзья? У него не было друзей, только команда Арены, и раньше Дерран думал, что этого вполне достаточно. Знакомые? Ищи ветра в Городе, одни, наверное, давно ушли на верхние завесы, а другие наслаждаются игрой в войну. Женщины? Еще хуже: ему никогда не удавалось разойтись миром ни с одной подругой; добрая половина порадовалась бы его неудачам, а злая — так и вовсе придушила бы с наслаждением.

Есть, конечно, и запасные пути. Есть покровители. Но один — из Звезд Полуночи, нетрудно догадаться, чем он сейчас занят, другая — сестра главы клана Детей Молнии, и этих он уже видел среди непримиримых. К тому же обоим был нужен Дерран, хозяин Арены, а вовсе не Дерран, лишившийся и команды, и Арены. Сам по себе он им не сдался ни на песий хвост. Дадут оружие и поставят в строй, вот и все, на что можно надеяться. А этой еды он уже накушался вдосталь... хватит. Унижаться ради возможности умереть в дурацкой войне? Нет уж.

На скамье Дерран сидел, пока небо не начало алеть. Он замерз, куртка совсем не грела, а после всех сегодняшних драк даже на обогрев сил не осталось. Тенник втянул голову в плечи и спрятал ладони под мышки. Кинжал он где-то потерял, и теперь остался с голыми руками. Не лучшая ситуация, если не можешь «взять» оружие у Города, представив, что именно тебе нужно, а вокруг — настоящая война.

Сутки назад у него было все: дом, дело, товарищи. Несколько часов — и не осталось ничего. Люди говорят: лес рубят — щепки летят, вот он и оказался такой щепкой, вылетевшей из-под топора междоусобицы. С бесклановыми такое приключается довольно часто; а с членами кланов приключается то же, что и с Рейме: бессмысленная гибель из-за чужих амбиций.

Во всем происходящем вообще слишком мало смысла. Одни умирают навсегда из-за чужой жажды власти, другие — всего лишь на короткое время, третьи... что пытаются сделать третьи? Пожалуй, единственно возможное: остановить саму войну. Не дать погибнуть одним дуракам, не дать почувствовать свою безнаказанность другим. С сорняками нужно бороться, когда они только показываются из-под земли. Выпалывать и сжигать, чтобы они не давали семян. Война — такой сорняк, неважно, кто именно и зачем ее затеял. Выпалывать нужно семена войны...

Миротворцы этим и занимаются. Воздух Города был насыщен их призывами. «Все, кому дорог мир и разум — приходите...». Дерран всерьез задумался, дороги ли ему мир и разум. Может, и нет. А вот война и вся глупость, которой он наелся досыта за последние сутки — стоят поперек горла. Это то, против чего стоит бороться. Это единственный способ закрыть счет к «борцам». Не отправлять их на время в небытие, а сделать так, чтобы ни один больше не посмел взяться за оружие.

Риайо... да пес с ним, с Риайо! Найдется место и подальше от самозваной совести Города.

Дерран поднялся со скамьи, стряхнул с плеч редкие снежинки, провел пальцами по волосам. Как дойти до ближайшего штаба миротворцев, он знал — да и кто не знал, когда Смотрители постарались на славу, нашпиговав всю завесу и призывами, и программами, и подробными картами, объясняющими, куда именно нужно приходить новичкам.

В штаб, расположившийся в кинотеатре, Деррана пропустили без проблем. Потребовалось только пройти проверку у мелкой девчонки из Детей Дороги. Один взгляд глаза в глаза, погружение в серый туман, клубившийся в глубине бездонного взгляда, короткая вспышка ужаса — засосет, не вырвешься... и девчонка опустила веки, разрывая связь.

— Он честен, — тихо сказала она двум стоящим у входа наемникам.

— Проходи, — кивнули ему. — Обратись к Альте, она тебе скажет, что делать.

Прямо в фойе Деррана поджидал неприятный сюрприз в виде Зверя, того самого сумасшедшего громилы, которого хозяин Арены продал Смотрителю, до того немного подставив и спровоцировав. И этот здесь? Интересная компания. Не лучше ли уйти подобру-поздорову? Один раз после того они уже встречались, и теннику эта встреча не понравилась. Громила и его новоявленная подружка, она же подружка Лаана, нахамили и гордо удалились. Совсем недавно, двух недель не прошло. Здесь же и той подружки, врача из Квартала, не было видно. Кто знает, что придет в голову этому сумасшедшему? Повод для ссоры у него есть. Сейчас бывший гладиатор разговаривал с каким-то наемником, с виду — спокойно, но нельзя ручаться, что он в хорошем настроении.

Зверь почувствовал взгляд, обернулся. Пронзительный синий взгляд скользнул по теннику, потом гладиатор сделал несколько шагов вперед. Дерран приготовился к удару, примеряясь, куда нужно будет отпрыгнуть, чтобы никого не задеть и не споткнуться. Гладиатор двигался слишком быстро, эту манеру владелец Арены помнил по старым временам.

— Я рад, что ты с нами, — сообщило синеглазое чудовище, нависая над тенником... и протянуло руку.

Дерран уставился на ладонь человека так, словно доселе не подозревал, что у людей вообще бывают подобные части тела.

(обратно)

Глава 3 Оруженосец

Когда-то его звали Денис, но вскоре приятели сократили до Ди — так с тех пор и пошло. В Городе вообще не приживались слишком распространенные имена. Само собой выходило так, что бывших тезок сокращали, переиначивали, давали прозвища, а многие выбирали для себя имена самостоятельно, и это казалось правильным. Имя — слишком личная вещь, чтобы делиться им с кем-то чужим, непохожим на тебя. Так Денис стал Ди, а после первой вылазки на Технотрон — Ди Эммери. Поначалу англоязычное звучание чуть-чуть удивляло, а потом стало родным и естественным.

В Городе вообще было много странных имен, звучащих на самый разный лад. Почему-то каждое было очень легко запомнить, даже имена тенников. Хотя попадались Ди и такие, что правило, нервно вопя, начинало подтверждать себя исключениями.

Ди был новичком. Он редко задумывался об этом, просто часто оказывалось, что другие знают и умеют больше. Они лучше знали карту Города, никогда не путались в переплетениях улиц, всегда знали, как добраться до нужной точки. «Это же само собой получается!» — говорили приятели. У него получалось не всегда. Когда получалось, а когда и совсем наоборот — Ди твердо верил, что знает правильную дорогу, а вместо этого часами плутал по незнакомым районам. Иногда это было весело: новые знакомства, увлекательные приключения, начинавшиеся с какой-то мелочи, со случайного слова, с просьбы о помощи или приглашения выпить. Иногда — страшно. Жизнь слишком напоминала несколько кинопленок, склеенных наобум, причем одни из них были боевиками, другие мистикой, третьи — мелодрамами.

И веселье, и страх были верными спутниками, Ди привык к ним, и стань жизнь размеренной, понятной и предсказуемой — он обиделся бы... ровно так он думал до сегодняшнего утра.

День начался почти привычно: мир вздрогнул и на мгновение стал стеклянно-прозрачным, парень рефлекторно прикрыл глаза, а открыв, обнаружил, что обстановка изменилась. Это не удивило: у некоторых «приходящих» так было. Большинство же просто не замечало момента смены декораций, не озадачивалось тем, что вместо улицы, бассейна или пикника в компании друзей оказывается в собственном доме — вдруг, в долю секунды. Для них жизнь в Городе была непрерывной линией. Ди точку перелома всегда замечал; он отчаянно завидовал «постоянным», тем, для кого бытие не разбивается на ворох эпизодов. Но таких на этой завесе было мало, а на другие он пока пройти не мог.

Больше уже ничего в этот день не было ни привычным, ни нормальным.

Над головой что-то просвистело; по спине пробежал холодок. Ди посмотрел вверх и увидел торчащую из косяка металлическую пластину с зубцами. Он резко развернулся, но на лестнице никого не заметил. Лестничный пролет скалился темной пастью, оттуда тянуло опасностью, тошнотворно близкой и насмешливой.

— Кто тут? — спросил он, понимая всю глупость этого вопроса. — Я... я просто иду...

Стена рядом с ним дрогнула и пошла радужной рябью, от нее повеяло холодом.

— Не ходи никуда, мальчик, — посоветовал голос и издевательски хихикнул. — Целее будешь.

Ди отпрыгнул, хотя стена уже замерла, успокоилась, крашеный бетон обрел свой привычный цвет — серо-зеленый, противный. Парень покосился на пластину, потом вновь на стену. Темный кусок зубчатого металла едва заметно вибрировал. Ди протянул к нему руку, и тут же отдернул пальцы, поднес их ко рту. Пластина ударила током.

— Ну и шуточки у вас, — пробурчал он, отправляясь вниз по лестнице. Лифт не работал, но пятый этаж — не помеха для молодого организма.

Оказалось, что уже наступил вечер. Из-за горизонта торчал только самый краешек громадного багрового солнца, окруженного жирными лохматыми облаками. Солнце походило на гигантскую раскаленную вишню, погруженную в кисель с пенкой. Черные на алом фоне силуэты домов наводили на мысль о щербатом крае стакана, в которую этот кисель налит. Грандиозное зрелище немножко пугало, немножко тревожило, но в первую очередь завораживало. На него хотелось смотреть долго. Ди стоял на углу дома, любуясь закатом, пока не погасли последние отблески света.

Ди любил вечерние прогулки: улицы, освещенные голубоватым светом фонарей, веселое настроение прохожих и случайные разговоры ни о чем. Сейчас же улица, на которой стоял его дом, была пуста, а из фонарей горели лишь два. Откуда-то тянуло дымом, необычным, горьковато-сладким. Запах напоминал о Технотроне, о войне — реве тяжелой техники, пальбе, криках и крови. Находиться на полутемной улице не хотелось, и парень пошел вперед, к бульвару. Там обычно тусовался кто-то из его приятелей.

Вместо этого на бульваре обнаружилась толпа народа не самого приятного вида. Крепкие парни в коже с шипами и заклепками, обвешанные с ног до головы оружием, сосредоточенно слушали вожака такого же вида. Тот взобрался на скамейку и вещал.

— Мы должны очистить Город от нечисти! — разобрал, прислушавшись, Ди. — От подлой нечисти, которая каждый день...

Что именно делает «подлая нечисть», он не разобрал. Толпа взревела, надо понимать, соглашаясь с оратором. Ди остолбенело взирал на митинг. Такого он еще не видел. Поголовно люди — это неудивительно, тенники держатся сами по себе. С оружием — ну что ж, и такое порой встречается. Но вот эта добрая сотня вооруженных мужиков, которая собирается что-то от чего-то очищать... это уже, пожалуй, сюрприз. Притом не самого приятного свойства. Присоединяться к ним ни малейшего желания не возникло. Парень вновь прислушался. Оратор нес непересказуемую ахинею про священное право человека.

— Разве это мы нападаем на мирных жителей? Разве это мы пугаем их? Разве мы считаем себя лучше прочих, разве мы пользуемся своим неоспоримым преимуществом в силе, чтобы нападать на безоружных, убивать тех, кто не может противостоять? Нет! Все это делают они! Они — чужаки, пришельцы, нелюдь, противная самой природе Города, и они же считают себя хозяевами. Это самозванцы! Кто их сюда звал? Не мы! Но кто покажет им их настоящее место? Мы-ы!

Выглядел оратор вполне прилично. Высокий симпатичный парень с правильным чистым лицом, обаятельной улыбкой. Белая майка обтягивала весьма и весьма достойную фигуру, явный плод многолетних трудов на поприще тягания тяжелого железа. Оратору так и хотелось доверять: ну не может же такой приятный человек с такой уверенностью говорить какую-нибудь ерунду, врать, обманывать? Ни в коем случае!

Ди развернулся и отправился по улице в обратную сторону, надеясь выйти на проспект и обогнуть сборище сумасшедших десятой дорогой. Шуточка на лестнице его, конечно, возмутила и он с удовольствием начистил бы юмористу физиономию, но рассуждения про подлую нечисть показались воплощением маразма. «Спятили они, что ли?» — подумал Ди.

Пройдя три квартала по темной улице, он начал подозревать, что спятила окружающая реальность. Все строем сошли с ума, а его предупредить о необходимости подобного действия забыли. Мимо пробежала пара придурков из тех, что недавно собрались на митинг. Бежали они целеустремленно, видимо, по делу. Ди проследил их маршрут и облегченно вздохнул, когда парочка свернула в один из переулков.

Облегчение оказалось преждевременным: через пару минут из переулка послышались вопли, глухие удары и прочие звуки, по которым безошибочно угадывалось, что же творится за углом. Драка. Вульгарная уличная драка. Интересно было только, кто на кого нарвался. Какой-нибудь прохожий на «очистителей», или наоборот. Ди дошел до конца высокого каменного дома и выглянул из-за угла.

Трудно было сказать, кому тут больше не повезло — обоим балбесам или крепкому почти квадратному мужику в камуфляже. Через пару минут стало ясно, что именно нападавшим, и Ди, ехидно улыбнувшись, пошел дальше.

До проспекта было всего два квартала, но пройти их оказалось не так-то просто. Сначала навстречу Ди пробежали трое с монтировками и разводными ключами в руках. Глаза бегунов жадно рыскали по улице, возникало подозрение, что им все равно, на кого напасть. Был бы повод помахать железками. Ди едва успел нырнуть в подъезд ближайшего дома, благо, дверь не была заперта. Потом из одной подворотни в другую пробежали двое, а за ними — четверо. К счастью, одинокий безоружный пешеход не интересовал ни первых, ни вторых, но Ди на всякий случай спрятался, присев за живой изгородью.

На проспекте оказалось ничуть не лучше. Выход с улицы был перегорожен скамейками, на которых сидели люди ничуть не менее воинственного вида, чем с противоположной стороны. Правда, здесь никто не толкал речей, но зато деловито и зло переругивались, курили, глубоко затягиваясь, и держали в руках оружие так, что сразу становилось ясно — пользоваться им умеют и в ход пустить не побоятся.

Ди попытался обойти пост вдоль кирпичной стеночки с филенкой, там, где лавка была придвинута неплотно, но его остановили сначала окриком, а потом и твердо взяв под локоть.

— Ты кто такой? — спросила девица, которая была почти на голову выше Ди, да и в плечах пошире.

Парень посмотрел на внушительный бюст, обтянутый серо-синей камуфляжной тканью, на суровые глаза под козырьком кепки, и озадачился. Девица была не из тех, с кем стоит шутить, это было ясно сразу. Но и отвечать на дурацкий вопрос не хотелось. Страха он пока еще не чувствовал, только изумление.

— А что?

— Мальчик, — посоветовал второй патрульный, и Ди передернулся, вспоминая недавнюю шуточку с железкой. — Не морочь нам голову. Кто такой, куда идешь?

— Ди. Ди Эммери. И вообще я просто иду.

— Ты тут живешь?

— Да...

— Вот что, Ди, — сказала девица. — У тебя приятели в других районах есть?

— Есть, — соврал он.

— Вот и славненько. Мы тебя сейчас проводим немного, а дальше уже сам. Ни во что не лезь, иди на север, там спокойно.

Провожать его вызвалась девица. Ди шел рядом с ней, едва поспевая за размашисто шагающей спутницей, и не сразу решился задать вопрос о том, что происходит, и почему это вокруг бегают и дерутся, а кто не дерется, тот тоже бряцает оружием. Наконец он набрался храбрости.

— Назовем это беспорядками, — невесело усмехнулась валькирия. — Большими беспорядками. Все, иди дальше сам. В дворы не суйся, в драки не лезь. Сныкайся где-нибудь.

Ди очень удивился. Беспорядки? В Городе порядка и так было весьма умеренное количество, но до сих пор его отсутствие не казалось опасным. Каждый делает, что хочет и что может, а законов мало и они достаточно мягки, чтобы чувствовать себя свободным. Тем не менее, недостаток твердого порядка и полный бардак — разные вещи; тут, кажется, был второй случай. Все еще непонятно было, что происходит, а спросить уже не у кого, камуфляжная валькирия оставила его на перекрестке в одиночестве.

Уже окончательно стемнело. Широкий проспект, обычно освещенный двумя рядами фонарей и светом из окон, сейчас был едва различим в кромешной тьме. Небо, затянутое низкими тяжелыми тучами, на юге подсвечивалось багрово-алым заревом пожара. Идти в ту сторону Ди не хотелось категорически. Он огляделся по сторонам. Разномастные дома — каменные, кирпичные, бетонные. Одни украшены мозаикой, другие отделаны зеркальным стеклом, третьи больше напоминают ветхие сараи. Привычная эклектика Города. Общее только одно: не горит ни одного окна. Все так же тянет горелым и кислым.

— Ну и куда все подевались? — изумленно спросил вслух Ди. — Люди, вы где?

Никто не откликнулся, и парень запоздало сообразил, что ему повезло. Людей, с которыми лучше не встречаться в темноте на пустой улице, он уже сегодня увидел добрую сотню. Общества нелюдей ему тоже не хотелось память о милой шуточке была еще вполне свежа. Ди пожал плечами и отправился направо. Направление было выбрано наобум, никаких приятелей на севере у него не было, но пока еще ночная прогулка не казалась слишком опасной.

Минут через пятнадцать Ди уже так не думал. Лежа носом вниз на асфальте, с тяжелым ботинком промеж лопаток, он горько сожалел о том, что не остался с вооруженными ребятами из второй компании. Там его хотя бы не швыряли на землю и не пинали ногами. Над ним переговаривались трое или четверо.

— Он притопал оттуда, наверняка следить пришел.

— Да не, это какой-то лох.

— Точно тебе говорю, специально такого прислали.

— Ну так шлепни его и хер бы с ним, — вступил третий голос.

— Да ну, человек все-таки, а не выползок какой... — воспротивился второй, тот, что назвал Ди лохом.

Он был парню наиболее симпатичен. Пусть обзывается, только вот убивать — не надо. Ди еще не привык к тому, что смерть — только временное явление, смена декораций; впрочем, больно-то каждый раз было по-настоящему, он знал это по Технотрону. Но одно дело Технотрон, где все не всерьез, только в рамках бесконечной военной игры, другое дело — здесь. Ди еще помнил, как свалился с крыши высокого дома. Боль от удара до сих пор жила где-то в груди, хотя спустя какое-то время он очнулся в своем доме, живой и невредимый.

— Ну тогда вломи ему покрепче.

Ди зажмурился. Это не помогло. Ему действительно вломили, отпинали ногами так, что от боли мутилось в глазах, а тело казалось кровавым фаршем, из которого торчат остатки костей. Отпинали и оставили валяться прямо на дороге. Он попытался отползти в кусты, но первая же попытка опереться на сломанную руку заставила остановиться. Вторая попытка тоже закончилась плачевно: он вырубился на какое-то время.

Очнувшись, Ди обнаружил, что боль почти отпустила. Кости были целы, получилось и встать, и отряхнуться. Только ощущение в теле было крайне неприятным: дрожь в руках, тошнота, подступающая к горлу. Голова кружилась, и казалось, что стены домов кружатся вокруг него в хороводе. Парень выругался, открывая в себе доселе неизведанные запасы брани, уселся на бордюр. Разумнее было бы спрятаться в ближайшем подъезде, но на это пока еще сил не было.

— Гуманисты, вашу мать, — подытожил Ди, ощупывая голову.

Здоровенная шишка за ухом и синяк вокруг левого глаза почему-то не прошли вместе с остальными повреждениями. Скула и бровь распухали, веко не хотело открываться. Пришлось смотреть на мир одним глазом. Потом он увидел на земле поблескивающий осколок стекла, поднял и приложил к опухоли. Немного полегчало, но отек не спал. Вот незадача... другие как-то умели сводить себе синяки и шишки, а Ди не знал, как это делается.

Мир определенно сошел с ума и перевернулся вверх ногами. Напали — ни за что, ни про что. Избили. Спасибо, что не прибили вовсе. Смешно говорить спасибо в такой ситуации, конечно...

Очень хотелось найти под ближайшим кустом автомат и десяток гранат. Не для того, чтобы найти обидчиков и объяснить им всю их неправоту — просто так, для собственной безопасности. Но, как назло, ничего кроме осколков оконного стекла вокруг не валялось. Ди выбрал тот, что подлиннее, и отправился дальше.

Прошел он недолго. Из темной подворотни раздался очередной вопль очередной жертвы насилия. На этот раз вопль был девичьим, и Ди, проклиная собственные представления о правильном и неправильном, побежал туда. В руке он сжимал осколок. Не лучшее оружие, но все же лучше, чем без него. Во дворе — редкое дело! — горел фонарь, правда, один, но достаточно яркий.

Трое людей взяли в кольцо невысокую девицу в широком темно-сером балахоне. Та выставила перед собой руки с длиннющими когтями, оскалилась, как разъяренная кошка, и даже шипела, поворачиваясь к тому, кто пытался сделать шаг вперед. Ди замер, не представляя, что делать. Его не заметили — тройка была увлечена своим делом. Пока девчонка-тенник шипела на двух, решивших окружить ее с боков, третий шарил по земле, и поднялся с обломком металлической трубы в руках.

— Сзади! — крикнул Ди.

Девчонка моментально обернулась, и удар трубы пришелся не по голове, а по плечу, но другой тут же пнул ее в голень и подставил ногу. Девушка упала, нападавший поставил ей колено на спину и взял за волосы. Тот, что с трубой, повернулся к Ди, и поза не предвещала ничего хорошего.

— А ты что здесь забыл? Пошел на...

— Оставьте ее, а? — негромко сказал Ди.

Тихо он говорил только потому, что старательно сдерживал дрожь в голосе. Руки, спрятанные в карманы, были судорожно сжаты все с той же целью: не сорваться, не подпустить «петуха», не выказать свой страх. Бесполезный осколок холодил пальцы. Смешное оружие против метровой железяки.

Владелец трубы, видимо, ошибся на счет Ди. Он что-то рявкнул своим приятелям, и, опустив оружие, сделал пару шагов вперед. Свет фонаря мешал ему внимательно рассмотреть противника, а вот Ди видел все, как на ладони. Соперник на голову выше, вдвое шире, и весит, надо понимать, соответственно. Руки в перчатках с обрезанными пальцами, на косточках нашиты металлические пластины. Рожа поперек себя шире, и выражение недоуменное, но добрым не назовешь.

— Ты кто такой? — постукивая себя трубой по берцу, спросил мужик с трубой.

— Местный, — ответил Ди, стараясь говорить все так же тихо и спокойно.

Обладатель трубы с подозрительным прищуром разглядывал его так, словно принимал за кого-то другого. Ди это было на руку. Дойди до здоровяка, что перед ним самый обычный парень-новичок, да еще и мелкий и хлипкий, он немедля взялся бы за трубу. Пока же он медлил. Те секунд тридцать, которые мужик с трубой потратил на разглядывание Ди, девчонка-тенник использовала с толком. Ди толком не разглядел, что там произошло, но она сумела вырваться и вскочить, а пока громила поворачивался и поднимал трубу, она уже обогнула его, схватила Ди за рукав и потащила прочь.

Он едва не споткнулся, разворачиваясь, но устоял на ногах. Они выбежали из подворотни и помчались вдоль по улице. Троица бежала следом, оборачиваться было нельзя, но, судя по топоту, разрыв увеличивался. Девица неслась, как реактивная, Ди едва поспевал за ней, а цепкая лапа, так и не отпустившая его рукав, здорово мешала удерживать равновесие. Он попытался вырвать руку, и опять едва не упал.

— Беги, — прокричала на бегу девчонка, — беги ж ты!

Ди бежал, задыхаясь, зверея от боли в левом боку, от бешеного темпа. Когда девица резко потянула его в сторону, он подвернул ногу и шлепнулся на колени. Только после этого он поднял голову, и понял, в чем было дело. Прямо перед ним стоял добрый десяток весьма неприятно улыбающихся личностей. Все сплошь тенники. Спасенная им девица стояла рядом, держа руку на плече у Ди, и, кажется, не собиралась с радостными воплями бросаться в объятия соплеменников. Это удивляло.

— Пропустите нас, — сказала девица.

— Вас? — долговязый парень с кошачьим разрезом глаз повернул к ней голову. — Ты из Детей Дороги, а это человек. Плохая компания, странница. Очень плохая.

— Моя дорога и мой спутник — мое дело, — девушка дышала тяжело, но слова выговаривала четко.

— Ошибаешься, Дитя Дороги, — сказал другой, с алой повязкой на голове.

— Дитя Молнии не может решать за меня, — парировала спасенная Ди.

— Оставь его и уходи, — предложил долговязый.

— Пропустите нас.

— Тебя никто не задерживает, сестра.

Их уже взяли в кольцо. «Да что ж такое!» — мрачно подумал Ди. — «Из одной задницы в другую. Что эти, что люди — парад уродов какой-то...»

Девушка никуда уходить не собиралась, но Ди не был уверен, что это его спасет. Вдвоем против десятка не подерешься, а если этот десяток — тенники, а вожак у них, похоже, оборотень, так и тем более. Еще более безнадежное дело, чем связываться с тремя людьми. Ди почти смирился с тем, что до утра не доживет. Только бы не мучили, думал он, а просто прибили и пошли себе дальше. Девушке они ничего не сделают.

— Идущий, пропусти нас! — уже громче сказала девушка, а потом придушенно пискнула.

Ди повернул голову. Двое парней с алыми повязками крепко взяли ее под руки, один зажал ладонью рот. Девушка пыталась лягаться, но ничего у нее не получалось.

— Отпустите ее, сволочи! — возмутился Ди. В ответ ему смачно залепили по роже.

Когда из глаз перестали сыпаться искры, Ди разобрал слова перебранки между спасенной им девицей и остальными. Рот ей больше никто не зажимал, а один из активистов зализывал укушенную руку. Другой держал девушку за шиворот и за пояс балахона, но дискуссии это не мешало. Судя по тому, что Ди разобрал, ничего хорошего им обоим не светило.

— ...якшаешься с людьми, сестра?

— Ты позоришь нас!..

«Сестра» ответила самозваным братьям целой тирадой брани, согласно которой именно такие «братья» и позорят весь род тенников, а потому не братья они ей, а всякий обнаглевший песий кал не будет ей советовать, с кем водиться, а с кем нет. На этот раз оплеухой наградили девушку.

— Ты забыла свой дом, — заявил оборотень.

— Заигравшиеся уроды, — заявил Ди, в горло которого давно упиралось острое лезвие. Нажим стал чуть сильнее, и он повторил:

— Уроды!

По шее текла теплая струйка крови, чужая жесткая рука или лапа держала его за воротник ветровки, больше не позволяя повернуться, в шею упиралось лезвие ножа. Сзади происходила какая-то возня, спасенная им девица ругалась, то и дело переходя на шипение, требовала отпустить обоих. Ди поднял глаза к небу. Пока он шарахался по темным улицам, небо прояснилось и теперь было усыпано крупными звездами, холодными и колючими. Звезды больше походили на осколки зеркала. Другой осколок — стекла, тот, что так и лежал в кармане, был теплым, а эти — ледяными.

Тот, что его держал, на мгновение убрал нож от шеи Ди, и парень моментально этим воспользовался. Зажатым в кулаке осколком он ударил наобум себе за спину — попал во что-то мягкое, — тут же дернулся вправо и вперед, в проем между двумя стоявшими.

Попытка к бегству не удалась. Его ударили коленом в лицо и отбросили на землю.

— Не трогайте его! — крикнула девушка, но никто ее не послушал. — Не смей!..

Резкая боль пронзила сначала левую ладонь, потом правую. Ди вскрикнул, попытался отдернуть руки, но не смог. Ладони были пригвождены к земле двумя метательными ножами.

— Он ранил одного из нас, — «объяснил» кто-то, стоявший за головой Ди.

Ди жалел только о том, что всего одного и лишь ранил, но сообщать об этом ему не захотелось. Ему уже вообще мало чего хотелось. Только бы освободить руки — тогда можно и думать, что делать дальше. Асфальт казался слишком холодным, воздух, вырывавшийся из стиснутых губ, мгновенно превращался в облачко пара. Впившиеся в ладони лезвия тоже обжигали холодом, но от этого боль не унималась, напротив, делалась сильнее. Он попытался дернуть рукой, но это была очень плохая идея. Немногим лучше той, что посетила одного из мучителей, заметившего, что он дернулся. Каблук ботинка, поставленного на грудь, добавил острых ощущений.

Челка лезла в глаза, и Ди почти ничего не видел. Догадываться о том, что происходит, приходилось на слух. Двое пытались уговорить девчонку-тенника уйти, третий ей угрожал, чем — непонятно. Потом вдруг наступила тишина, кто-то выругался, другой изумленно спросил «что это?!». Тот, что поставил ногу на грудь Ди, наклонился к нему и сказал:

— Только пикни...

— Не буду, — шепотом ответил Ди, и немедленно заорал во всю глотку:

— Помогите!!!

Его пнули в подбородок, но это уже было нестрашно, хотя зубы хрустнули, а рот наполнился кровью. Важнее было, что девушка тоже закричала, и ее заткнули не сразу, а потом вокруг Ди образовалась некая паника. Краем глаза он увидел, как прямо к нему подъезжает нечто большое, черное и зеркально поблескивающее. Дверца отворилась, и на землю спрыгнули две ноги в обтрепанных голубых джинсах и тяжелых ботинках большого размера.

— Разошлись, герои, быстро, — рыкнул обладатель ботинок. — Быстро, я сказал.

Ноги в джинсах шагнули ближе, остальные расступились.

— Та-ак, — продолжил низкий уверенный голос. — Кто это сделал?

— Не твое дело!

— Мое, — отрезал некто в джинсах. — Так, а девочку зачем держим?

— Она с нами.

— Точно?

— Неправда! — подал голос Ди. — Она со мной. А эти...

— Ясненько, — сказал нежданный спаситель. — Ну что ж, девочку отпустите, все свободны, кроме владельца ножей.

Компания тенников ответила дружным отказом, причем заговорили сразу все, в результате чего ни слова нельзя было разобрать, только общее несогласие. Человек в джинсах не слишком этим заинтересовался. Левую руку дернуло болью, потом через него бесцеремонно перешагнули и вытащили нож из правой руки. После этого освободитель скинул с лица Ди челку и посмотрел в упор, сидя рядом на корточках. Агрессивная свора вокруг его, вроде бы, нисколько не пугала и не волновала.

Светлые волосы ниже плеч, короткая борода от уха до уха. Выражения глаз в темноте не разобрать, но, судя по добродушной усмешке, ничего плохого ожидать не приходилось. Широкая жесткая ладонь потрепала Ди по щеке.

— Вставай.

То, на чем приехал спаситель, больше всего напоминало огромное черно-блестящее яйцо. В приоткрытой дверце торчала весьма ехидная физиономия, а чуть пониже — ствол неизвестного Ди оружия очень большого калибра.

Пока парень поднимался, стараясь не опираться на раненые ладони, вокруг произошло подобие потасовки. Кто-то вознамерился ударить бородатого в спину. Этот отлетел довольно далеко. Другой, попытавшийся ударить в лицо, просто рухнул на землю там, где стоял.

— Может, шарахнуть по ним? — спросил пассажир чудного транспортного средства.

— Да не стоит, — лениво откликнулся бородатый.

Потом он вскинул руку, и Ди вздрогнул. На кончиках пальцев плясало яркое серебристое пламя.

— Вот что, зайчики, — сказал спаситель. — Вы мне надоели. Убирайтесь вон, все, кроме этого, — рука показала на одного из парней. — Ты, из Звезд Полуночи, мне еще нужен. А ты, девочка, иди сюда...

Девчонка, которую, наконец, отпустили, встала рядом с Ди. Он автоматически опустил ей руку на плечо. Кто-то в отступавшей толпе выругался, девушка ответила неприличным жестом. Бородатый смотрел прямо на высокого стройного тенника с перевязью для метательных ножей поперек груди. Не хватало как раз двоих. Тенник вскинул руки перед грудью и растопырил пальцы. Бородатый держал оба ножа в левой, правую, с пламенем, он выставил перед собой. Смысл пантомимы, которую разыгрывали оба, остался для Ди непонятен, но теннику происходящее явно не нравилось. Наконец бородатый швырнул ножи ему под ноги и жестом показал: «Убирайся!».

— Лезьте внутрь, — не оборачиваясь, приказал спаситель.

Слушаться его было легко и приятно, тем более, что оставаться на улице без защиты больше не хотелось. Вторая дверца загадочного транспортного средства с легким щелчком приподнялась. Дважды приглашать ни Ди, ни спутницу нужды не было. Внутри обнаружились два мягких сиденья, обитых удивительно приятной на ощупь тканью. Светловолосый водитель вернулся на свое место, дверцы плавно опустились.

— Оклемались, а, молодежь? — спросил он, опуская широкую лапу на панель с ртутно поблескивающим силуэтом ладони.

Ни руля, ни других понятных Ди средств управления в чудной боевой машине не было, но она тронулась с места, и, кажется, приподнялась над землей. Движение почти не чувствовалось, но за окном замелькали дома и деревья.

— Да, — сказал Ди. — Спасибо вам огромное...

— Не за что. Захотите — отработаете, — усмехнулся спаситель.

— Как? — спросила сидевшая рядом девушка, которую Ди так и обнимал за плечо, а она, кажется, ничего не имела против.

— По способностям, — еще раз хохотнул бородатый. — Мы тут немножко порядок наводим, от помощников не откажемся.

— Мы с тобой, Смотритель, — без раздумья ответила она.

— Кто? — обалдело спросил Ди, и не понял, почему все остальные засмеялись.

В штабе той компании, к которой принадлежал, а, судя по целой куче разномастного народа, немедленно бросившейся с вопросами, и командовал светловолосый, звали его Лаан, и Ди, и его приятельницу немедленно накормили до отвала, расспросили о приключениях, посочувствовали, налили по здоровенному стакану горячего вина и выдали пару спальников. Бывший кинотеатр был набит битком. Кого здесь только не было — и добрых полсотни вооруженных людей в самой разнообразной военной форме, и тенник, расположившийся в углу с гитарой, вокруг которого сидела пестрая компания представителей обеих рас, и человеческие дамы сурового вида, лечившие раненых...

— Вы пока отдохните где-нибудь, где потише, — посоветовала женщина, которая поила их вином. — К утру вы нам понадобитесь. Или вы хотите к Лаану?

— А он не тут? — удивился Ди.

— Нет, он в новом штабе, на севере. Сначала был один штаб, а потом мы разделились, так удобнее. Если очень хочется, завтра туда уйдете.

— Да не, не обязательно, — подумав, отказался Ди. Ему не хотелось ни мешать этим занятым делом людям, ни навязываться светловолосому в друзья. — Мы и тут можем, да? — подтолкнул он спутницу.

— Там, где нужнее, — сказала она.

— Спасибо, — улыбнулась женщина. — У нас каждые руки на счету. Отдыхайте.

Девушка отобрала у Ди оба спальника, один постелила на пол, показала на второй и сказала: «Одеяло». Свободный угол на втором этаже мог считаться тихим только в сравнении с остальными. Снизу слышались голоса и музыка, по коридору то и дело проходили громко разговаривавшие люди, кто-то кого-то искал, звал и отчитывал.

Ди посмотрел на свою новую подругу. Только сейчас у него появилась возможность как следует ее разглядеть. Тоненькая девочка, ростом по плечо невысокому Ди, длинные асфальтово-серые волосы заправлены под воротник балахона. Острые черты лица, дымчато-серые, топазовые глаза с огромной радужкой, только в уголках поблескивают голубоватые белки. На первый взгляд — не на что смотреть, но стоит задержать взгляд, чуть лучше присмотреться, и кажется: пропал навсегда. Только бы была рядом, только бы продолжала улыбаться уголками губ, и мягко, и насмешливо.

— Как тебя зовут? — спросил он, и тут же засмеялся:

— Так и не познакомились, забавно...

— Эгат из Детей Дороги, — тонкие губы еле заметно дрогнули. — Люди зовут Агат, а ты — как хочешь.

До утра они тихонько болтали, рассказывая друг другу о себе. Спать обоим не хотелось, Агат объяснила, что тенники спят очень редко, а Ди в Городе вообще спать не умел. Если он пытался закрыть глаза и заснуть, то потом оказывался либо в своем доме, либо в любом непредсказуемом месте.

— Так всегда, — объяснила Агат. — Есть те, кто приходит и уходит, а есть лэрт.

— Кто?

— Те, кто тут живет постоянно. Только они выше. Ты не лэрт. Хорошо.

— Почему? — удивился Ди. Ему-то казалось, что все совсем наоборот.

— У лэрт одна жизнь, у тебя много.

— То есть, что со мной не делай, я все равно вернусь?

— Почти так, — сказала девушка, и надолго замолчала. — Иногда бывает, что и не лэрт погибает совсем. Редко.

Ди окончательно запутался, что бывает, что не бывает, что хорошо и что плохо, а последние фразы Агат выговаривала таким голосом, словно ее заставляли говорить под пыткой, и он не стал настаивать на подробных объяснениях. Как-нибудь потом, при случае. И вообще это — далеко не самое интересное, о чем можно расспросить девушку-тенника...

Утро началось с завтрака. Такой порядок вещей Ди одобрил. Горячие лепешки, в которые была завернута всякая всячина — мясо, сыр, помидоры, зелень, крепкий чай. Завтракали в холле второго этажа. Судя по тому, сколько завтракавших с трудом давили зевоту и растирали покрасневшие глаза, для кое-кого это было скорее уж ужином после долгого дня. Публика болтала между собой, Ди старался прислушиваться, но ничего толком не понимал. Речь шла об отбитых и захваченных районах, о применяемом каждой стороной оружии и магии, о пожарах и взрывах... Через какое-то время он уже понимал, что большая часть обитателей Города разделилась на три партии, причем каждая считала своими врагами две других.

Ди уже видел и воинствующих людей, и непримиримых-тенников. Он понял, что ему здорово повезло. Попасться по очереди обеим компаниям безумцев и отделаться только быстро зажившими синяками и порезами — не каждому такое удается. Он жевал очередную лепешку и убеждался в том, что правильно выбрал сторону. Ярко-красные помидоры, крупно накромсанные ножом и ярко-желтые кусочки сыра на пластиковой тарелке только укрепляли ощущение верно сделанного выбора. Здесь было хорошо. Не только потому, что на столе было навалом вкусной свежей еды, не только потому, что здесь как-то особенно здОрово и смачно пили чай — из больших кружек, не чинясь, наливали себе всклень и шумно отхлебывали, и наливали по второй. Потому что вокруг были совсем особенные люди, такие, которых Ди еще толком и не видал. Серьезные, уверенные и добрые.

Болтовня за столом как-то неожиданно утихла. Ди поднял голову, огляделся и понял, на кого все смотрят. Их было четверо. Невысокий темноволосый и раскосый парень в синей водолазке, две очень красивые девушки — миниатюрная пепельная блондинка и статная золотоволосая, — и тенник-Крылатый. Живого Крылатого Ди видел первый раз и беспардонно уставился на него. На первый взгляд почти человек, только черты лица такие, как у большинства тенников, острые и хищные, и глаза ледяного зеленого цвета, такого у людей не бывает, только если линзы себе вставить. На плечах, кажется, широкий серый плащ... и вдруг понимаешь — нет, не плащ. Крылья.

— Доброе утро, дамы и господа, — сказал, опираясь о стол, раскосый. — После завтрака жду у себя командиров отрядов и разведчиков.

— Новеньких после завтрака прошу подойти ко мне, — очень приятным, мягким и бархатистым голосом сказала вторая.

У Ди немедленно появилось желание подойти к ней, но, сделав объявление, она о чем-то заговорила с Крылатым, а потом вся четверка удалилась так же неожиданно, как и появилась.

— А кто это был? — спросил он у соседа.

— Хайо, Смотритель. Риайо из клана Падающих в Небо. Та, что повыше — Ярослава, вторую я не знаю, но она помогает им, — объяснил тот Ди. — Начальство наше.

Золотоволосая Ярослава нашлась не сразу, точнее, нашла ее Агат, когда Ди в третий раз попытался вломиться не в ту комнату. Агат только улыбнулась, пожала узкими плечиками и отправилась на второй этаж, там в коридоре она и стояла.

— Рада познакомиться, — она протянула обоим руку и улыбнулась:

— Хорошо, что вы здесь.

Ди пожал теплую мягкую ладошку, зачарованно глядя на Ярославу. Женщина поправила воротник камуфляжной куртки. Медового оттенка глаза на мгновение заглянули в душу и спрятались под вуаль длинных темно-рыжих ресниц. Она здорово отличалась от большинства увиденных им за последние сутки женщин в камуфляже — в первую очередь удивительной женственностью, да и приветливости тоже было побольше, чем у давешней валькирии с поста и прочих.

— Вы хотели бы работать вместе? — спросила Ярослава.

Оба согласились, и женщина отправила их во второй вспомогательный отряд, наскоро объяснив, что второй вспомогательный работает со вторым основным и помогает ему при необходимости, так что это не совсем передний край, но тоже мало не покажется. Ди так и не понял, чем именно будет заниматься, но от души понадеялся, что не придется вступать в рукопашную со всякими отморозками. Необходимых для этого желания и умения он в себе не ощущал.

Не пришлось. Этим занимались совсем другие люди и тенники — много старше, много сильнее, чем Ди. Все они были разными, и равнял их только взгляд, жесткий и усталый. От него требовалось другое: выполнять разные мелкие поручения, передавать информацию, порой обеспечивать связь — Ди быстрее прочих новичков выучился обращаться к кому-то с мысленным сообщением, — подносить боеприпасы. Членов вспомогательного отряда прозвали «оруженосцами».

Из разговоров с другими «оруженосцами» Ди потихоньку начинал представлять себе картину происходящего. Когда он возвращался в штаб, чтобы перекусить, отдохнуть или доложить кому-то из занимавшихся тактическим планированием, что происходит, он обязательно разглядывал разноцветную карту на столе. Постепенно значки на ней обретали практический смысл и зримое воплощение. Вот этот квартал между двух мостов — не абстракция, а тот самый участок, за который вчера пришлось хорошенько подраться с придурочными «борцами с нечистью». Пришлось попыхтеть, Ди даже доверили автомат, но теперь квартал, удобный для дальнейших вылазок и захвата соседних принадлежит миротворцам, а «борцы» отправлены восвояси.

К сожалению, был единственный способ выкинуть распоясавшихся людей вон с завесы: убить. Это даже не гарантировало того, что они рано или поздно не вернутся. Вечно держать завесу закрытой нельзя. Важно, что не вернутся в ближайшее время. Многим же и вовсе не суждено было вновь оказаться на этой завесе, Ди уже знал, что ее называют инициирующей, потому что именно здесь новички обучаются всему необходимому и определяются с выбором жизненного пути.

Как-то Ди случайно напоролся на темноволосого Хайо, объяснявшего одному из тенников клана Стражей Тишины, куда деваются люди из отрядов «борцов», убитые в стычках. Любопытный парень встал в паре шагов и принялся разглядывать объявления на доске, делая вид, что как бы и не при чем, но через пару минут напряженного подслушивания Хайо засек его и подтащил за хлястик на куртке к остальным.

— Любознательность не порок, — усмехнулся он и продолжил:

— Сейчас мы сбиваем их на три нижних завесы. Довольно скучное и неприятное место, но суть не в том. Там весьма зачаточная информационная сеть и низкий энергетический потенциал, к тому же там только люди. Если кому-то по вкусу бандитские разборки, там он обретет свое счастье. Поумнеет — может быть, вернется сюда. Вам все понятно, молодой человек?

Вопрос явно был задан Ди. Он потянул себя за мочку уха, потом тряхнул головой. Действительно, почти все сказанное было понятно. Еще дней пять назад он бы задал кучу вопросов, а сейчас необходимости в этом не было.

— Вот и отлично, значит, и другим объяснить сможешь, — кивнул главный начальник штаба. — Скажи-ка мне...

Далее Ди ответил на добрую сотню вопросов, которыми выстреливал в него Смотритель. «Оруженосец» по мнению Хайо должен был знать все, что творится в зоне ответственности второго, южного штаба, начиная от численности отрядов и количества раненых в каждом до последних донесений разведчиков. На какую-то часть вопросов Ди попросту не мог ответить, и начальник разочарованно дергал щекой, переходя к следующим, на другие отвечал сходу и достаточно подробно.

— А более чем хорошо, Ди, — сказал наконец Хайо, упираясь взглядом в парня. Роста они были одинакового, но все равно получалось, что Смотритель смотрит сверху вниз, с высоты своих силы и опыта. — Соображаешь ты на редкость быстро. Не хочешь ко мне в помощники?

Польщенный таким предложением Ди даже слегка покраснел, и едва не кивнул, но тут же прикусил губу. Во-первых, Хайо большую часть времени проводил в штабе, а это уже казалось опытному «оруженосцу» скучноватым. Знай, сиди себе над картами, планируй, вычисляй... то ли дело на улицах, где порой стреляют, где ночью мерзнешь, днем мокнешь под дождем или задыхаешься от жары, но чувствуешь себя в гуще событий. Во-вторых, Агат. Двое помощников Смотрителю не нужны, а расставаться с подругой не хочется. Ди посмотрел на металлическую пуговицу на расстегнутом вороте рубахи Хайо, попытался прочитать надпись, не преуспел и уверенно ответил:

— Не, спасибо.

Раскосый темноволосый мужчина пожал плечами и слегка улыбнулся. Глаза у него были черные, темнее ночного неба, и очень усталые. О том, как работала верхушка — без перерывов, не отвлекаясь ни на сон, ни на отдых, Ди знал от молчаливой пепельной блондинки, с которой как-то разговорился на крыльце здания штаба. Та допивала кофе из пластикового стаканчика, глядела на моросящий дождь и стекающие с козырька струи воды, потом повернулась к парню, который вышел покурить и стоял с сигаретой в пальцах. Зажигалку он где-то потерял, а больше никого во дворе не было.

— Курить вредно, — улыбнулась она, поднося указательный палец к сигарете.

Кончик ее немедленно заалел, закурился чахлой сизой струйкой дымка. Ди изумленно затянулся. Блондинка устало улыбнулась, глотнула кофе из стаканчика, потом парень схохмил нечто героическое, в духе «курение — самая нестрашная из грозящих ему опасностей», женщина ядовито предположила, сколько именно километров разделяет его пальцЫ, так и познакомились. Звали блондинку Рэни, и в команде Смотрителя она отвечала за снабжение всего южного штаба и принадлежащих ему отрядов.

— А-аа! — обрадовался Ди. — Теперь я знаю, кто во всем виноват. Если в штабе нет воды...

Блондинка с фиалковыми глазами и нежными бледными губами прищурила левый глаз, смерила Ди взглядом и весьма неласково высказалась о малолетних остряках, которые умничают не по делу. Не то чтобы отповедь была слишком уж грозной, но Ди осознал свою бестактность и подплинтусный уровень шутки, устыдился и раскаялся. Беседа перешла на превратности службы обоих, непомерные нагрузки и прочий вечный бой и покой, который только снится. Расстались они вполне довольные друг другом.

Сейчас воспоминание о том разговоре всплыло в голове, и Ди еще раз подумал, что сделал правильный выбор. Торчать в штабе — ой, да ну все к псам.

Разговор происходил в середине дня, а вечером Ди вдруг вспомнил его и пожалел, что решил именно так. Поле полем, приключения приключениями, но нужно было забирать Агат и оставаться в южном штабе. Сразу две банды «борцов» пошли на прорыв к набережной, неизвестно на что надеясь. Численный перевес у них был — пять к одному, и бойцам вспомогательной группы тоже раздали оружие. Сборный отряд южного и северного штабов деловито укреплял баррикаду, перекрывавшую единственный оставшийся у «борцов» выход.

— Не боись, — сказал кто-то Ди, мрачно вглядывавшемуся в ало-багровую тьму за поставленной боком бетонной плитой. — И этих успокоим. Всех успокоим...

Высоченный мужик в причудливом черном комбинезоне балансировал на поваленном фонаре, глядя в ту же сторону через инфракрасный бинокль.

— Всего сотен пять дуриков, — сообщил он. — Часа на два работы. Зато это, считай, последние.

— Я и не боюсь, — ответил Ди. — Подумаешь. В первый раз, что ли.

Агат, сидевшая за его спиной, неодобрительно кашлянула. Парень повернулся к ней, удивляясь, что подруга похожа на несчастного нахохлившегося воробышка. Обычно к вечеру она начинала веселиться, блестела глазами, шутила и рассказывала всякие забавные истории и анекдоты. Сейчас же на девчонке лица не было, а в свой амулет целителя она вцепилась, словно утопающий в веревку.

— Что ты? — спросил Ди. — Что такое?

— Такого — не было, — сердито уточнила Агат. — Было — меньше. И... — она вскинула голову, словно принюхиваясь. — Это не люди!

Мужик в черном комбинезоне спрыгнул с фонаря, плюхнулся перед Агат на колени, осторожно опустил ей на плечи широкие лапы. Ди насторожился. Что-то было не так, сильно не так. Если бы все шло по плану, Агат не стала бы волноваться, она не была трусливой или робкой, да и человек из Квартала не стал бы с таким вниманием расспрашивать девочку-тенника.

— Точно? Уверена?

— Да, — кивнула Агат. — Там Дети Молнии, их много! У них... — девушка побледнела до снежного цвета, а потом судорожно вцепилась когтями в запястья наемника. — У них Белый Огонь!

Ди не знал, что это означает. Дети Молнии — понятно, один из кланов тенников, те, что владеют магией огня и близкой к ним. А Белый Огонь? Что это еще за пакость? И откуда здесь тенники, когда отлично известно, что они далеко отсюда, на юго-востоке, и до их форпостов пешком не меньше трех часов...

— Тревога! — заорал наемник, вскакивая и разворачиваясь к ближайшему десятку. — Щиты! Сро...

Больше ничего он не успел. Высокая, достигавшая крон деревьев волна ослепительно-белого пламени нависла над баррикадой, задержалась на мгновение и отвесно рухнула вниз, поглощая тех, кто сидел у груды дерева и бетона. Ди успел только упасть на Агат, закрывая ее всем телом, зажмуриться и сжать кулаки в ожидании нестерпимой боли: от белого пламени веяло раскаленным жаром.

Боли не было. Тепло, приятное, словно лучи весеннего солнышка, пощекотало ему затылок и спину, приподняло, словно соленая морская вода, залило нос и горло, мешая вздохнуть, но кашлять не хотелось. Просто не было больше ни возможности, ни потребности дышать.

Просто не было больше парня, по имени Ди Эммери, не было в Городе и не было нигде.

Навсегда.

(обратно)

Глава 4 Мы больше не воюем!

Раскаленная черная заноза впилась в висок. Лаан прикрыл глаза, переводя острые импульсы тревоги и боли на понятный язык символов, потом охнул и сжал кулаки. Тонкий металлический цилиндр ручки, поблескивая, покатился по столу, добежал до стакана и с коротким дзиньканьем остановился.

— На набережной применили Запретное оружие... — в пространство сказал Смотритель, а потом повернулся к Вайлю. Резко скрипнул стул. — Твоя ошибка.

Вайль вскинулся, но пока он поднимал голову, блики непонимания в глазах сменились на тусклую поволоку вины. Начальнику объединенной разведки обоих штабов полагалось иметь куда более точные сведения о численности, составе и планах противника. Он поднялся, опираясь на карту, задумчиво посмотрел на макет, потом щелкнул пальцами, увеличивая участок набережной.

— Подземные коммуникации, — провел он ломаную черту почти через всю карту. — Отряды Детей Молнии и Теней Ветра из центра. Дезинформация...

Короткие отрывистые фразы были понятны всем присутствующим. Два отряда «непримиримых» — увы, неустановленной численности, — пробрались через неучтенные подземные коммуникации и вышли там, где их никто не ждал и не был готов к обороне. Плюс к тому — использовали Запретное оружие, применение которого приводит к окончательной смерти. Нарушение всех соглашений и законов Города, непростительное нарушение... Применившие подписали себе приговор, такой же суровый, как и своим жертвам — но их это не остановило и не удержало. Еще один отголосок безумия, охватившего слишком многих.

К выводу о том, что один из агентов в стане противника сливал ложную информацию, Лаан пришел за мгновение до того, как Вайль сказал об этом вслух. То, с какой скоростью парень сам догадался об этом, радовало, но сейчас праздновать успехи младшего коллеги было некогда.

— Бой еще идет? — спросила Аэль, до того молча сидевшая в углу.

Лаан прислушался. Темные волны боли и страха заставляли информационную паутину Города вибрировать и болезненно натягиваться вокруг полыхающей багровым точки на набережной. Он кивнул, пытаясь заглушить крики ужаса и ярости, бившие по ушам, и поморщился — не получилось. Заноза жгла висок, и не было сил ее вытащить.

Первый просчет оказалась слишком серьезным и стоил слишком дорого, чтобы можно было сказать «ну, зато в остальном мы преуспели...». Смотритель поднялся, покосился на сконфуженного начальника разведки, потом отошел к окну. Нужно было принимать решение, и делать это быстро. Он вернулся к карте, похлопал по ней ладонью, заставляя фрагмент выпятиться и обрести объем.

— Два отряда примерно в двести и сто пятьдесят бойцов. Где-то в тылу, вероятно, здесь, — палец уперся в плоскую подкову стадиона, — еще тысячи полторы «борцов». Если они пересекутся, будет бойня, которой свет не видывал.

— Может, и пусть себе? — пожала плечами Аэль. — Дурные головы перебьют друг друга, мы утихомирим оставшихся.

— Нет, — хором сказали Вайль и Лаан, посмотрели друг на друга и кивнули. — Нельзя.

— Почему?

— Там, где будет столько жертв — не обойтись без Прорыва. Причем того масштаба, с которым нам не справиться, — объяснил Лаан. — То есть, проще заранее наложить на себя руки, это будет и быстрее, и легче.

Аэль задумчиво посмотрела на компаньонов. Что такое Прорыв, она смутно себе представляла: повреждение защитной оболочки Города, того барьера, который окружает упорядоченный и структурированный мир от внешнего хаоса. Последствия были вполне предсказуемыми — то, что за барьером, прорываясь внутрь, разъедало тонкую информационную структуру, словно кислота, разрушало и искажало все, чего касалось. Однако о связи Прорывов с массовой гибелью обитателей Города она услышала впервые.

— Окончательная смерть высвобождает то, что каждый носит в себе. Зародыш небытия, — объяснил в ответ на ее недоуменный взгляд Лаан. — Тенники называют это Пустотой, мы называем... тебе будет понятнее, если я скажу, что это излучение, обладающее энергией, достаточной для разрушения связей между отдельными элементами информационной системы. Это очень приблизительно, конечно...

Вайль ядовито хмыкнул.

— Главное, что я поняла, — улыбнулась Аэль. — Ладно, с теорией закончим, переходим к практике. Что делать-то будем?

— Два усиленных отряда зайдут здесь и здесь, — Лаан вновь опустил руки на карту. — Отсекут одних от других, дальше как обычно. С ними пойдет наш Крылатый и тот десяток из Стражей Тишины, что сейчас отдыхает. Этого должно хватить... надеюсь.

Вошедшие без стука капитаны отрядов с отвращением уставились на карту. Первый — приземистый рыжебородый качок из Квартала Наемников, настоящего имени которого никто не знал, отзывался на прозвище Стрелок. Второй — с виду его полная противоположность, глава клана Стражей Тишины, долговязый и полупрозрачный, с серой, под цвет бетона стен, кожей. Звали его настолько длинным и трудным для человеческого языка именем, что в первый же день тенника сократили до Стража. В плане профессионализма оба командира отрядов могли между собой поспорить. Чем и занимались, но, к счастью для всех, только в свободное время. Сейчас обоих разбудили задолго до обычного срока, и недовольство на двух физиономиях — широкой красной и конопатой и узкой пепельно-серой — было вполне одинаковым.

— Своих уже подняли? — спросил Лаан.

Две головы синхронно кивнули.

— Согласие, достойное хроник, — улыбнулся Смотритель. — Смотрите, что нужно сделать...

Стрелок и Страж выслушали инструкции, витиевато выругались на весь белый свет и городские площади, отпустили пару замечаний по сути дела и отправились выполнять задание. Аэль с тревогой посмотрела им вслед. С двумя отрядами уходил практически весь «антимагический» резерв северного штаба — и Лиар из Крылатых, и отдельная группа Стражей, которую приберегали на крайний случай. Крайний случай наступил, разумеется, неожиданно и не вовремя, как всегда и получается.

— Или они справятся, — словно читая ее мысли, сказал Вайль, — или мы все-таки проиграли. Пожалуй, я пойду с ними.

— Пожалуй, ты займешься вычислением того, кто макнул нас во все это дерьмо, — постучал ладонью по столу Лаан. — Разберешься, кто именно слил тебе дезу, когда. Вспомнишь, что еще из сведений этого источника мы используем.

Окончательно сконфуженный начальник всея разведки опустил голову на руки и уставился в стену — задумался, надо понимать. Аэль потрепала его по волосам, уселась на край стола и тоже задумалась. Делать ей было сейчас особо нечего, очередь медицинской бригады наступит парой часов позже, тогда работы будет по горло, столько, что и стакан воды выпить станет некогда, если только не поднесут прямо ко рту. Помощников из Квартала, из клана Детей Дороги и прочих целителей хватает, но и раненых каждый раз много, слишком много. На большинство помощников можно положиться, но то, что делают тенники — оно все же чужое и страшноватое, сколько ни работай с ними бок о бок, привыкнуть трудно, и положиться на их умение не получается, всегда хочется проверить и перепроверить, особенно, если те работают с людьми. И неудобно обижать коллег таким дотошным вниманием, и расслабиться не удается. Нервное напряжение выматывало Аэль почище давно привычной рутинной работы.

Шел четырнадцатый день гражданской войны, охватившей всю завесу. По большей части события развивались именно так, как было выгодно штабу миротворцев. Основная масса крупных банд была разбита на отдельные группы, рассеяна и, если речь шла о человеческих группировках, отстреляна мелкими партиями и скинута на нижние завесы, откуда им предстояло возвращаться довольно долго. С тенниками было сложнее, их убивать было строжайше запрещено, Лаан и Хайо неукоснительно требовали одного: обезвреживать, не причинив серьезных повреждений. Пленных передавали Риайо; что именно с ними делает Крылатый и куда отправляет, Аэль не знала, да и не слишком интересовалась. Главное, что больше пленные по инициирующей завесе не бегали и за оружие не хватались. За какие заслуги к когтистому и остроухому племени относились с такой бережностью, Аэль тоже не слишком понимала, но со Смотрителями не спорила. Им виднее...

Куда больше ее огорчало то, что не все прошло по плану «рассеять и разогнать». Несколько больших отрядов с обоих сторон сумели объединиться, и забыв о прежних распрях, наладить взаимодействие. Из разговоров в госпитале и штабе Аэль узнала, что многие кланы тенников не слишком-то любят друг друга, например, между Детьми Молнии, прирожденными магами, и Звездами Полуночи, лучшими фехтовальщиками Города отношения обычно были не то чтобы дружественные, точнее уж, вооруженный до зубов нейтралитет — но сейчас они отлично нашли общий язык и действовали сообща, да так, что отряды миротворцев с большим трудом противостояли их атакам.

Наиболее сообразительным из людей урок тоже пошел впрок, и отдельные разрозненные группировки, вожаки которых раньше не желали признавать над собой хоть чьей-то власти, ухитрились объединиться в два или три (точно никто еще не знал) хорошо организованных и экипированных отряда. Все лишние и случайные уже давно были перебиты, остались самые везучие, опытные и сообразительные.

Гидра, лишенная возможности размахивать ядовитыми щупальцами, подобралась, злобно надулась и теперь искала выход из ловушки.

Вайль что-то прикидывал, безмолвно шевеля губами и загибая пальцы. Задача, которую поставил перед ним Лаан, была не из легких — не сходя с места, только на основании слишком явного расхождения между донесением и реальным положением дел, вычислить источник ложной информации. Это можно было сделать, лишь восстановив в памяти дословное содержание каждого доклада, а их за день Вайль выслушивал до сотни, причем часть сведений приходила напрямую, а часть — через вторые и третьи руки, нуждалась в проверке и перепроверке. До сего дня накладок в его ведомстве не возникало, но зато эта единственная оказалась слишком серьезной, чтобы пренебречь ей.

Начальником разведки обоих штабов он стал на третий день заварушки. Никакого особенного опыта у него не было, и сначала на него взвалили административную работу — собирать и упорядочивать сведения, координировать действия разведывательных отрядов, но уже на второй день оба временных начальника разведки южного, а тогда еще единого, штаба с удовольствием перевалили на него большую часть обязанностей. У бывшего гладиатора, отлично знавшего всю территорию завесы, прорезались сразу две ценные способности: умение быстро и четко обрабатывать огромные массивы зачастую противоречивой информации и расставлять людей на подходящие места. «Нюх» на способности, на потенциал новичков оказался особенно ценен. При этом парню отлично удавалось сглаживать большинство конфликтов и противоречий в своем окружении. Вайль всех внимательно выслушивал, кивал, соглашался, утешал — и делал то, что считал нужным. Не прошло и двух суток, как начальники с удовольствием отказались от должности в пользу Вайля и отправились «в поле».

Вайля туда совершенно не тянуло. Стрельба, кровь и драки ему опротивели несколько раньше, чем началась гражданская война. Работать с информацией было куда приятнее — и полезнее; без своевременно полученных сведений даже самый лихой боец мало на что способен. К тихой радости начальника разведки, никто не стремился вручить ему в руки оружие и выгнать из уютного полутемного кабинета наружу.

Порой бывшему гладиатору казалось, что он разучился убивать; что чужая кровь, даже кровь заклятого врага или преступника, попав на руки, обожжет их, словно кислотой; что выбирая между своей жизнью и чужой выберет — чужую. В этом не было ни смирения, ни самоуничижения, просто желание причинять другим боль вырвали из него, словно гнилой зуб, вырезали, как воспалившуюся занозу. Прошлое забывалось, таяло, словно туман под лучами утреннего солнца, и только иногда из тумана выплывали воспоминания о том, как он жил до встречи с Аэль и Лааном. Чужие и дико чуждые, которые слишком трудно было примерить к себе нынешнему, и Вайль отгонял их прочь, не желая каждый раз пугаться призраков прошлого.

С тех пор мир стал больше, сложнее и добрее, но главное было не в этом. Раньше он чувствовал себя чужим среди людей, стрелой в мишени, гвоздем, вошедшим в податливую, сочащуюся смолой плоть доски. Теперь все изменилось, и, подбирая слова, он выбрал бы совсем другие. Птица среди других птиц в небе, лист на ветке среди других листьев. Свободный, как и все остальные, не слишком тесно связанный с другими, но не чужой, больше не чужой, не инородное тело...

Под пристальным взглядом Аэль он поднял голову, улыбнулся и кивнул. Улыбка, впрочем, вышла чисто символической.

— Я вычислил, — сказал он. — Этот человек в нашем штабе.

— Ты уверен? — спросил Лаан. — Только один кандидат?

— Да. Я думаю, один личный разговор развеет все сомнения. Я позову его.

Аэль хватило одного взгляда, чтобы убедиться в том, что Вайль не ошибся. Она слезла со стола и пересела на подоконник, боком к открытому окну, и уставилась вверх. Через кроны деревьев видно было черно-лаковое, словно отполированная доска, небо, утыканное крупными серебряными гвоздями звезд. Сегодня пейзаж представлял из себя раннюю весну. Через оболочки крупных почек проступала липкая смола, и тянуло горьковато-свежим дымком, так остро и пронзительно, что хотелось сигануть со второго этажа вниз, пройтись по двору колесом и уткнуться лицом в набухшую кору, под которой бурлит сок.

С другой стороны комнаты, от двери, тянуло страхом и боязнью разоблачения, настолько остро и тошнотворно, что Аэль прикрыла ладонью нос и рот. Пальцы пропахли антисептиком, но и этот запах был куда приятнее, чем источаемая вызванным вонь. И если уж она почуяла характерное для пойманного на «горячем» труса амбре, то Вайль, с его звериным нюхом, наверное, разобрался в долю секунды.

— Звали? — спросил от порога невысокий, да еще и сутулый паренек в слишком яркой расписной рубахе.

— Да, — кивнул Вайль. — Садись. Я тебя позвал, чтобы поблагодарить.

— За что? — сутулый, за которым Аэль наблюдала краем глаза, улыбнулся, но слишком поспешно, словно заранее заготовил выражение лица и теперь наспех натянул его, как грабитель — маску.

— За неоценимую помощь. Предоставленные тобой сведения оказались очень полезны, без них нам не удалась бы одна очень важная операция.

Аэль с трудом подавила смешок. Попугайно-пестрый юнец с деланным смущением уставился на начальника, автоматически кивал каждую секунду и даже покраснел, насколько это можно было различить в тусклом свете свечей. Только руки, сложенные на столе, застыли слишком уж неподвижно, а кончики переплетенных пальцев побелели. «Идиот, — подумала Аэль. — Шпион-дезинформатор, клоун недоделанный. Банально не умеет владеть собой, а туда же, лезет во взрослые игры...».

— Э... неужели? — выдавило из себя расписное чудо.

За окном цвиркнула какая-то ночная птичка, поперхнулась и вновь попыталась запеть. Женщина у окна улыбнулась. Птичке нужно было назначить микстуру от кашля, и, глядишь, дня через три что-нибудь из свиста да вышло бы. На приглашенного Вайлем парнишку этот невинный звук подействовал странно... чересчур странно. Словно выстрел над ухом, не меньше. «Переигрывает, — настороженно подумала Аэль, как бы невзначай свешивая ноги с окна и поудобнее опираясь спиной на раму. — И переигрывает нарочно, чтоб все заметили. Вот это уже явный перебор...».

Пестрый юнец вдруг заинтересовал ее куда сильнее, чем раньше. И нервничал он уж больно напоказ, и боялся так явно, словно облился эликсиром страха за минуту до входа в кабинет, и еще Аэль очень не нравилось, как он сидит на стуле. Так, словно справа под рубахой у него что-то достаточно длинное и твердое, мешающее сидеть натурально, и вот этот-то предмет он и пытался замаскировать деланно-испуганной осанкой. Женщина просунула левую руку в боковой карман комбинезона, нащупала свой пистолет. При необходимости она могла выстрелить прямо сквозь ткань.

Вайль и юнец о чем-то говорили, при этом начальник разведки тянул фразы так, словно был склонен к заиканию и усиленно боролся с этим пороком, а парнишка весьма ненатурально разыгрывал смущение при виде столь значительных персон. Лаан откинулся на стуле и качался на нем так, словно разговор его нисколько не интересовал. Когда он бросил взгляд на Аэль, та правой рукой сделала несколько быстрых движений пальцами Если бывший товарищ по оружию еще не окончательно забыл принятый на родине боевой язык жестов, то он должен был прочитать «Он вооружен. Справа...».

Для Аэль так и осталось неизвестным, прочитал ли Лаан сообщение, или догадался обо всем сам. Короткий обмен взглядами привлек внимание парнишки в гавайке, тот вскочил — это женщина поняла только потому, что спустя какое-то бесконечно долгое, липкое, словно растаявший леденец мгновение о пол ударился стул, — и пропал из поля зрения. Аэль интуитивно откинулась назад, надеясь, что не свалится за окно, а если и свалится, то успеет перевернуться в падении, и при этом нажала на спусковой крючок.

Тонкий ярко-голубой луч прошил полутемную комнату, задел верхушки свечей и стоявший на столе стакан, безжалостно располосовал их и пошел наискось, пытаясь нащупать свою жертву. Лаан к этому времени уже «докачался» на стуле, успешно избежав попадания в голову какого-то блеснувшего в полете явно острого предмета. Закончила игрушка свой путь за окном, пролетев в десятке сантиметров над головой распластавшейся по подоконнику женщины. Аэль убрала палец со спускового крючка, понимая, что может попасть в кого-то из своих, скатилась с подоконника в угол между окном и шкафом и вгляделась в темноту. Теперь комната освещалась только далеким заоконным фонарем, но для Аэль было вполне достаточно, она прекрасно различала контуры предметов, тем не менее, нападавшего она не увидела. Лишь в одном из углов клубилась подозрительная, более густая тьма; стрелять в этот бесформенный клубок мрака было слишком неудобно, пришлось бы высунуться из укрытия, и женщина предпочла вжаться в стену посильнее.

Пожалуй, затея с личным разговором оказалась слишком рискованной, и выгодной только для той твари, что довольно удачно замаскировалась под трусливого мальчишку. Сейчас Аэль готова была поклясться, что это существо вообще не было человеком. Кто-то из тенников, достаточно сильный и умелый, чтобы довольно долго дурачить и людей, и собратьев по расе, подбираясь поближе к верхушке. И он дождался. Трое расслабившихся идиотов пригласили его к себе в кабинет, можно сказать, дорожку постелили и песочку сверху посыпали...

Эта нехитрая мысль промелькнула в голове за короткое мгновение, в течение которого Аэль пыталась оценить обстановку и прикинуть, что ей делать. Не слишком просторная, от силы в тридцать квадратных метров комната, заставленная мебелью, плохо подходила для силовых действий. Куда ни двинься, либо на табурет или угол стола налетишь и промедлишь, либо уронишь что-нибудь, да хорошо еще, если не себе же на голову. Лаан и Вайль на какое-то время замерли, один распластался на полу, вглядываясь в дальний угол, другого Аэль не видела, мешал широкий стол с низкой, почти до пола, скатертью, украшенной по краям бахромой. Что там поделывает Вайль, разобрать было невозможно, оставалось надеяться, что и для противника это загадка.

Пара мгновений полной тишины и бездействия обеих сторон; Аэль пару раз оказывалась в подобных заварушках, и знала, что больше пяти ударов сердца неподвижность продолжаться не может. Лаан уже успел вызвать охрану, еще минута или полторы — и в комнату ворвутся весьма понимает, и если хочет уцелеть и достичь цели, должен начинать действовать. Он и начал...

Ослепительная иссиня-белая вспышка хлестнула по щекам плетью, невозможно громкий пронзительный звук, от которого воздух в горле стал колом, вздулся пузырем посреди комнаты, Аэль зажмурилась и накрепко стиснула губы, пытаясь удержаться в рамках здравого рассудка. «Магический эквивалент светошумовой гранаты, — подумала она мгновение спустя. — Поэффектнее, но ничего более...». Пока она пыталась прийти в себя, мужики действовали. Тень, метнувшуюся к окну, Вайль остановил ударом, но из того места, где рука вошла по локоть в сгусток переливчатой черноты, ударил пучок молний, парень взвыл, но не отшатнулся, а ударил правой. Еще один разряд и шипение, исполненное боли.

Женщина стиснула пистолет, прикидывая, удастся ли ей попасть только по черному клубящемуся призраку, который разразился целой грозой, но тут за дверью послышался топот, потом нога в тяжелом ботинке ударила о замок, и именно в этот момент Лаан накрыл черную тварь светящейся сетью. Яркие тонкие веревки упали с потолка, прыгнули вверх с пола, метнулись от окна и со стола, словно сам воздух свивался в серебристо-серую шелковую паутину. Запутавшийся в них черный гость оказался бессильным и беспомощным.

В это время охранники успешно выбила дверь (хватило одного пинка), влетели в комнату и включили свет. Эффект от этого был, конечно, не такой сокрушительный, как от заклинания черной твари, но все трое некуртуазно выругались.

— Ну что за дурацкая привычка — в темноте сидеть, — попенял, утирая лоб, охранник, и крайне удивился, что его хором послали подальше.

В несколько экспрессивных выражений Аэль вместила все, пережитое за последнее время... и, взглянув на часы, поняла, что прошло всего-ничего: минута двадцать пять секунд. Если часы не врали, конечно. В Городе бессовестно врали любые часы, хоть механические, хоть электронные, но Аэль упрямо таскала их на руке ради секундомера. Вот он худо-бедно работал.

Охранников было трое, двое парней из Квартала, и неприметная девочка-тенник из Стражей Тишины, задержать на которой взгляд казалось неимоверным трудом. Глаза сами собой соскакивали с худенькой фигурки в темно-сером комбинезоне, не позволяя разглядеть ни черт лица, ни выражения глаз. Аэль знала, что мелкая, едва ли на пол-ладони выше ее самой девочка — правая рука Стража, одна из наиболее сильных и опытных в клане, что Лаан давно предлагал пигалице должность начальника охраны, но та отказалась... и все же с трудом верила, что речь идет именно об этой серенькой мышке. Смотреть ведь не на что, отвернулся — и забыл, словно в комнате два охранника, а не три. Женщина прекрасно понимала, какой уровень мастерства маскировки необходим, чтоб вызывать такое отношение даже у нее, но ничего с собой поделать не могла. Магия действовала на всех, пожалуй, кроме Лаана и Хайо.

— Хорошая добыча, Смотритель, — прошелестела девочка. Голос у нее был сухой и ломкий, как перешептывание осенних листьев. Вовсе не тот, что запоминаешь и узнаешь спустя какое-то время; не рисунок голоса, а набросок, несколько линий на белом листе. — Ты знаешь, кто это?

Лаан удерживал между пальцами веревки сети и внимательно разглядывал то темное и недовольно ворчащее нечто, что было ими оплетено. Девушка перехватила у него сеть, подождала немного, вежливо ожидая ответа от Смотрителя, потом бесцветные губы шевельнулись.

— Это Ардай из Теней Ветра.

— Собственной персоной? — присвистнул Лаан. — Хорошая добыча. А я — хорошая наживка, правда, милая?

Смотритель уперся взглядом в девушку-тенника, парни из охраны и Аэль с недоумением уставились на них. Через пару вдохов женщина догадалась, в чем тут дело. Девочка из Стражей то ли давно вычислила вражеского агента и разрабатывала его самостоятельно, не сообщив начальнику штаба, то ли догадалась обо всем чуть раньше, чем Вайль; в любом случае результат операции, проведенной самозваной контрразведкой северного штаба, был налицо, и у Лаана эта операция явно не вызывала восторга. У Аэль, впрочем, тоже. Она предпочла бы знать обо всем заранее.

— Я контролировала ситуацию, Смотритель, — спокойно сказала девушка. Аэль все никак не могла вспомнить ее имя. — Никто не пострадал.

— В общем, да, — вздохнул Вайль, потряхивая обожженными руками. Кожа побагровела и вздулась пузырями, словно он окунул руки в кипящее масло.

— Тебя быстро вылечат, — ответила охранница.

— Нормальный ход событий, — возмущенно взвыла Аэль, окончательно сообразив, что тут происходит. — Деточка, ты не слишком заигралась, а? Кто так делает, ты спятила, что ли?

— Я не играю в игры, — равнодушно отрезала девица, не меняя ни позы, ни интонации.

— Это безнадежно... Я буду говорить с главой твоего клана, — вздохнул Лаан.

— Твое право, Смотритель, — шелест листьев, равнодушно опадающих на асфальт, под ноги прохожих.

Когда вся тройка охранников удалилась, забрав с собой пленника (Лаан сказал, что поговорит с ним позже), когда ушел мальчик-целитель, несколькими быстрыми пассами вернувший рукам Вайля нормальное состояние, Лаан повалился обратно на свой стул, потом полез в ящик стола и извлек оттуда большую бутыль с прозрачным лиловато-красным напитком и стопку одноразовых стаканчиков.

— Настойка, — хрипло сказал он. — На спирту. Советую...

Аэль с удовольствием опрокинула сто грамм залпом, потом принюхалась, восторженно облизнулась и потребовала добавки. Теплые капельки скользили по горлу, кажется, прямо оттуда впитываясь в кровь, согревали и заставляли расслабиться заледеневшую от пережитого страха и напряжения спину. Улеглась крупная дрожь, которой Аэль било в последние минуты — не помогала ни рука Вайля на плече, ни накинутая им широкая теплая куртка. Лишь сейчас женщина сообразила, что успела испугаться до полусмерти, до трясущихся поджилок и превращающихся в желе коленей. Когда она стояла в своем углу за шкафом тело казалось натянутой струной, упругой и готовой откликнуться на прикосновение; потом пришел страх. Вот после настойки — полегчало.

— Скоты, — закидывая ноги на стол, заявил Лаан. — Влюбленные в свое дело наглые фанатичные скоты...

В голосе его, к удивлению Аэль, не звучало осуждения. Напротив, она, едва веря своим ушам, отчетливо различила там восхищение и легкую зависть к «скотам», под которыми, надо понимать, имелась в виду девчонка-контрразведчица и ее предполагаемые коллеги.

— Гхм? — мрачно кашлянула она. — Ты это считаешь профессиональным, да? Не предупредив...

— Если бы она нас предупредила, мы бы моментально выдали себя. Если это действительно Ардай, то его можно было взять только так, пока мы ничего не подозревали. Точнее, подозревали в нем какого-то дурачка-обманщика.

— Можно как-нибудь следующий раз без меня? — попросила Аэль, чувствуя, что сейчас сорвется в истерику, и никакая настойка не поможет. — Я простой военный врач, я не нанималась тут подсадной уткой работать!..

Ей было обидно, что истинная виновница событий отделалась легким испугом, что Лаану, похоже, наплевать на то, в какую ситуацию девчонка поставила всех, и в первую очередь, ее, Аэль. Наплевать на пережитый ей страх, на явную угрозу для жизни. Старый друг неожиданно выказал какую-то новую, вовсе незнакомую сторону, и Аэль начинала подозревать, что не хочет узнавать его с этой стороны лучше и глубже. Неожиданно ли?... Совсем недавно на Технотроне он заставил ее вывернуться наизнанку, опять в интересах дела, но откровенно наплевав на все чувства женщины. Хотелось уйти, не прощаясь, выплакать обиду и забыть обо всем, что было раньше. «Ветер меняется», говорили у нее на родине. Ветер изменился.

— Ну что ты... — Вайль поплотнее прижал ее к себе, коснулся губами уха. — Все обошлось.

— Я не хочу, чтобы все обходилось! Я вообще не хочу — так...

Аэль скинула с плеча слишком тяжелую, давящую руку, вскочила со стула, с отвращением глядя на обоих мужчин. Развалившийся в кресле, с ногами на столе Лаан; спокойный как танк, Вайль, смотрящий на нее с той тошнотворно-ласковой полуулыбкой, которая появляется на губах мужчин, стоит им заподозрить, что женщина «просто перенервничала», а потому не может сказать ничего важного и дельного...

— Чего же ты хочешь? — с равнодушной ленцой спросил Смотритель.

«Домой», — едва не сказала Аэль, но в последний момент прикусила губу. Говорить с ними обоими об этом было совершенно бесполезно. Хлопнув напоследок дверью, женщина вылетела из кабинета вон, не обращая внимания на удивленные физиономии охранников, промчалась по коридору и закрылась в своей комнате.

— Есть что-нибудь новое с набережной? — спросила Рэни, влетая в комнату, некогда назначенную под комнату отдыха, но давно уже ставшую курильно-кофейной для всех, кому хотелось самых свежих новостей и рассказов очевидцев. — Как там наши?

— Северные отправили два отряда, мы — еще один, — отозвалось из угла лохматое встрепанное нечто неопределенного пола, возраста и расы. — Значит, дела плохи...

— Цыть, пессимист, — прикрикнули с дивана.

— Риайо вернется — расскажет, — откликнулся солидный баритон.

— Если вернется... — продолжил лохматый дух пораженчества, но тут его прервал целый хор возмущенных голосов, вразнобой заявивших что-то в духе «не надо каркать!».

— Вообще, конечно, неприятный подарочек, — прорвался из хора высокий нервно вибрирующий голос. — Вот уж подсуропила нам разведка, так подсуропила.

Общественность перешла к дебатам «за» и «против» действий разведки, а также компетентности отдельных ее представителей. Одна сторона выдвигала аргументы в духе «их дело знать», другая — «все ошибиться могут!». Рэни некоторое время послушала галдеж, потом плюхнулась в свободное кресло и потянулась к чайнику. С кипятком проблем не было, всегда находился кто-то, готовый потратить малую толику сил, чтобы подогреть воду до нужной температуры, кофе и заварки тоже было навалом. Пачки, банки и баночки, пакетики и устрашающе-пыльного вида склянки горой громоздились на журнальном столике.

— Короче, никто ничего не знает, но все очень много думают, — подытожил баритон.

Рэни покосилась на его обладателя, знакомого ей только в лицо молодого человека в строгом пиджаке, смотревшегося среди камуфляжно-кожаной толпы забавным, но безобидным инородным телом, кивнула. Обычная атмосфера курилки: свежих сведений минимум, но почвы, чтобы строить домыслы — в избытке. Каждый вернувшийся с позиций приносил с собой еще один кусочек впечатлений, информации и новостей, удобрявший эту почву.

— Ну, насчет никто и ничего — это уж кто как, — глубокомысленно заметил дух пораженчества, при ближайшем рассмотрении оказавшийся тенником из Детей Дороги, связником между обоими штабами, сейчас отдыхавшим. Впрочем, половая принадлежность существа так и осталась для Рэни загадкой. — Вот северяне поймали крупную рыбу.

— Рассказывай, — потребовала Рэни.

— Х-ха, — усмехнулось отвратное Дитя Дороги, обнажая в улыбке полсотни мелких острых зубов. — Тебе рассказывать? Ты ж у нас левая рука Хайо, тебе и знать лучше!

— Правая, — на автомате поправила Рэни, потом вспомнила, что тенники сплошь леворукие, — ну, неважно, какая там рука, но я отдыхала. Так что давай, слушаем тебя внимательно.

— Они поймали засланца, — выдержав драматическую паузу, сообщил рассказчик. — Да не кого-нибудь, а Ардая из Теней Ветра. Он там у них прямо в штабе ветошью прикидывался и разведке лапшу на уши вешал. И даже едва не устроил диверсию, чуть все руководство не замочил, сразу...

— Что, сам глава клана? В северном штабе?

— Ага! — еще одна жизнерадостная ухмылка, словно связника успехи противника искренне радовали.

— Заливаешь, — предположили с дивана.

— А вот и нет! Кто не верит, может сам до северян прогуляться и спросить.

— Одна-ако... — хором воскликнула изумленная общественность.

— Это все, конечно, ужасно занимательно, но ситуацию на набережной для меня не проясняет, — вздохнула Рэни, отставляя недопитую кружку с кофе. — Ладно, пойду наверх.

— И к нам обратно — с новостями! — потребовало невозможное Дитя Дороги.

— Уже бегу, аж каблуки ломаю, — фыркнула Рэни, потопав подошвой берца по запыленному ковру.

Наверху, в кабинете Хайо, было привычно тихо, прохладно и свежо. После каждого совещания с перекуром, шумными дебатами и потреблением литров все того же кофе Смотритель, дергая щекой, восстанавливал приятную для него атмосферу с лесной чистотой воздуха, пепельницы исчезали со стола так же неожиданно, как и появлялись, а мебель сама собой вставала на места.

В кресле у окна полулежала донельзя хмурая и усталая Яра, растирала виски и болезненно морщилась. Хайо сидел на своем обычном месте во главе длинного широкого стола, отбивал пальцами дробь по краю карты — Рэни от порога узнала участок все той же клятой набережной, и мрачно смотрел в пространство.

— Мы достигли перевеса в силе, — не поднимая головы, сказал он. — Все обойдется. Это сражение мы выиграем...

Окончание фразы повисло в воздухе фальшивой нотой посреди песни. Уточнять Смотрителю не требовалось, Рэни и так прекрасно понимала ситуацию: бой на набережной может оттянуть на себя слишком много резервов, и тогда победит тот, у кого останется больше ресурсов, и вовсе не обязательно это будут силы «миротворцев». Время покажет; а пока оно не наступило, остается только ждать и надеяться на то, что судьба окажется благосклонна к тем, кто хочет чинить, а не ломать.

Ждать и надеяться — столь же неприятная вещь, как догонять, требует гораздо больше выдержки и мудрости, чем было у Рэни в запасе, и она наморщила нос, не зная, что делать. Заниматься своими прямыми обязанностями сейчас было бессмысленно; у нее давно все было обеспечено, готово и разложено по полочкам, с рутиной прекрасно справлялись помощники. Оставалось только сесть в кресло и расслабиться, но проще уж было взять в руки автомат и отправиться на набережную.

— Я все-таки одного не могу понять, — обронила вдруг в пространство Яра. — Зачем им это нужно? Запретное оружие... Им же здесь потом жить!

— Ты хочешь понять логику экстремизма? — зло усмехнулся Хайо.

— Я хочу понять этих людей. И тенников. Я хочу понять тех, кто готов убивать, когда в Городе достаточно места для всех.

— Это страх, — сказала Рэни. — Просто страх...

— Продолжи, пожалуйста, — Смотритель поднял на нее глаза, такие же непроглядно-тревожные, как ночь за окном.

— Это... ну, знаешь, как женщина яростно осуждает соседку, которая не тратит уйму времени, чтобы делать прическу и красить ногти, — Рэни задумчиво покосилась на свои руки, улыбнулась — ей уже две недели было не до маникюра. — Говорит очень много, очень зло о том, что нельзя же так, что надо по-другому. И, знаешь, она это говорит, только если видит, что у этой, без прически и ногтей, полным-полно кавалеров, а сама она, со всей своей прической, никому не нужна. Потому что она — злая, потому что с ней заговорить-то страшно...

— Прически, ногти... ничего не понял, — встряхнул головой Хайо.

— Я поняла, — сказала Яра. — Если понимаешь, что твой образ жизни — неправильный, что все действия не приносят желаемого, то многим хочется не измениться, а убрать того, кто об этом напоминает. По кому видно, что можно иначе и лучше, свободнее... тогда начинаешь искать в его образе жизни уязвимые места, чтобы ударить. Чтобы доказать себе, что он все-таки не прав, слаб.

— Барышни, вы меня с ума сведете, — Смотритель вздохнул. — Переведите, пожалуйста, в применении к нашим бандитам обеих рас. У кого там маникюр неправильный?

— Это совсем не сложно, Хайо, — бледно улыбнулась Яра. — Те, кто себя назвал «борцами с нечистью», они боятся. Они знают, что тенник сильнее человека, и видят, как тенники друг друга защищают. Все эти кланы, обычаи, запретные территории... Это тот образ жизни, на который они не готовы, потому что там очень много обязанностей перед своими, но они завидуют тем преимуществам, которые это дает. Силе, вере, своей культуре, которая не принимает посторонних, которую, как ни старайся — не поймешь. Они видят в этом угрозу для себя. И хотят уничтожить...

Яра кашлянула и потянулась к графину, Хайо плеснул в стакан воды и передал подруге. Золотоволосая девушка не любила долгих монологов.

— Ну, хорошо. Такая вот ксенофобия. А тенникам почему неймется?

— То же самое. Угроза образу жизни. Молодежь видит, что можно жить иначе, что вовсе необязательно замыкаться в своем кругу, в своих обычаях. Что мир гораздо шире, ярче и... гостеприимнее. А старшие на это не готовы. Для них это чума, зараза, которую можно уничтожить только вместе с носителями. Потому что пока есть люди, они будут жить по-своему, свободнее и проще. Это для старших — как камень в стену стеклянного дома. Потому что меняться они не готовы, не могут. Они закостенели в своих предрассудках...

— Посмотри, — добавила Рэни, — кто из кланов всегда был лоялен. Падающие в Небо и Дети Дороги. И те, и другие — неагрессивны. Они не бойцы по природе, они служат Городу, и этим довольны. А изначально непримиримые — Звезды Полуночи, Тени Ветра — это бойцы. Маги или фехтовальщики, неважно. Если им не с кем будет воевать, то рухнет вся их традиция и преемственность знания. В самих кланах не будет смысла...

Хайо помолчал, опустив голову на руки, потом пожал плечами.

— Вы меня не убедили, но пищу для размышлений предоставили неплохую, спасибо. Теперь... — он резко дернулся, словно от удара в спину, зажмурился и прикусил губу. Рэни не успела спросить, в чем дело, как Смотритель уже открыл глаза. — Мы должны пойти туда. Я и Яра.

— Я? — изумленно пискнула девушка.

— Риайо зовет, — поднимаясь, отрезал Хайо. — Пойдем. Рэни, ты дежуришь по штабу.

Разочарованная, что ее не взяли, Рэни уселась в кресло Хайо и уставилась на карту. Очень скоро дежурство из пустой формальности превратится в напряженную работу, где не будет времени, чтобы перевести дух. Отряды вернутся из боя, и дежурному придется отвечать на сотни возникающих вопросов, мгновенно принимать решения, объяснять доброй половине обратившихся, где найти повара, главврача и интенданта... интендантом как раз была сама Рэни, что только усугубляло ситуацию.

Яра вышла из тусклого марева «короткого пути», и в лицо ударил раскаленный докрасна ночной воздух. Кисло-горький дым стоял настолько плотной стеной, что, казалось, воздух нужно резать на ломти и глотать, предварительно разжевав на мелкие кусочки, щедро приправленные угольной крошкой. Там, где девушка остановилась, выглядывая из-за плеча Хайо, уже прошли все мыслимые и немыслимые сражения. Яра знала, что асфальт может плавиться и даже гореть, но что гореть может бетон... В горле першило, от дыма на глаза наворачивались слезы, но все это было ерундой по сравнению с мохноногим пауком ужаса, поселившимся под ребрами при первом же взгляде на поле боя.

Сквозь дым и парящие в воздухе снежинки пепла Ярослава с большим трудом разглядела фигуру Риайо. Крылатый тоже заметил их, двинулся наперерез, легко перепрыгивая через наполовину прогоревшие балки, стволы деревьев и вывороченные из земли бетонные плиты. Смотрителю он коротко кивнул, а к Яре подошел поближе, протянул узкую испачканную в саже ладонь.

— Я рад, что ты пришла.

— Ты просил, — неловко улыбаясь, ответила Яра.

— А зачем, собственно, это было нужно? — спросил Хайо, засовывая руки в карманы ветровки. — Мне некогда было выяснять...

Ярослава поежилась от его тона, удивленно покосилась на любимого мужчину и тут же опустила глаза. От темного силуэта, подсвеченного заревом недалекого пожара, веяло чем-то злым и горьким еще почище воздуха набережной. Девушка не понимала, в чем дело, почему Хайо так разговаривает с Крылатым, чем он недоволен. Это было неприятно, обычно они чувствовали друг друга кожей, так, что не нужно было лишних объяснений.

— Я не могу найти нужных слов, чтобы говорить с теми, — короткий кивок в кромешную ночь, из которой доносились крики и грохот взрывов. — Рассветная сможет.

Девушка насупилась. С первого дня Риайо относился к ней с каким-то непонятным для Ярославы пиететом. Такое отношение смущало и заставляло чувствовать себя ответственной за все происходящего; этого Яре не хотелось. Она твердо помнила, что большая часть событий на инициирующей завесе происходит не по ее вине и без ее участия, и не хотела расставаться с этим знанием, не хотела чувствовать себя тем, кем не являлась. И той Рассветной, которая нужна была Крылатому, она не была. Не знала, что как это понимать, и не слишком-то хотела знать. Ей казалось вполне достаточным — быть собой. Человеком с нижней завесы.

— С кем там нужно говорить? — чуть резче, чем хотела, спросила Яра.

— С людьми.

— И на том спасибо, — вздохнула она. — Пойдем.

Она попыталась взять Хайо за руку, но ладонь скользнула по гладкой ткани ветровки и сорвалась вниз. Любимый превратился в кусок черного льда. Спрашивать его, в чем дело, что вообще происходит, было сейчас не ко времени и не к месту, и девушка убрала руку, делая вид, что поправляет волосы. Каждая минута холодного молчания вбивала между ними клин, который потом, она наперед уже знала, будет не так-то просто вытащить. «Удачно выбрал время, нечего сказать...» — вздохнула про себя Ярослава и натянула на губы небрежную улыбку.

— Мне хотелось бы хоть что-то узнать заранее, — повернула она голову к Крылатому.

— Те, кого ждали с самого начала, решили атаковать. Сейчас их сдерживают, но среди них есть несколько обладающих силой. Будет много смертей, если они не одумаются. Я для них враг.

— Борцы с нечистью? — на всякий случай переспросила Яра.

Крылатый молча кивнул.

— Откуда у них маги?

Риайо улыбнулся углом рта, как всегда улыбался, слыша это человеческое слово, бестолковое и невыразительное, потом склонил голову к плечу. Ярослава шла между ним и Хайо, словно под конвоем, и каждый шаг добавлял нервного напряжения. Она? Она, которая начинает кашлять, если нужно говорить слишком громко, путается и мучительно подбирает слова, когда нужно что-то объяснить даже близким друзьям, будет говорить с оголтелыми бандитами? Выдумка Крылатого казалась почти издевкой, и не успей она познакомиться с тенником достаточно хорошо, поверила бы, что тот над ней шутит, зло и жестоко.

— Я не могу сейчас ответить тебе. Они есть, вот все, что я могу сказать.

— Час от часу не легче, — проворчала себе под нос девушка. — Ладно...

Увиденное ей на набережной в голове умещалось плохо. От квартала в излучине реки остались лишь руины. Все три противоборствующие стороны от души постарались, чтобы стереть квартал с лица Города, и оставалось гадать, что помешало им превратить бывший вполне уютный район в ровную выжженную дотла площадку. Кое-что уцелело — пара стен, горы кирпича, камня и бетонных плит, половина некогда пятиэтажного дома. Хайо молча присвистнул, глядя на торжество разрушения. Судя по всему, основные вклады, примерно поровну, сделали ребята из Квартала и бойцы Детей Молний. Тяжелое вооружение одних успешно соперничало с заклинаниями других.

Среди руин, некогда бывших переулком, Яра увидела толпу человек в сто. Люди стояли плотно, прижимаясь друг к другу плечами, поддерживали раненых. В темноте, которую едва разгонял серебристый светящийся шар в небе, лица казались белыми масками. В паре десятков шагов от толпы стояло оцепление — «миротворцы», люди и тенники вперемешку. Плотная цепь, разрыв между двумя ближними — полтора шага; у одних в руках оружие, другие, сами себе оружие, не сводят глаз с толпы. Стволы хищно поглядывают на банду. Минуты тишины, вынужденного перемирия, готового в любой момент рухнуть, как только у одного в цепи кончатся силы, чтобы сдерживать толпу.

— Меня вы слушать не стали — послушайте ее, — голос Крылатого накрыл толпу мягким бархатом, в котором прятались острые осколки стекла.

Яра почувствовала, как твердая ладонь толкает ее между лопаток, заставляя сделать пару шагов вперед. Она едва не запнулась, но выпрямила спину и даже легко подпрыгнула, залезая на парапет. «Только броневика не хватает...» — мелькнула шальная ехидная мысль.

— Люди Города, — сказала она. Невидимая рука сдавила горло, и слова получились слишком тихими, тихими и неубедительными.

Десяток развернулся на звук голоса, остальные больше внимания обращали на оцепление, многие косились на сияющий в небе шар. Среди обращенных к ней лиц Ярослава четко различила одно, мертвенно-белое, в обрамлении белых же волос, сейчас испачканных кровью и грязью. Кровь на снегу, так показалось ей. Лицо это, молодое и вполне симпатичное, выступало из ряда прочих, привлекало к себе внимание, словно пульсировало в полутьме. «Это и есть один из их магов, — поняла Яра. — Надо же, совсем мальчишка...».

Нужно было говорить, ведь ее сюда привели не для того, чтобы просто красоваться на парапете и разглядывать белобрысых пацанов, но слов не было, не было и голоса, и сил, достаточных, чтобы вспороть упругую неподатливую тишину переулка. Ярослава отвела глаза в сторону и увидела очередной труп, тенника, молодого волчонка. Даже с двух десятков шагов было ясно, что подросток мертв, безнадежно и безвозвратно, и нечем ему помочь — поздно.

Невидимые руки, умелые и жестокие, вздернули ее подбородок, расправили плечи и, вцепившись в волосы повыше затылка, заставили выпрямиться, растянуться струной, застыть в ожидании прикосновения пальцев музыканта. Ладони сами собой взлетели в воздух, привлекая внимание, требуя его, безжалостно отнимая. От каждого пальца тянулись упругие нити — к глазам, к ушам застывших мрачных и зло-равнодушных людей. Расплавленное серебро заклокотало в горле, в связках, и нужно было говорить, нельзя было молчать — иначе оно сожгло бы губы, заставило бы корчиться от боли и умирать.

Хайо вздрогнул: за спиной ставшей вдруг болезненно хрупкой фигурки, далеко за рекой, вставало солнце, и первые лучи, пурпурно-алые, взяли девушку в огненное кольцо.

— Люди Города! — плеснулось из горла звонкое серебро. — Вы не стали слушать Крылатого, ибо он для вас чужой, но я — человек, я такая же, как вы, я женщина этого Города!

— Ты предательница! — выкрикнул кто-то, но этот охрипший тенорок не мог перекрыть голоса Яры.

— Я — такая же, как вы, и я прошу вас сложить оружие! Хватит убийств, хватит смертей! Вы убиваете, и вы погибаете, и многие из вас погибают навсегда! Вы разрушаете то, за что боретесь. Еще одна смерть, еще один выстрел, одно заклинание — и нам всем, и вашим противникам, и вам, всем, всем нам будет негде жить! Нельзя разрушать то, где живешь сам! Даже из мести, даже желая уничтожить врага. Остановитесь! Этот Город — общий, он — для всех! Вы убиваете не врагов, вы убиваете его!

Яру слушали, и слушали внимательно, но это ее сейчас не удивляло. Все шло верно, так, как должно быть. Лишь в глубине души, почти заглушенное собственным голосом, трепыхалось летучей мышью горькое и неуместное сейчас чувство протеста против вмешательства той силы, что надела ее на руку, как перчатку, заставила говорить и слушать себя.

— Если вы сейчас сложите оружие и уйдете, вас не тронут. Вас не будут искать и преследовать, вас отпустят с миром. Если вы сейчас уйдете — вам еще будет, куда уходить...

На последних словах голос взвился до максимума и оборвался, струна не выдержала напряжения и лопнула, оставив горьким троеточием ломкий всхлип. Яра вздохнула полной грудью, улыбнулась — больше она сказать не могла ничего, да и не нужно было говорить, отвела взгляд от толпы, потом и вовсе повернула голову к Риайо... и напоролась взглядом на вылезавшую из руин разрушенного дома едва различимую фигуру в черном. Только алая повязка на голове делала гибкое существо заметным. Высокий и тонкий тенник распрямился и вскинул руку.

Яра успела только вскрикнуть, пытаясь привлечь внимание и спутников, и оцепления, а Риайо уже метнулся туда, собой пресекая ту невидимую линию, что протянулась между ладонью тенника в алой повязке и плотно сгрудившимися людьми в переулке.

Девушка рванулась за Крылатым, за спины оцепления, но Риайо взмыл в воздух, а она могла только бежать, слыша за спиной испуганный крик Хайо, слыша неимоверно долгий, растянутый липкой ириской звук взводимого курка, и по-прежнему видя перед собой лишь лицо беловолосого парня. Он тоже что-то понял, сорвался с места...

Бело-алый огненный цветок раскрыл в небе чудовищные лепестки, сплетенные из молний, выпятил раскаленную радужную сердцевину, и с грохотом опал, рассыпавшись крупными жирными лохмотьями пепла.

Яра вскинула голову. На щеки падал еще горячий пепел. Она упала на колени, по-прежнему глядя в небо, туда, где был лишь пепел, палые листья из пепла, и ничего больше, ничего, ничего...

Не было слов, не было слез, и даже крик застрял в горле, не в силах проломить преграду из накрепко, намертво стиснутых зубов. Чья-то рука опустилась на плечо, чужая — Ярослава знала это, не глядя, это был не Хайо, и не знакомые парни из оцепления, но без этой руки она упала бы лицом вниз, в тщетной попытке собрать из груды пепла то, что еще недавно было живым существом.

Тот, кто положил ей руку на плечо, присел рядом, заглянул в лицо. Тот самый белобрысый мальчишка, она угадала верно. Лицо, перекошенное изумлением, сейчас не казалось таким уж симпатичным, скорее — глупым и неприятным.

— Он... погиб из-за нас? — выдавил из себя парень.

— Да, из-за вас! Из-за тебя, дурной ты ребенок, из-за тебя и твоих психов, твоих клятых борцов! — закричала ему прямо в лицо Ярослава, выплевывая, словно ствол автомата, тяжелую очередь накопившейся боли. — И не он один! Вот такая вот нечисть, ты... дурак!

Парень неловко похлопал ее по плечу, потом поднялся, швырнул на землю перед собой то, что до сих пор держал в кулаке. Горсть мелких хрустальных шариков рассыпалась, раскатилась по выжженной земле.

— Харе, ребята! Мы больше не воюем! — услышала Яра его голос.

(обратно)

Глава 5 Пепел победы

— Одна проблема решена полностью.

Аэль обернулась на голос Лаана и замерла на середине движения. Выражение «лица нет» всегда казалось ей слишком глупым; лица нет — это если кожу с черепа сняли. Поэтому впечатление у нее сложилось несколько иное: на приятеле лицо, как таковое, есть, а вот что-либо, помимо набора черт, — отсутствует. Белая пластиковая маска на фоне темной дубовой панели. В первый момент это позабавило до изумления, потом испугало.

— Что-то случилось? — задала она дежурный нелепый вопрос, хотя и сама знала ответ: да, случилось. Еще как случилось. Беда. — Лаан?..

— Риа погиб.

— Как?

— Это важно? — маска дрогнула, пошла трещинами морщин.

В стекло лупил ледяной, вперемешку с градом, дождь. Исполосованное струями стекло жалобно вибрировала под ладонями. Аэль боролась с искушением распахнуть боковую створку и высунуться по пояс, чтобы промокнуть от души.

— Нет... наверное, — выдавила она.

Слов не было; сама она едва знала Крылатого, видела десяток раз мельком, но даже не успела толком поговорить. Для Аэль он значил мало. Для Лаана — куда больше. Чужая боль, как всегда, рвала нервы острее собственной. Что такое терять, она знала, и умела терпеть рану потери, забываться в делах, заглушать тоску, но если свою скорбь можно было унять, то как излечить чужую?..

— Это я виноват, — заявил Вайль.

Женщина покосилась на него, нахохлившегося в кресле, уныло подтянувшего плечи едва ли не к ушам, и едва не выругалась. На языке вертелись ядовитые резкие слова.

— Ты-то причем? — болезненно скривив губы, спросил Лаан.

— Я создал эту ситуацию.

— Не ты, а этот... как его там? — Аэль потерла лоб, пытаясь вспомнить имя.

— Кстати, об этом там, — Лаан резко встал. — Пора с ним побеседовать.

— Может, не стоит сейчас? — спросила женщина.

— Вот как раз сейчас и стоит. А то я обычно слишком добрый. Пойдете со мной?

— Да, — моментально ответил Вайль; Аэль, подумав, кивнула.

Пленник сидел в подвале. Тесная комната, наполовину заставленная старой мебелью, освещалась лишь унылым шариком желтоватого цвета, приютившимся в углу под потолком. Под фонариком сидел на табурете Лиар. Глаза у него были закаменевшие, невыразительные. Он тоже уже знал, что брат погиб.

Существо по имени Ардай сидело напротив Крылатого на широкой деревянной скамье. Закутан в длинный черный плащ, капюшон надвинут так, что не видно лица. Руки скованы за спиной тонкой серебряной цепочкой; красивые руки, тонкие и сильные. «Почти человеческие, — мельком подумала Аэль. — И какие-то слишком изящные для мужчины, даже для тенника...».

Вайль маячил за спиной мрачным серым облаком. Сознание собственной вины не шло ему на пользу. Здоровенный детина словно уменьшился вдвое и пытался съежиться до карманного размера. Это тоскливое самобичевание, ощутимое и на расстоянии метра, раздражало.

Аэль смотрела на ворох черной ткани, равнодушно сидевший перед ней, и боролась с желанием сдернуть с тенника плащ. Фигура застыла айсбергом, горой черного льда, бесчувственной и бессмысленной, как обломок камня. Еще несколько часов назад это существо было вполне деятельным, пыталось убить ее и остальных, притворялось человеком и лихо скакало по кабинету. Теперь же не верилось, что под плотной матовой тканью — живое тело, пусть чужое, не такое, как у людей, но обладающее способностью двигаться... или чувствовать боль.

— Ты будешь говорить добровольно? — спросил Лаан.

Женщина поежилась; в голосе приятеля звучало кое-что непривычное и незнакомое: он словно ждал отрицательного ответа или его отсутствия, словно уговаривал пленного отказаться говорить добром. Ему хотелось применять силу и причинять боль. Понятное желание, учитывая обстоятельства, и все же — по отношению к пленному? Против чести. С этим убеждением она выросла, прожила всю первую жизнь и умерла, чтобы очутиться в Городе и узнать, что слишком многим наплевать на то, что для нее естественно и необходимо как воздух.

Лаан был последним островком надежды в чужом мире. Очень долго у них был общий кодекс чести, как общими были и воспоминания о прошлом.

Были.

— О чем? — откликнулся пленник.

— О многом, — недобро усмехнулся Лаан. — О том, что ты делал здесь, о том, что ты делал в Городе.

— Буду, — сообщило существо в плаще.

Голос у него был мелодичный и совершенно нечеловеческий. Заставьте скрипку выговаривать слова языка людей — и получится именно это. Музыка взмывала к потолку, с надрывом билась между бетонных стен, царапала лицо когтями дикой кошки.

Аэль нестерпимо захотелось увидеть лицо пленника. Она сделала пару шагов вперед и резким движением откинула с его лица капюшон. Напрасно она это сделала...

Лицо это было фарфорово-белым, словно подсвеченным изнутри свечой, идеально правильным и юным. На вид — лет семнадцать, не больше. Бесполая и почти бесплотная красота ангела била по глазам, заставляла опускать взгляд и отворачиваться. Смотреть на него — означало ежиться, осознавая собственное уродство и нелепость, ущербность и приземленность. То ли мальчик, то ли девочка, сверхъестественное создание, болезненно, невозможно прекрасное...

И нельзя было, как хотелось минутой раньше, ударить в это лицо кулаком, жестко и умело, так, чтобы ощутить под костяшками хруст костей, разрывающих изнутри плоть.

— Красивая маска, — хрипловато сказал Вайль.

Женщина непонимающе уставилась на него, сутулого и спрятавшего руки в карманы куртки, такого несовершенного, неправильного и слабого в сравнении с пленником. Щетина, отчетливо заметные поры на носу, потрескавшиеся губы, взлохмаченные жесткие волосы. Человек.

— Он меняет облик, как ты — одежду, — сказал Лиар.

— Вот как? — удивилась Аэль. Поверить в это было слишком сложно. — Правда?

Пленник промолчал. Глаза у него были абсолютно черными, чернее и плаща, и клубившейся по углам темноты, и блестящими. Два озера расплавленного обсидиана.

— Ну, покажи мне что-нибудь? — продолжила Аэль.

Судя по всему, теннику не нужно было поворачивать голову, чтобы увидеть ее. Он не шевельнулся, и все же женщина поняла, что пленник сейчас смотрит на нее. Глаза без белков, без радужки все же как-то изменились — словно по озерной глади прошла едва заметная рябь.

«Воспринимает свет всей поверхностью глазного яблока, — подумала Аэль. — Интересная анатомия...». Эта простенькая мысль, банальное любопытство врача, прогнала наваждение. Она уже не видела сияющее божество. Просто — существо иной расы, наверняка интересно устроенное, находка для патологоанатома. К которому тенник наверняка и отправится после допроса, если в Городе вообще таковые есть. Впрочем, был бы труп, а кому препарировать — найдется.

— Аэль, мы не в цирк пришли, — Лаан довольно грубо оттащил ее за плечо. — Что ж, Ардай, я рад, что ты будешь говорить. Мой первый вопрос — кто все начал? Я хочу знать имя.

— Все? — в шальном рыдании скрипки прозвучала растерянная нота недоумения.

— Кто устроил нынешние беспорядки?

— Многие... мы, люди...

— Не пытайся казаться дурнее, чем ты есть, — рявкнул Лаан.

— Разреши мне, Смотритель?

— Хорошо, — сквозь зубы выговорил Лаан, кивая Крылатому. Он отошел к стене и встал там, скрестив руки на груди — статуя воплощенного гнева; гнева, и, пожалуй — беспомощности, ибо никакими вопросами нельзя было воскресить погибших, и даже установленная истина не обладала свойствами живой воды.

— Ардай Тень Ветра, кто решил готовить отряды воинов? — спросил Лиар.

— Йарстэ Идущий в Ночи. Интари Звезда Полуночи. Я.

— Зачем? — не выдержала Аэль. — Крови попить захотелось?

Молчание в ответ.

— Кто первый сделал мысль словом?

— Я.

Этот спектакль Аэль поняла однозначно: на вопросы Крылатого белолицая пакость отвечать будет, а вот на ее — нет. Выразительно помолчит в ответ; сделает вид, что вопрос задан неправильно. «Оне изволят не понимать, — хмыкнула она про себя. — А в штабе декаду проболтался, ничего, наверное, и в курилке трепался не хуже прочих...».

— Что стало с тем, чей облик ты взял?

— Мертв.

— Окончательно?

— Да.

— Кем он был?

— Человеком.

Вайль вздохнул. Односложные ответы, чуждый для слуха голос — плач ночной птицы, посвист флейты, журчание ручья. Перед ним сидело чужое существо, и бесполезно было задавать ему простые человеческие вопросы «зачем ты это сделал? не стыдно ли тебе?». Бывший гладиатор знал, чем Тени Ветра отличаются от других тенников: они не могут просто изменить облик, им нужно взять с кого-то слепок, отпечаток и внешности, и мыслей. На время они становятся другими, людьми или собратьями. Когда маска сорвана, тенник этого клана возвращается к своей основе. Пытаться говорить с этой основой, как с человеком — дело дурное и бессмысленное. Он другой. Слишком другой.

Времени объяснять все это Аэль не было; пользоваться той безмолвной речью, при помощи которой он общался с остальными тоже не стоило. Аэль всегда боялась подобных контактов. «Голоса в голове» заставляли ее нервничать.

Пусть спрашивает Лиар. У него это получится лучше, чем у остальных.

Понемногу, по фразе, Крылатый сумел выспросить у Ардая все необходимое. Троица глав кланов, заручившись немой поддержкой Нижних, точнее, обещанием предоставить убежища и не вмешиваться, решила устроить в Городе революцию. Начать с инициирующей завесы, а дальше, устранив как можно больше соперников, продолжить и на верхних. Ардай был из тех, кто искренне верил в то, что людям место лишь на нижних. Вершина Города должна принадлежать тенникам.

Готовились они не месяцы, как показалось всем сначала. Годы по счету завесы.

Самое интересное для Лаана началось после того, как он попросил Крылатого задать пленнику вопрос относительно участия во всем этом Хайо и человека по имени Грег. Смотритель внимательно слушал, и чем больше Ардай рассказывал — нехотя, по одной фразе, тем выше брови Лаана забирались на лоб, пока не поселились где-то в сантиметре от кромки волос.

Все было куда веселее, чем подумал Смотритель сначала.

Пресловутый Грег, тот, кого Хайо счел своей марионеткой, бессмысленным алкоголиком и вполне удачной фигурой на доске, был марионеткой Ардая, и началось все задолго до встречи Грега и Хайо. Интерес Смотрителя к одному из рядовых обитателей завесы был замечен, вполне верно оценен и использован Тенями Ветра в своих интересах.

Вся интрига Хайо, которому показалось элегантным и остроумным сначала свести свою подопечную с подходящим по его плану партнером, а потом, дождавшись, пока девочка дойдет до ручки, вмешаться, для Ардая была не интригой; глупой попыткой ребенка помешать течению реки при помощи запруды из двух кирпичей и листа бумаги.

«Бессмысленный алкоголик» Грег, может быть, и не был чем-то самостоятельным или вообще интересным хоть кому-то, кроме самого себя, но марионетка из него получилась великолепная. Он служил Ардаю глазами и ушами, а при необходимости — и голосом. Тот самый инцидент, где Грег якобы с похмелья назвал Риайо лжецом, был импровизацией, но импровизацией, разыгранной как по нотам.

Лаан даже не сразу понял, зачем это было нужно, а, осознав, отдал Ардаю дань нешуточного уважения. Один-единственный дурак, один-единственный скандал, и Смотрители дискредитированы, Крылатые — оскорблены, и повод для войны — готов, свежий и оригинальный, с пылу, с жару.

Правда, с Хайо им не повезло, но тут уж не вина Ардая — Смотритель в любом раскладе является джокером, планировать его действия бессмысленно.

Когда трудами Хайо из величайшего скандала получился хоть и неприятный, но пшик, Ардай навел свою куклу на следующую удачную мысль: спровоцировать Смотрителя. Разумеется, Идущие в Ночи приняли Грега с распростертыми объятиями и немедля ему помогли организовать похищение Ярославы. К сожалению, то ли Йарстэ было не до того, то ли у него были какие-то свои планы, расходящиеся с планами Ардая, но к похищению он подошел весьма и весьма небрежно. Выделенный им молодняк клана со своей задачей не справился.

Провокация не удалась. Хайо, который не видел за деревьями леса, все-таки ухитрился выкрутиться из ситуации так, что повод к войне опять не образовался. То ли чутье Смотрителю помогло, то ли Город ему откровенно подыгрывал — но и тут у партии войны интрига не удалась.

Остался последний и самый беспроигрышный вариант: обычный конфликт между людьми и тенниками. Для Ардая не составило труда навести одних и других на «правильные» мысли. Учитывая, что у одних были друзья в Квартале Наемников, а среди других инкогнито обреталась девушка из Детей Молнии, все прошло идеально. Ардай даже огорчился тому, сколько усилий раньше было затрачено даром. Мудрствования лукавые оказались, как водится, менее действенными.

Пока Хайо возился со своими женщинами, Ардай умело воспользовался разницей в течении времени между завесами и успел хорошенько взбаламутить воду.

— Сильно, — вздохнул Лаан. — Уважал бы, если б не последствия. Я только одного не понял, а к нам ты зачем явился? Некого было послать?

Тенник впервые за пару часов слегка улыбнулся. Бледные пухлые губы шевельнулись, открыв узкую темную щель рта. Не только голос у него был чужим, но и мимика, оболочка кожи прикрывала совсем иначе слепленную плоть.

Улыбка эта Аэль на редкость не понравилась. Она так и стояла там, куда оттащил ее Лаан, перед ним и перед Вайлем, и не было никакой возможности заглянуть теннику за спину, а казалось, что нужно это сделать, причем срочно.

Чудной запах, которым уже несколько минут наполнялась кладовка, все усиливался. Знакомый для Аэль, даже привычный, но на редкость неуместный здесь и сейчас. Паленая шерсть, горящая плоть. Это тревожило. Она надеялась, что Лиар действительно полностью контролирует Ардая, ведь Крылатый был сильнее. Но от хитрой и расчетливой твари можно было ожидать чего угодно. Помнит ли об этом Лиар? Помнит ли Лаан? Или уже давно поверили в мнимую покорность пленника?

— Честный проигрыш, — сказал Ардай. Потом помедлил секунду, словно взвешивая на языке свои слова, и поправился:

— Проигрыш с честью. И прощальный подарок.

— Аллайо! — вскрикнул Лиар, Аэль не знала этого слова, и не могла угадать смысл...

Угадывать было поздно. Пленник вскинул освобожденные руки, взлетели в воздух капли расплавленного серебра. Фигура облилась темной, бурлящей тьмой, распалась на сотню огненных лоскутов, заполнила собой весь объем комнаты, и не было времени ни думать, что творится, ни опускать руку в карман за пистолетом.

Тень слева — Лиар — метнулась навстречу клубящейся тьме, в самый центр пляшущего черного пламени, но Аэль знала, что Крылатый не успеет; что нельзя успеть... и она сама шагнула навстречу.

Горящая смола, кипящая лава облила ее с ног до головы, выжгла и воздух в легких, и стон на губах. Такой боли Аэль еще не знала, и не было сил даже закричать, оставалось только плавиться рудой, брошенной в жадную топку, сгорать щепкой в жерле вулкана, и понимать, что все, это — конец.

И смерть была освобождением. От огня, от нестерпимой яростной боли, выжиравшей ее изнутри; но она медлила, издевалась, дразнила недоступной близостью — и все не приходила.

Потом боль ушла.

А смерть стала ближе — долгожданные прохладные объятия дождя, нежная бирюза неба, легкое крыло, касающееся лба.

Пылающая тьма хлестнула Вайля по лицу, но в этом прикосновении уже не было силы. Оно обожгло щеку и угасло, но об этом парень не думал. Краем глаза он видел, как вспыхивает черным факелом Лиар, бросившийся наперерез. Вайль смотрел на Аэль, на окруженную густым, липким огнем хрупкую фигурку, оплавляющуюся, как свеча, падающую на пол с той гибкостью горячего воска, с которой живые не могут, не умеют...

Впереди была тьма; в его голове был свет. Свет бил изнутри, разрывая мозг, сводя с ума и подсказывая верное решение: Вайль мог ее спасти. Знал, как. Знание это было куда больше человека, чтобы принять его, нужно было исчезнуть, лопнуть мыльным пузырем, перестать быть собой, уступив дорогу иному, рвущемуся изнутри.

Стать светом.

Открыть рот и сказать: встань и иди!

Он готов был сделать это, он стоял на коленях рядом с единственным любимым человеком, умиравшим на полу зачуханного подвала, смотрел в лицо, превратившееся в обгорелый пергамент, но не видел ни трещин на скулах, в которых запеклась побуревшая от жара кровь, ни лохмотьями сползающей со лба кожи. Страшно было прикоснуться, и за руку взять было нельзя, какой-то частью сознания он это понимал, и прижимал ладони к груди, но видел — совсем другое.

Он видел прежнюю Аэль, то лицо, что знал наизусть, наощупь, губами и ресницами, дыханием и кончиками пальцев.

Видел — и мог спасти, вернуть обратно, но для начала мог — забрать у нее боль, растворить в себе...

...и это было не нужно, потому что это уже сделал Лаан, но то, что мог сделать Вайль, не шло ни в какое сравнение. Он мог оживлять; восстанавливать из пепла; силы было достаточно, нужно было только решиться.

Спасти ее — значило убить себя, перестать быть собой, стать иной силой, светом и лезвием; и он решился, сделал шаг, и шаг оказался длиной с бесконечность, между его началом и концом возникли и умерли три сотни миров, родились и сгорели бессчетные звезды, и Вайль поднял руку, и хотел уже отпустить с ладони свет...

...обожженные черные губы дрогнули.

— Не надо. Прошу тебя.

Лаан перехватил его простертую ладонь, крепко сжал, мешая, не позволяя свету сорваться с пальцев, и Вайль уже хотел ударить его: что же он делал, зачем мешал? Неужели он не понимал, что Вайль — может, что ради этой возможности он отказался от всего, перестал быть?!

— Не надо, Вайль...

Она не могла говорить, не могла, с такими ожогами не говорят, даже если не чувствуют боли, вспышка пламени, «честный проигрыш» Ардая, должен был лишить ее и связок, и половины легких, превратить язык в сухую деревяшку — и все же она говорила.

— Теперь я знаю дорогу домой. Подарок...

— Ну, пожалуйста, останься! — простонал Вайль. — Прошу тебя...

— Нет. Нам больше не по пути. Вайль...

— Да?!

— Число Зверя ты уже знаешь. Сочти число человека. Ради меня.

Вайль готов был поклясться, что в голосе Аэль звенела все та же насмешка, привычная ее ирония, безобидная и меткая. Слов он не понял, не мог сейчас понимать ничего, кроме того, что она — уходит, уходит, не позволив себя спасти, добровольно и по собственному выбору. Выбирает между домом и Вайлем — дом. Сама.

Можно еще было все переиграть, вернуть ее, пусть и насильно — но Лаан тоже понял, что Вайль собирается сделать, и наотмашь, тыльной стороной ладони ударил его по щеке.

— Нет! Она выбрала!

— Я ее люблю... — выговорил ошеломленный Вайль. — Ты не понимаешь...

— Я все понимаю. Я знал ее столько, сколько ты, щенок, не жил на свете. Она — выбрала.

— Но я должен!..

— Не здесь. И не сейчас. Ты стал тем, кем должен, да. И ты будешь делать, что должен. Но — не здесь.

Вайль запрокинул голову к низкому потолку, покрытому пятнами сырости и плесени, прикрыл глаза, чтобы не видеть ни этого потолка, ни ледяного взгляда Лаана, и завыл по-волчьи.

В зверином вое гасла, засыпала на время переполнявшая его сила, оказавшаяся такой ненужной здесь и сейчас, несвоевременная и лишняя там, где у каждого есть право отказаться от жизни, и нельзя это право отбирать, даже если любишь, даже если не мыслишь себя без другого — все равно нельзя, нельзя, нельзя...

Потом была пустота отрешенности и глухой ватный кокон одиночества, накрывшего его с головой. Словно залепили уши, выкололи глаза, бросили в темную теплую пустоту сурдокамеры.

Вайль открыл глаза. Тела на полу рядом с ним уже не было. Лаан сидел, отвернувшись, закрыв лицо руками, и нельзя было его сейчас трогать, ни слова сказать нельзя было, только молчать и быть рядом, не прикасаясь, не делая ровным счетом ничего.

Капали, сочились струйкой воды по стене минуты тишины и безмолвия, и двое сидели рядом, не говоря ни слова, не глядя друг на друга. Каждый нес свою потерю на голых ладонях, без слез и без вздоха, потому что там, где танцует на раскаленных углах боль, там нет места словам. Слова и слезы приходят позже, когда гаснут угли, и остается только невесомый пресный пепел...

— Вайль, — спустя добрых полчаса сказал Лаан. — Пойди займись делами, надо...

— Хорошо, — парень поднялся с пола, только сейчас замечая, что обожженная щека сильно болит, глаза чешутся от пепла и сажи, а дышать в комнате практически нечем. Он прекрасно понимал, что никакими делами заниматься не надо, что Лаан просто хочет остаться один и не может попросить об этом прямо, но спорить не собирался. — Займусь.

— Спасибо, — услышал он, уже почти закрыв дверь. — И... ты свободен.

Ответа у Вайля не нашлось.

Дерран сидел в тенечке, который создавала высоченная стена скоропалительно выстроенной баррикады, и уныло таращился наверх, на край бетонной плиты, по которому змеилась ржавая колючая проволока.

Солнце, ухитрявшееся просунуть жадные щупальца даже в жиденькую тень, которую отбрасывала стена, немилосердно жгло глаза. Нужно было потратить толику сил на то, чтобы добыть солнцезащитные очки или хотя бы прикрыть глаза ладонью, но не хотелось.

За стеной сидели последние из «непримиримых» — заклятый друг Йарстэ, остатки его бойцов и прочий разнопестрый сброд из всех мятежных кланов. Сдаваться они не желали, хотя им были обещаны вполне пристойные условия. Даже потеряв двух членов из восьми, Падающие в Небо мстить не собирались. Они вообще этого делать не умели, и сидевшая за баррикадой толпа отщепенцев об этом прекрасно знала. Беда была в том, что и справедливый суд банду Йарстэ сотоварищи не устраивал. Отдуваться за всю устроенную ими вакханалию они не желали. Чего они желали, Дерран понять был не в состоянии. Нельзя же вечно сидеть на городской площади, спрятавшись за трехметровыми стенами? Тем более, что ребята из Квартала обещали подогнать тяжелую технику и разнести стены к известной матери и собачьему хвосту.

Дерран, назначенный парламентарием, пытался понять, чего желают окопавшиеся на площади господа и дамы из «непримиримых». Понять это ему было необходимо, потому что именно ему Хайо поручил вести переговоры, а Дерран согласился. Сдуру, надо понимать, согласился, потому что в переговорах он, как стало ясно к полудню, не преуспел.

Из-за стены его на разные голоса посылали подальше, так витиевато и выразительно, что Дерран расширил свой запас брани примерно вчетверо. К сожалению, это было единственным результатом, достигнутым им с утра.

Неподалеку, тоже прислонившись к поваленному грузовику, курили два парня из Квартала. Первый вытянул ноги в поцарапанных берцах и прищуренными глазами смотрел прямо на солнце, второй, прятавший сигарету в кулак, разглядывал стену. За стеной было тихо, и вообще непривычно тихо было во всем Городе, словно завеса, уставшая от шума стрельбы, задремала, пригревшись на солнышке. Та же сонная лень одолевала и Деррана. Трижды он пытался донести свои соображения до окопавшихся за баррикадой, трижды ему отвечали только бранью, и теперь фантазия иссякла, а солнце припекало, и оставалось только ждать, пока ситуация разрешится сама собой — трудами Смотрителей или ребят из Квартала, уж неважно.

Смущал его только явственный провал миссии парламентария.

Карьеру в штабе миротворцев он сделал удачную, ничего не скажешь. Из рядового разведчика быстро стал командиром отряда. Правда, это означало непосредственное подчинение Вайлю, но оказалось, что гладиатор не то обзавелся склерозом, не то проникся духом пацифизма и прошлые «заслуги» Деррану не припоминал. Хотя первую неделю бывший хозяин Арены так и ждал какой-нибудь пакости со стороны начальства — невыполнимого задания или назначения на почетную должность стрелочника; однако, его мрачным ожиданиям не суждено было сбыться.

— Пора прекращать этот цирк, — сказал, втаптывая сигарету в щербатый асфальт, наемник. — Слышь, начальник, еще раз будем пробовать — или ну его нафиг?

Дерран посмотрел на безоблачное небо, на приютившуюся в ветвях линялую синичку с наполовину выдранным хвостом, на плоский «бычок», на стену. Пейзаж навевал тоску, наемники навевали тоску, и стена тоже радости не прибавляла. Надо было сделать что-нибудь, хотя бы для того, чтобы со спокойной душой умыть руки и сказать — «что смог, то сделал».

Он поднялся, брезгливо отряхнул ладони от налипшего мелкого песка, зачем-то полез в карман, не обнаружив там ничего, кроме хлебных крошек, вывернул и вычистил карман, поправил волосы и отправился к выщербине в оскалившейся пасти плит.

— Эй, за стеной! Может, все-таки поговорим?

— Заходи — поговорим, — откликнулись из-за стены.

Импровизированные ворота, собранные из двух вырванных с мясом железных дверей, с которых лохмотьями свисала обивка, слегка приоткрылись. Дерран сделал шаг вперед.

— Э, начальник! Ты куда? — возопили за спиной, но тенник их не слушал. Уж коли наметился столь явный прогресс, то надо пользоваться случаем.

Не одолевай его так сильно желание сделать «хоть что-нибудь», Дерран еще трижды подумал бы, входить ли ему в узкий проем между дверями, или сначала потребовать заложника. Но унылая скука и тоска переплавились в шальную решимость.

— Безумство храбрых, налево через колоду, — пробурчал вслед наемник. — А отвечать кому?

Вопрос этот был чисто риторическим и вслух задавался лишь для того, чтобы напарник кивнул. Начальство решило сунуть голову в пекло — так что теперь сделаешь-то. Не ловить же его у дверей, не устраивать же драку...

Время шло, синичка попискивала, наемники закурили по второй, а потом и по третьей сигарете, а Дерран все не возвращался. За стеной царила подозрительная тишина, которую только боязнь сглазить мешала назвать гробовой. Ни крика, ни стона, ни даже брани оттуда не донеслось с того момента, как дверь, нервно скрипнув, закрылась за тенником.

Вынести чахлую защитную конструкцию проблем не составляло. Что там сносить-то — пни, сама отвалится. Другое дело, что за жалким подобием дверей можно было здорово схлопотать по голове. И молнию в морду, и прыжок оборотня на спину, и все, что придет в голову обозленным отщепенцам из четырех кланов тенников. Вдвоем соваться на штурм никакого смысла не было.

Обменявшись понимающими взглядами, оба солдата вернулись к своему грузовику.

— Ты сообщай, а то у меня голова болит.

— От сообщая слышу, — вздохнул второй. — Ладно...

Вызов настиг Хайо, когда Смотритель допивал второй стакан ледяного апельсинового сока, жевал хрустящий лист китайского салата и пытался этими простыми радостями жизни отгородиться от осознания положения дел. Он очень хорошо понимал, что делает: прячется. За прозрачный стакан с пузырьками воздуха в стенке, за нежный зеленый лист с широким белым черешком, в который можно было вгрызться и медленно, очень медленно разжевывать почти безвкусную плоть.

Там, где заканчивались салат и сок, начиналась боль. Горький пепел победы, скрипевший на зубах. Слишком много погибших друзей, слишком много погибших чужих. Слишком много всего для одного Смотрителя, который никак не мог отделаться от мысли, что не реши он схитрить с Рэни, создать максимально выигрышную для себя ситуацию — и не было бы никакой войны.

Лаан пересказал услышанное во время допроса максимально коротко и лаконично. По всему получалось, что Хайо тут как бы и ни при чем, что во всем виноват Ардай. То, что сделал тенник, подтверждало эти слова. Глава Теней Ветра сам признал свои вину и поражение, покончив жизнь самоубийством. То, что при этом он попытался забрать с собой и всю верхушку победителей — вполне в традициях клана... и вот еще замечательный вопрос: кто виноват, что это ему наполовину удалось?

Допустим, Лаан мог и не знать об этом милом обычае; а Лиар-Крылатый? Тоже не знал? С него, конечно, уже не спросишь, но — неужели действительно не знал? Он был совсем молодой, Лиар-то... Переоценил свои силы, понадеялся, что сможет удержать ситуацию под контролем. Наверное, так.

Поиск виноватых, ошибившихся и промахнувшихся настроения не улучшал. Риайо, Аэль, Лиар — слишком много жертв для одной войны, пусть и закончившейся.

Почти закончившейся, как поправился, выслушав доклад Саймона, Хайо. Осталось разобраться с последним бастионом. Бастион, в общем-то, тот еще — усилиями двух Смотрителей можно нейтрализовать всех, обладающих силой, пока бойцы разложат рядком на асфальте остальных. Последний фурункул на лице завесы, и нужно его вскрыть, а потом приступить к оплакиванию потерь и зализыванию ран.

Двух Смотрителей? Ох, до чего ж не хотелось дергать сейчас Лаана, заставлять его сталкиваться лицом к лицу с остатками «непримиримых»... к Крылатым тоже обращаться нельзя. Хватит, обратились уже. Двое из восьми членов клана — непомерная плата. Они, конечно, не откажут, но совесть не позволяет просить.

Есть еще Стражи Тишины. Собрать объединенную группу из обоих штабов — при помощи Хайо они справятся, с гарантией. Все пройдет хорошо. Если уж со всеми остальными справились, то последняя кучка — ну сколько их там, сотня от силы — тоже не представляет угрозы.

— Я пойду с тобой! — сообщила вошедшая в комнату Яра.

— Ну и откуда ты все знаешь?

— Ты громко думаешь, — улыбнулась она.

— Яр, зачем? Нечего тебе там делать. Мы сами разберемся.

Девушка расправила широкие рукава бирюзовой блузки, деловито смахнула соринку, притаившуюся над локтем, и улыбнулась.

— Знаю я, как вы разбираетесь. Лучше я попробую сама.

— С ума сошла? Головокружение от побед, да? — остолбенел Хайо. Стакан выпрыгнул из руки и покатился по столу, расплескивая остатки сока. — Никуда ты не пойдешь.

— И она пойдет. И я пойду, — высунулась из-за ее плеча Рэни. — Хайо, мы тебе не декорации, и решать будем сами.

Хайо поглядел на собственноручно выращенное воплощение независимости, тоже вылезшее из камуфляжа и ныне одетое в солнечно-желтое платье, и выругался про себя. Строптивую девку стоило отправить наверх, под присмотр Киры и Тэри. Там бы ей не дали распоясаться. Работа в штабе, конечно, пошла Рэни на пользу, но сейчас эта польза выходила боком. Спорить с двумя девицами, поддерживающими друг друга? Проще уж лечь и умереть. У него не было управы ни на одну, ни на другую — ниточки влияния на Рэни лопнули, когда она начала работать в штабе, самостоятельно и вполне успешно; управлять Ярославой он не пытался никогда.

Напрасно, наверное.

Оставь их здесь — явятся на площадь самостоятельно, даже и сомневаться не стоит. Приказ нарушат, потому что сочтут его неправильным, а, значит, необязательным для исполнения. Он сам несколько дней назад говорил кому-то, что если тебе приказывают откровенную глупость, не стоит торопиться ее выполнять. Нужно хотя бы переспросить, а лучше — помочь другому сориентироваться в ситуации. К сожалению, обе девицы при том разговоре присутствовали.

— Хорошо. Пойдете, — вздохнул Хайо. — Жаль, что вы не понимаете, что там не нужны.

— Я с тобой не согласна, — Яра подняла голову и посмотрела на него уже без улыбки. Шуточки закончились, и она была предельно серьезна. — Я считаю иначе.

— Хоть переоденьтесь...

Рэни склонила голову, уронив тяжелую массу волос вперед, причесала их пятерней, потрясла и выпрямилась — упрямый пушистый одуванчик, уверенный в себе и отчасти даже нахальный. Такой Хайо хотел ее видеть, когда только начинал плести свою сеть. Теперь упрямая, своевольная сила, сквозившая в каждом жесте блондинки, раздражала. Дело было не в Рэни. Просто слишком рано, слишком быстро он стал ей ненужным. Две декады гражданской войны не позволяли заниматься девушкой, как следовало, а теперь оказалось — поздно. Нашлись другие, и помогли, и подсказали, и попытались помешать. Все. Финальная версия продукта, остается только забрать ее наверх, целительскую инициацию она пройдет уже там.

— Ладно, пошли так, — сдался Хайо. — Все равно будете стоять в дальнем углу под защитой.

— Посмотрим, — пожала плечами Яра. — Может быть.

«Если она справится на площади сама — все, прежних отношений уже не будет, — осознал вдруг Смотритель. — Она чувствует себя равной, она и стала равной. Я молился об этом, и был услышан, но я не знал, о чем прошу... Может быть, мы это и переживем, но скорее всего — не будет уже никаких «мы». Я не готов принимать ее такой. А она?».

Народу на площади было вдесятеро больше, чем нужно и втрое больше, чем согласен был видеть там Хайо. Он подозвал к себе Саймона и коротко распорядился очистить площадь ото всех лишних. Минут через пятнадцать зевак, отдыхающих миротворцев и всякий случайный люд вытеснили на проспекты, а в четырех точках входа поставили патрули.

— Нечего, нечего, цирк еще не открылся, — расслышал сквозь гомон Хайо покрикивание патрульных.

Ситуацию это описывало вполне. Балаган в виде кольца баррикад еще не открылся, и, судя по всему, добром открываться и не собирался. Хайо разговаривал со Стражем, обсуждая, как и с какой стороны нужно вскрывать «консервную банку», чтобы не расплескать ее содержимое и не слишком обляпаться.

— Я бы накрыл их куполом, — сказал, поразмыслив, Страж. — Чтобы было спокойно. Но они хорошо защитились. Там слишком много Теней и Молний, чтобы этот номер прошел. Видишь... — тенник показал на бледно-голубое марево, повисшее над кольцом баррикад. — Боюсь трогать. Одна ошибка — и все лопнет. Закрывать некому будет.

— Прорыв? — переспросил Хайо, с трудом понимавший неторопливые рассуждения Стража. — Ты об этом?

— Об этом тоже. Они перестарались с защитой. Напряжение слишком сильное. Одно прикосновение...

— Значит, попробуем по-доброму, — кивнула Ярослава. — Может быть, ларчик просто откроется...

— Сама в это веришь? — покосился на нее Страж. — Ты веришь, вижу. Пробуй...

Хайо покоробило это «пробуй», это разрешение, выданное Ярославе тем, кто не имел ни малейшего права ей что-то запрещать или позволять, практически посторонним. Страж все время работал со штабом Лаана, с Хайо они едва пересекались, и с какой стати тенник вдруг распоряжается на площади? Тем более — Ярославой?

Девушка в бирюзовой блузке шла через площадь к баррикаде.

Хайо двинулся за ней, зачем-то взяв Рэни под руку, но блондинка шла слишком быстро, все время порывалась вперед, за подругой, и идти было неудобно. Так они подошли почти к самым воротам.

— Эй, за стеной! И долго вы собираетесь так сидеть? — звонким задорным голосом спросила Яра. Слышно ее было по всей площади, и за бетонные плиты звук, конечно же, проник, не мог не проникнуть. — Может, поговорим?

Внутри какое-то время молчали, потом откликнулся хриплый мужской голос:

— Поговорили уже, уходи.

— Может, покажешься? Или тебе удобно через стену? — продолжила Яра. — Давай, покажись! Я не кусаюсь!

Справа от ворот над стеной показалась лохматая голова с острыми кошачьими ушами. Зеленые раскосые глаза внимательно осмотрели депутацию, потом тенник убрался вниз и спустя пару минут вновь показался над оградой.

— И что ты скажешь? — спросил оборотень.

— Прогресс налицо, — улыбнулась Яра. — Скажу, что сидеть там вам никакого смысла нет. Вы окружены и сопротивление бесполезно, как в кино. Прорываться тоже не советую, не выйдет. Ну и сколько вы там просидите? И, главное, зачем? Тем, кто выйдет сам, я обещаю свою защиту.

Хайо приоткрыл рот в немом изумлении. Это было что-то новенькое. Если б Яра говорила от лица штаба, он бы еще понял. Но — свою? Что она вообще имеет в виду, что за две декады такого стряслось с ненаглядной, что она напоминает туго сжатую пружину, стрелу, трепещущую на тетиве в ожидании полета?

Смотритель чувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Гордо задравшая курносый нос к небу Рэни, легко и свободно разговаривающая с чужими Ярослава — да что вообще делается вокруг? Откуда взялись эти вольные барышни, больше напоминающие Тэри, которой шлея попала под мантию, чем прежних перепуганных девиц?

Сейчас ситуация была в их руках, и Хайо, и Стражу, и всем прочим на площади оставалось только ждать, прикрывать обеих и надеяться, что у них получится.

Остроухий тенник, должно быть, тоже ничего не понимал, потому что вновь скрылся за стеной и появился не сразу, в компании темноволосой девчонки в алой повязке Детей Молнии. Парочка задумчиво уставилась вниз, на Ярославу. Та задрала голову и улыбалась обоим.

— Просто выпустят? — спросила девушка-тенник. — Да?

— Тех, кто сложит оружие и выйдет с поднятыми руками — да, выпустят. Обещаю.

Подошедший к Хайо Страж придушенно кашлянул. Надо понимать, ему тоже не слишком понравилась перспектива просто отпустить восвояси всю верхушку заговорщиков. Однако, сейчас говорила и решала Яра, а на стоящих за ней она не оглядывалась. Может быть, она была права. Может быть, и не стоило решать ситуацию силой; полностью побежденные и добровольно сдавшиеся бунтари — лучший урок, чем наказанные по всей строгости закона Города. Из тех, кого загнали в угол, а потом выпустили, пощадив, так просто мучеников не сделаешь...

— Нам надо подумать, — сказала девушка.

— Я подожду.

Яра сделала шаг назад, нашла взглядом подходящий обломок каменного бордюра, сдула с него пыль и присела, глядя в сторону ворот. Она была готова ждать столько, сколько потребуется. Пусть совещаются хоть до вечера; если понадобится, она будет говорить столько раз, сколько нужно. С каждым, с каждой.

Хайо так и стоял за ее спиной, не приближаясь. Их разделяла полоса отчуждения, которую было так легко пересечь — обернуться, позвать к себе улыбкой, сказать: ты мне нужен; но это было бы неправдой. Весенней бабочкой в груди трепыхалось ожидание, и сейчас нужно было смотреть вперед и немножко вверх, туда, где над нагромождением камней и плит натягивался радужный, с отливом в недобрую синеву, пузырь защиты.

Там решалась судьба Города, Яра чувствовала это всем телом, связками и сухожилиями, напряженными донельзя, сведенными болезненной судорогой. Это было важнее всего, что она знала в своей жизни. Нельзя было отвлекаться, смотреть по сторонам или тратить силы на объяснения с Хайо. Он не понимал — должен был понимать, а вот не понимал. Может быть, поймет потом.

Девушка сидела на площади, а вокруг нее звенела тишина.

Солнце неспешно ползло по небу, то и дело натыкаясь на редкие полупрозрачные тучки. Где-то в самой вышине, едва различимые, играли ласточки.

Стрела прошила ворота насквозь и ударила Ярославу в грудь. Золотоволосая не успела даже вскрикнуть, она только вскинула руки, падая назад. Всколыхнулись парусами рукава, а потом стрела вспыхнула, распалась на сотню блистающих стрел, оплела девушку непроницаемым серебристо-стальным коконом.

Страж успел только выкрикнуть острые, болезненно рвущие слух слова, только сделать шаг вперед; рванулся с места Хайо, протягивая руки — кокон опал, растворился в воздухе россыпью мелких быстро тающих снежинок, и ничего за ним не было.

Ярослава исчезла; не осталось даже пепла, не осталось ничего, ни лоскута, ни пряди волос — только пустота, только опадающие на асфальт и тут же становящиеся паром снежинки, да и те смел, швырнул в стену невесть откуда налетевший ветер.

Хайо остановился. Он поднял перед грудью обе руки, и между пальцами заплясал иссиня-белый смерч, набирающий силу.

— Смотритель, нет! Мы сдаемся! — закричала сверху девчонка в алой повязке. — Это ошибка! Ошибка!!!

Рэни взглянула на нее, потом на замершего воплощением гнева и воздаяния Хайо, уже готового отпустить с ладоней смерч. Запретное оружие, знала она. Внутри не останется никого живого.

Хайо был прав — но его нужно было остановить.

Рэни посмотрела на Стража, но тот отшатнулся, развернулся к своим, жестом приказывая им упасть на землю, и девушка поняла, что осталась одна — против разгневанного не слышащего ничего Смотрителя, против тех, кто притаился за стеной.

Все зависело от нее, от ее выбора. Она могла позволить событиям идти своим чередом, и пусть Хайо мстит за свою любовь, пусть уничтожает тех, кто и жить-то недостоин; она должна была его остановить.

Не возникло вопроса — как; очень просто: протянуть руки и гасить, обжигаясь и закусывая от боли губы, бело-голубой смерч.

— Уйди! — рыкнул, не глядя, Хайо. Слепые глаза смотрели сквозь нее, туда, за ворота, из которых пришла смерть.

— Не смей, Хайо, нет... — закричала Рэни, накрывая своими ладонями руки Хайо, чувствуя, как плавится плоть на кончиках пальцев, но не обращая на это внимания.

Нужно было остановить его, любой ценой, обжигая руки, вызывая его смертную ненависть, переводя огонь на себя — все, что угодно, лишь бы не позволить ему ударить, удержать за миг до безнадежной ошибки...

Рэни это удалось, хотя ненависть во взгляде Хайо ударила, словно нож.

— Тварь... — шевельнулись губы. — Сука.

На глазах у Рэни выступили слезы. Не от обиды, от жалости к Хайо, все потерявшему и лишенному даже возможности отомстить.

Ворота распахнулись настежь, и оттуда вылетел, под ноги Рэни и Смотрителю, человек. Должно быть, его от души пнули в спину, потому что он пропахал носом землю на добрую пару метров.

Подняться мужчина в растянутом тонком свитере не решился — так и лежал, прикрывая голову руками.

— Это он! Мы хотели снять защиту, а он... — надрывалась девчонка на стене. — Он твой, Смотритель. Мы сдаемся!

Рэни посмотрела вниз. Лежащий был ей подозрительно знаком. Она шагнула вперед и носком туфли откинула руки с лица мужчины в свитере.

— Грег?... — изумленно воскликнула она. — Ты?

— Я, — выдавил тот сквозь разбитые губы. — Ну что, Смотритель, мы квиты?

Не погасший еще смерч в руках Хайо сорвался и ударил по лежащему.

Рэни засмеялась, чувствуя, как смех переходит в рыдание, и не в силах остановить рвущуюся из горла чудовищную смесь хохота и плача.

Эпилог: ...и успокойся.

Потом было многое; Рэни рука об руку шла со Стражем по заваленной мусором и обломками строительных материалов площади, поминутно спотыкаясь об очередную дрянь под ногами. Длинный полупрозрачный на свету тенник ни на шаг не отходил от нее, бдительно следя за тем, что происходит вокруг. Девчонка в алой повязке вертелась вокруг, то отставала, то забегала на шаг вперед, и все пыталась рассказать, как оно случилось, как человек сумел воспользоваться настороженной на случай штурма ловушкой, и у него все вышло, стрела сорвалась с арбалетного ложа — и смог ведь навести, и попал, а следить за ним в эту минуту было совершенно некому, потому что младшие — и они сама, и остроухий, и многие другие сказали старшим — все, довольно, и в тихом противостоянии сумели настоять на своем, а человек этот — вот, ухитрился же, и никто, даже старшие, такого не хотели...

Рэни уже хотела заорать на суетившуюся под ногами девчонку, послать ее подальше — пусть уходит вместе с прочими, вместе со своими дурацкими и уже никому не нужными объяснениями, как вдруг взгляд упал на распятое в углу полуобнаженное тело, и ясно было даже с трех шагов, что ничем уже тут не поможешь, это — труп, уже начавший остывать, опоздали на полчаса от силы, а то можно было бы еще вернуть; она, Рэни, знала, что нужно сделать, знала, да только пользы в этом знании не было никакой. Желтоглазый тенник, знакомый ей лишь в лицо, был мертв, и уже не тревожили его противоестественно вывернутые руки и вспоротый живот, да и кровь давно остановилась, и уже свернулась асфальтово-серыми бляшками.

Рядом с трупом сидел еще кто-то смутно знакомый, но больше похожий на мешок вонючего тряпья; кажется, человек. То ли в стельку пьян, то ли под кайфом, в любом случае — жив, не ранен и в помощи не нуждается. Страж небрежно скользнул по нему взглядом, значит, опасности не было.

Хватая суетливую девицу за шкирку — и получилось же, хоть та и была на голову выше, — Рэни развернула ее лицом туда, в угол, и выговорила заледеневшими губами:

— Что это?!

Испуганная девчонка залепетала что-то невнятное о том, что не знает толком, что старшие хотели у него что-то отобрать, а силой забрать нельзя, можно только получить из рук в руки, и вот тогда они решили — так; а она не видела, не видела, да и остановить бы не могла, потому что со старшими не поспоришь, они и так виноваты, и будут теперь бесклановыми, но, может, оно и к лучшему...

— Уйди, — сказала Рэни тихо. Потом повернулась к Стражу. — Найдите того, кто забрал амулет. Это моя просьба.

— Да, Смотритель, — кивнул тот, и Рэни, уже хотевшая объяснить, зачем ей нужен тот, кто это сделал с послом, осеклась, и тугой комок возражений застрял в горле, отдаваясь горечью на губах, потому что Страж не ошибся, но правота его была тошнотворной.

Она могла бы; и пойми, что могла — все пошло бы иначе. Достаточно было встать рядом с Ярославой, и стрела Запретного оружия не причинила бы вреда, хотя бы — такого, и все можно было бы исправить, спасти; но Рэни стояла в трех шагах за ней, и мгновения не хватило, чтобы дотянуться, и целой вечности не хватало, чтобы понять — могла, могла же...

— Нет, — сказал Страж, оказывается, все это время наблюдавший за ней. — Ее — не спасла бы. Только всех нас.

— Хайо?

— Да.

— Он же мог бы...

— Да. — Страж еще раз кивнул, а потом развернулся и пошел прочь, к болтавшейся на одной петле двери; Рэни больше не нужно было охранять, площадь опустела, и можно было оставить ее одну.

Одиночества ей хотелось, тишины и покоя, и возможности плакать навзрыд, но так, чтобы никто не слышал, не пришел утешать, не тратил на нее время и силы, потому что это было совершенно ненужным, пустым делом. Надо было просто выплакаться, отреветься взахлеб, до заикания, а потом спать столько, сколько получится, чтобы потом встать с опустошенной и затихшей душой, и у зеркала, долго и медленно, понимать — кем же ты стала, что ты теперь такое, что можешь, что должна... и что — хочешь делать.

Не вышло; не удалось даже выйти с площади так, чтобы никого не встретить и ни с кем не обменяться ни словом, ни взглядом. Все, кто был здесь, молчаливо обтекали ее, не прикасаясь, не заглядывая в лицо, понимая — и только Хайо стоял в воротах столбом, так, что нельзя было его обойти.

Рэни попыталась проскользнуть мимо, боком, но Хайо остановил ее, грубо схватив за плечо.

— Зачем ты мне помешала?

Не хотелось с ним говорить, не было ни слов, ни желания, слишком близко от губ, на самом кончике языка, плясал вполне справедливый упрек, но нельзя было его произносить, чтобы не добить Хайо окончательно, а ее смысл и цель были — не добивать, а восстанавливать, лечить, воскрешать...

— Давай потом поговорим?

— О чем мне с тобой говорить? Ты... все из-за тебя с твоей самоуверенностью! Вообразила себя невесть кем, и ее... тоже... заразила.

— Хайо, перестань.

— Ты, кукла! Где было твое место?

— Хайо...

Она не знала, как вырваться, не ударив его, как уйти отсюда прочь, подальше от глупых и обидных слов, которые Хайо бросал ей в лицо. Он потом будет жалеть, конечно, он сейчас не отвечает за себя — да и кто бы отвечал на его-то месте, только что потеряв любимую, и зная, конечно же, зная, насколько в этом виноват сам, и знал не только он, знали все вокруг — а всего-то нужно было сделать три шага вперед и встать рядом, не впереди, а именно рядом, и прикрыть, защитить, не потому, что попросили — а потому, что просто можешь.

Никто его не просил защищать, и это, наверное, для Хайо было обиднее всего, и потому он остался позади, а теперь об этом помнил, и не мог забыть.

Рэни смотрела на него, в полыхающие болью и беспомощностью глаза, и понимала все, что творится с Хайо, и не могла ему помочь.

Он должен был сам все понять, все пережить и справиться с собой, и разобраться в себе, и только после этого можно было бы — говорить, объяснять, утешать; а сей час было рано, и Рэни это прекрасно знала. Слишком много она знала, знание давило на плечи.

— Отпусти меня, — сказала она. — Я хочу уйти.

— Плевать мне на твои желания!

— А ч-че это ты на дев-вушку орешь? — выговорил некто третий, кого ни Рэни, ни Хайо до сих пор не замечали.

Стоял этот некто у Рэни за спиной, от него омерзительно пахло — так, словно этот человек не мылся и не менял одежду месяц, судя по качающейся тени, на ногах он стоял еле-еле, а вот голос этот девушка прекрасно знала. Он остался там, в далеком прошлом, там, где был Грег и кафе, и прочие глупости, и, если доверять обонянию, то успел помереть, хорошенько разложиться, а потом восстать из могилы.

— О, — обрадовался невесть чему Хайо. — И этот тут. Твой старый дружок и верный защитник, во всей красе.

Рэни обернулась полюбоваться «красой» и опешила. Действительно, почти труп. Жить Сергею оставалось, она отлично это видела, дней пять, а может, неделю — но никак не больше. Он и раньше порой пил, но, кажется, с момента расставания не только пил ежечасно, но и подсел на все снадобья тенников, которые можно было достать в Городе.

— Что, не нравлюсь? — оскалился Сергей. Рэни не поверила своим глазам — молодой парень где-то растерял большую половину зубов. Если они у него не восстанавливались, значит — все, ресурс организма исчерпан подчистую. — А ты думал, все будет зашибись?

— Я тебя предупреждал.

— А разве не ты все устроил?

— Что он устроил? Что, Сергей? — как ни противно было прикасаться к вонючему типу в засаленной одежде, Рэни подергала его за руку.

— В-все! Чтоб и мы с тобой, и ты с Грегом... — качнувшись и дыша перегаром, сообщил Сергей. — А ты не знала? Во дура... Это ж все знают. Он в тебя поигр-рался...

Рэни перевела взгляд на Хайо, ожидая, что тот пошлет Сергея подальше, или хотя бы скажет, что все это бред. Хайо молчал, и хватка на плече ослабла, и каждая секунда заставляла Рэни понимать — да, все это правда, Сергей не врет, так все и было. Благодетель Хайо — не случайный прохожий, просто зашедший в кафе и решивший помочь ей выпутаться из трудностей. Он все знал заранее, и играл в какую-то странную игру с неведомыми целями.

— Хайо, это правда?

— Да. Ты же больная, такая же, как это дерьмо, — Смотритель подбородком указал на Сергея. — Вы же два сапога пара — если не пить, так висеть на ком-нибудь, и все бросать в эту топку, все, и свое, и чужое!..

Рэни сделала шаг назад, глядя на обоих мужчин. Потом посмотрела на Хайо, невменяемого, потерявшего все, не знающего, что еще делать со своей болью, кроме как — делиться с остальными, чтоб плохо было всем, не только ему. Почувствовала, что в его словах — много правоты, слишком много, чтобы отмахнуться от нее, как от бреда человека в истерике. Да, так все и было.

Сейчас она — равная Хайо, Смотритель и целитель — знала, о чем он говорит, и знала, что он прав. Она такой была. Бездной, бочкой Данаид, которую нельзя было заполнить до краев; она брала все хорошее, что было у Сергея, и использовала это, чтобы жить, чтобы держаться, как называла это; и выпила его до дна, досуха, как вампир. Осталась только прогнившая оболочка, и в том, что все так вышло, была их общая вина. Она пила — он с радостью подставлял горло, и огорчался, если она отказывалась пить.

До Сергея были и другие. Что с ними сейчас — нашли себе нового кровососа или тоже спились в хлам?

А кто же в этом раскладе Хайо, режиссер, который позволил всем троим сойтись, завязаться узлом, а потом разрубил его — по-живому, через кровь и плоть? Спаситель? Добровольный помощник? Вот результаты его помощи, его спектакля: один мертв, один вот-вот умрет, а она — жива и здорова, по-настоящему здорова, но сделал это не Хайо — это сделал Город, это сделала ночь в Башне, и пройденный ей путь по мосту над пропастью. Только сейчас она полностью поняла все, что с ней случилось, что с ней сделали другие и что она сделала с собой.

Потом она засмеялась — против своей воли, нельзя было этого делать, но никак не получалось удержаться.

— А ты сам-то кто? Ты, играющий в спасителя? Сначала топящий, а потом протягивающий руку, ты? Разве ты не бросил в свою игру все? И меня, и Грега, и Сережку, и даже Яру? Чем ты лучше меня?

Она смотрела Хайо в глаза. Ждала, пока он поймет услышанное. И он понял — опустил веки, зажмурился, потому что не мог ничего ответить, ибо все, что она сказала, было — правдой.

Рэни прошла мимо него, не оглядываясь, оставляя за спиной игрока и его жертву, двух мужчин, которым не могла ничем помочь, потому что — не хотела; потому что помогать можно только тем, кто просит о помощи, а насильно спасать никого нельзя, если не хочешь добить его окончательно.

Хайо дал ей отличный урок — вот только сам его, наверное, не понял, а если и понял, то слишком поздно.

Вайль бездумно шел по улице, на перекрестках подкидывая монетку и выбирая, куда свернуть, налево или направо. Вся огромная завеса, самая большая в Городе, вдруг стала для него тесной. Переплетения улиц и переулков, парки, скверы, дома из стекла, кирпича и камня — все это было теперь только оболочкой, скрывавшей под собой нечто большее, и нужно было проникнуть туда, под тонкую и почти невидимую пленку иллюзии. Подняться над схемой из домов и деревьев, дорог и озер, прикоснуться к сердцевине сущего.

Он почти уже знал — как, но просто перейти на следующую завесу было недостаточно. То ли он забыл нечто важное, то ли еще не нашел, но чувствовал, насколько оно близко, в шаге, в двух; и оставалось только брести по улицам, и ждать, пока наступит нужный момент.

Вечерело. По листве барабанила мелкая теплая морось, но небо на закате было ясным, горела медь, сплавляясь с золотом, и отблески ложились на уцелевшие стекла, на обнаженный металл, торчавший из развалин. Вайль поднял руки к груди, и их тоже испятнали алые блики, словно он раздавил бокал с вином, и две крови — багряная и алая, виноградная и человеческая — смешались на ладонях.

Все закончилось — и война, и любовь, остались только он и Город, только человек и едва различимый зов будущего, пока еще тихий, но уверенный, как стук сердца. Вайль петлял по улицам, и подсказка монетки каждый раз заставляла его сворачивать в сторону заката. Шаг за шагом от искалеченного центра к тихим и почти нетронутым окраинам, где было мало прохожих, где дома становились ниже, а деревья — выше, по уютным улочкам, где никто не обращал на него внимания.

Северный штаб прекратил свою работу — тихо, без лишних торжеств, без бравурного празднования победы, потому что слишком мало было тех, кому хотелось веселиться. Люди и тенники расходились молча, лишь обменявшись улыбкой или прощальным жестом, каждый уносил в душе боль потерь и тепло дружбы. Все это было вечным, или хотя бы — долгим, потому что нет на свете ничего вечного, но есть то, что не забывается. Работа плечом к плечу, общее горе и общая радость, все это, сплавленное воедино, нужно было еще до конца понять, прочувствовать и сохранить в себе, а в таких случаях нет ничего лучше, чем одиночество и молчание.

Не надолго, не на месяцы, а всего лишь на дни и недели. Потом хрупкие связи воспоминаний потянут друг к другу тех, кто стоял плечом к плечу, и будет повод встретиться, вспомнить, и помянуть ушедших, и порадоваться за живых. Будет новая дружба и новая любовь, будет мир, прочный, ибо война захлебнулась кровью, и, может быть, будущее окажется чуть теплее и милосерднее к живым, чем раньше. Может быть...

Для Вайля этого будущего не было. Он перестал быть тем, кем был раньше — и зверем-одиночкой, и начальником разведки. Стал чем-то большим, больше самого Города, тем, кто держит все живое на ладонях, и не было ему места ни среди людей, ни среди тенников, а единственный, кто был теперь равен ему — Лаан — не позвал, когда Вайль уходил, не окликнул и не протянул руки на прощание; нет, их не разделила обида, просто Смотритель очень хорошо понимал, что Вайлю нужно найти себя, осознать и почувствовать свою силу и свой долг, а рядом с ним Вайль будет всегда вторым, учеником и помощником. Он же должен был стать — первым, единственным, самостоятельным, и только таким мог вступить в круг равных себе.

Он знал, что когда наступит нужный момент, то тихий шепот станет оглушительной песней труб, и дорога откроется сама, а пока надо было просто идти вперед и подбрасывать монетку на перекрестках, и ждать, когда откроется дорога в закатное небо.

Навстречу ему попалась девушка с заплаканными глазами. Не одна из прохожих — нет, другая, и Вайль моментально узнал ее: Рэни, блондинка из южного штаба, с которой он когда-то весело проболтал почти целый вечер. Девочка с огромными фиалковыми глазами, хрупкая, как стекло и прочная, как сталь.

Понимание кольнуло под ребрами: это ее он искал на улицах.

Такую же, как он сам.

— Ты? — улыбнулась она припухшими губами. — Хорошо, что ты.

— Да, — кивнул он. — Хорошо. Я тебя искал.

— Наверное, я искала тебя. Не знаю...

— Присядем?

Вайль показал на скамейку всего в паре шагов от них. Девушка покорно присела, даже не удосужившись смахнуть с лавки пыль и почки, заложила ногу на ногу и зябко поежилась. Вайль посмотрел на нее — короткое платье без рукавов, босоножки с ремешками, оплетающими щиколотку, — и молча стащил с себя куртку. Так они сидели, пока не стемнело. Не говорили ни слова. Потом Вайль все же спросил:

— Почему ты плакала?

— Глупости, — пожала плечами Рэни. — Все глупости. Сначала мне показалось, что меня предал друг. Потом — что я его предала. Потом, что мы и друзьями-то никогда не были. А настоящих друзей я потеряла, навсегда. Проклятая война...

— Да, — сказал Вайль. — Я тоже потерял. Хотел спасти, а нельзя было. Вот так. Ну что? Пойдем?

— Куда?

— Домой, — сказал Вайль. — Пора домой.

— А ты знаешь, где дом?

— Знаю. Теперь знаю.

Он протянул руку и повел Рэни к торчавшей на углу бетонной девятиэтажке.

В темном подъезде пахло вполне обычно — пылью, сыростью и кошками. Вайль поморщился, а потом понял, что это еще одна иллюзия, порожденная его ожиданиями, такое же видение, как и сам дом, как и улицы, по которым он гулял. Все это было лишь способом видеть, а можно было видеть и иначе — яркие переплетения линий, пульсирующие шары и серые основательные пирамиды; можно было увидеть сказочный лес, населенный неведомыми зверушками, и еще тысячей способов можно было увидеть то, что называлось — Город. И когда Вайль понял это, кто-то огромный и невидимый подмигнул ему из темноты.

Открылись двери лифта. Вайль зашел первым. Привычной панели с кнопками здесь не было, но она и не нужна была — как только Рэни вошла в лифт, двери захлопнулись, и кабина рванулась не то вверх, не то вниз, а может быть, и вбок. Она двигалась неровно, рывками, и Вайль прижал девушку к себе, чтобы ее не шарахало от стенки к стенке. Рэни не стала вырываться, только чуть поежилась.

Когда лифт выпустил их наружу, в лицо ударил солнечный свет, яркий, полуденный. Оба вышли наружу в незнакомом доме. Стены здесь были недавно выбелены, еще пахло краской, и крошечные белые пылинки метались в солнечном луче.

Четыре двери; Вайль прекрасно знал, какая ему нужна. Звонка на ней не было, не было и замка, но это и не требовалось. Ладонь легла на скользкий зеленый дерматин, дверь на мгновение задрожала под рукой, а потом открылась внутрь.

Вайль положил руку на плечо Рэни, чуть подтолкнул ее, и они вошли бок о бок, растерянные, и все же знающие, что не ошиблись. В квартире было прохладно и свежо, чуть пахло сандалом, немножко — трубочным табаком, но куда сильнее — свежим кофе, сваренным с пряностями.

В прихожей у зеркала поправляла прическу высокая рыжеволосая женщина в джинсовом сарафане, туго облегавшем тяжелый круглый живот.

Она обернулась через плечо, кивнула и сказала:

— Ну, вот вы и пришли...

(обратно) (обратно) (обратно)

Оксана Токарева (Белый лев) Зеленый жемчуг

Часть первая

I

Туся проснулась среди ночи. Промерзшая, сырая ординаторская была полна дыма, в котором едва просматривался текст разбудившего ее голографического сообщения. Неужели от сестры? Точно. Адрес контакта — Усольцева Галина. «Меня задержал патруль. Я в комендатуре. Рита, срочно принеси документы». Что за бред? Галка, конечно, давно порывалась сбегать домой забрать кой-какие вещи, но не во время же обстрела! Да и кто ее вообще отпустил?! В любом случае до начала дежурства еще не менее часа, нужно постараться успеть!

Туся сползла с постели, привычно нащупала в темноте ботинки, набросила куртку и вышла в загроможденный койками и каталками, освещенный заревом пожаров коридор. Хотя эвакуация госпиталя шла полным ходом, раненые в огромном количестве все еще продолжали поступать. Везли в основном из района Космопорта, где сейчас шли самые ожесточенные бои, и только тяжелых с плазменными ранениями внутренних органов. В воздухе висел запах гари, паленого мяса и оплавленных полимеров: увы, заряды из скорчеров и плазменных установок пробивали даже суперсовременную макромолекулярную броню. Через каждые пятнадцать минут передавали сводки пресс-центра командования, от которых становилось совсем тошно.

«После тяжелых, продолжительных боев с соединениями звездного флота альянса Рас-Альхага и легионами корпорации «Панна Моти» («Зеленый жемчуг») командование сил Содружества Независимых миров приняло решение оставить Ванкувер, предварительно обеспечив эвакуацию всех жителей планеты».

— У нас просто не хватило сил! — плакал лежащий на койке возле окна ясноглазый парнишка без руки и с перебинтованной грудью. — Здесь четырнадцать космопортов на шести материках. Да еще плюс генераторы защитных полей, прикрывающих гуманитарные коридоры. А по ним легионеры лупили из тяжелых плазменных установок!

— Да не переживай, братишка! — утешал его пожилой боец с проникающим ранением, которому только накануне вырезали часть кишечника. — Мы сделали все, что в наших силах. А по поводу эвакуации, все, кто хотел, уже давно покинули планету!

— Покинули, скажете тоже! — сверкал глазами горбоносый сербелианец. — Население Ванкувера — четыре с половиной миллиарда! Разве всех вывезешь? Ясно же, что улетели лишь богатеи и те, у кого на Земле оставалась хоть какая-то родня!

— Не говорите того, чего не знаете! — одернул его вышедший в коридор покурить и осмотреться сурового вида мужчина с обгоревшим лицом и нашивками Сопротивления на форменной куртке. — Четыре с половиной было до начала эпидемии, а после так называемой «вакцинации» едва уцелело три! Два с половиной миллиарда мы вывезли только за последние три месяца. Я работал диспетчером космопорта Сан-Бенедикт. Это официальные данные. А по неофициальным добравшихся до космических гаваней было еще больше. Все пассажирские лайнеры и транспортники уходили переполненными. Так что не просто так наши ребята из «Беркута» и «Барса» клали свои жизни!

— Да я разве сомневаюсь в героизме беркутов и барсов? — продолжал кипятиться сербелианец. — Но эвакуация — это не панацея! Вы поймите! Люди бросили здесь все! И как дальше жить на Земле — неведомо! Да еще не факт, что Земля всех примет! Отправят еще куда-нибудь в Окраинные миры или на Альпарею налаживать контакт с разумными слизнями.

Туся подумала о том, что предпочла бы дружить со слизнями, нежели самой превратиться в слизь. Ибо для оставшихся на планете существовала сейчас одна дорога — в «карантинные зоны», а оттуда — на фабрики смерти корпорации «Панна Моти».

— Усольцева! Рита! Ненормальная, куда тебя несет?! Ты разве не слышала приказ? Госпиталь готовится к эвакуации!

Седые редкие волосы заведующего хирургическим отделением Эрнста Шольца стояли торчком, в охрипшем от необходимости отдавать распоряжения под грохот обстрела голосе странно сочетались гнев и мольба.

— Но вы понимаете, Галку задержал патруль, а идентификатор личности остался в нашей квартире!

Туся напирала на жалость: знала, что старый еще университетский товарищ отца, опекавший их с сестрой как родных, не сможет отгородиться сухими циркулярами распоряжений и приказов. Но заведующий был пока тверд, как скальпель, примитивное орудие прошлых эпох, в космическую эру не утратившее актуальности в военно-полевой медицине.

— А ты понимаешь, что сейчас, когда командование приняло решение оставить Ванкувер, а легионеры Альянса костьми лягут, чтобы отрезать нас от последнего терминала космопорта, каждая минута на счету и все сотрудники должны оставаться на рабочих местах?! У нас и так времени — считанные часы. Пока корабли Альянса не обнаружили координаты нашего коридора подпространства!

— Если Галка застрянет в комендатуре, она точно не успеет к эвакуации и попадет в карантин!

Голос Туси дрогнул.

— Ну, пожалуйста! Я не могу бросить здесь сестру. Мы обе скоро вернемся! Я обещаю!

— Ну ладно! — услышав страшное слово «карантин», герр Шольц сдался. — Одна нога здесь, другая — тоже здесь! И как только Галину угораздило именно сейчас вляпаться в какие-то неприятности с документами. Тем более на нее это совершенно непохоже!

Последнее замечание Туся услышала, пробираясь к выходу по запруженной людьми и оборудованием лестнице. В самом деле, Галка всегда отличалась безукоризненной аккуратностью, а после того, как им пришлось отказаться от чипов, с удостоверением личности не расставалась. С другой стороны, в последние дни, когда бои вплотную придвинулись к уцелевшим терминалам космопорта, и раненых в их госпиталь доставляли сотнями, они с Галкой почти не спали. А в таком состоянии концентрация внимания способна в любой момент дать сбой.

Обычно путь от госпиталя до комендатуры, а оттуда до многоэтажки, в которую они перебрались после того, как сгорел дом, занимал не более десяти минут. Но сегодня каждый шаг мог оказаться прыжком в вечность. Промозглый, сырой воздух был наполнен дымом и какой-то химической дрянью. Над улицей разноголосо бухала канонада, небо безумными фейерверками резали на куски ослепительные вспышки лазеров, гибнущими звездами корежили пространство взрывы плазменных бомб.

Бедный, несчастный Ванкувер! Из-за выгодного положения на пересечении космических торговых путей планета всегда находилась под угрозой захвата со стороны альянса Рас-Альхага. Тем более правительство, добившись статуса свободной экономической зоны, под предлогом привлечения инвесторов буквально сдалось на милость змееносцев.

И все-таки, в чью больную голову пришла идея разместить на Ванкувере фармакологический филиал биоэнергетической корпорации «Панна Моти», самого хищнического из образований Альянса? Впрочем, в те годы в охваченных эпидемией мирах хватались за любую соломинку, и щедрую помощь, предложенную «Панна Моти», приняли с распростертыми объятьями, как жители Трои — дары данайцев. А ведь уже тогда шли разговоры, что модифицированная змееносцами «вакцина Усольцева», введенная здоровым людям, вызывает в организме необратимые изменения, в десятки раз повышая его энергетический потенциал, но вскоре приводя к полному разрушению.

Однако правительственные чиновники, подкупленные змееносцами, предпочли доводы ученых объявить необоснованными слухами. А когда так называемые «карантинные зоны» — а фактически лагеря смерти — стали разворачиваться прямо у них под носом, было уже поздно. Оставалось только ввести войска и попытаться спасти уцелевших граждан Содружества.

Добравшись до жилой части квартала Центрального госпиталя, Туся осознала, что происходящее вокруг уже мало напоминает простой обстрел. В небе бесформенными силуэтами гигантских летучих мышей мотались тяжелые бомбардировщики, полуночным наваждением проносились истребители-невидимки, словно щебенку с прицепа, обрушивая на ошеломленный город безнадежно отстающий рев двигателей. По раздолбанной мостовой грохотали гусеницы бронемашин и вездеходов. Ядовитый дым вперемешку с копотью и пылью достигал в воздухе такой запредельной концентрации, что казался почти осязаемым.

Неужели им удалось прорвать оборону космопорта? Быть не может! Барсы и беркуты держались насмерть! Когда легионеры начали эту наземную операцию с ее неизбежными потерями и изнурительными уличными боями, многие, и в городе, и в госпитале, недоумевали, зачем им это. Зная жестокость и цинизм командующего легионом короля Виктора, все рассчитывали, что он одним массированным ударом плазменных установок типа земля-земля сотрет мятежный город в прах вместе со всеми его обитателями.

Но где же Галка? В комендатуре никого: двери нараспашку, на полу валяются какие-то бумаги, обрывки проводов, разбитые или простреленные компьютеры, вздувшиеся от многократного использования аккумуляторы импульсников вперемешку со стреляными гильзами и пустыми магазинами от более примитивного оружия. Дверь в комнату начальника наполовину перегородил несгораемый шкаф непонятно какой эпохи. Судя по всему, покинули здание совсем недавно и в большой спешке: ту часть оборудования, которую не успели вывезти, просто уничтожили.

Если сестра каким-то образом сумела решить недоразумение с документами и не уехала с военными, то искать ее следует только дома, вернее, в их нынешней квартире, комфортабельной и даже уютной, но так и оставшейся чужой. Когда отца не стало, Галка почти сразу затеяла ремонт. Она долго подбирала и расставляла по местам стильные красивые вещи, но никакие дизайнерские изыски не смогли заполнить притаившейся по углам пустоты.

Лифт, конечно, не работает, а сил бежать вверх по лестнице почти не осталось. Но лучше все же ускорить шаг. Мочи нет смотреть в пустые глазницы выбитых дверей покинутых и разграбленных квартир, в дрожь бросает от виднеющихся то тут, то там уведомлений о временном перемещении той или иной семьи в зону карантина. Поначалу страх перед эпидемией был настолько силен, что многие законопослушные граждане соглашались на депортацию на бойни «Панна Моти» добровольно.

Стараясь не смотреть по сторонам, Туся едва не проскочила и дверь их квартиры. Настолько непривычным и невозможным выглядел тот факт, что она не заперта. Туся точно помнила, как, уходя в последний раз на дежурство, запирала все замки. На грабителей не похоже. Кому нужно бесполезное барахло, когда бандиты всего Ванкувера, включая наркоторговцев, заключили с Альянсом договор и помогают легионерам в охоте за живым товаром. Но что если Галка напоролась как раз на таких хищников в человеческом обличии? А вдруг они еще внутри? Бежать, бежать, не оглядываясь!

И в это время коммуникатор завибрировал сигналом нового сообщения. Удивительно, но в этом хаосе еще продолжала работать связь. Неужто от Галки? Высвечивается ее голограмма, да и голос не спутать, но что за бред она несет? «Рита, извини, возникли непредвиденные обстоятельства. Уезжаю вместе с Феликсом. Скажи в госпитале, чтобы меня не ждали». О, Небо! Куда? Зачем? Почему? А раньше вспомнить о сестре она не могла? Впрочем, рядом со своим ненаглядным другом Галка всегда забывала о существовании родных. И как этот самодовольный, напыщенный болван сумел ей до такой степени запудрить мозги!

Все, теперь надо точно выбираться! И так на эти бесполезные поиски пришлось потратить слишком много времени! Вопрос только как? Артиллерия Альянса лупит где-то совсем рядом. Дом вибрирует. Крупная дрожь, зародившаяся в плитах фундамента, колотит монолитный каркас первыми признаками приближающейся агонии.

На лестнице послышались тяжелые шаги и приглушенная ругань. Кого это еще несет? Неужто легионеры настолько в себе уверены, что спокойно вышагивают по подконтрольным силам Содружества территориям? Ибо хулиганы и мелкое жулье не носят бронированных армейских сапог. Впрочем, кто бы там ни шлялся, встречи с ним лучше избежать. Вопрос только, как?

Туся робко потянула на себя дверь и, переступив через разбросанное на полу тряпье, заглянула в прихожую. Бездны вселенной! Во что превратилось их ухоженное жилище, где каждая вещь знала свое место, и малейшая соринка с позором изгонялась. Галка была патологически привержена порядку, и Туся по мере сил старалась сестре помогать, впрочем, получая регулярные выговоры за разгильдяйство. Ну не могла она уяснить, в какой именно последовательности должны стоять на полке доставшиеся им еще от прабабушки и чудом уцелевшие при пожаре антикварные статуэтки!

Как-то раз, много лет назад, торопясь принести отцу что-то из его записей, Туся случайно задела одну из этих фарфоровых балерин. Фигурка полетела вниз, но почему-то не разбилась, а мягко спланировала на пол, как будто ее переставили с одного места на другое. Отец тогда просил Тусю повторить, объяснял про телекинез, под вопли Галки они перебили половину кофейного сервиза, но добиться искомого результата им так и не удалось. Зато в другой раз, убегая от Галки и Феликса, которые собирались надрать ей уши за любопытство, она непостижимым образом сиганула с садовой дорожки на балкон второго этажа.

Повторить этот трюк отец ее даже не просил и только сокрушался, что ее «прыжок» видели посторонние. Также он никому не рассказывал о способности дочери читать чужие мысли. Собственно, здесь тоже все происходило спонтанно и чаще всего против Тусиной воли. В минуту сильного эмоционального напряжения она как бы оказывалась в сознании другого человека, видела его глазами обрывки воспоминаний или ощущала чужую боль.

Однажды эта способность спасла ее и одноклассников от сокрушительного провала по тесту, ответы на который, конечно, знал не в меру строгий педагог. В другой раз Туся едва не умерла от удушья, когда, стоя на палубе, захлебывалась вместе с упавшей за борт подругой. Подругу удалось спасти, а Тусю в бессознательном состоянии доставили в больницу. Она сумела прийти в себя, только почувствовав присутствие отца, мысли, эмоции и предпочтения которого угадывала и без применения псионических способностей.

Проникнуть в мысли Галки ей не удалось ни разу. Туся к этому и не стремилась, да и сестра слишком тщательно скрывала свои помыслы и чувства, оставляя на поверхности лишь сухую чопорность рачительной хозяйки и бесконечные сетования на судьбу. Неужели заботливая и строгая сестра, которая фанатично радела о доме и тряслась над любой безделушкой, бездушно предала родную сестру?

Туся глянула на панорамную витрину — неизменное пристанище антикварных балерин. Сейчас статуэтки, которые с первых дней войны Галка укрыла в бронированные антигравитационные чехлы, исчезли со своих мест. Неужели все-таки мародеры? Или это Феликс постарался для своей ненаглядной, решившей присвоить или просто сохранить прабабкино наследство. Ну и пусть! Для Туси ценнее всех статуэток был оставшийся в госпитале планшет, на котором хранились голографические снимки, записи отца и еще не объемные старинные фотографии семейного архива.

Отец говорил, что она очень похожа на их знаменитую прабабушку, блиставшую когда-то на сцене Большого театра. Галку это сравнение задевало.

Возвращаясь в прихожую, Туся случайно увидела свое отражение. Из глубин полуслепого, заклеенного защитной пленкой зеркала в рамке под старину на нее глянуло скрюченное, тощее, похожее на затравленного зверька существо с выбившимися из-под шапки растрепанными волосами и испуганными глазами. «Неужели это я?» — подумала Туся…

И в этот момент пространство и время вокруг разорвала оглушительная вспышка… Туся, конечно, понимала, что так не бывает, но по-другому выразиться бы не смогла. Впрочем, в тот миг она на какое-то время утратила способность видеть, слышать и облекать в слова свои мысли…

Зеркало взорвалось радужным калейдоскопом сияющих искр и осыпалось на пол. От осколков Тусю уберегла пролетевшая мимо, выбитая взрывной волной дверь. Квартиры больше не существовало. Из развороченных, дымящихся стен торчала изломанная арматура, и на ней висел неизвестно откуда взявшийся шкаф.

Туся дико взвыла и кубарем вылетела на лестницу, мечтая только о том, чтобы этот кошмар, все равно как, закончился бы поскорее.

Но кошмар только начинался. Пока она пыталась выкашлять из легких дым с пылью и найти в окружающем ее месиве хоть немного воздуха, на лестнице показались люди, вернее, существа, когда-то принадлежавшие к этому биологическому виду, кровожадные, бездушные чудовища, одетые в форму легиона. Сколько их было, Туся не смогла сосчитать. Может, десять, может, даже пять. Ей тогда показалось, что их не меньше сотни.

Она попыталась нырнуть обратно в никуда. Смерть под горящими обломками или падение в бездну представлялись ей сейчас наиболее привлекательными из всех возможных развязок. Но было поздно. Ее заметили.

Бежать! Драться! Да уж куда там. Разве может показать подобную прыть попавшая в бредень рыба, к тому же оглушенная динамитом?

Ее стащили на несколько пролетов вниз и прижали к стене. Бессмысленный взгляд карманного фонарика уставился ей в лицо, причиняя нестерпимую боль слезящимся от пыли и дыма воспаленным глазам.

— Вот она! — услышала Туся довольный басовитый рев. — Да какая молоденькая и свеженькая! Прямо цыпочка!

— Тощая замарашка, трясогузка желторотая! — прогнусавили в ответ.

— Ничего! Сгодится!

— Эй! Нам велено доставить ее живую и невредимую!

— А кто собирается ей вредить? Позабавимся малость, да и только! От нее не убудет!

— Ты что, собрался здесь и сейчас?!

— Именно! Когда за дело примутся ребята из Корпорации, от нее уже будет мало толку!

Туся не видела лиц и плохо понимала смысл разговора. Но когда заскорузлые от крови, грубые, волосатые руки рванули застежки одежды и поползли по телу, когда ее обдало смрадным дыханием, и разящие табаком и луком, окруженные жесткой щетиной слюнявые губы наждаком проехали по ее лицу и шее, ужас и отвращение пробудили в ней остатки воли и чувства человеческого достоинства.

Конечно, оказать по-настоящему сопротивление она не могла: в легион берут крепких и здоровых мужчин и кормят их не в пример лучше заморенных осадой гражданских. Но, сколько хватало сил, невзирая на безнадежность своего положения и боль в заломленных за спину руках, она извивалась всем телом, брыкалась, даже, кажется, делала попытки царапаться и кусаться.

В конце концов, когда она ударила-таки одного из своих мучителей в пах, озверевшие дикари саданули ее спиной и головой о стену и влепили две крепчайшие затрещины: одну в челюсть, другую в скулу. Ее голову разорвало на тысячи кусков, рот наполнился кровью, внутренности скрутил в узел чудовищный спазм. Сползая на пол, она успела подумать о том, что неплохо бы сейчас оказаться где-нибудь в другом месте. Но не существовало в этом мире края, в который она могла стремиться, а лица близких людей скрывала толстая завеса небытия…

* * *

Долго ли продолжался обморок, Туся сказать не могла. Она очнулась от резкого запаха гари и паленого бетона. Она лежала на заваленной строительным мусором лестничной площадке и не могла пошевелиться: тяжеленная, безвольно неподвижная туша легионера почти раздавила ее. Змееносец не двигался: глаза остекленели, изо рта вытекала кровь.

Кругом стрекотали выстрелы, слышались крики, топот и скверная ругань. Похоже, кто-то из защитников города еще пытался сопротивляться. Вот, скошенный короткой очередью из скорчера, Тусе на ноги рухнул еще один легионер. У нее над головой четверо или даже пятеро схватились врукопашную. Насколько Туся могла понять, расклад получался четверо против одного, и этот один неплохо справлялся. В воздухе мелькали защищенные броней руки и ноги в тяжелых подкованных ботинках, строительный мусор и обломки арматуры использовались вместо кастетов, от ударов человеческих тел со стен осыпалась последняя штукатурка и выпадали кирпичи. Несколько раз темноту пронизывал короткий луч выстрела.

Кто кого одолел, Туся понять не смогла. Поэтому, когда какой-то высокий широкоплечий мужчина, без особого усилия раскидав придавившие ее тела, словно котенка за шкирку подхватил ее одной левой (правая сжимала скорчер), забросил на плечо и куда-то поволок, Туся вновь принялась сопротивляться, рассаживая ободранные кулаки о колючую броню.

— Эй, наверху! Можно потише! — незнакомец легонько хлопнул Тусю пониже спины и ускорил шаг.

Голос у него был охрипший, но не злой, на броне Туся смогла различить изображение ощеренной морды барса — эмблему элитного спецотряда сил Содружества и нашивки офицерского звания. Такие же знаки, Туся это знала, должны были быть наколоты на правом плече бойца: в последние дни она достаточно видела их в госпитале.

Пробежав несколько пролетов вниз, барс остановился и поставил Тусю на ноги. С закопченного, сурового лица на нее с участием глянули честные карие глаза.

— Идти сможешь?

Туся кивнула, пытаясь одновременно втянуть в себя сочившуюся из носа кровавую юшку и поправить растерзанную одежду.

Барс извлек из нагрудного кармана какую-то капсулу и сунул ей в рот.

— Глотай! Это поможет тебе продержаться.

Он оглядел ее критически и шепотом выругался:

— Ну и выродки! Скоро с младенцами воевать начнут! Потерпи. Если повезет, завтра доберемся до безопасного места. Там тебя подлечат.

Он хотел сказать ей еще что-то, но вместо того вдруг сбил ничего не понимающую Тусю на пол и прикрыл своим телом. Выпущенный из импульсника сверхплотный пучок энергии расстрелял стену прямо в том месте, где они только что стояли.

Тусин спутник и, как она уже поняла, спаситель, не остался в долгу: когда-то он уже успел перезарядить скорчер. Он берег зарядку аккумулятора и потому стрелял одиночными. Внизу что-то рухнуло.

В следующий миг он уже несся наверх, в одном кошачьем прыжке преодолевая по полпролета, пробираясь через завалы, как канатный плясун, балансируя на скошенных железобетонных балках и обрывках арматуры, оставшихся на некоторых этажах там, где прежде были лестницы.

Четыре или пять пролетов Туся тащилась за ним на буксире, словно лыжник за катером, из последних сил перебирая ногами в запредельном темпе, невпопад хватая спекшимися разбитыми губами воздух, слыша не то безумный стук едва не вылетающего из груди сердца, не то перемежаемый выстрелами топот преследующих их легионеров. Затем барс вновь закинул ее к себе на плечо. По-видимому, ее живая масса ненамного превышала вес привычного вещмешка космодесантника, и нести ее таким образом ему было легче.

Они минули Тусин десятый этаж (трупы на площадке безнадежно и уныло смотрели в пространство остановившимися глазами), взобрались по свисающему откуда-то тросу на четырнадцатый (на двенадцатом лестница обрывалась), на восемнадцатом сшибли вниз двоих отчаянных торчков, безуспешно ломившихся в опечатанную дверь квартиры убитого неделю назад директора аптечного склада, и оказались на крыше.

Легионеры дышали им в спину. Обшивка брони барса была в нескольких местах пробита, скорчер раскалился докрасна. Какое-то время, заняв выгодную позицию под защитой вентиляционной шахты, барс отстреливался и весьма успешно. Туся, хоть и боялась высунуть нос из укрытия, а все же насчитала семь или восемь легионеров, скошенных короткими разрядами. Один во время неудачного обходного маневра сорвался вниз.

Но за ними, кажется, гнался целый взвод. Преследователи рассыпались по крыше, короткими пробежками от шахты к шахте пытаясь взять их в кольцо. Барс, продолжавший методично выпускать разряд за разрядом, насмешливо оскалил зубы.

— Салаги! Чему их только учат!

Он посмотрел на Тусю, и лицо его посерьезнело.

— Ничего не бойся и, главное, держись! — сказал он, привязывая ее к себе крепким ремнем. — Сейчас нам придется немного побыть птицами!

Легко сказать, не бойся! Когда барс под шквальным огнем промчался к краю крыши, живым тараном разбил заграждение и шагнул вниз, Туся подумала, что он сошел от отчаяния с ума. Впрочем, нет. Тогда подумать о чем-либо у нее просто не хватило времени. Ей показалось, что ее сердце осталось там наверху, а вместе с ним не поспели спрыгнуть и прочие внутренности. Лишь несколькими мгновениями позже, когда они вдруг зависли в воздухе, слегка самортизировав о стену, а потом плавно и мягко заскользили вниз, Туся увидела, что к поясу барса прикреплен трос, другой конец которого, он, видимо, успел зафиксировать на крыше.

Туся почти успокоилась, вдохнула в себя воздух и крепче сжала ободранными пальцами броню. Ей показалось, она чувствует, как под пластинами экзоскелета бьется сердце.

Барс улыбнулся ей.

— Все будет хорошо! — сказал он, и ласково, как ребенка, чмокнул в щеку.

Ох! Лучше бы он этого не говорил! Они спустились примерно до десятого этажа — Туся узнала свою разоренную квартиру (обугленный шкаф все еще висел) — когда наверху что-то вспыхнуло и взорвалось в воздухе, расцветив небо оранжевой, как фонтан апельсинового сока, ослепительной вспышкой. В другой раз это не лишенное губительной в прямом смысле слова красоты зрелище хотя бы на миг приковало бы Тусин взгляд, но только не сейчас.

Они стремительно падали вниз, и с земли, приветливо помахивая острыми, как лезвия, зазубренными краями развороченной брони им плотоядно улыбался подбитый вертолет, неделю назад рухнувший на колонну пробивавшихся к госпиталю бронемашин.

Барс попытался еще раз выбросить карабин, но безуспешно: крепление лишь скользнуло по стене. В конце концов, он был человек, а не супергерой. Да, он был человеком! И еще каким! Туся увидела, что он пытается перевернуться в воздухе, но не так, чтобы упасть по-кошачьи на ноги, или боком, а для того, чтобы рухнуть спиной! Зачем?! При падении с такой высоты даже экзоскелету придется туго, а позвоночник под броней вряд ли собран из металлических дисков!

Все ясно! Барс надеется, приняв основной удар на себя, спасти ее.

Гнев и возмущение заполнили Тусино сознание. Он должен жить! Он не умрет! По крайней мере, сейчас! И в этот миг она ясно увидела маленький просвет земли между двумя искореженными машинами, метрах, примерно, в десяти от предполагаемого места их падения.

Туся, конечно, не сумела бы объяснить, и, тем более, выразить языком математических формул то, что дальше произошло. Затормозилось ли время, наблюдался ли частный случай отмены закона всемирного тяготения, или, как это случалось несколько раз в детстве, ей удалось мгновенно переместиться из одной точки пространства в другую, перетащив привязанного к ней человека…

(обратно)

II

Они лежали на земле, вдыхая холодный предрассветный воздух, наполненный запахами дыма, смазки и ржавчины. Барс, как и планировал, приземлился на спину, но Туся ясно видела, что он жив и даже не покалечился.

Другое дело, что сам он свое спасение сумел осознать далеко не сразу. Лоб его был покрыт испариной, ноздри часто-часто двигались, втягивая воздух, губы потрясенно шептали: «Не может быть!»

Ну что же, пусть благодарит удачу и думает, что им невероятно, можно сказать, фантастически повезло. Она все равно ничего не смогла бы объяснить, а если бы и сумела, он стал бы смотреть на нее, как на какого-нибудь диковинного уродца. И все же ей было немного обидно, как за Русалочку в сказке Андерсена: Принц ведь так и не узнал, что это она вытащила его. Другое дело, что Принц не выносил Русалочку из горящего дома и не вырывал из лап головорезов…

Барс пошевелился, пытаясь подняться, и вспомнил про ремень. Когда он раскреплял застежки, Туся даже ощутила что-то вроде сожаления. Пожалуй, она не чувствовала себя так уютно и безопасно с того времени, как погиб отец.

Сверху что-то затарахтело. Над домами черной уродливой стрекозой проплыл вертолет. Барс толкнул Тусю в укрытие между двумя вставшими на дыбы машинами, затем втиснулся туда сам. Над их головой промчались две ракеты, и мир вокруг погрузился в грохочущий, пылающий и взрывающийся хаос. Туся инстинктивно спрятала голову в колени и зажала ладонями уши.

Затем все закончилось. Вертолет сделал круг и повернул к востоку. Барс поставил скорчер на предохранитель.

— Кажется, обошлось, — заметил он, выглядывая наружу.

Туся кивнула, прислушиваясь. На улице наступила тишина. После многочасового гула, гвалта и грохота она казалась тревожной и оглушительной, словно из привычной картины мира вдруг изъяли какой-то важный и нужный кусок и не заполнили его ничем, отдавая во власть пустоты. Такая тишина обычно не предвещала ничего хорошего: с нее всегда начинался ночной обстрел, в палате госпиталя она подписывала метавшемуся в горячке больному смертный приговор. Сегодня приговор вынесли целому городу, даже целой планете. Впрочем, нет. Отдаленная канонада свидетельствовала о том, что где-то на севере и северо-востоке бои не закончены, потому надежда все еще остается.

Увидев, что Барс пока не намерен покидать убежище, Туся решила устроиться поудобнее. Меняя позу в темной тесноте, она задела острый край разбитой брони и порезала руку. После всего пережитого эта царапина вряд ли заслуживала особого внимания, но она оказалась последней каплей. Туся обхватила рану перепачканной в земле и мазуте рукой и горько разрыдалась.

Барс снова улыбнулся ей, точно обиженному ребенку. Он откуда-то извлек аптечку и с профессиональной ловкостью — в элитных подразделениях все проходят основы медицины — обработал ранку на руке и другие Тусины ссадины, а затем закатал ей рукав и сделал какую-то инъекцию — то ли от столбняка, то ли против инфекции и боли, то ли все сразу.

Туся разревелась еще пуще. Она понимала, что ведет себя глупо, но поделать ничего не могла.

Барс обнял ее за плечи, стал гладить волосы, убаюкивая, как это делал когда-то отец. Стало немного легче.

— Эх ты, бедолага! — вздохнул он. — И как тебя угораздило угодить в такую передрягу?

Туся более или менее кратко и связно объяснила, что произошло. Выслушав ее историю, Барс аж прицокнул языком:

— Ну и ну! Нечего сказать, прямо умница-Катенька. Вместо того, чтобы эвакуироваться с госпиталем, отправилась в одиночку сестру выручать. Да с такими способностями можно хоть сразу в наш отряд.

— Меня вообще-то Рита зовут. А папа называл Тусей.

Барс рассеянно кивнул, переводя взгляд с дисплея навигатора на циферблат часов. Туся не была уверена, что ее слова дошли до его сознания. А между тем она бы сейчас, не задумываясь, помимо милого домашнего прозвища, производного от Ритуси, открыла бы ему и свой адрес, и номер электронной почты, и шифр банковского счета. Впрочем, какое это имело значение. В конце концов, Барсы не обязаны помнить имена всех, кого спасают.

Однако в следующий момент пересохшие, потрескавшиеся губы воина озарила улыбка.

— Маргарита, — мечтательно повторил он Тусино полное имя. — Гретхен, говоря языком великого Гете. Назвали потому, что глаза зеленые, или оттого, что зубки ровные и белые, как жемчужная нить? Понятно, почему вокруг происходят чудеса. Девушка с таким именем должна притягивать все необычное. Дай Бог тебе дождаться Мастера, а не Фауста!

Туся почувствовала, как к щекам приливает краска. Хотя она не видела себя со стороны, она ощущала, как саднят и набухают все те безобразные следы, которые оставили на ее лице безжалостные руки и губы легионеров, и представляла, как все это выглядит при свете начинающегося дня. Хороша Гретхен! Нечего сказать! Ведьмы с Броккена и те, вероятно, смотрелись лучше. А он еще ведет разговор о зеленых глазках и жемчужных зубках. Издевается, что ли?

Но в карих глазах Барса она не смогла обнаружить и намека на издевку.

— Арсеньев Александр Андреевич, — церемонно представился он, будто находился не под брюхом разбитой машины, а на дипломатическом приеме или светском рауте, — капитан третьего ранга подразделения «Барс».

Туся кивнула. Фамилия показалась ей знакомой, но она не могла припомнить, где и когда ее слышала. Барс тем временем продолжал:

— Командование сил Содружества поручило мне доставить Вас в штаб.

— В штаб? — удивленно переспросила Туся. — Зачем? Я не сделала ничего дурного!

— Мы перехватили шифровку о том, что Вами интересуется кое-кто из научного отдела «Панна Моти».

Туся по-новому взглянула на события этой ночи. Стало быть, легионеры не просто обшаривали дом, а поджидали именно ее. Она вспомнила, что Галка однажды в разговоре обмолвилась про то, что Феликс теперь заведует одной из лабораторий корпорации, ведущих разработки в области новых энергоносителей. Похоже, все это время сестра каким-то образом поддерживала с ним связь. Неужели Галка…

Туся умоляющим взглядом посмотрела на Арсеньева:

— Так Вы думаете?..

— Что звонок сестры — это ловушка, — жестко отрезал он. — Возможно, ее голос просто смоделировали.

— Но зачем все это?! Для чего я им понадобилась?

— Ваш отец — создатель «вакцины Усольцева», он проводил исследования, входящие в круг интересов корпорации.

— Но отца убили в прошлом году! Им ли об этом не знать!

— Возможно, они ищут записи, дневники, наброски.

— Все сгорело вместе с домом, а уцелевшее мы передали в институт…

— Вы думаете, если Вы сообщите об этом руководству корпорации, Вам поверят? Уж если эти деляги потратили время и деньги, чтобы Вас разыскать, то поверьте мне, Вы им для чего-то нужны!

Туся кивнула. Последний довод ее отрезвил. Общаться с сотрудниками корпорации она не имела ни малейшего желания. Господи! Где же сейчас все-таки Галка?! Неужто Феликс похитил ее? Или она уехала с ним по своей воле?

Обременять своими опасениями Арсеньева она не стала, к тому же говорить про такую мразь, как Феликс, у нее просто не поворачивался язык.

Арсеньев меж тем снова взглянул на часы и продолжил уже спокойным деловым тоном:

— У нас есть примерно десять минут. Можете отдохнуть, или заняться вот этим.

Сунув руку в карман слегка перекошенного ранца, он протянул спутнице что-то бесформенное, завернутое в серебристую фольгу. Туся машинально развернула обертку и от неожиданности чуть не ударилась головой о броню машины. Шоколад! Этот вкус она почти забыла. Наверно, потому, что шоколад называют витамином радости, а в ее жизни в последнее время происходило мало веселого.

Она покосилась на Арсеньева, как он воспримет ее щенячий восторг. Но Барс на нее не смотрел. Откинувшись назад, он прислонился к гусеницам машины и прикрыл глаза.

Мгла почти разошлась, и Туся наконец смогла его по-настоящему рассмотреть. Там, наверху, он показался ей матерым волком, едва ли не ровесником отца, сейчас она явственно видела, что ему нет и тридцати. Правильные, мужественные черты лица еще не приобрели резкость и жесткость, свойственные зрелым и пожилым годам, возле глаз лежали глубокие тени, но не морщины, лишь в коротких темно-русых волосах пробивалась ранняя седина.

Словно не желая, чтобы его разглядывали, Барс повернул голову и прикрыл кистью правой руки лицо. Кисть была мозолистая, жесткая, притертая к знакомому прикладу, перепаханная шрамами и следами от жутких переломов. Вместо среднего и указательного пальца стояли импланты, на мизинце отсутствовала одна фаланга…

Туся невольно вспомнила, какие красивые и ухоженные руки были у одного из учеников отца. Приходя к ним в дом, он всегда по просьбе учителя обязательно что-нибудь играл на фортепиано. Возможно, в назидание Тусе, которая, колеблясь между обучением музыке и балету, выбрала балет. Также ловко и стремительно эти руки летали над клавиатурой компьютера. Лица и имени она не запомнила, почему-то в памяти остались только руки. Один из учеников отца после серьезных травм кисти и предплечья, закрывших ему путь к генной инженерии, перешел на службу в разведку. Но таких совпадений не бывает!

В памяти воскрес один вечер в их старом доме еще на Земле. Лет семь или восемь назад, она тогда, кажется, перешла в шестой или седьмой класс, к ним нагрянули отцовские выпускники, только что получившие дипломы, окрыленные, полные надежд и желания продолжать работу под руководством любимого куратора курса и профессора уже не как студенты, но как коллеги. Сколько тогда говорилось об ошеломляющих перспективах, которые открывает перед вирусологией новая вакцина, сколько строилось планов, зачастую совершенно фантастических, но неизменно радужных. Знали бы они, чем обернутся их великолепные разработки. Впрочем, кое-кто, похоже, знал. Феликс ведь тоже учился у отца.

Туся еще продолжала предаваться воспоминаниям, когда раздавшийся гулко и резко в окружающей тишине звук заставил ее замереть и вжаться в броню, словно это помогло бы ей стать хотя бы на миг невидимой.

По улице шли люди! Разношенные подкованные ботинки отдавали израненной земле всю тяжесть человеческих тел, вес брони и лучевого оружия. Туся почувствовала, как внутри нее разливается холод. Так бывает во время наркоза: укол, подбирающийся к ноздрям и сковывающий дыхание мороз, легкая тошнота и головокружение…

Она посмотрела на Арсеньева, и ей стало еще хуже. Он преспокойно спал: усталые веки сомкнуты, грудь равномерно поднимается и опускается, рот чуть приоткрыт.

Пока Туся пыталась сообразить, что же ей делать, подкованные ботинки затопотали совсем близко. И в тот момент, когда она решила, что лучше все-таки разбудить не ко времени разнежившегося Барса, может, сумеет хоть что-нибудь предпринять, в их убежище просунулась лохматая черноволосая голова с длинным горбатым носом и жгуче-черными, чуть навыкате глазами. Немного охрипший, как у всех в этом городе, голос довольно возопил:

— Вот он! И, кажется, неплохо проводит время!

К Тусиному огромному удивлению, Арсеньев даже не потрудился открыть глаза.

— Вы опоздали! — произнес он таким тоном, что с лица горбоносого моментально улетучились последние остатки торжества. — Условленное время истекло пятнадцать минут назад.

— Но Командор! — попробовал подать голос в свое оправдание горбоносый. — Мы договаривались встретиться совсем в другом месте!

— А радиомаяк на что? Или вы до сих пор не научились им пользоваться?

Убедившись, что поспать ему сегодня больше не дадут, Командор открыл глаза и одним по-кошачьи гибким движением выскользнул из убежища. Туся последовала за ним.

Вновь прибывших оказалось пять человек, пять барсов. Все прекрасно экипированы и вооружены. На остатки беспорядочно отступающего подразделения похоже не очень-то. Скорее вышедшая на задание боевая группа. И Арсеньев их командир.

Осмотрев своих бойцов, Арсеньев нахмурился.

— Где Клод? — спросил он сухо.

— Отправился в разведку, — добродушным басом отозвался краснолицый усатый дядька, здоровый и широкий, как застрявший в бывшей Тусиной квартире шкаф.

— Я такого приказа не давал, — в голосе Командора послышались металлические нотки.

— Он получил информацию о том, что легионеры создают еще одну карантинную зону на юге, и решил ее проверить.

— А я думаю, кто-то шепнул ему, что видел там Серого Ферзя!

Краснолицый потупил глаза. Хотя по возрасту он годился Арсеньеву едва не в отцы, Туся могла с уверенностью сказать, что уши под шлемом у него сейчас красные, как у мальчишки, попавшемся на вранье.

Арсеньев покачал головой и еще раз оглядел каждого из своих солдат.

— Это война! — сказал он проникновенно. — Каждый из нас ежедневно теряет здесь кого-то из близких. Но это не повод превращать боевое задание в личную вендетту… Дирижер! — повернулся он к ладному кареглазому юноше с походной рацией через плечо. — Передай в центр рапорт о разжаловании Клода в рядовые, а не одумается, пусть отправляется к такой-то матери обратно в Сорбонну, Нарбонну и оба Гавра! У нас каждый человек на счету, а он пускается в сольные авантюры!

Краснолицый возмущенно покряхтел, пошевелил усами, но возражать не посмел. Дирижер тоже разок сокрушенно вздохнул, виновато глянул на товарищей и потянулся к антенне. Арсеньев даже не счел нужным проверить, как выполняется его приказ. Он уже беседовал с еще одним членом группы, коренастым, толстощеким и румяным парнем, сгибавшимся под тяжестью увесистого рюкзака.

— Как дела, Дин? Вижу, вы добыли, что я просил.

— А то! — Дин довольно улыбнулся и легонько потряс рюкзак. — Я всегда говорил, что на китайском рынке можно отыскать все, что угодно.

— Хватит, чтобы полгорода на воздух поднять! — подал голос пятый боец, высокий и худощавый, с густыми черными бровями и по-телячьи ласковыми голубыми глазами, опушенными длиннющими ресницами. — Петрович и Дин едва пупы не надорвали, пока волокли ту дуру, в которой вся эта фигня была понапихана.

В это время вернулся горбоносый, который, похоже, ходил на разведку.

— Все чисто, — доложил он.

— Пора отправляться, — скомандовал Арсеньев. — Времени в обрез, а у нас еще куча дел.

Горбоносый потянул ноздрями в сторону Туси.

— А как же?.. — поинтересовался он с убийственной деликатностью, от которой веяло неприкрытой двусмысленностью.

— Отправится с нами, — даже не взглянув на Тусю, отрезал Арсеньев.

— Это и есть объект охоты Серого Ферзя? — удивленно поднял лохматые брови Петрович.

Командор кивнул.

— Но это же… — горбоносый нарисовал руками в воздухе какую-то странную фигуру. Подобрать нужное определение у него не хватило слов.

— Да, Слава, я тоже вижу, что это — девушка, — по-прежнему сухо и бесстрастно констатировал Арсеньев. — И притом, заметьте, совсем еще юная. Потому предупреждаю всех, особенно тебя — без дури и озорства! Замечу что, руки обломаю!

Горбоносый нервно хохотнул:

— Вместо Клода у нас теперь будет универсальный солдат Джейн?!

— Ее зовут Рита, она санинструктор. Учитывая небезопасность предстоящих нам маневров, еще один человек, хоть немного разбирающийся в медицине, нам не помешает.

— А как же наше задание? — напомнил ему Петрович. — Маршрут-то у нас дай Боже!

— Справится как-нибудь. — Арсеньев нахмурил брови. — Другого выхода все равно нет. Эвакуация госпиталя все равно уже завершена, а оставшаяся в Космопорте группа прикрытия — такие же смертники, как и мы! Мы со Славой выдвигаемся вперед, Дирижер и Пабло присматривают за нашей подопечной. Петрович и Дин идут замыкающими.

Больше возражений не последовало.

Слева направо, сверху вниз: Арсеньев, Клод, Петрович, Пабло, Слава Капеэсэс, Дирижер, Дин.

(обратно)

III

Разгромленный город напоминал огромную кровоточащую рану. На прокопченном небе робко занимался грязновато-розовый рассвет, но гораздо ярче улицы освещали зарева бесчисленных пожаров. Судя по клубам густого дыма и равномерным хлопкам, в районе технического университета горел целый квартал. «Интересно, успели ли они заглушить реактор?» — подумала Туся, впрочем, сейчас это особого значения не имело. Округ обезлюдел. Мужество и самоотверженность барсов и беркутов позволили большинству жителей покинуть город еще до того, как начались бои за каждую улицу и каждый дом.

Маленький отряд, целью которого являлась диверсия в тылу врага, и Туся даже могла предположить, на каком объекте, продвигался вперед, соблюдая возможную осторожность и избегая стычек с легионерами.

Горбоносый разведчик, носящий смешное и непонятное прозвище Слава Капеэсэс, опережал своих товарищей на пару сотен метров. Временами, когда ситуация впереди не представляла ясности, или если требовалось принятие какого-нибудь решения, к нему присоединялся командир. Остальные двигались походным маршем, то шагая по двое в ряд, то, когда завалы этого не позволяли, растягиваясь в цепочку.

Тусю, как самое слабое звено, держали неизменно в центре. Бойцы, исполняя приказ, присматривали за ней, но никто не глазел и никаких комментариев больше не отпускал. Похоже, мнение командира здесь оспаривать не привыкли.

В наушниках идущего рядом с Тусей Пабло раздался недовольный голос разведчика:

— У меня здесь, кажется, патруль!

— Сейчас буду! — отозвался Арсеньев. — Если это легионеры, Дирижер постарается их засечь. Остальным рассредоточиться и без приказа не стрелять.

Он бесшумно пересек улицу, пробежал вдоль стены одного из домов и скрылся в подъезде. Оставшиеся барсы заняли позицию, используя как укрытие груды мусора и перевернутый танк «Змей Горыныч». Тусе велели держаться поближе к Петровичу и без особого распоряжения не отсвечивать.

Потянулись бесконечные минуты напряженного ожидания. Эфир безмолвствовал, словно между барсами и их командиром вдруг образовался непреодолимый для радиоволн вакуум. Бойцы сохраняли неподвижность и вслушивались в каждый звук в ожидании приказа. Только Дирижер водил чуткими пальцами по панели рации, пытаясь поймать закрытую волну противника, да Пабло с Дином время от времени, не считаясь с необходимостью экономить зарядку, переводили импульсники в режим готовности.

Петрович украдкой проверил наушники и микрофон:

— Что у них там?! В черную дыру провалились, что ли?

И в этот момент Дирижер удовлетворенно произнес:

— Нашел!

— Где? — тотчас отозвался Арсеньев.

— Одна группа метрах в ста от вас, еще две — в близлежащих домах. Обшаривают квартиры в поисках уцелевших жителей.

Туся покрепче прижалась к броне Горыныча. Повторения ночной встречи с солдатами корпорации ей всей душой хотелось бы избежать.

— Стервятники! — с чувством выругался долговязый Пабло.

— Успехов им! — насмешливо хмыкнул Слава Капеэсэс. — В этом доме такая пустота, что даже крыс не видно!

— А может они нас выслеживают? — предположил Дин.

— В любом случае никакой самодеятельности! — предостерег бойцов Командор. — И не засорять эфир, пока и вправду не засекли. Спасибо за работу, Дирижер! Продолжай наблюдение.

В эфире снова стало тихо, затем послышалось какое-то невнятное сопение и едва различимая возня, кто-то один раз коротко, сдавленно вскрикнул и затих.

Секунд через двадцать из подъезда спешным шагом вышли Арсеньев и Слава Капеэсэс. Разведчик вытирал кусочком ветоши дымящееся лезвие ножа, на броне Командора виднелись капли свежей чужой крови.

— Уходим! — кратко приказал Арсеньев.

— Сколько их было? — осведомился Петрович, не без зависти глядя на Славин клинок.

— Четверо или пятеро, — с картинной небрежностью отозвался тот. — Мы не сосчитали.

— Надеюсь, их не скоро хватятся, — озабоченно заметил Командор.

— А я-то думал, что вы там опять какую-нибудь красотку спасаете! — покачал головой Петрович, добродушно подмигнув Тусе.

— Такая удача дважды за день не выпадает! — в тон ему отозвался Слава.

— Куда мы теперь? — поинтересовался Дин, вновь ощутивший на плечах тяжесть рюкзака.

— Придется обходить, — сказал Командор. — Нам нельзя раньше времени засвечиваться. И так в доме на радиальной пришлось наследить, — добавил он, выразительно глянув на идущую между Дирижером и Пабло Тусю.

— На пятой всю неделю свирепствовали пожары! — напомнил Командору Петрович. — Трудно сказать, что там уцелело.

— Выбор у нас невелик! — пожал плечами Командор. — Либо по пятой, либо по седьмой.

— Лучше по пятой! — переглянувшись, в один голос воскликнули Барсы.

Пятая встретила их тишиной и безысходностью. Пожары стихли. Видимо выгорело все, что могло гореть. Только покрытые густым слоем копоти, похожие на скопище гигантских воронов или птеродактилей, каменные остовы продолжали излучать тепло, да в воздухе стоял невыносимый запах гари.

Туся подумала, что еще пару месяцев назад эти дымящиеся руины представляли собой комплекс фешенебельных домов, окруженных торговыми центрами, детскими городками, тенистыми скверами и уютными кафе, в которых было так приятно посидеть с друзьями теплым летним вечером.

В доме номер семнадцать на последнем этаже жила Джун, ее подруга по балетной школе и медико-биологическому лицею. Они часто вместе выполняли экзерсисы у станка, решали задачи по химии, а после пили чай в саду на крыше, откуда открывался потрясающей красоты вид. Когда все началось, Джун лежала в больнице с подозрением на корь, и Туся так и не узнала, успела ли она выбраться или попала в карантин. Позвонить родителям подруги она так и не решилась. Хорошо знавшие профессора Усольцева, они, как и многие вокруг, возлагали на него ответственность за разразившуюся в мире катастрофу…

Туся заметила, что идущий справа от нее худощавый Пабло уже какое-то время пытается с ней заговорить, и одобрительно улыбнулась. Молодой барс преодолел стеснение и задал интересовавший его вопрос:

— А Вы в госпитале давно работаете?

— С начала войны, — с готовностью отозвалась Туся.

— Правда?! — искренне обрадовался Пабло. — А вы Эстению Гарсиа из третьей хирургии случайно не знаете?

— Это его мама, — не отрываясь от рации, пояснил Дирижер. — Она тоже медсестра.

Туся старательно покопалась в памяти, но не смогла вспомнить ни имени, ни фамилии, ни лица, хотя бы отдаленно напоминающего тонко очерченный ангелоподобный лик молодого барса.

Пабло разочарованно вздохнул.

— Вообще-то она у меня учительница, — пояснил он с виноватым видом. — Их школу эвакуировали еще в самом начале, а она решила остаться, чтобы быть рядом со мной. На прошлой неделе пришла разнарядка, и ее с еще несколькими медсестрами отправили в окружную…

Туся кивнула. Про разнарядку она знала. Из их отделения в переоборудованную под госпиталь окружную лечебницу отправились Наташа Корсакова, анестезиолог Пол Старк и еще несколько врачей и сестер.

— Окружная — это сейчас самый горячий участок! — с отчаянием продолжал меж тем Пабло. — На шоссе Первопроходцев Клещ окопался со своими головорезами, а со стороны Нуэво Арагона Кессель рвется! И если их отрежут от Большого Кольца…

— Да не паникуй ты раньше времени! — попытался успокоить парня Петрович. — Почему их непременно должны отрезать? На том участке Корзун командует. А он мужчина разумный! О госпитале позаботится в первую очередь! Почует — дело швах, сразу эвакуирует!

— Полковник Корзун на связи, — доложил Дирижер.

— Сейчас подойду! — отозвался оторвавшийся от группы на сотню шагов командир.

— Ну вот! Легок на помине! — ухмыльнулся Петрович.

На протяжении недолгого делового разговора усач и Пабло внимательно прислушивались, пытаясь по коротким сухим репликам Арсеньева разобрать, что имел сообщить группе Корзун.

— Ну, как там? — приступил к командиру Петрович, едва дотерпев до окончания сеанса.

— Горячо, как и везде. Держатся пока.

— А госпиталь? — с надеждой спросил Пабло. — Эвакуировали?

Арсеньев покачал головой:

— Об остановке его работы речи пока не идет.

Пабло побледнел.

— Как так? — воинственно зашевелил усами Петрович. — Корзун что, совсем спятил?! Неужто он не понимает, что несколько тысяч беспомощных людей — отличная приманка для стервятников корпорации!

— Командование не имеет права оставлять фронт без надлежащей медицинской помощи, — строго проговорил Арсеньев. — В Окружную раненых даже из Поднебесного квартала везут! Эвакуация проводится, но поэтапно. Пока вывезли три отделения из шести. Остальные ждут своей очереди.

Он повернулся к Пабло:

— Куда направили сеньору Гарсиа?

— Она не успела сообщить, — сокрушенно проговорил тот.

— Будем надеяться на лучшее, насколько это возможно в данной ситуации. Кстати, по поводу моего рапорта относительно Клода, — продолжил он уже другим тоном, явно желая увести разговор от болезненной для Пабло темы. — Наш пострел у Корзуна на передовой объявился и, конечно, принялся там геройствовать. Полковник уточнял его имя и звание, чтобы представить к награде. Так что мой рапорт оказался, увы, не к месту. Не спорить же со старшим по званию!

Он посмотрел вглубь мертвой улицы и нахмурился еще больше:

— Что-то дым густеет, и Капеэсэс затих. Пойду, погляжу, что там у него.

Едва командир отошел на пару десятков метров, Петрович хлопнул по спине Дирижера. Лицо здоровяка светилось торжеством.

— Что я тебе говорил? — весело пробасил он. — То-то!

— А я вообще не понимаю, что это наш командир на Клода так взъелся, — заметил Дин, принимая от усача их опасную ношу. — Тот же всегда у него в любимчиках ходил.

— Вот поэтому и взъелся, что в любимчиках, — Петрович вытащил из кармана изрядно замусоленную сигарету, засунул в рот и принялся ожесточенно жевать. — Парень не ценит свою жизнь ни на грош, а нашему командиру она ох как недешево досталась!

— Как понять — недешево? — временно забыв о своих страхах, удивленно обернулся Пабло.

Петрович выплюнул на ладонь сигарету, сокрушенно посмотрел на то, что от нее осталось, и засунул обратно. Судя по всему, ему до смерти хотелось курить, и даже присутствие нескольких десятков килограмм взрывчатки не могло это желание притупить.

— Вы правую руку нашего командира помните? — спросил он молодых бойцов, воинственно поводя усами.

— Такое, пожалуй, забудешь, — покачал головой Дин.

— Так вот это ему на память от Клода осталось, а вернее сказать, от Серого Ферзя.

— Как так? — не понял Пабло.

Бойцы, включая Дирижера, и Туся сгруппировались вокруг Петровича, чтобы ничего не упустить, ибо намечалось что-то интересное, но тут некстати вернулся Командор.

— Кажется, мы зря здесь пошли, — сообщил он, проводя рукой по лицу и размазывая копоть. — Дальше сплошные завалы: температура была настолько высока, что железобетон не выдерживает.

— А на седьмую соваться — точно погибели на свою голову искать! — возразил ему Петрович. — По мне уж лучше под завалами сгинуть. Я удивляюсь, как эта дрянь, что там окопалась, еще по всему городу не расползлась. Видно, огонь остановил. Помяните мое слово, легионеры еще хлебнут с этим наследием горя, чего им от всей души желаю.

— Чушь это, по-моему, все, — без особой надежды найти понимание устало отозвался Арсеньев. — Досужие байки, армейский фольклор.

— А институт бионики? — возразил ему усач. — Тоже фольклор? Я видел их опытные экземпляры. Встретишь — от страха копыта откинешь, еще до того, как они тебя прикончат. Ты как хочешь, Саня, но я туда не пойду, да и тебе не советую. Если тебе на нас наплевать, пожалей хоть девчонку. Ее-то за что?

— Раскипятился, старый самовар, — улыбнулся здоровяку Арсеньев. — Через институт бионики мне и самому идти не хотелось бы, да только и на третью путь закрыт. Ладно. Мы с Капеэсэс все-таки попробуем поглядеть, есть ли там проход, а вы не зевайте и глядите в оба. За груз и девушку отвечаете головой.

Дальше двигались молча. Говорить расхотелось: идти становилось все сложнее, да и тишина руин выглядела уж больно настороженной. Пронзающие облака обгоревшие каркасы домов, словно заломленные руки вопиющего в пустыне, безмолвно кричали о бессмысленности своего дальнейшего существования и просили дать им покой. Ветер, гулявший в пустых глазницах лопнувших от жары окон, тревожил обрывки коммуникаций и водопроводных труб, и они время от времени отзывались заунывным протяжным стоном.

Пабло зябко поежился:

— Ну и тоскливая песня! Словно собака воет по покойнику.

— Типун тебе на язык! — прицыкнул на парня Петрович. — Как бы нам этот вой боком не вышел. Вот ведь незадача какая. Куда ни кинь — всюду клин. А ведь в прежнее время здесь ходу было всего пятнадцать минут. И надо же было этим стервятникам поганым на третьей свои делишки обтяпывать!

Он хотел сказать что-то еще, но вместо этого вдруг поднял указательный палец вверх и застыл на месте, внимательно к чему-то прислушиваясь. Забытый бычок жалко повис у него на губе. Туся тоже насторожилась. Земля у нее под ногами вибрировала, как во время обстрела. Потом где-то сверху, оглушительный в гулкой тишине, раздался металлический скрежет. Туся подняла голову. По фасаду ближайшего здания, быстро расширяясь, сверху до низу пробежала громадная трещина. Верхние панели немного побалансировали в воздухе, обтряхивая с себя пыль и копоть, и начали медленно падать вниз. Что-то похожее происходило в соседних домах. Этого, впрочем, Туся разглядеть уже не смогла.

В наушниках Петровича загремел голос Командора:

— Назад!!! Бегом марш! Не оборачиваться и не останавливаться!!!!

Усач мгновенно вышел из ступора, сгреб Тусю в охапку и помчался гигантскими скачками по дыбящейся, уходящей из-под ног мостовой, разом поминая святых угодников и безбожно матерясь.

Вокруг все грохотало, скрежетало и лязгало, обрушивая на изнемогающие мембраны барабанных перепонок сотни децибелов пропущенных через усилители громовых раскатов или грохота сотен обезумевших дискотек. Впрочем, этот жуткий стон земли и металла достигал не только ушей. Он ощущался всем телом, сбивая пульс, резонируя в груди и желудке. Мир рушился, небо мешалось с землей, тьма со светом, и единственное, что оставалось реальным — это жесткая броня Петровича, его медвежий захват и ощущение нестерпимого ужаса, засевшее то ли под ложечкой, то ли в груди.

Глянув назад (копируя манеру командира, или просто потому, что это было удобнее всего, Петрович носил женщин так же по-разбойничьи через плечо), Туся увидела стремительно приближающееся облако пыли и копоти. Опережая его всего на пару шагов, по улице мчались трое младших барсов. Рюкзак подпрыгивал над плечами Дина, как лихой ковбой. Арсеньева и Славы с ними не было…

(обратно)

IV

Остановиться их заставила река. Парапет набережной давно обвалился, и Петрович с Тусей через плечо, разогнавшись, едва не сверзился в насыщенную химикатами и смазкой, отвратительно смердящую болотом и канализацией жижу. Пабло с Дирижером, через пару мгновений вынырнувшие из мрака, буквально за рюкзак поймали посунувшегося вниз Дина.

Петрович поставил Тусю на уцелевший участок облицовки набережной и прислушался. Гул и грохот стихли, земля под ногами уже не отплясывала брейк-данс и лишь тихо, настороженно гудела. Вокруг все было спокойно: бои за набережную закончились около двух недель назад и большинство окрестных зданий лежали в руинах.

Хотя бетонный туман достигал такой густоты, что на несколько сотен метров никто не мог ничего разглядеть, Петрович и барсы долго вглядывались в серую мглу, в надежде, что еще пара мгновений, и она расступится, выпустив из своей толщи силуэты двух знакомых фигур. Но пыль уже начала оседать, а Арсеньев со Славой так и не появились. Связь отсутствовала, сколько Дирижер ни пытался колдовать над рацией.

— Командор! — с отчаянием позвал в микрофон Петрович. — Саня! — повторил он жалобно, и голос его дрогнул.

— Они живы! — с неожиданной для себя уверенностью сказала Туся.

С ней происходило что-то странное: она стояла на набережной, глядя, как пыль медленно оседает, открывая обзору то, что осталось от пятой улицы, и в то же время пробиралась по какому-то темному, уходящему вглубь лабиринту. Скудный свет карманного фонарика освещал серые выщербленные стены, потрескавшиеся опоры, остовы искореженных машин, выхватывал из мрака горбоносый силуэт идущего рядом Славы.

— Это подземная парковка, — явно не своим голосом произнесла Туся. — Отсюда прежде, кажется, был выезд на набережную…

— Фига с два! — простонал Петрович, побелевшими пальцами сжимая автомат (молодые барсы взирали на Тусю прямо-таки с суеверным ужасом). — То есть выезд, конечно, был, но вы же видите! Здесь бомбили! Придется копать! — закончил он совсем уже другим голосом и так посмотрел на своих товарищей, что, попробовал бы кто ему возразить, ему пришлось бы несладко.

Но возражать никто не пытался. Пабло и Дин доставали саперные лопатки, Дирижер пристраивал поудобнее рацию, чтобы не мешала работе.

* * *

Туся не могла сказать, сколько времени продолжались раскопки, так же, как и подсчитать количество кубов перемещенной с места на место земли, число вывороченных камней, кусков арматуры, балок, блоков и другого строительного мусора. Она работала наравне со всеми: таскала горстями землю, ворочала камни, которые могла поднять. Вместе с тем ее не покидало ощущение двойственности, присутствия одновременно здесь и там. Иногда оно было ярким, почти осязаемым (тем более что пленники подземелья занимались той же работой, явно не подозревая о возможности помощи извне и не надеясь на нее), временами превращалось в зыбкий морок, смутное воспоминание о невнятном сновидении.

Внезапно картина замурованной парковки сделалась настолько четкой и реальной, что Туся сперва подумала, будто незаметно перенеслась туда. И даже голоса Петровича и Пабло над ухом да громкое сопение Дина не сразу убедили ее, что это не так. Впереди, загораживая проход, возвышалась плита. Уродливый серый монолит без единой трещинки, толщиной не менее полуметра и больше трех с половиной в высоту.

— Ну вот, и приехали! — услышала Туся Славин голос. — Спи спокойно, дорогой товарищ. Ты, помнится, говорил, Командор, что смерть от удушья не из самых приятных. Так может лучше сразу?

Он достал нож и выразительно провел им возле горла.

— Без паники! Коммунисты не сдаются. — ладонь Арсеньева тяжко легла на рукоять Славиного ножа, и Туся подумала, что происходящее с ней напоминает компьютерную игру с эффектом присутствия. Отличие заключалось лишь в том, что все происходило на самом деле, пугая реальностью ощущений, и что она при этом оставалась всего лишь зрителем, не способным там ни на что повлиять.

Арсеньев меж тем зачем-то разбирал валявшийся в огромном количестве под ногами хлам, силясь что-то в нем отыскать. Найдя толстый железный прут, он испробовал его на прочность. Эту процедуру ему пришлось повторить не менее четырех раз: два прута сломались в его железных руках, третий он завязал узлом.

— Здесь есть небольшая щелка, — пояснил он взиравшему на него с явным интересом и недоумением Славе. — Попробуем просунуть туда рычаг и сдвинуть с места. По моим расчетам выход где-то близко.

В следующее мгновение чудовищное усилие обрушилось Тусе на плечи, сдавило грудь. Стало нечем дышать, под ногтями и на сорванных ладонях выступила кровь, пульс бешено колотился в висках, за шиворот сыпалась земля. «Еще немного!» — подумала Туся голосом Командора, чувствуя, как в глазах начинает темнеть и во рту появляется характерный соленый привкус.

Хрясь! Прут треснул посередине, отбросив Арсеньева со Славой на пол и насмерть законопатив щель. Капеэсэс где-то внизу выругался трехэжтажным. Арсеньев хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но разведчик внезапно истошно закричал и принялся энергично колотить по чему-то оставшимся у него в руке обломком прута.

Когда Арсеньев включил погасший во время неудавшихся упражнений на применение закона рычага фонарик, Туся тоже не смогла сдержать крик: Слава Капеэсэс лихорадочно катался по полу, пытаясь и не успевая подняться на ноги, а на него из темноты наступало жуткое чудище, напоминающее гигантскую стальную тысяченожку. «Откуда взялась эта тварь?» — растерянно подумала Туся и тут же нашла ответ: «Институт бионики». Обе эти мысли, похоже, принадлежали ей самой, Арсеньеву было явно не до того, чтобы забивать голову подобной ерундой.

Еще до того, как в его мозгу возникло слово «тысяченожка», Командор поспешил на помощь товарищу. И в самое время! Арсеньев едва успел испробовать на макромолекулярной броне заряд скорчера (вполне безуспешно: очередь просто отрикошетила от брони и ударила в потолок), как раздался короткий щелчок, в воздухе запахло паленым, и Слава обмяк, предоставив командиру самому разбираться с бесхозной научной разработкой.

Арсеньев и разбирался, твердо намереваясь победить. Хотя создатели чудовища от души напичкали его железное нутро новейшей электроникой, тренированное, но вполне живое, не каменное тело Командора на шаг предугадывало и опережало движения тысяченожки, а его мозг работал как сверхмощный компьютер. Ни на миг не выпуская из поля зрения все находящиеся в движении конечности механической твари, успевая решать насущные задачи, Арсеньев пытался проникнуть в замысел разработчиков машины, дабы найти способ к ее уничтожению.

Перед глазами у Туси, как в калейдоскопе, мелькали унизанные острыми как бритва лезвиями стальные щупальца, фасеточные глаза, пару раз в опасной близости от лица промелькнуло жало, один раз Тусю, вернее Арсеньева, шибануло током: проклятая тварь оказалась электрической.

Наконец человеческий интеллект возобладал над машинной логикой механического чудища. Последовал кувырок вбок с откатом, затем Арсеньев стремительно нырнул рыбкой под брюхо тысяченожки и раньше, чем чудище успело что-либо просчитать и предпринять, вонзил Славин нож в основание его шеи, вскрыл обшивку и закинул внутрь одну из висящих на поясе гранат. За пять секунд, оставшихся до взрыва, он успел откатиться к плите и оттащить туда безвольное тело Славы.

Тысяченожка разлетелась сверкающими обломками. Десяток ее задних ног еще продолжал дергаться в сумасшедшей пляске, когда истрескавшиеся своды гулко застонали и ближайшие к взрыву опоры заходили ходуном.

— Не балуй! — пригрозил колоннам Арсеньев. — Подумаешь, всего одна граната. Нам нужно хотя бы еще полчаса.

Он наклонился к раненому товарищу. Шея разведчика распухла, на щеке виднелись уродливые синие разводы — след от удара электрическим током высокого напряжения.

— Славка! — позвал Арсеньев. — Ты слышишь меня?

Ответа не последовало. Пульс у Славки прощупывался очень слабо, дыхание отсутствовало. Пришлось применять меры реанимации и делать это максимально энергично. Не менее пятнадцати минут ушло только на то, чтобы восстановить и стабилизировать дыхание. Наблюдавшая за Командором Туся еще раз поразилась профессионализму его действий. Пару раз в его мыслях промелькнули такие сугубо врачебные термины, каких спецназовцу, пусть даже прошедшему начальный курс медицинской подготовки, знать просто не полагалось.

Наконец Арсеньев убедился, что его товарищу стало лучше. Сознание, правда, не возвращалось, но дыхание оставалось стабильным, пульс стал ровнее и уверенней.

— Слушай меня внимательно! — проговорил Арсеньев, крепко сжимая Славкину руку и делая ударение на каждом слове. — Мы обязательно выберемся отсюда. Я сделаю подкоп под плитой и вытащу тебя. А ты лежи, отдыхай и не вздумай умирать!

Он проверил, хорошо ли держится пластырь, которым закрепил повязку, прикрывшую ожог, перетащил Капеэсэс поближе к плите, чтобы беседовать с ним и наблюдать, не отвлекаясь от работы, и продолжил раскопки. Грунт под плитой состоял почти сплошь из высококачественного углепластика и поддавался с трудом, приходилось долбить и кромсать. Применять скорчер Арсеньев остерегался. Он почти преодолел верхний слой, когда его внимание привлек едва слышимый звук. На другом конце парковки что-то шуршало и цокало.

Трудно сказать, являлась ли сраженная тысяченожка разведчиком, успела ли она что-либо куда-либо передать, или цель существования подобных ей машин заключалась в том, чтобы на расстоянии нескольких сот метров реагировать на тепло, излучаемое живой человеческой плотью, и бездумно эту плоть уничтожать…

На Командора и его товарища, воинственно поводя из стороны в сторону передними щупальцами и издавая отвратительные лязгающие звуки, медленно, но неотвратимо приближаясь, наступало около двух десятков тысяченожек.

Арсеньев оскалил зубы. «А что делает двадцатая левая нога, когда пятая правая шагает вперед?!» — услышала Туся некстати проникшую в его сознание абсурдную мысль. Он устроил Славу поближе к ставшей теперь спасительной плите, снял с пояса оставшиеся гранаты и не спеша выдернул предохранители…

(обратно)

V

Туся обалдело огляделась: Петрович и барсы, оставив работу, смотрели на нее.

— Что там у них? — осторожно спросил Петрович.

За свою долгую жизнь он убедился, что люди разные бывают, и к Тусиным странностям относился с пониманием.

Туся, как смогла, пытаясь справиться с колотившей ее дрожью, подробно все описала.

Дин устало опустился на кучу щебенки и подпер кулаками толстые щеки, в ласковых глазах Пабло стояли слезы.

— Может, ты что-нибудь не то увидела? — с недоверием, граничащим с недоброжелательством, глянули на Тусю оба молодых барса.

— Я слышал отзвук взрыва, — встал на ее защиту Дирижер.

— Это ни о чем не говорит! — Петрович перехватил черенок лопаты таким манером, словно собирался идти в штыковую. — Свод мог рухнуть не полностью! Я бывал внизу, места там более чем достаточно. Плита, как ты ее описала, крепкая, если возле нее образовался воздушный мешок, у них есть шанс! Вы как хотите, а я отсюда никуда не уйду!

Барсы не посмели возразить усачу и с удвоенной энергией, цепляясь за последнюю надежду, принялись за раскопки. Тусе велели смотреть в оба и докладывать обо всем увиденном, услышанном и учуянном.

Легко сказать! Сколько Туся ни напрягала зрение и слух, сколько ни пыталась заглянуть в дремучие и непостижимые глубины своего сознания и подсознания, связь не восстанавливалась. А вдруг Петрович все же зря тешит себя и других надеждой? А вдруг это морок, губительный дурман, навеянный врагами, чтобы задержать маленький отряд в пути, увести его от основной цели! И она — не вещая провидица, а всего лишь безвольный посредник, исполнитель неведомого, но темного замысла. Дабы избавиться от этих предательских мыслей, Туся с удвоенной силой принялась таскать балки и камни, и даже неодобрительные взгляды барсов и откровенно негодующие окрики Петровича, справедливо полагавшего, что не бабье это дело, не могли ее остановить.

— Смотрите! — радостно закричал Пабло, натыкаясь на что-то серое, гладкое и обширное, уходящее куда-то вниз. — Это, часом, не та плита?

— Да здесь еще копать и копать! — почесал в затылке Дин.

И в этот момент Туся почувствовала удушье. Фонарик, тускло мерцая, освещал узкий кротовый лаз. Земля была повсюду. Забивалась в рот, попадала в ноздри, проникала под обшивку брони. Глаза заливал едкий пот. С каждым новым вдохом воздуха становилось все меньше. Но нужно было во что бы то ни стало продолжать копать, пробивая дорогу наружу. Ибо пока не выполнена поставленная задача и пока не искуплена вина, об избавительнице-смерти не стоит даже мечтать! Двадцать гребков лопатой и один скупой вдох, еще двадцать — можно выдохнуть и снова вдохнуть. А Славка пусть дышит сколько ему нужно, пусть только дышит. Я его все равно вытащу. Жаль, кислородные маски остались в рюкзаке у Петровича. Да что теперь жалеть! Двадцать взмахов — вдох, двадцать — выдох… Ну вот, незадача! Фонарик погас!

«Фонарик погас!» — повторила Туся, с трудом выпутываясь из дебрей меркнущего сознания Командора. Здесь на поверхности фонарь не нужен. Белый бесстрастный свет блеклого осеннего дня в достатке пробивался сквозь дым и облака, ничем не намекая о приближении сумерек. Значит, это темнеет в глазах. Как же тяжело дышать. А ведь здесь наверху воздуха, хоть и не первой свежести, более чем достаточно…

На лбу выступает липкая ледяная испарина, и комом влажной шерсти накатывает дурнота… Двигаться дальше не остается сил, но остановиться — значит умереть, умереть — значит признать поражение… Хоть бы Петрович, по третьей ли, по седьмой ли вывел ребят к институту. Если они сумеют разыскать тайник и передать данные Вернеру, дни корпорации сочтены. А если нет? Не может быть, нет! Я ему все объяснил! А Серый Ферзь пусть перебирает по камушкам институт эпидемиологии!.. Красивое имя Маргарита. Как переливы жемчугов на морском берегу или что-то в этом роде… Она еще найдет свое счастье… Обязательно найдет… Ну что ж… По крайней мере, могилу копать не придется…

«Нет, не надо, не смей! — Туся хотела закричать так, чтобы Арсеньев ее услышал, но у нее не хватило сил. — Обязательно найдет, — повторила она устало. — Не в этой жизни. Если барсам не суждено успеть, разве удастся вновь обрести смысл».

И в этот момент в легкие хлынул воздух, и Туся вновь стала самой собой. Со странным чувством она смотрела, как на поверхности показываются ободранные едва не до мяса руки Командора и перепачканная в земле и мазуте голова с широко открытым ртом, судорожно хватающим воздух.

Когда барсы вытащили Славу, Туся вспомнила о возложенных на нее обязанностях санинструктора. Каких-то экстренных мер ей, правда, предпринимать не пришлось. То ли удар оказался не очень сильным, то ли Арсеньев в самом деле являлся не просто квалифицированным медиком, но настоящим врачом экстракласса. Отек медленно, но верно спадал, дыхание и пульс постепенно приближались к норме. Наблюдая эту позитивную динамику, Туся решила ограничиться кислородной маской и поддерживающей капельницей.

Неподалеку Петрович, точно гигантская наседка, квохтал над своим любимым командиром.

Его забота, впрочем, не встретила особого понимания: Командор выглядел скорее не радостным, а озадаченным.

— Какого лешего вы тут делаете? — напустился он на барсов, не успев даже как следует отдышаться.

— Вот сукин сын неблагодарный! — восторженно хохотнул Петрович, протягивая ему флягу с водой. В силу возраста и многолетней дружбы здоровяк позволял себе вольности в общении со старшим по званию. — Тебя со Славкой спасаем! Ты разве не понял?

— Мы тоже рады видеть тебя, командир! — в тон ему отозвались молодые барсы.

Арсеньев улыбнулся и припал губами к горлышку фляги. Барсы с умилением смотрели на него. Напившись, он вернул опустевшую почти наполовину флягу Петровичу и продолжил разговор:

— Я-то думал, вы уже давно на объекте!

— А что нам там до вечера делать? — простодушно развел руками усач.

— А по седьмой в сумерках шагать? — поддразнил его Командор.

— В сумерках, не в сумерках, другой дороги теперь нет!

Арсеньев обвел взглядом окрестности, представлявшие апофеоз разрушения, и покачал головой.

— И все же не понимаю, как вы нас нашли!

Он пристально посмотрел на товарищей. Петрович улыбался с добродушной хитрецой, Дин и Пабло усердно пожимали плечами, Дирижер с загадочной улыбкой слушал эфир. Туся тоже хотела сделать вид, что полностью занята капельницей, но не успела. Взгляд Командора обжег ее, вновь подчиняя волю и поглощая сознание. «В редких случаях мутации организма, возникающие после применения вакцины, носят хаотичный и непредсказуемый характер…» — услышала она обрывок чужой, не принадлежащей даже Арсеньеву, мысли. На миг перед глазами возникло лицо отца.

Арсеньев ничего не сказал. Отвернувшись, он смотрел на реку, иллюзорно блестевшую неподалеку:

— А я все гадал, почему в подземелье мне мерещилась вода. Думал, от нехватки воздуха… Неужели Серый Ферзь знает об этом!

Он снова повернулся к Тусе. В его глазах читался интерес, но совсем не того рода, какой был бы ей, возможно, приятен: интерес ученого, стоящего на пороге неизведанного. Боевой офицер и исследователь. Можно ли найти два рода деятельности менее совместимых: суровый профессионал, повинующийся уставу, выполняя приказ, и рефлексирующий интеллигент, готовый все подвергать сомнению. Туся выросла в научной среде и неплохо знала людей подобного сорта. Они с одинаковым интересом смотрели на редкий цветок и на новый, еще не описанный, вирус. Только она не хотела быть ни вирусом, ни цветком.

* * *

Выбрав укромное для обзора с воздуха местечко среди руин, барсы расположились на отдых и обед: в животе у Дина урчало так, что это, вероятно, можно было услышать на другом берегу. Хотя от реки отвратительно воняло и на зубах скрипел песок, дневной паек умяли с умопомрачительной скоростью. Обед подходил к концу, когда рация в умелых руках Дирижера мелодично замурлыкала.

— Мишель на связи! — сообщил он, разворачивая голографический экран.

Через несколько мгновений голограмма явила сияющее лицо голубоглазой красавицы с сахарно-белой кожей и роскошными золотыми волосами. В последнее время таких женщин Туся видела только на вырезках из старых журналов. Хорошо поставленный бархатный голос ласково произнес:

— Алекс, мальчики, как же я рада вас видеть! Семен Савенков, Цоца-цола и Вернер передают вам привет и наилучшие пожелания.

Похоже, видеосигнал от барсов дошел до нее с запозданием в пару секунд, ибо, не договорив последней фразы, красавица удивленно пролепетала:

— Боже мой! Ребята, на кого вы похожи? Вы что, собрались на карнавал в Новый Орлеан? И почему Слава спит? Ой! У вас новый мальчик! Какой молоденький! А где же Клод? Надеюсь, с ним все в порядке?

Туся брезгливо поморщилась. Это было уже слишком. Прямо не сеанс связи, а рождественская передача для дошкольников!

На «нового мальчика» она, правда, почти не обиделась. Видевшая Арсеньева и барсов, она не питала особых иллюзий по поводу собственной внешности. Бетонная пыль и копоть, осевшие толстым слоем на коже, одежде и волосах смешались с потом и теперь застывали, вызывая в памяти образ побелевшего негра из романа Харпер Ли. «Если цемент возьмется, — как о постороннем подумала Туся, — придется разбивать долотом. А, все равно! — добавила она зло. — Хоть ссадин с синяками не видно!» Но как ни странно, ее больно кольнула мысль, а по какому такому праву эта сахарная блондинка называет Командора по имени, да еще так фамильярно…

Арсеньев все сюсюканье пропустил мимо ушей, видимо, он к нему уже привык и воспринимал как что-то само собой разумеющееся.

— Когда вы выйдете в условленный квадрат? — переходя сразу к делу, спросил он.

Золотоволосая перестала улыбаться и виновато захлопала голубыми глазками:

— Алекс, понимаешь, у нас вышла заминка! На пути к условленному коридору оказались соединения корпорации, пришлось воспользоваться другим, более коротким. Это, конечно, сэкономило энергию и время, но в квадрат «F» «Луи Пастер», «Гризли» и «Механизе» теперь выйдут не восемнадцатого, как планировали, а уже завтра примерно в 22.20–22.50!

— Мать твою! — выругался Петрович. — Они что там, с ума все сошли? Нам же к этому времени в жизни не успеть!

— Не успеем в жизни, потом — поздно будет! — перефразировав его слова, отрезал Арсеньев.

— Понял тебя, Мишель, — вновь повернулся он к блондинке. — Передай комбригу, что мы постараемся уложиться в срок! Семену, Цоца-цоле и Вернеру привет!

— До встречи, Алекс! — проворковала напоследок, исчезая с экрана, красавица. — Передай мальчикам, чтобы берегли себя. И обними от меня Клода!

Как только сеанс связи закончился, Петрович набычил толстую шею и воинственно встопорщил усы.

— Это самоубийство, Саня! — решительно заявил он. — Они слишком многого от нас хотят! Нам еще через весь город топать! А там сплошные заставы и минные поля! Да и завалов, думаю, хватает!

— Воспользуемся планом «Б», — пожал плечами Арсеньев. — Ты, кажется, давно мечтал показать нам открытия своей диггерской юности!

— Открытия, закрытия! — недовольно проворчал усач. — Вечно у нас все идет по плану «Б»! А если бы кто спрашивал мое мнение, то эту старую развалину, к которой мы теперь тащимся, вполне мог бы взорвать кто-нибудь другой! Тоже ведь дело не на пять минут!

— В-в-взорвать да! Но н-нам же там н-н-н-ужно кое-что еще! В-в-в-верно я говорю, командир?

Все обернулись, ибо последнюю реплику, хотя и с сильным заиканием, произнес наконец пришедший в себя Слава Капеэсэс.

Блаженно улыбаясь бледными губами, разведчик смотрел то на небо, то на своих товарищей. Затем он обратил внимание на хлопотавшую над ним с капельницей Тусю, и лицо его просияло совсем.

— А я е-щ-ще д-д-думал, от-т-куда у наших вояк т-т-т-акие мягкие ручки! — заикаясь еще сильнее, просипел он. — Суд-д-дарыня! — Капеэсэс попробовал приподняться. — А В-в-ы умеете делать искусственное дыхание? Рот в рот?

— Вот трепло несносное! — легонько хлопнул его по лбу Петрович. — Размечтался! Если кто и делал попытки оживить тебя «рот в рот», то это наш Командор!

— А к-к-к-ак же эт-т-т-то? — он указал на капельницу. — Я яв-в-в-вно чув-в-в-ствовал прикосновение женских рук!

— Так ты разве не слышал, Командор говорил, что к нашему отряду помимо дока приписан теперь санинструктор! — напомнил ему Петрович.

— А ну-ка! — в голосе Арсеньева появился интерес. — Сработано профессионально, — констатировал он. — И доза правильно определена.

— Я вообще-то в мединституте учусь! — с легкой обидой сообщила Туся. — Летом второй курс окончила!

Арсеньев кивнул с таким видом, словно услышал что-то ему уже известное.

— Ну, что ж! Теперь можно не беспокоиться. Есть на кого вас, разбойники, оставить!

Зря он это сказал. Перед глазами Туси на миг промелькнуло какое-то странное полузатопленное подземелье, мертвенно бледное лицо Командора и обагренная кровью грудь. Она скрестила пальцы, чтобы отогнать видение, и наткнулась на его прежний внимательный, изучающий взгляд.

(обратно)

VI

После более короткого, чем всем хотелось, привала барсы продолжили путь. Дорога на третью действительно была наглухо заблокирована. Оставалась седьмая, пугающая и таинственная, как сказочный запретный лес. Но и до нее еще следовало дойти.

Барсам приходилось буквально отвоевывать каждый метр разгромленной набережной, продираясь сквозь джунгли искореженной арматуры, прокапываясь через горы хлама, штурмуя отвесные стены и по-пластунски протискиваясь в узкие щели. При этом Петрович волок взрывчатку, Пабло, Дин и Дирижер, где на карачках, где на носилках, транспортировали неспособного пока самостоятельно передвигаться Славу. Командор взял на себя обязанности разведчика, отыскивая или прорубая хотя бы теоретически проходимый путь. Плазменное вооружение для таких целей применяли только в крайних случаях.

Туся вовсе не считала себя неженкой и, понимая, что ребятам приходится сейчас нелегко, старалась идти сама. Один раз даже, вспомнив спортивный лагерь и занятия по скалолазанию, почти без посторонней помощи поднялась по вертикальной стене, вызвав одобрительные возгласы младших барсов. Без особых сложностей Туся, где требовалось, балансировала на узких балках и пляшущих блоках, преодолевая пропасти и водные преграды. Все-таки семь лет занятий в балетной школе хоть и не сделали из нее звезду классического танца, как мечтала прабабушка, но научили тело гибкости, а организм выносливости. Однако, когда тропа нечаянно завернула на стрелу опрокинутого башенного крана, нависшего над рекой, точно терраса висячего сада Семирамиды и уходящего ввысь под углом сорок пять градусов, она остановилась, как вкопанная, понимая, что не сможет сделать ни шагу. Арсеньев бросил на нее единственный взгляд, а потом без лишних разговоров привычно сгреб в охапку, повесил через плечо, проверил центровку и, раскинув руки, как заправский канатоходец, шагнул на шаткую опору, подавая своим солдатам пример. Туся предпочла зажмуриться. Не то, чтобы она совсем не переносила высоты, просто опасалась неловким движением или невольным вскриком смутить кого-нибудь из барсов.

Еще пару раз Арсеньев подсаживал и страховал ее на подъемах, а когда на пути отряда разверзлась трещина, шириной метра три, опять взял ее на руки и не без назидания для бойцов, очень лихо с запасом перескочил препятствие, перенеся ее на другую сторону.

Туся чувствовала себя неблагодарной свиньей, но не могла выдавить из себя даже простого спасибо.

Хотя прикосновения Арсеньева оставались максимально бережными и мягкими, если не сказать ласковыми, они больше не доставляли ей радости. Так в институте ласкали лабораторных собак, прежде чем ввести им в кровь смертельную инфекцию. Она осознавала, если им удастся выбраться, он вряд ли оставит ее в покое, пока не найдет рациональное объяснение тому, что она сама даже не пыталась понять.

С другой стороны, ее не оставлял вопрос, почему ее странные способности, мирно дремавшие столько лет и дававшие о себе знать лишь раз или два, так бурно и, главное, спасительно проявляют себя с самых разных сторон вот уже около полусуток. Усилились ли они как защитная реакция организма на постоянную угрозу для жизни, виновато ли тут нервное напряжение и удар головой о стену или причина в чем-то еще. В конце концов, в последний раз ей лично ничего не угрожало, да и во время падения с крыши, прими она жертву Командора, у нее бы имелся шанс.

Впрочем, в глубине души она уже знала ответ.

* * *

Тем временем в окружающем мире что-то неуловимо изменилось, добавилось нечто новое, поначалу тусклое, но с каждым шагом становящееся все явственней, обретающее невидимую глазом, но вполне осязаемую плоть. Туся осмотрелась. Пейзаж разрушенного города оставался по-прежнему пыльным, закопченным и безнадежно унылым. Разве что в серых, косматых, всклокоченных, как покрытые цементом брови Петровича, облаках, рассыпалось что-то рыжевато-глинистое с оттенком терракоты, что должно было, вероятно, означать закат, да очертания руин на другом берегу сделались четче, острее, ассиметричнее, словно желали запечатлеть на закатном небе свой силуэт прежде, чем погрузиться во мрак, ибо не знали, удастся ли им пережить эту ночь.

Согбенный под тяжестью носилок Пабло недовольно потянул чутким тонко очерченным носом и повернулся к Дину:

— Что это за запах?

— А я почем знаю?

— Воняет хуже, чем в госпитале в палатах гнойной хирургии.

— Да это, небось, от Славки! Он сам намедни говорил, что в нем умер великий талант.

— Д-Д-Да п-п-п-пошел ты! — не открывая глаз, отозвался привязанный к носилкам Славка. — Небось, сам в штаны наложил, когда по пятой драпал, а Пашка только сейчас это учуял.

Дин и Пабло сделали вид, что собираются перевернуть носилки. Но тут на них обратил внимание Командор. Хотя он не произнес ни слова, у молодых бойцов мгновенно отпала охота и дальше упражняться в остроумии подобного рода.

Арсеньев, тем временем, повернулся к Петровичу.

— Ну что, кажется, добрались? — негромко проговорил он.

— Абсолютно точно, — отозвался здоровяк. — Вон та развалина на другом берегу была прежде домом моей тещи, упокой Господи ее душу. Серьезная была женщина! Как вспомню, до сих пор мороз по коже пробегает.

Он немного помолчал. А затем продолжил другим тоном:

— Ты действительно собираешься там пройти?

— А какие у нас еще остались варианты?

Он тоже потянул носом воздух и скривился:

— Ну и запах, в самом деле! Интересно, сколько их там и как долго они пролежали? «И мертвые к морю тропу стерегут…» — рассеянно процитировал он Толкиена.

— Поверил, что очевидцы не придумывают, — не без удовлетворения в голосе заметил Петрович, доставая из рюкзака имевшийся при нем запасной противогаз и протягивая его Тусе. — Узнать бы только, что их сгубило.

— Скоро выясним, — безразлично пожал плечами Арсеньев. — Если это те твари, что повстречались нам со Славкой в гараже, придется попотеть.

Капеэсэс услышал его.

— Эй, там! — забыв про заикание, закричал он своим носильщикам. — Сейчас же отстегните меня и дайте автомат! Я лучше сам пойду!

— Противогазы надеть, проверить боекомплект! — приказал Командор.

Отряд вступил на седьмую.

Вряд ли кому-нибудь из барсов доводилось в последние месяцы идти этим путем, но все они, без сомнения, слышали изложенные простыми словами, изобилующие натуралистическими подробностями рассказы, рядом с которыми меркли экзистенциальные строки Камю и Сартра и бездарной мазней казались картины Мунка и Пикассо. Выражение «идти по трупам» приобретало здесь не фигуральный, а буквальный смысл, ибо мостовая была просто выстелена мертвыми телами. Мертвецы лежали группами и поодиночке. Некоторые упали здесь совсем недавно, другие пролежали уже несколько месяцев.

Сама по себе эта картина для города, только что пережившего два месяца уличных боев, не являлась чем-то из ряда вон выходящим. Оккупировав тот или иной объект, легионеры не всегда утруждали себя тем, чтобы похоронить своих, не говоря уже о солдатах противника. Корпорацию интересовали только живые.

Однако на седьмой происходило нечто иное. Солдаты корпорации, бойцы Содружества и просто какие-то штатские лежали вперемежку, вповалку и в ряд, скрюченные возле стен и растянувшиеся поперек улицы, забытые и покинутые всеми без надежды найти покой и погребение. Но ни один даже самый внимательный взгляд не обнаружил бы здесь следов боя или нападения какой-нибудь механической жути. На земле, правда, в изобилии валялись стреляные гильзы, а на стенах близлежащих домов виднелись многочисленные выщерблины от попадания пуль… Однако ни на одежде мертвецов, ни на броне не было крови и следов каких-либо повреждений и только вылезшие из орбит глаза, и выражение невыносимого ужаса, застывшее на лицах, говорили о том, что произошло нечто страшное.

Хотя витавший над улицей отвратительный запах тлена достигал такой неимоверной концентрации, что ощущался даже в противогазе, поблизости не было видно ни крыс, ни ворон, а ведь и те, и другие расплодились в агонизирующем городе в поистине неисчислимом количестве. Наверное, они тоже брезговали. Хотя, с какой это стати? Они же падальщики! У них этот запах должен вызывать аппетит.

Мысленно произнеся последнюю фразу, Туся почувствовала, что ноги ее подкашиваются, и, пытаясь преодолеть приступ дурноты, оперлась о руку шагавшего рядом Дирижера. Радист обернулся. Лицо под маской было покрыто испариной, зрачки расширены, пальцы судорожно сжимали приклад.

Другие барсы выглядели не лучше. Пабло то и дело сгибался пополам, видимо, борясь с тошнотой. У тащившего теперь взрывчатку Дина дрожали колени. Слава Капеэсэс, собиравшийся идти самостоятельно, просто обмяк и повис на плече у Петровича. И даже бравый старшина, который делал вид, что подбадривает товарища, в то же время что-то про себя бормотал, и Туся могла поклясться, что это молитва или какой-нибудь оберегающий заговор, ибо здоровяк твердо верил в присутствие здесь какой-нибудь нечисти.

Арсеньев выглядел спокойно и отстраненно. Оторвавшись от группы примерно на полсотни метров, он брал пробы воздуха и грунта, проверяя радиоактивную, химическую и бактериологическую активность.

— Ну что там? — в голосе Петровича слышалось нетерпение.

— Ничего определенного. Либо приборы барахлят, либо мы имеем дело с каким-то неизвестным явлением.

Петрович кивнул почти удовлетворенно. Пока все говорило в пользу его версии.

— У эт-т-тих р-р-р-ребят такой вид, б-б-будто их кто-т-т-т-то очень сильно н-н-н-напугал, — заметил Слава.

— Ну да! — поддержал его Пабло. — В буквальном смысле напугались до смерти или умерли от страха.

— Может, это инфразвук? — предположил Дин. — Я читал, что колебания низкой и сверхнизкой частоты действуют на человеческую психику угнетающе.

— Вряд ли, — задумчиво отозвался Арсеньев. — Инфразвук распространяется на большие расстояния, и его фиксирует любой сейсмограф. Если бы причина аномалий заключалась в нем, об этом и у нас, и в Корпорации было бы давно известно.

— А если это угроза ментального порядка? — решил внести свою лепту в обсуждение Дирижер. — Какой-нибудь сгусток отрицательной энергии или что-то вроде того.

Петрович решительно подался вперед:

— Я схожу на разведку!

— Не вижу смысла, — остановил его Арсеньев. — Я бы и сам отправился, если бы знал, что разведывать…

Он рассеянно провел рукой по линзе противогаза в области лба. Туся, мысленно грустно улыбнувшись, подумала, что это был любимый жест отца, свидетельствовавший почти всегда о каких-то важных раздумьях.

— Угроза ментального порядка… — повторил Командор задумчиво. — Интересная мысль… Не лишена остроумия… Эх, коллеги-бионики! Что ж вы там наваяли?! Явно механическими тысяченожками тут дело не обошлось.

Затем в его позе появилась решимость, в голосе зазвучала сталь:

— Слушай мою команду! Оружие наизготовку. Противогазы не снимать, панике не поддаваться. По всему, что надумает высунуться, палить без предупреждения. Друг за другом смотреть в оба глаза, о любых изменениях своего состояния докладывать немедленно. Вопросы есть?

Вопросов не последовало. Барсы переводили импульсники в положение наизготовку, подгоняли броню и обмундирование. Командор лично осмотрел каждого, проверил сочленения экзоскелета, наиболее уязвимые для вражеского огня. Тусино облачение неуставного образца он изучал особенно придирчиво: проверил подошву ботинок, потрогал голенище в том месте, где были заправлены брюки.

Когда пальцы Арсеньева дотрагивались до ее колена, Туся услышала в наушниках довольное «Г-г-г-ы» Славы Капеэсэс, и мысленно поблагодарила разработчиков противогаза за то, что линза почти скрывала выражение и цвет лица. Впрочем, сейчас она дорого бы дала за то, чтобы думать о мотивах Арсеньева в том же ключе, что и Слава.

Затем очередь дошла до куртки. К счастью, при встрече с легионерами ее застежки пострадали меньше всего — во время своего сумасшедшего путешествия от госпиталя к дому Туся так и не успела ее застегнуть. Сейчас куртка пребывала в наглухо засупоненном состоянии: то, что осталось от одежды под ней, барсам видеть не стоило. Арсеньева, впрочем, это мало интересовало. Он бросил на куртку один взгляд и потянулся к застежкам своей брони. Туся не посмела возразить, но когда двадцать килограммов макромолекулярного сплава и углепластика легли ей на плечи, она поняла, что не может ни идти, ни дышать.

Петрович заворчал, как большая собака, у которой пытаются отнять кость.

Арсеньев повернулся к нему:

— Я не знаю, что нас ждет впереди, но на случай встречи с тысяченожками желательно подстраховаться.

— А ты?

Он пожал плечами и наклонился к одному из мертвецов, схожему с ним фигурой и ростом.

— Не коротка ли кольчужка? — осведомился Петрович, придирчиво разглядывая новое облачение командира.

— Как по мерке, — беспечно отозвался Арсеньев. — Хоть и не сам ковал!

* * *

И все-таки лучше бы это были тысяченожки. Каждому известно, что преодолевать опасность легче, чем ее ожидать. Поначалу барсы двигались бодро, пружинящим кошачьим шагом, перестав обращать внимание на чудовищное покрытие мостовой. Они прислушивались к малейшему шороху, обшаривали внимательным взглядом каждое окно, мельчайшую щель, любой закоулок, словно надеялись: вдруг оттуда вылетит оживленный стараниями талантливых изобретателей доисторический археоптерикс, выползет гигантский паук или на худой конец выкатится какая-нибудь Лернейская Гидра на гусеничном ходу, изрыгающая из двенадцати луженых глоток высокотемпературную плазму или зажигательную смесь попроще.

Петрович вышагивал с воинственным видом, подняв скорчер наизготовку, Дин, громко сопя, нес взрывчатку, Дирижер слушал эфир и по очереди с Пабло пытался выровнять крен в вертикальной позиции Славы. Иногда в этом благородном занятии, к вящей радости непосредственного, как тинэйджер, разведчика, к ним присоединялась немного освоившаяся с броней Туся.

Шедший впереди и чуть сбоку Арсеньев казался спокойным и уверенным, однако его левая рука, периодически елозившая по линзе противогаза, выдавала напряжение, с которым под маской решимости в усталом, но ясном мозгу пульсировала мысль. Пока Командор вел отряд наудачу, ученый Арсеньев, ибо Туся решила для себя разделить этих двоих человек, столь противоречиво уживавшихся в одном теле, просчитывал возможные варианты спасения. Он тщился вспомнить что-то, отлично сознавая, что чем больше он прилагает усилий, неволя свою память, тем меньше дает ей шансов отыскать верный ответ на заданный вопрос.

Мертвецов между тем становилось все больше. Туся смутно вспоминала бродившие по городу слухи о пропавших соединениях Содружества, которым, вроде бы, было поручено эвакуировать институт бионики, и о легионах Корпорации, которым следовало этот институт захватить. Все они нашли свое пристанище здесь.

Если бы чья-то безумная воля повелела отрубать им головы и сооружать пирамиду, вышло бы не хуже, чем у Верещагина, в его «Апофеозе войны». Впрочем, безумцев, как и мудрецов, здесь постигала одна общая участь.

— Dies irae, Dies Illa… — Услышала Туся шепот Дирижера.

Скорчер и рация болтались у него на груди, руки с растопыренными пальцами, словно сами по себе, парили в воздухе. Отталкиваясь от невидимой плоскости, они ритмично взмывали в стороны и ввысь, отдавая повеление существующим только в его воображении инструментам и певцам, прекрасными гибкими птицами плыли по воздуху, управляя звучавшей в сознании музыкой. Похоже, свое прозвище радист получил не зря.

Трудно сказать, чье сочинение звучало в его сознании: лучезарного Моцарта, могучего Верди, странного Бриттена, — многие из великих потрудились, чтобы еще раз увековечить текст, с момента своего рождения в этом не нуждавшийся. Возникшая в страшное лихолетье чумы, выкосившей половину Европы, эта безжалостная молитва, словно глас карающих небес, на бесстрастной латыни напоминала заблудшим грешникам о грядущем Судном Дне. В периоды мира она звучала строго и сдержанно, призывая к покаянию, а в годины бедствий превращалась в грозный набат, ибо мор или глад, налет саранчи или нашествие врагов неизменно обращали умы к размышлению о конце Времени. А улица мертвых навевала мысли о мире после конца Времен.

Туся вдруг почувствовала, как наваливается накопившаяся за сутки Усталость. Не многовато ли испытаний для одного не самого сильного человеческого существа? Сколько еще можно тащить на себе эту тяжеленную броню, дышать этим пропущенным сквозь фильтр душного противогаза, но все равно тлетворным воздухом. Смотреть в лица мертвых, слушая тошнотворное хлюпанье и чавканье под ногами. Давиться этой коробящей запредельной тишиной и, погружаясь в трясину уныния, безразлично провожать этот тусклый блеклый день.

Затем ей стало смешно. Зачем все это? Судорожно грузить в нелепые броневики и вездеходы раненых, рыскать под обстрелом в поисках сестры, убегать от легионеров, спасаться из-под обвала, откапывать кого-то в руинах, пробираться среди обломков и вновь куда-то идти и идти, ожидая неизвестно чего. Итог все равно подведут тление и распад. Любая жизнь в бесчисленных формах воспроизводит себя лишь затем, чтобы раствориться в небытии. «День предстанет в гневной силе, что творенью лечь в могиле по Давиду и Сивилле». Ей показалось, что мертвецы заговорщицки подмигивают ей: наконец-то ты поняла.

Туся покосилась на барсов. Внешне в их поведении ничего не изменилось: Петрович принял у Дина взрывчатку, Дирижер вернулся к рации, Слава, как портативная антенна на ветру, кренился то влево, то вправо, Пабло его ловил. Арсеньев шел впереди, останавливаясь через каждые сто метров, чтобы сделать бесполезные здесь замеры.

Маски скрывали лица, но по наклону головы, по опустившимся, поникшим плечам, по походке, словно отягощенной дополнительным грузом, Туся поняла, что Усталость добралась и до отважных бойцов.

Затем к усталости добавилась глухая щемящая Тоска, предсмертная тоска живого, неспособного примириться с неизбежным. Одно за другим память вызывала из небытия вереницы лиц, смутных образов и написанных неразборчивым врачебным почерком фамилий. Все те солдаты, которые умерли в госпитале у нее на руках, которых не сумели спасти скальпели хирургов, которым не помогли десятки мучительных операций. Все те, кто умер от недостатка лекарств, от запущенных ран, за кого она писала письма родным, кого пыталась спасти вместе с врачами в операционной, кому просто заполняла историю болезни — все пришли за ней. «Тебе пора! — говорили они. — Разве ты не понимаешь — это запретное место. Оно не предназначено для живых! Пойми, смерть не так уж страшна, как о ней думают, ведь у нее столько обличий…»

Пабло со стоном заскрежетал зубами и обеими руками обхватил голову:

— Больше не могу! Они везде! Они зовут меня.

— Ну, потерпи еще чуть-чуть! — обнял его за плечи Петрович. — Мы уже почти пришли. До института бионики осталось не более полукилометра, а там и до нашего объекта рукой подать! Шасть — и на месте.

— Шасть — и на месте, — рассеянно повторил его слова Арсеньев.

Слово «шасть», точно код доступа, наконец, сумело направить его мысли в нужное русло.

— Леха Шацкий! — пробормотал он. — Как я мог забыть… Неужели у него все-таки получилось? Но в таком случае…

Он набрал в легкие воздух, чтобы срочно отдать какую-то команду. Однако Туся его не услышала…

(обратно)

VII

Улицы больше не существовало. Она видела просторное, похожее на заводской цех или огромный инкубатор помещение.

Бездушно-призрачный свет падает на бесконечные ряды гигантских аквариумов, наполненных вязкой желеобразной субстанцией. И в этом отвратительном желе мутновато-зеленого цвета, плотном, как кисель или холодец, находятся люди! Мужчины и женщины, младенцы и старики, пожилые и подростки — тысячи и десятки тысяч.

Голые и беспомощные, болезненно неподвижные, с неестественно белой, даже зеленоватой кожей, они похожи на заспиртованных лягушек, и, тем не менее, они живы. Они чувствуют постоянную боль и страх. Им мучительно хочется жить, но они знают, что эта жалкая сублимация жизни, а, вернее, медленное, растянутое на дни, недели и даже месяцы умирание продлится ровно столько, сколько понадобится введенному в кровь составу, чтобы преобразовать плоть в чистый энергоноситель, превосходящий по своему КПД нефть и уран.

Потом она поняла, что и сама, как и все, находится не снаружи, а внутри! Как, каким образом это могло произойти?

* * *

…Солнечные зайчики затеяли веселую возню на поверхности бассейна. Старая липа, вновь примерившая нарядный кудрявый цвет, давно хочет полюбоваться своим отражением в воде, но никак не может дотянуться. Ее тень ползет по дорожке, но добраться до поверхности она сумеет лишь перед самым закатом. А до этого времени можно сколько угодно плескаться, нырять, лежать на воде, разгоняя ладонями солнечную рябь, и довольно жмуриться на солнце. И так до конца лета. В сентябре — в первый класс, в школу. На прошлой неделе Тусе исполнилось семь лет, и этот просторный бассейн — подарок отца на День рождения взамен путешествия на пляжи и аквапарки курортной планеты Паралайз, которое из-за эпидемии пришлось отменить.

Учебы Туся не боится. Она ведь уже целый год занимается балетом, а это каждодневные тренировки, как бы не хотелось поиграть и отдохнуть. Отец грозится прибавить к балету музыку. Сам он едва ли не каждую неделю ходит на концерты, не пропускает гастролей исполнителей с Земли, требует, чтобы они с Галкой разбирались в стилях и направлениях, отличая Моцарта от Маллера, а Баха от Прокофьева. Тусе, правда, пока нелегко запоминать эти мудреные имена и названия. Лучше всего она знает Чайковского и других авторов балетов.

Интересно, получится сделать в воде батман тандю, держась за стенку бассейна?

— Туся! Сейчас же вылезай!

Это Галка. Прекратила зубрить формулы или закончила экзерсисы. Она, конечно, учится на вирусолога, но все еще мечтает стать балериной. Хотя в душе понимает: после травмы, которую она получила в прошлом году, катаясь на гравидоске вместе с Феликсом и другими одноклассниками, о большой сцене мечтать не приходится. Да и целеустремленности, по словам отца, ей не хватает.

Теперь спокойно покупаться уже не получится до самого вечера. Галка такая. Вечно глядит на часы и долдонит, как попугай, свое «вылезай». Хоть бы отец, что ли, пораньше вернулся! Может быть, попытаться нырнуть? Но поздно. Галка уже тут как тут. Вытаскивает из бассейна, точно котенка, заворачивает в махровое полотенце.

— Ну, на кого ты похожа, чучело ты мое! Ты же вся сгорела! Ни на минуту нельзя оставить без присмотра!

Теперь никакого бассейна до самого вечера. Придется сидеть под липой, собирать головоломки или кататься, как маленькая, на качелях. А там еще, чего доброго, сестрица за уроки засадит или решит, что надо еще раз экзерсисы повторить. Галка выносит в сад голографический проектор. Ну, это куда ни шло. Хоть мультики посмотреть и погонять в игрушки. В воздухе мелькают пестрые фигурки, и юркий осьминожек вновь оставляет с носом глупого кашалота.

Но почему фигурки расплываются перед глазами, и почему так навязчиво звучит музыка? Как же пылает лицо. Остудить бы его в бассейне, да нельзя. В теле какая-то вялость и разбитость, а по спине бегут противные, холодные мурашки. Уютный халат не греет, трясет так, что зуб на зуб не попадает.

Галка приносит фруктовый салат и мороженое со взбитыми сливками — любимые лакомства. Но почему-то есть совсем не хочется. От мороженого делается еще холоднее, а фруктовый салат тут же начинает проситься наружу. Как жутко болит голова.

— Туся, что с тобой? На солнышке перегрелась? Боже мой! Да тебя же знобит! Где термометр? Надо срочно звонить папе!

В спальне работает климат-контроль, там всегда легко дышится, но тепло. Почему же два пуховых одеяла никак не могут согреть? Ужасно болит голова, ломит все тело и не хватает воздуха. Градусник зашкаливает за 40, и это, похоже, не предел. Галка хлопочет рядом, скрыв пол-лица за повязкой-респиратором. Так велел папа. Папа, папа, скорее приезжай! Но вот гудят двигатели флаера, с разгона заходящего на посадку. Галка бросается к двери. Но отец уже входит в комнату:

— Все будет хорошо, малыш!

Большая прохладная рука ложится на пылающий лоб, голос звучит спокойно и уверенно, но в глазах застыл страх, запрятанный очень глубоко, но все же…

— Папа! Это то, что я думаю? — Галка притворяться больше не может. Она, конечно, уже учится в меде и даже принимала участие в исследованиях по разработке вакцины, но поставить диагноз самостоятельно пока не решается, да и нервы не выдерживают.

Отец отвечает не сразу. Он достает фонендоскоп и набор каких-то пробирок.

— Подожди, солнышко, сейчас мы тебя послушаем.

— Папа! — Галка не может успокоиться. — Вы уже закончили работу над вакциной?!

Отец хмурит брови:

— Галина Алексеевна! Иди-ка ты лучше к себе. Потом поговорим.

Руки у отца мягкие, спокойные, движения лаконичны и точны. Голос вселяет уверенность в то, что все будет хорошо. Обычно после одного его осмотра становится легче. Но сегодня, похоже, не тот случай. Он берет анализ крови и уходит в домашнюю лабораторию. Когда возвращается, на нем лица нет. Испуганные, виноватые глаза отца и ходящие ходуном желваки — последнее, что сознание позволяет отчетливо запечатлеть.

Дальше все плывет в красном душном тумане. Старая липа шумит и протягивает в комнату свои ветви, наполненный жаропонижающим шприц впивается в кожу. Солнечные зайчики прыгают по комнате и превращаются в странные, нестерпимо пестрые, отвратительно жесткие проволочные конструкции, впивающиеся в пальцы и сжигающие весь воздух вокруг. Люди в белом заполняют дом. В небо взмывает вертолет «службы санитарной защиты», далеко внизу остается ставший совсем игрушечным дом, бассейн и старая липа. И вот уже нет ничего, есть только стерильный нестерпимо белый закрытый больничный бокс, кислородная подушка и капельница, прикрепленная к руке.

Отец мерит шагами коридор, словно часовой. Ему надо о чем-то договориться, получить какое-то разрешение. Сквозь лихорадочный бред доносятся обрывки фраз из его разговора:

— Сыворотка уже почти готова!.. Пробы на животных дали положительный результат! Я не могу ждать… Поймите, это моя дочь! Всю ответственность я готов взять на себя!

Пестрые конструкции из проволоки заполняют весь бокс, они внутри и снаружи, нестерпимо давят на живот и голову, они вонзаются в тело, рвут пересохшие губы. Затем стены бокса начинают сжиматься все ближе, все тесней, и вот уже на месте бокса — аквариум, заполненный технологическим составом, похожим на коллоид или густое желе. Его масса давит на плечи, сжимает грудь, сплющивает живот. Глаз не открыть, но она видит людей в аквариумах вокруг.

Хотя лица кажутся стертыми и обезличенными общей маской страдания, она узнает знакомых, друзей, коллег по работе в госпитале: вот Джун и ее родители, вот Наташа Корсакова и Пол Старк, вот Эстениа Гарсиа, лица которой она так и не вспомнила. А там кто? В аквариумах в правом ряду? Этого быть не может! Пабло, Дин, Петрович, Слава Капеэсэс и — о, ужас! — Командор!

И в этот момент в ее сознание проникают страшные, похожие и на мольбу, и на приговор слова. Заключенные на фабрике смерти бойцы космических сил Содружества и безвинные жертвы корпорации «Панна Моти» протягивают нити своих последних мыслей из глубины страдания, из бездны отчаяния, из тяжкой дремоты смертного сна: «Спаси нас! Это в твоих силах! Вытащи нас отсюда! Ты это можешь! Ты обязана нам помочь! Это твой отец во всем виноват!»

Их зов становится все настойчивей, превращается в раскатистый рев. Они тянутся к ней, видя последнюю надежду, единственный шанс на спасение. Но чем она может помочь? Преодолеть пространство и время, разбить стекла, вытащить людей… Но как это сделать, если нельзя даже пошевелить ногой, когда нет сил поднять руку и не получается даже дышать! Сдавленную коллоидом грудь сковал паралич, дыхательные мышцы, словно поршни неисправной машины, судорожно трепыхаются в жалких потугах впустить в легкие кислород. Но воздуха нет. Вместо него густая, вонючая жижа, что заполняет аквариум…

* * *

Да нет же! Это не аквариум! Это болото — зловонная трясина. Бездонное ненасытное чрево, способное переварить любое органическое соединение, поглотить какой угодно предмет, сохранить каждую тайну. Борющееся за жизнь молодое тело бьется в бесполезных конвульсивных попытках выбраться, отыскать какую-нибудь прочную ветку или не совсем еще сгнивший, привязанный к крепкому дереву корень. Но все бесполезно. Кругом одно гнилье. И нет больше сил, и осознаешь бесполезность борьбы. Но все равно! Еще один рывок, один судорожный вздох, один взгляд, может быть, последний…

А вокруг расправляет ветви окутанный нежным облаком свежей зелени лес. Сквозь кружевную листву проглядывает сияющее лучезарным светом теплого весеннего дня небо. А чуть дальше живет своей жизнью скоростное загородное шоссе. «Беги, Дин! Беги!» «Прости, отец, не сумел!»

Почему Дин? Откуда? Кто и зачем закинул ее в чужие воспоминания? Впрочем, искать ответы нет сил. Сознание полностью растворяется, подчиняясь необычно ярким, почти совсем реальным образам и ощущениям.

* * *

Что может быть в теплый и ясный майский день лучше, чем поездка за город к друзьям. Савенковы пригласили на барбекю, которое они по традициям своей земной прародины называют шашлыками. У них в городишке со смешным и непривычным названием Подлипки свой дом с бассейном и сауной, рядом речка со знаменитой пупырчатой корюшкой и губастым полосатиком, Ванкуверским эндемиком, открытым самим Дином Крейгом и акклиматизированным в других террообразных мирах.

Возле памятника знаменитому земляку, назвавшему планету в честь родного города на канадском западном побережье, отец привычно притормаживает и салютует. Он очень гордится, пускай весьма дальним, но родством с Дином Крейгом. И он всегда спорит, если Семен Савенков напоминает, что командиром экспедиции, открывшей Ванкувер, был его земляк Федор Асташевский. Какая разница, кто возглавлял экспедицию! Планета была открыта во время вахты Дина Крейга, поэтому ему и предоставили право ее назвать.

Надо сказать, что кроме спора о первооткрывателях, отец с Савенковым закадычные друзья и напарники. Как может быть иначе, если, прокладывая курс в подпространстве, ведешь огромный грузовой звездолет, который и причалить-то может только на орбите планеты, пристыковавшись к космической станции.

Независимым перевозчикам всегда приходилось нелегко. Помимо неизбежного риска встречи с астероидами или нападения пиратов окраинных миров, конкуренция на торговых путях Содружества всегда была высокой. А уж после того, как на Ванкувер запустила свои щупальца вездесущая «Панна Моти», и вовсе жизни не стало. Особенно когда началась эта эпидемия, будь она неладна. Можно подумать, грузовики и лайнеры Альянса обеззараживаются лучше, нежели корабли компаний Содружества!

— Ничего, прорвемся! — вслед за Савенковым повторяет отец.

Дин тоже мечтает когда-нибудь нести вахту у штурвала отцовского «Гризли» или, может быть, даже подняться на палубу космического крейсера. Но пока даже флаер ему доверяют только за городом, там, где нет назойливых сотрудников дорожного патруля.

На Ванкувере, который из-за благоприятных климатических условий и легкости адаптации земной фауны и флоры был полностью освоен за неполных сто лет, несколько сотен крупных мегалополисов, связанных между собой транспортными артериями. Загородное шоссе движется в три ряда. Внизу по земле ползут большегрузы и сельскохозяйственная техника, на высоте ста метров, защищенные силовым полем, движутся пассажирские флаеры и глайдеры, а высоко в небе стрекочут вертолеты. Здесь можно оторваться по полной.

Скорость, правда, в таком плотном потоке не выдашь, но не в этом дело. Настоящий пилот в любом скоростном режиме должен уметь сливаться со своей машиной, будь то примитивный флаер или огромный звездолет, и чувствовать ее, безошибочно определяя по малейшему колебанию корпуса, по минимальному изменению в ровном и звучном дыхании мотора, что ей в данный момент нужно. Только так достигается контроль, только так скорость подчиняется человеку. А еще умение не бояться и верить, что все будет так, как ты захочешь.

Отец, пилот экстра-класса, знает это лучше других. И потому он спокойно сидит рядом и лишь изредка корректирует:

— Дин! Чуть-чуть влево! Лучше пропусти этого остолопа, торопится на тот свет, пусть его.

Пока шоссе загружено и из потока не высунешься, можно полюбоваться на другие машины. Как же они хороши, эти роскошные глайдеры, изысканные флаеры, похожие на разноцветных дельфинов великолепные аппараты спортивных моделей. Они совершенны и по форме, и по содержанию, ибо в них вложены годы упорных трудов, фейерверки идей, пропасти денег. Каждая из них похожа на вывернутую наизнанку жемчужную раковину или золотую скорлупку, ибо дает человеку возможность, укрывшись под оболочкой стекла, металла и углепластика, показать себя таким, каким хочется, чтобы тебя видели окружающие, создать пленительную иллюзию приватности, уюта и безопасности.

Вот здорово будет подлететь к дому Савенковых на полной скорости и обязательно посигналить: пусть Сережка-музыкант лопнет от зависти! Впрочем, нет, Сережка-то как раз не лопнет! Он же кроме своих линеек и закорючек ничего не видит и даже на рыбалке повторяет свои «партитуры», периодически начиная размахивать руками, как дурак!

Наконец большегрузы уходят на приморскую хорду в сторону Нового Гавра, сельскохозяйственная техника рассредоточивается по полям, вертолеты сворачивают к нарядным особнячкам в пригороды и даже ребятишки, которые мельтешили в небе, то и дело пересекая трассу на антигравитационных гироскутерах и прочих летающих досках, остаются далеко позади. Силовое поле отключается, можно не надсаживать без надобности аккумулятор и спуститься на окруженные эндемическими лесами нижние полосы дороги.

Двигатель поет, как райская птица, недаром его вчера едва не по винтикам весь перебрали. Отец — человек справедливый. Любишь кататься, люби и саночки возить. А Пабло Гарсиа — просто козел!

— Зачем ты, — говорит, — возишься со своим флаером, словно нищий обитатель окраинных миров с ржавым подержанным барахлом, которое им сбагривают дельцы Альянса? Неужто проблемы какие-нибудь имеются? У моего отца вон все просто — два года и надо менять!

Дурак твой отец! Он и импланты себе вместо вполне здоровых зубов поставил только потому, что так выглядит круче, сколько его ни пыталась разубедить сеньора Эстениа. Поэтому и технику надо не надо меняет. А любая машина она как женщина — она уход любит.

Ну вот, поглоти меня черная дыра! Опять пробка. И с чего бы ей здесь взяться! Дорога-то широченная для такой глуши! Не иначе тот придурок, которого попускать пришлось, в какую-нибудь ультрамариновую секвойю врубился! Какой-то ферт на серебристом глайдере спортивной модели взмывает в небо, пытаясь обогнуть препятствие над лесом, но неожиданно закладывает крутой вираж и, едва не задевая за верхушки сосен и гигантских хвощей, устремляется обратно в сторону города. Этот же маневр повторяет дедуля на стареньком геликоптере, помнящем, вероятно, времена «Аллигаторов» и «Черных ястребов».

Снизившись максимально над дорогой, он открывает одну из дверей и складывая ладони рупором кричит, пытаясь перекрыть гул двигателей:

— Дальше не проехать! Там санитарный кордон!

Какой еще кордон?! Какие санитары?! А Савенковы, а барбекю?!

Тут только замечаем, что встречка выглядит как-то подозрительно пустовато. Отец хмурит брови: всем известно, с эпидемиологами нынче шутки плохи! Отправят в карантин, и доказывай, что ты не верблюд. А тут еще по городу слухи ходят, будто в карантине людей специально заражают, чтобы на фабрики «Панна Моти» по производству нового энергоносителя беспрепятственно отправлять. Отец, конечно, говорит, что все это чушь, но, когда кладет руку на приборную панель, видно, что нервничает.

— Ну-ка, сынок, пусти!

Приходится слушаться. Права, конечно, в кармане лежат, но на них пометка: действительны только с триста пятнадцатого. Еще целых три года ждать!

Отец пытается набрать высоту, чтобы последовать примеру ферта на глайдере и дедули на геликоптере, но уже поздно. Над дорогой включено силовое поле. Сотрудник патруля сигналит остановиться. К машине подходят странные люди в костюмах бактериологической защиты и жестом просят выйти наружу.

— Санитарный контроль. Это простая проверка. Пройдите с нами.

Возле обочины стоят уже с полтора десятка пустых машин разных моделей. Люди в защитных костюмах поливают их какой-то дрянью из шлангов и засыпают салон дезинфицирующей смесью. Что за ерунда?! А где же их хозяева? Вот они! Чуть поодаль стоит санитарный вертолет с эмблемой «Панна Моти», в его салоне — порядочно народу: компания молодежи, явно, ехавшая на пикник. Несколько семей отдыхающих.

Вдоль дороги прохаживаются люди со скорчерами наперевес в форме легиона санитарно-эпидемиологической защиты. Становится как-то не по себе. Участок здесь глухой — кругом лес и знаменитые ванкуверские топи, недавно даже вошедшие в галактическую книгу рекордов. И как раз прямо у дороги начинается непролазная, вонючая трясина.

Отец не подает вида, что напуган, держится уверенно и спокойно, даже пытается шутить. Но с такими пошути, попробуй! На документы едва глянули, говорят, пройдите с нами, это эпидемически неблагополучный район, надо пройти проверку.

У них там что-то типа экспресс-лаборатории. Врачи в таких же закрытых белых балахонах. А может и не врачи вовсе. Измерили давление, температуру, потыкали фонендоскопом в спину и грудь, даже не снимая майки, посветили фонариком в глаза, заглянули в рот.

— К сожалению, мы вынуждены вас и вашего сына задержать. У вас обнаружены первичные признаки заболевания.

Лицо у отца идет красными пятнами.

— На каком основании? — пытается спорить он. — Мы совершенно здоровы! У нас сделаны все прививки! Могу показать справки.

Но его не слушают. Сильные руки в защитных перчатках сжимают запястья. Становится нехорошо в коленках и животе.

Люди из грузовика понуро глядят на еще двоих задержанных. Легионеры со шлангами и известкой подходят к флаеру. Лучше не смотреть. Страшно представить, во что превратится салон и что станет с ходовой частью после их обработки! Впрочем, какая теперь разница. Отец, отяжелевший, грузный идет впереди. Неужели он сдался? Или просто не хочет их злить?

Отец идет спокойно, без суеты, не делая резких движений. Но на половине пути между экспресс-лабораторией и вертолетом у самого края дороги он оборачивается и неожиданно с силой бьет левого конвоира ногой под колено, одновременно бодая правого головой. Где он выучился таким приемам, узнавать времени нет. Захват ненадолго ослабевает и этим надо воспользоваться.

— Беги, сынок! Беги! Это никакие не санитары! Это бандиты!

Ветви хлещут по щекам. Ноги спотыкаются на откосе. Так вот что такое катиться кубарем. Внизу — большой, жирный плюх и, не останавливаясь, вперед сквозь непролазную грязь. Вслед несутся выстрелы. В компьютерных играх и в кино в таких случаях персонажи бегут зигзагами, но как это осуществить — пойди разбери. Но где же отец? Ноги вязнут по колено и даже выше, пот льется десятью ручьями, по правой руке стекает что-то теплое. Туда лучше не смотреть. Где же отец?

Взгляд на периферии различает нестерпимо-яркую вспышку. Что горит? Хотя невозможный в своей беспощадности ответ заранее известен, призрак безумной надежды или отчаяния заставляет обернуться. Люди в белых защитных костюмах все также деловиты и спокойны. Легионеры прохаживаются вдоль дороги, не думая преследовать или стрелять. А на обочине гигантским факелом пылает флаер, отцовская гордость и любовь. Два легионера поднимают с земли что-то тяжелое и безвольное и забрасывают внутрь…

И в это время ноги теряют опору… Что это?! Ведь только что было по колено!!! Тело обволакивает густая, как спекшаяся смазка, тошнотворно вонючая жижа. Ноги пытаются нащупать дно. Но дна нет. Руки судорожно барахтаются — но это не река. Надо бы за что-нибудь зацепиться, но кругом лишь гнилье. Снизу что-то тянет, какой-то ненасытный гигантский рот. Только что барахтался в трясине по пояс, вот уже ушел по грудь, еще пара движений, уже и плечи скрылись. Раз хлебнул жижу — вынырнул, другой раз хлебнул…

Тело судорожно бьется в последних попытках уцепиться за жизнь, легкие требуют воздуха, мозг пытается их образумить, намекнуть, еще немного, чуть-чуть подождите, понимая, что от этого «чуть-чуть» уже ничего не зависит. Мысль об этом «чуть-чуть» — вероятно последняя мысль, которую посылает живущая в глубине души надежда, но ее поглощает парализующий сознание, являющийся предвестником смерти и едва ли не более страшный, чем она, панический страх…

А в лесу продолжается жизнь. Набирают силу травы и листья, распускаются цветы, поют птицы, и отдельной жизнью живет ревущее и воющее гулом моторов скоростное шоссе, на котором горит, догорает флаер. «Прости отец… прости и прощай…»

* * *

Воющее гулом моторов и стрекотом вертолетных лопастей многоярусное шоссе… Нет, это ревет и воет обезумевшая толпа, в судорожных попытках вырваться из смертельной ловушки ломающая сцену концертного зала и сокрушающая большой акустический орган. Под бешеным напором сотен тел рвутся меха, крошится деревянный корпус, а искореженные трубы ревут, стонут и плачут от нестерпимой боли, точно живые существа, а люди, точно бездушные машины, топчут и давят друг друга, не различая мертвых и живых…

А это что такое? Еще одно воспоминание? Или видение из будущего? Но явно опять не своего. Туся, конечно, не раз бывала с отцом и Галкой в Большом зале Ванкуверской Музыкальной Коллегии, но никогда ей не доводилось стоять на сцене и уж, конечно, ее пальцы не держали дирижерскую палочку…

* * *

В зале стих гул приветственных оваций. Все готовы. Пора выходить. Черный строгий костюм, скроенный на манер старинного фрака, немного стесняет движения, но ничего, надо привыкать. На сцене ждут люди, вернее, не совсем люди, а некое единое многоголовое, многорукое человеческое существо. Примерно половина рук имеет при себе различные музыкальные инструменты. А другой половине — руки-то сейчас и вовсе не нужны, ибо их инструменты находятся внутри. Они представляют собой изогнутую мышцу диафрагмы, две обагренных кровью трепещущие губки легких, две полых трубы бронхов, прикрепленных к трахее, соединенный с шейными позвонками хрящ гортани, к которому крепится хрупкая мембрана, две нежных складки, способные колыхать воздух, посылая в пространство и безбожную брань, и ангельское пение.

Потные, холодные ладони сжали тонкую палочку — стеку и хлыст, и магический жезл, прихотливый и капризный, на конце которого живет великий звук. Многоголовый многорукий оркестр-хор ждет взмаха, ждет сигнала. Смычки трепещут на струнах и как намагниченные тянутся к губам мундштуки труб. А в спину дышит колышущееся единым раскатом море — зрительный зал.

Хотя дирижерская номинация проходящего каждые пять лет на Ванкувере фестиваля имени Глена Гульда в мире классической музыки считается не самой престижной, для любого молодого исполнителя, к тому же уроженца планеты, это замечательный шанс заявить о себе. Тем более, в жюри сидят прибывшие аж с Земли профессора престижнейших и древнейших учебных заведений из Зальцбурга, Вены и Москвы.

Жаль, отец сейчас в рейсе вместе с Дином. Обычно они не пропускают ни одного его выступления и, хотя не очень разбираются в классике, всегда аплодируют громче всех. Отец в последнее время даже прекратил свое извечное, «да что это за профессия, стоять и палочкой под музыку махать», и даже, кажется, поверил, что управлять оркестром ничуть не легче, нежели вести через коридоры и червоточины подпространства грузовой звездолет. Разве что иногда перед рейсом, или во время дождя, когда ломит натруженные многолетними перегрузками кости, по привычке попеняет: «Эх, Серега, Серега! А я-то надеялся, что ты пойдешь по моим стопам! Хорошо хоть Дин не подвел! Не оставил старика без напарника!»

В зале — аншлаг, и это, несмотря на предупреждения о новых случаях заболевания, известного в мирах Содружества как синдром Усольцева. Все-таки музыка и меломаны — выше этого! Впрочем, многие решили позаботиться о своей безопасности: собираясь на концерт, надели респираторы. Некоторые дамы даже позаботились о дизайнерском решении, замаскировав кислородные маски под воротники и шарфы, чтобы хоть как-то увязать их с принятым здесь вечерним дресс-кодом.

— Непонятно, зачем им маски, — недобро замечает кто-то из хористов. — Этих-то точно не заберут в карантин!

— Надо же поддержать линию правительства, сделать вид, будто угроза эпидемии действительно существует…

Но вот руки встают на плоскость в жесте внимания, отталкиваются от нее, на миг замирают в воздухе, и по их повелению рождается мелодия. Нет в мире наслаждения большего, чем стоять за дирижерским пультом, чем управлять течением звуков, чем ощущать, что каждый певец хора, каждый оркестрант полностью тебе доверяет и с радостью подчиняется движениям твоих рук, и вы вместе сливаетесь в единое целое и воспаряете к вершинам духовного бытия.

Музыка Вагнера — одно из высших достижений австро-немецкого романтизма. В ней слышится щедрость отягощенного плодами, овеянного дурманящим ароматом роз, лилий и флоксов августовского сада, роскошь старинной золототканой парчи, величие и роскошь украшенных шедеврами живописи и скульптуры дворцов. И хотя она терпкая, точно пурпурное священное вино, и вязкая, как застывающая янтарем сосновая смола, ей дана чарующая сила. Вместе с ней легенда становится реальностью, обретает кровь и плоть. И на освещенной сцене в который уже раз тоскует уязвленная изменой любимого гордая Брунгильда, и коварный Хаген плетет свои интриги, и отважный герой Зигфрид погибает, сраженный предательским ударом в спину. И первые звуки траурного марша возвещают конец мира и гибель богов.

Но что происходит? Отчего в зале шум, почему артисты хора и оркестра перестают повиноваться гипнозу дирижерской палочки и смотрят куда-то мимо, не скрывая ужаса на лицах?

Слышатся крики:

— Помогите! Человеку плохо!

— Врача! Найдите врача! Есть здесь хоть кто-нибудь, кто может помочь!

— Чем тут поможешь, он, кажется, уже не дышит! Надо сделать искусственное дыхание!

— Я врач! Расступитесь, дайте пройти!

И в следующий миг, сначала негромко, затем гулко, точно набат, по залу разносятся слова, звучащие неумолимей, чем трубы Судного дня:

— Не прикасайтесь к нему! У него синдром Усольцева!

Музыка расстраивается и смолкает. Струнники и духовики спешно складывают свои инструменты. Блестящая толпа, забыв привычное благолепие, устремляется к выходам. Но все двери уже заблокированы. В зале откуда-то появляются люди в белых балахонах легиона санитарной защиты:

— Всем оставаться на местах. Пожалуйста, без паники! Есть подозрение, что помещение инфицировано опасным вирусом. Необходимо пройти проверку.

Сначала все замирают в шоке. Потом раздаются возмущенные голоса:

— Это неслыханно!

— Вы не имеете права!

— Это провокация! Я буду жаловаться президенту!

— Да хоть секретарю генеральной ассамблеи Межгалактического Совета! — отзывается один из легионеров.

Его лица не видно, но в голосе слышна сила и уверенность в собственной безнаказанности.

Но что это? Куда это незаметно подевалась половина хора?

— Герр Маэстро! — шепчет Ханс Хорнер, концертмейстер и патриарх оркестра. — Не стойте, как истукан! Они забыли про артистическую! Оттуда прямой выход на пожарную лестницу!

Поздно! Зрители заметили манипуляции хористов и всей толпой ломятся к этому единственному спасительному пути. Они лезут на сцену, как безумные опрокидывают пульты, крошат в щепки стулья, налетают друг на друга, спотыкаются, падают, ничего и никого не замечая, топчут упавших. У входа в артистическую — жуткая давка. Кажется, его тоже перекрыли, но никто об этом не догадывается. Их с Хансом Хорнером подхватывает людской поток, и нет никакой возможности выбраться из этой кутерьмы.

В бока упираются чьи-то острые локти, ноги постоянно спотыкаются, иногда наступая на что-то мягкое, хорошо, что не видно на что. Сзади напирает чудовищная лавина, а впереди только стены и трубы органа! Как же тяжело дышать! У Герра Хорнера к лицу приливает вся кровь, он хрипит и задыхается, судорожно прижимая к себе скрипку — великолепное творение бессмертного Амати. Но вот кто-то из зажатых сбоку делает неловкое движение, ломается гриф, Ханс Хорнер издает странный, булькающий звук и закатывает глаза. Какое-то время его по инерции протаскивают вперед, но затем он медленно начинает оседать.

Надо помочь ему! Нельзя допустить, чтобы его растоптали. Неважно, что будет потом, им надо как-то выбраться из этой давки. Неизвестно только как это осуществить. Безвольное тело старого скрипача оказывается невыносимо тяжелым и неотвратимо тянет вниз, словно привязанный к ногам утопающего мельничный жернов. Ханс Хорнер не страдал избыточным весом, но в нем росту метра два. За считанные мгновения они оба оказываются на полу, причем Хорнер, который уже, кажется, не дышит, — сверху. Подняться на ноги — никакой возможности нет. Как же это больно — шпилькой по лицу! Да и ботинком по животу — не легче!

В это время откуда-то, то ли из зала, то ли с балкона на сцену бросают дымовую шашку и зал мгновенно заполняет едкий дым. Паника превосходит все возможные пределы.

Охваченные ужасом люди, сокрушая все на своем пути, бросаются прочь от задымленной сцены прямо в руки легионеров санитарного контроля.

Но у тех, кто упал, не остается ни единого шанса. Новые и новые ноги топчут грудь, живот, руки. Сверху падают все новые и новые тела. Грудь сдавлена так, что невозможно расправить мышцы для вдоха. Впрочем, чем тут дышать? Воздуху нет совсем! Вместо него повсюду едкий дым.

И последнее, что запечатлевает взор до того, как окончательно померкнуть, это изломанный и искореженный, вызывающий смутные ассоциации с гибелью Вальхаллы, стонущий точно живой, концертный орган.

(обратно)

VIII

Стонущий как живой? Почему как? Это вовсе не орган — это кричит от боли катающийся по земле в бесполезных попытках сбить пламя, облитый зажигательной смесью, человек! Чужая память вновь обжигает жестокой болью, в глазах меркнет от удушающего дыма, легкие сжимает жуткий паралич. Когда же все это закончится? Неужели единственное избавление — это смерть?

* * *

— Славка! Ты где?! Ты что, спишь?! Сейчас же вставай и приезжай в универ!

Голос Ленки Лариной, старосты курса, доносящийся из наушника, необычайно сердитый и пронзает голову, точно алмазное сверло. С какого перепугу она так всполошилась? Война с Альянсом у них там, что ли, началась?

Язык заплетается и никакой возможности ответить что-либо вразумительное. Какой к едрене Матрене универ! Лучше бы за энергетиком сгоняла! Как же! Дождешься от нее!

Как же трещит голова! Ну кто сказал, что полезно пить синтетический ликер после бренди! Впрочем, нет, бренди было позавчера. Вчера пили сначала сербелианское игристое на дне рождения у Тесс, потом в «Приюте первопроходца» настойку ванкуверского папоротника и еще какой-то экзотический коктейль на основе сока желтовики. Потом, когда из «Приюта» куда-то слинял их офигительный солист, исполняющий хай вей на электробалалайке под аккомпанемент сякухати, и делать там стало абсолютно нечего, поехали с девчонками в кампус. Вот тут-то и настиг коварный синтетик. Кто, интересно, его принес? Тесс или Джесс? Нет, точно Джесс. Или Джен, впрочем, какая разница.

Гарик все еще дрыхнет. Почему-то одетый и почему-то в трусах поверх брюк. Рядом с ним эта самая Джесс-Джен. Может, последовать их примеру? А? Впрочем, все равно уже разбудили! Энергетиков, конечно, нет. Их вылакали еще вчера, зато на столе среди грязной посуды и остатков вчерашнего пиршества обнаруживается непочатая пачка грейпфрутового сока.

После сока и двух кружек крепчайшего чая в голове как будто бы проясняется. Куда теперь? Вправду, что ли, в универ? Скоро сессия. Хоть разузнать что-то про курсовую да у Ван Ченя долг вытрясти. Но сначала связаться с Ленкой. Что там у них за переполох.

Ленка долго не отвечает. Наконец голограмма нехотя разворачивается, демонстрируя ее хорошенькое недовольное личико:

— Где тебя все еще носит, придурок?! Тут всем прививки делают от синдрома Усольцева. Кто не явится — к сессии не допускают!

Приходится брать ноги в руки, вернее засовывать руки, ноги и все прочее в удачно подвернувшийся глайдер. Лихач вошел в положение, стартанул с места на четверти космической. Ленка поджидает на сачке:

— Ну что, тетеря, опоздал! Медики уже уехали. Иди теперь объясняйся с деканом, а то чего доброго мне влетит.

Интересно, как она себе мыслит это объяснение? Декан — мужик суровый. Обматерит, как последнего щенка, да и подаст на отчисление! Нет уж, лучше как-нибудь потом, когда поостынет. Ленке, конечно, этого говорить не стоит. Все равно не поймет. Лучше улыбнуться пошире, вальяжно поигрывая бицепсами, да приобнять Ленку в лучших традициях обольщения (классная она все-таки телка, хоть и староста курса, а уж фигурка, просто атас).

— А ну его этого декана! Пусть сам ширяется, если охота! Не допустит — ему же хуже!

Кажется, подействовало. Ленка, хоть и пытается выглядеть строгой, а глаза так и блестят. Сейчас самое время пригласить ее в клуб. Гарик это называет: раскрутить самую культурную. Если получится ее сагитировать — никуда она не денется. Еще ни одна девчонка, перед которой танцевал ванкуверскую джигу с элементами боевого флая, не отказывала. Ну нравится им, дурехам, когда ребята перед ними корчат невесть чего. А уж если показать свою коронку — двойное сальто через спину без разбега и всякого антигравитационного пояса — точно, верняк.

Уломать Ленку удается не сразу. Гордая телочка, не то что какая-нибудь Джесс или Джен. Для начала решили встретиться на выходных.

К Ленкиному дому подкатили с помпой на спортивном глайдере — Гарик у какого-то своего друга одолжил. Для первого свидания разорился даже на цветы. Ленка, она правильная, с ней этот номер должен пройти. Хотели причалить у самого подъезда, но там, как нарочно, машина легиона санитарной защиты застряла. Эти-то тут что забыли? Ну, да ничего. Ленка и сюда дотопает, если захочет.

Только где же она, эта Ленка-то? Куда-нибудь на лекции — никогда не опаздывает, а тут. После получасового ожидания становится понятно, что Ленка решила устроить обломинго. Вот, коза! И перед Гариком стыдно.

Вдруг Гарик дергает за рукав:

— Смотри! Это не она?

И точно. Из дома выходят люди в каких-то непонятных белых балахонах с закрытыми респираторами лицами, а с ними Ленка и ее родители. Что за ерунда? Надо разобраться! Рука тянется к дверце машины, но та заблокирована:

— Гарик! Что за шутки? Открой.

Гарик смотрит понимающими грустными глазами:

— Не ходи туда. Не надо.

— Как это, не надо! Это ж Ленка! Хоть узнать, что с ней!

— А ты разве не понял? Это же легион санитарного контроля. Их забрали по подозрению на синдром Усольцева.

— Ты что, идиот? Ей же сделали прививку! Всему курсу сделали! Один я, дурак, проспал!

— Прививку, говоришь? Ну-ну. Ты давно в универе не был?

— Со среды. А что тут такого? Можно подумать, в первый раз!

— А ты позвони ребятам с курса. Просто так, для интереса.

Прозвон занимает не более десяти минут. На этой странице записной книжки около тридцати номеров, и ни один не отвечает.

— Ничего не понимаю! Куда они все запропастились?!

— Ты действительно хочешь знать?

— Хочу!

— Тогда поехали. Я тебя кое с кем познакомлю. Только потом не говори, что это я тебя втянул.

* * *

Собираясь на марш протеста, надел пеструю толстовку и супер-пупер штаны, навертел на волосы дредды и нацепил кучу фенечек. Знай наших! Впрочем, выделиться все равно не удалось. Столько разномастного и разношерстного народа в жизни не видывал! На улицы вышли представители всех оппозиционных партий, независимые профсоюзы, сотрудники компаний, которые обанкротила «Панна Моти», работники самой корпорации, несогласные с политикой геноцида, и еще огромное количество людей и гуманоидов, собранных вместе общей бедой.

Ну, где еще встретишь суровых пилотов, идущих бок о бок с рафинированными учеными из центра молекулярной пластики, или плечистых фермеров и работяг с заводов по производству дронов, что-то горячо объясняющих профессору университета музыки. Утыканных имплантами, шипастых, клыкастых, желтоглазых и пестроволосых урбанистов-радикалов, ручкающихся с бородатыми ортодоксами из каких-то религиозных организаций, и даже изысканных до дистрофии сильфидских гвельфов, с невозмутимым видом катящих тележки, на которых восседают улиткоподобные обитатели Альпареи.

Хотя лозунг у всех один: прекратить произвол и вранье, расформировать к шутам собачьим легион санитарной защиты, каждый, нет-нет, да и начинает скандировать что-нибудь более понятное и привычное. Здесь, чай, представители таких организаций, которые возглавляли протестные акции в разных мирах Альянса и Содружества еще в те времена, когда и о синдроме Усольцева, и о «Панна Моти», и о легионе никто слыхом не слыхивал, а Ванкувер еще был безымянной точкой на небосклоне.

Тем более на этот раз ситуация действительно нешуточная. Как пояснил Гарик, количество людей, под видом борьбы с эпидемией отправленных на фабрики смерти «Зеленого жемчуга», в последние месяцы достигло нескольких сотен тысяч, а легион санитарной защиты и не думает останавливаться. Уж больно велика прибыль от производства нового энергоносителя. Собравшиеся на митинг своей акцией надеются привлечь внимание межгалактического Совета или хотя бы Совета Содружества. Конечно, статус зоны свободной торговли, высокие прибыли и рост энергетического потенциала — это хорошо, но не ценой же жизни миллионов людей на планете!

— Мы не должны применять силу, — объясняет своим размалеванным во все цвета солнечного спектра соседям бородатый сектант, смутно похожий на какого-то писателя из школьной программы. — Только воззванием к голосу разума и непротивлением злу можно наставить на путь истинный заблудших и погрязших в преступной корысти.

Шипастые радикалы кивают, но браслеты-парализаторы и ремни со встроенным лазером, а также куски арматуры, которые они держат в руках, красноречиво говорят о том, что без боя они сдавать позиции не собираются.

— Бездействие и так завело нас в бездну, — вздыхает университетский профессор, присматривая в альпинарии булыжник по руке, и с завистью глядя на макромолекулярные стеки-клинки, которыми где-то разжились работяги и пилоты.

— Мы тоже думали решить дело миром, — поддерживает радикалов и профессора один из сильфидских гвельфов, грустно глядя на соседей фиолетовыми стрекозиными глазами. — Поэтому, когда представители альянса Змееносца на заседании Межгалактического Совета обвинили нас в разработке запрещенных видов оружия, мы спокойно пустили их экспертов и на фабрики по обогащению тория, и на рудники, наивно полагая, что раз мы не делаем ничего противозаконного, то им и нечего искать.

— Но они нашли! — с исказившимся лицом и дрожащими зеленоватыми губами добавил его соплеменник. — Нашли то, чего не было. Благосостояние нашего мира зиждилось на добыче тория, а «Панна Моти» не нужны конкуренты на энергетическом рынке.

— И теперь на нашей планете кровавый хаос, а на рудниках распоряжаются менеджеры из Корпорации.

— По крайней мере, из ваших детей не делают аккумуляторы! — пытается утешить инопланетян один из рабочих, которому не хуже других известно, что сильфидские гвельфы невосприимчивы к синдрому Усольцева.

— Что толку растить детей, если у них все равно нету дома, — грустно кивают головами гвельфы, разворачивая голограмму с лозунгом «Руки прочь от Сильфиды».

Славке с Гариком попались соседи более интересные, чем даже радикалы и негуманоиды. Рядом в колонне, размахивая красными флагами, идут походным маршем ребята в старомодных френчах, кожанках и кепках, которые прежде видели только на картинках и в музее античной истории. Рядом с ними другие — в майках и беретках. На майках одинаковый логотип — чья-то бородатая рожа тоже в беретке с красной звездой.

— Что это за мужик?

— Ты что, темнота! — вертит пальцем у виска Гарик. — Это же товарищ Че, борец за дело мирового пролетариата! Он давал жару воротилам из международных корпораций, еще когда земляне только на космическую орбиту впервые поднялись!

Гарик распахивает куртку и показывает такой же логотип у себя на майке. Никогда не видел у него такой штучки. А ведь четыре года в одной комнате прожили.

Объяснение не очень-то понятное, но мужик, то есть, как его, товарищ Че, выглядит прикольно.

В это время по колонне проходит волнение, и ребята в беретках начинают скандировать:

— Но пасаран! Патриа о муэрте!^[2]

При этом, реконструкторы в кожаных тужурках и френчах тоже с красными флажками и с портретами каких-то других бородачей выкрикивают свой слоган:

— Коммунисты не сдаются! Долой межгалактический империализм! Мир — народам, фабрики — рабочим! Слава КПСС!

А вот тут совсем прикол. Эти-то чего хотят? Судя по последнему выкрику, главный у них какой-то тезка. Слава Капеэсэс! И звучит-то как забористо. За разъяснениями опять приходится обращаться к Гарику. У того глаза — девять на двенадцать.

— Ты чего, — говорит, — историю в школе вообще не проходил?

Собрался было послать его куда подальше, но в это время колонна выплеснулась в район Делового центра и смешалась с толпой, перекрывая движение. Водители наземных аппаратов матерятся, но вместе с демонстрантами начинают медленно двигаться по направлению к головному офису «Панна Моти».

Гарик запрыгивает на крышу одной из машин и начинает размахивать красным флагом. Стоит присоединиться к нему.

Что за удовольствие, ехать на крыше машины, орать вовсе горло: «Патриа о муэрте! Слава КПСС! Долой легион»! Слышать, видеть, ощущать, как волнуется вокруг многотысячное людское море. Наблюдать, как приближаются зеленовато-зеркальные небоскребы Корпорации.

Но что это? Возле памятника Первопроходцам улица перекрыта силовым полем. По бокам два танка Альянса класса «Дракон» с орудиями, нацеленными на толпу. Перед ними легионеры в броне с углепластовыми щитами и макромолекулярными дубинками.

— Долой легион! — скандирует толпа. — Свободу узникам корпорации! Прекратить геноцид против своего народа!

В ответ из репродуктора раздается призыв разойтись.

Разойтись? Они что, это всерьез? Думают, народ все стерпел, и это стерпит?

— Сами расходитесь! Пропустите нас к начальству!

— Пусть представители совета директоров выйдут к нам, мы всего лишь хотим передать им петицию!

— Верните нам наших близких! Прекратите вранье и надувательство!

— Мы не желаем, чтобы нас и наших детей превращали в топливо для богатеев Альянса!

— Долой фашистов! Долой корпорацию! Долой легион!

Толпа напирает на щиты. Призывы решить дело миром тонут в общем гневном вопле. В легионеров летят камни. Те, кто прорвались вперед, возле щитов уже схватились врукопашную, пытаются разомкнуть оцепление, отключить силовое поле. Легионеры применяют, как положено, водометы и слезоточивый газ, затем начинают стрелять из травматики.

Не помогает! Не на этот раз! Оружие есть и у демонстрантов, водометы распаляют гнев, а слезоточивый газ попросту не действует: все слезы выплаканы. В сухом остатке только свинец и плазма.

Гарик перехватывает знамя так, чтобы можно было нападать и обороняться, и прыгает в толпу.

— Эй ты, Капеэсэс! Айда с нами!

А вот это уже настоящее дело. Не то, что синтетик хлестать и девчонкам мозги морочить.

— Вот вам! Получите за Ленку Ларину! А вот еще! За всех остальных ребят!

В руке оказывается булыжник. Что-что, а норматив по метанию снаряда всегда сдавал на «отлично».

Но в этот момент «Дракон», перекрывающий подход к башням филиалов компании, разворачивает свое орудие и наводит его на самую гущу толпы. Из дула вырывается облако черного дыма, сноп огня и что-то еще. От звука залпа внутри все обрывается, и становится ясно — это рубеж. Жизнь никогда не будет такой, как прежде. Жребии брошены, карты открыты, рубиконы перейдены. Теперь — либо борьба, либо постылое прозябание в постоянном страхе.

Впрочем, этих мыслей, конечно, в голове в помине нет. В ней вообще ничего нет, кроме грохота и гула. Вокруг крики, смятение, давка. Первая кровь и первые жертвы. Кто они? Конечно те, которые своими жизненными убеждениями больше всего ратовали за мир: один из сильфидских гвельфов и бородач с лицом писателя-классика, рассуждавший о непротивлении злу. Растерянная вдова в платочке бьется над ним сирой голубицей, а рядом мечется, пытаясь ее уберечь от охваченной паникой толпы, потерявший весь свой воинственный пыл урбанист-радикал.

Легионеры успели отступить под прикрытие брони. Со стороны офисов корпорации из-за силового поля к ним подходит подкрепление. У тех уже не дубинки, а настоящие лучевые пистолеты и скорчеры. Таков приказ, невыполнение которого карается отправкой в качестве сырья на фабрики «Панна Моти». Непростая дилемма: то ли остаться человеком и умереть, то ли продолжать жить, убив в себе все человеческое. Впрочем, легионеры этот выбор давно уже сделали, тем, кто не разучился чувствовать и сопереживать, в легионе не место.

Танк делает еще один залп, теперь уже по тем, кто дрался у кордонов. В том месте, где сражались «коммунисты», образовывается гигантская воронка. Кругом летят осколки. Где же Гарик? Неужели бежал? Нет, вот он. Лицо товарища Че на его майке превратилось в кровавое месиво, из развороченного живота выпадают внутренности…

Более жуткого зрелища трудно себе представить. От одного запаха желудок скручивается морским узлом. Бежать, не оглядываться, другие пусть сами разбираются: легион, не легион. Какое это имеет значение? Существуют только жизнь и смерть, и жизнь во сто крат лучше.

Но слабеющие руки в последнем усилии протягивают боевое знамя, а белые губы пытаются что-то прошептать.

— Гарик! Как же так?! Зачем?! Мы же четыре года жили в одной комнате!

Но Гарик не отвечает. Ему уже все равно.

Зато другим не все равно. Бой, оказывается, продолжается. Протестующим удалось поджечь один из танков. Какой-то человек, зажав в руке бутылку с зажигательной смесью, бросается к установке силового поля. Повсюду слышны выстрелы. Те, у кого нет оружия, используют в борьбе все, что попадается под руку. Если нет ничего, с голой грудью бросаются на «Драконов». Счет убитых ведется не на десятки, а на сотни.

Боевое знамя товарища Че становится по-настоящему боевым. Теперь не только полотнище, но и древко у него красное, красное от крови. Это кровь Гарика, но скоро она смешивается с кровью его убийц, а еще через несколько минут или веков раскрошенное в мочалку древко заменяет неизвестно откуда взявшийся скорчер.

Никогда не думал, что можно так сильно ненавидеть совершенно незнакомых людей. Впрочем, разве они люди? Те, которые хладнокровно убили Гарика и готовы уничтожить еще тысячи ни в чем не повинных людей, из-за кого вот уже месяц снится лицо Ленки Лариной в момент, когда ее сажают в машину санитарного контроля, и лица ребят с курса, которые, конечно, так и не вернулись из инфекционной. И пусть не заслоняются силовым полем, не прячутся за «Драконов». Им это не поможет!

Сгустки плазмы вспыхивают совсем близко, но почему-то не страшно. По движущейся мишени нелегко попасть, а уж по мишени, перемещающейся по нелогичной траектории ванкуверской джиги и хай вея и подавно. Старая выучка короля дискотек уже раз пять спасала жизнь.

И все-таки приходится отступать. Говорят, на Первопроходцах около Медиа Молла возвели баррикаду и собираются там держать оборону. Разумно. Перевести дух, и снова в бой.

Но что происходит? Почему улица охвачена огнем? Почему боевые товарищи, один за другим вспыхивают и мечутся по улице, словно живые факелы? Никогда не видел огнемета. Кажется, это варварское, но эффективное оружие древних времен запрещено межгалактической конвенцией. Или нет? Не важно. Времени выяснять все равно уже не остается.

Из жерла вырывается столб пламени, и во всем мире остается одна только боль, жестокая, нестерпимая, беспощадная, и нет никакой возможности избавиться от нее. Это и есть адовы муки? Наверное. Вряд ли на этом и даже том свете что-то может быть страшней. Но хотя глаза почти ничего не видят, все звуки сливаются в какой-то единый гул или рев, а обоняние улавливает только тошнотворный запах паленого мяса, обугленные руки продолжают сжимать скорчер, а крик боли превращается в боевой клич:

— Долой легион! Патриа о муэрте и Слава Капеэсэс!

(обратно)

IX

Глаза почти ничего не видят, звуки сливаются в какой-то единый гул или рев, а обоняние улавливает только тошнотворный запах паленого мяса…

Запах паленого мяса? Да нет же, это терпкий и душный, холодный, как смерть, и темный, как могила, запах земли: десятков кубов, в одночасье поднятых в воздух во время попадания снаряда и обрушенных на тех, кто пытался спастись от обстрела…

Терзающий тело жестокий огонь отступает, сменяясь сырым промозглым холодом, но удушье только усиливается. Может быть это все-таки бред, вызванный лихорадкой? Какой лихорадкой? У переживших синдром Усольцева рецидивов не наблюдается. Да и при чем тут печально знаменитый синдром, когда смотришь на мир опушенными густыми ресницами ласковыми глазами оператора межсети?

* * *

— Мамуль, прикинь! Я, кажется, взломал сервер Корпорации!

— А это законно?

— При чем тут закон? Там защита, не менее двадцати уровней, и я их все прошел!

Раздается интеллигентный стук в дверь, и в комнату просовывается голова заместителя директора по воспитательной части, с седыми волосами, собранными в старомодную кичку:

— Сеньора Эстениа, Пабло у Вас?

Ну вот опять! Как же трудно иметь дело с чайниками! Даже неинтересно, что у них там стряслось. Конечно ничего заслуживающего внимания: фрау Шольц опять что-то не то нажала в бухгалтерской программе, Доминик забыла пароль от внутренней сети, а Тамара Алексеевна не может развернуть голограмму, поскольку дрон-уборщик отключил проектор от питания. Скучища смертная, каждый день исправлять ошибки этих теток и копаться в их допотопных машинах. Право, даже семилетки из кружка «Юный программист» больше разбираются в технике!

Впрочем, чего ворчать: не завалил бы тест на лояльность — проходил бы сейчас практику в солидной компании. С другой стороны, а не пошли бы эти компании с их трактовкой политической ситуации, которая сводится к оправданию любых преступлений Легиона Санитарной Защиты, куда-нибудь в ванкуверские топи! Те ребята, которых направили в «Панна Моти», общаясь на зашифрованных каналах, рассказывают такие жуткие вещи, что волосы на всех частях тела начинают шевелиться. А те, кто рискнул выложить информацию в открытый доступ, поплатились чуть ли не отправкой в карантин. Впрочем, достоверных сведений все равно нет, и люди питаются в основном слухами.

Если бы не эти слухи, то жизнь на Новонормандском побережье, где среди фешенебельных отелей и роскошных вилл притулился детский оздоровительный комплекс, совсем не отличалась бы от привычного курортного существования в любой точке галактики. Величественные сосны, защищающие пляжную линию и город от наступления песчаных дюн, приморский бульвар, заполненный мамочками с колясками, гироскутерами и квадробайками на антигравитационном ходу. Ресторанчики с самым разнообразным меню. Фермы по выращиванию глубоководных кальмаров, моллюсков, светящихся водорослей и других морепродуктов.

И конечно же — океан. Достаточно прогретый к середине лета, величественный и неспешный. На закате шоколадно-золотой с янтарными чешуйками бликов, играющими у поверхности, ночью подсвеченный призрачными изумрудными и ультрамариновыми огнями, образующими дивные узоры особенно вблизи ферм, где находятся знаменитые плантации светящихся водорослей. Купаться там, правда, нельзя, можно в два счета запутаться в тенетах плотных, волокнистых стеблей.

Зато возле скал или среди шхер и рифов, где кончается докучливое пляжное мелководье, плыви себе не хочу, или кувыркайся над волнами, надев антигравитационный пояс. Есть места где можно, катаясь на старомодных досках, поймать волну, высота которой в любое время суток неизменна: у Ванкувера нет спутников, поэтому приливы и отливы здесь весьма условны. И абсолютно из любой точки побережья можно отправиться к горизонту под парусом, если, конечно, начальство отпустит. А начальство в комплексе доброе. Да и что ему сердиться. На работу, какой бы нудной и бессмысленной она ни казалась, Пабло никогда не забивал.

Вот только от всех водных процедур на океане и прочих развлечений еще на той неделе пришлось отказаться. В связи с ухудшением эпидемиологической (читай между строк политической) обстановки весь персонал комплекса переведен на круглосуточное дежурство, даже работникам из местных приходится ночевать в корпусах, а среди воспитателей ходят упорные разговоры о возможности эвакуации.

В приемной директора сегодня многолюдно. С десяток мамаш, прорвавшиеся через санитарные кордоны, пишут заявления, чтобы забрать детишек. Мессенджеры разрываются от потока сообщений, сервера готовы обрушиться, не выдерживая трафика.

На побережье и в сети витают упорные слухи о том, что противостояние линии правительства Ванкувера, означающей фактическую передачу власти «Панна Моти», достигло критической точки, и совет Содружества в любой момент может ввести войска и начать наземную операцию. Давно пора! И никакой резолюции Межгалактического Совета тут не нужно. Содружество имеет право защищать своих граждан.

Сопротивление сторонникам вмешательства до последнего времени оказывали в основном представители миров, имеющих, как и Ванкувер, статус свободной экономической зоны, из опасения потерять свои привилегии, да разного рода бюрократы и предатели, связанные с «Панна Моти» и Альянсом. В открытую последние, конечно, о своих интересах не докладывали, как обычно прикрываясь демагогией о Правах свободных миров самим решать свою судьбу и отсутствием доказательств геноцида. Какие еще нужны доказательства, если население планеты сократилось едва не на треть, а Легион санитарной защиты давно превратился в орган уничтожения несогласных и просто в бандитский конклав?

Понятно, что змееносцы все отрицают. Чему тут удивляться. В правительстве всех входящих в Альянс миров давно заправляют воротилы из «Панна Моти». Даже когда в Межгалактический Совет представили шокирующие снимки с фабрик корпорации, они назвали это постановкой и провокацией и никаких экспертов к себе не пустили. Вот только в мирах Альянса почему-то нет ни одной фабрики «Панна Моти». Все филиалы находятся либо на планетах Содружества, либо в окраинных мирах, куда легионеры под видом гуманитарной помощи прибыли в первую очередь. А ведь эпидемия затронула систему Рас-Альхага не меньше, чем другие миры.

На Ванкувере, впрочем, тоже легион свирепствует в основном в районах дешевых многоэтажек, фермерском захолустье и рабочих пригородах. Из представителей истеблишмента по странному стечению обстоятельств в зону карантина попали лишь члены семей глав энергетических компаний, конкурировавших с «Панна Моти». Тот вопиющий случай на музыкальном фестивале, когда едва не погиб Сережка Савенков, был, скорее всего, просто демонстрацией силы, попыткой выпустить пар. Мол, перед эпидемией все равны. Вот только почему-то почти всех задержанных богатеев тем же вечером отпустили по домам.

Но даже ангельскому терпению есть какой-то предел. После того, как в столице возле офиса «Панна Моти» легионеры расстреляли мирную демонстрацию, Совет Содружества собрался на экстренное заседание, и тут даже наиболее ярые сторонники невмешательства и самые коррумпированные управленцы ничего не сумели возразить. В качестве дополнительного аргумента привели находившуюся все это время под грифом секретно информацию о расправе, учиненной семь лет назад в Новом Гавре над сотрудниками корпорации, которые были не согласны с производством модифицированной вакцины и выступали против нового энергоносителя. А ведь в то время власти планеты все слухи, просачивающиеся в местные СМИ, называли ложью, а бойцов Сопротивления, которым удалось спасти часть обреченных, объявили террористами и агентами Земли.

На Ванкувере сейчас основной вопрос — на чьей стороне выступит Шестнадцатый Звездный флот. Хотя адмиралтейство давно уже кормится из рук Корпорации, большинство экипажей верны присяге Содружеству и готовы отстаивать интересы его граждан, которые «Панна Моти» беззастенчиво попирает. У рядовых пилотов и офицеров нижнего звена на Ванкувере семьи, а кому захочется, чтобы его дети стали сырьем для Зеленого жемчуга?

Большинство знакомых ребят уже давно записались на корабли добровольцами. Даже Сережка-дирижер, выйдя из госпиталя, освоил специальность радиста, благо слух у него абсолютный, и сейчас вместе с Дином и отцом занимается переброской людей и техники на планету. Нынче Сережка имеет на Корпорацию зуб не меньше, чем Дин, потерявший в столкновении с легионерами отца и сам уцелевший только чудом. Когда лесник с женой, собиравшие в топях желтовику, привезли его на своем болотоходе в Подлипки к Савенковым, парень же совсем не в себе был. Еле выходили! А теперь мечтает лишь о том, как отомстить легионерам. У Сережки теперь тоже есть счеты, которые надо свести. Только он и здесь не может обойтись без своих закидонов. Говорит, что хочет поквитаться за какую-то там скрипку Амати.

Ребята намекали, что толковые программисты с опытом взлома вражеских серверов во флоте нарасхват. Но как бросить мать, которая после развода с отцом, сбежавшим из семьи ради танцовщицы с самбодрома, держится только благодаря работе и антидепрессантам.

— Хорошо, что ты пришел! — вместо приветствия говорит директор детского комплекса. — Я только что получила голограмму, и эту информацию нужно срочно вывесить на нашем сайте. Я пытаюсь связаться с родителями, но линия перегружена.

— А в чем, собственно, дело?

— Нас все-таки решили отправить в столицу. Завтра в восемь утра подъедут элекары. На них и будем выбираться.

Всю ночь и все утро занимались сборами и погрузкой. Поскольку мужчин в комплексе мало, а дронов-погрузчиков еще меньше, пришлось попотеть. В десять ноль-ноль колонна отправляется. У мамы самое беспокойное хозяйство — малышня, которой только в этом году идти в школу. Мама как обычно нянчится с ними, как наседка с цыплятами. Проверяет, чтобы никому не дуло, никого не укачивало, чтобы никто ни в чем не нуждался. Путь-то впереди нешуточный.

Поначалу детям все нравится. Они галдят, как галчата, и с удовольствием глазеют по сторонам, тем более, что дорога идет вдоль океана, который этим летом им вряд ли предстоит увидеть. Отдельное впечатление — военные корабли и вертолеты, время от времени возникающие на горизонте. Водитель-сербелианец полушепотом, стараясь не пугать маленьких пассажиров, рассказывает, что в Новом Гавре на фабриках «Панна Моти» началось восстание и корабли эскадры готовы его поддержать.

Мама испуганно ойкает:

— Пабло, сынок, посмотри, там Хорхе и Андрис, кажется, опять расшалились. Они тебя лучше слушаются!

Хорхе и Андрис сидят тихо, как два ангелочка, но мама, видимо, специально это сказала, чтобы скрыть испуг на лице. Чего она волнуется? Мы же не в Новый Гавр едем!

Движение становится все более оживленным и беспорядочным. Курортники, драпающие со ставшего небезопасным побережья, экономя зарядку флаеров, совершенно не соблюдают режим высоты и на бреющем полете едва не задевают крышу, закрывая обзор, водила их материт по-своему. В самом деле, при такой интенсивности движения без силового поля не обойтись. И зачем Пабло только подумал об этом силовом поле?!

После Кальмаровой Гавани возле поворота на Новый Гавр движение вдруг замирает. Дорога перекрыта. Матовое блеклое свечение, отраженное в насупленных серых тучах, обозначает границу поля и его размеры. Мощность генераторов впечатляет. Да что у них там происходит?! Неужто опять санитарный кордон? И назад не повернешь. Элекары настолько неповоротливы, что для выполнения любого маневра им требуется едва ли не целый автодром.

Кто-то прыткий сбегал вперед, и по колонне проносится весть: на поддержку восставшим двигалось переброшенное с Земли соединение бронетехники Содружества, и легионеры выдвинулись на трассу, чтобы его остановить. Мама бледнеет. Водитель хмурится. Нашли время для эвакуации! Называется — дождались! Перевозка детей — это всегда такая бюрократическая волокита. Кто ж знал, что события будут развиваться так стремительно.

«Драконы» легионеров делают предупредительный залп. Или это они уже начали атаку? Лупят, кажется, боевыми: вспышки плазмы разрывают небо. Ироды! Хоть бы еще один щит для защиты мирного населения выставили! Впрочем, что им до людей. Те, кого нельзя отправить на фабрики корпорации, для них не представляют ценности. Бойцы Содружества в долгу не остаются. Помимо боевых машин пехоты, здесь танки систем «Ганг» и «Змей Горыныч». И Горынычи открывают огонь.

В салоне элекара поднимается паника. Малыши вскакивают с мест и кричат. Кто-то прячется под сиденья, другие наоборот устремляются к выходу. Несколько человек падают на пол. Детишек можно понять. У «Драконов» плазменные генераторы мощностью с небольшой реактор и если хоть один заряд накроет колонну…

— Ребята, чего вы испугались? Это же просто фейерверк! Вы разве никогда не видели праздничный салют в центральном парке? Садитесь на свои места, устраивайтесь поудобнее! Сейчас мы с вами поиграем в замечательную игру!

Ай, да мама! Ай, да молодец! Собирает своих цыплят, рассаживает по местам, вытирает слезы и сопли, раздает каждому по конфетке и принимается разучивать с ними какие-то извечные «Елочки-пенечки», от которых малышня просто балдеет. Водитель одобрительно кивает. Рассказать ему, как сеньора Эстениа всего пару месяцев назад рыдала и пила таблетки, призывая кары небесные на голову непутевого супруга — не поверит. Познакомить бы маму с Сережкиным отцом Семеном Александровичем. Он — мужчина положительный и видный, вот уже пять лет вдовцом живет. А мама до сих пор просто красавица.

Впрочем, для того, чтобы кого-то с кем-то познакомить, надо выбраться отсюда. Быть не может, что у систем управления генераторами защита выше, чем у серверов корпорации. Это только на особо охраняемых объектах силовое поле настраивают на биометрию сотрудников, а дорожные генераторы просто тупо перекрывают движение. Голограмму лучше не разворачивать. Мама начнет волноваться, а ей и так приходится тяжко. Какими бы милыми не выглядели ее малыши, удерживать внимание тридцати испуганных ребятишек та еще задача. Поэтому приходится подключаться по нейронной связи. Из реальности, правда, это совсем выбрасывает, но в зримом и осязаемом мире от него сейчас толку немного. В «Елочки-пенечки» он все равно играть не умеет.

Посмотрим-посмотрим, что у них там? Да они там совсем лохи или просто издеваются? Такой код может взломать даже школьник! А о чем тогда ребята из Содружества думают? Неужто у них в самом деле квалифицированных программистов нет? Впрочем, рано радоваться. Тут оказывается еще штук десять ступеней защиты и все, что удается, это запустить в систему вирус, симпатичную программку, которую написал на днях, изнывая от скуки на рабочем месте в детском комплексе. Надолго его, конечно, не хватит, программисты Альянса залатают прореху, но надолго не надо.

Как только поле отключается, залп из Горынычей разносит генераторы поля вдребезги. Все на шоссе приходит в движение. Возле поворота на Новый Гавр разворачивается настоящая битва. Горынычи и Ганги атакуют, пехотинцы рассыпаются по полю и под защитой брони идут на штурм позиций Корпорации. Легионеры, сначала опешившие от такого поворота событий, достаточно быстро приходят в себя и огрызаются огнем из всех орудий.

Что там дальше происходит и за кем остается победа, уже не рассмотреть. Водила-сербелианец, выжимая из бедного элекара полную скорость, устремляется по шоссе вдоль берега подальше от обстрела. Кругом творится полный хаос. Хотя флаеры и глайдеры, воспользовавшись свободой, устремляются в небо, забираясь на максимально допустимую для их класса машин высоту, шоссе слишком забито, все хотят поскорее выбраться, никто никого не пропускает. Какой-то лихач на спортивном глайдере по касательной задевает элекар и сносит у него дверь. И все это под непрекращающимся огнем.

Хотя легионеры стреляют по позициям противника, точность попадания у них далека от идеальной. Ну, тут уж ничего не попишешь. Это, как говорится, обратная сторона монеты. Не запустил бы вирус в их систему, они бы пользовались компьютерной наводкой, а так приходится целиться на глаз, а задачи по баллистике они явно решали на тройки! Уже несколько машин горят, и на шоссе падает попавший на линию огня глайдер.

В салоне паника. «Елочки-пенечки» уже не помогают. Все дети ревут в голос, и единственная задача теперь не успокоить, а просто удержать их на местах.

— Сеньора Эстениа! Зачем они стреляют?

— Они что, хотят нас убить?

— Да что вы, маленькие! Это же всего лишь учения!

Мама не может отказаться от спасительной святой лжи, а у самой губы дрожат и в глазах застыл невыразимый ужас. Водитель, пытаясь в полнейшем хаосе и неразберихе сохранить машину и уберечь маленьких пассажиров, ругается на всех языках содружества и Альянса, поминая корпорацию, правительство и какого-то Боба Марлю.

Может быть, не стоило геройствовать и взламывать этот дурацкий сервер? Отец всегда говорил, что инициатива наказуема. Но кто ему теперь отец? Чужой, никчемный человек, который предал их с матерью ради какой-то вертихвостки. В это время другой, крепнущий голос, похожий на голоса Дина и Сережи Савенкова, серьезно отвечает. Если бы ты не взломал сервер, легионеры расстреляли бы бойцов Содружества, задавили восстание в Новом Гавре, а всех, кто попался под руку, уцелев в кровавой каше на шоссе, отправили в карантин, чтобы убрать свидетелей. Впрочем, после расстрела демонстрации они сбросили последние маски.

И в этот момент в двигатель элекара попадает снаряд. Машина едет сколько-то метров по инерции и останавливается возле обочины.

— Внутри оставаться нельзя, генератор в любой момент может рвануть! — виновато поясняет водитель.

Вместе с Пабло он помогает маме вывести из салона на обочину ребятишек. К ним присоединяются несколько родителей, которые ехали в той же колонне на своих машинах и теперь не могут следовать дальше: элекар и несколько столкнувшихся с ним машин совсем перекрыли движение. Пока мама и две родительницы осматривают пострадавших (травмы, к счастью, у всех несерьезные, некоторых ребятишек задело осколками, кто-то упал и рассадил колени) Пабло и водитель пытаются связаться с директором или хотя бы с кем-то из комплекса. Обстрел не прекращается, и потому единственный выход — добраться до леса и дюн.

Путь длиной несколько десятков метров, расстояние, которое на спортивных забегах даже троечники преодолевают меньше, чем за минуту, кажется бесконечным. Малыши держатся за руки, каждый из взрослых ведет пятерых ребятишек. Некоторых приходится буквально тащить волоком. От страха ноги запинаются. При каждом выстреле дети жмутся к земле, как куропатки, норовят спрятать лицо. Пабло тоже хочется упасть на землю, а лучше подключиться по нейронной связи к сети и куда-нибудь телепортироваться. Однако ближайший портал находится в столице, и чтобы добраться до него, надо сначала подняться на дюны.

Но вот наконец мама и родительницы, взявшиеся помогать, довели малышей до леса, куда снаряды точно не достигнут. Пабло переглядывается с водителем и еще одним мужчиной. Кажется, это отец Андриса, который ехал на побережье за сыном, но не успел и нагнал колону уже в пути. На лицах читается облегчение. Дети в безопасности, а замыкающим осталось несколько шагов. Пабло оборачивается посмотреть, не потеряли ли они кого-то из ребят…

И в это время в небе над головой словно вспыхивает сверхновая и несколько тонн земли, поднятых в воздух, обрушиваются на голову, заживо погребая под своим весом. Перед ослепшими глазами на закрытых веках продолжают плясать десятки молний, из звуков остается только бешеное биение сердца, которое предчувствует скорый конец, а в нос ударяет терпкий и душный запах земли.

(обратно)

X

В нос ударяет терпкий и душный запах земли. Впрочем, нет, это пахнет совсем не землей. Это запах пропитавшей все вокруг влаги, порта и моря. Через частую сетку дождя смутно различим затаившийся в тревожном ожидании, смертельно напуганный город. Влажный ветер играет что-то металлическое на клавишах крыш, вздымает в воздух края отяжелевших от воды плащей, бросает в лицо пригоршни холодного дождя. Потоки воды стекают с бровей и усов, норовят устремиться за воротник. Ужасно хочется курить, но на такой мокроте сигарета постоянно гаснет, а зажигать ее вновь нет времени…

«Потоки воды, стекающие с усов, к которым липнет отсыревшая сигарета?!» Ну и ощущенье! Не многим приятнее отсыревшей косы. Бедный Петрович. Только никотинового голодания не хватало. Хорошо хоть железные тиски удушья немного отступают. Только от быстрого бега в полной выкладке со скорчером наперевес в висках бьется сумасшедшая кровь, смешиваясь с монотонно-угрожающим шумом прибоя…

На океане сейчас свирепствует буря. Ее отголоски слышны даже здесь в тихом бутылочном горлышке защищенной скалами гавани Нового Гавра. Корабли мотаются на внешнем рейде, но им ни за что не подобраться к причалу. Так что на помощь извне рассчитывать не приходится.

Голограмма карты из-за дождя совсем не видна, да от нее сейчас мало толку: дамба разрушена, каналы вышли из берегов, мосты разведены. Но нужно во что бы то ни стало добраться до ремонтных доков. Активисты сопротивления доложили, что держат их именно там.

Рядом белобрысый Вернер пытается на сильфидском рассказать Цоца-Цоле, как обращаться со скорчером. Ветер относит слова, но наречие гвельфов все равно не понять! Не слушал в детстве маму, не учил языков Содружества, теперь объясняйся как получается. Кто ж знал, что одним из напарников окажется сильфидский гвельф! Эх! Был бы сейчас здесь Саня! Вот голова! Едва не на всех языках галактики говорит, на пианино играет, как виртуоз. Да куда уж до него!

Шутка ли дело: всего двадцать два года, а уже закончил мед, кандидатскую защитил. Ему бы науку двигать, людей лечить! Неужто у командования других разведчиков не нашлось лезть в самое пекло? Да и хакеры им на что? Говорят, правда, сервера корпорации не имеют выхода в межгалактическую сеть, база данных хранится на допотопных жестких дисках, а у Сашки мало того, что память феноменальная, так он эту вакцину злополучную вместе с самим Усольцевым и Вернером разработал, ему там только изменения в какой-то цепочке надо было запомнить. Кто ж знал, что его вычислят и сдадут. Ох, попадись мне этот Серый Ферзь! В порошок сотру! А если с Саней что случится…

Ну где же эти доки!!! Мать их!!! Вернер куда-то указывает. Ну да! Ряды пакгаузов, а за ними скособоченный лес портовых кранов. Из-за пакгаузов открывают огонь. Приходится ответить. Ни фига в этих потемках не видно, но стрелять на звук чай не привыкать! В общем, ситуация обнадеживающая. Если легионеры ждут гостей, значит доки где-то рядом. Только бы успеть! Орлы из корпорации славятся тем, что умеют заметать следы. Концы в воду в буквальном смысле слова и все! Путь преграждает какая-то гнилая канава. Приходится кое-как форсировать, а это — время. Легионеры не прекращают стрельбу. Вот докучливый народец! Ну, ничего, сейчас вам покажут Кузькину мать!

И точно! Ребята обрушиваются на легионеров, как хороший тайфун. Даром, что большинство в Сопротивлении гражданские: докеры, работяги с заводов «Панна Моти» и прочие ботаники, только вчера узнавшие, чем курок от спускового крючка отличается. Но когда речь идет о самом дорогом, и необстрелянный новичок может дать фору опытным бойцам. А тут почти у каждого в этом проклятом доке — дети, братья, родители. Легионеры явно не рассчитывали, что их вздумают ломать в рукопашной. Ну, и поделом.

Вернер рядом торопит:

— Петрович! Вит! Вит! Шнелле, Шнелле!

Ну вот, кажется, начал понимать иноземную речь. Хотя, как раз, это речь наоборот земная. В волнении Вернер забыл, что в Соединении все говорят на межъязыке Содружества, и только Цоца-Цола как новичок общается через переводчика. Из каких-то картин об истории Великой Войны вспоминается, что «Шнелле» — это по-немецки «быстро».

Вернер вообще личность не менее интересная, чем Арсеньев. Он родом из самых что ни на есть настоящих земных аристократов. Которые еще в крестовые походы ходили и строили замки с башнями. У него и в самом деле где-то на Земле есть роскошный дворец. То ли на Луаре, то ли на Ниагаре. В школах Ванкувера земной географией никогда особо не заморачивались. Жена-красавица, фармакологическая фабрика. Так нет же, бросил все, на свои деньги спонсирует Сопротивление! Так нет же, бросил все, на свои деньги спонсирует Сопротивление! Даже звездолет круизный купил и под госпиталь переоборудовал. Еще и назвал его «Луи Пастер» в честь какого-то там древнего врача, который вакцинацию придумал. Одно слово — чудак! Надеется поймать за руку людоедов из «Панна Моти» с их чудовищными экспериментами над людьми, пока производство Зеленого жемчуга не началось в промышленных масштабах. Впрочем, здесь Вернер по другому поводу — также из-за Сани и Серого Ферзя.

Ребята наконец выколачивают легионеров из зоны пакгаузов и прорываются к докам. Там еще один заслон. Сколько же здесь этой мрази! Недолго и завязнуть. Сюда бы пару вертолетов или систему «Плазма-213». Так нельзя! Неровен час, док подорвешь. Кругом треск, лязг, грохот, в общем, все, как обычно. Не первый бой в этой жизни и будем надеяться не последний. Жалко времени мало, а то бы мы с вами, господа легионеры, повоевали со вкусом.

И тут местные ребята разражаются каким-то отчаянным воплем. Не понять, что это с ними, но они как обезумевшие рвутся вперед прямо на бластеры, падают, скошенные очередями, поднимаются, снова падают.

— Они открыли ворота! — кричит в ухо Вернер.

Какие ворота? Мать честная! Ворота дока, конечно! Вернее, как их там, морские затворы. Местные ребята — портовики и докеры, конечно, первыми об этом догадались!

Концы в воду, значит? Ну не пойдет! Скорчер накаляется в руках, как в дурацком анекдоте про новобранца в казенных сапогах и ядерный взрыв. Аккумуляторы летят под ноги один за одним. Потом скорчер превращается в холодное оружие, благо даже с пустым аккумулятором весит достаточно для утяжеления удара, а в комплекте еще имеется нож с макромолекулярным клинком. У легионеров у всех сплошь броня, но она их нисколько не спасает! Рвать, кромсать, колоть, рубить, прокладывая дорогу.

Основная загвоздка теперь — башенный кран. У легионеров там огневая точка. Поливают себе сверху из переносной установки, а высокотемпературная плазма — это совсем не то, что вода. Ну, ничего! Не все коту масленица! У Цоца-Цолы в запасе оказалась какая-то мудреная сильфидская игрушка. На вид что-то вроде светящегося мячика наподобие шаровой молнии, а убойная сила ого-го! Кран взрывается и падает. К счастью, не внутрь дока, а наружу. Поменьше легионеров достанется на нашу долю. Неужто после захвата Сильфиды эта технология попала к змееносцам? Гвельф уверяет, что все оборудование успели вывезти или уничтожить. Впрочем, это пока не тема для обсуждения.

Сейчас наиважнейшая задача — пробиться в аппаратную, откуда осуществляется управление механизмом ворот. Вряд ли строители, без лишних размышлений возводившие это серое, неприметное строение, думали о том, что возле него когда-нибудь будет решаться судьба сотен людей. Бой идет буквально за каждую ступеньку. Какой красной и горячей может быть человеческая кровь! Словно цветы ванкуверского папоротника. Из легионеров не уцелел никто. Наши потери подсчитаем позже. Самое обидное, что все напрасно. Механизм затворов безнадежно испорчен. Теперь единственный выход — вытаскивать людей из воды.

Бой кипит на стенах дока, перекидывается на палубу стоящего на приколе корабля. Внизу происходит что-то невообразимое. Бурлит, пенится, закручивается водоворотами зеленая волна, в которой барахтаются, пытаясь спастись, люди. Эти гады, оказывается, запустили двигатели корабля, чтобы уж наверняка, а сами забаррикадировались в машинном отделении. Теперь только бластерами дверь выжигать.

Ну и шут с ними. Незачем тратить зарядку. Сейчас главная задача — спасать людей! Вернер разворачивает на палубе что-то вроде пункта первой помощи, пытается откачать тех, кто наглотался воды. Вернер, хотя, как и Саня, в первую очередь — инфекционист и вирусолог, но при необходимости может и рану перевязать, и сосуды зашить, и трепанацию черепа сделать. А уж искусственное дыхание и прочие меры экстренной помощи у него получаются на раз, особенно при наличии помощников.

Люди, люди, что вы делаете?! Разве нельзя оставаться людьми? В первую очередь детей и женщин, разве это трудно понять? Спасательных кругов и тросов катастрофически мало и гибнущие в мутном потоке хватаются за все, за что можно ухватиться. Нет, надо все-таки привязать на пояс канат, а то эти несостоявшиеся утопленники под воду утянут!

Саня, дружище! Сокол мой! Где же ты? Вдруг возле самой кормы, где царит кромешный ад, показывается смутно знакомая голова. Лицо разбито, мать родная не узнает, но это точно он. На правом плече скалит клыкастую пасть рычащий барс. Туда, немедленно. На спине у Сани барахтаются не менее пяти орущих баб, а он еще каким-то образом ухитряется не только держаться на плаву, отгребая подальше от смертоносных винтов, но и придерживает левой рукой белоголового мальчишку лет десяти-двенадцати.

— Саня, держись!!!

Но его пальцы и так уже крепко сжимают железный поручень. Сначала одну за другой вытаскиваем женщин. Они когда-нибудь перестанут голосить?! Затем Саня протягивает мальчишку. Говорит ему что-то ободряющее, называет Клодом. Клод весь мокрый. Мокрее воды. Дрожит мелкой дрожью, зубешки так и клацают, но держится молодцом: не скулит и не хнычет. Ничего, Клод, ничего, малец, сейчас мы тебя отогреем.

Саня хочет выбраться сам, но сил у него уже почти не осталось. Протягиваю руку. Это рукопожатье надолго останется в памяти у обоих. Хочется вздохнуть с облегчением, да рановато, надо еще помочь другим, да тех, кто заперся в машинном, тоже неплохо бы достать. Еще один крепкий рывок и Саня оказывается на палубе.

— Добро пожаловать на этот свет, Сан Андреич!

Но в этот миг белоголовый Клод, только что безвольной медузой растекавшийся по палубе, словно ужаленный, подскакивает на ноги, кидается к бортику, кого-то высматривая в мутной воде и с криком «Мама!» прыгает с кормы в воду, прямо под винты. Саня пытается его перехватить, но промахивается буквально на пару сантиметров: маленький паршивец увертлив, как угорь. Что тут поделать, только с годами начинаешь ценить жизнь, а у этого и времени-то научиться не было. Саня, впрочем, кажется, тоже полагает, что у него в запасе не менее девяти жизней. Он делает глубокий вдох и сигает вслед за мальцом.

В голове полнейший кавардак. Мысли путаются, как слипшиеся макароны. Ясно одно. Единственно возможный сейчас путь — в адову мясорубку вслед за этими двоими. Хорошо хватает головы привязать к поручню канат и жестами объяснить Вернеру поглядывать на него.

Ну и месиво! Столько утопленников! Не на одну жизнь хватит насмотреться. Винты работают на полную мощность, перемалывая людей в дьявольский фарш. Бешеный водоворот тянет на дно, и ни зги не видно в этой кровавой каше.

Уцепившись намертво за веревку, удается всплыть. Сделать несколько вдохов и обратно к вратам преисподней. После нескольких бесплодных погружений становится ясно, что ни Саню, ни мальчишку уже не отыскать. В воде остались одни мертвецы.

Но что там шевелится возле правого борта. Они!!! Это точно они!!! Бесполезно! Уже не успеть. Сила течения тащит их под винты. Саня заслоняется рукой. Хотя вода глушит звуки, кажется, слышно, как ломаются кости. А он еще пытается грести, отталкивает от винтов мальца!

Веревка натягивается до предела, неужто ее не хватит? Можно обкромсать узел ножом, но времени нет. Только бы успеть, только бы доплыть, только бы дотянуться! Есть!!! Даже сквозь муть, пену и кровь видно какое иссиня-бледное у Сани лицо. На месте правой руки кровавое крошево. Теперь на рояле играть не скоро придется, если придется вообще. Держись, Саня! Где наша не пропадала!

Теперь нужно всплывать. Нужно срочно всплывать. Если они наглотались воды, а они ее наглотались, все равно есть шанс их откачать! Но лопасти винтов продолжают работать, тяжесть двух безвольных тел сковывает движенья, и нет мочи противостоять властной бездушной силе течения, увлекающей навстречу смерти. В ушах то ли ревут винты, то ли звонят погребальные колокола, а меркнущий взгляд слепит нестерпимый, нездешний свет…

* * *

Слепит нестерпимый, нездешний свет… Нет, почему же нездешний. Очень даже здешний. Безразличный и безжалостный свет лампы, нацеленной прямо в глаза. Впрочем, смотреть здесь все равно не на что, за неделю ежедневных допросов все виданное-перевиданное. Блеклые звуконепроницаемые стены, тяжелая железная дверь, привинченный к полу стол и два стула. В потолок вбит крюк, но не для люстры, а для задержанных, которых, как на средневековой дыбе, подвешивают за руки, а может быть и какие еще иные части тела. Это процедуру они опробовали три дня назад и больше пока не повторяли: вывихнутые плечевые суставы опухли и болят, руки совсем не слушаются, зато и у старшего надзирателя Бульдога нос обзавелся еще одной эффектной вмятиной…

Слабое утешение. Свет режет усталые глаза, точно засыпая их раскаленным песком, по разбитому лицу медленно и противно стекает липкий холодный пот, который не стереть, поскольку руки, а сегодня и ноги намертво прикручены к стулу…

Стоп! В этом сознании она успела побывать еще до того, как отряд вступил на улицу мертвых. Только тогда по жилам гулял не просто адреналин, но пьянящий азарт борьбы, да и тело, пускай и запертое в подземелье, но двигались свободно. Командор! И снова хочется надеяться, что очередной кошмар пришел из прошлого, но парализующий волю страх нашептывает о бесконечном движении по кругу. Впрочем, воля Командора как раз собрана в кулак, раскисать и поддаваться панике сейчас нельзя…

Следователь, из особого отдела корпорации, в который раз повторяет свой вопрос.

«Да пошел ты!» Это, конечно, про себя, еще не хватает тут начать материться. Лучше пока это возможно следовать легенде:

— Я не знаю! — единственный ответ, который здесь приходится повторять в течение нескольких часов каждый день.

У Бульдога не выдерживают нервы. Медвежий удар в скулу опрокидывает на пол вместе со стулом и на какое-то время вырубает сознание. Следователь орет на Бульдога и тот водружает стул с задержанным на место.

Голова гудит, как работающий на полную мощность трансформатор, все тело ноет и болит. Когда же все это кончится! Впрочем, сам виноват. Мало того, что попался глупо, как мальчишка, так еще и поставил под удар почти все Сопротивление. Добытую с таким трудом информацию передать не успел, на то, чтобы выбраться отсюда живьем, можно и не надеяться, а вот если им удастся выбить хоть что-нибудь, нить потянется до самой Земли, да что там до Земли, на планетах Рас-Альхага тоже придется выводить из игры всю агентуру! Поэтому, пока хватает сил, нужно повторять, как молитву: «Я не знаю! Я не знаю! Я не знаю!» Авось и сам в это поверишь!

Со скрипом отворяется дверь. Лица вошедшего из-за проклятой лампы не увидеть, но голос ни с каким другим не спутаешь. Здесь его величают Жемчужным Кардиналом, в Сопротивлении кличут Серым Ферзем.

— Все запирается? — интересуется он у следователя.

Тот бормочет в ответ что-то невнятное. Даже сквозь световую завесу видно, как он униженно заискивает и лебезит.

— Пора опробовать химические методы воздействия! Дает эффект даже против дураков и героев.

А вот это совсем скверно. Противодействовать «сыворотке правды» куда сложнее, чем любым побоям и выкручиванию рук. Но надо попытаться, выхода другого нет.

Вместо Бульдога появляется рослая рыжая медсестра с бесстрастным веснушчатым лицом и сжатыми в ниточку губами. Подойти сам Серый Ферзь так и не решился. Стыдно? Вряд ли. Стыда у него нет, и никогда не было. Неужели боится?

Укол сделан более чем профессионально. Психотропный препарат начинает поступать в кровь. Что делать? Японские самураи в подобных случаях откусывали себе язык и захлебывались собственной кровью. Но это надо было делать раньше, сейчас можно не успеть. Остается только самовнушение или самогипноз, опасное средство, требующие колоссального напряжения воли. После его применения можно на всю жизнь остаться идиотом, но это лучше, чем погубить товарищей по подполью и предать профессора…

* * *

…Солнечные зайчики пятачками светящейся радости прыгают по классу, играют в салочки, внося веселую кутерьму в чинный и серьезный экзаменационный процесс. Из открытого окна веет сиренью и доносятся веселые голоса: один из младших классов собирается на экскурсию. Хочется поскорее освободиться и мчать на антигравитационной доске за город, в лес, перелетая через овраги и ручьи. Еще хорошо нестись в ночи по свободной от вертолетов и флаеров трассе, наслаждаясь скоростью и обгоняя ветер. Но пока, как пропуск в лето, перед глазами светится голограмма с двумя вопросами и задачей: экзаменационный билет.

Физика никогда не была любимым предметом. В мед ее все равно не сдавать, зачем зря время тратить. Но без нормальной оценки в выпускной класс не возьмут. А значит, можно оставить мечты и об успешной карьере врача. С теоретической частью кое-как еще можно справиться, но на нее не станут даже смотреть, если не решишь задачи: здесь закон Ома в замкнутой цепи и первый закон термодинамики, а эти темы то ли проболел, то ли пропустил из-за региональной олимпиады по биологии.

— Арсеньев, идите отвечать!

Ну вот и все! Плакал выпускной класс.

На первой парте сидит Леха Шацкий. Он уже набросал конспект ответа по теоретической части и теперь быстро, почти с удовольствием, пишет прямо на чистовике решение задачи. Счастливчик! Вот кто физику знает не на пять, а на все десять. По химии и биологии он, правда, слабоват, периодически приходится выручать, но это дело поправимое. Леха — человек упорный, а химия и биология ему едва ли не так же нужны, как математика и физика. Леха хочет заниматься бионикой: услышав это слово, он аж весь трясется, точно скряга, увидевший на дороге медный грош.

— Идите отвечать, Арсеньев, пишите условия задачи.

Стилос дрожит в потных руках и елозит по планшету, выводя на экран что-то невнятное: зачем писать условия, если решения все равно нет! Ужасно хочется испариться и диффузировать с молекулами весеннего воздуха. Но что там пишет Леха на черновике? Его задача совсем на другую тему. Что-то знакомое: уравнение Менделеева-Клапейрона. Ну, конечно же! Его-то и надо применить! Это же ясно, как Божий день. Да сбудутся твои мечты, Леха! Быть тебе генеральным директором института бионики…

* * *

— Кто из оппозиции в парламенте связан с подпольем?! Кто вас финансирует?! Сколько можно валять тут дурака?! Ты будешь, наконец, говорить, скотина?!

У следователя от напряжения аж голодная слюна изо рта капает, поступающий в кровь адреналин стимулирует выработку желудочного сока.

Разбитые губы совсем не слушаются: благодарите Бульдога, что приходится разбирать буквально по звукам:

— Мен…де…ле…ев-Кла…пей…рон…

Следователь умильно оборачивается к Серому Ферзю. Он, бедняга, думает, что ему удалось, наконец, добиться успеха, но на лице Ферзя застыло ледяное бешенство. Ему-то эта хохма отлично известна. Он сам тогда сидел на последней парте рядом с обожавшей его Галкой Усольцевой, мучился над задачей о КПД.

— Мен…де…ле…ев Кла…пей…рон.

— Убрать этого подонка отсюда немедленно! Он еще издеваться над нами будет!

— А что с ним делать-то? — не сразу понимает следователь.

— Отвезти в заброшенный док и завтра ликвидировать вместе с остальными. Мы не можем ждать. Подполье вот-вот поднимет восстание!

— Мен…де…ле…ев-Кла…пей…рон.

(обратно)

XI

…При чем здесь Менделеев с Клапейроном?

Грязновато-серый клейстер сумерек, расползаясь по небу, растворяет клочковатые пигментные пятна облаков, затягивая вязким коллоидом зияющие раны развалин, серым больничным одеялом накрывая с головой мертвецов.

Менделеев и Клайперон. Уравнение Менделеева и Клапейрона Леха Шацкий написал на своем черновике, и оно через шесть с половиной лет спасло жизнь многим ребятам из межпланетного подполья. Правда Леха об этом не знал.

Когда Шацкий осуществил свою мечту, его работа зашла в область волновой теории и в частности исследований, касавшихся воздействия различного рода волн на человека. Незадолго до войны совместно с Амином Рифатовым он создал опытный экземпляр излучателя позитивной энергии. Разработкой даже заинтересовалась одна компания, выпускающая «умные» игрушки. Но с началом противостояния институт бионики перешел на военные проекты, и отдел Лехи бросили на разработку излучателя, способного угнетать человеческую психику. Леха тогда еще консультировался насчет опасности таких воздействий, пытался отказаться. Но его все-таки вынудили не только завершить этот чудовищный проект, но и довести его до масштабов, заставляющих говорить о новом средстве массового поражения. Эх, Леха, Леха!

Как же теперь выручить ребят? Как достучаться до сознания пойманных в ловушку памяти барсов, которые завязли в дебрях своих личных кошмаров и на проявления внешнего мира не реагируют? Антидепрессанты и транквилизаторы? Вряд ли. Они здесь не помогут, только ослабят тонус и мышечную реакцию. Болевой шок? Но судя по расширенным зрачкам и собственным едва отступившим переживаниям, все находятся и так в состоянии сильнейшего болевого синдрома: Пабло, Дин и Дирижер испытывают первичные признаки удушья, Славка весь горит, а Риту колотит озноб.

…А вот это уже настоящее сумасшествие: видеть себя со стороны глазами Командора, ощущать, как под его пальцами бьется пульс и не иметь возможности выбраться из липких силков кошмара, в котором свои страдания неотделимы от чужих. С другой стороны, если она сумеет перетянуть на себя хотя бы часть болевых ощущений Арсеньева, Командор получит шанс добраться до института бионики. Тем более, несколько раз во время операций и приеме тяжелораненых, когда в госпитале не хватало препаратов наркоза, ее буквально накрывало чужой болью, и только испив ее до дна, вытянув всю до конца, удавалось ее преодолеть.

И пускай тело бросает в жар и холод, а вокруг губ и глаз выступает синева, не очень заметная на покрытом пылью и копотью, разукрашенном ссадинами и синяками исхудавшем лице. Главное, Арсеньев вновь обрел способность рассуждать и двигаться вперед, как бы по этому поводу ни протестовало едва снятое с дыбы переживаний, не успевшее толком восстановиться после приключений в гараже, измотанное месяцами боев тело. Прежде, чем сознание опять меркнет, полностью поглощенное волей Командора, сердце согревает его виновато-ласковая мысль:

— Потерпите, ребята, потерпи малышка, здесь совсем недалеко! Главное вспомнить дорогу до лаборатории.

Потом из памяти, уже вновь чужой, всплывает улыбающееся лицо повзрослевшего Лехи и какие-то немыслимые казематы, уходящие вглубь на десятки этажей…

Поскольку исследования Шацкого шли с грифом секретно, его отдел располагался в одном из подземных корпусов института, не имевшем не то что вывески, но даже фасада, как такового. Все помещения лабораторий уходили на десяток этажей под землю, оставляя сверху для съемок из космоса лишь глухой забор и невзрачное, обшарпанное строение, напоминающее не то складское помещение, не то заштатный гараж.

Лет тридцать назад, когда на недавно освоенном Ванкувере еще сохранялись нравы Дикого Запада, какие-то бандиты, купившись на бедность и неказистость того, что находилось сверху, решили взять эту территорию под контроль. Однако, не прошло и десяти минут, как непрошенных посетителей с треском выбили оттуда ребята из подразделения «Барс», предварительно объяснив, что «крыша» у объекта более чем надежная. Больше никаких попыток захвата не предпринималось, но над институтом повисла маскировочная сетка различного рода слухов, самым любимым из которых являлась байка о термоядерном реакторе, спрятанном под землей. Местные жители с видом знатоков рассказывали приезжим, что, коли рванет… Впрочем, правда оказалась едва ли не страшнее.

Лаборатория Шацкого находилась на четвертом уровне, если считать от земли, то есть на глубине не менее пятнадцати метров. Адскую же машину создал Леха, коли непроницаемая для гамма и других лучей толща грунта и бетона для нее не преграда. Впрочем, транслятор может располагаться и на крыше. Вот только управляется он явно из подземных недр. Хотя будет нелишним расстрелять на крыше все антенны…

— Получи, тварь! И еще раз, и другой!

Вот идиот! Размечтался об антеннах и едва не словил плазменный заряд от какого-то паука-недомерка! Хорошо хоть мышечная реакция не подвела! Да сколько их тут! И какие все разные! Лезут из всех щелей, целятся из-за каждого угла. Да здесь, кажется, вся многократно оспоренная креационистами таблица земной эволюции Дарвина, пара десятков инопланетных чудищ, точно византийские клибанофоры, одетых в чешуйчатую броню и еще что-то совсем уж невообразимое, словно сошедшее с полотен Босха. Интересно, кто у кого тырил: бионики у мэтра Северного Возрождения или наоборот? Последнее, конечно, вряд ли. Человек способен вообразить лишь то, что он где-то когда-то видел. Вот только кто может поручиться, в какую вселенную и эпоху заносили живописца его бредовые видения и сны.

Как только мозг почти инстинктивно начинает реагировать на опасность, выбросив в кровь дополнительный заряд адреналина, все реакции приходят в норму, даже дышать становится легче. Куда-то пропадает усталость, ватные ноги превращаются в надежные пружины, даже муть перед глазами почти исчезает и видения отступают вглубь памяти. Интересно, это бионики потрудились создать оборонительные рубежи для своего института, на случай вторжения обоих противоборствующих сил, или созданная ими техника сама расползлась по району, вроде тысяченожек из гаража. В любом случае надо не просто как-то выживать, но и пробиваться вперед. Только бы вновь не накрыло.

Конечно до обидного жалко тратить драгоценное время, которого и так в обрез, на непонятную войну с этими рукотворными недосуществами, расходуя на них предназначенный для легионеров боекомплект. Однако, когда каждое щупальце и клешня превращается в электрическое стрекало или лезвие, каждая лапа или рука оснащена скорчером, каждая пасть норовит тебя сожрать и переварить для подзарядки аккумулятора, иного не остается. Тем более, что оружия кругом, хоть вывози на черный рынок, и можно, убрав родной скорчер с настроенным под себя прицелом, палить из всего, что под руку попадет, от души и не экономя.

Хорошо, что хотя бы часть этого механического террариума — модификации образцов, принятых на вооружение войсками Содружества и соединениями Альянса. Ох, уж этот нейтралитет, позволявший бионикам заключать выгодные контракты с обеими сторонами конфликта, сколько бы Командование ни пеняло дирекции, грозя урезать финансирование. Но от стандартных боевых дронов, по крайней мере, знаешь чего ждать. А когда гигантские пауки пытаются ударить током, точно скаты, крабы и раки плюются кислотой, а тушканчики и мангусты начинают извергать огонь, поневоле задумываешься, у кого едет крыша.

Впрочем, не исключено, что образы, которые принимают механические твари — это плод угнетенного депрессивным излучением больного воображения, только и озабоченного тем, чтобы выуживать из подсознания жуткие кошмары и негативные воспоминания, генерируя парализующий сознание страх. По мере приближения к институту воздействию излучателя все труднее противостоять, а опытные экземпляры окончательно превращаются во что-то фантасмагорическое, вызывая в памяти картины Страшного Суда и Искушения Святого Антония.

А не пошли ли эти видения в бездну вместе с Бульдогом, Феликсом, и уравнением Менделеева-Клапейрона! Надо выручать ребят, а не бороться с несуществующими демонами!

Когда периметр в зоне видимости от остатков сквера до площадки перед воротами очищен, можно продвинуться еще на десяток метров, выбрав в качестве очередного перевалочного пункта брошенный на подступах к институту элекар, на котором пытались вывезти какое-то оборудование. Следующим укрытием станет уже пункт пропуска у ворот. Только бы там какая-нибудь дрянь не засела! Так и есть. В будке охранника словно на семи дубах расположилось что-то безголовое, криворукое, с оглушительным свистом изрыгающее огненную смесь. Только акустического удара не хватало! И так голова раскалывается!

«Как из города из Мурома, из села да Карачарова». Полторы тысячи лет прошло, а ничего не изменилось. Кому-то обязательно да приспичит проехать дорогой прямоезжей! А иначе нельзя. Депрессивное излучение не убивает мгновенно, но тот, кто находится под его воздействием больше часа, может повредиться рассудком.

Приходится израсходовать половину аккумулятора, чтобы определить частоту залпов, а потом короткими перебежками, каждые пять секунд кидаясь плашмя и отлеживаясь в рытвинах и лужах, заполненных жижей сомнительного происхождения, подбираться на расстояние выстрела. Позаимствованный у какого-то бедолаги скрочер срабатывает штатно, зарядка не подводит, а десяти секунд хватает, чтобы превратить механического «Соловья-разбойника» в груду металла и успеть занять его место до того, как в будку забрались твари, ошивающиеся с той стороны ворот и в гараже.

А вот теперь точно пора начинать биться головой об стену и желать руководству института провалиться в черную дыру. Надо как-то пройти через двор, а там скопилась целая армия дронов, приготовленных к отправке, но брошенных в неразберихе эвакуации на произвол судьбы. Даже беглого осмотра с помощью встроенной в шлем камеры внешнего наблюдения хватает, дабы понять, что все машины не только находятся в полной боевой готовности, но и за время ожидания успели полностью зарядиться от солнечных батарей.

Земля черным-черна и колышется, словно в муравейнике. Здесь нужен вертолет с полным боекомплектом или установка «Плазма», которые, увы, в этом районе планеты остались только у легионеров, а они точно делиться не станут. А может попробовать элекар? Когда во время дуэли с «Соловьем-разбойником» отсиживался внутри, успел отметить, что машина исправна. Бегом назад. Запустить двигатель. Если пробить ворота, все дроны хлынут на улицу и наверняка доберутся до барсов. Вопрос лишь в том, кто окажется быстрее. Пришли бы ребята в себя, а уж отбиться они сумеют. Значит надо успеть быстрее машин! Ворота поддаются не сразу, приходится таранить будку и далее выжимать полный газ, под шквальным огнем прорываясь через двор. И что же там на крыше? Лохмотья обветшалой, давно нелатанной кровли и никаких антенн! Похоже придется лезть в недра этого небоскреба наоборот.

Внутри никаких дронов нет. Только на минус втором, где располагается виварий, степенно кудахчут и поклевывают зерно флегматичные куры. Неужели на них депрессивное излучение не действует? Видимо мозгов слишком мало, чтобы что-то помнить и о чем-то жалеть! В какой-то момент хочется даже поменяться с ними местами.

* * *

Голова гудит и раскалывается, перед глазами вновь закручиваются в безумном танце навязчивые картины допросов и отвратительные рожи палачей. Потом память услужливо вытаскивает на поверхность лица родителей Клода, Армана и Женевьев Дюбуа, генных инженеров «Панна Моти» и активистов подполья, которых так и не удалось спасти.

Сознание возвращается в промозглый заброшенный док, в котором они стояли, прижатые друг к другу, без малейшей возможности пошевелиться в холодной сырой мгле, вдыхая тошнотворный запах ржавчины, разлагающихся водорослей и гниющей рыбы, совершенно заглушающие свежий океанский бриз. Семь лет назад механизм производства «Зеленого жемчуга» на Ванкувере был еще не отлажен, для экспериментов большого количества человеческого материала не требовалось, поэтому Корпорация заметала следы по старинке.

Арман пытался крепиться и лишь временами вздыхал, понимая, что все усилия подполья потрачены впустую и добытая такой жуткой ценой информация останется здесь на дне заброшенного дока. Женевьев, насколько позволяли связанные руки, прижимала к себе сына, которого перед арестом не успела отправить к родителям. А малыш Клод, у которого зуб на зуб не попадал, разглядывал следы побоев на лице соседа-землянина и со смешанным с ужасом интересом наблюдал за его неловкими попытками разлепить заплывшие лиловыми синяками щелочки глаз, чтобы хотя бы попытаться сориентироваться.

— Ты с кем-то подрался? — поинтересовался мальчонка, видимо не до конца осознавая происходящее.

— Типа того!

Коли уж удалось пошевельнуть разбитыми, непослушными губами, надо бы попытаться улыбнуться и сказать мальчугану что-то ободряющее. Но на самом деле сейчас больше всего хочется закричать. И не только от отчаяния и невозможности смотреть в лица товарищей по подполью, которых так бездарно подвел. Вывернутые во время допросов плечевые суставы ценой новой вспышки боли подарили скрученным за спиной кистям дополнительные несколько сантиметров, позволив пальцам дотянуться до замков наручников, а шпилька Женевьев, которую втихаря сумел передать Клод, довершила дело. К тому времени, когда пришел Бульдог и легионеры открыли морские затворы, руки Армана тоже оказались свободны.

Когда в док под напором хлынула вода, все перемешалось в хаосе жуткого потопа, ибо на ногах устоять не удалось никому. В желтоватой мутной пене крутящегося водоворота мелькали чьи-то руки с отчаянно растопыренными пальцами, пытающиеся освободиться от обуви ноги, головы, с перекошенными от ужаса лицами. Где же Арман? Куда пропала Женевьев? Они же находились совсем рядом! Но чья это светловолосая голова барахтается поблизости? И где его родители?

— Клод, малыш, держись, не бойся!

Руки слушаются с трудом, но им хватит сил удержать на плаву хрупкое, почти невесомое тело.

— Где мама? — требовательно хмурит светлые бровки мальчонка, едва они, проверив боками крепость стен дока и бортов забытого во время ремонта корабля, выныривают на поверхность.

— Женевьев, Арман, ребята!

Да разве их теперь найдешь?

— Мама?! — уже без особой надежды повторяет Клод и трет предательски покрасневшие глаза.

— Ну-ну, прекрати! Найдется мама! Океан слез не любит! Там и так соли избыток!

Мальчишка шмыгает и кивает. Только губы продолжают дрожать. Но это уже явно от холода. Руки покрылись гусиной кожей, на лице проступает синева. И помочь ему ничем нельзя, самому бы не околеть. А ведь казалось только недавно закончилось лето, неужто океан так быстро остыл? Впрочем, основная опасность сейчас даже не холод. Сообразив, что большинство повстанцев тонуть не собирается, легионеры открывают стрельбу и запускают двигатель корабля.

Куда они так торопятся? Неужто трудно дать людям последнюю надежду? В воде такой температуры обреченным не продержаться больше пяти-семи часов и то лишь при условии специальных тренировок и достаточной жировой прослойке. Для обычного человека летальный исход наступает уже через час. И в Корпорации это отлично знают. Вывод напрашивается один. Легионеры чего-то, вернее, кого-то боятся. Неужто не просто так вчера в камере кто-то обмолвился о том, что Сопротивление все-таки получило негласное добро Командования, и на помощь узникам Корпорации пытаются прорваться их товарищи?

Тогда точно умирать нельзя. Любой ценой нужно передать добытые сведения, хоть на стене дока, а нацарапать искажение в молекуле вакцины. Профессор разберет. Впрочем, в док его никто не пустит, значит, надо обязательно выбраться. Но как? Те, кто, повинуясь инстинкту, пытается вскарабкаться на стены или палубу корабля, получают заряд плазмы в грудь. Под водой тоже выжить сложно — унесет в океан или еще хуже — затянет под винты. Но там все-таки есть шанс.

— Клод, дружище, нам надо нырнуть поглубже, постарайся задержать дыхание сколько сможешь. Когда совсем не хватит сил, пихай меня в бок.

— Мы под водой отыщем маму и папу? — сверкает синими глазенками обнадеженный малец.

Они и в самом деле их нашли. Только помочь ничем уже не сумели. Как пояснили потом выжившие, Армана расстреляли, когда он пытался вытолкнуть на борт Женевьев, а ей размозжили голову об обшивку корабля. Только Клод об этом тогда не узнал: Арсеньев, который раньше увидел в воде мертвых товарищей, спрятал голову их сына у себя на груди.

Пожалел ли он об этом, когда через миг после спасения пришлось нырять с палубы под винты? Возможно. Впрочем, в тот момент он не мог думать ни о чем, кроме поисков светловолосого мальчугана, похожего на Маленького Принца Экзюпери. Он опередил смерть на миг, успел подхватить, уберечь, а потом весь мир затопила жестокая боль…

* * *

Как же ноет и горит раненая рука! С чего бы это? Прошло уже семь лет, поврежденные кости срослись, организм принял импланты. Да и Клод давно вымахал едва не выше них с Петровичем и продолжает расти. Хотя при чем тут Клод? В институте бионики парня точно нет. Да и рука болит не правая, а левая, и на боку при ходьбе что-то противно чавкает. Видимо пока до института добрел, кому-то из механических тварей удалось все-таки пробить экзоскелет. А может быть, на чужой броне имелись повреждения, которых не заметил. Впрочем, пока есть силы, надо идти, раны и потом осмотреть успеем.

В лицо тычется что-то теплое и мягкое, похожее на умильного игрушечного зверька, мечту юных школьниц. Похоже это одна из умных игрушек Шацкого, которую неосознанно, приняв за Клода, подобрал в вестибюле. Леха их называл «Шуршаликами» или «Шусмиками» и каждую новую модель снабжал генераторами позитива, необходимого неуверенным в себе, вечно расстраивающимся по пустякам подросткам. Взрослому человеку, находящемуся под воздействием депрессивного излучения, киберпет тоже оказался в состоянии помочь. Даже дыхание почти выровнялось. Осталось всего два этажа, вот и поворот к лаборатории Лехи. И тут воспоминания наваливаются с новой силой…

* * *

На другом материке в частном закрытом госпитале, когда Вернер буквально по фрагментам собирал изувеченную руку, а Мишель, словно древняя целительница, отпаивала их настоями липы, мяты и мелиссы, Клод лежал на соседней койке. Мальчишка, как и большинство выживших, сильно простудился и первое время не мог говорить. Когда же голос вернулся, он продолжил молчать, только смотрел из-под насупленных бровей печально и угрюмо. И этот невысказанный укор вызнабливал нутро сильнее самой жестокой лихорадки, разрывал на части хуже лютой боли: почему ты не успел, ты должен был хотя бы попытаться уберечь Армана от его безумного шага, ты мог бы спасти хотя бы мать.

Тогда Вернеру пришлось рассказать маленькому молчуну про Серого Ферзя. Кто же мог знать, что под личиной Жемчужного кардинала Корпорации скрывается неудачливый одноклассник, который еле-еле закончил мед и даже не мечтал о том, чтобы попасть в лабораторию профессора. Впрочем, Арману и Женевьев, которые не выдали работавшего с ними нелегала, от этого было не легче.

— Ты победишь Корпорацию? — спросил Клод.

— Конечно, малыш!

В те дни в это действительно верилось. Формула, которую он все-таки нацарапал обломанным острым ногтем на левой руке, попала в разработку, еще когда лежал без сознания. Профессор потом приходил в госпиталь вместе со своими девочками, благодарил.

Общаться с Галкой не хотелось, несмотря на годы совместной учебы в лицее и университете. Быть не может, что Усольцева-старшая потеряла связь с Феликсом и не знала о его работе на Корпорацию под именем Жемчужного кардинала! Зато ее младшая сестра, в одиннадцать лет похожая на голенастого олененка, оказалась не только заботливой сиделкой, но и приятной собеседницей. Даже замкнувшийся в своем горе Клод в ее присутствии немного оттаивал и шел на контакт. Вернер ставил импланты и уверял, что полученные сведения продвинули их вплотную к открытию «антивакцины».

Но потом Панна Моти заявила о защите интеллектуальной собственности и недопустимости использования в исследованиях промышленного шпионажа. Профессора начали таскать по судам, а их с Петровичем уволили из разведки по какому-то смехотворному обвинению.

Хорошо хоть командование, которому отлично было известно, откуда у этих обвинений ноги растут и кто в Совете Содружества всю эту отвратительную компанию раздувает, сумело дело замять, а профессор продолжил исследования. Тогда Корпорация от демагогии и клеветы перешла к физическому устранению опасных противников. От первого покушения Усольцева уберег забытый в лаборатории отчет, во время второго, когда по неизвестной причине сгорел дом, он и его дочери чудом уцелели…

Потом наступили несколько лет затишья. Работа над «антивакциной» застопорилась. Хотя механизм производства «Зеленого жемчуга» был давно понятен, не хватало нескольких существенных звеньев, позволяющих выработать в организме необходимый антиген. Корпорация наращивала производство и «боролась с эпидемией» в окраинных мирах, демагоги в Совете перешли на другие должности. Петрович, пересидев пару лет вторым пилотом на грузовике у своего соседа Семена Савенкова, тихой сапой вернулся в разведку и едва не силком привел туда бывшего командира. Из-за травмы руки карьера генного инженера летела под откос: для проведения молекулярных манипуляций требовалась ювелирная четкость движений, а ее даже самый современный протез мог дать только в сочетании с нейроакселератором, установка которого делается только по жизненным показаниям.

Ох, следовало остаться рядом с Вернером и профессором, хотя бы в должности лаборанта. В конце концов, никто не отменял работу аналитика и построение теоретических моделей. Но он ведь обещал Клоду отомстить за Армана и Женевьев и потому предпочел выполнять поручения Командования, собирая досье на Корпорацию.

А тут еще новая вспышка «синдрома Усольцева» на Ванкувере, после которой правительство планеты само обратилось к «Панна Моти» с просьбой об открытии филиала Корпорации. Доказательства того, что штаммы вируса были распылены на планете нарочно, до Совета почему-то так и не дошли. Началась массовая «вакцинация» населения, означавшая фактический геноцид, а люди обвиняли во всем бедного учителя. По странному стечению обстоятельств эпидемия на Ванкувере началась вскоре после того, как профессор Усольцев, чью работу в научных центрах Земли опять приостановили, согласился занять должность директора в крупнейшем на планете институте Эпидемиологии.

— Я и в самом деле виноват! — ссутулившись, вздыхал профессор во время их последней встречи. — Мы все виноваты. Разрабатывая вакцину, мы должны были просчитать вероятность появления новой модификации! Уже первый вариант давал слишком много отклонений от нормы, стоило спрогнозировать и другие варианты.

— Ответственность за сегодняшний кошмар целиком и полностью лежит на Корпорации! Говорить о вине тех, кто остановил эпидемию, это то же самое, что обвинять человека, научившегося добывать огонь, в возникновении всех пожаров.

Им с Вернером пришлось почти кричать, пытаясь убедить учителя в необходимости продолжения борьбы.

— Эпидемия унесла меньше жизней, нежели эта дутая «вакцинация», — устало опустил глаза профессор. — А теперь Совет принял решение о введении войск, а это новые бессмысленные жертвы. Корпорация сама как вирус, который мутирует, возрождаясь в новых штаммах, и который полностью победить невозможно.

И все-таки он продолжал работу. Вернер, который помогал подполью деньгами и медикаментами, делился, что они с профессором как никогда близки к цели, и «антивакцина» прошла первые испытания…

Взрыв в лаборатории не только унес жизнь профессора Усольцева, но и уничтожил годы упорных трудов. Чтобы восстановить по крупицам информацию, Вернеру понадобилось полтора года. За это время сбылись самый мрачные прогнозы: на Ванкувере началась война, погибли тысячи невинных людей, миллионы устремились в поисках лучшей доли к иным мирам или добивались на Земле статуса беженцев.

Профессор, похоже, оказался прав. Преступная деятельность «Панна Моти» по производству Зеленого Жемчуга и заведомо проигрышное противостояние с Корпорацией, щедро черпавшей энергию из людской крови и в хаосе войны добившейся невиданного процветания, опустошили Ванкувер едва ли не сильнее вспышки самой эпидемии. Между тем «антивакцина», внедрение в производство которой положило бы конец этому ужасу, пока так и оставалась в теоретических моделях. Возможно тайник в институте Энергетики, о котором Вернер узнал совсем недавно, приблизит их к цели.

Но для того, чтобы туда попасть, нужно сначала сделать несколько шагов по лаборатории Шацкого и отключить генератор депрессивного излучения. И не важно, что сердце выплясывает ванкуверскую жигу или какой-то непонятный бит с синкопами и пропусками, перед глазами плывет радужная муть, а левый рукав и комбинезон на боку уже набухли кровью. Главное, чтобы хватило сил ввести комбинацию цифр, которую Шацкий или кто-то другой оставил прямо на столе для того, кто сумеет все-таки добраться до лаборатории. Есть, готово! Генератор отключен! А потом сознание меркнет, погружаясь то ли в бурлящую океанскую воду, то ли в дымные руины разрушенной лаборатории, то ли в вязкий тягучий коллоид…

(обратно)

XII

— Нет, Командор, пожалуйста, не надо! Нельзя сейчас возвращаться ни в заброшенный док, ни в обгоревшую лабораторию, в которой удушливый дым оплавленных полимеров забивался в горло, залеплял липкой смолой, не пуская наружу крик и не позволяя дышать!

В мутном омуте памяти водятся алчные демоны, мешающие правду с ложью и превращающие долг и готовность отвечать за свои поступки в безнадежное чувство вины, разъедающее изнутри хуже жесткого излучения. Искупление вовсе не означает исцеление. Но о каком искуплении может идти речь, когда сознание меркнет, а вокруг сотни безжалостных дронов, готовых терзать плоть с той же яростью, с какой огненные бичи брошенных самому себе обвинений раздирают душу? А сил не хватает даже на то, чтобы добраться до аптечки и остановить кровь.

Остановить кровь… Почему нельзя перенестись в подземную лабораторию института бионики, почему ноги точно увязли в коллоиде или болоте. Или в мутной воде дока. Замкнутый круг!

А может быть, попробовать иначе? Ведь ужас в нашей памяти нередко перемешан с чем-то светлым. Почему же нельзя вернуться в вечер дружеских посиделок в доме учителя, когда красивые сильные руки стремительными птицами парили над клавиатурой рояля? Почему нельзя перенестись хотя бы в пронизанный солнцем сад при госпитале, по которому молодой солдат с висящей на перевязи правой рукой гулял в сопровождении двух шкодливых подростков.

— Меня зовут Рита, я дочь профессора Усольцева.

— Клод Дюбуа из Нового Гавра.

— А где твои родители, и кем тебе приходится Алекс?

Ну и дурацкий же она тогда задала вопрос. Мальчишка аж затрясся, огрызнулся в ответ какой-то гадостью, дернул за косу и попытался ударить. Они потом какое-то время гонялись друг за другом по саду, своими воплями тревожа больных. Арсеньев с интересом наблюдал за ними, а потом одним неуловимым движением возник на пути, призывая к порядку.

Вечером ее ждала выволочка от отца и рассказ трагической истории Ванкуверского подполья, о которой так усердно молчали новостные агентства всех входящих в Содружество миров, подчищавшие любые дискуссии в межсети.

А ведь если бы Совет еще тогда поверил ученым и ввел войска или сразу добился запрета на деятельность Корпорации, сегодняшней гуманитарной катастрофы не случилось бы. Но в Совете в угоду политической конъюнктуре предпочли не поверить фактам, добытым ценой сотен жизней. С Альянсом Рас-Альхага только недавно удалось достигнуть перемирия, поэтому члены Совета сделали вид, что экспериментов над людьми не ведется, поскольку так быть не должно, а значит их и в самом деле нет. Гораздо проще оставить выживших подпольщиков безо всякой поддержки, отца обвинить в плагиате, а потом и вовсе назначить виновным в возникновении эпидемии.

Между тем, даже школьники точно знали, что к нормам гуманизма и уважения к другим расам в Альянсе, где до сих пор сохранялось жесткое деление на касты и сословия, относились с искренним недоумением, а уж такие понятия как «Свобода, Равенство и Братство» просто не понимали. Парии из касты мусорщиков не могут быть равны воинам и тем более жрецам, а проданные на рудники обитатели окраинных миров не имеют права на свободу. Что поделать, несмотря на почти полную идентичность биологических параметров, цивилизация Рас-Альхага шла иным путем, нежели земная. Произошедшая около сотни лет назад нежданная встреча с сородичами не сделала землян и змееносцев братьями, а годы соперничества на космических путях, когда змееносцы одну за другой пытались подчинить колонизированные землянами планеты, только обострили противоречия. Даже с сильфидскими гвельфами и негуманоидами Альпареи отношения строились проще.

Впрочем, тонкостями межпланетной политики Туся тогда не прониклась, зато поняла, что Арсеньев — герой. Даже если не принимать во внимание его участие в разработке и, главное, тестировании отцовской вакцины, которую участники эксперимента из-за нехватки времени проверяли на себе.

Несколькими днями спустя она снова пришла в госпиталь, чтобы извиниться за ненадлежащее поведение, и осталась на целый день. Арсеньев только приходил в себя после очередной операции и большей частью лежал, что, впрочем, не мешало ему рассказывать о свойствах вирусов, и докторе Фаустусе, и невозможности заключить честную сделку с Тьмой. Он сравнивал Корпорации, подобные «Панна Моти», с вирусами, которые являются абсолютными паразитами и способны существовать, лишь внедряясь в клетки носителя или инфицированного объекта. Именно после этой беседы еще до разговора с отцом Туся решила тоже стать врачом или исследователем.

Еще они говорили о музыке, в которой Арсеньев тоже замечательно разбирался. И конечно же Туся допустила очередную бестактность, когда обмолвилась о фортепианных вечерах в их доме. Раненый помрачнел, с болью глядя на изувеченную руку, потом натянуто улыбнулся:

— А мне теперь впору только трубу осваивать! Конечно, когда губы заживут!

Действительно губы, как и все его лицо, больше всего напоминали пособие по рваным ранам и гематомам и потому выглядели неузнаваемо. После возвращения к агентурной работе Арсеньев изменил внешность и засвеченные в базе данных Альянса параметры биометрии, после чего, если встречался с учителем, то где-то вне его дома, чтобы вновь не пересечься с Галкой. Отец тоже старался об этих встречах умалчивать и фамилии бывшего студента даже в разговорах не упоминал. Он ни словом не упрекнул тогда Галку, но старшей дочери больше не доверял.

В тот далекий день в госпитале Туся с разрешения Вернера взяла на себя часть обязанностей роботов-санитаров: приносила раненому еду из буфета, поправляла постель, следила за капельницами. Сейчас она бы дорого дала, чтобы оказаться в лаборатории института бионики до того, как дроны найдут туда путь.

Впрочем, Арсеньев и так постепенно приходил в себя. Отяжелевшая, поникшая голова приподнялась, правая рука, отстегнув поврежденные пластины брони, потянулась к аптечке, почти на автомате останавливая кровь и обрабатывая раны.

Похоже Тусе все-таки удалось докричаться до Командора, отодвигая его от бездны личного ада в сторону каких-то более светлых воспоминаний.

«Теперь малышка выросла, стала симпатичной девушкой, но все еще похожа на хрупкого олененка, которому нужна защита, — пронеслась в сознании явно принадлежащая ему очень теплая и безмятежная мысль. — Интересно, отрезала ли она волосы, за которые ее тогда так безжалостно дергал Клод? Под шапкой и в темноте разве разберешь? Знатная была копна: длинная, густая цвета песчаных дюн на Новонормандском побережье. Такие впору русалкам и сиренам. Но всех русалок и сирен, которые не успели бежать, Корпорация давно отловила и отправила на переработку в тягучий вязкий коллоид, предварительно обрив наголо, чтобы волосы не забивали систему стоков…»

Вновь погрузиться в обморочный кошмар Арсеньеву не позволили. В вентиляции над головой что-то зашевелилось, в правой руке Командора вновь оказался скорчер, и пробивший решетку металлический паук превратился в груду металлолома.

И в этот миг связь прервалась. Исчезли и ряды аквариумов, и зловонное болото, и затопленный док, и прочая жуть. Осенний ветер гонял по пустынной улице невесть откуда залетевшие сюда жухлые листья, пыль и обрывки мусора, и сумерки заявляли о своем наступлении, скрывая даль и делая размытыми контуры предметов.

Барсы медленно приходили в себя, пытаясь стряхнуть морок. Если бы Туся по очереди и одновременно не посетила сознание каждого из них, она бы подумала, что бойцы отряда в приступе помешательства разыгрывают какую-то чудовищную шараду или развлекаются детской игрой «Море волнуется раз». Слава катался по земле в надежде сбить пламя. Пабло перебегал с места на место, прикрыв руками голову, спасаясь из-под обстрела. Дин извивался всем телом и неуклюже подпрыгивал, пытаясь выбраться из болота. Петрович, мертвой хваткой обхватив изо всех сил упиравшегося Дирижера, тоже рвался куда-то наверх в облака, загребая воздух точно воду и искренне недоумевая, почему процесс не идет. Арсеньева нигде не было видно.

Занятые своими переживаниями барсы не сразу заметили его отсутствие, и когда в наушниках раздался его встревоженный голос, по-видимому, не первый раз повторявший слова позывных, никто не оказался в состоянии ответить. Только когда во второй, если не в третий раз в эфире зазвучало известное барсам:

— Ирбис, Ирбис! Вызывает Командор! Кто-нибудь слышит меня?

Петрович не по-уставному отозвался:

— Саня! Где ты?

В его охрипшем голосе звучала такая почти детская обида, что невидимый Арсеньев где-то на другом конце не смог сдержать улыбку:

— Очухались, наконец! Все живы?

— Слава Богу, все! Но ты-то где?

— В институте бионики. В двух шагах отсюда.

— Это еще зачем? — не понял Петрович.

— Нужно было кое-что отключить.

Туся вспомнила виденный пару минут назад глазами Арсеньева сумасшедший бросок под шквальным огнем в самое логово алчущих крови чудовищ, коварных, безжалостных машин, научившихся копаться в человеческой памяти, вытаскивая из нее самые жуткие воспоминания и доводя до помешательства и смерти. Страшно было поверить, что это происходило наяву.

— Что это с нами было? — спросил Пабло, едва окно в реальность вновь открылось для него.

— Депрессивное излучение, — пояснил Командор.

Он вкратце поведал про Леху Шацкого и его разработку.

— Леший дери твоего Леху! — сердито прорычал Петрович наконец выпуская руку Дирижера. На запястье радиста быстро расплывался багровый кровоподтек. — Это же хуже всех запрещенных видов вооружения вместе взятых! А если эта конструкция попадет в руки инженеров Альянса?

— Не попадет! Не должна попасть! — убежденно проговорил Командор. — Дин! Как у нас с взрывчаткой? На два объекта хватит?

— Хоть на десять! — с готовностью отозвался Дин.

— Вот и отлично!

— А как насчет тысяченожек? — полюбопытствовал Слава. — Много их там?

— Достаточно… и не только их. По поводу тысяченожек. Я тут рядом с генератором нашел что-то типа пульта управления всем этим хозяйством, но для того, чтобы с ним разобраться, нужны способности Пабло. Сумеешь прямо оттуда, где вы сейчас находитесь, подключиться через спутник?

— Да здесь можно попробовать даже по роутеру к местной сети. Расстояние-то плевое!

— Приступай прямо сейчас. Всем остальным оставаться на месте и занять оборону! Эти игрушки ведут себя чересчур агрессивно, и мне совершенно не улыбается, чтобы кто-нибудь из вас героически погиб в борьбе с гигантским тараканом или еще какой-нибудь механической гадостью! Если успею, постараюсь прикрыть вас с тыла!

— Ну вот, опять! — проворчал недовольно Петрович. — Все, как обычно. И он еще про Клода что-то говорит. А с кого, спрашивается, мальчишка пример берет?

Туся с тоской подумала про раненую руку и задетый бок Командора. Даже если зарядка импульсников не подведет, хватит ли ему сил на еще один неравный бой?

Несмотря на ворчание верного старшины (Петрович не первый год ходил в этом звании и считал, что оно почетнее любых гражданских чинов), ослушаться приказа никто не посмел. Пока Пабло разворачивал необходимую для подключения и взлома кодов доступа аппаратуру, остальные занимали позицию и, что называется, окапывались, используя в качестве прикрытия брошенные машины и строительный мусор. Петрович перенес туда же с десяток импульсников и автоматов с боекомплектом: погибшие от депрессивного излучения на этом участке не успели сделать ни одного выстрела.

Город погрузился во мрак. Барсы включили приборы ночного видения. Запасливый Петрович извлек из рюкзака дополнительный для Туси.

— Ты что, все снаряжение в двойном экземпляре таскаешь? — поинтересовался Дин.

— А что делать, — вздохнул Петрович. — Вы-то, остолопы, вечно норовите все сломать или потерять!

— А как же броня? — поддел его, не отрываясь от работы, Пабло.

— Ну, знаете ли! — возмутился Петрович. — Кто потерял броню, тому и ночное видение не поможет!

— Да уж ладно, Петрович! — хлопнул его по плечу Слава Капеэсэс. — Сознайся, что просто всегда готов к встрече с прекрасной незнакомкой!

Петрович предпочел отмолчаться. Туся тоже не стала вступать в дискуссии. Она просто с благодарностью приняла прибор, по горькому опыту зная, что ночь — это ночь!

Она едва успела освоиться в непривычном для себя черно-сером, с примесью зеленого не совсем трехмерном мире, как он начал непредсказуемо и жутко оживать. И поскольку это был мир смерти и разрушения, все его создания появились на свет лишь для того, чтобы нести смерть. Активизировались ли они с приходом ночи, чуяли ли живую, недобитую излучением, человечину, или вычислили своими электронными мозгами попытку покушения на свою свободу, но такого количества жутких механических тварей Туся не видела за всю свою жизнь.

Барсы едва успевали отражать атаки каких-то мохнатых пауков, прыгающих, как тушканчики, стреляющих роботов, огнедышащих саламандр и прочих созданий, одолженных человеком у природы и усовершенствованных для того, чтобы, в конечном счете, эту природу уничтожить. При мысли о том, каким образом мимо всех них прошел Арсеньев, мороз по коже пробегал. Впрочем, не зря же боевые товарищи называли его Командором. Следовало обладать его присутствием духа и чувством юмора, чтобы называть всех этих жутких чудищ и монстров «игрушками».

Впрочем, остальные барсы унывать, а тем более сдаваться, похоже, тоже не собирались. Они чувствовали себя в своей стихии и даже с некоторой кровожадной радостью узнавали знакомые модели, которые, впрочем, уничтожались ими с удвоенным азартом.

— Но пассаран!!! — во все горло вопил позабывший про заикание Слава, разряжая аккумулятор скорчера и закрепляя новый. — Патриа о Муэрте! Слава КПСС!!!!

— Да куда же вы все разом! — басовито возмущался Петрович, словно заправский охотник, срезая одного тушканчика за другим.

— Скрипки слева! Виолончели справа! Сколько можно объяснять! — приговаривал стрелявший с обеих рук по паукам Дирижер. Рацию он заботливо устроил в укрытии между камнями.

Временами в наушниках раздавались не менее экспрессивные возгласы Командора, перемежаемые лязгом, скрежетом и выстрелами: похоже «игрушки» все-таки нашли доступ в лабораторию Шацкого.

И только технофил Дин испытывал к машинам что-то вроде жалости:

— Сколько электроники хорошей пропадает зря! — сокрушался он, ведя прицельный огонь по саламандрам. — А ведь люди старались, придумывали!

Тусе ствола не дали и высовываться не позволили. Единственное, чем она могла помочь барсам — это перезаряжать оружие. Поэтому она не сразу поняла, почему это вдруг никто не тянется за скорчером, и никто не требует сменить аккумулятор. И только победный вопль Славы Капеэсэс: «Ну что, съели!!!! Ежики позорные!!!!» — послужил ей сигналом о том, что ситуация изменилась.

Саламандры, тушканчики, пауки и прочая дрянь поспешно отступали, сопровождаемые торжествующими восклицаниями импульсивного разведчика. При этом Слава выделывал серединой тела такие пассы, что охотно верилось в его воспоминания о короле дискотек.

Петрович, однако, выглядел озадаченным, по опыту зная, что просто в этом мире только котята слепые рождаются, и то не всегда. И точно. Барсы едва успели перевести дух, как в наушниках раздался предупреждающий возглас невидимого Командора:

— Ирбис! Не расслабляться! Кажется, вам готовят сюрприз!

— А мы-то надеялись! — хмыкнул Дин, вместе с Дирижером снимая аккумуляторы с подбитых дронов.

— Сам-то ты как? — без особой надежды услышать правдивый ответ поинтересовался Петрович.

— Двигаюсь в вашу сторону, — как ни в чем не бывало отозвался Командор.

— А дроны? — в один голос изумились барсы.

— Перемещаются в том же направлении! — последовал ответ.

— У него точно только рука механическая? — с подозрением глянул на Петровича Слава.

Петрович обреченно махнул рукой, готовя их «редут» к новой атаке.

Осознав тщетность попыток пробиться за пределы начертанного огнем барсов оградительного круга, электронные чудища ретировались вовсе не потому, что признали поражение. Они отправились звать на помощь монстра, куда более могущественного и поднаторевшего в искусстве убивать.

Он был непоправимо уродлив и непроходимо туп, этот автоматизированный Горыныч устаревшего образца, явно вызволенный со склада металлолома или призванный из музея. Его проржавевшие гусеницы отдавали ревматизмом, движок урчал, как желудок страдающего несварением бронтотерия, а открытый люк зиял слепой пустотой. Но он пер себе вперед, временами изрыгая плазму, неотвратимый, как ход времени, беспощадный, как рок, прикрываемый разнообразной стреляющей мелочью, словно пехотой.

Барсы пугаться не собирались, тем более, что ситуация выглядела, в общем-то штатной. Здоровенный, злобный динозавр, неуклюжий и неповоротливый на узенькой улочке. Пара гранат и готово дело. Проблему составляли пауки и тушканчики, не позволявшие подобраться к своему железному кумиру.

Пока Петрович и Слава играли в рулетку со смертью, пытаясь обойти чудовище с флангов, Пабло с аппаратурой и Туся укрывались в складском помещении, заваленном какими-то блоками и коробками, кажется, с консервами, и генераторами питьевой воды. Туда не долетали снаряды, которые время от времени выстреливал танк, но туда без особого труда проникали почти в прежнем количестве саламандры, пауки и тушканчики. И поскольку блоки и коробки давали весьма сомнительную защиту, а в качестве прикрытия оставались только Дин с Дирижером, Туся, несмотря на запрет, кажется, впервые в своей жизни взялась за импульсник.

Стрелять оказалось несложно, а главное совсем не страшно, почти как в тире по движущимся мишеням — в отличие от Дина, она умела жалеть только живых. Она удачно подстрелила двоих или даже троих тушканчиков и решила попробовать дичь покрупнее, когда боковое зрение зафиксировало плюющуюся огнем саламандру, которая откуда-то с тыла, обойдя Дирижера и Дина, подбиралась к взрывчатке. Времени прицелиться не оставалось, и Туся выстрелила почти наугад. Саламандра перевернулась вверх тормашками и погасла.

Туся собиралась издать радостный возглас, когда что-то твердое и невероятно тяжелое с силой ударило ей в грудь, отбросив назад на несколько метров. В легких сделалось больно и горячо, рот наполнился чем-то теплым и соленым. Туся попыталась вдохнуть, но не смогла.

Теряя сознание, она увидела, как с жутким грохотом взорвался танк, и из облака огня и дыма вышел Арсеньев с мобильной плазменной установкой наперевес. Потом уже сквозь обморочную пелену до нее донесся торжествующий вопль Пабло: «Есть, получилось!!!» — после которого, тянувшиеся к ней из темноты машины застыли, точно заколдованные.

Туся хотела что-то сказать, поперхнулась кровью, закашлялась. Грудь пронзили тысячи копий, и красная душная тьма поглотила ее. Последнее, что запечатлел ее мозг — руки Командора, которые рвут застежки брони, а затем поднимают и куда-то несут…

(обратно)

XIII

В следующий раз сознание вернулось от того, что те же самые руки, прежде положившие ее на что-то мягкое, расстегивали на ней куртку. Туся попыталась воспрепятствовать этому. Вышло, конечно, не очень: перед глазами плыла муть, во рту чувствовался привкус крови, руки еле двигались, в груди пекло так, что, казалось, при каждом вдохе в легкие пытаются напихать битое стекло и медицинские иглы.

— Тише, амазонка! Я только сделаю укол обезболивающего и послушаю легкие.

На шее у Арсеньева и вправду висел слегка двоившийся фонендоскоп, между пальцами балансировал наполненный лекарственным коктейлем шприц. Командор был без брони, в одной майке и армейских штанах. Лицо и руки сияли чистотой и свежестью. Выпростав из рукава Тусино плечо, он сделал инъекцию, после которой почти сразу муть рассеялась и дышать стало намного легче.

Мягкое ложе, оказавшееся на поверку всего лишь слегка продавленным диваном, стояло в незнакомом просторном помещении с красивой и удобной мебелью, в котором расположились все барсы. Дирижер возле обширного письменного стола, заставленного какой-то аппаратурой, снова колдовал над рацией. Дин, устроив на том же столе ополовиненный рюкзак, раскладывал рядом с ним какие-то взрыватели. Пабло, оккупировав сразу несколько компьютеров, рылся в системе, пытаясь ее перенастроить, а Слава от нечего делать в приступе мстительного восторга пинал ногами неподвижного механического паука. Петровича в комнате не было, но его силуэт маячил в соседнем помещении, откуда тянуло чем-то съедобным.

Оглядевшись повнимательнее, Туся поняла, что помещение не такое уж незнакомое. Именно его она видела около часа назад глазами Арсеньева: застывший у противоположной стены обезвреженный генератор депрессивного излучения угрожающе блестел холодом металла, пытаясь куда-то дотянуться щупальцами антенн и проводов. В остальном же, в комнате царили непривычные умиротворение и даже уют.

Арсеньев повернулся к Славе и строго нахмурился:

— Можно без вандализма?! Эти пауки нам еще пригодятся! Если Пабло перепрограммирует систему, добраться до нашего основного объекта станет значительно легче.

Затем он бережно приподнял Тусю и, придерживая ее за плечи, снял куртку, чтобы выслушать грудную клетку. Она недовольно подумала, что вообще-то сама собиралась его лечить. Впрочем, со своими травмами Командор, похоже, справился сам. Рана на плече даже успела затянуться.

— Здесь не болит? — поинтересовался он, пальпируя грудную клетку «пациентки».

Туся хотела ответить, но закашлялась. Арсеньев протянул чистую салфетку, на которой тут же отпечаталась кровь.

— Это скоро пройдет, — Арсеньев успокаивающе улыбнулся, убирая в рюкзак фонендоскоп, шприцы и портативный анализатор с функциями рентгена и ультразвука. — Ребра целы, пневмоторакса, кажется, нет. Будем надеяться, что ушиб был не очень сильный.

Затем он замолчал, выслушивая дыхание. Когда он перенес фонендоскоп на спину, Туся прикрылась руками: Дирижер, Пабло и Дин, каждый занимались своим делом, зато Слава Капеэсэс пялился за троих.

Бедный разведчик! Давно же он не общался с женщинами, если Тусина грудь в ее нынешнем состоянии вызывала в нем какие-то инстинкты. Настоящая амазонка со всеми вытекающими последствиями! С правой стороны груди от соска до самой шеи растекался жуткий кровоподтек. Туся попыталась представить, что могло произойти, если бы не броня, и ей стало страшно.

Арсеньев, кажется, угадал ее мысли.

— Когда я говорил о приеме в отряд, я вообще-то шутил! — заметил он, возвращая ей куртку и протягивая кружку с водой.

— Там какое-то чудище с огнеметом к взрывчатке подбиралось! — виновато объяснила Туся.

— Я знаю, — улыбнулся Арсеньев. — Дин и Дирижер все рассказали.

Туся поднялась с дивана, чтобы умыться. От воды стало хорошо и приятно. Командор критически осмотрел ее разодранную легионерами одежду и протянул ей чистую армейскую футболку, в которой Туся, конечно, утонула. Сделать поясок и носить, как платьице. Впрочем, примерить такой наряд она хотела бы совсем при других обстоятельствах. Перед мысленным взором мелькнуло какое-то помещение, напоминающее каюту корабля, смятая постель и рубашка Арсеньева, наброшенная на ее плечи вместо пеньюара. Но то ли это было все-таки не с ней, то ли происходило совсем в другой жизни.

Поправив ворот, Туся решила, что неплохо бы хоть как-то собрать совсем растрепавшиеся волосы, благо в кармане куртки обнаружилась расческа. Хотя большинство женщин в госпитале стриглись коротко на армейский манер, с косой, которую так любил отец, Туся расстаться не смогла, хотя та доставляла одни неудобства. Вот и сейчас первая же попытка распутать похожие на паклю, покрытые густым слоем копоти и бетонной крошки, слипшиеся пряди закончилась приступом удушающего до потери сознания кашля, так, что потемнело в глазах.

Арсеньев не позволил упасть, уложил на диван, дал кислородную маску и укутал в свою куртку. Кислород очищал легкие, куртка излучала живое тепло. Сделалось хорошо и покойно. Туся свернулась калачиком и прикрыла глаза.

Она уже начала погружаться в блаженную дремоту, когда громкое шуршание и возня, донесшиеся откуда-то из дивана, заставили ее вздрогнуть. Не то, чтобы она боялась крыс или даже змей, но краткого знакомства с разработками института бионики ей вполне хватило, чтобы твердо усвоить — с ними, даже с маленькими, лучше дела не иметь.

Арсеньев улыбнулся и без малейшего намека на осторожность запустил руку под обшивку:

— Шусмик! Не пугай людей и вылезай!

В ответ на его призыв, весело виляя пушистым хвостом, плотоядно облизывая розовым язычком очаровательную заостренную мордочку и умильно глядя блестящими бусинами агатовых глаз, из дивана выбрался маленький пушистый зверек, похожий одновременно на шпица, пекинеса и кус-куса, совершенно невообразимый, но, тем не менее, очаровательный.

— Кто это? — не поняла Туся.

— Шуршалик, — как о чем-то само собой разумеющемся ответил Арсеньев. — Шуршалик сумчатый, модифицированный, сокращенно ШСМ, или Шусмик. Конверсионная разработка института бионики. Кибернетический питомец, домашний любимец, настроенный на позитив. Одно из первых созданий Шацкого. С него, как я полагаю, Леха и начал свои эксперименты в области излучений. Чувствуете, как здесь уютно? Процентов на девяносто — это влияние поля Шусмика.

— Ну и буйная у твоего Шацкого фантазия! — недовольно пробурчал разлегшийся на диване у противоположной стены Слава.

— Не отрицаю, — усмехнулся Арсеньев, взяв зверька на колени и проводя рукой по его шелковистой шерсти. — Но за Шусмика я ему благодарен. Действие биополя ШСМ не больше пяти метров, зато, как выяснилось, оно способно противостоять силе генератора.

Туся вспомнила, что, пребывая в сознании Арсеньева, видела в вестибюле института что-то теплое и мягкое. Так вот кто, оказывается, помог Командору сделать последний рывок!

Шусмику надоело ластиться, и он отправился знакомиться с Тусей. Запустив руку в его мягкий мех, она поняла, что Арсеньев прав. Зверек излучал эмоциональное тепло. Арсеньев тоже потянулся к Шусмику. Случайно это произошло или Командор это сделал намеренно, но, когда он проводил рукой по гибкому хребту кибер питомца, его мозолистая ладонь накрыла Тусину руку и на какое-то время задержалась в таком положении к легкому недоумению Шусмика, явно удивленного, почему ласкают не его.

В это время застекленная дверь в смежное помещение открылась, и в комнату вместе с ароматным дымком ввалился Петрович. В каждой руке он держал по нескольку железных прутов с нанизанными на них кусками жареной курицы.

«Интересно, откуда здесь куры»? — подумала Туся и тут же вспомнила про виварий, мимо которого проходил Командор.

— Ну что, разбойники! Кому первый кусок? — вкусно пророкотал Петрович, облизывая с тыльной стороны ладони сок и жир.

— Больным и ослабленным! — мгновенно отреагировал Слава, раскладываясь поудобнее на своем диване.

— Правильно, Петрович! — не отрываясь от рации, отозвался Дирижер. — Лучше опробовать на Капеэсэс, как на наименее ценном члене группы! — и, не обращая внимания на негодующие возгласы Славы, продолжал. — А то, кто их знает этих биоников, что у них за мутанты сидели в виварии?

— Я набью тебе лицо и не погляжу, что твой отец меня тогда с площади вытащил! — погрозил радисту кулаком Слава, впрочем, так и не удосуживаясь подняться с удобного дивана.

— Нормальные депрессивные куры! — пресек дальнейшие препирательства Дин, успешно проведя дегустацию и намереваясь потребовать продолжения банкета. — «Куродактили табака» или «Цыплята по-Петровичевски».

Получивший свою порцию Слава, смачно чавкая, прожевал кусок, показывая слегка выдающиеся клыки, и мечтательно протянул:

— Эх! Сюда бы еще сербелианского пару бутылочек и вообще можно никуда не уходить до конца войны!

— Выпивка будет, когда выполним работу, — с улыбкой отозвался Арсеньев. — А пока радуйтесь тому что есть и считайте это авансом. Пока мы даже на сухпаек не наработали!

Петрович, меж тем, приблизился к Тусиному дивану и осторожно присел на краешек, держа на отлете, как шпаги, три шампура.

— Девочка наша ожила! — проворковал он ласково, шевеля усами, как ризеншнауцер. — Никогда себе не прощу! — тряхнул он головой, по-видимому вспомнив происшествие в подвале. — А этих олухов, — он обличающим жестом указал на Пабло, Дина и Дирижера, — вообще стоит отправить в штрафбат или в эту, как его, обсерваторию, консисторию, тьфу ты, забыл, консерваторию! Девчонка разобралась, что к чему, быстрее, чем барсы.

— Ладно, Петрович, — примирительно махнул рукой Арсеньев. — Главное, обошлось.

— Надо было ее все-таки на вертолете вывезти! Подумаешь, эвакуация госпиталя закончилась! Задержались бы, не переломились! Или отправили бы со штабными, как тот старый врач просил!

— Надо было, — согласился Арсеньев, угощая Шусмика куриной косточкой и поправляя свесившийся на пол рукав куртки. — Только в этом случае мы бы со Славкой навечно остались в замурованном гараже да и в институте бионики после выключения генератора не знаю, успел бы я очнуться до того, как дроны из вентиляционной шахты полезли…

Он сказал это как бы между прочим, спокойным, усталым голосом. Но в его взгляде присутствовали такая нежность, такая грусть, такое нечто, чему нельзя было дать и названия, что Туся на какое-то время забыла и о вкусной курице, и о своих болячках, и об усталости, и вообще обо всем. На лабораторных собак и даже на пациентов так обычно не смотрят. Глаза были знакомые, те самые, разве только без багрово-фиолетовой каймы синяков. Как она могла их забыть? Впрочем, последнее ее сейчас волновало не особенно. Она точно знала, что для нее во всем мире нет и не будет других таких глаз.

Петрович деликатно удалился и вернулся с добавкой, к немалому восторгу молодых барсов.

Когда с курами было почти покончено, Дин с шампуром наперевес нетерпеливо заглянул через плечо Пабло в экран монитора:

— Долго еще?

— Да уйди ты! — зашикал на него айтишник. — Всю панель ввода сейчас жиром закапаешь!

— Ты что, всю ночь собираешься копаться?

— Да уйди ты, я сказал! Я же в твою взрывчатку не лезу! Так-так-так, — промурлыкал он азартно, запуская белые зубы в куриную ляжку. — А что, если попробовать этот вариант…

Он нажал какую-то комбинацию, и в воздухе развернулась новая голограмма с красочной заставкой. Потом потянулся ряд каких-то таблиц.

Пабло почесал в затылке.

— Да… — протянул он задумчиво. — Вовремя я их отключил!.. Хорошо, что бионики сохраняли нейтралитет. Этого арсенала достало бы, чтобы без особых проблем захватить какой-нибудь из миров.

— Ты будешь сегодня заниматься делом?! — рассердился на товарища Дин. — Пока ты тут философствуешь, ночь закончится!

— Делом, говоришь?

Пабло мстительно прищурился. Он наклонился к обездвиженному пауку, ввел в окошке его номер, и механическое насекомое зашевелилось. Сначала паук оперся на все восемь ног, затем приподнялся и быстро потрусил в сторону Дина, воинственно клацая механическими челюстями.

Эффект превзошел все ожидания. Дин как стоял, так и плюхнулся на стол прямо в тарелку с соусом. Страдающий с некоторых пор аранхофобией Слава хотел запрыгнуть на спинку своего дивана, но промахнулся и грохнулся на пол. Шусмик оглушительно залаял, а Петрович вывалился из проема стеклянной двери, держа в одной руке шампур, а в другой скорчер.

— Да тише вы! — в сердцах возопил Дирижер. — У нас тут, кажется, гости!

Все застыли в положении наизготовку. Командор встревоженно приник к рации. Впрочем, буквально через несколько секунд на лице у него проступило облегчение, а с губ слетело несколько непечатных выражений.

— Отбой, ребята! — скомандовал он. — Идите встречайте своего любимчика, пока он не заплутал в этих казематах!

— Неужто Клод?! — обрадовался Петрович.

— Он самый, — кивнул Командор.

Пока Петрович колдовал на импровизированной кухне, соображая, чем можно порадовать самого младшего из членов отряда, Славка и Дин, не забыв, впрочем, оружие, устремились в коридор. Вскоре оттуда послышались звуки дурашливой возни, слова приветствий, восторженное «Ну, ты придурок!», и в лабораторию в сопровождении товарищей вошел еще один барс в броне, со скорчером и внушительных размеров макромолекулярным клинком, на котором запеклась чья-то кровь.

Хотя этот высокий, плечистый парень, ростом и статью почти не уступавший Арсеньеву и Петровичу, мало походил на того бледного, худого мальчишку, которого Туся не совсем справедливо обидела много лет назад в больничном саду, она его сразу узнала. Тем более, соломенного цвета волосы по-прежнему торчали в разные стороны, черты лица сохранили мальчишескую свежесть, а глаза, опушенные длинными каштановыми ресницами, поражали синевой. Клод, который вряд ли знал о неожиданном пополнении в отряде, скользнул по ней недоуменным взглядом и повернулся к Командору.

— Я был на объекте, — не совсем по уставу начал он, предупреждая возможные вопросы по поводу самовольной отлучки и нежданного появления. — Они ждут гостей.

— Ты в этом уверен? — сухо поинтересовался Арсеньев, жестом остановив долгое и заковыристое ругательство, в запале сорвавшееся с губ Петровича.

— Вполне! Я их видел. Устроили засаду возле электростанции.

— То есть у нашего предполагаемого выхода из здания? — возмутился Петрович, воинственно потрясая шампуром, на котором приготовил угощение для Клода.

Тот молча кивнул и, отстранив кусок мяса, с жадностью приник к кружке с водой, осушив ее одним глотком.

Тусю пробрал нервный озноб, едва она попыталась представить, каким образом молодой барс, только утром геройствовавший в районе Космопорта, подступы к которому удерживал полковник Корзун, не только беспрепятственно пересек линию фронта, но и прошел через все расположение войск противника до самого Института Энергетики. При этом, Арсеньев и другие члены группы не выказывали ни малейшего признака удивления. Видимо, для Клода подобные сольные экспедиции были не внове. Впрочем, чему тут удивляться. Как позже поведал Петрович, юноше не исполнилось шестнадцати, когда он, дав Вернеру и Мишель клятвенное обещание закончить выпускной класс, увязался за Арсеньевым на Ванкувер возобновлять работу ушедших в глубокое подполье ячеек Сопротивления.

Несмотря на бездействие Совета, командование космических сил Содружества понимало не только неизбежность очередной войны с Альянсом, но и важность деятельности подполья, которое вело в том числе агентурную работу, добывая информацию и вычисляя шпионов Корпорации на всех уровнях. И Клод, у которого в Новом Гавре, одном из важнейших промышленных центров Ванкувера, оставались родные и друзья, здесь оказался просто незаменим.

Парень из кожи вон лез, пытаясь выйти на виновного в гибели его семьи Серого Ферзя, и уже несколько раз был представлен к награде. Впрочем, медали и звания не радовали: родной город лежал в руинах, как и вся планета, каждый день погибали друзья и знакомые, а Серый Ферзь, он же Феликс, был по-прежнему неуловим. Впрочем, и без него предателей хватало, и именно о них сейчас и говорили барсы, получив информацию о приготовленной для них засаде в Институте Энергетики.

— Что, проблемы с грызунами? — недобро усмехнулся Слава.

— Где? — не понял Дин.

— Я так полагаю, в штабе! — пожал плечами разведчик. — В штабе войск Содружества завелись крысы! Или кроты, что, впрочем, одно и то же!

— Самое неприятное, — повернулся к нему Командор, — что это кто-то, обладающий одним из высших уровней допуска. Заметьте, они караулят нас не на входе, а на выходе.

— А что тут такого? — удивился Дин.

— Такое то, что они знают про тайник, — объяснил Петрович.

— А может, они уже нашли его?! — всполошился Пабло.

— Это вряд ли, — задумчиво проговорил Командор.

— Если бы нашли, ждали бы на входе, — вновь пояснил Петрович.

— Хвоста за тобой не было? — Арсеньев строго глянул на Клода, которого Петрович все-таки усадил за стол и чуть ли не насильно вручил тарелку с едой.

— Я старался не светиться, — пояснил молодой барс. — Поэтому и рацию до последнего не включал. Но они все-таки меня засекли. Впрочем, насколько я понял, они и так знают, где вы находитесь. Они шли за мной до самой Седьмой, но сунуться сюда не посмели. Похоже они полагают, что вы уже мертвы.

— Что будем делать, Командор? — повернулся к Арсеньеву Слава. — Вернее, каков план Б? Не зря же мы через все эти ужасы целый день продирались!

— Не зря, — согласился Командор. — И дроны, которых мы честно добыли, сыграют свою роль. Но для начала надо выключить рацию. Если они засекли нашу волну, а я готов предположить, что им и ее частота известна, от плана Б будет немного толку.

Затем Арсеньев разложил на столе схему объекта, и барсы склонились над ней.

Съежившись в комочек и замерев в углу своего дивана с Шусмиком на руках, Туся с удивлением наблюдала, как с лиц ребят исчезает все недавнее озорство. Барсы подошли вплотную к своей цели, и от слаженности и профессионализма их действий теперь зависела судьба многих людей.

Командор еще раз сверялся с какими-то записями относительно расположения тайника, Клод, оставив на милость Шусмика недоеденный кусок, отмечал на схеме «объекта» посты легионеров. Пабло, отпустив паука прогуляться по коридорам, прикидывал количество и качество доступных для управления машин. Дин, отчистившись от остатков соуса, бережно паковал подготовленные для закладки на объекте мины и проверял работу датчиков устройств, заложенных где-то в недрах института бионики. Слава подсчитывал оставшиеся у группы боеприпасы. Петрович, загасив все спиртовки, на которых жарил своих депрессивных кур, заполнял свежей водой фляги и рассовывал по вещмешкам консервы. Улучив момент, когда Командор отвернулся, он закинул на дно рюкзака позаимствованную у биоников канистру спирта и блок крепких сигар. На Тусю и Шусмика никто больше внимания не обращал.

В целом, план операции выглядел следующим образом: барсы через систему коммуникаций проникают в подвал здания и разделяются на две группы. Петрович и Дин остаются в подвале и закладывают взрывчатку. Арсеньев, Слава и Клод разыскивают тайник и забирают его содержимое, Дирижер создает закрытый канал связи и передает данные. Пабло, из института бионики управляя пауками и прочими механизмами, отвлекает внимание легионеров. Туся по возможности ему помогает, но под пули больше не лезет. Каждая группа, выполнив свою часть общего задания, самостоятельно покидает объект по заранее разработанному маршруту или хоть в каком-то соответствии с ним.

Последнюю фазу операции для особо непонятливых и непроходимо упрямых, как он выразился, Арсеньев повторил несколько раз.

— Место встречи всем известно? — строго глянул он на своих бойцов. Те с серьезными лицами кивнули. — Отставших ждать не более пятнадцати минут. Это я специально повторяю для любителей устраивать на полдня раскопки или вступать еще в какие-нибудь безумные авантюры. Игры закончились! Вот еще, — стараясь не смотреть в сторону замершей на краешке дивана Туси, он повернулся к Пабло. — Если что-то пойдет не так, бросайте все и уходите! Ее, — он неопределенно махнул в Тусину сторону, — нужно обязательно доставить в штаб. Вот здесь кое-какие заметки для Вернера. В руки легионеров эта информация попасть не должна.

— А на какое время выводить таймер? — спросил Дин, прилаживая под столом пульт управления взрывным устройством.

— Смена караула у них в четыре — задумчиво проговорил Командор, — но, если они нас ждут, вряд ли эта информация пригодится. Придется действовать по обстоятельствам.

Так и не взглянув на Тусю, он стал проверять хранилище для сменных аккумуляторов. Он бесконечно долго перебирал и перекладывал детали. Но когда он взялся за броню, Туся не выдержала и сорвалась с места, как оправдание держа в руках его куртку: к ночи заметно похолодало, застывшими пальцами неудобно держать оружие… Он молча позволил себя одеть, не говоря ни слова, затянул крепежи, соединяющие нагрудник брони с плечевыми пластинами. И лишь когда Туся хотела отойти, чтобы вновь слиться с мебелью, его рука ненадолго задержала ее.

— На удачу! — сказал он, быстро клюнув ее колючими губами в скулу. В следующий миг он был уже у двери. Барсы один за другим последовали за ним.

(обратно)

XIV

Когда звук шагов стих где-то вдалеке, Туся, так и не отпуская Шусмика, словно незрячая, приникла к монитору. Кашель куда-то исчез, впрочем, с чего бы ему взяться, если она и дышала-то через раз, только в груди что-то глухо болело и пекло, то ли от удара, то ли от усталости, то ли еще от чего.

В принципе после всего пережитого за прошедшие с момента ее встречи с Командором сутки сомневаться в способностях Арсеньева и его товарищей выходить живыми из самых невероятных передряг не приходилось. И все же человеческие существа в форме легионеров (называть этих упырей людьми после недавнего слишком тесного знакомства язык не поворачивался) представлялись созданиями куда более опасными, нежели все измышления инженерной мысли. Тем более, что силы в случае прямого столкновения с противником были заведомо неравны.

По сведениям, которые сумел добыть во время своего самовольного разведывательного рейда Клод, когда в Корпорации узнали о тайнике, охрану института Энергетики перевели на усиленный режим, перебросив на объект не только боевых дронов, но и личный состав группы «Кобра», элитного и высокотехнологичного подразделения сил Альянса, по уровню подготовки не уступавшему барсам и беркутам.

— Может быть, попробовать их обдурить дедовскими методами? — предложил Дин, когда разрабатывали план. — Я читал, разведчики прошлых эпох, собираясь во вражеский лагерь, специально надевали форму противника, чтобы пройти незамеченными. А на седьмой этого добра навалом.

— В прошлые эпохи форма различалась только покроем и шевронами! — назидательно нахмурился знаток военного дела Петрович. — А у нас под разъемы нашей брони заточено все оборудование, включая подзарядку для аккумуляторов. Как ты думаешь, почему и раньше без особого энтузиазма воевали на трофейной технике? Где для нее добыть боекомплект? А ведь тогда не существовало ни солнечных батарей, ни голографических панелей, ни подключенных к армейской межсети встроенных камер и мониторов.

— Да что там говорить о камерах! — махнул рукой Слава. — Импульсники образца Рас-Альхага в большинстве случаев тоже вещь по сути одноразовая. Не в каждом же отряде есть умельцы, способные переклепать их под нашу зарядку.

— Обойдемся без маскарада! — пресек дальнейшие разглагольствования Командор. — Надеюсь машины не подведут.

Хотя за короткий срок Пабло удалось перепрограммировать далеко не всех дронов, прирученные киберсолдаты могли существенно облегчить барсам выполнении их задачи, сведя к минимуму негативные последствия деятельности вражеской агентуры в штабе. Глядя на монитор, куда выводились данные имевшихся у всех барсов камер, Туся со смешанными чувствами наблюдала, как прирученные машины частью семенят рядышком с отрядом и следом, частью чапают ко входу в вентиляционную шахту. Наиболее неповоротливых и туповатых Пабло построил в боевой порядок, чтобы по отмашке Командора выдвинуть в сторону объекта для атаки легионеров с фронта.

— Эти твари из Легиона еще у меня попляшут! — хищно ухмылялся айтишник из-под очков виртуальной реальности, передвигая в воздухе иконки, распихивая по папкам голографической панели колонки с номерами и периодически делая какие-то правки в коде. — Я им тут устрою ночь гигантских пауков! Представляю, как они удивятся, когда вместо нас из вентиляции на них полезет вот это!

Как и предполагал Арсеньев, появление вблизи института Энергетики машин не вызывало абсолютно никаких подозрений. По-видимому, пауки, тысяченожки и прочие механизмы настолько регулярно делали попытки расширения территории своего обитания, что охранявшие объект легионеры к ним уже привыкли и регулярные атаки воспринимали как нечто само собой разумеющееся, рутинное и поднадоевшее. Когда же солдаты «Панна Моти» осознали, что атака дронов выглядит куда более серьезной и спланированной, нежели простой разведывательный рейд, время было уже упущено. Машины не только подошли вплотную к Институту Энергетики, но и заблокировали соединение, поджидавшее барсов на электростанции, оттягивая на себя внимание и позволяя Командору с его группой беспрепятственно проникнуть на объект.

Впрочем, тут барсы не стали все-таки рисковать и предпочли следовать маршруту, проложенному по системам подземных коммуникаций. Тем более, что секретные корпуса института бионики оказались связаны с соседним научным центром разветвленной сетью тоннелей, по которым можно было передвигаться в полный рост. Более того, в некоторых коридорах обнаружились рельсы, предназначенные для транспортировки каких-то особо ценных грузов. Однако, эти ответвления, уходящие в сторону побережья в тот самый квадрат, куда планировалось прибытие кораблей Вернера и Савенкова, были сейчас частично затоплены и заперты гермозатворами.

— Нет в этом мире совершенства! — вздохнул Слава, перед выходом на объект отмечая на голографическом плане подземелий перекрытые участки. — И чего эти бионики там перемудрили. Уровень воды совсем небольшой! Добыть только катер и прокатиться до Нового Гавра с ветерком!

— Раскатал губы, Паленый! — хмыкнул Дин. — А почему не яхту, и заодно ключи от головного офиса Корпорации?!

— На самом деле вариант с тоннелями в качестве запасного плана не лишен здравого смысла! — задумчиво потер лоб Командор. — Ни за что не поверю, что легионеры не предусмотрели план-перехват на случай, если нам удастся вырваться из их засады. А маршрут наш им вполне может быть известен!

— Ну, неужели и на этот раз не удастся обойтись без плана «Б»? — вздохнул Петрович.

— Без плана «Б» неинтересно! — улыбнулся старшине Клод.

— Если что, открыть затворы — пара пустяков! — заверил товарищей Пабло.

Хотя Туся прожила на Ванкувере последние пять лет, почти не выезжая из столицы, окрестности Института Энегретики, как и весь Технологический квартал, она знала далеко не так хорошо, как район Института Эпидемиологии и Центрального Госпиталя. Услышав про тайник, она какое-то время в толк взять не могла, откуда бы ему появиться в учреждении, с самого его основания финансируемом Корпорацией.

Сберегая на черный день ресурсы планет системы Рас-Альхага, встречая на пути к экспансии ожесточенное сопротивление миров Содружества, Конгресс Альянса еще много лет назад поставил вопрос о развитии биоэнергетики. Хотя исследования по этому направлению велись и в других мирах, только змееносцы додумались использовать в качестве энергоресурса человеческий организм, цинично решая проблему перенаселения в окраинных мирах и борьбы с недовольными в Метрополии.

Когда началась эпидемия, первые вспышки которой были зафиксированы в мирах, населенных колонистами Альянса из касты париев, не только трупы, но и еще живых носителей опасной инфекции отправляли прямиком в биореакторы. Технологии Змееносцев позволяли сделать процесс утилизации человеческого материала не только эффективным, но и прибыльным.

Именно тогда было впервые отмечено, что инфицированные синдромом Усольцева превращаются в супераккумуляторы, а первые эксперименты над выжившими после болезни подтвердили гипотезу о том, что противодействие заболеванию вырабатывает в организме вещество, являющееся едва ли не абсолютным энергоносителем. Получить доступ к недавно внедренной в производство вакцине и внести необходимые энергетикам изменения в цепочку оказалось делом техники. Впрочем, превращению человека в вечный двигатель достаточно банально и безжалостно препятствовала смерть испытуемых, и на Ванкувере с первых лет деятельности «Панна Моти», разумеется под грифом секретно, велись работы по замедлению разрушительного воздействия «вакцины смерти», как называли препарат Корпорации.

Но при чем же тут был отец, который даже под угрозой увольнения с поста директора Института Эпидемиологии отказался сотрудничать с «Панна Моти»? Неужели она совсем ничего не знала о его работе?

— Отказ от сотрудничества не означал прекращения поисков путей противодействия! — заметив ее растерянность и пресекая возможные расспросы барсов, пояснил Арсеньев. — По долгу службы профессор не просто встречался с коллегами из отдела биоэнергетики, но даже консультировал их по некоторым вопросам в обмен на доступ к технологии консервации.

— Которой отводится важнейшая роль в разработке антивакцины! — добавил Клод.

Выросший в доме Вернера и Мишель, он не раз бывал как на фармакологической фабрике, так и в лаборатории.

— Но если существовали какие-то записи, — нахмурился Пабло, — почему их надо было прятать, можно сказать, во вражеском логове?

— На отца неоднократно покушались, в последние годы, когда началась травля, в его лаборатории постоянно производились какие-то обыски, — вздохнула Туся, возвращаясь к последним годам, которые стали для их семьи настоящим кошмаром еще до начала войны.

При этом сложно сказать, что было хуже: жизнь в постоянном страхе или бесконечное нытье Галки. Хотя сестра никогда в этом не признавалась, но судя по последним событиям, была бы рада, если бы отец принял более чем щедрое предложение от «Панна Моти» и позволил ей выйти замуж за Феликса.

— Вообще-то тайник во вражеском логове — это не такая уж безумная идея! — пожал плечами Дирижер. — Спрятать там, где никто не додумается искать. По методике Эдгара По.

— А что, если там ничего нет? — недоверчиво предположил Дин.

— Скажешь тоже! — хохотнул Слава! — Стали бы они тогда к охране этой развалины своих знаменитых очкастых змеев подключать!

— Очковых! — поправил Клод, который только недавно сдал выпускной экзамен по биологии и теперь по мере сил пытался продолжать обучение, мечтая, как и родители, стать вирусологом или генным инженером.

— Какая разница! — махнул рукой Слава. — Можно подумать, ты не мечтаешь свести с ними счеты?

— Я мечтаю свести счеты лишь с одним человеком, — с достоинством воспитанника аристократов отозвался Клод. — А остальные — всего лишь препятствие на пути.

— Хорошо препятствие! — воинственно повел усами Петрович. — В «Кобру» берут только уроженцев системы Рас-Альхага из касты профессиональных военных и муштровать начинают едва ли не с рождения.

— В любом случае, бойцы отряда «Кобра» — всего лишь существа из плоти и крови, — подытожил Командор. — Ошибкой было бы их недооценивать, но и бояться их тоже не стоит! Предупрежден — значит вооружен!

И вот теперь, наблюдая, как барсы, выбравшись из подвала, поднимаются по захламленной лестнице на второй этаж, Туся испытывала странные чувства.

С одной стороны, она переживала за Командора и его товарищей, которые блуждали в этом зеленовато-черном вывернутом наизнанку мире, где давящая, гнетущая тишина, казалось, подчеркивала окружающую враждебность, а в разгромленных лабораториях, каждую из которых приходилось проверять на наличие засады, похоже, вымерли даже призраки. Какое еще зло могло таиться в паутине теней, раскинувшей свои щупальца среди хаоса забытого оборудования, после знакомства с институтом бионики Туся не решалась даже представить. Ибо монстры подсознания в последнее время все чаще обретали плоть.

При этом никак не удавалось отделаться от ощущения дежа вю.

Нет, она точно знала, что никогда здесь не была. Просто, не считая трех небольших реакторов, Институт Энергетики являлся точной копией Института Эпидемиологии. Оба учреждения строили в одно время и по единому проекту, поэтому Туся помнила каждый изгиб коридора, могла безошибочно указать любой поворот. По такой же лестнице она поднималась в исследовательский корпус, приходя после занятий в лабораторию отца, в похожем предбаннике ожидала, когда идентифицируют ее код допуска. Хотя оформить ее как сотрудника из-за юного возраста не представлялось возможным, в старших классах она нередко помогала лаборантам, когда не хватало рук.

А вон там находился конференцзал, в котором профессор Усольцев пытался объяснить правительственным чиновникам, почему ни в коем случае не стоит пользоваться благотворительностью «Панна Моти». Но те сочли, что он просто отстаивает интересы своего ученика Вернера, компанию которого под каким-то смехотворным предлогом убрали из конкурса. Позже выяснилось, что змееносцы банально дали кому-то в аппарате правительства большую взятку, а против кого-то нашли компромат.

Весь последний год, пока боевые действия не подошли вплотную к дому, они с Галкой обсуждали, как бы сложилась их жизнь, если бы отец вместо того, чтобы отправиться на Ванкувер бороться с эпидемией, в возникновении которой его же и объявили виновным, остался на Земле приняв щедрое предложение Вернера возглавить спонсируемый им из личных средств исследовательский центр.

— Мы могли бы жить в замке, купаться в роскоши! — вздыхала Галка, вспоминая, как Вернер после пожара предоставил погорельцам свой загородный дом. — А теперь мы застряли на этой никчемной планете! И все из-за каких-то файлов и допотопных бумажных записей! Будто нельзя было все сразу переводить в голограммы.

Что поделать, на Ванкувере их задержала работа с отцовским архивом, часть из которого они переслали на Землю Вернеру, часть оставили в Институте. Впрочем, в свете последнего поступка Галки Туся спрашивала себя, а все ли записи попали в те руки? В отличии от младшей сестры, которая как студент-медик считалась военнообязанной, Галка могла эвакуироваться в любой момент. И трудно сказать, в чем была причина того, что она сделала это только сейчас и таким диким образом.

Клод, которого Арсеньев заново познакомил со старой приятельницей, признался, что в районе Космопорта он видел Серого Ферзя, которого сопровождала какая-то женщина, выглядевшая испуганной и подавленной. Трудно сказать, так ли обстояло дело или воспитанный юноша не захотел расстраивать и без того травмированную подопечную барсов.

Сейчас Клод бесшумно крался по коридору следом за Арсеньевым, копируя его движения и повадку с тем же непроизвольным усердием, с каким сам Командор когда-то повторял манеры своего учителя.

Конечно, вызванные предстартовым волнением подозрения Дина насчет бесполезности их будущих поисков никоим образом не оправдались. Туся про себя отметила, что тайник находился в помещении, расположенном в том же месте, что и погибшая лаборатория отца. К тому же, обнаружить его мог лишь тот, кто знал тонкости различия между двумя сериями вакцин. Похоже профессор Усольцев загадал шараду, которая была по силам лишь его коллегам и ученикам. Даже Арсеньеву пришлось поломать голову, прежде чем он вспомнил нужную комбинацию. А в Корпорации таких знатоков не нашлось. Феликс никогда не блистал способностями, и его продвижение по службе объяснялось явно не научными открытиями. Однако, каким же образом в лабораторию проник отец? Как он сумел все устроить?

— В Институте Энергетики тоже работали активисты Сопротивления! — пояснил Арсеньев. — Один из них, перейдя линию фронта, недавно рассказал про тайник, в котором профессор спрятал данные последних опытов.

— Похоже отец хотел за этими записями сам вернуться, — вздохнула Туся, не ведая, отчего печет в разбитой груди.

Сейчас она желала лишь того, чтоб барсы тоже поскорее возвратились из вражеского логова, не потревожив привидений и призраков. Но призраки, если и водились на этой планете, то сейчас гуляли где-то по Седьмой, оплакивая военных и мирных жителей, погибших от депрессивного излучения. А в Институте Энергетики добычу караулили живые.

Возникшие буквально из воздуха, солдаты «Кобры», выглядели почти неотличимо от боевых дронов. Разве что, под высокотехнологичным экзоскелетом все-таки смутно угадывались очертания человеческого тела. Впрочем, насчет происхождения кшатриев Рас-Альхага ходили упорные слухи, что в их этногенезе замешана еще одна не совсем гуманоидная, но прежде очень могущественная раса. Трудно сказать, сколько в этой информации было правды, сколько армейского фольклора, но подготовка спецназа змееносцев не уступала их суперсовременному вооружению. Впрочем, сейчас они просто многократно превосходили противников числом.

Даже при поддержке машин барсам приходилось несладко. Особенно, если учесть, что для выполнения своих задач им пришлось разделиться на две группы. Нападавших оказалось так много, что речь шла не о победе, а просто о возможности выбраться живыми и вынести добытые данные. Хотя основную информацию Дирижер по закрытому каналу, не обращая внимания на обстрел, передал прямиком Вернеру на борт «Луи Пастера», оставались еще законсервированные в вакуумных капсулах образцы, которые Арсеньев, Клод и Слава разделили между собой.

Пока Командор и его товарищи, отражая одну атаку за другой, заканчивали работу с тайником, а Петрович с Дином занимались закладкой мин, подключившийся по нейросети Пабло координировал действия своих кибернетических бойцов, в срочном порядке перебрасывая их с электростанции, где они успешно выполнили поставленную им задачу, в подвал на подмогу подрывникам и далее, на являвшийся сейчас самым горячим участком второй этаж лабораторного корпуса. Когда Арсеньев и барсы, уничтожив данные и надежно укрыв контейнеры, пошли на прорыв, интенсивность огня там сделалась настолько высокой, что не выдерживала даже приспособленная для работы в вакууме и жерле вулкана электроника.

Концентрированные пучки высокотемпературной плазмы, безумными фонтанами вылетая из разнокалиберных стволов, разрезали темноту вспышками яростного огня, плавившего железо и камень, превращавшего макромолекулярные сплавы в подобие ноздреватой крицы. Материалы менее прочные, включая живую плоть, просто становились жидкостью и паром. И стекала по стенам обшивка, наполняя коридоры корпуса клубами ядовитого дыма такой запредельной концентрации, что сбоили даже фильтры респираторов, то и дело вызывая у бойцов приступы удушливого кашля.

— Они что сюда целую дивизию перебросили? — отстреливаясь из укрытия, сооруженного из деталей турбин, не мог удержаться от риторических вопросов эмоциональный Капеэсэс. — Я, конечно, польщен, но, честно говоря, не ожидал подобного внимания.

— Видимо ученым из Корпорации тоже до зарезу нужна информация из тайника! — предположил Дирижер, заканчивая работу с рацией, и вынимая скорчер.

— Или же они боятся, что она станет достоянием коллег из Содружества! — предположил Клод, ведя методичную, прицельную стрельбу. Для своего возраста он отличался поразительным хладнокровием.

— Если бы боялись, попросту бы взорвали институт! — возразил юноше Командор, намечая для группы очередное укрытие на пути к спасительной лестнице. — Им нужны контейнеры с биоматериалами, но они их не получат.

Какое-то время ничего не было слышно, кроме шума выстрелов, грохота рушащихся стен, рева пламени, гудения аккумуляторов, отдельных междометий, брани и криков. Потом из этой какофонии выплыл голос Петровича, сообщавшего, что они закончили.

— Что у вас там? — переспросил Командор.

— Все по плану! — тяжело переводя дух, откликнулся старшина. — Вот только к точке выхода из здания, увы, не пробиться.

— И не надо, — дал отбой Командор. — План меняется. Будем отходить через систему тоннелей. Пабло откроет гермозатворы.

Надо сказать, барсам сильно повезло, что для легионеров и солдат «Кобры» невозможность появления со стороны «зачумленной» седьмой улицы живых людей являлась незыблемым постулатом. Лихая слава этого недоброго во всех отношениях места служила прикрытием куда более надежным, чем самый совершенный и дорогостоящий камуфляж, обеспечивая в этом направлении надежный тыл, прикрытый машинами.

Хотя из всего арсенала биоников в жутком месиве уцелела едва ли треть, они стали для Арсеньева и его барсов не просто палочкой-выручалочкой, но мечом-кладенцом или волшебным помощником, который подобно джину из сказки, подчиненный воле хозяина лампы, выполнял все его требования, пускай даже ценой своей кибернетической жизни. Сейчас верные командам Пабло дроны бились насмерть, удерживая лестницу, к которой, отвоевывая каждый сантиметр, отступали Слава, Клод, Командор и радист. Петрович и Дин, успешно закончив работу, оставив вверенных им роботов охранять заложенные мины, уже спустились вниз в тоннель.

В этом же направлении следовало двигаться Тусе и Пабло, однако бедный айтишник, мозг которого в течение нескольких часов боя испытал чудовищную перегрузку, внезапно побледнел и обмяк, не в силах даже утереть сбегавшие из носа и рта струйки крови. И в этот же самый миг, Туся это видела на экране, заряд, выпущенный из скорчера какого-то кшатрия, пробил броню Дирижера.

— Сережка, держись! — вскричал Слава, на пару с Клодом вылетая из укрытия и отвлекая внимание противника, пока Командор, не снимая с радиста брони, пытался остановить кровь. У Дирижера было повреждено легкое и задета артерия, которую требовалось срочно зашить.

В это время Туся, отключив Пабло от приборов, пыталась привести айтишника в чувство. За этим благородным занятием ее и застал Петрович. Мгновенно оценив ситуацию, он сгреб молодого товарища на руки, в то время как Дин подхватил наиболее ценную часть аппаратуры, достаточно бесцеремонно покидав ее в какие-то баулы и мешки. Тусе по ее просьбе повесили на плечи несерьезного вида рюкзак и вручили Шусмика. Бросить умильного кибернетического питомца в здании, предназначенном для уничтожения, не захотели даже барсы. Возле входа в тоннели их нагнали Арсеньев и его группа. Командор нес раненого радиста. Слава и Клод отстреливались.

— Что с гермозатворами? — спросил Арсеньев, с тревогой глядя на Пабло, который все еще не приходил в себя.

— Ближайшие открыты! — успокоил командира Дин. — С остальными я, пожалуй, тоже справлюсь.

— Сколько у нас времени до взрыва? — обеспокоенно поинтересовался Слава, нагоняя группу и торопя шедшего замыкающим Клода.

Вид у Капеэсэс был потрепанный и злой. Как оказалось, машины, лишившись управления, открыли хаотичную стрельбу, и барсы сумели вырваться из корпуса только потому, что обрушился не выдержавший температуры лестничный марш.

— Достаточно! — заверил его Дин, еще раз сверяясь с показаниями таймера. И отключить они ничего не успеют!

— Смотрите, что это? — удивленно воскликнул, Клод, обгоняя группу и указывая куда-то в глубину тоннеля!

Там прямо на рельсах стоял какой-то железнодорожный монстр явно предыдущих эпох с прицепленными к нему допотопными платформами.

— Мать честная! — только и сумел выдохнуть Капеэсэс.

Петрович облегчено рассмеялся.

— Что, молодежь! Тепловоза никогда не видели? — пророкотал он, бережно сгрузив свою ношу на одну из платформ и залезая в кабину машиниста. — Раньше по всей Земле бегали такие. Потом только на шахтах и остались, уголек на поверхность вывозили!

— Так здесь что, тоже раньше шахта была? — удивился Дин, вслед за старшиной устремляясь к допотопным тумблерам и рычагам, чтобы убедиться в полной исправности машины.

— Это что, настоящий дизель? — недоверчиво уточнил Арсеньев, устроив Дирижера рядом с Пабло, а затем подсаживая Тусю.

— Жалко, что он не пароход! Тоннели-то затоплены! — вздохнул Слава, запрыгивая на платформу вслед за Клодом.

— Дареному паровозу в котел не смотрят! — назидательно прогремел Петрович, запуская двигатель.

Клод ничего не сказал. Ему вместе с Командором, Славой и Дином вновь пришлось отстреливаться, так как в тоннели прорвались неуправляемые теперь машины и легионеры. Впрочем, поезд, несмотря на свою допотопность, набирал ход, и достаточно быстро удалось оторваться. Они преодолели уже не один десяток километров, когда стены тоннеля угрожающе завибрировали, донося эхо взрыва.

Дин удовлетворенно развернул голограмму, воспроизводившую данные с камер, которые взрывотехник установил где-то на Седьмой. Конструкции Института Энергетики медленно складывались, оседая на землю, а подземные этажи института бионики на несколько мгновений взлетели чуть ли не к небесам, но потом осыпались вниз.

(обратно)

XV

Конечно, Тусе прежде случалось путешествовать по тоннелям подземки. Во многих городах Земли в качестве интерактивных музеев бережно сохраняли исторические фрагменты метрополитена со станциями, отделанными натуральным камнем и составами, оформленными под старину. Однако эту поездку она запомнила особо. И не только потому, что ехала не в комфортабельном вагоне, а на тряской платформе по опутанным провисшими проводами тоннелям в сопровождении отряда вооруженных бойцов. Она впервые ассистировала при операции, проводившейся в военно-полевых условиях.

В отличие от Пабло, которому требовался просто отдых, бедный Дирижер, вернее Сережа Савенков, нуждался в срочном оперативном вмешательстве. Хотя Арсеньев сумел еще в Институте Энергетики остановить кровь и снять первые симптомы болевого шока, для восстановления поврежденных тканей требовалось проведение дополнительных мероприятий.

Снимая хорошо зафиксированную, но все равно промоченную кровью повязку с грудной клетки радиста, Туся невольно ощупала собственную, еще отвечающую на каждый глубокий вздох болью, грудь. Похоже ей сильно повезло не только с броней, но также с тем, что мелкие дроны, от которых они отбивались в подвале, имели оружие небольшой мощности. Впрочем, в снаряжении барсов для лечения ранений любой тяжести оказались все необходимые инструменты, лекарства и даже препараты крови. А главное был врач, способный все медикаменты и оборудование эффективно применить.

Поскольку Тусе в дни работы в госпитале регулярно приходилось не только оказывать первую помощь, но и ассистировать профессору Шольцу и другим оперирующим хирургам, за работой Командора она наблюдала с профессиональным интересом. И первые же его движения, отличавшиеся не только точностью и уверенностью, но и филигранным мастерством, привели ее в восторг, смешанный с удивлением. Не в каждой клинике Земли и других миров Содружества встречались специалисты такого уровня.

Когда они с Арсеньевым вместо поврежденной артерии вставляли бедному радисту имплант, Туся вспомнила про изувеченную руку Командора. Так ли непоправимы были повреждения, помешавшие ему продолжать исследовательскую деятельность, или причина окончательного перехода в разведку крылась в чем-то другом? Как и отец, Арсеньев ощущал свою ответственность и даже вину, и именно это чувство гнало его из пламени в пекло. Впрочем, полученные знания и навыки все равно продолжали служить людям, а работа военного хирурга находилась на таком же острие, как самые опасные исследования вирусолога.

Впрочем, все наблюдения и выводы следовало отложить на потом. Пока Туся просто выполняла четкие, лаконичные указания, на какое-то время даже забыв, где они находятся и при каких обстоятельствах сюда попали. Она видела лишь окровавленную грудную клетку Сережи Савенкова и руки врача, приближавшего радиста к выздоровлению, и она была готова навечно остаться ассистентом, лишь бы стоять за операционным столом рядом с Арсеньевым.

Увы, реальность быстро оборвала полет мечты, внося свои незапланированные поправки. Когда Арсеньеву оставалось сделать лишь несколько внешних швов и наложить фиксирующую повязку, в тоннеле раздались выстрелы, и на платформу полезли кшатрии из «Кобры» и легионеры. Как позже выяснилось, примерно с десяток уцелевших во время взрыва солдат «Панна Моти» догнали ускользнувших от них барсов по боковым тоннелям, воспользовавшись каким-то еще более допотопным транспортным средством, которое Петрович назвал дрезиной.

К счастью, Слава, Клод и Дин отреагировали мгновенно. Троих или четверых они застрелили еще при попытке высадиться, двое разбились во время столкновения. Уцелевшие вступили в рукопашную, тщась сбросить кого-то из барсов с платформы и добыть хотя бы часть материалов из тайника. Им дали достойный отпор. На несколько мгновений обернувшись, Туся увидела Клода, который, ловко фехтуя макромолекулярным клинком, сошелся с кшатрием, вооруженным странной формы орудием, напоминающим древнеегипетский хопеш. Рядом Слава катался по платформе, пытаясь сбросить легионера, намертво вцепившегося в его броню, меж тем как на Дина наступали аж трое бронированных врагов. Петрович, который управлял поездом и смотрел за рельсами, выбирая нужный туннель, помочь ребятам не мог.

Мгновенно оценив ситуацию, Командор без лишних слов передал хирургические инструменты Тусе и в один прыжок оказался у противоположного края платформы, даже не потрудившись снова надеть стеснявшие во время операции движения наплечники и нарукавники брони.

— Сумеешь закончить? Тут совсем чуть-чуть! — бросил он на лету, срезав одного противника Дина из скорчера и с мгновенно возникшим в ладони клинком надвигаясь на другого.

Окончания схватки Туся не увидела, так как была поглощена своим делом, стараясь ничего не напутать со швами. Впрочем, барсы вернулись еще до того, как она наложила повязку.

— Нет, вы только представляете! — громко выражал свое возмущение Капеэсэс. — Этот гад чуть не стырил у меня контейнер! Так и пришлось прирезать, чтоб неповадно было!

— Да откуда эти духи тут вообще взялись?! — недоумевал Дин, прилаживая на место покореженные во время схватки пластины брони.

— И что это за тоннель? — спросил Клод, с деловым спокойствием осматривая убитых в надежде добыть какую-нибудь значимую информацию.

— Ну, не было его на схеме! На этом участке не отмечено никаких ответвлений! — мгновенно взвился Слава, который должен был проложить альтернативный маршрут до побережья. — Я же проверял!

— Прокопали, да не отметили?! — скептически хмыкнул Дин.

— Скорее всего, эту ветку проложили энергетики! — примирительно сказал Командор. — А у них всегда сплошные секреты и заморочки! Главное, все целы. Хватит нам двоих раненых.

Убрав оружие, он подошел к Тусе, чтобы проверить, справилась ли она.

— Неплохо для второго курса, — констатировал он после первого же беглого осмотра, и Туся порадовалась, что полумрак тоннелей скрывает ее вспыхнувшие огнем от смущения щеки. — Похоже, война не только дурных котят превращает в барсов, но и субтильных студенточек закаляет в матерых хирургов.

— Ну что там?! — не вытерпел, выглянул из кабины Петрович.

— Отбились, — равнодушно махнул рукой Командор.

— А как Сережа? — голос старшины дрогнул.

— Рана нехорошая, — нахмурился Арсеньев. — Операцию мы провели, но делать какие-то прогнозы пока рано.

— О-хо-хох… — простонал Петрович. — Что же я Семену скажу?

— Семен знал, куда отпускал сына! — жестко отрезал Командор. — Сергей выполнял свой долг. Да с Семеном еще встретиться надо.

Он перешел на соседнюю платформу, где продолжали нести стражу остальные барсы, дал Славе и Дину отбой, оставив на часах Клода в качестве воспитательной меры за самовольную отлучку. Хотя парень показал себя с самой лучшей стороны, требования дисциплины никто не отменял. Потом Арсеньев вернулся, держа в руках контейнеры с биоматериалами.

— Что ты собрался с ними делать? — поинтересовался Петрович, уступив Славе и Дину место машиниста.

— Хочу понадежнее перепрятать, — пояснил Командор. — И ты мне в этом поможешь.

Он передал один из контейнеров Петровичу. Когда тот узнал, какой тайник предложен ему, лицо его вытянулось, но возразить он не посмел. Препроводив старшину обратно в кабину, и отправив Славу сменить Клода, Командор вновь вернулся в импровизированный медпункт. Еще раз проверил состояние обоих пострадавших, а потом окончательно разодрал подпаленный рукав своей куртки, вколол в плечо анестетик и вновь взялся за скальпель. Туся не успела глазом моргнуть, как на месте уже почти затянувшейся отметины на его левой руке появился новый, глубокий надрез, достаточный для того, чтобы спрятать миниатюрный контейнер. Когда Туся, выйдя из ступора, подоспела с антисептиком и инструментами для восстановления тканей, Арсеньев только кивнул.

— Это ненадолго, — процедил он сквозь сцепленные зубы, смаргивая непрошенные слезы. То ли он решил на себе сэкономить дозу обезболивающего, то ли оно еще не успело подействовать. — Просто впереди у нас еще одно задание, лучше подстраховаться.

— А что с третьим контейнером? — с содроганием поинтересовалась Туся, фиксируя шов и накладывая повязку.

Арсеньев указал на Шусмика, который уютно свернулся на груди у спящего Пабло. Туся уже нарисовала в воображении ужасную картину, как для того, чтобы спрятать биоматериалы из тайника, питомцу вскрывают живот. А ведь шуршалик, хотя и был создан в лаборатории, вел себя почти как настоящий, живой зверенок.

Исходя из этих особенностей и поступил Командор. Он просто обмазал контейнер тушенкой и скормил его Шусмику, благо тот совершенно не возражал, в награду за понятливость потребовав лишь порцию ласки. Арсеньев еще продолжал гладить довольно урчащего питомца, приходя в себя после операции, когда к ним подошел Слава.

— Пора закругляться, — без тени улыбки сообщил он. — Дальше тоннель затоплен.

— Капсула готова? — ничем не выразил удивления Командор, передавая Шуршалика Тусе и вновь прилаживая броню.

— Как и требовалось, я задавал программу на троих! — подал голос Дин, производивший какие-то манипуляции с заготовкой спасательной капсулы, новейшей разработкой в области молекулярного синтеза, лишь недавно поступившей на вооружение отрядов «Барс» и «Беркут».

— Жалко, всем не поместиться, — обиженно протянул Слава. — Надо было две капсулы брать.

— А также захватить с собой отряд дронов-носильщиков! — фыркнул Дин.

Только сейчас Туся заметила, что поезд уже не едет по тоннелям, а почти что плывет, рассекая волны, и вода прибывает с пугающей скоростью, не только закручиваясь внизу в водовороты, но и стекая настоящими потоками со стен. Из ближайшей вентиляционной шахты изливался настоящий водопад. Течение было настолько сильным, что грозило опрокинуть не только вагоны, но и тепловоз.

Барсы едва успели уложить в капсулу раненых, устроить Шусмика, чтобы никому не мешал, и найти местечко для Туси, которой поручили контролировать показания приборов, как платформа скрылась под водой.

— И почему этот паровоз нельзя было и в самом деле сделать пароходом?! — сердито отфыркивался Дин, который неловко соскользнул, бултыхнулся с открытой линзой шлема и едва не захлебнулся.

— А почему не капсулу плотом? — помогая ему подняться, пожал плечами Слава.

— И что ты будешь делать на плоту в затопленном доверху тоннеле? — поддел товарища Клод, который несмотря на юность рассуждал более здраво.

— И откуда здесь столько воды? — недовольно пробурчал Дин, проверяя работу подмоченной водой аппаратуры.

— Шлюзы на Трубеже разбомбили, — вздохнул Петрович, с сожалением покидая скрывшуюся под водой кабину машиниста. — А ведь одну из этих плотин мы еще с отцом строили.

Услышав название главной реки Северного полушария планеты, Туся в который раз поразилась своеобразию логики местных географических названий из-за которого аборигены Ванкувера, как правило, безнадежно блуждали в области земной географии. Реке имя явно давал уроженец Рязани и капитан открывшего планету корабля Федор Асташевский.

Впрочем, здешний Трубеж по полноводности, длине и количеству притоков мог оставить далеко позади не только скромного земного собрата, но и великие реки Америки и Сибири. Именно из-за постоянных разливов его течение с первых лет освоения планеты приходилось контролировать, излишки освободившейся энергии превращая в электричество, питавшее большинство городов. Увы, строительство гидроэлектростанций предусматривало серьезные затраты, а для производства Зеленого Жемчуга требовалось лишь пораженное вакциной смерти человеческое тело. Неудивительно, что змееносцы в первую очередь старались нанести удары по подконтрольным Содружеству энергетическим объектам.

А ведь прилегающие к реке районы считались самыми дорогими и престижными, там располагались яхт-клубы, фешенебельные виллы, комфортабельные коттеджи. В одном из таких коттеджей с ухоженным садом, уговорив отца взять отпуск, они провели последние Тусины каникулы перед поступлением в университет. Практичная Галка присматривалась к уютному домику, мечтая со временем обосноваться в нем насовсем. Гибель отца помешала осуществлению этих планов, а бедная Галка попала в гнусные лапы манипулятора Феликса.

— Не думаю, что он причинит ей какой-то вред, — неожиданно в тему успокоил Тусю Командор, который перед тем как закрыть плывущую по волнам капсулу еще раз решил проверить состояние раненых.

Туся вздрогнула. Неужели она произнесла последнюю фразу вслух? На лице Арсеньева, в свете укрепленного на носу капсулы прожектора казавшемся особенно усталым, тоже появилось озадаченное выражение. Похоже и он осознал, что ненароком подслушанная мысль не была озвучена. Он что? Тоже? Или это все ее странный дар? Впрочем, на этот раз Арсеньев предпочел сделать вид, что это удачное совпадение.

— Феликс, конечно, скотина редкостная, — добавил он, задавая последние настройки аппаратуры, отвечающей за подачу кислорода и циркуляцию воздуха в капсуле, — и в его чувства к Галке не очень верится. Но пока у него есть надежда добраться до архива вашего отца, он будет хотя бы внешне играть роль заботливого возлюбленного.

Арсеньев провел по Тусиному плечу бронированной рукой, похожей на каменную десницу статуи Командора, но при этом оказавшейся легкой и едва ли не мягкой, потом закрыл герметичный фонарь капсулы. И в самое время. В этом месте тоннель резко уходил вниз и был полностью затоплен.

Поначалу их путешествие даже напоминало экспедицию дайверов, тем более, что вырубленные в толще известняка стены почти не уступали живописностью знаменитым гротам Новонормандского побережья, пучки колышущихся проводов вполне могли сойти за колонии актиний, да и броня бойцов элитных подразделений Содружества по своим характеристикам превосходила самые современные гидрокостюмы. Барсы двигались под водой, по возможности сохраняя привычный боевой порядок. Слава и Клод то по одному, то вместе, производили разведку, плавностью и выверенной до автоматизма целесообразностью движений похожие на косаток или белых акул, Командор и Петрович охраняли капсулу, с управлением которой Туся освоилась достаточно быстро. Освободившийся от взрывчатки Дин плыл замыкающим.

Периодически им приходилось преодолевать препятствия. Где-то путь преграждали какие-то ящики с оборудованием, застрявшим на половине пути, некоторые геромозатворы оказались не полностью открыты. В одном месте там, где шли бои, свод обрушился, и барсам пришлось буквально проползать под конструкциями, а потом приподнимать их, чтобы освободить путь для капсулы. Пару раз они осторожно огибали пробившие своды тоннелей, но неразорвавшиеся бомбы, напоминающие упавших с неба китов.

Бесстрастный свет прожекторов капсулы прорезал толщу темной воды, разгонял поднимающуюся со дна принесенную рекой илистую взвесь. Фонари камер на шлемах бойцов рисовали на покрытых потеками стенах причудливые узоры, напоминающие то ли орнаментальную резьбу, то ли нагромождения сталактитов. В выхваченной из мрака дали мерещились то ли колонны Ванкуверской Атлантиды, то ли трубы так и не вышедшего в плаванье «Титаника». Впрочем, реальность в который раз превзошла все фантазии любителей острых ощущений.

В какой-то момент света стало больше, пронизанная солнечными и явно уже полуденными лучами вода приобрела оттенок муската, в котором, словно листики мяты в бокале для коктейля, болтались водоросли. Потом на пути стали попадаться обломки каких-то механизмов, обрывки вывернутой обшивки, искореженные детали сложных агрегатов. Тоннель сначала сделался узким, едва не с игольное ушко, затем превратился в гигантский бассейн, заполненный хаосом разрушенных циклопических конструкций.

— Что это? — не понял Слава.

— Подлипкинский гидроузел! — мрачно отозвался Дин. — Вернее то, что от него осталось.

В самом деле, это был не бассейн, а разрушенный машинный зал колоссальных размеров. Из каши развороченного оборудования торчали куски арматуры, напоминающие лес копий, забытых после битвы титанов. Разодранные в клочья железобетонные и карбонопластиковые покрытия свисали откуда-то сверху волнообразными каскадами, вызывающими смутные ассоциации с картинами Дали, по-своему прекрасными в бесстрашном отрицании законов логики и мироздания, но в любой момент готовыми устремиться вниз. А в центре зала, апогеем разрушения и абсурда лежала вывороченная с места гидротурбина, и погнутый статор турбогенератора застыл сорванным с обода колесом сансары. Принесенные рекой тонны песка и ила, стыдливо прикрывая зияющие раны павшего технологического гиганта, придавали картине черты вселенского запустения, а сквозь толщу воды она и вовсе выглядела фантасмагорией.

— Сколько трудов, сколько сил, — вздохнул Петрович, вслед за Арсеньевым и молодыми барсами поднимаясь на поверхность и обозревая жуткую картину разрушений.

А ведь он помнил возведение этой плотины.

— Подлипки, наверное, тоже затопило, — пробормотал Дин, осторожно приоткрывая линзу шлема. — Хорошо, что Серега не видит.

Перед глазами Туси промелькнула картинка из воспоминаний молодых барсов: ухоженный домик в русском стиле на берегу впадающей в Трубеж Истры с резными наличниками, банькой у мостков, стоянкой флаеров и оборудованной шезлонгами площадкой для мангала.

— У Сергея сейчас есть проблемы посерьезнее, — нахмурился Арсеньев, открывая фонарь капсулы и наблюдая за состоянием раненого. — А дом — это дело наживное.

— Главное, что из Подлипок успели почти всех вывезти! — успокоил товарищей Клод, который во время своего «дружественного визита», как назвали его самоволку в расположение полковника Корзуна, уточнил интересующую группу информацию по ходу эвакуации мирного населения.

— Как будем дальше выбираться? — поинтересовался Слава, с недоверием глядя на колеблемые ветром куски арматуры и труб, торчащие из рваных пластов карбонопласта, угрожающе нависших над поверхностью воды.

— Отсюда пешим ходом до побережья — километров двадцать, — вздохнул Петрович, выразительно указывая в сторону раненых и Туси.

— А если в обход, то все пятьдесят! — поддержал его Дин. — По топям и лесам, отбиваясь от саблезубов и гризли.

— Прогулка по лесам и болотам в пору сбора желтовики — не такое уж плохое занятие, — потрепав по загривку Шусмика, подмигнул Тусе Командор. — Да и любые гризли после института бионики покажутся плюшевыми медвежатами. Но не в этот раз, — добавил он серьезно и веско. — Корабли выйдут на орбиту планеты через восемь часов, и мы должны их встретить.

— И кто им только рассчитал этот коридор? — возмущенно засопел Петрович, вспоминая разговор с золотоволосой Мишель.

Его прервал Капеэсэс, которому, видимо, очень не хотелось пробираться среди хаоса металла и углепластика, а потом тащиться по перекрытым патрулями, перепаханным бомбежками дорогам, вынося на себе двоих раненых, ибо Пабло пока не имел сил, чтобы очнуться:

— Если верить схеме, тоннели выходят на поверхность возле Кальмаровой гавани, — заметил он, вновь опуская линзу шлема. — А там рукой подать до нашего объекта.

— Я на разведку! — опередил его Клод, красиво переворачиваясь в воде и уходя на глубину.

— Только без самодеятельности! — досадливо поморщился Арсеньев, который, проверив артериальное давление и работу сердца Сережи Савенкова, собирался делать ему еще одно вливание кровезаменителя, и потому поучаствовать в рейде не мог.

— Я прослежу! — пообещал Петрович, оставив Дина возиться со схемой геромозатворов и ныряя с плеском, которому позавидовал бы любой кит.

Арсеньев едва успел определиться с дозой препарата и дать Тусе распоряжения насчет скорости введения раствора, когда на поверхность вынырнул Капеэсэс. Вид разведчик имел настолько ошарашенный, что это было заметно даже сквозь линзу шлема.

— Что у вас? И где Петрович с Клодом? — встревоженно подался вперед Арсеньев.

— Там внизу что-то шевелится! — не по уставу отозвался Слава.

— Опять тысяченожки? — не отрываясь от голограммы, попытался поддеть товарища Дин. — Везет тебе второй день.

Капеэсэс хотел бросить в ответ что-то такое же насмешливое и едкое, однако в этот миг над корпусом статора поднялось усеянное присосками гигантское щупальце и где-то в глубине засветился круглый желтый глаз, не уступающий по размеру прожектору капсулы.

Шусмик оглушительно залаял, Туся от неожиданности вскрикнула и, едва не выронив капельницу, непроизвольно потянулась к Арсеньеву, который попытался сказать ей что-то ободряющее, скомандовал Шусмику лежать, спешно закрыл фонарь капсулы и вытащил оружие, прицеливаясь.

— Architeuthis dux Steenstrup! Mesonychoteuthis hamiltoni! Architeuthis hartingii, Аrchiteuthis kirkii, Architeuthis martensi… — послышался в наушниках голос Клода, который словно на экзамене по биологии перечислял латинские названия видов гигантских головоногих моллюсков, почти исчезнувших на Земле, но прекрасно чувствовавших себя в океанах Ванкувера.

Судя по эмоциональным, азартным возгласам, энергичными ударам и хлопкам, перемежавшим классификацию, после каждого названия на одного представителя вида становилось меньше. Петрович молодому барсу помогал. Вскоре оба появились на поверхности. За ними, словно куски ожившей арматуры, тянулся лес шевелящихся, жадных щупалец.

Туся, у которой от ужаса представшего перед глазами зрелища, кажется, даже зашевелилась под шапкой коса, и поползли в разные стороны заколки и шпильки, невольно позавидовала самообладанию барсов, в особенности Клода с его классификацией. Тем более, что сама она будто чувствовала прикосновение очень древнего, совершенно непохожего на человеческое, враждебного сознания, живущего по законам темных глубин, по непостижимой логике беспозвоночных. «Вас никто сюда не звал, это — наша планета, вы уйдете ни с чем, и все вернется в первозданный хаос».

Барсы спорить с кальмарами не собирались, но и сдаваться на милость морских гадов были не намерены.

— Дожили! — сердито пыхтел Петрович, превратив в прах пытавшегося дотянуться до него моллюска и прицеливаясь вновь. — Едва сумели усмирить механических тараканов, так теперь еще и от закуски к пиву отбиваться приходится! Побросали тут свое хозяйство, а нам подчищай чужие хвосты! — добавил он, имея в виду хозяев многочисленных ферм Новонормандского побережья, где кальмаров разводили не только в качестве деликатесов, но и как сырье для биоэнергетики.

Поскольку из-за войны сельское хозяйство Ванкувера пришло в полный упадок, брошенные на произвол судьбы обитатели глубин добывали пропитание как могли.

— Такую закуску в старые времена величали Кракенами и считали порождениями самой тьмы! — выстрелами из скорчера отгоняя настырных тварей от капсулы, счел возможным пояснить Командор.

— Да что эти океанские моллюски вообще забыли в пресной воде?! — возмутился явному нарушению законов биологии Клод, по-прежнему предпочитавший импульснику клинок и препарирующий головоногих, словно те лежали перед ним на лабораторном столе.

— Мы находимся возле устья Трубежа, а в этом месте из-за высоких приливов вода достаточно просаливается, — успел пояснить Арсеньев, прикрывая юного исследователя и увлекая его в сторону капсулы, подальше от слишком опасных экспериментов.

— Дин, что у нас там с тоннелями? — взмолился Капеэсэс, брезгливо стирая с линзы шлема липкую зеленоватую слизь.

— Те, которые ведут к Кальмаровой гавани, проходят внизу и, кажется, теперь заняты, — сердито отозвался Дин.

— Ну, должен же существовать какой-нибудь выход из этого машинного зала! — резонно заметил Клод.

— И я пытаюсь его открыть! — огрызнулся Дин, тщась привести в действие гермозатворы полузатопленного люка.

— А старыми дедовскими методами ты не пробовал?! — Капеэсэс решительно направил на люк дуло скорчера.

— Отставить! — одернул его Арсеньев. — Ты хочешь, чтобы за нами увязались все обитатели Кальмаровой гавани?

— Но затворы не открываются, — озабоченно протянул Дин. — Похоже, обесточены.

— Короткое замыкание пока никто не отменял, — пожал плечами Петрович.

— Придется отжимать вручную, — вздохнул Командор.

Пока Слава и Клод отбивали новую атаку кальмаров, почуявших, что от них ускользает добыча, Арсеньев со старшиной выдрали два массивных прута, уперлись в стену, и вновь, как тогда в гараже, Туся почувствовала обрушившуюся на нее тяжесть рвущего сердце и надсаживающего позвоночник усилия. Только на этот раз, помимо упрямого, на грани человеческих возможностей рывка Командора, она ощутила и сопротивление обездвиженного агрегата гермозатворов.

Перед мысленным взором предстал привод, строение которого она, конечно, когда-то сдавала в школе, но потом благополучно забыла. Этот раздел физики в отличии от общей биологии в медицинском не проходили. Механизм выглядел совершено исправным, даже провода не оплавились, оставалось только привести его в действие. Туся нащупала точку приложения усилия, сконцентрировалась и впервые в жизни у нее получилось. Электромотор ожил, закрутился, и ворота поползли вверх.

Барсы, включая Арсеньева, на этот раз не стали даже пытаться выяснять, что произошло. Только Дин удивленно глянул на схему. Остальные спешно протолкнули внутрь капсулу и нырнули сами, вновь опустившимися створками прищемив с десяток особенно проворных тварей. Поскольку ворота со стороны машинного зала содрогались от ударов мощных мускулистых тел, и от грохота, лязга и треска закладывало уши, задерживаться на месте никто не стал, и внушительная тяжесть капсулы даже Славе не показалась чрезмерной.

Уже наверху на полуразрушенной плотине, когда бойцы, включая Командора, рухнули без сил, Туся с ужасом обнаружила, что все еще держит капельницу. Но ничего страшного не случилось. Полускрытое кислородной маской лицо Сережи Савенкова было бледным, но спокойным, грудь ровно вздымалась, а препарат, которого в емкости оставалось еще не менее половины, продолжал поступать в вену. Разве что у самой Туси по подбородку, запятнав куртку и бронежилет, стекала изо рта кровь.

(обратно)

XVI

Хотя к тому времени, когда барсы немного отдышались, Туся постаралась привести себя в порядок, Арсеньев все равно заметил пятна свежей крови на ее одежде и понял все.

— А я еще удивился, почему затвор так легко пошел! — заметил он сухо, но в карих глазах клокотала ярость.

«Что ты себе позволяешь?! Надорваться решила? Заняться больше нечем? Еще раз так сделаешь, убью!» Ход его мыслей выглядел очевидным без всякой телепатии, а эмоции считывались прямо с искаженного досадой и гневом лица. И можно было бы возмутиться, а по какому, собственно, праву, но почему-то не хотелось.

— Если женщина потянет — семь волов не перетянут! — вспомнил старинную пословицу Петрович. — Ох, девчонки, девчонки!

Туся предпочла промолчать, но при попытке выбраться из капсулы и встать, чтобы облегчить барсам их и без того нелегкую ношу, в глазах потемнело, а ноги предательски задрожали, грозя подогнуться, как у новорожденного теленка жирафы.

— Да не надо, зачем! — с галантностью рыцаря из романа запротестовал было Клод.

— Мне лучше хоть немного пройтись, а то ноги совсем онемели! — с мольбой глянула на него Туся.

— И почему у этих капсул не придумали воздушной подушки или хотя бы колес, когда не по пересеченной местности! — вздохнул Дин, поудобнее перехватывая ручку.

Когда барсы, держа капсулу с четырех сторон, осторожно обходя воронки и трещины, добрались до края плотины, вернулся Капеэсэс, которого отправили на разведку.

— Нет, ну, это уже просто наглость! — вместо доклада по форме возмущенно начал он. — Эти фанфароны из Альянса не потрудились даже обеспечить охрану плотины!

— Эка невидаль, — переводя дух, пожал плечами Петрович. — Змееносцам ГЭС без надобности. Наши же войска покинули планету.

— А наша группа и Вернер с Цоца-Цолой и Семеном Савенковым не в счет? — сверкнул синими глазами Клод, стараясь идти в ногу с Командором.

— Ну, ты же не собираешься восстанавливать плотину, — осадил его Дин. — У нас есть дела поважнее!

— Вот именно! — кивнул Арсеньев. — И отсутствие легионеров на этом участке нам только на руку.

— Еще бы какое плавсредство отыскать, — начал Петрович, мечтательно глядя на широко раскинувшееся водное пространство.

— Я с той стороны плотины видел какой-то карбас или баркас, — с готовностью отрапортовал Слава.

— Скажи уж сразу — испанский галеон под пиратским флагом, — насмешливо протянул Дин.

Галеон они, конечно, не обнаружили. Зато ниже плотины метрах в десяти от берега дрейфовал потерявший баржу буксир. Причем настолько дряхлый и ржавый, что невольно хотелось узнать, каким чудом он все еще держится на плаву, а также кто и зачем привез его на планету. Ибо заложен он был явно еще до открытия Новонормандских верфей.

— И это дырявое корыто ты называешь кораблем? — отирая со лба пот и прикладываясь к фляжке с водой фыркнул Дин, разглядывая морского Росинанта.

— А чем это тебе не корабль? — обиделся Слава, снимая с шеи шарф, оказавшийся явно неуставной алой расцветки с портретом товарища Че. — Сейчас возьмем на абордаж, флаг мирового пролетариата повесим. И нам никакие кальмары не страшны.

— Да что там кальмары! При виде такого эсминца разбежится весь легион! — подыгрывая товарищу, хохотнул Дин.

Передав Капеэсэс ручку капсулы, он взял шарф и начал было им размахивать, но, глянув на лица Арсеньева, Клода и Петровича, так и застыл на месте.

— Быть не может! — качал головой старшина, глядя на буксир с таким видом, словно внезапно оказался на берегу Стикса, на волнах которого качалась ладья Харона.

— Неужто тот самый? — пытаясь сморгнуть с ресниц то ли наваждение, то ли непрошенные слезы, болезненно кривился Клод.

— Серийный номер тот же, — тихо подтвердил Арсеньев. — И название — «Северное сияние». Оно мне потом семь лет в кошмарах снилось.

— Эк, его занесло! — потрясенно выдохнул Петрович.

Туся тоже вспомнила. В видениях Арсеньева этот корабль, уже тогда потрепанный и видавший виды, выглядел слишком осязаемым. Правда, жуткие винты, унесшие жизни не одного десятка узников Корпорации, были скрыты под водой, зато на корпусе и рубке до сих пор виднелись латки и пробоины от попаданий из импульсного оружия.

— Не нравится, Саня, мне все это, — нахмурился Петрович, потянув капсулу в сторону от реки. — Лучше обойти этого Летучего голландца стороной.

— Нет, почему же! — запротестовал Арсеньев. — У него появился шанс реабилитироваться!

— Корабль тут ни при чем, — поддержал Командора Клод, вслед за ним направляясь к воде. — Да и в прошлый раз, этот буксир не только убивал, но и спасал. Я пришел в себя на его палубе, и ты, — юноша указал на Петровича, — тоже.

— Много бы нас с тобой тогда откачали, — слегка оттаял здоровяк, — если бы Вернер с Цоца-Цолой вовремя не вытянули веревку.

— И сегодня у нас есть шанс тот долг отдать! — подытожил Арсеньев, спуская капсулу на воду и нащупывая дно.

Они вплавь добрались до буксира, вскарабкались на борт, запустили двигатель и подняли якорь. Удивительно, но даже при тщательном осмотре в трюме не обнаружилось ни одной течи. Да и состояние ходовой части внушало оптимизм.

— Сильно нам это время, конечно, не сэкономит, — прикидывал Петрович. — Максимальная скорость таких посудин — тридцать-сорок километров в час. Да и крюк слишком большой.

— Все лучше, чем пешком по болотам, — с опаской глядя на берег, заметил Дин.

— А как насчет двигателя? — выглядывая на палубу и вслушиваясь в мерное тарахтение движка, решил высказать свои опасения Слава. — Шум может привлечь внимание.

— Пока некого привлекать. В Подлипках и поселке энергетиков людей не осталось, а ниже по течению начинается заповедник, — успокоил бдительного разведчика разбиравшийся с управлением Арсеньев. — Там только гризли и мегалоцеросы.

И правда, дельта Трубежа, сильно заболоченная, покрытая непроходимыми лесами, изрезанная сотнями проток, ериков и стариц, была тем местом, где деятельность человека ограничивалась лишь наблюдением за редкими видами животных и растений. Здесь правили бал эндемики и реликты, исчезнувшие на Земле еще в палеоцене. Помимо гигантского цветущего папоротника и желтовики, ставших своеобразной визитной карточкой Ванкувера, здесь встречались сотни видов, дающих ответы на фундаментальные вопросы науки, загадывающие новые ребусы и приводящие биологов в бурный восторг.

Во всех школах и университетах столицы и Нового Гаврае ни один триместр занятий биологии не обходился без обязательной экскурсии в заповедник Трубежская пойма. Туся хорошо помнила прогулку по экологическому маршруту, проложенному над оленьими тропами, и стадо мегалоцеросов, несущих свои величавые рога меж вековых сосен и тысячелетних секвой, произвело на нее не меньшее впечатление, чем зрелище леса, точно россыпью рубинов, усыпанного цветами папоротника.

Сегодня не тронутый войной и, кажется, даже не подозревающий о ней лес представлял собой зрелище не менее величественное и необыкновенное. В отличие от города, где осень в этом году напоминала о себе лишь ледяным ветром и промозглой сыростью, от которой не спасали оставшиеся без обогрева, полуразрушенные жилища, здесь перед восхищенным взором представало «пышное природы увяданье» во всем своем первозданном великолепии.

Конечно, многочисленные хвойные, древние папоротники и хвощи менять и, тем более, сбрасывать ничего не собирались, выставляя напоказ свой роскошный убор, украшенный всеми оттенками изумруда и хризопраза. Зато прижавшиеся к реке ивы словно обрамляли царствие реликтов нарядной золотой оправой, а возвышающиеся на холмах или стоящие на юру рыжие в эту пору дубограбы создавали красивые вкрапления, наподобие медных прожилок в сферолитах малахита. И даже привезенные с Земли клены, нарядившиеся в пурпур византийской парчи и багрянец японского шелка, смотрелись менее чужеродно, нежели их запыленные и обгоревшие собратья на разгромленных городских бульварах, сиротливо вздымающие к небу ветви, покрытые пожухлой листвой.

Впрочем, барсы представшего их взору природного великолепия, казалось, не замечали, и если даже смотрели на берег, то лишь затем, чтобы обнаружить под величественными темными сводами кого-то более опасного и угрожающего, нежели спустившийся к водопою шерстистый носорог или переплывающий реку олень. Да и то этим занимались лишь те бойцы, которым выпало время управлять буксиром или нести караул. Остальные, пользуясь удобством путешествия и относительным затишьем, пытались урвать хоть пару часов сна, зная, что следующая ночь будет не менее горячая, чем предыдущая.

Вглядываясь в умиротворенные, спокойные лица ребят, с которых, казалось, на глазах уходила застарелая усталость, Туся не могла не удивляться. Неужели это те самые отчаянные бойцы, которые только несколько часов назад лезли змееносцам в зубы, добывая материалы из тайника, прорывались под огнем из института Энергетики, рубились с легионерами и кшатриями в рукопашной?

Дин забавно хлопал губами и пыхтел, как молодой кит. Слава подергивал руками и ногами в ритме Ванкуверской джиги. Петрович богатырским храпом, кажется, заглушал движок, но на это никто не обращал внимания. Клода мучили кошмары. Он хмурил брови, раздувал ноздри, открывал рот, захлебываясь в беззвучном крике. Арсеньев легонько тронул его за плечо, вытаскивая из дебрей беспощадной памяти, как когда-то тянул из воды, а потом положил под бок Шусмика, чтобы тот охранял его сон.

Не избежал тяжелых мучительных видений и сам Командор, когда, поддавшись на уговоры Петровича, уступил старшине место у штурвала. Едва только первая дрема полностью сомкнула отяжелевшие веки, Арсеньев тоже отправился прямиком в старый док. Лоб его покрылся испариной, скулы свело от гнева и бессилия, руки мучительно изогнулись в попытке кого-то ухватить и удержать. Поскольку Петрович совершал какой-то маневр на реке, несший караул Клод чистил и полировал свой клинок, а Шусмик сидел рядом с ним, вживаясь в роль сторожевой собаки, Туся решила, что с демонами Командора справится сама и поступила в лучших традициях сказочных героинь.

Убедившись, что Слава, Дин и оба раненых спят, а Петрович и Клод каждый заняты своим делом, она осторожно нагнулась к лицу Арсеньева и бережно запечатлела на его потрескавшихся губах робкий поцелуй. Возможно ее идея была не самой оригинальной и, как выяснилось, едва ли не опасной, но ничего лучшего она придумать не смогла.

Эффект превзошел все ожидания. Сначала Командор страшным сокрушительным захватом едва не свернул ей шею, однако уже через миг в его заскорузлых пальцах появилась нежность и не сдерживаемая тормозами сознания страсть, соленые, окруженные многодневной щетиной губы, сторицей вернув ее поцелуй, подарили еще десяток, горячих, требовательных и властных, не оставив вниманием подбородок и открытую часть шеи.

Трудно сказать, чем бы все закончилось: его рука, добравшись до талии, скользнула Тусе под майку, безошибочно находя не пострадавшую от удара левую грудь. Однако усталость оказалась сильней. Так и не открыв глаза, не разжимая объятий, Командор погрузился в глубокий, крепкий сон. Туся попыталась освободиться, ощущая, как горят губы и все лицо. Куда там! Проще было выбраться из-под лапы спящего льва.

— Не надо, девочка! — проворковал над ухом Петрович, накрывая их с Арсеньевым добытым где-то в недрах суденышка потрепанным пледом. — Дай Сане поспать, и сама отдохни.

Теперь у Туси горело не только лицо, но и уши, как у второклашки, пойманной за несанкционированным поеданием сладкого. Сердце колотилось, как бешеное, а мысли скакали с одного на другое, точно белки на ветвях прибрежных деревьев. Не считая жуткого происшествия возле разрушенной квартиры, это был по сути первый ее поцелуй и первый опыт. Хотя она понимала, что Арсеньева это небольшое недоразумение ни к чему не обязывало. И все же было жаль, что все произошло не совсем наяву. Впрочем, совету старшины Туся последовала. Она ведь тоже научилась использовать для сна любое оказавшееся свободным время. Что там им всем готовит наступившая ночь?

Проснулась она оттого, что свежий морской ветер бросил в лицо пригоршню соленых брызг. Буксир шел вдоль побережья, огибая песчаную косу, а до самого горизонта простиралась стального цвета гладь слегка потревоженного бризом океана. У штурвала стоял Клод, а остальные барсы, доедая остатки холодной курятины и сухпайка, сидели возле голограммы карты, обсуждая и на ходу внося правки в план второй части задания. Петрович опять негодовал и говорил о тяге некоторых командиров к рискованным авантюрам на грани самоубийства.

— А что ты можешь предложить взамен?! — строго глядя на старого товарища, гнул свою линию Арсеньев. — Пабло даже если в ближайшие пару часов и очнется, в сеть заходить все равно не сможет. Я первый ему не позволю и как командир, и как врач. А второго айтишника такого класса нам, увы, никто не предоставил. Мы и так сейчас находимся, можно сказать, в свободном поиске на грани самоволки. И в официальных документах рейс Вернера, Цоца-Цолы и Савенкова называется эвакуацией боевой группы.

— Бред какой-то! — громыхнул старшина.

— Нормальные дератификационные действия, — расплылся в улыбке Слава. — Чтобы как с институтом Энергетики не вышло.

— А что нам мешает связаться с Вернером и объяснить ситуацию? — воинственно встопорщил усы Петрович. — Пушки одного только «Луи Пастера» сметут генераторы подчистую! И это, не говоря об орудиях «Гризли» и сильфидских установках «Механизе».

— А заодно разнесут пол-лагеря, — невесело усмехнулся Арсеньев. — Со всеми людьми.

— К тому же выходить сейчас на связь по открытому каналу, — поддержал Командора Капеэсэс, — это почти что присылать змееносцам официальное уведомление в духе «Иду на вы». А частоту закрытого канала Серега успел стереть.

— Я тут посмотрел наброски Пабло, — подал голос, возившийся с компьютером, Дин. — Думаю, я все-таки сумею войти в их систему и запустить вирус.

— Этим ты очень облегчишь нам задачу, — одобряюще кивнул молодому барсу Командор. — А мы с Клодом пока попытаемся отключить силовое поле изнутри.

— И в кого ты, Саня, такой упрямый? — с безнадежным видом вздохнул Петрович.

— Этот вид упрямства называется волей к победе, и он не раз сохранял мне жизнь, — с обезоруживающей улыбкой пояснил Арсеньев.

— И все-таки не понимаю, как ты собираешься найти тоннель, который не обозначен ни на одной на карте? — покачал головой старшина.

Хотя Туся лежала одетая под парой теплых пледов, ее колотил озноб и свежий морской бриз был тут совершенно ни при чем. Вслед за Петровичем она была готова повиснуть на руке Командора и слезно умолять его отказаться от этого безумного замысла… И так же, как и старшина, понимала, что на кону стоят жизни даже не сотен, а тысяч людей.

Конечно, решение вывести с Ванкувера регулярные войска было продиктовано жестокой необходимостью, да и количество гражданского населения, вывезенного за время проведения операции в безопасные миры, впечатляло. Но на разгромленной планете по-прежнему оставались тысячи бойцов, оказавшихся в «котлах» и отрезанных от основных сил, не говоря уже о десятках тысяч гражданских, за время конфликта перемещенных в карантинные зоны и ожидающих отправки на фабрики смерти Альянса.

Оставлять их на произвол судьбы было не только бесчеловечно, но и недальновидно. Каждый пленник «Панна Моти» не только приносил Корпорации немалую прибыль, но и обеспечивал легионеров бесплатной энергией, а ведь именно из-за нехватки мощностей и сложности переброски ресурсов из других миров войска Содружества и не сумели выбить с Ванкувера Альянс. Но Совету хватало проблем с беженцами и вынужденными переселенцами, а Командование, занятое перегруппировкой основных сил, могло только негласно благословить авантюру небольшой группы смельчаков.

Вернер, Савенков и Цоца-Цола вели через коридоры подпространства три грузопассажирских корабля вовсе не для того, чтобы забрать группу из семи человек. Возле занятого змееносцами космопорта Нового Гавра на побережье был размещен еще до недавнего времени цинично прикрывающийся вывеской «Карантинная зона» крупнейший на планете концентрационный лагерь, в котором по предварительным подсчетам сейчас находилось около двадцати тысяч человек.

Конечно, в сравнении с двумя с половиной миллиардами эвакуированных эта цифра укладывалась в рамки статистической погрешности. Однако, рассуждая таким образом, можно было скатиться до извращенной логики и морали змееносцев. Не говоря уже о том, что каждый человек, попавший на энергетические фабрики «Панна Моти», неизбежно превращался в генератор, сравнимый мощностью с турбиной электростанции.

Помимо корпуса легионеров и нескольких соединений дронов, которые поддерживали порядок и пресекали малейшие попытки бунта или побега, лагерь охраняло мощное силовое поле, накрывающее энергетическим куполом всю территорию. Его бесперебойную работу обеспечивали три генератора, главный из которых находился в самом центре этого терминала смерти, где концентрация охраны достигала едва не десятка человек на квадратный метр. Основная задача барсов на этом этапе состояла в том, чтобы поле дестабилизировать, а генераторы отключить или уничтожить, чтобы обеспечить заключенным возможность выхода из лагеря. Охранников и конвоиров на себя готово было взять недавно вышедшее на связь Сопротивление.

В первоначальном плане основная роль в обезвреживании противника отводилась Пабло с его способностями проникать во вражескую сеть и наводить там хаос. Однако «ночи гигантских пауков» не ожидали не только змееносцы. А включить в состав группы Арсеньева еще одного оператора межсети Командование посчитало нецелесообразным.

Теперь, насколько Туся поняла из обрывков разговоров, Командору и уцелевшим членам группы приходилось действовать старыми дедовскими способами, используя все подручные средства, включая старый буксир и выброшенный на побережье танкер.

— Ну вот, теперь на мачте этого суденышка точно стоит поднять флаг мирового пролетариата! — пританцовывал Слава, закачивая в трюм буксира топливо по самую ватерлинию и даже выше.

— Скорее Веселого Роджера! — отозвался Дин, пытаясь нащупать слабые места в защите генератора, расположенного на маяке. — Использование брандеров — типично пиратская тактика!

— Ничего ты не понимаешь! — воскликнул Слава с горячностью, пожалуй, даже опасной вблизи легковоспламеняющихся веществ. — Я имею в виду экспедицию товарища Че и восьмидесяти двух бойцов революции к берегам Кубы на яхте «Гранма». Ее тоже считали самоубийством.

— Надеюсь у этой керосиновой лавки хватит мощностей пробить в защите брешь, — производя в уме какие-то расчеты, прикидывал Клод.

— В противном случае, мы с Петровичем превратимся в жаркое! — беззаботно хохотнул Капеэсэс. — Мне не привыкать!

— А нас с Командором отправят прямиком в биореактор! — в тон ему откликнулся Клод.

— Никакого жаркого! — строго глянул на Славу Арсеньев, поднимаясь на борт буксира и проверяя, как идут дела у подчиненных. — Выведете эту посудину на прямой курс, дождетесь, чтобы прожектора на маяке переключились на другую часть акватории, Петрович заклинит руль, а поджечь можно и выстрелом с расстояния, если сами легионеры еще раньше не пальнут. И про биореактор чтобы я больше не слышал! — строго глянул он на Клода, бросая тому какое-то тряпье. — С таким настроем лучше остаться вместо Дина охранять раненых и Риту. Только систему ты пока взламывать не научился!

Клод не стал вступать в полемику, а просто начал переодеваться. Арсеньев уже снял броню и вместо форменной куртки нацепил найденный на одном из кораблей растянутый свитер, чтобы хотя бы с первого взгляда сойти за штатского.

Им с Клодом предстояло совершить невозможное: проникнуть на территорию лагеря и добраться до генератора, воспользовавшись неким тоннелем, о точном местонахождении которого имелись лишь очень туманные сведения. В это время Петрович и Слава с моря атаковали маяк, при помощи брандера сделав в защитном поле второго генератора брешь и проникнув внутрь под водой, используя спасательную капсулу. Туся и раненые оставались на берегу, вверенные заботам Дина, который не оставлял надежды отключить всю систему.

Поскольку дел было невпроворот, а время поджимало, прощание на этот раз вышло таким же скомканным, как в институте бионики, тем более, что Туся занималась обустройством раненых на берегу и барсам старалась не мешать. Перед отходом Арсеньев подошел, чтобы еще раз убедиться, что жизни Пабло и Сергея ничего не угрожает, и лечение идет в правильном направлении. Оказавшись рядом с Тусей, он вдруг порывисто сгреб ее в охапку и крепко, по-настоящему поцеловал.

(обратно)

XVII

Хотя Туся знала, что каким бы то ни было событиям разворачиваться еще рано — барсам требуется время, чтобы добраться до лагеря, она каждый раз вскидывала голову, завидев в районе маяка какой-нибудь всполох. И вновь разочарованно опускала глаза или с тихим всхлипом смаргивала слезы, убедившись, что это всего лишь зарево заката, отраженное поверхностью прожектора. Ожидание на этот раз ощущалось особенно мучительно, из-за отсутствия связи: Петрович и Слава выключили передатчики, чтобы их не засекли, а Арсеньев и Клод не взяли с собой даже скорчеры.

Едва Туся пыталась себе представить, каким образом Командор и его напарник начнут осуществлять свой план, и что их может ждать внутри вражеского лагеря, ее начинал колотить озноб, какого она не припоминала со времен слишком близкого знакомства с вирусом, носящим имя ее отца.

— Если не получится с первого раза пробить защиту маяка, — инструктировал Арсеньев перед уходом Петровича и Славу, — лучше не лезьте на рожон и дождитесь кораблей. Для Вернера и Цоца-Цолы генератор не проблема, да и у Семена Савенкова его «Гризли» оборудован не только противометеоритными пушками.

— Тогда может нам с этим маяком и не заморачиваться, а отправиться с вами? — предложил Слава.

— Слишком большая группа вызовет подозрения! — ревниво глянул на товарища Клод.

— К тому же, должен остаться кто-то в резерве, если у нас не получится, — равнодушно добавил Командор. — В крайнем случае и к центральному генератору придется применить пушки кораблей, — успокоил он товарищей, — но это приведет к слишком большим жертвам среди пленников.

— И нас, как после освобождения заложников в Новом Гавре, обвинят в терроризме, геноциде и всех смертных грехах! — сверкнул синими глазами Клод.

— Мертвые сраму не имут! — осклабился Капеэсэс.

— И все-таки не понимаю, почему ты, Саня, решил отказаться от первоначального варианта? — сурово сдвинул на переносице мохнатые брови Петрович. — Выманили бы на побережье какой-нибудь патруль, захватили по-тихому их броню и оборудование и проникли в лагерь со связью и оружием!

— Первоначальный план предусматривал активное участие Пабло, который должен был взломать систему змееносцев и прежде, чем запустить туда вирус, внести наши параметры, — вздохнул Арсеньев, глядя на безучастного оператора сети. — Как думаешь, почему в лагере нет ни стен, ни колючей проволоки, ни каких-то других заграждений прошлого? Периметр лагеря настроен на биометрию охраны, так что даже если у нас будет броня, поможет это нам только до их первого КПП.

— А без брони и оружия вас просто сразу убьют, — мрачно выдохнул Петрович, пережевывая какой уже по счету бычок.

Туся так и не смогла вспомнить, сумел ли он за все время их знакомства выкурить хоть одну сигарету.

* * *

— Не думаю, что патрульные сразу откроют огонь на поражение, — заметив близкое к обморочному состояние Туси, попытался успокоить ее безуспешно возившийся с системой Дин. — Легионеры за каждого пленного, взятого живым, получают призовые.

— А если стервятники «Панна Моти», как в институте Энергетики, получили ориентировку? — жалобно спросила Туся, ощущая, как порывы морского ветра вытрясают из нее последние остатки тепла. — Или проследили за нашим маршрутом?

— Тогда у них тем более нет причин Командора убивать, — безыскусно отозвался Дин. — Им нужны образцы из тайника. А там и Клод на что-то сгодится.

Туся в панике глянула на Шусмика, в желудке которого до сих пор находился один из контейнеров. Арсеньев сказал, что образцы идентичны друг другу, значит есть шанс донести до Вернера хоть один контейнер. Но если Командора вычислят и найдут тайник, то результаты исследований отца, которые он счел нужным утаить даже от руководства Института Эпидемиологии, попадут прямиком к змееносцам!

Надо было еще в тот момент, когда Арсеньев заявил о своем намерении сдаться первому патрулю и проникнуть в лагерь в качестве пленника, любыми путями его остановить. Схватить, скрутить, вколоть лошадиную дозу снотворного! Ну ясно же, что от чрезмерного напряжения у него произошло помутнение рассудка. Ибо только в состоянии нервного расстройства можно всерьез рассчитывать освободиться, завладеть оружием и по неведомым тоннелям подобраться к генераторам.

Так, вероятно, и думали высокие чины из Командования, отказавшие группе в подкреплении. Зачем рисковать людьми ради тех, кого не учли или списали в потери по наименее затратной статье «без вести пропавшие»? В любом случае трех звездолетов, оснащенных плазменными пушками, более чем достаточно. В отличии от высоких начальников Арсеньев понимал, что речь идет о тысячах жизней. И разве одна его жизнь да пара образцов, которые еще неизвестно, как сохранились, могли стоить дороже?

— Эх, надо было мне не на флаерах гонять, а второй факультет, как предлагал Пабло, заканчивать, — понурившись после очередной неудачи с вражеской системой вздохнул Дин. — Серега же смог! А, казалось бы, где музыка, а где космическая связь.

И бормоча себе под нос что-то еще более самоуничижительное, он погрузился в изучение заготовок друга, пытаясь нащупать сервера, обеспечивающие работу генераторов защитного поля.

Туся ему не мешала. Ей хватало забот: у Сергея Савенкова поднималась температура. Организм подключал свои резервы борьбы, и теперь следовало каким-то образом его уговорить не отторгать импланты. У того же Арсеньева после знакомства с двигателем буксира одна из пересадок пальцев, после которой Туся его и навещала, закончилась обострением пневмонии. Сережины легкие сейчас пребывали в гораздо худшем состоянии, а зарядка в аппарате искусственной вентиляции и выработки кислорода подошла к концу. И если еще закачивать в травмированную грудь воздух можно было вручную, то для насыщения крови кислородом следовало принимать экстренные меры.

А тут еще Пабло, которому по всем показателям следовало бы проснуться, впал в какое-то опасное оцепенение, близкое то ли к обмороку, то ли к чему похуже вроде комы или кровоизлияния в мозг. Сговорились они, что ли? Или после ухода Командора костлявая, витавшая неподалеку, решила, что бестолковая студентка ей не указ. Бред какой! Так и до антинаучных россказней дикарей недолго дойти!

Проблему с аппаратом вентиляции легких помог решить Дин, который объяснил, что большинство устройств, адаптированных для нужд военно-полевой медицины, без особых проблем работают от аккумуляторов скорчеров. Хотя большинство блоков питания забрали Слава и Петрович, чтобы достигнуть нужной мощности при штурме маяка, тех, что оставили Дину, хватило бы и на защиту от случайного патруля, и на поддержку бесперебойной работы медицинской техники.

Обеспечив Дирижера кислородом еще часов на десять и убедившись, что жаропонижающее, которое она ввела около получаса назад, начало действовать, Туся поставила раненому поддерживающую капельницу и обратила свое внимание к Пабло.

Ей пришла в голову шальная идея попробовать нащупать сознание оператора и вытащить его из сетей киберпространства, из которых не мог выбраться ослабленный перенапряжением разум. Судя по состоянию молодого барса, погружение для управления дронами оказалось настолько глубоким, что в момент отключения от межсети его мозг затеял какую-то проверку, как после некорректного выхода из системы, и некому было нажать спасительную комбинацию ввода.

Вот только в отличие от Командора у них с Пабло не было общих воспоминаний и единственная ниточка, за которую Туся могла зацепиться, вела в спутанный клубок старого кошмара. С другой стороны, что может быть светлее образа матери? Туся, осиротевшая еще в младенчестве, это ощущала острее других. Но что она знала о сеньоре Гарсиа, кроме тех обрывков воспоминаний, которые успела подсмотреть под воздействием депрессивного излучения? Как из этой разрозненной мозаики не просто собрать целостный образ, но передать его Пабло?

И в этот момент в ее сознании почти сама собой всплыла яркая и умиротворяющая в своей безыскусной простоте повседневности картина. Залитая солнечным светом просторная комната, в которой разбросанные повсюду детали процессоров и видеокарт дополняют голограммы улыбающихся друзей и постеры с новейшими спортивными глайдерами. И обрамленное каштановыми кудрями красивое утонченное лицо женщины, на котором только придирчивый взгляд сумеет отыскать проступающую возле глаз и губ сеточку мелких морщин. Впрочем, милая складочка возле рта выглядит снисходительно и лукаво, а серые лучистые глаза смеются:

— Паблито, сынок! Пора просыпаться!

— Ну, ма-а-ам! — раздается из уютного кокона одеяла, под которым не видно даже кудрявой, как у матери, копны. — Сегодня же выходной!

— Как хочешь! — сеньора Эстениа уже не может сдерживать улыбку. — Так и скажу Серхио и Дину, что ты спишь и не сможешь отправиться с ними на серфинг.

— Маам? Вечно ты со своими шуточками!

Одеяло летит в сторону. Сеньора Эстениа спешно ретируется на кухню, откуда до одури вкусно тянет ароматом свежеприготовленной паэльи, запеканки из трески и домашнего печенья.

— Иди уже, соня! — смеется невидимый пока Дин. — Или пеняй на себя! Если в ближайшие пять минут не явишься, с Серегой разделим твою порцию!

— Дин, Сергей, ребята!

Это уже не во сне. Это шевельнулись обветренные, запекшиеся губы оператора сети. Густые, длинные ресницы дрогнули, припухшие, покрасневшие глаза недоуменно обвели неприветливый океанский берег. Хотя высота волн удовлетворила бы самого взыскательного любителя морских забав, в этом сезоне серфингом не занимались даже легионеры, пускай и захватившие побережье, но не чувствовавшие себя уверенно за пределами силового поля карантинных зон.

При чем тут легионеры? Оказалось, очень даже при чем. Погрузившись в сознание Пабло, побывав в гостях в его уютном доме, из которого совсем не хотелось уходить, Туся не сразу поняла, что происходит, почему ноутбук превратился в бесформенную массу оплавленных полимеров, а Дин стоит на коленях с заломленными за спину руками, и зачем в затылок молодого барса утыкается дуло скорчера.

— Проснулись, лунатики! — прозвучал над ухом насмешливый окрик. — Хватит тут разлеживаться! Быстро поднялись, ноги на ширине плеч, руки за голову и без глупостей!

— Это я во всем виноват! — бедняга Дин едва не плакал.

Оказывается, молодой барс, слишком увлекшись подбором кодов, не заметил проверяющий побережье патруль. Когда он услышал шаги, легионеры, сработавшие на редкость профессионально, уже взяли всю группу на прицел. Хорошо хоть компьютер среагировал на настройки вражеской электроники и запустил механизм самоуничтожения. А между тем, Дин уже почти нашел сервер, и ему оставалось только ввести комбинацию, отключающую систему опознания, чтобы затем запустить подготовленный Пабло вирус.

Туся, словно в страшном сне, где все события разворачиваются нарочито медленно или наоборот несутся вперед так, что ты не успеваешь ничего предпринять, наблюдала, как двое дюжих легионеров обыскивают Дина, проверяя, есть ли у него еще оружие помимо скорчера, который с отсоединенным аккумулятором валялся на земле. В это же время еще двое пинали и подталкивали Пабло, заставляя того принять вертикальное положение. Хотя выполнить приказ оператору сети удалось не с первого раза, у него заметно дрожали колени и снова шла носом кровь, он не просто держался молодцом, но еще ухитрился ободряюще улыбнуться.

Конечно, для улыбок не имелось ни малейшего повода. Патрульные собирались препроводить задержанных прямиком в концентрационный лагерь, и насчет своей и барсов дальнейшей судьбы Туся даже не пыталась задуматься. Одно утешало: встреча с патрулем была всего лишь роковой случайностью. Легионеры просто зачищали район, и насчет группы Арсеньева не имели ни малейших сведений. Наоборот один из них, молодой и рьяный, намеревался пленников по всей форме допросить.

— О чем ты? Опомнись! Какие сообщники? — увещевал его другой, еще крепкий, но уже обрюзгший и явно староватый для долгих пеших прогулок в полной выкладке. — Тоже мне диверсантов нашел! Небось застряли с ранеными в столице. На транспорты не успели, надеялись добраться до океана да попытать счастья на южном берегу. А то невдомек, что и там все космопорты под нашим контролем.

— А что он по межсети шарил? — указывая на оплавленные обломки ноутбука, ревниво поинтересовался любитель допросов.

— Ясное дело! С кем-нибудь из своих связаться пытался! — пояснил обрюзгший. — Забей! — посоветовал он. — Тебе же проще будет. Доставим их в лагерь и дело с концом! Впрочем, если тебе неймется, можешь устроить допрос по всей форме. А мы с ребятами, пожалуй, пойдем. Неохота как-то по дюнам в темноте шастать. Не ровен час, угодим в зыбучие пески!

Хотя обрюзгший, как и все патрульные, вызывал омерзение, Туся была ему благодарна за то, что избавил от необходимости вранья. Так складно объяснить свое появление на побережье она бы точно не смогла, да и Дин с Пабло пребывали не в самой лучшей форме и на допросе могли бы дать какой угодно промах. Впрочем, хуже всего было Сергею Савенкову, и его жизнь, за которую они с Командором столько времени ожесточенно боролись, вновь висела на волоске.

— А с этой падалью что делать? — грубо ткнул находящегося в состоянии искусственного сна радиста в бок еще один патрульный, с бесцветными глазами навыкате и сильно выдающимися вперед резцами.

— Да здесь оставить! — махнул рукой его напарник, смуглый, коренастый с широким, чуть приплюснутым носом. — Все равно он не жилец.

— Я понесу его! — мигом пробудился от апатии Дин, делая шаг в сторону раненого товарища.

— Твоего мнения тут никто не спрашивал! — ударил его в грудь прикладом с мощным блоком питания коренастый.

— Разве вы не хотите получить вознаграждение еще за одного пленника? — продолжал настаивать на своем Дин.

— Да какое там вознаграждение! — недовольно фыркнул еще один член отряда, худощавый парень, с не лишенным миловидности лицом. — Лагерь и так переполнен! Пленные дохнут, точно медузы на солнце. Там же раненых больше, чем здоровых. Эти барсы просто укурки долбанутые, идти в бой с такими увечьями. Если транспорт задержится еще на пару дней, плакали наши призовые!

— Не наши, а конвоиров внутреннего периметра, — поправил его обрюзгший. — Наша задача эти будущие батарейки доставить в лагерь, а уж как переправить их живыми на фабрики Корпорации пусть думают те, кто не высовывался за пределы силового поля карантинной зоны со времен начала эпидемии. И я буду не я, если не выскребу с начальства все, что мне причитается за каждого, включая этот живой труп!

С шуточками да прибауточками он поднял Дирижера и утвердил на плечах Дина, приторочив словно тюк и для надежности привязав к кистям рук, скованных за спиной. Туся вновь мысленно поблагодарила старого циника за то, что тот сделал вид или и вправду не заметил укрытый под одеждой раненого дыхательный аппарат.

— Ну что ты там возишься! — поддел этот же мрачный балагур настаивавшего на допросе молодца, который никак не мог совладать с Тусиными наручниками. — Всех торопил, а сам решил пристроиться к девке по-быстрому? Успеешь еще! Пока она, вишь, кочевряжится, глазенками сверкает. А посидит с недельку в лагере, так за миску похлебки танец живота для тебя спляшет и подрядится на любой кипеж с наручниками или без! А уж если ты ее обрюхатишь, просто броню языком тебе вылижет! Кому не хочется пожить лишние девять месяцев, а коли хорошо дело пойдет, то и пару лет!

Туся, конечно, слышала жуткие истории о существовании «ферм», на которых привезенные со всей галактики молодые здоровые женщины вынашивали для производства Зеленого жемчуга младенцев, ценой заведомого детоубийства покупая несколько лет жизни. Однако до сегодняшнего дня она все-таки надеялась, что это все досужие вымыслы, бессовестное вранье и пропагандистские бредни, как любила повторять замкнутая в ограниченном мирке своих иллюзий бедная Галка.

Галка-Галка! Где она теперь? А что, если им предстоит встретиться где-нибудь в этом лагере или на одной из «ферм»?

На миг перед Тусиными глазами вновь возникли ряды аквариумов, которые ее преследовали в кошмарном видении на Седьмой. Потом она увидела себя пробирающуюся вдоль жутких рядов в бесформенной арестантской робе, отягощенную не столько бременем, желанным для большинства женщин, сколько размышлениями о судьбе, которая ожидает еще не рожденное дитя и его отца. А Галка, стыдливо прячущая лицо под маской костюма бактериологической защиты, стояла в соседнем помещении рядом с Феликсом, готовая ввести смертельную инъекцию очередному обреченному.

Туся до крови закусила губу, пытаясь отогнать наваждение.

Неужто это конец? Неужто Командор и барсы мертвы, а корабли Вернера, Савенкова и Цоца-Цолы на выходе из коридора оказались под огнем вражеской эскадры? Ведь если звездолеты все-таки доберутся до лагеря, то она лучше погибнет под обломками башни генератора, чем станет соучастницей злодеяний змееносцев. Впрочем, нет, успокаивала Туся себя. В видении она точно знала, что отец будущего малыша — горячо любимый мужчина, а не случайный похотливый кобель из числа охраны. Поверить же в возможность возникновения нежных чувств к кому-нибудь из легионеров она просто не могла.

Существовало еще одно обстоятельство. Пребывая в шоке от случившегося, переживая за раненых товарищей, они с Дином совершенно забыли про Шусмика. А между тем питомец не только не потерялся, но и следовал за патрулем. Туся явственно слышала знакомое шуршание, пару раз в освещенных последними лучами заката дюнах мелькнул пушистый хвост и сверкнули понятливые умильные глаза. Если шуршалик доберется до лагеря, то при условии благополучного прибытия кораблей у них появится хотя бы шанс передать Вернеру контейнер с образцами. Такой же ничтожный, как у двух других групп, но все же, о котором нельзя забывать.

(обратно)

XVIII

— Вы что, не могли меня раньше разбудить? — кое-как отплевывая на ходу сгустки крови, поинтересовался Пабло, улучив момент, когда их конвоиры отвлеклись, чтобы выверить дорогу по навигатору.

— Тебя, пожалуй, разбудишь, — вымученно улыбнулся Дин, с тоской глядя в спины охранников и понимая, что побег в сложившихся обстоятельствах невозможен.

Увы, Пабло пока в рукопашной стоил едва ли не меньше Туси, Дирижер блуждал где-то на границе недоступных живым миров, а в одиночку против шестерых вооруженных бойцов Дин бы точно не справился. И это если не принимать во внимание зыбучие пески, которые в наступившей темноте стали еще опаснее.

— А что со мной случилось? — втягивая в себя кровь и давясь рвотным спазмом, задал еще один вопрос Пабло.

— В машинки переиграл, — опасаясь, что его услышат, иносказательно пояснил Дин.

— Эх, надо было не слушать никого и установить нейроакселератор, — вздохнул Пабло, пытаясь воротом куртки кое-как отереть мокрое от крови лицо.

Он хотел спросить еще что-то, но в этот момент на них угрожающе надвинулся обрюзгший легионер, которого сослуживцы называли старым лисом Ларсеном.

— Отставить разговорчики! — прогремел он, грозно надвигаясь на Пабло.

Однако вместо того, чтобы ударить или предпринять какие-то карательные действия быстро, чтобы не заметили другие патрульные, стер с лица молодого барса кровь, а потом засунул ему в ноздри два жгута, явно пропитанных каким-то кровесвертывающим.

До Тусиного сознания донеслась его тревога, а потом и облеченные в слова мысли: «Ну кто ж вы такие на самом деле? — с тоской думал Ларсен. — Готов поставить мономолекулярный клинок против ржавой железки, что этот молодняк — часть группы Арсеньева. Но тогда где же он сам? Неужто мы все-таки разминулись? Если он напоролся на Клеща и Каджида, то плакали мои денежки. И начальнику склада что я скажу? Мы же надеялись на всю эту заварушку списать нашу недостачу. А я, дурак, и тоннель отыскал, и оружие приготовил. Заслонки правда все опять пришлось закрыть, чтобы не вызывать подозрений…»

Перед Тусиными глазами возник смутно знакомый, хотя и сильно загрязненный коллектор, заканчивающийся дверью с кодовым замком и узким ходом, перекрытым перегородками, напоминавшими переборки в отсеках корабля…

К реальности их обоих вернул голос коренастого:

— Ну что там? Все в порядке?

— Да я наручники проверял! — с притворной деловитостью отозвался Ларсен. — Это ж не сильфидский оригинал, а сербелианская туфта! Любая иголка вызывает короткое замыкание и размыкает цепь! — добавил он, надвигая Тусе поплотнее шапку, под которой пряталась ее скрепленная заколками коса.

Когда патрульный отошел, Туся какое-то время шла, растеряно глядя то себе под ноги, то в сторону океана, на поверхности которого последние краски заката сменялись свечением водорослей. Судя по невзначай подслушанному, Ларсен хотя и явно за вознаграждение работал на Содружество и даже имел какие-то контакты с Командором. Почему встреча, о которой оба знали, так и не состоялась?

Если бы командование Альянса узнало о готовящейся операции и предприняло меры, этот старый лис вряд ли сейчас так свободно разгуливал. С другой стороны, такие, как он, всегда умели выходить сухими из воды. Но что же произошло с Арсеньевым и Клодом? От мыслей о Командоре дыхание, и так сбившееся от ходьбы со скованными руками, перехватывало, как под воздействием депрессивного излучения, а страх опутывал сердце щупальцами Трубежских кальмаров. Впрочем, ответ на мучивший ее вопрос Туся получила гораздо раньше, чем могла предположить.

Хотя изначально «карантинная зона» располагалась в инфекционном корпусе Центрального Госпиталя Нового Гавра, вытеснив постепенно все остальные отделения, с началом военных действий она стала стихийно разрастаться, заполнив целый городской квартал. Сбросив последние маски приличия, на оккупированных территориях легионеры тащили в карантин всех подряд, без оглядки на возраст, пол и лояльность новой власти. В этот же лагерь смерти отправляли и захваченных живыми бойцов Содружества.

Оборудованная на базе фармакологического завода Корпорации линия по производству Зеленого Жемчуга работала на предельной мощности, в полном объеме обеспечивая вторгшиеся на Ванкувер войска Альянса Рас Альхага дешевой энергией. Соединения Содружества многократно пытались уничтожить завод, несколько раз там устраивали диверсии. Однако змееносцы тут же поднимали в Совете Галактики крик о том, что изуверы из Содружества уничтожают своих же граждан, не желающих быть депортированными в другие миры и присягнувших на лояльность Альянсу, и что никаких заводов по производству энергоносителя нет, а фабрика работает исключительно на медицинские нужды. Купленные змееносцами чиновники и медиа магнаты Содружества поддерживали эту истерию.

Сейчас, когда наземная часть операции на Ванкувере завершилась, производство решили перенести в другие миры. И чтобы окупить затраты на производство вакцины и установку оборудования, туда следовало доставить как можно больше «человеческого сырья». Поэтому сказать, что лагерь был переполнен, означало просто промолчать.

Захваченным в последние дни боевых действий пленникам уже не хватало места в корпусах Центрального госпиталя и наспех сколоченных на его территории бараках, и они сидели просто в грязи на голой земле, в полной мере испытывая не только лишения заключения, но и ощущая все тяготы осеннего ненастья. А поскольку среди взятых в плен бойцов «Барса» и «Беркута» живьем удавалось захватить в основном лишь тех, кто, обессилев от ран, терял сознание или, расстреляв боекомплект, не успевал перерезать сонную артерию, то слова худощавого легионера о тающих на солнце медузах имели вовсе не метафорический оттенок.

Привычный Тусе по госпиталю запах крови и гниющих необработанных ран ощущался даже на свежем морском ветру и гораздо острее смрада лишенных нормальных удобств человеческих тел, раскисшей земли, желчи и испражнений. Тяжесть положения пленников усугублялась еще и тем, что, опасаясь с их стороны попыток бунта, легионеры держали всех захваченных во время военных действий в наручниках.

Насколько они с Пабло и Дином смогли разобрать в свете прожекторов, не оставлявших в тени ни один даже самый неприглядный уголок лагеря, среди тех солдат, которым приходилось ожидать своей участи возле внешнего периметра под постоянным прицелом легионеров и их дронов, преобладали защищавшие Космопорт бойцы полковника Корзуна. Туся с какой-то безумной надеждой подумала, что в том случае, если Арсеньеву или Вернеру удастся отключить защитное поле периметра, эти бойцы даже после всех испытаний сумеют справиться с охраной, добыть оружие и обеспечить эвакуацию лагеря.

И в следующий же миг она увидела перепуганных или наоборот впавших в равнодушное оцепенение детей и женщин. Если с вышек откроют огонь, сумеют ли они уцелеть? Из укрытий в этом секторе лагеря какую-то защиту мог дать лишь ограждавший когда-то территорию больницы каменный забор, местами покосившийся и выщербленный, но достаточно крепкий, чтобы выдержать попадание из скорчера с большого расстояния. Да и от ветра он кое-как защищал. Именно потому возле него устроили раненых.

Туся подумала, что им тоже следовало бы где-нибудь отыскать место, чтобы устроить Сергея Савенкова и совершенно обессилившего от долгой дороги и кровотечения Пабло. Впрочем, Дин тоже был близок к тому, чтобы просто свалиться вместе со своей ношей, хотя падать было совершенно некуда. Пленные сидели и лежали буквально друг у друга на головах. А вставать или перемещаться даже в пределах своего сектора запрещали надзиратели, приучавшие заключенных к мысли о том, что остаток жизни до того, как погрузиться в мучительный полусон контейнера с биомассой, им следует провести на коленях.

Впрочем, нарушителей не убивали, только безжалостно калечили. То тут, то там вязкий оранжевый сумрак освещенной прожекторами ночи прорезали лучи лазерных плетей — жуткого изобретения змееносцев, оставлявшего на теле глубокие и очень болезненные раны, в условиях тотальной антисанитарии причинявшие дополнительные мучения. Но даже эти варварские методы устрашения уже почти не действовали. Осенний холод, грязь, отсутствие пищи и другие лишения вместо того, чтобы сломить, вызывали раздражение, переходящее в ярость и волю к борьбе. Масса людских страданий приближалась к критической. Поэтому любое проявление произвола охраны или неожиданный эмоциональный всплеск могли запустить цепную реакцию бунта.

Хотя в этой жуткой толчее проще было кого-то потерять, нежели найти, едва патрульные, конвоировавшие Тусю и молодых барсов, удалились, к Пабло бросилась какая-то женщина.

— Паблито! Сынок!

— Сеньора Эстениа? — потрясенно выдохнул Дин, окончательно теряя равновесие и едва не опрокидывая отвязанного конвоирами Сергея.

Хорошо, что находившиеся рядом бойцы, не говоря ни слова, вовремя подставили плечи и кое-как, придерживая раненого где корпусом, где коленями, где головами, устроили его на земле и, совсем утеснившись, нашли место для Туси и Дина.

Пабло этого не видел. Он, насколько позволяли связанные руки, обнимал нашедшую его в этом страшном месте мать. Сеньора Гарсия выглядела измученной и постаревшей, однако улыбалась она почти как в последнем сне. Только из глаз текли слезы.

— Ну, не надо мама! Видишь, я живой! — пытался успокоить ее Пабло.

Хотя разговор поначалу шел на родном для обоих испанском, понять его содержание было несложно. Да и разве стоило искать в словах какой-то смысл. Пабло надеялся, что мать эвакуировалась с госпиталем. Сеньора Эстениа до этого момента верила, что сын, как он ей сказал, охраняет коридоры подпространства, проложенные для пассажирских космических судов. Теперь мать и сын, наконец, нашли друг друга, и все остальное пока не имело значения.

Для них в этот миг потускнели и развеялись, точно бесплотные химеры, и безрадостные ряды бараков, и сотни измученных людей, жмущихся друг к дружке, и вышки по периметру, и режущий глаза свет прожекторов. Они вновь сидели на кухне уютного дома, где только что готовили паэлью, пекли печенье, и обсуждали последние новости. Тем более закадычные приятели и верные друзья тоже были рядом: устроившись кое-как на земле, Пабло и Дин прижались к сеньоре Гарсиа, точно цыплята к наседке. А Сережа Савенков, казалось, просто заснул.

— Я же тебе говорила, сынок, что при твоей специальности надо учиться распределять силы, — не смогла удержаться от материнских поучений сеньора Эстениа, выслушав рассказ о походе барсов, изложенный уже на межъязыке и дополненный Дином.

— Так я и распределял, — Пабло виновато потупился. — Машин было слишком много, и мне пришлось подключиться по нейросети, чтобы можно было управлять просто с помощью мозговых импульсов. Но потом у дронов от жары случился перегрев, и они вышли из-под контроля и просто выкинули меня из системы вон прямиком в лимб, где я на какое-то время и завис.

— Мы там в засаду угодили! — вступился за товарища Дин. — Без Пабло и его машин нас бы просто аннигилировали.

— А ты почему не эвакуировалась? — в свою очередь глянул на мать с легким укором Пабло. — Неужто места на корабле не хватило?

— Понимаешь, — виновато улыбнулась сеньора Эстениа. — Среди защитников Космопорта оказалось так много раненых…

Она с дрожащими губами обратила взгляд в сторону остатков больничной стены, возле которой, скорчившись в неудобных позах, сидели и лежали окровавленные бойцы.

— И врач у них погиб. Я подумала, что, если их не брошу, ты останешься жив. И мое предчувствие оправдалось, во всяком случае пока…

У Туси к горлу подкатился комок. Хлынувшие из глаз горячие слезы застывали на ветру и, стекая по щекам, мочили и без того заскорузлый от наспех затертой крови ворот куртки.

Барсы и беркуты, до отхода последнего корабля защищавшие космопорт, знали, что за ними уже не вернутся, и Олифант^[3] не протрубит. Потому выбор сеньоры Эстении, которая надеялась своей жертвой задобрить судьбу, чтобы та пощадила сына, хоть и выглядел совершенно иррационально, но не мог не внушать уважение. Тем более, что самоотверженная мать оказалась права: чудо встречи, пускай в таком жутком месте, но все-таки состоявшейся, внушало сомнения в том, что все в этом мире объясняется законами математической логики и трезвого рассудка.

Поддаваясь эмоциям, Туся с тревогой подумала о кораблях: не исчерпали ли они с барсами свой лимит удачи. Пускай из-за взяточников и предателей у Командора и его группы все шло не по плану, обстоятельства до сего момента им благоприятствовали. Другое дело, что Арсеньев и его ребята тоже не сидели сложа руки и точно древние герои, дерзавшие оспаривать волю богов, то и дело прогибали под себя судьбу, преодолевая препятствия, приходя друг другу на помощь, не бросая раненых и слабых.

И все же она бы дорого дала, чтобы узнать, где сейчас Командор: капитан третьего ранга Александр Андреевич Арсеньев, Саня, как называл его Петрович, Саша, как хотела бы его называть она. Жив ли он, добрался ли до цели или скошенный бездумной очередью остался на берегу волчьей сытью, горстью летящего над океаном пепла?

Пытаясь отвлечься от совершенно некстати подкравшихся тяжких дум и не желая назойливым вниманием смущать мать и сына, Туся решила посмотреть, как перенес последнюю часть путешествия бедный Дирижер. Да и бойцам из Космопорта она тоже посильную помощь могла бы оказать. Изворачиваясь в наручниках, как червяк, девушка добралась до аппаратов и с облегчением убедилась, что все приборы на месте и в их показаниях в худшую сторону почти ничего не изменилось. Даже температура радиста героически держалась на уровне субфебрильной. Туся размышляла о том, удастся ли в ближайшие часы поменять повязку, закрывающую шов, который не сильно, но кровоточил, когда почти над ухом раздался знакомый, да что там говорить, почти родной голос:

— Что значит не заметил патруль?! Тебя специально оставили на берегу охранять раненых и девушку! И кому ты теперь будешь рассказывать о том, что почти вошел в систему?

Туся едва сдержалась, чтобы не завизжать от радости или не разрыдаться, как молитву повторяя извечное: живой!

Арсеньев ее восторга, кажется не разделял. Его брови сошлись на переносице с суровостью Симплегад^[4], в обращенных на Дина глазах клокотала ярость. Буквально сгоравший от стыда, молодой барс попытался сказать что-то в свое оправдание, однако Арсеньев тут же и очень резко его осадил:

— Молчать! То же мне защитник! Да лучше бы я Рите скорчер доверил!

Хотя, как и большинство окружающих, говорил он почти шепотом, исходившие от него импульсы едва контролируемого гнева ощущались даже на расстоянии.

— Остынь, майор, — примирительно улыбнулся ему совершенно охрипший кряжистый мужчина средних лет, в котором Туся узнала виденного во время сеанса связи полковника Корзуна. — Разве не понятно, что парень раскаивается. Ну, посидит на губе, если выберемся! Главное, что все живы! И контейнер, по крайней мере, один пока цел, — добавил он, совсем понизив голос и с тревогой глядя в сторону периметра сектора.

Хотя охранникам, судя по их брезгливым гримасам, ужасно не хотелось лезть в самую толчею и грязь наводить дисциплину, среди заключенных, находящихся в этом секторе помимо барсов, вполне могли оказаться осведомители.

— Второй сундучок тоже здесь! — со смешанным выражением радости и досады доложил сидевший возле Командора Клод, указывая на невесть откуда появившегося Шусмика.

Питомец ластился к молодому барсу, искренне недоумевая, почему тот не может его погладить.

— Как тебя тут только не съели, бродяга, — улыбнулся Шусмику Клод.

— О чем я и говорил! — досадливо поморщился Арсеньев, пока шуршалик восторженно облизывал его разбитое лицо. — Причем, этому ротозею, — Командор указал на Дина, — и остальным ребятам повезло, что им не повстречались те отмороженные опарыши, на которых напоролись мы с Клодом.

Поскольку встреча с Ларсеном не состоялась, Командору с его молодым напарником досталось по полной. Патрульные не поверили легенде про рыбаков и учинили допрос с пристрастием. У Арсеньева были сильно рассечены губа и скула, под правым глазом Клода красовался расплывшийся на пол-лица живописный синяк. К тому же спины и плечи обоих были иссечены лазерными плетьми из арсенала надзирателей, и перевязать эти частично запекшиеся, но при малейшем движении кровоточащие раны даже допотопными обрывками бинтов или одежды со связанными руками не имелось никакой возможности.

Как же Тусе хотелось сейчас взять на себя, как тогда на подступах к институту бионики, хотя бы часть их боли! Но увы! Видимо в этом эпицентре людских страданий ее организм включил защиту и поставил блокировку. Оставалось только тихо, а вернее, молча причитать, ибо Командор, впрочем, как и Клод, явно не потерпел бы сочувствия.

Оба держались за счет упрямства и злости на легионеров и вынужденную задержку. Появление в лагере «дочери профессора Усольцева», как барсы официально именовали Тусю, и обоих раненых, судя по всему, грозило эту с трудом воздвигнутую броню разрушить. Хотя сам факт двойной или даже тройной, считая Корзуна и его бойцов, встречи, несомненно шел в копилку сегодняшних удач.

Впрочем, тут уж явно постарался старый лис, направивший задержанных прямиком к сослуживцам, среди которых было не только полно знакомых, но и вся важная информация передавалась по цепочке, любые перемещения осуществлялись тихо и незаметно, а дисциплина поддерживалась, будто бойцы все еще оставались на задании. Впрочем, к мужеству и выдержке явно не хватало оружия и брони, да и осведомителей, которых опасался даже Корзун, не стоило сбрасывать со счетов.

— Если нас раскроют, я не дамся живой! — с наивной горячностью пообещала Туся, и тут же внутренне содрогнулась, осознав, что Феликса и его начальство могли интересовать только характеристики ее подвергшихся мутации клеток.

— Ты доберешься до корабля Вернера и передашь ему контейнер, — указывая на Шусмика приказал Арсеньев.

В его голосе звенела сталь, но в усталых глазах смешались мольба и нежность.

«Пожалуйста, останься в живых! — беззвучно просил он. — Иначе все, что я делал, потеряет смысл!»

Туся преданно кивнула, но потом не выдержала, приникла к его груди, стараясь не потревожить раны. Арсеньев наклонился к ней, прижимаясь неповрежденной щекой к ее щеке, и по телу его прошла дрожь.

Впрочем, в следующий момент он уже обсуждал с Корзуном возможности отключения генератора силового поля и вывода из строя плазменных установок периметра. Тем более, что охраны и шпионов можно было какое-то время не опасаться.

В лагере наступило время раздачи вечернего пайка, который надзиратели, кидали прямо в грязь, нимало не заботясь ни о том, каким образом заключенные в наручниках будут его поднимать, ни, тем более, кому и сколько достанется. Возникавшие то тут, то там драки разнимались лишь между теми, кто стремился занять «хлебное», хотя и опасное место возле границы сектора. Что же происходило у больничной ограды, где сгруппировались беркуты и барсы, похоже, никого не волновало. Впрочем, туда надзиратели, кажется, и боялись соваться, не чая, когда придут корабли с Рас-Альхага.

Надо сказать, легионеры сделали активистам Сопротивления просто царский подарок, разместив возле периметра лагеря в одном секторе не только самых отчаянных бойцов «Беркута» и «Барса», но и их командиров. Похоже змееносцы сейчас пребывали в эйфории, упиваясь своим торжеством, и от побежденного Содружества никаких действий в ближайшее время не ожидали. Поэтому начальники, поджидая корабли Альянса, следили за демонтажем оборудования и паковали награбленное. А их подчиненные, которые мародерствовали в окрестностях Нового Гавра и уцелевших кварталах столицы, заботились только о призовых в надежде, что плохие условия содержания и голод сумеют внушить пленникам покорность. Тем более, что энергетическое поле действительно делало невозможной всякую попытку побега, а плазменные установки на вышках представляли опасность не только для безоружных заключенных, но даже для кораблей.

И все-таки Арсеньев не собирался отступать, несмотря на все доводы рассудка, которые пытался привести ему Корзун.

— Вот ты, Саня, злишься на наших штабных, что никакой поддержки твоей группе не дали, — по-свойски в манере Петровича обращался к молодому сослуживцу полковник. — А между тем, на их месте я бы тебя сейчас под трибунал отдал, а твоего Вернера изолировал бы как опасного сумасшедшего.

— Под трибунал — это у нас умеют, — усмехнулся разбитыми губами Арсеньев, отдавая не евшему со вчерашнего вечера Пабло и его матери, принесенный кем-то из барсов для них с полковником хлеб.

— Нет, ну ты сам посуди, — волевое лицо Корзуна приобрело строгое и назидательное выражение, делая его похожим на преподавателя, принимающего зачет у нерадивого студента. Сорванный и простуженный голос звучал ворчливо, точно разбитый фагот. — Ты добыл образцы, от которых, можно сказать, зависит будущее человечества. И вместо того, чтобы покинуть с ними планету, лезешь прямиком во вражеское логово.

— Покинуть планету, говоришь? Хотел бы я знать, на чем? — Арсеньев возвысил голос, но, заметив приближение надзирателя, вновь перешел на шепот, сберегая и без того израненную спину. — Ты, Павел Иванович, при случае спроси у креативных менеджеров из штаба, почему для эвакуации как нашей группы, так и последних защитников планеты у них не нашлось других кораблей помимо частного грузовика, переоборудованного круизного лайнера и звездолета сильфилских гвельфов?

Поскольку Корзун не нашел, что ответить, Арсеньев продолжал:

— Вернер еще в начале конфликта обивал пороги кабинетов высоких чиновников, пытаясь донести до них мысль о необходимости срочной атаки на фабрику и освобождения этого лагеря. Подключал все свои связи, использовал весь авторитет графа Херберштайн и главы одноименного концерна. Но время было упущено. Мы увязли в позиционной войне, потом генерал Райнер начал эвакуацию под которую списали немереные средства, а змееносцы пока бомбили наши энергетические объекты и наращивали мощности.

— Ты мне тут политинформацию-то не разводи! — кое-как откашлявшись, прервал его Корзун. — Мне лучше тебя известно, куда испарилась большая часть средств, выделенных из фонда Содружества на компенсацию переселенцам. И про Вернера я твоего понимаю: он хотя и гуманист, каких поискать, но при этом глава фармакологического концерна, которого на всех рынках потеснили змееносцы. Полагаю, во время своего донкихотского рейда сюда он надеется не только освободить пленных, но и вывезти оборудование.

— Получив доступ к технологиям Рас-Альхага, мы надеемся наконец добиться результатов, — почти виновато потупился Арсеньев. — Да и людей бросать — это свинство!

— Вот поэтому я и спрашиваю, как ты собираешься нейтрализовать плазменные установки периметра? С охраной внутри лагеря мои ребята справятся без проблем. — В серых, глазах полковника зажегся огонь, всклокоченные, короткие волосы вздыбились боевым гребнем казуара. — Но, если легионеры нас превратят в пепел, восстание закончится толком и не начавшись.

— Если сместить границы энергетического поля, а потом включить генератор на полную мощность, все установки вырубятся в момент…

— Об этом ты будешь новобранцам в учебке рассказывать, — опять не дослушал собеседника Корзун. — Ты лучше объясни, каким образом ты собираешься до генератора добраться. Насчет Петровича и Славы все понятно. Они, конечно, рискуют, но, если мощность взрыва будет достаточной, с охраной маяка они справиться сумеют. А вот ты, несмотря на все свои степени и дипломы, собираешься действовать на основании непроверенных слухов и легенд. Ты меня, конечно, Саня, извини, но я не понимаю, как можно по тоннелям, которых нет ни на одной схеме, проникнуть в здание, имеющее замкнутую самоочищающуюся систему.

— Самоочищающаяся система — это миф! — горячо возразил ему Арсеньев, благо гвалт и неразбериха достигли своего апогея: выяснилось, что паек, и без того скудный, не получили более половины заключенных, а надзиратели утверждали, что таковы новые нормы, выкручивайтесь, как хотите. — Это же просто головной офис, а не звездолет!

— Кто знает, какие у змееносцев причуды?! — отозвался Корзун, с грустью, но не без гордости глядя на своих барсов, которые сначала едва не с риском для жизни добыли еду, а теперь распределяли ее среди раненых и детей. — Может брезгуют или о безопасности своей пекутся. Ну, скажи мне, какая логика в том, чтобы, извините, сортиры, засекречивать? Либо они темнят, и оттуда все-таки есть выход на фабрику. Тогда готов предположить, что твои тоннели охраняют, как Аламут.

— В таком случае придется ждать Вернера и уповать на мощности корабельных орудий, а также на то, что змееносцы не успеют открыть огонь раньше, — пожал исполосованными плечами Арсеньев. — Однако, насколько я знаю, из головного офиса на фабрику вел только портал, и это подтвержденные данные.

Хотя Туся, притулившаяся между Арсеньвым и Клодом, думала в основном о том, как уберечь в поднявшейся давке Сережу Савенкова и уцелеть самой, услышав про тоннели, она встрепенулась и не только из-за старого лиса Ларсена, который действовал явно по наводке Арсеньева и нашел то, чего вроде бы не существовало. По пути сюда она не раз слышала о вышке с генератором силового поля и про некое здание, у которого имеется какой-то секрет в системе стоков. Но она предположить не могла, что речь идет об одном и том же строении, и что это строение — офис «Панна Моти» в Новом Гавре.

В памяти всплыло смуглое лицо с точеными чертами в обрамлении смоляных волос. Защитив диплом на кафедре эпидемиологии у отца, Викрам Хингорани получил выгодное предложение от Корпорации. Обитатели Рас Альхага, в культуре которых непостижимым образом преломились и застыли традиции Древней Индии времен создания Махабхараты, благоволили к выходцам с их земной прародины. Вот только в отличии от Феликса Викрам душой не торговал и по поводу змееносцев не питал никаких иллюзий.

С разрешения начальства показывая учителю и сопровождавшей его Тусе здание головного офиса, больше похожего на дворец, нежели на научный центр, Викрам задержался возле помпезного фонтана. День стоял жаркий, и отец зачерпнул воды, намереваясь освежиться.

— Не советую, профессор! — предостерегающе поднял указательный палец Викрам. — В этом месте сточные трубы офиса соединяются с городской канализацией.

— Как же так? — удивился тогда отец. — А генеральный директор с гордостью рассказывал мне о системе замкнутого цикла, делающей здание фактически неуязвимым для проникновения со стороны.

— Это он так думает! — насмешливо фыркнул Викрам. — И так было заложено архитекторами и дизайнерами, которые представили руководству Корпорации этот амбициозный проект. Но то ли они где-то просчитались, когда закладывали смету, то ли кто-то из строителей проворовался, да решил выкрутиться. В общем все дорогостоящие приборы замкнутой системы так и остались лишь в чертежах. Коммуникации проложили по старинке, а приборы учета воды синхронизировали с теми, которые стоят на фабрике.

— И что до сих пор никто не знает о том, что у этой шкатулки двойное дно? — удивился отец.

— Кроме инженеров из отдела эксплуатации и рабочих, — уточнил Викрам, а они не из болтливых. У всех на планетах Рас-Альхага семьи, и все понимают, что, если обман раскроется, они окажутся первыми в очереди на принудительную «вакцинацию».

— А как же служба безопасности? Им что, тоже не сообщили?

— А зачем? — Викрам белозубо улыбнулся. — Брахманам и кшатриям необязательно знать все секреты шудр и неприкасаемых.

— Неприкасаемых? — не сумела удержаться от вопроса Туся, как раз изучавшая в школе земную историю периода Мировых войн. — Разве деление на касты не отменил еще Махатма Ганди.

— Отменил, — кивнул Викрам, и его лицо исказил с трудом сдерживаемый гнев. — Но не на планетах Рас Альхага. Да и на Земле с этим до недавнего времени все обстояло непросто.

Подозвав одного из рабочих, он взял ключи и провел учителя и Тусю по подземельям, ведущим в офис корпорации.

— Инженеры и обслуживающий персонал, которым пришлось выкручиваться, покрывая огрехи руководства, сами происходят из низших каст, — пояснил Викрам. — И они в большинстве своем сочувствуют Сопротивлению. Поэтому наши ребята пользуются тоннелями, чтобы незаметно покидать здание и передавать добытые образцы. Жаль, что с фабрикой эти коммуникации не связаны.

Викрама раскрыли незадолго до гибели отца, и он успел принять яд, но не потому, что страшился пыток, а из-за того не хотел становиться сырьем для Зеленого жемчуга, ибо вслед за неприкасаемыми Альянса верил, что для людей, погибших таким образом, закрыт путь к перерождению. Что стало с инженерами и рабочими Корпорации, и как обстояло дело с системой очистки, Туся не знала, но судя по тому, что Викрам никого не успел выдать, особых изменений и перепланировок не произошло.

— С чего бы такая уверенность? — недоверчиво глянул на Тусю Корзун, выслушав ее сбивчивый и совсем не похожий на доклад по существу рассказ. — Да и вообще, откуда тебе, пигалица, столько всего известно?

— Это Маргарита Усольцева, дочь моего профессора, — несколько запоздало представил девушку Арсеньев.

— Та самая девчонка, из-за которой вы отклонились от маршрута и едва не провалили задание? — уточнил полковник таким тоном, что Туся от возмущения даже согрелась.

Столь открытое покровительственное пренебрежение было почище «умницы Катеньки». Вот и делись после этого конфиденциальной информацией!

— Та самая, — незаметно подмигнув Тусе, улыбнулся Арсеньев. — Хотя насчет задания я бы еще поспорил. Возможно мы и выполнили его только потому, что действовали не в рамках плана, в детали которого по неизвестным причинам оказались посвящены змееносцы. А что до меня, я готов выслать Серому Ферзю благодарственное письмо за то, что тот так вовремя заинтересовался и младшей из дочерей.

— И все-таки, не понимаю, почему этот Викрам и другие подпольщики хреновы не донесли правильные чертежи до нашего Командования? — с некоторой обидой заметил Корзун. — Да и профессор тоже хорош. Ничего не сказал. Да с такими данными мы бы уже давно отключили щит, и прикрыли всю эту лавочку!

— Кто ж два года назад знал, что всю территорию больницы и прилегающих к ней районов змееносцы превратят в Карантинную зону да еще и генератор силового поля разместят прямо в здании головного офиса? — облизнув кровь с губ, устало пояснил Арсеньев.

— Да все равно! — поддержал полковника Клод. — Устроили бы диверсию, оставили Ванкуверский филиал Корпорации без руководства…

— Что толку обрубать драконьи головы, которые все равно потом отрастут, если нет возможности добраться до сердца! — Арсеньев неудачно повернулся и досадливо поморщился от боли в разбитом теле. — Когда выяснилось, что из офиса единственный проход на фабрику — телепорт, эта новая разработка змееносцев, которое за время Ванкуверской кампании не раз осложняла нам жизнь, наше Командование потеряло к чертежам интерес, хотя Викрам, пытаясь их добыть, рисковал жизнью. Потом он погиб, профессор, от которого я узнал о существовании тоннелей, тоже не сообщил ничего конкретного, да я и не придал тогда этим сведениям значения. Когда же зашла речь о возможностях освобождения заключенных из лагеря, и вновь всплыло это здание, найти какие-то сведения оказалось затруднительно.

— Судя по всему наш связной и информатор преуспел, — заметил Корзун, имея в виду старого лиса Ларсена.

— Но мы с ним бездарно разминулись, — вздохнул Арсеньев.

Стараясь не делать без надобности резких движений, он повернулся к Тусе.

— Ты можешь объяснить, где находится вход?

— Я могу показать! — просто ответила та.

Пабло и сеньора Эстениа.

(обратно)

XIX

— Стоп-стоп-стоп! Это никуда не годится! — громче, нежели дозволялось надзирателями, запротестовал Корзун, у которого от возмущения даже голос прорезался. — Что значит, показать? Ты, девочка, хоть понимаешь, в какую мясорубку пытаешься сунуться?

— Она сунулась в мясорубку еще когда покинула госпиталь, — мрачно пояснил Арсеньев. — Хотя нам обоим удалось достаточно благополучно выбраться из расставленной Феликсом ловушки, офицеры штаба Содружества, которые, конечно, не могли подождать с эвакуацией, не нашли для нее ничего более безопасного, нежели отправить с нашей группой.

Корзун не выдержал, крепко выругался, виновато глянув на сеньору Эстению и Тусю. Как и большинство боевых офицеров, полковник полагал, что все неудачи обороны Ванкувера проистекали не только от недостатка ресурсов, но и от непрофессионализма и шкурнических интересов руководства.

— Но ты же сейчас отправляешь девчонку на верную гибель! — глянул он на Арсеньева с укором. — Неужто ты в самом деле рассчитываешь выжить в этой авантюре?

— Другого выхода нет, — отшутился Арсеньев. — Здесь тоже без крови не обойдется, — продолжил он уже серьезно. — Насколько я успел убедиться за два прошедших дня, для младшей дочери моего учителя самое безопасное место рядом со мной. И это не шутка. Не знаю, останусь ли в живых, но ее вытащу. Только второй контейнер, — он указал на Шусмика, — пускай на всякий случай останется здесь. Вместе с обоими ранеными.

— Эмг, Командор, — снова подал голос Клод. — У нас имеется небольшая загвоздка.

Он указал на наручники.

— У вас же был напильник, и отмычка, и нож, — опасливо глядя на Арсеньева, подал голос Дин.

— Забудь, — хмыкнул Клод. — Все, гады, нашли и забрали!

Туся невольно вспомнила замечание старого Ларсена про «сербелианскую туфту», которую можно вывести из строя при помощи любой иголки. Интересно, а если бы информатор Сопротивления не обнаружил под шапкой косы, скрепленной заколками, он бы приколол к ее воротнику булавку? Не слишком ли это напоминало поддавки? Впрочем, хитрый лис, возможно, все еще надеялся получить свое вознаграждение, да и терять им все равно было нечего.

Сначала Туся попыталась извернуться и достать шпильку сама. Однако затем ей пришлось согласиться на помощь Арсеньева. Причем для того, чтобы Командор дотянулся до ее пребывающей в достаточно жалком состоянии прически, ей пришлось положить голову на колени Клоду.

— Ох, женщины, женщины, — покачал головой Корзун. — И что бы мы делали без вас?

Арсеньев от замечаний воздержался. Вытащив шпильку, он придвинулся спиной к спине Клода, на ощупь освободив того от наручников, так быстро и сноровисто разомкнув цепь, что Корзун даже присвистнул:

— Можно подумать, всю жизнь этим занимался.

— Всяко легче, чем зашивать аорту или вслепую вытаскивать осколки и прочие поражающие элементы, — отшутился Арсеньев. — Я мог бы освободиться и сам, — продолжил он, терпеливо поджидая, пока Клод справится с замком. — Но лишний болевой шок мне сейчас не нужен.

Туся невольно вспомнила эпизод с наручниками в доке. Под воздействием депрессивного излучения она в тот момент оказалась полностью погружена в сознание Командора и не только видела, но и чувствовала все, что ощущал он. Потому слова насчет болевого шока не показались ей пустой болтовней.

Когда Туся и Дин освободились от наручников, Арсеньев стал прощаться с Корзуном.

— Ты это куда? — строго глянул на него полковник. — В таком составе соваться на вышку без экипировки и оружия даже не мечтай! И сам сгинешь и других погубишь ни за что.

Арсеньев пытался возражать, но рядом с полковником все тем же непостижимым, незаметным для охраны образом возник невысокий, но жилистый мужчина, на вид ровесник Арсеньева, со смуглым, скуластым лицом, жесткими черными волосами и глазами, разрезом напоминающими пару кривых кинжалов.

— Капитан Такеши Минамото, — представил Корзун подчиненного. — Он и его рота отправятся с тобой.

— Рота? — удивленно переспросил Арсеньев.

— Ну, не совсем, — замялся Корзун.

— Нас сильно потрепали в районе Космопорта, — невозмутимо пояснил капитан Минамото. — Поэтому боеспособных солдат у меня набралось только на одно отделение.

— В таком случае Дин останется здесь и присмотрит за нашими ранеными и Шусмиком, — распорядился Арсеньев, убедившись, что барсы, которых отобрал капитан Минамото, вполне боеспособны и к выполнению задания готовы.

— Доставишь Серегу и образцы на любой из кораблей, считай, что не только на губе отсидел, но и вообще задание не проваливал, — устраивая питомца в ногах Дирижера, строго глянул на Дина Командор.

— Эх, жалко, что ноутбук погорел, — едва ли не с завистью глядя на отправляющихся на верную гибель товарищей и стараясь не смотреть на притихшую рядом с ним мать, вздохнул Пабло.

— Нечего жалеть! — успокоил его Командор, едва заметно улыбнувшись сеньоре Эстении. — После такого шока тебе не меньше двух недель надо на восстановление.

— И все-таки мне лучше отправиться с вами, — освобождаясь из материнских объятий, засобирался Пабло. — Для того, чтобы сдвинуть границы поля, нужен оператор межсети, а среди бойцов полковника Корзуна ребят из нашего подразделения не осталось. Это не так сложно, как наш первоначальный план, — продолжил он, предупреждая возможные напоминания о необратимых последствиях для здоровья. — И не требует подключения по нейросети.

— А ты идти-то сможешь? — с сомнением заметил Клод, который со странным выражением на лице наблюдал за общением Пабло и сеньоры Эстении.

Похоже воспитанник Вернера очень хотел убедить себя в том, что уже достаточно самостоятелен и может обойтись безо всяких там телячьих нежностей. Но вместе с тем, ему очень хотелось, чтобы его мать ждала его не в мире ином.

— Сюда же я как-то дошел! — пожал плечами Пабло.

— Что скажешь, Павел Иванович? — вопросительно глянул на Корзуна Арсеньев, испытывавший по поводу молодого барса большие сомнения.

— А что тут говорить? — растирая освобожденные от наручников запястья, пожал плечами Корзун. — Твой орел — тебе и решать. Конечно, жалко разлучать сына с матерью, — вздохнул полковник, глянув на сеньору Эстению, которая с его потрепанным полком прошла весь крестный путь от Космопорта до лагеря. — Однако изменять настройки силовых полей лучше, имея в группе профессионального оператора.

— Иди, сынок, — благословила Пабло сеньора Эстениа. — Делай то, что считаешь нужным, и обо мне не беспокойся.

Легко сказать, не беспокойся. Особенно, если учесть, что сеньора Эстениа не собиралась оставаться сторонней наблюдательницей, пассивно ожидающей, когда ее спасут. Едва зашла речь о том, чтобы отвлечь охрану, дав Арсеньеву и бойцам капитана Минамото незаметно подобраться к ближайшему канализационному люку, она мгновенно встрепенулась.

— Отвлечь? Так это же почти что моя профессия!

Туся вспомнила эпизод в элекаре, эти «Елочки-пенечки», «Сороки-сороки» и прочие ладушки. Пожалуй, умению сеньоры Гарсиа удерживать самую сложную аудиторию могли бы позавидовать многие звезды сцены. Другое дело, что сегодня наградой актрисе служили не аплодисменты и горящие интересом глаза детей, а жизнь нескольких десятков тысяч человек. А в случае провала ее ожидал не свист, а разряд плазмы в грудь.

— Маам! — запротестовал было Пабло, но мать не дала ему продолжить.

— Иди уже! Встретимся на корабле, — улыбнулась она, поднявшись в полный рост и нарочито шумно пробираясь в сторону периметра сектора.

— Куда?! Зачем? — двинулся следом за ней Корзун, который воспринимал сеньору Гарсиа как часть личного состава своего полка и потому чувствовал ответственность за судьбу отчаянной женщины. — Вот баба ненормальная! Никакого с этими учительницами слада!

Тем временем сеньора Эстениа уже достигла границы периметра. Заметив приближение двоих надзирателей, она бросилась к ним в ноги с отчаянным бесстрашием домашней кошки, которая в попытке защитить котят атакует свирепого бойцовского пса.

— Мой сын! Мой бедный сын! Что вы сделали с моим сыном?!

Из глаз ее градом катились слезы, в голосе, казалось, звучала боль всех матерей планеты, а заломленные назад, скованные наручниками руки вздымались вверх, точно обрубленные искореженные крылья.

Хотя Туся следом за Арсеньевым и барсами медленно почти ползком пробиралась в сторону ближайшего канализационного люка, сеньора Эстениа, которая в отчаянной попытке привлечь внимание даже вскарабкалась на насыпь периметра, была видна всему сектору точно скульптура на высоком постаменте.

— Уймись, женщина! Давно плетей не видела! — замахнулся на нее своим грозным орудием устрашения один из надсмотрщиков.

Сеньора Эстениа только рассмеялась. Ее поставленный голос, усиленный эмоциями, разносился, вероятно, даже за пределы генераторов силового поля, во всяком случае так казалось Тусе, которая делала над собой титанические усилия, чтобы тоже не начать голосить, выплескивая боль, усталость и страх.

— Плети?! — вскричала сеньора Эстениа. — Он будет пугать меня плетьми! Да вы сердце из груди вынули, душу крючьями изорвали, что мне теперь ваши плети! В чем провинился мой сын? Чем виноваты другие дочери и сыновья? За что вы хотите из них выкачать жизнь? Кто дал вам такое право?

— Заткните эту фурию! — прикрикнул на подчиненных начальник сектора. — Вы что, хотите дождаться бунта! — добавил он, указывая на заключенных, по рядам которых шел гул и гневный ропот.

Люди сбрасывали оцепенение усталого безразличия, и сеньора Эстениа, стоявшая на насыпи среди хаоса, грязи и крови, представлялась Тусе воплощением самой Свободы, словно сошедшей со старинного полотна картине Делакруа, чтобы в очередном воплощении обрести новый смысл. Начальник сектора опрокинул ее и замахнулся, чтобы рассечь лицо и заставить замолчать. Но на пути его безжалостного оружия оказался полковник Корзун. Плеть изменила свою траекторию, обрушиваясь на голову владельца.

Чем окончилось это противостояние, Туся не увидела. Вслед за Арсеньевым она бесстрашно скользнула в черный зев канализационного люка. Капитан Минамото и его бойцы уже ждали внизу, проверяя дорогу. Клод и Пабло спустились следом.

— Ну что там? — обернулся к ним Арсеньев.

— Все в порядке, — отрапортовал Клод. — Полковник вовремя утащил сеньору Эстению обратно в толпу, а его люди завязали потасовку с охраной. Надеюсь к прибытию кораблей все сектора у периметра будут под нашим контролем.

— Не слишком ли рано они начали? — обеспокоенно спросил капитан Минамото, прислушиваясь к разраставшемуся гулу голосов и звукам борьбы.

— В самый раз, — возразил ему Арсеньев. — Людям нужно время, чтобы перебороть свой страх.

— Но, если надзиратели на вышках откроют огонь из плазменного оружия раньше, чем мы обезвредим периметр, эвакуировать будет просто некого!

— Значит, нам надо успеть, — спокойно заключил Арсеньев. — Корабли должны были уже выйти на орбиту планеты. Если ничего их не задержит, они совершат посадку в ближайшее время.

Туся вспомнила, с каким ожесточением шли бои за столичный космопорт, и сколько пилотов погибло, охраняя коридоры подпространства. Вернер, Савенков и Цоца-Цола, собиравшиеся приземлиться прямо на космодроме змееносцев, выглядели средневековыми паладинами, соревновавшимися друг с другом в безрассудном величии своих подвигов. Вот только одно дело верхом прыгнуть на готовую отчалить вражескую ладью или в одиночку забраться по отвесной стене, чтобы открыть ворота, а совсем другое — рисковать не только командой и кораблем, но и возможностью завершить создание антивакцины.

Впрочем, Вернер утверждал, что в его научном центре достаточно ученых, способных завершить работу. К тому же без материалов профессора Усольцева исследования все равно зашли в тупик. Что же касалось операции по освобождению лагеря, спасатели надеялись на внезапность, и лучшей маскировкой считали веру змееносцев в невозможность осуществления такой дерзкой и почти безумной авантюры. Не случайно во избежание утечек из штаба Содружества решено было использовать только частные суда, до входа в коридор подпространства не объявляя команде пункт прибытия.

И все-таки капитан Минамото был прав, когда говорил о плазменных установках, расположенных на вышках по периметру. Они представляли серьезную угрозу даже в случае отключения силового поля. Пока, впрочем, задумываться об этом было рано. Для начала следовало как-то добраться до башни головного офиса, а с этим существовали определенные проблемы.

Коллекторы дождевой и хозяйственно-бытовой канализации на территории лагеря сейчас напоминали средневековую клоаку, куда безо всякой очистки стекались все продукты жизнедеятельности нескольких тысяч человек, вынужденных влачить свои последние дни в скотских условиях и немыслимой скученности. Просторные тоннели, по которым проходили силовые кабели, трубы водоотведения и каналы ливневки, переполняла отвратительная жижа, насыщающая воздух резким и ядовитым запахом, даже у бывалых бойцов вызывавшим непроизвольные рвотные спазмы.

Хорошо хоть полумрак, царивший под монолитными сводами, не позволял в полной мере оценить всю неприглядность картины. В свете прожекторов, кое-как проникавшем вниз сквозь немногие сохранившиеся отдушины, подземелья выглядели таинственно и почти величаво. А плывущая по течению вместе с мусором осенняя листва напоминала чешуйки позолоты, осыпавшейся с церковных куполов. Впрочем, храм, если когда и стоял, то был давно осквернен и разрушен, а расставившая ловушки темнота сильно затрудняла продвижение вперед, делая маршрут еще сложнее. Тем более, что барсы, лишенные своего снаряжения, могли рассчитывать только на развитое тренировками ночное зрение, интуицию и дремучий охотничий инстинкт, который, впрочем, срабатывал не всегда.

— Merde!^[5] — выругался на родном наречии Клод, поскользнувшись на неровностях илистого дна и нырнув едва не с макушкой.

— Оно самое, — подтвердил Арсеньев, выуживая товарища на поверхность. — И нам эти Авгиевы конюшни предстоит расчистить.

— Настоящего воина подобные мелочи не должны смущать, — назидательно заметил капитан Минамото. — Один из моих предков по материнской линии, происходивший из клана шиноби, поджидая клиента, которого ему заказали уничтожить, просидел в выгребной яме два дня.

— Нанюхался там! — не сумел удержаться от комментария один из бойцов, развязанного вида детина с замысловатой татуировкой на пол-лица, имитирующей змеиную чешую. — Небось, на всю оставшуюся жизнь хватило!

— Зато не замерз! — в тон ему отозвался могучий чернокожий боец, взявший в качестве позывного известное выражение «На войне как на войне». — Даже здесь значительно теплее.

Солдатский смех, в таких случаях обычно громовой, прозвучал приглушенно. Чтобы хоть как-то защитить дыхательные пути от ядовитых испарений, бойцы отряда дышали через влажные повязки, сделанные из сохранившихся у кого-то носовых платков, обрывков одежды или белья. Туся успела порадоваться тому, что майка, которой снабдил ее Арсеньев, оказалась широкой и длинной. Нижней части, обрезанной чуть ниже Тусиного пупа, хватило, чтобы сделать для них с Командором два добротных шарфа, а подкладка куртки стала неплохим фильтром.

Трудно сказать, насколько помогали эти допотопные приспособления, но без них пришлось бы совсем туго. Тоннели под лагерем сделались действительно гиблым местом. Особенно если учесть, что большинство отверстий ливневки были чем-то заставлены или просто забиты. Даже Пабло, видевший жуткий парад мертвецов на Седьмой, не сумел сдержать возгласа ужаса и отвращения, когда по пути следования отряда стали попадаться качающиеся на поверхности или всплывающие из глубины безобразно распухшие, изуродованные водой и растворенными в ней химикатами трупы.

Утопленников было, впрочем, не очень много. Тела умерших в лагере от болезней, голода и прочих лишений легионеры отправляли на утилизацию. Помимо активистов Сопротивления, которые использовали тоннели для сообщения между секторами, в подземелья отваживались спускаться только отчаянные сорвиголовы, не оставлявшие мыслей о побеге и не желавшие признавать возможностей силового поля генераторов пронизывать толщу земли. Сюда же, случалось, затаскивали осведомителей и особо свирепствовавших конвоиров, чтобы безжалостно утопить, невзирая на последствия. Именно поэтому на некоторых утопленниках угадывалась форма Легиона.

— Ну и лютая смерть! Врагу не пожелаешь! — поежился боец по имени Мартин, молодой парень с красным обветренным лицом и белесыми ресницами.

— Легионеры такую участь вполне заслужили! — жестко отозвался Арсеньев, бросив мимолетный взгляд на Клода, а потом на изувеченную кисть своей правой руки. — Остальные же ничего не почувствовали. Их убил газ.

— А я еще грешным делом надеялся укрыть в этих катакомбах детей и женщин, — покачал головой капитан Минамото.

— Слишком опасно, — пояснил Арсеньев. — Концентрация метана здесь превышает все допустимые нормы.

В самом деле, идти становилось все трудней. Вязкое, склизкое содержимое каналов в некоторых местах доходило барсам до пояса, а Тусе было и вовсе по грудь. Воздуха отчаянно не хватало. Густой, липкий смрад превращал каждый вдох в сущее мучение, выжимая из пор реки пота, словно во время прогулки по влажным экваториальным лесам. Голова кружилась, а в ногах с каждым шагом усиливалась ватная слабость.

Пытаясь удержать равновесие, Туся почти рефлекторно потянулась к Арсеньеву, который шел на полшага впереди нее. Однако вместо пропитавшихся кровью и различной дрянью трикотажных волокон старого свитера Командора ее рука нащупала что-то мохнатое, мокрое и противное.

— Крыса? — участливо поинтересовался капитан Минамото, услышав ее немного заглушенный повязкой, но все равно отчаянный крик.

— Да откуда бы ей тут взяться? — мрачно отозвался На-войне-как-на-войне. — Тех, которые водились, небось, давно переели.

Туся была готова сквозь землю провалиться, понимая, что сделать ей это вряд ли удастся: пальцы Арсеньева сжимали ее локоть почти до синяков. В жизни она не боялась тараканов и грызунов, а одного симпатичного крысенка как-то раз даже забрала из вивария домой, продлив его жизнь аж до трех лет, то есть до глубокой старости. И все же, когда Клод выудил из канала неловко перебиравшее лапами неведомое существо, Туся едва не издала еще один вопль: уж лучше бы это оказалась крыса!

— Кто ж ты такой, приятель? — обратился к зверьку Клод, поднося его к одной из отдушин, чтобы получше рассмотреть.

— Надеешься открыть новый вид? — беззлобно поддел его Пабло.

— Да нет, просто пытаюсь понять, откуда он тут взялся.

— А ну-ка! Дай его сюда. — заинтересовался находкой Арсеньев, отпуская Тусину руку. — Эти умильные глазки я где-то уже видел.

— Да это же Шусмик! — просиял Клод.

В самом деле, приглядевшись, и Туся узнала киберпитомца. Хотя шерсть его совершенно слиплась и висела неопрятными сосульками, Шусмик по-прежнему любил весь мир и готов был поделиться своим зарядом оптимизма.

— Эк его угораздило изгваздаться, — удивился Пабло.

— Ты сейчас выглядишь не лучше, — сообщил ему Клод.

— Вот народ! Даже за игрушкой присмотреть не могут! — раздраженно покачал головой Арсеньев, имея в виду и без того числившегося в штрафниках Дина.

— Уж больно шустрая игрушка попалась, — вступился за товарища Клод.

— Теперь уж без выбора кому-то придется остаться в живых, — подытожил Арсеньев, вручая питомца Тусе.

Та рассеянно кивнула, пытаясь отдышаться и поправляя упавшую на лицо чумазую, липкую прядь. Давно смытая бетонная крошка и гарь представлялись ей сейчас изысканным макияжем. Что там говорили по поводу жемчуга, который не стоит метать перед свиньями в грязь? Впрочем, избранная профессия и в особенности работа в госпитале давно отучили ее от высокомерной брезгливости. Особенно если на кону стояли жизни не одного, а нескольких десятков тысяч человек.

Туся невольно вспомнила сказку-присказку про медные трубы. Кто знает, а вдруг те, кто ее сложил, имели в виду вовсе не медовые потоки славословий? Спору нет, трудно остаться самим собой, когда тебя восхваляют и норовят при жизни сделать идолом и кумиром. Но как не озлобиться, утратив веру во все и вся, когда почти добровольно взваливаешь на плечи бремя чужой вины, и даже не пытаешься сопротивляться тем, кто изливает на тебя потоки ядовитой клеветы и норовит извалять твое доброе имя в говенной грязи? Что ж, если им удастся закончить дело жизни ее отца, восстановить его доброе имя и при этом спасти узников, томящихся наверху, она согласна не только еще раз пройти огонь, воду и грязь, но и посетить те жуткие места, которые представали перед ней в видениях. Особенно бок о бок с Командором. Но сначала надо было добраться до генераторов.

По ее расчетам насосная станция, где сходились коммуникации офиса «Панна Моти» и бывшего Госпиталя, располагалась где-то неподалеку. Однако Туся была не до конца уверена, что сможет найти неприметное ответвление, которое показывал им с отцом Викрам. Тем более, выбирая дорогу, она опиралась в основном на интуицию. Увы, темнота и жуткое запустение коллектора не позволяли полагаться на зрительную память. А что если они свернули не в тот тоннель? А вдруг змееносцы все переделали? А вдруг она вообще все перепутала, и Арсеньев, поверив ей, ведет свой отряд к бесславной и бессмысленной гибели?

Хотя ее одежда давно вымокла не только от мокрой вонючей грязи, но и от пота, Туся почувствовала, как по спине ледяными кусачими муравьями гуляет озноб. Сердце колотилось в грудь с яростью обезумевшего метронома, отбивающего невидимому пианисту темп огненного аллегро «Патетической» Бетховена.

Ну где же?! Сколько еще будет длиться этот бесконечный темный тоннель? А вдруг никакого фонтана не существует?! Здесь все много раз переделали, перестроили, изменяли! Нужно поворачивать обратно, выбираться на поверхность и ждать кораблей!

И когда Тусе уже хотелось разрыдаться в голос или даже закричать, перед ней возник просторный, хотя и сильно захламленный зал с насосами и уходящими в никуда ржавыми трубами. Фонтан, конечно же, не работал, а вот неприметная дверца, через которую ассенизаторы и технический персонал проникали во внутренние подсобные помещения головного офиса, осталась на месте, и комбинация цифр, которую показал Викрам, не изменилась.

— Потрясающе! — не сумел сдержать эмоций Клод, возвращая Тусе Шусмика, которого брал на руки во время ее манипуляций с замком.

— Так вот для чего мы эту девчонку через все подземелья с собой тащили! — простодушно удивился Мартин, осторожно заглядывая в тоннель.

— А ты думал, чтобы постельку тебе согрела?! — бесцеремонно хохотнул татуированный боец, откликавшийся на позывной Ящер.

Впрочем, шутку, несмотря на ее скабрезность, никто не оценил, разве что Арсеньев молча и как бы невзначай двинул пошляка локтем под дых так, что Туся сочла, что достаточно отмщена.

Остальные застыли у входа, словно Али-баба у открывшейся пещеры.

— Таких совпадений не бывает! — потрясенно воскликнул Пабло.

Туся не могла с ним не согласиться. Если бы она покинула планету вместе с госпиталем, этот способ проникновения в офис Корпорации для барсов оказался бы потерян. Она вопросительно глянула на Арсеньева. На самом ли деле он не мог настоять, чтобы за «объектом охоты Серого Ферзя» прислали вертолет? И почему так быстро согласился в лагере принять ее помощь? С другой стороны, разве не он оставил ее на берегу приглядывать за ранеными? Но что, если о встрече профессора с Викрамом знал не только Командор?

— Не слишком ли все просто? — нахмурился капитан Минамото. — Не оказаться бы в ловушке.

— Есть только один способ проверить, — спокойно отозвался Арсеньев, первым вступая в открывшийся проход.

Капитан Минамото

(обратно)

XX

— Ну и теснота! Они что, эти свои ходы детским совочком копали?! — громко возмущался Ящер, пробираясь по узкому, длинному коридору, где почти все время приходилось передвигаться ползком, словно сквозь лесную чащобу продираясь в переплетении труб и проводов.

— А ты рассчитывал, что тебе тут червоточину подпространства откроют? — сверкнул в темноте белыми зубами на угольно черном лице На-войне-как-на-войне, который из-за крупных габаритов буквально ввинчивался между стен, точно проходческий щит.

Что поделать, потаенные тоннели канализации змееносцев напоминали кротовую нору или даже лаз в преисподнюю, каковым по сути и являлись. Отличие заключалось лишь в том, что уклон шел не вниз, а наверх, ибо барсы двигались в направлении противоположном стоку вод. Впрочем, понятия верха и низа уже в христианской мифологии были относительными. Не случайно Данте и Вергилий начинали восхождение к райским вратам из самых мрачных глубин ада, из узкого горлышка гигантской воронки.

Небо! Какие мысли обнаружились в гудящей разбитым колоколом голове, куда даже реплики барсов доходили словно сквозь помехи и запозданием. Конечно, суровый Дант знал, куда и когда явиться. Но как же мало походила окружающая обстановка на жутковатые, но все равно прекрасные гравюры Ботичелли, после изучения которых вечером с отцом Туся и решила прочитать «Божественную комедию».

Трудно сказать, какие препятствия преодолел на своем пути великий Алигьери, но барсам ежеминутно приходилось буквально протискиваться сквозь игольное ушко. Корзун отбирал бойцов, которые могли выдюжить в рукопашной. Даже капитан Минамото и еще двое достаточно низкорослых бойцов восточноазиатской внешности, которых звали Гу Синь и Гуан Синь, в плечах лишь немногим уступали Арсеньеву и На-войне-как-на-войне.

Здесь же требовались навыки форточника из старинных воровских романов или гимнаста каучук. Их по ходу дела пришлось осваивать Тусе, ибо в некоторых местах проход преграждали заслонки, которые открывались лишь изнутри и, хотя имели отверстия, но такие, в которые мог протиснуться лишь пигмей, ребенок, или очень хрупкая женщина.

Туся хрупкой никогда себя не считала. Все-таки ростом она была даже на полголовы выше капитана Такеши и во многом из-за этого отказалась от профессиональной карьеры балерины. Но два или три размера, на которые она похудела за время работы в госпитале на урезанном пайке, а также многочасовые упражнения на растяжку, не забытые за годы обучения в лицее и университете, пришлись ей сейчас очень кстати. Она нигде не застряла. Только к синякам прибавилось несколько ссадин, оборванный рукав куртки и подвывихнутый плечевой сустав. Интересно, как бы отреагировали наставники-хореографы, узнав, при каких обстоятельствах ей пригодились навыки гибкости и пластики?

— И как они сюда только оборудование протаскивают? — скривившись от боли, страдальчески прошипел Клод. — Если протечка какая или иной ремонт?

— Дело привычки! — невозмутимо отозвался Арсеньев.

Им двоим из-за ран от плетей сейчас приходилось даже солонее, чем На-войне-как-на-войне. В особенно узких местах Командор и юный барс не только оставляли на торчащих крепежах и выступах клоки одежды, но и обдирали и без того избитые бока, украшая стены кровавыми узорами.

— Зато здесь не так грязно и дышится легче! — оптимистично заметил Пабло, который за время путешествия по канализации исторг не только всю проглоченную по пути до лагеря кровь, но и большинство содержимого желчного пузыря.

— Только мы по уши в говне! — хохотнул Ящер. — Я вот опасаюсь, как бы нам кто не накостылял по первое число за то, что наследили.

— Мы сами кому хочешь накостыляем, — сурово заявил На-войне-как-на-войне, приободренный тем, что тоннель сделался заметно шире и выше.

Передвигаясь почти в полный рост, барсы преодолели еще метров двести и оказались в достаточно просторном, хотя и заставленном непонятного назначения оборудованием помещении, находящемся на уровне подвала здания.

— Куда это мы попали? — с опаской поинтересовался капитан Минамото, подсвечивая себе фонариком, который перед отправлением на задание стянул у одного из охранников, сочтя, что в подземельях он нужнее. — Если я правильно понимаю, этот хлам, — он указал на запыленные агрегаты и емкости, мимо которых проходили трубы, — ничто иное, как составляющие системы замкнутого цикла.

— В таком случае, дело не в воровстве? — удивился Клод.

— Скорее всего речь идет о несовпадении стандартов, — пояснил Арсеньев. — Агрегаты Рас-Альхага не подошли для здешних труб, а все переделывать было себе дороже.

— Вечно у этих змееносцев все не из того места! — Ящер воинственно пнул одну из емкостей, в которой что-то угрожающе забулькало.

— В сложившейся ситуации нам это только на руку, — пожал плечами капитан Минамото.

Убедившись, что рассказы о потайных тоннелях — не миф и не ловушка, он почти успокоился, и теперь вместе с остальными бойцами оживленно осматривал оборудование, отыскивая детали, которые можно было бы использовать в качестве оружия. В процессе поисков обнаружился и схрон, в котором старый Лис Ларсен, явно не без участия страстно желавшего скрыть недостачу складского начальника, заботливо приготовил пару скорчеров с комплектом сменных блоков питания и четыре макромолекулярных клинка.

Скорчеры доверили Мартину и еще одному молчаливому бойцу, чье прозвище Соколиный Глаз говорило само за себя. Клинки взяли Арсеньев, Минамото, Ящер и Клод. Остальным пришлось довольствоваться подручными средствами. В ход пошли разнообразная арматура, шарикоподшипники, пруты, разводные ключи и какие-то уж совсем фантастические железяки. Конечно, вооруженные этим несусветным барахлом, с ног до головы покрытые грязью барсы больше сейчас походили на банду уличных бродяг в вонючих лохмотьях нежели на элитное спецподразделение, но они почти достигли цели.

— А куда теперь? — простодушно поинтересовался Мартин, видя, что из подвала тоннели разбегаются примерно в десяти разных направлениях, переходя в шахты стояков.

— Если я правильно подсчитал повороты, — невозмутимо, точно на занятиях по спортивному ориентированию, отозвался Арсеньев, — то мы зашли с западной стороны здания.

— Стало быть, генераторы расположены вон в той стороне, — указал на один из тоннелей Клод, который, как и все члены группы Командора, выучил план здания наизусть.

— Эх, знать бы, где находятся силовые кабели, питающие это хозяйство, — мечтательно протянул Ящер.

— У оборудования, отвечающего за силовое поле, наверняка есть резервные источники питания, — терпеливо пояснил Арсеньев. — Да и проблему плазменных установок отключение электропитания не решит.

При упоминании о плазменных установках капитан Минамото болезненно скривился, сгибая-разгибая в руках стальной прут. Похоже, в лагере он оставил не только солдат своей роты, но и кого-то из близких.

— Я не уверен, что нам следует использовать стояк, находящийся в непосредственной близости от генераторов, — веско проговорил он. — Наверняка в том секторе усиленная охрана, а я бы предпочел с ней разбираться, имея в руках, — он завязал узлом многострадальный прут и взялся за какой-то швеллер, — что-то посущественнее вот этого металлолома.

— Я и сам планировал вначале зайти с лабораторных этажей, — согласился с коллегой Арсеньев. — Однако опасаюсь, что установки генераторов защищены дополнительным силовым полем.

— Которое мы сумеем отключить или перенастроить, если в нашем распоряжении окажется хоть один из лабораторных компьютеров! — горячо заверил его Пабло. — Взлом займет не более пятнадцати минут.

— Тогда не будем терять время, — согласился с оператором сети Командор.

Он посмотрел на барсов и без тени улыбки проверил экипировку. Забраковал внушительных размеров электромотор, который незнамо как собирался протащить по стояку смуглый горбоносый боец, имевший необычный позывной Макрибун, с уважением глянул на лопасть турбины, которой На-войне-как-на-войне фехтовал так же ловко, как Клод мономолекулярным клинком, потом перевел взгляд на Тусю.

Ну вот и все! Сейчас ее поблагодарят или обойдутся без реверансов и прикажут остаться. И это будет совершенно правильно. Идти с барсами наверх означало создавать им дополнительные проблемы в виде необходимости заботиться о ней, страховать в шахте, прикрывать от плазменных зарядов противника. Вот только из подвала существовало всего два выхода, и второй раз брести через канализацию или выбираться возле фонтана в незнакомом секторе, вызывая неизбежные подозрения у охраны, Туся совсем не хотела.

— А если наверху снова придется куда-то протискиваться и что-то открывать? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Что? — на лице Арсеньева отпечаталось искреннее недоумение.

Похоже он вовсе не собирался ее где-то оставлять или куда-то отпускать, а ее хваленая телепатия на этот раз оказалась всего лишь бабьими вздорными домыслами. С другой стороны, Командор куда лучше нее понимал, что наверху даже при большом везении отряду придется нелегко, и, хотя обещание, данное Корзуну и себе собирался исполнить, по-прежнему не представлял, каким образом это удастся осуществить.

Со вздохом глянув на Тусю, он убрал с ее чумазого, исцарапанного лица прицепившийся по пути ком паутины, а потом скомандовал выступать.

Хотя шахта стояка оказалась достаточно просторной, а запах влаги, цемента и пластика для измученных ноздрей казался изысканным и нежным ароматом, подъем стал для Туси испытанием едва не более серьезным, нежели путешествие по тоннелям. Особенно если учитывать, что остатки ее сил закончились еще там. Хотя для удобства перемещений обслуживающего персонала в стены были вделаны скобы, они находились друг от друга на значительном расстоянии, так что все время приходилось подтягиваться, а силы в руках отчаянно не хватало, даже несмотря на ее сравнительно небольшой вес. К тому же, барсы, чувствуя приближение к цели, взяли довольно-таки бодрый темп, так что Туся за ними едва поспевала.

Она, конечно, не собиралась жаловаться и только злилась на свою слабость и никчемность, стараясь хоть как-то отдышаться и все время сбивая ритм дыхания. В довершение всех неприятностей, где-то на уровне третьего этажа к ней вернулась почти забытая боль и жжение в груди. Травмированные легкие и грудные мышцы, на которые сейчас приходилась львиная доля нагрузки, не могли за такой короткий промежуток времени восстановиться, а действие препаратов, которые перед отправлением на задание вколол ей Арсеньев, подошло к концу.

Преодолевая боль, Туся стоически ползла, думая лишь о том, чтобы не разжать руки, и временами захлебывалась кашлем. Полет вниз и смерть в результате перелома шеи представлялись ей сейчас не самым плохим выходом. Но ее, как и в прошлый раз, поместили в середину отряда. А калечить кого-то из барсов, подвергая риску всю операцию, она просто не имела права. Хорошо хоть Клод на время подъема по шахте забрал у нее Шусмика. Хотя вес питомца был ничтожен, шуршалик не желал тихо сидеть под майкой. Все время елозил, норовил вылезти или требовал внимания, в общем, вел себя, как избалованное дитя, а отпустить руку, чтобы его приласкать или успокоить, Туся не имела никакой возможности.

К середине пути она находилась в почти что полуобморочном состоянии: во рту ощущался вкус крови, перед глазами снова плыла муть, каждое движение отдавалось во всем теле такой жестокой болью, что несколько раз Туся даже не могла сдержать крик, а скобы отыскивала уже на ощупь. В какой-то момент, когда ее ладонь нащупала лишь пустоту, а ноги потеряли опору, чья-то твердая рука могучим захватом сжала ее предплечье, и в это же время она ощутила толчок снизу. Оказалось, это На-войне-как-на войне, передав лопасть турбины капитану Минамото, взял «слабое звено» на буксир, в то время как Ящер подталкивал снизу.

Туся, конечно, предпочла бы, чтобы на месте бесстыжего наглеца находился Командор или хотя бы Клод. Но Арсеньев шел первым и помочь не имел никакой возможности, а Клоду хватало забот с непоседливым Шусмиком и Пабло, силы которого сейчас тоже были на исходе.

— Ну, с девчонкой все понятно, — негромко обратился к товарищу Гу Синь. — Без нее мы бы сюда вряд ли попали. Но этот-то задохлик нам зачем? Того гляди ведь тоже свалится!

— Если падать начнет, придется ловить, — деловито отозвался Гуан Синь. — Это ж оператор межсети! Последний выживший в нашем подразделении.

На Пабло и в самом деле возлагались немалые надежды, но для того, чтобы он смог их оправдать, надо было сначала выбраться из шахты, а выхода из нее на этажи, как оказалось, проектом здания не предусматривалось.

— Ну и адова же работа у здешних сантехников! — обозревая ряды вмонтированных в стену труб, дивился На-войне-как-на-войне. — Это ж для того, чтобы устранить аварию на двадцатом этаже, приходится подниматься как мы по шахте и еще оборудование на себе нести?

— А зачем заботиться об удобстве Неприкасаемых? Даже шудрам на них наплевать, — мрачно отозвался сербелианец Маркаи. Появившийся на свет в одном из окраинных миров и чудом избежавший «вакцинации», он на своей шкуре испытал все «прелести» порядков, которые приносили змееносцы в захваченные миры, и о кастовой системе знал не понаслышке.

— Ну, ведь должен же быть отсюда какой-то выход, — в приступе клаустрофобии запаниковал Мартин. — Тот кротовый лаз, которым мы сюда забрались, вообще по документам не существует.

— Если выхода нет, его надо проделать, — рассудил Ящер, поднимая скорчер и прицеливаясь.

— Отставить! — забыв на время о конспирации, рявкнул на него капитан Минамото. — Спалить нас тут всех решил?

— Если Викрам и другие подпольщики, пользуясь этими шахтами и тоннелями, каким-то образом покидали здание, значит они имели сюда доступ из лабораторий, — резонно заметил Арсеньев.

— Может быть, мы выбрали не тот стояк? — страдальчески предположил совершенно измученный дорогой Пабло.

— Отставить разговоры! — пресек дальнейшие рассуждения в этом ключе Арсеньев. — Мы просто еще не дошли. Исследовательский сектор располагается на верхних этажах здания. Вот если и там не найдем выход, тогда будем думать.

Туся невольно пожалела о том, что в день, когда Викрам, словно обладая даром предвидения, показал им с отцом вход в потайные тоннели, она из страха испачкать нарядное платье отказалась пройти весь сегодняшний маршрут. Если бы она знала, где находится выход, идти было бы значительно легче. Сейчас же она могла только помогать На-войне-на-войне и Ящеру себя поднимать и с тревогой следила за Арсеньевым и Минамото, которые простукивали и обшаривали фонарем каждый метр внутренней стены, негромко обсуждая возможности применения в шахте импульсного оружия.

Туся, и не только она, была близка к тому, чтобы впасть в отчаяние и совсем запаниковать, когда сверху, едва не с небес, раздался радостный возглас Клода:

— Вот оно! Нашли!

(обратно)

XXI

Отверстие было узким и находилось на уровне пола одиннадцатого этажа. Как раз там, где располагалась лаборатория Викрама. Впрочем, к тому времени, когда дошла очередь до Туси, его несколько расширили. На-войне-как-на-войне, чтобы пройти, пришлось сбить облицовку и своротить пару труб. Хорошо, что санузел располагался в стороне от основных лабораторных помещений, да и дверь была сделана на совесть.

Откатившись в сторону, чтобы дать выбраться идущим в арьергарде бойцам, какое-то время Туся лежала на полу, пытаясь восстановить дыхание и вернуть подвижность рукам и ногам. Затем вслед за барсами приникла к умывальнику. Идущая из крана теплая вода и мыло показались ей сущим чудом, а возможность утолить жажду — подарком судьбы. Здесь даже имелся душ. Им воспользовались Клод и Арсеньев, чтобы наспех, сняв только давно превратившиеся в лохмотья свитера, остудить горящие огнем спины, а также промыть и продезинфицировать хотя бы мыльным раствором раны, в которые за время их пути по тоннелям могла попасть какая угодно инфекция.

Через минуту оба уже выскользнули в коридор вместе с капитаном Минамото и ударной группой наиболее опытных бойцов, в которую входили На-войне-как-на-войне, Мартин, Ящер, Соколиный глаз и незаменимые в рукопашной оба Синя, которые, оказывается, были не братьями, а только тезками. Оставленные в резерве ждали условного сигнала, стерегли проход к спасительному стояку и охраняли Тусю и Пабло, который, не имея даже оружия, чтобы хоть чем-то себя занять, пытался привести в порядок заскорузлую от грязи и крови одежду.

Туся тоже разрывалась между беспокойством за Арсеньева и ребят капитана Минамото, мыслями о том, что сейчас происходит в лагере и где находятся корабли, и жгучим желанием раздеться и, наплевав на все условности, забраться под душ. В случае нежданного визита змееносцев вид ее обнаженного тела, пожалуй, мог бы даже послужить неплохим отвлекающим маневром, памятуя о приключениях в ее подъезде. С другой стороны, у здешних легионеров под боком имелся целый лагерь, в котором доведенные голодом и страхом до полного безразличия женщины по первому сигналу удовлетворяли любые прихоти своих тюремщиков. Потом в коридоре послышались выстрелы, и Туся забыла обо всем.

— Уходим, пока нас тут не накрыли! — коротко приказал вернувшийся за подкреплением капитан Минамото, пока Арсеньев и другие барсы зачищали этаж.

Насколько Туся разобрала из обрывочных реплик, вернувшихся барсов, первые двое охранников в исследовательском секторе даже не поняли, что произошло. Предков капитана Минамото не просто так называли крадущимися, да и оба Синя показали себя достойными наследниками древней школы единоборств. Еще одному охраннику банально свернули шею. Тут отличился На-войне-как-на-войне.

Барсы распределили скорчеры убитых, но не успели надеть доставшуюся им в честном бою броню, когда на них вышла еще одна группа легионеров. В завязавшейся перестрелке погибли Соколиный Глаз и Гуан Синь, а На-войне-как-на-войне получил серьезное ранение. Что поделать, при попадании из импульсного оружия не всегда спасал и экзоскелет. А уж идти на скорчеры с голой грудью могли только самоубийцы или герои. В любом случае, жертвы оказались не напрасны. Барсы добыли оружие, а самое главное, Пабло получил доступ к компьютеру.

Вычислительный агрегат, обретавшийся в одной из пустующих сейчас лабораторий на четырнадцатом этаже, выглядел настоящим монстром, наподобие шерстистого носорога или мегалоцероса. Он занимал полкомнаты, был вмонтирован прямо в стену и явно предназначался для обработки больших массивов данных, вроде тех почти музейных экспонатов, которые встречались в наиболее старых университетах Земли. Впрочем, в области нанотехнологий и развития электроники змееносцы явно отставали от землян, вернее, двигались иными путями. Во всяком случае, персональные компьютеры они использовали только в крупных корпорациях или во время военных действий, а о прочих гаджетах и игрушках и вовсе не имели понятия. В любом случае, найденный мастодонт был в рабочем состоянии, и Пабло не только сумел войти в систему, но даже подключился к межсети.

Едва он наладил связь, на экране появилось встревоженное лицо Петровича.

— Ну, наконец-то, — выдохнул старшина вместо приветствия. — Неужто получилось?

Потом до него дошел видеосигнал, и вид Арсеньева с Клодом он прокомментировал таким заковыристым и цветастым ругательством, что хоть в учебник по ненормативной лексике помещай. Старшину можно было понять. Поскольку в снаряжении убитых легионеров оказались полностью укомплектованные аптечки, Командор и его напарник, прежде чем надеть броню, решили сделать необходимые инъекции и как следует обработать раны. А их исполосованные спины и ободранные бока без свитеров выглядели особенно живописно.

Еще одна серия выражений не меньшей крепости последовала, когда Петрович разглядел среди команды барсов Тусю, пытавшуюся оказать первую помощь На-войне-как-на войне. Хотя разряд прошел по касательной, боец потерял много крови и находился в состоянии сильнейшего болевого шока. К тому же, осколки поврежденных ребер могли травмировать легкие, а о судьбе правой руки, которой На-войне-как-на войне прикрылся, и на которую Туся сейчас накладывала жгут, даже такой опытный врач как Арсеньев ничего конкретного сказать не мог.

Впрочем, у Петровича и Славы вид окровавленного барса вызывал куда меньше вопросов, нежели присутствие Туси.

— Маргарита-то как здесь оказалась? — впервые назвав «солдата Джейн» или «санинструктора Риту» по имени, попытался выяснить Капеэсэс. — И Пабло тут. Ничего не понимаю!

— Некогда объяснять, — прервал дальнейшие расспросы Командор. — Вы готовы выдвинуться?

— Так давно уже! — не по уставу раньше Петровича отозвался Славка. — Вас ждали.

— В таком случае, действуйте согласно плану! — сухо и деловито распорядился Арсеньев. — И постарайтесь остаться в живых. Хотя бы один контейнер должен попасть на корабль.

Петрович пытался протестовать, но Командор уже перешел на другой канал. Туся, бросившая всего один взгляд на экран, узнала непропорциональное, сильно вытянутое, словно сошедшее с портала готического собора, лицо графа Херберштайн или, как он чаще предпочитал себя называть, просто Вернера.

— Вы где находитесь? — доложив благополучном прибытии на орбиту, поинтересовался Вернер.

Арсеньев пояснил.

— Хорошо, что Вы вышли на связь, — покачал головой Вернер. — Я уже собирался отдать приказ открыть по этой башне огонь.

— И похоронить под ее обломками половину лагеря, — невесело ухмыльнулся Арсеньев. — Пока лучше с этим повременить, зато, когда выйдете на линию удара, постарайтесь хорошенько жахнуть по плазменным установкам периметра, как только Пабло их выведет за границы поля.

— Но как быть с огневыми точками внутри самого центра? — в немного скрипучем голосе Вернера прозвучала озабоченность.

— Мы постараемся решить и эту проблему, — пообещал Пабло, направляя системе еще один запрос.

— Если что, взорвать здание, всегда успеется! — подытожил Арсеньев.

— А как же вы? — из-за плеча Вернера выглянуло испуганное лицо Мишель. Сейчас графиня Херберштайн показалась Тусе куда менее приторной. Волосы ее были гладко зачесаны, лицо осунулось после изнурительного перехода через подпространство.

— Мы уйдем отсюда, как только выполним свою задачу, — пообещал ей Арсеньев.

Но когда экран связи погас, он повернулся к бойцам и мрачно покачал головой.

— Змееносцы обнаружили шахту и заблокировали ее, — пояснил вместо командира Клод, наряду с Пабло наблюдавший за параметрами системы. — Через пару минут они будут уже здесь.

— Был бы этот допотопный дедуля портативным компьютером даже самых первых поколений, мы бы из шахты носа не высунули. Фиг бы они нас раскрыли, — пояснил Пабло, продолжая вводить данные, в то время как Клод отслеживал действия змееносцев по камерам внутреннего наблюдения.

— Значит будем драться! — проверил зарядку скорчера Ящер.

Туся вновь обратилась к покореженным ребрами На-войне-как-на войне, понимая, что в сущности занимается бесполезным делом.

— Надо было все-таки оставить вас с Шусмиком внизу, — виновато проговорил Арсеньев, опускаясь рядом с ней на колени, чтобы проверить, как идет работа. — Вы бы сумели добраться до корабля.

— Или попали в руки змееносцев, — Туся постаралась проговорить эту фразу как можно более равнодушным тоном, но в конце голос ее дрогнул.

Впрочем, как и барсы, она понимала, что все затраченные усилия — не зря. Пабло уже нашел системные файлы и теперь изменял параметры силового поля, выводя за его границы плазменные установки и настраивая мощность генераторов таким образом, чтобы огонь не причинили узникам корпорации вреда. Змееносцы пытались вернуть над системой контроль, но это у них пока не получалось.

— А почему нельзя было подключиться к здешней системе прямо с кораблей? — поинтересовался капитан Минамото.

— Этот вариант тоже прорабатывался, но был отвергнут, — пояснил Арсеньев. — На кораблях сеть ведет себя слишком нестабильно. Вернер сейчас вообще вне зоны доступа, а плазменные установки настроены таким образом, чтобы вести огонь по любым направлениям даже под защитой силового поля. В общем, если бы Пабло не вошел в систему, мы бы сейчас с боем прорывались к генераторам.

— Интересно, а у этой машины есть резервные источники питания? — указывая на компьютер, поинтересовался Клод, наполнявший все колбы, реторты и прочие емкости изготовленной из подручных средств зажигательной смесью.

Трое бойцов, которым не хватило скорчеров, активно ему помогали. Поскольку в лаборатории занимались какими-то исследованиями в области неорганической химии, запасов реактивов тут имелось в избытке. Работа шла настолько слаженно и сосредоточенно, что даже в тот момент, когда едва ли не сразу после риторического вопроса Клода вырубился свет, барсы ухитрились ничего не разбить и не расплескать.

–¡Mierda!^[6] — выругался от неожиданности Пабло, раздраженно глядя на Клода. — Ты можешь им хотя бы не подсказывать?

По счастью экран не погас, ибо аварийный генератор, который был вмонтирован в корпус компьютера, взял на себя снабжение вычислительного гиганта энергией по умолчанию.

Оператор межсети не просто так нервничал. Неповоротливая, чужая система тормозила, а каждый миг промедления в буквальном смысле слова стоил десятков жизней, ибо внизу творился настоящий ад. Закончившая перевязку Туся сумела убедиться в этом лично.

Даже беглого взгляда с высоты одиннадцатого этажа хватало понять: восстание не ограничилось одним сектором и за то время, пока группа Командора-Минамото проникала в здание управляющего центра, охватило весь лагерь. Возле периметра барсы Корзуна, судя по всполохам выстрелов и крикам, которые даже сквозь стеклопласт панорамных окон центра звучали достаточно громко и решительно, пытались прорваться на насыпь, разделявшую сектора. Легионеры при подкреплении дронов вели по ним прицельный огонь. В одном из корпусов бойцы Сопротивления и примкнувшие к ним заключенные расправились с надзирателями, завладели оружием и теперь держали оборону, отстреливаясь из окон. Но самый жуткий хаос происходил вокруг бараков. Там начался пожар, и ветхие постройки занимались одна за другой.

В это время Пабло, воспользовавшись моментом, пока система обрабатывала новые данные настроек, вывел на панорамный экран изображения с камер наблюдения за лагерем, и картина предстала во всем своем ужасе и полноте.

В бараках, оказывается, в основном находились старики и лежачие больные, у которых не хватало сил не то, что выбить запертые двери, но просто выбраться из охваченных огнем помещений. Заключенные из других секторов бросались в огонь и выносили оттуда скрюченных изможденных старух и стариков, беспомощных калек и тяжелораненых.

По коридорам одного из корпусов, в котором находились дети, шел охранник и расстреливал маленьких заключенных, пока группе подростков, укрывавшихся в ординаторской, не удалось его обезвредить, плеснув убийце в лицо раствором концентрированной кислоты. Двое ребят при этом погибли.

— В одной из этих построек или зданий находятся мои родители и жена с маленьким сыном, — с непроницаемым лицом глядя на экран, сообщил капитан Минамото. — Мама тяжело болела и не могла уехать, а отец и Комаки не пожелали ее оставить.

Пабло глянул на него с пониманием, ибо о судьбе сеньоры Эстении и Дина с Сергеем тоже ничего теперь не знал, а творящееся возле периметров и вовсе осмыслению не поддавалось.

Бойцам «Барса» и «Беркута» удалось взять под контроль насыпь, и они, судя по всему, собирались идти далее. Но там счет убитых шел на сотни. Насыпь и подступы к ней были буквально устланы телами борцов за свободу. Не только Туся, хотя в госпитале она тоже навидалась всякого, но даже барсы, которые знали войну во всей ее неприкрытой правде, не сумели сдержать стон, наблюдая, как пучки высокотемпературной плазмы оставляют от их товарищей лишь обугленные остовы или обрубки. Как лазерные плети, превратившиеся в клинки, вскрывают грудную клетку, в которой продолжают трепетать окровавленные легкие, как в жуткой толчее у валов ломаются ребра и шеи и вываливаются наружу дымящиеся внутренности.

Среди погибших барсы увидели Корзуна. В последнем усилии полковник намертво вцепился в край насыпи, его окровавленный рот был вывернут в отчаянном призыве, остановившиеся глаза смотрели в сторону Центра управления генераторами силового поля.

— Он выполнил свой долг! — проговорил капитан Минамото, на скулах которого играли желваки.

— Светлая память, — отозвался Арсеньев.

Пабло с перекошенным лицом метнулся к устройству ввода.

— Ты куда? — не понял Клод. — Обработка данных еще не закончена.

— Хочу выложить данные с камер в межсеть, — жестко отозвался оператор. — Жители Содружества и других миров должны это видеть!

— Отставить! — пресек на корню этот эмоциональный и необдуманный порыв Арсеньев. — Ты хочешь, чтобы змееносцы получили раньше времени подкрепление? Надеюсь, ты перекрыл их каналы связи?

— Как только вошел в систему, — кивнул смущенный собственной несдержанностью Пабло.

— Поставь на запись и, когда вновь появится связь с кораблем, передай Вернеру, — посоветовал капитан Минамото. — Пускай выложит в сеть, когда все закончится. Хотя змееносцев этим вряд ли проймешь, да и погибших не поднимешь, — добавил он мрачно.

И все-таки жертв могло бы оказаться куда больше, если бы Пабло опоздал всего на несколько минут. В тот момент, когда после перезагрузки система сместила границы силового поля, оставив установки «Плазма» за его пределами, весь периметр лагеря буквально оделся в корону протуберанцев, точно Солнце или любая звезда того же класса во время затмения. Змееносцы все-таки приняли решение открыть огонь по восставшим из крупнокалиберных орудий.

Как и следовало ожидать, отраженный включенным на максимальную мощность полем концентрированный поток энергии ударил по заграждениям и вышкам периметра, обращая их вместе с установками и находящимися там боевыми подразделениями в прах. И в этот миг окрестности лагеря наполнил рев двигателей заходящих на посадку трех звездолетов.

Вернер, Савенков и Цоца-Цола едва «Луи Пастер», «Гризли» и «Механизе» преодолели плотные слои атмосферы, смели последние остатки заграждений, а Петрович и Слава, которые все-таки сумели взорвать маяк, дестабилизировали поле, сделав невозможным его восстановление в полном объеме. Пабло, впрочем, пока существовала такая возможность, и змееносцы не пробили созданную им защиту, вновь задал полю новые параметры, сконцентрировав его вокруг центра управления, не давая змееносцам возможность открыть огонь по лагерю.

Вообще возвращение оператора межсети в группу Командора оказалось настоящим подарком для всех участников этого самоубийственного предприятия. Еще когда система обрабатывала данные, он спас себя и товарищей, предотвратив газовую атаку змееносцев, которые решили перетравить диверсантов, точно крыс. Впрочем, намерения солдат Альянса раскрыл еще Арсеньев, встревоженный тем, что противник слишком медлит с атакой, а Пабло перекрыл заглушки вентиляционных шахт, направив воздушные потоки в другие помещения.

— Вот гады! — возмутился Клод, указывая на пластины бронированного, хотя и прозрачного сетклопласта, которым был облицован фасад здания. — Знают, что окна здесь не разбить! Пусть сами свой цианид и нюхают.

Впрочем, он знал, что змееносцам яд не страшен. Сейчас помимо барсов из людей в помещении Центра находились только легионеры и спецназовцы «Кобры» в полностью укомплектованной космической броне. Поэтому из неприятных ощущений они, по всей видимости, испытали только разочарование, когда, придя добить умирающих по их расчетам от удушья барсов, встретили шквальный огонь из захваченных у их же сослуживцев скорчеров.

В самом начале бойцам Арсеньева и Минамото удалось выиграть время, пока легионеры, потерпев неудачу с газом, пробивали себе путь сквозь наглухо заклиненные оператором сети противопожарные двери, которыми был оборудован лабораторный отсек. Тугоплавкий материал не желал сдаваться на милость импульсного оружия, а иного способа проникнуть на этаж не существовало. Когда змееносцам удалось проделать небольшое отверстие, их тут же встретил ответный огонь. Хотя на передовой у солдат альянса стояли боевые дроны, потерю которых оплакивать стали бы лишь представители страховых компаний, поврежденные машины создавали с той стороны дверей дополнительную баррикаду, а наемников, пытавшихся ее разобрать мгновенно жалили скорчеры барсов.

— Что, надеялись тепленькими взять? Не выйдет! — злорадствовал Ящер, на счету которого числилось уже не менее десятка противников.

— Мазилы! Вам что уже кто-то до нас задницы на глаза натянул? Дерьмо затекает? Или член вместо рук? — при каждом промахе змееносцев упражнялся в альтернативной анатомии сербелианец Маркаи. — Переродиться вам всем в осьминогов! Чтобы до века задницею есть и смотреть!

Дальше шла такая непереводимая похабщина, что уши вяли.

Впрочем, Туся со своего места слышала лишь самые громкие из реплик, радуясь, когда сквозь гудение импульсников, шум стрельбы, грохот и лязг брони, ругань, крики и стоны до нее доносился голос Арсеньева или, когда его фигура попадала в объектив камеры наблюдения.

— Занять позиции, без надобности не высовываться, стрелять одиночными, от ближнего боя до последнего уклоняться! — инструктировал бойцов Командор, пока барсы, перегруппировавшись, выстраивали линию обороны в коридоре, на подступах к лаборатории.

При помощи мебели, арматуры и вывороченного со своих мест оборудования укрепив двери и перекрыв проходы, они не позволяли противнику подобраться к компьютеру, за которым продолжал вести свою войну Пабло. К счастью, панорамные окна из бронированного стеклопласта, едва не сыгравшие роковую роль во время газовой атаки, делали невозможной проникновение легионеров и «Кобры» извне.

Командор, конечно, призывал бойцов не высовываться и не вступать в ближний бой, но сам, впрочем, как и капитан Минамото, держался исключительно на передовой, по коридору, экономя время, передвигался хотя и стремительно, но едва ли не в полный рост, укрытиями почти не пользовался, убитых врагов не считал. Только интуиция и быстрота реакции сберегали его от смертельных пучков плазмы. Пару раз, как показалось Тусе, он уклонялся от выстрела, услышав ее мысленное предупреждение.

— Ох, нет на него Петровича! — только качал кудрявой головой Пабло, боковым зрением наблюдая, как Арсеньев, стреляя с обеих рук, в головокружительном прыжке с переворотом в воздухе преодолел половину коридора, чтобы вытащить из-под огня раненого Мартина.

В следующий момент Командор уже прикрывал огнем Клода, который, увлекшись дуэлью с каким-то гигантом явно негуманоидного происхождения, не заметил, как его с фланга обошел кибернетический паук наподобие тех, с которыми они сражались на подступах к институту бионики.

— Вот бионики, собачьи дети, и вашим и нашим значит, — прокомментировал встречу со знакомым экземпляром Пабло.

Впрочем, основное скопление дронов досталось на долю группы капитана Минамото, защищавшей противоположный конец коридора. И хотя из-за сложности маневрирования в узких проходах змееносцы использовали там лишь небольшие модели, вроде тушканчиков и саламандр, этому механическому террариуму имя было легион.

Ящер, Макрибун и помогавшие им бойцы едва успевали перезаряжать скорчеры, выкашивая за рядом ряд так, что их участок напоминал свалку металлолома. Капитан Такеши и Гу Синь решили, что на кибернетическую погань не стоит тратить аккумуляторы и пошли на дронов в рукопашную. Впрочем, поскольку оба владели флаем и другими более традиционными видами единоборств, даже находясь в гуще боя они походили не на пахарей, вершащих тяжкую и приземленную работу, а на танцоров, кружащихся в вихре неистового танца.

Командор и Клод сейчас тоже шли с клинками против скорчеров и достаточно успешно. Сменные блоки питания у их группы подходили к концу, требовалось раздобыть замену. В безумном броске, когда в качестве опоры использовались вздыбленная арматура и стены, а приземление происходило прямо на голову опешившему противнику, они одолели нескольких бойцов Кобры, завладев их оружием. Маркаи и помогавшие ему бойцы прикрывали товарищей разрядами из импульсников. Совместными усилиями барсы сумели зачистить свой участок коридора, оттеснив змееносцев от дверей лаборатории, когда, со стороны лестницы на них обрушился настоящий огненный смерч. Легионеры, несмотря на угрозу устроить во всем здании пожар, применили переносную плазменную установку.

Хотя Пабло успел среагировать и закрыть перегораживающие доступ к лаборатории противопожарные двери, бойцов Арсеньева накрыло ударной волной, и множественные осколочные ранения, которые получили Клод и Командор, оказались самым малым уроном. Хорошо хоть медикаментов хватало, а в качестве антисептика вполне мог сгодиться хранившийся в лаборатории в большом количестве этиловый спирт.

Еще до начала атаки, проверив содержимое аптечек убитых легионеров, Туся устроила неподалеку от компьютера медпункт, где разместила находящегося в беспамятстве, но продолжавшего бороться за жизнь На-войне-как-на-войне и Мартина. Теперь на полу в лаборатории лежали уже четверо, включая пострадавшего в схватке с дронами Макрибуна и Маркаи. Еще двоих бойцов, имен которых Туся так и не узнала, спасти не удалось. Остальные, включая Командора, после перевязки вернулись в строй. В отличии от легионеров, которые подтягивали новые подразделения с других этажей, барсы могли рассчитывать только на свои силы.

— Отдайте мой скорчер! — возмущался бедняга Мартин. — Я могу сражаться! Подумаешь, левую руку потерял. Стреляю-то я правой! И на звук умею.

Помимо руки у него было сильно обожжено лицо и роговица глаз. Туся наложила повязку, хотя отлично понимала: помочь бойцу не ослепнуть может только срочная операция.

— Сестрица! Водицы бы! — в полубреду бормотал раненый в живот сербелианец Маркаи, и Туся подносила к его бледным пересохшим губам позаимствованный из фляжки какого-то легионера апельсиновый сок, не считая это нарушением клятвы Гиппократа, которую даже не успела еще произнести, ибо пока не получила диплом.

Впрочем, это уже не имело значения, ничего уже не имело. Она понимала, что им всем отсюда уже не выбраться, и просто старалась насколько это возможно облегчить страдания вверенных ее попечению людей.

Теперь скорчеров хватало всем бойцам. Только зарядка аккумуляторов подходила к концу, не говоря уже о силах. Даже при наглухо закрытых дверях помещения лаборатории окутывал черный дым, от которого чихали раненые и Шусмик, а в разбитой груди Туси словно развели купальский костер. Что же касалось барсов, ведущих бой в коридоре, то там не спасали и найденные в шкафах лаборатории костюмы общехимической защиты. Впрочем, их надели в начале боя лишь те из бойцов, кому не досталось брони и которые стояли на дальних подступах. Когда Мартин, Маркаи и их товарищи выбыли из строя, брони, как и скорчеров, хватало уже всем, а костюмы пригодились Тусе, Пабло и раненым. Другое дело, что даже высококачественные фильтры, которыми славились змееносцы, не могли справиться, когда в ход пошла зажигательная смесь.

Дорвавшийся до реагентов Клод составил такие гремучие коктейли, что позавидовали бы изобретатели греческого огня: никакая система пожаротушения не справлялась. Разбушевавшееся пламя и рухнувший в коридоре потолок уничтожили остатки штурмовой группы Альянса, но и лишили барсов последней возможности к отступлению. Впрочем, поставленную задачу бойцы Арсеньева и Минамото выполнили.

Теперь дело было только за командой Вернера, Савенкова и Цоца-Цолы, которые с помощью генераторов кораблей отгораживали башню центра еще одним силовым полем, лишая легионеров последней возможности открыть огонь или уничтожить пленников, чей единственный путь к спасению лежал мимо бывшего офиса Корпорации, обрушив на них здание.

— Ну, что же они так медленно, нас же сейчас взломают или просто отрубят от межсети, — едва не плакал Пабло, защита которого давала сбои по всем направлениям. Змееносцы были близки к тому, чтобы вновь взять систему под свой контроль.

— Ты слишком много хочешь, — философски заметил Макрибун, которого на самом деле звали Джебриль, и чей позывной в переводе означал архангел. Хотя боец лишился обоих ног, но находился в сознании, живо реагировал на все происходящее и рассказывал об увиденном не имеющему возможности даже наблюдать Мартину. — Сеид Вернер и наш полковник, да упокоит Аллах его душу, с ребятами из сопротивления и так сделали больше, чем могли. Охрану и легионеров в бараний рог скрутили, эвакуацию людей наладили, стариков из бараков вытащили, теперь еще с танками воюют.

Действительно восставшим при поддержке подоспевших им на помощь добровольцев из команды кораблей и боевых дронов, которых Вернер закупил целое подразделение, удалось почти полностью подавить сопротивление легионеров внутри лагеря. Эвакуация шла полным ходом, и ее масштабы не поддавались описанию и осмыслению. Впрочем, Туся находилась сейчас не в том состоянии, чтобы подбирать красивые слова, а на подсчеты у нее тем более не оставалось ни сил, ни времени. Она наблюдала бесконечный поток внизу и видела изможденные, окровавленные, грязные, но все равно озаренные надеждой лица людей на экранах.

Большинство заключенных, которым возможность спасения от, казалось, неминуемой гибели на фабриках Рас Альхага придала сил, шли и даже бежали по направлению к кораблям. А ослабленных и раненых забирали на флаерах и грузовых антигравитационных платформах. Мимо окон то и дело проносились напоминающие гигантских нетопырей фантасмагорические тени, наполняя сердце тоской и несбыточной мечтой о спасении.

Земля сотрясалась не только от топота множества месящих глину часто босых и израненных ног, но и от гула. Корабельные орудия, одним залпом уничтожив охрану космопорта, вели огонь по силам Альянса из контингента Нового Гавра, и танки класса «Дракон», которые еще в самом начале войны печально прославились атакой на фермы и коттеджные поселки в окрестностях столицы, горели за милую душу. Несколько машин при попытке обойти лагерь с моря утонули в зыбучих песках, и участь легионеров Туся сочла справедливой.

Хорошо, что более мобильные транспортные средства использовались на зачистке столицы, а представляющие реальную опасность звездолеты либо охраняли конвои, либо вели бои с флотом Содружества на дальних подступах к Ванкуверу. Впрочем, многие из них уже получили сигнал из Нового Гавра и спешно меняли курс, чтобы идти на перехват. Поэтому спасателям следовало спешить. Савенков и Цоца-Цола уже стартовали, Вернер забирал последних пленников. В корпусах и бараках никого не осталось. Заканчивалась эвакуация секторов возле периметра.

Здание офиса Корпорации «Панна Моти» горело, легионеры, уходя, запустили систему самоуничтожения. Все выжившие барсы, закрыв противопожарные двери, укрылись в лаборатории, предпочитая лучше погибнуть под обломками, чем заживо сгореть. Систему управления генераторами сжирал запущенный туда Пабло вирус, а на экране последнего работающего монитора рыдала золотоволосая Мишель:

— Почему вы до сих пор не покинули здание? Вы же обещали! Разве нельзя что-то сделать? Вернер выслал за вами платформу.

Потом и этот экран погас, а монолитные стены охватила предсмертная дрожь. По потолку побежали трещины, ребра жесткости напряглись в последнем усилии.

— Прости! — неловко обнял Тусю Арсеньев, инстинктивно прижимая ее к полу и пытаясь закрыть ее собой, будто броня могла выдержать.

— Я успел узнать, — подал голос Пабло, лежавший вместе с ранеными на полу, где хоть немного легче дышалось, — что мама и Дин с Сережей добрались до корабля Савенкова и уже покинули планету, а семья Минамото и Петрович со Славой находятся на корабле Вернера.

— Значит мы сражались не зря! — удовлетворенно констатировал капитан Такеши, переводя взгляд с раненых на принимавших участие в последнем сражении Ящера и Гу Синя.

— По крайней мере один контейнер на борту, — стараясь, чтобы его голос не дрожал, заметил Клод, который пытался прикрыть броней Шусмика и Пабло. — Это большее, на что мы могли рассчитывать.

— Ну, когда уже? — прохрипел Маркаи, ожидавший смерти, как избавления. — Дайте хоть воздуха!

Словно откликнувшись на его просьбу, здание застонало и начало складываться. Просел потолок, посыпались бронированные пластины панорамных окон, пуская в задымленное помещение свежий морской ветер. Туся поняла, что это действительно конец и, освободившись от глухой маски костюма общехимической защиты, потянулась к Арсеньеву. Тот ее понял, открыл линзу шлема…

И тут она увидела приближающуюся к окнам лаборатории пустую платформу. Расстояние было непреодолимое для прыжка, но Туся и не собиралась прыгать, как не имела права спасаться одной.

Она почувствовала истерзанное виной, которую не искупала даже сегодняшняя жертва, сознание Арсеньева, спокойную готовность Минамото, смятение Клода, который боялся смерти, но не хотел выглядеть перед товарищами сопляком, тревогу Пабло. В этот жуткий миг героический оператор сети думал о матери и переживал, как она перенесет известие о его гибели.

Потом Туся нащупала сознание Гу Синя, утробу которого скручивало узлом, и он страдал из-за того, что отправится к предкам замаранным. Ящер, Мартин и Макрибун, как и Пабло, вспоминали свои семьи. Правоверный Джебриль, оказывается, растил четверых сыновей от двух жен, которых в начале войны перевез из уютного дома в пригороде Нового Гавра в старую родительскую квартиру на окраине Каира. Раненый боец подсчитывал, хватит ли его родным пенсии, которую Командование назначало семьям погибших, чтобы прокормиться.

Мартин только собирался жениться и радовался, что невеста не увидит его с обезображенным лицом. Дерзкий Ящер вспоминал любимую женщину и двоих малышей, погибших на фабрике Корпорации. И только На-войне-как-на-войне, так и не пришедший в сознание, видел саблезубых кошек и других реликтовых обитателей саванн Ванкувера. Оказывается, до войны он служил смотрителем в заповеднике.

Все эти пестрые картинки, мысли, эмоции, переживания и страхи пронеслись перед глазами Туси в единый миг. Она задержала падение потолочной плиты и сделала рывок…

(обратно)

XXII

Туся открыла глаза. Свежий морской ветер приятно охлаждал покрытое испариной лицо, разбирал на пряди растрепанные волосы. Ее голова лежала на чем-то твердом и колком, конечно, оказавшимся броней Арсеньева, рядом виднелись взмыленный затылок Клода, курчавая голова Пабло и вздыбленная холка Шусмика. Остальных бойцов она разглядеть не могла, но ощущала их присутствие по невнятным репликам, вздохам и стонам. Платформа в бледно-золотистых лучах занимавшегося над океаном туманного рассвета делала разворот над руинами офиса Корпорации в сторону «Луи Пастера».

Неужели получилось? Ломота во всем теле, привычное жжение в груди, а также впитавшийся в одежду и волосы запах гари и нечистот явственно свидетельствовали о том, что они все еще живы. В этот раз она превзошла саму себя. Сумела вытащить всех кроме Маркаи, который умер, так и не дождавшись глотка воздуха. Другое дело, чего это стоило ей самой.

Первая попытка приподнять голову и осмотреться окончилась приступом жесточайшей боли и тошнотой как при сотрясении мозга, усиленной хлынувшей в рот кровью.

— Осторожно, потерпи, полежи отдохни немного, — попросил Арсеньев, укладывая ее обратно и поворачивая голову так, чтобы кровь из носа, которую пока нечем было остановить, вытекала наружу.

Туся повиновалась и, закрыв глаза, только сплевывала сгустки, пока кровотечение само собой не прекратилось.

Барсы потихоньку приходили в себя и пытались осмыслить происходящее.

— Что это было? — недоумевал капитан Минамото. — Как мы здесь оказались?

— Я тебе по науке все равно не объясню, — устало отозвался Арсеньев. — Так что, считай — это просто чудо.

— Так получается эта малявка нас всех сюда перетащила? Силой мысли? — первым после имевшего подобный опыт Командора догадался Ящер, который, видимо, каким-то образом почувствовал присутствие Туси в своем сознании.

— Можно сказать и так, — усмехнулся Арсеньев. — Только не советую об этом болтать, — в его голос проникла сталь. — Все равно не поверят.

— Это следствие применения вакцины? — не успев как следует отдышаться, уже пытался докопаться до истины Клод.

— Возможно, — Арсеньев явно не был склонен к дискуссиям в таком месте в такое время. — Это еще предстоит выяснить.

— Так вот почему ее разыскивал Серый Ферзь… — Пабло аккуратно тронул Тусю за плечо, заботливо протягивая оказавшуюся у него в руках во время «прыжка» фляжку с апельсиновым соком.

— Вот что я хочу вам сказать, — обратился к своим бойцам капитан Минамото. — Никаких чудесных перемещений никто не совершал. В момент обрушения здания мы сумели перебраться на платформу при помощи тросов. Надеюсь, я понятно объясняю?

Возле трапа корабля их встречали Петрович, Слава и Мишель. Чуть в стороне стояла хрупкая темноволосая женщина, которая держала на руках годовалого малыша. Мальчуган совершенно без страха, но с огромным интересом и удивлением следил за происходящим.

— Комаки, Иитиро, — не смог сдержать слез капитан Минамото, еще издали увидевший супругу и сына.

— Ну вот, я же говорил, что они обязательно выберутся! Не знаю, как, но выберутся! — объяснял Петрович заплаканной Мишель, пока дроны осторожно перекладывали раненых на носилки. — Саня — человек слова. Сказал, что добудет контейнеры и доставит Риту на корабль и доставил!

— Такеши! Ты вернулся! Ты живой! — всхлипывала госпожа Комаки, покрывая поцелуями прокопченное, забрызганное кровью, опаленное огнем лицо бравого капитана. — Иитиро, малыш, посмотри, кто к нам пришел! — улыбалась она сыну, который с интересом тянулся к шипам и антеннам отцовской брони. — То-то дедушка с бабушкой обрадуются!

— Командор! — неистовствовал в бурной радости расчувствовавшийся Слава. — У вас получилось!

— Пабло поздравляй! — освобождаясь из слишком порывистых и неловких объятий, снисходительно отмахивался от товарища Арсеньев. — Это он у нас сегодня герой дня.

Про Тусю, которую сейчас нес на руках Петрович, по общему уговору не сообщили ничего сверх того, что все и так уже знали. Сеньора Эстениа и Дин рассказали, что это именно «санинструктор Рита» провела отряд через потайные тоннели. Командор и барсы похвалили работу медпункта. На-войне-как-на-войне и Макрибун чувствовали себя почти сносно, а Мартин даже мог надеяться на восстановление зрения. Остальные и вовсе считали свои раны не заслуживающими внимания царапинами.

Маркаи, Гуан Синя, Соколиного Глаза и еще двоих ребят их группы, а также несколько сотен бойцов сопротивления, включая полковника Корзуна, было, правда, уже не поднять. Однако своим самопожертвованием они сохранили несколько тысяч жизней. Если бы барсы, понадеявшись на корабли, отказались от попытки проникнуть в центр управления силовым полем, спасательная операция, которая тоже не обошлась без жертв, в случае применения плазменных установок обернулась бы кровавой вакханалией.

— Сколько человек добрались до кораблей? — поинтересовался Арсеньев, когда они, пошатываясь, точно пьяные, хватаясь друг за друга и провожатых, шли по коридорам корабля, с трудом проталкиваясь сквозь толпы усталых, растерянных, но все равно счастливых людей, которых дроны-стюарды распределяли по палубам и каютам.

Хотя Командор и его команда выглядели сейчас грязнее грязи и пахли соответствующе, на это никто не обращал внимания. Разве что знакомые барсы салютовали, а незнакомые с подозрением косились на броню легионеров под успокаивающее рокотание Петровича:

— Да свои это, свои!

Туся в жизни не видела такого количества чумазых, замордованных оборванцев. Несмотря на холодную погоду, многие заключенные были одеты по-летнему, в те вещи, в которых их доставили в «Карантин». Почти все спасенные кашляли от простуды и дыма. Кто-то благодарил, кто-то, наоборот, ругался и даже пытался качать права. И плакали от страха непонимающие, что происходит, ребятишки. Всех следовало накормить, вылечить, отмыть и одеть. Всем пленникам требовалась помощь в поиске потерянных близких, восстановлении документов и устройстве на других планетах.

— Наши датчики насчитали около тридцати тысяч, — пояснила Мишель. — Почти в полтора раза больше, чем мы планировали даже при самом смелом раскладе. Впрочем, особой перегрузки нет, а ресурсов нам хватит. Только бы благополучно добраться до нашей червоточины.

От души выплакавшись при встрече, графиня Херберштайн снова превратилась в рачительную хозяйку и хваткого суперкарго. Сопровождая Арсеньева и барсов, она ловко и непринужденно перемещалась в толпе и, словно директор фешенебельного круиза, выслушивала просьбы и жалобы пассажиров. Кого-то приглашала подняться за стюардами на верхние палубы, кого-то отправляла к медикам, с кем-то прямо на ходу решала вопросы поиска родных: некоторые семьи оказались на разных кораблях, но установленные в кессонных отсеках сканеры с функцией идентификации личности помогали решить эту проблему. Кому-то терпеливо втолковывала, что поводов для недовольства нет и как только корабль поднимется на орбиту, заработает линия раздачи еды и одежды, а душ есть в каждой из кают и воспользоваться им можно прямо сейчас. Только договориться об очередности.

Конечно, «Луи Пастер» изначально строился как круизный лайнер и был оснащен всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами. Однако в этом рейсе от излишеств пришлось отказаться, а площади, предназначенные для ресторанов, теннисных кортов, бассейнов, салонов красоты и центров виртуальной реальности оборудовать дополнительными амортизаторами, спальными местами и операционными. Таким образом, бывшие люксы, синглы, дабблы и твины превратились в подобие казарм с полками в несколько рядов.

Хотя замечание о червоточине, до которой еще нужно добраться, кольнуло новой тревогой, разговоры о работающих душевых обнадежили и вселили оптимизм. Туся, правда, не знала, хватит ли у нее сил даже на такие нехитрые действия. Однако в капитанской каюте без громоздкого костюма общехимической защиты, ей стало немного лучше. А после нескольких глотков кислорода, литра воды и дозы лекарств, она решила, что сумеет не потерять сознание и себя обслужить.

Постели, являвшиеся по совместительству амортизаторами, были застелены свежим бельем, а подушка и вообще выглядела подобием белоснежного облака. Ложиться на это почти забытое в ее нынешней жизни великолепие, не смыв гарь и грязь канализации, представлялось едва не кощунством. Даже Шусмик это понимал и терпеливо сидел на полу в ожидании помывки.

— Тебе точно не требуется помощь? — суетилась Мишель, наблюдая за неловкими, вялыми попытками Туси снять одежду и отрегулировать подачу воды. — Какие жуткие синяки! Тебя точно в лагере не били? Бросай все сюда, — указала она на мусорный бак, с брезгливой гримаской скривившись на грязный, рваный ком, в который за время странствий по канализации превратились куртка, футболка и брюки, — Я сейчас тебе что-нибудь подберу. Благо размеры почти совпадают. Разве что грудь у тебя чуть поменьше. Ох уж, эти мужчины! — графиня неодобрительно покачала головой. — Ну, хоть сказали бы! Я же и в самом деле все приготовила для «нового мальчика».

Хотя Туся вот уже более двух месяцев, плеская по утрам в лицо холодную водицу с привкусом ржавчины или наводя подобие чистоты с помощью мокрых полотенец, мечтала о теплых, ласковых струях, ароматном геле и других прежде совершенно естественных вещах, сегодняшнее купание стало для нее скорее еще одним испытанием, чем удовольствием.

С остервенением соскребая с себя грязь, срывая с ссадин свежие струпья, выдирая целые пряди, чтобы распутать колтуны, она сама себе напоминала змею, меняющую кожу. Она извела полтюбика шампуня, но запах канализации продолжал ее преследовать. И кто сказал, что вода все унесет, что стоит только вырваться из кошмара, и все станет по-прежнему. Увы, по-прежнему бывает, только если кошмар к тебе приходит не наяву, а во сне. И все же она как никогда ощущала себя живой и радовалась боли, которую ей причиняли ссадины и другие болячки.

А радость и даже какое-то женское тщеславие появились вместе с новой одеждой, которую принесла заботливая Мишель. Похоже графиня Херберштайн не поскупилась, отдала вещи из своего гардероба. Туся и не знала, что форменная одежда может не просто висеть мешком, а подчеркивать достоинства фигуры. Брюки и куртка, хотя и были чуточку великоваты, сели идеально. Белье с монограммой известного модельного дома приятно ласкало измученную кожу. Чтобы не задерживать барсов, которые тоже наверняка хотели бы привести себя в порядок, Туся не стала возиться с волосами, просто хорошо отжала и немного просушила их термополотенцем и, захватив с собой расческу, уступила место Гу Синю.

В каюте царило благостное, сонное умиротворение. Каждый был поглощен своим делом и внимания на других не обращал. Петрович и Пабло, сидя за столом у линии доставки, с аппетитом уминали ароматное жаркое. Ящер фальшиво пел во второй душевой. Арсеньев и Клод наоборот только вышли из душа и пока еще даже не одевались. Конечно, оба барса наотрез отказались от посещения медотсека. Но это вовсе не означало, что они собираются оставить свои раны без внимания. Арсеньев, банный халат которого уже успел набухнуть в нескольких местах кровью, занимался спиной Клода. Тот сидел на банкетке, почесывал за ушком отмытого и высушенного Шусмика и даже не морщился, когда Командор заживлял рубцы или вытаскивал из полученных в последнем бою ран осколки обшивки и брони. К счастью, анестетиков, как и других жизненно необходимых препаратов, на борту имелось в избытке.

Синие глаза Клода горели интересом. Он говорил о вакцине и ее гипотетическом влиянии на развитие паранормальных способностей. Хотя эта тема вроде бы и находилась под запретом, посторонних ушей здесь не стоило опасаться.

— И все-таки я не могу понять, почему у других вакцинированных ничего такого не проявлялось? — допытывался Клод.

— Так Рита сама до позавчерашней ночи, кажется, тоже ничего не подозревала, — терпеливо объяснял Арсеньев. — Хотя телепатией владела. Профессор под большим секретом со мной делился наблюдениями. А что касается вакцины, это была первая, фактически экспериментальная серия. Я входил в группу испытателей, прошел все тесты, но лечить наложением рук или передвигать силой мысли предметы так и не научился.

— Возможно дело было в том, что профессор ввел не вакцину, а сыворотку? — предположил Клод.

— Все может быть, — согласился Командор. — Я же говорю, вопрос требует изучения.

Туся почувствовала предательскую слабость в ногах и прислонилась к двери ванной, вцепившись расческой в волосы. Пытаясь осмыслить степень осведомленности Арсеньева о своем прошлом, она вновь чувствовала себя лабораторной зверушкой или глупой Русалочкой. Вот и спасай этих принцев! Увидят рыбий хвост и начнут охотиться, чтобы посадить в аквариум и изучать или показывать за деньги охочей до диковинок толпе. Из Тусиных глаз готовы были хлынуть предательские слезы, но тут дверь распахнулась, и в каюту ввалился отлучавшийся в рубку Слава.

— Девушка, это служебная каюта! — начал он строго, но вместе с тем игриво глядя на Тусю и явно не узнавая.

Потом его взгляд, привычно скользнувший в не совсем уставной достаточно глубокий вырез футболки, наткнулся на синяк, который, хоть и утратил лиловую черноту, смотрелся достаточно впечатляюще. С губ разведчика сорвалось заковыристое междометие, которое привлекло к Тусе внимание и остальных барсов. Она совершенно не учла, что с распущенными волосами, спускавшимися сейчас ниже пояса, здесь ее никто не видел, поэтому сравнение с русалочкой оказалось уместным не только из-за ее диковинных дарований.

— Сирена! Лорелея! — восхищенно улыбнулся Клод.

— Батюшки мои! — провел по усам Петрович. — А цвет-то какой! Чистый мед. Неужто это свои?

— И где ты такое богатство только прятала! — поинтересовался Пабло, которому его собственная отросшая длиннее всех уставных норм курчавая копна доставляла сплошные неудобства.

Арсеньев ничего не сказал, но глянул с такой пронзительной нежностью, что Туся мгновенно простила ему весь научный интерес. В конце концов, она и в самом деле для хватающихся за любую соломинку исследователей являлась любопытным экземпляром. А если вспомнить о том, что будущий Командор, еще совсем мальчишкой согласился испытать на себе новую неизвестную вакцину, которая потом спасла ей жизнь, то она и вовсе находилась перед ним в неоплатном долгу.

— Вот так-то значительно лучше! — бросив на Тусю беглый взгляд, удовлетворенно проворковала заглянувшая в каюту Мишель. — И пришло же кому-то в голову тащить девчонку на объект, а потом еще возюкать по грязным тоннелям! Давай, я тебя от этих мужланов заберу! Хоть выспишься нормально. Без пошлых шуточек и храпа.

Туся собиралась отшутиться, что привыкла спать под артиллерийскую канонаду, но ее опередил Капеэсэс, который уже расположился у линии доставки, накладывая на тарелку гору еды.

— Э, а как же мы?! — с набитым ртом возмутился он. — Кто за нами присмотрит? Я, между прочем, контуженный в шею, — указал он на поблекший след от жала тысяченожки. — Об этом, кажется, все забыли. Да и остальным забота нужна.

— Чтобы кормить таких великовозрастных оболтусов из ложечки здесь имеются дроны-санитары, — сделав строгое лицо, напомнила Мишель. — Могу организовать. Как не стыдно! — тряхнула она золотыми волосами. — Укатали девчонку совсем! И прекращать не собираются. Что вы с ней, бедной, делали?

— Совсем не то, что ты подумала! — с явным сожалением протянул Слава. — Даже не лапали. Ну, почти.

Он с хитрым видом указал на Арсеньева, и Туся поняла, что там на буксире Капеэсэс тоже все видел, а если не видел, то придумал и досочинил невесть что в меру своей испорченности. Она почувствовала, как под волосами горят уши. Хорошо хоть лицо достаточно разрумянилось после купания, залившую его новую краску было не так заметно.

— С твоим воображением, Слава, только любовные романы писать, — с каменной невозмутимостью заметил Командор. — И как тебя только держат в разведке? — добавил он, наконец, отпуская Клода.

Юный барс хотя и перебрался к столу, на тарелку с едой смотрел с видом сомнамбулы и явно не понимал, что со всей этой снедью делать. Арсеньев тем временем повернулся к Мишель:

— Рита пока здесь нужна. Надо поскорее закончить работу с контейнерами. Я и так не уверен за сохранность биоматериалов. Если уж с оборудованием не получилось, вся надежда на тайник профессора. Ну, а если и тут не выйдет, придется как-то пробираться в Рас-Альхаг.

— А что там с оборудованием? — мигом встрепенулся клевавший носом над каким-то рагу Клод.

— Змееносцы то, что не успели вывезти, взорвали вместе с офисом Корпорации, — пояснил Слава, прикончив порцию жаркого и принимаясь за рататуй. — Так что, если надумаете и в самом деле лезть на Рас-Альхаг в самое пекло, не забудьте про меня.

Арсеньев рассеянно кивнул, по врачебному придирчиво рассматривая Тусю. Видимо пытался на глаз выяснить ее самочувствие и определить степень утомления.

— Справишься? — указал он на превращенную в тайник руку и прикрытые пока халатом раны от плетей.

В его голосе звучала озабоченность, но переживал он явно не о себе.

— Постараюсь, — Туся улыбнулась со всей доступной ей непринужденностью и спешно собрала волосы в узел. — Надеюсь, ниток мне хватит?

— Если что, займем у Мишель, — обнадежил ее Арсеньев. — Она, помнится, раньше рукоделием занималась.

Улыбнувшись графине, он осторожно, едва сдерживая стон, обнажил спину.

Туся тихо охнула, но тут же взялась за работу, стараясь не обращать внимания на причитания Мишель. Какое право она имела обижаться? Обижаться на человека, которой одной только волей и верой спас тридцать тысяч обреченных. И который держался сейчас одной только силой воли. Вернее, уже не держался, а медленно заваливался на бок. Петрович подхватил его, переложил на койку-амортизатор. Туся подоспела с лекарством, досадуя на себя, что не сумела распознать предобморочное состояние и как-то предупредить. Арсеньев, конечно, не просто так получил свое прозвище, но даже у каменных статуй существовал свой предел. Да и препараты, которые он принимал в офисе Корпорации и потом на борту, тоже не являлись чудодейственной панацеей.

— Я приведу Вернера! — решительно направилась к выходу Мишель.

— Не надо, — запротестовал мигом пришедший в себя Командор, знавший, что граф Херберштайн сейчас со скальпелем в руках спасает чьи-то жизни. — Дайте мне восемь часов сна, и я смогу его сменить возле операционного стола или отстою вахту на мостике.

— Только бы от змееносцев на орбите системы отбиться, — вздохнул Петрович.

Командор и в самом деле провалился в глубочайший сон задолго до того, как Туся залечила его раны, и не проснулся даже, когда из его руки извлекали спрятанный под кожей контейнер. Дышал он ровно, насколько это было возможно при том количестве дыма, которого они все надышались, пульс показывал лихорадку, но вне опасных пределов. Туся поправила на его истерзанных плечах одеяло, в глубине души сожалея, что не может поменяться с мягким покровом местами, а потом не удержалась — не заботясь о том, что потом станет рассказывать Слава, украдкой поцеловала край обветренных, рассеченных губ, с непривычным запахом мыла и лекарства.

Она тоже отправилась спать, но не раньше, чем по требованию Петровича и Мишель честно съела порцию какого-то замысловатого, но вкусного десерта со взбитыми сливками и закончила лечение Гу Синя и Ящера. К счастью, оба бойца вышли из неравного боя, отделавшись лишь легкими осколочными ранениями, ушибами и парой вывихов. Причем у Ящера половина инородных предметов, засевших в его теле, оказалась имплантами, которые татуированный чудак поставил в попытке имитировать драконью чешую.

Увы, сладкого сна даже на чистых простынях не получилось. Болела грудь, кружилась голова, не хватало воздуха. Измученный мозг терзали кошмары прошедшей ночи. Туся видела горящих заживо стариков, убитых детей, умоляющего о глотке воздуха Маркаи, развороченную грудь Корзуна. Они вывезли из лагеря тридцать тысяч человек, но скольких спасти не сумели? А сколько еще умрут от ран, скольким еще понадобится длительное лечение, скольким придется заново устраиваться, искать свое место в жизни.

Впрочем, им всем сначала следовало еще добраться до безопасных, не охваченных войной миров.

(обратно)

XXIII

За усталостью и мирными заботами Туся почти забыла разговоры о кораблях змееносцев, которые могут подстеречь у входа в червоточину. Поэтому, услышав сигнал тревоги, спросонья решила, что снова находится в госпитале, прикорнула после дежурства и проспала эвакуацию. В ужасе она заметалась, не понимая, откуда здесь подушка, одеяло и чистая постель. И только жжение в груди и головокружение окончательно отрезвили ее. А потом она увидела спину Арсеньева, на которой подживающие, но все еще слишком яркие рубцы напоминали потеки лавы.

Командор деловито одевался под аккомпанемент устройства громкой связи вещавшего сухим, спокойным и от того казавшимся едва не потусторонним голосом:

— Экипажу занять свои места, пассажирам укрыться в амортизаторах.

— Саня, ты уверен, что в состоянии сейчас управлять кораблем? — скептически смотрел на командира Петрович, который, так же, как и Слава с Ящером и Гу Синем, был уже облачен в броню.

Клод и Пабло, которые пока оставались в резерве, наблюдали за товарищами с легкой завистью.

— Ты просто не выдержишь перегрузки! — продолжал увещевать Арсеньева старшина, видя, как тот, покачнувшись, хватается за полку. — У Вернера хорошие пилоты. На Ванкувер они курс проложили, значит и сейчас справятся.

— Артиллеристы в команде тоже есть, не говоря уже об абордажниках, — поддел старого товарища Командор, на ходу хватая со стола какую-то оставшуюся от трапезы снедь и запивая холодным кофе.

Он проверил крепежи брони, отладил перчатки так, чтобы пальцы оставались открытыми и повернулся к Пабло и Клоду.

— Материалы профессора Усольцева запомнили, где теперь хранятся? — спросил он строго. — К змееносцам эти сведения не должны попасть ни в коем случае. Головой отвечаете! За Риту тоже, — добавил он уже более приглушенно, мельком глянув на Тусю, которая так и не решилась вылезти из-под одеяла. — Дорогу на шлюпочную палубу, если что, найдете.

Какая шлюпочная палуба?! Туся почувствовала озноб, будто из мягкой, удобной постели вновь попала в холодную, смрадную жижу канализации. Здесь же тридцать тысяч человек. Тридцать тысяч, которым приказали укрыться в амортизаторах. Разве они успеют даже при условии, что всем хватит места? Да и далеко ли можно добраться при помощи спасательной капсулы, у которой даже двигателей подпространства не имеется? Разве только обратно на Ванкувер.

— Какой Ванкувер? Зачем? — не понял Клод сбивчивых Тусиных расспросов. — Шлюпочная палуба — это для абордажной команды, — пояснил он.

— Думаю до этого не дойдет, — успокаивающе улыбнулся Пабло. — Но, если что, отбиться при таком количестве личного состава сумеем.

— А амортизаторы? — Туся решила уточнить.

— Когда корабль начнет маневрировать, для пассажиров это единственная возможность не получить новых травм, — улыбнулся Клод.

Он попытался приладить броню, но пошатнулся и почти упал обратно на постель, глотая брызнувшие из глаз слезы и закусив губу, чтобы не застонать. Шусмик тыкался ему в бок, пытаясь утешить. Конечно, Командор зашил раны молодого бойца на совесть, но болезненных ощущений и слабости от кровопотери и болевого шока это не отменяло.

В это время в каюту зашла совершенно расстроенная Мишель.

— Как вы могли его отпустить? — имея в виду Арсеньева, с порога принялась она отчитывать молодых барсов.

— А то он нас послушался, — фыркнул Клод, отвечая на ласку Шусмика и в досаде отодвигая броню.

— Я ему говорю, ты, Алекс, на ногах не держишься, а он мне, что для управления кораблем ноги не нужны! — пожаловалась Мишель. — И как только Вернер его допустил в рубку!

Туся никак не могла взять в толк, какая рубка, какой корабль? Здесь явная ошибка. Не может же один человек сочетать в себе навыки высококлассного хирурга, отчаянного разведчика и такого же незаменимого пилота? Так не бывает.

— Это ты ректору звездной Академии скажи, — улыбнулся ей Пабло, разворачивая голографический монитор. — Он, кажется, до сих пор глубоко убежден, что, если бы Командор не тратил время на всякую там науку и прочую фигню, это бы существенно повысило боеспособность нашего флота. Впрочем, сама сейчас увидишь.

Надо сказать, что флагманская каюта была устроена таким образом, чтобы все ее обитатели, даже находясь в амортизаторе, могли наблюдать за происходящим в рубке, орудийных палубах и кессонном отсеке, возле которого располагались места абордажной команды во главе с капитаном Минамото.

Тусю этот выбор не удивил. Во время неравного боя в коридорах офиса Корпорации капитан Такеши показал себя не только отчаянным бойцом высокого класса, но и умелым командиром, для которого солдаты — отнюдь не фигурки на шахматной доске. Гу Синь и Ящер, чьи жизни не в последнюю очередь сохранил его профессионализм и умение в критической ситуации принимать единственно верное решение, в ожидании команды вновь стояли бок о бок с ним.

— А эти лошары куда собрались? — увидев боевых товарищей, возмутился Клод, уязвленный необходимостью оставаться в каюте. — Нас, значит, как раненых и переутомленных оставили в резерве, а этим и на абордаж можно? Помнится, у Гу Синя стопа была вывернута так, что пятка с носком местами поменялись!

— Я же все вправила, — слегка обиделась Туся. — Синь сказал, что ему совсем не больно.

— Ну да, конечно!

— Нам вообще-то дали задание охранять добытые материалы и нашу особо ценную пассажирку, — напомнил юному задире более рассудительный Пабло. — Мало ли кто мог проникнуть на корабль во всей этой кутерьме. А Гу Синь и Ящер просто решили поддержать своего командира.

— Бедная госпожа Комаки! — вздохнула Мишель, которая близко к сердцу приняла судьбу семейства Минамото и лично помогала жене и родителям капитана устроиться, выделив пускай прежде одноместную, но зато отдельную каюту. — Дождаться мужа едва ли не с того света, и буквально через несколько часов снова провожать его в бой.

— Капитан Такеши отправился сражаться, чтобы защитить свою семью, — мгновенно посерьезнев, отозвался Клод. — И я не завидую участи змееносцев, которые осмелятся встать у него на пути.

Впрочем, абордажная группа только ждала команды, а в бой пока вступили пилоты и артиллерия.

Еще в те годы, когда «Луи Пастер», называвшийся «Пальмирой», совершал регулярные рейсы на Паралайз и другие курорты, помимо метеоритных пушек он был оснащен несколькими боевыми орудиями на случай нападения пиратов. Сейчас этот арсенал дополнили новейшими установками, способными не только отпугнуть охотников за кошельками скучающих богатеев, но и отразить атаку нескольких звеньев истребителей или пары эсминцев. Эти плазменные пушки уже показали свои лучшие качества, отражая попытку змееносцев вернуть над лагерем контроль. Теперь им предстояло вновь превратить в космический мусор всякого, кто попытается оспорить священное право людей на свободу и жизнь.

Насколько Туся сумела разобрать, атакующих собралась целая эскадра. Что поделать, бои на орбите Ванкувера и возле других планет системы продолжались вплоть до вчерашнего дня, а группировка космических сил Альянса считалась едва не самой мощной в галактике. Успех высадки Вернера, Савенкова и Цоца-Цолы заключался в том, что змееносцы просто не ожидали от поверженного противника подобной наглости, атакуя лишь корабли, покидающие планету. Обозленные неудачей в Новом Гавре, раздосадованные тем, что запись с камер наблюдения за лагерем попала в межсеть, они стремились исправить свою оплошность в твердом намерении если не вернуть пленников, то уничтожить. Лишние свидетели преступлений были Корпорации ни к чему.

Легкие маневренные истребители, словно стая Ванкуверских реликтовых гиен, загоняющих мегалоцероса или шерстистого носорога, пытались обложить три корабля Содружества, отрезав их от входа в червоточину. Два эсминца вели по беглецам прицельный огонь.

— Слетелись на поживу, стервятники! По жилым отсекам целятся! — негодовал Пабло, которому тоже пришлось занять место в амортизаторе: корабль сильно рыскал, а перегрузки оператору сети были сейчас противопоказаны. — Жаль, что их нельзя достать по межсети!

— И без взломщиков обойдемся! — успокоил товарища Клод, который с немного кровожадной радостью комментировал каждый удачный выстрел своих товарищей. — Петрович хвастал, что умеет наводить и через ствол. Да и другие ребята не вчера из-под елки выскочили. Один Капеэсэс чего стоит!

К немалому удивлению Туси, бравый старшина и отчаянный разведчик сейчас занимали места среди команды канониров.

Помнившие ярость пожирающего живую плоть огня руки Капеэсэс скользили по приборной панели, в стремительных, точных движениях ощущался задор и азарт борьбы. Туся невольно вспомнила Ванкуверскую жигу, которая вела бесшабашного бойца по жизни, и «ежиков позорных». Впрочем, со змееносцами и в институте эпидемиологии, и сейчас Слава сражался молча. Он мстил за гибель товарищей, за Гарика и Ленку Ларину, за полковника Корзуна и тысячи замученных людей. И поскольку этому священному счету не скоро предстояло закрыться, оружие бойца не знало промаха, а сам он казался неуязвим. Пабло и Клод болели и переживали за него.

— Вы только посмотрите, что творит наш Копченый! — захлебывался от восторга Клод, наблюдая, как Славино орудие превращает в металлолом двигатель вражеского эсминца. — Он часом пушку со скорчером не перепутал? И кто его учил очередями стрелять?

— Не важно! — вступался за друга Пабло. — Попадает и ладно.

— Еще бы ему не попадать с такой практикой, — несколько двусмысленно пошутил Клод. — Он же потерял счет своим любовным победам во всех мирах!

— Если бы тут и вправду взаимосвязь существовала, — мечтательно протянул Пабло. — Ты лучше на Петровича полюбуйся. Вот это настоящий бог войны. Хотя начинал на Ванкувере, как простой работяга.

В самом деле, сосредоточенный, спокойный и монолитно надежный старшина казался продолжением орудия, напоминая Тусе то ли античного Атланта, то ли старого казака Илью свет Ивановича. Он сражался не во имя ненависти, а ради любви, в каждый выстрел вкладывая свою заботу о тех, кто ему дорог и стремление к спокойствию и благополучию совершенно незнакомых ему, но мирных и честных людей. Безошибочно определяя слабые места в обороне змееносцев, он выбирал для залпа моменты максимального сближения. И хотя он не тратил энергию на наводку и целился едва не наугад, ни один его выстрел не пропадал зря.

— Нет, вы только посмотрите! — Клод в волнении так стиснул холку Шусмика, что киберпитомец недовольно зарычал. — Вот это выстрел! Вопреки всем законам физики! И кто тут говорил про работяг?

— Вот то-то и оно, что образованному человеку такое точно в голову не придет, — отозвался Пабло. — Помнишь, как Командор говорил, не пытайтесь это повторить, пользуйтесь наводкой. Петрович-то, наш орел, исключительно на глазок стреляет!

— Не важно! — отмахнулся Клод. — Главное, зеленая эта альянсовская мразь разлетается на пиксели за милую душу!

— Ох, мальчики, — вздохнула со своего места Мишель. — Вашими бы устами да сыченый мед пить, как говорит Алекс. Не знаю, что это такое, но звучит красиво. Взрываться-то они взрываются, но их все равно больше!

В самом деле, Туся это тоже видела не хуже других, хотя канониры на всех палубах у Вернера и артиллеристы на кораблях Савенкова и Цоца-Цолы сражались на пределе возможного, число змееносцев, казалось, не уменьшалось. Их орудия били отнюдь не холостыми, а на помощь рассчитывать не приходилось.

Датчики едва успевали фиксировать одно попадание за другим, бортовые приборы, принимая данные о повреждениях корпуса, перенастраивали работу двигателей и системы жизнеобеспечения бывшего круизного лайнера, дроны-стюарды и члены палубной команды герметизировали отсеки, пока, к счастью, только расположенные в грузовой части судна.

Туся подумала, что при благополучном исходе придется задержаться на одной из баз Содружества, чтобы пополнять запасы воды, продовольствия и энергии. Датчики, отвечающие за работу двигателей, показывали увеличение расхода вдвое. И это если не считать артиллерии, которая сейчас выжимала генераторы едва не досуха. В каютах еще в начале боя погас верхний свет, система вентиляции работала с перебоями, в амортизаторе сделалось очень душно, подушка сбилась и пропиталась потом. Впрочем, возможно вентиляция работала нормально, это ее от волнения бросало в жар и холод. Кажется, даже в окутанной дымом лаборатории офиса Корпорации дышалось легче. Но там она была частью команды и приносила реальную пользу.

— А если они попадут по жилой гондоле? — всхлипнула Мишель. — Или до двигателей доберутся?

— Здесь тридцать тысяч человек, — напомнил графине Клод. — Не думаю, что змееносцы согласятся упустить такой жирный куш.

— Но при абордажной схватке у нас явное преимущество, — возразил ему Пабло. — И змееносцы это понимают. Поэтому не торопятся со сближением, бьют по системам жизнеобеспечения.

— Надеются, что в страхе перед кислородным голоданием сами выбросим белый флаг и запросимся к ним на фабрики? — со злым сарказмом поинтересовался Клод.

При мысли о людях, которые лежа, как и они, в амортизаторах, в тревоге и неведении ждали исхода схватки, горло у Туси перехватило, точно в воздушные генераторы корабля и в самом деле угодил плазменный снаряд или нарушилась герметичность жилого отсека. Неужели все их титанические усилия зря? Неужто корабль станет ловушкой? И что страшнее, смерть от разгерметизации и удушья или медленное умирание на фабриках Корпорации?

Перед глазами вновь предстали ряды аквариумов. Нагие, беспомощные люди, притиснутые друг к другу, словно живые консервированные туши. Скрюченные пальцы пытаются дотянуться до пораженной смертельным вирусом груди, лица искажены болью. Неужто змееносцы не могут хотя бы избавить «живые батарейки» от страданий?

Нет, уж лучше здесь и сейчас. Или все-таки есть еще надежда? И словно в ответ ее мыслям прозвучал спокойный голос оператора сети.

— Не говори глупостей! — осадил он разошедшегося Клода. — Пока на мостике Командор, он не допустит попадания в жилые отсеки и сохранит двигатели в рабочем состоянии! Чего бы это ему ни стоило.

Он переключил канал, и Туся наконец увидела Арсеньева, окруженного значками голограмм системы навигации и словно вросшего в приборную панель корабля. Поза его выражала предельную сосредоточенность. По напряженному затылку стекал пот, словно он не передвигал в воздухе непонятные символы и иконки, а пробивался к заветной червоточине в рукопашной.

Это пришедшее Тусе на ум сравнение было не так уж далеко от истины. Только вместо макромолекулярного клинка или скорчера оружием сделался целый корабль, и от решений, которые каждую секунду принимал на мостике Командор, зависела судьба тридцати тысяч человек.

Конечно, Савенков и Цоца-Цола тоже разделяли бремя ответственности. Они шли с Арсеньевым в одном звене, неизменно прикрывая спину, и то сближались, образовывая подобие клина, то расходились в стороны для фланговых атак, стоивших змееносцам не одного и не двух истребителей. Но оба капитана, включая загадочного сильфидца, безропотно соглашались на роль ведомых. А ведь Семен Савенков поднялся на мостик своего «Гризли» раньше, чем будущий Командор узнал про теорему Менделеева-Клапейрона. И субординация тут была совершенно ни при чем.

Даже скромных Тусиных познаний в области навигации хватило, чтобы понять и разделить досаду ректора Звездной Академии. Она вспомнила слова отца, утверждавшего, что талантливый ученик Саня Арсеньев рожден для вирусологии и высокоточных манипуляций на молекулярном уровне. О чем-то похожем, видимо, говорил и заслуженный наставник, выпустивший не одно поколение асов Большого Космоса. Ибо действия Командора на мостике выходили далеко за рамки простого профессионализма, и то, что корабль пока получил лишь незначительные повреждения, было полностью его заслугой.

Вступив в неравный и заведомо проигрышный бой на корабле, изначально вообще не предназначавшемся для участия в военных операциях, он не просто защищался, но навязывал змееносцами свои правила игры. Вклиниваясь между кораблей противников, он вынуждал их маневрировать и, уходя от столкновения, ломать строй боевых звеньев, подставляясь под огонь. Движения его были молниеносны, приказы точны. Руки стремительно передвигались по приборной панели, как у дирижера, удерживающего в пальцах сотни голосов невидимой партитуры.

— Почему он не стал подключаться по нейросети? — поинтересовался Клод, который страстно желал бы сейчас не лежать в амортизаторе, сберегая раны, а находится на мостике в кресле штурмана или второго пилота.

— Потому что он не оператор, — пояснил Пабло. — Пилот не имеет права сливаться с машиной. Он должен ею управлять, иногда вразрез с законами машинной логики которая, как ты знаешь, в условиях боя не всегда применима. Да и не успевают за нашим Командором компьютеры. Ты разве не видишь, что он творит? Ты много во всей галактике знаешь людей и гуманоидов, которые повторили бы такое?

В самом деле, те повороты, вращения и броски, которые не только спасали корабль, но и вносили смятение в ряды истребителей Альянса, вынуждая их палить по своим, на самом деле были мертвыми петлями, иммельманами, кобрами, и другими фигурами высшего пилотажа. Туся узнавала некоторые из них, поскольку несколько раз бывала с отцом на космических салонах и общалась с мастерами, утверждавшими, что повторить такое на звездолетах серийного типа невозможно.

При этом речь шла исключительно об истребителях, а никак не о перегруженных грузовиках и пассажирских лайнерах, для которых в силу их габаритов и простая стыковка представлялась операцией, напоминающей любовные игры гигантских черепах. И уж конечно, все участвовавшие в шоу пилоты всю жизнь проводили в корабельной рубке, не пытаясь доискиваться до научных секретов противника и не отправляясь хлебать грязь вместе с окопной братвой, а перед выступлениями на шоу, помимо тренировок, соблюдали строжайший режим питания и сна.

Туся переключилась на другую камеру, которая увеличила покрытое испариной, бледное до синевы лицо Арсеньева. Глядя на его лоб со вздувшимися венами, наблюдая капли крови, стекающие на щеку из рассеченной и вроде бы заживленной скулы, она представила себе, что сейчас происходит с ранами на спине, и ей стало страшно. Даже в амортизаторах чередование тяжести перегрузки с невыносимой легкостью невесомости или свободного падения проявлялось головокружением и тошнотой. Сбитые с толку внутренности словно хотели поменяться местами, а не успевающее отладить ритм сердце, казалось, скакало от диафрагмы к гортани. А ведь броня не давала такой защиты.

— Что он делает?! — словно угадав ход Тусиных мыслей, всхлипнула Мишель, — Он что, хочет, как в прошлый раз, закончить комой? И зачем он только согласился на этот эксперимент с вакциной? Лучше бы оставался таким, как все.

Туся аж подпрыгнула, насколько это было возможно при тройной силе тяжести, вызванной перегрузкой во время очередного маневра. Она точно не ослышалась? Неужто почти сверхчеловеческая быстрота реакции, звериная выносливость и сила, которыми поражал за время их невероятного броска Командор, появились после испытания вакцины ее отца? Но в таком случае, почему Арсеньев утверждал, что вакцинация никак на него не повлияла? Она вспомнила эпизод в затопленных тоннелях, когда он невзначай подслушал ее мысли о Галке. А что если и ее способности проснулись только при встрече, ставшей катализатором?

— Вернер тоже участвовал в эксперименте? — в волнении спросила она.

— Его не допустили по состоянию здоровья, — отозвалась Мишель. — Он страшно расстроился, переживал о том, что подвел учителя, а я сейчас благодарна судьбе за то, что сохранила для меня хотя бы его.

Туся вновь случайно нырнула в чужие воспоминания, и увидела уютное помещение студенческого кафе и юношу, который, сидя напротив девушки, нежно поглаживал ее руку. В молодом человеке она узнала Арсеньева, как он выглядел, когда много лет назад приходил в дом отца, еще до плена у змееносцев. Девушкой была несомненно Мишель, тоже юная и совершенно влюбленная. Впрочем, это не мешало ей видеть Вернера, который сидел чуть в стороне и исподволь любовался красавицей, не имея особой надежды. Что же произошло?

Неужто Арсеньев и в самом деле так изменился после испытания вакцины, чем испугал возлюбленную? Или же Мишель побоялась взвалить на хрупкие плечи непростую долю жены офицера, предпочтя спокойствие, комфорт и уют, которые давал графский титул и высокая должность финансового директора преуспевающего концерна?

Графиня хотела что-то сказать, возможно, в свое оправдание, но вместо этого испуганно вскрикнула и вновь запричитала:

— Он точно сошел с ума! Решил нас всех погубить.

Туся понимала ее волнение: на них надвигалась вся эскадра, включая оба эсминца, и Арсеньев собирался идти в лобовую.

Туся изо всех сил вцепилась пальцами в одеяло, сожалея, что рядом нет Шусмика. Сближение длилось целую вечность, словно все корабли провалились в черную дыру, где время остановилось или движется в обратную сторону. Туся видела истребители Альянса, своей хищной статью напоминающие кондоров или птерозавров, в страхе наблюдала за махинами эсминцев, каждый из которых занимал площадь равную небольшому континенту. Хотя один из гигантов стараниями Славы получил существенные повреждения, бортовой компьютер сумел стабилизировать его курс и распределить горючее между тремя уцелевшими двигателями. И самое главное, что все корабли ощерились сотней орудий, готовых в любой момент изрыгнуть потоки смертоносной плазмы. Другое дело, что артиллеристы на палубах у Арсеньева и идущих у него в кильватере Савенкова и Цоца-Цолы тоже только ждали приказа.

— Неужто не отвернут? — неизвестно у кого спросил Пабло, в голосе которого звучал скорее интерес нежели страх.

— Кишка тонка! — насмешливо отозвался Клод. — Они воюют за деньги, а какой смысл стремиться заработать там, где нет возможности потратить.

Юный барс оказался прав. Конечно, змееносцев учили, что погибшие в бою получают в следующем рождении лучшую долю, но для потомственных кшатриев этот призыв не имел особого смысла, в брахманы они особо не стремились.

Когда истребители альянса перестроились, пропуская Командора и его звено, Пабло не выдержал — облегченно вздохнул. Туся подумала, а не рановато ли он расслабился, но в следующий миг уже Клод восторженно закричал:

— Смотрите! Смотрите! Вы тоже ее видите?

— Где?! — в один голос вскричали Пабло Мишель и Туся, понимая, что речь может идти только о червоточине.

— Да вот же! Прямо по курсу!

Теперь Туся тоже различила на обзорном экране сначала едва заметное, но постепенно разраставшееся пятно, окрашенное в самые невероятные цвета спектра. Словно кто-то забросил на орбиту звездной системы комок сияющих радуг, свернутых в извивающуюся, пульсирующую спираль. Не это ли чудо мироздания имели в виду морские бродяги викинги, когда складывали саги о сияющем Биверсте. Впрочем, мифы и предания всегда предполагали двойную, если не тройную трактовку. Да и не о преданиях сейчас шла речь.

— Если мы сейчас благополучно в нее войдем, то не грех и пару недель пролежать в коме! — возбужденно воскликнул Клод. — Если что, я готов поменяться местами с Командором.

Ох, зря он это сказал! Хотя сильнейшие перегрузки, которыми сопровождается любой скачок в подпространстве, еще не начинались, Туся внезапно почувствовала, что теряет сознание. Перед глазами плыла радужная муть, из которой в хаотичном порядке выныривали незнакомые значки, очертания приборной панели расплывались, ужасно болело все тело, горели раны, и по спине сбегали струйки крови.

Струйки крови, сбегающие по израненной спине? Э, нет, ее собственная боль имела совсем другой оттенок, да и не могла она видеть так близко приборную панель. Стало быть, радужная предобморочная рябь расплывалась перед глазами Командора. Пускай после испытания вакцины Арсеньев и приобрел какие-то новые качества, позволявшие ему совершать вещи, недоступные простому человеку, свои возможности он исчерпал еще вчера.

Конечно, на мостике находились первый и второй помощники, но вдруг они не успеют среагировать? К тому же, за время боя, навигационная автоматика корабля все-таки получила серьезные повреждения, и теперь пилотам, как пояснили Клод и Пабло, предстояло вести корабль через подпространство в ручном режиме.

Но разве Туся могла тут чем-то помочь? Перемещение десятка человек из рушащегося офиса Корпорации на платформу выжало ее досуха. Или силы все-таки остались? Ровно столько, чтобы почувствовать Арсеньева. Выпадая в обморочный мрак, понимая, что этого ни в коем случае нельзя делать, Командор хватался за последнюю соломинку, искал любую опору. Ей оставалось только открыть сознание и отдать последние остатки сил, невзирая на пробудившуюся вновь ревность к Мишель и легкую обиду на Арсеньева. Какие обиды? Почему он, собственно, должен ей докладывать, с кем встречался двенадцать лет назад. Все давно уже быльем поросло, а если и не поросло, то не об этом стоило нынче вспоминать.

Туся почувствовала, как от стремительно накатывающей слабости тяжелеют руки и ноги, как не может оторваться от подушки голова, а на лбу выступает испарина. При этом муть перед глазами почти исчезла, в сознание вернулась ясность, приборная панель, на которую она смотрела глазами Командора, перестала закручиваться центрифугой и вернулась на свое место. Даже рубцы, кажется, кровоточить перестали. А потом навалилась перегрузка и перед глазами апогеем абстракционизма замелькало роскошное буйство красок червоточины, которое могут наблюдать только глаза пилота. Или же это раскинул свои арки и своды уводящий в иные миры радужный мост.

(обратно) (обратно)

Часть вторая

I

Ультрамариновые волны бережно и осторожно накатывали на разноцветный песок. Три луны бросали загадочные блики на тихие воды теплой лагуны. Из зарослей на берегу долетало негромкое щебетание птиц и доносились ароматы цветов, названия которым еще никто не придумал. И хотя существовала очень большая вероятность, что эта недавно открытая и пригодная для колонизации планета вскоре превратится в модный курорт наподобие Паралайза, пока этот берег был дик, безлюден и располагал для уединения.

Поэтому пока волны ласкали песок, а неведомые птицы пели серенады своим возлюбленным, человеческие тела тоже сливались в объятиях. И хотя ладони Командора давно покрылись каменной коркой мозолей и рубцами ожогов, во всей вселенной не существовало прикосновений более нежных, а ласк более желанных. Тусе хотелось любить все его тело, покрывать поцелуями каждый его шрам. В сладостном, блаженном упоении она изгибалась, как лозы здешних лиан, и волны наслаждения захлестывали обоих, казалось, заполняя всю лагуну. Им не требовались слова, они предугадывали малейшее желание, чувствовали каждый оттенок страсти.

А потом они бросались в воду и плыли наперегонки по пересекавшимся лунным дорожкам, нагие и счастливые, первые люди в созданном для них мире…

Туся открыла глаза и вновь сомкнула ресницы, пытаясь подольше продлить сладостное видение. В последнее время безжалостная память чаще отправляла ее обратно на Ванкувер, под бомбежки или в госпиталь, где раненые умирали у нее на руках. И это при том, что ни на одном из кораблей ни во время пути, ни на Лее, где они остановились для ремонта, пока не умер ни один из тех, кого из лагеря удалось доставить живым. Но эти сны Туся еще считала благом. Ибо видения, в которых она переносилась на фабрики «Панна Моти», сжимали ее грудь парализующим страхом, заставляя давиться беззвучным криком и просыпаться в слезах.

Интересно, а эта планета с разноцветным, сияющим в свете трех лун песком на самом деле существует? Впрочем, пока подсознание навевало грезы любви на фоне сказочной лагуны, у тела едва хватало сил, чтобы совершать элементарные перемещения по каюте.

Туся повернулась на другой бок и осторожно приподнялась на постели, стараясь не разбудить Арсеньева, который спал на койке у противоположной стены. При искусственном освещении его осунувшееся лицо казалось особенно бледным и сливалось с подушкой, если не считать рубцов и глубоких теней, залегших возле глаз.

Мишель оказалась провидицей. После схватки с эскадрой Альянса и перехода сквозь червоточину в ручном режиме он провел трое суток без сознания и теперь медленно восстанавливал силы. Туся чувствовала себя лишь немногим лучше. Когда после стыковки на Лее беспамятного и окровавленного Командора принесли из рубки в каюту, она по привычке попыталась метнуться в сторону ящика с медикаментами. Однако стены и потолок закачались перед ее глазами, а тело отказалось слушаться. Вернер сначала диагностировал у нее крайнюю степень переутомления, прописал усиленное питание, сон и покой. Потом более подробно проверил сердце, помрачнел и назначил ударную дозу медикаментов.

— Что же ты, девочка, с собой сделала? — белокрылой голубкой хлопотала над ней Мишель. — Даже когда тебя снимали с платформы, ты не выглядела до такой степени замученной и бледной.

Туся предпочла отмолчаться. Она исправно принимала все лекарства, спала по двенадцать часов в сутки, честно ела калорийные десерты, а половину циклопического размера стейков и бифштексов отдавала Командору, Клоду или Пабло. Барсы, впрочем, тоже страдали от гиперопеки, которой окружила их Мишель, и скармливали излишки Шусмику. Поэтому питомец набирал вес за четверых.

— Графиня готовит вас к чемпионату по сумо? — глядя на непосильные порции еды, с невозмутимым видом поинтересовался зашедший проведать боевых друзей капитан Минамото.

— Она просто строго выполняет врачебные предписания, — вступился за супругу Вернер.

— Странные обычаи у вас землян: еду принимать как лекарство, — настроив модулятор голоса, изрек Цоца-Цола, взиравший на нехитрую людскую трапезу, как на некое диковинное зрелище. — Это же сколько энергии вы тратите на расщепление белков?

— Лучше еда вместо лекарства нежели лекарства вместо еды, — с блаженной улыбкой добирая с тарелки остатки грибной подливки, заметил Слава. — Я лучше на метаболизм силы потрачу, чем буду всякой химией питаться, — добавил он, имея в виду привычку сильфидских гвельфов удовлетворять потребности организма в энергии с помощью высокотехнологичных концентратов.

— Зато сильфидские пилюли таскать намного легче, чем наш сухпаек, — вступился за гвельфа Петрович.

— И в трюме они куда меньше места занимают, — с улыбкой добавил Семен Савенков.

— Не пугайте меня так! — Слава поближе подвинул к себе тарелку, словно ее пытались отнять. — Может вы и своих пассажиров пилюлями кормите?

— Если бы кормили, возможно, на орбите от змееносцев отбиваться не пришлось, — заметил Арсеньев, которому нынешнее нездоровье досаждало больше всех тягот воинской службы.

— Вот именно, — в позаимствованном у землян жесте поднял непропорционально длинный указательный палец сильфидский гвельф. — Мы потеряли в скорости как раз из-за перегрузки, которой можно было бы легко избежать.

— И нарваться на самый настоящий бунт, — горячо возразил ему Слава. — Я бы первый взбунтовался, если бы после трех месяцев в окопах мне вместо отбивной таблетку предложили. А узники в лагере и вовсе жили в скотских условиях на хлебе и воде.

— Это и был главный аргумент нашей дорогой графини, с которым пришлось согласиться, — улыбнулся Семен Савенков. — Вернеру и так пришлось выдержать настоящую битву, пока он убедил жену оставить здесь на Лее половину припасов и кучу всякого непонятного шмотья.

— Не шмотья, а одежды, гигиенических принадлежностей, игрушек и других предметов первой необходимости! — возмущенно воскликнула вернувшаяся в каюту Мишель.

— Вроде приспособлений для татуажа бровей и игровых консолей, — с ласковой укоризной глянул на нее Вернер.

— Но сейчас все эти вещи пользуются повышенным спросом, а у визажистов и косметологов от клиентов отбоя нет, — пылко возразила супругу графиня.

— У пластических хирургов тоже, — обменявшись выразительным взглядом с Арсеньевым, добавил Вернер, вспоминая женщин и детей с обожженными или посеченными осколками лицами, искалеченных бойцов, которым требовался длительный курс лечения. — А уж про психологов я просто молчу. Тут каждому, от младенцев до стариков, нужна длительная реабилитация.

— Поэтому я и привезла сюда это, как вы сказали, непонятное шмотье, чтобы у психологов было поменьше работы, — пояснила Мишель. — Для того, чтобы вернуться к нормальной жизни, мало почувствовать себя в безопасности, сытости и тепле. Мало залечить раны и увидеть живыми родных и близких, — она указала на капитана Минамото, который по сей день, кажется, боялся, как бы обрушившееся на него счастье не оказалось всего лишь сном. — Люди хотят снова стать людьми, заново вспоминают простые радости. Для кого-то это улыбка ребенка, получившего яркую игрушку. Для кого-то — новая прическа жены. А для кого-то возможность разбить змееносцев хотя бы в виртуальном мире.

— Целительную силу покоя и сна тоже никто не отменял, — осторожно обнял за плечи этот фонтан красноречия Вернер. — Особенно для моих здешних подопечных. Маргарите, Клоду и Алексу пора отдыхать. Думаю, на сегодня им достаточно визитеров.

Граф Херберштайн отнюдь не лукавил, говоря о необходимости отдыха от общения. Такого количества посетителей Туся не припоминала и в те дни, когда выздоравливала после успешного применения вакцины. А ведь тогда она оказалась первой выжившей, подарила всему человечеству надежду. Впрочем, в те дни кроме Галки и немногочисленной родни, ее навещали в основном коллеги отца, какие-то официальные представители и вездесущие журналисты.

От последних отец ее, правда, по возможности старался оградить. Туся очень не хотела, чтобы подружки и знакомые видели в межсети ее бледное, исхудавшее лицо и голую, точно у младенца или старика, голову. Увы, болезнь не щадила волос, может быть, поэтому Туся потом так берегла выращенную заново косу.

Нынче без официальных лиц тоже не обошлось. Руководство принявшей их корабли военной базы на Лее узнавало, как чувствуют себя герои беспрецедентной спасательной операции, командующий космических сил выходил на связь по межсети, лично благодарил, рассказывал, кто будет представлен к каким наградам. И все же ценней официальных поздравлений, чинов и званий были новые встречи с друзьями.

Вообще первые дни под куполом жилых отсеков на Лее, этой раскаленной и непригодной для терраформирования планеты, были наполнены радостной суматохой, невероятными встречами и удивительными историями со счастливым концом. Особенно когда воссоединялись семьи, оказавшиеся в неразберихе эвакуации на разных кораблях.

Барсы группы Арсеньева снова увиделись с сеньорой Эстенией и Дином, который не только проявил себя во время противостояния надсмотрщикам, но в схватке с кораблями змееносцев стоял на мостике, выполняя обязанности второго пилота. При этом боец чувствовал себя виноватым в том, что не уследил за Шусмиком и потому поручение Командора сумел выполнить только наполовину.

— А нельзя гауптвахту заменить ремонтом кораблей на верфи? — потупив голову, попросил он. — Там от меня будет гораздо больше толку.

— То есть ты предлагаешь вместо наказания поручить тебе заниматься любимым делом? — ворчливым тоном уточнил Арсеньев, изо всех сил стараясь скрыть улыбку.

Видимо у него неплохо получилось, поскольку сеньора Эстениа со свойственной ей горячностью принялась заступаться за Дина:

— Он настоящий герой! Ему удалось завладеть скорчером и добраться до гребня вала, где он почти в одиночку удерживал позицию, а потом он нес Сергея до самого корабля.

Надо сказать, что после пережитых испытаний сеньора Гарсиа хотя и держалась молодцом, но настолько стремительно переходила от улыбки к слезам и обратно, что это напоминало небо в период грибных дождей.

— Я всю свою жизнь буду поминать тебя в благодарственных молитвах! — с благоговением пообещала она Тусе после того, как Пабло рассказал, кто на самом деле перенес их из рушащегося офиса на платформу. — Ты, наверное, святая, если умеешь совершать такие чудеса. Я перед тобой в неоплатном долгу.

О чем-то похожем, но уже в адрес Арсеньева говорил и Семен Савенков. Несмотря на все мытарства его Сергей не только остался жив, но и мог надеяться на выздоровление, тем более, врачи делали для этого все возможное. Уже на Лее радист наконец пришел в себя и теперь сожалел лишь от том, что пропустил столько всего интересного.

— Спасибо, Саня! Я твой должник до гроба, — порывисто жал руку Командора взволнованный отец.

— Какой там долг, — вяло отмахивался Арсеньев. — Ты мне еще по шее надавать должен за то, что твоего парня не уберег. Благодари Дина и сеньору Гарсиа. Вытащить раненого из той жуткой свалки, надо было исхитриться.

— Да я разве не благодарю? — расцвел в улыбке Семен Савенков, скинув сразу десятка полтора лет. — Вот только Дин, дурашка, заладил все про какую-то гауптвахту.

— Бывает! — Арсеньев осторожно растянул подживающие губы в улыбке, стараясь не делать резких движений, чтобы не потревожить раны на спине.

Семен Савенков меж тем продолжал:

— А сеньора Эстениа — просто удивительная женщина. Толком не пришла в себя, а уже организовала тут что-то наподобие школы и детского клуба. Среди попавших на борт детишек треть — круглые сироты. Да и остальным нужна забота и общение со сверстниками, а у нее это все наладить получается даже лучше, чем у здешних специалистов. Местные, конечно, умеют найти к детям подход, но не могут понять, каково это — пройти через ад. Дин с Серегой в один голос заладили, чтобы я к матери их лучшего друга присмотрелся, а я даже не знаю, где с ней пересечься. Она же и своего Пабло по целым дням не видит.

— А ты ее вместе с подопечными к себе на верфь пригласи, — посоветовал болевший душой за друга Петрович. — Покажи корабль, познакомь с ходовой частью. Глядишь, слово за слово и столкуетесь!

Туся искренне желала Семену Савенкову и сеньоре Эстении счастья и с трепетом наблюдала, как ее собственные мечты постепенно обретают плоть.

Еще в самый первый день, толком даже не придя в себя, Арсеньев заметил напряженность, которой она встречала хлопотливое воркование Мишель, и счел необходимым все прояснить.

— Уже все рассказала? — поинтересовался он сухо, как только за графиней закрылась дверь. — И когда успела?

— Мишель тут ни при чем! — искренне возмутилась Туся, сама, не зная, почему с таким рвением защищает предполагаемую соперницу. — Она же не виновата, что меня, словно теннисный мячик, кидает из одного сознания в другое.

— Я тоже был не виноват, когда после испытания вакцины сумел прочитать ее мысли и понял, что разлуку и долгое ожидание она просто не переживет. — Арсеньев усмехнулся, но улыбка вышла кривой. — Ты же видишь, она способна наладить быт тридцати тысяч человек, но падает в обморок от порезанного пальца. Когда я это осознал, мне пришлось ее отпустить, и я рад, что она обрела счастье с Вернером. Я мог бы тебе этого не рассказывать, — продолжал он серьезно. — Но не хочу, чтобы между нами оставались недомолвки. Ты слишком много для меня значишь, и не только потому что ты — дочь моего учителя, а я перед тобой в долгу.

— Я вида крови не боюсь и ждать умею, — на всякий случай напомнила ему Туся. — К тому же, я понимаю, какое бремя завещал вам с Вернером мой отец. Другое дело, что оно не станет легче, если нести его одному. Да еще и все время себя изводить.

— Кто бы о бремени говорил, и главное, когда, — буркнул Арсеньев. — Я, конечно, очень тебе благодарен, но ты хоть понимаешь, что в этот раз могла просто умереть?

Он возвысил голос, пытаясь приподняться, но бессильно откинулся на подушки.

— Ты ведь уже когда нас на платформу вытаскивала, выложилась по полной, — продолжил он проникновенно. — И это если не считать предыдущих приключений.

— Я испугалась, что мы не сумеем пройти червоточину, — начала оправдываться Туся.

— Ну да, и нас утянет в черную дыру, — хмыкнул Арсеньев. — Ситуация была штатной, провести корабли через коридор вполне мог и Савенков. С таким опытом он на своем грузовике и в игольное ушко пролезет.

— Значит командовать на мостике в бою он тоже сумел бы, — не удержалась от ответного пасса Туся.

— При том раскладе, который мы имели, вряд ли, — Арсеньев покачал головой. — Ему же не прививали вакцину твоего отца. В годы моей стажировки у ректора Звездной Академии даже появилась идея закупить партию для курсантов. Но потом змееносцы создали вакцину смерти, и проект заморозили. Учитель с Вернером тогда переживали, а я теперь думаю, оно и к лучшему. Проблема побочных эффектов пока до конца не исследована, да и откат слишком чувствительный. Куда это годится: всего один бой, и у нас на борту вместо пары квалифицированных медиков — два лишних пациента.

Он замолчал, переводя дух: долго говорить ему пока было достаточно сложно, потом еще раз глянул на Тусю.

— Мишель права, три дня назад после душа ты выглядела значительно лучше. А сейчас — уже не просто русалка, а прямо утопленница.

— А я вовсе и не прошу на меня смотреть, — Туся обиженно надула губы.

— Ну уж нет! — Арсеньев с улыбкой выпростал из-под одеяла руку, делая вид, что пытается дотянуться, хотя и понимал, что это пока невозможно. Койки располагались слишком далеко друг от друга, а встать он не мог. — Надеюсь, хоть этой радости у меня никто не отнимет. Буду наслаждаться, коль уж других возможностей пока нет, — добавил он таким тоном, что Туся покраснела.

И хотя за прошедшую с этого разговора неделю им едва хватало сил на невинные почти дружеские объятья и сдержанные, целомудренные поцелуи, каждый миг их общения буквально пронизывала всепоглощающая нежность. Словно в их самую первую встречу, они много разговаривали: Арсеньев вспоминал какие-то пустяки и забавные эпизоды из студенческой жизни и совместной работы с учителем. Туся с улыбкой рассказывала, как отец отзывался об учениках. Вспоминали Галку, гадали о ее судьбе. Командор обещал поднять все свои источники информации, чтобы ее разыскать и вытащить из неприятностей, в которые она угодила. Другое дело, что Туся не могла сказать наверняка, являлась ли сестра жертвой или соучастницей.

И все-таки чаще их разговоры носили менее содержательный характер. Арсеньев вспоминал закаты на Сильфиде и детали пилотирования в поясе астероидов, делился впечатлениями от невероятных строений древней цивилизации Альпареи. Выросший в семье археологов, он хотя и не пошел по стопам родителей, но к истории культуры относился с трепетом, поражая своей эрудицией.

Туся, которую на Вакувере считали рафинированной жительницей метрополии, на его фоне чувствовала себя едва ли не серостью. Особенно когда Арсеньев называл ее Гретхен или сравнивал с Симонеттой Веспуччи. Туся, конечно, помнила «Весну» и «Рождение Венеры», даже видела их в подлиннике, но о музе великого Ботичелли и ее родстве со знаменитым мореплавателем ничего не знала. Впрочем, в следующий момент их разговор переключался на балет или реликтовых обитателей Ванкувера. И тут уже Туся с упоением рассказывала о занятиях у станка, экскурсиях в Трубежскую Пойму и походах за желтовикой. Будто не было войны и безумного прорыва по всем кругам ада до самого дна и дальнейшего броска к свету.

Иногда им даже разговоров никаких не требовалось: хватало лишь долгих взглядов или мимолетных прикосновений, от которых бросало в жар и холод, и только сбившееся с ритма сердце и рябь перед глазами вынуждали остановиться.

В нынешнем сне между ними не стояло никаких преград, и потому, глядя сейчас на Арсеньева, Туся вспоминала радужный песок под тремя лунами и ощущала все еще разливавшуюся по телу сладкую истому. Судя по всему, Командору тоже снилось что-то приятное. Он улыбался, усталое лицо светилось безмятежностью. Внезапно Туся заметила, что его закинутые за голову руки ритмично движутся, словно загребают воду, удерживая тело на плаву. Быть не может! Они что, в своих грезах погружались в одну и ту же лагуну? Понятно, откуда взялась полнота и конкретность ощущений в такие моменты, о которых сама она знала только в теории.

Для Арсеньева это был, конечно, хороший знак. Похоже Командор и в самом деле начал выздоравливать. Но все же это выглядело как-то слишком. Туся почувствовала, что на этот раз не только пылают щеки и уши, но предательский жар, охватив голову и грудь, разливается до самых кончиков пальцев. Она едва сумела справиться с собой и немного выровнять дыхание, когда Арсеньев открыл глаза:

— Я видел тебя во сне, — сказал он с нежной улыбкой, от которой внутри у Туси все растаяло и куда-то подевалась вся неловкость.

Если бы у него сейчас обнаружилось желание и нашлись силы повторить сон наяву, она бы вряд ли сопротивлялась. Тем более, что в каюте больше никого не было.

Вернер почти не вылезал из рубки и медотсека. Мишель находилась везде и всюду, решая тысячи проблем кряду. Слава и Ящер, отдохнув и отоспавшись денек-другой, отправились в мартовский загул. Благо от красоток, желающих приятно провести время в обществе героев, отбоя не было. Оказавшийся азартным игроком Гу Синь едва не спустил все жалование в рулетку, получил от капитана Минамото строгача и после этого тихо сидел в госпитале, играя с Макрибуном и На-войне-как-на-войне в нарды и го. Клод и Пабло вместе с Петровичем отправились на верфи к Дину и Савенкову старшему. Даже Шусмика забрали, не позволив облениться и заплыть жиром. Киберпитомец поступил в полное распоряжение сеньоры Эстении и, выполняя свое изначальное предназначение, нес радость ее маленьким подопечным.

Туся подумала, насколько предосудительной будет выглядеть ее попытка соблазнить взрослого мужчину. В свои девятнадцать с небольшим лет опыта в подобных делах она еще не имела. В госпитале все неловкие попытки ухаживания со стороны раненых она обычно сводила к дружескому общению, а наглые домогательства пресекала на корню. Впрочем, для того, чтобы осуществить фривольные намерения, надо было сначала попробовать встать. Она поправила волосы и потянулась за шелковым узорчатым кимоно с монограммой графини Херберштайн.

— Тебе идет, — оценивающе оглядев ее, заключил Арсеньев. — Однако не стоит подражать Мишель. Ты мне больше нравишься, когда остаешься сама собой.

— В засаленном камуфляже и армейской футболке? — насмешливо фыркнула Туся.

— Можно без них, — не остался в долгу Арсеньев.

— Так мне это снять? — с легким вызовом уточнила Туся, обнажая плечо.

Что собирался ответить Арсеньев, она не узнала. Дверь открылась, и в каюту вошел Вернер. Петрович, Минамото, Савенков старший и Цоца-Цола следовали за ним. Вид у всех был встопорщенный и встревоженный.

— Змееносцы в обход мирных соглашений атаковали экспедицию Содружества на Альпарее, — стараясь не глядеть на Арсеньева, сообщил граф Херберштайн.

Туся вскрикнула, глядя на каменеющее лицо Командора. Она не хуже других знала, что экспедицию, проводившую раскопки в древних гробницах, возглавляли его родители.

Буквально накануне Андрей Ильич и Ольга Викторовна выходили на связь, спрашивали о здоровье, обсуждали подробности всколыхнувшего все Содружество неслыханного освобождения заложников. Андрей Ильич в свою очередь делился результатами исследований, высказывал предположения относительно гибели гуманоидной цивилизации Альпареи и причин ее сходства с культурой Рас-Альхага.

— Какие известны подробности? — Командор старался говорить сухо и строго, но предательски севший голос выдавал его напряжение.

— Пока почти никаких, — вздохнул Петрович.

— Кому-то из ученых удалось спастись, и связаться с местными, — пояснил Савенков. — Те отправили сигнал бедствия.

— Мы сейчас находимся ближе всех, — закончил Минамото.

— Странно, что, хотя земляне исследуют гробницы исчезнувшей цивилизации уже лет двадцать если не больше, — заметил Цоца-Цола, — змееносцы заинтересовались их деятельностью только сейчас.

— Неужто опять утечка? — набычился Петрович.

Туся знала, что имели в виду сильфидский гвельф и старшина. Хотя Вернеру хватало забот с ранеными, а Арсеньев толком не мог ходить, они вместе с Цоца-Цолой и Клодом все-таки нашли время для расшифровки записей ее отца. Туся им активно помогала.

Уже после беглого просмотра стало ясно, что все доставленные на борт образцы и теоретические выкладки из тайника в лаборатории профессора Усольцева представляют огромную научную ценность, позволяя исследованиям в области антивакцины наконец сдвинуться с мертвой точки. Однако уже после первых опытов и теоретических построений стало ясно, что для полного понимания механизма противодействия «вакцине смерти» не хватает важного звена. Дневники профессора в том числе указывали на необходимость продолжения поисков на Альпарее, где в одной из гробниц были обнаружены следы вируса. Поэтому неожиданное нападение на археологов не получалось списать на простую случайность.

— Не буду утверждать насчет утечки, — стараясь говорить спокойно, отозвался Командор, — но змееносцам о тайне этих гробниц наверняка известно больше, чем нам, раз они так переполошились. Кто возглавит спасательную операцию?

— Савенков и Минамото, — указал на товарищей Вернер. — Нам с Цоца-Цолой поручено позаботиться о беженцах.

— Если пустить их судьбу на самотек или отдать на откуп наших чиновников, люди могут остаться ни с чем, — пояснил Петрович.

— В дипломатических кругах нашу затею вообще считают едва ли не вредной, — вздохнул Цоца-Цола. — Есть мнение, что теперь обозленные змееносцы, пытаясь восполнить потерю в живом сырье, начнут агрессию на пограничные миры, а также возобновят поддержку пиратов.

— Нынешнее нападение на Альпарею льет воду на мельницу этих паникеров и предателей, — добавил Минамото.

— В общем, нам на Земле предстоит еще одна битва, — подытожил Вернер, — и ты, Алекс, надеюсь нам поможешь.

— Я должен лететь на Альпарею! — охрипшим, но твердым голосом возразил ему Командор.

— У нас достаточно людей, — начал было Савенков. — Большинство спасенных нами ребят из «Барса» и «Беркута» горят желанием поквитаться за Ванкувер и просто рвутся в бой.

— Не в этом дело, — Арсеньев не стал договаривать, но все и так поняли.

— Как твой лечащий врач я не могу тебе это позволить, — нахмурился Вернер.

— А как друг?

Вернер не посмел возразить.

Когда граф Херберштайн и его спутники ушли, Туся прижалась к Арсеньеву, пряча лицо у него на груди:

— Я с тобой!

— А вот об этом и речи быть не может, — строго осадил ее Арсеньев. — Не хватает мне только тебя потерять.

— Мне страшно, Саша! — всхлипнула Туся.

Командор привлек ее к себе, принялся гладить волосы, хотя напряженность в его пальцах и гуляющие желваки красноречиво говорили, что думает он о другом.

Подумать только! Лишь вчера он предостерегал отца, требуя при проведении раскопок соблюдения всех мер бактериологической защиты и обсуждал с ним возможности включения вирусологов в состав экспедиции.

— А что тебе мешает самому к нам присоединиться? — лукаво глянув на Тусю, улыбнулся Андрей Ильич. — И дочь учителя привезти, — добавил он, всем своим видом показывая, что одобряет выбор сына.

— Скажешь тоже, Андрюша! — замахала на него руками Ольга Викторовна, которая просто напрямую спрашивала, когда свадьба. — Девочке сначала нужно здоровье восстановить. Да и кому кроме тебя придет в голову идея проводить медовый месяц среди разумных слизней.

Сейчас Туся согласилась бы на медовый месяц среди руин, лишь бы все остались целы.

— Я все понимаю, я и сама ради Галки полезла под обстрел и едва не погибла. Но ты же еще совсем не оправился от ран, — посетовала она, находя на распахнутой груди Командора подживающие, розоватые отметины.

Арсеньев накрыл ее руку своей и слегка отстранившись заглянул ей в лицо.

— Если бы кое-кто не довел себя до предынфарктного состояния, — ласково попенял он, отводя с ее лица растрепавшиеся волосы, — то я бы показал, насколько я «не оправился». Ладно, — продолжал он уже серьезно. — Обещаю не геройствовать. Мне бы только родителей живыми застать и разобраться, что там происходит. Тем более, туда ведут дневники твоего отца.

— Что я на Земле без тебя буду делать? — вздохнула Туся.

— Прежде всего восстановишь здоровье, — придирчиво разглядывая ее, приказал Арсеньев. — Мишель права, совсем мы тебя довели. А потом скучать тебе в любом случае не дадут. Метрополия желает лицезреть своих героев.

(обратно)

II

В высокие панорамные окна лился солнечный свет. Аромат свежего кофе с карамельной пенкой и сырных круассанов смешивался с запахом моря и благоуханием многочисленных садов, расположенных на крышах небоскребов и подвесных платформах, обрамлявших многоярусные трассы. До начала пресс-конференции оставалось не менее полутора часов, заполненных созерцанием восхитительной панорамы, тщательными сборами и невеселыми размышлениями.

Туся подошла к окну и несколько минут, прикрыв глаза, просто занималась дыхательной гимнастикой, пытаясь отделаться от преследующего ее запаха гари и тления.

Земля встретила их сытостью, изобилием и нарочитым, кричащим благополучием. В то время, как Ванкувер захлебывался кровью, а беркуты и барсы гибли сотнями из-за простого недостатка энергии в блоках питания импульсников и плазменных установок, Метрополия тратила колоссальные средства на ночное освещение и голографические шоу. Когда в жилых кварталах крупных городов несчастной планеты люди гибли под бомбами змееносцев из-за недочетов маскировки, столицы Европы и Восточной Азии украшали лазерные проекции, способные придать историческому центру облик эпохи средневековья, а небоскребы оплести лианами виртуальных джунглей. Пока раненые в Госпитале имени Дина Крейга и дети в пунктах эвакуации выживали на урезанном пайке, состоявшем из одних концентратов, посетители ресторанов Евразии, обеих Америк, Африки и Австралии наслаждались тысячами блюд на самый взыскательный вкус. Причем некоторые ингредиенты доставлялись из самых отдаленных уголков галактики.

Видя такое вопиющее расточительство, Туся не могла поверить, что причиной скудости поддержки и финансирования воюющего Ванкувера являлась удаленность планеты и сложность переброски энергии. И это при том, что Земля и другие планеты Солнечной системы, ссылаясь на угрозу перенаселения и нехватку ресурсов, почти не принимали беженцев.

Туся нехотя разломила круассан и отхлебнула кофе, проглядывая новостную ленту. Ничего нового.

Вот уже второй месяц ресурсы межсети и новостные агентства взахлеб рассказывали о чудесном спасении тридцати тысяч заключенных. Барсов группы Арсеньева объявили национальными героями, а ее саму сравнивали с Анной Франк и Жанной д’Арк. Выложенные Пабло в сеть кадры расправы легионеров над безоружными заключенными помогли на переговорах в Совете Галактики, где операцию змееносцев на Ванкувере хотя и запоздало, но признали агрессией. Это позволило наложить арест на собственность компаний Альянса в мирах Содружества и давало космическим силам моральное право для проведения боевых операций на пограничных со змееносцами планетах.

Вот только, когда Вернер еще на Лее завел осторожный разговор о том где, как и на что бывшим пленникам жить, ему недвусмысленно дали понять, что в Солнечной системе лишним ртам не рады.

— В одном ведомстве меня попытались уверить, что забота о беженцах целиком находится в ведении правительства Ванкувера, — не скрывая возмущения, рассказывал он. — В другом предложили самому заняться их судьбой, предоставив рабочие места на фабриках концерна Херберштайн желательно где-нибудь в отдаленных мирах. В третьем пытались объяснить, что на Ванкувере неблагоприятная эпидемиологическая обстановка, и потому Земля не может принять переселенцев, а в четвертом вообще заявили, что потерпевшие должны взыскивать компенсацию со змееносцев, и что для таких исков в системе Альдебарана специально организован межгалактический суд.

— Который принимает жалобы, но никак на них не реагирует, ибо не имеет реальной власти, — кивнул маленькой, изящной головой на тонкой шее Цоца-Цола, и в его голосе, немного искаженном модулятором, послышалась горькая ирония. — Я даже не припомню, сколько раз мы туда обращались с требованием повлиять на змееносцев и вернуть нам Сильфиду.

— А это точно «наши» чиновники? — сердито сверкнул глазами Клод, которого, так же, как и Славу, из-за ранения не взяли на Альпарею. — Может быть, пока мы там сражались, Землю тоже захватили змееносцы, и нам пора разворачивать корабли и выжигать эту погань с исторической родины?

— Нет, малыш, — печально улыбнулся Вернер. — Если бы погань водилась только в мирах Рас-Альхага, мы бы давно с нею справились. Легко пенять на происки врагов или козни злобных инопланетян, которые вселяются в человека, превращая его в бездушного робота или беззастенчивого подлеца. На деле же все более прозаично и печально.

— Мы должны привлечь внимание общественности, — предложила Мишель.

— Думаю, ты права — согласился с супругой Вернер. — Если в сети появится информация о том, что жизнь тридцати тысяч человек чиновники из различных Советов рассматривали в качестве сакральной жертвы кровожадному божеству и потому даже не собирались никого спасать, это сделает некоторых посговорчивее.

— Обязательно, — обворожительно улыбнулась Мишель. — Но это мы прибережем на крайний случай. А пока устроим красивое шоу.

Туся покончила с завтраком и глянула на свои превращенные в произведение искусства ногти. Интересно, как с таким слоем лака и различных смол стоять у операционного стола. Впрочем, возвращение к работе в госпитале ей в ближайшие пару месяцев не светило. Пожалуй, пора начинать накладывать косметику. Если делать все по правилам, это занимает уйму времени, а Мишель строго следит за тем, чтобы макияж и прическа соответствовали избранному образу. На войне как на войне.

В первые несколько недель после прибытия они едва не захлебнулись в приторном потоке официальных славословий. Пожалуй, эти медные трубы были все же пострашнее тоннелей канализации. Приемы, банкеты, фуршеты, официальные встречи и чествования, участие в каких-то непонятных шоу и бесконечное общение с прессой. Даже Слава, который на любой тусовке чувствовал себя как рыба в воде, в конце концов взбунтовался и в обход официальных мероприятий пустился в грандиозное турне по клубам и дискотекам. Его, правда, и там отыскали, объявив Ванкуверскую жигу хитом сезона, а его сетевой мастер-класс произвел фурор.

— Я об этом не просил! — возмущался разведчик. — Они же там все изменили и переиначили на свой лад!

— Я тебе скажу, только ты не обижайся, — с укоризной глядя на товарища фиолетовыми фасеточными глазами, усмехнулся Цоца-Цола. — Сильфидскую лигу, которую так любят завсегдатаи ваших клубов, настоящие гвельфы тоже по-другому танцуют. У нас же сила тяжести меньше почти в два раза. На Земле большинство движений просто не повторить. Но мы не возражаем. Надеемся хоть таким образом привлечь внимание к нашим бедам. Возможно тем, кого увлекла твоя жига, тоже захочется узнать хоть что-то про Ванкувер. Не все же здесь погрязли в сытости и разучились думать.

Туся бунтовать не решалась и лишь покорно следовала в кильватере Цоца-Цолы и Мишель, которая в перерывах между мероприятиями таскала ее по бутикам, стилистам, спа-салонам и массажным кабинетам.

— Не понимаю, почему я должна каждый раз наряжаться, словно на показ мод? — недоумевала Туся. — Все равно пользователи межсети видели меня испуганной косматой замарашкой.

— Теперь пришло время замарашке превратиться в принцессу, — ослепительно улыбалась в ответ Мишель, разглаживая невидимые складки на Тусином платье и устраняя недочеты в прическе. — Люди любят чудеса. Тем более, ты теперь не просто национальный символ, но также лицо Космических сил Содружества и концерна Херберштайн. Считай, что тебя посетила фея-крестная!

— В таком случае, если однажды в полночь все это исчезнет, не проснусь ли я вновь в задымленной ординаторской госпиталя Дина Крейга? — пошутила Туся, для которой вся эта роскошная и благополучная жизнь представлялась временами всего лишь сном.

Мишель обняла ее с прямо-таки материнской нежностью, которой Туся лишилась в слишком раннем детстве и никогда не могла получить от суховатой и зацикленной на себе и своих обидах Галки.

— Думаю, в ближайшее время ничего такого не произойдет, — проговорила графиня проникновенно. — Мы с Вернером тебя ни на какую войну больше не отпустим. Да и Алекс тоже.

— Потерпи еще чуть-чуть, скоро вся эта шумиха уляжется, — вслед за графиней увещевал Тусю Цоца-Цола, который из-за разницы в силе тяжести даже в экзоскелете чувствовал себя на Земле некомфортно. — Надеюсь, ты понимаешь, что, позируя перед объективами, ты не только рассказываешь галактике о страданиях Ванкувера, но и отвлекаешь внимание всех этих приставучих акул от Алекса и его ребят, в работе которых совершенно не нужна публичность!

Туся в напоминаниях не нуждалась, ибо на каждой пресс-конференции покорно повторяла историю спасения заключенных, в которой фамилия Арсеньева вообще не фигурировала. Командор и так переживал, что в коридорах офиса Корпорации, пока не добыли броню, засветился перед камерами. И хотя запись основательно подчистили, то что осталось, могло поставить под угрозу всю его дальнейшую деятельность в качестве агента разведки.

И конечно же, ни Туся, ни барсы, из которых к общению с журналистами были допущены только комиссованные бойцы и Слава, ни словом не упоминали о тайнике в институте Энергетики, ни об участии в спасательной экспедиции на Альпарею, о которой тоже немало говорилось, дипломированного вирусолога и разведчика.

Туся почувствовала, как к горлу подкатывает комок, и впилась ногтями в ладони. Еще не хватает разрыдаться и испортить так старательно наложенный макияж. Но предательские слезы не желали отпускать. Алекс. Саня, Саша. Ее Саша. Где он, когда вернется, что сейчас с ним?

Вот уже второй месяц пошел, а с Альпареей отсутствовала вообще какая-либо связь. Что там происходило, оставалось только догадываться, и предположения на ум приходили не из веселых.

— Не переживай, возможно, змееносцы просто перекрыли ведущую на планету червоточину, поэтому и связь отсутствует, — видя терзания Туси, пытался успокоить Вернер.

— Но какое они имели право? — всхлипывала она. — Альпарея — независимая планета. Да и кому-то из ученых все-таки удалось с Содружеством связаться.

— Сильфида тоже была независимой, — вздыхал Цоца-Цола. — А ученым, скорее всего, тогда просто повезло.

А что, если это ловушка? Возможно, сообщение направили змееносцы, чтобы заманить Арсеньева на Рас-Альхаг и получить сведения из тайника профессора Усольцева в обмен на жизнь родителей. А вдруг Командора и членов экспедиции уже никого нет в живых. Туся запрещала себе даже думать об этом, но, покидая ее в дневной суете, страшные предположения возвращались ночью в виде кошмаров и панических атак. А сегодня накатили еще и с утра, и как их отогнать.

Чтобы отвлечься, Туся направилась в гардеробную, выбирая к сегодняшнему мероприятию туфли и платье. Каким образом Мишель или Галка могли проводить на подиуме часами, моделируя себе внешность? У нее сама мысль о неизбежных шпильках, котурнах и лафонтенах вызывала тоску. Уж лучше пуанты, позволяющие познать мучительное совершенство без гламурной показной шелухи. Ибо даже грим на сцене становился всего лишь театральной маской, позволявшей слиться с персонажем и спрятать свое лицо.

Нынешнее ее существование тоже напоминало игру. Даже берцы и обобщенный милитари-прикид от известного модного дома, в которых ей приходилось позировать перед объективами в антураже военно-полевого госпиталя или живописных руин, мало напоминали реальный камуфляж. Да и скорчер был бутафорский.

Впрочем, чаще всего вместо оружия ей давали в руки Шусмика, который стал просто мегазвездой.

— Ребята, да вы сделали меня просто богачом, — растерянно благодарил Шацкий, которому срочно пришлось налаживать массовое производство шуршаликов, ибо киберпитомцев теперь хотели иметь все девочки и половина мальчиков Содружества. — Тридцать процентов от прибыли — ваши.

— Лучше потрать эти деньги на реальную помощь детям Ванкувера, — за всех отвечал Вернер.

Даже самые бездушные крючкотворы не сумели отказать графу Херберштайн в просьбе привезти в мир сытости и благополучия всех сирот и организовать приют, возглавить который выразили желание сеньора Эстениа и госпожа Комако. Торжественное открытие состоялось на прошлой неделе.

Что же касалось проблемы устройства и размещения, то ее в целом и не существовало. Большинство барсов и беркутов после восстановления сил собирались вернуться в свои части и продолжить борьбу с Альянсом. Этот же выбор сделали те из бывших пленников, которые потеряли своих близких. Кто-то отыскал семьи, нашедшие пристанище в обжитых мирах Содружества, кого-то наоборот привлекли новые, недавно открытые планеты, которые еще только предстояло освоить.

— Для того, чтобы одолеть змееносцев, нужно разрабатывать альтернативные источники энергии, — рассуждал Мартин, который до войны работал в этой сфере. — А где их искать, как не в новых еще не исследованных мирах.

Он уже получил интересное предложение от крупной горнодобывающей компании и собирался приступить к работе сразу после выписки из госпиталя.

— Тогда уж и мне туда дорога, — заинтересовался необычной перспективой На-войне-как-на войне. — Наверняка там водятся твари не хуже моих саблезубов.

Многие с радостью приняли предложение Вернера начать работу в его концерне.

— Хоть не со скорчером в руках, а все же постараюсь внести свою лепту в борьбу с зеленой альянсовской поганью, — успокаивал себя тяжело переживавший увечье Макрибун. — Да и семью кормить надо.

Таким образом, на Землю помимо сирот отправились лишь те из беженцев, у кого там жили родственники, а также те, кому требовалось длительное и серьезное лечение. Поэтому теперь первоочередной задачей Туси, как живого воплощения страдающего народа Ванкувера, следовало не столько решать проблемы беженцев, сколько формировать общественное мнение, доказывая необходимость продолжения борьбы с Альянсом вплоть до полного запрета преступной деятельности «Панна Моти». Присутствие Цоца-Цолы, который выступал в качестве наблюдателя от Совета Галактики, придавало ее словам вес.

Прическа почти закончена. Изысканно и строго, без лишних дизайнерских наворотов. Теперь осталось подобрать костюм и украшения. В трехмерной проекции все вместе выглядит неплохо, но Мишель, конечно, найдет, к чему придраться. Сакральная жертва готова к аутодафе.

Неужели опять придется выслушивать напыщенный бред разных «авторитетных экспертов» о том, что высадка на Новонормандском побережье это всего лишь ловкий маркетинговый ход концерна Херберштайн, а участие в экспедиции сильфидских гвельфов — сведение личных счетов. Конечно, проще все измерять деньгами, тем более, после разрыва отношений с Альянсом акции компании Вернера взлетели до рекордных пределов. Вот только почему-то никто из толстосумов не додумался промоутировать свой бизнес, с риском для жизни спасая людей.

Начало конференции не предвещало никаких подводных камней. Сначала Туся рассказала о работе в госпитале, потом о своей встрече с барсами и походе в Новый Гавр. Упомянула институт бионики, умолчав о том, как они сумели преодолеть воздействие генератора, списывая все на целительную силу биополя Шусмика. Кратко коснулась схватки с кальмарами и путешествия по реке с демонстрацией еще довоенных кадров Трубежской поймы. Потом перешла к описанию Карантинной зоны и подробностям освобождения узников корпорации. Рассказывать о тех страшных часах было по-прежнему тяжело, но от нее требовали подробностей, способных пробудить в добропорядочных гражданах сочувствие.

Затем последовали вопросы, и Тусе в который раз стало страшно, насколько все эти так называемые политические обозреватели далеки от реального положения дел.

— А как же Вы могли спать во время эвакуации? Разве Вы не боялись, что сотрудники госпиталя уедут без Вас?

— Как Вы могли поверить этому сообщению? Разве комендатура не должна эвакуироваться в первую очередь?

Туся терпеливо объяснила, что эвакуация такого крупного объекта как госпиталь имени Дина Крейга проводилась в несколько этапов, и на то, чтобы каждое отделение покинуло планету, выделялось не менее трех-четырех дней. Что сотрудники комендатуры не имели права покидать город без приказа, и в неразберихе отступления далеко не всех информировали, когда таковой поступил.

Ее ответы встретили глубокомысленными кивками, но лишь затем, чтобы выдать новую порцию бреда:

— Почему госпиталь во время эвакуации продолжал принимать раненых?

— Что означает, везли только с тяжелыми ранениями? А легкораненых добивали что ли?

— А разве можно выжить после попадания из скорчера? И почему, если у защитников Космопорта была броня, они попали в плен?

— Как Вам удалось заснуть в задымленном помещении? Вы же могли не проснуться. Как Вы сумели увидеть сообщение? Да и зачем было куда-то бежать, пытаясь спасти легкомысленную сестру?

Нашлись даже умники, которые подвергали сомнению возможность выходить в межсеть, пока ведется стрельба из скорчеров и плазменных установок. А ведь сопровождавшие Тусю военные каждый раз просили не присылать на конференции людей, изучавших школьный курс физики на уровне дремучего двадцать первого века.

Устроители рассыпались в извинениях, но на следующей конференции все повторялось заново: вопиющее невежество под маской учености, прикидывающееся сочувствием равнодушие, праздное любопытство безжалостных болтунов, готовых ради рейтинга канала или ресурса в прямом эфире расковырять гноящуюся рану, а потом с упоением показывать мучения, даже не пытаясь прийти на помощь. Временами Тусе казалось, что она, точно Русалочка, идет по остриям ножей или стоит на помосте средневековой публичной казни, где жадная до кровавых зрелищ толпа дает советы палачу, как сделать еще больнее.

Ибо страшнее самых бестактных вопросов, вгонявших в краску непробиваемых чиновников и военных, был откровенный, неприкрытый цинизм. Представители так называемой свободной оппозиционной прессы и новостных каналов находящихся под влиянием змееносцев миров всю спасательную операцию называли постановкой и продолжали отрицать существование фабрик смерти.

Выстроенные логические аргументы разбивались об их непробиваемую, щедро оплаченную Альянсом убежденность, которую не смогло поколебать даже признание факта геноцида Советом Галактики. И поскольку большинство из них, являясь высококвалифицированными политтехнологами, обладали обширной эрудицией и цепкой памятью, то в общении с ними приходилось взвешивать каждое слово.

Вот и сейчас Туся словно попала под обстрел.

— Вам не кажется странным, что по прошествии стольких лет Вы вспомнили код, благодаря которому проникли в здание офиса Корпорации? — задала вопрос дебелая матрона в накидке из крыльев бабочек.

— Прошло всего два года, к тому же в стрессовой ситуации организм мобилизует скрытые ресурсы. Можете на себе проверить, — не без сарказма отозвалась Туся.

— Каким образом ваши товарищи пронесли оружие на территорию лагеря? — поинтересовался изысканный мужчина, ухоженные руки которого красноречиво говорили о том, что к скорчеру или клинку он и близко не подходил.

— Почему участвовавшие в проникновении в офис Корпорации бойцы подразделений «Барс» и «Беркут» одеты в броню Легиона Санитарной Защиты? Это была сознательная провокация? — добавил еще один «работник интеллектуального труда», совсем уж женоподобный и изнеженный.

— На территорию лагеря пронести оружие невозможно, — жестко отрезала Туся. — Барсы добыли скорчеры и броню в бою.

— В подразделениях «Барс» и «Беркут» служат профессионалы экстракласса, — сочли необходимым пояснить представители пресс-службы командования Звездного флота. — Всех деталей операции мы не вправе раскрывать, но подчеркиваем, что помимо участников разведывательно-диверсионного отряда из резерва Командования в операции по отключению генераторов энергетического поля участвовали бойцы, захваченные в плен в районе Космопорта.

— Охрану некоторых секторов лагеря тоже обезвредили заключенные, доведенные до отчаяния жестоким обращением и ужасными перспективами, оказаться в качестве сырья на фабриках «Панна Моти», — добавил Цоца-Цола. — Наши плазменные установки просто оказали поддержку восставшим.

— Почему представители Сильфиды решили принять участие в операции? С каких пор вы являетесь стороной конфликта? — брезгливо глядя на инопланетянина, поинтересовался какой-то размалеванный тип с розовыми волосами.

— С тех пор, как Альянс Рас-Альхага захватил нашу планету, и наш народ подвергся безжалостному геноциду, — напомнил ему гвельф. — К тому же, я считаю в высшей степени безнравственно использовать живых и разумных существ в качестве сырья.

— Вот вы в один голос говорите здесь о мифических фабриках, на которых людей превращают в живые батарейки, — вальяжно улыбнулся лощеный представитель Альдебарана, по слухам владевший изрядной долей контрольного пакета акций корпорации «Панна Моти». — А вы-сами-то эти аквариумы видели?

— Если бы я их видела или находилась внутри, я бы здесь с вами не разговаривала, — пришла Туся на помощь опешившему от подобной наглости пресс-атташе, предусмотрительно умалчивая о мучивших ее уже второй месяц жутких видениях.

— Вот поэтому мы и сдали Ванкувер! — негодовал Клод, наблюдавший все трансляции или их записи в сети. — Неужели они думают, что если не замечать проблему, она решится сама собой?

— Они просто говорят то, что им велят их хозяева с Рас-Альхага, — печально улыбался лучше разбиравшийся в вопросах политики Вернер. — Если бы Алекс в Новом Гавре не нарвался на Феликса, голограммы этих аквариумов попали бы в сеть еще десять лет назад.

Ох, зря он Арсеньева упомянул. Туся и так с трудом себя контролировала, борясь с искушением то ли вцепиться своими ухоженными ногтями всем этим обозревателям в лицо, то ли перед всеми разрыдаться. Теперь же она, словно в здании офиса «Панна Моти» в Новом Гавре испытывала жгучую потребность забраться под душ. Желательно под холодный и прямо во всей этой постылой одежде.

Поднявшись к себе, она так и собиралась поступить, но в это время в номер без стука ворвался Клод:

— Арсеньевы на связи! Они уже на Лее!

(обратно)

III

У Туси потемнело в глазах, так, что молодому барсу пришлось ее подхватить, но в следующий миг она уже мчалась, спотыкаясь на шпильках, в соседний номер. Она не ослышалась: Ольга Викторовна и Андрей Ильич сидели перед экраном рядом с сыном. В пентхаусе графов Херберштайн возле экрана голографического монитора лила слезы радости сердобольная Мишель.

— Ну, наконец-то! Какое счастье! А остальные члены экспедиции? Неужто всех удалось спасти?

— Да все в порядке, все живы, всех вывезли, — по привычке успокаивал ее Командор, правая рука которого, тем не менее, висела на перевязи.

Завидев Тусю, Андрей Ильич прямо расцвел в улыбке:

— Ух, как наша невестушка похорошела!

— Она и раньше красавицей была, — не преминула возразить ему Ольга Викторовна. — Просто вы, мужики, без боевой раскраски этого не замечаете.

Что же до Командора, то он, кажется, просто дар речи потерял.

— Я только что с пресс-конференции, — словно оправдываясь, пояснила Туся, хотя спросить собиралась совсем о другом.

Впрочем, Командор и сам предугадал ее вопрос:

— Простите, что не могли раньше связаться. Не имели возможности.

Кратко и сухо он поведал о ходе спасательной операции, полностью подтвердив, как предположение Вернера о заблокированной змееносцами червоточине, так и невеселые мысли Цоца-Цолы по поводу агрессии.

— Пришлось сначала пробираться окольными путями через окраинные миры, в которых межсеть просто отсутствует, а потом хорошенько поджарить несколько альянсовских задниц.

— Никак не могу взять в толк, на кой им сдались слизни? — недоумевал Клод.

Цоца-Цола неодобрительно покачал головой. Он был известным ксенофилом и, как и все гвельфы, с негуманоидными обитателями Альпареи прекрасно находил общий язык.

— Они нынешних хозяев планеты словно бы и не заметили, — поделился впечатлениями Андрей Ильич.

— Да и членов нашей экспедиции тоже, — добавила Ольга Викторовна. — Хотя страху мы, конечно, натерпелись, особенно когда пришлось бросать все и спасаться бегством. Но змееносцев интересовали только гробницы.

— Которые корабли Альянса целенаправленно уничтожили, — закончил Командор.

— До сих пор не могу найти логического объяснения, для чего им понадобился этот акт вандализма, — голос Андрея Ильича дрогнул. — Сколько уникальных экспонатов погибло, которых нет и не может быть ни в одном музее. Это же, прежде всего, памятник человеческой цивилизации, тот мостик, который доказывал связь культур Земли и Рас-Альхага!

— Возможно, кому-то надо, чтобы об этой связи поскорее забыли? — предположил Клод.

— Именно, — сверкнул глазами Командор. — Даже те немногие следы, которые остались, красноречиво указывают на то, что человеческая цивилизация на этой планете погибла именно из-за вспышки синдрома Усольцева.

— Вы помните, Саня мне еще нотации читал по поводу опасности наших поисков, — вновь оживился Андрей Ильич. — Кто бы говорил! К тому же, он, кажется, забыл, что мы с Ольгой Викторовной по его же настойчивой просьбе сделали прививки, едва прошла испытания самая первая серия вакцины.

— Но неужели все результаты экспедиции пропали? — пожалела археологов Туся, вспоминая рассказы обоих Арсеньевых об уникальности древней цивилизации.

— Уцелели лишь жалкие крохи, — вздохнул Андрей Ильич.

— Показательно, что агрессия началась вскоре после того, как археологи вскрыли гробницу брахмана, чьи домашние умерли от синдрома Усольцева, — сверкнул глазами Командор.

— Хотя древние обитатели Альпареи, как и змееносцы, практиковали кремацию, — пояснил Андрей Ильич, — в камере гробницы и возле нее мы обнаружили хорошо сохранившиеся останки людей, вероятно, слуг и рабов. Саня подтвердил, что умерли они от болезни вскоре после совершения обрядов над телом господина.

— Удивительно, что мы до сегодняшнего дня не вели поисков в этом направлении, — покачал головой Вернер, потрясенный сделанными на Альпарее открытиями и тем фактом, что дальнейшие поиски там стали теперь невозможны.

— Ну конечно же! Про историков вспоминают, лишь когда надо доказать незыблемость чьих-то границ или обоснованность притязаний на чужую территорию, — проворчал Андрей Ильич.

— Вирусологов и вовсе считают никому не нужными чудаками и ботаниками, пока не начинается какая-нибудь пандемия или что похуже, — успокоил его Вернер.

— То есть, вы хотите сказать, что змееносцы уже сталкивались с этим вирусом и их организм мог выработать защитные механизмы? — с волнением спросил Клод. — А что, если нынешняя эпидемия началась в результате применения Альянсом бактериологического оружия?

— Пока ничего нельзя сказать наверняка, — покачал головой Командор. — Колония на Альпарее погибла не менее пятисот лет назад, и выжили немногие. Вероятно, поэтому в наше время миры Альянса эпидемия затронула не менее сильно, чем планеты Содружества. Поэтому версия насчет намеренного распыления спор вируса до открытия вакцины и ее модификации скорее всего отпадает. А насчет выработки защитных механизмов, мы, конечно, не исключаем, что у части змееносцев из числа кшатриев и брахманов, которые относятся к наиболее замкнутым и древним кастам, имеется естественный иммунитет. Но для того, чтобы это проверить, нам надо получить образцы их тканей.

Он сказал это таким спокойным и непринужденным тоном, что Туся вновь почувствовала приступ дурноты. Не стоило сомневаться, кто возьмется выполнять эту смертельно опасную задачу.

— Не стоит забывать, что среди кшатриев и брахманов Рас-Альхага, возможно, есть потомки какой-то другой, практически неизученной расы, которые иначе реагируют на опасные для человека бактерии и вирусы, — напомнил Андрей Ильич. — Другое дело, что их практически невозможно вычислить.

— Единственное, что мы можем теперь сказать наверняка, — подытожил Командор, — если змееносцы прежде сталкивались с вирусом и знают о нем больше, чем мы, искать нужно у них.

— Подождите, а как же отпуск? — напомнила Мишель, решив перенести беседу, а вернее научную дискуссию, в более прозаическое русло.

— В другой раз, — не стал ее обнадеживать Командор.

Туся увидела, как мигом поскучнел Андрей Ильич, как Ольга Викторовна плотнее прижалась к сыну. Дальнейших объяснений не требовалось.

Потом у всех резко нашлись какие-то дела, и Тусю с Командором оставили наедине.

— Пребывание на Земле пошло тебе на пользу. Ты так похорошела, — улыбнулся Арсеньев. — Я скучал по тебе, — признался он. — Словно оставил на Земле частичку себя самого. Я все время переживал, как ты там, и злился на змееносцев за перекрытый канал связи.

— Возможно не стоило отказываться от идеи провести медовый месяц на Альпарее, — постаралась выдавить из себя улыбку Туся.

— Все было гораздо опаснее, чем мы сейчас рассказали, — покачал головой Арсеньев. — А в окраинных мирах еще и от пиратов отбиваться пришлось. Они же не знали, что на борту у Савенкова самый ценный груз — группа захвата!

— Это тебя там? — уточнила Туся, указывая на его руку.

— Броню по дурости не надел, — кивнул Арсеньев. — Матери еще лечить меня пришлось!

— И куда же ты в таком виде полетишь? Какой из тебя боец?

— Пройдет, — беспечно махнул он здоровой рукой. — К тому же там, куда меня посылают, сражаться мне не придется.

— У Командования Звездного флота кроме тебя других разведчиков нет? — Туся все-таки заплакала, сожалея, что связь по межсети не настолько совершенна, чтобы дать возможность хотя бы на миг прижаться к этой любимой широкой груди, осмотреть, насколько серьезна еще одна новая рана.

— Есть, но для этой миссии они не годятся. — нахмурился Командор. — Сейчас представился уникальный шанс. Один на миллион.

— То есть тебя не отпустят на Землю даже не несколько дней? — Туся почти умоляла.

— Я не могу ничего сказать. Это не от меня зависит. Я очень тебя люблю, — Арсеньев подался вперед, словно хотел прижаться губами к ее ресницам, щекам, ямочке между ключицами. — Люблю, как никого и никогда прежде. Но я должен закончить этот поиск. Поймать того джинна, которого мы когда-то выпустили, и засадить его обратно в бутылку.

Он не скрывал горечи и усталости, и Туся понимала, что не в праве что-то требовать и, тем боле, в чем-то его упрекать. Она не хуже Командора видела, что все их нынешние достижения и удачи — это лишь капля в море людских страданий. А до победы над «Панна Моти» дальше, чем до Ванкувера.

* * *

В середине зимы в замке Херберштайн давали традиционный рождественский благотворительный маскарад, который позже прозвали балом миллиона орхидей. Экзотические обитательницы тропиков были повсюду. Они украшали арки пролетов внутреннего двора, стояли в вазах на старинных комодах, свисали роскошными гирляндами с колонн выстроенного в парке праздничного павильона, окутывали обнаженные плечи дам и дополняли наряды кавалеров. Дело в том, что один из крупных акционеров концерна представлял гильдию цветоводов Земли, и Вернер не смог отказаться от его щедрого предложения украсить замок и костюмы гостей.

Конечно, Туся считала всю эту мишуру бессмысленным расточительством, однако и она не могла не оценить изысканность вкуса и богатство фантазии Мишель, стараниями которой это роскошное убранство создавалось. Графиня пригласила лучших дизайнеров и мастеров голографии, продумала вместе с ними каждую деталь от сервировки до костюмов гостей.

— Понимаешь, все эти богатеи ни за что не раскошелятся, если не увидят, что поручитель фонда надежен и источает успех! — объясняла она Тусе, которая по мере сил тоже помогала в подготовке. — Кроме того, для концерна затраты на этот прием и его освещение в межсети — пустяки в сравнении с прибылью, которую дадут новые контракты и заказы от Совета Содружества! Мы реально сможем помочь людям, которых спасли, если кроме нас они больше никому не нужны, а потом побить змееносцев их же оружием. И ты должна быть неотразима. Хотя бы ради Алекса.

— Я даже не знаю, где он сейчас, — пожаловалась Туся. — Петрович и другие барсы вместе с археологами вернулись, а ему словно запрещено появляться на Земле.

— Не все так трагично, — улыбнулась Мишель, и глаза ее заговорщицки блеснули. — Иди готовься к балу, обещаю, тебя ожидает приятный сюрприз.

Тусе ничего не оставалось, как повиноваться. Хотя она не знала, сможет ли выдержать конкуренцию с графиней, которая в нежно-голубом летящем платье и украшенной терракотовыми цветами роскошной шляпе в стиле Гейнсборо выглядела просто сногсшибательно. Ее окружали десятки успешных и неотразимых мужчин, но Мишель не отходила от Вернера, который буквально купался в лучах ее ослепительной красоты. В синем бархатном камзоле пятнадцатого века и разноцветных чулках граф Херберштайн, казалось, сошел с одного из фамильных портретов, и только украшавшие его причудливый тюрбан орхидеи, такие же, как у жены, напоминали о том, что это лишь иллюзия и игра.

Тусино платье бледно-изумрудного оттенка с высокой талией, дополненное розовой накидкой и яркими цветами, напоминало о блестящей эпохе наполеоновских войн и называлось «Первый бал».

— Так положено! — пояснила Мишель. — Думаю, ты сегодня затмишь всех дебютанток.

Туся не пыталась спорить с многовековой традицией парада невест. Вот только выбор она уже сделала, но ее возлюбленный находился едва ли не в другой галактике. А как было бы здорово, если бы сейчас открылась дверь, и Арсеньев вошел в зал в парадной форме, с нашивками нового звания и в боевых орденах.

Впрочем, Туся понимала, что при его образе жизни это просто невозможно. Одно дело, парад на мостике военного корабля и закрытая встреча с Командующим на Лее, другое — транслируемое в межсети мероприятие.

Какой же сюрприз имела в виду Мишель? Почему нельзя было сказать напрямую? Чувствуя себя едва ли не Маргаритой на балу у Воланда, Туся открыла танцевальную часть вечера рука об руку с Цоца-Цолой. Сильфидский гвельф, похожий на египетскую мумию или стрекозу в тоге, забавно притоптывал длинными тощими ногами, делал странные пассы и сетовал, что из-за непомерной силы тяжести не может показать придворный шик.

Потом Туся еще битый час выслушивала излияния непонятных типов, самым приятным из который оказался Клод, облаченный в белый с золотом камзол и похожий на сказочного принца. Пройдя с Ванкуверской Жанной д`Арк пару туров фигурного вальса, принц испарился, передав свою даму какому-то «корсару» в романтическом костюме с ботфортами, широким шелковым кушаком и бархатной полумаске. Позже выяснилось, что Клод удачно познакомился с одной очень милой девушкой, дочерью академика и члена Совета Содружества. Но Тусе в тот момент было не до него.

— Ты сегодня выглядишь ослепительно, — прозвучал из-под маски голос, который снился ей долгие месяцы разлуки.

— Саша! — не веря своему счастью, выдохнула Туся. — Ты надолго?

— Меня отпустили только до утра, — пояснил Командор, увлекая ее в круг. — Но сейчас я в полном твоем распоряжении.

Едва услышав звуки мелодии, которую Арсеньев наигрывал в доме ее отца, едва почувствовав сквозь тонкую ткань платья прикосновение больших, сильных ладоней, которых ей так не хватало в последние месяцы, Туся словно поднялась к облакам. Отдавшись на волю захлестнувших ее волн ощущений, запахов и звуков, она, казалось, утратила представление о зримом мире.

Исчезло все, что находилось за пределами необоримого круга обнимающих ее рук. Она видела лишь исчерченную шрамами могучую грудь и шею в открытом вороте украшенной неизменными орхидеями романтической рубахи, карие глаза, сияющие сквозь прорези маски, точно звезды в зарослях винограда, и улыбающиеся губы. Украшенный праздничными огнями, наполненный толпами нарядных людей замок превратился в уединенное шале, отрезанное лавиной от окружающего мира. И мягкий, пушистый снег, засыпавший склоны окрестных гор, поддерживал эту иллюзию.

Кажется, Арсеньев подслушал ее мысли.

— Лавину спустить с гор не обещаю, — прошептал он на ухо, обжигая горячим дыханием. — Но уединение гарантирую.

И вправду, у выхода из замка их ждал комфортный снегокат, выполненный в виде старинных крытых саней с сидениями, отделанными пушистым мехом. Арсеньев продиктовал навигатору автопилота название выбранного шале и привлек Тусю к себе, не в силах сдерживаться. Почти, как тогда на буксире, он требовательно и страстно обнимал губами ее губы, покрывал поцелуями шею и грудь, зарывался лицом в распущенные волосы, вдыхая их аромат, смешанный с запахом орхидей. Его руки гладили ее плечи, скользили вдоль туловища, спускаясь к бедрам в сладком предвкушении.

Туся поначалу даже немного испугалась. В их отношениях она пока не знала ничего, кроме нежных, невинных поцелуев на Лее. Арсеньев тогда еще не восстановился, да и ее берег, а другого опыта общения с мужчинами она не имела. Потом почувствовала, как по телу пробегает огонь, и отозвалась на ласку, точно скрипка, которая повинуется движениям смычка, извлекающего из струн и головокружительные пассажи и трепетные звуки кантилены.

Не зная, как лучше выразить свою любовь, она прижималась губами к его груди там, где не так уж давно зашивала раны от плетей и осколков, ерошила короткие волосы на затылке. Сейчас она почти молила продолжать до самого конца, до полного освобождения. И снегокат летел через начинавшуюся метель, приближая эти мгновения.

Однако, где-то на половине пути до шале, когда оба довели друг друга ласками почти до исступления, хотя не успели перейти грань, в салоне раздался резкий и требовательный сигнал коммуникатора, устройства, которое всем барсам предписывалось носить, не снимая, чтобы командование всегда имело с ними связь. Сейчас этот надоедливый дребезжащий звонок звучал голосом злого рока.

Дело было действительно срочное, ибо на связь вышел сам Командующий.

— Капитан второго ранга Арсеньев, Вам предписано срочно прибыть по месту назначения.

Междометие, сорвавшиеся с уст Командора, Туся слышала от него разве только в пылу самого жаркого боя.

— Вы же отпустили меня до утра! — не по уставу попытался он усовестить начальство, хотя понимал, что возражать бесполезно.

— Обстоятельства изменились. Связной не может ждать, — сочувственно глянул на него Командующий, в то время, как снегокат, маршрут которого изменили извне, разворачивался в сторону замка.

— Ну, что тут будешь делать! — Арсеньева просто трясло. — Впервые встретить женщину, с которой хотел бы пройти по жизни, и не иметь возможности провести с ней хотя бы ночь!

— Я могу поехать с тобой в космопорт, — потянулась к нему Туся.

— Как ты себе это представляешь? — Арсеньев глянул на нее с сожалением. — Ты теперь мега звезда, каждый твой шаг отслеживает пресса. А я, когда собирался на этот бал, долго колебался, выбирая между доспехами Командора с закрытым забралом и балаклавой спецназовца двадцатого века.

— Может быть, это к даже к лучшему, — попыталась утешить его Туся, хотя понимала, что говорит полную чушь. — У тебя будет стимул вернуться. Я обязательно дождусь тебя. Если хочешь даже стану жить затворницей в покоях этого замка, словно невеста крестоносца, считая дни до твоего возвращения.

— Знаешь, насчет замка требовать, конечно, не стану, — Арсеньев глянул на нее обеспокоенно и серьезно. — Но все же будь осторожна. Земля не такое безопасное место, как может показаться на первый взгляд.

(обратно)

IV

И потянулись долгие дни ожидания. Это только в книгах месяцы и даже годы укладываются в одну фразу. Туся считала не годы и месяцы, а недели, дни и даже часы, не зная покоя, не находя себе места. Отсутствие новостей от Арсеньева угнетало и вымораживало, как наркоз. Она не только не имела возможности с ним поговорить, но даже не представляла, где сейчас он. Вернер что-то говорил про какой-то окраинный мир, в котором была зафиксирована первая вспышка эпидемии, но Туся не верила ни единому его слову.

Особенно тревожило ее, что барсы его группы и Савенков с Минамото по-прежнему находились на Земле, честно отгуливая положенный им отпуск. Капитан Такеши занимался лечением матери, потом они с госпожой Комако и сыном навещали многочисленную родню в Осаке. Семен Савенков сделал предложение руки и сердца сеньоре Эстении и теперь присматривал для разросшегося семейства дом на Трубеже под Рязанью. Петрович и Слава ему помогали.

Туся искренне радовалась за верных боевых товарищей, но после встреч с ними все равно плакала в подушку: им с Командором не дали даже ночи. И какое она имела право его в этом упрекать.

— Я понимаю, с Сашей нелегко, — как могла утешала ее Ольга Викторовна. — С ним всегда было непросто. Представь, что мы пережили десять лет назад, когда он оказался в плену у змееносцев! Он безжалостен к себе и не понимает, что попутно ранит тех, кто рядом. Но его не изменить, и с этим приходится мириться.

Андрей Ильич и особенно Ольга Викторовна уговаривали Тусю остаться жить у них. Но, приняв у студентов экзамены, оба вновь улетели на раскопки, и в просторном, светлом доме, в котором стеллажи со старинными, еще печатными книгами соседствовали с витринами, наполненными различными редкостями, сделалось неуютно. Впрочем, Туся и в замке Херберштайн не стала задерживаться, при первой же возможности перебравшись в кампус.

Оформив все необходимые документы, Туся продолжила учебу. Работу в госпитале в военно-полевых условиях ей зачли в качестве практики и без экзаменов перевели на третий курс. Учеба шла спокойно и хорошо, временами слишком гладко, по мнению некоторых однокурсников, считавших Тусины успехи результатом протекции, а ее саму — выскочкой и зазнайкой.

Но что поделать, если даже имевшие изрядный опыт преподаватели терялись, когда она описывала операции, на которых ассистировала в госпитале имени Дина Крейга. При этом Туся бы с удовольствием не получала опыта экстремальной хирургии без длительной диагностики, на оборудовании, грозящем выйти из строя из-за перебоев с энергоснабжением, под постоянными обстрелами. А уж про операцию на легочной артерии Сергея Савенкова она предпочитала просто молчать, ибо никто бы не поверил, что такое возможно.

В конце концов, по хирургии ей еще в начале семестра поставили экзамен автоматом, посоветовав посвятить освободившееся время освоению современных методов лечения, а также фундаментальным дисциплинам. Туся штудировала химию и фармакологию, а генную инженерию и весь раздел эпидемиологии предпочла изучать в научном центре концерна Херберштайн, где могла не только освоить новейшие методики исследования на самом современном оборудовании, но и поработать с материалами отца, а также узнать хоть какие-то обрывки новостей о поисках Арсеньева.

В лаборатории она часто встречалась с Клодом. Несмотря на все возражения, молодого барса оставили на Земле учиться.

— Война с Альянсом продлится еще не один год, — утешал расстроенного воспитанника Вернер. — На твой век хватит. Погеройствовал немного, пора и за ум браться.

— Учись, малец! — увещевал Клода Петрович. — Не для того мы с Саней тебя из дока вытаскивали, чтобы ты пушечным мясом остался.

Клод ослушаться не посмел и в гранит науки вгрызался с усердием проходческого щита, штудируя теорию и нарабатывая практику с таким же рвением, с каким на Ванкувере уничтожал ненавистных врагов. Тем более, что праздно шататься и квасить с сокурсниками он не имел никакого желания. Парни из университета его, конечно, уважали, но откровенно побаивались. Особенно после того, как он чисто на рефлексах отправил кувыркаться вверх тормашками двоих здоровых молодцев, решивших проверить быстроту его реакции.

— Я предупреждал их, не лезьте, — досадовал Клод. — Я же могу невзначай и шею сломать.

Девушки смотрели на молодого героя с интересом, просили Тусю познакомить. Та лишь разводила руками: сердце Клода было уже занято.

Для него и Наташи Серебрянниковой, так звали дочь члена Совета, с которой он познакомился на балу, продолжением вечера в замке Херберштайн стала ночь в шале, положившая начало бурному роману. Влюбленный по уши Клод не мог взгляда отвести от своей избранницы и в буквальном смысле носил ее на руках, благо она не отличалась высоким ростом и своей хрупкой изысканной красотой походила на экзотический цветок.

Наташа же его просто боготворила, считая настоящим героем. Когда Клод был занят в университете или лаборатории, она могла часами расспрашивать Тусю, с которой в кампусе делила одну комнату, о его предпочтениях и привычках. Или просила в десятый если не в сотый раз в мельчайших подробностях повторить историю штурма института Энергетики и освобождения пленников Корпорации.

— Мой отец еще до начала противостояния несколько раз вносил в совет законопроекты по ограничению деятельности «Панна Моти», — словно оправдываясь, объясняла она, — но Совет их отверг, толком не рассмотрев, ибо сотрудничество со змееносцами приносило взаимную выгоду, и на то, чем пахнут деньги Корпорации, наши чиновники предпочитали внимания не обращать. Когда же в Совете спохватились, было уже поздно. Оставалось только вводить войска.

Как примерная студентка исторического факультета, Наташа внимательно следила за ходом конфликта на Ванкувере и в отличие от журналистов или Тусиных однокурсниц понимала, что война — это не только подвиги и приключения, но кровь, грязь и боль. Причем о грязи она знала не понаслышке, ибо на занятиях исторической реконструкции ей случалось по нескольку месяцев жить в палатках под проливным дождем в условиях, приближенных к быту раннего средневековья.

— Только почувствовав на своей шкуре все «прелести» традиционного уклада, — объясняла она целесообразность таких добровольных неудобств, — начинаешь понимать и уважать людей, которые в условиях постоянной борьбы за выживание ухитрялись мыслить, творить, создавать выдающиеся произведения искусства. Как говорит мой отец, основная цель реконструкции, как и всей исторической науки — познание себя и своего времени через опыт прошлого. А красоваться в причудливых нарядах или махать мечом может любой дурак.

Наташа, впрочем, сама неплохо фехтовала. А уж когда она мчалась на лошади во весь опор, у Туси замирало от ужаса сердце, а Клод просто млел. Тем более, что вечером, позаботившись о лихом скакуне и смыв едкий лошадиный пот, его возлюбленная преображалась в заботливую хозяюшку, способную из будничного обеда создать изысканное пиршество. Ее мать была родом из Прованса, где веками сохраняли секреты высокой кухни и уважение к национальной культуре. Поэтому помимо межъязыка и нескольких мертвых наречий Наташа свободно говорила и по-русски, и по-французски, чем, конечно, несказанно радовала возлюбленного. Клод был настолько покорен и очарован, что спустя всего месяц после начала их отношений настоял на знакомстве с родителями и попросил руки своей избранницы.

Академик Серебрянников, кстати, известный космический археолог и соратник Арсеньева-старшего, конечно, не ожидал, что его дочь задумается о таком серьезном шаге, едва поступив в университет, да еще выберет в мужья ровесника. Однако пообщавшись с Клодом, изучив его послужной список, увидев количество наград, решил, что парень выгодно отличается от молодых оболтусов из окружения дочери и возражать против брака не стал. Мишель и Вернер тоже сочли, что их подопечному семейные заботы пойдут только на пользу.

— Ну вот, а ты оставаться не хотел, — улыбался Вернер. — Если до лета не передумаешь, глядишь, и две свадьбы сразу сыграем. Надеюсь, Алекс к этому времени уже вернется. А то как-то не по уставу лезть поперед командира.

— Да уж, он, пожалуй, передумает! — довольно провел по усам Петрович, словно смахивая с них крошки предстоящего застолья. — Наш малыш если что решил, то сразу в омут с головой, — добавил он, сравнивая женитьбу с безумным броском под винты буксира.

— Не знаю насчет омута, а головы тут по моему разумению нету, — посетовал Слава, искренне недоумевавший, как можно так рано и на корню загубить свою молодость.

— Вот дает! — в один голос удивились Дин и Пабло, — Хоть бы с друзьями опытом поделился, как с такой скоростью девчонок кадрить.

Клод и в самом деле словно торопился жить, пытаясь между витками противостояния с кровным врагом охватить все стороны мирной нормальной жизни.

— Может быть, он хоть от мести своей откажется, — выражала надежду Мишель.

Туся с некоторой горечью подумала, что Командор бы не отказался, а Клод в таких вещах ему подражал. Другое дело, что Феликс, а вместе с ним и Галка словно в черную дыру провалились. По каким только каналам не пытались получить о них сведения Цоца-Цола и Вернер, никаких следов обнаружить не удалось.

— Если они все еще живы, в чем я почти не сомневаюсь, — успокаивал Тусю граф Херберштайн, — то наверняка находятся на одной из планет Рас-Альхага, могу даже предположить какой.

— Не нравится мне все это! — сердито топорщил усы Петрович. — Затаился, стервец, явно какую-то очередную пакость замышляет, — имея в виду Феликса, добавлял он. — А мы мало того, что Сане не можем помочь, так еще и девочку нашу на этой раздолбайской Земле оставляем. Нас-то самих вот-вот куда-нибудь на внешнюю границу зашлют, чтобы на Земле не маячили и тайные делишки со змееносцами обделывать не мешали!

— Мы с Клодом не дадим Маргариту в обиду, — со всей возможной убедительностью заверил старшину Вернер. — К тому же тут и кроме нас, есть кому о ней позаботиться, я принял меры. Особенно если на горизонте появится Феликс.

— И все-таки зря мы ее отдали на растерзание этих собак из межсети, — недовольно ворчал Петрович.

— Командор говорил Пабло, что не стоит выкладывать трансляцию штурма офиса Корпорации в сеть, — вздохнул Клод. — Никто ж не надеялся, что мы выберемся оттуда живыми.

— И все же я не понимаю, что Феликсу от меня еще нужно? — недоумевала Туся. — Все результаты исследований двенадцатилетней давности обнародованы, он с самого начала имел к любым материалам доступ, и с этих пор ничего не изменилось. Вернер же все в этот раз проверил.

В самом деле, граф Херберштайн, пока наблюдал за выздоровлением своих неожиданных пациентов на Лее, сделал все необходимые замеры, проверив образцы тканей Туси и Командора на генетическом и даже атомарном уровне. Ничего нового тут обнаружить не удалось. Что же касалось Тусиных способностей, то после рывка на платформу и помощи Командору во время перехода сквозь червоточину в ней будто что-то перегорело.

Она не только напрочь разучилась передвигать даже простые и легкие предметы вроде карандашей и мячиков для пинг-понга, но и утратила способность проникать в сознание других людей.

Туся вновь почувствовала, как на глаза наворачиваются непрошенные слезы. Мыслями она вновь перенеслась в уютный полумрак каюты на Лее, на которую она бы сейчас с радостью променяла все дворцы и замки Земли. Они с Командором тогда тоже много говорили о вакцине, вызванных ею мутациях, а также о безуспешных попытках Туси пробудить к жизни или наоборот обуздать ее способности.

— Вот этой своей непредсказуемостью ты и сводишь меня с ума! — обнадеживающе улыбался ей Арсеньев, привлекая к себе и зарываясь лицом в ее растрепавшиеся волосы. — Никогда не знаешь, что от тебя ожидать! Сначала ты выглядишь нормальной испуганной девчонкой, которую надо спасать, защищать, таскать на руках даже через небольшие препятствия, а в следующий миг изменяешь законы гравитации, силой мысли находишь людей под завалами, а потом и вовсе перетаскиваешь из рушащегося здания десяток бойцов.

— Но что, если все эти чудеса уже в прошлом? — на миг высвобождаясь из объятий, с мольбой глянула на него Туся, которая с одной стороны радовалась возвращению к нормальной жизни, с другой — ощущала освобождение от непонятных дарований едва ли не как инвалидность.

— А это разве смертельно? — угадав ее настроение, нашел губами ее губы Командор. — Или тебе обидно, что я теперь могу читать твои мысли, а ты мои нет?

— Мне просто неприятно, что за такие слова я не могу с расстояния запустить в тебя чем-то тяжелым, — не осталась в долгу Туся.

Впрочем, шутки шутками, а оба отлично понимали, что о ее пробудившихся способностях вполне мог быть осведомлен и Феликс, который много лет назад видел ее удивительный прыжок с дорожки сада на балкон. Что если он намеревался проводить эксперименты с ее мутировавшими клетками для создания неких универсальных солдат?

— Это вряд ли, — успокоил ее Арсеньев. — Ни один здравомыслящий командир не станет использовать оружие, которое нельзя полностью контролировать, поскольку оно стреляет, когда ему заблагорассудится. К тому же не следует забывать, что в элитных войсках Альянса служат их знаменитые нелюди или асуры, которые тоже по слухам наделены какими-то невероятными способностями. Кроме того, мутации и прочие отклонения проявились далеко не у всех привитых первой серией вакцины.

Теперь, спустя несколько месяцев этот вопрос еще раз задали уже Клод и Вернер.

— Может быть, все дело в сестре? — предположил Клод. — Что если именно геном семьи Усольцевых в соприкосновении с вакциной дает какие-то новые, неожиданные результаты?

— Галка не участвовала в испытаниях, — с сомнением покачал головой граф Херберштайн. — Также, как и Феликс, который даже справки какие-то липовые принес.

— Но Галка, да и Феликс тоже, сделали прививки, едва только первая серия вакцины прошла сертификацию, — напомнила Туся. — Я хорошо помню, как сестра в те дни постоянно носилась с градусником, ежечасно измеряя температуру, или торчала перед зеркалом, считала волоски на расческе. Все боялась облысеть.

— В таком случае, версия насчет сестры не лишена здравого смысла, — задумался Вернер.

Перед глазами Туси на несколько мгновений возникла очередная странная картина. Она увидела Командора, облаченного в памятный по офису Корпорации костюм бактериологической защиты и склонившегося над микроскопом в окружении пробирок и стекол с образцами тканей. За соседним столом работала Галка. Туся не могла увидеть ее лица, но точно знала, что это она. Когда Арсеньев углублялся в работу, сестра бросала на него короткие, внимательные взгляды, особенно, когда Командор поворачивался к ней спиной.

Туся понимала, что Галка не могла узнать его лица. После провала в Новом Гавре для продолжения работы в разведке Арсеньев изменил внешность до неузнаваемости. Даже Ольга Викторовна с Андреем Ильичом делились, как им трудно было привыкнуть к новому облику сына. Другое дело, что Галка, которая знала Арсеньева с самого детства, как и прочие достаточно близкие к нему люди, могла, вероятно, опознать Командора и со спины. Относился ли к таковым Феликс, Туся не знала, и от того ей становилось страшно.

Не прибавляло спокойствия и место, в котором должна была состояться эта предполагаемая встреча избранника и сестры. Судя по виду костюмов и оборудования, лаборатория принадлежала корпорации «Панна Моти» и располагалась в одном из окраинных миров или на планетах Рас Альхага. Неужто Галка обреталась и в самом деле там? Но в таком случае, где находился Феликс?

Туся вновь и вновь прокручивала в голове последние дни в госпитале Дина Крейга. В ужасе бомбежек и бесконечном потоке раненых и умирающих она почти не замечала, с кем и когда общалась сестра. Галка обычно не считала нужным делиться своими планами. Только постоянно изводила бесконечными жалобами и сетованиями на судьбу. А уж когда началась война, эта ее заунывная песня о том, как бы хорошо они могли устроиться если бы да кабы, и вовсе сделалась невыносимой. При этом Галка не торопилась уезжать. Даже в те дни, когда эвакуация еще не стала процедурой смертельно опасной.

— Возможно, Галина сама по старой памяти попросила помощи у Феликса, и тот не стал отказываться, — предположил как-то Командор, когда они точно два опустошенных аккумулятора, лежали в каюте на Лее.

— Но Галка же знала, что Феликс работает на Альянс, — возразила Туся, которая не могла поверить в предательство сестры. — Неужто она не понимала, чем это грозит?

— Я скорее предполагаю, что Феликс сам ее разыскал, — соглашался Арсеньев. — При этом он знал наверняка, что для уговоров ему не потребуется отряд отборных головорезов.

— Клод припоминал, что Галка в последний раз, когда он видел ее в районе Космопорта, выглядела напуганной, — страдальчески всхлипывала Туся. — Неужто нельзя было ее как-то отбить?

— Даже если бы Клоду повезло справиться с Феликсом, который без охраны обычно не ходит, у него бы на хвосте повис весь легион, — сумрачно пояснил Арсеньев. — Малыш и так со своими рейдами по тылам едва не поставил на грань провала все наше задание. А с твоей сестрой он бы просто угодил прямиком в Карантин.

— А потом бы выяснилось, что Галка все это время сотрудничала с Корпорацией, — переходя из крайности в крайность, вздохнула Туся.

— Это действительно не исключено, — с сочувствием глянул на нее Командор. — Поэтому вдвойне важно ее разыскать и все выяснить.

И вот теперь, когда Арсеньев находился в самом логове беспощадного врага, Тусю посещали видения одно страшней другого. Опять неотступным кошмаром являлись ряды аквариумов, и Галка находилась внутри. Но уже через миг картинка менялась, снова бросая в холодный пот. Сестра, опознав Арсеньева, свидетельствовала против него на суде. Даже не суде, а отвратительном фарсе, устроенном змееносцами в попытке доказать свое превосходство. Туся не знала, были ли эти обрывки воспоминаний о будущем звеньями одной цепи или показывали выбор, стоявший перед сестрой. А ведь где-то неподалеку затаился недоступный ее мысленному взору Феликс.

Мишель, Туся, Клод, Наташа Серебряникова, Командор, Петрович, Феликс, Галка.

(обратно)

V

— Ты совершенно напрасно себя изводишь, — успокаивал Тусю Клод. — При всем уважении к твоим дарованиям, ты можешь припомнить какие-то твои видения из будущего, которые уже стали реальностью?

Туся виновато пожимала плечами, ибо ничего существенного вспомнить не могла. Приснившиеся перед экзаменом билеты и угаданные подарки были не в счет.

— Будущее — это настолько тонкая материя, что любые прогнозы можно делать только с оглядкой на теорию вероятности, — опираясь на научные аргументы, вторила жениху Наташа Серебрянникова. — Не просто же так все предсказания оракулов древности более чем туманны, а перемещения во времени так и остались мечтой.

— Если бы существовала такая возможность, — вздохнула Туся, — я бы, не задумываясь, переместилась по ленте времени в день возвращения Командора.

— Наташа скорее всего последовала бы за тобой, — с обожанием глянув на невесту, пошутил Клод. — Ибо она ждет его возвращения с таким нетерпением, что я уже начинаю ревновать.

— Я просто мечтаю о красивом свадебном торжестве, — легонько щелкнув жениха по носу, пояснила Наташа. — Но пока я даже еще не выбрала платье.

Она и в самом деле часами штудировала модные журналы разных эпох в попытке отыскать идеал. Выбор осложнялся тем, что на ее изящной фигурке одинаково хорошо смотрелся и тяжелый кринолин, и летящие складки античной туники, и измышления современных дизайнеров, которые, правда приходилось корректировать с учетом небольшого роста. Туся временами тоже включалась в эту игру, хоть немного отвлекавшую от тревожных мыслей. Впрочем, любая попытка представить, какой же именно наряд пришелся бы по вкусу Арсеньеву, заставляла ее сердце сжиматься в тревоге и тоске.

И совсем в тему ее переживаний и Наташиных предсвадебных хлопот оказалось приглашение на два спектакля знаменитого Зальцбургского фестиваля^[7]. Музыка Моцарта, да еще и в живом акустическом звучании сама по себе являлась настоящим подарком, особенно два его оперных шедевра: «Свадьба Фигаро»^[8] и «Похищение из Сераля»^[9]. А уж сознание того, что за дирижерским пультом будет стоять не просто замечательный музыкант, но и хороший друг, а вернее, испытанный боевой товарищ, наполняло сердце радостью, делая ожидание еще более приятным.

Надо сказать, что Сережа Савенков оказался тем редким счастливчиком, для которого ранение, несовместимое с продолжением службы военного радиста, не только не сломало жизнь, но дало шанс вновь проявить себя в основной профессии.

— Обидно, конечно, что освобождение Ванкувера увижу не с переднего края фронта и не из рубки боевого корабля, — делился он с товарищами, регулярно навещавшими его и на Лее, и на Земле. — К тому же с отцом и ребятами жаль расставаться. Но со мной остается музыка, а это, согласитесь, немало.

— За скрипку Амати^[10] ты уже поквитался, — напоминал раненому товарищу Арсеньев, намекая на успех в освобождении пленников и важность данных, которые в институте Эпидемиологии успел передать радист. — Теперь стоит продолжить дело жизни ее владельца. В память о нем и о тех, чья песня уже никогда не прозвучит.

Сережа старался следовать этому завету. Еще в госпитале он начал заниматься, постепенно восстанавливая форму, разучивал новые партитуры, изучал записи ведущих мастеров, чтобы выйти к оркестру не с пустыми руками. Тем более, предложения были одно заманчивее другого.

— Я понимаю, что я пока интересен антрепренерам, прежде всего, как герой войны, человек, о котором рассказывали в межсети, — рефлексировал он.

— Теперь у тебя есть шанс доказать, что и как музыкант ты стоишь не меньше! — в один голос убеждали его Вернер и отец.

Дирижерский дебют Сергея в Солнечной Системе состоялся на памятном балу миллиона орхидей, и уже через пару месяцев его имя прочно утвердилось на афишах несмотря на то, что конкуренция среди музыкантов была достаточно высока. Европейская и восточноазиатская элита почти не признавала электронного звучания, не жалея спонсорских взносов на поддержку оркестровых и хоровых коллективов. Поэтому приглашение на один из старейших в Европе Зальцбургский фестиваль являлось не просто большой удачей, но признанием дарования, куда более весомым, нежели победа на любых конкурсах.

— Я гожусь тобой, сын! — улыбался Семен Савенков, вспоминая, что им всем пришлось пережить в страшные дни, когда Сергей находился между жизнью и смертью.

— Жалко, что не сможем присутствовать на твоем триумфе, — вторили ему Пабло и Дин, которые так же, как и Семен Александрович, получили, наконец, новое назначение и со дня на день ждали приказа. — Ну, ничего, Клод нам потом расскажет.

— Я передам вам запись, — улыбался Сергей, который точно знал, что для отца и друзей ценность представляет только гром аплодисментов после спектакля.

— Я постараюсь его морально поддержать, — пообещала сеньора Эстениа. — Мы постараемся, — улыбнулась она, поглаживая заметно округлившийся живот.

К осени она обещала порадовать Савенкова-старшего еще одним сыном.

— Еще неизвестно, кому кого поддерживать придется, — вздохнул Пабло, который опять переживал за мать.

— Все будет хорошо, — лучезарно улыбаясь, успокаивала его сеньора Эстениа. — Я всегда мечтала об еще одном ребенке, но твой отец был против.

— А я наоборот когда-то хотел попросить у мамы братика, — печально улыбнулся Сережа Савенков. — Но она не успела.

— Зато теперь у тебя есть возможность исполнять для брата колыбельные силами целого оркестра, — похлопал его по плечу отец. — Берегите друг друга, — напутствовал он остающихся на Земле жену и сына, силясь заключить в объятья всю свою заметно разросшуюся семью.

— Возвращайтесь поскорее! — с мольбой смотрела на мужа и сына сеньора Эстениа.

— Жизнь — удивительная штука и подкидывает нам самые невероятные сюрпризы, — делилась она с Мишель. — Раньше я с ума сходила в разлуке с моим Паблито. А теперь приходится находить где-то силы, чтобы волноваться за пятерых. Сережа, конечно, очень милый мальчик, такой внимательный, чуткий. Но о себе он не печется совсем! То лекарство забудет принять, то на время визита к врачу репетицию назначит. Была бы его воля, он бы не ел, не спал, а только бы своей музыкой занимался. Прямо один в один мой Пабло, которого из межсети приходится пинками выгонять.

— Самое главное, что занятия идут впрок, — успокаивала подругу Мишель. — А таланты получили признание.

Туся не могла не согласиться с графиней. Если способности Пабло она сумела оценить еще на Ванкувере, то знакомство с дирижерским искусством Сергея, состоявшееся уже здесь на Земле, не оставило никаких сомнений в том, что его гибель стала бы серьезной утратой для музыкального искусства. Парень обладал ярким дарованием и не только демонстрировал отточенное изящество жеста, но и увлекал своей идеей других, в ходе репетиций добиваясь идеального выверенного звучания.

Даже избалованные музыкальные критики говорили о нем, как об одном из лучших современных интерпретаторов венских классиков^[11]. И на фестивале в Зальцбурге свои лучшие качества Сергей собирался продемонстрировать. Из двух опер Туся, конечно, лучше знала «Свадьбу Фигаро», которую еще в детстве слушала с отцом и прабабушкой в Большом, а потом еще несколько раз на Ванкувере в исполнении как местной труппы, так и гастролировавших там коллективов. Однако насладиться музыкой и по достоинству оценить искусство дирижера ей не дали.

Рядом с ней сидели Мартин с невестой и Макрибун с обеими женами. Хотя оба барса и их спутницы бурно аплодировали после каждого номера, весь спектакль они пытались узнать, когда же герои прекратят свои завывания и перейдут на нормальную речь. На другом ряду Наташа объясняла Клоду что-то про феодальное право первой ночи и борьбу третьего сословия за свои права. И все это шушуканье к тому же перемежалось умильными вздохами Мишель и сеньоры Эстении:

— Ах, какой замечательный мальчик.

Туся не возражала, однако ей все же хотелось не только разглядеть Сережу, в строгом старомодном костюме немного похожего на пингвина, но и услышать Моцарта.

Такая возможность представилась во время следующего спектакля, на который их компания отправилась уже в сокращенном составе. Макрибун и Мартин прийти не смогли, так как у одного было очередное собеседование и подписание основных документов в его горнодобывающей кампании, у другого — визит к протезисту. Имплантированная конечность приживалась в штатном режиме, но для полного успеха не следовало пускать лечение на самотек. Сеньору Эстению и Мишель вызвали по делам приюта. Клод с утра тоже сдавал какой-то экзамен, но к началу спектакля он все же успел вернуться в Зальцбург.

Заняв свое место в партере, Наташа по обыкновению начала лекцию об общественном устройстве Османской империи и иерархии жен в султанском гареме, помешав Тусе прослушать увертюру. Однако, увидев сцену, испуганно замолчала.

Режиссер-авангардист решил осовременить постановку и перенес действие на разгромленный Ванкувер и далее в окраинные миры и на планеты Альянса. При этом испанский гранд Бельмонт и его друг Педрилло носили броню подразделения «Барс», прекрасная Констанца и ее подруга Блондхен бежали от войны, но по пути оказались захвачены коварными пиратами, предводителем которых был злокозненный Осмин. А турецкий паша Селим представал в облике экзотического, но благородного правителя некоего окраинного мира.

— Это что за хрень? Где они среди барсов видели таких нытиков? — едва прослушав выходную арию главного героя, в которой тот изливал свою тоску по возлюбленной, не мог скрыть возмущения Клод. — А как он оружие держит? Он же целится себе в живот. И почему эти так называемые барсы круглосуточно разгуливают в броне, словно на боевом задании? Их же любой дурак раскроет. И этот Осмин туда же. Интересно, где он снаряжением «Кобры» разжился? С бою, как мы, взял? Его же просто так даже на черном рынке не приобрести. Зачем Серега вообще согласился дирижировать этим балаганом? Это же какая-то неправдоподобная туфта, а не спектакль! И сюжет совершенно дурацкий.

Хотя Туся и сама не являлась сторонницей различного рода авангардных переосмыслений, она попыталась объяснить боевому товарищу, что постановку осуществляет режиссер, а Сергей только дирижирует музыкой, которая прекрасна.

— Понимаешь — это же опера! И это искусство условное, — поддержала Тусю Наташа. — Кроме того, ты же сам рассказывал, что вам приходилось охранять конвои с беженцами не только от кораблей змееносцев, но и от пиратских армад. Да и Семен Александрович с Дином живописали, как им еще в мирные времена приходилось от различных бандитов отбиваться. Так что режиссер почти попал в струю, попытался придать Моцарту еще большую актуальность.

Туся подумала, что Моцарт актуален во все времена и без режиссерских вывертов, а Клод еще больше нахмурился.

— Я бы ни при каких условиях не допустил, чтобы моя невеста оказалась в руках у пиратов и попала в гарем владыки окраинного мира, — горячо заверил он Наташу, найдя в полумраке зала ее губы. — Да и не верю я как-то в благородство этих окраинных владык!

Впрочем, насчет актуальности Наташа была права: до начала противостояния Содружества и Альянса тема пиратства поднималась на заседании Ассамблеи Межгалактического Совета едва ли не каждый месяц. Пираты окраинных миров в последние годы обнаглели до такой степени, что нападали не только на торговые караваны и пассажирские лайнеры, но и на военные корабли.

Крупные и ответственные перевозчики вынуждены были повышать стоимость своих услуг из-за необходимости выделять значительные средства на обеспечение безопасности. Страховые компании несли колоссальные убытки, ибо выплаты потерпевшим и семьям похищенных едва ли не превышали прибыль от продажи полисов. Во многих мирах пиратство каралось смертной казнью. Звездолеты без опознавательных знаков безжалостно уничтожались, искатели легкой наживы гибли тысячами.

И все равно собранные из непонятного металлолома разномастные корабли продолжали бороздить просторы галактики. Ибо преступный бизнес приносил немалый доход, а пиратские боссы имели надежного покровителя в виде корпорации «Панна Моти».

С первых лет после открытия «вакцины смерти» и начала производства Зеленого Жемчуга между пиратами и воротилами Альянса был заключен негласный договор: змееносцы покровительствовали пиратам, те в ответ исправно поставляли на фабрики Корпорации пленников из числа тех, кого нельзя было продать в бордели и гаремы окраинных миров. Более того, до Туси доходили смутные слухи о том, что в качестве своеобразной платы за спокойствие торговых путей в подконтрольных Рас-Альхагу мирах, змееносцы отдавали пиратам молодых, красивых женщин и юношей для продажи в бордели и гаремы. Будущий живой товар сортировали еще на стадии вакцинации, чтобы затем из карантинных зон переправлять на пиратские суда.

Перед Тусиным взором почему-то промелькнуло знакомое по Славиным видениям лицо Ленки Лариной. Девушка сидела в забранной частой решеткой, холодной и душной клетке в трюме пиратского корабля. Из ржавого крана где-то в коридоре заунывно капала вода, кое-как закрепленные под потолком лампы мерцали от перепадов напряжения, а старая проводка на противоположной стене дымилась и искрила.

Пленница дрожала от холода, при этом у нее кружилась голова от вредных испарений и очень хотелось пить. И все же эти неудобства не шли ни в какое сравнение с тем ужасом, который в ней вызвал гулко разнесшийся по пустому коридору звук тяжелых и властных шагов. В проеме решетчатой двери возник высокий крепкий мужчина в неопрятном камуфляже без опознавательных знаков и с лазерной плетью в руках. Заскорузлые от крови пальцы с наслаждением скребли рыжую шерсть на груди, проглядывающую сквозь засаленный ворот распахнутой куртки. В колючей рыжей бороде пряталась кривая ухмылка. Потом он наклонился, и в лицо пленницы оценивающим, равнодушным взглядом глянули стальные безжалостные глаза.

Тусе сделалось не по себе. Она поняла, что это вовсе не Ленка, о судьбе которой она ничего не знала, да и не могла знать, а она сама сидит в клетке, словно под электронным микроскопом препарируемая тяжелым взглядом пирата…

— Что с тобой? Тебя аж холодный пот прошиб. Ты не заболела? — участливо наклонилась к ней Наташа.

— Все в порядке, — пересохшим ртом прошептала Туся, судорожно вдыхая напоенный тонкими ароматами дорогих духов, кондиционированный воздух, и пытаясь стряхнуть наваждение.

Она все еще сидела в зале, где звучала музыка Моцарта. Сережа Савенков сегодня, кажется, превзошел многих мастеров прошлого. Оркестр под его управлением звучал, как единый организм, в дивных, жизнеутверждающих звуках передавая малейшие оттенки переживаний молодых героев. В условно прекрасном мире гения венского классицизма нежная Констанца и неунывающая Блондхен томились в разлуке с любимыми, отважный Бельмонт и предприимчивый Педрилло вынашивали планы спасения, а коварный Осмин плел свои козни.

Вот только происходящее на сцене, те образы, которые вызвал к жизни режиссер, выступали контрастом молодому задору и светлым, немного игривым интонациям веселого зингшпиля^[12], написанного задолго до сороковой симфонии, «Дон Жуана» и «Реквиема». Моцарт представлял сералем дом родителей своей невесты Констанцы, а в образе Осмина видел едва ли не собственного отца, не дававшего согласие на брак. И конечно же, у его героев все благополучно разрешилось, и даже неудавшийся побег не стал препятствием для воссоединения.

Туся снова увидела рыжебородого пирата. Склонившись с лазерным бичом над беззащитной пленницей, он оглушительно ревел, каждое слово сопровождая ударом:

— Я уничтожу тебя, тварь! Ты предала меня! Сейчас же отвечай, кому ты передала наши координаты? Отвечай немедленно! Я тебе все пальцы переломаю! Я выдавлю твои глаза, расплющу твою голову, как орех, чтобы ты уже никогда даже по нейронной связи не могла выходить в межсеть!

Истерзанная женская фигура, пытающаяся вжаться в грязный, заплеванный пол, выглядела размытой, но Туся нутром ощущала боль и ужас незнакомки, к которым примешивались упорство, твердое намерение держаться до конца и насмешливое удовлетворение от выполненного долга.

Тусе захотелось разрыдаться от боли и бессилия. Она знала, что в ее силах помочь, но не могла сообразить, как это сделать. Тем более, разобрать, где и, главное, когда происходила сцена истязания: в настоящем, будущем или прошлом не представлялось никакой возможности. Ей мучительно захотелось, чтобы рядом оказался Командор. Уж он-то нашел бы способ проучить негодяя, уж он бы сумел его отыскать.

Туся увидела охваченный пламенем пиратский корабль, и барсов группы Арсеньева, которые в абордажном бою отстаивали свободу и спокойствие пассажиров корабля с опознавательными знаками Содружества.

После спектакля Сережа Савенков, которого взыскательная публика принимала с большой теплотой и буквально утопила в овациях и цветах, пригласил друзей на пресс-конференцию и банкет.

Журналисты и музыкальные критики в один голос превозносили безупречный вкус и чувство стиля молодого дирижера, отмечали его умение работать с таким хрупким материалом, каким являлась музыка Моцарта. И конечно же все удивлялись, каким образом в жутком горниле войны ему удалось сохранить душевную чистоту, тонкость и эмоциональную отзывчивость.

— Отзывчивость меня и привела на борт боевого корабля, — слегка покраснев, скромно улыбался Сережа. — Когда на твоих глазах нелюди убивают людей, только законченный зачерствелый эгоист останется в стороне.

Он хотел добавить что-то еще, но его уже не слушали. Зацепившись за тему войны, отмечали новаторство режиссера, который сумел по-новому прочесть незатейливый сюжет зингшпиля, наполнив его глубиной и сумев провести яркие и интересные параллели.

— Параллели, перпендикуляры, — недовольно ворчал Клод. — Лучше бы Сережке дали договорить про войну! По мне, так этот режиссер ни в музыке ничего не смыслит, ни о том, что творится за пределами Солнечной системы, не имеет ни малейшего понятия.

Туся была тоже согласна, что в антураже галантного восемнадцатого века или более ранних эпох, история выглядела бы правдоподобнее и больше подходила к музыке.

— Понимаете, я увидел костюмы и декорации только на генеральном прогоне вчера, — оправдывался перед друзьями Сережа, словно в чем-то был виноват. — И про скорчер я им объяснял, и про то, что пираты редко, когда могут себе позволить такую роскошь, как броня «Кобры». Но мне сказали, что уже поздно что-то менять. Тем более, что про «Кобру» они тут вообще впервые слышат. Просто сделали костюм, надергав красивых картинок в сети.

— Мы никого не хотели обидеть, — услышав возмущенные реплики Клода, к ним подошел режиссер. — Просто военные — такие занятые люди, и у них везде сплошные секреты. Я пытался найти хорошего консультанта, даже посылал запрос в штаб, но мне ответили отпиской.

Туся подумала, что, если бы постановщик действительно преследовал цель не просто уловить конъюнктуру, а соблюсти какую-то достоверность, он вполне бы мог обратиться за консультацией к молодому маэстро. Тем более, что биография Сергея Савенкова ни для кого не являлась тайной. Теперь же делец от искусства пытался сделать хорошую мину при плохой игре и старательно делал вид, что ему интересны пространные объяснения, в которые пустился вошедший в раж Клод.

Не желая привлекать к себе внимание досужих журналистов, Туся вышла на балкон, вдыхая свежий альпийский воздух и любуясь панорамой вечернего Зальцбурга, сияющего огнями подсветки и великолепными иллюзиями красочных проекций. Оживленные мастерами голографии дамы в пышных платьях с фижмами и кавалеры в шелковых камзолах прогуливались по аллеям сада Мирабель, кружились на Соборной площади в фигурах чинного менуэта, покачивались в золоченых каретах и портшезах, направляющиеся в древний замок и Дворец Альтенау.

Извилистые, узкие улочки зажатого между скалами и рекой старого города были наполнены огнями, смехом, веселыми голосами и звуками популярных мелодий. Ветер приносил запах хвои, смешанный с манящими ароматами изысканных блюд, которые предлагали посетителям многочисленные ресторанчики. Все вокруг дышало атмосферой праздника, благоуханием летних садов, радостью жизни.

И все же этот безопасный, благополучный мир, знать не желающий о том, что где-то существует горе, слезы и боль, казался Тусе более иллюзорным нежели голографические дамы и их не менее призрачные кавалеры. Конечно, оперный певец не должен уметь обращаться с боевым оружием, а модному режиссеру совершенно необязательно знать, как выглядит броня «Кобры». Но почему все эти знания пришлось приобрести затравленной, испуганной девчонке, да и не ей одной.

— Все в порядке? — на плечо привычно легла мягкая ладонь Наташи Серебрянниковой.

— Конечно. Просто решила подышать воздухом. А почему ты там бросила Клода?

Наташа лишь с улыбкой махнула рукой.

— Ему сейчас не до меня. Он полон энтузиазма провести курс молодого бойца для всего оркестра, хора и гостей.

— Он сильно рискует, — обеспокоенно покачала головой Туся. — Ему не следует так раскрываться.

— Прессе он и так известен, как воспитанник графа и графини Херберштайн, еще более взбалмошный и эксцентричный, чем они, — пожала плечами Наташа. — По официальной версии он отправился добровольцем на Ванкувер и служил там в подразделении «Барс».

— Надеюсь ему хватит ума сдержаться и не выболтать тут про участие в освобождении пленников «Панна Моти» и операцию в институте Энергетики?

Ох, не о Клоде сейчас следовало Тусе беспокоиться. Хотя, с другой стороны, если бы они с Наташей остались в банкетном зале с разгоряченным барсом, им бы, возможно, удалось избежать многих бед.

Произошедшее далее Туся помнила очень плохо. Одна из проекций, украшавших примыкавшие к концертному залу горы, вдруг ожила. Дама в фижмах и кавалер превратились в двух крепких незнакомцев в черных арамидовых костюмах. Еще двое спустились со скал на тросах.

Одновременно с этим или чуть раньше Туся почувствовала едва заметный укол в плечо, после которого мир закружился, а руки и ноги сделались ватными и непослушными. Безвольно обмякшее в руках злоумышленников тело охватил парализующий холод, заледеневшая гортань застыла, не в силах не то чтобы издать какой-то крик или всхлип, но сделать пару нормальных вдохов. При этом звуки окружающего мира сделались навязчивыми, тягучими и доносящимися словно через вату.

Последнее, что запечатлел меркнущий взор, было перекошенное в почти неразличимом крике лицо выбежавшего на балкон Клода и надрывающаяся где-то далеко в ином мире пожарная сигнализация. Потом начался подъем, небосвод закружился бесцветным калейдоскопом, голографические дамы и кавалеры в панике разбежались кто-куда, и мир поглотила тьма.

(обратно)

VI

Туся очнулась в полной темноте и неизвестности. Тяжелая, набухшая болью голова покоилась на чем-то мягком. Тело затекло в неудобной позе. В горло, казалось, насыпали песок, как на Ванкувере во время бомбежек. Рот стягивала клейкая пленка. Туся попробовала сменить положение и вытянуть ноги, но оказалось, что для этого недостаточно места. Похожий на гроб, обтянутый чем-то мягким ящик был сконструирован в лучших традициях средневековых темниц: человек нормального роста в нем мог поместиться исключительно в позе эмбриона.

Попытка пошевелить руками тоже дала неутешительный результат: запястья сковывали магнитные наручники. «Опять? Как на Ванкувере? — Туся издала звук похожий то ли на короткий смешок, то ли на всхлип. — Может быть, стоит тогда вспомнить уроки старого лиса Ларсена и мудреную процедуру вскрытия замка при помощи шпильки? Тем более сейчас в прическе этого добра более чем хватает». Но увы: похитители видимо не были стеснены в средствах и потому использовали не «сербелианскую туфту», а более дорогой и качественный оригинал. Все ее акробатические упражнения, чреватые в такой тесноте серьезными вывихами, привели только к довольно ощутимому удару током при попытке засунуть шпильку в замок.

Может быть, есть какая-то щелка, дырка, отверстие, через которое можно было бы добраться до замков? В том, что коробка надежно заперта и просто так крышку не выбить, Туся уже убедилась. Хотя воздуха, несмотря на закрывшую рот пленку, хватало, похоже, он нагнетался внутрь с помощью каких-то искусственных приспособлений, скрытых под мягкой обшивкой, структура которой с самого начала отметала даже мысль о возможности позвать на помощь. Судя по тому, что снаружи не доносилось никаких разговоров или случайных шумов, ящик был сконструирован специально и не только гасил звуки, но и не позволял увидеть содержимое ни в рентгеновском, ни в инфракрасном излучении.

А что, если… Бесполезно. То ли она действительно совсем лишилась способностей, то ли они проявлялись лишь в присутствии Командора. Впрочем, в прошлые разы она видела, куда перемещалась или перетаскивала других, а сейчас она не имела ни малейшего понятия о том, где находится коробка, в которую ее засунули. Конечно, легкое покачивание и едва ощутимая вибрация свидетельствовали о том, что ее куда-то везут. Но на каком виде транспорта, куда и сколько путешествие в таких необычных условиях продлится, она сказать не могла и лишь терялась в догадках. Также не удавалось нащупать сознание кого-нибудь из похитителей, словно мягкое покрытие гасило не только звуки, но и мысли.

Оставалось только ждать, гадать о своей дальнейшей судьбе и предполагать, кто стоит за произошедшим. Впрочем, насчет последнего она знала почти наверняка, и от одной мысли об этом человеке и его могущественных покровителях на нее накатывало омерзение, а сердце сжималось от страха.

Такой беспомощной Туся себя последний раз ощущала у дверей разгромленной квартиры, пытаясь вырваться из рук легионеров. На этот раз, видимо, Феликс решил действовать более тонко и умело: просто парализовал волю с помощью химикатов и надежно упаковал, точно прабабушкину статуэтку.

Впрочем, в отличии от статуэток и даже от Шусмика, который в отсутствии подзарядки в виде еды и человеческих эмоций просто впадал в спящий режим, Туся оставалась живым организмом, и как любое существо, запертое в темном, тесном пространстве, испытывала массу неудобств. Все тело затекло, ужасно хотелось пить, стягивающая рот пленка затрудняла дыхание, по лицу стекал холодный пот. А тут еще и утроба, которую с момента пробуждения то и дело скручивало узлом, окончательно взбунтовалась, намереваясь избавиться от отходов жизнедеятельности здесь и сейчас.

Голова раскалывалась, сердце колотилось в приступах панических атак. А бедный, оглушенный стрессом мозг, в котором в жутком хаосе еще продолжали звучать обрывки из арий Моцарта и мелькали огни Зальцбурга и фигурки проекций, одолевали мысли одна мрачнее другой.

Куда ее везут и зачем? Убьют ли сразу или будут мучить, пытаясь раскрыть ее потенциал? Станут ли расспрашивать об исследованиях Вернера и Арсеньева? В случае применения психотропных средств, она знала, что у нее не хватит выдержки Командора и вряд ли она сумеет избежать невольного предательства, нырнув в омут воспоминаний или остановив сердце. А если прибегнут к физическому воздействию? На Ванкувере ей, конечно, пришлось терпеть различные лишения, но рядом с Командором и его барсами все эти испытания как-то не ощущались чем-то запредельным и непреодолимым. А вот побои легионеров и по сей день являлись ей в кошмарных снах, да и травма груди еще долго давала о себе знать.

Почему сбылись все нехорошие предчувствия, которыми накануне отлета делился Петрович? Почему все плохое сбывается сразу, а хорошее приходится откладывать на потом, чтобы это потом никогда не наступило? И где теперь ее Командор? Увидит ли она его когда-нибудь еще?

Но как это все вообще могло произойти? Где эта хваленая служба безопасности? Почему преступников до сих пор не задержали? Клод ведь все видел и наверняка отправился по следу. С другой стороны, судя по дерзости и слаженным действиям похитителей, в Зальцбурге работали профессионалы, которые наверняка не только все продумали до мелочей, но и обеспечили удобные пути отхода.

Сколько они уже едут (плывут, летят)? И сколько еще продлится этот невозможно длинный путь? А что, если ее забыли? Или похитителей раскрыли, а те бросили коробку в трюм какого-нибудь корабля, отбывающего в окраинные миры, и ей суждено здесь погибнуть от жажды и удушья или просто оказаться сплющенной во время прохождения сквозь червоточину?

В общем, когда где-то в другом измерении щелкнули замки, и в коробку проник луч света, Туся даже испытала что-то вроде облегчения. И даже когда над ней прозвучал знакомый голос, в интонациях которого удивительным образом высокомерие недалекого, но мнящего о себе неизвестно что человека, обычно смешивалось с подобострастием, она не вздрогнула и лишь невесело усмехнулась про себя: «Ну, здравствуй, Феликс!»

Жемчужный кардинал Альянса кого-то сердито распинал:

— Я спрашиваю, почему вы захватили обеих?! Вы что, блондинку от брюнетки отличить не можете?! Хотите, чтобы за вами гонялась вся служба безопасности Содружества?! Вы понимаете, что вторая девчонка — дочь члена Совета?!

Как вторая? Какая дочь члена совета? Туся была настолько потрясена этим известием, что даже не расслышала ответа исполнителей преступного замысла. И в это время она услышала голос Наташи. Видимо ее рот не стали заклеивать или раньше освободили от пленки.

— Да как вы смеете? Что тут вообще происходит? Да вы знаете, кто мой отец?! Вы все поплатитесь за это!

Кто-то велел ей уняться и тут же обиженно и возмущенно заверещал:

— Курва! Она мне еще кусаться будет.

За возгласом последовал звук пощечины.

Туся непроизвольно подалась вперед, и в глаза ей брызнул хотя и приглушенный, но все равно ослепительный после кромешной тьмы свет. Щурясь и смаргивая с ресниц слезы, она увидела богато отделанную двухместную каюту пассажирского корабля. На одной из коек с совершенно потрясенным видом, прижимая руки в наручниках к горящей щеке, сидела Наташа Серебрянникова, над которой нависал сурового вида громила в форме одной из частных компаний-перевозчиков. На другом спальном месте поверх покрывала, почти ничего не смяв, в собранной и аккуратной позе примостился Феликс.

Со времени их последней встречи Галкин ухажер, а теперь, вероятно, и муж, совсем не изменился. Серые прозрачные глаза по-прежнему выглядели бесцветными и пустыми, в правильных чертах лица и ладной фигуре, казалось, чего-то не хватало, а растянутые в самодовольной улыбке тонкие губы придавали сходство с жабой.

— Добро пожаловать на борт, дорогая свояченица, — проговорил Феликс церемонно и учтиво, пока второй громила поднимал Тусю на ноги, снимал пленку со рта и освобождал от наручников. — Пора возвращаться домой! Твоя сестра тебя уже заждалась.

— Галка! Где она? — эти слова вырвались у Туси непроизвольно еще до того, как она успела осмыслить послание Феликса и подумать, издевается ли этот так называемый «родственничек» или говорит на полном серьезе.

— Она в безопасности и оказалась в ней гораздо раньше, чем иные молодые особы, которые вместо того, чтобы подчиниться требованиям специально приглашенных для ее охраны людей, пустились в сомнительные авантюры в самой ненадежной компании.

Феликс произнес эту сложную высокопарную конструкцию таким назидательным тоном, что даже Наташа, забыв о наручниках и обиженном громиле, издала короткий смешок, с недоверием глядя на Тусю. Та лишь пожала плечами.

— Если у вас в Альянсе то, что пытались сделать со мной легионеры, называется «обеспечением безопасности», — с ледяной вежливостью вымолвила она, разминая затекшие запястья или просто сдерживая себя, чтобы не вцепиться ногтями в эту наглую самодовольную рожу, — я не удивлюсь, обнаружив сестру в одном из аквариумов на фабрике «Панна Моти».

— Дались вам всем эти аквариумы! — Феликс картинно закатил глаза. — Впрочем, ты всегда повторяла то, что внушал тебе отец, а он никогда не мог адекватно оценить моего потенциала. Правильно. Зачем? Ведь у него был Арсеньев, этот выскочка и фанфарон, который возомнил себя супергероем, а в Новом Гавре попался, как мальчишка.

— Я не собираюсь обсуждать здесь отца, которого вы убили, и его взаимоотношения с учениками. Я спрашиваю, где моя сестра и куда вы нас везете?! — Туся повысила голос, ощущая себя коброй перед прыжком, ну, или хотя бы глупым котенком, который при встрече с опасностью шипит и изгибается в боевой стойке, тщась запугать противника.

— Да пожалуйста, — неожиданно покладисто согласился Феликс. — Вот она. Смотри и завидуй. Даже твой отец не мог обеспечить ей такие удобства и роскошь, к которой она так тянулась.

Он развернул голографический монитор, и Туся увидела шикарный особняк посреди ухоженного сада, в котором розы, георгины, амариллисы и другие цветы, выведенные когда-то на Земле, сочетались с причудливыми растениями, привезенными из самых невероятных уголков Галактики. Впрочем, преобладала все же флора планет Рас-Альхага.

Галка в сопровождении Феликса гуляла по саду, несла какую-то околесицу про подкормку роз, обсуждала цветение вывезенного с Ванкувера папоротника, выглядевшего здесь едва ли не пленником на чужбине. Галка запуганную узницу совсем не напоминала. Она поминутно смеялась, льнула к Феликсу и млела от его поцелуев и ласк. Жемчужные заколки с трудом удерживали в прическе длинные, как и у сестры, платинового цвета волосы, вырез более откровенного, нежели она всегда носила, платья украшала белая роза.

На следующих кадрах сестра уже полулежала на канапе у вычурного камина в нарядной гостиной, пышное убранство которой подчеркивало изысканность и хрупкость прабабушкиных статуэток. Рядом с Галкой на антигравитационном подносе парил бокал с вином, пальцы босой ноги игриво тянулись к колену расположившегося напротив Феликса.

— Что это за дешевая постановка? — спросила Туся даже резче, чем хотела, всеми силами стараясь унять колотившую ее дрожь.

— Это мой дом! — обиделся Феликс. — И Галина в нем теперь хозяйка. Там и для тебя приготовлено несколько комнат с видом на море или сад, да и для дорогих гостей, — он церемонно кивнул в сторону Наташи Серебрянниковой, — место найдется.

— Я тебе не верю! — Туся не сдержалась, сорвалась на крик.

— Скоро сама все увидишь.

Елей в голосе Феликса за версту разил ядом.

— Впрочем, как только мы минем гиперпространственный узел и пройдем червоточину, я возможно устрою для вас сеанс связи, тем более, Галина и сама на этом настаивала.

Он предложил пленницам располагаться в каюте поудобнее, не отказывать себе в лакомствах и мелочах, которые могла обеспечить внутренняя линия доставки, и в сопровождении обоих громил покинул каюту. Перед тем, как запереть дверь, он также посоветовал не делать глупостей. Насколько поняла Туся, внутри каюты были установлены камеры, изображение с которых круглосуточно транслировалось в рубку и каюту Феликса, поэтому любая попытка совершить побег или свести счеты с жизнью была бы пресечена еще в зародыше.

После ухода похитителей какое-то время Туся с Наташей сидели, обнявшись, на кровати и молчали.

Туся чувствовала себя опустошенной и обманутой. Хотелось разрыдаться, но слезы, закипев в глазах, сейчас же испарялись, а сухие рыдания душили тошнотворными спазмами. Сердце рвала обида, а горечь предательства ощущалась свинцовым и полынным привкусом во рту.

— Все будет хорошо!

По-своему истолковав молчание подруги, Наташа решила ее утешить:

— Нас скоро найдут и освободят.

Верила ли она сама в эти слова? Возможно. Но дрожащие губы и испуг в глубине карих широко раскрытых глаз красноречиво говорили о том, что и она близка к панике.

— Если похитителей не удалось задержать по горячим следам, — вздохнула Туся, — сейчас, когда они добрались до космопорта и сумели вывезти нас с тобой за пределы Земли, а возможно и Солнечной системы, найти и задержать их будет гораздо труднее, особенно, когда корабль пройдет червоточину.

— Не все так безнадежно, — не сдавалась Наташа. — Все перемещения внутри Содружества отслеживаются. А прямого выхода к коридорам Альянса, пока идет война, сейчас нет. Все перекрыто и безостановочно патрулируется. Это я точно знаю от Клода и отца. Они как раз на днях этот вопрос обсуждали. Стало быть, для того, чтобы попасть на планеты Рас-Альхага, твоему Феликсу и его подельникам придется пробираться через окраинные миры.

— Час от часу не легче, — вспомнив жутковатые видения, в которые ее забросила фантазия постановщика оперы Моцарта, покачала головой Туся.

— Почему? — удивилась Наташа. — Ведь где-то там находится твой Командор.

— Вот именно, что где-то там, — Туся печально улыбнулась. — А выяснить, где он именно и тем более подать о себе весточку, нам никто здесь не позволит.

— И все же стоило бы попытаться! — забыв о своих же надеждах на скорое освобождение, уцепилась за новую идею Наташа.

— Только в том случае, если в эти окраинные миры нас довезут живыми, — напомнила ей Туся. — Феликс сколько угодно может разыгрывать тут перед нами заботливого хозяина и любящего родственника, но в случае реальной опасности он не задумываясь выбросит нас в открытый космос, чтобы замести следы. Да и по прибытии в систему Рас-Альхага я совсем не уверена, какая нам уготована судьба.

Наташа хотела что-то возразить, видимо напомнить об уютном доме и о своем статусе дочери члена Совета, но в это время сигнал оповещения сообщил о том, что вход в червоточину ожидается через десять минут, и рекомендовал пассажирам укрыться в амортизаторах.

* * *

Следующие несколько суток Туся с Наташей провели в каюте. Иного не оставалось. Все попытки взломать замок и открыть дверь, которым никто не препятствовал, как и следовало ожидать, потерпели неудачу. Информация о том, что происходит снаружи, отсутствовала. Они даже не могли сказать, лег ли корабль на новый курс или пока оставался на орбите одной из планет. Все системы, включая искусственную гравитацию, работали в штатном режиме.

Хотя к пленницам никто не заходил, их обеспечивали всем необходимым и даже сверх того, делая их клетку если не золотой, то позолоченной уж точно. В душевой, оснащенной, впрочем, системой безопасности на случай, если кто-то из девушек надумает утопиться, имелись все устройства для ухода за телом. Зону отдыха, помимо нескольких видов тренажеров, украшали зеркало и балетный станок. По линии доставки к столу подавали не просто разнообразные изысканные блюда, но любимые Тусины лакомства.

В платяном шкафу обнаружилась одежда, словно по мановению волшебной палочки перенесенная из квартиры на Ванкувере, включая включая тюник с набором пуантов и игривую пижамку, которую Галка с явным намеком подарила младшей на совершеннолетие. На голографический планшет, конечно, не имеющий выхода в межсеть, оказались закачаны не только книги, фильмы, игры и записи балетных постановок, но и домашний архив семьи Усольцевых.

К числу важных качеств Феликса, которые позволяли ему манипулировать людьми, всегда относились услужливость и наблюдательность. Да и Галка наверняка рассказывала ему о предпочтениях и причудах младшей. В случае с одеждой и архивом, скорее всего, распоряжалась именно сестра. Туся так и видела, как она под присмотром Феликса и его охранников пакует чемоданы, аккуратно складывая любимые вещи сестры, потом также тщательно готовит к длительному путешествию прабабушкины статуэтки в амортизирующих чехлах. Впрочем, возможно на Ванкувере сборами руководил и сам Феликс: просто забрал статуэтки, а потом сгреб с полок все, что лежало.

И хотя все вещи были выстираны, вычищены и выглажены, Туся испытывала брезгливость, какой не ощущала и в смрадных тоннелях канализации. Ей хотелось вывалить всю одежду на пол, облить бензином и поджечь или хотя бы порвать на маленькие лоскутки. Такие же чувства возникали и при просмотре записей, демонстрирующих нынешнюю благополучную жизнь Галки и в особенности адресованное младшей видеообращение с просьбой довериться Феликсу и оценить искренность его добрых намерений.

Неужели сестра действительно ее предала? Ладно бы только ее. Туся понимала, что Галка и так слишком долго с нею нянчилась вместо того, чтобы попытаться устроить собственную жизнь. Однако своим чудовищным, ничем не оправданным выбором сестра предала и саму себя, и отцовскую память.

Конечно Галка нередко жаловалась, что все эти годы была лишь тенью великого отца: жила его устремлениями и его умом, по его вкусу выбрала профессию, которая никогда ее не привлекала. Естественные науки и в особенности химия давались ей всегда с немалым трудом и интереса не вызывали.

Не эта ли заниженная самооценка побудила ее выбрать из окружающих молодых людей самого невзрачного и бесталанного, чтобы на его фоне ощущать свою значимость. Но неужели она действительно не понимала, в какое чудовище превратился Феликс? А ведь еще семь лет назад, когда вскрылась его причастность к массовому убийству людей в Новом Гавре, отец запретил всякое упоминание о нем.

— Не думаю, что твоя сестра решилась на предательство осознанно, — пыталась утешить Тусю невольная свидетельница ее терзаний Наташа. — Скорее всего, ее обманули, возможно, и просто похитили, как нас с тобой, а потом уже не оставили выбора. В конце концов, не все способны на героизм.

— А все эти кадры? — всхлипывала Туся.

— Либо постановка, либо монтаж, — не сдавалась Наташа. — Ты обрати внимание, мы же ни на одной записи не видим ее глаз. И текст своего воззвания она произносит заученно, как будто под дулом скорчера.

— Тогда я тем более должна с ней поговорить, — вздыхала Туся.

Беседа состоялась примерно на пятый день пути, когда даже такая неисправимая оптимистка как Наташа перестала говорить о скором освобождении.

В каюту вошел один из давешних громил и сообщил Тусе, что ее желает видеть Феликс.

— Вещички захватить? — нашла в себе силы сердито пошутить она, из каких-то старых фильмов вспомнив, что выражение «с вещами на выход» означает что-то вроде приглашения на казнь.

— Насчет вещей никаких распоряжений не поступало, — не оценил юмор громила. — Вам велели только поприличнее одеться.

Туся слегка опешила. Она-то была уверена, что ее поведут в лабораторный отсек для каких-нибудь анализов или опытов, и потому собиралась отправиться туда без лишних церемоний в майке и спортивных штанах. Однако слова громилы ее озадачили. Хотелось надеяться, что Феликс, хоть и негодяй, но не такой извращенец, чтобы получать удовольствие, срезая с тела жертвы куски одежды вместе с плотью.

Но что означает это «поприличнее»? Несмотря на все тяготы путешествия в коробке, вечерние платья, в которых Туся с Наташей пришли на «Похищение из Сераля» (вот уж ирония судьбы), сохранили вполне презентабельный вид. Но не слишком ли много чести для Феликса и тех, ради кого он ее позвал. А Галка пережила бы сестру и в пижаме. Наконец Туся остановилась на любимом когда-то платье фисташкового цвета.

— Постарайся разузнать, где мы находимся, — шепнула Наташа, делая вид, что помогает укладывать подруге волосы.

Увы, попросить было легче нежели выполнить. Экраны обзора показывали черную пустоту безвоздушного пространства, словно искрящимися льдинками усеянного точками незнакомых звезд. Ориентироваться по созвездиям, как ей объяснял на Лее Арсеньев, Туся так и не научилась. Единственное, что удалось понять, корабль относится к классу малых пассажирских из тех, которые фрахтовали для деловых поездок бизнесмены и исследователи, а каюта расположена в жилом отсеке, находящемся между лабораторией и рубкой.

Когда громила, оставив исследовательский отсек без внимания, открыл перед ней дверь кают компании, Туся едва сдержалась, чтобы не выдохнуть с облегчением. Впрочем, расслабляться пока не стоило. Внутри ее могло ожидать все, что угодно.

— Ну, наконец-то! — оглядев свояченицу с ног до головы, одобрительно кивнул Феликс, отходя к приборной панели и указывая на кресло в противоположном углу кают компании.

«Боится, — с мстительным удовлетворением подумала про себя Туся. — Старается даже близко не подпускать к устройствам, имеющим выход в сеть. Знает, с кем имеет дело».

В самом деле, первым ее побуждением, когда она увидела на голографической панели знакомые значки межсети, было оттолкнуть Феликса и послать в эфир сигнал бедствия. Вот только вышел бы из этой затеи хоть какой-то толк? Если их даже ищут, отследить все сообщения, передаваемые по сети с кораблей, физически почти невозможно. Да и наверняка тут вся связь осуществляется по закрытому каналу, и чтобы пробиться за его пределы нужно обладать способностями Дирижера или Пабло. Попытаться, конечно, стоит, но для этого надо усыпить бдительность Феликса.

— Чем обязана? — поинтересовалась Туся, поудобнее устраиваясь в кресле и стараясь принять как можно более независимый вид.

Феликс вместо ответа развернул голографический монитор, на котором появилось взволнованное лицо Галки.

За время их разлуки сестра заметно похорошела и не только вернула себе привычный облик молодой ухоженной женщины, но и по-настоящему расцвела. Оставив обычную строгость и суровую правильность, она прямо вся лоснилась и сияла. Даже от кожи, обычно бледной и достаточно сухой, казалось, исходило легкое свечение. Хотя, возможно, дело просто было в непривычно яркой косметике и открытом платье.

Неужели за эти перемены стоило благодарить Феликса? Судя по исполненному неприкрытого обожания взгляду, которым Галка с ним обменялась, прежде, чем удостоить вниманием родную сестру, ответ напрашивался сам.

— Рита! Ну, наконец-то. Какая радость! — начала Галка скомканной скороговоркой, и ее губы задрожали. — Неужели нашим ребятам все-таки удалось тебя разыскать и забрать от этих ужасных людей!

Туся решила, что ослышалась. Она и так еще не пришла в себя от непривычного вида и поведения Галки, а уж начало разговора просто вызвало у нее недоумение.

— О ком ты? — на всякий случай переспросила она. — О каких людях ты говоришь?

— О командовании Содружества, конечно! — пылко пояснила Галка, сдувая упавшую на лицо пепельную прядь. — Мало того, что эти негодяи помешали тебе нормально эвакуироваться вместе со всеми, подвергли всяческим опасностям, так еще и использовали, как слепое орудие в информационной войне. Когда командир группы, которую Феликс отправил для твоей охраны, доложил нам, что тебя перехватили и взяли в заложницы, я чуть с ума не сошла.

Комната качнулась у Туси перед глазами, так что ей пришлось ухватиться за подлокотники. Она долго ждала этого разговора. Обсуждала с Арсеньевым и другими друзьями, обдумывала бессонными ночами, понимала, что может услышать любой вздор, но все равно оказалась не готова.

— Тебя неверно информировали, — проговорила она сухо, изо всех сил пытаясь не раскричаться. — Это наоборот ваши так называемые охранники пытались меня изнасиловать, а когда я стала сопротивляться, принялись избивать. Бойцы группы «Барс», вырвав меня из их рук, просто спасли мне жизнь.

— Этого не может быть! — часто-часто заморгала Галка, так что ее подведенные синевато-серебристой тушью ресницы стали похожи на крылья бабочек. — Вероятно тебя подстерегли какие-то бандиты.

— Именно, что бандиты! — насмешливо фыркнула Туся. — Настоящие звери в форме легиона.

— Ну, это же война, — перешла на нытье Галка. Она всегда так делала, когда что-то не укладывалось в привычную картину мира. — А они мужчины, солдаты, у них адреналин, кровь кипит, гормоны требуют выброса.

— В группе, с которой я выбиралась с Ванкувера, тоже были одни мужчины. И тоже нуждались в женской ласке. Но ни у кого и мысли не возникло воспользоваться ситуацией.

— И мысли не возникло! — Галка возмущенно всплеснула руками, на которых звякнули многочисленные браслеты. — Они затащили тебя в ту жуткую мясорубку, из которой не существовало выхода! Это просто чудо, что тебе удалось уцелеть.

— В эту, как ты изволила выразиться, мясорубку я отправилась сама и совершенно добровольно, — холодно отчеканила Туся. — Просто там в так называемой карантинной зоне были люди. Тридцать тысяч, содержавшихся в нечеловеческих условиях и обреченных на смерть. Я всего лишь хотела их спасти.

— Ах, ну я же забыла, что ты у нас теперь героиня, — в голосе Галки послышалось нескрываемое раздражение, рот презрительно скривился. — Набитая дура с промытыми мозгами, которая говорит заученными фразами о самопожертвовании и долге и стращает всех ужасами якобы существовавших концентрационных лагерей.

— Якобы — это не совсем удачное определение, — с ледяным спокойствием ответила на это откровенное оскорбление Туся. Впрочем, Галка, отчитывая младшую за различные мелкие проступки, и прежде не стеснялась в выражениях. — Я была в этом аду и видела бойню, которую развязали легионеры, собственными глазами.

— А кто нас в эту бойню втянул? — истерически заголосила Галка, словно плохая актриса любительского театра. — Это же именно правительство Содружества приняло решение ввести на Ванкувер войска, и теперь еще пытается обвинить Альянс в геноциде.

— То есть, ты хочешь сказать, — уже осознавая бесплодность любых попыток что-то сестре доказать, продолжала аргументировать Туся, — что никакого геноцида не существует, и заключенных из Нового Гавра и других карантинных зон везли куда-то на курорт или для заселения на такие райские планеты, откуда никто не захотел возвращаться?

— Твоя ирония неуместна, — холодно глянула на нее Галка. — Корпорацию «Панна Моти» оклеветали. Все эти разговоры о превращении людей в батарейки — досужие сплетни для запугивания невежд, выгодные политикам Содружества и компаниям-конкурентам, вроде того же концерна Хербершиайн, лицом которого тебя сделали.

— Теперь вы с Феликсом хотите, чтобы я стала лицом «Зеленого Жемчуга»? — поежившись от одной мысли о возможности такой перспективы, спросила Туся.

— В «Панна Моти» не унижаются до саморекламы и грязного пиара, — с величием королевы качнула головой Галка. — На это нет времени. Здесь идет эксперимент невероятных масштабов, который перевернет все представления о человеческих возможностях. Что касается жертв, то они неизбежны. Не одно открытие, изменившее облик человечества, не происходило безболезненно. Впрочем, об этом лучше меня тебе расскажут Феликс и тот, ради кого тебя собственно сюда и позвали. Пожалуйста, доверься нашему выбору. Это очень большая честь и невероятная перспектива. Ты должна знать, что от этого союза зависит будущее целой расы. Несмотря на все глупости, которые ты наделала и наговорила, я тебя очень люблю и желаю тебе только блага.

* * *

— Ну что? — торжествующе улыбнулся Феликс, как только экран погас. — Убедилась в том, что по поводу Галины я тебя не обманывал?

— Какой дурью вы ее накачали? — не пытаясь даже осмыслить разговор, задала риторический вопрос Туся.

Феликс вместо ответа рассмеялся:

— Какое же ты в сущности дитя! Твоя милая непосредственность просто обезоруживает! Все узнаешь, девочка, всему свое время. И поверь, цель, которой служат ученые из «Панна Моти», ничуть не менее благородна, чем та, с которой, как курица с яйцом, носится этот безумец Вернер. Ну, а пока позволь представить тебе твоего будущего мужа.

Туся, Наташа, Галка, Феликс

(обратно)

VII

— Кого? — переспросила Туся.

Сестра с Феликсом, кажется, решили ее доконать.

— Будущего мужа.

Феликс произнес это немыслимое словосочетание таким торжественным и церемонным тоном, что Туся истерически рассмеялась, в запале едва не проговорившись, что уже помолвлена. К счастью, в какой-то момент почти на автомате сработали тормоза, и она прикусила язык.

Имя Арсеньева здесь произносить не стоит. Даже если ее будут провоцировать и устраивать ловушки. Пока рассудок находится в относительно здравом состоянии, она Командора не выдаст, на какие бы измышления не пускались враги. Уже тот факт, что Галка обтекаемо говорила о командовании Содружества, из имен называя только и без того медийную фамилию Вернера, вселяло оптимизм. Да и Феликс упоминал Арсеньева лишь в связи с эпизодом в Новом Гавре. Неужто поверил в его гибель? Впрочем, профессионализм разведки змееносцев тоже не следовало сбрасывать со счетов.

— А не объелся ли этот муж груш? — вспомнив еще одно старинное выражение, смысл которого улавливала весьма смутно, со смехом бросила Туся в лицо Феликсу. — По какому праву ты распоряжаешься моей судьбой?

— По праву старшего мужчины в нашей семье, — без тени улыбки отозвался тот.

— У вас что там на Рас-Альхаге шариат или домострой? — уже не удивляясь зашкаливающей за все пределы степени наглости, поинтересовалась Туся. — Впрочем, о чем я говорю, там же до сих пор существует деление на касты. Но вот с какого боку-припеку ты принял их порядки? Не думаю, что кшатрии или брахманы настолько демократичны, чтобы признать своим безродного чужака. Или для предателей там есть своя отдельная каста?

— Альянс не настолько закрытая система, как у вас тут в Содружестве любят рассуждать, — пропустив мимо ушей слова о предателях, пояснил Феликс. — Что же касается кастовой системы, я не вижу в ней ничего плохого. Человек с самого детства знает, на что может рассчитывать, и не строит никаких иллюзий насчет своего будущего. В отличии от Содружества, где декларированные на словах равные возможности оборачиваются стеклянными потолками, в которые утыкаются почти все социальные лифты.

Туся подумала, что Феликс верен себе, и отсутствие продвижения по службе в годы работы под руководством ее отца готов объяснять чем угодно, кроме отсутствия дарований. Интересно, насколько высоко он бы сумел подняться в «Панна Моти», если бы не передал змееносцам результаты исследований профессора Усольцева и его коллег? И этого человека любит Галка!

Впрочем, сейчас это неважно. Феликс отошел от приборной панели и с кем-то общался по внутренней связи. Видимо докладывал так называемому жениху, что барышня достаточно подготовлена и можно начинать смотрины. «Ну, насчет смотрин это мы еще разберемся, тоже взяли моду тут средневековые порядки наводить, а вот подойти невзначай к приборной панели и хотя бы глянуть, можно ли отсюда каким-то образом выйти в межсеть, надо попытаться».

Туся поднялась с кресла и, делая вид что заинтересована состоянием прически и платья, сделала несколько шагов в сторону украшавшего одну из стен большого в полный рост зеркала. Расправляя складки и оборки, она медленно пятилась в сторону панели. Она уже приблизилась к голограмме и была близка к тому, чтобы как бы ненароком задеть значок межсети, но в это время дверь открылась, и в помещение вошел среднего роста черноволосый мужчина, облаченный в дорогой костюм, сшитый по моде Рас-Альхага.

— А вот и мой дорогой коллега, — расплылся в елейной улыбке Феликс.

Ох, стоило все-таки расцарапать ему лицо. Глядишь, благости бы поубавилось.

— Рекомендую: Маргарита Усольцева, — Феликс сделал картинный и нарочитый жест рукой. — Доктор Карна Дриведи.

«Ого», — Туся едва сдержалась, чтобы не произнести это междометие вслух. Что там Галка говорила про честь и перспективы? Семейство Дриведи, помнится, входило совет директоров и держало часть контрольного пакета акций «Панна Моти». Все как в старинных романах: злокозненные родственники пытаются разлучить героиню с возлюбленным, выдав ее замуж за нелюбимого богача.

Вот только в памятниках литературы и кино, особенно выдержанных в духе романтической традиции, богач либо оказывался похотливым стариком, либо обладал отталкивающей внешностью и манерами. Карна Дриведи выглядел ровесником Командора и его однокурсников, держался с безупречной учтивостью и неповторимой грацией и был просто до неприличия красив.

Такие лица с точеными чертами, миндалевидным разрезом карих глаз и чувственным изгибом пухлых губ она видела у древнеиндийских скульптур и на живописных произведениях, изображающих Раму и других антропоморфных богов индуистского пантеона. Да и сложен змееносец был безупречно.

Вот только какое дело этому жемчужному принцу до девчонки с Земли, у которой за душой ничего нет, кроме отцовского имени и скоротечной славы. Впрочем, на имя, видимо, Феликс и ловил, а слава оказалась приятным бонусом. Туся представила броский баннер сюжета в межсети: «Героиня Ванкуверской кампании дочь профессора Усольцева сочеталась законным браком с членом совета директоров корпорации «Панна Моти»». Да лучше сразу в коллоид. Или на худой конец провалиться в черную дыру.

— Я так рад нашему знакомству! — с белозубой улыбкой, из-за смуглой кожи казавшейся просто ослепительной, начал доктор Карна. — В жизни Вы еще прекраснее, чем я Вас представлял по голограммам! И очень похожи на своего отца. Я должен признаться, что профессор Усольцев, человек, сумевший победить смерть, с юности являлся моим кумиром. Он мой пандид — наставник и великий брахман. А ведь сегодня далеко не все представляют масштаб сделанного им открытия и его значение для будущего человечества.

«Ну, уж куда нам, сирым-убогим, — подумала Туся. — Это вы у нас тут сплошь радетели-благодетели. Так печетесь о будущем человечества, что оно уже сократилось на несколько миллионов, если не миллиардов: в окраинных мирах никто ведь даже статистику не ведет».

Вслух она, конечно, ничего такого говорить не стала. Она же хотела выйти в межсеть. Впрочем, дабы Феликс не почуял подвох, от небольшой шпильки она не удержалась:

— Отец знал, что в лице членов совета директоров корпорации «Панна Моти» нашел истинных ценителей.

— Мы предлагали профессору стать нашим акционером, — напомнил доктор Карна. — Но он отказался.

— Он сказал тогда, что ему не нужно краденого, — с милой улыбкой проворковала Туся.

— Зато он предпочел акционировать и поддерживать концерн Херберштайн, — как мышь на крупу надулся Феликс. — А Вернер фактически присвоил права на результаты его исследований, оставив обеих дочерей без средств к существованию.

Туся отлично знала, что отец после первого покушения составил завещание таким образом, чтобы его дочери и тем более их мужья не могли забрать вложенный в компанию Вернера капитал, включая использование патента на изготовление вакцины. Галка вечно ворчала по поводу мизерности сумм регулярно выплачиваемых дивидендов. А ведь они и после смерти отца жили в основном на эти доходы и ни в чем не нуждались.

— Не будем сейчас о бренном металле, — с фирменной безмятежностью индуистского божества улыбнулся доктор Карна, дипломатично пытаясь сгладить конфликт. — Сейчас справедливость восстановлена, и по крайней мере, одна из дочерей, находясь на территории Альянса, уже пользуется доходами, от которых отказался отец. Надеюсь, в скором времени и вторая Усольцева согласится принять то, что ей причитается, сделав меня самым счастливым человеком в Галактике.

«Ах, вот как теперь это называется. Зря все-таки отец не внял совету Вернера и не подал на «Панна Моти» и Феликса в суд за кражу интеллектуальной собственности. Тогда он просто до конца не понимал, чем все обернется, а потом что-то доказывать было уже поздно».

— Ваше предложение мне, конечно, льстит, — Туся из последних сил старалась сохранять любезность. — Вряд ли во всем Содружестве я найду более влиятельного и именитого мужа. Однако позвольте усомниться в искренности Ваших слов и намерений, учитывая, каким способом я оказалась на борту. Похищение людей — уголовное преступление и приравнивается к пиратству.

— Сейчас идет война, и некоторые правовые нормы приходится менять по законам военного времени, — сухо парировал Феликс.

— Это досадное недоразумение, к которому я непричастен, — развел руками доктор Карна. — Я совершал инспекционную поездку по филиалам «Панна Моти», и на борту оказался, можно сказать, случайно.

— Так верните меня обратно на Землю, — изображая наивную дурочку, взмолилась Туся. — Это будет самым большим благодеянием с Вашей стороны.

— Не могу, — доктор Карна страдальчески поднял брови. — Особенно теперь, когда я Вас увидел, разве я могу Вас отпустить! Я понимаю, фраза взята из романов ваших писателей, которыми я зачитывался в детстве. На Рас-Альхаге как-то не сложилось этого пласта литературы. Все больше священные гимны, притчи-поучения и героические поэмы в духе «Махабхараты»^[13]. Вы же знаете, эти произведения у нас почитаются в качестве священной истории, меня даже назвали в честь одного из героев, хотя это имя больше подходит кшатрию нежели брахману. Когда же я прочитал версии, сохранившиеся на Земле, я был поражен сходству наших двух культур, и решил посвятить жизнь сближению обоих этносов.

«Ну да, в аквариуме для производства «Зеленого жемчуга» все равны», — с мрачной усмешкой подумала Туся.

— Боюсь, движение пока происходит в противоположном направлении, — заметила она.

— Вода камень точит, — вздохнул доктор Карна. — Надеюсь, со временем и Ваше предубеждение перерастет в симпатию или хотя бы в дружбу.

* * *

Когда Туся вернулась в каюту, от обилия переживаний и впечатлений она едва держалась на ногах.

— Тебя пытали? — взволнованно обняла ее Наташа, усаживая на кровать.

— Хуже, — отозвалась Туся, скидывая платье и распуская волосы.

Она сейчас испытывала жгучую потребность принять душ, чтобы смыть с себя весь елей и патоку, которые липли хуже грязи из канализации.

Впрочем, чтобы не томить и без того не находившую себе места от переживаний подругу, она вкратце поделилась впечатлениями.

— Теперь я точно знаю, Галка не жертва, а соучастница, — завершила Туся свой невеселый рассказ. — А тут еще на мою голову этот Карна, будь он неладен.

— Давай разбирать проблемы по мере их поступления, — предложила ей Наташа, когда они уже после водных процедур сидели за вечерней трапезой. — Пока этот змееносец тебя в постель не тянет, о нем и говорить не стоит. Понаблюдаем, посмотрим, что он из себя представляет и какую выгоду можно извлечь из предложенной им дружбы, а там видно будет.

— А сестра? — всхлипнула Туся. — Если мы с ней начали ругаться уже во время сеанса связи, то при личной встрече просто весь дом разгромим.

— Не надо громить, — резонно заметила Наташа. — Пожалейте прабабушкины статуэтки. Ты тоже должна ее понять. Мне кажется, она банально тебе завидует. Она же всю жизнь прожила в твоей тени. Сама посуди: тебе было всего семь лет, а весь мир уже носился с тобой, поскольку ты оказалась первой выжившей. Пресса, интервью, научные конференции. Теперь то же самое. Ты только вспомни заголовки: «Дочь профессора Усольцева спасла тридцать тысяч человек». А ведь Галка тоже носит его фамилию.

Туся подумала, что эти рассуждения не лишены смысла. Галка сильно переменилась к ней после возвращения из госпиталя: третировала по мелочам, закатывала отцу безобразные сцены, особенно, когда он напоминал ей об отказе принять участие в испытаниях. Именно на этих противоречиях и сыграл в конечном счете Феликс, пестуя ее обиды и настраивая против сестры, отца и всех прежних друзей.

— Прежде всего, ты должна понять, что сестра все равно тебя любит и продолжает в меру своего понимания заботиться о твоем будущем, — ободряюще улыбнулась подруге Наташа. — Думаю, при личной встрече вы сумеете разобраться.

— При личной встрече? — у Туси сегодня был прямо-таки день сюрпризов. — Ты уже не надеешься, что нас спасут?

— Почему не надеюсь? — слегка обиделась Наташа. — Я как раз думаю, что нужно сделать вид, будто принимаешь ухаживания этого доктора Дриведи, и с его помощью добраться до передатчика.

— Только бы он не понял кокетство превратно и не начал форсировать события, — поежилась Туся.

* * *

Но доктор Карна был сама любезность и прежде чем совершать в отношении невесты какие-то решительные действия, пытался завоевать ее расположение.

— Взаимная симпатия улучшает энергообмен, — загадочно улыбался он.

Для начала он пригласил обеих пленниц на экскурсию по кораблю, пускай пока в сопровождении Феликса и его угрюмой охраны. В рубке удалось узнать, что звездолет покинул пределы Содружества и направляется в сторону одного из окраинных миров, откуда существует прямое сообщение с Альянсом.

Хотя услышанные новости не вселяли оптимизма, до этой системы еще следовало добраться, чему Туся с Наташей стремились помешать. Невинными вопросами, да глупым хихиканьем, да умильными взорами наивных глазок они сумели узнать, из каких помещений корабля существует свободный доступ в межсеть, и собирались эти сведения при первой же возможности использовать. Туся же со своей стороны решила выяснить, о каком эксперименте говорила Галка, и в чем на змееносцев возводили напраслину.

Карна Дриведи с радостью согласился ответить на ее вопросы и пригласил в лабораторный отсек, заполненный таким редким и дорогим оборудованием, словно корабль и в самом деле предназначался для какой-то экспедиции или работал на энергии Зеленого жемчуга. Последнее представлялось наиболее вероятным. Прямо посреди лаборатории стоял заполненный тягучей субстанцией огромный аквариум, который был соединен с генератором и подключен к занимавшему всю стену компьютеру из тех, которые так любили змееносцы.

Туся застыла в оцепенении: аквариум вместе со всеми дополнениями выглядел ее материализовавшимся кошмаром.

— Вам тоже нравится? — расцвел в улыбке Карна Дриведи. — Мой любимый тренажер!

Не обращая внимания на девушек, он начал раздеваться, всем своим видом выражая радостное нетерпение купальщика. Туся отметила про себя его прекрасно развитую мускулатуру и в особенности брюшной пресс, состоянию которого позавидовали бы Петрович и Дин. Ее только смущало отсутствие шрамов. У каждого из барсов их имелось даже с избытком, и пластика помогала не всегда.

— Все равно Клод лучше! — упрямо сдвинув брови, шепнула подруге Наташа.

Туся кивнула, невольно вспоминая иссеченные плетьми спину и грудь Командора, его руку, ставшую хранилищем для контейнера с биоматериалами. На что только этот Карна рассчитывает? Насильно мил не будешь.

Тем временем доктор Дриведи закончил приготовления, ввел в компьютер какие-то ведомые только ему данные и велел Тусе положить руки на сенсорную панель, присоединив к ее щиколоткам какие-то клеммы. Как только змееносец погрузился в раствор, аквариум изнутри наполнило призрачное зеленоватое сияние, напоминающее свечение болотного газа, а по всему телу Туси побежали энергетические импульсы.

Это одновременно напоминало ионный душ и серию разрядов слабого тока. Вот только отдернуть руки и снять клеммы с ног почему-то не хотелось. Туся испытывала небывалый прилив сил, казалось, еще чуть-чуть и она снова обретет утраченную, как ей казалось, способность передвигать предметы и читать мысли людей. И в самом деле, в какой-то момент она оттолкнулась ступнями и с легкостью воспарила над полом на высоте около метра. Причем ее рукам даже не требовался контакт с сенсорной панелью, она черпала энергию из окружающего пространства, из воздуха, нагнетаемого в жилые отсеки системами жизнеобеспечения.

«А что, если на корабле просто отключили искусственную гравитацию?» — запоздало подумала она.

Но Наташа продолжала стоять, потрясенно глядя на подругу, и сияло торжеством неприятное лицо удобно расположившегося в кресле Феликса. Доктор Дриведи тоже улыбался, с интересом наблюдая за происходящим из аквариума, и лицо его напоминало морду удачно поохотившегося тигра.

— Вот это я называю энергообменом! — резюмировал он, покидая резервуар.

Туся с немалым удивлением отметила, что его и без того лощеное ухоженное тело стало еще более молодым и подтянутым, а кожа приобрела просто младенческую свежесть и упругость.

— Результаты превзошли все ожидания! — захлебываясь радостью, бросился к нему с докладом Феликс. — Эта малышка уникальна, хотя сама не подозревает о своих возможностях. Она одна может заменить целый энергоблок.

— Пока рано делать какие-то выводы, — вальяжно кивнул доктор Карна, принимая из рук лебезящего перед ним Феликса банный халат. — Для чистоты эксперимента нужно, чтобы и донор, и реципиент находились внутри емкостей с раствором.

Тусе стало страшно. Хотя она по-прежнему ощущала легкость и переполнявшую все тело энергию, на душу давил камень размером со средний астероид. Она чувствовала себя обманутой. Под видом знакомства с «тренажером», Карна Дриведи просто ее использовал, как лабораторную зверушку. А еще вел такие красивые речи о любви.

Она невольно вспомнила первые дни и даже часы знакомства с Командором и свои переживания, оказавшиеся в сущности беспочвенными. Да, Арсеньеву, конечно, было интересно больше узнать о природе ее способностей и о возможностях их контролировать. Но лишь в той степени, в которой к этому была готова она сама.

Впрочем, доктор Карна тоже решил до нее снизойти, запоздало вспомнив о роли гостеприимного хозяина и заботливого жениха. Он попросил Феликса проводить «невесту» с подругой в кают компанию и вскоре подошел туда сам, сияя благодушием и довольством. Проигнорировав стоявшие вдоль стен уютные диваны и кресла у приборной панели, он уселся прямо на пол, скрестив ноги в позе лотоса, а вернее завис, воспарив в десятке сантиметров над ворсом ковра.

— Ваш отец сделал уникальное открытие, — начал он с завидным оптимизмом. — Созданная им вакцина не только помогла победить вирус, уничтожавший целые миры, но и открыла перед человечеством новые возможности. Вы, вероятно, слышали о существовании некоторых «побочных эффектов»? — продолжал он уже менее пафосно и с заговорщической улыбкой. — Так вот, помимо повышения энергетической отдачи от каждого отдельно взятого организма и приобретения псионических способностей или умения исцелять, они заключаются в избавлении от ряда опасных в том числе наследственных недугов и продления едва ли не до бесконечности возраста молодости. А это согласитесь — настоящий прорыв. Хотя ген старения на Земле был найден несколько веков тому назад, еще до появления первых колоний на планетах Солнечной системы, а у нас и того раньше, это не приблизило человечество к открытию секрета вечной молодости.

— Современные технологии позволили увеличить среднюю продолжительность жизни в Содружестве до ста пятидесяти лет, — напомнила Туся. — Точных показателей по Альянсу я не знаю, но, насколько я помню, у вас представители привилегированных каст живут и того больше.

— Сто пятьдесят! — фыркнул Карна. — Всего полтора века! А на заре нашей цивилизации незадолго до исхода с Земли цари, жрецы и военачальники, которые вели род от богов и демонов, жили десятки веков.

— Это невозможно! — выдохнула Туся. — Или же они не были людьми. Человеческий организм не обладает такими ресурсами.

— У них существовала подпитка, — пояснил Карна.

— Сказочный источник вечной молодости? — недоверчиво хмыкнула Наташа.

— Не сказочный, а реально существовавший, — без тени улыбки поправил ее доктор Дриведи. — Эпизод Пахтанья Молочного океана^[14], отраженный и в ваших источниках, описывает его добычу.

— И что же случилось? — поинтересовалась Туся.

— Он был утрачен. Сокрыт от нашего народа много веков назад. И вот теперь благодаря профессору Усольцеву мы вновь получили доступ к утраченному достоянию, пускай и путем новых страданий и жертв.

— То есть вы хотите сказать, что все привитые становятся псиониками или целителями и получают способность к бесконечной регенерации? — решила уточнить Наташа.

— Увы, нет, — доктор Карна помрачнел. — Целителями, телекинетиками или телепатами становятся единицы, а исцеление и омоложение клеток требуют колоссальных затрат.

— Сложность процедуры заключается в том, что для достижения устойчивого эффекта энергетические вливания надо проводить регулярно, — дополнил Феликс.

— То есть те, у кого не открылись способности, и кто не может заплатить за возможность помолодеть или исцелиться, становятся донорами для избранных? — сведя воедино разрозненные фрагменты информации, догадалась Туся.

— Не надо все до такой степени упрощать и вульгаризировать, — поморщился Карна. — Люди не были созданы равными. Разве грязь под ногами брахмана должна сетовать, что ее попирают на пути к познанию? Разве глина станет возмущаться, когда ее положат в печь и сделают кирпич, чтобы построить дом.

— Боюсь только без ног и бедер этот путь затянется на века! — отозвалась на иносказание Наташа, напомнив, из какой части тела древнего божества были созданы наиболее многочисленные и трудолюбивые варны вайшьев шудр.

— О, не думайте, шудры Альянса прекрасно все понимают и поддерживают линию «Панна Моти» и правительства, ибо осознают важность энергетической безопасности и независимости, — заверил собеседниц доктор Карна. — Среди «чистых» каст этой огромной варны широко развито добровольное донорство. Те, кто не может больше работать, дабы не обременять семью, подписывает контракт с корпорацией. А родственникам выплачивается солидная сумма, на которую они могут приобрести жилье или дать детям достойное образование.

— Но которая ни в какое сравнение не идет с доходами «Панна Моти» от продажи энергии и предоставления услуг по омоложению, — вместо него закончила Наташа.

— Бизнес есть бизнес, — равнодушно пожал плечами Карна. — Милая барышня, — он со снисхождением глянул на Наташу, — разве Вы не хотите жить вечно, не желаете, чтобы Ваш отец вновь помолодел? И Вы представляете, эти глупые мечтатели: профессор Усольцев и граф Херберштайн со своими бредовыми идеями о необходимости создания антивакцины хотели бы лишить человечество такого блестящего будущего.

«И поэтому отца вы убили, а Вернера всеми силами пытаетесь оклеветать», — подумала Туся.

Вслух говорить она ничего не стала, понимая бесполезность аргументов рассудка в беседе с маньяком, убежденным в своей безнаказанности и правоте. Подумать только, жители миров Альянса сами соглашаются на «донорство» или отправляют на фабрики «Панна Моти» своих стариков. А ведь в качестве сырья для биореакторов могли подойти любые живые организмы.

Туся припоминала, как на Ванкувере пытались для этих целей выращивать гигантских кальмаров. Но тут на дыбы поднялась общественность, различные организации по защите живой природы, и проект пришлось заморозить.

В свете последних событий Туся понимала, что в этом деле не обошлось без змееносцев и подкупленных ими чиновников, которых ушлые дельцы «Панна Моти» ловили на крючок обещания вечной молодости. Уж не этой ли приманкой воспользовался Феликс, чтобы полностью подчинить Галку? Во время сеанса связи сестра выглядела такой же свежей и помолодевшей, как доктор Карна после так называемого «энергообмена».

Что же касалось «доноров», то тут змееносцы убивали несколько зайцев, вывернув наизнанку всю систему соцобеспечения и извратив традиционные понятия о долге перед семьей, низведя их до уровня представлений первобытных общин каннибалов. В самом деле, зачем тратить средства и силы, выращивать каких-то животных, когда под рукой всегда есть неисчерпаемый и бесплатный ресурс. Да и не давали видимо кальмары и прочие представители фауны такого высокого КПД, иначе в ход бы пошли и они.

Туся вспомнила людей из лагеря в Новом Гавре: цветущих мужчин и женщин, невинных младенцев, немощных стариков. Всех их самодовольный упырь, возомнивший себя пупом вселенной, приравнял к грязи и глине, которым следовало стать фундаментом его вечной жизни.

Но какое место в своей кровавой пирамиде этот стервятник отвел ей? Тусю передернуло. Сама мысль о близости вызывала у нее отвращение. От доктора Карна, несмотря на всю внешнюю привлекательность, не просто исходил устойчивый запах крови, от него за версту мертвечиной разило, как от разложившихся трупов на Седьмой. Какие бы планы не вынашивал этот людоед и его приспешники, она должна сделать возможное и невозможное, чтобы их осуществлению помешать. И почему только Командор находится так далеко?

Доктор Карна Дриведи

(обратно)

VIII

Повлиял ли на нее так энергетический обмен, или обилие впечатлений открыло сознанию путь сквозь неведомые червоточины пространства и разума, но во сне Туся снова смотрела на мир глазами Арсеньева, балансируя на волнах его памяти.

Сначала она увидела отца, возвращавшегося в лабораторию после очередной научной конференции. Среди сопровождавших его коллег и учеников, помимо самого Командора и Вернера, пока еще находился Феликс. Обсуждали доклад доктора Дриведи и его предложения по использованию вакцины в качестве терапевтического препарата, а также средства регенерации и раскрытия потенциала человеческого организма.

— Собственно он не предлагает ничего принципиально нового, — своим обычным занудным, назидательным тоном делился впечатлениями будущий Жемчужный Кардинал. — Мы с самого начала знали об изменениях, возникающих в человеческом организме после применения вакцины.

— Даже во время испытания первой серии мутации носили единичный характер, а их проявление отличалось хаотичностью и непредсказуемостью, — возразил отец. — Тогда как в докладе доктора Дриведи говорится о возможностях перестройки организма буквально каждого, подвергшегося вакцинации. По сути нам предлагается очередной вариант евгеники в ее самом неприглядном виде.

— Почему неприглядном? — удивился Вернер. — На мой взгляд, разработки доктора Дриведи в области лечения генетических заболеваний и проблем геронтологии выглядят весьма перспективно и заслуживают пристального внимания.

— В основном со стороны разведки Содружества и службы безопасности концерна Херберштайн, — не удержался от едкой реплики Арсеньев.

— С чего бы это? — обиженно, хотя пока его никто ни в чем не обвинял, нахохлился Феликс.

— С того, что большая часть выкладок, которые во время доклада привел этот доктор Дриведи, основана на материалах наших исследований, которые не были обнародованы, — закончил за ученика отец.

— Но в концерне «Панна Моти» могли провести собственные испытания и прийти к схожим результатам, — продолжал гнуть свою линию Феликс.

Арсеньев только насмешливо фыркнул.

— В таком случае почему они при столь мощной доказательной базе не ответили на вопрос, в чем же принципиальная разница их подхода к производству вакцины, и не потрудились обнародовать соответствующие данные, — аргументировал он, встретив одобрительный кивок своего профессора.

— Дело даже не в отсутствии аргументов, — вздохнул отец. — Сама процедура лечения и омоложения требует колоссальных затрат, особенно если учесть, что ее надо проводить регулярно. И на этом фоне ведется речь о повышении энергетического потенциала организма.

— Вы тоже заметили это странное совпадение, профессор? — взволнованно переспросил отца Арсеньев. — Я думал это только мне показалось.

— Вы хотите сказать, они используют людей вместо аккумуляторов? — расширил глаза от ужаса обычно невозмутимый Вернер. — Но ведь это невозможно. Это дикое варварство, изжитое во всех цивилизованных мирах!

— Люди часто отказываются верить в возможность развития событий по сценарию, который не укладываться в рамки привычных норм и понятий, — вздохнул отец.

— Но реальность, как правило, оказывается даже хуже! — добавил Арсеньев.

В справедливости этого утверждения он сумел убедиться на собственном опыте. Следующая картина этого необычного сна переносила действие в Новый Гавр. В ту самую злополучную лабораторию филиала «Панна Моти», где возле самых первых «установок энергообмена», как называли эти орудия смерти змееносцы, состоялась памятная до сломанных костей встреча с бывшим сокурсником и коллегой.

Тусю буквально парализовало ощущение непоправимости совершенной ошибки, к которому примешивалось чувство бессилия и почти детской обиды, когда горячие слезы вскипали в глазах не потому, что дюжие охранники выкручивали руки и били по лицу и под дых просто так, чтобы показать свою власть. Охранникам на рефлексах, пускай и ценой новых побоев, Арсеньев ухитрился дать сдачи, а вот у бывшего одноклассника так и не сумел спросить: «За что?».

Вопрос застрял в горле вместе с криком, которого они не услышали, как не узнали паролей и имен, кроме Менделеева и Клапейрона. И все-таки даже годы спустя, когда от самого здания офиса осталась лишь груда горелого пластика и щебенки, Феликс продолжал торжествовать и упиваться своим предательством, не ведая, кто стоит за попытками его остановить.

Новое видение показало фабрику на Рас-Альхаге, где установки энергообмена работали на полную мощность. Только вместо измученных, медленно умирающих от непомерной нагрузки на организм доноров в аквариумах находились сытые, довольные реципиенты. Возле сенсорной панели, регулируя энергетические потоки и следя за показаниями датчиков, отслеживающих за работу сердца и других систем организма клиентов, стоял Арсеньев, одетый в форму сотрудника «Панна Моти».

Туся, которую на какое-то время выкинуло из его сознания, едва не проснулась. Ей показалось, что воздух в легких замерз и превратился в кристаллы, язвящие альвеолы ледяными иглами. Конечно Командор во время их последней встречи упоминал о том, что возможно ему придется проникнуть на планеты Рас-Альхага, но Туся даже предположить не могла, что речь зайдет о лабораториях «Панна Моти». Если Галка полюбила негодяя, то она решила связать свою жизнь с безумцем, который ни в грош не ставит свою жизнь и переживания окружающих. С другой стороны, если Арсеньев сейчас находится в самом сердце Рас-Альхага, то он найдет способ как их с Наташей оттуда вытащить и вернуть на Землю. Только бы сам уцелел.

Надежда на это существовала. Командор чувствовал себя достаточно уверенно, точно опытный охотник, проникший в логово опасного зверя. Туся ощущала спокойный интерес ученого, у которого появилась возможность не только освоить новый метод воздействия на организм человека, но и проверить в динамике его результаты. Тем более, что змееносцы и не думали ничего скрывать. Один из инженеров компании, чертами лица схожий с доктором Карна, но рыжеволосый и сероглазый, просто горел желанием ввести нового сотрудника в курс дела.

— Сразу предупреждаю, работа на этом участке не такой уж курорт, как многие у нас полагают, — объяснял тонкости общения с толстосумами инженер. — Клиент капризный, придирчивый, требует за свои деньги моментального результата. А того не понимают, что порция энергетических вливаний для каждого подбирается строго индивидуально и передозировка может нанести такой же вред, как и выкачивание досуха.

— Может начаться усиленный рост новообразований? — предположил Арсеньев, изучая историю болезни какого-то крупного чиновника.

— Лучше не спрашивай, — неопределенно отмахнулся инженер. — Такое увидишь — месяц кошмары будут сниться! В общем, я предупреждаю, никакой самодеятельности, невзирая на все посулы и угрозы. Общаться вежливо, но твердо стоять на своем во имя их же блага. В конце концов, этот пункт прописан у них в контракте. Кому не нравится, могут возвращаться к своим тренерам и косметологам.

— А что, кто-то возвращался? — старательно играя под простачка, поинтересовался Арсеньев.

— Нет, конечно, — хитро улыбнулся инженер. — Одно дело часами потеть, наматывая на беговой дорожке круги, или лезть под скальпель для сохранения одной лишь видимости молодости и здоровья, а другое — поплавать часок в растворе и в реальности скинуть несколько лет. Вечная молодость вовсе не миф, но она очень дорого обходится. Нет, конечно, попытки разорвать контракт случались. Чиновники и бизнесмены Содружества в этом плане самые ненадежные клиенты. Но все возвращались назад. Думаю, Вы догадываетесь, почему так происходит.

— Если я правильно понимаю, без дополнительных энергетических вливаний с нерадивыми или неплатежеспособными клиентами происходит то же самое, что и с теми вакцинированными, которым уготована судьба доноров, — бесстрастно, точно на экзамене, ответил Арсеньев, однако Туся ощутила, с каким трудом он сдерживает закипающий в нем гнев.

— Именно, — инженера распирала искренняя гордость, словно это он придумал технологию гениального обмана, которая всех клиентов компании по сути превращала в ее рабов. — Полное разрушение организма в кратчайшие сроки! — торжествующе воскликнул он. — У реципиентов это происходит даже быстрей, чем у доноров. Поэтому все возвращаются и платят, так что доход от предоставления услуг желающим помолодеть и излечиться от нашими же врачами придуманных болезней скоро превысит прибыль от продажи энергии. Другое дело, что отказываться от «услуг» доноров просто смешно и глупо. Жаль, что они так быстро умирают, но мы работаем в этом направлении. Ну, ладно, я, пожалуй, пойду, — продолжил он уже другим тоном. — Не стоит надолго отлучаться с рабочего места. Шефа, конечно, опять носит невесть где, но вместо него теперь какая-то баба, говорят, даже жена. Не знаю, какая она там жена, но попадаться ей лишний раз на глаза не стоит. Сам не заметишь, как окажешься в аквариуме среди доноров.

«Туда тебе и дорога» — подумал Арсеньев, которому после ухода коллеги потребовалось какое-то время, чтобы справиться с эмоциями. Его буквально трясло, и все попытки убедить себя, что собранные им здесь данные не только превратятся в новые доказательства преступлений «Панна Моти», но и помогут в борьбе с ненавистной Корпорацией на научном фронте, действовали слабо.

Он так глубоко погрузился в мысленный диалог с самим собой, что даже не заметил Галку, которая, по всей видимости, уже достаточно давно за ним наблюдала.

— Скажите, мы прежде встречались? — осторожно поинтересовалась Усольцева-старшая. — Ваша фигура и голос кажутся мне знакомыми.

Смысл слов дошел до Командора не сразу, а вот звучание голоса, пробежав электрическим импульсом по всем жилам, отдалось сладким томлением внизу живота. Туся про себя улыбнулась: сходству их с Галкой интонаций и тембра поражались все окружающие, и даже отец, особенно в последние годы, не всегда мог дочерей различить.

Впрочем, взгляд на знакомую статную фигуру и сосредоточенное, строгое лицо, вызывал у Арсеньева воспоминания уже не о далекой возлюбленной, его малышке, как ласково именовал он Тусю, а о годах учебы и о тихой, незаметной девушке, которая никогда не пропускала лекции, но все равно лила тихие слезы на контрольных и лабораторках, ибо материал чаще всего не могла понять и просила помощи у Феликса.

Теперь Усольцева-старшая повзрослела, а встреча с ней несла реальную опасность разоблачения и ставила под удар всю местную агентуру. С другой стороны, стоило прощупать, сколько в ее нынешних поступках собственной воли, а сколько страха перед мужем и, возможно, похитителем.

— Не исключаю, что мы виделись на какой-нибудь научной конференции, — невозмутимо пожал плечами Командор. — Впрочем, меня вечно путают с какими-то спортсменами и исследователями окраинных миров.

Он уже полностью взял над собой контроль, и даже детектор лжи не изобличил бы его в обмане.

— Исследователями окраинных миров? — с улыбкой переспросила Галка. — Скажите еще с Менделеевым и Клапейроном.

Сестра пошла ва-банк, и Арсеньев принял ее вызов.

— Менделеев и Клапейрон незаменимы, когда надо поставить на место пешку, возомнившую себя Ферзем, — очень медленно, тщательно подбирая слова, отозвался он. — Я лишь не могу понять, зачем настоящей королеве ставить свою игру в зависимость от столь неприглядной фигуры.

— Все мы, и пешки и королевы — всего лишь фигуры на шахматной доске, — продолжая понятную только им двоим, но все равно опасную игру в иносказания, ответила Галка. — А воле игрока не могут противостоять ни короли, ни командоры.

— Это всего лишь иллюзия, — проникновенно вымолвил Арсеньев. — Игрок слеп, и когда он отворачивается, пешка проходит через поле, а королева меняет цвет.

— Цвет королевы неизменен, даже если она оказалась на позиции противника, — покачала головой Галка. — А покинуть поле для нее равнозначно смерти.

Галка произнесла это с такой печалью и такой обреченностью, что Туся разом забыла и ее обвинения в адрес Содружества, и разговоры о преимуществах жизни среди змееносцев. Даже если сестра и не во всем притворялась, желая угодить Феликсу, в ее жизни хватало подводных камней и невзгод. Что там говорили о полной зависимости реципиентов от регулярных энергетических влияний? Неужели у нее хватило ума на такое добровольно согласиться? Или Феликс обманом завлек ее в золотые сети? С другой стороны, тот же доктор Дриведи совсем не походил на наивного дурачка, хотя, похоже, искренне верил в перспективу вечной молодости и бесконечно долгой жизни.

Ответ на вопросы о сестре Тусе подсказало еще одно видение. Невнятное и прерывистое, оно не столько походило сон, сколько напоминало эхо событий, которым еще предстояло случиться.

Арсеньев поджидал Галку на уединенной аллее утопающего в роскошных цветах обширного парка, в сравнении с которым ухоженный сад Феликса выглядел просто убогим. Сестра появилась запыхавшаяся, испуганно озираясь, словно пестревшие повсюду орхидеи имели глаза, а у гигантских рододендронов отросли уши.

— Вы все-таки решили принять мое предложение? — начал Арсеньев обрадованно.

— О чем Вы? — Галка, казалось, даже не поняла вопроса.

— Вы готовы вернуться? — уточнил Командор.

— Я? Что? Зачем? Ах, я пришла поговорить не об этом. Мне нужна Ваша помощь! — торопливо продолжила Галка, пресекая новые вопросы. — Я понимаю, что прошу о почти невозможном, учитывая, как с Вами обошелся мой муж, но речь идет о моей сестре!

— О ком? — переспросил Арсеньев, и Туся почувствовала, как его раздражение, вызванное упоминанием Феликса, сменяется интересом напополам с тревогой.

Галка меж тем продолжала:

— Я понимаю, Вы совсем ее не помните, она же была тогда маленькой девочкой, малышкой, первой выжившей.

Арсеньев еле сдержал улыбку, а в его голове достаточно некстати легкомысленной вереницей пронеслись памятные и Тусе картины их поцелуев и ласк, но все закончило видение заплывающей черным синяком обнаженной девичьей груди и его пальцев, которые пальпируют легкие и ощупывают ребра на предмет пневмоторакса и других травм.

— Что с ней? — спросил Арсеньев сурово.

— Феликс разыскал ее и вез сюда.

Арсеньев кивнул, и Туся поняла, что ему не только известно о похищении, но он уже предпринял по этому поводу какие-то шаги.

— Но три дня назад с кораблем была потеряна связь, — продолжала Галка, и Туся не смогла понять, кто удивлен больше: она сама или Командор. Судя по его реакции, близкой к столбняку, речь шла вовсе не о спасательной операции Содружества, о которой он бы получил какие-то сведения.

— Я понимаю, что их уже ищут, — едва ли не в голос рыдала Галка. — На борту находился один из членов совета директоров «Панна Моти». Но если речь зайдет о выкупе, вряд ли судьба моей бедной сестры их заинтересует. Я готова оформить все необходимые документы, выписать командировку, чтобы Ваше отсутствие здесь не вызвало излишних вопросов. Я даже готова возместить расходы. Конечно, основными средствами распоряжается муж, но мне за эти полгода тоже удалось что-то накопить…

— Я все понял, можете не продолжать, — Арсеньев прилагал титанические усилия, чтобы говорить сухо и спокойно. — В средствах я и сам не стеснен, а оформление документов от Вашего имени только вызовет лишние вопросы. Не плачьте! Я найду Вашу сестру, чего бы это мне ни стоило. Вы даже не представляете, насколько она мне дорога. И все же, возвращаясь к нашему предыдущему разговору, Вы не хотите отправиться на поиски вместе?

— Я не могу! — простонала Галка. — Мне обратной дороги нет. Я не только курирую лабораторию, но и сама участвую в программе вечной молодости.

— Насколько мне известно, Вас прививали другой серией вакцины, — Арсеньев испытывал жгучее желание, перейдя на «ты», объяснить бывшей однокурснице в простых выражениях все, что он думает по ее поводу.

— Это ни о чем не говорит! Исследования по этому вопросу не проводились! — Галка испуганно отшатнулась, точно Арсеньев в отместку Феликсу собирался ее похитить. — Мне страшно! Я не хочу умирать!

* * *

Видение оборвалось. Туся потрясенно подскочила на постели, ощущая на щеках мокрые дорожки от слез. Неужто все, что она сейчас увидела, не заслуживающий внимания сон! Но ощущения Командора были не менее реальны, чем на засыпанной парковке или в рубке корабля. Она хотела тихо подняться, чтобы не разбудить Наташу. Но оказалось, подруга по несчастью тоже не спит.

— Тоже приснился кошмар? — Туся пока не созрела для того, чтобы поделиться переживаниями и необычными ощущениями.

— Там кто-то есть, — испуганно глянула на нее Наташа.

— Где?

— В лабораторном отсеке.

Туся тоже прислушалась к доносящемуся оттуда невнятному шуму. Казалось, что на борту находится какой-то крупный хищник, и он чем-то весьма недоволен. Туся попыталась включить свет, но работало только аварийное освещение. Влажная затхлость и стремительно опустившаяся температура в каюте недвусмысленно свидетельствовали о каком-то сбое в системах жизнеобеспечения. При этом оповещение, которое в случае аварии срабатывало на автомате, заговорщицки безмолвствовало. Неужели начали сбываться видения и сны?

Не обремененная такого рода размышлениями Наташа метнулась к двери. Так и есть. Магнитный замок тоже отключен. В коридоре никакой охраны. Видимо весь экипаж занят устранением неполадок.

— Как ты думаешь, бортовой компьютер тоже обесточен? — потеплее одевшись и выскользнув в коридор, обернулась она к подруге.

— Устройства связи и вся электроника, отвечающая за безопасность полета, имеет резервные источники питания, — без лишних слов поняв ее замысел, пояснила Туся, запрыгнув в штаны и на ходу натягивая толстовку.

Она оказалась права. Расположенные в кают-компании устройства внутренней и внешней связи работали в штатном режиме, даже передача и прием данных по межсети осуществлялись почти без помех. Туся вздохнула с некоторым облегчением: наличие связи говорило о том, что перебой в системе жизнеобеспечения произошел не из-за повреждений корпуса или близости неопознанного гиперпространственного узла.

Впрочем, оптимизма это не добавляло. Туся стянула через голову толстовку. Становилось жарко, вернее, попросту душно. Неужто и генератор подачи воздуха вышел из строя? В таком случае, даже если Наташе удастся связаться с отцом или кем-нибудь из службы безопасности Содружества, спасателям не успеть. А еще эти странные шумы и возня в лабораторном отсеке. Нашли время для экспериментов.

— Ну что там? — поинтересовалась Туся, наблюдая за манипуляциями подруги, которая пыталась наладить связь по доступному только членам Совета Содружества и их семьям закрытому каналу.

— Не получается, — простонала Наташа. — Похоже отсюда есть доступ только к сетям змееносцев. Попробую отправить сообщение через них.

— Может быть, лучше не надо, — Туся с сомнением покачала головой. — Даже если кто-то на планетах Альянса прочтет твое послание и не побоится пойти против члена совета директоров «Панна Моти», он вряд ли сумеет его передать.

— Ты не понимаешь! — горячо возразила ей Наташа. — Служба безопасности Содружества имеет доступ к сетям змееносцев. Операторы высокого уровня взламывают даже каналы их правительственной связи. К тому же, если ты боишься карательных мер со стороны этого безумного доктора и Феликса, я всего лишь пытаюсь сигнализировать о нынешней бедственной ситуации. Не знаю, как ты, но я совсем не хочу здесь умереть от удушья.

— В каютах есть амортизаторы, имеющие автономное снабжение кислородом, — вспомнив битву на орбите системы Ванкувера, заметила Туся. — Если это временный сбой, лучше укрыться в них.

«А если нет, Арсеньеву не успеть», — мысленно добавила она, вспоминая тревогу Галки.

— Уже иду, — кивнула Наташа, отправляя послание и очищая историю до разговора с Галкой.

Они почти достигли жилого отсека, когда их едва не сбил с ног оглушительный рев, схожий с тем, от которого они проснулись. Только на этот раз сквозь сокрушительную мощь обрушившихся на барабанные перепонки децибелов подруги сумели различить слова.

— Еще! Мне нужно еще больше энергии!

Хотя голос, казалось, не принадлежал человеку, Туся непостижимым образом узнала доктора Карна. Жемчужный принц ревел как саблезуб, перемежая свои требования проклятьями и нечленораздельным рыком. Контрастом ему звучал дрожащий, срывающийся на истерику, но при этом не утративший своей привычной назидательности голос Феликса.

— Больше нельзя. Генераторы не выдержат. Мы и так обесточили уже весь корабль. Если у экипажа начнется кислородное голодание, мы собьемся с курса и превратимся в прах.

— В бездну экипаж, в бездну их гребаный курс и ублюдочные генераторы. Если не можешь обеспечить необходимую мощность, тащи сюда свою девчонку! Если овладеть ею прямо в резервуаре, должно как раз хватить.

Туся невольно ойкнула, вцепившись в аварийную крепежку, вмонтированную в стены на случай отказа искусственной гравитации. Куда подевалась рафинированная манерность змееносца, его елейные улыбки, шаблонные заверения в любви.

— Ты убьешь ее! Как же мечты о детях, которые унаследуют ее способности и станут равными прежним асурам? — пытался увещевать безумца Феликс. Судя по всему, гибель свояченицы до заключения официального брака со змееносцем в его планы не входила.

— Что, гнида, надеешься через эту маленькую дрянь породниться с кланом Дриведи? — ревел диким зверем Карна. — В бездну детей. Зачем они мне, если я обрету бессмертие?! Тащи ее сюда! Я отымею ее во все дыры, глядишь, поможет. Это все из-за нее! Она во всем виновата.

— Виновна не девушка, а передозировка! — самообладанию Феликса можно было позавидовать. — Если бы мне позволили направить часть энергии на поддержку систем жизнеобеспечения корабля, ничего бы не случилось.

— В бездну корабль, в бездну системы! Мне нужно еще больше энергии! Я чувствую, если выпью досуха девчонку, выйду на новый уровень бытия.

— Системы корабля и так работают на пределе! — настаивал на своем Феликс. — Если произойдет новый перепад напряжения, произойдет разгерметизация, и бессмертие может закончиться, так и не начавшись.

Туся поняла, что еще чуть-чуть, и она либо грохнется прямо в коридоре в обморок, либо ринется в лабораторию, круша все на своем пути, точно обезумевшее от ужаса животное. В голове творился полнейший кавардак, колени тряслись, желудок скручивали спазмы, крик рвался из горла, но связки не могли сомкнуться. И в это время, словно в исполнении мрачных прогнозов Феликса, отключилась еще и гравитация.

Пока Туся и Наташа, воспарив вниз головой, пытались дотянуться до скоб и выровнять положение тела, неплотно закрытая дверь отсека отъехала в сторону, открывая зрелище, достойное «Капричос» Гойи или картин из жизни древнеегипетских зверобогов. Бледный, трясущийся Феликс застыл, зафиксированный в кресле, у генератора и смотрел на сияющий ослепительным светом резервуар. Доктор Карна Дриведи находился внутри. Вернее, это был не совсем он, точнее тело, ухоженное, упругое, поджарое, принадлежало точно ему, да и волосы вздымались прежней густой черной гривой. Вот только на месте лица была морда хищного зверя: то ли льва, то ли саблезуба.

Обратный путь протекал в режиме заплыва наперегонки с акулами по коридорам затонувшего корабля. Туся с Наташей с безумной скоростью из последних сил перебирали поручни, и все равно им казалось, что чудовище из аквариума их преследует. Почти возле каюты их придавила к полу вернувшаяся гравитация. Они кое-как ввалились внутрь, закрыли дверь, и в это время включился свет, сработали магнитные замки, а в каюту мощным потоком начал нагнетаться воздух. Через несколько минут о сбое уже ничего не напоминало.

(обратно)

IX

Остаток ночи Туся с Наташей просидели в каюте без сна под грудой пледов и одеял, пытаясь унять колотившую их дрожь. Обе, конечно, понимали, что источник холода не снаружи, а внутри. Но все равно прижимались теснее друг к дружке и продолжали набрасывать сверху теплые вещи в попытке не столько согреться, сколько спрятаться от медленно наползавшего со стороны двери иррационального ужаса.

Разум, блуждавший в попытках отыскать пути к спасению, натыкался на глухие тупики. Малейший шорох представлялся шагами обезумевшего монстра. Незначительные перепады напряжения возвращали сознание в злополучную лабораторию, где «любимый тренажер» и его создатель высасывали энергию из всех систем корабля с ненасытностью черной дыры. Неужели им с Наташей предстоит уподобиться квазарам? И если так, увидит ли кто-нибудь их прощальный свет?

— Все будет хорошо, нам удалось отправить сообщение, нас теперь точно спасут! — стуча зубами, повторяла Наташа.

— Я все-таки не уверена, что это была удачная идея, — отозвалась Туся, чувствуя, как ее зубы отбивают шестидольный ритм ванкуверской жиги.

— Ты о чем? — Наташа так удивились, что даже перестала дрожать.

— О нашей с тобой самодеятельности.

Пытаясь отвлечь подругу и забыться самой, Туся боле-менее связно рассказала ей свой сон.

— Просто ты все последние дни много думала о Командоре и о своем отце, — попыталась дать услышанному рациональное объяснение Наташа, которая по-прежнему отказывалась верить в возможность видеть не только прошлое, но и будущее. — Священнослужитель любой из традиционных конфессий посоветовал бы тебе после таких снов сходить в храм, а психоаналитик пустился бы в долгие рассуждения по поводу Эдипова комплекса и смены поколений.

— Понимаешь, это не напоминало обычное сновидение, такая полнота и конкретность ощущений даже на уровне физиологии у меня раньше возникала, лишь когда я оказывалась в чьем-то сознании! — снова начиная дрожать, теперь уже не столько от страха, сколько от возбуждения, пояснила Туся. — Я не просто сканировала сознание Командора, я словно чувствовала его изнутри! — добавила она, заливаясь краской.

— Это круче энергообмена! — потрясенно отозвалась Наташа. — Вот бы нам такое попробовать с Клодом, — мечтательно протянула она.

— Обязательно попробуете, — пообещала Туся, вполне уверенная в своих словах. — Впрочем, вы и без телепатии друг друга понимаете с полуслова или безо всяких слов.

— Только бы его вновь увидеть! — не выдержала, расплакалась Наташа.

Туся тоже хотела бы разрыдаться, тем более поводов для слез у нее имелось куда больше. Все-таки Наташе пока никто не предлагал зооморфное чудовище в качестве жениха. Однако подступившие к горлу слезы смерзлись глыбой льда, а дурные предчувствия вызнобили нутро сухим марсианским морозом. Какие еще беды их подстерегают на пути? Сумеет ли Арсеньев выполнить данное Галке обещание? Не слишком ли многого она от него хочет?

Следующие дни прошли спокойно. Все системы, включая линию доставки, работали в штатном режиме. Корабль, успешно миновав еще одну червоточину, прокладывал курс к каким-то окраинным мирам, откуда имелся выход на систему Рас-Альхага. Пленниц никто не беспокоил: похоже Феликсу и доктору Карна хватало и других проблем. Туся с Наташей, впрочем, не знали, радоваться ли этому или горевать. Отсутствие информации угнетало, а замкнутое пространство давило безразличием склепа, наигрывая на взвинченных нервах глумливый danse macabre^[15].

Время тянулось бесконечно, словно его пропускали через аппарат для сахарной ваты. Книги, музыка, видеоигры не могли заполнить эту липкую, приторную пустоту. Разговоры двигались, как лошади по цирковому кругу, неизбежно возвращаясь либо к чудовищу из аквариума, либо к призрачным планам спасения. Поэтому, когда в один из этих пустых бесконечных дней корабль сотряс сигнал тревоги, Туся испытала даже что-то вроде облегчения.

Конечно поводов для радости особо не находилось. Оповещение информировало, что корабль атакован, предписывало экипажу занять места согласно штатному расписанию, а пассажирам укрыться в амортизаторах и приготовиться к экстренной эвакуации.

— Ну, я же тебе говорила! — воодушевленно повторяла Наташа, переодеваясь в удобную для быстрой ходьбы или перемещений в невесомости одежду. — Наверняка, это Командор или его ребята!

Туся ее оптимизма не разделяла. Она слишком хорошо помнила схватку на орбите Ванкувера, и потому могла трезво оценить всю степень грозящей им опасности. Судя по резким толчкам и интенсивности перегрузок при маневрировании, противник вел огонь на поражение, чего Арсеньев или любой другой командир спасательной экспедиции, конечно же, делать не стал бы, постаравшись навязать абордажный бой.

Когда датчики угрозы зажглись ярко-красным, а сигнализация завыла, не смолкая, уже и Наташа не сумела скрыть тревоги.

— Да что же они делают?! — проговорила она, явно пытаясь преодолеть почти неизбежные при перегрузках рвотные спазмы. — После такого спасения как бы в госпитале не пришлось месяц проваляться!

— Я бы согласилась и на госпиталь, — стараясь дышать ровно и глубоко, поделилась с подругой Туся. — Только бы это были действительно спасатели.

Увы, убедиться в беспочвенности своих радужных надежд им пришлось в очень скором времени.

Когда система оповещения доложила о попадании в жилую гондолу и разгерметизации нескольких отсеков, Наташа только тихо взвизгнула:

— Мы погибнем!

Туся от комментариев воздержалась и только, повинуясь инструкции, выбралась из амортизатора и поспешила надеть спасательный костюм. Наташа последовала ее примеру. Пока гравитация, как в прошлый раз, не отключилась, стоило попытаться покинуть каюту и найти шлюпочную палубу, если, конечно, таковая здесь имелась. Увы, дверь оказалась заперта.

Туся отстраненно подумала о том, что, если не случится чуда, эта ненавистная каюта станет для них комфортабельным склепом, а вещи из прошлой жизни в лучших традициях древних царей и фараонов отправятся за ней в мир иной. В общем, как говорил Слава Капеэсэс, «спи спокойно, дорогой товарищ», и нет Арсеньева, чтобы напомнить про коммунистов. Впрочем, кто бы их ни атаковал, застать их живыми он вряд ли успеет. Безумная ирония слепой судьбы: выбраться из ада на Ванкувере, чтобы погибнуть от разгерметизации во время захвата корабля змееносцев.

Может быть, как-то воздействовать на замок? На плотине же получилось. И вновь никакого толку. Видимо для возвращения способностей ей нужна установка энергетического обмена, или рядом должен находиться Командор. Надо как-то сообщить Наташе, а заодно помочь ей справиться с застежками защитного костюма. Что-то подруга подозрительно спокойна. Похоже на шок. Одно дело участвовать в боях исторической реконструкции, а другое — оказаться в гуще настоящей баталии в космосе. Вот только где взять силы разомкнуть сковавший гортань и не позволяющий толком вздохнуть паралич? Да и какая теперь разница.

Но что это? Неужто в коридоре шаги? Арсеньев? Увы. Всего лишь Феликс, запыхавшийся и растерянный не меньше своих пленниц. Привыкший все планировать и раскладывать по полочкам, в передряги подобного рода он еще не попадал. И все равно сейчас он предстает едва ли не ангелом спасения. Или все-таки демоном? Демон-хранитель?! И взбредет же в голову такая ахинея!

— Хорошо, что вы собраны, — торопливо проговорил он. — Нужно срочно покинуть корабль. Нас атаковали пираты. Экипаж пока держится, но шансов мало. У доктора Дриведи есть три свободных места на адмиральском катере, нам нужно срочно попасть туда.

Хотя Феликс был последним человеком, которому Туся согласилась бы поверить, на этот раз он, похоже, не врал. Да и страх напополам с решительностью в видневшихся сквозь защитную маску глазах выглядел вполне натурально. Конечно, Арсеньева Жемчужный Кардинал боялся не меньше любых искателей приключений, однако Туся не чувствовала присутствия Командора.

В любом случае, в каюте оставаться не имело смысла, автоматика уже остановила подачу кислорода и сейчас запустила программу герметизации аварийного отсека, обрекая оставшихся в нем на верную гибель. Так что, как ни крути, в сложившейся ситуации Туся была Феликсу благодарна.

Другое дело, что выражать обуревавшие ее противоречивые эмоции она не имела ни времени, ни желания. Они со всех ног бежали по коридору, и система оповещения отсчитывала секунды, оставшиеся до консервации отсека. Каждый шаг в тяжелых громоздких костюмах давался с неимоверным трудом, словно вместо воздуха их окружал глубокий снег, сквозь который приходилось прокладывать себе путь. Потом в жилой зоне отключилась гравитация, и это оказалось на руку, ибо не только сделало невесомыми тела и костюмы, но и помогло, не затрачивая усилий и времени на подъем, с легкостью просочиться между тяжелыми переборками затворов и потолком.

Лабораторный отсек, двери которого снова оказались открыты, выглядел буднично и аккуратно, словно корабль и не пытались разорвать на части плазменные заряды из пушек врага. Разве что вокруг отключенной установки энергообмена сосредоточился концентрированный мрак, а некоторые незафиксированные детали оборудования красиво парили в невесомости. Феликс бросил взгляд в сторону обесточенного «тренажера», покачал головой, но ничего не сказал.

Они преодолели еще несколько метров коридора, когда включившаяся гравитация буквально придавила их к полу.

— Они что там с ума сошли? — возмутился Феликс — Здесь же не меньше двух «g»^[16].

— Видимо мы просто маневрируем, — отозвалась Туся, прилагая титанические усилия, чтобы подняться, чувствуя, как тело наливается свинцовой тяжестью.

— Или автоматика сбоит, — добавила Наташа, которая до того просто плыла вслед за Тусей, как вагончик за паровозом, а теперь не могла даже встать на четвереньки так, что Феликсу пришлось взять ее на буксир.

Пара десятков метров, отделявшие лабораторию от рубки, показались расстоянием в несколько парсеков. Сплющенные двойной силой тяжести легкие не желали расширяться, каждый глоток воздуха приходилось буквально отвоевывать, ноги дрожали и норовили подогнуться, глаза застилала пелена и заливал едкий пот, от которого промокла уже вся одежда под защитным костюмом.

Туся невольно вспомнила работу в госпитале имени Дина Крейга, где в последние недели его работы не хватало дронов и каталок, и раненых приходилось перекладывать на носилки и таскать самим. Впрочем, в те дни она не чувствовала тяжести, как почти не ощущала усталости в гибнущем офисе Корпорации. Может быть, все дело было в том, что сейчас вся ее сущность содрогалась от перспективы оказаться в замкнутом пространстве рядом с жутким маньяком, готовым выпить из нее жизнь?

Но другого пока не придумывалось, а мысли об Арсеньеве, барсах и любых других спасателях отступили на задний план. В голове вообще наблюдалась поразительная пустота, и дремучий инстинкт повелевал следовать за тем, кто хотя бы думает, что знает, куда идти.

В рубке и возле нее творился полный хаос: под ногами хрустели обломки металла и стеклопластика, со стен свисали обрывки проводов и трубок, из которых продолжали стекать остатки какой-то технической жидкости, неряшливыми пятнами смотрелись пломбы, герметизирующие места пробоин. Несмотря на фильтры в нос бил знакомый Тусе по Ванкуверу запах гари, крови и смерти.

Один из членов экипажа обвис в своем кресле посреди хаоса пронзившей его насквозь искореженной арматуры и деталей обшивки, еще двое скорчились у приборной панели страшными кусками оплавленной брони и обгорелого мяса. Еще несколько человек, опаленные и окровавленные, упрямо продолжали маневрировать, пытаясь отсрочить уже неизбежное сближение.

— Что там у вас? — с трудом переводя дух, поинтересовался Феликс у одного из пилотов.

Тот ответил непечатно-односложно.

— Двигатель поврежден, — с тяжким вздохом пояснил другой. — Орудия выведены из строя, вернее просто неподконтрольны нам: к бортовому компьютеру подключился их оператор, и мы не можем ему ничего противопоставить. На абордаж тоже нет особой надежды. У нас слишком мало людей.

— Сколько у нас времени до отправления катера? — прервал доклад Феликс.

Проблемы экипажа его не заботили. Он хотел спасти свою шкуру, а за Тусей пришел лишь потому, что она его интересовала в качестве средства для осуществления его амбициозных прожектов. Однако планы Феликса в свою очередь не интересовали доктора Дриведи.

— Какого катера? — в усталом голосе пилота обреченность сменило искреннее недоумение. — Адмиральский борт благополучно отстыковался еще полчаса назад, — пояснил он, указывая приборную панель, — и уже находится вне зоны огня кораблей противника.

Похоже доктор Карна Дриведи рассудил, что резервов адмиральского катера вряд ли хватит для четверых, а может быть, он изначально не собирался брать в расчет своего Жемчужного Кардинала. Тот, кто привык предавать, должен помнить о том, что может быть и сам предан. И единственное утешение всем Каинам и Брутам вселенной — участь Уголино, терзающего череп архиепископа Руджиери в ледяном мраке озера Коцит.

— Этого не может быть! — потрясенно пробормотал Феликс, вслед за Наташей тяжело оседая на пол. — Он же сам велел мне привести обеих девчонок, сказал, что в полете нам может понадобиться энергия.

Туся насмешливо фыркнула: о каком браке в своем ослеплении мечтал Феликс? Похоже доктор Карна с самого начала рассматривал «невесту» исключительно как батарейку. А Феликс со своими амбициями просочиться к самой верхушке «Панна Моти» был просто смешон.

«Хочу познакомить с будущем мужем… разрешите представить…» Как он только не лопнул от собственной важности. Небось спал и видел себя любимого в кресле члена совета директоров, не замечая ничего вокруг, словно токующий тетерев или брюзгливый индюк. Нет, даже не индюк. Индюк — это доктор Карна, а Феликс — серая ворона в павлиньих перьях, грязная падальщица, которая не сгодится даже в суп. Ворона в супе, а индюк в аквариуме, все наоборот.

Громкий, почти истерический смех согнул Тусю пополам, лишая последних сил, доводя до икоты, исторгая из глаз потоки слез. И что это на нее нашло? Она хохотала до упада и не могла остановиться, радуясь избавлению хотя бы от одной из проблем. Доктор Карна сделал выбор, и Туся искренне его одобряла, понимая, что им с самого начала было не по пути. А уж зрелище жалкой, скорчившейся в одном из скособоченных кресел фигуры Серого Ферзя просто приводило ее в щенячий восторг.

Туся вновь чувствовала себя маленькой девочкой, наблюдавшей за Феликсом и сестрой с высоты ветвей старой раскидистой липы. Смех, который она не смогла сдержать при виде неуклюжих поцелуев незадачливых влюбленных, выдал ее с потрохами, и спасением тогда стал только памятный прыжок с дорожки на балкон второго этажа. Сейчас ее отрезвила звонкая оплеуха: Феликс нашел, на ком выместить досаду.

— Чему ты радуешься, дура?! Думаешь, нас атаковали твои любимые барсы? Как ни странно, в нынешней ситуации я предпочел бы иметь дело с ними. Вон, полюбуйся, какие красавцы к нам пожаловали!

Он указал на экран, передававший картинку с абордажной палубы, где уже вовсю шла перестрелка, местами переходящая в рукопашную во всей ее жестокой неприглядности. Нападавшие действовали дружно и напористо, почти с первых мгновений схватки решив ее исход. Как только оператор сети взломал защиту внешних переборок, они точно пробку вышибли экипаж из кессонного отсека и, миновав насквозь простреливаемый коридор, заняли позицию у входа на лестницу, которую пытались удерживать защитники корабля.

Хотя действия атакующих демонстрировали достаточно высокий уровень боевой подготовки, их внешний вид красноречиво свидетельствовал о том, что времена службы в боевых соединениях Содружества, Альянса или даже частных армиях окраинных миров для большинства из них остались в далеком прошлом, а для кого-то и вовсе не наступали. Корабль атаковали именно пираты: разбойничья ватага, разношерстный сброд, хищники разных видов, собравшихся в стаю ради грабежа и легкой наживы.

Шипастые, клыкастые, ощеренные самыми невероятными модификациями брони, исторгающие плазму из оружия чудовищных, немыслимых моделей. При этом лишь малая часть вооружения и амуниции относились к изделиям серийного производства, да и те видали лучшие времена. Остальное представляло собой образцы невероятной, достаточно отдаленной гибридизации, созданной руками неведомых умельцев-кустарей. У одного нагрудник от экзоскелета «Кобры» был объединен с фрагментами брони «Беркута», у другого скафандр Легиона Санитарной защиты дополняли сильфидские наручники-клещи и сербелианские присоски. Остальным вообще не повезло: они разгуливали в защитных пассажирских костюмах, укрепленных стальными пластинами. С другой стороны, пока все сражались, не снимая шлемов, Туся даже не могла сказать, сколько членов пиратской абордажной команды принадлежит к человеческой расе. Впрочем, не об этом сейчас шла речь.

— Ну как, убедились, что спасать вас никто не собирается? — поинтересовался Феликс, в голосе которого визгливые панические нотки странным образом сочетались с сарказмом. — Если нас сразу не убьют, то в числе самых радужных перспектив: донорство на фабрике «Панна Моти» или бордель в ближайшем из окраинных миров.

— Не вижу разницы с тем будущим, которое ты мне готовил с доктором Дриведи! — отозвалась Туся, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.

Она прекрасно понимала, что встреча с пиратами ничего хорошего не сулит, однако показывать свою слабость или лить слезы перед таким ничтожеством, как Феликс, считала ниже своего достоинства.

— Я не дамся им живой! — потрясенно глядя на экран, проговорила Наташа.

Туся невольно вспомнила, как чуть более полугода назад сама заявляла что-то подобное, но тогда ее вывернутое наручниками плечо прижималось к израненной груди Арсеньева, и он, еще не зная, что их ждет и как они будут выбираться, говорил слова поддержки.

— Да кто тебя спросит! — хмыкнул Феликс, хватаясь за поручень, чтобы скрыть предательскую слабость в ногах.

Похоже Жемчужный Кардинал проявлял решительность, лишь когда надо было украсть данные, организовать чье-то похищение или допросить бывшего однокурсника, предварительно связав его покрепче.

Конечно, когда нападавшие, с боем отвоевав лестницу, очутились в ближайшем коридоре, он взял в руки скорчер и присоединился к пилотам. Однако ни одного выстрела сделать не успел. Смяв остатки защитников корабля, в рубку ворвались пираты. Пилоты даже не сумели забаррикадироваться: пиратский оператор полностью контролировал систему блокировки отсеков.

— Сдавайтесь! — прогремел властный, грубый голос, в интонациях которого ощущалось что-то смутно знакомое. — Этот корабль теперь принадлежит нам. Кому дорога жизнь — бросай оружие.

Почему должны сбываться лишь дурные видения и кошмарные сны? Хотя лицо пирата, который вломился в ее сознание во время спектакля в Зальцбурге, скрывала маска, Туся узнала его властную повадку и характерную для уроженца окраинных миров манеру произносить слова, утрируя звук «р» и слегка растягивая гласные. По иронии судьбы, словно в насмешку над излишней самоуверенностью бедняги Клода, пират был облачен в знакомый Тусе по институту Энергетики и офису Корпорации полный комплект брони «Кобры». Только вместо лазерной плети пока сжимал в руках скорчер.

— Эй вы, будущие батарейки и шлюхи! Кто из вас доктор Карна Дриведи? — придирчиво разглядывая пленников, прогремел пиратский предводитель.

— Прошу прощения, кэп, — подал голос один из пиратов, имевший при себе оборудование радиста. — Онегин доложила, что доктор Дриведи находится на отстыковавшемся адмиральском катере. Наша пташка засекла его, когда он пытался выйти в межсеть.

— Немедленно перехватить и доставить к нам на борт. В ваших же интересах, укурки недоделанные, не упустить этот жирный кусок. Онегину выдать дополнительные призовые.

— Зачем ей призовые! — пробурчал один из пиратов, защитный костюм которого в нескольких местах был оплавлен и все еще дымился. — На бухло она не тратит, по борделям не шатается.

— Да мы ей можем и за бесплатно устроить крутейший бордель, — поддержал товарища еще один обладатель кустарной брони на основе защитного костюма.

Однако предводитель его прервал:

— Отставить разговоры! — проревел он. — Много бы вы этот корабль отыскали, если бы Онегин не засекла сообщение в открытой сети. А тебе, Дергунчик, за то, что адмиральский катер упустил, ближайший месяц не девок окучивать, а гальюны вместо дронов чистить! За работу, бездельники! — повернулся он к остальным. — Корабль тщательно обыскать. Все ценное оборудование демонтировать. Пленников — в трюм.

Продираясь сквозь дым и туман, застилавший глаза, словно через густо наложенный на изображение колор, Туся наблюдала, как пираты грубо поднимают на ноги выживших членов абордажной команды, как конвоируют к выходу уцелевших пилотов, как с хозяйским видом шарят по рубке и прилегающим помещениям. Когда наручники сомкнулись на запястьях Феликса, она испытала что-то вроде маленького мстительного удовлетворения: Серый Ферзь за сегодняшний день ухитрился угодить аж в две ямы, которые с завидным усердием рыл другим.

Тусей и Наташей предводитель заинтересовался лично. Похоже качество «товара» он умел определять и сквозь защитный костюм.

— Так-так! — удовлетворенно хмыкнул он. — Похоже наш жемчужный принц драпанул, даже бросив свой гарем. Не расстраивайтесь, дамочки. Милости прошу. На корабле старого Саава Шварценберга вас будет, кому утешить.

Наташа сделала какое-то движение, то ли хотела выхватить у пирата скорчер, то ли пыталась залепить ему пощечину, но вместо этого пошатнулась и осела на пол. Саав Шварценберг подхватил ее, взвалил, точно мешок, на могучие плечи и понес по лестнице на абордажную палубу и далее на свой корабль. Туся покорно следовала за ним. Какими мытарствами грозят им новые испытания, она старалась даже не думать.

В центре Саав Шварценберг

(обратно)

X

— Ну все, дамочки, теперь раздевайтесь! — распорядился Саав, вталкивая Тусю в одну из заполнявших трюм клеток и достаточно бесцеремонно сгружая туда Наташу. — Ну, что застыли? Спецкостюмы гребаные, говорю, снимайте. А вы что подумали? Или у вас там под ними нет ничего?

Он оглушительно захохотал над собственной шуткой, щедро сбрызгивая рыжую бороду слюной. От шлема и брони он успел освободиться еще в кессонной камере своего корабля и теперь с наслаждением, надсаживая ворот растянутого свитера, скреб густую шерсть на груди.

— Ну что вы там копаетесь? — продолжал он, наблюдая за неловкими попытками пленниц освободиться от костюмов и не стянуть вместе с ними мокрую от пота, противно липнущую к телу одежду. — Мне тут что, до морковкина заговенья стоять?

Не решаясь перечить, Туся кое-как протолкнула внутрь подкативший к горлу спазм и ускорила движения, непослушными руками пытаясь снять костюм с себя и помочь Наташе, которая еще не до конца освободилась от обморочной пелены и лишь с трудом хватала воздух открытым ртом. Когда с неудобной конструкцией удалось почти совладать, последовал новый приказ:

— А помедленнее нельзя? Совершая красивые телодвижения. Чему вас только учили?! А ну-ка, шалавы пустоголовые, покажите старому Сааву апсарский танец змей! Или вы только перед альянсовскими толстосумами привыкли шевелить задницами? Ну, ничего, я вас быстро обломаю. А будете кочевряжиться, отдам команде, а потом отправлю змееносцам в коллоид. Если останется чего отправлять.

Если Саав Шварценберг отдавал противоречащие друг другу приказы, чтобы запугать и еще больше сломить волю пленниц, то своей цели он достиг. Тусю не просто трясло, она не могла попасть в рукав толстовки, которая почему-то расстегнулась и снялась вместе с защитным костюмом. Голова, казалось, уже раскололась на осколки, которые вращались по неведомой орбите, образуя новый пояс астероидов. Распаленное нервной перегрузкой, подстегиваемое страхом воображение рисовало картины, одна безнадежнее другой, так что памятная встреча с легионерами уже казалась просто забавным приключением.

В спутанном меркнущем сознании ржавым гвоздем засела единственная мысль: «Встречу с пиратами спровоцировали они сами». Не просто так внутренний голос бунтовал против попыток Наташи отправить сообщение любой ценой. Не зря водоворот реки времени выбросил к ее берегам этот странный сон и звучавший предостережением разговор Арсеньева и Галки. И кого теперь винить за то, что не проявила достаточно настойчивости и не сумела остановить подругу? Да и о какой настойчивости тогда шла речь: открытая дверь каюты казалась чудом, шансом единственным на миллион.

Ну что ж, усердие возымело результаты: сообщение услышали. Кто ж знал, что в команде у Саава Шварценберга окажется оператор сети уровня Пабло. Тусе казалось, что молодой барс как-то раз в беседе о классической литературе упоминал неуловимого хакера, взявшего в качестве псевдонима фамилию пушкинского героя.

Впрочем, теперь это не важно. Пабло, так же, как и Арсеньев, остались где-то далеко на расстоянии даже не световых лет, а кровавых тысячелетий, темных веков, из глубины которых пришла эта железная клетка с заплеванным полом и парашей в углу. И участь наложниц в гареме полудикого князька на краю обитаемых миров сейчас представлялась едва ли не избавлением.

— Клод показал мне, как останавливать сердце, — прошептала Наташа, глядя на подругу переполненными ужасом глазами, в которых расширенный шоком зрачок занимал почти всю радужку.

Туся с сожалением подумала, что Командор не преподал ей таких уроков. И зачем она только позволила Феликсу вытащить их из злополучной каюты.

Впрочем, Жемчужный Кардинал тоже не ожидал такого бесславного краха своих блестящих планов. Взмокший и растрепанный, похожий на щипанную ворону, он сидел в одной из близлежащих клеток и изо всех сил старался слиться с обстановкой. Он не повернул головы, даже когда в трюм внесли окровавленных и обессиленных пилотов и выживших членов абордажной команды.

— А с этими что делать? — спросил у предводителя носатый рябой пират, пока его товарищи распределяли пленников по клеткам.

— Запереть и стеречь, — раздражено ответил Саав, явно раздосадованный тем, что приходится разжевывать очевидные вещи.

— Я имею в виду, что до Васуки, если оставить их как есть, они не дотянут.

— И что же ты, Майло, предлагаешь лазарет для этих ушлепков альянсовских устраивать? — предводитель начал выходить из себя.

— Ну, лазарет не лазарет, а медицинская помощь им не помешала бы, — не сдавался рябой Майло. — Хотя бы самая, того, э-ле-мен-тарная, — добавил он, не без труда выговорив последнее слово.

— У Онегина, помнится, аптечка где-то была, — подал голос еще один пират, темнокожий парень с разномастными дредами, перевязанными пестрой косынкой.

— Еще бы лекарства я на эту падаль не тратил! — окончательно взбесился Саав. — Не доживут до встречи с покупателем — не моя проблема! Из вашего жалованья вычту. Да и кто их лечить станет? Забыли, что нашего прежнего дока забрала Нага? А у нас своих раненых сегодня пятеро.

— Четверо, кэп, — уточнил темнокожий, которого звали Рик. — Вакидзаси своему японскому богу душу отдал.

— И остальным без дока худо придется, — вздохнул Майло. — А нам на борту только балласта не хватало. Помимо пленных.

— Ну не будешь же ты хворых корешей продавать на батарейки, — резонно заметил Рик.

— Можно было бы Жемчужного принца заставить наших ребят лечить, — предложил какой-то долговязый бородач с глазами навыкате. — Он же, вроде как, тоже доктор.

— Балда ты, Штырь! — сердито осадил его Саав. — Доктор — это научное звание! А так он только и умеет, людей в коллоид запихивать и энергию из них качать.

— Но у них на корабле наверняка был док, — не сдавался долговязый Штырь. — Там же всяких лекарств да оборудования туева куча.

— Даже установка энергообмена имеется, — дополнил Рик, поправляя косынку, удерживающую дреды в положении морковной ботвы на грядке.

— И вам, бездельники, эту установку к нам перетаскивать, — напомнил своим молодцам Саав. — Только попробуйте там что-то испортить!

— Я бы мог подсказать, как оборудование для энергообмена аккуратно демонтировать, — подал голос из своей клетки Феликс. — Я сам на корабле установку собирал.

Он по-прежнему смотрел куда-то в пространство, но мышцы его поджарого, тренированного тела были напряжены, а поза выражала внутреннюю концентрацию.

«Что он задумал? Неужто ради спасения своей шкуры готов предать корпорацию и Альянс, еще раз нарушив обязательства о неразглашении? — от удивления Туся даже обрела способность мыслить более-менее трезво. — Или же тот, кто заслужил прозвище Серого Ферзя, замыслил какую-то хитрую почти шахматную комбинацию? Но на что он рассчитывает? Неужели надеется поймать этого Саава в ловушку вечной молодости и, захватив власть над пиратской армадой, вернуть себе свободу».

Впрочем, пиратский главарь пока не торопился в расставленные сети.

— Что-то биоматериал у нас нынче разговорчивый попался, — придвинулся он к решетке, сурово потрясая лазерной плетью. — Давно пальцы не выкручивали?

— Как хотите, — пожал плечами Феликс, предусмотрительно отодвигаясь вглубь. — Испортите установку — ваша проблема. Мое дело сторона. Только напомню, что биоматериал стоит в разы дешевле энергии, а уж в окраинных мирах, в особенности после Ванкуверской кампании, цены, как я слышал, и просто упали. А Зеленый жемчуг по-прежнему в цене.

Все-таки способности Феликса искушать могли позавидовать многие демоны.

— Можно подумать, ты знаешь, как из людей энергию выкачивать? — сердито проворчал Саав, но стальные, холодные глаза зажглись интересом.

Туся ясно видела, как на раскрасневшемся от перепалки со своими людьми веснушчатом лице пирата чувство собственного превосходства и искреннее презрение к «ходячим батарейкам» борется с корыстью.

— Я знаю не только, как выкачивать, но и как с помощью энергетических вливаний омолаживать и лечить, — теперь уже превосходство появилось на бледном лице Феликса. — Я сам разрабатывал эту методику, а уж каким образом ты будешь установку использовать — тебе решать!

— Побить змееносцев их же оружием, — задумчиво протянул Саав, оставив в покое грудь и запуская пятерню в бороду.

Если на его корабле имелся душ, то пользовался он им нечасто.

— Заманчиво, ничего не скажешь. Ладно, вытащите этого хмыря из клетки и отдайте спецкостюм. Только предупреждаю, без фокусов! — надвинулся он на приободренного Феликса. — Если что-то пойдет не так, твою адскую машину на тебе на первом испытаю.

— А что по поводу дока? — напомнил Майло. — Тут, кажись, уже один из абордажников подох, пока мы тут лясы точили.

— Осмелюсь предложить в качестве медработников мою свояченицу и ее подругу, — заискивающе глядя на Саава Шварценберга, заметил Феликс, который уже успел упаковаться в спецкостюм. — У Маргариты — три курса мединститута и опыт работы в военном госпитале на Ванкувере, ее подруга прошла курс начальной медицинской подготовки.

Туся едва не подскочила на месте. Это уже просто никакой логике не поддается. И какие же цели Феликс преследует на этот раз? Просто заискивает перед пиратом или пытается набить им с Наташей цену, отсрочив отправку в гарем или бордель? Но зачем? Неужели все еще надеется не только выбраться, но и организовать брак строптивой родственницы жены с кем-то из воротил Альянса?

— Эти две маленькие шлюшки? — переспросил Саав, с недоверием разглядывая пленниц. — А я думал, они у вас по другой части. Ладно, пускай валяют! Сначала осмотрят моих ребят, потом займутся будущими батарейками. Аптечку возьмут у Онегина. Если кто из членов моей команды не выживет, я объяснил, что этих девок ожидает. А в бордель я их всегда продать успею.

Пока охранники возились с замками, Туся чувствовала, как по телу пробегает новая волна паники. Неужто им с Наташей придется стать пособницами пиратов? А если раненые в сегодняшнем бою не выживут?

— Нас же не могут ни в чем обвинить? — стараясь двигаться прямо, но все же придерживаясь за прутья решетки, тихо спросила Наташа. — Во всех инструкциях по безопасности говорится, в случае захвата подчиняться и выполнять требования террористов.

— Да и клятву Гиппократа пока никто не отменял, — стараясь не показывать собственных сомнений и страхов, поддержала подругу Туся.

— Ты там не очень-то усердствуй. Это пиратское отродье понадобится мне для демонстрации тренажера, — улучив момент, пока пираты, конвоировавшие пленников по обшарпанным захламленным коридорам, отвлеклись, напутствовал «свояченицу» Феликс.

— Знаешь ли! — от возмущения Туся повысила голос больше, нежели следовало. — За меткость твоих головорезов расплачиваться телом я не намерена!

— Вот я об этом и говорю, что тело мы прибережем для более выгодной продажи, — забыв привычную витиеватость, цинично хмыкнул Феликс. — А дерьмо за пушечным мясом прибирать да в гнойных ранах копаться для тебя дело привычное.

— Ты прав, я бы с радостью вскрыла гнойник под названием «Панна Моти», а потом хорошенечко все там зачистила! — не удержалась от еще одного выпада Туся, чувствуя, как праведный гнев заглушает отчаяние и страх.

— Руки коротки! — фыркнул Феликс, в сопровождении Штыря поднимаясь по лестнице.

— Посмотрим.

— Да тут у нас, я погляжу, горячие цыпочки! — хохотнул рябой Майло, делая вид, что направляет Тусю в нужный коридор, а на самом деле ощупывая ее грудь.

От него разило смешанным запахом пота, застарелого пародонтоза, испорченного желудка и гудрона, который в этом букете ощущался самым приятным из ароматов.

— Зачем вам этот мудвин, девки! Попробуйте лучше с нормальными мужиками! — поддержал товарища Рик, беззастенчиво облапив ни живую, ни мертвую от страха и отвращения Наташу.

— Мы лечить кого-то сегодня будем? — стараясь говорить решительно и спокойно, поинтересовалась Туся. — Или так неймется, что на жалование наплевать?

Наташа глянула на нее с ужасом. Туся тоже ожидала по меньшей мере хорошей затрещины, а то и чего похуже. К счастью расчет оказался правильным. Майло только резко и зло, словно железными тисками, сжал ее многострадальную грудь и повел пленниц дальше.

Конечно, Туся не испытывала никакой жалости не только к пиратам, но и к своим тюремщикам с корабля змееносцев, и все же по дороге в медотсек молила о том, чтобы раны членов пиратской команды оказались не совсем безнадежными. К счастью, не считая Вакидзаси, которому вряд ли сумел бы помочь самый искусный хирург, пираты вышли из схватки с минимальными потерями. У одного молодца был открытый перелом лучевой кости, двое других получили ожог лица и верхних дыхательных путей, четвертого задело выстрелом из скорчера, но плазменный заряд, частично отраженный броней, прошел по касательной.

Другое дело, что и в аптечке помимо допотопных перевязочных средств и примитивных антисептиков имелись только сомнительного вида обезболивающие. Контрабанда наркотиков уже много веков составляла неотъемлемую часть пиратского промысла, и доход от сбыта химических грез в некоторые периоды перекрывал прибыль от работорговли.

Поскольку опыт войны на Ванкувере научил обходиться малыми средствами, Туся уже прикинула, что предпринять. Однако в это время в дверном проеме, сияя белозубой улыбкой и торжествующе потрясая дредами, появился Рик с увесистой медицинской сумкой в руках.

— Вот, держите! Еле отыскал! Онегин там управляет погоней за этим доктором, который не док. Подключилась по нейросети, фиг до нее достучишься.

— Фиг достучишься, фиг достучишься! — передразнил его раненый со сломанной рукой, которого назвали Тараном. — Я как-то попробовал к ней подкатить. Просто слегка пощупать, так едва не получил заряд плазмы. При этом из сети она даже не вышла.

— И с этими цыпочками нам вряд ли развлечься дадут, — протянул Майло, глядя на Тусю таким голодным взглядом, что ее наливающаяся болью грудь еще сильнее заныла. — Если Саав говорит про апсарский танец, значит сам глаз положил.

— Еще бы он не положил, — хмыкнул Таран, пытаясь здоровой рукой добраться до Наташиных ягодиц. — Это вам не старые коровы с круизных лайнеров и не хабалки с грузовиков и военных транспортов.

— Именно. — кивнул Майло — Девочки что надо, хоть и строят из себя недотрог. А нам опять до Васуки терпеть придется.

— Велика беда, потерпим! — пожал плечами Рик. — Если Онегин поймает жирного змееносца, а агенты вовремя купят остальных пленников, знаешь сколько шлюх накупить можно будет! Только бы не продешевить! Я еще раз проверил список пассажиров и членов экипажа, этих двух цыпочек там как бы и нет!

«Ну, еще бы, — подумала Туся. — На Земле их с Наташей явно оформляли как груз».

— Может, лучше им назваться? — шепотом спросила Наташа.

— Пока не спрашивают, лучше не стоит, — также вполголоса отозвалась Туся. — Изменить это ничего не изменит, только создаст дополнительные проблемы.

— Продешевить, не продешевить! — продолжал ворчать Майло. — Даже при самом удачном раскладе, много ли ты на наше жалование девок накупишь?

— Нага за своих замарашек храмовых такие цены ломит, что хоть монахом становись, — согласился с товарищем Таран. — А там смотреть не на что: кожа да кости. Даже сисек нет. Хуже хабалок с грузовиков или кривоногих спецназовок, у которых того и гляди член отрастет. Да и обидно свои кровные тратить, когда тут можно иметь бесплатно.

— Чтобы иметь чего-то или кого-то бесплатно нужно стать таким, как Саав, — резонно заметил Рик. — А вы оба рылом не вышли!

— Чувствую себя, будто меня выставили перед ними голой! — тихонько всхлипнула Наташа, на бледном лице которой играл лихорадочный румянец.

«И это вполне может произойти», — чуть было не брякнула в ответ Туся, но вовремя прикусила язык, понимая, что новый обморок подруги им обеим слишком дорого обойдется.

— Не обращай внимания, — улыбнулась она. — Солдаты в госпитале тоже болтали всякое.

Только там можно было вкатить хорошую оплеуху, а потом пожаловаться заведующему отделением. На такой случай у Эрнста Шольца разговор был короткий — выписка из госпиталя и докладная командованию. Здесь они с Наташей не имели возможности даже элементарно себя защитить. Или все-таки имели?

В аптечке для рядовых членов экипажа Туся приметила скальпель: примитивное орудие хирургов прежних времен. На Ванкувере, когда приходилось оперировать во время перебоев с подачей электроэнергии, она достаточно неплохо научилась с ним обращаться. В критической ситуации будет достаточно одного небольшого надреза, чтобы избавить их с Наташей от мучений. Только бы не хватились пропажи.

Пока скальпель, который Туся сумела незаметно припрятать, в качестве инструмента был ей не нужен. В аптечке загадочного Онегина (или все-таки Онегиной) помимо необходимых препаратов нашлись и походный анализатор, и оборудование для выращивания кожи, и современные хирургические инструменты.

— Не стоит паниковать. Пока ничего страшного не происходит, — как можно убедительнее улыбнулась Туся, объясняя Наташе последовательность действий.

«Не считая того, что Саав, припугнув пленниц, своей команде никакого запрета не давал».

Впрочем, пока пираты, не считая небольшой «проверки» в коридоре за рамки не выходили, видимо ждали вожака, а лечение протекало без происшествий. Курс военно-полевой медицины вспомнился на удивление легко.

С помощью Наташи Туся зафиксировала сломанную кость Тарана, предварительно восстановив поврежденные сосуды и мягкие ткани. Затем извлекла осколки ребер и брони из раны пирата, неудачно подвернувшегося под скорчер, и занялась обожженными. Самая большая сложность возникла при попытке снять болевой синдром: оба пирата, братья сербелианцы Шаркаи и Рафаи, находились в состоянии сильнейшего наркотического опьянения, поэтому другие анальгетики на них уже не действовали.

— Что, девка, нариков не видела? — дыхнул на нее перегаром Таран, который чувствовал себя явно лучше и теперь законно расслаблялся в компании объемистой бутыли с каким-то местным самогоном.

— Это они перед боем накачались? Для храбрости? — без особых церемоний интубировав одного из братьев, уточнила Туся.

— Это они по жизни, — хохотнул Майло, который успел составить Тарану компанию и теперь заметно повеселел. — Когда оба в хорошем настроении, девки от них млеют. Сама под кайфом не пробовала? — он придвинулся совсем близко и даже облизнул языком Тусину мочку, так что ее едва не вытошнило. — Могу организовать.

Туся наклонила голову пониже, а потом, как бы случайно резко разогнулась, боднув непрошенного ухажера в челюсть, так что тот прикусил язык. Она спокойно обработала ожоги братьев, подготовила все необходимое для выращивания и пересадки кожи, а с обезболиванием решила оставить все, как есть. Тем более буквально через несколько минут ей самой пришлось использовать наркотики в качестве анальгетиков, когда их импровизированный госпиталь перенес свою работу в трюм. Пираты наотрез отказались предоставлять пленным лекарства из «аптечки Онегина».

С другой стороны, и Туся, и Наташа прекрасно понимали бессмысленность своих усилий: клиентам пиратов из корпорации «Панна Моти» было все равно. Под влиянием вакцины смерти больные и ослабленные производили не меньше энергии, нежели крепкие и здоровые. И все же Туся и Наташа делали все возможное, чтобы не позволить своим недавним тюремщикам умереть.

Туся как раз вытаскивала осколки из спины громилы, участника их похищения в Зальцбурге, когда в трюм, лихо съехав по перилам, ворвался возбужденный Рик:

— Поймали! Жирного змееносца поймали. Взяли катер на буксир и конвоируют сюда.

И почти вслед за этим откуда-то сверху раздался сердитый женский голос:

— Кто из вас, придурки, шарил по операторской? Вы понимаете, что я из-за вас чуть доктора Дриведи не упустила?!

— Но, птичка, у нас на борту раненые, — мгновенно сникнув, так, что даже дреды обвисли, начал оправдываться Рик. — Саав велел принести аптечку.

— Меня зовут Онегин! Птичками будешь называть шлюх на Васуки. Да и зачем вам аптечка, долбоящеры недоделанные? Вы же все равно не умеете ею пользоваться. Или у нас на борту снова появился док?

— Именно что! — Рик снова воспрянул духом, и дреды его непостижимым образом поднялись торчком. — И ты нам ничего о нем, вернее, о них не сказала.

— Разберемся!

На лестнице послышались проворные легкие шаги, и в трюм спустилась амазонка в пиратском камуфляже и сенсорных перчатках оператора межсети. При первом взгляде на нее Тусе стало понятно происхождение сетевого псевдонима: отличница и староста курса, носившая фамилию пушкинской героини, вероятно, читала роман классика даже в оригинале.

Ленка Ларина, девушка, голограмму которой отчаянный Слава Капеэсэс вмонтировал в солдатский медальон и за чью гибель уже второй год мстил змееносцам. Живая и здоровая с задорно вздернутым носом и очаровательными ямочками возле пухлых губ. Уверенная в себе и распекающая пиратов с таким же рвением, с каким прежде отчитывала нерадивого однокурсника. Разве что светлые волосы стали намного короче, да в глубине серых глаз затаилась печаль и безысходность. Страшно представить, через что ей пришлось пройти, прежде чем оказаться на пиратском корабле и получить доступ в межсеть.

— А, девочки, — усмехнулась Ленка вместо приветствия. — Добро пожаловать в ад.

(обратно)

XI

— Этих двух красоток не было в списках, — пытаясь уесть неприступного Онегина, вставил Рик.

— Это многое объясняет, — выдохнула Ленка, по лицу которой пробежала тень. — Ну что вы тут болтаетесь, как космический мусор на орбите! — грозно зыркнула она на членов пиратской команды. — Думаете, без вас альянсовские ушлепки из запертых клеток разбегутся? Или собираетесь тут девочек раньше Саава осчастливить?! А оборудование кто грузить будет? Дронов вы, помнится, пропили или на дурь сменяли. Вот теперь сами и отдувайтесь!

Она демонстративно прервала медицинские экзерсисы Туси и Наташи, благо те уже практически закончили, и в порыве начальственного рвения заперла подруг в клетке, находящейся в самом укромном углу трюма, подальше от навязчивого внимания пиратов и ушей пленников с корабля змееносцев. Потом едва ли не пинками препроводила команду, включая раненого Тарана, куда-то вверх по лестнице и вернулась к пленницам, пропихнув через прутья решетки две бутылки воды и упаковку концентратов. Команду корабля Феликса похоже кормить не собирались, в качестве питья предлагая довольствоваться водой из вмонтированных в стены ржавых кранов.

— Маргарита Усольцева и Наталья Серебрянникова? — полувопросом полуутверждением проговорила Ленка. — Две пропавшие знаменитости, которых ищет все Содружество. Мне следовало догадаться, еще когда я засекла то странное сообщение в сети змееносцев, и скинуть его на сервера Содружества через призрачный ай пи.

Она покачала головой:

— Я ведь так и собиралась сделать. Но когда пробила пассажиров и узнала про доктора Дриведи, забыла обо всем: так захотелось эту падаль вместе со всеми его приспешниками засунуть в коллоид!

— И отомстить за родителей и однокурсников, которых отправили на фабрику «Панна Моти» в Новом Гавре, — в свою очередь наполовину спросила, наполовину констатировала Туся.

Ленка смерила ее удивленным взглядом, но сказать ничего не успела, так как ее прервала Наташа.

— Так вы, получается, нападаете на корабли змееносцев и продаете их пассажиров на фабрики «Панна Моти».

— Эта игра очень забавляет Саава, — с жестокой радостью пояснила Ленка. — И главное, приносит хороший доход. Тем более, что за большинство толстосумов, которых мы все равно потом продаем, успевают перевести выкуп.

— А это не опасно? — всплеснула руками Наташа, на лице которой проступало едва не восхищение.

— Ненамного опаснее, чем играть пятнашки с Саавом, подчищая в сети все данные о пассажирских кораблях Содружества, — беспечно пожала плечами в Ленка, подворачивая длинный рукав не по размеру большой мешковатой куртки. — Змееносцам еще ни разу не удавалось нас засечь.

— Но нас же Вы не собираетесь отправлять на фабрику? — не выдержала, спросила без обиняков Наташа.

— У женщин здесь другая судьба, — болезненно скривилась Ленка.

— Мой отец и Вернер в состоянии заплатить выкуп.

— Я разве не ясно объяснила? — проговорила Ленка отчетливо и жестко. — Саав возьмет выкуп, но поступит с вами так, как сочтет нужным.

— А Вы разве нам не поможете? — взмолилась Наташа. — Что Вам стоит переслать еще одно сообщение по межсети?!

— Я не могу предать Саава, — тем же безапелляционным тоном отозвалась Ленка. — Только благодаря ему я все еще жива. К тому же это слишком опасно.

— А вот Слава Хайруллин, вспоминая о Вас, забывал о любой опасности! Бросался на Ванкувере в самое пекло с Вашим именем на устах! — Туся решила, что пора предъявить оказавшийся у нее на руках козырь.

Единственно, чего она опасалась, неправильно произнести фамилию Капеэсэс, которая была, конечно, известна Ленке, но в последнее время фигурировала только в официальных документах.

— Слава Хайруллин давно мертв! — отрезала Ленка, и из ее лучистых когда-то глаз повеяло лютым сухим морозом. — Он погиб при разгоне демонстрации у головного офиса «Панна Моти» на Ванкувере. Его змееносцы заживо сожгли!

Туся кивнула. Она знала, что, как и большинство участников Сопротивления, Слава некоторое время жил на нелегальном положение, поэтому ошибочное внесение в список погибших было ему на руку. По этой же причине, опасаясь ареста, он тогда и не обращался в госпиталь, благо у Арсеньева в Подлипках, куда будущего разведчика привез Семен Савенков, имелось все необходимое для лечения оборудование.

Объяснить все эти нюансы в двух словах оказалось непростой задачей, но Туся справилась. В глазах у Ленки стояли слезы, на губах играла исполненная нежности улыбка. Похоже обаятельный оболтус в свое время тронул сердце старосты курса.

— И он до сих пор обо мне помнит? — извечный женский вопрос в устах отчаянной пиратки напомнил Тусе аромат спелых плодов и прелой листвы, неизменно пробивавшийся сквозь смрад и гарь в дни ее последней осени на Ванкувере.

— Он пошел в Сопротивление, потому что не сумел Вас спасти.

— Вы познакомились в госпитале? — было видно, что Ленка хочет узнать о Славке побольше, но стесняется, как в те времена, когда Капеэсэс никак не мог зазвать ее в клуб, чтобы показать Ванкуверскую жигу.

— Мы вместе участвовали в освобождении узников «Панна Моти» в Новом Гавре, — коротко пояснила Туся, но Ленка ее поняла.

— Как я могла не поверить! — Ленка почти рыдала. — Видела ведь его голограмму в новостях, и мастер-класс по Ванкуверской жиге смотрела. Впрочем, теперь это не имеет значения. Мне обратного пути нет.

— Ваш обратный путь зависит от одного сообщения, — попыталась убедить ее Туся.

— Вы не знаете, как поступает Саав с теми, кто его предает или просто разочаровывает! — воскликнула Ленка, и в ее глазах отразился такой ужас, что Туся невольно вспомнила свое видение и изломанную женскую фигуру на грязном полу.

Имела ли право что-то требовать она, дочь создателя вакцины, запустившей цепь жутких преступлений и изломавшей миллионы судеб. Ленка Ларина была одной из немногих, кому еще предоставили какой-то выбор. И кто бы посмел ее судить или осуждать.

— Достаточно послать академику Серебрянникову требование выкупа. Разумеется, с согласия вашего Саава, — предложила Наташа вариант, который и Туся сочла самым разумным. — А дальше дело техники. Наши друзья — профессионалы экстра-класса. Вас никто не заподозрит.

— Тут не все так просто, — Ленка покачала головой. — Васуки, на которую мы сейчас держим путь, — планета по условиям жизни похожая на Ванкувер или Землю. Там только три луны и вместо деревьев — разноцветная трава, напоминающая бамбук.

— Планета необитаема? — уточнила Туся.

— Да нет, заселена и преимущественно людьми, вернее дикарями, которые живут архаичными обычаями, верят в Великого Се и духов-прародителей, слыхом не слыхивали о мирах Содружества и Альянса, и всех пришельцев из космоса считают посланцами надзвездных краев.

— Боже, как интересно! Такой мир — настоящий кладезь для историков и этнографов! — воскликнула Наташа, в порыве профессионального интереса, похоже совершенно забыв о более насущных проблемах. — А я еще удивлялась, почему планета носит имя великого змея, которого боги и асуры использовали в качестве веревки во время Пахтания Молочного океана. Вероятно, мы имеем дело с еще одним примером переселения народов в тот же загадочный период, в который были колонизированы и планеты Рас-Альхага.

— Такие подробности мне неизвестны, — снисходительно глянула на юную исследовательницу Ленка. — В любом случае, Васуки до сих пор числится в реестре неисследованных и труднодоступных миров. И от Земли, и от Рас-Альхага до него несколько сотен световых лет.

— Я так полагаю, существует какой-то более короткий путь, который использует Саав, — предположила Туся. — Наверняка на Васуки ведет какая-нибудь червоточина.

— Саав ее обнаружил лет двадцать назад во время одного из рейдов в районе курортного Паралайза, когда охрана какой-то круизной посудины едва не подбила его корабль, — кивнула Ленка. — С тех пор у него есть база, на которой он может скрыться и от Змееносцев, и от Содружества, поэтому свое открытие он держит в строжайшем секрете.

— Но вы же знаете координаты? — снова перешла к мольбам Наташа. — И могли бы передать их моему отцу.

— Я отвечаю за безопасность и веду переговоры в сети, тщательно шифруя всю информацию, — превращаясь в жесткого профессионала Онегина, напомнила Ленка. — И, если я допущу утечку, это будет стоить мне жизни, расставание с которой Саав сделает долгим и мучительным.

Туся с Наташей задумались, пытаясь придумать какой-нибудь выход. Путного ничего в голову не приходило, и времени закончить разговор им не дали.

Где-то наверху послышался шум шагов, лязг затворов, гул каких-то механизмов, возбужденные разговоры, непотребная ругань и разгневанный голос Саава Шварценберга:

— Вы кого мне подсунули, долбоящеры недотраханые! Я вас спрашиваю, где доктор Дриведи?

— Кажется, у нас проблемы, — нахмурилась Ленка, на лицо которой, тем не менее, вернулось прежнее выражение бесшабашной независимости.

И в это время нутро корабля сотряс знакомый Тусе с Наташей звериный рев, в котором потонули все остальные звуки.

— Бездны космоса! — Ленка непроизвольно пригнулась. — Это еще что за хрень?

Туся попыталась пояснить. Однако в это время с жутким скрежетом пришли в движение механизмы элеватора, древнего и ржавого, как и все на этом допотопном, но все еще сохраняющем завидную боеспособность корабле, и в трюм спустили опутанную силовыми полями клетку, внутри которой бесновался доктор Дриведи, вернее клыкастый, мохнатый монстр, одетый в защитный костюм. Спустившийся во главе команды Саав встречал его внизу. Судя по тому, с какой нагрузкой работали генераторы защитного поля, член совета директоров «Панна Моти» был бодр, полон сил и готов разнести весь корабль, благо энергии на это бы точно хватило. Зато пираты выглядели помятыми и сбитыми с толку, и бледной молью маячил где-то на заднем плане Феликс.

— Но кэп, — на ходу оправдывался один из абордажников, участвовавших в погоне. — Кроме этого негуманоида на борту катера никого не было! Он еще наших двоих покоцал: Дергунчика и Пяо Синщуя.

— Сами виноваты! — огрызнулся Саав. — Нечего было поперед автоматики лезть.

В это время доктор Дриведи предпринял еще одну попытку освободиться, сопровождаемую оглушительным рыком.

— Заткни пасть! — рявкнул на него Саав, отключая у поля защиту.

Теперь любое соприкосновение с невидимым барьером сопровождалось ударом током высокого напряжения. Жемчужный принц это понял, атаки прекратил и даже, сделав над собой титаническое усилие, перешел на человеческую речь.

— Я доктор Карна Дриведи, член совета директоров корпорации «Панна Моти», — начал он вполне членораздельно. — И я требую, чтобы меня немедленно освободили.

К концу речи он не выдержал, снова перешел на рычание, которое Саава раздражало, но совершенно не вызывало страха.

— Говорящая обезьяна! — презрительно выплюнул он. — В цирке его что ли показывать?

— Эта тварь похожа на монстров, которые живут в лабиринте у Наги, — с трудом управляя выбивающей барабанную дробь нижней челюстью, заметил Рик.

— Сам вижу! — буркнул Саав. — И что, предлагаешь его забесплатно Наге отдать? Я имею в виду, как мы запишем обращение его родным и коллегам, если этот придурок на себя не похож?! Или, может быть, Онегин дала нам неверную ориентировку?

— Какая в бездну ориентировка?! — мигом отозвалась Ленка, вновь превращаясь в деловитого оператора сети. — Вы только поглядите, что этот псих над собой сотворил.

Она, не теряя времени, развернула прямо посреди трюма голографический монитор и вывела на него изображение с камер внутреннего наблюдения корабля змееносцев, безошибочно отыскав момент превращения доктора в звероподобную тварь. Туся отметила высочайший профессионализм лихой пиратки и старосты курса.

— Насколько я поняла, тут налицо передозировка энергией, которая вызвала какую-то необъяснимую мутацию, возможно, связанную с особенностями организма змееносцев, — пояснила Ленка, вызвав на грубых лицах пиратов недоумение, смешанное с восхищением.

Хотя рядовые члены экипажа вряд ли поняли и половину этой научной тирады, мудреные слова, которыми с такой легкостью оперировала их Онегин, пиратам явно нравились.

Саав тоже удовлетворено хмыкнул и с интересом включил повтор.

— Абордажный лом мне в задницу! Ну и придурок! — покачал он рыжей всклокоченной головой. — Ладно, — продолжил он уже деловитым тоном. — Я упускать своего не собираюсь. Запишем обращение в таком виде, а эту запись приложим. А откажется выполнять наши требования, выкинем в открытый космос, — добавил он, бросив выразительный взгляд на доктора Дриведи.

— Я мог бы вернуть ему человеческий облик, — неожиданно ловко освободившись из хватки охранника, пообещал Феликс. — Для этого только надо собрать установку энергообмена и подключить к корабельному генератору.

Туся в ужасе вспомнила сбой систем корабля и беснующееся в аквариуме чудовище. Да если дать волю члену совета директоров, он тут все раскурочит. К счастью Саав тоже предпочел воздержаться от экспериментов. Видимо понимал, на какой развалюхе летает.

— Эй, кто-нибудь, заприте уже этого ученого ублюдка, — раздраженно бросил он своим людям. — Еще бы я на альянсовскую погань энергию не тратил.

— Но, поймите, — не унимался Феликс, — с помощью этой установки я могу вылечить ваших раненых, а Вам обеспечить вечную молодость!

— Вечная молодость! — Саав оглушительно расхохотался. — Ну, насмешил! Да я не знаю, как этот срок отмотать, не закончив его в коллоиде или на нарах. Нет, приятель! Если я и включу твою адскую машину, то лишь для того, чтобы превращать в энергию моих врагов и предателей!

Его последние слова потонули в одобрительном гомоне пиратов, и даже Туся почувствовала в этот миг что-то вроде уважения.

Впрочем, первыми, на ком испытали собранную под руководством Феликса установку энергообмена, оказались пилоты и абордажники его корабля, люди, которые, выполняли его приказы и сражались до последнего, пытаясь его защитить. Серый Ферзь недрогнувшей рукой ввел им вакцину смерти. Уж предавать-то он умел.

Саав же просто не знал жалости и в жизни руководствовался исключительно своими прихотями. Хотя Ленка Ларина, к мнению которой он хоть иногда прислушивался, и раскрыла ему тайну личности доставшихся пиратам нежданным бонусом именитых пленниц, посоветовав до получения выкупа девушек не трогать, он лишь презрительно хмыкнул:

— От них что, убудет? А понравятся, я их, пожалуй, себе оставлю, только выкуп сначала возьму.

В тот же вечер он потребовал «цыпочек», к себе в каюту.

— Я хотел было отвести вас, девочки, сначала в душ, — с набившей уже оскомину сальностью улыбнулся вновь сопровождавший их Майло. — Но кэп предпочитает естественность!

«Интересно, а мылом он тоже не пользуется?» — подумала Туся, украдкой проверяя скальпель.

— Я отвлеку его, а ты вскроешь ему сонную артерию, — слегка заикаясь, поделилась возникшим спонтанно планом Наташа, пока Майло возился с замками.

— Лучше в основание черепа нож всадить, — уточнила детали Туся. — Так надежнее, а дальше, как получится.

«Перерезать горло Наташе, а потом себе я в любом случае успею».

— А теперь, красотки, спляшите для меня апсарский танец, — потребовал Саав, едва закрылась дверь.

В неизменном свитере, армейских штанах и бронированных ботинках он сидел на смятой постели среди сероватых, покрытых непонятного происхождения пятнами, рваных простыней. В каюте царил полумрак, поскольку половина светильников попросту отсутствовала.

Наташа замешкалась у двери. Туся сделала шаг вперед, не совсем понимая, чего от них добиваются. Она, конечно, слышала о распространенном в притонах Альянса танце храмовых апсар. Однако в балетной школе, куда она ходила еще подростком, их таким вещам не учили.

— Что, шлюшки безголовые, не знаете, что такое апсарский змеиный танец? — Саав повысил голос. — Это когда женщина без помощи рук выбирается из одежды, как змея, меняющая кожу. Доберемся до Васуки, Нага вам покажет. И не только это. Нага говорит, что настоящей женщине руки вообще не нужны. Она должна уметь ласкать одним только взглядом. Как вы думаете, почему самые красивые и знаменитые статуи богини любви все, как одна, стоят без рук. Если уж давать женщине руки, то несколько пар, как у богини Кали, чтобы обнимала крепче. Ну что, уяснили задачу? Сумеете исполнить то, что прошу, так уж и быть, доставлю и вам удовольствие.

Туся машинально потянулась к застежкам, вспоминая движения фламенко и танца живота. В голове все мешалось. У нее снова начинался нервный колотун. Куда делся скальпель? Неужто потеряла? Да и какой от него толк: Наташа, кажется, снова близка к обмороку, а саму трясет так, что даже завязки не получается распутать.

— Я же сказал, никаких рук! — диким зверем взревел Саав, словно Туся совершила какое-то святотатство. — Любая храмовая шлюха на Васуки и то понятливее! Не заслужили вы ласки, придется брать, как получится.

Стремительным, хищным движением он сгреб Тусю в охапку и швырнул ничком на пропахшую потом, спиртом и смазкой жесткую постель. Скальпель, все это время преспокойно лежавший во внутреннем кармане штанов, впился в бок, надрезав кожу. Нашелся, гаденыш, ровно тогда, когда руки уже заломлены за спину, да еще придавлены здоровенным, мускулистым телом пирата.

Саав Шварценберг, с нетерпеливым сопением стягивал с Туси штаны, с мясом выдирая застежки.

«Вот тебе и первый раз. Знал бы Командор, для кого свою малышку берег», — с ужасом и омерзением подумала Туся, как об избавлении, мечтая об обмороке. Как назло, сознание сохраняло полную ясность и четкость ощущений, только живот скручивало узлом и к горлу, куда попали разметавшиеся по постели растрепанные волосы, подкатывала тошнота.

И все-таки не просто так она подумала об Арсеньеве. Почти справившись с сопротивлявшейся до последнего плотной, добротной тканью, Саав внезапно издал неопределенный булькающий звук и завалился на бок, чтобы в следующий момент вскочить в боевую стойку. Туся, не теряя времени, выскользнула из-под него ужом, и, выхватывая скальпель, кинулась куда-то в угол каюты. Куда угодно, только подальше от пирата.

— Кто посмел? Убью! — вопил Саав, дико озираясь.

Но в каюте никого не было, не считая Наташи, которая так и сидела у запертой двери, испуганно хлопая глазами.

И в этот момент та же невидимая рука нанесла пирату еще один сокрушительный удар в челюсть. Туся с уверенностью могла сказать, она тут ни при чем. Ну, то есть как ни при чем. Похоже связь, которая объединяла их с Командором и для которой расстояние в несколько сотен световых лет не являлось преградой, вышла на новый уровень. Она тоже не видела Арсеньева, но явно ощущала его присутствие.

И Саав Шварценберг его тоже ощущал, можно сказать, на собственной шкуре. И даже пытался дать отпор. Конечно, его попытки освободиться из удушающего захвата невидимого противника выглядели достаточно странно, но Тусю нереальность происходящего сейчас не волновала. В конце концов, чудеса в ее жизни случались и прежде, а сейчас ситуация была едва ли не страшнее, нежели в рушащемся офисе «Панна Моти». Разве что, в отличии от того раза, она оставалась только зрителем.

И в этот миг Туся почувствовала, словно с шеи сняли удавку или сдвинули тяжелый камень, закрывающий вход в подземелье, и в лицо вместе со свежим воздухом хлынул солнечный свет. Она поняла, что может и сама воздействовать на Саава. И тут уж ему мало не показалось. Удар, который Туся целенаправленно нанесла в низ живота, скрутил его в бараний рог. Туся еще никогда не использовала способности кому-то во вред, но пирата жалеть не собиралась, втыкая в него новые невидимые иглы.

«Тронешь еще раз, будешь до конца жизни сидеть в инвалидной коляске и под себя ходить», — мысленно пригрозила она Сааву.

— Проклятая ведьма! В открытый космос тебя или в коллоид вместе с этим клыкастым доктором! — прохрипел он, зверски вращая выпученными глазами на красном, потном лице, правая сторона которого вместе с глазом заплывала настоящим синяком, к происхождению которого Туся была непричастна.

«В коллоид, говоришь, а ты в этом уверен?» — продолжала воздействовать на болевые точки Туся, ощущая нехорошее удовольствие от происходящего и не особо задумываясь о последствиях. Она уже знала, здесь на корабле их с Наташей не тронут.

«Позволь мне его придушить?» — где-то на краю сознания возник заданный любимым голосом вопрос. Туся чувствовала, что связь слабеет, но у нее не хватало сил одновременно воздействовать на болевые точки пирата и говорить с Командором.

«Не стоит, — отозвалась она. — Его гибель ничего не решит, а с его командой и Феликсом нам таким способом не справиться. Лучше забери нас с Васуки. Червоточина находится где-то в системе Паралайз».

Едва Туся и покидающий ее Арсеньев немного ослабили хватку, Саав пинком отбросив замешкавшуюся Наташу, метнулся к двери каюты.

— Эй вы! Живо сюда!

В проеме мгновенно возникли Майло и еще с десяток озадаченных, удивленных пиратов.

К этому времени Шварценберг почти обрел способность говорить и демонстративно застегнул ремень, хотя внизу у него, судя по всему, все болело и по штанам расплывалось неопределенного цвета пятно.

— Заприте этих двух ведьм в отдельную клетку с силовым полем, и глаз с них не спускать! Когда доберемся до Васуки, отдам их Наге. Пускай с ними монстры из лабиринта толкуют!

(обратно)

XII

— Что вы с ним сделали?! Он же теперь ни о каком выкупе даже слышать не хочет!

Удивительно, но на этот раз Ленка Ларина выглядела куда более испуганной, нежели Туся или даже Наташа, которая, едва узнала про мысленный диалог с Командором, сразу приободрилась.

— То есть ты успела сказать Арсеньеву даже в какой системе следует искать ведущую на Васуки червоточину? — поминутно переспрашивала она, совершенно позабыв весь свой прежний скепсис в отношении Тусиных видений. Впрочем, потасовка Саава с невидимым противником выглядела более чем убедительно.

— Эту червоточину еще надо обнаружить. А я боюсь, это будет непросто, учитывая, что кроме Саава, которому элементарно повезло, об этом коридоре никто не знает, — вздыхала Туся, которая после происшествия в каюте пребывала в растрепанных чувствах.

Едва вернувшись в клетку, она сорвала с себя майку, намочила ее ржавой водой из-под крана и, не заботясь о том, что ее могут увидеть другие пленники, долго и с остервенением терла тело в тех местах, где к нему прикасался Саав, пытаясь смыть тошнотворный запах его похоти. А в это время на губах, которых пират прикосновением не осквернил и не удостоил, медленно истаивало ощущение бесконечно нежного прощального поцелуя, который успел подарить Арсеньев до того, как разорвалась связь. И так хотелось, чтобы этот поцелуй повторился в реальности, и так мало на это оставалось надежды.

— Что собирается сделать с нами Саав? — спросила Туся у Ленки, вкратце рассказав, что приключилось с ними в каюте. Про Арсеньева она по понятным причинам умолчала. Да Ленка бы и не поверила.

— Кто такая Нага и что такое лабиринт? — в свою очередь пыталась выяснить их грядущую судьбу Наташа.

Ленка только сочувственно вздохнула.

— Лабиринтом мы зовем расположенный в самом гиблом месте гнилых болот храм темных богов, населенный чудовищами, похожими на вашего доктора Дриведи, — сурово пояснила Ленка. — Нынешние обитатели тех мест к строительству явно отношения не имеют, они даже не знают железа и живут собирательством, охотой и набегами на соседние, более развитые племена. Но, как и любые дикари, они трепещут перед чудовищами и приносят им кровавые жертвы.

— А Нага, вероятно, у них вроде жрицы? — предположила Наташа, в порыве научного интереса, похоже, вновь забывая, что в жертву чудовищам собираются приносить не каких-то абстрактных поселян из учебника, а ее саму.

Посуровевшее лицо Ленки исказила гримаса ненависти.

— Нага — величайшая аферистка и самая прожженная стерва из тех, кого мне доводилось встречать, — отчеканила она. — Я не знаю, откуда она родом, но попала она на планету в качестве пленницы и любовницы Саава, которую он, тем не менее, подарил местным вождям в знак своего особого расположения. Трудно сказать, обладает ли она какими-то дарованиями, но ей непостижимым образом удалось подчинить монстров лабиринта, что ей обеспечило полную власть над всей этой болотной ордой. А поскольку Саав по-прежнему заинтересован в дружбе с дикарями, которые снабжают его продовольствием и привозят пленников для продажи «Панна Моти», Нага использует его в качестве дойной коровы. Видимо надеется поднакопить капитал и при случае свалить.

Пока Ленка рассказывала, перед глазами Туси возникло вызванное явно из памяти оператора сети чеканное надменное лицо с капризным изгибом красиво очерченных губ. В миндалевидных агатовых глазах в обрамлении длинных, как стрелы, ресниц пылало темное пламя. Нет, эта женщина доводила до исступления Саава не только апсарскими танцами. От нее исходила сила: древняя и дремучая мощь отринутой праматери Лилит, повелительницы диких зверей и заклинательницы демонов. И встреча с ней в самом деле могла стать роковой.

— А что по поводу жертв? — напомнила Наташа.

— В каждый свой визит Саав жертвует храму часть пленников «из надзвездных краев», а то и проштрафившихся членов команды, — с виноватым видом пояснила Ленка. — Поэтому, если он действительно решил отдать вас Наге, я уже ничем не смогу помочь. А я-то планировала, когда Саав договорится с вашими родными о выкупе, передать им координаты барыг, которым он пленников обычно перепродаёт…

На миг Туся как бы уже оказалась в подземелье. Дымный свет факелов бросал неверные тени на закопченные стены, сложенные из монолитных каменных блоков. Она сошлась в смертельном противоборстве с Нагой, защищая группу юношей и девушек, почти что детей. Из тьмы щерились жуткими клыками оскаленные морды чудовищ, и в руках хозяйки лабиринта плясала плеть, норовя обвиться вокруг Тусиных ног. Приходилось отступать или подпрыгивать, но ни в коем случае не отводить от противницы взгляда и не опускать питаемый собственной жизненной силой энергетический щит.

— История учит, что из любого лабиринта можно найти выход, — пытаясь приободрить Тусю и убедить саму себя, заметила Наташа.

Однако Ленка восприняла ее слова как упрек.

— Вы не видели женщин, которых пираты пускали по кругу! — дрожащими губами проговорила она. — А еще теперь этот ваш сват-брат с его дьявольской машиной! Стоило ли продавать душу, чтобы все равно закончить в коллоиде!

Туся подумала, что душу вообще не стоит продавать, но вслух об этом говорить не стала: не судите и не судимы будете. Тем более, что работающая в режиме поглощения установка энергообмена и в самом деле выглядела чудовищным измышлением сил ада.

Даже некроманты древности не додумались до такого. Мучительно умиравшие в растворе пленники обеспечивали бесперебойную работу двигателей корабля и систем жизнеобеспечения, заряжали блоки питания артиллерийских орудий и наполняли энергией много лет простаивавшие без дела резервные аккумуляторы. Температура на борту стала более комфортной, воздух наполнился кислородом, вот только вдыхать его все равно приходилось через силу, ибо по коридорам корабля с каждым днем все сильнее разносился запах тлена. Впрочем, чуяли его только Туся с Наташей и, возможно, еще Ленка.

Майло, Таран, Рик и другие пираты устроили себе развеселый аттракцион: издевались над пленниками, а потом заключали пари, кто дольше протянет. Саав наблюдал за тем, как заполняются резервные аккумуляторы, и удовлетворенно потирал руки, подсчитывая грядущие барыши.

— Я всегда говорил, этим альянсовским ушлепкам самое место в коллоиде! — с мстительной радостью повторял он. — Только теперь, когда есть установка, не придется смотреть в рот перекупщикам и обогащать «Панна Моти», сбывая им товар за копейки.

— Если увеличить мощность, можно со временем собрать второй агрегат! — стелился перед ним Феликс, заливая уши медом грядущих перспектив.

На Тусю с Наташей Серый Ферзь демонстративно внимания не обращал. Только в самом начале, когда подруг, подгоняя на этот раз дулами скорчеров, привели из каюты в трюм, он поморщился, досадуя очередным помехам в осуществлении его планов.

— Ну что, допрыгались?! — не скрывая раздражения, констатировал он. — Не захотели немного потерпеть? Можно подумать, с мужиками никогда дела не имели.

Туся невольно вспомнила последнее свидание с Командором и их невероятное объятие, преодолевшее звездную даль. Феликса в такие подробности она посвящать не собиралась. Да он бы все равно и не понял. Если бы Саав не перехватил инициативу, он бы наверняка сам предложил ему свояченицу не только в качестве врача. Интересно, как бы он поступил, если бы на месте Туси оказалась Галка или если бы его самого какой-нибудь пират, отличающийся нетрадиционными предпочтениями, притиснул в темном уголке?

Впрочем, Феликс всегда оставался Феликсом и человеческого в нем было меньше, чем, к примеру, в сильфидском гвельфе Цоца-Цоле. Туся поняла, что свояк достиг дна, когда он предложил Сааву Шварценбергу использовать в качестве донора доктора Дриведи. Или же Серый Ферзь опять замыслил какую-то мудреную комбинацию?

В любом случае, Саав не поддался на уловку:

— Ну уж нет! Знаю, что ты, гнида, задумал! — с презрением глянул он на лебезящего перед ним Феликса. — Украсть мою энергию, чтобы жирный змееносец вновь человеком стал? Не выйдет! В клетке такой твари самое место! О выкупе с представителями «Панна Моти» мы все равно уже договорились. Поэтому можно спокойно отправлять его на Васуки к другим монстрам, а еще лучше продать в какой-нибудь бродячий цирк или зверинец.

Саав расхохотался, видимо представив себе надменного члена совета директоров, прыгающего через обруч на арене. Однако, помимо глумления и торжества, в этом смехе прозвучала такая ненависть, такая неподдельная боль, словно открылась старая рана, которую безжалостный пират прятал под броней.

Помимо своей воли проникнув в сознание Шварценберга, Туся увидела полутемную комнату в городе-модуле на одной из заброшенных планет горняков и металлургов, где истощение месторождений неизбежно приводит к медленной гибели всей колонии. На смятой постели, придавленная тушей мужчины в форме «Панна Моти», билась в предсмертных конвульсиях молодая рыжеволосая женщина. Она уже перестала двигаться и хрипеть, а насильник продолжал сжимать на ее горле удавку. «Мама! Мамочка!» — надрывался в соседней комнате шестилетний мальчик, в тщетных попытках сломать магнитный замок…

— Доктора Дриведи нельзя выпускать на Васуки. Это может привести к необратимым последствиям! — продолжал настаивать на своем Феликс.

— А кто собирается его выпускать? — на этот раз Саав рассмеялся уже вполне самодовольно и искренне. — Из лабиринта пока никто не выбирался. Нага и ее дикари будут довольны. Две ведьмы, — он с деланным безразличием указал в сторону клетки, в которой держали Наташу и Тусю, — и чудовище из надзвездных краев — просто царское подношение ее зверобогам. Слыш, ты, обезьяна! — осклабился он, глядя на доктора Дриведи. — Скоро к собратьям тебя отвезу!

Член совета директоров показал ему когтистой рукой-лапой неприличный жест.

У Туси сложилось такое впечатление, что доктор Карна чуть ли не с нетерпением ждет прибытия на Васуки. Когда Саав сообщил, что после передачи выкупа собирается отправить его к другим монстрам в лабиринт, жемчужный принц даже ухом не повел. Только в хищных, умных глазах зажегся охотничий азарт. Похоже, доктор Карна знал о Васуки больше, чем даже сам пират, и надеялся там обрести то, что не сумели дать процедуры в установке энергообмена.

Феликс, вероятно, тоже догадывался, что бывший шеф ведет какую-то свою игру, и по понятным причинам боялся.

— И все-таки зря ваш кэп мне не доверяет, — поделился он как-то с пиратами, охранявшими пленников и следившими за работой установки энергообмена. — Я бы и в самом деле предпочел отправить доктора Дриведи в коллоид. Если монстры вашего лабиринта похожи на него, это может плохо кончиться.

— А в чем дело? — полюбопытствовал Рик, который вместе в Майло как раз дежурил в трюме.

— Вы наверняка слышали, что среди высших каст змееносцев сохранилась небольшая прослойка неких сверхлюдей, псиоников, способных по своей прихоти менять облик, — с охотой пояснил Феликс, которому хотелось с кем-нибудь поделиться. Умиравшие в растворе пилоты и абордажники его уже не слышали. — На Земле их называли асурами и в древние времена считали могущественными демонами, которые помогли богам добыть источник вечной молодости, амриту. Так вот, доктор Дриведи к этой расе принадлежит. И если он доберется до источника, мало не покажется никому!

— Сказки, по-моему, все это, — недоверчиво хмыкнул Майло. — Нага тоже одержима поисками какого-то там супер-пупер артефакта, который, вроде как, спрятан на Васуки. Только никто не знает, где.

Туся, которая также, как и Наташа, внимательно слушала этот разговор, заметила, что доктор Карна, дремавший в своей клетке, насторожил острые кошачьи уши и приоткрыл остававшийся человеческим глаз.

— А монстры из лабиринта тоже сказки? — возразил приятелю Рик.

— А что тебе монстры? — не сдавался Майло. — Можно подумать, ты разумных негуманоидов прежде не видел? Тех же слизней с Альпареи или сильфидских гвельфов. И что, всем им надо жертвы приносить?

— Я тоже считаю, чем таскать Наге подарки, можно было бы просто превратить в батарейки всю ее орду, — на этот раз согласился с приятелем Рик. — Но у Саава по этому поводу другое мнение.

— Еще бы оно не было другим, — Майло не скрывал раздражения. — Ты знаешь размер его доли добычи? Пытался сравнивать со своей? Понятно, что ему всего хватает. Да еще и Нага бесплатно дает. А я тоже считаю, что этому доктору Дриведи самое место в коллоиде. Чтобы другим упырям неповадно было. Да и с девками, — Майло бросил хищный, голодный взгляд в сторону затаившихся Туси и Наташи. — Саав тоже перемудрил. Коль уж сам совладать не смог, мы бы разобрались!

— Ты за других тут не решай, — тряхнул дредами Рик. — Ты-то, конечно, можешь хоть сейчас попробовать, коли с бабами развлекаться надоело. А я лучше погляжу, как монстры лабиринта их рвать станут. Я надеюсь, Нага хоть одну из ведьм отправит на арену. Было бы здорово поглядеть, выдюжит ли недотрога против того же доктора. Я бы и сейчас потеху устроил, да корабль, боюсь не выдержит!

Наташа сжала Тусину руку в полумраке трюма. Судя по разговорам пиратов, на быструю и безболезненную смерть рассчитывать не приходилось, а скальпель Туся потеряла в каюте Саава.

— Ты точно не можешь разрушить эту установку? — с мольбой прошептала Наташа, которую каждую ночь в кошмарных снах помещали в коллоид, так что она просыпалась с криком и невольно будила подругу.

— Я уже несколько раз пробовала, — покачала головой Туся. — Все без толку. И на пиратов, как тогда на Саава, воздействовать не могу. То ли не хватает сил, то ли нужно состояние крайней степени стресса, как во всех предыдущих случаях, то ли причина в чем-то другом. Такое ощущение, что кто-то создает помехи: при каждой попытке я словно натыкаюсь на невидимую преграду.

Тусе показалось, что при этих словах черные раздвоенные губы доктора Карна тронула самодовольная кошачья улыбка. Уж, не он ли охранял свою дьявольскую машину и защищал пиратский экипаж, чтобы беспрепятственно добраться до Васуки? В любом случае, противостоять этому чудовищу в одиночку у нее не хватало сил.

— Может быть, когда корабль пойдет сквозь червоточину, в амортизаторе не укрываться? — в отчаянии предложила Наташа, указывая на занимавшую половину клетки замызганную конструкцию с продавленными защитными блоками, которая пока служила им постелью.

— Насильно засунут, — покачала головой Туся. — Ты же слышала, на Васуки мы должны прибыть живыми.

— Неужели ничего нельзя сделать? — голос Наташи дрогнул.

Туся только вздохнула, чувствуя себя виноватой. Из огня да в полымя. Избавившись от грязных домогательств Саава, она обрекла их с Наташей на еще более жуткую участь. Способности, так неожиданно проявившиеся во время «свидания», сбоили как неисправный агрегат. Чаще всего они проявлялись хаотично в виде подслушанных в самый неподходящий момент мыслей пиратов и вспышек боли, которую на нее транслировали агонизирующие в растворе пилоты и абордажники, так что временами становилось совсем тошно. До Командора дозваться не удавалось, да и что он мог пока сделать. На корабле, правда, находился человек, способный реально помочь. Но он медлил и сомневался.

Хотя Ленка Ларина регулярно наведывалась в трюм, украдкой приносила воду и какую-никакую еду, в разговоры она не вступала, глаза прятала, и лишь надолго застывала возле установки энергообмена, словно зачарованная, наблюдая, как прежде здоровые и крепкие мужчины постепенно превращаются в зеленоватую слизь. Когда в установке освободилось место, туда отправили Наркаи и Рафаи. По словам Саава, братья-сербелианцы регулярно запускали руку в пиратский общак, поскольку им не хватало на дурь. Теперь главарь с подозрением глядел на Ленку:

— Что-то ты смурная в последнее время стала, Онегин? Альянсовскую падаль жалеешь?

— Уж больно падаль смердит! — немедленно выставляя защиту, вскинулась Ленка. — Весь корабль мертвечиной пропах!

— Дура ты, девка! — беззлобно-назидательно хохотнул Саав. — Знаешь, что лучше всего на свете пахнет? — продолжал он, цитируя какого-то древнего тирана. — Труп твоего врага.

Ленка не ответила. Ее колотил озноб, а эмоции, тщательно скрываемые, внутри клокотали таким ураганом, что Туся невольно оказалась подхвачена этой закручивающейся гигантским хоботом воронкой.

Глазами Ленки она смотрела на распухшие, изуродованные до неузнаваемости, но все равно искаженные страданиями лица пленников, и видела ее родителей, однокурсников, просто хороших знакомых, которых по неведомому жребию отправили на Ванкувере в карантин. «Это змееносцы и их прислужники, враги, которых нельзя жалеть», — пыталась убедить себя Ленка. И тут же себе противоречила: — «Но ведь они все равно люди, а использовать людей в качестве сырья — это преступление».

Туся так и не узнала, то ли из-за постоянных переживаний Онегин утратила бдительность, то ли к данным межсети получил доступ вездесущий Феликс, то ли так сложились обстоятельства.

Пиратский корабль только что вышел из гиперпространства в районе системы Паралайз, и пленницы, которых едва не расплющило в раздолбанном, неисправном амортизаторе, только-только приходили в себя, когда в трюме вновь прозвучал сигнал абордажной тревоги.

— Мать их, кого там еще на наши головы несет! — ворчали пираты, вновь упаковываясь в броню.

— Ну, я же тебе говорила! — заговорщицки улыбнулась Наташа. — Как же удачно, что ты успела сообщить Командору, в какой системе находится вход в червоточину!

Туся в ответ только вздохнула.

Увы, надежды Наташи и в этот раз не оправдались. Бой закончился так и не начавшись. Саав скомандовал отбой, а потом на абордажной палубе раздался шум шагов привычно-похабные шутки и деловитая ругань пиратов, перемежавшиеся с женским плачем, и обрывочным репликам, произнесенным ломкими голосами подростков.

— Что происходит? — Наташа вновь была близка к тому, чтобы разрыдаться.

— Головорезы Саава добыли новое сырье для установки энергообмена, — цинично усмехнулся, потирая руки, Феликс.

В это время открылся люк и в трюм, подгоняемые дулами скорчеров, начали спускаться мальчики и девочки от тринадцати до восемнадцати лет. За ними шли понурые педагоги и пилоты.

— А с мелюзгой что делать? Их слишком много. В трюме не поместятся, — деловито распределяя «добычу» по клеткам, спрашивал долговязый Штырь.

— Саав велел запереть их на том корабле в каютах, — отозвался Майло. — Куда они денутся?

Насколько Туся поняла из обрывочных реплик пиратов и общения с пленниками, захваченный корабль, носивший сугубо мирное имя «Ласточка», был зафрактован компанией, осуществлявшей организацию детского отдыха. На борту находилось полторы тысячи школьников в возрасте от семи до семнадцати лет. А поскольку большинство маленьких пассажиров относились к категории сирот и малоимущих и получили бесплатные путевки на Паралайз от органов опеки и соцзащиты, охрана корабле практически отсутствовала, не считая личного оружия экипажа и пары бортовых плазменных установок.

Патрульные согласно звездному протоколу сопроводили «Ласточку» к червоточинам, ведущим из системы Сербелианы на Лею и далее передали сигнал на Паралайз. Однако на выходе из зоны экзотической материи вместо истребителей Содружества мирный корабль встретил вынырнувший неизвестно откуда на своем «Нагльфаре» Шварценберг.

Майло, Рик и Таран едва не прыгали от радости.

— Ну, теперь, братцы, попируем! — потрясал срастающейся рукой Таран, ловко орудуя допотопными ключами.

— Надо вторую установку где-то добывать! — пытался подсчитать будущие барыши Рик. — И аккумуляторов закупить побольше!

— А какие цыпочки! — гнул свою линию Майло, беззастенчиво рассматривая учениц выпускных классов. — Обидно, если они отправятся в коллоид, так и не познав радостей жизни.

— Все равно часть из них придется отдать Наге в ее храм или дом утех, — поддержал приятеля Рик. — Так надо сначала проверить, чтобы как с этими ведьмами не вышло.

— Я бы все же предпочел, чтобы на месте этой голопузой мелюзги оказались альянсовские толстосумы, — придирчиво разглядывая добычу, кривился Саав. — Вряд ли у их родителей найдутся средства, чтобы заплатить выкуп. А уж чиновники Содружества сами хуже любых пиратов! С них точно ничего не вытрясти. Привыкли только получать.

Вновь оказавшись в сознании пирата, Туся увидела темноватый директорский кабинет в казенном здании приюта, казавшийся еще мрачнее, ибо был запечатлен в сознании напуганного подростка, который совсем замерз в синтетической парадной форме и очень хотел есть. Грузный мужчина тыкал ему в лицо аппетитно пахнувшей булкой с таким видом, словно держал в руках орудие страшного преступления.

— Да как ты посмел, негодник! — ревел он. — Ты разве не знал, что все эти угощения предназначены для членов комиссии? Сегодня ты останешься без обеда и без ужина! Заприте его в классе, пусть он подумает о своем поведении.

«Ублюдочный директор! Ублюдочная комиссия, — даже по прошествии нескольких десятков лет Саав продолжал переживать ту старую обиду. — А хуже всех чиновников и толстосумов вместе взятых — тупицы, терпилы и подлизы из приюта! Вместо того, чтобы взять хотя бы то, что им полагалось по закону, стояли и смотрели инспекторам в рот! Слабаки, привыкшие жить на подачки! А слабым в этом мире не место. Нечего нищету плодить».

— Проследите, чтобы всем пленникам хватило места в амортизаторах, — готовясь к переходу через гиперпространство, распорядился Саав, едва ли не с ненавистью глядя на школьников и воспитателей. — И проверьте еще раз, чтобы установка энергообмена была хорошо закреплена. В ближайшие недели для нее найдется много работы!

Он снова смеялся, с удовольствием наблюдая за реакцией старшеклассников и учителей, которые прекрасно поняли, что его слова означают. Он не видел, с каким ожесточением и решимостью за ним наблюдает Ленка Ларина.

(обратно)

XIII

Сквозь червоточину корабли прошли более чем благополучно, даже пленники в амортизаторах чувствовали себя вполне сносно. Тусю с Наташей да и многих ребят, правда, вывернуло наизнанку, но кого это тут волновало. Зато, когда в системе Васуки выяснилось, что захваченная посудина, на которой сейчас оставались малыши, в пределах гравитационного узла тащится едва ли не в инерционном режиме, возмущение пиратов не знало предела.

— Они что там, двигатель от импульсной ракеты поставили? — недоумевал Майло, которому не терпелось встретиться с прислужницами Наги.

— Это такими темпами мы до планеты и за месяц не доберемся! — растерянно теребил свои дреды Рик.

— Если понадобится, будем лететь и два, и три, — жестко пресек недовольство подчиненных Саав. — Вы что, хотите оставить наш ценный груз без присмотра?

— Да ладно вам, мужики! — примирительно улыбнулся Таран. — Главное, чтобы альянсовская игрушка энергию производила. Благо сырья у нас теперь не меньше, чем дармовых баб!

Вот только тут пиратов ждал неприятный сюрприз. Едва Феликс попытался вернуть установку энергообмена в рабочее состояние, выяснилось, что она ни под каким видом не желает запускаться в режиме донорства и только опустошает аккумуляторы, которые после гиперпространственного скачка и так нуждались в подзарядке.

— Что ты себе позволяешь, ушлепок! Решил мою энергию воровать?! — напустился на Феликса пиратский главарь. — Либо ты чинишь свою адскую машину, либо я тебя самого при помощи тока высокого напряжения чиню!

— Это, небось, во всем ведьма виновата! — предположил Майло.

— Точно, ее проделки! — согласился с товарищем Рик.

Туся только усмехнулась. Она и не думала возражать, хотя точно знала, в чем причина поломки. Конечно Ленка Ларина ни словом не обмолвилась, что все-таки передала координаты червоточины академику Серебрянникову, а потом запустила в систему программного обеспечения установки вирус. Однако Тусе для того, чтобы проникнуть в чье-то сознание, слова не требовались, а эмоции у Ленки в момент принятия решения зашкаливали через край.

Хотя оператор сети приняла все меры предосторожности, она не учла, что на борту находился человек, пускай и не обладающий навыками оператора, но разбирающийся в информационной безопасности значительно лучше пиратов.

— Система работает некорректно! — вынес свой вердикт Феликс при более подробном осмотре установки. — Кто-то запустил вредоносную программу, и это точно не моя свояченица, какой бы ведьмой она ни слыла.

— Онегин?! — весь спектр эмоций, охвативших в этот момент Саава, Туся точно не сумела бы передать.

«Ленка, беги!» — взывала она к оператору сети, понимая, что выхода нет. Дверь в радиорубку, которую Онегин все-таки сумела заблокировать, пираты вскрыли автогеном.

— Немедленно почини установку, дрянь! — взревел Шварценберг, стащив Ленку в трюм и прикладывая ее лицом о решетки одной из клеток, которой предстояло стать пыточной камерой.

— Провались в бездну! — сплевывая кровь, разбитыми губами проговорила Ленка. — Будь ты проклят, убийца!

Саав схватил лазерную плеть, и в тот момент, когда пылающий хвост достиг тела жертвы, Туся ощутила ужас, который испытывала в этот момент Ленка, а через миг ее саму пронзила острая, жгучая боль. Стало нечем дышать, кожа покрылось липкой испариной, перед глазами расплылась желтая муть.

— Что с тобой? — испуганно подхватила ее Наташа.

Туся не смогла ответить. Боль усиливалась. Струи огня опоясывали тело, заставляя его изгибаться в жутких корчах, голова взрывалась изнутри, в ноздри бил запах паленого мяса. Словно сквозь помехи сети она услышала детские крики:

— Прекратите!

— Вы не имеете права!

— Пытки запрещены конвенцией галактического совета!

— Плевать я хотел на ваш гребаный совет! — расхохотался Саав. — Такая судьба ждет всех бунтарей и предателей! — добавил он с наслаждением выдирая из Ленкиной обнаженной спины кровавые лохмотья, пока та, задохнувшись от крика, не потеряла сознание.

Тусю милостивое беспамятство не пожелало принять. Прижавшись лбом к холодной решетке, она в отчаянии наблюдала, как в клетку к оператору сети входит Феликс, как громыхают инструменты знаменитой аптечки. Серый Ферзь звезд с неба не хватал, но умереть от болевого шока и травм Онегину не позволил.

Прикрыв отяжелевшие от нарастающей мигрени веки, Туся пыталась вспомнить порядок нехитрых действий: обезболить, ввести антисептик, обработать и зашить поверхностные раны. Однако вместо безликих схем учебника она видела уютный полумрак каюты и изодранную спину Командора, ощущала прикосновение к чуть влажной, пахнущей мылом коже и электрические импульсы, бегущие от пальцев по всему телу. Неужели это происходило с ней? Неужели в ее жизни было что-то кроме грязной железной клетки и похотливых озлобленных взглядов пиратов?

Крик Ленки и новая вспышка боли вернули ее к реальности. То ли Феликс поторопился, то ли на этом проклятом корабле закончились даже наркотики, то ли Серый Ферзь по каким-то причинам не захотел их применить. Потом Ленка все-таки затихла, и Туся тоже сумела вернуться в мир своих бесконечно далеких грез туда, где даже среди хаоса, огня и ужаса она чувствовала себя в безопасности.

Открывшиеся во время сражения на орбите системы раны на спине Командора затягивались несколько недель. Ленке никто не дал и суток: утром по корабельному времени все повторилось сначала. Вспышки лазерной плети, выхватывающие из полумрака трюма испуганные или заплаканные лица детей, отчаянный крик оператора сети, срывающийся в надрывный кашель или хрип, грязная брань Саава, запах крови и пота и все оттенки боли, от которой Туся даже не пыталась заслоняться.

Вместе с оператором сети ее заживо свежевали и жгли каленым железом, топили в нечистотах и избивали до полусмерти, выкручивали суставы и ломали ребра. Ее тело то горело огнем, то леденело в ознобе, то билось в судорогах, то выгибалось от рвотных спазмов. Саав изобретал все новые способы ломать тело и волю, а Ленка из последних сил продолжала сопротивляться, уповая лишь на то, что один из ударов станет для нее последним.

Притихшие школьники боялись вымолвить хоть одно слово в поддержку: каждая попытка вмешаться заканчивалась лишь новой порцией истязаний для оператора и пополнением списка для внеочередной отправки в коллоид или в зубы к монстрам.

— Во, как ведьму корежит! — с мстительной радостью наблюдали за Тусиными страданиями Майло и Рик. — Будто на дыбе вместе с предательницей распинают!

Как бы они, вероятно, удивились, узнав, что их предположение не так уж далеко от истины. Впрочем, Туся не жаловалась. Она все-таки могла после добровольной пытки отлежаться в амортизаторе. Рядом находилась Наташа: отпаивала водой, согревала своим теплом, клала на горящий лоб смоченную водой многострадальную майку.

— Так больше продолжаться не может! Надо как-то его остановить! — размазывая по лицу слезы, всхлипывала она.

Похоже, Феликсу тоже надоело выполнять бессмысленную работу или он опасался, что слабевшая с каждым днем Ленка умрет, так и не вернув в рабочее состояние установку.

— Жалко, что на корабле нет психотропных препаратов и даже дурь израсходовали, — как-то раз посетовал он. — Право, с помощью методов химического воздействия удалось бы эту упрямицу разговорить быстрее.

Тусю захлестнула волна ненависти. Она вспомнила камеру для допросов в Новом Гавре из видения Арсеньева и Менделеева Клапейрона.

— У меня есть идея получше! — отирая пот со лба, отозвался Саав.

— Безмозглая шлюха! — презрительно выцедил он, нависая над недавно пришедшей в себя, но находящейся в состоянии сильнейшего болевого шока Ленкой. — Думаешь, своим предательством ты спасла этих мелких гаденышей? — он указал на притихших школьников. — Да я их продам змееносцам, как делал не раз, или просто выброшу открытый космос вместе с твоей подружкой-ведьмой!

Он отобрал десять самых юных пленников из числа тех, кто находился на его корабле, самому старшему из ребят едва исполнилось одиннадцать, и приказал открыть кингстоны кессонной камеры.

— Не надо, не сдавайся, он все равно не оставит нас в живых! — умоляла Туся, чувствуя себя преступницей.

— Это дело его совести, — из последних сил выдохнула Ленка. — А я пособницей детоубийцы становиться не хочу.

«Надеюсь, до того, как я восстановлю систему, ваши друзья сумеют нас отыскать, — уловила Туся исполненную тоски и надежды мысль. — Хотя бы малышей им удалось спасти!»

Но звездолеты прибыли на орбиту Васуки и благополучно совершили посадку, а ничего не изменилось. Измученная, израненная Ленка не могла дальше тянуть, да и процесс восстановления и перезапуска системы шел уже помимо ее воли, повинуясь алгоритму программы, созданной ею еще до того, как корабль достиг системы Паралайз.

— Надеюсь, птичка, ты понимаешь, что ты это заслужила! — елейным голосом протянул Саав, наблюдая за тем, как Феликс вводит ей вакцину смерти и готовит к погружению в коллоид.

— Птичками будешь шлюх на Васуки называть, а я Онегин! — еле шевеля разбитыми губами, отозвалась Ленка.

«Не поминайте лихом», — в последний раз она улыбнулась Тусе и Наташе. Свежий рубец на губах треснул, потекла кровь.

«Ты сделала больше, чем могла», — не размыкая губ, отозвалась Туся, точно зная, что Ленка ее пока слышит.

Впрочем, пилоты с корабля Феликса и Наркаи с Рафаи оставались в сознании более недели.

— В этом мире нет справедливости, — всхлипывала Наташа.

Туся хотела бы сказать что-то ободряющее. Однако в горле стоял комок, и любая попытка вымолвить хоть слово обдирала связки россыпью битого стекла. Или это превратились в осколки слова, утратившие всякий смысл. Феликс готовил к энергетическому донорству еще десять человек из числа пилотов и учителей и его некому было остановить. Да и какая теперь разница? Зубы монстров превратят их с Наташей в тот же источник энергии, что и установка. Главное, что скоро все это так или иначе закончится. Не просто так почерневшее от побоев лицо Ленки исполнено такого спокойствия и чуть ли не умиротворения.

Но что это? Что это за женщина прохаживается вдоль клеток, властным жестом указывая на ребят? Неужели Нага? И что ей здесь нужно? Похоже, двумя ведьмами от монстров Саав не откупится, и его уже распирает от досады на упущенные барыши.

Туся до крови прокусила руку. Физическая боль хоть немного отрезвляла, позволяя не сойти с ума, глядя, как деловито и сноровисто Нага отбирает мзду для своих богов.

Великая жрица своей текучей грацией и хищной повадкой и в самом деле походила на ядовитую змею. Ее пестрое одеяние, напоминающее не то сари, не то кимоно, в убогой обстановке трюма пиратской посудины выглядело радужным всполохом, прорезавшим неряшливые космы осенних туч. Вот только намерения, которые Нага и не пыталась скрывать, показались Тусе темнее копны ее скрепленных золотыми заколками черных волос.

— Этих замухрыжек можешь отдать своим молодцам, а потом отправить в коллоид, — деловито распоряжалась жрица, придирчиво рассматривая девочек и их воспитательниц. — На них даже мои дикари смотреть не станут. Вот этих куколок я заберу в храм для утех, а вот этих бунтарок из твоего списка отправлю вместе с парнями в лабиринт. Монстры любят позабавиться с добычей, как кошка с мышью.

— Не возражай, — подняла оканчивающийся золотым когтем указательный палец Нага, распаляя Шварценберга мимолетными прикосновениями, случайными ласками и запахом умащенных благовониями волос. — Я знаю, что ты огреб солидный куш. Думаешь, не вижу второго корабля? Скажи спасибо, что мои котятки не пристрастились к нежной младенческой плоти, иначе так легко бы ты от меня не отделался.

Когда великая жрица поравнялась с клеткой, в которой содержали доктора Дриведи, ее смуглое лицо озарил экстатический восторг. Не слушая болтовню Саава, который живописал подробности охоты на жемчужного принца, она запела гимн или заклинание на каком-то древнем языке, а потом и вовсе преклонила колени.

«С возвращением, повелитель! — уловила Туся исполненную едва ли не священного благоговения мысль. — Час свободы уже близок!»

Поскольку корабли и даже катера не могли совершать посадку на зыбкую болотистую почву, до храма их гнали пешком, сгуртовав по пять человек в тяжелых примитивных колодках, сделанных из крепких жердей какого-то местного растения и ремней сыромятной кожи. Помимо Туси и Наташи окончить свои дни в желудке у монстров предстояло еще двум десяткам юношей и девушек.

— И все-таки, по-моему, двадцать два человека — это уже чересчур! — возмущался Саав, ехавший в обнимку с Нагой во главе колонны верхом на какой-то странной шестиглазой корове размером с небольшого слона или верблюда. — Можно подумать, твои монстры жрут в три глотки!

— Монстры лабиринта — такие же живые существа, как и мы с тобой, — звеня золотыми браслетами, обняла его жрица. — И есть они хотят каждый день.

— Избаловала ты их! Раньше и лягушек за милую душу лопали! — скептически нахмурился Саав, по-хозяйски запустив руку за пазуху ее одеяния и привычно отыскивая в складках небольшую упругую грудь.

Нага и не думала ему мешать.

— Лягушками сыт не будешь! — обвила она его шею округлой, холеной рукой. — К тому же, мои подданные хотят зрелищ.

— Подданные! Эк заговорила! — хмыкнул Саав. — Надеюсь, ты помнишь, кто тебя сделал королевой этого сброда?

Вместо ответа Нага впилась поцелуем в его губы, готовая хоть сейчас станцевать апсарский танец, тем более что в отличие от Тусиной куртки и штанов ее одеяние и само так и норовило с нее соскользнуть.

— Ты уже выбрала, кого отправишь на арену? — поинтересовался Саав, с сожалением отрываясь от любовницы.

— Монстры выберут! — мечтательно промурлыкала Нага.

— Ты там поосторожнее с этой ведьмой, — нахмурился Саав, указывая на Тусю, которая под дулами скорчеров шагала первой из пленников, едва не хлебая грязь из-под копыт скакуна Саава. — Тебя же, думаю, огорчит, если она причинит вред твоим котятам.

— Монстры лабиринта далеко не котята, — насмешливо ухмыльнулась Нага, стрельнув черными глазами из-под длинных ресниц. — А если уж они не справятся, то я найду на твою ведьму управу!

— Уж не с помощью ли этой невесть что о себе возомнившей обезьяны? — раздраженно фыркнул Саав, указывая на доктора Дриведи. — Они вдвоем твой храм часом не разнесут?

Шварценберг расхохотался, вполне довольный собой.

«Прости его, повелитель! Он всего лишь человек, которому повезло», — отчетливо уловила Туся адресованную доктору Дриведи мысль великой жрицы.

Член совета директоров едва заметно кивнул.

Хотя доктор Карна формально тоже считался пленником и к храму его везли в прочной стальной клетке на спине одной из местных слонокоров, его положению мог позавидовать каждый из спутников Туси, да и она сама.

Путь через владения дикарей по сложности не уступал маршруту, который она полгода назад прошла с барсами по разгромленной столице Ванкувера. Место вздыбленных руин здесь занимали заросли колючей в полтора человеческого роста разноцветной растительности с острыми режущими краями и пляшущие под ногами кочки. Вместо тоннелей канализации путь преграждали затопленные низины, по которым приходилось пробираться по пояс в вязкой болотной жиже, кишевшей разнообразной кусачей мелкой фауной и источавшей отвратительную вонь. Букет местных запахов дополнял тяжелый дух навоза, острый запах плохо выделанной кожи и нестерпимый смрад никогда не слышавших о гигиене человеческих тел. От местных жителей разило хуже, чем от самых нечистоплотных животных.

Дополнительную трудность создавали тяжелые и неудобные колодки, в сравнении с которыми магнитные наручники выглядели изящными браслетами. Они давили на плечи, сковывали движения, не давая повернуться и сужая угол обзора до минимума. При ходьбе в связке это создавало дополнительные сложности, ибо один споткнувшийся или окончательно выбившийся из сил тянул за собой остальных.

— Надеюсь, с нас хоть в лабиринте снимут эту гадость? — помогая подняться менее стойкому товарищу, поинтересовался один из юношей.

Насколько Туся помнила, он получил путевку на Паралайз в качестве приза за победу в юниорских соревнованиях по каким-то единоборствам.

— Ты надеешься врукопашную одолеть всех монстров? — нервно и зло поинтересовался другой старшеклассник, для которого занятия спортом явно не входили в ежедневную программу.

— Лучше погибнуть в бою, нежели как скотина, которую гонят на убой, — решительно отозвался юный единоборец.

— Если этот лабиринт напоминает египетские пирамиды или гробницы на Альпарее, то оставлять нас скованными нет нужды, — опираясь на знание истории, пояснила Наташа.

— Кроме того, вы же слышали: монстры любят позабавиться с добычей, — напомнила Туся. — Какой смысл тогда держать нас в колодках?

Она хотела добавить, что жерди, которыми укрепили сыромятную сбрую, вполне могли бы сгодиться для обороны от чудовищ. Но вместо этого мучительно закашлялась: то ли она все-таки простыла в холодном трюме, то ли под действием плети, которой Саав отбивал внутренности Ленки, воспалился ушиб полугодовой давности, то ли просто сказывались жажда и усталость.

Ехавший в нескольких метрах впереди Саав строго глянул на нее и демонстративно, напоказ привлек к себе льнувшую к нему Нагу, словно давая понять, какой завидной участи Туся добровольно себя лишила. Ну уж нет! Апсарские танцы пускай пляшут местные дикарки, которые уже успели осчастливить истосковавшихся пиратов.

Девочек с корабля только жалко. Две недели пути до Васуки Туся как могла блефовала, ограждая их от притязаний пиратов, благо те не догадывались о том, что она не может воплотить свои угрозы в жизнь. Пары недружественных визитов в сознание Майло, Рика и их особо ретивых товарищей хватило, чтобы убедить их в обратном.

О себе Туся уже не думала и в победу над монстрами не верила. Ей бы очень хотелось сейчас перенестись самой и перетащить прикованных к ней школьников и Наташу куда-нибудь в безопасное место, но она понятия не имела куда: на Васуки пока еще не ступала нога исследователя, а населенные дикарями болота выглядели местом еще более гибельным, нежели храм Наги.

И в этот миг она услышала голоса, сотни и даже тысячи голосов, говоривших на неведомом языке, который Туся, тем не менее, понимала. Монстры лабиринта, издалека почуяв дорогих гостей, вслед за Нагой приветствовали доктора Дриведи, называя его Великим Асуром и величая избавителем.

Жемчужный принц приосанился в клетке, восседая на хребте шестиглазой коровы, точно раджа на спине боевого слона.

В сознании Туси мелькнула странная картина: существа, которые явно не принадлежали к людскому роду, но несомненно разумные и обладающие неслыханным могуществом, предавались неге в пышных золотых дворцах посреди травяных лесов Васуки. Словосочетание «травяные леса» Туся подслушала у кого-то из пиратов, а теперь воочию, хотя пока только мысленно, увидела эти необъятные просторы, которые занимал не просто лес, а настоящий океан разноцветной травы. Те заросли, сквозь которые они сейчас продирались по пути через болото, казались в сравнение с ней чахлой порослью, болезненной и блеклой.

Такими же хилыми и невзрачными заморышами выглядели обитатели золотых дворцов в сравнении с их вождем, Великим Асуром, возглавившим свой народ в час испытаний и указавшим путь на Рас-Альхаг. Туся не ведала, в реинкарнации ли тут дело или он и в действительности прожил уже несколько тысячелетий, но этот вождь в человеческом обличии выглядел один в один, как доктор Карна.

— С возвращением, Великий Асур! — наперебой восклицали монстры лабиринта. — Теперь, когда ты с нами, мы отыщем Амриту и вернем себе былую мощь.

Доктор Дриведи, сидя на спине коровы, которую пираты называли зенебоком, улыбался, точно кот, сожравший хозяйскую канарейку.

— Почему ты так долго не приходил? Мы столько страдали! — вопрошали его монстры, в восторженном почтении сбиваясь на разноголосый вой.

— Я должен был позаботиться о тех, кто отправился со мной на Рас-Альхаг, — величаво отзывался доктор Дриведи. — Я думал о вас и хотел вернуться, но силы мои были на исходе. К тому же Семма-ии-Ргла не пожелали открыть обратный путь, а о существовании другого коридора я узнал только на корабле пиратов.

Потом внимание монстров привлекли предназначенные им на растерзание пленники. Туся ощутила комок направленной агрессии, точно невидимые пока клыки и когти уже начали ее рвать.

— Смотрите! Царица Тусия! — наперебой повторяли монстры.

— В колодках, точно последняя рабыня, — глумились они.

— Интересно, какова ее плоть на вкус?

— Не трогать, она моя! — прогремел в Тусином сознании голос доктора Дриведи. — Я еще с ней не закончил. Всего за один сеанс я сумел получить от нее столько энергии, сколько не могли выработать десятки моих установок, которые за годы существования концерна выкачивали досуха миллионы ничтожных людишек!

— Но повелитель, — заныли монстры. — Мы столько лет ждали. Это же она! Супруга виновника наших бед.

— И он скоро придет за ней! — торжествующе пояснил доктор Дриведи. — Если мне удастся на этот раз его убить, доступ к источнику останется открытым. Возможно, это изменит прошлое и уничтожит тысячи миров, но возвращение Амриты стоит целой галактики.

Монстры восторженно завыли на разные голоса, а Туся вновь мучительно закашлялась в попытке вздохнуть. Дыхательные мышцы отказывались подчиняться. Грудь пекло, как при механической травме. Что за бред несли эти чудовища? И откуда они ее знают? Почему называют царицей? И какого такого супруга имел в виду доктор Карна? Речь никак не могла идти о нем самом. Неужели он что-то знает об Арсеньеве?

Впрочем, среди всего этого потока противоречивой информации, которую еще предстояло осмыслить, если бы на это кто-нибудь дал время, Туся пока вычленила одну тревожную новость: доктору Дриведи известно о том, что Ленка успела передать координаты червоточины и местонахождение базы пиратов. А ведь несмотря на все пытки в этом преступлении против главаря Ленка не призналась.

Но где же все-таки сейчас Командор?

Перед глазами вновь промелькнуло видение: арена, а вернее отделанная тяжелыми каменными блоками яма с отвесными стенами и толпы дикарей, охочих до кровавых зрелищ. Два воина сошлись в смертельном противоборстве: беспощадный зверь, черпающий невероятную силу в древней магии и человек, полуобнаженный воин, вооруженный макромолекулярным клинком.

— Но повелитель, я должна предупредить Саава! — переводя встревоженный взгляд с доктора Дриведи на Шварценберга, взмолилась Нага. — Узурпатор же наверняка захочет освободить и человеческих детенышей!

— Как тебе будет угодно, — плотоядно облизнулся член совета директоров. — Я бы наказал этого наглеца, который держал меня в клетке, но это теперь не имеет значения. Когда я верну былое могущество, род людей будет уничтожен по всей вселенной!

От этих слов, а вернее от переполняющей доктора Карна ненависти, Тусю объял такой ужас, что она едва не оступилась, утягивая своих спутников в трясину. Вот уж получилась бы странная ирония судьбы: утонуть в болоте по пути на растерзание чудовищам.

Впрочем, Нага тоже выглядела озадаченной, если не сказать напуганной. Доктор Дриведи намекнул ей, что пора определиться, человек она или асур, и великая жрица выбора страшилась. Когда она все-таки потянулась к Сааву, Туся забыла, как дышать, пытаясь уловить итог их разговора. Но связь с кораблями удалось наладить моментально, и на другом конце заспанный Таран вяло объяснял, что никаких подозрительных объектов на планете и в ее окрестностях не обнаружено, установка работает, пленники под надежной охраной.

Туся почувствовала, как по щекам сбегают предательские слезы. Если бы связь отсутствовала или к пиратам с требованиями сдаться или предложением переговоров обратился Арсеньев или кто-то из бойцов Содружества, входить в Лабиринт было бы легче.

Впрочем, сейчас раскисать в любом случае не стоило: впереди уже маячили очертания храма, древнего как это болото, похожего на пирамиды Майя и гробницы Альпареи. Что там доктор Дриведи говорил про ее потенциал. Похоже, пришло самое время его раскрыть.

(обратно)

ХIV

У входа в лабиринт их все-таки освободили, но жерди забрали, еще принялись ими пихать в спину, подгоняя пленников ко входу. Зато один из пиратов, Туся так и не поняла кто, протянул ей факел.

— Думаю, монстрам не понравится, если их игрушки сломают шею уже на спуске, — пояснил он в ответ на возмущенный ропот товарищей.

— Экий заботливый! — глумливо протянул Рик. — А я вот, к примеру, надеялся полюбоваться, как ведьма навернется впотьмах и полетит вверх тормашками, пересчитывая ступеньки.

«Не дождетесь!» — Туся почувствовала, как злость выбрасывает в кровь адреналин. Сознание прояснилось и даже легче стало дышать. Пока они живы, надо продолжать борьбу, какие бы каверзы им не приготовил лабиринт. Она перехватила факел поудобнее и, не оглядываясь, шагнула вниз.

Часть древнего храма, где обитали монстры, располагалась глубоко под землей, а крутая лестница, сложенная из монолитных каменных блоков, явно рассчитанных не на человеческий рост, была скользкой и неровной. Кое-где не хватало ступеней и приходилось идти, плотно прижимаясь к стене, буквально балансируя над пропастью.

И хотя факел давал совсем мало света, жутко чадил, и распространял отвратительную вонь рыбьего жира, без него пришлось бы совсем туго. Впрочем, и он не помог, когда где-то на середине пути лестница превратилась в крутой спуск, скользкий, как ледяная горка. Хотя Туся от неожиданности ободрала до крови локти и колени, едва не подпалив себя, факел из рук она не выпустила.

Приземление оказалось жестким: они просто с разгона впечатались в стену изогнутого под немыслимым углом коридора.

— Какой психопат строил это проклятое подземелье? — обиженно возопил старшеклассник, выражавший сомнения по поводу возможности борьбы с монстрами.

— Скажи спасибо, Ханс, что спуск оказался не отвесным, — попытался урезонить паникера смуглый коренастый парень, выглядевший взрослее других. — Не думаю, что тебе бы понравилось лежать внизу с переломанным хребтом в ожидании, пока тобой заинтересуются монстры.

— По крайней мере, Диего, я бы ничего не почувствовал, — вздохнул Ханс, потирая ушибленные места.

— Это кому как везет! — хмыкнул юный атлет.

— Ах, ну да, я же и забыл, Амир, что ты у нас собрался сражаться с монстрами врукопашную! — Ханс издевательски хохотнул. — Я, пожалуй, посмотрю, как ты их одолеешь. Когда они уже к нам пожалуют?

— Это произойдет очень скоро, если вы продолжите препираться, — достаточно строго осадила его Наташа, поднимаясь на ноги и указывая на обломки явно человеческих костей, валявшихся кругом в изобилии.

И в это время, словно в подтверждении ее слов, тяжелые, приземистые своды огласил низкий протяжный рык. Все повскакивали на ноги, а одна из девочек бросилась сломя голову бежать по изогнутому коридору. Амир бросился за ней. Дальнейшее напоминало какой-то безумный аттракцион. Из стен и потолка внезапно вылетели гигантские стальные лезвия, которые точно разрубили бы беглянку пополам, если бы Амир не поймал ее и не отбросил назад.

— Ой, мамочки! — только и успела взвизгнуть девочка.

У Амира и других ребят вырвались междометия покрепче. Пока старшеклассницы успокаивали зашедшуюся плачем подругу, Наташа подошла к ловушке, освещая коридор факелом.

— Напоминает уничтоженный храмовый комплекс на Альпарее, по которому я в этом году писала курсовую, — задумчиво проговорила она. — Если ловушки устроены по тому же принципу, то там есть зазор секунд в десять, как в турникетах старого метро.

Она подобрала с пола обглоданную берцовую кость и бросила вперед. Ловушка тотчас клацнула стальными резаками, перемалывая добычу. Потом лезвия убрались обратно в стену.

— Круто! — почти восторженно протянул один из мальчишек. — Прямо как в голографической игре «Шкатулка Пандоры».

— Только здесь, увы, дается всего одна попытка, после которой нельзя перезагрузить и начать все заново, — напомнила ему Туся.

— Возможно, стоит попытать счастье в противоположном конце коридора, — предложил Диего. — Я схожу на разведку.

Однако, едва он взял у Туси факел и сделал несколько шагов, где-то в темноте раздалось клацанье замков, сопровождаемое нетерпеливым рыком, воем и повизгиванием.

— Все сюда! — скомандовал Амир, бросая ловушке на переработку еще одну кость, а потом следом за Наташей пропихивая на другую сторону сразу четверых ребят.

В числе первых, кто предпочел зубам монстров превратности лабиринта, оказался и Ханс. Наташа уже простукивала стены и внимательно рассматривала пол и потолок в поисках следующих ловушек. В этом коридоре их оказалось четыре, сконструированных по одному принципу. Только вторая и третья вместо лезвий извергали огонь, слегка подпаливший одежду одного старшеклассника.

— Не надо! Пустите! Я туда не пойду! — истошно голосила девочка, едва не ставшая жертвой первой ловушки, пока Диего и Амир переправляли ее на ту сторону почти силком.

Остальные держались молодцом и старались четко выполнять указания. Эмоции, конечно, никто сдерживать не пытался, оглашая подземелье разнообразными возгласами и криками, но иначе не получалось. Уж каких ужасов не навидалась Туся на Ванкувере в дни войны, и все равно, когда лезвия сомкнулись у нее за спиной, срезав прядь волос, ее связки помимо воли завибрировали на высоте близкой к ультразвуку. Шедшие последними Диего и Амир едва успели преодолеть все ловушки, когда в коридор ворвались монстры.

Увидев, что добыча ускользает, чудовища пустились было следом, но после того, как двое из них оказались разрублены пополам, а еще четверо заживо сгорели, пыл остальных поубавился и они отступили обратно в темноту.

— Уф, пронесло! — улыбнулся Диего.

— Это всего лишь отсрочка, — плаксиво протянул Ханс.

— Если монстры каким-то образом выбираются из лабиринта, должен существовать еще один выход, и мы его попытаемся найти, — поделилась своими планами Наташа, медленно и аккуратно продвигаясь вперед.

Из отчаявшейся запуганной пленницы она на глазах превращалась в отважного исследователя, хладнокровного профессионала, готового к любым неожиданностям. Туся, которая за время плена почти привыкла, что в критические моменты подруга поддается панике, была такой перемене несказанно рада. С другой стороны, в последние дни только Наташина забота помогала ей самой сохранять остатки сил и рассудка.

Хотя монстры буквально дышали в спину, а страх провоцировал на необдуманные поступки, желание жить помогало сохранять дисциплину. Наташа двигалась первая, ступая очень осторожно, точно шла по минному полю. Остальные старались идти за нею след в след. К счастью конец коридора оказался безопасным и пустынным, если не считать изображений каких-то лупоглазых, клыкастых существ. Потом лабиринт разошелся десятком похожих один на другой приземистых ходов.

— И куда теперь? — иронично поинтересовался Ханс.

— Будем проверять каждый, — спокойно отозвалась Наташа.

— Может быть, тогда и нить путеводную протянуть, — робко предложила кудрявая веснушчатая девочка, которую звали Рейчел. — Чтобы в одни и те же ловушки два раза не попадаться.

— Только откуда ее взять? — озабоченно нахмурилась Наташа, придирчиво осматривая их с Тусей одежду.

Спортивные костюмы, которые рекламировались, как непромокаемые и огнеупорные, действительно отличались завидной прочностью и выдержали не только посягательства Саава, но и путь через болота. Однако структура этого дорогостоящего материала даже близко не напоминала обычную ткань.

— Вот это подойдет? — стянул с себя когда-то нарядный, а теперь замызганный свитер Диего.

— Надолго ли его хватит? — вздохнула Наташа, сноровисто и быстро распуская простую, явно домашнюю вязку и прилаживая конец нити к какому-то выступу.

— Можно еще вот это попробовать, — засмущалась Рейчел, распуская подол своего длинного ажурного платья. — Бабушка вязала. Мне ведь оно больше не понадобится, — ее голос дрогнул.

— Еще как понадобится, — заверила ее Наташа. — Объяснишь бабушке, что сейчас в моде мини.

— Есть вероятность, что в недрах лабиринта мы сумеем добыть оружие и занять более выгодную позицию для обороны! — разминая плечи, проговорил Амир.

Туся не знала, то ли в отдушинах лабиринта играл ветер, то ли кричала на болоте какая-то птица или летающая рептилия, которые здесь водились в избытке, но ей показалось, будто она слышит гадливый скрежещущий смех.

Впрочем, они обследовали в поисках выхода половину из коридоров, а монстры так и не показались. Возможно, чудовища и в самом деле не стремились заниматься охотой в помещении, где каждый квадратный метр буквально кишел ловушками, которые пленники ни за что бы не прошли, если бы не Наташа.

Она точно знала, откуда вылетит стрела или выльется кипящее масло, на какую плиту можно наступать, а какая обвалится или перевернется. Пара неверных шагов едва не стоили жизни ворчуну Хансу и бабушкиной внучке Рейчел. Хорошо, что Амир и в самом деле обладал реакцией бойца подразделения «Барс», а другие ребята хотя бы не прогуливали уроки физкультуры.

Туся с удивлением отмечала, что школьники, которые по дороге сюда в лучшем случае обреченно молчали или вслед за Хансом сетовали на судьбу, сейчас в большинстве своем проявляли твердость духа. То ли поверили в возможность отыскать выход, то ли их подстегивал адреналин, то ли просто не находилось времени на страх и лишние переживания, ибо каждый прожитый миг здесь воспринимался почти как чудо.

— Вот тебе и игра! — назидательно кивал Амир, в последний момент оттаскивая любителя виртуальных приключений от нацеленного в его голову каменного топора циклопических размеров.

— Так я думал, там все эти безумные циркулярки, гильотины и огненные смерчи создаются по приколу, чтобы героя прокачать! — дрожащим голосом отозвался тот.

— Я же и говорю, это сооружение построили какие-то психопаты, — тяжело переводя дух, вздыхал Ханс.

— Думаю, все эти ловушки сделаны, чтобы монстры не сумели попасть наверх и выбраться к людским селениям, — пояснила Наташа, проверяя очередной участок коридора, вернее безумного переплетения ходов, переходов и галерей.

— Или чтобы люди не могли выкурить отсюда чудовищ, — предположил Амир, указывая на еще не совсем истлевшие человеческие останки, нанизанные на несколько копий.

Идея с путеводной нитью полностью себя оправдала, ибо даже Наташа с ее знаниями и замечательным профессиональным чутьем вряд ли сумела бы запомнить дорогу. Такими непредсказуемыми выглядели повороты и подъемы, настолько похожими казались каменные казематы, различавшиеся только типом ловушек.

— И дальше куда теперь? — истерично хохотнул Ханс, когда пол под ногами отряда обвалился в пропасть, на дне которой виднелись острые колья.

При этом при попытке вернуться назад их путь преградила решетка.

— Скажи спасибо, что вниз никто не улетел и с той стороны решетки не остался! — нахмурился Амир, пытаясь на глаз измерить расстояние до противоположного края.

— Нам не выбраться отсюда, — простонал кто-то из юношей, и, не обращая внимания на осуждающие взгляды девчонок, разревелся.

— Жалко, что жерди отобрали, — вздохнула Туся, освещая пропасть факелом.

— Можно связать вместе несколько ремней и рукава курток, — предложила рослая, крепкая девушка по имени Сигурни. — Получится что-то вроде канатов. Мы в спортивном лагере так делали, когда через карьер переправлялись.

— Да вы с ума сошли! А если узлы не выдержат? — попытался протестовать Ханс, которому явно не улыбалась перспектива сдавать экстремальный норматив лазания по канату.

— Ну и стой здесь до конца времен! — пожал плечами Диего.

Вдвоем с Амиром они сумели набросить на один из торчащих на той стороне крюков скользящую петлю и зафиксировать веревку. Сигурни и Наташа перебрались на ту сторону первыми, подавая пример. В целом переправа прошла достаточно неплохо, не считая того, что шедший последним Амир едва не сорвался вниз, когда натянутая до предела ткань не выдержала нагрузки. Диего и Сигурни успели его подхватить, в то время как Наташа продолжала поиск ловушек.

В следующий раз колья вылетели прямо из пола, и Амир с Диего, выломав наиболее крепкие, наконец, обзавелись примитивными средствами самообороны. Ребята не выпустили оружие из рук, даже когда пришлось перебираться на ту сторону следующей пропасти, карабкаясь по сплетенной из крепких ремней и развешенной вдоль стен сетке.

Туся тоже шла, ползла и цеплялась, не выпуская из рук факел и не забывая подбадривать других. Она не имела права на слабость, ведь ребята считали ее героиней, ванкуверской Жанной д`Арк. Вот только в груди с каждым шагом пекло все сильнее. Перед глазами плыли пятна, голова кружилась, приходилось прилагать титанические усилия, чтоб не упасть. Все-таки «помощь» Ленке для нее даром не прошла. Хорошо хоть стигматы не проступили. Она почти с завистью смотрела на Сигурни, которая даже не сбила дыхание.

— Напоминает тропу эльфов у нас на полигоне, — с улыбкой заметила та.

— Только здесь развлекаются не люди, а монстры, — саркастически заметил Ханс, для которого ирония по любому поводу являлась, видимо, способом борьбы с паникой.

Туся не могла не признать его правоту. Она уже несколько раз выхватывала из темноты смутные тени, скрытые облицовкой проходящей под потолком галереи. Чудовища не лезли в ловушки и не торопились хватать слишком прыткую добычу, они просто наблюдали за ней, заманивая туда, где у пленников не останется никаких шансов. И в этой игре по чужим правилам человеческая логика и знания оказывались бессильны.

Впрочем, не каждая добыча предназначалась для монстров. Наташа случайно нажала какой-то не тот рычаг и в одной из стен внезапно открылась дверь, ведущая на дно тесного, но очень высокого колодца. В узилище находились двое аборигенов: светловолосая миловидная девушка и молодой синеглазый воин с пепельными волосами, заплетенными вокруг головы, макушка которой была гладко выбрита. Услышав скрип каменных затворов, парень вскочил на ноги, заслонив собой спутницу, явно готовясь подороже продать свою жизнь, и удивленно замер, разглядывая пришельцев.

— Мы не причиним вам вреда! Мы такие же пленники, и пытаемся отыскать выход, — медленно и четко проговорила на межъязыке Наташа, которая обратила внимание, что именно на нем вожди дикарей общаются с пиратами.

Хотя пленники и внешним обликом, и одеждой более качественной выделки выгодно отличались от обитателей болот, девушка понимающе кивнула.

— Арна, — представилась она, приложив руку к груди, — царевна Сольсурана и сестра царя Афру. А это мой жених Хонти — принц Страны Тумана, — добавила она, демонстрируя просто замечательные познания в области межъязыка. — Нас захватили в плен варрары и хотят принести в жертву Хоалу и другим темным богам. Отведите нас к брату, и он осыплет вас золотом и драгоценными каменьями!

Туся припомнила, что во время пути сюда Нага хвасталась, что её подопечным удалось захватить живьем царевну из рода сольсуранских владык. Якобы ее кровь поможет асурам добыть пресловутую амриту. Возможно в другой обстановке слова девушки про золото показались бы забавными. Сейчас Туся только тяжко вздохнула. Как бы она хотела вывести всех куда-нибудь в безопасное место. Увы. Она улавливала весь спектр эмоций своих спутников, включая царевну и ее жениха, но выхода не видела, а лабиринт, меж тем, готовил новые ловушки.

Едва лишь царевна Арна и принц Хонти покинули место своего заточения, стены и пол коридора пришли в движение. Там, где находился проход, встала тяжелая решетка, потолок стремительно опустился вниз, а плита, на которой стояли все пленники, съехала в сторону, открывая подобие крутого пандуса, уходящего по спирали куда-то в глубины подземелий.

— Только бы не колья! Только бы не колья! — наматывая круги на отшлифованных до зеркальной гладкости камнях, бормотал бедняга Ханс.

Но строители отличались завидной изобретательностью. Туся, на этот раз оказавшаяся в числе последних, сначала услышала крики ребят, потом громкий всплеск и истошный вопль Диего:

— Я не умею плавать!

— Так вставай на ноги! — ободрял друга Амир.

В самом деле, ограниченный монолитными плитами бассейн с явно проточной и пригодной для питья водой оказался глубоким только в центре. Другое дело, что на берегу не ждало ничего, кроме каменного мешка, а ход, который их сюда привел, находился на высоте, превышавшей два человеческих роста. Туся, которая и в этот раз каким-то чудом сберегла факел, светила и так, и эдак, но на испещренной странными символами поверхности так и не удалось обнаружить хоть каких-то указателей.

— Ничего не получается, — виновато глянула на товарищей Наташа. — Пустоты есть, но все проходы, кажется, открываются только с другой стороны.

— Мы в ловушке! — констатировал Ханс, устраиваясь на каменном полу возле одной из стен.

Туся и другие пленники, включая принца с царевной, последовали его примеру.

— А я-то надеялась, что мы выберемся, приведем помощь и освободим остальных, — заплакала самая маленькая и хрупкая из девочек, которую звали Чжан Гуйцзинь. — У меня там остались две сестры: одной одиннадцать, а другой тринадцать.

— А у меня — братишка, — вздохнул Амир.

— А у меня трое братьев и сестренка, — добавил еще кто-то.

Туся почувствовала, как в глазах помимо воли закипают слезы. Она понимала, что ее лимит везения не мог оставаться бесконечным. Она и так слишком часто обманывала костлявую: и в детстве, когда вопреки всему осталась жива, и на Ванкувере, где шансов сгинуть без вести имелось предостаточно. Но чем прогневили судьбу ее спутники, юные храбрецы, которые пытались бороться, а теперь, промокшие и усталые, в скорбном оцепенении сидели возле немых стен. Неужели все зря? Неужто жертва Ленки останется напрасной? Неужели ее никто не услышал, а ее самоубийственное сообщение так и кануло на просторах межсети?

И в этот миг мрак подземелья сменился для нее полуденным светом и походной обстановкой скрытого среди зарослей травы полевого командного пункта. Туся снова смотрела на мир глазами Арсеньева, для которого горизонт сейчас сузился до размеров картинки на одном из голографических мониторов. Камера, явно закрепленная на шлеме кого-то из барсов, фиксировала перемещения пиратов и дикарей, конвоировавших пленников к лабиринту Наги.

В прогалках разноцветной травы мелькали крепко сколоченные звероподобные фигуры обитателей болот, безразличные лица людей Шварценберга, среди которых Туся, помимо самого Саава, Наги и доктора Дриведи, к своему немалому удивлению, приметила Феликса. Потом показались и пленники, вид которых вызывал смутные ассоциации с фильмами по истории Древнего мира. Туся даже увидела себя. Ну и жалкий же она сейчас имела вид.

У Командора, впрочем, один взгляд на картинку, которую он ставил на повтор уже не первый раз, вызывал иные эмоции. Его захлестывала ярость, желание отомстить, при этом глубины сознания пронизывали тревога и страх.

«Если с ней что-то случится, смогу ли я найти себе какое-то оправдание», — услышала Туся его мысль, окрашенную в эмоции, напоминающие ее собственные: ощущение бессилия и желание все изменить.

— Ты все правильно сделал. Ребята должны справиться, а ты нужнее здесь! — словно услышав мысль Арсеньева, у которого, видимо, все сейчас читалось на лице, подошел с увещеваниями капитан Минамото. — Пабло вот-вот взломает защиту, а кроме тебя никто не умеет обращаться с этой адской машиной.

Он указал на другой экран, куда выводилась панорама трюма пиратского корабля: заполненные детьми ряды клеток и работающая установка энергообмена.

— Если Елена Ларина жива и у нее есть шанс, ты должен ее спасти.

— Ну, сколько там еще? — изнывал возле другого монитора Слава.

Туся никогда еще не видела бесшабашного разведчика таким потерянным и несчастным. Завязанный на манер банданы шарф с портретом товарища Че оттенял осунувшееся, почерневшее лицо. Капеэсэс поминутно доставал медальон с изображением Ленки, потом переводил глаза на экран, губы его шевелились: он давал какие-то клятвы.

— Есть! — наконец кивнул товарищам Пабло. — Спасибо Онегину, все коды доступа совпали!

Он глянул на Славку и осекся.

— Пошли, — сорвался с места Командор. — Группа Савенкова готова?

— Мы только вас ждем, — отозвался по громкой связи заслуженный пилот.

— Петрович?

— Уже выступаем.

Барсы действовали очень аккуратно. Пока пираты не заметили взлома системы, Арсеньеву, Славе и Минамото, следовало проникнуть на борт «Нагльфара», спуститься в трюм, бесшумно снять часовых и дать отмашку Петровичу, чтобы начинал штурм периметра и рубки. Савенкову и его бойцам предстояло взять на абордаж «Ласточку», защитное поле и орудия которой тоже полностью контролировал Пабло. Чтобы пираты не вздумали захватить малышей в заложники, оператор сети предусмотрительно заблокировал двери кают.

Вместе с Командором и его спутниками Туся сначала пробиралась в зарослях травы мимо охраны периметра, затем, используя каждое углубление, включая лужи болотной жижи и химикатов, пласталась по земле, подбираясь к люку. Когда Командор и другие бойцы достигли корабля, снова подключился Пабло: создал помехи защитного поля, отвлек часовых в кессонной камере, выманив наружу. Это позволило Арсеньеву, Славе и Минамото проскользнуть у караульных за спиной. Затем замелькали знакомые заплеванные, полутемные коридоры «Нагльфара».

В какой-то момент Туся полностью слилась с сознанием Командора, ощущая, как внимание превращается в предельную концентрацию, когда зрячим становится все тело, в движениях появляется плавность и легкость, а разум отбрасывает прочь все сомнения и страхи. Потом добавилась ярость, которую пришлось гасить.

Нельзя поддаваться эмоциям! Нельзя думать о тех, кого заперли в клетках, чтобы потом отправить в коллоид, об обреченных, находящихся внутри, о той единственной, встречу с которой опять приходится отложить ради помощи другим. Такеши прав. Ребята профессионалы, они справятся, какие бы ловушки не подкинул лабиринт и его чудовищные обитатели. Только бы успели! А пока надо делать свою работу: незаметно подкрасться к часовым и нанести всего один точный удар, чтобы им не хватило времени нажать на спусковой крючок.

Есть! Сработано чисто. Теперь дело за Савенковым и Петровичем, а они не подведут. Штурм проходит более, чем успешно. А вот за Славкой приходится следить и даже отобрать скорчер. В тот момент, когда бойцы групп Петровича и Савенкова конвоируют сдавшихся живыми пиратов в трюм, Капеэсэс срывается:

— Зачем вы их запираете в клетках! Их место в коллоиде! — вопит он, вцепившись в горло какому-то здоровяку.

Разведчика удается оттащить, но его место занимают юные пленники. Они хотят поквитаться за обреченных на донорство учителей и за товарищей, отправленных в лабиринт, и их не призовешь к дисциплине по уставу. Абсолютно все напуганы, многие плачут, другие все еще не верят в благополучный исход и по сотне раз переспрашивают:

— А вы правда нас спасли?

— А вы точно не продадите нас змееносцам?

— А вы выручите наших друзей?

И где найти слова, чтобы их успокоить, когда самому хочется взять скорчер и, забыв обо всем, мчаться к лабиринту. Или хотя бы расстрелять всю пиратскую шайку без суда и следствия, а к Сааву и Феликсу применить все те методы, которые они опробовали на Ленке. Но пирата и серого Ферзя еще нужно поймать, а сейчас важнее проследить, чтобы детей и учителей, обеспечив всем необходимым, проводили на «Ласточку» или «Пардус», а затем заняться установкой.

Жизненные показатели доноров пока в норме, но вакцина смерти уже начала свое разрушительное действие. Тело Елены Лариной — одна сплошная болячка, и в мутном полумраке коллоида множественные ранения, вывихи и кровоподтеки смотрятся особенно жутко. Кажется, Саав Шварценберг перещеголял даже Бульдога, которого бойцы Сопротивления Нового Гавра называли не иначе, как мясником.

— Надо было раньше начинать! — кипит праведным гневом Слава, готовый разнести установку голыми руками. — Я же предлагал взять корабль на абордаж еще на орбите системы!

— Твою Елену это все равно не спасло бы, зато привело к множеству жертв среди заложников до того времени, как нам удалось сблизиться на расстояние, достаточное для начала работы Пабло, — с самурайской непоколебимостью сдерживает натиск бедного разведчика Минамото.

— Скажи еще спасибо, что в тот момент, когда академик Серебрянников получил координаты червоточины, мы находились на пути к системе Паралайз, а Онегин, то есть Елена, запустила вирус в программу установки, — подключается к увещеваниям Петрович.

— Если бы она не решилась на этот самоубийственный шаг, ее бы ни за что не вычислили, это и Пабло признал, — рассматривая изломанное тело возлюбленной, вздыхает Славка.

— Но в таком случае, к сегодняшнему дню несколько десятков человек, возможно даже дети, превратились бы в зеленую слизь, — болезненно скривившись, напоминает Минамото.

— Ты хоть понимаешь, дуралей, до какой степени нам повезло, что высадка на планету прошла незаметно, и мы сумели захватить два корабля без применения тяжелой артиллерии! — вновь пытается вразумить разведчика Петрович.

— И все равно, я не успокоюсь, пока не отправлю и пиратского главаря, и Феликса в бездну! — гнет свое Славка. — Отдайте мой скорчер. Я пойду по их следу!

— Отставить! — Арсеньеву приходится вмешаться. — Пока нет вестей из лабиринта, никакой самодеятельности!

Ну все. Теперь можно переводить установку в режим приема. Только бы хватило энергии. Если емкостей пиратских аккумуляторов окажется недостаточно, придется подключать мощности всех кораблей. Лишь бы помогло.

— Что ты делаешь, Саня, почему мы не можем их достать из аквариумов прямо сейчас? — недоумевает Петрович.

— Они хотя бы живы? — из глаз Капеэсэс льются слезы.

— Живы и проживут еще много лет, если вы не будете мне мешать, — Арсеньев старается говорить сухо и сдержанно, хотя волнуется, как абитуриент на экзамене. — Я не могу ввести антивакцину сейчас, им надо хотя бы немного окрепнуть, и энергообмен поможет ускорить этот процесс.

Антивакцину? Туся от неожиданности снова вернулась в подземелье. Она не ослышалась? Неужто получилось, и годы поисков и терзаний принесли свои заслуженные плоды? Понятно, почему так негодует доктор Карна, из-за чего так страстно стремится уничтожить человека, подорвавшего основы его преступного могущества.

Впрочем, только ли об антивакцине сейчас идет речь! Арсеньев и барсы уже на планете! Дети свободны, пираты получили по заслугам! И даже есть надежда, что Ленка выживет и сумеет восстановить силы. Туся знала, что это не морок и не дурман. Похожую слитность сознания и яркость ощущений она испытывала во время раскопок засыпанной парковки и на орбите системы Ванкувера, а также в каюте у Саава, когда Командор тянулся к ней сквозь световые года. Сейчас любимый находился совсем рядом, но, вместе с тем, и бесконечно далеко.

Туся хотела ободрить ребят, поделиться с ними хорошими новостями. Но в этот момент заскрежетали невидимые затворы, клацнули смыкающиеся от нетерпения клыки, и в камеру с бассейном ринулись монстры.

(обратно)

XV

Туся не смогла, да и не пыталась подсчитать количество монстров, которые выбегали из открывшегося в стене коридора и прыгали в камеру из отдушин, появившихся на высоте человеческого роста. Мускулистые, поджарые, с телами, отдаленно напоминающими людские, когтистыми лапами и головами разнообразных хищников, чудовища не торопились. Уверенные в своей силе, они изучали добычу, каждый выбирал себе самый лакомый кусок.

В неверном свете факела Туся видела оскаленные, истекающие голодной слюной клыкастые пасти и горящие алчностью глаза. Слышала громовой победный рык, который под гулкими сводами ощущался всем нутром, или это просто трепетало от ужаса готовое остановиться сердце.

— Все в центр бассейна! — проявляя бойцовский характер, скомандовал Амир. — Встаньте в круг спина к спине! Слабых в центр, бойцов с копьями — по краям!

Удивительно, но школьники сумели выполнить приказ за миг до того, как чудовища ринулись в атаку. Туся, подхватив замешкавшихся Рейчел и Чжан Гуицзинь, спихнула их в бассейн, разминувшись со смертью на волосок. Когти одного из чудовищ промелькнули у самого виска, слегка оцарапав щеку. Туся не успела даже испугаться. Копья у нее не было, а использовать их единственный источник света в качестве средства самообороны она не решилась. И потому, найдя устойчивую позицию по пояс в воде вытянулась в полный рост, стараясь поднять факел повыше.

Она видела Амира, который насадил на копье какого-то псоглавца, и принца Хонти, который, превратив свое оружие в подобие мельницы, успешно отбивался от троих чудовищ сразу. Потом она отыскала взглядом Наташу, сумевшую вдвоем с Сигурни пронзить горло огромной полульвице и избежать при этом когтей других монстров. Далеко не всем так везло.

— Мы все погибнем! — причитал Ханс, который, даже не пытаясь обороняться, барахтался на глубине, надеясь, что монстры туда не доберутся.

Чудовища и в самом деле в воду особо не лезли, но свою добычу не собирались упускать. Они атаковали стремительно и яростно, используя любую брешь в обороне, их зубы и когти не ведали пощады.

Туся передала факел Чжан Гуицзинь. Львица разорвала артерию на руке Сигурни, пришлось выдернуть ремень и наложить жгут. Затем помощь понадобилась Диего: парень пронзил копьем какую-то людогиену, но до того, как он успел выдернуть оружие, в его плечо и спину вцепились клыки чудовища, похожего на тигра и пуму.

Амир и Хонти отбили товарища и передали его Тусе которая пыталась соорудить из подручных средств давящую повязку, в отчаянии понимая, что все ее усилия напрасны. Да и какой смысл оказывать помощь, если натиск монстров им все равно не сдержать. Передав Диего Рейчел и царевне Арне, строго наказав Хансу держать голову раненого на поверхности воды, Туся подобрала оставшееся без дела копье.

Она настолько сильно разозлилась на себя, покойного отца, его дурацкую вакцину и дебильные способности, которые ни под каким видом не хотели проявляться, что даже достала кого-то из монстров. Но войти во вкус ей не дали. Не сумев справиться с Амиром, Хонти и ребятами, сражавшимися рядом с ними, хозяева лабиринта зашли с другой стороны. Послышались крики ужаса и боли, перемежаемые лязгом зубов и хрустом ломающихся костей, в ноздри ударил запах разорванных внутренностей, факел задрожал в руках Чжан Гуицзинь и погас.

Тусе показалось, что мир лишился опоры и рушится, погружаясь во мрак и хаос. Она кожей ощущала горячее дыхание подобравшихся вплотную монстров, куда-то тыкала копьем наугад, под ногами в воде что-то омерзительно и опасно шевелилось.

Но в тот миг, когда, поддавшись панике, Туся была готова ринуться, очертя голову, в темноту, прямиков в пасть к монстрам, полумрак подземелья пронзили вспышки лазерных разрядов, а в воздухе запахло паленой шерстью и плотью. Еще через миг на каменных берегах бассейна закружились в неистовом танце смерти пятеро воинов, вооруженных импульсниками и макромолекулярными клинками. Не ожидавшие такого отпора чудовища сначала опешили, а потом кинулись врассыпную.

Насколько Туся сумела разобрать, броню подразделения «Барс» носили только четверо пришельцев. Одним из мечей сражался какой-то местный: рослый, длинноволосый воин в броне вроде кольчуги, сплетенной из здешней разноцветной травы. Пираты хвастались такими в качестве трофеев, добытых в борьбе с сольсуранцами, и хвалили за прочность. Сейчас Туся видела, что травяная рубаха и в самом деле неплохо защищала от зубов и когтей. Другое дело, что ее обладатель, сражаясь с истовостью и умением легендарного героя, не позволял монстрам приблизиться ближе, чем на расстояние меча.

Один лишь раз он слегка замешкался, не заметив тигроида, который, появившись в одной из отдушин, пытался атаковать его со спины.

— Берегись! — крикнула Наташа, отправляя в полет копье.

Хотя у нее не оставалось времени прицелиться, да и руки не обладали особой силой, ей каким-то чудом удалось остановить монстра в полете. Сольсуранец, услышавший ее крик, обернулся, и в его глазах отразился не страх, но восторг. Судя по робости царевны Арны, женщины в его земле с оружием достаточную сноровку не проявляли.

Впрочем, через миг он уже закружился в бешеной круговерти кровавой схватки, а на выручку Наташе, которую атаковала еще одна тигрица, пришел мечник в броне подразделения «Барс», с одного удара раскроивший хищнице череп. Макромолекурный клинок бойца мелькал во тьме серебряной молнией, а сам он казался порождением огненной стихии. Непредсказуемый, как протуберанец, и безжалостный, как лесной пожар, он успевал держать в поле зрения всех атакующих и один за другим наносил точные, мощные удары, безошибочно поражая монстров в уязвимые места.

Бронированная фигура воина показалась Тусе знакомой. Только один человек из группы Командора не уступал ему статью и ростом. Тусе показалось, что она даже снова слышит латинские термины, определявшие вид каждого из чудовищ. Только сейчас бесшабашный азарт Клода, а это был, конечно, он, сдерживала тревога за жизнь возлюбленной и ее спутников.

Даже раненые монстры представляли опасность, норовя хоть в последний миг, а утолить свой голод. Туся, Амир, принц Хонти и другие бойцы так и стояли, подняв копья, готовые к обороне. Другое дело, что каждого из монстров, еще пытавшихся атаковать, настигали если не копья и клинки, то разряды из импульсников.

Дин, Ящер и Гу Синь, составлявшие группу Клода, стреляли метко и с чудовищами не церемонились, ведя прицельный огонь на поражение. Вскоре о хозяевах лабиринта в камере напоминали лишь дергающиеся в конвульсиях или мертвые тела.

— Едва успели! — отирая пот со лба, выдохнул Дин.

— Надо было не выжидать, пока пираты и дикари уйдут, а спускаться сразу, как я предлагал! — разглядывая место побоища, нахмурился Ящер.

— И выдать наше присутствие, провалив всю операцию по освобождению заложников? — хмыкнул Дин, помогая Тусе и Амиру перенести на берег раненых.

— По освобождению заложников? — встрепенулась Чжан Гуицзинь. — А вы не знаете, они моих сестер спасли?

— Всех спасли, и вас выведем, — успокоил ее Гу Синь, добавив еще что-то ободряющее на родном для обоих языке хань.

Они с Ящером все еще держали на прицеле отдушины и прислушивались к вою и топоту в темноте коридоров в ожидании подвоха. Но монстры действительно отступили.

Клод убрал клинок, обнимая прильнувшую к нему Наташу.

— Живая! — повторял он, покрывая поцелуями ее забрызганное кровью монстров и болотной грязью лицо, растрескавшиеся губы, заплаканные глаза.

— Клод! Любимый! Почему так долго не приходил? — всхлипывала она, совершенно забыв, как вела двадцать человек сквозь ловушки лабиринта, как отважно сражалась с монстрами.

Клод что-то сбивчиво объяснял, пытаясь в пару фраз впихнуть и погоню за похитителями, и бесплодные поиски во всех космопортах Содружества, и удивившее многих решение Командора искать не отмеченную ни на каких картах червоточину, и сообщение от Ленки. Впрочем, Наташа едва его слышала. Слова сейчас не имели значения. Оба ослепли и оглохли от лучезарного вихря всех оттенков, звуков и запахов счастья.

Сольсуранский воин в травяной рубахе смотрел на них едва ли не с сожалением. Он, видимо, надеялся поближе познакомиться с отважной воительницей, которая спасла ему жизнь. Впрочем, он тоже не остался без внимания и благодарности. Едва миновала опасность, царевна Арна доверчивым детским движением прижалась к его широкой груди.

— Афру, брат! — без конца повторяла она, пока пришелец заскорузлыми руками гладил ее светлые волосы.

Принц Хонти им не мешал: царь Сольсурана имел право убедиться, что его сестра жива и здорова.

Туся радовалась за царя и его сестру и не смела завидовать Наташе и Клоду. Она, конечно, очень хотела, чтобы Арсеньев находился сейчас рядом с ней, но понимала, что Командор выполняет свой долг. Она тоже по мере сил делала то, что считала должным, пытаясь помочь пострадавшим от клыков и когтей хозяев лабиринта. Тем более, в аптечках барсов имелось все необходимое.

Хотя в схватке с монстрами чудом никто не погиб, досталось многим. Серьезные травмы помимо Диего получили еще пятеро старшеклассников. Ханс лишился ноги, у одного юноши рука болталась на остатках сухожилий и обломках кости, его соседка осталась без пальцев. Еще у двоих ребят оказались проникающие ранения брюшной полости и грудной клетки. Глубокие царапины, ссадины, ушибы и вывихи просто никто не считал, но это не означало, что их следует оставить без внимания.

Хотя у Туси в глазах двоилось и сердце билось часто и неровно, она не дала себе времени на отдых. Рейчел и Чжан Гуицзинь ей помогали. Потом к ним присоединились царевна Арна и Клод.

Наташа, Ящер и Гу Синь отправились на разведку. Царь Афру присоединился к ним. Дин, Амир и принц Хонти остались в камере, карауля отдушины, чтобы в любой момент отразить нападение. Остальные приходили в себя и восстанавливали силы с помощью воды и концентратов.

— Как вы нас нашли? — спросила Туся, пока они с Клодом кололи обезболивающие и антисептики, накладывали швы и закрепляли фиксирующие повязки.

— Тут везде на стенах были намотаны какие-то нитки, — охотно пояснил молодой барс. — Мы подумали, вряд ли это монстры прядут с себя шерсть, и пошли по следу. Там, где путь преграждали решетки, пришлось прорубаться с помощью скорчера.

— Мы изначально планировали зайти с другой стороны, — добавил Дин. — Там есть еще один вход помимо того, который ведет непосредственно из верхнего храма. Но туда не подобраться: сплошная трясина.

— Мы и так едва не заплутали в этих болотах, — нахмурился Клод. — Хорошо по пути встретили царя Афру. Он нас сюда и провел.

— Классный боец! — добавил Дин. — Можно хоть сразу в нашу команду. Только научить с импульсным оружием обращаться.

— Командор тоже рвался пойти с нами, — посерьезнев, глянул на Тусю Клод. — Но Минамото с Петровичем его не пустили.

— Спасти детей было важнее, — понимающе кивнула Туся. — Да и Ленка. Только он может ей помочь!

Клод вопросительно поднял светлую бровь: говоря об освобождении заложников, они ни словом не обмолвились о судьбе оператора сети. Возможно барсы и сами не знали подробностей.

— Командор как раз оперирует Елену, — подтвердил Дин, который только что связался со штабом. — Надеется на благоприятный исход.

— Только бы с антивакциной получилось, — нахмурился Клод. — Методика новая, а испытывать приходится, можно сказать, в полевых условиях. Вернер с Арсеньевым двигались в правильном направлении и почти вывели нужную комбинацию, — пояснил он, встретив вопросительный взгляд Туси. — Однако для достижения эффекта, как оказалось, нужна установка энергообмена. Это Командор выяснил во время своей миссии в системе Рас-Альхага.

Туся снова кивнула, успокоенная тем, что ее возлюбленный, подобно эпическому герою, о которых без конца рассказывала Наташа, не только совершает путешествия в иной мир, но и умеет возвращаться обратно. Все-таки ее странный сон на корабле Феликса оказался не просто дурманным видением. Почему же остальные способности ее так подводили? Сейчас навыки телекинеза пришлись бы очень кстати.

Хотя Клод запросил подкрепление и антигравитационную платформу, она могла забрать пленников только от выхода из лабиринта, а туда нужно было еще дойти. Вернувшиеся разведчики доложили, что в примыкающем к камере коридоре ни монстров, ни ловушек нет, и Клод скомандовал выступление.

Однако отдать приказ оказалось легче, чем выполнить. Для раненых, конечно, соорудили носилки, но нести их было просто некому. Самые серьезные травмы получили бойцы, давшие чудовищам достойный отпор и позволившие остальным пленникам продержаться до подхода спасателей. А кроме Туси, Наташи и Сигурни, большинство сражавшихся составляли крепкие и рослые юноши. Барсы от помощи не отказывались, но оставлять отряд без охраны просто не имели права: кто знает, какие еще сюрпризы приготовит лабиринт.

— Надо было спасательную капсулу с антигравом с собой захватить, — вздохнул Дин, проверяя крепость жердей, чтобы уложить пострадавших по двое.

— И дронов-носильщиков, — вспоминая Ванкувер, нахмурился Клод.

Царь Афру, который вместе с принцем Хонти сноровисто и привычно вязал ремни, закрепляя жерди, сокрушенно покачал светловолосой головой. Путая родное наречие со словами межъязыка он посетовал, что в спешке погони за похитителями сестры в одиночку углубился на территорию врага и не отправил весть воинам травяного леса. Свою оплошность он намеревался по-возможности исправить:

— Нести на своих плечах самих вестников Великого Се для царя Сольсурана и его близких большая честь! — церемонно пояснил он, вместе с принцем Хонти берясь за самые тяжелые носилки, на которые положили Диего и юношу, раненого в живот.

— Он считает нас посланниками своего верховного божества, — полушепотом пояснила Наташа. — И я не могу его в этом разубедить.

— Может быть, лучше остаться здесь и дождаться подмоги, — обеспокоенно глядя на усталых, обессиленных школьников, предложил Гу Синь.

— Ну уж нет! Хоть ползком, а до выхода доберусь! — соорудив из обломанного копья костыль, попытался подняться Ханс. — Ноги моей здесь больше не будет! — добавил он, находя в себе силы иронизировать по поводу потерянной конечности.

— Если царю таскать носилки не зазорно, то нам, тем более, дело привычное, — подмигнул Амиру Дин, берясь с ним за еще одни носилки, на которые положили бойца, раненого в грудь, и усадили бедолагу Ханса.

Остальные пострадавшие, включая парня с открытым переломом руки, после оказания помощи могли кое-как передвигаться сами.

Туся с тоской подумала о том, каким образом они будут теперь преодолевать пропасти и прочие ловушки. Конечно, у Клода и других барсов имелось необходимое снаряжение, но все-таки их отряд утратил былой задор и подвижность. Туся и сама передвигала ноги только по привычке. Болело все тело. От намокшей одежды по спине бежал озноб, пятно жара в груди сбивало дыхание.

К счастью, все каверзы лабиринта остались уже позади. По всей видимости, эта часть не предназначалась для встречи незваных гостей. Здесь располагалось логово монстров. На полу, образуя подобие ковра, лежали комки разноцветной шерсти, она же клубилась в воздухе, в ноздри бил характерный запах зверинца. Кое-где попадались обглоданные кости, в том числе человечьи. От основного коридора в обе стороны разбегались боковые ответвления, ведущие к лежбищам и гнездам.

Туся, которой Дин доверил свой скорчер, то и дело озиралась, готовая отразить неожиданную атаку. Пока нападать никто не собирался. Клод и Наташа, шедшие впереди, и замыкавшие их потрепанный отряд Ящер с Гу Синем проверяли каждое ответвление. Большинство лежбищ сейчас пустовали, кое-где барахтались брошенные на произвол судьбы детеныши. И все же в тишине подземелья ощущалась угроза.

— Куда же они все подевались? — обнаружив очередное пустое лежбище, недоуменно покачал головой Ящер, — Там же более двух десятков успели удрать.

— Эти твари далеко не тупицы, у них наверняка есть еще какое-то убежище, — предположил Клод.

— Где они сейчас собрались и какую-то пакость готовят, — позволил себе вставить Ханс. — Вот не верится, что они нас выпустят живыми даже под охраной скорчеров.

— Словно заманивают куда-то, — согласился с ворчуном Амир.

Увы, дурные предчувствия их не обманули.

Они прошли жилую часть лабиринта насквозь, кое-как поднялись по крутой лестнице и оказались в просторном зале, буквально пронизанном солнечным светом. Вернее, света, как такового, там было не очень много: косые, рассеянные лучи с трудом проникали сквозь узкие окна-бойницы и низкий проем входа. Однако после мрака подземелья и он ослепил. Туся зажмурилась, потом сморгнула слезы, затем, пытаясь привыкнуть, отвела глаза, разглядывая затененные ниши, украшенные статуями совсем уж невообразимых созданий. Потом она смогла разглядеть массивные колонны, которые поддерживали перекрытия архитравов, и даже фризы, украшенные барельефами с изображениями звероподобных существ, терзающих людей.

Неужели им удалось избежать этой несправедливой участи? Неужто стоит пройти не более сотни шагов, и антигравитационная платформа их унесет отсюда в уют и благополучие спасательного корабля? Неужели она, наконец, увидит Командора? Туся даже улыбнулась, представляя их встречу.

И в этот миг тишину сонного зала пронзил резкий, насмешливый голос:

— Куда это вы собрались? Из моего лабиринта еще никто просто так не уходил.

Подобно очковой змее, Нага неслышно появилась в центральном проеме, словно соткавшись из теней. Уцелевшие монстры, плотоядно клацая клыками, вышли из-за колонн.

Барсы вскинули скорчеры. Клод срочно пытался вызвать подкрепление. Но связь отсутствовала, а плазменные заряды не причинили монстрам никакого вреда, поглощенные защитным полем, само присутствие которого здесь представлялось чем-то фантастическим.

— Ну что, красавчик! — с торжеством глядя на потрясенного Клода, откровенно издевалась Нага. — Думал, отыскал свою девку, и уже победил. Не все так просто в этом мире, и не все проблемы можно решить с помощью скорчера.

Она картинно взмахнула рукой, и лучевое оружие, покинув своих владельцев, с металлическим лязгом упало к ее ногам, а монстры неторопливо двинулись вперед, петляя между колонн.

Туся почувствовала, что ее сердце превратилось в маленький, но жгучий шар, который мечется в груди, пытаясь отыскать выход. Затем этот несчастный мячик и вовсе поскакал от пылающих щек и похолодевшего кончика носа к ватным ногам и обратно, наполняя все тело дрожью. Впрочем, сильнее страха ощущалась обида. Избавление на этот раз казалось таким близким.

Туся смотрела на Клода, который заслонил собой Наташу, готовый биться до конца, видела, как Ящер и Гу Синь выходят вперед, не дожидаясь приказа командира, как Амир, Дин и оба аборигена кладут на землю носилки. Потом она перевела взгляд на растерянных школьников, на раненых, которые стояли и лежали на каменных плитах, уже не имея сил бороться, на девочек, по щекам которых, размазывая грязь и кровь, стекали слезы.

Огненный шар вернулся на место и разросся, страх и обида сменились гневом и волей к борьбе. Туся поняла, откуда Нага черпает свою силу и осознала, что для нее этот источник тоже открыт.

Конечно, ей бы очень хотелось, как тогда в Новом Гавре перенести своих спутников на антигравитационную платформу, которая парила над топью возле самого входа. Эмоции каждого из спутников она ощущала переплетением узоров разноцветного ковра или травяной рубахи, защищавшей грудь царя Сольсурана. Она даже чувствовала тревогу Петровича, который, ожидая их снаружи, мусолил неизменный бычок.

Вот только преграда, которую воздвигла на их пути Нага, была в сотни раз прочнее любого стеклопласта, и Туся пока не ведала, можно ли ее как-то преодолеть или обойти. Потому, не совсем понимая, что делает, за миг до атаки монстров, она успела воздвигнуть такой же энергетический щит, в глубине души досадуя на себя, что не создала его чуть раньше. Тогда бы все ребята остались целы.

Впрочем, на сожаления времени не оставалось, а досаду и злость она сумела направить на монстров, сделав для них соприкосновение со щитом максимально болезненным. Чудовища нахлынули единым потоком и с обиженным воем откатились, тряся ушибленными головами и на ходу зализывая раны.

У школьников вырвался возглас изумления. Сольсуранцы воздели руки к небу, вознося благодарственные молитвы Великому Се. Наташа и барсы, которые единственные поняли, что произошло, вздохнули с облегчением. Впрочем, в их эмоциях все же преобладала тревога: они не знали, как долго их защитница сумеет противостоять Великой жрице. Туся тоже не знала.

Пока ей хватало сил удерживать энергетическое поле, которое окружило их отряд наподобие кокона или купола. Но Нага перешла в наступление. Ее щит окрасился алым, из сердцевины вырывались заряды, напоминающие хвосты лазерной плети или скопление атакующих змей.

— Дерзкая девчонка! Ты хоть понимаешь, кому посмела бросить вызов?! — услышала Туся мысль противницы, сопровождаемую сильнейшим ментальным ударом.

— Мне наплевать, кто ты и что тебе надо! — вовремя закрыв сознание и возвращая оплеуху сторицей, отозвалась Туся. — Но пока эти люди со мной, твои твари их не получат.

Она уже заметила, что поверхность созданной жрицей завесы утратила однородность и плотность, образуя трещины. Одну из таких прорех Туся сумела нащупать.

— Я сейчас попытаюсь пробить коридор, — продолжая держать оборону, сказала она Клоду. — Как только все будет готово, хватайте раненых и бегите к платформе.

— А ты? — встревоженно вскинулась Наташа.

— Я вас догоню, — пообещала Туся.

— Командор нас убьет! — пытаясь донести план до школьников и сольсуранцев, простонал Клод.

Туся его уже не слышала. Прежде чем нанести удар, она предприняла обходной маневр, делая вид, что концентрированным пучком энергии пытается сокрушить жрицу. И где только научилась? Когда же Нага, срочно создавая дополнительный щит, оттянула часть энергии, делая завесу менее плотной, Туся мгновенно перенаправила поток.

Каким-то непостижимым образом ей удалось пробить заслон и проложить что-то наподобие коридора или скорее тоннеля, вроде тех, которые создавали на Ванкувере вокруг трасс и возле Космопортов, защищая беженцев от ударов вражеских орудий. Причем в качестве генератора силового поля выступала она сама, вернее ее тело работало как приемник и трансформатор, а энергию она вновь черпала из окружающего пространства.

— Бегите! Живее! — скомандовала она, уплотняя стенки коридора и готовясь отразить атаку Великой жрицы.

И ответный удар не заставил себя ждать. Видя, что «ничтожные людишки», предназначенные в жертву священным чудовищам, ускользают, Нага обрушила против них всю свою мощь. Купол созданного Тусей тоннеля содрогался от сокрушительных ударов, по его поверхности бежали огненные молнии. Стальные когти Великой жрицы и ее подопечных кромсали сотканную из потоков энергии невидимую ткань, норовя добраться до лакомой добычи.

— Не останавливаться! Не оглядываться! — заклинала Туся своих друзей, пока те, словно соревнуясь в спринт со смертью, бежали эту безумную стометровку, вынося на руках раненых.

Туся чувствовала, как от жара разгоряченных до предела тел высыхает мокрая одежда. Видела, как под наспех наложенными повязками проступает кровь. Ощущала, как не хватает воздуха и кружится голова у Сигурни и других раненых, которые, не желая быть обузой, пытаются идти и даже бежать самостоятельно. Слышала, как с натугой бьется сердце и сводит от напряжения мышцы у Клода, Амира и других мужчин, согнутых под дополнительным человеческим весом.

Помочь она ничем не могла. Каждый удар Наги и ее подручных по щиту отдавался болью во всем теле, будто плети на самом деле хлестали ее по рукам и ногам, а когти вонзались под ребра. Перед глазами нещадно рябило, во рту ощущался противный солоноватый привкус, кровь стекала в рот и струилась по подбородку, огненный шар в груди превратился в источник жгучей боли. Но она не имела права отступить. Она увидела, как Петрович и его барсы, издали заметив бегущих, помогают им добраться до антигравитационной платформы, как Клод неуверенно поворачивается в сторону выхода. Она почувствовала его и Наташины эмоции и, зацепившись за них, собиралась переместиться.

Но в этот момент Нага сняла ненужную больше завесу и перенаправила свою энергию, создав огромную, сокрушительной силы плеть. Хвост, свитый из тысячи змей, выплеснулся из проема наружу, тщась зацепить и опрокинуть платформу. И собрав все оставшиеся у нее силы, Туся ударила по этому хвосту. Огненные плети оставили платформу и обвились вокруг ее тела, не давая пошевелиться, выжигая остатки энергии. Туся еще сумела легонько подтолкнуть платформу, ускоряя ее и выравнивая положение в воздухе. Она даже почти сумела проводить товарищей до корабля. А потом ее поглотила тьма.

(обратно)

ХVI

Туся очнулась от того, что ее кто-то довольно бесцеремонно трогал и теребил. Она лежала в незнакомом помещении на высоком каменном ложе, а Нага и две храмовые прислужницы стаскивали с нее одежду, периодически помогая себе ножами и совершенно не заботясь, что вместе с тканью разрезают кожу.

В первый миг чисто рефлекторно Туся хотела воспротивиться такому самоуправству, однако почти сразу поняла, что это бесполезно. Ее руки и ноги были крепко привязаны к ложу, которое вполне могло оказаться жертвенником или даже столом для бальзамирования. Судя по всему, ее готовили к какому-то ритуалу, суть которого Туся боялась даже представить. Упомянутый царевной Арной Хоал и другие демоны Нижнего мира по представлениям варраров требовали человеческих жертвоприношений, и какой путь должна пройти жертва по пути в иной мир, решали лишь безумные традиции дикарей и буйная фантазия Наги.

Туся попыталась выровнять дыхание, однако голова тут же закружилась, а в горле запершило от дыма масляных светильников и многочисленных курильниц, наполненных травами и смолами явно наркотического свойства. Если что, отупляющее опьянение поможет легче перенести боль, но все же хотелось бы в критический момент сохранить ясность рассудка. Кто знает, для каких целей ее сюда перенесли.

О возможности побега Туся даже не задумывалась. Какие там перемещения. Она ощущала такую слабость и опустошенность, что даже пальцем не могла пошевелить. Впрочем, она ни о чем не жалела. Почти три десятка спасенных жизней стоили того, чтобы остаться в этом проклятом месте навсегда.

Туся прикрыла глаза. Лучше пока не подавать виду, что она очнулась. Да и смотреть тут особо не на что. Возвышавшиеся в нишах статуи Хоала и других звероподобных демонов навевали тоску, а на жрицу она сегодня насмотрелась до тошноты. Впрочем, в облике Наги появилось что-то новое. Когда та подносила руку к Тусиной шее, проверяя пульс, оказалось, что вместо гладкой, шелковистой кожи ее предплечье и часть кисти покрывает чешуя с характерным рисунком очковых змей. Стало быть, схватка у выхода из храма для поклонницы Темных богов даром не прошла. Не об этом ли выборе говорил доктор Дриведи?

Нага и ее прислужницы закончили с Тусиной одеждой и теперь наносили на ее кожу ритуальный рисунок. Что за отвратный запах? Неужто кровь? Для чего это им? Возбудить аппетит демонов? Впрочем, искать в примитивных ритуалах логику могут лишь такие энтузиасты, как Наташа, которая за время пути по лабиринту, кажется, успела найти общий язык с сольсуранским царем и его родней.

Когда помазок, оказавшейся сушеной лапкой мелкой рептилии, переместился к ее лицу, Туся с трудом переборола рвотный спазм и едва сдержалась, чтобы не закричать. Судя по запаху, кровь совсем свежая. Интересно, чья она? Жертвенных животных, погибших монстров или убиенных младенцев? С Наги станется использовать и такой ингредиент. А может, это ее собственная? Что если Нага своим темным ритуалом хочет вернуть себе привычный человеческий облик? А Тусе придется доживать свой век в лабиринте среди монстров: обрасти шерстью, забыть человеческий язык, пристраститься к сырому мясу и терзать когтями людскую плоть.

Что за бред? Только под воздействием запрещенных препаратов такое привидится. Человек без глубокого вмешательства на генетическом уровне не может превратиться в другое существо. Это противоречит всем биологическим закономерностям. А как же доктор Дриведи? Но он, вроде как, принадлежит к другому виду.

А вот разума лишить, уничтожить личность, превратив в покорную рабыню, подобие домашней зверушки, Нага вполне в состоянии и безо всяких чудес. Только в прошедшем семестре на токсикологии изучали ядовитые вещества, разрушающие мозг. И это если еще забыть о различных варварских способах механического воздействия.

И точно, кровь сменила какая-то пахучая, густая мазь, которую Нага своей чешуйчатой рукой наносила Тусе на лоб, втирала вокруг грудей, размазывала по животу и внутренней поверхности бедер. Головокружение и тошнота усилились, сердце забилось учащенно, на висках и ладонях выступил холодный пот, а по животу и соскам разлился жар.

— Дерзкая девчонка! Я тебе покажу, что происходит с теми, кто встает у меня на пути. Только ты это вряд ли уже поймешь, когда, словно течная сука, будешь ложиться под каждого дикаря, даже не сознавая своих действий.

— Не переусердствуй, сестра! — прозвучал знакомый, вкрадчивый и властный голос. — Утром мне нужен надежный источник энергии, а не безвольная тряпичная кукла. Закончишь обряд потом.

Хотя доктор Дриведи, неслышно выйдя из алтарной ниши, остановился в двух шагах от жрицы, общаться он по-прежнему предпочитал с помощью обмена мыслями. Его нынешний речевой аппарат не очень-то подходил для звуков человеческой речи.

Облаченный в шелковое свободное одеяние наподобие магистерской мантии, с экзотической короной на мохнатой голове хищника, он сейчас казался одной из оживших статуй этого храма. А его медово-карие глаза выражали неприятную смесь надменного равнодушия и похоти.

Туся почувствовала, как пылает у нее лицо, а утробу скручивает узлом от отвращения. Даже перед лицом оравы монстров она не чувствовала себя такой беззащитной. При этом зелье Наги, уже проникшее через поры в ее организм, тревожило плоть темным и жгучим предвкушением. В зеркале расширенного кошачьего зрачка она видела свое распластанное нагое тело. Почему ей не позволили умереть?

— Я всего лишь решила подготовить невесту к свиданию с Великим Асуром, — игриво приобняв доктора Карна, промурлыкала Нага. — Надеюсь, Повелитель не имеет ничего против девственниц?

— Ни один воин в здравом уме накануне решающей битвы не станет тратить силы на любовные утехи! — издав протяжный рык, мысленно ответил ей доктор Дриведи. — От девчонки мне сейчас нужна лишь способность аккумулировать и передавать энергетические потоки, — продолжил он, положив руку Тусе на грудь и состроив на усатой морде недовольную кошачью гримасу. — Но поскольку она сейчас высушена как морская губка, выброшенная на берег, придется использовать ее лишь в качестве приманки. Постарайся сделать так, чтобы к утру она восстановилась. Мне будет приятно уничтожить царя Арса, вытягивая энергию из его жены.

Опять эти безумные разговоры про царя Арса. Впрочем, единственное, что имело значение: доктор Дриведи и Нага собираются отыграться и готовят для Командора западню. Туся разом выскользнула из тлетворной паутины дурманного зелья.

Она не понимала и даже не пыталась понять замысел Великого Асура. Однако самое главное сумела уяснить. На Арсеньеве завязано нечто настолько серьезное, что его гибель повлечет за собой чуть ли не изменение хода истории десятков миров. Поэтому ему ни в коем случае нельзя утром встречаться с доктором Дриведи. Вот только как его предупредить? Туся прекрасно слышала мысли доктора и Наги, но за пределы святилища пробиться не получалось.

— Господин, почему Вы так уверены, что он придет?

Бесцветный, лишенный эмоций голос Феликса прозвучал, точно удар грома. Неужто Серый Ферзь за несколько часов успел перебраться на другую сторону игральной доски? Впрочем, упыри из «Панна Моти» не так уж сильно отличались от пиратов.

— Я думал, ты лучше изучил привычки нашего общего врага, — не скрывая презрения, мысленно отозвался доктор Карна. — Ты столько лет сидел с ним за одной партой, дважды бездарно упустил в Новом Гавре и позволил проникнуть в центральную лабораторию Корпорации на Рас-Альхаге.

— Я не единственный, кто входит в службу безопасности Корпорации, — начал оправдываться Феликс, но доктор Дриведи его не слушал.

— Если даже такой мозгляк, как ты, ради никому не нужной старшей сестры провалил задание на Ванкувере, — мысленный голос доктора Дриведи сочился приторным ядом, — то не сомневайся, герой Содружества, уже преодолевший из-за этой девчонки половину галактики, не только явится завтра безоружным на арену, но и полезет в адское пекло.

— Таким ли безоружным? — в заискивающем голосе Феликса появилась озабоченность. — У него теперь есть установка, и он знает, как ею пользоваться. Не стоит его недооценивать.

— Он всего лишь человек, — презрительно выцедил Великий Асур. — К тому же, пока у нас находится царица Тусия, мы имеем на руках беспроигрышный козырь.

— А мне плевать на ваши гребаные козыри! Эта тварь принадлежит мне! И я никому не собираюсь ее уступать!

Саав Шварценберг ревел громче раненых монстров. Еще бы! Пережить такой сокрушительный провал. Хотя Туся понимала, что ярость и досада пирата направлены против нее, сил бояться уже не осталось. Или безразличие тоже являлось частью действия зелья Наги?

— Убери руки! — холодно глянула на пирата Великая жрица. — Теперь это не твоя добыча. Ты сам отдал мне «ведьму» и еще двадцать человек.

— Мало ли, что я отдал! — оборвал ее Саав. — «Нагльфар» мой вместе с пленниками и установкой грязным псам из Содружества случайно не ты отдала?! Почему ты не предупредила, что на планете появились чужаки?

Саав выхватил скорчер, но Нага даже бровью не повела.

— Я всего лишь жрица, и мне хватает дел с моим храмом, — придав лицу выражение оскорбленной невинности, напомнила она. — Это тебе у команды спросить стоит, каким образом они не обнаружили вражеский аванпост в двух шагах от места посадки.

— Со своими людьми я и сам разберусь, — не сдавался Саав. — А ты кончай свои танцы с бубнами и пусти меня к этой маленькой шлюшке! — Он многозначительно указал на Тусю лазерной плетью. — И будь я не Саав Шварценберг, если участь Онегина ей не покажется медом!

Туся растянула пересохшие, растрескавшиеся губы в подобии улыбки. Размечтался, рыжий пес! Руки коротки! Глядя на доктора Дриведи, она понимала: сейчас Саав здесь не главный. Великий Асур какое-то время с интересом наблюдал за перепалкой Шварценберга и Наги, затем одним взмахом когтистой лапы отобрал у пирата скорчер и плеть.

— Скажи, что я верну девчонку, как только уничтожу нашего общего врага, — приказал он Наге, пока Саав ошарашенно хватал руками воздух. — Пускай собирает оставшихся головорезов и глядит в оба. Я хочу, чтобы утреннее представление прошло без сюрпризов.

Судя по его виду, Великий Асур не собирался выполнять обещание, и Саав это даже понимал. Но он принял игру или сделал вид, полагая, что поле битвы после победы все равно принадлежит мародерам. Вот только останется ли после завтрашнего сражения даже сама арена?

— Я с тобой не закончила, красотка, — прежде чем покинуть зал жертвоприношений, прошелестела Нага, задувая светильники. — Впрочем, когда Великий Асур уничтожит царя Арса, от тебя, возможно, не останется даже праха!

«Арсеньев! Саша, Саня, любимый! Как же до тебя дозваться? Как же убедить, чтобы ты срочно покинул планету?!» Но мысли путались, перескакивая одна на другую. Голова кружилась, воздуха не хватало, кожа горела. Перед глазами бессвязными пятнами мелькали фантасмагорические картины, потом исчезли и они, остался лишь тяжелый, бредовый дурман.

В чувство Тусю привела боль в вывернутых, занемевших руках, на которые к тому же приходился вес всего тела. Ноги не имели никакой опоры, соскальзывая по холодной и гладкой каменной поверхности. Неестественная поза сдавливала грудь, не позволяла мышцам расправлять легкие. Каждый вдох приходилось буквально отвоевывать, как при подъёме по шахте стояка в офисе Корпорации. Кислородное голодание уже начало сказываться на работе мозга, вызывая сонливость, тошноту и шум в ушах.

Кое-как разлепив веки и приподняв голову, Туся заставила себя оглядеться. Нагая и беспомощная, перемазанная в крови и остатках дурманного зелья, она висела прикованная к каменной стене над огромной ареной, примыкавшей к храму Наги. Скамьи каменного амфитеатра заполняли орды ликующих в предвкушении невиданного зрелища дикарей. На балюстраде галереи Нижнего храма чинно расселись монстры. Ярус выше заняли пираты. Саав, Майло и Рик держали Тусю на прицеле. Нага и другие жрецы величаво прохаживались туда-сюда по ступеням храма, творя какой-то ритуал.

Не в состоянии выпутаться из обморочной пелены, Туся словно сквозь толщу воды слышала нестройный гомон голосов, ритмичные хлопки и притопывание, протяжный рык монстров. Эмоции тоже ощущались отдаленным смятым гулом. Ну и хорошо. Хотя бы не приходится читать мысли кровожадных аборигенов болот. Ей и пиратов хватило.

Ох, рано она обрадовалась! Неожиданный акустический и ментальный удар едва не расколол череп. Как же они вопят! Каким мраком наполнены их отравленные злобой и завистью души! В сравнении с гнилью внутри даже смрад их дыхания и тел не кажется таким отвратным.

Но какой же гад включил громкость? Лучше уж сразу тяжелым молотком по голове. Понятно кто. Упругой кошачьей походкой на арену вступил доктор Дриведи, и вместе с его появлением измученное тело забыло о боли и обрело легкость, сознание прояснилось, а главное, вернулась способность притягивать и проводить энергетические потоки. Туся даже чувствовала их силу и направление: энергия проходила через ее тело и питала доктора Дриведи, жажда которого была по-прежнему ненасытна.

«Вот же упырь проклятый. И никакой возможности разорвать эту связь! Если только заимствованная энергия поможет нащупать аорту и прекратить работу сердца!»

— Тогда останавливай сразу два, а лучше немножечко потерпи. Было бы обидно потерять тебя, даже не успев увидеть.

Арсеньев! Сердце вновь забилось учащенно, воздух хлынул в легкие. Как же она ждала эту встречу. Туся встрепенулась, оглядываясь по сторонам, потом ее взгляд невольно коснулся собственного тела, ее позорной наготы, и щеки загорелись жаром жгучего стыда. Через коллекторы Нового Гавра они продирались по шею в грязи, но сальная похоть обитателей пиратского корабля, притязания доктора Дриведи и участь, к которой ее готовила Великая жрица, ощущались омерзительнее любых нечистот.

— Тебе нечего стыдиться. А твои мучители сегодня получат по заслугам.

Туся почувствовала, как от слов, вернее мыслей любимого по жилам разливается тепло, словно сквозь вонь болота и его звероподобных обитателей пробился запах орхидей и снега. Но в следующий миг сердце переместилось куда-то в горло, застряв там соленым комком, а потом начало как безумное трепыхаться одновременно в груди и голове.

— Нет, Саша! Это ловушка, не надо, уходи!

Но в ответ услышала лишь уверенное:

— Все будет хорошо!

А потом еще ласковое и даже немного игривое:

— Тебе и в самом деле нечего стыдиться! Но я бы все же хотел в следующий раз увидеть тебя в таком виде уже без цепей.

Командор уже вышел на арену, полуобнаженный высокий воин, не защищенный никакой броней. Хотя размеры арены не позволяли рассмотреть любимого вблизи, Туся помнила каждое его движение, включая привычку в минуты сильного душевного напряжения проводить рукой по лбу. А причудливое переплетение шрамов взялась бы воспроизвести по памяти, как без труда могла начертить рисунок пятен скалившегося с его правого плеча барса. Вроде бы новых отметин не прибавилось. Разве что скулы обозначились резче и тени под глазами залегли глубже. При этом от крепкой, мускулистой фигуры исходила не просто сила и уверенность, но какое-то внутреннее свечение.

Туся пока не могла понять, с чем это связано. Сосредоточиться не получалось. Мысли скакали бешеными белками, а сердце замирало от страха. Она снова ощущала нехватку воздуха и тяжесть цепей, а по ее обнаженному телу стекал липкий холодный пот, хотя день был достаточно прохладный. Туся пыталась успокоить себя, напоминая, что в офис Корпорации Арсеньев тоже проник, не имея экзоскелета. Но там легионеры не ждали гостей, а доктор Дриведи аж светился от радости. Ни дать, ни взять, встретил старого друга, которого не видел сотню лет.

— Ты не выполнил мое условие, — в своей обычной надменной манере начал Великий Асур. — Ты должен был прийти один, но я вижу в амфитеатре твоих людей.

Кое-как извернувшись в цепях, Туся тоже отыскала взглядом Петровича, Дина и Клода с Наташей.

— Отпусти мою невесту, и они тотчас уйдут, — невозмутимо отозвался Арсеньев.

— Невесту? — насмешливо переспросил доктор Дриведи. — Еще скажи, что Нага не шутила про девственность! Эх, надо было не слушать этого мозгляка Феликса, а овладеть ею еще на корабле! Было бы забавно, если б первенец царя Арса родился асуром.

Он издевался, рассчитывая вывести противника из себя и спровоцировать на необдуманные действия. Но Командор сохранял хладнокровие, не позволяя эмоциям взять над собой верх. Туся ощутила, как мгновенная вспышка неконтролируемого гнева переплавилась в холодную и расчетливую ярость, не сулившую противнику ничего хорошего.

Великий Асур это тоже почувствовал и, играя на опережение, сбросил мантию, молниеносно прыгнул вперед и нанес могучей когтистой лапой первый удар. Арсеньев с легкостью уклонился, разворачивая макромолекулярный клинок.

Какое-то время поединок напоминал зрелище, понятное и привычное аборигенам Васуки. Два могучих воина, человек и асур, стремительно кружились по арене, нанося и отражая удары по всем правилам рукопашной.

Насколько Туся могла разобрать, Арсеньев применял широко практиковавшуюся в элитных спецподразделениях Содружества технику флая, сравнительно нового вида борьбы, включавшего в себя основные элементы единоборств разных эпох и народов. Туся узнавала приемы и комбинации, которые им с Наташей показывал Клод, включая веерную технику владения клинком, а также систему блоков и уклонения от ударов, заимствованную из ушу, нидзюцу и других восточных боевых искусств. Атакуя и уклоняясь, Арсеньев перемещался плавно и непредсказуемо, как ртуть, во время прыжков и переворотов отталкиваясь не только от песчаного покрытия арены, но и от стен. По понятным причинам он избегал ближнего боя, который противник стремился ему навязать.

Доктор Дриведи использовал все преимущества своего двоякого положения. Словно тигр или леопард, он взмывал с места на высоту в полтора человеческих роста или преодолевал в полете половину арены, используя для нападения не только когти, но и клыки. Уже не раз он пытался сбить соперника с ног, взяв его в смертельный удушающий захват, но каждый раз натыкался на сияющую преграду обоюдоострого клинка.

— Берегите желудок, коллега, макромолекулярные соединения плохо перевариваются, — издевательски напутствовал его Арсеньев, оставив на поджаром животе асура окрасившуюся алым полосу.

Доктор Дриведи сделал ответный выпад. Кривые когти добрались до плеча Командора, прочертив четыре кровавые борозды. Туся почувствовала вспышку боли, которую тотчас погасил бушевавший в крови Арсеньева адреналин.

— Я выпущу тебе кишки и сожру твое сердце! — ревел Великий Асур, переходя в яростное наступление.

Осознав, что легкой победы ему не видать и простой звериной силы недостаточно, он решил задействовать ресурсы, полученные за счет энергообмена. Туся ощутила, как проходящие через ее тело потоки энергии концентрируются вокруг тела доктора Карна. Она пыталась стать резистором, но сил на противостояние столь могущественному противнику у нее не хватало. Она могла только мысленно заклинать Арсеньева: «Саша, берегись!»

Когда когти левой руки Великого Асура трансформировались в четыре молнии, а с ладони правой сорвался огненный шар, не только у дикарей, но и у пиратов вырвался вздох восхищения. Однако в руках Арсеньева тут же появился едва видимый, но вполне прочный щит наподобие того, которым накануне обороняла пленников лабиринта Туся. Шар столкнулся со щитом и отлетел к стене, пробив каменную кладку и оставив трещину.

Туся попыталась прикинуть мощность заряда и пришла в ужас. Неужели у Арсеньева на этой планете тоже пробудились новые способности? Не просто же так его называли царем Арсом. Впрочем, потом она вспомнила про установку, и при мысли, на какой опасный эксперимент пошел ради нее Командор, у нее внутри все похолодело, особенно когда она увидела на кошачьей морде доктора Дриведи нескрываемое торжество.

— Ты, я вижу, все-таки решил применить методику, которую твой учитель считал недопустимой и глубоко порочной? — рассмеялся Великий Асур, увеличивая силу разрядов.

— Ты вынудил нас к этому, устроив массовое истребление людей, — с трудом переводя дух, отозвался Арсеньев.

Ему приходилось вдвойне тяжело, ибо он пытался прикрыть щитом не только себя, но и ту часть арены, где была прикована Туся и находились ожидавшие исхода поединка барсы.

— Людей? — переспросил доктор Дриведи, ударами молний пытаясь пробить щит. — Да кому нужны эти бесполезные твари, годящиеся только на батарейки. Все эти напыщенные брахманы и кшатрии, поверившие в сказку о вечной молодости. Я вижу, ты неплохо подзарядился. Но даже если ты выкачал досуха аккумуляторы нескольких кораблей, тебе все равно не выстоять!

— Посмотрим, — словно на научном диспуте спокойно отозвался Арсеньев.

Конечно, о спокойствии тут речи не шло. Противостояние достигло кульминации, и Арсеньев держался из последних сил. Туся не видела, но чувствовала, как нечеловеческое напряжение заставляет вздуваться вены и в клочья рвет капилляры, как придавленные статической нагрузкой трещат кости и натягиваются сухожилия, с какой натугой бьется сердце и как разгоняемая до предельных скоростей кровь выбивает на барабанных перепонках дробь сотен ударных установок. Хотя Арсеньев и использовал возможности энергообмена, человеческую природу за один сеанс он изменить не мог.

Великий Асур не собирался останавливаться, ибо его источник был практически неистощим. Он черпал энергию из придавленных силой тяжести камней арочных перекрытий храма и тектонических разломов, из клубящихся над ареной грозовых облаков и воздушных потоков, из раскаленных недр и магнитного поля планеты. А Туся, как послушный его воле агрегат, все эти потоки принимала и передавала, в ужасе понимая, что помогает доктору Дриведи убивать Командора.

У Арсеньева уже не хватало сил держать купол над ареной, а его собственный щит терял за слоем слой и шел белесоватыми трещинами. Чудовищная нагрузка ломала и корежила облитое потом тело. Удары Великого Асура вбивали ноги едва не по колено в песок. Туся думала, что такое возможно только в сказках. Побелевшие губы судорожно хватали воздух, словно доктор Дриведи выкачал с арены весь кислород. Сердце пропускало за ударом удар, готовое в любой миг остановиться.

— Нет, Саша, тогда останавливай сразу два!

Туся не могла точно сказать, произнесла ли она эти слова или они остались частью ее мыслей. Но в этот миг у нее внутри что-то лопнуло, будто порвались путы, которыми ее вчера связала Нага и которыми ее во время энергообмена привязал к себе доктор Карна.

На застывшей в довольной насмешке морде Великого Асура появилось недоумение: он тщетно пытался нащупать источник энергии и не находил. Туся не теряла времени даром, понимая, что счет идет на мгновения. Она собрала все те мощнейшие потоки, которые пропускал через нее доктор Дриведи, и перенаправила Арсеньеву, вручив ему в руки оружие сокрушительной мощи. Щит стал не только осязаемым, но и видимым, купол сначала накрыл всю арену, а потом превратился в сияющую сеть, захлопнув внутри ловушки доктора Карна.

Великий Асур бесновался, но пробить купол не мог. Арсеньев, почувствовав помощь извне, увеличивал плотность покрова, постепенно превращая ловушку в настоящий энергетический саркофаг.

Командор вновь дышал полной грудью, сердце постепенно восстанавливало ритм, переполненные молочной кислотой надорванные мышцы возвращались к нормальной работе. Туся тоже чувствовала, как измученные руки перестают болеть, грудная клетка свободно расправляется, давая доступ воздуху, насыщенный кислородом мозг обретает ясность.

Сморгнув остатки обморочной мути, она увидела, как неистовствуют обозленные дикари и негодуют пираты, как жрецы безуспешно взывают к силам тьмы, которые сейчас безмолвствуют. Потом в ее поле зрения попала Нага. Великая жрица что-то горячо втолковывала Сааву Шварценбергу, указывая украшенным золотым когтем пальцем то на доктора Дриведи, то на свою пленницу.

В какой-то миг Туся почувствовала опасность и, непроизвольно перехватив один из силовых потоков, превратила его в защитное поле, поглотившее выпущенный пиратом плазменный заряд. Слава Капеэсэс мгновенно вскинул скорчер, но его выстрел тоже пропал втуне, отраженный силовым щитом, мгновенно сгенерированным Нагой. Прикрывая пиратов и Феликса, Великая жрица вместе с ними ускользнула куда-то в глубину подземелий храма, который сейчас вполне мог стать их общей могилой.

Чудовищная сила, запертая в ловушке на арене, пытаясь найти себе выход, сотрясала глубины земли, колебала камни древнего фундамента. В амфитеатре рушились целые сектора, по стенам храма расходились трещины. Дикари, истошно вопя и сбивая друг друга с ног, пытались выбраться с трибун. По арене метались монстры. Ныряя в недра лабиринта, они выносили оттуда детенышей и убегали прочь в дебри травяных лесов и болот.

Покончив с пиратами, барсы перемещались над амфитеатром на двух или трех вместительных антигравах, эвакуируя перепуганных дикарей, которым обрушившиеся проходы и нагромождения камней отрезали пути к спасению. Петрович и Клод с Наташей пытались подобраться к Тусиным цепям, но накрывший арену купол их не пускал.

Впрочем, Туся понимала, что и сама не покинет это место до тех пор, пока поединок не закончится победой Командора. А если этого не произойдет, возможно, и уходить никуда не придется. Находясь в эпицентре событий, она всем телом ощущала вибрацию и низкочастотный, переходящий в инфразвук гул. Цепи громыхали и лязгали, грозя оборваться, камни балюстрады угрожающе раскачивались и падали на арену, где купол ловушки закручивался то ли энергетическим вихрем, то ли ядерным грибом, у основания которого Туся уже не могла различить доктора Дриведи.

Арсеньев, даже получив подпитку извне, едва сдерживал натиск рвущегося на свободу Великого Асура. Генерируя и распределяя энергию, питающую купол ловушки, в отличии от Туси, Командор не имел права остановиться и не мог отвлечься даже на толику секунды. Между тем, Туся это почему-то знала, как раз ничтожного зазора ему не хватало, чтобы нанести решающий удар. Всего миг отделял его от победы, но он же мог сделаться источником полного поражения.

Осознав, что, если она не добудет ему этот миг, на свете не останется не только их двоих, но и весь мир изменится непонятно в какую сторону, Туся нащупала питающие купол потоки и замкнула их на себе. Сделалось страшно и больно, словно в сердце вонзили огненную иглу. Впрочем, это была не ее боль. Это корчился, умирая под куполом, доктор Дриведи. Его тело пронзило черное копье, напоминающее то ли осиновый кол, то ли графитовый стержень, которым в старину замедляли и останавливали первые ядерные реакторы.

Откуда у Командора взялось это странное приспособление, сделанное едва ли не из антивещества, если бы оно в соприкосновении с материей не аннигилировалось, Туся не знала. Она только видела, как от Великого Асура остается лишь камень, а потом и вовсе один летучий прах. Она успела разорвать связь, а потом цепи лопнули от непосильной нагрузки, и она, теряя сознание от боли в вывернутых руках, упала в объятия Арсеньева.

(обратно)

XVII

Следующие несколько часов или суток терялись во мраке, слипались в единый бесформенный ком. Туся помнила платформу антиграва, спикировавшую едва ли не под развалины рушащегося храма, струи дождя приятно освежавшие стянутую, словно покрытую глиной, сухую кожу, мягкое тепло пледа и губы Командора, покрывавшие поцелуями лицо. Как же хотелось ответить или хотя бы обнять. Но рот закрывала кислородная маска, а руки повисли плетьми и не хотели подниматься.

На корабле ее сразу перенесли в медотсек. К тому времени она не могла дышать даже через маску из-за разраставшейся боли в груди. Сквозь писк анализаторов и других приборов Туся услышала срывающийся на отчаянный крик голос Клода, который с кем-то спорил и кому-то что-то доказывал. К этому времени боль стала нестерпимой, и мир вновь потонул во мраке.

Когда же мрак рассеялся, боль ушла бесследно, а в теле появилась легкость и умиротворение. Туся запомнила ласковое прикосновение мыльных струй, смывавших даже воспоминание о трюме пиратского корабля и жертвеннике Наги, и восхитительный вкус апельсинового сока и какого-то мусса, которые она глотала, не размыкая глаз, уже почти засыпая. Потом она провалилась в глубокий исцеляющий сон.

Проснулась она от того, что, запутавшись в одеяле, со страху скинула его с постели и чуть не скатилась сама. Судя по активности спонтанных действий и полному отсутствию даже намека на боль, тело вполне восстановилось. Хотя свежесть и ослепительная белизна мягкой удобной постели призывали разобраться с одеялом и продолжить отдых, спать совершенно не хотелось.

Туся убрала с лица растрепавшиеся волосы и лениво оправила отделанную натуральным кружевом рубашку с ее личной монограммой, подарок графини Херберштайн. Когда-то в ее жизни существовали и такие приятные мелочи. Похоже к ним придется привыкать заново, как и к жизни без постоянного страха и напряжения.

Устроившись поудобнее, Туся обозревала спартанскую обстановку флагманской каюты, отражавшую пристрастия и характер ее хозяина, голова которого покоилась на соседней подушке.

Арсеньев пока спал, и она могла вдоволь на него насмотреться. Правда больше всего ей хотелось прикоснуться поцелуем к его чуть приоткрытым губам, поправить взъерошенные волосы, положить ладони на грудь, почувствовать, как бьется сердце, и поверить, что все это происходит с ними наяву. Судя по цвету лица и ровному дыханию, Командор чувствовал себя хорошо. Неужели те пределы, которых они достигли во время поединка, отпустили их безо всяких последствий?

Арсеньев открыл глаза и блаженно улыбнулся. Это выглядело настолько естественно и при этом настолько несбыточно, что Туся не выдержала спросила:

— Саша, скажи мне, мы правда живы?

— Это стоит проверить, — философски заметил Арсеньев, подавшись вперед и припав поцелуем к ее губам.

Туся ответила со всей возможной горячностью и наконец-то сумела его обнять. Арсеньев не остался в долгу.

— М-м-м! Похоже на то, но я до конца не уверен, — заключил он по прошествии какого-то времени, заполненного сначала робкими, но затем все более страстными и требовательными ласками.

На всякий случай он проверил ее пульс, не нашел ничего опасного и продолжил, благо Туся не собиралась ему мешать и только млела от восторга. Вскоре кружевная сорочка отправилась вслед за одеялом. Разгоряченному, податливому как масло телу не требовалось никаких покровов. Арсеньев вел ее по кругам наслаждения, словно доказывал великую теорему жизни. Жизнь есть любовь, и как не бывает любви без жизни, так и жизнь замирает и скукоживается без любви.

Потом они лежали, прижавшись друг к другу, утомившись от ласк, но не в силах разжать объятья и просто упивались сладким послевкусием, наслаждаясь близостью. Туся прислушивалась к своему телу, с улыбкой вспоминала новые ощущения.

— Я думала, после всех этих приключений мы проваляемся в медотсеке не меньше месяца, — поделилась она.

Арсеньев как-то странно глянул на нее, а потом прижал к себе так крепко, словно ее грозил унести ураган.

— После встречи с коллегой Дриведи я пережил остановку сердца, а тебя мы просто едва не потеряли.

Туся потянулась за одеялом. Ее начинало трясти. А она еще радовалась, что все обошлось так благополучно, и они отделались малой кровью.

— Так сколько мы здесь? — жалобно спросила она.

— В каюте со вчерашнего дня, — пояснил Арсеньев, ласково проводя рукой по ее волосам. — А до этого была неделя интенсивной терапии и знакомства с установкой энергообмена.

Перед Тусиными глазами в единый миг, словно разрозненные фрагменты головоломки, пронеслись картины, почерпнутые как из собственной памяти, так и позаимствованные из воспоминаний Арсеньева.

Она вновь увидела платформу антиграва, очертания корабля вдали и близких друзей, которые хлопотали рядом. Наташа устраивала ее голову поудобнее, поправляла маску, пыталась влажным полотенцем стереть с ее лица и груди грязь и тлетворные снадобья Наги. Петрович со всей возможной бережностью освобождал ее руки от остатков цепей. Клод перебирал медикаменты, поминутно выслушивал ее пульс, с каждым разом становясь все мрачнее.

Командор, тяжело переводя дух, лежал рядом, говорил что-то ободряющее, бережно прикасался растрескавшимися губами к ее вискам, шее, лицу. Потом глухо застонал и схватился за грудь, неловко откидывая левую руку. К счастью, Клод мгновенно понял, что происходит, и сумел восстановить работу сердца командира и наставника до того, как кислородное голодание убило мозг. Туся увидела, как остекленевший, почти остановившийся взгляд Командора приобрел осмысленность, и потеряла сознание.

Потом они лежали рядом в медотсеке, и Туся глазами Арсеньева смотрела на свое многострадальное тело, на котором не смытые потом и не стертые Наташей рисунки и остатки зелья превратились в неряшливые зеленовато-бурые пятна. Потом в поле зрения попали экраны приборов, фиксировавших ее жизненные показатели, и все остальное утратило всякое значение.

— Давление падает, область некроза разрастается, если не принять экстренных оперативных мер, то до Паралайза мы ее просто не довезем! — не скрывая отчаяния, делился с Командором Клод.

— Характер поражения имеет сходство с лучевой болезнью, — Арсеньев старался говорить спокойно и не поддаваться эмоциям, и у него это даже почти получалось. — Похоже на бомбардировку концентрированным пучком протонов или других агрессивных частиц.

— Но ведь так не бывает! — растерянность Клода усугублялась удивлением. — Пораженные ткани локализуются в области правого легкого и аорты, а остальные органы не затронуты. Не понимаю, что происходит!

— На арене происходило много того, что не поддается логическому осмыслению, — отозвался Командор.

Туся невольно вспомнила странное черное копье, решившее судьбу доктора Дриведи. Похоже она все-таки не успела разорвать связь и ее тоже задело.

— Я попробую локализовать область некроза с помощью заморозки, а потом удалю, — предложил Клод. — Хотя по-хорошему здесь нужны манипуляции на атомарном уровне.

— И их осуществить нам поможет процедура энергообмена, — напомнил молодому коллеге Командор.

— Да ты с ума сошел, Саня! — вскинулся Петрович, среди хрупких приборов медотсека похожий на слона в посудной лавке. — Риту в эту адскую машину? Я понимаю, доноры, им деваться некуда. Но нашу девочку-то за что?

— Для нее я тоже не вижу иного выхода, — тихо, но твердо проговорил Командор. — И для себя тоже.

Он повернул голову ко второму кардиографу, и Туся увидела, что его надорванное во время поединка сердце готово вновь остановиться. Теперь уж навсегда.

Следующее воспоминание Арсеньева начиналось резью в глазах и ощущением тяжести во всем теле. «Что же чувствуют несчастные доноры, если даже знакомство с установкой в режиме приема жуткий стресс для организма».

— Добро пожаловать в мир живых, Командор!

Осунувшееся лицо Клода, когда на нем все-таки удалось сфокусироваться, источало сияние сверхновой.

— Рита! — хотя голосовой аппарат не слушался, вопрос вырвался, казалось, минуя связки, из самой груди.

— Да все в порядке, Саня! — успокаивающе пророкотал Петрович. — Она в соседнем боксе. Наташа и другие девчонки решили, что ее надо отмыть, накормить и спать уложить. И то верно. Сколько она натерпелась еще до того, как попала на арену. Смотреть жалко.

— Угрозы для жизни нет, — прервал старшину Клод. — Ей нужно просто отдохнуть. Это невероятно, но область некроза у вас у обоих исчезла бесследно.

— Бесследно? — переспросила Туся, возвращаясь в реальность и ощупывая грудь в бесплотных попытках отыскать хотя бы какой-то намек на рубец или шов. — Как это вообще возможно без хирургического вмешательства?

— А как по-твоему упыри из Альянса возвращают себе молодость? — пожал плечами Арсеньев.

— Но ведь для запуска процедуры энергообмена требуется ввести вакцину смерти!

Туся почувствовала, как озноб, гуляющий по ее спине, превращается в приступ паники, вымораживая все внутри от сердца и до кончиков пальцев и выхолащивая даже воспоминания о радости.

— Вакцина смерти — это просто «маркетинговое решение» менеджеров «Панна Моти», придуманное для того, чтобы выкачивать деньги из богатых клиентов, — напомнил Арсеньев.

Он укутал Тусю в два одеяла, прижал к себе, принялся баюкать и гладить, как испуганного котенка.

— В нашем случае в качестве катализатора использовалась антивакцина. Пабло помог мне изменить параметры системы установки, еще когда я оперировал Елену Ларину и назначал лечение остальным донорам.

— Так антивакцина уже готова? — стараясь, чтобы ее зубы выбивали не слишком частую дробь, переспросила Туся.

— И да, и нет, — честно признался Арсеньев. — Препарат прошел лабораторные испытания и даже был привит группе добровольцев, но о запуске серии говорить пока рано. В общем, следуя примеру твоего отца, я действовал на свой страх и риск. Я и биоматериалы на борт взял в основном для того, чтобы между вахтами не сойти с ума от бездействия, и чтобы Клод сгоряча не начал рубить всех подряд змееносцев в нейтральных портах. Впрочем, сейчас мы остались живы только благодаря ему. Он действовал по моей инструкции, но лишь до того, как нас с тобой погрузили в раствор.

— Я всегда в него верила, и у него получилось, — улыбнулась Туся.

— Не считая того, что для нашего с тобой лечения пришлось израсходовать все ресурсы, еще остававшиеся для обратного пути до Паралайза.

Туся прикинула, какие мощности оказались вовлечены в работу установки, и ей стало совсем плохо.

— То есть, ты хочешь сказать, что энергообмен такая затратная процедура?

— Ну, наш случай не является показателем, — нахмурился Арсеньев. — Но вообще да.

— А как же Ленка и другие доноры?

— На их долю энергии хватает. Тем более, Елена Ларина и старшеклассники, пострадавшие в схватке с монстрами, идут на поправку. Клод и врачи, сопровождавшие школьников, говорят о положительной динамике. В общем, если и дальше все пойдет нормально, то можно будет говорить запуске антивакцины в серийное производство.

— Но ведь производство и закупка установок энергообмена в мирах Содружества запрещены, — напомнила Туся, чувствуя, как озноб постепенно отступает. — Я хорошо помню, сколько отец добивался принятия этого законопроекта.

— Теперь нам с Вернером придется также настойчиво добиваться отмены этого закона, — усмехнулся Арсеньев. — И если в лечении доноров удастся добиться положительных результатов, в чем я почти не сомневаюсь, это будет серьезным аргументом в разговоре с чиновниками Содружества.

— Только сначала надо выбраться с Васуки, — улыбнулась Туся.

Она уже почти согрелась. Конечно, Командор не мог позволить ей замерзнуть. Впрочем, выбираться из кольца объятий не хотелось. Прикрыв глаза, Туся вела ладонями по груди возлюбленного там, где старые борозды шрамов превратились в замысловатый узор, а ее рассыпавшиеся по плечам волосы щекотали его кожу.

— Да куда мы денемся, — успокоил ее Арсеньев, который едва не мурлыкал. — Сейчас энергии вполне хватает на поддержание орудий в боеспособном состоянии, создание энергетического поля вокруг кораблей и поддержание нормальной работы систем жизнеобеспечения. Тем более, кислорода и пресной воды на планете имеется с избытком. На восстановление необходимых для прохода сквозь червоточину мощностей уйдет приблизительно два месяца. Думаю, и пассажиры, и экипаж сумеют провести это время с пользой.

Он рассказал, что поисковая группа Савенкова и Минамото, в которую по приказу царя Афру вошли несколько купцов из южных земель, обнаружили в тропическом поясе планеты незаселенный пока людьми участок побережья с удобным дном и замечательными песчаными пляжами. Первые замеры показали отсутствие в воздухе и воде опасных бактерий и микроорганизмов.

— Стало быть, детский отдых на морском берегу все-таки состоится? — обрадовалась Туся хорошим новостям.

— Почему только детский? — заговорщицки улыбнулся ей Арсеньев. — Ты знаешь, сколько на этой планете лун?

— Неужели три?

Мысль о том, что место их общих грез обнаружилось и в реальном мире привела обоих в такой восторг, что они от разговоров перешли к делу, вновь доказывая небытию, что не только живы, но и готовы создать новую жизнь.

На этот раз на пол отправились оба одеяла, и никто об этом не пожалел. Они настолько разгорячились, что какое-то время, разжав объятья, лежали по разным сторонам постели. Протянув руку, на которой едва виднелись следы от когтей Великого Асура, Арсеньев бережно вел пальцами по ее коже, словно запоминая изгибы, выпуклости, потайные ложбинки. Пересчитал ребра, нахмурился:

— Хорошо, что Петрович тебя не видит. Он и так переживал, что девочка наша совсем отощала.

Потом задержался взглядом на уже подсохшем красновато-буром пятне, слишком заметном на белой простыне, и вновь притянул Тусю к себе.

— Не понимаю, как тебе это удалось? — проговорил он в волнении покрывая поцелуями ее лицо, руки и шею. — Ну, я еще понимаю — доктор Дриведи. Его, насколько я разобрал из пояснений Наташи, к тебе не подпускал Феликс, который, как обычно, вынашивал какие-то амбициозные планы. Но пираты! Я же молил лишь о том, чтобы застать тебя живой.

Туся рассказала о происшествии в каюте Саава Шварценберга.

— Так это был не сон? — потрясенно вымолвил Арсеньев.

— Но ты же сам велел вести поиски в системе Паралайз.

— И меня сочли безумцем. Вход в червоточину скрывает туманность и участок гравитационной аномалии, — пояснил Командор, вкратце рассказав о бесплотных поисках. — Поэтому, когда Саав Шварценберг захватил корабль с детьми, все подумали, что он в черную дыру провалился. В общем, если бы не Ленка, мы бы вас ни за что не нашли.

Он поднялся с кровати, подбирая с пола разбросанные по всей каюте постельные принадлежности, затем подошел к линии доставки. Судя по количеству заказанных блюд, в Арсеньеве пробудился дух Мишель. Впрочем, Туся и сама чувствовала, что просто зверски голодна.

— Жалко, что ты не позволила мне тогда порвать этого гада на клочки! — имея в виду Шварценберга, посетовал Командор, когда они, приведя себя и каюту в порядок, наслаждались вкусным и более, чем обильным завтраком. — И Славка не успел его прикончить.

— Ты хочешь сказать, что Шварценберг и его приспешники вместе с Феликсом и Нагой не погибли под обломками храма? — от волнения Туся едва не подавилась тостом с яичницей и ветчиной.

— Их видели воины царя Афру, — отозвался Арсеньев, заботливо подливая ей в чашку горячий шоколад. — Капеэсэс и поисковики уже несколько раз натыкались на их следы, но убежище засечь пока не получается. Видимо хорошо спрятано.

— Но ведь они могут попытаться вернуть себе корабль! — кое-как прокашлявшись, аргументировала Туся.

При воспоминании о пиратах на нее накатывал удушливый ком липкого ужаса, и хотелось закрыть глаза и кричать.

— Пусть попробуют! — улыбка Командора заключала в себе смесь чувства превосходства и почти мальчишеское озорство.

— А дети?

Перед Тусиными глазами проносились картины одна страшней другой.

— Пираты ведь могут атаковать лагерь, который вы собираетесь организовать.

— Именно на случай непредвиденных обстоятельств у нас есть генераторы силового поля, а детей круглосуточно охраняют группы Савенкова-Минамото. К тому же без корабля преодолеть расстояние в несколько тысяч километров пиратам будет затруднительно. А я не думаю, что у Саава и его сброда был в запасе еще один звездолет.

— Ну, хорошо, допустим, у них нет корабля, — Туся отхлебнула шоколад, чтобы успокоиться. — Но что если они выйдут на связь со змееносцами? В нашем нынешнем положении это может обернуться серьезными проблемами.

— В системе безымянного желтого карлика, вокруг которого вращается Васуки, нет ни одного канала межсети, — напомнил Арсеньев. — Елена Ларина теоретически могла бы его проложить, но Саав Шварценберг был против, поскольку не хотел, чтобы его тайное убежище и короткий путь к нему раскрыли. Не просто же так доктор Дриведи, хотя и знал о планете, не мог до нее добраться, а Нага, несмотря на ее дарования и амбиции, была вынуждена мириться с участью повелительницы дикарей и хозяйки чудовищ.

— Она очень опасна! Не стоит ее недооценивать! — Туся едва не расплакалась от нахлынувших переживаний, вспоминая, с какой легкостью великая жрица обезоружила Клода и как заслонила от заслуженной расправы Саава и его пиратов.

— И на нее найдется управа, — заверил Тусю Арсеньев, успокаивая, вернее отвлекая на аппетитные булочки с корицей, которые были доставлены в каюту только сейчас и источали дивный аромат уюта и безмятежности.

— Доктор Дриведи тоже считал себя непобедимым, — продолжал Арсеньев, решив, что дефицит эндорфина в крови возлюбленной лучше сдобы восполнят его объятья. — Пришлось доказать ему обратное.

— Как ты его одолел? — благодарно прижалась к широкой груди Туся, надкусывая хрустящую корочку и запивая остатками шоколада.

— Великого Асура? С твоей помощью, — улыбающиеся губы Командора коснулись ее плеча, потом переместились в сторону ямочки между ключиц.

— Я имею в виду то странное черное копье или что это вообще было?

Арсеньев посерьезнел и отставил в сторону поднос с остатками завтрака.

— С этим прибором непонятная история, — начал он. — Когда мы на Паралайзе ждали необходимых согласований для проведения спасательно-поисковой операции, к нам обратился сотрудник консульского отдела Семма-ии-Ргла.

— Это той негуманоидной цивилизации из системы Регула, представители которой недавно вышли на связь с Содружеством и теперь присутствуют на ассамблеях Совета Галактики в качестве наблюдателей? — переспросила Туся.

— И которые при этом не имеют определенной внешней формы и произвольно принимают то человеческий облик, то являются в образе крупных хищников из семейства кошачьих, — уточнил Командор. — Так вот один из них настоял на встрече и передал этот странный агрегат, утверждая, что тот понадобится для борьбы с Великим Асуром. Я не стал спорить, прибор взял и в нужный момент применил, а потом кусал локти, когда едва тебя не потерял.

— Как ты мог их кусать, если ты сам лежал при смерти? — напомнила ему Туся.

— Когда лежал, тогда и кусал, и не мог понять, что происходит. На этой планете вообще слишком многое не поддается объяснению. — Во взгляде Командора появилась пугающая отстраненность. — Мне все время кажется, что я здесь уже был. И этот доктор Дриведи, когда послал мне вызов на поединок, нес какую-то чушь о предыдущей встрече, когда я был якобы старше.

Хотя Тусю опять начинало трясти, она преодолела дрожь и рассказала все, что за время пути к Храму и ночью на жертвеннике услышала про царя Арса и его борьбе с великим Асуром.

— Он считал, что твоя смерть может изменить ход истории, — пояснила она. — Потому так стремился тебя убить.

— Бред какой-то! — тряхнул головой Арсеньев. — Во время войны на Ванкувере мы могли сотню раз погибнуть. И это, не говоря о моей службе в разведке.

— Но мы же до сих пор живы, — напомнила ему Туся.

— И я в этом как никогда убежден!

(обратно)

XVIII

Они могли бы проговорить еще несколько суток подряд, но под дверью каюты ненавязчиво скреблись, и на приборной панели мелькали значки вызовов сразу по нескольким каналам. Все-таки местное светило миновало зенит еще два часа назад, и день был в самом разгаре.

— Девочка наша проснулась! — восторженно пророкотал Петрович, едва лишь Арсеньев установил связь с рубкой. — И какая хорошенькая, розовенькая. Совсем не то, что в прошлый раз.

— Это еще ничего не значит, — нахмурил с другого экрана светлые брови Клод. — Вы не забыли, что вам еще надо пройти последнюю серию процедур и анализов? — строго глянул он на Командора.

— Да ну тебя с этими анализами! — зашикал на молодого врача Петрович. — Совсем ребят замучил! Рите сейчас не лекарства нужны, а усиленное питание и отдых. Ты ее хоть, Саня, покормил?

— Покормил, покормил! — заверил старшину Арсеньев. — Продуктов на борту пока хватает.

— С продуктами и в самом деле перебоев нет, — кивнул Семен Савенков, находившийся сейчас в рубке «Ласточки». — Да еще мясо любых разновидностей в травяных лесах бегает и пасется. А вот сладости такими темпами у нас точно скоро закончатся! И еще, если в ближайшее время мы не решим вопрос с детским отдыхом, эти маленькие разбойники мне весь корабль разнесут!

— Они же столько времени сидели взаперти! — вступилась за юных пленников Туся, и Арсеньев ее поддержал, не забыв коснуться губами ее запястий, на которых пока не до конца исчезли розоватые следы от цепей.

— На побережье все готово, — невозмутимо заметил Минамото. — Вся загвоздка только в пиратах.

— Новости есть? — Арсеньев мгновенно подобрался, словно барс перед прыжком.

Туся отодвинулась в сторону, чтобы не мешать.

— Если бы были, Пабло с Онегиным нам сообщили.

— С Онегиным? — осторожно переспросила Туся, полагая, что ослышалась.

— Я пытался ей объяснить, что после таких испытаний с выходом в межсеть стоит подождать, — обиженно поджал губы Клод. — Но разве меня тут кто-то слушает?

В медотсеке оказалось многолюдно. Амир и Сигурни пришли подбодрить раненых друзей. Другие ребята навещали учителей и родителей, потихоньку приходивших в себя после применения вакцины смерти и донорства в установке.

— Это не стационар, а проходной двор какой-то! — жаловался Клод, который, хотя и выглядел встрепанным и не выспавшимся, под серьезной миной строгого врача едва мог спрятать улыбку. — Нет вы только посмотрите! — он красноречиво указал на Диего, в постели которого резвился целый выводок очаровательных котят с серовато-зеленоватым мехом и умильными фиолетовыми глазками. — Они бы еще зенебоков притащить додумались!

Туся уже знала, что на борту сейчас могла оказаться любая живность, включая шестиглазых коров. Покинув край болот, корабли нашли пристанище посреди травяных лесов Сольсурана. Подданные царя Афру считали за честь принимать на своей земле посланцев Великого Се, как они величали пришельцев, и спешили порадовать юных пассажиров, которым пока не разрешалось покидать пределы защитного поля, самыми разнообразными дарами.

— Это детеныши карликового мурлакотама, — пояснила Сигурни, взяв на руки одного из котят. — Сольсуранцы держат таких в качестве домашних питомцев. Правда, милые?

— Просто замечательные! Настоящие живые антидепрессанты, — кивнула Туся, проводя по мохнатой спинке другого зверенка.

Тот немедленно замурчал и забавно опрокинулся навзничь, подставляя мягкий животик.

— Положительные эмоции — залог быстрого выздоровления, — рассудительно заметил Арсеньев, взяв на руки еще одного котенка.

Наблюдая, с какой осторожностью ее любимый обращается с малышом, как непоседливый звереныш умиротворено засыпает в больших, уверенных ладонях, Туся невольно задумалась о том, с какой бережностью эти руки станут держать их сына или дочь. Перед глазами промелькнула странная картина: заставленная приборами больничная палата, ватная слабость в отвыкшем от движения, будто чужом теле, и Арсеньев, который благоговейно прикладывает к ее груди очаровательного полугодовалого малыша.

— А теперь посмотрим, как там поживают наши герои и доноры.

Похоже, Арсеньев совершенно забыл, что и сам пришел в медотсек в качестве пациента, поскольку вместо процедур отправился к Ленке Лариной, которую сам оперировал и назначал лечение.

Хотя Туся видела героического оператора сразу после пыток, а нередко и во время них, вид ее бледного, осунувшегося лица, на котором пока еще слишком ярко выделялись швы и шрамы, отозвался болью в сердце. Особую болезненность и беззащитность Ленке придавало отсутствие волос. Во избежание сложностей с очисткой установки и для улучшения качества энергообмена сразу после введения вакцины смерти сотрудники «Панна Моти» брили доноров наголо, и Феликс неуклонно этим правилам следовал.

— Слава утверждает, что мне с совсем короткой стрижкой лучше, — проводя здоровой рукой по колючей голове, вымученно улыбнулась Ленка.

— Правильно! И по нейросети проще подключаться! — кивнул Пабло, перетащивший в медотсек, кажется, всю свою аппаратуру.

— Какая нейросеть? — напустился на друга Клод. — Ты мне ее угробить хочешь?

— Да все в порядке, я уже нормально себя чувствую, — оправдывалась Ленка, тело которой все еще опутывали многочисленные провода и трубки.

— И с Капеэсэс так проще общаться, — кивнул Пабло. — Он же первые дни работы поисковой группы меня просто замучил. Даже Наташа так часто не выходила на связь.

— Наташа? — и вновь Туся не поверила своим ушам. — Она что, тоже участвует в операции?

— Ну а кто, по-твоему, еще может грамотно координировать действия наших разведчиков и помогающих им сольсуранцев? — пояснил Арсеньев.

— А мне приходится оставаться здесь, — вздохнул Клод.

— Ты сам профессию выбирал, — напомнил ему Арсеньев.

— И взял терапию и травматологию в качестве дополнительных специализаций, — добавила Туся, у которой эти направления были наоборот основными.

— Да просто царь Афру о нем уже несколько раз спрашивал, — ехидно улыбнулся Пабло. — Не мог поверить, что такой отчаянный воин выполняет тут женскую работу, каковой у него в стране считается целительство.

Клод пихнул товарища в бок.

— Я был изначально против, но она настояла, и я не сумел отказать, — имея в виду Наташино участие в поисках пиратов, пояснил он. — Тем более, там она может принести реальную пользу, попутно занимаясь исследованиями по своей специальности.

— Она уже словарь местного языка успела составить, — дополнил Пабло. — И во Дворце Владык побывала. Царь Афру и его воины считают ее богиней, а нам готовы помогать совершенно безвозмездно.

— Воины травяных лесов всей душой ненавидят Саава и мечтают с ним поквитаться, — кивнула Ленка. — Пираты подстрекали варраров нападать на сольсуранские деревни, и сами им помогали. Расстреливали из скорчеров стариков и детей ради забавы, а молодых женщин и мужчин брали в плен на продажу.

— На продажу? — переспросил Арсеньев, пресекая попытку Клода оградить пациентку от расспросов. — И куда переправляли? На фабрики «Панна Моти»?

— В основном вывозили в окраинные миры, — задумалась Ленка, предварительно кивнув Клоду, что разговор ей не в тягость. — Дельцы из «Панна Моти» сольсуранцев не очень охотно брали. Там что-то с вакциной смерти шло не так. А потом на связь попытались выйти какие-то типы из научного отдела Корпорации. Но Саав решил, что на самом деле это агенты службы безопасности Альянса, и разорвал все контакты по этому каналу, а жителей травяных лесов продолжил вывозить в бордели и на рудники. И я в этом косвенно тоже участвовала. — Ленка помрачнела. — Вот вы считаете меня едва ли не героиней, — продолжила она, указывая на окружавшие ее лакомства, забавные кибернетические диковинки и другие подарки. — А на самом деле я — преступница. Наказание за пиратство никто не отменял.

— Ну вот опять! — страдальчески сдвинул брови на переносице Пабло. — Каждый день мы с Капеэсэс пытаемся доказать, что своим поступком она все искупила, а она по-прежнему о своем: «Должна отвечать перед судом и отвечу».

— Вначале судить нужно тех, кто открыл на Ванкувере филиал «Панна Моти» и начал массовый геноцид, прививая население вакциной смерти, — нахмурился Арсеньев. — А из числа чиновников правительства планеты никто к ответственности так и не привлекался. Война, вроде как, все списала.

— Да какой там суд! — Пабло замахал руками так, что значки на голографической панели пришли в полнейший хаос. — Я видел, какие она коды взламывала на допотопном пиратском оборудовании. Операторов такого уровня на весь Звездный флот Содружества с десяток едва наберется. Я бы на месте Командования такими кадрами не разбрасывался!

— Я действительно не ожидала, что твои друзья окажутся такими, как это лучше сказать, настоящими, — поделилась с Тусей Ленка, пока Командор, Пабло и Клод отвлеклись, чтобы обсудить какие-то организационные вопросы с вышедшим на связь из рубки Петровичем. — И Слава, — она слегка замялась. — Я просто не знаю, что с ним делать. Мы даже толком не виделись, а он уже все распланировал, как мы будем жить, даже дом, который приглядел на Трубеже, показывал.

— Капеэсэс и планирование — это что-то новое, — хмыкнула Туся, вспоминая безумные авантюры и безбашенные загулы разведчика.

— А еще он меня ревнует, — понизила голос Ленка.

— К кому же? — напряглась Туся, полагая, что речь пойдет о Шварценберге и пиратах.

Ленка молча указала в сторону занятого беседой Пабло.

— Ну, это понятно, — Туся улыбнулась. — Капеэсэс просто обидно, что ты большую часть времени проводишь не с ним. Ты бы видела его лицо, когда корабль только освободили, и тебя вытащили из установки.

— А ты бы видела лицо своего Командора, когда тебя в медотсек после арены принесли, — улыбнулась Ленка в ответ. — Я очень за Славу переживаю, — поделилась она, бросив разочарованный взгляд на свернутый экран связи. — Саав и Нага так коварны. Они способны нанести удар в любой момент, тем более, остаются пока невидимы. Слава и его группа проверили уже все аванпосты и убежища, которые Шварценберг оборудовал на всякий случай. Их нигде нет. Как сквозь землю провалились. И эфир молчит.

— Ну, от эфира ожидать особо и нечего, — вновь присоединился к беседе Пабло, разворачивая экран, на котором отображались сферические координаты скалярного магнитного потенциала планеты. — В болотах похоже имеются огромные залежи руд, поэтому владения варраров — это сплошная магнитная аномалия. Радиосвязь любых видов невозможна, а устройства для функционирования межсети у пиратов, видимо, остались на «Нагльфаре».

— Или Саав и оставшиеся члены его команды просто не хотят ими пользоваться, чтобы не засекли, — добавил Командор.

— Проблема в том, что Славе и ребятам в таком случае тоже придется действовать на ощупь, — жалобно проговорила Ленка. — Мы с Пабло ничем не сможем им помочь.

— Подумаешь, в первый раз что ли, — равнодушно пожал плечами Клод.

— Кто надеется лишь на помощь операторов, тому нечего делать в разведке, — добавил Арсеньев. — Главное, чтобы наша техника работала в штатном режиме, а остальное приложится. На Ванкувере Капеэсэс и покрупнее дичь ловил, — добавил он, адресуясь, главным образом к Ленке. — И заметьте, в большинстве случаев безо всякой межсети.

И словно в подтверждение его слов коммутатор призывно заверещал, а на развернувшемся экране возникло чумазое, но довольное лицо Славы.

— Нашли гадов! — радостно закричал он. — В смысле обнаружили дислокацию противника, и окружили район базирования, — перефразировал он, увидев Командора.

— Мог бы обойтись без протокола, — снисходительно усмехнулся Арсеньев. — Где они?

Слава назвал координаты, и без того бледное лицо Ленки приобрело мучнистый оттенок.

— Это же самое гиблое место трясины! — воскликнула она. — Варрары верят, что там находится лаз в иной мир.

— Сольсуранцы тоже утверждают, что это то место, откуда произошел исход темных духов, — поддержала Ленку присоединившаяся к командиру поисковой группы Наташа.

В облегченной броне и с импульсным пистолетом у бедра она походила на настоящую амазонку, и это впечатление усиливал боевой задор в глазах.

— Кротовая нора посреди планеты? — скептически покачал головой Клод.

— Портал на Рас-Альхаг? — недоверчиво хмыкнул пришедший вместе с Наташей Дин.

— Сказки все это, — небрежно отмахнулся Слава. — Досужие байки для дикарей и малолеток.

— Если бы портал тут и в самом деле существовал, эту планету давно бы освоили змееносцы, — напомнил Арсеньев.

— А доктор Дриведи сокрушался о закрытом пути, — эхом добавила Туся.

— Показатели гравитации на этом участке вообще-то выглядят странно, — задумчиво проверил приборную панель Пабло. — Похоже на участок экзотической материи.

— В условиях магнитной аномалии я бы не очень доверял приборам, — заметил Семен Савенков, который вместе с Минамото подключился к сеансу.

— А что приборы? — обиделся Петрович, следивший за обсуждением из рубки. — Они у нас защищены от магнитных флуктуаций. Или вы все еще думаете, что наши спутники используют устаревший радиорелейный принцип передачи данных?

— Да никто так не думает, — примирительно глянул на старого товарища Семен Савенков. — Просто наличие на планете материи с отрицательной плотностью энергии — это просто абсурд!

— А технику изготовления искусственных порталов даже в развитых мирах освоили только недавно, — добавил Дин.

— Но ведь есть еще так называемая Пустыня гнева, — с убийственной невозмутимостью напомнил Минамото. — И обнаруженные там следы бомбардировки поверхности планеты плазменным оружием нового образца, возрастом в две тысячи лет. То-то здешние коровушки двумя лишними парами глаз разжились!

— Там, кстати, тоже участок непрекращающихся магнитных бурь, — заметил Пабло. — Даже генераторы силового поля выходят из строя.

— По преданию в Пустыне Гнева состоялась грандиозная битва войск Великого Асура и царя Арса, легендарного основателя династии, сумевшего сокрушить всех врагов и изгнать с земли Сольсурана поклонников Тьмы, — в волнении добавила Наташа.

— Для этого, если я правильно понял, ему пришлось превратить цветущий край в радиоактивную пустыню, — нахмурился Арсеньев. — Это же в Пустыне Гнева применялись так называемые молнии Великого Се?

Туся не совсем понимала, о чем идет речь, но видела, как болезненно любимый воспринимает все, что касается древнего царя. Она и сама была сбита с толку: на этой планете настоящее слишком тесно переплелось с прошлым, а минувшее с грядущим.

— В центре Пустыни тоже есть развалины храма темных богов, по архитектуре близкие к святилищу Наги, — явно не заметив смятения Командора, поделилась очередным открытием Наташа.

— Я и говорю, на этой планете загадок больше, чем на Сильфиде и Альпарее, вместе взятых, — кивнул Минамото. — Я даже не удивлюсь, если в этой вашей змеиной норе обнаружится, к примеру, еще один лабиринт.

При упоминании лабиринта Тусю непроизвольно передернуло. Она словно вновь ощутила запах свежей крови и одурманивающих снадобий, а участки кожи, с которых еще неделю назад смыли все ритуальные узоры, начали пульсировать и гореть.

— С тобой все в порядке? — негромко поинтересовался Арсеньев, и от его бережного рукопожатия паника отступила.

К счастью, остальные не заметили ее минутной слабости.

— Ну, лабиринт-не-лабиринт, — объяснял Дин, — а пустот там достаточно.

— Когда пойдем на штурм, придется поплутать, — добавил Слава.

— До полного сбора разведданных никакой самодеятельности, — строго осадил его Арсеньев.

— Да что мы, маленькие? — обиделся разведчик. — Даже воины царя Афру понимают, что, не зная броду, и в воду не стоит соваться, не то что в огонь! Тем более, помимо пиратов там полно дикарей. Целая орда, как минимум. Не знаю, как они там все помещаются. Но во всех близлежащих деревнях остались только дети и старики.

— Саав вполне мог вооружить варраров скорчерами, — встревоженно проговорила Ленка. — У него во всех убежищах имелись залежи оружия.

— Пока мы запустили внутрь дронов, — вызвав одобрение начальства, доложил Дин.

— Накрыли участок, где обнаружены пустоты, защитным полем, перекрыли все обнаруженные выходы, ведем наружное наблюдение, — добавил Слава. — Нам нужны данные со спутника и огневая поддержка, чтобы от этой погани даже праха не осталось.

Когда военный совет закончился, сеанс связи из формата конференции ненадолго распался на несколько бесед. Пабло, Дин, Петрович и Савенков обсуждали погрешности в работе автоматики, вызванные воздействием магнитных аномалий. Арсеньев и Минамото просчитывали возможные варианты штурма. Наташа подробно расспросила Тусю о ее самочувствии и теперь увлеченно рассказывала им с Клодом о первых результатов своих научных поисков.

— Мы стоим на пороге невероятного открытия! — словно на научном симпозиуме вещала увлеченная исследовательница. — Вот уже почти сто лет после первых контактов с Альянсом Змееносца лучшие умы Содружества ломают голову, каким образом планеты Рас-Альхага оказались колонизированы землянами в эпоху, когда и воздухоплавание считалось колдовством. А тут еще одна планета с близкой культурой, много веков развивавшейся в изоляции от остальных миров.

— Я бы не стал торопиться с выводами до первых проб, хотя бы радиоуглеродных, — решил немного охладить пыл подруги более рассудительный в научных вопросах Клод. — История колонизации окраинных миров знает немало примеров деградации изолированных социумов до первобытного уровня. А здесь так все запутанно: пираты, дикари, древние храмы и плазменное оружие.

Туся слушала их дискуссию вполуха, исподволь наблюдая за Славой и Ленкой. Оказывается, суровый Онегин все еще не разучилась краснеть от удовольствия и смущения, выслушивая комплименты, а развязный разведчик умел проявлять заботу и выражать чувства без сомнительных шуточек.

— Это еще что, — отпустив сдавшегося под ее натиском Клода к пациентам, улыбнулась Наташа. — Капеэсэс каждый день посвящает ей стихи.

— И как? — поинтересовалась Туся.

— По-моему, ужасно, — поделилась Наташа шепотом. — Но Ленка как-то терпит. Говорит, что ничего более возвышенного в жизни не слышала.

* * *

У выхода из медотсека их с Командором поджидал Амир.

— Можно мне тоже принять участие в ликвидации пиратов? — немного помявшись, попросил он. — У меня разряд по флаю, и со скорчером я умею обращаться. Я все равно хотел сразу после школы в Звездную Академию поступать, а если не получится, записаться в ваше подразделение.

— Тебе восемнадцать уже есть? — строго глянул на парня Арсеньев.

— Через два месяца исполнится.

— Вот тогда про участие в спецоперациях и поговорим. А пока считай, что тебя прикомандировали к группе Савенкова-Минамото. Лагерь и корабли тоже кому-то надо охранять.

Покинув разочарованного Амира, Арсеньев предложил Тусе небольшую экскурсию в рубку.

— Вот боевой молодняк! — усмехнулся он, привычно поднимаясь по крутой лестнице. — Еле выбрались из огня, а уже в полымя рвутся! Будто лабиринта им было мало.

— А ты, Саша, разве не такой? — с ласковой укоризной глянула на него Туся. — Едва с того света вернулся, и уже на боевом посту. Я так полагаю, командовать разгромом пиратов ты собираешься не с корабельного мостика, а непосредственно из гущи событий.

— Ну, это моя работа, — привел беспроигрышный, по его мнению, довод Командор. — Да и ничего особенно опасного там не намечается. Обезвреживать преступников, добивая врага в логове, это совсем не то, что заложников освобождать. Можно не церемониться в плане применения летальных средств.

— Но почему-то Савенков и Минамото остаются здесь, — нервно поправила выбившуюся из прически прядь Туся. — Да и Петрович тоже.

— Я должен присмотреть за Славой и Клодом, чтобы они сгоряча всю планету не разнесли. И еще, — лицо Арсеньева посерьезнело. — Мне нужно еще раз увидеть Феликса, да и с царем Афру и его сольсуранцами хотелось бы поближе пообщаться. Ты обратила внимание на замечание Ленки насчет того, что жители травяных лесов не подходят в качестве «сырья» для фабрик «Панна Моти»? Неплохо бы выяснить причину. А когда еще брать биоматериал, как не после боя.

— Тогда я тоже хочу с тобой, — пользуясь безлюдностью пролета, прижалась к любимому Туся. — Как супруга легендарного основателя царской династии, которая, по преданию, всюду следовала за мужем.

— Да уж, — не удержался от объятий и Арсеньев. — Интересно, что же все-таки доктор Дриведи имел в виду?

— Может быть, речь просто шла о реинкарнации? Как в буддизме? — предположила Туся.

— Этого мы уже не узнаем.

— Скажи еще, что поторопился его убивать, — Туся решилась пошутить, тем не менее, ощущая дискомфорт.

— Ну уж нет, — Арсеньев привлек ее к себе, отыскивая губы. — Жалко, нет еще одного копья, чтобы отправить в черную дыру Нагу, Феликса и Шварценберга.

* * *

В рубке их встретил обеспокоенный и озадаченный Петрович. Усы здоровяка топорщились, как у кота, почуявшего опасность. Едва убедившись, что при личном общении Туся выглядит не хуже, чем ее голограмма, он приступил к Арсеньеву.

— Хорошо, что ты пришел, Саня. — едва не с порога начал он. — Там у Капеэсэс творится какая-то дичь!

— Что, дикари со скорчерами? — без тени улыбки спросил Командор.

— Если бы! — фыркнул Петрович. — Там в этом клятом подземелье просто никого нет: ни пиратов, ни дикарей.

— Точно они и в самом деле свалили на Рас-Альхаг! — нахохлился с экрана Слава.

— Да хорошо бы кабы в самом деле на Рас-Альхаг, — помрачнел Арсеньев. — Дайте сюда изображение с камер разведчиков.

На экране замелькали неприятно знакомые Тусе заросли чахлой болотной растительности, во многих местах безжалостно смятой и втоптанной в грязь. Чарусы^[17] и елани, затянутые фиолетовой ряской. Потом показался наполовину затопленный бурой жижей вход в подземелье и склизкие от влаги стены, как и в храме Наги, сложенные из хорошо пригнанных друг к другу монолитных каменных блоков. Повеяло сыростью и знакомыми запахами дурмана и болотной гнили.

Картинка с экранов плыла и деформировалась, замшелые каменные стены обступали все плотней. Туся попыталась сморгнуть наваждение, но лишь глубже погрузилась в сознание истекающего злобой, враждебного существа. Она стояла внутри промозглого помещения, освещенного масляными светильниками. Рядом сердито пыхтел взъерошенный Саав, и трясся бледный Феликс. Она творила какой-то ритуал возле каменного колодца, из которого смотрела темнота, а дно терялось едва ли не в безднах космоса. Украшенные золотыми когтями руки покрывала пестрая чешуя. Сначала бездна играла с ней в гляделки, потом в глубине начало что-то происходить. Тьма рассеялась, сменившись буйством разноцветных красок, словно жерло колодца засосало в себя все травяные леса.

— Неплохо для безмозглой храмовой шлюшки, — смачно выругавшись, протянул руку к открывшейся кротовой норе Саав. — А я думал, ты умеешь открываешь только другие дыры. Зови сюда своих недоумков болотных. На них и опробуем. Так и знал, что за возможность разграбить Сольсуран, они и к своему Хоалу в пасть полезут!

— Вы с ума сошли! Туннель коллапсирует слишком быстро! — истерично заголосил Феликс. — Нас всех просто расплющит.

— И что с того? — вызывающе бросил ему Саав. — Нам тут по любому подыхать, так хоть повеселиться напоследок! На нары я не стремлюсь, да и ты со школьным дружком пока встречаться не намерен. Коли дело выгорит, скрутим этого выскочку и его шоблу в бараний рог, а коли нет полюбуемся, как смерть пляшет апсарский танец! В любом случае, здесь оставаться не советую. Через час тут все взлетит на воздух.

Он расхохотался, и Тусю захлестнуло бурлящим потоком его ярости, зловонным, как испражнения хищников, и едким, как кислота. Она непроизвольно отпрянула назад, чувствуя, как бешено колотится в висках пульс, и услышала взволнованный голос Славы, который запрашивал разрешение на проведение разведки боем.

— Нет, ни в коем случае! — закричала она что было мочи. — Срочно уводите оттуда людей! Это ловушка!

Слава сначала слегка опешил, потом бросил на Тусю один лишь взгляд и, даже не дожидаясь одобрения Командора, принялся отдавать какие-то распоряжения. Но было поздно.

Картинка, выводимая на экраны с камер дронов-разведчиков, задрожала, по стенам подземелья побежали трещины, с потолка посыпалась земля. Потом всех находящихся в рубке и на командном пункте ослепила чудовищная вспышка, а по барабанным перепонкам со всей силы шарахнул грохот ударной волны.

Минамото, Савенков, Наташа, Клод, Дин, Пабло, Слава, Ленка, Арсеньев, Туся, Петрович

(обратно)

XIX

— Славка! Ребята! — с выражением безнадежности на лице пытался докричаться по оборванному каналу Петрович.

— Наташа! — словно молитву повторял имя любимой Клод, не возразив ни слова, когда Пабло и Ленка, пытаясь восстановить связь, подключились по нейросети.

— Я никак не могу их отыскать, — всхлипывала Туся, безуспешно пытаясь установить ментальный контакт с Наташей или нащупать хоть кого-то из ребят Славы.

— Это еще ни о чем не говорит, — пытался успокоить ее Арсеньев, который в момент взрыва, видимо чисто рефлекторно, закрыл ее собой и пока не собирался выпускать из объятий, через ее голову нервно передвигая значки в попытке связаться со спутником. — Возможно, ты просто не восстановилась с прошлого раза.

Савенков и Минамото молчали, словно вдавленные в приборную панель тяжестью томительного ожидания.

Корабельные хронометры отсчитывали бесконечные минуты, каждая их которых, казалось, растягивалась на сотню световых лет, а ничего не происходило.

— Пора объявлять режим чрезвычайной ситуации и высылать спасательную группу, — по прошествии двадцати минут бесплодного ожидания не выдержал Минамото.

— И потерять еще больше людей? — набычился Петрович, который безуспешно пытался получить данные со спутника, как нарочно находящегося сейчас на другой стороне планеты. — Кто знает, что задумали эти отморозки со скорчерами?

— Может быть, стоит поднять детей на орбиту? — предложил Савенков. — На пару дней, пока все не уляжется.

— Если связь в ближайшие десять минут не восстановится, дождемся данных со спутника и на их основании будем разрабатывать дальнейший план действий, — озвучил свое решение Командор.

И в это время свернутый экран связи задергался, с некоторым усилием развернулся, и на нем появилось перепачканное в саже лицо Дина.

— Ну, наконец-то! — едва не нырнул внутрь голограммы Петрович.

— Наташа? Слава? — словно забыв все другие слова, приступил к товарищу Клод.

— Да живы они! — поспешил успокоить его Дин. — Мы же все на командном пункте находились в нескольких километрах от эпицентра. Здесь только слегка тряхнуло, и связь по межсети из-за помех оборвалась.

— А что с остальными? — сухо осведомился Командор, пока коллеги и друзья переваривали информацию.

Петрович вытирал мокрый, как после марш броска, затылок. Савенков и Минамото спешно обрабатывали данные с вышедшего, наконец, на связь спутника, Пабло передавал Дину информацию, необходимую для обеспечения работы Славиных поисковиков. Ленка, у которой подключение по нейросети отняло последние силы, откинулась на подушки и закрыла глаза. Клод срочно делал ей необходимую в таких случаях инъекцию стимулятора мозговой деятельности.

— Пока точно можно сказать, что мы потеряли всех дронов, — с печальным видом развел руками Дин. — Слава, Наташа и царь Афру отправились проверить блокпосты. Я сейчас попытаюсь с ними связаться, но за стабильность канала не ручаюсь: здесь слишком сильные помехи.

— Судя по снимкам со спутника, рвануло неслабо, — заметил Савенков, выводя изображение на большой экран и увеличивая до максимального разрешения. — Будем надеяться, что уцелевшие там все-таки остались.

Туся тоже глянула на голограмму и не узнала местность. Там, где еще недавно располагался неприметный островок посреди непролазной трясины, закручивалась гигантская воронка, в свете заката напоминающая фонтанирующий кровью прорвавшийся фурункул. В самом эпицентре жуткое, местами обугленное месиво из камней, земли и ила постепенно заполнялось водой и тягучей жижей, превращаясь в огромное черно-фиолетовое озеро, на дне которого теперь уже никто не сумел бы отыскать ни древних руин, ни загадочного колодца.

Вид берегов, где располагались блокпосты, болезненно ударил Тусю по нервам, словно возвращая обратно на покинутый Ванкувер. В ноздри даже, казалось, проник тошнотворный запах паленой плоти и расплавленного пластика, перемолотой огнем растительной органики и вскипающей земли. Она увидела людей, которые барахтались в грязи, пытаясь потушить пылающую одежду, но от воды пламя только ярче разгоралось, продолжая пожирать плоть.

— Гады, похоже, они использовали напалм! — сверкнул глазами Клод.

— Почерк змееносцев, — пожал плечами Минамото. — На Ванкувере и не такую дрянь на нас кидали.

— Надо срочно организовывать медпункт и выслать за ранеными антигравы, — распорядился Арсеньев.

В это время Дину, наконец, удалось наладить связь со Славой, который сейчас находился на одном из наиболее пострадавших от взрыва блокпостов. Капеэсэс, Ящер, Гу Синь и другие бойцы где с помощью уцелевшей техники, где вручную вытаскивали выживших из-под обломков. Царь Афру и его воины помогали разгребать завалы, в качестве тягловой силы используя зенебоков, большая часть из которых, к счастью, паслась в отдалении от злополучного подземелья. Наташа занималась ранеными и попутно объясняла сольсуранским воинам, как правильно тушить и обрабатывать химические ожоги.

— Что там у вас? — с сочувствием глянул на разведчика Арсеньев.

Слава отозвался кратко и непечатно, пояснив, что взрыв уничтожил не только дронов, но и большую часть транспортных средств и ценного оборудования, включая генераторы силового поля.

— О количестве убитых сказать пока сложно, — сумрачно продолжил он. — Пока обнаружили тела четверых сольсуранцев. У них же нет нашей брони, им пришлось тяжелее. Раненых и обожженных уже набирается не меньше сотни, и это данные пока не со всех блокпостов.

— Вот ты беда, — вздохнул Петрович.

Туся мысленно с ним согласилась. Она, конечно, не утратила навыков военно-полевой хирургии, но не предполагала, что так скоро придется их вновь их применять. А ведь этот день так замечательно начинался!

— Продержитесь еще в течение часа. Мы уже выслали подмогу, — ободрил Капеэсэс Арсеньев. — Вытаскивайте людей, оказывайте первую помощь и сворачивайте лагерь.

— А как же пираты? — глянул на Командора с недоверием Слава. — Я так понял, они устроили взрыв, чтобы замести следы, а сами преспокойно ушли и увели дикарей по подземному ходу. Я удивляюсь, почему они до сих пор не напали.

— Это был не подземный ход, — покачал головой Арсеньев, вкратце рассказав про портал.

— Стало быть, молодчики Шварценберга и их союзники с болот сейчас могут оказаться где угодно? — с недоверием глянул на командира Слава.

— Значительные отклонения гравитационных показателей в момент взрыва были зафиксированы в районе Пустыни Гнева, — поделился свежей информацией Пабло. — Как раз где-то неподалеку от развалин храма Темных Богов.

— Но ведь это же самое сердце Сольсурана! — всплеснула руками Наташа. — Оттуда до Земляного града и Гнезда Ветров меньше суток пешего хода. Да и до столицы — рукой подать!

— До нашего лагеря тоже, — с горькой усмешкой заметил Командор.

— Но, если Сааву удастся переправить варраров, города и села Сольсурана постигнет участь Каменного Града! — воскликнула Наташа, срочно переводя услышанное находившемуся рядом царю Афру.

Туся вполне разделяла ее тревогу. Во время предыдущего сеанса связи подруга поведала о трагической судьбе жителей Каменного Града, укрепленной твердыни рода Могучего Утеса, полностью опустошенной во время одного из наиболее бесчеловечных рейдов варраров и работорговцев Шварценберга. Не случайно, уцелевшие воины рода, в день разгрома находившиеся в походе против одной из варрарских орд, подобно Евпатию Коловрату, жаждали отмщения, составив сейчас ударную часть поисковой группы Славы.

Удивительно, но именно эти одинокие мстители, потерявшие большинство родных, почти не пострадали во время взрыва. И теперь при разборе завалов на экранах то тут, то там Туся видела их травяные рубахи с характерным рисунком, не уставая удивляться выдержке этих мужественных людей, которых даже язык не поворачивался назвать дикарями. У нее самой при одной мысли о новой встрече с пиратским главарем и великой жрицей постыдно холодели руки, и сердце оплетал тугой змеиный клубок дурных предчувствий.

— Мы пока еще не знаем, насколько успешным оказался план Щварценберга и Наги, и как прошло перемещение, — успокоил Наташу Арсеньев. — Но, думаю, самым разумным сейчас будет собрать лучших воинов травяных лесов и готовиться к обороне. Мы обещаем любую поддержку вплоть до плазменных установок.

— О чем ты, Алекс? — едва не с ужасом глянул на Командора Минамото — Ты что, хочешь получить статус военного преступника?

— Применять плазменное оружие в мирах подобных этому запрещено всеми конвенциями Совета Галактики, — поддержал сослуживца Савенков.

— Я должен защитить людей, — резко отозвался Арсеньев. — На такой случай в конвенциях прописаны исключения. Я, конечно, не думаю, что варрары сумеют преодолеть защиту кораблей, но в случае чего, превращу их в плазму без разговоров!

Туся нервно сглотнула, стараясь, чтобы Арсеньев не почувствовал ее дрожи. Командору и без нее забот хватало. Она невольно вспоминала маленьких пленников, испуганно цеплявшихся за прутья решетки клеток, и воинов Сольсурана, которые горели заживо здесь и сейчас. Если бы Арсеньев и Клод не истратили всю энергию ради спасения ее жизни, дети сейчас уже отдыхали на Паралайзе, а пираты влачили жалкое существование среди дикарей. С другой стороны, Саав, у которого сохранилось плазменное оружие, мог бы опустошить Сольсуран просто ради сохранения авторитета, да и Феликс с Нагой заслуживали того, чтобы предстать перед судом или отправиться в небытие.

В это время в лагерь прибыли первые пострадавшие, и размышления вместе со страхами пришлось отложить. Все сделалось просто и понятно, встало на свои места, вызывая временами лишь устойчивое дежа вю с месяцами работы в госпитале Дина Крейга. Правда стерильные боксы медотсека и модульные конструкции походного госпиталя выглядели надежнее и опрятнее расходящихся трещинами стен и сырых, закопченных коридоров. Да и начинать хирургическое вмешательство, основываясь на данных анализатора и молекулярной лаборатории, было удобнее, нежели шаманить со скальпелем наугад.

— Вы что, и этих собираетесь здесь лечить? — попыталась возмутиться эпидемиолог из сопровождения школьников, видя, как барсы размещают сольсуранцев на территории лагеря, а особо тяжелых несут в боксы корабля.

— Они наши союзники, и их анатомия и физиология идентична нашей, — невозмутимо отозвался Арсеньев, готовя экспресс-лабораторию для массового забора крови. Похоже, он попутно намеревался собрать материалы для исследования.

— Но аборигены могут оказаться носителями неведомо каких вирусов и паразитов! — не сдавалась медработник. — Это же нарушение всех санитарно-эпидемиологических норм!

— А в лабиринте разве соблюдались хоть какие-то нормы? — поставила ее на место Сигурни, которая вместе с другими старшеклассницами и учителями, имевшими начальную медицинскую подготовку, уже оказывала посильную помощь медикам.

Сигурни совершенно не боялась крови, почти профессионально зашивала рваные раны и вправляла вывихи, а Рейчел и Чжан Гуйицзинь достаточно быстро освоились с процедурой обработки пораженной поверхности и наращивания новой кожи.

Тусе и Клоду, которые оперировали самостоятельно, доставались открытые переломы, поражения внутренних органов и ожоги большой поверхности тела. Наиболее сложными случаями занимался Командор. Туся вспомнила о том, как мечтала стоять рядом с ним у операционного стола. Казалось, с того дня, когда они, примостившись на тряской платформе, оперировали Сережу Савенкова, минула целая вечность.

— А я-то надеялся, что в этот раз мы обойдемся малой кровью! — вздыхал Петрович, который успевал найти доброе слово для каждого из раненых и прилагал массу усилий, чтобы устроить всех поудобнее.

— Да что там говорить, недооценили мы пиратов, — согласился со старым другом Семен Савенков, который тоже подключился к обустройству модулей и размещению людей.

— Сейчас главное, чтобы они нас еще раз не переиграли, — сумрачно отозвался Арсеньев, меняя стерильный костюм перед очередной, десятой или сороковой операцией.

Туся, которая только что закончила эту процедуру, невольно вспомнила, как на Ванкувере в последние пару недель им приходилось стерилизовать оборудование и медицинскую одежду в допотопных автоклавах, а в качестве обезболивающих колоть морфий и другие тяжелые наркотики. Впрочем, и тогда, и сейчас, пострадавшие бойцы стойко терпели боль, но плакали от обиды, равнодушно смотрели на свои руки и ноги, превратившиеся в обугленное мясо, но страдали от неопределенности. Местонахождение пиратов до сих пор не удалось определились, и это могло означать что угодно.

— Два снаряда в одну воронку не попадают, — вспомнил старую солдатскую поговорку Петрович.

— Так если бы в одну, — хмыкнул Пабло, непослушные кудри которого после подключения по нейросети торчали в разные стороны, точно пружины старинного механизма.

Он развернул экран, демонстрируя самый свежие снимки Пустыни Гнева, которая даже спустя пару тысячелетий после предполагаемых бомбардировок выглядела уродливым пятном омертвевшей ткани на теле цветущей планеты. Черные скалы, местами поросшие прозрачно-серым мхом, казалось, несли бремя древних обид, а оплавленные колонны храма Темных богов напоминали обугленные руки, воздетые в безмолвной мольбе или проклятии. Впрочем, сейчас древние загадки таили в себе сегодняшнюю опасность: спутник исследовал, казалось, каждый миллиметр предполагаемого места выхода из портала, но никаких следов пиратов или дикарей не обнаружил.

— Если, как вы говорили, варраров там была целая орда, куда они все подевались? — пытался выстроить логическую цепочку оператор.

— Может быть, кротовая нора все-таки оказалась непроходимой? — высказал робкую надежду Петрович.

— Это бы разом решило все проблемы, — скептически усмехнулся Арсеньев. — Однако на всякий случай проверьте тот район на предмет пустот. Чем бездна не шутит, — добавил он, возвращаясь к операционному столу.

Туся хотела последовать его примеру. Однако при упоминании о пустотах бьющий свет бестеневых ламп померк, сменившись мраком протянувшейся на несколько десятков километров огромной пещеры. Тусклые факелы не столько разгоняли тьму, сколько чадили, источая знакомый запах рыбьего жира, который усиливал зловоние нескольких тысяч зажатых в нестерпимой скученности, одетых в плохо выделанные шкуры, отчаянно смердящих человеческих тел. Похоже, большинство варраров во время перемещения по кротовине со страху полностью утратили контроль над своим телом, а некоторые его и до сей поры не восстановили.

Даже привычная ко многому Нага, глазами которой Туся опять смотрела, дышала исключительно через одолженный у пиратов респиратор, но и он не спасал.

Одетый в броню и полностью собранный для длительного марш-броска Саав отбирал среди дикарей наиболее понятливых и отчаянных добровольцев для какой-то опасной миссии. Рядом потерянно суетился Феликс, выглядевший нелепо и неуклюже в неудобной не по размеру броне.

— Да не мельтеши ты уже! — сердито осадил его Саав. — Что, гнида, боишься, что тебя бросят? — рассмеялся пират, глядя на своего бывшего пленника и искусителя с явным превосходством. — Хотел бы, давно уже твоим бывшим дружкам на опыты сдал. Но ты мне нужен тут, подать этим дубинам болотным сигнал, что условленное время подошло, и пора начинать шоу!

— А вы к расчётному времени планируете добраться до места? — нервно пытаясь подогнать дыхательные фильтры, прогнусавил Феликс.

— Не совсем, — усмехнулся Саав. — Вы должны выступить раньше, чтобы отвлечь их внимание и дать нам возможность провернуть все максимально быстро и аккуратно. Нужно вернуть установку, да и в потерях среди пленников мы, как ты понимаешь, не особо заинтересованы.

— Но как? — Феликс, похоже, задал вопрос, который мучил его с самого начала их безумной авантюры. — Вы же не знаете, где они теперь базируются. Да и как вы собираетесь преодолеть защитное поле без помощи операторов межсети?

— А это уже не твоя забота, котик, — промурлыкала Нага, многообещающе коснувшись пластин брони, прикрывающих низ живота Серого Ферзя. Саав предусмотрительно сделал вид, что ничего не заметил. Впрочем, он и в самом деле был занят.

— Ну что, уроды, недоумки и неудачники! — обратился он к разномастному сброду, из которого собрал свой ударный отряд. Надерем задницу вестникам этого поганого Се? Вернем то, что принадлежит нам по праву. Дождитесь условленного часа, — повернулся он к остающимся под присмотром Феликса вождям, — и превратите весь Сольсуран в Пустыню Гнева. Нам нужны пленники! Много пленников. Заполним бордели окраинных миров сольсуранскими шлюхами!

— Грабьте, убивайте, насилуйте, жгите! Да поможет вам Хоал! — устремляясь вслед за Шварценбергом, благословила варраров Нага.

Туся нервно втянула в себя воздух. Запах медотсека, из которого даже работающие на полную мощь очистительные приборы не могли полностью убрать испарения крови, гари и человеческих страданий, показался ей сейчас райским ароматом. Она стояла посреди прохода, мокрая, как мышь, а ее плечи сжимал Арсеньев.

— Тебе пора отдохнуть, — озабоченно глянул на нее любимый. — Выглядишь хуже, чем после арены. Я понимаю, в нынешней ситуации каждый квалифицированный специалист на счету, но это не значит, что ты должна себя угробить.

— Я видела пиратов, — перебила его Туся. — Они прячут варраров где-то в пещерах под горой, а сами идут сюда.

— Не понимаю, на что они рассчитывают? — почесал в затылке Капеэсэс. — Каким образом они собираются отключить наши генераторы?

Отчаянный разведчик, наконец, эвакуировал всех пострадавших и теперь и сам ненадолго прибыл в лагерь, чтобы получить указания и повидаться с Ленкой, которая только что более-менее пришла в себя.

— Я не верю, что среди воинов Сольсурана есть предатели, — поддержала Капеэсэс Наташа, которая тоже вернулась на корабль лишь затем, чтобы привести себя в порядок, повидаться с Клодом и мчаться дальше. Впрочем, сейчас в самом деле счет времени шел на часы.

— В случае с Нагой ничего нельзя сказать наверняка, — напомнила ей Туся, ощущая, что в горло высыпали контейнер песка напополам с битыми стеклами.

— Я, кстати, проверил, — подал голос со своего места Пабло. — Там и в самом деле есть значительные пустоты. Точные очертания и выходы на поверхность пока обнаружить не удается, однако спрятать там несколько тысяч человек вполне реально.

— У нас еще остались исправные генераторы помимо тех, которые защищают наш периметр? — спросил Командор у Петровича.

— Накрыть весь район вряд ли получится, — развел руками здоровяк. Слишком большая площадь.

— И подкрепление не запросишь, — вздохнул Савенков.

— Да кто бы нам его дал против такой мелкой пакости, как пираты! — скривился Минамото.

— Пакость оказалась не такой уж мелкой и опасной, как медоед! — нахмурился Арсеньев.

— Главное, время опять упущено! — простонал Капеэсэс, угрюмо разглядывая голограмму Пустыни Гнева, словно прорвавшейся из недр магмой, залитую заревом нового заката.

Оказывается, с момента взрыва прошли целые сутки.

Туся тоже была близка к срыву. К тому же она злилась на себя и злополучные способности, которые упорно не желали подчиняться, то выводя ее возможности далеко за пределы потенциала обычного человека, то превращая ее в неисправный транслятор вчерашних новостей. С другой стороны, даже такая запоздалая информация давала барсам возможность принять хоть какие-то меры. Вот только вопросов пока набиралось больше, чем ответов. И главное, до сих пор оставалось непонятным, где Саав и Нага спрятали орду.

Хотя Туся как могла протестовала, Арсеньев ее почти силком отправил спать. Все-таки основную работу они сделали. Большинству раненых уже требовались только покой и уход. Сам Командор, понятно, об отдыхе и не думал: от его решений сейчас зависела жизнь и безопасность нескольких тысяч человек.

Увидев, как он втихаря достает ампулу стимулятора, Туся едва не нажаловалась Петровичу и Клоду, к мнению которых Арсеньев хоть иногда прислушивался. В конце концов, даже если медовый месяц не задался, это еще не повод нарушать все правила режима восстановления. Однако потом она подумала, что усталость неизбежно притупит знаменитую быстроту реакции Командора, что в случае нападения может оказаться роковым.

У нее самой едва хватило сил не заснуть в душе. Упав на постель, так и не дождавшуюся продолжения утех, она мгновенно отключилась. Вот только сознание продолжало блуждать опасными и непредсказуемыми тропами лимба.

В какой-то момент она поняла, что находится за пределами лагеря возле кромки защитного поля посреди освещенного тремя лунам травяного леса. Высокие в полтора человеческого роста стебли мерно перестукивались, словно вели переговоры. Острые кромки цеплялись за распущенные волосы цвета вороного крыла, норовили впиться в незащищенную кожу. Она поднесла покрытую чешуей руку к одному из стеблей, сделала надрез и, читая нараспев заклинание, подставила чашу, обильно кропя кровью лежащую на дне грубо слепленную из воска женскую фигуру.

— Ну, что там у тебя? — нетерпеливо навис над нею Саав. — Долго будут продолжаться эти пляски с бубнами? Мы что тащились через весь этот долбанный лес лишь для того, чтобы полюбоваться, как удобно тут разместились эти псы из Содружества?

Нага сердито зашипела и замахнулась на него украшенной когтями пятерней. Нашел время для шуточек! Неправильно проведенный обряд грозит непредсказуемыми последствиями! Она извлекла из-за пазухи свернутую в кольцо прядь светлых волос, сожгла и пепел вдавила в тело куклы. Сопроводив действия плевком, она продолжала распевать свои гимны, делая над куклой непонятные пассы и чертя на ее поверхности ритуальные узоры.

Саав понемногу зверел от затянувшегося ожидания. Пираты нетерпеливо меняли режим работы импульсников, дикари переминались с ноги на ногу и алчно смотрели на переносные модули и корабли.

— Долго еще? — угрожающе рыкнул Саав.

— Почти готово! — торжествующе рассмеялась Нага. — Она послушная девочка, и ее параметры внесены в систему. До рубки она добралась без проблем, надеюсь и с генератором справится.

— А этот хмырь альянсовский голову ломал, кто отключит защиту, — осклабился пиратский главарь. — Умно ты с этой скромницей придумала, однако!

— А ты думал, я только апсарские танцы умею плясать? — с недобрым торжеством проговорила Нага. — У меня к ней и ее любовнику счет не меньше твоего. Сейчас помоги ей: эта дуреха не знает, как входить в систему. Жалко, что ты Онегина укатал до полусмерти. Она бы в этом деле больше пригодилась. С другой стороны, твой оператор не проходила моих обрядов. Я и эту-то только вчерашним утром сумела найти. Когда она, наконец, проснулась. Кстати, в постели она очень даже ничего. Тебе понравится!

Тусю передернуло от отвращения: эта дрянь видела самое сокровенное, с видом знатока и оценщицы наблюдала все интимные моменты их с Командором близости. И хотя Туся понимала, что их с Арсеньевым вины тут нет, сам факт присутствия Великой жрицы заставлял ее сгорать от стыда, искажая восприятия, превращая воспоминания в кошмар, все оттенки нежности и неги замещая пошлой грубостью похоти. Впрочем, сейчас существовали проблемы посерьезней.

Нага с легкостью вошла в сознание Шварценберга, передавая видение, доступное сейчас только ей, и Туся с ужасом увидела себя. Впрочем, это растрепанное босое существо, отражение которого услужливо выводили на экраны камеры наблюдения, установленные в рубке, являлось только оболочкой. Восковой куклой, послушной чужой воле. На отрешенном лице и неровно вздымавшейся груди вязью древних символов, более причудливой, чем орнамент кружева ночной рубашки, проступал узор, начертанный Нагой. Испещренные теми же пылающими письменами руки передвигали значки приборной панели, пытаясь взломать систему.

— Молодец, девочка, — ухмылялся забравшийся вслед за Нагой в ее голову Саав. — Теперь нажми на этот значок и зайди в настройки.

Нет! Это не может происходить наяву! Надо срочно проснуться, сбросить этот липкий, удушающий кошмар! Саша! Где ты? Почему рубку никто не охраняет? Куда все подевались?

Ответ пришел, когда Саав, ненадолго отвлекшись от взлома системы, заставил Тусино тело повернуть голову и бросить взгляд на экран связи. Камеры, установленные на броне всех бойцов Содружества, фиксировали и предавали на корабль жуткие картины жестокой рукопашной схватки.

Царь Афру и лучшие его воины при поддержке примкнувших к ним барсов обороняли от варраров переправу, ведущую к какому-то крупному по местным понятиям городу. Освещенный тремя лунами топкий берег реки был завален мертвыми телами. На экране мелькали руки, сжимающие мечи, топоры, травяные копья и макромолекулярные клинки, головы в разномастных шлемах, сомкнувшиеся в ярости смертельных объятий тела. Оружие врезалось в плоть, разрубало кожаные доспехи дикарей и травяные рубахи, вспарывало животы, вскрывало грудные клетки, отсекало конечности и головы, превращало человеческую плоть в кровавое месиво.

Камеры выхватывали покрытые грязью и кровью искаженные звериным оскалом лица. Туся с трудом узнала Клода, Гу Синя, Ящера, царя Афру. На другом берегу Петрович, Дин и Наташа пытались установить генераторы силового поля, которое не позволило бы варрарам прорвать оборону и зайти сзади. Хотя у всех барсов имелись при себе скорчеры, применять их в такой кровавой каше не имело смысла. Ряды видимо перемешались еще до вступления в схватку бойцов Содружества.

Рядом с царем Афру, погибая один за другим, бились воины из рода Могучего Утеса, им на выручку пытался прорваться какой-то достаточно крупный отряд. Но варрары все равно превосходили числом, и исход схватки мог оказаться каким угодно.

— Молодцы, болотные твари, не подвели! — удовлетворенно рассмеялся Саав, вместе с Тусей возвращаясь к системе. — Так и знал, что эти хреновы гуманисты из Содружества кинутся помогать своим союзничкам, и, понадеявшись на генераторы, оставят корабли почти без охраны! Так, девочка моя, — глумливо обратился он к безвольно выполнявшей его приказы Тусе. — На чем мы остановились? Эх, поторопился я отправлять тебя в лабиринт. Оказывается, ты умеешь быть сговорчивой и даже ласковой. Я, конечно, обещал отдать тебя ребятам, но за такие заслуги, пожалуй, передумаю. Если Нага сумела добиться от тебя покорности, то апсарские танцы плясать уж как-нибудь обучит.

Нет! Только не это! Надо его остановить! Надо выбраться из тенет, сбросить ядовитую паутину наважденья. Саша! Где ты? Сделай же что-нибудь. Он же сейчас осуществит все свои угрозы, и она ему даже против своей воли поможет.

И в этот момент на плечо легла большая, уверенная рука. Рука любимого. Туся почувствовала ее прикосновенье, даже находясь как бы вне пределов своего превращенного в безвольную куклу тела.

— Рита? Малышка? Ты что здесь делаешь?

(обратно)

XX

«Командор! Арсеньев! Саня, Саша, родной!»

От бережных, почти нереальных прикосновений его рук Туся ощущала покалывание во всем теле, словно отогревалась после сильного мороза или только что освободилась от пут. Обняв ее за плечи, Командор с недоумением рассматривал узоры, вновь проступившие на ее руках и лице, заглядывал в невидящие глаза, напоминающие окна покинутого дома.

— Вот ты где! Как ты меня напугала! Зашел в каюту посмотреть как ты, а там никого…

«Саша! Срочно войди в систему! Нас пытаются взломать!» Сколько Туся не силилась, она так и не сумела разомкнуть уста и произнести это предупреждение.

Впрочем, Командор и сам все увидел.

— Что за… — начал он, глянув на экран и спешно занимая место у приборной панели. — Пабло, у нас проблемы. Такое ощущение, что у Саава в команде появился еще один оператор сети.

— Где? Когда? — не сразу понял, что происходит Пабло. — ¡Mierdа! — выразить отношение к происходящему в менее крепких выражениях у него, видимо, не получилось. — Командор! Там не в операторе дело. Такое ощущение, что систему ломали прямо с борта корабля. Предположительно даже из рубки.

— Бред какой-то! Этого быть не может! — потрясенно вымолвил Арсеньев, лихорадочно возвращая иконки и значки в исходное состояние, пока Пабло пытался отыскать повреждения в коде.

Туся понимала, что от быстроты и профессионализма Командора и его оператора зависели сейчас безопасность и жизнь полутора тысяч обитателей и гостей лагеря. И все же, когда любимый отвернулся, опять оставив ее одну посреди рубки, едва не заплакала: «Саша, зачем ты меня отпустил? Я же почти вернулась! Почти обрела себя, почти преодолела морок и мрак. Словно в доброй, старинной сказке, в которой поцелуй любви побеждает даже смерть».

Но слово «почти» способно обнулить любой блестящий результат. Как только Командор отвернулся, контакт с телесной оболочкой нарушился, а в голове (в голове ли) шелестом змеиной чешуи, тошнотворным крысиным писком и ревом голодных хищников зазвучали переговоры Саава и Наги.

— А этот гусь железный откуда тут взялся? И оператора еще притащил! — возмущался Шварценберг. — Они же сейчас нам все испортят!

— Не успеют. Я предусмотрела и этот вариант, — успокоила его Нага, бесцеремонно вытурив пирата из Тусиного тела. — Если все пойдет, как я задумала, — пояснила Нага, занимая место своего подельника, — я тебя чуть позже пущу. Хотя мне и самой интересно увидеть выражение его лица в тот момент, когда его «малышка» всадит ему в спину нож.

Откуда у этой безмозглой куклы в кружевной ночнушке оказался скальпель?! Впрочем, чему тут удивляться, походный набор медицинских инструментов Арсеньев всегда держал под рукой, а Нага, когда манипулировала ее безвольным телом, этим видимо воспользовалась.

«Саша, ну сделай же что-нибудь! Не стой столбом! Обернись! Ты же Командор! Ты же всегда предугадывал намерения врага и успевал среагировать даже вслепую».

Но Арсеньев ее не слышал. Усилиями Саава, который хоть и не обладал навыками оператора, но необходимые для управления кораблем знания все же получил, лагерь подвергся серьезной угрозе. К тому же Командор абсолютно доверял «своей малышке» и даже с расстояния в несколько десятков сантиметров не чуял исходившую сейчас от Туси опасность.

Лишь в тот момент, когда рука управляемого Нагой голема взметнулась вверх, целя в основание черепа, Арсеньев обернулся, и бесконечное удивление, нежность и полнейшая беззащитность в его глазах отрезвили сильнее любых психотропных средств. Изменив траекторию броска, Туся со всего маха вонзила скальпель в свою левую руку, которую за миг до этого взметнула вверх и вперед, пытаясь защитить любимого.

Боли она не почувствовала, зато услышала, как закричала Нага.

Командор выругался и, выбив нож, схватил Тусю за руки и сгреб в охапку, запоздало защищая их обоих от дальнейших посягательств.

— Рита! Что с тобой? Да ты, бедная, не в себе! То-то я смотрю, что ты не реагируешь. Точно сомнамбула какая. И эти узоры снова проступили!

Даже сейчас Арсеньев пытался ее оправдать, найти какое-то логическое объяснение ее поступкам.

— Потерпи! Сейчас! Где-то тут в рубке есть аптечка!

Он усадил ее в одно из кресел подальше от приборной панели и теперь останавливал кровь и обрабатывал рану.

— Саша! Запри меня в арестантский отсек вместе с пленными пиратами! — глотая слезы, всхлипывала Туся. — Я же преступница! Я чуть не убила тебя! Я чуть нас всех не убила!

— Я знаю, ты не нарочно! — у Арсеньева еще хватало выдержки ее успокаивать. — Тебе просто надо научиться закрывать свое сознание. Если ты умеешь проникать в головы других, кто-то другой может проделать такой фокус с тобой. И я даже догадываюсь, кто это сделал сейчас, судя по узорам.

В это время на экранах появились озабоченные лица Савенкова и Минамото.

— Пираты подошли к периметру вплотную! — доложил Семен Савенков, не выразив ни малейшего удивления по поводу присутствия в рубке Туси и ее внешнего вида. «Солдат Джейн» давно стала частью команды.

— Думаю, действия Саава дают нам достаточно оснований для применения плазмы, — добавил Минамото.

— Более чем! — веско вымолвил Арсеньев, вкратце поведав про попытку взлома системы.

— Установки готовы! — по-прежнему спокойно вымолвил Минамото.

— Валяйте, — не по уставу отозвался Арсеньев. — Чем скорей мы уничтожим эту падаль, тем лучше!

— Стойте! — вскричал на весь эфир Слава Капеэсэс. — Вы только посмотрите, что эти ублюдки творят!

Он увеличил на максимум изображении с камер периметра, и Туся, у которой после пережитого и так перед глазами все плыло, почувствовала, как потолок в рубке начинает валиться. Оказывается, помимо варраров пираты привели с собой несколько десятков пленных сольсуранцев, среди которых большую часть составляли женщины и дети. Каким образом Туся их не заметила, когда находилась в сознании Наги, трудно сказать. Видимо пленники находились где-то в центре, со всех сторон окруженные пиратами и дикарями, чтобы не пытались сбежать, а Великая жрица, поглощенная манипуляциями с Тусиным телом, не вспоминала о заложниках, на которых смотрела исключительно, как на расходный материал.

— Откуда они тут взялись? — недоуменно спросил Пабло, разглядывая растрепанных, избитых поселянок и испуганных ребятишек. — Это что же, получается Саав и его головорезы по пути разграбили какое-то поселение и захватили заложников, а мы ничего не заметили.

— Похоже эти люди сами шли в наш лагерь, надеясь узнать о судьбе близких, раненных на болоте, или получить исцеление от своих недугов, — устало отозвался Арсеньев, приводя Тусю в чувство и еще раз проверяя, чтобы она не могла больше принести вред ни себе, ни ему.

— Но ведь с момента взрыва прошли всего сутки? — потрясенно вымолвил Пабло.

— Вот именно, что целые сутки, — фыркнул Семен Савенков. — Для людской молвы это достаточный срок.

— Ксо! — выругался обычно сдержанный Минамото. — Я всегда говорил, что добро наказуемо.

— Если я правильно понял, — еле сдерживаясь, пояснил Слава, — Шварценберг и его свора собирались раствориться среди сольсуранцев и проникнуть в наш лагерь. Но видимо жены наших союзников оказались не из сговорчивых.

— Главное, что мы теперь не имеем возможности не только расстрелять диверсантов из плазменных установок, но даже просто атаковать, не причинив вреда пленникам, — еще раз смачно выругавшись на родном языке, добавил Минамото.

— Но что они собираются делать? — по-прежнему не понимал, что происходит, Пабло. — Обратятся к нам с требованием самим отключить установки и пустить их внутрь? Станут шантажировать, убивая заложников?

Туся, которая до конца так и не сумела разомкнуть связь с Нагой и ее партнером и где-то на периферии сознания слышала их переговоры, сумела бы ответить на этот вопрос. Другое дело, что дать логическое объяснение новым замыслам и ритуалам она бы все равно не смогла, даже очень постаравшись.

Великая жрица и пират ругались, словно старые супруги, не стесняясь в выражениях и вместе с накопившимся раздражением выплескивая друг на друга старые обиды.

— Говорил я тебе не связываться с девчонкой, — выговаривал Наге Шварценберг, расцвечивая речь таким мощным набором нецензурной брани, что это вызывало даже восхищение. — Нашел, кому верить: «Сама все отключит, еще и царя Арса убьет». Что, стерва, привыкла судить по себе?

— Заткнись, неудачник! — огрызнулась уязвленная такой черной неблагодарностью Нага. — Надо было не поддаваться на твои уговоры, а слушать альянсовского хмыря. Переждать месяц-другой в болотах, а потом рвануть на Рас-Альхаг. У тебя был шанс взломать систему, ты им не воспользовался. Или ты надеялся, что бойцы элитных войск Содружества настолько тупы, что не заметят проникновения в систему и позволят тебе копаться до утра?

— В бездну их систему! — ответил проклятьем Саав. — В бездну их всех и тебя вместе с ними! Ты обещала отключить защитное поле, и мне все равно, как ты это сделаешь!

— Мне нужны жертвы! — хрипло отозвалась Нага, жадным взглядом озирая пленников. — Много жертв!

— Обойдешься! — свирепо осадил ее Саав, — Ты разве не понимаешь, что хмыри из Содружества нас до сих пор не испепелили только потому, что не хотят убивать аборигенов. Гуманисты хреновы! Или тебе мало крови наших болотных дуболомов и дикарей из войска здешнего дикого царька, которую ты пролила на болоте и проливаешь сейчас, направив варраров грабить и разорять Сольсуран?

Туся уже своими глазами непроизвольно глянула в сторону экрана, на который камеры наблюдения с бесстрастной точностью древнего летописца передавали каждый миг жестокой и беспощадной битвы у реки, название которой в переводе с местного языка означало Фиолетовая.

В сражении наступал перелом. Петрович и Дин наконец-то сумели запустить генераторы, отсекая варраров от переправы, и теперь всадники народов Земли и Огня уверенно брали орду захватчиков в клещи, отсекая им путь к отступлению. В это время воины народа Урагана, первыми пришедшие на выручу царю, топили в реке ударную часть орды, оказавшуюся запертой внутри энергетического купола.

Туся узнавала неповторимый рисунок травяных рубах и изображения духов-покровителей, нарисованных на щитах и наколотых на правом плече каждого из воинов. Вчера в госпитале эти знаки ей болезненно напоминали наколки подразделения и воинского звания на телах барсов, которых она оперировала на Ванкувере. Тем более среди воинов, выслеживавших на болотах Саава и его шайку, были представители большинства сольсуранских народов.

После взрыва на болоте число погибших, к счастью, не превысило десятка. Сейчас счет убитых шел на сотни. Тяжелые потери понесли воины травяного леса, первыми встретившие натиск превосходящей их числом беспощадной орды, а количество убитых варраров и просто не поддавалось пока подсчету. Сольсуранцы рубили захватчиков мечами и топорами, нанизывали на копья, топили в реке, топтали копытами зенебоков. И этими смертями питала свою энергию Нага.

Варрары напали на Сольсуран не просто для того, чтобы отвлечь внимание Командора и его бойцов. Великой жрице для запуска процедуры энергообмена требовалась подпитка: гигантская гекатомба, сотни смертей и реки пролитой крови. Не этот ли механизм использовал Доктор Дриведи, рассуждая о глине под ногами и великих ценностях Корпорации «Панна Моти»?

— Мы не можем допустить гибели заложников, являются ли они гражданами Содружества или представителями других миров, — сухо, по-деловому объяснял товарищам ситуацию Арсеньев.

— Может быть, каким-то образом сдвинуть границы силового поля? — предложил Семен Савенков.

— Слишком опасно, — отверг идею капитан Минамото.

— Изменение настроек займет не менее двух часов, как тогда в Новом Гавре, и потребует отключения энергетического щита на какое-то время, — виновато пояснил Пабло.

Тем временем Нага, продолжая переругиваться с пиратским главарем, отобрала десяток молодых девушек и подростков и достала жертвенный нож. Видимо ей требовалась новая подпитка. Нож взметнулся в воздух, но кровью так и не обагрился, наткнувшись на невидимую преграду.

Туся вряд ли могла бы сказать, как это у нее получилось. Увы ее способности, она это уже точно знала, достигали пика только в состоянии крайнего стресса. Просто в какой-то момент она, разорвав связь с Нагой сумела дотянуться до сознания Наташи, Клода, Дина, Петровича и сотен сольсуранцев, поднявшихся на защиту родной земли.

Она почувствовала отчаянное биение их сердец, озаренных праведным гневом и готовностью к самопожертвованию, ощутила пылкую ненависть к врагу и горячую любовь к родным, которых воины защищали и за потерю которых пытались отомстить. Уловила переживания бойцов, раненых во время взрыва на болоте, тревогу их близких, уповавших сейчас на искусство вестников Великого Се, страдания Ленки и боль Славы Капеэсэс, который согласился бы еще раз сгореть заживо, если бы его любимой это помогло поскорее оправиться от ран.

Потом она услышала крики пленников, отданных в жертву монстрам, стенания и проклятья сотен жителей планеты, окончивших свои жизни в борделях и на рудниках окраинных миров. Она вспомнила, как Нага глумилась над самым сокровенным и святым, как пыталась растоптать ее жизнь и любовь, едва не заставив убить Командора.

Эта раскаленная, как высокотемпературная плазма, волна подхватила ее бренную оболочку и, непостижимым образом миновав защищенные даже от жесткого излучения стены и переборки корабельных отсеков, переместила за пределы лагеря прямо в расположение пиратов и дикарей. Этой энергии сполна хватало, чтобы создать накрывший всех пленников защитный купол, и нанести могучий удар, который отбросил Нагу на несколько десятков шагов, отсекая ее и от периметра кораблей, и от питавших ее источников энергии.

— Получи, тварь! Но пассаран! Патриа о Муэрте! Слава КПСС!!!

Туся не знала, получил ли Слава от Арсеньева добро или его барсы атаковали, не дожидаясь приказа, едва увидели, что пленники находятся вне опасности, но уже с первых мгновений боя молодчикам Шварценберга дали понять, что живыми их отсюда не выпустят. Используя природные укрытия, или просто продвигаясь вперед по фирменной Славиной траектории ванкуверской жиги, бойцы его группы вели прицельный огонь на поражение, отбросив противника от периметра и продолжая теснить к горам.

В это время Арсеньев и Минамото, подоспев к месту сражения на двух оставшихся антигравах, оснащенных приемником и транслятором импульсов энергетического поля, пытались обойти пиратов с флангов и захлопнуть полукольцо.

Туся подумала о том, что любимый, вероятно, никогда не научится беречь себя. В отличии от других барсов, которые передвигались по пустоши зигзагами, используя в качестве укрытия валуны, трещины между камнями и другие неровности рельефа, Командор и Минамото являлись отличной мишенью. Энергетический щит пока не работал и для того, чтобы его настроить, им приходилось стоять на платформе в полный рост, передавая в рубку текущие показатели, периодически поливая из скорчеров уж слишком досаждавших им врагов. Только вошедшая в поговорку быстрота реакции и мастерство пилотов экстра-класса, позволявшие им маневрировать на таком неповоротливом устройстве как антиграв, ежеминутно спасали их от гибели.

При этом Саша, конечно, не думал о себе. Выполняя свою смертельно опасную работу, он находил время, чтобы бросить взгляд в ее сторону:

— Держись, Рита, держись, малышка! Осталось совсем чуть-чуть. Погоним гадов, как поганых псов.

Пока, впрочем, диверсанты Шварценберга сдаваться не собирались и сражались с яростью обреченных. Заняв оборону в предгорьях возле входа в обрывистое ущелье, они отчаянно отстреливались, и бойцы Капеэсэс уже несли первые потери, к счастью, пока только ранеными. В центре, где ряды смешались, в ход шли не только скорчеры, но и клинки всех мастей. Туся видела дикарей, разряжавших аккумуляторы с наивной радостью ребенка, впервые добравшегося до огня, и барсов, схватившихся с пиратами в рукопашной.

То и дело прожектора периметра и вспышки выстрелов выхватывали из тьмы одетую в броню подразделения «Кобра» фигуру пиратского главаря. Саав Щварценберг, предприняв несколько безуспешных попыток пробить из переносной плазменной установки Тусину защиту, вальяжно и как бы нехотя отошел вглубь пустоши и перераспределил своих бойцов, выжидая время для новой атаки. Сдаваться он не собирался, отступать пока тоже не считал нужным и только костерил своих бойцов, направляя их действия.

— Эй вы! Болотные пеньки! — сдабривая речь отвратительной похабщиной, надсаживал он глотку, пытаясь докричаться до варраров. — Кому говорят, кучнее стрелять! Кончайте уже палить в белый свет, как в сольсуранское меновое кольцо, попробуйте подстрелить хоть одного из вестников. У них под броней такая же плоть, как и у вас.

— Майло, Рик! — обращался он уже к своим людям. — Хватит мне тут апсарские танцы по пустоши плясать. Займитесь уже делом. Достаньте того косорылого с левой платформы. А я пока одноклассничком нашего альянсовского хмыря займусь!

Поскольку Туся, поддерживая купол, находилась сейчас на каком-то ином уровне бытия, как говорил покойный доктор Дриведи, она не только видела абсолютно все, что происходило на месте сражения, но и считывала эмоции всех его участников. Исторгаемый Шварценбергом зловонный поток, в котором даже отборнейшая брань всех обитаемых миров не могла со всей полнотой выразить весь спектр переполнявших пиратского главаря эмоций, вызывал устойчивое желание поставить блокировку. Однако опасаясь, что не хватит энергии на купол, Туся оставила сознание открытым.

Она как могла пыталась отфильтровывать предсмертные крики и вспышки боли, означавшие, что очередной заряд нашел цель. Отгоняла волны паники, точно цунами накрывшей оказавшихся в непривычной им обстановке варраров, старалась не принимать близко к сердцу священный ужас напополам с благоговением, с которым смотрели на нее пленники, находящиеся под ее защитой.

Она не увидела, а именно почувствовала движение отягощенной мобильным плазменным комплексом руки Шварценберга, ощутила жгучую волну ненависти и желание взять реванш за освобождение заложников и победу над Дриведи. Саав выбрал удачный момент. Арсеньев вел переговоры с Пабло, выстраивая коридор, и не заметил, что оказался на линии огня.

— Саша, берегись! — крикнула Туся, в ужасе понимая, что заслонить любимого или остановить каким-то образом пирата уже не успеет.

Но Арсеньев услышал ее и даже успел в очередной раз пригнуться. Он, правда, едва не слетел с платформы, кое-как уцепившись руками и повиснув над травяным лесом. Зато остался жив. В следующий момент выстрел Славы лишил Шварценберга оружия. Капеэсэс еще и расстроился из-за того, что не достал самого пирата.

— Это дело поправимое, — забрасывая тело обратно на антиграв и поднимаясь на ноги, успокоил разведчика Арсеньев.

В следующий момент он уже вновь вел переговоры с оператором сети, узнавая про настройки генераторов.

— Еще немного, и я сумею открыть проход и впустить пленников, — отозвался Пабло.

— Я подведу их поближе, и создам дополнительную защиту, чтобы энергетическое поле на периметре оставалось однородным, — вступила в переговоры Туся, искренне сожалея, что рванула в травяной лес, в чем была: в ночной сорочке и босиком. Имей она в распоряжении самое примитивное устройство связи, ей бы не пришлось сейчас тратить энергию, необходимую для поддержания купола.

Похоже, ее последнюю мысль, хотя она толком не оформилась словесно, услышал Командор.

— Хватит ли у тебя сил? — не скрывая тревоги, переспросил он. — На этот раз я не сумею тебя с того света вытащить.

«Что ты творишь? Мы бы и сами справились? Подумай о себе! Подумай о нас!» — молил он, не размыкая спекшихся губ, пока его тело продолжало сеять в рядах врагов кровавый хаос.

«Думаю, Саша, именно о нас я и думаю!» — успокаивала его Туся, жестами пытаясь объяснить перепуганным женщинам и ребятишкам, что им следует прекратить взывать к милости Великого Се, подняться с колен, и двигаться в сторону периметра.

— Доберетесь до лагеря, сразу возвращайся на корабль! Это приказ! — Арсеньев не просто произнес это вслух, но даже повысил голос, хотя Туся сейчас бы разобрала даже мысленный отголосок невнятного шепота.

Впрочем, возражать она не собиралась. После происшествия в рубке она бы согласилась не просто ограничить свой уровень доступа жилым отсеком, но даже снова вернуться в клетку. Вот только выполнить требование Командора оказалось куда сложнее, чем с ним согласиться.

В тот момент, когда Пабло открыл проход, пропуская пленников, ее купол содрогнулся от сокрушительного удара.

Хотя Нага, не дождавшись жертв, на какое-то время осталась без подпитки, она с лихвой ее получила, как только пролилась первая кровь. И ее натиск многократно превзошел тот напор, который она показала в храме. Там Великая жрица присвоила жизненную силу убитых монстров, здесь ее питала энергия погибших в бою у периметра и павших в битве у Фиолетовой.

Мощность удара оказалась просто сокрушительной. Ее хватило, чтобы пробить установленный Арсеньевым и Минамото энергетический щит, опрокинув обе платформы.

— Саша! — вскричала Туся, забывая, как дышать, но сумев растянуть купол и укрыть обоих пострадавших.

— У меня все в порядке, — с натугой отозвался Командор, хотя Туся прекрасно видела, что он не может подняться, чувствовала, как правый бок, на который он упал, наливается болью.

Майор Такеши, который летел спиной, находился сейчас в глубоком обмороке.

«Хорошо, что вместо руки — протез, — уловила Туся мысль Командора. — Перелом лучевой кости сейчас был бы некстати. Плечо и ключица вроде бы целы и ноги тоже двигаются».

— Капитан! Никак наша ведьма очухалась! — приветствовал возвращение Наги в строй Майло.

— Сам вижу! — снисходительно отозвался Саав. — Вперед, дубины болотные, пока Хоал вернул вашей жрице могущество. Кто первым доберется до колесниц вестников великого Се, еще при жизни отправится в надзвездные края! Вперед, космический мусор! Шевелите задницами, если хотите лазить в кротовые норы на новом корабле! Но сначала мы вернем то, что принадлежит нам по праву, и запустим установку. Пускай несостоявшийся царь Арс напоследок поглядит из раствора, как я развлекаюсь с его шлюхой!

Хотя у Туси чесались руки послать как в прошлый раз импульс и добравшись до болевых точек превратить эту похотливую скотину в смирного вола или мерина, отвлекаться на подобные глупости она не стала.

Нага как никогда была близка к тому, чтобы пробить купол. На берегу Фиолетовой, как недавно доложили Командору Петрович и Дин, варрары несли чудовищные потери, и каждая смерть превращалась в энергетический поток, питающий силу Великой жрицы. Пытаясь пробить защиту кораблей, Нага изгибалась, точно гигантская кобра. Ее разметавшиеся по плечам черные волосы превратились в капюшон очковой змеи, тело покрывала пластинчатая броня, превосходившая по прочности самые современные экзоскелеты, а вместо ног, выписывая кольца и восьмерки, по земле струился гигантский чешуйчатый хвост.

Туся надеялась, что это морок, игра искаженного накалом борьбы восприятия. Однако горящий огнем рисунок на лице и руках говорил о том, что все происходит наяву.

Наращивая мощь, Великая жрица не оставляла попыток вернуть контроль над Тусиным телом.

— Мерзавка! Я тебя испепелю! — шипела она, каждую угрозу сопровождая яростным броском. — Я выкачаю твои мозги и сделаю подстилкой для дикарей!

— Попробуй, достань! — преодолевая боль, выцедила Туся, пытаясь превратить свой купол в ловушку змеелова, пока оказавшиеся внутри периметра пленники бежали со всех ног в сторону модулей полевого госпиталя.

— Саша, скажи ребятам, чтобы срочно перевели оружие в режим парализатора! Передай Петровичу и Наташе, бойню у Фиолетовой нужно срочно остановить! — потребовала она, уплотняя купол и распределяя энергию таким образом, чтобы ее щит полностью перекрывал проход. — Эта тварь питается энергией смерти, точно воротилы Корпорации.

— Вот ведь курва заморская что творит! — цветисто выразил свое отношение к происходящему остававшийся вместе с Пабло в лагере Семен Савенков.

— То-то эти гады вновь на периметр полезли! — добавил Пабло, увеличивая мощность генераторов до предела.

— Похоже, здесь не обойтись без еще одного копья Семма-ии-ргла, — заметил Слава, повторяя ошибку Клода и пытаясь сразить жрицу плазменным оружием.

— Только где его взять? — подал голос Амир, оказавшийся в составе Славиной группы явно в обход запрета Командора.

Туся замечание о копье поняла буквально. Конечно, едва не уничтоживший ее сгусток энергии давно ушел из организма, а пораженные клетки заменили новые. Однако даже отражение того странного устройства, присутствие которого она нащупала внутри своего тела почти сразу после того, как сумела возвести купол, обладало сокрушительной мощью.

Туся почувствовала в груди отчаянный, невозможный холод, словно по ошибке выпила жидкий азот, и температура внутри вдруг понизилась до абсолютного нуля. При этом она продолжала дышать, мыслить и двигаться, видя перед собой пылающие злобой жадные агатовые глаза. Она сделала усилие и, исторгнув из груди наконечник, метнула его в Нагу, целя в грудь.

В отличие от великого Асура его Жрица не превратилась в камень и не рассыпалась в прах. К ней даже вернулся человеческий облик. Вот только на груди, зияя хаосом развороченных внутренностей, расплывалось кровавое пятно гигантских размеров, и кровь неостановимым потоком хлестала изо рта и из носа.

Туся не сразу поняла, что произошло. В первый миг она даже подумала, что жадная до человеческих жертвоприношений жрица теперь захлебывается пролитой кровью. Ответ оказался проще и вместе с тем загадочнее. Отражение копья Семма-ии-Ргла лишило ее брони, и теперь Нага умирала, поскольку ее насквозь прошил заряд, которым Саав Шварценберг пытался пробить энергетическое поле кораблей.

Отплевывая кровавые ошметки внутренностей, Великая Жрица меркнущим взглядом глянула на Тусю.

— До встречи в небытии, царица Тусия! И будь уверена, я и оттуда сумею до тебя дотянуться!

(обратно)

XXI

— Поглоти меня бездна, шеф! Да ты, никак, нашу ведьму грохнул!

— Сам вижу, Майло! Задолбался ждать, пока она поле периметра пробьет!

— Уходим! Нам тут больше нечего ловить!

— Ошибаешься, Рик! У меня тут есть одно весьма важное дельце!

Эти реплики пиратов пронеслись в Тусином сознании за миг до того, как она увидела вспышку плазмы, вырвавшуюся из дула тяжелого скорчера Шварценберга и направленную в ее грудь.

— Рита! Неет!

Что-то жесткое и тяжелое налетело на нее и опрокинуло наземь, придавив центнером человеческой массы и брони. Ее ослепило и обожгло. В ноздри ударил запах расплавленного арамида и паленой плоти. От удара вышибло дух, но при этом она даже испугаться не успела.

Страх пришел позже, когда при попытке освободиться от груза оказалось, что спасший ей жизнь человек не шевелится, а вновь обретшие способность видеть глаза разглядели под линзой шлема бледное до синевы лицо Арсеньева. Каким образом Командор сумел понять, что удар, сокрушивший Нагу, разрушил и ее защиту, когда успел преодолеть разделявшее их расстояние, Туся не знала и не пыталась выяснить, точно заклятье повторяя:

— Саша, очнись! Да очнись же!

Ей все-таки удалось невероятным усилием выбраться и убедиться, что заряд прошел по касательной, задев лишь и без того изувеченную правую руку. Другое дело, что артериальное кровотечение без оказания медицинской помощи даже самой элементарной могло тоже привести к летальному исходу.

«Только бы аптечка не оказалась пуста». Сколько раз на Ванкувере небрежение или помощь раненому товарищу оборачивалась гибелью от потери крови по пути до операционного стола. К счастью в вопросах оснащения боеприпасами и медикаментами Арсеньев был пунктуален до занудства.

К тому времени, когда она остановила кровь и обработала рану, лицо Командора под воздействием медикаментов приобрело почти нормальный оттенок, плотно сомкнутые веки дрогнули, и губы тронула блаженная улыбка.

— Рит-та, м-малышка, живая.

— Саша! Любимый!

Тусе пришлось закусить губу, чтобы не разрыдаться в голос. Здоровая рука Арсеньева поднялась к ее лицу в привычном успокаивающем жесте, и Туся приникла к колючей, закопченной броне, словно к живительному источнику.

Была бы ее воля, она так и сидела рядом с любимым, не важно сколько и где. Другое дело, что граница периметра пока оставалась не самым безопасным местом. Да и другим раненым требовалась помощь.

Кругом творился кровавый хаос. Бой возобновился с новой силой: ночное небо пронзали зарницы выстрелов, горел травяной лес. От копоти и дыма было невозможно дышать, отовсюду слышались крики, проклятья, воззвания к Хоалу и топот множества ног.

Гибель Великой жрицы внесла смятение в ряды дикарей и словно послужила сигналом к повальному бегству.

— Стойте! Куда вы! Разве вы не хотите отомстить? — разорялся на всю пустошь Саав, но варрары его не слышали.

Спасаясь от огня и выстрелов противника, они со всех ног бежали по пустоши в сторону спасительного ущелья. Налетали друг на друга, падали, пытались подняться, снова валились наземь. Упавших затаптывали их же товарищи.

— Слава, уводи ребят, будем зачищать участок плазмой, — скомандовал Семен Савенков, который временно взял на себя руководство операцией.

— Ну, уж нет! — возмутился разведчик, устремляясь в сторону ущелья, куда отходили пираты, и увлекая за собой большую часть ударной группы. — Не для того я за этой мразью столько по болотам гонялся, чтобы позволить превратить в кусок паленого дерьма!

— Да я за одну Ленку Ларину этого ублюдка и его шоблу на пиксели порву! — поддержал товарища Пабло, который отпросился на поле подобрать раненых, но, выполнив задачу, присоединился к Славиной группе.

— Отставить самодеятельность! Капеэсэс, не глупи! — борясь с мучительным кашлем, попытался остановить товарищей Арсеньев, пока Туся приводила в чувство майора Минамото.

— Я должен увидеть его труп! А потом хоть под трибунал отдавайте! — отрезал Слава и выключил канал связи.

— Кто бы еще мне доставил труп Феликса, — покачал головой Арсеньев.

Он попытался поднять майора Такеши на плечи, но пошатнулся. Пришлось им с Тусей раненого потомка самураев транспортировать в лагерь вдвоем. Впрочем, со стороны полевого госпиталя к ним навстречу уже бежали Сигурни и Рейчел, а строгая врач-эпидемиолог, которую звали Рут, деловито разворачивала новые модули.

— Только что на связь выходил Клод, — доложила она, критически глянув на окровавленного Арсеньева и растрепанную Тусю. — У них там все закончилось, Петрович везет сюда первых раненых. К их приему все готово. Вот уж не думала, отправляясь в этот рейс с внучкой, что на старости лет придется заниматься проникающими ранениями и открытыми переломами.

Туся только вчера узнала, что внучкой строгого коллеги оказалась отважная Рейчел, вернувшаяся из лабиринта в одном белье, но невредимой.

Тусе сейчас тоже потребовалось какое-то время, чтобы смыть копоть и кровь, а заодно сменить превратившуюся в лохмотья сорочку на что-то более подобающее. Усталости она не чувствовала и была готова встать за операционный стол хоть нынче. Она только немного замешкалась, помогая Арсеньеву.

Хотя рана не позволяла ему толком шевелить даже пальцами, а правая сторона тела от икры до плеча представляла сплошную черную гематому, Саша ни в какую не соглашался на роль пациента, полагая, что «квалифицированный врач и с одной рукой способен принести немало пользы».

— Еще скажи, что квалифицированному врачу руки вообще не нужны, — вздохнула Туся, проверив повязку, а затем тщательно обработав многострадальный бок любимого мазью от ушибов.

— Не будем кидаться в крайности, — покачал головой Арсеньев, поднося здоровую руку к ее лицу.

Хотя узоры Наги исчезли без следа, какой-то острый стебель местной травы при падении распорол щеку. Ловко манипулируя одной левой, Саша обработал порез, а потом ласковым, но требовательным жестом привлек Тусю к себе.

— Когда немного разберемся с этим авралом, — проговорил он, зарываясь лицом в ее волосы и покрывая поцелуями каждую из мелких царапин, — я покажу тебе, для какого дела руки вообще не нужны.

Туся видела, что он пытается бодриться, превозмогая боль и усталость, и решила подыграть:

— А Шварценберг полагал, что это касается только женщин.

От ласк любимого под кожей вновь появилось неприятное покалывание и жжение, как во время схватки с Нагой, но Туся решила списать эту фантомную боль на недавний стресс, и лишь ответила на поцелуй, с сожалением понимая, что на все остальное у них с Сашей сейчас действительно нет времени да и сил тоже. Он это тоже понимал, поэтому со вздохом отстранился, кое-как управляясь с застежками.

— Кое в чем я с пиратом согласен, — с обожанием улыбнулся он. — Я бы тоже не отказался увидеть апсарский танец в твоем исполнении.

Они спустились в медотсек и приступили к работе. Пока в блоках и операционных наблюдалось затишье. Анитигравы с Фиолетовой только приближались к хребту, а из защитников лагеря серьезные травмы получили лишь пятеро бойцов, включая майора Минамото, у которого помимо ушиба позвоночника и перелома трех ребер диагностировали пневмоторакс.

Он уже пришел в себя и теперь вместе с другими ранеными живо обсуждал подробности сегодняшней схватки и переживал за товарищей, продолжавших преследование пиратов. Тем более, что изображение с камер наблюдения передавалось в медотсек.

На экранах голографических мониторов в круговерти фантасмагорического танца мелькали бронированные фигуры, освещенные рассветным заревом тени, оплавленные пластины брони и руки, сжимавшие скорчеры или макромолекулярные клинки.

Насколько Туся сумела разобрать, бой переместился на склоны окрестных гор. Капеэсэс загнал Саава на обрывистое плато над глубоким каньоном. В это время остальные барсы, заняв позиции на нижних уступах, пытались обезвредить уцелевших пиратов. Сначала все яростно обстреливали друг друга, концентрированными пучками плазмы меняя очертания скал и устраивая небольшие камнепады. Потом у большинства закончились сменные аккумуляторы, и они сошлись в рукопашной, в каждое движение вкладывая свои обиды, ярость и злость.

Сегодняшняя схватка стала для барсов не просто реваншем за западню на болоте. Команде Шварценберга приходилось сейчас отвечать за все санитарные корабли, захваченные и взорванные другими пиратами, за транспорты с оружием и медикаментами, которых не дождался воюющий Ванкувер и даже за всех пассажиров круизных лайнеров и обитателей окраинных миров, проданных на фабрики «Панна Моти».

Пираты вины признавать не желали. Они уже не надеялись на чудо, но продолжали спорить с судьбой, цепляясь за каждый камень, обороняя любой уступ. Туся узнавала разномастные доспехи охотников за удачей, вспоминала штурм корабля Феликса и страшные дни плена, путь до лабиринта монстров и поединок на арене. Поэтому, когда очередной искатель приключений срывался со скал или превращался в кусок паленой плоти, она не испытывала ничего кроме облегчения, как в дни войны на Ванкувере, когда ей случалось наблюдать картины гибели ненавистных легионеров.

У нее сердце зашлось от волнения, когда орудовавший здоровенным куском арматуры Майло сбил с ног Пабло, пытаясь разбить его шлем. Оператору сети пришел на помощь Амир, который до этого оглушил и заковал в наручники Рика. Хотя юный единоборец действовал уверенно и профессионально, как и во время схватки с монстрами, Арсеньев, которому и самому бы хотелось оказаться сейчас на скалах, лишь недовольно нахмурился.

— Так-так! — ни к кому особо не обращаясь, протянул он. — И кто, спрашивается, выдал несовершеннолетнему броню?

— Он сказал, что ему уже есть восемнадцать! — выдавая себя с потрохами, отозвался Семен Савенков.

— Мы подумали, что этот юный герой все равно найдет возможность проскользнуть за периметр, — пояснила выполнявшая сейчас обязанности оператора Ленка Ларина. — И решили, что с броней и скорчером у него будет больше шансов вернуться живым и здоровым. Как и у остальных…

На Ленку было жалко смотреть, и Туся вполне ее понимала. Сейчас, когда пиратов отбросили от лагеря, оператор ничем не могла боевой группе помочь. Тем более, на ту верхотуру, где сражались Слава и главарь пиратов, не решался подняться ни один боец из обеих команд.

— Шварценберга не трогать! Он мой! — услышали в рубке приказ Капеэсэс, и Туся подумала, что разведчик сейчас находится в той же стадии бешенства, как в тот миг, когда увидел в установке изувеченное тело Ленки Лариной.

Вслух произносить свои размышления она не стала: Онегин и так не находила себе места от волнения. Постель ее совсем сбилась, приборы показывали тахикардию и повышение артериального давления до критических показателей.

— Слава не понимает! Шварценберг никогда не играет по-честному! — вздыхала она.

Пока, впрочем, поединок шел по всем правилам боевого флая. Картинка напоминала тренировку с виртуальным противником от первого лица, которую Тусе с Наташей показывал Клод. Для Арсеньева и других барсов, оказавшихся сейчас в роли зрителей, схватка распадалась на последовательность комбинаций ударов, блоков и захватов. Плечи воинов непроизвольно шевелились в такт движениям сражающихся, тревожа раны и причиняя боль, которой никто не замечал. Даже зная, что Слава все равно их не услышит, барсы подбадривали его, давали дельные советы.

Разведчик, впрочем, справлялся и сам, оттесняя противника все ближе к краю пропасти. Разрядившийся скорчер он оставил где-то на нижних уступах, полагаясь на быстроту верного клинка. Уже в нескольких местах на броне подразделения Кобра зияли прорехи, из которых текла кровь. Саав умело отмахивался изогнутым оружием образца Рас-Альхага, но шансов против неистового разведчика почти не имел.

Другое дело, что, как опытный шулер, он всегда имел в рукаве набор козырей. Туся, которая в этот момент как раз извлекала осколки из тела одного из раненных, не разглядела, откуда в руке пирата взамен клинка и отброшенного за ненадобностью скорчера взялся импульсный пистолет. Легкий и маломощный, он почти не применялся в боевых подразделениях, но с близкого расстояния был вполне эффективен. Сейчас его ствол был направлен Славе в грудь.

— Ну, что, сученыш мелкий, думал, взял? — переведя коммуникатор на громкую связь, рассмеялся в лицо Славе пират.

Из дула вырвалась вспышка. Однако заряд попал только в скалу. Шварценберг не знал, что его противник не только мастер спорта по флаю, но и чемпион университетского первенства по Ванкуверской жиге. И именно двойное сальто с места, которого когда-то так и не увидела Ленка, спасло сейчас Славе жизнь. Зато Шварценбергу оно стоило импульсника, который улетел в пропасть вместе с клинком, когда Капеэсэс приземлился на голову пирата, сбивая того с ног и увлекая к краю.

Барсы в медотсеке разразились аплодисментами, а Ленка на своей койке боялась вздохнуть, глядя, как пальцы пирата в перчатках с крючьями пытаются дотянуться до горла Славы. Но Капеэсэс, не сгоревший в огне и не потонувший во время скитаний по болотам, вовремя разгадал намерение и перехватил инициативу. Он боднул противника, разбив его шлем, освободился от захвата, и, всадив в шею Шварценберга клинок, перебросил его тело через себя, отправив в последний полет на дно каньона.

После гибели главаря уцелевшие пираты сдались в плен.

— Я верила в него! — в голос рыдала Ленка, пока Туся вкалывала ей ударную дозу транквилизаторов. — Славка всегда был таким бесшабашным и немного сумасшедшим.

— Немного, — покачал головой Арсеньев. — По-моему ты ему льстишь.

Остальные барсы свое отношение к победе разведчика и его товарищей выражали в куда более заковыристых и крепких выражениях, ставя на повтор и детально разбирая каждую минуту боя. Туся видела, что Арсеньеву очень хотелось бы присоединиться к обсуждению. Однако едва не в тот миг, когда тело Шварценберга достигло дна каньона, в лагерь прибыли две платформы с ранеными у Фиолетовой, и всем медикам объявили мобилизацию.

Петрович нес на руках окровавленного юношу лет шестнадцать-семнадцати, на изрубленной травяной рубахе которого еще можно было различить узор рода Могучего Утеса.

— Это Камень, — пояснил Петрович. — Помогите ему, если сможете. За него царь Афру просил. Он последний из Могучих Утесов, оставшийся в живых.

— Какой юный! — всплеснула руками Рут, помогая срезать с тела раненого остатки одежды и срочно готовя препараты крови. — Всего на пару лет старше моей Рейчел. Совсем еще ребенок.

Туся подумала, что, окажись тут рядом Наташа, она непременно рассказала бы о средней продолжительности жизни и раннем взрослении в мирах, подобных Васуки. Шейный обруч Камня уже украшало одно кольцо доблести. Значит юноша и до Фиолетовой участвовал в битвах.

Но Наташа помогала Клоду оказывать первую помощь на месте сражения. Когда же она вернулась, то не могла сдержать слез.

— Это ужасно, — всхлипывала она. — Я наблюдала десятки реконструкций, но это выглядело даже красиво. А на самом деле война — это ужас, кровь, вонь и смерть! Столько погибших, столько умирающих! Мы пытались остановить это безумие, но не успели. А если бы варрары достигли селений и больших городов?!

— Да что там реконструкции! — успокоил боевую подругу Дин. — Я такой жести и на Вакувере меньше видел. Это ж рукопашная! Брр! Сплошная расчлененка, теснота и давка.

— Особенно, когда в бой вступила эта их зенебочья кавалерия, — кивнул Ящер.

— Мало того, что варрары со всех сторон с копьями подступают, так еще приходится следить, чтобы не оказаться под копытами, — поделился ощущениями Гу Синь.

— Клода, когда он с Утесами царя защищал, так Ураганы едва не затоптали, — добавил Дин.

Клод, впрочем, на Ураганов обиду не держал и впечатлениями о битве почти не делился.

— Я его упустил! — с горечью пожаловался он Арсеньеву, и по напрягшемуся лицу Командора Туся поняла, что речь идет о Феликсе. — Не сумел найти ни среди мертвых, ни в числе пленных.

— Ты уверен, что он участвовал в битве? — не отрываясь от электронного манипулятора, сухо поинтересовался Арсеньев. — Как ты знаешь, Серый Ферзь у нас больше специалист по части ударов в спину и прочих хитрых комбинаций.

— Именно поэтому прошу разрешить мне продолжить поиск, — упрямо сдвинул брови Клод. — Воины Урагана и Земли гонят остатки варраров по бесплодным землям и через Пустыню Гнева. Там трудно затеряться.

— Я не вправе запретить, но раненые тебя точно не поблагодарят, — покачал головой Арсеньев, выразительно указывая на переполненный госпиталь и показывая свою правую руку, которая все еще отказывалась слушаться. — Мы и так навлекли на эту землю слишком много бед.

Царь Афру, впрочем, считал иначе и благодарил за избавление от поклонников темных богов, как он называл пиратов. Предав огню и земле павших, оказав необходимую помощь раненым, он пригласил «вестников Великого Се» почтить своим присутствием торжества по случаю бракосочетания его сестры и царевича Хонти. Принц страны Тумана тоже участвовал в битве при Фиолетовой и проявил себя храбрецом и надежным союзником.

— Ты посмотри, какая красота! И это все ручная работа! — восторгалась Наташа, разглядывая украшения и наряды из местных и привозных тканей, присланные царем Афру в дар «прекрасным богиням». — Кажется, я уже знаю, в чем буду выходить замуж и где, — мечтательно улыбнулась она, с довольным видом примеряя молочно-серую тунику с бирюзовой каймой, светло-синие шаровары и роскошный ультрамариновый плащ. — Не думаю, что Клод станет возражать. И в отношениях с царем пора все расставить по своим местам.

— Но разве брак, заключенный по Сольсуранскому обряду, имеет в мирах Содружества законную силу? — поинтересовалась Туся, разглядывая причудливый узор предназначенного для нее парчового плаща фисташкового цвета, прекрасно сочетавшегося с зеленоватой шерстяной туникой.

— На кораблях Звездного флота действуют правила старинного морского кодекса, и капитан во время рейса имеет право заключить брак между пассажирами или членами экипажа, — пояснила Наташа, разглаживая складки и скрепляя плащ серебряными застежками с бирюзой. — Я узнавала у твоего Командора, он не против.

Туся только грустно улыбнулась, ибо сама о заветном торжестве боялась сейчас даже мечтать.

Первые дни после битвы работа в госпитале шла такой безостановочной чередой, что им с Арсеньевым едва хватало времени на еду и сон. Однако уже тогда даже мимолетные ласки, которыми они успевали обменяться, причиняли Тусе непонятный дискомфорт. Первая же попытка близости вызвала у нее такую адскую боль, словно в нутро заливали расплавленный свинец или вбивали зазубренные копья. Очнувшись в медицинском анализаторе, она увидела рядом совершенно растерянное лицо любимого.

— Ничего не понимаю, — честно признался Арсеньев. — Все показатели, все анализы в норме. Откуда только берется эта гадость?

Туся в ужасе глянула на свои руки и грудь: на них вновь проступили ритуальные узоры. Похоже слова Наги о мести оказались не пустой угрозой.

— Что же нам делать, Саша? — всхлипнула она.

— Не знаю, — честно признался Арсеньев. — Что-нибудь придумаем. Я бы попытался еще раз, но боюсь, для тебя это закончится плачевнее арены.

И вот уже вторую неделю они спали порознь, встречаясь только в госпитале или лаборатории, ловили сочувственные, недоумевающие или даже косые взгляды коллег и друзей. А в это время школьники и их воспитатели весело проводили время на побережье, Наташа и Клод с упоением готовились к свадьбе и даже Ленка, которой, наконец, разрешили покинуть медотсек, переселилась в Славину каюту и ничуть об этом не пожалела.

Им с Арсеньевым оставалось только изнурять себя работой, из госпиталя переходя в лабораторию и обратно. Первые пробы крови, взятые у жителей травяных лесов, показали, что специалисты из научного отдела «Панна Моти» пытались выйти на связь со Шварценбергом вовсе не из желания накрыть его тайное убежище.

— Это потрясающе! — делился Арсеньев с Тусей и Клодом, которые активно участвовали в сборе и обработке материалов. — У сольсуранцев в крови есть гликопротеины антитоксина синдрома Усольцева, на основе которых можно выработать новый тип вакцины, являющейся также и антивакциной, никак не связанной с процедурой энергообмена.

— То есть, эта цивилизация уже сталкивалась с синдромом Усольцева, но в отличии от Альпареи сумела устоять? — уточнил Клод.

— Получается так, — Арсеньев кивнул. — Причем у варраров ничего подобного не обнаружено.

Туся, конечно, понимала важность этого открытия, позволявшего подвести итог годам кропотливой работы и долгих, опасных поисков. Но почему эта победа имела для них с Командором привкус боли?

— Я все равно хочу, чтобы ты стала моей женой по сольсуранскому обряду и звездному кодексу, — упрямо проговорил Арсеньев, едва Туся завела робкий разговор о планах на будущее. — Возможно, колдовство Наги не имеет силы в других мирах, и на Земле все будет нормально.

Туся хотела бы верить, но боялась разочароваться.

Помощь пришла неожиданно и необъяснимо. За пару дней до тройной, вернее уже четверной свадьбы, ибо желание вступить в законный брак по звездному кодексу высказали еще Ленка и Слава, царь Афру сообщил, что молодых хочет благословить почитаемый отшельник по имени Словорек. Этот почтенный старец редко покидает свой приют высоко в горах, но его предсказания всегда сбываются, а к советам прислушиваются мудрецы и цари.

— Стремный такой старикашка, — поделилась впечатлениями о встрече Наташа. — Посоветовал остерегаться оборотней, а потом сказал, что у меня будут две дочери от мужчин, которые стоят со мной рядом. И теперь Клод ревнует, а царь Афру опять лелеет беспочвенные надежды.

— Приветствую тебя, царь Арс. С возвращением в Сольсуран, — глядя исключительно на Командора, начал свою речь отшельник, и Туся почувствовала исходящие от него энергетические потоки, по интенсивности и силе напоминавшие взрыв сверхновой.

В груди, там, куда вонзилось копье Семма-ии-Ргла, вновь образовался ледяной сгусток. Только на это раз он не убивал, а исцелял, нес прохладу и успокоение.

— Вам поможет энергообмен, — с видом научного эксперта заявил отшельник, оправляя белоснежные рукава длинных одежд. При этом Туся была совсем не уверена, что облачение Соворека создали с помощью ткацкого станка и иглы. — И чем скорее вы проведете эту процедуру, тем лучше.

— У нас пока недостаточно ресурсов, — начал было объяснять Арсеньев, но Словорек его прервал.

— Молодой человек, — покачал он убеленной древними сединами головой. — Общение с воротилами «Панна Моти» дурно повлияло на Вас. Узнайте, что донорство в умеренных дозах тоже может принести для организма пользу. Особенно, когда речь идет о двоих. Разве любовь между мужчиной и женщиной — не есть высшая форма энергообмена?

Туся вспомнила встречу с доктором Дриведи и свое первое знакомство с установкой, после которого ненадолго обрела способность летать. Словорек между тем повернулся и к ней.

— Ты очень храбрая девочка, — продолжал он проникновенно. — Но темная энергия Наги, которую ты вобрала после ее гибели, тебя убивает.

Туся содрогнулась. Так вот в чем дело. А она еще в последние дни радовалась хорошему самочувствию и завидной неутомимости, когда работала сутками, не ощущая потребности в отдыхе или пище. Получается все это время она находилась как бы под воздействием наркотика более опасного, чем все химические препараты.

— Освободись от сомнений и поверь в себя, — с ласковой улыбкой умудренного жизнью мудреца продолжал Соворек. — Тогда ты, наконец, научишься управлять своим даром, и вы с царем Арсом сокрушите всех врагов в будущем и в прошлом.

— Заняться любовью в установке? — заинтересовалась рекомендацией отшельника Наташа. — А что? Неплохая идея! Помнишь, как Великий Асур вопил, что это позволит ему выйти на новый уровень бытия?

— Мне чужой энергии не надо, — покачала головой Туся. — Я просто хочу найти способ остаться рядом с любимым.

Погружаясь в установку, Туся готова была пережить боль, удушье, жар или холод, но вместо того почувствовала лишь мягкое движение пробегающих по телу волн. Стало легко и немного щекотно, хотелось смеяться и петь. Ощущение усилилось, когда Саша сначала осторожно, потом уже более уверенно провел рукой по ее шее, скользнул по груди и ниже, а потом привлек ее к себе.

Исходящие от ее тела импульсы восстанавливали поврежденные ткани на его правом боку, возвращали раненой руке силу и подвижность. Туся чувствовала, что сейчас могла бы излечить весь мир. Энергия тьмы уходила из нее и, преобразовываясь, наполняла аккумуляторы. И каждый миг их с Командором близости становился для нее шагом на пути к исцелению.

— Это лучше любых апсарских танцев, — поднимая Тусю на руки, констатировал Арсеньев, когда они выбрались из установки. — Обидно только, что я сам не догадался о возможностях донорства.

— Главное, получилось, — прижалась к нему Туся, ощущая покой и сладкую негу и все-таки до конца не веря.

— Ребят, а вы точно не совершали там ничего противозаконного? — поинтересовался майор Минамото, когда они с Арсеньевым на следующее утро спустились в лабораторный отсек, вызывая невольную зависть своим довольным видом.

Энергообмен не только стер с Тусиного тела даже воспоминание о постылых и постыдных узорах, но непостижимым образом унес и все болевые ощущения, поэтому продолжением стала ночь любви.

— Противозаконного? — переспросил Арсеньев, мысли которого явно пока не переключились на рабочее русло. — Что-то не так?

— Да как вам сказать, — агатовые глаза потомка самураев превратились в две щелочки, сияющие доброй хитрецой. — Просто после ваших вчерашних, так сказать, опытов, аккумуляторы оказались полным полнехоньки. Как бы не пришлось объясняться с командованием, почему мы проторчали на Васуки лишних шесть недель.

Арсеньев тоже глянул на приборы, и его глаза наоборот округлились. Корабли, аккумуляторы которых противостояние с Нагой опустошило до критических пределов, были готовы к вылету хоть нынче.

— Как говорил один умный человек, если нужно объяснять, то объяснять ничего не надо, — проговорил Командор, справившись с эмоциями. — Во всяком случае, лишать детей отдыха на побережье я не собираюсь, да и от собственного отпуска на берегу лагуны отказаться не готов, — добавил он, привлекая к себе Тусю.

Для чистоты эксперимента они еще раз повторили «энергообмен» по методике Словорека, а потом их примеру последовали Клод с Наташей, Ленка со Славой и еще несколько супружеских пар. Минамото и Савенков, жены которых находились сейчас на земле, только вздыхали и строили планы на будущее.

Конечно, о мгновенном заполнении аккумуляторов трех кораблей речи не шло, в тот первый раз Туся действительно просто избавилась от опасных излишков. Ощущение ласкающих волн, легкости и восторга у нее, правда, все равно осталось. Впрочем, тут дело было не столько в установке, сколько в том, что к ней прикасался бесконечно любимый и желанный человек. Но самое главное, что каждая пара за один раз вырабатывала энергии не меньше, чем давали сутки мучений страдальца, привитого вакциной смерти.

— Удивительно! — не мог сдержать эмоций Клод. — А в «Панна Моти» об этом знают?

— Если да, то предпочитают держать информацию в секрете, — нахмурился Арсеньев. — Вакцина смерти — это надежный механизм устрашения и шантажа, и другие способы получения энергии для змееносцев невыгодны.

— Но мы должны донести до сообщества, что они существуют! — поддержала любимого Наташа.

— Я бы тут не торопился, — Арсеньев снова нахмурился. — Конечно, «домашние» установки решили бы проблему энергоснабжения отдаленных и окраинных миров, — невольно улыбнулся он. — Однако, как здесь избежать злоупотреблений?

Туся не могла с ним не согласиться, вспоминая ужасы, которые рассказывали о домах увеселений, где жизнь обитательниц зачастую мало чем отличалась от участи смертников «Панна Моти». В мире, где существовал порок и правила корысть, любую самую благую идею могли обратить в средство принуждения и произвола.

— Я думаю, пока нам стоит поблагодарить обитателей этой планеты за оказанное гостеприимство, — предложила она. — А потом уже подумать, каким образом рассказать о результатах наших исследований, чтобы это не нанесло никому вреда.

В день праздника, облачаясь в непривычный наряд и пытаясь справиться с тяжелыми массивными украшениями, Туся ужасно волновалась и не только потому, что это было фактически ее первое знакомство с Царским градом и Дворцом владык. В отличие от Наташи, которая за это время изъездила весь Сольсуран, Туся почти не покидала лагеря, и только после праздника они с Арсеньевым надеялись выбраться к заветной лагуне под тремя лунами.

Заплетая волосы и прилаживая к серебряному венцу височные кольца, она смотрела в зеркало на зеленоглазую незнакомку с непривычной, величавой осанкой и понимала, что видела ее, но не во сне, а в воспоминаниях Великого Асура и Наги. Там этот образ был освещен огненным заревом и искажен ненавистью побежденных, но оставался узнаваемым, и это немного пугало.

— С этими косами до пояса ты выглядишь, как настоящая дочь травяных лесов, — с одобрением глянула на нее Наташа, которой, конечно, не пришлось, как Ленке Лариной, идти на ухищрения, накручивая замысловатый тюрбан, но все же добиться аутентичности не удалось.

Впрочем, для царя Афру и Клода она все равно оставалась прекраснейшей из женщин, и наряд Сольсурана только подчеркивал ее хрупкую, необычную красоту.

Туся же, наоборот, еще в лагере могла бы спокойно раствориться среди местных, если бы дочери и жены простых воинов носили серебро и парчу.

— Царица моя, — оценил ее убор Арсеньев. — Придется строить достойный тебя дворец.

— Я всего лишь пытаюсь соответствовать тому, кого тут называют царем Арсом и основателем династии, — в тон любимому отозвалась Туся.

— Для того, чтобы править, сначала придется перемещения во времени освоить, — улыбнулся ей Командор.

— Жениху в день свадьбы видеть невесту не положено! — запротестовала Наташа, увидев их вместе.

— А капитану корабля? — в тон ей отозвался Арсеньев.

На посадочной площадке их с Наташей и Ленкой уже ждал Петрович, которому предстояло доставить невест во дворец.

Туся едва не заплакала, представив на этом месте отца. Но сольсуранские свадебные причитания знала только Наташа, родители которой, хоть и находились в неведении относительно судьбы дочери, однако у единственной были живы.

Впрочем, юная исследовательница не прогадала с выбором места и времени. Сольсуранский обряд отличался красотой и поэтичностью. Здесь ни одно движение не свершалось просто так, а каждая из песен становилась благопожеланием и оберегом.

Помимо традиционного убора жених дарил невесте украшенное драгоценными камнями ожерелье с оберегами своего рода, а невеста преподносила в дар мужу сплетенную своими руками травяную рубаху. Конечно, помимо царевны Арны искусство соединения травяных волоков в прочные узлы и создания ритуальных узоров, освоила одна Наташа. У Туси на это не хватило бы времени и сил. Рубахи, предназначенные для Арсеньева и Славы, создали матери и жены раненых воинов в благодарность за лечение и защиту их сыновей.

— Удобная вещь! — оценил подарок Арсеньев.

— И легче кольчуги, хотя не уступает ей по прочности, — добавил Клод, который за время общения с Наташей и реконструкторами успел примерить броню разных эпох.

Пока волосы царевны Арны убирали в сложную прическу, закрепляя ее новый статус царевны Страны Тумана, Арсеньев сделал соответствующие записи в бортовом журнале, необходимые, чтобы брак признали в Содружестве. Потом молодые поклонились Великому Се и духам-прародителям, и начался веселый пир.

Они сидели на просторной террасе Царского дворца, вознесшейся высоко над городом и рекой. Над травяным лесом догорал закат, и слуги уже внесли светильники. Пир продолжался за полночь. Барсы отдали должное жареному на углях мясу, зенебочьему сыру и местному хмельному напитку из сброженного сока травы, называвшемуся таме. Слава Капеэсэс пытался обучить сольсуранцев движениям Ванкуверской жиги, которую танцевал сегодня исключительно для Елены Лариной.

Тусю же снова посетило не отпускавшее ее с самого утра ощущение дежа вю.

— Знаешь, Саша, — поделилась она с супругом, — мне почему-то кажется, что мы здесь уже были.

— Все возможно, — улыбнулся ей Арсеньев. — Этот мир дал ответы на столько вопросов, что я бы не отказался провести в нем остаток жизни. Разумеется, рядом с тобой.

(обратно) (обратно)

Часть третья

I

Обеденный перерыв в концерне Херберштайн соблюдался так же строго, как и другие требования режима. Даже если увлеченные экспериментом исследователи пытались остаться, в лаборатории срабатывал сигнал тревоги, будто туда проникли посторонние.

Туся отключила манипуляторы и сняла реагирующие на нейроимпульсы перчатки, с помощью которых управляла внедренными в капсид вируса нанороботами. Торопиться не стоило. До защиты диплома оставалось еще два месяца, а основная серия экспериментов была проведена и описана еще в то время, когда они с Арсеньевым нарабатывали материалы для его докторской. За время работы в концерне она в буквальном смысле стала руками мужа, помогая с манипуляциями по нейротехнологии, проводить которые ему мешал протез.

— Саша, а ты уверен, что это хорошая идея — писать диплом под твоим руководством? — поделилась Туся опасениями, заявив тему и узнав о выборе кафедры. — На меня однокурсники и так косо смотрят.

— Не вижу причин что-то менять, — пожал плечами Командор. — Ты имеешь такие же права на результаты наших исследований по антивакцине, как и мы с Клодом. Ты не просто делала пробы, готовила биоматериал и обрабатывала данные, ты фактически проводила те эксперименты, которые оказались недоступны для меня. К тому же, — он улыбнулся, — Если бы не ты, мы бы просто никогда не оказались на Васуки и не нашли этот антиген! Если академик Серебрянников и мой отец в конце концов добьются организации новой экспедиции, то ты, думаю, сумеешь набрать материал и на диссертацию.

Не по поводу ли этой экспедиции Сашу сегодня с утра вызвали в штаб Командования звездным флотом? А ведь последние два года капитан первого ранга Александр Андреевич Арсеньев занимался преимущественно научной деятельностью, активно наверстывая упущенное, и в секретных миссиях не участвовал. После возвращения с Васуки в Командовании сочли, что герой Ванкувера и борец с пиратами принесет больше пользы Содружеству, если продолжит работу по испытанию и внедрению в производство антивакцины нового образца. Тем более, право на работу с полученными в Сольсуране эксклюзивными материалами не пытался оспаривать даже Вернер, который в дела организованной для друга лаборатории почти не вмешивался.

Туся прошла бактериологический контроль и вместе с коллегами направилась к антигравитационным скоростным капсулам, переносившим сотрудников из лабораторий в зону отдыха.

Неужели прошло уже два года? Два года мирной, спокойной жизни рядом с любимым, когда будни, наполненные размеренным чередованием занятий в университете, работы в лаборатории, тихих вечеров в семейном кругу, праздников и встреч с друзьями, вызывали не скуку, а умиротворение. Туся не понимала приятельниц, которые жаловались на однообразие или устраивали домашние войны из-за пустяков. Те в свою очередь не могли поверить, что в их с Арсеньевым жизни почти не находится места взаимным упрекам и выяснению отношений. Особенно, если учесть, что они еще и работали бок о бок.

— Как ты выносишь его характер? — недоумевала Мишель. — Он же настоящий тиран и зануда. Не терпит возражений и гнет свое, пока не сломает. Не понимаю, где он находит этих одержимых, которые способны выдерживать его непомерные требования.

Туся только улыбалась. О коллективе единомышленников, которых собрал вокруг себя ее супруг, в концерне ходили самые невероятные слухи. Поскольку Арсеньеву приходилось использовать в работе электронные и лазерные манипуляторы старого образца, его коллег тотчас окрестили старообрядцами или даже сектантами, ибо авторитет Командора считался непререкаемым. Однако чаще всего их отдел характеризовали как «лабораторию строгого режима». И Туся понять не могла, почему элементарные требования аккуратности и точности, которые считал естественными не только прошедший выучку подразделения «Барс» Арсеньев, но и ее отец, у некоторых коллег вызывают чуть ли не оторопь.

— Алекс, это ученые, а не солдаты! — вставала на защиту своих сотрудников Мишель, пытаясь погасить очередной конфликт со смежниками из-за ошибок в расчетах или испорченных биоматериалов. — А исследователям нужна свобода.

— Не путай творческий поиск с разгильдяйством, — не соглашался с графиней Командор. — Я не понимаю, почему люди, имеющие ученую степень, не в состоянии грамотно сделать то, что доступно даже студентам.

Если такие разговоры происходили в ее присутствии, Туся испытывала странное дежа вю: Арсеньев непроизвольно копировал своего учителя. Она слишком хорошо помнила, какими неприятностями нередко оборачивался крутой и вспыльчивый нрав профессора Усольцева, и вслед за Мишель пыталась эти вспышки раздражения, чаще всего вызванные усталостью и обманутыми ожиданиями, нейтрализовать.

— Саша, ну так же нельзя! Ты рассуждаешь предвзято и необъективно!

— А разве я не прав? — возражал Арсеньев, с легкой завистью наблюдая за ее манипуляциями с РНК синдрома Усольцева. — Почему вы с Клодом вечно должны выполнять работу, находящуюся в ведении других отделов?

Приходилось соглашаться. Задержки и огрехи по чужой вине и вправду нервировали. А ведь им с Клодом приходилось совмещать работу с учебой по двум специальностям, которые, особенно на старших курсах почти не пересекались.

И все-таки в пользу избранного Арсеньевым стиля руководства говорили результаты. Всего через полгода титанического труда новая антивакцина прошла первые тестовые испытания, и можно было уже начинать первые согласования по поводу сертификации и запуска препарата в производство.

— Выполнить такой объем работ в кратчайшие сроки! — довольно улыбался Вернер. — Алекс, признайся, ты точно используешь трофейную установку энергообмена только в исследовательских и лечебных целях?

— Мы не на Рас-Альхаге, и методы змееносцев для нас неприемлемы, — пожимал плечами Арсеньев.

— Просто в нашей лаборатории сотрудник, пришедший на работу с опозданием на пятнадцать минут, — делился опытом Клод, — как правило застает на своем рабочем месте заведующего. И это обычно неплохо стимулирует.

Туся с грустью вспоминала, что именно так поступал ее отец.

Проносясь в капсуле мимо установленного над центральным входом в концерн атомного хронометра, Туся невольно сверила время на наручном планшете, недавнем подарке супруга. Развернув экран, она на всякий случай пролистала ленту сообщений. Однокурсницы спрашивали, как вставлять в дипломную презентацию объемную модель с усложненной графикой. Ольга Викторовна Арсеньева справлялась об успехах, надеялась, что они с Андреем Ильичом успеют вернуться к ее защите.

Саша ничего не писал, даже в межсеть сегодня не заходил. И то обстоятельство, что его с утра вызвали в штаб при помощи коммуникатора, наполняло сердце необъяснимой тревогой и предчувствием грядущих бед.

Нет, она не имела права жаловаться. Им подарили целых два года абсолютного счастья.

Коллеги, деловые партнеры и даже некоторые друзья, включая Мишель, могли сколько угодно пенять Арсеньеву на крутой нрав и неуживчивость. Туся-то знала, что во всей вселенной нет человека более доброго, чуткого и надежного. Расставшись даже на несколько часов, как, например, сегодня, они оба немедленно начинали скучать. Не случайно в любые поездки на конференции и симпозиумы Саша брал ее с собой под почти смехотворным предлогом, что опыт общения с деловыми партнерами или ведущими учеными ей будет полезен.

— Обычно люди не всегда выдерживают без конфликтов и медовый месяц, а у вас дело идет к тому, чтобы отметить медовый год, а потом и десятилетие, — не могли нарадоваться на них близкие.

— Не хочу загадывать, — поделился Командор, подарив ей на вторую годовщину заколку с розовыми жемчужинами, намек на ее имя и просто красивую вещь, — но я бы не отказался провести рядом с тобой и медовый век.

Конечно, у этой идиллии существовала и другая сторона, о которой знали немногие. Просыпаясь в холодном поту из-за того, что во сне ей привиделся гибельный взгляд агатовых глаз Великой Жрицы или в груди разлился холод копья Семма-ии-Ргла, Туся успокаивалась в объятьях любимого, слушая его ровное, спокойное дыхание.

Когда же призраки прошлого являлись к Командору, перенося его на арену Васуки, в окопы Ванкувера или в заброшенный док, Туся не всегда даже могла прибегнуть к телесному контакту, ибо временами это было просто опасно. Чудо, что ее первый опыт на буксире закончился приятным недоразумением, а не травмой. Правда, теперь для того, чтобы дотянуться до сознания Командора, ей уже не требовался стресс.

Их мысленное общение, очень удобное в совместной работе, даже близких друзей доводило до белого каления.

— Так нечестно! Когда больше двух, говорят вслух! — возмущался Клод, которому временами приходилось просто угадывать направление мыслей наставника или просто действовать на свой страх и риск.

— Алекс, такими темпами вы с Маргаритой скоро разучитесь формулировать и излагать свои мысли, — предостерегал Вернер. — А ведь ей еще диплом защищать, да и твоего выступления на конференции памяти нашего учителя никто не отменял.

В самом деле, чаще всего они с Командором, уловив цепочку ассоциаций, передавали друг другу яркие, объемные картинки — образы еще не оформленных в слова намерений. Тусе и вовсе, чтобы понять любимого, достаточно было поймать двигательные импульсы, посылаемые его мозгом, а затем перенаправить это движение к пальцам рук.

— Самое главное, чтобы на защите Рита не отправила оппонента куда-нибудь на Аляску или вообще в черную дыру, — беззлобно шутил Клод, вспоминая ее подвиги на Ванкувере и Васуки.

На Земле, конечно, Туся ничего подобного себе не позволяла и способности, которые она практически научилась контролировать, тренировала исключительно в закрытых помещениях и в отсутствии посторонних. Другое дело, что иногда, забывшись, она начинала управлять нанороботами, не используя перчатки оператора, или, не поднимаясь из-за рабочего стола, притягивала пробирки с реагентами или стекла с биоматериалом.

Выбравшись из капсулы, Туся спустилась в нежно опекаемый графиней Херберштайн ботанический сад, который окружал ресторанный дворик. В любое время года под освещенным фитолампами куполом климат-контроля здесь висели спелые плоды апельсинов, персиков и манго, расцветали орхидеи, розы, анемоны, амарилисы и другие цветы Земли. Рядом с ними, соседствуя с многоцветными гибридами и невероятными порождениями бурной фантазии генных инженеров концерна, красовались сильфидские аксимениомилы и астеросконы, алел Ванкуверский папоротник.

Недавно здесь появился и уголок травяного леса, совсем небольшой и скорее напоминающий островки растительности в краю болот, нежели бескрайние просторы Сольсурана. Хотя тогда на Васуки, не считая злоключений в храме Наги, свадебного пира и десятидневных каникул у моря, она практически не покидала лагерь, эта странная планета вспоминалась Тусе куда чаще, чем Ванкувер, на котором она прожила целых пять лет.

Древнее эхо, живущее под гулкими сводами Царского дворца, рассказывало ей о временах царя Арса и его борьбе с Великим Асуром. Ветер травяных лесов, качающий в гнездах доверчивых серебрянок, напевал ей о временах Золотого века, когда двенадцать народов Сольсурана, пережив разрушительную войну с поклонниками Тьмы, вернулись в родовые твердыни, с благодарностью храня двенадцать строк потаенной части Предания — тайну Молний Великого Се.

— Это вполне естественно, — успокаивал Арсеньев. — Ванкувер сейчас все стараются забыть, в то время, как Васуки у нас почти каждый день обсуждается и в новостях, и в беседах с друзьями. Да и в лаборатории мы пользуемся материалом, полученным именно там.

При этом Туся точно знала, что во сне он тоже гуляет по стране травяных лесов, причем по таким закоулкам, в которые не забиралась даже вездесущая Наташа.

Впрочем, кое в чем Саша был прав. Хотя вопрос об организации полномасштабной научной экспедиции пока повис в воздухе, судьба Васуки обсуждалась не только на заседаниях Совета содружества, но и на ассамблеях Совета галактической безопасности. Дело в том, что почти сразу после обнародования официальных данных спасательной миссии Арсеньева-Савенкова-Минамото о своих правах на планету заявили змееносцы.

— Вы понимаете, какая катастрофа постигнет уникальную цивилизацию Васуки, если планету присоединит Рас-Альхаг? — не находила себе места от тревоги Наташа Серебрянникова-Дюбуа-Херберштайн. — Что будет с Сольсураном и его жителями?

— Тут, пожалуй, времена набегов Саава медом покажутся, — соглашался с молодой женой Клод, который не только переживал за друзей из травяных лесов, но и опасался, что данные по уникальному антигену, которые они добыли потом и кровью, окажутся в распоряжении «Панна Моти».

— Открытое противостояние с Альянсом может привести к новой войне, — хмурился Арсеньев. — К тому же, у «Панна Моти» и других забот хватает.

В самом деле, внедрение в производство обеих серий антивакцины сильно подточило позиции Корпорации в том числе в сфере омоложения. Хотя попавшиеся на удочку «Панна Моти» чиновники Содружества, опасаясь огласки, не решались в открытую обращаться в концерн Херберштайн, умница Вернер нашел возможность через третьих лиц организовать сеть клиник, где клиентам гарантировалась полная анонимность.

Кроме того, совет Галактической безопасности, откликнувшись на неоднократные запросы гвельфов, к вящей радости Цоца-Цолы, наконец, принял резолюцию, осуждающую оккупацию змееносцами Сильфиды. В совете Содружества всерьез рассматривался вопрос об оказании законным представителям планеты военной помощи, и Сашины товарищи из Звездного флота ждали только приказа.

И все же Туся в полной мере разделяла опасения друзей по поводу судьбы Сольсурана, ибо точно знала о том, что змееносцы в обход межпланетных норм высаживались на планету и, возможно, уже вели там поисковую деятельность.

В день свадьбы после возвращения из Дворца Владык Арсеньев показал объемистую коробку, в которой в вакуумных чехлах лежали четыре из восьми прабабушкиных фарфоровых балерин.

— Это Галкин подарок на нашу свадьбу, — голос Командора прозвучал виновато. — До сих пор не могу себе простить, что не сумел тогда ее уговорить.

— Но ты же не мог ее похитить, — Туся мягко накрыла его ладонь своей, отодвинув коробку.

Вскоре статуэтки заняли свое место в их нынешней квартире в Граце по соседству с Сашиными наградами и собранными им еще в отрочестве гербариями уникальной флоры Альпареи. Когда же они с Арсеньевым отмечали годовщину свадьбы, им прислали еще одну коробку без обратного адреса. На черном бархате обивки, напоминая кладбище ампутированных конечностей в полевом госпитале, лежали обломки остававшихся у Галины на Рас-Альхаге четырех балерин.

Криминалисты из управления Разведки, которых тотчас вызвал Арсеньев, обнаружили на обломках и упаковке свежие следы ДНК Феликса. Впрочем, и без них было понятно, что такой подарок-угрозу мог прислать только Серый Ферзь. Каким образом ему удалось выбраться с Васуки и где он скрывался до отлета кораблей спасательной экспедиции Командора, оставалось загадкой. Особенно если учесть, что Клод и Слава с другими разведчиками продолжали поиски по всем возможным направлениям и перевернули вверх дном весь край болот.

— Не переживай, милая, восстанавливать керамику по черепкам дело привычное. Это же почти как детский пазл. Главное, чтобы все фрагменты были на месте, — успокаивал находящуюся в истерике Тусю Андрей Ильич, забирая обломки на реставрацию.

Очень скоро балерин восстановили в их первозданном виде, так что даже самый внимательный взгляд не нашел бы изъяна. И все же, подходя к полке с семейным достоянием, Туся с трудом сдерживала слезы. Расставляя статуэтки в том порядке, в котором они стояли в родительском доме на Земле и в квартире на Ванкувере, она невольно вспоминала сестру.

Бедная Галка! Что с ней стало? Феликс наверняка дознался о судьбе первых четырех статуэток. И почему только сестра, не выдав Арсеньева, отказалась от его помощи?

Добравшись до ресторанного дворика и минув уголок тропиков, где от запаха восточных пряностей и дуриана кружилась голова, Туся по привычке заглянула в кантину «Цветущий папоротник». Здесь они с Сашей чаще всего обедали. Удобное сидение, поддерживая спину, тотчас приняло форму ее тела, к столику подъехал дрон-официант. На подносе, источая домашний умиротворяющий аромат, ее уже дожидалось мясо в соусе из желтовики, подрумяненные побеги папоротника, овощи и травяной чай. Обычно Туся не жаловалась на отсутствие аппетита, однако сейчас ее замутило. Что с ней такое сегодня? Это все нервы. Не иначе. Надо сделать глубокий вдох и убедить себя в том, что ничего страшного не происходит. Но почему сердце колотится безумным триммером и доводов разума слушать не желает. Ох, хоть бы этот вызов в штаб и в самом деле был связан с экспедицией.

Минут через десять до кантины добрался Клод, которого в лабораторном корпусе задержал кто-то из коллег, а потом пожаловала и Мишель. Одна, без Вернера.

— Его тоже вызвали с утра, — пояснила графиня. — Что-то серьезное и срочное.

— Это по поводу экспедиции на Васуки? — пролепетала Туся, чувствуя, как мягкое сидение под ней превращается в каменный жертвенник храма Наги.

— Не знаю. Вряд ли, — покачала головой Мишель. — Вернер мне ничего не сказал.

Граф Херберштайн и Арсеньев вернулись только к концу рабочего дня.

К этому времени Туся была близка к предобморочному состоянию. Нанороботы ее не слушались, опыты шли вкривь и вкось. Она поминутно отвлекалась, разворачивая экран планшета, чтобы увидеть пустую ленту сообщений. Она уже собиралась прибегнуть к псионике, хотя прекрасно понимала, что ее визит в сознание может отвлечь Сашу от чего-то важного, но в это время получила от него короткое послание: «Еду в лабораторию. Есть разговор».

— Алекс, что у вас? Что опять приключилась? — раньше нее подступила к пришедшим с вопросами графиня.

Туся только молча пододвинула мужу тарелку с едой. Она с одного взгляда поняла, что во рту у него еще с утра не было ни крошки.

— На Сербелиане вспышка синдрома Усольцева, — непонимающим взглядом уставившись на аппетитный стейк, отозвался Арсеньев. — Уже более четырех сотен заразившихся. И это реально зафиксированные случаи, а не фальсификация, как на Ванкувере. Если не предпринять экстренных мер, эпидемия может перекинуться в другие миры.

— Совет Содружества созвал экстренное совещание по организации необходимых мер помощи и усиления эпидемиологического контроля во всех мирах, осуществляющих сообщение с Сербелианой, — добавил Вернер, залпом осушив стакан апельсинового сока и взяв с подноса еще один. — К нам обратились с просьбой провести срочную вакцинацию населения планеты и введения сыворотки тем из заболевших, кого еще можно спасти.

— Но погодите, — перебил графа Херберштайн Клод. — На Сербелиане же сейчас находятся Славка с Ленкой. И они уже полгода не выходили на связь.

Туся с досадой подумала, что в последнее время стала законченной эгоисткой. Как она могла забыть?

После повторной свадьбы, которую им всем пришлось сыграть уже на Земле по категорическому требованию Мишель, Ольги Викторовны и Наташиной мамы, Капеэсэс и его избранница обустроились в доме на Трубеже рядом с Савенковыми и Петровичем. Ходатайством Командора и Вернера Ленка стала участницей программы защиты свидетелей и активно сотрудничала с Командованием. Ее усилиями не только были очищены от пиратов подходы к коридорам на Паралайз и другим курортам, но и перекрыты многие каналы сбыта живого товара.

Около года назад Капеэсэс и Онегин получили задание Командования проверить деятельность алмазодобывающих компаний, которые на Сербелиане контролировали все сферы и фактически управляли планетой. Поначалу Слава и Ленка регулярно общались с друзьями по межсети, показывали дом и роскошный виноградник: по легенде Капеэсэс и его жена прибыли на Сербелиану, чтобы изучать виноделие и постичь искусство изготовления знаменитого сербелианского игристого. Однако примерно два месяца назад общение внезапно прервалось, и все попытки выяснить судьбу разведчика и оператора терпели неудачу.

— Совет собрал совещание как раз благодаря Ленкиному сообщению, — поделился с друзьями Арсеньев. — Кроме того, насколько я помню, Капеэсэс был привит, еще когда вступили в подразделение «Барс». Елена же оказалась первым человеком, на котором пришлось испытать антивакцину. Стало быть, иммунитет у нее тоже должен был остаться. В любом случае, им оттуда уже не выбраться. Все порты планеты перекрыты.

— А вы когда вылетаете? — Мишель изо всех сил старалась, чтобы губы у нее не дрожали, но получалось плохо.

Она все-таки сумела задать этот вопрос, в то время, как Тусину гортань сдавил нервный спазм, в горле все пересохло, и ей пришлось взять с подноса еще один стакан с соком, чтобы не закашляться.

— Как только соберем людей и оборудование, — бесстрастно отозвался Арсеньев.

— Все необходимые согласования уже получены, — пояснил Вернер. — Осталось только подготовить документы на участников экспедиции. Лаборатория Алекса отправляется в полном составе.

Туся, которая как раз только что сделала глоток, едва не подавилась. Она думала, ей придется молить Арсеньева не оставлять ее одну, напоминать о том, чем обернулась их разлука в прошлый раз, а решение, оказывается, приняли без нее. И она не собиралась его оспаривать. Вот только сердце продолжало заходиться, а перед глазами черным предзнаменованием затмения или кометы мелькали картины одна страшнее другой: модули походного госпиталя, затопленная шахта и аквариумы, заполненные людьми. При чем здесь аквариумы? «Саша, ты не должен туда лететь! Это ловушка.» Но доказательств она не имела, и слова, невысказанные, примерзли к губам, как губы на морозе примерзают к железу.

(обратно)

II

Раскинувшийся на берегу теплого океана столичный Кимберли, как и другие города алмазного пояса Сербелианы, с первого взгляда поражал своей респектабельностью. Стильные офисные здания и роскошные особняки буквально утопали в тропической зелени, привлекая пышностью ухоженных садов. Расположенные на хорошо продуваемых теплым ветром склонах окрестных гор виноградники олицетворяли изобилие, а береговую линию окаймлял обширный пляж, готовый предоставить отдыхающим развлечения на любой вкус.

От пестроты крыльев тропических птиц и огромных бабочек рябило в глазах. Крикливый гомон попугаев и мартышек звучал победным славословием, а гроздьями свисающие с деревьев благоуханные орхидеи навевали Тусе с Арсеньевым нежные, томительные воспоминания, заставляя переглядываться и крепче переплетать руки.

— Вы только посмотрите, какой песок! — всю дорогу от космопорта восхищался Дин.

— И все шезлонги оборудованы не только тентами с датчиком солнца, но и подключены к линии доставки! — похвастался сопровождавший гостей мэр Кимберли и губернатор провинции господин ван Бастен.

— А волны-то, волны! — вторил другу и сводному брату фанат серфинга Пабло, наблюдая за местными любителями оседлать соленые гребни.

— Неужели вся эта красота — результат терраформирования? — не мог скрыть удивления Семен Савенков.

— Наши ученые использовали опыт Марса, Титана и Паралайза, чтобы создать уникальную экосистему, — с готовностью объяснил гостям губернатор.

— Более пятидесяти лет назад после разведки недр здесь был проведен титанический труд по размораживанию запасов воды и созданию благоприятной для возникновения жизни атмосферы, — продолжил он рассказ уже во время торжественного приема, устроенного в честь прибытия миссии эпидемиологов. — Обратите внимание, два крупнейших материка расположены в наиболее комфортной для проживания тропической зоне и омываются океаном. Этому, конечно, способствовал и рельеф, но когда делали расчеты, наши предшественники сознательно проводили серию ядерных ударов в залежи гидратов с учетом того, чтобы океан располагался в наиболее комфортной для человека зоне.

— Насколько я помню, для создания атмосферы Марса тоже был использован ядерный потенциал Земли времен Холодной войны, — поддержал беседу Клод.

— И это был первый успешный опыт преобразования планеты под нужды людей, — кивнул губернатор, явно польщенный осведомленностью собеседника. — На полярных материках Сербелианы условия, конечно, тяжелые, — продолжал он. — Зато нет такого дисбаланса, как на Паралайзе, где в погоне за теплым, комфортным климатом едва не затопили всю планету водой.

— Использование водяных ресурсов из древних ледников таит в себе не только угрозу полного затопления суши, — нахмурился Арсеньев. — Сейчас большинство моих коллег сходится к тому, что вирус синдрома Усольцева попал в атмосферу, когда колонизаторы Альянса Рас-Альхага размораживали полярные шапки для терраформирования планеты Кали.

— Даже не говорите в моем присутствии о змееносцах, — сердито замахал руками губернатор. — Мы разорвали с Кали и Сансарой всякое сообщение! А уж после того, как «Панна Моти» через подставных лиц пыталась скупить акции «Кимберли инкорпорейтед» я и вовсе не желаю слышать об этих мошенниках. Спасибо нашим операторам межсети. Аферу удалось предотвратить. Рекомендую, Ольга Ленская, мастер взлома и защиты информации.

С этими словами он представил гостям недавно вошедшую в зал Ленку Ларину. Хотя Туся в первый миг едва не бросилась через весь зал, чтобы обнять и расцеловать подругу, убедившись, что не грезит наяву, предостерегающее рукопожатие Арсеньева ее отрезвило. Также пришло осознание, что Ленка явилась на прием одна, а ведь Славка в прежние годы не пропускал ни одной тусовки.

— Супруг этой прекрасной дамы в настоящее время в командировке по делам поместья, — пояснил господин ван Бастен. — Надеюсь, вы сумеете скрасить ее одиночество.

В течение следующих двух часов им всем пришлось ломать комедию, ведя пустую светскую болтовню. Ленка сделала вид, что польщена знакомством со знаменитой Маргаритой Усольцевой и создателями антивакцины, и остальные ей подыграли. Она напропалую флиртовала с Дином и Пабло, объясняла Семену Савенкову, Арсеньеву и Клоду тонкости производства Сербелианского игристого, с увлечением обсуждала с Тусей последние модные новинки. Она выглядела очень веселой и возбужденной, только в глубине светлых глаз ядовитой змейкой затаилась тревога.

— Слава не в командировке. Он пропал около двух месяцев назад.

Этой страшной новостью Ленка сумела поделиться лишь по окончании приема по дороге к ее дому, когда они, наконец, сумели отделаться от посторонних. Увы, в создавшейся ситуации приходилось следовать легенде и держать лицо.

— Как это произошло? — сухо спросил Арсеньев.

Ленка зябко пожала плечами, хотя дувший с моря бриз нес только приятную прохладу.

— Отправился на встречу с информатором в Мурас и не вернулся, — ответила она сухо, словно боялась, что и здесь ее могли подслушать. Хотя под сенью олеандров прятались только цикады, а пальмы и вовсе ритмично перестукивались, ведя какой-то свой разговор.

— Мурас — это, кажется, название поселка горняков, в котором вы с Капеэсэс обнаружили какие-то нарушения, — припомнил Клод.

— Нарушения? — переспросила Ленка. — Это слишком мягко сказано. Вы попросите вас туда отвезти, и посмотрите на реакцию того же елейного господина ван Бастена, который до сих пор пытается делать вид, что ситуация с эпидемией под контролем.

— То-то он битый час нам рассказывал про создание атмосферы и заманивал видами местных пляжей, — кивнул Семен Савенков. — Я тоже подумал, что он просто пытается нас куда-нибудь спровадить.

У Туси сложилось похожее впечатление. Словечко «moeras», которое она выхватывала, улавливая мысли и эмоции чиновников, ассоциировалось с чем-то грязным, постыдным и опасным, вызывая буквально панический страх. «Только бы они не узнали про Мурас», — бесконечно повторял губернатор.

— Командование в курсе? — поинтересовался Арсеньев, начиная медленно закипать.

Туся его понимала: в официальных документах, которые они получили на Земле, упоминался только лакированный Кимберли, а про очаг эпидемии сообщалось весьма туманно.

— О ситуации в Мурасе мы сообщали неоднократно, — поскучнев, ответила Ленка. — Вместо реакции получали отписки, а то и нагоняй. В Совете предпочли поверить докладам господина ван Бастена, которому «Кимберли инкорпорейтед» по его акциям выплачивает просто умопомрачительные дивиденды.

— А про Славу ты говорила?

Елена покачала головой.

— Я теперь не уверена в надежности нашего канала. Нас уже дважды пытались взломать. У корпорации хорошие операторы, которые не просто так получают немалые деньги.

Она не выдержала и все-таки расплакалась. Сбросив все маски, она предстала перед друзьями в почти забытом со времен Васуки облике испуганной, измученной ожиданием женщины, которая понимает, что сейчас любое ее действие может привести к непоправимым последствиям для мужа.

— Неужели «Панна Моти» даже после разрыва всех контрактов и консульских отношений сует свой нос в дела Содружества? — возмутился Дин.

— При чем тут «Панна Моти»?

Глаза Ленки мгновенно высохли:

— Я говорю о «Кимберли инкорпорейтед».

— Но вы же сотрудничаете с ними? — удивился Пабло. — Раскрыли какие-то махинации.

— И нам этого не простили, — веско вымолвила Ленка.

— Понимаете, Сербелиана — типичный окраинный мир, хотя и в составе Содружества, где главы корпораций контролируют все сферы жизни вплоть до межсети, — устало рассказывала она, сидя уже на террасе окруженного виноградниками просторного дома. — Вы не представляете, какую битву тут пришлось выдержать, прежде чем удалось передать обращение в Совет с просьбой о помощи. Я даже думала прибегнуть к старым навыкам взлома, если бы не понимала, насколько это в сложившейся ситуации опасно.

— Но разве местные власти и владельцы компаний не понимают, что синдром Усольцева — это не то заболевание, которое может пойти на убыль само? — на этот раз своего недоумения не сумел скрыть Клод, которому еще на первых курсах вдолбили прописные истины насчет поведения в районе эпидемий.

— Просто им есть, что скрывать, — с ненавистью глядя на деловой центр столицы алмазного пояса, жестко отозвалась Ленка. — Мы с самого начала работы здесь говорили о необходимости серьезного расследования на уровне Совета, — продолжила она, чуть не плача. — Но с нас требовали доказательств. Славе почти удалось их добыть… Теперь один из ключевых свидетелей мертв, а про Капеэсэс мне намекнули, что, если я хочу увидеть его живым, должна сидеть тихо и отказаться ото всех поисков.

— Может быть, пора уже вызывать подкрепление? — предложил Семен Савенков.

Туся, полностью с ним соглашаясь, с мольбой глянула на мужа.

— Сами справимся. Не впервой, — проворчал Арсеньев. — И не думайте, что за два года исследовательской деятельности мы с Клодом утратили хватку. Навыки оперативной работы вспоминаются быстро!

— Посетите больных и начинайте вместе с другими врачами вакцинацию, — обрисовал Тусе и Клоду их ближайшие задачи Арсеньев. — Мы с Семеном и Дином наведаемся в этот их Мурас. Пабло займется межсетью.

Перед отходом он обнял Тусю:

— Справишься, малыш? Что-то ты какая-то бледная.

Туся неопределенно кивнула, не зная, что ответить. С утра ей действительно нездоровилось, подкатывали тошнота и слабость, но нагружать этими мелочами любимого сейчас не хотелось.

— За вас переживаю и за Славу, — совершенно искренне ответила она.

— Да отыщем мы Капеэсэс, даже не думай! — ободряюще улыбнулся ей Командор, предусмотрительно надевая под неброский комбинезон «Кимберли инкорпорейтед» тонкую арамидовую броню. — Не такой он человек, чтобы позволить себя убить.

Больных в Кимберли оказалось немного и их состояние не вызывало опасения. Сыворотки на всех хватало, да и с вакциной сложностей на душу населения планеты не намечалось. Другое дело, что напуганные жуткими рассказами о злоупотреблениях «Панна Моти» люди саму идею прививки нередко воспринимали в штыки.

— Я не для того покинул принадлежащую Альянсу планету Кали, чтобы на территории Содружества из меня все равно сделали батарейку! — возмущался оператор проходческого комбайна, колоритный толстяк в пестрой рубашке, прибывший на вакцинацию в окружении толпы мартышек.

С ним был полностью согласен и владевший роскошным особняком главный инженер горно-обогатительного комбината, который поначалу попытался натравить на Тусю с Клодом дронов-охранников. Увидев непроизвольно развернувшийся в руке молодого барса макромолекулярный клинок, хозяин дома умерил свой пыл, но позиции сдавать не собирался.

— Знаем мы эту вашу вакцинацию, — пробурчал этот достойный муж семидесяти лет, приглаживая аккуратно подстриженные седеющие волосы. — На Ванкувере тоже сначала объявили эпидемию, потом сами знаете, чем все закончилось!

— Еще бы мы не знали, — отозвалась Туся, сдвигая линзу шлема костюма бактериологической защиты так, чтобы собеседник видел лицо. — Я Маргарита Усольцева, — представилась она. — Это Клод Дюбуа — активный участник спасательной операции на Ванкувере и наследник графа Херберштайн.

— Я следил за освобождением узников Корпорации и преклоняюсь перед вашим героизмом, — смягчился инженер. — Но это ваш отец, открыв вакцину, запустил тот порочный круг бесчеловечных преступлений и геноцида.

— Мы этот круг пытаемся разорвать, — заверила его Туся.

— Новая вакцина не только создает иммунитет к синдрому Усольцева, но и нейтрализует действие вакцины смерти, — пояснил Клод.

— Тогда вам надо прививать не нас, а голодранцев из Мураса, — посоветовал инженер, все-таки согласившись на вакцинацию. — Основной очаг эпидемии находится там.

При этом от Туси не укрылось, как напряглось лицо сопровождавшего их чиновника эпидемиологической службы.

На этот раз положение спас Клод. Он тоже поднял линзу шлема и обезоруживающе улыбнулся:

— Была б наша воля, мы бы привили ею не только всех граждан Содружества, но еще и обитателей окраинных миров, и даже жителей Альянса. Перед смертью все равны.

Туся хотела его поддержать, но вновь почувствовала дурноту. «Что-то непохоже это на обычное недомогание, — подумала она, спешно нагнетая под маску кислород. И задержка уже больше допустимой». Впрочем, заняться собственным состоянием ей так и не удалось. Они работали с Клодом и другими врачами весь день, а вечером вернулся Арсеньев.

— На планете не три сотни заболевших, а более четырех тысяч! — устало проговорил он. — И условия жизни в Мурасе — даже не каменный век, а что-то уж совсем невообразимое. Я теперь понимаю, с кем попытался схлестнуться наш бравый Слава, и мне за него действительно страшно.

— Что делать, Саша, — мягко улыбнулась мужу Туся, разогревая для него ужин. Ей самой есть совершенно не хотелось. — Больных будем лечить. И Славу отыщем.

Когда флаер достиг городских окраин, она поняла, почему чиновники так боялись их визита. Стыдливо жмущийся к рабочим пригородам поселок больше всего напоминал лагерь беженцев, вполне оправдывая свое название. К десятку недостроенных многоэтажек городской окраины в хаотическом беспорядке лепились бесконечные ряды сооруженных из самого невероятного хлама лачуг, в которых отсутствовали элементарные удобства.

Отвратительная вонь открытых выгребных ям и гниющих пищевых отходов, в которых рылись бродячие собаки, свиньи и бабуины, заглушала даже душные, терпкие запахи тропических растений. Тонны мусора и нечистот ежедневно попадали в каналы и реки, где хозяйки стирали белье и купались местные ребятишки. Неудивительно, что самые первые пробы воды показали обилие таких вредоносных микроорганизмов, которых на Земле и в большинстве развитых миров считали исчезнувшими реликтами, вроде мамонтов и стеллеровой коровы.

У Туси в голове не укладывалось, что в мире, не охваченном войной, люди могли прозябать в столь жалких условиях. А в это время владельцы алмазных шахт и их топ-менеджеры соревновались друг с другом, возводя помпезные дворцы и создавая элитные сорта сыров и вин. Хуже всего, что обитатели трущоб даже не пытались бороться, не без оснований полагая, что станет только хуже.

— Не надо никуда ничего сообщать! Ни в какие Советы, — опасаясь грозного Командора, пытавшегося на корню пресечь такое безобразие, умоляла Тусю изможденная, исхудавшая женщина, в свои тридцать лет похожая на старуху.

— Здесь у нас по крайней мере есть работа и крыша над головой! И мне не надо торговать своим телом, чтобы прокормить детей, — добавила она, указывая на троих рахитичных, золотушных ребятишек, которые копошились в пыли возле вросшего в землю элекара, служившего этой семье домом.

Двое мальчишек пытались починить разбитого кибера-уборщика, которого явно притащили со свалки. Девочка играла со сломанным шуршаликом. Кибер-пет был кем-то уже выпотрошен, набит подручными материалами и зашит, и только умильные глазки по-прежнему поблескивали, как живые.

— Раньше мы жили на полярном материке, где добывают никель, — продолжала рассказ их мать, вымачивая к обеду маниок. — Вот там точно была жуть: все, что мы с мужем зарабатывали, а там нас оформили как положено со всеми документами, шло на покупку теплых вещей и отопление. А потом правление решило заменить всех рабочих дронами, и нас просто выставили на улицу.

— Да нам тут грех жаловаться, — шамкая беззубым ртом, соглашалась с ней соседка, измельчавшая мякоть хлебного дерева при помощи ручного блендера, явно собранного из деталей от разных моделей. — Здесь есть рынок, клуб, в котором по субботам устраивают танцы и показывают голографические фильмы, и даже больница, — указала она на обшарпанное строение, больше напоминавшее средневековый чумной барак, в котором здоровые лежали вперемежку с заболевшими из-за недостатка места в тесном помещении.

Скудость обеспечения этого учреждения медикаментами заставила Тусю вспомнить Ванкувер и пиратский корабль. Но тут для обезболивания не давали даже наркотиков. Операции проводили при помощи скальпеля и часто на живую, раны зашивали нитками. Инструменты стерилизовали в железных баках или протирали спиртом, а вместо анализаторов использовали проржавевший электрокардиограф и аппарат ультразвукового исследования образца позапрошлого века, какие Туся прежде видела только в музеях.

— Почему вы упустили столько времени и даже не попытались ничего предпринять? — негодовал Арсеньев, срочно развернув в Мурасе госпиталь и вызывав в поселок главу санитарно-эпидемиологической службы. — Разве сложно было мобилизовать врачей и начать вводить сыворотку? — указал он на десятки людей, которые метались в жару и бреду, пачкая серые тюфяки гноем и кровью или медленно задыхались из-за того, что пустулы выступили не снаружи, а внутри.

— Мы не могли начать работу в Мурасе, поскольку этого поселения просто не существует на карте, — оправдывался чиновник, чья фамилия Глюк контрастировала с его обреченным, печальным видом. — У большинства жителей не только нет медицинской страховки, они даже не внесены в базы Содружества. Они такие же невидимки, как и их дома. В своем большинстве это маргиналы и аутсайдеры со всех уголков галактики. Искатели сокровищ, которые ринулись на Серебелиану в поисках легкой наживы, когда были открыты алмазные россыпи.

— Да по мне хоть пираты окраинных миров! — не выдержал Арсеньев, которому на Васуки, несмотря на всю неприязнь, пришлось оказывать помощь членам команды Шварценберга, получившим ранения при задержании. — Вы разве не понимаете, что, если не искоренить этот очаг, эпидемия захватит всю планету? Вам что, мало примера погибшей десять лет назад колонии на Лее или едва не обезлюдевшего Марса? Или ваши врачи забыли о существовании клятвы Гиппократа?

— Ох, не говорите мне об искоренении, — горько вымолвил чиновник. — Вы думаете, я не обращался в правление «Кимберли инкорпорейтед»? Мне сказали, что планета и так перенаселена, поэтому жителей поселка лечить вообще не стоит. Если большая часть из них умрет, нам только спасибо скажут. Поэтому единственное, что нам оставалось, локализовать эпидемию и выставить санитарные кордоны.

— И все-таки я не понимаю, почему нельзя этих людей нормально оформить, построить жилье, провести коммуникации? — недоумевал Клод.

— Вы слишком многого, молодой человек, хотите, — печально вздохнул герр Глюк. — Я помню Сербелиану в первые годы после терраформирования.

Лицо чиновника расцвело в улыбке, глаза подернулись ностальгической поволокой.

— Алмазы превратили безжизненный, затерянный в космосе геоид в цветущий сад. Но они же теперь губят планету! Каждая кимберлитовая труба — это каверна, сочащаяся гноем людских пороков. То, что вы видите — это лишь надводная часть айсберга, а те, кто пытается нырять вглубь, рискуют просто не выплыть.

— Он недоговаривает, — мрачно заметила Ленка, которая, пользуясь тем, что линзу костюма бактериологической защиты можно сделать зеркальной, присоединилась к миссии. — Маргиналов тут не больше десяти процентов. И они нужны корпорации для того, чтобы держать народ в страхе. Остальные — бедолаги из самых разных миров, которым посулили золотые горы и бросили на произвол судьбы. Теперь им ничего не остается, кроме того, как ежедневно спускаться в шахту или копаться в грязи на россыпях. При том, что согласно официальным данным на всех шахтах работают дроны.

— Но ведь машинный труд — это более выгодно, — не сумел скрыть удивления технофил-Дин. — Людям нужно хоть сколько-то платить.

— В этом-то и загвоздка, — хмыкнула Ленка. — Конечно, дронов использовать дешевле с точки зрения производительности труда, но в случае стопроцентной механизации, добыча кимберлитовой руды полностью находится под контролем Содружества, и все алмазы проходят сертификацию. А незаметно взломать программное обеспечение не получается пока и у здешних зубастых операторов.

— Так-так, — покачал головой Семен Савенков. — Стало быть, мы имеем дело еще и с контрабандой.

— А рынком сбыта нелегальных алмазов, я так полагаю, являются Кали и Сансара, — добавил Арсеньев. — Оттуда, видимо, синдром Усольцева и занесли.

— А я еще понять не мог, почему очаг поражения так странно локализован! — воскликнул Клод.

— «Де Бирс» и другие компании, занимавшиеся добычей алмазов еще до выхода за пределы солнечной системы, слишком дорожат репутацией, — пояснила Ленка. — Поэтому в Ньив-Амстердаме и Новоякутске добыча почти полностью легализована, и со змееносцами они уже давно не подписывали никаких контрактов. В то время, как «Кимберли инкорпорейтед» сотрудничала с Альянсом со времен первых разработок. А на россыпях и при добыче вручную действительно сложно осуществлять контроль. Нам со Славой удалось кое-что тут раскопать. Он как раз нашел человека, который обещал помочь раскрыть всю цепочку.

Ленка не выдержала, замолчала, чтобы снова не разрыдаться.

— Это сильно осложняет дело, — нахмурился Арсеньев. — Если Слава все-таки жив, и его вывезли на Рас-Альхаг, вырвать его из лап «Кобры» будет проблематично.

— Почему я не удивляюсь, что любая наша исследовательская миссия заканчивается спецоперацией, — вздохнул Семен Савенков.

— Спецоперацией она не заканчивается, а осложняется, — нахмурился Арсеньев. — Здесь четыре тысячи больных и невесть сколько инфицированных, и нам их в любом случае придется лечить.

Туся не могла с не согласиться с любимым. Несколько суток почти без перерыва она вводила сыворотку, прижигала и обрабатывала пустулы и открытые раны, занималась реанимацией. Кажется, даже на Васуки и Ванкувере она меньше уставала. Хотя костюмы бактериологической защиты были оснащены терморегуляцией, постоянно приходилось подкачивать кислород, чтобы не упасть. Тошнота выматывала хуже бессонницы. Но самое главное, что не хватало сил закрывать сознание, и вспышки чужой боли буквально сбивали с ног. Она ведь сама все это пережила в детстве.

«Мама, мамочка, как больно и страшно! Эти проволоки, они повсюду! Вытащите трубки! Они мешают мне дышать!» — алмазным сверлом врезались Тусе в мозг эмоции и обрывки мыслей маленькой девочки, которую уже не спасал даже аппарат для вентиляции легких, а сыворотка была введена слишком поздно.

— Если я поправлюсь, мама обещала мне купить гравидоску, — делился с доброй «тетей врачом» бледный до прозрачности малыш, который дышал и ел уже самостоятельно.

— Здесь так красиво, а Вы похожи на ангела. Мне бабушка рассказывала, они летают среди звезд, — с восхищением разглядывал белые стены стерильного бокса походного госпиталя пациент постарше, который сюда попал из первобытной хижины, построенной из бамбука и пальмовых листьев.

— Такими темпами ты и вправду скоро станешь ангелом, — отстранил Тусю от работы Арсеньев после того, как она едва не потеряла сознание прямо в боксе интенсивной терапии. — Нельзя себя так изнурять. Я добился особого мандата, скоро сюда прибудут врачи из Новоякутска и Ньив-Амстердама. Нам продержаться еще пару дней.

Он отвел ее в ординаторскую, потом в отделение диагностики.

— Не нравится мне твой вид. Ты точно не подхватила никакой инфекции?

Результаты обследования его сначала озадачили, потом развеселили.

— Вот это инфекция так инфекция, — с улыбкой облегчения покачал он головой, передавая Тусе результаты теста, который ей следовало пройти еще неделю назад. — Но тут мы хотя бы знаем, как лечить, — добавил он, заключая любимую в объятья.

— Еще скажи, что через девять месяцев пройдет само, — в тон мужу отозвалась Туся, заливаясь румянцем.

Карта Сербелианы от Сумеречного Эльфа

(обратно)

III

«Саша, у нас будет ребенок!» Эти слова Туся мечтала произнести даже не с момента их первой близости, а еще с тех дней, когда провожала Арсеньева на Альпарею, а потом долгие месяцы ждала, терзаясь неизвестностью. Она смаковала их на губах, почти ощущая их сладковатый молочный вкус и запах детской макушки.

Да что там говорить. Саша и так ее еле убедил не нагружать себя дополнительными заботами и спокойно закончить университет. При этом ему еще пришлось выдержать настоящую борьбу с Ольгой Викторовной, которая, устав все время переживать за сына, а теперь еще и за невестку, хотела поскорее увидеть внуков.

И вот теперь, когда общие мечты сбылись, Туся не ощущала почти ничего кроме растерянности и страха. Ну почему в этой жизни все самые светлые и радостные события либо скомкиваются, либо происходят просто не вовремя.

— Саша, прости, я не виновата, — она боялась даже поднять глаза, пока Арсеньев, с профессиональным интересом изучив результаты тестов, колдовал над анализатором. — Мы же вместе решили, что необязательно ждать окончания экзаменов. Потом началась эта суета, подготовка, сборы, досрочная защита… Там же столько всего в эти две недели спрессовалось!

— Да кто ж тебя винит, — поцеловал ее Арсеньев, ненадолго отрываясь от монитора. — Я тоже хорош. Начисто забыл о существовании такой вероятности, когда комплектовал состав экспедиции. И теперь тебя даже на Землю не отошлешь. Все космопорты Сербелианы закрыты.

— Если что, синдромом Усольцева я уже переболела и обладаю иммунитетом, — напомнила Туся.

— А как насчет остальных инфекций, которых в Мурасе не счесть? — скептически глянул на нее Арсеньев. — Одни геморрагические лихорадки чего стоят. Здесь такая нищета и антисанитария, что я не удивлюсь, если в какой-нибудь из трущоб обнаружится вирус исчезнувшей оспы, которая по клиническим проявлениям близка к синдрому Усольцева. И это считается благополучный мир в составе Содружества, алмазная Голконда, центр виноделия и почти что курорт.

— Саша, ну ты же понимаешь, что сейчас даже временная нетрудоспособность одного специалиста обернется десятками, а то и сотнями потерянных жизней.

— Ты в первую очередь должна думать о себе и ребенке, — строго глянул на нее Арсеньев, увеличивая изображение плода. — Ты не хуже меня знаешь, что плацента человека практически проницаема для всех изученных в настоящее время вирусов.

— На этой стадии развития у эмбриона и плаценты-то толком нет, — невольно улыбнулась Туся разглядывая крошечное, похожее на головастика существо с жаберными дугами и щелями, которому предстоял долгий путь превращения в человека. — Но ты же не запрешь меня на борту корабля? — проводя рукой по животу, в попытке обнаружить место, где сейчас обреталось их дитя, с мольбой глянула она на супруга.

— Запер бы, если бы не знал, что это бесполезно, — покачал головой Арсеньев. — Придется тебе пока проводить вакцинацию в благополучных кварталах Кимберли. А еще лучше и вовсе перейти на лабораторную работу. Такими темпами у нас может обнаружиться дефицит сыворотки, да и опыты для проверки эффективности применения разных типов вакцины никто не отменял. Поживешь пока у Елены, поддержишь ее. Вот только ее саму впору эвакуировать.

— Она никуда не поедет, пока не вернется Славка, — вздохнула Туся.

— Если он вернется! — поправил ее Арсеньев, делая вид, что изучает изображение на мониторе. — Не стоит строить иллюзий, обманывая подругу и себя.

— Но я действительно его видела, — нахмурилась Туся.

— Верхом на кутулухе и во главе отряда повстанцев? — Арсеньев скептически хмыкнул.

Туся и сама понимала, что ее видение могло оказаться просто дурацким сном. Кутулухи, эти пернатые млекопитающие, находящиеся в отдаленном родстве с утконосами и прирученные для перевозки людей и грузов, водились исключительно в мирах Альянса, а на планетах Содружества встречались даже не во всех зоопарках.

— Ты пойми, — голос Арсеньева прозвучал устало. — Сейчас, когда с мирами Альянса нет никакого сообщения Слава мог попасть на Кали или Сансару только не по своей воле, особенно если учитывать обстоятельства его исчезновения. Тем более, для «Кобры» он слишком ценный «улов».

Хотя Туся все доводы уже слышала, на этот раз ее организм решил дать сбой. Она почувствовала озноб, а внизу живота начались сокращения и толчки, не предвещавшие ничего хорошего. Арсеньев глянул на монитор, мгновенно оценил ситуацию и тихо выругался, пытаясь подобрать оптимальную дозу лекарства. Хотя в Мурасе и на Сольсуране ему уже случалось принимать роды и лечить разные осложнения, в этой области он имел все-таки недостаточно навыков. Туся зажмурилась и попыталась расслабиться, глубокими равномерными вздохами стараясь снять напряжение.

— Я тоже очень хочу, чтобы Слава вернулся, только не могу понять, где его искать, — сделав инъекцию и продолжая контролировать ее состояние с помощью анализатора, проникновенно вымолвил Арсеньев.

Туся чувствовала, что спазм потихоньку уходит, но опустившуюся на плечо руку мужа приняла с благодарностью. Как только горячая, мозолистая ладонь переместилась на живот, толчки сразу прекратились. Арсеньев убедился, что кризис миновал, свернул монитор и потер воспаленные глаза. В последние дни хорошо, если удавалось урвать несколько часов для сна.

Туся понимала, что продолжение разговора может закончиться для нее новым приступом, но не могла успокоиться, не проговорив все возможные варианты:

— Я знаю, что Ленка вместе с другими агентами облазила все окрестности, несколько раз спускалась в шахту, но ничего так и не смогла обнаружить, — стараясь абстрагироваться от эмоций, сказала она. — При этом на горно-обогатительный комбинат ей проникнуть все равно не удалось. Там уровень охраны не хуже, чем на фабрике «Панна Моти» в Новом Гавре. У всех сотрудников существуют ограничения в уровне доступа, включая главного инженера, которого мы тогда вакцинировали.

— И это, конечно, вызывает вопросы, — проверив ее пульс, согласился Арсеньев. — Что происходит на фабрике такого, чего не должен знать даже главный инженер? А поскольку в деле замешаны змееносцы, на выходе может оказаться любая мерзость, сколько бы здешние чиновники ни делали вид, будто ничего не происходит. Я не удивлюсь, если воротилы Альянса на самом деле и являются настоящими владельцами «Кимберли инкорпорейтед». Сколько бы господин ван Бастен ни пытался нас разубедить.

— Значит ты думаешь, что Славу все-таки вывезли на Рас-Альхаг? — спросила Туся.

Она хотела выбраться из анализатора самостоятельно, но Саша не позволил: бережно подхватил ее на руки и перенес на кушетку.

— В случае, если его раскрыли, это наиболее вероятный исход, — поделился он невеселыми соображениями, укутывая Тусю в плед и подкладывая под голову подушку. — Хотя мне очень хотелось бы ошибаться. В конце концов, в поисках канала контрабанды алмазов он мог оказаться и в одном из окраинных миров.

— Каналы межсети существуют далеко не на всех планетах, — согласилась Туся.

— Вспомни, как мы сидели на Васуки, пока родные школьников, да и мои родители вместе с Вернером сходили с ума, терзаясь неизвестностью, и какой плач стоял в эфире, когда мы все-таки вышли на связь.

— Мишель тогда промочила слезами не менее двух сотен батистовых платочков с монограммой, — Туся решила ему подыграть.

— Мама тоже, — кивнул Арсеньев. — Эх, телепортировать бы тебя сейчас на Землю под их присмотр, — вздохнул он, запечатлев на ее губах нежный поцелуй.

— Но на Сербелиане закрыты все порты, — улыбнулась Туся, взяв любимого за руку и положив его ладонь под щеку вместо подушки.

Лекарство начало действовать и по телу развивался приятный покой. Другое дело, что вместе с ним пришло и жуткое желание спать, а ведь у нее в планах было посетить еще несколько десятков пациентов. Впрочем, она уже понимала, что ей сейчас действительно необходим отдых.

Туся прикрыла глаза, не в силах более сопротивляться накатывающей на нее дремоте и попыталась осмыслить или хотя бы прочувствовать свое новое состояние. Но мысли путались и запинались. А перед глазами вместо блаженных видений грядущего материнства крутились забрызганные кровью и гноем стены боксов, прорывающиеся пустулы, которые не успевали прижигать дроны-санитары, надрывное дыхание больных.

Потом боксы превратились в аквариумы установок энергообмена. Туся точно знала, что находятся они не на Кали или Сансаре, а здесь, в Мурасе. Она увидела переоборудованную под подстанцию заброшенную шахту, куда каждый день привозили десятки людей. Туся изо всех сил вглядывалась в лица обреченных, но так и не нашла среди них Славу. Зато в какой-то момент в зеленоватом мутном мраке коллоида увидела Командора…

— Мой ребенок не будет лежать под одной крышей со всяким отребьем! Я не понимаю, почему у клиники, в которой у нас на два года вперед оплачена страховка, отозвана лицензия! Это самоуправство!

Истеричный женский вопль вывел Тусю из ее странной дремы, которая, как и следовало ожидать, вместо отдыха принесла только мучительный страх.

Сметя всю охрану, в кабинет диагностики ворвалась увешанная бриллиантами холеная женщина, в своей ярости похожая на врезающийся в плотные слои атмосферы метеорит.

— Что случилось? — не поднимаясь с места, обернулся к незваной посетительнице Арсеньев.

— Моя Ингрид не будет лежать в вашей богадельне вместе с детьми проституток и воров! — воинственно потрясая острым и длинным, как шпиль собора, накладным ногтем погрозила она.

Туся ее узнала. Это была жена финансового директора шахты, госпожа Свенсен, чья маленькая дочь поступила сегодняшним утром в их госпиталь в крайне тяжелом состоянии.

— У нас оплачена страховка в прекрасной комфортабельной клинике на побережье!

— Которую вчера закрыли постановлением Организации здравоохранения Содружества за многочисленные нарушения эпидемиологической безопасности, — бесстрастно глядя беснующуюся даму, кивнул Командор.

— Как и десятки городских больниц! — возмущенно воскликнула жена директора.

Хотя для Туси эта информация оказалась полной неожиданностью, она решила не подавать вида и в перепалку пока не ввязываться.

— Кто сказал Вам, что больницы закрыты?

На лице Арсеньева не дрогнул ни единый мускул.

— Все отделения стационаров и амбулаторий Кимберли работают. Кроме инфекционных, — веско добавил он. — Их деятельность пришлось приостановить из-за многочисленных нарушений.

Туся не верила своим ушам. Конечно, комфортабельные одноместные палаты элитных клиник Кимберли мало напоминали боксы интенсивной терапии, но все-таки требования изоляции там соблюдались. С другой стороны, она ничего не могла сказать о системе вентиляции и стоков. Увы, вирус синдрома, названного именем ее отца, обладал такой же летучестью, как возбудитель кори.

— Вы это специально подстроили! — голос женщины прозвучал шипением разъяренной гадюки. Причем она даже не спросила о состоянии дочери, ее коробила сама мысль о ненадлежащем соседстве.

— Отнюдь, — Арсеньев оставался само спокойствие. — К такому выводу пришли специалисты экстренно созванной чрезвычайной комиссии, состоящей из врачей, прибывших вчера из Новоякутска и Ньив-Амстердама. Мы не имеем права ради комфорта нескольких десятков заболевших из числа истеблишмента подвергать опасности целый город и особенно людей, проходящих лечение в других отделениях. Вакцинация еще не завершена. Как только недочеты будут устранены, инфекционные отделения во всех клиниках заработают в полном объеме. Надеюсь, к этому времени эпидемия пойдет на убыль. А пока все больные, включая Вашу дочь, получат в нашей миссии медицинскую помощь в полном объеме.

— Но вы должны были развернуть госпиталь в Кимберли, где сосредоточено основное количество честных налогоплательщиков.

Жена директора так напирала на слове «честных», что Тусе стоило немалого труда сдержать саркастическую улыбку.

— Мы развернули миссию там, где находится основное число больных, и люди больше всего нуждаются в помощи, — пожал плечами Арсеньев. — На два учреждения до того, как подключились врачи из других городов, у нас просто не хватало специалистов. Благодарите власти планеты за то, что занизили данные по количеству заболевших.

— Но моя дочь, вы могли бы разместить ее на корабле, — сильно подведенные глаза женщины, в которых Туся не заметила слез, хитро заблестели. — Я заплачу.

— Это исключено, — холодно глянул на нее Арсеньев. — У нас существует строгий регламент, запрещающий нахождение на борту посторонних в случаях, если нет необходимости экстренной эвакуации.

А ведь после битвы при Фиолетовой в медотсеке корабля проходили реабилитацию несколько десятков тяжелораненых сольсуранских воинов.

— Саша, ну девочка ведь не виновата, — после ухода директорской жены обратилась к мужу с увещеваниями Туся, обеспокоенная тем, что он наживает новых влиятельных врагов.

— При чем тут девочка, — Арсеньев сделал вид, что ничего не происходит. — Клиники Кимберли действительно не рассчитаны на противостояние вирусам, подобным синдрому Усольцева.

— Тебе же действительно предлагали организовать госпиталь в городе, по всем правилам на базе одной из больниц.

— И лишить помощи девяносто процентов нуждающихся? — не смог сдержать раздражение Арсеньев — Может быть, пообщавшись поближе, эти коммерсанты поймут, что их рабочие — тоже люди.

— Саша! Тебе не кажется, что ты сражаешься с ветряными мельницами? Почему надо всегда идти в лобовую? Можно подумать, других способов решать конфликты нет?

Туся едва не плакала. Она привыкла к его конфликтам в лаборатории, но здесь открытая конфронтация могла привести к непредсказуемым последствиям. Неужели Саша это не понимал? И он еще грозился запереть ее на корабле, призывал подумать о ребенке.

Арсеньев бережно поправил ее одеяло, забрал у дрона-посыльного поднос с фруктами и печеньем, которые заказал, видимо, когда она спала.

— Не такие уж это мельницы, — нехотя признался он. — За те дни, пока мы тут работаем, Мурас уже дважды пытались с разных сторон поджечь. А вчера Дин, Семен и Пабло предотвратили попытку взорвать госпиталь. Кому-то очень не нравится наше присутствие.

У Туси упало сердце. И она еще смела его упрекать. Она, конечно, ничего не знала, но могла бы догадаться. Если Саша действовал жестко, этому всегда имелись веские причины.

— Неужели дело в антивакцине? — поежилась она, вспоминая свой сон, который вполне мог оказаться явью.

— С чем это связано, я пока не знаю, — уклончиво отозвался Арсеньев. — Но пока в любом случае следует предпринять какие-то меры безопасности.

— То есть эта Ингрид и другие больные из богатых кварталов останутся здесь в качестве заложников? — догадалась Туся, чувствуя, как кончики пальцев начинают дрожать, а сердце вновь сжимается темными тисками ужаса.

— На войне как на войне, — жестко отрезал Арсеньев.

Хотя он настоятельно рекомендовал Тусе отдохнуть и обещал зайти попозже, желание спать как рукой сняло. В крови гулял адреналин, стресс требовал какого-то выхода, а попытка его обмануть при помощи фруктов и сладостей закончилась новым приступом тошноты. Поэтому, честно пролежав около получаса, Туся поднялась с кушетки и отправилась к выходу из ординаторской. Она как раз собиралась облачиться в костюм бактериологической защиты, чтобы дальше идти к больным, когда ей на руки прыгнула невесть откуда попавшая в госпиталь мартышка. Испуганный зверек вскочил к ней на плечи, потом запутался в волосах и начал метаться, отчаянно вереща.

Туся хотела уже позвать на помощь, когда чья-то уверенная рука освободила ее от нежданного визитера.

— Вот ты где! Попалась! — прозвучал над ухом смутно знакомый голос.

Мартышка послушно разжала лапки, прихватила с подноса спелое манго и с невозмутимым видом уселась на плече хозяина, в котором Туся с удивлением узнала оператора проходческого комбайна, которого вакцинировала еще в первый день их работы.

— Приношу свои извинения, — начал было оператор, но тут над его ухом прозвучал сердитый голос Ленки Лариной:

— Эркюль! Ты опять за свое? Сколько тебе повторять, что это не только совершено ненадежный способ, но еще и опасный?!

В руках она держала маленький жилетик со множеством кармашков, явно потерянный мартышкой. В кармашках обнаружилось несколько горстей необработанный алмазов.

— Подумаешь, — ничуть не смутившись, пожал плечами Эркюль, забрав одежку, пока мартышка, разбрызгивая сок, с аппетитом поедала манго. — Все равно алмазы ворованные. А отбирать награбленное незазорно. Так хоть на доброе дело пойдут. Должен же кто-то бедолагам из поселка помогать, если для хозяев прииска они всего лишь расходный материал и живые батарейки.

Услышав про батарейки, Туся насторожилась. Этот человек уже говорил похожие слова.

— Но ты пойми, что своими действиями ты подвергаешь риску не только себя, но и всю нашу агентуру, — продолжала наседать Ленка. — Если попадешься, учти, я не буду тебя вытаскивать! — пригрозила она горе-дрессировщику.

— Что тут происходит?

— И почему в служебных помещениях посторонние?

Обеспокоенные шумом, в ординаторскую заглянули Арсеньев и Савенков с Дином.

— Это не посторонние. Эркюль наш агент, — на пару тонов ниже представила Ленка повелителя мартышек. — Надежный человек и преданный товарищ. Вот только идеи у него одна безумнее другой, и он с маниакальным упорством их осуществляет.

— Понимаете, я придумал безотказный способ транспортировки алмазов в обход охраны «Кимберли инкорпорейтед», — воодушевился Эркюль, с удовольствием пожав все три протянутых ему руки.

Туся с удивлением обнаружила, что ростом и шириной плеч он не уступает Командору, разве что фигурой напоминает антарктического тюленя или слизня с Альпареи.

— Вы же знаете, всех работников прииска прежде, чем выпустить за ворота, тщательным образом обыскивают, — скармливая мартышке еще одно манго с подноса и извлекая откуда-то из недр комбинезона еще пару обезьян поменьше, продолжал Эркюль. — Заглядывают, простите, во все дыры, не спрятали ли чего. А всякое мелкое зверье беспрепятственно шастает повсюду и даже проходит сквозь энергетическое поле, которое рассчитано на людей.

— Умно придумано, — усмехнулся Арсеньев, позволяя одному из зверьков перебраться к нему на плечо и с заинтересованным видом рассматривая жилетку.

— Вот и я говорю! — воодушевился, услышав похвалу, Эркюль. — За все время, пока я работаю, ни одна мартышка задержана не была.

— Но зачем Вам столько алмазов? — поинтересовался Савенков, и Туся подумала, что тоже хотела бы задать этот вопрос.

— Да и как Вы собираетесь их сбывать? — добавил Дин.

— О, не волнуйтесь, каналы у нас надежные, — погладив мартышку, обезоруживающе улыбнулся Эркюль. — А алмазы идут на дело революции.

— Эркюль у нас романтик, — пояснила Ленка, — новоявленный Робин Гуд. Грабит богатых и кормит бедных.

— Нам бы еще немного денежек подкопить, прикупить оружия и можно начинать восстание.

— Здесь? — не поняла Туся, внутренне готовая эту идею поддержать.

— На Кали, — как само собой разумеющееся заявил Эркюль. — «Панна Моти» перешла все границы, и этому надо когда-то положить конец.

— То есть Вы хотите сказать, что сведения о том, что в последние годы «Панна Моти» проводит полномасштабный геноцид населения планет Рас-Альхага, недалеки от истины? — осторожно отодвигая нацелившуюся на его скорчер любопытную обезьянку, поинтересовался Семен Савенков.

— Какой там недалеки, — едва не смахнув с полки ряд пробирок, воскликнул Эркюль. — Ближе некуда. Где ж им еще, спрашивается, сырье для установок брать после того, как Содружество отказалось от услуг «Панна Моти», а ваши корабли перекрыли воздух пиратам? Здесь в Мурасе пятьдесят процентов переселенцев — как и я, беженцы с планет Рас-Альхага.

— А кто ж тогда революцию будет делать? — с легким укором глянул на эмоционального агента Дин.

Тот лишь развел руками.

— Эти придурки из нижних каст полагают, что такова их судьба, и даже не пытаются бороться, — пояснил он, не скрывая досады.

Поскольку Эркюль так и излучал миллион разнообразных эмоций, Туся сама не заметила, как оказалась в его воспоминаниях. Она увидела поселок, копию Мураса, только окруженный полями, обработка которых проводилась самым примитивным способом. Кое-где виднелись ржавые машины вроде допотопных тракторов, но большинство крестьян пахали на кутулухах или просто мотыжили землю вручную. Среди последних обнаружился и окруженный мартышками Эркюль. Он только недавно перебрался на Кали из какого-то окраинного мира, и теперь не мог понять, ради какой такой лучшей доли он покинул родную планету. Все разговоры с крестьянами заканчивались ничем. Селяне либо опасливо косились по сторонам, пытаясь зажать смутьяну рот, либо печально разводили руками.

— Вся надежда на кшатриев, которых эти проклятые брахманы просто достали, — продолжал Эркюль, — Но высшим чинам все равно, каким образом получают энергию для плазменных установок, а младшие офицеры и рядовой состав и сами ходят под угрозой отправки на фабрику.

Туся вспомнила, что именно страхом за свою жизнь и семьи оправдывали свои преступления на Ванкувере легионеры, хотя большинство из них вроде того же Ларсена сотрудничали с «Панна Моти» из желания заработать. С другой стороны, старый лис не только снабдил их группу оружием и фактически спас жизнь Сереже Савенкову, но, перейдя на сторону восставших, помог группе Корзуна прорвать оборону сектора, а потом еще выносил из горящих бараков больных и стариков. А ведь до него был Викрам и другие активисты подполья.

— Вот если бы на Кали, Сансару и другие планеты переправить эту вашу антивакцину, и привить ею рабочих и солдат, — поделился соображениями Эркюль, — тогда бы брахманы у нас поплясали. Хотя сначала и здешним коммерсантам неплохо бы мозги вправить. Пока они вслед за Ванкувером не продали змееносцам Сербелиану.

— Ты что-то узнал? — прервала этот бурный поток сетований и пожеланий Ленка.

— Про поджигателей? А что тут узнавать? — вместо ответа Эркюль передал ей одну из мартышек, в жилет которой оказалась вмонтирована камера. Такие же устройства оказались и у других обезьян. — Тут записи переговоров, голограммы исполнителей.

— А что насчет руководства? — мгновенно напружинился, как перед прыжком, Арсеньев.

— Все они, голубчики, тут засветились, — расцвел в улыбке Эркюль. — Компромат стопроцентный. Мои мохнатые агенты знают свое дело! — он ласково потрепал обезьянку по загривку.

— Ну, у вас тут и агентура, романтик на романтике, — едва только за дрессировщиком мартышек закрылась дверь покачал головой Савенков.

— Только не хватает банданы с портретом товарища Че, — добавил Дин, вспоминая знаменитую повязку Капеэсэс.

— Там не бандана, а целая толстовка имеется, — не оценив шутку, на полном серьезе пояснила Ленка. — Просто Эркюль носит ее только в сезон дождей.

— Главное, что работу свою выполняет на совесть, — бегло пролистав доставленные записи, удовлетворено заключил Арсеньев. — А там пускай хоть в паранджу замотается.

— Что-то действительно ценное? — вопросительно глянул на архив Савенков.

— Вполне, — кивнул Арсеньев. — Если эти сведения выложить в межсеть, кому-то из здешних воротил точно не поздоровится.

— Мы с Пабло готовы в любой момент, — сверкнула глазами Ленка, с мстительным видом изучая запись.

— Вы, кстати, узнали что-то новое по поводу энергоснабжения горно-обогатительного комбината? — спросил между тем Арсеньев.

— Энергозатраты соответствуют нормам добычи и переработки, — развел руками Дин.

Арсеньев кивнул:

— Что и требовалось доказать. Стало быть, нелегальный забор и обогащение руды снабжается энергией из какого-то другого источника.

— Ты думаешь, Саша, они используют установки энергообмена, и потому пытаются помешать нашей работе по вакцинации в Мурасе? — не сумела скрыть ужаса Туся.

Мысль о том, что после Ванкувера на территории Содружества кто-то вновь позарится на дешевую и эффективную биоэнергию человеческого организма не укладывалась в голове.

— Маргиналы и прочие неучтенные — очень удобное сырье, — недобро осклабился Арсеньев.

Туся потянулась за одеялом, пытаясь побороть вновь накатывающую из темноты грядущего ледяную волну тревоги. Занятая больными, она и не предполагала, что ее друзья параллельно продолжают начатое Капеэсэс расследование, и от мысли о тех силах, которым они бросали вызов, ей и маленькой жизни внутри становилось не по себе. Арсеньев увидел, что с ней происходит, усадил ее на кушетку, с которой она недавно пыталась сбежать, бережно укутал, принялся согревать руки, словно пытался убедить, что все будет хорошо.

В это время Ленка едва ли не с отчаянием изучала расчеты Савенкова и Дина:

— Как я и говорила, не к чему даже придраться, — понурилась она. — По нашим данным, количество добытой и переработанной руды занижается в разы, а по статистике все сходится, и мы до сих пор не можем ничего обнаружить.

— А сведениям Эркюля и других нелегалов все равно никто не поверит, — добавил Семен Савенков.

— Да и не станут они давать никаких показаний, — веско вымолвила Ленка, выразительно проведя ребром ладони по горлу.

— Значит надо добыть доказательства, чтобы было что предъявить! — Арсеньев возвысил голос, в запальчивости с силой стиснув Тусины ладони, которые все еще держал в своих. — Я уверен, что установки находятся даже не на комбинате. В Мурасе батальон боевых роботов можно спрятать.

— Но наши агенты все обыскали, — в отчаянии всплеснула руками Ленка. — Если только Слава что-то обнаружил, да не успел сообщить, — пряча мигом намокшие глаза, тихо добавила она.

И словно вестник солнца и надежды, потрясая золотистыми кудрями, в которых запутались ворвавшиеся вместе с ним лучи полуденного светила, в ординаторскую, запыхавшись, вбежал ошалевший от радости Пабло:

— Ребята! Он вернулся! Славка вернулся! Он жив и почти здоров!

(обратно)

IV

— Поглоти меня бездна! Где этот придурок?!

— Держите меня, иначе я набью ему лицо, чтобы впредь знал, как доводить до инфаркта жену и друзей!

На какое-то время ординаторская потонула в безумном оре невнятных возгласов и междометий. Дин и Семен вопили так, что в дверь стали заглядывать оказавшиеся поблизости врачи из соседних отделений и дроны-охранники, запрограммированные реагировать на любой подозрительный шум.

— Революция уже началась? — добавляя сумятицы, влетел в помещение укротитель мартышек, держа в одной руке заряженный скорчер, а другой придерживая воинственно горланящих обезьянок.

Ленка ничего не сумела сказать. Она просто опустилась рядом с Тусей на кушетку и горько расплакалась, бесконечно повторяя:

— Живой! Неужели он живой?

Словно боялась поверить.

Туся обнимала подругу, говорила что-то глупое и ободряющее, а сама не могла понять, где же столько времени скрывался отчаянный разведчик.

Арсеньев эйфории друзей не разделял:

— Что значит почти здоров? Если Слава ранен, почему он до сих пор не в операционной?

Пабло замялся:

— Мы его доставили сначала в отделении фильтрации. Клод сейчас проводит первичную санобработку. Даже у здешних голодранцев я не видел такого количества насекомых.

— Отведите меня к нему! Я сама, — вскинулась Ленка.

— Лучше приготовьте какие-то лекарства, одежду и еду, — остановил ее Пабло. — Хотя я даже не знаю, можно ли ему сейчас есть что-то кроме сильфидских пилюль.

В это время раскрылась дверь, и Клод ввел в ординаторскую закутанного в банное полотенце Славу. Тот еле передвигал ноги, а мягкая, толстая ткань в нескольких местах уже набухла кровью, вызывая у Туси невольные ассоциации с Ванкувером и их первыми часами в каюте корабля Вернера.

От бедного разведчика остались только глаза и нос. Удивительно, как он все еще двигался. Следы от лазерных плетей, частично подсохшие, частью совсем свежие перемежались с многочисленными ссадинами и царапинами. Кожа на запястьях и щиколотках была стерта до мяса. Такие следы Туся видела в Карантинной зоне Нового Гавра у пленных барсов, проведших несколько недель в магнитных наручниках. И все же Капеэсэс был жив и даже свободен, а информация, которой он поспешил сразу поделиться, заслуживала, чтобы ради нее хватить лиха.

— Я их нашел, — с трудом шевеля разбитыми, растрескавшимися губами, вымолвил Слава. — «Кимберли инкорпорейтед» прячет установки энергообмена в шахте заброшенной трубы «Альтаир».

Туся вздрогнула. Она никак не могла привыкнуть к тому, что ее сны чаще всего оказываются пророческими.

— Быть такого не может! — вскинулся Эркюль, так что одна из мартышек чуть не свалилась с его плеча. — Кимберлитовая трубка «Альтаир» давно затоплена. Руководство корпорации сочло, что выгодней приостановить добычу, чем постоянно откачивать воду.

— Я тоже так думал, — не без труда отстранив готовую омыть слезами каждую из его ран Ленку, с горечью отозвался Слава. — Пока не оказался на подземной выработке, которой ни по одним документам не существует.

Он показал свои изуродованные наручниками запястья.

— Озеро Альтаир — это иллюзия, существующая для отвода глаз, — продолжал он уже чуть спокойнее, выпив немного воды и позволив уложить себя в анализатор. — Его реальная глубина не превышает и пятнадцати метров. Ниже стоит аппаратура, которая позволяет искажать данные эхолокации.

— Но это ж колоссальные средства! — удивился Семен Савенков. — Зачем «Кимберли инкорпорейтед» идти на такой обман?

— Поверь, прибыль от добычи многократно превышает затраты на эксплуатацию оборудования, поддерживающего иллюзию, — уверил его Слава.

— Особенно если учесть, что использование установок энергообмена снижает себестоимость добычи в разы, — под одобрительный кивок Капеэсэс добавил Арсеньев.

Командор уже провел все необходимые исследования и счел состояние Славы, несмотря на общее истощение и сильную простуду, почти что удовлетворительным. Клод поставил капельницу, ввел обезболивающее и препараты для укрепления сердечной мышцы. Потом они вместе с Тусей принялись обрабатывать и заживлять многочисленные раны разведчика.

Вычищая и зашивая четыре длинных параллельных рубца на груди, Туся вытащила откуда-то из глубин болезненной, гноящейся раны обломок изогнутого когтя. Судя по всему, по пути до Кимберли Капеэсэс повстречал оцелота или даже пантеру. Увы, при создании полноценной экосистемы при всем желании нельзя было обойтись без крупных хищников.

— Но я все же не могу понять, почему об этой разработке никто не знает? — взлохматив кудрявую копну, с сочувствием глянул на друга Пабло. — В Мурасе сплетни разлетаются быстрее вирусов.

— Потому что из шахты еще никто не возвращался, — сверкнул глазами Капеэсэс.

Туся поняла, что только за счет злости он собирает в кулак остатки воли и сил.

— Рабочих держат на глубине, а тех, кто пытается бунтовать, еще и приковывают магнитными цепями или сразу определяют в доноры, — рассказывал Слава, безуспешно пытаясь подавить мучительный, надсадный кашель. — Единственный выход на поверхность — через горно-обогатительный комбинат. Но им пользуются только надсмотрщики, обслуживающий персонал установок и прочие подонки на службе «Кимберли инкорпорейтед».

— А мы еще думали, куда из Мураса пропадают люди, — виновато проговорил Эркюль, любовно баюкая своих обезьянок. — Тем более, тут так трудно вести учет.

— Речь идет не только о нелегалах, за которыми и вправду трудно уследить, — мгновенно взяв себя в руки, добавила Ленка. — За последние полгода мы потеряли десятерых активистов подполья и несколько толковых агентов. Узнать бы, в каком месте произошла утечка! — Ленка воинственно сжала кулаки, вновь превращаясь в прежнего отчаянного оператора.

— Насчет утечки я тоже выяснил, — невольно залюбовавшись любимой, улыбнулся ей Слава. — Нас опознали твои старые знакомцы Майло и Рик.

— Пираты из команды Шварценберга? — не веря своим ушам, переспросила Туся, чувствуя, как нано-скальпель начинает дрожать у нее в руках.

Слава кивнул.

— Уж не знаю, как им удалось освободиться, но на «Альтаире» они пробились в надзиратели. Звери еще те! Десять раз пожалел, что мы их тогда не аннигилировали.

— Это мы исправим, — взяв у Туси из рук инструмент, пообещал Арсеньев.

— Ребят из подполья все равно не вернуть, — в один голос вздохнули Ленка и Эркюль.

— Они все еще живы и ждут нашей помощи, — сделал безуспешную попытку подняться Слава. — И кроме наших товарищей, там еще сотни невинных, которых заманили в шахту, посулив более высокий заработок, или просто привезли из окраинных миров в качестве рабов!

— Если мы запросим подкрепление у Командования и попытаемся взять горно-обогатительный комбинат штурмом, руководство Корпорации скорее всего успеет замести следы, — покачал головой Арсеньев. — Нужно искать какие-то другие пути.

— Там есть лаз, вернее заброшенный воздуховод, по которому я выбрался наружу, — с мольбой глянул на Командора Слава. — Я вообще оказался на выработке случайно, — продолжил он, затребовав спутниковый снимок и безошибочно показывая место, где спасительная отдушина выходила на волю. — Меня же хотели сначала отправить на Рас-Альхаг, но тут началась эпидемия, и порты закрыли.

Туся, которую обида и неподвластная никаким препаратам душевная боль Капеэсэс едва не сбивала с ног, на несколько мгновений нырнула в его сознание. Она увидела камеру для допросов, родную сестру той, в которой когда-то вещал про Менделеева-Клапейрона Арсеньев, и отчаянно дребезжащую кабину лифта, которая увлекала заключенного куда-то в нижние круги преисподней.

— Если он до сих пор не раскололся, дальше тратить на него время и силы бесполезно. Отправить в установку и концы в воду, вернее в коллоид. И пусть тугодумы с Рас-Альхага пеняют на себя, что вовремя не пошевелили задницами и не соизволили его забрать до объявления карантина.

Потом его долго тащили по длинным запутанным коридорам между рядами излучавших призрачный, потусторонний свет аквариумов установок энергообмена. Количество доноров, еще живых, но впавших в мучительное оцепенение, не поддавалось подсчету, и он невольно примеривался, каково это, смотреть на мир не снаружи, а изнутри. Те приятные эксперименты на Васуки, воспоминание о которых даже сейчас отозвалось в разбитом теле сладкой истомой, были не в счет, ибо тогда эндорфины расцвечивали реальность сотнями невероятных красок. Сейчас ему предстояло нечто другое.

Ленка рассказывала, что примерно на третьи сутки отчаяние и боль сменяют апатия и равнодушие, когда человек постепенно начинает забывать себя или просто сходит с ума. Хорошо, что эти наблюдения не стали достоянием змееносцев и местных упырей. Тогда бы в Галактике появились целые планеты, населенные послушными рабами. Впрочем, в том, что касалось покорности населения, змееносцы и так преуспели.

Ну, что им еще надо? Зачем тыкать в человека какими-то иглами? Лазерных плетей им что ли мало? И почему этот тщедушный лаборант так брезгливо морщит распухший от хронической простуды и холода казематов нос?

— Ничем не могу помочь. Он уже привит другой серией вакцины, и его организм к донорству непригоден. Отправьте его в шахту, все равно там дольше полугода не живут. Ну, не считая участников программы «Универсальный солдат».

И вот уже вокруг сгустился холодный, душный мрак подземелья, где новый день обозначался лишь сменой тяжелого однообразного труда и тревожного сна на вонючем, кишащем докучливыми насекомыми тюфяке, когда голова кружилась от голода и нехватки воздуха, а все тело ныло от постоянной боли.

Майло и Рик отыгрывались вовсю, решив, видимо, припомнить каждый день своего плена. Да и остальные тюремщики, которые все еще надеялись, что он передумает и согласится на предательство, били его за малейшую провинность и держали на половинном пайке.

И все же страшнее любых побоев душу терзало чувство вины. Рядом находились люди, которых он должен был, но не сумел защитить.

Он не всегда видел их лица, но их безыскусные рассказы томительной вечерней порой, когда измученное тело никак не могло отыскать положение хоть теоретически приемлемое для сна, заставляли выть от отчаяния и пытаться отгрызть кисти и ступни в бесплотных попытках освободиться.

— Меня отправили сюда за то, что я, якобы, сломал проходческий комбайн, хотя я видел, они специально заблокировали программу, чтобы я не сумел его запустить, — делился с товарищами по несчастью горбоносый оператор явно из потомков местных старожилов.

— Заблокировали программу, скажешь тоже, — хмыкал широким носом чернокожий великан, медленно умиравший от туберкулеза. — Мне на выходе из шахты подбросили в карман куртки алмаз. Дескать, это я пытался его своровать.

— А я не сумел выплатить кредита, — вздыхал тихий, грустный мужчина, все время переживавший о семье. — У меня дочка болела, а нашего с женой заработка не хватало не только на доктора, но даже на самые дешевые из лекарств.

— Я не стал брать кредит, — грустно улыбался молодой щуплый парень. — Решил, что свадьбу в долг играть не годится, надо самому заработать. Теперь невеста, верно, другого себе нашла.

А о скольких еще безымянных он просто не узнал. Те, кто не мог дальше работать, становились донорами. Эффективность менеджмента «Кимберли инкорпорейтед» в области человеческих ресурсов превышала все допустимые максимумы в разы.

И якорем надежды в этой беспросветной череде сумрачных суток сверкнуло крохотное и тонкое стило, которое обронил кто-то из надсмотрщиков. А размагнитить по методике Командора кандалы местного производства оказалось делом техники.

— Я вас освобожу, мы обезвредим надсмотрщиков и с помощью их оружия проложим себе путь к свободе!

— У нас нет ни необходимых навыков, ни сил. Постарайся выбраться и рассказать своему начальству и друзьям о том, что здесь происходит.

И вот уже перед глазами снова мелькали извилистые коридоры. Холодный, смрадный воздух засыпался в воспаленное горло стальными опилками, и в горящую голову билась разгоняемая ополоумевшим сердцем кровь. Ноги заплетались. Ослабленные недоеданием и простудой мышцы отказывались повиноваться, но остановиться означало умереть.

Вслед несся топот и проклятья надсмотрщиков. Майло и Рик грозились повторить с ним все то, что не успел сделать с Ленкой Шварценберг. И в тот момент, когда сердце уже собиралось выскочить наружу или просто остановиться, залитые потом и кровью, почти ослепшие глаза уловили неприметный лаз в стене.

Воздуховод был узок даже для такого доходяги, в которого он сейчас превратился. Поэтому передвижение по нему, вероятно, напоминало прохождение через родовые пути. В противоположном направлении, но неизменно к свету. Хотя под кронами тропических великанов и подлеска царил почти что полумрак, в первые мгновения он ослеп и задохнулся. Воздух оказался непривычно теплым, влажным и терпким…

С какими еще опасностями столкнулся Слава, пока дошел до окраины Мураса, где его подобрали проводившие в этом районе вакцинацию Пабло и Клод, Туся не узнала. Непомерная усталость взяла свое, и разведчик провалился в глубокий сон, не обращая внимание на все еще продолжавшиеся с его телом медицинские манипуляции.

Туся со стыдом подумала, что опять оказалась слабым звеном, в самый неподходящий момент просто выпав из операционного процесса. С другой стороны, Арсеньев и Клод прекрасно справились и сами, а ее контакт с сознанием Славы, возможно, помог ему успокоиться и, наконец, забыться.

— Он умер? — полными ужаса глазами глянула на врачей Ленка.

Адекватно оценивать ситуацию у нее сейчас не получалось.

— Он спит, — успокоил ее Клод. — Последнюю неделю по пути сюда ему если и удавалось вздремнуть, то либо на ходу, либо в ветвях деревьев, отбиваясь от леопардов.

— И это при том, что из вооружения помимо этой зубочистки, — Пабло с легким пренебрежением показал знакомое Тусе стило, — при нем оказалось только бамбуковое копье собственного производства.

— Копье? — озадаченно переспросил Эркюль, который вместе со своими питомцами расположился в резервном стоматологическом кресле. — Тогда я его, скорее всего, видел на камере наблюдения одной из сбежавших мартышек. Я его принял за какого-нибудь местного забулдыгу, который решил добыть в джунглях себе капибару на обед, и еще подумал, надо же какое сходство.

— Эркюль! — простонала Ленка.

— Главное, все обошлось, — примирительно кивнул Арсеньев. — Теперь нашему герою, — он указал на Славу, — нужен только отдых. Внутренние повреждения незначительны. Сердце скоро придет в норму. Да и переломов нет, не считая пары треснувших ребер, что при таком обращении представляется просто чудом, — пояснил он, выразительно глянув на Ленку, руки и грудную клетку которой два года назад пришлось собирать буквально из осколков. — Пара недель восстановительной терапии, и можно хоть Ванкуверскую жигу танцевать, хоть совершать по джунглям еще один марш-бросок.

— Марш-бросок по джунглям нам всем предстоит совершить в ближайшее время, — мрачно пошутил Семен Савенков — Если в шахте действительно держат людей, надо их как-то вытащить.

— Пускать в действие танки и кавалерию пока рано, — мягко осадил его Командор. — Сначала надо проникнуть внутрь и провести детальную разведку.

— Можно воспользоваться воздуховодом и запустить в шахту дронов, — предложил Дин.

— Но как их доставить на место, не привлекая внимания? — резонно поинтересовался Пабло.

— У меня есть идея! — оживился Эркюль.

— Только не мартышки! — всплеснула руками Ленка.

— Почему бы и нет, — неожиданно поддержал агента Арсеньев. — Вот уж кто точно внимания не привлечет.

— Тогда я выезжаю, — просиял Эркюль, польщенный доверием. — Ребятам из поселка скажу, что отправился охотиться. На берегах Альтаира расплодилась самая разнообразная живность, — пояснил он. — Богатеи из Кимберли туда приезжают ради редких голографических снимков, а народ попроще добывает свежатину на обед. На те копейки, которое платят тут рабочим, так и приходится подножным кормом пробавляться.

— Отправляйтесь вместе с Дином, — одобрил план Командор. — Пабло и Елена пока займутся сетью, а для Клода, — он бросил выразительный взгляд на ученика, — есть кое-какое задание в лаборатории.

— Я могу к нему присоединиться? — робко поинтересовалась Туся.

Арсеньев сначала недоуменно глянул на нее, потом его лицо осветилось бесконечной нежностью. Все-таки в этот день спрессовалось слишком много новостей и событий.

— Тебе лучше навестить Ингрид Свенсен и других своих больных, диагноз, которых не вызывает сомнений, и не осложнен другими инфекциями, — неожиданно разрешил он. — С дочерью финансового директора будь особенно осторожной и каждое свое действие тщательно протоколируй. Я надеюсь, конечно, что инстинкт заботы о потомстве у менеджеров «Кимберли инкорпорейтед» еще не совсем атрофирован, но с этими нелюдями ни о чем нельзя сказать наверняка.

— В любом случае, меры безопасности в госпитале мы усилили вплоть до внесения в систему биометрии всех пациентов, — доложил Семен Савенков.

— Только бы наши противники не нанесли упреждающий удар, — покачал головой Арсеньев. — Я опасаюсь, что подводная часть этого айсберга может оказаться куда сокрушительнее смертоноснее, чем мы видим даже сейчас.

(обратно)

V

— Ну, нет. Это отверстие совершенно не подходит для входа опергруппы, — изучив параметры воздуховода, доложил Пабло. — Тут и мартышкам будет тесно. Не то, что людям.

— Каким образом Капеэсэс вообще по нему поднялся? — удивился Дин.

— Жить захочешь, сквозь игольное ушко просочишься, — назидательно заметил Семен Савенков. — Хватит уже отвлекаться. Пора двигаться дальше.

Он повернулся к Тусе, которая пыталась освоиться с управлением дронами, осторожно продвигавшимися вглубь по запутанным коридорам шахты «Альтаир».

Поскольку к тому времени, когда им удалось получить первые данные, Капеэсэс еще не проснулся, а будить его в нынешнем состоянии все сочли просто свинством, сведения о расположении тоннелей шахты, которые Туся почерпнула из его сознания, пришлись очень кстати.

К этому времени она убедилась, что состояние Ингрид Свенсен после введения сыворотки и других экстренных мер стабилизировалось, порадовалась тому, что девочка, которая просила убрать проволоки, пришла в себя и начала дышать самостоятельно, проверила состояние других больных, сделала необходимые назначения.

Вернувшись в ординаторскую, она застала там не только операторов сети, но и Арсеньева, который производил какие-то расчеты. Туся увидела проекцию набившего уже, кажется, оскомину генома синдрома Усольцева, модели вакцины смерти и антивакцины и про себя несколько удивилась, что Командор в такой момент решил проверить данные исследований. Она подумала, что Саша никогда ничего не делает просто так, и даже успела встревожиться. Но тут вернулись Дин и Эркюль, на экраны начали поступать первые данные, полученные от дронов. Туся увидела знакомый воздуховод и предложила свою помощь в навигации по подземельям.

— И почему ни одна наша спецоперация в последнее время не проходит без твоего участия? — покачал головой Арсеньев.

— Да какое там участие, — нахмурилась Туся. — Если бы я действительно могла сейчас хоть чем-то помочь.

Дроны уже добрались до того участка выработки, где трудились Славины товарищи по несчастью, и картина преступлений «Кимберли инкорпорейтед» предстала перед наблюдателями во всей своей чудовищной полноте.

Ребристые своды прорубленного в апатитовой толще узкого, приземистого тоннеля напоминали кишечник неведомого гигантского существа, в сумраке которого копошились не черви, а люди. Вынужденные проводить по много часов, стоя по колено в ледяной ядовитой грязи, рабочие не имели не только специального снаряжения, но зачастую даже обуви.

Только маркшейдеры, операторы комбайнов и надсмотрщики могли похвастаться дыхательными масками и костюмами с обогревом. Остальным приходилось выживать в той одежде, в которой они впервые спустились в забой, и хорошо, если эти лохмотья имели хоть что-то общее с принятым в Содружестве стандартным костюмом горняка. И это при том, что сколько Пабло, Дин и Савенков ни искали, они так и не смогли обнаружить систем обогрева, да и вентиляционные шахты тут проложили лишь из опасения, что скапливающийся в тоннелях газ приведет к взрыву.

Наметанным профессиональным взглядом Туся отмечала распухшие от ревматизма суставы, вздувшиеся от чудовищного напряжения, лопающиеся и расходящиеся кровоподтеками жилы, руки и ноги, покрытые чудовищными фурункулами. У многих рабочих хроническая простуда явно уже перешла в стадию пневмонии или пробудила дремлющие в организме любого человека бактерии туберкулеза. Многие бедолаги отхаркивали кровь.

Но страшнее вида болячек и ран от лазерных плетей, которые имели почти все, кто трудился в забое, были их покрытые сероватым апатитовым крошевом лица, на которых страдание сочеталось с обреченностью и покорностью судьбе. Хозяева давали им единственный выбор: работать изо дня в день до полного изнеможения или сразу стать энергетическими донорами. Второй исход ждал, впрочем, тут всех, но движимые неистребимым инстинктом самосохранения люди соглашались терпеть голод, холод, непосильный труд, унижения и побои лишь бы только его отсрочить.

— Не понимаю, у них же в руках такое серьезное оружие. Почему они его не применят? — не мог скрыть удивления Дин, указывая на плазменные отбойники, с помощью которых рабочие откалывали породу от стен на тех участках, где хозяева считали нецелесообразным использовать комбайн.

— Увы, отбойники так устроены, что применить их можно только по назначению, а при попытке использовать в качестве оружия против любых теплокровных они реагируют на инфракрасный спектр и просто глохнут, — развел руками Эркюль.

— Значит, закупать такое дорогостоящее оборудование у компании средства есть, а рабочие пускай мерзнут и ходят по агрессивной среде босиком, — набычился Дин.

— Крупный заказ на партию спецодежды для персонала неизбежно вызвал бы вопросы, — пояснила Ленка.

— Вы разве забыли, на всех шахтах «Кимберли инкорпорейтед» официально работают дроны, — добавил Эркюль. — Мы на «Альдебаране» тоже все снаряжение покупаем исключительно на свои. По официальной версии мы все тут свободные старатели.

Они с Ленкой смотрели на экран и узнавали знакомые лица агентов, бойцов сопротивления и просто работяг из поселка, которых считали пропавшими без вести. И невыплаканные слезы закипали в Ленкиных глазах, выплавляясь в алмазы холодного гнева, а руки в перчатках оператора скользили по приборной панели, направляя дронов к устройствам внутренней сети шахты «Альтаир».

— Надеюсь этих доказательств хватит, чтобы Командование выдало нам мандат на проведение спецоперации? — повернулась она к Арсеньеву, скопировав и зашифровав голограммы.

— Еще сейчас до установок энергообмена доберемся, и «Кимберли инкорпорейтед» точно не отвертеться, — не мог сдержаться Пабло, который попутно с архивированием видеосъемки обрабатывал передаваемые дронами сведения о качестве грунта, воды и воздуха в забое, температурные значения и данные об уровне метана.

Туся тоже смотрела на показатели и ей хотелось укрыть Славу еще парой-другой одеял, а также провести дополнительные манипуляции по выводу из его организма токсинов. Удивительно, как рабочие выдерживали в забое больше нескольких месяцев?

Она перевела взгляд на Арсеньева, и на какое-то время застыла в замешательстве. Вместо того, чтобы смотреть на экран, он по-прежнему с маниакальным упорством разглядывал цепочку ДНК/РНК возбудителя Синдрома Усольцева и проводил какие-то расчеты.

«Саша, что происходит?»

Туся настолько удивилась, что даже перешла на обмен мыслями, которым обычно не злоупотребляла.

«Сейчас все объясню», — последовал короткий ответ.

Арсеньев свернул картинку и глянул на товарищей.

— В сложившейся ситуации мандат — не самое главное, — веско проговорил он. — Около часа назад я беседовал с Командующим, и для официального оформления необходимого разрешения осталось только передать по закрытому каналу данные, полученные от дронов.

Туся подумала, что даже не знает, радоваться или огорчаться. Получалось, что муж специально отправил ее к больным, чтобы с глазу на глаз пообщаться с начальством? Хотя нет. Переговоры по закрытому каналу не допускали присутствия посторонних, включая членов семьи, и Туся это отлично знала. Стало быть, причина в формуле и в тех исследованиях, которые проводит в лаборатории Клод? Ей следовало насторожиться, еще когда ее туда не допустили, хотя изначально речь шла как раз о переходе именно на лабораторную работу.

— Так в чем же дело? — не понял Семен Савенков, которого, также, как и остальных, конечно же, поразило, каким скучным, вымученным тоном были сообщены в общем-то хорошие новости о положительном решении вопроса с мандатом. — Я понимаю, что шахта — настоящая система замкнутого цикла, но где наша не пропадала.

Арсеньев страдальчески скривился.

— Проникнуть в шахту можно, в конце концов, расширив воздуховод, — предложил он. — А выводить людей целесообразно с помощью подъемника, по которому доставляют на поверхность руду и которым пользуются надсмотрщики, особенно если к этому времени еще одна группа при поддержке операторов возьмет под контроль комбинат.

— У нас разве есть такое количество людей? — удивился Дин. — Я не уверен, что ребята из местного Сопротивления, — он покосился на Эркюля, — обладают необходимыми навыками.

— Нам выслали поддержку, — все также бесстрастно и рассеянно пояснил Арсеньев. — Еще один борт, отправленный по линии Организации Здравоохранения Содружества, не должен вызвать никаких подозрений.

— Так это ж замечательно! — под одобрительные кивки Ленки и остальных начал Семен Савенков… и осекся, наткнувшись на каменный взгляд Командора.

Туся, видя, что с мужем творится неладное, наведалась к нему в сознание, и поспешила выбраться обратно, чтобы ненароком не помешать. Из пары картинок и неясных эмоций, которые удалось ухватить, она поняла, что Сашу мучает посетившая его буквально несколько минут назад идея, какое-то пока смутное предвидение на грани озарения, но сформулировать эту стремительную, как пучок фотонов мысль, он пока не в силах.

— Я не уверен, что, если даже мы выведем пленников на поверхность, мы сумеем их спасти, — наконец, проговорил он.

— Как так? — в ужасе глянула на него Ленка, непроизвольно переводя взгляд в сторону смежного помещения, в котором на кровати со специальным заживляющим покрытием отдыхал Слава.

— Я уже сказал, жизни Капеэсэс ничего не угрожает, — поспешил успокоить ее Арсеньев. — Чего не могу сказать об остальных. Как вы думаете, сколько людей трудятся сейчас в забое?

— Дроны насчитали около трех тысяч, — сверившись с полученными данными, отозвался Пабло. — И эта цифра еще не окончательная.

— Вот именно. Три тысячи человек зачем-то занимаются работой, для выполнения которой еще в дремучем двадцатом веке хватало семисот.

Туся видела, что рассуждения вслух и риторические вопросы помогают ему выстроить логическую цепочку рассуждений.

— Но такая же ситуация сложилась и на «Альдебаране», — возразила ему Ленка.

— Минерализация воды здесь слишком высока, — пояснил Эркюль. — Резцы шарошек комбайнов быстро изнашиваются. Менеджеры «Кимберли корпорейтед» предпочитают использовать труд рабочих.

Туся только покачала головой. А она еще удивлялась, откуда в Мурасе такой высокий уровень отравлений тяжелыми металлами, кислотных и щелочных ожогов, а также различных ревматизмов.

Арсеньева, впрочем, аргументы Ленки и Эркюля не убедили.

— Стало быть, шахтеры «Альдебарана» — это контрольная группа, — пожал плечами он.

Тусе сделалось не по себе. Она поняла, куда Саша клонит, и сейчас молилась всем силам вселенной, чтобы эти предположения не оправдались. Увы. Словно исполнитель приговора ее надеждам, в помещение штаба вернулся Клод, который держал в руках запаянный контейнер для сбора образцов.

— Ну, что там? — вскинулся Арсеньев.

— Маркеры присутствия вируса синдрома Усольцева в образцах грунта с обоих шахт и следы какой-то новой модификации вакцины смерти в биоматериалах, — стараясь не обращать внимание на обеспокоенный взгляд Ленки, доложил Клод. — Если бы мы не поторопились Капеэсэс отмыть, нашли бы больше, но на одежде тоже кое-что осталось. Рабочие, по-видимому, контактировали очень тесно, да и живность из тюфяков периодически меняла хозяев.

— Что значит новой модификации? — похолодела Туся.

Хотя она помнила слова простуженного лаборанта о программе «Универсальный солдат», такого она не ожидала.

— Я был неправ, когда предположил, что синдром Усольцева занесли с Кали или Сансары, — перепроверив экспресс-анализ новых проб грунта, выразительно глянул на нее Арсеньев. — Судя по последним пробам, этот вирус, родственный штаммам, обнаруженным на Альпарее, попал на Сербелиану задолго до того, как планетой заинтересовались люди, и один из основных очагов находится в алмазоносном регионе, предположительно на глубине в шахтах «Альтаир» и «Альдебаран». Когда добыча алмазов перешла на нижние уровни трубы, возбудитель инфекции попал в благоприятные условия и вырвался на свободу. Причем на «Альтаире», где температура близка к минусовым отметкам, вирус находится пока в латентном состоянии, тогда как на «Альдебаране» и в прилегающем к шахте Мурасе мы видим результаты его бурного размножения.

— Но почему же тогда руководство «Кимберли инкорпорейтед» всячески препятствует вакцинации? И зачем вообще прививать рабочих вакциной смерти? — нахмурился Клод, который, хотя и первым обнаружил следы вируса, за ходом мыслей Командора, также как Туся, не успевал.

— Вопрос в том, что это за вакцина, и какую ее создатели на этот раз поставили цель, — сверкнул глазами Арсеньев.

— Сначала я тоже думал, что нашей работе по вакцинации препятствуют потому, что делягам из «Кимберли инкорпорейтед» нужны живые батарейки, — продолжил он, бесстрастно разглядывая жуткие ряды переполненных донорами установок энергообмена.

Туся в какой-то момент отвернулась, опасаясь за ребенка. Ленку тоже заметно потряхивало.

— Теперь я вижу, что батарейками тут становятся лишь те, кого изначально отбраковывают и те, чей организм не выдерживает эксперимента.

— Той самой программы «Универсальный солдат»? — глянув на Тусю, уточнил Клод.

— В «Панна Моти» носились с этой идеей, еще когда мы бились над созданием антивакцины, — пояснил Арсеньев. — Когда я выполнял последнее задание в системе Рас-Альхага, в смежной лаборатории велись секретные разработки в данном направлении.

— Которые довольно-таки сильно напрягали кшатриев, недовольных вмешательством «Панна Моти» в военные программы Альянса, находящиеся под юрисдикцией командования, — добавил неплохо осведомленный об этих событиях Семен Савенков.

— Поэтому брахманы из «Панна Моти» и решили, видимо, перенести свои опыты на Сербелиану, чтобы, обогащаясь за счет нелегальной добычи алмазов, продолжать свои испытания модифицированной вакцины, — кивнул Арсеньев.

— Вот так и начнешь благодарить эпидемию, которая помогла все эти манипуляции разоблачить! — воскликнул Дин.

— По-настоящему благодарить надо Славу, который сумел вырваться живым из лап змееносцев и донести до нас всю эту бесценную информацию, — заметил Арсеньев.

— Но он ничего не говорил о программе «Универсальный солдат», — напомнила Ленка, впрочем, польщенная похвалой супругу.

— Только вскользь подумал, — уточнила Туся.

— У меня закрались подозрения, еще когда Слава описал механизм добычи алмазов на «Альтаире», — пояснил Арсеньев. — На нелегальной выработке не имело смысла отказываться от дронов. Их программное обеспечение никто бы все равно не контролировал. Упоминание проекта «Универсальный солдат» навело меня на мысль проверить образцы грунта и следы биоматериала, которые оставались на одежде Капеэсэс и, в особенности, содержались в организмах докучавших горнякам ползучих и прыгающих тварей. И вот мы получили первое подтверждение гипотезы.

— То есть, выходит, алмазы тут не главное? — потрясенно глянул на Командора Пабло.

— Возможно, и так, — пожал плечами Арсеньев. — В любом случае, мои построения и умозаключения не отменяют необходимости проведения спасательной операции. Я просто говорю о том, что действовать мы должны очень аккуратно, чтобы не наломать дров. В идеале неплохо было бы наведаться на горно-обогатительный комбинат и узнать, кто там всем этим заправляет.

— Есть вариант, что за всей этой мясорубкой опять стоит Серый Ферзь? — опережая вопрос Туси, предположил Клод.

— Я не уверен, что это он, иначе Слава бы вряд ли остался в живых, — уточнил Арсеньев. — Но почерк похож.

— Да и Майло с Риком оказались на свободе явно не просто так, — добавила Ленка.

— Как давно трубу «Альтаир» объявили закрытой? — продолжая изучать образцы грунта, поинтересовался Арсеньев.

— Около двух лет назад, — с готовностью отозвался Эркюль, не упускавший ни слова из разговора.

— Именно в этот период Феликс добыл образцы моих биоматериалов, — непослушными, дрожащими губами проговорила Туся, вспоминая бесцветные глаза ненавистного свояка и жуткое преображение доктора Дриведи.

Арсеньев бережно взял ее руки, открепил перчатки оператора, с помощью которых она вела дронов, спрятал дрожащие пальцы в теплое, уютное убежище между больших, мозолистых ладоней.

— Пока мы не можем сказать, какие клетки там используют, и что это за эксперимент. Змееносцы всегда были склонны к евгенике, поэтому не исключено, что они пытаются создать какую-то новую модификацию вакцины смерти, внедряя подопытным, к примеру, гены асуров или пытаясь выработать механизмы замедления процесса распада.

— То есть они пытаются использовать те преимущества, которыми в первые дни после применения наделяет человека вакцина смерти, чтобы создавать сверхсильных и неутомимых бойцов, обладающих повышенной способностью к регенерации и максимально приспособленным к самым неблагоприятным условиям? — уточнила Туся.

Арсеньев удовлетворенно кивнул.

— Именно эффект ускоренного метаболизма змееносцы положили в основу программы «Вечная молодость», не уточняя, что для поддержания формы нужны постоянные энергетические вливания, — пояснил он. — Что же касается проекта «Универсальный солдат», то тут ценой повышения боевых качеств становится сокращение срока жизни до трех-четырех лет и, возможно, полная утрата личности.

Он указал на экран, увеличивая до максимального разрешения выражающие полнейшее равнодушие и отупение лица рабочих.

— Я только не могу понять, — нахмурился Семен Савенков. — Если эксперимент начался два года назад, как в таком случае на планету попали установки энергообмена? После Ванкувера и принятия соответствующих законов в Содружестве за этим оборудованием ведется строжайший учет.

— Те, которые стоят в клиниках Кимберли и других городов, используются только в медицинских целях, — кивнула Ленка. — У них даже функция донорства заблокирована. Я же сама эту программу писала.

— А вы уверены, что еще до начала вашей работы не было поставок с Кали или каких-то еще планет Рас-Альхага? — проникновенно глянул на нее Арсеньев. — Или с того же Ванкувера. В те годы, когда использование энергии доноров просто отрицалось. А потом установки спрятали в шахте, продолжая с их помощью обеспечивать энергией нелегальную добычу алмазов и проводя попутно новые эксперименты.

Ленка зябко повела плечами. Уж она-то знала, каково это, находясь в сознании и ежесекундно испытывая боль, ожидать, пока из твоего организма выкачают все энергетические ресурсы, а твое тело превратится в зеленую слизь. При мысли о том, что этот крестный путь до самого конца прошли ее родители и миллионы обреченных в самых разных мирах, отчаянный оператор все глубже загоняла себя в тиски неискупимой вины, понимая, что в годы сотрудничества с Саавом содействовала процветанию преступного бизнеса.

А вот местные воротилы, похоже, никаких угрызений совести не ощущали.

Туся вспомнила, как в первый день во время экскурсии по городу господин ван Бастен с упоением рассказывал о запущенных в последние два года программах реабилитации для жителей Кимберли, демонстрировал установки энергообмена, ссылался на врачей, которые используют опыт концерна Херберштайн. Результатов лечения болезней они правда так и не увидели, зато госпожа Свенсен и другие дамы местного бомонда лоснились не хуже Галки и доктора Дриведи. Неужели их молодость тоже оплачивалась жизнью замурованных в шахте доноров? И какими новыми бедами грозила программа «Универсальный солдат»?

— Жалко, что антивакцину надо вводить внутривенно и нельзя, как в сказках, распылять над целыми мирами, — вздохнул Клод.

— Это было бы слишком просто, — покачал головой Арсеньев. — К тому же мы не знаем, насколько антивакцина эффективна против новой модификации. Змееносцы и их подручные из местных об этом, видимо, тоже ничего конкретного не могут сказать, поэтому стараются помешать нашей работе.

— В любом случае, эту лавочку надо как можно скорей прикрыть, — вернулся к теме их основного обсуждения Семен Савенков.

— Операцию начнем сразу, как только прибудет подмога, — вернувшись к деловому тону, согласился Арсеньев. Корабль должен выйти на связь сегодня-завтра, и ко времени их посадки у нас должен быть готовый план, разработанный во всех деталях.

— К этому времени мы, надеюсь, сумеем взять под контроль внутреннюю сеть шахты и этой лаборатории, — пообещали Пабло и Ленка.

— А мы добудем чертежи и придумаем, как вывести людей до того, как руководство запустит механизм самоуничтожения, — кивнул Дин.

— Там, глядишь, и Капеэсэс проснется, что-то еще интересного сообщит, — подытожил Семен Савенков.

— Ну, а нам срочно нужны биоматериалы и образцы грунта, воды и воздуха, — распорядился Арсеньев. — Надеюсь, дроны справятся с этой задачей, и мы до начала операции сумеем понять, что там происходит и предпринять соответственные меры.

«Иначе придется лезть в шахту».

Хотя Арсеньев не собирался озвучивать эту мысль, Туся ясно видела, что помыслами он уже внизу: кого-то спасает, кого-то учит уму-разуму при помощи плазменного оружия и макромолекулярного клинка, но главное, добывает информацию по новой разработке.

Воспользовавшись тем, что их кресла стоят совсем рядом, Туся теснее прижалась к мужу, словно пытаясь удержать его от опрометчивых шагов. Впрочем, она понимала, если речь идет о противостоянии змееносцам и возможности прекратить хотя бы в отдельно взятом мире деятельность «Панна Моти», Сашу бесполезно отговаривать. Особенно, если где-то на горизонте мелькнула тень Серого Ферзя.

(обратно)

VI

— Ну что за народ, ни на сколько без присмотра оставить нельзя, хоть бросай службу и в няньки нанимайся, — сокрушался Петрович, привычно распределяя в рюкзаке сменные аккумуляторы, взрыватели и прочую аппаратуру. — И вроде отпускал их всего лишь прививки делать, пилюльки детишкам давать, так они и здесь ухитрились змеиное гнездо найти. А уж про Капеэсэс я просто молчу. Как был ходячим недоразумением, так и остался. Думал, Елена за ним присмотрит, да куда уж ей, когда парень с приключениями на одном месте так и родился. Впрочем, Саня тоже хорош. Это ж надо такое учудить, беременную жену на борьбу с эпидемией отправить!

Туся слушала ворчание старшины почти с нежностью и возражать даже не пыталась, воспринимая эту сердитую воркотню едва ли не как успокаивающее и убаюкивающее мурлыканье огромного кота.

Хотя причин для волнения вроде бы почти не имелось, ее не покидало ощущение тревоги, обгладывавшее изнутри душу, как короед. Видения установок энергообмена с заключенными внутри барсами и Командором преследовали ее с неотвратимостью навязчивого кошмара, не отпускавшего ни во сне, ни наяву. Она путала назначения, с трудом выполняла простейшие манипуляции в лаборатории, каждую ночь просыпалась в холодном поту от настойчивых толчков внизу живота. Словно даже растущее в утробе дитя хотело от чего-то предостеречь.

Саша ее опасений не разделял, списывая все ее тревоги на меняющийся гормональный фон, переутомление и общую нервозность ее положения.

— Ты же прекрасно знаешь, я не гожусь для энергетического донорства, — отшучивался он. — К тому же что со мной может случиться, когда ты меня ждешь?

Туся вспомнила дни их разлуки, когда себе места не находила, а благодатная, изобильная Земля представлялась более пустынной, нежели выжженная жестким излучением, сотрясаемая постоянными землетрясениями Лея. И как же она радовалась их встрече на балу, хотя свидание получилось слишком коротким.

Арсеньев, видимо, уловил ее мысль, ибо лицо его озарила улыбка. Пускай доносящийся из джунглей аромат орхидей в госпитале почти заглушался запахами лекарств и тяжелым духом болезни, с которым до конца не справлялись абсорбенты и очистители. Пускай непростые думы и переживания не позволяли воспринимать щебетание птиц и другие звуки беззаботной тропической фауны, на все лады прославлявшей жизнь. Пока они были вместе, и следовало этот миг ценить.

— Все будет хорошо.

Он привлек ее к себе, распуская ее волосы и зарываясь в них лицом.

— Давно мы не начинали операцию настолько во всеоружии. Тебе надо просто побольше отдыхать, а не дневать-ночевать вместе с нами в штабе у экранов наблюдения.

Туся решила промолчать, теснее прижимаясь к мужу, словно могла его удержать или привязать отросшими ниже пояса, густыми прядями, которые Саша пропускал, точно песок, сквозь пальцы, закручивая в локоны. Она бы согласилась вновь лишиться последнего волоска или постоянно ходить, как Русалочка, по ножам, если бы это помогло ему остаться в живых, если бы развеяло в прах все дурные предчувствия.

Сеньора Эстениа ради сына пошла куда на большую жертву, хотя голоса во вселенной молчали и алтарь давно был разбит. Впрочем, сейчас она тоже украдкой лила слезы в подушку, переживая за мужа и Пабло с Дином. И только дела гуманитарной миссии в Мурасе, которую эта отважная женщина возглавила, оставив подросшего малыша на попечении Мишель, могли ее хоть ненадолго отвлечь.

Туся по возможности старалась брать с нее пример. Она успокаивала себя, напоминая, что операция в шахте при всей ее сложности в Сашиной жизни не первая и, хотелось надеяться, не последняя. Да и по поводу оснащения любимый тысячу раз был прав.

Даже вошедшая сейчас в учебные пособия блестяще проведенная операция по захвату кораблей и освобождению заложников на Васуки не была так тщательно спланирована. Да и состав обоих боевых соединений внушал оптимизм еще до того, как стало известно, что группу прикрытия возглавляет капитан уже первого ранга Минамото, а за техническое оснащение отвечает Петрович. Не только ветераны Ванкувера, но и молодые бойцы, вроде Амина и Сигурни, имели боевой опыт, а оборудование, казалось, попало на Сербелиану прямиком со стенда межпланетной выставки передовых технологий.

— Что-то наше командование расщедрилось! Даже странно, — качал головой Семен Савенков, скептически разглядывая новое оборудование, с которым, как с игрушками, забавлялись его приемные сыновья.

— Ничего удивительного, — невозмутимо отозвался полковник Минамото. — Нас почти развернули на полпути к Сильфиде. А там все настолько серьезно, что операция обещает стать одной из самых масштабных в новейшей истории. Гвельфы подписали с Советом Содружества договор о совместной разработке тритиевых рудников и дали согласие по поводу размещения на орбите системы ремонтной базы нашего Звездного флота. Поэтому Командование средств не жалеет. Ну, а ребята, понятное дело, рвутся в бой, надеются взять у змееносцев реванш за Ванкувер.

— Этот самый реванш и от нас никуда не уйдёт! — воинственно пробасил Петрович. — Змееносцам хвосты мы и здесь накрутим. Это ж надо, какая наглость, устроить свой гадюшник прямо в одном из наших миров в самом сердце алмазной Голконды.

— Ванкувер тоже прежде принадлежал Содружеству, — вздохнул Савенков.

— Но там не было алмазных копей и тритиевых рудников, — презрительно скривился Клод. — Только обитаемая планета земного типа, которой не требовалось даже терраформирование.

— Если удастся добиться успеха на Сильфиде, кто знает, возможно Командование подумает и по поводу Ванкувера, — предположил Минамото.

— Только бы змееносцы не придумали еще какую-нибудь гадость помимо программы «Универсальный солдат», — нахмурился Арсеньев.

Туся видела, что, полностью поглощенный разгадыванием новой загадки, он ведет себя, почти как ищейка, взявшая след, а Клод просто рвется с поводка трезвого рассудка, в надежде отыскать Феликса и осуществить наконец свою месть.

Масла в огонь подливал также Слава, который хотя за неделю еще не окреп, но начал рваться в бой буквально на следующие сутки после возвращения, решив, что ударная доза медикаментов, двадцать часов сна и обильная трапеза мигом поставили его на ноги.

— Поймите, там мои товарищи, — горячился он, изнывая возле панели управления. — Я обещал за ними вернуться. Пока мы тут чего-то планируем и ждем, их всех отправят в коллоид за то, что не сообщили о моем побеге. В конце концов, Пабло в Новом Гавре тоже едва держался на ногах. Не говоря уже о нашем солдате Джейн.

— Тогда, может быть, и для меня в отряде место найдется? — заискивающе смотрел на барсов Эркюль, который проявлял к вооружению и броне не меньший интерес, чем его мартышки, то и дело пытавшиеся стащить какую-нибудь приглянувшуюся им деталь. — Ну, хотя бы в качестве проводника.

— Да я бы такого типа с причудами к лучевому оружию и на парсек не подпустил, — выражал свое мнения Петрович, совершенно обескураженный идеей переправлять дорогостоящее оборудование с помощью мартышек.

Мохнатые помощники, впрочем, неплохо делали свое дело. Наблюдение за шахтой велось с самых разнообразных ракурсов и в круглосуточном режиме. Некоторые камеры, правда, перемещались и в другие районы джунглей вместе с питомцами, примкнувшими к стаям собратьев и выбравшими свободу.

— Зато для зоологов материал добудут, — бегло просматривая редкие кадры из жизни приматов, улыбался Арсеньев.

— Ну, чистый мальчишка! — разводил руками Петрович. — А я-то надеялся, что он хотя бы после женитьбы остепенится.

— Не переживай, девочка, — добродушно поводя заметно поседевшими усами, успокаивал старшина совсем павшую духом Тусю. — Присмотрю я за твоим орлом. И ты, думаю, присмотришь. Если что.

Всю ночь над океаном бушевала гроза. Ее отголоски ощущались даже в задыхавшемся от духоты, покрытом испариной скупых дождевых капель Мурасе. Обложное желто-серое небо расцвечивали зарницы. Тяжкий гул бьющихся о берег штормовых валов перекрывал привычный гомон не утихавшего даже на ночь поселка. Горячий, влажный ветер трепал занавески и уносил забытое на веревках белье, поднимал в воздух пыль и кучи мусора, вытанцовывал замысловатые дроби ирландской чечетки на ржавых листах сляпанных не пойми из чего кровель. Пальмы тревожно перестукивались, выбивая морзянку, точно обменивались неведомыми сигналами. И даже заключенные в шахте, хотя шум грозы они слышать не могли, тревожно ворочались на вонючих тюфяках, и, не открывая глаз, отбивались от вездесущих насекомых.

Туся, застывшая безмолвной тенью у экрана наблюдения, не могла понять, почему она слышит не только все звуки, но также ощущает и тошнотворный букет запахов, в котором аромат ядовитых олеандров и других тропических растений сливался с вонью свалок и выгребных ям. Она могла бы подумать, что в госпитале сломалась вентиляция, но почему тогда ей в ноздри едва ли не прямо с экранов бил холодный, затхлый воздух шахты, смешанный с аммиачным запахом испражнений и тяжелыми испарениями скученных в полной антисанитарии человеческих тел?

При том, что Арсеньев, в сознание которого она периодически погружалась, в этот момент находился в среде, где запахи не чувствовались просто из-за отсутствия воздуха. Его группа, отыскав русло подземной реки, куда впадал один из каналов водоотведения, пробиралась к шахте вплавь. Туся чувствовала размеренную работу сердца Командора, сопровождавшую привычные, выверенные до автоматизма движения, ощущала, как по мере погружения на глубину изменяется состав поступающей в дыхательную маску тримиксной смеси. Высокоточные приборы позволяли соблюсти максимально комфортный для организма баланс кислорода, азота, гелия и других инертных газов. Саша, как обычно, двигался первым, Петрович прикрывал его спину, в центре отряда, поддерживаемый Амином, Сигурни и еще тремя молодыми бойцами бултыхались Слава и Эркюль. Пабло и Дин шли замыкающими.

Туся успокаивала себя, что операция идет по плану, а если возникнет внештатная ситуация, Петрович прав, она всегда сумеет подстраховать. И все же смутное ощущение гнетущего отголоска чего-то страшного и неотвратимого стискивало грудь чугунными веригами, превращая каждый вдох в мучительное и почти бесплодное трепыхание.

Она вспоминала Ванкувер и Васуки, когда если не сражалась в самой гуще схватки, то хотя бы оказывала помощь раненым, и почти завидовала Ленке и Сеньоре Эстении, находившимся сейчас каждая на своем боевом посту. Оператор сети вместе с двоими ассистентами из команды полковника Минамото, взяв под контроль систему, управляла дронами, спускавшимися в шахту по воздуховоду. Сеньора Эстениа со свойственным ей артистизмом отвлекала господина ван Бастена, нагрянув к нему с ультимативными требованиями построить нормальное жилье и улучшить условия жизни рабочих в Мурасе.

В это время группа Савенкова и Минамото ждала от Арсеньева сигнала, чтобы взять под контроль головной офис горно-обогатительного комбината.

— Мы на месте. Можете начинать обыск, — доложил Командор по закрытому каналу.

— Подождите, еще не получено подтверждение от Малыша, — притормозил его полковник Такеши.

— Мы почти добрались до очистных сооружений, — слегка запыхавшись, отозвался Клод.

Туся знала, что из-за шторма его группа, которой было поручено проникнуть на комбинат со стороны моря, слегка задержалась. Нырнуть у скал не получилось из-за слишком сильного прибоя, поэтому в тоннеле пришлось включить двигатели.

— Погодите, ребята, осталось потерпеть совсем чуть-чуть, — тяжело переводил дух Слава, титаническим трудом, но упорно передвигая ослабевшие ноги, по колено увязавшие в апатитовой грязи.

Эмоции захлестывали Капеэсэс настолько сильно, что в тот момент, когда группа при поддержке дронов вошла, наконец, в забой, Туся уловила его не вполне оформленное в слова, но сильное и страстное намерение броситься вперед и начать освобождать пленников, вопреки всем доводам рассудка. Туся успела перенаправить этот импульс мужу, тот отдал Амину и Сигурни приказ, и Слава, пыхтя и пробуксовывая, забился в их крепких руках.

В самом деле, горе-спасатель сейчас едва не погубил всю операцию. Для начала, соблюдая требования маскировки, следовало обезвредить охрану. Барсы включили слой хамелеон, новую технологию, делавшую бойцов практически невидимыми.

Эта недоступная прежде функция позволила отказаться от предложенного Савенковым и поддержанного Клодом первоначального плана пустить в шахту усыпляющий газ. Арсеньев был изначально против, так как полагал, что подобрать некую оптимальную смесь, которая подействовала бы на надсмотрщиков, но не убила бы заключенных, все равно не удастся. Да и что в таком случае при дефиците времени делать со спящими.

Пока хамелеон работал безотказно. Туся и до этого различала лишь смутные тени: при выходе из канала водоотведения Командор и его товарищи включили приборы ночного видения. Теперь же бойцы просто исчезли с экранов. Хотя у каждого имелась функция опознания, чтобы участники группы не начали палить по своим, она оставалась недоступна наблюдателям в штабе. Тусе она, впрочем, и не требовалась. Эмоции каждого из барсов проявлялись настолько ярко, что их горячая волна едва не утягивала ее в шахту, как воронка Мальстрема.

Не только Славе понадобилось делать над собой усилие, чтобы пройти мимо топчущихся в стылой грязи рудокопов, чтобы отвернуться от надсмотрщика, замахнувшегося лазерной плетью на и без того уже нещадно избитого дрожащего парнишку. Истязатель еще получит свое, а сначала надо взять под контроль все проходческие комбайны и подъемник, с помощью которого решили эвакуировать из шахты людей. План, конечно, далеко не идеальный, но разве тут есть идеал.

Туся почувствовала, как по груди и животу разливается тепло: кажется, даже ребенку, хотя что он пока может понимать, нравится находиться в сознании отца. Только бы Саша не почувствовал ее нервозность. С другой стороны, его спокойная сосредоточенность придала и ей уверенность.

Перед глазами мелькают выдолбленные в толще кимберлита своды тоннеля, напоминавшие гофрированную трубу. На линзу шлема проецируются данные, полученные от идущих впереди разведчиков-дронов и перемещения членов отряда.

Впрочем, присутствие верных старых товарищей ощущается и без ухищрений электроники. Петрович пыхтит, как паровоз: тяжело ему уже такие марш-броски совершать. А скажешь, что пора бросать курить и заняться здоровьем — обидится. И так его еле удалось убедить, что Эркюль, который знает специфику здешнего производства, может помочь сориентироваться в шахте.

Сам укротитель мартышек сопит, кажется, громче Славы, который тоже борется с одышкой, но терпит. Как только охрана их не слышит. Впрочем, здешние разжиревшие караси, кажется, давно щучьих зубов не видали. Коротают время за пустой болтовней, для острастки подгоняя рудокопов плетьми, будто беднягам есть куда торопиться. Оранжевые вспышки отзываются болью в давно заживших рубцах, но гнев и нетерпение стоит оставить для новичков.

Кто-нибудь объяснит уже Амину, что нельзя все время переводить скорчер в разные режимы работы? Он же посадит аккумулятор.

Ну, вот и подъемник. Теперь можно начинать. Только бы не задеть коммуникаций и кого-нибудь из пленников. Но все проходит на удивление гладко. Охранники даже не успевают ничего понять. Это, конечно, хорошо, но немного обидно. Замуровать бы их на полгода в шахте и держать, как Славу, на половинном пайке. Но с другой стороны, брать такую падаль в плен — себе дороже. Хватило уже Майло с Риком, которых среди убитых нет, хотя шахта полностью зачищена.

И главное, где Клод? Почему от него до сих пор нет никаких вестей? Зато, словно звон назойливых мух над навозной кучей, из коммуникатора доносятся вопли господина Свенсена и других топ-менеджеров. Не ждали, господа коммерсанты? Жизнь — это игра, которая не всегда идет по правилам. А инвестиции могут принести совершенно неожиданные дивиденды.

Дивиденды! Петрович прав. Какой же Саша по сути мальчишка! И совсем не думает о том, что бедной беременной жене было бы значительно спокойнее, если бы он сейчас не ползал по тоннелям, а проводил обыск в офисе.

С другой стороны, полковнику Минамото и Семену Савенкову сейчас тоже приходилось ох как нелегко, ибо количество грязи, которую на них выплескивали озлобленные воротилы «Кимберли инкорпорейтед» не вместили бы не только выгребные ямы Мураса, но даже уходящие на глубину в сотни километров алмазные трубы Сербелианы.

Только выдержка самурайских предков и пращура из клана шиноби, проведшего два дня в нужнике, помогала полковнику Такеши сохранять невозмутимость под натиском господина Свенсена. Финансовый директор не просто все отрицал, он пытался запугать визитеров, грозил им гневом каких-то влиятельных покровителей.

— Вы все равно ничего не сумеете доказать! Я найму лучших адвокатов галактики. Они затянут процесс, а я вас и этого вашего поганого лекаришку из концерна Херберштайн за это время в порошок сотру! — цедил сквозь зубы финансист, не желая даже признавать, что его дочь осталась жива и приходила в себя лишь благодаря вакцине, созданной «поганым лекаришкой».

А ведь если бы менеджеры корпорации не сэкономили на геологоразведке и при вскрытии новых пластов удосужились заложить в смету микробиологический анализ, эпидемии на планете и вовсе удалось избежать.

Господин Свенсен ломал перед гостями комедию, разыгрывая оскорбленную невинность, не просто так. В это время сотрудники финансового управления и службы безопасности лихорадочно пытались замести следы. К счастью, Ленка и ее помощники сработали на упреждение. К тому времени, когда юристы, аудиторы и операторы алмазного монстра кинулись к компьютерам, чтобы уничтожить информацию, основные файлы были уже давно скопированы, а серверы полностью взяты под контроль.

А вот у Клода дела обстояли куда хуже.

— У нас проблемы, — на настойчивый запрос Командора нехотя доложил «Малыш». — Мы не можем открыть дверь, ведущую в шахту и лабораторию.

— Как так, — всполошился Пабло. — Мы же взломали все коды доступа!

— Здесь нет кодов доступа, — пояснил Гу Синь.

— Здесь вообще никаких замков нет, — добавил Ящер. — Только переборка толщиной с крепостную стену, выполненная из макромолекулярных сплавов.

— Откуда она могла взяться? — удивился Дин, разглядывая переданную группой Клода картинку. — Неужели дроны такую громадину не засекли бы?

— Ее просто не было, — спокойно пояснил Арсеньев. — Вернее, ее хорошо замаскировали. Змееносцы отлично знают, что с нашими операторами им не тягаться, поэтому разрабатывают контрмеры, основанные на альтернативных технологиях. Скорее всего, это устройство управляется вручную и изнутри. И я не удивлюсь, если в лаборатории нас ожидают еще сюрпризы.

Он не хуже операторов и наблюдателей в штабе видел, как сотрудники научного отдела и работники службы безопасности при помощи дронов спешно снимают и готовят к погрузке установки энергообмена и другое оборудование. Тусе показалось, что она узнала простуженного лаборанта из воспоминаний Капеэсэс, потом мелькнуло прыщавое лицо Майло и дредды Рика. А ведь по информации, полученной от дронов, из лаборатории не существовало второго выхода.

— Если змееносцам удастся уничтожить данные и скрыться, мы же ничего не сумеем доказать! — едва не плакал Клод.

— Сначала надо придумать, как вывести людей, — напомнил ему Арсеньев. — Жизнь трех тысяч человек стоит любых доказательств. Иначе зачем мы сюда спустились.

В самом деле, ложная надежда способна убить не хуже вируса. А ведь бедные рудокопы почти поверили в чудо. Еще бы не поверить, когда ненавистные надсмотрщики словно по волшебству превращаются в ошметки паленой плоти, а потом едва не из стен выходят отважные освободители в сияющих доспехах.

В тот момент, когда Слава поднял линзу шлема и товарищи по плену узнали его, не только Ленка, но даже суровые военные операторы не могли сдержать слез. У Туси же просто зуб на зуб не попадал, будто она тоже стояла сейчас босыми ногами в стылой, едкой жиже, и у нее горели натертые кандалами щиколотки и запястья. У Славы эти следы заживали даже медленнее рубцов от когтей оцелота.

Удивительно, но на этот раз выход нашел не Командор, а Эркюль. Видно не зря он ежедневно спускался в здешние шахты. Да и идей, пускай даже безумных, у него имелось с избытком.

— Если дверь не поддается снаружи, надо открыть ее изнутри!

Он устремился к проходческому комбайну и запустил двигатель.

— Стой, куда! Думаешь, я такого ненормального одного отпущу? — запрыгнул следом за ним в кабину Петрович.

— Грузите людей в гондолу и начинайте эвакуацию, — распорядился Командор.

Наверх они успели почти одновременно. Эркюль с Петровичем прибыли даже быстрее, хотя подъемник двигался вертикально, а им пришлось ехать по серпантину, который представляли собой проходы рудного тела. Впрочем, это только на открытых участках выработки диаметр воронки мог достигать двух километров, а для подъема вдоль стен требовалось преодолеть около десятка миль. Там же, где миллионы лет назад магма выбрасывала на поверхность алмазоносную руду, кимберлитовая труба сужалась, наподобие ножки старомодного фужера.

— Ну, ты и шустрый парень! — похвалил нежданного напарника Петрович, когда они оказались на месте.

— Да что там! — беспечно махнул рукой Эркюль. — Мы с ребятами на спор гонки на проходческих комбайнах устраивали.

Дверь и вправду оказалась настолько крепкой, что у бура отвалилось несколько шарошек. Другое дело, что против массы огромной машины не устояла даже самая прочная броня.

— Разойдись! — азартно вопил Эркюль, освобождая проход.

Его камера в этот момент запечатлела полускрытые масками, но от этого оказавшиеся не менее потрясенными лица Клода и других членов его группы.

— Ядреный корень! — не сдержался Ящер. — Это что за Грендель?

Кого он имел в виду, Эркюля или проходческий комбайн, осталось загадкой. Наверх поднялась первая партия пленников.

Внизу у входа на подъемник, тем временем, едва не началась потасовка. Ветер свободы дурил головы хуже алкоголя, вызывая к жизни древние и темные инстинкты, которые у пленников уже не хватало сил подавлять. Все-таки господин ван Бастен, говоря об основном контингенте жителей Мураса, не так уж врал. Маргиналов и наверху, и в шахте хватало. Кто-то хотел прорваться вперед, полагая, что подъемник уже не вернется за остальными. Кто-то наоборот, в последний момент передумал и теперь с воплями пытался прорваться обратно в забой. Камеры выхватывали ожесточенные, испуганные или наоборот болезненно равнодушные лица.

— Вам разве не говорили, что нам нельзя наружу выходить, пока не произошла трансформация, — пытался увещевать товарищей татуированный доходяга, на котором даже примитивная каска горняка болталась, как колокол.

— Боишься, что свежий воздух и солнечный свет нас убьет, точно вампиров? — пропихивая его вперед, чтобы продвинуться самому, сердито глядел на него другой.

— Братцы, не напирайте! У нас тут подростки и женщины!

— Подростков и женщин вперед! — подал голос кто-то из сопротивления.

— А если там засада и придется драться? — возразил ему еще крепкий мужчина, успевший подобрать скорчер одного из охранников.

— Не переживайте, ребята! Всех выведем, — рассеянно улыбался Капеэсэс, пытаясь для каждого найти слова ободрения.

Туся видела, что он еле держится на ногах, но все равно пытается отыскать силы, чтобы помочь тем, кому обещал.

— Смотрите! Здесь еще несколько комбайнов! — обрадованно воскликнул заглянувший в одно из боковых ответвлений Амин.

— И транспортеры для доставки руды, — добавила Сигурни. — Можно перевозить людей и на них.

Находка оказалась весьма своевременной. Уровень воды в шахте неуклонно увеличивался, стены дрожали от далеких взрывов. Автоматика показывала повышение содержания метана.

— Похоже, они запустили механизм самоуничтожения, — проверив показания приборов, констатировал Дин.

Пальцы Ленки летали по голографической панели со скоростью, которой позавидовал бы любой музыкант-виртуоз, срывающийся голос дублировал команды, отдаваемые по нейросети. Но система ей не повиновалась, грозя выкинуть в лимб, а механизм самоуничтожения не имел обратного хода.

— Скорее всего, этот протокол запустился автоматически, когда мы взломали дверь, — предположил Арсеньев.

Туся чувствовала, что он по-прежнему спокоен, словно операция не летит в тартарары, а идет по давно намеченному плану.

«Уж больно все гладко начиналось», — уловила она его мысль.

— Не надо толпиться у входа, не задерживайте подъемник!

— Без паники! Выведем всех! — надрывали голоса Амин, Сигурни и Пабло, поскольку одного Славы и оставшихся пока внизу бойцов местного сопротивления уже не хватало.

— Дин, у нас есть взрывчатка? — спокойно спросил Командор.

Когда они отправились вглубь шахты и методично один за другим начали делать подрывы, каждый раз рискуя остаться под завалами, Туся едва не задохнулась: горло, в котором, казалось, билось сердце, сжал спазм, заставляя до рвоты давиться сухим, лающим кашлем. Не хватало сил даже вытереть слезы. А ведь Саша сейчас, возможно, нуждался в ее помощи.

— Рита, малышка, — уловила она исполненную нежности и сожаления мысль. — Опять, бедная переживает, в какое пекло лезет ее ненормальный муж. Но, что делать, если в некоторые ответвления отказываются идти даже дроны? Искусственный интеллект, просчитывает возможные риски и просто блокирует машину. Вот и приходится закладывать взрывчатку вручную: с инстинктом самосохранения проще договориться.

Сколько же воды льется сверху. Похоже, взрыв уничтожил переборку, закрывающую дно Альтаира. На этом участке еще можно опустить гермозатворы, но их как нарочно заклинило. А это что за шум? Неужели прорыв? И как раз с той стороны, где сейчас работает Дин. Ну уж нет. Если этой шахте нужны жертвы, пускай лучше прихватит кого-нибудь из членов совета директоров! А нам надо успеть поднять наверх людей.

Пабло и Сигурни вместе с бойцами сопротивления спешно грузят людей на транспортеры и комбайны. Слава, словно перепутавший направление Харон, гоняет туда-сюда подъемник, переживая, что вместимость гондолы слишком мала. Амин и еще двое молодых барсов ведут по тоннелю тех, кто решил, что в силах идти пешком.

Все-таки зря ругал бедных дронов: вытащили Дина, голубчики, отплатили добром за заботу. Еще немного. Еще пара зарядов, и пусть приборы не верещат, что уже не успеть.

«Саша, осторожно!» — заклинала Туся, понимая, что это не те слова, которые способны сейчас помочь. Слова сейчас просто бессильны.

Она хотела бы слиться с горными пластами, научиться управлять бездумной и безжалостной водой, отравленной ядовитыми солями и потому способной только убивать. И в тот миг, когда, сметая все на своем пути, из тоннеля поднялся гигантский вал, в котором обломки породы и грязевые потоки перемалывали в крошево механизмы шахты и детали дронов, грозя накрыть подрывников со спины, у нее это получилось. Слепым, не рассуждающим инстинктом она подхватила Арсеньева и Дина и перенесла их к подъемнику, туда, где их дожидался последний комбайн, а затем, словно ветхозаветный Самсон, обрушила стены тоннеля.

«Саша, скорее!» — торопила она, пока Арсеньев вел машину по серпантину, где-то прорубая дорогу сквозь завалы, где-то превращая комбайн фактически в плавсредство.

«У меня все нормально. Что ж ты с собой творишь? Подумай хоть о ребенке».

У Туси и правда перед глазами все плыло, из носа шла кровь. Когда комбайн, подобрав последних задержавшихся в забое пленников, наконец, выбрался из шахты, она на какое-то время потеряла сознание.

Когда же она вновь открыла глаза, внимание операторов штаба было приковано к лаборатории, где шла ожесточенная перестрелка, в которой участвовали не только все барсы, но и те рудокопы, которым посчастливилось добыть оружие. Многие хотели поквитаться за месяцы плена, другие надеялись освободить друзей и близких, приговоренных к донорству. Некоторые бедолаги попали на «Альтаир» вместе с семьями. Часть установок, в которых находились еще живые доноры, спешно поднимали наверх и подключали к генераторам, переводя в режим приема. Другие еще предстояло отвоевать, преодолев десяток переборок и энергетических полей. Наемники частной армии «Кимберли инкорпорейтед» были настроены решительно и сдавать позиций не собирались.

И конечно Саша находился в самой гуще, едва успевая менять аккумуляторы у почти что плавящегося скорчера.

— Слава, Эркюль, выводите рудокопов за оцепление! — слышала Туся его приказы, отдаваемые совершенно охрипшим, но по-прежнему спокойным голосом. — Без брони им тут нечего делать. Не для того мы их освобождали, чтобы они с голой грудью на скорчеры лезли. Клод, Сигурни, вы должны проследить за установками. Среди доноров хватает тех, кого еще можно спасти.

«Саша, почему Клод? Это ведь ты разрабатывал методику реабилитации. Почему ты должен всегда находиться на передовой, когда ты научишься себя беречь?».

«Очнулась, наконец. Кто бы еще тебя поберег. Мы почти у цели. Это уникальный шанс добраться до головы спрута и выяснить, чем змееносцы тут на самом деле столько времени занимались!»

В подземельях лаборатории и вправду горячо. Приходится радоваться каждому плазменному заряду, пролетевшему мимо. Увы, в замкнутом пространстве опасность представляет даже оружие верных товарищей: траекторию рикошета не всегда может рассчитать и установленная на броне новейшая система безопасности, а дополнительные ребра жесткости не в состоянии полностью защитить от ударной волны. Отвоеванные установки приходится прикрывать энергетическими щитами. Хотелось бы посмотреть на лицо господина ван Бастена в тот момент, когда его вынудили отдать приказ о переброске на горно-обогатительный комбинат дополнительных энергетических мощностей.

То-то наемники корпорации так берегут подконтрольные им установки: других источников энергии они по-видимому не имеют. Раздолбать бы эти проклятые аквариумы к шутам собачьим, да нельзя. Внутри живые люди.

Где-то на периферии сознания слышно, как ругаются операторы. Елена и Пабло, кажется, сумели отыскать призрачное зеркало, с помощью которого функционирует оборудование лаборатории, и теперь пытаются взять его под контроль.

— Что же у них за система такая двойная! — негодует Елена. — И хвост, конечно, тянется на Рас-Альхаг!

Подключившись к дубликату при помощи дронов, они открывают двери и отключают генераторы силовых полей. Вот только большинство установок управляются вручную и даже не подключены к межсети, а специалистов для управления энергетическими потоками у змееносцев сейчас хватает. В бункере за семью замками собрался весь научный отдел секретной лаборатории и те члены совета директоров, которые успели покинуть офис до начала обыска. Логики в их действиях не прослеживается, и это наводит на нехорошие мысли о новых ловушках. Знать бы только каких.

А это что за уроды? Стреляют, как с десяти рук, меткость лучше, чем у дронов и силища, как у роботов-подъемников. Неужто опять негуманоиды или, хуже того, асуры? К разработкам робототехников и биоников они явно отношения не имеют. Неужто змееносцы пустили в ход своих универсальных солдат?

Впрочем, размышлять об этом не хватает ни сил, ни времени. Подразделение несет потери. Вот вышел из боя Амин: плазменный заряд серьезно повредил парню правую руку, в другом коридоре дроны-санитары выносят из боя Ящера — бойца серьезно задело ударной волной при взрыве генератора энергетического поля. Такеши успел прикрыть товарища, но сам оказался на линии удара.

Броня дымится, и аккумуляторы скорчера приходится менять слишком часто, а рук всего две. И все же существенных ран пока нет, а монстры корпорации падают скошенные, словно бамбук, или стебли сольсуранской травы. Петрович и Дин при поддержке дронов прикрывают с флангов, Елена и Пабло отключают поля и открывают двери.

Ну вот преодолен и последний блокпост. За ним только бункер, в котором засели упыри из совета директоров и куда спрятали все наработки по программе «Универсальный солдат». Елена и ее операторы вскрывают макромолекулярную переборку… и в грудь устремляется концентрированный пучок плазмы…

«Саша! Нет!»

Полностью ощутив его боль и шок, Туся утратила способность дышать. Помочь она не могла: полностью выложилась еще в шахте и сейчас голову от подушки едва отрывала. А потом в центре бункера открылся портал, и все, кто находился в помещении, включая четверых барсов, оказались в зоне гиперпространственного перехода. Через несколько мгновений портал закрылся, и теперь о местонахождении Арсеньева и его товарищей могли сказать лишь сбежавшие сотрудники научного отдела и члены совета директоров.

(обратно)

VII

— Какие тебе, скотина, конвенции. Если ты не скажешь, куда выходит портал, я проделаю кротовую дыру в твоей голове!

Поскольку счет шел на мгновения, проводивший допрос господина Свенсена Клод не стал с ним не церемонился. Пока операторы пытались отследить координаты портала, он убрал посторонних, выключил камеры и приставил к голове финансового директора заряженный скорчер.

В это время Туся, напрягая последние силы, пыталась отыскать Арсеньева и барсов, подключив возможности псионики. Конечно, лучше всего она ощущала эмоции людей, находящихся где-то рядом. Но ведь удалось же ей докричаться до Командора с корабля Феликса и из каюты Саава Шварценберга. Но на этот раз ответом ей было безмолвие, и эта гнетущая пустота, заполненная мыслями и эмоциями тысяч людей, кроме одного единственного, оглушала хуже залпов тяжелых орудий.

— Группу быстрого реагирования в космопорт! Срочно! Эти гады проложили кротовину в грузопассажирский терминал «Кимберли-Инкорпорейтед»!

Клод вылетел из камеры допросов живым сгустком ярости. Количества адреналина в нем сейчас хватило бы, чтобы реанимировать не один десяток человек. В это время господин Свенсен, прикованный магнитными наручниками к стулу, размышлял о том, успела ли супруга перевести в окраинные миры какие-то там счета, и придется ли выбрасывать замаранный от страха за свою драгоценную шкуру дорогой костюм. Сожаления и раскаяния он не чувствовал и лишь прикидывал, как скоро удастся выбраться на свободу. Тусе очень хотелось, одним импульсом нажав на сонную артерию, навсегда прервать эти размышления, но она понимала, что ее способности могут еще понадобиться.

— Не надо хоронить их раньше времени, — пытался утешить сеньору Эстению Семен Савенков. — Там Командор, Петрович, да и наши Паблито с Дином в бою тоже чего-то стоят.

Увы, бой закончился, не начавшись. Дело в том, что во время прохождения через искусственный гиперпространственный коридор организм подвергался настолько сильным перегрузкам, что остаться в сознании не помогала даже броня. И хотя барсы отключились лишь на пару секунд, этого времени боевым дронам и наемникам «Кимберли инкорпорейтед», ожидавшим боссов в точке выхода, хватило, чтобы оглушить нежданных гостей из парализаторов и, отобрав оружие, сковать магнитными наручниками. Камеры наблюдения зафиксировали, как роботы-носильщики закидывают пленников вместе с оборудованием на погрузочную площадку, чтобы поднять в трюм. Прибывшая на место через десять минут после вызова оперативная группа увидела лишь стартовавший на орбиту шаттл.

— Паблито, сынок! — всхлипывала сеньора Эстениа, глядя, как кудрявая голова ее первенца безвольно мотыляется из стороны в сторону при движении платформы.

У Туси не хватало даже слез. Когда в объектив попало мертвенно-бледное лицо Арсеньева и его залитая кровью грудь, она отчетливо вспомнила, что уже видела эту картину в день их знакомства по окончании раскопок засыпанного подземного гаража. Похоже, безжалостное предвидение решило над ней посмеяться, показывая бесплодность любых усилий, и только легкий толчок внизу живота напомнил, что это не так.

Бедняга Клод, меж тем, от ощущения собственного бессилия едва ли не на стену лез. Причем в буквальном смысле слова. Неспособные дотянуться до шаттла пальцы сжимали блок питания скорчера, не замечая, что оттуда уже вытекает едкий электролит.

— На этой планете что, все подкуплены «Кимберли Инкорпорейтед»? — возмущался он. — Кто вообще разрешил этим ублюдкам вылет, когда на планете объявлен карантин?

— Ты понимаешь, на орбите скопились десятки грузовиков и даже два круизных лайнера, — виновато пояснила Ленка. — Пришлось как-то обеспечивать их продовольствием и другими ресурсами. Поэтому орбитальные полеты никто не отменял.

— Мы просто должны были перед началом операции закрыть на несколько дней космопорт, — нахмурился Семен Савенков, ожидая ответа диспетчерской.

— Сейчас вся надежда на перехватчиков, — добавил Слава. — Здешние пилоты — надежные ребята, сражались на орбите Ванкувера, охраняли конвои. Должны справиться.

— Только бы им удалось вернуть ребят живыми, — судорожно сглотнув, выдавила из себя сеньора Эстениа.

Туся невольно вспомнила окончание операции в Новом Гавре и безумный прорыв из системы, когда корабли Альянса вели прицельный огонь по генераторам и жилым отсекам. Ей захотелось взять скальпель и изрезать руки, чтобы унять колотившую ее крупную дрожь. Впрочем, нет, скальпель, как и свою кровь, она должна поберечь для Саши.

Хотя системы жизнеобеспечения брони, судя по последним показаниям, сработали штатно, экстренно остановив кровь и включив протокол искусственного легкого, долго ему не продержаться. Даже если на борту шаттла ему окажут первую помощь. Туся вспоминала операцию на аорте Сережи Савенкова: тряскую платформу, продирающуюся в неизвестность сквозь мрак тоннеля, и уверенные движения рук Арсеньева.

Сегодня манипуляции на аорте и легких она могла бы провести сама, а уж в условиях госпиталя тем более. Чтобы отвлечь мозг, превратившийся в сплошной датчик тревоги, она повторяла давно отработанный порядок действий. После замены сосудов и восстановления тканей требуется долгий период реабилитации, и как уговорить Сашу потерпеть, соблюдая режим. Нет, потерпеть ему надо сначала сейчас. Продержаться хотя бы до стыковки с кораблем-перехватчиком.

— А что если члены совета директоров прикажут убить пленников?

Туся не поняла, кто задал вопрос, но от этих слов, точно от взмаха макромолекулярного клинка, внутри что-то оборвалось и стало распадаться, рассыпаясь пеплом, крошкой, кровавыми ошметками вырванных внутренностей.

— Не пойдут они на такие меры, — обиженно обернулся Семен Савенков. — Они же коммерсанты, специально захватили живыми, чтобы иметь дополнительные гарантии безопасности!

Хотя в отличии от Клода он оборудование не крушил, это не значило, что он не испытывает жгучего желания телепортироваться в рубку одного из истребителей на орбиту Сербелианы или хотя бы слиться с сознанием командира экипажа, возглавившего погоню.

— Ну же, ребята, прижмите его к орбитальной станции, не дайте ему уйти, — заклинал заслуженный пилот, наблюдая за маневрами звена перехватчиков.

Как и следовало ожидать, частный звездолет премиум класса, на котором находились члены совета директоров и их пленники, ни на какие предупреждения не среагировал и продолжил следовать намеченным курсом в сторону ближайшей к системе червоточины.

— К орбитальной станции вряд ли получится, — возразил Слава. — Там слишком много грузовиков, в том числе и груженых. Это ж никаких средств не хватит платить неустойку. И так из-за эпидемии одни убытки.

Туся, подумала, что Капеэсэс рассуждает сейчас не как боец подразделения «Барс», а как разведчик, успешно игравший роль хозяина процветающего поместья. К виноградарству Слава имел явный талант. Видимо не прошли даром наставления брата матери, державшего когда-то на Ванкувере свой виноградник. Теперь сербелианское игристое, выпущенное под маркой «Лоза дяди Лени», участвовало в международных выставках и даже взяло несколько призов. Вот только пить благословенный нектар, отмечая победу, у Славиных товарищей пока никак не находилось поводов.

— Если не удастся остановить звездолет на стадии послестартового маневрирования, придется стрелять! — с тоской проговорил Клод, наблюдая, как корабли, покинув внешний рейд, устремляются в открытый космос.

Оставив позади мешанину из пристыкованных к орбитальным модулям и вращающихся вокруг планеты в автономном режиме сухогрузов и танкеров, на которых по всей галактике перевозилось не только руда и жидкое топливо, но и вино, перехватчики перестроились, пытаясь взять беглеца в клещи. С корабля «Кимберли инкорпорейтед» открыли стрельбу. Истребители решили в долгу не оставаться, и пока операторы, к которым подключилась Ленка, взламывали программное обеспечение генераторов защитного поля, ввязались в космический бой.

Пучки концентрированной плазмы, вспыхивая с яркостью сверхновых, моментально гасли в безвоздушной пустоте, как угасала человеческая жизнь в пустоте забвения. Три тысячи обреченных сегодня вывели к свету. Но неужели платой за их свободу должна была стать гибель троих барсов и Командора? Да и жив ли еще Командор?

Туся смотрела на экран и видела не фигуры пилотажа в звене, которые выполняли перехватчики, а бурное деление атипичных клеток сгорающего в лихорадке организма или хаотичное движение атомов вещества, у которого термическое воздействие разрушило кристаллическую решетку. Или это распадалась на атомы ее собственная жизнь. А ей только недавно начало казаться, что она нашла опору, что на смену непонятным метаниям по всей галактике пришла стабильность, что она обрела орбиту, точно вращающийся вокруг ядра электрон.

Разряд высокотемпературной плазмы разрушает кристаллическую решетку, выбивает электроны, превращает живые клетки в пар. Трудно сказать, куда целился перехватчик, пытаясь спасти собственный борт от шквального огня, открытого артиллеристами «Кимберли инкорпорейтед». Возможно его целью была оказавшаяся неожиданно мощной батарея или он хотел повредить один из двигателей, чтобы не дать беглецам уйти. Однако его выстрел угодил в самый защищенный и наиболее уязвимый отсек, где находились все системы жизнеобеспечения, включая генераторы плазмы, воды и воздуха.

Чудовищный взрыв кислорода потряс отсеки. Звездолет «Кимберли инкорпорейтед», точно начиненный порохом брандер, в единый момент вспыхнул и разлетелся мириадами гаснущих обломков, задев корпуса грузовиков. Обнаружить в этой мешанине фрагменты человеческих тел уже не представлялось возможным.

Вероятно, кто-то что-то говорил или даже кричал, а может быть, все на какое-то время онемели. Туся оглохла и ослепла, не в силах осознать и принять. Она надеялась, что в этот миг у нее разорвется сердце: несчастный насос столько раз подвергался запредельным перегрузкам. Однако маленькая жизнь внутри имела по этому поводу свое мнение, мобилизуя скрытые ресурсы материнского организма и не позволяя спрятать ужас происходящего даже за спасительной завесой безумия или забытья.

Впрочем, хотя сознание оставалось предельно ясным и трезвым, а шок высушил последние слезы в глазах, адекватно реагировать на происходящее не получилось. Тусю разобрал истерический смех. Это ж надо, какое чудовищное совпадение: отец тоже погиб в результате взрыва кислорода в лаборатории. Змееносцы очень хотели представить гибель профессора Усольцева как несчастный случай.

Теперь они, вероятно, встретятся, учитель и ученик. И трое барсов из группы останутся навсегда со своим Командором.

* * *

В следующие дни в Кимберли проходили траурные мероприятия, многочисленные официальные лица выражали пустые и ничего не значащие соболезнования. Командующий Звездного флота обещал представить погибших к высшим наградам Содружества. Новостные агентства пестрели напыщенными некрологами.

Туся шла через эти медные трубы, точно брела сквозь воды Коцита или ступала по языкам огня. Вернее, нет. Лучше бы ее и вправду жгли каленым железом или вонзали в тело ножи. Тогда бы она, возможно, ощутила себя живой.

Вместе с угасанием оранжевой вспышки, объявшей корабль, для нее померк и весь окружающий мир. Она не замечала буйства красок джунглей, не чувствовала запахов, не ощущала вкуса еды. Даже ребенок затих и затаился, не пытаясь напомнить о своем существовании, но и не просясь раньше времени наружу.

Туся продолжала работу в госпитале, пытаясь в праведных трудах найти если не стержень, то хоть какую-нибудь опору. Но каждый раз, войдя в привычный ритм, неизменно с него сбивалась: «Надо посоветоваться с Сашей», «Это интересный случай, нужно ему показать». И в ответ ей ухмылялась знакомая уже пустота.

Так четыре года назад с укоризной смотрели отцовские вещи. Галка, не в силах смириться, затеяла тогда очередной ремонт. Туся после бурного объяснения с сестрой перетащила то, что удалось отвоевать, в свою комнату и проплакала всю ночь.

Саша привык обходиться малым и на Сербелиану прилетел налегке. И все равно каждая попадавшаяся в руки мелочь выглядела, точно брошенная хозяевами собака, которая продолжает ждать и тоскливо выть. Тусе тоже очень хотелось забиться в темный угол и выплакаться, наконец, вволю. Но для этого сначала следовало смириться, отпустить или забыть. Но душу разъедал холодный огонь, а память продолжала упорно прокручивать события последних часов и дней.

Заплакала она единственный раз: во время сеанса связи с Андреем Ильичом и Ольгой Викторовной Арсеньевой. Кто сообщил им, она не ведала, у нее самой так и не хватило духу.

— Ты должна себя беречь, должна жить ради вашего с Сашей малыша.

Ольга Викторовна старательно держалась, но на имени сына ее губы предательски задрожали.

— Им хотя бы удалось вывести людей? — спросил Андрей Ильич.

Он пытался найти утешение в мысли о том, что Сашина гибель была не напрасной.

Туся, кое-как взяв себя в руки, поделилась подробностями, которые остались за рамками официальных новостей.

Действительно, операция прошла в целом успешно, если оставить за рамками жуткий финал. В общей сложности барсы вызволили из шахты шесть тысяч человек вместе с донорами и другими подопытными. Ученые Содружества получили доступ к уникальным разработкам по программе «Универсальный солдат». Даже тех материалов, которые удалось сохранить, оказалось достаточно, чтобы осознать масштаб проводимого на Сербелиане чудовищного эксперимента.

Вот только для Туси первое же знакомство с материалами исследований обернулось новым шоком: для создания базового препарата по программе «Универсальный солдат» использовались ее клетки. Арсеньев это знал и потому с таким неистовым упорством стремился в шахту, а потом отвоевывал каждый сантиметр проклятой лаборатории.

— Почему вы мне не сказали? — не удержалась она от упрека в адрес Клода.

— Что бы это изменило. Ты все равно не сумела бы его остановить.

Туся понимала, что Сашу гнало вперед вроде бы давно изжитое, но вспыхнувшее с новой силой чувство вины. Роковая ошибка, груз которой теперь пригибал к земле Славу, Савенкова, Минамото и Клода.

— Мы не должны были допустить, чтобы Феликс выбрался с Васуки и вывез уникальные материалы, — красной нитью проходило через разговоры и мысли каждого из них.

Туся понимала, что она тут почти не виновата: избежать похищения ей бы все равно не удалось, а гибель на корабле свояка или в плену у пиратов ничего бы не изменила. И все равно ежедневно себя изводила, выстраивая комбинации и варианты давно уже свершившихся событий. Если бы она два года назад мобилизовала способности, чтобы справиться с похитителями, или прикончила на Васуки не только Нагу, но и Феликса, Саша сейчас был бы жив.

К тяжким мыслям примешивалась гадливость. Туся едва могла смотреть на изувеченных новым препаратом людей. Пока разработки находились в экспериментальной стадии, побочные эффекты оборачивались жуткими мутациями, отнимая разум или превращая подопытных в звероподобных дикарей и берсерков. Часть бедолаг, которых ожидавшие открытия портала члены совета директоров «Кимберли инкорпорейтед» кинули в бой, удалось захватить живыми. Теперь их приходилось держать в смирительных рубахах, чтобы несчастные не покалечили сами себя. И для создания этих монстров использовались ее клетки.

— Чувствую себя матерью уродов! — не скрывая омерзения, делилась с близкими Туся.

— Нельзя так говорить! — с укоризной смотрела на нее старая, мудрая Рут, которая о маленьких пациентах в Мурасе пеклась с такой же нежностью и теплотой, с какой заботилась о собственной повзрослевшей внучке. — Ты скоро станешь матерью очаровательного малыша, а уроды — те, которые ставят эксперименты на людях.

Туся не решалась с нею спорить, ощущая, как набухают готовые налиться молоком железы, как утроба день за днем неуклонно превращается в чрево, в котором зреет и развивается желаннейший для нее в мире плод. Но что если она обманывает себя? Что если она способна производить на свет только чудовищ? На первый взгляд ребенок развивался нормально, но и те особи, которых сейчас приходилось держать взаперти под мощнейшей охраной, на первый взгляд тоже казались людьми.

Она знала, что за десять лет, прошедших с того момента, когда вакцина поступила в серийное производство, миллионы привитых женщин стали матерями, и их дети, родившись здоровыми, унаследовали лишь родительскую генетику и частичный иммунитет к синдрому Усольцева. Но ведь серийная вакцина отличалась от того, самого первого экспериментального образца, который привили ей, испытав на Саше.

— Ты рассуждаешь антинаучно, — укоризненно смотрел на нее из-под линзы костюма бактериологической защиты Клод. — Твои клетки послужили только дополнительным катализатором. В основе препарата лежит все та же измененная вакцина смерти. Не просто же так лечение подопытных с помощью антивакцины дает положительный результат.

Хотя Туся с тоской думала о том, с какой ясностью и убедительностью построил бы рассуждения Арсеньев, с доводами недавнего сокурсника ей приходилось соглашаться. Тем более аргументы подтверждались данными лабораторных исследований. После серии опытов выяснилось, что основой препарата программы «Универсальный солдат» стала не сама вакцина, а созданная на ее основе сыворотка, которую впервые испытали еще в начале эпидемии на рабочих с «Альдебарана».

— Понятно, почему нас в Мурас так не хотели пускать, — презрительно скривился Клод, поделившись с товарищами первыми результатами исследований. — Мы, можно сказать, у змееносцев опытную базу отняли.

— Непонятно только, почему для проведения такого секретного эксперимента они выбрали Сербелиану? — нахмурился Семен Савенков, который, входя в помещение оперативного штаба, старался не смотреть туда, где обычно сидели Пабло и Дин.

— Командор говорил, что это как-то связано с особенностями здешнего вируса, — спотыкаясь на позывном Арсеньева, припомнил Слава.

— Сербелианский штамм идентичен возбудителям, выявленным на Кали и Сансаре, — покачал головой Клод.

— Тогда дело точно в том, чтобы скрыть факт проведения исследований даже от своих, — констатировал Семен Савенков.

Туся, присутствовавшая при этом разговоре, почувствовала, как к горлу в который раз подкатывает сухой комок. Предположение о секретных разработках «Панна Моти» впервые высказал Саша.

— Программа «Универсальный солдат» в том виде, в котором она сейчас существует, вряд ли понравится кшатриям, — еще раз проверив выкладки, кивнул Клод. — Солдаты Альянса, конечно, готовы погибать в бою, но все же рассчитывают на достойную жизнь и обеспеченную старость.

— Да кшатрии скорее продолжат принимать в «Кобру» негуманоидов, чем согласятся стать участниками экспериментов брахманов, — добавил полковник Минамото, который хотя еще не оправился до конца от ран, в расследовании преступлений змееносцев принимал живейшее участие.

— Поэтому «Панна Моти» опять ставит свои опыты на представителях низших каст и выходцами из окраинных миров, которых они считают ниже Неприкасаемых, — горько усмехнулась дольше других общавшаяся со змееносцами Ленка.

— Что не может не задевать кшатриев, — заметил Клод.

— Жаль, что с ними нельзя договориться, — посетовал Слава, и Туся вспомнила сон, в котором видела разведчика во главе отряда повстанцев.

— Договариваться, возможно, придется, — успокоил его Савенков. — Для Содружества выгодно использовать противоречие вражеских элит для создания очага нестабильности. Но пока нам бы с проблемами и противоречиями этого мира разобраться.

Туся понимала, что он имеет в виду. Со дня операции минуло уже более двух месяцев, а процесс по делу «Кимберли инкорпорейтед» все еще не дошел до суда. Адвокаты господина Свенсена и других фигурантов дела всеми силами тянули время, пытаясь представить своих подзащитных едва ли не жертвами махинаций змееносцев, которые якобы и устроили секретную выработку по сговору с погибшими членами совета директоров. Тем более, все файлы по программе «Универсальный солдат» и финансовые отчеты о делах шахты хранились исключительно в лаборатории.

Окончательно осмелев, господин Свенсен подал встречный иск на Савенкова и Минамото за негуманное обращение во время допроса.

— И этот обожравшийся упырь еще смеет рассуждать о гуманизме? — негодовал Клод. — Надо было все-таки пристрелить его без суда и следствия.

— И тогда уж точно отправиться под суд за превышение служебных полномочий, — бесстрастно улыбался полковник Такеши.

— Потерпи, малыш! — успокаивал молодого сослуживца Семен Савенков. — У твоего приемного отца тоже неплохие адвокаты, и им есть что предъявить.

Действительно, как только к процессу подключились юристы концерна Херберштайн, пафоса у господина Свенсена поубавилось, а дело о жестоком обращении рассыпалось за отсутствием доказательств. Зато самому финансовому директору и другим руководителям «Кимберли инкорпорейтед» помимо тюремного срока по итогам разбирательства предстояла выплата многомиллионной компенсации пострадавшим.

Приговоренный Свенсен был в ярости и волком смотрел на господина ван Бастена, отбывающего срок предварительного заключения в соседней камере. А участники спасательной операции и их подопечные в который раз благодарили карантин.

— Я не позволю, чтобы те, ради кого отдали жизни мой Паблито и его товарищи, вновь сделались сырьем для установок энергообмена лишь потому, что не являются гражданами Содружества! — заявила сеньора Эстениа, узнав о планах властей Сербелианы выслать в окраинные миры не только спасенных шахтеров, но и горняков Мураса, лишившихся работы из-за банкротства «Кимберли инкорпорейтед».

Депортацию собирались объявить едва ли не в первые сутки после спасения, но этому помешал запрет Галактической организации здравоохранения. Вскоре юристы компании Вернера от имени пострадавших подали к правительству планеты иск, требуя компенсации за вред, нанесенный здоровью и моральный ущерб.

— Как граждане других миров они имеют права защиты своих интересов в межгалактическом суде, — пояснил седовласый адвокат, лишь недавно сложивший с себя обязанности уполномоченного по правам беженцев с Ванкувера.

Правительство Сербелианы благоразумно решило не предавать дело международной огласке и переложило всю ответственность на «Кимберли инкорпорейтед» и господина ван Бастена.

— Вы создаете опасный прецедент, — предостерегал сеньору Эстению задержанный чиновник, узнав о планах правительства присвоить потерпевшим статус беженцев, что означало автоматическое получение гражданства. — Теперь миры Содружества задохнутся от наплыва маргиналов и прочих голодранцев со всех окраинных миров. Всех принимать у нас просто не хватит ресурсов.

— Главный ресурс — это люди! — возразила ему сеньора Эстениа.

Она, казалось, не ведала усталости. Сражалась с чиновниками, налаживала быт горняков, занималась оформлением документов, организацией переезда в другие миры и дальнейшего трудоустройства. В ее глазах пламенел огонь борьбы, а черты выражали сотни разнообразных эмоций. И только вечерами, когда ведомства давно были закрыты, а ее подопечные видели десятые сны, лицо сеньоры Эстении превращалось в потемневший от копоти людских пороков, и все равно освещенный золотом предвечного мира скорбный лик. Лик матери, потерявшей сына.

Семен Александрович искал слова поддержки и не решался их произнести: оба его родных сына пребывали в добром здравии. Поэтому ночи они чаще всего проводили порознь. Савенков до рассвета засиживался в штабе, сеньора Эстениа до утра выполняла обязанности сиделки в госпитале. Туся часто ее там встречала, когда, отработав полную смену днем, оставалась на внеочередное ночное дежурство. Они почти не разговаривали, но обменивались понимающими взглядами. Сон для обеих сделался пыткой. Там за пределами яви Арсеньев, Пабло, Петрович и Дин все еще были живы.

Временами, когда Арсеньев вновь ее обнимал, или, когда они вместе смотрели на экран анализатора, чтобы увидеть их ребенка, Тусе даже казалось, что реальная жизнь находится там, а здесь лишь дурное наваждение. А потом она почувствовала боль. Его страдание, отчаяние и страх.

Ледяной озноб и удушье каменной броней сдавили истерзанную грудь. Кажется, что пучок спалившей легкие плазмы все еще продолжает гореть, выедая остатки кровавых ошметков альвеол. Каждая клетка организма просит кислорода, которого отчаянно не хватает, точно при сбое систем жизнеобеспечения на терпящем бедствие звездолете или слишком долгом пребывании без акваланга под водой. Странно, вроде бы аппарат искусственного дыхания никто не отключал. Видно специально держат на голодном пайке, чтобы мозг соображал хуже и реакции были медленнее. К тому же, наверняка, когда оперировали, поставили не биопротез на основе собственных тканей, а дешевый синтетик. С таким долго не живут, но им, похоже, долго и не надо.

Пульсирующие болью виски, как и все разбитое тело, покрывает холодная, противная испарина. Но пот не стереть. Руки прикручены к койке. Даже в таком жалком состоянии они продолжают его бояться. Или просто опасаются, что их драгоценный пленник лишит себя жизни до того, как следователи Кобры займутся им вплотную. Феликс уже приходил, с гадливой ухмылочкой справлялся о самочувствии, недвусмысленно намекал, что участь ребят зависит от его сговорчивости. И что теперь делать совершенно непонятно.

На этот раз трюк с Менделеевым-Клапейроном не пройдет: следователи «Кобры» — это вам не простофиля Бульдог, да и Феликс уже отнюдь не тот мальчишка, который привык все брать нахрапом. И он, конечно, знает, что от сыворотки правды теперь много проку не добьешься. У всех агентов разведки стоит блокировка, стирающая память. И все равно, в глазах этого ничтожества читается торжество.

Туся подскочила на постели, не в силах вздохнуть. Подушка уже промокла от слез, и они продолжали струиться, ничем не сдерживаемые, точно вода из подземного родника.

Арсеньев, Командор, Саня, Саша, ее Саша. Он жив. Она это точно знала, поскольку нынешнее видение, основанное не на зрительных образах, а на одних лишь ощущениях, совсем не походило на те блаженные, но лживые грезы, которые услужливо подкидывала безжалостная память. Она не вспоминала, а именно находилась в сознании. В сознании не мертвеца, а живого человека.

Ее не волновало, каким образом членам совета директоров удалось спастись и вывезти пленников. Возможно Арсеньев и барсы, о которых он вспоминал, находились на совсем другом корабле, и этот корабль, благополучно обойдя патрули, достиг Рас Альхага. Сбылись самые страшные ее предчувствия: Саша попал в плен. Но он все еще оставался жив и за него следовало бороться.

(обратно)

VIII

— Саша жив! Арсеньев жив! Все ребята живы!

Войдя в штаб спасательной операции, чтобы поделиться этой ошеломительной новостью, Туся не рассчитывала, что ей сразу поверят. Она приготовилась выслушать слова, полные горького скепсиса, обдумала встречные аргументы, она бы даже не удивилась, если бы ее назвали сумасшедшей. Но ее встретило молчание.

Савенков, Слава и Минамото глянули на нее и виновато отвели глаза. Сеньора Эстениа, рыдавшая возле панели управления, в ее сторону даже не посмотрела, придавленная и оглушенная какой-то новой бедой. Ленка, что-то лихорадочно искавшая в межсети, тоже ее не заметила.

— Так ты уже знаешь? — уточнил Клод, горестно уставившийся в экран наблюдения, на который сейчас вывели выпуск каких-то новостей.

Туся непонимающе покачала головой. Клод уступил ей место и включил недавний репортаж на повтор. Увидев на экране голограмму мужа и его считавшихся погибшими товарищей, Туся сначала испытала облегчение и радость. Потом ее взяла оторопь: титры и прочие пояснения шли не на межъязыке, а высвечивались с помощью абугидов^[18] Альянса.

— Это «Алмаз красноречия» — центральный новостной канал Рас-Альхаг, — пояснил Клод, заметив непонимание в глазах Туси.

Она кивнула, пытаясь вникнуть, но смысл репортажа от нее ускользал.

«Доблестным бойцам подразделения «Кобра» при содействии сил быстрого реагирования в результате проведенной спецоперации удалось захватить опасных преступников, подозреваемых в терроризме и совершении других злодеяний. На счету задержанных массовые расстрелы мирных жителей, совершенные в период конфликта на Ванкувере, а также геноцид коренных народов Васуки. Кроме того, Александр Арсеньев, известный также как Командор, обвиняется в убийстве члена совета директоров корпорации «Панна Моти» высокоуважаемого доктора Карна Дриведи, совершенном при отягчающих обстоятельствах».

— Какие расстрелы мирных жителей? Какой геноцид? О чем они? — не могла взять в толк Туся. — Они что, обвиняют Сашу в том, что он пытался защитить детей от нападения варраров? Или для них преступление — это спасение людей из лап Корпорации?

— Ты разве не знаешь, что змееносцы обитают в другой реальности? — сочувственно глянул на нее Клод. — Слушай дальше.

«С задержанными работают следователи, которые в ближайшее время надеются получить признательные показания. Преступники пока запираются, но уже сегодня они предстанут перед судом, где им будут предъявлены обвинения…»

— Выключите, пожалуйста! — взмолилась сеньора Эстениа. — Я не могу это больше слушать! Признательные показания! Вы хоть понимаете, каким образом их будут добиваться? Змееносцы даже отказались подписать конвенцию о запрете пыток!

Туся вспомнила ощущения любимого, его прикованные к койке руки, и ее лоб невольно покрылся испариной, а дыхание перехватило.

— Не будет им никакого признания! — погрозил экрану Слава. — Не на тех напали!

А ведь следы от лазерных плетей и других истязаний оставались на его теле и по сей день.

— Смотря, как спрашивать, — вздохнул полковник Минамото. — Накачав психотропными препаратами, можно и шиноби расколоть.

— А как же блокировка, которая стоит на сыворотку правды? — вспоминая мысли Арсеньева, спросила Туся.

Минамото и Клод уставились на нее с подозрением. Похоже, эта информация не распространялась на ее уровень доступа. Саша прежде ни о чем подобном не говорил.

— Откуда тебе… — начал Клод, но его оборвала догадавшаяся обо всем раньше сеньора Эстениа.

— Ты видела их? — в заплаканных глазах сеньоры Гарсиа страх мешался с надеждой.

— Только Арсеньева, — Туся покачала головой. — Вернее даже не видела, а чувствовала, слышала его мысли.

— Сейчас вам их всех покажут, — мрачно проговорила Ленка, которая все это время пыталась подключиться к закрытом ведомственному каналу, по которому осуществлялась трансляция из зала суда.

В новостях «Алмаза красноречия» пока шел репортаж о беспрецедентных мерах безопасности, которые были предприняты для того, чтобы доставить обвиняемых в зал суда. Бойкий журналист с упоением объяснял устройство тщательно охраняемого портала, проложенного между подземным изолятором и зданием суда, показывал бронированные капсулы, в которых подсудимых под усиленной охраной перемещали непосредственно в зал. Причем каждая капсула была сконструирована таким образом, чтобы преступник в ней не имел возможности даже пошевелиться, не то, чтобы предпринять попытку освобождения.

— Еще до зала суда не довезли, а уже в штаны наложили! — прикинув количество вооруженной до зубов охраны, хмыкнул Семен Савенков.

— Помнят, собаки, как мы, считай, с голой задницей проникли в офис «Панна Моти», — удовлетворенно заметил Клод.

— А было бы здорово в самом деле утереть им нос и ребят отбить! — вскинулся Слава, которого репортаж так же, как и остальных барсов, только раззадорил.

— Время упущено, — покачал головой полковник Минамото. — Вот если бы мы не попались на уловку и начали действовать сразу, сейчас бы все эти змеи из «Кобры» осваивали технику полета под воздействием взрывной волны.

— Если бы мы не попались на уловку, мы бы просто не выпустили борт с ребятами за пределы системы Сербелианы, — вздохнул Савенков.

Тем временем подсудимые заняли свои места в зале суда.

Хотя Туся пыталась сделать поправку на особенности освещения и неизбежные помехи при передаче голограммы, лицо Арсеньева, которое она увидела за плотным слоем стеклопласта, показалось ей еще более бледным, чем на записи из космопорта, а его ввалившиеся глаза, глубоко запавшие виски, выпирающие скулы и ключицы красноречиво говорили о тяжелых лишениях.

Следов побоев она не заметила, но в его состоянии для причинения страданий хватало перекрытого кислородного клапана, тем более, основным недостатком популярного еще десять лет назад синтетического протеза как раз и являлась необходимость постоянной подпитки. Туся видела, с каким трудом любимому дается каждый вдох, какими судорожными зевками открывается рот с запекшимися синюшными губами, как ходит ходуном его грудь, где в вырезе бесформенной арестантской робы был виден свежий шов.

Если бы она не важно каким образом оказалась рядом, она бы своих легких не пожалела, только бы дать ему возможность дышать, только бы не видеть эти ежесекундные мучения. Неужели в самом деле нельзя их освободить?

В первые дни после спасения узников «Панна Моти» в Новом Гавре Вернер провел десятки операций на легких. Всем пострадавшим пересадили биопротезы, синтезированные из клеток их собственных альвеол, позволявшие не просто дышать, но даже вернуться к службе в спецподразделениях. Туся теперь ставила такие протезы раненым на Сербелиане и тем из больных синдромом Усольцева, легкие которых уже не удавалось спасти. Почему же Саша должен сейчас судорожно давиться воздухом, точно у него вместо легких жабры? Почему должен сидеть в этой клетке из стеклопласта, болезненно напоминающей установку энергообмена?

Остальные барсы выглядели не лучше. Все страшно исхудали. Даже Дин в нынешнем состоянии сумел бы протиснуться в тот воздуховод, по которому бежал Слава. Пабло лишился своих знаменитых кудрей: заключенные и даже подследственные в Альянсе, видимо, готовились к потенциальному донорству, поэтому носили такую же прическу. Петрович просто сделался изможденным, согбенным стариком и дышал едва не тяжелее Саши.

Впрочем, сравнить даже при всем желании они бы все равно не смогли. Стеклопластовые клетки, в которых держали подсудимых, были сконструированы таким образом, чтобы во время заседания они не имели возможности не только общаться, но даже видеть друг друга. И все равно барсы выглядели как одна команда.

Официальный обвинитель прибыл в зал суда на комфортабельном антиграве, оборудованном удобным сидением и громоздким компьютером, подключенным, впрочем, к межсети. Начало его выступления на Сербелиане встретили рокотом возмущения: такой наглой лжи тут никто не слышал с начала эпидемии на Ванкувере. Операцию в Новом Гавре он называл исключительно террористической атакой на лагерь беженцев.

— Вы только осознайте чудовищность этого преступления, — захлебываясь собственным красноречием живописал напыщенный сутяга. — Несчастные жители Ванкувера только что пережили все тяготы и лишения развязанной Содружеством войны и ожидали кораблей, которые смогли бы доставить их на любую из планет Рас-Альхага. И буквально за несколько дней до начала эвакуации их надежды были бесчеловечным образом оборваны.

— А он не хочет добавить, что жизнь «переселенцев» должна была окончиться на фабриках «Панна Моти»? — угрюмо проговорила Ленка, которая на собственном горьком опыте знала, что из себя представляли так называемые Карантинные зоны.

Впрочем, ей, как и остальным, предстояло еще выслушать версию змееносцев об экспедиции на Васуки. Барсов объявляли агрессорами, вторгшимися в жизнь суверенного народа, и бандитами, промышлявшими захватом чужих кораблей. О том, что корабли принадлежали пиратам, а представители «суверенного народа» приносили в жертву детей, понятное дело, тоже не говорилось.

— И как они собираются доказывать всю эту ахинею? — недоумевал Клод, услышав про убийства мирных жителей и этнические чистки.

— Никто ничего не собирается доказывать, — скривился Савенков. — В Альянсе уже все давно решили и назначили виноватых еще до того, как ребята попали в плен.

— Не исключено, что змееносцы расставили на Сербелиане ловушку, и использовали меня как приманку, — сокрушался Слава. — А я еще радовался, когда мне удалось бежать с шахты.

— Не думаю, что жизни Алекса и ребят стоит дороже алмазных копей, — покачал головой полковник Минамото. — Хотя мы пока не знаем, чего змееносцы добиваются и что рассчитывают получить в результате этого процесса. Тем более, пути отступления из лаборатории и бегства из системы подготовили суперпрофессионально.

— Что толку теперь гадать, — вздохнул Савенков, с едва не физической болью глядя на Дина и Пабло. — Надо думать, что мы сможем сделать.

— Пока наше командование предпримет какие-то шаги, змееносцы замучают их до смерти или доведут до помешательства, — невольно вспоминая свой плен, болезненно скривилась Ленка.

Сеньора Эстениа громко всхлипнула, захлебываясь слезами. Семен Александрович обнял ее, и она, разрыдавшись в голос, спрятала лицо у него на груди.

Туся проглотила комок и положила руки на живот, словно таким образом пыталась защитить дитя от горестных переживаний. Помочь его отцу она сейчас ничем не могла.

Впрочем, Саша держался с редким самообладанием, и остальные барсы, не сговариваясь, следовали его примеру.

Конечно, все четверо подсудимых знали, что любая попытка вмешаться в ход процесса обернется для них немедленным наказанием, причем достаточно жестоким. Как с упоением поведал репортер «Алмаза красноречия», в надетые на них наручники и электронные ошейники были вмонтированы шокеры, и охранники имели возможность по своему усмотрению увеличивать силу заряда вплоть до парализующей или даже смертельной.

Вместе с тем, Туся для себя отметила, что, когда обвинитель начал свою речь, взгляд Арсеньева сделался осмысленным, а на бледных губах появилась презрительная усмешка. Слушал он очень внимательно, отмечая про себя явные нестыковки и собираясь их использовать, если им вообще позволят говорить. Официальных защитников барсам не предоставили. Как заявили в начале процесса, ни один из адвокатов Альянса не счел возможным добиваться оправдания таких отъявленных преступников, а юристам Содружества и окраинных миров заниматься профессиональной деятельностью на планетах Рас-Альхага запрещалось. Вряд ли Саша надеялся доказать свою невиновность, но он продолжал чувствовать ответственность за жизни товарищей и потому собирался бороться до самого конца.

Тем временем прокурор получил разрешение вызвать свидетелей, среди которых Туся почти без удивления узнала Майло и Рика. Отмытые и переодетые в дорогие костюмы по моде Альянса, пираты выглядели почти респектабельно, однако держались по-прежнему развязано и нагло. Высвеченный на голографическом планшете услужливо подлетевшего дрона текст присяги, они читали подчеркнуто небрежно и без всякого стеснения переставляли буквы в словах и путали ударения.

Прибывший в зал на роскошной антигравитационной капсуле Феликс в текст не смотрел, присягу прочитал наизусть, будто каждый день свидетельствовал в суде. Он не только выступал истцом в деле об убийстве, но и представлял здесь интересы «Панна Моти» и потому упивался собственной значимостью.

Рядом с мужем на эргономичном сидении капсулы безвольной тряпичной куклой скукожилась Галка. Живая. И на том спасибо. После истории со статуэтками думалось всякое. Но что она забыла в этом зале? Расскажет о миссии Арсеньева на Рас-Альхаге и подставит под удар себя или подтвердит ахинею о преступлениях Командора и его соратников на Ванкувере?

Хотя наряд сестры по-прежнему отличался безупречным вкусом и изяществом, а над прической не один час работали дорогие стилисты, ее лицо напоминало раскрашенную маску античной трагедии, а страха и отчаяния в глазах было больше, чем у барсов. Чувствуя себя явно не в своей тарелке, Галка не смотрела по сторонам, предпочитая изучать свои руки с идеальным маникюром. Однако в какой-то момент, когда ее о чем-то спросили, она случайно встретилась взглядом с Арсеньевым, и тот едва заметно ободряюще улыбнулся и кивнул.

Туся на какой-то миг вместе с ним оказалась в залитой светом мощных софитов операционной, пережила все оттенки дискомфорта пациента, распластанного и зафиксированного на столе, точно лягушка во время препарирования. Доктор медико-биологических наук, Саша на полном серьезе думал, что змееносцы решатся провести пересадку легких без наркоза. А потом он увидел ее сестру.

Бездны космоса! Это ведь Галка по требованию Феликса ставила Арсеньеву этот злополучный протез, а потом выхаживала его после операции и еще раз вытаскивала с того света, когда он, придя в себя и осознав, чем чреват его нынешний плен, пытался остановить сердце. Это Галка приносила барсам концентраты и хлеб, втихаря передавая указания разлученного с ними Командора. И сейчас Арсеньев ее благословлял, чтобы она не стыдилась и спокойно отыграла отведенную ей в этой отвратительной комедии роль.

Пока выступали какие-то мутные и непонятные личности, которые не всегда могли правильно произнести названия городов Ванкувера, да и самой планеты.

— Нагнали статистов, раздали текст, а как его произносить объяснить не удосужились, — скривился Савенков, наблюдая за выступлением женщины неопределенного возраста с обезображенным лицом.

А ведь все пострадавшие в Новом Гавре получили полномасштабную медицинскую помощь, включая лазерную пластику с полным восстановлением внешности.

Следующая свидетельница, похоже, все-таки говорила не с чужих слов. Она очень живо описывала холод осенней ночи, пронзаемой вспышками плазмы, запах гари и нечистот, хаос, неразбериху и безуспешные попытки найти хоть какую-то защиту от выстрелов. Вину за гибель людей она, впрочем, полностью возлагала на бойцов Содружества.

— Они ворвались в лагерь и открыли огонь! Подожгли бараки, в которых находились старики и начали расстреливать детей в медицинских корпусах. Потом они захватили генераторы защитного поля, отрезали нас от города и погнали к кораблям, чтобы вывезти в самые отсталые колонии Содружества в качестве бесплатной рабской силы на фабрики концерна «Херберштайн».

— Мерзавка, о какой бесплатной рабской силе она говорит! — возмутилась сеньора Эстениа, которая лгунью узнала. — Ей предлагали прекрасное место с высоким окладом и не где-нибудь, а на Земле. Но она решила, что за два дня пребывания в лагере может рассчитывать на пожизненную пенсию, наряду с инвалидами и участниками боевых действий.

— Видимо змееносцы ей желаемое дали, — пожал плечами полковник Минамото.

Нескольких бывших узников привлекли к процессу явно обманом. Одна женщина упорно называла агрессоров легионерами и не могла взять в толк, почему обвинитель и судья ее все время исправляют. Другой мужчина вообще, едва его попытались поправить, открыто обвинил «Панна Моти» в запрещенных экспериментах над людьми, а потом потребовал объявить принудительное энергетическое донорство вне закона.

Его мгновенно убрали, а слово взял Феликс. В своей обычной вкрадчивой и витиеватой манере он напомнил высокоуважаемому суду о подрывной деятельности Арсеньева в первые годы после открытия филиала «Панна Моти» на Ванкувере. Попытку добыть формулу вакцины смерти он назвал промышленным шпионажем в пользу концерна Херберштайн, а освобождение пленников из заброшенного дока — бандитским рейдом.

— Как мы помним, подсудимый Арсеньев каким-то образом сумел связаться с сообщниками, — соловьем заливался Серый Ферзь, — и они устроили в городе беспорядки, повлекшие за собой убийства людей, в том числе сотрудников Корпорации. Все мы скорбим о трагической гибели супругов Дюбуа, ликвидированных агентами Содружества. К нашему великому сожалению их сын не только сотрудничает с концерном Херберштайн, но сражается в рядах врагов Альянса.

— Дайте мне скорчер! — негодовал Клод. — Я отправлюсь в систему Рас-Альхаг хоть пешком и убью этого гада!

В запале он едва не снес процессор с монитором. Слава поймал его за плечи и ощутимо встряхнул.

— Юному Дюбуа, вероятно, промыли мозги, — словно увидев его реакцию, благодушно улыбнулся на другом конце галактики судья.

— То же самое можно сказать и о свояченице истца, — услужливо подался вперед на своем антиграве обвинитель.

— Лучше я попрошу вас предоставить слово моей супруге, — покровительственно глянул на судей Феликс. — Дорогая, надеюсь, ты сможешь ответить на вопросы относительно судьбы твоей несчастной сестры.

— Готовы ли вы подтвердить, что подсудимые похитили вашу сестру и удерживают ее насильно? — видя Галкино замешательство, спросил обвинитель.

— Да, все было именно так, — заученно кивнула Галка. — Рита вышла из госпиталя, чтобы встретиться с группой сопровождения, которую для ее эвакуации организовал мой муж, но Арсеньев и его сообщники убили охранников и вывезли мою сестру на Землю, чтобы проводить над ней опыты в исследовательском центре концерна «Херберштайн».

— Кто бы тут об опытах речь заводил, — начал Клод, вспоминая участников программы «Универсальный солдат», которые после длительного и тяжелого лечения постепенно возвращались к нормальной жизни.

— Галина Усольцева повторяет то, что ей велели, — строго осадил его Савенков.

— Говорит теми же словами, что и во время нашего последнего сеанса связи, — всхлипнула Туся.

Она не могла сказать, что ей сейчас тяжелее: смотреть на Арсеньева, который за какое-то неосторожное движение получил разряд тока, и теперь мучительно откашливался, пытаясь восстановить дыхание, или видеть, как корчится Галка, словно кровавую мокроту исторгая навязанную ей ложь. Петрович и барсы смотрели на Усольцеву старшую с явным осуждением, и только в глазах Арсеньева читалось сочувствие.

Туся поймала себя на мысли, что даже в оковах любимый чувствует себя свободнее опутанной ледяной паутиной страха несчастной, сломленной сестры.

Галка-Галка! Когда же ты позволила так себя изувечить? Что произошло с тобой в ту роковую ночь? Туся до сих пор не верила, что сестра последовала за Феликсом добровольно. Серый Ферзь виртуозно владел тактикой запугивания и, похоже, манипулировал женой, как куклой на ниточках, убедив, что, если обрезать леску, марионетка превратится в кучу бесполезного хлама.

Эх, оказаться бы сейчас в зале суда, рассказать, как все было на самом деле, уличить Феликса во лжи. Как жена обвиняемого по законам всех миров, она имела право не только присутствовать в зале суда, но и видеться с мужем, защищая его интересы. Вот только змееносцы соблюдали законы, лишь когда это касалось их привилегий и выгод.

— Насколько мне известно, — елейным голосом продолжал мучить Галку обвинитель, — Ваш муж, рискуя жизнью, пробрался во вражеское логово и попытался вывезти Маргариту Усольцеву на Рас-Альхаг.

— Феликс хотел устроить ее брак с доктором Карна Дриведи, — чуть заметно улыбнувшись, пояснила Галка.

— Которого Александр Арсеньев с особой жестокостью убил, — торжествующе провозгласил обвинитель.

— Думаю, об этих событиях лучше расскажет мой муж, — глухо проговорила Галка. — Я в этот период работала в лаборатории.

Она вновь подняла глаза, бросив быстрый взгляд в сторону Арсеньева, и Тусе в этот момент стало ясно, что, хотя Феликс узнал о пропаже статуэток, выдавать жену он почему-то не стал. То ли не хотел подставляться сам, то ли предпочел использовать эту информацию для шантажа.

Феликс позволил Галке обессиленно опуститься на сидение и вновь взял инициативу в свои руки, красочно живописуя, сколько трудов и средств ему пришлось потратить, чтобы организовать «побег» свояченицы. Да-да, он называл их с Наташей похищение именно побегом. Туся подумала, что в нынешней ситуации, предложи ей кто-нибудь для того, чтобы попасть на Рас-Альхаг и вызволить Арсеньева, провести в тесной коробке не пару часов, а несколько недель, она бы, не задумываясь, согласилась.

— Пытаясь оторваться от агентов Содружества, — умело переплетая правду с вымыслом, рассказывал Феликс, — мы с доктором Дриведи решили укрыться на Васуки, планете, об исследовании которой мечтали лучшие умы Альянса. Еще миллионы лет назад на ней, как и на Альпарее, сложилась цивилизация, близкая к культуре Рас-Альхага, а теперь Содружество совершенно необоснованно предъявляет на этот уникальный заповедник права.

— А вот отсюда поподробнее! — напружинился, точно ирбис перед прыжком, полковник Минамото.

— А на что ты рассчитывал, — без лишних слов понял друга Семен Савенков. — Если змееносцы пожертвовали пешкой в виде алмазных разработок, они рассчитывают сорвать куда более крупный куш.

— В случае аннексии Васуки, — нахмурился Слава, — помимо пригодной для жизни планеты они получат неразработанные недра, богатство которых по предварительным оценкам превышает запасы Кали и Сансары вместе взятых.

— И древние артефакты, до которых жаждали добраться Нага и Великий асур, — добавил Клод.

Туся вспомнила подземелье Наги, подслушанные разговоры монстров, их воспоминания, в которых доктор Дриведи представал неким подобием древнего Раваны, изображения которого Наташа им показывала на иллюстрациях к «Рамаяне». Васуки помимо щедрых недр хранила слишком много тайн, и змееносцы похоже надеялись получить к ним ключи.

Арсеньев и пленные барсы это тоже прекрасно сознавали. И потому по мере того, как Феликс укладывал новые кирпичи в возводимую им пирамиду клеветы, осунувшиеся лица Командора и его товарищей становились все мрачней, на выпирающих скулах играли желваки, а иссушенные голодом мышцы напрягались в безуспешных попытках расклепать наручники.

— Как вы знаете, расстояние от Васуки до миров Альянса исчисляется сотнями световых лет, — объяснял высокому суду Феликс. — Но одному нашему доброму другу из окраинных миров Сааву Шварценбергу удалось найти удобную кротовую нору, сокращающую путь к системе планеты до нескольких месяцев.

— Он называет добрыми друзьями всех, кому задницу лизал? — сурово глянула на экран Ленка, вспоминая своего палача и его циничного подручного.

— Нет, только тех, кого ему самому потом удалось поиметь, — ухмыльнулся Клод.

Савенков неодобрительно глянул на них, призывая не отвлекаться. Феликс подошел к кульминации.

— К сожалению, координаты кротовины были украдены опасной рецидивисткой Еленой Лариной, выступавшей в сети под псевдонимом Онегин и переданы по межсети обвиняемому Пабло Гарсиа. Таким образом головорезы Арсеньева высадились на планету и устроили там резню.

— Ложь! — не выдержал, подскочил со своего места Пабло. — Гнусная клевета!

Он хотел выкрикнуть еще что-то, но мощный разряд тока заставил его замолчать, отбросив обратно на скамейку.

Тусе показалось, что она ощущает запах паленой плоти. Сеньора Эстениа, вскрикнув, как от физической боли, вцепилась в форменную майку мужа. Галка закрыла лицо руками, но Феликс свирепо шикнул на нее, и она застыла, уставившись перед собой невидящими глазами.

По впавшим щекам Дина текли слезы, Петрович сгорбил спину и склонил голову насколько позволял ошейник, словно спрашивая себя, а стоило ли столько раз обманывать смерть, чтобы дожить до такого жестокого глумления. Командор, как обычно, держал себя в руках, но только Туся знала, каких усилий и скольких рубцов на сердце ему это стоило.

— У меня есть свидетели! — с видом оскорбленной невинности глянул на судей Феликс.

— Они порешили всех наших корешей, в смысле этих, соратников, — охотно закивал, подтверждая слова нового хозяина, Майло.

— А потом укокошили доктора, который не док и нашего кэпа, — добавил Рик.

— Коллега Дриведи защищался до последнего, — пустил крокодилью слезу Феликс. — Но Арсеньеву мало показалось наших научных разработок, которые он нагло присвоил и объявил собственностью концерна Херберштайн. Он решил, что, обезглавив «Панна Моти», оставив Корпорацию без харизматичного лидера, он устранит опасного конкурента!

— Мотивы обвиняемого нам понятны, — с умным видом кивнул судья. — Однако, как Вы объясните устроенные его командой бесчинства в отношении местных жителей?

По его требованию на экран вывели нарезку самых жутких кадров битвы при Фиолетовой и схватки возле периметра. Похоже Феликс и уцелевшие пираты ухитрились сохранить записи с камер наблюдения и присовокупить к делу.

— Это была элементарная месть, — охотно пояснил Феликс. — Аборигены приютили уцелевшую часть нашей команды и за это жестоко поплатились. Причем, как вы знаете, Арсеньев потом утверждал, что эти несчастные, вооруженные каменными топорами и костяными острогами, напали первыми. Более того, во время карательной экспедиции пострадали уникальные памятники древней цивилизации, возраст которых исчисляется миллионами лет.

С этими словами он развернул голограммы руин, в которых угадывались очертания храма Наги и остатков подземелья с порталом. Судя по всему, эти кадры Феликс сделал уже после возвращения на болота, где, по всей видимости, и отсиживался до того, как его подобрали змееносцы.

— Неправда! — на этот раз правила нарушил Арсеньев. — Храм на болоте вы сами взорвали, а святилище Наги не выдержало выброса энергии, которой во время запрещенных экспериментов себя накачал доктор Дриведи, что и послужило причиной его гибели. У нас тоже имеются записи и доказательства куда убедительнее голословных свидетельств подставных лиц.

На этот раз удар тока оказался настолько сильным, что не просто вызвал у Командора жесточайший болевой шок, но и буквально впечатал его в скамью так, что голова ударилась о бронированную перегородку и безвольно поникла, оставив кровавый след.

— Идиоты! Вы что, хотите раньше времени его убить и сделать из него для Содружества мученика? — напустился на надсмотрщиков Феликс, в то время, как Галка пыталась привести Арсеньева в чувство.

Туся, которая тоже на какое-то время тоже потеряла сознание, а теперь пыталась перебороть беспощадную головную боль, поняла, что Саша пошел на эту откровенную провокацию сознательно. Он пытался дать подсказку тем, кто наверняка его сейчас слушал не только на Сербелиане, но и в Совете Содружества.

Обвинитель потребовал для обвиняемых высшей меры наказания, а Феликс заявил, что дело об этнических чистках на Васуки должно стать темой заседания Совета Безопасности Галактики. Змееносцы намеревались добиваться признания «факта агрессии» и принятия мер по «защите коренных народов планеты», то есть по сути хотели получить индульгенцию для официального захвата планеты. И Арсеньев, даже находясь в плену, из последних сил пытался им помешать.

(обратно)

IX

Вечером того же дня с Тусей говорил Командующий. Выглядел он хмуро, на изборожденных морщинами и шрамами скулах играли желваки.

— Мне очень жаль, — начал он официально и пафосно.

— Что они остались живы? — Туся не сумела удержаться от горькой иронии.

Она и сама к этому времени уже не сумела бы дать твердого ответа, какой участи она бы желала для любимого, что лучше, быстрая и почти безболезненная смерть или месяцы мытарств, за которыми маячила только позорная и мучительная гибель в установке энергообмена или еще более беспросветная участь подопытного в лаборатории. За несколько часов, прошедших после окончания заседания суда, они в штабе успели обсудить все возможные варианты.

— Я понимаю Ваше состояние, — в голосе Командующего послышались нотки сочувствия, — но не стану Вас обманывать. Ситуация складывается крайне неблагоприятная. Я уже не говорю о том, что захват в плен наших агентов с таким уровнем доступа ставит под угрозу всю нашу сеть нелегалов на планетах Альянса, а сам процесс наносит немалый урон репутации нашего подразделения. Приговор по обвинению в геноциде развязывает змееносцам руки не только для аннексии Васуки, но и к агрессии в отношении любого из наших миров.

— Арсеньев уже пытался остановить сердце, — оборвала этот поток красноречия Туся. — Но ему не позволили.

— Да уж, — не выразив удивления по поводу ее осведомленности, вздохнул Командующий. — Для стервятников из «Панна Моти» нужно, чтобы до окончания процесса он оставался жив. Для нас, впрочем, тоже.

Туся почувствовала, как в ее груди загорается слабый огонек надежды.

— Я могу попытаться их вытащить, — как можно более убедительно проговорила она. — Но для этого мне надо каким-то образом попасть в систему Рас-Альхаг. А еще лучше оказаться непосредственно на Раване в зале суда желательно с прикрытием.

Командующий глянул на нее, как старый, опытный кот посмотрел бы на котенка, вздумавшего его поучать, как ловить мышей.

— И как Вы себе это мыслите? — скептически хмыкнул он. — Отправить во вражеский стан знаменитость галактического уровня? Да Вас в первом же космопорте разоблачат. Не говоря уже о том, что в Вашем эгм… положении такие предприятия просто противопоказаны.

— Тогда что я должна сделать? — не поняла Туся, уязвленная недоверием.

— Всего лишь попытаться наладить псионическую связь со своим супругом и передать ему, чтобы он и его товарищи сколько возможно затягивали процесс.

Туся понимающе кивнула. О необходимости хоть немного наверстать упущенное время говорили Савенков, Минамото и Слава.

— Я не знаю, хватит ли у них сил? — поделилась своими сомнениями Туся. — Саша и так еле дышит.

— А я и не требую от Арсеньева и его товарищей проявлять чудеса героизма, — назидательно произнес Командующий. — Сейчас наше единственное оружие — дезинформация. Арсеньев должен пойти на уступки, сделать вид, что он готов к сотрудничеству с «Панна Моти».

— Вы думаете ему поверят? — Туся вся похолодела.

Она понимала, что жизнь Саши и его товарищей и без того висит на ниточке безжалостного кукловода и теперь, точно Галка, боялась, что любой неверный шаг может эту тонкую, почти невидимую леску оборвать.

— Арсеньев — опытный агент, — не без гордости проговорил Командующий. — Когда речь идет о вопросах жизни и смерти, он может быть весьма убедителен. Думаю, его глубокие познания в области вирусологии и по всем исследованиям, связанным с синдромом Усольцева позволят ему выторговать максимально выгодные условия для себя и своей группы, а заодно собрать кое-какие сведения по программе «Универсальный солдат». Тем временем мы сумеем подготовиться.

Хотя слова о подготовке отозвались в иззябшей Тусиной душе таким теплом, что она это ощутила почти физически, нутро продолжал бередить холодок сомнения.

— Но как же репутация подразделения и всего Звездного Флота? — спросила она. — Змееносцам выгодна шумиха, о процессе говорят в главных новостях, и, конечно, известие о том, что герой Содружества перешел на сторону Альянса будет использовано в информационной войне. Вы хотите отнять у Арсеньева и его товарищей последнее, что у них осталось, их доброе имя? И так змееносцы готовы использовать любой повод, чтобы начать агрессию на Васуки и в другие миры.

Хотя после такой отповеди Туся ожидала ответного взрыва, Командующий вновь посмотрел на нее с сочувствием, лишь покачав большой породистой головой. Туся подумала, что вместо седого ежика ветерану Большого Космоса больше подошла бы львиная грива.

— Не Вам, милая девочка, обучать меня стратегии и тактике информационной войны, — проговорил он веско. — Да и Вашего мужа тоже. Каждый нелегал, изображающий перебежчика, должен быть морально готов к тому, что его имя станут поливать грязью и трепать в новостях. Особенно, если речь идет об информационных каналах противника. Арсеньев прекрасно понимает, в чем его долг и сумеет справиться с задачей. Вы не хуже меня видели, он готов бороться и ему нужна только поддержка. Я со своей стороны гарантирую Вам, что наши новостные агентства будут все отрицать. Тем более, змееносцам и самим не выгодно в сложившейся ситуации афишировать информацию о сотрудничестве с «преступником» и «террористом». Чем скорее Вы сможете с Арсеньевым связаться, тем раньше мы начнем действовать. Соответствующие приказы уже получены, оперативная группа готова к отправке, дипломаты в Совете Галактики разрабатывают аргументы. Начинается новый этап противостояния, и Вашему супругу, коли уж он все еще жив, в нем отведена далеко не последняя роль.

— Что значит группа сформирована и готова к отправке? — узнав общее содержание разговора, не мог скрыть возмущения Слава. — А как же мы? Нам что, так и сидеть до скончания века в этом карантине, пока там змееносцы над Командором и ребятами измываются?

Узнав о сеансе связи с Командующим, он срочно вместе с Эркюлем вернулся из поместья, куда ездил по делам. Начинался сезон сбора урожая, и оставить лозу без присмотра он не мог.

— Эпидемия идет на убыль, — пожал плечами Клод. — Еще пара месяцев и можно будет открывать планету.

— Этого времени нам как раз хватит, чтобы отыскать в Альянсе нужных нам лиц, — успокоил разведчика Савенков.

— Да и здесь хвосты подчистить, — сурово добавил полковник Минамото, имея в виду расследование побега членов совета директоров «Кимберли инкорпорейтед», который вряд ли удалось бы организовать без пособничества местных чиновников и военных.

Уже первый запрос, который барсы отправили в космопорт, дал существенную зацепку. Оказывается, подорвавший адмиральский борт истребитель в самом начале боя сообщил, что получил повреждения и возвращается на базу. Однако технический осмотр никаких неполадок не выявил, да и корабельный журнал выглядел так, будто данные бортовых самописцев либо подделали, либо передали извне. Пилот, которого сразу отстранили от полетов, уехал куда-то на побережье и найти его пока не удалось.

— Вы представляете, какая дерзость! — со смесью праведного гнева и восхищения хитростью противника выстраивал цепочку Слава. — Похоже, они сделали из адмиральского звездолета начиненный автоматикой брандер, сами его подорвали, а потом, воспользовавшись сумятицей, включили систему стелз и продолжили путь к червоточине в то время, как на базу вернулся двойник.

— Но кто продал «Кимберли инкорпорейтед» военный корабль? — нахмурился Клод.

— В эскадре Сербелианы нет новейших образцов, которыми укомплектованы соединения, переброшенные на Сильфиду и группировка, базирующаяся на орбите Солнечной Системы, — пояснил полковник Минамото.

— А корабли базовой модели можно приобрести в любом из окраинных миров, — вздохнул Савенков.

— И все же я не понимаю, что расследование на Сербелиане даст для спасения Командора с Петровичем и наших ребят? — с мольбой глянула на мужа сеньора Эстениа.

— Все зависит от того, как далеко потянется ниточка, которую сейчас удалось нащупать, — вместо заслуженного пилота отозвалась Ленка.

— И все же лучше бы на Рас-Альхаг отправили тех, кто хотя бы знает пленников лично, — вздохнула несчастная мать.

Хотя Тусе тоже было бы спокойнее, если бы операцию на Раване проводили не какие-то неведомые агенты, а барсы из группы Савенкова-Минамото, она понимала, почему Командование под предлогом Карантина сочло необходимым пока задержать их на территории Содружества. Участникам экспедиции на Васуки предстояло дать показания в Совете Галактики. Об этих планах рассказали академик Серебрянников и Наташа, которые вышли на связь, едва закончилось заседание суда.

— Это я во всем виновата! До вашего возвращения с Сербелианы не стоило даже поднимать вопрос об экспедиции.

Голос Наташи звучал жалобно, в глазах стояли слезы. Тусе даже пришлось ее утешать.

— Да при чем тут ваша экспедиция? — недоуменно глянул на любимую Клод. — Феликс всю свою жизнь спал и видел, как ему поквитаться с Командором за то, что тот талантливее и успешнее его.

— Ты разве не слышал, как много во время суда об агрессии на Васуки говорили? — с ласковой укоризной обратилась к нему молодая супруга. — Змееносцы боятся, что мы отыщем артефакты раньше них, потому и затеяли всю эту шумиху. Лучше бы я вместо того, чтобы хлопотать об экспедиции отправилась к вам на Сербелиану.

— Тогда бы у меня для работы просто времени не осталось, — невольно улыбнулся Клод, вспоминая их интенсивное общение по межсети.

Хотя Наташа из-за подготовки к экспедиции не смогла принять участия в гуманитарной миссии сеньоры Эстении, как изначально планировала, на связь с Клодом она выходила по нескольку раз в день и страшно обижалась, когда он оказывался занят в госпитале или лаборатории и не мог ей ответить.

— Он совсем меня не любит! Даже с собой на эту вашу Сербелиану не позвал, — в первые недели после начала работы госпиталя жаловалась она Тусе или Ленке или им обеим разом.

А ведь она не хуже подруг знала, насколько тяжело Клоду далась эта разлука, и сколько работы навалилось на участников миссии.

Во время следующего сеанса Туся с Ленкой выслушивали уже новые жалобы:

— Он совсем себя не жалеет. Он там хоть иногда спит и хоть что-нибудь ест?

Приходилось кривить душой, уверяя, что Клод работает и отдыхает в обычном режиме, хотя он много раз рассказывал любимой, какой на планете аврал.

— Совсем ты жену избаловал, веревки она из тебя скоро вить начнет, если уже не начала, — в шутку пенял Клоду Слава, с которого после возвращения из шахты Ленка едва пылинки не сдувала.

Это, впрочем, не мешало ей, не выходя из межсети, отчитывать нерадивого мужа за малейшие нарушения режима. При этом, в разговорах с Наташей суровый оператор проповедовала снисхождение и ласку. Хотя в том, что касалось нежности в общении, ей самой у Наташи стоило поучиться.

Едва у монитора появлялся Клод, его молодая супруга забывала обо всем на свете, оставив все упреки на долю подруг. Туся временами чувствовала себя бессердечным сухарем. Она так не умела. Она слишком мало говорила Арсеньеву о своей любви.

Как же ее теперь терзали эти невысказанные слова, как же мучили минуты свободного времени, отданные пустым разговорам или устройству уюта в доме, в котором им так мало довелось прожить.

— О чем ты говоришь? — удивлялась ее переживаниям Наташа. — Вам с Командором не требовалось никаких слов. Он и так видел, что ты только им и дышишь!

Тусиному горю она сопереживала искренне и горячо, даже слишком, примеряя предполагаемые обстоятельства на себя и приходя в настоящий ужас.

— Как ты еще ухитряешься жить и даже лечить людей? Я бы гибель Клода просто не пережила! — признавалась она.

Туся молча указала на ставший уже немного заметным живот.

В какой-то миг она увидела залитые кровью залы сольсуранского Дворца Царей, скованное холодом смерти, искаженное болью и ужасом лицо Наташи и ее остановившиеся глаза, обращенные в сторону огромной нефритовой вазы, в которую она за секунду до гибели спрятала маленькую дочь. Возле убитой в луже собственной крови на полу простерся могучий светловолосый мужчина, лица которого Туся не сумела разглядеть.

— Сейчас мы срочно готовим доклад и собираем доказательства того, что, цивилизация Васуки находится с Землей в не меньшем родстве, чем с Рас-Альхагом, — вступил в беседу по другому каналу академик Серебрянников. — И здесь первостепенную роль, помимо сравнительных лингвистических характеристик и археологических материалов, играют материалы по антропологии и генетике, которые за время пребывания на планете успел собрать Александр Арсеньев. Я всегда в него верил, Саша с детства интересовался историей и помогал отцу на раскопках. Он и биологией по большому счету увлекся на фоне антропологических изысканий и изучения следов органических остатков в культурном слое на Альпарее. Я включил его фамилию в число авторов доклада, чего бы там не орали разные чистоплюи и паникеры в Совете. И я надеюсь, что это исследование поможет доказать его невиновность и вернуть ему свободу.

Туся едва сумела найти хоть какой-то ответ. Ее душили слезы обиды и гнева. Ради того, чтобы докричаться до всех этих «паникеров» и чистоплюев Саша сознательно пошел на дополнительные муки.

Туся вспоминала вид его сотрясаемого мощным разрядом изможденного тела и кровавый след на бронированной перегородке. Сколько она ни пыталась нащупать Сашино сознание, она так и не смогла: похоже Арсеньев после удара все еще находился в коме. А потом он сам ее нашел. Вернее, нашла его боль.

Затылок налился тяжестью и пульсирует с настойчивостью и силой, будто вся кровь разом прилила к голове и теперь пытается, пробив черепную коробку, выплеснуться наружу, прорвав все скобы и швы. При малейшей попытке пошевелиться утробу скручивает рвотный спазм, оставляя во рту омерзительную горечь желчи. Воздуха нет совсем и не только потому, что синтетические легкие не в состоянии производить нормальную альвеольную вентиляцию. Теперь кислороду еще и неоткуда поступать. Обожженная током шея распухла, словно у раздавленной лягушки или утопленника. «Подушка» из пораженных, отмирающих тканей вот-вот перекроет гортань, а подключить искусственную вентиляцию или хотя бы просто вставить канюлю никто не удосужился.

То-то Феликс обрадуется, что теперь подсудимый не сможет вмешиваться в тщательно срежиссированный спектакль и нарушать ход заседания суда. Зато и на вопросы отвечать не придется. Вот только б еще изловчиться и не дышать.

И взять бы скальпель да сделать самому себе трахеотомию или просто разорвать руками горло, пуская в легкие кислород, но запястья опять прикованы к койке и на этот раз помимо наручников, их туго перетягивают бинты. Хотя правой руке, кажется, перевязка уже не поможет. Поврежденный ударом протез начал отторжение тканей.

Скорей бы уже все это закончилось. Честно говоря, уже все равно, где, когда и как.

«Нет, Саша, ты не должен так думать! Не имеешь права даже допускать такую мысль!»

«Рита, девочка моя…»

От этого мысленного прикосновения по Тусиному телу пробежала дрожь, какой она не припоминала и в моменты их самых бурных ласк. Впрочем, нынешние ощущения она бы не решилась сравнить с чем-то, что испытывала ранее. И только боль, усиленная удушьем, незаслуженная адская мука, которую она в этот момент делила с любимым, помогала понять, что все происходит наяву.

«Передай Командованию, — уловила она относительно ясную мысль на грани спутанного, меркнущего сознания Командора, — я никого из агентуры не выдал. Ребята тоже пока держатся, хотя им досталось больше, чем мне».

Похоже попытка сконцентрироваться отняла у него последние силы. Измученный организм пытался включить последние доступные ему механизмы защиты. Что оставалось Тусе делать, чтобы не разорвать связь, только отдать, как тогда на корабле или потом на арене, частичку себя. Черпать энергию из окружающего мира у нее не хватало сил. Она в полной мере ощущала боль в затылке и свинцовую тяжесть, сдавившую шею и грудь. Виски и лоб мгновенно покрылись испариной, а утроба запросилась наружу, но она понимала, что Арсеньеву сейчас в сотни раз солоней и кроме нее помощи ждать неоткуда.

«Саша, потерпи, пожалуйста! — мысленно покрывая поцелуями каждую его рану, заклинала она. — Помощь уже близко. Я все передам. Тебя услышали в Совете, по Васуки готовят доклад, а вас с ребятами в любом случае собираются вытащить. Но для этого нужно время».

Туся не знала, сколько продлится их эта связь, есть ли время в запасе у Арсеньева. Поэтому говорила, вернее думала сбивчивой скороговоркой, моля все силы вселенной, чтобы он ее услышал.

«Рита, малышка, ненаглядная моя!»

Туся ощущала, как прилив адреналина возвращает любимому силы, наполняет иссушенную грудь кислородом, разгоняет кровь по жилам, позволяя забыть о боли и тошноте. В голове у него роились десятки вопросов и мыслей. Шквал эмоций не поддавался описанию и вероятно, сбил бы ее с ног, если бы она предусмотрительно не опустилась в глубокое, удобное кресло.

Впрочем, Командор прекрасно понимал, насколько сейчас опасна эйфория и потому, поборов искушение забыть о том, где он находится, и отдаться на волю чувств, послал мысленный импульс спокойно и сухо.

«Я все понял. Что нужно делать?»

Туся тоже попробовала взять себя в руки и достаточно внятно передала приказ Командующего.

«Я думал об этом».

Арсеньев вздохнул, насколько ему позволили изувеченные легкие и отечная шея.

«Но что я смогу им предложить?»

«Программа «Универсальный солдат», — напомнила ему Туся.

Сделав над собой усилие, стараясь перебороть рябь перед глазами, она развернула голографический монитор, надеясь, что любимый сумеет рассмотреть формулы и модели. Она их, конечно, помнила наизусть, но опасалась случайно упустить что-то важное.

Хотя командование разведки Звездного флота Содружества следом за Арсеньевым и Минамото рассматривало программу в виде Троянского коня или ящика Пандоры, которому предстояло погубить «Панна Моти», пока новая разработка Корпорации выглядела шкатулкой с секретом. Процесс изменений шел фатально и необратимо, антивакцина не помогала и та положительная динамика, которую отметил Клод, оказалась лишь временным улучшением. Лучшие ученые концерна Херберштайн вот уже второй месяц ломали голову, пытаясь понять, что не так, но тщетно.

«А какой серией антивакцины вы их лечили? А вы пробовали энергообмен?»

Арсеньев буквально забросал ее вопросами. Узнав последние новости, увидев формулы и голограммы образцов, пускай и оплаченных его кровью и нынешними мучениями, но все равно бесценных, он, кажется, окончательно забыл про удушье и боль. Туся физически ощущала, как его мозг, вынужденный в вакууме заточения буквально пожирать себя, с жадностью хватает полученную информацию и пытается генерировать идеи.

«Да мы уже все перепробовали, — пояснила Туся. — Клод считает, что разгадку надо искать в образцах, которые змееносцам удалось вывезти с Сербелианы, но, судя по состоянию подопытных, я не уверена, что ученым «Панна Моти» тоже удалось добиться каких-то успехов».

«Да я уже вижу, — Арсеньев попросил ее показать динамику состояния участников программы и сравнительные характеристики по всем параметрам. — Мутации происходят непредсказуемо и хаотично, так что клетки головного мозга просто не выдерживают.»

На какое-то время он углубился в изучение материалов исследования, и Туся ощущала, как рефлекторно двигаются привыкшие к молекулярным манипуляциям пальцы его левой руки, как учащается или наоборот замирает дыхание, когда он видел что-то новое и интересное. Туся чувствовала себя сосудом, транзистором, проводником. Вергилием или скорее Беатриче, преодолевшей границы небытия, чтобы открыть для сурового Данта все семь сияющих райских небес. Тем более, что образцы клеток на экране напоминали галактики и туманности, а цепочки ДНК РНК извивались скоплениями звезд.

«В этом уравнении не хватает нескольких звеньев, — безошибочно отыскав недостающий элемент, заключил Арсеньев. — Хотя не уверен, что применение данного препарата сможет снизить риск побочных реакций и добиться искомого результата».

«Ты хочешь сказать, что исследования змееносцев в какой-то момент зашли в тупик?» — осторожно уточнила Туся.

Она чувствовала, что Сашино дыхание почти выровнялось, словно его подключили к кислородному аппарату, а отек сошел на нет. Да и головная боль с тошнотой куда-то подевалась. Неужто она походя освоила еще одно умение: возвращать силы и исцелять? Впрочем, для энергообмена им двоим и прежде не всегда требовалась установка.

«Похоже они с самого начала базировались на ложном постулате, — предположил Арсеньев, словно находился на научном симпозиуме, а не в камере строгого режима. — Брахманы из «Панна Моти» начали этот проект, чтобы перестать зависеть от кшатриев и полностью захватить в Альянсе власть, — пояснил он. — Вот только, если я правильно понял, после смерти доктора Дриведи в Корпорации не осталось ученых, способных изобрести какой-то новый продукт. Одни ремесленники, вроде Феликса. То-то этот бывший одноклассничек на возможность сотрудничества намекал. Обещал перевести нас с ребятами из карцера в корпус для проштрафившихся чиновников и прочих привилегированных лиц. Я-то думал им просто нужны козлы отпущения для провокации агрессии на Васуки, а у них элементарно не хватает мозгов».

«А у тебя сейчас еще есть возможность согласиться? Только повести дело так, чтобы он ничего не заподозрил?»

Туся едва не задохнулась: ожидая Сашиного ответа, она забыла, что надо дышать. К счастью, Командор не стал ее томить.

«Думаю, да, — ответил он обыденно и просто, точно речь шла не о его жизни и жизни его товарищей, а о партии в трехмерные шахматы или заезде на гоночных флаерах. — У Феликса-то и выбора особого нет. Он совершенно точно поднять такой проект самостоятельно не сумеет. Если удастся его убедить, что ситуация находится полностью у него под контролем, можно будет выторговать немало полезного вроде нормальных условий содержания для всей группы и возможности общаться с ребятами. Феликс всегда ставил свою выгоду выше каких бы то ни было принципов, которых у него никогда и не было. Только бы среди брахманов «Панна Моти» не оказалось асуров, вроде доктора Карна, обладающих навыками телепатии и способных раскрыть наш с тобой канал».

Арсеньев замолчал, собираясь с силами и расслабленно перебирая Тусины мысли и обрывочные картинки впечатлений, как прежде перебирал ее волосы. Она понимала, что эти мгновения необходимы ему сейчас, как воздух и лекарства, которых жалели для него змееносцы, и потому продолжала держать связь, хотя перед глазами все расплывалось и груди нехорошо пекло.

В череде невеселых дней последних двух месяцев она старалась выискать что-то хорошее вроде добрых слов академика Серебрянникова или веселых проделок мартышек Эркюля. Маленькие плутишки, успевая собирать нужные разведчикам сведения, не забывали развлекать детей горняков в Мурасе, пока их родители обустраивались в новых, удобных домах. Менеджеры компаний «де Бирс» и «Алроса», скупившие по дешевке акции обанкротившейся «Кимберли инкорпорейтед», опасаясь санкций со стороны Совета Содружества, выделили достаточно средств на создание новых рабочих мест и обустройства быта шахтеров.

Господ коммерсантов, видимо, впечатлила и судьба господина Свенсена, который не имел сейчас средств даже заплатить своему адвокату. Не без Тусиной помощи Елена Ларина сумела отыскать его счета в окраинных мирах и снять оттуда средства, необходимые для уплаты многомиллиардного штрафа и компенсации горнякам. От финансового директора ниточка потянулась и к счетам беглых членов совета директоров. И теперь они вели переговоры о возвращении в Содружество пусть даже под арест, ибо в Альянсе с ними никто даже разговаривать не хотел.

Арсеньев считывал новости словно с экрана голографического монитора, мысленно улыбался, даже позволил себе немного позлорадствовать.

«Поделом им. Пускай попробуют, каково было их пленникам. Жалко, что в тюрьмах Содружества царит гуманизм».

Он пытался вспомнить, какую еще информацию хотел бы донести до академика Серебряникова и авторов доклада, спрашивал о родителях и друзьях, обещал передать Пабло и Дину благословление сеньоры Эстении, рассказывал о Галке.

«Она молодец, единственный человек среди здешних нелюдей и уродов. Без ее поддержки и заботы я бы точно не выжил, да и ребята тоже. При этом ей сейчас даже тяжелее, чем нам с Петровичем, Пабло и Дином. Мало того, что она живет в доме Феликса фактически как пленница, она еще постоянно чувствует свою вину. Но самое страшное, что она все еще любит его. Она сама об этом сказала».

«И все-таки ее надо вернуть», — вздохнула Туся.

«Обязательно, — согласился Арсеньев. — Если выбираться с Раваны, то только вместе с ней. Ну, и с ребятами, конечно».

Потом он внезапно затих, и Туся уже подумала, что связь прервалась, когда услышала еле различимое:

«Какой он уже стал большой и красивый. И пальчики на ножках и ручках видны. Такой серьезный. Кажется, это мальчик».

Оказывается, Саша отыскал в ее памяти снимки их малыша и услышал биение маленького сердца. Круговорот эмоций, захвативший их обоих или даже всех троих оказался настолько сильным, что они едва не потерялись. Впрочем, в какой-то момент Арсеньев услышал и окончательно сбившееся с ритма Тусино сердце и с усилием, словно отрывал кусок своей плоти, закрыл канал.

«Не надо, Саша! — умоляла его Туся. — Я ведь так и не сказала, как я тебя люблю».

«Береги себя и нашего сына, — попросил он на прощание. — И что бы здесь со мной ни случилось, не переживай. Я все понял и знаю, как действовать. Теперь самое главное, придумать, как добыть вам недостающее звено новой модели, а затем завести программу «Универсальный солдат» в дебри и суметь смыться до того, как начнется заварушка между кшатриями и брахманами».

(обратно)

X

— Рита, что с тобой? Очнись! Рита, ты нас слышишь?

— Давление упало до критической отметки, пульс почти не прощупывается.

— Да что вы тут стоите столбом? Хватайте ее в охапку и несите в реанимацию, а еще лучше засовывай в эту вашу установку. Энергетическое вливание ей точно не повредит!

— А как же ребенок?

— А что ребенок? Сердце прослушивается, угрозы выкидыша нет.

— Вопрос о том, насколько показан энергообмен при беременности, пока не изучен. Давайте лучше обычную реанимацию.

Хотя Туся сквозь обморочную пелену слышала встревоженные голоса Клода, Рут и других врачей, что-либо ответить и уж, тем более, поднять отяжелевшие веки не имела сил. Перед глазами все кружилось, стены падали, потолок менялся местами с полом, а от нехватки воздуха в груди пекло так, словно в легких распались остатки сурфактанта^[19], и они слиплись, полностью утратив дыхательную функцию. Кожа на запястьях вздувалась волдырями, а просвет зева стремительно суживался, словно при дифтерии.

— А эти ожоги откуда? — недоумевал кто-то из врачей, дрожащими руками вводя ей в горло канюлю.

«Стигматы»^[20], — промелькнуло в голове у Туси, но произнести это слово она так и не смогла.

Когда ее подключили к аппаратам и вкололи необходимые инъекции стало легче. Она открыла глаза, улыбнулась и погрузилась в глубокий, исцеляющий сон, точно зная, что где-то там на далекой, враждебной Раване Арсеньев впервые за много дней заточения тоже смог спокойно заснуть, а не забыться мутным полуобморочным мороком, наполненным болью и не дающим телу никакого отдыха.

Какое-то время Туся спала очень крепко и без сновидений. Потом она увидела тесную, душную камеру с убогой пластиковой лежанкой, единственными постельными принадлежностями которой были наручники и ножные кандалы. Феликс, нависая над прикованным пленником, подозрительно щурил бесцветные глаза, заглядывал лежащему в лицо, поджимал губы, осматривая его шею и запястья.

— Что-то подозрительно быстро ты восстановился. Опять Галка без моего ведома приходила? Безмозглая курица, тоже мне, нашла себе героя! Твоей «малышке» впору ревновать!

— Галина без твоего ведома боится сделать и шаг, — хмыкнул Арсеньев.

Хотя каждое слово давалось ему с трудом, чувствовал он себя значительно лучше, настолько, что мог насмехаться и даже блефовать.

— Тогда в чем же дело? Кто нарушил мой приказ?

— Профессор Усольцев, — осклабился Командор. — Ты лучше меня знаешь, что вакцина, которую ты отказался испытывать, задействует скрытые ресурсы организма, — пояснил он. — И именно ее применение поможет сдвинуть с мертвой точки программу «Универсальный солдат».

— Ты решил обдумать мое предложение? С чего бы это? — взгляд Феликса сделался цепким, в движениях прибавилось суеты. Он боялся упустить выгоду, хотя в глубине души понимал, что несносный одноклассник опять пытается его надуть.

— Хочу дожить до того дня, когда вы раскурочите Васуки и не найдете там никаких молний.

Туся замирала от страха, наблюдая за опасной игрой, которую затеял ее любимый. С другой стороны, если бы Командор выказал покорность, это бы вызвало еще больше подозрений у Феликса. Сейчас Серый Ферзь торговался, словно скряга из окраинных миров на барахолке в Мурасе, а Арсеньев шел напролом, отстаивая улучшение жизненных условий для себя и товарищей. Когда помимо общей для всей группы камеры со всеми удобствами, трехразового калорийного питания и прогулок во дворе, он завел речь о доступе к медиа ресурсам, Феликс не выдержал:

— Может быть, вам предоставить еще и бордель с апсарскими шлюхами?!

— Лучше корабль на Землю, — мечтательно проговорил Арсеньев. — У меня, знаешь, там родители, жена. У ребят тоже близкие остались. Впрочем, не могу ж я требовать для себя того, чего ты сам по доброй воле лишился. Это ж так ты, пожалуй, лопнешь от зависти.

Туся почувствовала, что кто-то осторожно вытаскивает из горла канюлю. Отек постепенно спадал. Она, не размыкая век, проглотила лекарство, выпила немного воды, повернулась на бок, стараясь не прижать живот, и вновь погрузилась в свои вещие грезы.

Она увидела свидание друзей, отдаленно напоминавшее встречу на борту корабля Вернера. Их и в самом деле перевели в другое здание с более щадящими условиями, но общей камеры, конечно, никто не предоставил. Да и встречаться разрешили лишь в тюремной столовой и во время прогулок под присмотром надзирателей и других заключенных из числа чиновников и бизнесменов. Причем любое подозрительное движение могло вызвать удар током: ошейники и браслеты с электрошокерами носили даже привилегированные обитатели исправительного учреждения.

Хотя рядом с сытыми, лоснящимися богатеями и толстомордыми охранниками барсы выглядели особенно ослабленными и изможденными, они имели шанс вернуть себе прежнюю форму.

— Это ж не тюрьма, а настоящий курорт, — поглаживая отрастающие усы, улыбался Петрович, с аппетитом уминавший жаркое с овощами. — Интересно, у господ Свенсена и Ван Бастена в следственном изоляторе на Сербелиане сейчас такой же рацион?

— А нас на Ванкувере кормили тушенкой и концентратами, — нахмурился Дин, разглядывая и не решаясь попробовать какой-то местный экзотический фрукт.

— Какая разница, если тут везде силовое поле и сбежать также сложно, как и из подземных казематов, — вздохнул Пабло, запивая соком слишком жесткое для него мясо кутулуха.

Так же, как и Командору ему пока было трудно глотать твердую пищу.

— В этом направлении ведется работа, — понизив голос, веско проговорил Арсеньев.

Он вышел в тюремный двор, где в укромном уголке, недоступном для камер, его поджидал зловещего вида громила, причудливости татуировок которого позавидовал бы даже Ящер.

— Мои ребята готовы, — негромко проговорил он. — Ждут только поставки оружия.

— Первая партия уже прибыла на Кали, — отозвался Командор. — Надо как-то переправить ее на Равану.

— Без проблем, — сверкнул черными глазами собеседник. — Контрабандисты знают свое дело.

— Тогда осталось только привлечь на нашу сторону военных, — кивнул Арсеньев.

После ухода маргинала, он какое-то время стоял, с удовольствием подставляя лицо свободно проникавшим сквозь силовое поле лучам Рас-Альхага. Прохладный свежий воздух приятно освежал измученные легкие, а ветер приносил запах моря и винограда.

Моря и винограда? Откуда в тюремном дворе виноград. К тому же корпуса учреждения, в котором содержали пленников, располагались в глубине материка. Но и в больничных палатах Мураса запах моря был почти неощутим. Туся поняла, что, пока она находилась в беспамятстве, друзья, чтобы она не сбегала к больным или в лабораторию, все-таки перевезли ее в поместье Славы и Ленки.

И точно. Хотя возле кровати привычно работали системы диагностики и жизнеобеспечения, светлая, просторная комната с видом на море и примыкавшая к ней увитая виноградом терраса, напоминали все что угодно, но не больничный бокс. Сквозь панорамные окна, функционировавшие в режиме автоматической регулировки освещения и проветривания, с террасы доносился гомон мартышек, с аппетитом уплетавших приготовленные для них фрукты. Удобная мебель комнаты отличалась изысканностью, а возле душевой обнаружились студия красоты и подиум для имидж-моделирования, предметы достаточно бесполезные для человека, находящегося на лечении.

Возле кровати, устало откинувшись в кресле, дремала сеньора Эстениа. Почувствовав Тусин взгляд, она встрепенулась, обеспокоенно глядя на приборы. Затем ее лицо озарила улыбка, лучезарная, как сок лозы в солнечном луче.

— Как ты нас напугала! — сеньора Савенкова-Гарсиа улыбалась сквозь слезы, в ее голосе слышалось облегчение. — Что ты сделала с собой? Выглядела так, будто из тебя кто-то выкачал всю энергию. И эти ожоги, — она болезненно поморщилась, разглядывая Тусины запястья и шею, на которых еще оставались причудливые розоватые следы. — Алекс и Пабло получили такие же?

— Им всем сейчас намного лучше, — заверила ее Туся, подробно описав не только свидание с Арсеньевым, но и все свои видения, подробно описав все, что делал и говорил Пабло. — Саша обещал проявить чудеса хитрости и изворотливости, чтобы вытащить ребят. Но без моей помощи он даже с удушьем не мог справиться.

— Я понимаю тебя, — сурово глянула на нее Ленка, сменившая сеньору Гарсиа на посту сиделки.

Хотя в госпитале Мураса, как и во всех больницах Содружества, эту работу выполняли дроны и роботы различной степени обучаемости, друзья слишком беспокоились за Тусино состояние, чтобы доверять бездушным машинам.

— Когда Славка только вернулся я тоже готова была еще раз пройти через донорство, если бы это помогло ему вылечиться побыстрее. Но ведь ты чуть не погубила не только себя, но и ребенка!

Туся кивнула, бросив взгляд в сторону монитора, отображавшего любые изменения состояния плода. Она знала, что для Ленки материнство пока оставалось недосягаемой мечтой. Пытки Шварценберга, увы, не прошли без последствий, и лечение пока не давало результатов. Туся и сама переживала, как ее малыш пережил новый стресс. Какой уже по счету. Хотя врач, ведущий ее беременность, заверила, что плод надежно защищен на случай и более серьезных нагрузок, Туся понимала, что теперь несет ответственность не только за себя. Но разве она имела права ради благополучия ребенка отказать в помощи его отцу?

— Бедные мои дети! — вздыхала Ольга Викторовна, глядя на Тусину шею с багровым следом ожога и слушая рассказ о разговоре с сыном. — Совсем эти вояки одурели. Неужели для сбора разведданных у них не нашлось других агентов, кроме беременной девочки и раненого?

— Но Саше и ребятам сотрудничество с Феликсом сейчас тоже на руку, — попыталась объяснить Туся, поведав обо всех обнадеживающих переменах в положении пленников. — Теперь их, хотя бы, не морят голодом и не подвергают другим издевательствам, выбивая признание вины, тем более, что слушания по делу тоже отложили на неопределенный срок. Полковник Минамото говорит, что из той тюрьмы, в которой они сейчас находятся, будет легче сбежать. К тому же, туда им можно передавать информацию не только с моей помощью.

В самом деле, встреча в тюремном дворе, о которой Туся, конечно, рассказала друзьям, также, как и свидание еще с одним связным, стали возможны только благодаря переводу пленников в другое учреждение, в котором у разведки Содружества имелась агентурная сеть. Осужденный на пожизненное заключение за контрабанду и пиратство бизнесмен был одним из тех, кто также хотел вырваться на свободу и убраться из Альянса. И тут интересы пиратов и боровшихся с ними барсов, как ни странно, совпадали.

— Только бы изо всей этой затеи вышел толк, — вздохнул Андрей Ильич, который после налета на Альпарею знал о коварстве змееносцев не понаслышке. — Надеюсь, руководство разведки знает, что делает. Я конечно рад, что Сашу и ребят больше не мучают на допросах и обращаются почти сносно, но насчет всяких там контрабандистов и прочих пиратов, я бы не обольщался. Дипломатический путь выглядит более надежным. Тем более, у нас есть все шансы получить по Васуки положительную резолюцию.

Сам Арсеньев-старший вместе с академиком Серебрянниковым принимал участие в подготовке доклада для Совета Галактики и периодически консультировался у Туси и Клода по некоторым моментам генетической экспертизы, которую проводил на планете его сын.

— Жалко, что из-за карантина вы не можете принять участие в заседании лично, — посетовал он. — Присутствие Ванкуверской Жанны д’Арк и героев Содружества придало бы докладу дополнительный вес.

— Какое личное присутствие?! — зашикала на него Ольга Викторовна. — Рите бы на ноги встать, да и это не самое главное. Раньше женщины, случалось, всю беременность лежали, чтобы произвести на свет здорового малыша. Мы с Мишель ждем не дождемся, когда же ты, доченька, наконец, вернешься на Землю. Я уже обо всем договорилась, — продолжала она, строго глядя на мужа. — До рождения внука и весь первый год никаких раскопок.

— А там и Саша вернется, — согласился с женой Андрей Ильич. — Ему ж наверняка тоже помощь понадобится в реабилитации после всех этих мытарств.

Туся о возвращении любимого боялась даже помыслить, не то что заявить о своих чаяньях вслух.

Во сне она увидела засыпанный багряной и золотой листвой, точно парчой застланный, сад возле залитого солнечными лучами обширного дома. Ольга Викторовна подвязывала хризантемы, Андрей Ильич прививал к старой, раскидистой яблоне побег нового сорта. Они с Сашей сидели на открытой террасе, наблюдая, как маленький Олежка (а они с самого начала решили дать сыну именно это имя) забавляется с оранжевыми фонариками физалиса. Туся чувствовала умиротворение и покой, но, проснувшись, так и не смогла понять, когда же они попадут в этот дивный сад. Уж больно его осеннее убранство напоминало золотой горний мир.

Впрочем, пока все шло по плану.

В следующий раз, когда ей, немного окрепнув, удалось дотянуться до сознания Арсеньева, она застала его в лаборатории. Хотя грубая тюремная роба в царстве хрупких приборов и дорогого оборудования смотрелась странно и чужеродно, Саша на это, казалось, никакого внимания не обращал.

Он смотрел на экран, куда прямиком с ионного микроскопа выводилось увеличенное изображение соматической клетки человека, вернее одного из участников программы «Универсальный солдат», ибо макромолекулы примерно половины аутосом^[21] показывали признаки мутации. В соседнем окне отображалась модель генома, а вернее кариотипа^[22] другого существа, обладавшего не только удвоенным набором парных хромосом, но и усложненной структурой ДНК.

Арсеньев тщательно и скрупулезно изучал каждую хромосому подопытных. Он находил изменения в цепочках макромолекул и сравнивал их с генетическим материалом неизвестного кариотипа. В какой-то момент Туся поняла, что те изменения, которые они с Клодом и учеными концерна Херберштайн приписывали воздействию новой модификации вакцины смерти, на самом деле являются результатом биотехнологии.

Она потянулась к планшету, с помощью которого больные, находящиеся на интубации, общались с персоналом и близкими, спешно вошла в программу молекулярного моделирования и открыла файлы подопытных с Сербелианы. Следовало для начала отметить найденные Арсеньевым измененные участки. Она проделала примерно половину работы, когда ее сознания коснулась полная тоски и беспокойства мысль:

«Рита, любимая, услышь меня, пожалуйста! Как бы мне передать тебе первые результаты и соображения до того, как вернется Феликс? Здешние связные — слишком ненадежный контингент, чтобы доверять им такую ценную информацию, да и уровень образования не тот, чтобы донести без потерь».

«Я здесь, Саша! — Туся поспешила обнаружить свое присутствие, моля, чтобы Арсеньев не распознал ее нездоровье. — Я сейчас все скопирую. Только скажи мне, чьи гены вживили участникам программы?»

Раньше, чем Арсеньев облек свои мысли в слова, в его мозгу промелькнул памятный обоим образ доктора Дриведи. Сначала Туся увидела респектабельного ученого, делавшего доклад на межпланетом симпозиуме, потом более привычного звероподобного монстра.

«У вас с Клодом в распоряжении есть его биоматериалы из числа найденных в лаборатории Феликса на корабле Шварценберга, — пояснил Арсеньев, — Да и детеныши монстров из храма Наги, которых Клоду и Наташе удалось вынести из лабиринта, имеют схожую наследственность».

Туся еще раз глянула на соматическую клетку с удвоенным набором хромосом. В кариотипе асуров практически отсутствовали мусорные гены. Неудивительно, что при такой нагрузке наследственной памяти случались сбои.

«Но зачем змееносцам плодить чудовищ?» — не поняла Туся.

«Тем более, что потомство людей и асуров и так вполне жизнеспособно, — согласился с ней Арсеньев, открывая файл с генетическими материалами еще одного гуманоида. — Полукровки за редким исключением наследуют генотип человека, — пояснил он. — Каким образом это происходит не знают даже в Альянсе, хотя исследуют эту проблему уже не первый год».

«Стало быть, Феликс и змееносцы из «Панна Моти» пытаются создать искусственный гибрид в надежде, что вакцина смерти и препарат на основе моих генов помогут добиться желаемой совместимости?»

Арсеньев мысленно улыбнулся, Туся даже позволила себе представить эту улыбку исполненного гордости за успехи учеников научного руководителя. И почему Саша не остался в научном центре концерна Херберштайн? Других эпидемиологов, что ли, не было?

«Ты забыла, что нас из лучших побуждений отправили почти что на курорт испытывать антивакцину, — прочитав ее мысли, напомнил Арсеньев. — «Панна Моти» — фактический банкрот, — продолжал он деловой скороговоркой, выхватывая из памяти какие-то расчеты и схемы. — Изначально энергетическая эффективность донорства была завышена в разы. На фоне эпидемии и последующего хаоса на Ванкувере это удавалось скрывать, сильно занижая количество вакцинированных и отправленных в Карантин. Сейчас афера вскрылась, тем более, что чиновники и коммерсанты, подсаженные на иглу омолаживания, даже в Альянсе предпочти перейти на более безопасную антивакцину. Корпорация сейчас выживает лишь за счет разных сомнительных операций, типа авантюры с сербелианскими алмазами. И программа «Универсальный солдат» для нее — единственный способ остаться на плаву».

«Но при чем тут вакцина моего отца?» — кое-как переварив эту ошеломительную информацию, спросила Туся.

«Ты все-таки присутствовала при нашем первом с Феликсом разговоре, — потянулся к ней Арсеньев, лаская сознание, как прежде ласкал ее тело. — Все виды вакцины, созданной в концерне Херберштайн, включая антивакцину, смертельны как для асуров, так и для полукровок. Почему это происходит, еще предстоит выяснить. Доктор Дриведи потому и разработал новый препарат, ставший потом вакциной смерти для людей, чтобы защитить от синдрома Усольцева своих соплеменников».

«И Феликс об этом не знает?» — не поверила Туся.

«Судя по всему, доктор Карна в те годы использовал его, как пешку. Это уже потом изворотливость и умение держать нос по ветру сделало из бездарного вирусолога Серого Ферзя и Жемчужного кардинала. О влиянии разных типов вакцин на асуров случайно узнал покойный Викрам Хингорани, который увлекался традициями своей родины и сам по слухам вел род едва ли не от мифического Раваны, ибо доктор Карна и его соплеменники-змееносцы предпочитали держать всю информацию о своих корнях в секрете от людей».

«То есть введя подопытным антивакцину, мы с Клодом фактически приговорили их к смерти?»

Когда Туся осознала, что же они натворили, у нее внутри все похолодело. Все-таки правы отчасти были различного рода блогеры и нанятые адвокатами господина Ван Бастена журналисты, когда говорили, что врачи спасательной миссии проводят опыты на людях. Но что оставалось делать?

«Пока не уберете чужеродные гены, ни о каком лечении антивакциной не может быть и речи, — строго, как на семинаре или лабораторке, предупредил ее Арсеньев. — Потом можно проводить стандартные процедуры выведения вакцины смерти из тела. С препаратом, созданным на основе твоих клеток я пока не знаю, как поступить, но тут, думаю, вы и сами разберетесь».

«А как же ты, Саша? — всполошилась Туся. — если Феликс поймет, что первая серия еще более опасна для участников программы, чем вакцина смерти…»

«Мы с ребятами станем подопытными. Тем более, корпорация испытывает дефицит в человеческом материале, — с ледяным спокойствием закончил ее мысль Арсеньев. — Думаю, до этого не дойдет, — успокоил он ее. — Пока не решилась судьба Васуки, мы нужны змееносцам живыми. Так что, если все пойдет по плану, мы успеем покинуть Равану до того, как Феликс в чем-нибудь разберется, и я даже увижу появление на свет нашего малыша. Только бы военные не подвели. Если они узнают, каким адским метаморфозам подвергают «Универсальных солдат» коновалы «Панна Моти», команде Феликса не поздоровится. Особенно если вскроются данные об использовании смертельной для асуров вакцины. Большая часть кшатриев как раз полукровки».

Арсеньев на какое-то время замолчал, глядя в монитор и пытаясь вспомнить, какую еще информацию хотел передать, когда его внимание привлекло какое-то движение внутри ее организма.

«Кажется, он шевелится», — имея в виду их ребенка, благоговейно выдохнул он.

Туся прислушалась и тоже ощутила едва заметные, легкие толчки. Она ждала этого со дня на день. И теперь испытывала благодарность к малышу, что тот решил порадовать обоих родителей.

«Он ждет тебя, — отозвалась она, размазывая горячие слезы по щекам. — И хочет, чтобы ты поскорее вернулся».

«Удачи в Совете Галактики», — пожелал на прощание Арсеньев.

(обратно)

XI

Еще ни за одним заседанием Совета Галактики Туся не следила с таким напряженным вниманием. Даже когда решалась судьба Ванкувера, они с Галкой просто пролистывали сводку, в глубине души надеясь, что все обойдется. И только проходившие в те дни маневры кораблей Звездного флота Содружества и Космических легионов Альянса наводили на мысль о том, что на этот раз все серьезно. А потом на Ванкувере ввели режим чрезвычайной ситуации, и весь Тусин курс мобилизовали для работы в госпиталях.

Сейчас все выглядело иначе. Крейсера и истребители сил быстрого реагирования если и патрулировали орбиту системы, в которой происходили Генеральные Ассамблеи, то лишь для охраны высоких гостей. Модули гигантской межпланетной станции, вмещавшей основные институты Совета, из-за пристыкованных к ним кораблей самых различных моделей и форм походили на украшенный причудливой резьбой экзотический храм. Для удобства участников заседаний станция вращалась вокруг синего гиганта, находящегося на равном удалении от червоточин, ведущим к основным обитаемым планетам.

Пышные залы Дворца Ассамблеи пестрели тропической зеленью и причудливыми нарядами представителей независимых миров. Задрапированные в многоцветные переливающиеся плащи сильфидские гвельфы выглядели продолжением изысканных инсталляций, а загадочные Семма-ии-Ргла, чей зримый облик являлся сплошной иллюзией, казалось, вот-вот растворятся среди шедевров концептуальной голографии. От буйства дизайнерских фантазий рябило в глазах, а суетливое мельтешение спешащих выполнить любое требование разноцветных дронов напоминало чемпионат по пейнтболу.

Вот только сквозь всю эту показную роскошь и нарочитое великолепие Туся еще отчетливее видела тесную, душную камеру с серыми стенами и установки энергообмена, всегда готовые принять новых доноров. В случае если Альянс победит, и действия Арсеньева на Васуки все-таки признают агрессией придется надеяться только на побег и другие способы освобождения силой.

Поэтому, когда делегаты заняли свои места, а украшенная символикой Совета антигравитационная платформа Генерального Секретаря величественно проследовала к председательскому месту, Тусино сердце едва не сбилось с ритма. А выступление делегации Альянса вызывало устойчивое желание устроить ментальную атаку и учинить над змееносцами все зверства, в которых они голословно обвиняли участников экспедиции Арсеньева.

Впрочем, умом она прекрасно понимала, что гибель нескольких чиновников проблему не решит. Проглядывая репортаж о ходе работы специальной комиссии, Туся вспоминала, как два года назад они привезли в Библиотеку Совета копии сольсуранских храмовых свитков, а единую базу Галактического Института Естествознания пополнили побегами травы и другими попавшими в поле зрения образцами флоры и фауны Васуки. И хотя теперь планету теоретически можно было бы заселить заново, Тусе очень не хотелось, чтобы до этого дошло.

Об этом же думал Арсеньев:

«Цивилизация, давшая человечеству антивакцину, имеет право на собственную историю, какие бы планы на этот счет не вынашивали змееносцы, — делился он с Тусей незадолго до начала слушаний. — Даже если Молнии и прочие артефакты, до которых пытается дотянуться Феликс, всего лишь миф».

«При чем тут артефакты? — Туся даже не пыталась скрыть своей тревоги. — От результатов голосования в Совете Галактики зависит и ваша с ребятами судьба! Мы будем доказывать вашу невиновность и требовать освобождения, а для Васуки добиваться статуса независимого мира и этнографического заповедника».

Эту позицию на заседании Генеральной ассамблеи собиралась озвучить Наташа. В темно-красном элегантном костюме, с уложенными в сложную прическу угольно-черными волосами она напоминала живой факел и буквально пылала праведным гневом и желанием защитить мир, который полюбила всей душой.

Сейчас, впрочем, выступал ее отец. Академик Серебрянников говорил очень спокойно и сдержанно, точно на симпозиуме выстраивая безупречную логическую цепочку аргументов. На все выпады делегации Рас-Альхаг он предоставлял доказательства, подкрепленные научными выкладками, которые змееносцы хоть и встречали гневными воплями, но не могли опровергнуть.

— Ишь, как аспидов заморских Правда корежит! — усмехнулся Семен Савенков, наблюдая за кичливым послом Альянса, носившимся по залу Совета на скоростном антиграве, точно демон на огненной колеснице.

При этом мозаичные стены, которые меняли цвет в зависимости от эмоционального состояния делегатов, при его приближении озаряли багряные всполохи, похожие на отблески далеких зарниц.

Конечно, змееносцы упорствовали, отстаивая свою точку зрения с убежденностью сторонников геоцентрической теории, а представители окраинных миров зачастую просто не понимали, о каких различиях идет речь. Когда Наташа, проведя сравнительный культурологический анализ всех трех цивилизаций, углубилась в дебри структуральной лингвистики, даже Туся утратила нить повествования. Зато, когда представлявший естественнонаучное направление Вернер вывел на экран голограммы цепочек ДНК и транскрипцию соматических клеток, одинаковых у выходцев с Земли и аборигенов Васуки, змееносцам пришлось срочно потребовать перерыв.

Туся опасалась, что они предоставят кариотип асура, которым обладали монстры храма Наги, но который ни в каком виде не встречался на Земле. Но видимо кичливые потомки древних демонов стыдились своих звероподобных родичей, чей уровень интеллекта уступал даже развитию болотных дикарей. Вместо этого представитель Раваны вновь завел разговор об агрессии и потребовал пригласить свидетелей.

Туся глянула на Клода. Тот едва заметно кивнул, глядя на товарищей. Поскольку полковник Минамото и Семен Савенков имели слишком высокий уровень доступа к государственной тайне, чтобы светиться в репортажах центральных новостных агентств, помимо Клода барсов представляли Ящер, Гу Синь и Амин, который вместе с Сигурни и Рейчел также готовился говорить от имени пострадавших.

Прямой эфир с Сербелианы организовали прямо из госпиталя. В командовании решили показать «Ванкуверскую Жанну д’Арк» и других героев Содружества в рабочей обстановке, и Тусиному лечащему врачу, а также сеньоре Эстении с Ленкой пришлось смириться. Тем более, состояние пациентки уже не вызывало опасений. Только никак не желающий сходить след от ожога пришлось маскировать при помощи косметики: о том, кто на самом деле вылечил Арсеньева, змееносцам не следовало знать.

После двухнедельного отсутствия Туся, конечно, обрадовалась встрече с коллегами, навестила больных, которых раньше вела, заглянула в лабораторию и в секретный отсек, где содержались участники программы «Универсальный солдат». Как же она соскучилась по привычному рабочему ритму, когда отсутствие аврала воспринимается едва ли не как чудо. Как же ей хотелось своими глазами убедиться, что «назначенное» Арсеньевым лечение подопытных дает видимые положительные результаты. Все пациенты пришли в себя, у двоих или троих полностью вернулась память.

Но едва режиссер прямого эфира сообщил, что канал в межсети открыт, и до начала заседания осталось несколько минут, Туся забыла обо всем, мысленно оказавшись во Дворце Ассамблеи и присоединившись к делегации Содружества. Другое дело, что даже ее личное участие не помешало бы змееносцам вести грязную игру.

Когда Совет вернулся к вопросу об агрессии, на трибуну пригласили трясущегося, точно в пляске святого Витта, горемыку в замызганных шкурах, из-под которых, казалось, вот-вот попрыгают блохи, выползут вши и другие паразиты. Хотя по каналам межсети еще пока не научились передавать запахи, Туся ощутила приступ тошноты, ибо отвратительная вонь гнили, пота и рыбьего жира, неизменно сопровождавшая жителей болот Васуки, въелась в ее память слишком хорошо.

— Змееносцы что, до такой степени чтут традиции варраров? — нахмурился Клод. — Или просто побрезговали этого отмыть?

— Скорее специально запачкали, — недобро прищурился полковник Минамото. — Чтобы в Совете не заметили подделку.

И в самом деле, едва так называемый «абориген» начал свою речь, требуя остановить агрессию и наказать виновных, следившая за ним с неослабевающим вниманием Наташа развернула планшет, выводя на экран какие-то снимки из своего более чем обширного сольсуранского архива. Исследовательница сейчас походила на молодую рысь или куницу, незаметно подбиравшуюся к добыче, смертоносную, но невыразимо прекрасную. Туся невольно посочувствовала Клоду, который, хоть и не томился в плену у змееносцев, но о скорой встрече с любимой тоже пока и не мечтал.

Хотя уроженец болот говорил о жестокости захватчиков-землян, а его хозяева демонстрировали на экранах смонтированные наиболее выгодным для змееносцев способом фрагменты битвы у Фиолетовой, лицо Наташи оставалось невозмутимо-спокойным, на губах играла насмешливая улыбка, а мозаичная стена рядом с ее местом подсвечивалась синим цветом надежды.

— Вы позволите мне задать свидетелю пару вопросов? — с невинным видом поинтересовалась она и, получив разрешение, перешла на наречие гнилых болот.

Просьбу назвать свое имя и род «дикарь» еще выполнил. Но когда Наташа стала показывать ему фрагменты битвы при Фиолетовой, задавая вопросы о том, где стояли воины его орды, с кем сражались и какому количеству его соплеменников удалось избежать гибели и плена, стушевался и забормотал что-то невнятное. При этом он сначала просто путал спряжения и падежи, заменяя незнакомые слова синонимами из языка змееносцев, а потом и вовсе перешел на наречие Рас-Альхаг.

— Вы только послушайте, — торжествующе обернулась к совету Наташа, невысокую стройную фигуру которой сейчас озаряло золото уверенности и пурпур превосходства. — Этот «ценный свидетель» от волнения забыл родной язык! Он сказал, что принадлежит к роду болотной черепахи, который входит в Синюю орду, — продолжала она, выведя на экран увеличенные голограммы тотемических украшений и родовых татуировок болотных дикарей. — А между тем, на нем надето ожерелье входящего в Красную орду рода Змеи, а нанесенные татуировки говорят о принадлежности к Водяным Драконам, жреческому роду Черной орды.

— Протестую! — завопил выступавший в качестве основного свидетеля обвинения Феликс. — Это наглая провокация! Наш подопечный путает слова от волнения, он ведь почти два года не был на родине и начал забывать язык. Что же касается рисунков и татуировок…

Серый Ферзь, не скрывая высокомерного торжества, глянул на Наташу, пачкая ее золото и пурпур грязью изливаемой им желчи, так что стены зала приобрели оттенок, схожий окраской с гнилыми болотами.

— Кто может подтвердить, не являются ли ваши доказательства простой подтасовкой? Планета пока не изучена, и потому Вы можете говорить все, что угодно.

— Зачем нам лгать? — не сдавалась Наташа. — Мы не удерживаем в плену невиновных и не вводим в заблуждение Совет, показывая постановочные кадры вместо реальной картины сражения! Мой муж и его товарищи при Фиолетовой находились в самой гуще схватки, и если бы они не установили энергетические щиты, жертв среди местного населения было бы гораздо больше.

— Захлопнись, дура! — не стесняясь в выражениях перебил ее Майло. — Да твоему мужу и его друганам самое место на нарах, рядом с Командором и другими захватчиками!

— Они выгнали нас с Васуки, — в тон ему запричитал Рик. — Убили наших ребят и кэпа, устроили, как его, геноцинд.

— Неправда! Это вы захватили наш корабль! — не дожидаясь, когда им предоставят слово, не выдержали Чжан Гуицзинь, Диего и Ханс.

— Вы мучили наших учителей, держали нас в клетках, травили дикими зверями и устраивали всякие непотребства.

— Командор спас от пиратов меня и мою сестру, защитил нас во время нападения на лагерь, лечил местных жителей.

— Мы требуем, чтобы его и его товарищей немедленно освободили, а планету признали заповедником!

Хотя Туся не ожидала, что требования ребят мгновенно удовлетворят, она была благодарна им за поддержку.

— А фигу с маслом на закуску не хотите?

— Поцелуйте нас в корму, щенки! — завопили в ответ Майло с Риком, едва по старой памяти не взяв антиграв со школьниками на абордаж.

— Тихо, соблюдайте приличия! Не говорите все скопом!

На какое-то время Генеральному секретарю удалось навести порядок и даже объявить выступление Клода, Туси и других свидетелей с Сербелианы, пригрозив Майло и Рику выдворить их из зала Совета за неподобающее поведение.

Но едва барсы начали излагать свою версию событий, Феликс и пираты принялись их беспардонно перебивать, разводя такую демагогию, в которой, как в гнилом болоте, тонули крупицы здравого смысла. При этом другие члены делегации змееносцев, задавая вопросы, выворачивали ответы таким образом, что даже самые очевидные вещи выглядели спорно и даже абсурдно.

Временами Тусе казалось, будто она находится не в госпитале среди друзей и коллег, а стоит по колено в воде на дне камеры-колодца, заполненного монстрами, но без факела и копья. А уж каково приходилось ее друзьям, находившимся сейчас в Зале Совета, и вовсе представить себе не могла. Мозаичные стены окрашивались таким багрянцем, что едва не дымились.

— О каком похищении может идти речь, — вопил Феликс, не давая Тусе с Наташей даже толком рассказать, при каких обстоятельствах они попали на корабль доктора Дриведи. — Напомню высокоуважаемому Совету, что Маргарита Усольцева — сестра моей жены, а значит и моя родственница, и я всего лишь желал, чтобы наша семья, наконец, воссоединилась.

— Да он заботился о ней, как о королеве! — в один голос подтвердили его слова Майло и Рик. — Видели бы в какой каюте они с подругой путешествовали! Да у самого Эмирского бухара такой не найти!

— Я желал Маргарите только добра! — продолжил свои излияния Феликс таким тоном, от которого следы от ожогов на шее и запястьях у Туси начали снова гореть. — Хотел, чтобы она сделала выгодную партию с одним из самых влиятельных в Альянсе людей.

— А при чем тут моя дочь?! — попытался его изобличить академик Серебрянников.

Но Феликс сделал вид, что не услышал вопроса, продолжая распинаться о достоинствах доктора Дриведи и о жестокости, с которой Арсеньев его убил.

— Вот вы все время называете рейд Командора спасательной операцией, — говорил он с такой убежденностью, что иногда казалось, будто он и сам верит в свою тщательно продуманную ложь. — А, между тем, участники группы Командора вторглись в населенный разумными существами мир, не спросив согласия его обитателей, применяли в нем импульсное оружие большой мощности, нанесли ущерб культуре и окружающей среде.

— Жители Сольсурана сами пригласили нас, — поймав одобрительный взгляд Наташи, попытался отразить атаку Клод, который уже несколько раз тянулся к скорчеру, начисто забывая, что с Сербелианы Феликса ему все равно не достать.

— А скорчеры мы применяли только, отражая пиратскую атаку на рубеже периметра лагеря, — поддержал молодого командира Гу Синь.

— Еще в лабиринте против беззащитных животных, — напомнил Феликс. — Да и во время поисков на болоте вы выжигали себе дорогу плазмой и с варрарами не церемонились.

— Может быть, вы еще скажете, что нам следовало выйти безоружными против пиратов, освобождая захваченных ими детей? — теряя самообладание, подался вперед Клод.

— А мы не знаем, что пассажирский корабль делал у входа в незнакомую червоточину, — поддержал Феликса представитель Генштаба Альянса. — Возможно это был хитрый план Содружества по захвату еще одного мира. А дети использовались как прикрытие. В таком случае первооткрыватель планеты был в своем праве, защищая подходы на стратегическом рубеже.

— Да, мы всего лишь защищались! — пустив крокодилью слезу, кивнули Майло и Рик.

— В таком случае, о каких правах Альянса вы тогда говорите, — спокойно улыбнулся академик Серебряников. — Насколько мне известно, первооткрыватель планеты Саав Шварценберг является гражданином планетарного объединения АК-4774, не входящего ни в Содружество, ни в Альянс.

Представители окраинных миров, с терпеливо-скучающим видом наблюдавшие за дискуссией, заметно оживились. Мозаика в их секторе, до того окрашенная в нейтральные серебристо-серые цвета, засияла в тон их пестрых одеяний ультрамарином надежды, самодовольно-лиловым и праведным багрянцем возмущения упускаемой выгодой. Туся вопросительно глянула на Клода. Тот обменялся понимающими взглядами с Семеном Савенковым и полковником Минамото.

— Саав Шварценберг мертв, — брезгливо скривил губы глава делегации Альянса. — А планеты системы АК-4774 покинуты людьми и заселены роботами. Что же касается выживших членов экипажа, который вместе с аборигенами противостоял агрессии Командора, все они с радостью приняли предложенное им гражданство Альянса. Так что мы имеем все права…

— Да ни фига вы не имеете! Ни вы, ни эти паскудники, которые тут ломают комедию и рассчитывают на большой куш!

Услышав звук этого голоса, Туся машинально глянула на запястья, чтобы убедиться в отсутствии на них магнитных наручников или веревок. Рут вцепилась в плечи Рейчел, словно боясь ее вновь потерять, бесстрашная Сигурни спрятала лицо на груди у Амина, а Ленка Ларина подалась вперед, надеясь, что это какая-то ошибка, и на экранах всего лишь проецируют старую голограмму. Но режиссеры трансляции только развели руками.

В зале Совета появился Саав Шварценберг, живой и почти здоровый, хотя и передвигающийся при помощи мощного экзоскелета. Идентификатор личности подтвердил, что все честно и никакого обмана тут нет.

— Но это невозможно…

Сказать, что Феликс потерял лицо, значило не сказать ничего.

— Что, не ждал, мозгляк? — расхохотался Саав, с удовольствием поскребывая рыжую бороду закованным в металлопласт пальцем.

— Наш кэп вернулся, — просияли Майло с Риком.

— Молчать, салаги! — прицыкнул на них Саав. — Я с вами еще разберусь!

Ленка вышла из ступора и, пользуясь тем, что находится вне зоны трансляции, влепила Капеэсэс звонкую пощечину.

— За что? — возмутился тот.

И тут же получил добавку.

— Ты говорил мне, что убил его!

— Так я сам также думал! — отодвинувшись подальше от превратившейся в разъяренную фурию супруги, оправдывался Слава. — Я же не виноват, что в тот момент, когда Семен Александрович и Петрович спустились в ущелье, этот тип был еще жив. Броня «Кобры», знаешь ли, тоже имеет систему экстренной реанимации. А потом Клод не к месту вспомнил о долбанной клятве Гиппократа.

— Не такой уж долбанной, — обиделся Клод. — Если все пойдет по плану, милосердие нам еще вернется сторицей.

— В виде новых шишек и проблем, — скептически фыркнула Ленка.

— На тех ребят, которые сейчас помогают нам на Раване, мы вышли во многом по наводке старого пирата, — добавил капитан Минамото.

— Ах, ну да, как я раньше не догадалась!

Ленка закатила глаза и нервно прошлась по операторской, сшибая попадающуюся на пути мебель.

— А я еще думала, откуда взялся этот гениальный план Командования, вывезти наших пленников из системы Рас-Альхага на кораблях контрабандистов в обмен на поставки оружия. Потом из этого же оружия вас же и будут убивать!

— Ну пойми, птичка, — вновь попытался урезонить жену Слава, водружая на место опрокинутые ею кресла и кушетки. — Появление наших кораблей на рейде Раваны вызовет ненужные подозрения.

— Если Саав вырвется на свободу, — уничтожающе глянула на него Ленка.

— Да куда уж ему теперь. — Клод указал на заменявший пирату опору экзоскелет. — Мы же с Командором его позвоночник буквально по кусочкам собирали. Как античную вазу. Ему, конечно, поставили биопротез, но с такими повреждениями, чтобы добиться полного восстановления подвижности надо обладать технологиями Семма-ии-Ргла.

— С Командором? — переспросила Туся, как и Ленка, задетая тем, что муж ей ничего не сказал.

А она наивно полагала, что у них друг от друга нет никаких тайн. Но Саша всегда оставался разведчиком и, по большому счету, открывал ей доступ к своему сознанию лишь когда сам хотел поделиться или нуждался в ней.

Между тем Саав Шварценберг занял место в секторе выступающих, и зал выжидательно затих.

— Ну, что, господа змееносцы! — осклабился он, наслаждаясь всеобщим вниманием. — Решили втихаря разделить шкуру убитого не вами зенебока? Не выйдет на этот раз! Хватило и моей родной планеты, из которой вы, пользуясь попустительством продажного правительства, выкачали все ресурсы, а потом бросили жителей на произвол судьбы, копаться в мусорных свалках и медленно задыхаться от нехватки кислорода. Какие бы вы тут сказки мне не плели про близость культур и великих асуров, червоточину, ведущую к планете, обнаружил я. И как представитель независимого мира имею право заявить — Васуки не должна входить ни в какие Содружества и Альянсы, как и другие признанные Советом Галактики независимые планеты и суверенные системы.

Представители окраинных миров одобрительно загомонили. Обычно их участие в заседаниях Совета ограничивалось поддержкой того, кто больше заплатит. При нынешнем повороте дела судьба Васуки зависела прежде всего от них.

— Кто дал слово этому пирату?! — едва оправившись от потрясения, выстроил новую оборонительную тактику Феликс.

— Протестую, — осадил его академик Серебрянников. — Вы сами только что назвали его отважным исследователем и борцом против агрессоров. Со своей стороны, я тоже отмечу, что надо обладать недюжинными способностями к навигации и отменным чутьем, чтобы за туманностью разглядеть участок экзотической материи и обнаружить червоточину, и потому предлагаю внести имя господина Шварценберга в Звездный реестр.

— Что вы можете сказать по поводу экспедиции Арсеньева, которую представители Альянса называют карательным рейдом? — задал Сааву вопрос Генеральный секретарь.

Тусе показалось, что в грудь ей снова выпустили плазменный заряд, а вместо воздуха она пытается втянуть в себя жидкий каучук или густой коллоид. Могла ли она даже в страшном сне предположить, что от показаний проклятого пирата, которого боялась и ненавидела всей душой, будет зависеть Сашина жизнь?

Шварценберг не стал томить. Посмотрел на Генерального секретаря, перевел взгляд на Феликса и оскалил зубы в усмешке.

— Если бы из моих детей стали делать зеленую слизь, а бабу отправили танцевать перед монстрами апсарские танцы, я бы тоже кого-нибудь покарал, — смачно заявил он. — Только в отличии от хреновых гуманистов из Содружества не стал бы с ручными пукалками в руках по пустоши гоняться, а накрыл бы всю шоблу из плазменных установок, не поглядев, кто пират, а кто абориген.

— То есть вы не отрицаете применения импульсного оружия против местных жителей? — уцепившись за последние слова, попытался исправить ускользающую из-под контроля ситуацию Феликс.

— Да какого там импульсного! — отмахнулся от него Саав. — Вот не просто так вожди Синей и Черной орд едва не передрались, у кого из них ты станешь марухой! — продолжал он, не обращая внимание на выражение лица Феликса, которое покрылось пунцовыми пятнами и напряглось, будто во время судороги. — Сдается мне ты вместо того, чтобы выполнить мой приказ, еще в Пустыне гнева в штаны наложил и на поверхность даже носа не показывал. А я видел на корабельных мониторах как эти придурки, — он указал на Клода и остальных, — словно последние дикари, пока не установили генераторы, капусторубами махали. Варрары должны тут не комедию в Совете ломать, а в ножки Командору поклониться. Если бы не энергетические щиты, сольсуранцы их даже на семена не оставили!

— Что вы ему посулили? — не веря своим ушам, повернулась к товарищам Ленка. — Пожизненный патент на каперство или сразу Молнии Великого Се?

— Офицеры подразделения «Барс» с пиратами не торгуются, — с самурайской надменностью отрезал полковник Минамото.

— Просто мой драгоценный тесть, — указал на академика Серебрянникова Клод, — рассказав Шверценбергу о планах Альянса насчет Васуки, сумел сыграть на ненависти пирата к змееносцам и его тщеславии. Тем более, что внесение в Звездный реестр он и вправду заслужил.

Туся автоматически кивнула, поправив выбившуюся из прически легкую прядь. Поверить, что здесь не кроется никакого подвоха она не могла. Не скрывали недоумения и Майло с Риком. Хотя уж они-то могли бы давно уяснить, что Саав Шварценберг играет лишь на одной стороне — своей собственной.

— Что с тобой, кэп? — пытались они дозваться до вожака. — Да ты никак сторожевых шавок Содружества защищаешь?

— Молчать, салаги! — нисколько не смутившись, огрызнулся на них Шварценберг. — Я говорю то, что было на самом деле, а вы, словно последние бакланы, подтверждаете любую чушь, которую этот альянсовский хмырь вам в уши вливает!

Феликс взвился едва не под потолок зала, пытаясь протестовать, но Генеральный Секретарь не дал ему слова.

— Расскажите об убийстве доктора Дриведи, — попросил он Шварценберга, не без удовольствия наблюдая, как змееносцы вот-вот заживо замаринуются в собственной желчи.

— Какое убийство? — искренне удивился Саав. — Так не пойдет. Это был честный поединок. Честнее, чем на весеннем турнире зенебоков! К тому же, этот доктор, который вовсе не док, так перебрал с энергией, что чуть всю планету не разнес. Должен же был хоть кто-то его остановить. А уж сколько варраров там погибло, когда он храм порушил, едва не больше, чем в битве при Фиолетовой.

— Зачем вы его слушаете? — воспользовавшись первой же паузой, попытался воззвать к Совету Феликс. — Разве непонятно, его сломали в плену Содружества, шантажировали или подкупили.

— Ты ври-ври, но не завирайся! — искренне обиделся Саав. — И по себе других не равняй. А то я расскажу, как ты предлагал мне использовать твоего дражайшего члена Совета Директоров «Панна Моти» в качестве донора для энергообмена.

— Это наглая ложь! — побелев, как полотно, заметался по залу Феликс. — Я подам в межгалактический суд.

— До хоть в транссексуальный! — расхохотался Саав. — Я еще в Содружестве свой срок не отмотал, а ты меня нарами Рас-Альхага пугаешь! Я все сказал, господа члены Генеральной Ассамблеи! — повернулся он к представителям окраинных миров. — А вы подумайте. Если вы сейчас промолчите, как бы Альянсу не захотелось таким же макаром захватить ваши планеты. Так кого угодно можно объявить агрессором. Стычки на внешней границе обычное дело.

(обратно)

XII

После не оставившего никого равнодушным выступления Саава Шварценберга слово взял представитель Семма-ии-Ргла. Хотя он даже не разомкнул изогнутых в благожелательной улыбке то ли человеческих, то ли кошачьих губ на загадочном, как у сфинкса, лице, все услышали настойчивое требование предоставить Васуки особый статус и отпустить пленников. Туся опасалась, что змееносцы начнут расспросы по поводу копья, уничтожившего доктора Дриведи, но встреча негуманоидов с Арсеньевым, по всей видимости, осталась в тайне.

Трудно сказать, что повлияло на участников Генеральной Ассамблеи: убедительность доводов старого пирата или страх перед загадочными негуманоидами, о которых знали немного, но дорогу предпочитали не переходить. В любом случае, Совет большинством голосов принял резолюцию Содружества, и оставшиеся в меньшинстве представители Альянса в знак протеста покинули Дворец Совета и запросили разрешение на вылет.

— А вы как думали, господа змееносцы! Проигрывать надо уметь, — проводил их саркастической улыбкой Семен Савенков.

— Все-таки наша взяла! — торжествовал Слава Капеэсэс, обнимая слабо отбивавшуюся Ленку.

Приехав в поместье, он лично спустился в погреб и принес к ужину несколько бутылок вина призового урожая.

— Это триумф! — согласился с ним полковник Минамото, с довольным видом усаживаясь, подогнув ноги, на террасе.

— Знать бы только цену, — скептически покачала головой Ленка, добавляя к ужину сырную тарелку и сберегая от мартышек поднос с медом, виноградом и инжиром.

— Но ведь они теперь должны отпустить наших ребят? — с надеждой и недоверием глянула на мужа и его коллег сеньора Эстения, хлопоча возле Туси, у которой после выступления в Совете не хватало сил даже поднять графин с виноградным соком.

— Если не хотят неприятностей в Совете, — кивнул Семен Савенков, заботливо укутав Тусю пледом, и возвращаясь к своему бокалу.

— Во всяком случае, спасибо Сааву Шварценбергу, все обвинения по поводу нашей агрессии на Васуки рассыпались в прах, — подытожил Клод.

Подхватив на бегу какую-то снедь, он убежал выразить свое восхищение Наташе, которой тоже не терпелось поделиться впечатлениями.

Чуть позже на связь вышли и Арсеньевы старшие, тоже следившие за заседанием. Хотя Туся про себя отметила, что на хранящем Сашины черты добром лице Ольги Викторовны за последние несколько месяцев прибавилось морщин, а широкие, почти как у сына, плечи Андрея Ильича устало поникли, оба держались молодцом и даже пытались шутить.

— Мы тут заспорили, кто из вас с Сашей вернется раньше, — после подробных расспросов о самочувствии невестки и малыша улыбнулась Ольга Викторовна.

— Новых случаев синдрома Усольцева на Сербелиане не фиксировали уже месяц, значит карантин должны скоро снять, — обрисовала Туся ситуацию. — Мы уже направили запрос, и теперь ждем только ответа.

— Скорей бы уже, — нетерпеливо подалась к экрану свекровь. — На больших сроках совершать переходы сквозь червоточины просто опасно.

— Мы с сеньорой Эстенией вернемся сразу же, как планету откроют, — заверила ее Туся. — Если позволят врачи.

— С Сашей и остальными вопрос тоже должен в ближайшие недели решиться, — подключился к беседе Андрей Ильич. — Я понимаю, что освобождение пленных — процесс сложный и нудный, нередко увязающий во всяких бюрократических проволочках.

— Но ведь мы столько времени оплакивали их безо всякой надежды, — подхватила мысль супруга Ольга Викторовна, но голос ее дрогнул. — Что нам стоит еще подождать.

— В любом случае, у Саши еще будет время насмотреться и на Риту, и на Олежку, — поддержал жену Андрей Ильич, — если Командование опять куда-нибудь не ушлет.

Туся очень хотела бы разделять оптимизм друзей и близких, тем более окружавшая ее пышная природа на все лады прославляла жизнь.

Изумрудная зелень жестколиственных вечнозеленых деревьев бархатным чехлом обрамляла рассыпанные по ветвям нежные цветы розовых олеандров и кремово-белых магнолий. Ванкуверские реликтовые сосны, цветущие папоротники и гигантские хвощи дружелюбно кивали перестукивавшимся о чем-то своем пальмам. Отягощенные плодами сады словно олицетворяли собой изобилие, напоминая многоцветную палитру. Прятавшиеся в темной зелени багровые гранаты и лиловые смоквы оттеняли солнечную яркость апельсинов, грейпфрутов и хурмы, а нежно-зеленые оливы с одобрением смотрели на золотисто-зеленые гроздья спелого винограда.

Теперь Туся много времени проводила под сенью виноградников и олив, слушала песни ветра в кронах пальм и кипарисов, спускалась к океану, смотрела, как косматые валы мерно накатывают на белоснежный песок. А что ей еще оставалось делать, когда к работе в госпитале ее все еще не допускали, а друзья носились с ней, как с фарфоровой статуэткой? Тем более, Сербелиана, очистившись от принесенной змееносцами скверны, залечив раны, нанесенные эпидемией, вновь становилась космическим Эдемом.

Вот только Тусе это спокойствие казалось обманчивым, а умиротворение ложным. Примыкавшие к поместью мангровые заросли скрывали ночных хищников и ядовитых змей, в приторном аромате цветов ощущался привкус тлена, а спелые гроздья винограда, свисавшие с лоз, плетущихся прямо над столом террасы, болезненно напоминали зеленый жемчуг.

Шла уже вторая неделя, а дипломаты и чиновники Альянса упорно хранили молчание, хотя Туся ежедневно пролистывала сводки всех новостных каналов. С Арсеньевым связаться тоже никак не удавалось. А ведь Тусе так хотелось сразу после заседания Генеральной Ассамблеи поделиться новостями, рассказать о решении Совета Галактики, там более, до этого они общались чуть ли ни ежедневно. Даже Олежка, который во время сеанса связи с Дворцом Совета ворочался в утробе и пихался, что было сил, к вечеру затих и на несколько дней затаился, словно знал какие-то обстоятельства, о которых не ведала его мать.

Вскоре из Галактической организации здравоохранения на Сербелиану пришло официальное уведомление о снятии Карантина, и на планете объявили государственный праздник. Пилоты грузовиков напропалую гуляли в барах Кимберли, шумно отмечая окончание заточения, горняки Мураса, которым предоставили работу в других мирах, паковали вещи. Врачи госпиталя понемногу сворачивали оборудование и утилизировали пустующие боксы. Многие из них уже получили приказ о переброске на Сильфиду, где, несмотря на явное преимущество Содружества, продолжались ожесточенные бои.

Барсы Савенкова и Минамото тоже собирались в дорогу, но их путь лежал в направлении противоположном страдающей родины гвельфов.

Как-то раз Туся решила изменить маршрут ежедневных прогулок. В саду и на виноградниках трудились рабочие, она не хотела им мешать, а ведущая к морю аллея слишком напоминала ту, которая где-то в иной жизни вела к лагуне под тремя лунами.

Свернув в сторону конюшни и хозяйственного двора, она застала там барсов, которые, расположившись возле ангара для флаеров, проверяли и паковали оборудование. Переносные плазменные установки, развернутые прямо под пальмами, и боевые дроны, вразвалочку разгуливающие возле винного погреба, вносили диссонанс в идиллическую пасторальную картинку и звучали додекафонной серией, внезапно вторгшейся в симфонию Моцарта.

Впрочем, судя по всему, долго нарушать гармонию обретшего спокойствие мира бойцы не собирались, что бы по этому поводу ни думали их близкие. Бедная сеньора Эстениа в этом царстве Перуна, Тора и Ареса выглядела как никогда потерянной и несчастной. Ее пышные волосы, в которых едва пробивалась седина, трепал налетевший с моря ветер, в глазах отражались кошмары наполненных бесплотным ожиданием бессонных ночей.

— Вас перебрасывают на Равану? Но зачем? Вы же сказали, Пабло и остальных и так отпустят!

— Так борьба с «Панна Моти» еще не закончена! — воинственно приосанился в новой броне Слава, на антигравитационном ускорителе подлетая к Тусе и устраивая ее в открытой кабине отключенного погрузчика.

— Революция продолжается! — поддержал Капеэсэс Эркюль, примеряя экзоскелет поверх толстовки с портретом товарища Че.

Туся вспомнила видение, в котором Слава скакал на кутулухе во главе повстанческого отряда. Место по правую руку от него занимал бедовый агент.

— А может, хватит врать, — негромко проговорила Ленка, отобрав у вездесущих мартышек пульт управления дронами.

— Ну, где я сейчас соврал? — взвился под потолок Слава. — Чем, по-твоему, мы занимались последние три месяца?

Он как раз проверял усилители подвижности брони, и, не рассчитав высоту, едва не расшиб себе голову, в последний момент разминувшись с перекрытиями ангара и взмыв в небо.

— Агентурная работа проведена, боевая революционная группа полностью готова, — с гордостью доложил Эркюль, спешно подзывая к себе напуганных Славиными пируэтами питомцев. — Я еще до начала всей этой заварушки неоднократно докладывал, что в Мурасе хватает ребят, готовых вернуться на родину и побороться за лучшую жизнь, — добавил он, указывая на внушительный арсенал, ожидавший новых бойцов.

— А среди освобожденных пленников оказалось немало активистов подполья Рас-Альхага, не согласных с гегемонией «Панна моти», — кивнул Семен Савенков, проверяя программное обеспечение солнечных батарей.

Туся еще до своего переезда в поместье неоднократно посещала примыкавший к Мурасу лагерь, в котором Слава и его товарищи готовили добровольцев для переброски на Равану, объясняя вчерашним горнякам и пахарям азы военного дела и обучая обращаться с различными видами стрелкового оружия.

В новостях неоднократно мелькали сообщения об участившихся в последние месяцы на Раване и других планетах Альянса акциях протеста против бесчеловечной политики «Панна Моти». Активисты сопротивления обвиняли брахманов и дельцов в том, что те устраивают геноцид против собственного народа, и выражали недоверие правительству, которое одобрило программу не только добровольного, но и принудительного донорства, создав благоприятную почву для запугивания и произвола.

То тут, то там выступления и уличные шествия перерастали в вооруженные столкновения, и, по мнению аналитиков, ситуация могла в какой-то момент выйти из-под контроля. Тем более, что Корпорация сдавать позиции и отказываться от производства биоэнергии из человеческого материала не собиралась.

— Если на Раване начнется полномасштабное восстание, это оттянет силы змееносцев от Сильфиды, где нашим все еще требуется поддержка, — пояснил полковник Минамото, разбиравший контейнер с запчастями дронов.

— И на Васуки они точно не полезут, — добавил Клод, который вслед за Наташей все еще лелеял надежду принять участие в экспедиции.

— Кшатрии готовы поддержать повстанцев, — продолжил полковник Минамото, водружая контейнер на место. — Особенно после того, как до них донесли информацию об энергетических аферах «Панна Моти» и побочных эффектах программы «Универсальный солдат».

Туся смутно припоминала, что в последние дни в поместье зачастили двое незнакомцев в штатском, обладавшие характерной для уроженцев системы Рас-Альхаг внешностью. Хотя оба представились как бизнесмены, желающие обменяться опытом виноделия в терраформированных мирах, их отменная выправка, привычка реагировать на любой шорох и искать воображаемую кобуру, выдавали в них профессиональных военных. Во всяком случае, на виноградниках их так и не дождались, зато в Мурасе и на возобновившем работу горно-обогатительном комбинате видели не один раз.

— Это он о тех самых «бизнесменах», которые якобы интересовались сортами вин? — осторожно поинтересовалась Туся у Ленки.

— Это на самом деле агенты «Кобры», работающие на Сербелиане под прикрытием и готовые выступить на нашей стороне, — кивнула Ленка, продолжая осматривать устройства, обеспечивающие каналы межсети. — Мы вышли на них еще до Славиного плена и собирались уже начать операцию на Раване, но вся эта кутерьма с эпидемией, алмазами и тайными исследованиями Серого Ферзя заставила на время пересмотреть планы. Узнав о махинациях, они помогли нам выйти на людей из генштаба Альянса.

— Это мы еще им о внедрении генов асуров не сказали, — злорадно ухмыльнулся Клод, разворачивая портативный анализатор и в качестве входного теста измеряя Тусин пульс. — Командование решило, что эта информация нам и самим сгодится.

Туся знала, что, хотя после проведения новых сеансов генной терапии все подопытные полностью вернулись к нормальной жизни, их основные показатели все же изменились. Повысилась устойчивость к физическим нагрузкам, замедлился отвечавший за утомляемость процесс накопления в мышечных тканях молочной кислоты, улучшилась регенерация.

Бедный Клод теперь разрывался между стремлением поквитаться со змееносцами, увидев кровь ненавистного Феликса на своих руках, и желанием побить дельцов из Альянса их же оружием. К сожалению Вернер, который единственный мог бы продолжить это направление, сейчас тоже оказался вовлечен в опасные игры на поле змееносцев. Это именно он занимался поставками оружия, которое из окраинных миров следовало переправить на Равану. Цоца-Цола ему помогал.

— Вы только оцените, наш гвельф даже отказался от участия в экспедиции по освобождению его родной планеты, чтобы поквитаться со змееносцами, — заливался соловьем Семен Савенков, пытаясь донести до супруги масштабы предстоящей операции.

— Я знала, что Вернер — святой, а Цоца-Цола — больший человек, чем многие представители вида гомо сапиенс, — кивнула сеньора Эстениа, растерянно глядя на грандиозные приготовления. — Но, если на Раване начнется восстание, не замедлит ли это освобождение наших пленников.

Барсы сконфуженно замолчали, старательно делая вид, что каждый занят своим делом. Савенков возился с нежелавшей разворачиваться панелью солнечных батарей, Слава пытался отладить усилители, Минамото собирал из запчастей дронов какого-то кибернетического гиганта с лазерной пушкой. Гу Синь, Ящер, Амир, Сигурни и остальные занимались своим снаряжением в глубине гаража и старательно делали вид, что ничего не слышат. Ленка выжидающе сложила руки на груди, строго глядя на мужа и старших по званию товарищей.

— Ну, что затихли? Не знаете, что сказать? А так все складно получалось, — проговорила она с прежней суровостью бесстрашного пиратского оператора.

— Лен, ну, прекрати, — страдальчески глядя на нее, начал Слава.

— Что прекрати? — рыкнула на него Ленка. — Мать и жена имеют право знать! И мне плевать на все ваши уровни доступа!

— О чем идет речь, что происходит?

Сеньора Эстениа переводила исполненный тревоги взгляд с мужа на оператора сети и обратно. Туся уже все поняла, но боялась озвучить, как будто невысказанные слова могли что-то изменить.

Усиливающийся ветер нещадно трепал кроны пальм, и взволнованное перестукивание их листьев напоминало то ли недобрый, сухой смех, то ли клацанье костей. Край горизонта темнел и набухал облаками, обещая тропический шторм. Лошади на конюшне обеспокоенно ржали. Мартышки наоборот притихли и забились под толстовку Эркюля. И даже дроны, проанализировав атмосферные показатели, переместились в ангар. Туся не удивилась, если бы сейчас прямо в погрузчик ударила молния.

— Против Арсеньева и остальных барсов выдвинули новые обвинения, — оставив в покое панель батарей, признался Семен Савенков. — Суд прошел спешно в закрытом режиме, и смертный приговор уже вынесен.

Сеньора Эстениа пошатнулась, и он неловко ее подхватил. Туся к счастью уже сидела. У нее только поплыла перед глазами пелена, словно патокой залепившая уши, в которых продолжали звучать последние слова.

Так вот, почему она не могла дозваться до Арсеньева. Он тоже все знал, но также, как и остальные, не хотел тревожить. Он с самого начала предвидел такое развитие событий. «Любое решение Совета может как отложить, так и ускорить наш процесс». В памяти всплыли слова из последнего разговора, на которые, ослепленная радужными ожиданиями, она не обратила внимания. «В случае успеха змееносцы устроят показательное наказание «виновных», в случае неудачи отыграются за свои ошибки». А что если они уже…

В это время, пелена рассеялась, липкая оболочка разорвалась надутым пузырем. И откуда-то из другого мира вместе с порывом свежего ветра донеслось родное:

«Не бойся, у нас все в порядке, все идет по плану».

«Саша! Где ты? Какой в бездну план?»

— Исполнение приговора отложено на неопределенный срок, — видя, что она теряет сознание, к Тусе кинулся Клод. — Пока Командор нужен Феликсу, его и ребят никто не тронет.

— То есть восстание и побег — это теперь их единственный шанс? — пытаясь если не пережить, то хотя бы осмыслить новую информацию, спросила сеньора Эстениа.

Савенков виновато кивнул.

— Дипломаты оказались бессильны, — сокрушенно вздохнул полковник Минамото.

— Мы с самого начала были к этому готовы, — пояснил Слава. — Тем более, подполье еще два года назад просило нас о поддержке.

— Сейчас недовольство жителей планет Альянса политикой «Панна Моти» достигло предела, — добавил Клод. — Ребята, которых послали разработать и спланировать эту операцию, ждут только нашего подкрепления. Кшатрии сразу присоединятся.

Туся слушала барсов, но перед глазами стояли ряды установок энергообмена, в которых медленно и мучительно расставались с жизнью мужчины и женщины, старики и младенцы.

Несколько десятков малышей, которым не исполнилось и полгода, лежали в кювезах, готовые, толком не начав жить, превратиться в сырье. Между рядами детских каталок прогуливался Феликс, который настолько светился довольством, что это ощущалось даже сквозь закрытую линзу костюма бактериологической защиты.

— Я понял, в чем наша ошибка, — вещал он. — Мы пытались внедрить геном асура взрослому человеку, а ведь еще в дремучем двадцать первом веке знали, что это гораздо сложнее. Теперь, применяя метод вирусных частиц^[23] на более ранних стадиях развития организма, мы, думаю, сумеем добиться положительных результатов. Тем более, Совет директоров в случае успеха обещал убедить правительство подождать, пока будущие универсальные солдаты вырастут. Впрочем, если нынешние испытания дадут положительный результат, мы можем в измененный кариотип внести ген ускоренного роста.

Он повернулся к Арсеньеву и Галке, двумя соляными столпами застывшим у противоположной стены.

— Приступайте, коллеги. Надеюсь, примененная после внедрения вирусных частиц вакцина Усольцева поможет снизить процент негативных последствий.

Галка, с трудом поворачивая шею, в отчаянии глянула на Арсеньева. Она, конечно, знала все методики энергообмена, но до этого любящий муж позволял ей общаться только с желавшими помолодеть богатеями.

Командору тоже до сегодняшнего дня удавалось лавировать, выполняя исследования, преимущественно, в лаборатории, куда его под бдительной охраной, закованного по рукам и ногам, привозили прямо из тюрьмы. И что делать сейчас он просто не знал. Феликс загнал его в ловушку, которую он сам построил, предложив эту опасную аферу с разными видами вакцин.

Теперь гениальный манипулятор Серый Ферзь то ли проверял на вшивость, то ли хотел, чтобы он замарался в невинной крови. Вполне возможно, что нынешний жуткий спектакль еще и снимают на камеру, чтобы выложить потом в межсеть. Смотрите, каков на самом деле ваш герой. А, лети все в тартарары!

Туся чувствовала, что, хотя в помещении предварительной подготовки было традиционно холодно, у Арсеньева от груди к голове поднимается жар, не рассуждающее желание прыгнуть вперед и покончить со старым врагом одним махом.

— Ну, что же вы? — Феликс нетерпеливо возвысил голос. — Будущие универсальные солдаты не могут долго ждать. Они замерзли и хотят есть. Как только вы им введете вирусные частицы, их перенесут в теплое помещение и станут заботиться о них, как о принцах и принцессах.

Галка сделала неуверенный шаг вперед, взяла уже готовый для проведения процедуры пистолет. Однако руки ее настолько тряслись, что она его, то ли намеренно, то ли случайно уронила. Феликс услужливо подал ей еще один.

Арсеньев не тронулся с места. Туся знала, что в этот момент он думает о ней, видит на месте несчастных малышей их еще не родившегося сына. Потом перед его мысленным взором предстали лица пленных барсов: Петрович, Пабло, Дин. «Простите, ребята, но продолжать жизнь, зная, какой ценой она куплена, ни я, ни вы не сможете».

— Я не буду в этом участвовать, — его голос прозвучал очень спокойно и твердо. — Я не подписывался, чтобы проводить эксперименты на детях.

Феликс елейно улыбнулся, словно именно такого ответа и ждал.

— В таком случае, ты сначала проведешь эксперимент на своих товарищах, а потом мы внедрим вирусные частицы тебе.

«Рита, девочка моя, что с тобой? Что за жуть ты там увидела?»

На этот раз мысли Арсеньева проникли в сознание настолько отчетливо, что Туся в непонятном забвении даже огляделась, пытаясь отыскать супруга где-нибудь рядом. Но нет, этот хренов конспиратор по-прежнему сидел в долбанной лаборатории, пытаясь на основе молекул синдрома Усольцева создать новый препарат.

«Саша, где ты? Почему от тебя так долго не было вестей?»

Если бы Туся не знала, что от громкости голоса тут ничего не зависит, она бы разорвала связки в клочья и выплюнула их, не заметив.

«Рита, малышка, ну прости, — Арсеньев чувствовал, что она близка к истерике и, как обычно, пытался успокоить. — Прости дурака. Я действительно просто не хотел тебя лишний расстраивать и боялся понапрасну обнадежить. К побегу почти все готово. Ждем только корабля».

«Уж не Саав ли Шварценберг вас прибудет спасать?» — нашла в себе силы сыронизировать Туся.

«Кто его знает? Чем бездна не шутит?»

Потом Арсеньев рассказал ей о своих исследованиях, которые могли бы заинтересовать Командование. Программа «Универсальный солдат» имела право на существование, только для ее реализации следовало отказаться даже от попыток внедрить людям гены асуров, полностью сосредоточившись на свойствах различных типов вакцин и измененных под их влиянием соматических клеток.

«То есть ты хочешь сказать, — продолжая мысль супруга, взволнованно спросила Туся, — что различного рода позитивные изменения, которые мы наблюдаем у подопытных, это результат внедрения моих клеток?»

«Думаю, да, — спокойно отозвался Арсеньев. — Ты переживала, что стала «матерью уродов», а получилось, как раз наоборот».

«Но в таком случае наш Олежка… — в волнении начала она, ощущая все усиливающиеся толчки, будто малышу не терпелось принять участие в беседе».

«Всего лишь сын своих родителей, — ласково прикоснулся к ее сознанию Арсеньев. — Я не знаю, какие из твоих удивительных свойств передадутся ему по наследству, но повышенная работоспособность, быстрота реакции и ускоренная регенерация ему точно не помешают».

Потом они с Командором еще какое-то время общались, причем даже не наедине, а в тесной дружеской компании. Удобно расположившись в Тусином сознании, Арсеньев прекрасно слышал все, что говорили ему барсы и Клод. Тусе оставалось только озвучивать его ответы. В общем, она едва не охрипла, когда над ангаром, в котором укрылись все барсы, разразилась гроза, и ей приходилось постоянного напрягать связки, пытаясь перекричать барабанную дробь дождевых потоков и раскаты грома.

Когда к беседе подключились работавшие в соседнем помещении Пабло и Дин, Тусиным связкам пришлось выдержать еще и потоки слез, ибо спокойно передавать плачущей в голос сеньоре Эстении ответы ребят просто не получалось. Молодые барсы рисковали не меньше Командора. Они делали вид, что передают змееносцам секреты информационной безопасности Содружества, открывая доступ к устаревшим системам кодирования и неактуальным адресам, а в это время собирали доказательства энергетической аферы «Панна Моти».

«Да все в порядке, мам! — улыбался Пабло, на шее и запястьях которого даже из-под наручников и ошейника были видны багровые следы ожога током. — Ну, кто меня сумеет засечь? В Альянсе и программистов такого уровня нет, и компьютеры — сплошные устаревшие железки».

Арсеньев и Дин тоже пытались заверить любящих их женщин, что ситуация полностью под контролем.

Вот только видение с установками и подготовленными к участию в программе «Универсальный солдат» младенцами никуда из Тусиной памяти не делось. Она точно знала, что это не бред, а вполне возможное будущее. Все результаты опытов, дававшие возможность продолжать работу в новом направлении, Арсеньев либо сразу уничтожал, либо заменял теми, которые получались в результате работы по методике Феликса, но долго это продолжаться не могло.

«Только бы им удалось бежать, — лежа уже в своей спальне и вслушиваясь во все нарастающие раскаты грома молила Туся. — Только бы Феликс не заметил подвоха».

Но едва ей удавалось закрыть глаза и провалиться в сон, она снова видела установки энергообмена, пыточную камеру и барсов, израненных, измученных, обессиленных, безропотно и отрешенно наблюдающих за проводимыми над ними унизительными и болезненными процедурами подготовки к донорству.

(обратно)

XIII

— Я должна лететь с вами! — Туся не просто просила, она буквально умоляла, обливаясь слезами и срываясь на крик.

Она бы упала барсам в ноги, если бы это могло их убедить.

— О чем ты говоришь? — в священном ужасе смотрела на нее сеньора Эстениа. — Мы не знаем, как ее до Земли довезти, а она собралась к революционерам на Равану. Да при виде такого бойца вся «Панна Моти» разбежится!

— Мы обязательно вытащим их, что бы ни случилось, — пообещал Клод, когда Туся поделилась с ним своими страхами. — А если ты действительно хочешь помочь, возьми лучше контроль над программой реабилитации «Универсальных солдат». Заодно и от дурных мыслей отвлечешься. По себе знаю, хуже всего — ждать и догонять.

Туся решила внять его совету и с головой ушла в работу, тем более на семейном совете, в котором приняли участие Мишель и сеньора Эстениа, решили не рисковать и оставить ее до родов на Сербелиане. Поместье Славы и Ленки было в полном ее распоряжении, а в госпитале хватало высококлассных специалистов по всем профилям, включая и тех врачей, которые вели ее во время беременности.

— Если на Сербелиане теперь безопасно, то лучше не рисковать, — озвучила общее мнение Ольга Викторовна, и Туся полностью с ней согласилась.

В конце концов, она уже привыкла к тому, что дом находится там, где ждут друзья и родные. И даже уютная, нарядно обставленная квартира на Земле, в которой теперь дожидались их возвращения прабабушкины статуэтки, оказалась лишь временным пристанищем, остановкой на пути извечных скитаний, тихой гаванью на пороге грядущих бурь.

— Раз уж Карантин полностью снят, и Сербелиана открыта, лучше мы к вам прилетим, — предложила Мишель. — И госпожу Комаки с собой захватим, — добавила она.

— А как же Андрей Ильич? — забеспокоилась Туся, зная, что свекр просто не способен ни дня прожить без своей любимой археологии, а на Сербелиане помимо Института Экологии и Биосферы процветал только Горный университет.

— Андрюша давно собирался разработать методики преподавания исторических дисциплин для терраформированных и накрытых биосферными куполами миров, — успокоила ее Ольга Викторовна. — А тут как раз появился и повод.

— И Сережа Савенков обещал скорректировать график гастролей, чтобы хоть на пару недель заглянуть на Сербелиану, — с обворожительной улыбкой добавила Мишель. — Все равно Вернер и ребята при возвращении с Раваны, скорее всего, воспользуются коридором через Каллиопу, от которой из миров Содружества Сербелиана самый ближний, — подытожила прекрасная графиня. — Вот здесь мы их все и встретим. Устроим, так сказать, сюрприз. Правда, Алехандро? — обратилась она к сидевшему рядом с ней с Шусмиком на руках трехлетнему сыну сеньоры Эстении и Семена Александровича.

Завидев на экране маму, кудрявый улыбчивый малыш оставил шуршалика и побежал к экрану, пытаясь забраться к улыбавшейся ему сеньоре Эстении на колени. Однако, когда маленькая ладошка прошла сквозь изображение насквозь, на лице Савенкова самого младшего проступило выражение обиды. Бровки нахмурились, красиво очерченные кукольные губы сначала сложились куриной гузкой, а потом раскрылись для требовательного рева.

— Алекс, ну я же тебе объясняла, что скоро ты увидишься с мамой, а пока с ней можно только поговорить, — растерянно прижимая к себе подопечного, торопливо говорила Мишель, пока Шусмик ластился к маленькому хозяину, розовым язычком пытаясь слизать его слезы. Но это мало помогало.

Положение спасла Ленка. Убрав от экрана сеньору Эстению, она переключила связь на веранду, где с хозяйским видом расположились мартышки. Маленький Алехандро и Шусмик тут же принялись их ловить. Непоседливые зверьки, которые тоже все воспринимали буквально, с испуганными криками бросились врассыпную. Однако, быстро сообразив, что юный охотник и неведомый зверек им не опасны, затеяли веселую игру. Они носились по веранде, корчили уморительные рожи и кривлялись, передразнивая лаявшего на них Шусмика. В общем, развлекались, как могли, заставив Алехандро безудержно смеяться, забыв обо всем.

В какой-то миг Туся увидела другую картину: немного подросший Алехандро вместе с Шусмиком и мартышками играл на этой веранде с годовалым светловолосым и зеленоглазым малышом, в котором она узнала Олежку. Полулежа на плетеной кушетке, Туся с улыбкой наблюдала за забавными ужимками четвероногих питомцев и их юных друзей. В этот момент на веранде появился Арсеньев, и Олежка, заулыбавшись, встал на коротенькие ножки и вразвалочку, придерживаясь за стулья и другие предметы, пошел к отцу.

Видение обладало такой реальностью, что Туся, подобно маленькому Алехандро, едва не подалась вперед, пытаясь обнять мужа и еще не родившегося сына. Но только распугала мартышек, которые продолжали резвиться даже после того, как утомившегося Алехандро увели спать.

«И откуда это нашей прекрасной графине известны военные тайны?» — добродушно посмеивался Арсеньев, от которого Туся не сумела, а вернее не захотела скрыть «тайный план» Мишель.

«Ну, Вернер же не агент разведки, а просто ученый и бизнесмен с графским титулом», — уклончиво ответила Туся, не собираясь раскрывать маленьких женских секретов.

«Я вижу, ты бы тоже предпочла, чтобы твой муж остался просто ученым», — улыбнулся Арсеньев.

Туся адресовала ему мысленный кивок, не в силах кривить душой.

«Когда вернусь, обещаю, больше никаких авантюр», — заверил ее Арсеньев.

С какой легкостью он проговорил это «когда».

В это и вправду верилось, тем более, что новости обнадеживали. «Панна Моти» теснили по всем направлениям, и главная заслуга в этом принадлежала Арсеньеву и Пабло с Дином. Полученные ими доказательства энергетической аферы Корпорации предоставили всем заинтересованным сторонам, и это произвело эффект взрыва сверхновой.

Новость о том, что вакцина смерти ни в коей мере не повышает энергетическую эффективность организма и что с тем же успехом можно использовать головоногих или рапс, повергла в шок даже видавших виды политиков и бизнесменов. Но факт оставался фактом. Ради получения сверхприбыли от продажи вакцины смерти «Панна Моти» все эти годы обрекала на бессмысленную гибель сотни тысяч людей. Для поддержания мифа о великом открытии доктора Дриведи и энергетической революции «Панна Моти» реальное количество доноров занижалось в десятки раз, а затраты на программу «Вечная молодость» наоборот преувеличивались. Настоящие цифры держались в таком строжайшем секрете, что даже Арсеньев в период своей миссии на Раване ничего не заподозрил.

«Первые сомнения у меня возникли на Васуки, когда мы получили доступ к установке энергообмена и записям Феликса, — делился он с Тусей во время одного из их псионических «свиданий». — Но тогда я списал расхождения на программный сбой и общую изношенность пиратского оборудования. Более подробно разбираться тогда не хватило ни сил, ни времени. Потом, когда в Содружестве разрешили использовать установки для омолаживания и лечебных процедур, у меня закрались новые подозрения. Я хорошо помнил, что в «Панна Моти» непомерную цену, назначаемую пациентам, объясняли именно энергозатратами, которые оказались не так уж велики».

«Но тогда мы работали над антивакциной, и ее внедрение в производство казалось первостепенной задачей», — закончила Туся его мысль.

«Уже в плену, я случайно услышал разговор Феликса и одного из специалистов, — продолжал Арсеньев. — Оба думали, что я еще лежу без сознания, и потому без стеснения говорили о своих тайных делах».

«А потом Минамото, Савенков и Клод просто проверили изъятую на «Альтаире» документацию и произвели новые расчеты», — добавила Туся, вспоминая выражение лица полковника Такеши, когда он узнал, что вся его семья на Ванкувере едва не погибла даже не ради энергетического прорыва человечества, а просто для оправдания производства вакцины смерти.

«Но зачем змееносцам уничтожать собственный народ?» — у Туси чудовищность сделанного любимым открытия просто не укладывалась в голове.

«Способ запугивания и борьба с перенаселением, — ответил Арсеньев, стараясь, чтобы полыхавший внутри него холодный гнев не причинил вреда Тусе и малышу. — Одна из основных проблем Альянса — жуткая скученность бедного населения и безработица, — пояснил он. — Терраформированием никто не занимается, на непригодных для жизни планетах используются только роботы. Змееносцам проще, кажется, отнять уже готовые миры у нас, как они поступили с Ванкувером, который сейчас активно заселяют их колонисты, чем создавать что-то самим».

Теперь пришел срок платить по счетам.

Галактическая организация здравоохранения, наконец, признала выпускаемую «Панна Моти» вакцину препаратом опасным для человека и отозвала все сертификаты на ее использование. Акции Корпорации упали до рекордных пределов, и никто не торопился покупать эти токсичные активы. Правительства окраинных миров, даже тех, которые традиционно считались союзниками Альянса, отказывались от всех договоренностей по контрактам и, опасаясь народных выступлений, в срочном порядке закрывали фабрики.

«Ну, что, господа змееносцы? Славно покатались? Теперь пришла пора и саночки возить!» — не скрывал злорадства Арсеньев, когда Туся рассказывала ему о последних новостях.

«Саша, неужели ты думаешь, что Феликс не догадается, кто на самом деле стоит за всеми этими разоблачениями? — замирала от страха Туся, понимая, чем чревата эта опасная игра. — Вспомни, как с декларацией по Васуки получилось!»

«Мы с ребятами и так уже приговорены к смерти, — «успокоил» ее Арсеньев. — И побег во время бунта — наш единственный шанс. А для начала восстания в мирах Альянса все равно нужен какой-то толчок».

В самом деле, хотя на планетах Рас-Альхага жемчужные короли пока сохраняли позиции, пытаясь усилить давление на армию и народ, столкновения уже начались. На Кали повстанцы взяли штурмом фильтрационную зону фабрики «Панна Моти» и отбили своих родных. Революционеры Сансары пошли еще дальше. При содействии военных они полностью взяли контроль над всеми предприятиями Корпорации, и теперь запрашивали у специалистов Содружества помощь в реабилитации доноров.

Барсы благополучно добрались до Каллиопы и присоединились к повстанцам, которых именно с этой обычно тихой и неприметной планеты перебрасывали в систему Рас-Альхаг. Оттуда же шли основные поставки оружия. Корабли уже прошли все червоточины и приближались к мирам Альянса. Заключенные на Раване и их союзники за стенами тюрьмы ждали только сигнала, чтобы начать бунт. Об этом Арсеньев поведал Тусе, поделившись новыми данными по программе «Универсальный солдат».

Вот только уже следующей ночью его отчаянный зов врезался в Тусино сознание концентрированным сгустком боли. Лазерные плети! Какое знакомое ощущение. На себе это орудие устрашения она не пробовала ни разу, но хорошо помнила муку, которую делила с Ленкой Лариной. Теперь огненный хлыст выжигал куски плоти из спины и плеч Командора, проходился по брюшным мышцам, обжигал ноги и плечи.

Сознание меркнет, силуэты предметов расплываются и двоятся, точно в зеркальном лабиринте. Искусственные легкие рвутся в клочья от невозможности получить хоть немного воздуха, ибо все попытки расправить грудную клетку оканчиваются только очередной вспышкой боли в смятых ребрах, которые в перерывах между ударами огненных бичей продолжают дробить в крошево двое дюжих тюремщиков.

Заломленные за спину и прикованные к потолочному крюку руки не дают грудным мышцам расправиться, каждое бесплотное усилие наполняет ткани молочной кислотой. Из разбитого носа и рассаженных губ в горло стекает кровь, и от ее вкуса и тошнотворного запаха паленой плоти внутренности скручивает узлом сильнее, чем от сыплющихся со всех сторон ударов…

«Саша! Что происходит?»

Туся прекрасно понимала, что это не тот вопрос, который следовало задать, но о чем она вообще могла спрашивать? Искаженное обморочной пеленой сознание Арсеньева переносило ее в ледяную комнату без окон, но с разнообразными приспособлениями для истязаний. И хотя перед залитыми потом и слезами, заплывающими синяками глазами Командора чаще всего мелькали слепящие лучи лазерных плетей и чьи-то волосатые кулаки и изуверские рожи, Туся успела разглядеть распятые на противоположной стене нагие тела Пабло и Дина, услышать хриплую ругань и надсадное дыхание Петровича.

«Рита, девочка моя!» — выбираясь из обморочной мглы, потянулся к ней Командор.

И уже через миг его мысль заработала привычно быстро, сухо и четко, как в те времена, когда он отдавал приказы на мостике корабля или руководил сложной хирургической операцией. Разве что новые вспышки боли на какое-то время прерывали ее стремительный полет через пространство и время.

«Срочно свяжись с Командованием! Нашего связного задержали… и он сразу раскололся… Змееносцы… готовят провокацию. Теперь под угрозой… не только сеть революционных ячеек на Раване… но и жизнь Вернера и ребят».

Даже под пыткой он ухитрялся думать о других.

«А как же вы?»

И вновь Туся понимала, что этот вопрос бесполезен. Почему всегда сбывались только самые страшные ее предвидения? Однако Арсеньев в промежутке между ударами счел возможным пояснить.

«Когда связного раскрыли… Феликс… сразу понял… что его водят за нос. Наши товарищи из тюремного подполья успели нас предупредить… и мы с Пабло уничтожили все материалы. И теперь… Серый Ферзь добивается, чтобы мы их восстановили».

Хотя ему было настолько больно, что даже через прокушенные насквозь губы прорывался крик, в последней фразе прозвучало нескрываемое превосходство человека, который ни о чем не жалел. Впрочем, и ни на что и не рассчитывал.

«Клод обещал, что вас вытащат».

Пытаясь облегчить его боль, Туся продолжала хвататься за безумную надежду.

«Не в этот раз, — спокойно и почти равнодушно возразил ей Арсеньев. — Нас… снова перевели в подземную тюрьму… а отсюда только… один выход — на фабрику «Панна Моти».

Он оборвал связь или просто потерял сознание, а Туся дрожащими пальцами потянулась к сигналу экстренной связи на коммуникаторе, который напрямую соединял ее с Командующим. Она слишком четко осознавала, что каждый миг промедления может стоить чьей-то жизни и потому на какое-то время просто отключила все эмоции, хотя ей хотелось, подобно древним плакальщицам, расцарапать ногтями лицо и, вырывая с корнями клочья волос, зайтись в безудержном крике.

Только когда были отданы все необходимые приказы, мобилизованы специалисты и по закрытым каналам межсети полетели закодированные сообщения, она решилась задать вопрос.

— Вы правда уже не сможете их спасти?

— Даже если восстание начнется прямо сейчас, их убьют быстро, но необязательно безболезненно, — развел руками Командующий. — Мне очень жаль.

Что оставалось Тусе делать? Проклинать безжалостно глумящуюся над ней судьбу и не выполняющее свои обещания руководство?

Сколько таких проклятий посылали адмиралам жены моряков, слышавшие стук и голоса в заблокированных отсеках затонувших кораблей и подлодок. Сколько бессильных слез проливали семьи пилотов, чьи потерявшие управление корабли продолжали дрейфовать в просторах космоса, пока не садились батареи и не кончался кислород. Причем во многих случаях связь не прерывалась до последних минут, и родственники видели агонию, словно находились рядом.

«Я не должна его еще раз потерять».

Она произнесла это вслух, словно озвученная мысль могла иметь иное значение. Зачем она только послушала Командующего два месяца назад? Она ведь уже тогда знала, что только она сумеет их вызволить из любого узилища, из любой пропасти, куда достанет ее мысленный зов. И чем, собственно, стены подземной тюрьмы отличаются от пластов горной породы, которые она обрушила на шахте Альтаир, чтобы ненадолго преградить путь воде? И разве каменные блоки прочней корабельной обшивки и переборок, которые она преодолела на Васуки? И если уж боль и отчаяние незнакомых ей сольсуранцев, гибнущих у Фиолетовой, помогли ей создать энергетический щит, то неужели же нечеловеческая мука самого близкого из людей не даст ей силы такой же щит разрушить?

Вот только время теперь упущено, счет идет на дни. И желание Феликса спасти тонущую «Панна Моти», выбив из Арсеньева и остальных достоверную информацию по программе «Универсальный солдат», остается для ребят единственной охранной грамотой. Та жуткая сцена возле детских кювез, которая, насколько Туся смогла уловить из обрывочных воспоминаний пытающегося уйти от боли Командора предшествовала переводу в подземную тюрьму, была даже не проверкой, а прямым ультиматумом, последней попыткой договориться.

Под пыткой, конечно, тоже умирают и сходят с ума, но Феликс и его палачи, как в случае с Ленкой, станут прилагать усилия, чтобы это не произошло как можно дольше. А вот если Серый Ферзь выполнит свою угрозу, и Арсеньев вслед за барсами станет участником программы «Универсальный солдат», гены асуров, внедренные в организм вместе с частицами синдрома Усольцева, порвут связь мозга с окружающим миром. Тогда она точно окажется бессильна, ибо просто не сможет получить доступ к его чувствам и мыслям. Так она его уже теряла на долгих два месяца искусственной комы, в которую его погрузили, чтобы беспрепятственно вывезти на Равану и упрятать в подземную тюрьму.

Подопытный впадает в забытье через две недели, а доноры остаются в сознании и того меньше. И это означает только одно. Начинать действовать надо прямо сейчас.

Туся погладила свой живот, в который отчаянно пихался Олежка, словно хотел помочь. Два месяца назад все было бы гораздо проще. И хотя Командование и Вернер не получили бы уникальных материалов к программе «Универсальный солдат», а возможно и разоблачающих энергетическую аферу улик, Саша был бы давно рядом с ней, а Олежка спокойно ждал появления на свет вместе с матерью и отцом.

И почему она только не освоила перемещения в пространстве и времени? Как было бы просто. Перенестись единым мигом на Равану, выхватить Командора и ребят из отвратительных лап палачей, придушить попутно Феликса и вернуться на Сербелиану. Если бы для обладания подобной силой пришлось бы отказаться от человеческой оболочки, она заплатила эту цену, не задумываясь. Но пока она чувствовала лишь терзавшую любимого боль. Лихорадочный жар и жестокий озноб, смертельную усталость избитого, изломанного тела, и лютую тоску, распинающую душу между не рассуждающим инстинктом выжить любой ценой и строгим повелением воли, держаться до последнего, не выдавать тайну даже если станут живьем резать на куски.

«Олеженька, родимый, прости!» То, что она задумала, выглядело чудовищно и цинично, но другого способа пробраться на фабрику «Панна Моти» просто не существовало. И пусть ее проклянет Ольга Викторовна, которая, устав ждать и бояться за сына, уже заранее переносила заботу и любовь на долгожданного внука. Либо они вернутся все вместе, либо не вернется никто.

Дождавшись, пока рассветет, чтобы не вызывать лишних подозрений, Туся взяла флаер и покинула поместье.

(обратно)

XIV

Появление Туси в лагере подготовки бойцов Сопротивления никого особо не удивило. Участники программы «Универсальный солдат», которую она теперь курировала, проходили реабилитацию рядом с прежними товарищами и, не имея пока возможности вернуться на Равану, чтобы продолжить борьбу с Корпорацией, отдавали все силы подготовке новичков.

Там же теперь обретался Эркюль, которого тоже решили пока оставить в тылу на агентурной работе, хотя бедняга буквально рвался в бой. Завидев Тусю, он сразу же пригласил ее в свое обиталище, представляющее собой нечто промежуточное между медвежьей берлогой и биостанцией. Во всяком случае, вездесущие мартышки, количество которых Туся даже не взялась бы пересчитывать, чувствовали себя здесь едва ли не более вольготно, чем в прилегающих джунглях, и на двуногого прямоходящего почти не реагировали, по всей видимости, считая его членом стаи.

— Я все уже знаю, — непривычно серьезным тоном начал Эркюль. — Это просто ужасно и очень обидно. И главное, ничего нельзя сделать.

— Это в Командовании думают, что нельзя, — перебила его Туся. — А на самом деле способ есть, и я его предлагала еще два месяца назад. Мне просто нужно попасть на Равану, и ты мне в этом поможешь.

Вместо ответа Эркюль выдал такую тираду непечатных выражений, что их крепости и заковыристости позавидовали бы пираты Шварценберга.

— Да с чего ты это взяла, что я стану в такой безумной затее помогать? — обретя через какое-то время способность выражаться более ли менее человеческим языком, возмутился он. — Слыхал я, что бабы на сносях дуреют, но не до такой же степени! Себя не жалко, хоть ребенка пожалей. Его-то за что?

— Ребенку нужны мать и отец, — проговорила Туся таким решительным тоном, что Эркюль осекся на полуслове. — И я вовсе не безумна. Ты сейчас отговариваешь меня, а сам думаешь, что было бы очень неплохо отправиться на Равану, хотя бы для того, чтобы передать бойцам Сопротивления алмазы, которые ты до сих пор прячешь в тайнике, несмотря на угрозу получить еще один срок за контрабанду, на этот раз по законам Содружества.

С этими словами она направила мысленный импульс на обезьянью поилку, в которой, судя по обрывкам воспоминаний, Эркюль организовал тайник. Резервуар под изумленные возгласы мартышек и их хозяина плавно поднялся в воздух и, не расплескав ни капли, медленно поплыл в Тусину сторону. Потом раскрылся потайной клапан и из угольного фильтра, точно из кимберлитовой трубы, начали извергаться алмазы.

— Вспомни операцию на шахте «Альтаир», — напомнила Туся, вернув поилку на место. — Те пласты породы, которые ненадолго остановили затопление, обрушились не сами по себе и вовсе не из-за умелого подрыва, как потом сообщили в новостях.

— Верю-верю! — испуганно зачастил Эркюль, спешно собирая камни с пола. — Только прекрати копаться в моей голове. Я, конечно, слышал, что жена Командора — ведьма, — добавил он вполголоса, — но думал, ребята наговаривают или просто прикалываются.

Он распихал алмазы по многочисленным карманам своего жилета и принялся успокаивать мартышек, нарезая им фрукты, сельдерей и морковь. Судя по всему, суета помогала ему как-то снять напряжение и на что-то решиться. И это при том, что в глубине души он был готов на любые авантюры.

— Ну, предположим, я соглашусь, — наконец, проговорил он, вытирая руки сомнительной чистоты салфеткой. — Тем более, ты не оставляешь мне выбора. Как незаметно попасть на Равану я и в самом деле знаю, каналы, думаю, еще остались, а если нет, это тоже не проблема. Вот только я совершенно не представляю, каким образом вывезти с Сербелианы знаменитость, которую охраняет вся разведка Звездного флота. Тебя наверняка уже хватились и объявили в розыск. Прикажешь похищать и в ящик паковать? Так ведь не выйдет. Такие кофры, в которых вас тогда перевозил Феликс, делаются только на заказ, а все прочие на раз просвечиваются сканерами. Меня поймают и точно упекут лет на триста в тюрьму.

Туся молча показала коллекцию идентификационных чипов на разные фамилии, а также набор корректирующих линз и накладок, меняющих рисунок сетчатки, параметры биометрии и дактилоскопии.

После первого покушения на профессора Усольцева эти приспособления, сделанные для всей семьи кем-то из знакомых разведчиков, возможно при посредничестве того же Арсеньева, помогли им на какое-то время сделаться невидимыми для агентов Альянса. Потом хранились в тайнике, оборудованном внутри прабабушкиной фарфоровой балерины, одной из четырех, переданных Галкой Арсеньеву. Собираясь на Сербелиану, Туся сунула их в свой багаж буквально в последний момент, повинуясь какому-то неясному предчувствию, и последние два месяца держала при себе.

— Надеюсь, эти высококачественные поделки помогут нам покинуть Сербелиану без проблем, — пояснила она. — А на Каллиопе такой уровень маскировки уже не понадобится. На корабль, направляющийся в систему Рас-Альхаг, сядет безымянная обитательница окраинного мира под серийным номером, которая хотела бы избавиться от ребенка и получить за это деньги.

Продолжавший готовить еду для своих питомцев Эркюль порезал руку ножом да так и застыл, забыв вытереть кровь.

Еще бы. Наверняка он слышал о так называемых «фермах», на которых бесправные рабыни, привезенные из окраинных миров, и просто женщины, доведенные до отчаяния нуждой или окончательно утратившие представления о добре и зле, рожали для нужд «Панна Моти» будущих доноров. Оттуда же Феликс и ему подобные брали подопытных для своих экспериментов. Туся с содроганием вспомнила сцену у детских кювез. Что стало с несчастными малышами после отказа Арсеньева? И до какой степени Серому Ферзю удалось сломать бедную Галку?

— Ты хоть сама понимаешь, о чем ты сейчас говоришь?

Эркюль машинально заживил ранку и, взяв на руки одну из мартышек, принялся баюкать ее, точно дитя. На Тусю он смотрел, как на опасную сумасшедшую. Того и гляди наберет номер госпиталя, чтобы вызвать дронов-санитаров из психиатрии.

— Ты хочешь, чтобы от вас с Командором даже памяти не осталось?

— Женщины с «фермы» работают на фабрике, — стараясь говорить, как можно спокойнее и увереннее, пояснила Туся. — Очищают резервуары, убирают грязь в помещениях, помогают медикам в подготовке доноров. Думаю, к тому времени, как мы доберемся до Раваны, Арсеньев и барсы окажутся именно там. Феликс упрям, но Арсеньев куда упрямее.

Она вспомнила спокойную решимость расчаленного на стене истерзанного Командора, и слезы, которые она таким трудом и напряжением сдерживала, закипев, брызнули из глаз.

— Мне бы только добраться до них, дотянуться мыслью, — проговорила она с мольбой. — А дальше я их вытащу. Ты же сумеешь разыскать Клода, Вернера и остальных? — обратилась она к застывшему соляным столпом Эркюлю. — Потом нам понадобится только корабль. Мне очень нужна твоя помощь, — выложила она последний аргумент. — Иначе придется действовать одной. На свой страх и риск. И если я погибну, не добравшись до планет Альянса, нарвусь на работорговцев или пиратов, вина за это полностью ляжет на тебя.

— Довольно! Я все понял! — Эркюль замахал пухлыми руками, на всякий случай перегораживая вход. — Я и сам собирался на Равану. В конце концов, алмазы действительно ребятам из подполья нужнее. И все же меня смущает самый первый пункт. Все эти приспособления для изменения сетчатки глаз и данных биометрии — это хорошо. Но тебя же знает в лицо все Содружество и половина Альянса.

— Я изменю внешность, — глухо, но решительно пообещала Туся. — Отправляйся в космопорт и постарайся найти корабль желательно на сегодня. К тому времени, когда ты вернешься, я буду выглядеть так, что даже ты меня не узнаешь.

Когда озадаченный и напуганный осуществлением ее угроз Эркюль удалился, Туся отправилась в ванную. Хотя в этом помещении, как и во всей квартире, хозяйничали мартышки, а дронов-уборщиков Эркюль то ли не имел, то ли забывал выпускать, на Ванкувере и во время путешествия на пиратском корабле Туся научилась довольствоваться еще меньшим.

Достав машинку для стрижки волос, она отрегулировала ее на минимум и, начав от самого лба и до затылка, под самый корень срезала первую прядь. Женщин, которым предстояло стать сосудами для выращивания живых батареек, работники «Панна Моти» стригли под ноль, словно напоминая, что любое неповиновение, включая попытку защитить ребенка, окончится донорством в установке. Туся решила сделать нужную прическу заранее, чтобы не разрыдаться перед безжалостными работниками фильтрационного отдела.

Наблюдая, как падают к ногам длинные пряди цвета песочных дюн, она вспоминала, как перед ставшим для него роковым штурмом шахты «Альтаир», Арсеньев гладил ее волосы, пропуская сквозь пальцы, точно песок. Туся тогда молила все силы вселенной, чтобы он вернулся, давала страшные обеты. Теперь пришла пора зароки исполнить. Если все пройдет, как задумано, Арсеньев поймет. В конце концов, он уже видел ее совсем без волос в жутких шрамах от выболевших пустул с подсыхающими разноцветными болячками. Хотя в тот момент она была всего лишь маленькой девочкой.

Сейчас ради маскировки ее лицу тоже предстояло претерпеть некоторые изменения. Покончив с волосами, она достала приспособления для пирсинга и татуажа, а также несколько ампул с препаратами, изменяющими форму мягких тканей. Она почти закончила преображение, когда вернулся Эркюль.

— Все в порядке, — обнадеживающе бодрым тоном с порога начал он. — Договорился со знакомым капитаном отходящего сегодня на Каллиопу контейнеровоза. Экипажи грузовиков не так строго при личном досмотре шмонают. Условия там, конечно, не люкс, но пара свободных амортизаторов найдется. Так что, если хочешь успеть, надо поторапливаться.

Он собирался сказать что-то еще, но, увидев Тусю, потрясенно замолчал, а невысказанные слова застряли у него в горле набором скомканных, невнятных междометий.

Туся понимала его оцепенение. Вместо ухоженной жены крупного ученого и высокого чина перед ним стояла татуированная от подбородка до макушки бритоголовая девка с раздутыми, точно вантуз, губами, мясистым носом и заплывшими щелочками глаз. Мешковатый комбинезон с подплечниками и накладками на спине и груди скрывал ее выпирающий живот.

— Эгм, мадам, Вы к кому? — начал Эркюль, когда обрел способность говорить.

По его напряженному, озадаченному лицу Туся поняла, что он не шутит.

— Я же предупредила, что изменю внешность, — напомнила она, стараясь говорить, как можно более спокойно и непринужденно.

Эркюль узнал ее голос и открыл рот, хлопая глазами и обходя ее со всех сторон.

— Что ты с собой сделала? — наконец вымолвил он.

— Волосы отрастут, — успокоила Туся его и себя. — Краска сойдет через два месяца. Лицо вернется в нормальное состояние еще раньше. Надеюсь, до этого времени мы завершим нашу миссию. Дольше Арсеньеву и ребятам не продержаться. Да и мне тоже, — добавила она, имея в виду стремительно приближающийся срок родов.

Если что-то пойдет не так, и змееносцы попытаются забрать у нее Олежку, она разрушит не только фабрику, но и от Раваны камня на камне не оставит.

Эркюль рассеянно кивнул, продолжая разглядывать ее обезображенное, опухшее от недавней татуировки лицо.

— И кто меня тянул за язык сказать ребятам, что ты моя подружка, — наконец выдал он.

— А что не так? — недоуменно поинтересовалась Туся.

— Они знают, что столько я не выпью.

Ему понадобилось еще какое-то время на сборы. Как выяснилось, он собирался взять с собой пять самых понятливых мартышек.

— Это мои любимицы, — пояснил он. — Они меня сопровождают еще с самой Раваны.

Об остальных питомцах, хотя они без труда и сами находили себе корм, пообещал позаботиться местный сторож. Отъезд Эркюля к счастью не вызвал никаких расспросов. Он и раньше не отличался усидчивостью и постоянством.

Покинуть Сербелиану им тоже удалось без особых проблем. Тусю пропустили через зону контроля в грузовой терминал, не обратив никакого внимания. Только пара престарелых туристок в зале ожидания неодобрительно глянули на ее вызывающие татуировки и агрессивную прическу.

Всю дорогу до Каллиопы Туся боялась, что их отыщут и вернут, лишая Арсеньева и барсов последней надежды на спасение. Она прислушивалась к каждому шороху, к каждому случайно подслушанному разговору, к каждой команде, которую передавали по громкой связи грузовика. Она едва могла есть и спать. Стоило ей забыться, как ее ледяной паутиной опутывали кошмары.

Истязаемая болью, холодом и жаром, которые продолжала делить с Командором, она каталась в смирительной рубахе по мягкому полу палаты для буйных, вроде тех, в которых они какое-то время содержали невменяемых участников программы «Универсальный солдат». Она просыпалась в холодном поту, чтобы понять, что смирительная рубаха — это всего лишь тесная и жесткая постель амортизатора, а писк приборов — негромкое верещание мартышек. Она вытирала испарину, принимала более удобную позу и снова погружалась в забытье, но лишь для того, чтобы сгореть на этот раз от стыда, представ перед Сашиными родителями в нынешнем непотребном виде.

— Такими темпами ты точно родишь где-нибудь по дороге, — наблюдая за ее терзаниями, неодобрительно качал головой Эркюль. — Мне, конечно, случалось принимать роды у мартышек, но что делать с недоношенными детьми я понятия не имею, да и ты, я думаю, вовсе не хотела бы прибыть на Равану уже порожняком или родить прямо в лаборатории у змееносцев.

Туся полностью признавала правоту его слов, но поделать с собой ничего не могла. Хорошо хоть Олежка, словно каким-то непонятным чутьем желая родителям помочь, вел себя спокойно, не делая никаких попыток увидеть этот мир раньше положенного срока. Походный анализатор, с показаниями которого Туся ежедневно сверяла свои собственные ощущения, давал утешительные прогнозы, а переход сквозь червоточину прошел без последствий для плода.

Впрочем, все неприятные ощущения, связанные с преодолением кротовых дыр, блекли перед жуткими приступами боли, которые она принимала едва ли не как благую весть, ибо они означали, что Командор и барсы все еще живы.

Арсеньев терпел до последнего, прибегая к ее помощи уже почти неосознанно, когда воля, напряжением которой он держал не только себя, но и остальных, уступала мольбе превращенного в сплошную болячку тела. Феликс, видимо, возомнил себя громовержцем Зевсом, который каждый день посылал своего орла терзать зажившую за ночь печень мятежного Прометея. С полудня до заката Серый Ферзь или его палачи кромсали и рвали на куски плоть пленников, вырезали из спины лини, выворачивали суставы, тянули сухожилия. А после истязаний приходила разжалованная в тюремные врачи Галка и заживляла все раны, давала истерзанным легким Арсеньева кислород, зашивала разорванную селезенку Петровича, чтобы во время следующего допроса ее подопечным было еще больней.

— И они до сих пор не раскололись? — с уважением почесал в затылке Эркюль, когда Туся объяснила ему, что мука, которая ежедневно заставляет ее корчиться и изгибаться дугой, это вовсе не родовые схватки, которых он так боялся, а всего лишь отголосок страданий пленников.

Хотя Эркюль десять раз на дню повторял, что в сиделки не нанимался, уколы прописанных Тусе препаратов он делал исправно и ловко, в чувство спутницу приводил деловито и без суеты. И потому, вытирая тяжелую испарину или наоборот заворачиваясь в одеяло, Туся с ужасом думала, что на фабрике «Панна Моти» с ней никто даже не подумает возиться. Впрочем, задерживаться она там не собиралась, да и до Раваны ей еще предстояло как-то и на чем-то долететь.

Космопорт Каллиопы встретил их духотой, свалками отходов со всех транзитных звездолетов и полнейшей запущенностью. Обозревая из иллюминатора безжизненную, изъязвленную кратерами равнину, глядя на ряды неопрятных доков и ржавых причалов, слушая надсадный скрип давно отработавших свой срок погрузчиков, Туся недоумевала, кто и когда назвал этот грязный, унылый мир, в честь музы эпической поэзии. В реестре значилось, что красивое имя Каллиопа лучше всего соответствовало аббревиатуре КLOP, под которой планета числилась до начала заселения.

И хотя нынешняя колония под биосферным куполом с неотлаженной системой жизнеобеспечения выживала только чудом, имеющая нейтральный статус Каллиопа оставалась наилучшим пересадочным пунктом и перевалочной базой для самых разнообразных авантюр. Здесь совершали посадку звездолеты изо всех обитаемых миров, включая те, которые даже не имели своего представительства в Совете Галактики. Сюда стекались экстремалы, авантюристы и просто бедолаги, пытающиеся добраться до планет, между которых не существовало регулярных рейсов, а зачастую отсутствовали и дипломатические отношения.

На этих же ржавых причалах и в заплеванных кантинах, как поведал Эркюль и как Туся знала еще по рассказам барсов и Арсеньева, совершались крупнейшие в Галактике сделки в области незаконного оборота оружия, технологий, драгоценностей и наркотиков. Здесь сбывали награбленное пираты, сюда привозили свой товар работорговцы.

Сейчас Каллиопа стала неофициальным пунктом переброски на планеты Альянса бойцов Сопротивления. Поэтому среди мешковатых пилотских скафандров и громоздких, совмещенных с погрузчиками экзоскелетов докеров то и дело мелькала знакомая по Ванкуверу, удобная для стрельбы и рукопашной макромолекулярная броня спецподразделений. Туся не видела опознавательных знаков, но узнавала знакомые модели производства Содружества, в целях конспирации выдаваемые за контрафакт из окраинных миров. В таких умело состаренных, но отменно прочных костюмах на Васуки сражались прикомандированные к Арсеньеву барсы.

— Только бы на знакомых ребят из команды Симона Савенкова и полковника Такеши не наткнуться, — воровато озираясь по сторонам, нахмурился Эркюль, прокладывая дорогу сквозь толпу людей, андороидов, дронов и прочих механизмов. — Да и с мадам Онегин тоже не очень-то хотелось бы встречаться, — называя Ленку Ларину ее старым сетевым псевдонимом, добавил он.

Туся согласилась, что нежданная встреча с друзьям означала бы в ее обстоятельствах полный провал. Потому на всякий случай, хотя это требовало нового напряжения сил, принялась сканировать мысли проходящих мимо гостей порта, одновременно пытаясь выяснить текущую обстановку. Большинство пилотов и докеров думали о насущном и в основном либо мечтали о выпивке и других радостях жизни, либо подсчитывали убытки и барыши.

Другое дело, что среди перечисляемых в этих нехитрых размышлениях грузов стрелковое оружие, генераторы силовых полей и различные боевые транспортные средства высокой мобильности фигурировали куда чаще, чем любые другие контрабандные товары. Один благообразного вида капитан даже прикидывал, что бойцов в экзоскелетах перевозить, оказывается, куда выгоднее, чем рабов. Не надо тратиться на закупку и ремонт амортизаторов.

Разговоры немногим отличались от мыслей.

— Фил, дружище, ты все еще здесь? А я думал ты уже вовсю орудуешь на Кали!

— Да нас с Кали решили перебросить на Равану. Там сейчас горячее всего!

— Понимаю, брат. А я вот застрял с этими долбанными процессорами. Барыга поставил дешевое железо, программное обеспечение в момент и заглючило!

— Каран, чтоб тебя, кутулух ты трехногий! Ты же собирался на Ванкувер, электростанцию восстанавливать!

— Да я подумал, какой толк искать лучшую жизнь на разгромленном Ванкувере? Все равно Содружество когда-нибудь его себе вернет. Лучше сделать так, чтобы на родной Сансаре хорошо жилось не только брахманам и дельцам из «Панна Моти».

— Ашиш, Далип, собачьи дети, срочно добудьте погрузчики. В этих контейнерах ампулы с лекарствами и медицинского оборудования на целое состояние. Если пропадет, головой ответите.

— Гюнтер? Ты решил переквалифицироваться? Наркотиками торговать уже не в моде?

— Да кому их, спрашивается, продавать, когда на Кали, Сансаре и Раване у людей в головах засела революционная дурь. А эта отрава забористая, почище любого гереша.

Перед Тусиными глазами мелькали картинки более объемные и яркие, чем любые голограммы новостных репортажей. Отряды повстанцев вели отчаянные бои с легионерами и верными нынешнему правительству Альянса кшатриями, одну за другой занимая затерянные в оранжевых джунглях деревни и приближаясь к крупным городам. Отчаянные пилоты, перебрасывая бойцов, оружие и медикаменты, сажали звездолеты едва ли не в чистом поле.

Туся видела впечатляющие картины разрушений, разгромленные фабрики «Панна Моти», горящие фешенебельные пригороды. Кто-то из ожидавших корабля на Равану уже участвовал в освобождении доноров и даже работал с установками энергообмена, переводя их из режима донорства в режим приема. Нередко на стороне восставших выступали военные. Где-то там, в самой гуще воевали барсы Савенкова и Минамото, Слава, Вернер и Клод.

И все эти гигантские шестерни сдвинулись с места во многом благодаря сведениям, добытым Командором и его командой. Вот только центральный офис, фабрика и подземная тюрьма, где окопался Феликс и где теперь содержали барсов и их товарищей по подполью, оставались пока неприступной цитаделью, зловещей, как черная дыра.

Кое-как миновав доки и выбравшись из погрузочного терминала, Туся и Эркюль спустились на несколько уровней вниз и по заплеванному переходу добрались до чудовищной неопрятности таверны, в которой белые огромные тараканы разгуливали так свободно, словно и были настоящими хозяевами заведения.

— Ты подождешь меня здесь, а я пойду узнаю, кто из пилотов летит в ближайшие дни на Равану и как попасть на борт, — предложил Эркюль, не без труда отыскивая свободный столик. — Да не переживай ты, — заметив Тусину тревогу, успокоил ее верный спутник в этой безумной авантюре. — Никуда я не денусь. Я же мартышек с тобой оставляю, — добавил он, ссаживая прямо на стол притихших от сутолоки питомцев. — А мужики к тебе вряд ли полезут. Если кто попытается, — напутствовал он хвостатых друзей, — гоните этих извращенцев в шею.

Хотя Туся очень устала и хотела просто закрыть глаза и отключиться, она по-прежнему внимательно смотрела по сторонам. Временами она вновь включала свой псионический радар, пытаясь определить намерения приглядывавшихся к ней слишком внимательно посетителей. В основном вновь прибывшие думали, где бы во всей этой сутолоке найти уголок и, хотя бы с минимальным комфортом, расположиться. Двоих или троих не испугало даже соседство с мартышками. К счастью питомцы Эркюля сумели дать захватчикам достойный отпор, а потом с невозмутимым видом принялись вновь охотиться на тараканов.

Туся как раз подумывала, чем отблагодарить нежданных заступников, когда в разношерстной толпе мелькнула до боли знакомая рыжая борода и зычный голос в наикрепчайших выражениях принялся отчитывать зазевавшегося официанта-андроида.

Саав Шварценберг? Этого не может быть? Как он здесь оказался, да и кто его вообще выпустил из тюрьмы?

Но видение из прошлого пропадать не собиралось. Более того, приветствовало Эркюля, как старого знакомого.

— Ба, смотрите кто к нам пожаловал! Никак сам Хануман? — в своей обычной манере прогрохотал Шварценберг, заключив укротителя мартышек в стальные объятья и прокладывая курс к Тусиному столику. — Ну что, обезьяний бог, хвост еще не отрастил?

— Да ну тебя с твоими шуточками, — засмущался Эркюль. — Сзади конец мне ни к чему.

— И то верно! — расхохотался над двусмысленностью Саав. — Хотя я бы в нынешнем своем положении скорее согласился бы на хвост при живом позвоночнике, чем на эти железки, — указал он на экзоскелет. — Но выбирать не приходится. — провел он закованной в железо рукой по седеющей бороде. — У гребанной железяки тоже есть свои плюсы. Силу удара эта штука не просто удваивает — удесятеряет! Так что в абордажной схватке мне по эту сторону границы вряд ли сыщется равный.

— Так это правда, что сторожевые псы Содружества тебя поломали? — участливо осведомился Эркюль.

— Скажешь тоже, поломали, — недовольно хмыкнул Саав. — Я, если хочешь знать, два года на нарах маялся. Со сломанным позвоночником, скажу я тебе, не сахар. Насилу вырвался. Впрочем, все это уже в прошлом, — оборвал он сам себя. — Ты-то как живешь-поживаешь? Неужто решил остепениться, семью завести. А то, гляжу, одна из твоих домашних зверушек не больно похожа на мартышку. И брюхо поболе, чем у тебя.

Продолжая в своей привычной манере балагурить, он с немалым интересом разглядывал Тусю, хмурил изрезанный морщинами веснушчатый лоб, пытаясь вспомнить.

«Неужели узнает? — в ужасе подумала Туся. — И что тогда делать? Давить на жалость, умоляя отпустить? Так ведь не отпустит. Пускаться в бега — догонит даже на своих костылях. Экзоскелет и вправду превратил его в настоящего кибера на основе человека. Неужели придется убить? Туся к этому была морально готова, нащупывая энергетические потоки, питавшие сердце пирата. Тем более, эмоции Саав, как обычно расплескивал через край. Почему она так и не овладела гипнозом, не научилась отводить глаза? Но с другой стороны, если ее узнает даже поганый пират, на Раване ей просто нечего делать».

Положение спас Эркюль.

— Ты меня неправильно понял, дружище! Эта шмара просто хочет попасть на Равану, чтобы с выгодой избавиться от своего ублюдка. Ну, а мне туда надо по делу, и я готов заплатить и за себя, и за нее.

— С каких пор ты, Хануман, платишь за чужих баб? — осклабился Шварценберг. — Или свой грешок решил с глаз долой спровадить?

— Может и мой. Кто этих шалав разберет, — не моргнув глазом соврал Эркюль.

— Ну ты даешь!

Шварценберг глянул на него со смесью уважения и отвращения, как на ласковую собаку, которая по приказу хозяина рвет на куски только что гладившего ее человека.

— Я много чего в своей жизни делал. Но подружек, даже бывших, змееносцам в свиноматки не сдавал.

— Да ладно, — с недоверием махнул рукой Эркюль. — Так я тебе и поверил, что ты не пользовал красоток с круизных лайнеров змееносцев, прежде чем отправить живые батарейки плодить.

— Альянсовские богатые сучки не в счет! — строго глянул на него Саав. — Это прихвостни их папиков и папаш убили мою мать и мне жизнь сломали. В общем, так! — громыхнул он металлопластовыми суставами. — Гони деньги на бочку и иди грузи свою шмару. Но скажи ей, если вздумает высунуться, я ее и от ублюдка избавлю, и самой ноги повыдергаю!

(обратно)

XV

Как оказалось, Саав Шварценберг сумел не только выбраться на свободу, но и вернуть свой корабль. Тот самый, на котором Туся с Наташей провели долгие месяцы плена и который на Васуки взяли штурмом барсы.

Поднимаясь на борт этой ржавой колымаги, которая на фоне царившего на Каллиопе запустения выглядела еще достаточно сносно, Туся невольно ощущала себя в шкуре Петровича, Арсеньева и Клода, повстречавших на Трубеже едва не унесший их жизни старый буксир. Сходство усиливалось не только из-за общей изношенности космического и речного Росинантов. Корабль Шварценберга, видимо для устрашения противника, именовался «Нагльфар», и, подобно мифическому собрату, для Туси вновь превращался в ладью, несущую ее в иной мир.

Впрочем, сам капитан о путешествии к предкам, асам и йотунам вовсе не думал. Хотя обшивка «Нагльфара» выглядела настолько потрепанной, словно корабль и в самом деле построили из ногтей мертвецов, оборудование шлюзовых камер выглядело совсем новым. Все члены нового экипажа носили броню с высоким уровнем защиты и отличались отменной выправкой, которая имела мало общего с развязанными манерами прежнего сброда. Появились даже дроны и погрузчики на смену тем, которых приятели Майло и Рика когда-то сменяли на наркоту. Похоже, дела пирата шли в гору. Об этом с добродушной простотой не преминул сообщить старому знакомому Эркюль.

— Я погляжу, жизнь на казенных хлебах Содружества пошла на пользу не только тебе, но и кораблю.

— При чем тут Содружество? — обиделся Саав. — Я пока о «Нагльфаре» и сам в состоянии позаботиться. А если заварушка в Альянсе не закончится, глядишь, и еще одним кораблем разживусь. Я, в отличии от тебя, Хануман, от выгоды ради идеи никогда не отказываюсь. И если нам по пути снова встретится посудина с бегущими от войны альянсовскими богатеями, возьму на абордаж, даже если твоя шмара от страха прямо на борту родит или скинет!

— Да она, вроде как, не из пугливых, — в тон старому приятелю добродушно подмигнул Тусе Эркюль. — Как бы сама за абордажный лом не схватилась. В самое пекло на Равану рожать прется.

Шварценберг ответил похабщиной о том, что роды и другие естественные потребности потерпеть не могут, а потом добавил:

— Насчет шмары не уверен, а вот тебя, Хануман, на абордажной палубе увижу, как и в прежние времена, с радостью. Только без мартышек!

— Да я что, — зарделся от смущения и радости Эркюль. — Я всегда за любой кипеж, особенно, если предлагают альянсовским эксплуататорам ряшку начистить. Только как ты собираешься за шустрыми виповскими лайнерами гоняться, когда твой «Нагльфар» нагружен по самые дюзы.

И он с простодушным видом указал на ящики и контейнеры, которые дроны и экипаж распределяли на платформах элеваторов и в трюме. Хотя Туся не заметила никакой маркировки, она знала, что в такой упаковке обычно перевозили генераторы и оружие. Более того, чуть в стороне стояли коробки и кейсы знакомого заводского образца, в которых на Ванкувере доставлялись медикаменты. Неужели Шварценберг теперь тоже сражается на стороне Содружества? Впрочем, чему тут удивляться. Старый пират лишь один раз выбрал сторону Альянса, и за измену себе поплатился кораблем и свободой. Впрочем, распространяться о целях своего рейса Саав не собирался и другим совать нос не советовал.

— А вот мой груз, Хануман, тебя не касается! — строго погрозил он закованным в металлопласт пальцем. — Будешь много болтать, высажу прямо в открытый космос вместе со шмарой. Пойдете до Раваны пешком. Я тебе, кажется, объяснял, Альянсовская заварушка — дело выгодное. А посудины богатеев я и с полным трюмом ториевой руды все равно догоню! И того альянсовского хмыря, который приволок на борт «Нагльфара» свою дьявольскую установку, а теперь хочет прибрать к рукам мою Васуки, освежую и выпотрошу! Это он заморочил головы Наге и дикарям, сбил с толку салаг из команды, всех продал и предал. Потом отсиделся в болотах и теперь надеется в одиночку весь банк сорвать!

Тусю буквально с головой накрыло волной его неистовой, всепоглощающей ненависти к Альянсу и Серому Ферзю. Ей пришлось закрыться, ибо эта почти что праведная, но жгучая лава, закалившая и укрепившая дух самого Шварценберга, не щадила никого. К тому же, прикосновение к сознанию пирата вызывало не самые приятные воспоминания о том, как Саав и Нага, завладев ее телом, едва не взяли на Васуки верх.

Нынче Великая Жрица, если и обитала в какой-то частичке души Шварценберга, то в очень потаенной. А в тех мыслях, что выплескивались наружу вместе с раздражением и гневом, мелькали лица академика Серебрянникова и Вернера, фигуры знакомых барсов. В какой-то миг Тусе даже показалось, что она видит Славу и Ленку. Но их образы достаточно быстро померкли, уступив место каким-то бородатым бандитским рожам, отгружавшим тюки с контрабандной дурью и ворованными алмазами. Хотя Шварценберг и выполнял рейсы по заданию Содружества, о своих пиратских привычках он по-прежнему не забывал.

Саав проводил их с Эркюлем по обшарпанным коридорам в сторону жилого отсека, где располагались камбузы и каюты, в которых квартировал экипаж. Туся была в этой части корабля лишь единожды, когда вместе с Наташей под конвоем Майло и Рика шла исполнять апсарские танцы для удовлетворения похоти старого пирата. Воспоминания об этом эпизоде их со Шварценбергом знакомства отдавались предательской слабостью в ногах и побуждали утробу скручиваться узлом, после чего во рту оставался отвратительный привкус желчи. На этот раз, впрочем, Саав настолько расщедрился, что не только выделил пассажирам отдельную каюту, но и оставил их наедине.

— Ну вот, располагайтесь, — показал он приземистое помещение, оснащенное всего одним изрядных размеров амортизатором. — Другого ничего предложить не могу, даже в общем камбузе все сейчас занято. Припомнил бы я тебе, Хануман, что западло с кэпом и братвой халявной шмарой не поделиться, — раздевая Тусю взглядом, добавил он. — Да уж больно она у тебя страшна и совсем не в форме. Апсарских танцев точно продемонстрировать не сумеет! Поэтому я иду на мостик, а вам — совет да любовь.

Когда за пиратом с оглушительным лязгом закрылась дверь, Туся обессиленно опустилась на лежак амортизатора, с тоской глядя на Эркюля. Ее трясло, точно она вновь заболевала синдромом Усольцева или болезнью Паркинсона.

— Ты это нарочно? — едва сводя дрожащие челюсти, спросила она.

— Выбирать не приходилось, — насупился, устраивая мартышек, Эркюль. — Да и что тут такого?

— Этот человек несколько месяцев держал нас с Наташей в клетке, затем отправил на съедение монстрам, — напомнила она. — А Ленку Ларину мучил почти так же страшно, как сейчас пытают барсов и моего мужа.

— Ну и что с того? — пожал пухлыми плечами Эркюль. — Думаешь, Шварценбергу нечего твоим друзьям припоминать? Твой Командор и Слава сначала отняли у него корабль, потом перебили всю команду, сломали ему самому хребет и упекли в тюрьму. А что касается мадам Онегин, то я вообще не понимаю, за что она на него взъелась. Саав ее вытащил из альянсовской шмаровозки, в люди вывел, а она его, можно сказать, предала, открыла координаты его тайного убежища. И все равно, заметь, в Совете Галактики он выступил на стороне Содружества да и сейчас полон желания разгромить Альянс. Надеюсь, ты догадалась, что в ящиках и контейнерах у него не мягкие игрушки лежат.

— Я ему не доверяю, — честно призналась Туся.

— Да и не надо, — пожал плечами Эркюль. — Главное, ему доверяю я. Такого опытного и лихого пилота на всей внешней границе стоит поискать. К тому же, я точно знаю, что альянсовским собакам он нас не сдаст.

— А что по поводу дележа? — поджав непослушные, распухшие губы, нахмурилась Туся. — Апсарских танцев для него я точно не собираюсь исполнять!

— Ну, так думать надо было, когда легенду себе выбирала, — расхохотался Эркюль. — Твоя правда, Саав в годы нашего знакомства ни одной шалавы не пропускал, не брезговал даже сильфидскими недобабами и немытыми шлюшками с Васуки. Чует мое сердце, Онегин на него затаила первую обиду именно из-за того, что приходилось его делить не только с Нагой, но и с половиной Галактики. Нынешнего-то своего благоверного она в ежовых рукавицах держит, хотя ребята говорят, он тоже всегда не дурак был по этой части. Вот только на свой счет можешь не париться, — тем же развязано-циничным тоном продолжил агент, еще раз придирчиво оглядев Тусю, словно сравнивая с ней прежней. — К такой образине ни один мужик в здравом рассудке и твердой памяти не полезет. А Саав в рейсах ни капли не пьет. Я наоборот беспокоюсь, как бы на альянсовской «ферме» тебя не завернули. Ты, надеюсь, в курсе, что бабы там не от святого духа и не из пробирки детей рожают, и при фабрике функционирует практически официальный бордель для сотрудников концерна и просто всех желающих.

Туся не сумела, да и не захотела закрыться от его воспоминаний, и перед ней во всей своей неприглядности, пошлости и грязи развернулась картина гнусной оргии. Цветущие женщины и совсем юные девушки-подростки с едва намечающимися бутонами грудей, вульгарно размалеванные и облаченные в вызывающее, пестрое тряпье, едва прикрывающее наготу, плясали апсарские танцы перед разнузданными легионерами и пьяной солдатней. Едкий пот покрывал полуголые тела танцовщиц. На бритых затылках чернели порядковые номера и черточки штрих-кода, заменявшие узницам имена. Обильно накрашенные губы призывно улыбались, а в широко распахнутых глазах застыл животный ужас напополам с полным безразличием и отупением.

Опьяненные наркотиками или алкоголем, разгоряченные женской наготой и собственной вседозволенностью мужчины быстро скидывали остатки человеческого облика. С хохотом и охотничьими торжествующими воплями вытаскивая танцовщиц из круга, некоторые без стеснения брали их прямо в общей зале под одобрительные вопли и советы товарищей. Другие все-таки предпочитали приватность, удаляясь с женой на час в узкие, грязные клетушки, напоминающие казарму или больничный бокс в окраинном мире.

Впрочем, и там уединение было мнимым. За всем происходящим следили сотрудники службы безопасности фабрики «Панна Моти», и женщины об этом отлично знали. Пожалуй, участь портовых гетер и храмовых девадаси выглядела более завидной. Не просто так Лена Ларина и поныне в глубине души оставалась благодарной Сааву за то, что оказал ей доверие и, выбрав из числа других пленниц, допустил к работе оператора.

Но вот каким образом во всем этом непотребстве оказался замешан рассеянный, увлекающийся, но верный идее революции Эркюль?

Продолжая наблюдать за похабной оргией, Туся с удивлением отметила, как одна из танцовщиц пытается включить в развязано-возбуждающее виляние бедрами, составлявшее основу апсарских танцев, элементы классической хореографии. Приглядевшись повнимательней, она узнала свою подругу по балетной школе и медицинскому лицею Джун. Так вот, куда завела ее госпитализация с подозрением на корь.

А ведь Совет Содружества мог еще три года назад всю эту вакханалию остановить, просто запретив деятельность «Панна Моти». Возможно даже не пришлось бы вводить войска и устраивать массовую бойню на Ванкувере, приведшую к потере целой пригодной для жизни планеты. Интересно, как сложилась дальше судьба Джун? Жива ли она? И если да, то можно ли назвать существование обитательниц «фермы» жизнью. Разве можно сохранить трезвый рассудок и остатки человеческого достоинства, не просто продавая за миску похлебки свое тело, но рожая детей на убой?

— Прекрати уже копаться в моей голове! — убирая в потайное отделение чемодана толстовку с портретом товарища Че, проворчал Эркюль. — И не смотри на меня так. Ты же ничего толком не поняла из того, что увидела. Помнишь девочку-балерину, которая перед этим сбродом пыталась на пальчики вставать? — глаза агента увлажнились, в них появилась неподдельная боль. — Это наша связная, имя у нее было, как фонтан апельсинового сока. То ли Джус, то ли Джул.

— Джун, — безнадежно поправила Туся.

Она уже почерпнула из воспоминаний Эркюля историю подготовки диверсии на фабрике и трагический финал, единой вспышкой выстрела из скорчера оборвавший жизнь юной подпольщицы. Джун не дожила и до двадцати лет, но все-таки умерла не в установке энергообмена, исчерпав ресурс репродуктивности или потеряв здоровье от плохих условий и дурных болезней, а погибла в борьбе.

— Ты знала ее? — удивленно воззрился на Тусю Эркюль.

— Мы дружили с детства. Вместе учили химию и занимались балетом.

Услышав про балет, агент глянул на Тусю с одобрением. Хотя она так и не освоила апсарских танцев в камуфляже, ее домашние экспромты из области танца живота и стриппластики доставляли Арсеньеву немало приятных минут. Воспоминания о близости с любимым отдались в сердце глухой тоской, а известие о гибели Джун придавило к лежанке амортизатора, словно корабль уже вошел в червоточину.

— Твоя эта подруга тоже отправилась на фабрику добровольно, — со вздохом дополнил Эркюль. — Мы же ее и других девчонок отбили на Каллиопе у легионеров. Саав тогда еще не стакнулся со своей Нагой, продавал на фабрики только богатеев, остальных вывозил в окраинные миры. Ленка тогда тоже рвалась вместе с Джун, но Саав ее не пустил.

Туся подумала, что романтик-Эркюль в запале революционной борьбы видел в людях то, что хотел видеть. Шварценберг, как он сам еще раз признался, своей выгоды не упускал, а бордели и рудники, на которых требовались наложницы и рабы, существовали и в окраинных мирах. Другое дело, что в случае с Джун, похоже, все обстояло именно так, как Эркюль рассказывал. И от этого становилось еще страшнее.

В голову полезли предательские мысли, а имеет ли она право рисковать не только собой, но и ребенком. Олежка, милый, я не имею права тебя потерять!

Почуяв ее настроение, Эркюль доверительно присел рядом на краешек амортизатора, подвинув устроившихся там с удобством мартышек.

— Если что, у тебя еще есть возможность все обдумать и взвесить, — напомнил он максимально доверительным тоном. — Может быть, достаточно только добраться до Раваны и совсем необязательно на эту поганую «ферму» добровольно сдаваться? Если у тебя не выйдет твое ведовство, оттуда ведь выход только один, как и из подземной тюрьмы — на фабрику.

— Только не говори, что специально все это подстроил и столковался с Саавом, только бы меня вернуть на Сербелиану.

Туся почувствовала, как отросшие на несколько миллиметров колкие, как мужская щетина, волоски на голове встают дыбом. Сейчас она была близка к тому, чтобы совершить попытку перемещения сквозь подпространство, не ведая о последствиях. И Эркюль это понял.

— Да куда тебя, блаженную, возвращать? — всхлипнул он. — А вдруг ты и в самом деле сумеешь выручить своего Командора и его товарищей.

Он откуда-то из недр своей знаменитой жилетки извлек герметичный пакет, в котором оказался подробный чертеж, подозрительно напоминавший схему коммуникаций головного офиса «Панна Моти» в Новом Гавре.

— Это схема фабрики Корпорации в столице Раваны, — пояснил Эркюль, указав, где находятся переходы с фабрики на «ферму», вход в офисные помещения и подземную тюрьму. — Хранил еще с того раза, хотя не думал, что вновь пригодится. Только давай без дураков, — перешел он на деловой тон. — Если поймешь, что не справляешься или нужна помощь, дай знать. У тебя для этого возможностей будет побольше, чем у Джун. Я даже согласен, если ты опять станешь в моей голове копаться.

— Не переживай, — сердечно поблагодарив за бесценный чертеж, вымученно улыбнулась ему Туся. — Я не настолько безумна, чтобы сунуть голову в львиную пасть, не зная, как ее оттуда вытащить. Только бы Саша и ребята до нашего прибытия на Равану остались живы.

Она и в самом деле не могла тут ничего сказать наверняка. Силы барсов подходили к концу, а Феликс изобретал для них все новые и новые истязания, в изощренной жестокости превосходя средневековых изуверов, врачей-убийц Третьего рейха и садистов-дознавателей более поздних нацистских режимов. В ход шли все средства: огонь и лед, вода и газ, электричество и угольная пыль. После нескольких суток в угольной камере у Арсеньева открылось легочное кровотечение, и Галка едва сумела его спасти.

Туся тогда ничем не могла помочь. Новый переход сквозь червоточину и волнения, связанные с угрозой разоблачения и страхом перед Шварценбергом едва не спровоцировали преждевременные роды. Она лежала пластом, опекаемая мартышками. Эркюль тихо матерился, но колол ей припасенные на такой экстренный случай препараты и обреченно просматривал пособия по акушерству, готовясь к худшему. Как и следовало ожидать, врача на борту «Нагльфара» не имелось.

— Если твоей шмаре приспичило, пусть выкручивается, как знает. У меня тут пиратский корабль, а не летающий роддом! — на осторожный вопрос агента отрезал Шварценберг, прибавив что-то непечатное о том, что бабы на корабле — сплошное несчастье.

К счастью, бедный Олежка все-таки внял мольбам своей непутевой матери, и к тому времени, когда корабль вошел в систему Рас-Альхаг, кризис миновал, а Тусино самочувствие почти пришло в норму, продолжая донимать только головокружением и тошнотой.

Вот ведь ирония судьбы. В прошлое свое путешествие на этом корабле Туся не жаловалась на отсутствие аппетита, но пленниц держали впроголодь, а в какие-то дни и вовсе не кормили. Сейчас их с Эркюлем рацион не отличался от усиленного пайка команды, блюда которого хоть и не баловали разнообразием, но выглядели вполне съедобно и аппетитно. Однако, каждый прием пищи превращался для Туси в отдельную пытку. Особенно, когда Шварценберг маневрировал, чтобы остаться незаметным для радаров сторожевиков Альянса, или дрейфовал, отключая «лишние», как он сам выражался, системы, в том числе и искусственную гравитацию.

— Ну что ты переживаешь? — успокаивал Тусю Эркюль, которого невесомость, кажется, только забавляла. — Прибудем на место вовремя, как и обещали. Несмотря на все задержки в пути. Ты пойми, Шварценберг возил контрабанду на Равану, еще когда ты пешком под стол ходить не научилась! И захваченных богатеев этим же маршрутом на фабрики, случалось, сплавлял, когда не подворачивалось других оказий.

Туся спорить не пыталась и сомнению навигаторские способности старого пирата не подвергала. Вот только каждый час дрейфа, отдалявший срок прибытия на Равану, продлевал мучения барсов, а между тем, Феликс, перейдя уже все возможные грани, похоже, окончательно превратился в одержимого жаждой крови маньяка.

— Ничего личного, ребята, — ласково улыбался он растянутым на дыбе, истерзанным пленникам. — Я бы давно применил к вам более гуманные психотропные средства, но начальство не позволило. Члены совета директоров, видите ли, беспокоятся о сохранности вашего интеллекта и именно потому даже слышать не хотят о включении вас в программу «Универсальный солдат».

— Еще бы! — прилагая титанические усилия, чтобы не закричать от боли, хмыкнул Арсеньев. — До ваших воротил, наконец, дошло, что для экономического прорыва нужны настоящие ученые, а не дешевые шарлатаны с замашками палачей.

— Это ты, что ли, себя считаешь настоящим? — с презрением глянул на него Феликс, переставляя шкалу растяжки пыточного приспособления, на котором был зафиксирован Командор, еще на несколько делений почти до максимума.

Туся чувствовала, как выворачиваются из суставов кости, как натянутые до предела сухожилия шлют отчаянные сигналы мозгу, как ломаются сочленения протеза на правой руке и отказывают легкие.

— По мне, так ты просто удачливый выскочка, — с довольным видом продолжал, меж тем, Феликс, — а твои основные достижения базируются в области шпионажа. Хотя я ума не приложу, как тебе удалось передать наружу не только цифры по энергообмену, но и основные материалы по программе «Универсальный солдат»? Неужто Галина подсобляла?

Феликс с угрожающим видом двинулся в сторону сжавшейся возле медицинского анализатора и ящика с хирургическим оборудованием Галки, но в последний момент повернулся в сторону растянутого вместе с Дином на еще одном стенде Пабло.

— Ах, ну да, как я мог забыть? У нас ведь есть гениальный мальчик-оператор, — елейным тоном прогнусавил он, делая какие-то нарочитые пассы над приборной панелью своей адской машины. — Гений межсети, способный взломать любые коды и в одну секунду передать террабайты информации.

Пабло в ужасе повернулся в сторону Командора. В залитых кровью, заплывших синяками глазах читалась мольба. Бедного оператора сети мытарили так же усердно, как его командира, и Арсеньев, как мог, пытался младшего товарища защитить, оттягивая злобу завистника на себя.

— Было бы что кодировать! — хрипло рассмеялся он.

Изодранные легкие, вернее то, что осталось от заменявшего их протеза, мешали ему говорить, поэтому каждое слово выплевывалось из его груди вместе с кровавым сгустком.

— Это не программа, а бред дилетанта. Еще более антинаучная, чем весь ваш энергообмен.

А ведь он знал, что исследования в области возможностей применения первой серии вакцины и внедрения Тусиных генов идут в Содружестве полным ходом. Другое дело, что эти разработки не имели ничего общего с амбициозным проектом создания искусственного гибрида, с которым носился его бывший одноклассник.

— Ты по-прежнему считаешь энергообмен бредом? — осклабился Феликс, пока умирающая от ужаса Туся следила за поединком, который выглядел куда более безнадежным, чем тот, в который ее любимый вступил, приняв вызов доктора Дриведи.

Серый Ферзь развернул перед лицом Арсеньева проекцию приборной панели.

— Неужели ты всерьез полагаешь, что я все еще пытаюсь вас расколоть?

Он насмешливо хмыкнул, всем своим видом выражая презрение к «глупому героизму» его пленников и их верности какой-то там присяге и замшелым моральным принципам.

— Как ты думаешь, зачем здесь алгезиметр? — он указал на прибор, определяющий болевую чувствительность пленников и их устойчивость к тем или иным внешним раздражителям.

— Корпорация хочет знать, как сделать нам побольнее, и при этом следит, чтобы мы не загнулись от шока, — доступным для других барсов языком пояснил Арсеньев.

Феликс растянул широкий рот в улыбке.

— Ты прав, члены Совета Директоров весьма гуманны и пока не хотят вас убивать. Однако, помимо прочего, все это оборудование — часть установки энергообмена нового образца. Было бы верхом расточительства, чтобы вы затрачивали энергию впустую! Вы, надеюсь, понимаете, что человек, испытывающий боль, или подвергающийся тяжелой физической нагрузке, отдает куда больше энергии, чем находящийся в состоянии покоя?

— Ну, так это ж и ежу очевидно, — прохрипел Петрович.

— Вот только энергоотдача от ежа или кальмара, не говоря уже о любимом вашими энергетиками рапсе, не так значительно изменяется, если даже нарезать кальмара кольцами или перемалывать стебли рапса в кашицу, — словно профессор во время лекции пояснил ему Феликс. — Мы использовали для энергообмена доноров, привитых вакциной смерти, не потому, что «Панна моти» просто хотела замести следы. Расставаясь с жизнью в мучениях, пылая от жара и истекая гноем, они вырабатывают куда больше энергии, чем все спортсмены и молотобойцы. Не говоря уже о кальмарах или ежах. И чем моложе организм, чем активнее он сопротивляется, тем больше энергии выделяет. Поэтому мы всегда детей предпочитали старикам.

Тусю передернуло от отвращения при мысли о «ферме». Она вспомнила младенцев, которым Феликс пытался внедрить гены асуров. Пабло сумел добыть и передать данные о количестве детей, окончивших свою жизнь во время энергетического донорства. Только за это «Панна Моти» следовало уничтожить еще до того, как корпорация превратилась в ненасытного Молоха. Но совет Галактики все эти годы молчал.

— Зачем же вы тогда подтасовывали результаты? — нашел в себе силы вступить в обсуждение Дин, как будто он и его товарищи находились не в пыточной камере, а в конференц-зале.

— Коммерческий ход, не более, — плутовато улыбнулся Феликс. — Руководство Альянса требовало результатов, и мы их предоставили.

— Загубив миллионы человеческих жизней ради дутых цифр? — сплюнув на пол кровь, уточнил Арсеньев.

Туся вспомнила Васуки, их с Арсеньевым приятные «эксперименты» в установке и впечатляющие результаты, превосходящие даже завышенные данные «Панна Моти». Может быть, стоило, несмотря на законы Содружества, запрещающие любые виды энергетического донорства, предать полученные данные огласке? С другой стороны, змееносцы все равно бы не поверили, что энергия боли менее эффективна, чем энергия любви.

— Кто бы тут говорил о загубленных жизнях! — обиделся Феликс, которому правда всегда колола глаза. — А сколько человек погибло на Ванкувере во время устроенной Содружеством кровавой авантюры? Сколько гибнет сейчас на Сильфиде во имя непонятных имперских амбиций, сколько ежедневно умирает от болезней и радиации на рудниках и фабриках окраинных миров? Альянс в этом плане честней, и он по-прежнему нуждается в энергии. И за отнятые Содружеством ториевые рудники Сильфиды будут расплачиваться бедняки Рас-Альхаг и обитатели брошенных вами колоний. Для того, чтобы достигнуть нужной правительству эффективности, доноры должны испытывать еще больше боли, и ее максимальный порог я сейчас и проверяю на вас. Поэтому приходится беречь ваш позвоночник и другие особо чувствительные органы. Скоро это восстание утопят в крови, и материала для опытов мы получим с избытком. А пока приходится довольствоваться тем, что имеем. Поэтому не обессудьте!

Он подошел к пульту управления стендом, и тела барсов пронзил электрический разряд. Туся увидела, как перед меркнущим взором Арсеньева шкала энергетической отдачи достигла почти максимальных значений.

«Саша, держись!» — заклинала Туся, вместе с любимым давясь запахом паленой плоти, задыхаясь от невозможности сбежать из собственного тела.

Она попыталась дотянуться до сознания Феликса, чтобы он тоже почувствовал, какова цена его «энергетической эффективности». Но холодный, точно у рептилии, неокрашенный эмоциями рассудок от нее ускользал, точно змеиный хвост в мутной воде, а ее собственное сознание меркло и грозило отключиться, и заполошно колотилось сбившееся с ритма сердце.

«Рита, девочка моя!» — прорвалось сквозь обморочную, соленую муть, холод и безнадежность.

«Саша, я все слышала!» — поспешила доложить Туся, чтобы Командор не тратил остатки сил на объяснение.

Ей так хотелось его обнять, хотя бы просто увидеть! Она сегодня достаточно насмотрелась на Пабло и Дина, чьи изможденные, окровавленные тела выглядели так, словно их долго глодал лютый хищник. Если бы этот несчастный зверь, конечно, заинтересовался высохшей до состояния мощей, обугленной, отбитой местами до черноты плотью. Сашу, она это точно знала, допрашивали чаще. И это если не брать в расчет его так и не зажившую, отторгающую импланты правую руку и не рассчитанный на такую нагрузку, сбоящий протез легких.

С другой стороны, она в какой-то мере радовалась, что он ее сейчас тоже не видит и даже глаза боялась открыть, чтобы он невзначай не разглядел обстановку пиратского корабля. Конечно, Командор уже не совсем понимал, в каком мире находится он сам, а любая попытка облечь мысль в слова отзывалась вспышкой жутчайшей боли. Но едва только Галка по мановению руки своего властелина ввела обезболивающее, его мысль заработала с прежней четкостью и быстротой.

«Рита, девочка моя, ты должна каким-то образом донести все, что сегодня увидела, до Командующего или Вернера. Новая разработка Феликса не должна увидеть свет. Я не знаю, как они это сделают: взорвут фабрику, сбросят на столицу Раваны водородную бомбу, но это безумие надо остановить».

«Я все сделаю, Саша! Ты только держись!»

Арсеньев как-то странно посмотрел на Галку, а потом мысленно потянулся к Тусе.

«Прости, моя хорошая, не поминай лихом. Я должен исполнить свой долг».

Туся так и не сумела понять, в какой момент доведенная до отчаяния сестра сумела освободить левую руку Командора и вложить в ободранные, занемевшие пальцы скальпель. Прикосновение к древнему, как мир, примитивному, но бесконечно надежному инструменту воина и врача вернуло Арсеньеву силы. И потому, когда в следующий раз Феликс подошел слишком близко для новых экзекуций, вспомнившая былые навыки рука взметнулась, метя ему в глаз.

Галка-Галка! Почему ты так долго колебалась? Почему позволила превратить неистовых, умелых воинов в беспомощных калек? Замах не пропал втуне, но рука Арсеньева в последний момент дрогнула. Или живучий, как ядовитая медуза, Феликс сумел увернуться. Скальпель, направляемый остатками сил и воли Командора, скользнул по скуле Серого Ферзя и достиг незащищенного броней горла. Но после такого ранения выжил даже отправленный на дно каньона Шварценберг.

Феликс посунулся вперед, захлебываясь кровью. Но прежде, чем Арсеньев сумел нанести еще один, решающий удар, в камеру ворвались охранники, которые четко выполняли прописанные на такой экстренный случай инструкции. Раненого — в реанимацию, проштрафившуюся Галку — на «ферму», пока принимать роды. Арсеньева — обезвредить и вместе с остальными барсами готовить к донорству. Для повышения энергетической эффективности вакцина смерти им не требовалась. Все четверо и так испытывали достаточно мучений.

«Простите, ребята! Не сумел».

Хотя Арсеньев до самого момента погружения в установку находился в сознании, разочарование напополам с безразличием буквально парализовало его, сделав глухим и к боли, и к словам ободрения и прощания, которые в этот последний миг нашли в себе силы сказать ему остальные барсы.

«Саша, дорогой, любимый! Почему же ты хотя бы пару дней не подождал?»

(обратно)

XVI

— Эй, прекрати! Больно же!

Туся, с трудом переводя дыхание, увидела исцарапанное лицо Эркюля, пухлое предплечье, на котором чернел внушительных размеров кровоподтек, и полускрытую бородой окровавленную шею. Оказывается, пытаясь перетерпеть с Командором боль, она мертвой хваткой держалась за руку агента, а в момент отчаянного нападения на Феликса дикой кошкой вцепилась ему в лицо и шею.

— Ни одна мартышка еще не причиняла мне столько вреда! — с обидой глянул на нее Эркюль.

Тусе пришлось объяснить, хотя каждое слово исторгалось с нечеловеческой мукой: звуки речи, казалось, обратились в толченое стекло и резали легкие, кровавыми сосульками налипая на связках.

Эркюль, тем не менее, ее понял. Ни слова не говоря, он обнял ее, словно пытался удержать у самого края бездны. И от этой молчаливой, но действенной поддержки и в самом деле стало немного легче. Лед в груди начал таять, обращаясь в слезы. Толченое стекло сменила пустота. На смену эмоциям пришло горькое осознание непоправимости беды.

— Я так надеялась попасть на Равану до того, как их переведут на фабрику! — всхлипнула Туся, растирая слезы по лицу.

Неужели все зря? Все ее жертвы, все ухищрения? Безжалостно остриженные волосы, обезображенное лицо? И это если даже не брать в расчет ежедневный риск потерять ребенка, да и самой погибнуть в отсутствии нормальной медицинской помощи.

И что ей остается теперь?

Насчет Олежки она, как это ни парадоксально, переживала меньше, чем в начале пути. Она знала, что Эркюль разыщет Вернера или Клода, и те уж точно сумеют принять роды. К этому времени как раз и лицо вернется в норму. Уже на днях заглянувший по каким-то делам к ним в каюту Шварценберг заметил, что «шмара Ханумана» даже как-то слегка похорошела в пути. Хорошо, что на «Нагльфаре», как и в старые времена, безбожно экономили свет и воду, и пират в полутьме ее так и не признал. Впрочем, разве мог он причинить ей еще какой-то вред. Мир рушился, и его осколки кромсали плоть и резали без наркоза душу.

— А я-то специально торопился, думал порадовать новостями, — шмыгнул носом Эркюль, смахивая слезы, застрявшие в бороде. — Саав сказал, что завтра мы уже приземлимся на Раване.

— Насколько далеко место посадки находится от фабрики? — кинулась к нему Туся.

Безумная надежда, сбив с ритма сердце, не позволяла ей вдохнуть, точно слишком сильный порыв свежего ветра или поданный под большим напором чистый кислород, в котором все последние месяцы так отчаянно нуждался Арсеньев.

— Если на хорошем глайдере, то не более двух-трех часов лета, — рассеянно отозвался Эркюль, поглаживая встревоженных мартышек.

— Погоди, ты все еще не отказалась от своей затеи?

— В установке доноры остаются в сознании не менее недели, — напомнила Туся.

— И ты думаешь, что как только ты зайдешь на «ферму», тебя тотчас до установок допустят? — почесал в затылке Эркюль.

Хотя они много раз обговаривали порядок действий, когда пришло время воплощать идею в жизнь, он явно растерялся.

— Я постараюсь добраться до них как можно скорей, — решительно отозвалась Туся, — Особенно, если сумею снова дотянуться до сознания Командора.

Она еще раз внимательно просмотрела выученный за дни пути наизусть чертеж, заново проходя знакомым маршрутом.

— Боишься? — с легким укором глянула она на сбитого с толку агента.

— Переживаю, — признался Эркюль. — Лучше еще раз спуститься на полузатопленный «Альтаир» или взять на абордаж десяток кораблей змееносцев.

* * *

Чтобы не привлекать внимание к своему не совсем легальному грузу Шварценберг совершил посадку на заброшенный космодром, затерянный где-то в бескрайних джунглях, поглощавших на Раване целые поселки и даже города.

Едва Туся выглянула за пределы кессонного отсека, ей в лицо дохнуло жарой и удушливой затхлостью. В какой-то момент показалось, что старый пират насмеялся над ними и привез обратно в Мурас. Таким знакомым выглядело зрелище роскошной природы и тотальной человеческой нищеты. От безумного коктейля, составленного из терпкого запаха смазки, приторного аромата орхидей и удушающей вони свалок и болот, с трудом проглоченный завтрак мигом запросился наружу. А оглушительное верещание мелкой тропической фауны травмировало барабанные перепонки не хуже рева ракетных двигателей. В глазах потемнело, за шиворот побежал докучливый пот, бритый затылок мгновенно раскалился от солнечного жара.

Эркюль, в последний момент успевший ее подхватить, сунул ей в руки видавшую виды панаму.

— Еще не хватает тут при всем честном народе в обморок грохнуться, — проворчал он, навьючив на себя и свою, и ее поклажу и не без труда поспевая за широко шагающим Шварценбергом. — Привыкай. На «ферме» кондея нет и пахнет ненамного лучше.

Хотя Саав уже получил с пассажиров всю плату сполна, он вызвался их проводить. Примыкавший к космопорту поселок контрабандистов выглядел местом злачным в самом гнусном значении этого слова. Даже в обществе Эркюля и Шварценберга Туся ощущала на себе похотливо-враждебные взгляды, а от грязного потока мыслей ей просто приходилось закрываться, ибо эта клоака грозила поглотить не хуже любой из выгребных ям.

— Ну что, Хануман, твоя девка не передумала? — поинтересовался Саав, проводив спутников к проржавевшему насквозь ангару, возле которого обнаружился десяток вполне работоспособных глайдеров, — Конечно, это не мое дело, но ежели ей уж так приспичило избавиться от ублюдка, я знаю немало семей в окраинных мирах, готовых заплатить неплохие деньги за возможность усыновления. И это не только убогие извращенцы и небинарные особи. Нормальные семейные люди, у которых не получается заиметь собственных детей из-за радиации или плохой экологии.

Туся похолодела от ужаса. Путешествие в окраинные миры не входило в ее планы. Хватило знакомства с Каллиопой.

Выручил Эркюль.

— Да знаю я этих чадолюбивых усыновителей, — беспечно протянул он, обмахиваясь полой жилетки. — Сначала говорят о заботе и любви, а потом при первой возможности сдают воспитанника в бордель или на органы.

— Да это я к тому, что бои на Раване идут на самых подступах к столице, — с мрачным видом пояснил Саав.

— В таком случае, «Панна Моти» вдвойне нуждается в сырье, — расцвел в улыбке Эркюль.

— Ну, как знаете, — обиженно вцепился бронированным пальцем в рыжую бороду пират, круто разворачиваясь на своих протезах. — Кто вас, революционеров, разберет. Мое дело было предложить. Я и так в последнее время сплошной благотворительностью занимаюсь!

Когда ржавые доки и полуразрушенные терминалы растворились в душном мареве болот, Туся озабоченно развернула карту. По ее расчетам от нелегального космопорта до столицы, в одном из пригородов которой располагались центральный офис и тщательно охраняемая фабрика «Панна Моти», оставалось не менее пятисот километров. А значит в случае успеха перенести спасенных сразу на корабль, как она планировала изначально, вряд ли удастся. Ей еще ни разу не приходилось трансгрессировать самой и, тем более, перебрасывать людей и предметы на такие значительные расстояния. А других вариантов для посадки кораблей повстанцев, кажется, не предполагалось.

Туся смотрела в обзорные экраны глайдера, отображавшие то, что происходит внизу, и ее беспокойство только возрастало. Она видела сгоревшие деревни и разграбленные поместья, потравленные поля и взорванные предприятия. В одном из городов горел принадлежащий «Панна Моти» химический завод. В другом из-за диверсии обрушился целый участок многоярусной трассы, обеспечивающей сырьем одну из фабрик по производству вакцины смерти. Чтобы обогнуть место катастрофы, им пришлось забраться под облака. Когда же шумно радовавшийся успехам товарищей-революционеров Эркюль решил спуститься вниз, они едва не врезались в энергетическое поле термоядерной электростанции, на подступах к которой разворачивалось полномасштабное столкновение с применением тяжелой бронетехники и плазменных установок.

Туся восторга своего спутника особо не разделяла, хотя и понимала, что действия революционеров ведут к окончательной победе над ненавистной Корпорацией. Но сейчас ее интересовала лишь жизнь четверых обреченных. А что, если на подступах к «ферме» и научному центру тоже идут бои? Если повстанцы прорвутся внутрь, Феликс и его приспешники наверняка, как и «Альтаире», запустят механизм самоуничтожения. И как они с барсами смогут выбраться, если ближайший космопорт окажется закрыт?

Олежка, который во время посадки вел себя тихо и спокойно, отчаянно пихался в живот, к пересохшему горлу подкатывала дурнота, жара вымывала из организма последнюю жидкость, а каждый глоток воды вызывал рвотные позывы.

— На фабрику нашим пока пробиться не удается, — помрачнев, ответил на ее беспокойство Эркюль. — Легионеры и верные правительству войска там крепко держат оборону. Космопорт столицы тоже пока под их контролем. Это же в двух шагах от Научного центра Корпорации. Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы Вернер на своем «Луи Пастере», который теперь называется «Пальмирой», повторил операцию в Новом Гавре? На бис такие вещи не делаются. Хотя, с другой стороны, кто его знает? Звездолет официально зафрактован дирекцией музыкального фестиваля «Великое Кольцо» для организации гастрольного тура оркестра «Виртуозы Ванкувера», которым руководит старший сын месье Симона Савенкова.

— Ты уже связался с ними? — с надеждой глянула на агента Туся.

Кажется, даже дышать стало легче, и Олежка притих, словно прислушивался.

Она вспомнила, как Мишель во время последнего разговора упоминала о возможности приезда Сережи Савенкова на Сербелиану. Похоже, отважный Дирижер, хотя и оставил службу в разведке, ради спасения друзей и победы над Корпорацией снова рисковал жизнью. Она знала, что фестиваль «Великое Кольцо» в последние годы оставался почти единственной ниточкой, служившей к налаживанию культурных связей между Содружеством и Альянсом. Однако выступление на Раване оркестра, составленного из музыкантов, бежавших с разгромленного Ванкувера, выглядело откровенной провокацией. Да и весь гастрольный тур по планетам Альянса вряд ли преследовал одни лишь художественные цели.

— Мы едва разминулись, — удовлетворено улыбнулся Эркюль. — Если не помешают легионеры, Вернер и Серж Савенков, который сейчас выступает под псевдонимом Серхио Гарсиа, приземлятся на Раване уже завтра. А Савенков старший и того раньше. Так что, прикрытие при эвакуации я обещаю. Меня сейчас больше беспокоит, как ты попадешь на эту твою гребанную «ферму»? Саав во многом прав. В столице сейчас неспокойно. Боюсь, если ты сунешься к изуверам из «Панна Моти» добровольно, никто тебе не поверит, и вероятность того, что ты попадешь сначала на «ферму», а не сразу в установку, очень мала.

Туся и сама понимала, что придуманная на Сербелиане сказка про сбежавшего мужа и безжалостных кредиторов в сложившейся ситуации выглядит не очень убедительно. Да она вряд ли сумеет до конца выдержать взятую на себя роль. Судя по последним новостям, которые Эркюлю пересказали контрабандисты, и «ферма», и установки энергообмена сейчас пополнялись в основном за счет захваченных в плен революционеров и членов их семей.

— Ты же видела сгоревшие деревни, — с мрачным видом пояснил Эркюль. — Это работа молодчиков из Легиона, который фактически является частной армией «Панна Моти». Если кто-то из крестьян замечен в сочувствии к Сопротивлению или укрывательстве подпольщиков, всех жителей выгоняют из домов, грузят в элекары и везут на фабрику. Так повелось еще в начале эпидемии, когда в биореакторы без разбора отправляли и больных, и здоровых. Но сейчас это почти не работает! — Эркюль воинственно приосанился. — Да и среди легионеров растет недовольство. У «Панна Моти» не хватает средств, чтобы платить им прежнее жалование, а за идею они проливать свою кровь точно не станут. Повстанцам удалось взять под контроль уже несколько десятков филиалов и сопутствующие предприятия. На очереди термоядерные электростанции. «Панна Моти» сейчас остается просто с голым задом, какие бы безумные прожекты не вынашивал этот ваш упырь Феликс. Если удастся прорваться в научный центр, головной офис и примыкающие к ним фабрику и ферму, Корпорации конец.

— Командор и барсы не могут дожидаться победы Сопротивления, — мягко возвращая увлекшегося агента с небес на грешную землю, напомнила Туся. — У них осталось меньше недели.

— Я понимаю, — поник Эркюль. — Поэтому Командование заранее и списало их в потери.

— У тебя есть какой-то вариант? — глянула на спутника Туся, всем своим видом давая понять, что от задуманного она уже не отступит.

— Был тут у меня на примете один старый капрал из Легиона, — нехотя отозвался Эркюль. — Он еще на Ванкувере работал информатором разведки Звёздного флота. — Сейчас также исправно продолжает Содружеству и Альянсу служить. Все никак нужную ему, чтобы уйти на покой, сумму не накопит.

Туся почти не удивилась, когда Эркюль назвал имя старого лиса Ларсена. Круг замыкался, и после двух недель на корабле Шварценберга двойной агент показался просто добрым знакомым. Впрочем, Туся была, конечно, рада, что он тоже ее не признал.

— Хорошо, что вы пришли сегодня, — панибратски хлопнув по плечу Эркюля, заявил старый лис. — С завтрашнего дня ухожу из Легиона в частное агентство, буду охранять участников фестиваля «Великое Кольцо».

— Вона как! К культуре решил приобщиться? — хохотнул Эркюль.

— Да нет, надоело завтраками кормиться. Корпорация нам уже за квартал жалование задолжала. Не говоря о довольствии. К тому же, меня обещали приставить к «Виртуозам Ванкувера», а это ж, считай, земляки. Я понимаю, что проводить в такое время музыкальный фестиваль, да еще приглашать артистов из Содружества — чистое безумие. Но мое дело — сторона, главное, организаторы аванс заплатили.

Хотя за прошедшие два года Ларсен еще больше обрюзг, словно тоже вколол под кожу лица какие-то препараты, деловой хватки он не утратил. Просьбу Эркюля он встретил без особого удивления, озвучив только сумму своего вознаграждения.

— Да что ж это, я смотрю, для вас, подпольщиков, эта фабрика, словно медом намазана? — покачал он головой. — На днях парнишку одного в научный отдел пристраивал. Так тот аж трясся от нетерпения, глазенками синими так и сверкал. Я так понял, друзей его на фабрику отправили, и он надеется их оттуда вызволить.

Туся почувствовала, как и без того трепыхавшееся пойманной птицей сердце стучит в грудную клетку, словно желая ее пробить. Неужели Клод остался верен обещанию и пытается вытащить наставника и друзей, несмотря на бездействие Командования? Но что делать в таком случае ей? Не хочется, чтобы ее самодеятельность сорвала тщательно разработанный план. С другой стороны, на «Альтаире» тоже поначалу все шло по плану.

Ларсен тоже надежд на благоприятный исход замысла Клода и других подпольщиков не разделял.

— Я, конечно, свою часть уговора выполнил, я человек слова, — нахмурился он, отирая пот со лба и отечной, морщинистой шеи. — Вот только зря это все, — испытующе глянул он на Тусю и Эркюля. — Фабрика-то давно заминирована, и любая попытка освободить доноров просто запустит механизм самоуничтожения. Дельцам из «Панна Моти» терять уже нечего. Если к власти придут военные, то карта их бита. Вот они, как могут, и подчищают хвосты.

Услышав про минирование, Эркюль умоляюще глянул на Тусю. Та лишь покачала головой. Она вспомнила Новый Гавр и рушащееся здание Головного офиса Корпорации. Тогда ей хватило и нескольких мгновений, чтобы перенести на платформу десять взрослых человек, трое из которых находились в бессознательном состоянии. Да и падение с крыши дома только в ее сознании растянулось на целую вечность. Но как быть с остальными донорами, а также с беспомощными младенцами и подневольными пленницами? В случае взрыва, все они обречены.

С другой стороны, если фабрика, головной офис и научный центр перестанут существовать, это приблизит окончательную победу над Корпорацией. Не об этом ли мечтал, решаясь на последний, отчаянный бросок, Арсеньев. Не эту ли цель преследовал Клод, который, видимо, надеется довершить то, что не получилось у наставника. В любом случае, отступать уже поздно. Сейчас главное проникнуть внутрь, а уж там она молодого барса каким-то образом сумеет разыскать.

Хотя вход на фабрику за годы ее существования для миллионов обреченных давно сделался вратами ада, на воротах не красовалась надписей в духе «Оставь надежду всяк сюда входящий» или «Каждому свое». Впрочем, они и не требовались. Бронированные створки, рассчитанные на попадание из плазменной установки, давили своей фундаментальностью, а накрытые куполами энергетических полей постройки выглядели строениями, возведенными тут на века.

Все помещения фильтрационного отдела постоянно обрабатывались бактерицидными приборами, а на выдраенных полах можно было устраивать соревнования по керлингу. Однако в воздухе, смешиваясь с запахами дезинфицирующих растворов, держался устойчивый тлетворный дух застарелого пота, аммиака, крови, желчи и гноя. Запах беды. Людей везли на фабрику отовсюду, часто держали взаперти и без элементарной медицинской помощи по несколько часов и даже дней. Да и дальнейшие «гигиенические» процедуры гуманизмом не отличались.

Конечно, Туся морально готовилась войти в это страшное узилище все дни ее безумного пути. Но когда она переступала порог, ее ноги предательски дрожали.

— Ну, что, братва, вы еще свиноматок на ферму берете? — придерживая Тусю за локоть, деловито обратился к сотруднику «приемного пункта» старый лис Ларсен. — Или дела уже настолько плохи, что беременных баб тоже пускаете в расход?

Он уже вкратце обрисовал ситуацию про карточный долг, покрыть который надеялся, пристроив на фабрику «шалаву одного вахлака», и даже назвал сумму, вдвое превышающую ту, которую взял с Эркюля.

— В расход, как ты знаешь, рано или поздно пускают всех, — отозвался чиновник, цепким, оценивающим взглядом рассматривая Тусю. — Однако, беременные пока на особом положении. Жемчужному кардиналу зачем-то приспичило опыты на детишках проводить. Так что два месяца до родов у нее есть, а дальше загадывать даже не стоит пытаться. Самые крепкие тут держались по пять, по шесть лет, но в нынешней ситуации я тебе таких гарантий точно не дам. Впрочем, ты же знаешь, даже если твой вахлак соберет деньги, бабу мы ему все равно не вернем. Для женщин с «фермы» и доноров выход отсюда не предусмотрен.

Похоже этот живой винтик системы настолько стал ее плотью, что даже перед лицом очевидных перемен верил в ее незыблемость. Впрочем, в тот момент Туся об этом точно не думала.

Когда старый лис Ларсен отпустил ее локоть и повернулся, чтобы уходить, она едва не упала. Ей не хватало воздуха, темнело в глазах, утроба просилась наружу. С этого момента она оставалась совсем одна, не считая Олежки, который пихался, что было сил, словно требуя, чтобы его мать ушла из этого проклятого места.

К счастью, Тусино поведение никого не удивило. Еще одна молодая женщина, которую привели на несколько минут позже, и вовсе упала в обморок. Охранники едва успели ее подхватить, чтобы она не расшиблась. Еще одного мужчину, который не так посмотрел на легионера, наоборот, повалили на пол и начали избивать, добиваясь покорности. Остальным вновь прибывшим велели раздеться, и занять место в очереди на осмотр и санобработку.

Теперь Туся воочию убедилась, почему на фабрике за все годы ее существования не удалось совершить ни одной диверсии. Да и добыть информацию представлялось делом архисложным. И сотрудники и, тем более, заключенные входили внутрь нагие и безоружные. Тщательный осмотр всех полостей и сканирование исключали возможность пронести в своем теле оборудование или взрывчатку. Таким образом, сведения, добытые Арсеньевым и Пабло, представляли особую ценность. Вот только цена, заплаченная за них, оказалась чрезмерной.

Хотя в одной общей очереди на осмотр, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь прикрыть срамные места, стояли женщины и мужчины, парализованные ужасом люди друг на друга не смотрели. Каждый пытался вообразить предстоящие испытания и уже заранее переживал только ожидаемую боль.

Погруженная в неотвратимый, как докучливые запахи, круговорот чужих эмоций, Туся с трудом балансировала на грани безотчетной паники и сбивающего с ног сострадания. Неужели все, кто находится рядом с ней, а процедуру фильтрации одновременно проходили несколько сотен человек, безвозвратно обречены? Осмотра и прочих неприятных и унизительных процедур она почти не боялась, воспринимая их в качестве приемлемой цены, которую она давно уже согласилась заплатить. И только вздрагивала от отвращения, когда к ней прикасались чужие, равнодушные руки.

Беспокоило другое. Если, взяв у нее кровь, змееносцы проведут анализ ДНК, это будет означать полный и окончательный провал. Ее доставят прямиком к Феликсу, и она точно станет матерью уродов или просто подопытным образцом.

С другой стороны, она почти достоверно знала от Ленки Лариной, что на этой дорогостоящей процедуре дельцы «Панна Моти» в прежние годы предпочитали экономить, что позволяло Шварценбергу под видом безвестных обитателей окраинных миров отправлять на донорство респектабельных пассажиров круизных лайнеров, предварительно получив выкуп с родни.

И точно. Когда стоявшая впереди совсем юная пленница с сильно выступающим вперед отягощенным бременем животом заплакала навзрыд при виде шприца, усталый, не выспавшийся лаборант обозвал ее дурой, а потом сурово спросил:

— Тебе что, охота рожать в одном бараке с туберкулезниками и сифилитиками?

Похоже, в «Панна Моти» все-таки следили за здоровьем матерей будущих доноров, хотя бы для того, чтобы весело проводившие с женщинами время сотрудники и легионеры не подхватили от них опасных инфекций. Заболевших сразу пускали в расход.

Кроме того, анализ крови позволял определить, на кого не стоит переводить вакцину смерти. Хотя на решение по поводу донорства это никак не влияло.

— Никак, Ларсен нам нынче гражданку Содружества притащил? — осклабился усталый лаборант, глядя на Тусины результаты.

Неужели поймет, какой ее прививали вакциной. Туся приготовилась к обороне. Хотя она сейчас стояла обнаженная и беременная перед толпой вооруженных конвоиров, она знала, в случае реальной угрозы ей и Олежке скорчеры и бетонные стены не смогут ее остановить. Жалко, обилие чужих эмоций не позволяло пока отыскать Командора. Но вытащить любимого, не погружаясь в эту клоаку с головой, было бы слишком безболезненным вариантом.

Пока усталый лаборант сомневался, его напарник пожал плечами.

— Ну и что с того, что гражданка Содружества? По мне, так баба как баба. К тому же, не порожняком. Старый лис давно водит дружбу с пиратами, а они, как и мы, паспортов у живого товара не спрашивают. К тому же в установку мы ее, если надо, и безо всякой вакцинации отправим. Пускай пока на благо Корпорации поработает.

Он ввел в базу данные о новом поступлении, и вот уже у Туси на затылке чернел выжженный лазером индивидуальный штрих-код. Порядковый номер, заменяющий имя и превращающий человека в безвольное сырье, голову клейменого скота.

Она шла вперед и старалась не слушать криков женщин, на глазах у которых в подготовительные боксы для доноров отправляли родителей, детей, мужей. Она не обращала внимания на струи ледяной или наоборот почти кипящей воды и едкие потоки дезинфицирующего раствора. Она не сочувствовала девушкам, которые плакали, расставаясь с длинными, ухоженными волосами. Она копила в себе эти страдания и эту боль, зная, что очень скоро они ей помогут вырваться наружу.

(обратно)

XVII

— Так, кто у нас тут? Семьсот восемьдесят шестая, семьсот девяносто вторая, семьсот тридцать пятая, — вызывала женщин по последним цифрам порядковых номеров мордатая надзирательница, выдававшая безразмерные робы и проводившая с новенькими первый инструктаж.

После нескольких часов оформления, «дезинфекции» и осмотров, проведенных нагишом под равнодушными или, наоборот, слишком внимательными взглядами сотрудников Корпорации, выслушивая их шуточки и похабные замечания, Туся чувствовала себя не лучше, чем после жертвенника Наги или арены. А ведь это было только начало, и она не имела права отключиться, впасть в прострацию или какими-то необдуманными, импульсивными действиями погубить все на корню. Каким бы безумием не выглядел ее план, пока оставался шанс, она не собиралась сдаваться.

— Поскольку рожать вам всем еще не завтра, нечего тут прохлаждаться! — строго глянув на выпирающие животы, находящихся на больших сроках беременности узниц, сообщила надзирательница, выстраивая женщин в затылок и провожая по бесконечному коридору. — К мужикам вас выпускать, понятное дело, уже нельзя, поэтому будете делать, что велят: помогать на кухне, убираться в бараке, вывозить грязь за донорами на фабрике. На дронах тут экономят, поэтому работа всем найдется.

Измученные долгой дорогой, раздавленные унизительными процедурами, переживающие за судьбу своих близких узницы никак не реагировали на ее слова, и надзирательница решила повысить голос.

— Все уяснили? — переспросила она, прислушиваясь к звукам шагов босых ног по бетонному полу, словно пытаясь услышать в них отголосок будущего бунта. — После обеда и начнете. Хотя вам, как новеньким, обед сегодня не положен. Водички выпьете и ладно.

Она указала на внушительных размеров облезлый бак с ржавым краном.

— Ну, если только кто объедки свои отдаст. Но это вряд ли. Здесь и раньше не баловали разносолами, а в последнее время и совсем капец настал. Пустой баланды и то жалеют. Чует мое сердце, схлопнется тут скоро все, так что даже не знаю, успеете ли вы увидеть, как ваших ублюдков на опыты забирают или с ними вместе в установку отправитесь.

На этой обнадеживающей ноте она отперла дверь в длинный барак с трехъярусными нарами и указала каждой ее место. Тусе достался один из нижних топчанов возле самого сортира. Разворачивая сплющенный и потрепанный синтетический тюфяк, единственным достоинством которого была непривлекательность для насекомых, она невольно задумалась, что произошло с прежней обитательницей этого места. Впрочем, ответ напрашивался сам.

Конечно, и отец, и Ленка, и Арсеньев и Эркюль немало рассказывали о том, как обращаются на фабриках «Панна Моти» с будущими донорами и матерями «живых батареек». Да и воспоминания о «Карантинной зоне» Нового Гавра намертво врезались в память, будоража кошмарами — предвестниками нездоровья или предупреждением новых бед. Но тогда на Ванкувере она наивно полагала, что чудовищные условия, в которых влачили существование пленники, — результат неурядиц военного положения.

На Раване столкновения начались только недавно и не носили столь глобальный характер. По пути до столицы они с Эркюлем миновали несколько оставшихся в стороне от восстания аккуратных, ухоженных городов. Украшенные помпезными дворцами и величественными храмами, утопающие в зелени садов и роскошных парков, они производили впечатление богатства и благополучия.

На этом фоне откровенно скотские условия, в которых содержали беременных пленниц «фермы», выглядели жестокой насмешкой. Хотя, вполне возможно, лишения служили одним из рычагов беспощадного механизма расчеловечивания и обезличивания, когда достоинство растоптано, память почти стерта и даже имя заменено на порядковый номер розничной единицы сырья.

Хотя Туся уже почти смирилась с одуряющим зноем и духотой, они оказалась еще не самым суровым испытанием. Эркюль на космодроме ничуть не соврал. Спертый воздух барака наполняли запахи, которые вызывали воспоминания не только о Мурасе, но и о лабиринте монстров. Канализация тут содержалась в самом плачевном состоянии. Стоячая, тепловатая вода из бака имела устойчивый привкус ржавчины и хлорки, но предназначалась, главным образом, для питья.

— Душевой разрешают пользоваться не чаще одного раза в месяц, когда волосы отрастают, — пояснила одна из старожилок. — Руки после грязной работы и все остальное велят протирать этим, — она указала на жбан с дезинфицирующим раствором, распространявшим резкий запах хлорки. — Однако, этот состав очень едкий, поэтому, если совсем невмоготу и надзиратели не видят, можно намочить кофту от робы и обтереться водой.

Насколько Туся поняла, других гигиенических принадлежностей, как и белья, тут не выдавали, а дешевая синтетика робы хоть и не становилась рассадником для вшей, только задерживала на коже влагу, создавая парниковый эффект. Неудивительно, что, несмотря на меры дезинфекции, на ферме стоял запах, как на скотном дворе опустившегося бедняка. Да и отбросы считались, видимо, приемлемой пищей для «свиноматок». Непонятного происхождения бурое месиво, которое в часы обеда привезли в барак и выкладывали женщинам прямо в подставленные ладони отдавало гнилью и прогорклым синтетическим жиром.

— Радуйтесь и этому, — покрикивала на роптавших мордатая надзирательница, в сопровождении конвоиров руководившая раздачей. — Донорам, говорят, скармливают биомассу из непригодных для энергообмена останков умерших.

— Какие тарелки? — смеялась другая надсмотрщица. — Слишком много чести. И так на вас тратят больше, чем вы пока приносите. Не нравится есть из рук, будем бросать на пол.

Туся невольно вспомнила заплесневелый хлеб и концентраты, которые надсмотрщики в Новом Гавре кидали прямо в грязь.

Впрочем, и отвратной мешанины, которую тут называли едой, на всех катастрофически не хватало. Видимо, занижая реальные цифры по донорам и работницам «фермы», менеджеры Корпорации довольствие распределяли, руководствуясь не реальным количеством находящихся на фабриках людей, а теми дутыми цифрами, которые фигурировали в отчетах.

Туся обратила внимание на двух совсем молоденьких, похожих на ощипанных цыплят девушек, которые неумело виляли бедрами, пытались разучить апсарский танец.

— Те, кого допускают к работе с клиентами, могут питаться с оплаченного ими стола или хотя бы собрать объедки, — с голодным блеском в глазах пояснили они.

Похоже, торговля телом считалась здесь ремеслом завидным и почетным. И самый лучший паек получали доносчицы и надзирательницы.

Впрочем, последние, как Тусе по секрету рассказала соседка по нарам, относились к тем, кто пришел на фабрику добровольно, а иногда и для того, чтобы избежать тюрьмы. От детей эти видавшие виды хабалки избавлялись без особого сожаления, а в обслуживании «клиентов» видели чистое удовольствие. Зато на подчиненных им женщин смотрели с видимым пренебрежением и не гнушались рукоприкладства. Ладони и спины большинства узниц пестрели кровоподтеками и рубцами. Хотя лазерных плетей здесь не применяли, тонкие и гибкие железные пруты служили тоже неплохим орудием устрашения и произвола.

— Подумаешь, цаца! Еда ее не устраивает! — громыхала мордатая надсмотрщица, нахлестывая одну из женщин, которая, едва проглотив безвкусное тошнотворное месиво, зашлась в безудержном приступе рвоты. — Под мужиками лежать так вы все здоровые, а как обрюхатят их, так больных из себя корчат! Увижу такое еще раз, не погляжу, что ты уже на пятом месяце. Отправлю вместе с твоим ублюдком в установку.

— Какая тебе тряпка?! — накинулась она на одну их новеньких, когда та спросила, чем убрать с пола рвотную массу. — А роба на что? По мне хоть языком вылижи, но, чтобы было чисто!

— Пошевеливайтесь, шалавы ленивые! Клиенты не будут ждать! — поторапливала другая мегера женщин, отобранных на сегодня в бордель. — Какая разница, порожняя непорожняя! Этого скинешь, другого тебе сделают! Муж, говоришь, обрюхатил? Да где он твой муж? С башкой простреленной или в установке? Думать надо было, когда с бунтовщиками связывалась! Да и какая разница, от кого рожать? Ублюдка своего все равно не увидишь. Считай, что дохлого родила.

Тусю невольно передернуло. На этой изнанке мира, где понятия добра из зла искажались, как характеристики пространства и времени в червоточине, священное таинство материнства растаптывалось с особым смаком, а любовь сводилась к оплаченным звонкой монетой биологическим потребностям похотливых скотов.

Видимо, отношение к происходящему слишком ярко отразилось на ее лице, ибо надзирательница взяла свое орудие устрашения наизготовку и двинулась в ее сторону.

— А ты что зыркаешь? Завидно? Я тебе быстро моргала подправлю! И кто на тебя только, такую уродину, позарился? От этого ублюдка избавишься, не знаю, кто тебе следующего сделает? Если желающих не найдется, придется тебе раньше срока отправиться к донорам.

Туся застыла на месте, понимая, что сейчас может произойти что-то непоправимое. Конечно, очень не хотелось бы энергию, которую она копила на освобождение Командора и барсов, потратить на эту зарвавшуюся тварь, но где взять силы, чтобы сдержаться. К счастью, в это время надзирательницу кто-то отвлек, а всех новеньких отправили вычерпывать и вывозить нечистоты.

Пытаясь подавить рвотные позывы и закрыть от аммиачных запахов дыхательные пути, Туся невольно вспомнила путешествие по тоннелям канализации в Новом Гавре. Тогда все тяготы пути с ней делили барсы и Арсеньев. И разве она имела право роптать сейчас, зная в геенне какого ада все еще находились верные товарищи и любимый.

В подземной тюрьме, где пленники провели в общей сложности три с половиной месяца, воздуха не хватало не только из-за сбоящего протеза легких и отсутствия вентиляции. Заключенных сутками держали в оковах, не заботясь о том, как они отправляют естественные потребности, а закрепленные на ошейнике и наручниках датчики реагировали только на остановку сердца. Да и о каких потребностях могла идти речь, когда даже полагавшийся заключенным раз в сутки литр воды надсмотрщики, глумясь, выливали прямо в рот или просто на голову, не заботясь о том, сколько попало внутрь.

Женщины на «ферме» не испытывали хоть этих лишений. С другой стороны, в отличии от барсов, которые, как агенты вражеской разведки и не рассчитывали на снисхождение, «свиноматки» и обреченные на донорство члены их семей родились и провели большую часть жизни на Раване и других планетах Рас-Альхага. Впрочем, неприкасаемые и потомки «грязных» шудр не считались полноценными гражданами Альянса и не могли рассчитывать на защиту со стороны общества и закона, и этими древними пережитками много лет бессовестно пользовалась «Панна Моти».

Ради победы над этим монстром стоило играть в жмурки, добывая бесценную информацию, не сдаваться под пыткой и без сожаления погрузиться в тошнотворный коллоид установки, до самого конца пройдя крестный путь донора. Только Саша и его товарищи все еще были живы и сейчас находились совсем рядом, хотя оставались недосягаемы. Туся пока не только не представляла, как незаметно для надзирателей покинуть барак и пробраться на фабрику, но не могла даже мысленно до любимого дотянуться. Едва она пыталась послать мысленный импульс, ее захлестывали волны чужой боли.

Хотя на «ферму» отбирали только здоровых и крепких молодых женщин, скудная пища и тяжелые условия жизни быстро превращали их в изможденных старух, сухую кожу, выпотрошенную и высушенную еще до того, как за дело примутся установки энергообмена.

Туся не просто отмечала профессиональным взглядом исхудавшие или наоборот болезненно отечные фигуры узниц, искривленные ревматизмом суставы, кровоточащие десна, запавшие глаза. Она чувствовала, как горят застарелые, нагноившиеся следы побоев, которые никто и не пытался заживить. Как изъязвленные от недоедания желудки скручивает узлом в безуспешных попытках переварить непригодное для употребления гнилье, как болят крошащиеся и гниющие от отсутствия кальция зубы, как ломит кости. Недополучая необходимые для роста вещества, младенцы в утробе высасывали все и отчаянно боролись за жизнь, не ведая, что с самого рождения обречены. Не просто так несчастные матери сходили от горя с ума или впадали в прострацию еще до того, как сами превращались в сырье для энергообмена.

А что если Саше и ребятам тоже не хватило сил? Когда Ленку освободили, она уже находилась в беспамятстве, и в сознание ее удалось привести далеко не сразу. А ведь Командор и барсы претерпели еще больше мук.

«Саша, родимый! Отзовись!»

Но перед глазами, словно в центрифуге, мелькали незнакомые лица, обрывки воспоминаний, картины оборванной, разрушенной жизни. Она видела голопузых ребятишек, гонявших взапуски у соломенных хижин, и заспанных подростков, выходящих из аккуратных домиков, чтобы сесть в школьный элекар. Крепких молодых мужчин, возвращающихся с работы, и пылких юношей, готовых подарить избраннице корону из еще неоткрытых миров.

И почти везде за порогом этого тихого счастья пряталась беда. Хижины горели, подожженные легионерами, которые, якобы, видели в деревне повстанцев. Аккуратные домики рушились от ударов плазменных установок, погребая под обломками детей. Мужчины падали, срезанные очередями, или сидели, связанные и побитые, на полу фургонов-душегубок «Легиона Санитарной защиты», не имея даже возможности не то, что защитить своих жен, но напоследок даже обнять.

Саша сейчас тоже сам нуждался в защите, а что до объятий, то перед тем, как обречь на донорство, Майло и Рик долго и с наслаждением ломали ему руки: каждый палец, каждую косточку. Наверняка, чтобы заклятый враг не сумел уже взять в руки ни скальпель, ни импульсник, и навсегда забыл о манипуляциях на атомарном уровне. Туся, кажется, до сих пор слышала хруст, за которым следовала новая вспышка отчаянной боли, переносившая Командора в заброшенный док под винты. Она бы стала для него руками и глазами, посохом и поводырем. Только бы отозвался, только бы услышал ее, только бы продолжал дышать.

«Рита, девочка моя! Где ты? Что ты здесь делаешь?»

Глаза залепляет мерзкая зеленая слизь, рот, стенки горла и трахея изодраны канюлей размером с трубопровод. Зачем пихать в бронхи такую фундаментальную штуковину, если воздух на фабрике все равно настолько обеднен кислородом, что, сколько ни надсаживай раздавленную грудь, все равно альвеолы только запорошит пыль и обожжет горячее ядовитое месиво, в котором сплошной аммиак и метан. Впрочем, что говорить о легких, когда несчастный протез, который и при благоприятных условиях нещадно сбоил, безнадежно поврежден осколками ребер.

Разорвать грудь и выбросить его напрочь, но изломанные в сотне мест руки оставлены лишь для того, чтобы вырабатывать для Корпорации энергию боли. Такая казнь в Средние века, кажется, называлась колесованием? Ребятам тоже напоследок досталось. Дину зачем-то перебили ноги, а у Пабло со спины содрали здоровенный кусок кожи. Поэтому приходиться до последнего терпеть боль, чтобы неосторожным движением не потревожить раны товарищей, притиснутых так близко, что слышишь, как бьются их сердца. Жаль сказать ничего нельзя. Разве только морзянку выбивать на искореженных ребрах. Только у смерти в ее безобразии нет никаких слов, а из жизни их уже вычеркнули. Сердце остановить по-прежнему не позволяют, но это уже не имеет значения. Конец в любом случает близок.

Странно, почему перед глазами вместо зеленого марева серые, унылые стены, загаженный примитивный нужник и женщины в арестантских робах со штрихкодом на бритых затылках. Десятки и сотни беременных женщин, жены и дочери доноров, узницы человеческой скотобойни.

Рита? Малышка? В этом проклятом Небом и людьми месте? Да нет. Такого просто не может быть. Это галлюцинации. Предсмертный бред истощенного сознания.

«Саша! Миленький! Пожалуйста откликнись! Это не бред, я действительно тут, рядом, только потерпи еще чуть-чуть, только не уходи».

«Рита! Мать твою! Что ты там делаешь?»

Степень возмущения Командора выразилась в наборе идиом, которые он не всегда адресовал и змееносцам.

«Как ты там оказалась? Неужели Феликс каким-то непостижимым образом добрался до Сербелианы?»

«Феликс тут ни при чем. Я потом все объясню. Держись, пожалуйста, сколько можешь, и передай ребятам, чтобы не сдавались. Я вытащу вас, чего бы это ни стоило! Клод уже где-то рядом, Вернер завтра приземлится. Помощь близко. Мы не оставим вас…»

— Эй, Семьсот восемьдесят шестая! Откликнись! Почему ты не отвечаешь? Что с тобой?

На Тусю испуганно смотрела одна из женщин, убиравшихся вместе с ней в нужнике. Та самая новенькая под номером семьсот девяносто два, которая спрашивала про тряпку.

Хорошо, что она, а не одна из надсмотрщиц.

— Я просто задумалась, — виновато проговорила Туся, в ужасе пытаясь вспомнить, а не произнесла ли она последние слова вслух.

— Здесь думать не положено, — горько усмехнулась одна из старожилок, порядковый номер которой заканчивался на сто пятьдесят четыре. — А память и просто лучше бы и вовсе отшибло. Хотя все равно все вспоминают. Даже те, кому особо не о чем жалеть. Меня, к примеру, выдали замуж за пропоицу, просто для того, чтобы лишний рот не кормить. А как подумаю, что и мужа, и свекровь со свекром, и маленького братика отправили вырабатывать энергию для упырей и эта же участь ждет еще не рожденного сына, хочется взять скорчер и стрелять, пока заряда хватит.

— А ты их видела? — осторожно спросила Туся. — Ну, мужа со свекром, я имею в виду здесь.

— Да как их увидишь? — Сто пятьдесят четвертая развела руками. — Разве в такой давке, которая царит в установках, кого-то разыщешь? Да оно и к лучшему, что я их не видела. Я достаточно насмотрелась на других. Я лучше до самых родов этот нужник стану чистить, чем еще раз пойду на фабрику убирать.

— А по мне во сто крат хуже помогать в родилке или к энергообмену доноров готовить, — подала голос еще одна тень под номером четыреста тридцать три, беременная двойней и уже почти лишившаяся зубов. — Но туда только самых понятливых берут, которые не путаются, в какие отверстия суют какие трубки. Здесь тоже не мед, но хотя бы не видишь, что тебя после родов ожидает.

Туся вспомнила канюлю размером с трубопровод, через которую к барсам и другим донорам поступал воздух, и такие же кондовые катетеры. А если учесть, что доноров, привитых вакциной смерти, фактически заражали синдромом Усольцева, ибо антигены асуров не только не помогали бороться с заболеванием, но и убивали естественный иммунитет, то получалось, что «понятливые» помощницы фактически выполняли работу палачей.

Работа в родильном отделении, из которого тоже существовал проход на фабрику, сама по себе убийством не являлась. Не случайно расчетливый до мелочности Феликс в служебной инструкции прописал, чтобы Галку, «эту глупую сердобольную курицу», как он сам ее называл, определили именно туда. Однако при воспоминании о сестре у Туси перед глазами в который раз возникала сцена у детских кювез и шприцы, полные смертельным токсином.

Если ее тоже поставят перед выбором, сумеет ли она принести в жертву и без того обреченное дитя и такой ценой купить жизнь Командора и барсов. И сможет ли потом смотреть в глаза Арсеньеву, барсам и Олежке, если ему еще доведется благополучно появиться на свет. Но чтобы выбирать, следовало как-то доказать надзирательницам свою «понятливость». Время жизни Командора и ребят убегало стремительно, и счет шел не на дни, а на часы.

И вновь удача не совсем оставила ее, хотя следовало ли в этом месте вообще вспоминать об удаче. У Четыреста тридцать третьей, которую звали Урмилой, ночью начались преждевременные роды.

— Говорила я тебе, что эта бадья слишком тяжелая для того, чтобы поднимать одной, — сокрушалась сердобольная Семьсот девяносто вторая.

— Я специально, — вымученно улыбнулась Урмила.

— Чего мы стоим, надо надзирательниц позвать, — спохватилась Сто пятьдесят четвертая. — Пускай переводят в родилку. Там хоть помоют, подготовят, да и врачи там есть!

— Не надо никого звать, — взмолилась Урмила. — Я не хочу в родилку, я для этого и вызвала роды, чтобы сделать все самой. Может быть, хоть одного удастся спрятать.

— Вот еще придумала, — сердито напустилась на нее Четыреста тридцать шестая, в прежней жизни ее соседка, которой теперь приходилось покупать жизнь, обслуживая «клиентов». — Кто о твоем крикуне тут, спрашивается, позаботится? Или ты забыла, что у тебя приговор отсрочен только до родов? Это твой Лакшмана с его дурацкими идеями всех нас под беду подвел, — сурово продолжала она. — Если бы он не посылал ваших сыновей носить еду повстанцам, мы бы сейчас жили как прежде, и ты не оплакивала бы мужа и детей, отправленных в установку!

Урмила в ответ только тихо застонала, вцепившись зубами в тюфяк. В неверном свете доисторической масляной лампы, которую в этом сердце энергетического гиганта использовали для освещения, Туся видела, что звать надзирательниц и переводить роженицу в другое помещение, уже не имеет смысла. Воды давно отошли, и первый из близнецов уверенно прокладывал себе дорогу в этот враждебный мир. Опытные женщины тоже это поняли.

— Владычица Кали! — всплеснула руками Сто пятьдесят четвертая. — Да сколько же ты терпела?! У тебя же там уже головка видна!

— Принесите воды, дезинфицирующего раствора и хоть что-то, что может сойти за чистые пеленки, — решительно распорядилась Туся.

Конечно, последние два года она занималась в основном вирусологией, а на Сербелиане, пока ее не отстранили, наблюдала больных с синдромом Усольцева. Однако во время «полевой практики» на Ванкувере и Васуки ей приходилось вытаскивать с того света рожениц, которых удалось вызволить из горящих руин, или делать кесарево жительницам травяных лесов, чьи деревни подверглись нашествию дикарей и пиратов. В последние месяцы, особенно во время путешествия на Равану, Туся эти знания освежила.

С первым малышом проблем не возникло. Такие роды принять могла любая деревенская повитуха. Правда, отчаянные попытки Урмилы сохранить все в тайне ни к чему не привели. Надзирательницы появились еще до того, как ребенок издал первый крик. Зато не пришлось, как думала изначально Туся, перекусывать пуповину.

А вот брат-близнец, кажется, понимал, что ему снаружи, кроме матери, никто не рад, и потому решил задержаться подольше.

— Задницей идет! — в досаде прорычала надзирательница. — Придется щипцами тянуть. Плакали наши призовые!

— Не надо щипцами, — остановила ее Туся, вспоминая похожий случай на Васуки.

Тогда дело осложнялось черепно-мозговой травмой и ожогами обеих рук. Поворот, правда, тогда осуществлял Арсеньев. Она только помогала, и сейчас судорожно пыталась восстановить в памяти порядок манипуляций. Когда же дошло до дела, руки начали двигаться помимо нее, будто ими кто-то управлял, и она даже догадывалась кто.

«У тебя все получится, — прозвучала в голове одобряющая мысль. — Я не знаю, сколько отпущено этому ребенку, но пока остается надежда, за жизнь надо бороться».

Туся закусила губу, чтобы не разреветься, хотя здесь это никого бы не удивило. Она пообещала себе и Саше, который все еще оставался с ней, что этих детей не при каких условиях не позволит убить. Но едва она успела поднести измученного малыша к свету и хлопнуть по спине, чтобы раскрылись легкие, как прибежали сотрудники фабрики и куда-то утащили и Урмилу и обоих новорожденных. Саму же Тусю подхватила мордатая надзирательница и поволокла зачем-то снова в душ.

— Ты почему не сказала, что медицинское образование имеешь? — бранилась она по дороге. — У нас в родилке врачей и акушерок не хватает, которые были на окладе, почти все уволились, а она тут нужники чистит. Если там себя такой же умелой да расторопной покажешь, проживешь дольше, чем многие искусницы, которые апсарскими танцами клиентов ублажают. А там, глядишь, и на волю удастся выбраться.

Туся еще не успела осмыслить слова суровой тетки и тем более понять, приближает ли эта перемена ее к осуществлению замысла или, наоборот, отдаляет, а уже замаранную нечистотами робу сменила похожая, но стерильная. Лицо наполовину скрыла маска, надевающаяся и на голову, точно у костюма бактериологической защиты. Надзирательница поднесла к двери карту-ключ, лязгнули невидимые засовы, и полутьму барака сменил слепящий, бьющий по глазам свет, свет родильного отделения.

(обратно)

XVIII

Выбраться из барака, попасть в родилку и через нее пробраться на фабрику. Даже когда Туся разрабатывала этот дерзкий план, бесконечное число раз изучая подаренную Эркюлем схему, она и предположить не могла, что первые два пункта осуществятся до такой степени быстро и гладко. Не иначе везение, которого все последние месяцы так не хватало Командору, решило возыметь совесть и навестить хотя бы ее.

Туся без страха заняла место акушерки, а после двух принятых самостоятельно родов и врача. Насколько она поняла из обрывков разговоров, уровень подготовки здешнего персонала нередко ограничивался курсами первой помощи. Только вот дальше все пошло совсем не так, как мыслилось. Роженицы сменяли одна другую, младенцы на разные лады пытались заявить о своем появлении в этом мире, а Туся никак не могла сделать даже шаг в сторону вожделенной двери.

Нет, она знала: проход на фабрику не откроется просто так. Пропуск внутрь имеют только сотрудники Корпорации с достаточно высоким уровнем доступа. Но не эта преграда ее задерживала. В конце концов, она могла бы пройти с кем-то из сотрудников, попытавшись воздействовать на его сознание или совершив мгновенное перемещение. При определенном настрое она могла бы пройти и сквозь закрытую дверь, как уже делала на Васуки.

Вот только бросить на произвол судьбы измученных женщин и беспомощных новорожденных оказалось сложнее, чем сдвинуть с места горные пласты.

Туся сотни раз себе повторяла, что занимается в сущности бесполезным делом. Детям максимум через пару дней введут вакцину смерти или отправят на опыты. Женщины при самом благоприятном исходе вернутся в барак, где их вскоре принудят плясать перед всяким отребьем апсарские танцы, чтобы зачать новых доноров. И это если забыть еще о ежеминутном риске разоблачения. Что, если в лаборатории все-таки заинтересуются биоматериалом «гражданки Содружества» и передадут данные ее анализов в научный отдел? А ведь еще существовали повстанцы, которые в любой момент могли начать штурм фабрики.

Туся не очень хорошо понимала расстановку местных революционных сил, но из сбивчивых рассказов Эркюля уяснила, что Вернер и барсы тут выступают скорее, как консультанты и военспецы, а распоряжаются все равно местные командиры. Конечно, когда Ларсен сопровождал ее сюда, бои шли где-то на отдаленных подступах, но ситуация могла измениться. Тем более, кшатрии, на которых так надеялись восставшие, так и не определились, к какой стороне примкнуть. И каждый лишний час пребывания в коллоиде установки мог остановить сердце и убить мозг Арсеньева и его товарищей.

«Ну, все эти роды последние, — убеждала Туся себя. — Командор и барсы не могут ждать, их время и так на исходе».

Но проходили минуты и даже часы, а она так и оставалась у стола, словно привязанная к нему всеми пуповинами, которые она сегодня перерезала.

Время слипалось, как тягучая карамель, и одновременно неслось вскачь. В горле гигантские валуны мололи слюду и кварц. Спецодежда набухла потом и липла к спине. В отягощенную дополнительным бременем, натруженную поясницу, словно вбили штырь и теперь поворачивали на манер ключа старинной механической игрушки, наматывая внутренности на зубцы.

Но к усталости и боли Туся почти привыкла: она уже полгода, точно Русалочка, шла по битому стеклу. Уже больше суток она ничего не ела и не пила, не считая воды сомнительного качества. Да и поспать прошлой ночью удалось не более часа. Что же касалось поясницы и отекших ног, то имела ли она право обвинять в этом Олежку, который и так вел себя очень тихо, лишь иногда легонько поворачиваясь и шевеля ручками и ножками. Словно все понимал и пытался облегчить материнскую ношу.

Поднимая на руки облепленных кровяными сгустками и остатками плацентарной оболочки сморщенных младенцев, наблюдая, как они с разной степенью упорства движутся по родовым путям, Туся невольно задумывалась о своем сыне, которому только предстояло появиться на свет. Даже если обстоятельства сложатся благоприятно, хватит ли ему сил. А если нет? А если ее постигнет неудача? Если способности, на которые она уповала, в последний момент подведут? Чем становиться сырьем на фабрике смерти, не лучше ли просто задохнуться в утробе? Возможно, в этом и крылся какой-то смысл, особенно если им с сыном тут не оставят выбора. Но не просто же так Арсеньев ей сказал, что за жизнь нужно бороться.

«Да кто ж тебя с Сербелианы сюда отпустил? — обреченно простонал Командор, едва Туся еще в бараке вновь сумела установить с ним связь. — И главное, когда? Ты хоть понимаешь, что тут все в любой момент может взлететь на воздух? Я даже отсюда вижу, как доноров сюда привозят сотнями».

Он вновь сделал над собой усилие и мысль его обрела стройность и четкость формулировок:

«Операторы установок, когда нас готовили, говорили, что такого количества они не принимали даже на Ванкувере. Легиону требуется энергия, а боссам Корпорации не нужны свидетели. Если повстанцы все же решатся на штурм, то в живых тут никого не останется. Руководство «Пана Моти» предчувствует громкий процесс и не собирается оставлять улики».

«Мы освободим вас раньше, чем это произойдет, — пылко заверила любимого Туся. — Думаю, Клод пытается сейчас решить эту проблему, я просто пока не могу его отыскать».

«Клод пытается, — услышала она новый, исполненный тяжелой горечи стон. — Да мы с Пабло и Дином, пока существовала такая возможность, все головы сломали, пока добирались до чертежей здешней системы самоуничтожения и передавали ее ребятам из Сопротивления. Вот только пользы от наших усилий вышло чуть. Все сконструировано таким образом, чтобы исключить даже возможность освободить пленников. При попытке открыть установку, удар тока из вмонтированного в ошейник шокера останавливает сердце, затем в резервуар под напором начинает поступать концентрированная серная кислота. А если отключить рубильник и нажать на аварийный сброс, запускается система самоуничтожения».

«Я это понимаю, Саша, но я и не собираюсь ничего взламывать или отключать. Вспомни Новый Гавр и Васуки. Да и нынешнее наше с тобой общение. Уж лучше бы вы всю информацию передавали через меня и даже не затевались со связным».

«В Новом Гавре платформа находилась достаточно близко, а вот на Васуки мы тебя едва не потеряли. Да и поединок с Нагой вышел тебе боком. Почему ты все всегда решаешь по-своему? Ты хоть понимаешь, что ради спасения четверых подыхающих калек можешь погубить себя и принести в жертву змееносцам нашего сына?»

«Что бы ни случилось, но Олежку я им не отдам!»

«Откуда такая уверенность? В кого ты такая упрямая?»

«Мне было, у кого учиться».

Когда Тусю повысили до статуса тюремного врача-акушера, Арсеньев, кажется, уже смирился и вопрос о ее вменяемости в тот момент, когда она решила лезть дьяволу в зубы, уже не поднимал. Когда она, принимая первые роды, в ужасе думала о шприце с вакциной смерти, Саша даже немного успокоил ее, сказав, что за младенцами наблюдают несколько суток, и только потом принимают решение. Он из последних сил поддерживал с нею связь, хотя находиться в сознании ему с каждым часом было все тяжелее. При этом он не только не принимал ее помощи, но, наоборот, пытался поддержать, если не дельным советом, то ободряющим словом или общим приятным воспоминанием.

Туся понимала, что эта подпитка нужна не в последнюю очередь ему самому. Поэтому только прятала под маской улыбку, когда в голове начинали звучать звуки вальса на балу орхидей, к острым запахам родилки примешивался аромат моря и цветов с берега заветной лагуны под тремя лунами, а липкую от пота кожу начинали щекотать ворсинки меха и волокна травы, устилавших их брачное ложе в Сольсуранском дворце Владык. Потом их сменяли лепестки роз и шелковые простыни, на которых они нежились уже на Паралайзе и на Земле, когда родные почти в ультимативной форме устроили им еще одну свадьбу. И, конечно, самый мягкий пух, тонкий шелк и даже морская волна не могли сравниться с ласковыми прикосновениями рук любимого, такого близкого и бесконечно далекого.

Самое странное чувство она испытала, когда Арсеньев, вспоминая последнюю встреченную вместе годовщину свадьбы, провел по ее волосам, чтобы закрепить жемчужные заколки. Он ведь еще не видел ее в нынешнем обличии. Туся невольно потянулась к затылку, отыскивая все еще зудевший штрихкод. Да и руки Арсеньева сейчас тоже не сумели бы ни приласкать, ни поднять скальпель или заколку. Его организм из последних сил запускал фагоцитоз, пытаясь отторгнуть костные осколки и инородные частицы. Поэтому видения все чаще напоминали лихорадочный бред.

Впрочем, Туся не могла с уверенностью утверждать, что все образы, извлеченные лихорадкой из глубин подсознания, принадлежали именно Командору. Она могла улавливать и бред других доноров, да и в послеродовой многие женщины метались в горячке, не дождавшись от местных коновалов квалифицированной помощи. Медицинские инструменты тут, кажется, стерилизовали, как в Мурасе, через раз. Не говоря уже о варварских методах устранения даже незначительных патологий. Мало того, что человеческую жизнь тут превратили в сырье, так еще этот драгоценный материал беззастенчиво разбазаривали.

Волны чужой боли захлестывали, точно плети перекрученных удавок обмотавшихся вокруг шеи пуповин. Если бы Феликс или кто-то из его упырей научился страдания рожениц и тяжелобольных по всей галактике преобразовывать в энергию, Корпорация вновь вышла бы из кризиса, отыграв все рухнувшие активы, а человечество пробило бы еще одно дно, отказавшись от анестезии. Тем более, что для представителей низших варн, как и в клоповниках вроде Каллиопы или Мураса, ее и так почти не использовали.

Впрочем, Корпорация, словно чудовищный гнойник, только использовала слабость общества, скованного невежеством, раздираемого кастовой непримиримостью, снедаемого вековыми предрассудками.

— Пожалуйста, только не выгоняйте меня на улицу мне больше некуда идти, — едва успев освободиться от бремени, причитала одна из рожениц.

Пару месяцев назад она задержалась у родителей, не смогла вернуться до темноты и заночевала на вокзале. Когда она вернулась, муж не поверил ни единому объяснению, назвал ее распутницей и выставил из дома. Другую несчастную сюда вместе с будущим внуком сдал собственный отец. Хотя до этого именно он привел ее едва не за руку в спальню местного богача. Кто-то убоялся беспросветной и бесправной вдовьей доли, кто-то расплачивался за долги семьи, кого-то, словно последнюю вещь, проиграли в карты или кости.

Кажется, Эркюль все-таки перестраховался: Тусина слезливая история тоже вполне сошла бы за правду. Хотя, слов нет, Ларсен отыграл свою роль более убедительно, чем это сумела бы сделать она.

Хотя ее руки продолжали вершить тяжелый, неблагодарный труд, у Туси едва хватало сил не терять рассудок, пропуская сквозь себя жуткие картины насилия, побоев и пьяной брани, составлявших повседневность многих рожениц. От одной девушки семья отреклась, как от падшей, после того как какие-то мерзавцы изнасиловали ее прямо в маршрутном элекаре. Другая сама сбежала на фабрику, узнав, что односельчане собираются принести ее в жертву темным богам, точно дикари гнилых болот.

И это при том, что Альянс опережал многие миры Содружества в области высоких технологий, а его военная машина считалась едва ли не самой отлаженной во всей Галактике. В свете этих воспоминаний рассказы Феликса и доктора Дриведи о сданных на фабрику престарелых родителях и бедных родственниках уже не выглядели гнусной клеветой. Только такие неисправимые романтики, как Эркюль и Слава, могли рассчитывать изменить революционным способом древний уклад, ставший поведенческим стереотипом.

Вот только, откуда в воспоминаниях рожениц мог появиться Феликс? Командору эти интимные и чисто женские переживания и ощущения совершенно точно принадлежать не могли.

Галка. Она находилась сейчас где-то совсем рядом, возможно стояла за соседним столом. Временами Тусе казалось, что она видит общий родовой зал на полсотни мест под другим ракурсом или ведет роды у какой-то другой женщины. Но разглядеть лицо сестры под маской никак не удавалось.

Вот ведь безумие ситуации! Они прожили бок о бок без малого двадцать лет, но до сегодняшнего дня Тусе ни разу не удалось побывать в сознании Галки. То ли потому, что та искусно закрывалась, то ли из-за того, что Туся чаще всего воспринимала сестру не как родного человека, а как привычный предмет обстановки, даже не пытаясь понять ее горестей и тревог. Сейчас Галина Усольцева прокручивала в памяти самые сокровенные и болезненные моменты своей жизни. Вернее, думала, что прокручивает, а на самом деле исповедовалась перед сестрой.

Будоражащий аромат дорогого одеколона приятно сочетается с запахом поспевающих вишен. Ветви раскидистого дерева шелестят над головой, норовя дотянуться. Но их мимолетная ласка только обман. Реальность — это нежные прикосновения ладных, ухоженных рук к разгоряченной коже. Феликс шепчет разные глупости в пылающее ушко, от нетерпения покусывая мочку, а его нетерпеливые пальцы уже скользят по плечам к неровно вздымающейся груди, оправляют несуществующие складки, теребят застежки пояса, спускаются к бедрам. К этим приятным ощущениям примешивается легкая неловкость: она столько ожидала от их первого поцелуя, но не почувствовала ничего. Она хотела попробовать еще раз, но несносная младшая сестра помешала…

«Галка, милая, да если бы тогда глупой малявке удалось хоть отчасти подчинить свой дар, ты бы увидела, что твой избранник охотится вовсе не за твоими прелестями, а за материалами отцовских исследований».

Следующая картина переносила прямиком в профессорский кабинет. Феликс, с хозяйским видом расположившись в отцовском кресле, нетерпеливо наблюдал, как Галка, растрепанная и нагая, воображая себя одалиской грозного султана, исполняет для него какой-то восточный этюд. Потом они занимались любовью. Там же в кресле, как будто в просторном и слишком пустом доме семьи Усольцевых не существовало десяти спален. На все лады ублажая Феликса, позволяя ему завязывать свое гибкое, податливое тело едва не узлом, Галка упивалась своим пороком, поскольку настоящего удовольствия в этих неудобных позах она не получала. Да и Феликс даже в пылу страсти пытливым взглядом обшаривал стены в поисках тайника профессора.

Впрочем, эти мысли принадлежали уже Галке нынешней, а тогдашняя только млела от мстительного восторга, отдаваясь не по любви, а просто назло.

«Вот было бы здорово, зайди сюда отец! Так хочется посмотреть на его лицо в тот момент, когда он узнает, чем занимается его послушная скромница-дочь, которой так легко помыкать и которую можно перед всей группой выставлять дурой, которой можно указывать, кем становиться и кого любить. А с другой стороны, он и не заметит. Зачем? У него же теперь есть Туся. Его малышка, его гордость, живое доказательство его научных побед».

«Галка, неужели это в самом деле твои мысли, а не какой-то горячечный бред? Ты ведь так переживала, когда отец принимал решение о применении сыворотки. В больницу тебя не пускали, но ты передавала разные игрушки, сладости, общалась по нескольку раз на день по межсети. Да и что плохого тебе сделал отец?»

И словно ответом на вопрос следующее воспоминание перенесло их обеих обратно в тот же кабинет. Вот только его хозяин сидел на своем законном месте, доверительно, но строго глядя на кусавшую губы и мявшую подол платья старшую дочь.

— Ну, ты же уже большая девочка, ты должна понимать, что в балете достигнуть каких-то вершин тебе уже вряд ли удастся.

Каждое слово, кажется, вбивает новый гвоздь в крышку гроба ее надежд и чаяний.

— Ну, положим, ты все-таки поступишь в Академию танца, может быть, даже сумеешь ее ни шатко, ни валко закончить. Но что потом? Стоять всю жизнь в кордебалете, пятнадцатой вилиссой и десятым лебедем? Нет, ну, возможно, где-нибудь на Ванкувере или Сербелиане тебе удастся пробиться в солистки. Танцевать какой-нибудь па-де-катр^[24] или партию владетельной принцессы^[25]. Но что потом? Балетный век краток. Современная медицина, конечно, продлила молодость, но искания новых хореографов симметрично этому увеличили и нагрузки…

— Довольно! Я все поняла! Ты просто хочешь, чтобы я занялась твоей любимой вирусологией, а потом меня, как маму, похоронили в негашеной извести!

Эти слова выходят резко, даже чересчур. Подобных дерзостей она себе прежде не позволяла, но что делать, если у тебя на глазах разбивают твою хрустальную мечту, а потом еще всаживают осколки в тело и бередят открытые раны.

— Мама первая столкнулась с новым вирусом, которого еще не знала наука, и до того, как мне удалось составить описание, доказала его очаговую природу и причины его катастрофического распространения по всем планетам галактики, — пытается объяснить отец.

— Какая разница?!

Губы дрожат, от едва сдерживаемого гнева, слова слетают с них, точно шарики подшипников или стальные опилки, которые завистницы на школьном спектакле насыпали в пуанты их приме.

— Мама все равно умерла, а вакцины до сих пор нет.

— Мы работаем над этим, у нас пока еще слишком мало исходных данных. — терпению отца остается только позавидовать. — Ты же знаешь, большинство очагов располагаются на планетах Альянса, а змееносцы идут на сотрудничество очень неохотно. Я говорю о другом. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело и очень ценю то, что после маминой смерти ты взяла на себя заботы о сестре и обустройстве нашего дома. Но только одними домашними заботами жить нельзя, а выбор профессии — это всегда сложно. Просто в вирусологии или медицине я мог бы тебе помочь. Ну, разве это так сложно, просто подтянуть химию и биологию, а там занимайся балетом сколько душе угодно, и куда кривая выведет. Бери пример с Сашки Арсеньева: и олимпиады по химии выигрывает, и третью часть Лунной сонаты лучше многих профессионалов играет^[26], еще и по флаю разряд имеет. И как только все успевает?

И опять в сердце вспыхивает гнев. Ну, вечно он все испортит, ну, почему ее надо сравнивать со своими любимчиками. Конечно же, отец всегда мечтал о сыне, а Сашка — его свет в окошке, самый талантливый и перспективный ученик. Реакции решает в уме, когда музицирует, а сонаты, видимо, разучивает во время тренировок по флаю. Но она-то так не умеет. И что, ее за это надо убить? К тому же у Сашки нет маленькой сестренки, которая требует внимания, и целого дома, за которым тоже нужен присмотр.

Спустя годы она, наконец, поняла, что причина крылась в другом. Просто она все время чего-то боялась и видела преграды даже на ровном месте. А Феликс умело манипулировал ее страхами.

— Помочь по химии? Или ты и так уже все решила?

Тихий троечник с последней парты, заискивающе улыбаясь, заглядывает в ее планшет, на котором, конечно же, никакая не химия, а запись ее последнего провального выступления на конкурсе балета.

— Можно подумать, ты сам хоть что-то понимаешь? Ты же тоже последний тест провалил.

Хочется, чтобы в голосе прозвучало королевское высокомерие напополам с кокетством, а на деле опять получается глупая девчачья грубость.

Впрочем, Феликс, кажется, этого невзрачного паренька так зовут, не привык обижаться.

— С химией, это правда, у меня не очень, — обезоруживающе улыбается он. — Но это сейчас самая перспективная отрасль, даже не столько химия, а биотехнологии и генетика и, конечно же, вирусология. Я вот только не могу понять, у тебя же отец такое светило, на его лекции в нашем лицее приходят даже профессора из других вузов. Неужели он не может тебе это несчастное бензольное кольцо объяснить?

Ну, да, конечно, будто отец когда-то умел объяснять. Вернее, он, конечно, объясняет и, наверное, неплохо. Но таким, как Сашка, которые весь материал ловят просто на лету.

— А что ты там смотрела до того, как я подошел? Это же ты там танцевала? Я узнал, я видел, как ты выступала на концерте в лицее. Не припомню ничего более совершенного.

Даже не знаешь, как отнестись к таким комплиментам. Не хочется признаваться, но отец, увы, прав. Последний конкурс это красноречиво показал. Солисткой ей никогда не быть, а стоять в кордебалете или отрабатывать батман тандю^[27] со всякой мелюзгой — ниже ее достоинства. Вот только до химии и медицины ей, тем более, никакого дела нет. Как и до этого навязчивого парня. Но и прогонять его прочь почему-то тоже не хочется. Ей таких приятных вещей никто пока не говорил. Такие, как Арсеньев, ее не замечают, а те, кто попроще, робеют перед тенью отца.

— Ладно, давай попробуем решить тест по химии вместе, — примирительно предлагает она.

— Одна голова хорошо, а две лучше, — мигом соглашается Феликс. — Я тут, кстати, добыл вариант, который дадут на пересдаче. Вместе с ответами.

— Но ведь это нечестно.

— Почему. Половина класса так делает. К тому же, мы же сначала сами решим эти несчастные уравнения, а потом просто проверим.

Вот только вместо химии они весь вечер болтают о балете, вернее болтает она, а Феликс внимательно слушает и говорит такие приятные вещи, что начинает кружиться голова. А химия, ну, как-нибудь решится сама. Ведь есть же спасительный вариант. Ну, кто за время учебы ни разу не списывал? У Феликса на такие дела разработана целая система, и он ею охотно делится.

— Это будет наш с тобой маленький секрет, — заговорщицки ухмыляется он.

Первый в длинной веренице недомолвок и откровенного вранья. Вранья преподавателям, отцу, сестре, вранья самой себе. Но остановиться она не могла. Ведь так хотелось верить в то, что Феликс ее действительно любит. Уже в те годы он умел красиво ухаживать и предугадывать все ее желания. А потом их связала кровь.

— Хорошо хоть ты от меня не шарахаешься. Я уж думал, и ты поверила наветам. Не отвечала на письма, не выходила в межсеть.

Они сидели за столиком кафе, столкнувшись нос к носу на улице дорогих бутиков. Тогда эта встреча казалась случайной. После изгнания Феликса из лаборатории они не виделись уже более двух лет.

— Я пыталась писать, но ты сменил адрес, а твой канал оказался заблокирован.

Почему она оправдывается? В конце концов, он сам мог ее разыскать.

— Ты похорошела. И от поклонников, небось, отбоя нет. Впрочем, зная профессора, не удивлюсь, что он никого к тебе не подпускает. Он не выдал тебя там, часом, замуж за этого своего Арсеньева? Видел, кстати, его диссертацию. Впечатляет.

— Да куда уж Арсеньеву жениться. Он же женат на своей работе. Его теперь услали на задание в какой-то там Новый Гавр.

Какой бес ее дернул, подчеркивая свою значимость и осведомленность, ввернуть не особо и к месту название города, которое запомнила из случайно подслушанного разговора Вернера с отцом. А ведь она знала, что Арсеньев служит в разведке, и о его делах вне дома лучше не болтать.

Так она загнала себя в западню страха, а Феликс захлопнул крышку и держал ее на крючке долгих девять лет, обещая передать в штаб Звездного флота запись беседы в кафе, а также данные о том, что убийца, установивший взрывное устройство в лаборатории отца, имел ее биометрические параметры.

На самом деле, отношения к взрыву она не имела, да и тогда на Ванкувере даже не думала предавать сестру. Феликс ее саму выманил из госпиталя с помощью такой же нехитрой уловки, использовав голос Вернера. Только ее он встретил сам, когда она, поверив в историю про личный звездолет, словно последняя курица ринулась в квартиру собирать вещи, а за Ритой послал головорезов.

Эх, почему она сразу же после той жуткой истории в Новом Гавре не рассказала все хотя бы сестре. Рита в свои двенадцать лет, кажется, понимала в жизни больше, чем она в свои двадцать четыре. Всегда поддерживала и даже пыталась защитить, если отец был неоправданно строг.

Как же она радовалась, когда уже на Раване спустя несколько месяцев после своего позорного больше похожего на похищение бегства узнала, что Рите все-таки удалось выбраться с Ванкувера и не только самой выжить, но и спасти несколько тысяч человек. Но тут Феликс затеял эту изначально провальную аферу, пытаясь устроить брак Риты с доктором Карна, и ей снова пришлось притворяться и лгать, изображая видимость счастливой жизни. Феликс всегда был мастером иллюзий. Тем более, физического насилия он тогда еще не применял, мастерски уничтожая морально.

Побои и прочие унижения появились уже позже, когда, вернувшись с Васуки, он узнал про Арсеньева и статуэтки. Гардероб срочно пришлось пополнять строгими, закрытыми платьями, а на лицо накладывать дополнительный грим. Теперь же и этот этап жизни казался раем. Тогда хоть клетка выглядела золотой.

По крайней мере, Рита находится сейчас в безопасности, живет в почете и довольстве и ждет ребенка от любимого человека. Если только горькую участь вдовы при пока еще живом муже можно называть счастьем. Интересно, в этом далеком и прекрасном мире она вспоминает о сестре? Только память памяти рознь. Да и разве кто-то захочет лишний раз горевать о предательнице? Пословной пособнице безжалостного палача. И нет никакого способа искупить эту вину.

«Нет, Галка, ты ни в чем не виновата! Да и как я могу осуждать единственную сестру?»

Маска от костюма промокла от слез, они ручьями катятся из глаз, водопадами стекают по щекам на шею и грудь. Под ногами разверзается бездна или бурлит водоворот вспененной винтами мутной воды, в котором, перемолотые безжалостным молохом мелькают не изувеченные, разрезанные на части тела, но изуродованные судьбы.

«Галка, да как же ты могла? Почему позволила себя запугать? Зачем отгородилась стеной страхов и недомолвок? А помнишь, как ты пришивала завязки на мои первые пуанты? Как отрабатывала со мной не получавшееся фуэте и большой батман? Как выбирала платье на выпускной и украдкой плакала, что отец этого уже не увидит? Почему я ни разу не сказала тебе спасибо? Только принимала заботу, как должное, а когда подросла чаще огрызалась или повторяла за отцом слова упреков, не имея на то никаких прав…»

У соседнего стола из рук врача выпал набор инструментов.

— Довели людей, — проворчала полноватая акушерка, водружая зажимы, зеркала и щипцы на место и даже не пытаясь их хотя бы протереть. — Если работать по шестнадцать часов без перерыва, скоро и установок не понадобится. Доктора сами, не выходя из операционной, помирать начнут.

Однако, врач ее не слышала. Забыв про роженицу, она водила скрытыми под маской глазами по залу в попытке среди сотни безликих двойников или полусотни разрывающихся от крика масок боли отыскать сестру.

«Рита, ты? Да нет, это просто игра воображения! Горячечный бред выжженного усталостью сознания. Рита сейчас на Земле или на Сербелиане. Неужели она оттуда до меня дотянулась?»

«Галка, милая, просто поверни голову. Видишь у соседнего стола беременную акушерку? Это я. Я люблю тебя, Галка! И обязательно отсюда вытащу. А Феликс получит по заслугам».

(обратно)

XIX

«Рита, милая, что же они с тобой сделали?!»

В крохотном закутке, жалкой пародии на ординаторскую, где врачи тюремного блока проводили отведенные им для отдыха пять-шесть часов под аккомпанемент криков женщин из предродовой, Галка решилась подойти не сразу, потрясенно глядя на сестру. Тусю она узнала мгновенно: маскировка потихоньку сходила, да и существовали такие приметы, которые для родного человека не могли спрятать никакие тонны грима и ухищрения сотен косметологов. Однако шок от увиденного душил радость встречи.

«Рита, девочка моя! — беззвучно захлебывалась слезами Галка, так и не решаясь обнять. В присутствии свидетелей любые проявления чувств выглядели просто опасно. — У тебя же были такие красивые волосы. А лицо? С ним-то что за напасть?»

Туся замешкалась, не зная, что ответить. Эмоциональный порыв, побудивший ее открыться перед сестрой, сменила неловкость на грани настроженности. Она не знала, стоит ли говорить про маскировку, да и до какой степени Галке можно доверять. Хотя сестру пока не превратили в живую вещь со штрих-кодом на затылке, выглядела она едва ли не хуже некоторых пленниц. Программа вечной молодости, на которую подсадил ее Феликс, требовала регулярных процедур, да и переживания здоровья не прибавляли. На осунувшемся, сером лице багровели пятна свежих кровоподтеков. В окруженных преждевременными морщинами глазах читалась обреченность. Конечно, в минуту отчаяния она протянула Арсеньеву скальпель. Теперь за это жестоко расплачивалась. Насколько глубоко ее раскаяние, да и хватит ли у нее сил?

Галка истолковала молчание сестры по-своему.

— Пойдем! — решительно потянула она Тусю за собой. — Я знаю, где мы можем поговорить. Заодно и с племянником меня познакомишь. Своих детей у меня, скорее всего, уже не будет: побочный эффект программы «Вечная молодость». Да оно и к лучшему.

С этими словами она втолкнула сестру в крохотную смотровую, явно переделанную из санузла или подсобки.

— А теперь объясни хоть словами, хоть мыслями, как ты оказалась на Раване. Неужели пришла, чтобы спасти Его?

Туся без лишних объяснений кивнула.

— Бедная ты моя! — Галка все-таки приобняла сестру за плечи, делая вид, что помогает ей забраться на кресло. — Он больше всего переживал, что ты именно так и поступишь. Хотя даже предположить не мог, что ты придешь одна и таким путем.

Туся невольно улыбнулась. В самом деле, хотя Саша ее слишком хорошо знал, он всегда ждал от нее любых сюрпризов. Даже ее беременность, хотя оба ее желали, стала полнейшей неожиданностью, и это в семье биологов, которые могли с точностью сказать от кого их сын унаследует какие гены. Другое дело, что и в жизни Командора превратности судьбы и насмешки случая играли нередко роковую роль.

— Но ты понимаешь, что уже слишком поздно?! — Галка позволила себе повысить голос и тут же затравленно сжалась в комок. — Их так пытали! — ее голос сорвался всхлипом.

Туся почувствовала, как давно выкипевшие, сухие слезы горючей солью режут глаза. Галка все видела, а ей довелось почувствовать.

— Они все еще живы.

Эти слова, произнесенные в который раз, звучат уже как боевая мантра.

— Что ты собираешься делать? — обреченно спросила Галка, понимая, что увещевания уже смысла не имеют.

Чтобы не вызывать подозрений, она все-таки решила провести осмотр, и теперь с упоением выслушивала Олежкино сердце и разглядывала племянника на экране анализатора.

— Для начала мне надо попасть на фабрику.

Галка даже вздрогнула. Увлекшись, она на какое-то время выпала из реальности.

Если бы два года назад она не испугалась, воссоединение семьи Усольцевых могло бы состояться еще на Васуки. Но бремя вины за гибель Сопротивления в Новом Гавре разъедало Галку все эти годы, подобно раковой опухоли, а Феликс умело бередил затягивавшиеся рубцами каверны.

Туся думала, что сестра сейчас объявит ее сумасшедшей, станет убеждать и увещевать, но Галка, кажется, тоже понимала, что отступать им обеим некуда.

— Тебе, можно сказать, повезло. Из родильного отделения туда есть проход, от которого у меня сохранился ключ.

— Он настроен на твою биометрию? — на всякий случай спросила Туся.

— Зачем такие траты, — грустно усмехнулась Галка, отдавая ей свою маску и забирая арестантскую со штрих-кодом. — Наружу отсюда все равно выхода нет.

* * *

И вот уже операционные столы и родильные кресла сменили бесконечные ряды аквариумов, заполненных тягучим коллоидом и подсвеченных зеленоватым призрачным светом.

Конечно, Туся уже не раз видела установки энергообмена, работающие в режиме донорства. На корабле Шварценберга им с Наташей и Ленкой довелось наблюдать все стадии процесса превращения человека в сырье. Вплоть до трансформации плоти в зеленоватую слизь, сквозь которую проступают минерализованные кости — сырье для зеленых жемчужин, в первые годы энергетического бума пользовавшихся фантастической популярностью среди модниц Альянса. Впрочем, костные ткани тоже постепенно растворялись в коллоиде, неизменную часть которого составляла кислота. А ведь пиратам досталась всего одна установка, да и на шахте «Альтаир» неучтенную энергию вырабатывали не более пары десятков.

Центральная фабрика при Научном Центре «Панна Моти» обеспечивала энергией не только столицу с пригородами, но и целый промышленный регион. Поэтому цеха с биоректорами занимали несколько десятков этажей, возвышавшихся над городом и едва не вдвое больше уходящих в глубину. Завышенные цифры следовало подтверждать и какой ценой неважно. Корпорация, подобно уроборосу, по сути пожирала саму себя.

По данным, которые сумел добыть в дни своего «сотрудничества» Пабло, за годы энергетического бума население Альянса сократилось едва ли не на треть. Это вполне устраивало политиков, поскольку эффективно решало проблему занятости и социальных выплат. Однако вызвало недовольство военных, которым для продвижения программ экспансии и подчинения новых миров требовались солдаты и колонисты. Что же до самого населения, то его мнения никто особо не спрашивал. Кому придет в голову общаться с турбиной или тонной руды. Неслучайно какому-то психопату, возомнившему себя демиургом, вид сотен соединенных в стройную систему установок энергообмена напомнил жемчужное ожерелье, украшающее чешуйчатую выю хтонического демона. Что происходило внутри, его, похоже, не интересовало.

Даже проходя мимо аквариумов, в которых, отдавая последние ресурсы, медленно растворялись уже почти бесформенные куски заживо гниющей плоти и вывернутых из суставов костей, Туся видела очертания изломанных человеческих тел, слышала последние вздохи и хрипы, ощущала корчи агонии. А страдания недавно вступивших на мученический путь донорства воспринимались ею, как готовая захлестнуть гигантская волна.

Они были повсюду: мужчины и женщины, младенцы и старики, спрессованные в страшной давке, не позволяющей даже пошевелиться. А ведь им так хотелось расправить или выкашлять прочь изъеденные вирусом легкие, разодрать ногтями набухающие на коже пустулы, поджать к животу ноги, облегчив распарывающую внутренности резь.

Но выгнутые под неестественным углом кисти держали наручники: Корпорация не могла допустить, чтобы ее живые батарейки, обезумев от боли, свели счеты с жизнью, дотянувшись до горла или освободившись от катетеров и канюль. Лишенные опоры ноги безвольно бултыхались или скользили по стеклу. А болячки лопались сами, исходя гноем и выбаливая кавернами. Только расшатанные и обломанные зубы со скрежетом впивались в трубки канюлей в попытке высосать из равнодушного пластика хоть немного воздуха, а разорванные, пересохшие от лихорадки губы шептали слова проклятья и мольбы.

И крик, рвущийся наружу, замирал, запертый внутри. Введенные в трахею канюли не позволяли связкам сомкнуться, а пищевые трубки раз в несколько суток деловито забрасывали в измученные желудки антибиотики напополам с биомассой, синтезированной из костной муки и других непригодных для энергообмена останков предыдущих обитателей аквариумов.

Входя на «ферму», Туся думала, что попала в ад. Оказалось — там располагалось только его преддверие.

Она не пыталась подсчитать, сколько доноров вмещает каждый аквариум, помножить на число установок в каждом ряду, вспомнить количество цехов и этажей. Она просто чувствовала, как ее нейроны, словно вырастив мириады новых аксонов и дендритов, принимают и транслируют призывы о помощи и сигналы об избавлении. Ее тело пронизывали мириады невидимых игл гигантского морского ежа или полипа, охранявшего в сказке о Русалочке дорогу к логову ведьмы. А ее босые ноги вновь шли по ножам, но она принимала эту боль почти как благословление. Она копила ее в себе и почти не заслонялась.

Только вокруг Олежки создала плотный энергетический кокон. Когда-нибудь он научится сопереживать, но она сделает все от нее зависящее, чтобы страдания и потери обходили его стороной как можно дольше. Еще она помнила о необходимости сохранить ясность рассудка, хотя в степени своей вменяемости сильно сомневалась.

Она видела трубы, по которым в установки в дозированном режиме поступала кислота, и отмечала расположение клапанов реверсного хода и аварийного сброса. Она различала вмонтированные в основание каждого аквариума датчики системы самоуничтожения и пыталась, проникнув внутрь системы, понять, можно ли остановить или замедлить ее работу, если не удастся придумать какого-то другого варианта освобождения.

Кроме того, она отмечала перемещения всех сотрудников и дронов и улавливала их чувства и мысли. Все выполняли рутинную работу и думали о своем, лишь иногда проглядывая новостную сводку и размышляя, удастся ли кшатриям и брахманам договориться на этот раз. Мысли о том, что агенты Сопротивления могли пробраться на фабрику, не допускал никто, и Туся на этот счет почти успокоилась. Пока в погоню за ней не пустились, и ее появление в цехах не вызвало подозрений. Стерильный костюм с маской и Галкин ключ делали ее неотличимой от других работников цехов энергообмена.

Теперь дело оставалось за малым: отыскать Сашу и ребят, нащупать сознание каждого и сделать рывок.

Туся чувствовала, что сил ей сейчас хватит не только на то, чтобы у отдельно взятой установки обезвредить механизм самоуничтожения и отключить подачу кислоты. Она знала, что сумеет вынести с фабрики прочь не только любимого с товарищами, но и сестру. Она, правда, по-прежнему не очень представляла, где находится Вернер и «Луи Пастер», но, в конце концов, Эркюль обещал с ними связаться. Конечно, оставались еще другие доноры и женщины с «фермы». Но, если она сумеет отключить систему самоуничтожения, возможно, повстанцы сумеют их освободить.

Вот только чем дальше она переходила из одного цеха в другой, тем отчетливее осознавала: найти здесь кого-то, не зная точный номер этажа, ряда и установки, не легче, чем подбить корабль, совершающий переход по кротовой норе. Не просто так Сто пятьдесят четвертая и другие женщины даже не предпринимали попытки отыскать родных. И не только потому, что смотреть на искаженные болью лица и вывернутые едва не наизнанку тела не хватало никаких сил. Единая маска страдания делала обреченных почти близнецами, а ведь барсы, хоть их и не могли привить вакциной смерти, перед тем, как попасть сюда, пережили жестокие пытки.

Когда Туся, отыскав Галку, сопереживала ее исповеди, а потом радовалась и печалилась, после двух лет неизвестности, наконец, обретя сестру, Арсеньев деликатно решил не подсматривать, а потом, лишившись ее подпитки, видимо, просто потерял сознание. Он и так слишком долго ждал. И вот теперь Туся брела по бесконечному цеху, чувствуя себя ребенком, потерявшемся в лесу, или дикарем, заплутавшем в мегалополисе.

Она, точно радар или миноискатель, ловила волны чужих эмоций, натыкалась на обрывки воспоминаний, узнавала совершенно бесполезные для нее семейные секреты и даже криминальные тайны. Далеко не все доноры вели безупречную жизнь, некоторые попали сюда за дело. Хотя, конечно, в большинстве случаев тяжесть совершенных преступлений не соответствовала беспощадности наказания.

Туся видела бескрайнее белое, точно засыпанное снегом, поле на котором крестьяне или, возможно, даже рабы, подгоняемые надсмотрщиками с лазерными плетьми, вручную собирали хлопок. Именно из такого сырья делали дорогостоящие натуральные ткани, и ни одна модница, красующаяся обновой, ни один аранжировщик букетов не ведал, каким потом и трудом добыто сырье для приятных на теле тканей и красивые белые коробочки.

«Я его все-таки достал!» — содрогаясь от лихорадки, удовлетворенно усмехался работник плантации, едва ли не голыми руками задушивший свирепого надсмотрщика.

Залитое солнцем поле сменил вечный полумрак городских трущоб, расположенных на нижних ярусах большого города, куда никогда не заглядывало солнце. Посреди разгромленной комнаты с топором в руках застыла женщина. Она с отвращением и ужасом смотрела на обезображенный труп, простертый на полу в луже собственных мозгов и крови.

«Почему судьи мне не поверили? — беззвучно причитала преступница поневоле. — Почему отправили сюда? Я сказала правду. Если бы он успел первым, зарубил и меня и детей».

Следующая картина рисовала заводской цех и бездушную машину, перемалывающую кости руки. И какая разница, что инженер забыл предупредить об изменении в программе. За все травмы на производстве ответственность несли только работяги из низов. А протезирование и импланты — для них недоступная роскошь.

«Интересно, а мои родные уже получили деньги? — думал вмиг лишившийся средств к существованию калека. — Или контракт на донорство — сплошной обман. В любом случае, жене лишний рот кормить не придется. Вот только на что они с детьми будут жить?»

Помимо жертв обстоятельств и матерых преступников, сквозь мысли которых приходилось продираться, как через свалку токсичных отходов, среди тех, кто еще не утратил связь с реальным миром, оказалось немало повстанцев. Соприкоснувшись с сознанием бойцов, которые даже в бреду продолжали отстреливаться, посылая проклятья Корпорации и Легиону, Туся едва не обрадовалась, что, наконец, отыскала кого-то из барсов. Но вместо руин Ванкувера и травяных лесов Васуки она увидела лишь оранжевые джунгли и кутулухов, навьюченных плазменными установками.

Вооруженные трофейными скорчерами и кустарными импульсниками бойцы в разномастной броне остервенело пробивались к генераторам защитных полей, окружавших одну из фабрик «Панна Моти», а их товарищи с голой грудью, прикрытой лишь майками с портретами товарища Че и Махатмы Ганди, шли на плазменные установки.

«И все-таки мы их освободили! — уловила Туся размышления одного из бойцов. — Попасть в плен во время наступления, конечно, обидно, зато Сансара теперь под нашим контролем».

«И пускай не рассказывают байки, что в «Кобре» служат бессмертные демоны, — адресуясь невидимому собеседнику объяснял другой пленник, вспоминавший жаркую схватку уже здесь, на Раване. — Видели мы их без брони. И знаем теперь, какого цвета у них потроха».

«Почему сменные аккумуляторы подвезли так поздно? — сокрушался еще один повстанец, даже в коллоиде установки продолжавший гореть вместе со своим танком. — Если бы у нас не закончились боеприпасы, мы бы ни за что не сдали высоту».

«Первый-первый, нас окружили. Передаю свои координаты. Давайте ребята! Жгите этих гадов из плазменных установок!»

И в этой войне находились герои, готовые вызвать огонь на себя.

Но где же Саша? Почему она его не слышит? Пропускает через себя мысли и чувства тысяч страдальцев, но не может отыскать одного единственного. И где в безумном переплетении этого чудовищного клубка скрываются Пабло, Петрович и Дин?

И в этот момент ее слуха достигла музыка. Бетховен. Соната до диез минор «Лунная» третья часть.

«Нам легкие пути неведомы. Если уж сдавать выпускной экзамен, так надо, чтобы это выглядело достойно, несмотря на загруженность в Лицее и тренировки по флаю. А ведь мама, когда отдавала в музыкальную школу не верила, что он когда-нибудь освоит даже медленную первую. Экзамен уже завтра, и вроде бы все готово. Восходящие, точно взбирающиеся до самой горной вершины, арпеджио в правой руке на фоне октавных басов в левой, неистовство и отчаяние, воля к борьбе и скорбь утрат. Но только, как играть, когда сломаны все пальцы, а руки не могут даже пошевелиться, спутанные изоляцией в мутном коллоиде?»

«Саша, миленький!» — Туся почувствовала, как вся ее защита рушится, а глаза заливают слезы.

Почему ее любимый вместо того, чтобы играть сонаты, исследовать вирусы и лечить людей должен видеть кошмары в мутном мареве установки?!

«Рита… девочка моя… а я думал… ты…мне… приснилась».

Мысли Командора распадались даже не на слова или образы, а на едва подсвеченные эмоциями блеклые, слипающиеся друг с другом или, наоборот, неспособные связаться ассоциации. Но этого оказалось достаточно. Она нащупала сознание любимого, и этот якорь никакая сила не смогла бы открепить. Он врос в кору головного мозга, словно извечное Древо жизни, пустил корни в двух, даже трех сердцах, расцвел, точно Ванкуверский папоротник, и превратился в маяк, указующий дорогу к бухте надежды.

Туся едва сдерживалась, чтобы не перейти на бег или просто мгновенно не переместиться. Она не могла допустить, чтобы ее опрометчивость привела к запуску системы самоуничтожения. Арсеньев еще несколько минут подождет. Она чувствовала, что к нему возвращаются остатки воли и сил, более того, в какой-то момент поняла, что чувствует и остальных барсов.

Хотя Командору удалось как-то их добудиться, все трое находились почти в забытьи. Пабло блуждал по просторам межсети, и строки неисправного кода опутывали его, как тлетворная паутина, вгрызаясь в спину, там, где была содрана кожа. Дин пытался куда-то бежать на перебитых ногах. То ли, переживая гибель отца, опять пробирался через гибельное болото, то ли преследовал по пустоши пиратов. Петрович снова тонул, на этот раз пытаясь выбраться из превратившейся в ловушку шахты «Альтаир». Предчувствуя скорый конец, бравый старшина в трансформированном бредом варианте переживал свой последний бой.

«Ребята, держитесь! — заклинала Туся. — Саша, передай им, чтобы не смели умирать!»

Забыв об осторожности, она бегом преодолела несколько этажей. Барсов даже сейчас поместили на одном из самых нижних ярусов, чтобы в случае попытки освобождения этот уровень стал их могилой. Туся даже думать не хотела, сколько кубометров земли ей придется преодолеть. Знала точно, что справится, чего бы это ей ни стоило. Спустившись на нужный уровень и отыскав в ряду установку, она, сама себя не помня, застыла у бронированного стекла.

Конечно, Туся примерно представляла, что ее ожидает: глазами Арсеньева она видела достаточно, чтобы не питать никаких иллюзий, да и на доноров успела насмотреться. И все же, когда привыкшие к полумраку глаза различили в зеленой слизи очертания четырех нагих, изувеченных тел, а тусклый свет ламп осветил изуродованные почти до неузнаваемости, но все равно родные лица, она почувствовала, что ноги отказываются ее держать.

Саша. Она видела его в последний раз в зале суда, истощенного, окровавленного, но не сломленного. Дух его сохранял твердость и сейчас: когда он ее поддерживал, когда во время ее акушерской смены успокаивал и давал советы. Но в попытке одолеть эту неподвластную им силу Феликс и другие палачи превратили его тело в подобие попавшего под пресс неисправного механизма с выломанными шестеренками и торчащими во все стороны пружинами.

Вывернутые из суставов, иссохшие, как плети, руки изгибались уродливо и коряво. С выпирающих ребер свисали клочья кожи. Живот запал настолько глубоко, что сквозь него, кажется, просвечивал хребет. Перепаханная жуткими шрамами и швами грудь вздымалась судорожно и неровно. Половину лица скрывал соединенный с дыхательной и пищевой трубками намордник, громоздкий как ранний акваланг. Трубки катетеров, опутавших нижнюю часть тела казались даже толще изможденных, атрофированных ног с кажущимися огромными ступнями.

Разлепив заплывшие синяками веки, едва продираясь сквозь едкую слизь коллоида, Саша пытался ее увидеть.

«Ого, какой большой! — уловила Туся мысль любимого, когда он все-таки ухитрился разглядеть ее выпирающий даже в бесформенной робе живот. — Олежка, сынок. Жаль, что на тебе маска. Хотя все равно отсюда мало что видно. Глаза щиплет и контуры расплываются».

«Саша! Миленький! Потерпи еще чуть-чуть!»

Туся припала лицом к отрезвляюще холодному стеклу, пытаясь пробиться внутрь в безуспешной попытке излечить страшные раны, вернуть подвижность истощенному телу. И в тот момент, когда в безумном, безотчетном порыве она едва не отдала все накопленные силы на исцеление, не имеющее для доноров никакого смысла, на ее плечо легла чья-то тяжелая рука.

(обратно)

XX

— Рита! Ну, наконец-то! Еле тебя отыскал. Надо было сразу сюда идти, а не светиться, разыскивая тебя на «ферме». Хорошо Галка надоумила.

Хотя лицо Клода скрывала маска костюма бактериологической защиты, да и лицо в целях маскировки подверглось изменениям, старого друга, почти что брата Туся привыкла узнавать даже в закрытой броне по одному только отпечатку сознания. И как она его раньше не почувствовала? Видно, увидев Арсеньева, полностью выпала из всех слоев реальности.

— Как хорошо, что я успел тебя перехватить! — сбивчивой скороговоркой пояснял запыхавшийся барс, почти силком оттаскивая Тусю от установки. — Ты же нам всю операцию чуть не провалила!

Хотя в его голосе звучали облегчение и радость, в эмоциях ощущалась досада и даже гнев.

— Какую операцию? — жалобно спросила Туся, из последних сил вцепившись в спецкостюм Клода, чтобы не упасть.

Ноги в конце концов перестали ее слушаться. Внутри точно лопнула какая-то пружина. Усталость последних дней и напряжение, в котором она жила весь месяц своего нисхождения во ад, навалились разом, грозя похоронить под спудом бессонных ночей и невыплаканных слез. Воздуха не хватало, словно перекрыли клапан, снабжающий фильтры защитного костюма, или надели на шею удавку. Перед глазами все мутилось. Ряды установок удваивались и утраивались, превращаясь в бесконечный зеркальный лабиринт. А тут еще и Олежка решил, что с него хватит испытаний, и принялся пихаться в живот, словно просил его выпустить.

— Ну, я же обещал, что мы их вытащим, — с легкой обидой глянул Клод, показывая заветный ключ от установки.

— Мы столько готовились, — продолжал он, усадив Тусю на погрузочную платформу и вводя необходимые параметры на пульте управления. — Вернер подкупил должностных лиц, чтобы выправить необходимые документы, Ленка взломала систему безопасности «Панна Моти» и ввела мою биометрию, Слава разыскал Ларсена, тот нашел надежных людей. Даже музыканты Сережи Савенкова пошли на риск, приняв участие в этом фестивале только для того, чтобы Вернер мог посадить корабль в непосредственной близости от фабрики. И тут является Эркюль и сообщает, что Ванкуверская Жанна д’Арк отправилась в одиночный крестовый поход в сопровождении верного оруженосца и стаи мартышек. Ленка его чуть не убила. Особенно когда узнала, кто вам помог добраться до Раваны. Конечно, Шварценберг сейчас сотрудничает с повстанцами: он незаменим, когда речь идет о переброске контрабандного оружия, да и корабли Альянса берет на абордаж, так что профессионалы завидуют. Но он думает прежде всего о своей выгоде и сражается на своей стороне.

— Но ведь Командующий сказал, что Саша и ребята обречены, — виновато оправдывалась Туся, чувствуя, что еще немного, и она просто расплавится в своем спецкостюме от стыда.

Неужели своими спонтанными действиями она и в самом деле поставила под угрозу тщательно спланированную операцию? Едва не стала причиной гибели любимого и его верных товарищей?

— Мы и сами так вначале думали, — сбавив пыл, признал Клод. — Провал связного и перевод барсов в этот комплекс свел на нет несколько месяцев кропотливой работы. Просто чудо, что Командор в таком состоянии сумел достучаться до тебя, чтобы предупредить подполье. Хотя часть здешней агентуры мы все равно потеряли, — уже почти миролюбиво закончил он, отработанными, доведенными до автоматизма движениями постепенно отключая установку, в которой находились Арсеньев и барсы.

Когда он ставил на реверс подачу кислоты и вводил пароли, отменяющие запуск протокола самоуничтожения, Туся забыла, как дышать, готовая в любой момент создавать энергетические щиты и выламывать из стен провода и трубы, коли уж больше ни на что не сгодилась. К счастью, биометрия молодого барса не вызвала подозрения, и запрос на получение кода доступа система одобрила без проблем.

— Две недели ушло на восстановление прежних связей. Мы знали, что пленники все еще живы, но не представляли, как к ним подобраться, — продолжал Клод, с невозмутимым видом переводя установку в режим «замены сырья».

Несколько минут, пока система перезагружалась, показались Тусе десятком световых лет.

— Однако потом Вернер вспомнил про коррупцию, а также извечную борьбу кланов и каст в верхушке Альянса. Он сумел отыскать нужных людей, готовых помочь, конечно, не безвозмездно. Они нам добыли запрос на передачу Командора и ребят другому ведомству, а Ленка подделала электронную подпись одного из членов Совета директоров «Панна Моти».

— Но ведь это опасно, — подалась вперед Туся, осознав, что план Клода и Вернера такая же авантюра, как и ее «крестовый поход». — Обман может в любой момент раскрыться.

— Кто бы говорил об опасности, — фыркнул Клод, нетерпеливо переминаясь на месте и едва удерживаясь от того, чтобы не начать торопить систему. — Мы с самого начала знали, что идем на риск. Особенно, когда Командор не выдержал и решил ликвидировать Феликса. А я ведь уже почти подобрался к ним, узнал, в какой их содержат камере, договорился с охраной. С другой стороны, то, что Серый Ферзь выведен хотя бы на время из игры, нам только на руку. И без него хватает проблем.

Туся видела, как нелегко молодому барсу дается эта спокойная уверенность. Передвигая на голографической панели иконки и значки, Клод на самом деле балансировал над пропастью, цеплялся кончиками пальцев за край отвесной скалы. Любая неверно заданная команда, устаревший пароль или несовпадение биометрических данных могло стоить жизни не только ему, но и привести к мучительной гибели Арсеньева и барсов. Но иной дороги не существовало.

Наконец, прозвучал сигнал, означающий, что крышка открыта, и «сырье» можно вытаскивать: каким же безумием веяло от всей этой казенной терминологии. Тусино сердце пропустило удар, а потом забилось часто-часто, словно могло помочь разом перенести ребят под защиту бронированного корпуса «Луи Пастера» в спасительный и желанный медицинский отсек.

Мыслями Туся уже находилась там: разрабатывала комплекс мер реанимации и восстановления для каждого из освобожденных. Хотя импланты нового образца, которые Саше, наверняка, понадобятся, пока не восстановятся его собственные легкие, вводились через ноздри и раскрывались уже непосредственно внутри грудной клетки, без полостной операции, похоже, не обойтись. Надо извлечь поврежденный осколками ребер протез, который худо-бедно поставлял ему кислород все полгода плена, да и выжженные плазмой ребра нарастить бы неплохо. А насколько обширны и тотальны повреждения у остальных, Туся просто не представляла.

— Да куда ты лезешь?! Родить что ли решила прямо здесь?! — сердито рычал Клод, пока она пыталась помочь ему вытащить из тягучего коллоида и устроить на платформе тяжелое безвольное тело Командора.

Хотя Саша находился в сознании, на то, чтобы двигаться, сил ему не хватало. Впрочем, едва Туся наклонилась к нему с портативным анализатором и аптечкой, он попытался приподняться, чтобы дотянуться до ее скрытого маской лица или дотронуться до живота.

Конечно, Туся понимала, что теряет драгоценное время, и любимому сейчас нужнее инъекции обезболивающего и кислород. Но как она могла оставить безответным призыв окровавленных, изодранных губ, движение опухших, искореженных рук, которые, едва освободившись от наручников, попытались ее обнять, несмотря на боль, причиняемую каждым движением. Туся в ужасе отмечала разливающуюся под кожей правой руки жуткую черноту некроза. Ошейник она решила оставить. В крайнем случае это варварское приспособление можно будет использовать в качестве кардиостимулятора.

— Сашенька, милый, потерпи еще чуть-чуть, — заклинала она любимого, приподняв маску и приникая поцелуем к распухшим, перепаханным застарелыми рубцами губам, потом бережно кладя его голову к себе на колени, чтобы он мог услышать, как в ее утробе ворочается их маленький сын.

— Рита… девочка моя… Олежка, — выбивая зубами частую дробь, еле слышно шептал Арсеньев и мучительно щурился, пытаясь ее разглядеть.

Туся обливалась под маской слезами, поскольку не могла сразу исцелить, не имела возможности даже толком согреть и если не заживить раны, то хотя бы смыть с иссеченной лазерными плетьми кожи едкий коллоид. Пока Саша общался с их малышом, она все-таки подключила его к аппарату искусственного дыхания, потом глянула на данные анализатора и пришла в ужас.

— Саша, да как с такими повреждениями ты до сих пор жив? — чувствуя, что ее тоже трясет, как при синдроме Усольцева или малярии, задавала она бессмысленный вопрос, пытаясь взять себя в руки, чтобы сгоряча не переусердствовать с дозой обезболивающего и других препаратов, способных до прибытия на корабль поддержать жизнь в измученном теле.

В это время Клод надрывался, вынимая из установки Петровича, Пабло и Дина. Хотя он сумел добыть погрузочную платформу, дронов к ней не прилагалось: в нынешние тяжелые времена Корпорация экономила буквально на всем. Конечно, Арсеньев и остальные за время всех своих мытарств потеряли не менее половины нормального веса, плотный коллоид просто так доноров не отпускал.

— Сейчас, ребята, вы уж простите, что мотаю вас, как ветошь, — в тон Тусе приговаривал Клод. — Ну, не получилось у нас провести на фабрику еще и Славку с полковником Такеши. А уж как оба рвались в бой, точно на свидание. Капеэсэс ради соответствия легенде даже проштудировал несколько учебников по вирусологии и энергообмену. Хотя операторам установок обычно достаточно знания элементарного порядка действий.

— Мать вашу… Какого еще хрена им надо? Куда нас еще тащат? — хрипел Петрович, пытаясь брыкаться и едва не скатившись с платформы вниз.

— Да свои это, свои, — из-под маски искусственной вентиляции успокаивал его Арсеньев, наблюдая, как Туся оказывает помощь старшине.

— И в самом деле свои, — удивился Петрович, узнав голоса друзей. — Девочка наша… Зачем же ты, дурочка, с пузом-то сюда прилетела? И Клод. Где ж его раньше носило?

Зрение у него, как и у Командора, после установки еще плохо фокусировалось. Из-за недостатка воды, которой едва хватало, чтобы напоить пленников и сделать несколько глотков самой, пришлось воспользоваться влажными полотенцами из аптечки, чтобы коллоид не разъедал спасенным глаза.

–¡Mierda! Опять плети? Я не выдержу! — это уже на свое освобождение отреагировал Пабло, который тоже, конечно, уже не верил, что их пытаются спасти.

Любое движение причиняло ему жгучую боль, вызывавшую спазм сосудов и заставлявшую исторгать содержимое желудка, в состоянии хронического голода состоявшее сейчас из крови и желчи.

— Ну что там? — глянул на экран анализатора Клод, устроив оператора сети таким образом, чтобы не травмировать спину, из которой действительно был вырезан изрядный кусок кожи, по форме напоминающий эмблему подразделения «Барс».

— Надеюсь, хуже уже не будет, — отозвалась Туся, продолжая предпринимать меры по стабилизации состояния пленников. — Всем троим, а, вернее четверым требуется оперативное вмешательство и долгое восстановление.

— На «Луи Пастере», конечно же, имеется все необходимое, — успокоил ее Клод, который видел, что лекарства уже начинают действовать.

Сведенные болью лица постепенно разглаживались, дыхание, насколько это возможно, выравнивалось, рефлексы возвращались к норме.

— Но нам еще надо выбраться отсюда, — напомнила Туся.

— Главное, успеть до того, как военные пойдут на штурм, — отозвался Клод, осторожно вытаскивая Дина так, чтобы не травмировать его перебитые ноги.

— Что значит на штурм?

У Туси внутри все похолодело.

— Военные в конце концов испугались, что к власти придут шудры или вообще неприкасаемые, к которым они причисляют всех чужеземцев, включая и нас, — как о чем-то совершенно очевидном пояснил Клод, запуская процесс очистки установки и разворачивая платформу, чтобы покинуть цех. — Кшатрии решили присоединиться к восставшим. Операцию на фабрике они планировали начать как только мы ее покинем.

— Но здесь же десятки и даже сотни тысяч человек! — в смятении озирая ряды аквариумов, воскликнула Туся. — Доноры, женщины с «фермы», младенцы, которым я помогала появиться на свет!

Тусины щеки снова пылали от стыда. Встреча с Клодом, возможность без ухищрений псионики обнять Сашу, необходимость облегчить страдания любимого и его товарищей вытеснили куда-то на задний план мысли об остальных узниках «Панна Моти», которые взывали о помощи и которых она поклялась спасти.

— Мы и так слишком рискуем, — покачал головой Клод. — Если мы попытаемся освободить еще кого-нибудь, сработает система самоуничтожения. А нам еще надо вытащить твою сестру. Второй раз я ее на произвол судьбы не оставлю.

— Систему самоуничтожения я могу отключить! — почти что взмолилась Туся.

— Каким образом?

— Таким же, которым переносила вас на платформу и создавала энергетический щит на Васуки.

— Возможно, Ленке и другим операторам все же удалось взломать код активации, и пленников удастся освободить во время штурма, — Клод перешел к уговорам. — Если нет, обсудим твой вариант. Давай только сначала выберемся отсюда.

И в это время в тишине цеха прозвучал сухой, лающий смех, сопровождаемый издевательскими аплодисментами. И смоделированный программой-симулятором, но от этого не утративший свою слизкую елейность голос Феликса с ледяной вежливостью спросил:

— Далеко ли собрались, коллеги? Неужели вы забыли, с фабрики «Панна Моти» для доноров выхода нет.

Серый Ферзь, словно царь Кощей на троне из костей, опутанный проводами системы жизнеобеспечения, восседал на кресле-экзоскелете, взгроможденном на антиграв. Майло и еще трое громил в броне Легиона, но без шлемов, стояли по краям платформы, взяв Тусю и Клода на прицел. Возле кресла своего нового шефа держался Рик, на коленях перед которым простерлась зареванная Галка. Намотав на кулак ее волосы, пират приставил к ее затылку дуло импульсника.

— Ты можешь создать над нами энергетический купол? Я попытаюсь проскочить? — в смятении глянул на Тусю Клод, демонстративно делая вид, что убирает руки с пульта управления платформой и поднимает их над головой.

«У них моя сестра», — не тратя время на слова, послала ему мысленный импульс Туся.

«Да и двери наверняка заблокированы», — также беззвучно добавил Командор.

— И кто ж это к нам пожаловал? — продолжал издеваться Феликс, явно наслаждаясь своим эффектным появлением.

Выглядел он, впрочем, сейчас немногим лучше барсов да и говорил только благодаря устройству ввода, улавливающему малейшие колебания поврежденных связок и движение бескровных губ.

— Неужели сама Маргарита Усольцева? Можешь не снимать маску. Твой кариотип я ни с каким другим не спутаю. Штрих-код, знаешь ли, удобная штука, помогает быстро найти не только нужную единицу сырья, но и биоматериалы. Пускай даже обладательница серийного номера шарится непонятно где по казематам, вместо того, чтобы просто по-родственному зайти на огонек.

Туся задохнулась от слез возмущения и бессилия. Как? Каким образом он ее вычислил? Неужели, в состав краски, которой маркировали женщин на «ферме», входили какие-то компоненты, облегчавшие слежку? Чтобы допущенные к работе в борделе не попытались бежать. Или же, выжигая номер лазером, им все же вживляли микрочип?

Феликс удовлетворил ее любопытство.

— Я-то сначала подумал, что это моя дуреха, — он указал на Галку, — намылилась подельников проведать. Вот ведь, курва бесстыжая! — проговорил он с ненавистью, растягивая каждое слово, словно вытаскивая лебедкой кишки. — Военных преступников ей жалко. Ублюдков, нагулянных шалавами с «фермы» невесть от кого — не смей трогать. А родного мужа по горлу скальпелем — это пожалуйста! И ведь того не смекнула, серость бездарная, что ключ — это не просто пропуск, а своего рода маячок, позволяющий отследить перемещение каждого из сотрудников. Послал ребят проверить, куда эту инициативную дуру опять понесло, а тут, оказывается, к нам такая важная гостья пожаловала. И, можно сказать, через задний ход!

Теперь Туся опять горела от стыда. Как она не догадалась, что ключ — это очередная ловушка. А она-то радовалась возможности попасть внутрь.

— И какое брюхо отрастила! — мучил связки и программу Феликс, с явным злорадством оглядывая ее многострадальный живот. — Поздравляю! Надеюсь, мой племянник унаследует твои уникальные данные, а не набор мусорных генов своего отца. Будет интересно за ним понаблюдать, конечно, при условии, если ему удастся появиться на свет, — закончил он с кровожадной улыбкой.

Бедная Галка дернулась, чтобы заткнуть его поганый рот, но получила аккумулятором скорчера по затылку. Туся примерялась, насколько мощным должен быть энергетический импульс, способный остановить сердце негодяя и взорвать его мозг, но ее остановил Арсеньев:

«Погоди, нечего тратить на эту гадину силы. Лучше создай энергетический щит вокруг сестры. Ты же сможешь по моему сигналу перетащить ее с платформы на платформу?»

«Что ты задумал, Саша?»

«Этот недоумок остановил свой драндулет прямиком под краном аварийного сброса кислоты. Грех не воспользоваться таким шансом».

Туся не верила собственным мыслям. Она боялась повернуться, но боковым зрением все же видела, что Арсеньев и Пабло, кое-как притянув к себе пульт управления установкой, пытались войти в систему, используя данные, которые ввел Клод. К счастью, Майло с Риком и другие громилы их воспринимали отработанным материалом, сырьем для установки и не принимали в расчет, наставив дула импульсников исключительно на Клода. А Феликс, словно тетерев на току или раздувший зоб фрегат, просто ничего кругом не замечал, упиваясь собственным ядом. Хорошо, что убивать он умел только традиционными способами и желательно чужими руками.

— А кто ж у нас такой отважный спаситель? — повернулся он теперь к Клоду. — Я бы предложил тебе снять маску, но, думаю, это не поможет. Вы, шпионы Содружества, внешность и биометрию меняете, как одежду. Дай, попробую отгадать. Вернер для таких дел уже староват, да и худосочный он слишком, чтобы доноров из коллоида тягать. Супружник мадам Онегин, конечно, готов на любой кипеж, и даже голодовка ему нипочем, но у него нет достаточной квалификации для проведения процедур энергообмена. Тогда остается наш несостоявшийся утопленничек. Какая будет потеря для рода Херберштайн! Хотя каким боком к нему прикипел щенок из пригородов Нового Гавра, ума не приложу?

И охота ж этому психопату воздух сотрясать. Впрочем, Серый Ферзь в силу своего ничтожества всегда утверждался, только унижая других.

— Это ж надо до такого додуматься! — Феликс картинно заломил поддерживаемые экзоскелетом руки. — Взломать систему и подделать подпись члена Совета Директоров. Конечно, у Вернера всегда хватало связей и денег, это только мне везде приходилось пробиваться своим упорством. Но тут вы, милые, просчитались. Вся информация о работе установки, которую мы приготовили для моего одноклассничка и его дружков, идет сразу ко мне, и я еще не настолько немощен, чтобы за своей законной добычей не уследить. Я сразу же связался с достопочтенным коллегой Шурпанатхой Вармой, и он подтвердил, что никакого разрешения не подписывал.

Теперь уже пришла очередь Клода давиться досадой и разочарованием от того, что план, казавшийся безупречным, в самом зародыше был обречен. Туся едва успела поставить энергетический щит, предостерегая молодого барса от необдуманных действий. К этому времени она уже защитила плотным коконом Олежку и Сашу с барсами и теперь плела такой же кокон вокруг Галки, воздвигая усиленную преграду между дулом импульсника и ее головой и аккуратно высвобождая ее волосы из хватки Рика.

Она уже почти подготовилась к тому, чтобы по сигналу притянуть сестру к себе так, чтобы и Галка, и она сама и барсы остались невредимы, когда аквариумы цеха завибрировали от эха далекого взрыва.

Клод едва не бросился грудью на скорчеры. Фабрика превращалась в настоящую западню, наподобие дока в Новом Гавре.

— Не понимаю, как это могло произойти? — в отчаянии проговорил он. — Мы же договаривались, что штурм не начнется пока мы не вернемся.

— Может быть, Вернеру доложили о нашем провале? — предположила Туся, вслушиваясь во все нарастающий гул канонады.

Что творилось наверху, она даже боялась представить. Впрочем, защищавшие фабрику щиты пока, кажется, держались: установки работали в штатном режиме.

— Но не так же быстро! — простонал Клод. — Они же словно заранее знали. Союзнички, мать их!

«Договариваться с верхушкой Альянса — то же самое, что играть в жмурки с дьяволом», — уловила Туся мысль Арсеньева, который изнывал от тревоги и нетерпения, пока Пабло непослушными пальцами копался в коде.

Туся не совсем к месту вспомнила их самый первый разговор, когда Командор, расположившись под брюхом искореженной машины, сравнивал дочь своего учителя с героинями Гете и Булгакова. Туся подумала, что, к сожалению, похожа на обеих Маргарит. Пожертвовала ребенком и заключила сделку с тьмой, чтобы спасти своего Мастера. Но бездна никогда не выполняет условий договоров, ибо ложь — это сама ее суть.

Судя по тому, насколько безмятежно продолжал улыбаться Феликс, он гораздо лучше Клода знал об истинных намерениях кшатриев:

— Ну, надо же, тугодумы из «Кобры» все же решились на этот штурм, — с легким удивлением констатировал он. — В самом деле, если не в силах остановить хаос, надо попытаться его возглавить, а потом обвинить повстанцев в массовой гибели людей. Даром, что доноры изначально обречены. Жалко, конечно, оборудования, да и сырья столько пропадет зря, но технология у нас запатентована, и есть разработки по программе «Универсальный солдат». А тут еще такой подарочек в виде самой дочери профессора Усольцева. Одно слово, можно жить.

Он просто упивался своей непотопляемостью, забывая, что даже для той дурнопахнущей субстанции, которой он сейчас исходил и которая обычно не тонет, существует кнопка смыв.

Феликс прислушался к все усиливающейся вибрации, которая стала ощутимо настолько, что даже доноры начали испуганно биться в стекла, точно оглушенные рыбы, пытающиеся выбраться, и тон его утратил благостность.

— Вот что я тебе скажу, девочка, — повернулся он к Тусе. — Давай-ка побыстрее переходи на мою платформу, и пора отсюда убираться. Так уж и быть, я позволю тебе родить моего племянника, а его дальнейшая судьба будет полностью зависеть от твоего поведения. Я по-прежнему лелею надежды с помощью выгодного брака войти в элиту Альянса, поэтому эта бесплодная смоква, — он пренебрежительно указал на Галку, — до сих пор жива.

Туся застыла в замешательстве, не зная, как реагировать. Она понимала, что нужно потянуть время, дав Саше и Пабло выполнить задуманное. Но у Феликса по этому поводу имелись совсем другие соображения. Генераторы защитных полей фабрики все-таки не выдержали, и система самоуничтожения уже начала отсчет. И буквально в тот момент, когда раздался первый звук сирены, Арсеньев все также мысленно задал долгожданный вопрос:

«Ты готова?»

Что произошло дальше, ни Галка, ни Клод разглядеть и понять не смогли. Для Феликса и его спутников это тоже осталось загадкой, вот только времени на ее разгадывание никто не дал. В тот миг, когда Туся, безжалостно укоротив Галкины волосы почти наполовину, притянула сестру к себе, сработал аварийный сброс, и на головы Феликса, Майло, Рика и остальных легионеров обрушились сотни баррелей концентрированной кислоты.

Конечно, броня легиона на дальнем расстоянии защищала даже от высокотемпературной плазмы, но линзы шлемов, которые пираты и их подельники не успели закрыть, сделали их полностью уязвимыми, только усилив их мучения. Экзоскелеты превратились в дырявые резервуары, из которых на платформу и на пол стекала уже не только кислота, но и растворенные в ней ткани тела.

У Феликса же просто не было шансов. Его плоть полностью исчезла в течение нескольких минут, которые сопровождала жуткая агония. Туся увидела его сползающее оплавленной массой лицо, вытекающие из орбит глаза, услышала исполненный боли и ужаса нечеловеческий крик, и только крепче прижала к себе сестру, боковым зрением отмечая, как Арсеньев и Пабло со спокойным удовлетворением откинулись обратно на платформу.

— Извини, Малыш, что отняли у тебя месть, — прошептал Командор, бросив прощальный взгляд на установку, в которой должна была закончиться его и барсов жизнь.

— Ходу, Малыш, ходу, — торопил Петрович Клода, который не сразу сообразил, что препятствие устранено и нужно все-таки попытаться выбраться наружу.

Галка, которая, как ни странно раньше вышла из ступора, подняла пульт и теперь пыталась открыть двери. Но протокол системы самоуничтожения предусматривал блокировку всех затворов и реагировал лишь на биометирию высокопоставленных сотрудников. Галка и Клод не имели такого уровня доступа. Впрочем, для Туси закрытые двери стали не большим препятствием, чем задраенные переборки отсеков десантного корабля. Она их разбила вдребезги, точно фарфоровое блюдце. Ведь рядом с ней находились самые близкие и родные люди, и их требовалось во что бы то ни стало спасти.

Вот только в какой-то миг она почувствовала, что незримая сила не позволяет ей покинуть готовый стать их могилой цех. Доноры, боль надежду которых она использовала как строительный материал для защитных щитов и таранов, тянули к ней скованные руки, их беззвучный крик разрывал ее душу. Пускай аварийный сброс предельно уменьшил давление кислоты в трубах, система самоуничтожения неумолимо вела обратный отсчет, и для доноров, даже если бы они исхитрились как-то выбраться из коллоида установок, из-за вероломства военных не оставалось ни единого шанса спастись.

И все же, обреченные, медленно умирающие от удушья, скорчившиеся от боли и лихорадки, они хотели жить. Туся ощущала эту упрямую волю почти физически. Она слышала не только тех, кому довелось оказаться в соседних установках с барсами и Командором. Она чувствовала отчаяние пленников, заблокированных в нижних цехах, смертельный ужас узников секторов на поверхности: их сейчас безжалостно утюжили из плазменных установок. Она улавливала волны паники, в которой запертые в бараках женщины метались по узким коридорам, даже в последний миг лишенные возможности обнять своих детей, заходившихся криком в оставленных без присмотра каталках и кювезах. Она запомнила отпечаток сознания каждого из малышей, родившихся в ее смену. Слышала мольбы, с которым обращалась к небесам Урмила и ее подруги по несчастью.

Ей не было дела только до сотрудников и надзирателей, которые спешно пытались покинуть здание. Тех, кого не накроют плазмой, убьют повстанцы. Остальные предстанут перед судом или попрячутся в крысиных норах. Ее волновала только судьба узников вне зависимости от того, кто и как сюда попал и какую вел прежде жизнь.

Туся ощутила прикосновение сознания всех и каждого, кто еще оставался в живых. Создала плотный купол вокруг платформы, на которой находились ее друзья и близкие, проверила, насколько надежен кокон, в который запеленала Олежку, и потянула.

Она не могла сказать, мчалась ли она по коридорам или летела с этажа на этаж, прямо сквозь бетонные конструкции, стены и перегородки. Здание рушилось, проваливаясь в тартарары. Со звоном разбивались аквариумы установок, хлюпал и чавкал, вытекая, коллоид, скрежетали ребра жесткости, ревел охватывающий здание огонь, все остальное рвалось и грохотало. И среди этого хаоса плыл огромный белый шар, разраставшийся быстрее снежного кома. Во всяком случае именно такой образ происходящего вокруг запечатлелся в сознании Туси. Она выхватывала людей из-под обломков, вынимала из горящих руин, удерживала на краю разверзающейся бездны. И спасенные не только не тормозили полет, но давали ей дополнительные силы.

Туся, правда, точно не знала, насколько жива сама. Временами ей казалось, что она уже утратила плоть, превратившись в чистую энергию, точно Сема-ии-Ргла, и потому может, подобно частицам тепла или света, диффузировать в воздухе или в единый миг несколько раз обогнуть планету. Только пуповина, которая ее связывала ее теперь не только с Олежкой, но также тянулась к Саше, Галке, барсам и всем остальным, имена которых при входе на фабрику заменил серийный номер и штрих-код, напоминала о необходимости довести начатое до конца.

Она заметила Славу, Эркюля и полковника Такеши, которые пытались в отчаянии прорваться за оцепление, увидела Ленку, Вернера, Сережу Савенкова и Семена Александровича, с окаменевшими лицами взиравших на столб пламени, вздымавшийся над рушащейся фабрикой. Потом разглядела поле космодрома, на котором ожидали старта «Гризли» «Луи Пастер». Там безболезненно сумеют поместиться несколько тысяч человек. Если все получится, Вернер и его команда должны справиться. Только бы хватило антивакцины. А полет продолжался…

(обратно)

XXI

А полет продолжался. Ухала канонада, надрывалась сирена, кричали перепуганные женщины. Вот только почему-то разрывы звучали как-то отдаленно и даже миролюбиво, да и не женщины это визжали, а верещали мартышки. И, конечно, откуда взяться сирене на рушащейся фабрике. Она замолкла еще когда прорывались с нижних этажей. Да и не сирена это вовсе ревела, а тихонько попискивала система жизнеобеспечения.

Туся открыла глаза. Она лежала в залитой солнечным светом просторной комнате, а если точнее, своей спальне в поместье на Сербелиане. Вдали мерно переваливал волны океан, на затененной виноградом террасе резвились мартышки. Комната выглядела не только уютной, но и обжитой, только количество медицинского оборудования, дронов и лекарств вызывало беспокойство.

Стало быть, они уже вернулись? Пролежать месяц в беспамятстве — не самая высокая цена. Знать бы только, что получилось. Выпростав из-под сияющего белизной крахмального пододеяльника оказавшуюся неожиданно тяжелой и неподатливой правую руку, Туся потянулась к лицу. На ощупь оно больше не казалось одутловатым и опухшим, а вот волосы для месяца как-то чересчур отросли. Сантиметров на десять не меньше.

Зеркало с подиума, услужливо развернувшееся в ее сторону, подтвердило ее предположения. От маскировки не осталось и следа: губы, щеки и нос вернули прежний вид, припухлость возле век тоже ушла. Вокруг глаз, правда, теперь залегали глубокие тени, а кожа выглядела бледной, да и щеки с висками слегка запали. Зато волосы падали на лоб и со сна топорщились в разные стороны.

Потом, Туся увидела свое тело, скрытое мягким одеялом, и поняла, что главные изменения произошли не с лицом и не с волосами. Все больше приходя в ужас, она ощупала другой рукой живот. Так и есть. Глаза ее не обманули. Плоский и пустой, с мягкими складочками растянутой кожи и атрофированными от долгой неподвижности мышцами.

Олежка! Где он? Что с ним? Неужели ее безумный рывок стоил ему жизни? А остальные? Саша, Петрович, Клод, Пабло с Дином? Ее бедная сестра и тысячи узников фабрики? Неужели, попытавшись вытащить всех, она погубила даже самых близких? А если Вернера и ребят опередили военные?

Но тогда почему ее грудь набухла молоком? Не без труда оглядев комнату (попытка приподнять голову окончилась головокружением), Туся заметила забранный сеткой манеж с разбросанными погремушками, стол для пеленания, на которым лежал початый набор подгузников и пеленок, и детскую кроватку со свежей постелью.

И в этот момент до ее слуха из сада донесся плач. Плакал младенец нескольких месяцев от роду. Точнее она определить бы не могла. Все-таки педиатрия не являлась ее специализацией. Плакал не жалобно или испуганно, а настойчиво и требовательно, как человек, знающий, что ему положено и намеренный получить это немедленно.

Да он же просто хочет есть!

Туся, начисто забыв, что по непонятной причине не может пошевелиться, едва не соскочила с кровати, желая скорее приложить сына к груди. Вероятно, она бы так и упала, или ее подхватили бы готовые в любой миг прийти на помощь внимательные дроны. Но тут плач на какое-то время прервался, и она различила мужской голос, тот самый, который долгих полгода не чаяла услышать в мире живых.

Арсеньев увещевал сына теми же интонациями, которыми обычно успокаивал ее.

— Ну, ладно тебе, Олежка, потерпи еще чуть-чуть, — приговаривал он. — Все-таки всего два часа назад ты ел пюре. Зачем так скандалить? Видишь, мы уже почти пришли. Сейчас мама тебя покормит.

«Мама». Саша произносил это так спокойно и привычно, будто они вместе воспитывали долгожданного первенца уже не один месяц.

Хотя Туся видела любимого по ее представлениям совсем недавно, как ей казалось, буквально вчера, когда он поднялся на террасу и вошел в комнату, она не поверила своим глазам.

Саша выглядел совершенно здоровым. Таким, каким она его помнила до плена. Разве что мышцы пока не обрели прежнюю рельефность, и на загорелой коже прибавилось светло-розовых или белесых отметин, оставшихся от жутких рубцов. Сколько же времени прошло? За месяц подобные чудеса не случаются. Туся помнила, как долго и непросто приходила в себя после пыток Ленка. А ведь Саше требовалось не только восстановить кости, но и легкие новые нарастить.

На руках, которые двигались плавно и мягко, Арсеньев держал самого дорогого для них обоих малыша. Еще издали, увидев покрытую мягкими светлыми волосиками макушку с не до конца заросшим родничком, маленькие ручки и брыкающиеся ножки в перетяжечках, Туся замерла, задохнувшись от восторга. Олежка! И Саша.

Она хотела окликнуть их, но у нее получился едва слышный писк. Впрочем, и этого хватило. Арсеньев поднял голову, встретился с ней взглядом… и окаменел, пытаясь нащупать спиной дверной косяк, чтобы не упасть. Сына при этом он судорожно, почти рефлекторно, прижал к себе, словно боялся уронить. В следующий момент он уже стоял возле ее кровати, недоверчиво глядя на нее.

— Саша… Олежка… живые! — лепетала Туся, не понимая, почему язык заплетается, и слова выходят более невнятными нежели у барсов, когда их вынимали из установки.

— Рита, девочка моя… — В Сашиных глазах что-то влажно блестело. — Неужели ты и вправду вернулась?

Поскольку Олежка по-прежнему настойчиво требовал еды, Арсеньев привычным, отработанным движением положил малыша на постель и, повернув Тусю на бок, бережно выпростал из сорочки ее грудь. Удовлетворенный Олежка с причмокиванием взялся за сосок, извечным движением всех младенцев и детенышей помогая себе рукой.

Это ощущение оказалось таким необычным, наполненным такого смысла, что Туся не выдержала, расплакалась.

— Ну, будет, будет, — теперь уже ее успокаивал Арсеньев, нежными, невесомыми поцелуями смахивая слезы с ресниц.

Он обращался с ней более бережно, чем с прабабушкиными фарфоровыми балеринами. Будто от малейшего прикосновения она могла рассыпаться или растаять.

— Саша, любимый! — Туся потянулась к нему в почти безуспешной попытке ответить на ласку.

Когда их губы соприкоснулись, Тусе показалось, что ее пронзила молния. Время остановилось или потекло вспять. Она слишком хорошо помнила их прошлый поцелуй с привкусом крови и боли. Тогда разорванные, исполосованные шрамами губы любимого едва могли пошевельнуться, чтобы ответить. Теперь сил и воздуха не хватало уже у нее. Когда система жизнеобеспечения сочла, что ей необходим кислород, Саша виновато отпрянул, с явным беспокойством глядя на экран.

— Рита, милая, — бормотал он невнятно, растерянно переводя взгляд с Туси на умиротворенно сосущего молоко Олежку, и голос его предательски дрожал.

Когда Туся прикоснулась к его лицу, пытаясь еще раз убедиться, что не грезит, из горла Арсеньева вырвался всхлип. Опустившись на колени, он зарылся лицом в ее одеяло, придерживая сына одной рукой. Его плечи судорожно вздрагивали. Туся гладила его отросшие и вновь подстриженные волосы на затылке, ощупывала нежные складочки на Олежкиных руках. Она ощущала себя как никогда живой, и только предательская слабость во всем теле говорила о том, что она опять побывала почти за гранью, и шаманский полет по иным мирам для нее слишком затянулся. Бедный Олежка! Сколько всего ему пришлось пережить еще до появления на свет.

Хотя сын казался ей самым красивым ребенком на свете, она понимала, что новорожденные, даже очень крупные и крепкие, так не выглядят.

Насытившись, Олежка захотел пообщаться. Он пускал пузыри, баловался с соском, с явным удивлением поглядывая на родителей, широко раскрыв зеленые, как у матери, глазенки. Когда же Туся неловко улыбнулась ему, он сначала нахмурился, а потом заулыбался, показывая два передних молочных зуба. То-то Туся чувствовала, что ее сосок немного прикусывают.

Хотя от она волнения забыла все потешки и пестушки, которые слушала во время беременности, пытаясь отвлечься от тяжких дум, ее невнятный лепет Олежка встретил полным пониманием и даже что-то ответил, приподнимая головку и пытаясь ощупать ее лицо. Главным образом, его интересовали глаза, которые он, кажется, привык видеть закрытыми. Когда же Туся погладила его по спине, а потом пощекотала пяточки и животик, он издал восторженный возглас, а потом завладел ее рукой и попытался засунуть ее в рот. У него резались нижние зубки.

Арсеньев следил за общением жены и сына со странным болезненно-недоверчивым видом и, кажется, даже боялся улыбнуться. Когда Олежка перевернулся на живот и куда-то с деловым видом пополз, Саша взял его на руки и перенес в манеж, где малыш тут же преспокойно уселся, перебирая яркие игрушки.

С террасы в комнату как раз вбежал Шусмик, который сопровождал отца с сыном на прогулке, но задержался, чтобы выяснить отношения с мартышками. Пока бдительные дроны мыли его лапы и чистили шерсть, он нетерпеливо поскуливал и вилял пушистым хвостом. Олежка улыбался ему, как старому приятелю, и пытался что-то рассказать на своем пока еще птичьем языке, звуки которого неплохо повторял кибер-пет. Потом Шусмик с чувством выполненного долга забрался в манеж, и они с Олежкой затеяли веселую возню, заполняя комнату задорным лаем и заливистым смехом.

Боевой вид Олежки, настойчиво ползущего от одного края манежа к другому в попытке настигнуть шустрого питомца, был настолько умилительным, что Туся, кажется, могла смотреть на это бесконечно. Однако, временной промежуток, который по каким-то неведомым причинам оказался вычеркнут из ее жизни или стерт из памяти наполнял душу тревожной пустотой.

— Саша, что со мной? — спросила она, как только Арсеньев отвлекся от системы жизнеобеспечения, показания которой изучал с повышенным интересом.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, словно хотел убедиться, а точно ли она желает знать ответ, потом все-таки понял, что незнание навредит куда сильней, обрекая мучиться от предположений.

— Ты провела в коме шесть месяцев. Надорвалась, когда вытаскивала нас с фабрики «Панна Моти».

Туся почувствовала, что летит куда-то вниз с крутой, почти отвесной горы, словно в аквапарке или зимой на салазках. Сердце осталось где-то наверху, легкие, наполненные воздухом, тоже. На полдороге ее еще накрыло и чужой болью. Страшным чувством непоправимости случившегося, когда тяжесть душевных переживаний куда мучительней боли физической. И какая разница, что система снабжает измученный мозг не просто воздухом, а чистым кислородом, а каждый вдох не раскалывает обломки ребер на тысячи кусков, и руки, хоть и лишенные пока подвижности, не ощущаются как два пучка оголенных нервов. Но все равно хочется выть и кричать:

«Рита! Нет! Не надо! Зачем? Вернись, пожалуйста, откликнись!»

— Мы сделали все, что могли, включая трепанацию и энергообмен, — виновато объяснял Вернер. — Но пока контакт наладить не получается. Сейчас ее состояние можно диагностировать, как кому первой степени. Так что, если не будет ухудшений, надежда остается. Держись, Алекс. Помни, что у тебя теперь есть сын!

— Олежка! — испуганно метнулась Туся, терзаясь запоздалым раскаянием.

Как она могла? Неужели ее малышу пришлось вместе с ней пережить кровоизлияние, пройти через наркоз, побывать в установке энергообмена? Хотя Олежка продолжал беззаботно смеяться, играя с шуршаликом, который теперь преданно приносил ему игрушки, Туся боялась, что пережитые испытания сказались на нем.

— С нашим юным путешественником все в порядке, — успокоил ее Арсеньев. — Ты его надежно защитила.

Саша грустно усмехнулся, имея в виду, что она не сумела уберечь только себя.

— Поскольку срок вполне позволял, прежде, чем начинать борьбу за твой мозг, Вернер провел кесарево. Как видишь, Олежка быстро добрал необходимый вес, тем более, у тебя почти сразу пришло молоко.

Саша старался говорить спокойно и даже улыбался, но в глазах сквозила застарелая, пережитая, но еще не ушедшая боль. Каково это? Целых полгода каждый день видеть тело любимой, душа которой то ли скитается между мирами, не отыскав червоточину, ведущую на Сербелиану, то ли бьется, как мотылек, в замкнутую поврежденными сосудами оболочку. А ведь ему самому приходилось ежедневно и ежеминутно бороться с немощью, карабкаясь и цепляясь за жизнь, отвоевывать каждый сустав, каждую альвеолу. А в это время рядом подрастал нуждающийся в родительской ласке маленький сын.

— Саша, прости меня, — потянулась к мужу Туся. — Я причинила вам всем столько страданий.

— О чем ты? — удивленно отстранился Арсеньев.

Потом сообразил и только покачал головой:

— Ну как с тобой вообще иметь дело?! Едва успела выйти из комы, как уже в чужие воспоминания залезла.

— Я не специально, — виновато проговорила Туся.

Арсеньев не дал ей договорить. Просто поцеловал.

— Даже думать забудь! — нахмурился он по прошествии какого-то времени, заполненного ласками.

Потихоньку привыкая управлять своими движениями, Туся вела рукой по его лицу, пытаясь заново вспомнить каждую выемку, каждый знакомый изгиб. Арсеньев, не оставаясь в долгу, перебирал ее волосы. Поскольку для того, чтобы пропускать между пальцев и закручивать в причудливые локоны, пока не хватало длины, он просто приглаживал растрепанные пряди, придавая им видимость опрятности.

— Это я чувствовал себя виноватым за то, что тебя во все это втянул, не сумел найти другого способа передать информацию, когда связного раскрыли, — пояснил он. — По большому счету надо было еще во время операции на «Альтаире» не отмахиваться от твоих видений и не лезть на рожон. У меня, как ты понимаешь, за последние месяцы было время все это обдумать.

— Но тогда бы мы не узнали об афере «Панна Моти», не получили данные по программе «Универсальный солдат», — уже почти умиротворенно напомнила ему Туся.

Нежность переполняла ее, согревая, точно солнечные лучи, проникавшие на террасу сквозь виноградную завесу. А Сашины руки несли тепло, от которого ее забывшее о движении тело наполнялось силой и оттаивало, как у проснувшейся после зимы ящерки или рыбешки. Туся помнила эти руки искореженными жуткими переломами, с торчащими осколками сломанных имплантов. В это верилось с трудом, но сейчас, кажется, даже на правой, пострадавшей уже два раза кисти, протезы сменили кости, выращенные по новой технологии из собственного клеточного материала. Разве что ладони пока казались непривычно мягкими: не для войны, а для ласки, как раз, чтоб обнимать жену и баюкать маленького сына.

Им пришлось ненадолго прерваться: Олежка тер кулачками глаза, зевал во весь рот и недовольно хныкал. Арсеньев бережно перенес его в кроватку, где малыш почти сразу затих, свернувшись клубочком и продолжая сосать палец.

Как же Тусе хотелось самой качать сына на руках, петь ему колыбельные, гладить мяконькую спинку, целовать каждый пальчик. Даже показавшееся слишком коротким общение, пока она кормила, отдавалось в душе таким умилением и восторгом, что разом хотелось забыть все тяготы и скорби, словно в жемчужной раковине закрывшись в маленьком мирке с любимым мужем и маленьким сыном. Но створки раковины щерились хищными жвалами запертого гермозатвора, а жемчуг отливал мертвенной зеленью, напоминая о том, что любое счастье должно иметь цену.

— Возможно твой «крестовый поход» на Равану поначалу и выглядел чистым сумасбродством, — вернулся к теме Арсеньев, убедившись, что Олежка достаточно крепко заснул. — Но, если бы Вернер перехватил тебя по дороге, мы с ребятами и Клод с Галкой безвозвратно сгинули под обломками. Здание рушилось, складывалось внутрь, и сверху эти руины утюжили из плазменных установок. Кшатрии предали всех, даже Феликса. Вернее, он сам заигрался и пропустил отпущенное ему время, думая, что, как прежде, всесилен. Даже если бы Клод успел прийти раньше, нас бы все равно не оставили в живых. «Кобра» сотрудничает с противником лишь до тех пор, пока тот слаб и находится в ее власти. Только благодаря твоему сверхусилию мы все остались живы и сумели вернуться. Это даже моя мама признала, хотя поначалу никак не могла смириться с тем, что ты подвергла такому риску ее внука. Хорошо, что сеньора Эстениа и Мишель сумели ее переубедить.

— Как они? — внутренне робея от предстоящей встречи, спросила Туся.

— Уже лучше, — расплылся в довольной улыбке Арсеньев, вновь завладев ее ладонями, и почти благоговейно прикасаясь губами к лицу. — Спасибо Олежке и Алехандро. Иначе мы бы все захлебнулись в океане материнской заботы и любви. В первые дни после возвращения мама и Сеньора Эстения сдували с нас каждую пылинку, а Мишель порывалась кормить с ложечки даже Клода с Вернером и Галкой под предлогом, что они получили нервное истощение от перенапряга в медотсеке.

Туся свекровь и сеньору Эстению вполне понимала: она слишком хорошо помнила их лица сразу после известия о гибели звездолета «Кимберли инкорпорейтед». Никакого рассудка не хватит, чтобы дважды мысленно похоронить сыновей и затем их обрести. От радости ведь тоже случаются обмороки и инфаркты. И все же Туся испытывала сейчас легкую досаду. Она так хотела пережить все тяготы вместе с Сашей, облегчая любимому каждый шаг на пути к выздоровлению, а вместо этого провалялась полгода безжизненной тушкой.

Ей только остались непонятны слова по поводу Вернера, Клода и сестры.

До того, как Арсеньев заслонился, она успела увидеть знакомую уже флагманскую каюту на «Луи Пастере», в которой помимо Вернера, Клода и Галки с Олежкой размещались подключенные к системам жизнеобеспечения барсы и капсула с беспамятной Тусей. При этом граф Херберштайн и его воспитанник все время где-то пропадали и спали исключительно по очереди, а бедная сестра каким-то образом успевала и ухаживать за малышом, и выполнять обязанности врача и сиделки. Впрочем, и ей временами приходилось оставлять Олежку и остальных на попечении дронов и куда-то уходить. Что происходило? Неужели в медотсеке раненым не хватило места?

— Ты вытащила с фабрики в общей сложности сорок тысяч человек, — посерьезнев, пояснил Арсеньев. — Доноров, младенцев, беременных и рожениц. Почти столько же, сколько мы спасли в Новом Гавре, и в несколько раз больше, нежели числилось в официальных документах «Панна Моти». Я, конечно, тогда находился не в том состоянии, чтобы оценить, но Вернер сказал, что выглядело впечатляюще.

Он развернул экран и показал запись их приземления и поле космопорта, полностью скрытое под нагромождением нагих, слабо шевелящихся тел. Стонали измученные доноры, истошно вопили ничего не понимающие младенцы, испуганные женщины порывались куда-то бежать, у нескольких десятков беременных начинались роды.

Для команды Вернера, Савенкова и Минамото этот день стал суровым испытанием, тем более, военные, опомнившись, перенаправили огонь на территорию космопорта. Повстанцы их оттеснили при поддержке корабельных плазменных установок, но потом революционное командование приняло решение о немедленной эвакуации.

— Конечно, «Луи Пастер» остался кораблем-госпиталем, — пояснил Арсеньев, пока Туся наблюдала за слаженными действиями врачей и армии дронов, сноровисто перетаскивавших освобожденных на корабли, — но, чтобы вывезти всех, пришлось задействовать не только «Гризли» и грузовики повстанцев, но даже «Нагльфар».

— Корабль Шварценберга, — не поверила Туся, хотя сама по доброй воле в этот раз совершила путешествие на нем.

— Как ругался старый пират, пытаясь доказать, что у него штурмовик, а не чумной барак или шмаровоз, даже я запомнил, — невольно улыбнулся Арсеньев. — Пришлось женщин с детьми перенаправить на «Гризли», а у него разместить только повстанцев и пленников, которых еще не начали готовить к донорству, ну, и Сережиных оркестрантов. Они тоже, конечно, срочно покинули Равану.

Саша снова открыл архив, и Туся увидела музыкантов, пробиравшихся по узким захламленным коридорам пиратской посудины с инструментами в руках. Даже громоздкие арфы, челесты и колокола не подлежали сдаче в багаж. На эти странные и непривычные кофры и противоударные чехлы с легким недоумением поглядывали бойцы Сопротивления, которых Эркюль, сопровождаемый неизменными мартышками, полковник Минамото и Слава Капеэсэс распределяли по помещениям трюма. Там же разместились и освобожденные пленники, готовые в любой момент присоединиться к борьбе.

В это время Ленка, которая категорически заявила, что ноги ее будет на корабле Шварценберга, помогала Семену Савенкову устраивать на борту «Гризли» женщин и детей. Туся видела Урмилу, с упоением кормившую ненаглядных близнецов, ее ворчливую соседку и других женщин, которые не верили, что не только остались в живых, но и смогут вырастить детей, воссоединиться с мужьями и родителями или просто начать новую жизнь в любом мире, свободном от кастовых предрассудков. Ленка Ларина не только сумела взломать базу «Панна Моти», но и сохранила личные данные пленников. При этом, собрать, словно жемчужную нить, разбросанные по разным ярусам и кораблям семьи ей помог постылый штрих-код.

Команда «Гризли» делала все возможное, чтобы беременные и малыши перенесли путешествие с максимальным удобством. На борт в спешном порядке доставили дополнительное оборудование и гигиенические принадлежности, а на Каллиопе еще и закупили партию одежды, чтобы пленницы забыли о тюремных робах и вульгарном бордельном тряпье и при встрече с родными выглядели достойно. Семен Александрович, как никто другой понимал, с каким нетерпением и трепетом его пассажирки ждут этого свидания, поскольку, как и в прошлый раз, сам оказался с сыновьями на разных кораблях. Впрочем, как и другие разлученные, он регулярно выходил на связь и по нескольку раз в день справлялся о состоянии своих мальчиков и их товарищей, восхищался самообладанием и работоспособностью Вернера и его врачей.

Кадры с «Луи Пастера» действительно впечатляли. Говоря насчет чумного барака, Саав Шварценберг почти не преувеличивал. Не только медотсек, но и каюты превратились в стерильные боксы, в которых доноры лежали едва ли не вповалку, почти как в первые дни эпидемии в Мурасе. Системы жизнеобеспечения работали на пределе возможностей, у дронов вздувались аккумуляторы, врачи, словно в дни ожесточенных боев на Ванкувере, дежурили по шестнадцать-двадцать часов, антивакцину производили прямо на борту. А ведь Саше, ребятам, да и им с Олежкой тоже требовалась срочная и квалифицированная помощь.

Туся вновь испытала досаду. Все-таки во время рывка ей следовало хотя бы попытаться себя защитить. Какое она имела право вместо того, чтобы помогать Вернеру и его команде, на целых полгода стать для всех обузой? Даже Арсеньев, едва придя в себя, подключился к обработке лабораторных данных, вводя параметры с помощью голосового симулятора.

— Просто таким образом я хоть немного отвлекался от постоянных мыслей о тебе и невозможности что-то повернуть вспять и исправить, — пояснил он. — Особенно, когда Олежка спал.

Туся глянула на сына и почувствовала новый укол беспокойства:

— Почему вы оставили его на борту корабля-госпиталя, с чудовищным превышением концентрации опасного вируса? — стараясь, чтобы ее слова не звучали упреком, спросила она.

— Фильтры вполне справлялись, — пожал плечами Арсеньев. — К тому же, выяснилось, что у Олега врожденный иммунитет к синдрому Усольцева, природу которого еще предстоит изучить. И вообще он — удивительный ребенок.

— Самый лучший, — бросив взгляд в сторону кроватки, согласилась Туся.

Какое-то время они с Сашей с упоением рассматривали семейный архив: первую встречу с родными, прогулки по поместью, посиделки на террасе, морские прогулки под парусом. Туся, конечно, понимала, что полгода жизни за несколько часов не восполнить. Она просто отмечала, как осваивает мир Олежка, как возвращался к полноценной жизни его отец. Она видела, как сын безбоязненно переходит с рук Ольги Викторовны в объятья Галки, как Петрович показывает Клоду и Вернеру, как правильно забрасывать спиннинг, как Пабло вместе с сеньорой Эстенией срезает к обеду виноград, а Дин поднимает на руки Алехандро.

Конечно, во время первого сеанса связи с Каллиопой и встрече на Сербелиане плакали все. Конечно на Сашино лицо, если он думал, что камера его не видит, набегала тень: была б его воля он круглосуточно вместе с врачами дежурил возле Тусиной постели. Но его друзьям и родным требовался полноценный отдых, а Олежке любовь и забота.

Неужели вся эта мирная, прекрасная жизнь для всех для них могла закончиться, не начавшись, неужели они все могли просто сгинуть на проклятой фабрике?

— И все-таки не понимаю, почему кшатрии открыли огонь? — спросила Туся, прижимая к щеке теплую ладонь мужа. — А потом еще начали обстреливать территорию космопорта.

— Совету директоров «Панна Моти» почти удалось договориться с Военной верхушкой Альянса, — пояснил Арсеньев. — Они разработали совместный план, в котором донорам и Феликсу отводилась роль сакральной жертвы. Как ты понимаешь, твое неожиданное вмешательство им не очень понравилось, и они пытались довести дело до конца.

— А что теперь?

— Приходится вести переговоры с повстанцами и идти на уступки. Сорок тысяч исков, подкрепленных кадрами из космопорта и с борта «Луи Пастера», просто так не проигнорируешь. Конечно, борьба за права неприкасаемых и шудр еще продолжается, возможно, этот процесс займет даже не одно поколение. Но в любом случае афера «Панна Моти» полностью доказана, и проект «Зеленый жемчуг» потерпел полный крах. Правительство Альянса подписало указ, запрещающий использование разумных существ в качестве материала для биореакторов любых видов. Корпорация еще пытается спасти принадлежащие ей активы, но на большинство энергетических объектов уже наложили лапу военные. После поражения Альянса на Сильфиде они, как никогда, нуждаются в энергии. А чтобы придать захвату законность, кшатрии, заручившись поддержкой правительства, решили дать ход процессу против «Панна Моти», и теперь большинство членов Совета Директоров находятся под домашним арестом или даже помещены в изоляторы для привилегированных лиц, вроде того, в котором мы с барсами провели несколько месяцев. Я, конечно, не очень надеюсь, что дело доведут до суда. Ворон ворону глаз не выклюет. Скорее всего, богатеи договорятся, а всю вину за совершенные преступления свалят на Феликса и его упырей, большинство из которых тоже погибли под обломками.

— Но донорство запрещено, а у нас есть сорок тысяч спасенных жизней, — улыбнулась мужу Туся.

Они, кажется, могли бы проговорить еще вечность. Но когда Олежка проснулся, их идиллическое уединение вежливо, но решительно прервали.

— Алекс, ну это уже просто свинство! — воскликнула ворвавшаяся в комнату порывом весеннего ветра Мишель. — Я, конечно, понимаю, что ты больше всех переживал. Но мы тоже хотим ее увидеть!

— И поблагодарить, — прослезившись, добавила Сеньора Эстениа, подталкивая вперед неуверенно улыбавшихся Дина и Пабло.

— А ты зачем-то грузишь бедняжку лишней информацией, — покачала головой Ольга Викторовна, беря на руки внука.

— А покормить, конечно, забыл! — строго глянул на командира Петрович, отросшие усы которого воинственно топорщились, а округлившийся живот красноречиво говорил о том, что о своем питании он точно не забывает.

— Тихо, тихо, так вы Риту и вправду совсем утомите, — попытался приструнить близких Вернер, хотя первый же им сообщил о радостном известии.

Данные системы жизнеобеспечения и изображения с установленных в комнате-палате камер передавались к нему в кабинет.

— Ей и в самом деле надо поесть и отдохнуть, а все разговоры оставим на завтра.

Мягко, но решительно по прошествии нескольких минут он выставил всех из комнаты, сделав исключение только для сестры. Галка вошла не сразу: так разнервничалась, что от слез не могла говорить.

— Как же ты нас всех напугала, — призналась она, пока Туся медленно и осторожно глотала овощное пюре с индейкой.

Их с Олежкой рацион сейчас почти не отличался.

— Мы боялись, что тебя потеряли, — вновь смахивая с ресниц слезы, пояснила Галка, — а Арсеньев и вовсе хотел уйти следом за тобой. Не думала, что мужчины способны на такую любовь и преданность.

— Спасибо тебе за все, — потянулась к сестре Туся, которой хотелось ощутить прикосновение знакомых с детства, заботливых рук, вдохнуть любимый обеими запах вербены, вернувшийся вместе с привычными условиями жизни.

— О чем ты говоришь? — снова прослезилась Галка. — Это тебе и твоим близким спасибо. Вы не просто вытащили меня из ада, но подарили надежду.

Туся знала, что сестра только недавно вернулась из Дворца Совета Галактики, где давала показания по делу «Панна Моти» и Феликса в качестве основного свидетеля. А вот Клод и Андрей Ильич вместе с Наташей Серебрянниковой и полковником Минамото, наоборот, только неделю назад улетели на Паралайз, где шли последние приготовления к долгожданной экспедиции на Васуки. Поэтому с ними удалось поговорить только по межсети. Не оказалось на Сербелиане и хозяев поместья. Ленка и Слава вместе с Семеном Савенковым вошли в состав комиссии по урегулированию конфликта в Альянсе Рас-Альхаг и теперь в составе миротворческих сил осуществляли патрулирование орбиты системы.

Туся о космических полетах пока не смела даже мечтать. Следующие полгода вместе с Олежкой она училась говорить и ходить, выполнение каждой привычной прежде манипуляции воспринимая как чудо. Немного окрепнув, она вернулась к балетному станку, и Галка ей в этом с радостью помогала. Хотя сестра по настоянию Вернера продолжила работу по программе «Вечной молодости» и лечебного энергообмена, увлечению юности она отдавалась ревностно и самозабвенно. В это время Арсеньев и его товарищи вспоминали навыки флая и восстанавливали былую форму с помощью плавания и силовых упражнений.

О будущем пока никто особо не думал. Их с Сашей грядущее, забавно переваливаясь на коротеньких ножках, бегало по дорожкам сада и играло с мартышками. Туся не пыталась представить, каким станет мир, в котором вырастет их сын, но точно знала, что там уже не отыщется места для использования людей в качестве сырья.

(обратно) (обратно) (обратно)

Эпилог

Трава, трава, трава… Лес травы, океан травы. Трава желтая, багровая, синяя, фиолетовая. Крепкие разноцветные стебли высотой в полтора человеческих роста образуют причудливый узор. И век бы им любоваться, но надо посадить корабль. Сканер рельефа сломан, а внизу сплошные скалы. Две из них, отстоящие друг от друга на несколько сот километров и представляющиеся не игрой ветров и воды, а творением рук человеческих, похожи на свернувшихся в клубок змей. Еще одна напоминает египетского сфинкса. Но только зачем их фиксирует взор? Разве они помогут посадить истрепанный истребителями Альянса звездолет? Внезапно глаза змей и кота загораются, лучи, исходящие из их глаз, соединяются в одной точке посреди травяного леса…

— Опять ты видел во сне Сольсуран? Что с тобой там приключилось на этот раз?

Голос Риты звучал беззаботно, на милом лице играла улыбка. Арсеньев потянулся в кресле пилота, разминая затекшие мышцы, и глянул на приборы.

Рейс проходил в штатном режиме. Десантный звездолет «Пардус», направлявшийся на планету Паралайз, шел фактически порожняком. Его единственный груз, компактный контейнер под кодовым обозначением «Амрита», взятый на борт в системе Регула на планете Бенаам, основном месте обитания загадочных Сема-ии-Ргла, хоть и имел гриф секретности, но оформлялся как дипломатическая почта.

Совершенно непонятно ради чего командование перед вылетом полностью перевооружило корабль, оснастив боеголовками нового образца. Созданные по чертежам полулегендарного Маркуса Левенталя, они обладали впечатляющими характеристикам, но так и не прошли полевых испытаний. При этом по условию капризных негуманоидов на «Пардусе» установили новую систему автопилотирования, что позволило сократить состав экипажа до двух человек. И поскольку выбор Сема-ии-Ргла лег на них с женой, Рите пришлось в ускоренном порядке пройти курс пилотирования.

— Ну, мы им все-таки обязаны, — объясняла она свое согласие, вытирая полотенцем бледное после перегрузок лицо. — Сема-ии-Ргла помогли предотвратить агрессию на Васуки, да и доктора Дриведи без их помощи ты не смог бы победить.

— Только после поединка с Великим Асуром ты чуть не погибла, а Васуки змееносцы продолжают считать отторгнутой у них территорией, — хмурился Арсеньев.

Оставалось надеяться, что вблизи курортного Паралайза никому не придет в голову на них нападать, и они с женой после передачи груза смогут на недельку расслабиться и отдохнуть на одном из знаменитых пляжей, вспоминая медовый месяц. Хотя, с другой стороны, просто так Командующий с личной просьбой не обратился бы. Да и перевооружать корабль ради туристической поездки тоже бы не стали.

А тут еще эти сны, не похожие один на другой, волнующие, пугающие, но неизменно переносящие его то в дебри травяных лесов, то в загадочные пещеры древнего города Гарайи, то вообще на строительство дворца Владык Сольсурана. Рита как-то посоветовала записывать впечатления об увиденном. Получалось, почему-то, в стихах, которых накопилась целая тетрадь, и ими теперь зачитывался, воображая себе невесть что, Олежка.

— Не понимаю, что тебя так беспокоит? — Рита отошла от приборной панели и занялась приготовлением завтрака. — Ты и раньше видел во сне травяные леса. А то, что эти сны участились в последние дни тоже вполне объяснимо. Ты вспоминаешь нашу первую экспедицию на Васуки и поиск червоточины, тем более мы почти вплотную подошли к туманности, которая ее скрывает, — добавила она, передавая мужу горячий ароматный кофе и поднос с сэндвичами.

В Ритином исполнении даже самые немудрящие блюда выглядели шедеврами кулинарного искусства.

— Мне не нравится сама эта идея, — признался Арсеньев, отхлебывая кофе и отламывая хрустящую корочку бутерброда с индейкой. — Зачем Сема-ии-Ргла понадобилось вести какой-то груз на Паралайз и к чему такие непонятные условия. Знаешь, я, конечно, рад, что ты находишься рядом со мной, — поймал он губами пахнущую хлебом и кофе мягкую ладонь жены. — Но все же мне было бы спокойно, если бы в этом путешествии место второго пилота занял Семен Савенков или Такеши Минамото. Особенно после того, как Клод и Петрович с Дином пропали без вести в этом же районе восемь лет назад.

Он не стал уточнять, что сгинувший бесследно «Мерани» тоже был оснащен новыми боеголовками, хотя и не прошедшими доработку под руководством их создателя. И одного упоминания об этой утрате хватило. Губы Риты задрожали, в глазах каплями росы на весенней листве заблестели слезы.

— До сих пор не могу поверить, что их с нами нет, — всхлипнула она, рефлекторно потянувшись к мужу, как делала всегда, когда искала поддержки или защиты. — И Клод, и Петрович, и Дин. И Амин с Сигурни и Диего.

— Ребята выполнили свой долг, — напомнил Арсеньев. — Провокацию Альянса удалось остановить.

Отставив недопитый кофе и завтрак подальше, он привлек жену к себе, покрывая поцелуями ее милое лицо, макушку, выбившиеся из аккуратной прически медовые прядки на висках. Вот уже пятнадцать лет она оставалась его девочкой, его русалкой, и все испытания, которые они преодолели и пережили вместе, только укрепляли не ослабевающую с годами связь. Другое дело, что страшные потери, которые им в последние годы пришлось пережить, оставили в душе незаживающий саднящий след, поэтому их счастье при всей своей безоблачности имело горький полынный привкус.

— Иногда мне кажется, уж лучше бы Васуки оставалась потерянным миром и тайным прибежищем пиратов, — поделилась Рита, осторожно высвободившись и поправив волосы и складки на форме пилота. — Всего пятнадцать лет исследований, и уже столько жертв.

— Ты так говоришь, потому что большинство погибших — это наши друзья, — вздохнул Арсеньев, без особого аппетита возвращаясь к завтраку. — Отец и Семен Александрович до сих пор переживают, что тогда во дворце не сумели Наташу и Царя Афру уберечь. Чудо, что этому аборигену, как его, Камню, удалось спасти сольсуранскую царевну.

Он отыскал среди папок семейного архива серию голографических снимков и записей, на которых две девчушки восьми и девяти лет осваивали серфинг и совершали прогулки верхом в компании Олега.

— Сестренки стали совсем большие, настоящие юные леди, особенно рядом с нашим сорванцом, — улыбнулась Рита, разглядывая голограммы, сделанные в начале этого лета, до того, как Олежка и девочки улетели к дедушкам-бабушкам на раскопки.

— Только почему-то на царя Афру больше похожа Лика, которая вроде бы считается урожденной Дюбуа, а Лариса — копия маленького Клода, не считая цвета волос.

— Так царь Афру и Клод тоже были почти как братья похожи. Особенно, когда надевали травяные рубахи и показывали друг другу приемы обращения с мечом. Из-за этого сходства Наташа Серебрянникова, кажется, и решилась на «научный эксперимент». Она сама мне тогда призналась, что сольсуранский муж ей напоминает Клода.

Рита еще раз глянула на голограммы, и голос ее дрогнул:

— Девчонок жалко! Ни матери, ни обоих отцов! А их еще поднимать и поднимать!

— Ну, у академика Серебрянникова пока вполне хватает сил руководить Институтом космической археологии и заседать в Совете Содружества, — успокоил ее Арсеньев. — А Вернер и Мишель и вовсе мои ровесники и вполне могли бы еще иметь своих детей, как те же Слава с Ленкой.

При упоминании о долгожданных двойняшках, которые подрастали в поместье друзей фактически у них на глазах, Рита невольно улыбнулась, а потом лицо ее преисполнилось гордости.

— Ты все-таки сделал это. Вообще я считаю, что выяснение причины бесплодия доноров и участников программы «Вечная молодость» — это достижение, сравнимое с открытием антивакцины.

— Наше достижение, — напомнил ей Арсеньев, неизменно признававший вклад жены и ее сестры во все исследования возглавляемого им Сербелианского филиала Института вирусологии и Эпидемиологии имени Усольцева. — Если бы не твоя настойчивость и одержимость в исследовании, даже имея полученную от Галины информацию о разработках змееносцев, мы в одиночку не осилили бы такой объем.

Арсеньев подумал, что сейчас удастся, наконец, увести разговор из печального русла, желательно поближе к пляжам Паралайза. Рита давно хотела второго ребенка, и сейчас, когда не осталось никаких препятствий, можно было бы вплотную этим заняться. Тем более идиллический курорт и уединение располагали к расслабленному и приятному времяпровождению.

Однако, глянув еще раз на долгожданных отпрысков Славы и Ленки, Рита вновь поскучнела, возвращаясь к, казалось, уже несколько лет назад пережитой трагедии на Васуки.

— Удивительно, как у ребят получилось. Гаррик черноволосый в отца, а Лиза светленькая, как мать. Почти как Наташины девочки. Лике и Ларисе ведь тогда было тоже четыре или три?

— Четыре и три, — уточнил Арсеньев, обреченно глядя, как Рита открывает Сольсуранский архив.

Он тоже много раз видел эти записи, и они до сих пор вызывали сплошные вопросы. Каким образом участники экспедиции, включая его отца, не сумели распознать измену? Почему Наташа Серебрянникова, несмотря на все предупреждения, не только осталась вместе с мужем, но и отказалась отправить на корабль маленькую дочь.

— Что там, все-таки, во Дворце Владык произошло? — подавив новый всхлип, спросила Рита.

— Столкновение цивилизаций и банальная борьба за власть и сферы влияния. У народов, освоивших космос, такое тоже случается.

— А как же все эти разговоры про оборотня, который якобы разрушил энергетический щит? Думаешь, во дворец проник кто-то из монстров Наги?

Арсеньев покачал головой. Он тоже слышал версию о том, что кто-то из придворных обладал способностями Великого Асура. Но взлом энергетического поля не мог остаться незамеченным.

— Банальное предательство. Царь Афру пригрел на груди змею, а Наташа и остальные не успели ее обезвредить.

— Но за князем Ниаком стоят змееносцы, — нахмурилась Рита. — Это и твой отец, и академик Серебрянников признают. И их интересует именно страна травяных лесов, где находится Гарайя, и по Преданию сокрыты так называемые Молнии Великого Се.

— Которые Совет Галактической Безопасности продолжает считать легендой, — вставил Арсеньев.

— Смотришь в новостях, как змееносцы ведут себя в Совете, и страшно и за нас с тобой, и за Олежку!

— Ну, ты же не думала, что после потери Сильфиды, запрета энергетического донорства и деятельности «Панна Моти» они успокоятся?

Арсеньев допил кофе и отправил остатки завтрака в утилизатор. Рита деловито смахнула со стола крошки и принялась программировать меню на обед.

Глядя на эту уютно хлопочущую возле линии доставки милую молодую женщину, самую любимую и всегда желанную, не верилось, что двенадцать лет тому назад она почти в одиночку бросила вызов страшной галактической Корпорации, проявив не только феноменальные способности мощнейшего телекинеза, но и недюжинную волю и выдержку.

Если бы он мог тогда на что-то повлиять, ни за что не допустил бы ее безумного похода, едва не стоившему жизни и ей, и еще не родившемуся Олежке. Но удача дважды изменила ему: когда он не распознал ловушки на Сербелиане и, когда «Кобра» раскрыла связного. И хотя сломанные палачами «Панна Моти» кости давно срослись, а новые легкие вот уже двенадцать лет работали безотказно, он до сих пор испытывал немотивированные приступы удушья и временами просыпался в холодном поту, увидев вспышку лазерной плети и задыхаясь от запаха паленой, разрубленной до костей плоти, ощущая себя безвольным сырьем в установки энергообмена, услышав вкрадчивый, елейный голос Феликса, в их воспоминаниях и снах обретшего свое посмертие.

Рита тоже крепко запомнила те страшные дни, и теперь все ее чаяния и мысли почти полностью растворились в заботах о муже и сыне.

— Ты как хочешь, Саш, — строго глянула она на супруга, — но я ни на каком пляже оставаться не собираюсь! Ребенку в Лицей поступать, а он больше думает о способах закалки сольсуранских мечей и плетении кольчуг, чем об интегралах и бензольном кольце.

— Ну, закалка мечей — дело тоже полезное, — вступился за сына Арсеньев. — К примеру, Иитиро Минамото в прошлом году выиграл чемпионат Содружества по историческому фехтованию с катаной своей работы, а Олег пытается брать со старшего товарища пример.

— Лучше бы он брал с него пример в учебе, — хмыкнула Рита. — Иитиро, между прочим, в школе отличник. А наш оболтус математику и биологию совсем запустил. И ты еще говоришь о каком-то отдыхе.

— Ничего он не запустил. Олег уже взрослый парень и понимает, что, если хочет стать грамотным и квалифицированным археологом, а не дилетантом, ему естественные науки нужны не меньше, чем понимание закономерностей развития общества и знание причин возникновения революций и войн.

— Ты, все-таки, считаешь, что его увлечение историей — это серьезно? — нахмурилась Рита, наблюдая, как муж проверяет и корректирует выстроенный сразу после выхода из червоточины курс.

— Не менее серьезно, чем занятия верховой ездой, флаем и музыкой, — поднял голову от приборной панели Арсеньев. — Я думаю, не стоит повторять ошибок твоего отца. Конечно, Галина в конце концов нашла себя в косметическом энергообмене. И в племяннике души не чает. Но ты лучше меня знаешь, через какие терзания и ошибки пришлось ей пройти, и это при том, что она не обладала ни твоим упорством, ни жизненной закалкой.

— Олег по характеру пошел явно в нас с тобой, — усмехнулась Рита, вспоминая, с каким фанатизмом, несмотря на все увещевания, их сын отдавался любимым увлечениям, иногда в ущерб учебе.

— Поэтому не стоит его ломать, — кивнул Арсеньев, не без гордости глядя на голограмму светловолосого, зеленоглазого подростка.

Хотя из-за слишком высокого для своих лет роста Олег выглядел угловатым и даже худым, он обладал не только превосходной реакцией, иногда поражая даже отца, но и настоящим бойцовским характером, лучше всего проявлявшимся в тех сферах, которые ему нравились.

— Ты знаешь, я даже где-то рад, что сын не пойдет по нашим стопам, — начал Арсеньев.

— Только, видя, какое противостояние разворачивается сейчас вокруг Васуки, понимаешь, что историки сейчас находятся на самом острие, — печально кивнула жена.

Арсеньев понял, что она имела в виду, без дополнительных пояснений. В последние годы Риту все чаще посещали видения, касающиеся будущего их сына, и это грядущее не внушало оптимизма. Любящая мать то заставала повзрослевшего Олега на мостике звездолета, ведущим охваченный огнем корабль в атаку против истребителей Альянса, то наблюдала, как он отчаянно рубится с варрарами в самой гуще жестокой сечи на пустошах и в травяных лесах Сольсурана. Впрочем, пока они оба беспокоились о другом.

— Ты думаешь, лицей на Сербелиане даст Олегу необходимую подготовку? — возвращаясь к давнему разговору, спросила Рита.

— А что ты предлагаешь? Нас с тобой на Земле в любом случае не ждут.

Арсеньев изо всех сил старался, чтобы в его голосе не прозвучала обида, однако жена его все равно поняла.

После казавшегося чудом возвращения из «крестового похода» на Равану им обоим дали понять, что Солнечная система для них фактически закрыта.

Конечно, их чествовали как героев, о беспрецедентном спасении сорока тысяч обреченных рассказывали по всем каналам, Арсеньева сразу избрали в Академию и предложили возглавить недавно созданный институт вирусологии и эпидемиологии на Сербелиане. Правительство Содружества подарило им роскошное поместье по соседству с тем, которое выкупил вышедший в отставку Капеэсэс.

Когда же они робко заявили о том, что хотели бы пускай и на более низкой должности продолжить работу на Земле, им мягко, но решительно отказали. Похоже правительственных чиновников пугала та сила, которую для своего броска задействовала Рита. А Арсеньев даже мысли не допускал, чтобы ради карьеры в метрополии оставить жену. Тем более после плена он какое-то время вообще подумывал о том, чтобы бросить всю эту науку, работать врачом в одной из клиник, а по вечерам играть в тихом клубе джаз.

Часть этого плана он воплотил в жизнь, передав свое увлечение музыкой Олежке, а Рита сочла, что поместье на берегу океана — это место вполне подходящее, чтобы вить семейное гнездо и растить детей. Тем более, что и Галка изъявила желание остаться в Кимберли поближе к сестре.

Все вместе они продолжили исследование вируса синдрома Усольцева, штаммы которого были обнаружены в пластах местных апатитовых пород. Рита успешно защитила диссертацию и возглавила лабораторию молекулярной биологии. А наработки змееносцев по программе «Вечная молодость», которыми поделилась курировавшая это направление Галка, помогли не только разрушить порочный круг и вернуть бывшим пациенткам «Панна Моти» уверенность в завтрашнем дне, но и решили болезненный и злободневный вопрос о бесплодии доноров и других участников программ энергообмена.

Вот только Олежка подрастал, и они с Ритой беспокоились, а смогут ли учебные заведения Сербелианы дать ему в жизни те же шансы, какие получали выпускники, проходившие обучение в вузах Солнечной системы. Тем более, в их семье все закончили земные университеты с именем и длительной историей.

— Ты думаешь, наша миссия на Паралайз — это шанс выторговать возвращение?

Арсеньев глянул на жену, только сейчас осознавая, что ее рвение в подготовке к пилотированию и организации этой странной экспедиции, возможно, являлись частью какого-то договора.

— Командующий обещал, — потупившись, призналась Рита. — Все эти двенадцать лет за мной вели наблюдение, — пояснила она. — Поскольку за это время ничего подозрительного замечено не было, мне разрешили вернуться.

Арсеньев озадаченно глянул на приборную панель, не зная, как реагировать. Впрочем, разве он сам в глубине души не надеялся, что эта миссия окажется условием их возвращения.

— Иди уже спать, — посоветовал он Рите, желая закончить разговор, который вновь грозил перейти в опасное русло. — Свою вахту ты отстояла. А я, пока все спокойно, пожалуй, запишу свой сон, пока не забыл. Что-нибудь типа: «Путь между двух змей горный кот объясняет».

— Не повторяйся, — лукаво улыбнулась Рита. — Это у тебя уже было в «Поучении царя Арса», как назвал этот опус Олег.

Арсеньев подумал, что вместе с сыном так и втянулся в эту странную, но волнующую игру. Он потянулся к планшету, чтобы набрать текст, но в этот миг на экране обнаружения появилось сообщение об опасности, а через миг завыла сирена. Четыре корабля Альянса атаковали их на границе туманности без предупреждения в нарушении всех галактических норм. Первый залп носил, скорее, предупреждающий характер. Вот только змееносцы, укрывшись за туманностью, подошли на слишком близкое расстояние, и чтобы избежать столкновения, Арсеньеву пришлось отклониться от курса и выйти в нейтральную зону.

— Вот, собаки! — выругался он. — Теперь, если придется драться, они в своем праве!

— Ты хочешь принять бой?

На лице жены, спешно надевавшей подогнанную по ее фигуре броню, появилось выражение растерянности и какой-то прямо детской обиды.

Конечно, пятнадцать лет назад на Ванкувере и полгода спустя на Васуки она вела себя как бесстрашная амазонка, не говоря о ее «крестовом походе». Но за прошедшие годы столько всего переменилось. Ему и самому так хотелось поверить в возможность вести нормальную, спокойную жизнь.

Не стоило, размечтавшись об отдыхе на Паралайзе, идти на поводу у Командующего и брать ее в этот полет. В конце концов, Сема-ии-Ргла поступали заведомо нелогично, поручив охрану своего ценного груза хрупкой женщине без соответствующей подготовки, пускай даже она находилась с мужем на корабле, вооруженном по последнему слову техники. Но призрачный шанс вернуться на Землю, на который намекнул Командующий, заморочил голову и ему. Тем более, на кону стояло будущее Олежки.

Между тем, на экранах связи высветилось наконец требование противника: «Отдайте амриту». Амрита написана с маленькой буквы и без кавычек.

— А всю систему Регула они в придачу не хотят? Как можно отдать то, что нам не принадлежит.

Вслед за отказом в них полетели ракеты. От первых двух он уклонился, уведя корабль в глубокое пике, из которого менее опытный пилот просто не выбрался бы. У Арсеньева только ненадолго потемнело в глазах и рот наполнился крошкой отбитой эмали. Эх, зря он не убедил Риту укрыться в амортизаторе. Ни к чему ей такие перегрузки. Сделав крутой разворот, он зашел для атаки.

Сейчас самое время. Эскадра, намереваясь еще раз попытаться взять увертливого противника в клещи, в начале маневра выстроила крыло. В таком плотном строю есть шанс подбить не один корабль, а хотя бы парочку. Посмотрим, что там за чудо оружие! Не оказались бы все эти разговоры о пространственно-временных манипуляциях пустым трепом коммерсантов, желающих получить выгодный оборонный заказ!

Не оказались! От выплеска освобожденной концентрированной энергии корабль содрогнулся, точно его морской тезка, выдерживающий натиск десятибалльного шторма. Ну, ничего, ему не привыкать, на Ванкувере было намного хуже. Но что происходит. Почему не видно вспышки плазмы и куда делись истребители Альянса? Поглоти меня бездна! Неужто обзорный экран полетел? Этого еще не хватало.

— Выведи на панель изображение в инфракрасном спектре! — коротко, ибо сейчас было не до сантиментов, приказал он жене.

— В инфракрасном эскадры я тоже не могу обнаружить, — озабоченно отозвалась Рита. — Может быть, посмотреть в гравитационном и электромагнитном?

— Давай все, что есть! — отрезал Арсеньев. — Я не могу управлять кораблем вслепую!

Рита послушно повернулась к приборной панели, и застыла в ужасе:

— Саша, что это?

На голографическом мониторе, куда выводились показания датчиков, замерявших тепловое излучение, гравитацию и электромагнитные колебания, творилась непонятная вакханалия. На том месте, где по всем расчётам полагалось пребывать кораблям противника, разрасталось какое-то жуткое пятно, отдаленно напоминающее коридор подпространства, насколько гноящаяся рваная рана с зияющими краями может походить на ювелирный хирургический надрез.

— Саша! Что происходит? Куда исчезли корабли?

Такой испуганной он видел ее только во время первой встречи на Ванкувере, когда отбил ее у банды разнузданной солдатни Серого Ферзя.

— Сам бы хотел это узнать! — Арсеньев крепко выругался, что в присутствии жены позволял себе чрезвычайно резко.

— Но они исчезли! — начала Рита.

Арсеньева сейчас больше беспокоило видимое теперь и визуально разраставшееся пятно, поглощавшее все на своем пути. Похоже, разработчики чудо оружия не подумали, куда направить отдачу. Или на этот раз оно опять дало сбой.

— Уходим! И как можно скорее! Мне срочно нужны наши координаты для расчета курса через червоточину на Васуки!

— Ты что, хочешь прямо отсюда стартовать на двигателях гиперпространства?

— На маневровых не успеем! Если мы сейчас же отсюда не уберемся, эта дыра поглотит и нас!

Рита послушно вернулась к обязанностям штурмана, а Арсеньев попытался прикинуть плотность туманности, сквозь которую им предстояло проскочить прежде чем попасть в заветную червоточину. Речи о том, чтобы в срок добраться до Паралайза, уже не шло. Хотя Васуки после гибели Наташи и Клода усилиями академика Серебрянникова была объявлена закрытой планетой с нейтральным статусом, на терпящих бедствие ограничения не распространялись.

— Есть! — облегченно выдохнул он, вводя переданные Ритой координаты, но в это время их накрыла ударная волна.

Что произошло дальше, Арсеньев так до конца и не понял. Он увидел, как в тот момент, когда корабль почти вошел в устье маячащей еще слишком далеко впереди червоточины, их настигла область экзотической материи, образовавшаяся, видимо в результате применения новых ракет. То ли он рефлекторно изменил координаты точки выхода, то ли вмешались телекинетические способности его жены, мирно дремавшие целых двенадцать лет. А может быть, это была сложная игра, затеянная загадочными Сема-ии-Ргла, которые перед началом рейса так и не объяснили, кому на Паралайзе следовало вручить контейнер с амритой, лишь туманно намекнув, что по прибытии их будут ждать.

Судя по ощущениям Арсеньева, их корабль и они с Ритой на время превратился в бумажный рисунок или примитивную плоскостную модель. Ибо даже скафандр на основе экзоскелета не спасал от чудовищных перегрузок, которые на время полностью вырубили сознание и отключили контроль над происходящим. Командор даже не успел сказать жене последнее прости.

Впрочем, прощаться им и не потребовалось. Система, на орбиту которой их вышвырнул, словно ненужный хлам из мусоропровода, коридор, выглядела вполне мирной и до боли знакомой. Только приборы, отвечавшие за ориентацию во времени и пространстве, словно взбесились и показывали невесть что.

— Что за шутки? — Арсеньев провел рукой по покрытому тяжелой испариной лицу. — Куда это мы попали?

— Туда, куда тебя вели твои сны, — отозвалась Рита, раньше мужа пришедшая в себя и уже успевшая каким-то образом определить координаты корабля.

Все-таки не зря перед рывком он ее почти силком уложил в амортизатор.

— Через пару недель, если хватит энергии, мы выйдем на орбиту Васуки.

— Если нет, придется тащиться на импульсной тяге и маневрировать только на посадке, — критически глянув на датчик расхода плазмы, отозвался Арсеньев. — Главное потом восполнить. Надо бы приземлиться в каком-нибудь безлюдном районе и переждать, пока наполнятся аккумуляторы.

Хотя корабль выглядел исправным, Арсеньев на всякий случай включил сигнал бедствия. Не хватало еще попасть под огонь беспилотников Галактической Безопасности, охраняющих вход в систему. Было бы также неплохо, воспользовавшись поддерживаемым ими каналом межсети, как-то связаться с Командованием и рассказать об атаке, пока змееносцы не подняли в Совете вой.

Но патрульные не появились ни на следующий день, ни через неделю. С приборами по-прежнему творилась какая-то неразбериха, но на работе систем жизнеобеспечения это, к счастью, не сказывалось. Другое дело, что кротовая нора, которой они воспользовались, непостижимым образом исчезла, а на ее месте образовалась другая, ведущая на Равану.

— Нам придется выбираться через территорию Альянса? — стараясь выглядеть спокойной, спросила Рита.

— Может быть, и через нее, — нахмурился Арсеньев. — Сначала бы место для посадки найти.

В самом деле, хотя во время их экспедиции они сделали подробную карту Васуки, дополненную Савенковым и Минамото, уже первые замеры показали, что поверхность планеты выглядит иначе, чем в прошлый раз. На месте гнилых болот располагался горный кряж, куда-то бесследно исчезла Пустыня Гнева. В архаичном Сольсуране и дикой стране болот непостижимым образом возникли крупные и явно промышленные города, большинство из которых лежали в руинах. Синтрамунд и страна Тумана щерились мощными укреплениями, напоминающими системы противовоздушной обороны двадцатого века, и явно готовились отражать вражеский удар.

— Саша, а ты уверен, что мы попали именно на Васуки? — осторожно спросила Рита. — Ведь рельеф не мог так измениться всего за восемь лет. Не говоря уже о том, что цивилизация не развивается и не погибает так стремительно.

— Я сейчас уверен лишь в том, что, если мы в ближайшее время не посадим корабль, энергии нам не хватит даже на поддержание систем жизнеобеспечения. Тем более, что при посадке придется на всякий случай включить защитное поле.

В это время на приборной панели высветилось сообщение, полученное от звездолета, который уже восемь лет как числился в списках пропавших без вести.

«Пардус», «Пардус»! Вызывает «Мерани».

— Клод, Петрович, ребята!

Глаза Риты загорелись надеждой.

— Ничего не понимаю, — честно признался Арсеньев. — Мы что с тобой, все-таки, не пережили прохождение сквозь кротовую нору?

— Скорее всего, ребята просто потерпели крушение и по какой-то причине не сумели выйти сразу на связь, — предположила Рита.

— Конечно, все возможно. Но в таком случае, каким образом Савенков и Миномото не запеленговали сигнал терпящего бедствие корабля?

— А если это ловушка? — испугалась Рита. — Если «Мерани» захватили змееносцы или пираты?

— Сейчас проверим, — пожал плечами Арсеньев, набирая ответ.

«Приняли ваше сообщение, «Мерани». Запрашиваем разрешение на посадку».

«Передаю координаты», — отозвались с корабля-призрака.

Арсеньев почти не удивился, когда в качестве места для посадки им указали на обширное плато в травяном лесу, расположенное, как в его сне, между трех скал, похожих на горного кота и двух свернувшихся змей. Он посадил корабль и, готовясь к худшему, привел на всякий случай орудия в боевую готовность. К счастью, помимо боеголовок системы Левенталя на борту остались и традиционные плазменные установки.

Но отстреливаться не пришлось. Из укрытия, расположенного между «лапами» «Горного кота», на пустошь вышли Петрович, Клод и Дин. Амин, Сигурни и Диего стояли чуть в стороне, охраняя двух женщин и группу малышей от двух до семи лет. Хотя броня бойцов помнила лучшие времена, сами они не выглядели Робинзонами, да и аккумуляторы скорчеров показывали полную зарядку.

Как и следовало ожидать, встреча получилась радостной и сумбурной.

— Саня, сокол мой! — восторженно гудел Петрович, в медвежьем захвате сминая Арсеньеву недоломанные палачами Альянса ребра. — И девочка наша! Все такая же красавица, совсем не изменилась!

— Так вам тоже поставили боеголовки системы Левенталя? — нахмурил брови на круглом лице Дин, цепким взглядом профессионала оценивая оснащение корабля.

— Нас уверили, что их доработали, — пояснил Арсеньев. — Тем более, что, созданная ученым новая модификация гиперпространственного двигателя уже успела зарекомендовать себя с лучшей стороны.

— А может быть, это так специально было задумано? — продолжая этот не совсем понятный разговор, заметил Амин. — Разработками Левенталя, говорят, интересовались Сема-ии-Ргла.

— Не исключено, что все дело в червоточине, — предположила Сигурни, которая до этого с гордостью показывала Рите детей и знакомила ее с сольсуранскими женами Диего и Дина. — Временная петля обладает устойчивыми характеристиками.

— Только действует почему-то только на корабли, оснащенные оружием нового образца, — хмыкнул Диего, поднимая на плечи маленького сына, на лице которого виднелись настораживающие отметины от выболевших пустул.

— Командор, у Вас на борту, случайно, не найдется сырья и оборудования для производства антивакцины? — с мольбой глянул Клод, пока Арсеньев раздумывал, как бы помягче сообщить ему о рождении дочери и гибели Наташи. — А то у нас тут эпидемия.

— Так у сольсуранцев же врожденный иммунитет, — удивилась Рита.

— Я тоже так думал, — с выражением безнадежности на лице махнул рукой Клод.

— Почему вы все это время не выходили на связь? — кое-как пытаясь проанализировать обрушенную на него скопом информацию, задал Арсеньев самый главный из интересующих его вопросов.

— Было бы с кем, — со странным выражением лица отозвался Клод.

— Мы пытались, Саня! — виновато развел руками Петрович. — Мы даже на Землю поначалу рванули.

— Только там пока верят, что небо — это твердь, а плоская суша лежит на трех китах, плывущих в океане времени, — глядя куда-то в сторону вздохнул Дин.

— А те, кто уже принял гелиоцентричную теорию, полагают, что атом неделим, и ничего не слышали о неевклидовых пространствах, — добавил Амин.

— Олежка!

Осознав смысл пояснения друзей, Рита зажала рот руками, чтобы не закричать. Арсеньев прижал ее к себе, невольно тоже задумавшись, как воспримут известие об их исчезновении родители и сын. С другой стороны, теперь ничего не препятствовало обучению Олега на Земле. А им с Ритой теперь предстояло как-то выживать и приспосабливаться к новым условиям.

— Да-да, вы правильно поняли, — подытожил Клод. — Мы все заблудились во временной петле и совершили путешествие во времени, перенесшее нас на пятьсот лет назад. Не знаю, как получилось, что мы встретились, но это самое лучшее, что мы можем вам сообщить.

— Хотя нам хотелось предотвратить появление испанской инквизиции и спасти Жанну д`Арк, изменять земную историю мы не стали, — пояснил Диего. — Только подарили одному генуэзскому моряку карту пассатов и, оставив во Флоренции чертежи летательного аппарата, вернулись сюда.

— Но на обратном пути при переходе сквозь червоточину от Раваны нас атаковали асуры, — не скрывая досады, поведал Дин. — Мы все едва не погибли, а «Мерани» затонул в океане.

— На Васуки идет война, Великий асур стремится к полному истреблению людей или обращению их в рабство, — обрисовал картину Клод. — Процветавшая еще до недавнего времени людская цивилизация на грани исчезновения. Боюсь, без применения оружия системы Левенталя нам врага не одолеть!

Бодрствование затянулось далеко за полночь: следовало разработать план совместных действий, оказать помощь больным и раненым, разместив наиболее тяжелых в медотсеке «Пардуса», подумать, как поднять затонувший «Мерани». Арсеньев валился с ног, когда, обсудив все детали и выяснив все подробности, позволил себе сдать вахту Петровичу и Амину и почти силком увел из медотсека Риту. Вот только, когда они добрались до каюты, сон как рукой сняло. Зарывшись лицом в подушку, жена дала волю слезам. Им обоим требовалось время, чтобы пережить разлуку с близкими.

— Мы обязательно вернемся, — пытаясь поверить в собственные слова, успокаивал ее Арсеньев. — Корабль на ходу, осталось узнать, как закрутить временную петлю обратно.

— Только со здешними делами сначала разберемся, — прижалась к нему Рита.

А на приборной панели высвечивалось: «Груз «Амрита» благополучно доставлен к месту назначения».

(обратно) (обратно)

Оксана Токарева (Белый лев) Молнии Великого Се

Дорога в Гарайю

Если смотреть с гребня перевала на травяные леса Великого Се, причудливо разбросанные в бескрайнем просторе пятна оранжевого, желтого, темно-синего и багрового складываются в затейливый узор, напоминающий праздничный покров неведомого великана.

Однако, если спуститься ниже по склону, торчащие из земли толстые, острые стебли высотой в полтора человеческих роста напомнят о битвах темных духов и обитателей надзвездных краев, после которых остались торчать разноцветные копья. Они обратились травой, но по-прежнему готовы колоть и разить в руках умелых хозяев и, главное, неплохо скрывают засаду. Особенно теперь, когда с легкой руки князя Ниака травяные леса наводнили разного рода наемники и охотники за рабами.

И хотя пока ничего не указывало на появление в этих пустынных краях разбойной ватаги или вооруженного отряда, человек, который уже второй день крался по их следу, мог оказаться кем угодно.

— Эй, Крапчатый! Пошевеливайся! Ты что, хочешь стоять тут до второго пришествия Великого Се? Наберись мужества, спускайся. Спускайся или пеняй на себя! Тебе оставаться без ужина!

На узкой горной тропе, петлявшей по склону с причудливостью ритуального орнамента, стоял высокий кряжистый мужчина. Его волосы и борода были наполовину седыми, а лицо давно выдубили ветра и солнце, иссекли дожди и оружие врагов. Но в движеньях чувствовались легкость и сноровка, а светлые глаза сохранили ясный, открытый взгляд человека честного и доброго. Временами в них вспыхивали и веселые искорки, к примеру, как сейчас, когда он распекал своего медлительного товарища.

Товарищ был грузен и неуклюж. Четыре столпообразные ноги, несущие громадное тело, покрытое густой шерстью, и уродливую, увенчанную рогами голову, не очень уверенно чувствовали себя на крутизне. Три пары умных добрых глаз смотрели на человека с укоризной. Взгляд животного красноречиво говорил: «Тебе-то хорошо, хозяин, по горам ходить, тебе горные духи почти родня, а мы, зенебоки, привыкли к травяному лесу. Что, как не примут меня горные духи? И так гневные боги заперли их в недра подземные. А когда чрезмерной тяжестью еще и грудь топчут! Вот внизу — другое дело. Кто лучше меня проложит дорогу сквозь заросли старой травы?»

— Не трусь, Крапчатый, — сказал человек. — Ты же боевой зенебок, а не домашняя скотинка. Тебе ли бояться духов гор! Разве твой хозяин не ведет от них свой род, разве не почтили мы их доброй жертвой в начале пути? Спускайся и подай нашим спутникам пример! Хорош я буду проводник, если не сумею уговорить собственного зенебока!

Словно поняв смысл речи человека, Крапчатый сокрушенно потряс головой, вздохнул пару раз и осторожно пошел вниз, тщательно проверяя дорогу.

Его хозяин, которого звали Камень, действительно вел свой род от духов гор, являясь последним потомком Могучего Утеса — некогда влиятельного и сильного племени. Одежду Камня составляли удобные кожаные сапоги, штаны мехом наружу и рубаха, сплетенная из разноцветных травяных волокон. Такая рубаха по прочности не уступала чешуйчатым доспехам, но была значительно легче, а изображенный на ней магический узор предохранял не только от вражеского меча, но и от болезни, порчи и всякого другого зла. Над левым плечом виднелась крестовина доброго меча.

В прежние годы Камень видел немало битв, в память о которых у него остался этот клинок, выкованный в надзвездных краях. Но те славные времена поглотила река Времени, оставив на долю последнего потомка духов гор скитания по просторам травяного леса. Количество пройденных дорог превышало число морщин на лице. Зимой Могучий Утес жил охотой, летом сопровождал купцов из иных земель.

Вот и сейчас они с Крапчатым исполняли роль проводников и охраны при чужеземце, который в одиночку вздумал путешествовать по дорогам Сольсурана. Могучий Утес понимал, что затея эта опасная и добром может не кончиться, особенно теперь, когда их преследовал этот осторожный невидимка. Однако он не мог отказать старому другу, хоть и подозревал, что его путешественник отнюдь не тот, за кого себя выдает.

Около недели назад Камень оказался в Имарне, намереваясь обменять плоды своих охотничьих трудов на зерно, сыр и травяное масло. Он довольно-таки быстро закончил дела и собирался уже покинуть град, но, посчитав оставшиеся у него после покупок меновые кольца, пришел к выводу, что имеет право посетить оружейную мастерскую — стоило присмотреть новый нож для разделки шкур, старый от многолетнего использования никуда не годился. А для выполнения этой задачи лучше Имарна места не стоило и искать.

Дело в том, что с недавних пор здесь поселился один чужеземец по прозвищу Дикий Кот — что ни говори, имя, более подходящее для воина, нежели для ремесленника. Сухощавый и темноглазый, очень смуглый, вероятно, от постоянного общения с огнем, этот человек имел такую власть над металлом, что вещи, выходившие из его горна, будь то лемех для плуга, сапожное шило, спица для вязания или боевой топор, служили исправно и долго, отличаясь надежностью и прочностью. А уж если кому из воинов травяного леса удавалось уговорить Дикого Кота выковать ему меч, он мог быть с первого взмаха молота уверен, что это оружие превзойдет все изделия сольсуранских мастеров и ничем не уступит клинкам, рожденным в надзвездном краю.

Во время своих странствий Камень часто навещал Дикого Кота. Тот любил послушать его рассказы о прежних временах. Обычно, едва заслышав приветственный рев Крапчатого, Дикий Кот выходил из своей мастерской пожелать старому зенебоку и его хозяину здравия и долгих лет. Но сегодня он оказался занят — вел оживленную беседу с каким-то чужестранцем, низкорослым и тщедушным, как теленок зенебока, не ко времени появившийся на свет в начале зимы.

Хотя Камень по опыту знал, что Дикий Кот не станет просто так якшаться с кем попало, нынешний его собеседник вызывал, мягко говоря, чувство недоумения, граничащего с недоверием. Несмотря на то, что в мастерской от жары плавились даже оловянные бляшки на поясах, этот чудак, словно вокруг него царила лютая стужа, с ног до головы был закутан в бесформенный темно-зеленый балахон и, хотя на небе не наблюдалось ни облачка, упорно надвигал на глаза обширный, глубокий капюшон.

Немного раздосадованный, еще больше удивленный Камень выбрал инструмент по весу и по руке, заплатил, сколько положено, и собирался уходить, но Дикий Кот жестом попросил его задержаться. Оставив, наконец, своего гостя, он отвел Камня в сторону.

— Сам Великий Се привел тебя в мою мастерскую! — начал он. — Мой друг направляется в Гарайю. И ему требуется надежный проводник.

— Город двенадцати пещер? — Камень нахмурился. — Это место заповедное, и зря тревожить его покой не стоит.

— Не зря! — пылко воскликнул Дикий Кот. — Этот человек путешествует по свету в поисках мудрости. Он прибыл в Сольсуран из очень дальних краев и щедро заплатит тебе за услугу. Сам посуди, времена сейчас неспокойные, разве я могу найти проводника более надежного, чем ты, друг Утес!

И все же Камень долго колебался. Обратись к нему с подобной просьбой кто другой, особенно сам чужак, просто бы без лишних раздумий отказал. Куда это годится — прятать свое лицо, словно какой поклонник темных духов. С другой стороны, стоит ли судить о человеке по его внешнему виду? Мало ли, какую цену ему пришлось заплатить за тягу к познанию. Да и стены пещер Гарайи, покрытые письменами, которые начертал едва ли не сам Великий Се, для жрецов, книгочеев и колдунов всех мастей вот уже тысячу лет являются приманкой паче легендарных сапфировых кладовых Синтрамундского калагана. И это несмотря на то, что смысл знаков давно утрачен, а выражение «молчать как стены Гарайи» вошло в поговорку.

От Дикого Кота не укрылись сомнения, отразившиеся на обычно невозмутимом лице старого воина.

— Я бы не стал беспокоить тебя, кабы сам мог отправиться в этот путь! — сказал он проникновенно. — Но дела требуют моего присутствия в Имарне, а мой гость не может ждать. Он должен выполнить поручение, которое ему дали жрецы Храма Великого Се, ибо среди ныне живущих ему нет равных в толковании знаков.

Последний аргумент решил дело. Выполнить просьбу жрецов великого Храма — заслужить благодать Великого Се.

Вопреки всем опасениям Могучего Утеса, иноземный чудак оказался попутчиком приятным и даже милым. На неудобства дороги не жаловался, излишними расспросами не докучал, на спине зенебока держался не хуже коренных сольсуранцев, с норовистой скотинкой, отзывавшейся на прозвище Чубарый, управлялся споро и умело. Почти не используя поводья, он только почесывал зенебока палочкой между рогов, указывая, куда и как тому идти.

Вечером на постоялом дворе он забивался в самый темный угол, молча съедал свой ужин, обычно более чем скромный, и уходил спать, неизменно предпочитая отдельную комнату, ежели таковая имелась, и не скупясь на ее оплату. Видимо, бедолага желал хотя бы ночью снять неудобное одеяние и без лишних свидетелей стереть с лица пот и пыль.

У Камня, впрочем, на этот счет имелись и другие предположения, о которых он предпочел сообщить одному Крапчатому и без соглядатаев. Дело в том, что еще в первый день пути, когда скрытный мудрец с ловкостью дикого кота Роу Су взбирался на зенебочью спину, из-под полы одеяния на какой-то миг показалась маленькая узкая ножка, обутая в изящный сапожок. А чуть позже, когда порыв ветра попытался стянуть с него объемистый капюшон, в прорези широченного рукава мелькнула длань, такая тонкая и белая, точно ее вылепили из сыра, сваренного из молока белой зенебочицы.

«Ай да мудрец! — подумал тогда Камень. — Разговаривая, басит, хлеб режет на весу, а по земле ходит мягко, коленки одна к другой жмет, да и плащ нынче, забывшись, запахнул на женскую сторону! Не оказалось бы под плащом оберегов рода матерей!»

Проверить свои предположения Камень смог на четвертый день пути, когда они достигли отрогов гор. Большой торговый шлях, где каждый дневной переход был отмечен постоялым двором, трактиром или корчмой, еще в полдень остался далеко позади, поэтому Могучий Утес и его спутник устроили ночлег на небольшой горной террасе, языком выдающейся в травяной лес.

Камень срубил несколько сухих стеблей, развел костер и занялся приготовлением ужина: набрал воды из родника, размолол на маленькой мельнице зерно, замесил из получившейся муки тесто на воде и травяном масле, разложил на походной жаровне лепешки. Его спутник, не побоявшись холода, совершил возле родника омовение и теперь, закутавшись в неизменный плащ, раскладывал на полотне зенебочий сыр и солонину.

Ночная свежесть холодной влагой оросила землю, выпала росой на пористый бок скалы. Наступившая ночь была светлой. В небе пухлые фиолетовые облака поочередно предлагали мягкие постели трем оранжевым лунам, трем шаловливым красавицам, юным дочерям Владыки Дневного Света, что вечно нарушают покой повелительницы теней. Крапчатый и Чубарый, чьи мохнатые спины временами вырастали над верхушками травы, с аппетитом ужинали: в ночной тишине слышался сочный хруст, в свете лун поблескивали умные добрые глаза.

Поджидая, пока лепешки подрумянятся, Камень полировал и без того блестящий, как соляное зеркало, клинок меча, чужестранец смотрел на его занятие с интересом.

— Дикий Кот рассказал мне, что ты владеешь оружием надзвездных краев, — глухим и взволнованным голосом начал он. — Неужто этот меч — тот самый?

— Я получил его из рук царя Афру как награду за доблесть в битве у реки Фиолетовой, — охотно пояснил Камень. — Тогда Могучие Утесы сумели остановить орды голоштанных дикарей из гнилых болот, удерживая речной берег до прихода воинов Урагана.

— Далеко за пределами травяных лесов известно, что эта победа досталась твоим родичам слишком дорогой ценой! — показывая завидную осведомленность в делах Сольсурана, кивнул чужеземный мудрец.

— Твоя правда. Тогда я единственный остался в живых, хотя и получил столько ран, что только искусство вестников Великого Се позволило мне вновь встать на ноги. Жестокая была сеча. Фиолетовая в тот день стала красной от крови, весь берег покрылся человеческими телами, как травой… Но отступить мы не имели права. Ведь мы защищали царя.

Камень ненадолго замолчал, ибо не знал, что еще сказать. Да и где он мог отыскать слова, чтобы объяснить этому прячущему лицо чужеземцу, какому правителю ему довелось служить, а оправившись от ран, он не вернулся в опустевшее родовое жилище, отдав свой меч и доблесть последнему из рода владык. Вот это был царь! Любимый народом и богами. Недаром Великий Се явил ему свою благодать, послав на землю Сольсурана из надзвездных чертогов своих светлых вестников. Божественные посланцы помогали править страной, лечили людей от болезней, возводили дивные дворцы, открывали секреты ремесел. Одна прекрасная богиня подарила царю Афру свою любовь, плодом которой стало прелестное дитя, маленькая царевна, названная Птицей.

— Печально, что верность наследнику рода царей при нынешних властителях обернулась для тебя изгнанием! — старательно подбирая слова, проговорил чужеземец. — Такое, впрочем, случается и в нашем краю.

— Что толку в такой верности?! — Камень вздохнул, пытаясь избыть накатившую из самых глубин души горечь. — Царь Афру погиб! Я же, презренный, живу.

— Спасти царя и его супругу ты был все равно не в силах! Зато, насколько мне известно, именно тебе удалось уберечь от неизбежной гибели невинное дитя.

Куда исчез простуженный бас? Голос мнимого мудреца звучал звонко и чисто, и то, несомненно, был голос девы. Не померещилось ли? Не затеял ли какую игру отверженный дух?

— Вестники Великого Се вновь вернулись на землю Сольсурана! — продолжил чужестранец своим прежним голосом. — И они рады будут принять в своем Граде последнего потомка рода Могучего Утеса!

Поблагодарив за щедрое приглашение и пожелав спутнику хорошего отдыха и крепкого сна, Камень решил подняться повыше, поглядеть, как там тропа. Продолжать разговор, словно в пропасть, проваливаясь в бездну воспоминаний, у него не было сил. Кроме того, он хотел уже наконец разобраться с этим следом. Кому и зачем могло понадобиться день напролет красться, пробираясь едва не ползком среди колючих высоких стеблей, по следам двух одиноких странников, не имеющих ни излишних меновых колец, ни какой-нибудь ценной поклажи? С другой стороны, в последнее время с легкой руки князя Ниака в Сольсуране уж очень популярным ремеслом сделалась охота за живым товаром, а работорговцы были теми, кого он меньше всего хотел бы сейчас повстречать.

Побродив по окрестностям, Камень пришел к двум утешившим его выводам. Во-первых, он в очередной раз убедился в том, что охотничье чутье у него пока не притупилось и что по их следу действительно кто-то шел и шел, не особо-то и таясь. Следов оказалась куча, и они явно указывали, что незнакомец не только не охотится на других (это стало вторым приятным выводом), но скорее сам является объектом чьей-то охоты.

След, оставленный босыми, сбитыми в кровь ногами, петлял и заплетался, как травяное волокно в руках уставшей вязальщицы. Путник долго бежал, запыхался, к вечеру еще и захромал. Судя по размеру ступни и длине шага, это был подросток. Он носил лохмотья и ходил босиком, из чего Камень заключил, что это нищий подмастерье, подпасок, а еще вернее — беглый раб.

Впрочем, какую бы долю, а вернее недолю незнакомцу ни выковал Небесный кузнец, смекалки для ее достойного несения Он отпустил вдосталь. Не каждый взрослый муж сумеет сообразить, увидев на постоялом дворе двух мирных, неприхотливых путников, пойти по их следам, сбивая с толку свою погоню, да и себе облегчая путь через травяной лес. Здесь, в горах, если на перевале обойдется без снегопада, чего Камень и для себя бы желал, разыскать его будет куда трудней. А там, глядишь, и до родного дома доберется. Ведь бывает же и у рабов какой-никакой, а родимый дом.

Камень почти успокоился. Если его предположения верны, а в этом он почти не сомневался, незнакомец беспокоить их не станет: отринутые судьбой бедолаги обычно сторонятся людей.

Разузнав все, что требовалось, проверив тропу, Камень направился обратно к костру. Он уже преодолел приблизительно половину пути, вознося благодарность Великому Се за то, что его опасения не оправдались, когда с окрестных гор, отраженный эхом, скатился низкий и раскатистый рев потревоженного табурлыка — самого крупного и опасного хищника гор и травяных лесов, ответом которому служил отчаянный крик двух человек.

Голос одного взвился вверх пронзительным мальчишеским фальцетом, чтобы через миг сорваться в задушенный хрип. Связки другого продолжали вибрировать, посылая в пространство звук запредельной высоты, и этот звук отметал всякие сомнения в том, что тот, а вернее та, кто его издает, в большей степени является подобием первой Матери, нежели первого Отца.

Камень мигом забыл о горных духах и их кознях. Не имея времени вернуться на тропу, он изо всех сил припустил через заросли прошлогодней травы напролом в направлении, откуда доносился рев.

Тропинка серпантином огибала гору. На одном из нижних витков Камень увидел огромного пещерного табурлыка. Поднявшийся на задние лапы зверь достигал высоты в полтора роста взрослого мужчины, но казался еще огромнее из-за косматой, в два пальца длиной, синевато-бурой шерсти и толстого слоя жира, почти не растраченного зимой. Толстый кожистый нос жадно втягивал запах человечины, маленькие, налитые кровью глазки алчно озирали добычу, а чудовищные, почти в локоть длиной клыки и изогнутые когти собирались сделать все от них зависящее, чтобы эту добычу получить.

В нескольких шагах от пещерного чудовища стояла юная прекрасная девушка, хрупкая и изящная, точно хрустальный цветок. Серебристое, матово-поблескивающее одеяние вестников Великого Се красиво облегало статную, ладную фигуру. Разорванный звериными когтями зеленый плащ смятым комом лежал на земле.

Медленно наступая, табурлык пытался подмять под себя что-то неопределенно-грязное, окровавленное и изломанное, то, что еще несколько мгновений назад считалось вполне пригодным для жизни человеческим телом. Бесстрашная красавица, перезаряжая на ходу арбалет, пыталась чудовище отвлечь и отогнать.

Камень прыгнул с уступа на спину табурлыку, вонзая нож в основание его черепа. Раненый зверь попытался сбросить человека. Камень проверил спиной прочность скалы: скала оказалась прочнее, но могучий Утес не отпустил рукояти, все глубже вгоняя свой нож. Девушка меж тем, улучив момент, выпустила в горло чудовищу несколько стрел. Смертельно раненый зверь оглушительно заревел и рухнул навзничь. Камень едва успел отскочить.

Они стояли друг напротив друга, не веря, что остались живы. На языке у Камня вертелись разные слова. От вполне дружелюбных, вроде: «хорошо стреляешь, красавица», до таких, которые вслух без особой надобности произносить не станешь. Больше всего ему хотелось достать ремень и хорошенько, по-отцовски, выдрать обманщицу, чтобы впредь знала, что поездка через травяной лес — совсем не то же самое, что прогулка в тятином саду.

Впрочем, воспитание юной особы могло пока подождать. Со стороны туши табурлыка послышался слабый стон. Несмотря на то, что туша поверженного великана основательно придавила его, беглец подавал несомненные признаки жизни. Могучему Утесу не нужно было объяснять, что делать. Воззвав к мощи своих великих предков, он сделал усилие и приподнял тушу, а прекрасная незнакомка, вовсе не чуравшаяся грязи и крови, вытащила раненого. Могучий Утес отнес его к костру.

Хотя раны, нанесенные пещерным властелином, могли бы отправить к предкам какого угодно молодца, парнишка, похоже, не собирался просто так отдавать Владычице ночных теней свою юную жизнь, да и девушка была исполнена решимости за беглеца побороться. Пока Камень ходил к ручью за водой, она достала из седельной сумки короб с лекарствами. Вот только вместо привычных Камню склянок и глиняных кувшинчиков с пахучими снадобьями и табурлычьим жиром там оказались какие-то угрожающего вида иглы и облатки в блестящей обертке. Последний раз Могучий Утес видел такие диковинки в руках у вестников, и помогали они от любых болезней лучше всяких трав и заговоров самых могущественных колдунов. Похоже незнакомка говорила правду насчет возвращения в Сольсуран небесных посланцев.

В это время одна из лун выглянула из-за облаков. Ее свет упал на лицо девушки, ясно обозначив прекрасные черты, и Камень, который помогал спутнице скрепить поврежденные кости раненого, чуть не разжал онемевшие пальцы, пытаясь проглотить застрявший в горле комок. Как завороженный, он смотрел на подсвеченный ночным светилом лик, ибо то был лик богини, лик, тревоживший покой Камня в течение долгих лет. Царица Серебряная, божественная супруга царя Афру совсем не изменилась (впрочем, стоит ли удивляться: в надзвездных краях время идет иным чередом). Ее молочно-белая кожа осталась свежей и упругой, овал прекрасного лица был по-девичьи нежен, а в иссиня-черных волосах даже внимательный взгляд не отыскал бы ни единого седого волоса.

Могучего Утеса охватил священный трепет. Он ведь своими глазами видел это лицо мертвенно-бледным, залитым кровью, а эти глаза — остановившимися и незрячими! Хотя что такое для вестников Великого Се бренная оболочка!

Окончательно забыв про мальчишку, Камень упал на колени, тщась прикоснуться губами к краю одежды царицы:

— Моя госпожа! Моя милостивая владычица! — бормотал он, чувствуя, что слезы текут по его щекам.

Девушка отстранилась. В ее глазах Камень прочитал удивление и досаду. Могучий Утес отвлекал ее от спасения человеческой жизни, а это она явно считала важнее любых церемоний.

— Что с тобой, достойнейший? Уж не принимаешь ли ты меня за мою мать?

Две другие луны также покинули облака, и Камень понял свою ошибку. Что поделать, мертвым возврата нет. Девушка, такая же юная и прекрасная, какой была супруга царя Афру двадцать лет назад, походила на нее, но лишь в той степени, в какой дети походят на своих родителей.

О, Великий Се! Неисповедимы пути твои!

События двадцатилетней давности всплыли перед его мысленным взором, и он увидел вновь прелестное дитя из надзведных краев — дочь царя Афру и царицы Серебряной. Шустрая трехлетняя девочка безбоязненно бегала по садам и коридорам древнего дворца, а затем засыпала на коленях отца. И даже если владыка в это время принимал иноземных послов или беседовал о важных государственных делах, он не отсылал ее прочь, а вятшие мужи, хотя их об этом никто не просил, говорили тихо и ступали неслышно, и стражники стояли неподвижно, точно статуи, боясь потревожить сон маленькой царевны…

Когда началась резня, царица успела спрятать дочь в одной из гигантских нефритовых ваз, подаренных деду ее царственного супруга синтрамундским калаганом. Камень нашел девочку раньше убийц. Сокрыв малышку под плащом, он вынес ее из обагренного кровью дворца, в который больше не вернулся, и передал вестникам на огненный корабль. И вот прошло двадцать лет, и превратившаяся в прекрасную девушку царевна стояла перед ним зримым подтверждением ходивших в травяном лесу упорных слухов о том, что вестники великого Се опять вернулись в Сольсуран.

Хотя Могучий утес, опасаясь гнева князя Ниака, никому не рассказывал о своем участии в судьбе юной царевны, через столько лет девушка узнала его.

* * *

Поскольку Камень был так потрясен, что едва мог справиться с бешено бьющимся сердцем, помочь во врачевании он почти не смог. Однако дочь царя Афру успешно справилась сама, не только перевязав раны беглеца, но и успокоив терзавшую его боль.

— Кажется, должно обойтись, — выдохнула царевна, стирая кровь с рук. — До утра ему хуже не станет, а на рассвете его заберут мои друзья.

Камень нахмурился. Конечно, мальчишку следовало спасать, но негоже царевне нарушать законы Сольсурана!

— Не знаю, как тебе лучше об этом сказать, Госпожа, но, по моим предположениям, этот человек — беглый раб! Весь прошедший день он шел по нашим следам.

— Было бы чему удивляться, — пожала плечиками царевна. — Это Обглодыш, слуга старшего княжича. Я всегда говорила Синеглазу, что, если он не перестанет обращаться с челядью хуже, чем с кавуками, он рискует однажды остаться в одиночестве!

Могучий Утес нахмурился еще сильнее. К старшему сыну князя Ниака старый воин питал двойственные чувства. Он помнил княжича еще ребенком. Обласканный добрым царем Афру и его божественной супругой Синеглаз, чей отец занимал тогда почетный пост первого советника, частенько играл и проказничал вместе с маленькой царевной, вызывая всеобщее умиление и восторг. Однако в последнее время поговаривали, что старший княжич с каждым годом все больше и больше походит на своего гнусного отца.

Камень посмотрел на раненого. Обветренное лицо и не по годам жилистое тело беглеца выглядели изможденными, на шее, запястьях и лодыжках виднелись следы от пут или даже цепей, а латанные-перелатанные, замызганные остатки одежды, похоже, носились с младенчества. Судя по всему, бежать, очертя голову, куда глаза глядят, парня заставила вовсе не прихоть.

Камень вздохнул. Хотя за укрывательство беглеца новые сольсуранские законы карали почти так же строго, как за кражу, возвращать Обглодыша, или как там его звали, законному владельцу Могучий Утес не имел ни малейшего желания. В конце концов, заповеди Великого Се, отказывая рабам в праве распоряжаться собой, повелевали обращаться с ними не как со скотиной, а как с неразумными детьми или младшими членами рода, в почти равной степени предоставляя им одежду, пищу и кров. Так что, еще вопрос, кто больше нарушил закон — потомок Могучего Утеса или Синеглаз.

Решив пока не отягощать душу грядущими неприятностями с княжичем и его малосимпатичными родственниками, Камень обратился к поверженному табурлыку. Вот прибыток так прибыток! Если мясо правильно засолить, то на обратном пути можно будет сбыть его на одном из постоялых дворов, да и шкура на шубу какому-нибудь купчине сгодится. Вот только когда он теперь ожидается, этот обратный путь?

Могучий Утес почти освежевал тушу и примеривался, как бы половчее ее рассечь. Потянувшись за тесаком, он наткнулся на завернутый в грязную, окровавленную тряпицу, плоский обломок породы удивительно правильной формы, совершенно гладкий, точно отшлифованный с одной стороны и покрытый продолговатыми выщерблинами с другой. Приглядевшись внимательней, Камень понял, что и правильная форма, и гладкая поверхность имеют, несомненно, рукотворное происхождение, а странные бороздки — не что иное как письмена. Судя по виду обертки, каменная табличка принадлежала беглецу.

Камень поспешил поделиться находкой с царевной.

Едва девушка бросила на табличку взгляд, в глазах ее появился такой испуг, какого Камень не приметил и во время схватки с табурлыком.

— Откуда ты это взял? — спросила она прерывающимся голосом. Даже при неверном свете костра было заметно, что губы у нее дрожат.

Камень кратко все рассказал и поделился своими предположениями насчет происхождения таблички.

Царевна взметнула руки к лицу, в отчаянии глядя на мирно спящего беглеца.

— Безумец! Что же он натворил! Теперь Синеглаз и его отец, чтобы его разыскать, перевернут весь Сольсуран! Наверное, князь Ниак уже послал погоню!

— А что произошло? — не понял Камень.

Царевна посмотрела на него огромными сухими глазами:

— Ты держишь в руках скрижаль!

Теперь пришел черед Камня задохнуться от всепоглощающего первобытного страха.

В начале времен, когда Великий Се только даровал людям Закон, а премудрый царь Арс, пришедший, как и вестники, из надзвездных краев, открыл народу Сольсурана тайны обработки металла и земли, а также секреты различных ремесел, темные духи нижнего мира решили погубить людской род. Для того, чтобы первый в династии царей сумел их победить, небесный кузнец Ильманарн по приказу Великого Се выковал восемь небесных молний такой сокрушительной силы, какой не знали еще Небо и Земля. Всего одной хватило царю Арсу, чтобы обратить войско темных духов в тлен и пыль. Остальные семь до следующего прихода Великого Се первый царь Сольсурана запечатал глубоко под землей в назидание всем, кто посмеет нарушить Закон.

Место, где хранятся божественные молнии, вскоре после смерти царя Арса оказалось сокрыто в водах реки забвения. В храме Великого Се хранилась каменная скрижаль — священный ключ от заповедных врат, послушный избраннику судьбы. Память народов травяного леса передавала из уст в уста — от отца к сыну, от матери к дочери — предание о том, что это должен быть пришелец из надзвездных краев, приобщившийся к роду владык, женщиной не рожденный. Ему, и больше никому, откроются тайные ворота, и узрят люди Сольсурана свет, которого не видели прежде, и будут счастливы во веки веков.

Камень посмотрел на скрижаль, потом перевел взгляд на мальчишку:

— Неужто этот безродный кавучонок осмелился осквернить храм?

— Не кавучонок, а жирный, вонючий кавук, — не скрывая презрения в голосе, пояснила царевна. — Князь Ниак еще год назад забрал скрижаль во дворец, сочтя, что ключ избранника должен храниться в жилище владык.

— На что он надеется? — удивился Камень. — Захватом власти он не приобщился к роду владык, а ты, госпожа, никогда не согласишься ему помочь! Да и расположение заветных врат до сей поры остается тайной.

— Предание можно толковать по-разному, — покачала головой царевна. — Сами жрецы, хранители памяти о прошлом Сольсурана, не могут прийти к какому-то единому мнению. Я для того и собиралась в Гарайю, чтобы, еще раз попытавшись раскрыть тайну летописи Двенадцати пещер, найти ответ на вопрос: не упустили ли мы чего-нибудь, что могут разведать Князь Ниак и его черные колдуны.

При упоминании о «колдунах» Камень сотворил оградительный знак: не доброе это дело поминать вслух зло, да еще ночью в глухих, безлюдных местах.

— Если верить преданию, Великий Се начертал на стенах пещер только часть своей мудрости, — напомнил он девушке, — другая была отдана сольсуранским родам.

— И дорого бы кое-кто дал, чтобы узнать, где сокрыта эта потаенная часть!

(обратно)

Догнать Ветер

Царевна поведала Камню, что в том краю, откуда она пришла, существует некое очень темное и очень могущественное братство, именуемое альянсом Рас Альхаг или орденом Змееносца. Их твердыня расположилась на одной из планет сияющего на верхнем небосклоне созвездия, которое получило название в честь мудреца и целителя, прославленного умением воскрешать мертвых.

Впрочем, нынешние змееносцы об исцелении, да и просто помощи ближнему пеклись не больше, чем князь Ниак — о благе Сольсурана. Их целью являлась власть, как в надзвездном, так и в подзвездном краю, и средство для достижения этой цели находилось на сольсуранской земле. Вот почему попустительством Великого Се возобладала в стране травяных лесов тьма. Ибо даже вестники, бросившие темному ордену вызов, потерпели поражение и вынуждены были заключить унизительное перемирие, которое Змееносцы могли в любой момент нарушить. Вот почему путь дочери царя Афру лежал в сторону древних пещер.

Отважным сердцем следовало обладать, чтобы тягаться с таким могущественным врагом. Камень посмотрел на хрупкую фигурку девушки, на узенькое запястье, выглядывающее из широкого рукава надетой не по праву мужской рубахи, и покачал головой:

— Неужто на такое дело в надзвездных краях иных мудрецов не было? Шутка ли сказать! Поперек князя Ниака и вятшие мужи идти боятся. А уж если, как ты говоришь, он получает поддержку от этих поклонников тьмы! И как тебя, госпожа, только твои близкие на такое благословили?!

Прекрасные глаза девушки сделались темными и сухими, точно два глубоких, но иссякших колодца.

— Князь Ниак убил моих родителей, — напомнила она таким тоном, что у Камня мигом отпало желание обсуждать этот вопрос.

— Ну, а жених или возлюбленный? — без особой надежды повел Камень рукой.

Царевна глянула на него глазами раненой птицы:

— Прежде у меня был жених, — глухо проговорила она. — Но нам пришлось расстаться. Обстоятельства вынудили его покинуть край, который в Сольсуране называют надзвездным, сделавшись изгнанником. Он нашел свой дом в стране травяных лесов и недавно породнился с потомками Духа Ветра.

Услышав последние слова, Камень не без удивления приподнял левую бровь. Насколько он помнил, в роду Урагана был только один приемыш.

Три года назад сыновья главы рода Ураганов и их двоюродные братья, возвращавшиеся с торга в Имарне, наткнулись в горной теснине на вооруженный отряд своих заклятых врагов — Горных Табурлыков. Потомки Горного Ветра были стойкими и искусными бойцами, но плохо пришлось бы им в бою с превосходящим почти вдвое врагом, если бы на помощь не пришел неизвестно откуда, едва ли не из воздуха взявшийся молодой воин. Отчаянно храбрый, владевший неведомыми приемами боя, чужеземец один одолел столько врагов, сколько Сыны Ветра, взятые вместе.

Хотя он толком не назвал ни своего рода, ни страны, из которой пришел, Ураганы приняли его как дорогого гостя, а когда пожелал остаться, с радостью назвали своим сыном, дав ему имя Ветерок, в память о любимом младшем сыне, сраженном вражеской стрелой за год до того.

Ураганы не прогадали. Слава о воинских подвигах Ветерка гремела по всему Сольсурану, упрочивая доброе имя их рода, заставляя трепетать тех, кто бы хотел покуситься на владения и свободу потомков Горного Ветра. Во время последнего посещения Гнезда Ветров Камень познакомился с приемышем. Пригожий и статный, удалой и не по годам мудрый в суждениях, владеющий тайной металлов и секретами других ремесел, он напоминал вестников Великого Се в те дни, когда они снисходили до того, чтобы примерить одежду сынов Сольсурана, и потому Могучему Утесу странно было слышать слова об изгнании.

В Сольсуране этой карой, считавшейся одной из самых суровых, наказывали людей, совершивших что-то ужасное. С другой стороны, не так уж редко встречалось, что люди благородные и достойные брали на себя бремя вины какого-нибудь безответственного младшего родича или несли незаслуженное наказание, став жертвой зависти или клеветы. А ведь во многих своих проявлениях вестники не так уж отличались от сольсуранцев.

Хотя край неба уже начал светлеть, посланцы Великого Се, товарищи царевны, не спешили появляться. Не на шутку встревоженная, девушка, обхватив худенькие плечи гибкими руками, стояла на краю террасы, приютившей их маленький лагерь, и напряженно вглядывалась вдаль.

— Ну где же они?! — не выдержала она наконец. — Можно подумать, добираются сюда на зенебоке или пешком! Впрочем, если Вадик говорит «на рассвете», раньше полудня его ждать не имеет смысла!

— Вот бы Великий Се направил стопы Ветерка в эти края! — ни к кому особо не обращаясь, задумчиво проговорил Камень. — Все ж было бы как-то спокойнее Синеглаза поджидать!

— Увы, догнать в травяном лесу ветер так же сложно, как подняться до облаков, — перефразировав известную поговорку, невесело отозвалась царевна. — Мои товарищи и я уже почти полгода в Сольсуране, а он ни разу не посетил нас.

Камень подумал, что он тоже бы не торопился встретиться с теми, кто его отверг.

— В травяном лесу приемный сын Ураганов прославился как великий воин и верный товарищ. Его братья говорили мне, что в бою он стоит десятерых.

— Это действительно так, и все же я бы не стала тешить себя пустыми надеждами на этот счет, ибо до меня дошли слухи, что Ветерок из рода Урагана готовится к свадьбе с дочерью вождя рода Земли.

Камень покачал головой. Какая же все-таки лживая птица — людская молва! Насколько ему лично было известно, а он сам гостил в то время в Земляном Граде, дело обстояло с точностью до наоборот.

Вождя рода Земли Дола в травяном лесу прозывали Дол Многоплодный или Дол Большое Гнездо. Двенадцать сыновей взрастил Дол, но дороже каждого из них ему была его единственная дочь, рыжеволосая красавица Медь. Взлелеянная любящим отцом, девушка росла, ни в чем не зная отказа. Любое ее желание выполнялось, любая прихоть воспринималась как закон.

Многие именитые мужи искали ее руки, но не преуспел ни один: своенравная Медь слишком ценила свою волю, а ослепленный любовью отец во всем ей потакал. Но, когда в Земляной град после успешного похода на варраров заехал со своими братьями и отцом герой многих битв Ветерок, сердце гордой девы дрогнуло, и она заявила отцу, что только приемный сын Ураганов достоин стать ее мужем. Дол тут же поспешил выполнить просьбу любимого чада. Не посмотрев на то, что Медь видит своего избранника первый раз в жизни, забыв про приличия, он первым подошел к молодому воину и его приемному отцу.

Как ни лестно было вождю рода Ветра Бурану заключить новый союз с влиятельным соседом (люди Земли, может, и не такие стойкие в бою, как Ураганы, знали толк в добыче руды и считались не только самым древним, но и самым богатым родом Сольсурана), неволить сына он не стал. Тот же, хоть и сознавал важность этого союза для обоих родов, неожиданно для всех дал Долу учтивый, но решительный отказ.

Тогда многие, в том числе Могучий Утес, ломали голову, в чем тут причина и чем не угодила чужестранцу зеленоокая Медь. Теперь все прояснилось. Разве девы Сольсурана могли сравниться с дочерью царя Афру, посланницей из надзвездных краев? Камень понимал Ветерка. С другой стороны, верность, которую молодой воин хранил своей далекой возлюбленной, еще раз доказывала, что такой человек навряд ли способен совершить что-то недостойное.

От Камня не укрылось, как во время его рассказа заблестели глаза царевны, как запылали нежные щеки. Это было видно даже при свете костра. Девушка, приоткрыв губы в мягкой и нежной, как первый поцелуй, улыбке, смотрела куда-то вдаль, а пальцы ее ласкали тонкую, струящуюся серебром цепочку, на которой висела небольшая привеска в виде летящей птицы.

— Наш геофизик, Синдбад, когда последний раз ездил к Долу на его медный рудник, упоминал, что люди Земли перестали общаться с Ураганами, — задумчиво проговорила она, — но я тогда не придала этому значения.

Она решительно тряхнула кудрями, отгоняя (навряд ли далеко) теплое видение, и продолжила уже другим тоном:

— В любом случае, потомки Духа Ветра готовятся сейчас к войне с князем Ниаком. У них каждый человек на счету.

Костер уже догорел, но ни Камень, ни девушка не стали подкладывать новый хворост. Царевна подняла с земли и накинула свой изрядно потрепанный плащ, затем укрыла получше разметавшегося на своем ложе беглеца.

— Как ты думаешь, — осторожно спросила она Могучего Утеса, — Синеглаз уже напал на след?

Камень ничем не смог ее успокоить:

— Я не знаю, кого из стражников княжич взял с собой, но многих из нынешних дюжинных и сотенных командиров я сам учил распознавать знаки земли. Травяной лес — не то место, где легко играть в прятки!

Словно в подтверждение слов Могучего Утеса, по почве прошла сначала еле различимая, потом все более осязаемая дрожь, и ветер принес с полудня характерный запах зенебочьего пота, сопревших шкур и пропитанных всеми оттенками испарений человеческого тела травяных рубах. Вскоре к этому прибавился медленно, но неотвратимо нарастающий звук: топот копыт, бряцание оружия, рев зенебоков, голоса, а в светлеющем фиолетовом небе новорожденными звездами зажглись огни факелов.

Несколько мгновений Камень лелеял надежду, что всадники проедут стороной, но вскоре она развеялась, точно дым священных курильниц, когда верховный жрец распахивает двери храма. Всадники неотвратимо приближались.

Обглодыш по-звериному повел носом, завозился во сне, что-то тихо проскулил и, открыв глаза, безуспешно попытался приподняться на локте сломанной руки.

— Тихо ты, отчаянная голова, — приструнил его Камень. — Здесь тебе никто не желает зла!

— Там мой хозяин! — хриплым со сна, ломающимся голосом сообщил беглец. — Он хочет меня убить!

— Есть за что, — проворчал Камень, показывая мальчишке скрижаль, которую все еще держал в руках. — Воровство до добра не доводит!

— Я не вор! — глубоко запавшие, нездешнего фиолетового цвета глаза Обглодыша сверкнули в неверном предрассветном сумраке, он вновь предпринял попытку приподняться. — Князь Ниак не имеет права самовольно распоряжаться тем, что принадлежит всему народу Сольсурана!

Камень согласно кивнул. Ответ мальчишки ему пришелся по душе.

— Твоя правда, — сказал он. — И все же, навлекая на себя гнев князя Ниака, ты поступил опрометчиво!

— Мне все равно нечего было терять!

— Что случилось? — встрепенулась царевна.

— Мой господин узнал, что я стал невольным свидетелем вашего с ним последнего разговора.

Он бросил выразительный взгляд на свежие, вздувшиеся рубцы на руках и ногах. Такие могла оставить только плеть.

Царевна досадливо покачала головой:

— Я всего лишь не хотела с ним портить отношения в память о нашей прежней дружбе, а он вообразил себе невесть что!

— Ему от тебя нужна не дружба, а нечто иное, — с серьезным видом проговорил Обглодыш. — Ты ведь царевна Сольсурана, наследница рода владык! Остерегайся его! Он не остановится ни перед чем!

«Ну вот, только этого не хватало!» — обреченно подумал Камень. Оказывается, притязания Синеглаза распространяются не только на беглеца и скрижаль. Впрочем, стоит ли удивляться? Брак с дочерью царя Афру, божественно-прекрасной уроженкой надзвездных краев, не только создавал видимость законности пребыванию семьи молодого княжича на царском троне, но и открывал доступ к заветной скрижали, хотя как Синеглаз собирался разгадать тайну врат, оставалось загадкой. Впрочем, нынешнее положение Могучего Утеса и его спутников это только усугубляло.

— Куда же ты нес скрижаль? — поинтересовался Камень у беглеца. — Храм Великого Се находится совсем в другой стороне.

— В Гарайю! — отозвался Обглодыш. — Это место заповедное и, как гласит предание, отверженных не выдает.

— Что-то я такого не слышал! — недовольно буркнул Могучий Утес, считавший себя человеком сведущим в предании.

— Ну, ты же не носил рабских пут! — с видом странного превосходства отозвался юный невольник.

Царевна ласково провела рукой по его лицу:

— Лежи спокойно, мы тебя не оставим, что бы ни произошло!

Камень только покачал головой. О каком спокойствии может идти речь? Глядя на полудень, где предрассветный сумрак уже четко прорисовывал силуэты всадников, он прикидывал, как бы лучше встать, чтобы прикрыть царевну и раненого, если дело дойдет до схватки. Хотя, по его расчетам, приближающийся отряд насчитывал не менее дюжины бойцов; если стоять там, где тропа, ведущая к их лагерю, поднималась между двух отвесных скал, на какое-то время он сумел бы их остановить. А там, глядишь, и вестники подоспеют.

Эх, вестники-вестники, дети надзвездных краев! Где же вас, спрашивается, темные духи носят?!

Сделав несколько шагов в сторону, Могучий Утес наступил на забытую и покинутую шкуру пещерного табурлыка. Вот тебе и сшили шубу заморскому купцу! Впрочем, стервятники князя Ниака этой добычей уж точно не побрезгуют. Да еще табурлычинкой подкрепятся на завтрак над еще не остывшим телом последнего из рода Могучего Утеса…

Внезапно в его голову пришла шальная, почти сумасшедшая мысль. Если Великий Се послал им встречу с пещерным властелином, то нет ли в том какого-либо промысла? Опытных ищеек, конечно, со следа не собьешь, но оттянуть время, может, и получится.

Неочищенная пока от жил, обагренная кровью шкура имела сейчас не самый привлекательный вид, да и воняла изрядно. Камню это, впрочем, было только на руку. Он сгреб шкуру в охапку, расстелил мехом внутрь и закрыл ею Обглодыша с головой.

— Что ты делаешь? — удивленно воззрилась на него царевна.

— Военная хитрость, — усмехнулся в ответ Камень.

Он нагнулся к Обглодышу и приподнял край шкуры, закрывший его лицо:

— Потерпи, дружище! Запах, конечно, не как во дворцовом саду, но зато не замерзнешь. Если будешь лежать смирно, может, обойдется.

— Выгребные ямы во дворце воняют во сто крат хуже! — хмыкнул из своего укрытия беглец. — А я их чистил каждую неделю!

Для достоверности картины Камень перетащил поближе к краю террасы освежеванную тушу и начал ее разделывать, а царевна, приняв за неимением лучшего его план, накинула на голову свой глубокий капюшон и принялась колдовать над потухшим костром. Скрижаль они спрятали в седельную суму, служившую подушкой Обглодышу. Жестковато, конечно, зато не сразу найдут. Камень подумал, что неплохо было бы запачкать одежду царевны кровью табурлыка, но совершить подобное святотатство у него рука не поднялась.

Задумка и так, кажется, удалась неплохо. Когда люди молодого княжича приблизились на расстояние броска копья, их взору предстала привычная для этих мест картина: двое охотников после удачно проведенной ночи пожинают плоды своего ремесла. Обыденно до зевоты.

Наемники, впрочем, решили не поверить своим глазам.

— Эй вы! — окликнул путников командир наемников. — Кто вы такие и чем тут занимаетесь?

Дюжинный имел, наверное, самую жуткую рожу во всем сольсуранском войске, со временем еще более обезображенную годами постоянного пьянства и разнузданности. Звали его Ягодник-Табурлык, или Ягодник Двурылый. Могучий Утес мог лучше других рассказать о причине появления последнего прозвища, ибо именно он лет двадцать пять назад крепким ударом хлыста раздвоил нос и губы Ягодника, ходившего тогда еще в отроках под началом Камня, на две половинки за неумеренную склонность того к грабежам и постыдную трусость. Теперь, вишь, Двурылый командиром стал у нынешнего повелителя!

Камень медленно встал, не спеша вытер руки о штаны (нехорошо, если меч в ладони будет скользить) и двинулся навстречу отряду, твердо намереваясь до времени играть роль простака. Для достоверности картины он даже вступил в кучу зенебочьего помета, оставленного у края тропы не то Крапчатым, не то Чубарым.

— Не гневайтесь, господа хорошие! — сгибаясь в поклоне так, чтобы Ягодник не разглядел его лица, а остальные стражники не заметили меча, не своим голосом прогнусавил Камень. — Охотники мы из местных. Вот, подвезло нам сегодня! Мясца табурлыка свеженького отведать не желаете?

Пока Камень говорил, его цепкие глаза успели подсчитать количество всадников (их оказалось немногим более дюжины) и оценить качество их вооружения.

Как Могучий Утес и предполагал, на наемную армию князь Ниак денег не жалел. Не будь ее, разве он бы продержался на Сольсуранском престоле более недели? У всех солдат из-под плащей выглядывали длинные мечи, травяные рубахи уступили место пластинчатым доспехам и длинным туникам, свитым из прочных металлических колец. У Ягодника и еще нескольких человек кованые пластины защищали также их голени и лбы зенебоков. Внушительный отряд, ничего не скажешь. Не многовато ли силищи ради поимки одного раба? Впрочем, Камень понимал, что не в мальчишке здесь дело.

— Люди великого Князя не нуждаются в подачках таких вонючих смердов! — кичливо заявил Ягодник. — Они сами берут, что пожелают. А ты должен быть благодарен, что тебе позволено ходить по княжеской земле и охотиться на княжескую дичь.

Камню хотелось объяснить, желательно с помощью доброго тумака, зарвавшемуся невеже, что по закону земля Сольсурана принадлежит живущим на ней племенам и родам, а верховный правитель только получает оговоренную с главами родов дань. Но он понимал, что дюжинный говорит не для него. А какую чушь некоторые не наболтают в надежде выслужиться!

Дело в том, что в первом ряду, красуясь синтрамундским панцирем с двойными оплечьями, на дымчатом зенебоке гарцевал княжич Синеглаз. Камень сразу узнал его, хотя не видел около двадцати лет. Уж больно сын князя Ниака походил на мать — царевну Страны Тумана, привезенную в Сольсуран в залог мира между народами и отданную добрым царем Афру своему первому советнику в жены. Но, хотя тонкие, правильные черты лица, статная фигура и густые, длинные волосы дымчато-пепельного цвета производили приятное впечатление молодости и красоты, ледяной взгляд прозрачных глаз и капризный, чувственный изгиб юношески-пухлых губ говорили о том, что нынешний наследник престола больше привык потакать своим прихотям, нежели следовать законам Великого Се.

Княжич Синеглаз равнодушно глянул сквозь Камня и повернулся к дюжинному:

— Спроси его про мальчишку! Да позови сюда второго. Что он там застыл, как примороженный!

— Только время зря терять, — недовольно проворчал Ягодник себе под раздвоенный нос. — Этот старый безрогий зенебок вон не видит даже, куда ступает. Да и второй, верно, не лучше.

Он все же нехотя задал вопрос, и Камень уже мысленно попросил у Великого Се прощения за предстоящее вранье, но говорить ему ничего не пришлось. Взгляд княжича упал на двух пасущихся зенебоков (Крапчатый и его товарищ, напуганные табурлыком, только недавно решили, что можно возобновить прерванный ужин), и в его холодных глазах загорелся интерес.

Подняв факел, Синеглаз внимательно оглядел зенебока царевны, затем наклонил красивую голову на бок и негромко позвал его по имени. Чубарый в ответ приветственно заревел. Крапчатый посмотрел на него с укоризной, словно говоря: «Бестолковый ты дуралей! Все испортил».

Княжич Синеглаз рассмеялся недобрым, похожим на россыпь колотого льда, смехом и поднял факел, освещая террасу. Разоблаченная царевна откинула с лица капюшон.

— Вот так охотник! — рассмеялся Синеглаз, по-змеиному сузив глаза и жадно раздувая ноздри. — Тебя ли, милая сестрица, я вижу в этой глуши? Или это темные духи застилают мой взор мороком-обманом?

Чтобы подчеркнуть свою принадлежность к царскому роду, Синеглаз называл дочь царя Афру сестрой, хотя чувства к девушке питал отнюдь не братские.

На лице царевны не дрогнул ни один мускул:

— Прекрати паясничать! — сказала она негромко, но таким тоном, словно это за ней, а не за ее собеседником стояла дюжина крепких воинов.

На лице Синеглаза досада смешалась с невольным восхищением поистине царской выдержкой красавицы. Он подъехал ближе к террасе и продолжил уже спокойно, если не сказать примирительно:

— Я всего лишь хотел спросить, что ты делаешь в этих безлюдных местах?

— Этот же вопрос я собиралась задать тебе, любезный брат.

— Я ищу своего беглого раба, — с готовностью отозвался княжич. — Ты случайно не видала тут никого?

— Как видишь, здесь со мной только Камень из рода Могучего Утеса. А он, насколько мне известно, свободный человек!

— От кого же ты тогда пряталась?

— От людей твоих, — бесхитростно отозвалась царевна. — Сам знаешь, охотников за рабами в Сольсуране нынче едва не больше, чем в лесу травы.

Синеглаз понимающе кивнул:

— Я вот и дивлюсь, почему столь высокородная дева удобству и роскоши царского дворца предпочитает глушь травяных лесов, да еще путешествует со столь незначительной свитой.

— Травяные леса мне всегда были милы, — пожала царевна плечами, — а что до свиты, то скоро сюда прибудут мои друзья.

— Друзья! — недовольно протянул княжич. — Вечно они путаются под ногами! Ох и доберусь я когда-нибудь до них!

— Руки коротки! — фыркнула царевна.

Синеглаз, молодецки гарцуя на зенебоке, описал возле террасы полукруг, пожирая девушку бесстыжими, жадными глазами. Камень подумал, что после таких взглядов ей не мешало бы умыться.

— Ты точно не видела моего раба? — спросил еще раз княжич, раздумчиво.

— Поганый такой мальчишка, вечно возле вас отирался, Обглодышем его еще звали?

Девушка серьезно покачала головой. Синеглаз внимательно посмотрел на нее, а затем с довольным видом тряхнул сивой, как у кавука, перехваченной на лбу серебряным обручем с сапфирами густой, длинной гривой:

— За что я всегда любил посланцев, так за то, что не умеют врать.

Он обернулся к своим людям и коротко распорядился:

— Обыскать здесь все! Он где-то рядом! А ты, красавица, отправишься сейчас со мной!

Камень понял, что пора браться за меч. Посмотрим, каковы в бою эти хваленые наемники и сколько они продержатся против коренного сольсуранца.

Но Великий Се услышал мольбы потомка Могучего Утеса и распорядился иначе.

Двурылый Ягодник только раскрыл рот, чтобы отдать своим людям нужный приказ, когда его внимание отвлек новый звук. По просторам предрассветного травяного леса гулко разносился дробный топот скачущего галопом зенебока и едва не покрывающий его боевой клич.

Сердце Могучего Утеса забилось радостно и учащенно, как в дни молодости перед битвой. Именно в эти времена относил его этот клич — боевой призыв рода Ураганов. На берегу реки Фиолетовой он звучал голосом самой жизни, что-то похожее происходило и сейчас.

Владыка Дневного Света уже почти восстал из океана Времени, и в его лучах, раздвинув пелену тумана, из травяного леса выехал молодой воин на белом зенебоке. Возрожденное солнце расчесывало его длинные волосы цвета белого золота — Ураганы растили волосы всю жизнь и не скрепляли их ничем, чтя обличье и нрав прародителя рода. Открытое загорелое лицо с мужественными, благородными чертами и могучая фигура дышали решимостью, которую подтверждали пять массивных колец, прикрепленных к серебряному нашейному обручу. Такими кольцами великие вожди сольсуранских родов награждали за доблесть особо отличившихся в бою воинов. Не каждому выпадает честь заслужить хотя бы одно кольцо. Камень имел их четыре.

Наемники пришли в движение, без особого приказа перестраиваясь в боевой порядок. Ветерка из рода Урагана они знали слишком хорошо. Луны не успели дважды обновиться с той поры, как потомки горного Ветра прогнали со своей земли пытавшихся захватить ее княжьих слуг. Ветерок в этой битве отличился больше всех.

— Ну вот! Только этого не хватало! — услышал Камень осторожный шепоток.

— Откуда он тут взялся? До Гнезда Ветров, чай, отсюда десять дней пути.

— Что вы хотите! Дюжинный Ягодник говорит, он темным духам служит. Вот они его и переносят, куда он пожелает, да и в бою хранят!

— Да ладно вам! Что он сделает?! Нас, глядите, вон сколько, и княжич здесь.

— Ох, братцы! Тяжелая у него рука!

Красивое лицо Синеглаза исказила, если не сказать, обезобразила ненависть, зато глаза царевны засияли, как глаза ее матери в те мгновения, когда она смотрела на своего супруга и царя.

Ветерок бросил на девушку всего один взгляд, но его сполна хватило, чтобы понять, что в подзвездном и надзвездном мире для него существует только одна женщина и сейчас он исполнен решимости биться за нее, чем бы дело ни кончилось.

Мгновенно оценив ситуацию, Ветерок решительно подался вперед.

— По какому праву ты, Синеглаз, задерживаешь этих людей? — прогремел его звучный голос.

Молодой Ураган специально первым задал вопрос, нарушая обычай общения с царствующими особами и, тем самым, желая показать поддерживаемое его родом нежелание признать права князя Ниака на власть.

— Я в своем праве, — огрызнулся княжич. — Эти люди укрывают моего раба. И не перед тобой, худородный, мне ответ держать!

Ветерок с довольным видом кивнул головой. Синеглаз принял его игру.

— Худородный? — переспросил он. — Во времена покойного царя Афру мой род считался одним из самых влиятельных и славных в Сольсуране. Впрочем, для тебя и твоего отца, похоже, родовитость определяют не кольца доблести, добытые воинами рода в боях, а меновые кольца, набивающие сундуки. Недаром говорят, что предки князя Ниака держали лавку в мясном ряду Имарна. Впрочем, он от них недалеко ушел.

И меньших слов хватило бы, чтобы довести Синеглаза до бешеного исступления. Прадеда-мясника он стыдился больше, нежели убийцу-отца.

— Взять его! — заорал он. — Порвать в пыль! Скормить кавукам!

Спеша выполнить приказ властелина, Ягодник швырнул в Ветерка копье. Молодой Ураган лениво пригнулся.

— Что-то ты плохо целишься, Двурылый! — рассмеялся он дюжинному в лицо. — Утратил меткость, сражаясь с женщинами и рабами? Если и наемники столько же стоят, я скажу, князь Ниак бросает меновые кольца в реку.

Еще тринадцать копий вонзились в землю за его спиной. Наемники, впрочем, как и Камень, не смогли проследить молниеносного приближения Ветерка, а тот, не давая времени подобрать копья, врубился в центр отряда с неукротимой стремительностью своего далекого предка, чье изображение, втравленное под кожу иглой, красовалось на плече воина и оберегало клинок его доброго меча.

Стражников разметало по поляне еще до того, как Камень успел занять место на спине Крапчатого и вытащить меч, принимая бой. Могучий Утес, не до конца веривший рассказам воинов Ветра о чудесных подвигах, совершаемых в битвах их приемным сородичем, вынужден был признать, что Ураганы не то что преувеличивали его заслуги, но скорее преуменьшали их. Вернее, им просто не хватало слов, чтобы достойно все описать. Хотя Камень, снискавший в травяном лесу славу опытного и искушенного бойца, полагал, что знает о воинском искусстве если не все, то многое, но такого он себе даже вообразить не мог.

Не зная устали, молодой Ураган рубил и колол, наносил и отражал удары, держа в поле зрения всю Синеглазову дюжину. Он был везде и нигде: мечи стражников, вроде бы нащупавшие брешь в его безупречной обороне, находили вместо человеческого тела пустоту, зато с какого боку бы они ни пытались зайти — их всюду встречала насмешливо-роковая улыбка стального клинка.

Наемники не зря приписывали воину Ветра помощь темных сил. В их глазах он раздваивался и растраивался, а его меч — великолепная работа Дикого Кота из Имарна — сверкал в лучах солнца, как разящий луч света. Отдельного внимания заслуживало его умение ездить верхом. Белый зенебок, снежным вихрем круживший по поляне, слушался малейшего повеления седока, при каждом удобном случае пуская в ход могучие копыта и крутые рога, а молодой воин на его пляшущей спине чувствовал себя едва ли не уверенней, чем на твердой земле.

Неуловимый и подвижный, как свежий летний бриз, давший ему имя, Ветерок умело использовал все возможные преимущества своего положения. Ускользая от ударов и атакуя, он поворачивался во все стороны в седле, свешивался то на один, то на другой бок, никнул к мохнатой холке, откидывался на круп. А когда один из наемников в тот момент, когда Ураган, приспустившись с правого бока, отражал удары одновременно четверых противников, решил зайти слева и достать его копьем, Ветерок свесился едва не до земли и швырнул в обидчика дротик из-под брюха зенебока.

Камень подумал, что приемный сын Ураганов своим мастерством превосходит даже вестников Великого Се, а ведь лучше них ни до, ни после в Сольсуране никто не сражался. Впрочем, дело было не только в мастерстве. Он отдавался битве с исступлением, доходившим до одержимости, до такой степени забывая о себе и презирая опасность, что это уже вызывало у окружающих даже не страх, а некое почти суеверное благоговение. Похоже, своей безграничной самоотверженностью он надеялся если не изменить волю Великого Се, выправив свою долю, то хотя бы что-то доказать, если не людям, отвергнувшим его, то хотя бы себе и той, которую любил.

Скалы дрожали и гудели от грохота сшибающихся тел, лучи Владыки Дневного света застилала поднимающаяся столбами пыль, в небо неслись звериные крики людей и жалобный плач зенебоков, травяные стебли обагряла щедро льющаяся кровь, а на месте каждого сраженного наемника вставало трое или четверо новых.

— Что вы возитесь?! Их же всего только двое! — недовольно подгонял своих солдат предусмотрительно державшийся за их спинами Ягодник. — Вы что, хотите от князя на ужин ваши собственные потроха?

И они бросались вперед, предпочитая гибель от меча унизительной каре, которая ждала их в случае поражения, сторицей отрабатывая серебро, которое им платили. Вопреки издевательскому замечанию молодого Урагана, потомок купцов Князь Ниак меновые кольца в реку не бросал и впредь не собирался этого делать: Камень на собственной шкуре ощущал, что солдаты свое дело знали и оружие в руках держали не только во время дворцовых церемоний. Если бы не Ветерок, все могло закончиться слишком быстро.

Даже сейчас, несмотря на то, что молодой воин принимал на себя основной удар княжеских людей, от отсутствия внимания Камень не страдал, непрестанно отражая атаки тех, кто не имел возможности или просто боялся сунуться под меч неистового Урагана. Хорошо хоть Крапчатый, который, заслышав первые звуки битвы, оставил ужин и с воинственным ревом устремился на помощь своему хозяину, не забыл опыт прежних битв и держался лишь немногим хуже белого зенебока Ветерка.

Помощи от вестников им ждать не приходилось: незадолго до появления Синеглаза царевна узнала, что винтокрылой колесницы не оказалось в Граде и ее вознице требовалось сделать слишком большой крюк.

Великий Се, как известно, любит тружеников, к тому же дело, за которое они сражались, назвать неправым посмел бы разве что князь Ниак. И хотя травяные рубахи обоих воинов были распороты уже в нескольких местах, а в сапоге Могучего Утеса что-то противно хлюпало, они оба не прекращали своих трудов. Удача сопутствовала им, придавая сил, и мало-помалу ряды солдат начали редеть. К тому времени, когда Владыка Дневного Света коснулся своими лучами дальних гор, из всей Синеглазовой дюжины в строю оставалась лишь половина бойцов, да и те имели весьма помятый вид.

Все время, пока продолжалась схватка, Синеглаз держался в стороне, с надменно скучающим видом наблюдая за тем, как его солдаты безуспешно пытаются расчистить для него путь к заветной террасе, но в какой-то момент ему это надоело и он решил вступить в битву сам:

— С дороги, кавуковы дети! — раздарив авансом несколько крепких тумаков, отодвинул он своих солдат. — Сидели бы себе дома, коли не умеете сражаться! Теперь я понимаю жалобы отца, что все приходится делать самому!

— Маленький княжич решил поразмяться? — насмешливо приветствовал его Ветерок. — Не поздновато ли? Перышки растерять не боишься?

Синеглаз предпочел словесный выпад парировать взмахом меча. Ветерок отразил удар, но остро отточенный клинок, который, судя по виду, прежде принадлежал одному из погибших с царицей Серебряной посланцев, оставил кровавую борозду чуть пониже изображения духа Ветра. Молодой Ураган стремительно атаковал, но княжич с легкостью отбил атаку.

Когда Синеглаз решил вступить в смертельный круг схватки, Камень подумал, что поединок будет одним из тех, что заканчиваются после двух-трех ударов и что его итог окончательно закрепит победу Ветерка. Нынче он ясно видел, что княжич не так прост, как ему хотелось бы, чтобы о нем думали, и что держался в стороне он отнюдь не по причине трусости или неумелости.

В воинском искусстве, как, впрочем, и в любом другом серьезном деле, Камень знал три уровня мастерства: «понимаю, как сделано, и могу лучше», «понимаю, как сделано, и могу так же», «понимаю, как сделано, но лучше не могу». Синеглаз, как и его противник, пребывали на совершенно невообразимом четвертом, а то и на пятом, если не на десятом уровне, ибо приемы, которые они использовали во время схватки, наметанный глаз Могучего Утеса распознать просто не мог.

Завораживающая, запредельная стремительность была для обоих естественной, как само дыхание. В таком темпе двигались вестники, если сходились между собой для дружеской пробы умения и сил. Но если рукой Урагана двигал сам Великий Се и дух Ветра, то Синеглаз явно использовал могущество иных сил. Недаром же царевна говорила о черных колдунах.

Мешать единоборству не смел ни один человек. Поддерживая в седлах своих раненых, наемники окружили пустошь и азартно вопили, бурно выражая свой восторг и поддержку княжичу. Не меньшим восхищением, только адресованным другому человеку, светились и иные глаза: на краю террасы стояла царевна. До крови закусив нижнюю губу и забывая по временам дышать, она огромными немигающими глазами смотрела на сражение.

Зрелище и в самом деле заслуживало взгляда таких глаз. Великий Се в равной степени наделил противников статью и красотой. Перед взорами восхищенных зрителей вздымались то сивая грива, то золотая копна, лучи Владыки дневного света то отражались пылающим блеском в кованых пластинах синтрамундского доспеха, то расцвечивали пестрыми красками ритуальный рисунок травяной рубахи.

Поначалу преимущество было за сыном князя Ниака. Стоило ли удивляться: чай, он до того не рубился с дюжиной головорезов. Кроме того, Синеглаз, внимательно наблюдавший за схваткой, успел разглядеть манеру и повадку противника, тогда как Ветерку, явно не предполагавшему встретить в княжиче человека равного по мастерству, приходилось действовать наугад.

Молодой Ураган отбивал атаку за атакой и плотно держал оборону, используя любую возможность, чтобы ударить самому. По запыленному, усталому лицу градом катился пот вперемешку с кровью: в самом начале схватки Синеглаз оцарапал воину щеку, а потом еще мазанул левой рукой по губам.

Судя по всему, княжич не собирался останавливаться на достигнутом. По тому, с какой яростью он наносил удары, чувствовалось, что он очень обозлен. Привыкший к беспрекословному подчинению, сын князя Ниака не был готов смириться с неудачей, ибо, собираясь в погоню за строптивым рабом, явно рассчитывал на легкий успех. О воине Урагана он, конечно же, слышал, но так же как Камень, а, возможно, и в еще большей степени, не спешил доверять людской молве.

— И откуда ты на мою голову взялся такой прыткий? — поинтересовался Синеглаз, наседая на Урагана. — Того старого безрогого зенебока мои люди уже давно бы успокоили.

— Сомневаюсь! — фыркнул в ответ Ветерок, ловко парируя нацеленный в незащищенную травяной рубахой шею удар и делая ответный выпад. — Камень из рода Могучего Утеса уцелел во время битвы при Фиолетовой. С твоими безрукими кавуками он бы справился без труда, а там, глядишь, и вестники подоспели бы!

— Вестников нет и поныне, а против меня он бы не устоял! — тряхнул сивой гривой Синеглаз, вновь переходя в наступление.

Какое-то время они сражались молча. Их зенебоки, словно во время весеннего турнира, кружили по поляне, своей медлительностью являя разительный контраст неудержимой быстроте хозяев. С каждой новой атакой княжича Ветерок все лучше приноравливался к его повадке, и удерживать превосходство Синеглазу становилось все труднее.

Воинская мудрость гласит: хочешь узнать человека — вызови его на поединок. Чем лучше княжич изучал соперника, тем ясней становилось, что победить его будет ох как нелегко. Потому, проведя ряд неудачных атак, Синеглаз вновь заговорил:

— Ты не ответил на мой вопрос. Чего тебе надо? Меновых колец? Драгоценностей? Золотой и серебряной утвари? Я могу дать тебе этого добра гораздо больше, чем ты за всю свою жизнь сумеешь потратить.

Ветерок только насмешливо оскалил зубы.

Синеглаз нахмурился:

— Я слышал, мой отец присудил Табурлыкам земли, которые прежде принадлежали твоей родне, даю слово, он вам их вернет!

Ураган издевательски рассмеялся:

— Кто же поверит слову сына человека, убившего своего благодетеля! Что до земель, то с Табурлыками мои родичи и сами разберутся. Равно как и с людьми твоего отца.

Теперь Ветерок вернул княжичу все долги и уверенно перешел в наступление. Оказавшись напротив террасы, он не удержался и бросил туда один взгляд. Он теперь мог себе это позволить. Синеглаз понял все. Его сапфировые глаза загорелись синим пламенем бешеной ревности, точно два зловещих светоча темного колдуна.

— Ах, вот какой награды ты ждешь! — воскликнул он, пытаясь применить какой-то сложный обходной маневр, впрочем, вполне безуспешно. — Не слишком ли высоко метишь, безродный? Она царевна Сольсурана, и ее место — во дворце владык!

— Мой род ведет свое происхождение от духов стихий и, стало быть, ничем не хуже твоего! — стараясь не сбить дыхание, отозвался Ветерок. — Что же до дворца владык, то, если верить народной молве, царевна Сольсурана предпочла бежать оттуда, как только поняла, что там ее ничего не ожидает, кроме участи пленницы!

Вместо ответа Синеглаз ударил наотмашь. Ветерок отразил выпад. Клинок княжича со скрежетом проехал по клинку его меча до самой рукояти, и соперники сошлись лицом к лицу и застыли как два каменных изваяния, не в силах друг друга превозмочь.

— Она должна быть моей! — прохрипел Синеглаз, подаваясь вперед. — Сам царь Афру благословил наш союз!

— Поэтому, собираясь на свидание, ты прихватил с собой дюжину головорезов? — рассмеялся в ответ Ветерок.

Он высвободил левую руку и, продолжая сдерживать натиск, с силой ударил княжича по уху. Синеглаз удержался в седле и даже отразил выпад Ветерка, но преимущество было утрачено.

Стоявшие за спиной молодого Урагана Великий Се и дух Ветра его мечом рассеивали окружавшие Синеглаза чары черных колдунов, не давая княжичу передышки, не позволяя нанести хотя бы один удар. И настал такой момент, когда полученный предательским путем меч из надзвездных краев перестал слушаться своего хозяина, уступив работе Дикого Кота, клинку, оберегаемому Духом Ветра.

Но Синеглаз не был бы сыном своего отца и потомком прадеда-мясника, сумевшего сделаться самым богатым человеком в Имарне, если бы его коварный, изворотливый ум не предусмотрел выход и на такой случай. Конечно, к чести и совести этот выход малейшего касательства не имел, но в роду князя Ниака эти понятия были не в ходу.

Вступив в схватку, Камень старался не покидать намеченную позицию поблизости от ведущей к лагерю тропы, охраняя царевну и оберегая скрижаль. Когда же Ветерок с Синеглазом вступили в единоборство, Могучий Утес так же, как и наемники, опустил оружие и подъехал поближе. Столь невероятное зрелище заслуживало того, чтобы быть запечатленным в памяти. К тому же поединок есть поединок. Его святость испокон веков нерушима. Сам Великий Се и духи предков ее хранят! Ох, как мог он забыть, что сын князя Ниака и его подручные живут по иным законам, отличным от законов людей!

Видя, что дела его плохи, а поражение неизбежно, Синеглаз сделал Двурылому Ягоднику какой-то знак. Тот кивнул головой и развернул зенебока к скалам. Камень метнулся за ним, но было уже поздно. Между скалами мелькнула довольная физиономия Двурылого, послышался сдавленный крик, на краю террасы, прижимая к себе бледную до прозрачности царевну, появился Ягодник. Руки девушки он заломил за спину, к горлу приставил остро отточенный кинжал.

— Бросай оружие! — приказал он.

На лице Урагана появилось выражение растерянности и обиды (такие лица были у вестников в ночь резни: рожденные в надзвездном краю не понимали и не принимали людской подлости). Синеглаз находился у него в руках, но что толку? Убив сына князя Ниака, он подписывал царевне смертный приговор, а, кроме ее жизни и безопасности, для молодого воина сейчас, похоже, мало что имело значение.

— Ты не сделаешь этого! — не желая верить своим глазам, глухо проговорил Ветерок.

— Еще как сделает! — пообещал довольный Синеглаз, одобрительно кивая дюжинному командиру.

Ягодник нажал посильнее на нож. По стройной шее царевны скатилось несколько капель крови.

— Оставь ее! — с мольбой обратился к княжичу Ветерок. — Будь мужчиной!

— Никогда! — оскалил зубы Синеглаз. — Я люблю ее, и она будет принадлежать мне!

— Немного же ты знаешь о любви, — недобро усмехнулся Ветерок.

Он улыбнулся девушке, равнодушно глянул на стражников, мстительно наставивших на него свои копья, и бросил меч. Клинок с изображением Духа Ветра сначала взмыл вверх, словно пытался вернуться в надзвездные края, затем по самую рукоять воткнулся в землю. Теперь, чтобы вытащить его, понадобятся силы, по меньшей мере, трех человек. Камень вздохнул и, стараясь не думать о том, что их ждет, сделал то же самое.

Синеглаз торжествующе рассмеялся. Дабы слаще упиться своим превосходством, он соскочил с зенебока и взбежал по тропе, чтобы сорвать с губ девушки поцелуй.

Из груди Урагана вырвался стон. Он рванулся вперед, копья стражников, проткнув травяную рубаху, впились ему в кожу. Он этого даже не заметил. Что значила эта боль по сравнению с той, которую он испытывал, глядя, как венценосный мерзавец глумится над его царевной, и осознавая, что ничего не может предпринять!

Но в этот момент произошло нечто такое, в сравнении с чем меркли все чудеса Вестников…

Своевольные и многоопытные губы княжича, привыкшие к ласкам безропотных похотливых рабынь, едва коснулись плотно сомкнутых уст царевны, когда травяной лес огласил его нечеловеческий, полный боли и ужаса крик… Тело его свела чудовищная судорога, словно ему в рот влили отраву или нанесли сокрушительный удар в подреберье. С перекошенным лицом Синеглаз отшатнулся от девушки и покатился по земле, пытаясь побороть боль и унять огонь, сжигавший его изнутри. Но земля пылала под ним, а тело его пронзали сотни стрел.

Дюжинный Ягодник, в ужасе выпустив из рук и царевну, и нож, бросился к своему господину, но, сделав пару шагов, застыл точно истукан. Глаза его вылезли из орбит, рот раскрылся, на лице появилось такое выражение, точно он собирается отрыгнуть валун размером с голову зенебока.

Затем невидимая, но властная рука сгребла Синеглаза за шкирку и подкинула его вверх, вкатив хорошего пинка, так что незадачливый покоритель дев кубарем скатился с террасы, на все лады проклиная колдовство Вестников. Следом за ним, не вполне владея руками и ногами, используя для передвижения спину и седалище, с горы съехал двурылый дюжинный командир. Через пару мгновений оба неслись прочь, показывая такую прыть, точно все духи нижнего мира гнались за ними.

(обратно)

Доля изгнанника

Еще не истаял вдали топот копыт зенебоков улепетывающей вслед за своими командирами разгромленной наголову дюжины, а Ветерок и Могучий Утес уже взбежали на террасу. Царевна с отсутствующим видом стояла на краю. Ее взгляд блуждал где-то вдали, в поисках неведомых горизонтов, находящихся уже за пределами океана времени.

— Птица! — пытаясь рассеять морок, окликнул царевну по имени Ветерок. — Ты цела?

Девушка медленно повернулась. Ее щеки промокли от слез. Она вся дрожала, белые пальцы судорожно сжимали так и не пригодившийся ей арбалет, маленькие ступни неуверенно балансировали на краю обрыва, не самого высокого, конечно, но если падать спиной…

— Все закончилось! Все опасности уже позади! Ты вернешься в свой Град, и все у тебя будет хорошо.

Ветерок старался говорить мягко, но очень уверенно, как обычно разговаривают с больным ребенком или испуганным зенебоком. Не отрывая от царевны взгляда, он сделал неуловимое движение и оказался рядом с ней. Его широкие ладони пластинами драгоценного доспеха легли ей на плечи, готовые защитить от любого зла. Их бережное, теплое прикосновение наконец оторвало девушку от запредельных и гибельных берегов. Взгляд ее сделался осмысленным, в чертах появился покой, точно в зеркале отразившийся и на лице воина. Оказавшись на безопасном расстоянии от края, царевна доверчиво прильнула к возлюбленному, и на какое-то время мир для них перестал существовать. Камень из деликатности решил на время уподобиться прародителю рода.

— Неужели это ты?! — говорила девушка, осторожно проводя рукой по лицу воина, чтобы стереть пыль и кровь. — Как ты здесь оказался?

— Тебя хотел повидать, — улыбнулся Ветерок, покрывая поцелуями ее длинные ресницы, рассыпавшиеся по плечам волосы, легкий пушок над верхней губой. — Тигр сказал мне, где тебя найти.

— Ты мог бы просто приехать на станцию.

Воин резко отстранился и разжал руки. Волшебство рассеялось.

— Мне нечего там делать! — проговорил он сухо и решительно. — Я порвал все связи с тем миром, и у меня нет никакого желания их возобновлять.

— Зачем же ты тогда приехал сюда? — в голосе царевны прозвучал упрек, больно задевший воина.

— Ты бы предпочла, чтобы меня здесь не было? — сверкнув глазами, жестко бросил он.

Царевна досадливо тряхнула кудрями:

— Вот такие ответы и загнали тебя в тот тупик, в котором ты сейчас пребываешь!

— А что ты предлагаешь, признать вину и покаяться? — гневно воскликнул Ураган. — Я не совершал того, в чем меня обвиняют!

У царевны задрожали губы.

— Но ты пойми, никакой публикации не было! — проговорила она умоляюще. — Дедушка тогда по твоей просьбе перерыл все университетские архивы. Никаких следов! Он расспрашивал сотрудников лаборатории, профессоров, библиотекарей. Никто так ничего и не вспомнил! Ну, в конце концов, не могло же так случиться, что сразу у нескольких десятков совершенно непредвзято и даже дружески к тебе относящихся людей произошел провал в памяти?

Камень смутно припоминал, что «публикациями» в надзвездных краях называли плоды поисков знания, которые оглашались перед собранием мудрецов в «университетах» и хранились затем в «библиотеках». Для вестников публикации имели почти такое же значение, как для сольсуранских воинов кольца доблести. Присвоить чужую публикацию считалось таким же бесчестием, как попытка с раненого или убитого нашейный обруч распаять и снять. Какой же темный дух отвел глаза высокому собранию, что они забыли о трудах и усилиях Ветерка? Ибо по голосу царевны Могучий Утес понял, что она сама до конца не верит своим словам.

Ураган устало провел рукой по лицу.

— Значит, провал в памяти случился у меня, — проговорил он с горькой усмешкой. — Вернее, не провал, а, скажем, временное помутнение рассудка! Дежа вю. Воспоминание о том, чего, как все полагают, в действительности не было! Тогда мне тем более на вашей станции делать нечего. Человеку с такой проблемной психикой лучше жить на природе, чем я по возможности и занимаюсь.

Царевна поникла, точно срезанный стебель травы, и закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы, брызнувшие при этих словах у нее из глаз.

Ураган тяжело вздохнул: похоже, как и Могучий Утес, он не выносил женских слез.

— Не переживай, — сказал он, ласково прикасаясь к ее плечу, — здесь меня пока никто не считает безумцем.

«Это как сказать, — подумал про себя Камень, вспоминая недавнюю схватку. — Впрочем, священная одержимость во время боя не считается сумасшествием, ибо исходит от Великого Се и духов прародителей».

— Я знаю, — вздохнула царевна, — здесь ты прославлен как герой.

— Ну, это преувеличение, — улыбнулся Ветерок, явно польщенный этими словами, — в любом случае я здесь дома, так же, как и ты, чего не могу сказать о твоих нынешних коллегах и товарищах.

— О чем ты?

— О вашей так называемой экспедиции. Не думаю, что это была удачная идея вернуться на эту землю.

— Мы хотим этой земле только блага! — убежденно проговорила девушка. — Наше пребывание здесь — это единственная возможность для Совета проконтролировать выполнение Альянсом соглашений.

Камень, который отошел к погасшему костру, пытаясь оживить пламя, вновь обратился в слух. Некий Альянс, с которым пытались бороться вестники, царевна сегодня уже упоминала. Но тогда слово «соглашения» звучало из ее уст символом позора. Да и какие возможны соглашения с силами тьмы? Все равно не выполнят.

Ураган, похоже, разделял сомнения Могучего Утеса.

— Чихать Альянс хотел на эти соглашения и на Совет вместе с ними! — не скрывая досады, вымолвил он. — Вы разве не понимаете, он просто копит силы, чтобы начать агрессию, и, когда он сумеет вновь мобилизовать необходимые ресурсы, никакие соглашения его не остановят.

— Глеб говорит, что передышка выгодна и нам! — возразила ему царевна. — После Ванкуверской катастрофы наши ресурсы оказались просто на нуле!

— Ванкуверская катастрофа! — воскликнул Ветерок, и его взгляд вновь отравила горькая досада. — Ну, конечно, как же не напомнить! Вдруг я здесь про нее забыл! Еще повтори, кого в ней обвиняют! У Глеба это просто любимая тема!

«Вероятно, речь идет о той битве, в которой вестники потерпели поражение, — не подавая виду, что следит за ходом беседы, подумал Камень. — «Катастрофа» — это какая-то очень большая беда или сокрушительный разгром. Но при чем же тут Ветерок?»

— Я тебя ни в чем никогда не обвиняла! — с обидой в голосе напомнила царевна.

— Но ты мне и не верила! — упреком на упрек ответил воин.

— Но послушай! — попыталась объяснить царевна, и губы ее вновь задрожали. — Ты же действительно мог сделать это! Неосознанно, в беспамятстве или в бреду. У змееносцев такие изощренные методы. Они даже конвенцию о запрете пыток отказались подписать! Я же видела тебя сразу после возвращения, — она осторожно взяла воина за локоть. — Шрамы на спине, наверно, не сошли до сих пор?

— Остались на «добрую память»! — криво усмехнулся Ветерок, неудобно поводя широкими плечами.

Он на некоторое время замолчал, глядя куда-то вдаль, затем тряхнул длинными волосами и вновь повернулся к царевне:

— Ты не понимаешь! Даже если забыть о том, что я не имел соответствующего уровня доступа, а также предположить, что все мои воспоминания о допросах не более чем бред, вызванный применением психотропных препаратов, если я, как ты полагаешь, раскололся, за каким Трехрогим великаном они до самого конца занимались со мной так усердно?

— Дедушка говорил то же самое, — опустив голову, вздохнула Птица.

— Но в Совете его доводы сочли смехотворными.

— Дедушка пытался убедить Совет! Кто ж виноват, что все так получилось.

— Кто-то виноват! — сверкнул глазами воин. — И я дорого дал бы за то, чтобы он за это ответил!

— Если тебе это будет интересно знать, дедушка в прошлом году вновь ходатайствовал о проведении повторного расследования, но ему опять отказали.

— Все равно спасибо ему, — печально улыбнулся Ветерок. — Более светлого человека, чем Петр Акимович, я не встречал.

— Что же до нашего пребывания на планете, — видя, что Ураган почти успокоился, царевна решила вернуться к оставленной теме, — то оно необходимо, хотя бы для того, чтобы помешать агентам Альянса подготовить вторжение.

Ветерок в ответ только скептически фыркнул:

— И ты веришь в этот бред? Ты только пойми, — теперь в его голосе звучала почти мольба. — Змееносцы давно уже здесь! Они помогают князю Ниаку управлять страной, поставляют средства на содержание наемной армии и ждут сигнала! Потому ваш Град и для князя, и для его советников — постылое бельмо в глазу! Вы здесь всего полгода, а последствия не замедлили сказаться!

Он указал на Обглодыша, которого Камень уже освободил из его нежданного укрытия. Мальчишка не только чувствовал себя для своего состояния превосходно, но и шумно выражал восторги по поводу битвы, которую он неизвестно каким образом, но наблюдал от первого до последнего мгновения.

— А ты тоже неплохо сражаешься, особенно для такого замшелого старикана, — заявил он Камню, когда устал вполне заслуженно превозносить подвиги Ветерка. Могучий Утес предпочел оставить это замечание без внимания.

Ветерок потрепал мальчишку по щеке, точно старого знакомого:

— Ну что, приятель, похоже, тебе на этот раз удалось осуществить задуманное?

— Скрижаль должна находиться в храме! — убежденно ответил Обглодыш.

Ветерок кивнул головой, потом повернулся к царевне, предостерегающе подняв указательный палец:

— Советую прислушаться к его словам, и сделать это как можно скорее!

Царевна кивнула.

— Хочешь взглянуть? — примирительно предложила она.

Она вытащила из сумки скрижаль, и они с Ураганом углубились в созерцание. Камень видел, что незримые нити, так безжалостно оборванные необдуманными словами и взаимными упреками, вновь протянулись от воина к девушке и обратно. Почти вещественными и зримыми сделались дни, которые они прежде проводили вместе, дни счастливые и безоблачные, наполненные прогулками в тенистых садах, беседами, спорами с общими друзьями.

— Эх, жалко, Глеб так припозднился! — мечтательно протянул Ветерок, бережно проводя пальцами по каменным строкам. — Может быть, созерцание чуда Великого Се поубавило бы в нем скептицизма!

— Глеба переубедить невозможно! — усмехнулась царевна.

— Ну, а тебя?

— Я всего лишь царевна Сольсурана, — уклончиво ответила она. — Имею ли я право сомневаться в могуществе Великого Се?

Она ненадолго обратилась мыслями к недавнему прошлому, и по ее телу пробежала предательская дрожь.

— Не понимаю, что со мной произошло, — проговорила она, зябко поводя плечами. — Я же чуть не убила их! Когда княжич решил меня поцеловать, я почувствовала, как что-то входит в меня, наделяя какой-то неведомой, но совершенно чудовищной силой! Мне захотелось ударить его и того, с изуродованным лицом… и они почувствовали этот удар…

— Они это заслужили! Я бы и сам их прикончил, если бы не опасался за твою безопасность!

Молодой Ураган незаметно подмигнул Камню, а затем вновь заключил свою нареченную в объятья.

Обглодыш смотрел на них с явным любопытством, что-то прикидывая в своем детском умишке и делая какие-то выводы. Могучий Утес посоветовал ему найти другой объект для наблюдения и, дабы не стеснять молодых, спустился с террасы. Он подобрал и отчистил от крови оставшееся на поле брани оружие наемников, попытался вытащить из земли меч Урагана — это дело оказалось малоуспешным, затем отправился проведать зенебоков. Животные чувствовали себя хорошо, Крапчатый и Белый обменивались впечатлениями о битве и обсуждали хозяев, Чубарый восторженно их слушал, то и дело кивая мохнатой головой.

Когда Камень вернулся, царевна сняла с Урагана травяную рубаху и с нежным упоением осматривала и врачевала следы недавнего боя. Следов было немного, и относиться к ним серьезно могла разве только женщина, истосковавшаяся в разлуке с любимым.

Не без восхищения разглядывая поджарое, мускулистое, прекрасно сложенное тело Молодого Урагана, Камень еще раз смог убедиться, что пять колец доблести воин получил не зря. Рубцы и шрамы, оставленные мечами и топорами врагов рода Ураганов, причудливо сочетались на упругой, загорелой коже со странными отметинами, которые, Камень это знал, оставляет только оружие Вестников. Наиболее сильное впечатление на Могучего Утеса произвели жуткие продолговатые отметины, напоминающие следы от звериных когтей, но только более глубокие и странно изогнутые. Будто вещий зверь, наделенный разумом и владеющий древней магией, пытался начертить когтями на теле воина какие-то знаки. Не та ли это «добрая память», о которой упоминала царевна?

Поскольку свои раны Камень уже давно осмотрел и нашел совершенно не заслуживающими внимания царевны, он занялся приготовлением завтрака. Не без удовлетворения отмечая, что отведать свежей табурлычины выпало отнюдь не наемникам, он негромко напевал одну из любимых песен своего рода о том, как, повинуясь воле Великого Се, от вершины Могучего утеса откололся камень, превратившийся в человека. В последние годы его все больше занимало содержавшееся в песне пророчество о судьбе последнего в роду:

«От камня родившийся, в камень вернется,

Лишь сила иссякнет и род оборвется».

В какой-то момент Могучий Утес заметил, что у него появились слушатели. Царевна и Ветерок, прервав свои дела, стояли неподалеку с видом охотников, которые опасаются неловким движением или громким вздохом спугнуть редкую, желанную дичь. Камень ничуть не удивился. Во время недавнего путешествия дочь царя Афру показала себя любительницей старых сольсуранских песен, да и молодой Ураган всегда был не прочь послушать старика.

— Ты обратила внимание? — на языке вестников прошептал Ветерок на ушко возлюбленной. — Тонический стих, двенадцатисложник, вычисляется по формуле 4.2.4, в строфе два стиха.

«Странные вещи иногда говорят вестники, — подумал Камень. — И придет же такое в голову — слоги в песнях считать! Да если бы знатоки предания и песнетворцы занимались подобной ерундой, то разве сумели бы они сохранить в веках мудрость Великого Се, разве донесли бы историю Сольсуранских народов до далеких потомков?» Впрочем, дочери царя Афру и ее жениху он готов был простить и не такое чудачество.

Девушка глянула на возлюбленного с удивлением, смешанным с восхищением:

— Ты хочешь сказать… — начала она.

— Что продолжаю заниматься научной деятельностью, разрабатывая гипотезу, которая, как все полагают, никогда не выдвигалась, — невесело усмехнулся Ветерок. — За время моего пребывания здесь я накопил достаточно свежего материала, подтверждающего ее состоятельность, что бы там ни говорили Глеб и другие чистоплюи, не желающие мараться, вступая в общение с «подлым предателем» и «сумасшедшим психом».

— А как же роды Огня, Козергов, Косуляк, Могучего Утеса, наконец?! — в глазах девушки загорелся интерес. — Если следовать твоей логике, то силлабический стих народа Огня и Могучего Утеса должен строиться по формуле 1+11 и 2+10, а у Козергов и Косуляк 10+2 и 11+1, а это, знаешь ли, выглядит не очень правдоподобно!

— В этих родах нет песен, сложенных силлабическим стихом! — с видом некоего превосходства отозвался Ветерок. — Попробуй записать еще что-нибудь от нашего друга Могучего Утеса, сама убедишься! Более того, у Косуляк песенная строфа состоит из двенадцати неповторяющихся строк, очень прихотливых и изысканных, как сами косуляки.

— Но я исследовала храмовые свитки! — воскликнула девушка. — Ни одна из предложенных тобой комбинаций не подходит!

— В Предании говорится, что потаенная часть, известная прежде хранителям, была отдана Сольсуранским родам, — возразил ей Ветерок, — а среди жителей травяного леса храмовые знаки доступны единицам.

— Так где же тогда ты предлагаешь искать?

— Пока не знаю, — развел руками воин. — И живу надеждой, что наши «друзья» змееносцы, которые, кажется, тоже позабыли, чего от меня добивались, не разгадают эту тайну раньше.

Он принес свою седельную сумку и достал оттуда сваренный по особому рецепту, известному только в Гнезде Ветров, зенебочий сыр и фляжку отменного меда — свою лепту к трапезе.

Разговор за завтраком касался недавней битвы и, в частности, того небывалого мастерства, которое показал в поединке княжич Синеглаз.

— Из нынешних обитателей дворца мой господин — самый искусный! — не без гордости сообщил Обглодыш, еще недавно ругавший княжича на все лады. — Воин тьмы, которого князь Ниак своим черным колдовством иногда призывает во дворец, обучает его всем известным темным Духам приемам.

— Когда это князь Ниак успел поднатореть в черном колдовстве? — скептически пробурчал Камень, запивая медом попавшийся ему жилистый кусок. — Да он в былые времена кроме сборщиков податей и сундуков с серебряными кольцами ничего не замечал.

— Замечать-то он, может, и не замечал, а паутину заговора сплел отменно! — задумчиво бросил Ветерок, отламывая лепешку (рассаженная Синеглазом губа мешала ему спокойно кусать).

Задуматься в самом деле стоило. Слова мальчишки насчет воина тьмы отчасти подтверждали предположение Ветерка о том, что таинственный темный Альянс из надзвездных краев давно раскинул свою паутину на сольсуранской земле, ибо кто еще, кроме поклонников темных духов, решился бы обратить оружие против вестников Великого Се.

Царевна поняла мысль возлюбленного:

— Я постараюсь довести до сведения людей из Совета, что о нынешних правителях Сольсурана мы знаем меньше, чем стоит знать, — пообещала она.

Ветерок взял еще один кусок мяса и повернулся к Обглодышу:

— Скажи, а ты видел этого посланника тьмы, который учил твоего господина?

— Только издали, — покачал головой тот. — Он всегда приходил под покровом ночи и кутался в плащ, сотканный из полночных теней. Но я слышал боевые возгласы и звон оружия, а с утра в зале, в которой они упражнялись, находил обломки травяных копий, куски сбитой штукатурки и видел вмятины, которые их ноги оставляли на стенах залы и каменных плитах пола.

— Вмятины? — переспросил Ветерок.

— На полу и стенах, — уточнил Обглодыш.

— Школа Кошки? — вопросительно глянула на воина царевна.

— Скорей одно из современных направлений боевых искусств, — нахмурив брови, ответил он, — возможно, флай с элементами ниндзюцу. Эта система сейчас популярна у змееносцев. Синеглаз, во всяком случае, показывал что-то в этом роде.

Обглодыш смотрел на Ветерка как завороженный, пытаясь не упустить ни единого слова. Ураган перехватил взгляд мальчугана, и озабоченность на его лице сменила ободряющая улыбка.

— Как ты намереваешься с ним поступить? — поинтересовался он у нареченной.

— Ему нужен врач, — рассеянно ответила девушка, нарезая мясо для своего подопечного на мелкие кусочки, чтоб легче жевалось. Аппетит, с которым мальчишка поглощал еду, показался Камню хорошим знаком.

— А потом?

— Останется в Граде.

— И Глеб станет его препарировать! — с легкой издевкой проговорил Ветерок.

Обглодыш заерзал на своем месте. Что такое «препарировать», он явно не знал, но слово, заимствованное из языка вестников, звучало зловеще.

Царевна нахмурилась:

— У тебя что, есть какие-то другие варианты?

— Я могу отвезти его в Гнездо Ветров.

Это предложение прозвучало так неожиданно, что Обглодыш, как раз разинувший пошире рот для новой порции табурлычины, так и застыл, забыв его закрыть.

— Это что, туда, где живут воины Урагана? — восторженно переспросил он.

Ветерок заговорщицки подмигнул Камню. Тот понимающе кивнул: на месте мальчишки он выбрал бы то же самое.

— Учтите! Он сейчас вне закона! — возвысила голос царевна, явно обеспокоенная легкомыслием мужчин.

— Это князь Ниак, что ли, здесь закон? — насмешливо хмыкнул Обглодыш.

— Из Гнезда Ветров выдачи нет! — подлил масла в огонь Ветерок.

— Но, послушай, — попыталась убедить беглеца царевна, — в нашем Граде много чудес, там живут вестники Великого Се.

— Вестники боятся даже лишний раз встретиться с моим хозяином, — резонно пояснил Обглодыш. — А Ураганы его солдатам уже один раз задницу надрали и еще надерут!

* * *

Уже владыка Дневного света поднялся над горами и засиял в полную силу, уже путники закончили не самый ранний завтрак, когда в небе над травяным лесом сначала едва различимой точкой, потом огромной серебряной птицей наконец показалась винтокрылая колесница вестников Великого Се.

По мере ее приближения лицо молодого Урагана делалось все более скучным и угрюмым. Предстоящей встречи он хотел бы избежать, и только тревога за царевну и Обглодыша не позволяла ему их сейчас оставить. Когда колесница приблизилась настолько, что стали различимы сидящие внутри люди, он в последний раз поцеловал царевну.

— Мне пора, — сказал он почти виновато.

— Когда я тебя снова увижу? — потянулась к нему девушка.

— Когда сама захочешь, — без тени улыбки отозвался Ветерок. — Дети Урагана будут рады принять в своем доме сольсуранскую царевну. Что же до меня, то за три недели до праздника Первых побегов я, как и обещал, приеду забрать мальчугана.

Он, кажется, хотел сказать еще что-то, но промолчал. Спустился с террасы и, без особого усилия выдернув из земли свой меч, стал собираться в дорогу. Царевна проводила его долгим, томительным взглядом, а затем подошла к краю террасы, чтобы встретить своих друзей.

Вестников оказалось трое: двое мужчин и молодая девушка. Все были не на шутку встревожены и держали оружие наготове.

Камень, еще во времена царя Афру видевший вестников, привык не удивляться их нездешним лицам и необычным облачениям. Также не вызывала в нем смущения странная привычка их женщин одеваться неотличимо от мужчин. Однако то ли он за двадцать лет отвык от общения с божественными посланцами, то ли нынешние вестники и в самом деле отличались от тех, которых он видел тогда, но они показались Могучему Утесу еще более изысканными и утонченными, и еще менее приспособленными к жизни в опасном мире под небом Великого Се. Они казались сонмом дивных видений, заблудившихся в двух шагах от страны снов.

Особенно это касалось младшего из мужчин. Стройный и гибкий, точно молодой стебель травы, обладавший пушистой копной рыжих кудрей, он смотрел на мир широко распахнутыми, слегка удивленными глазами, на его пухлых губах почти постоянно играла улыбка, а удлиненные пальцы ухоженных рук, явно никогда не державших ни мотыги, ни меча, постоянно двигались, словно перебирая невидимые струны.

Его товарищ выглядел серьезнее. Он имел высокий залысый лоб, острые, разлетающиеся к вискам брови и чуть вздернутый нос над короткой верхней губой, придававший его облику недовольный и слегка надменный вид. Но, хотя в руках он держал изрыгающее разящий свет оружие надзвездных краев, и держал довольно умело, Камень ясно видел, что это средство скорее устрашения, нежели убийства.

Что же до девушки, то она была прекрасна. Высокая, русоволосая, голубоглазая, обладающая великолепной статью, она соответствовала самому придирчивому сольсуранскому канону красоты, но при этом была похожа на царевну почти как сестра; впрочем, в людях чужой земли всегда сходство замечаешь раньше различий. Было в ее облике еще что-то неуловимо знакомое, даже родное, но что, Камень так и не смог понять. Во всяком случае, пытаясь сравнить между собою двух красавиц, Могучий Утес основательно зашел в тупик. Сделать здесь выбор мог только человек, зрящий не глазами, а сердцем, такой, как Ветерок.

Русоволосая красавица первая соскочила с колесницы, чтобы заключить в объятья подругу, пережившую за эту беспокойную ночь столько волнений.

— Ты цела? — встревоженно спрашивала она. — С тобой все в порядке? Чья это кровь?

— Успокойся, Лика, — поцеловала ее в щеку царевна, — на этот раз все обошлось.

Вслед за ней на террасу сошел и кудрявый. Его миловидное лицо светилось улыбкой.

— Ты представляешь, Лариса! — называя царевну, вероятно, ее надзвездным именем, обратился он к ней на языке вестников. — Мы все-таки нашли его!

— Кого?

— Сфинкса! Хранителя секрета асуров! Он такой же, как египетский и марсианский, только голова повернута в сторону Гарайи…

— Она понимает, что из-за тебя, Вадик, — строго глянула на него Лика, — мы едва не застряли у детей Травы до сегодняшнего вечера!

В это время к ним подошел второй мужчина. Единственный из всех прибывших, он задержался на краю обрыва, дабы осмотреть место побоища.

— Что здесь произошло? — сухо поинтересовался он.

Царевна поспешила удовлетворить его любопытство. Все трое вестников слушали ее со всем возможным вниманием: черноволосый хмурил острые брови, Вадик перестал перебирать струны, Лика временами тихонько ойкала и извечным женским жестом взметывала точеные руки к бледнеющим щекам. Когда царевна упомянула Синеглаза, черноволосый кивнул с таким видом, точно услышал то, что хотел.

— Ты поняла, Анжела? — с видом надменного превосходства повернулся он к Лике. — Что я говорил? Княжич в очередной раз доказал, что он, прежде всего, сын своего отца и ни на какое благородство не способен.

— А кто здесь говорит о благородстве? — вспыхнула русоволосая красавица. — Тогда на охоте Синеглаз просто ловко обездвижил пытавшегося меня убить Горного кота Роу-Су, а я вежливо поблагодарила его. Я же не виновата, Глеб, что лучевое оружие, как и передатчики, у нас на станции, по всей видимости, существует только для украшения интерьера!

— Эт`точно, — поддержал ее Вадик. — Вим заряжает аккумуляторы по какой-то своей никому не ведомой системе! Мне уже дважды из-за него приходилось добираться до станции на зенебоке, а до того — на своих двоих!

Остробровый Глеб замечание своего товарища пропустил мимо ушей.

— Ты дала княжичу повод! — ревниво глядя на Лику, проговорил он. — И вот результат!

— Идея наладить с местной властью дружественные контакты, помнится, принадлежала не мне, — прикрывшись щитом из голубого льда, парировала девушка. — Может, стоило, как предлагал как-то Эжен, просто сбросить на дворец термическую бомбу?!

Хотя Камень знал, что «бомбами» вестники называли оружие надзвездных краев, по сокрушительности лишь немногим уступавшее молниям Великого Се, сама идея показалась ему не лишенной здравого смысла. Уж больно много в древнем жилище владык развелось в последнее время всякой дряни. Впрочем, красавица заговорила об этом лишь для того, чтобы уколоть Глеба, неприятно задевшего ее. Хотя она держалась преувеличенно спокойно, трепещущие ноздри и часто вздымавшаяся грудь красноречиво говорили о том, что сдерживаться ей стоит немалого труда.

Дабы разрядить напряжение, царевна поспешила достать скрижаль. Как и с Ураганом, средство сработало безотказно. Едва только бесценная реликвия оказалась в руках вестников-мужчин, весь их интерес к дальнейшим событиям, равно как и к назиданиям, пропал, и они полностью погрузились в восторженное созерцание.

Анжела-Лика вздохнула с явным облегчением, благодарно глянула на подругу и, не проявив к древней святыне никакого интереса, обратила все свое внимание на раненого. Судя по внушительному запасу привезенных ею лекарств и ловкости в их использовании, забота о здравии ближнего и дальнего являлась основным ремеслом красавицы. Камень не успел и глазом моргнуть, а она уже закончила осмотр, пообещала малышу поставить его в скорейшем времени на ноги и не без помощи царевны и Могучего Утеса устроила его в недрах колесницы.

В это время на террасе появился Ветерок.

Сначала вестники, поглощенные любованием на скрижаль, не обратили на него внимания: полуобнаженный, поджарый и мускулистый, с распущенной гривой, спускающейся ниже лопаток, украшенный после схватки несколькими живописными ссадинами, для них он был неотличим от сольсуранцев. Только Лика, то ли более зоркая, то ли лучше знавшая Урагана, едва завидев его, недоверчиво поджала губы, нахмурилась и чуть приобняла за плечи царевну, словно испугалась, что он ее сейчас заберет.

— Доброе утро, Лика! — дружески приветствовал ее Ветерок. — Отлично выглядишь! Здешний климат тебе явно на пользу.

Лика в ответ кивнула ему, но пальцы разжимать и не подумала.

В это время и черноволосый Глеб пригляделся повнимательнее, и его заостренные брови поползли куда-то наверх.

— Что делает здесь этот… этот?.. — Он сделал неопределенное движение руками, будто хотел подобрать нужное слово, но так и не смог.

— Ты хотел сказать, этот предатель? — вкладывая в последнее слово всю свою горечь и боль, подсказал ему Ветерок. — Не трудись, Глеб, твое отношение ко мне я давно знаю и оправдываться не собираюсь. А что касается моего присутствия, то я здесь пытаюсь прикрыть ваше, — он сделал выразительную паузу, — седалище, пока вы вместе с Советом хлопаете ушами!

Он подобрал с земли травяную рубаху, затем повернулся к царевне:

— Пожалуйста, объясни своим «друзьям», — последние два слова он произнес иронично насмешливо, — чтобы они не затягивали с передачей скрижали в храм. Если князь Ниак решит, что вам удалось отыскать потаенную часть предания, а он так и решит, коли вы не поторопитесь, он начнет действовать. И в таком случае последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми!

Он крепко пожал на прощание руку Камню, еще раз кивнул Лике и направился к тропе. Уже начав спуск, он обернулся.

— За три недели до праздника Первых побегов, — напомнил он.

* * *

— О чем это он тут говорил? — взлохматил свою копну рыжеволосый Вадик, проводив Урагана недоуменным взглядом.

— Скрижаль необходимо отвезти в храм, — пояснила царевна. — И чем скорее, тем лучше.

— Ну вот еще! Так мы его и послушаем! — Вадик надул пухлые губы и сделался похож на обиженного ребенка. — Он хочет, чтобы князь Ниак опять ее забрал? Для скрижали самое безопасное место — это наша станция. А для нас, — он с довольным видом обнял реликвию, — это уникальная возможность без излишних помех ее изучить!

— Я вообще не понимаю, как ты могла показать этому типу скрижаль! — поддержал его Глеб (Камень вспомнил, что именно к нему относилось это неприятное слово: «препарировать»).

— А что в этом недопустимого? — с вызовом бросила царевна. — Синеглаз также знает о ее местонахождении!

— Синеглаз всего лишь сын варварского царька. А этот… — Глеб опять не сумел подобрать нужное слово. — Никто не даст гарантии, что он до сих пор не работает на Альянс!

— Не смей так говорить! Глеб! — воскликнула царевна, высвобождаясь из рук Лики. — Его вина так и не была доказана!

— Отсутствие прямых улик еще не является доказательством невиновности, — надменно вздернул короткую губу Глеб.

— А что является? Необходимость свалить на кого-нибудь ответственность? «Он сделал это потому, что других подозреваемых мы не можем найти!» А почему это он, а не кто-то другой?

— Потому, что именно он был в это время в плену! — безжалостно отрезал Глеб. — Ты сама не исключала возможность того, что он выдал эти сведения в состоянии болевого синдрома или под воздействием психотропных средств!

Лика за его спиной сделала досадливую гримасу. Вадик расстроено покачал головой.

— Возможности я не исключала, но никогда не считала, что все происходило именно так!

— А, ну как я мог забыть, — издевательски рассмеялся Глеб, — если верить нашему «герою», то змееносцам нужны были не планы командования, а его «великие разработки» относительно поисков потаенной части предания!

— Почему бы и нет! — в голосе девушки звучала убежденность в своей правоте. Похоже, нынешняя встреча пробудила в ней решимость с новой силой отстаивать справедливость и бороться за свою любовь. — Всем известно, что руководство Альянса, так же как, впрочем, и многие из наших ученых, одержимо идеей найти Молнии Великого Се. И у них есть возможность пустить в разработку любую теорию.

— Даже ту, которой в помине не существовало? — снисходительно поинтересовался Вадик. — Ты, конечно, извини, но после плена у него явно не все в порядке было с рассудком.

— Гипотеза — не миф, и она ничем не хуже твоих выкладок об асурах и космических миграциях допотопных времен! — парировала царевна. — Она и сейчас у него в работе! А мы, если и дальше станем делать из человека преступника на основании недостоверных данных или даже признания, сделанного под пыткой, дойдем до Томазо Торквемады и Третьего рейха!

— Какой пафос! — Глеб иронично захлопал в ладоши. — Стоит ли удивляться? Когда женщина влюблена, — он вновь многозначительно глянул на Лику, — она готова все что угодно понять, простить и объяснить. Но послушай, Птица, ты только глянь на него! Как ты можешь с ним общаться? Он же совсем опустился! Настоящий дикарь на вонючей скотинке. Только насекомых от такого хватать!

— Если бы не этот дикарь, — отрезала царевна, — скрижаль находилась бы сейчас совсем в другом месте. Да и я тоже!

Хотя царевна и ее друзья настоятельно рекомендовали Камню укрыться от мести Синеглаза в граде вестников, Могучий Утес предпочел совету не внять. Общаться с надменным Глебом ему не очень-то хотелось. Если он позволял себе так задаваться не только перед Ураганом, изгнанником в их краю, но и перед обеими надзвездными девами, можно было себе представить, какой прием он окажет ему, простому сольсуранцу. Даже если забыть слова о дикаре.

Впрочем, у Могучего Утеса хватило такта придержать свое мнение о вестниках при себе и объяснить свой отказ вполне правдоподобно и никого не обижая:

— Да на кой я этому Синеглазу сдался?! Мальчишку он так и не увидел, ну, а потасовка в травяном лесу — обычное дело. Да и с Крапчатым что делать, как я его брошу?! В вашей-то колеснице он точно не поместится!

— Тогда приезжай вместе с Ветерком перед праздником Первых Побегов, — предложила царевна, которая, похоже, прекрасно поняла истинные причины. — Посмотришь наш Град, раны старые подлечишь, отдохнешь. Крапчатый в теплом стойле постоит.

Такое приглашение, поддержанное Глебом и другими вестниками, Камень счел возможным с благодарностью принять, тем более что царевна попросила его позаботиться пока о Чубаром и привести зенебока в Град.

И вот теперь, привычно измеряя расстояние днями пути, Камень готовился к предстоящей встрече, гадая, что же его ждет. Нынешние посланцы, может, и не такие дружелюбные и приятные, как прежние, в чем-то оказались мудрей. Не пожелав делить хлеб и кров с убийцей своих сородичей, они поставили свой град подальше от столицы в самом сердце травяных лесов на берегу реки Фиолетовой. Интересно, что там поделывают прекрасная царевна и ее светловолосая подруга, как поживает Обглодыш и где до времени сокрыта скрижаль?

(обратно)

Град Вестников

Камень спал чутким сном человека, привыкшего жить в ожидании опасности. Ему снилась битва. Он отчаянно рубил и рубил кого-то: то ли дикарей из гнилых болот, то ли других врагов — лиц нельзя было разобрать. Смертельная усталость тяжкими оковами сжимала тело, но отступить Камень не мог, так как рядом стояли люди, за которых стоило умереть…

Могучий Утес проснулся от присутствия чужаков. Солнце еще не взошло, было то томительное время безвластия между светом и тьмой. Камень приоткрыл глаза. Пробираясь под уступом, к нему подкрадывался какой-то незнакомец, к скале прижимались еще четверо. В намерениях этих людей сомневаться не приходилось: честные люди не стремятся под защиту Владычицы Теней!

Камень лежал неподвижно, из-под прикрытых век наблюдая за происходящим. Пальцы сжимали костяную рукоять ножа. Нападавший приблизился вплотную. Камень не мог различить его лица, однако видел занесенный над своей головой топор… Убийца не закончил замах. Неуловимым движением воин царя Афру метнул нож точно в горло разбойника. Тот упал навзничь.

Не дожидаясь, пока остальные опомнятся, Камень вскочил на ноги, выхватывая меч. Разбойники спешно атаковали его, поминая Великого Се и темных духов и обещая Камню на завтрак его собственные потроха. Могучий Утес ловко отбивал удары, делал ответные выпады, прощупывая слабые места нападавших и не покидая выгодную позицию под защитой скалы. Разбойники не ожидали встретить в этом немолодом, бедно одетом человеке такого опасного противника. Думали — крестьянин, возвращающийся с ярмарки, оказалось — матерый воин.

Все четверо выглядели как коренные сольсуранцы — длинноволосые, ширококостные, светлоглазые. Но каждый нес на лице отпечаток своего жестокого ремесла: один когда-то заполучил шрам через весь лоб и расплющенный нос в придачу, другой где-то потерял оба уха, третий — один глаз. Четвертый пока не был изувечен, но оскал имел уже звериный, оскал хищника, ведающего только одну правду: нападешь первым — будешь сыт. Камень же знал иную правду: кто не нарушил законов людских, покрыв свой род позором, того охраняют бессмертные боги.

Поначалу все складывалось более чем удачно. Камень распорол Карнаухому бок и, не теряя времени даром, отвесил Меченому замечательного тумака как раз по перебитому носу. Но, пока Карнаухий со стоном пытался зажать рану, а Меченый угрюмо отирал кровавые сопли, на выручку их товарищам подоспели еще двое разбойников, вооруженные длинными, тугими луками. Две стрелы отскочили от скалы, третью Камень отбил мечом.

«Плохо дело! — подумал Камень. — Так еще, чего доброго, убьют».

Но Великий Се и в этот раз хранил Могучего Утеса. Стрелки не успели в третий раз перезарядить свои луки, когда бедро одного неожиданно пробила метко пущенная сулица, а на голову другого обрушился меч. Этот клинок, украшенный мастерски выгравированным изображением Духа Ветра, Камень, конечно, узнал. Не забыл и руку, которая славный меч держала. Рубец, оставленный на ней клинком Синеглаза, уже побелел, и только дух Ветра по-прежнему грозно взирал на мир с мускулистого плеча, принося удачу своему потомку.

На долю Камня не выпало больше почти никакой работы, он и одного удара сделать не успел, а у подножия скалы уже лежали три охающих и стонущих тела. Остальные, увидев горькую участь товарищей, откровенно струсили. Камень почувствовал запах их страха, отвратительную вонь ничтожных существ, утративших всякий контроль над своими телами. Разбойники побросали оружие и пустились наутек так резво, словно каждого из них кусали за пятки темные духи, и вскоре лишь горное эхо издали доносило частую дробь торопливых шагов.

Ветерок не стал их преследовать. Он легко соскочил со своего зенебока и приблизился к Камню:

— Прости, что помешал тебе, Могучий Утес.

— Да благословит Великий Се твои пути, Молодой Ураган, и продлит твои годы! — отозвался Камень. — Вот уже второй раз ты приходишь мне на помощь, и вновь твое появление иначе чем желанным назвать нельзя! Я в долгу перед тобой!

— Для меня честь сражаться бок о бок с таким прославленным воином! — с достоинством поклонился Ветерок.

Камень ответил на приветствие как подобает, а затем продолжил уже другим тоном:

— Как ты так удачно нашел меня? Мы, помнится, не договаривались о встрече.

— Позавчера вечером в придорожной корчме я случайно услышал разговор, который вели предводитель разбойников и некий незнакомец, закутанный в плащ с капюшоном, из-под которого блестел пластинчатый доспех княжеской стражи. Речь шла о выполнении некоей грязной работы. Наниматель подробно описывал твои приметы и в качестве платы предлагал твой же меч!

— Ну что ж, — усмехнулся Камень, — в работе они проявляли усердие, а вместо одного меча за нее получили целых два! Не в первый раз со мной такое случается и хочется надеяться — не последний. Будет на то воля Великого Се, задержусь в Граде вестников дольше, чем намеревался. А нет, так пережду опалу у вас в Гнезде Ветров.

— Для моих родичей будет великой честью снова принять в своем доме воина царя Афру, дважды спасшего жизнь сольсуранской царевны, — церемонно поклонился Ветерок.

Они честно разделили оружие разбойников и двинулись в путь.

Начинающийся день не обещал быть ясным. Облака совсем сокрыли Владыку Дневного света, над верхушками травяного леса повисла белая паутина тумана. Туман сбивался в клубки, окутывал волнистыми накидками плечи всадников, прял бесконечные молочно-белые кудели. Мешки облаков все раздувались и раздувались. Наконец, они лопнули, и из них посыпался мелкий, холодный дождь.

Камень поплотнее закутался в плащ — старые раны и усталые кости не любили сырости. Ветерок, не обращая на непогоду никакого внимания, рассеянно наигрывал на травяной флейте мелодию свадебной песни народа Воды. Его белый зенебок уверенно отыскивал в молочном мареве дорогу через травяной лес. Вслед за ним послушно семенил Чубарый.

Дабы не тратить попусту время в пути, Камень вытащил из мешка и внимательно осмотрел доставшиеся ему два топора и меч, едва не лишившие его жизни. Несмотря на незавидное ремесло прежних владельцев, оружие это оказалось доброе и хорошо сработанное. Неплохой прибыток, если, конечно, им распорядиться с умом. Лучшую цену за подобного рода поделки Камню обычно давал Дикий Кот. Но Имарн находился слишком далеко, да и когда теперь при сложившихся обстоятельствах удастся в него попасть. Камень решил поделиться своими размышлениями с Ветерком, может, присоветует еще кого.

— Духи гор к тебе благосклонны, друг Утес! — улыбнулся молодой воин. — Насколько мне известно, Дикий Кот как раз собирался посетить надзвездный град. Работа оружейников Сольсурана — это его слабость, и, думаю, он с удовольствием купит у тебя все, что ты захочешь!

— Храни тебя Великий Се за хорошие вести! — обрадовался Камень. — К добру мне нежданный прибыток. Понимаешь, зенебока хочу еще одного купить! Крапчатый устает, а мне случается всю зиму возить на нем через травяной лес и горы туши табурлыков, козергов, горных котов Роу-су. А они страсть какие тяжелые!

Словно все поняв, Крапчатый повернул рогатую голову и подозрительно посмотрел на хозяина всеми тремя парами глаз. Ветерок рассмеялся.

— Не бойся, старый дурень, — Камень легонько ткнул зенебока палочкой между рогов. — Куда я без тебя денусь!

— Давно у тебя этот зенебок? — заинтересовался Ветерок. — Мой приемный отец, великий вождь Буран, утверждает, что ты на нем сражался еще при Фиолетовой.

— Великий Се с твоим отцом! — рассмеялся Камень. — Зенебоки столько не живут! Да и не уцелел бы он в том кровавом месиве, где даже валуны крошились и плавился от летящих искр песок. Мы тогда такого страху нагнали на этих пожирателей черепах и лягушек, что они лет пятнадцать после того и носа не казали из своих гнилых болот! Да что я тебе рассказываю! — оборвал старый воин сам себя. — Ты, молодой Ураган, наверняка слышал об этой славной битве. Твой отец Буран тоже был там. Тогда, понятное дело, он еще не стал вождем. Ураганов вел его отец Суховей, великий воин. Да… Если бы Ураганы не пробились на выручку царю, плохо бы пришлось ему и нам, которые стояли рядом. К тому времени, чай, все братья мои полегли: Обрыва, я видел, на копья подняли, Обвала зарубили кривым мечом, а Валун сгинул где-то в общей свалке. Его тело только на следующий день нашли… Жаль, не довелось им увидеть, как варраров топили в реке. После победы наградил царь Афру Ураганов кольцами доблести, лучшую часть добычи отдал и присудил земли, на которые Табурлыки претендовали. Они-то, Табурлыки, так долго собирались, что только к самому концу битвы и подошли.

— Нынешние властители считают, что та старая оплошность не стоила кары, — с презрительной усмешкой заметил Ураган, — тем более, что она искуплена исправной службой в войске нынешнего властелина.

— Это уж точно, — покачал полуседой головой Могучий Утес. — Ягодник-то Табурлык у князя Ниака в дюжинные выбился! Не больно это ему, правда, помогло, когда ты рубил, точно траву, его дюжину, а твои братья громили его соплеменников, осмелившихся на волю царя Афру посягнуть. Славный пример для всех отчаявшихся и малодушных!

— В разгроме Ягодниковой Дюжины, помнится, участвовал не я один, — улыбнулся Могучему Утесу Ветерок. — А что до примера, то славный-то он, конечно, славный, однако радоваться тут особо нечему. Князь пошлет новое войско, а если надо, и всю свою армию, и рано или поздно мои сородичи или покорятся ему, или погибнут!

— На все воля Великого Се, — вздохнул Камень. — Но разве нет никакого выхода?

— Выход есть, и он очень прост. Если бы все народы объединились и выступили против князя, это была бы совсем другая война!

— Увы! — Камень покачал головой. — После гибели царя Афру племенной союз распался, словно никогда не существовал.

— Не то слово! — сверкнул глазами Ветерок. — Старейшины предпочитают проводить время в распрях и раздорах, растрачивая силы родов и племен на бесполезные усобицы, а княжеские люди вовсю хозяйничают на их землях!

— Может быть, Бурану следует кинуть клич и созвать большой совет?

— Уже собирали. Однако толку от него, кроме пустых разговоров, получилось чуть. Я уже не беру в расчет Табурлыков. Те просто не явились, но они враждуют с Ураганами со времен Великого Се. Их нынешний вождь, Рваное Ухо, кажется, и княжьих людей на свои земли пустил только затем, чтобы нам досадить!

— Но ведь есть и другие народы.

— Пока с нами безоговорочно идут Зенебоки, Козерги и Косуляки, а это, согласись, не самые влиятельные и многочисленные роды. С детьми Травы и людьми Дождя я только что закончил переговоры, но они пока колеблются. Народы Огня и Воды каждые в отдельности готовы к нам присоединиться, но под одно знамя встать пока не готовы, слишком много накопилось обид и недоразумений с обеих сторон. Ну, а что касается народа Земли… — он ненадолго замолчал, досадливо нахмурившись, затем тряхнул светлыми волосами и честно признался: — В этом, конечно, немалая доля моей вины, но есть такие вещи, — он выразительно глянул на Камня, — жертвовать которыми нельзя даже ради всех сокровищ мира!

Камень согласился с ним. Вежливо намекнув Крапчатому, чтобы шел поживее, Могучий Утес обвел взором расстилавшийся перед ним многоцветный простор травяного леса. Туман мало-помалу рассеивался, дождь прекратился. Из своих нор выбиралась разнообразная живность. Из-под зенебочьих ног то и дело выпрыгивали длинноухие рыжевато-бурые кролики капату и маленькие, грациозные косуляки: миниатюрные копытные обожали пастись на прогалках, оставляемых в травяном лесу зенебоками.

Эти же места, только по другим причинам, давно облюбовал и один из немногих хищников травяного леса — карликовый мурлакотам. Между стеблями травы мелькнул полосатый серовато-зеленый бок и украшенный кисточкой хвост, затем чуткие треугольные уши услышали еле уловимый шорох, а бархатисто-карие глаза приметили добычу. Пружинистый прыжок, предсмертный стон, и можно спокойно тащить в логово добычу. У молодой косуляки сегодня выдался не самый лучший день.

Вот так же, как беззащитных косуляк, князь Ниак намеревается передушить один за одним все сольсуранские народы.

— С Земляными Людьми я мог бы переговорить, — задумчиво протянул Камень. — Они — младшая ветвь Могучего Утеса и, стало быть, родня. Хотя тут вряд ли какой толк выйдет. Дол очень обидчив, к тому же слишком любит и балует дочь. Среди старейшин народа Огня у меня тоже имеются и родственники, и хорошие друзья. Но одно дело приглашать на чарку таме, а совсем другое — звать на войну.

Он ненадолго замолчал, а затем добавил проникновенно:

— Вот если бы вестники выступили против князя на стороне сольсуранских народов, думаю, уговаривать никого бы не пришлось! Даже Земляные люди прискакали бы, даже Табурлыки на брюхе бы приползли!

Камень даже зажмурился, мысленно представив эту великолепную картину. Однако, глянув на молодого Урагана, встретил лишь полный тягостных раздумий взгляд.

— Неужели ты думаешь, мои братья и отец не говорили со мной об этом, еще только когда Огненная колесница вестников приземлилась в травяном лесу? Я даже забыл гордость и обиды, попытался, прибегнув к посредничеству Дикого Кота, переговорить с Глебом. Но ты же видел его. Он скорее позволит князю Ниаку залить кровью Сольсуран, нежели нарушит эти пресловутые Соглашения, не понимая, что за всем происходящим в Сольсуране стоит все тот же Альянс.

— Ты имеешь в виду тех поклонников темных духов, которые даже в надзвездном краю решаются воевать с Вестниками Великого Се? — решил блеснуть своей осведомленностью Могучий Утес.

— Можно сказать и так, — недобро усмехнулся Ветерок. — Побывав раз у них в плену, я могу сказать, что тьмы там хватает! И, если они сумеют разгадать тайну молний, тьма заполнит и надзвездный, и подзвездный мир.

— Сохрани духи предков от подобной беды! — Камень сделал оградительный знак.

— Поэтому я и говорю, что народы Сольсурана нуждаются в заступничестве вестников! — ответил Ветерок. — Власть князя Ниака поддерживает Альянс, снабжает его меновыми кольцами, доспехами, первоклассным оружием. Для этого не надо даже приводить в страну армаду кораблей и армию солдат. Достаточно одного-двоих знающих людей. А тут еще эта скрижаль!

— Великий Се не допустит погибели Сольсурана, как не допустил Он того, чтобы ключ от потаенных врат надолго задержался в руках поклонников тьмы! — горячо воскликнул Камень.

— Хочется в это верить, — устало провел рукой по лицу Ветерок. — Но недооценивать могущества змееносцев нам нельзя. Опыт с Синеглазом, — он указал на свежий рубец, — тому зримое подтверждение! Хуже всего то, что княжич использовал в поединке такие приемы, которые я придумал сам и решился показать только одному очень близкому человеку…

— Но ведь у нас теперь есть сольсуранская царевна! Ей по праву надлежит занять трон ее отца!

— Птица? — переспросил Ветерок, и в голосе его зазвучали нежность и грусть. — По плечу ли ей такой груз? Она, кажется, до сих пор не оправилась от потрясения после встречи с княжичем и его людьми. Хватит ли ей сил, чтобы повести за собой народы!

— Женщина на многое способна, — улыбнулся Камень. — Особенно, когда рядом с ней мужчина, готовый разделить бремя власти и ответственности.

Молодой Ураган еще больше нахмурился, но Камень упрямо продолжал:

— Если люди любят друг друга, то им не стоит разлучаться надолго, жизнь ведь так быстротечна! К тому же, будь царевна твоей супругой, ей бы не грозили преследования со стороны Синеглаза, да и у тебя бы не случилось того недоразумения с Земляными людьми!

— Ты говоришь прямо как моя мать, — невесело усмехнулся Ветерок. — Думаешь, я сам этого не понимаю?

— Царевна любит тебя! — сказал Камень проникновенно.

— Я это знаю. Но ей вряд ли придется по вкусу жизнь, которую я здесь веду. Мне же в ее мир возврата нет. Во всяком случае, пока…

— Она упоминала о твоем изгнании, — осторожно начал Камень, опасаясь каким-нибудь необдуманным словом нанести смертельную обиду. — Не мне, конечно, судить о законах надзвездных краев, но из всех известных мне людей ты меньше всего похож на преступника!

— Эта история выглядит запутанной и странной, — устало и почти виновато глянув на Могучего Утеса, сказал Ветерок. — Но, надеюсь, ты сумеешь меня понять, ибо она касается Потаенной части Предания. Еще во время учебы в университете я увлекся изучением сольсуранских песен и сказаний, рискнув предположить, что именно в них и сокрыта Потаенная часть.

Хотя некоторые коллеги, в том числе знакомый тебе Глеб, сочли мои выводы «бредом», большинство ученых отнеслись к работе с благожелательным интересом и даже сочли возможным предать ее результаты широкой огласке. У нас это называется «опубликовать». И хотя я едва ступил на порог открытия, моими поисками заинтересовались не только в дружественных мирах.

Дело в том, что в Альянсе также пытались найти ключ к Преданию и делали это весьма усердно. Я в этом сумел убедиться, когда во время войны, служа в разведке и выполняя одно непростое задание, имел неосторожность подставиться под пули и попасть в плен. Мне многое обещали в обмен на сотрудничество, но я понимал, чем это грозит не только Сольсурану, но и всему остальному миру. Они от уговоров перешли к другим средствам, но я выстоял, и они отступили. Когда же я вернулся, то узнал, что меня обвиняют в разглашении планов командования, информации, к которой я даже доступа не имел. Я все отрицал, но меня не слышали. Даже Птица. Она, похоже, до сих пор убеждена, что те сведения, о которых меня и не спрашивали, вырвали под пыткой. Такова была месть змееносцев.

Что же касалось моей работы, то она каким-то таинственным образом исчезла из всех архивов и библиотек, включая тайное хранилище Альянса. У всех же, с кем я прежде работал и у кого учился, словно сделался приступ потери памяти: никто не помнил, что таковая когда-то существовала. Почти все, пожалуй, кроме Птицы и ее деда, моего наставника, сочли меня сумасшедшим, а руководство университета к тому же постановило, что человек с такой запятнанной репутацией не имеет права продолжать работать в его стенах.

Так я оказался здесь. Моя нынешняя жизнь меня почти устраивает, я всегда мечтал о такой. Но единственное, ради чего я бы хотел вернуться в тот мир, — разыскать того, кто сделал меня изгоем и посмотреть ему в глаза.

Камень крепко пожал руку молодого воина. Последнее он ох как понимал. В его странствиях ему часто мнилось, что если бы ему когда-нибудь удалось сойтись глаза в глаза с князем Ниаком, он бы перестал видеть во сне залитый кровью тронный зал и глаза последнего из посланцев за миг до того, как он прыгнул вниз со стены царского дворца.

— Молись Великому Се, и Он тебе поможет, — проговорил он веско и серьезно. — Что же касается вас с царевной, то не мне, конечно, об этом судить, но кажется, небесный кузнец так крепко переплел цепи ваших судеб, что разъединить звенья можно, лишь оборвав обе цепи! Видел бы ты, как она на тебя смотрела во время поединка с Синеглазом, да и до того, когда ты рубил его кавуков! Неужели ты думаешь, что ее испугают трудности? Вот увидишь, она пойдет за тобой, если ты ее позовешь, ибо если и существует человек, способный сделать ее счастливой, то он сейчас едет рядом со мной.

* * *

Путешествие по травяному лесу даже верхом на зенебоке никогда не бывает быстрым. Крапчатый, Белый и Чубарый несколько раз менялись местами, прокладывая дорогу сквозь густые заросли твердой, как глинобитная ограда, многолетней травы. К ночи путешественники едва достигли берега Фиолетовой.

Хотя Великий Се не обделил землю Сольсурана водными потоками, Фиолетовую издревле считали матерью всех рек. Берущая начало высоко в горах, питаемая малыми потоками, вплетающимися друг в друга, точно волокна травяной рубахи, она стремительно выбегала на равнину и разливалась по ней мощным глубоким потоком, не уступая по ширине иному озеру. Покинув пределы травяного леса по пути к морю, она разбегалась на несколько рукавов, таких широких и глубоководных, что по ним без труда поднимались до самого Царского Града даже синтрамундские морские корабли.

Особой мощи Фиолетовая достигала к лету, когда начинали таять ледники и снежные шапки гор. Но и сейчас ее холодные, буйно несущиеся воды завораживали взор, а у каждого, кто искал брода или какой иной удобной переправы вызывали оторопь: преодолеть Фиолетовую вплавь редко отваживались даже умелые и опытные пловцы.

Камень мысленно поблагодарил вестников. Их град стоял в излучине на этом берегу, и, как сказал Ветерок, до него осталось не более дня пути.

Приветливо и уважительно общавшийся с Могучим Утесом весь прошедший день, к вечеру молодой Ураган сделался задумчив и рассеян. Он почти не притронулся к ужину, предоставив Камню в одиночку управляться с обильной снедью, которую, собирая сына в дорогу, приготовила заботливая родня. Вместо того, чтобы устроиться на ночлег, он долго бродил по берегу, задумчиво вглядываясь в заречную даль и, казалось, с кем-то пытался вести диалог.

Могучий Утес не решился ему мешать. Он понимал, что молодому воину сейчас ох как нелегко! Несправедливое бремя чужой вины и возведенная этим бременем стена отчуждения между ним и теми, кого он прежде знал как друзей, каленым железом жгли его сердце, рождая все новые сомнения. Какими еще упреками его встретит Глеб и другие вестники? Какие преграды они возведут между ним и той, которую он любил? Хватит ли у него духу сказать царевне те слова, которых ждала она и на которые его благословляли и Камень, и родные?

Поднялся Ветерок с первым проблеском зари, и по его утомленному виду Камень понял, что ночь он провел без сна.

Восход проливался над травяным лесом кровавым дождем. Над рекой мотались стаи летающих ящеров, где-то вдалеке выли кавуки.

Они проехали несколько десятков поприщ, когда ветер с Полуночи принес запах дыма. Погруженный в глубокую задумчивость, Ветерок резко выпрямился в седле, устремив взгляд к горизонту, а затем с силой ударил пятками по бокам зенебока. Зверь обиженно заревел, но поспешил выполнить приказ хозяина. Перейдя сначала на рысь, а затем в галоп, он понесся напролом через травяной лес, далеко выбрасывая сильные, крепкие ноги.

Камень велел Крапчатому следовать за ними. Они преодолели еще несколько поприщ, когда глаза Могучего Утеса, что греха таить, уже не такие зоркие, как у молодого Урагана, различили столб черного дыма, поднимавшийся над горизонтом там, где по его представлению должен был располагаться Град вестников.

Хотя Могучий Утес изо всех сил подгонял Крапчатого и Чубарого, нагнать белого зенебока им удалось далеко не сразу. Град, вернее то, что от него осталось, приблизился уже настолько, что даже сквозь густую завесу травы можно было различить жуткую картину погрома.

Камень в прежние годы видел постройки, созданные руками вестников Великого Се, и потому, даже узрев перед собой дымящиеся руины, сумел понять, что нынешний град был ничуть не хуже прежнего. Те же радующие глаз серебристые купола, причудливо изогнутые галереи, ажурные аркады, укрытые невидимым шатром или покровом Великого Се, преодолеть который мог лишь человек, получивший приглашение от самих вестников.

Сейчас все это превратилось в черную, оплавленную массу, из которой, как изломанные ребра оставшегося без погребения скелета, торчали обломки остовов и крепежей, обрывки внутреннего убранства, куски прозрачной кровли.

Когда Камень только увидел дым, он не на шутку испугался. Уж не восстали ли вновь против воли Великого Се темные боги подземных глубин? По его мысли, одолеть вестников было под силу только им. Затем, однако, он вспомнил речи вестников и Ветерка о могущественных людях из зловещего Альянса, которых призвал на помощь князь Ниак, и все встало на свои места.

По еще не остывшему пепелищу неприкаянно бродил одинокий погорелец. Если бы Камень не видел лицо Дикого Кота в постоянной копоти кузнечного горна, он бы нынче вряд ли признал его. Растрепанные волосы кузнеца были покрыты сажей, одежда кое-где прожжена, кожа на лице и руках взбугрилась от многочисленных ожогов.

Судя по выражению отчаяния на лице кузнеца и по уверенности, с которой он передвигался по пожарищу, отыскивая места, в которых в момент катастрофы могли находиться люди, Град вестников был для него чем-то большим, нежели жилище божественных посланцев. Могучему Утесу стало понятно, почему оружие, сработанное Диким Котом, не уступало клинкам, выкованным в надзвездном краю.

Похоже, кузнец, прибывший на пожарище раньше, пытался отыскать под обломками обрушенного купола обитателей Града или хотя бы то, что от них осталось. Частично его поиски увенчались успехом. Только радость подобные находки могли принести разве что князю Ниаку и его приспешникам: на земле среди хаоса искореженных конструкций лежали два обгоревших трупа.

Ветерок соскочил с зенебока, и они с Диким Котом обняли друг друга, как два близких человека, объединенных общим горем. Затем Ветерок обратил свое внимание к погибшим.

— Это чужаки, — успокоил его, если тут уместно было говорить о спокойствии, Дикий Кот.

Камень тоже пригляделся повнимательнее и узнал одного из наемников, уцелевших во время схватки в травяном лесу. Похоже, гнев Великого Се все-таки настиг его. К удивлению Могучего Утеса, солдат князя Ниака и его товарищ были одеты в травяные рубахи — неужто решили вспомнить былое родство. Правда, определить, к какому народу принадлежали погибшие, не представлялось возможным — огонь сожрал краски травяного узора, оставив только черный цвет, да и какой у бродяг наемников может быть род. Разве что пряжки поясов и форма обуви напоминали те, которые были в ходу у народов Земли и Урагана. С другой стороны, пояс, чай, не травяная рубаха, его можно и купить.

Могучий Утес хотел поделиться наблюдениями с Ветерком, но вовремя сообразил, что тому не до досужих домыслов, не обращая внимания на жар, он вместе с Диким Котом остервенело разгребал обгорелые обломки.

— Сколько человек было на станции? — спросил он, не отрываясь от работы.

— Семь, — отозвался Дикий Кот. — Анжела, как ты, наверное, знаешь, отправилась на внешнюю орбиту системы проверить, как работают спутники и не было ли за последнее время несанкционированного проникновения на планету, да Вадик куда-то завеялся со своими идеями. Зато Палий при мне вернулся с гнилых болот для очередного доклада.

— Еще и Палий! — хмуро проговорил Ураган. — Теперь варрары точно начнут нашествие! Только его авторитета хватало их сдерживать! Хорошо хоть, Лика с Вадиком уцелели!

— Лика звала Птицу и мальчика с собой…

Ветерок резко обернулся. В глазах его сверкнула безумная надежда.

Дикий Кот лишь покачал головой:

— Она ведь ждала твоего приезда… — стараясь не смотреть на него, вздохнул кузнец. — Мальчик тоже решил остаться с ней.

— Синеглаз ответит за все сполна! — устремив взгляд к горизонту, поклялся Ветерок.

Пытаясь дать хоть какой-то выход душившему его отчаянию и гневу, он вывернул из земли мешавшую продолжению поисков обугленную опору, над которой долго безуспешно трудился низкорослый кузнец, и отшвырнул далеко в травяной лес.

— Не в Синеглазе сейчас дело, — скорбно заметил Дикий Кот. — Совершенно непонятно, как они преодолели защиту станции! Даже Вим, при всей его безалаберности, не впустил бы княжича внутрь! Да это и невозможно было сделать вручную, не взломав сложнейшую систему кодировки!

— Ты хочешь сказать, что в распоряжении Альянса есть оборудование, позволяющее пробить защиту силового поля? И они в обход всех соглашений перебросили его на планету? — безо всякого интереса спросил Ветерок.

Дикий Кот покачал головой:

— Я хочу сказать, что на станцию вошел кто-то, кого считали своим!

— Или кто выглядел как свой и имел соответственные биометрические параметры?

— Боюсь, что так.

— Кто на станции контролировал биометрию?

— Анжела. Только она имела пароли к кодам доступа.

— Бред какой-то. — Ветерок энергично встряхнул головой. — Лика — агент Альянса? Придумай что-нибудь поинтереснее!

— Глеб говорил, что ей нравится Синеглаз, — с виноватым видом сказал Дикий Кот.

— И ты в это веришь? Да после того, как Лика его отвергла, Глеб готов приписать ей связь хоть с самим князем Ниаком!

— Она бывала во дворце вместе с царевной, княжич их хорошо принимал, устраивал в их честь всякие праздники и состязания, участвовал в них сам. Я понимаю, старался-то он ради Птицы, но кто знает, Анжела ведь тоже не обделена красотой, да и княжич, когда он в хорошем настроении, далеко не такой зануда, как Глеб, а тут еще это романтическое приключение на охоте!

Ветерок с безнадежным видом провел рукой по лицу, размазывая копоть и пыль:

— Какая теперь разница. Птицу и ребят все равно уже не воскресить!

— Они могут быть живы! — неожиданно сообщил Камень, во время разговора успевший бегло осмотреть окрестности и кое-что обнаружить. — То есть я хочу сказать, что наемники взяли пленных.

Он указал на то место, где во время побоища стояли зенебоки княжьих людей. Хотя наемники славились своей кровожадностью, они, оказывается, пришли в Град не затем, чтобы убивать. Несколько человек им удалось захватить живьем. Солдаты вязали посланцев крепкими веревками, точно голоштанных варраров или беглых рабов, и швыряли как попало на землю, чтобы потом навьючить на зенебоков и увезти в сторону Царского Града.

Ветерок решительным шагом направился к белому зенебоку.

— Они еще не успели достичь Града. У нас есть шанс их догнать!

Камень и Дикий Кот едва не силой его удержали:

— Мы не сумеем их отбить! — попытался урезонить товарища кузнец. — Здесь применяли лучевое оружие. Станция погибла не просто от огня.

— Это не имеет значения!

— Не имеет значения?! — Дикий Кот едва не взорвался. — Хочешь, чтобы они убили пленников? Их жизни и так висят на волоске!

— Птицу там ждет участь хуже, чем смерть!

— Царевны у наемников нет!

Могучий Утес почти по-настоящему на себя разозлился. Как он сразу не определил! На земле лежали шестеро мужчин. Даже если предположить, что девушку унесли на руках, на это остались бы какие-нибудь указания.

Ветерок обессилено опустился на землю и спрятал в колени лицо. Дикий Кот молча вернулся к поискам среди руин. Ветерок с безучастным видом стал ему помогать. Камень хотел к ним присоединиться, но молодой Ураган, глядя на него умоляющими глазами, попросил его еще раз осмотреть окрестности, и старый следопыт продолжил поиски.

Работа эта оказалась трудной и кропотливой: свора кавуков князя Ниака так основательно прошлась по гибнущему граду своими сапожищами, что только такой упрямец как Могучий Утес мог надеяться что-нибудь отыскать.

Окончательную путаницу в картину происшедшего вносило то, что к человеческим следам кое-где примешивались звериные, предположительно, горного кота роу-су. Этот-то, спрашивается, что здесь забыл? Впрочем, как позже пояснил Ветерок, охочие до любых знаний, вестники изучали и повадки диких животных. На станции имелся зверинец, в котором некоторое время содержался горный кот. В суматохе разгрома зверю удалось не только выбраться, но и отомстить пленившим его людям: оба наемника пали, похоже, жертвой именно его гнева.

Увлекшись на какое-то время кровавой драмой, Камень едва не упустил то, ради чего он собственно и предпринял поиски. Дикий Кот и Ветерок уже заканчивали свой скорбный труд, когда усталые, слезящиеся от напряжения глаза Могучего Утеса отыскали едва заметный след.

Он начинался совсем недалеко от того места, где хищник напал на солдат. Две пары босых ног стремительно бежали к реке, а за ними по пятам, грузно топая подбитыми гвоздями сапогами, то и дело сплевывая на землю жвачку, неслись стражники. Около реки следы беглецов обрывались. Судя по всему, они рискнули доверить свои жизни Фиолетовой. Стражники собирались последовать за ними, но, по-видимому, холодное купание показалось им будущим более страшным, чем не сулившая ничего хорошего встреча с князем Ниаком. Впрочем, как Камень помнил по прежним временам, большинство наемников, выходцев из глубины континента, не умели плавать.

Они какое-то время стояли над обрывом, лениво постреливая из луков и питая надежду, что беглецы выскочат на берег сами, затем, похоже, потеряв их из виду, вернулись к своим товарищам.

Прежде чем сообщить о своей находке Ветерку, Камень решил еще раз повнимательнее осмотреть следы беглецов. Один след, оставленный небольшой мозолистой ногой, привыкшей передвигаться босиком и в своей жизни еще не видавшей обуви, Могучий Утес сразу признал, вернее сказать, не успел забыть. Со времени удивительной находки в горах прошло всего две недели. Хорошо же починили парнишку добрые вестники, коли по прошествии такого короткого времени он уже показывает подобную прыть!

Что же касалось второго следа, то его и рассматривать не стоило. Вряд ли еще кто-нибудь кроме царевны имел такую маленькую и изящную ножку. Даже сейчас, как ему показалось, земля, где она пробежала, источала легкий и очень нежный аромат.

— Если они благополучно выбрались на тот берег, на что мне бы очень хотелось надеяться, — подытожил свои наблюдения Камень, — у нас есть шанс их отыскать.

— Почему ты полагаешь, что их стоит искать на том берегу? — поинтересовался Дикий Кот.

— Это для них единственный шанс, — угрюмо отозвался Ветерок.

Они еще раз осмотрели все следы, затем приступили к переправе. Искать брод в полноводном потоке не имело смысла. С этого момента вестники решили разделиться. Дикий Кот намеревался проследить путь наемников и что-нибудь узнать о судьбе пленных, Ветерок вместе с Камнем надеялись попытать счастья в поисках беглецов.

— Будь осторожен и не лезь в самое пекло! — напутствовал друга Ветерок.

— Кому еще лезть в пекло, как не кузнецу! — усмехнулся Дикий Кот. — К тому же тот, кто владеет искусством воинов ночи, из любого пекла выберется, если не через заслонку, то сквозь дымоход! Удачи вам на том берегу! Привет Птице и малышу!

— До встречи в Гнезде Ветров!

(обратно)

Следы в травяном лесу

Могучий Утес и Ветерок сняли и надежно запаковали в плотные кожаные мешки одежду и свели по крутому берегу своих зенебоков. Горя желанием поскорее продолжить поиски, Ветерок устремился в воду с такой поспешностью, словно перед ним простиралась не ледяная река со стремительным течением, а ласковое, теплое озеро. Белый зенебок последовал за хозяином. Камень и его Крапчатый приняли выпавшее на их долю испытание со спокойствием мудрецов. Могучий Утес подумал лишь о том, что старые кости наверняка припомнят еще ему подобное к ним небрежение. Один лишь Чубарый не постеснялся выразить свое возмущение прямо и открыто, всю дорогу до противоположного берега издавая обиженный рев.

Хотя течение на излучине было очень сильным, оба воина со своими зенебоками выбрались на берег почти напротив того места, где вошли. Толком не успев обсохнуть и одеться, Ветерок приступил к поискам. Ему повезло. Шагах в двадцати ниже по течению он сумел разглядеть на прибрежном песке в нескольких локтях от кромки воды знакомую Камню тонкую, точно выкованную из частичек пыльцы, цепочку с подвеской в виде расправившей крылья птицы.

— Не думал, что она это станет носить, — задумчиво проговорил Ветерок, с благодарностью прижимая вещицу к губам. — Я подарил ей это перед отъездом.

— Она любит тебя, — не скрывая укора, отозвался Камень. — Ты знаешь это не хуже меня!

— Найди ее! — сверкнул глазами Ветерок, сжимая в кулаке подвеску. — Найди ее, и я обещаю сделать для ее счастья все, что в моих силах!

Могучий Утес не мог обмануть ожидания молодого воина, оставив безучастной столь страстную мольбу. Великий Се проявил к их поискам благосклонность, несмотря на то, что след беглецов терялся в травяном лесу. Какое-то время хитрец Обглодыш вел свою спутницу по самой чаще, каким-то невероятным образом продираясь между стволов многолетней травы. Только такой опытный следопыт как Камень сумел бы проследить их передвижение. Затем предприимчивый парнишка где-то раздобыл траворубный тесак, и след стал заметнее. Впрочем, те, кто не смог приметить начало пути, его бы все равно не сумели бы обнаружить.

Сердце Могучего Утеса преисполнилось надежды. Жестокая жизнь, гнувшая, но, похоже, так и не исковеркавшая маленького невольника на свой лад, выработала у него смекалку и приучила к изворотливости. Когда живешь с лютым хозяином — это не самые последние качества.

Какое-то время путь, проложенный мальчишкой, шел прямо. Срубленные тесаком и примятые двумя парами ног стволы лежали ровно, точно во время заготовки. Когда Обглодыш устал, его сменила царевна. Камень это понял по тому, что трава в том месте была срезана косо и достаточно неумело. Впрочем, не царское это дело — идти по травяному лесу с тесаком.

Камень почти успокоился. В конце концов, Обглодыш явно находился под покровительством Великого Се. Повезло же ему в горах. Иначе чем чудом его спасение назвать было нельзя. Может, и на этот раз удача не оставит его, и он выведет девушку в какое-нибудь безопасное место, а там и они с Ветерком подоспеют.

Но его надежды не оправдались: след сделался неровным. Обглодыш сначала резко свернул вправо, потом взял левее, затем и вовсе сдал назад, петляя, точно кролик капату, застигнутый охотником. Как и у кролика, эти примитивные уловки ни к чему толковому не привели. На расстоянии двух перестрелов след беглецов врезался в широкую тропу, проложенную большим отрядом.

Ветерок с тревогой глянул на Могучего Утеса. Хотя в чтении следов существовали тонкости, какие мало кто знал лучше старого охотника, нынешние приметы заявляли о себе слишком очевидно.

— Они наткнулись на наемников? — сдавленным голосом спросил молодой Ураган.

Камень посмотрел на большой след внимательно и с некоторым облегчением покачал головой.

— Это не солдаты, а торговцы. Купеческий караван. Рановато для такой поры, но эти, видимо, одни из первых. Случайные путники для них неплохая добыча, — рассудительно добавил он, но увидев, как передернулось и побледнело при этих словах лицо молодого воина, понял, что сболтнул лишнего.

При всей очевидной беззащитности беглецов, они попытались оказать сопротивление. Примятая трава, в которой Камень нашел поломанный тесак, красноречиво рассказывала о краткой, но ожесточенной борьбе, в которой девушка и Обглодыш попытались отстоять свою почти обретенную свободу. Но слуги торговца оказались сильнее.

— Если с Птицей и малышом что-то случилось, я отыщу этих ублюдков, где бы они ни укрылись, даже если на это мне придется потратить всю оставшуюся жизнь! — пообещал Ветерок, красноречиво сжимая рукоять меча.

— Если это тебя хоть немного успокоит, — осторожно проговорил Камень, — чести царевны вряд ли что-то угрожает. По крайней мере, пока. Один из охранников обронил бляху с изображением печати хозяина. Это — Уседя. Он славится в травяном лесу своим презрением к женскому полу и предпочитает водить дружбу с себе подобными.

— Слабое утешение, — вздохнул Ветерок. — В компании этих кавуков Птица находится не в меньшей опасности, чем с наемниками князя Ниака, а уж про Обглодыша я просто предпочитаю не думать.

— Тем не менее, я уверен, мы их найдем.

В верности, хотя бы частичной, своего последнего утверждения Камень сумел убедиться в гораздо более скором времени, чем предполагал. Не проехав по караванной тропе и двух поприщ, они услышали знакомый ломкий мальчишеский голос, во все горло распевающий всем известную песню про удалого молодца, которого не удержат никакие засовы и догонит лишь ветер в травяном лесу. Сегодняшнее исполнение отличалось тем, что половину нормальных слов в песне заменяла отборнейшая площадная брань, а также тем, что вместо травяной флейты или еще какого инструмента, песне вторил дружный, хотя и нестройный хор кавуков.

Белый и Крапчатый без особого приказа перешли на галоп. Чубарый сначала отстал, но сообразив, что оставаться одному посреди кишащего кавуками травяного леса — искать погибель на свою буйную голову, припустил за ними след в след. Всадникам пришлось проехать не менее двух поприщ, прежде чем их взорам открылась картина, достойная быть запечатленной на стене главного общинного дома или даже царского дворца.

В самой сердцевине травяного леса, немного возвышаясь над его верхушками, стоял одинокий утес; вернее, не утес даже, а гигантский валун, то ли оброненный Трехрогим Великаном при возведении гор, то ли выпихнутый на поверхность духами подземного мира. Когда вблизи пролегла караванная тропа, торговцы облюбовали это место. Здесь они располагались на дневной отдых или на ночлег, здесь приносили жертвы духам травяного леса и гор. Для последней цели в незапамятные времена в расщелины камня было вбито на разной высоте несколько колец с прикованными к ним цепями.

Сейчас цепи с наручниками и ошейником, находящиеся на высоте роста сидящего человека, были заклепаны на запястьях и шее Обглодыша, еще одну цепь, до которой смог дотянуться, он крутил в руке, намереваясь отбиваться от подступающих ближе и ближе прикормленных купцами алчных кавуков. Собирающийся подороже продать свою жизнь мальчишка выводил строфу за строфой свою песню, а по его разбитой, исцарапанной физиономии, размазывая пыль и кровь, двумя ручьями катились слезы.

При приближении всадников кавуки бросились врассыпную. В одного Ветерок для острастки швырнул дротик, еще двое нашли свою гибель под копытами Крапчатого.

— А ты неплохо проводишь тут время! — улыбнулся Обглодышу Камень.

— Стараюсь как могу! — шмыгая разбитым носом, бодро отозвался мальчишка.

— Сколько раз я тебе говорил, не повторяй всякую похабщину, которую несут спьяну наемники! — назидательным тоном проговорил Ветерок, спешиваясь. Впервые за этот страшный день лицо его осветила улыбка.

— Но ты же сам объяснял мне, что эти слова годятся как раз для того, чтобы гнать всякую нечисть! Вот я и решил проверить. По-моему, подействовало.

На такой ответ Ураган только покачал головой. Он мигом расклепал ошейник и наручники и накинул на Обглодыша, всю одежду которого сейчас составляли короткие полотняные штаны, свой плащ. Мальчишка перестал ершиться, обмяк и детским, доверчивым движением спрятал голову на груди Урагана.

— Ну, будет, будет! — приговаривал Ветерок, приглаживая светлые вихры на затылке мальчишки. — Ты с нами, мы с тобой, значит, все хорошо.

Камень для себя отметил, что, хотя сейчас, как и во время их прошлой встречи, мальчишка предстал перед ним замызганным, растрепанным и окровавленным, две недели жизни в холе и неге принесли свои добрые плоды. Нескладное, но гибкое, точно весенний побег, тело выглядело теперь не более худым, чем у любого из его сверстников, от страшных ран, оставленных Синеглазовой плетью и когтями табурлыка, остались только белые, едва заметные рубцы, а что касается грязи да ссадин с синяками, то это дело, как известно, поправимое.

Ветерок развязал дорожный мешок, в котором как нельзя кстати оказалась одежда, собранная его родней для мальчишки. Там были башмаки, штаны, добротный войлочный плащ и кожаный пояс. Только травяную рубаху, одежду взрослого воина, пока заменяла короткая шерстяная туника.

— Теперь расскажи, как все произошло, — попросил Ураган, усаживая Обглодыша на один из присоседившихся к большому карликовых валунов и внимательно осматривая повреждения, полученные мальчишкой во время схватки со слугами купца. — Тебе, я вижу, сегодня есть, чем похвастать.

При этих словах вздернутый нос Обглодыша предательски наморщился.

— Я сражался! — прогнусавил он тонюсеньким голосом, и слезы вновь брызнули у него из глаз. — Я сделал все так, как ты меня учил!

— Страшно представить, — пробормотал Ветерок.

— Но они оказались сильнее!

— Их просто было больше, — подсказал Камень.

— Как они собираются поступить с Птицей? — Ураган старался говорить сухим, деловым тоном, и это ему почти удавалось.

— Когда Уседя увидел царевну, он очень обрадовался! — сообщил мальчишка.

— Еще бы, — хмыкнул Камень.

— Но она тоже не сразу далась им в руки и даже укусила купца!

Ветерок страдальчески вздохнул.

— Уседя сказал, что строптивые рабыни ему не нужны, и пообещал продать ее в Неспехе первому же, кто предложит за нее цену.

Молодой воин, забыв о мальчишке, порывисто поднялся и позвал Белого.

— Неспеха — это всего полдня пути отсюда, — пробормотал он, закрепляя подпругу.

— Вот именно, — отозвался Камень, наоборот развязывая седельный ремень. — И торги на невольничьем рынке там начинаются не раньше полудня.

— Уседя может найти покупателя уже вечером.

— Законы Сольсурана запрещают вести торг после заката, — напомнил ему Камень. — К тому же, сделки подобного рода заключаются только в присутствии старейшин и горожан. Уседя не такой дурак, чтобы ради минутной прихоти рисковать своей репутацией.

Он примирительно положил ладонь на плечо Урагана.

— Солнце садится, — сказал он. — Зенебокам нужен отдых. Да и малыш, наверно, устал.

— Не похоже, — с сомнением проговорил Ветерок, с интересом наблюдая за Обглодышем.

Путаясь в длинных полах плаща, мальчишка шустро раскапывал землю в том месте, где прежде сидел. Видимо, ему удалось не только унести из гибнущего града что-то представлявшее, по его мнению, какую-то ценность, но и утаить эту вещь от купцов. Вот шельма, что тут сказать! С таким точно не пропадешь. Обглодыш наконец завершил свои поиски и с торжествующим видом принес своим спасителям сбереженное сокровище. Камень почти не удивился, когда увидел скрижаль.

* * *

Желая попасть в Неспеху до начала торга, путники выехали еще до свету. Ночь прошла спокойно, потому и люди, и зенебоки полностью восстановили свои силы. Даже неутомимого Урагана, вызвавшегося с вечера постоять на карауле, ближе к утру сморил сон. Могучий Утес, который в последние годы стал просыпаться затемно, сменил его на посту.

Наиболее благотворно отдых и забота сказались на Обглодыше. Его ссадины подсохли, в глаза вернулся блеск, и он мог без слез и всхлипов внятно поведать о произошедшем в Граде. От него воины узнали, что жестокий набег, как Ветерок и предполагал, возглавил молодой княжич и что именно ему принадлежало страшное оружие надзвездных краев, обратившее в прах стены Града.

— Каким образом он проник на станцию? — задал мальчишке интересовавший его вопрос Ветерок.

— Мой бывший господин — могущественный чародей, овладевший секретами черной магии и научившийся по собственной воле принимать любое обличье! — возбужденно проговорил юный невольник, и в его необычных фиолетовых глазах появился странный блеск. — Но даже если бы он напялил на себя личину табурлыка или даже летающего ящера, я бы все равно его узнал, ибо вонь его гнилого нутра я чую за несколько перестрелов.

Ветерок и Могучий Утес переглянулись. Рассказ мальчишки вносил еще большую неясность в и без того запутанную историю гибели Града, подтверждая только одно обстоятельство. Сила, на которой зиждилась власть нынешних правителей Сольсурана, еще темнее, чем можно было предположить.

— Я пытался предупредить людей из надзвездных краев, — Обглодыш смотрел на своих спутников виновато, — но они мне не поверили. Вестники, конечно, мудры, но обращают внимание только на внешнюю сторону вещей и событий. И потому без всяких подозрений они впустили моего господина в его фальшивом обличье внутрь. Тот выждал пару дней, а затем, когда все спали, отключил щит и впустил своих людей. Когда наемники ворвались в Град и начали метать огненные молнии, я понял — все пропало. Единственное, что я еще могу сделать, это попытаться спасти царевну и унести скрижаль. Наследница рода царей не должна сделаться женой сына князя Ниака! — сказал мальчишка убежденно. — Если это произойдет, Сольсуран заполонит тьма! Так гласит предание.

— И кто это тебя научил так ловко предание толковать? — недоверчиво покачал наполовину седой головой Камень. — Что-то я ничего такого не слышал!

— Когда князь Ниак забрал из храма скрижаль, один старый жрец не пожелал расстаться с почитаемой реликвией и последовал за ней во дворец. Он был стар и немощен, я ухаживал за ним, за это он открыл мне некоторые тайны предания, ведомые только людям Храма.

Ветерок только подавил тяжкий вздох:

— Я знаю только одно, если мы не поторопимся, дочь царя Афру может стать наложницей какого-нибудь купца!

— Предание гласит, — многозначительно сказал Камень. — Тому, за кем стоит Правда Великого Се, козни темных духов не страшны. А стало быть, не вижу причин, почему бы нам не поспеть в срок!

* * *

Еще пятнадцать весен назад Неспеха была маленькой деревушкой в пять-семь дворов, где мальчишки гоняли домашних мурлакотамов, а сонные хозяйки, никуда не торопясь, варили сыр и пекли медовые лепешки. Но стоило рядом появиться караванной тропе, как жизнь в поселении изменилась просто на глазах, оставив в память о былой размеренности и тишине одно название. Сегодня, особенно в дни больших торгов, узкие, по старинке кривые улочки едва не расплескивали бурно текущий в их утлом русле людской поток, а толчея и сутолока достигали пределов последнего безобразия.

В Неспехе можно было встретить краснощеких чванливых синтрамундских купцов, торговых гостей из Борго — шумных, горячих, говорливых, как заморская птица чиполугай, слывших отличными мореходами, а то и людей из страны тумана, которые заплетают вокруг головы длинные черные косы, а самую макушку бреют и натирают маслом для тепла и блеска. Впрочем, большую часть гостей в городе все же составляли светловолосые и светлоглазые сольсуранцы, одетые в неизменные травяные рубахи, отличающиеся одна от другой только плетением и цветами ритуального рисунка, по которому можно всегда определить, к какому роду-племени принадлежит человек. Что ж, новые порядки изменяли по-новому жизнь, и многие племена, прежде избегавшие чужеземцев, теперь вели с ними активную меновую торговлю.

В чужеземцах Могучий Утес не видел ничего дурного. Коли на свете живут разные племена, стало быть такова была воля Великого Се. Торговать тоже Закон не запрещает: если у общины появились какие-то излишки, почему бы их не обменять на что-нибудь нужное или обратить в серебряные кольца, пригодятся на черный день. А если через родовые земли идет купец, везущий из Синтрамунда в Борго золототканые паволоки или из страны тумана в Синтрамунд стеклянную посуду — добрый путь, плати пошлину за беспокойство, да проходи. Будешь любезен со старейшинами, отнесешься с уважением к обычаям и нравам Сольсурана — найдешь и кров, и еду, и постель, а коли нужно, то и надежную охрану, и сведущих проводников.

Вот только в последнее время правления князя Ниака все чаще по землям Сольсурана купцы стали возить живой товар, и продавали его чужеземцам не только какие-нибудь наймиты да разбойники, люди без роду без племени, но сами же сольсуранцы. Видать, все же оставил несчастный Сольсуран своим покровительством Великий Се.

На невольничьем рынке в Неспехе все было как обычно: зеваки-ротозеи, придирчивые покупатели, громкоголосые зазывалы, деловитые приказчики, важные купцы и недремлющая охрана, готовая пресечь любую попытку бунта или поползновения на побег. Хотя Крапчатый, Белый и оседланный для Обглодыша Чубарый всю дорогу шли ходкой рысью, путники едва не опоздали: торги уже начались.

На заплеванном земляном помосте продавали тоненькую черноволосую девушку. По-видимому, ее хозяин был либо до безобразия скуп, либо доведен до крайности нищетой. Во всяком случае, выставляя свою «собственность» на продажу, он даже не позаботился о том, чтобы придать ей мало-мальски товарный вид. Спутанные волосы и усталое лицо покрывала пыль, маленькие ступни стройных ног кровоточили и были сбиты о дорожные камни. Одеждой рабыне служила коротюсенькая рубашонка, едва прикрывающая наготу и уж точно не защищающая от холода и ветра.

«Куда катится Сольсуран! — подумал Камень. — В прежние годы даже зенебоков перед торгом чистили и холили несколько дней!»

Какой-то тучный, обильно потеющий синтрамундец в роскошном плаще из меха горного кота Роу-Су и инкрустированных серебром башмаках надменно вышагивал по помосту, осматривая рабыню. Он удовлетворенно цокал языком, крючил короткие пальцы, видимо, прикидывал будущие барыши.

Хозяин просил за полонянку мало. Но любому зрячему было очевидно, что, если девушку отмыть, отогреть и чуть-чуть откормить, эти изысканно выточенные шея и плечи, тонкие продолговатые запястья и узкие стопы, эти роскошные, густые волосы и широко расставленные огромные глаза под сказочно красиво изогнутыми бровями могут принести райские услады или звонкие меновые кольца ее хозяину.

«Бедняжка, — подумал Камень, — пошли ей Великий Се лучшую долю, ибо для женщины ласковый да щедрый господин бывает порой приятнее, нежели угрюмый, суровый муж».

Могучий Утес хотел было поделиться своими соображениями с Ветерком, но, глянув на молодого воина, мигом прикусил язык, смекнув, что Ураган разглядел на помосте нечто такое, чего от его, Камня, взора оказалось почему-то сокрыто. Лицо Ветерка побелело, на скулах ходили желваки. Не глядя бросив поводья Обглодышу, он соскочил с зенебока и кинулся в толпу, энергично прокладывая дорогу к помосту.

Камень еще раз посмотрел на помост, и сердце у него упало. Как он не признал молодую государыню! Эти совершенные линии, эта нездешняя краса и особая стать могли принадлежать только ей. Камень почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Так кощунственно оскорбить род царя Афру! Это же почти то же самое, что осквернить или разрушить храм. Впрочем, для людей, толпой стоявших у помоста, имя великого царя давно стало пустым звуком. Они поклонялись иным богам, и главной их святыней стали звонкие меновые кольца.

Синтрамундец меж тем закончил первый осмотр и остался им доволен: девушка действительно стоила больше того, что за нее просили. Его только смущал взгляд ее переливчатых, точно драгоценные камни, опушенных густыми ресницами серо-зеленых глаз. Державшаяся прямо и напряженно, точно туго натянутый лук, царевна смотрела на купца, не скрывая отвращения, а ведь невольник должен быть робок и боязлив, и ему не пристало без позволения поднимать глаза на господина, дабы не замарать его своим нечистым взором.

— Вижу, Уседя, ты не зря предупреждал меня, — растягивая на синтрамундский манер сольсуранские слова, проговорил он, обращаясь к продавцу. — Характер у этой девки в самом деле строптивый. Ну да ничего, и не таких обламывали! — И он выразительно потряс скрученной из длинных узких ремней узорчатой камчой.

— Заплатишь серебро и делай с ней, что хочешь, — равнодушно отозвался Уседя, ковырявший щепочкой кривые черные зубы. — Хочешь в золото наряжай, а по мне, так хоть в реке утопи!

— Экий ты прыткий! — усмехнулся синтрамундец. — Заплати ему. Сначала надо поглядеть, что у нее там под лохмотьями, может, тут и платить не за что!

Лицо царевны вспыхнуло, брови гневно сдвинулись, маленькие ручки сжались в кулаки, но синтрамундец не обратил на это никакого внимания. Он протянул пухлую, унизанную дорогими перстнями и браслетами руку, чтобы лишить полонянку последнего покрова. Но не успел он прикоснуться к девушке, как она со всего размаху ударила его по щеке. Ошеломленный такой дерзостью купец аж пошатнулся, а царевна, ловко увернувшись от попытавшегося схватить ее Уседи, отскочила в сторону, сверкая глазами, в которых Камень прочитал решимость биться до конца.

Законы князя Ниака были суровы. Раба, нанесшего хозяину или покупателю подобное оскорбление, ждала долгая и мучительная смерть.

Багровое от природы лицо синтрамундца на глазах приобретало темно-фиолетовый оттенок. Злоба душила его до такой степени, что разве пар из ушей не валил. А тут еще смех и шутки толпы. С каким наслаждением он будет бить эту строптивую девчонку камчой до тех пор, пока она не испустит дух! Расторопным слугам не требуется приказа — схватят, скрутят, раздавят.

Камень с досадой услышал, как за его спиной кто-то начал ставить заклады о том, сколько ударов понадобится купцу, чтобы прикончить девушку. Могучий Утес, не глядя, двинул в ту сторону локтем посильнее. Там что-то заохало.

Впрочем, спорщиков и так ждало разочарование. Синтрамундец поднял камчу… да так и застыл. На помосте между ним и полонянкой стоял Ветерок. Он смотрел на купца сверху вниз, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Правая рука молодого Урагана лежала на черене меча, левой он обнял судорожно вцепившуюся в край его плаща царевну.

Купец выразительно глянул на своих слуг. Но крепкие молодцы, нанятые за звонкие кольца, только что демонстрировавшие полную готовность до победного биться с несчастной рабыней, при виде воина, обладателя пяти колец храбрости, неожиданно оробели. Прижавшись друг к дружке, точно трусливые кавуки, они вроде бы потянулись к мечам, но с места не сдвинулся ни один.

К чести купца сказать, в отличие от охраны самообладания он не потерял.

— Уходи отсюда, парень! Это не твое дело! — проговорил он достаточно твердо.

— Ты ошибаешься, — с ледяным спокойствием ответил Ветерок. — Отдай мне девушку, и я отпущу тебя и твоих людей с миром.

От подобного заявления на какое-то время синтрамундец даже потерял дар речи.

— Она оскорбила меня! — еле просипел он.

— Я заплачу за твою обиду.

Ветерок держался очень спокойно, даже, казалось, равнодушно, и только взбугрившиеся мышцы да сведенные скулы выдавали его напряжение.

— Чем ты заплатишь? — взвился до небес купец. — Уж не этой ли рубахой, которая разве что летающих ящеров пугать годится? Я возьму не меньше десяти серебряных колец.

В толпе заохали. Такой неслыханной суммы большинство и в глаза не видали. Но Ветерок не испугался. Пропустив мимо ушей обидные слова насчет пугала, он вытащил из-за пазухи какую-то небольшую вещицу, заигравшую на солнце бликами цветного стекла. При более подробном рассмотрении это оказался изящный браслет, собранный из плотно пригнанных друг к другу пластин и выполненный из неведомого в Сольсуране прозрачного материала, меняющего цвет в зависимости от освещения.

Глаза купца загорелись от жадности. Он думать забыл про рабыню. Сейчас ему больше всего хотелось стать обладателем этой редкостной вещи. Ветерок смотрел на него со спокойным снисхождением взрослого, наблюдающего за ребенком, которому пообещали новую игрушку.

— Эта вещь стоит больше десяти колец, — честно признался синтрамундец.

— Сдачу можешь оставить себе, — безразлично бросил Ветерок.

Он уже накинул на плечи царевны свой плащ и взял ее за руку, собираясь свести с помоста, но тут к нему приблизился до того державшийся безучастно Уседя:

— Эй, Ураган, а как же я?

Ветерок резко обернулся, рука его дернулась по направлению к горлу купца, но он сдержался.

— А ты разве платил за нее серебро?

Навлекать на свою голову гнев Великого Се враньем Уседя не решился, но оставаться в убытке ему тоже не хотелось:

— Я нашел ее в травяном лесу. Заботился о ней всю дорогу, словно о родной дочери.

— Несчастная же твоя дочь, коли ты о ней так заботишься! — крикнул кто-то из толпы.

Люди, только что с интересом ожидавшие фатального разрешения судьбы непокорной девушки, теперь встали на ее сторону. Бессовестный Уседя, не сделавший даже попытки отстоять свою «собственность», а теперь предъявлявший какие-то свои притязания, выглядел пошло и смешно. Даже синтрамундец это понял и бочком подступил к Уседе.

— Я заплачу тебе цену, которую ты просил, — сказал он, явно опасаясь, что безумный Ураган передумает и заберет обратно свой дивный браслет. Но Ветерок, не скрывая презрения, швырнул в лицо незадачливого охотника за рабами связку медных колец и, повернувшись к толпе, объявил, что девушка отныне свободна, и что никто не вправе на ее свободу посягать.

Царевна сделала несколько неуверенных шагов, но ноги ее подкосились. Ураган подхватил ее на руки и прижал к груди, баюкая как больного ребенка.

Торг продолжился. О неожиданном происшествии вскоре забыли.

(обратно)

Мастер из рода Огня

Конечно, Могучий Утес не ожидал от царевны бурных и многословных изъявлений благодарности своему спасителю. Дочь царя Афру и на ногах-то толком не держалась, куда уж тут долгие речи вести. Однако первые ее побуждения удивили даже видавшего виды старого воина. Не успев толком прийти в себя, она забилась в руках Урагана, точно попавшая в силки косуляка, изо всех сил пытаясь освободиться и осыпая возлюбленного различными оскорблениями.

— В чем дело? — не скрывая удивления, спросил Ветерок.

Вместо ответа девушка попыталась залепить ему пощечину. К счастью, реакция сына Ветра была намного быстрее, нежели у синтрамундского купца. Ураган увернулся, а когда девушка повторила попытку, поставил ее на землю и зажал в ладонях ее запястья, стараясь, впрочем, не причинить ей боль.

— В чем дело? — стараясь не повышать голоса, терпеливо повторил он свой вопрос.

Царевна смерила его взглядом полным презрения:

— И ты еще спрашиваешь?! Сколько они тебе заплатили на этот раз? Я верила тебе, жалела тебя! Даже статью твою несуществующую пыталась разыскать! А ты с самого начала только врал и притворялся! Прав был Глеб, во всем прав! Конечно, как романтично! Вернулся герой из плена! Даже шрамы навел для пущей убедительности! Только влюбленным дурочкам голову морочить! Ну что, добился своего? Куда ты меня сейчас повезешь? Сначала к князю Ниаку или сразу к своим хозяевам из Альянса?

Девушка говорила взволнованно и сбивчиво, путая сольсуранские слова с наречием надзвездных краев. Она была явно не в себе, и Ветерок это ясно видел.

— Я не понимаю, о чем ты? — по-прежнему спокойно проговорил он, поправляя на плечах царевны сбившийся плащ: ссора уже собрала вокруг достаточно праздных зевак, не хватало им только пялиться на девичью наготу.

— Ах, он не понимает! — на этот раз царевна, руки которой Ветерок по-прежнему держал, сделала попытку его укусить, впрочем, вновь безуспешно. — Думаешь, я тебя не видела позапрошлой ночью на станции?! Как же! Очень удобно! «Я приеду, чтобы забрать малыша!» Ты знал, что Глеб не доверял тебе и никогда не пустил бы внутрь, и потому решил сыграть на моих чувствах? Я только в толк не возьму, зачем тебе и твоим хозяевам-змееносцам понадобилось разрушать станцию, убивать ребят, а главное, впутывать в это дело твоих сородичей? Ты ведь мог захватить и меня, и скрижаль еще тогда, в травяном лесу! Что, не поделили с Синеглазом, кому достанется добыча?

Теперь до Могучего Утеса и Урагана дошел смысл ее обвинений. О Великий Се! Похоже, тот слуга тьмы, по вине которого Ветерок сделался в своей земле изгнанником, окончательно решил его погубить, лишив поддержки единственного преданного ему, самого дорогого существа.

Ветерок сгреб царевну в охапку и довольно-таки ощутимо встряхнул. От неожиданности она замолчала, удивленно глядя на него.

— Меня не было на станции в ту ночь! — проговорил Ураган медленно и отчетливо. — И в отличие от прошлого раза, тому есть свидетель.

Кажется, царевна только сейчас увидела Могучего Утеса и Обглодыша. При всем уважении, которое Камень питал к дочери и наследнице великого царя, позволять ей и дальше порочить свое доброе имя, возводя напраслину на человека, дважды спасшего ей жизнь и честь, он не мог. Он полностью подтвердил слова Ветерка, а когда девушка немного осмыслила сказанное, добавил:

— Мы встретились утром того дня и с тех пор еще не расставались. Это такая же истина, как та, что я последний в своем роду. Я знаю, вестники способны за короткий срок преодолевать огромные расстояния, но если бы такое произошло, я бы это заметил!

На бледном, осунувшемся лице царевны появилась растерянность.

— Этого не может быть! — воскликнула она. — Я же своими глазами видела его!

— Ты полагаешь, что я одновременно находился в двух местах, как любят болтать наемники? — не скрывая горькой насмешки, угрюмо поинтересовался Ураган, больно задетый ее недоверием. — Неужели ты думаешь, что в этом случае я позволил бы тебе уйти!

— Я же предупреждал тебя, госпожа, — поддержал молодого Урагана Обглодыш, — не верь глазам своим! В ваш Град проник вару — оборотень, способный принимать любое обличье. Он и есть виновник всех бед!

Царевна в полном смятении покачала головой:

— Нет, так не бывает! Вару — это плод фантазии, миф, дань традиции! Да и как быть с остальными?! Я же видела не менее двух дюжин воинов Ветра!

— Воинов Ветра? — разом переспросили Могучий Утес и Ветерок.

Девушка кивнула:

— Здесь не может быть никаких ошибок! Узор травяной рубахи рода Урагана я могу воспроизвести по памяти даже в полной темноте!

Ветерок покачнулся, словно получил сокрушительный удар в лицо. Камень хмуро опустил голову. Подобной низости он не ожидал даже от князя Ниака. Блестящая идея, что ни говори: одним разом покончить с вестниками и уничтожить последний оплот сопротивления, ославив Ураганов на весь Сольсуран.

— Это козни поклонников темных духов? — осторожно спросил он у Ветерка.

Воин кивнул.

— Я имел неосторожность открыться перед Синеглазом, — пояснил он. — Мне, как ты помнишь, тогда выбора особо не оставляли. Теперь Альянс решил нанести упреждающий удар. Что ж, методы его не изменились.

Он повернулся к царевне:

— И ты поверила, что мои родные способны поднять руку на вестников Великого Се?

Он достал из-за пазухи цепочку с привеской в виде птицы, которую ласкал и целовал всю прошедшую ночь, и, не глядя, отдал царевне. Девушка задрожала всем телом, как молодой побег травы на осеннем ветру. Кажется, она наконец смогла осознать, что произошло. Краски покинули ее лицо, вокруг губ появилась синеватая кайма.

— Под травяными рубахами воинов Ветра скрывались наемники, — пояснил Камень. — Это они разрушили станцию и взяли вестников в плен.

— В плен? — глядя куда-то в пустоту, переспросила царевна.

— Вестники Великого Се, похоже, живы. Их судьбу пытается выяснить Дикий Кот из Имарна. Мы с Ветерком шли по твоему следу, государыня, чтобы отвезти тебя в Гнездо Ветров. Это теперь единственное место в Сольсуране, куда пока не добрался князь Ниак.

Царевна рассеянно кивнула, сделала несколько шагов, запуталась в длинных полах плаща и беспомощно осела на землю, словно тряпичная кукла, забытая детьми после игры. Только порванная цепочка с привеской в виде птицы осталась зажата в судорожно стиснутой ладони.

В Неспехе у Камня жил друг — коваль Искра из племени Огня, народа, исстари славного своими искусными кузнецами и оружейниками. Все мужчины у него в роду были обладателями огненно-рыжих бород и очень гордились этим знаком духа покровителя. У мастера Искры не только борода, но и волосы, брови и даже ресницы светились пламенем, со временем, впрочем, припорошенным пеплом. Именно в его дом и направился со своими спутниками Камень.

— Не думаю, что это такая уж хорошая идея, — с сомнением проговорил Ветерок, пытаясь привести в чувство находящуюся в глубоком обмороке царевну. — Синеглаз наверняка разыскивает беглецов. Мне бы не хотелось навлекать неприятности на дом твоего друга и его семью. Да и навряд ли твой приятель обрадуется, когда узнает, в каких преступлениях обвиняют меня и мой народ.

— Ты лучше меня знаешь, что все эти обвинения не стоят и одной зенебочьей лепешки. Хотя Искра и принадлежит к народу Огня, его мать происходила из племени Урагана и была сестрой моей матери. Мы нанесем Искре величайшее оскорбление, если остановимся где-нибудь в другом месте. Кроме того, если тебе действительно дорого твое доброе имя, ты должен говорить с людьми. Искра — хороший мастер, и его слово имеет вес у сородичей! Помни, молодой Ураган, теперь, когда град Вестников разрушен, твоим братьям приходится рассчитывать только на самих себя.

Могучий Утес оказался прав. Даже рассказ о злоключениях обитателей Града Вестников, изложенный, впрочем, кратко и пока без упоминания о клеветнических кознях князя Ниака, не смог омрачить кузнецу радости встречи со старинными друзьями и родней. Он безо всяких колебаний принял путников в своем доме, а его жена Тростинка, женщина еще не старая, но располневшая от частых родов, только увидев полуживую от пережитых потрясений царевну, тут же заойкала:

— Ай, бедняжечка, несите ее скорее в дом! Сейчас еду соберу, да велю мужу, пусть баню истопит. Ох-охонюшки! До чего же охотники за рабами обнаглели. Красивой девке хоть из дома не выходи — сразу сцапают! Хвала Великому Се, что послал мне одних сыновей!

Сколько лет Камень помнил Тростинку, эта добрая, покладистая женщина наоборот все время молилась Великому Се, приносила жертвы духам-прародителям, чтобы послали ей хоть одну девочку. Но все тщетно. Рыжие, вихрастые копии кузнеца неуклонно множились числом. Нынче их было семь, причем старший уже помогал в мастерской и поглядывал на девок, а младший едва научился ходить.

Тростинка с радостью взялась ухаживать за усталой гостьей, щедро отдавая ей ту частичку душевного тепла, которая предназначалась дочери, тщетно ожидаемой столько лет. Благодаря ее заботам Птица смогла вновь вернуть себе облик исполненного достоинства и уважения человека, очистившись от грязи и скверны рабства.

— Вот так-то лучше, — приговаривала жена кузнеца, ловко разбирая на пряди влажные волосы девушки. — А тины-то сколько было, а песка, словно в гостях у речного духа побывала!

Птица грустно улыбнулась, но не стала пугать добрую женщину словами о том, что предположение совсем не далеко от истины.

Как и в большинстве сольсуранских жилищ, глинобитные стены дома кузнеца изнутри покрывал разноцветный частокол высушенной особым способом травы. Это было и украшение, и защита от постоянно дующих зимой холодных ветров. Травяной настил также защищал и земляной пол в самой благословенной части дома — возле очага, где по обычаю устраивают что-то вроде помоста.

Поверх травяного настила лежал войлок и зенебочьи шкуры. Там на низеньком плетеном столике Тростинка и ее сыновья собрали еду — лепешки, рассыпчатый зенебочий сыр, вяленое мясо, обжаренные в масле молодые побеги травы, похлебку из молока, жира, поджаренной соленой муки и трав и «таме» — знаменитый Сольсуранский напиток, приготовленный из сброженного сока травы.

Хозяин дома начал трапезу по древнему обычаю — взял одну из лепешек, разломил ее на семь равных частей и по очереди бросил в очаг, благодаря от своего имени и от имени своих гостей Великого Се и духов прародителей за посланную ими пищу.

Сидя напротив царевны, Камень с удовольствием за ней наблюдал. Облаченная в новую сине-зеленую, под цвет глаз, тунику с оберегами рода Ветра и серые шаровары, отогревшаяся и разрумянившаяся после бани, девушка уже не напоминала то затравленное, отчаявшееся существо, которое стояло на помосте рынка рабов.

Недавние тяжкие мытарства, как и душевные терзания, конечно, оставили след на ее прекрасном лице, прогнав с него прочь улыбку. Не в последнюю очередь в том была повинна нынешняя ссора с Ветерком. Хотя царевна и воин сидели за трапезой, как и положено жениху с невестой, рука об руку, переступив порог дома кузнеца, они не обменялись друг с другом не то что словом, но даже взглядом. И каждый миг молчания ложился между влюбленными точно пудовый кирпич, возводя и укрепляя стену отчуждения, отдалявшую их друг от друга. Впрочем, люди посторонние, какими являлись, к примеру, радушные хозяева, излишнюю молчаливость Ветерка и его избранницы без труда объяснили дорожной усталостью и понятной застенчивостью, которую нередко можно наблюдать на первых порах даже у молодоженов.

Поначалу хозяева и гости, как это водится, обменивались последними новостями. Искра и его супруга пересказывали городские сплетни, справлялись о благополучии сестер и племянниц, просватанных в род Ураганов. Ветерок рассказал о переговорах с народом Воды, которые недавно вел по поручению своего приемного отца. Камень поведал о своих странствиях по травяному лесу и недавней схватке с разбойниками.

Ведя приятную беседу, сотрапезники не забывали насыщать свой голод, отдавая должное и лепешкам, и сыру, и побегам, и мясу, заедая все это разлитой в глиняные миски горячей похлебкой и запивая пенящимся таме. У Обглодыша аж за ушами трещало. Равнодушной к обильной и вкусной еде осталась одна лишь Птица. Съев в самом начале обеда малюсенький кусочек сыра, попробовав побеги и пригубив похлебки и таме, она теперь рассеянно сидела, ломая медовую лепешку, хотя Камень мог побиться об заклад, что с позавчерашнего вечера во рту у нее не побывало ничего, кроме речных водорослей и дорожной пыли, а такой закуской, как известно, сыт не будешь. Конечно, когда на душе неспокойно, и голодному кусок поперек горла встанет, а у красавицы ныне было слишком много поводов для волнения. Однако не заболела ли девица от переживаний, не простудилась ли во время вынужденного купания в реке?

Тростинку тоже насторожило столь явное небрежение к ее трудам. Вполне искренне проявляя участие в благополучии гостьи, она полагала, что здоровье, как источник жизни, находится у человека в животе, и добрая еда — лучшее средство здоровье и поддержать, и поправить.

— Что-то ты совсем не ешь, дитятко! — не стала скрывать своего беспокойства добросердечная хозяйка. — Ведь наголодалась, поди, в неволе-то. Кто там тебя кормил? Али брезгуешь?

— Спасибо, хозяюшка, — смутилась царевна. — В мыслях не имела чваниться или чиниться. Просто для восстановления сил мне больше не требуется.

Камень кивнул, подтверждая ее слова. Сколько он знал царевну, а знал он ее еще в младенчестве, едоком она всегда была никудышным.

Тростинка развела пухлыми руками:

— То-то я смотрю, что уж больно худая ты! Нехорошо это для женщины. Будешь слабой — как детей рожать станешь? Вон у тебя рядом какой воин сидит! Ему сыновья будут нужны!

Только что отхлебнувший таме Ветерок поперхнулся и закашлялся, а царевна глянула на жену кузнеца полными слез глазами. Ох, недаром у вестников ходила поговорка, что простота едва не хуже воровства. О каких сыновьях могла идти речь, когда с человеком, которого хотела бы видеть их отцом, вновь все шло вкривь да вкось? Царевна робко глянула на Ветерка, но, отравленный горьким настоем ее недоверия, тот с каменным лицом изучал рисунок плетения многоцветной циновки, покрывающей стол.

Глаза царевны влажно блеснули. Тростинка, однако, этого не заметила и, нимало не смутившись, продолжала, с добродушным прищуром глядя на Ветерка:

— Я слыхала, дочь старого Дола, вот это девка! Румянец во всю щеку и сама крепкая, как молодая зенебочица.

Камень нахмурился. Далась им всем эта дочка Дола. Впрочем, при таком отце трудно не слыть красавицей: богатство и сила ослепляют не хуже солнечных лучей. Но не отдавать же на откуп досужим бабам сольсуранскую царевну: на лице девушки запечатлелось отчаяние, какого Могучий Утес не заметил, даже когда она стояла на помосте невольничьего рынка. Камень открыл уже рот, чтобы сказать пару слов в ее защиту, но его опередил Ветерок.

— Зенебоки — настоящие владыки травяного леса, — проговорил молодой воин с улыбкой. — И они крепко стоят на земле. Однако Ветру, чтобы летать, нужны крылья. А у кого они еще есть, если не у птиц?

Наклонившись к нареченной, он тихонько прошептал:

— Ты слышала песню народа Травы, которую хозяйка напевала, собирая на стол: силлабический стих двенадцать слогов 5+7, в песенной строфе пять строк.

Царевна глянула на него едва не с обидой, но увидела в его глазах лишь нежность, если не сказать обожание. Ветерок осторожно, словно опасаясь, а не растает ли она в воздухе, обнял ее за плечи и притянул к себе. Царевна прижалась к нему и затихла. Вскоре ее сморил сон. Ветерок бережно поднял ее на руки и отнес на мягкое удобное ложе, которое заранее приготовила для отдыха заботливая Тростинка.

— Красивая она у тебя! — улыбнулась молодому воину жена кузнеца. — Только в следующий раз не оставляй ее лучше без присмотра.

Ветерок рассеянно кивнул, думая явно о своем. Тростинка хотела дать еще какой-то столь же ценный совет, но ее окликнул супруг:

— Эй, жена! Принеси-ка нам еще таме. А ты, друг Ураган, вместо того, чтобы слушать бабьи бредни, расскажи лучше, в каких битвах ты участвовал с тех пор, как попал в Гнездо Ветров. Я вижу на твоей груди серебро доблести, думаю, тебе есть о чем поведать.

— Мой отец, великий вождь Буран, в своей доброте слишком щедро почтил мои скромные заслуги, — открыто улыбнулся молодой воин.

Сидевший напротив воина Могучий Утес негромко фыркнул. Уж он-то лучше других представлял «скромность» этих заслуг. Да и от Ураганов он слышал немало. В одном только походе на варраров молодой воин совершил столько подвигов — десятерым бы впору пришлось. Чего стоило хотя бы освобождение полона, захваченного голоштанными дикарями во владениях детей Земли. Да и в битве за земли Ураганов с наемниками князя Ниака Ветерок совершил немало. Впрочем, отсутствие тщеславия — не самое худшее качество для храбреца, который знает, что о нем расскажут другие — и друзья, и враги. Живое, складное повествование, в котором всячески превозносились подвиги вождя и других воинов и лишь вскользь упоминались собственные поступки, привело мастера и его близких в полный восторг.

— Воистину ты любим Великим Се, и он хранит тебя для новых свершений! — порывисто воскликнул он. — Я бы с удовольствием взялся выковать для тебя меч и не потребовал бы никакой платы, кабы не знал, что ты уже владеешь несравненным клинком! Издали он напоминает оружие из надзвездных краев, но я что-то не припомню в вашем роду подобного меча.

Ветерок рассказал мастеру, что клинок — это творение Дикого Кота из Имарна, и любезно предложил вместе полюбоваться на его работу.

Оба воина и кузнец поднялись, прося прощение у духов покровителей дома за прерванное священнодействие трапезы, и подошли к очагу, возле которого гости в знак добрых намерений сложили оружие.

Когда Ветерок достал из ножен меч, кузнец так и застыл, запустив пятерню в огненно-рыжую бороду. Камню помни́лось, что он сейчас обожжется.

— Этот меч прекрасен, как песня! — наконец сумел пролепетать потрясенный мастер. — Должно быть, сам великий Се стоял за плечом Дикого Кота, когда он ковал этот клинок. Смертному неподвластно подобное мастерство!

Все время, пока шел разговор, Камень слышал за перегородкой, отделяющей мастерскую от жилой части дома, возню, приглушенные голоса, а плетеная из травяных волокон завеса подозрительно шевелилась. Дело в том, что из семерых Искровичей в комнате со взрослыми находились только полуторагодовалый малыш, который нынче сидел на коленях у матери и, сонно хлопая глазенками, мусолил кусочек лепешки, и старший сын Уголек, допущенный вместе с Обглодышем к беседе на правах слушателя. Остальным пятерым строгий отец задал по уроку в мастерской. Но какой тут урок, когда дома такие гости — настоящие воины травяного леса, чья жизнь — сплошные приключения и подвиги.

Мастер Искра улыбнулся в усы, сделал зверскую морду и нарочно резко отдернул завесу. Застуканные на месте преступления озорники с визгом кинулись врассыпную. Теперь их до ночи домой плеткой не загонишь. Вместе с юными сорванцами на улицу сбежали насытившие свой голод Обглодыш и первенец кузнеца. Еще когда топилась баня, бывший невольник успел свести с мальчишками настолько короткое знакомство, что его пришлось всерьез отмывать от уличной пыли и грязи. Камень с грустью подумал о новой, почти еще не ношеной одежде, но тут же рассудил, что навряд ли в прежней жизни юного беглеца находилось много места для ребячества, возни и детских забав.

Кузнец для острастки погрозил отпрыскам тяжелым кулаком и вернулся к гостям.

— Ох, бездельники! — сокрушенно покачал он огненной головой. — Совсем от рук отбились. Только бы летающих ящеров гонять, на оружие любоваться да слушать байки заезжих купцов. О ремесле не думают совсем!

— Всему своя пора, — утешил друга Камень. — Подрастут — будут справные тебе помощники.

— Да услышит твои слова Великий Се, друг Утес! — ответил кузнец. — А то уж больно тяжелые времена нынче настали!

— Что так? — искренне удивился Камень. — А я-то полагал, что Неспеха процветает. Разрастается, как молодая трава под солнцем, торговлю бойкую ведет!

— Только простому человеку от этой торговли — одни убытки! — сокрушенно вздохнул Искра. — Ты разве не заметил, в Неспехе всем заправляют чужеземные купцы да княжьи наемники. Вот они действительно богатеют, а мне иной раз после уплаты налогов руду не на что купить. А еще семью кормить надо!

От таких горьких слов во рту у Камня тоже появился неприятный свинцовый привкус, словно отменное таме кузнеца прокисло или прогоркло.

— Да неужели же в таком большом городе у тебя работы нет?

— Работа-то есть, как не быть, — горько усмехнулся мастер. — Вот только серебра она не приносит. Наемники-то да купцы и не заходят сюда. Им больше по душе тарунские кривые клинки да боргосские секиры. А с нашего брата землероба да ремесленника много ли возьмешь! Да тут еще князь моду ввел вместо травяных рубах носить пластинчатые синтрамундские доспехи и туники, свитые из железных колец. Великий лишь Се да царь Арс знают, как их плести, а вся княжеская армия только в них и ходит. Да и не хочется, положа руку на сердце, на княжеских головорезов работать! Потом тебя же самого твоим мечом и зарежут. Совсем никакой на них управы нет! Скоро все народы под свою пяту подомнут, в родовых твердынях засядут! А тут я еще слышал, что некоторые старейшины, дабы откупиться от князя, сородичей своих в полон отдают! Надеюсь, друг Ураган, в вашем племени не свершается подобного непотребства?

— Не свершается и не свершится, — успокоил мастера молодой воин. — Пока стоят стены Гнезда Ветров.

— Гнездо Ветров — могучая твердыня, — успокоено улыбнулся кузнец. — Ее стены не поколеблются и после второго пришествия Великого Се.

— Твоими бы устами да хмельное таме пить! — нахмурил в ответ брови молодой Ураган.

Улыбка сползла с лица кузнеца, во взгляд вернулась тревога:

— А что случилось? Неужто твоим близким, молодой Ураган, грозит какая беда?

Ветерок глянул на Камня вопросительно: говорить, не говорить. Могучий Утес кивнул.

— Неужели ты думаешь, что люди травяного леса поверят этой гнусной клевете! — воскликнул кузнец, едва дослушав Ветерка. — Ураганы — один из четырех древнейших и прославленных своей доблестью народов!

Ветерок болезненно скривился.

— Люди обычно склонны доверять тому, что видят, — печально изрек он. — А видят они чаще всего то, что им удобно и не мешает спокойно жить. Князь Ниак знал о нашем стремлении заключить союз с дружественными нам племенами и сделал все, чтобы этому помешать. Молва — черная птица, но летает она быстро, как мысль. Мы-то надеялись сообща свергнуть власть князя Ниака, а теперь как бы кровь наших друзей и братьев, отстаивая свое доброе имя, не пришлось проливать.

— Так надо говорить со старейшинами! — воскликнул кузнец, вцепившись в бороду с таким видом, словно вознамерился ее оторвать. Камень помнил по прежним временам, этот жест свидетельствовал у него о сильном волнении. — Собрать Большой Совет, вызвать князя, если потребуется, на суд Великого Се! У тебя, молодой Ураган, чай и свидетель имеется!

— Совет собрать, конечно, мы попытаемся, только вопрос, захотят ли старейшины на него приехать, не побоятся ли против князя пойти? Вот кабы ты, друг Искра, переговорил хотя бы со своей родней…

Как и опасался Ветерок, добродушный кузнец, так хорошо и трезво рассуждавший, едва дошло до дела, сник точно уголь, упавший в лохань с водой. А ведь в прежние годы, объяви Ураганы поход, кузнец и всего оружия из мастерской не пожалел бы, и сам бы пошел, но одного взгляда на притихшую возле очага Тростинку и малыша хватило, чтобы боевой пыл в нем потух.

— Отстаивать правое дело — это, конечно, хорошо и надобно. Если князю не дать отпор, совсем нам всем конец придет. Он обманом захватил сольсуранский престол, наводнил страну всякой сволочью. Да только как тут воевать, когда семеро несмышленышей за спиной стоят: мал мала меньше. На кого их то оставить?

Ветерок согласно кивнул, с нежностью посмотрел на свернувшуюся калачиком под меховым одеялом спящую царевну и повернулся к кузнецу.

— Я могу попробовать помочь тебе поправить твои дела, — задумчиво сказал он. — Я, конечно, не Великий Се и даже не царь Арс, но как плести кольчатые рубахи знаю и могу тебя научить. Думаю, это будет не самой большой платой за твою доброту.

Хотя Ветерок с мастером Искрой засиделись за работой едва не до полуночи — Молодой Ураган показывал разновидности плетения, объяснял преимущества той или иной вязки, рассказывал, чем рубахи из Борго отличаются от тех, которые когда-то делали у него на родине, — они с царевной и Обглодышем покинули Неспеху еще до рассвета. Им предстоял неблизкий переход, и они хотели засветло успеть добраться до гор Трехрогого Великана.

Камень остался в Неспехе. Он обещал приехать в Гнездо Ветров, как только уладит все дела. Никаких особых дел у него, конечно, не было. Просто не хотел мешать молодым.

Накануне, наблюдая с какой нежностью и каким удовольствием отдохнувшая царевна занимается с младшим из Искровичей, Камень подумал, что она в самом деле вполне готова к материнству, и попросил Великого Се смягчить сердце одного воина из рода Урагана. Похоже, Великий Се услышал его. Ветерок был так увлечен работой, что не замечал ничего вокруг. Но когда малыш встал на толстенькие короткие ножки, взял гостью за подол и решительно направился к мастерской, молодой Ураган поднял глаза. Выражение его перепачканного лица сделалось таким же, как в тот миг, когда Синеглаз грозил девушке ножом.

Закончив работу и смыв копоть и пот, Молодой Ураган подошел к царевне с небольшим свертком, в котором оказалось серебряное ожерелье, щедро украшенное бирюзой, называемой камнем счастья. Сначала девушка только снисходительно улыбнулась: могли ли сольсуранские златокузнецы тягаться искусством с мастерами надзвездных краев. Затем к ней пришло понимание, что Ветерок-то сейчас живет не в надзвездном краю, а в Сольсуране, и после внимательного осмотра подарка на ее прекрасном лице появилась озабоченность.

— Эти камни здесь, наверное, стоят огромных денег? — взволнованно проговорила она.

— Не беспокойся, — улыбнулся в ответ Ураган. — Мой род богат не только кольцами доблести. Что же до ожерелья, то о его стоимости лучше вообще не задумываться. Его дала мне мать Ураганов, когда провожала в дорогу. Эта вещь переходит в нашем роду из поколенья в поколенье. Молодые воины, сыновья вождя, дарят его своим избранницам в залог пылкости чувств и серьезности намерений.

Если бы Камня спросили, он мог бы рассказать, как это ожерелье попало к Ураганам. Выковали его триста лет назад кузнецы из рода Могучего Утеса. То был свадебный подарок невесте тогдашнего вождя Ураганов, великого воина Ветерка от главы Могучих Утесов, Премудрого Камня.

Порадовавшись про себя сходству имен, старый воин уже открыл рот, но вовремя заметил, что его молодой друг собирается сказать нечто куда более важное. Глаза Ветерка зажглись, на скулах выступил румянец.

— Если ты не против, — обратился он к царевне, и в его голосе странно переплелись нежность и мольба, — я бы хотел, чтобы это ожерелье стало твоим.

Стоит ли говорить, какой она дала ответ?

Увидев на одежде царевны обереги рода Урагана, простодушная Тростинка постелила молодым в отдельной клети. Что там происходило ночью, Камень мог только догадываться, но утром царевна и ее избранник выглядели такими счастливыми и умиротворенными, словно не существовало идущих по следу наемников и грозящего из надзвездных краев Альянса, словно будущее не пугало их своей неизвестностью.

Дабы не терять время попусту, Могучий Утес решил посетить зенебочий торговый ряд. Оружие разбойников не без посредства Ветерка он еще накануне вполне удачно продал одному купцу из Борго и теперь имел достаточно меновых колец.

Он провел немало времени, переходя от загона к загону. Владыка дневного света уже проехал половину своего извечного пути, когда Камень наконец остановил свой выбор на крупном самце с черной косматой гривой.

«Как-то там Крапчатый встретит нового товарища?» — думал он, ведя Гривастого к дому Искры.

Однако по возвращении нашлись заботы поважнее дружбы зенебоков. Кузнец и его жена выглядели подавленными и испуганными, мальчишки с самыми серьезными лицами сидели за работой и даже не разговаривали.

— Что стряслось? — спросил Камень, чувствуя, как в глубине его утробы появляется и медленно растет холодная противная льдинка.

— Тут про молодого Урагана спрашивали… — отводя глаза, ответил кузнец.

— Кто спрашивал?

Искра давешним жестом вцепился в бороду и тяжело вздохнул:

— Как только ты ушел, понаехало ко мне на двор полно наемников княжеских. Дюжины три, не меньше! Командиром у них сам старший княжич — Синеглаз! Грозный такой, что сам дух огня в гневе. Глазами так и зыркает во все стороны! А с ним еще этот, палач княжеский, Ягодник Табурлык, Двурылый, ну тот, которому ты кнутом харю надвое разделил. Как начали они расспрашивать: и про Ветерка, и про красавицу его, и даже про мальчишку… Ну, моя Тростинка с перепугу им и выболтала все, что знала.

Кузнец досадливо махнул рукой. Тяжело признаваться в трусости!

Могучий Утес не стал его осуждать:

— Тростинка все правильно сделала. Синеглаз все равно узнал бы, что ему нужно. Ветерка с девушкой многие в Неспехе видели. А вам бы туго пришлось, кабы не сказали.

Камень так говорил, а думал по-другому. Если бы кузнец догадался пустить наемников по ложному следу, у Ветерка имелся бы шанс уйти дальше, может быть, добраться до гор, а там до родной твердыни — рукой подать. Но что делать! Каждый отвечает прежде всего за свою семью.

Тростинка молча покидала в сумку Камня кой-какую снедь, наполнила водой бурдюки, Искра протянул два боевых топора и туло, полное стрел.

— Ты, вот что, — он впервые осмелился глянуть в глаза Могучего Утеса, — когда будешь в Гнезде Ветров, скажи им, если они хотят союза с родом Огня, я готов похлопотать. И вот еще… Ежели им кузнецы понадобятся, в смысле оружейники, пусть дадут знать!

(обратно)

В прятки со смертью

Отыскать в травяном лесу след большого отряда сумеет даже ребенок. Пройдет не меньше недели, прежде чем место смятых растений начнет занимать молодая поросль.

Воины Синеглаза ехали сначала в строю попарно и часто перестраивались, чтобы зенебоки, идущие впереди и прокладывающие дорогу, не утомлялись и сохранили силы для долгой погони. Потом они напали на след Урагана. Камень это понял по тому, что отряд прекратил перестраиваться, имея проторенную дорогу в травяном лесу. Зенебоки наемников сначала шли ходкой рысью, затем, видимо, когда Ураган заметил преследователей, перешли на галоп.

Травяные заросли стали реже и слабее, потом исчезли совсем, уступив место безжизненным солончакам и черным скалам, поросшим бледным полупрозрачным мхом, безжизненным, точно многолетняя паутина, затянувшая необитаемый дом. От малейшего прикосновения он рассыпался в пыль, и ее уносил бесприютно гуляющий в этих местах отринутый, как и все вокруг, тлетворный ветер. Чтобы как можно скорее достигнуть гор трехрогого Великана, Ветерок избрал наиболее короткий путь — через пустыню Гнева.

На спекшейся почве пустыни следы стали нечеткими. Но Камень был слишком хорошим следопытом, чтобы не понять их. Даже Крапчатый понял. Он заревел и мотнул головой в сторону ущелья Спасенных, словно говоря: нам туда. Старый зенебок шел сейчас порожняком. Камень решил испытать новичка. Гривастый оказался резвым, но покладистым зенебоком и сразу признал главенство Крапчатого. Видя, что хозяин медлит, Крапчатый еще раз нетерпеливо мотнул головой.

— Сам знаю, что туда! — легонько хлопнув зенебока между рогов, пробормотал Камень. — Не мешай, дуралей! Дай духов пустыни почтить!

Он испросил у духов разрешения пройти и пролил немного воды на песок. Вода тут же впиталась. Духи приняли жертву.

Каждый раз, когда Камень проезжал через эти места, ему становилось жутко. Уж больно много неупокоенных душ бродило здесь! Шутка сказать — Пустыня Гнева! Именно в этих местах, как гласит предание, и состоялась та страшная битва между царем Арсом и воинством темных духов. Не выдерживая мощи небесных молний, земля плавилась, камни обращались в прах, а тела живых существ становились паром. Предание гласило, что те приверженцы темных духов, которым удалось уйти через ущелье Спасенных и святилище Темных Богов в горы, вскоре умерли мучительной смертью. Так их настиг гнев Великого Се.

И хотя с тех пор луны обновляли свой лик неисчислимое количество раз, а на земле Сольсурана сменилась не одна сотня поколений, на этом месте от самого ущелья Спасенных и до гор Трехрогого Великана даже трава не смела расти. Мало кто решался без особой надобности ехать через эти проклятые Великим Се земли, но у молодого воина и его спутников выбора не было. В самом узком месте ущелья один человек мог запредельно долго обороняться даже от большого отряда. Пока хватит сил. Здесь Ветерок и принял бой.

Камень читал книгу следов, и на его сердце становилось все тяжелей. Земля была взрыта и стала жирной от крови. Повсюду валялись обломки оружия, клочьями вилась зенебочья шерсть. Вездесущие кавуки целой стаей с визгом и урчанием трудились над огромной тушей. То был белый зенебок Ветерка.

Где же сам Ветерок, который бился насмерть, один против четырех дюжин головорезов, задерживая их, давая возможность царевне и Обглодышу скрыться от преследования ненавистного княжича и его разнузданной солдатни, который, даже истекая кровью, не пытался прорваться в пустыню, продолжая сражаться до самого конца? И где сейчас прячутся Птица и малыш?

Камень углубился в пустыню, идя по следу Синеглазовых головорезов. Он проехал несколько десятков перестрелов, когда серый плащ тумана приподнялся, нарисовав на горизонте очертания заброшенного святилища темных богов. Обугленные колонны, поддерживающие давно обвалившийся свод, напоминали плакальщиц на погребальной тризне. Через случайно уцелевшее перекрытие была переброшена веревка, на конце которой беспомощно болталось обнаженное, окровавленное тело человека, подвешенного за ноги вниз головой со связанными за спиной руками. На правом плече несчастного виднелось изображение духа Ветра.

— Ах, Ветерок, Ветерок! — вздохнул Камень. — Неужто отлетался ты над нашими травяными лесами? Теперь пируешь вместе с другими героями в надзвездных чертогах Великого Се! Прости же меня, дурня старого, что не сумел тебе помочь, зачем-то одного отпустил!

Он горестно соскочил с зенебока, намереваясь отвезти Ураганам мертвое тело их сына, но протянув руку к черному от прилившей крови лицу молодого Урагана, обнаружил, что у ноздрей чуть теплится жизнь.

Скорее! Отвязать от колонны веревку, осторожно опустить тело на землю, перерезать путы. Правая рука Ветерка неестественно изогнута, видимо сломана. На теле места живого нет. Боевые раны перемежаются с ожогами, кровоподтеками, следами от подбитых гвоздями сапог и плетей. Синеглаз и его свора мучили пленника, пока, как и Камень, не решили, что он мертв.

Устроив Ветерка на разложенном на земле плаще и подложив под голову дорожный мешок, Камень развязал мех и окропил водой лицо раненого воина. Разбитые, опухшие, похожие на два куска паленого мяса, губы чуть шевельнулись в поисках живительной влаги. Велика была жажда жизни в этом молодом сильном теле. Проглотив несколько глотков воды, Ветерок попытался разлепить заплывшие лиловыми синяками щелочки глаз, но вряд ли сумел что-либо разглядеть.

Могучий Утес погладил его пыльные, свалявшиеся волосы:

— Это я, Камень! Ты слышишь меня, Ветерок? Потерпи немного. У тебя, кажется, сломана рука. Я сейчас перевяжу твои раны и отвезу тебя в Гнездо Ветров…

— Камень! — Ветерок сделал попытку приподняться, но это ему не удалось. — Оставь меня! Спаси Птицу… ей грозит опасность!

— Где она?

— В горах Трехрогого Великана… В пещере под скалой, похожей на свернувшуюся змею дхаливи… Синеглаз и Ягодник ищут ее… Я не сказал им ничего… но он может отыскать следы…

Камень знал, что чуть дальше святилища темных богов ущелье Спасенных разбегалось бесконечным лабиринтом каменистых тропинок. Обследовать каждую — только даром время терять. И все же шанс, что Синеглаз, даже потерпев неудачу с Ветерком, нападет на след, был не так уж мал.

— Не волнуйся! — успокоил раненого Камень. — Не такие уж они хорошие следопыты. Отыщем мы твою царевну.

Он извлек из дорожной сумки мягкие стираные полосы холста, которые служили для перевязки ран, и небольшой плетеный короб, наполненный жиром пещерного табурлыка, того самого, убитого при помощи царевны. Жир табурлыка, как известно, затягивает раны, не давая им загноиться. Знать бы, что так скоро пригодиться, не торопился бы продавать!

Соорудив из ножен лубки, Могучий Утес старательно закрепил сломанную руку молодого воина, промыл водой, смазал жиром и перевязал раны.

— Терпи, парень! — приговаривал он вместо заговора. — Тебе еще рано умирать!

Завернув раненого в плащ, Камень более ли менее удобно устроил его на спине Крапчатого. Следовало спешить. Не очень-то обрадуются Ягодник и Синеглаз, обнаружив исчезновение тела Урагана. Самое главное сейчас найти царевну. Если разумник Обглодыш провел ее по горам мимо лап наемников, она сумеет вылечить Ветерка. «О Великий Се! О духи гор! Защитите царевну Сольсурана и тех, кто печется о ней! Уберегите сына Ураганов от темных духов смерти!»

* * *

Вопреки всем расчетам, они достигли гор Трехглазого Великана только к вечеру, и в том была вина Крапчатого. Преисполнившись ответственности за раненого, старый зенебок всю дорогу шествовал мягко и чинно, точно долгополый жрец во время священных церемоний. Понукания и увещевания были тут бесполезны. Уже если этот старый дурень что-то вбивал себе в голову, тут хоть небо обрушься, а сделает по-своему. Все бы хорошо, но в горах возле перевала поднялась метель.

Запертый в теснине дух ветра, тщась вырваться на просторы травяного леса, беснуясь, выводил какой-то бессвязный гимн под аккомпанемент грохочущих лавин и камнепадов. Он яростно завывал, бросая в лицо и за шиворот пригоршни мокрого колючего снега, залепляя глаза, не давая дышать. Казалось, это сам трехрогий великан, заточенный в подземных недрах за непомерную злобу и дерзость, опять пробуждается, вызывая богов надзвездных краев на смертный бой. В такую погоду путешествовать по горам мог только безумец, решивший покончить с существованием в этом мире, гонец с жизненно важной вестью или отчаявшийся беглец.

«Что яришься, сизокрылый? — попытался увещевать разбушевавшегося духа воздушной стихи Могучий Утес, — Не мы обидели твоего потомка. Мы хотим добра воину из рода Урагана! Пропусти нас в долину!»

Но дух ветра не слушал Камня и продолжал свою работу, тщательно перемешивая небо и землю в единый клубок, полный мглы, снега, безнадежности и смерти.

Тьма становилась все непроглядней, метель усиливалась, столпообразные ноги зенебоков скользили и разъезжались на обледеневшей тропе. Однако Крапчатый упорно шагал вперед, звериным чутьем отыскивая тропу, минуя трещины, обходя пропасти. Он собирался доставить свою ношу, куда хозяин прикажет, в целости и сохранности, и никакие козни духов стихий не могли ему помешать.

Крапчатому, конечно, холод нипочем, оброс шерстью, как речной валун водорослями, а хозяин изволь превращаться в ледяную статую. Ни рук, ни ног уже не чувствуешь. Травяная рубаха, может, и хорошо защищает от меча, но не от холода. Для путешествия по горам у Камня имелся теплый плащ, но сейчас он согревал истерзанное тело Ветерка. Парню плащ нужнее. Для души, которая сомневается, остаться ли ей во плоти или обрести свободу, тепло — не самая плохая приманка.

Где же скала, похожая на эту дхаливи? Камень напряженно вглядывался в снежную кутерьму, но перед ним неслись только безобразные тени проклятых духов и призрачные порождения Владычицы ночных теней. Ветерок уже долгое время находился в беспамятстве. Вновь переживая свой плен, этот ли, тот ли, он пытался бороться, давая отпор палачам, а на самом деле пытаясь отогнать смерть, и Камню помочь ничем не мог. Могучий Утес примерно представлял себе эту скалу, но начал опасаться, что выбрал неверный путь, когда Крапчатый неожиданно свернул с тропы и уверенно направился в сторону слепого прохода между скалами, не обращая внимания на протесты хозяина.

Оказавшись в котловине, окруженной со всех сторон отвесными скалами, Камень обнаружил в одной из стен черную щель. То был вход в пещеру. Оттуда едва заметно тянуло дымом, и Камень почти успокоился. Но осторожность — есть осторожность. В пещере могли укрываться и наемники, и еще невесть кто. Радуясь, что вой ветра заглушает шаги, Камень прокрался к пещере и заглянул внутрь…

Он увидел рыжий огонь костра и две пары испуганных глаз. В руке у Обглодыша тускло блестел нож, царевна держала арбалет.

— Где Ветерок? — спросила девушка, едва признав в облепленном снегом чудище Могучего Утеса, словно само собой подразумевая, что уж Камень-то точно должен был знать о судьбе ее жениха.

Камень хотел обнадежить ее, но почувствовал, что к его языку точно привязан мельничный жернов, и лишь неопределенно махнул рукой. Забыв сушившийся у костра теплый меховой плащ, царевна выскочила под снег, опередив Могучего Утеса и Обглодыша.

Сдурела она, что ли, совсем! Пытается стащить Урагана со спины Крапчатого — так и надорваться недолго.

— Отойди, государыня! Не женское это дело!

Большое обмякшее тело было тяжелым и неподатливым. Камень умылся потом, пока устроил Ветерка у костра. Царевна и Обглодыш как могли помогали ему.

Пока царевна осматривала раненого, Обглодыш и Камень завели Крапчатого и Гривастого в пещеру, где уже стоял, пожевывая сушеные травяные стебли, Чубарый. Затем они уничтожили вокруг все следы.

— Он не позволил мне остаться рядом с ним! — виновато закусив губу, рассказывал мальчишка. — Сказал, что я должен оберегать царевну и хранить скрижаль! Пообещал даже связать нас вместе, если его не послушаем!

— Ты правильно сделал, что последовал его приказу, — успокоил юного храбреца Могучий Утес. — Каждый должен находиться на своем месте и выполнять долг!

Царевна между тем закончила осмотр и теперь сидела возле убогого ложа больного в скорбном оцепенении. Нелегко ей нынче. Одно дело лечить полузнакомого и, в общем-то, постороннего мальчишку, другое — возлюбленного и жениха, едва обретенного после долгой разлуки. Ну, ничего! Такова доля супруги воина. Всякое в жизни случается. Сначала она немного погорюет, может быть, даже всплакнет, затем достанет сумку с лекарствами…

В этот момент до Могучего Утеса дошел страшный смысл происходящего: почти никаких снадобий, кроме тех, которые знали лекари Сольсурана, в распоряжении царевны сейчас не было. Ветерок сам сказал давеча, когда осматривал ссадины Обглодыша, что немногие лекарства, привезенные им из надзвездных краев, уже почти закончились, и он надеялся пополнить их запас в Граде Вестников. И вот теперь все, чем могла помочь ему царевна — еще раз более тщательно и осторожно обработать раны, положить на пылающий лоб снег, влить в рот несколько глотков медового отвара и ждать до утра, улавливая, как бьется в иссеченной клинками груди упрямое сердце, да прислушиваясь к надсадному, свистящему, прерывистому дыханию.

Обглодыш, кажется, быстрее Камня уразумевший, что к чему, молча достал из седельной сумки скрижаль и положил ее в изголовье больного:

— Это должно помочь! — с уверенностью проговорил он.

Царевна благодарно кивнула, пряча мокрые от слез глаза.

— Не плачь, госпожа, — осторожно тронул Камень ее за рукав. — Волей Великого Се все еще обойдется!

Девушка тихо и жалобно всхлипнула.

— Почему это всегда должен быть именно он? — не скрывая отчаяния, проговорила она. — Почему одни получают звания и награды, а на его долю достаются только боль, кровь и незаслуженные обиды?

— Под этим небом он заслужил немало и наград, — не без гордости заметил Камень, имея в виду, конечно, кольца доблести.

— А сколько новых ран! Я же видела шрамы!

— Такова доля воина, — пожал плечами Камень. — Иные погибают в первом же бою, а твоего Ветерка Великий Се хранит.

— Хранит? — переспросила она. — Для чего? Для новых испытаний? Что выпытывали эти? Неужто им мало было клеветы, которую они возвели не только на него, но и на добрых людей, давших ему, изгнаннику, приют? Что они хотели узнать? Потайной ход, ведущий в Гнездо Ветров, место, где сокрыты Молнии Великого Се?

— Пока что только место, где скрываешься ты, госпожа — сказал Камень.

Царевна побледнела.

— Ты хочешь сказать… — начала она.

— Я хочу сказать, что, если бы пытка могла его сломить, солдаты давно были бы здесь.

Ветерок неудобно повернулся и застонал во сне.

— Олег! — жалобно позвала она его, называя неизвестным в Сольсуране надзвездным именем.

Ветерок не отозвался.

— Только бы добраться до Гнезда Ветров, — озабоченно проговорила девушка. — Под защитой его стен он сможет хотя бы отлежаться. А там подоспеет моя сестра. Она сумеет его вылечить.

Камень удивленно приподнял правую бровь, но вслух говорить ничего не стал. Могучий Утес знал, что до того, как встретить царя Афру, царица Серебряная была замужем за одним из вестников, погибшим в надзвездных краях. Незадолго до того, как отправиться в Сольсуран, вскоре после гибели мужа она родила дочь, которую оставила на попечении его и своих родителей.

Вот почему красавица Лика так походила на царевну. Неудивительно и неравнодушное отношение к девушке со стороны княжича, о котором с такой ревностью упоминал остробровый Глеб. Вот только почему-то русоволосая дева походила лицом не на мать, а на покойного сольсуранского царя, к которому, казалось бы, не имела никакого отношения. Впрочем, говорили, что избрать в мужья царя Афру посланницу из надзвездных краев в какой-то мере побудило сходство владыки Сольсурана с ее покойным мужем.

Могучий Утес знал, что, исцелив Обглодыша, русоволосая Лика ненадолго отправилась на огненной колеснице к звездам. Скорей бы она возвращалась, ибо, если сольсуранские народы поверят в клевету и начнется усобица, чудодейственные лекарства надзвездных краев понадобятся не для одного Ветерка.

Помогла ли оберегающая сила потаенного имени, начала ли являть чудо исцеления скрижаль или молодое, крепкое тело Урагана откликнулось на тепло, покой и заботу, но прошло немного времени, и маска страдания покинула лицо воина, черты его смягчились, дыхание выровнялось, веки смежил спокойный, оздоровляющий сон.

Царевна накинула на него еще и свой плащ, а сама устроилась рядом, карауля его от боли и беды.

* * *

Метель улеглась к утру, когда алый зенебок Владыки Дневного Света показал свои рога из океана времени, и вершины гор победно загорелись всеми оттенками золота и пурпура. Ветер растранжирил за ночь свирепость и мощь и, вырвавшись наконец из плена гор, улетел в травяные леса танцевать на верхушках стеблей и баюкать в своих гнездах птиц. Заметно отощавшие облака выпряденными куделями легли на склонах гор, пустыми мешками повисли на всех трех рогах великана.

Камень шел по обледенелой, скользкой, как хорошо отполированный клинок, горной тропе. Он испытывал безотчетную радость от того, что тьма побеждена, а чудовища, которых она породила, прикрывшись белой пеленой тумана, уползли в глубокие пропасти, затаились в трещинах и ущельях, что кровь поверженных чудовищ омывает совершенно чистый свод небес, а значит, зарождающийся день будет ясным и ярким. Впрочем, для Камня и его спутников этот день сулил новый тяжелый переход через горы и путешествие по владениям рода Земли. Как еще приближенные старого Дола встретят отвергшего дочь их вождя Ветерка? Пропустят ли беглецов духи гор?

Тропа через перевал Лучезарного копья, которой Могучий Утес изначально собирался воспользоваться, стала совсем ненадежной. Метель натворила за ночь бед: на склонах гор висели снежные глыбы, набрякшие, словно наполненные молоком женские груди. Они были готовы ринуться вниз, как только дневное светило обретет могущество. Более безопасный путь через Великанов рот уводил в сторону от Гнезда Ветров и пролегал через каменистые пустоши и солончаки. Охотники и купцы им пользовались с большой неохотой, а Камень вел с собой трех голодных зенебоков. Громоздких животных вряд ли насытит скудная горная растительность, которую они отыщут под снегом. Но другой приемлемой дороги не существовало.

Камень сделал еще пару десятков шагов вверх по тропе, с удовольствием подставляя усталую спину и плечи живительным лучам разогревшегося дневного светила. Из горной расщелины в небо взмыл летающий ящер, на гребне дальнего ледника мелькнула золотистая тень горного кота роу-су. Камень любовался красотой просыпающегося мира, но расслабляться себе не позволял.

Поэтому, когда на нижнем уступе тропы что-то зашевелилось, его мышцы мгновенно напряглись, а в руке сам собой оказался меч. Там мог быть, конечно, и пещерный табурлык, и тот же горный кот роу-су. Но пещерные табурлыки не носят подкованных железом башмаков, а горные коты не глушат в себе страх с помощью настоя ядовитой травы, от которого дыхание становится гнилым.

Камень неслышно подполз к краю обрыва. Так и есть — двое наемников в теплых плащах и железных колпаках скучающе переминаются с ноги на ногу, засунув красные мясистые руки за поясные ремни.

— Покарай меня Великий Се зловонными гнойниками! — ворчал один хриплым простуженным басом. — Цельную ночь по горам прошастали. Замерзли до самых пупов, а эта девка проклятая да пацан, небось, давно уже в Гнездо Ветров убегли! Будут нам тогда от княжича собственные потроха на обед, как Кривоносу и Сердюку, которые их у реки упустили!

— Да что ты говоришь, Очесок, — откликнулся другой солдат. Он был еще молодой, с прыщавым лицом и сальными коричневыми космами, — через перевал Лучезарного копья без проводника не пройти, заблудишься! Я сам трижды плутал, пока дорогу запомнил.

Очесок прокашлялся и сплюнул в пропасть.

— Ты-то, может быть, и блуждал, а они вот возьмут и пройдут. Как резво по реке плыли, лучше речных змей.

— Да где ж им дорогу найти, когда холоп Синеглазов из дворца носа не казал, а она все время в Золотом Городе жила?

— Ты меня не учи! Я сам эту девку видел в Граде Вестников и во дворце, когда она в гости к нашему царевичу приезжала! Красивая, шельма! Интересно, какая она на вкус?

— Сладкая, наверно! Вон как за нее этот Ураган насмерть стоял! Пятерых уложил, пока смогли его достать. Да и потом… У нашего господина и дикие варрары начинали говорить по-сольсурански, а этот хоть бы звук проронил! Да и княжич наш, по чести говоря, от любви к ней совсем сбрендил. Надо же до такого дойти, Град Вестников ни за что ни про что спалил!

— Ну уж, не знаю, кого он в Граде больше разыскивал, эту девку или ту другую, или вообще скрижаль, а я одно скажу, коли увижу ее на этой тропе, мимо просто так не пропущу, пусть княжич и его отец что хотят со мной потом делают. Но после такой ночи — самое милое дело, с девкой погреться!

Прыщавый хотел ответить товарищу такой же похабщиной, но произнести ему ее было уже не суждено. Камень обрушился на головы наемников с неумолимостью своего далекого предка. Прыщавый сразу улетел в пропасть. Его товарищ прожил ровно столько, сколько меч входит в живую плоть.

Камень бежал к пещере, думая только о том, как бы опередить солдат. Отправляясь на разведку, он строго-настрого наказал Обглодышу быть настороже и, если что, дать знать, но мальчишка мог и не успеть… Хорошо, что не сунулись наобум через Великанов рот. Тамошние тропы наверняка перекрыты. А если попытаться уйти через гребень Правого рога? Будь он один, он бы именно так и поступил, но девушка и раненый — плохие товарищи для игры в прятки со смертью. Остается одно — драться! Только бы опередить солдат!

Еще не видя пещеры, он понял, что опоздал. Оттуда доносились крики, брань и звон оружия. Там уже шла битва. Но, во имя Великого Се, кто и с кем мог там биться?

Камень, задыхаясь, одолел последний склон. С какой легкостью он штурмовал стены крепостей и отвесные скалы много весен тому назад. Что поделаешь! Былой сноровки уже не вернуть, а со своими руками, ногами и спиной он как-нибудь потом разберется. Но предвидится ли это потом? Он очутился над пещерой на огромном морщинистом крыле превращенного в скалу гигантского ящера. Слух не подвел потомка Могучего Утеса — там внизу шел жестокий и беспощадный бой.

Снежный покров утратил свою свежесть и чистоту, превращенный в кровавую кашу, в которой барахтались трое или четверо раненых, силясь не задохнуться под стопами своих товарищей.

Камень узнал Синеглаза. Похоже, эту ночь, как две предыдущие, княжич провел без сна. Его красивое лицо осунулось, волосы висели неопрятными космами, голову вместо обруча перетягивала грязноватая повязка со следами запекшейся крови, правая рука болталась на перевязи. Великий Се знает, дотянулся ли до него в ущелье Спасенных Ветерок или кто-то из посланцев в гибнущем Граде успел оказать сопротивление. Во всяком случае, сегодня участвовать в схватке самолично княжич не стремился. Крутя в левой руке, как игрушку, меч — прекрасный, словно песня, клинок с изображением Духа Ветра — он со скучающим видом стоял у скалы, укрывшись за спинами своих подчиненных.

Те же вполне безуспешно атаковали пещеру, узкую горловину которой оборонял, отбивая одновременно удары не менее пяти головорезов (больше не помещалось в ряд), рослый, длинноволосый боец. Мускулистое, обнаженное тело не имело никакой защиты, кроме ритуального узора, нанесенного на правое плечо, на груди прочерчивался причудливый узор свежих шрамов. Меч воин держал в левой руке — правая, прямо как у княжича, болезненно прижималась к туловищу, но наемников это не спасало, как не уберегали синтрамундские пластинчатые доспехи и железные колпаки.

Даже опытный глаз Камня с трудом распознавал приемы одинокого витязя, который казался неуловимым, словно вода, или ветер. Не приведи Великий Се встретиться с таким в поединке!

Взмах — и один наемник сгибается пополам, баюкая обрубок руки, еще один — и у другого распорота щека, а третий просто поскользнулся и упал в снег — такое тоже бывает. Но на их месте встают другие, и все приходится начинать сызнова.

В другой раз Камень непременно бы удивился чудесному выздоровлению молодого Урагана. Сейчас не было времени.

— Держись, Ветерок! — крикнул Камень.

Он проверил надежность уступа и с боевым кличем прыгнул в самую гущу свалки, опрокинув сразу двоих или троих. Его меч недолго мучался жаждой, изведав вкуса живой теплой плоти. Наемники князя Ниака второй раз за прошедшие две недели смогли убедиться, что длинные жилистые руки воина царя Афру не утратили силы, а выносливостью Камень мог поспорить с зенебоком. Ценой упорства и труда ему удалось пробить брешь в плотной стене человеческих тел и встать рядом с молодым Ураганом со стороны искалеченной руки. Похоже, скрижаль Великого Се сотворила еще одно чудо, поставив молодого воина на ноги всего за одну ночь. Ну и молодец же Обглодыш!

Впрочем, молодец или не молодец, а где же он? Обещал сторожить, а самого и след простыл. За такие дела следовало бы надрать уши, если, конечно, удастся до них добраться.

Зато царевна тут как тут. Хрупкая рука сжимает арбалет, стрелы летят одна за другой. На поясе висит нож — живой в плен она не попадет!

— Птица, берегись! — крикнул ей Ветерок, и в самое время. Из задних рядов какой-то горбоносый заросший бородач швырнул топор. Молодой Ураган поймал его лезвием меча и послал негодяю, пытавшемуся зайти с тыла, пригвоздив того к скале.

— Эй, Ураган! Отдай царевну! — закричал из-за спин своих людей Синеглаз. — Здесь она будет в большей безопасности, чем с тобой!

— Попробуй сам ей это предложить! — оскалил зубы в издевательской усмешке Ветерок. — Или подойти боишься?

— Боится, что как в прошлый раз, едва к ней прикоснется, укатится кубарем назад в Пустыню Гнева! — подумав, что это предположение не так уж далеко от истины, подхватил Камень, раздававший удары сразу троим противникам. Он никому не позволял приблизиться к Ветерку с правой руки.

— А, это тот самый безрогий зенебок из рода Могучего Утеса? — Синеглаз продвинулся чуть вперед, ровно настолько, чтобы не угодить под разящую сталь. — Вперед, остолопы! А то расскажу отцу, как вы не сумели одолеть однорукого калеку и старика, который вот-вот рассыплется!

Время остановилось для Камня. Железо звенело о железо и иногда, найдя цель, проваливалось в мякоть человеческого тела, под ногами противно ворочалось что-то мокрое и горячее, наемники пыхтели и дышали в лицо перегаром.

Ветерок, казалось, не чувствовал ни боли, ни усталости. У него в запасе были десятки жизней, и он рубил и колол, не жалея сил. А коли так, Камень тоже чувствовал, что будет стоять рядом, пока не обратится в предка Могучего Утеса, или пока не иссякнет океан времени. Только бы справиться с сердцем, а то чересчур уж оно настойчиво бьет в грудную клетку.

Как же обрадовался Камень, когда услышал знакомый рев и топот Крапчатого и Гривастого (Чубарый пропал вместе с Обглодышем). Зенебоки с утра выбрались из пещеры на окрестные склоны в поисках корма, но, услышав шум битвы, устремились на помощь хозяину.

— Режь зенебоков! Эти кавуковы дети от нас не уйдут! — возопил Синеглаз.

Пара-тройка наемников, внявших его приказу, немедленно получили отпор. Крапчатый поддел на рога одного из живодеров и швырнул его о скалы и грозно двинулся навстречу другим, как бы говоря: «Я боевой зенебок, а не домашняя скотина».

— Камень, уводи царевну! Я прикрою! — крикнул Ветерок.

— Как ты прикроешь с одной-то рукой?

— Заклинаю тебя, во имя памяти царя Афру и нашей дружбы, проводи ее в Гнездо Ветров! Обо мне не беспокойся. Моему племени Великий Се дал девять жизней!

Словно в доказательство своих слов Ветерок сделал несколько шагов вверх по отвесной скале, перекувырнулся в воздухе и, опустившись в центре поредевшего отряда наемников, закружился в бешеной пляске смерти.

Что оставалось делать Камню: хватать в охапку отчаянно сопротивляющуюся царевну и сажать ее на спину Крапчатого. Зенебок горной лавиной промчался по узкому проходу, сметая все на своем пути, и вылетел на тропу. Гривастый последовал было за ним, но Крапчатый строго глянул на него, и новичок остался поджидать молодого Урагана.

— Он не должен был там оставаться! Они убьют его! — плакала царевна, уткнувшись в травяную рубаху Могучего Утеса.

— Он великий воин, и я счастлив, что мне довелось сражаться рядом с ним.

Сзади послышался топот зенебока. Камень и Птица одновременно обернулись. Крапчатому вполне хватало собственных трех пар глаз, чтобы следить за дорогой. Ветерок! Хвала Великому Се! Бледный, как снежное облачное утро, весь в грязи и крови — трудно разобрать, где чужая кровь, где его. Но — живой!

Царевна едва не спрыгнула со спины Крапчатого — укутать теплым плащом, без промедления лечить раны. Камень чуть не силой удержал ее.

Вслед неслись проклятья, слышимые все яснее и яснее. Преследователи не собирались прекращать гонку.

— Крапчатый, поднатужься, — попросил Камень. — Хоть бы кто-нибудь из них сорвался в пропасть, раздави их трехрогий великан.

* * *

За всю свою долгую жизнь Камень не припоминал более безумного перехода через перевал Лучезарного копья. Только многолетняя выучка Крапчатого и помощь горных духов уберегли беглецов от полета в бездну. Камень готов был поклясться, что духи предков, услышав его мольбы, заботливо подставляют спины своему последнему потомку, могучими ладонями придерживают снежные глыбы, висящие над головами путников, убирают с пути обломки скал и осколки льда.

Синеглазова свора дышала в спину, и не приходилось даже оборачиваться, чтобы отмечать ее приближение; наемники гнали своих зенебоков во всю прыть, так, что те постоянно оскальзывались и спотыкались на осыпях, и брань их хозяев была слышна, наверно, даже в надзвездных чертогах Великого Се.

Из трех Синеглазовых дюжин уцелело не более половины головорезов: которые полегли у пещеры, которых горные духи не пропустили. Все равно их оставалось слишком много. В травяном лесу наемники имели преимущество: Крапчатый и Гривастый невольно создавали дорогу для них. Камень даже не брался пересчитывать количество голов, маячивших вдали над верхушками травы, лопатками ощущая остроту их копий.

Ветерок уже не боец. Золотоволосая голова отчаянного Урагана поникла, и на спине зенебока он держался только чудом. А Крапчатый? Сколько еще выдержит сердце старого друга?

Рассыпающиеся крошкой и пылью, истоптанные шагами времен подошвы гор ничего не слышали о ночной метели. В этот утренний час травяной лес окутывал туман, и зенебоки, казалось, шли вброд по молочной реке. Дорога становилась все более ровной и широкой. По этому пути двигались караваны торговцев, вывозивших руду с медного прииска старого Дола.

Сам рудник располагался с правой стороны от Великанова Рта на границе владений рода Земли и Могучего Утеса. У Камня болезненно сжалось сердце. Именно его предки, славившиеся на весь Сольсуран своими горными мастерами, знатоками золотоносных, медных и серебряных жил, около полутора веков назад обнаружили это месторождение, с которого до сей поры на весь Сольсуран и в окрестные земли поставляли медь и самоцветы. Именно они начали первые разработки, терпеливо, как старший брат младшему, передавая секреты мастерства своим родичам, детям Земли. Теперь былое богатство и слава стали достоянием всепоглощающей реки забвения. Скоро, очень скоро, ее воды поглотят последнего в роду.

Камень понял, что возвращением в родные места Небесный Кузнец замкнул последнее звено в цепи его жизни, связав с самым первым звеном. Лучшей кончины он для себя и не желал. Сольсуранская царевна и скрижаль стоят того, чтобы за них умереть! Только пересадить девушку на спину к Гривастому — если силы совсем оставят Ветерка, она не даст ему упасть. К завтрашней ночи, если позволит Великий Се, они достигнут Гнезда Ветров.

Предание гласило, что души воинов, оставшихся без погребения, забирает туман. Камень этого не боялся. Он знал, что рано или поздно примкнет к их числу. Хотелось бы, конечно, позднее, нежели раньше, но это уж решать Небесному Кузнецу. Кроме того, говорили, что воины, погибшие за правое дело, пируют в надзвездных чертогах Великого Се.

Он повернул Крапчатого, дабы осуществить свое намерение, когда его слух уловил новый звук. Навстречу им со стороны невидимого пока Земляного града, наперерез преследователям мчались всадники — воины рода Земли, и их было не меньше сотни.

В первом ряду, на крупном, пегом зенебоке ехал хозяин Земляного града Дол, окруженный сыновьями. А рядом с ним — двое мужчин, облаченных в одежду воинов травяного леса, но отличающиеся от сольсуранцев так же, как изящный кинжал с серебряной насечкой, игрушка в руках богатой женщины, отличается от доброго тяжелого меча. В одном Камень признал остробрового Глеба, а другого, коренастого, горбоносого богатыря, от ногтей до макушки заросшего черными, кудрявыми волосами, Могучий Утес еще не встречал, но его нездешний вид и особая манера держаться красноречиво говорили о том, что и он принадлежал к вестникам.

Лихие Синеглазовы охотники замедлили темп преследования, перейдя с галопа на рысь, а затем и вовсе пустив зенебоков шагом. На лицах наемников застыли неуверенность и страх: они не ведали, что их ожидает, и на ласковый прием не очень-то надеялись. В том, что появление людей Земли не случайно, не сомневался никто — среди воинов, лихо гарцуя на Чубаром, летел Обглодыш. С надиранием ушей, пожалуй, стоит повременить! Непонятно только, почему Синеглаз и Ягодник улыбаются с таким неприкрытым торжеством?

Завидев царевну и ее усталых спутников, вестники приветственно заулыбались, а горбоносый еще и замахал огромными волосатыми ручищами. Однако стоило беглецам приблизиться, как острые брови Глеба двумя блуждающими скалами сошлись на переносице, а его короткая верхняя губа задралась, искажая надменное лицо гримасой ярости.

— Вот он! — завопил Глеб, указывая на Ветерка. — Взять его!

— Он невиновен! — вскричала царевна, видя, как воины рода Земли смыкают вокруг ее возлюбленного ряды, к вятшей радости Синеглаза и уцелевших наемников. — Оставьте его, я сейчас все объясню!

— Ну, конечно! Все как в прошлый раз! — издевательски рассмеялся Глеб, подъезжая ближе.

— Но он действительно ни в чем не виноват!

— А кто же тогда разрушил станцию? Я еще пока не ослеп, да и Синдбад тоже. Впрочем, если ты нам не веришь, спроси у детей Земли! Они видели этого предателя и его сородичей! Это они, узнав Синдбада, отбили нас. Непонятно только зачем его хозяевам-змееносцам понадобилось впутывать в это дело дикарей из рода Ветров! Впрочем, если хорошенько подумать, Ураганы могли затаить на нас злобу за то, что мы отказались помочь им в их грязных интригах, и решили одним махом убрать докучливых вестников, а заодно захватить царевну и скрижаль!

— Ты можешь меня наконец выслушать?! — голос царевны звенел, по лицу катились горячие слезы ярости. — Это была провокация! Станцию разрушили наемники, переодетые в травяные рубахи рода Урагана! Они шли по нашим следам и преследовали нас от самой Пустыни Гнева!

— Ты бредишь, сестра, — покровительственно протянул к ней руку, подоспевший Синеглаз. — Я всего лишь пытался тебя спасти от этого негодяя!

Он попытался ее обнять, но царевна с гневом его оттолкнула:

— Оставь меня! Это ты негодяй! Я требую справедливого суда! Олег, что ты молчишь? Скажи им, что ты и твои братья невиновны!

Она повернулась к Ветерку, но он ее не слышал, как и не видел воинов Земли, подступивших к нему с копьями. Упав ничком на холку зенебока, он медленно сползал на землю, и его кровь, вытекая из многочисленных ран, окрашивала непривычным для травяного леса алым цветом шерсть Гривастого и стебли травы.

(обратно)

Шкура оборотня

Похоронные обряды в Сольсуране обычно совершаются после заката, когда побежденный Владыка Дневного света тонет в океане Времени, чтобы к утру, пройдя очищение в его водах, возродиться вновь и вновь отвоевать мир. Пламя костра раздвигает фиолетовую тьму, устремляясь высоко до самых звезд, и огненная колесница уносит душу усопшего к надзвездным чертогам Великого Се.

Сольсуранцы не льют слез, никто не бьется в показной истерике. Суровые мужчины кривыми ножами делают надрезы на руках, обильно кропя землю вокруг костра, женщины раздирают ногтями лица, и только тот, кого великий Се и духи предков наделили даром сладкозвучного слова, заводит поминальную песнь, которую строфа за строфой подхватывает все племя. Песня звучит торжественно, в ней почти не чувствуется скорби, ведь смерть — это только переход…

— Господа исследователи! Признавайтесь, кто из вас лазил в системные файлы главного компьютера?

В дверном проеме по диагонали разместилась тощая, длинная фигура, в своей нелепости похожая на оживший экспонат музея готики. Это был киберинженер Вим Люциус.

— Твои шутки, Вим, как всегда умопомрачительны! — не отрывая взгляд от монитора, тряхнул упругими рыжими кудрями Вадик Куницын. Он в который раз прокручивал запись поминального обряда, пытаясь обнаружить сходство с аналогичным индуистским обрядом или ритуалами древних египтян.

— Да не мучайся ты, переведи на рапид, — предложил ему, проходивший мимо с парой каменных орудий Глеб.

— Или, еще лучше, сделай скриншоты, — посоветовал гидролог Эжен.

— И па-адключи, па-ажалуйста, наушники! — добавил геофизик Смбат, которого из-за сугубой непроизносимости его имени чаще называли Синдбадом. — Работать, па-анимаешь, рядом нэвозможно!

Птица предпочла промолчать, с сочувствием глядя на Вима. Что этот безобидный, но совершенно лишенный воображения человек делает в такой удивительной стране как Сольсуран? Впрочем, для работы с системами жизнеобеспечения станции лучшего сотрудника трудно себе было бы представить, если бы только не его умопомрачительная рассеянность. Он постоянно терял сменные блоки, путал программы кухонного комбайна и климат-контроля, а исследовательское оборудование, побывавшее у него на профилактике, приходилось потом заново настраивать. Повинуясь долгу руководителя проекта, Глеб вкатывал ему по выговору чуть ли не ежедневно, но на Вима они действовали не больше, чем хворостина на зенебока.

Видя, что на него никто не обращает внимания, Вим вошел в комнату целиком, водрузился на стул в какой-то дико неудобной для нормального человека позе и повторил свой вопрос.

— А что такое системные файлы? — Вадик продолжал острить. Он окончательно выбился из контекста и выключил запись.

Остальные тоже на время прервали работу. Вим на станции давно стал предметом всеобщих шуток, и все были рады редкой возможности развлечься. Одна лишь Лика продолжала смотреть в окуляры микроскопа. Да Обглодыш, которому Смбат до этого объяснял строение ядра планеты, зачарованно водил отмытым пальцем по сенсорному экрану.

— Анжела, кажется, вчера просматривала данные биометрии… — задумчиво почесал высокий залысый лоб Глеб.

— Ну и что с того, — бросив на начальника уничтожающий взгляд, отрезала та, — контролировать ваши биометрические параметры и сопоставлять их с данными большого компьютера входит в круг моих должностных обязанностей.

После окончательного и бесповоротного «нет» отношения между ней и Глебом стремительно приближались к точке замерзания, рискуя из молчаливой конфронтации перетечь в более серьезный конфликт. Уязвленное самолюбие руководителя проекта побуждало его нападками, придирками в работе и разного рода намеками на нее и сольсуранского княжича платить гордой красавице за ее нелюбовь. Лика же в ответ возводила между ним и собой все новые и новые бастионы из железа и льда. Сегодня, впрочем, она была настроена почти миролюбиво. Пришла ее очередь дежурить на орбите системы, и, собираясь отбыть после обеда, она предвкушала две недели спокойствия и свободы от необходимости общения с ним.

Поправив идеальную, волосок к волоску уложенную прическу, Лика строго глянула на Глеба:

— Конечно, я занималась биометрией. Сегодня я отбываю на орбиту, а в один из ближайших дней сюда должны приехать Арсеньев и этот, как его, Камень из рода Могучего Утеса. Вот я и вносила их параметры в систему.

Ассиметричное лицо Глеба приобрело выражение досадливой надменности:

— Я такого приказа не давал, — вздернул он острую бровь.

— А разве ты не приглашал Могучего Утеса погостить на станции? — вопросительно глянув на Птицу и Вадика, поинтересовалась Лика. — Или, может быть, ты собираешься принимать его на речном берегу?

— Какой берег?! — Вадик аж подскочил с места. — Он же последний в своем роду! Его необходимо записать! Птица говорила, он сведущ в Предании. Вдруг в его родовом эпосе обнаружатся какие-нибудь новые варианты мифа о Великом Се, предании о царе Арсе и истории заселения травяных лесов! Если я не ошибаюсь, их родовые владения располагаются как раз где-то в районе гор Трехрогого Великана, как раз там, куда смотрит найденный нами сфинкс. Нет, мы просто обязаны его хорошо принять!

— Да принимайте этого последнего из могикан сколько угодно! — раздраженно пожал плечами Глеб. — Только санобработку потом не забудьте провести! Я говорил в основном об Арсеньеве, этом приемном сыне Ураганов. Наличие его параметров в системе ставит под угрозу всю безопасность станции! Это то же самое, что отключить щит и впустить внутрь князя Ниака и его людей!

— Но он спас жизнь Ларисе и сохранил скрижаль! — напомнил Вадик, как обычно называя Птицу ее земным именем.

Глеб только отмахнулся от него:

— Это могла быть просто дешевая инсценировка. Вам не кажется странным его эффектное появление в самый подходящий момент?

— Не вижу ничего странного! — энергично тряхнул кудрями Вадим. — Он просто хотел увидеть Ларису, и он увидел ее.

— Да откуда, собственно, взялась эта навязчивая идея о том, что Арсеньев работает на Альянс? — поинтересовался Эжен. — У нашего командования и до Ванкувера дела шли не самым лучшим образом! И всем известно, кто в этом виноват.

— Я ва-абще считаю, что с парнем абашлись нэ-эсправедливо — высказал свое мнение Синдбад. — Более вэрный товарщ, чем Алег, я нэ встрэчал! Он и в плэн папал только патаму, что нас с Тигром прикрывал! Ну-у сбрэндил послэ плэна немножко, с кэм нэ бывает.

Птица взглядом поблагодарила вставших на защиту близкого ей человека мужчин и повернулась к Глебу:

— Довожу до твоего сведения, — ледяным тоном проговорила она. — Что Арсеньев и сам не горит желанием возобновлять общение!

— Если это такой принципиальный вопрос, — поддержала ее Лика, — я удалю его параметры, а Лариса встретится с ним на берегу и передаст малыша.

«И уедет вместе с ним», — про себя добавила Птица.

— Да что вы все привязались к этому Арсеньеву и его параметрам, — неожиданно подал голос забытый всеми Вим. — Я хотел сказать совсем о другом! Систему пытались взломать! И кто мог это сделать, я ума не приложу!

Все замолчали: Вим никогда не шутил.

* * *

Птица смотрела в окно. Над травяным лесом, подобный его призрачному отражению, висел дождь. Тонкие струи, точно натянутые на гигантский ткацкий стан стеклянные нити, цепляли кончики травы и тянули их вверх к небесам, стекали на землю, пробуждая к жизни проспавшие всю зиму семена, и в извечном таинстве зарождения жизни вновь и вновь скрепляли союз Неба и Земли.

Пробуждающий травяной лес к жизни дождь, казалось, смывал с него краску. Видимый сквозь частую водяную сеть пестрый узор сейчас выглядел приглушенным, пастельным и ненавязчиво-чинным. Но стоило показаться солнцу, как от сдержанной строгости не осталось и следа. Усыпавшие стебли дождевые капли, преломив солнечные лучи, засветили такую радугу невероятных красок, которая не приснилась бы ни одному безумному художнику или аниматору даже в самом безудержном, наполненном освобожденной творческой энергией фантастическом сне.

Птица сощурила заслезившиеся от яркого света глаза и улыбнулась. За свою не очень долгую, но богатую событиями и встречами жизнь она посетила немало прекрасных мест, но по-настоящему счастливой чувствовала себя только здесь. Эта земля раскрывала перед ней подлинность настоящей жизни, заставляла почувствовать ее запах и вкус, пробуждая желание жить и бороться. Особенно отчетливым и ясным это ощущение стало две недели назад, когда мудрая, извечная трава Сольсурана вернула ей, казалось, навсегда утраченное счастье.

Счастье это было непростым и имело солоновато-горький вкус, но променять его на что-то другое, возможно, более складное и разумное, Птица не согласилась бы даже за все восемь молний Великого Се. Глядя на травяной лес, где пятна багрового, лазоревого, лимонного, точно фруктовое мороженое, лизал многокилометровым, мокрым языком весенний дождь, она думала об одиноком страннике, затерявшемся где-то там в лабиринтах нетореных дорог. Завтра днем, самое позднее вечером он должен приехать. Ее Ветерок, ее Олег.

«И уедет вместе с ним», — повторил она, глядя на дождь. Сегодня, особенно после этой неприятной сцены с Глебом, она как никогда была близка к принятию окончательного решения.

Тогда среди скал, куда они укрылись от навязчивого любопытства Обглодыша, обветренные, рассаженные губы и заскорузлые, мозолистые руки Олега поведали о его любви и верности лучше всяких слов. Тело и сейчас отзывалось сладкой истомой при воспоминании о тех блаженных мгновеньях. Да и потом во время завтрака они словно вернулись в ту пору, когда понимали друг друга с полуслова без недомолвок и взаимных обид. Но потом так некстати явился руководитель проекта, и Олег вновь замкнулся в своей отверженности, точно схимник.

Пытаясь все взвесить еще раз, Птица вновь вспоминала последние слова возлюбленного, адресованные ей: «Дети Урагана будут рады принять в своем доме сольсуранскую царевну». Являлась ли эта формулировка просто вежливым приглашением погостить или за сухим почти официальным контекстом скрывалось что-то более важное?

Сзади послышались легкие шаги, и двумя цветками лилий ей на плечи легли руки Лики.

Птица улыбнулась и, не оборачиваясь, прижалась щекой к ее щеке. После Олега Лика была для нее самым близким человеком. Рожденные от разных отцов, сводные сестры росли вместе, окруженные двойной заботой бабушек и дедушек, не делавших разницы между ними и переносивших на внучек свою любовь. И хотя самоопределение в профессии каждая из девушек сделала согласно личным предпочтениям: что говорить, рассматривать под микроскопом крыло мотылька Лике всегда нравилось больше, чем слушать древние легенды — это не помешало им оставаться задушевными подругами.

Вот и сейчас Лике не составило труда угадать ее мысли:

— Ждешь его? — с улыбкой спросила она.

— Он обещал приехать за три недели до праздника первых побегов, — с готовностью пояснила Птица. — Праздник начинается в день Весеннего равноденствия, ровно через двадцать один день, а от Гнезда Ветров до нас около двух-трех дней пути.

— Сильно же он тебя любит, если решился еще на одну встречу с такой свиньей, как наш Глеб!

Птица мысленно просияла. В устах Лики эти слова звучали наивысшей похвалой. Сестра с самого начала безумно ревновала ее к жениху и пыталась доказать, что он ее недостоин. Единственная позиция, по которой они с Олегом безоговорочно сходились — это отношение к Глебу.

— Глеб не так уж плох, — начала Птица, но Лика ее перебила:

— Только не для того, кто является предметом его неприязни или любви. Поверь, я это говорю исходя из собственного опыта!

Они вышли из лаборатории и поднялись в жилой отсек. В комнате, которую они вдвоем занимали, как обычно, несмотря на сборы, царил безукоризненный порядок. Вещи, которые Лика брала с собой, и оборудование находились уже на борту корабля, оставалось захватить только последние мелочи.

Птица присела на краешек дивана, чтобы не мешаться сестре. Убедившись, что все на месте, Лика присела рядышком, как говорили в старину, «на дорожку», и доверительно заглянула Птице в глаза:

— Ты полагаешь, это удачная идея? — взволнованно спросила она.

— О чем ты? — удивленно повернулась к ней Птица.

— Думаешь, я не поняла? — усмехнулась сестра. — Ты собираешься уехать вместе с Олегом в Гнездо Ветров.

— Он меня пока особо не звал, — опустив голову, пробормотала Птица.

— Глупая! — Лика восторженно чмокнула ее в щеку. — Да он бы тебя еще в прошлый раз увез, просто понял, что ты пока не готова.

Птица почувствовала, что сердце ее тает. В таких вещах она привыкла доверять сестре.

— И что ты по этому поводу думаешь?

— Ну, знаешь, — Лика откинулась на спинку дивана, сцепив руки замком на затылке, — я всегда считала его сумасшедшим дикарем, — она забавно наморщила нос и лукаво глянула на сестру. — Особенно после той истории с несуществующей статьей. Однако дедушка почему-то его ценил, говорил, что он самый лучший из всех, кто когда-либо у него учился.

— Глеб, кажется, до сих пор полон решимости доказать, что это не так, — усмехнулась Птица.

— Пусть даже не надеется! — не без злорадства усмехнулась Лика. — Выше потолка не прыгнешь. А он у Глеба далеко не такой высокий, как ему представляется, даже со всеми его дипломами и званиями! Впрочем, я сейчас говорю о другом.

— Ты прекрасно знаешь, трудности жизни среди народа травяного леса меня никогда не пугали, — догадавшись об опасениях сестры, безмятежно улыбнулась Птица.

Лика укоризненно покачала головой:

— Да при чем здесь трудности?

— А что же тогда?

— Синеглаз! Думаешь, твой отъезд для него останется тайной? Представь, как это отразится на детях Ветра!

Птица в ответ только рассмеялась:

— Ты начала разбираться в местной политике?! Дети Урагана все равно знают, что война неизбежна, — продолжала она уже серьезно. — Присутствие в Гнезде Ветров царевны Сольсурана наоборот только укрепит их дух и привлечет к ним другие народы, дав хоть какой-то шанс на победу!

Ох, зря она это сказала. В синих глазах Лики отразился страх:

— И ты так спокойно об этом говоришь! — воскликнула она.

Птица пожала плечами:

— На станции тоже не так уж безопасно.

— Но здесь, по крайней мере, есть энергетический щит!

— Покои царицы Серебряной тоже находились под охраной такого же щита! — сухо заметил Птица. — И все же князь Ниак нашел возможность его преодолеть.

Лика вскочила с дивана и нервно прошлась по комнате. В глазах ее блестели слезы. Упоминание о гибели их матери, сколько Птица помнила Лику, всегда вызывало у нее такую острую реакцию. А ведь все должно было бы быть наоборот. Обидно, но об этом периоде своей жизни Птица не сумела сохранить в памяти почти ничего, и даже своего тогдашнего спасителя Могучего Утеса узнала только благодаря архивным снимкам.

— Не все так плохо! — Птица взяла Лику за руку и усадила обратно на диван. — Возможно, Синеглаз только будет рад моему отъезду! Ведь если я стану женой Урагана, это даст ему возможность беспрепятственно ухаживать за тобой!

— Очень он мне нужен! — энергично фыркнула Лика. — Вот уж кто точно дикарь без всяких принципов и устоев! Ты только вспомни, как отвратительно он вел себя в последний раз на пиру. «Я беру в жены обеих!» И взял бы, если бы не Эжен с Синдбадом!

— Он был пьян, — усмехнулась Птица.

— Что у трезвого на уме, у пьяного на языке!

— Законы Сольсурана этого не запрещают!

— Ну, знаешь ли! — Лика вспыхнула, как синтрамундский цветок огня. — Почему бы тебе тогда не присоветовать Олегу взять второй женой эту, как ее, дочку хозяина медной горы? Для укрепления дружественных связей между народами!

— К счастью для меня и Олега, его приемным отцом является не князь Ниак, — рассмеялась в ответ Птица. — Неужели ты не понимаешь, что все ухаживания Синеглаза за мной — это сплошная политика? Он же всякий раз, если его отец не видел, искал с тобой встречи, помогал во всяких зоологических изысканиях, включая ту авантюру с поимкой горного кота.

— Надеюсь, ты не думаешь как Глеб, что я дала ему повод?

Во взгляде Лики появилось трогательное страдальческое выражение, и Птица еще раз для себя отметила, что Лика испытывает к княжичу чувства куда более теплые, чем сама готова признать. Глеб недаром желтел и зеленел от ревности, было с чего. Всего через пару дней после приключения с горным котом, Птица, гуляя по саду царского дворца, случайно увидела в глубине тенистых зарослей, привезенных из страны тумана гигантских папоротников, соединившуюся в страстном поцелуе чету. То были Лика и Синеглаз.

— Упаси меня Великий Се от подобных мыслей! — Птица сердечно обняла сестру. — Возможно, и у княжича есть своя светлая сторона. Вопрос только в том, как до нее добраться, не попавшись в ловушки, которые расставляет окружающая его тьма.

— Впредь постараюсь быть бдительнее! — пообещала Лика. — А ты в своем горном Гнезде не забывай, что где-то в этом мире у тебя есть еще и сестра!

Она чмокнула Птицу в щеку и убежала на корабль.

* * *

После отлета сестры, дабы отогнать тревожные и гнетущие мысли, Птица вернулась в лабораторию, намереваясь еще немножко поработать. Дело, впрочем, не клеилось. Для того, чтобы процесс наконец сдвинулся с мертвой точки, ей нужны были стены Гарайи, ибо даже самые подробные фотографии и голограммы несли неизбежные искажения, а в таком сложном деле малейшая шероховатость, выпуклость или незначительная выемка могли стать тем ключом, который все безуспешно искали не один десяток, а кое-кто уже и сотню лет. Она втайне надеялась повторить попытку в компании Олега, но для этого сначала надо было разобраться с князем Ниаком и его сыном с их необузданными и необоснованными притязаниями.

Через какое-то время, когда остальные сотрудники станции уже либо разошлись отдыхать, либо общались с этнографами-разведчиками Палием и Иитиро, обычно нечастыми гостями на станции, к Птице присоединился Вадик. Он долго мялся, не зная с чего начать, рассеянно смотрел на травяной лес, выписывая тонкими пальцами невероятные кренделя, затем набрался решимости и повернулся к Птице:

— Послушай, — произнес он смущенно. — Это вы серьезно говорили об удалении параметров Арсеньева из системы и о передаче мальчика за пределами защитного поля?

— Более чем.

— Ну и скарлатина этот Глеб! Я ведь как раз хотел пообщаться с Арсеньевым по известному тебе вопросу.

— Он не является носителем традиции, — напомнила Вадику Птица.

— Но он же продолжает собирать фольклор! Ты сама об этом недавно говорила!

— Его нынешние записи сделаны с голоса или даже по памяти и могут содержать неточности.

— Да брось ты! Со своим абсолютным слухом Олежка записывал с голоса точнее, нежели иные со студийной оцифровки. Не совсем же он одичал в этих травяных лесах!

— Тебе не кажется, что это называется таскать каштаны из огня чужими руками? — строго глянула на него Птица.

— Да брось ты, — тряхнул кудрями Вадик. — Твоими же записями я пользуюсь.

— Со ссылкой, — уточнила Птица. — К тому же у меня есть диплом магистра и утвержденная тема кандидатского исследования.

— Но я же не виноват, что его тему закрыли! Какую ахинею он нес про эту свою публикацию, я бы на месте руководства его кафедры тоже не выдержал!

— Ну, не знаю, попробуй, конечно, с ним поговорить, но не думаю, что его записи тебе помогут: ни в предании, ни в фольклоре не содержится даже малейших намеков на твоего сфинкса.

— А как же сказание о вару? — не сдавался Вадик. — Тебе ли его не знать!

Птица задумалась. «Не к добру, коли встретишь вару». Этим колоритным словечком, созвучным старофранцузскому «гару», сольсуранцы называли оборотней, к которым относились с прямо-таки суеверным ужасом, ибо качествами вару могли обладать лишь духи-прародители, великие воины и могущественные колдуны. К последним, если верить молве, принадлежал князь Ниак.

Если вару не принимал обличье родового тотема, то чаще всего его видели в образе горного кота роу-су, безжалостного хищника с глазами человека, вернее, наделенного свободной волей, способного произвольно менять свой внешний облик разумного существа. Под сводами дворца среди сановников и слуг вот уже двадцать лет бродила легенда о том, что царь Афру в день своей гибели видел в покоях вару, горного кота, и что именно оборотень разрушил невидимый щит.

Девушка неодобрительно тряхнула кудрями. То, что было приемлемо для невежественных сольсуранцев, веривших в посланцев Великого Се и в надзвездные края, как здесь именовали те запредельные дали, которые располагались над небесной твердью, было совершенно недопустимо для серьезного исследователя:

— Ты рассуждаешь антинаучно! Вадим! Оборотни существуют только в сознании тех, кто в них верит!

Однако Вадик продолжал упорствовать:

— А народ Сема-ии-Ргла? — выложил он последний козырь, точнее, извлек его из рукава. — Скажешь, они тоже вымысел?

На это Птица не сумела возразить, ибо видела Сема-ии-Ргла собственными глазами, когда они выступали во время переговоров с Альянсом Змееносца. Уроженцы системы Регула, Сема-ии-Ргла в процессе многовековой духовной эволюции приобрели над материей такую неслыханную власть, что просто не нуждались ни в какой физической оболочке. Дабы не шокировать хомо сапиенс своим бестелесным видом, вступая в контакт, они либо имитировали человеческий облик, либо появлялись в виде благородного зверя, похожего на льва, вероятно намекая тем, что на земном небосклоне Регул — самая яркая звезда именно этого созвездия.

Дабы окончательно закрепить достигнутое преимущество, Вадик вывалил еще один аргумент:

— Не знаю, в курсе ли ты, но в звездных мифах Сольсурана Регул относится к созвездию Горного Кота, хотя чаще его называют Вару.

Птица задумчиво поводила курсором по голограмме, разглядывая сделанные Вадиком фотографии так называемого сфинкса. Фигура действительно имела сходство с марсианской, но также, как и та, больше напоминала удивительную игру природы, нежели творение разума. Пытаясь понять логику Вадика, она сопоставила оба рисунка и высветила рядом изображение знаменитой древнеегипетской скульптуры.

— Стало быть, ты считаешь, что всех сфинксов изваяли Сема-ии-Ргла?

Вадик сейчас же воодушевился:

— Понимаешь, — доверительным тоном начал он, — Сема-ии-Ргла или их далекие предки встали на защиту племени асуров, подвергшегося агрессии со стороны так называемых богов. Видя, что гибель цивилизации неизбежна, Сема-ии-Ргла собрали уцелевших и эвакуировали их сначала на Марс, а затем на эту планету, а может быть, и далее. Сфинксы служили путеводными указателями тем, кто шел к своему спасению, пробираясь через пустыни. Но злобные боги настигли асуров и здесь. Тогда кто-то из Сема-ии-Ргла, известный на этой планете под именем Великого Се, дал их вождю, этому царю Арсу (я думаю, это имя происходит от искаженного Асур) оружие, для защиты от агрессии!

Птица кивнула головой. Всю эту нелепицу и несуразицу она уже в различных интерпретациях неоднократно слышала. Вадик и поддерживающий его с некоторых пор Глеб по много раз теоретизировали по этому поводу. В отсутствии Глеба, она попыталась вернуть Вадика с его радужных небес на бренную землю:

— Создатели гипотезы об асурах, так, кстати, и не получившей признания в академических кругах, полагали, что те не являются предками нынешних землян, а, между тем, население планеты относится к абсолютно тому же биологическому виду, что и мы. Структура ДНК жителей Сольсурана и близлежащих стран идентична земной. Этот факт, как ты знаешь, — она красноречиво ткнула пальцем себя в грудь, — подтвержден эмпирически. Кроме того, в древнеиндийской и ведической мифологии асуры выступают в роли демонов, почти что темных сил.

Но Вадик и слышать ничего не хотел:

— Их просто оклеветали. Кто победил, тот и пишет историю! Тебе ли этого не знать. А что до россказней о великанах и лилипутах, живущих на внутренней поверхности Земли, так этой белибердой только потчевать сольсуранских старух и детей — земные засмеют нас с первых же слов.

— Но почему тогда, в то время как земляне, пережив, как ты полагаешь, в глубокой древности глобальную ядерную катастрофу, вновь поднялись по спирали прогресса от палки-копалки до космического корабля? В то время как здешняя цивилизация так и застряла на уровне традиционной культуры и, в лучшем случае, раннего феодализма и военной демократии?

Вадик растерянно наморщил лоб. Похоже, мысль о несоответствии ему в голову не приходила:

— Нет, ну здесь надо еще поработать, возможно виновата малочисленность первой колонии, да и время жизни царя Арса пока уточнить не удается. В пустыне Гнева тоже произошло что-то страшное, и гораздо позже, чем на Земле. Тут волей-неволей произойдет откат назад и едва ли не распад этносистемы.

— Время царя Арса здесь называют золотым веком! — возразила коллеге Птица. — Именно тогда был открыт секрет выплавки железа, изобретен гончарный круг, построен Царский Град, завершился переход от кочевого, скотоводческого и охотничьего способа ведения хозяйства к земледельческому. Храмовые свитки повествуют об этом более чем подробно. Кстати, начало использования храмовых знаков, как и постройку Храма, относят тоже к этому периоду.

— Обычная история о культурном герое, — недовольно скривился Вадик, как обычно отбрасывавший факты, мешавшие его построениям. — Спустился из надзвездных краев, дал народу различные блага, взял в жены женщину из клана хранителей, чтобы оправдать происхождение династии царей… Я о другом. Кто с кем воевал по версии «Махабхараты» и древнеиндийской мифологии, и в какую сторону совершался исход, нам еще предстоит выяснить. Ясно одно: Сема-ии-Ргла или, пользуясь здешней терминологией — вару, в истории обеих цивилизаций замешаны несомненно! С чего это вдруг они, высокоразвитые негуманоиды, снизошли до нас, простых смертных, и встали между нами и змееносцами? Ясно же, что они, по какой-то таинственной причине забывшие или, что можно также предположить, утратившие доступ к своему сверхоружию, вспомнили о нем вновь и теперь с нашей помощью желают получить назад раньше Альянса!

На этот раз Птица согласно кивнула. Из всего сказанного Вадиком последняя мысль показалась ей наиболее здравой. Вот только как бы это сверхоружие, на языке местного фольклора молнии Великого Се, отыскать! Разглядывая сольсуранского сфинкса, она неожиданно вспомнила о еще одном творении дождя и ветра. Парадокс заключался в том, что одинаковых творений обнаружилось целых два, а природа, как известно не любит повторяться.

— Ты помнишь в горах Трехрогого великана скалу Дхаливи? — спросила она. — Там еще расположена пещера, которую как перевалочный пункт обжили наши разведчики и Олег.

— Что-то слышал, — без особого интереса отозвался Вадик — А что?

— А то, что во время путешествия в Гарайю, Могучий Утес показывал мне безымянную скалу точно такой же формы.

Услышав это, Вадик аж подскочил:

— Дхаливи, говоришь! Это, кажется, название местной гадюки! Любопытно-любопытно! — он кругами забегал по лаборатории, что выражало у него высшую степень волнения. — Змея — символ мудрости и бессмертия, кундалини у индусов была средоточием жизненной силы, а у египтян священной уреей венчалась корона фараона. Сфинкс и две змеи. Альянс Змееносца и планета в созвездии Льва. — Он неожиданно подбежал к Птице и вцепился в ее руку так, словно он умирал от голода, а она держала хлеб. — Ты можешь показать их на карте?

Птица пожала плечами.

— С ума сойти! — Вадик запустил обе руки в шевелюру. — Если соединить линиями эти две скалы и сфинкса, то получается равносторонний треугольник! Длина стороны сто двадцать километров! Если убрать нули, получится двенадцать. Священное зодиакальное число.

Птица попыталась возразить, что в Сольсуране никогда не применялась метрическая система, но Вадик ее не слушал. Он подскочил с места и ринулся к выходу:

— Куда ты?

— Я должен сам это осмотреть и более тщательно измерить.

— А как же Могучий Утес и Ураган?

— Задержи их до моего возвращения или сделай записи сама. И главное, не обращай внимания на Глеба! Власть имеет свойство портить и гораздо более приятных людей! В конце концов, никто не говорил, что начальник вестников должен быть ангелом!

* * *

Когда закончилась ожесточенная перебранка по поводу срочности отправления и целесообразности использования вертолета в этой поездке, в которой помимо Вадика участвовали Вим и Глеб, и шум мотора стих вдалеке, Птица вернулась к работе.

Магическое число двенадцать вернуло ее к вроде бы никогда не существовавшей гипотезе, которую, тем не менее, с упорством обреченного продолжал разрабатывать изгнанный, отринутый и оклеветанный Олег. Его не интересовали боги или асуры, он использовал методологию практической фольклористики, этнографии и теоретического музыкознания, опирался на свое чутье, а теперь и на огромный накопленный материал.

Дело в том, что по какой-то странной закономерности количество слогов в любой из Сольсуранских песен, если убрать все охи, ахи и прочие междометия, равнялось двенадцати, что соответствовало количеству сольсуранских народов. При этом в тонической поэзии членение строфы на безударные и ударные слоги осуществлялось по формуле 4.2.4, что, составляя в сумме те же двенадцать, отражало базировавшуюся на здешнем мифе творения местную иерархию. Четыре старших народа — Огонь, Могучий Утес, Ураган, Вода, три средних — Трава, Земля, Река и пять младших, ведущих происхождение от самых распространенных в стране животных — зенебоков, табурлыков, летающих ящеров, козергов и косуляк. Причем ударные слоги в идеально-симметричной строфе соответствовали Траве и Зенебокам — основе экономики Сольсурана. Более того, количество неповторяющихся музыкальных строк в песенной строфе, а также цезура в силлабическом стихе четко указывали место каждого рода в межродовой иерархии.

В своей прошлой, еще университетской жизни Олег высказал предположение о том, что иерархичность родов сольсуранского племенного союза, закрепленная в музыкально-поэтическом наследии, является ключом к потайной части Предания. Птица честно пыталась применить все предложенные Олегом варианты к расшифровке свитков, используя мыслимые и немыслимые методы математического анализа. Однако ее изыскания в данном направлении никак не давали результатов. Прав был Олег. Часть, отданную простым людям, следует искать у них в домах, в их песнях, обычаях. Возможно, и это нередко случается у народов устной традиции, это наследие уже безвозвратно утрачено.

Тем не менее, эта гипотеза казалась ей куда более здравой, нежели высокопарные рассуждения Глеба и горячечные видения Вадика, который, будучи натурой в высшей степени увлеченной и увлекающейся, привык валить в одну кучу вещи не очень совместимые. Не случайно, по версии Олега, а после недавних событий она была как никогда склонна ему верить, именно его догадка, которой заинтересовались змееносцы, и сыграла роковую роль в его судьбе и едва не стоила ему жизни.

Олег стал мудрее и последние три года упорно держался в тени. Но на его старые грабли теперь собирался наступить Вадик. Увлеченный своей идеей, почти по-детски открытый и непосредственный любитель сфинксов и асуров спешил поделиться пока призрачными результатами изысканий с каждым встречным и поперечным, не делая исключения и для нынешних хозяев царского дворца.

Хотя князь Ниак и его красавец-сын приятно поражали вестников своей широкой образованностью и острым умом, в дебрях нагроможденных Вадиком культурологических хитросплетений они вряд ли разбирались. Стоит ли удивляться, когда упорного исследователя и его товарищи со станции понимали с трудом. Недопонимание, как известно, рождает слухи. И каждый слышит именно то, что хочется ему. История со скрижалью и тот прискорбный факт, что Глеб, как его ни просил Арсеньев, а может быть именно поэтому, так и не потрудился ее вернуть жрецам, неизбежно наводила на мысли, что вестникам известно гораздо больше, чем они потрудились сказать. И если изыскать возможность и до этих вестников добраться!..

Надвигавшаяся ночь постепенно похищала у травяного леса краски. В свете вечерней зари торчащие верхушки многолетней травы напоминали утыканную иглами подстилку йога. За окном послышался шорох и невнятная возня. Птица выглянула в окно. В темноте мелькнула нечеткая четвероногая тень и исчезла в траве. Кажется, один из карликовых мурлакотамов, которых прикармливала Лика, или храбрый кавучонок Фенька, обычно ночевавший в ангаре. Хотя щит был сконструирован таким образом, чтобы без ведома обитателей станции и мышь не прошмыгнула, в такой густонаселенной всякой дичью земле, как Сольсуран, некоторые настройки пришлось изменить. Мохнатые и пернатые аборигены травяных лесов, следуя по своим вековечным тропам, создавали неисчислимые помехи.

Птица улыбнулась, вспомнив, что у Феньки и его приятелей из семейства кошачьих появился серьезный конкурент в борьбе за внимание Лики. Пару дней назад княжьи ловчие привезли на станцию взрослого самца горного кота роу-су, самого крупного и опасного хищника травяных лесов, свирепостью и коварством превосходящего даже своего извечного врага — пещерного табурлыка. Синеглаз самолично поймал его живьем, взамен упущенного во время той неудачной охоты, как знак доброты намерений и раскаяния за свое недостойное поведение на том злополучном пиру. И Лика до самого отлета дневала и ночевала в примыкающем к зданию станции специально оборудованном для таких случаев вольере.

Хотя уже первые замеры показали, что клыки роу-су без труда перемалывают берцовые кости, а одного удара его лапы хватит, чтобы размозжить череп взрослого человека, Лика забавлялась с хищником, как с домашним котом: гладила по шерстке, чесала за ушком. Горный кот, понятное дело, млел, а у Птицы душа уходила в пятки от страха за сестру. Отправляясь на орбиту, Лика очень переживала, что зверю придется лишних две недели провести в неволе, и даже порывалась взять его с собой. Птица знала, что если бы на этой планете водился тираннозавр рекс, Лика и его бы пыталась приручить.

Птица обещала сестре присматривать за ее опасным питомцем первые дни, пока тот не обвыкнется, и теперь, вспомнив об обещании, накинула куртку и спустилась вниз.

Роу-су, ленивый, как все кошки, дремал, вытянувшись во весь свой рост на высоком ложе с подстилкой из стеблей травы. Необычного для этого вида сивого окраса густая шерсть в свете взошедших лун отливала серебром, одна из передних лап свесилась вниз. Гибкий хвост с львиной кисточкой на конце и длинные белые усы подрагивали во сне. Чуткие треугольные уши ловили каждый звук.

Почуяв присутствие Птицы, хищник повел влажным носом, зевнул, обнажив белоснежные клыки, приоткрыл сонный глаз, оказавшийся не ореховым, как у его мелких сородичей, а пронзительно синим, потянулся всеми четырьмя лапами, повернулся на другой бок и продолжил сон. Привыкание происходило в штатном режиме.

Птица хотела уходить, когда ее внимание привлек неопределенного вида сверток, валявшийся на полу в нескольких метрах от вольера, — то ли забытый кем-то плед, то ли моток изоляции. Впрочем, стоило Птице подойти ближе, как сверток зашевелился, и из него сверкнули знакомые фиолетовые глаза.

— Что ты здесь делаешь?

Обглодыш, а это был именно он, еще плотнее запахнул края, закутавшего его с головой просторного покрова, действительно оказавшегося одним из пледов, и энергично отполз в самый темный угол.

— Тебе не следует находиться здесь, госпожа! — страшно вращая голубоватыми белками, жутким шепотом проговорил он.

— Что за глупости?! — Птица рассмеялась со всей доступной ей сейчас беззаботностью. — Вольер хорошо охраняется, и горный кот отсюда никуда не сбежит!

— Это не горный кот!

Птица удивленно подняла брови. Она знала, что вселенная Обглодыша густо населена разного рода мифологическими существами, и все же странная привычка мальчишки даже в очевидном находить какую-то скрытую суть каждый раз ставила ее в тупик.

— Это совсем не горный кот! — повторил Обглодыш многозначительно.

— А кто же?

— Вару!

Мальчишка вжал голову в плечи, а их поместил куда-то между стоящих домиками острых коленок. Поэтому его ответ из глубин этого странного, почти черепашьего панциря прозвучал таинственно и глухо, точно у человека, рот и связки которого парализованы страхом и вдобавок запечатаны магическим заклятьем.

— Вару? — почти также тихо переспросила девушка, наклонившись к своему не совсем адекватному собеседнику.

Вместо ответа Обглодыш энергично выбросил вперед правую руку и с перекошенным от ужаса лицом зажал ей рот.

— Не произноси его имени вслух! — умоляюще прошептал он. — Ты же не хочешь повторения истории, которая произошла с твоим отцом?

Птица только покачала головой. И он туда же. Будто мало ей было на сегодняшний вечер Вадика.

Впрочем, логика типичного представителя традиционной культуры Обглодыша была ей более понятна. Знаток Предания, мальчишка наверняка слышал и легенду о гибели последнего царя и, сидя возле вольера, воображал себе невесть что.

Птица попыталась отправить Обглодыша спать, но мальчишка словно прилип к стене. Так и пришлось оставить его в покое. Поднимаясь к себе, Птица слышала, как он бормочет под нос заклинания. Наверное, призывает духов предков, хотя какие у него, безродного невольника, могут быть предки! Скорей бы уж Олег забрал мальчишку в Гнездо Ветров. Там его хотя бы поймут, и никто не станет над ним смеяться.

Чуть позже она вновь спустилась к вольеру. Обглодыш спал на посту, уютно завернувшись в плед и положив под голову скрижаль. Интересно, на этой станции когда-нибудь хоть что-нибудь будет лежать на своем месте? Горный кот, напротив, перешел в фазу бодрствования. Остановившись у границы силового поля вольера, он, точно завороженный, смотрел на спящего Обглодыша. Увидев Птицу, он повернул к ней голову и издал низкий протяжный рык, словно хотел сообщить о чем-то важном.

В это время подышать воздухом вышел заночевавший на станции Палий. Горный кот ушел в глубь вольера и занялся свежей тушей козерга, входящей в его ежедневный рацион. Птица и разведчик немного поговорили о том, что у варраров нынче сильны реваншистские настроения, что новый вождь спит и видит, как бы поквитаться с Сольсуранцами за поражение при Фиолетовой, и ему, Палию, приходится использовать весь свой авторитет шамана-знахаря и предсказателя погоды, чтобы избежать начала кровавой авантюры. Потом разведчик взял Обглодыша на руки и перенес в его комнату. Мальчишка даже не проснулся.

Уже поднимаясь по лестнице вслед за Палием, Птица обернулась. Горный кот смотрел им вслед. В неверном свете лун Птица увидела, что его прозрачные синие глаза источают глухую, почти человеческую тоску, а усатые губы нервно подергиваются от досады и невозможности что-либо изменить.

Автор фотоарта Милана Высочанская

* * *

Ближе к полуночи Птица забылась тревожным чутким сном, который вновь перенес ее в таинственные закоулки Гарайи, где она пока так и не смогла побывать. На этот раз покинутые пещеры остались где-то в стороне, открывая взгляду бездну, через которую был перекинут скованный из радужных потоков хрупкий мост. Хотя это странное сооружение не имело опор и казалось призрачным, а из неведомых глубин, тщась дотянуться, на нее взирали чудовищные дикие демоны, Птица точно знала, ей во что бы то ни стало надо пройти. Потому что у другого края радуги, окутанный нездешним сиянием, ее ждал Олег.

Птица открыла глаза. Ей почудилось в темноте чье-то недоброе присутствие. Чужие запахи, звуки, крадущиеся осторожные шаги и приглушенные голоса. Предчувствие беды страшным липким пауком выползло из темноты, размахивая уродливыми, неряшливыми щупальцами страха. И прежде, чем девушка осознала, что же происходит, в небо взметнулись факелы.

Как и в прошлый раз, они пришли ночью. Не только потому, что хотели застать вестников врасплох. Они стыдились взора дневного светила и надеялись на покровительство Владычицы ночных теней. Где расположены генераторы защитного поля и жилые отсеки, они знали только приблизительно, и потому вдохновенно палили из лучевых автоматов во все стороны и предавали огню все, что только могло гореть. Эти солдафоны чувствовали себя сродни Богам и упивались своим святотатством: они проникли за недоступную черту, и гнев Великого Се их не покарал.

Кто впустил наемников на станцию, Птица не знала и не пыталась узнать, впрочем, от Синеглаза она ожидала любых сюрпризов. Пытаясь понять, что же происходит, она открыла дверь в коридор, но оттуда на нее дохнуло жаром, и в комнату черными густыми клубами повалил едкий, ядовитый дым. Птица сделала всего один вдох и тут же согнулась в приступе жесточайшего кашля. Из глаз градом брызнули слезы. Почти ничего не видя и не имея возможности дышать, из последних сил она захлопнула дверь и какое-то время провела возле умывальника, пытаясь промыть глаза и откашляться. Последнее получалось не очень хорошо, так как к горлу подступал комок.

Надрывно выла призывающая непонятно кого сигнализация, ноги скользили в лужах мыльной пены, но система пожаротушения не справлялась. Кое-как добравшись до окна, Птица в замешательстве глянула вниз: жилые отсеки размещались на третьем этаже, а внизу под самыми окнами торчали острые пики многолетней травы. Не лучший мат для приземления, но другого выхода, похоже, нет: дым, валивший из-под двери, становился все гуще, пол под ногами угрожающе вибрировал, по потолку разбегались трещины и где-то наверху раздавался неприятный скрежет и хруст.

Судорожно пытаясь вспомнить, что по этому поводу говорили разведчики, Птица оттолкнулась пятками от подоконника, когда за спиной раздался угрожающий грохот. Кажется, в последний момент ей все же удалось сгруппироваться. Трава, вопреки всем страхам, все же смягчила падение, оставив себе на память только несколько клоков от майки и оцарапав кожу. Пробираясь между высоких колючих стеблей (ох, почему она все же не умела летать), Птица увидела, как крыша жилого отсека обрушилась внутрь, и над руинами, освещая ей путь, поднялся столб пламени.

Возле лабораторных помещений, где травяной лес постоянно прореживали, идти стало намного легче, но там царил полнейший хаос. По земле метались какие-то тени, слышался топот ног и крики.

Здание лаборатории тоже горело. Из окон вырывалось разноцветное пламя и валил густой черный дым. Огонь беспощадно уничтожал материалы исследований, обращал в пепел и прах результаты кропотливой ежедневной работы, пожирал дорогостоящее оборудование. Особенную отраду бездушная стихия находила, расправляясь с хозяйством естествоиспытателей. Безумными фейерверками вспыхивали запасы реагентов, сказочными драконами воспаряли в небо кислородные баллоны и с жутким змеиным шипением исчезали в водах реки. Когда один такой «дракон» приземлился в нескольких метрах от нее, Птица в ужасе хотела нырнуть обратно в травяной лес, словно несмышленое дитя под юбку любящей матери.

В это время кто-то схватил ее за руку. Это оказался Глеб.

— Солдаты на станции! — охрипшим голосом прокричал он. — Беги к Виму. Он в ангаре. Пытается включить аварийный генератор и воздвигнуть новый купол защиты. Я попробую отыскать остальных!

Услышав хоть какой-то вразумительный приказ, Птица повиновалась. Хотя путь до ангара занимал обычно не более минуты, сегодня на его преодоление, кажется, ушла целая вечность. Птице приходилось заслоняться руками от пышущего жара, она несколько раз падала, споткнувшись об обломки и едва не погибла, оказавшись в опасной близости от рушащейся стены: на этот раз ей пришлось скатиться с откоса на самый песок у кромки воды. Удивительно, но Фиолетовая оставалась по-прежнему ледяной.

Еще издали она увидела, что восстановить защитное поле на этой планете удастся не раньше, чем вернется Лика с кораблем. Ангар был полностью разрушен. Синеглаз и это предусмотрел.

Но где же тогда Вим? Только теперь, когда до ее сознания дошла мысль о том, что кроме нее и Глеба на станции находились пятеро человек, ей стало по-настоящему страшно. Нет! Они не могли погибнуть! Это неправильно, несправедливо! Этого просто не должно быть!

Пытаясь побороть парализующую тело и волю противную дрожь и вспомнить хоть какие-нибудь инструкции, заготовленные для подобных случаев, Птица не сразу увидела их.

— Смотрите, кто к нам пожаловал!

— Да это ж девка! Сейчас будет забава!

Как они были не похожи на тех добродушных богатырей, которые в далеком детстве хранили ее покой. Короля играет свита. Наемники князя Ниака сегодня как никогда вызывали омерзение. Особенно отвратительной казалась исходившая от них вонь. Абсолютно все были пьяны. Трудно в здравом уме и твердой памяти надругаться над святыней. А град вестников для любого нормального сольсуранца являлся святыней непререкаемой.

Они не особо спешили, зная, что она от них никуда не уйдет.

Но что это? Почему на них травяные рубахи, ритуальный узор которых, ясно различимый в свете пламени, выглядит таким знакомым, почти родным?! У одного из воинов на бляшке — изображение духа Ветра! Такой же рисунок красуется на его плече…

Это невозможно! Ураганы — сородичи и братья Ветерка! Она себе представляла их совсем другими и в несколько ином свете видела встречу с ними. Неужто, Глеб и другие были правы? Очевидно, да.

Вот и Ветерок. Статный, высокий, красивый. Такой, как в прошлый раз. Глаза, правда, странные: чужие, затуманенные, пустые!

— Вот ты где! Наконец-то я тебя отыскал! Пойдем, я провожу тебя!

Птица почувствовала, как земля разверзается у нее под ногами, а в босые ноги впиваются тысячи ножей. Впрочем, нет! Ножи пронзали скорее сердце. Она попятилась на несколько шагов в сторону ангара, пытаясь хотя бы на миг отсрочить неизбежное. Лучше бы она сгинула под горящими обломками! По крайней мере, погибла бы с верой в счастье и любовь!

— Госпожа! Беги!

Обглодыш? Откуда он здесь взялся? Маленький и решительный, мчится быстрей косуляки солдатам наперерез.

Ударив Ветерка наотмашь по лицу и прокатившись мячиком под ногами его людей, мальчишка встал рядом со своей обожаемой госпожой, готовый биться за нее до конца и, если надо, умереть.

— Госпожа! Беги! Это не Ураган! Это мой господин, он вару! — пояснил он, принимая боевую стойку.

— Взять их! — проревел один из воинов, здоровенный детина, державшийся за спинами других. Его полускрытое тенью лицо с жутким шрамом, пересекающим нос и губы, показалось Птице знакомым, только сейчас она не могла вспомнить, где она его видела, но уже точно не в Гнезде Ветров. Она сделала еще несколько шагов назад, судорожно отыскивая возможности для бегства и не находя их, когда окружающее пространство сотряс низкий утробный рев.

Из травяных зарослей огромный и жуткий, как ночной кошмар, выпрыгнул Ликин любимец, горный кот Роу-су. Стремительным ударом могучей лапы он раскроил череп одному из воинов, затем бросился на второго. Тот попытался защититься, выставив вперед меч, но свирепый хищник, уже отведавший крови, с легкостью смял его и застыл над изувеченным телом, по-кошачьи выгнув спину дугой, прижав уши и оскалив обагренные кровью клыки.

С воинов мгновенно слетел весь хмель. Несколько человек, в том числе шрамолицый, бросились наутек. Другие, более отважные, сплотились возле Ветерка, или того, кто принял его обличье, выставив копья, и приготовились сразиться. Двое или трое бессильно упали на колени, пытаясь вспомнить давно забытые слова молитв, а Обглодыш выставил вперед руки с зажатой в них скрижалью и застыл, бормоча какие-то непонятные заклинания на неизвестном наречии.

Как ни странно, Птица оказалась среди тех, кому не изменило присутствие духа. Видимо, сказалось влияние Лики. Четко осознав, что это единственный шанс, она сорвалась с места с проворством малиновки, ускользающей из пасти гадюки, прошмыгнула мимо Роу-Су — тот был слишком занят — схватила Обглодыша за руку и потащила его прочь через просеку к берегу реки. Подальше от оборотней, горных котов, горящих обломков и всего того, что плохо совместимо с жизнью и свободой. Только бы перебраться через реку, а затем укрыться в травяном лесу. В этот миг бурные ледяные воды Фиолетовой и непролазная чащоба травяного леса представлялись наименьшим из возможных зол. Последнее, что сохранила ее память, были пронзительно-синие человеческие глаза Роу Су.

(обратно)

Сон разума

Все-таки в тот момент ею овладело временное помешательство! Как она, купившись на мишуру, пригодную, чтобы морочить головы детям и дикарям, не узнала Ягодника и его людей? Достаточно она насмотрелась на эти рожи в последующие дни. Непонятно, правда, где они добыли травяные рубахи народа Урагана. Подделка здесь была трудноосуществима. Каждый народ вязал изнаночную сторону особым способом, и этот секрет, являясь дополнительным оберегом для владельца, был известен только членам рода. Впрочем, змееносцы разгадывали ребусы и посложнее, да и в области мимикрии и прочих высококачественных подделок Альянс всегда шел впереди галактики всей, особенно если учесть, что члены первой экспедиции сами дали им в руки оружие, опубликовав обширнейшие данные исследований о материальной культуре Сольсурана с пространным разделом, посвященным травяным рубахам. Там говорилось и о потайных узлах. Неужели под обличьем Ветерка скрывался Синеглаз? И если так, то кто помог ему проникнуть за пределы защитного поля?

— Духи-прародители желают выслушать дочь царицы Серебряной.

Птица, обвела взглядом запруженную народом площадь Земляного Града.

Сегодня здесь было так тесно, как случается только в самой чаще травяного леса по весне, когда старые растения, разбросав повсюду семена и дав жизнь молодой поросли, не торопятся уступить ей свое место. Рудокопы выбрались из шахт, землепашцы и траворубы забросили плуги и тесаки, женщины залили водой очаги с недоваренной похлебкой. Все пришли посмотреть, как мудрый Дол будет вершить суд.

Сам хозяин Земляного Града, коренастый и длиннорукий, как и все мужчины в роду, с кустистыми бровями и маленькими глазками под тяжелыми веками, восседал близ священного огня на просторном крыльце Земляного Дома, окруженный родней и свитой. Помимо шести из двенадцати сыновей и многочисленных братьев и племянников Дола здесь присутствовали Пожар, великий вождь народа Огня и Рваное Ухо, глава племени Пещерных Табурлыков.

По правую руку от вождя народа Земли в напряженных позах, не глядя друг на друга, сидели Глеб и Синдбад. Птица знала, что накануне между ее товарищами и коллегами произошел серьезный разговор, а поскольку убедить Глеба поверить в очевидное было ненамного легче, чем остановить убегающего от пожара в травяном лесу зенебока, все остались при своем.

Группа слева от вождя выглядела более непринужденной. Рядом с отцом, наряженная в синтрамундскую парчу и меха, закованная в драгоценный доспех малахитового нагрудного украшения, соединенного с позолоченным поясом и дорогими обручьями, сидела Долова любимица Медь. Хотя кукольное личико, не испорченное работой холеное тело и длинные косы цвета ржавчины и обеспечивали ей приличествующий ее положению статус красавицы, ее зеленые глаза не излучали ни добра, ни теплоты, а на челе, если и запечатлевалась какая-нибудь мысль, то только о том, как бы еще потешить свое безмерное тщеславие. Судя по всему, капризная красавица сегодня решила получить новую игрушку.

На расстоянии шага от нее, удобно расположившись на выстланном шкурами горных котов и пещерных табурлыков высоком сидении, окруженный уцелевшими наемниками, горделиво восседал княжич Синеглаз. В отличие от посланцев, сын князя Ниака чувствовал себя здесь как дома. Блаженно сощурившись, он с удовольствием потягивал таме трехлетней выдержки и привозное Боргосское вино, любовался новыми перстнями и обручьями и, мимоходом заигрывая с Медью, снисходительно поглядывал на стоящую у края помоста Птицу. Ну что с нее взять: царевна-то она, конечно, царевна, а так девка глупая, которая только и годится, чтобы мужу угождать и рожать ему детей, продолжая царский род. Разумеется, на роль мужа княжич прочил себя.

Птице жгуче хотелось, чтобы княжич подавился или его, как тогда в травяном лесу, скрутил жестокий приступ боли. Ибо благополучие и нега, в которых пребывал вероломный сын князя Ниака, составляли разительный контраст с тем, как Земляной Град принял Ветерка.

Молодой Ураган не успел толком прийти в себя, как был закован в каменные колодки, стоявшие на площади для пойманных разбойников и воров. За все это время, а шел уже второй день, Птице ни разу не позволили даже приблизиться к возлюбленному, не говоря уже о том, чтобы перевязать раны. И только пройденную им в прежние годы суровую школу разведки и заботу Камня, дневавшего и ночевавшего на площади, следовало благодарить за то, что он все еще оставался жив.

Отдельной благодарности заслуживало милосердие простых людей, помнивших, кто защищал их дома в дни набегов варраров. Птица сама видела, как немолодая, бедно одетая женщина принесла обвиняемому крынку зенебочьего молока. Когда же стражи попытались ее застыдить, непрозрачно намекая на то, что человек, поднявший руку на вестников Великого Се, недостоин разделять пищу с людьми, она спокойно и с достоинством ответила: «Поднимал он руку на вестников или нет, это еще надо доказать, а если бы не он, то и я, и мои дочери сейчас лили бы слезы в гнилых болотах в рабстве у голоштанных дикарей».

Птица, как могла, через Могучего Утеса поблагодарила добросердечную, про себя посетовав лишь о том, что память владык этого Града предпочитает сохранять лишь обиды. Вслух она, правда, говорить ничего не стала, опасаясь еще больше навредить Ветерку, тем более, что ее собственное положение тоже слишком напоминало плен.

Обращались с ней, правда, согласно ее статусу и рангу. Жены и невестки Дола, и даже горделивая Медь прислуживали ей, главы родов поднесли богатые дары. Однако стоило ей предпринять попытку покинуть свои покои, бдительные стражи тотчас преграждали ей дорогу, к вящему удовольствию Меди, которая, несмотря на выказываемую почтительность, ненавидела соперницу всей душой и радовалась возможности полюбоваться на ее унижение. Суетная девица, похоже, даже представить себе не могла, что единственное место, где Птица хотела бы сейчас оказаться, находилось на площади, там, где стояли вторые колодки. Рядом с Ветерком.

Именно о возлюбленном Птица думала, собираясь на суд, и потому, с вежливой улыбкой отвергнув все золототканые наряды и плащи с дорогими мехами, которые поднесли ей главы родов, надела прежнюю тунику с оберегами рода Урагана. А из украшений оставила лишь серебряное ожерелье с бирюзой, работу мастеров Могучего Утеса. Жены и невестки Дола глянули на нее недоуменно, а Медь так и вовсе враждебно. Птица не удостоила их вниманием. С удовольствием отметив ярость в прозрачных глазах Синеглаза и раздражение на лице Глеба, она предстала перед народом Земли, даже не смыв с одежды кровь.

Увидев ее, Ветерок повернул к ней бледное, измученное лицо, и на его серых бескровных губах появилась ободряющая улыбка. У Птицы сжалось сердце. Несмотря на нечеловеческую усталость, потерю крови, боль от ран и лихорадку, он думал в первую очередь не о тяготах собственного положения, а о ней, пытаясь, как обычно, поддержать и уверить, что все будет хорошо. Хотя рассказ о гибели Града и злоключениях его обитателей Ветерок слышал не в первый раз, в доме мастера Искры и позже об этом говорилось достаточно, он старался не упустить ни одного слова, а когда Птица закончила, насколько это позволяли колодки, одобрительно кивнул.

То же одобрение девушка прочитала и в честных глазах Могучего Утеса. Желая показать своим родичам из рода Земли, что он полностью на стороне друга Урагана, Камень и сегодня не покинул свой пост возле колодок.

Когда Птица закончила свое повествование, к священному огню приблизился Синеглаз. Следуя обычаю предков, он почтил духов прародителей, бросив на угли жертвенный хлеб и плеснув таме, затем повернулся к царевне:

— Странные вещи говоришь ты, дорогая сестрица! — тряхнув сивыми волосами, начал он. — Тебя послушать, так виновники гибели Града Вестников не те, кого мы сегодня судим, а воины княжьей дружины! Я, конечно, не Великий Се, чтобы следить за всеми смертными, но о моих людях могу сказать одно — они все были со мной, а меня в вашем Граде, как ты знаешь, никто не видел!

Птица встрепенулась. В словах княжича она услышала явный подвох. Беззастенчиво врать в присутствии духов предков Синеглаз не осмелился. И потому, выгораживая наемников, измыслил хитрую словесную ловушку. Девушка повернулась к Ветерку, заметил ли он. Ураган кивнул, а затем, не имея возможности здесь говорить, показал глазами в направлении Гнезда Ветров, куда прошлой ночью не без помощи Могучего Утеса отправился Обглодыш.

«Госпожа! Беги! Это не Ураган! Это мой господин, он вару!» — вспомнились Птице слова юного невольника.

Она решительно повернулась к Синеглазу:

— Тебя видели там! — воскликнула она. — Обглодыш узнал тебя, хотя ты и изменил внешность!

— Кто-кто? — Синеглаз даже брезгливо поморщился. — Это мой беглый раб, что ли? Он всегда отличался скудоумием, а в последние месяцы и вовсе тронулся! Все время ему что-то мерещилось. Всю плетку об его бока измочалил, пытаясь вразумить, и все без толку!

Княжич в досаде махнул рукой и, пройдясь взад-вперед по помосту, отхлебнул из своего кубка таме:

— Обглодыш! — не скрывая насмешки, повторил он. — Да кто поверит его словам! Еще нужно узнать, что он делал в вашем Граде, впрочем, — он сделал красивый величавый жест, — если ты, дорогая сестрица, принимаешь в нем такое участие, я готов тебе его подарить!

Птица с достоинством, приличествующим сольсуранской царевне, кивнула, хотя на самом деле едва сдерживалась, чтобы не вцепиться мерзавцу ногтями в лицо. Атака не удалась, но в запасе у нее оставался еще один серьезный довод.

— Стало быть, любезный брат, — проговорила она холодно, — ты обвиняешь меня во лжи?

По площади пробежал возмущенный ропот. Царевну Сольсурана здесь привыкли уважать. Даже старый Дол подскочил на своем месте, ибо обвинение, в конечном счете, имело отношение и к нему.

Один лишь Синеглаз и бровью не повел:

— Ни в коем случае, дорогая сестра! — безмятежно улыбнулся он. — Великий Се упаси меня от подобных мыслей. Я просто говорю, что в ночной тьме да после пережитых потрясений ты могла что-нибудь перепутать, к тому же не исключено, что тебе заморочил голову темный дух!

— Да знаем мы этого духа! — крикнул кто-то из толпы. — Как его отец к власти пришел, настала погибель Сольсурану!

Площадь заколыхалась, точно травяной лес под порывом ветра. Люди Земли шумно выражали согласие с говорившим. Воины Дола в поисках смутьяна нырнули в толпу, но тот успел скрыться.

— Да о каком духе вы тут толкуете?! — призвав сородичей к порядку, воскликнул Дол. — Здесь есть только один человек или дух, способный нести зло! — он указал на закованного в колодки Ветерка. — Неспроста же вестники Великого Се изгнали его из надзвездных краев!

Могучий Утес на своем посту опустил глаза. Честный воин испытывал чувство стыда за ослепленного жаждой мести родича, и Птица его понимала.

— До меня доходило, — собрав все свое спокойствие, обратилась девушка к Долу, — что ты, вождь, говорил иное, когда этот изгнанник бил варраров, угрожавших спокойствию твоих земель!

Вождь рода Земли недовольно засопел, точно табурлык, застрявший в горной расщелине, и поплотнее закутался в плащ, сшитый из драгоценных шкурок болотной выдры.

— Я много чего говорил прежде! — воскликнул он, не скрывая раздражения. — Я даже готов был простить Ураганам и их приемышу непомерную гордыню! — он бросил красноречивый взгляд туда, где с видом оскорбленного достоинства сидела его любимица Медь. — В конце концов, не мне, простому жителю травяных лесов, обсуждать выбор рожденного в надзвездном краю. Но Ураганы совершили неслыханное! Они не только разрушили Град Вестников, но еще и подняли руку на посланцев Великого Се! Если бы не мои воины, не уверен, отыскали бы их ныне среди живых!

— Еще надо бы узнать, — подал голос Глеб, — какова судьба наших товарищей!

От Птицы не укрылось, что во время этой реплики Ветерок криво усмехнулся и сплюнул на землю. Он достаточно хорошо знал бывшего университетского товарища, чтобы ожидать от него чего-то иного, но каждое новое проявление свойственной Глебу ограниченности и твердолобости вызывало в нем раздражение и досаду. Птица ох как это понимала.

— Думаю, Гнездо Ветров — это последнее место, где их следует искать! — отрезала она.

— Но ты ведь сама призналась, что видела на станции Ветерка и его сородичей! — Глеб старался говорить проникновенно и ласково, но в сочетании с его обычной надменностью это звучало почти оскорбительно.

— Не Ветерка, а человека, принявшего его обличье! — поправила руководителя проекта царевна.

Глеб в ответ только сочувственно покачал головой:

— Сколько можно упорствовать, рассказывая сказки об оборотнях? Ты же образованный человек, дипломированный ученый!

— Да какой там оборотень! — возмущенно подал голос шестой сын Дола Овраг, который вместе со своими воинами освободил посланцев. — Что я приемного сына Ураганов от вару не отличил бы? Да и сородичи его тоже люди были — не духи! Духов человеческим оружием не достать, а эти ничего! От наших мечей все до единого полегли! Один этот гад, — он указал на Ветерка, — через Великанов Рот ушел.

— Когда это произошло? — быстро спросила Птица.

— Пять дней назад, — без запинки ответил Овраг.

— Этого не может быть! — гулкий воздух площади без особого труда донес до стен Дома Земли голос Могучего Утеса. Камень сделал несколько шагов вперед и поднялся к священному огню. Несмотря на очевидную бедность и старомодную простоту одежды, вызвавшие усмешки младших сыновей Дола и презрительную гримаску на хорошеньком пустеньком личике Меди, Могучий Утес держался спокойно и с достоинством.

— Этого не может быть, — повторил он, — ибо пять дней назад Ветерок из рода Ураганов находился не со своими сородичами во владениях рода Земли, а на развалинах града Вестников и вместе со мной. Я готов в этом присягнуть перед духами предков.

Если бы здесь искали правды, то слов такого уважаемого человека, каким являлся последний потомок Могучего Утеса, было бы достаточно, чтобы признать невиновность Ветерка. Но все это представление было устроено больше для отвода глаз, а приговор Урагану вынесли задолго до этого и не здесь, а в царском дворце.

— Мы не подвергаем сомнению искренность слов Могучего Утеса и, тем более, сольсуранской царевны, — отведя глаза куда-то в сторону, сказал Дол. — Но у нас есть доказательства вины куда более веские, чем любые слова!

Он кивнул головой, и его воины бросили к священному огню на обозрение людей и духов пять или шесть травяных рубах, тех самых, в которых наемники громили град. Среди них Птица узнала и ту, которую Ягодник и его люди после побоища в ущелье Спасенных содрали с изрубленного тела Ветерка. Остальные тоже выглядели знакомыми. Именно эти узоры вместе с подробнейшей схемой плетения как изнаночной, так и лицевой стороны, служили иллюстрациями в исследовании. Птица хотела разоблачить лжецов, но ее не слышали.

Площадь пришла в движение. Говорили и кричали все. Немногие призывы к разуму потонули в общем реве оголтелой, обезумевшей толпы, почуявшей запах крови и жаждущей немедленной расправы. Рудокопы и землепашцы гневно потрясали кайлами и мотыгами, юные девушки и почтенные матери семейств визгливыми голосами призывали гнев Великого Се на головы вероломных Ураганов, мальчишки бросали в обвиняемого комья земли и яйца летающих ящеров.

На помосте и вовсе творилось что-то невообразимое. Дол картинно заламывал руки, вожди родов что-то возмущенно вопили, сыновья Дола доставали из ножен мечи и давали на них страшные клятвы, Глеб орал на Синдбада, пытаясь ему что-то доказать. И на фоне этого вполне не ложного пафоса особенно жуткой выглядела довольная улыбка, застывшая на холодном личике Меди, и циничный, торжествующий смех Синеглаза.

Надо сказать, что все эти нюансы Птица отметила уже после. В тот момент она не видела ничего, кроме ощеренного копьями, топорами, кайлами и мотыгами многорукого, многоголового чудовища, неотвратимо, как оползень, надвигавшегося на колодки, и лицо Ветерка, на котором спокойная решимость встретить судьбу странно сочеталась с жалостью по отношению к окружающим его людям.

Невежественные и слабые, ослепленные тщеславием, гневом и верой в непогрешимость вождей, они сейчас подписывали смертный приговор, в конечном счете, самим себе. Ибо, предав смерти одного из сыновей вождя Ураганов, они оказывались втянуты в кровопролитную войну, выгоду из которой мог извлечь один лишь князь Ниак и его хозяева из Альянса. Каким же скудным умом обладал премудрый Дол, коли этого не понимал!

Впрочем, Птица сейчас мало думала об этом. Ловко увернувшись от стражи, расцарапав ногтями лицо пытавшегося ее задержать Синеглаза, она сбежала вниз по ступенькам. В голове стеклянной занозой застряла безумная мысль: отвлечь стражу, разломать замок, а там… В конце концов, разведчики выбирались и не из таких передряг, а если нет… Камень уже оглушил одного охранника, неизвестно когда опередивший царевну Синдбад со вкусом выкручивал руки второму…

Наспех коснувшись губами колючих, соленых уст возлюбленного, Птица вцепилась в замок. Конструкция оказалась самая примитивная, но чтобы ее сдвинуть с места, требовалась сила, которой девушка, к сожалению, не обладала. Рядом, меж тем, разворачивалась нешуточная потасовка. К охране присоединились воины Дола и наемники, сзади напирала разъяренная толпа.

— Уходите! — усталым голосом попросил товарищей Ветерок.

— Еще чего! — проворчал в ответ Камень, мощным ударом кулака сворачивая челюсть не успевшему увернуться Ягоднику.

— Ра-а-азвэдка сваих не брасайт! — белозубо улыбнулся Синдбад, раздавая тяжелые тумаки.

Птица ничего не стала говорить, просто подарила возлюбленному полноценный поцелуй. На этот раз она не торопилась, возиться с замком уже не имело смысла. Круг сузился настолько, что стало ясно: живыми они из этой передряги не выберутся.

— Может, всэ-таки стоило жэ-энытся на этой дочери ха-азаина Меднай гары? — потирая перед последним броском рассаженные костяшки пальцев, пробормотал Синдбад. — Ана вродь как ничего, па-ачти что бла-а-андинка!

— Вот ты и женись! — отозвался Ветерок. — А у меня есть невеста. Камень, Синдбад! — в его голосе послышалась мольба. — Вытащите отсюда царевну!

Преданный дочери своего любимого царя, Камень попытался выполнить эту просьбу, но Птица мертвой хваткой вцепилась в колодки. «Даже не думай! — на прощание мысленно улыбнулась она возлюбленному. — На этот раз я тебя не оставлю!» Она уже отстранилась от этого мира, когда наполненный шумом воздух Земляного Града, словно травяным копьем, пронзил зычный зов изогнутого зенебочьего рога.

Людская волна нахлынула и откатилась. В толпе образовался проход, и на покрытую пылью и нечистотами, оскверненную ложью и ненавистью площадь, сияя ослепительной белизной одежд, седобородый и седовласый, вступил почитавшийся в Сольсуране чуть не святым отшельник Словорек.

Все застыли в изумлении. Впервые на памяти уже нескольких поколений он покинул свое убежище высоко в горах, подальше от скверны и суетности мира, и спустился вниз.

О Словореке в Сольсуране ходили удивительные истории. Говорили, например, что наделенный пророческим даром отшельник может молчать по нескольку месяцев и даже лет, но каждое изреченное им пророчество падает на землю россыпью драгоценных камней. Ходили также слухи, что для поддержания жизни в хрупком, высохшем, точно полый стебель травы теле Словореку не требуется ничего, кроме света и воды. Поэтому те обильные дары, которые приносят ищущие утешения паломники, он либо возвращает, либо скармливает зверям и птицам, которые за это прислуживают ему.

Последнее утверждение походило на правду, ибо Словорек пожаловал в Земляной Град не один. Его мохнатый спутник одним своим видом заставлял мужей судорожно хвататься за оружие, а жен спешно прятать плачущих от испуга детей. Бок о бок с отшельником, периодически поворачивая к нему крупную красивую голову, прядя чуткими увенчанными кисточками ушами, насмешливо и горделиво оглядывая толпу сапфировыми прозрачными глазами, невозмутимо вышагивал горный кот Роу-су. Птица готова была голову заложить, что это тот самый зверь, которого она видела на станции. Во всяком случае, Синеглаз уставился на зверя с таким видом, точно вновь обрел нечто значимое и неотделимое, как часть тела. Горный кот едва заметно ему кивнул.

Не обращая ни на кого внимания, Словорек не спеша прошествовал к священному огню. Горный кот неслышной тенью следовал за ним. Бросив в огонь несколько кусочков благовонной горной смолы, отшельник застыл в молитвенном трансе: он ждал, пока соберутся духи, чтобы посоветоваться с ними. Затем в тишине зазвучал его голос, неожиданно гулкий и густой для такой скудной оболочки:

— Духи гневаются, духи возмущены! Они поведали мне, что здесь нарушается Правда Великого Се! Кто посмел попрать Закон? Кто поднял руку на Правду?

— Это он! — закричали сразу несколько сотен голосов, указывая на Ветерка. — Он!

— Казнить его!!!

— Предать смерти!!!

— Обагрить кровью Ураганов стены Гнезда Ветров!!!

К Ветерку вновь потянулись жадные руки, алчущие рвать, ломать, крушить.

Однако стоило Словореку взмахнуть рукавом, а горному коту вздыбить шерсть на загривке, как все затихли.

— Какие есть тому доказательства? — поинтересовался Словорек.

Он внимательно осмотрел разбросанные на ступенях Земляного Дома травяные рубахи, а затем покачал седой головой:

— Мои глаза говорят мне, что это узор рода Урагана, однако духи утверждают, что не рука детей Ветра эти рубахи плела.

— Что ты имеешь в виду, мудрейший? — Дол озадаченно наморщил низкий лоб под золотым венцом. — Разве кто-нибудь, кроме Ураганов, станет плести рубахи с их родовым узором?

— Кто знает, духам видней, — улыбнулся ему Словорек.

Он безошибочно выбрал из кучи рубаху Ветерка и, бросив на плененного воина быстрый, внимательный взгляд, продолжал:

— Только вот эта рубаха видела стены Гнезда Ветров, но человек, с которого ее сняли, сражался в Пустыне Гнева, на ней следы мха, который растет только там.

— Да какая разница, где растет этот мох! — начал Дол, которому не понравилось, как отшельник собирается повернуть дело. — Неужели ты, премудрый, пришел, чтобы Ураганов защищать? Мои сыновья отбили вестников не в пустыне Гнева, а возле Великанова Рта, почти на нашей земле!

— Я пришел, чтобы защищать Правду, а она ускользает! — ответил Словорек. — Скажи мне, храбрый воин, — повернулся он к несколько обескураженному Оврагу, — кого из Ураганов, кроме Ветерка, ты видел?

Овраг напряг могучую шею, наморщил лоб, поскреб русую голову, расчесанную на прямой пробор, но никого вспомнить не смог.

— Это ни о чем не говорит! — вскричал Дол. — Мой сын не должен знать всех соседей в лицо!

— Он и не мог их знать, ибо эта рубаха, а, вернее, ее оригинал, принадлежала Полуночнику, герою битвы при Фиолетовой, умершему вскоре от ран, эту, если я правильно разобрал узор, носил Вьюговей, старший брат Бурана, вот уже десятый год как пирующий вместе с Полуночником и другими героями в надзвездном краю…

Толпа заволновалась. Люди постарше припоминали, что, в самом деле, видели прежде эти узоры, и что-то горячо рассказывали молодым.

— И что с того? — вступил в прения Синеглаз. — Все знают, что Ветерок сам пришел из надзвездного края. А тамошние обитатели, особенно те, которые поклоняются темным богам, владеют и не такими хитростями.

«Молодец! — недобро подумала Птица. — Дал точную характеристику змееносцев!»

Словорек замечание княжича предпочел пропустить мимо ушей. Он повернулся к Долу и проникновенно сказал:

— Неужели тебе, достойный, и твоему народу не интересно, кто на самом деле разрушил Град вестников?

— Да как же мы теперь узнаем? — простодушно удивился Овраг. — Они все, почитай, мертвы!

— Есть один простой способ, — кротко улыбнулся отшельник. — Спросить об этом самого Ветерка.

Дол сморщился так, будто чей-нибудь зенебок наступил на его любимую мозоль. Красивое лицо Синеглаза перекосило от гнева. Именно этого они хотели бы избежать. Но делать было уже нечего. Толпа, только что требовавшая смерти обвиняемого, воодушевленная Словореком, волновалась и бурлила. Люди желали наконец выслушать Ветерка.

Дол, не пытаясь скрыть досаду, кивнул своим людям, которые сняли с колодок замки и быстро попятились назад, опасливо косясь на Урагана: они видели его в бою и знали, чего он стоит.

Остановив жестом пытавшихся прийти ему на помощь Могучего Утеса и Синдбада, Ветерок поднялся на ноги. Задержался на несколько мгновений, чтобы обнять свою нареченную невесту (на самом деле он пытался собрать оставшиеся у него силы, Птица видела, как тяжело он опирается спиной о колодки и слышала, как часто и неровно бьется его сердце). Затем он выпрямился и с гордо поднятой головой твердой поступью пересек площадь. Земля там, где он проходил, окрашивалась алым.

По толпе пронесся восхищенный вздох. Воины, рудокопы и землепашцы словно вновь увидели человека, которым восхищались, о подвигах которого складывали песни. Покрытый пылью и грязью, окровавленный, израненный, Ветерок сейчас все равно был необычайно красив. Птица почувствовала гордость. Другого такого она не встречала ни на этой планете, ни на какой другой. За ним бы она сейчас пошла не только в Гнездо Ветров, но и за пределы Океана Времени. И пусть хмурит брови обманутый в ожиданиях Дол, бледнеет от ярости Синеглаз и кусает губы разочарованная Медь. Им его не победить.

— Духи спрашивают у тебя, сын Бурана, признаешь ли ты свою вину?

Горный кот, устроившийся рядом с отшельников в позе сфинкса, поднял лобастую голову и издал протяжный рык, словно повторяя вопрос.

Ветерок приблизился к священному огню настолько, чтобы духи смогли увидеть его.

— Моя вина лишь в том, — отозвался он спокойно и решительно, — что, сохранив для вестников скрижаль Великого Се, я не смог уговорить их, — он выразительно глянул на Глеба, — во избежание бед вернуть ее в храм. Также я виновен в том, что задержался в пути, помогая моему другу, Камню из рода Могучего Утеса, и не успел помешать свершиться злу. Когда я понял, что опоздал, я попытался отыскать и спасти тех, кому удалось избежать плена. Камень из рода могучего Утеса в этом мне помогал.

Молодой воин простер над священным огнем левую руку, на которой алели свежие борозды от мечей, и в подтверждение своих слов обильно окропил угли кровью.

— Твои труды, я вижу, увенчались успехом, — кивнул Словорек, глянув на царевну. — Но от кого же ты спасал найденных тобой обитателей священного Града?

— Я полагаю от тех, кто, придя среди ночи в дом моих друзей, лишил их и крова, и свободы.

Не давая присутствующим опомниться, он повернулся к княжичу:

— Синеглаз сын Ниака! Я обвиняю тебя и твоих людей в совершении этого злодеяния и готов отстаивать свою правоту с оружием в руках.

Хотя Синеглаз явно не ожидал подобного поворота событий, его самообладание осталось с ним:

— Я не стану биться с тобой, Ураганов Приемыш! Велика честь победить противника, который еле на ногах стоит!

— Какое благородство! — рассмеялся ему в лицо Ветерок. — Много ты об этом думал, когда посылал две дюжины своих наемников против раненого и старика!

— Есть и другие способы отстоять Правду! — подсказал Словорек.

Скисший было Дол оживился.

— Поскольку суд происходит на нашей земле, и поскольку в этом деле оказались замешаны мои родичи, я требую, чтобы право решения принадлежало Духам Земли! — проговорил он, незаметно подмигивая Синеглазу.

Птица в протестующем жесте подалась вперед. Она знала, как судят духи Земли.

У жителей травяного леса, как и у любых народов, мыслящих категориями мифологического сознания, существовал обычай в подобных вопросах доверять воле духов прародителей. Так, в роду Воды, например, подозреваемого в совершении какого-либо преступления, а также того, кто его обвинял, бросали связанными в воды Фиолетовой и затем наблюдали, кто дольше продержится на плаву. В роду Огня предлагали достать голыми руками из жаровни какой-нибудь железный предмет. В роду табурлыков или зенебоков обвиняемого оставляли один на один с животным, от которого вел свое происхождение род…

И все же обычай, существовавший в роду Земли, представлялся Птице наиболее варварским. Ибо здесь ищущему Правду и отстаивающему ее предстояло услышать гробовую тишину и почувствовать могильный холод, будучи погребенным заживо в каменном саркофаге на глубине в человеческий рост. Пока хватит воздуха в каменном мешке, пока достанет сил задерживать дыхание, пока страх перед неизбежной карой Великого Се не заставит признать свою неправоту, дав об этом сигнал на поверхность.

Птица знала, что из тех, кто соглашался на испытание, в живых оставалась только треть, а из тех, кого откапывали и откачивали, едва не половина трогались умом.

Но Ветерок уже шагнул вперед, кивком головы подтверждая свое согласие.

(обратно)

Соль земли

В тяжелой чугунной голове разом звонят десятки тысяч колоколов, едкий, холодный пот противными липкими струйками стекает по груди, смешивается с кровью, язвя открытые раны, заливает лицо. И ничего нельзя с этим поделать, так как руки и ноги связаны прочными ремнями зенебочьей кожи. Кабы не эти ремни, разве болтался бы привязанный к перекрытию храма темных богов вверх ногами точно окорок, разве слушал бы десятки тысяч колоколов, изнутри разрывающих голову. Разве пытался бы вытянуть из тягучего, зябкого студня, по недоразумению называемого воздухом, пару молекул кислорода, зная, что любой вдох будет сопровождать режущая до одури боль в помятых ребрах, а колокола, которые, конечно, не колокола, а прилившая к голове кровь, будут звонить как на пасхальной седьмице.

— Долго еще? — сквозь колокольную завесу слышится голос княжича.

— Сейчас, сейчас! — ревет Ягодник.

Дюжинный искренне любит работу палача. Он связывает и без того перетянутые до костей руки пленника еще одним ремнем от вьючной упряжи и прикрепляет другой конец к седельной луке зенебока одного из наемников.

— Давай! — орет Ягодник.

Солдат понукает зенебока, тот трогается с места, и все существо пронизывает жестокая боль. В попытке кое-как сберечь выворачиваемые плечевые суставы, тело выгибается дугой. Но это мало помогает: натянутые до предела сухожилия ошалело шлют в мозг сигнал SOS. Колокола в голове превращаются в орду обезумевших от опьянения постоянно ускоряющимся темпом барабанщиков.

— Ну как? — нетерпеливо вопрошает Синеглаз. — Мы не можем ждать! Девчонка с кавучонком Обглодышем уйдут слишком далеко.

— Сейчас! — сопит Ягодник. — Наподдай-ка еще немного!

Ряд коротких, обжигающий ударов по обнаженной спине. Кажется, это плеть. Тело непроизвольно содрогается и слышится какой-то жесткий хруст в области правой руки, за ним новая вспышка боли. Единственное спасение — нырнуть в мутный омут беспамятства. Но сейчас это опасно. Слишком многие в таком состоянии выдавали государственные тайны и предавали друзей.

В прошлый раз было проще. Тогда они не спрашивали ничего, и все методы устрашения применялись лишь с целью сломить волю. Сейчас надо держаться сколько можно. Чем дольше они здесь провозятся, тем дальше Птица с мальчиком успеют уйти.

Чтобы еще больше их раззадорить, приходится собрать последние силы и, выругавшись как можно крепче, сплюнуть кровь Ягоднику на башмаки.

Ягодник в ответ разражается такой божбой, какой не слышали и темные духи, в честь которых возвели этот храм. Синеглаз покидает седло своего зенебока и подходит совсем близко. Вид у него сейчас странный. Зрачки глаз узкие, как у прищурившегося на солнце кота, ноздри трепещут, оскаленный зловещей усмешкой рот щерится удлиненными острыми клыками, волосы развеваются по ветру, точно львиная грива.

— Сейчас он заговорит! — по-змеиному или, скорее, по-кошачьи шипит княжич.

Он поднимает правую руку. Что за странное приспособление? Никаких крепежей не видно, но на каждом пальце правой руки княжича надето по острому, изогнутому кинжалу. Трехрогий великан! Это никакие не кинжалы! Это когти! Длинные, изогнутые, как у горного кота или табурлыка, да и кисть чересчур похожа на лапу хищного зверя!

Поиграв когтями возле лица, чтобы пощекотать нервы, Синеглаз проводит своим оружием вдоль груди, пленника, оставляя страшные кровавые борозды. Приходится прокусить насквозь губу, чтобы не закричать.

— Это я тебя только погладил, Ураган! — смеется княжич. — В следующий раз закогчу по-настоящему!

Он делает красивый кошачий замах, и мир погружается в страшный, сумеречный хаос….

— Ты когда-нибудь закончишь валять дурака или нет?

С обширной лысины следователя градом льется пот, дыхание едва не более тяжелое, чем у заключенного, костяшки пальцев сбиты.

— Я не понимаю, что вам от меня нужно.

Сил больше нет висеть на вывернутых руках, при каждом вдохе захлебываясь собственной кровью, и при этом еще пытаться что-то сказать. Ну почему вы считаете, что лицо человека — это боксерская груша, и что, если бить крепче, это поможет выбить согласие. Не на того напали. И так, благодаря этой злополучной публикации, они узнали слишком много. С другой стороны, даже тысяча ключей не помогут, если не знаешь, где находится дверь.

Потный следователь куда-то уходит, а его место занимает другой.

Он высок, строен, изящен и изысканно красив. От его новенького с иголочки мундира и пепельно-дымчатых волос, кажется, исходит мягкий, молочно-серебристый свет. Черты лица, несомненно, правильные, но их не запомнить и не разобрать. Кажется даже, что весь этот тщательно выстроенный облик, это что-то произвольное, текучее и непостоянное, как экзосферный протуберанец или комбинация струй фонтана. Такое ощущение, что для этого существа понятия материя и энергия давно стали тождественными.

Вместе с его приходом в душной, затхлой камере появляются прохлада, свежесть и покой, куда-то уходит боль, а отчаяние и безысходность сменяются надеждой.

«Вот ты какой! — проникает в сознание чужая, но, как ни странно почти доброжелательная мысль. — Совсем еще мальчишка, даже по вашим абсурдным меркам. Тогда понятно, почему мы тебя проглядели, не успели до твоей скороспелой статьи. Теперь уже ничего не поделать, тебе придется умереть, а нам навсегда утратить надежду обрести то, что твой отец две тысячи лет назад по нашей же просьбе укрыл от асуров. Обидно. Ты ведь подошел совсем близко. Вдруг что-нибудь получилось бы. А еще лучше и для тебя, и для нас, если бы ты оставил после себя в этом мире не научный труд, а хотя бы одно человеческое существо. Единственное, чем я могу тебе сейчас помочь — это сделать невидимым и для врагов, и для друзей. Забвение — это нелегкое испытание, но оно сохранит тебе жизнь до того времени, пока ты сквозь тернии предательства, наветов, откровенной враждебности, недоверия самых близких снова не вырвешься к свету. Впрочем, решать тебе. Немного найдется безумцев, алчущих награды, плодами которой воспользоваться никогда не удастся!»

Он подходит ближе и становится видно, что это не человек, а кугуар, тигр, горный кот Роу-Су или какой-то другой хищник из семейства кошачьих. Он кладет правую переднюю лапу на спину (какая же она у него горячая, градусов восемьдесят, не меньше) и выпускает когти. В воздухе пахнет паленым мясом, и мир погружается во тьму….

… — А-А-А-А!!!

Этот крик полон нечеловеческой боли и страдания. Да это, собственно, и не крик, а рычание раненого зверя, хотя издает его, несомненно, княжич Синеглаз. Его искаженное мукой тело, как тогда в травяном лесу, закручено винтом, волосы всклокочены, левая рука закрывает лицо, правая повисла как плеть.

— Все в седла! Немедленно выступаем! — сделав над собой усилие, распоряжается княжич, направляясь к своему зенебоку. Даже сквозь обморочную пелену видно, что его трясет (или это все-таки раскачивается веревка).

— А как же? — Ягодник недоуменно указывает на пленного, но, глянув на лицо княжича, испуганно замолкает и, спешно собрав свои жуткие инструменты, прыгает на спину зенебока, на бегу делая оградительные жесты.

Наемники следуют его примеру. На лицах застыл суеверный ужас. Зенебоки испуганно всхрапывают и поднимаются на дыбы, словно при приближении опасного хищника. Уже отъехав на достаточное расстояние, Синеглаз оборачивается. Лицо его ужасно. Собственно говоря, это даже не лицо, а звериная морда. Морда горного кота…

…Опять этот же сон. Он появляется всегда, когда тело выходит из-под контроля. Сломанная рука затекла и болит, кровоточащие раны горят и дергают, по спине дорожкой ледяных муравьев гуляет озноб. Ничего. Скоро все это так или иначе закончится. Хотелось бы, конечно, так, но сердце подсказывает, что на этот раз получится иначе. Во всяком случае, звонка спасительного колокола Глеб и Дол не дождутся. Лучше умереть, нежели доживать свои дни предателем или сумасшедшим.

Надо бы сделать дыхательные упражнения. Но, с другой стороны, какой от них толк. Помятые ребра все равно не позволят вдохнуть по-настоящему. Шрамы на спине разболелись. Кажется, это как-то связано с приходом Словорека. В нем есть что-то общее с тем, светящимся. Сема-ии-Ргла! Никогда не пытайтесь понять логику и мотивацию негуманоидных цивилизаций.

Как же все-таки не хочется умирать! Вдвойне не хочется, потому что тот невидимка, которого выслеживал двадцать долгих месяцев, почти вынырнул из темноты. Совершенно очевидно, что он опекает Синеглаза. Стало быть, на Синеглаза надо и ловить! Но для этого сначала надо поймать за руку, или что там у него, самого княжича! А это с каждой новой встречей представляется все сложнее и сложнее, ибо сын князя Ниака на деле увертлив, как Протей! Но ничего не поделать! Это единственный шанс остановить Альянс и вернуть свое доброе имя. Хотя бы ради Птицы, в благодарность за ее веру и заступничество. Да и негоже Сольсуранской царевне становиться женой отринутого изгнанника.

Кажется, пора собираться. Сквозь узкие бойницеобразные окна святилища духов Земли, в одном из помещений которого ожидающие суда провели ночь перед испытанием, пробивается первый рассветный луч. Какие же тяжелые и основательные постройки в этом Граде! Под стать нраву и обличью Земляных Людей.

Гравитация планеты, между прочим, превосходящая земную процентов на десять, ощущается здесь сильнее, чем в каком-либо еще месте Сольсурана. Даже обложные облака, затянувшие небо, напоминают не растрепанные кудели и пуховые перины, а мешки с песком, используемые для засыпки рвов во время штурма крепостей или как средство спасения от наводнения.

Апофеозом же земной тяги, как называют здесь притяжение, является храм Земли. Его стены прочны, а своды давят сильнее, чем этрусковые и романские постройки вместе взятые. В своем основании он имеет правильный шестиугольник, вероятно намекая, что в местной иерархии род Земли, не будучи самым значимым и древним, пребывает строго посредине, и это подчеркивает начертанная над входом храмовыми знаками надпись: «Соль земли». Здесь даже песни, имеющие размер 6+6, отмечающий место рода, звучат тускло и тяжело.

Как это все непохоже на Гнездо Ветров. Там даже крепостные стены, толщина которых в некоторых местах достигает полутора метров, кажется, стремятся ввысь вслед за изменчивым и своенравным прародителем рода. Там дерзкие мечты обретают плоть. Там никто из уважения к духам ветра попросту не сотрясает воздух, там привыкли действовать и действовать быстро, иногда чересчур. Там, если забраться в горы или подняться высоко на сторожевые вышки, можно глянуть сверху вниз на облака, которые затягивают небо лишь тогда, когда посевам нужен дождь. А песни Ураганов всегда поются на широком дыхании и льются свободно, как ветер травяных лесов.

Туда, в этот прекрасный, вольный край он хотел привезти свою царевну. Но для этого надо сначала испытать, что такое тяга земная, и какова она на вкус, соль земли.

* * *

Эту ночь Камень провел на ступенях храма Земли и провел без сна, опасаясь новых козней со стороны людей коварного сына князя Ниака и легковерного родича Дола. Внутрь его не допустили, да он и не пытался. В святилище вместе с испытуемыми находились лишь жрецы и Словорек, а в беспристрастной честности последнего не усомнился бы и чужестранец.

Когда предрассветный сумрак сделал четче очертания предметов, Могучий Утес вновь увидел песочные часы, от века отмерявшие время испытания, арку с парой сигнальных колоколов, два каменных саркофага и две глубокие ямы, вырытые накануне. Словорек лично следил, чтобы искусные в горном деле Люди Земли не вывели никаких отдушин или подземных ходов. Впрочем, они бы здесь и не помогли: плотная каменная крышка саркофага имела всего одно отверстие, способное пропустить лишь привязанную к колоколу веревку.

У Камня мороз по коже пробежал. В их роду существовал схожий обычай. Только там место саркофагов и ям занимали две горизонтальные щели, вырубленные прямо в лоне Священного Утеса. На памяти Камня их использовали только раз, когда требовалось выяснить, кто навел порчу на зенебоков старого Валуна. Камень, которому тогда минуло восемь, отлично помнил, что едва каменный мешок был запечатан, Валун первым принялся стучать по крышке, истошно вопя, чтобы его выпустили. Позже он сам признался, что по недосмотру накормил зенебоков гнилой травой.

Ветерок, как, впрочем, и княжич, пойдут до конца. Они оба еще слишком молоды. Да и на кону стоит нечто большее, нежели пара дохлых зенебоков. Как он умолял вчера Ветерка позволить пойти вместо него, очистником. Такая практика широко применялась, особенно если спор решался поединком или каким другим суровым испытанием, и ничего предосудительного здесь не было. Но Ураган лишь с улыбкой покачал головой:

— Спасибо за участие, друг Утес! Если что, позаботься о царевне и, главное, передай моим родичам, чтобы не вздумали мстить людям Земли!

Площадь постепенно заполнялась народом. Сегодня зевак стало еще больше: подоспели жители дальних поселений, не попавшие на суд. Крыши прилегавших к площади построек стонали и кряхтели от веса взгромоздившихся на них людей. Самые любопытные, а также те, кому не нашлось места в переполненном гостевом доме, на постоялых дворах и у родни, как и Камень, ночевали прямо под открытым небом, несмотря на не по-весеннему холодную погоду. Утром неудобство окупилось сторицей: им достались самые лучшие места.

В ожидании начала люди Земли и гости града переговаривались, обсуждая подробности вчерашнего суда, просвещали опоздавших, с восторгом описывали пышные облачения сановников и их жен, спорили, пытаясь сравнить красоту дочери Дола и сольсуранской царевны. Кое-кто из охочих до блеска баб с разочарованием говорил о невзрачности и даже бедности облачения дочери царя Афру. Безмозглые сплетницы! Неужто они не видели, что рядом со строгой, но изысканной в своей простоте девой из надзвездных краев, их Медь в своем роскошном наряде выглядела, как чванливая самка чиполугая рядом со священной серебрянкой.

Когда Владыка Дневного Света на своем алом зенебоке спустился из-за гор в долину, на площадь вышел Дол вместе со слугами, домочадцами и гостями, и горожане взахлеб принялись восхищаться пышностью и великолепием процессии. Эх, наивные! Видели бы они дворцовые церемонии времен царя Афру, особенно в дни совета или приезда послов. Даже вестники признавали, что собрания подобного размаха даже в их мире случаются не каждый день.

Сегодня вестникам было не до того, чтоб любоваться процессией. Глеб и его горбоносый товарищ, тот самый, который давеча встал на защиту Ветерка, когда толпа едва не устроила самосуд, хоть и держались по-прежнему порознь, но то по очереди, то вместе пытались как-то ободрить или поддержать идущую между ними царевну. Впрочем, она не нуждалась в поддержке.

Прямая, точно туго натянутая тетива лука, с осунувшимся до восковой бледности лицом, она, тем не менее, оделась сегодня в синтрамундский голубой бархат и серебряную парчу. Прославляя величие царского рода, своей сияющей красотой посрамляя хулителей, всем своим обликом демонстрируя веру в торжество справедливости, она словно говорила своему возлюбленному: «Я верю в тебя, но, пожалуйста, останься в живых»! А оправленная в серебро бирюза, как просветы ясного неба среди подсвеченных солнцем серебристых облаков, блестела надеждой на счастье.

Но вот распахнулись узорчатые двери храма, и на площадь, окруженные жрецами и храмовой прислугой, вышли Словорек и оба испытуемых.

По идущей еще с времен Великого Се традиции и княжич, и Ветерок были облачены в длинные, до самой земли, одинаковые посконные рубахи, лишенные каких бы то ни было узоров и оберегов. Вся остальная одежда, оружие, пояса и даже обруч с кольцами доблести, знак отличия, с которым сольсуранские воины не расставались ни днем, ни ночью, который даже Синеглазовы наемники постеснялись расклепать — все осталось в храме. Жрецы строго следили за тем, чтобы ни один из испытуемых не имел преимущества, защитив себя каким-нибудь магическим талисманом.

Глянув на обоих молодых воинов, выступавших справа и слева от отшельника с непринужденной, пружинящей грацией его давешнего спутника Роу-Су, Камень про себя подивился, как же они схожи между собой. Высокий рост, завидная стать, развевающиеся по ветру длинные, густые волосы, у княжича отливавшие слегка в серебро, у Ветерка золотистые, благородная правильность черт.

И только вблизи, особенно заглянув в глаза, становилось ясно, как мало между ними общего. И дело было даже не в том, что Синеглаз вышагивал победителем, обмениваясь многозначительными взглядами со снискавшими его расположение вельможами и заигрывая с женщинами, в то время, как Ветерок, рубаха которого успела промокнуть от крови, прилагал немалые усилия, чтобы держаться прямо, не шатаясь от слабости. Один отстаивал правду, другой исповедовал ложь, один стремился к свету, другой являлся порождением тьмы, один защищал и созидал, другой нес разрушение. И если Великий Се и духи Земли этого не увидят, стало быть, в самом деле они оставили своей защитой Сольсуран.

Но вот послышались отпугивающие костлявую нечисть звуки зенебочьих рогов, травяных флейт и бронзовых гонгов, запели оба сигнальных колокола, разнося свой звон далеко за пределы Земляного Града — это Ветерок и Синеглаз обращались к справедливому суду Великого Се.

Уже собираясь занять свое место, Ветерок обернулся, чтобы бросить единственный взгляд на свою царевну. Камень не считал это хорошей приметой, но молодого воина понимал.

Девушка побледнела еще больше, хотя, казалось, совсем чуть-чуть, и она просто растворится в предутреннем тумане, и точно незрячая двинулась к краю разверстой ямы. Исполненная тревоги о том, что путь ее жениха может закончиться уже за пределами Океана Времени, она, как и сотни сольсуранских женщин, намеревалась последовать за ним. Словорек ее остановил.

Он глянул на нее, и всем, кто стоял рядом, стало ясно, что отшельник сейчас изречет одно из своих знаменитых пророчеств. Глаза его закатились, иссохшее тело завибрировало, точно травяная флейта в руках высших сил, и из вещих уст полились слова, которые все, кто собрался у храма, вобрали в себя с такой же жадностью, с какой, готовая к севу земля впитывает благодатный весенний дождь:

«Ты слезы не лей, дочь надзвездной царицы!

Над ложью победу одержит изгнанник

В земле Сольсурана согласье настанет,

Дождешься лишь плода, который ты носишь под сердцем».

Отшельник замолчал, а пророчество, облетев площадь и сделавшись достоянием каждого, обрело вдруг плоть и упало к ногам царевны россыпью самородной бирюзы.

Взгляд Словорека вновь сделался беспристрастно-строгим, он кивнул служителям храма, и те, плотно затворив обе крышки, опустили саркофаги на канатах вниз и быстро забросали землей. Словорек перевернул песочные часы. Время пошло.

* * *

Он все-таки не выполнил данного себе зарока, не удержался, взглянул на нее. Кое-кто мог сказать, что это сентиментально и глупо. Прощаясь, возможно, навсегда с белым светом, стоило попытаться запечатлеть в памяти небо или землю. Но рыжий глинистый отвал и так оказался тем последним, что успел зафиксировать взгляд до того, как закрыли крышку. А что же касалось неба, то глаза Птицы вмещали в себя небосклон всех миров, в которых ему когда-либо довелось побывать.

Пророчество Словорека внесло в его и без того уставшую от всех невзгод, на липке держащуюся в изломанном теле душу еще большее смятение. Лежа в темноте, он видел перед собой то милое, смущенное лицо Птицы, вмиг ставшее пунцовым от новости, которая, похоже, и для нее самой до этого являлась тайной, то вспыхнувшие, точно две синих молнии, гневные глаза Синеглаза. «Плод, который носишь под сердцем». Сомнений быть не могло. В традиционной поэзии любого народа, впрочем, как и у авторов письменной традиции, эта формула имела один-единственный и совершенно конкретный смысл.

И этот смысл, вернее та, пока даже невидимая глазу, но, несомненно, живая малость, которой предстояло вырасти и оформиться в человека, его продолженье, его кровь, требовала от него ради защиты Правды на время возвращенного в лоно земли, во что бы то ни стало бороться и жить. Жить столько, сколько ему отпущено, даже если отпущено, а он это почти знал, до обидного немного. Но только не в этот раз! Пускай хитрый Дол и коварный Синеглаз измышляют все новые ловушки. Условленное время — это совсем не срок, при глубоководных погружениях случалось задерживать дыхание и подольше, да и тогда на Ванкувере их с Синдбадом так накрыло во время обстрела, что отважный геофизик еще долго потом просыпался во сне, если ветер приносил с полей запах свежевспаханной земли. Он, кажется, и сейчас временами в шахту спускаться боится. Все-таки хорошо, что он оказался здесь. Он да Камень сумеют защитить сольсуранскую царевну, если что-то пойдет не так.

Однако тесновата коморка. Не повернуться, не развернуться, ног не вытянуть. Каменотесы Земляного Града ваяли явно под себя. Ну, ничего. Синеглазу по этой части не легче. Хватило бы воздуха, а все остальное пустяки.

Что-то узкое и продолговатое скользнуло вдоль правого бока. Веревка? Да нет. Конец надежно закреплен на запястье. На сухой корень непохоже. Слишком гладкое. На ощупь чувствовалось что-то вроде чешуи.

В этих краях водится одна неприятная тварь. Местные ее называют дхаливи. Длиной не больше тридцати сантиметров, толщиной в палец, но яд смертелен. Примерно через десять минут наступает полный паралич дыхательных мышц. Кто-нибудь из жрецов или скорее храмовой прислуги, запуганный хозяином земляного Града, или подкупленный его оскорбленной дочерью вполне могли ее незаметно подпустить.

Спокойно. Если лежать неподвижно, она не тронет. К тому же, в Гнезде Ветров есть сыворотка, подарок Лики. Все-таки стоило выработать невосприимчивость к ядам. И в бою безопаснее. Сольсуранские воины этим не грешат, но вот варрары или наемники так и норовят намазать клинок какой-нибудь дрянью. Самих же потом приходится спасать.

Дышать становится все труднее, на лбу выступает липкая испарина. Не рановато ли? И рука совсем разболелась. Опасная, что ни говори, вещь, самовнушение! Так и помереть раньше времени недолго. Совсем как тезка князь, герой Пушкина и Повести временных лет. Но что если дхаливи уже выпустила яд? Правая рука — сплошная болячка, укуса можно было и не почувствовать. Так и есть. На правом плече, чуть ниже изображения духа Ветра вздулся бугорок с двумя характерными отверстиями — новый островок дергающей разрывающей боли.

Лежать неподвижно нет больше смысла, дхаливи, куда бы она не спряталась, теперь неопасна, пока она накопит яд для нового укуса, пройдет не меньше полусуток. Только у него этого срока нет. Отрава остановит сердце раньше, чем в часах иссякнет песок. Предусмотрительный убийца успел еще и незаметно перерезать сигнальную веревку, чтобы уж наверняка. Но это как раз кстати. Оборванный конец сойдет вместо жгута. Эх, был бы здесь нож, или просто какой-нибудь острый предмет. Но поскольку его нет, приходится действовать зубами: вскрыть, как учили, рану и выдавить яд.

Боль вышибает мозги, дыхательные мышцы судорожно сокращаются в поисках воздуха, которого нет, сознание меркнет и последнее, что оно запечатлевает — это медленно, но неотвратимо нарастающий гул, ощущаемую всем телом вибрацию, исходящую из самых недр земли…

* * *

Уже пустота заполнила верхнюю колбу более, чем на три четверти, уже горели и слезились, словно засыпанные песком, немигающие глаза, а ни один из колоколов так и не звонил. Веревки висели неподвижно, точно покрытые толстым слоем льда, а площадь стыла в ожидании, поглотившем все остальные звуки. Только на карнизе храма возились летающие ящеры, и тихо шелестел песок в часах. Вятшие мужи встревожено переглядывались, а женщины, понуро лаская притихших детей, украдкой смахивали слезы. Последняя песчинка древних часов упадет вниз разящим молотом, разбивающим последнюю надежду, что кто-то там внизу остался жив, а ведь и княжич, и Ветерок были так молоды, и так хороши собой.

Дочь царя Афру не лила слез, но ее широко распахнутые сухие глаза походили на две гибнущих во мраке отчаяния звезды, о которых когда-то рассказывали вестники. Не тревожа взглядом вместилище беспощадного времени и согбенный приют молчаливых колоколов, царевна, точно завороженная, смотрела на Словорека: только мудрый служитель Великого Се, вещий повелитель духов мог сейчас что-то решить.

Но древний отшельник молчал. Укутав уставшие от созерцания бренного мира глаза складчатой хламидой дряблых век, он ласкал чуткими полупрозрачными пальцами тонкую струйку дыма, поднимавшегося над священной жаровней, и то ли пребывал в молитвенном трансе, то ли просто дремал, ожидая решения высших сил. Те же пока никак не спешили себя проявлять. Только в мутном, тяжком небе, набухая, точно гнойник, назревала какая-то непогода.

Камень услышал, как над ухом нетерпеливо сопит горбоносый Синдбад:

— Йэсль эт-т пэнь сэйчас нэ пра-а-снэтса, я на-а-ачинаю к-а-апать! Можт йэще успээм!

— Не стоило ему на такое соглашаться! — кивнул Камень. — Здесь явно какая-то ловушка!

— Тем более, что этот суд у нас все равно не имеет никакой юридической силы! — подытожил, так и оставшийся при своем, твердолобый Глеб.

Мнение Синдбада сейчас разделяли и многие из людей Земли. Проводившие по полжизни в своих шахтах, рудокопы не понаслышке знали смысл выражения «заживо погребенный». Даже Ягоднику и его наемникам было явно не по себе. Не то, чтобы палач и его подручные очень любили своего господина, но без его защиты, кто знает, что взбредет этим необузданным людям травяных лесов, да и с князем Ниаком еще то удовольствие объясняться. И только хозяин Земляного Града умиротворенно любовался на свою красавицу-дочь, и на холодном недобром личике Меди сияла удовлетворенная улыбка.

Когда песка наверху осталось меньше горсти, Синдбад, решительно раздвинув храмовых слуг, двинулся к насыпи. Камень хотел последовать за ним, но в это время его ноги ощутили исходящий из земли гул, который бывает слышен в горах во время схода снежной лавины, или когда под скалами просыпается, запертый там Великим Се, трехрогий. Похожий сначала на далекий отзвук, он неотвратимо приближался и нарастал. Сначала завибрировали бубенцы, украшавшие венчики девушек и пояса молодых мужей, задребезжало оружие, закачалась на жертвеннике бронзовая утварь, захлопали ставни и двери, затем разлетелись сверкающими осколками песочные часы, заходила ходуном арка и запели оба колокола.

Словорек открыл глаза и, воздев руки к небесам, зычно произнес:

— Хвала Великому Се! Да исполнится его воля!

И словно в ответ на этот призыв из клубящейся черной тучи вырвалась молния. Грохота грома никто не услышал, ибо все на какое-то время оглохли, только внутри что-то оборвалось, словно лопнула тесная высохшая оболочка, скрывавшая суть. Земля вздыбилась и разверзлась, исторгая из себя вместилище поклонника тьмы. Саркофаг княжича раскололся, и все увидели, что защитник лжи, Синеглаз, все это время глумился над духами Земли и самим Великим Се. В веревку от его колокола была вплетена выведенная на поверхность полая трубка, через которую он все это время дышал.

Ясное дело, что без вмешательства Дола и его дочери здесь не обошлось. И теперь оскорбленные духи прародители требовали у своих потомков ответа. Земля уходила из-под ног, по улицам и стенам домов разбегались трещины. Люди как ополоумевшие с воплями метались по площади, натыкались друг на друга, падали с крыш, пытаясь найти спасение. Плакали дети, ревели зенебоки, над площадью реяли стаи потревоженных летающих ящеров. И всю эту безумную картину сверху поливал сильнейший дождь.

Сначала с грохотом обрушилась одна из стен Дома Земли, самая прочная, возведенная дедом Дола и укрепленная его внуком, чтобы оградить сокровищницу. Говорили, что Доловы сундуки с золотыми и серебряными кольцами, которых у него насчитывалось сорок сороков, как ушли под землю, так больше их никто и не видел. Хотя иные утверждали, что Дол сам после велел сбросить их в затопленную штольню, чтобы умилостивить духов земли. Затем трещины пошли вдоль городских стен, в одном месте стоявшие в карауле стражники едва успели посторониться, чтобы не угодить под обвал.

Но духам Земли этого показалось мало, и они вознамерились забрать у Дола самое дорогое — его любимую дочь. При первом же ударе стихии Медь, точно испуганная зенебочица, со страху кинулась куда глаза глядят, не разбирая дороги. Не пробежав и ста шагов, она оступилась и угодила прямо в глубокую выгребную яму. А поскольку ее не сразу смогли обнаружить, она едва не захлебнулась в нечистотах до того, как отец с братьями вытащили ее. Страшного с ней, правда, ничего не произошло, но в Земляном Граде и далеко за его пределами люди еще долго иронизировали насчет ее имени, ибо каждый знал смысл выражения «выгребная медь». Да и женихи, прежде вившиеся вокруг Дома Земли, точно насекомые над навозной кучей, теперь предпочитали объезжать его стороной.

Гнев духов продолжался недолго. Опытному мастеру этого времени едва бы хватило, чтобы вылепить горшок или превратить обрезок железного прута в спицу, кочергу, или еще какую-нибудь полезную в хозяйстве вещь. Потом все прекратилось. В прогалке ясного неба показалось солнце, и только земля еще продолжала дрожать, и где-то в глубине глухо ворчал, погружаясь в столетний сон, вновь усмиренный трехрогий великан. Люди Земли удивленно озирались, переводя дух. Кроме Дома Земли и городской стены ни одно здание не пострадало. Даже в ветхих лачугах лишь слегка перекосило двери да разбилась стоящая на полках глиняная посуда.

Камню, впрочем, в тот момент было абсолютно наплевать и на посуду, и на сокровища. Не разгибая спины, он вместе с Синдбадом и несколькими рудокопами с упорством одержимого рыл землю, тщась освободить Ветерка. Едва упала на откос каменная плита, стало ясно — они не успели. Дхаливи. Это имя звучало в Сольсуране как смертный приговор. Напрасно Синдбад и Камень поочередно надавливали воину на грудь, пытаясь разбудить сердце, напрасно царевна обнимала его холодные губы, в попытке вдохнуть в них жизнь. Ветерок оставался безучастен и недвижим.

Синдбад опустошенно опустился на насыпь:

— Эх, сюда бы дефибриллятор! Или хотя бы укол адреналина!

При этих словах, державшийся все это время со спокойной отстраненностью, Словорек подался вперед. Нагнувшись над неподвижным воином, он возложил свою правую руку ему на грудь в том месте, где находится сердце. От этого прикосновения тело Ветерка неожиданно содрогнулось, точно от сильного удара. Губы разомкнулись, ловя воздух.

Синдбад с облегчением провел перепачканной в земле рукой по лицу, стирая дождь (только дождь ли), на лицах рудокопов появились улыбки. Однако их радость оказалась преждевременной. Сделав несколько вдохов, Ветерок опять поник, только под пальцами Словорека продолжало трепетать упрямое сердце.

Царевна скорбно опустила голову:

— Его укусила дхаливи! — проговорила она.

Словорек недовольно нахмурился, а затем, словно невзначай извлек откуда-то едва ли не из воздуха сумку, в которой вестники обычно носили свои чудодейственные лекарства:

— Это случайно не кто-то из ваших обронил недавно в горах? — со страной, слегка плутоватой улыбкой проговорил отшельник, глянув на царевну.

Та не сумела ничего ответить, судорожно отыскивая в сумке противоядие и другие средства неотложной необходимости. Вскоре ее усилия увенчались успехом: Ветерок пошевельнулся, открыл глаза и слегка приподнялся, на локте левой руки.

— Сема-ии-Ргла, — прошептал он, потрясенно глядя на Словорека.

Отшельник еще раз провел рукой по груди воина, своим прикосновением восстанавливая, насколько это возможно, дыхание и сердцебиение.

— Думаю, для тебя настала пора выйти из мрака, конечно, если ты захочешь… — задумчиво проговорил он.

— Сколько у меня времени в запасе? — подался вперед Ураган, и в его голосе прозвучала тоска.

— Это зависит только от тебя, и от того, какой ты сделаешь выбор. Я предпринял все, что мог, но здесь я помочь тебе бессилен!

Ураган задумчиво кивнул, осмысливая сказанное, а затем перевел взгляд на свою царевну, и на его бледных губах заиграла улыбка.

— Птица моя! Царевна ненаглядная! — потянулся он к ней.

Избранница хотела ему что-то ответить, но вместо этого горько разрыдалась:

— Никогда больше так не делай! Ты слышишь? — сквозь всхлипывания пролепетала она.

— Все будет хорошо! — пообещал ей Ветерок, заключая ее в объятья и осушая слезы жаркими поцелуями.

Они много что еще хотели бы сказать друг другу.

Им никто не мешал. Внимание людей Земли захватило зрелище более впечатляющее и поистине ужасное. Дело в том, что едва только стало понятно, что суд проигран, Синеглаз и его гнусная свита, воспользовавшись суматохой, попытались скрыться, дабы избежать заслуженного наказания.

Клятвопреступников и святотатцев в Сольсуране обычно закапывали живьем, и то, что духи Земли сына князя Ниака отвергли, вовсе не значило, что их потомки не изобретут способа покарать виновных. Однако правосудие свершилось помимо людей.

Когда рухнула городская стена, в образовавшемся проломе, освещаемый призрачным мерцанием молний, появился покинувший Град накануне вечером спутник Словорека горный кот Роу-су. Прерывистыми прыжками, ибо Земляной Город то тонул во мраке, то воскресал из него вновь, хищник промчался по городским улицам, сея в сердцах тех, кто его видел, смятенье и страх, чтобы преградить княжичу и наемникам путь.

Те, кто стал невольным свидетелем его расправы, надолго лишились дара речи и никогда больше в своей жизни не ходили на охоту и не ели мяса, ибо запах свежей крови внушал им непреодолимое отвращение. Никому из наемников не удалось остаться в живых. Лицо дюжинного Ягодника оказалось так обезображено, что только Камень по ведомым ему одному приметам сумел его опознать.

Затем настал черед Синеглаза. Роу-Су издал низкий негодующий вой, выгнул спину, нахлестывая себя по бокам для пущего ожесточения хвостом, затем прижался к земле, ощерил окровавленную морду и прыгнул. От первого броска княжич увернулся, второй, выбрав удобную для себя позицию, бестрепетно встретил. Все застыли в оцепенении. Некоторые бабы начали голосить, оплакивая сына князя Ниака. Ветерок, которому товарищи только что помогли сесть на насыпи, опираясь спиной о каменную плиту, чтоб легче было дышать, непроизвольным оградительным жестом прижал к себе царевну, Глеб в страхе ретировался к покрытой трещинами стене святилища, Синдбад вслед за Камнем напротив стал пробираться вперед.

И только Словорек стоял неподвижно своем месте, спрятав высохшие кисти в широкие рукава одеяния. На его морщинистом лице застыло выражение не то разочарования, не то сожаления, и Камень мог голову заложить, что симпатии отшельника находились на стороне горного кота. Мудрец видел грядущее и ведал, что защита, которую обеспечивает Синеглазу породившая его тьма, не по силам даже такому могучему вещему зверю, как горный кот Роу-су.

Автор фотоарта Милана Высочанская

Борьба продолжалась уже немало времени, но ни человек, ни зверь не могли взять верх. По земли катался грязный серый ком, повсюду летели клочья одежды и шерсти, пронзительные, остервенелые боевые кличи, утробный вой, низкий протяжный рев и надсадное хрипение оглушали тех, кто решался стоять поблизости, обдавая их горячей волной ненависти и жажды превосходства.

Могучие лапы горного кота наносили страшные удары, оставляющие на груди и спине сына князя Ниака глубокие кровавые борозды. А заостренные клыки стремились добраться до пульсировавшего горячей кровью жизни, такого близкого горла. Но пальцы княжича, словно вросшие в мохнатый загривок зверя, ни на секунду не ослабляли хватку, а его оскаленный рот был искажен таким пугающим звериным ожесточением, какого нельзя было приметить даже на полосатой морде горного кота.

Вообще в стремлении обоих чувствовалось такое неистовство, такая жгучая страсть, какую могут пробудить в живом существе только любовь или ненависть. Противники сплетались все крепче и крепче, словно две змеи или две нити травяного волокна, соединенных в немыслимом плетении потайного узла. Казалось, они перетекали друг в друга, изменяя свою суть, как смешиваются в тесто вода и мука, чтобы из жерла печи выйти хлебом, как травяной сок, сброженный хмелем, становится таме, как руда в плавильной печи превращается в железо, как медь и олово переплавляются в раскаленном горниле в бронзу. В какой-то момент зрителям показалось, что человек — это уже не человек, а зверь — уже не зверь. Так, говорили, меняет обличье вещий оборотень вару.

Затем противники, словно признав равенство друг друга, разомкнули объятья. Роу-Су отпрыгнул в сторону и, издав торжествующий, победный рык, горделиво удалился в сторону гор. Словорек проводил его печальным взглядом.

Синеглаз остался на обагренной кровью земле. Хотя он лежал неподвижно, тяжело вздымавшиеся в дыхании бока красноречиво говорили о том, что он жив. По мнению Могучего Утеса и его товарищей, за проявленную отвагу княжич заслуживал того, чтобы остаться в живых. Однако хозяева земляного града мыслили иначе. Духи земли требовали приношения, и это приношение следовало принести.

Подступившие к княжичу стражи грубо подняли его на ноги. Синеглаз не проронил ни звука. Он кивком откинул закрывавшие лицо волосы, и Камень увидел, что перед ними стоит совсем другой человек. То есть это, несомненно, был сын преступного князя и царевны страны Тумана, тот гадкий мальчишка, который в травяном лесу собирался приневолить сольсуранскую царевну и вернуть отцу скрижаль. Но это не был тот безжалостный и расчетливый негодяй, который пришел, прикрывшись чужой личиной, в Град Вестников, который пытал Ветерка, лжесвидетельствовал перед священным огнем и надеялся выиграть обманом суд Духов Земли. Как это могло получиться, Камень не знал и объяснить не пытался, вместе с тем, твердо зная, что это именно так.

Перемену заметил не только Могучий Утес. Так, царевна что-то горячо пыталась доказать и объяснить все еще обнимавшему ее Урагану. И хмурил косматые брови горбоносый Синдбад. И вещий Словорек смотрел на Синеглаза почти с таким же видом, с каким только что глядел на Ветерка, тем более, что сходство между ними было велико как никогда — после схватки с диким котом рубаха княжича висела лохмотьями, впитывая сочащуюся из многочисленных ран кровь. Но для Людей Земли сын князя Ниака являлся источником их бед, они жаждали искупления и намеревались совершить над ним ту же страшную казнь, которую своевременное появление Словорека только вчера с таким трудом отвело от Ветерка.

И точно так же, как и накануне, в тот самый миг, когда роковое кольцо, сжавшись, едва не поглотило обреченного, над городом пропел зенебочий рог, и на площади показалась кавалькада всадников в полном боевом вооружении. Камень узнал едущего во главе большого отряда Долова первенца Валуна, названного в честь деда по материнской линии, и его братьев: Склона, Холма и Борозду. Бок о бок с ними в окружении своих людей ехали Суховей, Вихрь и Смерч — сводные братья Ветерка.

Лица воинов были суровы, оружие зазубрено, зенебоки покрыты пылью и грязью болот, на одежде виднелись пятна крови. Отряд возвращался из похода на пограничье владений варраров, который воины Земли и Урагана, несмотря на все размолвки, как обычно, совершали вместе, когда на половине пути им повстречался пробиравшийся потайными тропами в Гнездо Ветров Обглодыш. Братья посовещались и, прихватив с собой около полусотни воинов на свежих зенебоках, устремились в Земляной Град.

Пока Ураганы обнимали найденного к всеобщей радости живым и надеющимся на выздоровление приемного брата, Валун медленно спешился, отыскивая глазами отца. Судя по его лицу, разговор не предвещал ничего хорошего.

— Недоброе дело ты замыслил и хотел здесь совершить, отец, — сурово проговорил Валун, пристально глядя в глаза вождя, — мало того, что недоброе, а еще и позорящее наш род в глазах всего Сольсурана! Как ты мог поверить наветам, как мог послушаться велеречивого сына цареубийцы?! Ураганы — наши братья и союзники от века и об этом следует помнить, в особенности в такое неспокойное время, как нынешнее, ибо истинных друзей не купишь ни за какие меновые кольца! Неужели прихоть недостойной девчонки значит для тебя больше, чем наш род?

Хотя Дол, едва обретший замаравшую его и в прямом, и в переносном смысле дочь, выглядел жалко, если не сказать комично, его достоинство вождя оставалось при нем:

— Черный день настал для меня! — воскликнул он, насупив кустистые брови. — Мало того, что разгневанные духи прародители грозят нашему народу страшными карами, так еще приходится выслушивать бранные слова от собственного сына. Чем, как не заботой о добром имени рода и желанием угодить Великому Се и духам прародителям я руководствовался, намереваясь покарать святотатцев? Так моя ли вина, что меня ввели в заблуждение? Я вижу на твоей одежде и на оружии твоих воинов кровь и пыль — следы долгой дороги и изнурительной битвы, — продолжал Дол уже другим тоном. — С какими вестями ты пожаловал в родной Град?

Валун помрачнел.

— С такими впору приходить не в отчий дом, а в жилище злейшего врага! — честно признался он. — Варрары пересекли границу своих болот и всей ордой идут на наши земли, предавая огню и мечу все на своем пути!

Эта страшная весть повергла жителей Земляного Града в такой ужас, какого, верно, не вызвал и недавний гнев Духов Земли. Тогда, говоря по чести, все произошло настолько неожиданно, что большинство горожан просто не успели испугаться и действовали согласно инстинктам, оставляя время для страха на потом. А поскольку все разрешилось достаточно благополучно, испугаться за свою жизнь они уже не успели и только нудно сетовали по поводу обвалившегося забора и разбитого горшка.

Нынче времени для страха оставалось более, чем достаточно, и горожане самозабвенно отдались ему, облегчая душу в горестных стенаниях и жалобах на злую судьбу.

Но пока малые голосили и рвали на себе волосы, набольшим следовало решать, как действовать дальше. Одним из первых подал голос Синдбад:

— Нада-а срочна выта-аскивать Па-а-алия! — воскликнул он с таким видом, точно собирался отправиться в путь прямо сейчас.

— Боюсь, на этот раз нашему шаману не справиться, — покачал головой Ветерок, приподнимаясь на насыпи.

Он повернулся к братьям:

— Велика ли орда?

— По нашим подсчетам, две или три тьмы, — отозвался старший из братьев Суховей. — Мы выставили заслон, но им долго не продержаться. Впрочем, даже если воины Ветра и люди Земли выставят всех своих бойцов, мы не наберем и половину тьмы. Нужно просить помощи у других родов.

— На нас можете не рассчитывать! — косо глянул на братьев вождь племени Табурлыков Рваное ухо. — Мы никогда не вступим в союз с захватчиками нашей земли. Лучше уж присягнуть на верность варрарам!

— Очень нужна им ваша присяга! — недобро рассмеялся младший из братьев Смерч. Он единственный из сыновей Бурана не удался ростом и потому компенсировал этот недостаток остротой меча и языка. — Думаете, как в прошлый раз, отсидеться в своей горной берлоге? Нынче не выйдет! Если падет Гнездо Ветров, варрары и до вас доберутся!

— И что ты предлагаешь? Присягнуть на верность вашему Приемышу, изгнаннику в надзвездном краю? — возмутился Рваное Ухо.

— Не ему, а дочери царя Афру! — вступил в разговор прославленный своей мудростью и взвешенностью решений седовласый Пожар, вождь народа Огня, самого древнего из племен травяного леса.

Подавая вятшим мужам пример, он вытащил из ножен свой меч и протянул его сольсуранской царевне:

— Это оружие создали в моей кузне друзья царицы Серебряной, посланцы из надзвездных краев, и с той поры оно еще ни разу меня не подводило. Долг платежом красен. Пускай же оно еще раз обагрится вражеской кровью для защиты Тебя, государыня, и народа Твоей земли.

Он повернулся к братьям и неспешно сообщил:

— Я уже послал гонца в Огненный Город. Наши воины прибудут в Гнездо Ветров в течение следующей недели.

— Прими нашу дружбу, отец! — поклонился ему Суховей.

Братья повторили его слова.

Вслед за этим, хотя и с некоторой неохотой, примеру Пожара последовал Рваное Ухо.

Последним принес присягу Дол. Уже поклявшись на оружии, он боязливо, если не сказать воровато, оглянулся на княжича, которого воины Земли в ожидании дальнейших распоряжений охраняли от расправы.

— А с этим-то что теперь делать? — негромко поинтересовался вождь народа Земли.

— Повесить без лишних разговоров, чтоб направление ветра для лучников указывал! — предложил безжалостный Смерч. — Или утопить в реке!

Ветерок глянул на бледного, но спокойно и мужественно ожидающего решения своей участи княжича, перевел взгляд на царевну и покачал головой.

— Трое вестников Великого Се до сих пор томятся в плену у князя Ниака, — неодобрительно заметил он. — Если мы принесем вред Синеглазу, это обязательно скажется на них.

Братья и вожди родов глянули на него, не пытаясь скрыть удивление:

— И это говорит человек, который только что едва не стал жертвой его козней?! — воскликнул Смерч. — Чьи раны, полученные от мечей его людей, еще продолжают кровоточить? Воистину, милосердие вестников не знает границ!

— Он глумился над судом Великого Се и Духов Прародителей! — напомнил молодому Урагану Пожар. — По законам Сольсурана уже за одно за это он заслуживает казни!

— Но Духи Земли пощадили его! — напомнил ему Ветерок. — Да и Горный Кот оставил в живых!

— Ну что ж, — согласился мудрый вождь народа Огня, — ты его обвинял, тебе и решать его судьбу.

— Отлично, — кивнул головой Ветерок, стараясь смотреть на вождей, а не на свою избранницу, готовую немедленно его расцеловать за проявленное милосердие. — Тогда я забираю его.

— Воины Ветра сумеют обеспечить сыну князя Ниака надежную охрану до того, как посланцы вновь обретут долгожданную свободу! — кивнул Суховей.

Он проследил, как меняются возле княжича стража, как отступает недовольная, но притихшая толпа, затем перевел взгляд на приемного брата и сольсуранскую царевну. Конечно, он все уже знал, и бирюза рода Урагана подтверждала все те сведения, которые за время бешеной скачки сумел сообщить Обглодыш. Он улыбнулся, на правах старшего из присутствующих здесь мужчин рода благословляя молодую чету, и повернулся к вождям.

— А пока пожелайте счастья нашему приемному брату! Он наконец-то нашел себе жену!

(обратно)

Тот, кто придет к тебе другом

Рассказ о столкновении с силами Альянса, сыгравшем роковую роль в судьбе Олега, передавали все новостные агентства Содружества. Еще бы! Какая поучительная история для молодежи, какой замечательный пример для поддержания боевого духа в деморализованных после Ванкувера войсках. «Лейтенант вооруженных сил Содружества Олег Арсеньев при выполнении задания командования, будучи окружен превосходящими силами противника, принял неравный бой и после неудачной попытки прорыва передал свои координаты и вызвал огонь на себя. Его гибель оказалась не напрасна. Благодаря переданной им информации артиллерии удалось уничтожить крупную группировку Альянса».

Выразить соболезнования научному руководителю и невесте героя приезжали высокие чиновники из различных министерств, посмертно Олегу присудили орден Отваги, одну из самых высоких наград. Птица как в тумане выслушивала дежурные слова соболезнований, заученными фразами отвечала на вопросы журналистов. Но в глубине ее души тлел огонек надежды: тела Олега так и не нашли.

Потом он и в самом деле вернулся, но счастья им обоим это свершившееся чудо так и не принесло. Она видела, как он измотан, как измучен бесконечными допросами, а из огня заточения в казематах и пыточных Альянса он попал в жернова службы безопасности Содружества, у которой с внешней и военной разведкой отношения складывались всегда не самым лучшим образом. Она понимала, как он подавлен обрушившимися на него обвинениями и поднявшейся травлей, а пресса, до того на все голоса восхвалявшая его мужество, с такой же оголтелостью принялась кричать о его предательстве и позоре. Птица как могла поддерживала его, готовая вместе с ним до конца нести этот крест.

Но потом Олег заговорил о своей статье, и пришлось признать, что в речах хулителей есть какая-то доля истины. Дело в том, что после его «гибели» руководство кафедры предложило ей использовать материалы его исследования в своей диссертации: не пропадать же наработкам. Хотя Птица поначалу возмутилась подобным прагматизмом на грани банальной нечистоплотности, посоветовавшись с дедушкой, она все-таки материал взяла и, пользуясь авторитетом Петра Акимовича, успела опубликовать в различных изданиях несколько статей от имени Олега и в соавторстве. Поэтому разговор о публикации, сделанной до начала боевых действий с Альянсом, показался ей настоящим бредом. Тем более, что речь шла не о тезисах доклада заштатной конференции, опубликованных в каком-нибудь факультетском сборнике, а о развернутой публикации в серьезном научном издании, тиражи которого хранились во всех библиотеках миров Содружества.

Увы, рассудочность ученого, привыкшего все проверять и не верить на слово, тогда возобладала в ней над безоговорочным доверием любви, на долгие три года разведя их с Олегом по разным дорогам и мирам. Нынешняя встреча со Словореком и его несомненное участие в судьбе молодого Урагана, а также возглас «Сема-ии-Ргла», исторгнутый из уст Олега в тот миг, когда он снова вернулся в мир живых, вызвали в памяти рассказы о серебристом незнакомце, после встречи с которым змееносцы якобы неожиданно оставили Олега в покое и согласились на обмен.

Тогда она сочла эту историю результатом тяжелой контузии и действия психотропных препаратов. Сейчас убедилась, что ее возлюбленный все это время находился в здравом рассудке. Какое же невиданное и опасное открытие содержала эта злополучная статья, коли сподвигла Сема-ии-Ргла на такие манипуляции не только с системными файлами библиотечных компьютеров, но и с сознанием сотен людей? Каким образом количество строф и место цезуры в силлабическом стихе разных родов можно приобщить к расшифровке потайной части Предания? И кто же на самом деле был повинен в передаче планов командования Альянсу, стоившей Содружеству Ванкувера, а Олегу испорченной репутации и исковерканной жизни?!

Впрочем, как выяснилось, в жизни ее любимого существовали заботы, в сравнении с которыми и счеты с предателями, и научные амбиции, и нашествие иноплеменников представлялись лишенной смысла игрой.

— Мой сын заснул?

Птица удивленно подняла глаза. Слишком глубоко нырнув в океан времени, она ненадолго утратила представление о том, где находится. На нее смотрела немолодая суровая женщина, носившая почетный титул Мать Ураганов, старшая жена вождя, славного Бурана, и мать его четверых сыновей. Величественная и статная, напоминающая в профиль микелянджеловскую Сивиллу Кумскую, она смотрела внимательно, даже оценивающе.

Птица слегка смутилась и поспешила собрать выпавшие из рук пестрые, грубые травяные волокна, которым вскоре надлежало превратиться в рубаху.

Они находились в низкой и тесноватой клети, стены которой были украшены шкурами зверей и оружием. Солнечный свет скупо проникал туда через маленькие оконца. Это помещение находилось по соседству с шестью такими же, служившими спальнями вождю и его женатым сыновьям, а также предназначенными для дорогих гостей, вроде вестников. Сюда неделю назад сородичи принесли еле живого Ветерка. Все это время Птица неотлучно находилась рядом с ним, пытаясь при помощи скромного арсенала имевшихся в спасительной аптечке лечебных средств и широкого диапазона местных снадобий исправить то, что сотворили с ее возлюбленным Синеглазовы головорезы, двухдневное пребывание в колодках и яд дхаливи.

По рекомендации Обглодыша и Камня добросердечные Ураганы положили в изголовье больного скрижаль, надеясь на ее магию. Но Птица-то знала, что «чудесное исцеление» Олега во время схватки с наемниками у пещеры являлось результатом действия сильнейшего стимулятора, пару ампул которого все разведчики возили с собой на крайний случай. В сочетании со змеиным ядом откат после действия препарата едва не оказался смертельным, а скрижаль похоже оказывала влияние только на Синеглаза и его отца. Во всяком случае во время стычки с людьми Уседи, она тоже никак себя не проявила.

Мать Ураганов молча смотрела на приемного сына. Ветерок во сне разметался на постели, одеяло из мягкой шкуры горного кота Роу-су сползло с плеч. На груди отчетливо были видны свежие, едва затянутые следы от меча и четырех изогнутых, похожих на когти, кинжалов, рядом темнели пятна ожогов и медленно расходящиеся кровоподтеки.

— Он скоро будет здоров, — тихо произнесла Птица. — Его раны заживают и почти не беспокоят его. Но он должен отдыхать, чтобы поскорее излечиться.

— Пусть не беспокоится! — с готовностью отозвалась Мать Ураганов. — Гнездо Ветров — неприступная твердыня! Воины сольсуранских народов идут к нам на помощь. Дозорные стоят на границе наших земель. Пусть только голоштанные дикари сунутся сюда и, клянусь духами прародителями, они пожалеют, что появились на свет!

Птица с некоторым удивлением слушала эту воинственную речь. Мать Ураганов почти не уступала мужу по силе и выносливости и пользовалась уважением всего народа за мудрость и справедливость. Порой она была сурова и даже жестока, но иначе не получалось, ведь она была не только матерью своим сыновьям, но и супругой главы племени.

Впрочем, сейчас, когда она глядела на сольсуранскую царевну, черты ее лица освещала нежность. Ей нравился выбор, который сделал ее приемный сын, и она от всей души желала ему и его избраннице счастья.

— Великий Се благословил наш род, приведя под кров дочь царя Афру! — сказала она. — Теперь старейшины, которые колебались, готовы выступить на нашей стороне, особенно после присяги, принесенной вождями народов Огня, Земли и даже Табурлыков. Мы освободим твоих товарищей, прогоним варраров, а затем разгромим головорезов князя Ниака и вернем принадлежащий тебе по праву престол! Кровь моего сына будет отомщена, а на земле Сольсурана наконец восторжествует мир!

Птица как подобало поблагодарила жену вождя за ее слова. Хотя сольсуранский престол был последним, о чем она сейчас думала, забота сынов Ветра стоила того, чтобы ее оценить. Соблюдя все приличия и церемонии, она вновь склонилась над работой, которую прервал приход Матери Ураганов. Она крепко вязала узлы, связывавшие волокно с волокном, накидывала двойные и тройные петли, создавая сложный, пришедший из незапамятных времен узор.

— Сольсуранская царевна умеет плести травяные рубахи? — в голосе Матери Ураганов звучала радость. — Мой сын говорил, что в надзвездном краю, где вы оба выросли, нет такой травы.

Птица смутилась. Не зная почему, она робела перед этой женщиной. Вероятно, сейчас робость проистекала из-за важности дела, которое она выполняла. Птица знала, что сольсуранская травяная рубаха — это не просто доспехи, а своего рода магический оберег, ибо узор, изображенный на ней, предназначен не только для людей, а в первую очередь, для духов-прародителей, бессмертных первенцев Земли и Неба.

— Травяную рубаху должны плести руки любящей женщины! — сказала Мать Ураганов. — Только тогда она защитит воина в бою.

Птица это отлично знала. По сольсуранским обычаям сплести воину рубаху могла только его мать, сестра или жена. Прежнюю рубаху Ветерку в знак признания своего материнства сплела Мать Ураганов. Рубаха честно хранила своего владельца в течение трех лет до самой битвы в Пустыне Гнева. Птица глянула на изувеченную правую руку Ветерка, на залатанные на живую нитку раны:

— Если бы увечья в бою получали только те, кого не любят, — с горечью проговорила она, — тогда войны потеряли бы смысл!

Мать Ураганов рассмеялась:

— Как ты похожа на моего приемного сына! Странные вопросы, неожиданные ответы! Не омрачай свое чело горькими думами! Все в руках Небесного Кузнеца. Мой сын скоро излечится, а тебе следует больше думать о ребенке, которого вы оба ожидаете!

Она положила на плечо царевны свою грубую, жилистую ладонь и прямо посмотрела ей в глаза:

— Я знаю, что тебе, а затем твоему первенцу на роду написано унаследовать венец сольсуранских царей. Но поскольку в жилах твоего ребенка течет кровь Ураганов, то, как бы ни распорядилась судьба, знай, Гнездо Ветров теперь и ваш дом!

Когда Мать Ураганов величественно удалилась, Птица какое-то время сидела, глядя то на пестрые травяные волокна, то на усталое лицо Ветерка. Ох, если бы она могла спокойно жить, радуясь предстоящему материнству, если бы Мать Ураганов знала истинную причину ее тревоги! Неужели действительно нельзя ничего сделать? Неужели единственный возможный способ это тот, о котором говорил Синеглаз! Она вернулась к работе, за мерным, привычным движением рук, воскрешая в памяти события последних дней.

Уже на следующее утро после испытания, когда Ураганы смогли отправиться в Гнездо Ветров, Птица обратила внимание, что с ее возлюбленным что-то происходит. Он был по-прежнему нежен с ней и смотрел с обожанием, много и с охотой говорил с братьями о предстоящей войне, обсуждал с Синдбадом и Камнем планы проникновения в царский дворец, однако где-то в глубине его зеленых глаз маленькой смертоносной змейкой свернулась черная, безысходная тоска. Словно он, не ведавший страха, боялся чего-то не успеть: завершить все намеченные дела, реализовать давние планы, сделать то, что кроме него никому не под силу.

Сначала она подумала, что виновата боль от ран и тревога за близких, со дня на день ожидавших вторжения врагов. Затем поняла, что раны, причем не менее тяжкие ему случалось получать и прежде, а борьба с варрарами, или любыми другими противниками стала такой привычной частью его жизни, что давно перестала вызывать какой-либо дискомфорт. Может это как-то связано с его недолгим путешествием в иной мир? Что если цена за возвращение — это радость жизни, ее красочность и полнота, а может быть, даже любовь?

Стремясь поскорее достигнуть Гнезда Ветров, Ураганы двигались самым коротким путем, проходившим вдали от селений и постоялых дворов. Ночь застигла их в предгорьях на границе родной земли. Хотя ночевать «под пологом звездного неба» для Птицы было не внове, тревожные мысли не давали ей заснуть. Тем не менее, она лежала тихо, стараясь не потревожить ненадолго забывшегося Ветерка. Ближе к рассвету один из стражей, раньше Птицы заметивший, что приемный сын вождя проснулся, приблизился к нему и негромко сообщил, что княжич Синеглаз желает с ним о чем-то переговорить. Ветерок покосился на Птицу — она так старательно притворялась, что он счел ее спящий — и велел привести княжича.

Надо сказать, что благородные воины Урагана даже со своим злейшим врагом обходились по-человечески. Раны, нанесенные сыну князя Ниака диким котом, были осмотрены и перевязаны, никто не морил его голодом или жаждой, и только крепкие ремни зенебочьей кожи на запястьях напоминали о его нынешнем положении.

— Мы должны поговорить, — начал княжич, едва воин, охранявший его, деликатно отошел на некоторое расстояние, — у меня мало времени.

— У меня его тоже немного, — жестко отозвался Ветерок. — Гораздо меньше, чем ты думаешь! Мне дали срок только чтобы окончить известное тебе дело.

Свернувшаяся под меховым одеялом, Птица вцепилась зубами в руку, чтобы не закричать. Самые страшные опасения подтверждались. Вспомнилось оброненное как бы вскользь замечание Словорека. Что-то вроде выбора Ахилла: покинуть ахейцев под стенами Трои и прожить долгую жизнь в безвестности, наслаждаясь тихим семейным счастьем, или остаться, обрести бессмертную славу и умереть. Зная Олега, она точно могла сказать, что предпочел он.

Синеглаз насмешливо сощурился. Сейчас он как никогда напоминал надменного и грозного горного кота.

— Тогда ты будешь очень большим простофилей, если отдашь им амриту!

Ветерок презрительно хмыкнул:

— Мне вечная жизнь ни к чему. Зачем? Жить среди смертных, наблюдать, как один за другим уходят те, кого ты любил. Мне бы хватило простого человеческого века, но я не имею права не довести начатое до конца. Хотя бы ради Птицы, ради нашего еще не родившегося ребенка.

— Тебе виднее! — без тени улыбки отозвался Синеглаз, покосившись на царевну. — Тихо состариться рядом с любимой женщиной — тоже неплохой выбор. Но я сейчас о другом. Я знаю, вы собираетесь во дворец, и примерно представляю, что вас там ждет. Поскольку здесь, как ни странно, наши интересы совпадают, я хочу дать тебе совет: не доверяй тому, кто придет к тебе другом. Внешность может обманывать. Тебе ли этого не знать.

Ветерок с интересом подался вперед:

— Как вы это делаете?

— Ты так все равно не сумеешь! — с видом превосходства усмехнулся Синеглаз. — А пока советую запомнить мои слова. Мне скоро вновь придется замолчать, и я боюсь, как бы в этот раз не навсегда!

* * *

Хотя в следующие дни в жизни Птицы более чем хватало и забот, и событий, мучимая желанием узнать, что же известно княжичу о судьбе ее возлюбленного, она нашла время и предлог спуститься в подземелье. Преодолев ведущую вниз винтовую лестницу, она оказалась в скупо освещенном факелами, хорошо проветриваемом, прохладном и сухом помещении, простиравшемся на несколько этажей вниз. Здесь Ураганы хранили родовые сокровища и запасы зерна на случай длительной осады, несколькими этажами ниже находилась тюрьма.

Завидев царевну, Синеглаз, отдыхавший на застланном меховым плащом ложе из сухих стеблей травы, поднялся и приветствовал ее насмешливой улыбкой:

— А-а-а! Милая сестрица! Как же это ты посмела покинуть своего Урагана? Стало быть, таков твой выбор! Ну что ж, прими мои поздравленья! Впрочем, лучше не обольщайся! Ты нарушила волю отца! Потому вряд ли ваш брак будет счастливым и уж тем более долгим!

Автор коллажа Оксана Токарева

Птица до боли в суставах вцепилась в прутья решетки, словно пытаясь их преодолеть.

— Что тебе известно? О каком сроке вы с ним говорили?

Синеглаз лениво зевнул, изящно прикрыв ладонью рот.

— Так и думал, что ты станешь подслушивать. Поистине, женское любопытство не ведает никаких границ! Если тебе нужно знать, сколько времени ему отвели, — продолжал он, — то об этом я понятия не имею, если о самом договоре, то изволь! — он шагнул к решетке и положил ладони на запястья Птицы. — Воскрешать из мертвых, это, как ты знаешь, суверенное право высших сил, которые распоряжаются судьбами смертных. Тех, кто на это право посягает, они сурово карают. Вспомни, к примеру, судьбу Асклепия, да и у Орфея тоже мало, что вышло. Однако, существуют ситуации, когда можно, к примеру, уговорив стража иного мира, одолжить некоторый срок, как бы взаймы, на определенных условиях.

— Что это за условия?

— Попробуй узнать у Словорека, — посоветовал Синеглаз, снова отступая в глубину своего узилища. — Хотя вряд ли он захочет сказать. Я сейчас о другом. Понимаешь ли, — он вновь подался вперед, — существует один чудесный дар, который позволяет решить все проблемы.

— Амрита? — в голосе Птицы прозвучало недоверие, ибо она, как и большинство ученых, полагала, что источник вечной жизни — не более чем миф.

Однако Синеглаз убежденно кивнул:

— Она же золотая ветвь Прозерпины, она же амброзия, она же живая вода.

— Это то, что хочет заполучить Альянс? — догадалась Птица.

— Это то, что хотят вернуть асуры! — уточнил княжич. Он приблизил лицо к решетке настолько, что Птица смогла различить едва заметный рисунок у него на правом виске, которого раньше не видела: равнобедренный треугольник, в который были вписаны сфинкс и две свернувшихся змеи. — Сама посуди, асуры доверчиво и бескорыстно помогали богам добывать амриту. И что же они получили взамен?

— А как же молнии?

— Да кому они, по сути, нужны? За прошедшие столетия смертные так преуспели в уничтожении себе подобных, что даже превзошли богов. А вот что касается вечной жизни…

— Но при чем тут Олег?

— Как при чем? — глаза Синеглаза сверкнули. — Амрита спрятана на территории Сольсурана и только он имеет право ее добыть!

— Я тебя не понимаю!

— Придет время, поймешь! Мне больше нечего тебе сказать. Разве что повторить то, от чего я предостерег твоего избранника. Убеди его, что будет разумно все-таки мне поверить. Я тоже заинтересован в том, чтобы он жил и здравствовал как можно дольше! Конечно, если ты желаешь счастья твоей сестре!

— О счастье моей сестры никто не ведает лучше нее самой, — уклончиво отозвалась Птица. — Мне пора! — продолжала она, решительно направляясь к выходу. — Да будет Великий Се милостив к тебе!

Она уже поднималась по лестнице, когда услышала голос Синеглаза:

— А план у них — ерундовый! Когда мой отец перестраивал подземелье, он обнаружил потайной ход, которым воспользовался твой усатый нянь Камень и заложил его! Вот только не знаю, как ты сумеешь об этом рассказать своим друзьям!

* * *

Ветерок неудобно повернулся во сне и открыл глаза.

— От Тигра нет вестей? — спросил он хриплым со сна голосом.

Птица покачала головой. Ей было грустно от того, какой он сейчас измученный, усталый, оттого, что каждое неловкое движение причиняет ему боль.

— А от Вадика?

— Здесь только что была Мать Ураганов. Если бы имелись какие-то новости, она бы ими поделилась.

Птица выскользнула из клети и вернулась вновь с глиняным кувшином, закутанным в шерстяное полотно. Она нацедила в плошку отвар, пахнущий ягодами и медом. Ветерок с величайшей осторожностью сел, опершись спиной на тюк зенебочьей шерсти, и принял плошку левой рукой.

Случайно проникший в клеть луч солнца изучал развешенное на стенах оружие, высвечивал каждую ворсинку пестрого меха горного кота, вплетал золотые нити в волосы, находил усладу, отражаясь в каменьях заветного ожерелья.

— Ты пришлась по душе Матери, — улыбнулся Ветерок.

— Она просто уважает царский род, — уклончиво ответила Птица.

— Неужели?

Он отставил в сторону чашку и накрыл ладонью ее руку. Оба замолчали. Со двора доносились воодушевленные возгласы упражняющихся воинов, топот множества ног, ритмичные удары молота о наковальню: на другом конце двора кузнецы остервенело проковывали каленое железо, создавая мечи, топоры, отливая наконечники для копий и стрел.

Разведчики каждый день доносили о приближении тридцатитысячной орды. Прибывшие этим утром гонцы сообщили о том, что воины народов Зенебока, Козерга и Косуляки, полторы тысячи общим числом находятся всего на расстоянии одного дневного перехода от Гнезда Ветров. Большая часть воинов Урагана под предводительством великого вождя Бурана и его первенца Суховея выдвигались в поддержку воинам народа Земли и братьям, оставшимся в заслоне.

Птица увидела, как в глазах Ветерка мелькнула тоска: он всей душой был там, во дворе, с братьями и другими воинами.

— Отсутствие вестей от Тигра сковывает нас по рукам и ногам! — проговорил он нетерпеливо. — Если он не вернется сегодня-завтра, придется идти в крепость без него.

— О чем ты говоришь?! — воскликнула девушка. — Ты только на себя посмотри! Ты же на ногах еще не держишься! Послушай, Лика, спасибо твоему передатчику, в курсе, что произошло. Она сообщила на базу, они приняли меры и…

— Корабль будет здесь не раньше, чем через месяц! — жестко оборвал ее Ветерок. — За это время варрары вдоль и поперек перепашут весь Сольсуран! А князь Ниак и его палачи превратят наших ребят в фарш!

— Дождись хотя бы Лики! Корабль оснащен.

— Чем? Метеоритными пушками? Ну уж нет. Пока есть такая возможность, я постараюсь держаться в рамках ваших дурацких соглашений. Да и Лике подольше бы оставаться за пределами планеты.

— Ты думаешь, Лика?… — Птица гневно изогнула красиво очерченную бровь.

— Она отвечала за биометрию, — напомнил девушке Ветерок, — и к Синеглазу, если верить слухам, испытывала непонятную симпатию.

Он поудобнее устроился на постели и, не обращая внимание на протестующие жесты Птицы, продолжал:

— По логике Глеба она имела и возможность, и мотив…

Он сделал выразительную паузу, глядя Птице в глаза:

— Только я не Глеб!

— Теоретически, она могла это сделать, — продолжал Ветерок, получив причитавшуюся ему долю благодарности и разжав объятья. Птица чувствовала, что в такие моменты разбитое тело досаждает ему особенно. — Так же, как и любой из вас, включая Вадика и Обглодыша, хотя кто из них хуже разбирается в технике — это большой вопрос. Синеглаз каким-то образом преодолел защитное поле, это остается фактом. И помогал ли ему кто-нибудь изнутри — это еще неизвестно.

— Ты хочешь сказать… — Птица подалась вперед, видимо, вспомнив разговор Ветерка с княжичем.

— Что Синеглаз или тот воин тьмы, который учил его сражаться, не только умеют принимать чужое обличье, но и, возможно, изменяют данные биометрии. Впрочем, это только гипотеза. Важно другое, — он упрямо сдвинул брови на переносице и пристально глянул царевне в глаза. — Возможно один из этих невидимок или оборотней, называй их как хочешь, бродит сейчас где-то неподалеку и строит планы о том, как ему заполучить сольсуранскую царевну и скрижаль! А тут еще эти варрары на нашу голову так некстати.

— Я думаю, нашествие варраров — это его рук дело, — предположила Птица. — То есть я хочу сказать, что в этом наверняка замешан Альянс.

— Утешила! — невесело усмехнулся, тряхнув волосами Ветерок. — И что ты прикажешь делать? Я имею в виду тебя, да и скрижаль. Хоть с собой бери или здесь оставайся!

— Последний вариант представляется мне разумнее всего! — чмокнув его в колючую щеку, улыбнулась Птица. — Хоть раз в жизни не лезть на рожон! Впрочем, — она безнадежно вздохнула, вспомнив разговор о выборе, — я знаю, для тебя это не приемлемо. Тут уж ничего не поделаешь. Поступай, как считаешь нужным, а за меня не беспокойся. Гнездо Ветров — надежная твердыня. Ну, а уж если все пойдет не так… — она с безмятежной улыбкой заглянула ему в глаза. — Если все пойдет не так, живую они меня не получат. Ты ведь знаешь, Олег, я умею останавливать сердце не хуже вас, разведчиков.

Ветерок обрушил сжатый кулак на ни в чем не повинную глиняную плошку, все еще стоявшую возле его постели:

— Не смей так говорить! — процедил он сквозь зубы. — Слышишь? Никогда! Помни, ты теперь несешь ответственность за двоих!

Птица кинулась собирать осколки, но он порывисто заключил ее в объятья, целуя разбитыми, обожженными губами ее волосы, шею, губы…

«Еще раз пройти через все пытки! На тысячи лет быть заключенным в кишащий змеями и крысами вонючий каменный мешок без надежды и света! — Птица почти физически осязала заключенную в этом порыве отчаянную и страстную мольбу. — Только бы эти тонкие, слабые руки излучали исцеляющее тепло, только бы эти губы оставались мягкими и упругими, только бы на виске упрямо пульсировала голубая жилка, а в этом лоне росла и крепла маленькая жизнь!»

Провалиться бы в черную дыру этому Великому Се вместе со всеми его молниями!

За порогом послышались шаги и громкие возбужденные голоса. Птица едва успела высвободиться и поправить растрепавшиеся волосы, как в клеть ввалились сыновья и племянники Бурана, а вместе с ними Синдбад, Камень и Тигр — Иитиро Минамото или, как его называли в Сольсуране, Дикий кот из Имарна.

— Вот видишь, дружище, Дикий кот, — указал на Ветерка младший из Ураганов, Смерч, — совсем наш братишка ослабел! Не сумел одолеть каких-то там три дюжины паршивых наемников!

Птица еще раньше приметила, что молодые Ураганы стараются говорить со своим раненым братом все больше шутками да прибаутками, причем с самого начала, как бы тот ни был плох и слаб. Темные духи, подстерегающие больного, страсть как не любят радости и смеха и бегут прочь из дома, где торжествует жизнь.

— Их было не три, а четыре — поправил брата Ветерок. — И вовсе я не ослабел. Просто о вас подумал. Не забирать же всю славу себе!

Смерч рассмеялся и с укором покачал головой:

— Много ты о нас думал, когда мы на варраров в прошлый раз ходили! Пока мы мечи из ножен доставали, ты уже их всех в бегство обратил!

Ураганы расхохотались. С приходом этих дюжих, плечистых молодцев, которые друг от друга отличались лишь количеством колец на шейном обруче да длиной светлых, почти белых, как Владыка Дневного света в полуденный час, волос, в тесной клети совсем не стало места. Они напугали робкий любопытный лучик, и он сбежал куда-то на улицу: то ли считать песчинки на дворе, то ли пускать солнечных зайчиков на реке. Впрочем, в клети и без него хватало тепла и света.

Тигр тоже решил последовать традиции и поддержать шутливую беседу, тем более, что между разведчиками такой обычай тоже водился:

— Я вижу, мой друг Ветерок не так уж болен, как вы мне рассказываете! Он только стал слегка пятнистым и полосатым, как мой мохнатый предок!

Это замечание встретил новый взрыв хохота.

Задиристый Смерч поднял повыше свой и без того вздернутый нос и весело сверкнул насмешливыми серыми глазами:

— Выздоравливает наш Ветерок быстро, прямо на глазах, это точно! Я бы тоже торопился излечиться, — он заговорщицки указал на Птицу, — кабы меня пользовал такой лекарь!

— Царскому роду исцеляющая сила дана! — напомнил братьям Дикий Кот.

— А я бы наоборот не стал торопиться покидать постель! — пробасил кто-то другой из братьев. Птица еще толком не различала их, тем более, что все они носили имена разных ветров: чем страшнее было имя, тем более могущественного покровителя получал носящий его.

Птица почувствовала себя лишней в этой компании мужей и попыталась, собрав осколки плошки в подол, незаметно выскользнуть из клети. Но Тигр удержал ее. Он уселся на травяной настил, и лицо его сделалось серьезным. Ураганы тотчас замолчали, последовав его примеру. Пришло время новостей.

— Я был в крепости и видел их, — произнес Тигр, глядя в глаза Ветерку. Тот сидел на постели, устроив больную руку на согнутых коленях. Ураганы расположились вокруг. — Все трое живы и выглядят куда лучше тебя. Их крепко стерегут, но никаких вопросов никто не задавал.

— Мы надеемся, князь Ниак согласится обменять их на сына, — сказал Суховей.

— Я бы не стал обольщаться по этому поводу, — надменно усмехнулся Тигр. — Князь Ниак никогда не делает ничего просто так, и то, что его сын сейчас находится в Гнезде Ветров — скорее не ваш козырь, а ваша проблема. Как бы его пребывание здесь не обернулось для всех сольсуранских народов большой бедой.

— Наши братья не спускают с него глаз! — надменностью на надменность отозвался Смерч. — Из Гнезда Ветров пока не сбегал ни один пленник.

— Из любого правила бывают исключения.

— Да-а хватит уже о нэм! — возмутился Синдбад. — Ка-а-ак будто других ра-азга-а-воров нэт!

— В самом деле, — поддержал товарища Ветерок. — Если затея с обменом потерпит неудачу, мы в любом случае проникнем в крепость и освободим пленных.

— Проникнем в крепость! — покачал головой Тигр. — Это легче сказать, чем выполнить!

— Но ты же был там! — подозрительно глянул на кузнеца Смерч. — Или может быть ты это так, понаслышке, с чужих слов рассказываешь?

Улыбка Тигра вобрала в себя всю надменность его самурайских предков:

— Способ, которым я туда проникал, дарован мне школой воинов ночи и подойдет не каждому!

— Насколько я помню, одной из основных областей специализации синоби являлся захват пленных и освобождение заложников, — напомнил товарищу Ветерок. — Все присутствующие здесь мужчины — опытные воины и скалолазы, да и пленники, если, как ты говоришь, с ними обращаются сносно, не составят обузы. — Палий проходил школу разведки, у Эжена разряд по альпинизму.

— Мы не сможем их вывести, — покачал головой Тигр. — Их темница — это не что иное, как легендарная сокровищница царя Арса. Дверь, ведущая туда, открывается с помощью комбинации из двенадцати храмовых знаков. Пароль меняют два раза в день. Жрец-хранитель находится постоянно в смежной с узилищем камерой. А ее открывает только личная печать князя Ниака.

— Дубликат печати хранится у княжича, — вспомнила Птица. — Синеглаз сам ее показывал. Хвастался, что наряду с отцом имеет доступ к государственным тайнам. Да и код, в крайнем случае, можно взломать…

— Даже не думай! — гневно прошептал ей в ухо, стискивая железным захватом ее ладонь Ветерок.

— Княжич наш пленник, — продолжал он уже другим тоном. — Забрать эту печать — дело техники. Меня беспокоит другое: варрары подошли совсем близко. На все про все у нас не более трех-четырех дней. Даже если все время пересаживаться на свежих зенебоков, мы можем не успеть!

— У Вадика есть верта-а-лет, — напомнил Синдбад.

— Но где Вадик? — повернулся к нему Ветерок.

В этот момент, словно в ответ на изначально риторический вопрос, в коридоре послышались шаги, и в клеть вместе с вернувшимся лучом солнца ворвались сначала рыжая растрепанная копна и сияющая улыбка, а затем и небольшое худощавое тело Вадика.

— Лариса! Ты представляешь! — прямо с порога начал он. — Я их видел! Сделал все необходимые замеры. Они абсолютно идентичны! Это является несомненным доказательством, что обе фигуры, а вернее все три, являются творением разума, а стало быть, указателем, или ключом…

Он с некоторым опозданием огляделся, увидел Ураганов, явно обескураженных таким странным приветствием, затем заметил простертого на своем ложе Ветерка, и сияние его улыбки сменилось растерянностью:

— Олежка! — протянул он участливо. — Кто это тебя так?

Громовой хохот Ураганов распугал стайку летающих ящеров, отдыхавших на карнизе. Из глаз Ветерка градом брызнули слезы, — смех также относился к числу простых человеческих радостей, которые он себе пока не мог позволить.

Пока Вадика вводили в курс дела, Тигр успел смотаться во двор.

— Машина в порядке! — доложил он, вернувшись. До утра он полностью зарядится и можно хоть завтра выступать.

Вадик недоуменно захлопал глазами, до этого пункта повествования он еще не дошел. Ему вкратце все рассказали, а затем потребовали объяснить, где он все это время пропадал. Уговаривать Вадика особо не пришлось — он был переполнен энтузиазмом и желал осчастливить своими открытиями каждого и всех сразу. Он уже устроился поудобнее на травяном настиле между пришедшим вместе с ним Глебом и Синдбадом, напротив Птицы и Ветерка и начал подробный отчет о своих изысканиях, когда в и без того переполненную клеть с усилием протолкался один из воинов Урагана, отвечавший за охрану пленного княжича. Лицо его было перекошено, ели не сказать перевернуто, рот свела судорога:

— Там… Там… — выпучив безумные глаза прохрипел он, указывая рукой куда-то вниз.

Когда братья Ураганы и вестники спустились в подземелье, их ждала впечатляющая картина. Синеглаз исчез. Вместо него на подстилке, с удовольствием уминая меховой плащ, возился Роу-су. Возле решетки лежал сверток с одеждой княжича.

Глеб ошеломленно заломил в невероятном изгибе и без того изогнутые брови:

— Что здесь происходит? — воскликнул он.

Синдбад лишь снисходительно похлопал его по плечу:

— «На свете много, друг Горацио такого, что и не снилось нашим мудрецам»! — отозвался он.

Увидев царевну с Ветерком, горный кот оставил свое занятие и, выразительно глянув на них, издал протяжный рык, словно пытаясь указать на кого-то из присутствующих. Но кого он имел в виду, Птица так и не поняла.

Ветерок церемонно поклонился мудрому зверю и поднял одежду с пола. В середине свертка на самом видном месте оказалась печать:

— Ну что ж! С планом «А» ничего не вышло, зато у нас теперь есть план «С».

(обратно)

Лабиринт тысячи дверей

Большую часть пути Олег продремал. В вертолете его прежде не укачивало, однако болезнь брала свое. Для нормального восстановления сил требовался более длительный срок, но время работало как обычно против него. Хорошо хоть удалось убедить Птицу и Мать. Обе почти безропотно согласились, что на роль княжича лучше него никто не подходит. Птица даже снизошла до того, что приняла участие в изготовлении маски и превращения его желтых кудрей в пепельную прямую гриву. Получилось похоже, да и одежда с доспехами сидели точно влитые. Синеглаз, да и только!

Надо сказать, что план «С» корректировали буквально на ходу, вернее на лету. Некоторые существенные его детали он по известным только ему причинам предпочел оставить при себе. «Не доверяй тому, кто придет к тебе другом». Ну и задал княжич задачку! Издевался он что ли, или не мог предвидеть, что в Гнездо Ветров пожалует не один друг, а целых два.

Ради безопасности Птицы и скрижали Олег предпочел бы иметь на виду обоих. Но стоило ему заикнуться о том, чтобы Вадик участвовал в операции, Тигр, Синдбад и даже Глеб уставились на него как на идиота. А поскольку любые объяснения могли спугнуть таинственного невидимку, пришлось выбрать наименьшее из зол, лишь уповая на то, что Вадику не станут известны значимые детали плана, и наедине предупредив Птицу, чтобы держалась с коллегой поосторожней.

Говоря по чести, Вадик никогда в круг его друзей не входил. Они и познакомились лишь благодаря Птице и Петру Акимовичу, когда любитель асуров с наивной беспардонностью пытался присвоить научные материалы Олега. Но тогда оставался Тигр, Иитиро Минамото, боевой товарищ и друг, бок о бок с которым они не раз выбирались из совершенно невероятных передряг. Именно Иитиро практически в одиночку откопал их с Синдбадом на Ванкувере, а на Лее они вдвоем прошли около ста километров по раскаленной пустыне, имея один кислородный баллон.

Конечно дружба дружбой, а служба, как известно… В конце концов, от кого-то Синеглаз узнал его секретный боевой прием. Но Тигр с честью прошел самую тщательную проверку, и теперь оставалось либо подозревать Вадика, что тоже представлялось маловероятным, ибо с такой наивной искренностью нести вздор про сфинксов и асуров был способен только он, либо продолжать гадать, что же имел в виду Синеглаз.

Над травяным лесом пылал закат. Заход здешнего светила, именуемого на сольсуранском наречии «Владыкой дневного света» и преодолевающего свой извечный путь верхом на зенебоке, всегда наполнял его душу грустью с привкусом восторга и ностальгии. Особенно явственно это чувство будоражило его по весне и в начале лета, когда церемония прощания с этой частью мира растягивалась словно где-нибудь под Вязьмой или Вологдой на несколько часов, радуя взгляд то напористой фанфарной мелодией в пурпурно-золотых тонах, то перекличкой отсветов и бликов, окрашивающих обыденные предметы в невероятные цвета, то нежной элегической кодой медленного угасания, в которой последней скрипкой «Прощальной» симфонии Гайдна тихо доигрывал свою партию последний луч.

Затем разливалось море прозрачной золотисто-матовой белизны, медленно поглощавшейся фиолетовым сумраком. Каждый закат манил его несбыточной грезой родного, и каждый новый восход трех оранжевых лун приносил дискомфорт и разочарование. Небо, на котором восходит всего одна луна, оставалось для него несбыточной грезой.

Сегодня, впрочем, если подобные мысли и посетили его мозг, то лишь затем, чтобы быть с позором изгнанными другими, пусть менее возвышенными, зато более жизненными. Высокий берег выкрашенной в пурпур реки открывал взору зубчатые стены Царского Града, укрепленные ворота и занимающий господствующее положение, возвышавшийся над всеми остальными постройками сказочным исполином дворец Владык.

Когда до Фиолетовой осталось не более пятисот метров, Тигр, не спеша начал снимать и упаковывать одежду и снаряжение. Его примеру последовали Камень и Смерч, которым вместе с разведчиком предстояло проникнуть в город, а затем пробраться во дворец, используя спланированную еще легендарным владыкой Арсом сложную систему городских стоков и водоводов.

Конечно Олег предпочел бы, чтобы вместо могучего Утеса в холодную воду лез кто-нибудь помоложе, да и приемный отец, великий вождь Буран перед отправлением в Град Земли старого боевого товарища отговорить пытался. Однако глаза Могучего Утеса горели таким задором, он столько надежд возлагал на обнаруженный им в годы службы у царя Афру подземный ход, что язык не повернулся ему отказать.

Подземный ход… Птица вчера как бы между прочим сказала, что подвал перестроили, и ход завалили. Откуда ей это известно? Посещала подземелье во время ремонта или успела побеседовать с княжичем в Гнезде Ветров? Впрочем, неважно. Настораживало другое. Если в подземелье происходила какая-то реконструкция, почему об этом ничего не сообщил Тигр. С другой стороны, он сам во время недавнего и, мягко говоря, нежданного визита во дворец тоже ничего особенного не заметил. А что до хода, то, в конце концов, он на то и потайной, чтобы о нем знали единицы.

Глядя на приготовления Тигра и его товарищей, он достал маску. Пожалуй, и ему пора начинать превращаться. Забавно будет побить змееносцев их же излюбленным оружием. Впрочем, их искусства все равно не достичь. Для этого нужно либо пройти школу Рас Альхага, либо родиться Сема-ии-Ргла.

— Удачи, ребята! — пожелал Тигр, прямо с борта десантировавшись в реку.

Камень и Смерч без колебаний последовали за ним.

Нет, все-таки сольсуранцы — прирожденные воины. Конечно, прыгать в воду с обрыва или стены умел каждый прошедший воинское посвящение, да еще в полном боевом вооружении, держа оружие наготове. Но зависший над рекой вертолет — это совсем не обрыв и даже не стена. Он с тревогой глянул вниз. Три головы почти одновременно вынырнули на поверхности и, не спеша отдаваясь на волю течения, направились к городу. Удачи им.

Вот теперь точно пора. Надо еще привыкнуть к маске. Помогавший преображению Синдбад, удовлетворенно похлопал его по плечу, сверкнув белыми зубами:

— Чго изволтэ, Ваш высочэество?

Глеб насупил острые брови и нехотя уступил штурвал:

— Э-эм, а ты вертолетом-то еще управлять не разучился? Может лучше поставить на автопилот?

Синдбад уже крепил на его запястьях заранее связанные особым способом ремни. На лице Глеба появилось страдальческое выражение:

— Ну почему всегда этот дикарь! — разобрал Олег его недовольное бормотание. — И без него преотлично бы справились. В крайнем случае можно было бы, как предлагала Птица, взломать код!

Не обращая на ворчуна внимания, Олег ненадолго перевел вертолет на автоматику и, закрепив ремни на запястьях Синдбада, проверил, чтобы путы выглядели как можно натуральнее, но при этом легко снимались. Затем он снова перешел на ручное управление и, подняв вертолет повыше, к облакам, чтобы какой-нибудь придурок не выстрелил в него из катапульты, сделал несколько кругов над городом, вспоминая некогда привычные, доведенные до автоматизма движения и наслаждаясь чувством полета и контроля над машиной.

Передатчик заговорил голосом Тигра:

— Все в порядке, мы вошли.

— Вас понял, иду на посадку.

— Гаспа-а-а-да зритэ-э-ли! Займит мэ-э-ста в па-а-ртэре! — промурлыкал над ухом Синдбад. — Прэдставлэние начинается!

— Ни пуха! — неожиданно поддержал его Глеб. — Не подведи нас.

— К трехрогому! — на сольсуранский лад послал его Олег.

Вертолет приземлился во внутреннем дворе, где специально для таких целей еще во времена предыдущей экспедиции была расчищена площадка. Как и следовало ожидать, появление диковинной машины вестников никого особо не удивило — человеку свойственно привыкать даже к таким вещам, которые прежде воспринимались как чудо. Выключив двигатель и незаметно изменив в программе автопилота маршрут возвращения (то-то подивятся царедворцы, когда умная машина от них самостоятельно улетит), он спрыгнул на землю.

К нему уже со всех сторон мчались слуги, стражники и вельможи самых разных рангов и мастей. На крытой галерее показались наложницы, а также девицы и дамы рангом повыше. Глядя, с каким подобострастием склоняются, едва завидев знакомую сивую копну, советники и стража, каким ужасом и тревожным ожиданием неизбежного наказания за малейшую провинность и даже за ее отсутствие наполняются глаза слуг, каким лицемерием веет от каждой улыбки вельмож, с каким странным смешением покорности, вожделения и страха смотрят рабыни, и с каким бесстыдством заигрывают придворные дамы, Олег почувствовал себя неуютно. Настоящий гадюшник, где все покупается и продается, где никто никому не верит, где каждый готов предать и продать, где можно править, но нельзя жить, где только страх и выгода удерживают порядок. Впрочем, иного он и не ожидал.

Врастая в маску, он знаменитым Синеглазовым жестом отбросил назад волосы, грозно глянул на всех и указал на «пленных», которых следовало препроводить куда надобно. Он едва пальцем пошевельнул, а его приказ уже был исполнен, да с такой услужливостью, словно этим своим деянием разные мелкие сошки надеялись хоть на миг приблизиться к владетельному княжичу, выбравшись из безвестности и нищеты.

Из глубины бесконечного коридора навстречу ему уже семенил первый советник, вельможа древнего и хорошего рода, намертво прикипевший ко дворцу, и потому готовый служить любому владыке. Не менее пяти раз бухнувшись на колени, он на лету поймал и облобызал край Синеглазова плаща и только затем позволил себе подняться на ноги и, не разгибая спины, затараторил:

— Мой молодой господин! Возможно ли такое счастье! Неужели тебе удалось вырваться невредимым из плена. Надеюсь, эти злобные мятежники Ураганы не причинили тебе вреда?

— Мой отец вернулся? — с искренним пренебрежением глядя на блюдолиза, поинтересовался Олег.

Советник согнулся в три погибели, а затем и вовсе распластался в пыли у его ног и что было мочи, заголосил:

— Мой господин! Мой молодой господин! Не ведаю, посмею ли я тебе сообщить подобное известие, но твой высокочтимый отец, как ушел с сотней Ягодника в Град Вестников, так до сей поры не вернулся! Не знаю, что и думать, а зрящее око уже второй день как молчит!

Пластины синтрамундского доспеха, сжавшись до размеров игольного ушка, мучительно сдавили грудь, не позволяя расправить ребра для вдоха, перед глазами поплыла радужная рябь, мелькнули испуганные лица Синдбада и Глеба… Непроходимый тупица! Безмозглый дикарь, годящийся только пасти в травяном лесу зенебоков! Оказывается, тот таинственный невидимка, которого он так упорно выслеживал в течение трех лет, все это время находился у него на виду! Ну что ж, яблочко от яблони, как говорят на Земле. Впрочем, неважно. Князь Ниак беспрепятственно разгуливает по Гнезду Ветров! Это почти что катастрофа! И зачем он только пошел на поводу у Глеба и ребят.

Без паники! Птица и братья предупреждены. За оборотнем следят, в подземелье, или к воротам его никто не пустит, а других уязвимых точек у родной твердыни просто нет. К тому же, кто сказал, что у узурпатора нет других дел? С теми же варрарами, к примеру. Кто-то ведь их надоумил, забыв все уроки битвы при Фиолетовой, оставив на потом внутренние распри, нарушить границу болот и начать вторжение.

Хотя Олегу до смерти надоел болтливый хлопотун-вельможа, от него можно было получить какие-то сведения, проясняющие хоть что-нибудь:

— Так от моего отца за все это время не приходило никаких вестей?

— Почему же нет? — охотно отозвался советник. — Еще седьмицу назад прибыли две дюжины Щербатого, привезли пленников, затем воротился командир Однорог, доложил, что его люди разбиты воинами Земли, которым удалось отбить двоих из захваченных в Граде Вестников. Остальные четыре дюжины словно к трехрогому провалились!

Олег кивнул. О судьбе последних четырех дюжин он мог поведать лучше, чем кто-либо другой. Вопрос, кто ими командовал: отец, или сын? И кто пришел вместе с наемниками в Земляной Град? Бред какой-то! Зачем князю личину собственного ребенка надевать? Да и где все это время находился Синеглаз? Неужели в самом деле бегал по горам в обличье Роу-Су?

Клещи, сдавившие грудь, немного разжались, однако дурнота не собиралась отступать. Эх, рановато он примерил доспехи, да и маску зря надел. Советник смотрел на него, и в его взгляде сквозила тревога:

— Господин, что с тобой?

— Все в порядке. Просто устал с дороги.

— Твои покои ждут тебя! Прикажешь согреть воду для омовения? Кстати, вчера из Синтрамунда привезли новых рабынь. Желаешь их увидеть? Или может быть тебе позвать лекаря?

Олег велел ему удалиться.

— Отец приказал мне сначала препроводить пленных, — пояснил он, — а затем, — прибавил он, чтобы звучало в духе княжича, — я совершу омовение и, возможно, удостою вниманием новых рабынь.

Съездив для острастки по физиономии одного из стражей — нахал посмел плотоядно чмокнуть — он велел им идти с пленниками вперед (не хватало еще заплутать в этом похожем на желудок млекопитающего лабиринте), а сам, улучив момент, связался с Птицей. Умница все слышала и обещала принять меры, напоследок не без ехидства посоветовав не очень увлекаться рабынями. На душе стало немного легче, можно было спокойно обдумать, как лучше разыграть второй акт.

Они прошли ряд сводчатых коридоров, расписанных фресками в стиле крито-микенской культуры и древнего Египта (нет, в гипотезе Вадика присутствовало какое-то рациональное, а вернее, иррациональное зерно), и вышли в обрамленный колоннадой сад. Привезенные с разных концов здешней ойкумены экзотические растения еще приходили в себя после суровой зимы. И только гигантские папоротники, и хвощи, выходцы из страны Тумана, тянули к небу свои ветви, да, радуясь солнцу, весело галдели в вольере беззаботные чиполугаи.

Услышав сзади топот подкованных башмаков, Олег резко обернулся, пожалуй, даже слишком резко для княжеского сына, не ожидавшего в родном жилище никаких угроз. К нему с докладом спешил командующий.

— Ваше высочество! По приказу Вашего отца войска выступили! Самое большее через три дня они достигнут Гнезда Ветров.

Олег услышал в наушнике испуганный возглас Птицы. Оказывается, он забыл отключить связь. Сольсуранская царевна не хуже него знала, что основные силы Ураганов двигались сейчас навстречу варрарам. Для защиты родной твердыни оставался лишь небольшой гарнизон, состоявший преимущественно из ветеранов, больных, калек, а также мальчишек, только вступивших на сложный и длительный путь воинского посвящения.

Хорошенькие получились клещи! С одной стороны — варрары, с другой — князь Ниак. Но как они их, спрашивается, проморгали? Войско — не булавка, не платок, в узелок не свернешь, на плащ не прицепишь и за пазуху не спрячешь. И почему об этом ничего не сказал Тигр? Хорош разведчик. Трехрогий его возьми!

— Каким маршрутом они предполагают двигаться? — поинтересовался Олег, стараясь говорить с надлежащим равнодушием, игнорируя встревоженные взгляды Синдбада и Глеба — темпераментный геофизик, кажется, раньше времени начал освобождать руки.

— Как планировали, — отозвался командующий, — через Пустыню Гнева. Так короче, да и места там безлюдные. Ураганов никто не сумеет предупредить. К тому же, если следовать через Долину Земли, можно напороться на варраров. Мы, конечно, подкупили их старейшин, но кто знает, что взбредет в голову этим голоштанным дикарям!

Умно. В чем-чем, а в хитрости нынешним владыкам не откажешь. Заодно понятно, как они разминулись. Глеб вел машину над хребтом Трехрогого и далее напрямик, а наемники шли по царской дороге, которой Глеб по понятным причинам старался избегать.

— Какова численность войска?

— Две тысячи человек, плюс машины. Думаю, хватит. Ураганы, конечно, как я слышал, заключили союз с другими родами, но их главные силы сейчас брошены на борьбу с варрарами. Что ни говори, а драгоценный наш владыка — ума палата! Это ж надо додуматься! Одним махом две головы снести: и дикарям дать по носу, чтобы не высовывались, и мятежников усмирить!

Олег едва сдержался, чтобы не засветить безумцу между глаз или куда ниже. Великий Се! До какой степени падения следовало дойти, чтобы пускать на свою землю врагов, да еще радоваться этому! Поле битвы после победы принадлежит мародерам. Эту истину неплохо усвоили в альянсе Рас Альхаг. И с успехом ее применяли. Бедный Сольсуран! За какие такие прегрешения и ошибки ты стал добычей стервятников?

Впрочем, для сетований сейчас времени не оставалось. Его путь лежал в подземелье, именуемое в народе лабиринтом тысячи дверей.

* * *

Хотя Камень прожил когда-то в столице без малого шесть лет, городским жителем он так и не стал и город так и не полюбил. Как это можно: жить едва ли не друг у друга на головах в жуткой тесноте под постоянными взглядами любопытных соседей, дышать смрадными испарениями кожевен, красилен, зенебочьего и невольничьего рынка, нюхать отвратительную вонь выгребных ям и сточных канав. И все это ради призрачной иллюзии защищенности и достатка.

Но самым гнилым и мерзостным местом царского Града являлась клоака, опутавшая своей паутиной все улицы и даже царский дворец. Нет, Камень не пытался спорить, что в таком огромном и густонаселенном месте система городских стоков была спланирована более чем грамотно, уводя нечистоты в сторону ото всех источников питьевой воды, защищая город и его обитателей от распространения вредоносных болезней и давая возможность дышать более ли менее сносным воздухом. И все же, принятый в его родном, ныне разрушенном и опустевшем Каменном Граде, а также в большинстве древних сольсуранских городов способ избавляться от продуктов жизнедеятельности, когда то, что не годилось для дальнейшего использования, либо сжигалось, либо превращалось в перегной, удобрявший поля, был ему больше о душе.

Впрочем, после ледяной воды Фиолетовой, наполненные смрадной жижей, душные тоннели, узкими берегами которых он вместе со Смерчем пробирался, следуя указаниям Дикого Кота, манили старые кости желанным теплом. Если бы спросили его мнения, то он, несомненно, предпочел бы использовать старый подземный ход, которым вынес из дворца маленькую царевну: и надежно, и тайна соблюдена останется. Князь Ниак и его люди ничего об этом пути тогда не ведали. Вряд ли что-то изменилось за прошедшие двадцать лет.

Настаивать Камень не решился, и так молодые Ураганы смотрели на него со снисходительными усмешками: куда ты, старый безрогий зенебок, лезешь, сидел бы грел лучше кости в тепле очага. И только слово Ветерка смогло их сомнения поколебать.

Ох, Ветерок, Ветерок! Ему бы сейчас отлежаться еще неделю-другую, раны как следует залечить, отдохнуть душой и телом, окруженному заботой любящей молодой жены. Так нет же! Полез прямо к Трехрогому в пасть! Личину он, конечно, изготовил отменную: вылитый княжич, да и только. Но что, если он каким-нибудь неловким движением себя выдаст, что, если поклонники тьмы, засевшие во дворце, сумеют разглядеть под маской его суть.

Впрочем, такие мысли следовало гнать подальше, а то, задумавшись и вниз угодить недолго — вовек потом не отмоешься, да и братья Ураганы на смех поднимут, совсем как Долову дочку Медь!

Путь впереди преградила железная решетка. «Ну вот, я же говорил! Сейчас придется поворачивать обратно!» Однако ехидство Могучего Утеса пропало втуне. Дикий Кот не даром считался в сольсуране кудесником по металлу. Он взялся за прутья, и они без усилий поддались.

— Ну ты и силач! — поддразнил кузнеца Смерч.

— Я уже шел этим путем, — отозвался Дикий Кот.

Они продвинулись вглубь каменного лабиринта еще на несколько поприщ. Кое-где им удавалось идти прямо, где-то приходилось продвигаться на четвереньках или даже ползком. Два или три раза берег обрывался, и они либо карабкались под потолком, либо ползли вдоль стен, используя веревки или странные приспособления, висевшие на поясе у Дикого Кота. В одном месте им пришлось воспользоваться вентиляционной отдушиной, да такой узкой, что приходилось буквально ввинчиваться в нее. Камень молил всех духов прародителей, чтобы они не дали ему застрять.

На пути им постоянно попадались крысы и змеи, или и те, и другие вместе. В районе городской бойни, где нестерпимый запах тухлятины висел настолько густо, что приходилось дышать только ртом, да и то через влажную ткань, количество грызунов оказалось так велико, что приходилось буквально ступать по непрерывно шевелящемуся и уходящему из-под ног живому ковру. При этом крысы непрерывно издавали недовольный визг и писк.

— Я бы, пожалуй, сейчас поменялся местами с приемным братом! — недовольно проворчал Смерч, ожесточенно прокладывая себе дорогу.

— Нос не дорос! — усмехнулся Дикий Кот.

Камень со своей стороны порадовался за Ветерка. Судя по скупым репликам Дикого Кота, там наверху все протекало нормально, а по здешним катакомбам раненому воину идти было бы значительно сложнее.

Наконец, после долгого пути сначала вверх по отвесной шахте, а затем такому же отлогому спуску, одна из вентиляционных отдушин вытряхнула их прямиком в дворцовый подвал. Все трое приземлились бесшумно. Дикий Кот погасил фонарь, и они какое-то время стояли неподвижно, привыкая к темноте.

Когда глаза начали вновь различать контуры предметов, Камень огляделся. Все верно. При царе Афру здесь располагалось сокровищница. Камень хорошо знал это место: нести тут стражу доверяли лишь самым опытным и верным бойцам, а Могучий Утес как раз принадлежал к их числу.

Как же тут все переменилось с тех пор. По непонятной прихоти князя Ниака былое хранилище стало тюрьмой. Ниши и углубления вдоль стен оцепили крепкие решетки. Всюду виднелись цепи и орудия палаческого ремесла, кое-где белели человеческие кости. Говорили, во время восстания рабов и городской бедноты эти застенки были битком забиты людьми. В одну клетку запихивали не менее сотни приговоренных, а тех, кто уже не помещался стоя, клали поверх, прямо на головы других. Кровь лилась рекой, божедомы едва успевали вывозить трупы, а смрад стоял такой, что зловоние боен показалось бы благоуханным ароматом.

Что-то похожее повторялось во время подавления мятежа в порту и после выступления закупов на княжеских серебряных рудниках. Сейчас клетки пустовали, словно закрома в середине лета, ожидающие новой жатвы. И ее страшный урожай не замедлит последовать, если их и их товарищей из Гнезда Ветров постигнет неудача, конечно, если до того варрары не превратят в руины и родовые твердыни, и Царский Град.

За поворотом затеплился свет факела. Ну вот, кажется, уже совсем близко. Впереди замаячило причудливое кованное кружево еще одной решетки. Возле нее переминался с ноги на ногу угрюмый страж. Дикий Кот непостижимым образом просочился сквозь стену (и после этого он станет еще утверждать, что не владеет магией) и вновь возник по другую сторону решетки.

Узрев вынырнувшее прямо из стены черное привидение (Дикий Кот в этот поход надел принятое в его земле облачение воинов ночи), стражник лишился дара речи и на негнущихся ногах попятился к решетке. Смерчу осталось только выбросить руку и ударить растяпу по шее, а Камню подхватить его, чтобы при падении не наделал шума.

Дикий Кот уже успел разобраться с замком. Путь свободен. Поскольку наемник оказался не очень высок ростом, его доспехи и шлем надел Смерч.

— Ну и воняет от него! — скривил младший из Ураганов короткий нос, — Мыться у них тут что ли негде?

— Да нет! — вступился за дворец Камень. — Просто у здешней охраны очень деликатные желудки.

Смерч хмыкнул и хотел ответить в том же духе, но Дикий Кот строго глянул на них, и им пришлось замолчать. И в самое время. Все-таки их возня привлекла внимание. В коридоре послышались шаги. Дикий Кот ввинтился обратно в стену, Камень оттащил обездвиженного наемника подальше в темноту, деловито засунул в рот кляп, скрутил руки и ноги ремнями. Пусть отдохнет маленько. Смерч надвинул шлем на уши и замер у решетки, держа наготове метательный нож.

Впрочем, его опередили. Не успел командир караула, а это был он, поравняться с лжестражником, как из стены вылетел странный предмет, напоминающий металлическую звездочку с заостренными краями, и вонзился ему точно в лоб. Смерчу осталось только подхватить тело. Камень препроводил в темноту и этого.

Следующих двоих караульных сняли в том же режиме. Теперь остались только шестеро, которые стоят на посту непосредственно возле камеры и заодно охраняют жреца. Если раньше времени поднять шум, то все пропало. Интересно, сколько охранников притащится сюда вместе с Ветерком. Еще полдюжины, не меньше. Примерно столько же находятся с той стороны двери. Ничего, если действовать слаженно, это не проблема.

Но где же Дикий Кот? Нет, этого парня следовало назвать не Котом, а Летающим ящером, или Змеем. Воин ночи забрался по вертикальной стене наверх и устроился под самым потолком, упершись ногами в выступ карниза. Удобная позиция, ничего не скажешь. Так с его летающими игрушками можно и сотню перебить, не моргнув глазом.

Но вот караульные зашевелились. С той стороны двери послышались шаги.

* * *

И все-таки Олег не мог понять, с чего это вдруг Синеглаз вздумал им помогать: предупредил об оборотне, предоставил в распоряжение княжескую печать. Из любви к Лике? Он попытался представить себе, как бы сам поступил, окажись неожиданно Птица дочерью одного из владык Альянса, не смог, запутался и разозлился на себя. И лезет же в голову такая чушь!

В любом случае, даже если княжич замыслил что-то недоброе, пока он заслуживал благодарности. Одежда с доспехами уже сделали полдела. Очередь за печатью. Если удастся открыть хранилище, то одна из тысячи дверей наверняка выведет их.

Осталось тринадцать последних ступеней, ведущих вниз. Дурнота и слабость, всю дорогу донимавшие его роем назойливой мошкары, куда-то подевались. Сердце забилось чаще, разгоняя по жилам кровь, в голове появилась ясность, а все посторонние мысли куда-то испарились.

Сумрачный свет факелов бросал неровные блики на суровые лица стражников, окрашивал кровавыми отсветами сталь доспехов, лепил причудливые тени, населяя подземелье немыслимыми порожденьями тьмы. Олег, впрочем, сейчас этих созданий не видел и только отметил про себя, что караульных шесть человек.

Услышав на лестнице шаги, часовые, как велело предписание, преградили им путь, однако, узнав знакомые черты маски и главное, увидев княжескую печать, вытянулись в струнку, беспрепятственно пропуская княжича и его спутников внутрь. Двое из них остались караулить снаружи, остальные присоединились к охране «пленных».

Синдбад в который раз передернул плечами, проверяя узлы (не терпится же ему), с лица Глеба прочь слетела его обычная чопорность и высокомерие, на залысом лбу выступил пот. С каждым шагом план «С» нравился ему все меньше и меньше. Синдбад улучил момент, чтобы ободряюще ему подмигнуть: также, как и Олег, геофизик уже различил прилепившуюся к потолку фигуру Дикого Кота и приметил тени Могучего Утеса и Смерча, едва заметно, но все же нарушавшие гармонию древней каменной кладки. «Не слишком ли близко они выдвинулись? Как бы стража не засекла!» Впрочем, определить местоположение троицы мог лишь тот, кто точно знал, где ее следует искать.

Глеб тоже наконец разобрал, где кто есть, однако тревога с его лица не исчезла. Внутренний коридор патрулировало еще полдюжины солдат, выходило по двое на каждого. Насколько Олег знал, Глеб хоть и прошел серьезную подготовку, в боевых операциях ни разу не участвовал, всю войну просидел в штабе командования на должности аналитика, сделав там неплохую карьеру. Но анализ — это одно, а рукопашный бой, да к тому же не с условным, а вполне реальным противником, совсем другое. Задача не из легких, особенно, если впервые. Ну, ничего. Даже если Глеб растеряется, есть еще Синдбад и Тигр, да и они с Камнем и братишкой Смерчем тоже чего-то стоят.

Дверь в сокровищницу царя Арса представляла собой по-своему замечательный памятник легендарной эпохи, характеризующейся кратковременным, но гигантским взлетом культуры и технической мысли. Даже в докладе первой экспедиции, изложенном сухим, академическим языком, она именовалась не иначе как чудо или удивительный феномен, не имеющий объяснения, ибо кодовые замки подобной сложности на Земле научились изготавливать лишь в высокотехнологичный двадцатый век.

Жрец-хранитель на зов появился не сразу. Каждое движение этого седобородого, седовласого человека говорило о его несогласии с действиями нынешних властей. Бедолага. Он бы, может, был и рад открыть дверь да выпустить пленных, но именно на случай его неповиновения и предусмотрели вторую дверь и княжескую печать. Ну и зараза же князь Ниак! Это называется беречь как зеницу ока.

Великий Се! Как же долго он набирает код. Не менее трех минут уходят, чтобы поставить на место каждый символ. Не надеясь на свою память, он постоянно сверяется с испещренным письменами свитком. Интересно, что у него там? Вряд ли случайная комбинация. Скорее всего — отрывок из Предания, фрагмент хроники, глава из поучений царя Арса. Правда знаки могут быть взяты в какой-то специальной последовательности, в столбик, по диагонали, с интервалом в определенное число. Потому и приходится сверять. Птица наверняка сумела бы расшифровать, только пропавший свиток к тому времени заменили бы другим.

Веревки на запястьях Синдбада вот-вот лопнут от напряжения, и словно живые трепещут метательные орудия в руках Дикого Кота.

Наконец последний символ занимает свое место. Вначале ничего не происходит, затем где-то в глубине раздается задумчивый скрежет, приходят в движение шестеренки древнего, сложного механизма, и дверь медленно отъезжает в сторону.

Синдбад с Глебом в сопровождении конвоя заходят внутрь, кажется даже с излишней поспешностью. Ну все. Пора начинать.

Тело автоматически выполняет отработанные бесчисленное количество раз движения, помимо сознания реагируя на опасность, исходящую с любой стороны. Взгляд фиксирует только те детали, которые имеют значение в данный момент. В ушах слышны удивленные, испуганные крики, свист сюрикенов и ножей, звук падения тел.

На самом деле пара сбитых с толку перепуганных охранников — это не та работа, о которой стоит упоминать: связать, оставить в камере и забыть, пусть выбираются как могут. Синдбад уже оглушил своих противников и рубит цепи, которыми пленники прикованы к стенам. Один лишь Глеб возится с веревками, не замечая, что наемник уже мертв — похоже руководитель проекта сломал ему шею.

Хотя все трое освобожденных выглядели усталыми и обессиленными, Палий изыскал возможность схватить Олега за грудки:

— Сволочь! — прошипел он, судорожно сведя челюсти. — Ты поплатишься за это!

Пока Синдбад на пару с Глебом объясняли ему, что ряженый Синеглаз на самом деле их верный товарищ и коллега (оба слова в устах Глеба прозвучали особенно непередаваемо), слух Олега отметил, что снаружи что-то идет не так, поскольку битва, которой следовало бы давно закончиться, в самом разгаре.

Он успел вклиниться между дверью и косяком как раз в тот миг, когда ее попытались захлопнуть. Без введенного кода это означало навсегда, а код вводить было некому — седобородый жрец лежал у двери в свою каморку, и беспощадный сюрикен кровавой звездой сиял у него во лбу. «Иитиро, черный воин ночи! Этого-то за что? Забрали бы с собой, вывели бы из города, да отпустили на все четыре стороны! Впрочем, что теперь говорить!»

В коридоре было полно солдат, и они все прибывали. Камень со Смерчем держали оборону из последних сил. Тигр покинул свой пост в вышине и отчаянно рубился в самой гуще, вместо катаны используя два коротких меча вакидзаси. Синдбад уже тоже где-то разжился клинком и размахивал им, точно Давид Сасунский или древний царь Смбат, имя которого он носил. Палий, почувствовав прилив сил, орудовал одолженным у одного из наемников шестопером, а Глеб, устроив все еще не способных самостоятельно двигаться Эжена и Вима так, чтобы их не зашибли, поднял чей-то топор и принялся разрубать клепаные шлемы и кованые доспехи, не хуже владельца мясной лавки, рассекающего туши на куски, с тоской думая о более привычном и менее марком бластере.

Прорубаясь к двери, ведущей в подземелье — наемники лезли именно оттуда — Олег пытался вспомнить, на каком этапе они совершили промашку, и не мог ничего найти, за что можно было бы зацепиться. Оставалось одно: или они неверно рассчитали время отправления вертолета, что, несомненно, насторожило обитателей дворца, или… «Не доверяй тому, кто придет к тебе другом».

Возле двери толчея достигала своего безумного апогея. В ход шли кинжалы, кулаки, локти, колени, пятки. Временами даже приходилось бодаться или пускать в ход зубы. С лестницы лезли все новые и новые озверевшие, дышавшие перегаром морды, словно те пять или шесть тысяч, которых отправили на усмирение мятежных Ураганов, волшебным образом перенеслись сюда. Олегу отчаянно не хватало воздуха, разбитое тело, словно неисправный механизм, вот-вот собиралось дать сбой. Сема-ии-Ргла тоже иногда ошибаются. Впрочем, стоило ли трижды обманывать смерть, чтобы сгинуть здесь, в этом вонючем подвале, бросив на произвол судьбы Птицу и всех родных…

— Бра-а-атишка! Да ты здэ-эсь, ва-а всю ра-а-звлэкаешься! А-а-ставь и на ма-а-ю долю чуть-чуть!

Что ни говори, Синдбад подоспел как никогда вовремя.

Вдвоем им удалось отвоевать изрубленную дверь и запереть ее изнутри, теперь они имели в запасе около десяти минут. Ситуация в подземелье тоже начала коренным образом переламываться. Камень и Смерч заблокировали в каморке жреца по крайней мере дюжину солдат, Палий и Глеб успешно держали оборону возле намертво заклиненной двери хранилища, Эжен и Вим по возможности им помогали. Олег с Синдбадом, налегая спинами на дверь, чувствуя, как крошится с той стороны привозной синтрамундский дуб, рубили тех, кто рвался к замкам. Синеглазов меч сделался красным от крови солдат, но дело свое исправно выполнял.

Когда к Олегу пришло понимание, что за десять минут они не управятся, и тогда придется начинать все сызнова, и так до конца времен, в тяжелом, душном, насыщенном запахом свежей крови и испарениями множества барахтающихся тел, воздухе раздался ни на что не похожий, характерный звук. Наконец-то! Тигр вновь оседлал карниз, и в подвале начался смертельный звездопад. Запас сюрикенов у кузнеца был неистощимым. Через несколько мгновений в подвале осталась лишь гора безжизненных тел.

— Впечатляюще! — с легкой завистью захлопал в ладоши Палий.

— Даже с АКМ, или бластером он не справился бы лучше — поддержал его Эжен.

— Настоящий герой дня! — высказался Глеб.

— А ты, А-а-алег, кажется, еще его па-а-адазревал!

— И совершенно справедливо… — со странным выражением проговорил Тигр.

В его черных глазах что-то сверкнуло, между пальцами показалось острие сюрикена. Олег это заметил потому, что смотрел на Тигра, а не на учиненный им разгром.

— Ложись! — заорал он, что было мочи, устремляясь навстречу крутящейся звезде.

Один сюрикен щелкнул по двойному оплечью Синеглазова доспеха, другой завяз в броне, одним из шипов достигнув плеча. «Не доверяй тому, кто придет к тебе другом! Другом, ты понимаешь…»

* * *

Когда Ветерок, словно на крыльях духа прародителя, взмыл к потолку по вертикальной стене, чтобы там схватиться с Диким Котом, Камень сначала ничего не понял и подумал, что воин лишился рассудка. И только железная звезда, вонзившаяся в стену, на которую ему указал более внимательный Смерч, открыла ему глаза на истинное положение дел. Он считал Дикого Кота другом, доверял его суждениям не только о качестве клинков, но и о людях. Именно Дикий Кот познакомил его с царевной. Была ли та встреча случайной или служитель темных духов с самого начала собирался заманить дочь царя Афру в ловушку, а потом всю вину свалить на Ветерка?

Впрочем, в тот момент Камень об этом не думал. Ошеломленный и сбитый с толку, он следил за зрелищем, которое разум человека, рожденного под звездами, а не над ними, был просто не в состоянии осмыслить и постичь.

Две упругие, подвижные тени, одна угольно-черная, другая серовато-серебристая в неверном свете факелов стремительно неслись по подземелью, не различая и не пытаясь различить пол и потолок, выписывая в воздухе немыслимые фигуры. Две мысли, две воли, две идеи, забыв про бренную оболочку, а вернее полностью ее подчинив, сошлись в смертельном противоборстве, дабы победить, или уничтожить друг друга. Им не требовалось иной опоры, помимо Правды, истиной, или ложной. И силу они черпали напрямую из тех источников, которые дают лишь духи прародители и Великий Се. И для того, чтобы доказать или опровергнуть свою истину, они по большому счету могли обойтись даже без мечей. Ибо клинки хотя и скрещивались, высекая искры и оглушая, а грохот в подземелье стоял точно в небесной кузнице Ильманарнена, но на их месте с таким же успехом могла оказаться травяная палка или просто голая рука. Таким умением даже по ту сторону звездного моста владели лишь избранные.

Прочертив несколько зигзагообразных фигур в узком горлышке Хранилища, соперники, которым здесь явно не хватало простора, точно две шальные молнии умчались в темноту лабиринта. Остальные последовали за ними, предварительно заперев и заклинив решетку, отгораживавшую эту часть подземелья: наемники уже взломали дверь.

Поскольку Камень шел замыкающим, он не сразу разобрал, что произошло. Использовал ли Дикий Кот какой-то неизвестный Ветерку прием или применил какое-нибудь средство, доступное лишь владеющим темной магией, но Ураган, до того вцепившийся в противника мертвой хваткой и явно близкий к тому, чтобы одержать над ним верх, неожиданно оказался отброшен на несколько саженей назад. Ударившись со всего маха о стену, так, что вылетело несколько кирпичей кладки, он тяжело рухнул вниз, и, несомненно, сломал бы себе шею, если бы Синдбад и Смерч не подхватили его. Хотя из его рта с бульканьем шла кровь, он подавал признаки жизни.

Дикий Кот ночным призраком умчался в темноту. Через несколько мгновений в глубине коридора прозвучал сухой хлопок, и гулкое эхо донесло грохот обвала. Отправившийся вслед за беглецом, Смерч вернулся, точно мукой, обсыпанный каменной крошкой и пылью.

— Он обрушил перекрытие в том месте, где мы выходили! — сообщил он.

Камень в это время обследовал коридор в поисках спасительного потайного хода. Великий Се! Ну где же он? Неужели за двадцать лет он все позабыл? Нет, все сходится: стрельчатая арка, поддерживающая свод, три ряда тяжелых колонн, узкий коридор, пять ступенек и… Глухая стена! Кладка совсем свежая, года два не больше. А он-то надеялся быть полезным. Старый безрогий зенебок, место которому на бойне. Ну что ж, теперь выход один. Сражаться и умереть с мечом в руке.

В это время Ветерок открыл глаза.

— Он ушел? — не без труда разобрал Камень движенье бледных, окровавленных губ.

— Знаешь ли, — почти с издевкой сообщил ему Глеб, — есть проблемы поважней! Ход Могучего Утеса, на который вы возлагали такие надежды, наглухо замурован, а другой этот негодяй взорвал!

Ветерок предпочел ему не ответить, только при слове «негодяй», сказанном ровно тем же тоном, как тогда в травяном лесу, на его лице мелькнула странная улыбка. Он жестом попросил Камня и Синдбада помочь ему подняться на ноги, и то придерживаясь за стену, то опираясь на плечи друзей, на каждом шагу отплевывая кровь, заковылял в ту часть подземелья, где располагалась царская усыпальница.

Камень подумал, что эта идея не лишена смысла — из усыпальницы имелся ход наверх, хотя, как выйти живыми из дворца, а потом еще и из города, Могучий Утес не имел никакого понятия. Впрочем, выбирать не приходилось, наемники шли буквально по пятам.

Усыпальница царей располагалась в самой древней части дворца, построенной еще до прихода царя Арса, в те смутные времена, когда поклонники темных духов взяли ненадолго верх, и жители Сольсурана вынуждены были скрываться под землей. Несколько рядов сужающихся книзу колонн поддерживали тяжкие своды, в симметричных арках и нишах, вырубленных в стенах, располагались надгробья царей. Поскольку Камень хорошо знал это место — сюда часто спускались во время дворцовых церемоний — он сразу отыскал последнее захоронение. Царь Афру и его супруга покоились рядом в великолепном саркофаге драгоценного розового порфира, который мастера народа Земли изготовили по заказу их убийцы. Может быть, Ураган пытался найти заступничество у последнего царя и его божественной супруги?

Но нет, он остановился у другой гробницы, самой скромной по украшению, но наиболее древней и всеми почитаемой. Одолев поклонников темных духов, основатель династии, мудрый царь Арс правил без малого восемь десятков лет, и его правление в Сольсуране именовали не иначе, как золотой век, ибо то было время всеобщего процветания и благоденствия. Когда же ему пришел срок подняться по звездному мосту, он сам построил для своего бренного тела последнее прибежище, строго настрого заповедовав потомкам что-либо в своей гробнице менять. Вот у его-то захоронения и остановился Ветерок.

Камень не удивился. Среди немногих украшений царского надгробия особым почтением пользовался знак поднятой руки — великое знамя первого из царей. Сомкнутые пальцы, означали единение народов травяного леса, рука, развернутая ладонью вперед — напоминание о мирных намерениях. Среди простых сольсуранцев, которые в прежние годы могли свободно посещать усыпальницу, бытовало устойчивое поверье, что если приложить к каменной ладони свою, то можно надеяться на осуществление самых сокровенных чаяний и надежд.

Молодой Ураган стер с лица кровь и медленно, словно преодолевая сопротивление воды или песка, опустил руку на крышку гробницы. Ладонь легла на ладонь, словно принадлежала одному человеку, где-то в глубине послышался скрежет… и у подножия саркофага открылся проход.

На какой-то миг все застыли в изумлении: десятки тысяч человек на протяжении веков прикладывались к священному знаку, но ничего подобного не происходило.

Глеб, который лопатками ощущал остроту копий и мечей неотвратимо приближавшийся погони, и которому не терпелось поскорее убраться из дворца посветил факелом в проем: ни ступеней, ни следов кладки, только непроглядная чернота бездонного колодца.

— И ты хочешь, чтобы мы туда лезли? — возмущенно глянул он на Ветерка.

— Это единственный путь, — с трудом подавляя мучительный кашель, выдохнул Ураган.

— Напоминает черную дыру, — задумчиво почесал в затылке Синдбад.

— Ты-то сам им пользовался? — с подозрением поинтересовался у брата Смерч.

Ветерок без лишних слов кивнул.

— Вы как хотите, — подал голос один из освобожденных пленников, тот самый здоровяк, который показал себя таким молодцом в бою, и это несмотря на то, что его бритый череп был украшен ритуальной татуировкой варраров, — а я обратно не вернусь! Чем в тот каменный мешок, уж лучше в черную дыру, или куда угодно!

Он первым решительно шагнул в темную пустоту. Товарищи по заключению последовали за ним. Камень шел предпоследним, поджидал Ветерка. Он почувствовал, как почва уходит у него из-под ног… а затем его тело оказалось подхвачено невероятным, стремительно закручивающимся вихрем, словно какая-то неведомая сила вознамерилась сначала сжать его до размеров наперстка, а затем забросить невесть куда. Последнее, что запечатлело его сознание, перед тем как погаснуть, были ошалелые рожи ворвавшихся в усыпальницу наемников и по контрасту с ними спокойное, слегка насмешливое лицо Урагана. За миг до того, как последовать за товарищами, он приложил к спасительному надгробию ладонь, запечатывая проход.

(обратно)

Двунадесятый ряд

Сероватые, мутные струи дождя стекали по крыше и беспрепятственно проникали в дымовое отверстие, норовя погубить огонь. Земляной пол возле очага был уже весь мокрый, и сегодня никто не стремился как в обычные прохладные дни сесть поближе к огню. Пламя, впрочем, не сдавалось. Возмущенно отфыркивалось, пуская по всей комнате густые клубы дыма, вспыхивало, бросая неверные отблески на лица поглощенных работой женщин, на их руки, которые привычно ловко сучили пряжу, управлялись с ткацким станом, разминали травяные волокна, вязали узлы и продевали петли, образуя сложный рисунок травяных рубах.

На женской половине за работой собрались почти все обитательницы Гнезда Ветров, не занятые на кухне или не озабоченные сборами и проводами мужей. Женщины сидели на войлочных ковриках, шкурах животных, травяных циновках. Возле матерей копошились, играя с разноцветными лоскутками, плетеными и глиняными игрушками, или забавляясь с котятами домашнего мурлакотама, светловолосые ясноглазые ребятишки. По стенам сновали небольшие синие ящерки, промышлявшие тараканов и прочих насекомых.

Старые и молодые лица объединяло схожее выражение умиротворенности, спокойствия и незыблемой веры в промысел Великого Се, заступничество духов прародителей и стойкость мужей народа Урагана и других сольсуранских племен. И хотя все присутствующие уже знали не только о нашествии варраров, но и о приближении войск князя Ниака, это никто не обсуждал. И только обилие плетущихся здесь травяных рубах да связки расщепленных стеблей, на которые молодые женщины и мальчишки, не достигшие возраста посвящения, крепили стальные наконечники и перья хищных птиц, превращая их в стрелы, говорили о грядущей войне.

Птица подумала, что в таком восприятии жизни присутствовала какая-то высшая, увы, непостижимая для нее мудрость. Что толку переживать? Все звенья жизненной цепи давно выкованы небесным кузнецом Ильманарненом. Она вспомнила свою собственную растерянность и беспомощность тогда, в пустыне Гнева, и позже в пещере, когда Олег крикнул ей: «Сиди и не высовывайся!»

Полуобнаженный ужасный воин совсем не походил на того веселого зеленоглазого оболтуса, который на семинарах спорил с преподавателями по поводу способа закалки сольсуранских мечей, и даже на того красивого и фактурного витязя, который во время реконструкции битвы при Фиолетовой, исполняя роль царя Афру, едва ли не в одиночку загнал всех «варраров» в Волгу, после чего не по канону признался своей царевне в любви. Таким она видела его всего лишь раз на экране монитора в охваченной пламенем рубке истребителя, задыхающегося от дыма, идущего в атаку на четыре корабля Альянса…

Легкое Облако, младшая жена великого вождя Бурана, затянула песню, подхваченную другими женщинами. Птица тоже подтягивала знакомый мотив, полуавтоматически анализируя количество ударных и безударных слогов, мелодическую линию, разночтения с другими вариантами. Все сходилось. Силлабический стих 4+8, напев четырехстрочник. Впрочем, к чему все это? К храмовым свиткам не применить, а поездка в Гарайю… Великий Се! Как можно думать о подобной ерунде!

Сидящая справа от нее голенастая рыжеволосая женщина восхищенно замерла, приложив руку к своему сильно выступающему вперед, округлому животу:

— Ой, сыночек шевелится!

— Почему ты уверена, что это сын?

Будущая мать, которую звали Яркая, была взята из рода Огня в жены старшим сыном Бурана Суховеем, отцом ей приходился Пожар, мудрый вождь народа Огня, первым присягнувший на верность царевне Сольсурана. Ее первенец, двенадцатилетний Шквал, проходил воинское обучение под руководством Ветерка.

— Конечно же это сын! Мне все говорят, будет мальчик! Я только сына и жду! — убежденно проговорила молодая женщина.

— Но ведь сына, когда он достигнет возраста посвящения, придется отдать на воспитание к дальним родственникам или отправить в мужской дом. Таков обычай, а девочка останется с тобой.

— Девочка подрастет и уйдет в другой род, как я, а сын же, повзрослев, вернется и будет моей опорой в старости!

Птица пожелала Яркой благополучия и замолчала, невольно прислушиваясь к собственному телу. Хотя никаких особых изменений в своем организме и самочувствии она пока не замечала, и до возвращения Лики не имела возможности что-либо проверить и подтвердить, ей до безумия хотелось, чтобы пророчество Словорека оказалось истиной. Особенно сейчас, когда Олег, толком не долечившись, опять покинул ее и вновь рисковал жизнью, которой, если верить странным предсказаниям Сема-ии-Ргла у него и так оставалось в запасе немного.

Мысли липли друг к другу словно комки паутины, как нить на веретено наматываясь на одну: что с Олегом, где он сейчас. Связь отсутствовала уже несколько часов, и это могло означать все, что угодно.

Птица почувствовала, что у нее затекла стопа, и поспешила переменить позу, стараясь не выпустить из рук свое плетение. «Интересно, привыкну ли я когда-нибудь обходиться без мебели». Травяная рубаха была почти готова, осталось два последних ряда. Когда только ее теперь удастся на Олега одеть? Увы! Помочь мужу и его товарищам она ничем не могла, и все, что ей оставалось, ждать возобновления связи и молиться, пытаясь, как и все вокруг, отогнать тревожные мысли, заглушив их работой.

Еще один ряд и можно заделывать ворот и проймы. Сейчас самое главное не сбиться с ритма рисунка и не напутать чего-нибудь в потайных узлах.

Ритуальный узор травяной рубахи каждого из сольсуранских племен состоял из двенадцати рядов. Первые четыре ряда были у всех одинаковыми и посвящались, соответственно, Великому Се, Владыке Дневного Света, трем его дочерям и духам стихий. Следующие четыре ряда рассказывали историю каждого племени, повествуя о его происхождении от духа одной из стихий или какого-либо священного животного, о месте, которое оно занимает в сольсуранском племенном союзе, о прошлом того или иного рода и той роли, которую он сегодня играет в судьбе племени.

Далее можно было переходить к владельцу рубахи. Подробно, аж в двух рядах описав его родословную, следовало скупо и лаконично на последнем ряду перечислить его заслуги. А если подвигов, совершенных обладателем рубахи, было так много, что описать их в двух словах не получалось, для этого отводилось специальное место: на вороте возле колец доблести или на рукавах, если таковые имелись. В отдельных родах разрешалось также занимать так называемый второй родительский ряд.

Заканчивая рубаху для Олега, Птица искренне пожалела, что он, вероятно ощущая ее как местную разновидность бронежилета, совершенно не признавал рукавов. На один ряд все его заслуги, даже без учета последних подвигов, просто не вмещались, а обижать его родню, занимая ряд предков, ей не хотелось. Старательно оформляя ворот, она думала о том, почему же все-таки нельзя занимать последний, двенадцатый, или как говорили здесь двунадесятый ряд. О его назначении сольсуранцы не могли ничего вразумительного сообщить ни первой, ни второй экспедиции, и ученые вот уже двадцать лет ломали головы, для чего он вообще.

Птица глянула на своих соседок. Яркая объясняла одной из дочерей Бурана, Метели, которой предстояло к концу весны стать женой ее двоюродного брата Костра, как плетут травяные рубахи у них в роду. Пресловутый двунадесятый ряд располагался не как у Ураганов в середине узора, отделяя Великого Се и Владык Дневного и Ночного света от духов стихий и смертных, а предварял весь узор, опережая даже ряд Великого Се.

Птица задумалась, а не связано ли это как-то с сольсуранским мифом творения, объяснявшим иерархию племен травяного леса и отраженном в местном двенадцатилетнем календаре. В сжатом виде он звучал так.

Когда Великий Се задумал сотворить этот мир, в начале он создал огонь, горевший ночи и дни напролет, разгоняя первозданную тьму. Из искр, которые он разбрасывал, появились звезды, самые крупные превратились в солнце и три луны. Затем огонь начал угасать, а когда он почти погас, на его месте появилась великая гора или как здесь говорили Могучий Утес. Он стоял незыблемо много тысяч лет, страдая ночью от холода, а днем от палящего зноя, пока Великий Се не сотворил облака, из которых пролился первый дождь, продолжавшийся много дней и ночей, так что подножие Могучего Утеса оказалось совсем затоплено. Поэтому Великому Се пришлось сотворить Ураган и другие ветра, которые могли по Его воле разгонять облака и снова их собирать.

Прилетев на щедро политые дождем склоны Могучего Утеса, Ураган принес семена травы, которые тотчас проросли. А когда первая трава отжила свой срок и отмерла, то образовалась Земля или почва. Излишки же первого дождя стекли со склонов Утеса в раскинувшийся у его подножия травяной лес и стали рекой Фиолетовой и другими потоками.

Завершая творение, Великий Се населил созданный им мир различными животными, первыми из которых появились зенебоки, табурлыки, горные коты, козерги и косуляки. Со временем духи стихий и прародители животных по воле Великого Се дали начало человеческому роду. Так появились двенадцать сольсуранских племен: народы Огня, Могучего Утеса, Воды, Урагана, Травы, Земли, Реки, а также Зенебока, Табурлыка, Горного Кота, Козерга и Косуляки.

На всякий случай Птица подошла еще к двум женщинам. Одна из них, Легкое Облако из племени Воды, плела рубаху своему неженатому брату, другая старалась для недавно овдовевшего отца, главы одного из родов в племени Зенебока. У Легкого Облака двунадесятый ряд отделял Владыку Дневного Света от его дочерей-лун, а у ее подруги шел восьмым, вторгаясь между прошлым и настоящим рода ее отца. Все согласно иерархии, обозначенной в мифе творения, как количество строк и слоговых групп в песнях. Ах, Олег, Олег как ты был прав и почему тебя нет рядом!

Хотя рисунки на лицевой стороне в обоих случаях были одинаковые, повторявшие как друг друга, так и орнаменты народов Ветра и Огня, узлы изнаночной части образовывали совершенно оригинальный и неповторимый узор…

Ночь плела паутину теней, точно уток на основу, нанизывая ее на ткацкий стан дождя. Владычица ночи, малевавшая все без разбора черным, так что предметы теряли не только краски, но и объем, точно усердная паучиха Арахна наматывала на веретено тень и отрез за отрезом ткала тьму на прозрачном стане дождя.

Женщины одна за другой разбирали детей и отправлялись спать. И только Птица, точно одинокая чайка над разоренным гнездом, сидела в своей каморке над передатчиком, ожидая сама не зная чего. Масло в лампадке закончилось, и она налила еще. Не слишком ли громко трещит чадящий огонек, не разбудить бы Яркую или Легкое Облако, спящих в соседних клетях? Впрочем, там тоже кто-то ворочается и вздыхает: женам в отсутствии мужей плохо спится. Домашний мурлакотам подкарауливал синюю ящерку, пытавшуюся стянуть кусок зенебочьего сыра, забытого в тени.

Примерно через каждый час к Птице поднимались отроки, робко спрашивали о том, есть ли какие-то вести. Сначала явился Обглодыш, очень переживавший из-за того, что его не взяли во дворец, несмотря на клятвенные заверения о том, что он знает там все ходы и выходы. Он сообщил о приближении подмоги со стороны Козергов и Косуляк. Их войско общим число равнялось тысяче с небольшим.

Затем явился юный Шквал, сын Суховея и Яркой. Бедняга жутко ревновал наставника не только к новому ученику Обглодышу, но даже, кажется, и к молодой супруге. Впрочем, нынче ему немалых трудов стоило сдерживать волнение если не слезы, ибо принесенные им новости касались его слишком близко: варрары осадили Земляной Град, и отряды отца и деда, на помощь которых в Гнезде Ветров так рассчитывали, оказались отрезаны от родной твердыни. Птица как могла ободрила отрока.

Она думала о Яркой и о ребенке, которого та ждала. Выполнив поручение, Шквал наверняка направился к ней. В соседней клети происходило какое-то движение, оттуда доносились приглушенные голоса, пару раз кто-то всхлипнул. Птица не посмела туда войти. Сыну с матерью в такой момент лучше побыть вдвоем.

Она сидела возле передатчика и плела рубаху: заделала ворот, обработала проймы, проверила все потайные узлы. Черная нить на небесном веретене сменилась серой, с оттенками зеленоватого, фиолетового, оранжевого и розового, что означало приближающийся рассвет. Владычица ночных теней заканчивала свою работу, дабы уступить место сияющему супругу, бороздящему океан времени на алом зенебоке.

Скоро женщины Гнезда Ветров вновь проснутся, чтобы начать свои каждодневные дела. Птице пришло в голову, что о смысле ритуального рисунка травяной рубахи исследователи обеих экспедиций спрашивали, главным образом, тех, кто их носил, то есть воинов-мужчин, игнорируя вниманием тех, кто эти рубахи создавал. Все знали, что положение женщин в Сольсуране, как и в любом обществе периода военной демократии и раннего феодализма, было в высшей степени зависимое, и что знаниями в области Предания и родового эпоса их никто особо не обременял. И все же именно в Гнезде Ветров жила одна из дочерей Сольсуранского народа, которая была сведуща в Предании лучше иных мужчин…

Из передатчика донеслись кряхтенье и странные хлопки, затем он заговорил почему-то голосом Палия. Птица забыла обо всем и, бросив плетенье, трясущимися пальцами поднесла к губам микрофон.

* * *

— Эй, люди! Есть тут кто-нибудь? Тьма кромешная, ничего не видно!

— Ребята! Мы еще на этом свете, или уже на том?

— Что это было? Я так ничего и не понял! Как шарахнуло, как закрутило, затем выплюнуло куда-то, куда, не разберу!

— Ты что, никогда нуль-транспортировку не совершал?

— Откуда в Сольсуране нуль-транспортировка?

— Оттуда же, откуда и Молнии Великого Се. Или ты все еще полагаешь, что это фольклор?

Олег открыл глаза. Кажется, получилось. Даже от погони удалось оторваться. Правда его тело и душа этот путь совершили явно порознь, но это неважно, соединились в конце концов, и на том спасибо.

— Арсеньев! Ты здесь? Да отзовешься ты уже или нет?

Олег попытался что-нибудь сказать, но вместо того почувствовал невыносимое жжение в груди и зашелся удушающим, до потери сознания, кашлем.

В Пустыне Гнева, а этот странный ход, который он обнаружил во время раскопок около полугода назад, вел именно туда, за прошедшие десять дней ничего не изменилось. Разве только ночной небосклон совсем раскис от дождя. Неровной решеткой забравшие небо колонны храма поклонников темных богов напоминали стартовую площадку взорвавшейся ракеты. Чуть в стороне стоял вертолет, не более уместный здесь, нежели трамвай на рыцарском турнире.

— Арсеньев! Что все это значит? — недовольно воззрился на него Глеб.

Олег, словно гамлетовским безумием прикрывшись плащом своего нездоровья, предпочел не ответить. Вертолет на месте, а это главное, дальше как-нибудь выберемся.

Итак, Тигр оказался тем оборотнем, о котором предупреждал Синеглаз, и он его упустил. Обидно, но ничего не поделаешь. Флаем воин ночи всегда владел лучше, а тут еще эта не до конца сросшаяся рука. Десять дней слишком маленький срок. Вопрос в том, зачем Тигру понадобился весь этот фарс. Он ведь мог их всех убить еще на станции, не создавая никаких проблем. Инсценировать смерть вестников во время неудавшегося побега? Дескать, князь Ниак и Альянс тут ни при чем. Или у него шла какая-то своя, не имеющая отношения к здешним властителям, игра? В любом случае, вопрос об отключении щита теперь закрыт. Все ясно как день: Тигр привел наемников на станцию, отключил щит, а затем разыграл перед ним и Могучим Утесом трогательную комедию. И все же, это выглядело странно. Тигр — оборотень, то есть князь Ниак?

После всех приключений спасатели и спасенные нуждались в небольшой передышке. Хотя храм темных богов считался в Сольсуране не самым добрым местом, его цокольный этаж отлично сохранился и сейчас давал неплохую защиту от ветра и дождя. Пока Глеб оказывал Виму и Эжену помощь, которой, в общем-то, и не требовалось, ибо пленники, в основном, нуждались в отдыхе и подкреплении сил, Камень снял с Олега доспехи и маску, вытер с лица испарину, положил на разбитую грудь холод. Синдбад принес аптечку и сделал инъекцию. Стало вроде бы немного легче дышать, правда, каждое движение отзывалось болью, и на спину вроде бы привязали наполненную вязким тяжелым коллоидом резиновую подушку. «Ничего. Это пройдет, — утешил себя Олег — А если нет, в любом случае осталось недолго».

Палий нашел в вертолете спиртовку, а Смерч принес короб с припасами, которые и земляне, и сольсуранцы начали активно поглощать. Олег про себя отметил, что, хотя заботливые женщины Гнезда Ветров еды им приготовили не меньше чем на три дня, зенебочий сыр, лепешки и вяленое мясо таяли буквально на глазах. Даже Глеб, со свойственным ему высокомерием частенько иронизировавший по поводу «примитивной пищи» варваров, уплетал за обе щеки.

У Олега сейчас один запах съестного вызывал тошноту.

— Хреново выглядишь! — почти без своего знаменитого акцента сообщил ему Синдбад.

— Царевна нам голову за тебя снимет, — участливо вздохнул Могучий Утес.

— А вы ей не говорите, — одними губами посоветовал Олег.

— А мы и не сказали, — кивнул Палий, отправляя в рот очередной кусок. — Связи все равно нет.

Олег кивнул. Он знал, что в Пустыне Гнева не работали никакие приборы, поскольку место это характеризовалось как геомагнитная аномалия. Дело в том, что в этом районе, то ли в результате применения молний, то ли еще задолго до них образовались фантастические залежи железной руды и других металлов, которыми была так богата земля Сольсурана. Именно с этим явлением биологи связывали разнообразие расцветок местной растительности, а специалисты в области экономики и политики — тот недвусмысленный интерес, который проявлял к этим местам Альянс.

Глеб неуютно заерзал на месте:

— А как же вертолет?

— Взлетит, куда он денется, — успокоил его Палий. — Это старье, к счастью, понимает, что такое ручное управление. Пойдем по СКП.

Олег с Синдбадом усмехнулись, а Глеб сердито сверкнул глазами, похоже он тоже знал, что на сленге разведчиков СКП означает «смотри куда прешь».

— Умно ты придумал с вертолетом, да и с этим ходом потайным тоже ловко получилось, — похвалил Олега Синдбад, когда руководитель проекта отошел к спиртовке погреть руки. — Только почему нам ничего не сказал? Глеб от возмущения едва не родил!

Он заботливо вытер с Олеговых губ очередное кровавое пятно и деловым тоном опять без акцента продолжал:

— Мы решили сначала доставить тебя и ребят в Гнездо Ветров, а затем Палий отправится к варрарам. Он говорит, ситуацию еще можно переломить.

Олег прикрыл глаза. Гнездо Ветров: Птица, мать, забота и покой.

— Войско князя Ниака находится на расстоянии шести часов ходьбы от ущелья Спасенных, — напомнил он товарищам.

— Нам его не остановить! — сдвинул брови подошедший Глеб. — Да мы и не имеем права! Вмешательство в дела аборигенов — это прямое нарушение Соглашений! — добавил он, оседлав любимого конька.

Олегу очень хотелось напомнить твердолобому коллеге, который беспокоился сейчас, прежде всего, о своей драгоценной персоне, что именно его неумелое руководство, сводившееся к беспрекословному выполнению Соглашений, способствовало полному провалу экспедиции и превратило ее членов сначала в бесправных пленников, а теперь в бездомных скитальцев, вынужденных искать милости у сольсуранских вождей. Но его опередил Эжен.

— Вообще-то аборигены первыми вмешались в наши дела! — сердито заметил гидролог, восстанавливая кровообращение в занемевших от длительного пребывания в оковах запястьях и ступнях.

— Но это не повод пытаться выступить против них всемером! — истерично возопил Глеб. — Ибо я в авантюре, которую предлагает Арсеньев, участвовать не собираюсь!

— А куда ты денешься, приятель! — лезвием кривого ножа полируя свой бритый череп, сурово глянул на руководителя проекта Палий. — Отсидеться при штабе на этот раз не удастся! Если падет Гнездо Ветров, а это вполне может случиться, если Суховей не успеет повернуть назад, в Сольсуране заварится такая кровавая каша, из которой вряд ли кому-то удастся выбраться живым. Или ты надеешься, что за выполнение Соглашений Змееносцы выпишут тебе утешительный бонус в виде билета домой? В обмен на скрижаль и царевну?

— На что ты намекаешь?! — вскочив, едва не ударился о низкий потолок Глеб.

— Наемников надо задержать! — решив пресечь бесполезные пререкания, жестко, насколько позволяла разбитая грудь, проговорил Олег. — И здесь для этого самое лучшее место.

Он приподнялся, снова почувствовав прилив сил. Адреналин всегда шел ему на пользу, да и лекарства начинали действовать.

— Ты не можешь сражаться сейчас! — В один голос глянули на брата и товарища Камень и Смерч. — Тебя даже ноги не держат!

— Если дожидаться «потом», будет поздно!

Докучный дождь метал и метал сотни тысяч тонких прозрачных копий, которые то глубоко вонзались в землю, то вдребезги разбивались о скалы. Тяжелые обложные облака, закрывшие от глаз звезды и все три луны, медленно меняли свой цвет, переходя от угрюмого фиолетового к грязновато-серому с проблесками розоватого и оранжевого, что, несомненно, означало рассвет. Переполненная событиями, ночь медленно подходила к концу. Вряд ли наемники выступят раньше, чем окончательно рассветет.

— Но что мы можем предпринять?! — удивленно глянул на настроенных решительно разведчиков Эжен. — Из оружия у нас сейчас топоры, мечи, копья да луки. Даже взрывчатки самой примитивной нет!

— Па-а-ачему нэт? — лукаво сверкнул белыми зубами Синдбад.

Он проворно взбежал по ступенькам и через пару минут вернулся с тяжеленным рюкзаком на плечах. В руке он держал пульт управления взрывным устройством.

— Па-а-а-анимаете, захватил из Земляного Града на всякий случай! — с довольным видом пояснил он. — Думал, если что верта-а-алет вза-арвать.

Олег почувствовал умиление. Он знал, что старый боевой товарищ даже из дома не выходил, не прихватив пару динамитных шашек, мало ли что. Впрочем, изготовить высококачественную взрывчатку Синдбад мог из любых ингредиентов, включая крекеры и кефир.

— Я брал с за-а-пасом, поэтому, думаю, остановить п-эхоту и зэнэбоков впа-а-лнэ можна, — пообещал Синдбад.

Затем воодушевление на его лице сменилось озабоченностью:

— Не знаю только, удастся ли ее з-а-а-а-лажить, чтобы добиться нужного р-езультата. Здешние скалы сплошь б-а-а-зальт, гр-а-а-а-нит и прочая м-а-а-а-а-гматическая п-а-а-рода. А у нас нэ инструмэнта, нэ врэмеэни.

В глазах Глеба появилось торжество: «А я же вам говорил!» Была б его воля, он бы давно уже убрался из этого паршивого места куда-нибудь подальше, туда, где безопасно и теперь готов был уцепиться за любой, самый незначительный предлог. Но Олег знал, как решить возникшую проблему.

Полгода назад, обследуя храм темных богов, помимо портала или телепорта, установленного там в древности вопреки всем закономерностям развития цивилизации и переносящего во Дворец Владык, он обнаружил еще один более старый ход, пробитый в скалах в соответствии с древними инженерными нормами, прочно и на века и заканчивающийся у выхода из ущелья Спасенных. Согласно его гипотезе, именно по нему уцелевшие поклонники темных духов сумели выбраться за пределы Пустыни Гнева в день бомбардировки.

Именно его использовали Птица с Обглодышем, когда скрывались от погони (он был достаточно высок для роста зенебока). По первоначальному плану они должны были пройти этим путем все вместе, чтобы запутать погоню, но Синеглаз (Синеглаз ли?) и бешенные кавуки Ягодника слишком рано их заметили, пришлось отвлекать. Ну что ж, теперь следовало проверить древний ход на прочность еще раз.

Выбирая из двух зол меньшее: ни говорить, ни двигаться как следует он и в самом деле еще не мог, Олег начертил на клочке бумаги схему подземелья. Получилось вполне сносно.

Синдбад после первых замеров и прикидок сказал, что взрывать можно и нужно, а Глеб, обнаружив по схеме еще один коридор, выходящий далеко в горы и, стало быть, вполне пригодный для отступления (говоря другими словами, бегства), почти успокоился и перестал скулить. Спокойствие, впрочем, длилось недолго, ибо руководитель проекта сообразил, что «дикарь Арсеньев» в который раз обошел его на научном поприще, и снова позеленел, на этот раз от зависти. Нашел, называется, время.

Олег старался не обращать на него внимания: к Глебу он уже давно привык. Пока Синдбад вместе с потомком горняков Могучим Утесом простукивали стены подземелья и делали замеры наверху, а Эжен с Вимом производили необходимые расчеты (Глеб во всем этом участия не принимал), Палий со Смерчем вызвались слетать на разведку. Маленький Ураган заявил, что хочет еще раз взглянуть на родной край с небесной вышины.

Олег про себя усмехнулся. Он догадывался, что истиной причиной, побуждавшей его брата держаться поближе к Палию, были татуировки обитателей гнилых болот, на которые с явным неодобрением косился и Могучий Утес. Полжизни проведшие в постоянных стычках с варрарами, воины привыкли им не доверять, и никакие заверения вестников относительно надзвездного происхождения Палия не могли их убедить, что этнограф действительно друг.

«Не вышло бы между ними какого недоразумения», — с тревогой подумал Олег. Однако его опасения оказались напрасны. Варрарский шаман и воин травяного леса неплохо сработались.

Разведчики вернулись меньше, чем через час, и одного взгляда на них хватило, чтобы понять: вести они принесли недобрые.

— Все гораздо хуже, нежели мы предполагали, — едва открыв дверцу кабины, доложил Палий.

— Их больше двух тысяч? — осведомился Эжен.

— Нет, но советники Альянса, которые, похоже, здесь всем заправляют, решили устроить еще одну провокацию!

— Что ты имеешь в виду? — сдвинул и без того сросшиеся смоляные брови Синдбад.

— В операции участвует бронетехника.

— Вы в этом уверены? — Глаза Глеба округлились от ужаса, он зашелся кашлем, точно его тоже шарахнули об стену.

— Мы видели машины надзвездных краев собственными глазами, — бесстрастно отозвался Смерч.

Руководитель проекта, окончательно утративший контроль над ситуацией, обхватил голову руками и застонал.

— Это же незаконно! Это противоречит Соглашениям! Это невозможно, в конце концов! Как их перебросили на планету? Мы не засекали ни одного корабля. Если, конечно, Анжела, как я подозревал, не повинна в преступном сговоре…

— Мы к-ажется сошлись н-а том, что з-ащитное поле а-атключил Тигр! — напомнил ему Синдбад.

Олег посмотрел на него с благодарностью, но затем подумал, что кое в чем руководитель проекта прав: после заключения Соглашений высадок на планету не производилось. Но кто сказал, что вооружение, да и советников не могли доставить еще до того, в тот же период безвременья, когда сюда попал и он сам. Но тогда каким образом их все это время скрывали и почему решили использовать только сейчас? Не хотели рисковать, пока не накопят достаточно сил? В любом случае, ситуация на планете менялась каждый день, и менялась к худшему.

— Какова численность группировки? — казенным языком, наиболее уместным в сложившейся ситуации, поинтересовался он.

— Около роты, — также сухо отозвался Палий. — Мы со Смерчем видели дюжину машин. Но это не главное. — Палий помолчал, собираясь с духом. — Понимаете, это наши танки! Моделей «Змей Горыныч» и «Ганг», которые применялись во время последней войны.

— На Ва-а-анкувере в р-аспоряжении Альянса а-казался целый полк! — сплюнув на землю, скривил рот Синдбад!

— Но зачем это Змееносцам? Чего они добиваются? — не понял далекий от политики Эжен.

— Это и й-эжу п-анятно! — фыркнул Синдбад. — Р-азрушить с помощью магнитных и лучевых пушек Гнездо Ветров, утопить в крови Сольсуран, а потом обвинить нас в нарушении Соглашений!

— Тогда мы тем более не имеем права ничего предпринимать! — попытался перехватить инициативу Глеб. — Мы должны все зафиксировать, собрать доказательства и подать жалобу в Межгалактический Совет.

— Именно так мы и поступим! — ко всеобщему недоумению, неожиданно согласился с руководителем проекта Палий. — Мы со Смерчем уже сделали несколько десятков снимков. В том числе сфотографировали советников, позирующих в компании наемников у машин. Только танки после фотосессии все-таки придется взорвать! — добавил он под возгласы одобрения.

— И чем скорей, тем лучше! — выражая мнение разведчиков и обоих сольсуранцев, подытожил Олег.

Поддержка друзей возвращала ему силы лучше всех самых современных и действенных лекарств. На суровых, запыленных лицах читались понимание и решимость. Как боролись с бронетехникой на Ванкувере, правда не с родными спасителями Горынычами, а с Драконами Альянса, все, кроме сольсуранцев и Глеба, знали из личного опыта. А неоправданное решение командования об отступлении, приведшее к постыдному поражению, подхлестывало желание хоть в чем-то взять реванш.

— Двэ гр-анат` в зубы и п-ад т-анк! — в сумрачном восторге всплеснул руками Синдбад. — Вах! А-а-щущение н-эзабываемое!

— А еще лучше взять машину под свое управление, и самому пострелять маленько, — мечтательно простонал Палий, которому все меньше и меньше хотелось куда-либо лететь.

— И сделать это можно только в Пустыне Гнева, — ровным и невозмутимым голосом андроида сообщил Вим, напомнив друзьям про геомагнитную аномалию, — когда им придется перейти на ручное управление, и отключить энергетический щит.

— Чистой воды самоубийство! — довольно усмехнулся Эжен.

Вместе с Синдбадом они стали распределять взрывчатку так, чтобы хватило на пятерых, включая Глеба, с безучастным видом примостившегося на обломке колонны.

— Или Могучего Утеса и Смерча мы тоже задействуем? — вопросительно глянул на товарищей геофизик.

Олег покачал головой:

— В обращении с Горынычами, также, как и с Драконами, нужны точность и сноровка, которые за один день, увы, не получить!

— Обижаешь, братишка! — нахмурил вздернутый нос младший сын Бурана. — Видел я это чудище вблизи. По мне, так не страшнее табурлыка будет. Да и укокошить его не сложно. Подобрался сзади, кинул эту штуковину, — он указал на взрывчатку, — внутрь, и все в порядке. Главное, время убраться!

— Э! Погодите, — всполошился Палий, глядя на работу взрывотехников. — А моя доля где?

— А ты разве не л-этишь к св-а-аим в-а-араррам? — удивленно поднял взлохмаченную бровь Синдбад.

— Еще как летит! — строго глянул на товарища Олег. — Не глупи, взводный, — продолжал он, глядя на Палия почти умоляюще. — Там ты нужнее. Простые воины верят тебе.

— Простые воины, — фыркнул этнограф. — А верхушка? Сколько раз я докладывал, что наши (он с несколько смущенным видом покосился в сторону Смерча и Могучего Утеса) племенные вожди давным-давно кормятся из рук князя Ниака и даже подавал рапорт о выделении средств, чтобы их перекупить! — Он сурово глянул на Глеба, так, что тот заерзал на месте. — Но его почему-то не соблаговолили удовлетворить.

Руководитель проекта гневно заломил острые брови, полагая, что лучший способ защиты — это нападение:

— Мы не можем покупать всех варварских вельмож! — истерически завопил он. — У нас и так трижды урезали финансирование!

— Ну и замечательно! — развел руками Палий. — На этом основании будьте готовы к хаосу и бессмысленной резне! Уж варрары-то точно клали большой жирный жезл на все Соглашения!

— Поэтому тебе следует отправиться к своим соплеменникам, — заключил Олег. — И чем скорее, тем лучше!

— Нашему братишке Суховею не забудь привет передать! — дружески пихнул варрарского шамана в бок неугомонный Смерч.

— Они с отцом все-таки решили остаться в крепости великого Дола? — стараясь говорить спокойно, поинтересовался Олег.

— Мы надеемся, они сумели добраться туда, — помрачнев, глянул на него Смерч. — Варрары перекрыли дорогу к Гнезду Ветров.

— Зато на помощь твоим сородичам вот-вот подойдут Козерги и Косуляки, — поспешил успокоить Олега Палий.

— Слабое утешение в сложившейся ситуации, — проворчал Синдбад.

— Если мы задержим наемников до вечера, — подсчитал Смерч, — Гнездо Ветров с помощью Козергов и Косуляк удастся отстоять.

— При условии, что нам удастся уничтожить здесь большую часть техники и живой силы! — напомнил Эжен, снимая с вертолета пулемет и выгружая оружие (разведчики все-таки втихаря разжились в Неспехе парочкой бластеров, тремя АКМ и ящиком боеприпаса).

— А там и Анжела с кораблем подоспеет, — флегматично добавил помогавший ему Вим.

— Но до вечера надо еще продержаться, — вздохнул Камень.

* * *

Птица застала Мать Ураганов в одном из амбаров. В этот предутренний час супруга великого вождя бодрствовала: как и Птица, в эту ночь она не ложилась. Вместе с одним из братьев мужа, выполнявшим в родовой твердыне обязанности подскарбия, она наново проверяла запасы зерна, прикидывая, хватит ли на случай длительной осады, а также подсчитывая, сколько человек Гнездо Ветров еще сможет безболезненно принять.

Из разоренных селений народа Земли в соседнюю твердыню каждый день стекались все новые беженцы, их число особенно возросло после того, как варрары осадили Земляной Град. Мать Ураганов всех принимала. После ухода мужа и сыновей она по традиции взяла на себя их обязанности. Несколько раз за ночь она поднималась на стены и проверяла посты, а накануне вечером, узнав от Птицы о новой угрозе, лично собирала гонцов и принимала посланцев, принесших ответы. Гнездо Ветров в отсутствии его лучших воинов оставалось в надежных руках.

Завидев царевну, эта мужественная и волевая женщина встрепенулась, точно самка Роу-Су перед броском.

— Есть новости?

— У них получилось вывести пленников! — Птица решила начать с хорошего.

— Я в этом не сомневалась, — величественно кивнула Мать Ураганов. — Все целы? Где они сейчас?

— В Пустыне Гнева.

Мать Ураганов не без удивления повела соболиной, с небольшой проседью, бровью.

— Что они там забыли?

Птица почувствовала, что ее язык намертво прилип к гортани, как тогда в детстве к железной перекладине, когда она в ясный морозный день решила попробовать ее на вкус. Как она могла сказать матери, что задумали ее сыновья? Впрочем, супруга великого вождя, всю свою жизнь прожившая среди воинов, и так все поняла.

Сначала ее лицо сделалось очень старым и безмерно усталым, словно все бессонные ночи последнего времени, а также те, которые выпали на ее долю, пока она вырастила всех сыновей, оставили на нем свой след. Она в равной степени любила каждого из своих мальчиков, однако задиристый Смерч и пришелец из надзвездного края, одинокий странник Ветерок пользовались ее особым расположением.

— Надеюсь, они знают, что делают. Да хранит их Великий Се.

Птица понимала, что надо бы еще предупредить гарнизон Гнезда Ветров о советниках Альянса и танках, но решила сделать это позже, если из Пустыни Гнева не придет больше никаких известий. При мысли об одной возможности подобного исхода ее сердце снова сжалось в комок, и вокруг солнечного сплетения разлился холод, словно туда впрыснули жидкий кислород. Сейчас как никогда остро она ощущала, что во всем происходящем вокруг есть немалая доля и ее вины. Олег был прав. Не стоило им сюда прилетать.

Олег! Что с ним? Хотя Палий сказал, что у него все нормально, в это верилось с трудом, ибо в этом случае в Неспеху он отправился бы сам. На разведчиков всегда смотрели как на безумцев. Задержать всемером двухтысячное войско, усиленное звездным спецназом! Впрочем, зная способности Олега и его товарищей, она предполагала, что они обязательно что-нибудь придумают и поставленную задачу выполнят. Вопрос только, какой ценой…

Мать Ураганов, чувствуя необходимость заполнить повисшее тягостное молчание (расспрашивать еще о чем-либо она не могла), меж тем обратила свое внимание на травяную рубаху, которую Птица все еще сжимала в руках. Она долго рассматривала плетение на свету, в какой-то момент в глазах ее появился вполне уместный при таком напряжении влажный блеск. Не найдя никаких изъянов, Мать Ураганов вернула работу своей родовитой невестке:

— Теперь я вижу, как крепко ты любишь моего сына, — она уже вполне овладела собой и могла говорить почти спокойно. — Еще одно доказательство вашей любви появится на свет в положенный срок.

Птице стоило неимоверных усилий, чтобы не разрыдаться. «Дождешься лишь плода, который ты носишь под сердцем». Увы, в пророчестве ничего не говорилось о том, увидит ли этот день Олег.

Мать Ураганов ласково потрепала ее по щеке:

— Яркая рассказала мне, что ты интересовалась узором травяных рубах других родов. Тебе что-то непонятно?

Птица проглотила слезы и, как могла, сформулировала свой вопрос.

Мать Ураганов ответила не сразу. Она надолго задумалась, глядя куда-то вдаль, словно желала пронзить взглядом толщу времени, затем медленно, явно с большим трудом припоминая, проговорила:

— О чем рассказывает двунадесятый ряд племени Ветра, мне поведала мать моего великого супруга в то время, когда я юной невестой только готовилась войти в этот славный род и училась создавать ритуальный узор. На мой взгляд, здесь нет никакого смысла, но это касалось Предания, и потому я запомнила.

Она сделала паузу, выразительно глядя на собеседницу, а затем величественно изрекла:

— «Путь между двух змей горный кот объясняет».

Птица почувствовала, что ее слезы высохли, а сердце, вновь обретя свой нормальный размер, неожиданно покинуло грудную клетку и переместилось в гортань.

Неужели лапе-растяпе Вадику, неприкаянно бродившему сейчас по Гнезду Ветров, Вадику, которого мало кто воспринимал всерьез, удалось все-таки отыскать Золотую Ветвь? Причем в буквальном, а не метафорическом смысле. «Амрита, она же живая вода, она же Золотая ветвь!» Она, сама того не подозревая, вот уже целую неделю держала в руках средство, способное спасти Олега и его друзей. Вернее, его одну двенадцатую часть. Хвала Матери Ураганов, и ее предшественнице.

Потаенная часть Предания! По странной иронии судьбы ее передали всем сольсуранским народам по небольшой частице каждому племени в те далекие времена, когда во главе рода стоял не Великий Вождь, а Мать Матерей, когда еще не существовало обычая отдавать девушек в другой род, а наоборот, достигший брачного возраста юноша приходил в род жены. В те времена это представлялось целесообразным, ибо племена еще не вели масштабных войн, а царь Арс только явился из надзвездных краев, чтобы положить начало государственности.

Не доверяя своей памяти, женщины травяных лесов нашли, как им казалось, безотказный способ сберечь потаенную часть, тем более, что у них уже имелся опыт хранения мифа творения, племенного и родового эпоса. Обучая своих дочерей и внучек плести травяные рубахи, вместе со сложным и кропотливым искусством обрабатывать и связывать волокна, они из поколения в поколение передавали то, что следовало помнить и передать потомкам.

Что же произошло потом? Храмовые свитки подробно повествуют об этом. Примерно через столетие после смерти царя Арса произошло новое восстание поклонников тьмы, племенной союз распался, и народы травяного леса погрязли в усобицах. Смута продолжалась около ста лет. Именно в этот период эпоха матриархата канула в Лету, для записи важных событий стали использоваться храмовые знаки и тем самым функция аккумуляции и передачи коллективной памяти перешла к вождям и жрецам.

Двенадцать разрозненных фраз, а к тому времени, поскольку племена общались друг с другом чаще на поле боя, собрать всю потаенную часть не представлялось возможным, оказались тем бесполезным грузом, который, хоть и бросить жалко, но уж больно тяжело нести. И только кое-где самые мудрые и достойные женщины продолжали, выводя сложный ритуальный узор, по старинке, по традиции повторять то, что для других, да и для них самих уже утратило смысл. Да песни, как хранимые с незапамятных времен, так и новые, напоминали о том, как великий Се сотворил этот мир.

Благодаря цепкой памяти Матери Ураганов, она теперь могла, собрав рубахи всех родов, расшифровать Потаенную часть. Впрочем, тайна, на миг приподнявшая свое плотное покрывало, спешила его вновь натянуть. Травяную рубаху рода Могучего Утеса она теперь увидит лишь когда вернутся Камень, ребята и Олег, если они, конечно, вернутся. Великий Се! Господи! Спаси их и сохрани!

Поблагодарив Мать Ураганов, Птица собиралась уходить, однако проницательная супруга великого вождя с улыбкой поманила ее за собой.

— Я вижу для тебя важно не только услышать про двунадесятый ряд, но и увидеть все собственными глазами, — улыбнулась она. — Я велю женщинам принести травяные рубахи разных народов. Если я не ошибаюсь, в Гнезде Ветров можно отыскать узоры каждого из племен травяного леса.

— А как же Могучий Утес? — напомнила ей Птица.

Мать Ураганов кивнула головой.

— Увы, около тридцати лет назад земли Могучего Утеса посетило страшное моровое поветрие, а опустошительный набег варраров незадолго до битвы при Фиолетовой довершил дело. Однако тебе незачем ждать возвращения последнего в роду, ибо я храню у себя рубаху моего деда, великого вождя Перевала.

(обратно)

Поклонники темных духов

Хотя травяная рубаха пролежала в укладке без малого полвека, она выглядела так, словно ее создали только вчера. Что ни говори, а женщины травяного леса не только умели плести рубахи, но и знали толк в их хранении.

Птицу, впрочем, интересовал один лишь двунадесятый ряд, вернее узор, находящийся на внутренней стороне. Вполне логично: потаенная часть должна обретаться в укромном месте поближе к телу и душе.

В клеть, куда она поднялась с драгоценной реликвией Матери Ураганов, одна за другой входили женщины, приносили травяные рубахи разных родов. Четверти часа не прошло, как в распоряжении Птицы был уже полный комплект. Старые и молодые обитательницы Гнезда Ветров смотрели на нее с ожиданием и надеждой. Хотя Птица не обмолвилась ни с кем ни словом, в твердыне каждому уже было известно, что царевна Сольсурана близка к разгадке тайны молний Великого Се.

Что ж, их надежды имели под собой почву. Магический артефакт, от которого зависят судьбы мира. Идея не новая и, главное, навязшая в зубах. Пусть так. Но о чем бы в результате ни рассказывала Потаенная часть Предания: о молниях ли Великого Се, о легендарной Амрите или о чем-то вообще не имеющем к этим обоим предметам касательства, эта информация давала шанс очень неплохо поторговаться с Альянсом и, может быть, убедить его руководство оставить наконец в покое бедный Сольсуран.

Небо сочилось дождем, точно истекающей сывороткой кусок зенебочьего сыра. Огромный и рыхлый, как и все невызревшие сыры, он изливал свои слезные жалобы гигантской коричневой лепешке, сдобренной зарослями травы, приправленной солью людского пота, крови и слез. Маленький кусочек сыра и лепешка сиротливо засыхали в углу клети рядом с потухшей лампадкой и передатчиком.

В Гнезде Ветров в эти дни варилось много сыра. Крепость готовилась к осаде. Пастухи раньше срока перегоняли зенебоков в горы на летние пастбища. Жители окрестных сел, укрывшиеся в твердыне, и некоторые беженцы, не совсем застигнутые врасплох, приводили с собой стада. Молоко целыми днями кипело в огромных котлах, напоминая воронку Мальстрема или долину гейзеров. И Мать Ураганов прохаживалась между котлов, подобная вещей сивилле. Когда подойдут враги, она с тем же спокойствием станет следить за котлами, в которых будут бурлить кипящее масло и смола. Правда, если по стенам ударят из лучевых и магнитных пушек, кипящая смола, как и многомесячные запасы провианта, вряд ли потребуются.

Впрочем, Птица знала, Олег и его товарищи этого не допустят. Со своей стороны, она также делала все возможное, чтобы эту катастрофу предотвратить.

«Путь между двух змей горный кот объясняет». Птица чувствовала себя Шампольоном, разгадывающим тайну Розетского камня… Нет, скорее Арахной, забытой в паутине дождя, или Пенелопой, весь день трудящейся над станом, чтобы ночью все распустить. А ведь хотелось бы Ариадной со спасительной путеводной нитью или Элизой, с помощью жгучей крапивы, любви и упорства разрушившей злое наважденье. Но пока — увы.

Первое, что бросалось в глаза, — кардинальное отличие узора двунадесятого ряда как от храмовых знаков, так и от тех, которые были начертаны на стенах Гарайи и запечатлены на скрижали. Собственно говоря, храмовые знаки представляли собой лишь более позднюю, упрощенную версию общей для большинства народов планеты древней письменности, представленной также в Граде двенадцати Пещер и на скрижали Великого Се, и состоящей из идеографических знаков, фонетических знаков и детерминативов. Вот только письмена Гарайи и знаки скрижали, расшифрованные в опоре на любой из местных языков и наречий, представляли собой полнейшую чушь.

Знаками примитивной идеографии являлись и ритуальные рисунки травяных рубах. Однако узлы двунадесятого ряда представляли собой совершенно иной, не виданный доселе способ кодирования информации. Прав был Олег, высказавший предположение о том, что не в храмовых знаках стоит искать.

Склонившись над ворохом травяных рубах, она выкладывала ряды по порядку один за одним, тщась найти ключ. Бледный рассвет вливал в узкие оконца снятое обезжиренное молоко своих лучей, не столько разгоняя тьму, сколько размазывая ее по углам, точно нерадивая хозяйка, лениво елозящая по полу грязной тряпкой.

Двенадцать рядов — двенадцать строк, состоящих из узлов. В каждом узле — двенадцать нитей разного цвета — двенадцать возможных расцветок травы. «Путь между двух змей горный кот объясняет». Ничего он не объясняет! Сплошная путаница: додекафонная серия в применении к узелковому письму!

Додекафонная ли? Если сесть поближе к свету или, вскарабкавшись, втиснуться в высоченный и безбожно узкий подоконник, становится видно, что цвета нитей в одном узле могут повторяться, а это дает на выходе бесчисленное количество комбинаций. Час от часу не легче. Так можно и до второго пришествия Великого Се прокопаться.

Впрочем, нет, если приглядеться внимательней, то видно, что узлы образуют группы. И в каждом ряду таких групп двенадцать. Двенадцать слогов стихотворной строки в полном соответствии с теорией Олега! Дальше — проще. Найти повторяющиеся односложные слова, фонетические группы и детерминативы, выявить и классифицировать схожие значки… Поскольку четыре слога в строке равнялись односложным словам, Птица их отметила особо. Знак «путь», встреченный ею на травяной рубахе рода Могучего Утеса, указал ей, что она движется в правильном направлении.

Дождь наконец прекратился. Душа Владыки дневного света явно не лежала ни к ткачеству, ни к плетению тенет. Он начал ломать небесный ткацкий стан, поддевая его раму рогами своего алого зенебока. Полевки и другие мелкие грызуны, временами спасающиеся в теплом зенебочьем мехе от холода, прогрызли дыры в небесном сыре, и сквозь них проглянуло небо.

Время близилось к полудню. Ежедневная сутолока большой крепости, усиленная небывалым числом вновь и вновь прибывающих — люди Земли и Урагана знали об угрозе, нависшей над Гнездом Ветров, но им больше некуда было идти — достигла своего апогея. Всех, а приходили в основном женщины с детьми и беспомощные старики, следовало принять, обогреть, накормить. Подобрать вооружение для тех мужчин, которые еще могли и желали сражаться. Еду готовили прямо во дворе в огромных котлах по соседству с кузней. Чуть поодаль резали скот и солили мясо. Женщины, занятые обустройством на новом месте, туда-сюда сновали с ведрами, чанами, охапками травы, узлами с зенебочьей шерстью и различным тряпьем.

— Госпожа! Великая Мать Ураганов просит засвидетельствовать тебе свое почтение и желает узнать, нет ли каких новостей.

Произнеся эту длинную и витиеватую фразу, бедняга Шквал облегченно выдохнул. Судя по его виду, он всю дорогу нес ее, точно наполненный до краев кувшин, и бесконечно повторял, дабы не забыть.

Задача Обглодыша, которого Мать Ураганов прислала к царевне вместе с внуком, была немного проще: он просто принес крынку зенебочьего молока и поднос с различной снедью. Неужели уже полдень? Время обеда. Святость трапезы у родового очага в Гнезде Ветров чтили нерушимо, и много веков назад отведенное для нее время никто не имел права нарушить и изменить. Исключения делались разве что для воинов, вернувшихся из похода, и тяжко больных. Во всех иных случаях пропустивший оставался голодным до вечера или даже до утра следующего дня.

То, что Мать Ураганов прислала отроков, являлось знаком почета и свидетельствовало о том, что жена великого вождя понимает важность свершаемого царевной дела и старается проявить заботу о ней. Птица со вздохом отломила кусок лепешки и обмакнула ее в мед. С едой у нее всегда отношения складывались не самым лучшим образом, особенно сегодня. Полуденный звон колокола возвещал ей о том, что войско князя Ниака уже вступило в пределы Пустыни Гнева. Время пошло. Впрочем, Мать Ураганов никаких доводов не принимала: женщина, носящая под сердцем дитя, должна есть за двоих.

Пока Птица уговаривала себя проглотить с молоком еще хотя бы кусочек лепешки, оба отрока с одинаковым любопытством смотрели на позаимствованный у Вадика голографический монитор, на котором отображался процесс расшифровки. Физиономия Шквала напоминала мордочку подросшего котенка, следящего за солнечным зайчиком. Конечно, наставник показывал ему похожую штуковину (старенький Олегов компьютер, тоже участвовавший поначалу в обработке данных, бесконечно зависал и в конце концов просто разрядился и выключился), но тогда значки и картинки бегали под прозрачным стеклом. А тут узелки и закорючки висели прямо в воздухе. Потрясенный сын Суховея, ну точно, как тот котик, протянул руку, и она прошла сквозь экран.

Обглодыш с видом превосходства улыбнулся: теперь местные мальчишки перестанут смеяться и, наконец, поверят, что рассказы о чудесах Града Вестников — чистейшая правда. Впрочем, его, любителя и знатока Предания, сейчас больше интересовали сами значки.

Хотя Птица расшифровала уже половину узлов, в постижении смысла Предания она продвинулась не очень далеко. Пускай детерминативы и позиции заняли нужные места, однако толку от этого выходило чуть, программа подбора фонем буксовала, а компьютер намекал ей на недостаток исходных данных. Наиболее голым смотрелся первый ряд: один слог в начале, один на десятом месте выглядели точно насмешка.

— Госпожа! Позволь слово молвить! — Обглодыш сделал шаг вперед и церемонно, демонстрируя товарищу столичный лоск, поклонился царевне.

— Когда я жил во дворце владык, я запомнил одно присловье или поговорку, которую частенько повторяла одна из старых служанок, жена садовника, происходившего из племени Огня.

Шквал ревниво повел носом. Теперь он сделался чем-то похож на Глеба. Что какая-то там служанка, а тем более этот босяк, одетый в его обноски, может знать такого, чего не ведала его мать, дочь великого вождя? Обглодыш, не обращая на него внимания, продолжал:

— Когда она плела, или чинила для мужа травяную рубаху, она все время приговаривала нараспев: «Услышишь лишь голос священной скрижали, услышишь лишь голос священной скрижали…» и так без конца. Я запомнил, и мне это очень пригодилось, когда я нес скрижаль через травяной лес.

Птица отстегнула от плаща одну из застежек и протянула ее Обглодышу в знак признания его заслуг. А чтобы Шквал не очень обижался, она велела ему передать своей великой бабушке ее благодарность за заботу и ласку, а также заверение в том, что, едва появятся какие-то новости, она обязательно даст знать.

Итак, в ее распоряжении теперь имелась еще одна фраза и десять новых фонем. Первый и одиннадцатый слог сходились, и это указывало на то, что она на правильном пути. И как это раньше никто не додумался, где следует искать. А ведь о травяных рубахах было написано не менее двадцати статей. Насколько было бы легче, если вместо слогов жительницы травяных лесов использовали буквенный алфавит или оставили подсказки в виде рисунков. Впрочем, узлы двунадесятого ряда следовало уметь читать лишь тем, кто знал, что записано.

Интересно, встречается такая система где-нибудь еще? Скорее всего, да. Слишком уж изощренная.

Знаки медленно, как бы нехотя, из последних сил пытаясь сохранить тайну, занимали свои места. Строки открывали свой смысл, каждое отвоеванное слово давало возможность для расшифровки еще нескольких слов. Со двора доносились разговоры, окрики, рев зенебоков, плач младенцев, визгливые пререкания женщин, дурашливые вопли мальчишек и другие звуки. Птица не слышала их, словно непроницаемой ватой опутанная паутиной знаков. И только когда ее взор скользил по стенам, украшенным боевыми трофеями Ветерка, или останавливался на травяной рубахе рода Урагана, она, словно скинув спасительную дремоту, замирала от страха и, готовая разбить упрямо молчавший передатчик, неслась на стремительных крыльях мысли в Пустыню Гнева.

* * *

Дождь неспешно плел свои сети, расставлял ловушки, улавливая в свои прозрачные силки остатки темноты. Темнота не сдавалась. Она ускользала из силков, забиралась в расщелины, зарывалась в серые сумрачные облака, делая их похожими на неопрятные весенние сугробы. Дневной свет пробивался словно сквозь дым чадящей лампы, заправленной пережженным прогорклым жиром. Бледный призрачный мох пеплом от пожарища сползал по скалам. Колонны храма Темных Богов, точно злобные старухи на развилке трех дорог, кликали беду.

Притаившись за выступом одной из скал, стараясь слиться с серой породой, Камень недреманно обозревал открытое голое пространство Пустыни Гнева, ожидая приближения незваных гостей. На противоположном склоне нес караул неугомонный Смерч. Остальные уже заняли свои места возле отдушин и отнорков подземного коридора.

Итак, их осталось шестеро. Вскоре после возвращения разведчиков винтокрылая колесница посланцев Великого Се вновь поднялась в воздух и, нарезая облака ломтями, точно зенебочий сыр, умчалась в сторону Земляного Града, унося варрарского колдуна. Предводитель вестников, Глеб, отправился вместе с ним. Невелика потеря. Хотя он перед отлетом клятвенно обещал вернуться, в это верилось с трудом. Кишка тонка. А ведь этот человек, говорят, прежде служил в свите командующего надзвездными войсками. Тогда понятно, почему в той войне вестники уступили поклонникам темных богов.

Впрочем, не ему, Камню, простому обитателю травяных лесов, судить о делах надзвездного мира. На все воля Великого Се. Тем более, что остальные посланцы, включая варрарского колдуна, которые тоже участвовали в битвах надзвездных воинств, и в дворцовом подземелье, и сейчас демонстрировали свои лучшие качества и как бойцы, и как товарищи. И это даже если не брать в расчет Ветерка.

Мысль о молодом Урагане принесла Камню тревогу: как он, хватит ли ему сил выполнить то, что они задумали. Хотя лекарства надзвездного края на какое-то время вернули раненому воину силы и бодрость духа, их действие имело свой срок. Кроме того, как пояснил Синдбад, эти снадобья, применяемые лишь в специальных отрядах надзвездных воинов и то в случае крайней нужды, давая временное исцеление, уже на следующий день забирали здоровья и сил втрое больше. А у Ветерка и так всего этого совсем немного оставалось. С другой стороны, шансы пережить этот день у них у всех были очень невелики.

Ближе к полудню дождь свернул свои сети: небо и так достаточно прояснилось. Владыка Дневного света растопил сугробы облаков, на небе появились проталины, сквозь которые проглядывал украшенный привозной синтрамундской лазурью высокий купол небес. Сквозь одну из таких проталин из облаков вынырнул ведомый Глебом вертолет. По всей вероятности, предводитель вестников решил, что подземелья храма Темных богов — место более безопасное, нежели осажденный Земляной град.

Впрочем, Ветерок и вестники встретили его более чем доброжелательно. Скорее всего, они просто радовались возвращению вертолета, которому в их плане отводилась важная роль. Могучий Утес глазом не успел моргнуть, а машина уже полулежала на боку поперек ущелья, почти перегородив проход, причем ее механизмы напоминали внутренности зенебока, вываливающиеся из распоротого брюха. Другое дело, что умельцы Эжен и Вим ухитрились сделать так, что она в любой момент могла взлететь.

Автор фотоарта Милана Высочанская

Они едва закончили работу, когда воздух на горизонте заколебался, выдавая происходящее там движение. Это означало только одно: войско князя Ниака приблизилось на расстояние видимости.

Смерч со скоростью духа воздушной стихии, давшего ему свое имя, спустился вниз, а Ветерок наоборот появился на поверхности, поправляя маску и доспехи, чтобы занять свое место возле вертолета. Когда Молодой Ураган вызвался еще раз сыграть роль княжича, его все пытались отговорить. Каждый из них готовился к смерти, но план воина Ветра выглядел чистым безумием. Даже если не говорить о том, что поклонники темных духов, также, как и вестники имевшие чудодейственные устройства, позволявшие мгновенно передавать важные новости на любые расстояния, могли уже знать, что под личиной княжича во дворец приходил вовсе не Синеглаз.

— Если нам удастся захватить хотя бы один танк, — пояснил свое решение Ветерок, — Сольсуран получит шанс.

— А тебе хватит сил? — с сомнением глянул на него Синдбад.

— Должно хватить, — уверенно кивнул Ураган. — Маску и костюм все равно подгоняли под меня. Чем сомневаться, лучше вколи мне еще дозу обезболивающего.

Разведчик сердито засопел, вытаскивая шприц со снадобьем, но спорить не посмел.

Воинство князя Ниака подтягивалось медленно: солдаты над и подзвездных краев явно еще не успели переварить плотный завтрак. По всей видимости, эту ночь, как и предполагали разведчики, они провели в Неспехе и не отказывали себе ни в чем. Друг Искра, как ты там? Где тебя застала лихая напасть? Смерч сказал, что кузница и дом вот уже неделю стоят заколоченные и что честный мастер, отправив Тростинку с младшими детьми погостить к родне в род Травы, вместе со старшим Угольком погрузил на зенебоков все имевшееся в мастерской оружие и направился в Огненный Град. Пошли ему Великий Се доброго пути, ибо встречи с наемниками и, тем более, зловещими змееносцами с их чудовищными орудиями смерти Камень не пожелал бы никому.

Он видел в жизни всякое, участвовал во многих битвах, встречался с божественными посланцами Великого Се, но вид бронированных механических орудий надзвездных краев вселил в его сердце страх. Дабы это недостойное воина чувство побороть, Камень еще раз повторил про себя, когда и что ему следует делать, а затем, для пущей храбрости, глянул на наемников. Ничего, этих мы уже сотню раз бивали и еще раз разобьем, а что до всяких там «танков» или «Горынычей», как любовно называл этот рукотворный ужас Ветерок, ими тоже сейчас управляют люди, а людей, особенно тех, которые сражаются не за Правду, а за Ложь, можно и нужно побеждать!

Ну вот, кажется, началось. Разведчики и впередсмотрящие увидели вертолет. Сначала, послышалось чье-то недовольное громовое:

— Подавиться мне собственными потрохами! Это еще что за дура железная там поперек ущелья валяется?!

— Разуй глаза, невежа, это же машина надзвездных краев, на которой летал наш княжич!

— Похоже спешил к нам на подмогу или что-то важное хотел сообщить, да злобные духи этого места или беззаконные Ураганы ловушку подстроили! Будут теперь нам всем собственные потроха на обед!

— Братцы, да он, кажется, жив! Шевелится!

— Осторожнее, ты, дубина, нужно перенести его в безопасное место.

Движение войска затормозилось, потом и вовсе прекратилось. Пешие и верховые расступились, давая возможность перенести пострадавшего «княжича» на борт одного из «Горынычей», остановившихся как раз над отдушинами и отнорками подземелья, прикрытыми травой и серебристым мхом. Увы, для того, чтобы изображать слабость и недомогание, естественные для терпящего бедствие, каким надлежало выглядеть Синеглазу, молодому Урагану притворяться не приходилось. Впрочем, Ветерок, вживаясь в роль, помимо стонов и жалоб, не забывал поругивать нерасторопных солдат, которые никак не могли сдвинуть с места преграждавший им путь вертолет.

Ну что же, пока все идет по плану, и теперь, как сказал Синдбад, пора переходить к части Б. Камень мысленно обратился к заступничеству Великого Се и снял предохранитель. Сотники и дюжинные наемного воинства еще не закончили подкрепленные отборной бранью на языках обоих миров препирательства, стоит ли в работе по расчистке дороги задействовать бронетехнику или следует ограничиться только тягловой людской и зенебочьей силой, когда их накрыла стальная волна.

Хотя старый воин царя Афру первый раз в жизни держал в руках оружие надзвездных краев, обращаться с ним оказалось едва не легче, нежели с дедовским костяным луком или пращой. Как и в старые времена, ратный труд он сопровождал боевой песней племени Могучего Утеса и чувствовал, что его предки незримо помогали ему. Даже не пытаясь пробить броню машин надзвездных краев, он ряд за рядом расстреливал наемников князя Ниака, которые умирали, не успев не то что ответить или хотя бы сплотить ряды, прикрывшись щитами, но даже понять, что происходит.

Несколько сотен солдат, прошедших школу войны у советников Альянса и обученных обращаться с оружием надзвездных краев, поспешили рассыпаться по склонам или сгруппироваться вокруг машин. Однако под ноги никто из них не смотрел. Они успели открыть огонь, несколько очередей ударили рядом с Камнем, не причинив ему вреда, когда раздался жуткий грохот, прозвучавший для Могучего Утеса слаще нежных звуков травяной флейты, и четыре танка из двенадцати, вспыхнув, взлетели на воздух. Еще одно чудовище, хоть и загорелось, но сохранило способность двигаться и стрелять, а обслуживавшие его воины достаточно быстро потушили огонь. Уцелевшие «Горынычи» сами начали изрыгать железо и пламя, и их мощь превзошла самые смелые ожидания Могучего Утеса.

Только заступничество духов гор спасло Камня от страшной гибели, когда в скалу буквально в пяти шагах от их позиции ударил сотрясший даже основания гор мощнейший снаряд. Борясь с головокружением и стараясь не думать о судьбе вестников и Смерча, Камень взвалил на плечо тяжелый пулемет и, отплевывая кровь и песок, стал карабкаться вверх по склону, туда, где находился вход в подземелье, ощущая спиной, как «Горыныч» вновь нацеливает на него свое страшное орудие.

Глянув во тьму зияющего жерла, Камень успел подумать о том, что пламя, которое сейчас испепелит его тело, можно считать неплохим погребальным костром, дым которого домчит его прямиком в надзвездные чертоги, когда броню танка пробил выпущенный ближайшим чудищем снаряд. Это в бой вступил Ветерок.

Хотя молодой Ураган сражался со всех сторон окруженный врагами, а механизм, которым он управлял, неповоротливостью превосходил зенебока, воин Ветра опять совершил невозможное. Прикрыв Могучего Утеса, он стремительно развернул машину и вывел из строя еще одного «Горыныча», попутно уничтожив около полусотни бронированных солдат. Не успев увернуться от снаряда, выпущенного одним из троих его оставшихся противников, его танк оказался почти обездвижен, но и из такого положения воин сумел сделать несколько залпов, которые сократили количество исправных танков до одного.

Когда его машину настиг еще один снаряд, и пламя, поднявшееся откуда-то из чрева чудовища, добралось до кабины, Ураган выбрался наружу, срывая горящую одежду вместе с оплавленными ошметками маски и продолжая стрелять. Он положил еще около десятка бронированных змееносцев, сбросил пятерых особенно ретивых с брони, и дымовая завеса полностью скрыла его.

— Будем жить, ребята! — услышал Могучий Утес его последний возглас, вознесшийся к самым вершинам.

— Ветерок! Братишка! — поднявшийся по подземному ходу на самый гребень, Смерч бежал вниз по склону, расстреливая на ходу боеприпас. — Подавитесь собственными потрохами, ублюдки! За Ураганов, за Сольсуран! — В отчаянном желании отомстить за брата он даже не пытался укрыться, и смерть в ужасе бежала от него.

— Привет с Ванкувера! Уроды! — вторил ему Синдбад, стреляя с обеих рук. — З-а-асун’те ваш' соглашения сэбе в…

— Ребята, смотрите! У нас получилось! Их осталось всего трое! — имея в виду «Горынычей», азартно вопил Эжен, словно горный кот, петляя меж отвесных скал.

— Надо спуститься и докончить начатое, — бесцветным голосом говорил Вим, методично и хладнокровно расстреливая наемников.

— Куда вы? Вы с ума сошли! — в ужасе пытался воззвать к ним Глеб. — У нас же больше нет взрывчатки, и боеприпасы на исходе! Мы и так сделали больше, чем могли! Докончим в другой раз!

— Другого раза не будет! — совершенно чисто и правильно выговаривая слова наречия вестников, сурово глянул на предводителя Синдбад. — Если они отсюда выберутся, сразу включат энергетический щит и станут неуязвимы. Тогда наши усилия пропадут даром, а я совсем этого не хочу!

В самом деле, даже одного танка хватило бы, чтобы разрушить стены Гнезда Ветров и других градов Сольсурана, а уцелевшие вестники и воины травяного леса никак не могли этого допустить, и не собирались стоять за ценой. Битва не закончена, пока жив хоть один воин. Не имея больше возможности подойти к «Горынычам», бойцы маленького отряда, используя в качестве укрытия каждый выступ, или расщелину, рассыпались по склонам. Стреляя короткими очередями, или одиночными, они всеми возможными способами пытались привлечь к себе внимание и заставить воинов Альянса максимально истратить боезапасы своих чудовищных машин.

Никто из них сейчас не думал, что эта, скорее всего, последняя их битва происходит на чужой для всех, кроме Смерча и Могучего Утеса, земле. Что их кровь и боль не оплатят звонкие меновые кольца, и их подвиги не воспоют сказители и поэты, а память о них самих исчезнет в водах реки времени, особенно если они все же не выстоят, и наемники из этого мира, из иного ли возьмут Земляной град и Гнездо Ветров. Они просто делали то, что считали должным, сражаясь за Правду и отстаивая право на свободу и жизнь.

Сначала, скорчившись от боли, упал Эжен. Осколок снаряда угодил ему в незащищенный броней живот. Прислонившийся к скале рядом, Вим удивленно смотрел на стрелу, торчащую у него из груди. Одержимый боевым безумием, Смерч добрался до подножья скал и, встретившись там с наемниками, сменил оружие надзвездных краев на дедов меч.

Камень хотел последовать его примеру, но в этот момент чуть выше той узкой щели, в которую они с Синдбадом забились, пытались перезарядить оружие (патроны, как выяснилось, кончились у обоих) и немного перевести дух, угодил снаряд, и они оказались замурованы осыпавшимися сверху обломками скал. Погребенные под толщей породы, они могли дышать и даже видеть в щели между камнями место сражения, но не были в состоянии ни освободиться, ни просто пошевельнуть рукой или ногой. Судя по всему, Великий Се обрекал их на долгий и мучительный путь по дороге смерти.

Но что это за новый звук, похожий одновременно на рев пожирающего травяной лес огня и грохот скидывающей лед реки? И откуда летят горшки, наполненные огненной смесью, и гигантские валуны, заставившие замолчать еще двоих механических чудовищ? Последний «Горыныч» какое-то время еще палил в белый свет, затем тоже завалился на бок. А огненные шары и валуны продолжали падать, сея внизу ужас и смятение.

— Что происходит? — Синдбад заерзал в их невольном укрытии, отдавливая Камню печень.

Могучий Утес хотел пояснить, но воин надзвездных краев уже все увидел своими глазами. Воины племен Огня и Воды, ведомые Великими вождями Пожаром и Потоком, спускались по склонам ущелья, чтобы довершить разгром. Битва продолжалась недолго. Лишившись танков, потеряв большую часть советников Альянса, наемники вновь превратились в беззаконный сброд без рода без племени, каким всегда являлись, а одержать над такими победу никогда не составляло труда. Еще до заката оплаченное звонкими меновыми кольцами воинство князя Ниака обратилось в прах, а Камень и Синдбад были освобождены из ловушки, и первым, кого увидел Могучий Утес, был Ветерок.

Могучий Утес не сразу его узнал, хотя предстал он уже в своем обличье. Просто от длинной копны волос осталась короткая и жесткая паленая щетка. И это была не та цена, о которой стоило упоминать. Оказывается, молодой воин Ветра, когда стало ясно, что машину ему уже не спасти, сумел каким-то образом добраться до одной из отдушин и скрыться в подземелье, а затем вместе со Смерчем присоединился к воинам Огня и Воды.

— Хвала Великому Се! — воздел руки к небесам Камень. — Он вновь позволил нам встретиться под этими небесами.

— Просто мой срок покинуть этот мир еще не настал, — улыбнулся в ответ Ветерок.

Он произнес эти слова ровным, спокойным голосом, но в его взгляде ощущалась смертельная, сшибающая с ног тоска приговоренного, доживающего свои последние дни, а от лица и фигуры, казалось, исходило сияние, какое Камень приметил у Словорека. Могучий Утес смежил на мгновение веки, а когда открыл глаза, наваждение пропало. Тоска сменилась усталостью, а то, что он принял за сияние, оказалось отблеском, который давала на солнце кожа воина, покрытая пузырями ожогов в тех местах, где ее не защитили доспехи и маска.

К счастью, в снаряжении убитых советников альянса имелось достаточно лекарств надзвездных краев, способных если не вырастить новую кожу (это умела Лика), то хотя бы затянуть раны и облегчить самочувствие. Этими же чудодейственными снадобьями до возвращения Лики пользовали потерявших много крови Эжена и Вима.

— До свадьбы заживет, — улыбался Эжен. Он почти не морщился, когда не принимавший участия в их последней атаке Глеб с помощью какого-то диковинного устройства сшивал разорванные внутренности и соединял края раны на животе.

— Мне бы такое чудо в кузницу зернь паять, — пошутил, глядя на устройство, мастер Искра, который, конечно, тоже вместе со своим Угольком участвовал в битве.

— Да будут ваши дни долгими, а ночи мирными и спокойными, — от имени народа Урагана и вестников поблагодарил Ветерок Пожара и Потопа. — Без вашей помощи мы бы не справились.

— Скажи спасибо своему приятелю Дикому Коту! — усмехнулся глава рода Огня. — Это он надоумил нас, по какой дороге войско князя Ниака пройдет.

— Ничего не п-а-анимаю! — потрясенно глянул на товарищей Синдбад. — На чьей же он тогда стороне?

— Возможно, у него какая-то своя игра, а может быть, это просто очередная ловушка, — тщетно пытаясь скрыть изумление, пожал обожженными плечами Ветерок. — Тигр не мог предположить, что мы выберемся из подземелья, и потому послал воинов Огня и Воды в Пустыню Гнева на верную гибель, ибо трудно сказать, чем бы обернулась для них встреча с танковой ротой и наемниками, вооруженными огнестрельным оружием.

— Во всяком случае, что бы он ни задумывал, — улыбнулся Камень, — мы пока можем только его поблагодарить. — Люди Огня и Воды подошли более, чем своевременно.

— И поскольку наемники и их машины Гнезду Ветров больше не угрожают, — закончил Смерч — настало время отправиться в Земляной Град. А то я по вашему другу шаману успел соскучиться! Хочу поглядеть, что получилось у него!

(обратно)

Голос священной скрижали

Они победили! Олег и его товарищи живы! Провокация Альянса не удалась, танки и наемники князя Ниака уничтожены. Воины Огня и Воды, забыв старые распри, объединились в борьбе против узурпатора, и, завершив разгром врага, следуют в сторону Гнезда Ветров.

Чтобы поскорее принести Матери Ураганов и совету племени эту радостную весть, Птица весь путь до Большого Дома проделала бегом. Не сбавляя шаг, она с легкостью своей крылатой тезки взлетела по вырубленным в толще скалы ступеням, каждая из которых доходила ей до середины бедра… и в замешательстве, если не сказать в тревожном оцепенении, остановилась на пороге: в зале Совета царили уныние и скорбь. Седовласые Старейшины, помощники великого вождя и знатоки Предания, почти такие же древние, как камни твердыни, застыли на своих местах, погруженные в сумрачное оцепенение. Величественная Мать Ураганов, согбенная, словно деревенская старуха, рассеянно гладила растрепавшиеся волосы Яркой, тело которой содрогалось от рыданий. Юный Шквал, следуя обычаю, без единой слезинки в глазах кромсал ножом кожу на левой руке и обильно кропил кровью очаг, произнося священные обеты мести.

Хотя в горле Птицы застрял комок размером с баскетбольный мяч, а колени предательски дрожали, она нашла в себе мужество приблизиться к Владычице.

— Варрары захватили Земляной Град и движутся в сторону Гнезда Ветров, — поведала Мать Ураганов, как только нашла в себе силы говорить. — О судьбе войск моего супруга и сыновей гонцу, который принес эту весть, ничего не известно.

Птица сделала судорожный вдох, чувствуя, как уходит из-под ног почва. Стало быть, Палий опоздал. Или у него не получилось. Да и жив ли он. Варрары, чтобы задобрить своих кровожадных богов, не погнушаются принести в жертву даже шамана. Бред какой-то! Они же до сих пор используют каменные топоры и костяные остроги! А допотопную катапульту или таран в глаза не видали. Куда им с такими-то орудиями и навыками укрепленные города завоевывать?

— Они призвали на помощь тьму, — видя недоумение и откровенное недоверие своей царственной невестки, пояснила Мать Ураганов, — которая породила изрыгающих огонь и железо чудовищ.

Птица поспешила опуститься на циновку. Ноги окончательно отказались ее держать. Опять танки?! Похоже Альянс решил взяться за дело всерьез! Впрочем, для того, чтобы пробить городские ворота или совершить подрыв стены, достаточно дымного пороха и прочих примитивных средств. Стараясь не смотреть на Яркую — взгляд жены Суховея вмещал скорбь женщин всех миров и всех времен, она сухо поведала Матери и Совету то, ради чего пришла и поспешила уйти. Обратный путь она вновь проделала бегом, только теперь вперед ее гнала наступавшая на пятки беда. Первым делом связаться с Олегом и ребятами, как бы еще и они в западню не угодили, потом…

Про потом она додумать не успела. Распахнув дверь их с Олегом комнаты, она вновь не смогла решить, то ли ей каменеть от ужаса, то ли мчаться со всех ног куда подальше: на травяной подстилке, кое-где все еще запятнанной кровью Олега, удобно растянулся горный кот Роу Су. Как он туда попал? Каким образом пробрался в крепость? Да и что забыл в жилище его злейших врагов людей?

Впрочем, если под личиной зверя скрывался пленник Ураганов, Синеглаз, все эти вопросы имели иной ответ. Другое дело, что Птица предпочла бы не видеть вблизи ни княжича, ни горного кота. Захлопнув дверь до того, как зверюга ее заметил, она вылетела во двор и только там сумела кое-как перевести дух.

— Моя госпожа! Кто посмел тебя обидеть? — на Сольсуранскую царевну с почтением и обожанием смотрели фиолетовые глаза Обглодыша.

Мальчуган уже в который раз появлялся для того, чтобы уберечь ее и поддержать.

— Там… т-т-там…

Птице стоило немалого труда поведать про Роу-Су.

— Это совершенно невозможно, — серьезно проговорил мальчишка. — В этой крепости находится только один Роу-су, то есть вару. Это мой господин, и я его только что навещал!

Обглодыш решительно направился вверх по лестнице. Птица, словно зачарованная, последовала за ним. Когда Обглодыш распахнул дверь, Птица зажмурилась, словно трехлетнее дитя, пытаясь отсрочить неизбежную встречу с ужасом.

— Лариса! Ну, наконец-то! Сколько можно тебя ждать!

Птица осторожно приоткрыла сначала один глаз, затем другой. Сомнений быть не могло. В комнате, удобно устроившись возле голографического монитора, ее поджидал Вадик.

Вот так, наверное, и сходят с ума.

— Лариса! Ты это видела? У нас получилось! Моя гипотеза полностью подтверждена! — Лицо поклонника сфинксов и ассуров сияло, золотая копна колыхалась, как нива перед дождем. — Ты просто гений! Столько работ, посвященным узорам травяных рубах, столько исследований в области Предания! И никто не додумался спросить про двунадесятый ряд!

Птица не сразу сумела постичь смысл его слов. Радостные и страшные вести, полученные от Олега и Матери Ураганов, безумная встреча с горным котом, в нереальность которого разум отказывался поверить, совершено вытеснили из ее сознания мысль о той великой тайне, над постижением которой она билась уже вторые сутки. Между тем, программа расшифровки похоже закончила свою работу, выведя на экран двенадцать аккуратных строк:

«Услышишь лишь голос священной скрижали,

Иди серединным путем без боязни

Туда, где глаза Роу-Су видят солнце.

Путь между двух змей горный кот объясняет.

Сквозь камень ты зов его сердца услышишь.

Ты минешь двух змей и пройдешь еще столько ж

К началу моста, что на звезды стремится.

Его отыскать тебе песня поможет.

Сеченье строки — есть сеченье вершины.

Лишь царская кровь дверь завета откроет.

Но духов хранящих покой кто нарушит,

Во славу Великого Се жизнь отдаст».

Не Бог весть какой перевод и почему-то силлабо-тоническим стихом, но общий смысл можно уловить, вернее какие-то туманные на него намеки в духе эпических песен и Вадиковых разглагольствований. Впрочем, на этот раз, похоже, Вадик, этот новоявленный Шлиман, таки откопал свой Иллион.

— Ты знаешь, где это? — довольно возопил он, размахивая перед носом Птицы картой, на которую уже успел нанести какие-то пометки, очень похожие на те, которые встречаются в играх про поиски различного рода пиратских кладов. — Роу-Су, то есть сфинкс, которого я обнаружил, смотрит на юг, в ту сторону, где расположена Гарайя. Я еще тогда думал про Град двенадцати пещер, но меня сбили с толку эти две симметричных Дхаливи. Теперь все встало на свои места. Змеи понадобились для того, чтобы уточнить ориентир. «Ты минешь двух змей и пройдешь еще столько ж». Дальше там не совсем понятно про зов сердца и звездный мост. Хотя, возможно, это просто какой-то поэтический оборот. На месте разберемся!

— Понимаешь! — он глянул на Птицу, сияя, точно полуденное светило. — Мы должны немедленно отправиться туда! Это же наш шанс! Другого такого не выпадет! Ты должна поговорить с Олегом, в конце концов, это он, с его любовью к местному фольклору и всякого рода деталям быта, почти что надоумил тебя, где следует искать!

О том, что Альянс, похоже, начал вторженье, грозящее гибелью им всем, неугомонный фантазер даже слышать не желал.

Птица и в самом деле достала передатчик, но лишь для того, чтобы предупредить Олега и его товарищей о новых опасностях, грозящих твердыне народа Урагана и всей Сольсуранской земле.

— Передай Матери и Совету, пусть о Гнезде Ветров не переживают и как готовились к обороне, так пусть продолжают готовиться! — велел ей Олег. — У нас теперь достаточно людей, чтобы дать этим голоштанным достойный отпор!

Все, как всегда. Иного ответа она и не ожидала. Да и какой тут может быть ответ? Выбрать путь Монтесумы и обречь Сольсуран на бесславную гибель, а его народ на рабство или истребление? Вот только попытка остановить вторжение с космического Альянса, имея в наличии лишь оружие времен раннего средневековья, представлялась схожей с блистательным, но малоэффективным демаршем одного из арабских вождей, выступившего со своим войском против песчаной бури. Скорее бы возвращалась Лика! Но, увы, связь с кораблем не удавалось установить уже четвертые сутки, и Птица запрещала себе даже думать о том, что причиной этому могли быть не только неполадки старенького передатчика и помехи в сети.

— Будем уповать на Великого Се! — вздохнула Мать Ураганов. — Не первый раз тьма пытается взять в Сольсуране верх! Наши предки не дрогнули, и мы не дрогнем!

Хотя Владычица ни о чем не спрашивала, ее глаза смотрели на Сольсуранскую царевну с надеждой, безмолвно вопрошая: может быть, появление в роду царей девы из надзвездных краев знаменует наступление того срока, о котором говорится в Предании? Что, если настала пора вновь явить миру Молнии Великого Се? Птица всей душой желала эту надежду оправдать, но пока сообщить что-то утешительное, увы, не могла.

Конечно, расшифровка двунадесятого ряда сама по себе являлась неоспоримой научной сенсацией. Однако амрита или тот артефакт, за которым охотились змееносцы, оставалась по-прежнему тайной за семью печатями. Ибо даже если расчеты Вадика были верны, и священная Гарайя, стены которой осмотрели, ощупали, обнюхали, простучали и, кажется, даже попробовали на вкус поколения местных мудрецов и искателей, не говоря уже об исследователях с Земли, являлась тем местом, где следовало искать, текст предания содержал пока больше вопросов, нежели ответов. И это если понимать все буквально, не делая скидки на метафоры, иносказания и прочие словесные изыски, которыми пользовались колдуны и поэты древних времен, чтобы невзначай не отпугнуть удачу и не тревожить те силы, к помощи которых прибегают лишь в самом крайнем случае. Возможно Вадик прав, и под сводами священных пещер они сумеют понять больше, вот только, судя по первой строке, путешествие необходимо было совершить в строго определенное время, и это время должна указать упорно хранившая свои тайны скрижаль.

— «Услышишь лишь голос священной скрижали»! — точно заведенный повторял Вадик. — Может быть, это связано с каким-то храмовым праздником?

— Я слышал, знаки скрижали и письмена пещер Гарайи умеет читать Словорек… — осторожно заметил Обглодыш, — но на нем лежит какое-то заклятье, и он не может об этом говорить.

Перед мысленным взором Птицы во всех подробностях и красках предстал тот страшный и прекрасный миг, когда умолкнувшее, казалось, навсегда сердце Олега под пальцами отшельника начало биться вновь. «Семма-ии-Ргла!» Говорят, у людей, побывавших на грани, открывается провидческий дар. А ведь Олег и прежде при похожих обстоятельствах встречался с представителями этой загадочной расы. Да и почему негуманоидные обитатели системы Регула проявляют такой неподдельный интерес к, вроде бы, мелким для них делам Землян и Альянса.

Вадик понял ее без слов. Вновь разложив оборудование, которое он уже успел зачехлить, и найдя в системе нужный файл, он с трепетом ввел параметры языка Сема-ии-Ргла. Программа провела обработку данных с, прямо-таки, пугающей быстротой. Столетиями хранимая тайна, казалось, просто кричала: отыщите меня!

«Мой сын, кто остался в надзвездном краю,

Я истины ключ тебе отдаю.

Сокровища нищих, царей нищета,

Ты тайну открыл, только тайна не та.

Столетья промчат, как строфа за строфой

Забвенье, изгнанье удел, но не твой.

Зловещие тени встают на пути.

Двенадцать смертей тебе надо пройти.

Ни змеи, ни лев не заступят твой путь

Туда, где трава зенебокам по грудь.

Когда распознаешь, где враг, а где друг,

Твоих испытаний закончится круг».

— Бред какой-то! — брезгливо скривился Вадик. Он даже не пытался скрыть разочарование. — Похоже Сема-ии-Ргла в который раз натянули всем нос!

— Они опасались асуров, — напомнила ему Птица.

— Но здесь же ни одной зацепки! — словно обиженный ребенок протянул Вадик. — И стихи-то какие тривиальные! В духе самых что ни на есть низкопробных подделок! Банальнейший четырехстопный амфибрахий! Такими, с позволения сказать, псевдосольсуранскими виршами баловались пилоты регулярных рейсов и менеджеры среднего звена лет двадцать назад во времена первой экспедиции. Арсеньев говорил, чем-то похожим развлекался и его отец.

Птица кивнула. Уж кто-кто, а она много раз видела исписанную убористым почерком тетрадь, в которой с виршами по случаю соседствовали пронзительные лирические стихи и трогательные фантазии, рожденные многодневным созерцанием бесконечности. Олег не пытался судить их с литературной точки зрения, просто хранил эту тетрадь как память, немногое, что ему осталось от родителей.

Вот только почему, псевдо-какие-то там стихи, непонятно каким образом оказавшиеся выбитыми на скрижали, достаточно подробно предсказывают Олегову судьбу? Забвенье, изгнанье, предательство, мучительный поиск тайны, двенадцать смертей… Может ли быть столько совпадений? Или ей это все только кажется? Легендарный царь Арс, которому приписывают авторство текста, похоже, обращался к своему сыну. Но при чем же тут тогда надзвездные края?

Подсказку давала предпоследняя строка предания: «Лишь царская кровь дверь завета откроет». Поколения царей сменялись на троне Сольсурана, но ни одному из владык не удалось достигнуть пределов тайны. И чем еще можно объяснить тот интерес, который проявляли к Олегу и асуры, и Сема-ии-Ргла. И почему именно им была написана та загадочно испарившаяся статья. Лишь царская кровь…

Частичка крови, а вернее плоти Олега, соединившись с ее плотью и кровью, если верить Словореку, образовали в ее теле новую жизнь. Рассыпавшееся драгоценной бирюзой пророчество не могло быть измолвлено просто так. Следовательно, она теперь уже дважды принадлежит к царскому роду, а их с Олегом ребенок — тот самый пришелец из надзвездных краев, приобщившийся к роду владык, женщиной не рожденный. Но ведь Олег столько лет жил в безвестности под небом Сольсурана. Может быть, действительно существует какой-то срок, о котором Альянс, несмотря на все меры предосторожности, предпринятые Сема-ии-Ргла, сумел узнать? Почему вторжение началось именно в этом году? Быть не может, что у змееносцев просто не хватало сил.

Вадик, между тем, забавно шлепая губами, перечитывал текст:

— Нет, вы только посмотрите! — возмущался он. — Здесь туману больше, нежели в словах потаенной части Предания. «Ни змеи, ни лев не заступят твой путь». Единственная фраза, за которую можно зацепиться! Но при чем тут тогда знебоки и трава.

— Время, когда трава зенебокам по грудь, — это весна, — напомнил, ошеломленным обилием обрушившейся на них информации исследователям Обглодыш. — День весеннего равноденствия, Праздник Первых Побегов.

Птица подумала о том, что членение на сегменты строфы сольсуранского тонического стиха, так же, как и миф Творения вместе с иерархией племен тоже придавали особое значение народам Травы и Зенебока. Первые завершали старшую ветвь, вторые открывали младшую. Время, когда трава зенебокам по грудь.

— Что ж, это выглядит почти логично! — вновь воспрянул духом Вадик. — Осеннее и весеннее равноденствие можно вычислить, не имея никаких приборов, а только природные или специально выстроенные ориентиры. Но что тогда означают две змеи и лев, то бишь, Горный кот.

— По сольсуранскому календарю через три дня, то есть в день Весеннего равноденствия, наступает год Горного кота, — с трудом шевеля губами от волнения, проговорила Птица. — Год Горного кота эры Змеи.

— Какой змеи? — не понял Вадик.

— Так называют третий или младший двенадцатилетний цикл календаря, — вопиющее невежество исследователя, в своих возвышенных изысканиях даже не удосужившегося удостоить вниманием такую значимую часть сольсуранской культуры, как двенадцатилетний трехцикловый календарь, выглядело настолько забавным, что Птица даже немного успокоилась. — Старший цикл — эра Птицы, средний — эра Зенебока…

— Но ведь Весеннее равноденствие, то есть Праздник Первых побегов наступает уже через четыре дня! — перебил ее Вадик. — И если мы не успеем…

— Придется ждать еще тридцать шесть лет, — кивнула Птица.

— Так чего же мы тут сидим! — Вадик вновь начал паковаться. — Мы же можем опоздать!

— Да будет мне позволено молвить, — вновь решился вступить в разговор Обглодыш. — Но сольсуранской царевне до возвращения войска Ураганов вряд ли удастся покинуть Гнездо Ветров.

Птица это тоже понимала. Даже ее прошлая поездка в Град двенадцати пещер едва не закончилась заточением в гареме Дворца Владык. А ведь тогда земля Сольсурана еще не была охвачена пожаром войны. Конечно, наследнице царя Афру, к тому же носящей под сердцем дитя, уверенность в существовании которого крепла в ней с каждым днем, не следовало пускаться в рискованные предприятия. Но как быть с Альянсом и Сольсуранской землей? Да и Олег. Какой срок выговорили ему Сема-ии-ргла? Вряд ли костлявая оказалась настолько глупа, чтобы уступить ему три четверти нормальной человеческой жизни. «Но духов хранящих покой кто нарушит, во славу Великого Се жизнь отдаст». Нет, ожидание — это сейчас непозволительная роскошь, ибо каждый день и час играют против них. Даже если не принимать в расчет варраров, подступающих к стенам Гнезда Ветров. Хорошо, что Град Двенадцати пещер расположен в противоположной стороне.

— И все же, я должна отправиться в Гарайю, — заявила Птица таким тоном, что Обглодыш не посмел ей возразить. — В игре против змееносцев — это единственный шанс. Если нам не удастся им воспользоваться, мы можем потерять не только Гнездо Ветров, но и весь Сольсуран.

Она выразительно глянула на мальчишку:

— Ты поможешь мне покинуть крепость так, чтобы меня никто не хватился?

Обглодыш кивнул, сверкнув фиолетовыми глазами:

— По этому вопросу, — отрок со странным выражением глянул на скрижаль, — тебе лучше поговорить с моим братом. Думаю, он не сможет отказать тебе.

В тот же день незадолго до заката к Матери Ураганов пришел Вадик и заявил, что хотел бы до прихода варраров покинуть твердыню. Владычица глянула на него как на слабоумного — именно таким она его и считала, но возразить не посмела. В конце концов, кто она такая, чтобы перечить одному из вестников Великого Се.

Вадик покинул Гнездо Ветров на закате. Его зенебок был нагружен запасом провизии на неделю, охотиться надзвездный странник не умел, в поводу он вел Чубарого, так захотела Царевна. Спину этого животного тоже отягчали различного рода тюки, в которых исследователь вез то, что он называл не совсем понятным для обитателей Гнезда Ветров словом «Оборудование». С другой стороны, даже варрарские шаманы не пускаются в странствия между мирами, не захватив с собой запас амулетов и оберегов всех мастей.

Проводить Посланника пришли все обитатели твердыни, кроме, пожалуй, одного Обглодыша, исчезновения которого, конечно, никто не заметил. Сольсуранская царевна в своих лучших одеждах долго стояла на стене и махала Вадику вслед. И только внимательный взгляд сумел бы не без удивления приметить, что глаза у красавицы не переливчато-зеленые, а синие, как синтрамундские сапфиры. Впрочем, в неверном вечернем свете это могло оказаться лишь отражением небес.

* * *

Когда последние признаки человеческого жилья скрылись вдалеке, Вадик сноровисто отыскал в горах удобную ложбинку и стал располагаться на ночлег. Соскочив с зенебока, он первым делом взялся за продолговатый и, судя по всему, достаточно тяжелый тюк, похожий на скатку с постелью, если только предположить, что кто-то, путешествуя по травяным лесам, возит с собой перину.

— Лариса, как ты там? Пожалуй, в таком укрытии и задохнуться недолго!

Воровато озираясь, не следит ли кто, он торопливо рванул завязки, бережно раскрывая скатку.

— Похоже, у нас получилось! — улыбнулась ему Птица, открывая глаза и жадно вдыхая влажный вечерний воздух. — Жалко, что пришлось обмануть Владычицу, но иначе было нельзя.

— Ну, держитесь, Двенадцать пещер! — воскликнул Вадик, потрясая скрижалью. — Вашему молчанию приходит конец!

(обратно)

Свой среди чужих — чужой среди своих

Страшная весть о падении Земляного Града застала Олега на перевале Лучезарного копья, который он преодолевал в сопровождении Камня, Смерча и десятка лучших воинов народов Огня и Воды. Прежде чем вступать в смертельное противоборство с ордой, следовало выяснить хотя бы ее численность и маршрут перемещения, а когда встал вопрос о выборе разведчиков, все пришли к выводу, что в качестве представителя вестников и командира лучше всего подходит Олег.

Синдбад и Вим были заняты тем, что разбирали снаряжение и технику змееносцев, надеясь отыскать исправные аппараты и оружие с боекомплектом. Эжен, который пострадал серьезнее других, скрепя сердце согласился тихо лежать возле снятой с одного из танков рации в пещере под скалой Дхаливи и с помощью вестовых поддерживать связь с Пустыней Гнева. Ну а кандидатура Глеба даже не рассматривалась. Конечно, руководитель проекта пускай на хилую троечку, но сдал зачет на уроке товарищества и мужества. Однако все знали, что при его высокомерии и отсутствии опыта полевой работы и общения с сольсуранцами, он принесет больше вреда, нежели пользы.

Бедная Птица! Когда во время их предыдущего разговора она поняла, что ее непутевый супруг, едва выбравшись живым из огня, снова нырнул в полымя, слова нежности и любви, врачевавшие его лучше самых сильнодействующих препаратов, сменились горькими причитаниями и слезной мольбой.

— Ты скоро в железного дровосека превратишься! — с горьким укором всхлипнула она.

Олег про себя подумал, что это был бы для него еще не самый худший исход: пускай и с имплантами, заменившими жизненно важные органы, но продолжая мыслить, чувствовать, радоваться многообразию этого мира и любить свою царевну.

— Я просто хочу поскорее увидеть тебя! — поспешно отшутился он.

Сейчас, когда она рассказывала о катастрофе в Граде Земли и передавала скупую информацию, полученную от гонца и Матери Ураганов, ее голос звучал спокойно и сухо, как у человека, принявшего решение. Что она задумала? Какую жертву собралась принести, чтобы вытащить его и спасти Сольсуран? Она, конечно, ничего не сказала, но по ее тону — ох как ему не нравился этот тон — он понял, что любимая не собирается сидеть сложа руки, и убедить ее ничего не предпринимать практически невозможно.

Олег обещал держать ее в курсе всех событий и повернулся к товарищам, в первый раз пожалев о том, что этот переход они совершают не на «винтокрылой колеснице», а верхом. Увы, в хаосе смертельного противоборства их бедный вертолет оказался на линии огня и не подлежал восстановлению, по крайней мере, до возвращения корабля. Конечно, в сложившейся ситуации, когда все они не только чудом уцелели, но и с помощью воинов Огня и Воды сумели разбить врага, скорбеть о потере машины являлось чистейшим крохоборством. Но необходимость до глубокой ночи петлять по горным тропам, которую Олег в начале пути решил воспринимать как необходимый телу и душе отдых, безжалостно съедала драгоценное время. А каждый час промедления мог стоить кому-то жизни.

Все попытки связаться с Палием закончились неудачей. Передатчик этнографа молчал, своим упорством подтверждая худшие из опасений. Зато Эжен отозвался с эмоциональностью, явно излишней для человека, внутренности которого только сегодня собирали по частям:

— Если они и дикарей вооружили танками, то это настоящее вторжение! Надо срочно вывести людей из Гнезда Ветров!

— Куда?! — в один голос воскликнули Олег и слышавшие слова гидролога Камень и Смерч.

— Не знаю, — не нашел, что придумать бедный Эжен. — Куда-нибудь в горы, в травяные леса… Вы представляете, какая начнется бойня, когда Горынычи разрушат стены крепости.

— А в горах или травяном лесу их просто перебьют по одному, точно скот! — сверкнул глазами Смерч.

Олег попросил Эжена взять себя в руки и послать вождям и Синдбаду с ребятами гонцов. Воинам племен Огня и Воды следует знать, что их противник с помощью вездесущих змееносцев приобрел опасные умения, и недооценивать его нельзя. Не наломали бы только они сгоряча дров, сунувшись наобум в пекло!

— Это вряд ли! — успокоил Олега, угадавший ход его мыслей Камень. — До утра они никуда не двинутся. Людям и зенебокам надо дать отдых!

— К тому же кузнецы нашего племени обещали попытаться помочь вестникам Великого Се вернуть боеспособность машинам надзвездных краев, — напомнил участвовавший в их дозоре сын Пожара Костер.

Олег кивнул, с душевной теплотой вспоминая примитивные кузнечные горны и травяные рубахи мастеров, помогавших Синдбаду и Виму с помощью «дедовской кувалды и такой-то матери» починить технику, опередившую их эпоху на несколько столетий, и вполне успешно. Несомненно, любого мыслящего ученого подобная картина наводила на размышления по поводу эволюционной теории и концепции исторического прогресса. Однако Олег предпочел все научные изыскания по этому поводу оставить на более спокойное время, если оно, конечно, когда-то наступит.

Нынче существовали задачки поважней. С помощью восстановленных танков они надеялись отогнать варраров от Земляного града. Если сведения, полученные от Птицы, верны, сейчас речь могла идти только о спасении Гнезда Ветров. Да и оно выглядело в достаточной степени проблематичным: до сего дня дикари из гнилых болот ни разу не брали укрепленных городов! Неужто Змееносцы и их снабдили современным вооружением? Не для того ли, чтобы беспрепятственно его провезти, был лишен свободы Палий? Или в Земляной град проникла измена? Вспоминая недавнее безобразное судилище, едва не стоившее ему жизни, Олег мог сказать, что в доме старого Дола дела обстояли не очень-то благополучно.

— Среди сыновей Земли нет и не может быть предателей! — с возмущением отверг саму мысль о подобном развитии событий сын Потопа Ливень, мать которого приходилась Долу сестрой.

— Но что же в таком случае произошло? — сердито глянул на товарища братишка Смерч. Переживавший за отца и Суховея, вместе с воинами Урагана оборонявших Град Земли, он едва сдерживался, чтобы не пустить зенебока галопом, что в ситуации ночного перехода через перевал равнялось самоубийству. — Мы с братьями много раз имели дело с этими дикарями и неизменно загоняли их в гнилые болота.

— Вы вступали в столкновение со сторожевыми отрядами и бандами мародеров! А сейчас пришла вся орда! — заметил Камень. — Ваш отец разве не рассказывал вам о битве при Фиолетовой?!

— В сражении при Фиолетовой оба войска сошлись в открытом поле! — покачал головой Костер. — А стены Града Земли не по зубам и наемникам узурпатора!

— Разве что ротозеи Дола недостаточно хорошо заложили недавний пролом! — заметил языкастый Смерч.

— Стена Града Земли была восстановлена раньше, чем мы покинули его пределы! — напомнил задире Камень. — Просто в этой войне нам противостоят силы Тьмы! И как далеко они готовы в своей низости зайти, не ведают даже наши друзья вестники!

— В любом случае, мы не сможем сделать никаких выводов, пока не увидим все собственными глазами! — подытожил Олег.

Незадолго до рассвета они повстречали беженцев. Рудокопы и землепашцы, отрезанные от Земляного Града, вместе с домочадцами и немногим уцелевшим скарбом поднимались в горы, надеясь там отыскать спасение от жестоких захватчиков. Весть о том, что в ущелье Спасенных в полной боевой готовности стоит войско народов Огня и Воды, укрепленное машинами надзвездных краев и сопровождаемое вестниками Великого Се, вселило в их сердца надежду.

— Если бы вестники еще раньше выступили на стороне сольсуранских народов, — выразил мнение своих спутников пожилой рудокоп, — чужеземцы даже носа не посмели бы показать на нашей земле!

— Как варрарам удалось захватить Земляной град? — прерывая бессмысленные сейчас рассуждения, задал мучивший его вопрос Олег.

— Почему захватить? — в один голос удивились рудокопы, недоуменно глядя на потрясенных разведчиков.

— Земляной град — неприступная твердыня, а сердца воинов, защищающих его, исполнены мужества и отваги! — не без гордости пояснил рассуждавший о вестниках почтенный муж. — Варрары посмотрели на стены, разорили окрестности и выступили в сторону Гнезда Ветров, поручив ведение осады тьме кутигана Красноземья.

— Они что, в своих болотах последний ум потеряли? Оставлять в тылу крепость с сильным гарнизоном? — удивился знаток военного дела Камень, и воины травяных лесов, включая Олега, согласились с ним.

— Думаю, отец с Суховеем и сыновьями Дола еще до вечера сделают вылазку и передавят всю орду этого кутигана! — воскликнул Смерч, как и Олег воодушевленный вестью о том, что родные и их воины живы.

— Вожди вывели нас из града, чтобы прорвать осаду и зайти в тыл орде еще вчера, — с трудом подал голос обессиленно болтающийся в люльке на зенебочьей спине молодой и очень бледный воин, чья голова была обвязана тряпицей, а окровавленный обрубок руки висел на перевязи. — Но варрарам помогают силы тьмы, которые окружили стены смертельными ловушками. Более дюжины человек из отрядов Земли и Урагана оказались разорваны в клочья подземным огнем сокрушительной силы. Еще столько же попали в плен. Мне удалось остаться в живых и скрыться только потому, что темные духи отбросили меня на несколько десятков шагов в сторону, а варрары потеряли меня из виду, приняв за мертвого.

Олег, который делал бедолаге укол обезболивающего (ему самому пока хватало и естественных стрессовых стимуляторов) едва не раздавил в руке шприц. Минные поля! В изобретательности змееносцам не откажешь. Для установки взрывчатки достаточно троих-четверых грамотных специалистов! А доставить ее можно было и на зенебоках. Но почему они отказались от штурма? Конечно, стены града стоят на базальтовом основании, что усложняет работу подрывников, и это если не считать системы валов. Но ведь у каждой крепости существуют слабые места, которые при желании не так уж сложно прощупать. И это если не принимать в расчет штурмовые лестницы и башни, тараны, катапульты, требушеты и прочий арсенал средневековой стенобитной техники.

Вывод напрашивается один. Поскольку змееносцы стремятся поскорее вернуть скрижаль и заполучить царевну, их основной целью является Гнездо Ветров, и они решили не тратить время и людские ресурсы на Град Земли. Тем более одна и достаточно важная цель была достигнута: пять тысяч лучших воинов народов Урагана и Земли оказались отрезаны и заблокированы, а варрарам за верную службу пообещали сокровища старого Дола и другие богатства народа Земли. Оставалось только уповать на быстроту воинов Огня и Воды и надеяться на то, что змееносцы не измыслили новых каверз. Но для этого следовало как можно скорее нагнать орду и все тщательно разведать.

— Будешь разговаривать с царевной? — вопросительно глянул на брата Смерч, приметив, что тот производит какие-то манипуляции с рацией.

Олег покачал головой. Он не хотел раньше времени вселять надежду в сердце матери и других женщин народа Урагана.

— О приближении и примерной численности орды им и так известно, а помочь им пока ни мы, ни воины отца и Суховея не в состоянии.

Он переговорил с Эженом, проконсультировался с ним насчет вариантов и возможностей установки минных полей вокруг земляного града. Тот обещал в свою очередь послать гонцов к Синдбаду.

Пожелав беженцам благополучно преодолеть перевал и встретиться с воинами Огня и Воды, в войске которых мужчины, способные держать оружие, могли бы включиться в борьбу за свою землю, дозорные продолжили путь.

— Если нагонять основную орду, то разумнее всего обойти Град Земли стороной, — обсуждая маршрут дальнейших передвижений, заметил Камень, знавший в здешних когда-то родных для него местах каждую тропинку.

— Мы не можем двигаться дальше, не выяснив, что там на самом деле происходит! — едва ли не с обидой глянул на Могучего Утеса Смерч. — Сведения слишком противоречивы!

— К тому же, неплохо бы прощупать, каковы силы кутигана Красноземья! — поддержал маленького Урагана Костер, также имевший в земляном граде родню.

— Я должен хотя бы мельком взглянуть на мины, — подытожил Олег. — Надеюсь, на связь сумеет выйти Синдбад, и мы с ним что-нибудь придумаем.

Он уже имел по этому поводу кое-какие соображения. Судя по специфическому запаху селитры и серы, исходившему от одежды и бинтов воина Земли, хитрецы-змееносцы, не желая здесь нарушать Соглашения, использовали дымный порох и другие кустарные составы, широко применявшиеся в Сольсуране в эпоху царя Арса, но потом благополучно забытые на полторы тысячи лет. Если корпус изготовлен из глины или камня, что скорее всего, обнаружить их будет нелегко. Собак в Сольсуране не водилось, а приручать кавуков не было особой необходимости: на пастбищах зенебоки, единственными врагами которых являлись Роу-Су и табурлыки, прекрасно защищали от мелких хищников козергов и косуляк.

С другой стороны, обрабатывая рану, он заметил следы болтов и шарикоподшипников, начинявших устаревшие мины заводского образца, и это вселяло надежду. Вот только как их обезвредить на виду у всей орды? Конечно, варрары дикари и тугодумы, но даже они вряд ли позволят кому-то возиться с ловушками, установленными в непосредственной близости от их лагеря.

Надо сказать, что по пути к Земляному граду их отряд несколько раз оказывался в ситуации, грозившей если не провалом всей экспедиции, то серьезными неприятностями. И это при том, что они, оставив зенебоков на пастбище у рудника Дола, двигались осторожно, как на охоте, используя любое укрытие, иногда перемещаясь ползком. Таланты Камня как проводника и следопыта раскрылись тут в полной мере. Пока существовала такая возможность, он выбирал самые безлюдные места, не только по характерным отпечаткам не знавших обуви стоп, но и по обрывкам одежды и волос на траве, а иногда по каплям крови и пота угадывая перемещения врагов. Вот только братишка Смерч и молодые воины Воды и Огня, в силу возраста и воспитания склонные к мгновенным героическим порывам и прочим необдуманным поступкам, не могли равнодушно глядеть на те зверства, которые творила варрарская орда, выплеснувшаяся миазмами сточных вод на плодородные земли предгорий. Олег не мог осуждать эту закономерную жажду справедливого возмездия.

Конечно, как историк он понимал, что поставленные в крайне неблагоприятные условия существования в неплодородных, хилых землях с тяжелым, нездоровым климатом, живущие под постоянным дамокловым мечом голодной смерти, не имеющие никакого избыточного продукта для налаживания торговых связей, варрары выживали как могли. Что же касалось человеческих жертвоприношений и каннибализма, то они широко практиковались, например, в том же процветающем Синтрамундском калаганате. А пытками и прочими издевательствами над пленными, он это из личного опыта знал, не гнушались и народы, считавшие себя цивилизованными.

Вот только почему-то при мысли о том, что участь пленников и жертв бессмысленной жестокости ожидает не какое-то абстрактное население с пыльных страниц старых хроник, а ставших для него по-настоящему родными обитателей Гнезда Ветров и, в особенности, его Птицу, кровь закипала в жилах, как при кессонной болезни, и все доводы рассудка хотелось послать к Трехрогому. А уж его товарищам, которые изначально не были вооружены знаниями о закономерностях исторического прогресса и развитии этносов и цивилизаций, приходилось и того сложней.

И все-таки, если не считать нескольких мелких стычек, разведчики относительно благополучно достигли границ минного поля. Все-таки в примитивной, почти детской безалаберности дикарей гнилых болот, которые самозабвенно предавались разграблению ремесленных и торговых кварталов в богатых предместьях града Земли и стражу несли из рук вон плохо, всецело полагаясь на колдовство змееносцев, были свои преимущества. Впрочем, вблизи городских стен плетеные вежи, в которых варрары жили вместе с семьями, стояли так тесно и были настолько густо населены, что миновать их незаметно можно было только передвигаясь ползком. Ибо вонючее тряпье и трухлявые, плохо выделанные шкуры, составлявшие одежду варраров, воины Сольсурана даже ради спасения родной земли отказались надевать наотрез.

Ох, как протестовало недолеченное тело и обожженная кожа, когда пришлось пластаться, подтягиваясь с помощью рук. Кажется, он все-таки рано обрадовался, приняв временное облегчение на фоне обезболивающих за выздоровление. Сейчас действие препаратов, которыми его перед расставанием от души накачал Синдбад, заканчивалось и, помимо ломоты и боли во всем теле, Олег чувствовал знакомое жжение в груди, память о броске Иитиро и битве с «Горынычами», во время которой он основательно наглотался едкого дыма. Не хватало только зайтись сейчас кашлем и все погубить. Но увеличивать и без того непомерную дозу лекарств он уже не мог.

Между тем, настало время связаться с Птицей. Они не только убедились, что Град Земли цел и готов отразить еще не одну атаку, но и видели Бурана и Суховея, распоряжавшихся вместе с сыновьями Дола на стенах и проверявших боеспособность лучников. Хотя мины были установлены на расстоянии, превышающем полет стрелы или каменного снаряда, в снаряжении убитых в пустыне Гнева советников Альянса оказались бинокли, которые произвели на сольсуранцев неизгладимое впечатление. Припав к окуляру, Смерч долго пытался подать брату и отцу какие-то знаки и был очень разочарован, когда Олег объяснил, что Суховей и Буран их, увы, не видят.

Связь удалось наладить сразу. Однако сам разговор получился какой-то странный, а ощущение тревоги усилилось. В какие дебри параллельных вселенных завела его царевну попытка переиграть змееносцев, отыскав Потаенную часть?

— Минные поля! Какая интересная задумка! И какая гуманная! Не то что эта вульгарная затея с огнестрелом и танками! — мечтательно проворковала рация, едва Олег обрисовал ситуацию у стен Града Земли. — Тем более, для того, чтобы разобрать Гнездо Ветров по камушкам, двадцати тысяч хватит с лихвой. Особенно если использовать бронебойные снаряды переносных установок.

Уж не бредит ли он! Что у них там происходит? Хотя голос, несомненно, принадлежал Птице, в интонациях и оборотах речи слышалась вкрадчивая кошачья манера Синеглаза!

— Откуда ты узнала про переносные установки? — более резко, нежели следовало бы при любом развитии ситуации, спросил Олег.

— Про численность орды разведчики доложили, — своим обычным тоном, словно спохватившись, отозвалась царевна. — А беженцы рассказывали, что варрарские колдуны используют трубы, изрыгающие огонь. Кстати, по поводу колдунов! — и вновь из передатчика голосом царевны говорил Синеглаз. — Судя по описаниям, в которых сошлись и воины, и крестьяне, командует там этот ваш, как его, Палий! Только сдается мне, что под личиной этнографа скрывается кто-то другой!

«Этот, ваш, как его». Каково?! Забыть имя не просто коллеги из другого отдела, но преподавателя, на кафедре которого писала диплом! Да и что означает «Ваш»?

Впрочем, информация о том, что орду ведет князь Ниак, имела неоспоримую ценность вне зависимости от того, кто ее сообщил. И когда он только успел? Впрочем, это как раз очевидно. В день судилища, когда преступный владыка, бросив на растерзание разгневанной толпе непокорного сына, в лучших сказочных традициях обернулся горным котом и скрылся, варрары уже пересекли границу Сольсурана, а Палий еще десять дней оставался пленником во Дворце владык. Понятна тогда обеспокоенность старого вельможи. В отсутствии сына и отца страна осталась без управления. Впрочем, в условиях войны государства с собственным народом, судьба управленцев — дело десятое. Более приятная новость, что Вадика он подозревал все-таки напрасно. Тем более что этот чудик с кандидатской степенью накануне вечером зачем-то покинул Гнездо Ветров.

И все-таки, что же происходит с Птицей? Возможно, ему все изменения просто примерещились, и виной всему так не вовремя накрывшее его нездоровье. Лихорадка способна вывести из подсознания и более фантастические видения! Скорей бы отсюда выбраться и вернуться в Гнездо Ветров! Вот только путь туда на этот раз проходит через минное поле.

Для своих подопечных из гнилых болот Змееносцы обозначили опасную зону, вывесив на пиках черепа жертвенных животных и изображения хозяина Нижнего мира Хоала.

— Понатыкали тут своих идолов! — с ненавистью плюнул в сторону кровожадного хтонического божества Камень. — Думают, они им помогут нашу землю захватить, покарай их гнев Великого Се!

— А что, если эти страшилища и являются указателями на ловушки! — высказал гениальную для человека мифологического сознания мысль поднаторевший за годы общения с приемным братом Смерч.

— Вряд ли! — покачал головой Олег, со вздохом доставая очередную ампулу спасительного лекарства. После сеанса связи самочувствие заметно ухудшилось. — Для змееносцев это слишком просто. Указатели обычно обозначают границу, отправную точку. А сами устройства устанавливаются по определенной схеме, известной только узкому кругу мастеров и советников.

— Так надо этих советников найти и потрясти! — громче, нежели следовало, воскликнул Смерч, обозревая лагерь в поисках места, где можно добыть предполагаемого «языка».

— Похоже, все слуги Тьмы ушли к Гнезду Ветров с основной ордой! — глядя на беспорядочный табор варрарского лагеря, предположил сын Потопа Ливень.

В самом деле, наблюдая разнузданные бесчинства и бесшабашную гульбу дорвавшихся до дармовой еды и выпивки ошалелых от радости дикарей, с трудом верилось, что над ними стоит хоть один человек, понимающий, что такое дисциплина. С другой стороны, не просто же так Палий сетовал, что его подопечных никак не удается обучить полезным ремеслам, которые могли бы хоть отчасти облегчить выживание племени. Эх, Палий, Палий! Что же с тобой эти нелюди сделали?!

Словно в ответ на невысказанный вопрос, Камень, который в сопровождении Костра продолжал осмотр позиций, указал в направлении ворот, и от увиденного растянутые сухожилия и не до конца сросшаяся рука Олега напомнили о себе такой болью, будто Ягодник и князь Ниак их снова проверяли на прочность и гибкость.

На расстоянии примерно ста метров от въезда в город между двух каменных столбов зенебочьей коновязи, распятый точно на Андреевском кресте, висел его верный товарищ и взводный командир Евгений Палий. На соседних столбах и стенах близлежащих строений за руки и за ноги были подвешены еще одиннадцать человек — воины Урагана и Земли, захваченные во время неудачной вылазки живыми. Варрары почтили Хоала и других демонов, а змееносцы показали защитникам града, какая участь ожидает непокорных. Хотя со стен было хорошо видно, что казнимые все еще живы, подобраться к ним и освободить не предоставлялось никакой возможности: концентрация черепов и идолов, указывающих на мины, в этом месте выглядела угрожающе, а достать мучеников стрелами, даровав легкую смерть, не позволяли выступы стен и крыши.

— Вот Порыв, там Вихрь, а это Шторм, сын Бури, — указывал на лучших воинов племени Смерч, которого еле успели удержать от самоубийственного броска. — Там Обрыв, Отвал, Выступ.

— А это кто? — указывая на молодого парня, расчаленного рядом с Палием, удивился Костер. — Вроде сложением и ростом на сольсуранца похож, но по виду так сущий дикарь. За что это они своего-то?

* * *

— Это мой муж и отец моего ребенка. И дикарем он никогда не был, хотя прожил среди варраров всю свою жизнь.

Разведчики как один вздрогнули. Используя как укрытие каждую ложбинку и затравленно озираясь, к ним приближалась какая-то женщина. Вернее даже не женщина, а совсем юная, светловолосая, растрепанная девчонка. Видавшая виды, но опрятная рубаха с оберегами рода Земли, странно сочетавшаяся с плетеной из ошметков разномастных шкур варрарской разновидностью поневы, обтягивали сильно выступающий живот.

— Как ты сумела нас обнаружить? — нехотя убирая меч, но продолжая сжимать рукоять, грозно спросил незнакомку Костер.

— Только воины травяного леса могут без страха разглядывать изображения Хоала, на которые варрары и глаза страшатся поднять, — сплюнув в сторону ненавистного ей демона, отозвалась та. — К тому же, кто ж еще, кроме родичей воинов Урагана и Земли и их сподвижников станет проявлять интерес к добыче темных духов, рискуя вызвать их гнев!

Воины Огня и Воды переглянулись. Разумность речей и завидное самообладание, не говоря уже о наблюдательности, выдававшие истинную дочь травяных лесов, не вязались с варрарским тряпьем. Если незнакомка какое-то время и жила среди варраров, то попала к ним не по своей воле, и не питала к дикарям никаких добрых чувств.

— Я — Руда, дочь Буерака из рода Земли. Владыка Дол приходится мне троюродным дядей, — представилась незнакомка, глядя на дозорных исполненными боли, но сухими и ясными глазами. — Была захвачена дикарями орды в прошлом году. Меня передавали от хозяина к хозяину, пока мой муж не выкупил меня.

— Почему же твой могущественный дядя не пришел тебе на помощь? — поинтересовался Ливень, все еще раздосадованный тем, что безвестная полонянка так легко сумела их обнаружить.

— Спроси у воинов Урагана! — сурово глянула на него Руда. — Пока главы народов Сольсурана проводили время в распрях и раздорах или служили узурпатору, они единственные охраняли рубежи и берегли покой тех, кто жил у самого края. Но даже таким великим воинам, как Ветерок из рода Урагана, — продолжала она, без тени смущения указывая на Олега, — не всегда хватало сил, чтобы везде успеть!

— Заслуги Ветерка нам и так известны! — прервал женщину Смерч, явно польщенный упоминанием имени своего брата. — Ты хотела о своем муже рассказать. Его тоже когда-то захватили в плен?

— И, да и нет! — уклончиво ответила Руда. — Его мать, Метель из рода Урагана, была замужем за сыном вождя рода Могучего Утеса Валуном. Она ждала ребенка, когда их край незадолго до битвы при Фиолетовой разорили варрары. Кутиган орды Желтых Земель, возглавлявший набег, взял ее в жены, и родившегося у нее сына считал своим. Метель же всегда, если не слышали варрары, разговаривала с ребенком по-сольсурански, рассказывала ему о настоящем отце и называла его Валуном. Она познакомила Валуна с Преданием и даже сплела травяную рубаху. Поэтому, когда орда выступила в большой поход, он собирался примкнуть к воинам Сольсурана.

— Ему это удалось? — прерывающимся голосом спросил Камень.

На Могучего Утеса жалко было сейчас смотреть, а выражение его обычно невозмутимого лица и вовсе не поддавалось никакому описанию. Оказывается, все эти годы, пока он, оплакивая свое сиротство, скитался по травяным лесам, в плену у варраров находились его невестка с племянником, и он ничего не сделал для того, чтобы их вызволить!

Олег смутно припоминал, что Палий еще до разгрома станции делал какие-то намеки насчет того, что Камень отнюдь не последний в роду и консультировался насчет принятого в Сольсуране возраста посвящения. Хотя большинство мальчишек проходили суровые обряды, едва достигнув четырнадцати-пятнадцати лет, из любого правила существовали исключения, и они в первую очередь касались тех, кому пришлось принять бой с беспощадным врагом. А на поджаром теле Валуна Олег явно видел следы бронзовых варрарских ятаганов и каменных топоров. Вот только если бы он сумел достигнуть стен Града Земли, Руда была бы сейчас в безопасности.

— Он не успел! — голос молодой женщины дрогнул. — Но он не мог поступить иначе! — Руда возвысила голос, в своей скорби забыв, что им надо таиться. — Мой муж не мог не вступиться за своего наставника! — она указала на Палия. — Верховный шаман не был похож на других дикарей. Он говорил и думал, как вестники Великого Се. Он не только открыл моему супругу секреты кузнечного ремесла и показал приемы боя, известные в надзвездном краю, но объяснял, как устроен мир, как распознать Зло и отличить его от Добра. Валун усвоил эти уроки.

Когда, прикрывшись личиной шамана, перед глазами кутиганов и их воинов предстал оборотень, Валун сразу его распознал! Прежний шаман говорил, что нужно уважать соседей и жить честным трудом, обнажая меч только для защиты своей земли, имущества и жизни, а этот призывал убивать во славу Хоала и, вырезав жителей Сольсурана до последнего человека, занять города и села. Конечно, эти речи больше понравились кутиганам, они давно уже хотели обогатиться за чужой счет! Валун пытался их образумить, но его не стали слушать. Черный колдун так умело отвел всем глаза, что они даже настоящего шамана не захотели признать. Едва он спустился с винтокрылой колесницы, на него набросилась вся орда, и Валуну оставалось только встать рядом с ним и принять бой.

Руда еще что-то говорила, рассказывала, сколько врагов ее муж сумел одолеть прежде, чем его повалили на землю, но Олег ее не слышал. Легкие нестерпимо горели, но не от болезни, а от сказанных простым безыскусным тоном слов: «Едва он спустился с винтокрылой колесницы, на него набросилась вся орда…». Глеб не мог этого не видеть. Почему он не только не вмешался (чтобы вытащить Палия хватило бы и одного выстрела в воздух), но и ничего не сказал?

Внезапно простая до банальности догадка еще больше стеснила и без того разбитую и перебинтованную грудь, украв последний воздух. А на кого, собственно, работает руководитель проекта? И почему на грани вредительства до сих пор радеет о выполнении Соглашений? Допуск к шифрам и засекреченным данным он имел еще в начале войны и в те дни, пока они с ребятами заживо горели на Ванкувере, он как раз служил в штабе.

От этих безусловно важных, но не в данный момент, размышлений, его отвлекло прикосновение маленькой, как у Птицы, только более шершавой ладони. Глаза Руды смотрели с надеждой:

— Вы ведь правда сумеете спасти моего мужа и остальных?

— Это займет слишком много времени, — неуверенно проговорил Костер. — Нам еще орду нагонять!

— Мы не можем их там оставить! — безапелляционно заявил Смерч, выразительно кивнув в сторону Камня, который делал неловкие попытки проявить заботу о Руде.

Хотя молодая женщина из-за сильного волнения отказалась от предложенной ей еды, памятный Олегу теплый плащ Могучего Утеса оказался явно нелишним: наступающий вечер обещал принести обычные в эту пору года заморозки, а из всей одежи у нее помимо варрарской плетеной юбки осталась лишь легкая нательная рубаха. Прочее имущество разграбили дикари, недовольные выбором Валуна.

Олег взялся за рацию, настраиваясь на частоту Эжена. Первоначальный план их дозора и рекогносцировки, похоже, летел в тартарары, но разведка своих не бросает. Да и воины Урагана и Земли были ему не чужими, не говоря уже о потомках Могучего Утеса.

Вместо раненого гидролога ему ответил Синдбад, который, посоветовавшись с Пожаром и Потопом, полностью одобрил решение Олега и его товарищей остаться под стенами Града Земли.

— А-а-ставайтэс там скольк' п-атрэбуетс'. В-а-ажди г’рят, воины Урагана и Земли не д-а-алжны стать д-абычей лэтающих ящеров! Мы сами всэ р-азвэдаэм и примэм р’эшение! — сообщил он, пытаясь перекричать шум работающих и явно не на холостом ходу двигателей — Я бы тож' к вам прис-аединился! — продолжал он также громко, но уже почти без акцента. — Но сольсуранцы пока не научились управлять танками! Они и так сделали больше, чем могли! Этот твой мастер Искра и другие кузнецы — настоящие Кулибины. Мы трудились всю ночь, собрали три танка и теперь выдвинулись в сторону Великанова Рта, чтобы обойти орду с фланга.

— Почему вы решили, что варрары избрали именно этот путь? — обеспокоенно переспросил Олег.

— Змееносцы любезно предоставили в наше распоряжение очень неплохие навигаторы! — весело отрапортовал Синдбад. — А Виму удалось взломать код и поймать частоту, на которой общаются советники.

Вот тебе и Вим! Лишенный воображения чудак, которого все обитатели станции, включая Вадика, считали своим долгом распекать за любую поломку и сбой оборудования. А ведь специалистом в области кодировок и частот всегда считался собаку съевший на штабной работе Глеб! Впрочем, если его догадка верна, руководителю проекта нет никакого резона вредить змееносцам. Предупредить бы ребят, но наверняка Глеб где-то рядом, возможно даже в одном из танков, и слышит все.

— Может быть Вим и карту минных полей добудет? — размечтался Олег.

— Похоже такая карта существует только в памяти того, кто ловушки ставил, — отозвался Синдбад. — И судя по идентификатору, он остался в окрестностях Града Земли!

Они обсудили возможные варианты изготовления и закладки устройств, использующих в качестве взрывчатки дымный порох, и Олег, в сопровождении Камня, Смерча и первенца мастера Искры Уголька, которого, уступив его уговорам, взяли в качестве вестового, ползком двинулся вперед. В задачи Костра, Ливня и их воинов входило по возможности бесшумно обезвредить часовых на ближайших постах, а потом устроить в варрарском лагере переполох.

На расстоянии примерно четырех-пяти метров от линии предупреждающих знаков миноискатель, который Синдбад сунул ему в последний момент перед отправлением едва ли не в качестве талисмана, заверещал, точно рассерженный горностай. Неужели все-таки корпус железный? Откуда у варраров железо? То есть, конечно, залежей различных руд там целое болото, но дикари же не желают учиться его добывать и плавить!

Впрочем, к изготовлению мин варрары никакого отношения и не имели. Змееносцы привезли все с собой. Противопехотная прыгающая мина, в просторечии «лягушка», и снова из арсенала войск Содружества. Типичная логика змееносцев: мы будем жечь, взрывать, расстреливать из танков, а потом обвиним во всем вас и предъявим доказательства. С другой стороны, дареной мине во взрыватель не смотрят, а устройство заводского образца в сложившейся ситуации являлось настоящим подарком. Еще одной хорошей новостью оказалась взрывоустойчивость первой «лягушки» и двух соседних мин. Стало быть, подрыв устройств, расположенных, скажем, у противоположной стены, не вызовет детонацию остальных мин, и, если Костер с Ливнем погонят варраров на минные поля, это грозит неприятностями только самим варрарам. Долг платежом красен.

Отослав Уголька с вестями, Олег взялся за запал. Хотя мина могла обезвреживаться и вручную, на ней стоял таймер, рассчитанный на три дня. Очевидно такой срок змееносцы отвели варрарам на взятие Гнезда Ветров, чтобы затем вернуться и разобраться с Градом Земли. Но к чему такая спешка? Уже знают о поражении наемников в Пустыне Гнева? Опасаются, что народы Сольсурана, объединившись, подоспеют Ураганам на помощь и загонят орду обратно в болота? Или причина вообще в чем-то другом?

Но эти размышления приходилось опять отложить. Работа по разминированию требовала предельной концентрации, а ему приходилось спешить. Каждый час промедления не просто продлевал мучения повешенных, но усиливал риск разрыва сосудов головного мозга и отека легких. Впрочем, после пятой мины работа шла уже почти на автомате, а беспрекословно выполнявшие все указания Камень и Смерч понимали Олега почти без слов. Могучий Утес, используя многолетний навык следопыта, обнаруживал мину, Смерч помогал Олегу обезвредить запал.

Варрары их не беспокоили. На периферии сознания Олег слышал беспорядочные крики, отмечал освещавшее вечереющее небо зарево многочисленных пожаров, ощущал ноздрями запах дыма: воины Огня и Воды свою часть работы выполняли на совесть. Исправно сея панику, они находились везде и нигде. Защитники Града Земли с интересом наблюдали за ними со стен.

До столбов оставалось не более двадцати метров, когда один из последних лучей заката высветлил тонкий, практически невидимый проводок, соединяющий одну из мин с ближайшим столбом. Приглядевшись Олег заметил еще десяток устроенных тем же способом растяжек и едва успел сделать предупреждающий знак Камню, который почти что преодолел роковую не только для них троих, но и для обреченных черту. Так вот почему варрарские мародеры, обычно обиравшие пленников до нитки, оставили на них одежду. Под травяной рубахой проще утаить нехитрую, но смертоносную поделку, когда-то получившую весьма недвусмысленное прозвище «пояс шахида».

Олег непроизвольно глянул на пленных. Большинство воинов Урагана и Земли давно находились в забытьи, некоторые и вовсе не подавали признаков жизни, однако Палий, как оказалось, не только находился в сознании, но и следил за действиями Олега, которого сам когда-то учил не только бурить на раскопках шурфы, но и обезвреживать мины. Хотя во время войны с Альянсом полученные навыки применить не довелось, как оказалось, даром они не пропали. Встретившись глазами со своим бывшим студентом, а потом и курсантом, Палий едва заметно кивнул, а Олег вновь почувствовал себя словно на экзамене. Как ни странно, это ощущение принесло спокойствие. В мозг вернулась ясность, руки обрели уверенность.

Он почти разобрался с ближайшей из растяжек, она как раз вела к двум столбам, на которых висели Палий и Валун, когда знакомый вкрадчивый голос немного насмешливо произнес:

— Полегче, братишка! Здесь не все так просто!

В первый миг Олег чуть не задел за провод. Иитиро Минамото! Тигр или Дикий Кот из Имарна. Только его здесь не хватало! Не просто так Синдбад предупреждал о советнике Альянса, который бродит близ Града Земли.

— Если ты о «поясах шахида», то я и без тебя знаю, что с ними делать! — призвав на помощь все свое хладнокровие, ответил Олег.

— А как насчет этого? — Тигр с видом превосходства указал на еще одну мину, установленную прямо на поверхности на равном удалении от всех столбов. — Она радиоуправляемая и с механизмом самоуничтожения, который ты едва не запустил. Ее установил сам князь Ниак, и мне насилу удалось стянуть у него пульт! — добавил он, наводя устройство на мину и отключая угрожающе мигающие индикаторы. Результатом следующей манипуляции стала мгновенная дезактивация запалов всех остальных мин.

— Ну что смотришь как примороженный?! — возвысил голос Иитиро, перекусывая плоскогубцами ближайший к нему провод. — С растяжками никогда дела не имел?

— А что скажут твои хозяева из Альянса? — поддел бывшего товарища Олег, все еще сомневаясь в отсутствии тайной подоплеки, но все же продолжая прерванную так неожиданно, хотя и своевременно, работу. В конце концов, именно Тигр направил в Пустыню Гнева воинов Огня и Воды, сыгравших значимую роль в разгроме наемного войска.

— Мнение змееносцев меня, честно говоря, сейчас не особо интересует! — презрительно скривился Иитиро, закончив с растяжками и устремляясь к столбам. Камень и неизвестно откуда взявшаяся посреди минного поля Руда уже хлопотали возле Валуна, Смерч возился с ремнями, удерживавшими ноги Шторма. — А вот перед нашим командованием ответить, вероятно, придется! Да и то лишь в том случае, если князю Ниаку удастся взять верх! В конце концов, сами виноваты! Нечего отдавать приказы, которые противоречат друг другу!

Хотя Олег был сейчас очень занят: ремни, удерживавшие Палия, не хотели поддаваться, а со стороны варрарского лагеря доносились нарастающие крики, при упоминании командования Содружества он едва не сверзил наземь и без того истерзанное тело этнографа, которое взвалил на плечи, намереваясь отнести в укрытие.

Тигр заметил его движение и вовремя подставил плечо.

— Увы, Олег-кун! — проговорил он проникновенно. — Приказ о твоей ликвидации я получил не от Альянса! В Совете тебя боятся больше, чем змееносцев! И судя по тому способу, каким вы выбрались из дворца, боятся не зря. Недаром отдали приказ, если по-другому не выйдет, уничтожить всех членов экспедиции. Впрочем, Глеба в любом случае следовало, наконец, убрать! В игре по дезинформации противника он уже отработанный материал!

— То есть, ты хочешь сказать, что командование еще до Ванкувера знало, что Глеб работает на Альянс?

— Не до, а сразу после! Он сам выдал себя с головой, когда с таким твердолобым упорством отстаивал твою вину!

Тигр хотел поведать еще что-то такое же важное, но в это время на них обрушился ливень стрел, и все саперы вместе со спасенными пленниками и подоспевшими воинами Костра и Ливня поспешили укрыться за строениями придорожной корчмы и мытного дома. К счастью, запертые в Граде воины Урагана и Земли тоже поняли, что «ловушки тьмы» на какое-то время утратили смертоносность. На выручку братьям вместе с сотней лучших воинов на застоявшихся за дни бездействия зенебоках поспешал Суховей. Лучники и пращники прицельно расстреливали врага.

Уверенно отбив первый, достаточно беспорядочный натиск, убедившись, что все пленники и их спасатели находятся в пределах городских стен, Суховей скомандовал отбой, отступая в плотно сомкнутом строю, не позволявшем варрарам прорваться к воротам. Дикари остались бесноваться возле валов и стен, проклиная «ловушки тьмы» и тех, кто их установил.

— Два раза на неделе побывать в плену! Это надо постараться! — сокрушался Палий, пока Олег осматривал и обрабатывал его раны. На этот раз этнографу, как, впрочем, и остальным, действительно серьезно досталось.

— Ну не только же мне одному отдуваться за всех! — невесело усмехнулся Олег, отыскивая взглядом на площади перед Домом Земли каменные колодки. Интересно, поверил бы он, если бы в те дни ему сказали, что всего через две недели он вновь будет рисковать жизнью, спасая воинов старого Дола, и Град Земли, словно в прежние времена, встретит его как героя? Не менее любопытно, знал ли Глеб, что под личиной Ветерка, а потом и Синеглаза скрывается вездесущий князь Ниак?

— Ну какая же сволочь наш руководитель проекта! — словно прочитав мысли Олега, издал еще одни стон Палий, намереваясь рассказать о низости начальника, бросившего подчиненного на растерзание дикарям.

— Генералы в штабе тоже хороши! — от воспоминания о признании, сделанном Иитиро, Олега передернуло. Конечно с точки зрения безопасности удобно, когда крот, сливающий информацию противнику, находится под контролем. Но не для того, чье доброе имя ради этих интересов смешивают с грязью.

— Генералы далеко, а Глеб рядом! — возразил Палий. — Его надо как можно скорее остановить!

— Непростая задача! — хмыкнул проходивший мимо Смерч. Пока старший брат распоряжался на стенах, он проследил за тем, чтобы все заложники из рода Урагана получили если не тепло и заботу родственников, как их собратья по несчастью из рода Земли, то хотя бы необходимый уход. — Мы находимся в осажденном городе, а варрары, несмотря на то, что их всего десять тысяч, настроены решительно. Думаю, придется тут провозиться не день и не два!

И в этот миг стены града сотряс чудовищной силы взрыв. Это Иитиро привел в действие все оставшиеся в земле мины. Озирая с забрала ворот жуткую картину кровавого месива, а счет убитых дикарей Красноземья шел на тысячи, он хладнокровно проговорил:

— А теперь, думаю, самое время устроить вылазку!

(обратно)

Судьба Сольсурана

Битва с варрарами продолжалась всю ночь. Вернее сказать, не столько битва, сколько преследование и уничтожение обратившейся в беспорядочное бегство, объятой животным ужасом орды, в которой каждый думал лишь о том, как спасти свою жизнь, бросив на произвол судьбы женщин, стариков и детей. Не стоило глумиться над беззащитными поселянами народа Земли, не стоило вызывать гнев Великого Се и духов-прародителей!

Вся верхушка орды Красноземья, включая кутигана и его тиг, погибла во время устроенного Диким Котом взрыва, в котором Камень увидел не только сокрушающую мощь оружия надзвездных краев, но и карающую длань возмездия хранителей Сольсурана, оскорбленных вторжением. Глинистая почва под стенами Града Земли отказывалась принимать обагрившую ее кровь, дымящиеся потоки которой в некоторых местах доходили пешему до колена. На следующий год удобренная прахом и золой пашня принесет невиданный урожай. Те, кому посчастливилось избежать ярости подземного огня и разящих клинков, сдавались в плен сотнями. Одних только взрослых мужчин захватили не менее трех тысяч. В синтрамундских сапфировых копях и рудниках Дола Большое гнездо им объяснят, что негоже посягать на чужую землю.

Сам владыка Дол сейчас стоял на коленях в храме, благодаря Великого Се и духов земли за избавление. По мнению Камня, почтенному вождю следовало прежде всего поблагодарить Ветерка и, конечно, героя дня Дикого Кота, не важно, какой стороне он служит в надзвездном краю. Впрочем, насколько Могучий Утес сумел разобрать, выполнял он приказы тех же вождей, которым присягал и Ветерок, а его служба князю Ниаку, как и обучение военному искусству надзвездных краев Синеглаза, являлись частью опасной игры, к которой, случалось, прибегали и сольсуранские цари или главы родов. Ну а то, что воеводы надзвездных сил, с самого начала знавшие о невиновности Ветерка, сделали вид, что поверили навету, свидетельствовало не столько об их бессердечии, сколько о мудрости, и молодой Ураган, несмотря на понятную обиду, в глубине души это понимал.

Что же до Камня, то высказав все известные ему слова признательности Ветерку и Дикому Коту, он вслед за Долом поспешил в храм воскурить Великому Се и духам прародителям самые дорогие благовония, которые мог себе позволить в благодарность за обретение на старости лет кровной родни. Неужто род Могучего Утеса не угаснет? Ведь если Руда произведет на свет сына, он сможет вырасти настоящим воином травяных лесов, не ведающим варрарской скверны, и ему в отличие от отца не придется таиться, чтобы говорить на родном языке, чтить духов прародителей и жить по законам Сольсурана. Ради такого будущего стоило не только почтить Великого Се и духов Земли благовониями, но и устроить жертвенный пир, на котором закалывают стадо козергов или даже зенебока.

А еще стоило принести жертвы по случаю вступления в ряды воинов травяного леса Валуна. Хотя сын его покойного брата проиграл свой первый бой, схватку со всей ордой во имя Правды и бок о бок с наставником можно было считать победой. Много ли обладателей травяных рубах и даже колец доблести отважились бы на подобное. А если верить рассказам, которыми успели потешить старика варрарский колдун и Руда, то Валун успел к тому же достать и повергнуть не менее десятка дикарей.

Вот только все пиры и жертвы пока приходилось откладывать на более спокойные времена. Не дожидаясь полудня, воины Урагана и большая часть ратников народа Земли выступали в сторону Гнезда Ветров, чтобы схлестнуться с ордами оставшихся в живых варрарских кутиганов, и Камень не мог эту битву пропустить. К тому же Могучий Утес сейчас имел за душой не так много меновых колец, а ему хотелось купить какие-никакие обновки малышке Руде. Негоже невестке старшего в роду разгуливать по улицам Града Земли в варрарском тряпье. Да и о ребенке, появления которого молодые супруги ждали через неделю-другую, следовало позаботиться.

Конечно, он мог одолжить у кого-нибудь из друзей. Тот же владыка Дол предлагал не только справить приданое троюродной племяннице, но и, не мешкая, выделить Камню причитавшуюся ему долю добычи. Да и Ветерок с братьями и товарищами-вестниками намекали, что обретение семьи стоит не только пира, но и подарков. Тем более, что по матери молодые Ураганы приходились Валуну двоюродными братьями. От приданого Могучий Утес отказываться не стал: оно узаконивало в пределах Сольсурана свершившийся по обычаям иной земли брак. Да и Руду стоило порадовать. Не только же вздорной Меди дорогими побрякушками похваляться! Хотя дочь славного горного мастера Буерака не могла спорить красой с девами надзвездных краев, она ничем не уступала сверстницам-сольсуранкам, а ее преданность мужу и отвагу и вовсе следовало ставить в пример. Что же касалось доли в добыче, то с освобождением града Земли поход еще не закончился, да и подарки раньше времени негоже получать.

Бедный Валун! Как же он переживал, что раны мешают ему отправиться под стены Гнезда Ветров. Он хотел не только поквитаться за обиды, но и принести пользу принявшему его родному народу.

— Я так хотел сражаться за Сольсуран! — едва не плакал молодой воин, безуспешно пытаясь подняться с выстланного мехом и травой удобного ложа в одном из покоев Дома Земли. Несмотря на следы побоев и варрарские татуировки на лице, он в этот момент был очень похож на своего покойного отца.

— Тебе еще представится такая возможность! — успокаивал племянника Могучий Утес. — Главное, ты сумел отличить Правду от злокозненной лжи!

— Ну ведь наставник же идет! — не унимался Валун, едва не с обидой указывая на варрарского колдуна Палия, который пытался пройти от стены к стене, проверяя действие лекарств.

— Я должен разоблачить служителя тьмы, укравшего мое обличье, — отозвался тот, присаживаясь на ложе, на котором бы ему по-хорошему стоило хоть пару недель полежать. — Мы не хотим излишнего кровопролитья! Возможно, узнав о страшной каре, которая постигла кутикана Красноземья и его орду, жители Желтых и Синих и земель, а также орды Черного болота образумятся и отступят!

Валун посмотрел на него с недоверием, а затем повернулся в сторону Ветерка. Предоставив Суховею и сыновьям Дола проявить себя во время ночной атаки, приемный сын Ураганов сумел перехватить немного сна и теперь, прежде чем снова надеть доспех, попросил Дикого Кота сделать ему перевязку.

— У него увечья точно тяжелее моих! — пробормотал Валун, разглядывая жуткие шрамы от клинков и плетей наемников, перемежавшиеся с недавними ожогами.

Хотя большинство ран десятидневной давности уже затянулись, да и свежие за время их пути благодаря снадобьям надзвездных краев не только не загноились, но и кое-где закрылись корочкой, вид Ветерка мог вселить ужас в сердца даже не самых чувствительных натур.

— Места для новых колец доблести на твоем обруче еще хватит, — со вздохом глянув на приемного сына, тряхнул седой гривой Великий вождь Буран. — А вот пространства для новых шрамов на теле, думаю, нет.

Камень молча согласился со старым боевым товарищем. Непростую долю выковал сольсуранской царевне небесный кузнец Ильманарнен! Что ни говори, одно дело слушать легенды по подвигах великих героев, а другое дело взять такого героя в мужья и провожать его в каждый поход, точно в иной мир. Впрочем, их нынешнее противостояние с надзвездным Альянсом представлялось Камню сплошным шаманским странствием между мирами, когда машины надзвездных краев уничтожались с помощью каменных орудий, а неразорвавшиеся мины грузили на зенебоков.

Какие еще ловушки приготовили слуги тьмы в своей погоне за древними реликвиями Сольсурана?! А ведь в битву еще не вступили их боевые корабли и колесницы, оснащенные оружием, способным испепелять целые города и горы обращать в равнины. И то, что сестра царевны вот уже пятый день не отзывалась на сигналы надзвездных связных устройств, только усиливало тревогу ее товарищей по пути до Гнезда Ветров, заставляя тосковать по более привычным для вестников винтокрылым колесницам и самоходным машинам.

— Возможно, Лика для того, чтобы поскорей добраться до планеты, воспользовалась коридором подпространства? — пытаясь успокоить Ветерка и царевну, которая тоже была встревожена тем, что давно не получала от Лики вестей, предположил варрарский колдун, покачиваясь в люльке на зенебочьей спине. Ехать верхом ему пока не позволяла слабость от ран.

— Внутри системы это в высшей степени рискованно! — нахмурился Дикий Кот, проверяя оружие.

— А как насчет кораблей Альянса? — строго глянул на товарища Ветерок. — Они ведь тоже могли рассчитать точку выхода не на орбите системы, а в непосредственной близости от планеты.

Хотя Камень даже не пытался узнать смысл таких мудреных слов, как «точка выхода» и «коридор подпространства», он и без них разобрал, что разрушительные самоходные машины и подземный огонь являлись для поклонников тьмы всего лишь пробой сил, и даже вестники не брались предсказать ход событий.

— Никакими сведениями насчет флота змееносцев я не располагаю! — Дикий Кот устало провел рукой по смуглому лицу, стирая поднятую войском вездесущую синевато-серую пыль. — Если какая-то информация и поступала, князь Ниак ею со мной не делился. Он в последнее время мне не доверял. Поэтому и придумал тот ход с миной самоубийцей, не позволившей мне сразу обезвредить поле и освободить заложников, как я предполагал!

— Тебе туда теперь хода нет! — не вытерпел, встрял в разговор посланцев ехавший чуть поодаль Могучий Утес.

— Мне и в родные края дорога, скорее всего, закрыта! — не без горечи усмехнулся Дикий Кот. — Задание-то я провалил!

— Хвала Великому Се! — воздел руки к небесам Камень. — Предателя, конечно, следовало наказать, но не ценой жизни друзей!

— Становись ронином и оставайся в Сольсуране, — примирительно предложил Ветерок.

— Я не самурай, а синоби, а ниндзя, не выполнившего заказ, ожидают бесчестье и смерть.

— Бесчестье в мире, где забыли честь, не такая уж страшная штука! — хлопнул его по плечу Ураган.

И вновь хотя Камень не понял смысла некоторых слов (как потом пояснил Ветерок, «ронинами» и «синоби» в незапамятные времена называли воинов и лазутчиков в той стране, откуда Дикий Кот был родом), предложение остаться в Сольсуране ему пришлось по душе. Только последние слова Ветерка обжигали безысходной горечью. Молодой Ураган ведь так и не получил оправдания в родном краю, в то время как настоящий предатель все еще продолжал числиться «руководителем проекта» и в составе войска народов Огня и Воды мог принести еще немало бед.

— Бесчестье — нарушить присягу и выдать военную тайну врагу! — сверкнул глазами Дикий Кот. — Молнии Великого Се — не миф! — продолжал он, проникновенно глядя на Ветерка. — И ты это знаешь не хуже меня. Всего однократное применение этого оружия твоим отцом повергло миры Содружества и Альянса в такой ужас, что Совет принял решение уничтожить все чертежи. А тут еще князь Ниак и его охота за этой амритой. Тут поневоле задумаешься, в чем долг и честь.

— Отцу не оставили выбора! — нахмурился Ветерок. — Он просто принял неравный бой и защищался тем оружием, которым зачем-то оснастили его корабль! Заметь-таки, он с самого начала был против этого ужаса вселенной! Ему вполне хватило и «Зеленого жемчуга».

Дикий Кот понимающе кивнул, а Камень, в который раз, вспомнил обагренную кровью руку Урагана, открывшую остававшийся запечатанным долгие столетия вход в гробницу царя Арса, и их невероятное перемещение в пустыню Гнева. Уже тогда Могучий Утес догадался, что пришелец из надзвездных краев, ставший ему другом, имеет отношение к роду царей. Но почему вестники, так запросто рассуждая о Молниях, говорят об его отце? Легендарный основатель династии покинул мир живых две тысячи лет назад! Впрочем, в надзвездных краях происходят и не такие чудеса.

— Каким образом в Совете узнали? — устало сгорбившись в седле и устремив взгляд в сторону обозначавшего границу земель Ураганов горного кряжа, спросил Ветерок. — Члены первой экспедиции ведь не сумели вскрыть гробницу, к тому же корабль отца пропал на пять лет позже. Происки Сема-ии-Ргла? Он ведь исполнял в том рейсе их поручение!

— Первым предположение сделал твой сенсей Петр Акимович, — с готовностью отозвался Дикий Кот. — По культуре Сольсурана он, как ты знаешь, один из главных специалистов, к тому же, как академик и член Совета, имел доступ к чертежам и знал о способности «молний» искажать время и пространство. Он опекал тебя, как мог, поощрял твое увлечение миром травяных лесов, не стал даже возражать, когда ты положил глаз на одну из его внучек-царевен! Представляешь, в каком он был шоке, узнав, что ты попал в плен! В Совете еще тогда заговорили о твоей ликвидации. Но тут, к счастью для тебя, на связь вышли Сема-ии-Ргла: предложили эту манипуляцию с твоей публикацией и убедили Совет отправить тебя в Сольсуран, поскольку змееносцы так и не поняли, какую ценность представляет твоя жизнь.

— Пока не найду Потайную часть! — зябко передернув плечами, чуть слышно добавил Ветерок, в глазах которого появилось давешнее выражение безысходной тоски приговоренного.

— У тебя еще есть время! — вкрадчиво промурлыкал Дикий Кот. — Насколько я понял, в гробнице нет того, что ищут Сема-ии-Ргла и змееносцы.

— Корабля там тоже нет! — безнадежно вздохнул Ветерок. — Думаешь, я не искал? Все подземелье облазил! В Гарайе прощупал каждый сантиметр стен! Если бы я в самом деле знал, где находятся Молнии Великого Се, разве мы тут метались бы по всему Сольсурану, точно кошки по горящей крыше!

— Ты допустишь появления на планете еще одной пустыни Гнева? — жестко спросил Дикий Кот, и Камень увидел, как в его темных глазах загораются искры, как у Роу-Су перед прыжком.

— А чем ты собрался останавливать корабли Альянса? Танками и катапультами? — вызовом на вызов ответил Ветерок.

— Давай разбирать проблемы по мере их поступления! — примирительно предложил Дикий Кот.

В самом деле, стоило ли сотрясать воздух по поводу пока предполагаемых кораблей, когда им предстояло сразиться с ордами варраров, усиленными силами тьмы. Хотя, по словам Дикого Кота, князь Ниак не решился вооружить дикарей самоходными машинами, которых вестники называли то «танки», то «Горынычи», его советники имели при себе оружие, способное пробивать броню и разрушать стены крепостей.

— Это ничего не значит! — нахмурил седые кустистые брови великий вождь Буран, когда приемный сын и его товарищи рассказали о результатах действия орудий тьмы. — Гнездо Ветров крепко не только стенами, но и воинами. За нами Правда духов-прародителей и законы Великого Се! А меч, поднятый за Правду, лучше любых молний разит! Не для того наши отцы и братья погибли при Фиолетовой, чтобы мы отдали варрарам наш Сольсуран!

Эту мысль, не всегда выраженную словами, повторяли воины Урагана и Земли, которых приходилось осаживать на марше, чтобы они не загнали насмерть зенебоков. Прочие досужие разговоры, привычная похвальба и подтрунивание друг над другом, едва завязавшись где-нибудь среди молодых, тут же сами собой стихали. А уж если кто пытался нести поощряемую обычно раскатами дружного смеха разбитную похабщину, встретив исполненные боли и презрения взгляды товарищей, заметив сведенные челюсти и гуляющие желваки, затихал, понимая, что не место и не время.

Было бы, о чем шутить. За последнюю неделю, пытаясь сдержать натиск беснующихся орд, воины Земли и Урагана видели достаточно глумления и издевательств, чтобы не понимать, какая участь ожидает их близких в Гнезде Ветров в случае победы варраров. Хотя прошло уже двадцать шесть лет, но у Камня шевелились волосы на голове, и утробу закручивало узлом, когда он вспоминал возвращение в Каменный Град из оказавшегося для народа Могучего Утеса роковым похода на Пещерных Табурлыков. Даже огонь пожара, а варрары то, что не могли унести, всегда предавали огню, не сумел утаить жуткой картины разгрома. А уж как выглядели тела защитников града, дряхлых старух и младенцев, которых обитатели гнилых болот не сочли нужным увести в плен, как Метель и других молодых женщин! Валуну и Палию с товарищами очень повезло, что во главе орды на этот раз оказались князь Ниак и Дикий Кот.

— Вы же отомстили при Фиолетовой за мать и других? — едва придя в себя за стенами Града Земли, спросил Могучего Утеса племянник.

— Отомстили. И за вас с наставником отомстим.

Уже совсем стемнело, а свет лун скрыли тяжелые обложные облака, когда войско остановилось на недолгий привал. Ратники кормили зенебоков, доставали лепешки, сыр и солонину. Огня решили не разводить. Ветер как назло дул в спину, и дым мог предупредить варраров об их приближении. После полуночи, когда окрепшие порывы разогнали облака, и луны опять осветили путь, великие вожди и главы родов скомандовали выступление. На отдых времени не оставалось. Царевна передавала, что силы Желтой, Синей и Черной орды уже достигли стен и готовятся к штурму, а воины Огня и Воды могли подойти только к рассвету. Помимо двух сотен воинов Урагана, оставшихся для защиты родной твердыни, Гнездо Ветров обороняли только воины народов Козергов и Косуляк. Беззаконные Табурлыки, нарушив клятву, остались в своих Пещерах, легкомысленно решив, что орда до них не доберется.

— Презренные трусы! Сыновья гулящих матерей! — неистовствовал Смерч. — Неудивительно, что они больше других пресмыкались перед узурпатором в надежде получить назад отторгнутые у них царем Афру земли. Разорить к Трехрогому их берлогу, а детей и жен продать в рабство!

— Жены не виноваты, что их отдали недостойным мужьям! — осадил сына Буран. — А о Табурлыках не стоит и жалеть! Лучше иметь под началом три сотни храбрецов, чем тысячу — изменников и трусов!

— Достанет того, что предводитель вестников оказался предателем! — нахмурился Костер, переживавший за земляков, в войске которых оказался человек, переметнувшийся к врагу.

Поход воинов Огня и Воды, начавшийся с триумфального разгрома воинства наемников и захвата оружия надзвездных краев, на пути через горы преследовали неудачи. Из трех машин, которые под руководством вестников сумели восстановить мастера Огня и Воды, на ходу осталась только одна. Один «Горыныч» при переходе через перевал Лучезарного Копья завяз в перемешанном с грязью и снегом каменном крошеве и свалился в пропасть. Сидевшие на броне воины едва успели спрыгнуть и вытащить из чрева машины незадачливого вестника Вима. Второй танк, на котором Синдбад вместе с мастером Искрой и средним Сыном Потока Ручейком возвращались из разведки, подбил из огнеметной трубки кто-то из сподвижников князя Ниака. Хотя машина кое-как дотянула до расположения войск Огня и Воды, ее пришлось оставить. Во всех этих неудачах сын Пожара да и не только он был склонен винить предателя Глеба.

Увы, разрушительная деятельность руководителя проекта и на других направлениях приносила свои горькие плоды. Тем более, потомок торговцев, князь Ниак из любой мелочи умел извлечь выгоду.

— У них там вертолеты! Целых два, — имея в виду винтокрылые колесницы надзвездных краев, поделился с товарищами Ветерок после очередного разговора с царевной. — Один завис у ворот, другой наматывает круги над стенами крепости!

— Откуда они-то там взялись? — безуспешно пытаясь принять сидячее положение, простонал Палий.

— Оттуда же, откуда танки! — махнул рукой Ветерок.

— Да нет, брат! — презрительно скривился Дикий Кот. — Вертушки мы им предоставили сами. Одну бросили во дворце члены первой экспедиции, которые эвакуировались так поспешно, что не сумели забрать половину оборудования. Синеглаз потом хвастался, что разбирал и собирал его по винтикам, упражняясь в механике. А второй в знак добрых намерений подарил князю Ниаку Глеб!

— Вот скотина! — разразился чередой варрарских ругательств Палий. — У нас на балансе их и было-то всего два! Впрочем, члены Совета тоже хороши! Не нашлось лучшей кандидатуры на должность руководителя проекта!

— Птица убедила мать укрыть детей, женщин и дряхлых стариков в подвалах Дома Ветров, — пресекая дальнейшие сетования, продолжал Ветерок. — Стены там достаточно толстые, чтобы выдержать попадание ракет. Но не знаю, хватит ли сил продержаться до утра.

— Должно хватить! — упрямо мотнул головой Суховей, который так же, как приемный брат, переживал за мать и беременную супругу и точно знал, что юный Шквал сейчас раньше всех мыслимых сроков проходит воинское посвящение, отражая первый натиск варраров среди защитников стен. — К рассвету мы точно выйдем к границам нашей земли!

Никогда еще за всю свою долгую жизнь Камню так не хотелось, чтобы Владыка Дневного Света вслед за волнами Океана Времени повернул ненадолго вспять. Похожие чувства испытывали и другие воины, которые нет-нет да украдкой глядели на медленно светлеющее небо, опасаясь, как бы зеленовато-фиолетовый сумрак до срока не сменил багрянец зари. И конечно божественный наездник небесного огнегривого зенебока, находящийся в прямом родстве с прародителями самого первого из сольсуранских родов, не стал своих потомков подводить. Воинство народов Урагана и Земли достигло гребня перевала, охраняющего владения потомков духов ветра, когда над горизонтом забрезжили алые всполохи. Владыка Дневного Света тоже спешил на битву, потому каждый его луч был подобен сияющему копью. Утяжеленные металлическими наконечниками копья сейчас трепетали в руках, и рвались из ножен мечи, на обоюдоострых клинках которых еще не истерлись выщерблины от варрарских черепов и каменных боевых орудий.

Хотя Буран и Суховей, опасаясь засады на перевале и не имея возможности провести разведку, поставили во главе войска наиболее опытных и умелых бойцов, путь оказался свободен: варрары и их вожди-змееносцы все силы бросили на штурм Гнезда Ветров и подкрепления оборонявшимся со стороны Града Земли явно не ожидали. Что ни говори, Дикий Кот тогда подоспел очень вовремя. Впрочем, на этом просчеты князя Ниака и заканчивались. Отдавая должное узурпатору, следовало отметить, что действовал он весьма умело, за короткий срок превратив три постоянно грызущихся между собой орды в почти дисциплинированное и боеспособное войско, покорное его воле. Как пояснили Палий и Валун, покойный кутиган Красноземья потому и остался со своим тигом и людьми осаждать Град Земли, что привести его к подчинению не представлялось никакой возможности.

Советники с оружием надзвездных краев то ли по воздуху, то ли иным путем, ведомым лишь поклонникам темных духов, поднялись на отвесные скалы, защищавшие твердыню уже много веков, и оттуда выпускали свои огненные снаряды, стремясь пробить в стенах бреши, достаточно широкие для прохода орды. Возничий одной из винтокрылых колесниц указывал им на слабые места обороны.

Дикари Синей орды и Черного Болота, видимо, не в первый раз пытались преодолеть обагренные кровью и заваленные телами убитых внешние укрепления. Там, теряя силы и людей, но не помышляя о сдаче, держали оборону воины Козергов и Косуляк.

Но самая жаркая схватка кипела возле ворот в узком изогнутом проходе с отвесными стенами. Там сейчас клокотала и бурлила зловонная река: дикари Желтой орды, укрываясь кожаными и плетеными щитами от летящих сверху стрел и камней, теснились меж стен, пытаясь подвести к воротам построенную под руководством служителей тьмы штурмовую башню с каменным тараном. Над ними, отчаянно вращая лопастями винта, парил второй вертолет.

Конечно, винтокрылые колесницы были построены для того, чтобы перевозить полезные грузы и людей. Однако превратить их в боевые орудия оказалось так же легко, как пригнать зенебоков с пашни и впрячь их в повозку, перевозящую камнемет. Сделав круг над воротами, машина выпустила две «ракеты», одна из которых врезалась в стену ущелья, похоронив под обломками не менее сотни варраров. Другая, пролетев над воротами, задела зубцы укреплений и разорвалась на внутреннем дворе.

— Что делает, собака! Знает, что практически неуязвим! — вновь забыл о ранах Палий, сжимая воображаемую рукоять лучевого оружия.

— Хорошо хоть в этой теснине у него нет места для маневрирования! — заметил Дикий Кот.

— Это пока. В следующий раз он не промахнется! — сумрачно отозвался Суховей, который видел, как действовали эти машины в Граде Земли. Тогда только недостаток времени вынудил князя Ниака отказаться от штурма крепости.

— И подорвать его как «Горынычей» не получится! — обиженно наморщил вздернутый нос Смерч.

— С такого близкого расстояния достаточно было бы просто застрелить пилота, — досадливо передернул плечами Ветерок, мыслями устремляясь на стены и понимая, что все воины, способные совершить этот подвиг, находятся сейчас рядом с ним.

— Великий Се не оставит! — строго глянул на сыновей седовласый Буран. — Даже если разбить ворота, Гнездо Ветров Выстоит, и мы победим!

Хотя великий вождь народа Урагана говорил в основном, чтобы поднять боевой дух простых воинов, с суеверным ужасом наблюдавших за действием надзвездного оружия, его слова нашли немедленное подтверждение. Вот только человек, на которого пал выбор Великого Се и духов-прародителей, до этого дня чаще сражался на стороне лжи.

Винтокрылая колесница сделала над воротами круг и начала снижаться для новой атаки, когда надзвездное связное устройство, которое Ветерок оставил в положении «громкая связь», чтобы не только он, но и его близкие имели возможность получать новости из осажденной крепости, взревело голосом Синеглаза.

— Ну где там ваши хваленые танки?! Пока они подойдут, у нас тут уже и стены разрушат! Попробую пока разобраться с вертушкой при помощи камнемета! Удобная конструкция! Надо взять на заметку! Ну, папаша, держись! Будешь знать, как голоштаных дикарей на землю моих предков приводить!

Дальше последовала череда таких отборных выражений из площадного лексикона, что некоторые из молодых воинов даже покраснели.

— Они что там, с ума посходили, выпустить княжича из темницы? — хотя Палий по долгу службы и проводил большую часть времени среди варраров, во Дворце Владык ему тоже приходилось бывать.

— Да погоди ты! Не говори под руку! — нетерпеливо оборвал его Дикий Кот, устремляя взгляд в сторону ворот и пытаясь отыскать среди защитников Синеглаза.

Камень, да и не только он, тоже обратился в зрение. Упомянутый княжичем камнемет оберегал надвратную башню и был около года назад построен Ветерком. Во время одного из прошлых приездов Могучего Утеса в Гнездо Ветров старый друг Буран показывал ему изобретение приемного сына, с понятной гордостью объясняя, чем его устройство отличается от других осадных машин, известных в Сольсуране еще со времен царя Арса. Сегодня изобретению, пускай и в других руках, судя по всему не менее умелых, предстояло пройти самую суровую проверку. Ибо даже для вестников попасть в быстроходную и маневренную летучую колесницу из оружия надзвездных краев считалось подвигом.

Камень увидел, как защищавшие ворота воины Урагана загрузили в гнездо коромысла россыпь камней среднего размера и взвели противовес, выжидая благоприятный момент. Винтокрылая колесница на бреющем полете как раз делала разворот над самыми стенами. Похоже, ее возница в надменном упоении своим превосходством просто не мог воспринять всерьез «примитивные орудия дикарей», как называл доброе сольсуранское оружие продавшийся слугам тьмы Глеб.

А дальше противовес отпустили, коромысло взлетело в воздух и содержимое гнезда ударило прямо по винтам. Как позже пояснил Ветерок, внимательно следивший за действиями своего превратившегося в союзника врага, винты являлись самым слабым местом надзвездной машины.

Потеряв управление, колесница закружилась на месте, посунулась носом, затем стала заваливаться набок, задела за скалу и рухнула в заполненном варрарами проходе. В последний момент ее возница выпустил ракеты, которые врезались в скалы и окончательно забаррикадировали ворота. Второй вертолет, опасаясь подобной участи, покинул место битвы, и вскоре его силуэт скрылся меж скал.

— У него получилось! — ликовал распираемый законной гордостью за ученика Дикий Кот. Вот ведь, слуга двух господ, прости его Великий Се! — Он еще в царском дворце пытался рассчитать траекторию и спорил со мной до хрипоты по поводу возможностей традиционных баллист как средств противовоздушной обороны!

— Но какой резон княжичу нам помогать? — потрясенно скреб украшенный зловещими татуировками бритый череп Палий.

— Синеглаз любит Лику! — пояснил Дикий Кот. — И сейчас очень рассержен на своего отца. Он с самого начала был против планов князя Ниака позвать варраров в Сольсуран. Я был свидетелем их размолвки во дворце. Уверяю, то, что вы рассказывали об их поединке в Граде Земли, просто невинные кошачьи шалости!

— А ты уверен, что в Гнезде Ветров сейчас находится именно Синеглаз? — насмешливо поинтересовался Смерч, протягивая вестнику подзорную трубку надзвездных краев, которую до того передал ему Ветерок.

На измученном лице приемного сына Бурана читалась растерянность, пальцы теребили устройство связи в тщетных попытках переговорить с возлюбленной.

— Когда имеешь дело с оборотнями, разве можно в чем-то быть уверенным! — с выражением самодовольного превосходства начал Дикий Кот, но, глянув в увеличительные стекла, осекся на полуслове.

Камень тоже посмотрел, и тоже оказался премного удивлен. Синеглаза на башне не обнаружилось. Зато возле камнемета, окруженная ликующими воинами Урагана, среди которых Камень узнал юного Шквала, стояла сольсуранская царевна.

— Но ты же догадывался, что она не станет сидеть в подвале башни вместе с остальными женщинами! — попытался ободрить брата Суховей. — Мать тоже распоряжается на стенах, она ведь супруга Великого Вождя.

— Птица никогда не занималась баллистикой! — попытался объяснить Ветерок. — Да и с камнеметом ей не совладать!

— Если женщина потянет, дюжине зенебоков не перетянуть! — напомнил сыну старую сольсуранскую пословицу Буран.

Камень вспомнил схватку с табурлыком и побег из разгромленного Града Вестников почти из-под носа у Синеглаза, вернее, его отца. Вот только почему устройство связи говорило голосом сына узурпатора? Выражения, которые использовал княжич, царевна если и знала, то никогда бы не стала повторять. Да и о каком таком «папаше» могла идти речь? Впрочем, темные духи способны заморочить голову и не такими загадками. Тем более, что даже в надзвездные края сумела проникнуть скверна и тьма.

Поэтому Могучий Утес вслед за Бураном посоветовал Ветерку и его товарищам не отягощать свой ум излишними вопросами. Не важно чьей рукой, но родовая твердыня спасена. Теперь осталась самая малость: одолеть варраров, которых уцелело всего-то полторы тьмы. Впрочем, даже если бы под стенами Гнезда Ветров стояли не только дикари из гнилых болот, но и присланная из надзвездных краев рать змееносцев, отступить они не имели права. В эти дни решалась не только участь народов Урагана и Земли, но и судьба всего Сольсурана.

(обратно)

Битва двенадцати народов

Похоже, появление под стенами Гнезда Ветров войска народов Урагана и Земли стало неожиданностью не только для варраров, которые имели о тактике и стратегии весьма смутные представления, но и для их покровителей из Альянса Змееносца. Хитрый и изворотливый, как гадюка, князь Ниак, понадеявшись на минные ловушки и доблесть орды Красных земель, не потрудился даже укрепить перевалы. А ведь всего одного допотопного пулемета, не говоря уже о магнитных или лучевых пушках, хватило бы, чтобы надолго задержать там воинов травяных лесов. Что ни говори, Иитиро Минамото не просто так считался в разведке профессионалом экстра-класса. Не только Синеглаз, предупреждавший о том «кто придет к тебе другом», но и его отец так и не смогли поверить, что он ведет двойную игру. Впрочем, узурпатору сейчас хватало и иных забот.

Даже лишенное своих защитников, чья доблесть и неукротимость в бою давно вошли в Сольсуране в поговорку, Гнездо Ветров оказалось крепким орешком, способным противостоять не только ордам дикарей, но и технике Альянса. Сбитый из требушета вертолет наверняка попадет в учебники по военному делу во многих мирах. Кто же все-таки свершил этот эпический подвиг? Неужто в самом деле Птица? Но почему тогда в эфире все слышали голос Синеглаза?

Впрочем, размышлять об этом, спускаясь во главе пятитысячного войска на полном скаку по каменистому склону, было просто некогда. Зенебоки, которые в горах чувствовали себя лишь немногим более уверенно, чем слоны, перейдя на галоп, не остановятся, даже наткнувшись на живую преграду варрарских обозов. Так что слетевшего с пляшущей, как броня форсирующего каменистую пустошь «Горыныча», мохнатой спины ожидала жуткая и бесславная гибель под копытами.

Классический боевой строй сольсуранской зенебочьей кавалерии напоминал тевтонскую «свинью», усиленную индийскими боевыми слонами. На занятиях по исторической реконструкции это мыслилось как-то так. Впрочем, Олегу их удар по позициям варраров напомнил скорее танковую атаку на Ванкувере, когда прорвавшие оборону «Драконы» Альянса, похоронив заживо крепко окопавшуюся пехоту, принялись давить палатки госпиталя.

За годы жизни в Сольсуране он пролил немало варрарской крови и не испытывал жалости ни к налетчикам, регулярно разорявшим города и села на границе, ни к захватчикам из Красных Земель, с которыми безжалостный Иитиро поступил согласно законам военного времени. Пусть только попробуют в Совете заикнуться по этому поводу об этических нормах и соображениях гуманизма! Но безмозглые дикари, в наивной уверенности успеха своей кровавой авантюры, притащились под стены Гнезда Ветров вместе с семьями, и именно они первыми попали под удар.

— Что ты делаешь, брат? Это же варрары! — недоуменно воззрился на Олега Смерч, приметив, что тот пытается объехать кибитку, в которой на разные голоса ревели от страха рахитичные чумазые ребятишки. — Надо давить этих дикарей, чтобы и семени их поганого не осталось!

— Правда Великого Се запрещает убивать беспомощных и безоружных! — назидательно заметил Камень. А ведь он помнил не только битву при Фиолетовой, но и побоище в Каменном Граде.

Потом они, частично потеряв скорость (многие воины последовали примеру Ветерка и Могучего Утеса), но не растратив боевой пыл, наконец встретились с варрарским арьергардом, рука привычным движением вынула меч из ножен, и все встало на свои места.

Замах — удар, еще удар, третий, пятый, тридцатый. Взор, превратившийся в безжалостное око хищника, реагирует на любое несущее опасность движение, видит слабые места в обороне врагов, но оставляет где-то на периферии сознания их сведенные мукой, каменеющие от ужаса лица. Слух различает гортанные кличи кутиганов, привычные боевые сигналы народов Урагана и Земли, топот зенебоков, лязг и скрежет клинков, но не пытается донести до мозга проклятья, вопли, стоны, призывы к Хоалу и духам гнилых болот, мольбы о пощаде и предсмертный хрип. Нюх безошибочно выделяет из плотной лавины крепких, острых и кислых запахов омерзительную вонь варрарского страха, которую не может заглушить тяжкий дух их не знающих бани тел, запах крови и развороченных внутренностей, от которого в первом бою настойчиво просилась наружу утроба.

Сейчас, когда брезгливость сменила привычка, думается лишь о том, как бы успеть стряхнуть кровь с клинка, не пытаясь даже всматриваться, что за ошметки с него свисают. Нехорошо, если черен в ладони будет скользить.

Что за незабываемое чувство после двухнедельной разлуки вновь ощутить в ладони привычную тяжесть выкованного по руке меча. Клинок Синеглаза, неплохо послуживший во дворце и во время схватки с наемниками в кабине «Горыныча», на всякий случай приторочен за спиной. В прежние дни в ход бы пошли оба меча. Олег обычно и щит использовал как оружие скорее нападения, нежели защиты. Поврежденная и не желающая пока нормально слушаться рука не оставила ему такой возможности. Он старался действовать преимущественно левой. Десницу, как и у пещеры, прикрывал узнавший в пришельце из надзвездных краев наследника царского рода Камень.

Могучий Утес сейчас ощущал явный прилив сил. Великое пиршество мечей, как сказители обоих миров именовали битву, расправило его плечи, разгладило морщины на лице, вернуло блеск глазам.

— Теперь с духами предков встретиться точно не страшно, да и в пустую породу уже точно не обращусь, — улыбнулся воин царя Афру, вспоминая о племяннике и его беременной жене. — Главное, прогнать захватчиков с родной земли!

Забыть на время о ранах сумел и Палий, который еще на перевале выбрался из люльки и занял место в седле.

— Хочу взглянуть в лицо того негодяя, который подвесил меня к столбу.

— Это не так-то просто! — усмехнулся Иитиро, прочерчивая в воздухе клинком катаны, на которую воины травяных лесов взирали со странной смесью удивления и восхищения, какой-то иероглиф. — Князь Ниак имеет сотню обличий.

— Когда слишком часто меняешь маски, — покачал головой Могучий Утес, — есть риск и вовсе потерять свое лицо.

— С лицом или без лица, — пообещал Смерч, — мы его поймаем и повесим на воротах Гнезда Ветров. А до этого загоним в пасть к Трехрогому всех варраров.

— За наших отцов! За Сольсуран! — воззвал к воинам седовласый Буран. — И да помогут нам Великий Се и духи-прародители!

Если бы Олега попросили написать не научную статью, а средневековую летопись, он бы назвал это сражение битвой двенадцати народов. Ибо змееносцам и трем ордам варраров противостояли семь сольсуранских племен, включая Могучего Утеса, род которого с возвращением на землю отцов Валуна и Руды обрел надежду, а также ребята со станции. Конечно, в любом конфликте Альянса и Содружества семерых измотанных, вооруженных абы чем бойцов никто бы просто не воспринял всерьез. Но здесь их называли вестниками Великого Се, и эту святую веру в почти божественную природу волей-неволей, но приходилось оправдывать. А Олега еще и пять колец доблести обязывали.

— Ну что, братишка! Спорим, в этой битве я утру тебе нос! — не утерпел, поддел приемного брата задира Смерч.

— Сначала догони! — хмыкнул в ответ Олег.

— Ох, сынок-сынок! — со вздохом глянув на расцвеченное причудливым узором ожогов, ссадин и синяков лицо приемного сына, благословил его на битву Буран. — Поберег бы ты немного себя! Хотя бы ради своей царевны!

— Коли жена первая поднимается для обороны дома на стены, негоже мужу оставаться в стороне! — напомнив великому вождю про сбитый вертолет, отшутился Олег.

Конечно, привычного темпа, увы, не достичь! Еще одна остановка сердца до срока, который ему отпустили, совсем не нужна! Тем более, Сема-ии-Ргла рядом нет. С другой стороны, слишком глубоко врезаться во вражеские ряды в таком плотном строю и не к чему. Лучше иметь защищенную верящими в твою удачу бойцами спину и чувствовать плечо верных друзей. И без того им удалось, с первого удара разметав и сломав арьергард, вбить клин между двумя ордами и проложить дорогу к валам на выручку истекающим кровью Косулякам и Козергам. К счастью, варрары пока не научились действовать в сомкнутом строю, и их численное превосходство на деле оборачивалось только минусами. Каждый сражался сам за себя, воины постоянно мешали друг другу, а попытка кутиганов перестроить ряды внесла только большую сумятицу.

Но за варрарами стояли змееносцы, и четыре огневых точки на скалах стоили целой орды. Как только стало ясно, что каменным топорам в руках бестолковой толпы не потянуть против сольсуранского булата и железной дисциплины, а войско травяных лесов в этом мало чем уступало спартанцам и македонцам Филиппа, советники Альянса оставили в покое стены и перенаправили свое сокрушительное оружие в самую гущу схватки, нисколько не заботясь о союзниках из гнилых болот.

— Ложись!!! — в один голос почти на автомате вскричали Олег, Иитиро и Палий. Причем этнограф, до того самозабвенно разбивавший шлемы и черепа варраров, повторил эту команду на их наречии.

Несколькими мгновениями спустя пришло осознание того, что в такой гуще выполнить приказ из устава другой эпохи просто невозможно. Хорошо, что змееносцы, понадеявшись на силы орды, не поставили на скалах пулеметов и другого стрелкового оружия, а их бронебойные установки не стреляли очередями. В промежутке между залпами Олегу и его приемным братьям удалось увести воинов Урагана и Земли под защиту валов, чтобы там осмотреться, подсчитать потери и выработать план дальнейших действий. Хотя переносные комплексы и не обладали мощью «Горынычей» или «Драконов», один только первый залп унес жизни не менее шести десятков воинов травяного леса. У варраров же счет погибших шел на сотни. Тем более, змееносцы, пристреливаясь к позициям воинов Урагана, сделали по дикарям еще один залп, подхлестывая их в панике карабкаться на валы.

— Вот гады! По своим лупят! — негодовал Палий, глубоко раздосадованный легкомыслием кутиганов, поверивших лживым посулам змееносцев. — Надо было нам, прежде чем вступать в сражение, подняться на скалы! Так сказать, нанести партнерам из Альянса дружественный визит!

— Ты научился летать? Евгений сан! — сумрачно усмехнулся Иитиро. — Этих бойцов доставили на их позиции с помощью вертолета. Следовало лучше беречь машину, которую так рачительно сохранил наш Вадик!

— Кто бы говорил! — сердито глянул на него Палий, вспоминая происшествие в подвале Дворца Владык — Ты имел возможность взорвать весь этот арсенал еще до того, как он покинул стены Царского Града.

— Но в таком случае тебе с ребятами пришлось бы задержаться еще на пару недель в сокровищнице царя Арса. — пожал плечами Тигр. — И что бы на ваш счет решили змееносцы, еще большой вопрос.

— Подняться в горы мы можем и сейчас! — прервал перепалку Олег. Поскольку большинство погибших он знал, как надежных боевых товарищей, его снедало жгучее желание отомстить. — Мы обойдем Гнездо Ветров или поднимемся в крепость через бреши и попадем на противоположный склон, откуда к позициям советников ведут пастушьи тропы.

Он уже прикидывал, сколько людей пригодятся во время этой рисковой вылазки, и кто лучше других сумеет решить поставленные задачи, когда молчание эфира нарушил знакомый голос с характерным акцентом:

— З-а-ачэм т-эбэ в горы, д-а-рагой! Горы сами идут к тебе!

Не просто так мастера народов Огня и Воды трудились целую ночь, из разрозненных узлов уничтоженных в Ущелье Спасенных машин тщась собрать неких танковых Франкенштейнов. Не зря с риском для жизни форсировали обледеневшие перевалы, на которых «Горынычи» повели себя почти как Ганнибаловы слоны. Как позже признавался Синдбад, он едва не прикончил беднягу Вима, так глупо и бесславно угробившего танк. Тем более что Глеб, видимо от страха за свою шкуру, вверенную ему машину в наилучшем виде сберег. И именно она сейчас решила судьбу змееносцев.

Первый залп расцветил полуденное небо яростными красками заката. Навсегда изменив очертания одной из скал, на которой укрепились советники Альянса, он привел воинов травяного леса в буйный восторг. Олег лишь облегченно перевел дух. Собранная из подогнанных друг к другу путем примитивной ковки запчастей пушка «Горыныча» работала в штатном режиме, а ее огонь покрывал всю долину.

— Н-эплох для н-ачал! — с безбожным акцентом, как это случалось у него во время сильного волнения или буйных проявлений радости, констатировал Синдбад.

Следующие два выстрела уничтожили еще две огневых точки. Причем, восторженным зрителям на этот раз довелось оценить не только мощь оружия надзвездных краев, но и полюбоваться смертельной красотой полета, в который служителей Тьмы отправила ударная волна.

— Это вам за наших братьев! — напутствовал змееносцев по дороге в мир иной кровожадный Смерч.

— И за Ванкувер тоже! — согласился с задирой и напарником Палий.

Последнее соединение Альянса разделило судьбу сослуживцев. Однако за миг до того, как обратиться в прах, один из советников, то ли самый удачливый, то ли более опытный по сравнению с товарищами, которые, хотя и выпустили в «Горыныча» несколько ракет, только по касательной погладили броню и напугали зенебоков, прицельным выстрелом, словно из снайперской винтовки, снес начисто ствол.

— Синдбад! — в один голос вскричали все, кто знал отважного геофизика, включая воинов народа Земли, которым он помог сделать работу на рудниках максимально безопасной.

— Я в пппп-а-а-а-рядкэ! — с видимым усилием и заиканием отозвался тот.

— Машина тоже на ходу! — извиняющимся тоном добавил Вим.

— Только в сражении больше участвовать не сможет! — с явным облегчением закончил Глеб.

Едва заслышав голос руководителя проекта, Палий, обессиленно лежавший вместе с другими ранеными за валами, вновь вскочил на ноги, кипя жаждой отмщенья. Он уже понял, что с князем Ниаком ему поквитаться не удастся: судя по всему, узурпатор покинул поле боя на единственном оставшемся на этой планете вертолете. И теперь жаждал хотя бы покарать предателя:

— Олег! Дай мне сюда рацию! Я ему сейчас все выскажу! — потребовал этнограф, делая титанические усилия, чтобы удержаться ногах. Раны его открылись, запавшие глаза блестели лихорадкой. — Надо предупредить ребят, пусть его арестуют!

— Да куда он денется из танка, Евгений сан! — улыбнулся Иитиро, мягко, но настойчиво укладывая товарища обратно и критически осматривая таявшее на глазах содержимое аптечки.

Олег тоже посмотрел, убедился, что запасы советников Альянса стремительно иссякают и на всех раненых их точно не хватит, и решил, что тоже сумеет обойтись. В конце концов, больше лекарств он нуждался в шестистах минутах сна. Но этого ресурса ему сейчас точно никто не мог предоставить. После того, как угроза оказаться под огнем вражеских ракет была устранена, великий вождь Буран и сыновья Дола, в войско которых влились готовые еще продолжать борьбу Козерги и Косуляки, отбросив противника от валов, вновь вывели бойцов на поле, чтобы в решающей схватке доказать право владеть своей землей.

Пожалуй, эта битва по масштабам грозила превзойти памятное всему старшему поколению жестокое побоище у Фиолетовой. Тем более что на этот раз варрарам было некуда отступать. Со стороны Великанова рта неумолимые, как пирокластический поток и разрушительное цунами, на них надвигались воины Огня и Воды. Проход к владениям Народа Земли закрыли опрокинутые кибитки, из которых пытались выбраться и найти спасение на склонах уцелевшие старики, женщины и дети.

Для тех из них, кому посчастливилось добраться до гребня перевала, а также для старейшин Совета, которые вместе с Матерью Ураганов и другими женщинами наблюдали за ходом битвы со стен, сражение представало в том виде, в каком его позже изобразят на миниатюрах летописных сводов: лес копий, неровная черепица клепаных шлемов, колышущееся многоцветное море травяных рубах. Сведущие в военном деле Старейшины также наверняка видели, как стройные ряды сольсуранских всадников, наступая с обеих сторон поля, сжимают стальные клещи, замыкая в них беснующиеся орды дикарей, подобно кузнецу, который усмиряет и плющит в тисках прут раскаленного железа. Такой вид баталия примет на картах и интерактивных схемах.

Вот только ни одна даже самая подробная модель, ни одна пристрастная, цветисто разукрашенная летопись не в состоянии описать многократно усиленный горным эхом жуткий грохот сшибающихся тел, бьющий по барабанным перепонкам едва ли не мощнее канонады тяжелой артилерии, чудовищную тесноту, в которой люди и зенебоки умирают стоя, поскольку им просто некуда упасть, и жуткую вонь.

Потом поэты табуируют этот древний, неназываемый ужас, замаскировав его прихотливым орнаментом кенингов, отлив в монументальные формы тонического стиха. Участи воина надо завидовать и стремиться подражать! Потом летописцы возьмутся за стилосы и перья, чтобы успеть все запечатлеть, пока не началась какая-нибудь новая дичь. Потом, возможно через много лет, даже выжившие участники сражения отыщут слова, чтобы уже без прикрас поведать, как это было.

Но их рассказы почему-то не удовлетворят даже сидящих у очага внуков. Да и о чем рассказывать? Как стоя в четвертом ряду, не доставая меча из ножен, большую часть битвы живым щитом сдерживал натиск пытавшихся прорваться дикарей, и не столько мечтал сойтись с противником лицом к лицу, сколько боролся с позывами бунтующей утробы. Кому об этом интересно слушать?

— Держать строй! Выровнять ряды! — заклинали Буран и другие вожди. Как они вообще понимали, что происходит?

— Кучнее, ребятушки! Наподдайте этим гадам, чтоб было не повадно! — наставляли молодежь седые ветераны, укреплявшие задние ряды, которые в любой момент могут стать первыми.

За годы жизни в Гнезде Ветров Олег не пропустил ни одного похода. Но до сегодняшнего дня они ограничивались лишь мелкими усобицами и приграничными столкновениями. С каким мальчишеским азартом он первым вступал в схватку, обороняя очередное поселение рудокопов на варрарской границе. С каким упоением устремлялся в погоню, чтобы отбить у Табурлыков угнанный с пастбища скот. Какими нудными в сравнении с этими захватывающими приключениями казались тренировки по дюжинам и сотням с бесконечным топтанием на месте и нудными перестроениями.

Сейчас усвоенные на уровне рефлексов навыки продлевали ему и его товарищам жизнь, и с точки зрения теории и практики военного дела сегодняшний опыт был бесценен. Особенно после того, как оружие иной эпохи взаимно уничтожилось, и ход битвы вернулся к стратегии и тактике раннего средневековья.

Даже находясь в гуще схватки, Олег почти на бессознательном уровне улавливал некоторые детали и подробности, как подтверждавшие, так и опровергавшие сделанные на основе архивных съемок и различных разновидностей трехмерного моделирования общепринятые научные построения. Что поделать, все попытки достаточно правдоподобно реконструировать битву при Фиолетовой неизбежно терпели крах из-за банальной невозможности вывести на поле несколько тысяч зенебоков, которых в таком количестве просто не водилось на Земле. А использовать конницу не имело смысла.

Уступая лошадям в резвости и возможностях маневрирования, зенебоки, тем не менее, умели идеально взаимодействовать, и даже соприкасаясь боками не пытались бодать своих и передвигались едва не в ногу, что позволяло сольсуранцам выстроить на поле подобие фаланги. Сокрушительный при лобовом столкновении, этот строй мгновенно обращался в полумесяц или клин. Причем эффективность сольсуранской кавалерии при фланговых ударах подтвердилась только сегодня.

Вот только для того, чтобы поделиться этим опытом или хотя бы просто его обобщить, требовалось хоть какое-то время, а его счет шел уже не на дни, а на часы. Что бы там ни говорили Сема-ии-Ргла, Олег вовсе не был уверен, что переживет этот день. Перед глазами плыла радужная муть, дыхание давно сбилось, сердце колотилось как неисправный мотор, воздуха катастрофически не хватало, грудь горела огнем и при дыхании на подбородок стекала кровь.

— Выходи из битвы, брат! — потребовал сражавшийся рядом Смерч.

— Если ты сейчас свалишься от слабости, варрары, чего доброго, решат, что это их заслуга, — подержал младшего сына Бурана Иитиро, интеллигентно умалчивая о том, почему ко всем старым и почти залеченным травмам товарища добавились отбитые легкие.

Олег и сам понимал, что позволить себе умереть от ран прямо посредине бранного поля — только обрадовать варраров. Однако добраться до валов, где находились раненые в предыдущей схватке, уже не имел возможности. Потому при очередном перестроении, пропустив под развернутым на девяносто градусов щитом бойцов из резерва, оказался на их месте, в том самом четвертом ряду, где хотя бы его зенебок продолжал сохранять плотность и однородность строя.

На какое-то время обморочная мгла накрыла его. Олег пришел в себя от того, что кто-то плескал ему в лицо запасенной и сбереженной в кожаном мехе водой. Разлепив веки, он почти не удивился, увидев рядом Камня. Хотя Могучий Утес, как и все на этом поле, был с ног до головы обсыпан серо-синей пылью, которая, смешиваясь с кровью, давала насыщенный фиолетовый цвет, серьезных ран он пока не получил. Неужто и ему, как Илье Муромцу, на бою смерть не писана? Зенебок, правда, под ним оказался совсем не тот, на котором воин царя Афру вступал в битву, и когда это произошло, Олег каким-то образом пропустил.

— Это еще работа Змееносцев! — пояснил Камень. — У прежнего, которого дали воины Воды и Огня, яремную жилу перебило осколками! Спасибо твоему брату Суховею! Не дал старику пропасть! Посадил во время отступления на спину своего зенебока. А там и эта бесхозная скотинка сыскалась!

Хотя во время той страшной атаки Олег сумел вывести под защиту валов несколько сотен товарищей и братьев, он испытал стыд. О судьбе Могучего Утеса он тогда просто не вспомнил.

Камень меж тем не испытывал никакой неловкости. Распределив содержимое спасительного меха между всеми ближайшими воинами и вновь поднимая щит, он как ни в чем не бывало продолжал.

— Хорошо, что Крапчатого со мной в этом походе не было! Если бы старого друга постигла такая страшная участь, я бы вряд ли это сумел перенести. Валун, если что, пообещал позаботиться о нем.

Старый воин, похоже, тоже понимал, что до заката сегодня доживут немногие и не чаял оказаться в их числе.

Хотя вступление в сражение сил племен Огня и Воды значительно увеличивало шансы народов травяного леса на успех, разгром варраров, увы, грозил обернуться Пирровой победой. Конечно, для обитателей гнилых болот сегодняшний день мог окончиться полным исчезновением не только со страниц истории, но и с лица планеты. Вот только цена за бесповоротное усмирение беспокойного соседа для Сольсурана оказывалась чрезмерной. Не просто так князь Ниак убрался из долины. Он отлично сознавал, что даже полностью уничтожив варраров, которые для него были лишь расходным материалом в топке его интриг, непокорные Ураганы и их союзники окажутся совершенно обескровлены, а нанять новую наемную армию, используя средства, которые ему предоставит Альянс, не составит труда.

Олег видел, как, даже не охнув, упал Овраг, как костяная острога пронзила шею Долова поскребыша Отвала, как от удара каменного топора разошлась клепка на шлеме двоюродного брата Вьюговея, и каменное лезвие раскроило не защищенную более железом черепную коробку. Всего несколькими мгновеньями спустя на встречу с предками и Духами Прародителями в надзвездные края отправился его близнец Буря. Птица так и не научилась их различать, и даже великий вождь Буран временами племянников путал. Сейчас он не имел возможности даже их оплакать, тем более, что сам уже получил несколько ран и с тревогой смотрел на Суховея, который вместо того, чтобы зажимать льющуюся из глубокой раны на правом плече кровь, левой рукой пытался поднять меч. Выходило у него плохо: первенец Бурана был ярко выраженным правшой. Олег поспешил занять его место, даже не пытаясь подсчитывать потери среди рядовых бойцов.

Судя по докладам Синдбада, который, достаточно быстро расстреляв боекомплект, с танка пересел на зенебока, у воинов Огня и Воды дела обстояли лишь немногим лучше и счет погибших исчислялся сотнями.

Даже лишенные своих могущественных союзников, дикари из гнилых болот сражались с яростью обреченных. Солнце клонилось к закату, а в растекшейся по долине жуткой кровавой реке пока не ожидалось даже намека на брод. Какая же досада, что Палию не удалось решить дело миром, пока не оказалась пройдена точка невозврата.

Впрочем, что теперь об этом горевать. С таким же успехом он мог бы винить себя из-за того, что до сих пор не продвинулся в изысканиях по поводу молний Великого Се и корабля, благодаря которому его отец, пронзив толщу пространства и времени, оказался в Сольсуране, чтобы прославиться в веках под именем царя Арса. Помимо того ужаса, который здесь назвали Молниями Великого Се, и который никто после единственного боя с кораблями Альянса никто так и не решился применять, звездолет был оснащен метеоритными пушками. Впрочем, в тесноте здешних долин они бы тоже принесли одни разрушения и жертвы среди мирных жителей.

И все же он не зря подумал о кораблях. Услышав в эфире голос Лики, он сначала решил, что бредит. Потом, однако, согласился поверить своим ушам, услышав в наушнике ликующий вопль Синеглаза:

— Лика! Девочка моя! Живая!

Эмоции, обуревавшие сына узурпатора, выплеснулись столь непосредственно и горячо, что сомневаться в искренности его чувств не приходилось. И где он там только в Гнезде Ветров прячется, этот герой?!

Лика, впрочем, не удостоила княжича ответом. И за что она его так мучает? На поверку Синеглаз оказался не так уж плох. С другой стороны, какие уж тут объяснения, когда сестра и коллеги по станции находятся невесть где, а на планете развертывается очередная гуманитарная катастрофа.

— Олег! Ребята! Что у вас там происходит? — бедная девушка едва не плакала.

— Лика, ты где? — Не унимался Синеглаз. Через миг этот же вопрос был задан голосом Птицы, однако, интонации остались те же.

— Я на орбите планеты! Иду на снижение! — услышав знакомый, вернее, родной голос, «Снежная королева из града вестников», как величал ее Иитиро, начала немножечко оттаивать. — У меня очень плохие новости! — добавила она.

— Кто б сомневался! — подал из танка голос Эжен. — Мы от других уже отвыкли.

Олег, хотя мысленно и согласился с гидрологом, решил, что иронизировать совсем необязательно. Лика вернулась более, чем вовремя.

— Ты можешь выйти на Гнездо Ветров и максимально снизившись, зависнуть над горами, чтобы корабль хорошо был виден из долины?! — не дожидаясь отчета о делах Альянса и Содружества, сразу перешел он к делу. Потом, правда, спохватился, что говорит по-сольсурански, перешел на русский, но Лика все равно никак не могла взять в толк, чего же от нее хотят.

— Но это же запрещено всеми правилами! Это опасно, наконец! — воскликнула она, осознав смысл просьбы. Увы, в том, что касалось следования правилам и инструкциям, свояченица могла дать фору даже Глебу.

— Пока ты будешь раздумывать, дорогуша, твоих друзей здесь измельчат в крошево, — не удержался, вкратце обрисовал ситуацию Синеглаз. — И нам придется решать все проблемы с Альянсом, считай, вдвоем, чего мне, честно говоря, не очень бы хотелось.

То ли доводы княжича возымели на чопорную красавицу действие, то ли на мониторах корабля высветилась жуткая картина побоища, но на несколько минут Лика пропала из эфира, а потом в жуткий и монотонный грохот побоища вторгся рев двигателей заходящего на посадку звездолета и взвыла сирена оповещения. Для пущей острастки, чтобы наверняка привлечь внимание, Лика выпустила пару красивых световых ракет.

— Я привела метеоритную пушку в боевую готовность! — тоном древней воительницы доложила она. — Пальнуть для острастки по скалам?

— Пока не надо! — улыбнулся Олег.

Явление корабля, хотя и не того, о котором он тосковал, и так возымело действие: побледневшие лица варраров исказили ужас и смятение, зато в глазах воинов травяных лесов читалось торжество. Непостижимым образом, но и те, и другие поняли, что «небесная огненная колесница» принадлежит именно вестникам Великого Се. Мечи и топоры застыли в руках, воины смотрели в небо. Многие молились.

Иитиро начал энергично прокладывать дорогу к валам:

— Попробую вывести на внешние экраны корабля изображение Палия, если наш этнограф еще не совсем отключился. Должен же он выполнить то, ради чего его, собственно, сюда притащили.

— Можт, п-ад-агнать т-анк? — предложил Синдбад.

— Слишком пафосно! — запротестовал Синеглаз.

В самом деле, и без танка все получилось более чем эффектно. Когда дикари из гнилых болот увидели парящее над горами изображение бывшего шамана, размерами превосходящее башни Гнезда Ветров, их объял священный трепет. Поверив змееносцам и князю Ниаку, они сочли его самозванцем, они предали его лютой казни, и вот теперь он, бесплотный как дух, но, несомненно, обретший сверхъестественное могущество, грозил им из-за неведомого горизонта. Конечно, все знали, что путь шамана — это странствия между мирами. Однако никто из предшественников Палия еще не сумел, сойдя в мир Хоала, подняться на небеса.

— На колени! — загремел, усиленный динамиками голос. Лика, как ее и просили, врубила на полную громкость. — Бросьте оружие и навсегда покиньте земли Сольсурана. Ни вы, ни ваши дети не поднимутся больше на захват земель мирных соседей! Иначе милосердие богов совсем оставит вас!

По рядам варраров прошел стон. Увидев казненного с их одобрения шамана, услышав грозные, предостерегающие слова, многие завыли от страха, заламывая руки и в запоздалом раскаянии срывая с себя награбленное. Остальные со священным трепетом взирали на экраны, не в силах даже пошевелиться, словно мартышки, зачарованные взглядом удава.

— Неблагодарные! — Палий возвысил голос, видно было, что он воодушевился, а аудиторией он умел владеть всегда. — Вместо того, чтобы учиться обрабатывать землю, добывать руду, которой так богата ваша земля и учиться ремеслам, вы предпочли жить разбоем и грабежом! Поделом вам! Вы вернетесь босы и наги и лишь после того, как заплатите выкуп за причиненное зло, который назначат вожди сольсуранских народов. Или гнев Великого Се испепелит каждого из вас!

Лика выпустила еще пару световых ракет, после чего этнограф озвучил требования, которые выдвинули сольсуранские вожди. Буран, Пожар и Потоп, а также израненные главы народов Косуляки и Козерга к этому времени уже поднялись на валы и что-то бурно обсуждали. Варрарам предложили сохранить их жизни в обмен на возмещение ущерба и солидную, но подъемную контрибуцию. До выплаты выкупа кутиганы с их тигом, а также старшие сыновья глав всех участвовавших в нашествии варрарских родов останутся в Гнезде Ветров и других укрепленных крепостях в качестве заложников.

Узнав об уготованной ему участи, кутиган Черного Болота, сражавшийся возле валов и потому видевший Палия не только на экране, попытался бросить в ненавистного колдуна копье. К счастью, реакция Иитиро Минамото оказалась молниеносной. Как потом признался воин ночи, у него оставался последний сюрикен. Еще несколько советников из тига Черного Болота нашли свою смерть под гусеницами танка, доставившего Потопа и Пожара к стенам Гнезда Ветров.

Больше никто возражать не пытался. Некоторые дикари, бросив оружие, на коленях ползли к валам, словно нашкодившие дети надеясь вымолить прощение. Остальные пустились наутек, пока сольсуранские вожди не передумали. Воины Огня и Воды направили их по разоренной дороге через владения народа Земли, не забыв взять в плотное кольцо кутиганов и старейшин.

Олег переводил взгляд с отступающей орды на корабль, для которого Тигр, Вим и Синдбад искали среди скал удобное место для посадки. Слов нет, Лика, которая все-таки решилась на рисковый переход через подпространство, повела себя как настоящая дочь царицы Серебряной. А что сделал он, чтобы доказать свое право на грозное наследие отца? Сегодняшнее представление можно было бы разыграть и с помощью другого корабля, ожидающего своего часа уже две тысячи лет. И в этом случае точно удалось бы избежать стольких жертв.

Впрочем, нынешние тяжелые потери в истории планеты могли остаться незначительной статистической погрешностью в сравнении с той участью, которую уготовали Сольсурану змееносцы.

Плохие новости Лики хотя никого не удивили, но лучше от этого не сделались. На последнем межгалактическом совете воротилы Альянса обвинили Содружество в нарушении Соглашений, в качестве доказательств предоставив голографические снимки ведомых наемниками «Горынычей», сделанные в Неспехе и на подступах к Царскому Граду. Фотографии Палия из-за отсутствия связи, увы, до Совета не дошли. Не услышав доводов членов Содружества, проигнорировав вето, наложенное Сема-ии-Ргла, змееносцы начали вторжение. Выход их эскадры на орбиту планеты ожидался через два дня.

(обратно)

Под звездами и над

И вновь Камень удостоился лицезреть незабываемое, волнующее зрелище, когда огненная колесница вестников Великого Се, пронзив небесную твердь, в сияющем ореоле парит над горами. Ничего более прекрасного и удивительного он в жизни не встречал! Однако величие невероятной картины, как и радость победы, омрачала не только скорбь по погибшим, но и неслыханные новости, которыми поделилась сестра царевны. Тьма окончательно взяла в надзвездном краю верх, и ее служители решили обрушить свой гнев на ни в чем не повинный несчастный Сольсуран.

— Всему виной Молнии! — с потерянным и раздосадованным видом пояснил родным Ветерок. — Змееносцы полны решимости если не заполучить их, то уничтожить, пусть даже для этого придется сравнять с землей весь Сольсуран.

Молодой Ураган чувствовал себя виноватым из-за того, что так и не сумел отыскать это чудовищное оружие, которое передали царю Арсу, то есть его отцу. Оружие, способное изменять пространство и ход времени. Тем более что разгадка маячила, казалось, так близко, и открытие, сделанное царевной, вселяло уверенность в правильности выбранного пути.

Камень не сумел сдержать священного трепета, когда увидел выложенные рядами двенадцать травяных рубах, когда услышал древние строки Предания. «Иди серединным путем без боязни». Эту фразу, составившую двунадесятый ряд его рубахи, он хорошо знал. В роду Могучего Утеса ее хранили как назидание, под серединным путем подразумевая путь Великого Се или Путь Правды. И не было ли воли высших сил в том, что именно на этом пути, ведущем, как оказалось, в Гарайю, он повстречал сольсуранскую царевну и впервые скрестил меч со служителями тьмы.

Впрочем, насчет Гарайи, куда, не дождавшись товарищей, отправился неугомонный Вадик, у Ветерка и других вестников имелись серьёзные сомнения.

— Ну негде там прятать корабль! — вновь совершенно чисто выговаривая слова наречия надзвездных краев, разводил мохнатыми ручищами Синдбад. — Нет там пустот такого объема!

— Если только, как во дворце, не установили устройство телепортации! — предположил Дикий Кот, имея в виду тот магический портал, который перенес их в Пустыню Гнева. — Твой отец, — кузнец выразительно глянул на Ветерка, — и те, кто ему помогал, судя по всему, любили такие штучки.

— Устройство телепортации легко обнаружить. Даже оборудования особого не нужно! — напомнил товарищам Вим.

— А во дворце? — с сомнением глянул на него Дикий Кот.

— А во дворце мы и не искали! — неудобно повернувшись, схватился за раненый живот Эжен.

— Существует еще один заброшенный храм! — позволил себе заметить Камень. — Прямо посреди травяного леса. Как раз на половине пути между змеями и Горным Котом. Премудрые жрецы, используя скалу, напоминающую Роу Су, как ориентир, определяли там наступление времени Праздника Первых побегов. И там есть знак Поднятой руки.

— Я там тоже смотрел! — устало отозвался Ветерок. — Насчет пустот я не имел возможности проверить, но знак Поднятой руки никак не отозвался.

— Может быть, просто не настало время? — промурлыкал Дикий Кот.

Ветерок, казалось, товарища не услышал, со странным выражением в какой раз перечитывая строки, начертанные на скрижали: послание, которое первый из рода царей адресовал ему, разделенному с ним толщей веков, осиротевшему сыну.

— «Ты тайну открыл, только тайна не та»! — повторял он, перелистывая тетрадь с отцовскими стихами. — Почему эти строки кажутся мне знакомыми? Здесь их нет, а между тем, я их помню. Они имеют какое-то отношение ко сну, который отец видел накануне полета! В нем Роу-Су указывал ему место для посадки корабля посреди травяного леса…

— Может быть, существует какая-то другая тетрадь? — предположила царевна.

Ветерок глянул на нее с недоверием.

Надо сказать, что за время их недолгого отсутствия в поведении царевны произошла какая-то невидимая глазу, но ощутимая перемена. Вместо того, чтобы торжествовать и радоваться своему невероятному открытию, которое само по себе, как считали Дикий Кот и Синдбад, могло бы остановить вторжение, дочь царя Афру выглядела подавленной и испуганной. О расшифровке двунадесятого ряда рассказывала сбивчиво, словно с чужих слов. На первое после долгой разлуки объятье Ветерка ответила очень сдержанно, ранам не уделила почти никакого внимания и вообще, кажется, больше возвращения мужа живым обрадовалась встрече с сестрой.

Конечно, холодность вполне объяснялась усталостью, усугубленной страхом перед будущим, которое им всем уготовили змееносцы: непомерный груз для женщины, и без того исполненной ответственности и тревоги за растущего в чреве ребенка. Вот только Ветерка эти вполне разумные объяснения, которыми счел возможным поделиться Камень, не очень-то удовлетворили.

— Она стала какая-то совсем чужая! — не скрывая тревоги, поделился он. — Точно никогда и не любила. Впрочем, может, оно и к лучшему! Не так больно! — добавил он обреченно, вновь вспоминая о том странном сроке, который ему назначили Сема-ии-Ргла. — Если, конечно, нас еще до того всех не обратят в плазму!

Камень вздохнул. «Куда ни кинь, всюду клин», кажется, так говорили вестники? А тут еще Синеглаз, голос которого слышали не только товарищи Ветерка из надзвездных краев, включая Лику, но и все, кто во время битвы находился рядом с ним. Защитники крепости уверяли, что их пленник все это время не покидал узилища и показывали свернувшегося на подстилке Роу-Су.

— Ох, предупреждал я, что это пленение княжича еще выйдет нам всем боком! — покачал головой Дикий Кот, потирая красные от многодневного недосыпа, раздраженные пылью глаза.

Надо сказать, что несмотря на нечеловеческую усталость, никто из вестников, как и большинство воинов травяных лесов, даже не помыслили об отдыхе.

Обе царевны вместе с другими женщинами и старцами Совета занимались ранеными, которых несли и несли с освещаемого надзвездными светильниками, называемыми у вестников «прожекторами», затихшего, но наполненного стонами, клекотом летающих ящеров и воем кавуков бранного поля. Причем Лика включилась в привычную работу даже до того, как ее корабль коснулся поверхности скал. Указания и советы, которые она успела за время посадки дать сестре и другим женщинам, сохранили жизнь нескольким десяткам воинов.

Вим и Эжен с помощью диковинной серебристой конструкции соединили угнездившийся на высокогорном плато корабль с крепостью и теперь пытались воздвигнуть над Гнездом Ветров невидимый щит наподобие того, который оборонял Град Вестников. По этой же серебряной трубе в крепость с корабля в мгновение ока оказались перенесены необходимые Лике лекарства, различное оборудование, а также устройства, способные облегчить жизнь в твердыне, подвергнувшейся нашествию и принявшей несколько тысяч нуждающихся в отдыхе и подкреплении сил воинов и целую орду пленных.

Забывший о ранах Палий выступал посредником в переговорах вождей с кутиганами варраров. Дикий Кот и Ветерок, пока Синдбад на «Горыныче» занимался расчисткой завалов, с помощью найденных на корабле и снятых с подбитой машины запасных частей и узлов пытались починить винтокрылую колесницу, то есть «вертолет». Мастер Искра и другие кузнецы опять им помогали. Было решено, что путешествие в Гарайю и заброшенный храм на половине пути лучше всего совершить по воздуху.

Один лишь Глеб оставался в стороне, причем, в буквальном смысле слова. Едва только руководитель проекта заикнулся об инструкции, которая предписывала сотрудникам станции в случае опасности немедленно покинуть планету, Дикий Кот на правах представителя надзвездного командования предъявил ему обвинения и зачитал какие-то там «права». Так у вестников полагалось перед взятием под стражу.

Смерч и Палий предлагали без дальнейших разбирательств повесить бывшего руководителя проекта над воротами, раз уж с князем Ниаком не получилось. Тем более, вина его была доказана, а Дикий Кот получил приказ на его уничтожение. Пусть бы оттуда и отправлялся прямиком на свидание к Трехрогому, который терзает предателей в своей пасти. Однако Ветерок, стремившийся восстановить в надзвездном краю свое доброе имя, хотел, чтобы виновник всех его бед предстал перед справедливым судом. Поэтому Ураганы заключили преступника в подземелье по соседству с горным котом, то есть Синеглазом.

— Может, лучше их в одну клетку поместить? — предложил Смерч. — Интересно посмотреть, кто из них опаснее.

— А вот этого делать точно не стоит! — пресек поползновения маленького Урагана Дикий Кот.

— Ворон ворону глаз не выклюет! — вспомнив пословицу своей земли, поддержал друга Ветерок.

Ох, зачем вестники все-таки не послушали Смерча и варрарского колдуна? Зачем Камень отлучился проведать Крапчатого, которого не видел столько дней?

Старый зенебок, хотя и чувствовал себя превосходно, хорошо отдохнув в теплом, удобном стойле, встрече обрадовался так, что едва весь хлев не разнес. Камень поблагодарил скотников за заботу, те сослались на распоряжение Матери Ураганов.

Вернувшись в узилище, Могучий Утес понял, что опоздал. Возле дверей подземелья лежал заколотый его собственным мечом страж. Еще один, совсем мальчишка, лишь накануне вторжения посвященный в воины, с выражением удивления и обиды сидел на полу возле клетки. Из вытекшей глазницы торчало самопишущее перо вестников. Похоже Глеб сначала привлек внимание юнца необычной вещицей, а потом с ее же помощью лишил жизни. Не просто так говорили, что руководитель проекта в войске надзвездных краев проходил серьезную боевую подготовку, и когда дело касалось себя любимого, полученные навыки хладнокровно и умело применял.

Но где же он сам? Затеряться в толпе, прикрывшись чужим плащом или травяной рубахой, для такого мастера — сущий пустяк. Хотя Камень не утратил хладнокровия, руки у него чесались. Убитый юноша приходился Бурану племянником. Собрав всю свою смекалку, воин царя Афру сообразил, что приспешник змееносцев станет искать встречи с хозяевами в надзвездных краях, и для этого ему наверняка понадобится огненная колесница. Успеть бы предупредить Ветерка и его товарищей. Но увы, возле серебряной трубки, называемой подъемником, никого не оказалось.

Ветерок, Дикий Кот и Синдбад готовили отремонтированную машину к полету, Эжен, поднявшись на корабль, настраивал магический щит, Вим возводил купол для госпиталя. Раненых оказалось так много, что их не могли вместить все помещения Гнезда Ветров, а ночи стояли пока холодные. Камень вспоминал, что под сенью такого же диковинного шатра, привыкая к своему сиротству, он провел первые недели после битвы при Фиолетовой, когда раны на теле зарастали куда быстрее шрамов на душе. Если бы не появление Лики, победа в нынешней битве могла бы достаться сольсуранским народам еще более дорогой ценой.

Но как же, все-таки, предупредить о побеге и не упустить самого преступника? Подъемник располагался немного на отшибе, вблизи хозяйственных построек, а все обитатели Гнезда Ветров сейчас были заняты на поле. Кто продолжал искать родных и помогать раненым, кто распределял провизию и занимался размещением дорогих гостей и союзников, кто готовил павших к встрече с предками и духами Прародителями. К тому же, непривычные к общению с вестниками, дети травяных лесов старались подальше держаться от огненной колесницы и пути, проложенного к ней. Видимо считали подъемник лазом в иной мир. Камень иного мира уже не боялся, ибо и так стоял считай что на краю, поэтому остался у подъёмника, нетерпеливо ожидая возвращения кого-то из вестников или иного развития событий.

Ждать пришлось недолго. Могучий Утес едва успел спрятаться за серебристый и гладкий рукав, когда возле входа появился Глеб. Как и следовало ожидать, руководитель проекта решил пожаловать к своим хозяевам не один, намереваясь свою жизнь и дальнейшее благополучие обменять на великую тайну. Перед ним, неестественно прямая и бледная, едва переставляя ноги, семенила Лика. Только внимательный глаз мог разглядеть приставленное к ее спине, наполовину скрытое рукавом, лучевое оружие. Где и когда Глеб сумел обзавестись им, оставалось загадкой. Скорее всего, у самой же Лики отобрал. Ох, недооценили вестники руководителя проекта! Ох, недооценили! Следом, спокойная и обреченная, кусая обветренные губы и завороженно глядя на сестру, шагала сольсуранская царевна.

— В гондолу за мной и без глупостей! Иначе от твоей сестры останется лишь набор разрозненных атомов! — приказал царевне руководитель проекта, отдергивая завесу входа.

— Подлец! Ты еще заплатишь за это! — сквозь стиснутые зубы всхлипнула Лика. — Недаром дедушка считал тебя бессовестным карьеристом и непроходимым тупицей!

— Лучше бы твой дедушка объяснил тебе, что не стоит где попало бросать лучевое оружие, дорогуша! — не скрывая торжества, парировал Глеб. — Хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Когда бывший предводитель вестников и обе его заложницы скрылись в чреве приспособления, названного «гондолой подъемника», Камень без колебаний последовал за ними. Не тут-то было. Стремительнее мысли гондола взмыла ввысь. Единственное, что Могучий Утес успел, намертво уцепился за какие-то железяки и крюки, прикрепленные к днищу для перемещения слишком объемных грузов. Так начался его путь в надзвездные края.

Пока гондола с умопомрачительной скоростью неслась по трубе вверх, Камень смотрел с тревогой на литое, цельное днище и размышлял о том, как бы проникнуть внутрь. Когда же движение прекратилось, Могучий Утес, стараясь не думать о том, на какую высоту его занесло и что произойдет, если не хватит сил в плотно сомкнутых пальцах или не выдержит крюк, выпростал правую руку в попытке ощупать дно и найти какую-нибудь щелку или лаз.

Старый воин отчетливо понимал, если Глеб отправит гондолу вниз, его просто размозжит и расплющит. Особых надежд он на свои поиски не возлагал, ощущая себя последним дураком, поступившим вопреки разуму, повинуясь охотничьему инстинкту. Следовало все-таки связаться с Ветерком и вестниками. Но что бы они успели предпринять? Задержать корабль, стреляя по нему из камнемета? Даже в случае успеха, это было бы слишком опасно для Птицы и ее сестры.

Но Великий Се все-таки покровительствовал потомку Могучего Утеса. Едва рука Камня коснулась матовой гладкой поверхности, днище тотчас отъехало в сторону, открывая проход. Оказывается, в гондоле существовал лаз, вернее «люк», который, как и магический щит, открывался от одного прикосновения вестников. Поскольку накануне разгрома Града посланцы ждали Могучего Утеса в гости, Лика сделала так, чтобы он беспрепятственно мог попасть внутрь. К счастью для Камня защитные чары позволили ему также свободно проникнуть и во все внутренние помещения огненной колесницы, то есть «корабля».

Едва Камень оказался на борту, как люк за его спиной захлопнулся, подъемник отсоединился, а откуда-то снизу, нарастая, поднялся устрашающий гул. Корабль готовился к взлету, и Камню ничего не оставалось, как нырнуть в один из расположенных вдоль длинного коридора покоев, вестники их называли «каютами», моля о милости Великого Се. Он слышал, как Ветерок и его товарищи рассказывали о «перегрузках», потому в момент взлета успел броситься на прикрученную к стене походную кровать. Как и жители страны Тумана, вестники спали на некотором возвышении от пола, поскольку их предки в незапамятные времена боялись змей, насекомых и сквозняков.

Хотя ложе оказалось непривычно мягким и удобным, навалившаяся сверху многопудовая тяжесть обрушилась на Камня непомерной ношей, стало трудно дышать, и свет на какое-то время померк в его очах. Чему тут удивляться: для того, чтобы попасть в надзвездные края, необходимо пробить небесную твердь. Понятно, что каждый путешествующий на корабле в этот момент ощущает себя сродни куску железа на наковальне.

Когда же Могучий Утес, наконец, почувствовал, что грудь вновь поднимается и опускается свободно, а перед глазами не пляшут бешеные светляки, корабль, видимо, находился уже где-то за пределами небосвода. Окон в «каюте» не имелось, однако двигатель теперь работал почти бесшумно, только гудели какие-то «приборы» и «системы». Хотя лежать на кровати оказалось очень удобно, а мягкие тюфяки и подушки словно приглашали вздремнуть, Камень решил искушению не поддаваться. Поднявшись на ноги и убедившись, что они его держат, а пол не рыскает из стороны в сторону, Могучий Утес вышел в коридор и осмотрелся.

Как потом выяснилось, ему очень повезло во время взлета оказаться в жилом отсеке. Не иначе, его вели Духи Прародители. По обеим сторонам коридора располагались двери, ведущие в другие каюты, предназначавшиеся для одного, в крайнем случае, двух человек. Вестники ценили общение, но во время отдыха предпочитали уединяться и на сольсуранские общинные дома взирали с добродушной снисходительностью, уверяя, что в более суровые времена их предкам тоже случалось жить в таких.

Поскольку все двери оказались закрыты, Камень в первый момент растерялся. Он надеялся, что Глеб станет держать своих пленниц в одной из кают, вопрос только в какой. К счастью, из-за одной двери донеслись приглушенные, но такие знакомые голоса. Царевна утешала сестру, уверяя, что все будет хорошо.

Камень постучал.

— Кто здесь? — в голосе царевны прозвучала настороженность, но не страх.

— Государыня, это я, Камень!

— Подавиться мне собственными потрохами! — в устах нежной девушки это распространённое сольсуранское проклятье звучало просто неподражаемо.

— Я пришел, чтобы освободить вас!

— Это не так-то просто! — теперь заговорил Лика. — Дверь заперта на ключ, который находится у Глеба.

Она хотела объяснить, как добраться до «рубки», в которой находился руководитель проекта, однако в это время пожаловал и он сам. Похоже, Глеб с помощью умных машин надзвезных краев обнаружил, что на корабле находятся посторонние, и решил разобраться. Он шел по коридору пружинящим, настороженным шагом хищника, держа наготове бластер. Камень наблюдал за ним из-за неплотно притворенного люка одной из кают.

Как только Глеб приблизился на расстояние броска, Камень шагнул вперед и резко ударил его по руке, выбивая бластер. Следующим движением он одновременно пнул оружие, чтобы оно откатилось дальше по коридору и потянул руководителя проекта на себя, так, что оба оказались на полу каюты. Хотя Глеб изучал основы рукопашного боя, практики у него было немного в сравнении с всю жизнь проведшим в походах и мелких стычках Камнем.

Могучему Утесу довольно-таки быстро удалось его оглушить, крепко связать по рукам и ногам и завладеть ключом. С дверями оказалось все сложнее. Камень не сразу разобрал, куда прикладывать этот маленький кусочек непонятного материала, совсем не похожий на все виденные прежде ключи, и на что нажимать.

— Да нет, не надо делать усилие и стучать! — теряя терпение, объясняла царевна. — Панель сама на двери появится! Надо только правильно положить пластину.

С горем пополам он освоил и эту науку, и благодарность царевен была лучшей ему из наград. Едва оказавшись на свободе и подобрав злополучный бластер, девушки поспешили в рубку. Следовало связаться с товарищами и если не вернуть корабль в Сольсуран, на что уже не оставалось до вторжения времени, то хотя бы избежать встречи со змееносцами.

Если каюты при всей их необычности и неописуемом удобстве все же напоминали человеческое жилье, то рубка, сияющая разноцветными «панелями» и магическими зеркалами, умеющими передавать в цвете и объеме, но не в ощущении картины из любой точки вселенной и прямо в воздухе чертить рисунки, руны, храмовые знаки и карты любых стран и целых миров, показалась Камню помещением совсем уж сверхъестественным. Куда уж границу такого дивного чертога пересекать простому сольсуранцу. Но пересечь все-таки пришлось. Возле одного из зеркал, неудобно откинувшись на сидении, безвольно поник Эжен. Руководитель проекта без особого труда сумел оглушить раненого товарища.

— Он дышит, он жив! — воскликнула Лика, пытаясь привести бедолагу в чувство и вновь позабыв об Альянсе и брошенном на одну из панелей бластере. — Надо перенести его в медицинский отсек!

Ее сестра между тем припала взором к магическим зеркалам, которые вестники называли мудреными словами «экраны» и «голограммы», тонкими пальчиками что-то перебирая на «приборной панели». К разочарованию Камня, надеявшегося увидеть радужные небеса, облачные холмы и золотые дали, по которым свершает свой путь алый зенебок Владыки Дневного Света, большинство «экранов» занимали какие-то диковинные карты и непонятные значки наподобие храмовых. Те же из них, которые передавали в рубку картину окружающего мира, показывали непроглядную тьму и звезды, которые отсюда казались хотя более яркими, но по-прежнему бесконечно далекими. Царевну, впрочем, звезды и тьма не интересовали, она смотрела на «голограммы», на которых Камень разглядел изображения, похожие на очертания огненных колесниц, вернее, кораблей.

— Трехрогий великан! — царевна вновь позволила себе выругаться, чего Камень за ней прежде не замечал. — Они гораздо ближе, чем мы предполагали, и уже почти вышли на траекторию, удобную для атаки!

— Ты стала разбираться в тактике и стратегии звездных боев? — вслед за Могучим Утесом удивилась Лика.

— Надо срочно связаться с Арсеньевым и остальными! — не обратив на замечание внимание, продолжала царевна. — Неужели этот тупица так и не сумел найти корабль?! И это после стольких подсказок! Впрочем, про храм посреди травяного леса знал один Словорек.

Камень вновь удивился. Конечно, в день освобождения от притязаний синтрамундского купца Ветерку пришлось выслушать от возлюбленной и не такое, однако тупицей дочь царя Афру никогда себе не позволяла его называть. Впрочем, бережно поднимая хрупкое и небольшое тело раненого, Камень обратил внимание, что с царевной происходит нечто неладное. Она с тоской смотрела на руки, терла глаза, потом стала рвать ворот:

— Ну нет! Только не сейчас! Опять папаша решил меня переиграть! Все, что угодно, только не Горный Кот!

Не зная, что и подумать, Камень поспешил вслед за Ликой. К счастью, в помещении надзвездной лечебницы они пробыли недолго. Эжен, голова которого оказалась все-таки цела, почти сразу пришел в себя. Теперь ему в основном требовался отдых.

Они уже преодолели половину расстояния до рубки: корабли Альянса подошли слишком близко, и с этим следовало что-то делать, когда оттуда донесся исполненный боли и явно мужской стон, а потом послышался звук падения большого безвольного тела. Камень перешел на рысь, Лика старалась не отставать. Неужто руководителю проекта удалось освободиться? И что против него сумеет предпринять сольсуранская царевна? В рубке, конечно, остался бластер. Но кто успеет до него раньше добраться?

Однако ни девушки, ни Глеба в рубке не оказалось. Зато на полу, неподвижный и нагой, ничком лежал княжич Синеглаз. Камень без лишних слов прыгнул ему на спину, пока тот не очухался, и заломил его руки назад. Лика достаточно неумело схватила бластер.

— Полегче, приятель, — попросил княжич, изгибаясь дугой в попытке освободиться. — Я никуда не сбегу!

— Только попробуй! — пригрозила Лика, наводя на него лучевое оружие. — Где моя сестра?

— Надо думать, в сопровождении моего брата идет по пути, указанному ей Роу-Су и двумя Дхаливи, — отозвался княжич. — Я пытался ее образумить! — продолжил он почти виновато. — Но… легче остановить стадо взбесившихся зенебоков. К тому же эта умница не только прочитала потаенную часть Предания, но и научилась пользоваться скрижалью, а эта проклятая каменюка всегда имела надо мной неограниченную власть! Если бы не это заклятье, наложенное на наш род, разве я позволил бы отцу так мной манипулировать! Все-таки в моих жилах в отличие от него течет царская кровь!

— Я не понимаю, о чем ты говоришь! — Лика нахмурила брови, но голос ее готов был дрогнуть.

— Всякий, кому удастся завладеть скрижалью и прочесть ее письмена, — пояснил Синеглаз, — может изменить мое обличье, как ему заблагорассудится. Так твоя сестра, решив покинуть Гнездо Ветров, с помощью маленького паршивца Обглодыша вынудила меня надеть ее личину. Впрочем, ему тоже поделом. Пускай посидит в клетке в шкуре Горного Кота.

Камень про себя подумал, что Роу-Су, которого показывали Ураганы, и в самом деле выглядел каким-то заморышем или подростком. Да и глаза имел знакомого фиолетового оттенка.

Лику, однако, волновала только ее неразумная сестра:

— То есть как покинуть Гнездо Ветров! Она что, рассудка лишилась?!

— Она прочитала потаенную часть Предания и отправилась на поиски Амриты, надеясь таким образом остановить Альянс, а заодно спасти жизнь своего Урагана, — пояснил княжич.

— И ты ее не остановил? — возмущенно воскликнула Лика.

— Как я мог?! — Синеглаз пожал плечами насколько ему позволяли заломленные за спину руки. — На меня наставили скрижаль, и я превратился в то, что вы видели. Хорошо еще, спасибо Глебу, супружеский долг исполнять не пришлось!

— Ты говоришь, что твои превращения зависят от скрижали, — Камень посильнее надавил пленнику коленом на поясницу. — А как же Роу-Су? Когда ты в подземелье в него перекинулся, к скрижали никто и не прикасался.

— Так же, как и в Земляном Граде, — заерзал, безуспешно пытаясь высвободиться княжич. Он сумел повернуть голову, выразительно указывая на рубцы, оставленные на его обнаженной спине и руках звериными когтями. — Это уже магия асуров и власть моего отца. Когда князь Ниак меняет обличье, один из его сыновей превращается в Горного Кота, и я благодарю Великого Се за то, что нынче этот жребий выпал не мне! Понимаете, Горный кот в рубке корабля! — он поежился.

Камень подумал о том, что никогда не слышал о существовании у князя Ниака еще сыновей. С другой стороны, нынешние беззаконные властители не торопились признавать детей, рожденных от придворных дам, служанок и рабынь. Неужто знаток Преданья Обглодыш, с таким ужасом рассуждавший о вару, и сам принадлежал к этому роду? Но тогда кто же тот второй брат, сопровождающий царевну в ее не просто опасном, а самоубийственном путешествии? Впрочем, ответ на этот вопрос мог сейчас и подождать.

— Все это звучит слишком нелепо, чтобы являться ложью, — в замешательстве проговорила Лика.

Она тряхнула головой, принимая какое-то непростое решение, а затем скомандовала:

— Камень! Свяжи этого негодяя покрепче и запри в одной из кают, только желательно подальше от Глеба!

— Госпожа! — умоляюще глянул на нее Синеглаз. — Ты забыла одно обстоятельство! Посмотри на приборы! Если я не ошибаюсь, пока мы выясняли отношения, корабли Альянса приблизились к нам на расстояние выстрела, а твой телохранитель, хоть и научился палить из пулемета, вряд ли сможет попасть в двигатель звездолета из метеоритной пушки.

— Можно подумать, ты сумеешь! — хмыкнула Лика.

— Я служил в войсках Вашего Содружества!

— Тогда понятно, кому мы обязаны Ванкувером!

— Прошу прощения! — княжич даже слегка обиделся. — Моя задача заключалась лишь в том, чтобы подкупить или запугать одного слизняка из штаба, имеющего доступ к секретной информации, а боевые вылеты я совершал честно!

— И ты еще этим похваляешься! — Камень так сильно прижал Синеглаза к полу, что у того хрустнули ребра.

— Мне нечего стыдиться, — с натугой прохрипел княжич. — Я присягал на верность другой стороне.

— А сейчас решил переметнуться! — сыронизировала Лика. — Странно, крысы обычно бегут с тонущего корабля.

— Альянс грозит гибелью моей Родине! — воскликнул Синеглаз. — И я, как царский сын, должен ее защищать!

Камень ослабил хватку, ибо ему показалось, что парень говорит искренне. Ну и намешано же в нем! Добро и зло, царская кровь и наследие беспощадного оборотня-цареубийцы, подлость, благородство и не совсем понятные представления о долге и чести. А еще, Камень это видел, княжич был совершенно искренне влюблен в Лику.

Девушка тряхнула головой, пытаясь рассеять наважденье устремленных на нее желанных синих глаз:

— Почему я должна тебе верить?

— Потому что я люблю тебя, дочь царицы Серебряной! Ради тебя я едва не убил собственного отца, покушавшегося на твою жизнь в образе Роу-Су. Ради тебя я встал между отцом и твоей сестрой, позволив ей уйти с разгромленной станции вместе со скрижалью. Ради тебя я отправился к этому старому ворчуну Словореку и уговорил его спуститься со своих высот в Земляной Град и не дать свершиться несправедливому судилищу, за что вновь едва не поплатился жизнью. Отец в бешенстве отдал меня на растерзание людям Земли и Урагана. Спасибо твоей сестре и ее супругу, что я все еще жив.

— Все, о чем ты рассказал, слишком напоминает банальную борьбу за власть! — поморщилась Лика.

Она стояла надменная и неприступная, точно высеченная изо льда скульптура, но Камень видел, что в душе ее происходит жестокая борьба. Ее сердце, впервые охваченное огнем любви, велело ей поверить княжичу, обогащенный мудростью вестников разум призывал к осмотрительности. Сделать выбор помог враг. Корабль содрогнулся, попав в поле ударной волны предупредительного выстрела, и в рубке зазвучал бездушный, явно нечеловеческий голос, требовавший, говоря доступным Камню языком, определить себя или назвать пароль.

Лика слегка скорректировала курс, уходя от удара, затем повернулась к Синеглазу.

— Любезный родич, не соблаговолите ли Вы занять место у боевого орудия, — с величием, которому бы позавидовала даже ее царственная мать, повелела она.

Камень освободил пленника, но княжич остался в той же согбенной позе.

— Позволь, драгоценная, сначала прикрыть наготу, — попросил он. — А то девчоночья одежонка твоей сестры мне и на нос не налезает!

Лика с насмешливо-смущенным видом достала откуда-то с полки комплект одежды вестников и нарочито отвернулась к приборам. Камень про себя отметил, что несколько раз она не удержалась от искушения заглянуть в зеркальный экран, и не осуждал ее. Как и Ветерок, княжич отличался редкостной статью и красотой.

Сноровисто справившись с одеждой, которая, судя по всему, была ему более чем привычна, Синеглаз присел в одно из кресел возле «пульта управления», и его пальцы стремительно заскользили по приборной панели.

— Что ты делаешь? — возмущенно воззрилась на него Лика.

— Передаю в эфир позывные Альянса и пытаюсь выровнять курс, чтобы не поставить корабль под удар. Для нас сейчас это единственный шанс подбить хотя бы парочку другую кораблей противника до того, как змееносцы нас расстреляют в упор!

Хотя репутация княжича не заслуживала никакого доверия, Камень вынужден был признать, что его план не лишен здравомыслия, напоминая тот, которым в Ущелье Спасенных воспользовался Ветерок.

Лика, однако, вновь нахмурила брови:

— А потом?

— Потом есть два варианта, — обворожительно улыбнулся ей Синеглаз. — Попытаться спастись позорным бегством или героически погибнуть. Гены отца советуют последовать первому варианту, но кровь матери склоняет меня ко второму.

Во взгляде Лики Камень прочитал восхищение:

— Мне тоже больше по душе второй вариант, — проговорила она, — но я бы предпочла придумать какой-то третий.

— Тогда думай! — поклонился ей Синеглаз.

Он подхватил Камня под руку, и они взбежали на орудийную палубу корабля.

Вступая в этот неравный бой, Камень хотел верить, что они с княжичем и Ликой не просто ненадолго отодвигают срок неизбежной гибели большинства жителей Сольсурана, включая недавно обретенных родных, а дают возможность Урагану и его избраннице разгадать головоломку, которая ждала своего решения столько лет. Удалось ли Ветерку и его товарищам отыскать корабль? Сохранили ли свою сокрушительную мощь божественные молнии? И среди каких ядовитых змей и свирепых оборотней вершит свой путь зачарованная тайной, покорная своей судьбе сольсуранская царевна?

(обратно)

Путь между двух змей

И все-таки, из всех предпринятых ею когда-либо авантюр эта была самой безумной! И чем дальше они с Вадиком оставляли стены Гнезда Ветров, тем отчетливее Птица это понимала. И дело было даже не в том, что только одержимый или утративший связи с реальностью мечтатель вроде Вадика мог покинуть укрепленную крепость и искать себе на голову приключений в охваченной войной стране.

На самом деле, в родовой твердыне Ураганов было далеко не так безопасно, как полагали поселяне, поколениями привыкшие искать защиты за каменными стенами. Особенно если в войну вступили вооруженные бронебойной техникой змееносцы. Да и путь, проходивший через владения Табурлыков, Косуляк и Козергов в направлении, противоположном движению варраров, на поверку вышел куда спокойней того маршрута, который в прошлый раз проложили Иитиро и Камень. Землепашцы и пастухи, к которым они дважды обращались с просьбами о гостеприимстве, сочли за честь предоставить кров и еду божественным посланцам. Хотя Птица и не раскрывала своей принадлежности к царскому роду, на этот раз она решила не таиться. Все равно из той затеи ничего путного не вышло.

Когда же обитаемые земли остались позади, Вадик с гордостью и трепетом достал из рюкзака бластер с полным аккумулятором, который, оказывается, все это время находилось при нем. Птица с болью подумала о том, что лучевое оружие нашло бы более эффективное применения во Дворце Владык, не говоря уже о Пустыне Гнева.

Вадик посмотрел на нее непонимающим взглядом:

— А твой Олег и остальные меня ни о чем и не спрашивали! И потом, должен же я как-то нас с тобой защищать!

Птица со вздохом подумала, что неутомимому фантазеру нужна была защита прежде всего от себя самого, но предпочла промолчать. При упоминании имени супруга у нее тревожно засосало под ложечкой, и накатил приступ дурноты. Похоже даже дитя в утробе не одобряло ее беспечности. Имела ли она право ослушаться? Не сделала ли роковую ошибку, доверившись Синеглазу, который в ее обличии теперь свободно разгуливал по крепости и имел полную возможность открыть ворота врагу? Впрочем, это еще вопрос, кто на поверку оказался большим обманщиком: княжич или его сводный брат?

* * *

Когда Обглодыш ей едва ли не с гордостью сообщил, что с семейством князя Ниака его связывают родственные узы, Птица какое-то время не могла ему поверить. Она уже привыкла, что на челядь сольсуранцы, живущие по заветам Великого Се, смотрели, как на «молодшую чадь», то есть неразумных детей, о которых надо заботиться, взамен ограничивая их свободу. Что же касалось обитателей царского дворца, то для них рабы в лучших традициях развитых античных демократий и средневековья являлись всего лишь говорящими орудиями, мало чем отличаясь в правах от зенебоков и других тягловых животных. И все же бесчеловечное отношение, которое проявлял князь Ниак к родному, пускай и не самому знатному сыну, выходило за рамки любых подходов и теорий. Тем более что мать мальчика, как оказалось, принадлежала к одному из сольсуранских народов.

— Она звала меня Муром, поскольку сама принадлежала к племени Горного Кота! — с нежностью, словно материнское благословение, смакуя сокрытое ото всех имя, сообщил Обглодыш. — Наемники князя Ниака выкрали ее для своего господина, когда родичи отказались ее подарить или продать. В отместку мой отец сделал ее портомойкой и прислугой в дворцовых банях, где, как ты знаешь, всякое непотребство считалось в порядке вещей. Именно поэтому он и не торопился меня признавать, хотя не только отлично знал, что я тоже принадлежу к его роду, но и пользовался этим, когда ему было выгодно.

Ох, следовало тогда Птице вместо того, чтобы попусту сокрушаться о жестокой судьбе одной из многих тысяч несчастных, сообразить, что в деле, которое она задумала, вполне можно обойтись и без Синеглаза. А что до Обглодыша, вернее Мура, ибо это имя больше подходило для его нынешнего обличья, то таким образом он свершил небольшую месть. Негодник отлично знал, что скрижаль по замыслу ее создателей можно использовать не более раза в месяц, и князь Ниак, который, случалось, менял обличье несколько раз на дню, не всегда прибегая к древней магии скрижали, попросту разрушал себя снаружи и изнутри.

Трудно описать ту ярость, в которую пришел Синеглаз, когда вполне привычное и обжитое тело Роу-Су стремительно уменьшилось в размерах, верхние конечности утратили силу и ударную мощь, а отправлявшие тело в головокружительные прыжки задние лапы превратились в пару стройных девичьих ножек.

— Что ты сотворил со мной, скотина?! — ревел княжич на все подземелье, пытаясь дотянуться до горла Обглодыша, и не совсем, видимо, сознавая, что их силы сейчас приблизительно равны.

Как ни странно, голос у него не изменился.

— Теперь, думаю, ты сможешь оценить, каково мне было, когда вы с отцом ради ваших грязных делишек превращали меня в девчонку и отправляли в покои сановников и послов! — мстительно сверкнул фиолетовыми глазами мальчишка, разом припоминая все унижения, через которые ему пришлось пройти за годы жизни во дворце.

— Нашел что вспоминать, неженка! — фыркнул старший княжич, выбрасывая вперед руку и пытаясь ухватить Обглодыша за волосы. — Это и было всего раз или два. К тому же посол из Борго, который вздумал за нами шпионить, был настолько пьян, что заснул, не добравшись до постели, а левый министр — дряхлый старик, который себя самого в вертикальном положении с трудом удерживает, где уж ему приподнять что-то другое.

Как оказалось, несмотря на нынешнюю хрупкость сложения, Синеглаз не утратил боевых навыков и все-таки исхитрился повалить брата на пол, собираясь задать ему хорошую трепку.

— Отпусти его! — потребовала Птица, которую княжич в пылу семейной ссоры поначалу не заметил. — Это я его попросила!

Синеглаз повиновался, тем более, он видел, что с мальчишкой начали происходить приведшие того в ужас изменения.

— Безмозглый дурачина! — пренебрежительно хмыкнул княжич, предусмотрительно покидая пределы клетки до того, как сын невольницы из племени Горного Кота полностью превратился в грозного первопредка. — А ты думал, тебе все сойдет с рук?! Не тут-то было! Когда один из рода князя Ниака меняет обличье, кто-то другой всегда превращается в Роу-Су!

Не без ехидства понаблюдав за муками сводного брата, который катался по полу клетки, разбрасывая волокна травяной подстилки и безуспешно пытался принять прямоходящее положение, Синеглаз по-хозяйски оглядел новое тело. Тот интерес, который вызвали у него характерные выпуклости и округлости, заставил Птицу густо покраснеть.

— А ты, дорогая сестрица, оказывается, неплохо сложена! — заключил он, одаривая царевну таким взглядом, будто это она сейчас стояла перед ним голышом, что, впрочем, было недалеко от истины. — У твоего Урагана отменный вкус! — Княжич плотоядно улыбнулся, так что Птице стало не по себе. — Жаль, что ему так мало осталось! Впрочем, если захочешь родственного утешения, я всегда за. Вот только верну свой нормальный облик!

— Мне некогда с тобой болтать! — как можно строже отрезала Птица, протягивая «любезному родичу» узел с одеждой.

Внутри у нее все клокотало от разрывавших ее противоречивых чувств: с одной стороны, ей хотелось наконец-то как следует проучить наглеца, с другой, она едва удерживалась от того, чтобы не разрыдаться. С каким спокойствием этот беззаконный оборотень говорил о скорой смерти Олега! Как будто сам его приговорил и занес для удара нож.

Впрочем, едва узнав, для какой собственно цели «милая сестрица» затеяла весь этот опасный маскарад, Синеглаз забыл про скабрезности, оставил глумливый тон и принялся отговаривать ее от самоубийственной затеи с такой горячностью и настойчивостью, что ему позавидовали бы дедушка и Олег.

— Дождись хотя бы своего Урагана и остальных коллег! — едва не молил княжич. — Уж если им удалось не только вывести пленников из дворца, но и уничтожить наемную армию и роту бронетехники, то с варрарами они как-нибудь разберутся. Чай не впервой. Насколько я понял, Сема-ии-Ргла не говорили о каком-то определенном сроке.

— Зато скрижаль на него указывает совершенно определенно! — воскликнула Птица. — Если мы сейчас не успеем до Дня Весеннего Равноденствия, то ждать придется тридцать шесть лет. И я не думаю, что Олегу будет позволено так долго задержаться в этом мире!

Она хотела еще высказать свои соображения по поводу поисков амриты и торга со змееносцами, но Синеглаз ее не услышал. Наполненными болью и ужасом глазами он смотрел то на свои непривычно маленькие руки, то на Обглодыша, который, стоя возле решетки, вздымал на загривке шерсть, топорщил усы и хлестал себя по бокам хвостом.

— Тридцать шесть лет! — повторил княжич потрясенно. — Роу-Су столько не живут! Я помогу тебе, дочь царицы Серебряной! — добавил он серьезно и проникновенно. — Только как бы твой Ураган за эту помощь меня не прибил!

* * *

Зенебоки, подобные атомным ледоколам, сминали старые одеревеневшие стебли, привычно прокладывая дорогу сквозь травяной лес, в котором молодые побеги уже успели набрать силу. В сольсуранских селах свежие сочные отростки новорожденной травы считались главным угощением к празднику, который должен был наступить через два дня, и святость традиции не могла нарушить даже охватывающая все больше земель война. Именно подготовкой к жертвенной трапезе и очистительным обрядам Пещерные Табурлыки объяснили царевне свой отказ прийти на помощь Ураганам. Почти как спартанские жрецы, которые позволили царю Леониду увести в Фермопилы только триста бойцов.

Хорошо хоть народы Козергов и Косуляк понимали, что нарушением клятвы куда сильнее прогневают Великого Се, нежели изменением хода обряда. Тем более в Гнезде Ветров тоже существовало святилище, да и побегов, не говоря уже о хмельном таме и прочем угощении, хлебосольные родичи Олега заготовили едва ли не на весь Сольсуран. Другое дело, что воины, выступившие в поход, отлично понимали, что таме и побегов в Гнезде Ветров доведется отведать не всем.

— Что может быть лучше, нежели встретить праздник в надзвездном краю! — напутствовал своих бойцов великий вождь народа Косуляк Быстроногий. — Погибшие за правое дело там вкушают пищу за одним столом с божественными посланцами.

Птица обнадежила храбрецов, в такое тяжелое время проявивших пример верности, добрыми вестями относительно поддержки, полученной Ураганами со стороны народов Огня и Воды, и продолжила путь.

Какая же жалость, что в Гнезде Ветров у Олега был всего один передатчик! Оказавшись совсем без связи с возлюбленным и его товарищами, Птица не могла ни на миг отрешиться от своих страхов и тревожных переживаний, которые мучительно глодали ее изнутри, словно едкая щелочь или жгучая кислота.

Сейчас битва за Гнездо Ветров, вероятно, была уже в полном разгаре. Птице казалось, что даже сюда, за сотню километров, пройденных за три дня пути по горным тропам, эхо доносило ее отголоски. На просторах травяного леса выли охочие до легкой поживы кавуки, и в небе над горизонтом кружили стаи летающих ящеров. Выдержит ли родовая твердыня? Успеют ли на выручку осажденным Ураганам воины Огня и Воды? Сумеет ли Олег и его товарищи преодолеть ловушки тьмы? Удастся ли им отомстить за погибших в Граде Земли? А что если все без толку, и ее надеждам суждено рассеяться горьким дымом погребального костра? Если Гнездо Ветров падет, а Олег погибнет, какой ей смысл искать Молнии и амриту, продолжать бороться и жить? И только дитя в утробе, присутствие которого все явственнее ощущалось, выматывая в дороге приступами дурноты, требовало отогнать прочь даже намеки на такие мысли.

— Когда дело дойдет до торга со змееносцами, не продешеви! — напутствовал ее в дорогу Синеглаз, помогая Вадику упаковать тюк так, чтобы его вид не вызывал подозрений, но при этом оставлял Птице возможность дышать. — Ты будешь иметь дело с оборотнями и шулерами, у которых даже карты звездного неба крапленые! Да поможет тебе Великий Се!

* * *

— Лариса! Что это? Откуда здесь он здесь взялся?

Ночь накануне праздника весеннего Равноденствия они с Вадиком провели у подножия каменного сфинкса, который хотя никого и не сбрасывал в пропасть за отсутствием таковой, но самим своим существованием загадок задавал немало. Ибо для порождения сил природы он имел слишком правильную форму, а в качестве творения рук человеческих выглядел и просто невозможным на планете, где пока не умели высекать монолитные изваяния подобного размера.

На рассвете, когда первый солнечный луч окрасил очертания фигуры багрянцем, сфинкс или Роу-Су решил подкинуть неутомимым исследователям еще одну головоломку: на идеально отшлифованной поверхности изваяния, которое Вадик во время своего последнего визита голографировал во всех подробностях и в хорошем разрешении, проступил знак Поднятой Руки.

— Но этого же не может быть! — бормотал бедный поклонник асуров, рассматривая со всех сторон голограмму. — Я же все здесь проверял!

Птица подумала о том, что Предание в той его части, которая касалась сроков исполнения предсказаний, они истолковали, кажется, верно. Она вспомнила рассказ Палия об их удивительном перемещении в Пустыню Гнева и об обагренной кровью руке Олега. Ну, что ж. Кажется, пришло время проверить. Как там в Предании? «Сквозь камень ты зов его сердца услышишь»? Не обращая внимание на недоумевающие взгляды и протестующие возгласы Вадика, Птица сделала на ладони надрез и дождавшись пока кровь обагрит запястье и пальцы, приложила руку к скале.

Прошло около десятка томительных секунд, во время которых, кажется, и сердце забыло, как биться. Потом на поверхности изваяния, там, где у Роу Су обычно находится сердце, открылся проход.

Вадик издал неопределенный звук и обеими руками вцепился в шевелюру, словно опасаясь, что ветер иных миров ее сдует как старую шляпу. Птица даже не стала пытаться затягивать царапину, уже точно зная, что еще до заката кровавый отпечаток ладони ей понадобится вновь. Продезинфицировав ранку и залепив ее пластырем, чтобы не запачкать кровью одежду, она достала фонарик и, освещая им дорогу, шагнула внутрь.

Ее взору открылся туннель с оплетенными силовыми кабелями пыльными стенами и просторное помещение, похожее на бункер или укрепленный командный пункт, оборудованный вполне современной приборной панелью, с готовыми к работе голографическими экранами. При этом особенности архитектуры и техника обработки местного гранита, которым были облицованы стены «бункера», достаточно красноречиво относили время его постройки к эпохе царя Арса или даже более раннему периоду.

— Они там что, совсем рассудка лишились, поганить древний памятник всяким хламом! — Вадик, хотя и с некоторым опозданием, тоже проник в туннель, и теперь его возмущение не ведало границ.

— О ком ты? — поинтересовалась Птица, включая радиоуглеродный анализатор.

— Об участниках первой экспедиции, конечно же! Кто еще мог тут все это побросать?

Птица продемонстрировала коллеге показания прибора, который недвусмысленно сообщал о том, что все оборудование находится на планете не менее двух тысяч лет. То есть попало сюда в эпоху царя Арса. При этом само укрытие, не уступая по возрасту египетскому сфинксу и пирамидам, относилось к той же странной и малоизученной эпохе, которая породила и пещеры Гарайи. Кто и с помощью каких средств соорудил эти циклопические постройки? Кто и от кого здесь скрывался, пережидая какую-то неведомую напасть? Птица решила, что эти вопросы пока могут и подождать. Тем более, даже Вадик, известный технофоб и романтик, как завороженный разглядывал не древние стены, а знакомое и рутинное оборудование, в сотый раз на собственных вещах проверяя несчастный анализатор и убеждаясь в его исправности.

— Быть не может! — наконец сдался он. — Тут все выглядит как новое.

— Вход был надежно загерметизирован, что снижало негативное влияние среды.

— К Трехрогому среду! В эпоху царя Арса не существовало таких технологий.

— А дверь в сокровищницу, а система вентиляции и водоотвода во Дворце? — напомнила Птица.

Вадик хотел что-то возразить, но она его не слушала. В ее памяти пылали врезавшиеся туда каленым железом строки, запечатленные на скрижали. Сейчас к ним добавилось еще одно воспоминание из семейного архива Арсеньевых — сон, вернее череда снов, которые видел отец Олега, легендарный Командор, накануне своего последнего рейса, видения, переносившие его в травяные леса.

— Понимаешь, он ведь никогда не интересовался Сольсураном! Даже новости на эту тему не смотрел! — делился с возлюбленной Олег в те дни, когда, терзаясь от нездоровья, ожидал вестей из Дворца Владык. — А тут не просто запечатленная подсознанием виденная где-то картинка, а точное и осознанное описание, причем того места, которое участники первой экспедиции как раз и не запечатлели. Он тогда очень переживал. Думал, что это какое-то нервное расстройство. Даже эти псевдосольсуранские стихи писать начал, надеясь, что отпустит.

Олег производил поиски и замеры, но, не имея под рукой высокоточного оборудования, позволявшего обнаруживать пустоты и бурить достаточно глубокие шурфы, ничего не нашел. Решил, что не там искал, оказалось — не в тот день.

Птица не сомневалась, этот бункер и пульт — часть ангара спрятанного глубоко под землей корабля. Она прикоснулась к сенсору, и панель, настроенная по тому же принципу, что и вход в убежище, пришла в рабочее состояние. Приборы запросили данные для анализа, привычно развернулись голограммы, и на одной из них Птица увидела Олега, идущего от вертолета к заброшенному храму посреди травяного леса.

— Олеженька, живой! — непроизвольно потянулась она к голограмме и тут же с трудом подавила рыдание: камера услужливо увеличила изображение, а свет наступающего дня озарил любимое, измученное лицо.

Вид супруга вызывал ужас. Словно не было двух недель ее заботы и лечения, словно иной мир, в который обещал отправить предпоследнего из рода царей срок, назначенный Сема-ии-Ргла, уже возымел над ним власть. Глаза жутко запали, к кровоподтекам и ссадинам добавились ожоги. Во время их последнего разговора, рассказывая о битве в Пустыне Гнева, Олег бодрым голосом поведал о четырех танках, которые он подбил, но, конечно, умолчал о том, как сам горел и задыхался в дыму. Обожженные легкие теперь мстили ему удушливым кашлем с кровью, не позволяя нормально дышать. Беспощадное пламя не пожалело и волос, которые Птица так любовно расчесывала, которые после всех мытарств очищала от грязи, разбирала от колтунов. Впрочем, на Ванкувер Олег тоже отправлялся стриженным почти под ноль, и не о волосах сейчас следовало жалеть.

И Олег, и его спутники, включая Смерча, вместо травяных рубах были облачены в форму пилотов с логотипом экспедиции, которая, также, как и запчасти к вертолету, оставалась только на корабле у Лики. Рядом с товарищами как ни в чем не бывало стоял Иитиро, который так беззастенчиво предал их во Дворце Владык.

— А этот-то что здесь делает? — воинственно потянулся к бластеру Вадик.

Впрочем, причины, побудившие Олега вновь довериться Тигру, сейчас Птицу мало интересовали. В конце концов, в вопросы доверия и субординации между разведчиками она даже не пыталась вникать. Любимый вновь стоял у заброшенного храма и безуспешно пытался сдвинуть ведущую в подземелье плиту. Птица видела, как решимость на его лице сменяется обреченностью и отчаянием. Но чем она могла помочь?

— Если внизу мы не найдем корабля, значит его просто нет на планете! — услышала она донесенный скрытым где-то в плитах динамиком голос Иитиро.

— Или его найдут змееносцы, используя Птицу как ключ! — вытерев с губ очередное кровавое пятно, вздохнул Ветерок.

— О чем это они? — по-прежнему нацеливая бластер на голограмму Иитиро, удивленно глянул на спутницу Вадик. — Разве солдаты Альянса уже в Сольсуране?

В каких облаках он только витал?

Но в это время заговорил Смерч, и Птица на этот раз усомнилась в достоверности реальности, в которой сама до этого дня жила. Маленький Ураган на чем свет стоит крыл руководителя проекта и обещал тому на обед его собственные потроха.

— Надо было слушаться нас с варрарским шаманом! — сердито вздернул короткий нос Смерч. — Кабы этот ваш Глеб висел с высунутым языком сейчас над воротами Гнезда Ветров, и корабль нагорье не покинул, и царевны в заложницах не оказались.

— Предатель должен предстать перед справедливым судом, — тихо, но твердо возразил брату Ветерок. — И он перед ним предстанет!

Пока Птица пыталась осмыслить причины, по которым один из наиболее успешных и амбициозных дедушкиных учеников продался змееносцам, Олег вновь обратился к холодным и безучастным плитам старого храма. Для него этот загаданный две тысячи лет назад день должен был решить все. На кону оказались память отца, принадлежность к роду царей, доброе имя и законное возмездие подлецу, который из-за трусости и уязвленного неосторожной фразой учителя тщеславия готов был швырнуть в черную дыру десятки миров. Но сосредоточиться и вспомнить о существовании упоминаемой в Предании скалы в виде горного Кота мешала многодневная усталость и тревога за судьбу возлюбленной, которая, как он думал, оказалась в руках негодяя, изломавшего его судьбу.

Конечно, Птица и сама сгорала от тревоги: в плену где-то среди звезд оставалась Лика, а спрятанный под личиной второй царевны Синеглаз, как и Иитиро, служил вообще непонятно какой стороне. Однако отчаяние на лице любимого, который был близок к тому, чтобы начать голыми руками крушить неподатливый гранит, заставило ее забыть обо всем остальном и пытаться на манер сольсуранцев обнять иллюзорный образ голограммы.

— Олег! Я здесь! Со мной все в порядке! Олег, отзовись!

Она кричала и рыдала, молила и требовала, но передатчик был нем и глух. То ли от времени оказались повреждены какие-то каналы и схемы, то ли обратная связь предусматривалась лишь для тех, кто находился в ангаре.

Тем временем к товарищам подошел остававшийся у вертолета Синдбад.

— Я разговаривал с Вимом, он сумел связаться с командованием и объяснить наше положение, — забыв про акцент, поведал товарищам геофизик. — Корабли Содружества готовы к вылету, но приказ еще не получен, надо согласовать.

— Все как всегда! — скривился Иитиро. — Бюрократия погубит этот мир!

— Даже если эскадра Альянса по примеру Лики не воспользовалась коридором подпространства, на расстояние удара они выйдут уже через двенадцать часов, — мрачно констатировал Синдбад. — Так что наши имеют шанс застать, как и на Ванкувере, сплошные руины.

Птица почувствовала, что у нее темнеет в глазах и подкашиваются ноги. Она знала, что дела их плохи, но не представляла, что до такой степени. А она еще наивно полагала, что, добыв амриту, сумеет поторговаться с Альянсом. Возможно, золотую ветвь Прозерпины и разыскивал исчерпавший всю магию асуров и страшившийся настигшего его род проклятья князь Ниак. Змееносцы хотели получить или уничтожить Молнии. Похоже корабль, доступ к которому Олег и его товарищи никак не могли получить, стал для Сольсурана единственным шансом.

Из оцепенения ее вывел Вадик: потянул к себе, так что Птица едва не упала. Пока она пыталась докричаться до Олега, поклонник асуров производил какие-то не совсем понятные манипуляции с приборной панелью. Хотя Вадик, как все в экспедиции, проходил начальную программу пилотирования и изучения материальной части, от техники он был обычно весьма далек, и его нынешний интерес к оборудованию «бункера» выглядел чем-то из ряда вон выходящим.

— Я тут подумал, а что, если ангар открывается не снаружи, а изнутри? — помогая Птице удержать равновесие, почти виновато предположил он. — И все эти приборы, — Вадик выразительно взмахнул руками, — это пункт управления.

Птица рассеянно кивнула, борясь с искушением в порыве благодарности броситься коллеге на шею. Как она сразу не догадалась? Иначе к чему этот «бункер», скрытый в чреве Горного Кота.

Хватаясь за эту соломинку, Птица обратилась к меню сенсора. Конечно, во время подготовки к экспедиции она тоже проходила курсы и на экзамене рассказывала об устройстве разных типов кораблей. Но одно дело вытягивать билет или выбирать варианты для вопросов теста, а совсем другое найти нужную программу на компьютере, который простоял в травяном лесу две тысячи лет! А что, если строители храма как-то повредили подъемный механизм? Ведь во Дворце Владык знак Поднятой руки Олега узнал.

— Я п-ашел з-а д-ынамитам! — решительно направился в сторону вертолета Синдбад. — Даже предварительные замеры указывают на существование внизу пустот и весьма значительных!

Убоялась ли система угрозы подрыва или наконец поняла, чего от нее хотят два непроходимых гуманитария, но именно в этот момент она отыскала нужный файл. Плита, ведущая в подземелье заброшенного храма, ушла из-под ног искателей так неожиданно, что даже Олег с его феноменальной пилотской реакцией не сумел удержать равновесие и вместе с остальными кубарем покатился вниз по оканчивающейся, кажется, уже в ином мире крутой лестнице.

Включившиеся вместе с освещением камеры наблюдения показали несколько сотен каменных ступеней, разделенных небольшими площадками, на верхнюю из которых приземлились Олег с товарищами, и свод гигантской пещеры, превращенной когда-то в ангар. В глубине, загадочно поблескивая свернутыми зеркалами отражателей, похожий на древнего дракона, стоял надежно сокрытый от посторонних глаз, готовый к вылету корабль.

— Великий Се! — только и сумел вымолвить потрясенный Смерч, озираясь и потирая ушибы.

— Мама, д-арагая! Да тут н-э тольк к-арабль, арбитальную станцию спрятать можн! Это ж н-ас-таяший дв-арец! — по обыкновению бурно выразил свои чувства Синдбад, не замечая, что совсем расплющил своей тяжестью Иитиро.

— Встань с меня! — с убийственной вежливостью попросил тот.

Олег поднялся на ноги молча и, кажется, уже не замечая новых ссадин и синяков, продолжил спуск. Сначала он почти бежал, ближе к концу лестницы перешел на шаг. Последние несколько метров, отделявших его от корабля, он преодолел с таким трудом, словно все тяготы и мытарства последних дней разом навалились на него, навесив на ноги кандальные цепи. В когда-то таких лучистых, шальных зеленых глазах застыла одержимость, напополам со страхом. Бестрепетно вставший в одиночку против четырех дюжин наемников, сегодня он боялся, что корабль не захочет его признать. Тем более, Синдбад и другие, подоспевшие раньше, уже попробовали, и у них, как и следовало ожидать, ничего не получилось.

— Что с тобой, братишка? — участливо глянул на Олега Смерч.

— А-бэзболивающее еще вколоть? — нахмурился Синдбад.

Иитиро, который раньше других догадался, какие чувства обуревают наследника рода царей, сделал товарищам знак помолчать.

— Давай, Олежка! — изнывала у пульта управления Птица, готовая хоть на зенебоке, хоть бегом через травяной лес преодолеть эти два десятка километров, которые отделяли ее от любимого, ободрить, утешить, вселить уверенность.

И словно услышав ее, Олег расправил плечи, весь подобрался, точно витязь, готовый к схватке с неведомым стоглавым чудовищем, и шагнул вперед.

— Есть!

Когда мембрана входа при первом же прикосновении с легким щелчком прогнулась и лопнула, эмоции не сумел сдержать даже внешне невозмутимый Тигр.

— Не понимаю, каким образом у него это получилось? — шумно втянув в себя воздух, взъерошил шевелюру Вадик.

— Это корабль его отца! — вытирая слезы, пояснила Птица.

Олег поднялся на борт, чтобы еще раз получить от систем корабля допуск к работе и ввести данные друзей.

— Это что-то невероятное! — восторженно рокотал Синдбад, осматривая находившееся на борту вооружение. — Тут ударная мощь такой силы, что хватит не только на эскадру, на целую флотилию. Никогда ничего подобного не видел!

— Никто не видел, кроме моих родителей! — устало улыбнулся Олег. — И ракет ровно двенадцать штук, — добавил он. — Точно, как в Предании.

— Не пришлось бы одну из них использовать, чтобы выбраться отсюда! — проворчал Иитиро, осматривая свод.

— Может, попросить тех, кто нам вход открыл? — даже не представляя, как он близок к истине, предложил Смерч.

Птица и Вадик поняли его буквально. Похоже, за шлюзы пусковой шахты и в самом деле «отвечал» Горный кот. На этот раз они справились с поставленной задачей лихо, точно заправские диспетчеры международного космопорта.

— Начинаю отсчет! — занимая место первого пилота, ровным голосом скомандовал Олег.

— С кораблем совладаешь? — с тревогой глянул на него Синдбад.

— Одной левой! — убирая с панели отекшую, желтую от старых гематом, едва сросшуюся десницу, нашел в себе силы пошутить Олег. — Только бы Молнии себя оправдали.

— Куда они денутся! — хмыкнул Иитиро. — Главное, чтоб не накрыло откатом! Я, конечно, уважаю историю, но доживать свой век в эпоху самураев как-то не хотелось бы!

— Если Глеб, пока мы тут бились головой о камень, встретился со змееносцами и передал им сестер, я до него даже из каменного века дотянусь! — пообещал Олег, не подозревая, что его царевна и жена находится всего в четверти часа лета.

Птица уже даже не пыталась докричаться, все равно рев двигателей перекрыл все звуки, а экран наблюдения озарился ярчайшей вспышкой.

«В добрый путь, любимый! Да будут силы, созидающие миры, благосклонны к тебе. Сокруши беззаконных врагов, защити мир, который стал тебе дважды родным, и постарайся вернуться! Я буду ждать, в какие бы бездны пространства и времени ни закинули тебя Молнии Великого Се».

— Думаю, нам пора! — тронул ее за плечо Вадик, когда корабль сделался сияющей звездой на солнечном небосклоне. — Солнце уже в зените, а до Гарайи еще полсотни километров. Мы можем не успеть.

— Воспользуемся вертолетом, — указывая на голограмму оставленной возле входа в храм машины, предложила Птица.

Она и сама понимала, что корабль Олега уже слишком далеко, и чем скорее они с Вадиком доберутся до Гарайи, тем выше вероятность найти загадочный дар Сема-ии-Ргла. Даже в случае, если любимому с помощью Молний удастся в одиночку одолеть целую эскадру, вряд ли Альянс оставит планету в покое. К тому же помимо надежды исправить долю Олега, которую ему уготовили змееносцы и вмешавшиеся в естественный ход времени и последовательности событий Сема-ии-Ргла, обладание загадочной амритой давало ей шансы на еще один торг.

Она, конечно, хотела верить, что Лика, как и Олег, уцелеют в предстоящем жутком сражении, что любимому удастся освободить ее сестру и что Синеглаз не выкинет какой-нибудь мерзопакостный фокус. Но все-таки в предстоящей игре не стоило сбрасывать со счетов сокрытый где-то в заброшенных пещерах бесценный дар.

По поводу освобождения Лики у нее имелась, правда, еще одна надежда. Вместе с «царевнами» и Глебом из Гнезда Ветров пропал и Камень. Тигр печалился, что Могучий Утес мог просто погибнуть, оказавшись поблизости от корабля во время взлета. Однако Олег не исключал возможности того, что воин царя Афру последовал за «своей прекрасной госпожой» и проник на корабль. Конечно, возникший в воображении образ вояки в травяной рубахе, с видом знатока наводящего корабельное орудие, вызывал когнитивный диссонанс, но в последнее время слишком многое из происходящего на планете раздвигало привычные рамки и повергало в прах все теории. Камень во всех недавних событиях показал себя настоящим героем, во время сражения в Пустыне Гнева с ходу разобрался с пулеметом. Да и Синеглаз после своего неожиданного появления на площади Земляного Града в образе Роу-Су, еще ни разу их не подвел.

Вслед за Вадиком Птица покинула пункт управления и запечатала вход. Впереди лежал путь между двух змей и дорога по Звездному мосту.

(обратно)

Дар Небесного кузнеца

— Стреляем одновременно по моему сигналу, — скомандовал Синеглаз.

Хотя Камень смутно представлял основное предназначение метеоритной пушки: вроде бы из нее расстреливали обломки звезд, попадавшихся на пути корабля, — приноровился он к ней почти так же быстро, как к пулемету. Прав был предводитель прежних вестников, отмечавший природную способность сольсуранских воинов к любому оружию.

За первые мгновения боя, воспользовавшись преимуществом внезапности, им удалось подбить не два или даже не четыре, как ожидалось, а целых пять кораблей. Княжич, в котором окончательно возобладал воинственный дух его предков по материнской линии и которого вдохновляло присутствие обожаемой им красавицы, был неистов и стремителен, как Роу Су.

В перерывах между залпами он успевал в рубку, чтобы в очередной раз поменять курс, ловко маневрируя между кораблями противника. Лика и Камень послушно выполняли его приказы. При каждом удачном залпе он хохотал, как мальчишка, или издавал победный вопль Горного кота. Перезаряжая орудие, он фыркал и, кажется, вздымал на загривке шерсть, а пару раз даже успел поцеловать Лику, которая ничуть не возражала.

И все же, чем дальше продолжалась схватка, тем яснее становилось, что победителями из нее им не выйти. Боеприпасы у них заканчивались, в корпусе корабля имелось несколько пробоин, Лика только успевала герметизировать новые отсеки. Маневры удавались все хуже и хуже. Но поскольку план номер один был единодушно отвергнут, а план номер три Лика так и не придумала, им оставалось только выпускать оставшиеся ракеты и уклоняться от выстрелов, крутясь во все стороны, точно летающий ящер на сковородке.

Синеглаз окончательно занял место пилота, а Камень, который показал себя не самым плохим стрелком, остался возле единственного уцелевшего орудия. Глядя на экран наведения, Могучий Утес видел не менее десятка кораблей, висевших у них на хвосте. История повторялась. Такой же расклад получался в Ущелье Спасенных, когда они стояли вшестером против трех с половиной тысяч и до этого в горах, когда их преследовал Синеглаз, хотя на самом деле это, кажется, был его отец, укравший обличье сына.

И точно так же, как тогда, Камень задумался о смерти. Сейчас ему представлялась невероятная возможность навечно остаться среди звезд, рассыпаться сверкающей пылью, промчаться полыхающим метеором по небу прямо к крыльцу надзвездного чертога. И, как в оба прошлых раза, эти мысли, к счастью, оказались преждевременны. План номер три начал осуществляться сам собой. Собственно, никакого плана не было, а был лишь корабль, возникший словно ниоткуда и, казалось, посланный самим Великим Се.

Позже выяснилось, что это предположение было не так уж далеко от истины. Бортовой прибор, отвечавший за опознание, показывал, что звездолет с этим серийным номером отправился в свой последний рейс более двадцати лет назад, приняв возле одной из систем неравный бой с эскадрой Альянса. После этого он так и не вышел на связь, потому и корабль, и его экипаж, состоявший из командора Александра Арсеньева и его жены, Маргариты Усольцевой, числились либо погибшими, либо пропавшими без вести.

— Командор Александр Арсеньев! — воскликнула Лика. — Это же отец Олега!

— А по-здешнему — легендарный царь Арс, — как бы невзначай заметил Синеглаз.

— Быть не может! — глаза Лики округлились. — Царь Арс умер не менее двух тысяч лет тому назад!

— Завещав свой корабль, несущий на борту то, что в Сольсуране называется молниями Великого Се, и дар, который ему отдали на хранение Сема-ии-Ргла, своему сыну, с которым его разделила поглотившая звездолет Арсеньева старшего, временная петля, — пояснил Синеглаз. — И, по крайней мере, частью наследства сын сумел воспользоваться!

В самом деле, Ветерок, а это был именно он, появился как обычно вовремя, и оружие, которым был оснащен его корабль, иначе чем божественным Камень не посмел бы даже назвать.

Когда уцелевшие корабли Альянса, перестроившись подобно отряду всадников на зенебоках, зашли для атаки, пытаясь окружить корабль, ради которого собственно и вознамерились вторгнуться в Сольсуран, даже Синеглаз не сумел скрыть волнения!

— Ну, девочки, держитесь! — в своей обычной, чуть насмешливой манере воскликнул он. — Не оказаться бы сейчас в соседней галактике, а то и вовсе в черной дыре!

Впрочем, поначалу ничего подобного не произошло. Ветерок развернул корабль таким образом, чтобы не попасть под огонь пушек эскадры и прибавил скорость.

— Держитесь поблизости и постарайтесь не отстать, когда мы откроем коридор подпространства, — высветилось на одном из экранов его послание, переданное по засекреченному «каналу», недоступному для связных устройств Альянса.

— Слушаюсь и повинуюсь, дорогой! — подражая голосу царевны, пискнул Синеглаз, хотя на его лице играла хищная и азартная ухмылка, напоминающая охотничий оскал Роу-Су.

— Что он делает? — недоуменно подняла бровь Лика, вглядываясь в экран, на котором отображались перемещения кораблей.

Камень, хоть предпочел свое мнение держать при себе, тоже недоумевал: несущая молнии Великого Се огненная колесница кружила и петляла, точно старый больной зенебок, преследуемый в травяном лесу сворой голодных кавуков, то пытаясь поднырнуть под корабли противника, то разворачиваясь боком, то ныряя плашмя.

— Уводит врага подальше от планеты! — с видом знатока пояснил княжич, виртуозно повторяя петли и виражи, от которых закладывало уши и скручивало узлом желудок.

— Ну и лохи у вас в командовании! Разбрасываться такими пилотами! — добавил он, с явным восхищением наблюдая, как Ветерок во время очередного разворота проскочил между двумя кораблями Альянса, вынудив их обстрелять друг друга. При том, что сам Ураган, не желая нанести вред миру, который стал ему родным, еще не выпустил ни одного заряда. — Настоящий сын своего отца, даром что по образованию историк и этот, как его, музыковед. Я бы на такое лихачество точно не решился.

— Но твой отец и не царь Арс! — не упустила случая, поддела княжича Лика. — Если не ошибаюсь, именно на этом звездолете командор Арсеньев вывез три тысячи пленников корпорации Альянса с Ванкувера?

— Именно! — назидательно кивнул Синеглаз. — С того самого Ванкувера, который ваше командование во время последней операции так бездарно потеряло.

Лика собиралась парировать, но в это время на панели высветилось еще одно послание от Ветерка.

— Встречаемся у коридора подпространства! — гласило оно.

Лика глянула на приборы, и на ее красивом лице язвительность сменилась возмущением:

— Но ведь это мой коридор! Он связан с внешним, ведущим на базу! Арсеньев что, безумец или предатель?

— Ну, предатель здесь только один, и он находится взаперти! — успокоил возлюбленную Синеглаз. — А насчет безумца! — княжич тряхнул сивой гривой. — Конечно, заманить эскадру на вашу базу — интересная идея, жаль мне она не пришла в голову. Впрочем, боюсь, пропала бы без толку. Ваши начальники, как на Ванкувере, все прошляпили бы и проворонили! И Арсеньев, думаю, об этом знает не хуже меня!

— Тогда зачем ему коридор? — не унималась Лика, в волнении наблюдая на экране за перемещениями кораблей.

— Сейчас узнаем! — пожал плечами Синеглаз, в позе предельной концентрации застыв у приборной доски. Только шевелились чуткие пальцы, словно княжич просеивал песок, пытаясь перед атакой лучников определить направление ветра, или играл на арфе, заговаривая духов.

Камень тоже глянул на панели управления, пытаясь понять, откуда в черной пустоте, где ни то что стен, а даже небесной тверди-то нет, возьмется какой-то там коридор. Но увы, экраны по-прежнему показывали закорючки и значки, и только корабли следовали по какому-то ведомому лишь пилотам курсу.

Внезапно в черной пустоте междумирья, как решил обозначить пространство, по которому мчались надзвездные колесницы, Могучий Утес, произошла перемена. Появился цвет. Радужное пятно, вначале обозначившееся смутной неяркой точкой, по мере приближения все больше напоминало гостеприимный уголок травяного леса, затерявшийся между черных скал. Сходство с травой или каким-то неведомым, но живым существом, усиливалось из-за того, что края пятна едва ощутимо пульсировали, словно в его чреве билось разгоняющее кровь горячее сердце или его теребил звездный ветер. А при ближайшем рассмотрении «коридор» оказался похож на зияющую рану в ткани мироздания, сквозь которую, словно не желающая сворачиваться кровь, вытекала жизненная сила целых миров и торчали вывернутые жилы нетореных троп.

— Ну, а теперь точно держитесь! — скомандовал Синеглаз. — Пассажирам занять места в амортизаторах!

— По какому праву ты тут распоряжаешься? — сдвинув брови, надула наливные губки Лика.

— По праву старшего по званию и имеющего больше часов налета! — без тени смущения ответил Синеглаз. — Доверься мне! — он накрыл ее ладонь своей. — Все равно командовать этим парадом будет Арсеньев. Тебе знакомы эти координаты?

— Впервые вижу! — удивление шло Лике определенно больше гнева. — Откуда он их взял?

— Бортовой журнал отца, — с помощью очередного послания пояснил Ветерок. — Как и положено, он оставался до конца жизни с капитаном корабля, с ним отправился и в загробное странствие.

— Трехрогий Великан! — воскликнул Синеглаз. — Так вот зачем царь Арс запечатал свою гробницу. Тогда все понятно. Теперь досточтимый потомок собирается загнать эскадру в ту же петлю, которая поглотила корабль будущего основателя династии царей.

— Но ведь прошло две тысячи лет! — ужаснулась Лика.

— Разве это срок для вселенной? — усмехнулся княжич. — Пожалуйста, включи уже, наконец, режим амортизации! — не приказал, а скорее взмолился он. — В противном случае мы рискуем потерять коридор.

Лика нехотя повиновалась, а Камню и вовсе не оставили выбора. Его кресло само собой превратилось в подобие кокона, заполненного мягким, как валеная зенебочья шерсть, но более упругим материалом. Камень почувствовал себя младенцем в пеленках. Впрочем, этот же покров в случае неудачи в путешествии между мирами вполне мог послужить вместо погребального плаща, с той лишь разницей, что мертвым в этот мир никто не оставляет окошка, чтобы не подвергать их соблазну вернуться и бродить отринутым духом.

Здесь, хотя кокон оставался со всех сторон запечатан, а воздух внутрь нагнетался с помощью хитрого механизма, на уровне глаз оказалось стекло или какой-то иной прозрачный материал. Могучий Утес увидел «амортизатор», на время перехода защищающий хрупкое тело Лики, и княжича в кресле, который тоже надел странный костюм, делавший его похожим на собирающегося залечь в спячку полярного табурлыка.

Камень успел обеспокоиться о том, есть ли такие костюмы на простоявшем две тысячи лет посреди травяного леса корабле Ветерка, как знакомая уже тяжесть перегрузки навалилась на него. Утроба недовольно заворочалась, просясь поглядеть, кто там ее обижает, перед глазами поплыла рябь. Но Камень все-таки сумел разглядеть, как чернота на экранах обзора сменяется буйством таких невероятных красок, в сравнении с которыми пестрота травяного леса выглядела серой и тусклой.

Потом корабль снова окружила тьма и где-то вдалеке замаячил разрыв еще одного «коридора».

— А вот и «червоточина» Арсеньева старшего! — прозвучал в коконе немного искаженный устройством связи голос Синеглаза. — Выглядит так, будто его пробуравили не более двадцати лет назад. Интересно, почему командор ее не заделал? Не хватило энергии? Некоторые аналитики до сих пор убеждены что эффект применения Молний сильно преувеличен, а все трансформации времени и пространства — результат неконтролируемого использования телекинетических способностей Маргариты Усольцевой, будущей царицы Тусии.

И вновь Камень встрепенулся, ибо Предание перед ним оживало и играло новыми красками. Он, конечно, понятия не имел, что такое «телекинетические способности», но про супругу первого царя рассказывали удивительные вещи. Говорили, что в минуту опасности она могла не только мгновенно перенестись туда, где требовалась ее помощь, но и забрать с собой всех, до кого могла дотянуться мыслью. Не удивительно, что эту необычную женщину так же, как и ее супруга, наделил своим благословением Великий Се, даровав для защиты от врагов Молнии, в сокрушительной силе которых мог усомниться либо глупец, либо завистливый враг.

— Ваши аналитики готовы доказать любые самые невероятные гипотезы, чтобы оправдать провал проекта «Зеленый жемчуг» и безуспешность попыток создать что-либо хотя бы близкое к Молниям! — словно прочитав мысли Могучего Утеса, не без злорадства срезала княжича скрытая своим коконом Лика. — А что до червоточины, возможно, Командор просто надеялся вернуться. Он же не знал, что возвращаться некуда.

— Почему некуда? — воодушевился Синеглаз. — Битва с эскадрой Альянса Состоялась в окрестностях планеты-курорта Паралайз. Трехрогий великан! Какие там пляжи! И две тысячи лет они были еще лучше! Век бы грелся на солнышке! Конечно не один, — голос княжича приобрел мечтательную и сладострастную окраску. Он явно дразнил Лику, пытаясь отплатить за колкости и за беззаботной болтовней немного скинуть чудовищное напряжение настоящего момента.

— Пляжный отдых для ленивых тупиц! — вылила на него очередной ушат холодной воды недоступная избранница.

— Заметано, дорогуша! Мне тоже больше по душе травяные леса. — Синеглаз ничуть не смутился. — Когда все закончится, мы отправимся с тобой в горы и поймаем там настоящего Роу-Су! Хотя за ушком ты чесала просто мастерски. Лучше любой одалиски! А уж когда брюшко поглаживала…

— Всем приготовиться! — прерывая очередную скабрезность, раздался в рубке голос Ветерка. — Заходим на траекторию атаки. И не высовывайтесь, кто у вас там вообще управляет кораблем.

Увлеченный красотами надзвездных троп и трескотней Синеглаза, Камень слегка позабыл про эскадру. Меж тем корабли Альянса, не прекратив погони, вслед за Ветерком проскочили Ликин коридор и вылетели на «орбиту системы», на этот раз точно вознамерившись атаковать. Их боевой порядок отдаленно напоминал строй дюжины всадников на зенебоках: они то выстраивались, образовывая линию или полукруг, то рассыпались. Ветерок уклонялся от их огня с той же непередаваемой ловкостью, с которой избегал ударов дюжины Ягодника, на этот раз вызывая бурное одобрение выступавшего в качестве его «ведомого» Синеглаза.

Заманив змееносцев ко входу в пока невидимую им «червоточину» первого сольсуранского царя, и выждав, пока они образуют клин, намереваясь расстрелять противника в упор, он наконец сделал залп из всех орудий.

В течение последних дней Камень достаточно насмотрелся на действие оружия надзвездных краев от танков до метеоритной пушки. Успел даже привыкнуть к его сокрушительной мощи. И все-таки зрелище, которое открылось его взору на этот раз, превосходило самые невероятные ожидания.

То есть никакого зрелища-то не было, ибо из жерл пушек корабля, которым управлял Ветерок, вырвалось нечто просто невидимое человеческому глазу. На одном из приборов это выглядело как сокрушительная нарастающая волна, способная поглощать целые миры, изменять пути движения светил и обращать вспять ход времени. Всего в один миг эскадра Альянса перестала существовать: не сгорела, не рассыпалась прахом, не обратилась в пар. Ее корабли стали просто частью этой всепоглощающей волны.

Вестники могли что угодно рассказывать об изобретениях ученых и военных разработках. Камень, единственный житель Сольсурана, побывавший при жизни в надзвездных краях и наблюдавший, как Молнии Великого Се вершат справедливое возмездие, глубоко уверился в том, что это оружие, эта сверхъестественная сущность, вышла из кузницы властителя человеческих судеб Ильманарнена, не важно, в каком обличии перед посланцами он предстал.

Потом все прекратилось. Молнии, вернее то, что они освободили, сделались невидимым даже для приборов. Все заполнила первозданная тьма, словно в те времена, когда Великий Се еще не изобрел огонь, и из его искр не родились звезды. Впрочем, в этой темноте таилась какая-то угроза, невидимая глазом, но ощутимая всем телом даже сквозь оболочку кокона. Словно выпущенный на свободу монстр, опасаясь, что его вновь закуют, затаился, собирая силы для смертельного броска, остановить который было бы не под силу не только оружию вестников, но и самому небесному кузнецу. Ветерок эту угрозу полностью осознавал и сделал все возможное, чтобы ее избегнуть.

— Ходу! Живее! — скомандовал он. — Ныряем в коридор, проложенный Ликой. Пока не накрыло отдачей.

Синеглаза не пришлось просить дважды. Бормоча на нескольких языках проклятья, взъерошенный, как Роу-Су после переправы через бурный поток, он навис над панелью, выполняя необходимые действия.

В это время пространство снова засияло всеми возможными и невозможными цветами. На какое-то время Камень ослеп от буйства вырвавшихся на свободу красок. «Червоточина» царя Арса расширилась до гигантских размеров, превратившись в ненасытный зев, жадно всасывая расплесканную в пространстве силу, которой хватило бы на создание и поддержание в порядке целых миров, и грозя поглотить все вокруг. Зато «коридор» Лики ужался до размеров игольного ушка.

И в это игольное ушко, словно два зенебока в узкий горный проход, кое-как втиснулись ведомый Синеглазом корабль вестников и огненная колесница царя Арса. Ветерок, кажется, еще успел запечатать проход. Вокруг творилось что-то невообразимое. Пространство рвалось и трепетало, стенки коридора дрожали, норовя схлопнуться, поглотив оба корабля, обрывки звездных троп закручивались безжалостными смерчами. Чудовищная перегрузка не пускала в легкие воздух, давила на глаза, наполняла рот крошкой отбитой эмали, как при ударе наотмашь.

Не выдерживая напряжения, кричала от боли Лика, и Камень не мог сдержать стон. И только Синеглаз временами издавал рык Роу-Су, временами хохотал как безумный, продолжая вести корабль к выходу из тоннеля, который в любой момент мог сделаться смертельной ловушкой. Что происходило на другом корабле, Камень старался даже не думать. Впрочем, Ветерок показал себя превосходным пилотом, да и товарищи, которые находились рядом с ним, имели опыт не только полетов на звездных кораблях, но и боев.

Потом все прекратилось. Они вновь оказались в черной пустоте. Но теперь в ней дружелюбно сияли знакомые звезды и где-то вдалеке Владыка Дневного Света держал путь на своем алом зенебоке. В рубке царил чудовищный беспорядок. Часть экранов, не выдержав, полопались, торчали какие-то шнуры и провода, весь пол был засыпан осколками. Синеглаз в беспамятстве лежал, бессильно откинувшись в своем кресле.

Лика, защищенная амортизатором, пережила переход легче, и, как только кокон раскрылся, поспешила к княжичу. Меры, которые она приняла, чтобы помочь пострадавшему, вестники поэтично называли «поцелуй жизни». И неудивительно, что, как только Синеглаз пришел в себя, «искусственное дыхание» превратилось в обычный поцелуй, а Лика оказалась в страстных объятьях. Когда княжич успел освободиться от скафандра, Камень не разглядел.

Со своей стороны, он решил влюбленным не мешать. Сначала проверил, как слушаются руки, ноги, голова, затем осторожно выбрался из кокона и, стараясь не наступать на осколки, прошелся по рубке, с интересом разглядывая приборы и с все возрастающей тревогой пытаясь отыскать корабль Ветерка. Увы, экран, на который выводились изображения огненных колесниц вестников, пострадал сильнее других. Впрочем, Ураган и сам в скором времени дал о себе знать. Вышел на связь и запросил разрешение на стыковку.

— Ну, сейчас начнется! И я опять окажусь крайним! — недовольно скривился Синеглаз, неохотно отрываясь от Лики и занимая место за пультом, чтобы выполнить необходимые маневры, отдаленно напоминавшие швартовку и взятие на абордаж морских кораблей.

Задача пилота усложнялась тем, что надзвездные колесницы должны были не просто встретиться в черной пустоте, но и соединиться друг с другом «стыковочными отсеками». Несмотря на повреждения, полученные обоими кораблями во время боя, все прошло благополучно, и через достаточно короткий промежуток времени Камень вновь смог увидеть Ветерка. В путешествие к звездам молодой Ураган взял Дикого Кота и Синдбада, который остался на корабле царя Арса. Также вместе с вестниками на поиски Молний отправился Смерч, весьма молодцевато смотревшийся в одежде надзвездных краев.

Все прибывшие выглядели очень взволновано и держали наготове лучевое оружие, не до конца понимая, кто же все-таки распоряжается на корабле.

— Птица! Ты цела? — еще из коридора, ведущего в рубку, окликнул любимую Ветерок… и застыл на пороге, не в силах поверить своим глазам.

— Птица? — повторил он в замешательстве.

— Да, дорогой! — не утерпел, глумливым фальцетом отозвался Синеглаз.

Ветерок со всего маха залепил ему по зубам. Лика вскрикнула. Княжич пошатнулся, но удержался на ногах. Сплюнув кровь и вправив свернутую челюсть, он даже сумел вкратце рассказать о том, что произошло в Гнезде Ветров в день, когда пришла весть о падении Града Земли. Если бы Ветерок чуть раньше связался с царевной, возможно, ничего бы и не произошло.

— Как она могла! — молодой Ураган обессиленно опустился в кресло пилота. — Я же ее просил ничего не предпринимать!

— Из всех непокорных жен у тебя самая строптивая, — потирая ушиб, кивнул княжич. — Хорошо, что она в конечном итоге досталась не мне! — добавил он, по-хозяйски притягивая к себе слегка опешившую Лику.

— Моя сестра всегда делала то, что считала нужным! — вздохнула Лика, мягко, но решительно освобождаясь из объятий.

— Не суди свою Птицу очень строго! — участливо тронул Урагана за плечо Дикий Кот. — У нее перед глазами был пример царицы Серебряной и твоей матери с ее «крестовым походом» в лабораторию Альянса, который многие тоже сочли безумием!

— Царица Серебряная за верность супругу поплатилась жизнью, — напомнил Смерч, ибо у Камня при воспоминаниях о последних днях жизни любимых властителей комок к горлу подкатил. — Вестники ведь предлагали правителям Сольсурана укрыться у них на огненной колеснице, но те понадеялись на верность князя Ниака и магический щит.

— А у моей матери просто не оставалось выбора! — Ветерок провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть, застарелую усталость. — Кто-то должен был тогда остановить эту пляску смерти!

— У царевны тоже! — Синеглаз многозначительно сверкнул сапфировыми глазами. — Она ведь знала о сроке, назначенном тебе Сема-ии-Ргла. Да и судьба Сольсурана ей всегда была небезразлична.

И вновь Камень нахмурился в тревоге: опять этот срок, снова эти загадочные Сема-ии-Ргла. «Но духов хранящих покой кто нарушит, во славу Великого Се жизнь отдаст». Не потому ли Ветерок так не щадит себя, ибо знает, весь дальнейший путь — это путь к жертвоприношению. И царевна со своей стороны пытается такой исход предотвратить. Впрочем, в нынешней ситуации дочь царя Афру поступила в высшей степени неразумно.

— Как она могла! — сокрушался Ветерок. — Она что, не понимала, какими опасностями это грозит?

— В прошлый раз в путешествии по тому же маршруту царевна рисковала не меньше, — напомнил Синеглаз. — И ей повезло, что ее путь прервали мои люди, а не охотники за рабами.

— Я вообще не понимаю, как Глеб согласился ее отпустить! — воскликнула Лика. — То есть теперь понимаю! — добавила она, и ее голос дрогнул при воспоминании о лучевом оружии, нацеленном в спину.

— Но тогда с ней был хотя бы проверенный, надежный проводник! — вспылил Дикий Кот, который, по правде говоря, должен был сам тогда царевну сопровождать, имея при себе лучевое оружие. — И вообще, кто-нибудь объяснит мне, о каком брате идет речь?

— Вы его отлично знаете! — «успокоил» вестников Синеглаз. — Один из ваших. Непроходимый мечтатель, который, кажется, до сих пор не заметил, что в Сольсуране идет война.

— Вадик? — в один голос вскричали Ветерок, Дикий Кот и Лика.

— Вот ведь дал Великий Се семейку! — Синеглаз недовольно хмыкнул. — Обычно во всех сказках вашего и моего миров из троих сыновей только один — дурак!

— То есть ты хочешь сказать, что Вадик тоже вару? — нахмурился Дикий Кот, недовольный тем обстоятельством, что какая-то часть сведений об опекаемом им семействе князя Ниака оказалась от него сокрыта.

— Как и все сыновья моего отца. Другое дело, что он понятия не имеет об этом и даже не догадывается о своем происхождении. Его мать, подруга царицы Серебряной, хоть и гордится сыном-вундеркиндом, в двадцать лет защитившим кандидатскую, предпочитает умалчивать, как о роли в судьбе сына неких «добрых друзей», так и о своем романе с советником царя Афру.

— Тогда понятно, кто помог князю Ниаку в тот раз отключить щит, — начал было Дикий Кот, но потом словно спохватился. — Погоди! — прервал он сам себя, строго и пытливо глядя на Синеглаза. — Ты как-то упоминал о том, что отец всегда может определить, где ты находишься. Это касается всех сыновей?

— Конечно! — с готовностью отозвался тот. — Как бы иначе я отыскал в травяном лесу Обглодыша. Этот недоумок, видимо, решил, что если он отнесет скрижаль в Гарайю, то амрита сама откроется ему, будто раньше не пробовали!

— Но в таком случае, узурпатор может проследить и за царевной! — ужаснулся Смерч.

— Именно поэтому он в самом начале убрался с поля битвы, — скорбно кивнул Ветерок.

— Не совсем так, — поправил его Синеглаз. — Папаша понял, что царевны нет в Гнезде Ветров, когда увидел меня у камнемета. Тут даже вы что-то заподозрили!

— Почему ты нас не предупредил? Ты же с самого начала знал и молчал! — Лика набросилась на Синеглаза с яростью самки Роу-Су.

— Я не успел! — княжич выглядел виноватым и оправдывался, точно подгулявший муж-забулдыга. — Сначала пришлось отбиваться от варраров: отроки и старики, знаешь, еще те вояки! Потом примчался этот, — он неодобрительно ткнул в сторону Ветерка, — и начал тискать меня словно девчонку! Насилу отбился. Ну, а когда явился ваш руководитель проекта и приставил к твоей спине бластер, мне просто стало не до чего!

— То есть, если Птица правильно истолковала послание двунадесятого ряда, то князь Ниак уже завладел Амритой! — на этот раз черед цепенеть и рвать на себе волосы пришел Дикому Коту.

— Только в том случае, если в пророчестве о наследнике рода царей говорится о нашем с ней ребенке, — сухо, словно речь шла о чем-то постороннем, отозвался Ветерок. — Сама она не принадлежит к роду царей.

— Как? — этот вопрос вырвался из уст всех, находящихся в рубке, и был повторен Синдбадом.

— Петр Акимович, опасаясь козней змееносцев, поменял все данные своих внучек, фактически подменил одну девочку другой, тем более, что к манипуляциям с памятью прибегать не пришлось: в силу юного возраста малышки мало что помнили.

— А я еще думала, почему и в царском дворце, и в травяных лесах меня преследует дежа вю, — всплеснула руками Лика. — Словно я все это уже видела наяву!

— Удивительно, что никто ничего не заподозрил, — устало усмехнулся Ветерок. — Ты же копия царя Афру!

Камень подумал, что сходство Лики с покойным владыкой заметил еще во время первой встречи с ней, но вновь решил не высказываться.

— А ты это… не выдумываешь? — осторожно поинтересовался Синеглаз, мигом сообразивший всю выгоду, сулившую ему от брака, на который их к тому же благословил отец избранницы.

Ветерок пожал плечами.

— Но в пророчестве не может говориться о тебе! — сурово глянул на него Дикий Кот. — Там ясно сказано, что врата откроет лишь наследник рода царей, женщиной не рожденный, а ты уже достаточно давно появился на свет.

— Появился. Но не естественным путем! — безразличным тоном сообщил Ветерок. — Матери делали кесарево, боялись, что не выдержит сердце. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть! — прервал он сам себя, не ведая, как дать выход скорби. — Корабль, конечно, был настроен на мои параметры, но ангар, в котором он находился, так же, как и пусковая шахта, были открыты явно извне, и кроме Птицы никто не смог бы этого сделать, сколько бы я ни убеждал себя в обратном. Я даже догадываюсь, где располагается пункт управления, который она сумела отыскать!

Мы находились так близко друг от друга, что могли бы дотянуться! Теперь все потеряно. Если она и жива, то находится в руках узурпатора. Праздник Первых Побегов, как и День Весеннего равноденствия, закончился двенадцать часов назад. Мы упустили свой шанс, вернее использовали его, чтобы разбить эскадру. Но теперь, если речь зайдет о том, чтобы обменять корабль с оставшимися Молниями на жизнь царевны, вам придется меня убить, иначе я сделаю это, не задумываясь.

— Нэ надо никаго убивать, слуш! — с ликованием в голосе сообщил по связному устройству все это время остававшийся на другом корабле Синдбад. — И ничего еще не потеряно! Я, к-анэчн, н-э знаю гдэ с-эйчас Птиц, но Весеннее равноденствие наступит только черэз двэнадцать часов. Молнии к счастью н-э закинули нас в каменный век, не просто так большую часть энергии мы направили в старую червоточину, но п-адарили нам сутки времени. Я н-э повэрил приборам, связался с Вимом. Он свято убежден, что мы еще даже до корабля н-э добрались!

— В таком случае не стоит мешкать! — получив надежду, оживился Дикий Кот, ибо Ветерок был так потрясен услышанным, что зашелся кашлем, от которого у него пошла горлом кровь.

Лика утащила его в медотсек, браня на чем свет за преступное небрежение своим здоровьем и полную безответственность в отношении сестры, о беременности которой она, кажется, узнала только что. Притихший Синеглаз ей помогал.

— Синдбад! — На правах старшего по званию распорядился Дикий Кот. — Останешься со Смерчем на орбите, мало ли, вдруг Альянс захочет еще одну эскадру послать! Оставшихся зарядов вам точно хватит! Остальные по местам согласно штатному расписанию, если здесь его еще кто-то придерживается. Идем на посадку!

(обратно)

Мост, что на звезды стремится

Двигатель вертолета чихал, ругался на машинном языке и пропускал обороты, как сердце человека, страдающего мерцательной аритмией. Искореженные и выпрямленные вновь явно с помощью кувалды винты устрашающе скрипели, грозя в любой момент отвалиться, а приборная панель выглядела так, словно по ней прошелся зенебок. В общем подниматься в воздух на такой машине могли только отчаянные храбрецы вроде Олега и его товарищей-разведчиков или одержимые безумцы, как Вадик и Птица.

Хорошо хоть связь работала. С Олегом им, увы, поговорить опять не удалось. К тому времени, когда они на своих зенебоках преодолели двадцать пять километров, разделявших пункт управления и ангар, корабль находился уже вне зоны доступа, возможно даже в подпространстве. Зато Палий и Вим отозвались почти сразу.

Заведующий кафедрой истории и этнографии Сольсурана в сердцах обложил их трехэтажным на нескольких языках:

— Мать вашу! Что за фокусы! Выговорешник захотели оба? Как исполняющий обязанности руководителя проекта я вам могу это запросто устроить!

Однако, когда распираемый от избытка впечатлений Вадик предоставил подробный отчет о «бункере» в чреве Горного Кота и ангаре посреди травяного леса, Палий поутих и сменил гнев на милость.

— Ну и ну! Это же в корне меняет все представления об истории Сольсурана! — только и сумел вымолвить этнограф. — Ну вы и редиски! Всю славу себе решили присвоить?! — добавил он уже совсем добродушно.

Судя по ворчливому, но полному сожаления тону, строгий зав. каф. ИиЭС сейчас больше всего сожалел о том, что не может сам перенестись в град Двенадцати пещер.

Птица покачала головой. Хотя сам факт расшифровки двунадесятого ряда тянул на кандидатскую, о славе и сенсационных публикациях она не смела сейчас и помыслить. Даже если предположить, что случится чудо, и все окончится благополучно, существовали дела поважнее.

Более приземленный и озабоченный делами житейскими Вим, конечно, пожелал удачи, но просил поскорей возвращаться, ибо в Гнезде Ветров сейчас просто не хватало рук. В отсутствии Лики бедному киберинженеру спешно пришлось вспомнить полученные при зачислении в состав экспедиции начальные навыки военно-полевой хирургии и возглавить организованный в Гнезде Ветров госпиталь. Хотя оборудования и лекарств теперь имелось с запасом, в неумелых руках все это могло принести только вред.

— Конечно вы с Ликой, то есть Синеглаз с Ликой, просто молодцы, что успели обучить местных женщин делать гипсовые повязки и пользоваться антисептиками, — докладывал Вим. — Некоторые навыки, как поведала Мать Ураганов, ее дочерям и невесткам передал еще твой Олег! С кровопотерей мы тоже справляемся: от доноров отбоя нет, только успевай делать анализ на совместимость. Но как быть с полостными и проникающими ранениями? Я провожу кое-какие консервативные мероприятия, но без Лики здесь не обойтись! Скорей бы она уже возвращалась, коли эскадра разбита!

— Как разбита? — округлил глаза вполуха слушавший жалобы киберинженера Вадик. — Быть не может! До орбиты системы, даже если идти через коридор подпространства, лету не менее суток.

— Тем не менее это так! — воспользовавшись своим авторитетом, поддержал коллегу Палий. — Когда ребята вышли на связь около восьми часов утра, мы сами обалдели! Мы же только с ними простились.

— Парадоксы Эйнштейна! — виноватым тоном добавил Вим. — Эффект близнецов, только в обратную сторону.

— Но двое суток — это же не две тысячи лет! — все еще под впечатлением от удивительных находок сегодняшнего дня потрясенно взъерошил пшеничную копну Вадик.

— Насколько я понял, у Молний оказалась чудовищная отдача! — со слов Синдбада пояснил Палий. — Поэтому их больше так и не решились применять.

Птица дальше почти не слушала. В изнеможении откинувшись на сидении вертолета, она пыталась осмыслить новости, от которых хотелось одновременно смеяться и плакать. Эскадра Альянса разгромлена, Олег и его товарищи живы, Лика и Эжен свободны, и с ними все хорошо. Камень нашелся и сумел обезвредить предателя, а Синеглаз в бою проявил себя как герой.

В другой ситуации можно было бы, наверное, отложить поиски амриты хоть на тридцать шесть лет, хоть на все триста шестьдесят. Нынешняя демонстрация достаточно ясно дала змееносцам понять, что на планету лучше не соваться, тем более, что в запасе у сына царя Арса остались еще десять «Молний». Вот только кто сумеет поручиться, что сегодняшний день не окажется последним в жизни Олега. Теперь, когда тайник открыт и в систему корабля внесены данные членов экспедиции, молниями может распоряжаться кто угодно. С другой стороны, если Сема-ии-Ргла так нужна амрита, почему бы им не подождать еще тридцать шесть лет.

«Роу-Су так долго не живут»! Даже ожидая расправы от Ураганов и людей Земли, Синеглаз не выглядел таким подавленным и испуганным. Похоже именно ему, как и его отцу, таинственный дар был жизненно необходим, ибо являлся залогом сохранения человеческого облика, который уже почти совсем утратил князь Ниак. Не случайно, когда члены экспедиции наносили визиты во дворец, их в основном принимал Синеглаз. Сам же узурпатор, если и снисходил до общения, предпочитал держаться в тени, оставаться за ширмой, а то и вовсе в смежных покоях. А ведь ни царь Афру, ни его предшественники даже не думали скрываться от подданных и гостей.

Птица вспомнила о странном преображении, произошедшем с узурпатором в пустыне, которое Олег счел причудой собственного сознания, истощенного пытками и с трудом балансировавшего на грани бреда. Но почему же в таком случае перепугались Ягодник и его наемники?

— Будьте там осторожнее! — на прощанье напутствовали Вим и Палий. — Князь Ниак идет по вашему следу.

А может быть, вернуться? Кроме помощи, которую она могла бы сейчас оказать Виму в госпитале, в ней, как в единственной пока признанной наследнице царей Сольсурана, нуждались вставшие на путь объединения народы травяных лесов. Да и ожидаемого малыша не следовало подвергать напрасному риску.

— Ну, уж нет! — обиженно надул губы Вадик. — Отдать всю славу этому дикарю?

Похоже, даже после применения Молний Велкого Се и разгрома эскадры Альянса его мнение об Олеге, сформированное в свое время под влиянием Глеба, не изменилось.

— Но мы не знаем, кто именно должен открыть второй тайник! — напомнила фантазеру Птица.

Перед ее глазами, запечатленные в узлах двунадесятого ряда и в словах перевода, возникли последние две строчки Предания:

«Но духов хранящих покой кто нарушит,

Во славу Великого Се жизнь отдаст».

Олег их, несомненно, тоже прочел. Но он, подобно самураям и другим воинам древности, изначально готовился заплатить цену, назначенную Сема-ии-Ргла за возвращение доброго имени, возмездие врагам, обретение отцовского наследия и продление рода. Потому он сейчас спешил в Гарайю, стремясь защитить любимую и их ребенка. Вадик в чем-то прав. Надо обязательно встретиться с Олегом и уберечь от рокового шага. А там вместе они сумеют что-нибудь придумать.

Птица еще раз перечитала предание и вновь развернула голограмму Гарайи. Прежде чем открыть тайник, его следовало отыскать, а с этим имелись проблемы. О какой песне и каком сечении строки шла речь? Неужто о формуле сольсуранского тонического стиха, в котором два основных ударения располагались на пятом и восьмом слогах, соответствуя родам Травы и Зенебока и образуя симметричную формулу 4.2.4?

Хотя пещер насчитывалось ровно двенадцать, их расположение не отвечало никаким правилам симметрии, неоднократно вызывая споры относительно характера их происхождения. Впрочем, гораздо больше предположений возникало по поводу их назначения. Общепринятой считалась гипотеза, согласно которой пещеры в древности являлись святилищем Великого Се или даже чем-то вроде подобия монастыря. Но почему в таком случае пещер оказалось опять двенадцать?

Глубже других погрузившийся в этнографию Сольсурана, Олег после общения с Матерью Ураганов и другими знающими людьми пришел к выводу, что на самом деле Гарайя являлась древним святилищем Духов прародителей. Тем более, что пещеры были обустроены задолго до того, как в Сольсуране возникла идея единобожия и сформировался культ Великого Се. Глеб и Вадик тогда подняли его на смех.

Птица в своей самонадеянной вере в возможность расшифровать знаки Гарайи с помощью современных методов структурального лингвистического анализа даже не задумывалась о назначении пещер. И как оказалось зря. Сейчас гипотеза Олега вновь находила свое подтверждение. Пещеры, которые он обозначил, как святилища духов Травы и Зенебока, располагались друг напротив друга по краям пропасти, через которую строго посередине проходила ось, соединявшая гору Роу-Су, пещеру-ангар и Гарайю. Каким образом только раньше этого никто не замечал? Впрочем, кому могла прийти в голову мысль искать потаенное знание в ритмике простых безыскусных песен или в узлах травяных рубах.

Между тем, на горизонте уже маячили совпадающие с развернутой голограммой очертания. От заброшенного храма в травяном лесу до Града Двенадцати пещер оказалось не более часа лету, да и от станции было не более шести-семи часов воздушного пути, а ей тогда предложили добираться до места научных изысканий на зенебоке, поскольку один вертолет был постоянно в работе, а вторым как личным транспортом пользовался Синеглаз. Удивительно, что Глеб еще не отдал сыну князя Ниака корабль.

Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Следовало обозначить план действий. Ось осью, но Птица по-прежнему не знала, где располагался мост. Она решила поделиться соображениями с Вадиком. Однако поклонник асуров, кажется, вовсе забыл, зачем и куда они направляются. Переведя вертолет в режим автопилотирования — удивительно, но у этой развалины он все еще работал — неутомимый исследователь на ходу перекраивал свою гипотезу, пытаясь втиснуть туда новые данные.

— Амрита, она же амброзия, она же Золотая ветвь Прозерпины, она же живая вода! — бормотал он себе под нос, невидящим взглядом озирая травяной лес. — Чудесный дар, из-за которого три с половиной тысячи лет назад на Земле схлестнулись боги и асуры. Тогда асурам, похоже, все-таки, удалось завладеть амритой и с помощью Сема-ии-Ргла, предоставившим им свои космические корабли или организовавшими телепортацию, бежать с верными сподвижниками из числа людей в Сольсуран.

— Ты полагаешь, что это они выкопали двенадцать пещер Гарайи, изваяли сфинкса со змеями и построили «ангар»? — поинтересовалась Птица, осторожно переключая управление вертолетом на себя, чтобы найти место для посадки.

— Конечно! — Вадик все больше воодушевлялся, размахивал руками так, что Птица всерьез тревожилась за приборную панель. — Они же опасались преследования богов, поэтому часть построек, как и на Земле, разместили в подземельях. Поскольку колония была малочисленна, а условия жизни непривычны и сложны, люди вскоре впали в полную дикость и забыли даже те немногие знания и навыки, которыми владели на Земле. Этим воспользовались «боги», чтобы нанести удар. Началась эпоха войн и катаклизмов, которую прервал царь Арс, он же Александр Арсеньев, он же Командор. Он встал на сторону асуров и задал «богам» хорошую трепку, а потом спрятал амриту в Гарайе и, можно сказать, выбросил ключ, завещав ее своему сыну, которому предстояло родиться только через две тысячи лет.

— А на чьей стороне, по-твоему, асуры выступают в нынешней войне? — Хотя Птица, наученная горьким опытом, старалась сейчас в любой самой бредовой идее видеть рациональное зерно, Вадик тасовал факты слишком вольно, точно карточную колоду и откровенно передергивая. — Синеглаз сам признался, что они с Обглодышем и их преступный отец принадлежат к этому древнему народу оборотней. А узурпатор, насколько мне известно, поддерживает змееносцев. В то время, как Сема-ии-Ргла, больше симпатизируют нам. Даже вето в Совете наложили, пытаясь помешать Альянсу начать вторжение.

— Возможно, насчет Сема-ии-Ргла я ошибался! — нахмурился Вадик, как всегда пытаясь отбросить факты, мешавшие его построениям. — Важно, что амрита принадлежит асурам, и мы должны ее им вернуть!

— Мы должны вернуть ее Сема-ии-Ргла! — поправила коллегу Птица, вспоминая разговор Олега со Словореком сразу по возвращении в мир живых и дальнейшую беседу с Синеглазом, который пытался убедить непоколебимого Урагана словчить и самому урвать заветный куш. — Сема-ии-Ргла укрыли амриту на земле Сольсурана, это их поручение выполнял Командор. А асуры, похоже, хотят получить то, что им не принадлежит.

— И они это получат, несмотря на все происки врагов! — проговорил Вадик настолько решительным тоном, что Птицу взяла оторопь.

— О чем ты? — начала она примирительно, но осеклась, заметив в глазах коллеги фанатичный блеск.

— Как поведала моя мать, я тоже принадлежу к племени асуров! — Вадик глянул на спутницу с выражением надменного пренебрежения, в этот момент неожиданно сделавшись удивительно похожим на Синеглаза и его отца в те редкие моменты, когда князю Ниаку удавалось оставаться самим собой. — Я добуду амриту и ты мне в этом поможешь!

Холеная, не знающая физической работы рука сжала бластер. Как же быстро безобидный фантазер превратился в опасного маньяка. Похоже, он тоже прочитал предание до конца и, помня о каре духов хранителей, решил в своей авантюре использовать наследницу рода царей как ключ и жертву духам.

Хотя Птица морально была готова ради спасения любимого заплатить духам назначенную ими цену, ей совсем не улыбалась роль жертвенного животного, которую ей, похоже, с самого начала прочил князь Ниак и о которой, вероятно, знали его сыновья. Впрочем, все, что случилось дальше, произошло помимо ее воли.

Конечно, все граждане Содружества с малолетства знали правила безопасности, согласно которым в случае захвата в заложники не следует делать резких движений и нервировать похитителя. Вот только выполнить эти инструкции, пытаясь на старой раздолбанной развалине зайти на посадку и маневрируя между ущельем, парой острых пиков и каменистой пустошью, оказалось затруднительно. Вадик, что называется, выбрал время.

Увидев наставленное на нее дуло бластера, Птица непроизвольно слишком резко потянула за рычаги управления. Отчасти ее действия произвели эффект. Вадика, который в жизни не пользовался ремнями безопасности, швырнуло вперед, он ударился головой о приборную панель и затих, выронив бластер. Вот только завладеть оружием больше никому не удалось.

Хотя аварийную посадку вертолета во время подготовки к экспедиции они отрабатывали много раз, и Птица сдала эту часть экзамена на отлично, она даже в страшных снах представить не могла, что этот непростой элемент придется выполнять на кадавре, собранном из запчастей, отремонтированных с помощью средневековых технологий. Хотя замена высокопрочных полимеров железом, выплавленным в крице, и дала временный результат, еще раз подняв несчастный вертолет в воздух, управление такой модификацией «винтокрылых колесниц» требовало не только сноровки, но и бережности.

Получив непроизвольный приказ, машина ушла в пике, и все попытки ее выровнять ни к чему не привели. Единственное, что успела Птица до того, как вертолет врезался в землю, обойти обе вершины и отклониться в сторону от ущелья. Впрочем, посадка на пустошь тоже оказалась максимально жесткой. Хорошо еще вертолет завалился на противоположный от нее борт, и Птица, которая успела сгруппироваться, закрыв руками голову, повисла в своем кресле на ремнях, хоть и оставивших на коже багровые кровоподтеки, но позволившие избежать более серьезных травм. Помимо прокушенной губы и порезов от разбитых приборов, других повреждений не обнаружилось.

Кое-как освободившись, Птица попыталась выбраться наружу. Дверь кабины заклинило, а фонарь обзора хоть и пошел трещинами еще при первом падении, но держался прочно. В это время со стороны места второго пилота из-под вывернутого кресла, заваленного грудами осколков и прочего мусора, послышался слабый стон. Хотя Вадик остался жив, он по всей видимости пострадал гораздо серьезнее и нуждался в помощи.

Вопрос, спасать ли жизнь обезумевшему от своих фантазий коллеге, для Птицы не стоял. Найдя точку опоры между своим сидением и остатками приборной доски, она стала прокапываться вниз, стараясь не порезаться об острые обломки. Под креслом второго пилота она нащупала что-то теплое и почему-то меховое. Что это? Какой-то забытый кожух или остатки обивки?

И в этот миг на нее глянули кошачьи, чуть приподнятые к вискам глаза Роу-Су. Взгляд их был мутен и затянут поволокой. Но через миг фосфоресцирующие зрачки сделались узкими, послышалось клацанье зубов. Сиденье улетело куда-то в сторону, едва не придавив провалившуюся от неожиданности куда-то в чрево вертолета Птицу, и мощное тело хищника распрямившейся пружиной устремилось вперед, разбив фонарь и в одно движение проложив путь к свободе.

Каким образом зверь не растерзал ее, Птица понять не смогла. Ох, знала бы она, каким кошмаром обернется ее второе путешествие в Гарайю, точно осталась бы в Гнезде Ветров. Сейчас, впрочем, следовало как-то выбираться самой и желательно не через кабину. К счастью, одна из дверей в пассажирском отсеке с усилием, но поддалась, Птица увидела кусочек неба, глотнула воздух, кое-как подтянулась, и съехав по остаткам фюзеляжа, приземлилась среди смятой травы.

Оказавшись на свободе, она попыталась подняться, но ее замутило и утробу скрутил рвотный спазм. «Только бы не потерять ребенка»! — в панике думала Птица, согнувшись в три погибели, отплевывая желчь и чувствуя губительное напряжение и толчки внизу живота. О том, что начавшееся кровотечение может оказаться смертельным и для нее, она в этот миг не помнила. Впрочем, на этот раз все обошлось. Вместе с дурнотой прошли и все другие позывы. Одежда внизу намокла, но это была не кровь.

Какое-то время Птица лежала без сил, потом ее вновь замутило уже от тошнотворных запахов. Она заставила себя подняться, обойти вертолет и вернуться в кабину, чтобы достать воду, аптечку, чистую сухую одежду, а главное, отыскать скрижаль и бластер. Если Вадик в образе горного кота вздумает ее атаковать, она сумеет дать отпор. Прополоскав рот, умывшись, переодевшись и обработав порезы, Птица почувствовала себя значительно лучше. Теперь оставалось только привести в порядок мысли и осмотреться.

Хотя это было ее первое путешествие в Гарайю, город Двенадцати пещер, на окраину которого упал вертолет, выглядел так, словно пришел из размышлений и снов. Сейчас на серых камнях покинутого святилища таинственно и сакрально разыгрывал неведомое действо закат. Скользящие косые лучи навешивали пурпурные завесы, горстями разбрасывали по золотым жаровням янтарный фимиам, благоухание которого ветер уносил к небесам. Всполохи отраженного в облаках света, перемешивая и объединяя минувшее с грядущим, наполняли давно умолкнувшие своды иллюзией жизни, собирали духов послушать готовые вновь зазвучать торжественные гимны. Гарайя не была разрушена гневом духов гор, ее не постиг мор, не разорили враги, просто в какой-то момент люди покинули ее, оставив древние пещеры хранить тайну.

Хотя Птица понимала, что и так потеряла слишком много времени, что с последним лучом угаснет любая надежда, она не могла двинуться дальше, буквально загипнотизированная дивным зрелищем. Где-то здесь между святилищами духов Травы и Зенебока над пропастью, охранявшей вход в иной мир, должен был протянуться стремящийся на звезды мост. Птица сделала несколько шагов вперед в сторону заходящего светила, в том направлении, куда указывал взгляд каменного Роу-Су, и в самом деле увидела зыбкие, почти прозрачные очертания, с каждым шагом проступавшие все более явственно.

Мост, располагавшийся между двумя пещерами, упирался прямо в гору. Птица подумала о том, что, хотя в сольсуранском мифе творения изначально говорилось о двенадцати родах и двенадцати духах Прародителях, не стоило забывать и о самом Творце, носившем здесь имя Великого Се. Чьим еще именем могла быть добыта амрита, где еще мог обретаться дивный источник? И словно подтверждая правильность догадки, в ушах Птицы зазвучали сотни голосов. Пещеры Гарайи, зов которых она слышала уже много лет, спешили поведать забытую историю.

В самом начале времен, когда Великий Се только сотворил мир, в нем обитали две расы. Одни вошли в летописи многих миров под именем асуров. Другие называли себя Сема-ии-Ргла. Асуры больше всего на свете любили богатство, почести и власть. Сема-ии-Ргла стремились к познанию и самосовершенствованию, на золото или почести глядя со снисхождением, как на пустые игрушки. Разве презренный металл мог заинтересовать тех, кто преодолел границы бренной плоти? Разве власть и почести имели смысл для существ, которые научились перемещаться во времени, заранее ведая конец и начало династий и царств?

Единственный вопрос, на который Сема-ии-Ргла так и не смогли найти ответа — конечность любого, даже самого совершенного бытия, и в этом, как ни странно, их поиски совпадали с чаяниями асурами. Властолюбивые гордецы к этому времени уже добыли золота и самоцветов больше, нежели могли потратить, построили грандиозные сооружения, преуспели в изобретении различного оружия. Кроме того, они научились менять по своей прихоти обличье, в бесконечных интригах не гнушаясь надевать не только личину других людей, но и преображаться в могущественных хищников. Те из асуров, кто слишком часто злоупотреблял оборотными чарами, быстро старели, а иногда и вовсе теряли изначально присущий им облик. И они особенно нуждались в средстве, которое бы исцеляло и продлевало жизнь.

Однако, как выяснилось, для того, чтобы добыть дивный дар, мало иметь мудрость Сема-ии-Ргла и силу асуров. Нужна жажда жизни, которую можно отыскать только у людей, единственных из разумных существ, чей жизненный срок короче, чем даже у некоторых животных. Сема-ии-Ргла нашли людей на Земле и позвали наиболее отважных в мир Сольсурана, который на какое-то время уподобился библейскому Эдему.

Сема-ии-Ргла устремились к звездам, все шире раздвигая границы вселенной. Исцеленные асуры наслаждались могуществом в золотых чертогах. Люди, которые хотя и не приобщились бессмертия, но жили долго, забыв о болезнях и старческих немочах, осваивали новый мир, расселившись во всех его частях. Они чтили Великого Се, но также не забывали о духах стихий, считая их своими прародителями. Потому в Гарайе, рядом с роскошным святилищем Великого Се, в котором находился Источник, вскоре появились двенадцать храмов поменьше. Мудрые жрецы возносили мольбы духам и Великому Се и записывали на стенах события истории каждого племени.

Такое соседство не понравилось асурам, которые решили, что люди хотят присвоить право на вечную жизнь только себе. Началась эпоха бесконечных войн, в которых люди несли чудовищные потери. Спасая уцелевших от гнева асуров, Сема-ии-Ргла строили подземные убежища, путь к которым указывали изображения дхаливи и Роу-Су, символизировавшие силу и мудрость двух изначальных рас. Но и эти постройки не всегда спасали. Горе постигло Сольсуран.

Так продолжалось до тех пор, пока не пришел царь Арс. Он бросил вызов асурам и с помощью Молний Великого Се сумел защитить людей. Потом по просьбе Сема-ии-Ргла он запечатал святилище, где находился Источник. Люди стали меньше жить, вновь узнали немочи и болезни. Но и асуры лишились подпитки, без которой их могущество обратилось в прах. Говорят, они вскоре покинули Сольсуран и вслед за Сема-ии-Ргла, облюбовавшими планету на орбите Регула, переселились в систему Рас Альхаге. И только в народных сказках и легендах сохранился миф о вару.

— Миф о вару! — вслух повторила Птица, вспомнив о страшной судьбе, постигшей ее родителей.

Похоже, не все асуры ушли из Сольсурана. Они скрывались среди людей, из поколения в поколение передавая мечту об утраченной амрите и ненависть к роду царей. Когда приблизился срок, они скинули маски и сумели связаться с родичами из альянса Змееносца. А умение завоевывать богатство, почести и власть была у всех асуров в крови вместе со способностью к превращениям.

Ее бедный Олег попадал под удар сразу по двум причинам: как сын ненавистного змееносцам Командора, и как наследник рода царей. Хорошо, что о принадлежности младшего из Арсеньевых к царскому роду помнили только Сема-ии-Ргла. Научившиеся следить за потоком реки времени в каждой части ее течения, Сема-ии-Ргла сумели выкроить для обреченного небольшой зазор, и Птица не ведала, могла ли амрита помочь тому, кого уже вычеркнули из Книги Живых. И все же она шла, направляемая закатным лучом в сторону моста, который так или иначе приведет ее любимого в вечность.

Она уже различала медленно проступавшую на теле скалы дверь со знаком Поднятой руки и дивный чертог, украшенный порфировыми колоннами и мозаиками из самоцветов. Окрыленные грядущим бессмертием, асуры не поскупились принести для Храма лучшее, что сумели добыть из недр. Но потом взгляд Птицы скользнул к началу моста, и она увидела Олега.

Любимый, словно кровью облитый закатом, стоял в той же позе страдания и призыва, как во сне, увиденном в ночь разгрома станции. Заостренные черты полускрытого взлохмаченными длинными волосами лица искажала мука, левая, от сердца рука тянулась к ней, десница болезненно пряталась у груди там, где находился двунадесятый ряд травяной рубахи.

Стоп! Откуда взялась травяная рубаха? Во дворец Олег отправился в доспехах Синеглаза, а во время их последней невстречи и вовсе предстал перед ней на экране в форме пилота. И волосы! Они уж точно не могли за несколько часов отрасти. Что это? Игра больного воображения или хитрая ловушка, тщательно расставленная и настроенная сеть? И в этот миг из расщелины скал за ее спиной появился Роу-Су, отсекая ей путь к отступлению и всем своим видом напоминая присловие Синеглаза про превращения князя Ниака и его сыновей.

Рука непроизвольно потянулась к бластеру.

— Опусти оружие, девочка! — рассмеялся князь Ниак, лицо которого на глазах оплывало, превращаясь в морду горного кота, неестественно и безобразно смотревшуюся на пока еще человеческом теле в травяной рубахе. — Неужели ты всерьез рассчитываешь с помощью этой игрушки убить асура! Это то же самое, что расстреливать из камнемета солнечных зайчиков!

Он сделал шаг вперед, и Птица поняла, что не сумеет выстрелить. Она не испугалась табурлыка, но лишать жизни разумных существ, пускай даже относящихся к другому виду, ей не приходилось. Оставалась еще скрижаль. Но увидев этот предмет, ради возвращения которого была уничтожена станция, князь Ниак тоже покачал своей лобастой, похожей на львиную головой:

— Этой игрушкой ты можешь пугать только моих сыновей и других полукровок. Против асура древнего рода она бессильна. Иначе зачем Сема-ии-Ргла пришлось бы прибегать к помощи Командора и применять в Сольсуране оружие массового поражения. Пойдем! — приказал узурпатор, в мгновение ока завладев и скрижалью, и бластером. — Пришло время добыть и вернуть то, что принадлежит моему роду по праву. Солнце садится, мы можем не успеть, а ты и так задержалась!

Хотя сведения о скрижали, которые вскользь сообщил узурпатор, заслуживали размышления и анализа, мысли у Птицы слипались, как мякиш кляклой лепешки, и крошились, точно невызревший зенебочий сыр. Да и какой смысл сейчас имело размышлять. Ох, зачем она ослушалась Мать Ураганов? Почему, охваченная паникой напополам с исследовательским азартом, вместо того, чтобы связаться с Олегом и дождаться возвращения корабля, как планировала всего пару часов назад, помчалась очертя голову прямиком в западню. А ведь Палий предупреждал ее о близости узурпатора. Прости, любимый! Пока ты спасал Сольсуран, твоя неразумная жена накликала на тебя и на твою землю новые беды! Хоть бы этот колдовской мост рассыпался под ногами!

И словно в ответ на ее мысли и чаяния где-то рядом прозвучал родной, хотя и совсем охрипший голос:

— Оставь ее!

Олег стоял возле святилища рода Ураганов, и не просил, а требовал.

Хотя ссадины на его лице почти совсем затянулись, синяки померкли, а об ожогах напоминала лишь новая слишком розовая кожа, выглядел он еще более бледным и измученным, нежели в травяном лесу. В раскрытом вороте куртки пилота виднелся совсем свежий шов над ключицей. Если Глеб или Синеглаз не пытались его заколоть кинжалом, стоило предположить, что до несознательного больного наконец добралась Лика, и по всем медицинским показаниям ему следовало сейчас находиться под наблюдением врачей в госпитале, а не шляться по забытым пещерам. Учитывая, что сестра вместе с княжичем, Иитиро и Камнем встали на склонах чуть поодаль, пытаясь взять прикрывающегося Птицей узурпатора на прицел, последнее предположение было к истине ближе всего.

— Оставь ее, ты меня слышишь!

Не обратив внимания на Роу-Су, который трусливо вжался обратно в расщелину, Олег широким, решительным шагом приблизился к началу моста.

Князь Ниак, который вместе со своей пленницей дошел почти до середины, нехотя повернулся. Хотя по внешнему виду он сейчас походил на египетских богов и индуистских демонов, двигался и разговаривал он почти как человек. И человеческие слабости, в число которых входило тщеславие, остались, конечно, при нем.

— Чего ради? — глумливо отозвался он. — Царевна Сольсурана добудет мне амриту, потом в обмен на ее жизнь ты и твои спутники отдадите мне Молнии и корабль.

— Не подавишься? — брезгливо скривился Олег. — Почему ты уверен, что у дочери царицы Серебряной есть доступ в потаенный храм Великого Се?

— Я был в травяном лесу и видел, как она проникла в чрево Горного Кота и пустила вас в ангар, — прорычал князь Ниак.

— Доступ в пункт управления так же, как и вход в гробницу основателя династии, раз в тридцать шесть лет доступен каждому приобщившемуся к роду царей! — насмешливо фыркнул Олег, и по его тону Птица поняла, что любимый просто блефует. — Разве не знаешь, что жрецы Великого Се под страхом смерти запрещали наследникам царя Арса во время праздника первых побегов посещать его гробницу? Впрочем, откуда тебе это может быть известно? Не от отца же, мясника!

Трудно сказать, поверил ли князь Ниак: Птица ни разу не слышала о таком запрете. Впрочем, согласно давней традиции, сольсуранские цари День Весеннего Равноденствия проводили в храме Великого Се.

Узурпатор засопел, брызжа слюной и обдавая Птицу смрадом из своей звериной пасти.

— Я не могу ее отпустить сейчас! — сообщил он о своем решении. — Царевна Сольсурана отправится с нами, чтобы ты меня не надул!

— Как тебе будет угодно! — спокойно кивнул Олег.

Он ободряюще улыбнулся Птице, нарочито развел в стороны руки, показывая, что при нем нет оружия, и шагнул на мост.

(обратно)

Духов хранящих покой кто нарушит

На обратном пути из надзвездных краев Дикий Кот и Синеглаз управляли кораблем по очереди, давая друг другу возможность отдохнуть. Хотя Молнии Великого Се, чудесным образом повернув время вспять, возвратили корабль и всех, кто на нем находился к утру дня после битвы, человеческие тела вестников знать ничего об этом не хотели и явственно намекали на то, что после двух утомительных суток силы на исходе.

Камень тоже нуждался в отдыхе, но не сумел отказать Лике, когда та попросила помочь в лечении Ветерка. Хотя дочь царя Афру уродилась выше и крепче своей сестры и выглядела настоящей сольсуранкой, приподнимать и переворачивать обессилевшего от потери крови рослого, крепкого мужчину ей было все же затруднительно, а все механические носилки и подобные им аппараты сразу после битвы вестники передали на нужды раненых в Гнездо Ветров.

Уже после первого осмотра больного глаза Лики округлились:

— Да у него же травмированы все внутренние органы! Не понимаю, как он до сих пор жив.

— Я тут не при чем! — подал голос из рубки Синеглаз. — Если что, это все мой папаша.

— А запрещенными препаратами кто его накачал?! — вспылила Лика, глянув на висящую прямо в воздухе мудреную таблицу. — Ему к внутренним кровоизлияниям и пневмотораксу только абстинентного синдрома не хватало!

Она еще долго бранила беспечность разведчиков и их варварские методы сохранения боеспособности, что, впрочем, не мешало ей выполнять свое дело, а лечить людей она, судя по всему, умела также искусно, как ее сестра толковать Предание. Вот ведь, неисповедимы пути Великого Се. Как же причудливо переплелись судьбы двух дочерей царицы Серебряной и молодого Урагана. Через несколько сотен поколений Лика приходилась Ветерку правнучатой племянницей.

— Ну вот и все! — улыбнулась премудрая врачевательница, удовлетворенно переводя взгляд с дела рук своих на изображения и таблицы. К тому времени Ветерок хоть и пришел в себя, но лежал опутанный со всех сторон каким-то проводами и трубками, через которые прямиком к внутренним органам и в кровь подавались лекарства. — Еще недельку-другую отлежаться и будет все в порядке.

Поскольку Ветерок сейчас не мог говорить, ибо одна из трубок закрывала ему рот, помогая дышать, он лишь печально улыбнулся одними глазами, зная, что столько времени у него нет. Совету врача, он, впрочем, решил отчасти последовать и дать небольшой отдых если не душе, то хотя бы телу. Он прикрыл отяжелевшие веки, погружаясь в забытье. Камень тоже устроился на свободном ложе неподалеку, пытаясь вспомнить, когда же спал в последний раз, не считая тревожной дремы в седле зенебока по пути к Гнезду Ветров. Однако в это время Синеглаз, который честно отстоял свою вахту, сообщил, что на связь вышел командующий силами надзвездного Содружества.

Предводитель надзвездного воинства выглядел озабоченным и хмурым. Вместо приветствия сразу перешел к делу.

— Постарайтесь продержаться еще хотя бы сутки, — начал он сухо. — Приказ получен и согласован, соединение наших сил уже в пути.

— Самое время! Как раз на руины успели бы! — переглянувшись с Ветерком и Ликой, презрительно хмыкнул Эжен, который хоть из-за ран и не смог принять участие в сражении, но переживал наравне с товарищами и вместе с остальными сетовал на нерасторопность командования, из-за чиновной волокиты едва не погубившего целый мир.

— Можете дать им отбой! — на правах временного командира корабля, доложил Дикий Кот, еле сдерживаясь, чтобы не расплыться в торжествующей улыбке. — Агрессию удалось отразить. Эскадра Альянса полностью уничтожена.

На лице командующего, изображение которого можно было видеть во всех помещениях корабля, радость сменилась недоумением.

— Но ведь это же невозможно! — пробормотал он. — Разведка донесла, что корабли Альянса лишь через двенадцать часов выйдут на траекторию удара. И потом, в вашем распоряжении нет таких средств. Если только…

Он оборвал себя на полуслове, опасаясь даже упоминать в эфире о Молниях Великого Се, и в его глазах отразился ужас.

Эжен скорчился, хватаясь за швы на животе, давясь беззвучным смехом, Ветерок, насколько ему позволяла дыхательная трубка, презрительно скривился и закатил глаза. Лика сохранила невозмутимость и только с укоризной переводила взгляд с товарищей на откровенно гримасничающего Синеглаза, который предусмотрительно стоял так, чтобы командующий его не видел.

— Вы все правильно поняли, — не сумев скрыть превосходства, кивнул Дикий Кот. — Каждый независимый мир имеет право на защиту, и согласитесь, что корабль, простоявший на планете две тысячи лет, является уже собственностью ее жителей. Он совершенно исправен и на борту осталось еще восемь ракет. Пожалуйста, постарайтесь донести это до змееносцев. У вас еще сутки, чтобы подготовиться к их очередной истерике в Галактическом совете.

— Но как же отдача? — у командующего тряслись руки.

— Как видите, нам удалось минимизировать последствия, и выиграть почти два дня, что в условиях военных действий не так уж и плохо. На всякий случай можете завтра проверить старый коридор, начинающийся в системе Паралайз. Вдруг это поможет конструкторам понять, в чем было изначальное упущение.

Какое-то время командующий растерянно кивал головой, напоминая забавные фигурки, которые делали в Синтрамунде. Потом видимо вспомнив о чем-то существенном спохватился:

— То есть, Вы не выполнили приказ?

— И готов за это ответить по всей строгости законов военного времени! — отозвался Дикий Кот с такой невозмутимостью и достоинством, что даже на лице Синеглаза привычную насмешку сменило одобрение напополам с восхищением. — То есть, бывший руководитель проекта арестован, — снизошел до пояснений Дикий Кот. — Но Арсеньев жив, хотя и находится сейчас под присмотром врачей.

— Соедините меня с ним! — потребовал командующий.

— Это пока невозможно, — с той же маской убийственной вежливости отозвался Дикий Кот. — Его только что интубировали.

— Тогда передайте ему мои поздравления. Если настоящий предатель разоблачен и задержан, а Молнии найдены, ходатайству академика Серебрякова будет дан ход и в ближайшее время Арсеньева, надеюсь, полностью восстановят в правах, с возвращением всех званий и наград. Пусть отдыхает и набирается сил. Полагаю, он еще проявит себя на службе Содружеству.

Хорошо, что рот Ветерка закрывала дыхательная трубка, и он не мог говорить. Его выпростанная из-под одеяла рука непроизвольно взметнулась вверх в характерном жесте, у вестников равнозначном самым крепким ругательствам.

— Зря ты велел отозвать нашу эскадру! — посерьезнел Эжен, когда сеанс связи закончился. — В предстоящем торге с князем Ниаком десяток военных кораблей на орбите системы смотрелись бы веским аргументом.

— Корабли вряд ли помогут нам спасти царевну, — осторожно прошелестел Синеглаз. — Особенно если мой отец получит доступ к амрите.

— Тебе в зубы дать еще раз? — от убийственной любезности Дикого Кота и следа не осталось. — Ты же сам ее отпустил!

— Для меня и моих братьев это вопрос сохранения человеческого облика, — перешел к оправданиям княжич, на всякий случай отступив вглубь рубки. — Бродить по травяным лесам в образе Роу-Су весело только лишь тогда, когда в любой момент можешь превратиться обратно в человека, чего отец во время нашей последней ссоры меня едва не лишил. К тому же средняя продолжительность жизни горных котов — пятнадцать лет. А я три или четыре их года уже прожил.

— А зачем дар Вечной жизни Князю Ниаку? — насупился Камень. — Узурпатор собирается царствовать вечно, чтобы подмять под себя все народы Сольсурана?

— Для отца это просто последний шанс, — устало и даже обреченно вздохнул княжич. — Ему, конечно, удается пока производить впечатление здоровья и могущества не только на трусливых царедворцев, но и на воротил Альянса. Однако на самом деле его силы на исходе, он почти что мертвец. Только амрита поможет ему исцелиться.

— А также завоевать могущество, которому способны противостоять только Молнии! — осипшим, но решительным голосом вступил в беседу Ветерок.

Лика наконец освободила его от дыхательной трубки, и теперь он просто с помощью специальной маски вдыхал исцеляющую смесь.

— Почему же змееносцы в таком случае собирались уничтожить Сольсуран? — потрясенно спросил Эжен.

— Чтобы не позволить вам отыскать сверхоружие царя Арса! — с невеселой усмешкой пояснил княжич. — Потомков асуров, сохранивших чистоту крови, во всей вселенной осталось немного, а на полукровок вроде меня или моих братьев (таких в Альянсе большинство) она действует, как на людей, что при современных средствах медицины не такое уж большое достижение. Решили, видимо, не рисковать.

— Так, стало быть, потомок мясника, князь Ниак асур чистокровный? — уточнил Дикий Кот, глядя на Синеглаза с явным неодобрением.

— Да что вы все к этому моему дедушке привязались! — досадливо вспылил княжич. — Он еще неплохо устроился. Во времена царя Арса искалеченные последствиями применения Молний, асуры и вовсе на дорогах милостыню просили, и мало кто подавал.

— Не надо тут бить на жалость! — парировал Ветерок. — А скольких людей погубили асуры из-за своей безграничной алчности? Сколько городов разрушили? И если бы мы сейчас не отыскали Молнии, история бы повторилась! Князь Ниак рассчитывал одним махом обрести могущество и ликвидировать единственное оружие, представляющее ему угрозу. Пусть даже ценой лежащего в руинах Сольсурана.

— И у него есть шанс хотя бы часть этих планов осуществить, — напомнил Дикий Кот.

— Ну это мы еще посмотрим! — со странным выражением лица глянув на Синеглаза, добавил Ветерок. — Я обещал Сема-ии-Ргла вернуть амриту, а обещания надо держать.

— Мы тебе в этом поможем! — кивнул княжич.

— Мы? — с сомнением глянули на него Дикий Кот, Эжен и Лика.

— Я не хочу, чтобы Сольсуран, Страна Тумана, Синтрамунд, Борго и даже Гнилые Болота стали добычей стервятников из транспланетных корпораций альянса Змееносца, давно уже мечтающих выкачать из планеты все ресурсы! — сверкнул сапфировыми очами Синеглаз. — Этот мир имеет право на свою историю, ради которой не жалко окончить дни в шкуре горного кота.

— У тебя в запасе есть еще десять лет! — улыбнулся ему Ветерок, простирая к голографическому изображению ладонь в символическом рукопожатии, — а у меня и этого времени нет!

— Ты ждешь ребенка от любимой женщины! — все с тем же страдальческим и извиняющимся видом глядя на отделенную от него только переборками медотсека, но такую далекую Лику, напомнил ему Синеглаз. — А мой род и продолжать не стоит.

— Только эту любимую женщину сначала надо выручить из беды, — с горечью усмехнулся Ветерок.

— Выручишь! Куда ты денешься! — улыбнулся княжич.

* * *

Легко сказать! Когда они обнаружили искореженные обломки вертолета, даже у Камня упало сердце. Воображение услужливо нарисовало жуткую картину: гнусный узурпатор, словно куль с поклажей тащит к пещерам Гарайи изувеченное тело сольсуранской царевны.

— Если Птица потеряла ребенка, с ее помощью амриту князю Ниаку не добыть, — несколько не к месту заметил Дикий Кот.

— Типун тебе на язык! — в сердцах пожелала ему Лика.

К счастью, следы царевны, ведущие к граду Двенадцати Пещер, пока не оправдывали ни страшных опасений Камня, ни малоприятных ожиданий Дикого Кота. Дочь царицы Серебряной шла быстро и уверенно, почти бежала, на земле и примятой траве Могучий не заметил никаких следов крови, и пока единственные опасения вызывал петляющий и неверный след Роу-Су.

— Ага, на этот раз черед превращаться выпал вашему Вадику! — рассматривая клок рыжеватой шерсти, с азартом проговорил Синеглаз. — Пусть привыкает! Скоро этот вид внешности станет для него единственным! Посмотрим, поможет ли ему его кандидатский диплом и прочие заслуги, выклянченные его предприимчивой матушкой!

— Интересно, чей облик принял на этот раз князь Ниак? — негромко спросил Ветерок, которому только напряжением всех душевных сил удавалось держаться и не давать выход переживаниям.

— А ты не догадываешься? — отбросив с лица сивую прядь, с пониманием глянул на него княжич.

Они опоздали совсем на чуть-чуть. Не стоило задерживаться, предаваясь бесполезной скорби среди обломков. К тому же, Дикий Кот, хоть и старался посадить корабль в максимальной близости к Гарайе, был вынужден приземлиться чуть в стороне, отыскав удобное место в травяном лесу, и несколько поприщ им пришлось пройти пешком, прокладывая дорогу при помощи бластеров.

Этого времени узурпатору с лихвой хватило на подготовку. Интересно, сколько же еще у него в запасе оставалось травяных рубах, похожих на ту, которую носил Ветерок.

— Вы что, думаете, он их из травы плетет? — поймав недоуменный взгляд Дикого Кота и Лики, пояснил Синеглаз. — У советников Альянса из лагеря варраров, помнится, был неплохой трехмерный принтер!

Хотя царевна каким-то образом распознала подвох, что она могла противопоставить наследнику древних асуров и поклоннику Тьмы, которая хотя и требовала платы годами жизни, увеличивала возможности смертного существа в разы? Как никогда хрупкая и беззащитная, Птица, обреченно опустив голову, шла по мосту, стараясь не глядеть на безобразное чудовище, в которое превратился узурпатор.

— Ну, сделайте же что-нибудь! — не в силах глядеть на безрадостное зрелище, простонала Лика.

Мужчины переглянулись. Ни лук, ни праща, ни оружие надзвездных краев не убивают мгновенно. Даже умирая, князь Ниак успеет увлечь пленницу в пропасть. Ветерок это лучше других понимал. Однако вместо того, чтобы смотреть на свою царевну, он разглядывал какой-то продолговатый предмет, лежавший на камнях, и его лицо все ярче озарял свет надежды.

— Все будет хорошо! — пообещал он Лике, решительно устремляясь вперед.

— Что он собирается делать? — наблюдая за товарищем с бластером наготове, чтобы в случае чего прикрыть, изнывал от нетерпения обычно такой невозмутимый Дикий Кот. — Неужто он примет предложение узурпатора поменять царевну на корабль? Этого ему все равно никто не позволит.

— Он не хуже нас с тобой знает, что договариваться с моим отцом бесполезно! — успокоил спутника Синеглаз, проверив у своего импульсника предохранитель и не забыв бросить взгляд на Лику, которая от волнения едва держалась на ногах. — Надеюсь, этот скромник Арсеньев просто припас на крайний случай туза в рукаве. Или мастерски блефует. Не знаю, как Вы, но я не слышал о запрете посещать гробницу царей во время Праздника Первых побегов.

В самом деле Ветерок, в отличие от остальных, вел себя как человек, который знает, что делает. Достигнув противоположного края моста, он сделал на ладони надрез и знакомым уже жестом приложил ладонь к знаку Поднятой руки.

Когда же узурпатор, уродливый в своем полузверином облике, совсем не сочетающемся с травяной рубахой, и не думая отпускать царевну, устремился в открывшийся проход, Ветерок, вместо того, чтоб ему воспрепятствовать или хотя бы напомнить об обещании, пошел по мосту прочь. Это выглядело так неожиданно и главное настолько не укладывалось ни в какие рамки и представления, что растерялся даже князь Ниак.

— Куда это ты собрался? — прогремел его грубый голос, усиленный устройством связи, которое имел при себе Ветерок.

— Да вот, хочу с того берега поглядеть, как ты собрался добыть амриту, не используя при этом скрижаль.

Он простер правую руку над пропастью и оказалось, что в ладони у него зажата величайшая святыня храма Великого Се.

Только теперь Камень понял, что за предмет так привлек внимание молодого Урагана по пути к мосту. Интересно, каким образом святыня великого Храма оказалась на земле? Обронила ли ее в смятении царевна или выбросил за ненадобностью узурпатор?

— Ты возгордился чистотой и древностью своего происхождения, — назидательно продолжил Ветерок, — возомнил, что дар Небес не имеет над тобой силы, между тем твой младший, всеми вами презираемый сын оказался гораздо умнее, поэтому жрецы Великого Храма или Словорек, с которым он общался во время своих прежних побегов, открыли ему то, что не сочли нужным доверить тебе.

— Ты все это только сейчас придумал! — обиженно проревел узурпатор.

— Давай проверим! — осклабился Ветерок, сделав движение, будто он собирается выбросить древнее сокровище.

— Стой! — дрогнул узурпатор. — Что ты хочешь?!

— Как и прежде. Обменять мою супругу на скрижаль. Только второй раз ты меня уже не обманешь.

— Ну и пожалуйста! — князь Ниак толкнул полуживую от ужаса царевну на мост с такой силой, что та едва не упала. — Если я получу амриту, у меня хватит сил уничтожить и Молнии. Или передать их Альянсу в обмен на новую наемную армию для усмирения бешеных кавуков из Гнезда Ветров.

Ветерок его не слушал. Как только возлюбленная оказалась рядом, он бросил скрижаль узурпатору и, подхватив избранницу на руки с быстротой, которой позавидовал бы прародитель рода Ураганов, помчался прочь по исчезающему вслед за всполохами заката мосту. Когда угас последний луч, и сияющие обломки обрушились в пропасть, Ветерок и Птица оказались на другой стороне, почти упав в объятия друзей и близких.

Не обращая ни на кого внимания, Ураган целовал любимую, словно хотел убедиться, что бесчестные оборотни вару ему вновь не подсунули мираж или обманку. Судя по тому, с каким самозабвенным упоением царевна отвечала на ласку, это была действительно она.

— Птица, сестричка, живая! — даже не пытаясь вытирать слезы, всхлипывала Лика.

В глазах Камня тоже что-то влажно блестело.

— Откуда ты узнал про скрижаль? — оросив слезами и покрыв поцелуями каждый шрам на лице Ветерка, спросила его Птица.

— Ну я же тоже общался с Обглодышем! — зарывшись лицом в ее волосы, улыбнулся Ураган. — Этот парень поразительно осведомлен. Ты специально уронила?

— Я хотела выбросить в пропасть, — голос царевны дрогнул, — но побоялась, что резкое движение привлечет внимание узурпатора, и он заподозрит подвох.

— Жалко, что побоялась! — сокрушенно покачал головой Дикий Кот, вглядываясь в темноту на другой стороне пропасти. — Мы ведь были так близки к победе!

— Насколько я понимаю, амриту надо еще добыть! — позволил себе заметить Камень.

— За этим дело не станет! — хмыкнул Синеглаз. — Отец мечтал об этом всю свою жизнь.

И в этот момент ночное небо полыхнуло ярчайшим заревом. Словно время повернуло вспять, и Владыка Дневного света в неурочный час появился на небосводе. Вот только в роли светоносного божества сейчас выступал гнусный князь Ниак. Именно от его фигуры исходило дивное сияние. Узурпатор не только вернул себе тот облик, который, кроме Синеглаза, из присутствующих видел разве что Камень, он сбросил несколько десятков лет и выглядел едва ли не моложе собственного сына.

— А вот теперь, кажется, пора удирать! И чем скорее, тем лучше. — Не без сожаления оторвавшись от царевны, глянул на противоположную сторону пропасти Ветерок. — Сейчас здесь начнется светопреставление!

Увлекая за собой любимую и показывая путь другим, он нырнул в горную теснину, ведущую к пещере, в которой когда-то располагалось святилище, посвященное духам ветра.

— Проклятье! Я передатчик с камерой уронил! — выругался Дикий Кот.

— Вот и хорошо! Увидим все, что будут происходить, в прямом эфире! — не сбавляя темпа, отозвался Ветерок.

— Иди уж с нами, братишка! Ишь какой асур тут грозный сыскался! — ухмыльнулся Синеглаз, словно домашнего мурлакотама поманив к себе попытавшегося преградить беглецам дорогу рыжего Роу-Су. При этом княжич не забывал прикрывать бежавшую рядом Лику.

Хотя Гарайя была выстроена в незапамятные времена как святилище, в годы восстания поклонников Темных Духов она использовалась в качестве убежища. Потому подземные ходы ее пещер уводили на такую запредельную глубину, что неискушенному путнику, застигнутому непогодой, представлялись лазами в иной мир прямиком в пасть к Трехрогому. Не стало исключением и святилище духов Ветра. Хотя следов хозяина исподнего мира обнаружить не удалось, нижние помещения храма, в одно из которых Ветерок привел царевну и товарищей, обладали не только крепкими стенами и мощными перекрытиями, но и надежно запирались от гнева служителей Тьмы с помощью каменных врат, снабженных мудреными замками.

— Откуда здесь гермозатворы? — потрясенно разглядывая сложный механизм, начал было Дикий Кот.

Ветерок его бесцеремонно оборвал:

— Не задавай глупых вопросов! Лучше помоги.

Им всем пришлось приложить немало усилий, прежде, чем древние врата пришли в движение. И в самое время. Ибо едва створки опустились, не оставив даже маленькой щели, на пещеру обрушился шквал огня!

— Он что, в дракона превратился? — пробормотал Дикий Кот, безуспешно пытаясь установить связь с передатчиком.

— Не совсем. Просто кидается огненными шарами, как один персонаж в игре, которая у меня была в детстве! — со смесью ужаса и восторга пояснил Синеглаз, вслед за Ветерком припадая к окулярам странного обзорного устройства, которым оказалось снабжено убежище. Вестники назвали прибор перископом, и только качали головами, уже даже не спрашивая, откуда очередная обогнавшая время диковинка тут оказалась.

Князь Ниак меж тем вновь сбросил оковы человеческого обличья, на этот раз представ в образе лупоглазого многорукого чудовища с раздвоенным змеиным языком и сильно выступающими вперед клыками. На кончиках скрюченных, как у летающего ящера, пальцев трепетали языки пламени, обращавшиеся в огненные снаряды сокрушительной мощи.

— Видишь, братишка, что вытворяет наш с тобой папаша! — кивнул Синеглаз, обращаясь к дрожащему в уголке пещеры Горному Коту. — Трехрогий отдыхает!

— Предание именно так описывает гнев поклонников Темных Духов, — нервно сглотнув, нашла в себе силы пояснить Птица.

— Бортовой журнал моего отца тоже. — кивнул Ветерок. — Именно поэтому ему пришлось применить Молнии. Асуров тогда набралось целое войско и их ярость не ведала преград.

— Да с такой силищей узурпатор и в одиночку разорит весь Сольсуран! — покачал головой Камень.

— Духи-прародители ему не позволят! — обнадеживающе улыбнулся старому воину Ветерок.

— Духи-прародители? — обе царевны и Дикий Кот в недоумении глянули на товарища. — Ты это серьезно?

— Так гласит Предание, а у меня в последнее время остается все меньше оснований сомневаться в его достоверности, — пожал плечами Ветерок.

Камень знал, что вестники и другие обитатели надзвездных краев хотя и редко подвергали сомнению могущество Великого Се, веру в духов-прародителей считали ребячеством, позволительным только невежественным обитателям травяного леса. Сегодня им представилась возможность оценить древнюю мудрость народов Сольсурана.

Узурпатор, продолжавший черпать силу из дивного источника, никак не мог остановиться. Его голова уже задевала низкие, набрякшие дождем облака, ноги превратились в два огненных смерча, снаряды, срывавшиеся с рук, разрушали горы и оставляли в земле глубокие воронки и трещины.

— Он же сейчас наш корабль раздолбает! — возмутился Дикий Кот, сменивший Камня у перископа. — Лупит в том направлении!

— Думаю, Эжен сообразил подняться на орбиту, — отозвался Ветерок. — Не просто же так его освободили из мед. отсека.

— Неужто духи справятся с таким монстром? — глянув в окуляр и тут же отпрянув, прижалась к супругу Птица.

— Сейчас проверим! — улыбнулся тот, к чему-то прислушиваясь. — Ну наконец-то! — облегченно выдохнул он, на ощупь пытаясь проверить надежность стен и крепость врат.

Теперь уже все ощущали подземные толчки, слышали гул, гудение и отдаленный грохот. Похоже, духи гор пробудились первыми.

Лика испуганно вскрикнула, а охваченный ужасом Роу-Су прижал уши и издал жалобный вопль, сотрясаясь всем телом.

— Нас здесь не замурует? — нервно глянул в сторону врат Дикий Кот.

— Не должно! — спокойно отозвался Ветерок. — Для таких случаев это убежище и создавалось.

Хвала Великому Се, древние строители и вправду хорошо знали свое дело. Когда толчки усилились, сбивая с ног, своды каменных стен остались неподвижны.

Наверху творилось что-то ужасное. Горы дрожали и ходили ходуном, извергая лаву и пепел, со склонов стекали селевые потоки. Небо пронзали десятки молний, из облаков вперемежку с сильнейшим ливнем сыпался град размером с яйцо летающего ящера. А со стороны Фиолетовой, вобрав, вероятно всю ее воду, надвигался чудовищный смерч. Духи Огня, Гор, Воды, Ветра, Реки и Земли, обрушивали на узурпатора всю свою сокрушительную мощь, встав на защиту Сольсурана. Камень не мог с точностью поручиться, но ему казалось, он также видел покровителей народов Травы, Зенебока, Роу-Су, Табурлыка, Козерга и Косуляки, которые держали над Гарайей незримый купол, не выпуская разбушевавшегося асура за его пределы.

Очутившись в ловушке, князь Ниак попытался вырваться на свободу, удваивая и удесятеряя свою мощь. Он окончательно порвал с обликом человекоподобного существа, обратившись в сокрушительный огненный смерч, основание которого начиналось у источника Вечной Жизни, а хобот, обнимая всю Гарайю, устремлялся в небеса. Два смерча, огненный и водяной, вступили в противоборство. Грозовые тучи рвались в клочья, из разломов били горячие ключи. Небо падало на землю, горы устремлялись в небо.

Хотя князь Ниак обрел могущество, которое не снилось никому из смертных, с силами двенадцати духов-прародителей даже он не мог совладать. Когда мощный селевой поток перекрыл вход в святилище, отсекая узурпатора от источника силы, он заметался по Гарайе безумным вихрем, пытаясь найти укрытие в одной из ее пещер. Но везде его встречали огонь и кипяток, ураганный ветер, град камней и травяных копий, острые рога, копыта и клыки. Духи прародители не позволяли асуру осквернить святилища, устроенные для них людьми.

И тогда Гарайю сотряс жуткий стон, ответом которому был скорбный рев Роу-Су и стон Синеглаза. Старший княжич хоть и отрекся от преступлений отца, в час его жуткой кончины не мог не испытывать скорбь, вместе с сиротством оплакивая надежду прожить свой век в образе человека.

— Ну и скотина ты, все-таки, Арсеньев! — простонал он, отстраняясь от перископа, не в силах наблюдать, как духи стихий вершат справедливый суд.

— Я просто дал твоему отцу то, что он мечтал получить! — устало отозвался Ветерок. — А сгубили его гордыня и неумеренная жадность.

К этому времени от узурпатора не осталось даже пепла. Над Гарайей шел дождь, исцеляя раны земли и смывая следы ярости духов. Когда над скалами забрезжил рассвет, о схватке стихий напоминали только новые трещины и разломы, постепенно заполнявшиеся землей и водой. Со временем ветер принесет туда семена травы, давая жизнь новым всходам.

— Так все же, что тут произошло? — потребовал объяснений Дикий Кот.

— Сема-ии-Ргла или иные силы, именем которых была добыта амрита, зная алчность асуров, позаботились о том, чтобы никому не приходило в голову черпать из источника сверх отпущенной ему изначально меры, — с сожалением и пониманием глядя на притихшего Синеглаза, пояснил Ветерок. — Амрита — это источник исцеления и очищения. Потому злоупотребления тут неуместны. Именно этот запрет стал причиной, побудившей асуров начать ту страшную и губительную для них же самих войну. Они полагали, что, уничтожив людей, поклонявшихся духам прародителям, лишат последних силы и получат доступ к запредельному могуществу.

— Но духов хранящих покой кто нарушит, во славу Великого Се жизнь отдаст? — со страхом и надеждой глядя на любимого, одними губами прошелестела Птица.

— Почему же в таком случае царю Арсу пришлось применять Молнии? — сопоставляя Предание с событиями уходящей ночи, позволил себе удивиться Камень. — Неужели духи не могли с асурами справиться?

— Потому что изначальная мощь асуров едва ли не превышала ту, которую вы видели сегодня! — вздохнул Синеглаз.

Он сидел в дальнем углу убежища, обхватив руками колени, и расширившиеся до размера всей радужки зрачки его глаз в темноте фосфоресцировали, как у горного кота.

— Даже Сема-ии-Ргла ничего не могли тут поделать, — продолжал княжич. — Духи карали лишь тех, кто пытался с помощью амриты получить сверх того, что полагалось его роду. Это касалось и асуров, и людей. Вспомните Асклепия и других, пытавшихся добиться бессмертия. В годы гонений нашим предкам пришлось потратить почти все отпущенное им изначально на освоение планет Рас Альхага, а оставшимся на земле предков — на выживание в человеческом или зверином теле. Поэтому, когда перед отцом открылся источник былого могущества, он не сумел сдержаться и забыл о предостережении.

— Твой отец просто всегда был изрядным психопатом! — не смог сдержаться Ветерок, непроизвольно касаясь едва заживших шрамов на груди, которые оставили когти узурпатора.

— Но это был мой отец! — напомнил Синеглаз.

По телу его прошла дрожь. Потомка асуров захлестывала волна превращения.

— Пожалуйста, откройте уже, наконец, затворы! — взмолился княжич, со смертной тоской взирая на свои руки, которым предстояло навсегда стать когтистыми лапами горного кота. — Два Роу-Су в одной пещере — это опасно! Тем более, на этот раз я за себя не ручаюсь!

— Неужели нет никакого средства?! — зажимая рот, чтобы не начать голосить, метнулась к нему Лика. — Если другого выхода нет, я хочу разделить твою судьбу!

— Не в этой жизни! — мягко отстранил ее княжич. — В царском роду никогда не было асуров.

Пока Ветерок, Дикий Кот и Камень возились с затворами, Синеглаз успел запечатлеть на губах возлюбленной долгий, горячий поцелуй. Но уже через несколько мгновений по извилистому тоннелю навстречу неизвестности устремился горный кот. Вадик понуро последовал за братом.

* * *

Владыка Дневного Света, объезжая вверенный ему мир на алом зенебоке, вероятно, очень удивился, заглянув в Гарайю. Гнев духов-прародителей не прошел бесследно для града двенадцати пещер. Солнечные лучи освещали не забытые руины, а прекрасные храмы, которые зодчие Сема-ии-Ргла, асуров и людей возвели на этом месте две с лишним тысячи лет назад. Извержения, сели и камнепады сняли все напластования и покровы, наброшенные забвением, а ветер и потоки дождевой воды унесли их прочь. Взору изумленного светила открылись стройные колонны, прекрасные статуи и барельефы, величественные купола и фризы, украшенные драгоценной резьбой. И среди всего этого великолепия сияющей радугой переливался устремленный к главному святилищу мост.

К этому мосту направил свои стопы Ветерок.

— Ну вот и все! — подытожил он, устремляя взгляд в сторону открывшегося вновь святилища. — Осталось только отдать Семма-ии-Ргла амриту.

— Ты действительно собираешься это сделать? — не поверил ему Дикий Кот.

— Такова была воля моего отца, — пожал плечами Ветерок.

— Но духи прародители уже получили свою жертву! — теперь уже Птице пришел черед пытаться удержать любимого от рокового шага.

— Не в этом дело, — нахохлился Ветерок.

На фоне расцвеченных победными красками нового восхода, умытых дождем весенних небес его лицо выглядело особенно бледным и глубже залегли темные тени вокруг глаз. Лика отпустила его из корабельного госпиталя лишь с условием, что он вернется и продолжит лечение, и он с легкостью дал обещание, почти наверняка зная, что выполнить его не сумеет.

— Понимаешь! — Ветерок, взял Птицу за руку, глядя на нее почти виновато. — Я ведь должен был погибнуть еще в том бою, когда вызвал огонь на себя, или умереть в плену у змееносцев. Последние три года жизни — результат странной сделки, которую заключили со мной Сема-ии-Ргла. Я пообещал им найти амриту.

— Ты явно продешевил, брат! — не утерпел, вмешался Дикий Кот. — За такое сокровище ты мог бы потребовать хотя бы тридцать лет и три года.

— В будущем для меня места нет.

— А в прошлом? — вспомнив судьбу Командора, уцепилась за словесную конструкцию Птица. — Я последую за тобой хоть в Каменный век, хоть в иной мир!..

— И я с радостью последнее желание исполню!

Увы, хотя духи-прародители, заслуженно покарав князя Ниака и уменьшили количество зла в подзвездном и надзвездном мире, полностью искоренить скверну они не сумели.

Конечно, по мысли вестников бывший руководитель проекта должен был сейчас находиться в своей каюте, ожидая справедливого суда. Однако сам он придерживался по этому поводу иного мнения, и Тьма ему продолжала оказывать свое покровительство. Вопреки опасениям Дикого Кота, огненные снаряды князя Ниака, к счастью, не повредили корабль, но вызвали завихрения потоков сил различных стихий, и повлияли на устройства, отвечающие за защиту и безопасность, в том числе на магнитные ключи и замки, чем не преминул воспользоваться Глеб.

Вернув себе свободу и вновь завладев лучевым оружием, которого на корабельном складе имелось даже с избытком, он переждал гнев духов, а затем устремился в Гарайю, чтобы добыть для змееносцев амриту или хотя бы отомстить. Трудно сказать, каким путем Глеб добирался до града Двенадцати пещер. Но вид его был ужаснее, нежели у отринутых духов. Одежда разодрана, волосы всклокочены, лицо перепачкано сажей. Впрочем, с лучевым оружием он обращался умело, и его бластер показывал полную зарядку.

У Ветерка и обеих царевен не было ни единого шанса. Хотя Дикий Кот и вскинул свой импульсник, Глеб оказался быстрее. Вот только в тот момент, когда из жерла оружия надзвездных краев уже вырвалась разящая молния, ей наперерез бросилась стремительная грозная тень. Горный кот Роу-Су, насквозь прошитый сокрушительным разрядом, не сумел закончить прыжок. Однако руководитель проекта в попытке избежать смертоносных клыков отшатнулся и сделал шаг назад, забыв, что остановился у самого края пропасти.

Гулкое эхо бездонного провала еще продолжало доносить исполненный ужаса предсмертный крик, а обе царевны, Камень, Ветерок и Дикий Кот уже собрались у края. Вниз никто не смотрел. Встреча руководителя проекта с Трехрогим Великаном была назначена давно, и он наконец на нее прямиком отправился.

В нескольких шагах от разлома, захлебываясь кровью и пытаясь стекленеющими глазами увидеть в последний раз Лику, лежал Синеглаз, которому героическое самопожертвование вновь вернуло человеческий облик. Жить, впрочем, ему оставалось считаные мгновения. Из вскрытой бластером груди вываливались окровавленные легкие, сердце трепетало под пальцами Лики, лишь ее усилиями продолжая сокращаться.

— Скорее! — скомандовал Ветерок. — Пока он жив, амрита еще может ему помочь.

Они подхватили княжича на руки и не замечая уже ни разверстой пропасти, ни окружающих красот, взбежали по вновь возникшему звездному мосту к древнему святилищу.

Легенды и песни, описывавшие великолепие поглощенного Рекой Времени древнего Храма, ничуть не погрешили против истины. Стены святилища, поддерживающие свод колонны, потолок и даже пол и в самом деле сплошь покрывали великолепные картины, составленные из драгоценных самоцветов. Перед взором восхищенных зрителей представали величественные сцены, отражавшие ту сокрытую от непосвященных часть истории Сольсурана и окружающих его земель, когда Семма-ии-Ргла, асуры и люди добывали амриту и безмятежно сосуществовали, наслаждаясь миром и процветанием.

Вот только Камень и его спутники не видели в тот момент никаких картин. Поглощенные мыслью о спасении человеческой жизни, они даже источник заприметили только тогда, когда, поскользнувшись на влажных, выглаженных сотнями поколений паломников плитах, покатились и плюхнулись в него, едва не убившись и чуть не разбив голову находящегося в глубоком беспамятстве Синеглаза.

Нырнув с макушкой, не нащупав дна, едва не захлебнувшись от неожиданности, Камень кое-как вынырнул на поверхность. Там уже виднелись головы Дикого Кота, Ветерка и Птицы. Все трое потрясенно смотрели куда-то в глубину, где в золотом сиянии, словно пронизанные солнечными лучами, парили Лика и Синеглаз.

Такое же золото, исцеляя, окружало истерзанную грудь Ветерка, и маленькие солнечные зайчики прыгали на животе у Птицы. По телу Камня и Дикого Кота, который в надзвездных краях тоже, случалось, получал раны, бежали золотые полоски, и причудливой узорчатой сканью расцветали шрамы на спине и груди Ветерка. По жилам разливалось тепло, отступали застарелые немочи, на выцветшие от усталости лица возвращался румянец и цвет.

Впрочем, все эти живительные изменения они заметили только потом. Сейчас их внимание приковывал к себе Синеглаз. Не размыкая веки, княжич шевельнулся, оттолкнулся руками и устремился наверх, поддерживаемый Ликой, которая не заметила, что достаточно долгий срок, поглощенная заботой о возлюбленном, даже не дышала. Впрочем, амрита, похоже, давала им обоим все, что необходимо для поддержания жизни.

Камень помнил, как мучительно и тяжело в Граде Земли возвращался к жизни Ветерок. Княжич, о ранах которого теперь напоминали лишь исчезавшие на глазах борозды, пробудился легко и блаженно, точно герой сказок. Зевнул, уютно потянулся, сонно протер глаза:

— Какой же странный сон мне приснился!

Лика не дала ему договорить. Припала к губам поцелуем, и Синеглаз ей, конечно, ответил.

— То есть до того света я добраться не успел? — уточнял он, отыскивая губами давно ему приглянувшиеся аппетитные ямочки на щеках любимой.

— Амрита не может воскрешать! — кивала Лика, запрокидывая голову и подставляя для ласки точеную шею.

— Но это все равно было очень больно! — делился княжич. — Как Арсеньев мог такое вообще терпеть?

Камень переглянулся с Диким Котом, и оба не смогли удержаться от смеха. Баловень судьбы, Синеглаз до этого дня не получал серьезных ран.

Ветерок болтовню будущего свояка не слушал и великолепия храма не замечал. Для него все красоты мира вбирали серо-зеленые глаза Птицы, а горизонт ограничивался кольцом ее тонких рук. В этом блаженном месте им тоже не хотелось думать ни о придвинувшемся совсем близко сроке, ни о предстоящей разлуке. У них ведь пока был нынешний миг. Камень взмолился Духам прародителям, чтобы это мгновение длилось вечно.

И словно в ответ его мыслям под сводом храма прозвучал голос Словорека:

— Вечно в этом мире не живут даже звезды.

Премудрый отшельник, вернее вещий Сема-ии-ргла, стоял над источником, окутанный золотым сиянием. Солнечные зайчики, точно домашние мурлакотамы, завидевшие любимого хозяина, так и льнули к нему.

— Ну будет, будет! — ворчливо отгонял он особо ретивых, в этот миг совсем не похожий на вестника смерти, каковым являлся для Ветерка.

Птица вскрикнула, прижимаясь к мужу, готовая следовать за ним к любому пределу. Ветерок остался спокоен. Он готовился к этому мгновению три долгих года.

— У меня есть время проститься? — сухо и обыденно спросил он, словно речь шла о поездке в соседний град на торжище.

Ответ Словорека озадачил всех:

— Зачем? Ты куда-то собрался?

— Молнии найдены, источник исцеления открыт… — голос Ветерка предательски дрогнул.

— И ты решил, что это конец? — улыбка Словорека выражала саму безмятежность. — Нет, мальчик мой, это только начало. Народы Сольсурана ждут своего царя, и я не хотел бы, чтобы эта тяжкая ноша свалилась на хрупкие женские плечи. Да и ребенку нужен отец.

Он сделал паузу, давая собеседнику возможность если не осмыслить, то хотя бы воспринять сказанное, затем невозмутимо продолжал.

— Конечно, обе царевны наделены всеми необходимыми достоинствами, но все же лучше эти качества им обеим использовать, выполняя роль супруги царя и жены советника.

— Советника? — не утерпел, перебил мудреца Синеглаз.

— Только не говори мне, что для этого не подходишь! — Словорек нахмурился, и голос его зазвучал ворчливо. — С твоей наглостью и настырностью ты не только иноземных послов заболтаешь, но и саму костлявую проведешь, коли она к вам до срока вздумает явиться.

Слово «срок» вновь заставило Ветерка побледнеть. Находясь посреди источника вечной жизни, он снова начал задыхаться. Сердце билось невпопад и не в лад. Тело бил озноб. Такого поворота он не ожидал.

— Но как же наш договор… — воин запнулся, пытаясь отыскать и не находя загадочный шрам на спине, отметину Сема-ии-Ргла. — Я явственно помню ту фразу: «На земле для тебя места нет».

— Именно что на Земле! — кивнул Словорек, имея в виду не мир живых, а планету в надзвездных краях, на которой Ветерок и его товарищи провели дни детства и юности. — Никто же не говорил про Сольсуран. И хватит уже тут плескаться! — прежним сварливым тоном добавил отшельник, видя, что Ветерок от потрясения едва не пошел ко дну источника, и теперь при помощи царевны и остальных делает отчаянные усилия, пытаясь удержаться на плаву. — Хотите отдохнуть на теплом море, отправляйтесь в Синтрамунд. Но ненадолго. У вас у всех еще слишком много дел и на собрании старейшин двенадцати народов, и в Межгалактическом Совете. Надеюсь, вы понимаете, что змееносцы не оставят этот мир в покое. Ну здесь, положим, у вас есть такой аргумент как Молнии, которые я настоятельно рекомендую никуда не возвращать, а оставить вместе с кораблем в том же ангаре. Но и среди управленцев вашего Содружества идут разговоры о необходимости «помощи» в развитии планеты. Следует повести политику таким образом, чтобы, не отказываясь от сотрудничества, не оказаться на положении отсталой колонии.

— А что по поводу амриты? — поинтересовался Ветерок.

Он нащупал дно, поднялся по скользким плитам и теперь заботливо и нежно помогал выбраться царевне. Похоже, он не только немного пришел в себя, но и начал потихоньку примериваться к новой непростой роли. Одно дело проявлять чудеса храбрости, разя врага верным мечом, другое идти по тонкому льду или вести челн средь подводных камней большой политики.

— Я понимаю, что исцеляющая сила нужна сейчас многим в Сольсуране! — величественно кивнул Словорек, вспоминая сотни раненых, ожидающих помощи в Гнезде Ветров. — Но возможностью вернуть себе былое могущество не преминут воспользоваться асуры. Небольшую частицу субстанции, которую вы называете амритой, можете забрать с собой.

Он хлопнул в ладоши, и золотые лучи, окружавшие его, собрались в шар, который он торжественно вручил Лике.

— Этого хватит на всех нуждающихся еще на много лет! Пояснил он. — Но сам источник будет вновь запечатан, а ключ возвращен в храм.

— Ключ?! — в один голос спросили Ветерок, Птица и Дикий Кот.

Из-за спины отшельника важно выступил Обглодыш, который держал скрижаль. Картина выглядела настолько привычной, что удивился, пожалуй, лишь один Синеглаз.

— Мур? Его что, не настигло проклятье нашего рода? — вероятно, впервые назвав брата писанным на роду именем, хрипло и слабо проговорил княжич, раны которого еще не вполне затянулись, не позволяя в полную силу дышать и говорить.

— Проклятье асуров не властно над Сема-ии-Ргла, — пожал плечами Словорек.

— Род Горного Кота! Как я не догадался! — покачал головой Синеглаз.

— Самый закрытый из сольсуранских родов, — кивнул Ветерок.

— Известный искусством в толковании Предания и мудростью в совете, — добавила Птица.

— Некоторые Сема-ии-Ргла тоже выбрали долю существ из плоти, хотя и сохранили связи с бороздящей звездные дали родней, — пояснил Словорек. — Твой отец, — отшельник повернулся к Синеглазу, — подписал себе смертный приговор, когда так жестоко оскорбил и унизил женщину из нашего племени. Сема-ии-Ргла подобное не прощают. Хотя никогда и не мстят, ведая, что справедливая кара преступника все равно постигнет.

— Было у отца три сына, — ухмыльнулся Синеглаз, вспоминая прежнюю свою насмешливую манеру.

— Сема-ии-Ргла, человек и асур! — вместо него закончил Словорек. — Ты свой выбор сделал, поздравляю, с Муром с самого начала было все понятно. Ну, а третьему брату, избравшему судьбу асура, — он махнул рукавом облачения в сторону застывшего на пороге святилища Роу-Су, — думаю, будет полезно годика три-четыре погулять по травяным лесам в зверином обличии. Глядишь, поумнеет чуть-чуть, опыта наберется, затем можно будет его простить. Пусть помогает жрецам Храма и царице в толковании Предания и расшифровке знаков Гарайи. Здесь все так запутано, работы на целую жизнь хватит!

Они покинули святилище и перешли на противоположную сторону по звездному мосту. Обглодыш, то есть Мур, запечатал источник, а Ветерок замкнул вход в храм.

Наследник рода царей шел по мосту пружинящим, легким шагом человека, освободившегося от непомерного груза, чему-то безмятежно улыбался и выглядел почти так, как месяц назад, когда Камень и царевна повстречали его в травяном лесу недалеко отсюда. Разве что волосы остались короткими и торчащими во все стороны, как срезанные стебли травы на свежей просеке. Готовая с любимого пылинки сдувать, Птица попыталась непослушные вихры пригладить. Негоже царю Сольсурана выглядеть, как пастуху на дальнем выгоне или зенебоку после весенней стрижки. Ветерок ей не позволил, подхватил ненаглядную на руки, закружил, жаркими поцелуями осушая последние слезы. К свалившемуся нежданно счастью тоже следует привыкнуть!

— Не могу понять, — нахмурился Дикий Кот. — Если источник решили закрыть, зачем его было вообще распечатывать. Неужто, чтобы покарать князя Ниака?

— Не пытайся человеческими мерками объяснить поступки негуманоидных цивилизаций! — фыркнул Синеглаз, помогавший Лике нести дивный дар источника.

— Возможно, амрита понадобится через тридцать шесть лет, возможно через триста шестьдесят! — раздумчиво улыбнулся Словорек. — Надеюсь, царь Сольсурана не откажет нам в любезности.

— Триста шестьдесят лет? — потрясенно глянул на отшельника Обглодыш.

— К царскому роду вновь вернулось древнее долголетие. Надеюсь, царь и его супруга проживут отпущенные им годы с пользой.

Они шли навстречу солнцу к месту стоянки корабля. Умытый дождем травяной лес сиял невиданными красками, весна вступала в свои права. Впереди их ждало много весен и долгие дни мудрого и справедливого правления.

(обратно) (обратно)

Оксана Токарева (Белый лев) Призраки Эхо

Сумеречному_Эльфу, подарившему мне планету и некоторых ее обитателей.

Глава 1. Гардемарин с «Нагльфара»

— Потроха Великого Се! Куда опять запропастился этот проклятый мальчишка? Только попробуйте сказать, что он снова превратился в кота и у него лапки! Пусть отрабатывает свой хлеб, если больше ни на что не годен. А будет артачиться, попробует лазерных плетей.

Саав Шварценберг громыхал экзоскелетом по отсекам и при этом ругался так мощно и с таким вкусом, что покраснели бы не только демоны Нижнего мира, но и сам Трехрогий Великан. Княжич Синеглаз обычно слушал эту похабщину с замиранием сердца, как высокую поэзию, запоминая и переводя на родной сольсуранский язык наиболее понравившиеся забористые идиомы.

Сейчас он, впрочем, испытывал одно раздражение. Если бы у него и в самом деле получалось в полной мере использовать древний дар асуров и превращаться по желанию в опасного хищника, лежать бы старому пирату с разодранной глоткой или носиться по рубке вслепую с располосованным когтями лицом.

Ишь чего удумал! Не княжеское это дело — палубу драить, не говоря уже обо всем остальном! И не его, Синеглаза, вина, что на «Нагльфаре» дроны не приживаются совершенно, команда — сплошь лодыри и разгильдяи, поэтому грязь стоит такая, что даже родной Дворец Владык, тот еще клоповник, представляется образцом опрятности и комфорта. И с чего это старый пират решил, что наследник сольсуранского престола станет чистить эту выгребную яму, по недомыслию названную кораблем, и, точно безмозглая рабыня, ублажать пьяных недоумков?

Синеглаз убрал со лба отросшую до самого носа прядь и провел ладонью по волосам, тщась пригладить растрепавшуюся пушистую пепельно-серую копну, до вчерашнего дня висевшую неопрятными сосульками. Хоть какая-то польза от этих превращений. В облике горного кота Роу-Су княжич имел возможность наводить чистоту без дополнительных приспособлений. Тем более что воду на «Нагльфаре» экономили не хуже жителей солончаков и пустынь.

Эх, жалко, что материнская человеческая кровь не позволяла ему по своему усмотрению принимать облик древнего тотема Великого Асура, от которого отец вел свой род. Увы, сын князя Ниака превращался в Роу-Су, лишь когда отцу ради его политических интриг или еще каких-то прихотей требовалось сменить облик, надев чужую личину. И Саав Шварценберг до вчерашнего дня об этой особенности не знал.

Протиснув гибкое, жилистое тело поглубже в свое укрытие между двумя тюками контрабандной ванкуверской пушнины, Синеглаз прислушался. Кажется, Шварценбергу надоело браниться и он придумал занятие поинтереснее, чем поиски беглого гардемарина, которого решил разжаловать в мальчика на побегушках или что похуже. А если старому пирату все еще неймется, пусть засунет свои претензии куда подальше. Вместе с апсарскими танцами. Синеглаза ему не видать как своих ушей, тем более что в заменяющем сломанный позвоночник экзоскелете капитан и так утратил половину былой подвижности.

Впрочем, в этот мурлакотамовый лаз княжич и сам протискивался с трудом. Особенно когда оставался человеком. Все-таки в свои двенадцать лет он выглядел выше и крепче сверстников. А остальным членам команды, чтобы до него добраться, пришлось бы перелопатить все содержимое трюма.

Эх, зачем он только сбежал из дворца, поверив россказням Обезьяньего бога Эркюля и других бездельников? Мол, увидишь надзвездные края, посмотришь, как живут вестники.

Надзвездные края, то есть открытый космос, как вестники и контрабандисты с «Нагльфара» называли эту черную пустоту, усеянную мелкими сияющими точками звезд, туманностей и поясов астероидов, и в самом деле завораживали и пленяли. А уж червоточины или кротовые норы — участки экзотической материи, позволявшие совершать гиперпространственные скачки, и вовсе казались чем-то невообразимым. Когда после первого перехода, который Синеглаз провел в амортизаторе, полном вопящих от испуга мартышек, Саав соизволил пригласить венценосного гардемарина на мостик, княжич едва в обморок не грохнулся от восторга. Особенно когда увидел голографический монитор, где отображалась модель Млечного Пути с проложенным курсом «Нагльфара», и другие приборы.

Больше всего в рубке его поразило, каким образом с такой махиной, в которую мог бы вместиться Царский град со всеми его обитателями, управляются всего шесть человек. Причем не одновременно, а по очереди. Как выяснилось, большую часть экипажа составляют инженеры, обслуживающие какие-то непонятные системы, абордажники и артиллеристы. Да и тех раза в четыре меньше, нежели на синтрамундских морских кораблях, где команда нередко достигает полутора сотен. Впрочем, помимо капитана и Эркюля, по-приятельски бывавших во дворце, за время пути княжич успел познакомиться только с суровым артиллеристом Тараном и командиром абордажников Шакой, которого из-за его угольно-черной кожи в первую встречу принял за демона нижнего мира.

Заметив растерянность юного гостя, Шварценберг удовлетворенно осклабился в полуседую рыжеватую бороду.

— Ну что, салага, — спросил он, привычно передвигая на приборной панели значки, — не хочешь обратно во дворец к мамкам-нянькам?

— Можно подумать, если я скажу, что хочу, ты меня отвезешь? — как можно более независимо и презрительно отозвался Синеглаз, непроизвольно повторяя движения кэпа и пытаясь прикинуть: хватит ли его познаний в навигации, чтобы, подобно Эркюлю и другим членам команды, хотя бы выполнять указания.

— Да я тебя скорее на торг в окраинные миры свезу, чем стану потакать твоим капризам, — расхохотался пират, выводя на приборную панель данные о ближайших поясах астероидов и не менее опасных для корабля непроходимых кротовинах. — И мне плевать, что по этому поводу скажет твой убийца-отец.

На «убийцу» Синеглаз сначала обиделся. А то он сам не ведал о причастности папаши к гибели царицы Серебряной и наследника династии сольсуранских владык. И напрасно родитель потом утверждал, что таким образом мстил за жену, царевну Страны Тумана, которую царь Афру счел недостойной роли супруги, предпочтя юную посланницу. Но одно дело знать, другое — выслушивать хулу от старого отцовского подельника и грязного пирата. Впрочем, вида княжич не подал.

— А я думал, ты меня отвезешь в гости к вестникам, — по-кошачьи фыркнул он, отметив про себя, что путешествие с контрабандистами было не самой лучшей затеей.

Впрочем, тогда он еще верил, что Шварценберг не посмеет осуществить свою угрозу. В конце концов, пират вел дела с его отцом еще в те годы, когда будущий правитель Сольсурана барыжил на невольничьем рынке, скупая за бесценок стариков и калек, которых Саав потом продавал на топливо змееносцам. Впрочем, и Саав поначалу вынашивал в отношении юного княжича далеко идущие планы. И обещанная встреча с вестниками в них вовсе не входила.

Нет, Синеглаз, конечно, не надеялся, что как только острый нос «Нагльфара» пробьет небесную твердь, они прямиком попадут в Надзвездные чертоги. Все-таки к тому времени, когда вестники покинули землю Сольсурана, ему исполнилось уже десять лет, и больше игр со сверстниками и забав с маленькой царевной он любил рассказы о том, как устроен мир.

Тем более что вестники, в отличие от долгополых жрецов, свою мудрость в тайне не держали и объясняли все куда доходчивее, чем надменные книгочеи, которых отец выписал для обучения единственного законного наследника из далекого Синтрамунда. Жрецы, безусловно, владели мудростью Великого Се и умели толковать Предание, но ничего не видели дальше храмовых знаков. Что же до книгочеев, то, хотя они кичливо утверждали, будто являются последними хранителями мудрости древней Гарайи, на деле не могли толком объяснить, почему день сменяет ночь. А ведь жители погибшего града Двенадцати пещер умели создавать порталы и перемещаться по воздуху.

Предводитель вестников, младший сын которого был почти ровесником Синеглаза, не просто рассказал, но пригласил княжича на борт огненной колесницы, как в Сольсуране именовали звездные корабли, и предложил ему совершить путешествие на орбиту планеты.

Десантный звездолет «Пардус» хоть и уступал «Нагльфару» в размерах, но содержался в идеальном порядке, а в его трюмах вместо контрабанды хранилось различное ценное оборудование, с помощью которого вестники помогали жителям травяных лесов строить мосты и дороги, делать красивые вещи, лечить и учить людей. Однако генераторы защитного поля не менее надежно защищали экипаж от нежелательных визитеров, а плазменные установки были готовы отразить любое нападение. Впрочем, тогда Синеглаз на орудия и генераторы не глядел, поглощенный величием бескрайней пустоты космоса и хрупкой красотой родной планеты, окутанной, словно легкой фатой невесты, слоями облаков и воздушных потоков.

Тогда княжич впервые узнал, что это не Владыка Дневного света бороздит небосвод на белом зенебоке, а планета Васуки вращается вокруг него вместе с тремя лунами и другими небесными телами. Что же до звезд, то это вовсе не глаза предков и духов-прародителей, как любили рассказывать жители травяных лесов у очага, а огромные шары раскаленного газа, такие же, как Владыка. И почти каждый такой шар имеет свою планетную систему, многие из которых заселены вестниками.

Отправившись в путешествие со Шварценбергом, княжич надеялся на всех этих планетах побывать. Однако тут его ждало первое разочарование.

— Почему мы правим в сторону от Паралайза? — не мог взять он в толк, когда «Нагльфар», пройдя кротовину, соединявшую Васуки с системой, где находилась эта планета-курорт, вместо того, чтобы запросить разрешение на посадку, начал производить спешные маневры, намереваясь спрятаться в туманности и потихоньку улизнуть куда подальше.

— Что, салага, не успел в космос выйти, уже о пляжном отдыхе размечтался? — добродушно приложил гардемарина Шварценберг. — Рано нам еще на шезлонгах вверх пузом разлеживаться! Да и пустое пузо грей не грей, а полным оно все равно не станет. Надо сначала дело провернуть, а потом можно хоть на Паралайз — нежиться на солнышке, хоть на Сербелиану — игристым заливаться, хоть свою планету купить.

— Какое такое дело? — не понял Синеглаз.

— Время придет, узнаешь, — осклабился Шварценберг. — Тебе понравится! — заговорщицки улыбнулся он. — Тем более, в предстоящей нам заварушке тебе отведена, можно сказать, заглавная роль. Поэтому пока иди и не задавай лишних вопросов.

— Понимаешь, малыш, — положив княжичу руку на плечо, пояснил добродушный здоровяк Эркюль, зачем-то державший на борту корабля не менее десятка вертких и наглых мартышек и потому получивший от Саава прозвище Хануман или Обезьяний бог. — После гибели царицы Серебряной твоя планета считается закрытой, поэтому мы там высаживались, можно сказать, инкогнито. Если мы повернем в сторону Паралайза, то придется раскрыть патрульным наш маршрут. К тому же Паралайз — это курорт для богатеев, и я туда отправлюсь только в том случае, если этого потребует дело революции.

Что такое революция, Синеглаз представлял достаточно смутно. Вестники говорили, дескать, это что-то вроде переворота, в результате которого пришел к власти его отец, но как-то иначе. Одно он уяснил. За приглашением в надзвездные края стояла какая-то корысть. Это только вестники и царица Серебряная могли строить городские укрепления, ковать несравненной красоты и крепости мечи и лечить жителей травяных лесов, не требуя никакой платы, кроме песен и родовых легенд.

Синеглаз ради прогулки между звезд не пожалел бы ни звонких меновых колец, ни самоцветов, но старому пирату от него требовалось нечто другое. То, что княжич при всем своем желании не мог ему дать.

Когда он, неожиданно для всех и себя самого, обратился в горного кота и начал носиться по рубке, раздирая когтями обшивку, Шварценберг пришел в такую дикую ярость, словно в него вселился не только Трехрогий великан, но и хозяин Нижнего мира Хоал.

— Стоять! Сын асурской подстилки! Плазменную установку тебе в глотку! Ты что себе позволяешь? Немедленно вертай обратно! Нашел время шутки шутить!

Синеглаз хотел объяснить, что обратно он обернуться сможет не раньше, чем отец примет свое изначальное обличье. Но у него вышел только обиженный мяв, ибо звуки, которые он пока издавал, даже с большой натяжкой не получалось назвать рыком. Пытаясь объясниться, княжич метнулся в сторону приборной панели: но Шварценберг встал у него на пути.

— Ну, что застыли, словно слизни в вакууме? — заорал он на потрясенных членов команды. — Тащите сеть! Заприте этого пушистого ублюдка в трюме, пока он весь корабль не разнес.

Понимая, что дело пахнет жареным, Синеглаз пустился наутек. Он ртутью просочился мимо замешкавшегося Эркюля, сбил с ног двоих навигаторов и, домчавшись в десяток прыжков до грузового отсека, юркнул в спасительный лаз, благодаря Великого Се и духов-прародителей за то, что вдогонку ему не послали разряд плазмы. К счастью, применять импульсное оружие на кораблях строжайше запрещалось, за исключением абордажного отсека, и даже контрабандисты этому правилу следовали. Тем более «Нагльфар» выглядел настолько ветхим, будто его обшивку плели из сольсуранской многоцветной травы.

В этот раз княжичу, можно сказать, повезло. Отец пробыл в чужом обличии всего сутки, а на пути Шварценберга не оказалось ни одной червоточины. Только и этого времени хватило, чтобы понять: из Роу-Су покоритель космических просторов совсем никудышный.

Обычно Синеглаз, узнав, что ему придется вновь сменить облик на звериный, успевал удрать из Дворца Владык и Царского Града, чтобы вдоволь насладиться свободой и неповторимыми ощущениями, которые давало гибкое, упругое тело Роу-Су. Не так давно он научился самостоятельно охотиться, и пойманная в травяном лесу дичь стоила любых самых изысканных лакомств. И это не говоря о способности слышать, как стучат по камням на другой стороне ущелья копыта быстроногих косуляк, видеть, как сокращаются перепонки у парящего высоко в небе летающего ящера, чувствовать вкусные и пряные ароматы наполненного разнообразной живностью травяного леса.

Нынче ему приходилось едва сдерживать рык, страдая от вибрации, задыхаться от запаха смазки, слегка разбавленного вонью плохо выделанных шкур, лежать неподвижно почти в полной темноте. Хорошо, что в конце концов удалось провалиться в забытье и проснуться уже в человеческом обличии. Впрочем, положение его это ничуть не облегчило.

— Что ты себе вообразил, тупой кошак? — с порога напустился на него Саав, едва только княжич, промахнувшись с подсчетом вахт, попытался пробраться в кубрик. — За каким Трехрогим ты тут устроил это гребанное представление? Я и так знаю, что твой отец оборотень, для этого тебя, никчемного дикаря, с собой в космос и взял.

Синеглаз попытался объяснить, но Саав только пришел в ярость.

— Что значит не могу превращаться по своему желанию? — заорал он, бешено сверкая глазами и потрясая лазерной плетью. — Научишься, коли я велю! Или хочешь узнать, как пахнет твоя паленая задница?

— Да что ты напустился на мальца, кибер ты недоделанный! — попытался увещевать капитана Эркюль. — А если он правду толкует?! Говорил я тебе, надо было не с мелким играться, а уговаривать его отца.

— Вот ты бы, Хануман, и уговаривал! — огрызнулся Шварценберг. — Я Ниаку еще в прежние годы намекал, что он свой талант в гнилое болото зарывает.

— С такими способностями из него бы получился первый на всю галактику медвежатник, — вытащил улыбку из бороды Эркюль, заговорщицки подмигивая Синеглазу.

— Вот и я о том же, — немного успокоившись, кивнул Шварценберг. — Мужик своей выгоды не понимает, держится за власть в этом вонючем мирке, со змееносцами стакнулся, девчонку эту, в смысле царицу Серебряную, зачем-то грохнул, а нам теперь с его никчемным отпрыском возись! В общем, у меня разговор короткий!

Он с прежней угрозой подался в сторону прижатого к переборке Синеглаза.

— Либо мальчишка, как мы и рассчитывали, выполняет свою часть работы, либо я его отправляю палубу драить и плясать для команды апсарские танцы!

— Да ну тебя совсем, Саав! — махнул пухлой рукой Эркюль, заслоняя своей могучей фигурой без вины виноватого княжича и незаметно выпуская на свободу мартышек. — У нас на борту извращенцев нет. Мы же не поганые змееносцы, а честные революционеры. Хотя согласен, в окраинных мирах за такого кукленка отвалили бы круглую сумму, — добавил он, заставив Синеглаза похолодеть.

Ох, матушка-матушка, первая красавица далекой Страны Тумана! Зачем, спрашивается, таким пригожим родила? Лучше бы унаследовал грубоватые, мужицкие отцовские черты, зато никто бы не вел разговоры про развратные апсарские танцы. Впрочем, Эркюль, как обычно, шутил, вернее, заговаривал капитану зубы.

Как только освобожденные мартышки оказались на полу, они затеяли возню прямо между одетых в экзоскелет ног Шварценберга, так что старому пирату пришлось слегка посторониться. Для Синеглаза этого оказалось достаточно. Едва проход хоть немного освободился, он как ошпаренный выскочил из кубрика и понесся вновь к своему укрытию, искренне желая капитану провалиться в черную дыру и лихорадочно соображая, где в трюме хранится запас еды. Если удастся продержаться до любого обитаемого мира, ноги его больше не будет на проклятом корабле.

Вот только как быть с амортизатором? Ванкуверская пушнина, конечно, сгодится в момент взлета или посадки, но в червоточине его расплющит, точно летающего ящера, попавшего под мельничные жернова. Да и при самом благоприятном исходе, если он доберется до обитаемого мира, что он станет делать? Разве только прибьется к бродячим циркачам и попытается разыскать знакомых вестников. И еще большой вопрос, как его встретят. Он, понятное дело, никого не убивал и даже не показал отцу, куда царица Серебряная во время резни спрятала маленькую дочь, но кто знает, захотят ли после всего, что произошло, вестники иметь с ним дело.

Невеселые размышления княжича прервало появление одной из мартышек. Зверек безбоязненно приблизился к Синеглазу, не чувствуя в нем хищника, а ведь в кошачьем обличии княжич сожрал бы обезьянку, не задумываясь. Он и сейчас с интересом принюхался, и рот его наполнился голодной слюной. Все-таки он не ел уже двое суток, и неизвестно, когда представится шанс утолить голод. А живая и теплая мартышка выглядела аппетитнее лежалых шкур. Его размышления прервал голос Эркюля:

— Эй, малец, ты все еще там? Вылезай, кэп ушел на мостик. Перекусишь, освежишься, а там мы что-нибудь придумаем. В конце концов, драить палубу — это не такое уж обидное занятие. В старину на флоте все юнги и гардемарины через это проходили. Ну, что молчишь? Так и будешь там сидеть?

Хотя Синеглазу до рези в животе хотелось есть, а присутствие мартышки только усиливало выделение желудочного сока, вылезать он пока не собирался, хотя и понимал, что каждая минута промедления увеличивает шанс новой встречи с разгневанным капитаном.

— Вы обманули меня! — выкрикнул он резко, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Вы с самого начала не собирались меня везти ни к каким вестникам. Как я сразу не догадался? Я же помнил, что они когда-то отобрали у Шварценберга корабль, а потом держали его в тюрьме.

— Это все в прошлом, — отозвался Обезьяний бог, запуская в лаз еще пару мартышек.

К спинам зверьков оказался привязан сухпаек, который княжич умял в одно касание. Потом еще одна мартышка притащила бутылку воды.

— Шварценберг помирился с вестниками, хотя нынешнее предприятие хотел бы сохранить в тайне от них, — уточнил Эркюль.

— Что вы от меня хотите? — ополовинив бутылку, поинтересовался княжич.

— Чтобы ты в зверином облике проник сквозь защитное поле в сокровищницу раджи Сансары и, вновь превратившись в человека, отключил сигнализацию, как это сделал твой отец в покоях царя Афру и царицы Серебряной.

Хотя Синеглаз терпеть не мог, когда ему напоминали о той страшной ночи, когда из простого сына советника он нежданно-негаданно стал княжичем, он признал, что в планах контрабандистов есть рациональное зерно. По неизвестной причине в облике горного кота они с отцом становились невидимы для сканеров энергетических полей. Хотя для обычных Роу-Су, как и для других крупных хищников, система защиты вестников оставалась непроницаемой. Отец и сам не знал об этой особенности, пока Синеглаз, которому в облике кота приспичило поиграть с маленькой царевной, не пробрался в ее покои, благополучно миновав все щиты.

— А бриллианты и другие драгоценности пойдут на дело революции? — уточнил княжич, пытаясь представить размер куша, который рассчитывал с его помощью урвать Шварценберг.

— Здесь наши планы несколько расходятся, — уклончиво ответил Эркюль. — Но в идеале — да. Понимаешь, в принципе систему можно и взломать, — продолжал он, почувствовав, что его юный собеседник немного успокоился. — Но операторов такого уровня во всей галактике только двое, да и те недоступны. Пабло Гарсиа полгода назад пропал где-то в треугольнике Эхо, а Онегин беременна! Да и не согласится она ни за какие коврижки снова работать со Шварценбергом. Ты правда не можешь контролировать свои превращения? — возвращаясь к основной теме, уточнил он.

— Ну, существует одна штука, — неопределенно отозвался Синеглаз. — У Сема-ии-Ргла наподобие скрижали из храма Великого Се.

Княжич несколько приободрился. Он понял, что пираты сделали на него ставку, а значит можно потянуть время, рассказывая сказки и заливая в уши слушателям хмельное таме. Авось как-нибудь все образуется. Он раздумывал, какую бы полуправду еще измыслить, чтобы звучало убедительно. Однако в этот момент, слегка приглушенная тюками со шкурами, завыла сирена, и поставленный голос системы оповещения приказал экипажу занять места согласно инструкции о действиях в чрезвычайной ситуации, а пассажирам укрыться в амортизаторах.

— Какого Трехрогого! — на сольсуранский манер выругался Эркюль. — Эй, малец, давай-ка вылезай! Тут уже не до шуток.

Синеглаз и сам это понял. Оказаться раздавленным из-за глупого упрямства ему в любом случае не хотелось. Прихватив с собой растерявшихся мартышек, он с проворством тотемного предка выскользнул из лаза и вслед за Эркюлем порысил в кубрик.

— Живее сюда! — торопил его контрабандист, распределяя мартышек по поверхности амортизатора, пока остальные члены экипажа спешно облачались в экзоскелеты и ввинчивались в проемы узких трапов.

Пользоваться лифтами в нештатных ситуациях на корабле запрещалось, а коридоры и пролеты между палубами были длинные с торчащими из-под раздолбанной обшивки пучками проводов и рядами непонятных трубок. Синеглаз хоть не раз удивлялся их бесконечности, но за время пути изучил не хуже запутанных переходов родного дворца. Когда он в кошачьем облике удирал с мостика и потом выбирался из кубрика, это знание помогло ему оторваться от преследователей. Сейчас княжич внезапно осознал, что его бросают одного в компании орущих мартышек и в случае внезапной эвакуации не факт, что за ним вернутся, и вцепился в Эркюля мертвой хваткой.

— Ты чего? — не понял обезьяний бог.

— Я с тобой! — взмолился Синеглаз.

— Да ты сдурел! — возмутился Эркюль.

Потом, видимо, передумал, и, махнув рукой, вытряхнул из недр комбинезона в амортизатор еще пяток мартышек и указал княжичу их место.

— Давай, полезай!

Синеглаз так и не понял, как они вдвоем втиснулись в один экзоскелет. Похоже, внушительные габариты Эркюля были отчасти обманом. Ибо любой его костюм, включая скафандр, подбирался с таким расчетом, чтобы за пазухой уместились наиболее ценные контрабандные товары или все питомцы. Место последних сейчас и занял Синеглаз, распределивший части своего тела вдоль корпуса контрабандиста на манер рюкзака. Его, конечно, мотало из стороны в сторону, и он ничего не видел, но он все же был уверен, что уж теперь-то в случае чего его не бросят. Вдвоем они достаточно ловко взобрались по крутому трапу, причем Эркюль показал такую прыть, какую княжич от этой туши, напоминающей пещерного табурлыка, явно не ожидал.

Сирена продолжала надрываться, а при подходе к рубке еще и погас свет. Эркюль крепко выругался, но скорости не сбавил. Судя по репликам, доносившимся с мостика, случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Почему меня сразу не вызвали? — используя крепкие выражения всех обитаемых миров, выговаривал вахтенным Шварценберг.

— Но я не думал, что в этой туманности окажется такая мощнейшая гравитация, — дрожащим голосом пытался оправдываться старпом.

— Какая тебе это в бездну туманность?! — напустился на него Шварценберг. — Ты что, кусок космического хлама, никогда не слышал о треугольнике Эхо? Мы должны были проскочить его еще два дня назад, но этот мохнатый сученыш, когда носился по рубке, видимо, сбил программу настройки курса.

Хотя Синеглаз почти ничего пока не смыслил в навигации, он вспомнил, как Шварценберг и его помощники упоминали о некоем кладбище кораблей, притянутых чудовищным гравитационным полем тройной звезды, словно в насмешку над ее способностью поглощать любые сигналы прозванной Эхо. Княжич очень хорошо запомнил незнакомые мудреные слова «черная звезда»^[28], «пульсар»^[29], «красный карлик»^[30] — так Шварценберг называл небесные тела, входившие в «треугольник Эхо». При случае Синеглаз хотел бы также поподробнее расспросить капитана или Эркюля, что такое «аккреция вещества»^[31], «поляризация вакуума» и «гравитационная сингулярность». Эти термины тоже фигурировали в обсуждении. Другое дело, что никаких настроек он не сбивал. И нечего на него вешать всех кавуков нерезаных.

Синеглаз заерзал, пытаясь выбраться, но его приструнил Эркюль.

— Какая разница, кто сбил настройки курса, — бодрым тоном проговорил Обезьяний бог. — В этом треугольнике и раньше пропадали десятки кораблей, включая звездолет «Павел Корзун», на борту которого находился наш знакомец Пабло Гарсиа. И вряд ли в каждой рубке резвились горные коты. Черная звезда нестабильна, как непроходимая червоточина, да и на пульсаре периодически случаются вспышки рентгеновского излучения, от которого электроника сбоит!

— И что, у нас тоже никаких шансов выбраться? — всхлипнул кто-то из команды.

— Не с таким количеством энергии, — не стал его обнадеживать Шварценберг. — Если бы мы не сделали крюк, забирая этого бесполезного звереныша на Васуки, — попытался вернуться он к прежней теме.

— Или пробыли бы там немного дольше, — заметил Эркюль, напоминая о спешке, в которой одержимый своими грандиозными замыслами Шварценберг покидал планету, даже не удосужившись полностью зарядить аккумуляторы, на что ему потом неоднократно пенял Обезьяний бог.

— Что будем делать, кэп? — поинтересовался еще кто-то из команды настолько робко, что Синеглаз даже не узнал голоса.

Шварценберг отозвался привычной похабщиной, означавшей, что в сложившейся ситуации он предпочел бы обойтись без дурацких вопросов.

— Насколько мне известно, в треугольнике Эхо одна из планет имеет твердую поверхность, — отведя душу, пояснил он. — И у нас с вами появился шанс проверить, так это или нет. Шевелите задницами, салаги безрукие! — возвращаясь к прежнему сварливо-деловому тону, приказал он. — Мне нужны данные для расчета нового курса. И обязательно нужно сделать поправку на гравитацию. Попытаемся совершить посадку, а там видно будет.

(обратно)

Глава 2. Амазонки с пустоши

Багровой пышностью над океаном пылал закат. Ультрамариновые волны лениво ласкали ступени мраморной лестницы, приятно щекотали босые ступни. Легкий ветерок перебирал пышные волосы, норовил распахнуть полы шелкового свободного одеяния, наброшенного на голое тело и скрепленного золотыми застежками с розовыми жемчужинами. Пестрокрылые птицы в дворцовом саду пели своим возлюбленным серенады и эпиталамы, а розы и магнолии цвели жертвенно и бесстрашно, словно не верили в увядание и смерть.

Дочь раджи Сансары принцесса Савитри и сама себе временами казалась всего лишь жертвой, нарядно убранной и умащенной, но все равно обреченной на заклание, птицей, запертой в золотой клетке. И хотя до ее слуха доносились призывные трели соловья, прихотливые, как узор ее одеяния, и никогда не повторявшиеся, а ноздри улавливали ароматы роз, орхидей и амарантов, над которыми россыпью драгоценных камней носились миниатюрные колибри, в душе ее царила лютая стужа. Ибо, когда приходил принц Шатругна, она не слышала от него не то что серенад, а просто доброго слова. Чем она заслужила такое отторжение от того, кого любила всей душой с самого детства и которому с рождения была предназначена в жены?

— Ты чего застыла, дурочка ты моя? Неужто зависла? Или опять воспоминания одолели? Ох уж эти человеческие мозги! Никакого от них проку! Одни только неприятности. Поторопись. Если мы по любому поводу будем застревать на пустоши, не успеем до появления медуз или, не ровен час, на охотников нарвемся.

Насмешливый голос, прогнавший безжалостное наваждение, принадлежал девушке-андроиду с внешностью дэви^[32] и повадками амазонки. Облегающий защитный костюм предохранял хрупкую, как человеческая кожа, оболочку от агрессивного воздействия окружающей среды и выгодно подчеркивал достоинства ладной фигуры.

— Пэгги! Ну я же тебя просила! — умоляюще начала Савитри.

— Неужели ты до сих пор веришь, что он вернется? — тряхнув растрепавшимися под фонарем защитного костюма волосами, фыркнула Пэгги. — После всего, что он с тобою сделал? Ты, конечно, извини, но на твоем месте с этим Шатругной я бы общалась только при помощи скорчера.

Словно в подтверждение своих слов, она прицелилась из внушительных размеров импульсника и одним выстрелом превратила в прах высунувшуюся из-за развороченного контейнера черную тень.

Савитри тоже подняла оружие, но медузы больше не появлялись.

— Отбой, подруга, — хмыкнула Пэгги. — Придется возвращаться. Поищем детали завтра. Не знаю, как ты, а я не собираюсь делиться с этими тварями зарядкой своего аккумулятора. Да и имплантов жалко. При отсутствии органической подпитки они восстанавливаются не так быстро, как хотелось бы.

Савитри тряхнула головой, пытаясь отбросить с лица закрывавшие обзор длинные волосы. Хотя принц Шатругна всегда говорил, что ненавидит подделки, прежде чем поместить ее мозг в тело андроида, он придал новой оболочке черты прежней Савитри, которую во втором рождении так и не признал невестой. Только со стороны левого виска, где находилась соединенная с мозгом материнская плата, имитацию кожи и волос занимал защитный слой.

— Принцесса Савитри умерла двадцать лет назад от синдрома Усольцева! Ты — всего лишь клон, ни на что не годная копия! — обрывал он ее всякий раз, когда она пыталась напомнить ему о брачном договоре, много лет назад связавшем их семьи, когда тщилась поведать о своих чувствах.

А ведь в те годы ее тело еще не превратилось в высокотехнологичный муляж, обманку, созданную в попытке утаить от подданных истинное положение вещей в правящей династии. Вполне ожидаемо, что фальшивка, так и не сыграв свою роль, оказалась на мусорной свалке.

Насмешки судьбы продолжали преследовать и после второй фактической смерти. Имя Савитри означало Солнечная. Ее назвали так потому, что она родилась белокурой и светлокожей, словно в ней внезапно пробудилась древняя кровь наследников Кошалы^[33]. В той жизни она не пропустила ни одного заката и ни одного рассвета, а ее нынешнее существование освещали лишь вспышки далеких извержений и лучи красного карлика, блеклые, как свет полуночи. Рентгеновский пульсар^[34] продолжал наращивать свою массу, поглощая вещество с поверхности звезды-соседа, а присутствие в системе черной звезды вызывало эффект гравитационного красного смещения, из-за которого и без того скудный свет карлика практически полностью поглощался. Хорошо, что зрительные сенсоры андроидов адаптировались к тьме значительно лучше, чем человеческие глаза, что оказалось несомненным плюсом в их извечной борьбе с медузами.

Пытаясь приспособиться к широкому шагу Пэгги, Савитри внимательно вглядывалась в окружающий их безрадостный пейзаж, где гигантские остовы погибших кораблей представлялись искореженными землетрясением горами, а далекие горы напоминали корабли, готовые взлететь. В годы жизни во дворце она нашла бы в этом темном, безжалостном мире свою жестокую красоту и почтила бы ее в форме классической раги^[35]. Сейчас ее взгляд скользил по выпотрошенным и брошенным обломкам в поисках опасности.

Конечно, для андроидов медузы представляли меньшую угрозу, нежели для людей. Все-таки способность видеть в инфракрасном спектре, быстрота реакции и ускоренная регенерация давали возможность играть почти на равных. Однако у обеих амазонок высокотехнологичный макромолекулярный скелет покрывали белковые импланты. А жадные твари предпочитали органику, обшаривая пустоши в поисках колоний простейших, лишайников и мхов, выживавших без фотосинтеза в аммиачно-азотистой атмосфере.

Не пасовали они и перед более крупной добычей, парализуя ее с помощью мощного разряда тока, а потом пожирая. Андроиды и другие механизмы интересовали их с точки зрения пополнения энергии, которую медузы каким-то образом высасывали из аккумуляторов. Охотиться они предпочитали в ту пору, когда на пустоши наступал астрономический день. Видимо, те скудные лучи, которые достигали поверхности планеты, использовались как дополнительная подпитка.

Боковым зрением Савитри заметила какое-то движение возле развороченного и выпотрошенного до основания контейнера для сменных блоков, мимо которого сейчас проходила Пэгги. Черное щупальце потянулось к стройной, предназначенной для соблазнения ножке. И в этот же миг из скорчера Савитри вырвался заряд плазмы. Рука андроида среагировала быстрее, чем человеческий мозг успел что-либо проанализировать.

— Вот падла! Чуть аккумулятор не разрядила! — выругалась Пэгги, запоздало подняв свой импульсник.

Эту решительную амазонку создавали в качестве универсального агента, под ангельской внешностью хрупкой девушки скрывающего смертоносные навыки прицельной стрельбы из любых видов оружия и рукопашного боя. Поэтому разработчики решили разнообразить ее лексикон армейскими шуточками и смачными ругательствами. Или Пэгги сама их нахваталась, когда боролась с повстанцами на Ванкувере и Сансаре.

— Не суди их строго, — неожиданно для себя вступилась за тварей пустоши Савитри. — Медузы сейчас сидят на голодном пайке. За последние полгода ни одного звездолета. А с охотниками они связываться боятся.

— Еще бы! — фыркнула Пэгги, слегка раздосадованная тем, что подруга оказалась быстрее. — У медуз, конечно, мозгов нет, одни рефлексы, а все равно не хотят, чтобы их поймали и использовали для получения энергии. Вот бы и нам так научиться!

— Спроси у охотников, как устроены их ловушки! — решила подыграть подруге Савитри.

— Ну уж нет! — возразила Пэгги. — По своей воле я к этим типам ближе расстояния выстрела больше не подойду. На запчасти мне вроде как еще рано, а в дом увеселений я не вернусь. Мало того, что там приходилось всякий сброд апсарскими танцами ублажать с руками и без, так потом выслушивай от них, какая ты уродина. Видите ли, две руки, две ноги и все остальное, как у людей, это уже не в моде. А меня, между прочим, создавали, используя внешность самых известных красавиц Альянса!

Хотя Савитри не могла в темноте разглядеть черты лица подруги, она отлично знала, что от былой красоты остались только воспоминания. Конечно, морщины и другие присущие людям признаки старости у андроидов могли появиться лишь в том случае, если разработчикам требовалось поместить искусственный интеллект в тело пожилого человека. А вот что касается шрамов и других боевых отметин, от них не спасали ни сверхпрочное покрытие, ни защитный костюм.

Савитри и сама за годы скитаний по пустоши приобрела уже несколько. Один раз они едва разминулись с охотниками, другой — ее кожу возле защитной пластины рассекло щупальце медузы. Что же касалось Пэгги, то большинство шрамов она получила задолго до того, как сбежала из дома увеселений на пустошь. Распознав в миловидной девушке агента «Кобры», повстанцы на Сансаре и Ванкувере не церемонились.

Впрочем, о годах, проведенных в непрерывных боях до того, как ее корабль, подбитый истребителем Содружества, оказался притянут черной звездой и увяз в треугольнике Эхо, Пэгги вспоминала с явной ностальгией. Она по многу раз рассказывала подруге об изнурительных боях на Ванкувере и участии в подавлении мятежей на Сансаре и Кали, называя этот период лучшими годами своей жизни.

Зато о жизни под куполом она говорила скупо и с искаженным ненавистью лицом. А ведь Савитри, которая, потерявшись во время эвакуации с корабля, до города так и не добралась, хотелось бы узнать, каким образом люди, основавшие в этом жестоком месте колонию, ухитряются выживать в непригодной для жизни атмосфере без солнечного света и тепла.

— На нижних ярусах расположен урановый рудник, питающий город энергией, — неохотно рассказывала Пэгги. — Частично для обогрева используется тепло вулканов. Воздух генерируют, смешивая атмосферный азот с кислородом. Его получают, разрабатывая ледники, обнаруженные неподалеку от месторождения. Все, что нужно из оборудования, добывают на пустоши охотники.

— А люди? — смутно беспокоилась Савитри, которая с момента неудачной эвакуации ничего не знала о судьбе своих спутников. — Где они все помещаются? Здесь же потерпели крушение тысячи кораблей. И мы почти не видели человеческих скелетов на пустоши.

— Людей забирают охотники, а что с ними происходит дальше, я не знаю. Вроде бы как-то устраиваются. Всем находится применение по их умениям и способностям. Только вот большинство из тех, кто приходил в дом удовольствий, и на людей-то не похожи. Уроды!

— Что значит уроды?

— Да какая тебе разница? — обрывала обычно разговоры Пэгги. — Видите ли, беспокоит ее, как там люди выживают под куполом. Нормально выживают! Уж поверь, получше, нежели такие, как мы с тобой. Чем снова возвращаться в город, лучше превратиться в бесполезный металлолом тут, на пустоши. И это скоро произойдет, если мы не отыщем сменные аккумуляторы.

И они каждую ночь местных суток поднимались на поверхность и рыскали по пустоши до времени прихода медуз, когда-то добывая детали и блоки, когда-то возвращаясь ни с чем. Последние несколько недель выдались особо неурожайными.

— Все без толку! Ни одного гребаного аккумулятора! — ворчала Пэгги, открывая люк и протискивая тренированное тело внутрь. — Опять придется горючее тратить, динамо-машину запускать! — продолжала она, обшаривая коридор убежища в поисках медуз, которые могли проникнуть внутрь в случае неплотно прилегающего люка или проеденного коррозией отверстия.

Сколько астронавтов лишились жизни, пренебрегая мерами предосторожности на корабле или не имея возможности загерметизировать поврежденные во время жесткой посадки шлюзовые камеры. На этот раз обошлось без незваных гостей. Савитри вслед за Пэгги спустилась в убежище, и они вместе задраили люк.

Оглядывая скудную, спартанскую обстановку их нынешнего жилища, заваленного принесенными с пустоши запчастями и представляющего собой нечто среднее между лавкой старьевщика и ремонтной мастерской, Савитри удивлялась, насколько мало нужно ей сейчас для поддержания жизни. Что же мешало ей не выживать, но жить в обстановке роскошного дворца на родной Сансаре? Неужели и в самом деле правы оказались древние мудрецы, говоря о том, что человеку изначально отпущено определенное количество вдохов, израсходовав которое он непременно умрет?

Пэгги вопросы жизни и смерти волновали лишь в тех случаях, когда их выживанию что-то угрожало. И сейчас наставал именно такой момент.

— Дело ясное, что дело пропащее! — сетовала она, с безнадежным видом запуская примитивный генератор постоянного тока. — Если не найдем аккумуляторы, горючего нам надолго не хватит. В окрестностях убежища пусто, как в голове новобранца. Один никому не нужный хлам. Все ценное мы уже использовали, остальное сгребли охотники.

— А если отсоединить аккумуляторы от скорчеров? — робко предложила Савитри.

— А от медуз как отбиваться? — строго глянула на нее Пэгги.

— Я могла бы не тратить зарядку и питаться мхами, как медузы, — предложила Савитри. — Я же бионический андроид. Могу подзаряжаться и за счет органики.

— Даже не думай, — сверкнула глазами Пэгги, в сотый раз перебирая запчасти. — Здешние мхи — это тебе не деликатесы из дворца раджи. На них долго не протянешь. Надеяться, что произойдет чудо и на пустошь, словно дождь в сезон засухи, упадет новый корабль, просто глупо. Люди тоже не идиоты. Все вменяемые навигаторы, включая пиратов, прокладывают курс таким образом, чтобы обойти этот район стороной. Если только очередной всплеск рентгеновского излучения нейтронной звезды окажется достаточно сильным, чтобы сбить настройки курса или возобновятся столкновения между Альянсом и Содружеством.

Савитри кивнула. Сама она оказалась в треугольнике Эхо, когда лайнер, на котором принц Шатругна в сопровождении своей «невесты» следовал на Равану, был атакован истребителями повстанцев, боровшихся за права нижних варн. Савитри хорошо помнила пожар в жилом отсеке, жесткую посадку, лишившую звездолет возможности даже теоретически покинуть планету, и сумбурную эвакуацию. Корабль оказался сильно поврежден, и выжившие члены экипажа опасались взрыва реактора. Они долго и достаточно бесцельно блуждали по пустоши, и во время одной из стоянок ее, точно ненужный хлам, просто «забыли», когда она заснула. В отличие от других андроидов и той же Пэгги, которым требовалась только энергетическая подпитка, Савитри со своим человеческим мозгом нуждалась в отдыхе.

Все-таки Пэгги говорила горькую правду: Шатругна даже после ее второй смерти не разрывал помолвку лишь для того, чтобы, создав видимость династической преемственности, стать единовластным правителем Сансары. Вот только для чего он вшил в материнскую плату ключ от знаменитой на всю галактику сокровищницы? Другое дело, что шансы попасть туда, как и вернуться на Сансару, для них обоих сейчас стремились к нулю.

Впрочем, в случае с Шатругной никто никогда и ничего не мог сказать наверняка. Они с отцом тоже думали, что он погиб вместе с другими членами совета директоров корпорации «Панна Моти» во время чудовищного взрыва на фабрике восемь лет назад. А он не только успел эвакуироваться, но и вошел в состав коалиционного правительства, упрочив свое положение в правящих кругах Альянса.

— Эй, ты чего? Неужели опять зависла?

Пэгги светила в лицо Савитри карманным фонариком, пытаясь разглядеть глубину проблемы. Савитри заслонилась рукой, и Пэгги с явным раздражением убрала фонарь.

— Я тут перед ней распинаюсь, о важных вещах говорю, а она опять ушла в спящий режим и грезит о своем гребаном принце!

Пэгги в сердцах, если такое выражение стоило применять к андроиду, пнула проржавевший контейнер со вздувшимися аккумуляторами.

— Забудь о нем раз и навсегда! — почти ультимативно потребовала она. — Шатругна тебя бросил, они все тебя бросили.

Савитри знала, что подруга, которой едва ли не на материнскую плату вшили понятия верности долгу и присяге, органически не переносит предательство в любом его виде.

— Они могли погибнуть, — в который раз попыталась защитить жениха Савитри. — Люди, случается, тоже погибают.

— Да, ты права, — примирительно согласилась Пэгги. — Я все время забываю, что люди всегда умирают. Они же не могут себя починить новыми деталями.

Савитри вспомнила тонкий нос с точеными ноздрями и легкой горбинкой, причудливый изгиб губ, приобретший с годами еще большую надменность, кудрявые черные волосы, чуть тронутые сединой. Неужели все эти любимые черты могли перестать существовать?

Она виновато глянула на Пэгги, чувствуя неловкость из-за своей сегодняшней рассеянности. Похоже, она прослушала обсуждение какого-то важного решения.

— Так о чем ты говорила? — примирительно спросила она.

— Объясняла, что на здешней пустоши нам больше ничего не светит, — терпеливо повторила Пэгги, машинально разбирая разложенный на полках убежища хлам.

— И что же нам делать? — не поняла Савитри.

— Пока не кончилось горючее, валить отсюда!

— Но ведь ты сама говорила, что до холмов пешим ходом три дня пути, а флаеры, вертолеты и антигравы, которые мы находили, мало того что совсем разбиты, так еще и выпотрошены.

Савитри не сразу поверила, что не ослышалась. Это убежище, в которое Пэгги привела ее несколько лет тому назад после неудачной встречи с охотниками, оставалось единственным местом во всем треугольнике Эхо, которое создавало иллюзию безопасности.

— От антигравов и флаеров тут никакого толка, — сурово нахмурилась Пэгги. — Охотники не просто так используют танки образца «Дракон» или «Змей Горыныч» на надежном гусеничном ходу и с переходом на ручное управление, поскольку более сложная техника сбоит, — пояснила она, глядя на свою правую кисть.

Высокотехнологичная конструкция в последнее время периодически отказывалась сгибаться.

— Опять? — спохватилась Савитри, подоспевая со сменными деталями. — Давай я тебя починю?

— Пройдет, — сурово отмахнулась Пэгги. — Если по каждому чиху тратить запчасти, когда на самом деле припечет, ничего не останется. Главное, чтоб ты в этот момент находилась рядом, — добавила она, и Савитри показалось, что в ворчливом, охрипшем в отсутствие должной смазки голосе подруги прозвучала нежность, которой в прежней жизни никогда не получалось дождаться ни от Шатругны, ни от отца.

— Такая уж у нас судьба — друг друга чинить, — неловко улыбнулась Савитри.

— Так вот я о чем, — продолжала излагать свой план Пэгги. — Понятно, что в одну ходку до холмов нам не дойти, да и добро особо ценное бросать жалко. Стало быть, надо отыскать какой-то перевалочный пункт, перетащить туда аккумуляторы, горючее и сменные блоки, а потом двигаться дальше. На первое время я все собрала!

С этими словами Пэгги показала упакованные контейнеры со сменными аккумуляторами и запчастями. Савитри испытала нежность напополам с неловкостью. Оказывается, в те часы, когда ее человеческий мозг делал вид, что отдыхает, гуляя по тропам неверных грез о несбыточном прошлом, ее подруга разрабатывала план путешествия, призванного обеспечить им обеим хоть какое-то будущее.

Савитри подумала, что в древние времена на Сансаре так делали земледельцы. Когда пашни вокруг села истощались, снимались с насиженных мест в поисках новых. И чем их нынешняя жизнь на пустоши, усеянной обломками погибших звездолетов, отличается от быта примитивных дикарей? Впрочем, потерпевшие кораблекрушение в пустынных землях во все века становились дикарями. То, что жители города под куполом избежали такой участи и смогли не просто выжить, но и основать жизнеспособное поселение, делало им честь.

Пэгги сравнение с дикарями и рассуждения насчет цивилизованности обитателей города, скорее всего, оскорбили бы. Она считала искусственный интеллект выше человеческого разума и искренне презирала людей, особую неприязнь питая к гражданам Содружества, в котором производство андроидов из этических соображений находилось под запретом.

— Эти гуманисты хреновы просто нас боятся, — хищно ухмылялась она, причисляя подругу к себе подобным, несмотря на человеческий мозг.

— У тебя есть какое-то место на примете? — отвлекаясь от размышлений, спросила Савитри, которая знала, что Пэгги, несмотря на решительность и умение собираться в рисковых ситуациях, никогда не станет действовать наобум.

— Приблизительно в дне пути отсюда и в одном переходе от северного склона находится корабль, — поведала Пэгги, довольная тем, что ее наконец соизволили выслушать. — Охотники избегают его, говорят, там водятся призраки, и он зачумлен. Призраков я не боюсь, а человеческие инфекции нам с тобой страшны не больше, чем людям компьютерные вирусы. Вот я и подумала, что этот звездолет может стать неплохим трамплином в будущую жизнь.

Савитри хотела задать еще какой-то ничего не значащий вопрос (если Пэгги что-то решила, останавливать ее не имело смысла), когда стены их убежища сотряс отдаленный гул. Напоминающий отзвук землетрясения, которые периодически случались на Сансаре, или отдачу от попадания из тяжелого орудия, он вместе с тем шел откуда-то сверху, если не сказать с небес.

— Срочно пакуй все, что хотела бы взять отсюда с собой, и уходим! — скомандовала Пэгги, по-армейски стремительно облачаясь в защитный костюм.

— Что это было? — не поняла Савитри.

— Знак свыше, вернее, просто корабль, — кратко пояснила Пэгги. — Скоро на пустошь сбегутся все охотники, а я не хочу с ними встречаться.

— А как же медузы? — заметалась в поисках мелочей из прошлой жизни Савитри.

— Забудь о них!

Пэгги махнула так и не разогнувшейся рукой и, навьючив на спину и грудь контейнеры, принялась пробираться в сторону выхода.

— В ближайшее время они нам докучать вряд ли станут. Зачем охотиться за ходячими батарейками, когда можно полакомиться свежатинкой.

Савитри скептически покачала головой. Однако, когда они поднялись наверх и отодвинули люк, вблизи не оказалось ни одной медузы. А ведь в это время суток они скреблись по металлу, пытаясь пробраться внутрь. Зато над пустошью словно зажглось новое солнце: над горами медленно снижался корабль.

Принцесса Савитри и принц Шатругна

(обратно)

Глава 3. Оператор без сети

Вспышка лазерной плети вспарывает обморочную пелену, застилающую воспаленные, слезящиеся глаза, и следом за этим измученное тело пронзает жгучая боль. В нос крепче нашатыря ударяет резкий и душный запах сгоревшего мяса, тошнотворный и неотвязный, ибо от собственной плоти, пока теплится жизнь, не убежать. Как не уйти и от сыплющихся один за другим ударов. Нервные клетки посылают ошалевшему мозгу сигнал бедствия. Мышцы рефлекторно сокращаются, выворачивая руки и ноги из суставов и причиняя дополнительную боль.

Впрочем, сегодня привычное истязание палачам почему-то быстро надоедает. Его снимают со стены и ничком растягивают на железной лежанке, к счастью, пока холодной и даже приятно остужающей воспаленные раны. Впрочем, этим извергам недолго накидать на пол горячих углей, чтобы медленно поджарить, или пустить по скобам ток. Но нет, они придумали что-то другое. От этих нелюдей можно ожидать любого изуверства.

И точно, Майло выразительно показывает острый нож, а потом делает на коже спины надрез. Не сказать, что первое прикосновение больнее лазерных плетей, но мучитель продолжает вести вдоль едва зарубцевавшихся ран, следуя замыслу какого-то причудливого узора, а потом медленно, поддевая и подрезая прожилки, начинает сдирать кожу.

Крепко зафиксированное тело дико выгибается в жутких конвульсиях. Хочется кричать, но воздуха не хватает, и связки давно сорваны: из горла вылетает только сип пополам с кровавым кашлем. Тогда откуда доносится этот жуткий звук, который не может, не должно издавать человеческое горло. Дин, дружище, один из лучших пилотов Звездного флота Содружества, верный товарищ со школьной скамьи. Сволочи! Что же вы с ним творите?

Выворачивая руки и шею, удается повернуть голову и увидеть жуткую картину: по ногам Дина бьют тяжелым стальным прутом, перемалывая кости.

— Благодарите за это своего Командора! — глумливо лыбится Майло, поигрывая ножом.

— Точно, благодарите Арсеньева, грязные псы Содружества! — вторят ему Рик и остальные палачи. — Будете знать, как покушаться на жизнь Серого Ферзя!

— Сдохните, суки! — из последних сил выдыхает Петрович, висящий на стене бесформенным куском окровавленной плоти. — Саня, ребята, держитесь!

Арсеньев молчит. Очень непросто говорить, когда тебе фаланга за фалангой ломают пальцы, дробят лучевые и локтевые кости обеих рук, потом принимаются за плечи и ключицы. Он, конечно, Командор, но его тело отнюдь не каменная статуя.

И хочется тоже сказать что-то ободряющее, но в это время Майло разом сдирает кожу со спины, и мир заполняет тьма…

Пабло открыл глаза, жадно хватая воздух ртом, и какое-то время лежал неподвижно, недоуменно разглядывая освещенный пробивавшимся из коридора слабым светом потолок и стандартную комнату в ячейке жилого модуля города под куполом. Опять этот сон, и десять лет спустя переносящий в застенки «Панна Моти» на Раване. Причем неизвестно, что страшнее: вновь переживать все пытки змееносцев или, проснувшись, с горькой очевидностью осознать, что Дина и Петровича больше нет.

Безумная насмешка судьбы. Уцелеть в мясорубке Ванкувера, пережить все ужасы плена, не предав товарищей и не сойдя с ума, вернуться в строй — и лишь затем, чтобы три года спустя сгинуть без вести в заурядном столкновении со змееносцами в районе Васуки. С другой стороны, корабля так и не нашли, и какая-то часть сознания продолжает верить, что Дин, Петрович и остальные все еще живы где-то в другой вселенной, затерянном мире по ту сторону неевклидовых пространств. Тем более что истребитель «Мерани» был оснащен боеголовками нового образца, созданными по чертежам легендарного Маркуса Левенталя.

В последние месяцы мысли об ушедших по Млечному пути друзьях и оружии, производство которого в Содружестве после их исчезновения приостановили, посещали Пабло особенно часто. Может быть, потому, что Маркус Левенталь, так и не увидевший воплощения своей идеи в жизнь, оказался в числе первых жертв треугольника Эхо. Возможно, обломки его звездолета до сих пор лежат где-то на пустоши неподалеку от города под куполом. Конечно, если корабль не притянула к себе черная звезда.

Впрочем, сон про застенок не имел к этим размышлениям никакого отношения, хотя и повторялся с докучливой регулярностью. Но тут тоже удивляться не приходилось. Безнадежность нынешней ситуации невольно наводила на мысли о клетке. Конечно, здесь никто не пытался применить к ним дыбу и лазерные плети. А исследование новых способов передачи информации и использования излучения пульсара в качестве потенциального канала межсети в случае успеха тянуло как минимум на кандидатскую. Однако в городе под куполом они с Бренданом по сути оставались всего лишь пленниками. Причем закинувшая их на эту планету гравитация черной звезды и магнитная нестабильность пульсара тут почти не играли роли.

Пожалуй, Пабло бы сейчас с большей охотой оказался в открытом космосе, когда подбитый змееносцами «Павел Корзун» увяз в треугольнике Эхо и едва не попал в гравитационное поле черной звезды. Брендан, забыв про молекулярную биологию, дневал и ночевал в медотсеке, выхаживая раненых. Лева Деев и Гу Синь пытались скорректировать курс, Тонино Бьянко колдовал над системами жизнеобеспечения, а Пабло как оператору сети и программисту приходилось по десять раз на дню менять коды, отвечающие за распределение плазмы.

Потом почти три месяца они держали оборону на пустоши, противоположный край которой оккупировали змееносцы из числа преследователей. Кшатрии Альянса тоже попали в зону гравитационной аномалии черной звезды. Конечно, противостояние не имело смысла. Все прекрасно понимали, что энергоресурсов и кислорода надолго не хватит, а им еще приходилось отбиваться от охотников и отпугивать ярким светом охочих до живой плоти медуз. Однако ежедневные обстрелы и отражение кибератак на генераторы защитного поля давали хоть какую-то иллюзию борьбы, а присутствие верных товарищей укрепляло веру в благополучный исход. Пускай даже не в этой жизни.

В городе под куполом хватало и энергии, и воздуха, и еды, но с самых первых дней их преследовали тотальный надзор и сплошные недомолвки. И никакой перспективы найти выход или хотя бы узнать о судьбе Левы и других ребят. А ведь их ждали на недавно возвращенном Содружеству Ванкувере, где вскоре после ухода змееносцев снова началась эпидемия синдрома Усольцева и по странному совпадению рухнули все основные сервера.

Эх, почему только врачи запретили Командору лететь. Брендан, конечно, хороший парень, опытный хирург и талантливый вирусолог — лучший из учеников Арсеньева. Но он пока еще пацан, вундеркинд, за которым нужен глаз да глаз. А вот если бы здесь оказался его наставник, он бы что-нибудь придумал. С другой стороны, нехорошо было бы лишать Риту мужа, а Олежку отца. Пабло и сам переживал, как там мать и Семен Александрович, которые вот уже полгода числили его пропавшим без вести. Одна надежда, что Сергей сумеет выкроить время между своими бесконечными гастролями, чтобы их поддержать, а Алехандро хотя бы ненадолго возьмется за ум, забыв про подвыподверты своего острого пубертата.

Пабло поднялся, глядя, как автоматически сложившаяся постель задвигается в стену. Как и в большинстве городов купольных конструкций, здесь экономили место. Даже в гидропонном саду, гордости местных ботаников и генных инженеров, растения тянулись вверх, будто надеялись добраться до лучей красного карлика. Впрочем, наличие на планете азотистой атмосферы и обнаруженные первыми поселенцами обширные ледники, соседствовавшие с гигантскими залежами урановых руд, позволили создать в научном блоке условия едва ли не лучшие, нежели на Каллиопе или Лее. С другой стороны, их с Бренданом на нижние ярусы до сих пор не пускали.

— Вам нечего там делать. Там нет работы для специалистов такого высокого уровня, — терпеливо, будто преподаватель на лекции, объяснял глава научного отдела Города профессор Нарайан.

При этом на его чеканном, хотя слегка оплывшем лице появлялось выражение такой брезгливости, что хотелось метким ударом изменить форму его точеного носа.

— Не беспокойтесь, — добавлял профессор, кривя надменный рот в лживом подобии доброжелательной улыбки. — Ваши друзья спокойно трудятся по своему профилю. На электростанции и горно-обогатительном комбинате нужны квалифицированные инженеры и рабочие.

— Но наши пилоты кшатрии, а не какие-то там грязные шудры! — попытался качать права Амитабх — оператор сети змееносцев, с которым Пабло в течение трех месяцев вел изнурительную дуэль, а теперь вынужденно работал бок о бок.

Коллега из Альянса переживал еще острее. Из всего экипажа в научном блоке оставили только его. О судьбе пилотов, артиллеристов и абордажников он тоже ничего не знал.

— Здесь нет деления на варны, — со скучающим видом пояснил профессор Нарайан, перейдя на язык Альянса, который, судя по всему, был ему родным. — Возможно, если ваши пилоты и артиллеристы докажут свою лояльность, им найдется место в полиции или среди охотников, но к этой ответственной службе мы не допускаем новичков.

Пока Пабло и Брендан со злорадным удовольствием наблюдали за вытянувшимся лицом Амитабха, профессор Нарайан продолжал:

— Наш город похож на улей, где каждый житель знает свое место. Ученые ищут пути наиболее рационального использования ресурсов и способы выживания в неблагоприятных условиях этой планеты. Шахтеры добывают руду и лед, из которого мы получаем кислород и воду. У тех, кто здесь оказался, единственная задача — выжить. Мы все в одной лодке, вернее, ковчеге, затерянном во враждебной пустыне. На помощь извне рассчитывать не приходится. Те жалкие подачки в виде семян растений и жизненно необходимого оборудования, которые наши охотники временами находят на потерпевших крушение кораблях — это всего лишь крохи по сравнению с реальными потребностями жителей. При этом нам всем невероятно повезло, что более тридцати лет назад на планету совершил вынужденную посадку и навсегда остался корабль, на котором геологи и строители везли готовые конструкции и оборудование для создания жилого купола на Лее.

Пабло не мог не признать, что сам по себе город, который он сначала принял за мираж, — грандиозное сооружение, результат сочетания инженерного гения, нечеловеческого упорства и определенной доли везения. Тот корабль с оборудованием и строительными модулями мог ведь и просто разбиться или сгинуть в ненасытном зеве черной звезды. Вот только устройство купольной конструкции тут сильно отличалась от моделей, принятых в большинстве подобных городов на планетах Содружества и даже окраинных миров.

Хотя на нижних ярусах располагался не только рудник, но и предприятия, производящие энергию и жизненно важное оборудование, кислородные генераторы и системы очистки воды находились наверху. И только с верхних ярусов существовал выход на ферму и плантации, где под неусыпным наблюдением биологов и генных инженеров выращивались корнеплоды, бобы, свежая зелень и даже фрукты.

— Между ярусами города происходит равнозначный обмен, — елейным голосом пояснял профессор Нарайан. — Нам, чтобы выращивать растения, кормить животных и вести научную работу, нужны энергия, оборудование и вода, а жителям нижних ярусов, так же как и нам, необходим воздух и продовольствие.

— Только если произойдет сбой в энергосистеме, то и животные, и растения, и люди наверху какое-то время протянут на резервах аккумуляторов, — играл желваками Брендан. — А вот если внизу наметится какой-то бунт, подручные нашего дорогого профессора просто перекроют воздух.

Пабло товарища прекрасно понимал, как и не верил в равенство «нижних» и «верхних». Он еще не забыл, в каких нечеловеческих условиях трудились рудокопы на сербелианских алмазных выработках «Кимберли Инкорпорейтед», пока они с Командором не вывели руководство компании на чистую воду, пускай даже ценой шести месяцев плена на Раване. В числе узников шахты «Альтаир» вместе со Славой Капеэсэс находился и отец Брендана. А ведь эти преступления совершались на территории Содружества, где права человека хотя бы прописывались в законах.

— Ладно, Вундеркинд, не кипятись, прорвемся! — пытался хоть немного успокоить товарища Пабло. — Не думаю, что Леву, Гу Синя и пилотов змееносцев привезли в город в качестве сырья для биореакторов. Здесь и урана все-таки хватает.

— Вот именно, — нахмурился Брендан. — В городе даже наверху уровень радиации в разы превышает норму!

В его серых глазах пылал огонь, так что казалось, будто, рассыпая искры, встречается со сталью сталь.

— Всем обитателям верхних ярусов, включая кур, кутулухов и свиней, мясо которых мы едим, в пищу добавляют синтезированный йод. А вот рыба из подземного озера зачастую просто фонит.

— По самым скромным оценкам, залежи урана на планете могли бы поспорить с сильфидскими тритиевыми разработками, — развел руками Пабло.

— Если бы только кто-то придумал, как преодолеть притяжение черной звезды и наладить экспорт, — кивнул Брендан, который тоже остро переживал невозможность вернуться.

На Сербелиане его оплакивали отец-проходчик и мать-учительница.

— Вот я и говорю, что профессору Нарайану и остальной верхушке нет никакого резона отправлять рабочих копать лопатой уран безо всякой защиты, — вернулся к обсуждению Пабло.

— Не знаю, не знаю! — покачал головой Брендан, позаимствованным у Арсеньева жестом убирая со лба непослушную темную прядь. — Ты помнишь охотников?

— Мерзкие типы, — отозвался Пабло, вспоминая, как рейнджеры из города курочили их корабль.

— Они практически не похожи на людей.

— В такой кустарной броне любой сойдет за негуманоида, — пожал плечами Пабло.

— Дело не в экзоскелете, я видел их лица, — нахмурился Брендан.

— При таком уровне радиации мутации неизбежны, — вспоминая страдающих от тяжелых генетических заболеваний жителей Каллиопы и других окраинных миров, вздохнул Пабло.

— Я подозреваю, что в случае с охотниками они являются результатом направленного воздействия.

— Думаешь, наших ребят? — от чудовищности предположения Пабло похолодел, чувствуя, как шевелятся волосы на голове и наливаются болью старые, давно залеченные раны.

Он слишком хорошо помнил, каково это — быть подопытным или стать сырьем для биореактора. Хотя их с Командором и ребятами донорство продолжалось всего несколько дней, воспоминания об этом до сих пор являлись в кошмарах.

— Я почти в этом уверен, — жестко отозвался Брендан. — Под куполом проводится какой-то чудовищный эксперимент, и мы все его участники.

Пабло оделся и вышел в коридор. Часы показывали пять тридцать утра по местному времени. Так рано на научном ярусе вставали только техники и сотрудники пищеблока. Значит, до начала работы остается еще два с половиной часа.

Он с тоской подумал о том, что в прежней жизни проблемы с графиком труда для него не стояло. Даже на Васуки, где не существовало канала межсети, в его распоряжении в любое время суток была система внутренних коммуникаций, и помимо трех кораблей он поддерживал связь со спутниками. В городе под куполом вся информация тщательно кодировалась, допуск к компьютеру производился только по согласованию со службой безопасности. Эти меры предосторожности, пожалуй, угнетали даже сильнее невозможности послать весточку родным или жизни без солнечного света в замкнутом пространстве на орбите притянутого черной звездой медленно поглощаемого аккретором умирающего красного карлика.

— Оператор без сети, — с горечью шутил Пабло.

Он делал вид, что сотрудничает с руководством города и пытается проложить канал, который позволил бы, использовав в качестве передатчика излучение пульсара, наладить связь с пролетающими мимо кораблями. В чем смысл этой работы, он представлял себе достаточно смутно. Двигателя, способного преодолеть притяжение черной звезды, в галактике пока не существовало. Говорили, над чем-то подобным работал Маркус Левенталь. Но его след затерялся, а исследование осталось не завершено.

Поэтому более актуальной для себя задачей Пабло считал поиск доступа к системе безопасности. Хотелось понять, что же за дичь тут под куполом творится и что заставляет профессора Нарайана кодировать информацию, словно они находятся на секретной базе Альянса. Пока работа продвигалась тяжело и медленно. Только недавно Пабло с немалым трудом получил доступ к технической документации, которая позволяла понять основные принципы работы шахты, горно-обогатительного комбината и систем жизнеобеспечения. Однако при попытке внедриться в программу системы блокировки дверей его ждало разочарование. Доступ к нижним уровням осуществлялся исключительно вручную и только с письменного разрешения профессора Нарайана. А сами гермозатворы находились под круглосуточным наблюдением.

Поэтому пока Пабло сосредоточился на базе личных данных, пытаясь отыскать хоть намек на информацию о судьбе экипажа их корабля, и уже нащупал скрипты, уязвимые для атаки. Теперь оставалось только улучить момент, чтобы внедрить код и получить доступ. Но для этого требовалось войти во внутреннюю сеть.

Поскольку сон испарился бесследно, а сидеть без дела Пабло не привык, он спустился в спортзал, предвкушая долгую тренировку в приятном уединении.

В юности на Ванкувере и потом на Сербелиане всем видам спорта он предпочитал серфинг. Однако в последние годы совсем забросил тренировки, болезненно напоминавшие ему о Дине, вечном сопернике и партнере, переключившись на плаванье и обязательный для всех бойцов подразделения «Барс» флай. Изломанное змееносцами тело, хотя после восстановления не сбоило на марш-бросках и во время перегрузок, однако требовало постоянного внимания, не позволяя выйти из формы. Конечно, тренировку лучше проводить не с помощью программы-симулятора, а в традиционном спарринге, но будить Брендана Пабло не хотелось. Пусть поспит малец. Может, во сне что-нибудь дельное придумает.

Несмотря на ранний час, насладиться одиночеством в тишине спортзала не получилось: в бассейне уже кто-то плескался. Приглядевшись повнимательней, Пабло узнал ладную, гибкую и необыкновенно женственную фигуру. Доктор Кристин даже в небольшом резервуаре здешнего бассейна умудрялась двигаться как существо, для которого вода является родной стихией. Изящная и грациозная, отделенная от остального мира пластинами прозрачного стеклопласта, она выглядела нереидой, неизвестной прихотью судьбы оказавшейся на планете, где дающая жизнь влага встречалась лишь в твердом состоянии.

Приглядевшись повнимательнее, Пабло заметил странную особенность. Доктор Кристин вот уже минут десять наматывала круги на глубине, не снижая скорости и не поднимаясь на поверхность. При этом наметанный взгляд опытного ныряльщика не видел никаких специальных приспособлений. Интересно, какими тренировками достигается подобное умение?

Впрочем, застыть в восхищенном созерцании на небольшом отдалении от бассейна Пабло заставили отнюдь не размышления о необычных способностях этой удивительной девушки, чей смех напоминал серебряный колокольчик, а один лишь звук голоса побуждал мысли совершать крутой поворот оверштаг. В докторе Кристин Пабло нравилось абсолютно все. И острые груди, сейчас подчеркнутые обтягивающей тканью купальника, и ямочка между ключицами, и лучистые голубые глаза, и молочно-белая, почти прозрачная кожа в синих прожилках вен, и облако золотых волос. А еще она улыбалась застенчиво и загадочно, почти как его мать.

Следовало признать, что он влюбился. Главное, нашел время и место. Как будто кроме нее во вселенной не существовало никаких женщин.

Пока, правда, их общение не выходило за рамки дружеских посиделок после работы. Кристин, родившаяся под небом Эхо, жадно впитывала все рассказы о мире, в который ее не желала выпустить упрямая черная звезда. А уж когда Пабло или Брендан заводили речь о солнце или море, на ее лице появлялось нежное, мечтательное выражение человека, который, приложив к уху морскую раковину, пытается услышать, как перекатывает седые валы величественный океан. В этот миг она казалась такой хрупкой и желанной, что Пабло, не задумываясь, нырнул бы в черную дыру или еще раз пережил все пытки на Раване, если бы это помогло ей увидеть мир за пределами Эхо.

— Между прочим, подсматривать нехорошо! — раздался над ухом насмешливо-ехидный голос Брендана.

И этот молокосос, только пару лет как выпустившийся из института, будет еще ему указывать? С другой стороны, Брендан давно уже не тот испуганный мальчишка, которого они на Васуки вытаскивали из лабиринта монстров, и даже не тот упрямый юнец, который работал волонтером в госпитале Мураса во время эпидемии синдрома Усольцева. Да и любовных побед в двадцать шесть лет на его счету едва ли не больше, чем у Пабло в тридцать пять.

Именно этот шлейф неисправимого ловеласа, на который не раз пенял ученику Арсеньев, и заставлял Пабло напрягаться и ревновать. Брендан мог говорить что угодно, но в то же время сам бросал в сторону бассейна достаточно недвусмысленные взгляды кота, высматривающего в аквариуме золотую рыбку. А ведь он, будучи коллегой Кристин, проводил рядом с ней куда больше времени!

«Ну берегись, красавчик, в сегодняшнем спарринге тебе пощады не будет».

Конечно, Командор неплохо натаскал подопечного, показав все основные приемы и финты, но боевого опыта Брендан имел пока немного. Хотя после трагедии на Васуки и гибели Наташи Серебрянниковой, в которой Содружество обвинило Альянс, старое противостояние вновь перешло в горячую фазу, активных боевых действий пока не велось. Поэтому Брендану, совмещавшему в Звездном флоте службу исследователя-вирусолога и военного врача, не так уж часто приходилось менять лазерный скальпель и нано-манипулятор на скорчер и макромолекулярный клинок.

— Что, Вундеркинд, не спится? — небрежно поинтересовался Пабло, принимая боевую стойку.

— Просто разговор есть, — мигом посерьезнел Брендан, отвечая на вызов.

Хотя они встречались каждый день после работы или во время обеденного перерыва, поговорить о насущных проблемах и тем более обменяться добытой информацией им удавалось нечасто. Служба безопасности города неусыпно следила за обоими. Приходилось использовать любой повод, чтобы ее обмануть. И спортзал был едва ли не единственным местом, где они могли переговорить, не вызывая подозрений.

Какое-то время они обменивались ударами и блоками. Сначала, как обычно, разминались, потом ускорили темп, используя в качестве опоры не только пружинящее покрытие пола, но также стены и потолок. Брендан немного уступал Пабло ростом и длиной рук: все-таки сила тяжести на родной для Вундеркинда Сербелиане немного превышала земную. Однако он был превосходно сложен и двигался безукоризненно, копируя плавную слитно-текучую манеру своего наставника. Эдакий Командор в миниатюре. Вот только в случае с Пабло тактика копирования почти не работала. Все эти повороты, перекаты и финты он знал наизусть, а импровизировать Вундеркинд еще не научился.

Впрочем, желание наказать товарища за зубоскальство у Пабло уже давно отпало. Он не столько нападал и оборонялся, сколько следил за мельканием ловких, тренированных рук противника, и не только потому, что не хотел проиграть. Не имея возможности говорить о насущном в открытую, в движениях флая они с Бренданом зашифровали целый язык, взяв за основу систему старинного флотского семафора. Благо оба выросли у моря и в юности грезили о парусных кораблях.

«Что-нибудь удалось узнать?» — поинтересовался Пабло, старательно совершая сложный обходной маневр.

«Кто из членов совета директоров «Панна Моти», помимо Феликса, курировал программу «Универсальный солдат»?» — взволнованно просигнализировал Брендан, поспешно делая сальто назад.

Не ожидавший такого вопроса Пабло чуть не отправил его в нокаут.

«Ее же признали неэффективной», — с сомнением просемафорил Пабло, не понимая, куда клонит дотошный Вундеркинд.

«В том виде, в котором ее предлагал Феликс, да, — пояснил Брендан, в новой атаке демонстрируя прекрасный удар левой с разворота. — Но ты же знаешь, что выделенный из крови Командора и Маргариты Арсеньевой препарат, который улучшает реакцию, выносливость и регенерацию, теперь вводят всем пилотам и абордажникам. И у змееносцев в этом направлении велись параллельные исследования».

Пабло кивнул, обдумывая сказанное. Он имел все основания доверять товарищу. Все-таки Брендана не зря прозвали вундеркиндом. Ему не исполнилось тринадцати, когда он выиграл олимпиаду Содружества по молекулярной биологии. Поэтому Арсеньев допустил талантливого подростка к лабораторной работе еще на Васуки. Другое дело, что направление, которое принимал их разговор, совсем не радовало.

«Ты хочешь сказать, профессор Нарайан мог иметь отношение к этим разработкам и теперь использует наших ребят в качестве подопытных?»

«Я недавно выяснил, что в его лаборатории ведутся эксперименты по созданию новой модификации человека, способной противостоять воздействию радиации и любой другой агрессивной среды, и пытаюсь понять, откуда растут корни», — отозвался Брендан, выплескивая свое негодование в максимально жесткой атаке.

«Ты сам это раскопал или тебе дали наводку?» — на всякий случай спросил Пабло, понимая, что безопасники могли устроить и провокацию.

«Твоя гидропонная нереида поделилась, — заговорщицки усмехнулся Брендан, указывая на бассейн. — Она сама об этом недавно узнала и пришла в ужас. Думаю, она могла бы стать нашим союзником».

Хотя Пабло задела фамильярность несносного Вундеркинда, он подумал, что Кристин и в самом деле похожа на хрупкий оранжерейный цветок, нуждающийся в защите.

«Не смей ее впутывать! — резче, чем следовало, отозвался Пабло. — Это слишком опасно».

«Тогда хотя бы пригласи ее на свидание, пока это не сделал кто-нибудь другой, — возвращая на лицо прежнюю легкомысленную улыбку, посоветовал Брендан. — Она же только о тебе во время перерывов и говорит!»

Пабло украдкой глянул в сторону бассейна, пропустил удар и кубарем покатился по покрытию. Вынырнув на поверхность и удобно устроившись на бортике, за ними наблюдала доктор Кристин.

Неуклюже поднимаясь на ноги и потирая ушибленный бок, Пабло про себя отметил, что, проведя на глубине не менее четверти часа, она совсем не запыхалась, да и нежное лицо с лучистыми глазами выглядит белокожим, но не бледным.

— Ну же, давай! Действуй! Сейчас самый благоприятный момент, — зашипел в ухо Брендан.

Пабло досадливо от него отмахнулся. Он не какой-то сосунок, чтобы его поучали. Задетый ехидством Вундеркинда, он набрался смелости и дождался Кристин после душа.

— Интересуетесь флаем? — спросил он, удивляясь, каким чужим и неестественным звучит собственный голос.

— У вас хорошо получается, — улыбнулась Кристин, собирая влажные волосы в небрежный узел. — Наши охотники так не умеют.

Пабло подумал, что ее алые губы, когда она улыбается, становятся похожи на распустившуюся розу. Жаль, что под куполом, экономя ресурсы, совсем не выращивали цветов.

— Я мог бы показать Вам несколько приемов на всякий случай, — наобум предложил он, не очень представляя эту хрупкую девушку на татами.

— Сейчас уже поздно, — уклончиво отозвалась Кристин, оправляя манжеты наглухо застегнутого комбинезона. — Пора идти в лабораторию. Разве только вечером.

Сопровождаемый одобрительными жестами Брендана, Пабло проводил ее до входа в зону стерильности и условился о времени встречи.

Работа сегодня спорилась. Казалось, еще чуть-чуть — и на волне рентгеновского излучения пульсара сквозь пространство и время отправится послание: «Я люблю Вас, Кристин» и найдутся коды к каким угодно серверам. Но нейтронная звезда безмолвствовала, ей не было дела до людских чувств. А вот сервера на волне вдохновения решили-таки свои тайны приоткрыть. Пабло не только благополучно взломал базу личных данных, но и добрался до секретного досье заведующего научным отделом.

«Шатругна Нарайан, — узнал он наконец полное имя профессора. — Член совета директоров корпорации «Панна Моти». Куратор программы «Универсальный солдат».^[36]

Перед глазами безумной кавалькадой пронеслись тоннели шахты «Альтаир» и обезумевшие подопытные, атаковавшие их на подступах к лаборатории, разряд парализатора и магнитные наручники, защелкнутые на запястьях, опасная игра по дезинформации врага и тайному взлому базы данных и бесконечные недели каждодневных пыток без надежды найти покой даже в смерти.

Дальше читать не имело смысла. Там значилось про какую-то невесту, потерявшуюся во время эвакуации на пустоши, и про работу по преодолению негативного воздействия радиации. Но какое это сейчас имело значение? Городом руководил один из членов совета директоров преступной корпорации, торговец человеческой смертью, безжалостный убийца, один из тех, кто обрекал людей на жуткие мучения, кто подписывал им с Командором, Дином и Петровичем смертный приговор.

Пабло поспешно вышел и уничтожил все следы взлома. Затем какое-то время, пытаясь успокоиться, смотрел в панорамное окно верхушки купола. Одна из привилегий научного отдела заключалась в возможности изо дня в день созерцать черный небосвод, залитую красноватым свечением пустошь с искореженными остовами погибших кораблей. Сегодня, впрочем, чернота неба, на краю которого притаился невидимый пульсар, выглядела не просто равнодушной, но почти пугающей. Пылающим знамением кометы на равнину опускался корабль.

Пабло и Кристин

Брендан

(обратно)

Глава 4. Мартышки и медузы

— Какой осел парусоухий учил тебя прокладывать курс? А где, дубина, поправка на рентгеновские помехи пульсара и гравитацию черной звезды? А ты что возишься, недоумок? Кто так распределяет газы в маневровых? Думаешь, если руки золотые, то неважно, из какого места они растут?

В последние дни Саав Шварценберг ругался раза в два чаще, чем обычно, срываясь не только на «несносного мальчишку» и «тупого кошака» Синеглаза, но и на заслуженных ветеранов, таких, как Эркюль, чернокожий здоровяк и непревзойденный абордажник Шака или командир артиллеристов Таран.

— Дармоеды хреновы! Потроха вам в глотку! Только еду и воздух на вас приходится тратить! Почему у нынешних амортизаторов нет функции анабиоза, как на старых добрых фотонных звездолетах времен первых десятилетий освоения большого космоса?

В самом деле, пока все ресурсы корабля были направлены на борьбу с двумя наиболее опасными звездами системы Эхо, членов экипажа, не занятых непосредственно в управлении, капитан считал лишними ртами. Поскольку никто не знал, когда удастся пополнить припасы, да и удастся ли это сделать вообще, порции и без того скромного рациона уменьшили вдвое. А Синеглазу приходилось и вовсе довольствоваться объедками, едва ли не побираясь у мартышек, которых упрямо продолжал кормить из своей доли Эркюль.

— Пусть скажет спасибо, что я не выкинул его в открытый космос, как бесполезный балласт! — отрезал Шварценберг, когда Эркюль в первый раз удивился, не найдя порции юного гардемарина.

— Зря ты так с ним, кэп, — пытался урезонить капитана Обезьяний бог. — Мальчишка ни в чем не виноват. К тому же он еще может нам пригодиться.

— В треугольнике Эхо? — огрызнулся Шварценберг. — Не думаю. Гравитационная аномалия, знаешь ли, это не защитное поле. Кошачьими лапками не отключишь. К тому же я разве, Хануман, запрещаю? Корми всех мохнатых ублюдков, сколько влезет. Отдай им свою порцию, делов-то. Тебе, думаю, и собственных жировых запасов хватит.

— Но-но, кэп! — обиделся Эркюль. — Когда я подписывался на любой кипиш, я специально подчеркнул, что голодовка сюда не входит!

— А я разве обделяю в чем-то лично тебя? — парировал Шварценберг. — Ну а дополнительный паек мы не оговаривали. Скажи спасибо, что мы твой зверинец в целях продовольственной безопасности не пустили в расход, — продолжал он, свирепо щелкая суставами экзоскелета и явно наслаждаясь замешательством Эркюля. — Но обезьян я держу на крайний случай. Когда и их съедим, останется только прелые шкуры из нашего груза варить! Если до этого не упадем в пульсар или не окочуримся от удушья!

Так и пришлось Эркюлю делить свою долю на десятерых, включая Синеглаза. И хотя мартышкам требовалось не так уж много, на всех явно не хватало. Тем более, увлекшись, Эркюль мог съесть все сам или скормить мартышкам.

— Ой, извини, малыш! Я думал, там осталось что-то еще, — разводил он руками, в которых, несмотря на регулярное недоедание, пухлости почему-то не убавлялось.

— На, покорми парня! — сжалившись, отдавал половину бруска сухого концентрата Шака.

— Эта преснятина в рот уже не лезет, — соглашался с ним Таран, — а бухло на борту проклятый кибер запретил.

Никогда еще в своей жизни княжич, выросший в довольствии и неге дворца, не знал, что такое голод. Детские капризы, когда он отказывался от обеда, желая досадить докучливым воспитателям, или пропускал дневную трапезу, слоняясь по улицам Царского Града, чтобы его только не засадили учить ненавистное Предание и скучные храмовые знаки, не стоило принимать в расчет.

Он, конечно, слышал о тяжелых временах, которые после победы царя Арса и великого исхода на Равану пришлось пережить его предкам-асурам, оставшимся в Сольсуране. Отец рассказывал, как они скитались по дорогам, прося подаяние, но никто из людей не подавал. Те же из них, кто укрылся в краю болот, и вовсе питались лягушками и червями или охотились на мелкую дичь. Со временем они утратили способность принимать человеческий облик и воспроизводить звуки осмысленной речи. Но одно дело слушать страшные рассказы после сытного ужина, задремывая у догорающего очага, а совсем другое — постоянно ощущать докучливый голос голодного желудка, сопровождаемый приступами слабости или тошноты.

Синеглаз с тоской вспоминал медовые лепешки, копченую табурлычину, жаркое из мяса косуляк с молодыми побегами травы. Все эти лакомства он ел во дворце каждый день и еще капризничал, вспоминая диковинные яства вестников, и в первые дни на борту «Нагльфара» питался исключительно мороженым и шоколадом. Благо тогда его никто не оговаривал и даже не считал бесполезным балластом.

Сейчас бы он, пожалуй, не отказался от рагу из лягушек и червяков, но на звездолете не водились даже крысы. Мартышек Синеглаз не трогал сознательно. Эркюль единственный добывал какую-то еду, идя на невероятные ухищрения и не гнушаясь воровства. Поэтому сейчас, как никогда, княжич боялся обратиться. В облике Роу-Су он бы точно не сумел контролировать свои инстинкты, и вряд ли только мартышкам пришлось бы пожалеть, что на борту находится оборотень.

К счастью, отец больше не использовал свой древний дар. Любое обращение отнимало у него слишком много сил. После смены облика князю Ниаку приходилось какое-то время ходить в звериной шкуре, и с каждым разом все труднее давалось обратное превращение в человека.

С другой стороны, Сигеглаз даже жалел о том, что лишен возможности перекинуться в горного кота. В теле Роу-Су он смог бы успокоить себя хотя бы мурлыканием и меньше бы страдал от разреженного воздуха и перепада температур. Во всех помещениях корабля, кроме рубки, кислородные генераторы и системы климат-контроля работали на половине мощностей, поэтому тропическая жара, сопровождаемая духотой, неожиданно сменялась душным холодом.

— Ничего не поделаешь, малыш, — объяснял Эркюль, кутая Синеглаза в меховой комбинезон, который через пять минут приходилось снимать. — «Нагльфар» — очень старый звездолет, видавший и лучшие времена. Ходовая часть у него, конечно, ого-го! По скорости и маневренности он заткнет за пояс любой истребитель, и это не раз спасало нам со Шварценбергом жизнь. Но вот что касается начинки, тут надо либо все менять, либо постоянно ставить заплатки. На верфях Содружества, пока Саав с ребятами парился в их тюряге, корабль, конечно, слегка подлатали. Семен Савенков не мог допустить, чтобы такой добрый звездолет бесславно сгнил. Но все равно. Где тонко, там и рвется, а сейчас, тем более, мы идем на пределе возможностей.

— Только бы не разгерметизация! — болезненно реагировал на холод Шака. — Лучше уж сразу аорту вскрыть!

— Зачем вскрывать? Она и так разорвется вместе со всеми остальными сосудами, когда от перепада давления из тебя в один миг вытечет вся жидкость, а потом тело размажет по стенкам! — сурово расхохотался безбашенный Таран. — Что до меня, то после пяти лет на нарах Содружества мне любая разгерметизация нипочем.

— Вот и задуй сопло! Хватит ребенка пугать! — по-отечески обнимая съежившегося в углу Синеглаза, пытался утихомирить товарища Эркюль. — На такой случай есть амортизаторы, да и скафандров хватит на всех!

Синеглаз в досаде подумал, что на борту вряд ли найдется спецкостюм, сконструированный с учетом анатомии Роу-Су. Да и для мальчишки его возраста вряд ли что-то подобрать удастся.

Когда «Нагльфар» перешел на маневровые двигатели, отключили еще и гравитацию. Впрочем, с этой напастью Синеглаз достаточно быстро освоился. Ему даже понравилось левитировать по отсекам в компании мартышек, которых невесомость тоже, судя по всему, забавляла. А вот когда они приблизились к коварной черной звезде, и сила ее притяжения навалилась разом, увеличивая вес любого предмета вдвое или втрое, Синеглаз даже выбраться из амортизатора не смог.

— Ничего, малец, скоро это пройдет, — успокаивал княжича Эркюль, бережно устраивая рядом с ним мартышек. — Возле нейтронной звезды и красного карлика должно стать полегче. Только бы этот проклятый пульсар не сбил нам настройки!

Пульсар. Это страшное название звучало приговором. Коварная нейтронная звезда, подобно береговым пиратам, заманивающим корабли на свет ложного маяка, создавала помехи, отправляя звездолеты в пасть ненасытной черной звезды. Думается, жители травяных лесов, одушевлявшие силы природы, сочли бы этих недружелюбных родичей Владыки Дневного света одним из демонов, порожденных злобой Хоала, ибо, как и в Нижнем Мире, в треугольнике Эхо не действовали обычные законы природы. Синеглаз представлял себе гигантского паука-птицелова, раскинувшего свои тенета посреди вселенной.

— Любой рентгеновский пульсар похож на эксплуататоров Альянса, — на свой революционный лад объяснял Эркюль. — В отличие от остальных нейтронных звезд, расходующих собственную энергию вращения на излучение, этот гад живет за счет других: наращивает массу и скорость, засасывая вещество с поверхности соседей.

— А черная звезда?

— А про нее тебе лучше и вовсе не знать, ибо этот гравитационный монстр галактику проглотит — не подавится.

Синеглаз эти объяснения слушал, мотал на ус, разумеется, кошачий, но легче от знания ему не становилось. Впрочем, он уже и ругань капитана воспринимал словно докучливый фон, почти не запоминал ярких идиом, как и все остальные, сосредоточенный на одной задаче — выжить.

— Понимаешь, малыш, — объяснял Эркюль. — Даже если мы сядем на ту планету, что само по себе проблематично, ничего хорошего нас не ждет. Атмосфера там для дыхания непригодна, температура — слишком низкая. А где зарядить аккумуляторы, никто не знает. Там каждый год пропадают десятки кораблей, и ни один пока не вернулся.

Слушая эти «утешения», Синеглаз едва сдерживался, чтобы, как маленький, не расплакаться от обиды. Как же глупо все получилось! А он-то размечтался! Но мог ли он знать, что увеселительная прогулка, на которую походило начало их путешествия, закончится катастрофой? Он ведь даже не попрощался с матушкой! Беспечно думал, что скоро вернется.

Синеглаз вспомнил, как по уговору с Эркюлем тайно выбрался из дворца. Проскользнуть мимо охраны для него никогда не составляло проблемы. Прохладный ночной ветер перебирал его волосы, пока они летели до корабля на вертолете, внизу в свете трех лун поблескивало прозрачное зеркало Фиолетовой, и в воздухе ощущался легкий запах тины. Княжич упивался полетом и радовался, что отец даже не сможет снарядить за ними погоню. После ухода с планеты вестников во дворце, конечно, остался вертолет, которым князь Ниак худо-бедно умел управлять. Но за космическим кораблем на таком драндулете точно было не угнаться, а кроме контрабандистов Шварценберга на Васуки больше никто не садился.

Неужели Великий Се и духи-прародители решили покарать Синеглаза за сыновнюю непочтительность и непослушание? Или его настигла кара за грехи отца? А он так хотел доказать, что достоин стать наследником царского престола. В конце концов, в жилах его матери текла кровь древних сольсуранских владык. Да и отец хоть и вырос в лавке деда-мясника, однако, вел родословную от самого Великого Асура. Впрочем, что, как не равнодушие родителя, который не обращал на первенца никакого внимания и только раз за разом использовал его в своих интригах, побудило княжича искать встречи с вестниками? Ах, если бы существовала возможность повернуть время вспять! Если бы нашелся хоть мизерный шанс, что из этой западни они все-таки выберутся. Синеглаз бы безропотно чистил палубу до самого конца этого рейса, а дома засел бы с удвоенным рвением за изучение Предания и другие науки.

Меж тем, перегрузка возросла настолько, что это стало ощущаться и в амортизаторе. Хорошо, что у экипажа имелись экзоскелеты, но насколько они спасали, Синеглаз сказать не мог, да и не пытался даже думать. Он задыхался, по его лицу градом лился холодный пот, а подступавшие к горлу рвотные спазмы ничем не получалось остановить. Казалось, все внутренности решили вылезти наружу, как у тех несчастных, которым по приказу его отца, возродившего казнь, принятую во времена Великого Асура, вспарывали живот и засовывали в рот собственные кишки. Мартышкам тоже приходилось несладко, и от их визга звон в ушах становился просто невыносимым.

В какой-то миг сознание милостиво покинуло Синеглаза, а когда он вновь сумел разлепить отяжелевшие веки, мартышки верещали уже возбужденно и весело, а в крышку амортизатора стучался Эркюль.

— Открывай, малыш! Все закончилось! Сейчас будем подбирать на твою царскую особу скафандр. Таскать тебя на себе у меня больше нет никакого желания, да и мартышек нельзя без присмотра оставить.

До пульта амортизатора Синеглаз добрался не сразу. Руки тряслись, а голова и вовсе ощущалась черепками разбитого горшка, вроде тех, которые царица Серебряная и вестники привозили из Гарайи, а потом долго и тщательно собирали и склеивали. Придворные и сам владыка Сольсурана только недоумевали, искренне не понимая, зачем выкапывать из земли всякую рухлядь. Но поскольку царица давно погибла, а ее товарищи находились далеко, голову Синеглаза собирать и склеивать было некому, а Эркюль вносил в сознание еще больший хаос, нагружая новой информацией.

— Прикинь, наш капитан все-таки сумел обмануть этот проклятый пульсар, разминуться с черной звездой и выйти в систему красного карлика! — радостно вещал Обезьяний бог, почесывая за ушком и поглаживая брюшко всем питомцам разом.

Синеглаз бы тоже не отказался от ласки, и не только в кошачьем облике, но, памятуя об апсарских танцах, боялся даже заикнуться об этом.

— Так мы приземлились? — уточнил княжич, прислушиваясь к ощущениям и тут же начиная выстукивать дробь зубами.

Хотя перегрузка исчезла, на борту царил такой холод, что пар шел изо рта, как зимой в горах Трехрогого Великана.

Эркюль вместо ответа сгреб его в охапку и, потрясая за плечи, восторженно поцеловал, едва не царапая кожу колючей бородой. Хотя вид Обезьяний бог имел весьма помятый, его утратившее округлость, осунувшееся лицо буквально светилось.

— А я тебе о чем говорю! Наш кэп просто кудесник. Корабль посадил, как собственный зад, не напоровшись на горные вершины и обломки других звездолетов. Я тебе скажу, там на пустоши — целое кладбище. Живем, малыш! Наверняка будет чем поживиться! Капитан на радостях даже устроил небольшой пир в честь, так сказать, благополучного прибытия!

С этими словами Эркюль достал из-за пазухи контейнер с консервированными фруктами и ароматный стейк, в который Синеглаз без лишних слов впился зубами.

Лежа в амортизаторе, безуспешно борясь с тошнотой, княжич, конечно, думал, что на еду смотреть сможет не раньше, чем через неделю. Однако от одного запаха мяса, пускай пересушенного в морозильной камере, рот немедленно наполнился голодной слюной. Поэтому стейк исчез в желудке просто мгновенно. Хотя после перегрузки и первой сытной за много дней трапезы неудержимо клонило в сон, слова о скафандре побудили Синеглаза как можно скорее подняться на ноги.

Он же мечтал прогуляться по другой планете. И не важно, какие сюрпризы готовит им этот геоид, сиротливо притулившийся к красному карлику. После месяца, проведенного в замкнутом пространстве корабельных отсеков, возможность ступить на твердую почву, увидеть горизонт и почувствовать лучи какого угодно светила представлялась едва ли не чудом.

Однако тут княжича и его заступника ждало разочарование. В кессонном отсеке их встретил встрепанный, точно старый летающий ящер, злой капитан.

— Кусок плазмы тебе в задницу! Какой скафандр для этого балласта? — напустился он на Эркюля, едва тот завел речь об участии княжича в вылазке. — Ты еще предложи твоих мартышек каждую в экзоскелет одеть!

— Но, кэп! — попытался протестовать Эркюль.

— Я все сказал, Хануман! — рявкнул на него Шварценберг. — Во время первой вылазки дети и животные остаются на борту! И чтобы без фокусов! — добавил он строго. — Я не спорю, твое зверье незаменимо, когда речь идет о контрабанде алмазов или добыче разведданных, — немного смягчив тон, продолжал он. — Но нам нужно сначала осмотреться и понять, что за хрень тут творится, и кто расчекрыжил все эти корабли, а заодно выяснить, не осталось ли на них горючего и съестных припасов. Заправочной станции тут поблизости точно нет!

Синеглаз, на которого никто не обращал внимания, с завистью смотрел, как контрабандисты прилаживают пластины брони, как защелкивают застежки, и присоединяют полные аккумуляторы к скорчерам. Княжич подумал, что ему оружие на незнакомой планете тоже не помешает, и незаметно вытащил из ящика небольшой, как раз по руке, импульсный пистолет и аккумулятор подходящей модели.

Обращаться с оружием вестников Эркюль научил его еще на Васуки и задолго до того, как предложил участие в космической авантюре. Несмотря на немалый вес пистолета, попадать из него в цель оказалось куда легче, нежели бросать в мишень стрелы и камни из пращи. Да и результаты впечатляли.

Другое дело, что всем видам оружия княжич предпочитал меч и каждый день упражнялся в фехтовании по нескольку часов, стараясь не пропускать тренировки. Эти занятия ему нравились куда больше, нежели скучная зубрежка законов Сольсурана и имен древних царей. Когда теперь доведется выбежать в залитый солнечным светом, окруженный тенистым садом внутренний двор? Когда удастся ощутить привычную тяжесть клинка?

Впрочем, оттягивающий правую руку импульсник, на котором после подключения аккумулятора немедленно загорелся индикатор боевой готовности, его тоже успокаивал.

Сначала княжич поднялся в рубку, но вахтенные пилоты крепко запомнили эпизод с обращением и, сберегая ценное оборудование, к экранам наблюдения его не пустили. Тогда он пошел на орудийную палубу, где возле готовых к бою плазменных установок нес вахту посерьезневший Таран.

— Что, пацан, не терпится взглянуть на нашу новую родину и, возможно, могилу? — хмыкнул артиллерист, пропуская Синеглаза к панели голографического монитора.

— Было бы на что любоваться, — печально вздохнул его напарник Чен Лун. — Темнота и глушь. Влипли мы, ребята, по самые антенны!

Синеглаз не нашел, что возразить. Погруженная во тьму безжизненная равнина, по которой сейчас пробирался Шварценберг с группой исследователей и абордажников, выглядела угрюмо и негостеприимно. Небо и вовсе пугало своей пустотой. Как узнал Синеглаз из обрывка разговора пилотов, свет звезд досюда не добирался, поглощаемый черной звездой, а местное солнце казалось более тусклым, чем любая луна. Подсвеченные прожекторами «Нагльфара», где-то вдалеке виднелись причудливо изломанные пики гор, повсюду валялись обломки разбившихся кораблей.

Княжич подумал, что так, скорее всего, должен выглядеть исподний мир Трехрогого и Хоала. В нем ведь даже демоны воют от голода и тоски. Впрочем, в Сольсуране существовало место, которое, особенно в ночную пору, могло поспорить с этой планетой по бесприютности. Пустыня Гнева, оставшаяся после применения царем Арсом Молний Великого Се на месте столицы Великого Асура, даже у чуждых предрассудков вестников вызывала оторопь. Простые же сольсуранцы и вовсе предпочитали обходить ее стороной. Другое дело, что здесь обходить было нечего и негде, а вылазка равнялась жесту отчаяния, путешествию в никуда.

Поникший и раздавленный, Синеглаз спустился в жилой отсек. Какой смысл слоняться без дела, что-то искать, на что-то рассчитывать. Если абордажники и Шварценберг ничего не найдут, можно и из амортизатора не вылезать. Все равно воздуха надолго не хватит.

Добравшись до каюты, он обнаружил, что мартышки, которые обычно любили пошалить и полазить по стенам, ловко цепляясь за обшивку, забились под крышку амортизатора и сидят, прижавшись друг к дружке, испуганно-зачарованно глядя куда-то в угол, словно там притаилась ядовитая змея или еще какой-то опасный хищник.

Синеглаз очень хорошо знал этот затравленный взгляд. Так в те дни, когда он разгуливал по травяному лесу в облике горного кота, смотрели на него капату и подбитые косуляки, если ему приходила охота поиграть. Хотя в человеческом облике Синеглаз почти утрачивал звериную остроту слуха и зрения, чутье хищника оставалось при нем. Да и поведение мартышек его насторожило.

Поэтому, когда из скрытого полумраком угла к нему потянулось черное щупальце, импульсник оказался у него в руке раньше, чем он про него вспомнил.

— Какого беса рыжего! Кто разрешил использовать плазменное оружие в жилом отсеке? Кто дал этому кошаку в руки пистолет?

С орудийной палубы, поминая космическую нежить и всю Синеглазову родню, летел Таран, из рубки, кажется, тоже выбежал кто-то из пилотов. Синеглаз с ошарашенным видом смотрел на дымящийся импульсник. Половина каюты, которую они делили с Эркюлем, Тараном и Шакой, теперь мало чем отличалась от обломков на пустоши. По стенам были размазаны ошметки чего-то черного. Мартышки в амортизаторе отчаянно верещали, не подозревая, что спасли жизнь наследнику сольсуранского престола.

Синеглаз думал либо к ним присоединиться, либо все же дать деру. Объясняться с Тараном не хотелось. Рука у артиллериста была не менее тяжелая, нежели норов, а доказать, что черная тварь не привиделась, не представлялось уже возможным.

Но в этот миг спускавшийся с мостика пилот страшно закричал, а потом Синеглаз услышал звук падающего тела. В воздухе запахло паленым.

— Врете, твари, не возьмете! — на чем свет стоит костерил неведомую напасть Таран.

Плохо соображая, Синеглаз вылетел в коридор, прицелом имульсника отыскивая новую угрозу. Он увидел простертого на полу пилота и черную, похожую на спрута или другого обитателя глубин почти бесформенную тварь, нависшую над ним с твердым намерением начать трапезу. Еще одно чудище пустоши тянуло щупальца к артиллеристу. Поскольку Таран, который забыл закрыть снабженную прибором ночного видения линзу шлема, ничего не мог разглядеть и только растерянно крутил головой, Синеглаз понял, что стрелять придется опять ему. Все-таки его глаза и в человечьем обличии сохраняли некоторые свойства кошачьего тотема. В темноте он видел гораздо лучше любого из команды Шварценберга.

Он улучил момент, прицелился, чтобы не задеть невзначай артиллериста, и превратил вторую тварь в такие же малоаппетитные ошметки. С третьей медузой Таран справился самостоятельно, хотя бедняге пилоту это уже не могло помочь.

— Что у вас там происходит? — волновался на орудийной палубе Чен Лун.

— Ты не поверишь, брат, — отозвался Таран. — От медуз отбиваемся!

От волнения его снова пробило на мрачный юмор.

— Если полезет что-то черное и бесформенное, палите без размышлений и опасения повредить корабль, пока вас не сожрали!

— А что с Гарри? — откровенно испуганно спросил остававшийся на мостике пилот.

— Мертв, как белый карлик! — после первого же осмотра заключил Таран. — Эта местная тварь парализовала его током, а потом выпустила яд.

— Да упокоит Аллах его душу! — торопливо проговорил второй пилот.

— Аминь! — жестко ответил Таран. — Если и тебя, Али, потеряем, останется только наш кибер-дед, а я не скажу, что страшнее, застрять здесь или лететь, когда кораблем управляет капитан. Он, конечно, открыватель планет и вообще человек выдающийся, но иногда мне кажется, уж лучше бы у него вместо спинного мозга экзоскелетом заменили головной.

Синеглаз подумал, что эта идея не лишена смысла: иногда ему хотелось, чтобы и в теле отца поселился какой-нибудь искусственный интеллект. Андроиды, которых в один из прошлых визитов привозили Саав и Эркюль, выглядели совсем как люди и говорили исключительно по делу и очень вежливо. Впрочем, сейчас существовали задачи и поважнее.

— Надо бы осмотреть другие коридоры, — решил напомнить о своем присутствии княжич, удивляясь звучанию совершенно осипшего голоса. — Вдруг там прячутся еще эти медузы.

— Здравая мысль, — согласился Таран. — Если этих тварей не распознали наши фильтры, сюда могла забраться целая колония! Только как бы нам такими темпами весь корабль в решето не превратить. Но сначала подберем тебе, пацан, все-таки скафандр. Рука у тебя твердая, глаз верный. Я бы не хотел такого ценного напарника терять!

Они заперли в амортизаторе мартышек, чтобы до тех не добрались черные твари. Двоих самых дружелюбных и понятливых зверьков Синеглаз сунул за пазуху. Потом включили яркий свет и спустились на абордажную палубу, где для княжича нашелся удобный почти по размеру экзоскелет.

— Надо же! — радостно удивился Таран. — А я думал, Онегин была выше.

— Я матушку уже по росту обогнал, — обиделся Синеглаз. — Вот только не станут ли абордажники смеяться, что княжеский сын носит девчачьи обноски.

— Девчачьи? — Таран расхохотался. — Да Онегин в сети могла заткнуть за пояс любого мужика. Жаль, с кэпом они на ножах расстались.

Синеглаз вспомнил, что у вестников женщины нередко выполняли ту же работу, что и мужчины, и делали это не хуже, и почти успокоился. К тому же он знал, что Онегин была подругой царицы Серебряной, которую княжич почитал и уважал.

Вместе с Тараном они обследовали весь корабль, отстреливая медуз без жалости. Обезьянки исправно предупреждали Синеглаза об опасности, так что Таран даже начал завидовать. К тому времени, когда вернулись абордажники, осталось только несколько самых ленивых тварей, не решившихся покинуть кесонный отсек.

— Бардак на корабле! — напустился на вахтенных Саав, обозревая побоище, оставшееся после зачистки. — Что у вас тут творится и кто позволил кошаку скафандр Онегин надеть?

— Потише на взлете, кэп! — вместо указательного пальца вскинул вверх заряженный импульсник Таран. — Этот, как ты говоришь, кошак мне жизнь спас.

— У вас тут что, тоже была попытка контакта? — мрачно поинтересовался Шака.

Как выяснилось, пока до контрабандистов дошло, что планета обитаема, отряд потерял на пустоши троих.

— К нам прибыла делегация туземцев в твердом намерении устроить приветственный обед, — не менее мрачно отшутился Таран. — Члены экипажа шли в качестве основного блюда.

— Мои мартышки! — всполошился Эркюль.

— Да что с ними будет! — досадливо поморщился Таран. — Эти мохнатые бестии чуют медуз лучше всех нас вместе взятых. И кошак тоже. А вот Гарри не повезло.

— Мир его праху! — потрясенно осенил себя знаком огненного колеса Обезьяний бог.

— Мертвых до отлета в заморозку, — распорядился Шварценберг. — Нечего привлекать сюда любителей органики. Образцы ткани медуз проанализировать и внести их параметры в систему. Мартышек взять на довольствие, кошака зачислить в экипаж гардемарином. Первое поручение — навести везде порядок и ликвидировать последствия своих подвигов. И без возражений!

(обратно)

Глава 5. Корабль-призрак для мертвой принцессы

Собрать личные вещи для Савитри не составило никакого труда. Любимые безделушки, напоминавшие о прошлой жизни, умещались в упаковку от съемного аккумулятора, приспособленную в качестве своеобразной шкатулки для украшений. Впрочем, самое ценное Савитри всегда имела при себе. Носитель информации с домашним архивом их семьи за несколько поколений Шатругна поместил на ее материнскую плату вместе с ключом от сокровищницы.

Впрочем, Савитри не любила пересматривать эти записи, слишком красноречиво свидетельствовавшие о ее ущербности. Она и без дополнительных напоминаний могла в малейших чертах описать голограммы, где совсем молодой Шатругна обнимал желанную для него первую Савитри, повторить слова клятв, которые он произносил, стоя у священного огня. В них не звучало ни слова фальши, ибо ту женщину он любил.

Глубокое искреннее чувство пронизывало каждую улыбку, каждый взгляд, каждое нечаянное прикосновение, заливавшее щеки возлюбленной смущенным, но радостным румянцем. Она отвечала взаимностью. Для выражения чувств счастливой сопернице собственного клона даже не требовались слова. Порывистый жест, которым она убирала с лица волосы, рассказывал о том, как она взволнована и польщена. Бесконечная нежность пряталась в тени от опущенных ресниц, о ней звенели браслеты на трепещущих в предвкушении объятья тонких изысканных руках, а приоткрытые губы и вспыхивающий румянец выдавали желание.

Эти записи, каждый раз заживо сжигавшие ее на погребальном костре погибшей любви, Савитри ненавидела, кажется, больше, чем ту, чье место так и не смогла занять. Разве копия может соперничать с оригиналом? А что же говорить о синтетическом симулякре, для которого и оригинала-то нет? Но разве она виновата, что ей с детства внушали любовь к тому, кто так и не смог ее полюбить?

Глядя на экран голографического проектора, узнавая у предшественницы черты, которые каждый день показывало ей зеркало, Савитри понять не могла, чем она хуже. Разве ее руки недостаточно гибкие и ухоженные? Разве они не умеют обнимать? Разве ее волосы, освободившись от заколок, не рассыпаются по плечам такой же золотистой волной? Разве ее голос звучит менее страстно и призывно?

— Ты всего лишь копия, и оригиналом тебе не стать!

Когда принцессу Сансары поразил недуг, от которого уже погибли тысячи ее подданных, не говоря о миллионах в других мирах, Шатругна, несмотря на опасность заразиться, не отходил от нее, пытаясь если не исцелить, то хотя бы облегчить последние дни и часы, в ужасе глядя, как прекрасное тело превращается в распадающуюся на глазах бренную оболочку.

Он сам предложил безутешному радже клонировать дочь. И только лишь затем, чтобы два десятилетия спустя упрекать:

— Лучше бы на ее месте оказалась ты!

Впрочем, в этом был весь Шатругна.

Он потратил годы на бесплодные поиски, пытаясь найти лекарство от синдрома Усольцева. Тысячелетиями дремавший в алмазных копях Сансары и Сербелианы, неизвестный человечеству вирус словно смеялся над ним, поражая новые жертвы. Но когда долгожданный препарат был найден и успешно применен учеными Содружества, потратил еще несколько лет, чтобы изобрести жуткий яд, который, будучи внедренным в вакцину, замедлял развитие заболевания, но не исцелял, а только продлевал муки.

— Зачем вы под видом лечения специально заражаете людей? — недоумевал раджа Сансары, узнав насколько опасна вакцина, созданная корпорацией «Панна Моти».

— Почему эти грязные шудры должны жить, если моя Савитри умерла? — сверкал глубоко запавшими глазами Шатругна.

После смерти любимой он почти не спал, изнурял себя работой, но так и не мог затушить клокотавший в груди вулкан жестокой обиды.

— В Альянсе бедняков много, энергетических ресурсов на всех не хватает. Биореакторы помогут решить эту проблему.

Тогда он сумел убедить отца подписать разрешение на «вакцинацию», расписав неслыханную эффективность нового метода получения энергии, решавшего разом кучу насущных проблем. Сансара в самом деле задыхалась от бедности и перенаселения. Возмущенные подданные роптали. Шатругна железной рукой сумел навести порядок, надолго заткнув рты недовольным, которые мгновенно становились сырьем. Недаром возглавляемый им филиал Корпорации быстро стал одним из наиболее эффективных.

А в это время профессор Усольцев и его последователи действительно лечили людей с помощью вакцины и разрабатывали препарат, который свел бы деятельность «Панна Моти» на нет.

Иногда Савитри, жестоко страдавшая от равнодушия любимого, думала о том, что уж лучше бы Шатругна вместо тысяч невинных отправил в биореактор одну ее. Но увы, погибшую невесту это ему не смогло бы вернуть, а копии, одна и другая, требовались, чтобы от имени раджи править Сансарой. Поэтому на официальных голограммах они выглядели красивой и счастливой четой.

Савитри тряхнула волосами, отгоняя наваждение. «Не хватало только в такой момент зависнуть. Перед самой дорогой», — обругала она себя, не дожидаясь ворчливо-насмешливого оклика Пэгги. Подруга права. Нельзя жить прошлым. Но в чем черпать силы, если будущего у нее все равно нет? Обе Савитри умерли, остался только человеческий мозг, заключенный в черепную коробку андроида. Уже даже не клон, а синтетический слепок клона, ибо смерть Савитри Второй, как ее величали в официальных документах, Шатругне удалось каким-то образом скрыть.

В последние годы власть Шатругны на Сансаре стала просто неограниченной, и он мог проделывать и не такие махинации. Интересно, в городе под Куполом он тоже выбился во власть имущие? Пэгги упоминала, что там, хотя вроде бы и нет каст, но иерархия жестче, чем в армии или тюрьме. А что если он ее не бросил, а просто погиб или попал в плен и влачит сейчас жалкое существование на нижних уровнях града? А может быть, он продолжает ее искать? Хотя бы для того, чтобы вернуть ключ от сокровищницы.

Конечно, хранилище несметных богатств поколений раджей осталось на Сансаре, а они застряли в треугольнике Эхо. Но если Шатругна жив, он будет до последнего бороться за возможность вернуться. Уж что-что, а сдаваться он не привык.

Впрочем, пусть возвращается. У нее теперь есть Пэгги, и подругу она не предаст.

— Ну как, Ваше Высочество, готовы к переезду в новую резиденцию? — шутливо поклонилась амазонка, придирчиво разглядывая, насколько прочно увязаны и рационально распределены тюки с запчастями и аккумуляторами.

Савитри недовольно отметила, что на себя подруга навьючила груз раза в два более увесистый, нежели приготовила для нее.

— Ты это называешь тяжестью? — насмешливо хмыкнула Пэгги. — Да у меня разгрузка с боекомплектом весила больше! Не говоря уже об экзоскелете. А помимо снаряжения приходилось на себе столько всего таскать, включая раненых. В джунглях Сансары, когда преследовали партизан, пешие марш-броски мы совершали почти ежедневно. Накрыть их убежища с воздуха получалось не всегда, а продираться сквозь мангровые заросли на танке или амфибии — заведомо пугать шуструю «дичь».

Она еще раз придирчиво осмотрела их прежнее жилище, казавшееся сейчас особенно пустым и сиротливым. То, что они с Савитри не смогли забрать с собой, рачительная Пэгги надежно припрятала и замаскировала.

— Спасибо этому дому, пойдем к другому, — невесело усмехнулась она. — Кажется, так говорят в Содружестве.

— Пусть нам улыбнется удача, — добавила старинное благопожелание Савитри.

Они выбрались на поверхность и задраили люк, внимательно осматривая пустошь в поисках медуз или охотников. Ни те, ни другие не появлялись. Похоже, все и вправду направились к новому кораблю.

— А ты уверена, что к ночи они не вернутся? — обеспокоенно спросила Савитри, которую отсутствие на пустоши медуз не столько радовало, сколько пугало, разрывая привычную реальность.

— А что им тут делать? — недобро усмехнулась Пэгги. — Свежачок, — она указала в сторону приземлившегося корабля, — всяко лучше! Я не знаю, хватит ли новеньким ума отбиться, — продолжала она, проверяя ориентиры и выбирая направление, — но нам эти ротозеи дали неплохой шанс проскочить на ту сторону без медуз, и грех этим шансом не воспользоваться. Сейчас самое главное, чтобы резервов твоих аккумуляторов хватило, — обернулась она, еще раз придирчиво оглядев Савитри. — Идти придется без остановки не менее трех суток. По моим расчетам отсюда до «Эсперансы» около двухсот километров. Но это почти все время в гору и по пересеченной местности.

— Я справлюсь, — поспешно ответила Савитри, с ужасом вспоминая одинокое блуждание по пустоши.

Пэгги почувствовала ее испуг, и в ее голосе появилась ворчливая забота:

— Да не бойся, я тебя не брошу. Должен же кто-то меня чинить, — добавила она с напускной строгостью. — Неужто я каких-то двести километров не пронесу такой ценный груз.

— Я поменяю аккумулятор и сама дойду, — слегка обиделась Савитри. — Только бы медузы нас не атаковали.

— Не атакуют, надеюсь, — почти уверенно отозвалась Пэгги. — Я планировала перебраться на ту сторону хребта, еще когда сбежала из дома удовольствий. Но не смогла найти надежного укрытия, чтобы переждать ночную пору. Зато нашла тебя.

Савитри почувствовала, как ее щеки под маской заливает совершенно человеческий румянец. Таких слов за две ее жизни ей никто не говорил. Пэгги могла сколько угодно напускать на себя строгость и утверждать, что напарница ей нужна исключительно для починки, но Савитри точно знала, что это не так.

— Подумать только! — в досаде проговорила Пэгги, продвигаясь вдоль усеянного обломками знакомого гребня. — Ходим по гигантскому месторождению урановых руд и словно допотопные киберы из окраинных миров побираемся на пустоши, радуясь каждому не до конца выжатому аккумулятору.

— Но у нас же нет проходческого комбайна, — резонно заметила Савитри. — А лопатой много не добудешь.

— Да и смысла нет добывать, — вздохнула Пэгги. — Обогащать-то как? Эх, надо было соглашаться на горнодобывающий комбинат! — добавила она, уточняя маршрут при помощи навигатора. — Со свежим запасом топлива я бы лет десять протянула в автономном режиме. Но оттуда сбежать, говорят, труднее, чем из дома увеселений.

— А мне и обогащенный уран не поможет, — вздохнула Савитри.

— Поэтому тебя и не стоит нагружать, — заботливо глянула на подругу Пэгги. — Резервов твоих аккумуляторов надолго не хватит, а биореактор, бедняга, сейчас просто на голодном пайке. Всегда с вами, органиками, такая канитель! — продолжала она рассуждать, уверенным шагом продвигаясь вперед по пустоши. — С одной стороны — на обитаемых планетах нет проблем с топливом. Можете подзаряжаться за счет еды, почти невозможно отличить от человека. Наверняка в городе тебе бы легче жилось.

— В доме увеселений или на руднике? — парировала Савитри, которой не очень понравился ход рассуждений подруги.

— Почему сразу в доме увеселений? — слегка обиделась Пэгги. — Наверняка такую красотку заметил бы кто-то из верхушки. Знаешь ли, даже в этом гребаном треугольнике наследные принцессы не каждый день с неба падают.

— Тогда какая разница? — равнодушно бросила Савитри, стараясь поспевать за темпом амазонки. — Плясать апсарские танцы перед честными рудокопами или ублажать какого-нибудь раздутого упыря?

— Раздутого упыря?

От удивления, смешанного с возмущением, Пэгги, несмотря на немалый груз, едва не подпрыгнула.

— Ты говоришь прямо как агитаторы, которых мы отлавливали в трущобах Сансары! Можно подумать, твой Шатругна не такой же упырь?!

— Так какой смысл менять своего упыря на чужого, когда мне тут и с тобой хорошо, — отозвалась Савитри, с бесшабашным смехом и визгом устремляясь вниз по пологому склону.

— Если мы благополучно доберемся до того корабля и найдем там топливо и еду, нам ничего не страшно! — согласилась с ней Пэгги, в шальном восторге тоже не пытаясь затормозить и только чудом сохраняя равновесие на сыпучей каменной крошке.

«А если нет, займем свое место среди призраков», — подумала Савитри. Впрочем, ее собственное существование стало призрачным задолго до того, как она попала сюда, еще в те годы, когда ее мозг не находился в теле андроида.

Дальше пришлось идти молча. Знакомый участок пустоши, по которому Савитри, не говоря уже о Пэгги, могла бы пройти даже с закрытыми глазами, остался позади. Их окружали острые, обрывистые скалы, усеянные обломками когда-то разбившихся и давно выпотрошенных охотниками кораблей, между которыми приходилось отыскивать дорогу.

Первые сутки Савитри бодро шагала вперед, отставая всего на пару шагов от прокладывавшей им путь Пэгги, и только иногда на особо крутых подъемах позволяла себя страховать. Потом расстояние непостижимым образом начало увеличиваться, а укладка с аккумуляторами и запчастями, казалось, потяжелела едва не вдвое. Увы, особенность функционирования ее тела заключалась в том, что при отсутствии подпитки и отдыха в мышцах накапливалась молочная кислота. В этом плане ее синтетический организм почти не отличался от человеческого.

Пэгги, в груди которой постоянно работал ядерный мини-реактор, находилась в более выгодном положении. Выполняя в прежние годы поручения по тихому устранению неугодных правительству лиц или собирая разведданные, она умела притворяться человеком и при этом вела себя как молодая привлекательная женщина. Замашки профессиональной, вернее, прирожденной соблазнительницы проскальзывали в ней и сейчас. Однако во время боевых вылетов или наземных операций без ущерба для работоспособности переходила в автономный режим, демонстрируя силу, быстроту и выносливость, недостижимые для человека.

Не случайно покойный раджа Сансары, отец Савитри, во время каждого мятежа кшатриев сетовал, что дороговизна в производстве андроидов не позволяет в вооруженных силах совсем заменить ими людей. А Шатругна и его коллеги из «Панна Моти», работавшие над программой «Универсальный солдат», пытались изменить человеческий кариотип, добавив качества андроидов. Савитри чувствовала, что и сама стала участницей эксперимента. Только думать об этом, поднимаясь по крутому склону с почти заглушенным биореактором и тяжелой ношей на плечах, как-то не хотелось. Но что поделать, если все ее мысли неизбежно возвращались к Шатругне.

— Ты только посмотри, кто к нам пожаловал!

Подъем наконец закончился. Они с Пэгги стояли на гребне перевала, обозревая равнину, посреди которой приземлился новый звездолет, выглядевший из-за размера обманчиво близким. Подсвеченный прожекторами, массивный, как гора, этот пришелец из иного мира выглядел могучим и грозным, точно угодивший в ловушку большой сильный зверь. Ощеренный генераторами защитного поля и дулами плазменных установок, готовых мгновенно развернуться и открыть огонь по любому подозрительному объекту, он бросал вызов, еще не сознавая, что на поединок никто не придет.

Тех, кто выдерживал первый натиск, преодолев лабиринты тройной системы и каверзы рельефа, треугольник Эхо брал измором, вытягивая силы в заведомо бесполезной борьбе, словно пульсар, поглощающий вещество с поверхности соседних светил. А совершивший посадку звездолет и без того выглядел настолько потрепанным, словно его корпус обглодали обитающие в загадочном веществе червоточин космические крысы или кроты.

— Ты знаешь этот корабль? — удивленно спросила у подруги Савитри.

— Еще бы мне его не знать!

В голосе Пэгги зазвучал боевой задор.

— Капитан этой древней посудины Саав Шварценберг — лучший навигатор и самый безбашенный пират в галактике. Его ублюдки атаковали нас на орбите Сансары, а потом мы с ними славно рубились в джунглях.

— Почему же безбашенный, если хороший навигатор? — удивилась Савитри.

— Потому, что никогда не знаешь, какую штуку на этот раз он выкинет. Сначала он сотрудничал с Альянсом — поставлял человеческое сырье для биореакторов, потом обиделся, что у него хотят отжать Васуки, которую он якобы открыл, и перешел к Содружеству. На какой стороне он сейчас, я даже сказать не возьмусь, но, думаю, нам лучше держаться от него подальше. Одной с его головорезами мне не справиться. Во время последней встречи их квартирмейстер^[37] едва не прострелил мой реактор!

— Возможно, встречаться и не придется, — заметила Савитри. — Есть медузы, да и охотников не стоит сбрасывать со счетов.

— Насчет медуз не скажу, — озабоченно проговорила Пэгги. — Эти скрытные твари способны достать кого угодно, а вот при встрече с охотниками я точно поставлю на пиратов. Шварценберг хоть и назвал свой корабль «Нагльфаром», но в утиль пока не собирается. И по чужим правилам играть не привык.

Савитри подумала, что в мифологии северных народов Содружества Нагльфаром называли корабль, построенный из ногтей мертвецов и из-за своей тяжести способный передвигаться лишь по промерзшему до дна морю Судного дня. Кто знает, возможно, звездный тезка корабля Рагнарека тоже сумеет преодолеть законы мироздания и вырваться из плена черной звезды.

Впрочем, пока их с Пэгги путь лежал в сторону, противоположную от пиратского звездолета — в соседнюю долину, где нашла последнее пристанище «Эсперанса», которую, по словам Пэгги, называли кораблем-призраком. Впрочем, прозвище это дали охотники. А они, единственные из обитателей Города под Куполом, не только исследовали этот мир, но и создавали его мифологию.

Долина, куда подруги направлялись, выглядела еще менее дружелюбной, чем пустошь, с которой они пришли. Нагромождения вулканической породы, вынесенной на поверхность с извержениями и застывшей причудливыми уступами, перемежались с кратерами и разломами, частично заполненными деталями корпусов разбившихся звездолетов. Судя по обилию обломков, шансы совершить здесь благополучную посадку стремились к нулю.

Они шли уже вторые сутки, и к этому времени Савитри совсем выбилась из сил. Хотя дополнительный аккумулятор вернул мышцам упругость, человеческий мозг даже после стимуляторов нуждался в отдыхе. Савитри механически передвигала ноги, как сомнамбула, временами забывая, куда и зачем они идут, и только силуэт Пэгги впереди служил ей маяком и якорем.

— А ты уверена, что этот корабль не плод воображения и не одна из городских легенд? — забеспокоилась Савитри, когда они, преодолев перевал и оказавшись по ту сторону хребта, не увидели ничего, кроме новых скал и обломков.

— Так же, как и в том, что ты принцесса Сансары, — отозвалась Пэгги. — Мы видели звездолет еще с орбиты, — пояснила она, — и шли к нему в надежде на нем выбраться, когда напоролись на охотников. Потом уже в доме удовольствий я узнала, что те ублюдки с пустоши спасли нашим пилотам жизнь. Экипаж «Эсперансы» погиб от синдрома Усольцева или какой-то еще неизвестной болезни.

— Но ведь от синдрома уже более тридцати лет существует вакцина, — удивилась Савитри, вспоминая выпуск новостей, в котором показали первую выжившую, маленькую девочку, дочь профессора Усольцева.

Хотя ей самой тогда не исполнилось и шести, Савитри обратила внимание, как изменилось лицо Шатругны, как затряслись его руки.

— Профессор Усольцев! Благодетель человечества! — не скрывая сарказма, проговорил принц, сминая в руке изящный золотой браслет, который собирался подарить маленькой «невесте». — Конечно, он прыгнул выше себя, чтобы спасти дочь! А мою Савитри исцелить не смог. Горе ему!

— Высочество? Ну, точно, опять зависла. Как же, как же, целых три часа не думала о своем предателе ненаглядном.

— Я размышляла о создании вакцины, — честно повинилась Савитри. — Я просто не могу понять, — продолжала она, возвращаясь к теме разговора. — Почему охотники обходят корабль стороной. Наверняка большинство из них привиты.

— Никто не хочет понапрасну рисковать. Даже самые отбитые! — пояснила Пэгги. — Ты знаешь, как в городе боятся эпидемий, как строго проверяют всех новичков и шмонают охотников, возвращающихся из рейдов. При мне целую группу выгнали из шлюзовой камеры обратно на пустошь на верную смерть, и только потому, что у одного из них поднялась температура и появилась какая-то сыпь.

— Купольный город — замкнутая система, — попыталась оправдать повышенную на грани паранойи бдительность службы безопасности Савитри. — Любые инфекции размножаются в такой благоприятной среде просто молниеносно, — добавила она, вспоминая жуткую судьбу колонии на Лее, полностью погибшей во время эпидемии синдрома Усольцева.

— Да мне, ты знаешь, на горожан наплевать, — ответила Пэгги. — Хоть все бы там перемерли. Мне только до корабля дойти. Сейчас надо смотреть в оба, — продолжила она, проверяя предохранитель скорчера. — Не уверена, что все здешние медузы успели перебраться через хребет.

Им и в самом деле вскоре пришлось отражать атаки докучливых тварей, поленившихся тащиться на другую сторону хребта. Впрочем, медузы уже не могли остановить и воспринимались скорее как досадная помеха. Скалы расступились, и в обрамлении причудливой филиграни проржавевших ребер жесткости и кружева арматуры их взорам предстала «Эсперанса».

Хотя за три своих жизни Савитри видела меньше звездолетов, чем Пэгги за полтора десятилетия срока службы андроида, ей показалось, что это самый прекрасный корабль, который когда-либо покидал космические верфи. Его массивность не давила, а конструкция выглядела легкой и упругой, как тело морского млекопитающего в родной среде. Его устремленный в небеса корпус поражал статностью и совершенством изгибов и линий. И даже отметины от метеоритов выглядели на нем как причудливые пятна грациозной пантеры.

В отличие от «Нагльфара», который явно закладывался как грузовик, а потом оброс броней и дополнительными пушечными отсеками, «Эсперанса» принадлежала к звездолетам пассажирского класса. Такие корабли, хотя и развивали хорошую скорость, но проектировались прежде всего с учетом требований удобства и безопасности. Поэтому жилая гондола была тут даже больше, чем грузовой трюм, а системы жизнеобеспечения имели несколько дублирующихся узлов.

Другое дело, что звездолету, на котором они с Шатругной в недобрый час отправились на Равану, дополнительные узлы не помогли. Разве что дали экипажу и пассажирам время покинуть корабль до того, как взорвался реактор.

Судя по отсутствию повреждений, реактор «Эсперансы» не только не пострадал при посадке, но и поддерживал системы корабля, включая защитное поле, на протяжении вот уже тридцати лет. И это ощущение нетленности рядом с царившей на пустоши вакханалией хаоса невольно навевало жуть, вызывая в памяти легенды о зачарованных дворцах, заманивающих путешественников на погибель, погребальных ладьях и огненных колесницах.

«Корабль-призрак для мертвой принцессы», — сыронизировала про себя Савитри.

— Ты только прикинь, подруга, — воодушевленно воскликнула Пэгги, ускоряя шаг. — Если тут немного покопаться, этого красавца можно и на орбиту поднять. Вот только зачем? — остудила она собственный пыл, разряжая скорчер в затаившуюся под камнями медузу. — Притяжения черной звезды все равно не преодолеть. А на этой планете-свалке больше ничего интересного нет.

— Разве что от охотников подальше убраться, — предложила Савитри.

— Да где такое видано? Здесь даже защитное поле работает! — продолжала восторгаться Пэгги, слегка пританцовывая от нетерпения. — Люки задраены, и возле корабля нет ни одной медузы. Чем тебе не сокровищница раджи Сансары? И зачем я, дура, сразу к нему не отправилась, а столько времени ошивалась в той части пустоши!

— Неужто ждала меня? — шутливо предположила Савитри.

— И ведь точно! — воодушевилась Пэгги. — Зачем корабль, если радость обладания не с кем разделить?

— Нам еще надо как-то попасть внутрь, — напомнила Савитри. — Я не уверена, что защитное поле знает наши параметры.

— Ну, чисто теоретически можно попытаться, — отозвалась Пэгги, размашистыми шагами преодолевая расстояние, отделяющее их от корабля. — А вообще не придумали еще такого поля, которое я не могла бы взломать. Надеюсь, код тут писали не Онегин и не Пабло Гарсиа.

Савитри, которая едва поспевала за подругой, решила последовать ее примеру и просто попробовать пройти внутрь: а вдруг получится. Не совсем понимая, что делает, она почти дошла до подъемной площадки звездолета, когда услышала удивленный, если не сказать, испуганный голос Пэгги:

— Как ты это сделала? Меня он не пускает!

Бравая амазонка безуспешно тыкалась в невидимую границу, не в силах преодолеть защиту корабля.

— Я не знаю, — в свою очередь испугалась Савитри, вспомнив недавние бредовые размышления про зачарованную ладью и мертвую принцессу. — Я просто прошла внутрь и все.

— Значит, в систему внесены твои параметры, — пояснила Пэгги, возвращая подругу из тумана гибельных грез. — Интересно, кто это мог сделать?

— По твоим словам, корабль стоит на пустоши уже более тридцати лет, — почти оправдываясь, проговорила Савитри. — А мы с Шатругной приземлились сюда всего как три года.

— Три года — срок достаточный, чтобы осмотреться, — проворчала Пэгги, пытаясь прощупать систему в поисках бага.

— А как же разговоры о том, что корабль зачумлен? — напомнила Савитри, воображение которой уже подкинуло картину, где ее бедный Шатругна, умирая от вируса, вносил ее параметры в систему.

При этом она совершенно забыла, что все члены совета директоров были привиты. Ох, не о том они обе задумались. Упустили из виду старого и очень коварного врага.

Между тем медузы, караулившие на границе защитного поля, отнюдь не дремали. Савитри увидела черную тень, взметнувшуюся за спиной Пэгги, и молниеносным движением прыгнула в сторону, выпустив заряд из скорчера прямо в броске и невероятным образом ухитрившись не задеть подругу. Все-таки у тела андроида имелись свои преимущества. В человеческой жизни она бы так не смогла. Еще двоих медуз Пэгги подстрелила сама. Но к ним ползли десятки тварей, которые до этого блуждали по пустоши в поисках микроорганизмов.

— Дуй внутрь и постарайся отключить поле или хотя бы передать мне его координаты! — скомандовала Пэгги. — Если меня тут разрядят подчистую, ты найдешь сменные блоки и сумеешь починить.

Савитри без лишних разговоров бросила ей свой скорчер и, как ужаленная, помчалась обратно. Никогда еще ни в человеческой жизни, ни за время пребывания в теле андроида ей не приходилось развивать такую скорость. Не будучи уверенной в работоспособности подъемника, она стрелой взбежала по почти вертикальному трапу на высоту примерно десяти этажей, туда, где располагались люки жилого отсека. Боковым зрением она видела, как тьму пустоши озаряют вспышки скорчеров. Это Пэгги вела неравный бой.

«Где же этот генератор?!» — заполошно думала Савитри, петляя по отсекам и поднимаясь с палубы на палубу. Ее собственный аккумулятор, все резервы которого она направила на этот бросок, требовал срочной подзарядки. Влетев в рубку, на экране внешнего наблюдения она увидела, что у Пэгги остался всего один импульсник, да и тот почти разряжен. Савитри отключила защитное поле, и в тот миг, когда Пэгги спиной провалилась внутрь, даже из положения лежа продолжая отстреливаться от медуз, активировала его вновь. И только убедившись, что подруга в безопасности, ее системы жизнеобеспечения не собираются отключаться, а медуз поблизости нет, тяжело осела на пол.

(обратно)

Глава 6. Гидропонная нереида

— Член совета директоров «Панна Моти»? Ты в этом уверен? Человек, который подписывал ваш смертный приговор?

Брендан был настолько обескуражен новостью, что даже повысил голос, совершенно забыв об осторожности. Впрочем, сейчас они могли наконец переговорить, не прибегая к языку сигнальщиков или глухонемых.

Хотя перерыв на обед начался пятнадцать минут назад, большинство сотрудников научного отдела все еще стояли под куполом, наблюдая за посадкой нового корабля и делая ставки относительно ее благополучности.

Пабло их вполне понимал. Он бывал в находящихся на отшибе от основных звездных путей окраинных мирах и знал, насколько там ценились любые новости. А что уж говорить о людях, запертых в треугольнике Эхо и годами не видевших ничего, кроме лаборатории, фермы и жилого отсека. Разнообразить жизнь за счет смены виртуальных иллюзий дополненности, как это делали на Лее и в других благополучных колониях купольного типа, не позволяла ограниченность ресурсов. Здесь даже любимые в окраинных мирах голографические шоу устраивали только по праздникам. А фонды библиотеки и видеоархивов были отнюдь не бесконечны.

— Наш приговор подписали четырнадцать человек, и большинство из них сейчас мертвы, а мы, как ты видишь, все еще живы, — мрачно отозвался Пабло, делая вид, что полностью поглощен салатом из морской капусты и мясом кутулуха с грибной подливой.

Водоросли самых разнообразных видов, выращенные на подземных плантациях, использовались в городе как незаменимый источник йода и почти не требовали света. А четвероногие, пернатые кутулухи, эндемики Сансары, отличались не только всеядностью, но и неприхотливостью.

— Так этот профессор, получается, знает, кто мы такие? — спохватился Брендан, еще сильнее взлохматив растрепанные после маски костюма бактериологической защиты темные вихры.

— Да уж наверняка! — не без тайной гордости хмыкнул Пабло, вспоминая, как целых три месяца морочил голову спецам из «Кобры», сливая заведомо проваленные явки и давно не актуальные пароли Сопротивления, а в это время собирая информацию по афере «Панна Моти». — Поэтому мы здесь, а не внизу.

— Но это значит, что мы сотрудничаем с врагом?

Голос Брендана дрогнул, на лице появилось беззащитное выражение испуганного мальчишки, которого пираты когда-то отправили в логово монстров, на верную смерть. Все-таки Вундеркинду не пришлось пройти сквозь жерло Ванкуверской мясорубки, и к агентурной работе его пока тоже не привлекали.

— Думаешь, Командор, когда выполнял задания на Раване, не сотрудничал с упырями из «Панна Моти»? Да и мне приходилось трудиться бок о бок со специалистами их сети.

— Это другое.

Брендан немного успокоился, во взгляде появилась жесткость.

— Вы знали, что работаете во вражеском стане. А я, несмотря на все разногласия, испытывал к Нарайану уважение. Он ведь действительно выдающийся ученый, здешние биологи под его руководством добились впечатляющих результатов. И это не те дутые цифры, которыми «Панна Моти» запудрила всем мозги.

— Если бы в корпорации работали только мошенники и дилетанты, вроде Феликса, — возразил ему Пабло, — твоему наставнику не пришлось бы рисковать жизнью, добывая формулу вакцины смерти и постигая тонкости процедуры энергообмена. Я и не отрицаю, что профессор Нарайан — крупный ученый. И потому он опасен вдвойне.

— Но зачем продолжать исследования по программе «Универсальный солдат»? Из треугольника Эхо все равно не выбраться.

Хотя Брендан первый навел Пабло на мысли о возобновлении в городе под куполом запрещенных в остальных мирах преступных проектов «Панна Моти», теперь он из последних сил пытался доказать самому себе и товарищу, что оба они заблуждаются.

— Руководство города заинтересовано в появлении рабочих, способных трудиться на руднике без защиты.

— А еще им нужны неутомимые солдаты для рейдов на пустошь и подавления мятежей, — кивнул Брендан, накладывая добавку.

От волнения у Вундеркинда прорезался зверский аппетит. Пабло смотрел на молодого товарища с завистью. У него самого кусок в горло не лез, словно в дни плена, когда в обмен на мнимое сотрудничество их перевели в изолятор для проштрафившихся богатеев. Кормили там даже лучше, чем сейчас: на утопающей в садах Раване свежие фрукты считались пищей бедняков, а не деликатесом. Вот только горло, обожженное током во время суда и допросов, еще несколько недель ни в какую не желало принимать ничего тверже пюре, как и потом, когда их уже выхаживали после заточения.

— Змееносцы и раньше не гнушались проводить эксперименты на людях, — напомнил Пабло, пытаясь говорить тихо и спокойно.

Шоу с посадкой корабля завершилось, в столовую повалил народ.

— Их надо остановить!

Брендан с трудом сдержал эмоции, вгрызаясь в стейк с такой яростью, словно рвал глотку врагу.

— Но не ценой гибели города и наших ребят, — напомнил ему Пабло, пытаясь протолкнуть мясо внутрь с помощью витаминизированного напитка. — Для начала надо выяснить, что именно тут происходит и каков масштаб.

— Одно лишь знание нам ничего не даст, — сверкнул глазами Брендан. — Для борьбы нужны союзники. Наверняка здесь есть люди, которых не устраивает деление на «верхних» и «нижних».

— Вопрос только, как с ними связаться, — строго глянул на него Пабло. — Проблема в том, что руководство о нас практически все знает и неустанно следит, и для подпольщиков, если они здесь есть, это создает дополнительные неудобства.

— Но я примерно представляю, к кому можно обратиться, — едва слышно проговорил Брендан.

— Только не впутывай в это дело Кристин, — порывисто сжал его руку Пабло, повысив голос больше допустимого.

— Куда это вы не хотите меня впутывать?

Доктор Кристин стояла возле их столика с наполненным подносом в твердом намерении разделить с ними трапезу.

Пожалуй, Командор назвал бы это провалом. Заговорщики хреновы. Так увлеклись, что даже не заметили ее приближения. Впрочем, Брендан и не проходил подготовку агента, а Пабло гораздо лучше прятал улики в сети.

— Я пытался убедить коллегу, что флай — слишком жесткий спорт для такой хрупкой девушки!

Конечно, Брендану не приходилось работать «под прикрытием», но морочить голову дамам он, определенно, умел.

Кристин мгновенно покраснела, напустив подчеркнуто независимый вид.

— Это не Вам судить! У большинства коренных жителей города хватает скрытых резервов.

— Я не сомневаюсь! — принялся расшаркиваться Брендан. — Но просто решил предупредить, чтобы Пабло не наседал. Он же, когда увлечется — сущий лев! Вы бы видели, как он несся по пустоши на Васуки с макромолекулярным клинком наголо, преследуя пиратов!

Брендан в одно касание, как оголодавший пес, заглотнул остаток стейка и, собрав посуду, уступил Кристин место, не забыв заговорщицки подмигнуть Пабло. Вскоре он присоединился к коллегам, чтобы узнать новости по поводу корабля. Судя по обрывкам разговоров, посадка звездолета прошла благополучно, и теперь горожане на полном серьезе обсуждали, какие ценные приобретения могут оказаться на борту. Точно береговые пираты Сен-Мало, они априори считали все дары космоса своей собственностью.

— Так что же, тренировка отменяется? — почти обиженно глянула Кристин, отбрасывая назад длинную золотистую прядь.

Пабло завороженно следил за каждым ее движением.

— Что вы, как можно? — горячо воскликнул он. — Я же обещал.

— Не знаю, вы чем-то расстроены. Это из-за корабля?

— Мы с Бренданом пока не привыкли, что Эхо — это всегда билет в один конец. Да и звездолеты жалко. Бороться с черной звездой, сохранить жизнь пилотам и пассажирам — и лишь затем, чтобы стать источником диковинок и запчастей.

На этот раз он говорил предельно искренне.

— На пустоши все равно не выжить, — нахмурилась Кристин. — Считайте, что груз звездолета и оборудование, — это плата за проживание в городе.

«И работу на руднике или горно-обогатительном комбинате», — добавил про себя Пабло.

— Неужели никто не пытался отсюда выбраться? — поинтересовался он уже вслух.

— Почему же?

Доктор Кристин вздохнула.

— Попытки были. Но все либо возвращались назад, либо их притягивала черная звезда. Я понимаю, жизнь в замкнутом пространстве Вас тяготит, а я другого мира и не знаю. Я, конечно, видела голограммы, на которых изображена зеленая трава, лес, сияющее солнце. Но я не могу себе представить целую равнину, заполненную деревьями, да и глаза привыкли к искусственному освещению.

— Но вы так замечательно плаваете, — сделал неловкий комплимент Пабло. — Неужели вам не тесно в здешнем бассейне?

— Разве у меня есть выбор? — печально улыбнулась Кристин.

Пабло подумал, что хотя он, возможно, никогда не увидит синего неба и света дня, но одно маленькое солнышко для него на этой планете зажглось, и он сделает все от него зависящее, чтобы поселившаяся под куполом концентрированная тьма не превратила это маленькое светило в холодный белый карлик.

Остаток рабочего дня Пабло честно пытался наладить диалог с пульсаром. В систему безопасности он больше не лез. Тем более что внедренной им программе требовалось время, чтобы просканировать все папки, а файлы, имеющие отношение к горно-обогатительному комбинату и другим предприятиям города, имели дополнительную кодировку. Единственная новость, до которой ему удалось добраться, касалась приземлившегося корабля. Служба безопасности получила первые спутниковые снимки, и Пабло с удивлением узнал «Нагльфар» — звездолет Саава Шварценберга.

— Это уже не космическая свалка, а какой-то клуб призраков прошлого, — прокомментировал он информацию Брендану, встретив товарища на выходе из лаборатории. — Мало нам было выжившего члена Совета директоров, теперь еще и старый пират объявился.

— Поделом ему! — сверкнул глазами Вундеркинд, вспоминая несколько недель плена в трюме «Нагльфара» вместе с другими школьниками и прогулку в лабиринт монстров. — Надеюсь, охотники устроят ему теплый прием.

Пабло тоже помнил экспедицию на Васуки, поиск не отмеченной на карте червоточины и штурм «Нагльфара» и захваченной «Ласточки». В конце концов, это именно он, воспользовавшись кодами Елены Лариной, тогда взломал систему безопасности пиратского корабля, и детей удалось освободить без жертв. Вот только ему вспоминались и другие события. И он пытался оставаться объективным.

— Благодаря показаниям Шварценберга в Совете Галактики, Васуки приобрела статус заповедника и независимого мира, — напомнил он. — Да и в событиях на Раване Саав принимал весьма активное участие. В конце концов, Рита Арсеньева, которой мы с Командором и еще сорок тысяч человек обязаны жизнью, прибыла на планету именно на «Нагльфаре».

— И Шварценберг получил за это кругленькую сумму, — закатил глаза Брендан. — Да и после эвакуации пленников не остался внакладе.

— Он один из лучших навигаторов галактики, — сам себе удивляясь, не сдавался Пабло. — А его корабль далеко не такая развалюха, какой кажется с первого взгляда.

— О ком идет речь?

Все-таки доктор Кристин, если и не занималась флаем, то точно проходила школу ниндзюцу. Вот уже второй раз за день она появилась совершенно неожиданно. С другой стороны, в коридорах и модулях сейчас было многолюдно. Сотрудники лабораторий заканчивали смену, снимали костюмы защиты, проходили контроль и спешили по своим делам. Кто-то шел вразвалочку пропустить с друзьями рюмочку популярного синтетика или сыграть партию-другую в голографические игры или трехмерные шахматы. Некоторые планировали совершить какие-то покупки, посетить врачей или пройти косметические процедуры. Кого-то в жилом секторе ждали жены, многие торопились забрать из школы детей. Впрочем, Пабло и Брендан сейчас особо и не таились. В конце концов, спасать пирата от охотников они не собирались и просто могли, как горожане, сделать ставки.

— Мы узнали, кому принадлежит приземлившийся сегодня на планету корабль, — без лишних недомолвок пояснил оператор сети. — И обсуждали, стоит ли предупреждать службу безопасности.

— В службе безопасности уже все знают, — отозвалась Кристин, с загадочной улыбкой, почти оценивающе рассматривая друзей.

— Неужто грязный пират и в треугольнике Эхо наследил? — удивился Брендан.

— Мы, конечно, живем здесь в полной изоляции от окружающего мира!

Тонкие ноздри Кристин задрожали, в голосе прозвучала обида.

— Но новости все-таки доходят до нас, пускай и не настолько быстро, как хотелось бы. Если я правильно поняла, Шварценберг — ваш старый приятель?

— Я бы так не сказал, — слегка смутился Пабло, несколько обескураженный ее вспышкой. — Хотя мы, конечно, знакомы. В любом случае, это не тот человек, которого я бы хотел рекомендовать молодой привлекательной девушке, — пытаясь свести все на шутку, добавил он.

— В таком случае, при встрече с грозным пиратом молодой привлекательной девушке стоит быть во всеоружии, — сменив гнев на милость, лукаво улыбнулась Кристин. — Если что, я готова к тренировке.

Они спустились в спортзал, где Пабло и Брендан для начала продемонстрировали Кристин и нескольким случайным зрителям показательный бой. Пабло выкладывался в полную силу, Вундеркинд пытался не уступать, но все-таки был повержен. Потом он сослался на неотложные дела, и Пабло пригласил Кристин на татами, перейдя непосредственно к спаррингу.

Девушка оказалась способной и понятливой ученицей. Основные движения и приемы она схватывала прямо на лету, а ее гибкость и реакция и вовсе заслуживали всяческих похвал. Однако уже через пятнадцать минут тренировки она заметно снизила темп и начала задыхаться. На лбу появилась испарина, а на лице проступило выражение мучительной обиды заведомо больного человека, который не желает признавать своего недуга. Пабло явно видел, что еще немного — и ее легкие просто не выдержат. Хотя и не мог понять, каким образом она проводит долгие, изнурительные заплывы и погружения в бассейне.

Следовало как-то спасать положение. Кристин, которая не желала сдаваться и едва не плакала, видя, что у нее не получается, в любой момент могла потерять сознание. Пабло, конечно, слышал досужие разговоры о том, что сомлевших красоток лучше всего приводит в чувство поцелуй, но это был не тот случай. Оставалось только пойти на хитрость.

Отрабатывая бросок через плечо, он в кувырке перелетел дальше, чем требовалось, и картинно растянулся на татами.

— Вам больно? — всполошилась Кристин.

— Пустяки, завтра пройдет, — кротко улыбнулся Пабло, старательно припадая на левую ногу. — Не ожидал от вас такого напора. Вы не против остаток вечера провести в кафе? А потом погулять в саду или на плантациях?

— Я сама хотела это предложить, — обрадовалась Кристин.

По-видимому, кафе или посиделки в каком-нибудь другом приятном месте входили в ее планы изначально. После душа, который ощутимо вернул ей бодрости и сил, она переоделась в облегающее, открытое платье цвета морской волны, удивительно гармонирующее с ее молочно-белой кожей и золотистыми волосами и чем-то похожее на переливающуюся чешую. Легкий газовый шарф, таинственно окутавший обнаженные плечи и шею, струился, точно прозрачные плавники вуалехвоста.

Пабло не хотел даже знать, каким путем к Кристин попало это произведение дизайнерского искусства. Он просто наслаждался красотой «гидропонной нереиды» и жалел, что не догадался тоже надеть что-то соответствующее. Впрочем, у него здесь ничего и не было, кроме рабочего комбинезона и смены форменных рубашек и брюк.

Кафе «Пульсар» считалось самым фешенебельным заведением в городе. Сюда простые сотрудники научного блока приходили только по особо торжественным случаям: отметить день рождения или годовщину свадьбы, отпраздновать успешное завершение проекта или присвоение ученой степени. Здесь проводили вечера топ-менеджеры со своими чопорными женами и развязными отпрысками, а главы городских департаментов и директора предприятий во время деловых завтраков принимали судьбоносные решения.

Хотя обстановку кафе когда-то явно позаимствовали из ресторана какого-нибудь круизного лайнера, выглядела она достойно. А обилие подсвеченной лампами дневного света зелени маскировало шероховатости дизайна. Меню радовало изысками молекулярной кухни и блюдами из свежих фруктов и овощей, а винная карта, помимо местной продукции растительного и синтетического происхождения, содержала наименования известных марок со всей галактики на самый придирчивый вкус. Цены, конечно, кусались. Однако Пабло прекрасно понимал, что клиенты «Пульсара» не только приносят прибыль хозяевам заведения, но и оплачивают труд биологов, вырастивших растения без дневного света, а также рисковое ремесло охотников, доставлявших в город вино и другие деликатесы.

Несмотря на космические цены, кафе пользовалось спросом. Свободных столиков почти не осталось. Дроны-официанты как угорелые носились по залу, едва успевая доставлять заказы. На танцполе шумная молодежь дергалась в движениях популярного сейчас сербелианского шейка. Чуть в стороне другая группа подростков расположились у голографического монитора, с интересом следя за ходом какого-то шоу. На экране кривлялись странные существа, похожие на людей, искаженных системой кривых зеркал или программами объема. Они вели себя вызывающе и откровенно издевались над худеньким миловидным юношей, который держался затравленно и неуверенно с обреченностью неполноценного существа, появившегося на свет лишь для того, чтобы терпеть насмешки и оскорбления.

— Вот уроды, — рассмеялся кто-то из зрителей в кафе. — Неужто они и вправду верят, будто их безобразие — это и есть норма?

— Ну что с мутантов убогих возьмешь? — пожал плечами его сосед, холеный молодой хлыщ, одетый в модные новинки позапрошлого сезона. — Должны ж они хоть чем-то тешиться у себя внизу. Зато сюда не лезут, а предпочитают бить соседей, которые от них отличаются. Разделяй и властвуй. Все просто и понятно.

— Что это? — оторопело указал на экран Пабло.

— Развлечение для тупых и незрелых умов, — сердито отозвалась Кристин, уводя его подальше от суеты туда, где манил зеленью зимний сад.

Проходя под сенью раскидистого реликтового папоротника, образовавшего из ветвей настоящий тоннель, она словно невзначай прижалась к нему, так что Пабло не утерпел и поцеловал ее сначала в пульсирующий синей жилкой висок, потом в полуоткрытые губы. Кристин и не подумала отстраняться, и ее ответный поцелуй показался ему прикосновением крыла пестрой бабочки.

— Да вы, я смотрю, настоящий богач! — улыбнулась девушка, когда Пабло заказал им клубнику со сливками и сербелианское игристое. — Многим из тех, кто выращивает фрукты и занимается селекцией соевых бобов, из которых производят сливки, такие изыски не по карману.

— Профессор Нарайан щедро оплачивает мои скромные труды, а трат у меня особых нет, — пояснил Пабло, несколько обескураженный направлением, которое принял их разговор.

Что это? Упрек, проверка на лояльность или попытка прощупать почву? Он и сам знал, сколько получали лаборанты и работники соевых плантаций, составлявших основу пищевой безопасности города. И эти люди еще радовались тому, что каморки, в которых они обитают с семьями, защищены от радиации, а их дети получают полноценное медицинское обслуживание и хорошее образование.

Кристин и сама поняла, что шутка вышла неудачной.

— Извините, я не хотела вас обидеть, — улыбнулась она, и в глубине ее лучистых глаз зажглись искорки, похожие на пузырьки в бокале. — На самом деле я ужасная лакомка, — призналась она, с явным удовольствием смакуя десерт. — Была б моя воля, я только сладким и питалась бы.

— По вам это не заметно, — отсалютовал ей Пабло, слегка пригубив вино, букет которого нашел превосходным.

Бокалы, изящные, длинные, на тонкой ножке, похожие на стеклянных балерин, скорее всего, тоже доставили с какого-то разбившегося корабля. Интересно, а куда отправились его пассажиры и экипаж, если, конечно, выжили в катастрофе?

В этом манерном и роскошном кафе двуличие города ощущалось особенно остро.

— Интересно, а на нижних уровнях тоже есть рестораны, в которых подают клубнику? — мимоходом спросил Пабло, осмелев после пары глотков напитка, показавшегося ему райским нектаром.

Все-таки последний раз он пил игристое в поместье Славы Капеэсэс незадолго до отлета.

— Попробуйте задать этот вопрос профессору Нарайану, — поправляя шарф, сверкнула глазами Кристин.

Похоже, Брендан не заблуждался, когда говорил, что она может стать союзником. Только сейчас хотелось думать совсем о другом, а лучше просто нырнуть на дно манящих, лучистых глаз и оставаться там до конца времени. Впрочем, расслабленно наслаждаться обществом желанной, прекрасной женщины все равно не получалось. На лбу Кристин опять выступила испарина, глаза ее помутнели, она жадно хватала воздух ртом.

— Вам нездоровится? — обеспокоенно спросил Пабло.

— Здесь слишком душно, — призналась Кристин.

В кафе в этот час действительно собралось много народу, система вентиляции не справлялась.

— Так давайте выйдем отсюда.

Пабло чуть не сказал «на воздух», совершенно забыв, что такой возможности в городе под куполом нет.

— Я сейчас, — извиняющимся тоном проговорила Кристин, теребя шарф. — Подождите меня здесь.

Едва она отошла, ее место занял какой-то незнакомец — немолодой уже, но высокий и крепкий мужчина с копной седых волос и пронзительным взглядом умных карих глаз.

— Интересуетесь жизнью на нижних уровнях? — насмешливо спросил он, рассматривая Пабло с дотошностью естествоиспытателя. — Если будете и дальше вести себя так же неосмотрительно, служба безопасности нашего дорогого профессора быстро организует переезд. Я не говорю о вашем молодом друге, он еще пацан, но вы-то — опытный разведчик.

— Я не понимаю, о чем идет речь, — стараясь казаться невозмутимым, проговорил Пабло, хотя внутренне весь похолодел.

Что это? Провокация, предупреждение или открытый допрос? Или просто гипотетические подпольщики, на которых так хотел выйти Брендан, сами их нашли?

— Не пытайтесь измыслить на ходу небылицы, у меня нет времени, — достаточно бесцеремонно оборвал его незнакомец, продолжая буравить своим пытливым взглядом. — Если Вам все еще небезразлична судьба Льва Деева, Гу Синя и тысяч горожан, которые стараниями нынешнего руководства превратились в подопытных, вместо того, чтобы подставляться, разыскивая материалы по программе «Универсальный солдат», найдите возможность добраться до папок «Эсперансы». Я хочу знать, что этот ублюдочный принц и его приспешники сделали с моим кораблем, и какую еще напасть они решили навлечь на наш несчастный город.

— Почему я должен вам верить и какой резон мне выполнять эту странную просьбу? — с вызовом глянул на пришельца Пабло, пытаясь раскусить.

Но карие огненные глаза остались непроницаемы, только мясистый рот скривился в ироничной усмешке.

— Полагаю, вы, как и многие другие, хотите отсюда выбраться, но только я знаю, как это сделать, — с тайным превосходством проговорил незнакомец. — Если вы рассчитываете, что, пытаясь завоевать ваше доверие, я стану тут распинаться, рассказывая фирменный рецепт маминой паэльи, поведаю, кто на самом деле Вам помог найти необозначенные на карте тоннели в Новом Гавре, или объясню, почему Леву Деева называют Супер-Лев, то вы не разведчик, а просто дилетант.

В это время к столу вернулась Кристин. Она снова заметно посвежела, дыхание ее выровнялось. При виде незнакомца на ее лице появилось выражение почти детской радости, смешанной с испугом. Она, кажется, с трудом сдержалась, чтобы не броситься ему на шею.

— Зачем ты здесь? — проговорила она взволнованно.

— Узнал, что в нашу дыру пожаловал мой самый эксцентричный одноклассник, и решил выяснить, достаточно ли торжественную ему приготовили встречу, — пояснил пришелец, любовным и явно привычным движением поправляя выбившуюся из прически девушки золотистую прядь.

— Тебя же могут увидеть! — потянулась к нему Кристин, млея от прикосновения заскорузлых мозолистых рук почти так же, как только что таяла в объятиях Пабло.

Впрочем, тут оттенок отношений выглядел другим. К тому же в форме губ и очертаниях носа незнакомца и Кристин чувствовалось несомненное сходство.

— Пускай видят, — проворчал пришелец, — Еще бы я стал таиться, как тать, в городе, который построен по моим чертежам. Тридцать лет назад здесь были только несколько модулей поселка рудокопов и небольшая теплица. Впрочем, ты это убожество уже не застала. Я не мог допустить, чтобы ты родилась и выросла в каменном веке.

— Это все в прошлом, — глухо проговорила Кристин, отстранившись. — Сейчас службе безопасности отдает приказы профессор Нарайан.

— Профессор, — презрительно скривился незнакомец. — Проклятый выскочка, решивший подмять под себя все. Он наивно думает, что, если людям перекрыть кислород, они и мыслить разучатся. Если такой умный, пускай попробует отыскать ходы, которых нет ни на одной официальной схеме. Ты, надеюсь, не забыла их расположение? А вам, молодой человек, — он повернулся к Пабло, и его голос приобрел прежнюю сварливость, — я настоятельно советую не медлить с ответом. Чует мое сердце, назревает что-то нехорошее, ставки сделаны, и развязка уже близка.

— Кто это был? — удивленно спросил Пабло, когда незнакомец величаво удалился.

— Ангел-хранитель этого города, — туманно пояснила Кристин, смахивая с ресниц непрошенную слезу.

— Почему же, если он придумал, как тут возвести купол, ему приходится жить внизу?

Пабло никак не мог осмыслить информацию, его мозг явно нуждался в перезагрузке.

— Он не внизу. Он везде и нигде, — выдала еще одну загадку Кристин, и в ее голосе прозвучала горечь. — Но, если он вас о чем-то просил, лучше помогите ему. Хотя бы ради меня.

Они оплатили счет и покинули кафе. Какое-то время они бесцельно гуляли по отягощенному плодами зимнему саду, наблюдали, как дроны снимают урожай. Впрочем, большая часть работ в теплицах и на плантациях осуществлялась вручную. Механизмов катастрофически не хватало: композитных материалов и деталей для починки комбайнов в городе почти не производили. Потом Пабло проводил Кристин до дома, но уходить не торопился, напрашиваясь на приглашение. Но она и не возражала.

— Только не удивляйтесь причудам моей обстановки, — предупредила она, прикладывая к сканеру ладонь и отпирая дверь.

Залитая мягким, приглушенным светом комната выглядела обжитой и вполне уютной. Вмонтированные в стены стеллажи заполняли редкие даже на Земле бумажные книги и различные красивые безделушки. А по центру на месте кровати располагался огромный бассейн с воздушным компрессором и подсветкой. Сейчас он дожидался хозяйку, заполненный чуть теплой, чистой, но явно соленой водой.

— Вы много раз рассказывали, что любите море, — улыбнулась Кристин, включая проекцию голограммы океана. — Я решила воссоздать хотя бы маленькую часть.

Пабло вместо ответа обнял поцелуем ее наполненные желанием губы, положил одну руку на затылок, перебирая спутанные волосы, другой прошелся вдоль позвоночника к лопаткам, отыскивая застежки платья. Потом спустился ниже. Кристин снимала с него рубашку, вела ладонями по обнаженному торсу, с явным удовольствием ощущая упругость мышц. Найдя на его спине старый шрам в виде головы барса — память о плене, от которой Пабло не стал избавляться, она ненадолго задержалась, ощупывая чуткими пальцами очертания страшного рисунка. Она много раз видела этот шрам и знала, как он появился.

Пабло только нежнее ее поцеловал, переходя от губ к пушистым ресницам и завиткам на висках, потом освободил от платья и потянулся за шарфом. Кристин его остановила, затеяв с легкой газовой тканью игру. Она плавно покачивала бедрами и призывно изгибалась в подобии танца семи покрывал. Очертания гибкого, стройного тела, полускрытого вуалью, возбуждали, а маленькие груди с отвердевшими сосками казались жемчужинами в толще воды.

Потом они оба очутились в бассейне, и такого упоения Пабло не испытывал ни с кем и никогда. Кристин, правда, так и не позволила ему коснуться шеи, все еще скрытой шарфом, но на этой причуде Пабло внимания заострять не стал. Он тоже не всем женщинам показывал свои шрамы. Кристин словно угадывала его самые сокровенные желания, от его ласк истекая медом и янтарем. Ее податливое тело в толще воды казалось эфемерным, как морская пена. А поцелуи с привкусом соли навевали воспоминания о родном Новом Гавре. Неужели они оба никогда не увидят моря?

Они так и заснули, словно два дельфина. Утомленные ласками, но продолжающие ощущать друг друга. Проснувшись незадолго до общего для всех сотрудников сигнала подъема, Пабло обнаружил, что его голова держится на поверхности только благодаря воротнику-подушке из арсенала начинающих пловцов. Кристин уютно устроилась рядом, не размыкая объятий. Ее тело и голова полностью находились под водой, но она продолжала дышать ровно и спокойно. В рассеянном свете ламп, который для легкости пробуждения утром автоматически делали ярче, Пабло ясно различил на шее любимой жаберные щели.

(обратно)

Глава 7. Загадки «Эсперансы»

— Эй, подруга! Ты там вообще цела? Только попробуй сказать, что ты спеклась и тебя пора сдавать в утиль!

Встревоженный голос Пэгги вывел Савитри из забытья. Неужели она так долго провалялась в отключке? Пэгги этого времени хватило, чтобы не только прийти в себя после жаркой схватки, но и подняться в рубку. Хотя амазонка выглядела потрепанной, а на защитном костюме и органической оболочке в нескольких местах зияли прорехи, в шальных глазах горел задор, а тревога явно относилась к более хрупкой принцессе Сансары.

— У тебя что там, процессор перезагружался?

Убедившись, что Савитри не пострадала, Пэгги вернула свой ворчливый тон.

— Скорее, человеческий мозг перегрелся, — честно призналась Савитри, с интересом разглядывая подругу.

После нескольких лет блуждания во тьме блеклые лампы аварийного освещения, включенные в рубке, казались ярче мириад хрустальных люстр. Савитри с удивлением узнала, что глаза у Пэгги не багряные, какие она привыкла видеть в инфракрасном спектре, а серые, обведенные черными глубокими тенями. А рассеченная шрамами кожа имеет аристократически бледный оттенок. Впрочем, последнее объяснялось и недостатком витамина D. Интересно, на борту корабля есть белковые коктейли, в экстренных ситуациях заменяющие пищу и людям, и органическим андроидам? Пэгги они тоже не повредят. Поскольку топливо в ее реакторе следовало поменять еще лет пять назад, ее когда-то упругие мышцы превратились в высохшие мощи. «Интересно, — Савитри огляделась в поисках зеркала, — я тоже выгляжу изможденной мумией?». Впрочем, думать ни о чем пока не хотелось. Глаза сами собой слипались, а пилотское кресло, в которое ее перенесла Пэгги, выглядело таким мягким и удобным. После голых камней и жесткого лежака в их убежище оно казалось нарядно убранным ложем ее царской опочивальни.

Разбудил ее дивный запах еды. Кажется, мяса с подливой. Конечно, консервированного, но после нескольких лет, в течение которых органическая часть ее тела кое-как выживала исключительно за счет энергии сменных аккумуляторов, это было неважно. Пробудившийся ото сна желудок заурчал громко и настойчиво, словно у какой-то простолюдинки из низших варн. Впрочем, Савитри никогда не считала древнюю кастовую систему обоснованной и справедливой, хотя не делала попыток ничего изменить.

— Проснулись, Ваше высочество? Кушать подано, — в своей ироничной манере приветствовала ее Пэгги.

Она сидела в кресле напротив, подключившись к приборной панели. То ли искала информацию, то ли заряжалась. А перед ней стояли две открытые банки еды быстрого приготовления.

— Где ты достала такую вкуснятину? — едва не мурлыча от удовольствия, проговорила Савитри, наслаждаясь вкусом.

Удивительно: за две своих предыдущих человеческих жизни она так и не научилась ценить простые радости.

— Вкуснятину? Как ее высочество-то заговорило! — поддразнила ее Пэгги, облизывая с пальцев жир. — На Сансаре, помнится, мясо кутулухов, бобы и местные овощи считались пищей неприкасаемых и шудр! Я, правда, к кутулухам всегда относилась с уважением, — ностальгически проговорила она, устраиваясь поудобнее в кресле. — Эти гибриды страуса и варана хоть и покрыты перьями, но развивают скорость не хуже лошадей, и через джунгли прут будь здоров.

— Кутулухи не гибриды, а эндемики. Низшие млекопитающие, которые хотя и покрыты перьями и выводятся из яиц, но имеют четыре ноги и выкармливают детенышей молоком, — поправила ее Савитри, вспоминая пышные религиозные церемонии, во время которых они с Шатругной ехали по территории дворца или центрального храмового комплекса на золоченой колеснице, по традиции запряженной шестеркой кутулухов.

Шатругна, если был в хорошем расположении духа, обычно сетовал, что у этих выносливых животных нет крыльев, и их колесница, подобно той, на которой перемещался Ланкеш Равана, не может подняться без антигравитационного двигателя в воздух.

— Да по мне, что эндемики, что пандемики, — лениво отмахнулась Пэгги, проверяя разъемы. — А все лучше было ездить верхом, нежели на своих двоих пехать.

— Удивительно, неужели консервы за столько лет не испортились? — открывая еще одну банку и отмечая превосходное качество, заметила Савитри.

— Да что им будет, — равнодушно пожала плечами Пэгги, изучая приборную панель. — Вот только лет этим заготовкам совсем немного. Не больше года. И сделаны они здесь. В городе под куполом и кутулухов разводят, и бобы с овощами культивируют. Да и к продовольственной безопасности относятся достаточно серьезно, поэтому всегда обновляют, так сказать, стратегический запас, сбывая просроченные продукты по дешевке работягам с комбината и рудника. Можешь проверить уровень радиации. Он в несколько раз выше, чем когда-либо фиксировали на Сансаре.

— Кто же их сюда принес? — испуганно глянула на подругу Савитри, едва не подавившись.

Радиация ее не страшила. Организм андроида с легкостью справлялся с негативными последствиями, но загадки корабля-призрака пугали.

— Думаю, тот, кто внес твои параметры в систему, — жестко ответила Пэгги.

— Ты считаешь, Шатругна?

От волнения Савитри едва не задохнулась от бури противоречивых чувств. Истощенный в скитаниях организм андроида с трудом отрегулировал уровень гормонов. Ее жених не только жив, но и помнит о ней. Неужто ее не забыли? Неужто все это время искал? С другой стороны, тут нет ничего удивительного. Если Шатругна надеялся вернуться, ему требовался ключ от сокровищницы и законная наследница престола, чтобы предъявить свои права на власть.

— Но я ничего не понимаю, — спохватилась Савитри. — Это не наш корабль.

— Охотно верю, — хмыкнула Пэгги. — Не думаю, что наследную принцессу Сансары с женихом повезли бы куда-нибудь на таком старье. Звездолеты этой модели остались только у пиратов и у перевозчиков окраинных миров. А между тем корабль совершенно исправен и готов к полету. На борту есть запас воды и продовольствия, система жизнеобеспечения в полном порядке, а энергетические емкости полны-полнехоньки. В систему введены твои параметры и актуализирована защита от медуз. Другое дело, что ремонт и перевооружение начали производить не менее пятнадцати лет назад задолго до вашего сюда, так сказать, прибытия.

— То есть кто-то из жителей города готовил этот звездолет, — догадалась Савитри.

— Чтобы свалить отсюда, — закончила за нее Пэгги. — Затея, конечно, рисковая. На моей памяти пульсар никого еще не выпускал. Но почему бы не попробовать. А твой Шатругна то ли вошел в долю, то ли отжал эту посудину у ее законного владельца.

— А как же разговоры о том, что корабль зачумлен? — спохватилась Савитри.

— Похоже, досужий бред, — пожала плечами Пэгги. — Сказка для охотников. Думаю, тот, кто все тут подготовил, не очень афиширует свои намерения. Иначе здесь бы полгорода уже тусовалось. С другой стороны, нет дыма без огня. Бортовой журнал стерт, но это мы сейчас исправим. Пока я занимаюсь восстановлением данных, можешь осмотреться, принять душ и переодеться. В одной из кают я видела кучу дамского шмотья, так что ты не теряйся.

Савитри последовала совету подруги. Конечно, органическая часть ее тела имела систему самоочистки. Вывод избыточных солей из пор автоматически запускал этот процесс, попутно уничтожая все бактерии. Но привычки прошлого, о которых помнил ее человеческий мозг, делали водные процедуры приятным ритуалом, создававшим иллюзию того, что она все еще живая. К этим же связывающим с прошлой жизнью мелочам относилась и одежда.

Когда-то Савитри любила украшения, наряды и прочие приятные составляющие женских чар. Какое-то время она тешила себя иллюзией, что новое платье или ожерелье, газовое покрывало или нежный аромат духов помогут ей завоевать любовь Шатругны. Но увы, в нарядном сари или будничном костюме, увешанная ювелирными изысками или украшенная естественной красотой молодости, она интересовала его не больше праха под ногами. Возлюбленный жених говорил дежурные комплименты, справлялся о ее здоровье, но взгляд его оставался холодным, как лед, покрывающий далекие горные пики. А уж когда она посмела примерить хранившиеся во дворце наряды Первой Савитри, и вовсе пришел в безумный гнев:

— Никогда больше так не делай! — закричал он, грубо срывая с нее наряд и даже не замечая, что его пальцы оставляют на ее коже синяки. — Не смей прикасаться к этим вещам! Ты всего лишь бессмысленная оболочка! Когда я тебя создавал, я надеялся, что в похожее тело вселится душа моей Савитри. Но этого не произошло. Ты — не она и никогда ею не станешь!

Напрасно Савитри пыталась уверить его в своей любви, напрасно приносила богам жертвы, прося их открыть глаза несчастному безумцу.

— Шатругна пошел против природы, создав тебя, — качал головой старый пурохита^[38], знаток обрядов и правил, проводивший все священные церемонии у них во дворце. — Бессмысленно питать надежду на то, что душа в следующем перерождении вернется в то же или похожее тело. Ход колеса Сансары нельзя остановить. Кто знает, возможно, первая Савитри во время предсмертных страданий достигла просветления и ее душа теперь пребывает в нирване, закончив круг перерождений. Конечно, Шатругна мечтал бы, чтобы они возродились в едином лотосе, но это невозможно. Даже Сита и Рама, каждый раз встречаясь в земной жизни, не могли обрести счастья.

Савитри и сама искала утешение в образах прошлого. Вспоминала добродетельного Наля, которого поработил злой демон, заставив в азарте игры забыть не только о царстве, но и о горячо любимой Дамаянти. Сравнивала себя с супругой неистового Ланкеша, добывшей для него бесценную амриту. Вот только и Дамаяни, и даже Мандадави познали радость взаимности.

— Но что же делать мне? — едва не плакала от обиды Савитри. — Шатругна совсем меня не любит. Он считает меня бездушной, будто я машина, а не человек.

— Он заблуждается. Душа дана каждому существу, способному расти и дышать. Не говоря уже о тех, кто мыслит. Хотя ты родилась не совсем так, как другие дети, ты живой человек, достойный уважения и любви. Я знаю, скорбь изменила Шатругну. Он замкнулся в ней, как в броне. Но любую броню можно пробить. Вода камень точит. Наберись терпения и жди.

Бедный пурохита не знал, что время работает против нее.

— А что теперь? — спрашивала Савитри с холодным интересом, граничащим с брезгливостью разглядывая свое новое тело. — У меня все еще есть душа?

Пурохита смог ответить на этот вопрос. Собрание браминов Альянса отказало андроидам в праве считаться людьми. Хотя звучали разговоры о том, может ли душа после смерти вселиться в андроида, как она переселяется в дерево или червя в качестве кары за грехи. Сейчас, глядя на Пэгги, Савитри убеждалась что смелые заявления бунтарей несли в себе рациональное зерно. Вот только вопрос, что же считать смертью, так и остался для нее без ответа.

Мучимая неразрешимым противоречием, Савитри часто вспоминала свои последние часы. Вернее, последние часы жизни человеческого тела. Хотя врачи пристально следили за ее здоровьем и сделали прививки ото всех болезней, включая синдром Усольцева, в день своего двадцатиоднолетия она начала задыхаться, сердце зашлось как безумное, а потом принялись один за другим рваться сосуды. Ртом и носом пошла кровь, утробу сдавил жуткий спазм.

— Мы не имеем права допустить гибели мозга! — кричал на врачей Шатругна. — Она мне нужна живой.

— Мы делаем все необходимое и даже свыше, — разводили руками врачи, — но мы не в силах ничего сделать. Процесс распада развивается слишком стремительно.

В том, что даже самые лучшие умы не могут поставить диагноз, они признаться не решались. Впрочем, Шатругна и так видел, что происходящее не укладывается ни в какие теории и даже гипотезы.

— Может быть, снова попробовать клонирование? — робко предложил кто-то из придворных.

— Никаких клонов! Я больше не стану ждать без толку двадцать лет! У меня и у Сансары нет времени на всякий вздор!

— Я предупреждал, — качал седой длинноволосой головой пурохита. — Природу нельзя обмануть. Каждому человеку Творец при рождении отпускает определенное количество вздохов, кому-то больше, кому-то меньше. Вы сами создали копию и теперь удивляетесь, почему она не хочет жить дольше оригинала.

По странному стечению обстоятельств Савитри Вторая прожила столько же, сколько и ее предшественница. С точностью до месяца, дня и часа.

И вот теперь Савитри Вторая сидела в каюте, перебирая наряды, которые лучшие кутюрье Сансары сшили для нее перед злополучным визитом на Равану, и думала о своем непредсказуемом женихе. Хотя некоторые костюмы пострадали во время крушения и дальнейших мытарств, большую часть гардероба Шатругне удалось спасти. И теперь церемониальные сари и комплекты для деловых обедов, коктейльные платья и шляпки, которые дамы высшего света надевали во время парадов и космических шоу, словно дожидались свою хозяйку. Вместе с зачарованным «зачумленным» кораблем.

Почему же Шатругна, который явно добрался до города и сумел занять там достаточно высокое положение, ее так и не нашел? Бросил посреди пустоши на съедение медузам. Или причина крылась в чем-то другом? Когда она проснулась и не обнаружила рядом своих спутников, лагерь выглядел разоренным, но возле ее лежанки под камнями оказался скорчер с полным аккумулятором, который помог ей продержаться первое время, пока она не встретила Пэгги.

Внезапная догадка светящимся метеором пронеслась в ее мозгу. Савитри поспешила в рубку, где подруга заканчивала восстановление данных.

— Скажи, ты ведь все это время знала, что жители города сумели вывести на орбиту спутники? — спросила она, указывая на окно приборной панели, где отображалась информация с геодезических зондов и других малых орбитальных устройств.

— Не только знала, но и отслеживала перемещение, — безмятежно отозвалась Пэгги. — Я же боевой робот. В радиусе сотни километров могу обнаружить любые средства связи от жучков до радаров, а сигналы со всех спутников принимаю на всей зоне покрытия, чтобы исключить риск обнаружения группы сверху, — сообщила она с явной гордостью. — А как ты думаешь, почему нам все это время удавалось избежать встреч с охотниками?

Савитри не думала. Она смотрела на экран и восстанавливала картину событий, сделавших ее бесприютной скиталицей. Конечно, как она сразу не догадалась? В тот злополучный день, когда она осталась одна, им удалось найти неплохое убежище от вездесущих медуз в расщелине между камней. И она лежала в глубине в самом укромном углу. Скорее всего, лагерь обнаружили охотники, гораздо лучше знавшие эту местность, и Шатругна не захотел, чтобы принцесса Сансары сделалась их добычей, рассудив, что на пустоши, имея в распоряжении скорчер, она сумеет выжить. Ее сенсоры андроида уже тогда позволяли ей лучше других обнаруживать и уничтожать медуз. Когда же он смог вернуться, Савитри уже стала спутницей Пэгги, чья способность к маскировке сделала поиски почти бессмысленными.

— Ты это сделала нарочно?

Хотя Савитри не хотела никого обидеть, в ее голосе прозвучал упрек.

— В мыслях не имела! — ощетинилась Пэгги. — Вернее, я просто представить не могла, что человек в здравом рассудке способен бросить невесту, даже нелюбимую, посреди пустоши на съедение медузам. Впрочем, что еще ожидать от члена совета директоров «Панна Моти». У упырей другая логика.

— Не смей его так называть! — возмутилась Савитри, задетая бесцеремонностью подруги. — Можно подумать, не ты воевала на Ванкувере и Сансаре, защищая интересы «Панна Моти»?

— А у меня был выбор? — сурово огрызнулась Пэгги. — Я, знаешь ли, всего лишь боевой робот и приказы, даже самые безумные, обсуждать не могу. Вот только когда Корпорация разворачивала свою деятельность на Ванкувере, никто из наших не возражал: псы Содружества иного и недостойны. В галактике уже и повернуться нельзя, не наткнувшись на их корабли и форпосты! А вот когда прихвостни твоего дорогого принца массово стали прививать вакциной смерти и отправлять в свои биореакторы жителей Сансары, Кали и Раваны, роптать начали уже даже офицеры. Конечно, неприкасаемые и низшие варны шудр — это грязь под ногами, но они тоже граждане Альянса и имеют право на жизнь и защиту.

— Ты рассуждаешь почти как повстанцы! — не сумела скрыть удивления Савитри.

— Потому что они правы! Корпорация сожрала саму себя, и разоблачение аферы с завышением энергетической эффективности только ускорило ее конец.

От перевозбуждения у Пэгги включился режим ночного видения, и ее глаза сверкнули в полумраке рубки, точно маяк.

— Да ты только посмотри, — продолжала она увлеченно. — Ты можешь сколько угодно радоваться тому, что твой Шатругна жив, но он как был упырем, так и остался. Как ты думаешь, у кого он отжал этот прекрасный корабль?

Савитри помотала головой.

Вспышка гнева и обиды прошла. В конце концов, Пэгги права: одна на пустоши привычная к роскоши принцесса точно бы не выжила, и на что в тот момент рассчитывал Шатругна, трудно сказать. Возможно, и ни на что. Охотники не оставили ему выбора, и он просто надеялся на чудо. С другой стороны, Савитри не удивилась бы, если за это время он сумел бы создать еще один клон или андроида с ее внешностью и биометрией. Она давно разочаровалась в Шатругне, и из-за него действительно не стоило ссориться с Пэгги.

— Тебе удалось расшифровать бортовой журнал? — спросила Савитри примирительно.

— Не совсем, — досадливо поморщилась Пэгги, которую неудачи всегда раздражали. — Файлы памяти сильно повреждены, и кто-то сделал это намеренно. Но главное мне удалось выяснить. Дурная слава «Эсперансы» — не выдумки. Экипаж и пассажиры действительно погибли около тридцати лет назад от синдрома Усольцева. Все кроме одного. И этот выживший никто иной, как Маркус Левенталь.

Из груди Савитри вырвался вздох изумления. Хотя она, как и все принцессы Сансары, получила сугубо гуманитарное образование и во время официальных визитов на предприятия деловых партнеров Шатругны и отца прилагала титанические усилия, чтобы не попасть впросак, имя Маркуса Левенталя она слышала и не один раз. О его самой известной разработке — новом двигателе гиперпространства, позволявшем преодолевать кротовые норы, считавшиеся прежде непроходимыми, рассказывали даже в школах для бедняков. И хотя Савитри так и не сумела понять, каким же образом гениальному конструктору удалось подчинить экзотическую материю, история его жизни оставила неизгладимое впечатление.

Какой одаренностью и упорством следовало обладать, чтобы из серых стен приюта, расположенного на безымянной планете окраинной системы, подняться до высот самых престижных в Галактике научных сообществ? Пример Маркуса Левенталя заставлял вновь задуматься о порочности древней кастовой системы, которую на Земле преодолели еще около пятисот лет тому назад.

— В Содружестве до сих пор пытаются расшифровать его наработки, — пояснила Пэгги. — Не больно, правда, получается, — ехидно добавила она, забавно наморщив чуть вздернутый аккуратный носик. — Во всяком случае, первое и пока единственное применение созданных по его чертежам боеголовок, использующих тот же принцип, что и его знаменитый двигатель, окончилось исчезновением и нашей эскадры, и корабля Содружества.

— И теперь выяснилось, что Маркус Левенталь оказался здесь? — уточнила Савитри.

— Вообще-то это для обитателей города никогда не было тайной, — нахмурилась Пэгги, которая о своей жизни под куполом всегда говорила неохотно. — Как ты думаешь, кто сумел спроектировать, а потом возвести такую сложную конструкцию, как купольный град? Даже в доме удовольствий о Маркусе Левентале вспоминали только добром, называли чуть ли не ангелом-хранителем. Говорили, что в те годы, когда он лично занимался всеми делами, ресурсов хватало на всех, и на верхние более безопасные уровни отправляли беременных женщин и детей. Но потом кто-то решил, что наверху целесообразно оставаться только тем, кто способен произвести на свет здоровое потомство, а также наиболее ценным специалистам и членам городского совета. На этой почве начались злоупотребления. Левенталя обвинили в неэффективном руководстве и сместили. А вскоре жителям нижних уровней закрыли доступ наверх даже для лечения в больнице и установили переборку, охрану которой поручили банде самых свирепых громил. Сильно подозреваю, что твой Шатругна с нынешними руководителями города быстро нашел общий язык.

— Откуда такая уверенность? — нахмурилась Савитри.

— На мой взгляд, это очевидно, — фыркнула Пэгги. — Кто еще, по-твоему, имеет доступ к распределению ресурсов, чтобы заниматься перевооружением корабля? Смотри!

Она показала системные файлы, которые для человеческого мозга Савитри выглядели забытой письменностью исчезнувшей цивилизации, но оказались вполне доступны для процессора андроида.

— Судя по технической документации, работы по восстановлению системы жизнеобеспечения и переоборудованию узлов и модулей двигателя на «Эсперансе» ведутся с того момента, как появилась вакцина от синдрома Усольцева, — пояснила Пэгги. — Доподлинно неизвестно, каким образом на зачумленном корабле выжил сам конструктор, но попусту рисковать товарищами и коллегами он бы не стал.

— Возможно, у него оказался редкий врожденный иммунитет, — предположила Савитри. — Как у жителей Васуки, из крови которых ученик Усольцева Арсеньев выделил так называемую антивакцину.

Она смотрела на кадры восстановленного журнала и вместе с трагедией экипажа и пассажиров «Эсперансы» переживала последние часы Первой Савитри. По непонятным причинам гибель клона принцессы Сансары сопровождалась схожими симптомами, которые намертво отпечатались в человеческом мозгу андроида.

Глядя на кадры хроники, Савитри вновь переживала удушье и нестерпимый жар, сменявшийся жесточайшим ознобом. Ее кожа вздувалась тысячами гноящихся пустул, а рот поминутно наполнялся гноем напополам с кровью. Хотя на борту следовавшей с охваченной эпидемией Леи на Ванкувер «Эсперансы» пытались соблюдать карантин, в замкнутом помещении вирус быстро распространился по отсекам. Капитан передал сигнал бедствия и просьбу выслать санитарный борт. Но на Ванкувере звездолет не приняли и приказали возвращаться. Однако для обратного пути на борту не хватило энергии, и корабль на границе треугольника Эхо притянул пульсар.

Капитан и пилоты боролись до последнего и сумели посадить звездолет, но против вируса оказались бессильны. А в это время лекарство, возможно, находилось на борту. Но врач погиб от болезни одним из первых, а других биологов среди экипажа и пассажиров не оказалось. Маркус Левенталь при всей его гениальности лучше разбирался в ракетных двигателях, чем в вирусологии. Он не прятался и не отсиживался в каюте, а до последнего ухаживал за своими спутниками, поддерживал защитное поле, отбивался от медуз. Закрыв глаза последнему умершему, он покинул корабль и задраил все люки. Надеялся ли он на встречу с прошлым, которая состоялась через пятнадцать долгих лет? Кто знает? Только за время эпидемии его волосы, черные от природы, почти полностью поседели.

— Ты опять меня не слушаешь! Ну как с вами, людьми, вообще можно иметь дело? — возмутилась Пэгги, которую подробности гибели экипажа «Эсперансы» не заинтересовали.

— Я такой же андроид, как и ты, — вынырнула из омута переживаний Савитри. — Ты что-то говорила?

— Еще как! — надула губы Пэгги. — Можно сказать, распиналась. И здесь, уверяю тебя, есть что послушать. Если я не ошибаюсь, Левенталь модифицировал ходовую часть, взяв за основу технологию порталов, — воодушевленно повторила она. — Похоже, он надеялся, что превращение плазмы в экзотическую материю поможет преодолеть притяжение пульсара.

— Но ведь это все существует пока на уровне гипотез! — всплеснула руками Савитри, вспоминая визиты на верфи Сансары и в институт плазменных и фотонных технологий.

— Кто знает, — просветлела лицом Пэгги, польщенная осведомленностью подруги. — Количество звездолетов на планете позволяет проводить испытания. Да и желающих вырваться под куполом всегда хватало. Я сейчас о другом, — оборвала она уже саму себя, возвращаясь к изначальной теме их разговора. — Пока городом руководил Левенталь, работы на Эсперансе велись медленно и с большими перерывами. Судя по тем крохам информации, которую мне удалось восстановить, конструктору не хватало сил и средств. Зато последние два года процесс шел просто ударными темпами.

— Но разве это плохо? — удивилась Савитри и тут же осеклась, вспоминая, какой ценой ее жених обычно добивался реализации поставленных задач.

Проект «Зеленый жемчуг» и программа «Универсальный солдат» — два чудовищных порождения корпорации «Панна Моти» — стали апогеем жизненного кредо принца Шатругны. Пэгги подтвердила худшие опасения.

— Космические и военные программы даже в благополучных мирах вроде Сансары или Ванкувера ложатся ощутимым бременем на налогоплательщиков. А для такой маленькой, отрезанной от всего мира колонии, если форсировать темпы, они просто губительны. Я не удивлюсь, если твой ненаглядный ради мечты о возвращении на Сансару обрек жителей нижних уровней на голод и болезни, а менеджеры, ученые и охотники, которым он обещал место на корабле, его поддержали. Я только одного не пойму.

Пэгги нахмурилась, вновь зарываясь в системные файлы, так, что ее окруженное значками кода лицо казалось покрытым ритуальным узором.

— Корабль был готов к вылету еще полгода назад. Чего же этот принц ждет? Неужто в самом деле тебя ищет?

— На моей материнской плате — ключ к сокровищнице Сансары, — едва ли не с обидой напомнила подруге Савитри.

Хотя Пэгги неплохо взламывала стандартные охранные системы, людские символы богатства ее мало интересовали.

— Тогда наверняка он придет за тобой, а значит, мне на этом корабле оставаться опасно! — нахмурилась она, сворачивая иконки кода.

— Что же делать? — растерялась Савитри, совершенно сбитая с толку.

Расставаться с амазонкой ради нелюбимого жениха ей не хотелось.

— Пока не знаю, — пожала плечами Пэгги. — Эх, вывести бы корабль на орбиту, прорваться сквозь пульсар и рвануть отсюда куда подальше на какую-нибудь планету, где одни только роботы живут!

— А ты сумеешь? — с сомнением глянула на приборную панель Савитри.

Что собиралась ответить подруга, осталось тайной. Пэгги обратила внимание на экраны внешнего наблюдения и резко перешла в боевой режим.

— Орудия к бою, Ваше Высочество! У нас, кажется, гости.

(обратно)

Глава 8. Одноклассник пирата

— Не успели приземлиться — уже четыре трупа! — бормоча то ли молитвы, то ли отпугивающие нечисть заклинания, сокрушался Шака, пока его абордажники размещали погибших в холодильных камерах для подготовки к космическому погребению.

— Не зная броду, не суйся в воду! — ворчал Шварценберг, хотя идею вылазки подал именно он.

— Было бы больше, если бы не наш кошак, — в который раз напомнил товарищам Таран, любовно похлопывая по спине шедшего впереди него Синеглаза.

— Да что я, — пожимал плечами княжич, немного растерявшийся от такого количества внимания. — Меня мартышки предупредили.

Кажется, даже во время дворцовых церемоний, когда ему дни напролет приходилось сидеть на жестком, неудобном троне по правую руку от отца, на него меньше смотрели. Обычно иноземных послов интересовал новый правитель Сольсурана, они пытались разглядеть в непроницаемом выражении лица князя отголоски его внешней политики. А сановники из сопровождения и охрана беззастенчиво пялились на мать. Так, что княжичу временами хотелось обратиться в Роу-Су и заняться коррекцией их зрения.

Впрочем, зачисление в команду вместе с возвращением всех прав, включая полноценный паек, Синеглаза, конечно, радовало, и две недели капитанской немилости вспоминались теперь как страшный сон. Пережевывая блок жесткого концентрата, Синеглаз почти убедил себя в том, что Шварценберг просто пошутил. Кэп же наверняка понимал, что княжеский сын — это совсем не то, что голодранцы, которых синтрамундские барыги покупают по десятку за меновое кольцо. А что до новых обязанностей, так отец в детстве тоже отчищал со столов требуху и выносил зенебочий навоз, прибираясь в лавке деда-мясника. Да и какая тут приборка.

Останки медуз все равно отскребали два странных типа, отвечавших за состояние энергетического щита и связь с другими кораблями. Один откликался на позывной Шаман, другого называли Кудесником, и Синеглаз полагал, что неспроста. Хотя оба числились операторами межсети, способ, каким они собирались научить систему узнавать незваных гостей и закрывать для них доступ на борт, выглядел чистой пляской у священного огня. Впрочем, невидимые щиты вестников только им с отцом в образе древнего тотема удавалось преодолеть. А у медуз на это разумения не хватило. Они черной неровной завесой колыхались на границе невидимого заслона, напоминая зловредных навий и другие порождения нижнего мира, остановленных начертаниями храмовых знаков или могущественным словом вещего хранильника-жреца.

В жилой гондоле убираться тоже почти не пришлось. Осмотрев их каюту, Эркюль, Таран и Шака решили просто все загерметизировать и перетащили уцелевшие манатки и мартышек в отсек абордажников, трое обитателей которого покинули мир живых. Куда переместились их души, Эркюль так внятно объяснить и не сумел, как и не смог показать, где же располагаются надзвездные чертоги Великого Се, в которые по верованиям сольсуранцев по смерти отправляются великие герои и цари. А капитана такие высокие материи, похоже, и вовсе не интересовали.

— Покойтесь с миром, — напутствовал усопших Шварценберг. — Теперь мы знаем, что эта планета еще опаснее, чем показалось при посадке.

— Предупрежден — значит вооружен, — кивнул Эркюль, сотворив какой-то странный оберег.

— Осталось только найти способ, как отсюда выбраться, — никак не отреагировав на замечание Обезьяньего Бога, заключил Шварценберг.

— На маневровых притяжение пульсара не преодолеть, — вздохнул Али.

— А кто тебе сказал, что мы на маневровых будем корячиться? — строго глянул на него кэп. — Нам бы только горючее добыть — и никакой пульсар не страшен. Хлама космического тут кругом валяется больше, чем на моей родной планете, наверняка тут где-то есть посудина, которая грохнулась здесь с полными емкостями. Где у нас снимки с орбиты?

— Ну наконец-то вспомнили, — негромко заметил Али, когда капитана на какое-то время отвлекли Шаман и Кудесник, завершившие свое колдовство с защитным полем. — На любом нормальном корабле после приземления на незнакомую планету сначала смотрят данные с камер внешнего наблюдения и спутников, потом выпускают дронов и только после всего этого планируют вылазку. Так прописано во всех инструкциях.

Синеглаз знал, что Али когда-то служил в военном флоте Альянса и при любой возможности старался подчеркнуть недосягаемую для «всякого сброда» высоту своей профессиональной подготовки. И хотя княжич вполне понимал досаду пилота, вызванную гибелью напарника, критика действий капитана в сложившейся ситуации воспринималась как подстрекательство к бунту. С другой стороны, придворные тоже все время о чем-то шептались за спиной отца. И далеко не все из них попробовали на вкус свои потроха. Не по Синеглазовой вине, это точно. Вот и сейчас княжич не собирался никому ничего передавать. Сами как-нибудь разберутся.

— За инструкциями и муштрой — это тебе надо обратно в регулярную армию, брат, — развел руками Таран. — А у нас здесь вольный корабль. Я тебе больше скажу!

Артиллерист заговорщицки поднял заскорузлый, мозолистый палец.

— Наш кибердед не только в жизни не исполнял ни одной инструкции, я вообще не уверен, что он умеет читать.

— Да ладно заливать-то! — возмутился Эркюль, ненадолго отвлекаясь от мартышек, которых он пытался то ли пересчитать, то ли успокоить. — Шварценберг, между прочим, в академии Звездного флота Содружества учился! Да и дроны на «Нагльфаре» когда-то водились.

— Пока Майло с Риком их не пропили, — сверкнул белыми зубами на черном лице Шака, которого перепалка товарищей немного отвлекла от мрачных мыслей.

— Это еще при Онегин было, — подтвердил Таран. — Как она ругалась тогда!

Артиллерист открыл рот и поднял руки к ушам, будто до сих пор слышал гневные возгласы разъяренного оператора.

— Даже сам Саав не решился ее заткнуть. Вот с этих пор мы так без дронов и живем. Он никак не дозреет до покупки новых!

— Разве только здесь на халяву добудем, — заметил Шака, увеличивая голограммы с камер внешнего наблюдения.

— Да уж, эта свалка любое кладбище погибших кораблей за пояс заткнет! — заковыристо выругавшись, отреагировал на голограммы Эркюль. — Сколько добра зазря пропадает!

— Почему зазря? — повел крючковатым, точно клюв летающего ящера, сильно выдающимся вперед носом Али.

Он увеличил одну из голограмм, и все увидели притулившуюся к скалам странную конструкцию, напоминающую гигантский гриб. Что-то похожее строили возле своих кораблей вестники. Но те шатры, которые, словно по воле духов-прародителей, возникали из белой, душистой пены, а потом застывали, вместе с формой обретая прочность, особенно удивительную при их видимой легкости и даже воздушности, никогда не достигали таких размеров.

И вестники, и контрабандисты рассказывали, что похожие конструкции в надзвездных краях обычно возводят на непригодных для жизни планетах, создавая искусственное подобие небесной тверди, под которой поддерживаются комфортные для людей условия. На одной из таких планет провел детские годы сам грозный Саав Шварценберг. Склонный к преувеличениям Эркюль утверждал, что в каких-то мирах существовали колпаки, способные накрыть весь Сольсуран. Нынешняя постройка выглядела, конечно, менее фундаментальной, но Царский Град вместила бы точно. Синеглаз даже представил себе, каково это — смотреть на мир сквозь мириады окошек, скрепленных между собой, точно пчелиные соты. Хорошо, что на Васуки хватало воздуха и воды, а травяной лес давал необходимую его обитателям пищу.

— Похороните меня со свиньями и собаками! — замысловато выругался Чен Лун. — Да это же купольный город! И откуда он здесь взялся?

— Откуда-откуда? — поскреб закованным в экзоскелет пальцем рыжую бороду Шварценберг. — Оттуда же, откуда и все остальное. С неба упал.

— Чтобы возвести конструкцию такого масштаба, нужны стройматериалы, техника и туева куча энергозатрат и труда, — загибая пальцы, попытался осмыслить увиденное Таран.

— Жить захочешь, не так раскорячишься! — хмыкнул Шварценберг.

— Так это ж мы спасены, братцы! — не скрывая радости, воскликнул один из абордажников, молодой парень с глуповатым лицом и наивными косульими глазами. — Если люди сумели на этой планете закрепиться и город построить, может, и для нас место под куполом найдется?

Синеглаз в какой-то мере восторг парня разделял. Даже если не удастся выбраться, в городе они не пропадут. С другой стороны, кто знает, что за люди собрались под куполом и какие там порядки? Не для того он отбивался от медуз, отвоевывая право на жизнь и доказывая Шварценбергу, что он не бесполезный дармоед, чтобы вновь оказаться заложником чьей-то прихоти. Кэп, кажется, тоже не ожидал от встречи с местными ничего хорошего.

— Смотря что считать спасением, Чико! — снисходительно глянул он на простодушного абордажника. — Арсеньев и его молодчики, отправившие нас с Тараном на нары, тоже, кажется, искренне полагали, что нас спасают. Особенно когда мой позвоночник собирали по частям. А кто их просил его ломать?!

— Да уж, — согласился с кэпом Таран. — Когда ноют натруженные на принудительных работах кости, я Командора и его бойцов тоже таким добрым словом вспоминаю! Хотя сам же потом вроде помогал их с Раваны из плена вытаскивать!

Историю легендарного Командора и его жены, о подвигах которых в травяных лесах до сих пор складывали песни, Синеглаз слышал в разных вариантах. Отец обоих искренне ненавидел и, если кто-то при нем смел исполнять сагу о поединке посланца из надзвездных краев с доктором Дриведи, мог певца и языка лишить. Все-таки убитый Арсеньевым богатей из Альянса считался чуть ли не новым воплощением Великого Асура, а стало быть, князю Ниаку каким-то боком приходился родней. Зато матушка, когда супруг не слышал, полушепотом рассказывала сыну, как Маргарита Арсеньева двенадцать лет назад спасла ее родного брата, нынешнего правителя Страны Тумана, а потом самоотверженно защищала детей травяного леса от нашествия болотных дикарей. Шварценберг не мог простить Командору свое увечье и плен, зато Эркюль когда-то служил под его началом и всячески превозносил таланты входившего в их команду оператора сети.

Вот и сейчас, как только упомянули Арсеньева, Обезьяний бог подался вперед, расталкивая операторов, артиллеристов и абордажников.

— Я, конечно, не уверен, что нас в городе примут с распростертыми объятьями, — внес он свою лепту в обсуждение, — но на разведку я бы туда все же сходил. Если Пабло Гарсиа все еще жив, наверняка он где-то под куполом обретается.

— И дался тебе этот Пабло Гарсиа! — досадливо поморщился Шварценберг, у которого упоминание боевых товарищей человека, нанесшего ему самое сокрушительное поражение, похоже, вызывало почти физическую боль. — Я на нашего кошака, то бишь гардемарина, куда больше рассчитываю!

Он доброжелательно, как в прежние дни, потрепал Синеглаза по отросшим вихрам.

— Да и кто вам вообще сказал, что город обитаем? — продолжал кэп, клацая экзоскелетом, точно затвором. — На моей родной планете тоже такая фигня до сих пор стоит, только в ней теперь никто не живет. В общем, я свое слово сказал. Город под куполом будет последним местом, куда я отправлюсь по доброй воле. А если кто захочет свое общество навязывать, так у нас пока еще пушки имеются. Лучше пока подумать, где добыть горючее, чтобы отсюда выбраться.

— Если бы это было так просто, купольный город на орбите красного и белого карликов не возвели бы, — вздохнул Али.

— А вот это еще вопрос, — возразил ему Кудесник. — Мы приземлились на гигантское месторождение урановых руд.

— И какой нам толк от необогащенной руды? — фыркнул Шварценберг. — Хотя на худой конец и она сгодится.

— Даже имея полные трюмы обогащенного ядерного топлива и дополнительные энергетические емкости, на существующих двигателях притяжения пульсара не преодолеть, — еще раз попытался донести свою мысль Али. — Я, если что, уже и расчет сделал.

Саав, подслеповато щурясь, глянул на голограмму с вычислениями и брезгливо отвернулся.

— Как ты был альянсовским хмырем, Али, так и остался. Кому нужны выкладки, в которых заданы параметры, заведомо не позволяющие выйти из поля притяжения пульсара? — напустился он на пилота. — Ты отыщи такие, при которых возможен рывок.

— Корпус корабля не выдержит! — испуганно глянул на старого пирата навигатор.

— А это уже не твоя забота, — осклабился в полуседую бороду кэп. — Хотя нагрузку на корабль тоже неплохо бы посчитать. Но для начала мне нужны все объекты, из которых мы можем получить энергию.

Синеглаз, увы, пока ничего не мог разобрать в вычислениях Али, которые, помимо навигаторов, пытались осмыслить операторы межсети, артиллеристы и даже некоторые из абордажников. Поэтому он решил глянуть на другой экран, пытаясь увеличить голограмму соседней равнины. Хотя место посадки «Нагльфара» окружали лишь горные пики и всякий никому не нужный хлам, на другой стороне кряжа виднелось что-то весьма любопытное.

— А эта посудина нам не подойдет? — стараясь говорить как можно более уверенно и даже равнодушно, подал он голос, увеличивая изображение заинтересовавшего его объекта.

Он уже видел, что в соседней долине стоит звездолет, похожий на «Нагльфар» и по виду совершенно готовый к вылету. Трогать что-либо в рубке ему прежде воспрещалось. Но он же видел, как контрабандисты увеличивают изображение, наставив два пальца на нужный предмет и как бы растягивая объемную картинку. Для жителей травяных лесов такая манипуляция выглядела сплошным колдовством, но у княжича получилось. Он даже представил себя в рубке боевого звездолета, отдающим приказы, но для этого следовало хотя бы узнать, как применяются те похожие на храмовые знаки закорючки, с помощью которых прокладывают курс.

— Провалиться мне в черную дыру! — восторженно хлопнул Синеглаза по плечу Таран так, что княжич едва не полетел кубарем в противоположную стену рубки. — А малец-то еще и правильно фильтрует базар!

— Возможно, его емкости еще более пустые, чем у нас, — скептически повел горбатым носом Али. — Поэтому и застрял тут на вечном приколе.

— Можно подумать, ты проверял? — ощерился Таран, которого уныние пилота откровенно раздражало.

— Ну-ка, увеличьте изображение на максимум! — подался вперед Шварценберг.

Снисходительная усмешка покинула его лицо, потерявшись где-то в бороде, на которую из широко открытых глаз медленно стекали незамеченные капитаном слезы.

— Бездны космоса! — пробормотал он, не скрывая волнения. — Так вот где ты, брат, свое последнее пристанище нашел.

— О ком ты, кэп? — на правах старожилов команды удивленно глянули на Шварценберга Таран и Эркюль.

— О Маркусе Левентале, — негромко пояснил он, оставив обычную глумливость. — Моем однокласснике и лучшем друге.

Синеглаз удивленно закрутил головой. Это имя, которое он слышал впервые, контрабандистам было, похоже, отлично известно. Спасибо, простодушный, недалекий Чико решил уточнить.

— Это тот самый, который новый гиперпространственный двигатель изобрел?

— И еще кучу всяких интересных вещей, которые мы до сих пор не научились использовать и которые, возможно, помогут нам выбраться из этой дыры, — сурово пояснил Шварценберг.

— Ни фига себе связи! — восторженно почесал в затылке Эркюль. — Так вы вместе с ним в Академии Звездного флота учились?

— А в приюте на АК-4774 не хочешь? — глянул на него Шварценберг. — Его родителей в шахте завалило, а компания, конечно, забыла выплатить компенсацию сироте. Маркус мне не только по математике и прочим точным наукам помогал, но и покрывал меня, если приютское начальство в очередной раз норовило прикопаться. А когда меня оставляли без обеда, своей пайкой делился. Я, в свою очередь, следил, чтобы ни одна зараза не смела его тронуть.

Синеглаз чувствовал, что его уши, точно в дни обращений, забираются куда-то на темечко и разворачиваются в сторону кэпа. Он, конечно, не думал, что суровый и беспощадный пират матерым воином на свет появился, и даже знал, кто и когда одел его в придающий сходство с машиной экзоскелет. Но мысль о том, что когда-то неведомые попечители распоряжались жизнью Шварценберга с таким же равнодушием, с каким он сам теперь пытался вершить судьбу Синеглаза, в голове не укладывалась ни в каком виде. Впрочем, остальные члены команды казались не менее озадаченными и тоже пытались что-то сопоставить и осмыслить.

Один лишь Чико, как зачарованный, глядел на звездолет в соседней долине:

— Так, может быть, на его корабле мы вырвемся отсюда?

— У меня пока еще и «Нагльфар» на ходу! — презрительно глянул на него Шварценберг.

— В реестре записано, что пассажирский звездолет «Эсперанса», на котором Левенталь следовал с Леи на Ванкувер, пропал в треугольнике Эхо после того, как на борту началась эпидемия синдрома Усольцева, — подняв архивы, заметил Али.

— И что с того? — огрызнулся на него Шварценберг. — У вас, можно подумать, нет прививок?

— За тридцать лет, которые прошли с его исчезновения, разработали и внедрили аж три вакцины! — радостно напомнил Эркюль.

— Жаль, что Маркус до этого не дожил! — вернулся к прежней мрачности кэп. — Когда я узнал, что «Эсперансу» не приняли на Ванкувере, я чуть не взял эту гребаную планету на абордаж! — добавил он, и скорчер непроизвольно оказался у него в руках. — Потом передумал, но чиновника, который отдал экипажу «Эсперансы» приказ возвращаться на Лею, вскоре после этого нашел. Так что Маркус, где бы он сейчас ни находился, думаю, не обидится, если мы позаимствуем с его корабля горючее, если оно там осталось, и сменные модули, которые помогут нам выбраться. Мы же, в свою очередь, как только доберемся до большого мира, расскажем о его судьбе.

— Странно, что жители купольного града этот корабль раньше нас на запчасти не растащили, — озабоченно заметил Шака, со всех сторон разглядывая звездолет.

Синеглаз подумал, что это резонная мысль. Среди заваленной обломками долины «Эсперанса» выглядела так, словно только вчера благополучно приземлилась и готова снова подняться в небо.

— И в самом деле, — поддержал командира один из абордажников, мрачный мужчина по имени Дольф. — Там на пустоши я тоже обратил внимание, что на многих кораблях модули и узлы не сломаны, а словно бы кем-то аккуратно сняты или выпилены.

— Так, небось, жители города эпидемии боятся, — беспечно предположил Эркюль. — Вспомните, что случилось с колонией на Лее. Да и на Сербелиане девять лет назад, если бы Арсеньев не привез вакцину и не начал прививать людей не только в Кимберли, но и в трущобах Мураса, я тоже не знаю, во что бы все это вылилось!

— Вот я и говорю, что Арсеньева тут, хвала Космосу, нет, — прервал Обезьяньего бога Шварценберг. — Поэтому нам ничто не мешает преодолеть перевал и наведаться в соседнюю долину. Через два часа мне нужен подробный маршрут.

— А как же медузы? — встревоженно вскинулся Шака, вспоминая предыдущую неудачную вылазку.

— А что медузы? — строго глянул на него Шварценберг. — Теперь мы знаем, на что они способны. Надеюсь, скорчерами тут все пользоваться умеют!

— Возьмете с собой кошака, — подпихивая вперед Синеглаза, сердобольно посоветовал Таран, которому по штатному расписанию корабль покидать не полагалось. — И каждому за пазуху по мартышке.

— Но-но! — запротестовал Эркюль. — Попрошу моих питомцев не трогать. Они нам еще на Сансаре пригодятся.

— Вот только с корабля надо сначала как-то выйти, — подал голос Чен Лун, который вместе с Кудесником нес вахту на орудийной палубе. — Вы только посмотрите, что возле защитного поля творится.

Он передал картинку, и все члены экипажа разразились чередой заковыристых междометий на разных языках. «Нагльфар» находился в плотном кольце расположившихся вдоль границы невидимого щита медуз.

Черные тени теперь сгрудились такой плотной стеной, что напоминали уже не призрачную завесу потустороннего тумана, а густой дым пожарища, вздымающийся до небес и оседающий на землю хлопьями липкой сажи. Медузы шли на приступ с безрассудным упорством болотных дикарей, чьи набеги на пограничные города Сольсурана давно вошли в привычку. Они наступали на корабль потоками едкого кислотного дождя. Отец рассказывал, что в древние времена в годы борьбы людей и асуров их предки, желая уничтожить все живое, специально насылали на людские города гибельные облака, способные превратить в тлен металл и даже камень. Только легендарный царь Арс сумел их остановить.

Медузам, конечно, источить камень и металл было не под силу, но их алчности позавидовали бы и демоны Хоала. Под их напором энергетический щит то тут, то там вспыхивал искрами, становясь на несколько мгновений не только осязаемым, но и видимым, на его поверхности появлялись разводы, напоминавшие то ли ветвистые зигзаги молний, то ли паутину треснувшего стекла. Из рубки казалось, что против пришельцев из надзвездных краев ополчилась сама тьма, суть этого мрачного, вывернутого наизнанку исподнего мира под черным солнцем возле алчной звезды.

— Мать моя женщина! Да это ж сколько их тут? — в ужасе проговорил Чико, запуская пальцы в растрепанные кудрявые волосы.

— И они активизировались с наступлением дня, — спокойно и бесстрастно пояснил Кудесник. — То есть с того времени, когда планета повернулась к красному карлику этой стороной.

— Самое неприятное, что эти твари питаются энергией нашего силового поля, — дополнил товарища Чен Лун, — и, кажется, подзаряжаются от него.

— Так жахните по ним плазмой, чтобы неповадно было! — посоветовал Эркюль.

— Отставить! — рявкнул Шварценберг. — Насколько быстро они разрушают щит?

— Серьезной угрозы пока нет, — отрапортовал Шаман, — но чисто теоретически, если бы они приложили усилия…

— Мне на твою теорию плевать из экзосферы, — оборвал его Шварценберг. — Тебе поставлена задача обеспечить работу поля, а уж как ты это сделаешь, не моя забота. Насколько я понял, если все медузы этой долины пытаются пробиться на «Нагльфар», есть шанс покончить с ними одним залпом. Дождемся ночи, все еще раз распланируем и просчитаем, а перед самым выходом, так уж и быть, потратим энергию, сделаем жаркое из медуз.

(обратно)

Глава 9. Морская царевна и громовержец

Какое-то время Пабло растерянно моргал, втайне надеясь, что наваждение рассеется. Но видение не исчезало. Кристин дышала под водой, выпуская пузырьки отработанного газа, ее лицо выражало полное умиротворение, а на губах играла нежная улыбка. Потом Пабло предположил, что любимая его разыгрывает. Но как тогда объяснить вчерашние приступы, которые невероятным образом проходили, едва только Кристин соприкасалась с водой. Он слишком хорошо знал, что такое удушье, и симуляцию отличил бы без труда.

В своей жизни Пабло видел немало негуманоидов. Дружил с сильфидскими гвельфами, пытался наладить контакт с разумными слизнями Альпареи, встречался с не имеющими постоянной телесной формы высокоразвитыми Семма-ии-Ргла, наблюдал, как меняют облик асуры. Может быть, Кристин тоже принадлежит к одной из не совсем человеческих рас? Те же монстры лабиринта на Васуки, встречу с которыми до сих пор с ужасом вспоминал Брендан, сохраняли остатки интеллекта, а властвовавшая над ними Нага в конце концов стала змеей.

С другой стороны, почему Кристин вчера так болезненно отреагировала на циничное обсуждение шоу уродов? Не случайно Брендан говорил о превышении уровня радиации.

Бедная. Как же она вообще живет? Мама, когда ждала Алехандро, рассказывала, что на ранней стадии развития жабры есть у всех человеческих зародышей. Но потом они преобразуются, кажется, в щитовидку. Но если у Кристин они не преобразовались, какой орган отвечает за выработку жизненно важных гормонов? Или ей приходится недостаток все время искусственно восполнять? И по нескольку раз в день принимать душ, чтобы жабры не пересыхали. И как же эта бедная нереида тоскует в тесноте аквариума, лишенная возможности даже представить океанский простор!

Пабло сделал почти рефлекторное движение, пытаясь доставшуюся ему русалку приласкать и защитить. Кристин открыла глаза и сонно улыбнулась. Потом потянулась к шее, не обнаружила шарфа, предательски уплывшего куда-то на противоположную сторону бассейна, и в ужасе заметалась, расплескивая воду, силясь не то оттолкнуть, не то выскочить и убежать. Пабло ни то, ни другое ей не позволил. Поймал и удержал в объятьях.

— Ну, тихо, все хорошо! Ну, подумаешь, а то я русалок в своей жизни не видел! Что же ты сразу не сказала?

Он городил какую-то чушь, покрывая поцелуями ее руки и лицо, тщась осушить безудержные слезы.

— Это неправильно! — всхлипывала Кристин, выплескивая накопившуюся обиду. — Я выгляжу как нормальный человек, а на самом деле я урод!

— Да кто тебе это сказал? — возмутился Пабло. — Те придурки из бара?

— Ты ничего не понимаешь, — горько разрыдалась Кристин. — Ты в городе совсем недавно и не знаешь, какое тут жесткое разделение.

— На «чистых» и «нечистых»? Это я очень даже ощутил. И не только вчера, — фыркнул Пабло, отплевывая воду, попавшую во время их борьбы в нос и рот.

— Если кто-нибудь узнает… — начала Кристин.

— Я никому не скажу, — пылко заверил ее Пабло. — А ты должна запомнить, для меня ты есть и будешь самой лучшей. И никакой другой мне не надо! Мы обязательно выберемся отсюда, и я отвезу тебя к океану, где ты сможешь плавать хоть круглые сутки, и никто не посмеет тебе сказать, что ты не такая, как все, — убеждал он ее, когда она немного успокоилась, и сам верил в свои слова.

Прижимая возлюбленную к себе, массируя плечи и спину, из которых постепенно уходило напряжение, он представлял, как вольготно и свободно она сможет почувствовать себя не в тесном резервуаре бассейна, а на океанском просторе. Он почти воочию видел улыбающееся милое лицо, окруженное радужным ореолом пронизанных солнцем воздушных пузырьков. Ощущал под пальцами волосы, похожие на россыпи янтаря с Новонормандского побережья.

— Когда мы навсегда покинем этот мир тьмы, я отвезу тебя на Сербелиану, — убеждал он Кристин, развернув голограммы семейного архива на наручном планшете. — У меня дом на алмазном побережье возле самого берега. Там есть причал, площадка для антигравов и лестница для дайвинга, ведущая на глубину. Я давно мечтал более серьезно освоить этот вид спорта, а тебе даже не требуется акваланга. Мы сможем погружаться хоть каждый день, совершать заплывы между скал, исследовать пещеры, которые после терраформирования образовались на месте метеоритных кратеров. А вечерами нам никто не помешает гулять в саду или сидеть с друзьями на заплетенной виноградом террасе.

— Чтобы погружаться на большие глубины, мне все равно понадобится дыхательная смесь и специальное оборудование, — решила подыграть ему Кристин, с неподдельным интересом разглядывая снимки.

— А тебе обязательно хочется на глубину? — удивленно глянул на нее Пабло, устраивая ее голову у себя на груди. — Мне кажется, по своей специальности ты найдешь немало интересного и на мелководной части материкового шельфа.

— Но сначала надо как-то обмануть черную звезду, — посерьезнев, испытующе глянула на него Кристин. — Если ты не шутишь, — добавила она с мольбой, — найди, пожалуйста, информацию об «Эсперансе», как тебя просил мой отец. Двигатель этого корабля единственный может преодолеть притяжение, но доступ к звездолету для большинства жителей города с некоторых пор закрыт.

Пабло кивнул, мысленно понимая, о ком его предупреждает любимая и с кем в этой игре, возможно, придется схлестнуться. За прошедшие восемь лет методы дельцов из «Панна Моти» не изменились. Насчет отца Пабло тоже не удивился. Он же еще накануне заметил сходство и теперь вспомнил, почему загадочный пришелец показался ему смутно знакомым. Эх, и как его угораздило за несколько месяцев жизни под Куполом так и не удосужиться узнать фамилию любимой. Впрочем, он смутно ощущал, что имя создателя города кое-кто из его нынешних руководителей хотел бы просто забыть.

Трагическая история «Эсперансы», капитан которой надеялся вывезти из гибнущей колонии на Лее свою семью, но только погубил экипаж и всех пассажиров, когда-то всколыхнула общественность Содружества. Даже годы спустя во время учебы в Академии Звездного флота они с сокурсниками обсуждали, насколько правомочно действовал командир корабля, нарушив все мыслимые и немыслимые инструкции, и какие ошибки допустили чиновники эпидемиологической службы Ванкувера, завернувшие звездолет, которому по правилам карантина следовало лечь в дрейф на внешней орбите и дождаться прибытия врачей. Маркус Левенталь отправился на Лею, чтобы на этой непригодной для жизни планете провести испытания новой модели двигателя и системы боеголовок, и в эпицентре эпидемии оказался почти случайно.

— Как он выжил? — рассеянно поинтересовался Пабло, когда они с Кристин после душа завтракали свежими овощами и белковыми полуфабрикатами.

— Он и сам долгое время не мог понять, — рассеянно ответила Кристин, погружаясь в прошлое. — Когда отец остался на корабле один в окружении мертвецов, какое-то время он просто сидел и ждал смерти, пока не истекли все сроки инкубационного периода. Тогда он вышел на пустошь и, вероятно, погиб бы, если бы его не повстречали люди из первого поселения, среди которых оказалась и моя мать Эгле. Она не только выходила Маркуса, поскольку тот умирал от истощения, но и обнаружила в его крови антиген к синдрому Усольцева, происхождение которого объяснить так и не смогла. Тем более что в поселении для врачей и биологов хватало и другой работы. Вскоре после моего рождения началось строительство города с использованием модулей и конструкций, предназначенных для новой колонии на Лее.

Кристин ненадолго прервалась, подкладывая Пабло добавку и разливая им обоим синтетический кофе. Занятая этими обыденными домашними хлопотами, она выглядела настолько умиротворенно и так уютно, что Пабло внутренне просиял от умиления. Хотелось, чтобы это их первое совместное утро продолжалось день ото дня до глубокой старости. Желательно на Сербелиане или на любой из планет Содружества. Впрочем, родители Кристин, судя по всему, сумели обрести счастье и на орбите Черной Звезды, изменяя окружающий мир и приспосабливая его под себя.

— Десять лет ушло на то, чтобы возвести биосферный купол, построить горно-обогатительный комбинат, оборудовать плантацию и ферму, — продолжала Кристин, укладывая волосы в строгий узел и поправляя на шее предохранявший жабры воротник с эффектом гидролизации.

Накануне она решила обойтись без этого слишком заметного в вечернем наряде приспособления и поплатилась острым кислородным голоданием.

— Потом отец начал потихоньку думать о том, как перевооружить «Эсперансу», используя модули от двигателя нового типа, которые так и дожидались своего часа в грузовом отсеке. Мама полностью ушла в мое воспитание и выведение новых сортов растений, — продолжила Кристин, прибирая со стола. — За это время в большом мире открыли несколько типов вакцин, поэтому отец свой иммунитет принял как данность и даже стал этим гордиться. Недавно выяснилось, что его антиген идентичен сольсуранскому.

— Но как это возможно? В те годы, когда пропала «Эсперанса», о существовании цивилизации в системе Васуки не знали ни в Содружестве, ни в Альянсе!

Хотя Пабло никогда не интересовался тонкостями вирусологии, работа по выделению из крови жителей травяных лесов антигена, на основе которого была создана так называемая антивакцина, происходила у него на глазах и при его непосредственном участии.

— Не стоит забывать, что Васуки в течении двадцати с лишним лет использовали в качестве базы пираты окраинных миров, — напомнила Кристин. — А обнаруживший червоточину Саав Шварценберг, прибытие которого в треугольник Эхо обсуждают уже вторые сутки — близкий друг и одноклассник моего отца. В одну из последних встреч они то ли в шутку, то ли всерьез совершили ритуал побратимства, сделав на запястьях надрезы и смешав кровь, что в конечном итоге спасло отцу жизнь.

Пабло только потрясенно взъерошил влажные после душа, непослушные волосы.

Как же в этом закрытом мире все переплелось, сколько роковых ошибок и упущенных возможностей оказалось похоронено на этом кладбище погибших кораблей!

Если бы Саав Шварценберг не находился в Галактическом розыске, а чиновники с Ванкувера не завернули «Эсперансу», вакцину от синдрома Усольцева удалось бы создать на десять лет раньше, и это помогло бы спасти сотни тысяч человеческих жизней. Кроме того, если бы Маркус Левенталь довел работу над новыми боеголовками до конца, возможно, Дин, Петрович, Клод и другие члены экипажа «Мерани» не попали бы в зону экзотической материи и не стали жертвами отдачи.

В любом случае Кристин права: из Эхо как-то надо выбираться. И если ее знаменитый отец действительно знает хоть что-нибудь о судьбе Левы Деева и остальных, то помочь ему стоит. Возможно, сведения о восстановлении и перевооружении «Эсперансы» прольют свет и на те стороны жизни города, которые от них с Бренданом пытаются скрыть.

Поскольку до начала рабочего дня оставалось меньше четверти часа, они с Кристин наскоро привели ее жилище в порядок, оделись и поспешили в научный блок, провожаемые любопытными взглядами соседей и сослуживцев. В этом закрытом мирке все у всех находились на виду, и смакование подробностей личной жизни соседей входило в число немногих развлечений.

Брендана на месте не оказалось, и у себя он тоже не ночевал. Похоже, неисправимый ловелас подцепил очередную подружку. Вундеркинду нравились жгучие смуглые брюнетки с пышными, женственными формами и грацией пантеры. В научном отделе таких имелось не менее трех, и Брендан уже успел не только прощупать почву, но и с каждой что-то закрутить. Вот ведь авантюрист! Ночи ему не хватило. Попадется под горячую руку начальства, будет знать.

Ох, не стоило начальство поминать! Когда Пабло собирался уже уходить, из своего кабинета выглянул профессор Нарайан. Демонстративно проигнорировав оператора сети, руководитель научного отдела церемонно приветствовал Кристин, отмечая ее последние результаты. Когда же смутившаяся и явно погрустневшая девушка попросила разрешения занять свое место, он проводил ее требовательным, голодным взглядом ревнивого и мстительного божества, отметая всякие сомнения относительно природы его интереса.

Скажите, пожалуйста, какой небожитель! Старый, потасканный фавн, вожделеющий юную нимфу. Не он сажал этот лес, и не ему в нем распоряжаться!

Пабло подчистил историю своего вчерашнего проникновения в систему и попытался добраться до папок «Эсперансы». Спору нет, со здешней системой безопасности он разбирался непростительно долго. Если бы он столько копался на Ванкувере, взламывая защиту энергетического поля лагеря смерти, или медлил в дни плена на Раване, он бы просто провалил задание и подвел команду. Другое дело, что на Ванкувере и даже на Раване он отталкивался от многолетних наработок. Все-таки коды «Панна Моти» хоть и постоянно менялись, но писались на знакомом языке и по стандартному для змееносцев алгоритму.

Здесь кодировки представляли собой гремучую смесь творчества программистов и операторов всех обитаемых миров. Пабло даже находил фрагменты сильфидской семидесятеричной системы, хотя самих гвельфов под куполом не видел. При этом алгоритмы отличались продуманностью, а операционная среда — несомненным изяществом и эргономичностью. Не иначе, к защите своего детища приложил руку Маркус Левенталь.

Другое дело, что все эти красивые построения не помогали обмануть пульсар. Вот и сейчас все специалисты в области передачи данных, тихо произнося ругательства на родных языках, предпринимали экстренные меры, чтобы реанимировать в очередной раз рухнувшую внутреннюю сеть. Нейтронная звезда вновь изменила период пульсации, сведя на нет все меры по стабилизации канала.

Именно эта нерегулярность периода излучения и тормозила и работу по использованию аккретора^[39] в качестве передатчика, ибо период пульсаций колебался от сорока секунд до пяти минут, а для преодоления поглощающего эффекта требовался передатчик запредельной мощности. Разбазаривать ограниченные ресурсы города в бесплодных попытках проверки теории вероятности руководство не позволяло.

Пабло, наблюдавший эти пляски с бубном в течение последних трех месяцев, вспомнил приписываемый Эйнштейну афоризм о том, что безумие — это каждодневное выполнение одних и тех же действий в ожидании разных результатов. А ведь если бы им дали добро и позволили открыть канал, они бы имели хотя бы мизерный шанс рассказать о своем существовании миру. Вот ведь ирония судьбы! В первые десятилетия космической эры ученые, открывшие нейтронные звезды, их регулярное излучение в оптическом, радиоволновом, рентгеновском или гамма диапазоне принимали за послания внеземных цивилизаций.

С другой стороны, если взять в качестве рабочей гипотезы слова Кристин о том, что профессор Нарайан завладел единственным кораблем, способным преодолеть притяжение Черной звезды, то все разговоры о разбазаривании ресурсов представали уже в ином свете. Бывший член Совета директоров «Панна Моти» просто не был заинтересован в том, чтобы человечество узнало о пленниках треугольника Эхо. Тем более что основные ресурсы города он бросил на перевооружение корабля, беззастенчиво присвоив плоды трудов, на которые Маркус Левенталь потратил почти всю свою жизнь.

Файлы «Эсперансы», по сути оказавшиеся еще и городской летописью, красноречиво указывали на это.

Хотя Маркус Левенталь, как и все робинзоны Эхо, мечтал вырваться из плена треугольника, он понимал, что работа по перевооружению звездолета займет не один год, и в течение этого времени колонистам поневоле надо есть, пить и просто дышать. Поэтому в первую очередь он занялся обустройством жизни под куполом. Хотя урановый рудник, возле которого и возникло первое поселение, давал сырье для выработки энергии, он же создавал и дополнительные сложности. Жителям постоянно приходилось защищаться от жесткого излучения, угрожавшего не только снаружи, но и изнутри.

В первые десятилетия существования города был, казалось, найден идеальный баланс, когда сотрудники комбината и рудника, отработав несколько месяцев в забое или цехах, переводились наверх: в администрацию, научный отдел, на плантации или фермы для реабилитации перед следующим спуском. Так практиковалось во многих развитых мирах, если опасную для здоровья работу не удавалось поручить киберам и дронам. Таким же образом поступали с охотниками, которым после тяжелых, но жизненно необходимых для города рейдов на пустошь тоже требовались отдых и смена деятельности. На верхних же уровнях располагались все жилые отсеки, детские и образовательные учреждения, больница и зона отдыха. Маркус Левенталь мог гордиться своим детищем. В мире вечной ночи он сумел создать настоящий Город Солнца, более совершенный, чем даже в ранних утопиях.

Пабло почувствовал движение со стороны соседнего рабочего места, которое занимал Амитабх, и моментально свернул секретный файл. С этого альянсовского хмыря станется и настучать в надежде выслужиться перед начальством. Хорошо, что многолетняя агентурная работа приучила к осторожности. Отправки на рудник Пабло не боялся. Случались в его жизни передряги и похуже. В конце концов, Лева Деев, Гу Синь и другие ребята уже три месяца как-то выживали внизу и, судя по весточке от Маркуса Левенталя, даже пытались бороться. Так почему он должен, как последний коллаборационист, нежиться в бассейне и жрать клубнику? Но разве он имел право подводить Кристин и ее отца, который сейчас отчаянно нуждался в информации? Да и профессора Нарайана с присными радовать провалом не хотелось.

Какое-то время Пабло создавал видимость полного погружения в проблему передачи данных в рентгеновском диапазоне. Даже набросал новый вариант программы, которая учитывала бы погрешность, создаваемую эффектом Доплера. Но как только тревога миновала, вновь погрузился в перипетии местной истории.

В первые годы после окончания строительства город под Куполом снабжал жителей всем необходимым. Но население постепенно множилось. У первых колонистов подрастали дети, и родители хотели бы обеспечить им лучшее будущее, насколько это позволяли условия искусственной биосферы. Появилось первое расслоение на старожилов и новичков, которым уже приходилось отвоевывать свое место под полуночным солнцем. Новые жилые модули сначала спустили на уровень плантаций и ферм, а потом и вовсе стали лепить к комбинату и даже руднику. Справедливый социальный уклад, за который так ратовал выходец из приюта Маркус Левенталь, постепенно уходил в прошлое, увязал в бюрократии и коммерции.

Некоторые заведенные в первые годы правила еще соблюдались, вот только смысла в их исполнении уже никто не видел. В самом деле, зачем проходчику переходить на более низкооплачиваемую работу на ферме, если его дети все равно вынуждены ютиться внизу? Зачем охотнику прозябать, выращивая морскую капусту, если, скитаясь по пустоши, он сможет заработать на хорошенькую комнатку возле гидропонных садов, если его не сожрут медузы.

Потихоньку нижние уровни превратились в настоящие трущобы, средоточие криминала и нищеты, где соперничавшие друг с другом банды неподвластных администрации охотников вели ожесточенные бои за влияние на черном рынке медикаментов, оборудования и продовольствия. Именно тогда кто-то в городском совете заговорил о необходимости более жесткого контроля и создания системы безопасности, и под этим делом наверх перенесли воздушные генераторы. А вскоре появилась и пресловутая охраняемая дверь.

Маркус Левенталь, слишком занятый работой по перевооружению «Эсперансы», не заметил, когда его город-ковчег дал серьезный крен. Впрочем, в те годы он мало что видел вокруг. Из-за необходимости обеспечивать под куполом человеческие условия жизни все большего количества поселенцев он постоянно сдвигал сроки окончания работ на корабле, вызывая раздражение Совета. А ведь он больше других жаждал вырваться. Эгле Левенталь, которую Маркус нежно и горячо любил, медленно умирала. А провести необходимые манипуляции на молекулярном уровне, как это давно уже практиковалось в мирах Содружества, в условиях треугольника Эхо не позволяла нехватка высокоточного оборудования. Да и легкие Кристин с каждым годом работали все хуже и хуже.

«Бедная! Ее нужно обязательно вытащить отсюда! И ее, и других несчастных, которые вынуждены смириться с недугом, поскольку не имеют лекарств, чтобы исцелиться и вылечить своих близких!»

Пабло рассеянно провел рукой по подбородку. С вечера щетина еще не успела отрасти, но после работы надо не забыть побриться, особенно если удастся снова встретиться с Кристин.

При мысли о возлюбленной внизу живота разлился, набухая, понятный и приятный жар. Однако грудь при этом сжала тревога. Если к файлам этого архива получил доступ профессор Нарайан, дочь Маркуса Левенталя живет в постоянной опасности.

Надо сказать, что Кристин еще повезло. Другие ее ровесники, рожденные и выросшие под Куполом, страдали более тяжкими недугами. Жесткое излучение и отравление солями тяжелых металлов приводили к необратимым последствиям, отражаясь не только на здоровье поселенцев, но и накладывая жуткий отпечаток на внешний облик их детей.

Старожилы роптали, появились обвинения в конструкторских просчетах, которые допустил при постройке города Маркус Левенталь. На этой волне недовольства к власти пришли авантюристы и рвачи разных мастей. Засев в городском совете, точно пауки в банке, они делили вожделенную власть. Именно в этот период в под куполом и появился бывший член совета директоров «Панна Моти» Шатругна Нарайан. Сначала он быстро объединил под своей властью разрозненные группировки охотников, подчинив с их помощью городской совет, а затем умело сыграл на расслоении среди горожан, направив их недовольство на окружающих.

Жителям верхних уровней он сумел внушить, что носителям тяжелых и необратимых мутаций не место среди плодоносящих садов и очищенной безопасной среды. Они — носители мусорных генов, бракованный материал, которому место рядом с отработанным сырьем и другими отходами. И законопослушные граждане в надежде получить более удобную комнату в жилом отсеке или занять место в лаборатории доносили на коллег и соседей. Обитателям же нижних уровней подкинул бредовую идею о том, что истинная красота в многообразии, а мутанты — новая ступень человеческой эволюции, и они с упоением предавались охоте на ведьм, подвергая отчаянной травле тех, кого не коснулась генетическая поломка.

Занятые наушничеством и мелкими сварами поселенцы почти не замечали, что живут все хуже. И виноваты в этом отнюдь не заполонившие биосферный купол новички, как это внушали внутренние новостные агентства, не «уроды» или мутанты, а руководители Городского Совета, которые единодушно проголосовали за ускорение работ на «Эсперансе» в ущерб всем жизненно важным программам, включая очистку воды и защиту нижних уровней от радиации. Профессору Нарайану не составило труда убедить руководство города, что такая великая цель, как победа над пульсаром, стоит здоровья и даже жизни проходчиков, рудокопов и прочей бедноты. Тем более что на верхних уровнях все требования безопасности по-прежнему соблюдались, и местная элита обеспечивалась всем необходимым.

Маркус Левенталь, который все еще входил в Совет, хотя и не играл там уже значительной роли, пытался протестовать, но его просто отстранили и объявили вне закона. Подвластные Нарайану банды охотников могли добиться покорности от кого угодно, и Маркус, опасаясь за безопасность дочери, предпочел скрыться.

Несколько месяцев назад работы на «Эсперансе», которая в официальных источниках все еще числилась кораблем с повышенной бактериологической опасностью, завершились, однако Нарайан проводить испытания корабля не спешил, словно чего-то выжидая.

Поскольку начиналось время перерыва, когда в научном блоке находиться никому не разрешалось, Пабло спешно свернул архив и поставил пароли, чтобы в его отсутствие никому не пришло в голову открыть файлы «Эсперансы». Неплохо бы сделать копию, пока Амитабх ушел, но эту рисковую операцию не стоит производить дважды. Надо дождаться пока внедренная программа доберется до всех папок, включая данные о состоянии корабля и чертежах.

Биологи выходили с плантаций озабоченные, если не сказать удрученные. В питомник, где выводили новые сорта соевых бобов, проникла серая гниль, и садоводы опасались, как бы эта опасная болезнь не перекинулась на другие растения. Пабло посочувствовал, а потом спросил про Вундеркинда. Коллеги только развели руками.

Брендан на работу так и не вышел, и связаться с ним по коммуникатору не удавалось: он находился где-то вне зоны доступа. Все три брюнетки трудились на своих местах с самого утра и на осторожные расспросы отвечали с искренней обидой. В общем, версия легкомысленной интрижки рассыпалась, как песчаный замок под ударами набежавших волн. При всей своей ветрености Вундеркинд работу ставил во главу угла и прекрасно понимал, что они находятся под постоянным контролем.

Кристин тоже вышла из лаборатории не сразу и не одна. Профессор Нарайан, похожий на грифа или большого ворона, сопровождал ее с величавой и старомодной церемонностью, пытаясь что-то разъяснить и втолковать. Осторожно придерживая девушку за локоть и норовя приблизиться на еще более близкое расстояние, он изощрялся в витиеватых комплиментах, сыпал радужными обещаниями и даже острил, хотя ситуация в питомнике явно не располагала к шуткам. Другое дело, что профессор Нарайан, кажется, не собирался долго задерживаться в городе и, видимо, надеялся, что Кристин составит ему компанию.

Бедная нереида пыталась извернуться, точно марлин или афалина, попавшая в сети, и, едва руководитель научного отдела ее оставил, отвлеченный начальником службы безопасности, почти без сил упала в объятия Пабло.

— Ну, что с тобой, успокойся, я не дам тебя ему в обиду. Что от тебя хочет этот альянсовский хмырь?

Пабло снова приходилось успокаивать любимую, чувствуя, как под пальцами вздрагивает ее хрупкое, точно созданное из морской пены тело, как на загнутых густых ресницах горячей росой дрожат крупные горькие слезы.

— Профессор Нарайан считает меня реинкарнацией своей умершей невесты, — немного успокоившись, объяснила Кристин.

— Той, которая потерялась на пустоши? — осторожно уточнил Пабло, восстанавливая в памяти досье.

Он еще тогда подумал, что светловолосая девушка в роскошном убранстве августейшей особы Альянса немного похожа на его Кристин. Видимо, сходство уловил и Нарайан.

— Его невеста умерла много лет назад от синдрома Усольцева, а на пустоши потерялась принцесса-клон или даже андроид, в тело которого Нарайан поместил мозг умершего клона, — поведала Кристин, пока они шли в пищеблок.

Пабло только замотал головой, чувствуя, как извилины от избытка информации раскачиваются и торчат в разные стороны, точно пружины отросших кудрей. Ну и аферист же этот принц-профессор! Выдавать андроида за невесту, чтобы удерживать на Сансаре власть. Неудивительно, что он и в городе под куполом не только не пропал, но и сумел быстро подмять все под себя.

— Я уже третий год пытаюсь убедить этого безумца, что я вовсе не его Савитри, — едва ли не со слезами на глазах пожаловалась Кристин, когда они расположились за столиком, вяло ковыряясь в тарелках. — А он мне не верит, показывает голограммы старого раджи, дворца на Сансаре, пышных церемоний и домашних праздников. Видимо, надеется, что я в конечном итоге вспомню и признаю его.

— А установки энергообмена на фабриках «Панна Моти» он тебе не показывает? — не сумел сдержаться Пабло, внутри которого все клокотало от бешенства.

Кристин только всхлипнула, и он поспешил сжать ее ладонь, утешая и успокаивая.

— Он мне напоминает Перкунаса, — продолжала Кристин, — громовержца из сказки, которую в детстве рассказывала мама. Громовержец любил морскую царевну Юрате и требовал, чтобы та каждый вечер пела для него песни. Когда же Юрате предпочла простого рыбака, он в гневе пронзил ее молнией и уничтожил ее янтарный замок.

— Я тоже слышал эту историю, — ободряюще улыбнулся Пабло, вспоминая школьные экскурсии в музей новонормандского янтаря. — Но хотя я простой рыбак, раскидывающий тенета на просторах межсети, я не дам тебя в обиду.

— Профессор Нарайан очень опасен, — глухо поговорила Кристин, поправляя скрытый под рабочим комбинезоном гидропонный воротник.

— Он знает твой секрет и пытается тебя шантажировать? — нахмурился Пабло, вспоминая файлы доступного профессору архива.

— До такого он пока не опустился, — скривились Кристин, отставляя в сторону почти нетронутую тарелку. — Понимает, что этим ничего не добьется. Я больше переживаю за отца и теперь за вас. Твой друг слишком горяч и опрометчив, как бы он не наделал бед.

— Ты знаешь что-то о Брендане? — вскинулся Пабло, едва не поперхнувшись белковым коктейлем, который предпочел основному блюду.

— Я его видела вчера вечером в «Пульсаре», когда ты беседовал с моим отцом, — торопливо и тихо проговорила Кристин. — Боюсь, Брендан отправился за ним следом, а это может привести к непредсказуемым последствиям для всех.

— В этом городе все слишком непредсказуемо, — понизил голос Пабло. — Я отыскал информацию об «Эсперансе». Она готова к вылету, но наш профессор, кажется, чего-то ждет.

— Так я и думала, — недобро усмехнулась Кристин. — То-то он в последнее время стал слишком настойчив!

— Я скопирую файлы, и при первой возможности передам их твоему отцу.

Пабло старался говорить тихо, почти не шевеля губами: нейросети города умели распознавать артикуляцию, и он жалел, что Кристин не освоила язык сигнальщиков. Впрочем, в столовой размахивать руками и ногами все равно бы не получилось.

— Но это строжайше запрещено, — несколько громче, чем следовало, отозвалась встревоженная Кристин.

— А я никому не скажу, — с бесшабашным видом подмигнул ей Пабло. — Если даже у твоего отца есть чертежи корабля, в них могли без его ведома внести изменения, — посерьезнев, почти беззвучно пояснил он. — Да и на выходе не всегда получается то, что было задумано. Твоему ли отцу этого не знать. Ты знаешь, как его разыскать?

— Думаю, в ближайшие дни он сам нас найдет, — таким же тихим шелестом отозвалась Кристин. — В городе что-то назревает, и он это понимает лучше меня.

После обеда Пабло продолжил писать программу для передатчика, пока его червь не рассекретил новый файл. Этот документ тоже был связан с «Эсперансой», но его профессор Нарайан хранил почему-то отдельно.

Файл оказался малюсеньким и содержал всего один лаконичный и емкий приказ: «Когда будет найден ключ, взорвать генераторы кислорода».

(обратно)

Глава 10. Блюдечко с голубой каемочкой

— Да вы совсем с ума спрыгнули? Неужели на полном серьезе решили тащить мальца на пустошь? Если с ним какая-то беда случится, его папаша нам точно животы вспорет и потрохами накормит!

Узнав, что в команду для новой вылазки Шварценберг включил и Синеглаза, Эркюль всерьез всполошился, на время даже забыв о мартышках. Княжич и не думал, что этот беспечный весельчак окажется таким хлопотливым доброхотом. Ну, точно старый невольник из Борго, приставленный смотреть за княжеским сыном. Синеглаз часто изводил его своими проказами, и добрый, но нерасторопный дед едва ли не ежедневно получал из-за него тумаки или даже розги.

Саав тоже воззрился на Эркюля с немалым удивлением, прищурив пронзительные светлые глаза под насупленными белесыми полуседыми бровями.

— Раньше думать надо было про мальца, Хануман, — назидательно напомнил он. — Когда ты его из дворца выманивал. Если у него и правда реакция горного кота — выживет и еще кому-нибудь его трижды никому не нужную жизнь спасет, а ежели он тогда меткость и прыть показал только со страху — сам дурак. Нечего было высовываться и скорчер брать в руки. А что до его отца, то потроха на обед он нам и так, думаю, давно обещал, да только к нему еще вернуться надо!

— Да не переживай ты, брат! — подбадривал сникшего после этой отповеди Эркюля Таран. — У твоего подопечного реакция лучше, чем у андроида. Да и не такой уж он малец по меркам Васуки. Его ровесники в травяных лесах в походы со своими отцами ходят и кольца доблести получают.

— И гибнут, как молодняк в джунглях, — всхлипнул Эркюль, в сотый раз объясняя остающемуся на борту вместе с Кудесником, Чен Луном и Али Тарану, как в его отсутствие кормить мартышек.

— Да что ты переживаешь, — не знал, как отделаться от Обезьяньего бога, артиллерист. — Можно подумать, у меня никогда животных не было. Я, знаешь ли, на ферме вырос! Кого мы с отцом только не держали: и коров, и свиней, и крокодилов, и кутулухов. Поэтому, если вы не вернетесь, а у нас кончится провиант, ты уж не обессудь, не стану я твоим питомцам продлевать мучения: шею сверну, обдеру и сожру, прежде чем самому тут загнуться.

— Я те обдеру! — делая угрожающие пассы пухлыми руками и потешно вибрируя объемистым брюшком, двинулся на товарища Эркюль. — Да я из тебя самого жаркое сделаю. Даже если для этого мне придется выбраться из желудка медузы или собрать свое тело из нанизанных на обломки кусочков!

— Отставить! — гаркнул на дебоширов капитан. — Кто тут решил загибаться? Чтобы к нашему возращению было все путем! Праздничный стол и салют.

— Еще неплохо бы откупорить бухла и подогнать девочек, — в момент оживился Таран. — Если из города набегут, я им, пожалуй, открою.

— Я те открою! — погрозил бронированным кулаком Шварценберг. — Я в тебе самом такие двери открою! Тебе не из нанизанных на обломки кусочков, из атомов собираться придется. Мой приказ вы уяснили, — посерьезнев, еще раз обратился он к тем, кто оставался на борту. — Медуз удерживать на границе защитного поля, если кто еще будет на борт ломиться, палить, не жалея плазмы!

Поскольку «Эсперанса» находилась в соседней долине, а флаеры и антигравы в условиях помех, создаваемых сильно замагниченной нейтронной звездой, двигаться не желали, решили отправиться пешком. Конечно, путь даже в одну сторону грозил отнять у команды не менее двух суток. И это если забыть о необходимости нести на себе не только запас воздуха, воды и еды, но и сменные аккумуляторы, а также переносные генераторы энергетического поля. На привале требовалось как-то защитить лагерь от медуз, да и остальных аборигенов хотелось встретить во всеоружии. Вот только совершать сложный маневр, поднимаясь на орбиту и вновь сажая «Нагльфар» на захламленной обломками, изрезанной горной складчатостью пустоши выходило еще более рискованно. Да он бы в соседней долине и не уместился.

— Эх, были бы у нас наземные транспортеры или танки! — сокрушался Шака, по сотому разу завешивая и переупаковывая рюкзаки каждого участника вылазки. — Говорил я тогда на Раване — кроме этих немытых оборванцев из повстанческих отрядов взять на борт хотя бы пару «Драконов».

— Скажи спасибо, что нам зачумленных доноров или бритоголовых шлюх с их ублюдками тогда не навязали! — презрительно хмыкнул Шварценберг. — Я бы не пережил, чтобы мой «Нагльфар» обзывали шмаровозом. А что до танков, ты, надеюсь, достаточно хорошо изучил местность? Много ты пройдешь на «Драконе» по здешним горным тропам. Тут даже шагающий «Змей Горыныч» из арсенала Содружества не поможет.

— Ну, что, малец, не дрейфишь? — придирчиво оглядел перед выходом Синеглаза Эркюль, проверяя тяжесть укладки подопечного.

— С чего бы это? — равнодушно зевнул княжич.

Хотя до выхода им всем дали возможность отдохнуть, выспаться не получилось: Шака и Эркюль храпели, как два залегших в спячку табурлыка. Аж каюта дрожала. Или это из-за того, что мартышки, словно полоумные, скакали по стенам. То ли осваивали новое помещение, то ли радовались, что остались живы, то ли готовились к новому приключению: нескольких самых понятливых зверьков Эркюль решил все-таки взять с собой. Синеглаз, поминутно выпадая из дремы, в которой гулял с матушкой по саду или стоял на мостике звездолета, давал себе зарок заткнуть особо крикливым рты, но, погрозив кулаком, опять проваливался в беспокойные сновидения. Впрочем, перед охотой или поездками в города травяного леса он тоже обычно не высыпался, добирая упущенное уже в пути, мирно покачиваясь на зенебочьей спине.

Нынче приходилось как-то бодриться и рассчитывать только на свои силы. Несмотря на все уговоры Эркюля, княжич решил сменные аккумуляторы и запас кислорода оставить при себе. Весили они, понятное дело, как синтрамундский пластинчатый доспех и полный комплект вооружения, но Синеглаз слишком хорошо представлял, что такое маршрут по горам. Даже в родном Сольсуране, когда они с отцом и его царедворцами выезжали на охоту, случалось всякое. И если Обезьяний бог, не приведи Великий Се, станет добычей медуз или свалится в пропасть, без боеприпаса и воздуха придется совсем туго.

Хорошо хоть экзоскелет вместо того, чтобы давить своей тяжестью, наоборот, поддерживал. Таких упругих и далеких прыжков княжич не совершал даже в облике горного кота. Да и система жизнеобеспечения радовала видимой надежностью. Не доспех, а по функционалу уменьшенная копия звездолета. Не просто так же слово «скафандр» с одного из древних языков вестников переводилось как человеко-корабль.

Выход с «Нагльфара» сопровождался настоящим огненным шоу. Примерно за час до заката, когда концентрация медуз у периметра достигла предела, Таран и Чен Лун по команде Кудесника дали залп изо всех орудий, передавая заряд на весь периметр. На камерах наблюдения это выглядело так, что корабль на время превратился в огненный шар, наподобие Владыки Дневного Света или других ярких звезд. Синеглазу даже не по себе стало. Одно дело наблюдать за перемещениями Владыки по небосклону, лениво простершись на удобном ложе в тенистом саду и попивая настоянный на ягодах мед. Совсем другое — оказаться внутри.

— Ну, что, съели? — мстительно расхохотался Таран, вспоминая неравную схватку в отсеках. — А приправу в виде высокотемпературной плазмы к столу не желаете?

Синеглаз, который впервые увидел оружие надзвездных краев в действии, зябко поежился. Если бы товарищи царицы Серебряной решили отомстить за ее гибель, не только от дворца, но и от Царского града остались бы одни головешки. Но почему-то даже Командор Арсеньев в битве при Фиолетовой не применил против варраров бортовых плазменных установок. А ведь там бок о бок с жителями травяных лесов сражались его товарищи. Только их с отцом предкам асурам не повезло, и на месте древней столицы осталась Пустыня Гнева.

Окрестности корабля сейчас болезненно напоминали это проклятое место, где даже спустя две тысячи лет после сражения ничего не росло, кроме серого, скорбного мха. Сойдя с трапа корабля, Синеглаз буквально по колено провалился в пепел и прах, в который превратились медузы. Черные ненасытные твари свою участь заслужили. Матушка шепотом говорила, что асуры своей жадностью и гордыней тоже навлекли на себя гнев Великого Се, ее слова подтверждали вестники и жрецы. Но легче от этого на душе почему-то не становилось. В каждом противостоянии есть всегда две стороны, и любой проигравший мечтает взять реванш. Хотя отец в борьбе за власть нарушил все законы Великого Се, Синеглаз его понимал. С другой стороны, ему очень не хотелось бы пережить возвращения времен, когда по прихоти возомнивших себя богами асуров земля Сольсурана горела в огне и плавилась от ядовитых дождей, а людям приходилось искать укрытия под землей.

От этих важных, но сложных мыслей княжича вскоре отвлекла необходимость следить за маршрутом и поспевать за товарищами. Хотя темп отряда, словно в стае кавуков, задавал Шварценберг, а передвигаться быстро даже в экзоскелете он вроде бы не мог, уже в первые часы пути Синеглаз запыхался и начал уставать. Все-таки ему пока не хватало силы и роста. Да еще приходилось тащиться в середине отряда, постоянно утыкаясь взглядом в закрывавшую обзор широкую спину Шаки, так что ближе к вершине перевала он мог по памяти точно воспроизвести расположение стыков и пластин брони. Даром что ориентироваться в мире вечной тьмы приходилось при помощи приборов ночного видения.

Эркюлю, когда он налаживал систему жизнеобеспечения костюма княжича, пришлось немало повозиться, подстраивая мудреное устройство под зоркие, но все же отличающиеся от человеческих глаза сына оборотня.

— Да что вы там возитесь? — недоумевал Шака. — Можно подумать, диоптрии вручную выставляете и астигматизм корректируете.

— Да лучше бы это был астигматизм, — проворчал Эркюль, в сотый раз меняя настройки. — Его система, по крайней мере, автоматически учитывает. А тут она, бедная, похоже, понять не может, человек перед ней или роу-су.

Хотя с борта спускались в сцепках по двое-трое, на узкой горной тропе пришлось растянуться в цепочку по одному в строгом порядке. К тому же в пути приходилось не только следить за дорогой, выбирая, куда ступить, чтобы не скатиться по крутому склону или не поскользнуться на оплавленных при посадке острых камнях, но и смотреть по сторонам, выискивая медуз. И если в окрестностях корабля обитатели темного мира почти не попадались, то возле гребня перевала пришлось выдержать настоящий бой, и звериное чутье Синеглаза вновь сработало раньше мудреных приборов.

— Куда это ты, высочество, собрался? Решил нас опередить и деру дать на «Эсперансе?» — заорал Шварценберг вслед прыткому гардемарину, когда тот резко подался вперед и, вспомнив повадку горного кота, опрокинул здоровяка Шаку и помчался вверх по склону.

Синеглаз даже ухом не повел. Он почувствовал под камнями, чуть нависавшими над тропой, шевеление и решил проверить логово до того, как медузы выпустят заряд. И точно. Едва он приблизился, из-под камней высунулось черное щупальце, по которому он моментально выстрелил. Еще десяток теней поднялись слева, где обзор отряду закрывала перегораживающая тропу отвесная стена. Контрабандистам дополнительных объяснений не потребовалось. Княжич выпустил несколько зарядов наугад, увернулся от атаки десятка, как ему показалось, смертоносных щупалец, а потом для удобства стрельбы взлетел на узкий карниз почти у самой вершины, поливая медуз плазмой и нахваливая про себя экзоскелет. Даже превращение в роу-су не давало ему такой подвижности и силы, не говоря уже о прыжках.

— Я же говорил, что он справится! — потрясая наполовину разряженным скорчером, восторженно вопил Эркюль, начисто забыв, как несколько часов назад сокрушался и «бедную деточку» жалел.

— Ну, кошак, ну шайтан мелкий! — уважительно басил Шака, расставляя абордажников по карнизу так, чтобы дать прожорливым тварям достойный отпор.

— Поперед батьки в пекло! — удовлетворенно добавлял Эркюль, стреляя с обеих рук, как, по его словам, учили в элитных войсках Содружества.

В его микрофоне что-то верещало и повизгивало. Не иначе, мартышки, которых он прятал под трубками системы охлаждения, решили тоже принять участие в баталии.

— Что, где? — крутил всем корпусом по сторонам Чико, явно не понимая, откуда исходит угроза.

— Уйди с линии огня, придурок, — рявкнул на него Дольф, выпуская заряд в медузу, которая, забравшись с нижнего уступа, пыталась стащить незадачливого контрабандиста в глубокую расщелину.

— Абордажный лом вам всем в глотки! Отставить разговоры! Не зевать! Гаси гадин, пока не опомнились! — методично отстреливая медуз, громыхал Шварценберг. — А кошаку в качестве премии дополнительную мисочку молока, когда поднимемся на борт «Эсперансы», выдать.

Сингеглазу тоже пришлось пригнуться, чтобы невзначай не получить заряд плазмы, пока абордажники зачищали периметр. Впрочем, на свое место он возвращаться не спешил, тем более, что достаточно сомнительную премию ему обещали только по окончании всех приключений. Хищный азарт охотника, начисто прогнав страх и докучную усталость, вел его вперед до самого гребня. Едва с медузами было покончено, в несколько кошачьих прыжков он достиг вершины. Оттуда открылся безумной, болезненной красоты вид на соседнюю долину, в которой «Эсперанса» выглядела, как царевна из надзвездных краев во время прогулки по зенебочьему рынку.

— Вот она! — радостно прокричал Эркюль и словно в нелепом приветствии замахал руками, чтобы удержать равновесие на скалистой бровке. — Революция продолжается!

— Выглядит новее нашего старичка, — выискивая под камнями остатки медуз, недоверчиво пробормотал Шака. — А ведь заложены примерно в одно время.

— А чего ей не выглядеть? — удовлетворено хмыкнул Шварценберг, неторопливо меняя аккумулятор у скорчера. — Она тридцать лет на приколе простояла, пока «Нагльфар» трепали гравитационные аномалии и утюжили плазменные установки.

Княжич тоже внимательно разглядывал корабль, пытаясь на глаз определить, в каком тот сейчас состоянии и нет ли ловушек поблизости. Насколько он понял из разговоров контрабандистов, «Эсперанса» относилась к классу стандартных рейсовых грузопассажирских звездолетов, и Левенталь ее выбрал лишь из-за того, что она имела достаточно вместительный трюм для погрузки всех необходимых при его экспериментах деталей. Если модули и ракетное топливо все еще находились на борту, это давало экипажу «Нагльфара» шанс выбраться из плена нейтронной звезды.

— А тебе не кажется, кэп, что она выглядит как-то иначе, нежели на голограмме в реестре? — настраивая линзу обзора на приближение, заметил Эркюль.

— Мне не кажется, Хануман. Я это еще вчера увидел, — сурово отозвался Шварценберг. — Кто-то занимался модификацией звездолета. И это мне очень не нравится.

Синеглаз тоже настроил окуляр (ох, как же весело он забавлялся с этой оптической игрушкой, гуляя с Эркюлем по окрестностям Царского града), но никаких различий обнаружить не смог, хотя на невнимательность обычно не жаловался. С другой стороны, в звездных кораблях он пока разбирался хуже, чем в пластинчатых и кольчужных доспехах, да и космический грузовик мог запросто перепутать с истребителем, хотя на глаз мог развести по разным стойлам боевого зенебока и рабочую скотинку.

— И что же делать? — спросил явно опечаленный Чико.

— Выход у нас только один — спуститься и проверить, — едва ли не ласково ответил ему Шварценберг. — Деваться нам все равно некуда. Либо мы поднимемся на борт и добудем горючее, либо станем сытью для медуз.

Спуск начали с наступлением следующей ночи, переждав день под силовым куполом, в пределах которого с немалым трудом уместился их отряд. Хотя снять экзоскелет не представлялось никакой возможности, едва умостившись на камнях между Эркюлем и Шакой, Синеглаз провалился в сон. Негромко переговаривались караульные, гудели генераторы, медузы бесновались за пределами защитного круга, а где-то в черном беззвездном небе вершили свой извечный путь зловещий пульсар и покорные его воле красный и белый карлики.

Хотя залегать на дневную лежку, чтобы проснуться к закату, Синеглазу было не впервой, когда его растолкали, княжич долго крутил головой и пытался тереть скрытые линзой шлема глаза. Все-таки мир, в котором день отличается от ночи только количеством медуз на периметре, симпатии в нем не вызывал. Наскоро проглотив белковый коктейль, подававшийся прямо по присоединенным к шлему трубкам, княжич запил его остатками апельсинового сока, которым утолял жажду весь предыдущий день. У него, правда оставался полный резервуар воды, но он ее экономил. Вернее, не совсем так. Просто, узнав от Эркюля о том, что система жизнеобеспечения собирает и перерабатывает не только отработанный воздух, но также все испарения тела и прочую жидкость, он слегка брезговал.

Абордажники проверяли скорчеры и сворачивали защитное поле.

— Кэп, а может, генераторы брать не стоит? — с явной неохотой закрепляя на спине тяжелый агрегат, спросил здоровяк Дольф.

— В самом деле, их можно оставить здесь, а на обратном пути, если понадобится, забрать, — поддержал товарища Эркюль, которому тоже предстояло тащить эту громоздкую шнягу.

— Я вам оставлю! — дополнив угрозу заковыристой бранью, напустился на разгильдяев Шварценберг. — Вы знаете, кто на «Эсперансе» окопался? Если да, будьте добры поделиться!

— Шаман с Кудесником вчера никого не засекли, — обиженно протянул Дольф, взваливая на спину перезаряженный генератор.

— Да кого мы могли засечь? — мрачно отозвался Шаман, проверяя свое мудреное оборудование. — От этого проклятого пульсара помехи хуже, чем при ковровых бомбардировках плазменными установками повышенной мощности. Даже с такого расстояния не различаю никаких признаков сети.

— Так может быть, ее тут и нет? — с надеждой воскликнул Чико.

— А на борту «Эсперансы» в блюдечке с голубой каемочкой лежит ключ от сокровищницы раджи Сансары, — насмешливо проворчал Шварценберг. — И по периметру девочки с бухлом апсарские танцы пляшут.

— Эх, была бы здесь Онегин, — с явной ностальгией протянул Эркюль.

— Она и в апсарских танцах знала толк, и сеть по малейшему признаку находила, — поддакнул Шака.

— И без нее справимся, — почти с обидой отозвался Шаман, которого явно задевали постоянные упоминания предыдущего оператора. — Надо просто подойти поближе.

И в самом деле. Когда абордажники, уничтожив еще не менее сотни медуз, преодолели примерно половину спуска, шедший одним из первых Шаман резко затормозил, подняв свободную левую руку в упреждающем жесте.

— Я наконец-то нащупал канал, — доложил он, делая над своими приборами какие-то странные пассы, напоминавшие движения жреца во время сложного ритуала. — На борту явно кто-то есть, и энергетическое поле включено, но защита у него мощнее, чем у серверов Центрального Банка Альянса.

— Раз крепко стерегут, значит, горючее на борту точно имеется, — невозмутимо отозвался Шварценберг, скомандовав располагаться на привал, но при этом смотреть в оба.

Генераторы решили не включать, чтобы дополнительные помехи не мешали работе Шамана. Тем более что медузы этой долины открывать сезон охоты на свежатинку пока не собирались и, образовав круг почета вокруг корабля, своими туманными телами ясно обозначали границу его силового поля.

Найдя относительно удобное положение между камнями, Синеглаз ненадолго выключил прибор ночного видения и прикрыл тяжелые веки, ощущая, как тело гудит, словно генератор, а перед глазами плывет напоминающая скопище медуз сероватая рябь.

— Совсем котейку маленького укатали, — сочувственно проворковал Эркюль, проверяя на наружной панели жизненные показатели подопечного.

Синеглаз, кое-как переводя дыхание, сигнализировал, что у него все в порядке. Борясь с дурнотой, он отпил немного воды, уже не думая о ее происхождении и качестве. Вроде бы стало лучше, но вместе с тем внутри появилось странное и за дни путешествия по надзвездным далям почти забытое ощущение присутствия, в Сольсуране означавшее, что отец находится где-то поблизости или думает о нем.

Одной из особенностей асуров, о которой они предпочитали не распространяться, в течение многих веков оставалась способность обмениваться мыслями и узнавать друг друга на расстоянии. Даже монстры лабиринта, окончательно превратившиеся в животных, ее до конца не утратили. А князь Ниак в общении с сыном мог при желании не только послать изъявление отцовского гнева, но и мысленно отыскать загулявшего по травяным лесам отпрыска. Синеглаз, отправляясь в свое путешествие с контрабандистами, до последнего опасался, что отец его отыщет и вернет. Но князь Ниак, видимо, решил, что прогулка на вертолете с Эркюлем не таит никакого подвоха. Пускай дитя позабавится. А теперь он остался в Сольсуране и вряд ли сумел бы построить там корабль, чтобы отыскать строптивого княжича в дебрях треугольника Эхо.

Неужто здесь на этой темной планете находится кто-то из его соплеменников? Отец говорил, что среди аристократии Альянса Змееносца осталось немало асуров древнего рода. И в этот миг Шаман удовлетворенно развернул голограмму изображения с камер внутреннего наблюдения корабля.

— Не знаю насчет ключа от сокровищницы раджи Сансары, но апсарские танцы на борту «Эсперансы» точно есть кому сплясать.

Абордажники оживились, возбужденно переговариваясь и отпуская различные сальности, не хуже наемников из личной гвардии отца. Синеглаз подался вперед и тоже увидел, что в рубке корабля находятся две молодые девушки, прекрасные, как царица Серебряная и ее спутницы из Надзвездных краев. Нежные, изысканной правильности лица обрамляли густые волосы. Защитные костюмы подчеркивали женственную округлость упругих форм. Кисти рук, передвигавшие значки голографической панели, обладали изяществом. И хотя обе незнакомки выглядели как настоящие воительницы и имели на нежных лицах боевые отметины, это их нисколько не портило, а даже украшало. Неужто одна из них принадлежит к роду Великого Асура? Было бы интересно с ней поговорить.

— Увеличь-ка изображение, — попросил Шака. — Что-то мне это смазливое личико кажется знакомым.

Он дождался, пока одна из девушек повернется к камере лицом, а потом насмешливо протянул.

— Ну, если кому нравится миловаться с железками, то вперед и с песнями, а я пас.

— А что с ней не так? — встревожился Чико, который при виде девушек зачмокал, точно младенчик у титьки.

— Да это ж Пэгги, а если по документации — модель ПГ- 319, боевой андроид с функцией шпионажа и соблазнения противника, — весело пояснил Эркюль. — Горячая штучка. Удержу и устали не знает, залюбит до изнеможения, если раньше шею не свернет.

— А вторая кто?

В голосе бедного Чико слышалось разочарование. Синеглаз его понимал. Он, конечно, знал, что в надзвездных краях есть чудо-машины, которые на глаз не отличишь от людей, но не ожидал их встретить здесь и при таких обстоятельствах. Тем внимательнее он смотрел на изображение другой девушки, узнавая смутно знакомые черты, которые с гордостью показывал отец.

— Где-то я ее тоже видел, — протянул Эркюль. — Не то в борделе на Кали, не то в джунглях на Раване.

— Бери выше, старина, — расхохотался Шака. — Ты что, за годы жизни на территории Альянса, официальных хроник никогда не смотрел?

— А что мне их было смотреть? — обиделся Эркюль. — У меня и головизора тогда не имелось.

— Да это ж принцесса Савитри! Пропавшая дочь раджи Сансары, — вместо чернокожего квартирмейстера пояснил Дольф.

— И она — тот самый ключ от сокровищницы раджи, доступ куда мы пытаемся найти, — не отрываясь от кода, добавил Шаман.

— Который на блюдечке с голубой каемочкой? — с умилением уточнил Чико.

Услышав, кем является девушка из рубки «Эсперансы», Синеглаз пожалел, что слишком далеко отошел от удобной расщелины. Смягченное скафандром приземление на острые камни оказалось не фатальным, но неприятности доставило. К тому же он подавился глотком этой дурацкой воды и отчаянно закашлялся. Он точно знал, что раджи Сансары — прямые потомки Великого Асура, а значит, почти родня.

Впрочем, осмыслить известие ему не дали. Абордажники еще долго собирались обсуждать неожиданную находку, сравнивая достоинства живых женщин и андроидов, когда их прервал капитан.

— Тут кто-нибудь будет код взламывать? — с холодным бешенством осведомился он. — Такими темпами вас самих скоро заставят апсарские танцы под дулами плазменных установок плясать!

Он указал на противоположный склон горной долины. Сминая обломки кораблей и уверенно прокладывая дорогу по террасам и уступам, там ползли две уродливых неповоротливых машины на гусеничном ходу.

— Поглоти меня бездна! — присвистнул Эркюль. — Да тут не только корабли с защитным полем и города под куполом, но даже танки имеются!

— Похоже, у наших цыпочек вечеринка, и они ждут гостей, — усмехнулся Дольф.

Синеглаз не очень себе представлял, какие правила этикета приняты в надзвездных краях, но он почти не удивился, когда при приближении танков с корабля открыли огонь. Боевой андроид Пэгги, заняв место на орудийной палубе, собиралась встретить противника с должным уважением. Когда из корабельных пушек вырвался гигантский столп белого пламени, княжич решил, что пришельцам сейчас придет конец, и даже успел пожалеть, что добрые машины, на которых было бы так удобно перемещаться по этой планете, превратятся сейчас в груду бесполезного хлама.

Но плазма наткнулась на невидимую преграду, не причинив машинам никакого вреда. То ли пришельцы успели включить генераторы, то ли защита сработала автоматически, но над каждым из танков вновь образовался купол, по внешней оболочке которого тек огонь. Обе машины находились словно в клетке Фарадея, наподобие той, какую по просьбе отца, желавшего показать подданным свою магическую силу, как-то построили во дворце Таран и Чен Лун.

Пэгги выпустила еще несколько залпов, усиливая мощность. Видимо она надеялась таким образом пробить защитное поле.

— Я же говорил, не девка — чистый огонь! — восторженно хохотнул Эркюль, наблюдая за воительницей.

— Она тратит мою энергию! — возмутился Шварценберг.

— Это продлится недолго, — успокоил кэпа Шаман.

В самом деле, при следующей попытке залпа оказалось, что корабельные плазменные установки заблокированы, а защитное поле находится под контролем у пришельцев.

— Так нечестно! — обиженно протянул Шаман. — У них есть коды доступа.

Пэгги камнем из пращи кинулась в рубку, пытаясь вернуть контроль над кораблем, но все оказалось напрасно. Оставалось только брать в руки скорчеры и занимать позиции возле подъемника корабля, чтобы встретить незваных гостей.

— Может быть, как истинные революционеры поможем тем, кто слаб и оказался в беде? — с тревогой наблюдая за девушками, предложил Эркюль.

— С чего это ты решил Альянсовским эксплуататорам и их боевым машинам помогать? — поддел товарища Шака. — Я еще не забыл, как эти ПГ-319 нас на Раване плазмой на позициях поливали. А уж скольких ребят из Сопротивления они своими смазливыми личиками заманили в ловушку и погубили — и не сосчитать!

— И все-таки Хануман сейчас говорит дело, — неожиданно возразил квартирмейстеру Шварценберг. — В эту заварушку нам придется вмешаться.

— Да с чего бы это? — начал Дольф.

— С того, что у них есть коды доступа от «Эсперансы», и, если мы не поторопимся, они получат и все остальное. — Не знаю, как Вы, но я пока не отказался от идеи выбраться отсюда и проникнуть в сокровищницу раджи Сансары. Если с княжичем не получилось, хотя я уже не жалею, что этот кошак оказался у нас на борту, так, может, с принцессой выйдет.

(обратно)

Глава 11. Вундеркинд в трущобах

— Эй, парень, ты нам не нравишься! Мы тебя здесь раньше не видели!

Трое здоровенных типов в мешковатых штанах и толстовках с капюшонами надвигались на Брендана из глубины подслеповатого, захламленного коридора, обшарпанные стены которого украшали лишь пособия по ненормативной лексике на всех известных в галактике языках. Сами громилы выглядели, конечно, грозно, но явно больше привыкли нападать вдесятером на одного и иметь дело с теми, кто заведомо слабей. Хотя трое — это все-таки многовато. И поди их разбери, какое оружие они прячут под своим тряпьем, делающим неразличимыми лица и прекрасно скрывающим движения во время драки.

— Мои сожаления, ребята! Но я вас тоже вижу в первый раз.

Ответ, конечно, звучит достаточно дерзко и, скорее всего, их только раззадорит. Но это все же лучше, чем показать растерянность или страх. В конце концов, в уличные драки он, что ли, не попадал, прожив большую часть жизни на портовой окраине Кимберли, примыкающей к трущобам Мураса? Без элементарных навыков самообороны со всей своей молекулярной биологией он бы там просто не выжил.

— Да ты издеваешься, урод? Ты в натуре не просек, что это наш уровень и таким, как ты, здесь не рады?

В какой-то мере Брендан их понимал. Ухоженный, сытый фраер в форме научного отдела, даже слегка помятой и испачканной смазкой и угольной пылью, в таком месте мог вызывать только раздражение. Уж слишком бросался в глаза контраст.

— Ребят, я же сказал, я сожалею!

Брендан старался говорить как можно более дружелюбно, хотя незаметно нащупал спиной стену и принял боевую стойку.

Конечно, самое разумное в сложившейся ситуации — дать отсюда деру или хотя бы сделать вид, поступив по тактике последнего Горация, которая во флоте именовалась «отсекать хвост по частям». Но как при этом не заплутать в переплетении местных коридоров? План Брендан, конечно, видел. Но за несколько часов блужданий по нижним уровням успел убедиться, что многие отсеки и модули здесь достраивались и перестраивались с последовательной хаотичностью, которой бы позавидовали и многие средневековые города. В общем, если он побежит, его, скорее всего, постигнет участь рыцаря или танкиста, заблокированного в переплетении узких улочек, и помятые ребра или выбитые зубы окажутся еще лучшим исходом.

Значит, все-таки придется драться. И тут главное — не проморгать первый удар. Место здесь глухое. Камер либо нет, либо они разбиты. К тому же встречи с охотниками или другими представителями правопорядка ему и самому сейчас хотелось бы избежать.

Громилы заходили с трех сторон, отрезав путь к отступлению. Брендан стоял в обманчиво расслабленной позе и ждал. От первого удара он благополучно уклонился, успев заметить на руке нападавшего тяжелую перчатку от экзоскелета. Нырнув вниз и в сторону, он резким и точным ударом в сонную артерию вырубил ближайшего громилу, на вид самого крупного. Все-таки знание человеческой анатомии помогало еще со времен жизни в Мурасе. Потом резко развернулся и махом ноги выбил у еще одного хулигана нож кустарной выделки, успев перехватить оружие в полете. Резать никого Брендан не собирался. Но наверняка у нападавших в арсенале есть что-то еще.

И точно. Громила в бронированной перчатке развернул макромолекулярный клинок явно армейского образца. Уж не с их ли корабля? Судя по информации, выуженной Пабло и подслушанной в разговорах с коллегами, черный рынок тут процветает. Пришлось какое-то время махаться, словно флотским сигнальщикам. Тем более, что громила явно не очень себе представлял, как оружием пользоваться, но обезвредить его не получалось.

Руки у нападавшего были покрыты коростой подсыхающих струпьев, напоминающих чешую. Неужто проказа? Да нет, вряд ли. Скорее всего следствие многолетней жизни при повышенной радиации. Видимо, лекарств, способных нейтрализовать действие жесткого излучения, на всех не хватает. Хотя фармакологические фабрики работают на полную мощность.

— Гаси урода! Ребята, наших бьют.

Если бы придурок, лишенный ножа, но где-то разжившийся куском арматуры, подкрался тихо сзади и ударил, как он и собирался, под колени, Брендану точно пришел бы конец. Удар импровизированной дубинки переломал бы ему ноги и бросил прямиком на макромолекулярный клинок. Вопль животной ненависти дал возможность среагировать. Брендан подпрыгнул, отталкиваясь от стены, а его противники налетели друг на друга и повалились на пол, едва не заколов друг друга. Хорошо хоть Брендан, пробежав несколько шагов по потолку, приземлился чуть поодаль, примеряясь, в каком направлении лучше дать деру. Конечно, все нападавшие повержены, но это ненадолго. По личному опыту он знал, что таких типов основательно вырубить можно только с помощью дури, алкоголя или скорчера.

Выбрав коридор, воздух в котором казался менее затхлым, он оглянулся напоследок, чтобы определить, насколько быстро могут оправиться от шока его противники. Вырубленный первым лежал пока тихо. Хотелось надеяться, что удар рассчитан грамотно и серьезных повреждений нет. Остальные двое копошились на земле, тихо постанывая. Капюшоны сползли, и Брендан увидел два татуированных голых черепа, покрытых непонятной формы шишками и имплантированной под кожу разноцветной чешуей. Такая же чешуя покрывала и желтовато-бледные, не ведавшие солнца и заменяющих его процедур озлобленные лица.

Впрочем, модные и среди бойцов подразделения «Барс» импланты, татуировки и насечки не могли замаскировать очевидные врожденные уродства, корректировать которые здесь либо не хотели, либо не имели возможностей и средств. Один из громил оказался обладателем кое-как зашитой заячьей губы, у другого, наиболее грузного, шея раздулась от жутких размеров зоба, а глаза, казалось, вот-вот выпадут из орбит. Перекошенная физиономия третьего представляла собой что-то совсем уж невообразимое. Трудно сказать, какие катаклизмы и в каком возрасте ему довелось пережить, но нижняя часть лица у него вовсе отсутствовала, и ее заменял допотопный титановый протез.

Брендану сделалось как-то не по себе, а весь азарт схватки куда-то улетучился. Как медику и биологу ему следовало этих людей лечить, а не калечить. Тем более, диагноз каждому он поставил даже без анализатора. Однако в это время пришедший в себя громила с заячьей губой вновь замахнулся арматурой, и Брендан поспешно ретировался. Он бежал с предельной скоростью, какую допускали узкие, полутемные загаженные коридоры, где приходилось следить, чтобы невзначай не растянуться, вступив в кучу бытовых отходов или поскользнувшись в луже химической дряни.

Итак, он добился своего, попал на нижние уровни, воочию убедившись, что профессор Нарайан бессовестно лгал, и жизнь внизу даже при беглом осмотре выглядит далеко не такой радужной, как он расписывал. Вопрос — что делать дальше? Судя по всему, вернуться наверх тем же путем, каким он попал сюда, уже не получится. Таинственный незнакомец, следом за которым он вчера отправился, задраил потайной люк, а разыскивать официальный проход не хотелось.

Конечно, заманчиво прийти и сказать: пустите меня обратно, мне в лабораторию пора. Тем более что рабочий день начался уже не менее часа назад, как раз когда он от громил отмахивался, а у него имелись все документы, подтверждающие его уровень допуска и место проживания. Но как при этом избежать излишних расспросов? Тем более что человек, случайно открывший ему этот тайный проход, почему-то вызывал куда больше симпатии, нежели профессор Нарайан и все члены Совета вместе взятые. И выдавать его не хотелось не только потому, что тот в разговоре с Пабло упоминал Леву Деева и Гу Синя, а Кристин любовался с явной родительской гордостью.

После показательного выступления в спортзале Брендан намеревался провести вечер не менее интересно и плодотворно, нежели влюбленный оператор сети. Тем более что в отличие от старшего товарища под куполом время не терял и достаточно быстро сплел незатейливые сети, в которые попались аж три симпатичные птички, свидания с которыми Брендан легкомысленно чередовал.

Но именно в этот вечер оказалось, что у Мананы разболелся зуб, Лакшми сильно задерживалась на работе, а Грейс обещала подруге посидеть с тремя ее детьми. Проводив Манану к стоматологу и обратно к ней домой, он спел девушке колыбельную, чмокнул в щечку и оставил ее отдыхать и приходить в себя после неприятных процедур и сопровождавшей их анестезии.

Идти к себе не хотелось. Тем более что комната в жилом отсеке выглядела хоть и аккуратной, но гораздо менее обжитой и уютной, чем лачуга в Мурасе, в которой им с родителями пришлось ютиться несколько лет. Тогда он вспомнил, что обещал Манане в награду за пережитые муки сводить ее в «Пульсар». Тем более что и сам давно собирался посетить это фешенебельное заведение, и отправился на разведку.

Заметив романтично воркующих за столиком Пабло и Кристин, Брендан не стал им мешать, только про себя отметил, что «гидропонная нереида» в вечернем платье выглядит далеко не так строго и чопорно, как в костюме бактериологической защиты. Может быть, стоило приударить за ней? Хотя бы ради спортивного интереса. Но он себе напомнил, что эта белокожая блондинка совсем не в его вкусе. К тому же любая попытка подбить клинья нанесла бы смертельную обиду Пабло, который относился к этой девушке слишком серьезно.

В общем, Брендан хотел уже уйти и провести остаток вечера в заведении попроще, когда его внимание привлек странный незнакомец, который тоже с пристальным вниманием наблюдал за оператором сети и его избранницей. Хотя Брендан никогда еще не пробовал себя в роли ангела-хранителя, да и со шпионажем пока получалось не очень, он решил остаться и понаблюдать.

Делая вид, что увлечен «шоу уродов», и даже отмечая про себя особенности дефектов участников, которые выигрывали этот конкурс красоты наизнанку, он внимательно прислушивался к разговору. А когда незнакомец попрощался, столь же ненавязчиво последовал за ним. То ли неизвестный был слишком поглощен своими размышлениями, то ли уверен в своей способности к конспирации, но Брендана он не заметил даже когда они оба покинули обитаемые модули и перешли в коридоры технического этажа, куда доступ имели только инженеры и рабочие, отвечающие за исправность городских коммуникаций.

«А если это ловушка»? — запоздало подумал Брендан. И незнакомец просто заманивает его, чтобы скомпрометировать или попросту убить. Вот только на маньяка неизвестный походил меньше всего. Уж в этом Брендан разбирался. Впрочем, в нем самом уже проснулись охотничий азарт и любопытство, благодаря которым он в конечном итоге и очутился здесь внизу. При этом сам незнакомец словно растворился, а Брендан чувствовал себя идиотом, поскольку дверь, которую он с легкостью открыл, обратно наверх выпускать его не желала и требовала ввести пароль, которого Брендан, конечно, не знал. Эх, если бы на его месте оказался Пабло! Уж он сумел бы вскрыть это несложный код. Но оператор остался в «Пульсаре» и, возможно, даже переместился из кафе в еще более приятные места. А Брендан блуждал по уровню остаток ночи, пока не нарвался на местных маргиналов.

Спать не хотелось, но вот желудок красноречиво намекал на то, что пора бы чем-нибудь подкрепиться, тем более что поужинать вчера он так и не успел. Если внизу действует та же система расчетов, что и на верхних уровнях, кредитка поможет на первое время оплатить хотя бы еду и какой-никакой кров. А потом надо либо выбраться наверх, либо найти того таинственного незнакомца или кого-то из ребят.

Ведомый запахом дешевого синтетического жира, на котором явно жарили рагу из грибов и мяса кутулуха, Брендан достаточно быстро набрел на какую-то непритязательную закусочную, оборудованную прямо в жилом отсеке. Однако здесь его ждало разочарование.

— Проваливай, урод! Таких, как ты, у нас не обслуживают.

Одутловатая, страдающая экземой и запущенной слоновой болезнью хозяйка глянула на него с такой явной брезгливостью, словно он вылез прямиком из коллектора канализации, хотя после прогулки по вентиляционным шахтам он выглядел лишь немногим менее опрятным, нежели ранние посетители. Впрочем, он и сам видел, чем от них отличался. Один молодой горняк имел вместо правой кисти клешню с уродливыми наростами. У другого левый глаз сполз почти к подбородку.

Ничего не понимая, Брендан двинулся дальше, сопровождаемый настороженными, презрительными или откровенно враждебными взглядами. Один раз его явно намеренно толкнули, другой — подставили ножку. Какая-то хозяйка вылила прямо под ноги ведро с помоями.

— Совсем уроды обнаглели! — услышал Брендан возмущенный возглас. — Уже среди бела дня разгуливают!

— Ну, ничего! Господин Нарайан найдет на них управу!

Хотя рабочий день на комбинате и фермах давно уже начался, в коридорах было многолюдно. Впрочем, среди разномастных обитателей уровня, ошивавшихся в различных питейных заведениях, пытающихся что-то втюхнуть на местной барахолке или просто слоняющихся по обшарпанному коридору в поисках случайного заработка, Брендан не увидел почти никого, кто мог бы спуститься в забой или отстоять смену.

У многих, как и у посетителей первой забегаловки, не хватало конечностей и их заменяли кустарные уродливые протезы. Кто-то не имел глаз или носа, Другие, наоборот, обладали лишними отверстиями на лице, дополнительными раковинами ушей или еще какими-то отростками, изначальную функцию которых на глаз даже определить не удавалось. У кого-то отказали легкие и другие внутренние органы, и они разгуливали в масках, опутанные жутковатыми толстыми трубками. Кто-то имел ярко выраженные гипофизарные расстройства: такого количества карликов Брендан в жизни своей не встречал. У одного молодого парня правая половина тела в детстве перестала развиваться, делая фигуру скособоченной и непропорциональной. С завидной регулярностью встречались сиамские близнецы. Причем двое из них ухитрились так срастись, что выглядели точно полтора землекопа из неправильно решенной школьной задачи.

Даже представительницы самой древнейшей профессии, которых тут тоже хватало, обладали такими чудовищными изъянами внешности, что у Брендана зачесались руки взять лазерный скальпель и помочь несчастным обрести нормальное лицо. А потом назначить курс поддерживающей терапии.

Впрочем, скальпель тут все же применяли. Но отнюдь не для того, чтобы вернуть человеческий облик, а дабы усугубить причуды наружности. Одна жрица любви имплантировала кошачьи усики и ушки, другой зачем-то понадобились рога, третья красовалась аж тремя парами грудей. Короста и струпья, покрывавшие лица половины «ночных бабочек», как следы оспы и сифилиса в эпоху рококо, маскировались не только тоннами вульгарной косметики, но также стразами, вставками разноцветного пластика и даже меха.

— Че уставился! Проваливай отсюда! С уродами не спим ни за какие бабки! — грубо осадила Брендана обладательница многосоставного вымени.

— Да кто его вообще с рудника выпустил? Там только уродам и место, — возмутилась ее подруга «кошечка», у которой помимо усиков и ушек оказалась раздвоенная губа и титановая пластина вместо неба.

«Урод». Это уничижительное определение Брендан уже слышал сегодня в десятый, если не в сотый раз. Так во время вчерашнего шоу мутанты называли единственного участника этого странного конкурса, который хотя бы внешне выглядел как нормальный человек. Причем молодежь из «Пульсара» до колик и достаточно зло смеялась над самими изувеченными радиацией обитателями нижних уровней, и причину этого веселья Брендан тогда понять не смог.

В своей жизни он видел немало мутантов. Среди выходцев из окраинных миров на их долю приходилась примерно треть. Трансгалактические корпорации, занимавшиеся разработкой месторождений на непригодных для жизни планетах, биосферные купола возводили по удешевленной технологии, экономя на здоровье старателей и колонистов. Да и разница в гравитации оказывала влияние на количество мышечной массы и рост. Однако даже в Мурасе, где уличные банды, державшие под контролем оборот дури, оружия и нелегально добытых алмазов, беззастенчиво терроризировали бедняков, над людьми с физическими недостатками или увечьями никто не смеялся.

Все отлично знали, что денег на лечение у нелегалов, составлявших львиную долю населения трущоб, нет и неоткуда взять. А бесплатная медицинская страховка им не положена, поскольку они не граждане Содружества. И если какой-нибудь студент-практикант или такой же эмигрант из окраинного мира с неподтвержденным дипломом согласится за копейки или вовсе бесплатно провести операцию по жизненным показаниям, то это можно считать удачей.

В городе под куполом тоже не хватало лекарств и врачей, а наиболее сложные операции не решались делать даже на верхних уровнях. Однако самозабвенная гордость, с какой здешние мутанты демонстрировали свои увечья, выглядела если не вызовом, то осознанным заблуждением.

«В многообразии наше единство!» — высвечивалось на голографической панели, кое-как подвешенной на ржавых болтах в переходе между ярусами уровня. Далее на головизоре демонстрировалась реклама фирмы имплантов примерно десятилетней давности, призывавшая производить самые смелые эксперименты со своим телом. Используя заезженный видеоряд, чередуя его с голограммами, сделанными уже в антураже треугольника Эхо, какой-то местный законодатель мод на все лады расписывал красоту, удобство и практичность самых тяжелых мутаций.

— Каждый человек — уникальное творение природы, но только теперь и только в нашем благословенном городе появилась возможность эту индивидуальность подчеркнуть. Вы никогда не превратитесь в безликую серую массу, а уродам самое место на руднике!

Брендан так и застыл, где стоял, потирая рассаженные во время драки костяшки пальцев. Вот он и получил ответ на вопрос, который они тщетно искали все три месяца жизни под Куполом. Оказывается, вместо того, чтобы рыться в системных файлах, следовало просто более внимательно посмотреть передачи по местной сети. Хотя из-за помех, создаваемых пульсаром, даже система внутренних коммуникаций работала с перебоями, многие обитатели города вели свои голографические дневники, а каналы наиболее успешных видеоблогеров собирали сотни подписчиков.

Вот только изо всех роликов и шоу, которые они с Пабло видели урывками, не понимая, в чем там суть, они сделали лишь вывод о том, что тяжелые гормональные сбои и наследственные мутации стали такой неотъемлемой частью жизни этого города, что над этим принято только смеяться или искать аналоги в абстрактной живописи, творениях средневековых художников и архаичных скульптурах. А между тем, если бы хоть кто-то потрудился им объяснить, зачем проводить эти бессмысленные конкурсы, подобные средневековому выбору папы шутов, они бы с меньшим остервенением тыкались в закрытые двери, больше бы искали ответы на более важные вопросы.

Но если профессор Нарайан сознательно держал их на голодном информационном пайке, то коллеги, включая Кристин, находились в плену общественного мнения, разделившего город не только на верхних и нижних, но и разграничившего людей и уродов, причем в зеркальной проекции. И если на верхних уровнях мутаций боялись как огня, возведя заботу о здоровье в настоящую манию, то внизу ими бравировали, обрушивая ярость своего несовершенства на новичков.

В самом деле. Зачем создавать дополнительную защиту от радиации, когда можно просто объявить болезни и уродства нормой жизни, направив вполне понятное возмущение вынужденных влачить жалкое существование горожан на так называемых уродов: тех, кто попал в Эхо недавно и еще не успел нажить болячек, или тех, чья иммунная система по каким-то причинам оказалась сильнее неблагоприятных условий жизни. Создать новый культ, словно в кривом зазеркалье вывернуть наизнанку все представления о природосообразности, здоровье и красоте, не жалея никаких средств.

Такой степени цинизма даже Пабло, вдоль и поперек изучивший повадки и обычаи змееносцев, и предположить не мог. Впрочем, и на Земле в прежние эпохи преступные правители и дельцы удобно манипулировали людским сознанием, внедряя в массы идеи расовой дискриминации, религиозной или идеологической розни.

В растрепанных чувствах Брендан добрался до лестницы и спустился на уровень ниже.

Здесь неустроенность и запустение чувствовались еще острее, напоминая самые глухие закоулки Мураса, только без тропической зелени. Из сырых холодных коридоров несло затхлостью и плесенью, запах гудрона или какой-то другой смазки смешивался с вонью давно засорившихся труб и аммиачным духом канализации и свалок, в которых деловито копались кутклухи, поросята и куры, точно дело происходило где-нибудь на аграрной планете.

Похоже, тех продуктов, которые производили централизованные фермы, на всех не хватало, и жители нижних уровней выживали за счет подсобного хозяйства. Спускаясь по лестнице вдоль вентиляционной шахты, Брендан обнаружил обихоженную плантацию грибов, в забегаловках на верхнем ярусе видел аквариумы со съедобными водорослями и даже взлелеянные под лампами дневного света помидоры и клубнику. Впрочем, здесь растения пока не попадались, а звуки, которые издавали животные, заглушал шум от работающих на пределах износа механизмов.

Внезапно среди этого равномерного, монотонного гула Брендан различил новый звук. Кричал ребенок, и явно от сильной боли. И этот призыв о помощи сопровождался многоголосой руганью, насмешками и ударами. «Неужто опять драка? Вторая за один день? А по-другому выяснять отношения они тут совсем не умеют?» Впрочем, вместо того, чтобы убраться куда-нибудь восвояси, Брендан уже бежал на звук, стараясь не сбить с ног играющих со сломанными игрушками тщедушных ребятишек, заполошных хозяек и медленно ковыляющих по своим делам стариков. Даже если бы он не давал сильно обесцененную за прошедшие века клятву Гиппократа, он бы не смог поступить иначе.

Группа разномастных и разновозрастных подростков методично избивала скорчившегося в грязи на полу худенького мальчонку лет семи-восьми. Эбеновую кожу мальчугана покрывали ссадины и кровоподтеки, в курчавых волосах запеклась кровь, она же текла из рассаженного носа, делая белозубый, красиво очерченный рот похожим на окровавленную пасть вампира.

«Неужели они бьют его потому, что он черный?» — невпопад подумал Брендан, вспоминая уроки истории и рассказы чернокожих одноклассников о тех временах, когда их соплеменников продавали в рабство.

Поскольку на Сербелиане селились выходцы из самых разных миров, включая планеты Альянса, а культуры и расы сплетались причудливо и произвольно, никому и в голову не приходило кого-то попрекать цветом кожи или родным языком. В треугольнике Эхо на цвет кожи и мир, из которого прибыл колонист поневоле, внимания, судя по всему, тоже не обращали. Здесь существовало иное разделение. Чернокожий мальчуган, несмотря на худобу, выглядел ладным и подтянутым, а черты его лица, сохраняя особенности его расы, отличались правильностью, если не сказать красотой. В то время как все его противники выглядели копиями давешних громил. Только слегка уменьшенными.

— Ну, что, урод! Будешь знать, как ходить по нашему уровню! — азартно размахивая железным прутом, вопил крепкий подросток с бородавками по всему лицу.

— Теперь много не находится! — злорадствовал один из его подельников, тщедушный замарашка с родимым пятном на всю щеку и свернутыми в трубочки ушами.

— И к мамке своей жаловаться не побежит, — рассмеялся еще один участник побоища с искусственным глазом и перепонками между пальцев.

— Давайте сломаем ему еще и челюсть, чтобы он ничего не смог рассказать своему дядюшке! — предложил еще один шкет с непропорционально большой головой и кривыми ногами.

Брендан не позволил ему осуществить этот злодейский умысел. Он и так видел, что опоздал. Мальчугану здорово досталось. Особое беспокойство вызывала правая нога, неестественно вывернутая наружу. Неужто перелом?

— Сегодня я за его дядюшку! — налетел Брендан на хулиганов, разметав их по площадке и вырвав у самого крепкого прут.

Он сделал красноречивый замах, но более активных действий не потребовалось. Всю ватагу точно лавина слизала. Один только пострадавший ворочался на полу, делая неловкие попытки подняться или хотя бы отползти и глядя на Брендана расширенными от боли и ужаса глазами.

— Да тихо ты, не дергайся! — приструнил его Брендан, наклоняясь к поврежденной ноге. — Эк, тебя угораздило!

К счастью, перелом оказался вывихом, а такие травмы Брендан умел лечить без помощи анализатора и аппаратов растяжки.

— Сейчас будет немного больно, — предупредил он маленького пациента. — Но иначе нельзя.

Однако, как оказалось, малыш боялся отнюдь не боли.

— Сэр, пожалуйста! Не надо меня забирать! — шмыгая разбитым носом пролепетал он. — Я не хочу в приют! Позвольте мне остаться с дядей Ндиди и мамой!

От неожиданности Брендан разжал пальцы, которыми сжимал голень, собираясь вправить ее на место, и малец с завидной скоростью, помогая себе локтями, пополз куда-то к стене.

— Ты с кем-то меня путаешь, — стараясь говорить как можно мягче, попытался объяснить ситуацию Брендан. — При всем моем желании я бы сейчас не смог никуда тебя забрать, поскольку сам не знаю, куда идти.

— Вы шутите, сэр! Взрослые не могут заблудиться, — привел железный аргумент мальчишка, вызвав у Брендана невольную улыбку.

Ох, не просто так к нему приклеилось появившееся с легкой руки Арсеньева еще в отроческие годы прозвище Вундеркинд.

— В любом случае, твой вывих надо вправить на место и наложить повязку!

Видя, что малыш своими попытками подняться еще больше травмирует злополучную голень, Брендан потихоньку придвинулся ближе, моля, чтобы уловка осталась незамеченной. Если так ерзать с больной ногой, недолго и связки порвать или усугубить вывих смещением. Пожалуй, детеныши мурлакотамов или роу-су на Васуки были и то более покладистыми пациентами.

— Но у мамы и дяди Ндиди нет денег на врача, — предупредил малыш.

— За такую безделицу плату берут не врачи, а рвачи! — не очень удачно скаламбурил Брендан, пытаясь разрядить обстановку.

Он развернул голень и потянул, вставляя сустав на место. Мальчуган сколько ни крепился, а все же под конец вскрикнул. Брендан решил его похвалить.

— Ты прямо настоящий боец! Маленький воин.

— Меня так и зовут, — доверчиво улыбнулся мальчишка. — И кричать мне нельзя. Мое имя Камо переводится как тихий воин.

— Ну, раз так, значит антисептиков ты тоже не боишься, — кивнул Брендан сооружая из куртки Камо подобие фиксирующей повязки. — Я сейчас отнесу тебя домой, мы обработаем твои синяки и ссадины, а потом я попробую найти в вашем лабиринте место, где можно поесть и переночевать.

— Если мама разрешит, вы можете остаться у нас, — неожиданно миролюбиво предложил Камо — Она, правда, будет на меня ругаться, что я опять на этот уровень ходил. Но я просто хотел побыстрее отнести Ндиди обед.

Брендан увидел перевернутые и раздавленные контейнеры с едой и с грустью подумал, что не только он сегодня остался голодным. Он прикидывал, как бы поудобнее взять Камо на руки, когда на него коршуном налетела запыхавшаяся, но разгневанная фурия с бейсбольной битой в руках.

— Оставьте в покое моего сына! Сколько можно вам объяснять! Он останется со мной, ему нечего делать в этих ваших школах, где ставят эксперименты над людьми и превращают здоровых детей в не помнящих родства головорезов!

Понятное дело, что от таких обвинений Брендан просто опешил. Кажется, за эти несколько часов, проведенных в местных трущобах, он узнал о жизни города больше, чем за все три месяца, проведенные наверху. Сначала деление на людей и уродов, теперь этот страх перед чиновниками, которые ради создания армии здоровых и послушных исполнителей разлучают родителей с детьми.

Похоже, на щедро предложенные наивным мальчуганом обед и ночлег рассчитывать не приходилось. Брендан открыл было рот, чтобы оправдаться или выиграть время для отступления. Ибо воевать с женщинами, если они не входят в состав вражеской армии, он пока не привык. Тем более, что незнакомка при ближайшем рассмотрении оказалась не только молодой и довольно привлекательной, но выглядела хрупкой и на солдата вражеской армии никак не походила.

Но в это время в коридоре вновь послышались тяжелые шаги, вызвавшие смятение на лицах Камо и его матери. Оказывается, мелкие хулиганы не смылись восвояси, а просто побежали за подмогой, и привели они не кого-нибудь, а давешних громил. Брендан даже не удивился.

— Да это ж тот самый урод! — победно возопил обладатель заячьей губы, помятый вид которого ненадолго вызвал у Брендана мстительное удовлетворение.

— И недотрога Эйо — сестрица черномазого Ндиди, — плотоядно клацнул челюстями тип с титановым протезом вместо рта.

Его голосовой симулятор уже давно пережил свои лучшие времена, и дребезжал, как неисправный эквалайзер.

— Это, что ли, та норовистая сучка, которой проще сраные порты выстирать, чем перед хорошим человеком ноги раздвинуть? — уточнил его подельник с заячьей губой.

— Ну ничего, вот мы сейчас и проверим, такая ли она недотрога! Только сначала с этим зарвавшимся уродом разберемся! — пророкотал громила с гигантским зобом.

Эйо издала гортанный рык и, заслонив собой сына, перехватила биту поудобнее, словно ожидая появления в страйк-зоне мяча. Брендан выдернул из кучи хлама кусок арматуры, который первоначально планировал использовать в качестве шины, и, выступив вперед, принялся вращать его на манер копья или глефы, не позволяя нападающим приблизиться. На сей раз об отступлении речи даже не шло. При всем желании он не мог бросить женщину и мальчика на растерзание этих подонков.

— Шухер! Охотники! — возопил шкет со свернутыми в трубочку ушами, и вся банда хулиганов бросилась врассыпную.

Брендан оставил свою импровизированную глефу, подхватил на руки насмерть перепуганного Камо и вслед за указывающей дорогу Эйо припустил по узким запутанным коридорам.

(обратно)

Глава 12. Контрабандисты и охотники

Хотя Шварценберг и контрабандисты бежали по обрывистому склону, включив антигравитационные акселераторы экзоскелетов и не особо таясь (нападавшим хватало забот и на «Эсперансе»), они видели, что им все равно не успеть. Отчаянная ПГ-319 или Пэгги, как ее почти ласково называли Эркюль и остальные, в первые минуты схватки положила едва ли не половину нападавших. Однако численный перевес оставался на стороне штурмующих, не считая систем залпового огня, которыми были оснащены танки.

— Молодец, девочка, упрощает нам задачу! — комментировал ход перестрелки Шварценберг, как и остальные члены его экипажа, наблюдавший за происходящим на «Эсперансе».

С помощью каких-то ухищрений Шаман вывел голограмму прямо на вирт-панель линзы шлема каждого из абордажников, поэтому все подробности схватки они наблюдали, словно тоже находились на борту корабля, хотя при этом прекрасно различали и уступы каменистого склона, и происходящее возле двух гусеничных машин. Синеглаз поначалу никак не мог приноровиться и даже пару раз чуть не упал, но потом привык, успевая одновременно следить за дорогой и наблюдать подробности схватки.

Пэгги сопротивлялась с отчаянной храбростью загнанного хищника. Хотя, пожалуй, даже стремительный как мысль роу-су не сумел бы тягаться с ней в скорости реакции. Временами казалось, что у нее не две руки, а стреляла она с обеих, а не менее шести, как у воплощений древних богинь. Она использовала в качестве укрытия каждый изгиб коридора, каждый уступ, а опорой ей служили не только пол, но и потолок и стены. Когда же ей все-таки требовалось перезарядить оружие, оборону держала принцесса Савитри, которая, стараясь не уступать подруге или телохранительнице, успешно вела прицельный огонь.

— Где это высочество так навострилось? — оценивая меткость хрупкой красавицы, уважительно пробасил Шака.

— Ну, уж явно не во дворце, — хмыкнул Дольф.

Синеглаз мог бы обоим поведать о том, что асуры в скорости реакции, выносливости и силе всегда превосходили людей. Не говоря уже о способности принимать облик тотемного предка. С другой стороны, он точно не знал, насколько последняя в роду раджей унаследовала дарования древних. Впрочем, княжич по-прежнему ощущал связь с принцессой Савитри.

— Похоже, эти шаромыжники с танков получили от кого-то приказ взять девиц живыми. Стреляют парализующими, — взглядом знатока следя за перестрелкой, заметил Шака.

— Я бы тоже таких горячих цыпочек взял! — игриво причмокнул Дольф. — Апсарские танцы со скорчером — это вещь!

— Только бы корабль они там, увлекшись своими игрищами, не разнесли, — заметил Шварценберг, который уже рассматривал звездолёт как личную собственность.

Увы. Хотя поначалу бой в отсеках шел очень жаркий, и члены штурмовой группы несли тяжелые потери, капитан «Нагльфара» переживал совершенно зря. Благодаря ухищрениям остававшихся в танках операторов, нападавшие сумели проникнуть на борт со стороны орудийной палубы и зашли принцессе и ее спутнице с тыла. Боевой андроид успела почувствовать подвох и попыталась прикрыть дочь раджи, к которой испытывала благоговение, какое не все царедворцы питали и к покойному царю Афру. Но при этом она открылась сама и получила заряд из парализатора в спину.

Хотя Синеглазу, к счастью, самому никогда не доводилось испытывать действие этого оружия на себе, он видел, как бился в судорогах пещерный табурлык, которого контрабандисты Шварценберга вывезли потом в один из окраинных миров. Боевой андроид оказалась крепче даже табурлыка и успела несколько раз выстрелить, но еще один прицельный залп ее окончательно обездвижил, а следующий заряд настиг и принцессу.

— И что теперь? — застыл на месте Чико, словно его тоже временно парализовали.

— Не сбавляй темпа и под ноги гляди, — посоветовал ему Дольф.

— Табань, — скомандовал Шварценберг. — Нам уже нет смысла лезть на рожон, — добавил он, встретив вопросительные взгляды запыхавшихся товарищей.

Хотя Синеглаз не отстал и не потерялся, под коленками у него все трусилось, и кровь стучала в виски оргией шаманских бубнов. Впрочем, приказ капитана удивил и его.

— Поскольку они нас не заметили, позволим им уйти, а потом срежем дорогу по склону и проникнем внутрь одной из машин, — изложил свой план Шварценберг.

— А мы их того, не упустим? — с сомнением протянул Чико, глядя, как захватчики, словно тюки с поклажей, сгребают в охапку принцессу вместе с ее отважной подругой и, включив защитное поле, покидают корабль.

Вид безвольных тел в костюмах надзвездных краев неприятно кольнул Синеглаза воспоминанием о царице Серебряной и тех из ее спутников, которые в ночь резни оставались во дворце. Впрочем, принцесса Савитри не погибла. Княжич по-прежнему ощущал ее присутствие.

— Эх, надо было с собой вместо этих дурацких генераторов переносные плазменные установки захватить! — посетовал Шака, видя, как победители заводят свои машины.

— И что бы ты сделал с переносными установками? — скептически осведомился Шаман, возобновив попытки вклиниться в систему и получить доступ к кораблю.

— Танки бы подбил, — с трудом переводя дыхание под тяжестью генератора, пояснил квартирмейстер.

— И какой от этого вышел бы толк? — возразил ему Дольф. — Так у нас есть шанс обзавестись транспортным средством и добыть чит-коды, раз уж взламывать — это такая морока. А с плазменной установкой — ни танков, ни кодов.

Тем временем чужаки, сгрузив принцессу и раненых в один из танков, раскладывали на границе защитного поля мертвецов, предварительно сняв с брони аккумуляторы и запас кислорода.

— Вот стервятники! — покачал головой Шака. — Своих-то они за что? Совсем как-то не по-людски!

— А чем это хуже космического погребения? — равнодушно хмыкнул Дольф. — Да и кто сказал, что эти на танках — люди?

— Вот захватим машину, там и проверим, — подытожил Шварценберг.

Синеглазу тоже стало как-то не по себе. Понятно, что в бесконечных походах с воинами травяных лесов случалось всякое, и далеко не каждый отправлялся в Надзвездные края на огненной колеснице, поднимаясь к небесам вместе с дымом погребального костра. И все же даже наемники, с которыми отец рассчитывался меновыми кольцами, получаемыми от работорговли, своих павших в травяном лесу не бросали и, если не могли привезти в царский град, старались похоронить так, чтобы их тела не стали добычей летающих ящеров и кавуков.

С неизъяснимой тоской Синеглаз смотрел, как медузы, поспешно убравшиеся с места побоища, потихоньку подбираются к мертвецам. Если верить Кудеснику с Шаманом, через несколько часов от убитых останется только пустой экзоскелет. Потом княжич заметил, что вместе с павшими победители бросают на землю и смутно знакомую хрупкую фигурку с болтающимися, точно у тряпичной куклы, руками, ногами и головой.

— Да это ж Пэгги! — воскликнул Эркюль. — А ее-то за что?

— Можно подумать, ты не видел, как она только что всех этих хлопцев тут положила, — не без злорадства напомнил Шака, указывая на мертвецов.

— Но это не повод отдавать ее на съедение медузам! — возразил ему Эркюль.

— Она это заслужила, — равнодушно отозвался Шака.

— Никто такого не заслужил! — отрезал Эркюль.

Не дожидаясь приказа, он сорвался с места и, используя камни как укрытие, продолжил спуск по склону. Синеглаз, повинуясь непонятному порыву, последовал за ним. Хотя Эркюль бывал в разных переделках, медуз он чувствовал хуже, да и мартышки не факт, что могли понять степень опасности, сидя под трубками скафандра.

— Что делают эти два психа? — прошипел в наушниках Дольф.

— Смерти своей ищут. Одно слово, кошак и Хануман, — махнул рукой Шака.

— Я не намерен боевыми андроидами разбрасываться! Они на рынке немалых денег стоят! — запоздало нашел обоснование своему поступку Эркюль.

— Если вас засекут, мы подставляться не станем, — проворчал Шварценберг, впрочем, скомандовав выступать.

К тому времени, когда они добрались до границ защитного поля, оба танка уже отъехали достаточно далеко. Непонятно, как только кэп пешком собирался их преследовать. Хотя медузы уже собрались на пиршество, к счастью, боевого андроида они сочли менее съедобным, нежели паленую мертвечину. Или до убитых, внутренности которых, частично оплавленные, виднелись в прорехи экзоскелетов, им было проще добраться?

Когда черные тени угрожающе заколыхались уже вблизи, Синеглаз по привычке поднял скорчер. Однако Эркюль его остановил, включив генератор и возводя над ними защитное поле.

— Кэп прав, пока нас не засекли, не стоит светиться, — пояснил он. — А в такой темноте вспышка от скорчера будет видна на парсек.

— И так энергии нет, а они тут разбазаривают, — посетовал Шака. — А нам еще, между прочим, как-то танки догонять.

— По моей команде, когда подойдем достаточно близко, выключишь генератор, а потом врубишь на полную мощность, — показывая нужные иконки на панели сенсора, пояснил Синеглазу его задачу Эркюль, метко подбив камнем медузу, подбиравшуюся к неподвижной Пэгги.

Синеглаз и не предполагал, что темных тварей можно было отогнать так просто. Впрочем, усилия Обезьяньего бога хватало ненадолго. Медузы быстро распознали, что тут есть дополнительный источник корма, и, облепив тело боевого андроида, пытались проникнуть под экзоскелет.

— Вот развратники, — сердито прокомментировал Эркюль. — Рук-ног нет, а все туда же!

Отпугнув медуз силовыми импульсами энергетического щита, он наклонился к девушке-андроиду и дал команду Синеглазу. Уже через пару мгновений Обезьяний бог, словно больного ребенка, баюкал Пэгги на руках, а Синеглаз шел с ним рядом, наблюдая, как за пределами их защитного колпака беснуются медузы.

— Бедняжка! Похоже, она знавала и лучшие времена! — заботливо ворковал Эркюль, проверяя показатели системы жизнеобеспечения андроида. — Главное, реактор уцелел, а сменные модули, если что, можно и новые поставить. Тем более, регенерация у нее работает нормально, несмотря на общее истощение. Ну ничего. Шаман с Кудесником ее подлечат.

— Она хоть живая? — поинтересовался Чико, который вроде переживал за девушку, но остался вместе с остальными абордажниками под защитой камней.

— Да как железяка может быть живой? — возмутился Шака.

— Я тебе покажу железяку!

Услышав явное оскорбление в свой адрес, боевой андроид ПГ-319 не только пришла в себя, но и попыталась дотянуться до скорчера Эркюля. Синеглаз ей помешал, но она решила не сдаваться. Ловко вывернувшись из объятий Эркюля, она по кошачьи мягко приземлилась и, напружинившись, приготовилась дать любому нападающему достойный отпор. Нормально у нее действовала только одна рука, да и вообще вся правая сторона, на которую пришелся заряд парализатора, еще двигалась достаточно скованно. Но она, словно раненая самка роу-су, собиралась сражаться до последнего, не замечая, что предмета ее защиты и след простыл.

— Я ж говорил, мороки с нею не оберемся, — заметил Шака, на всякий случай взяв воительницу на прицел.

— И перепрограммировать нельзя, — вздохнул Шаман, последовав его примеру. — Эти самообучающиеся нейросети хуже любого новобранца. А уж сорванные и подавно! То-то эти танкисты с ней связываться не захотели!

— Эй, дамочка, полегче! Мы церемониться не станем, если пальнем, то боевыми! И твоего реактора не испугаемся! — строго прицыкнул на андроида Шварценберг, которого самого в его экзоскелете временами принимали за робота.

Тем более что железяк на себе он носил даже больше, нежели Пэгги, тело которой, по словам абордажников, внешне не отличалось от человеческого.

— Плевать я хотела на ваши заряды, господа охотники, — с явным вызовом отозвалась Пэгги.

— Какие мы тебе охотники? — обиделся Дольф. — Мы — честные контрабандисты.

— Куда вы дели принцессу Савитри? — продолжила Пэгги допрос, будто не она, а абордажники стояли посреди пустоши под дулами скорчеров.

Синеглаз подумал, что эта непоколебимая воительница по характеру очень похожа на царицу Серебряную. Будет жалко, если ее постигнет такой же трагический конец. Впрочем, контрабандисты уничтожать боевого андроида не собирались. Тем более, еще одному обученному бойцу в поредевшей команде точно дело нашлось бы. Учитывая, как бесстрашно Пэгги сражалась.

— Да говорят тебе, мы собирались просто узнать, нет ли на корабле горючего, — попытался вкратце объяснить ситуацию Эркюль, на всякий случай тоже сняв скорчер с предохранителя. — А тут понаехали эти на танках.

Он указал на машины, удалявшиеся вверх по склону.

— Мы даже не успели ничего предпринять.

— Принцессу куда-то увезли, а тебя бросили на съедение этим прожорливым тварям, — пояснил Шаман, скинув андроиду на карту памяти запись схватки и ее завершения.

— В общем, мы сейчас выступаем, — подытожил Шварценберг. — Если тебе нужна эта дочка раджи, можешь присоединиться. Скорчер мы тебе пока не дадим. Не маленькая, на месте сама добудешь. Если покажешь короткую дорогу по склону, поделимся аккумуляторами. Насколько я могу судить, тебя во время боя основательно разрядили.

— Ох, не думала я, Шварценберг, что мне доведется сражаться с тобой на одной стороне, — скептически покачала головой Пэгги, которая, как выяснилось, отлично знала не только кэпа, но и многих членов его экипажа.

— Все, с кем мне доводилось сотрудничать, оставались довольны, — не без хвастовства заметил Шварценберг.

— Если поможете мне отбить у охотников Савитри, так уж и быть, добуду вам ключ от «Эсперансы»! Только учтите: я теперь с вами в доле. Валить отсюда всем вместе! А любую подставу я процессором чую.

— Кажется, у этой горячей малышки есть все шансы заменить на «Нагльфаре» Онегин. Даром что вместо сердца у нее ядерный реактор, — негромко заметил Дольф.

— Нашему кибер-деду железная леди под стать, — хохотнул Шака.

— Только Эркюль, кажется, немного расстроился. Он же все-таки ее от медуз спас.

— Зачем Хануману железная леди, когда у него есть мартышки?

Они построились в прежний боевой порядок, и Шварценберг скомандовал выступать. Пэгги шла в голове отряда и, как положено боевому роботу, периодически вырывалась вперед, делая разведывательные вылазки. После подзарядки она вернула прежнюю гибкость, подвижность и выносливость, превратившись в действительно ценную боевую единицу, чем Синеглаз, кое-как рысивший за Шакой, не мог не гордиться. Без боевого андроида им вряд ли удалось бы отыскать среди космического хлама и нагромождений горных пород проходимую тропу.

Впрочем, антигравитационные ускорители тоже исправно выполняли свою задачу, помогая перепрыгивать с карниза на карниз и быстро сокращать расстояние, которое машинам пришлось покрывать, петляя по изгибам горного серпантина. Поставив на успех, Шварценберг энергию не экономил, а кислород они взяли с расчетом на обратный путь.

С немалым трудом переживший бросок до «Эсперансы», нынешний крутой маршрут Синеглаз воспринимал как удивительное и веселое приключение. Совершая гигантские прыжки, с легкостью уворачиваясь от торчащих из развороченных обломков кораблей острых кусков обшивки и арматуры, княжич ощущал себя словно в шкуре роу-су. Причем не несуразного, слегка неуклюжего котенка, в которого он обычно обращался, а взрослого опасного самца, имеющего в арсенале не только зубы и клыки, но и скорчер. Тем более, прибор ночного видения, который с горем пополам настроил Эркюль, показывал мир в том же черно-белом, чуть зеленоватом цвете, каким его видел Синеглаз, во время ночных бдений в облике тотемного предка.

В образе роу-су княжичу уже приходилось охотиться на косуляк, и он знал, что взрослый самец способен в прыжке с горного уступа свернуть шею могучему зенебоку, да и с пещерным табурлыком потягаться в единоборстве. Конечно, танки по размерам превосходили любого из мохнатых шестиглазых кораблей травяного леса, да и вместо рогов и копыт обладали орудиями, защитным полем и броней. Но кто сказал, что броню невозможно вскрыть, а орудия обратить на свою пользу? Разве он не мечтал совершить подвиг и спасти прекрасную принцессу? Тем более, дочь раджи Сансары принадлежала к роду Великого асура.

Остальные контрабандисты хотя и руководствовались более приземленными мотивами, тоже преодолевали препятствия без привычной ругани и сетований на судьбу. Охотничий азарт гнал их вперед, заставляя забыть об усталости, а ожидание неплохой поживы разгоняло кровь в жилах. Да и присутствие Пэгги подзадоривало.

Конечно, все понимали, что соревноваться с боевым андроидом не менее бесполезно, нежели пытаться обогнать флаер или вертолет. Однако, наблюдая, как их новая спутница с проворством и грацией легконогой косуляки перепрыгивает с уступа на уступ, бесшабашно балансируя на камнях и обломках, контрабандисты невольно тянулись за ней. Забывая не только об усталости, но и о законах гравитации, они даже не всегда подключали акселераторы, преодолевая расщелины и преодолевая расстояние между террасами. А зазевавшихся медуз отстреливали на автомате. Даже мартышки, копошившиеся где-то в недрах скафандра Эркюля, бурно выражали свое одобрение каждому удачному прыжку Обезьяньего бога.

Танки еще не успели обогнуть вершину, когда абордажники с «Нагльфара» уже оказались на гребне.

— Ну твои молодцы, Шварценберг, и разогнались, — удовлетворенно констатировала Пэгги, отыскивая взглядом неповоротливые машины. — Видно, кому-то не терпится на «Эсперансу» попасть.

— Вообще-то у меня и старина «Нагльфар» пока на ходу, его бы только слегка заправить, — не без прежнего хвастовства отозвался Шварценберг, выбирая место для атаки.

— Еще ни один звездолет не преодолел притяжение черной звезды, — скептически заметила Пэгги, показывая ему на обрывистый карниз, нависавший над дорогой так, чтобы экипажи машин не могли разглядеть угрозу.

— Ну, надо же кому-то начинать! — бесшабашно расхохотался Шварценберг. — Впрочем, ты, птичка, права! Оставлять «Эсперансу» в такой дыре было бы тоже негуманно. Все-таки, как ни крути, память об однокласснике и друге. Будем считать, что Маркус Левенталь этот корабль мне тоже завещал.

— Вообще-то завещанное поступает в собственность только после смерти владельца, — не без ехидства заметила Пэгги. — А судя по бортовому журналу, Маркус все еще жив.

— Э-э! Ты это, куколка, не балуй!

Шварценберг так разволновался, что едва не сорвался с обрывистой бровки. Антигравитационный акселератор еле его удержал.

— С чего ты так решила, если с тех пор, как Маркус здесь сгинул, прошло более трех десятков лет?

Пэгги, пользуясь небольшой передышкой, кратко изложила историю строительства города под куполом и хронику последних событий.

Синеглаз тоже слушал рассказ с неослабевающим вниманием. Ведь в этой истории оказался замешан жених принцессы Савитри. Интересно, а этот принц Шатругна тоже асур? Хотя с другой стороны, если бы он обладал древними способностями своего народа, отыскать на пустоши пропавшую невесту ему бы не составило труда.

Шварценберг меж тем негодовал. Бурлящая ярость настолько переполняла его, что, кажется, он мог бы сейчас атаковать, не используя скорчер.

— Бездны космоса! Значит, этот альянсовский хмырь отжал у моего друга не только город, но и корабль? — громыхал он, потрясая скорчером. — Это ему даром не пройдет! Теперь для меня принципиальный вопрос — порвать на пиксели этих ваших городских фертов на танках и отбить у них принцессу! Что скажете, ребята?

— Обломать альянсовскому эксплуататору гешефт? — уточнил Эркюль. — Да мы только за!

— Тем более, что у этих лошкомойников даже защитное поле не включено, — заметил Шаман, с помощью Пэгги пытаясь проникнуть в систему.

— Охотники его специально отключают, — пояснила боевой андроид. — Ловят на живца медуз.

— Да на кой ляд же этим извращенцам медузы? — изумился Шака, осторожно испытывая на прочность карниз.

— Их используют в качестве аккумуляторов, — с готовностью пояснила Пэгги.

— В городе, который стоит на урановом руднике? — удивился Дольф.

— Из медуз выкачивать дешевле, чем обогащать уран, — отозвалась Пэгги. — Знала бы, как устроены их ловушки, ни за что бы с пустоши не ушла!

— Можешь сейчас, дорогуша, спросить, — посоветовал Шварценберг. — Если после нашего визита кто-нибудь в живых останется.

— Для этого надо сначала проникнуть внутрь, — озабоченно вздохнул Шака, увеличивая изображение танка.

— Обычно, чтобы медузы клюнули на приманку, охотники оставляют открытым один люк, — поделилась информацией Пэгги, указывая на крохотное отверстие в броне.

— И этот мышиный лаз ты, женщина, называешь люком? — возмутился Дольф, который был выше Шаки и шире него в плечах.

— Я протиснуться сумею. Особенно если дадите скорчер, — невозмутимо отозвалась Пэгги.

— Скорчер, как я уже сказал, ты, птичка, и сама сумеешь добыть, — сурово отрезал Шварценберг. — Но для страховки с тобой пойдет Кошак.

— Ребенка в самое пекло! — встал на защиту княжича Эркюль, хотя Синеглаз его об этом не просил.

Приключение становилось все более опасным, но вдруг посчастливится первым освободить принцессу?

— Тебе, Хануман, в это угольное ушко все равно не пролезть, хоть заделайся верблюдом, — не без издевки осадил Обезьяньего бога Шварценберг. — Шарились бы мы сейчас где-то на Раване, запустили внутрь сначала мартышек. По части создания беспорядка и отвлечения противника им цены нет. Но здесь без скафандра они, думаю, подохнут. Долго там еще?

Он повернулся к Шаману, который вклинился в систему, чтобы сбить охотников с толку и нарушить между танками связь.

— Все готово, — отрапортовал оператор.

— Тогда приступаем, — кивнул Шварценберг. — Как раз и наши консервные банки подтянулись.

Пропустив первый танк, Пэгги и Синеглаз перебрались на броню машины, двигавшейся в арьергарде. Действовали максимально осторожно, стараясь не шуметь и не попадать в объективы камер. Потом боевой андроид змеей скользнула внутрь, предварительно обезвредив ловушку, в которой копошились несколько десятков медуз. Синеглаз, поражаясь нечеловеческой гибкости напарницы, протиснулся следом.

Внутри уже творился хаос, и в самый первый миг княжич едва не погиб, неудачно подставившись под очередь. Пэгги, которая где-то добыла себе пистолет-пулемет, вовремя напарника на пол. Использовать импульсное оружие в такой тесноте охотники не решались, однако пули из макромолекулярных соединений пластины экзоскелета пробивали не хуже плазмы. К тому же, как пояснил в начале пути Эркюль, в условиях разреженной атмосферы планеты любое повреждение скафандра могло оказаться роковым. По броне уже грохотали сапоги Шварценберга, Эркюля и остальных. Шаман, оставшись на карнизе, контролировал ситуацию с системой.

Синеглаз знал, что для него сейчас самое главное — добраться до основного люка и открыть его, пропустив абордажников, но не мог понять, как это сделать. Кругом, освещаемые редкими вспышками выстрелов и блеском макромолекулярных клинков, мельтешили закованные в броню тени, мелькали чьи-то руки, ноги и головы, периодически отделяясь от тел. И в центре всей этой вакханалии, подобная безумному ротору, бешено крутилась неукротимая Пэгги. Охотники в этот день сильно пожалели, что бросили боевого андроида на съеденье медузам.

Видя, что его не замечают, Синеглаз вспомнил уроки охоты и резво пополз между бешено отплясывающих ванкуверскую жигу бронированных ног. С его ракурса происходящее в кабине танка абсурдно напоминало сельскую свадьбу, зимние посиделки или танцы в переполненном деревенском кабачке. Тем более, грохот и топот стояли такие, что самые отвязные любители пошуметь лопнули бы от зависти. Да и дым от оплавившейся обшивки, как в истопленном по-черному бедняцком жилище, висел густыми клочьями, если не стоял колом. Впрочем, даже в этом сизом мареве княжич сумел разглядеть, что принцессы в кабине этого танка нет. Да он это и чувствовал.

Он почти добрался до люка, когда путь ему преградил здоровенный детина, похожий на пещерного табурлыка, которого зачем-то нарядили в броню.

— А это что у нас за недоросток? — пророкотал здоровяк, сгребая Синеглаза в охапку.

Но княжич уже нащупал пульт и успел открыть люк раньше, чем противник ринул его о стену.

Теряя сознание, Синеглаз разглядел, как голова обидчика после меткого выстрела Шварценберга превратилась в кровавый шар и взорвалась. Буквально через миг участь охотника разделили еще пятеро его товарищей, неудачно оказавшихся поблизости от люка. Сколько ж их набилось в эту консервную банку? Впрочем, контрабандисты шутить не собирались. Тем более что в тесноте численное преимущество их противникам только мешало, приходилось рубиться в рукопашной, чтобы не палить по своим.

— Молодец, Кошак, чисто сработал! — сухо похвалил Синеглаза кэп, меняя режим скорчера и вступая в ближний бой.

— Тут одной мисочкой молока не обойтись! — заметил Дольф, со вкусом сворачивая неудачно оказавшемуся поблизости охотнику шею.

— А Пэгги-то где? — взволнованно озирался Чико, пытаясь в многоруком, многоногом чудище из переплетенных в смертельном противостоянии тел отыскать боевого андроида.

— Да некуда твоя железяка не денется! — досадливо отмахнулся Шака, методично прокладывая дорогу к панели управления.

— Ты жив, малец? С тобой все в порядке? — наклонился к Синеглазу Эркюль, убедившись, что товарищи справятся и без него.

Рукопашная была уже почти завершена. Пэгги, Шака и Дольф доламывали последних охотников, Шварценберг расположился у приборной панели, а Чико завладел орудием. На втором танке все-таки разобрали, что у их товарищей случилась какая-то внештатная ситуация, а возможно, и разглядели абордажников с «Нагльфара».

Синеглаз собирался ответить, что он, кажется, цел и что не стоит беспокоиться, хотя на самом деле глаза его слипались, а в тяжелой голове звонил сигнальный колокол. Но в это время он увидел, как Чико без разбору лупит по остававшемуся под контролем охотников головному танку.

— Осторожнее, там принцесса Савитри, — попытался напомнить Синеглаз, но рот его наполнился чем-то соленым, а перед глазами поплыла рябь.

— Я же говорил, что нельзя над ребенком так измываться, — сетовал Эркюль, колдуя над системой жизнеобеспечения княжича.

Через какой-то потайной клапан он сделал Синеглазу укол и отрегулировал подачу дыхательной смеси, прибавив чистый кислород.

После этого муть вроде рассеялась, только во рту оставался противный привкус соли и дыма, а от воды к горлу подкатила тошнота.

— Врешь, не возьмешь! — возмущался Чико, пытаясь пробить защиту противника.

К этому времени подоспевший Шаман уже включил энергетическое поле, а Шварценберг, заявив, что управлять танком куда проще, чем звездолетом, неуклюже маневрировал на узкой террасе серпантина.

— Ты там полегче, дурень, — пытался приструнить он разошедшегося Чико, пока Эркюль, оставив Синеглаза приходить в себя, пробирался к орудию среди обломков.

Впрочем, на этот раз Обезьяний бог не успел. В тот момент, когда он, прихрамывая, добрался наконец до орудия, выпущенный Чико заряд плазмы подбил ходовую часть второго танка. Машину на полном ходу закружило на месте, потом она поднялась на дыбы, и, делая на обрывистом склоне безумные кульбиты, с грохотом полетела вниз.

(обратно)

Глава 13. Чертежи Левенталя

«Когда будет найден ключ, взорвать генераторы воздуха». Пабло несколько раз перечитал этот чудовищный приказ, пытаясь отыскать в нем скрытый подтекст и не находя. Все выглядело слишком конкретно. Пабло давно не питал иллюзий по поводу змееносцев, а тем более тех из воротил Альянса, которые были причастны к деятельности «Панна Моти». И все же планы Нарайана выглядели чем-то невероятным, поражая прежде всего своей нелогичностью.

Проводя геноцид на Ванкувере или в окраинных мирах, палачи из так называемого Легиона Санитарной защиты хотя бы действовали во имя выгоды. В уничтожении города под куполом Пабло выгоду сколько ни искал, найти не мог. Получалось, профессор Нарайан, словно разгневанное божество, обрекал людей на гибель из одной ненависти? Кристин что-то рассказывала о возлюбленной, за смерть которой этот сумасшедший мстил всему человечеству. И все же даже для поборника кровавых жертв распоряжение выглядело бредом.

Какое-то время Пабло в прострации смотрел на экран, делая вид, что ищет ошибки в коде, мешающие бесперебойной работе внутренней сети. Потом внедренная им программа выдала запрос по поводу создания резервной копии папки «Эсперанса». Название звездолета, на котором в треугольник Эхо прибыл Маркус Левенталь, сработало как команда ввода. Конечно. Как он мог, увлекшись историей города, позабыть про чертежи?

Хотя Пабло разбирался в ракетных двигателях и плазменных установках лишь в той степени, в которой это требовалось оператору межсети, изобретения Маркуса Левенталя он изучил досконально. В попытках понять, что же конкретно произошло с кораблем, на котором в свой последний рейс отправились Дин, Петрович, Клод и их товарищи, они с Семеном Александровичем перелопатили кучу технической документации. Поэтому изменения, которые Маркус внес в созданный им двигатель, Пабло обнаружил без труда.

Как и следовало ожидать, гениальный конструктор решил использовать ускорители, придающие веществу свойства экзотической материи с отрицательной массой и плотностью, а также генерирующие атомы с позитронным ядром. Именно такими свойствами обладали боевые установки, после применения которых звездолет «Мерани» вместе с Дином и членами его экипажа, оказался в непредсказуемой точке пространства и времени, что по сути не отличалось от прыжка в черную дыру.

Черная звезда треугольника Эхо хотя еще не приобрела свойства черной дыры, но материю поглощала усердно и ненасытно, поэтому идея Левенталя вышибить клин клином при всей своей авантюрности могла обернуться успехом, в случае которого владелец изобретения получал преимущество над стратегическими противниками на несколько десятилетий вперед. Не просто так даже за недоработанными боеголовками, созданными по чертежам конструктора, змееносцы вели упорную охоту, не гнушаясь самых грязных средств, а уж что говорить о новом сверхмощном двигателе.

Похоже, Нарайан, поставивший на «Эсперансу» целый населенный мир, либо не допускал возможности неудачи, либо собирался сжечь за собой мосты. В буквальном смысле этой идиомы.

И вновь Пабло испытал чувство, словно прикоснулся к старой, но толком не залеченной ране. Если бы чиновники Ванкувера в панике не завернули «Эсперансу», обрекая Левенталя и его товарищей на фактическую гибель, Содружество получило бы преимущество, обогнав Альянс и в сфере кораблестроения, и в гонке вооружений. А его друзья не оказались бы невольными испытателями недоделанной разработки.

Хотя Пабло как никто другой понимал ценность чертежей Маркуса Левенталя, сейчас следовало подумать о том, как спасти этот обреченный град. Конечно жизнь колонистов в перенаселенном городе, полном проблем и противоречий, выглядела отнюдь не радужной, но даже за нее стоило бороться.

Пабло перелопатил еще несколько десятков папок, почти не таясь и откровенно наплевав на все проблемы со связью, пока наконец не добрался до нужного архива. Хотя система самоуничтожения запускалась автоматически и работала по тому же принципу, что и на фабриках «Панна Моти», обезвредить ее можно было лишь на месте и только вручную. Чему удивляться. За три месяца жизни под Куполом следовало привыкнуть к тому, что управление стратегически важными объектами тут осуществляется без участия операторов сети. Хорошо хоть схема закладки взрывчатки содержала настолько подробные указания, что провести разминирование сумел бы даже человек, не имеющий специальной подготовки.

Программа сообщила о том, что резервная копия создана, и запросила разрешение перенести ее на сменный носитель. Пабло спешно нажал на ввод, ощущая знакомое покалывание на затылке. Вот уж не думал, что секретная разработка сильфидских гвельфов вновь пригодится ему спустя столько лет. Вживленный под кожу головы микрокомпьютер питался за счет химических соединений плазмы крови и обладал способностью обрабатывать и хранить сотни петабайтов информации. Он спокойно взаимодействовал с любыми стационарными или мобильными устройствами, понимая язык программирования всех обитаемых миров, но при этом оставался невидимым.

Цоца-цола лично установил его и проверил незадолго до их с Арсеньевым первой секретной командировки на Равану, а в дни плена и мнимого сотрудничества с его помощью были переданы бесценные сведения, касающиеся махинаций на фабриках «Панна Моти». Вскоре после возвращения на Сербелиану Цоца-цола лично протестировал устройство и признал его пригодным для дальнейшего использования. Однако следующие десять лет Пабло агентурной работой не занимался, поэтому предпочитал передавать информацию более традиционными способами.

Теперь микрокомпьютер вновь стал хранилищем секретов и тайн, и от работы этого сильфидского устройства зависела судьба целого мира.

— Оператор Пабло Гарсиа! Вас просят срочно явиться в службу безопасности.

Раньше, чем переполошивший весь отдел специалист по кадрам договорил эту фразу, Пабло уничтожил все следы своего проникновения в систему. Благо все, что требовалось, он уже скопировал на свое сильфидское устройство, а воспроизвести голограммы архива «Эсперансы» и схему закладки взрывчатки можно было на любом из городских компьютеров, включая те, что стояли в лаборатории Брендана и Кристин. Пабло, конечно, не хотел впутывать в опасную игру свою нереиду, но, похоже, дочь Маркуса Левенталя находилась в этой игре раньше, чем он сам оказался в треугольнике Эхо.

Проблема состояла лишь в том, что пользоваться сильфидским устройством больше никто не умел. После освобождения с Раваны Вернеру скрепя сердце пришлось разрешить подключение к сети «Луи Пастера», хотя при нейротравмах, которых Пабло имел не меньше, чем повреждений других жизненно важных органов, это категорически воспрещалось. Тогда информация о работе установок энергообмена, которую Пабло успел скачать за несколько минут до запуска системы самоуничтожения, помогла в лечении многих сотен обреченных на донорство пленников. Сейчас на кону стояли десятки тысяч жизней, но передать файлы Кристин и тем более запропастившемуся неизвестно куда Брендану не представлялось возможным.

Как же все неудачно получилось. В принципе, он предполагал, что именно этим все и закончится, но не ожидал от безопасников такой оперативности. Неужто Амитабх разгадал его маневр и сумел донести? Странно, что за ним не прислали охрану. Или не хотят пугать законопослушных граждан рукотворного рая верхних уровней?

А может, двинуть этого тупого кадровика по башке и пуститься в бега? Добраться до Кристин, передать ей чертежи… и все провалить, погубив заодно и девушку. В конце концов, в морду дать он успеет уже и на месте. Он давно об этом мечтал. С первого дня своего пребывания в городе. Командор именно так бы и сделал. Набил морду охране и с довольным видом отправился бы на рудник вместе с пилотами. С другой стороны, Арсеньев никогда не терял самообладания, не считая того случая, когда, не выдержав истязаний, попытался избавить мир от чудовища по имени Феликс.

Если успокоиться и включить логику, то безопасникам пока даже нечего ему предъявить. Ни Амитабх, ни остальные айтишники не сумеют не только обнаружить сильфидское устройство, но и найти в истории след его проникновения, а голословные обвинения всегда можно опровергнуть.

— Оператор Пабло Гарсиа? — строго глянул на него подтянутый офицер, острые скулы которого казались продолжением слегка заостренных ушей.

— Чем обязан?

Хотя тело Пабло представляло сейчас сжатую до предела и готовую в любой момент разогнуться пружину, виду он старался не подавать. Занял в кабинете максимально выгодную позицию, незаметно оглядывая помещение в поисках предметов, которые в первый миг, пока он доберется до оружия, могли бы сойти за средство самообороны. Скорчеров на этом уровне по требованиям безопасности не применяли, но против парализатора Пабло тоже ничего не имел. Он не собирался убивать, просто хотел отсюда выбраться. Обстановка предельно лаконична: вмонтированный в стену стол, пара стульев, наверняка тоже привинченных к полу, и стационарный компьютер размером со спасательную капсулу или модуль от двигателя флаера или элекара. Не разгуляешься. Вот только почему они не перекрыли выход? Откуда такой вопиющий непрофессионализм?

— Что вы можете сказать по поводу побега Брендана Макмиллана?

А это действительно неожиданный поворот. Вот и ответ насчет оставленного свободным прохода. Хорошо, что раньше времени не психанул и не начал махать кулаками почем зря. Пабло почувствовал укол совести. Он так увлекся тайнами «Эсперансы» и поисками спасения города, что на какое-то время забыл про Вундеркинда. А если скромной персоной ученика Командора заинтересовалась служба безопасности, значит дело серьезное. Куда же вляпался этот неугомонный Казанова?

Впрочем, если принять во внимание вчерашний поход Вундеркинда в «Пульсар» и его предполагаемые игры в великого разведчика, то ответ на этот вопрос более или менее ясен.

— А на каком основании вы квалифицировали дело как побег, а не, скажем, похищение? Тем более, насколько мне известно, здесь и бежать-то особо некуда.

Пабло говорил предельно искренне, полагая, что лучший способ защиты — это нападение. Он и в самом деле был возмущен. Сорвали посреди рабочего дня, не дали закончить поиски! Возможно он что-то важное упустил. Между прочим, чтобы еще раз внедрить в систему червя, понадобится не меньше недели. Да и то если не сработает блокировка.

На следователя, впрочем, его поведение особого впечатления не произвело, и от прямого ответа он предпочел уклониться, из чего Пабло сделал вывод, что безопасники имеют какую-то информацию о его товарище, и неплохо бы эти сведения получить в свое распоряжение.

— Когда вы последний раз видели господина Макмиллана? — спросил следователь.

— Вчера вечером, — с готовностью отозвался Пабло. — Мы показали всем желающим несколько спаррингов по флаю и разошлись. Остаток вечера я провел в кафе «Пульсар», а Брендан отправился куда-то по своим делам, и мы с ним больше не пересекались.

Пабло знал, что даже если бы его вздумали сейчас проверить на детекторе лжи, это не дало бы результата. В правдивости своих слов он мог с чистой совестью поклясться хоть на Конституции Содружества, хоть на Библии.

— Странно, — в улыбке следователя промелькнула скабрезность, усиливая желание двинуть по этой наглой роже.

Похоже этот безопасник не только знал, с кем провел вечер, а возможно, и ночь Пабло, но и не отказался бы занять его место за столиком кафе и в комнате с бассейном. Это не город под куполом, а какой-то стеклянный дом, где самые интимные стороны жизни неизбежно оказываются на виду.

— Свидетели, которых мы опросили, утверждают, что ваш приятель тоже какое-то время сидел в кафе и даже за вами наблюдал.

— Тогда, возможно, свидетели заметили, что я в тот момент был немного занят, — поставил наглеца на место Пабло. — Или встречи личного характера тоже нужно согласовывать с системой безопасности?

Кажется, границы дозволенного удалось как-то обозначить. Хотя если этот тип спросит про Маркуса Левенталя, все равно придется выкручиваться. Похоже вчерашний визит создателя града на один из немногих уровней, хотя бы внешне все еще остающийся воплощением его мечты, не остался незамеченным. Но где же все-таки Вундеркинд? Возможно, его сцапала служба безопасности, и этот остроухий ломает тут комедию, чтобы потом устроить им очную ставку? Тут главное — не проболтаться про разговор с Маркусом, если ученому тоже удалось уйти. Вряд ли Брендан что-то слышал. С другой стороны, почему следователь с самого начала назвал исчезновение Вундеркинда побегом?

Больше ничего толкового от сотрудников службы безопасности добиться не удалось. О проникновении в систему речи они так и не завели. То ли действительно пока не засекли, то ли решили понаблюдать за неблагонадежным оператором. Пабло пришлось еще битый час отвечать на одни и те же, только по-разному сформулированные вопросы, касавшиеся побега Брендана с уровня. Причем у него сложилось стойкое впечатление, что службу безопасности интересовал не сам Брендан, а те тайные ходы, о которых вел речь Маркус Левенталь.

К концу беседы Пабло не только заскучал, но и укрепился во мнении, что Брендану удалось-таки осуществить давнюю мечту и пробиться на нижние уровни. Вот только, судя по информации из архива «Эсперансы», сгинуть там было едва ли не проще, нежели на пустоши. И почему вчера все три подружки Вундеркинда не сумели уделить ему толику ласки и тепла?

— Что они от тебя хотели?

На выходе из отдела безопасности ждала взволнованная Кристин.

У Пабло потеплело на душе, но при этом внутри зашевелилось и шипастое, когтистое чудовище, похожее на детеныша мантикоры. Если бы он вчерашним вечером не увлекся, почти полностью потеряв контроль, возможно, Брендан не угодил бы в переделку. С другой стороны, если бы Маркус Левенталь не навел на нужный архив, поиски ответов на вопросы по-прежнему напоминали бы блуждание во тьме. В любом случае, надо скорее отсюда выбираться. Второго шанса может не представиться. Только как это сделать, не вызывая подозрений? Да и неплохо бы выяснить, где сейчас находится этот самый ключ.

Для начала Пабло вкратце передал разговор со следователем, Кристин облегченно кивнула, хотя тревога, тлевшая в глубине ее лучистых глаз, никуда не исчезла. Пабло любимую понимал. Теперь он знал, по какому лезвию ходил Маркус Левенталь и все жители города.

— Со мной тоже беседовали, — призналась Кристин. — Вызвали сразу после обеда, я как раз начинала новую серию опытов.

— И долго тебя пытали? — нахмурился Пабло.

— Даже толком не успели расспросить, — досадливо поморщилась Кристин, откинув с лица золотистую прядь. — Явился профессор Нарайан и увел меня обратно в лабораторию, напомнив следователю, что ценных сотрудников не стоит посреди рабочего дня отвлекать по пустякам.

Пабло не удивился, но облегчения не испытал. Слишком уж недвусмысленный интерес этот проклятый Громовержец проявлял к его нереиде.

— Профессор, надеюсь, не ангажировал тебя на вечер? — спросил Пабло, из всех сил стараясь, чтобы Кристин не услышала в его голосе ревность.

Возлюбленной он верил, но при этом почти физически ощущал черные, липкие нити, похожие на скапливающуюся в старых вентиляционных трубах жирную грязь. Паутину, которой профессор Нарайан опутал весь город.

— Ты предлагаешь вновь отправиться в кафе? — осторожно поинтересовалась Кристин, кладя легкую, как лепесток лотоса, ладонь на сгиб руки Пабло.

— Или погулять по саду, — наслаждаясь прикосновением, рассеянно кивнул тот.

Он знал, что времени у них очень мало, но какой-то не рассуждающей части сознания хотелось, наплевав на все, немедленно отправиться в комнату с бассейном, освободить возлюбленную от строгого костюма, покрыть поцелуями от макушки до пят… и, подобно любовникам из Помпей, в миг упоения встретить смерть. Хорошо, что активированный микрокомпьютер отрезвляюще жег кожу на затылке, напоминая о том, что информацию нужно срочно передать по назначению.

— Ты правда думаешь, что им удалось оторваться? — с надеждой и страхом спросила Кристин, когда они добрались до оранжереи — одного из любимых мест вечернего досуга успешных ученых, инженеров, врачей и чиновников.

Пабло только пожал плечами, углубляясь взглядом в аллеи, засаженные жимолостью, облепихой и папоротниками, навевавшими смутную ностальгию по Ванкуверу, и вдыхая душистый аромат гидропонной клубники, бананов и апельсинов. В этом райском уголке иллюзорность благополучия города ощущалась особенно остро, а нарядные пары и респектабельные главы семейств не подозревали, что обречены.

— Ты знаешь здесь хоть какое-нибудь место, где нет камер наблюдения? — проговорил Пабло, наклонившись к Кристин так низко, что их вьющиеся волосы переплелись, щекоча лица.

Со стороны его движение выглядело, будто он ласкает губами ухо любимой, от чего он, впрочем, и на самом деле не смог удержаться.

Кристин коротко к нему прижалась, потом направилась вдоль бобовых плантаций в сторону от галогеновых ламп туда, где в сырости и темноте таились ряды грибниц, наращивали массу съедобные черви, насекомые и улитки, а в аквариумах произрастали морская капуста и другие водоросли. В этот потаенный мир редко забирался кто-то помимо сотрудников, поэтому ставить дорогостоящие камеры ночного видения сочли нерентабельным, а звук голосов заглушался постоянным гулом компрессоров.

По поводу места для разговора Пабло не возражал, но при этом испытывал лишенную логики жгучую обиду. Он до последнего надеялся, что местом для приватных бесед окажется комната возлюбленной. Неужто следователь или его коллеги и вправду наблюдали вчера все интимные подробности их свидания? Пабло аж передернуло от омерзения. Прямо как в борделе при фабрике «Панна Моти» на Раване. И Кристин об этом догадывалась? Или же она решилась на такой отчаянный шаг, чтобы расставить все точки над «и» в отношениях с Нарайаном?

Уточнять Пабло, впрочем, не стал, сразу перейдя к делу. Кристин слушала, не перебивая, и только теснее прижималась к нему. Сквозь ткань рабочего костюма ощущалось, каким напряженным становится ее гибкое, упругое тело, как легкий озноб, который в другой ситуации можно было бы списать на холод, превращается в крупную дрожь.

— То есть ты считаешь, что профессор Нарайан хочет уничтожить город, чтобы жители Содружества и других миров не получили доступ к последним разработкам отца? — уточнила Кристин, выбивая зубами частую дробь.

— И он подошел вплотную к осуществлению этого замысла. «Эсперанса» готова к вылету. Осталось найти только некий ключ.

— Мне кажется, здесь он тоже преуспел, но пока решил немного выждать. Видимо, ему надо завершить дела и все проверить, — задумчиво проговорила Кристин, которой тоже требовалось какое-то время, чтобы оправиться от шока и сопоставить все факты. — Когда мы шли из отдела безопасности в лабораторию, к нам подошел телохранитель и радостно сообщил, что «птички в клетке». Хотя Нарайан почти сразу свернул изображение, я успела разглядеть рубку «Эсперансы», в которой сидела девушка, как две капли воды похожая на его невесту. Нарайан отдал приказ охотникам немедленно привезти ее в город. Насколько я поняла, на материнской плате андроида содержится какая-то ценная информация.

— Как далеко отсюда находится «Эсперанса»? — спросил Пабло, судорожно прикидывая, сколько понадобится времени, чтобы, спустившись на нижние уровни, обнаружить и обезвредить взрывчатку.

— Если у профессора все пойдет по плану, у нас в запасе около суток, — пояснила Кристин, порывисто направляясь к выходу.

Пабло последовал за ней, праздно размышляя, что если бы Дин и Петрович непостижимым образом оказались здесь, они бы шутя разобрались в схеме. Впрочем, в экипаж Левы Деева тоже входила команда первоклассных взрывотехников, да и местные инженеры наверняка при прокладке шахт использовали не только проходческие комбайны, которых здесь не хватало.

— Мне нужно захватить кое-какие лекарства, — почти виновато пояснила Кристин, направляясь в сторону жилого отсека.

Пабло понимающе кивнул, на всякий случай осматривая коридор и меняя настройки камер наблюдения. Пока ничего подозрительного не происходило, и это парадоксальным образом усиливало тревогу.

— Если я вдруг начну задыхаться, ты сможешь сделать инъекцию? — с мольбой глянула Кристин, меняя воротник-гидролизатор и укладывая в сумку ингалятор и набор заряженных лекарством автоматических шприцов.

— Может, просто объяснишь, куда идти? — предложил Пабло, пытаясь определить степень опасности ее нынешнего состояния.

— Я справлюсь, — глухо отозвалась Кристин. — Сюда я больше не вернусь.

Сердце Пабло сжалось от жалости, а возлюбленная показалась ему особенно хрупкой. Хотя дочь Маркуса Левенталя пыталась вести полноценную жизнь и даже боролась за других, ей это давалось гораздо труднее, чем многим.

Пабло помнил, как в плену и в дни восстановления сам задыхался и маялся от бессилия, пока не обрел возможность передвигаться без медицинского экзоскелета. Тот тяжелый опыт, впрочем, научил его не зацикливаться на мелочах, умея обходиться малым. Вот и сейчас он втайне порадовался, что, к счастью, все самое ценное имеет при себе, а бритву и зубную щетку внизу добудет или переживет без них.

С умилением наблюдая, как Кристин, словно угадав его мысли, помимо лекарств, гигиенических принадлежностей и смены белья все-таки кладет в сумку запасную щетку, отцовскую бритву и пару его же футболок, Пабло невольно глянул на загадочно подсвеченный бассейн. Сейчас вчерашнее ложе любви напоминало оскверненный алтарь. Кристин перехватила его взгляд, и по ее лицу пробежала судорога.

— Ты тоже уже знаешь? — спросила она, и ее щеки запылали от гнева, а на глазах выступили слезы обиды.

— Во время беседы со следователем догадался, — хмуро отозвался Пабло.

— А я вот до сегодняшнего дня не догадывалась, — сверкнула глазами Кристин. — Пока профессор Нарайан запись не показал. Он что, надеется запугать меня своими угрозами?

Теперь стало понятно, откуда взялась ее нынешняя решимость. Она ведь могла еще раньше последовать за отцом.

Без лишних разговоров Пабло подхватил невесомую сумку, собираясь выйти первым. Он вновь убедился, что коридор пуст, приоткрыл дверь… и в этот миг в ему лицо ударила струя какого-то вещества с резким и концентрированным эфирным запахом. Из замаскированного прохода в стене, точно материализовавшись из воздуха, появились четверо в арамидовых облегающих костюмах и масках. Оттолкнув обмякшего Пабло, они открыли дверь и вошли внутрь. Пабло не стал им мешать, продолжая как можно более натуралистично сползать по стене.

Между тем к телу уже почти вернулась подвижность, а к сознанию ясность. Сильфидское устройство помимо прочих полезных опций умело с помощью передаваемых в мозг импульсов сводить практически к нулю воздействие на организм ряда токсических веществ, включая любимые различного рода похитителями эфирные соединения. В том, что это похищение, Пабло не сомневался. Не стоило им сюда заходить, но без ингалятора и остальных лекарств Кристин внизу все равно бы не выжила. Услышав из комнаты сдавленный женский крик, Пабло вытащил из сумки бритву и молниеносно поднялся.

Маркус Левенталь, следуя обычаям, заведенным в незапамятные времена в Академии Звездного Флота Содружества, пользовался опасной бритвой, и сейчас это высококачественное лезвие в руках Пабло превратилось в клинок. Первый громила даже ничего не почувствовал. Пабло экономным, точным движением полоснул его по горлу, жалея, что бритву нельзя использовать как колющее оружие. Он, конечно, не любил нападать со спины, да и чужая кровь на руках и одежде всегда вызывала в нем брезгливость, но в сложившейся ситуации другого выхода не видел.

Еще одного замешкавшегося он успел обезвредить ударом в сонную артерию, когда заметил нацеленное в голову дуло парализатора. Похитители подготовились основательно. Зря они с Бренданом показывали местной службе безопасности приемы флая. Впрочем, именно эти навыки сейчас и спасли Пабло жизнь. В доли секунды, которые требовались, чтобы нажать на спусковой крючок, он кинулся ничком на пол, почувствовав, как заряд опалил его волосы, и, перекувырнувшись, сбил стрелка с ног.

К тому времени, когда четвертый похититель, достаточно бесцеремонно сгрузив на пол безвольно обмякшую Кристин, пришел товарищу на помощь, Пабло, полоснув стрелка бритвой по запястью (сплав, из которого было сделано лезвие, оказался настолько прочным, что разрезал арамид), завладел парализатором. Первым выстрелом он отбросил нападавшего к бассейну, лишив его оружия. Потом сделал еще один выстрел в голову и повернулся к своему предыдущему противнику, который уже оправился от шока и пытался одновременно добраться до оружия и вызвать подкрепление. Выбирая порядок действий, он на секунду замешкался, поэтому Пабло успел его опередить.

Впрочем, расслабляться не стоило. Наверняка служба безопасности уже выслала группу поддержки. Камеры в комнате и в коридоре Пабло переключил на повтор старой картинки, еще когда они пришли сюда, чтобы забрать вещи, но этот проверенный трюк обычно помогал выиграть в лучшем случае минут десять. Впрочем, и они сейчас важны. В спешке, подобрав оружие и боеприпас, Пабло устремился к Кристин. Следовало как можно скорее привести ее в чувство. Лучше бы любимая все-таки объяснила ему дорогу. Но если бы он отправился один, ее бы точно уже доставили в личные апартаменты профессора Нарайана.

Кристин находилась почему-то в сознании, но дышала громко и часто, вернее, даже не дышала, а просто хрипела. Похоже, усыпляющее вещество и на нее подействовало не так, как рассчитывали похитители. Губы девушки приобрели синюшный оттенок, шея раздулась так, что это стало заметно даже под воротником, который она почти бессознательно пыталась сорвать. Пабло спешно сделал ей инъекцию, а потом поднес к судорожно открытому рту спасительный ингалятор. Через несколько секунд, в течение которых Пабло тоже, кажется, не дышал, лекарство подействовало, отек начал медленно спадать, зев приоткрылся, дыхание потихоньку приходило в норму. Пабло с трудом проглотил подкативший к горлу ком — ему показалось, он глотает ежа, и забросил в мгновенно потяжелевшую сумку оружие с боеприпасом и памятную бритву.

— Ты помнишь дорогу до плантации? — едва шевеля бескровными губами, прохрипела Кристин.

Пабло облегченно чмокнул ее в щеку, подхватил на руки и со скоростью боевого андроида помчался по коридорам, распугивая случайных прохожих растрепанным видом и кровью на одежде.

Когда они петляли между огуречных шпалер и построенных террасами грядок с луком и шпинатом, за спиной послышался топот преследователей.

— Придется отстреливаться, — почти виновато пояснил Пабло, аккуратно укладывая Кристин на грядку под струю автоматического полива.

Он бы тоже не отказался ненадолго поменяться местами с укропом и кабачками, но времени не хватало даже на глоток воды.

— Здесь уже недалеко, — кивнула Кристин, с наслаждением подставляя несчастную шею под прохладные струи. — Только бы добраться до генераторов искусственного освещения.

Пабло опять успел выстрелить первым и использовал преимущество, не экономя боекомплект и стреляя с обеих рук, как его научил Слава Капеэсэс. Одного из нападавших подстрелила Кристин, которой, как и накануне, от воды стало лучше. К счастью, на этот раз обошлось без ближнего боя.

Понимая, что им надо не только уцелеть, но и оторваться от преследователей, оставив в тайне стратегически важный проход, Пабло не сразу отправился дальше, но, даже толком не отдышавшись после столкновения, вошел в систему и повторил трюк с записью, до бесконечности растягивая перестрелку и воспроизводя ее эпизоды в рандомном порядке. На всякий случай он перевел в такой же режим и остальные камеры в районе плантации. Сейчас Пабло особенно остро не хватало Брендана или кого-то из ребят. Обычно он сам брался за оружие лишь когда не требовалось управление системой или группа прорывалась с боем.

— Только бы нас не отсекли со стороны грибниц, — прошептала Кристин, пытаясь подняться и идти дальше сама.

Пабло ей этого, конечно, не позволил. Он, понятное дело, тоже уже вымотался, денек выдался слишком богатым на события, но во время последнего рывка следовало экономить не силы, а драгоценные мгновенья. Они благополучно добрались до генераторов. Кристин, с трудом удерживаясь на ногах, безошибочно нажала нужную панель, открывая, а затем запечатывая проход.

— Обычно запирающее устройство срабатывает автоматически секунд через десять после входа, поэтому отец далеко не всегда проявлял осторожность, — пояснила Кристин, сползая по стеночке на пол.

Пабло хотел ответить, что тогда понятно, куда и как исчез Брендан. Тем более Вундеркинд район плантаций изучил досконально. Однако вместо слов из пересохшего горла вырвался только удушающий кашель, в груди запекло, чего не случалось уже лет восемь, и Пабло тяжело опустился рядом с любимой, с удивлением обнаружив, что левый рукав форменной куртки стал горячим и мокрым от крови. Похоже в теплице в него уже стреляли боевыми. Хорошо хоть без скорчеров решили обойтись.

— Потерпи, я сейчас!

Умница Кристин, несмотря на собственное не самое лучшее состояние, достаточно быстро сориентировалась в ситуации, и объяснять ей ничего не пришлось. Пока Пабло боролся с резко подступившей дурнотой, она разрезала рукав, остановила кровь, обработала рану, а потом протянула бутылку воды: на дне спасительной сумки отыскалось все необходимое. Пабло сделал несколько глотков, а потом обтер мокрое и липкое от пота лицо. Хотелось закрыть глаза и заснуть прямо здесь, свернувшись калачиком и прижимая к себе Кристин. Но он понимал, что на отдых они пока не имеют права. Впереди ждал долгий и непростой путь.

(обратно)

Глава 14. Вертоград Рукодельницы

Уровень, на который Брендан спустился вслед за отважной матерью маленького Камо, вплотную примыкал к горно-обогатительному комбинату и выглядел настолько темным и сырым, что больше напоминал заброшенный ангар орбитального порта, чем обиталище людей. Обшивка стен давно не обновлялась. Вездесущая влага беспрепятственно находила себе дорогу, истекая кровавыми слезами ржавчины, оставляя на обшарпанных панелях напоминающие сеточку капиляров известковые разводы. Хорошо хоть радиационный фон не превышал городскую норму, в разы завышенную и априори ложную. При этом тут почти не встречалось мусорных куч, да и жители одевались без претензий на дешевую экстравагантность, но куда более достойно и опрятно, чем их ближайшие соседи сверху.

В узких полутемных коридорах толпился народ. Наступило время обеденного перерыва, а столовую комбината, как Брендан понял из разговоров горожан, пару месяцев назад закрыли из-за высоких цен и некачественной еды. Поэтому рабочие в большинстве своем обедали дома. Судя по приветственным репликам и возгласам сочувствия, маленького Камо и его мать здесь не только хорошо знали, но и не собирались травить. Хотя среди обитателей уровня мутантов хватало.

— Ну что, Эйо, отстояла своего постреленка? — переживала усталая прачка с раздавленными работой руками и изуродованным химическими ожогами лицом. — Скажи ему, чтобы в следующий раз был осторожнее. Где это видано — маленькому ребенку по всяким злачным местам таскаться?

— А как там Ндиди? — интересовался пожилой рудокоп, чью согбенную спину отягощал водонагревательный прибор, который старик с явной гордостью нес в свою каморку. — По-прежнему корячится на эту скотину Хайнца и на потеху маргиналов выставляется мальчиком для битья? Ты ему скажи, что, если он надумает вернуться, я за него мастеру словечко замолвлю.

— Спасибо, дядюшка Хенк, — благодарила старика Эйо. — Мы всегда помним вашу доброту. Ндиди готов спуститься в забой хоть сегодня. Нам бы только долги родительские отдать.

— Долги-долги! — вздохнул старик. — Говорил я Кирабо, что зря он с Хайнцем связался. Себя и семью попусту загнал в кабалу.

— Соседка, голубушка, а ты тот палантин с магнолиями еще не продала? — стрекотала фатоватая молодка, ловко передвигающая в этой кутерьме коляску, в которой мирно спали годовалые двойнята.

К тенту и ручке крепилась плетеная из проволоки корзинка, доверху полная ароматно пахнущими пирожками. Стоит ли говорить, что выпечку разбирали с молниеносной быстротой. Хотя даже на верхних уровнях муку делали преимущественно из водорослей с небольшим добавлением бобовых и кукурузы, местные умельцы давно нашли рецепты приготовления не только питательных, но и вкусных блюд. Желудок Брендана, от дивного запаха изошедший всеми соками и закрутившийся узлом, красноречиво это подтверждал.

— Как можно, Гаэтана! — приветливо улыбнулась Эйо. — Конечно, я помню наш уговор. Забирай магнолии хоть сегодня. Я их даже старому Гарму не показывала.

— И зачем ты только с этим кровопийцей связалась? — исподлобья глянул суровый молодой горняк со сломанным в нескольких местах крючковатым носом. — Он же тебя обирает! Ты вполне могла бы такую красоту и сама продавать.

— На верхних уровнях свои порядки, — вздохнула Эйо, под «верхними», вероятно, имея в виду трущобы маргиналов, из которых им пришлось в спешке убраться.

— Да что ты, Мубарек, ей, бедняжке, опять мозги выносишь про этого ублюдка Гарма? — повиснув на шее у рудокопа, прижалась к нему молодая жена, которая явно собиралась использовать перерыв мужа не только для обеда. — Не видишь, Рукодельница сегодня не одна, никак кавалера себе наконец нашла.

— Так это ж тот тип, которого я принял за сотрудника опеки! — всполошился однорукий и рябой разносчик пиццы.

— Ну, ты дурачина, Тавиньо! — усмехнулся его коллега, где-то потерявший глаз. — Стал бы чистоплюй из опеки от своры Раптора нашего непоседу защищать! Я и сам хотел вмешаться, да тут охотники всех разогнали.

Хотя Брендан видел окружающих его людей впервые, его не покидало стойкое ощущение, что он снова очутился в родном Кимберли и, встречая со смены отца, передает приветы и обменивается последними новостями с его коллегами: проходчиками, операторами комбайнов и наладчиками автоматизированных линий на алмазных шахтах, составлявших основу экономики Сербелианы. Благополучие города под куполом тоже зиждилось на нелегком шахтерском труде, и Брендан видел черную неблагодарность преступного руководства в том, что люди, производящие энергию, не только не имеют доступ в зимние сады, библиотеки и поликлиники, но вынуждены жить в холодной духоте и постоянной сырости. В коридорах стоял такой колотун, что не только рудокопы, но и их жены ходили в термобелье и нескольких свитерах, а многие ребятишки, да и их родители хлюпали носами от застарелой простуды.

И все же этими людьми Брендан любовался. Восхищался тихим мужеством, с которым они переносили невзгоды, и волей, с которой боролись за жизнь, не оставляя места праздности и унынию. Здесь никто никого не эпатировал, ставя себе в заслугу дешевую экстравагантность. Никто ни на кого не огрызался, пытаясь урвать более жирный кусок. Здесь не ждали подачек, а потом и кровью зарабатывали на жизнь. Здесь даже увечья и застарелая усталость имели другой оттенок. И это не говоря о том, что в толпе хватало молодых и красивых лиц.

Впрочем, самой привлекательной все равно оставалась Эйо. Не просто так этот Раптор и его гнусные дружки пускали слюни, пеняя на ее слишком несговорчивый нрав. Брендан и сам видел, что молодая женщина не просто красива. Легкость походки, вкрадчивая кошачья грация и гибкость делали ее более манящей и желанной, чем Лакшми, Манана и Грейс вместе взятые. При этом на ее облике лежала печать какой-то отстраненной обреченности и настороженности, делавшая ее бесконечно далекой и недоступной.

Хотя поначалу Брендан принял Эйо за ровесницу Пабло или даже Командора: в Содружестве нечасто заводили детей до двадцати пяти-тридцати, сейчас он явственно видел, что молодая женщина вряд ли старше него самого. Кожа цвета молочного шоколада отличалась свежестью. В роскошной копне туго завитых кудрей не пряталась седина. Вишнево-коричневые губы, румяные щеки и разные соблазнительные выпуклости, которые не мог скрыть свитер, связанный из перьев кутулуха, выглядели ладно и упруго, а точеные руки и стройные ноги еще не превратились в опутанные веревками вен уродливые палки. И это при том, что о дорогостоящих процедурах омоложения здесь речи идти не могло.

Впрочем, о тяжелом труде Эйо знала не понаслышке, и, говоря про грязные порты, маргиналы не клеветали. Небольшая и явно переоборудованная из какого-то технического помещения комната, в которую молодая женщина привела Брендана, оказалась завалена пакетами со свежевыстиранным бельем.

Убогую обстановку украшали сшитые из разноцветных лоскутков и сплетенные из водорослей и обрывков изоляции пестрые ковры и панно, вязаные и валяные накидки и кардиганы, выполненные в разнообразной технике картины и рисунки.

Хотя Брендан не очень разбирался в современном искусстве, он мог с уверенностью сказать, что живописные полотна и поделки могли бы украсить не только скромное жилище отрезанного от мира колониста, но и стать частью коллекции художественной галереи в любом из миров Содружества. Несколько панно и картин он явно видел в домах знакомых из научного отдела. В лоскутных палантинах с перьями красовались ночные бабочки на уровне мутантов. Да и изысканное боа с объемными орхидеями, которое он в прошлом месяце подарил на день рождения Лакшми, попало в модную лавочку отнюдь не с круизного звездолета, как утверждал продавец. Ибо двойник нарядной безделушки в составных частях дожидался нового клиента на столе Рукодельницы.

— Это все мамина работа, — перехватив восхищенный взгляд Брендана, похвастался Камо. — Мама в художественной школе при Академии живописи училась.

— Только все это было очень-очень давно, — тряхнув черными пушистыми кудрями, вздохнула Эйо, ловко и явно привычно обрабатывая ссадины мальчугана и пытаясь попутно его отмыть и переодеть.

Брендан собирался предложить свою помощь в лечении, но молодая женщина отказалась, сказав, что хочет сначала убедиться в отсутствии внутренних повреждений. У какого-то Йохана Далена в кабинете стоял анализатор, и Брендан согласился, что магниторезонансное обследование и рентген малышу не повредят. Умывшись и немного приведя одежду в порядок, он присел на ближайший топчан, слегка потеснив пакеты с бельем, и продолжил рассматривать ковры и картины.

Хотя тематика полотен отличалась разнообразием, от Брендана не укрылось, что среди них чаще всего повторяются пейзажи Сербелианы. А поделки вдохновлены красотами пышной тропической природы благодатной планеты, которую с легкой руки какого-то высокопарного поэта уже не первый год называли вертоградом Содружества.

Вдохновение усердной художницы превращало промозглую комнатенку в пышный сад, согреваемый влажным дыханием тропического океана. Переплетение пересекавших тесное помещение труб представало подпорками для отягощенных спелыми гроздьями виноградных лоз или стволами пальм, за которые цеплялись орхидеи, клематисы и глицинии. Убогие топчаны прятались в зарослях олеандров, магнолий и роз. На холстах и рисунках корчили умилительные рожи мартышки, надували алый зоб фрегаты, чистили золотистые клювы туканы, поджидали в засаде оцелоты и пантеры.

То-то выговор Эйо и ее маленького сына показался Брендану знакомым. Хотя планета была терраформирована и заселена сравнительно недавно, сербелианский диалект межъязыка отличался не только произношением, но и некоторыми специфическими словечками. А в других мирах Содружества иногда шутили о смуглых излишне горячих сербелианцах, сравнивая их нрав со знаменитым на всю галактику игристым вином.

Эйо не стала таиться:

— Наш с Ндиди отец работал проходчиком на шахте «Альдебаран», — вздохнула она, и ее красивое лицо помрачнело.

— Вашему отцу еще повезло, — отозвался Брендан, чувствуя, как от неприятных воспоминаний щеки начинают пылать от еле сдерживаемого гнева, а на скулах ходят желваки. — Моего держали пленником на «Альтаире».

Хотя прошло уже десять лет, но события тех страшных дней отпечатались в памяти слишком четко. Если бы вспышка синдрома Усольцева в Мурасе не начала выходить из-под контроля, правительство так и не обратилось бы за помощью в Совет Содружества, мир бы не узнал о злоупотреблениях «Кимберли Инкорпорейтед», а сотни узников так бы и окончили дни, принося прибыль корпорации на нелегальной алмазной выработке, отрезанные от мира. В городе под куполом тоже творилось что-то неладное, но только на помощь извне рассчитывать не приходилось.

Вот ведь ирония судьбы. Похоже, они с Эйо большую часть жизни прожили в одном и том же рабочем пригороде Кимберли, возможно, даже на соседних улицах, не подозревая о существовании друг друга.

— В Кимберли в те годы происходило много нехороших вещей, а Мурас и просто сделался рассадником криминала и порока, почти как те уровни, с которых нам с вами так спешно пришлось уйти, — отозвалась Эйо, убирая подальше холст, изображающий окрестности превратившейся в озеро шахты «Альтаир».

— Это ведь в Мурасе на тебя, мама, напали, а потом родился я? — решил уточнить Камо, безуспешно пытающийся найти у новой рубашки рукав.

Брендан хотел мальчугану помочь, но Эйо его достаточно резко отстранила.

— Извините, я должна показать Камо врачу, — неожиданно сухо и холодно проговорила она, тщетно пытаясь скрыть смятение и застарелую боль, придававшие ее красивому, точеному лицу сходство с архаичной скульптурой.

Накинув связанный из разноцветных лоскутков палантин с олеандрами, она заметалась по комнате, доставая из немудрящего тайника замусоленные карточки окраинных миров, которые в этой части города, похоже, использовались для наличных расчетов.

Брендан уже видел такие в кафе, куда его не пустили, и в нескольких лавчонках.

— Мама, зачем ты берешь отсюда? — укоризненно глянул на тощий кошелек малыш Камо. — Вы же с дядей приготовили это, чтобы наконец отдать Хайнцу долг.

— В следующем месяце отдадим, — отозвалась Эйо, совсем погрустнев.

— Вы всегда так говорите, — вздохнул Камо. — Только в следующем месяце сумма увеличивается.

Брендан с досадой подумал о своей кредитке, которой он с самого утра так и не сумел воспользоваться. Он точно не знал, насколько велик долг, но, видя скудные сбережения молодой семьи, понимал, что заработанных им средств вполне могло бы хватить. С другой стороны, так ли разумно наводить охотников на след? Да и как уговорить Эйо принять помощь?

Даже сейчас, когда Брендан без лишних разговоров снова взял малыша на руки, она попыталась протестовать:

— Не стоит так себя утруждать! Мы, пожалуй, дождемся брата.

— Чем скорее Камо получит квалифицированную помощь, тем лучше! — авторитетно заявил Брендан, шагнув за дверь.

Впрочем, насчет квалификации врача ему пришлось усомниться еще до того, как подошла очередь маленького пациента. Из-за царившей на уровне тесноты, чтобы не толпиться в коридоре, больные ожидали приема прямо в кабинете за ширмой. Поэтому Брендан видел не только показания приборов, но и назначения терапевта.

Кабинет был оборудован громоздким анализатором, снятым с корабля, который нашел последнее пристанище в треугольнике Эхо не менее пары десятилетий назад. Брендан встречал такие модели в первые годы своей практики в Мурасе, и знал, что в отличие от усовершенствованных разработок последних лет точность в постановке диагноза и правильность лечения тут во многом зависела от врача.

Хотя ведущий прием рыжий детина с кустарным протезом вместо правой ноги, тот самый Йохан Дален, честно рассматривал снимки и данные экспресс-лаборатории, выводы относительно состояния здоровья пациентов он делал чаще всего ошибочные, да и лекарства назначал скорее по наитию, долго выбирая из скудного списка. Когда при аутоиммунном тиреоидите он прописал пациентке категорически противопоказанный при этом заболевании щитовидной железы йод, Брендан не выдержал.

— А вам не кажется, коллега, что при таких показателях тиреотропного гормона наибольшую эффективность окажет применение тироксина, — осторожно и предельно вежливо заметил он, стараясь, чтобы его слова не прозвучали насмешкой.

К счастью, Йохан Дален не послал его сразу. Какое-то время он озабоченно моргал и подслеповато щурился, глядя в справочник и потирая обрубок ноги над протезом. Потом, принимая игру, хлопнул себя по лбу и, просияв, воскликнул:

— В самом деле, как я мог ошибиться. Видно, не сразу разглядел данные анализа.

Остальных пациентов, включая Камо, Брендан принимал фактически сам. Рыжий самозванец только ловко ему подыгрывал. Не без удовлетворения отметив, что диагноз Камо изначально был поставлен правильно, и получив для малыша все необходимые в таком случае препараты, Брендан раздумывал, как бы повернуть дело так, чтобы самому заплатить за лечение. Хотя до сегодняшнего дня он не знал о существовании мальчугана, он чувствовал за него ответственность. Однако Йохан просто отказался брать с Эйо плату за процедуры и лекарства.

— Как можно! — запротестовал он. — Семья лучшего на уровне бойца имеет право на льготы! Пусть только Хайнц попробует мне что-то сказать! Я его самого засуну в анализатор и сделаю трепанацию черепа без наркоза! И не забудь передать Ндиди, что я на него поставил и приду вечером болеть!

Пока окончательно смутившаяся Эйо одевала сына, уставшего от долгого ожидания и анализов, Йохан Дален объявил перерыв и увлек Брендана за ширму.

— Ты что, парень, реально врач?

— Вообще-то моя основная специальность — молекулярная биология, — начал Брендан.

— В бездну твою биологию! — прервал его Йохан, запуская пальцы в и без того всклокоченную копну, напоминающую взрыв на морковной грядке. — Ты операции делать умеешь?

— Смотря какие, — пожал плечами Брендан. — Если на атомарном уровне, то не стану даже браться.

— Какой к пульсару атомарный уровень?!

Йохан оттеснил его к стеллажам, заваленным какими-то сомнительного вида препаратами.

— Здесь от аппендицита ежегодно умирает несколько сотен человек, не говоря уже об опухолях, а все врачи наверху, и до них не достучишься. Вернее, чисто теоретически существует какая-то квота, но пока ее дождешься, десять раз уже станешь кормовой базой для медуз и червяков. Даже старожилам не хватает. Эти мутанты, конечно, там совсем долбанулись со своей уникальностью и ненавидят «уродов», но, когда припекает, тоже к дядюшке Йохану ползут. Вроде я для них почти свой: одноногий и рыжий.

— Но почему ты не оперируешь? — не понял Брендан.

— А я, думаешь, умею?

Дален в досаде махнул рукой.

— Я вообще-то пилот грузового звездолёта, — признался он неохотно. — Понятное дело, в академии курс первой помощи проходил. Могу поверхностную рану заживить, обезболивающее вколоть, зуб выдрать, даже роды принять. Но в кишках, печенках, селезенках копаться, тут все-таки специальная подготовка нужна!

— Да как же ты за лечение вообще взялся? Да это ж то же самое, что мне кораблем управлять.

Брендана от безумия ситуации начинало трясти.

— А больше все равно некому, — пожал плечами Дален. — Квалифицированных врачей и наверху не хватает, а тут просто полный абзац! Хайнц притаранил эту бандуру, таксу свою назвал, пилюли откуда-то добывает, но этого мало. Так что же, нужна тебе здесь работа? Или ты, может быть, просто поглазеть на «уродов» пришел?

Хотя Брендан с самого начала втайне надеялся, что на нижних уровнях не пропадет и найдет заработок, способный прокормить, он представить себе не мог, что это произойдет настолько быстро.

— Погоди, приятель.

Брендан даже помотал головой, пытаясь убедить себя, что все происходящее с ним не сон.

— Я здесь первый день и для начала хотел бы все-таки найти место, где можно поесть и переночевать.

— Так за чем дело стало? — не понял проблемы Дален. — Эйо, детка, — по-приятельски окликнул он недавнюю пациентку, которая уговаривала засыпающего на ходу Камо потерпеть хотя бы до дома.

К этому времени остальные больные начали уже роптать, но рыжий плут, нарочито давя авторитетом, заверил, что прием скоро продолжится.

— У вас же с Ндиди все равно в комнате остался один свободный топчан? Возьми парня на постой, пока банда Железноглазого его не перехватила.

— Это может решить только брат, — почему-то залилась краской Эйо, избегая смотреть в сторону Брендана.

— Да ладно тебе, Рукодельница! — покровительственно хлопнул ее по плечу Йохан Дален. — Можно подумать, я вам не платежеспособного квартиранта, а обдолбанного нарика с отсосной шмарой подогнал. Одними ковриками да постирушками долг не отработать. Уж лучше дельного человека потерпеть пару месяцев, пока не обвыкнется, чем перед мутантами апсарские танцы плясать. Ндиди у тебя, конечно, чемпион, но судьба бойца переменчива. В прошлый раз я его по кусочкам собрал, а если снова не получится?

— Мой дядя самый сильный и ловкий! — мигом забыв про сон, встрепенулся Камо.

— Да я разве сомневаюсь, — улыбнулся Дален. — Эй, Тавиньо, — поймал он однорукого разносчика пиццы, за какой-то надобностью ошивавшегося возле кабинета. — Дуй во все лопатки к Хайнцу и скажи, что не надо никого подыскивать. У нас на уровне теперь будет свой настоящий врач.

— Я еще не дал своего согласия, — попытался протестовать Брендан, поднимая на руки Камо и собираясь уходить.

— А клятву Гиппократа ты давал? — строго глянул на него из-под белесых бровей Дален.

— Эй, Йохан, — бочком, по-крабьи подобрался к рыжему вершителю судеб однорукий Тавиньо. — Ты это, не включай раньше времени форсаж. Этого ферта залетного, — он указал единственной рукой на Брендана, — служба безопасности разыскивала. Я, понятное дело, промолчал, но только захочет ли Хайнц связываться с охотниками и их начальством?

— Если ты донесешь до Хайнца, что это не просто залетный ферт, а врач с дипломом, то захочет. Он не хуже меня знает, что в городе того и гляди начнется заварушка. Один из охотников проговорился, что где-то на пустоши стоит корабль, готовый к вылету, и толстосумы с верхних уровней теперь дерутся за места в амортизаторах. Ну, а лес рубят, как ты знаешь, щепки летят. Хайнц может сколько угодно кормить мутантов дурью и дешевыми зрелищами, но здесь-то еще не у всех мозги вытекли.

— Ты правда, Дален, веришь, что им удастся преодолеть притяжение черной звезды?

На рябом лице разносчика появилось выражение почти детской надежды.

— А нам какое дело, дурачина! — скептически хмыкнул Дален. — Даже если эти толстосумы выберутся из системы и донесут до Совета Галактики, что тут целый город загибается и гуманитарной помощи ждет, не думаю, что кто-то по доброй воле повторит такой трюк и нырнет безо всяких гарантий со спасательной миссией в треугольник. Нам и своих дармоедов девать некуда. Ну что, приятель? Я могу на тебя рассчитывать? — повернулся Дален к Брендану, когда разносчик и курьер все так же кособоко, но достаточно шустро устремился куда-то вглубь коридоров. — Мне дела нет, зачем тебя искали безопасники, но, если хочешь избежать лишних проблем, мой совет — прими покровительство Хайнца.

* * *

У входа в жилой отсек Эйо и ее мальчика ждал крепкий, хорошо сложенный парень с кожей цвета бронзы и приятным открытым лицом. Один из тех ребят, которых в других мирах безошибочно определяли как коренных сербелианцев.

— Что с Камо? — встревоженно подался он вперед, глядя на малыша, который на обратном пути так и заснул на руках у Брендана.

Обезболивающие и противовоспалительные из аптечки рыжего самозванца начали свое благотворное действие. Отек на голени заметно спал, мелкие ссадины и порезы почти затянулись. Теперь малышу требовался только отдых.

— Все в порядке, Ндиди, — облегченно улыбнулась Эйо, открывая дверь их каморки. — Только обедать в ближайшие пару недель тебе придется дома.

— Мне сказали, что на малыша напали молодчики Раптора, и что их разогнал какой-то неизвестный с глефой.

— Вот болтуны! — не сдержался и фыркнул Брендан. — Кто там такой фантазер, что принял за глефу кусок ржавой арматуры?

Он открытой улыбкой встретил напряженный, изучающий взгляд главы семейства, потом шагнул внутрь, чтобы осторожно положить спящего Камо на заранее разобранную постель. Малыш даже не проснулся. Эйо уже суетилась, разбирая один из топчанов, заваленный пакетами белья, подрамниками и незаконченными коврами.

— Это Брендан. Он какое-то время поживет у нас, — пояснила она.

Ее слова прозвучали настолько просто и безыскусно, но вместе с тем решительно, что Брендан невольно смутился.

— А может быть, это все-таки не самая лучшая идея? — пробормотал он. — Мне, право, неловко доставлять вам столько неудобств.

— Какие неудобства? — неожиданно горячо поддержал сестру Ндиди. — Это вы нас извините, что не можем предоставить ничего лучшего. После смерти отца к нам уже несколько раз пытались подселить каких-то забулдыг. А вы все-таки врач и к тому же земляк.

— Вы нас даже обяжете, если поможете отработать долг Хайнцу, — кивнула Эйо, закончив с постелью и теперь накрывая на стол.

Хотя время обеда уже миновало, она не собиралась оставлять свою семью и квартиранта голодными. Пускай даже блюда, которые Камо нес своему дяде, бесславно пропали. По дороге домой Рукодельница отдала Гаэтане палантин с магнолиями и взяла в счет оплаты пару десятков пирожков с пылу с жару. Стоит ли говорить, что остыть им никто не позволил. Даже Камо проснулся, и его хороший аппетит явственно показывал, что восстановление после недавней переделки идет без осложнений.

Брендан тоже отдал должное местной стряпне, чувствуя, как вместе с насыщением по телу разливается приятная истома, глаза начинают слипаться, напоминая о бессонной ночи. Картины и панно завораживали не хуже бубна кудесника, навевая дивные грезы о родной Сербелиане.

Но все же сон пришлось отложить на потом. Следовало немного разобраться в правилах, по которым в ближайшее время предстояло жить. Хотя, самовольно оказавшись на нижних уровнях, Брендан поставил себя фактически вне закона, перспектива увязнуть в сетях местного криминального бизнеса его не радовала. Кроме того, он все еще надеялся разыскать Леву Деева и других членов экипажа. Хотя, как он уже понял, в этом человеческом муравейнике это сделать будет не так-то просто.

— Кто такой Хайнц? — воспользовавшись тем, что брат с сестрой вновь вернулись к разговору о долге, задал Брендан давно интересовавший его вопрос.

— В двух словах не объяснишь, — ухмыльнулся Ндиди. — Все зависит от того, что именно ты хочешь узнать. Официально Дитрих Хайнц считается владельцем спортивного клуба «Аккретор», но на самом деле сфера его интересов гораздо шире. Если коротко — это человек, который умеет делать деньги и вести дела.

— У него обширные связи наверху, — вступила в беседу Эйо. — Поэтому он выступает посредником в разного рода сделках в обход официальных властей и занимается снабжением нашего уровня всем необходимым. Без него пришлось бы совсем туго. Здесь даже грибы и водоросли растут с большой неохотой, а поставки сверху настолько ничтожны, что едва хватает рабочим с рудника.

— Температура тут и в самом деле слишком уж бодрящая, — зябко повел плечами Брендан, форменный комбинезон которого предназначался для более комфортных условий.

Эйо заботливо протянула ему почти новый толстый свитер, наподобие того, который носил ее брат.

— Помимо продуктов Хайнц снабжает жителей уровня медикаментами и запчастями, приторговывает оружием и запрещенными зельями, — продолжал Ндиди.

— А также ссужает всех нуждающихся деньгами под небольшие на первый взгляд проценты, — догадался Брендан.

— Наш отец взял у него кредит, чтобы расширить ремонтную мастерскую, — едва ли не виновато пояснила Эйо.

— Но не учел особенностей ведения бизнеса с мутантами, — помрачнев, добавил Ндиди.

— И теперь вам приходится выплачивать его долги, — невольно скривился Брендан, вспоминая схожие обстоятельства, которые привели его собственного отца на шахту «Альтаир».

— Но у нас по крайней мере есть работа, — едва ли не с гордостью пояснил Ндиди.

Впрочем, он тут же признался, что ему приходится трудиться в отцовской мастерской уже простым механиком по найму, а Эйо вынуждена выполнять тяжелую работу прачки. Не только дроны, но и стиральные машины-автоматы на нижних уровнях почти не встречались.

— А что же картины и все эти красивые вещи? — осторожно поинтересовался Брендан, указывая на холсты, палантины и панно. — Наверху ручная работа такого высокого уровня ценится не меньше диковинок с кораблей.

— Но у нас же нет пропуска наверх, — вздохнула Эйо. — Да и мутанты с «уродами» брезгуют иметь дело. А у наших соседей нет денег. Да и картины им просто некуда вешать.

— Гарм с подачи Хайнца еще нормальную цену дает, — пояснил Ндиди. — Его предшественники из банды Железноглазого нас просто обирали.

— А что же городские власти? — Брендан невольно повысил голос, но спохватился, глянув на спящего мальчика.

К счастью, Камо даже не проснулся.

— С ними вообще лучше дела не иметь, — покачал головой Ндиди.

— У нас же Камо, — с бесконечной нежностью в голосе пояснила Эйо. — И по показателям здоровья его могут забрать наверх. А я этого не переживу. Возможно, в приюте условия жизни и лучше, но там воспитанникам так промывают мозги, что они родителей либо совсем забывают, либо проникаются к ним презрением. К тому же я не хочу, чтобы над моим сыном ставили эксперименты, испытывая новые препараты и добавки. Гаэтана вон старшего не смогла отстоять, и теперь он вернулся к матери калекой. Там это называется естественный отбор.

Брендан со смешанным чувством ностальгии и стыда представил светлые помещения лабораторий, просторный пищеблок, спортзал с бассейном. Спору нет, маленькому мальчику в этом рукотворном раю было бы комфортнее. Однако потом в памяти возникли молодые коллеги, родившиеся в городе под куполом. Пожалуй, только Кристин и еще несколько человек оставались адекватными людьми. Выпускники интерната и приюта — сироты при живых родителях — обычно демонстрировали не только полную оторванность от жизни, но и потрясающий снобизм, наивно полагая, что все обитатели нижних уровней — лузеры и аутсайдеры. Да и по поводу лекарств и добавок возразить не получалось. Брендан лучше своих собеседников знал, что часть разработок фармакологов и генетиков проводились под грифом «секретно», и в какой форме проходило тестирование, знали только руководители проектов.

Вот только и внизу Камо не ожидало ничего радужного. Хотя рабочий день уже закончился, а за дверями комнаты гомонили рудокопы, возвращающиеся со смены, Ндиди куда-то собирался, попутно разминая мышцы и делая упражнения на растяжку, насколько это получалось в такой тесноте. Когда он начал бинтовать эластиком запястья и голени, Брендан вспомнил разговоры Йохана про лучшего бойца и замечание сурового рудокопа про мальчика для битья. Закабаливший семью Хайнц владел спортивным клубом «Аккретор», и что-то подсказывало, что в стенах этого заведения занимаются не шахматами и не гольфом.

— Ты же обещал в прошлом месяце, что это будет последний поединок, — заламывала руки Эйо, с явной тревогой глядя на сборы брата.

— Огарок упал слишком рано, сколько я его ни вытягивал, — вздохнул Ндиди. — А мутанты не любят, когда «уроды» держат верх.

Он уже собирался уходить, но тут в каморку постучался однорукий Тавиньо, который разносил не только пиццу, но и новости. Похоже, теневой король Хайнц не доверял внутренней сети.

— Отбой, Ндиди! — сообщил он вместо приветствия. — Поединок отменяется. У охотников какая-то заварушка на пустоши. Мобилизовали всех. А мутантов против тебя Хайнц выставлять больше не желает. Поддавки — не твоя стезя.

Пока явно расстроенный Ндиди осмысливал информацию и подсчитывал возраставшие с каждым днем проценты, однорукий Меркурий повернулся к Брендану:

— Хайнц сказал, можешь приступать хоть завтра. Операционную оборудуем в ближайшие дни. Неделю отработаешь в счет аренды, а потом зайдешь в контору, оформите договор.

Засыпая на новом месте, Брендан думал о том, что прием больных в трущобах, пожалуй, станет даже меньшей сделкой с совестью, нежели работа в лаборатории научного отдела. Впрочем, сейчас бы он согласился даже участвовать в контрабанде наркотиков или каких-то еще более противозаконных делах, если бы это помогло освободить из кабалы семью Эйо и облегчило участь оказавшихся в двойной западне рабочих с рудника.

(обратно)

Глава 15. Сердце города

— Кристин, осторожно. Здесь пол какой-то неровный и стены, кажется, шатаются.

— Нет, милый, с полом все нормально. Это мы с тобой шатаемся, точно пара забулдыг с уровня мутантов. Ты потерял слишком много крови, а альбумин я не взяла, да и прямое переливание сделать сейчас не могу.

Пабло хотел было возмутиться по поводу прямого переливания. Ишь, чего удумала. Сама едва дышит. А шатается он вовсе не от кровопотери. Хотя, конечно, и от нее тоже. Просто сильфидский микрокомпьютер, работающий и так на пределе возможностей, выкачивает из организма последние ресурсы для охлаждения процессора.

Пабло вдохнул поглубже, сдерживая стон. Голова гудела, как трансформатор, а затылок горел так, словно там набухала гигантских размеров гематома. Перед глазами плыли разноцветные круги и существующие лишь в воображении вирт-окна. Но тут узкий технический коридор, в надежности которого он только что усомнился, оборвался вентиляционной шахтой, и Пабло пришлось собрать последние остатки сил. Бесславно закончить жизнь, свернув себе шею, он сейчас просто не имел права. Да и о Кристин следовало позаботиться. Она и так почти всю дорогу по тайным переходам шла сама, только иногда прикладывая ко рту ингалятор.

— Ты уверена, что это была хорошая идея? — с тревогой глянул на любимую Пабло, когда они, преодолев спуск, остановились, чтобы перевести дух.

Хорошо, что дорога шла почти все время вниз. Подъем, как тогда на Ванкувере, он бы сейчас без посторонней помощи опять не преодолел. А ведь ему еще приходилось страховать Кристин.

— А у меня был выход? — нахмурилась она, меняя повязку-гидролизатор и пытаясь выровнять дыхание. — К тому же, этот побег мы с отцом планировали достаточно давно. Я потихоньку передавала ему вниз запасы лекарств, он подготовил надежное убежище. Я хотела бежать еще три месяца назад, но тут появился ты…

Хотя поцелуй продолжался недолго (у обоих просто не хватило дыхания) и отдавал лекарствами, потом и кровью, он показался Пабло куда более сладким и реальным, нежели десятки мимолетных объятий и случайных встреч в интерьерах красивых отелей и дорогих вилл. Вот только время, отпущенное им на счастье, отсчитывал не песок в часах, а неумолимый сильфидский процессор, по капле выпивавший его кровь.

Когда десятый или сотый коридор (Кристин еще каким-то образом ухитрялась их считать) закончился тайным проходом, в пролете которого маячили четыре размытые, плечистые фигуры, Пабло рефлекторно схватился за скорчер. С такого расстояния он бы не промахнулся даже вслепую. Однако Кристин порывисто шагнула вперед:

— Отец!

В остальных троих Пабло, не без труда сфокусировав зрение, опознал Леву Деева, Гу Синя и Ящера.

— Кристин, девочка моя, живая! Ну наконец-то! — не обращая внимания на запачканную землей и кровью одежду, заключил дочь в объятья Маркус Левенталь.

— Папа! Нарайан хочет присвоить твои чертежи и взорвать генераторы воздуха! — еле переводя дыхание, всхлипнула Кристин.

— Я всегда считал этого самозваного принца опасным сумасшедшим, но в этот раз он зашел слишком далеко, — чмокнул «свою девочку» в макушку Левенталь, с завидной для своего возраста легкостью подняв ее на руки и унося куда-то вглубь коридоров.

— Ну вы и навели шороха, — крепко пожал здоровую руку Пабло Супер-Лев, приглашая следовать за конструктором.

— Все охотники на ушах стоят, — пояснил Гу Синь, принимая сумку и с уважением глядя на трофейные парализаторы и окровавленное лезвие.

— Будут знать героев Ванкувера и Васуки! — расплылся в жутковатой улыбке Ящер, порывисто заключив Пабло в объятья.

Старый боевой товарищ и в прежние годы увлекался имплантами, а теперь и вовсе добился полного сходства с паразауролофом или какой-то другой рогатой рептилией. Его татуированную под чешую макушку украшал острый гребень и корона маленьких рожек. На щеках топорщились грозные бивни, которые сейчас нещадно впились в ноющую, пульсирующую болью рану.

Пабло не сдержал стон.

— Тихо ты, динозавр! Задавишь! — усовестил Ящера Лев Деев. — Человек, между прочим, к нам с боем прорывался!

Пабло очень хотелось высказать друзьям, до какой степени он рад их видеть, но сил оставалось лишь на то, чтобы вяло передвигать ноги и со свистом хватать воздух.

Миновав еще один скрытый под обшивкой системы жизнеобеспечения коридор, они оказались в тесном помещении, напоминающем одновременно ремонтную мастерскую и кабинет средневекового алхимика. Уходящие на несколько уровней вверх стеллажи заполняли носители информации всех известных в галактике систем, включая печатные книги и напоминающие древние палимпсесты рулоны чертежей. На полках нижнего яруса располагались сменные блоки всевозможных агрегатов и частично готовые устройства, о назначении которых приходилось только гадать.

При этом вирт-окна нескольких мощных компьютеров отображали не только модели ракетных двигателей и систем энергообеспечения, но и картинку с камер наблюдения всего города, включая установленные на руднике и на внешнем контуре купола. Да и санузел, несмотря на тесноту, оказался оборудован не только душевой кабиной, но и ванной, которая стояла сейчас наполненной, дожидаясь русалку, заплутавшую в ветвях Мирового древа городских коммуникаций.

Впрочем, прежде чем погрузиться в более комфортную для нее среду, Кристин настояла, чтобы Пабло первым привел себя в порядок, принесла откуда-то необходимые ему альбумин и изотонический раствор, а потом еще раз тщательно обработала и зашила рану. Маркус Левенталь терпеливо за ней наблюдал, разглядывая трофеи.

— А я думал, в разведке учат добывать информацию тихо и, не привлекая внимания, уходить, — выразительно стирая с лезвия бритвы кровь, вполголоса заметил он, когда Кристин, закончив свои манипуляции, наконец ушла в ванную. — Я не испытываю симпатии к охотникам, но что они такого сделали, что пришлось одному из них перерезать горло?

Пабло не стал вдаваться в объяснения, а просто воспроизвел запись неудавшегося похищения, которую на всякий случай скинул на микрокомпьютер вместе с остальной информацией.

Белесые брови Левы поползли на лоб, узкие маслянистые глаза Гу Синя расширились. Левенталь убедился, что Кристин его не слышит, и крепко выругался.

— Значит, этот вонючий альянсовский хорек не только отнял у меня корабль и город, но и не отказался от своих грязных планов в отношении моей дочери!

Пабло пожал плечами, невольно поморщившись от боли. На праведный гнев уже не хватало сил. Впрочем, исполнители воли Громовержца свое получили, а Кристин находилась в относительной безопасности.

— А что по поводу этих странных разговоров насчет кислородных генераторов? — поинтересовался Гу Синь.

— Мы что-то неправильно поняли? — поддержал его Ящер.

Пабло только покачал головой, свернул выведенные на голографическом мониторе вирт-окна чертежей и дал сильфидскому устройству команду на передачу файлов «Эсперансы» и схемы закладки взрывчатки.

— Надеюсь, этот компьютер не имеет подключения к внутренней сети? — уточнил он, удивляясь, как хрипло и слабо звучит его голос.

— Обижаете, молодой человек, — фыркнул Левенталь, протягивая гостю бутылку воды и стакан белкового коктейля.

В холодильнике имелись и нормальные продукты, но Пабло все равно не сумел бы сейчас ничего проглотить. Его мутило как после длительного подключения по нейросети. Вирт-окна путались и двоились. Пабло знал, что это все побочные эффекты работы микрокомпьютера. Все-таки даже в плену на Раване ему не приходилось передавать и хранить такие объемы информации. Да и рана не до конца затянулась.

— Да ты никак все еще пользуешься сильфидским устройством? — наблюдая, как на голографическом мониторе значки семидесятеричной системы гвельфов разворачиваются в привычные папки и документы, догадался Гу Синь. — Я думал, оно еще на фабрике «Панна Моти» накрылось.

— Ну, моя ж черепушка не накрылась, а микрокомпьютер покрепче нее будет, — вяло усмехнулся Пабло, отыскивая в холодильнике замороженный окорок кутулуха и прикладывая его к горящему затылку.

Стало немного легче, только на лбу выступила испарина. Не хватало еще в самый неподходящий момент впасть в кому, как тогда на Ванкувере, когда он фактически вручную управлял армией перепрограммированных дронов, но, не рассчитав силы, поставил под угрозу всю спасательную операцию.

— Гвельфы туфту не гонят, — убежденно отозвался Лева, который боевое крещение проходил во время освобождения Сильфиды. — А микроэлектроника у них лучшая в галактике.

Левенталь только с интересом проглядел протокол подключения, отражавший технические характеристики сильфидского микрокомпьютера, и заменил окорок пакетом льда, ожидая пока загрузятся файлы «Эсперансы». Пабло осторожно отпил глоток воды, пытаясь пресечь попытки организма выбросить ее обратно, и спросил про Брендана. Он все еще надеялся обнаружить товарища в этом тайном убежище или хотя бы услышать о нем что-то от друзей, но увы. На него из-за завесы вирт-окон уставились три пары удивленных глаз.

— Так это был один из ваших? — нахмурился Маркус Левенталь, когда Пабло и Лев подробно описали Вундеркинда. — Я принял его за агента Нарайана, поэтому позволил ему дойти за мной до уровня мутантов, а там попросту избавился от хвоста.

— Если он попадется ублюдкам Раптора, ему несдобровать, — покачал светловолосой головой Лева.

— Я слышал, Раптора и его отморозков самих с утра поколотили, — обнадежил товарищей Ящер. — Весь тридцатый уровень гудит, что это сделал кто-то из «уродов».

Пабло хотел было спросить, кто такой Раптор и в чем разница между «уродами» и «мутантами», но в это время загрузка завершилась, и он с облегчением отключил сильфидское устройство и поспешил распаковать секретный архив с распоряжением Нарайана и схемой закладки взрывчатки.

Голова все еще гудела, но тошнота отпустила, и вирт-окна перестали двоиться. Пабло с жадностью допил воду, наслаждаясь каждым глотком и испытывая удовольствие от капель, которые, щекоча, стекали по подбородку. Потом пригубил белковый коктейль, ощущая, что его организм не отказался бы от более существенной и традиционной заправки.

К этому времени к ним присоединился специалист по системам жизнеобеспечения Тонино Бьянко, изысканный и хрупкий, как палочник. Вместе с ним подошли двое старых инженеров из числа первых соратников Левенталя и еще пара крепких ребят из местного сопротивления, которых Лева представил, как Аслана Хашутогянца и Санчеса.

— Наши как раз только что заступили на смену, — пояснил отсутствие других членов экипажа «Павла Корзуна» Лева. — Утром увидишь.

Пабло с удовлетворением отметил, что и старые друзья, и новые знакомые выглядят в целом даже лучше, чем он. Ни ожогов, ни каких-либо других видимых признаков лучевой болезни у них, во всяком случае, не наблюдалось. Похоже, Вундеркинд беспокоился зря. Никто не копал лопатой уран, да и эксперименты над собой тут ставили лишь как Ящер по собственной инициативе.

— Что-то удалось добыть? — сгребая руку Пабло широкой, как лопата бульдозера, мозолистой лапищей, перешел к делу Аслан Хашутогянц.

— И не спрашивай, — отозвался Лева Деев, указывая на копию секретного приказа профессора Нарайана и схему закладки взрывчатки, которую уже внимательно изучали инженеры и Маркус Левенталь.

— Он что это? На полном серьезе? Это же сердце города! — не поверил Тонино, который вверенные в его попечение системы воспринимал как сложный организм, от нормальной работы которого зависела жизнь экипажа и пассажиров.

— У змееносцев нет привычки шутить, — хмыкнул Гу Синь.

— А у профессора Нарайана в особенности, — недобро усмехнулся Маркус Левенталь. — Мой коллега ненавидит все человечество.

— Но чего он боится? — удивился Ящер. — Здесь даже профсоюза нет, а о том, чтобы поднять восстание и начистить ряшку членам городского совета и тем, кто отгородился от нас гермозатворами, и речи не идет! Все настолько запуганы охотниками и бандитами, что голову поднять боятся.

— Еще бы не бояться! — сгорбил усталые плечи один из старых коллег Левенталя, седой, как лунь, старец с пронзительными васильковыми глазами. — Никому неохота оказаться заключенным на нижних ярусах рудника или стать подопытным у безумных коновалов нашего дорогого профессора.

Пабло чуть не подпрыгнул. Все-таки насчет экспериментов Вундеркинд не придумывал. Да и по поводу рудника не совсем ошибался. Порочная практика змееносцев в городе под куполом обрела свое продолжение. Вот почему так неохотно делились информацией коллеги с научного уровня, вот отчего Кристин так беспокоилась за отца. Пабло поежился, вспоминая плен. Интересно, если бы он знал, что его ждет в случае разоблачения, нашел бы он в себе силы, рискуя собой и Кристин, бросить Нарайану вызов?

— Подземные тюрьмы, секретные лаборатории! — сверкнув глазами, проворчал Маркус Левенталь. — Любая планета, куда добирается Альянс, превращается в фабрику смерти.

Пабло подумал о том, что если бы изуверы из Альянса не находили сторонников, то и Ванкувер не пришлось бы отвоевывать заново, и на Сербелиане их с Командором не захватили бы в плен. Впрочем, речь сейчас шла совсем не о том, и Лева Деев вернул их к основной теме.

— Мы говорим сейчас не о подземных тюрьмах и не о секретных лабораториях, — напомнил он. — Речь идет об уничтожении всего города. Без генераторов верхние тоже загнутся. Ну разве что помучаются подольше, чем мы.

— Никто не будет мучиться долго! — возбужденно воскликнул Тонино. — Кислород в городе добывается путем электролиза из подземного озера, возникшего на месте размороженного ледника, из этого же источника берут воду для охлаждения реактора. Поэтому взрыв генераторов уничтожит всю систему.

— А что такое ключ? — нахмурив сросшиеся брови над причудливо изогнутым носом, осведомился Аслан.

— Я так полагаю, что под «ключом» наш принц подразумевает клона своей погибшей невесты, которого потерял несколько лет назад на пустоши. — задумчиво пояснил Левенталь. — Принцесса Савитри Вторая не только наследница раджи Сансары, но и единственная хранительница кода от знаменитой сокровищницы.

— Как же Нарайан такую ценную спутницу потерял? — изумился обычно невозмутимый Лева.

Пабло тоже хотелось задать этот вопрос. За три месяца общения он убедился, что руководитель научного отдела человек не только жесткий, но максимально собранный и до цинизма прагматичный.

— На пустоши люди с непривычки ведут себя довольно непредсказуемо, — философски заметил Левенталь. — Когда Нарайан попал в город, он пребывал слегка не в себе. Все рвался назад, говоря, что должен спасти принцессу Сансары.

— А потом он увидел Кристин, и помутнение его рассудка перешло в новую фазу, — скривился Пабло, вспоминая навязчивые ухаживания профессора и весь его бред по поводу реинкарнации.

— Но если дочь раджи потерялась, в чем тогда проблема? — не понял Ящер. — Нарайан в городе уже четыре года. Так долго человеку на пустоши не продержаться. А пластинку с кодом искать — проще микрочип в куче металлической стружки найти.

— И тем не менее, принцесса не только выжила, но и сумела добраться до «Эсперансы». Нарайан об этом уже знает и отправил охотников, чтобы доставить этот ценный объект в город.

Кристин, видимо, решила, что ее организм достаточно восстановился. В самом деле, после водных процедур на ее милое лицо вернулся румянец, а в глазах снова появился задорный блеск. Среди вывернутых наизнанку агрегатов, моделей и чертежей она выглядела тропической рыбкой, чей аквариум по ошибке принесли в политехнический музей или вместо живого уголка поставили в кабинет физики. Нарядный бирюзовый свитер и скрывающий неизменный воротник-гидролизатор хомут или шарф в виде рыбацкой сети с запутавшимися морскими звездами в сочетании с еще влажными волосами вновь придавали ей сходство с русалкой или нереидой.

Старые инженеры улыбнулись дочери хозяина дома как старой знакомой, которую помнили еще маленькой девочкой, а Лева, Гу Синь, Ящер, Тонино и остальные поглядывали с осторожным интересом, с каким Пабло и его товарищи барсы тринадцать лет назад смотрели на Риту Усольцеву, пока не поняли, что переходить дорогу Командору не только бессмысленно, но и просто опасно. Сейчас друзья и новые знакомые с такой же легкой завистью, смешанной с уважением, поглядывали на Пабло, особенно когда Кристин, не скрывая нежности, проверила его рану, прощупала пульс и устроилась рядом, сосредоточенно изучая чертежи и временами с легким вызовом поглядывая на отца.

Маркус Левенталь в свою очередь одарил Пабло таким ревнивым и оценивающим взглядом, что у того едва не воспламенились мочки ушей. Впрочем, уже через миг конструктор вновь углубился в изучение схемы и обсуждение плана спасения города.

— До «Эсперансы» и обратно где-то трое суток пути на танках, — прикидывал Лева. — Еще какое-то время Нарайану понадобится, чтобы собрать все необходимое для путешествия.

— К генераторам все равно не пробиться, — покачал головой один из старых инженеров.

— Но ведь у нас есть доступ на верхние уровни, где находятся основные агрегаты, — не понял Пабло. — Если что, систему защиты я могу взломать.

— Там просто нечего взламывать, — вздохнул Левенталь. — Силовое поле включается и отключается вручную. Я сам разработал такую систему, опасаясь диверсий. К сожалению, борьба за власть началась в городе еще до того, как было завершено строительство, и далеко не всех устраивал тот порядок, который мы с моими товарищами пытались заложить. К тому же, любая попытка взлома может запустить систему самоуничтожения. Это уже нововведение нынешнего руководства, — добавил он, указывая на чертеж.

— Но они же не взорвут генераторы, пока в городе находятся Нарайан и его приближенные, которым обещали место на «Эсперансе», — не поверил Санчес, на угреватых скулах которого ходили желваки.

— Без особых проблем, — обреченно покачал головой Левенталь. — Все помещения города обладают повышенной сейсмоустойчивостью. На верхних уровнях есть резервные кислородные установки, которые помогут продержаться какое-то время и успешно провести эвакуацию на корабль, а вот жители, оставшиеся за пределами разделительной двери, автоматически обречены еще до того, как рванут реакторы. Безо всякого деления на «мутантов» и «уродов». Здесь даже не на всех хватает экзоскелетов. Не говоря уже о кислородных шашках. Не забывайте, население растет не только за счет вновь прибывших.

— А если подобраться к генераторам снизу, со стороны озера? — предложил Тонино. — Защитного поля там уже нет.

— Конечно нет, — хмыкнул Левенталь. — Потому что все двери и гермозатворы отпираются только изнутри. Там, само собой, предусмотрены технические отверстия, — он указал на схему. — Но в них даже ребенок не протиснется.

— Сюда бы дронов-сороконожек, — покачал головой Пабло, который лично участвовал в подрыве института бионики.

— Или мартышек Эркюля, — переглянулись Ящер и Гу Синь, вспоминая бедового агента Сопротивления, который после окончания операции на Раване пустился в какие-то сомнительные авантюры.

Вскоре след его затерялся.

— Я могла бы вернуться к Нарайану и, убедив его, что вспомнила «свое прежнее воплощение» и нашу любовь, отключить силовое поле, — не решаясь поднять глаза, предложила Кристин.

— И не думай! — ответили ей десять голосов разом.

Пабло рефлекторно прижал любимую к себе, будто опасался, что она осуществит свой замысел прямо сейчас. Он понимал, что в Кристин говорит безысходность, и она готова пожертвовать собой, и все равно испытывал ревность.

— Даже если Нарайан поверит в твою ложь, он никогда не допустит тебя до оборудования такого уровня секретности, — строго и назидательно отчитал девушку отец. — Мой ученый коллега, конечно, безумец, но не дурак. Я посмотрел информацию об «Эсперансе». Корабль и в самом деле уже готов. Бывший член совета директоров «Панна Моти» за два года сумел завершить работу, на которую я потратил три десятка лет.

— Вопрос, какой ценой, — проворчал Аслан, красноречиво указывая на окружающую их убогую обстановку.

Насколько Пабло сумел разобрать из разговоров товарищей, на нижних уровнях люди зачастую жили гораздо хуже.

— Змееносцам неведомо понятие гуманизм, они действуют по принципу «цель оправдывает средство», поэтому и добиваются впечатляющих результатов, — вздохнул Левенталь.

— Сейчас я думаю, что, если бы я поменьше слушал совет и из года в год не откладывал сроки ради решения, как мне казалось, более насущных проблем, Нарайан и ему подобные не захватили бы власть, а мир уже давно узнал бы о городе в треугольнике Эхо.

— Если он сумеет уничтожить город, мир точно ничего не узнает, — напомнила Кристин.

— Но должен же существовать какой-то выход! — выставив бивни вперед, набычился Ящер.

Левенталь скептически глянул на острый гребень, который неистовый абордажник использовал в качестве оружия в разборках с местными бандитами, и открыл карту пустоши.

— Если мы не можем остановить разрыв сердца, то мы должны его предотвратить, — использовав метафору Тонино, назидательно проговори он. — Если не получается добраться до генераторов, мы можем перехватить ключ.

— Но ведь охотники уже ушли, — напомнил Пабло.

Конструктор снисходительно усмехнулся.

— Если они получили приказ доставить принцессу в город, подкараулим их на обратном пути. Большой кольцевой перевал имеет только один проход. И до него всего сутки пешего хода. Так что в запасе у нас почти двенадцать часов. Ты, Лев, что-то говорил про переносные плазменные установки, — повернулся он к Дееву.

— Бесполезно, — покачал головой тот. — Их даже на черном рынке не добудешь.

— У меня в надежном месте припасена взрывчатка, — предложил Аслан Хашутогянц. — На руднике без нее никак. Конечно, с плазмой было бы надежнее, но подорвать танки тоже сойдет.

— Нам же самое главное — добыть тот самый ключ? — уточнил Санчес.

— Как бы цинично это ни звучало, — кивнул Левенталь. — Хотя я предпочел бы обойтись без жертв. Сколько понадобится времени, чтобы собрать людей и необходимое оборудование?

— Часов за восемь успеем, — прикинул Лева.

— Но как быть с безопасниками? — напомнил Ящер. — Они выпускают за пределы рудника лишь своих и людей Хайнца или Железноглазого, которые платят с каждого рейда солидную мзду.

— Каким образом выйти из города — это уже моя забота, — с оттенком легкого превосходства улыбнулся Левенталь. — Неужели вы думаете, службе безопасности известны все входы и выходы?

— Папа, а ты что, тоже собираешься идти? — обеспокоенно нахмурилась Кристин, и старые инженеры повторили ее вопрос.

— Почему бы и нет, — пожал плечами Левенталь. — Я брожу по этой пустоши уже более тридцати лет.

— Для того, чтобы атаковать охотников, нам понадобится не менее полутора десятков бойцов, — начал подсчет Лева.

— У нас с Санчесом в строю около десятка, — прикинул Аслан. — Еще пару-тройку человек можно попросить у Рыбака.

— Я бы позвал Йохана Далена, — предложил Ящер. — Но он сейчас работает на Хайнца, и я не знаю, насколько ему можно доверять.

— Без Далена обойдемся, — нахмурил светлые брови Лева. — И так уже полтора десятка набирается.

— А что у вас с оператором сети? — осторожно поинтересовался Пабло, заметив, что капитан в его сторону даже не смотрит.

— Ты все равно не сможешь пойти, — придирчиво глянул на него Лева.

— Это почему? — возмутился Пабло.

— Да ты ж, пока мы тебя сюда довели, чуть в обморок не упал, — напомнил ему капитан. — Да и сейчас выглядишь почти так же хреново, как после застенка.

— Мы с Гу Синем тебя на руках, как на Ванкувере, таскать не намерены! — состроил жуткую гримасу Ящер, которому тогда и в самом деле пришлось вместе с Гу Синем буквально волоком тащить едва вышедшего из комы оператора по вентиляционной шахте.

— Мне для полного восстановления требуется шесть часов сна и плотный завтрак, — отозвался Пабло.

— Вот утром и поговорим, — примирительно рассудил Лев.

— Ты всегда вызываешься добровольцем? — с легкой обидой поинтересовалась Кристин, когда они ненадолго остались одни.

— Ну, ребятам реально в такой экспедиции помощь нужна, — виновато пробормотал Пабло, наблюдая, как она освобождает от хлама один из топчанов и стелет ему постель.

Сама она намеревалась провести ночь в заново подготовленной ванной.

— Обычно моя работа такова, что даже корабль покидать не приходится, — пояснил Пабло, не совсем понимая, почему должен оправдываться.

С другой стороны, он понимал, что Кристин даже в убежище отца не находится в безопасности. Впрочем, уже в следующий миг ее глаза сверкнули задором:

— По тебе не скажешь, особенно после того, как ты так лихо раскидал четверых отборнейших головорезов из личной охраны Нарайана, — взбивая подушку, лукаво улыбнулась она.

Хотя во время побега девушка пребывала в состоянии, близком к обморочному, это не помешало ей рассмотреть практически все.

— Ну, в составе любой разведывательно-диверсионной группы оператор сети тоже нужный специалист, — смущенно пояснил Пабло. — Приходится поддерживать форму.

Он привлек любимую к себе, зарывшись лицом в копну золотистых волос, и Кристин не отстранилась…

(обратно)

Глава 16. Перевал Большого кольца

Утром Лева признал, что оператор для марш-броска на пустошь вполне готов, и торжественно выдал экзоскелет и необходимое для работы оборудование.

— Можно подумать, допинг применял, — придирчиво глянул он на Пабло, пока тот на пару с Маркусом Левенталем с аппетитом уминал тушеный с овощами кусок давешнего окорока кутулуха.

Кристин успела встать пораньше и приготовила завтрак.

— С таким допингом, пожалуй, я бы со смертного одра встал, — недвусмысленно указал на девушку Гу Синь, когда Левенталь ушел готовить свой экзоскелет.

В это время в убежище ворвался возмущенный Ящер.

— Я что-то не понял, Супер-Лев! — напустился он на Леву. — Почему меня не берут на пустошь, словно я какой-то малахольный Тонино?

— Тонино не малахольный, — даже бровью не поведя, отозвался Деев. — Просто он лучше других разбирается в работе системы жизнеобеспечения и, если что, сумеет что-то предпринять, чтобы город продержался, пока мы не вернемся.

— А я, по-твоему, должен его охранять? — возмутился Ящер.

— Твоя основная задача — отыскать Брендана, — напомнил ему Лев.

— Почему моя-то? — обиделся Ящер.

— У тебя лучше всего получается общаться с мутантами, — спокойно пояснил Лева.

— Ага, получается! — возмутился Ящер. — Я этой ночью, пока их уровень облазил, дважды чуть тумаков не отведал. Раптор злой, как десяток динозавров. Разве что не кусается.

— Что-нибудь удалось узнать? — в один голос обеспокоенно спросили Пабло и Кристин.

— Вроде как наш орел от мутантов отбиться сумел, — объяснил Ящер, — А потом вместе с какой-то шалавой на уровне рудокопов затерялся. Ну, вы же знаете, Вундеркинд бабу и в мужском монастыре найдет.

Лев укоризненно глянул на товарища, который мог бы в присутствии Кристин хоть немного придержать язык. Но та только насмешливо фыркнула: повадки Брендана она за прошедшие три месяца успела достаточно хорошо изучить.

— Я хотел расспросить о нем Йохана Далена. Этот рыжий плут знает все обо всех, — не заметив намеков, продолжал Ящер. — Но он куда-то запропастился, а однорукий Тавиньо, поскольку вчерашний поединок отменили, и он не сумел просадить деньги на тотализаторе, ушел с горя в запой.

— В общем, мне все равно, выведешь ли ты из запоя Тавиньо или докопаешься до Далена, но Брендана надо найти до того, как на его след нападут охотники, — подытожил Лева. — Да и за Кристин присмотреть неплохо бы.

— Не надо за мной присматривать, — безмятежно улыбнулась девушка, убирая остатки завтрака и раскладывая на столе какие-то странного вида приборы. — Я иду вместе с вами. Должен же кто-то защищать группу от медуз. Да и врач может оказаться не лишним.

Пабло почувствовал, будто с него заново сдирают кожу. Нечто похожее он испытал на Ванкувере, когда узнал, что его мать осталась в качестве медработника с подразделением полковника Корзуна, героическими смертниками, прикрывавшими отлет последних кораблей.

— Это из-за меня? — глянул он на Кристин, чувствуя себя эгоистом и негодяем.

— Отряду нужен оператор, — ободрила его любимая. — А я знаю пустошь так же хорошо, как и мой отец.

— Но ты же задыхаешься даже после легкой прогулки, — привел Пабло самый важный, как ему казалось, аргумент.

Конечно, их вчерашнее путешествие по коридорам легкой прогулкой не назвали бы даже выпускники Академии Звездного Флота. Особенно если учесть, что до этого девушка пережила анафилактический шок. Но в спортзале она тоже не смогла выдержать пустяшную нагрузку, да и в «Пульсаре» поминутно отлучалась, чтобы дать влагу несчастным жабрам.

— Неужели ты думаешь, что в качестве дыхательной смеси у меня там будет обычный воздух? — загадочно усмехнулась Кристин, как никогда похожая на морскую царевну из сказки, хотя к этому времени уже сменила свой нарядный свитер на подключенный к системе жизнеобеспечения комбез.

— Она защищала диссертацию как раз по медузам, и во время сбора материала проводила не только лабораторные исследования, — успокоил Пабло явно тронутый его заботой Маркус Левенталь. — К тому же, пустошь — это последнее место, где Нарайану придет в голову ее искать.

— Как броня? Не давит? — придирчиво оглядел оператора сети Лева, когда Пабло облачился в экзоскелет.

— Ты не смотри, что потрепанная, — добавил Гу Синь, проверяя нагрудные пластины видавшего виды скафандра на предмет повреждений. — Пробоины мы залатали, системы отладили, а внешний вид никому особо не нужен. На пустоши все равно темно.

— Дареной броне в забрало не смотрят, — перефразировав старую шутку Петровича про паровоз, отозвался Пабло.

Он знал, что оружие и экзоскелеты имели право носить лишь полицейские и охотники. Не говоря уже о взрывчатке и аппаратуре для взлома защитного поля. И хотя сотни стволов и десятки комплектов армейской брони оседали на черном рынке, воротилы теневого бизнеса и главари преступных группировок не спешили делиться с бойцами сопротивления, предпочитая безнаказанно обделывать разные темные делишки с охотниками при полном попустительстве городских властей.

— У нас здесь почти каждый ствол и наиболее ценное оборудование оплачены чьей-то кровью, — пояснил Санчес, проверяя зарядку аккумуляторов и клапана кислородных баллонов. — Большую часть из того, что имеем, добыли на разбившихся кораблях или у черных копателей отбили.

— Да что там говорить про стволы, — махнул рукой Аслан Хашутогянц. — Даже костюмы радиационной защиты, в которых мы работаем на руднике, подлежат учету, а все выходы из штолен под охраной. Ну, почти все, — улыбнулся он, обменявшись выразительными взглядами с Маркусом Левенталем.

Хотя привычный вес двадцати килограммов макромолекулярных пластин, датчиков, подводки и трубок охлаждения ощущался сейчас запредельной тяжестью, Пабло понимал, что дело вовсе не в снаряжении, а в нем самом. Все-таки после вчерашнего рывка по-хорошему стоило пару дней отдохнуть. Но в отряде больше никто не сумел бы выполнить работу оператора. Да и опыт участия в боевых действиях имели лишь они с Левой, Ящером и Гу Синем и еще двое ребят из экипажа «Павла Корзуна».

Артиллерист Цветан Котарак и абордажник Прокопий Кавакос хотя и не прошли горнило Ванкуверской мясорубки, последние десять лет служили на внешней границе, где стычки со штурмовиками Альянса постоянно чередовались с охотой на пиратов. Да и злополучная экспедиция на Васуки, окончившаяся гибелью Наташи Серебрянниковой и еще нескольких ученых, стоила любой спецоперации. Прокопий и Цветан не только выжили в резне, но, пробившись с одним из аборигенов с боем к выходу из дворца, спасли маленькую царевну.

Пока Цветан, со своими круглыми зелеными глазами и вечно встопорщенными усами действительно похожий на вернувшегося из мартовского загула кота, объяснял, где находятся уязвимые места танка и как пройти рядом, но не угодить под огонь плазменной установки, Прокопий, огромный и косматый, как пещерный медведь, повторял с новичками правила ближнего боя. В это время Аслан и другие подрывники, в числе которых оказался и шестнадцатилетний сын геолога Смбат, распределяли по рюкзакам тротил, шанцевый инструмент и взрыватели. В их замысле правильный подрыв составлял половину успеха.

Наблюдая за этой спокойной и деловитой подготовкой, Пабло испытал странное дежа вю. Точно также сосредоточенно и без лишней суеты они с группой Арсеньева готовились к подрыву института Энергетики на Ванкувере или штурму кораблей на Васуки. Только взрывчаткой обычно занимались Петрович и Дин…

Пабло поскорее прогнал ненужные мысли: не хватало еще вспомнить операцию на шахте «Альтаир», закончившуюся пленом! Он подогнал броню и стал закреплять устройства подключения к внутренней сети. Хотя большая часть оборудования не выпускалась уже лет десять, Пабло не стал привередничать: тянет программы взлома и ладно. Если что, он снова задействует сильфидскую игрушку и войдет в систему по нейросети. Его сейчас больше беспокоила Кристин.

Дочь Маркуса Левенталя сноровисто и умело разбиралась с заковыристыми крепежами подогнанного почти что по фигуре облегченного варианта защитного костюма, прилаживая к системе жизнеобеспечения трубки, по которым должна была поступать дыхательная смесь. Пабло обратил внимание, что ее ребризер имеет несколько иную конструкцию, позволяющую задействовать в дыхании жабры.

Помимо кислорода, воды и запаса белкового концентрата девушка собиралась нести еще какое-то мудреное оборудование, включающее устройства для отпугивания медуз и ловушки.

— Не только же охотникам использовать наше с отцом изобретение, — сверкнула она глазами, поймав вопросительный взгляд Пабло. — Они и так сделали нас изгоями в родном городе!

— По поводу изгоев, — строго глянул на товарищей Маркус Левенталь. — Надеюсь, семьям об истинных целях нашей экспедиции никто ничего не сказал?

— Как можно, Маркус! — обиделся седовласый инженер, которого звали Джошуа Грин. — Все прекрасно осознают степень ответственности. Думаю, дополнительные неприятности не нужны никому.

— Моя семья со мной, — приобняв сына, который в будущем обещал стать таким же широким и крепким, как отец, сверкнул белыми зубами на смуглом лице Аслан.

— А у нас и семей-то никаких здесь нет, — бросив снисходительный взгляд в сторону Пабло, отозвался за свой экипаж Лев Деев.

— Если Нарайан проведает о наших планах, заключение на руднике покажется раем, — пояснил Маркус Левенталь, открывая в одной из стен своего убежища незамеченный ранее проход.

На этот раз им пришлось долго лезть вверх по вентиляционной шахте, чтобы потом проделать такой же длительный спуск. Впрочем, Пабло уже почти освоился: тело само вспомнило отработанные до автоматизма навыки. К тому же, все экзоскелеты имели инерционные усилители. Даже Кристин уверенно держалась за скобы и карабкалась вверх с упорством маленькой белки, которой вздумалось покорить Джомолунгму.

— Не надо, я сама, — почти обиженно глянула она на Пабло, когда тот попытался ее подстраховать.

На этом участке они шли еще с открытыми линзами шлемов и при общении не прибегали к устройствам связи. Только нижняя часть ребризера Кристин защищала жабры.

— Ты же о помощи не просишь, — с легким вызовом добавила девушка, давая понять, что недавняя слабость возлюбленного для нее не осталась тайной.

— Еще чего! — фыркнул Пабло, поднявшись на несколько ступенек, чтобы все-таки подсадить Кристин, безуспешно пытавшуюся дотянуться до слишком высоко вбитой скобы.

— Просто мне не очень нравятся тоннели, — признался он, отыскивая в полумраке милое лицо и наливные, манящие губы.

Кажется, Кристин опять догадалась, о чем он подумал. Для понимания им даже не требовалось обмениваться мыслями. Сладкий жар ее поцелуя мигом изгладил из памяти и ледяные тоннели алмазной шахты «Альтаир», и отчаянные гонки на проходческих комбайнах наперегонки с грохочущей водой, и жуткую свалку в подземной лаборатории и открывшийся портал, означавший начало их плена^[40].

— Но вы же все равно тогда спасли людей, — с обожанием глядя на «оператора своей жизни», как в шутку сказал кто-то из ребят, проговорила Кристин. — И мы город спасем.

Пабло сумел ответить лишь еще одним поцелуем.

Вскоре им пришлось закрыть линзы. В пробах увеличилось содержание тяжелых металлов, а уровень радиации вырос в разы: отряд приближался к руднику. Через пару сотен шагов коридор воздуховода и в самом деле сменился изогнутым горизонтальным штреком, отходящим от многокилометрового шахтового ствола. Сложенные из ноздреватого песчаника и карнотита ребристые стены издали напоминали мозговой канал хребта гигантского ящера, а вблизи выглядели окаменевшей губкой. Вкрапления черного молибденита и сероватого настурана^[41] образовывали причудливый узор.

— Вы проверяли, на этом участке точно не ведется никаких работ? — обеспокоенно спросил Джошуа Грин.

— Начальник смены — наш человек, — успокоил его Аслан. — Это он обеспечил нам прикрытие. Официально, все мы вышли в длительную геологоразведочную экспедицию.

— Было бы неплохо, если бы он нам еще подогнал броню, — вздохнул Прокопий, которому достался самый громоздкий комплект.

— И скорчеры. Типа в тоннелях от медуз отстреливаться, — нервно хохотнул Цветан.

— Сейчас главное — на внешнем контуре не нарваться на патрули, — озабоченно проговорил Лев, вглядываясь во тьму штрека в ожидании неприятных сюрпризов.

— Проскочим как-нибудь, — успокоил его Гу Синь. — Чай, не впервой.

Пабло невольно позавидовал товарищам. Конечно, ребята жили и трудились в условиях, далеких от рафинированно-тепличных, и точно знали, что неповиновение повлечет за собой наказание едва ли не хуже смерти. Как поведали Цветан и Аслан, заключенным на руднике не всегда выдавали даже респираторы, а уровень радиации там зашкаливал. И все же они продолжали борьбу, с риском для жизни выходили на пустошь, добывали оружие и оборудование, чтобы на равных противостоять охотникам. Стоило все-таки попытаться сразу уйти. Добиться перевода на комбинат, надерзить начальству. Но тогда истинные планы профессора Нарайана остались бы тайной, а город не получил бы даже призрачного шанса на спасение.

Впрочем, эти переживания и размышления пришлось на какое-то время отложить. Программа слежения засекла сигнал патруля.

— Судя по направлению, они крутятся возле нашего выхода, — озабоченно проговорил Маркус Левенталь. — Похоже, это даже не патруль, а ремонтники. Генераторы защитного поля — весьма капризная штука, а запчасти к ним в городе с недавних пор выпускать перестали.

Пабло подумал, что отказ от производства необходимых городу модулей и блоков наверняка связан с ускорением работ по переоборудованию «Эсперансы», которое в последние несколько лет шло просто ударными темпами.

— Если поломка серьезная, ремонтники застрянут здесь надолго, — озабоченно проговорил Санчес.

— Я могу их отвлечь, — предложил Пабло. — Тем более, насколько я понял, причина сбоя не в оборудовании, а в программном обеспечении.

Маркус Левенталь и Лева Деев одобрительно кивнули, а Аслан, Санчес и остальные недоуменно глянули на оператора.

— Что значит отвлечь? — почти испуганно переспросил Джошуа Грин. — Если мы вторгнемся в систему, они ж нас в два счета засекут!

Пабло вместо ответа подключил сильфидский компьютер. В глазах сразу потемнело, а окорок кутулуха запросился наружу. Плотоядное устройство, словно кишечный или легочный паразит, требовало свою кровавую дань. Кристин, почуяв неладное, открыла на плече брони оператора медицинский клапан, специально предназначенный для оказания первой помощи во время боевых действий или работ в агрессивной среде. Пабло отстранился. Лекарства могли понадобиться еще на пустоши. Он отпил глоток апельсинового сока, пропихивая окорок обратно. Муть перед глазами рассеялась настолько, что удалось достаточно быстро обнаружить погрешность в коде и устранить.

— Ну, и чего они там тормозят? — нетерпеливо протянул Гу Синь, разглядывая изображение с камер наружного наблюдения.

— Могу на соседнем генераторе поломку организовать, — предложил Пабло.

— Лучше я натравлю на них медуз, — мстительно проговорила Кристин, разворачивая какое-то диковинного вида устройство.

— Да что их натравливать! Они и так кишмя кишат, — обреченно пробасил Прокопий, который во время одной из попыток атаковать змееносцев едва не сделался добычей темных тварей.

Медузы и в самом деле чувствовали себя в окрестностях города вольготнее, нежели где-либо на пустоши. Привлекаемые многочисленными свалками, неизбежными на планетах, где на переработку отходов не хватало средств, они собирались в колонии, образуя причудливый узор, напоминающий муаровый рисунок пятен на шкуре черной пантеры.

К счастью, ремонтники убедились, что проблема с генератором устранена, и поспешили уйти в сторону главных ворот под защиту поля.

— Ну, девочка, запускай свою чудо-машину, — одобрительно кивнул Кристин Джошуа Грин.

— Только не на полную мощность, — предупредил Маркус Левенталь. — Дозорные с башен не должны нас увидеть. Медузы, наоборот, послужат нам хорошей маскировкой. Главное, не паниковать и держаться друг друга.

Он выключил подсветку на шлеме, и остальные последовали его примеру, полагаясь на приборы ночного видения.

Кристин и в самом деле оказалась ценным членом отряда. Разработанная ею совместно с отцом система отпугивания медуз действовала безотказно. Хотя недружелюбные аборигены Эхо окружили отряд так плотно, что напоминали не то завесу черного тумана, не то пласты размотанного войлока или стекловолокна, Пабло и его товарищам даже не пришлось понапрасну разряжать скорчеры или тратить энергию защитного поля. Медузы, словно повинуясь дудочке крысолова, хотя и роились вокруг отряда черными клубами, приблизиться на расстояние атаки не решались. Как пояснила Кристин, ей удалось распознать разновидность волн и частоту, на которой общались медузы, и теперь девушка почти что управляла ими, имитируя сигналы атаки или предупреждение об опасности.

— Вот так чудеса! — бурно выражал свою радость Прокопий. — С таким оборудованием нам и слой «хамелеон» не нужен.

Пабло с легкой ностальгией тоже вспомнил сравнительно новую и пока засекреченную разработку Содружества, позволявшую разведчикам и участникам спецопераций максимально долго оставаться невидимыми для противника. На шахте «Альтаир» это изобретение, впрочем, не помогло избежать плена. Зато сыграло решающую роль в освобождении заключенных и подопытных. Участники нынешней экспедиции такой не имели.

— Теперь нашим «хамелеоном» пользуются охотники, — с обидой проговорил Гу Синь, имея в виду экзоскелеты с борта «Павла Корзуна».

— Против медуз ваше чудо техники все равно бессильно, — успокоил бойца Маркус Левенталь. — Эти твари чуют органику с расстояния сотни километров. И никакие отражатели им не помеха.

Вскоре бойцам представился случай убедиться в справедливости этого утверждения. Отряд прошел около пяти километров, огибая город с той стороны, где глубже лежала тень от гор, когда Пабло снова засек сигнал за пределами защитного поля.

— На этот раз точно патрульные, — подтвердил его предположение Маркус Левенталь.

— Разъездились тут, — проворчал Прокопий. — Что им вообще нужно?

— Когда город только возводили, они охраняли бригады строителей и рабочих от медуз, — со вздохом пояснил конструктор. — Потом им поручили осматривать выходы из шахт, по которым на поверхность вывозят пустую породу, чтобы медузы не проникли внутрь. Сейчас они официально продолжают выполнять эту функцию, но на самом деле в основном берут мзду с черных копателей Хайнца и выслеживают беглецов.

— Разве из подземных тюрем можно сбежать? — не скрывая ужаса, спросил юный Смбат, который вместе с отцом уже трудился в забое.

— Сбежать, молодой человек, можно из любой тюрьмы, — назидательно проговорил Джошуа Грин. — Только на пустоши не выжить.

Словно в подтверждении слов старого инженера откуда-то из расщелины скал вынырнул человек в видавшем виды костюме радиационной защиты, позволявшем какое-то время продержаться и за пределами города. В руках бедолага сжимал отбойный молоток, обмотанный обрывком цепи…

Поскольку беглец неровными зигзагами двигался в их сторону, Кристин метнулась к своим приборам, настраивая их так, чтобы расчистить ему путь и дать шанс выжить при встрече с медузами. Но ее опередили. Тьму пустоши прорезала вспышка выстрела, и человек, выронив отбойный молоток, упал лицом вниз, разбрызгивая по камням кровь и ошметки разорванных внутренностей. Поскольку костюм радиационной защиты не имел полноценной системы жизнеобеспечения, поддерживающую функционирование организма на случай плазменных ранений, беглеца не сумел бы спасти даже самый искусный врач. Медузы довершили дело.

— Не стрелять! — остановил своих бойцов Маркус Левенталь, когда из-за скал показалась группа охотников на квадроциклах. — Пока они нас не увидели, мы не имеем права рисковать.

И все же беглец не остался без отмщения. Кристин хладнокровно врубила на полную мощность сигнал атаки, и через несколько мгновений вокруг охотников закружился черный вихрь. Медузы напали внезапно и безжалостно. Убийцам не помогли ни скорчеры, ни быстрота квадроциклов, ни самопроизвольно сработавшая защита на броне. Вскоре о существовании патруля напоминало лишь черное скопление медуз, собравшихся на пиршество.

— Побольше бы нам таких устройств! — пробормотал Прокопий, потрясенно глядя на внешне невозмутимую Кристин.

— А потом послать охотникам официальный вызов: ждем вас на пустоши, — хмыкнул Лева Деев.

— Уходим, — оборвал эти рассуждения Маркус Левенталь. — Пока медузы не переключились на нас.

— Броню захватить бы, — посетовал запасливый Гу Синь. — Жалко добро Хайнцу и его стервятникам оставлять.

— На обратном пути заберем, — предложил Цветан. — Все равно раньше, чем через три-четыре дня, медузы отсюда не уберутся.

Пабло осторожно взял Кристин под руку. Даже сквозь экзоскелет ощущалось, что девушку трясет. Пабло вспоминал, как сам переживал после первой рукопашной, как его вывернуло наизнанку. А Кристин только что убила четверых человек.

Впрочем, через какое-то время она взяла себя в руки и даже развернула ловушки для отлова особо ретивых и прытких медуз. Энергия электрического заряда темных тварей помогала на пустоши дольше сохранять работоспособность аккумуляторов. Такими ловушками пользовались все охотники, и мало кто знал, что их придумала дочь Маркуса Левенталя.

Кристин и сама выглядела опытной и умелой охотницей, чем-то походя то ли на крадущуюся пантеру, то ли на оказавшегося в родной среде обитателя морских глубин. Она двигалась легко и уверенно, как человек, идущий давно знакомым маршрутом, предупреждая менее опытных участников вылазки об опасностях, безошибочно отыскивая между выбоин, обломков и замаскированных космическим хламом трещин единственно правильный путь.

Казалось, не ведающий света, как и океанское дно, вывернутый наизнанку мир пустоши считал гидропонную нереиду своей. Впрочем, этот край вселенной и в самом деле напоминал загадочный абиссаль, населенный странными, враждебными тварями. Поднявшиеся во время движения литосферных плит причудливой формы скалы не хуже глубоководных желобов выполняли роль ловушек для осадочных пород и космического хлама. Далекие вулканы дымились и вздрагивали, подобно черным курильщикам. Разбившиеся звездолеты хранили тайн не меньше, чем золотые испанские галеоны, а подсвеченный изнутри купол города в этом мире мрака и хаоса казался сказочным янтарным замком.

Вот только сердце этого чуда человеческого гения и упорства оплел жадный спрут, мировой змей, безжалостный и неумолимый. И хотя Пабло был простым рыбаком из сети, он бы не побоялся бросить чудовищу вызов. Однако змей от поединка уклонялся, собираясь нанести удар исподтишка.

— Что-то охотнички наши задерживаются, — вглядываясь в зеленоватую в свете приборов ночного видения мглу, заметил Прокопий.

— Видать, принцесса Сансары оказала слишком теплый прием, — отозвался Гу Синь.

После суток пути участники операции оказались на гребне перевала Большого кольца. Внизу почти до самого горизонта простирался гигантский котлован, образовавшийся, вероятно, из-за попадания метеорита. Черная звезда и пульсар притягивали не только корабли и человеческие горести, но и обломки небесных тел.

— Да пускай хоть еще сутки там копаются, — отозвался Аслан Хашутогянц, который вместе с сыном и еще тремя геологами простукивал стены прохода, выбирая оптимальное место для закладки взрывчатки. — Лучше подготовимся.

— Что-нибудь удалось уловить? — поинтересовался у Пабло Маркус Левенталь, убедившись, что стрелки надежно скрыты за обломками скал, а взрывотехники вот-вот приведут устройства в готовность.

— Какая-то странная картина, — озабоченно отозвался оператор. — Охотники скоро появятся в зоне видимости. Но помимо них я засек еще чей-то сигнал поблизости.

— Может быть, это из города? — предположила Кристин, которая расставила свои ловушки и устроилась рядом с Пабло, продолжая охранять отряд от медуз.

Весь непростой путь она выдержала молодцом, даже не заикнувшись о привале, и лишь позволила отцу и Пабло взять на себя часть громоздкого снаряжения. Правда, когда она пыталась говорить, в динамиках что-то странно булькало, поэтому она предпочитала общаться в форме сообщений.

— Да нет. Городской сигнал я знаю, — покачал головой Пабло. — Такое ощущение, что ваших охотников пытается взломать еще один оператор, и этот код слишком похож на тот, который мне передавала Онегин, когда мы штурмовали «Нагльфар».

— Неужто мой одноклассник? — оживился Маркус Левенталь.

— Только Шварценберга тут не хватало, — в один голос проворчали Лева и Гу Синь.

— А что, на Раване он и его ребята зажигали знатно, — вступился за старого пирата Цветан.

— Это, что ли, когда вы квасили на спор, кто кого перепьет? — поддел товарища Прокопий.

— Нет, когда альянсовские истребители в космический хлам превращали, — напомнил ему артиллерист.

— Я вижу охотников! — доложил стоявший в дозоре Санчес.

Пабло тоже поспешил вывести на вирт-окна шлемов увеличенное изображение двух танков, которые, выкатившись из узкой горловины ущелья, резво порысили по уступам и террасам пологой части спуска в долину. В кабине головной машины находилась скованная магнитными наручниками принцесса. Пабло пожалел, что не видит лица, скрытого линзой шлема. Впрочем, он и так помнил, что невеста профессора Нарайана похожа на Кристин лишь белизной кожи и цветом вьющихся волос. Видимо, для безумного правителя Сансары сходство значения и не имело.

— Бедная, — пожалела девушку Кристин, которая сама несколько часов назад едва не сделалась игрушкой профессора. — За что ее так?

Пабло пожал плечами. Он просто не успевал думать о принцессе. Мудрил с оптикой приборов ночного видения, пытаясь приблизить место, откуда получил второй сигнал. К тому времени, когда он засек группу бойцов, притулившихся на одном из обрывистых карнизов, танки как раз выехали на нижний уступ. Пропустив вперед головной танк, двое отчаянных диверсантов проскользнули в узкое слуховое отверстие, предназначавшееся для отлова медуз, и устроили охотникам настоящий судный день. Вскоре к ним присоединились и остальные, среди которых по сделанному на заказ модифицированному экзоскелету Пабло безошибочно узнал Шварценберга. Старый пират, несмотря на сломанный позвоночник, не утратил боевых навыков, и вскоре танк перешел под его контроль.

— Да они всю работу сделали за нас! — разочарованно протянул Прокопий, который, как и остальные, соскучился по боевым операциям.

— Ну, я же говорил, что ребята Шварценберга, когда надо, показывают себя молодцами! — обрадовался Цветан.

— Вопрос, на какой стороне они сражаются, — хмыкнул Гу Синь.

Заслуженный абордажник слишком хорошо помнил прогулку по лабиринту монстров на Васуки, когда ему вместе с Клодом, Дином и Ящером пришлось спасать юных пленников, которых старый пират отправил на съедение чудовищам. Среди заложников находился Брендан.

Пабло тоже часто вспоминал битву у реки Фиолетовой и сражение на пустоши, когда пираты едва не захватили «Падрус» и другие корабли. Впрочем, не мог он забыть и экстренную эвакуацию с Раваны, когда «Нагльфар» вместе с истребителями Содружества прикрывал от штурмовиков Альянса «Луи Пастера» и «Гризли», на борту которых находились не только они с Командором, но и несколько тысяч узников «Панна Моти», спасенных Ритой Усольцевой.

— Не могу понять, почему охотники со второго танка не открывают огонь? — озабоченно проговорил Маркус Левенталь, с напряженным интересом следивший за ходом сражения.

— Они пока не видят то, что видим мы, — пояснил Пабло. — Нынешний оператор молодец, что не важничает и пользуется программами, которые разрабатывала Онегин.

Левенталь только покачал головой. В тонкостях работы защитных систем он разбирался явно меньше, чем в ракетных двигателях.

В это время с головного танка все-таки открыли огонь и тут же получили сокрушительный ответ.

— Вот это выстрел! Это ж надо с первого раза перебить гусеничную ленту! — восхитился Цветан, когда танк, в котором находилась принцесса, закрутился на месте, не удержался на обрывистом склоне и начал падать вниз.

Внутри творился хаос. Членов экипажа, хотя они и были в экзоскелетах, мотало из стороны в сторону, ударяло обо все поверхности. У кого-то раскололся шлем, кому-то незакрепленный ящик с боеприпасами размозжил грудную клетку. Принцесса тоже пыталась закрыться и сгруппироваться, но на нее падали люди и предметы. Потом что-то рвануло, и картинка пропала.

— Ну, что? Можно возвращаться в город? — спросил Аслан Хашутогянц, явно разочарованный, что ему и его товарищам пришлось без толку тащить несколько десятков килограмм взрывчатки.

Не говоря уже о том, к каким ухищрениям пришлось прибегать, чтобы перенести этот опасный и приметный груз к месту сбора.

— Спускаемся вниз, — скомандовал Маркус Левенталь. — Даже если принцесса не выжила, мы должны забрать ключ от сокровищницы. Какие бы планы ни вынашивал мой одноклассник, наш главный козырь в игре против Нарайана я ему отдавать не намерен.

(обратно)

Глава 17. Задира и Клотик

«Контейнер от мусороуборщика», «ланцетник-переросток», «лужица первичного бульона», «испражнение колонии бактерий». Это были наиболее заковыристые, но отнюдь не самые крепкие выражения из тех, в которых Шварценберг объяснял Чико его неправоту. Хотя в другой ситуации парень, сумевший метким выстрелом уничтожить опасного противника, несомненно, заслужил бы похвалу. Впрочем, капитан, который вытрясал из молодого абордажника душу, еще в какой-то мере его спасал.

Даже совместных усилий Шаки и Эркюля едва хватало, чтобы сдержать бьющуюся в истерике Пэгги, порывавшуюся просто свернуть парню шею. А еще говорили, что андроиды умеют контролировать свой гормональный фон, и сильные эмоциональные всплески им не свойственны.

Синеглаз ПГ-319 понимал. И желание поскорее выбраться из треугольника и попасть в знаменитую сокровищницу было тут почти ни при чем. Для него встреча с принцессой Савитри означала не только шанс увидеть родных на Васуки, но и узнать о своих корнях, встретиться с соплеменниками, сумевшими после изгнания с Васуки создать могущественный космический Альянс. Монстры гнилых болот, которым приносили жертвы варрары, хотя и умели обмениваться мыслями, все-таки уже больше напоминали животных, и Синеглаз пуще гнева Великого Се боялся, что такой конец ожидает и его. Отцу после превращений все сложнее удавалось сохранить человеческий облик.

Впрочем, сейчас Синеглаз не думал ни об отце, ни даже о своей туманной судьбе. У него в ушах, хотя, конечно, мысленный зов слышался совсем не ушами, все еще стоял вопль ужаса, который падение с крутого склона исторгло из груди Савитри, ее отчаянный крик и безмолвный призыв о помощи. Человеческий мозг даже в теле андроида не хотел умирать. Впрочем, судя по Пэгги, подобные ей големы цеплялись за жизнь с истовостью живых существ. Сколько бы Шака ни называл их железками. С другой стороны, никто не задавался вопросом, о чем думают срывающиеся со скалы машины.

Когда на одном из нижних уступов подбитый танк объяло пламя, вопль достиг предела, а потом внезапно стих, оставив в душе Синеглаза ощущение давящей и склизкой пустоты. Эта темная бездна, поселившаяся где-то в межреберье, разрывала на части грудь, душила невыплаканными слезами, корежила тело, будто его не защищал крепкий экзоскелет.

Что-то подобное Синеглаз испытал лишь в ночь убийства царицы Серебряной. А ведь отец заставлял наследника престола присутствовать при самых жестоких казнях. Впрочем, супругу царя Афру княжич любил и почитал почти как мать. Принцессу Савитри он видел только на экране внутреннего наблюдения, но она показалась ему прекраснее трех дочерей Владыки Дневного света.

— Что будем дальше делать, кэп? — озадаченно проговорил Дольф, увеличивая изображение поверженного танка.

Пламя от взрыва боекомплекта уже почти погасло, и лежавшая кверху гусеницами машина напоминала раздавленную черепаху, чей пустой панцирь, опутанный водорослями и облепленный илом и ракушками, сделался частью аллювиальных отложений. Тем более, что окруженный подковой хребта огромный котлован и в самом деле казался дном вселенной, где находят свое пристанище предметы, безвозвратно утерянные в других мирах.

Экипаж признаков жизни не подавал.

Синеглаз четко помнил, что в момент взрыва у всех, кроме принцессы, линзы шлемов были открыты. Хотя оба танка и выглядели видавшим виды космическим хламом, как оказалось, их система жизнеобеспечения функционировала, пожалуй, лучше, чем в последние недели на «Нагльфаре». Во всяком случае, воздух на борту захваченной с боем машины, когда его очистили от гари, оказался вполне пригоден для дыхания и разве что слегка отдавал кровью и экскрементами, но к этим запахам все давно привыкли. Насколько княжич понял по записям внутреннего наблюдения, после жаркой схватки на борту «Эсперансы» охотники позволили себе расслабиться. Эта беспечность в первые несколько минут упростила задачу команде Шварценберга (потом те, кого Пэгги не убила сразу, успели включить защиту), но, видимо, стоила жизни экипажу второго танка.

— Конечно, если принцесса такая же железяка, как ПГ-319, она покрепче нашего брата будет, — заново прокручивая кадры падения, заметил Шака. — Но мозг-то у нее человеческий.

— Ключ от сокровищницы должен был уцелеть, — напомнил Эркюль, выпуская на свободу мартышек.

Удивительно, но после марш-броска и потасовки зверьки чувствовали себя вполне бодро и шумно радовались, что теперь нет необходимости дышать через ребризер. С другой стороны, питомцы Эркюля и не особо притомились, весь путь продремав в специальных углублениях хозяйского экзоскелета, надежность которых однажды испытал на себе и Синеглаз.

— Прежде чем ломиться в сокровищницу, неплохо бы свалить из этой гребаной системы, — напомнил Шварценберг. — Что у нас с кодом от «Эсперансы»? — требовательно повернулся он к Шаману.

Тот только сердито и безо всякого смака выругался.

— Подавиться мне своими потрохами! Все запаролено! Тут такой уровень защиты, что даже Пабло Гарсиа не разберется. Хотя, с другой стороны, как бы не он эти коды писал!

— В бездну вашего Пабло Гарсиа! — взорвалась притихшая было Пэгги, решительно направляясь к кессонному отсеку. — И «Эсперансу» вашу в бездну. Я иду вниз!

— Отставить! — гаркнул Шварценберг.

— Принцесса Савитри проходила сквозь защитное поле и поднималась на борт безо всякого ключа! — с мукой в голосе проговорила Пэгги.

— Да нет больше твоей принцессы! Железяка ты эдакая! — попытался преградить боевому андроиду дорогу Шака.

— Дочь раджи Сансары жива!

Синеглаз даже сам удивился, когда произнес это. Пустота отступила, тусклый, присыпанный пеплом отчаяния мир расцветал дивными красками, словно поверхность планеты внезапно осветило солнце. Княжич вновь услышал зов. Вернее, едва различимый стон и даже плач. Но он звучал сейчас слаще любых славословий, возглашаемых долгополыми жрецами Великому Се и духам-прародителям. Видимо, Шака оказался прав. Способное к быстрой регенерации тело андроида сберегло человеческий мозг принцессы во время крушения. Да и закрытая линза шлема сделала свое дело.

— Повтори, что ты сказал? — метнулась к княжичу Пэгги.

От неожиданности она перешла в боевой режим, и ее глаза горели красным цветом, точно у гуля или ракшаса. Впрочем, фосфоресцирующие зрачки отца в облике роу-су выглядели не менее впечатляюще.

— Принцесса Савитри жива, — уже спокойнее проговорил Синеглаз.

Он попытался откинуть с вновь намокшего лба прядь волос, наткнулся на недавно обработанную Эркюлем ссадину и сердито зашипел. Боль немного отрезвила, но сердце колотилось пойманным в когти мелким зверьком, вырываясь из груди и устремляясь вместе с Пэгги вниз по склону. Остальные члены команды его воодушевления пока не разделяли.

— А ты почем знаешь, мелкий? — выражая общее недоверие, скептически глянул на княжича Дольф.

— Когда я пробивал вам путь в кабину танка, вы меня мелким не считали! — обиженно огрызнулся Синеглаз. — И когда я обращался роу-су, тоже не спрашивали, как я это делаю.

— Проходческий бур мне в задницу! — мудрено выругался Эркюль, на время забыв про мартышек. — Это ж у нашего кошака, похоже, с принцессой, это, ментальное общение асуров.

— Ты точно, кошак, чуешь, что принцесса жива? — подслеповато прищурив пронзительные льдистые глаза, глянул на княжича кэп.

— И нуждается в нашей помощи, — упрямо кивнул Синеглаз.

— Сказал бы мне кто лет двадцать назад, что придется полудохлую шмару спасать, — взлохматив бороду, хмыкнул Шварценберг.

— Так все ж на благо революции! — вставил Эркюль, совершенно забыв, как несколько недель назад самозабвенно призывал к борьбе с альянсовскими эксплуататорами и свержению монархии на Сансаре.

— И не говори, Хануман, — кивнул Шварценберг. — Принцессы для меня еще апсарских танцев не плясали, — продолжил он, убеждая, видимо, сам себя. — А город все одно в той стороне. Если с девкой не проканает, поищем Пабло Гарсиа. А там и моему однокласснику нанесем дружеский визит.

Знал бы капитан, что знаменитый оператор сети и гениальный конструктор находятся куда ближе, чем он думает.

Когда машина преодолела примерно половину склона, Пэгги, терпеливо сидевшая возле монитора слежения, вновь забеспокоилась:

— Там внизу кто-то есть!

— Да с какого ляда ты взяла? — попытался успокоить ее Дольф, увеличивая изображение.

Долина по-прежнему выглядела неприглядной и безжизненной. Искореженные блоки и модули, перемежаемые обломками скал и грудами камней, напоминали бренные останки древних гигантов, развороченные внутренности которых спешили прибрать летающие ящеры, кавуки и прочие падальщики. Здесь эту роль выполняли медузы, медленной приливной волной наползавшие на подбитый танк.

— Явились не запылились! — сердито проворчал Шака, прибавив пару крепких выражений, которыми отпугивали нечисть. — К мертвякам подбираются.

— Если медузы проникнут внутрь, принцессе не отбиться, — жалостливо покачал головой Эркюль, меняя мартышкам памперсы и угощая их фруктами, извлеченными откуда-то из недр безразмерного экзоскелета.

— А темные твари благородством не отличаются, — кивнул Дольф.

— Сожрут — не подавятся! — цинично заметил Шварценберг. — Только бы ключ от сокровищницы отрыгнуть не забыли!

Эркюль глянул на капитана с нескрываемой укоризной. В присутствии Пэгги мог бы и не уточнять.

Впрочем, медузы на пиршество почему-то не особо спешили. Вместо того чтобы искать бреши, которые наверняка имелись на искореженной броне, они клубились, собравшись крупной колонией примерно в ста метрах от танка, словно их добыча находилась там. Еще нескольких сотен особей сосредоточились на противоположном склоне хребта, напоминая тени, которые при свете дня пытаются укрыться в расщелины. Синеглаз, конечно, против такого поведения не возражал, но все же не отказался бы узнать причину резкого отсутствия у прожорливых тварей аппетита.

— Почему они никак не доберутся до танка? — выражая общее недоумение, спросил Чико, который, размазывая по лицу слезы и кровавые сопли, сидел в углу возле сантехнического блока подальше от приборной панели и орудий.

— Их отпугивают охотники, которые рыскают по дну, — как о само собой разумеющемся пояснила Пэгги. — Старожилы города научились бороться с медузами и даже придумали специальные ловушки.

— Какие еще охотники? Что за пургу ты тут нам гонишь? — напустился на боевого андроида Дольф. — Там никого нет, это же и мартышкам видно.

— В городе есть экзоскелеты, оборудованные слоем «хамелеон», — терпеливо пояснила Пэгги. — Неужели ты о таком не слышал?

Она перевела изображение, и так транслируемое в режиме ночного видения, в какой-то другой диапазон, и все увидели размытые, как после купания в реке, но все равно очевидные очертания примерно десятка человеческих фигур, окруженных медузами.

— Кучеряво живут, — осклабился Шварценберг. — На черном рынке такая броня стоит дороже истребителя.

— А почему эти невидимки тогда не пользуются связью? — удивился Шаман.

— Скорее всего, ты просто не можешь их засечь, — в который раз усомнился в способностях оператора Шака.

— Я тоже никаких сигналов не могу обнаружить, — поддержала специалиста сети Пэгги. — То есть устройства связи при них, тут меня не обманешь, но они заблокированы, а так, насколько мне известно, поступают лишь нелегалы, поставляющие оборудование на черный рынок.

— Но я все же находил какой-то сигнал, — продолжал недоумевать Шаман. — Вернее, даже не сигнал, а отголосок. Но он почему-то идет со склона.

— Да какие там отголоски, — фыркнула Пэгги, решительно оттеснив Шаку от рычагов управления. — Со стороны города спускается еще одна боевая группа с высококлассным оператором, которого даже я не сразу смогла засечь.

— Так шандарахнуть по ним, и вся недолга! — предложил Дольф, решительно поворачиваясь к плазменной установке.

— Один уже шандарахнул, — осторожно оттер его от орудия Эркюль, на всякий случай спрятав обратно в укрытие мартышек.

И в самое время. Дорвавшись до панели управления, Пэгги врубила форсаж, и танк едва не опрокинуло на крутом повороте.

— Отставить самодеятельность! Я вам всем по черепушкам сейчас так шандарахну! — призвал экипаж к порядку Шварценберг.

Во время рискового маневра его мотнуло вперед, и он ударился головой о какой-то выступ.

— Зачистить обе группы плазмой мы еще успеем, — пояснил он, потирая бронированным пальцем ушибленный лоб. — Но, если продолжим чалиться, как грузовик в поясе астероидов, фраеры со склона нас опередят. Если их не обгонят те, которые внизу. Все по местам! А тебя, птичка! — скрипнув экзоскелетом, повернулся он к Пэгги. — Попрошу без аварий! Чай, не железяки везешь!

ПГ-319 в ответ согласно мигнула красным прожектором активированного в боевой режим глаза, выжимая из танка максимум скорости. Машину, которая и прежде не отличалась ровностью хода, мотало и заносило на виражах. Тяжелый, неповоротливый танк вихлял и рыскал, как перешедший в галоп зенебок. Пассажирам пришлось закрыть линзы шлемов и прекратить разговоры, чтобы не набить невзначай шишек и не прикусить языки.

Впрочем, говорить и не хотелось. Все с замиранием сердца следили за маневрами охотников и перемещением медуз. Невидимкам пришлось обнаружить себя: нижний люк танка заклинило, и они решили разрезать броню. Однако попытка взлома раскрыла их маскировку, и бойцы второй группы открыли огонь. Судя по тому, что двое невидимок упали после первых выстрелов, у их противников свое дело знал не только оператор. Особенно если учесть, что целиться пришлось с расстояния пары километров, а дальность прицельной стрельбы из скорчера не превышала полутора тысяч метров. Невидимки, понятное дело, огрызнулись в ответ, так что атакующим пришлось укрыться за камнями, и продолжили вскрывать обшивку танка, уже не особо таясь.

— Кусок плазмы мне в зубы! — усмехнулся Дольф. — Вечеринка в честь принцессы становится все более жаркой. Нам не пора присоединиться?

— Проходческим буром вскрывать витрину ювелирного магазина? — строго осадил его Шварценберг. — Видал я в своей жизни безумных медвежатников, но олигофренов среди них не встречал!

В другой раз Синеглаз бы оценил изящество капитанской тирады. Нынче пришлось прикрыть веки и увеличить подачу кислорода: его мутило хуже, чем во время обращения на борту «Нагльфара». Перед глазами плыла рябь. Княжич на всякий случай отстегнул одну из перчаток, чтобы посмотреть на руки. Вместо покрытой серой шерстью лапы с острыми изогнутыми когтями он в ужасе увидел не жилистую и цепкую руку подростка, а закованную в наручники узкую девичью кисть в оплавленной перчатке.

«Великий Асур! Это ж меня, кажется, закинуло в сознание принцессы! Даже с отцом такое случалось всего раз или два. А еще говорят, она не живая».

Похоже, Савитри безотчетно прибегла к ментальному призыву, как это исстари делали ее соплеменники, попавшие в беду. Отец рассказывал, Великий Асур во время гибели едва не досуха вычерпал всех сородичей, до которых сумел дотянуться. Зато, когда кознями мстительных Семма-ии-ргла он оказался повержен, все уцелевшие асуры Васуки получили частичку его силы, и самым могущественным сделался отец.

Сначала княжич словно бы видел голограмму, сквозь которую просвечивала кабина его танка, члены команды Шварценберга и даже экран, с помощью которого контрабандисты наблюдали за происходящим в долине, потом изображение приобрело плотность и объем, а к ощущениям прибавились звуки и запахи.

Глазами принцессы Синеглаз смотрел на оплавленные внутренности машины и почерневшие от копоти обгорелые тела. Во время взрыва боекомплекта лишь двое из экипажа успели закрыть шлемы. Но одного из них расплющило сорвавшимся с креплений ящиком неопознанного оборудования, а экзоскелет другого проткнули трубки системы охлаждения. Бедняга подавал слабые признаки жизни, но шансов не спасение особо не имел. Принцессу Савитри защитила кабина сантехнического блока, но эта же конструкция и заблокировала девушку в том же углу, где у Шварценберга шмыгал разбитым носом Чико. В очередной безуспешной попытке освободиться дочь раджи Сансары неловко повернулась, и сознание Синеглаза затопила жестокая боль.

«О, светлоликий Шива! О, хранитель Вишну! О, творец Брахма! Зачем вы привязали бедную Савитри к колесу жизни? Почему не отпустили по тропе бесконечных перерождений? Или андроиду и этот путь заказан? И отважная, преданная Пэгги не сможет навестить ее в своем новом воплощении, родившись где-нибудь в другом мире цветком или птицей? Пэгги, Пэгги! Зачем ты меня покинула? Ты же обещала, что не бросишь. Ты же сражалась за свою принцессу до конца. Но даже андроиды не могут выполнить своих обещаний, если в дело вмешивается смерть. И пускай охотников, которые оставили подругу на съедение медузам, постигла не менее жестокая участь. Пэгги уже не вернуть. И язвы ожогов, покрывшие руки и органическую плоть на помятых ребрах, делают боль утраты острее, напоминая, что никчемная дочь раджи нарушила обещание и подругу не смогла починить!»

«Да здесь она, твоя Пэгги! — мысленно вскричал Синеглаз. — Живехонька, здоровехонька. Еще и кэпа с ребятами строит!»

Но Савитри его не услышала, поглощенная своими страданиями.

«А может быть, стоит добраться до скорчера и одним выстрелом прервать эту бесконечную цепочку мытарств, по недомыслию названную жизнью? Но скованные наручниками руки бессильно никнут, при малейшей попытке пошевелиться пронзенные осколками костей легкие пронзает боль, глаза застилает алая рябь, а в уши врезается противный стук и скрежет поврежденных сосудов».

«Каких еще сосудов? Это охотники режут обшивку танка! Дура ты эдакая! Если бы ты прекратила скулить и дотянулась до скорчера, могла бы немного продержаться, а там бы твоя ненаглядная Пэгги подоспела!»

Впрочем, Савитри хотя и выжила, но пострадала серьезно. Весь правый бок, судя по ощущениям, которые Синеглаз сейчас с ней делил, пульсировал жгучей болью, а руки просто превратились в два куска паленого мяса. Даже ускоренная регенерация андроидов не могла сразу справиться с такими ранами. Поэтому в тот момент, когда частично отключившие «хамелеон» невидимки проникли в кабину, принцесса даже при всем желании не смогла бы им дать отпор.

Сначала ее не заметили, занятые поисками уцелевшего оружия, сменных аккумуляторов и запчастей, потом кто-то поднял ящик с оборудованием, который девушку фактически спас.

— Эй, братцы, да тут у нас кто-то, кажись, живой! — донеслось до княжича сквозь обморочную пелену, застилавшую сознание принцессы.

— Оставь его, Билли, или пристрели, чтоб не мучился. Если охотники нас заметят, отправят на нижний рудник, если не поджарят на месте.

— Да это ж баба! — не сдавался Билли, осматривая находку. — Да при том в самом соку, — добавил он, внимательно разглядывая Савитри сквозь линзу ее шлема.

— Где ты видишь сок, Билли? — указывая на опаленный бок принцессы, продолжал ворчать его товарищ. — Тебе в городе мало калек?

— Ничего, отнесем ее Йохану Даллену, он ее подлечит, — принял решение Билли, поднимая Савитри на руки и переваливая ее через плечо, наподобие тюка с поклажей. — Она еще у Хайнца будет апсарские танцы плясать! И я буду не я, если не огребу за нее кучу денег!

Савитри попыталась пошевельнуться, безотчетно сопротивляясь уготованной ей жестокой судьбе, но израненное тело пронзила такая боль, что сознание ее окончательно померкло.

— Уходят, сволочи! И уносят наш ключ!

Разноголосый вопль команды, сопровождаемый звериным воем Пэгги, вернул Синеглаза в его собственное тело. Танк уже почти преодолел спуск, а группа с противоположного склона и вовсе прорубала дорогу по дну котлована, поливая противника шквальным огнем. Однако невидимки по-прежнему обгоняли всех на несколько шагов. Один из них, рослый и крепкий, видимо, тот самый Билли, нес Савитри, остальные успели нагрузиться в танке каким-то чудом уцелевшим хламом.

— Ну и людишки, — пренебрежительно выцедил сквозь зубы Дольф. — Своих обирают, мародеры хреновы!

— Я же объясняла, это черные копатели, — напомнила Пэгги. — Они с охотниками не в ладах.

Понимая, что резво лавирующих между груд космического хлама похитителей неповоротливой машине не догнать, она снова передала рычаги управления Шаке и начала пробираться к выходу в надежде покрыть расстояние на своих двоих. Тем более, численность копателей-невидимок второй отряд сократил почти на треть.

И в это время на дисплее связи высветилось странное до абсурдности сообщение:

«Клотик^[42] вызывает Задиру. Запрашиваем огневую поддержку».

— Это еще что за сильфидская грамота? — обиделся Шаман, безуспешно пытаясь найти следы взлома.

Ничего не обнаружив, он попытался удалить сообщение, но Шварценберг его отстранил.

— Марки? Это действительно ты? — хрипло прокричал он в переговорное устройство, безуспешно стараясь, чтобы голос не сильно дрожал.

— Ну, а кто, по-твоему, Саавиле, еще может помнить твою кличку в приюте на АК-4774, — отозвалось устройство запыхавшимся, но бодрым голосом, который кэп сразу же узнал.

— Марки! Старый ты зенебок! Я ж тебя чуть не аннигилировал!

Капитан, изо всех сил напрягая усталые глаза, вглядывался в противоположный склон, силясь разглядеть человека, которого тридцать лет считал погибшим.

— Ты, Саавиле, всегда сначала делал, а потом задумывался о последствиях! — не без ехидства отозвался Маркус Левенталь, который, в отличие от капитана «Нагльфара», удивления от встречи, кажется, совсем не испытывал.

— А ты, Марки, пока все продумывал на сто ходов вперед, обычно гешефт упускал! — кое-как справившись с изумлением, не остался в долгу Шварценберг. — Тебя потому Клотиком и прозвали, что докричаться до тебя, когда ты уходил в свои расчеты и вычисления, выходило сложнее, чем до зависшего компа. Кстати, по поводу компа. А не западло тебе было вламываться в мою систему? Мог бы и с уважением попросить!

— Так это не я, а Пабло Гарсиа, — весело отозвался Левенталь. — А ты его знаешь. Он парень горячий. И до охотничков из долины ему не терпится добраться. Да и код ему твой более чем знаком.

— Ну, я же говорил, что мы Пабло Гарсиа отыщем! — просиял Эркюль. — А получается он сам нас нашел. Теперь «Эсперанса» наша!

Синеглаз тоже едва не подпрыгнул от нетерпения. Хотя он никогда не встречался со знаменитым на всю галактику оператором, он знал Пабло Гарсиа не только как уникального мастера кодировок, но и как пасынка Семена Савенкова. Командир вестников с гордостью показывал голограммы семейного архива, на которых ладный кучерявый парень учил мальчонку лет семи держаться на воде и пользоваться гравидоской. Синеглаз тогда отчаянно завидовал маленькому Алехандро, что у того есть старший брат.

— Не знаю, что там насчет «Эсперансы», но как бы нам снова «Нагльфар» не потерять, — озабоченно покачал головой Дольф, который помнил, как оператор и его товарищи десять лет назад лишили Шварценберга корабля.

— С Пабло Гарсиа шутки плохи, — подтвердил Шаман.

Остальные тоже выглядели озабоченными: восторгов Эркюля никто особо не разделял. А Шварценберг и вовсе скривился, точно ему предложили отведать несусветную дрянь. Такое выражение Синеглаз у него видел, когда на пиру у отца бравый кэп вместо хмельного сыченого меда по ошибке хватанул топленый табурлычий жир.

— Так это ты, Марки, получается, при помощи этого чистоплюя, однажды лишившего меня корабля, пытаешься теперь отжать мой ключ? — уточнил он с вызовом.

Маркус Левенталь предпочел неудобный вопрос не брать нахрапом, а для начала попробовать обойти.

— Давай, Задира, чуть позже разберем, кому принадлежит ключ, и кто как собирается его использовать. В конце концов, нехорошо разумное существо и красивую женщину рассматривать только как приз в гонке. Для начала надо остановить шаромыжников из банды Хайнца, которые вообразили, что в броне с «хамелеоном» станут не только невидимыми, но и неуязвимыми.

— Но у них же принцесса! — возмутился Эркюль. — Мы бы давно их на пиксели порвали, если бы не опасались ей навредить! Она и так там еле живая, — добавил он, не уточняя, из-за кого девушка получила все свои травмы. — Еще одну бомбежку не переживет!

— Я прошу всего лишь устроить небольшой завал на дороге, — терпеливо объяснил Левенталь. — Саавиле вам расскажет. Он помнит, мы так делали еще на АК-4774, когда хотели проучить зарвавшихся охранников и воспитателей. У вас есть кто-то, кто сумеет произвести достаточно точный выстрел?

Пэгги уже наводила орудие.

— Как я раньше не догадалась! — приговаривала она, разворачивая пушку и наводя ее на скалу, выступающую над тропой на расстоянии приблизительно ста метров от того места, где сейчас находились похитители и принцесса.

Грохот обвала сотряс котлован. Кажется, дернулась даже Савитри, которая пребывала в глубоком беспамятстве. Во всяком случае, Синеглаз ощущал ее присутствие очень слабо. Хотя черные копатели от неожиданности застыли как вкопанные, налетев один на другого и едва не уронив свой драгоценный груз, их замешательство продлилось недолго. Тем более, теперь их подгоняли скорчерами уже с двух сторон. Пэгги, Дольф и Эркюль решили, что ждать развития событий, наблюдая за ними из танка, — преступное расточительство драгоценного времени. Чуть позже к ним присоединились Шварценберг, Чико и Синеглаз.

Отыскивая дорогу между камнями и обломками, стараясь выдержать тот безумный темп, который их группе вновь задавала отчаянная Пэгги, княжич не уставал удивляться отсутствию медуз. Темные твари клубились черными грозовыми тучами по краям котлована, но близко подобраться не решались. При том, что лакомой органики в долину спустилось более чем достаточно. Впрочем, гораздо больше медуз Синеглаза сейчас волновали похитители.

Хотя в сложившейся ситуации единственным выходом для людей неведомого Хайнца оставалось вступить с бой и погибнуть с честью или же сдаться и молить о пощаде, ни того, ни другого они не сделали. Они даже не попытались прикрыться принцессой и вступить в торг.

Отдав часть добычи жавшимся возле скал товарищам, пятеро из них вроде бы устремились в атаку, да так отчаянно, что всем преследователям, превосходившим их сейчас вчетверо, пришлось спешно укрыться за камнями и стрелять почти вслепую. Когда же удалось высунуться, оказалось, что возле завала нет ни копателей, ни их добычи, ни принцессы Савитри. Причем слой «хамелеон» тут не играл никакой роли.

— Они что, открыли портал? — не понял Дольф.

— Просто ушли под землю, — ответил Левенталь.

— Тут весь хребет изрыт пещерами и ходами до самого рудника, — пояснил какой-то коренастый боец из его группы, устремляясь в видимый пока только ему лаз.

— Думаю, под землей мы их точно нагоним! — поддержал его один из товарищей, голос которого показался Синеглазу знакомым.

— Если медузы не сожрут, — заметил еще один из спутников конструктора, чья массивная фигура тоже вызывала у княжича какие-то смутные ассоциации. — В таких пещерах темные твари и прячутся, нашего брата поджидая.

— Да с чего бы им нас сожрать, Прокопий, — отозвался обладатель знакомого голоса, лихо съезжая по пологому спуску. — У Кристин, аки у Владычицы Морской, все темные твари на посылках.

Хотя Синеглаз понятия не имел, кто такая Кристин, массивного бойца и его товарища он сразу вспомнил. Прокопий и Цветан помогли Камню из рода Могучего Утеса вынести из дворца дочь царицы Серебряной. Синеглаз не только не выдал их, но указал безопасный путь.

Нынешние своды тоже болезненно напоминали подземные ходы дворца, по которым княжич, закутавшись в плащ, чтобы его не узнали, вел тогда спасителей маленькой царевны. Только сейчас наследница царского рода находилась не в надежных объятьях друзей, а в руках бесчестных похитителей. Ее зов Синеглаз ощущал сгустком концентрированной боли. Только система регенерации андроида позволяла Савитри до сих пор оставаться живой безо всякой помощи в поврежденном скафандре.

Пэгги, хотя зова и не могла слышать, но тоже ощущала боль подруги как свою. Она обогнала даже местных бойцов, обнаруживших подземный ход, и теперь неслась вперед безумным наваждением, уверенно нагоняя похитителей, а ее тень плясала по желтоватым каменистым сводам гигантским нетопырем. Бойцы обоих групп мчались со всех ног за ней, как ездовые кавуки Страны Тумана, следующие за вожаком упряжки.

Преследователи сократили расстояние до какой-то сотни шагов, когда впереди что-то ослепительно вспыхнуло, а потом стены сотряс жуткий грохот. На головы бойцов, вздымая тучи пыли, посыпались камни. Между копателями и их преследователями встала стена. Синеглаза сначала отбросило назад, потом что-то больно ударило по правому плечу и спине, опрокидывая наземь. Сверху упал кто-то тяжелый, не позволяя пошевелиться и даже вздохнуть. И последним, что запечатлело его сознание перед тем, как померкнуть, был отчаянный, срывающийся на крик зов принцессы Савитри.

(обратно)

Глава 18. Искатели потерянного ключа

— Все живы? Где малыш? — крутил по сторонам головой Эркюль, пытаясь протереть линзу шлема и отряхнуть пыль. — Чико, я не тебя имел в виду.

— Да вон он, твой кошак! Хануман! — успокоил укротителя мартышек Шварценберг, рывком поднимая на ноги Синеглаза. — Что ему станется? У него ж девять жизней! Ты лучше скажи мне, где Пэгги и Дольф?

Пока княжич, борясь с дурнотой, пытался сохранить вертикальное положение, а Эркюль и кэп оценивали потери, Левенталь и его люди начали осторожно разбирать завал, чтобы вытащить пострадавших. Среди тех, кого пришлось буквально откапывать, оказались оба недостающих члена отряда Шварценберга и боец, который первым обнаружил подземный ход.

— Аслан, ты жив? — пытался дозваться до него Цветан, прикидывая, как бы освободить товарища из каменного плена, еще больше не навредив.

— Нога не движется, — делая слабые попытки пошевелиться, выдохнул Аслан. — И бок болит. А где Смбат?

— Да здесь я, папа! — бросился к завалу сын. — Меня Гу Синь и Супер-Лев ко входу оттолкнули, — пояснил он ломким мальчишеским баском, указывая на еще двоих участников погони, отличавшихся военной выправкой.

— Мы с Гу Синем тебя лишь у самого выхода подхватили, — поправил парнишку Супер-Лев.

— А из-под камнепада тебя твой отец вытащил, — добавил Гу Синь.

— Только сам увернуться не успел, — умиротворенно улыбнулся Аслан.

Синеглаз невольно представил, как бы в такой ситуации повел себя князь Ниак, и ему сделалось грустно. Возвращаться домой совсем не хотелось.

— Что это было? — громыхал Прокопий, с остервенением ворочая здоровенные глыбы.

— Коктейль Шикомару, — осмотрев следы на камнях, определил Супер-Лев.

Синеглаз даже присвистнул. Горючий состав, известный в Сольсуране также как огонь Хоала, обладал поистине сокрушительной силой. Одной бутылки хватало, чтобы уничтожить целое войско или разрушить город. Шварценберг однажды применил его, пытаясь вырваться из ловушки, которую ему устроили товарищи Командора в краю болот, и потом царица Серебряная долго возмущалась, объясняя, что в Содружестве это вещество входит в число запрещенных. Жители города под куполом ее мнение разделяли.

— Они что там, совсем долбанулись — такое ядреное месиво в замкнутом помещении использовать? — возмутился Цветан, простукивавший стены в попытке определить, насколько велика площадь завала и нет ли угрозы нового обрушения.

— Хайнц иных и не держит, — отозвался Гу Синь. — Скажи спасибо, что мы свою взрывчатку на склоне оставили. Если бы и она сдетонировала, накрыло бы всех.

— И что теперь будем делать, кэп? — ожидаемо растерялся Чико, который неловко мельтешил в проходе, пытаясь помочь в освобождении Дольфа, но только путался под ногами.

— А ты как думаешь? — задал Шварценберг вопрос, на который не собирался дожидаться ответа.

Синеглазу иногда казалось, что старый пират терпит в команде бестолкового парня, только чтобы иметь возможность объяснять всем подряд очевидные вещи. Впрочем, на этот раз княжич недоумение незадачливого абордажника разделял. Хотя он продолжал слышать зов несчастной принцессы, попавшей из огня да в полымя, он прекрасно понимал, что на ту сторону гор силой мысли не перенестись.

— Ну, мы же должны как-то догнать похитителей, — неуверенно предположил Чико.

— Вот именно, что как-то, — хмыкнул Шварценберг. — И делать это придется, кажется, на своих двоих. Танк в подземные ходы не пройдет. Только, если мы останемся здесь разгребать этот гребаный завал, ублюдки с «хамелеоном» донесут до города наш ключ и устроят нам с Марки полную задницу!

— Может быть, есть какой-то другой тоннель? — предположил Эркюль, который вместе с Прокопием и Цветаном вынес на поверхность Дольфа и теперь споро включился в освобождение Пэгги, оказавшейся в самом эпицентре взрыва.

— Нормальные герои всегда идут в обход! — согласился с Обезьяньим богом Шварценберг.

— Да есть там тоннели, есть! — простонал Аслан, которого тоже наконец освободили и несли к выходу. — Только мы их, кажется, завалили!

— А этот почему оставили?

Простодушие Чико не переставало удивлять.

— Да никто его не оставлял! — обиделся Цветан, который как раз давал Пэгги координаты для выстрела. — Только вы попробуйте сделать наводку на глаз и без расчетов!

— Тем более, этим ходом никто не пользовался уже лет двадцать, — вступился за товарища Гу Синь.

— Он удлиняет путь до города раза в четыре, да и угодить там под обвал легче, чем пристыковаться к орбитальному терминалу, — пояснил Супер-Лев.

— В любом случае, прежде чем двигаться к городу через перевал, надо еще раз проверить тоннели, — подытожил Левенталь, который наравне со своими людьми участвовал в раскопках. — Тем более, время у нас терпит.

Пока шел разбор завалов, Синеглаз стоял у стены, стараясь никому не мешать. Иной помощи он оказать не мог. Ужасно болело плечо. Хотелось лечь в темном уголке, свернуться калачиком, прикрыть морду хвостом с кисточкой и, опустив острые уши, на сутки погрузиться в блаженные грезы сна роу-су.

Однако, когда речь зашла о поиске обходного пути, княжич взбодрился и собирался уже лезть дальше в горы. Должен же кто-то защищать неожиданно разросшийся отряд от медуз. Но Эркюль заверил его, что тут и без них достаточно опытных горняков, а темных тварей жители города научились отпугивать с помощью каких-то мудреных приборов.

— Но там же принцесса! — с трудом переставляя ноги, простонал Синеглаз, ощущая, каким все более далеким и почти неразличимым становится зов Савитри.

— И мы ее обязательно спасем, — заверил княжича Эркюль. — Местные надеются, что вход в более короткий тоннель завалило не полностью, и хотят там все проверить. С ними сейчас Шака отправился. А он отмахал отбойным молотком на шахтах полжизни, пока к нашему кэпу в команду не попал. Пойдем, малыш, пока там без нас все припасы охотников не съели!

Как выяснилось, Синеглаз оказался не единственным, кому требовалось передохнуть и подкрепить силы. Откликнувшись на просьбу школьного друга, Шварценберг, проявив невиданную для него щедрость, позволил бойцам обоих отрядов расположиться в кабине танка, куда до этого уже перенесли всех раненых. Наиболее серьезные травмы получили Дольф и Аслан. Еще троих бойцов из отряда Левенталя задело во время перестрелки.

— Не надо тут ничего дезинфицировать, — возмущалась Пэгги, которую местные поначалу приняли за человека. — Поменяйте мне топливо, и все органические ткани регенерируют за полчаса!

— А какой у тебя тип реактора? — спросил ее житель города, выглядевший старшим ровесником Левенталя и Шварценберга.

Почтенного старца звали Джошуа Грином, и, несмотря на возраст, он считался лучшим специалистом по ядерной энергетике. Сейчас он что-то мудрил с движком танка, на чем свет стоит костеря охотников за небрежение к технике. Двое молодых бойцов ему помогали, привычно пропуская стариковское ворчание мимо ушей.

Пэгги развернула вирт-окно с рядами цифр и значков, и Джошуа Грин удовлетворенно кивнул, давая понять, что просьба боевого андроида вполне выполнима. Его помощники закрыли линзы шлемов и увели довольную ПГ-319 в реакторный отсек.

В это время какая-то девушка из отряда Левенталя, используя походный анализатор и различные чудодейственные лекарства из арсенала вестников, оказывала помощь Дольфу и остальным раненым.

Эркюль настоял, чтобы она осмотрела и Синеглаза.

— Да он же совсем ребенок! Ему еще в школу надо ходить! — всплеснула целительница руками, помогая княжичу освободиться от экзоскелета, чтобы проверить, не сломаны ли задетые камнями плечо и ключица.

— Это наш гардемарин, — представил подопечного укротитель мартышек, вновь давая свободу своим питомцам.

При виде целой оравы забавных зверьков строгая целительница издала неопределенно-восторженный возглас и поскорее убрала подальше хрупкие инструменты и лекарства.

Хотя девушка даже в кабине танка продолжала дышать преимущественно через ребризер, закрывавший нижнюю часть ее лица, Синеглаз отметил, что она почти также прекрасна, как принцесса Савитри, и при этом чертами схожа с Левенталем.

— Это Кристин, моя дочь, — представил красавицу конструктор, от которого не укрылось, как откровенно пялится на нее Шварценберг.

Княжич тоже оценил и янтарный оттенок стянутых в строгий узел волос, и лучистый блеск глаз, и достоинства ладной фигуры, которые и не думал скрывать обтягивающий комбинезон. Все-таки женщин надзвездных краев не просто так считали богинями. Разве только цвет кожи Кристин Левенталь выглядел чересчур бледным, и под глазами залегали глубокие тени. Но ведь девушка родилась и выросла в мире, незнакомом с солнечным светом, и недавно совершила изнурительный переход.

— Хорошо, что предупредил, Марки, — осклабился пират, со смаком облизывая пальцы, измазанные в жире кутулуха.

В танке у охотников нашлись не только концентраты, но и мясные консервы местного производства, дразнившие Синеглаза дивными запахами.

— Потому и предупредил, что замашки твои лучше, чем кто-либо из присутствующих, знаю, — кивнул конструктор, переводя взгляд с пирата на занятую пациентами дочь.

Следовало заметить, что, хотя старые товарищи общались настолько просто и непринужденно, будто расстались лишь вчера, каждый пытался показать свою значимость, а заодно прощупать почву, словно пробирался между камней по дну илистой реки.

— Ты еще, Марки, скажи, что у тебя уже и внуки есть, — добродушно поддел друга Шварценберг, наблюдая, как Кристин хлопочет возле Синеглаза, обрабатывая антисептиком его синяки и ссадины.

Поначалу княжич хотел возмутиться: маленький он, что ли, чтобы над ним квохтать? Переломов и вывихов нет, а остальное и само собой заживет. Но руки Кристин успокаивающе пахли травами, а прикосновения снимали боль лучше всяких лекарств. В конце концов, даже взрослым воинам требовалось немножечко тепла и заботы.

— Внукам порадоваться пока не довелось, — развел руками Левенталь. — Но, если выберемся из этой передряги, все возможно.

Он указал на ладного кудрявого бойца, который, разложив на приборной панели замысловатое операторское оборудование, увлеченно копался в коде системы. Шаман следил за его действиями едва ли не с благоговением, временами забывая дышать.

На лице Шварценберга появилось давешнее выражение неприкрытой неприязни. Будто мясо оказалось протухшим, а горячий, тонизирующий напиток, который вестники называли кофе, превратился в жижу гнилых болот. Этот человек, несомненно, был ему знаком.

В это время боец обернулся, чтобы бросить взгляд в сторону Кристин, и Синеглаз тоже узнал в нем возмужавшего пасынка Семена Александровича, знаменитого Пабло Гарсиа.

— А я тебя, Задира, предупреждал, — усмехнулся Левенталь, явно наслаждаясь произведенным впечатлением. — Наш оператор — парень горячий.

— Ты бы, Марки, прежде чем вести речь о внуках, сначала убедился, что твоему будущему зятю в плену ничего не оторвали, — пытаясь за привычной похабщиной скрыть досаду, сердито буркнул Шварценберг. — Их же тогда с Командором на Раване, кажется, отымели во все дыры. Видел я их сразу после освобождения — в гроб краше кладут.

Синеглаз подумал, что в Сольсуране за подобные слова, да еще сказанные в присутствии любимой женщины, воины травяных лесов спрашивают с обидчиков кровью. Пабло Гарсиа тоже вскинулся, чтобы вмазать по наглой пиратской морде. Левенталь его остановил.

— Насколько мне известно, — проговорил он невозмутимо, — эти замордованные пленники тоже неплохо поимели тогда весь Альянс, сломав хребет «Панна Моти». А насчет всего остального Кристин виднее. Ты же знаешь, современная молодежь нашего мнения не спрашивает.

— Если бы этот гусь пролетный взломал мне код от «Эсперансы», — примирительно проговорил Шварценберг, — я бы ему не только Кристин — свою дочь отдал, которой у меня, впрочем, нет.

Хотя Кристин благоразумно сделала вид, будто ничего не расслышала, озорной взгляд, которым она обменялась с оператором, красноречиво говорил о том, что идея пирата ей по душе. Мать на отца, увы, никогда так не смотрела, опасаясь лишний раз глаза поднять. Зато маленькая царевна нередко так поглядывала на Синеглаза, одобряя его шалости и идеи совместных проделок.

— Хочу тебе напомнить, Задира, — сверкнул огненными карими глазами конструктор, — что «Эсперанса» — это мой корабль.

— На который ты все равно не можешь попасть, — парировал пират. — Не переживай, Марки, у меня и «Нагльфар» пока на ходу, его бы только слегка подзарядить. Если ты поможешь мне перекачать в мои емкости энергию из аккумуляторов «Эсперансы», я, так уж и быть, возьму на борт не только тебя с твоей куколкой, но даже этого фраера из межсети. Хотя, заметь, с псами Содружества мне связываться нет никакого резона, мне совсем не улыбается, чтобы в мою систему, как в прошлый раз, жучков-червячков навешали.

Синеглаз, которому Эркюль после осмотра торжественно вручил банку консервов, едва не подавился попавшимся ему слишком жилистым куском. Подобной наглости он даже от Шварценберга не ожидал.

— Саавиле, а ты вообще в курсе, что из системы Эхо не смог выбраться еще ни один корабль?

Оказывается, Левенталя все-таки можно было удивить.

— Ну, ты же для чего-то перестраивал «Эсперансу», — мигом вспылил Шварценберг. — Я сорок лет в большом космосе и выбирался из таких кротовин, которые считали непроходимыми даже Семма-ии-Ргла. Да и «Нагльфар» далеко не такая рухлядь, как может показаться на первый взгляд. Ты смотри, Марки, я предложил, но могу и передумать. Ты мне еще не объяснил, для чего тебе понадобилась эта полудохлая шмара, которую тут величают принцессой Савирти. Решил тоже на старости разбогатеть?

— Мое богатство пока со мной, — с достоинством отозвался Маркус Левенталь, подняв руку к седовласой голове, а потом красноречивым жестом указав на Кристин и Пабло Гарсиа. — А еще на этой планете есть город, за который я считаю себя в ответе. Поэтому, хотя на «Эсперансу» я тебе попасть помогу, а вот твоим щедрым предложением вряд ли воспользуюсь. И даже буду рад, если ты не только покинешь систему, но и увезешь отсюда принцессу Савитри.

Шварценберг разразился чередой невнятных междометий.

— Потроха Великого Се! Знал я всегда, Марки, что ты долбанутый бессребреник. Но добровольно соглашаться похоронить себя заживо в этой дыре ради каких-то ублюдков, которые тебя выперли из города, это уж слишком. Что-то ты тут темнишь! Ибо в здравости твоего рассудка я пока не готов усомниться.

— Да что тут темнить, — пожал плечами Левенталь. — Я построил город, в котором теперь окопалась альянсовская мразь во главе с бывшим членом совета директоров «Панна Моти» Шатругной Нарайаном. Этот зарвавшийся упырь хочет свалить отсюда на моем корабле, заграбастав все чертежи и прихватив в качестве приза не только клона своей невесты, но и мою дочь.

И вновь Синеглазу пришлось спешно глотать непрожеванное мясо, чтобы не подавиться, узнав об аппетитах правителя Сансары. Впрочем, асуры всегда отличались алчностью, да и не только они.

— Я бы на месте Нарайана поступил так же, — отсалютовав смутившейся Кристин, признался Шварценберг.

— При этом он намеревается лишить этот мир последней надежды, уничтожив в городе генераторы воздуха, — пропустив мимо ушей реплику пирата, приберег на конец главный козырь Левенталь.

— А если черная звезда не выпустит его? — потрясенно взъерошил и без того всклокоченную бороду Шварценберг, который, сколько Синеглаз его знал, никогда не забывал о тылах. — Куда же он тогда вернется?

— Потому я и говорю, что этого сумасшедшего надо остановить, — тихо, но веско вымолвил Левенталь.

— У тебя, Марки, как я полагаю, уже есть готовый план? — выжидающе глянул на старого друга Шварценберг.

— Скорее, запасной вариант, — развел руками ученый. — Раз в игре с ключом инициативу у нас перехватили, предлагаю лишить самозваного принца Сансары присвоенного не по праву корабля.

— Долой эксплуататоров Альянса! — поднял кверху кулак с бананом Эркюль.

— Лишить корабля, — хмыкнул Шварценберг. — Ты так говоришь, будто твой хваленый оператор придумал, как взломать гребаный код от защитного поля.

— Он уже его расшифровал, — едва не прослезившись от умиления, доложил Шаман, стараясь говорить тихо и не делать лишних движений, дабы не отвлекать Пабло Гарсиа от работы. — Мы теперь пытаемся создать зеркало, чтобы в городе не сразу узнали об утрате контроля.

— Пожалуй, Марки, я все-таки вывезу твоего зятя в большой мир и помогу тебе город спасти, — покачал головой Шварценберг, полагая, что его слова сойдут за похвалу. — Зачем искать гребаный ключ от сокровищницы, когда есть такой взломщик.

— А как же принцесса Савитри? — в один голос вскричали Синеглаз и Пэгги.

После замены топлива боевой андроид вновь воспрянула духом, ее многочисленные раны затягивались буквально на глазах, и она была готова ради подруги не просто пройти через горы, но и вручную срыть весь хребет, предварительно открутив голову Шварценбергу. Тем более что, по словам вернувшихся разведчиков, короткий путь через тоннели оказался свободен: завал перегородил тропу немного в стороне от входа.

— Думаю, в этом предприятии нам стоит разделиться, — уловив посыл ПГ-319, примирительно предложил Левенталь. — Тем более, на танке в городе все равно нечего делать. Пока одна группа попытается еще раз перехватить принцессу, мы сумеем помешать планам Нарайана, вернув контроль над моим кораблем.

— Но хватит ли нам людей? — засомневался Джошуа Грин, который, узнав о планах конструктора, почему-то очень забеспокоился. — У нас пятеро раненых. К тому же экспедиция на «Эсперансу» может затянуться. К тем, кто вернется в город, возникнут вопросы.

— Мы все равно не сумеем правдоподобно объяснить, откуда у простых проходчиков, отправившихся исследовать новый шурф, появились плазменные ранения, — насмешливо сверкнул узкими, как два изогнутых клинка, глазами Гу Синь, который только что вернулся из разведки и одним из первых выразил желание продолжить погоню.

— Все, кто покинул город ради поисков потерянного ключа, знали, на что идут, — согласился с ним Аслан, делая попытку приподняться, опершись на руку сына.

— Те, кто не хочет подставлять близких под удар, как раз могут вернуться, воспользовавшись легендой о разведке нового участка шахты, — подытожил Левенталь.

— Что же касается количества, мои ребята тоже в деле! — протянул ему бронированную руку Шварценберг.

— Я всегда знал, что ты хороший человек, Задира, — с благодарностью ответил на рукопожатие конструктор.

— Главное — правильно мотивировать! — хмыкнул пират, отбирая бойцов в обе группы. — Думаю, троих моих орлов, чтобы докопаться до этих копателей, хватит. Шака и Эркюль хорошо знают горы, а долбанутую железяку с сиськами все равно ни один завал не удержит.

— Только без нас не улетайте, — зная повадку капитана, предупредил Шака, пополняя запасы энергии, кислорода и провианта.

— Мы не можем бросить Брендана и остальных! — обеспокоенно глянула на отца Кристин, которая объясняла Джошуа Грину, как отпугивать медуз.

Оказывается, это она научилась управлять темными тварями пустоши и теперь переживала, что вынуждена остаться вместе с ранеными. Впрочем, отец и жених ее бы все равно никуда не отпустили.

— Брендан — это, что ли, Вундеркинд? — подзывая мартышек, улыбнулся Эркюль, который, как выяснилось, знал большую часть бойцов из отряда Левенталя, помимо Пабло Гарсиа. — Этот шебутной повеса тоже здесь? Да в такой теплой компании можно и в городе остаться. Тут для революции даже более благодатная почва, чем на Сансаре!

— Власть династии раджей священна! — сверкнула Пэгги красным глазом в боевом режиме. — А с новым топливом я и в горах не пропаду. Мне бы только Савитри у этих мутантских ублюдков отбить.

— Копателей Хайнца лучше перехватить на пустоши, — оценив силы новых бойцов, проводил инструктаж Гу Синь, которого назначили командиром группы.

— Вопрос лишь в том, как их засечь, если они включат этот проклятый «хамелеон»? — встопорщив жесткие усы, выразил свои сомнения Цветан.

— Так у нас же есть кошак! — спохватился Эркюль.

— Какой такой кошак? — недоуменно переглянулись Прокопий и Цветан.

Синеглаз вспомнил, что фамилия одного из них как раз переводится как «кот».

Обезьяний бог восторженно указал на княжича.

— Вот этот мелкий? — в один голос вскричали Прокопий и Цветан.

Синеглаз едва не зашипел от досады. Уж эти-то двое могли бы и помолчать. Когда пять лет назад он им показывал дорогу, его мелким не считали.

— Наш гардемарин определяет, где находится принцесса, словно у него внутри радар, а на нее навешан маячок, — осклабился Шварценберг с такой гордостью, будто это он лично обучил Синеглаза пользоваться ментальной связью асуров.

— Постойте, я же этого мальца знаю! — нахмурился Цветан.

— Да это ж сын сольсуранского цареубийцы, — раньше него узнал княжича Прокопий.

— Сын за отца не в ответе! — вступился за подопечного Эркюль.

— Ну да, конечно! — недоверчиво хмыкнул Прокопий. — А защитное поле кто тогда отключил? Только мелкий беспрепятственно проходил в покои царицы.

Синеглаз закусил губу от обиды, безуспешно пытаясь сдержать подступившие к глазам предательские слезы. Называется — встретил вестников. Худшие опасения оправдывались. И что теперь? Бить себя в грудь, рассказывая, как помогал спасти маленькую царевну? Но ведь кое в чем Цветан прав. Это Синеглаз невольно показал отцу, как преодолеть защитное поле. А и пошло оно все к Хоалу! В нем видят сына цареубийцы? Он сделает все, чтобы стать таким же, как отец. Вот только легче от этой мысли почему-то не становилось.

Выручил опять Левенталь. Похоже, от старого школьного друга он ожидал и не таких сюрпризов.

— Ну у тебя и команда, Задира, — с уважением усмехнулся он. — Боевой андроид Альянса, принц из закрытого мира и революционер с мартышками. У тебя там, часом, слизней с Альпареи или Семма-ии-Ргла в резерве нет?

— А что ты, Марки, имеешь против слизней? — упер руки в боки Шварценберг. — Главное, чтобы дело знали. Щупальца или лапки — это, знаешь ли, не оправдание. К счастью, наш кошак не только след принцессы находит лучше любой ищейки, да еще и о приближении медуз предупреждает быстрее всяких мудреных сканеров.

— Семен Александрович рассказывал, что княжич — парнишка толковый, даже нашему Алехандро в пример его ставил, — ненадолго оторвавшись от системы, вступился за Синеглаза Пабло Гарсиа.

А ведь царица Серебряная и погибшие вестники входили в число его самых близких друзей.

— Да и вообще сейчас не самое лучшее время ворошить прошлое и перебирать союзников, — подержал его Гу Синь.

— Но организм подростка просто не выдержит еще один переход, — внимательно выслушав все доводы мужчин, вмешалась Кристин. — Мальчик и так измотан, да и травм у него хватает.

Синеглаз почувствовал себя совсем сбитым с толку. Хотя какая-то часть его души откликнулась на слова целительницы теплом: давно о нем никто, кроме Эркюля, даже не пытался заботиться, — другая ощетинилась и выгнула спину. Ох уж эти женщины! В том, что касалось детей, уроженки надзвездных краев мало чем отличались от матушки или сольсуранок. Даже иногда вели себя еще хуже, окружая чад чрезмерной заботой. Но княжич-то уже не ребенок. В конце концов, сын Аслана, участвовавший в перестрелке и затем помогавший выносить из пещеры раненого отца, всего на три-четыре года старше него.

— До города мы нашего котеночка, если что, и донесем, — заверил целительницу Эркюль. — А там его подлечат.

— Надеюсь, Ящер уже отыскал Брендана, — добавил Гу Синь.

— Тем более, мы тоже не на увеселительную прогулку отправляемся, — примирительно обнял дочь Маркус Левенталь.

Собрав все необходимое, искатели потерянного ключа покинули кабину танка и, обойдя по склону завал, двинулись вверх по тропе в сторону входа в пещеру.

Карабкаясь по отвесному склону между нагромождений обломков скал, валунов и космического хлама, пробираясь во тьме по узким ходам пещеры, Синеглаз прислушивался к зову принцессы Савитри и думал о предстоящей встрече. Хотя Маркус Левенталь, Кристин, Гу Синь и Пабло Гарсиа высказались в его поддержку, он понимал, что для вестников навсегда останется чужим. А значит, следовало повнимательней присмотреться к родне по линии отца. Конечно, Шатругна Нарайан задумал чудовищное преступление, но у асуров всегда существовали причины ненавидеть людей, а в том, что глава научного отдела асур, княжич не сомневался. Почему только, если зов несчастной Савитри бил по нервам криком птицы, рыдающей над разоренным гнездом, любая попытка отыскать ее могущественного жениха встречала лишь глухую пустоту? А еще княжич в какой-то момент понял, что слышит и ощущает Кристин.

(обратно)

Глава 19. Награда для мародера

«Когда Великий Асур вывел свой народ к планетам Головы Заклинателя змей, он обещал соплеменникам, остававшимся на Васуки, что вернется за ними и заберет. Но злокозненные Сема-ии-Ргла, опасаясь, что асуры соберут силы и вновь попытаются отыскать сокрытую царем Арсом амриту и окончательно уничтожить восставших против них людей, изменили законы пространства и времени и закрыли обратный путь. С тех пор народ асуров остался разделен, а источник Вечной жизни и могущества сделался недоступен».

При чем тут Великий Асур, который потерпел сокрушительное поражение в прошлом и не сумел избежать гибели в настоящем? При чем тут трагедия разделенного народа и легенда об амрите? Хотя сокрытую Сема-ии-Ргла за туманностью червоточину сумел обнаружить Саав Шварценберг, записанный в Звездном реестре как первооткрыватель Васуки, присоединить планету к Альянсу Змееносца так и не удалось. Да и не имело смысла: большинство остававшихся в затерянном мире асуров либо погибли, либо превратились в зверей. А о местонахождении амриты сохранились лишь легенды, настолько туманные, что их уже десятилетие не могли расшифровать самые лучшие ученые всех обитаемых миров.

Конечно, сейчас даже маленькая частичка чудодейственного эликсира пришлась бы очень кстати: аксоны и дендриты израненного тела, превратившись в настоящее дерево боли, слали в измученный мозг за сигналом сигнал. Вот только неизвестно, могла ли добытая магическим путем амрита помочь в исцелении тела андроида.

Конечно, потрепанный процессор уже запустил программу регенерации тканей и стабилизации гормонального фона. Если бы мозг принцессы Савитри все еще находился в человеческом теле, она бы просто не выжила даже с закрытой линзой шлема. Хотя в момент взрыва спецкостюм немного защитил от взрыва и пожара, его клапаны оказались не в состоянии отфильтровать ту безумную концентрацию угарного газа, которая образовалась в кабине. Да и при таком количестве ожогов и травм люди без своевременного оказания медицинской помощи обычно не выживают даже в броне с новейшей системой жизнеобеспечения, умирая от кровопотери, интоксикации и болевого шока.

Андроиды тоже чувствуют боль. Без этого они бы просто бросались под скорчеры и бездумно гибли. Но их порог значительно выше, да и восстановление органических тканей происходит в десятки раз быстрей и не требует врачебного вмешательства. При этом тратится колоссальное количество энергии, которую можно восполнить от аккумулятора или с помощью кормовой биомассы. Для Савитри последнюю отлично заменяли сладости. Во время жизни во дворце она их поглощала в неумеренных количествах безо всякого вреда для фигуры.

Парадоксально, но последние четыре года организм андроида сумел продержаться исключительно за счет энергии найденных на пустоши аккумуляторов, как подарок судьбы воспринимая концентраты и консервы, которые они с Пэгги находили на разбившихся кораблях. Пэгги-Пэгги! Неужто все-таки произошло то, чего ты так боялась? Неужто ты стала сытью для медуз?

В самом конце погони незадолго до завалившего тоннель взрыва Савитри почудилось, будто подруга ее зовет. Но она сочла, что это всего лишь галлюцинации, вызванные болевым шоком и сбоем процессора, пытающегося вытянуть из аккумуляторов хоть каплю ресурсов на восстановление тканей. Увы, энергии с трудом хватало на выработку кислорода в скафандре и абсорбцию испарений. А все, что Савитри сумела получить в виде энергии и достаточно калорийной еды на «Эсперансе», было истрачено во время схватки с охотниками.

В тот миг, включившись вслед за Пэгги в круговорот зловещей пляски смерти, она не испытывала страха, не задавалась вопросом поиска своего места в ткани бытия, не пыталась понять, где же проходит грань между жизнью и смертью, не думала о неизбежной расплате за убийство.

Все стало просто и ясно. Охотники, которых послал Шатругна, пытались растоптать ее жизнь, покушались на свободу, стремились разлучить с самым близким для нее существом и за это утрачивали право называться людьми, сравнявшись с хищными тварями пустоши. Граница, видимая и осязаемая, проходила вдоль защитного поля «Эсперансы», а потом переместилась в отсеки корабля.

— Поддай огонька, подруга! — просила Пэгги, и Савитри послушно вставала на позицию и удерживала ее, позволяя выиграть несколько мгновений, которые требовались боевому андроиду, чтобы поменять аккумулятор.

— Прикрой меня, милая! — командовала Пэгги, покидая укрытие, и Савитри стреляла с обеих рук, пока Пэгги цеплялась за раскаленные поручни или взбегала по стене, чтобы обойти нападающих сзади.

— Мы будем жить вечно, — смеялась боевой андроид, расстреливая боекомплект.

— И возродимся в едином лотосе, — в тон ей отзывалась Савитри.

В этот миг ей казалось, что скорчер превратился в несокрушимый лук Шивы, а они с Пэгги, подобно Раме и Лакшмане, защищают мир от полчищ алчных демонов. И неважно, что последователи Великого Асура толковали древнюю историю иначе, чем мудрецы Земли. В краткие мгновения битвы Савитри чувствовала себя куда более живой, нежели за десятилетия праздного существования во дворце, более искренней, чем за годы приторного притворства. Она очищала мир от скверны и с радостной песней смотрела в лицо богини смерти. Что может быть прекрасней, нежели уйти в миг наивысшего напряжения сил, сражаясь рядом с тем, кто стал бесконечно дорог.

Но все обернулось иначе. Впрочем, свой нынешний плен и раны Савитри воспринимала кармой за недоверие Пэгги. Как она могла усомниться в том, что подруга желает ей добра? Как посмела обидеть ее жестокими упреками? Нескольких часов общения с охотниками хватило, чтобы понять, почему Пэгги так старательно избегала встреч с ними. Нынешние ее хозяева, эти стервятники, промышлявшие мародерством, выглядели еще омерзительнее, а их разговоры отметали всякие сомнения в том, какая их добыче уготована судьба.

— Эй, Билли! Десяток медуз тебе в штаны! Брось ты уже эту дохлятину! Тебе, что ли, в городе баб мало? — пробираясь по узким коридорам природного тоннеля, безостановочно нудил щуплый, вертлявый тип, предлагавший пристрелить Савитри, чтобы не мучилась.

— Отвянь, Шарки! — пыхтел Билли, который волок свою ношу с упорством муравья, взвалившего на спину здоровенную гусеницу. — Мне баб всегда хватало. И, заметь, не потасканных кляч с уровня мутантов, а свеженьких цыпочек. А вот другим мужикам, которые приходят расслабиться к папаше Хайнцу, достаются либо беззубые старухи, либо ни на что не годные калеки.

— И мрут эти никчемные шалавы чаще, чем штрафники на руднике, — поддержал Билли здоровяк, который в узких местах едва протискивался и исцарапал уже всю макушку шлема.

— Ну, у тебя, Бычара, всегда в одном месте свербит, поэтому ты меньше чем с тремя ядреными телками не ложишься, да и те не выдерживают, — снисходительно хмыкнул Шарки. — А я говорю, что чем всякую падаль на пустоши подбирать, лучше бы устроили облаву на уровне старателей. Там знаете сколько горячих цыпочек? Одна Недотрога нашего Ндиди чего стоит!

Савитри сделала попытку дотянуться до скорчера своего носильщика, беспечно оставленного на поясе. Не то чтобы ее так уж заботила собственная участь или печалила нелегкая доля женщин, оказавшихся в западне нижних уровней. Просто до смерти хотелось заткнуть канализационную трубу по имени Шарки, непонятным недоразумением считающую себя человеком. Однако даже малейшая попытка пошевелиться вызвала новую вспышку боли, так что перед глазами поплыла рябь, а процессор едва не ушел в перезагрузку.

Эх, где бы раздобыть хотя бы пару допотопных гальванических аккумуляторов! Но охотники в танке не дали ей даже глотка воды. Нынешние тоже не собирались делиться скудными запасами. И правильно делали. Как показала схватка на корабле, хотя Савитри не обладала силой и выносливостью Пэгги, имей она побольше зарядки, наручники бы ее не остановили.

— Ты как был беспредельщиком из занюханного окраинного мира, так и остался, — осадил Шарки еще один участник вылазки. — Никаких понятий не сечешь. Облаву устроить. Тоже еще придумал. Да это ж безопаснее разворошить пчелиный улей.

— Думаешь, Тьяо, шахтеры пойдут с кайлами против скорчеров? — с вызовом подбоченился Шарки.

— За своих жен, дочерей и сестер с голыми руками пойдут, — убежденно кивнул Тьяо.

— И Ндиди тебе первый наваляет! — поддержал его Бычара.

— К тому же, рудокопы тоже захаживают к Хайнцу: баб-то в городе и в самом деле не хватает. А нашему патрону нет никакого резона клиентов терять и тем более войну устраивать, — обрадовавшись поддержке приятелей, добавил Билли.

— Но из-за твоей полудохлой шмары мы все едва не попались! — не унимался Шарки. — Не принесет эта баба нам ничего, кроме геморроя!

— Ты, Шарки, если бы этим охотникам задницу не показывал, улепетывая во все лопатки, пока мы отстреливались, глядишь, и геморроя бы меньше словил, — ехидно посоветовал подельнику Тьяо.

— Да откуда эти типы со скорчерами на наши головы вообще взялись? — досадливо протянул Бычара. — Не похожи они как-то были на охотников. И откуда только танк надыбали?

— Да уж, если б я не захватил из города коктейль Шикомару, накрылась бы наша лавочка фотонным отражателем, — согласился с товарищем Тьяо.

— Вот я и говорю, — не сбавляя темп, подытожил Билли. — Если охотники, или кто они там на самом деле есть, показали такую прыть, пытаясь забрать у нас эту девку, значит, она какая-то важная птица! И когда Хайнц кучу бабла за нее отвалит, вы старину Билли еще поблагодарите.

Поскольку Савитри понимала, что пусть к выздоровлению для нее невозможен без энергии или еды, она, несмотря на боль и омерзение, внимательно слушала разговоры похитителей, пытаясь хоть как-то сориентироваться и выработать план дальнейших действий. Если Создатель, Хранитель и Разрушитель решили оставить ее в живых, то в память о Пэгги она сделает все, чтобы обрести свободу и отомстить.

Первой ее мыслью было назваться мародерам и попросить отнести ее к Шатругне. Однако, проанализировав обрывки разговоров ныне покойных охотников, вспомнив их пренебрежительное отношение, решила этого не делать. Когда она пришла в себя, ей явно дали понять, что ее жениху она нужна главным образом как ключ от сокровищницы, а невеста у него и в городе имеется.

Савитри почувствовала боль, но не удивилась. Если хорошенько подумать, все их отношения с Шатругной выстраивались в стройную цепочку предательств. В голове не укладывалось другое: даже если фактический правитель Сансары нашел под куполом женщину, а за годы взросления принцессы-клона он и не пытался вести жизнь монаха, тем более, их религия и не предполагала моногамию, как он собирался доказать свое право на престол?

На сегодня к династии раджей принадлежали только потомки мятежного Арвинда Вармы, около пятидесяти лет назад предпринявшего попытку разрушить на Сансаре кастовую систему. Однако следы Даярама — единственного из сыновей мятежника, который не погиб по время подавления восстания, затерялись где-то в окраинных мирах. Во всяком случае, корабль, на котором опальный принц пытался вывезти свою семью, пункта назначения так и не достиг. Неужели пути наследников жестоко обрубленной ветви династии тоже вели в треугольник Эхо?

Незадолго до того, как неизвестные преследователи или мстители подбили танк, Савитри почувствовала присутствие кого-то из сородичей, а чуть позже ей показалось, что потомков асуров в котловане двое, и они даже действуют сообща. В какой-то момент перед ее глазами мелькнула кабина второго танка, мертвые тела убийц Пэгги и какие-то незнакомые люди в экзоскелетах. Потом она увидела белокожую и золотоволосую девушку, чье сходство с Эгле Вармой, дочерью принца Даярама и простолюдинки с Земли, не вызывало сомнений. Неужели эта незнакомка — выросшая под небом Эхо четвероюродная сестра и новая невеста Шатругны? Но тогда что она делает в стане его противников и недоброжелателей? Впрочем, выбирая женщин для опочивальни, Шатругна редко когда спрашивал их согласия.

Впрочем, присутствие предполагаемой кузины Савитри ощущала очень слабо. Даже если девушка и принадлежала к династии раджей Сансары, пользоваться ментальной связью асуров она явно не умела. Зато второй соплеменник, обладавший очень сильной и почти чистой кровью, не только смог уловить неосознанный призыв о помощи, но, кажется, даже поделился капелькой энергии. Именно благодаря его поддержке Савитри все еще не потеряла сознание и не сошла с ума от боли. И этот незнакомец сейчас находился где-то рядом, пытаясь преодолеть горы таким же подземным путем. Временами Савитри, попав в сознание сородича, видела освещенные тусклым светом фонарей тяжелые своды еще одного тоннеля и группу бойцов в экзоскелетах. С мародерами делиться этой информацией она, понятное дело, не собиралась, ибо точно знала, что спутники неведомого асура желают ей добра.

Пользоваться ментальной связью для ее сородичей вошло в привычку задолго до изгнания с Васуки. Только после смерти отца и переселения в тело андроида вокруг принцессы Савитри почти не осталось асуров с достаточно чистой кровью, и она искренне полагала, что тоже утратила возможность использовать дар мысленного общения. Шатругна ее в этом не пытался разубедить.

Хотя сам он и вел род от древнего первопредка, способность посылать зов он утратил, когда чудовищным напряжением всех духовных и физических сил выбрался из ловушки, в которую восемь лет назад превратилась фабрика «Панна Моти» на Раване. Кшатрии, неожиданно начавшие штурм здания, тогда предали не только мятежников, но и тех членов Совета директоров, которые не вступили с ними в сговор. А Маргарита Усольцева, сумевшая спасти сорок тысяч доноров, осталась глуха к мольбам сотрудников и высшего руководства, обрекая их на гибель под обломками. На призыв Шатругны о помощи тогда откликнулись не только все асуры Раваны, но и они с отцом. И потерю голоса в общем хоре соплеменников бывший член Совета Директоров не считал высокой платой за подаренную ему жизнь.

Вот так и получилось, что долгих четыре года, пока они с Пэгги скитались по пустоши, Шатругна даже если искал потерянную невесту, силой ментального призыва обнаружить ее не мог. Впрочем, сейчас Савитри была этому почти рада. Пэгги, Пэгги! Подруженька милая! Где бы отыскать такой мир, чтобы снова встретиться с тобой!

— Эй, Сэм, проходческим буром тебя по голове! Ты под ноги смотреть будешь? — вновь нарушил тишину подземелья неугомонный Шарки, запнувшийся за ногу идущего впереди мародера.

— А ты фонарь поярче включи, чтобы на людей не налетать! — посоветовали ему.

— Я бы включил, кабы нас от короткого тоннеля не отрезали. А так не знаю, хватит ли нам энергии: до города-то теперь в три раза дольше пехать.

— Если что, у нас нынче запасных аккумуляторов навалом, — напомнил ему рассудительный Тьяо. — У охотников разжились.

— Только бы отстреливаться снова не пришлось, — выдохнул Билли, совсем сгибаясь под своей ношей.

«Еще как придется! — мстительно подумала Савитри. — И гораздо раньше, нежели вы рассчитываете. И никакой хамелеон вам тут не поможет».

Она не только знала от неведомого соплеменника, что преследователи выбрались в долину по ту сторону хребта и теперь двигались в их направлении, но и улавливала знакомый сигнал, который служил путеводным маяком долгих четыре года скитаний. Пэгги, подруженька любимая! Неужели ты каким-то непостижимым образом не только уцелела, но и сумела собрать команду, чтобы спасти свою Савитри? Это предположение, поначалу казавшееся совершенно невероятным, обрело реальность, когда система получила стандартный запрос на обмен данными по каналу, которым могли пользоваться только они с подругой.

«Держись, моя милая! — гласило послание. — Мы уже близко!»

— Выключайте ваши фонари нафиг! — тем временем скомандовал Бычара. — Я вижу свет.

В самом деле, концентрированная тьма узкого лаза, которая завораживала, точно взгляд бездны или зрачки змеи, стала менее беспросветной, сменяясь серым сумраком. Отряд прошел еще около полутора тысяч шагов, и их взорам открылся купол расположившегося на обширном плато города. Поскольку за четыре года на пустоши Савитри почти отвыкла не только от дневного, но и от нормального искусственного освещения, довольствуясь тусклым фонариком в убежище и лампами аварийной сигнализации на «Эсперансе», в первый миг она едва не ослепла.

Хорошо, что в следующий миг тропа сделала крутой поворот, и Билли, на закорках которого она по-прежнему болталась, страдая от боли и стараясь не делать резких движений, развернул свою ношу лицом к скале. Так что на следующем повороте Савитри уже обвыклась и сумела все хорошо рассмотреть.

Скрепленные прочными макромолекулярными сплавами прозрачные ячейки взметнувшегося над пустошью горделивого купола напоминали гигантскую вощину пчелиных сот. И точно янтарные соты медом, они сочились и буквально истекали светом. Свет заливал долину, делал более выпуклым и зримым рельеф окрестных гор, придавая им сходство с резными стенами украшенного скульптурой древнего храма. Тем более что золотистый карнотит и мягкий песчаник, из которых были сложены отвалы, широко использовались при строительстве и на Сансаре.

Обеспечивающий город энергией рудник тоже вносил свой вклад в изменение облика долины. Груды шлака перемежались с кучами отбросов и других отходов жизнедеятельности людей, которые ненасытно и деловито поглощали вездесущие медузы. Возле выходов из шахт сновали тяжелые грузовики, вывозившие в горы отработанную породу, по периметру возвышались генераторы защитного поля и антенны системы коммуникаций. От похожих поселений на непригодных для терраформирования планетах Город под Куполом отличало только отсутствие солнечных батарей, ибо черная звезда и пульсар не излучали в диапазоне видимого света. Зато датчики андроида и система жизнеобеспечения экзоскелета зафиксировали увеличение уровня радиации. Судя по особенностям стандартной конструкции, в городе от нее имелась защита.

Впрочем, о жестком излучении и степени безопасности города Савитри сейчас думала меньше всего. Все ее сенсоры все явственнее фиксировали приближение дружественного отряда, и она замирала на своем неудобном месте из страха себя выдать. Неведомый асур и Пэгги вели своих спутников точно в их сторону, и слой «Хамелеон», который, выйдя из тоннеля, включили мародеры, тех, кто смотрел не глазами, в заблуждение ввести не мог.

«Внимание, подруга! Сгруппируйся, и постарайся укрыться за камнями», — гласило очередное послание Пэгги.

Савитри собрала остатки сил и послушно попыталась последовать приказу. Однако в это время Билли, упорно продвигавшийся по склону, неожиданно пошатнулся и упал, едва не раздавив своей немаленькой тушей бедную Савитри.

— Мать твою во все дыры, Билли! У тебя что там, щупальца вместо ног?

По поводу несвоевременного падения товарища Шарки, кажется, мог разоряться полсуток, даже не пытаясь помочь или узнать, что произошло, но в этот миг, словно исполняя мечту Савитри, горы озарила вспышка выстрела, и на месте ротового отверстия Шарки образовалась гигантская дыра. Такая же участь постигла еще троих мародеров. Через миг на головы остальных обрушился смертоносный шторм в обличии хрупкой изящной женщины.

Хотя Савитри лишь недавно видела Пэгги в рукопашной, она в первый миг решила, что это взорвался пульсар или проснулся один из вулканов. Остальные бойцы отряда от боевого андроида старались не отставать. Даже те из мародеров, которые успели достать скорчеры, оказались повержены до того, как сделали хоть пару выстрелов. Только Билли и Тьяо взяли живыми, и то лишь потому, что не хотели причинить вред Савитри. Теперь магнитные наручники перекочевали на их запястья.

— Высочество мое, подруга! Как же я тебя не уберегла! — ворковала Пэгги, сноровисто меняя Савитри аккумуляторы, давая обезболивающее и вводя через соединительный клапан в вену усиленную дозу глюкозы. — Потерпи. Вот доберемся до города, там тебя более основательно подлечат.

— Главное, ты сама не осталась на пустоши. А еще переживала, кто тебя будет чинить, — не имея сил шевелить губами, посылала ей сообщения Савитри.

В это время человеческая, вернее, асурская часть ее сознания обменивалась церемонными приветствиями с соплеменником, которым оказался самый хрупкий и невысокий из членов отряда. Сначала Савитри удивилась: мужчины асуров всегда были рослыми и отличались крепким телосложением. Потом поняла, что перед ней еще ребенок, уже не младенец, но пока еще отрок — потомок древней династии Васуки, чей отец недавно сумел вернуть по праву принадлежащую ему власть.

— Он решился бросить вызов наследникам царя Арса в надежде на поддержку соплеменников с Раваны, Сансары и Кали, — пояснил юный Синеглаз.

Савитри почувствовала стыд. Хотя Альянс заблокировал в Совете Галактики резолюцию, осуждающую дворцовый переворот и убийство сотрудников исследовательской экспедиции, реальной помощи асуры Васуки так и не получили. Жалкие подачки, которые князь Ниак использовал на покупку наемной армии, не решали даже проблем его ввергнутой в пучину междоусобицы страны, не говоря уже об угнетенных сородичах гнилых болот. И, несмотря на это, юный княжич из затерянного мира рисковал жизнью, чтобы спасти принцессу Сансары. Как пояснила Пэгги, только благодаря умению добродетельного отрока использовать возможности ментальной связи его спутники узнали, что Савитри жива, и сумели ее отыскать.

— У этого мелкого чутье лучше, чем у дрона-разведчика! — пояснила Пэгги.

— Скажи просто, что у него нюх настоящей ищейки, — снисходительно потрепал Синеглаза по плечу длинный худощавый боец.

— А если точнее, Цветан, то кошака, — поправил его гигант по имени Шака, который хоть и прекрасно взаимодействовал с Пэгги в бою, но иначе как железякой ее не называл.

И вновь Савитри почувствовала неловкость от того, с каким пренебрежением эти мужланы говорили о прямом потомке Великого Асура. Хотя Синеглаз внешностью походил на подростка из людского мира, разве что отличался необычной красотой, он, как и его отец, не утратил способность принимать облик тотемного предка, которой не могли похвастаться даже самые родовитые аристократы Альянса.

— Я превращаюсь в горного кота роу-су, только когда отец надевает чужую личину, — скромно потупившись, объяснил юный княжич.

— А ну, кто тут нашего котеночка обижает? — вступился за отрока тюленеобразный здоровяк, из микрофона которого доносились странные звуки.

Если бы Савитри не знала, что это невозможно, она бы подумала, что под броней у него копошатся мартышки. Впрочем, княжич, видимо, неспроста представил его как Ханумана, хотя остальные бойцы называли его Эркюль.

Проверив систему жизнеобеспечения Синеглаза, Хануман-Эркюль принялся помогать Пэгги восстанавливать поврежденные пластины защитного костюма Савитри. Билли и его приятели, подсчитывая грядущие барыши, о такой мелочи даже не подумали. Хорошо, что андроиды менее чувствительны к агрессивному воздействию внешней среды. Да и у асуров эта защита отлажена лучше.

— Ну, как там наше Высочество? Готово к переезду в новую резиденцию? — поинтересовался невысокий ладный воин.

Его звали Гу Синь, и он командовал отрядом.

— Мы уже выступаем? — закрепляя последние пластины экзоскелета подруги, встревоженно спросила Пэгги.

— Охотники из патрулей могли засечь вспышки выстрелов, — пояснил командир.

— Говорил я, макромолекулярными клинками обойтись, — посетовал приятель Цветана Прокопий.

— Мы не имели права подвергать жизнь принцессы риску! — возмутился Эркюль-Хануман, поднимая Савитри на руки настолько осторожно, что она даже не почувствовала боли. Впрочем, человеческие анестетики и глюкоза уже начали действовать, а подзаряженная система наконец смогла от экономии энергии вплотную перейти к восстановлению тканей.

— Да какая там жизнь, видимость одна, — махнул рукой Шака, проверяя зарядку аккумулятора своего скорчера.

Савитри хотела было обидеться, но подумала, что гигант в какой-то мере прав. Вся ее жизнь долгие годы оставалась парадной картинкой, скрывающей горькие размышления и неподдельную боль. И почему по непонятной прихоти судьбы только в теле андроида она почувствовала себя по-настоящему живой?

Большую часть пути по горам Савитри умиротворенно продремала, давая процессору возможность восстановить силы. Сначала ее нес Эркюль, потом его сменили Прокопий и Шака. Хотя эти люди не отличались придворным лоском и явно происходили из низших варн, она им доверяла.

Конечно, их тоже интересовала знаменитая сокровищница. Но за возможность выбраться отсюда Савитри бы не пожалела никаких богатств. К тому же она понимала, что Шатругну надо остановить. Прежде она с гневом отвергала все сомнения в здравости рассудка жениха. Даже когда он ради интересов «Панна Моти» и кучки богачей проводил на Сансаре массовый геноцид, который она не одобряла, но которому не могла воспрепятствовать. Однако намерение уничтожить город окончательно убедило ее, что Шатругна — опасный безумец, одержимый идеей разрушения. Не просто так дочь Эгле Вармы и Маркуса Левенталя предпочла ему безродного оператора сети.

— Может быть, зайдем в город через западный шурф? Он отсюда ближе, — предложил Цветан, который вместе с еще двумя бойцами конвоировал пленных.

— Мы не знаем, насколько он безопасен, и какие работы там ведутся сегодня, — возразил ему самый старший член отряда Джошуа Грин, который нес оборудование для отпугивания медуз. — Пару дней назад там случился обвал.

— Я и сам думал о том, чтобы немного срезать путь, — кивнул Гу Синь. — Но на западном направлении всегда слишком много патрульных. А у нас — ценный груз и пленные.

Ох, не в добрый час он заговорил о патрульных. Да еще зачем-то пленных помянул. Отряд прошел еще километров десять, когда Пэгги, которая, как положено боевому андроиду, держалась впереди, предупреждая о подозрительных объектах, передала командиру сигнал тревоги. Со стороны города приближался вездеход.

— Будем отстреливаться? — спросил Шака, переводя скорчер в боевой режим.

— Попробуем обойтись маскировкой, — покачал головой Гу Синь.

— Надеюсь, я правильно понял, как управлять этими тварями, — подался вперед Джошуа Грин, нажимая на голографической панели какие-то значки.

Конечно, Савитри уже знала, что ее спутники специально приманивают медуз, чтобы укрыть отряд от охотников. Однако, когда вокруг них образовалось плотное облако колышущейся тьмы, она почувствовала безотчетный ужас на грани священного трепета, который люди испытывали перед народом нагов.

— Не бойтесь, Ваше высочество! — бережно пожал ее здоровую руку княжич Синеглаз. — Эти создания не причинят Вам вреда.

— Кажется, обошлось, — выдохнул Гу Синь. — Можно двигаться дальше.

— Постойте! А где эти двое? — всполошился Цветан, имея в виду пленных.

Билли и Тьяо и след простыл.

— Включили хамелеон и воспользовались суматохой, — констатировал Прокопий.

— Но я же сам наручники закреплял и перед выходом еще раз все проверил! — не находил себе места от отчаяния Цветан. — Да и как они прорвались сквозь целую колонию медуз?

— Теперь они нас охотникам заложат, — вздохнул кто-то из бойцов.

— Не заложат, — принял решение командир. — Надеюсь, вы не разглашали детали нашего маршрута?

— Говорила я, навесить на них маячки, — шипела Пэгги, утраивая бдительность. — У этих мутантов даже примитивных сетевых устройств нет. А радиопередатчики они благополучно отключили.

— Эх, предлагал я нести эту железяку с ключом сразу на «Нагльфар», — вздохнул Шака. — И кто сказал, что не хватило бы кислорода.

Хотя Савитри и страшилась жутковатого пиратского корабля, члены экипажа которого непонятной прихотью судеб оказались сейчас союзниками и почти друзьями, идея укрыться в городе нравилась ей еще меньше. Конечно, Гу Синь и его соратники заверили, что убежище надежно, а путь туда известен лишь тем, кто по нему ходил, и предателей среди проходчиков нет, Савитри слишком хорошо знала, на что способен Шатругна. Особенно когда кто-то пытается помешать воплощению его планов.

Меж тем город, издали казавшийся изысканной шкатулкой, манящей средоточием теплого света, повернулся неприглядной изнанкой в виде куч шлака и свалок. Впрочем, они и входили, можно сказать, через черный ход по старому шурфу давно заброшенной выработки. Вот только на этот раз безлюдный тоннель оказался очень даже обитаем.

— Впереди большая группа людей, и они хорошо вооружены, — доложила Пэгги, когда отряд почти добрался до шахтового ствола.

И в этот миг за спиной у Прокопия и Цветана, которые шли замыкающими, опустился энергетический щит, а из мрака тоннеля выступили не менее двадцати охотников при полной амуниции, вооруженных переносными плазменными установками. Еще десяток стрелков возвышались на галерее, опоясывающей шахту лифта.

— Именем городского совета! Бросить оружие! Руки за голову! — прозвучал хриплый, но властный голос, усиленный громкой связью.

— Твою мать! — выругался Шака. — Называется, сходили в город под куполом!

— Без глупостей! — предупредили охотники, обезвредив из парализатора Гу Синя, который пытался подорвать и обрушить свод.

— Я не отдам тебя им живой! — воспользовавшись внутренней связью, беззвучно вскричала Пэгги, которая вслед за Синеглазом была готова рвать охотников хоть зубами.

— А что это изменит? — горько усмехнулась Савитри. — Шатругне нужен только ключ.

— Но как? Каким образом? Про этот тоннель знали лишь наши, да и то не все, — недоумевал Цветан, пока на его запястьях закрепляли магнитные наручники.

— Простите, ребята, — понурившись, отошел в сторону Джошуа Грин, пока охотники гуртовали пленных.

На Савитри, которая кое-как пыталась стоять, поддерживаемая с двух сторон Пэгги и Синеглазом, никто особого внимания не обращал, и она этому даже обрадовалась. Если их всех отправят на рудник, ее, возможно, не разлучат с Пэгги, а уж боевой андроид что-то придумает. Но радость оказалась недолгой. Когда все бойцы группы Гу Синя, включая Пэгги и Синеглаза, были обезврежены, из-за спин охотников появились намозолившие до боли глаза фигуры Тьяо и Билли.

— Ну, что, шеф, уговор остается в силе? — со странной смесью заискивания и панибратства глянул на командира охотников Билли. — Я думаю, вторая красотка тоже заинтересовала бы папашу Хайнца, да и мальчишка на что-то сгодиться может.

— Договор был только про полудохлую шмару с пиратской посудины, — строго одернул его охотник, и Савитри поняла, что Билли и его подельник успели наплести три корзины, дабы не рассказывать, откуда на самом деле добыча. — Мальчишка пройдет тесты и, если его признают здоровым, отправится на верхние уровни в интернат. А остальным, как опасным преступникам и рецидивистам, место на руднике. Все равно ни Маркуса Левенталя, ни его дочери, ни долбанного оператора сети среди этих хануриков нет!

— Ну, что, красотка, вижу, тебя успели так хорошо подлатать, что можно хоть завтра приступать к апсарским танцам!

Походя пнув Цветана и грубо оттолкнув пытавшегося защитить принцессу Синеглаза, Билли вразвалочку подошел к своему призу и по-свойски цепко взял за локоть обожженной руки. Савитри попыталась сделать шаг, но правый бок пронзила жестокая боль, ноги подогнулись, процессор ушел в перезагрузку, и мир заполнила спасительная тьма.

(обратно)

Глава 20. Троянский кот и дырка от бублика

Когда на запястьях сомкнулись магнитные наручники, Синеглаз испытал такой шок, словно его ударили по голове снарядом из камнемета. Кажется, известие о том, что «Нагльфар» попал в зону гравитационной аномалии черной звезды, его меньше потрясло. Впрочем, тогда он злился на Шварценберга, мысленно желал его посудине провалиться в Черную дыру и, когда это случилось, почти не удивился. Сейчас же его до глубины души раздражала беспечность вестников.

Уже второй раз на его памяти посланцы Великого Се показали себя клиническими идиотами. Можно подумать, у них особый талант попадать в самые простые ловушки, доверяя тем, кому не следовало бы. Неужели они не заметили, как подавленно и неуверенно с самого начала держался этот Джошуа Грин, как воровато бегали его глаза, когда он узнал о планах Левенталя взять под контроль «Эсперансу»? Но нет, они же выясняли, можно ли доверять сыну сольсуранского цареубийцы, а теперь из-за их недальновидности они все оказались пленниками города, который может в любой момент стать их общей могилой.

Хотя охотники не узнали принцессу Савитри, не стоило сомневаться, что для всесильного Шатругны Нарайана, пусть тот и утратил способность к ментальной связи, разыскать пропавшую невесту не составит труда. Теперь вся надежда, что отец и жених другой наследницы династии раджей сумеют уберечь девушку и вернуть «Эсперансу». Хотя Кристин, кажется, даже не подозревала о том, что, как и все потомки асуров, обладает даром ментальной связи, Синеглаз продолжал ощущать ее ровный, спокойный зов, свидетельствовавший, что у той группы пока все идет по плану. Зато призыв Савитри, в момент новой встречи с мародерами сорвавшийся в гневный вопль, воспринимался глухим отголоском тяжкого сдавленного стона. И что сейчас происходило с принцессой Сансары, Синеглаз даже не брался гадать. Впрочем, он бывал с отцом на невольничьих рынках и примерно представлял, на какую участь обрекали большинство рабынь.

Другое дело, что княжичу и самому сейчас хотелось стенать и рычать, но приходилось просто стучать зубами от холода. Хотя разреженный, как высоко в горах, но в то же время затхлый воздух тоннелей для дыхания подходил весьма условно, экзоскелеты у них отобрали. А в узкой, тесной камере, оборудованной прямо в одном из ответвлений заброшенного шурфа, каждый камень, казалось, пропитался ледяным дыханием космической пустоты и источал промозглую сырость.

Княжич в который раз пожалел о том, что не может по своей воле примерить шкуру горного кота, прекрасно защищавшую во время зимних прогулок по заснеженным горам. Но поскольку со времени последнего обращения миновало не более пары-тройки недель, отец, видимо, выжидал и копил силы. Оставалось только плотнее прижиматься к мягкому боку Эркюля. Хотя это почти не спасало: бедовый контрабандист и сам дрожал так, что аж стены тряслись.

Впрочем, холод Синеглаз еще пережил бы. Задевало, что тюремщики, прогуливавшиеся вдоль решетки со скорчерами наготове, могли эту досадную трясучку приписать страху. Еще чего! Не сказать, что княжич не боялся. Он помнил рассказы Семена Александровича о том, какие муки пережили в плену Пабло Гарсиа и его товарищи. Да и на публичных казнях, которые регулярно устраивал отец, доводилось присутствовать.

Наверняка у подручных этого Нарайана возникнут вопросы о том, куда отправился и что задумал Маркус Левенталь. И кто знает, насколько далеко они пожелают зайти, чтобы докопаться до истины. Не просто ж так уже сейчас помимо наручников шеи Прокопия, Цветана, Шаки, Эркюля и Гу Синя украсили ошейниками, на каждое резкое движение отвечающими ударом тока. А на процессор Пэгги поставили специальный блок, перекрывающий доступ к боевому режиму.

Впрочем, зря старались. Конечно, все понимали, что без скорчеров и брони побег почти невозможен. Да и защитное поле еще как-то надо преодолеть. Но когда в камеру неожиданно для всех втолкнули Джошуа Грина, никакие наручники и ошейники с током не смогли погасить вспышку праведной ярости, хотя Цветану и Шаке это стоило приступа мучительного, удушливого кашля.

Сам предатель тоже выглядел озадаченным и еще больше напуганным. При этом пытался качать права.

— Но как же наш уговор? — в отчаянии решил напомнить он.

— Остался в силе! — расхохотался ему в лицо один из надсмотрщиков. — Вы скоро встретитесь. Мы же не говорили, где именно!

— Что, старик, обманули? — с издевательским участием поинтересовался не без труда откашлявшийся Цветан. — Пообещали тридцать сребреников — дали дырку от бублика.

— До седых волос дожил, так и не понял, что с шулерами можно садиться играть, лишь имея в запасе крапленую колоду, — вздохнул Прокопий.

— Что они тебе пообещали? — делая неловкую попытку приподняться, спросил Гу Синь.

После попадания из парализатора тело слушалось его с трудом, а слова, произнесенные онемевшими губами, кое-как угадывались только по смыслу. Впрочем, Джошуа Грин ждал этого вопроса.

— Неделю назад незадолго до нашей вылазки на пустошь агенты службы безопасности верхних уровней задержали моего сына Джейкоба якобы по обвинению в экстремизме, — пояснил он, втянув седую голову в плечи. — Мне сказали, что, если я не выведу охотников на след Маркуса Левенталя, моего мальчика отправят на нижний рудник или отдадут в качестве подопытного упырям из генетической лаборатории. И что мне оставалось делать? Вы же знаете, у Джейкоба астма, он в радиоактивной пыли и радоновых испарениях не выдержит и недели, а уж про эксперименты изуверов-генетиков я просто молчу. Вероятно, когда я ушел вместе с Маркусом вниз, мне следовало забрать Джейкоба с собой.

И вновь Синеглаз невольно подумал о своем отце. Рассказывая юному княжичу историю асуров, князь Ниак часто приводил в пример царя Лара, который, заключив перемирие с народами травяного леса, оставил им старшего сына в залог честности своих намерений, но, как только сумел собрать силы, договор нарушил, точно зная, что первенца убьют. Отец говорил, что лишь благодаря поддержке царя Лара Великому Асуру удалось наголову разгромить войско людей, и что после этого поражения и до самого пришествия царя Арса мятежники таились в норах глубоко под землей и боялись даже показаться на поверхности. И все же на месте казненного княжича Синеглаз временами представлял себя. Впрочем, предательство Джошуа Грина забота о семье оправдать не могла.

— И сколько наших ты им слил? — пытаясь оценить масштаб катастрофы, спросил Гу Синь, улучив момент, пока тюремщики, развернув голографические мониторы, отвлеклись на заполнение документов.

— Я не называл никаких имен, — обиделся старик. — Да и про маршрут им соврал, — глянул он на бывших товарищей с мольбой. — Сказал как раз, что мы будем использовать западный шурф.

— Ну, да, конечно, — опасливо оглядываясь на надзирателей, хмыкнул недоверчивый Прокопий. — А Билли с Тьяо кто отпустил?

Джошуа Грин только виновато потупился.

В камере повисла гнетущая тишина.

— Эх, стоило выбираться из шахты на Каллиопе, — вздохнул Шака, — чтобы закончить жизнь на руднике затерянного мира.

— Это точно! — согласился с товарищем Эркюль. — Надо было очень постараться, угодить в ловушку, находясь в плену черной звезды. Я-то думал, что дно мира мы уже пробили!

— Шахта — это еще не самое страшное, — вздохнул Цветан. — Там хотя бы можно вспоминать близких или надеяться на освобождение. А вот введут в кровь какую-нибудь дрянь, так и забудешь, кто ты есть и откуда. Так что моли своего обезьяньего бога, чтобы охотники не узнали, кто оба танка на пустоши подбил.

Синеглаз невольно поежился, хотя куда уж дальше, он и так дрожал хуже, чем в лихорадке. Он хорошо запомнил рассказы Семена Савенкова и Эркюля о программе «Универсальный солдат», суть которой сводилась к попытке изменить человеческую природу и, взяв за образец асуров, создать совершенных существ, неуязвимых и не знающих усталости. Увы, результатом экспериментов становились жуткие мутации вплоть до полной деградации личности. И это при том, что брачные союзы двух рас давали вполне жизнеспособное потомство. Княжич сам родился полукровкой и сумел взять самое лучшее и от матери, и от отца.

Неужели в городе под куполом запрещенная в большинстве миров безумная идея вновь нашла свое воплощение? Впрочем, такие, как Шатругна Нарайан, всегда рассматривали даже сторонников из числа людей как расходный материал. Не потому ли Великий Асур дважды потерпел поражение?

— Да враки, кажется это все, — неуверенно протянул Прокопий. — Насчет экспериментов над людьми. Мутантов на нижних уровнях пруд пруди, а вот сверхлюдей, нечувствительных к радиации, я даже среди охотников не видел.

— И не увидишь, пока сам в виварий научного отдела не попадешь, — хмыкнул Цветан. — Там же всем заправляют змееносцы из «Панна Моти» и этот поганый Нарайан, который даже собственную невесту превратить в робота не пожалел.

— Моя бедная подруга! Как я ее подвела, — всхлипнула Пэгги, досадливо переведя заблокированный процессор в спящий режим. — Уж лучше бы мы с ней на пустоши тихо загнулись без аккумуляторов или стали добычей медуз.

— Скоро мы все тут так или иначе загнемся, — устало поник Цветан. — Речь лишь о том, насколько быстро это произойдет.

— Игра еще не закончена, — напомнил Гу Синь, имея в виду Шварценберга и команду Маркуса Левенталя, которые упорно двигались к цели.

Поскольку Синеглаз стремился любым способом согреться, ментальная связь асуров ему в этом помогла. В какой-то момент сделалось настолько комфортно и тепло, что княжич даже испугался: состояние слишком напоминало губительное оцепенение замерзающего насмерть. Потом, однако, он с облегчением узнал кабину второго танка.

Кристин только что закончила оперировать Дольфа и Аслана и, устроив с максимальным удобством всех раненых, теперь позволила себе немного отдохнуть. Заменив свою странную дыхательную смесь и приведя в порядок волосы, она рассеянно ковырялась в банке с тушенкой, которой ее аж с двух сторон потчевали отец и Саав Шварценберг. Старый пират в роли заботливого няня выглядел комичнее кавука в шкуре косуляки. Синеглаз не видел от сурового кэпа и десятой доли такой заботы. Впрочем, он не жаловался и точно не жалел, что Сааву Шварценбергу юные девушки нравились больше смазливых мальчишек. Вот только с Кристин кэп мог ни на что не рассчитывать. Красавица думала о Пабло Гарсиа, и Синеглаз невольно почерпнул из ее воспоминаний такие нескромные картины, что у него загорелись уши, как после неурочного визита в родительскую опочивальню.

Другое дело, что сейчас наследница рода раджей смотрела на избранника со все возрастающей тревогой. Полностью поглощенный созданием программы-зеркала Пабло уже выглядел едва ли не хуже раненых бойцов, но об отдыхе думать не желал ни под каким видом. Впрочем, танк уже преодолел перевал и спускался в долину, в которой, словно зачарованная огненная колесница из сказок, своих пассажиров ждала «Эсперанса», и защитное поле корабля пропустило пришельцев настолько спокойно, точно и в самом деле признало истинных хозяев. Оставалось только надеяться, что программа-зеркало поможет обмануть охотников и выиграть время.

Хотя тюремщики пресекали всякие разговоры между пленными, Синеглаз все-таки улучил момент, чтобы шепотом поведать товарищам об увиденном. В их ситуации любая хорошая новость дорогого стоила, а известие о том, что не все еще потеряно, вселило надежду. Хотя Синеглаз какое-то время сомневался, а стоит ли рассказывать обо всем в присутствии Джошуа Грина, потом подумал, что неудачливый предатель и так слишком много знал, и охотники, обманув его в отношении сына, потеряли ценного информатора. И все же Гу Синь счел не лишним напомнить о необходимости держать рот на замке.

— Только бы кэп нас не кинул, — с тоской озирая стылые стены шурфа, зябко поежился Шака.

— Ты на кого булку крошишь? — обиделся Эркюль. — У Шварценберга случаются заносы, но он никогда не слыл падлой или крысюком.

— Ты ж говорил, он собирался мальчишку домой вернуть, — напомнил квартирмейстеру Цветан.

— Пока сольсуранский узурпатор его кибернетические кишки ему в рот не затолкал, — добавил Прокопий.

— Что мне до вашего кэпа и игр с кораблями, — угрюмо вздохнула Пэгги. — Савитри все равно продали в бордель!

И вновь точно по заказу Синеглаз услышал зов теперь уже коронованной принцессы Сансары. Савитри пришла в себя. Она лежала в каком-то помещении, напоминавшем импровизированный госпиталь в танке или медотсек «Нагльфара». Во всяком случае дырявая обшивка стен выглядела такой же потрепанной, а оборудование еще более древним. Даже лечебницы для бедняков при храмах Великого Се находились в менее плачевном состоянии.

Впрочем, руки человека, который сейчас осматривал принцессу, умели, казалось, лечить одним лишь прикосновением. Тем более необходимых для андроида препаратов в его незамысловатой аптечке хватало. Хотя врач был молод и выглядел несколько растерянно, дело свое он знал и правильные назначения делал, не прибегая к анализатору, который тотчас бы выдал, что принцесса не совсем человек.

Выпроводив назойливых Билли и Тьяо, он позволил остаться в кабинете лишь одноногому рыжему детине и чернокожему крепкому парню, который смотрел на Савитри завороженным взглядом паломника, узревшего свое божество. И нельзя сказать, что это внимание принцессу раздражало.

Впрочем, она слишком устала и хотела пока просто отдохнуть, давая возможность ранам затянуться. Но Синеглаз мог сказать с уверенностью, что молодой врач и его товарищи будут охранять покой наследницы рода раджей с истовостью настоящих паладинов, и всяким отребьям, если те вздумают предъявить на девушку права, придется сначала иметь дело с ними.

— Постой-постой, — прервал рассказ Синеглаза Цветан. — Как, ты говоришь, этот молодой врач выглядел?

Синеглаз еще раз описал.

— Да точно это Вундеркинд, — просиял Прокопий. — Еще и богадельню Далена к рукам прибрал.

— Какой такой Вундеркинд? — насупилась Пэгги.

— Наш человек и хороший парень, — устало улыбнулся Гу Синь.

— Эх, как бы ему весточку передать, — мечтательно протянул Прокопий.

Эркюль, словно ожидавший этой просьбы, выпустил на свободу одного из своих питомцев. Оказывается, мартышки каким-то образом сумели перекочевать из скафандра в недра комбеза. Или они с самого начала там сидели, а потом притаились так, что охотники их не заметили?

Хотя подвижный зверек ощутимо радовался свободе и смене обстановки, он не стал сопротивляться, когда Эркюль позвал его к себе, и, выполняя понятную только им двоим команду, сноровисто извлек из потайного кармана хозяина карандаш и бумажный блокнот.

— Это еще что за папирус? — неодобрительно глянула на письменные принадлежности Пэгги, которая явно не доверяла такому ненадежному и нерациональному средству связи, как мартышки.

— На случай обыска я не стал навешивать на Матильду и ее сородичей никаких гаджетов, — любовно поглаживая обезьянку, пояснил Эркюль. — Дедовские методы надежнее.

— Но как она Вундеркинда отыщет? — задал резонный вопрос Гу Синь, закончив короткое зашифрованное послание замысловатым знаком, напоминающим храмовую абугиду.

— Матильда родилась на Сербелиане и земляков чует за версту, — доложил Эркюль, сноровисто запаковывая записку под ошейник.

Наручники ему совершенно не мешали.

— К тому же, она вряд ли забыла наглого мальчишку из Мураса, который сначала дергал ее за хвост, а потом угощал засахаренными фруктами. Во время последней встречи они очень мило общались.

Внимательно выслушав все инструкции, Матильда без особого труда протиснулась между прутьев решетки, пробралась мимо охраны и скрылась во тьме шурфа где-то за пределами защитного поля. Пленники, которым приходилось делать перед надсмотрщиками вид, будто ничего не происходит, со страхом и надеждой по очереди следили за ее перемещениями.

— Но как Брендан узнает, куда нас отправили? — вполголоса поинтересовался Цветан.

— На нижнем участке рудника не менее трех десятков шурфов, и к каждому надо как-то подобраться, миновав охрану, — пояснил Прокопий. — А если кого-то и вправду отправят в лабораторию?

— Так у меня есть еще Брунгильда, Виолетта, Роланд, Зигфрид, Гектор и Меркурий, — похвастался Эркюль, указывая куда-то под комбинезон. — Даже если нас разделят, они дорогу к каждому отыщут. Так что еще посмотрим, кому достанется дырка от бублика!

Синеглаз вспомнил, что Роланд и Зигфрид в краю вестников слыли великими героями, а Брунгильда и Меркурий приходили к людям, чтобы поведать им волю богов. Хотелось верить, что мохнатые любимцы Эркюля свои горделивые имена тоже неспроста носят.

И все же их будущее выглядело более чем туманным, и все пленники, кроме неисправимого оптимиста Эркюля, похоже, это понимали. Не просто же так поникли могучие плечи Шаки, а у Цветана совсем обвисли еще недавно топорщившиеся боевым задором усы. Гу Синь и Прокопий пока крепились, но командир отряда явно страдал от судорог в мышцах, постепенно отходящих после временного паралича, а здоровяка-вестника мучил жестокий кашель.

Особенно пугал вид Пэгги. Боевой андроид, погрузившись в режим экономии энергии, точно сломанная кукла с остекленевшими глазами, притулилась к грязной стене и даже, кажется, не дышала. Зато Джошуа Грин шебаршился и дрожал за десятерых.

Глядя на него, и Синеглаз почувствовал, как отступивший от избытка переживаний и новостей холод снова находит доступ к защищенному лишь тонким комбинезоном телу, а желудок воркочет докучливую песню. Или это трепыхалось затиснутое между отчаянием и надеждой сердце?

— Не журись, дитятко, и не из таких переделок выпутывались! — ободряюще придвинулся к Синеглазу Эркюль.

Княжич невольно позавидовал его оптимизму. Он попытался утешить себя мыслью о том, что даже если он погибнет на руднике, это не запятнает чести его рода. В конце концов, после разгрома уцелевшие на Васуки асуры выполняли работу мусорщиков или прачек, а не менее грязное ремесло мясника считалось даже почетным.

Но рудник в этот раз ему увидеть не довелось. Он уже кое-как пригрелся под боком у Эркюля и начал от усталости и скуки клевать носом, когда его сладкие грезы прервал резкий простуженный голос.

— Ну и где там ваш пиратский ублюдок?

— Этот, что ли? — переспросил другой, напоминающий клекот летающего ящера.

— Какой чумазый! Сущий дикарь! Не нахвататься бы от него паразитов!

— Я вам покажу ублюдка, кавуковы дети! А своих потрохов на обед попробовать не желаете?

Хорошо, что охотники не понимали сольсуранского наречия! Синеглаз, который успел задремать, как раз видел во сне покои родного дворца, где он мог сутками есть сладости и нежиться на мягких меховых покрывалах, а расторопные слуги были готовы исполнить малейшую его прихоть. Поэтому, услышав неслыханное оскорбление, да еще сказанное таким пренебрежительным тоном, он аж подскочил на месте. Да как они смеют! Потом он опамятовал, что дворец-то остался где-то на Васуки, а он застрял в треугольнике Эхо в двойном плену.

Камера, в которой он сидел вместе с Эркюлем и остальными, никуда не исчезла. Только возле решетки помимо тюремщиков стояли четверо неприятных, тошнотворно прилизанных типов в незнакомой униформе. И они смотрели на него, на княжеского сына, такими взглядами, какими крестьяне из травяных лесов разглядывают выставленных на торг зенебоков и прочий скот.

— Если малец вам не подходит, сплавим его Хайнцу, — равнодушно сплюнул на пол прямо под ноги пришельцам один из охотников. — Там найдут, куда этого блохастого сучонка пристроить.

— На каком основании ты собираешься отправить нашего гардемарина к Хайнцу? Правила городские не знаешь?

Не обращая внимания на боль от ошейника и тяжесть в мышцах, возле решетки поднялся Гу Синь, и Синеглаз подумал, что этот невысокий, усталый человек — прирожденный воин. Хотя чего ожидать от соратника царя Афру, который сражался с ним плечом к плечу при Фиолетовой.

— По мне, так уж лучше его с нами на рудник, — набычился Прокопий, пытаясь заслонить Синеглаза.

— А чем вас не устраивает папаша Хайнц? — глумливо поинтересовался надзиратель, отпирая решетку и вразвалочку заходя в камеру. — Полагаете, высоколобые чистоплюи из научного отдела лучше? Если настаиваете, можем вашего подопечного сплавить к ним.

Ох, зря он так близко к пленникам подошел. Несмотря на наручники, бойцовские навыки Гу Синь отнюдь не утратил. Он сделал один молниеносный бросок, боднув надзирателя головой, и тот заорал от боли, пытаясь остановить кровь, фонтаном хлынувшую из свернутого набок носа. Прокопий, Цветан и Пэгги уже почти прорвались к решетке.

Но не просто так охотники надели на пленников магнитные ошейники. Бедный Гу Синь получил такой мощный разряд током, что его аж отбросило назад. Эркюль и Шака едва его подхватили. Остальные отделались легким приступом удушья.

— Вам это даром не пройдет, — пригрозил заключенным начальник охраны, пока его товарищи выводили Синеглаза из камеры.

— Кто тут смеет болтать, дескать, мы правила не знаем? — обиделся обладатель клекочущего голоса, и вправду похожий на усталого летающего ящера. — Все дети, прибывшие на планету, находятся под защитой городского совета! Если мальчишка здоров, определим его, как и положено, в интернат или подберем семью, если есть дефекты, на нижних уровнях тоже хватает пар, которые стоят в очереди на усыновление. Парень, конечно, уже почти взрослый, но не всем охота возиться с мелюзгой, кому-то элементарно нужен в доме помощник.

— Что происходит? Я никуда не пойду! Не надо меня усыновлять! Ну, сделайте же хоть кто-нибудь что-нибудь!

Все эти восклицания застряли у Синеглаза в горле, запутавшись в комке горячих слез, когда он понял, что, хотя сомнительное заведение Хайнца ему вроде бы не грозит, но зато в недалекой перспективе маячат если не жутковатые любители ставить опыты над людьми, то какие-то неведомые усыновители, которым нужен мальчик на побегушках, если не что-то похуже. А суровое настоящее — это разлука с Гу Синем, Эркюлем и остальными. За что Великий Се на него так разгневался? За какие прегрешения? Ну, конечно, он дерзил Шварценбергу и слегка обиделся на Прокопия и Цветана, но сейчас стерпел бы любое равнодушие и пренебрежение, лишь бы его не уводили от друзей.

Но решетка снова защелкнулась, и вскоре вопли негодования и возгласы поддержки, которые никакие ошейники не могли заглушить, стихли вдали. Надсмотрщики проводили их до лифта, и вскоре кабина закрылась, увозя Синеглаза навстречу новой судьбе. С другой стороны, какая разница, где погибать от удушья. С верхних уровней хотя, говорят, и открывается вид на пустошь, но шансов выбраться никаких. Да и куда выбираться, если Город на этой планете — единственное место, где можно хоть как-то жить.

Впрочем, пока ничего особо страшного не происходило. Поднявшись на лифте и миновав несколько обшарпанных коридоров, они оказались перед массивной переборкой, явно позаимствованной с какого-то допотопного корабля. Потом снова долго шли и поднимались на лифте. Причем с каждым новым уровнем коридоры все больше напоминали не ржавые отсеки «Нагльфара», а аккуратные переходы «Гризли» или воздушные конструкции Града Вестников. Со стен сначала исчезли известковые прожилки и копоть, потом дешевый пластик обшивки сменился чем-то мягким, приятным на ощупь и слегка люминесцирующим. При этом усиливалось ощущение какой-то неправдоподобности и безжизненной стерильности.

Его привели в какое-то явно казенное помещение, заставили раздеться, а потом сразу отправили в душ.

— Может, лучше его постричь? — предложил сопровождающий, похожий на летающего ящера. — Чего зря на этого дикаря воду и шампунь тратить. Там такие колтунищи — у моего кота на брюхе после мартовского загула и то были меньше.

Синеглаз глянул на него зверем и принял стойку, готовый до последнего отстаивать внешний облик, достойный наследника Великого Асура. В Сольсуране даже крестьяне из травяных лесов помнили о том, что волосы — это антенны, связывающие миры предков, ныне живущих и тех, кому предстоит родиться. В Альянсе этой древней магической связи вроде бы не придавали такого значения, но преступников и просто пленных, приговоренных к энергетическому донорству, брили наголо, забирая у них всю жизненную силу.

— Оставь его, Майк, — махнул рукой обладатель резкого голоса. — С колтунами и всем прочим умники из научного отдела разберутся. Наше дело его доставить в инкубатор и провести первичную санитарную обработку и дезинсекцию. К тому же, многим усыновителям почему-то нравятся у мальчиков длинные волосы.

Синеглаз дал себе зарок сделать все возможное, чтобы не попасть к таким усыновителям.

Впрочем, мылся он с поистине кошачьей тщательностью, стараясь компенсировать все дни спартанского быта на борту «Нагльфара». Разве что, разомлев от пара и теплой воды, прямо в душе едва не заснул.

Вот только весь сон и усталость как рукой сняло, когда он увидел в смежном помещении анализаторы и другие приборы, а также кучу пистолетов и шприцов, заполненных непонятной жидкостью. Это и есть научный отдел? Тогда он живым не дастся. Наследнику Великого Асура не бывать подопытным.

— Да я ж говорил вам, что он настоящий дикарь! Намучаемся мы еще с ним, — пояснял коллегам летающий ящер Майк, когда после достаточно продолжительной борьбы им все же удалось скрутить Синеглаза, засунуть его в анализатор и даже воткнуть пару игл, чтобы взять кровь.

— Ну ты пойми, парень, что мы не можем допустить тебя к другим школьникам, пока не убедимся, что ты не носитель какой-нибудь оспы или космической чумы, — достаточно миролюбиво пытался увещевать княжича сотрудник, проводивший осмотр.

— Нужны мне эти ваши школьники! — сквозь зубы огрызнулся Синеглаз.

Залезть в горло и проверить зубы, словно зенебоку на торгу, он не позволил. Впрочем, один из коновалов все равно сумел засунуть какой-то щуп в нос, а потом разжать его губы, взять на пробу слюну и даже отщипнуть кусочек от слизистой.

— Ну и чудики живут в этих окраинных мирах, — получив результаты экспресс-тестов, поделился впечатлениями еще один специалист. — У этого вашего дикаря нет даже бациллы Кальмета-Жерена и других элементарных прививок. Зато в крови обнаружен антиген к синдрому Усольцева!

К этому времени Синеглаз чувствовал себя как мокрый взъерошенный кот и едва не завывал от обиды. Потом его все-таки оставили в покое: выдали одежду, похожую на комбез, в котором он ходил на «Нагльфаре», но только чистую и почти новую, и объяснили, что ему придется побыть несколько дней в карантине, пока придут результаты анализов. Хотя по рассказам вестников карантин был каким-то страшным местом, где людей специально заражали, чтобы потом отправить в биореакторы, то ли Синеглаз чего-то не понял, то ли в треугольнике под карантином подразумевалось нечто другое.

Хотя комнатка, в которой его закрыли, могла бы уместиться в матушкиной гардеробной, она оказалась светлой, теплой и чистой, и в ней имелось все необходимое, в том числе застеленная свежим бельем удобная кровать. На прикроватном столике стоял поднос с непривычной на вид, но аппетитно пахнущей снедью. В первый момент Синеглаз, правда, отпрянул: а вдруг это отрава. Потом решил, что, если бы его хотели убить, это сделали бы еще на руднике. Что же до превращений во что-то непотребное, то от еды такое случается только в сказках, к тому же в плане изменения облика ему самому есть чем местных удивить.

Когда он почти прикончил основные блюда, в стене открылось окошечко, наподобие линии доставки, которую он видел на «Гризли». Оттуда показались стакан сока и тарелка с воздушным пирожным вроде тех, которые он пробовал у вестников. Пожалуй, это все-таки получше, чем дырка от бублика. Вылизывая остатки сливочного крема, Синеглаз вспоминал, как, польстившись на лакомства надзвездных краев, покинул родной дворец. Мог ли он себе тогда представить, что дорога веселых приключений обернется для него суровым путем испытаний?

Эркюль, кое-как исхитрившийся шепнуть пару слов вместо прощального напутствия, посоветовал ему стать троянским котом. Несмотря на общую безалаберность, Обезьяний бог знал массу интересных историй и даже когда-то пел в опере. Запомнить все Синеглаз, конечно, не смог, но рассказ про деревянную лошадь, в чреве которой скрывались воины, счел полезным. С наивными жителями травяных лесов, докучавшими отцу своим вечным неповиновением, такой нехитрый трюк мог бы сработать, только следовало заменить лошадь зенебоком или другим тотемом.

Синеглаз, конечно, не знал, как бы отреагировали здешние надменные чистюли, если бы на постели вместо замученного подростка разлегся горный кот. Но в образе тотема он точно сумел бы преодолеть энергетическое поле и добраться до генераторов воздуха. Да и Брендана тоже отыскал бы. Пока же он, правда, не мог даже открыть магнитный замок своего нынешнего узилища и потому, не желая попусту тратить силы, закутался в мягкое одеяло и мгновенно заснул.

Следующие несколько дней он вел расслабленное существование домашнего питомца, чередуя еду со сном. Тем более в этом карантине кормили в разы лучше, чем на «Нагльфаре». Пару раз с ним пытались поговорить по коммуникатору какие-то стремные типы из местной службы безопасности. Расспрашивали о путешествии со Шварценбергом, выпытывали подробности рейда на пустошь.

Хотя Синеглаз не хотел бы стать для своих товарищей троянским котом наоборот, подобно Джошуа Грину, он понимал, что отмалчиваться и отпираться бесполезно. Поэтому он нацепил личину простачка из окраинного мира и повел рассказ едва ли не от Великого Асура, на честнейшем глазу перемешивая правду с ложью. При этом он так старательно сбивался, как только речь заходила о чем-то действительно важном, так бестолково по десять раз обо всем переспрашивал, что его, видимо, сочли дикарем и достаточно быстро отстали.

В другой раз к нему зашли люди в костюмах бактериологической защиты. Снова взяли анализы, проверили рефлексы.

— Ничего не понимаю, — признался, наконец, один из них. — Все показатели как у обычного подростка. Откуда же у него такой необычный кариотип?

— Как будто он участвовал в программе «Универсальный солдат» и сумел пройти испытания, — кивнул второй.

Синеглаз не спешил вдаваться в объяснения. Пусть помучаются. Однако княжич не учел, что на верхнем уровне Града он не единственный асур. Поэтому несколько дней спустя дверь комнаты открылась, и на пороге показался давешний знакомый Майк.

— Собирайся, — коротко скомандовал он. — Тебя хочет видеть глава научного отдела профессор Шатругна Нарайан.

(обратно)

Глава 21.Минотавры лабиринта

Дымный свет факела едва освещал каменную кладку замшелых стен, вода в бассейне пахла затхлостью. Эту ловушку они не сумели распознать, и то, что их стремительный спуск по почти отвесному каменному желобу окончился водой, а не ямой со змеями или частоколом заостренных кольев, вселяло мало надежды. За стеной поджидали кровожадные монстры — беспощадные хищники, которые стремились сожрать свою добычу живьем. И что им могли противопоставить почти безоружные напуганные подростки?

Заскрежетали невидимые задвижки, открылись ходы и отдушины, и в свете колеблемого сквозняком факела в камеру с бассейном хлынули чудовища. Похожие на крупных хищников, стремительные и безжалостные, как прирожденные охотники, они в чем-то сохраняли черты разумных существ, и это лишь помогало им убивать.

Поскольку Брендан выглядел старше своих лет, товарищи доверили ему копье, и он даже сумел им воспользоваться. Заостренный, хотя и лишенный металлического жала наконечник с противным чавкающим звуком воткнулся в пасть гиеноподобного монстра и вышел наружу у основания черепа. Брендана обдало отвратительным смрадом, а перепачканные в болотной грязи ободранные руки сделались горячими и липкими от залившей их крови, желчи и ошметков мозга. И больше всего на свете хотелось бросить копье и в ужасе бежать, по пути отдирая кровь вместе с кожей и выворачивая наизнанку утробу.

Но на смену гиене подоспели новые монстры, а копье, как нарочно, застряло и не желало выниматься ни в какую. В довершение всех бед факел взметнулся и погас, а в правую руку, с треском ломая кости, впились чьи-то нестерпимо острые клыки. Брендан пытался звать на помощь, но звук застревал в горле, а грудь сдавил жуткий спазм, словно легкие схлопнулись от пневмоторакса.

Брендан открыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и огляделся. Кажется, в этот раз он хотя бы не кричал. Еще не хватало всех перебудить. И так бедной Эйо с новыми постояльцами прибавилось хлопот, а ее скромное аккуратное жилище, в котором пришлось оборудовать двухъярусную кровать, теперь напоминало каюту пассажирского корабля эконом-класса, вроде злополучной «Ласточки», на которой Брендан двенадцать лет назад совершил то памятное и даже судьбоносное путешествие.

Круто изменившую его жизнь путевку на Паралайз Брендан получил в возрасте четырнадцати лет, выиграв олимпиаду Содружества по молекулярной биологии.

— Зачем ты вообще отправился в это путешествие? Ты что, океана не видел? — недоумевали ребята, оказавшиеся с ним в одной клетке на пиратском корабле Саава Шварценберга.

Океан, конечно, Брендан видел сотни и тысячи раз. Выросший в портовом районе на шумном побережье, он и плавать-то научился едва ли не раньше, чем ходить. Вот только о знаменитых пляжах алмазной столицы Сербелианы не мог даже мечтать. Ныряя с дебаркадера или рассекая на стареньком отцовском буксире акваторию грузового порта, он только издали смотрел на шикарные яхты и величавые круизные лайнеры. А уж о шезлонгах, реагирующих на солнечный свет и подключенных к линии доставки, слышал лишь от друзей, которым посчастливилось найти работу в отелях. После того как буксир затонул, протараненный глайдером какого-то безбашенного лихача, семье едва хватало на учебные программы и еду. Хорошо хоть в школьной лаборатории удавалось работать бесплатно.

— Конечно, сынок, ты должен лететь, — убеждала Брендана мать, когда он не знал, что же делать с путевкой.

— Это не только шанс впервые в жизни отдохнуть на дорогом курорте, но и возможность наладить связи и завести полезные знакомства, — вторил ей отец.

Трудно сказать, на что рассчитывали родители, однако в этом путешествии Брендан, хотя едва не погиб, но приобрел не просто случайных знакомых, а верных друзей и наставников, готовых в любой момент поддержать и прийти на помощь. Помимо Маргариты Усольцевой и Натальи Серебрянниковой, без которых они бы ни за что не преодолели ловушки лабиринта, на Васуки Брендан впервые встретился с Александром Арсеньевым и бойцами подразделения «Барс».

Пока Пабло Гарсиа, который уже тогда считался одним из лучших операторов Содружества, подчинял систему безопасности «Нагльфара» и «Ласточки», Ящер и Гу Синь вместе с Клодом Дюбуа, Дином и царем Афру шли по следу пленников лабиринта, минуя ловушки и переживая, что не успеют. Тогда благодаря их вмешательству удалось отразить атаку монстров и выжить. Сейчас пришла пора старый долг отдать. Вот только имеет ли он право впутывать во все это Эйо и ее близких? Другое дело, что Ндиди раньше него поклялся защищать принцессу Савитри.

В первый день официальной работы на Хайнца Брендан едва начал принимать пациентов, как в кабинет со словами «Мне только спросить» без очереди вломился Ящер… и застыл, потрясенно почесывая импланты-рога и заковыристо ругаясь вполголоса.

— Это ты? — решил он уточнить на всякий случай. — Ты что тут делаешь? И куда, бездна его возьми, подевался Дален?

Когда Брендан объяснил, тирада, выданная старым товарищем, оказалась еще крепче.

— Я тут с ног сбиваюсь! По всем трущобам и злачным местам, словно последний забулдыга, рыскаю, думал, уже пора лезть к дьяволу в пасть на нижний рудник, а этот мелкий говнюк не только успел устроиться, но и частную практику себе нашел.

— Но здесь же действительно с медицинской помощью просто беда, — пропустив мимо ушей «говнюка», указал на скудную обстановку своего кабинета Брендан.

— Да чтоб меня расплющило в непроходимой кротовине! — покачал шипастой головой Ящер. — Говорил я Дееву, что Вундеркинд — калач тертый. Выжил в лабиринте монстров, в Мурасе не пропал, стало быть, со здешними казематами тоже как-нибудь разберется. А теперь они на пустоши от охотников отбиваются, а мы с тобой остались тут в бирюльки с мутантами играть!

Выпроводив из кабинета всех пациентов, Ящер вкратце изложил события последних дней, и тут уж пришел черед Брендана упражняться в непечатных выражениях.

Оказывается, пока он, словно мальчишка, махался с местной гопотой и изучал нравы мутантов, Пабло, выпотрошив подчистую все секретные архивы, отбивался от отборных головорезов Нарайана. А ведь вдвоем было бы куда сподручнее прорываться с боем, спасая Кристин от незавидной участи наложницы агрессивного психопата. Да и на пустоши опытный военный врач, владеющий навыками стрельбы и рукопашного боя, пригодился бы больше гражданских из команды того же Санчеса!

— И когда они должны вернуться? — почти виновато спросил Брендан.

— Да кто ж теперь знает.

Ящер только руками развел.

— Если все пойдет нормально, дня через два, а если охотники почуют засаду…

Он не стал договаривать, но Брендан и так все понял. Поскольку из-за двери все настойчивей доносились возмущенные возгласы ожидающих продолжения приема пациентов, Ящеру пришлось удалиться. Они договорились встретиться вечером. Тем более обвыкшийся за три месяца на нижних уровнях абордажник отлично знал, где живут Ндиди и Эйо.

— Так ты квартируешь у Рукодельницы? — переспросил он, уже собираясь уходить. — Ну, у тебя губа не дура. Половина здешних мужчин хотели бы оказаться на твоем месте.

— Это вышло случайно, — понимая, куда клонит товарищ, смутился Брендан.

— Да ты не оправдывайся, — одобрительно похлопал его Ящер по плечу. — Если есть талант, так зачем его в землю закапывать. Тем более, Эйо и ее брат ребята надежные. Мы даже хотели Ндиди с нами на пустошь позвать.

— Жаль, что передумали, — вздохнул Брендан, понимая, что, если бы друзья пришли в скромное жилище Рукодельницы еще накануне, сегодня он бы не пациентов принимал, а пробирался с товарищами к Перевалу Большого Кольца.

— Все, что ни делается — к лучшему, — философски заметил Ящер. — Считай, что мы остались в резерве. Ндиди, конечно, навыками флая владеет неплохо, но в боевых операциях не участвовал. К тому же им с сестрой еще мальца ее поднимать и поднимать. Если упыри из городского совета это вообще позволят.

Брендан только закусил губу, все еще не желая смириться с мыслью о том, что талантливый ученый, под руководством которого мечтал бы работать любой подающий надежды биолог-молекулярщик, оказался опасным маньяком. Впрочем, подозрения в том, что Нарайан и его коллеги проводят исследования по программе «Универсальный солдат», возникли еще до того, как Пабло взломал досье главы научного отдела и узнал о его роли в деятельности корпорации «Панна Моти». За пару дней, проведенных на нижних уровнях, Брендан успел убедиться, что не все заболевания охотников и других старожилов связаны с влиянием радиации и многолетним отравлением солями тяжёлых металлов. Впрочем, для проведения полноценной генетической экспертизы ему, увы, не хватало оборудования.

Вскоре после ухода Ящера прием пациентов снова пришлось прервать. Только на этот раз из-за двери не доносилось ни звука, да и из кабинета всех словно ветром сдуло. Новому эскулапу нанес визит сам господин Хайнц.

Поскольку теневой король предпочитал панибратски-домашний титул «папаша», намекая на времена романтизированных голографическими играми гангстеров прошлого и их крестных отцов, держался он нарочито просто и непринужденно. Да и одевался неброско. Попросил осмотреть одного из его телохранителей (бедняга жаловался на подагру, оказавшуюся запущенным артрозом), поинтересовался, хватает ли лекарств и оборудования, обсудил детали трудового соглашения, намекая, что инкогнито будет стоить дополнительных процентов, отчисляемых с каждого приема.

Под буравящим взглядом холодных серых глаз этого немолодого сухощавого человека Брендан чувствовал себя так, будто оказался без скорчера на здешней пустоши или решил голыми руками достать из вольера мамбу^[43] и пестрого крайта^[44]. Впрочем, когда папаша Хайнц спросил, все ли его устраивает в условиях контракта, Брендан постарался напустить на себя как можно более равнодушный и невозмутимый вид:

— Я рад, что у меня появилась возможность приносить реальную пользу, помогая нуждающимся и приобретая бесценный профессиональный опыт, поэтому деньги — не самое главное.

— Мне нравится ход ваших мыслей, юноша, — одними губами улыбнулся господин Хайнц.

Интересно, он герр или все-таки мистер. По выговору непонятно. Впрочем, во многих окраинных мирах старые земные языки не преподают даже в школах.

— А между тем я хотел сделать вам одно выгодное предложение.

Брендан насторожился, пытаясь понять, куда его собеседник клонит. Атаку мамбы, крайта или здешних медуз можно предсказать. Кристин вон даже научилась последними управлять. Но господин Хайнц был опаснее любой медузы.

— До меня дошли слухи, что вы в одиночку раскидали молодчиков Раптора и при этом показали навыки владения боевыми единоборствами, достойные бойца подразделения «Барс» или «Кобра», — начал Хайнц под одобрительные кивки своей охраны, и Брендан почти что услышал треск льда, по которому шел на протяжении всего разговора.

Если сейчас его спросят о связи с Пабло или Левой Деевым, придется отпираться, и милая светская беседа может закончиться где-нибудь на руднике или в застенках службы безопасности. А ведь Брендан уже чувствовал себя ответственным за Эйо и ее домочадцев. Впрочем, никаких обвинений не последовало. Вместо того Хайнц придвинулся ближе, внимательным, оценивающим взглядом окидывая скрытую свободной медицинской одеждой фигуру своего нового сотрудника.

— Дален мне сказал, что вы с Сербелианы и, если вы действительно занимались флаем и участвовали в уличных драках, я мог бы предложить вам на весьма выгодных условиях место на арене моего бойцовского клуба. Разумеется, в свободное от приема пациентов время и только в качестве приработка. Уверяю вас, там гонорары куда выше, чем в любой аптеке или врачебном кабинете. Люди готовы сэкономить на здоровье, которого все равно нет, чтобы отвлечься от проблем.

«И посмотреть, как лупят уродов», — добавил про себя Брендан.

Он уже знал, в чем заключалась основная работа Ндиди помимо незначительного заработка в ремонтной мастерской. Папаша Хайнц умел держать нос по ветру, улавливая настроения местных жителей и извлекая прибыль из любой, казалось бы, незначительной мелочи. Мутантам мало заверений блогеров и тележурналистов в их уникальности? Устроим еще одно шоу, давая им возможность утвердиться. Тем более что тотализатор на любых единоборствах приносил сверхприбыли еще со времен Древнего Рима.

Хотя внешне бои выглядели зрелищно и велись вроде бы с соблюдением всех правил, существовал неписанный закон: «уроды» не должны побеждать. Поэтому так переживала Эйо, провожая брата к Хайнцу в клуб, потому товарищи-рудокопы, выражая поддержку молодому бойцу, обреченно качали головой: надолго ли его хватит. Один раз какой-то охотник то ли под наркотой, то ли выплескивая злость на капризы пустоши, измочалил Ндиди так, что Далену в самом деле пришлось собирать его по кусочкам. Брендан видел шрамы: некоторые кости так неправильно и срослись. Конечно, ему хотелось бы помочь брату с сестрой выпутаться из цепких щупалец теневого короля, но не подведет ли он и своих добрых хозяев, и друзей, если сам увязнет в тенетах?

Вслух он, конечно, ничего не сказал, вместо этого уклончиво покачал головой:

— Спасибо за заботу, но я пока не знаю здешних правил, да и не представляю, удастся ли мне сочетать врачебную практику с выступлениями в клубе. Пока пациенты идут нескончаемым потоком, как бы мне не пришлось задержаться тут до ночи.

— А я и не говорю, что нужно выходить на арену прямо сейчас, — опять одними губами улыбнулся Хайнц. — Пока клуб вообще, можно сказать, простаивает: большая часть охотников в рейде, а именно они составляют костяк моих лучших бойцов.

«А когда или если они вернутся, то не только от клуба, но и от города не останется и следа», — вспоминая секретный приказ Нарайана, вздохнул про себя Брендан.

Он обещал подумать, а сам решил вечером обязательно все обсудить с Ндиди и спросить мнение Ящера.

Вот только вместо старого друга в вертоград Рукодельницы, громыхая кустарным протезом, пришел насупленный Йохан Дален.

— Хорошо, что ты сегодня никуда из своего кабинета не выходил, — сообщил он Брендану вместо приветствия. — Я уж расстарался, подогнал тебе пациентов.

— А что случилось? — нахмурилась хлопотавшая с ужином Эйо, которая целый день провела дома, ухаживая за Камо и пытаясь выполнить какой-то особо мудреный заказ к свадьбе бывшей ночной бабочки и рэкетира.

— На уровне — облава, — пояснил Дален, кое-как приглаживая рыжие вихры. — Кто-то слил явки и пароли сопротивления, поэтому хватают всех подряд. Я сам едва отбился, а вот вашего шипастого клыкастого друга с дурацким гребнем на голове задержали. Он успел мигнуть, чтобы я предупредил новичка и остальных, кого смогу.

— Ну и как? Что-нибудь сделать удалось? — сжал кулаки Ндиди, и Брендан обратил внимание, как на его скулах гуляют желваки.

Этого парня в самом деле стоило взять на пустошь. Хотя здесь тоже творились дела не менее опасные, и Брендану совсем не хотелось, чтобы Камо разлучили с матерью, а их с Ндиди упекли на рудник или куда похуже.

— Да что тут сделаешь? — развел руками Дален. — Большинства из тех, кто действительно имел отношение к Сопротивлению, в городе нет, и что они делают на пустоши — один пульсар знает.

Брендан хоть и не претендовал на лавры аккретора, но тоже мог бы рассказать, что происходит, но пока предпочел промолчать. Дален хотя и сочувствовал Сопротивлению, работал на Хайнца, а Ндиди с Эйо просто пока не стоило огорчать мрачными перспективами, которые уготовал городу профессор Нарайан. Если Пабло и его товарищам не удастся отбить у охотников «ключ», город обречен.

Знал ли он тогда, что судьба принцессы Сансары окажется у него в руках?

Брендан повернулся, стараясь, чтобы ветхий топчан верхнего яруса под ним не заскрипел. Глаза уже достаточно привыкли к полутьме, чтобы разглядеть спящих. Ндиди лежал на соседней верхней полке почти под потолком. Его грудь вздымалась ровно и спокойно, как у человека, который не таит злых умыслов и честно выполняет свои обязательства. Эйо примостилась на краешке стоявшей внизу полутораспальной кровати, даже во сне пытаясь уберечь и согреть прижавшегося к ней Камо.

Хотя в полутьме Брендан мог разглядеть только общие очертания тел матери и ребенка, он почувствовал, как его заполняет ни с чем не сравнимая нежность. Хотелось лежать на верхней полке и бесконечно любоваться, вникая взглядом в каждый изгиб фигуры Эйо, в каждый завиток непослушных волос, в каждое движение, направленное на то, чтобы защитить или приласкать маленького Камо. Вот только днем Рукодельница, хотя и не обделяла квартиранта заботой, облегчая и организовывая быт, но в остальном вела себя подчеркнуто отстраненно и лишний раз опасалась в его сторону взглянуть, делая вид, что полностью поглощена хозяйством, заказами и заботой о Камо.

Вот ведь угораздило влипнуть: влюбиться по-настоящему и, несмотря на немалый опыт сердцееда, не знать, с какой стороны подойти. Впрочем, Брендан хотя бы знал, что в холодности его очаровательной хозяйки виновен не он, а трагические обстоятельства, приведшие в конечном счете несчастную семью в треугольник Эхо. Что же до опыта соблазна, то он не работал, когда дело касалось настоящих чувств. И все же, как было бы хорошо, чтобы эта женщина в конечном счете признала его, а ее сын назвал папой.

На топчане напротив спала или блуждала в неведомых кибернетических грезах находящегося в спящем режиме процессора Савитри, девушка, которую разыскивала личная служба безопасности профессора Нарайана.

Перевязки, капельницы с глюкозой и сладости, на которые они с Ндиди не скупились, невзирая ни на какие долги, делали свое дело. Ожоги почти затянулись, поврежденные ребра потихоньку срастались. Пройдет еще пара-тройка дней, не останется даже шрамов, и что делать дальше, Брендан не просто не знал, а боялся себе представить.

Конечно, обвести вокруг пальца Тьяо и Билли не составит труда: эти ханурики не удосужились хотя бы взглянуть на раны своей пленницы, поэтому лишних вопросов насчет слишком быстрого выздоровления задавать не станут. Тем более, они, кажется, уже даже поверили в собственную байку про шмару с пиратского корабля. Но принцесса Сансары из-за этих двоих придурков уже попалась на глаза герру Хайнцу, а этот зловещий Минотавр здешнего лабиринта в коварстве и хитрости превосходит любых монстров. И то, что Ндиди ради принцессы своих грез готов сражаться не только с ветряными мельницами, но и с вполне настоящими драконами, особого оптимизма не вселяло.

После разговора с Даленом Брендан пребывал в состоянии, близком к тому, которое испытывал, сидя с товарищами в клетке на пиратском корабле или пытаясь в Мурасе разыскать пропавшего отца. И это ощущение бессилия давило хуже любых перегрузок. А разговоры пациентов в очереди его беспокойство только усиливали.

— Ну что, Бригида? К вам тоже приходили? — интересовалась у подруги соседка Эйо, не старая, но рано увядшая женщина с жуткими язвами на руках и лице. — К нам вломились в три часа ночи, все уже давно спали. Только напугали детей.

— Совсем потеряли всякий стыд! — вторила ей степенная супруга старого Хенка, которая, как в допотопные времена, мучилась от холецистита без надежды на операцию. — Врываются в дома к честным людям. Лучше бы смутьянов ловили.

— А мой-то младший как раз дома не ночевал, — делился с женщинами пожилой, изломанный работой рудокоп, отдаленно напоминающий Брендану отца. — Вот мы страха натерпелись. Ну, всыпал я ему по первое число, когда вернулся, чтобы знал, как где попало шастать!

Потом на смену рудокопам и их близким пожаловали мутанты, и тут уж пошли совсем другие, хотя не менее тревожные разговоры.

— Ну, что там, ваши-то, когда с пустоши вернутся? — спрашивала пожилая полноватая женщина, у которой из-под замысловатой шляпки со стилизованными грибами или гребешками выглядывали наросты, похожие на рожки.

— Еще вчера их ждали. И до сих пор нет, — делилась долговязая голенастая молодка с глазами навыкате и непропорционально высоким залысым лбом. — А тут еще эти беззаконные пираты на нашу голову приперлись. Я вообще не понимаю, зачем с ними вести переговоры: ударили бы по кораблю из плазменных установок, и все дела.

Брендан сделал себе заметку, что по официальной версии охотники, которых отправили за принцессой на «Эсперансу», участвуют в операции по принуждению к миру Шварценберга и экипажа «Нагльфара». Вот только, по словам Ящера, в случае благополучного исхода охотникам следовало вернуться еще вчера или даже чуть раньше, а Левенталь и его товарищи могли добраться до города уже в ближайшие часы.

Брендан нервно передернул плечами, делая вид, что замерз: все-таки даже в его кабинете не могли настроить отопления. Под медицинский костюм приходилось поддевать шерстяной свитер и термобелье. Как поведал Дален, большинство адресов и имен бойцов сопротивления выдал какой-то провокатор или предатель, а это означало, что конструктор и все его спутники, включая Пабло и Кристин, тоже рискуют угодить в расставленную Нарайаном ловушку.

— Если твоим друзьям потребуется помощь, можешь на меня рассчитывать, — убедившись, что сестра его не слышит, пообещал Брендану Ндиди.

Если бы Брендан только знал, как и кому тут можно помочь!

Он назначил жене охотника йодсодержащие препараты, выписал старушке с рожками витамины D и B6 и собирался уже закончить первичный прием и, простерилизовав помещение, перейти к операциям. Однако в это время в коридоре раздался шум, и в сопровождении Далена в кабинет ворвались двое охотников самого что ни на есть затрапезного и потрепанного вида. Вместе с ними шел Ндиди, который нес на руках находящуюся в глубоком обмороке девушку, чей вид и состояние экзоскелета красноречиво свидетельствовали, что она недавно побывала в очень серьезной переделке.

— Вот говорили тебе, Билли, намучаешься ты еще с этой дохлятиной, — ничуть не стесняясь пострадавшей, отчитывал один охотник другого. — А ты заладил, как чиполугай: «Мне за нее отвалят кучу денег»! И кто тебе, спрашивается, их отвалит, если она того и гляди помрет.

— Что случилось? — в первый миг слегка растерялся Брендан.

Особенно его встревожил вид Ндиди: бронзового оттенка лицо молодого бойца выглядело серым, на скулах ходили желваки. Брендан даже в первый момент испугался за Эйо и ее мальчика. Потом понял, что Ндиди переживает о состоянии незнакомки.

— Да вот, говорят, на пустоши нашли, — пояснил Дален. — Вроде как у пиратов отбили. Видимо, пока отбивали, чуть саму не укокошили сгоряча. Я, конечно, не специалист, но с такими повреждениями люди просто не выживают.

— Да все с этой шмарой нормально! — принялся заверять его и других неугомонный Билли. — Ее только чуть-чуть подлатать, и можно уже выпускать к папаше Хайнцу в клуб, плясать апсарские танцы. Если что, я уже обо всем договорился и даже задаток получил. Так что, если поставите на ноги, я в долгу не останусь.

Хотя Брендану больше всего хотелось двинуть по наглой охотничьей морде, желательно кулаком в утяжеленной бронированной перчатке, он решил вида не подавать.

— Сейчас посмотрим, несите ее в кабинет, — невозмутимо отозвался он, взглядом сигнализируя Ндиди, чтобы тот не делал резких движений.

Едва он открыл фонарь шлема, первым побуждением его оказалось, подобно Архимеду, закричать «Эврика», а вторым — достать скорчер и порешить обоих хануриков и Хайнца вместе с ними. На убогой кушетке врачебного кабинета лежала та, ради кого его друзья отправились сражаться с охотниками на пустошь. Хотя он плохо помнил, как выглядела наследная принцесса Сансары, Ящер освежил его воспоминания, показав голографический портрет.

— Ты ее тоже узнал? — мрачно спросил Ндиди, пока Брендан судорожно вспоминал анатомию и физиологию биологических андроидов, а Дален отбивался от разгневанных пациентов и выпроваживал из кабинета охотников.

— Не понимаю, о чем ты? — попытался сыграть под дурачка Брендан, которому все еще не хотелось впутывать в свои опасные игры Эйо и ее семью.

— Это Савитри Вторая, — с убийственным спокойствием пояснил Ндиди. — Наследная принцесса Сансары и пропавшая невеста профессора Шатругны Нарайана, за которой он отправил два танка на пустошь. Меня, конечно, твои друзья не позвали, — с определенной долей обиды добавил он. — Но я работаю на Хайнца и слышу разговоры охотников. К тому же наши соседи на Сербелиане, хотя и вынужденно покинули Сансару, продолжали боготворить представителей правящей династии. Мне до раджей, понятно, не было никакого дела, но едва я увидел голограмму принцессы Савитри, у меня что-то замкнуло. Я влюбился в нее без памяти, и мне плевать, клон она или не клон.

Брендан только головой покачал, с помощью Ндиди освобождая Савитри от экзоскелета. Конечно, на голограмме принцесса выглядела красавицей в драгоценностях и раззолоченных шелках. Сейчас ее хрупкое израненное тело напоминало статуи аскетов или просто живые мощи и, кроме сочувствия, ничего не вызывало. Вот только Ндиди смотрел на девушку явно не беспристрастным взглядом врача.

Похоже, принцесса уже получила какую-то помощь, но до полного выздоровления было далеко, и Брендан не знал, как найти доступ к ее процессору. Для начала он решил поставить капельницу с глюкозой и проверить давление и пульс. К тому же требовалось хотя бы попытаться отрезвить с фанатичной преданностью воззрившегося на девушку Ндиди.

— Она уже не просто клон, а андроид с мозгом человека, — пояснил Брендан, пальпируя грудную клетку пациентки и соображая, как лучше лечить поврежденные ребра и стоит ли делать кибернетическому организму рентген или стоит ограничиться магнитно-резонансной томографией головного мозга.

— Пожалуйста, не выдавайте меня! — прозвучал еле слышный, охрипший голос.

Принцесса Савитри открыла глаза. На ее осунувшемся лице проступил след румянца, напоминавшего о тех временах, когда она блистала на приемах под прицелом камер корреспондентов всей галактики. Похоже, она уже какое-то время находилась в сознании и слышала часть разговора. Во всяком случае, бедному Ндиди она улыбнулась с одобрением, одним взглядом вселяя надежду. Брендан даже слегка позавидовал товарищу. Чтобы добиться такого же расположения Рукодельницы, он бы согласился выйти на арену против десятка разъяренных охотников. Впрочем, в глубине души он уже знал, что заведение папаши Хайнца от него никуда не уйдет.

— Вы разве не хотите вернуться к своему жениху? — спросил он осторожно, пытаясь прощупать почву.

Савитри только покачала головой, стараясь, чтобы движения не причиняли ей боль. Впрочем, анальгетики уже начинали действовать, а система жизнеобеспечения продолжала процесс регенерации.

— Если Шатругна меня найдет, погибнет весь город, — просто и безыскусно пояснила принцесса.

Брендан так и замер со шприцем в руке. Откуда эта рафинированная представительница одной из могущественнейших династий Альянса знает о секретном приказе, если она последние четыре года жила где-то на пустоши и не виделась с женихом?

Впрочем, пока существовали вопросы более насущные.

— Наследница раджей Сансары не должна попасть в бордель! — отведя Брендана в сторону, строго глянул на него Ндиди.

Брендан согласно кивнул. Конечно, он не имел оснований питать к правящим фамилиям Альянса добрых чувств, но товарища понимал и поддерживал. К тому же он знал, что Ндиди движут не только забота о Савитри и желание завоевать ее расположение. Молодой боец слишком болезненно относился к любым проявлениям насилия. Особенно над женщинами.

Восемь лет назад душным июньским вечером его сестра возвращалась в рабочий район Кимберли, задержавшись после сдачи творческого проекта в Сербелианском колледже искусств. Желая поскорее добраться до дома, совсем юная тогда еще Эйо решила срезать путь, свернув в, как ей казалось, безлюдный и плохо освещенный переулок. Там ее уже поджидали восемь подонков, которые пасли молоденькую привлекательную девушку от самой остановки…

И, хотя насильников нашли, и все они понесли заслуженное наказание, никакие беседы с психологами и увещевания родных не сумели убедить Эйо в том, что произошедшее с ней — только эпизод в жизни. После рождения Камо глава семейства Кирабо решил, что перемена обстановки поможет дочери забыть пережитый кошмар, и откликнулся на вакансию проходчика в шахту на Лее. Но звездолет попал в гравитационную аномалию черной звезды, и семья оказалась в треугольнике Эхо. И хотя в Городе под куполом Эйо могла смело начать жизнь с чистого листа, она продолжала сторониться мужчин, всю себя отдавая работе и воспитанию сына.

— Что ты предлагаешь? — спросил Брендан, понимая, что и сам должен сделать все возможное и невозможное, чтобы не допустить встречу Савитри с ее женихом и охотниками. — Билли и его подельники вряд ли ее просто так уступят.

— Я выкуплю ее, — безапелляционно заявил Ндиди. — Хайнц давно мне намекал, что после выплаты отцовских долгов хотел бы по-прежнему видеть меня в числе бойцов клуба. Так что он только обрадуется продолжению контракта.

— В таком случае я с тобой в доле, — глянув на измученную принцессу Сансары, представив на ее месте Эйо или Кристин, протянул руку Брендан.

Он старался не думать о том, что по сути собирается участвовать в работорговле, понимал, что выкуп — это не самый лучший выход, особенно учитывая способность людей вроде Хайнца играть лишь по своими правилам и менять их, как заблагорассудится. Но ничего другого и дельного пока придумать не мог.

Первый бой они провели тем же вечером. Уже почти не надеясь на возвращение своих лучших бойцов, папаша Хайнц решил поднять настроение друзей и близких охотников и представил новичка, дав Брендану навязчивое прозвище Гип. К этому времени Савитри, получив всю необходимую в ее положении помощь, уже отдыхала в жилище Ндиди и его семьи под присмотром Камо и Эйо. Каким образом Ндиди и Далену удалось уломать Билли и Тьяо, Брендан не знал. Видимо мародерам просто не хотелось возиться с пострадавшей, и они спешили поскорее прогулять задаток. Брендан видел их вечером в клубе очень сильно подшофе.

Забыв про гордость, Брендан сделал на арене все, как объяснил ему Хайнц. Сначала дрался почти в полную силу, а потом в нужный момент поддался, вызвав искренний восторг зрителей, заключивших, что кулаками махать — это совсем не то, что клизмы ставить. Брендан не возражал. Пока стоило играть по здешним правилам, тем более, бойцы-мутанты тоже осторожничали и не стремились нового противника калечить.

— С добрым почином, — крокодильей улыбкой встретил Брендана после поединка папаша Хайнц, вручая пачку мятых кредиток. — Я рад, что вы так быстро освоились. Впрочем, молодой человек, надеюсь, вы понимаете, что это была лишь разминка.

Брендан улыбнулся в ответ со всей доступной ему искренностью. Он не рассчитывал на честную игру и сам не собирался играть честно, намереваясь в будущем сам сорвать джек-пот.

Дома у Ндиди их встретила перестановка, которую в их отсутствие организовал предприимчивый Дален, заливистый смех Камо и веселые женские голоса.

Виновницей оживления оказалась невесть как пробравшаяся в местные казематы вертлявая обезьянка из семейства церкопитеков или мартышковых, причем сербелианской разновидности. Подвижный зверек носился по комнате, лихо взлетая на верхние полки, и с удовольствием уплетал фрукты и сладости, которые добросердечные соседи Эйо принесли для маленького Камо и раненой девушки. Заметно посвежевшая Савитри и сбросившая груз забот Эйо с умилением наблюдали за забавными ужимками, а малыш, забыв про недавнюю травму, носился по всей комнате, пытаясь обезьянку поймать.

Впрочем, едва только за Бренданом закрылась дверь, мартышка оставила свои кривляния и поспешила к нему с таким видом, словно собиралась что-то сказать. Говорить она, конечно, ничего не стала: все-таки речевой аппарат обезьян не предусматривал передачу звуков человеческой речи. Но за ее ошейником оказалась записка, написанная знакомым торопливым почерком с иероглифом «опасность» вместо подписи. Гу Синь еще со времен лабиринта показывал Брендану этот принятый в подразделении Арсеньева условный знак.

Когда Брендан прочитал записку, его встретил вопрошающий, полный тревоги взгляд Савитри.

— Это от Эркюля и вашего командира? — с надеждой спросила она. — Как я сразу не догадалась. Он что-нибудь пишет про мою Пэгги?

Так они не только узнали о событиях на пустоши и причине облавы, но и выяснили, что принцесса на их стороне. Брендан, конечно, обрадовался, что Пабло, Кристин и Маркус Левенталь с Левой Деевым избежали плена. Хотя Шварценбергу он по-прежнему не верил. Достало уже одного предателя.

— Джошуа Грин! Как он мог! — негодовал Ндиди. — Это же один из основателей Города: талантливый инженер и соратник Левенталя.

— Какая теперь разница? — переживала за пленников Эйо. — Нижний рудник — гиблое место, а уж про лаборатории лучше вообще не вспоминать.

— Но разве нет никакого способа их оттуда вытащить? — больше всего переживая за Пэгги и юного гардемарина из пиратской команды, спросила Савитри.

И вот теперь, лежа без сна, Брендан думал о том, как отдать старый долг, уберечь принцессу, защитить Эйо с малышом и при этом одолеть коварных монстров лабиринта.

(обратно)

Глава 22. Паруса надежды

Хотя восход трех светил системы знаменовался лишь увеличением числа медуз на пустоши, Пабло давно привык измерять время корабельными вахтами или чередованием рабочих часов и отдыха, и нарушить этот ритм могли лишь какие-то чрезвычайные обстоятельства или крайнее переутомление. Когда он закончил писать программу-зеркало, он заснул прямо возле компьютера, как это нередко случалось еще со школьных времен, вызывая постоянные мамины нарекания. Но едва танк преодолел перевал, и в вечном мраке планеты проступили очертания «Эсперансы», внутренний таймер и оживление экипажа подсказали ему, что пора проверять эффективность «домашних заготовок» на деле.

Права на ошибку он не имел. Если бы его коллеги из личной службы безопасности профессора Нарайана заметили проникновение, в сторону «Эсперансы» мчались бы уже десятки охотников. Между тем шли четвертые сутки их пребывания на корабле, а в городе по-прежнему считали, что звездолет необитаем и надежно защищен энергетическим полем. Что же до команды, отправленной за принцессой-ключом, то она просто задерживается где-то на пустоши. Поэтому нынешние обитатели «Эсперансы» и «Нагльфара», с которым Пабло и Шаман почти сразу наладили связь, отражали лишь атаки медуз и, не теряя бдительности, ожидали развития событий и новостей.

Канал между городом и находившейся на переоборудовании «Эсперансой» наладил еще Маркус Левенталь. Пабло только немного подкорректировал параметры, заменив сигнал с корабля давно испытанным зеркалом. На этот раз, впрочем, программа работала не совсем стандартно. За всю практику операторской службы Пабло не доводилось поддерживать иллюзию в течение такого длительного периода. А усложненный вариант он писал буквально на коленках в кабине танка. Впрочем, если уж он за что-то брался, то в любой ситуации делал все на совесть.

Пока программа свои функции выполняла исправно. Если бы что-то приключилось, Шаман бы его разбудил. Хотя коллега учился на Раване, а потом и вовсе связался с контрабандистами, сейчас они трудились сообща, оставив все возможные выяснения отношений до лучших времен.

Убедившись, что на приборной панели его не ожидает никаких сюрпризов, Пабло, стараясь не шуметь, прошел в ванную. Кристин пока спала, и ее хрупкая фигура в дымке воды и пузырьков воздуха выглядела особенно эфемерной и беззащитной. Даже не верилось, что эта изнеженная красавица пережила все тяготы изнурительного марш-броска, охраняла отряд от докучливых медуз, а потом самоотверженно ухаживала за ранеными, которые сейчас уверенно шли на поправку. А ведь ей самой приходилось в муках добывать из воздуха кислород.

Когда Пабло взломал систему безопасности «Эсперансы», он почти не удивился, обнаружив биометрию Кристин. Вывезти дочь за пределы треугольника мечтал еще Маркус Левенталь, который оснастил ее каюту бассейном, трансформирующимся при надобности в амортизатор. Другое дело, что параметры самого конструктора пришлось заново вносить. Профессор Нарайан не питал по поводу оппонента иллюзий, намереваясь уничтожить его город, присвоив корабль и чертежи. Что же до каюты, то теперь ее полки занимали не только милые женскому сердцу красивые безделушки, но и парадный гардероб принцессы Савитри.

Когда Кристин увидела созданные трудами искусных мастеров роскошные наряды, рядом с которыми платье, покорившее Пабло в «Пульсаре», выглядело едва ли не дешевкой, ее глаза зажглись искренним, почти детским восторгом. Она не могла налюбоваться на богатство золотого шитья, гладила мягкий бархат, пропускала между пальцев невесомые шелк и шифон, восхищалась блеском драгоценных камней. Однако уже несколько минут спустя, разглядев на парадном облачении символы правящей династии Сансары, она поняла, что все это богатство на «Эсперансу» принес вовсе не отец, и отшатнулась, словно ткани загорелись у нее в руках, а жемчужные нити превратились в ядовитых змей.

Чувствуя, как любимую даже в его объятьях колотит крупная дрожь, Пабло лишь бессильно переглядывался с хмурым, словно пульсар, Левенталем, не находя нужных слов.

Как ни странно, выручил Шварценберг.

— Деточка, не откажись надеть, — осклабился он, вынимая из шкафа самое пышное и помпезное платье, отделанное розовым жемчугом. — Порадуй отца и дядю Саава.

— Тем более, носить эти знаки отличия ты можешь по праву, — выйдя из ступора, добавил Левенталь, указывая на парадное облачение махарани.

Так Пабло узнал, что его возлюбленная по матери принадлежит к одной из самых родовитых и могущественных династий Альянса. А он еще удивлялся, почему Эгле Левенталь, голограмму которой показывала ему Кристин, так похожа на Арвинда и Даярама Варму, чьи портреты Слава Капеэсэс и Эркюль хранили вместе с изображениями Джузеппе Гарибальди, Че Гевары, Ленина, Мао и других известных революционеров.

— Поэтому Нарайан и считал тебя реинкарнацией Савитри, что ты тоже принадлежишь к роду раджей? — осторожно спросил у возлюбленной Пабло, когда они смогли остаться наедине.

Импровизированное дефиле, которое Кристин по настоянию отца и Шварценберга устроила для всей их нынешней команды, не оставило равнодушным никого. Даже раненые заявили, что чувствуют себя значительно лучше, а бедный Чико от восторга едва не растекся лужицей подтаявшего мороженого. Пабло не ревновал. Он не питал особых иллюзий по поводу Шварценберга и его команды, но был уверен в Кристин, которая еще во время показа заметно повеселела и даже давала шутливые пояснения по поводу предназначения некоторых наиболее мудреных нарядов.

Убрав платья и костюмы обратно в шкаф, она устроилась возле зеркала, распутывая переплетенные жемчугами, уложенные в сложную прическу волосы. Пабло пытался ей помогать. Впрочем, в наведении порядка он не особо преуспел, поскольку не сумел удержаться и начал покрывать поцелуями завитки на затылке, склоненную шею с выпирающими позвонками и розовые мочки ушей. Кристин тоже решила, что недолгое пребывание в воде жемчугу не повредит, и позволила освободить себя от одежды и перенести в заранее наполненный бассейн.

— Я пыталась объяснить Нарайану, что моих прадеда и деда за участие в восстании объявили преступниками и лишили всех привилегий, а мои родители и вовсе граждане Содружества, — почти виновато пояснила Кристин. — Но он напомнил, что я — последняя в роду, а стало быть, если речь идет о спасении династии, постановления полувековой давности уже неактуальны. Тем более, меня избрал дух-прародитель.

Кристин трогательным жестом указала на жабры, и Пабло едва не задохнулся от переполнивших его нежности и желания спасти и защитить.

Что и говорить, в умении выстраивать логическую цепочку, подгоняя исходные данные под требования собственной выгоды, с Нарайаном мало кто сумел бы тягаться. Тем более некоронованный правитель Сансары не только безоговорочно верил в свою безнаказанность и правоту, но также мог рассчитывать на поддержку правящей элиты Альянса.

В самом деле, зачем морочить всем голову сказкой о том, что Савитри Вторая пребывает в добром здравии, когда можно предъявить народу не просто принцессу, а правнучку Арвинда Вармы. Борца за справедливость и мученика династии тайно продолжали помнить и чтить не только в домах неприкасаемых и шудр, но даже в поместьях многих вайшьев, а кое-где и во дворцах родовитых брахманов и кшатриев. А если историю невероятного спасения из плена черной звезды украсить еще и байкой о реинкарнации, можно сохранить статус обретшего надежду жениха-однолюба, в качестве бонуса получив молодое, желанное тело.

Единственное, что в голове не укладывалось: каким образом серьезный ученый, чьи заслуги в области молекулярной биологии никто не собирался отрицать, словно безграмотный дикарь из травяных лесов Васуки, мог вести разговоры о тотемных предках и духах-прародителях.

— То есть ты хочешь сказать, что глава научного отдела считал особенности твоего организма не мутацией, а знаком предков? — осторожно спросил Пабло, рассеянно наблюдая, как в такт дыханию под водой трепещут жабры Кристин.

— Я же говорила, он опасный сумасшедший, — потупилась девушка, теснее прижимаясь к любимому.

Пабло в такие моменты не хотелось думать ни о чем, а полностью отдаться на волю ощущений, купаясь в нежности, как в игристом вине. Но он помнил, как почти на его глазах обратились Нага и доктор Дриведи, и слышал, как Эркюль и Шварценберг называли кошаком юного княжича с Васуки.

Кристин словно отгадала ход его мыслей, сочтя возможным пояснить.

— По легенде раджи Сансары ведут свой род от великого судьи и хозяина вод Варуны, которого земляне изображают верхом на морском чудовище Макаре, — начала она, умчавшись мыслями в те времена, когда ее мать вместо сказок перед сном рассказывала историю семьи.

— Макара — это водяной дракон, похожий на крокодила, дельфина и акулу?

Пабло указал на сережку Кристин, выполненную в виде морского дива, изображенного на гербе династии Сансары.

— Народы Альянса верят, что Макара не вахана, а одно из древних воплощений Варуны, — по-прежнему отстраненно пояснила Кристин. — Поэтому тотемом раджей считают кархародона или китовую акулу. По верованиям асуров, последний в роду должен принять облик тотема. А жабры у меня появились, когда умерла Вторая Савитри.

Кристин продолжала улыбаться, но Пабло казалось: еще немного — и она растает прямо в его руках, сделавшись пеной морской. И он понятия не имел, как ее на этой грани удержать.

Он знал, что в его объятьях любимая забывает о недугах и страхах и грезит о сияющих тропических лагунах, тенистых рощах и пышных садах. Мечтает об уютном доме на побережье, приятных прогулках по красивым городам. Надеется ощутить на коже живительное тепло солнечных лучей, мягкое прикосновение ласковых капель дождя и пушистых хлопьев снега, попробовать плоды, выращенные при естественном освещении.

Однако стоило ей погрузиться в объятия сна, как ее снедали кошмары: единственной средой обитания для нее становилась холодная мрачная пучина океанских вод. Ее руки преображались в костистые плавники, ноги срастались мощным хвостом, рот разверзался огромной пастью с тремя рядами острых зубов, а глазам почти не требовалось света. Она видела лишь смутные очертания предметов, но усилившееся обоняние хищника могло с расстояния нескольких десятков километров учуять каплю крови, растворенную в соленой влаге. Ее жабры, добывая кислород, перекачивали тонны воды, а ее тело превращалось в стремительный живой снаряд, способный погружаться до абиссальных глубин и преодолевать за один переход расстояние от одного океанского побережья до другого.

Вот только в какой-то миг могучая хищница понимала, что заключена в тесный резервуар бассейна на планете, где лишь тьма и холод и нет воздуха и воды, а единственное место, где теплится жизнь, по воле властолюбивого безумца может разрушиться пустым миражом.

Пабло любимую как мог успокаивал, рассказывал о красотах Сербелианы и Земли, манил прелестями курортного Паралайза. Однако его собственную душу при этом сжимали ледяные щупальца тревоги.

Нет, он не боялся возможных козней спецслужб Альянса, хотя и понимал, что правнучку знаменитого мятежника и последнюю представительницу династии вряд ли оставят в покое. Возможно, им с Кристин придется скрываться, жить под чужими именами, изменять внешность и биометрию, как он уже почти привык в прежние годы, или даже бороться за престол. Он не исключал, что в Совете Содружества появление принцессы с земными корнями сочтут добрым знаком и залогом грядущего примирения с Альянсом и даже объявят знаменем революции, возродив к жизни идеи Арвинда Вармы.

Вот только все эти возможные опасности и потрясения под небом тройной звезды представлялись далеким, почти несбыточным сном: надежда, которую все они связывали с «Эсперансой», оказалась ложной, а та, что пришла на ее смену, имела черные паруса и улыбалась костлявым оскалом Веселого Роджера.

— Эти безрукие бездари загубили мой проект, — вынес неутешительный вердикт Маркус Левенталь, едва они поднялись на борт и провели осмотр двигателей. — Я это понял еще в городе, когда увидел техническую документацию, но все же надеялся, что это просто намеренная ошибка, вызванная скрытным нравом нашего дорогого профессора. Теперь я убедился, что на верхних уровнях грамотных инженеров не осталось, а талантов молекулярного биолога и интригана оказалось недостаточно, чтобы понять мои чертежи. Двадцать лет, потраченных на создание полноценного варп-двигателя^[45], который мог бы не только использовать свойства модифицированной гравитации и динамического поля с меняющимися характеристиками, но и самому искривлять пространство, продуцируя и распределяя темную энергию, — полярному лису под хвост!

Он с нескрываемой болью глянул на притихших товарищей и дочь.

Бедный конструктор сейчас напоминал человека, возвращающегося в недавно отвоеванный дом, к оскверненному очагу и алтарю, в храм, превращенный в овощехранилище. Пабло это и сам прошел, посетив родной Ванкувер вскоре после окончания оккупации. Понятно, что от их дома, разрушенного во время бомбежек, не осталось и следа, но даже пригороды нового Гавра и коттеджные поселки Новонормандского побережья, где не шли бои, выглядели иначе, а улицы заново отстроенной колонистами Альянса столицы и вовсе казались чужими. Только Трубеж, который на картах змееносцев назывался Гангом, величаво нес свои воды в сторону океана. Под сводами секвой и алых кленов прогуливались шерстистые носороги и мегалоцеросы, а в зарослях цветущего папоротника созревала желтовика.

И все же Пабло было в какой-то мере легче. Конечно, он родился и вырос на Ванкувере, получил боевое крещение, пройдя через горнило войны и самоубийственного освобождения заложников в Новом Гавре. Но все-таки дом, в котором он хотел бы провести вместе со своей семьей остаток дней, появился у него только на Сербелиане, да и тот оставался просто удобной гаванью, но не выношенным в муках и выпестованным бессонными ночами родным детищем.

Для Левенталя «Эсперанса» стала не просто кораблем, полностью изменившим его жизнь. Он вложил в проект переоборудования годы труда и частичку своей души, совершив фактически невозможное: он превратил скорбный склеп обреченных в настоящий ковчег, корабль завета и исхода из плена отчаяния и тьмы.

Даже Пабло, поднявшись по крутому трапу в кессонный отсек, испытал трепет, которого не чувствовал и на борту дважды спасавшего ему жизнь «Луи Пастера». Что же говорить о Левентале, который знал не только каждый модуль двигателя, но и лично проверял начинку всех отсеков.

Слов нет. «Эсперанса» выглядела так, будто недавно сошла со стапелей звездных верфей, и о произошедшей трагедии напоминали только бортовой журнал и голограммы погибших пассажиров и экипажа, которые вместе с уцелевшими личными вещами разместились за защитным стеклом на своеобразном мемориале в кают-компании. И все же незримое присутствие профессора Нарайана, которое даже после взлома и перенастройки системы ощущалось не только в рубке или флагманской каюте, но также проявлялось в досадных мелочах вроде стертого из бортового журнала имени Левенталя, раздражало.

А неприятные открытия, сделанные после осмотра двигателя, и вовсе приводили в отчаяние. Тем более Маркус Левенталь был уверен: если бы финальная и самая ответственная часть переоборудования проходила под его руководством, корабль бы не превратился в дорогую, но бесполезную игрушку, годную теперь лишь для того, чтобы стать перевалочной базой для исследователей планеты и охотников.

— Но разве мощности двигателя не должно хватить, чтобы преодолеть гравитационную аномалию? — внимательно изучив параметры, поинтересовался Дольф, который хоть и числился абордажником, когда-то работал на верфях.

— Здесь дело не в мощности, — устало покачал головой Маркус Левенталь. — Черная звезда перемалывала в своей утробе корабли и с более впечатляющими характеристиками: космические крейсеры, скоростные корветы, тяжелые грузовики. Как показали многочисленные неудачные попытки вырваться из ее плена, — продолжал он спокойно и решительно, — маневровые двигатели годятся только, чтобы совершить посадку на пустошь.

— Но применение инжектора варп-поля невозможно внутри любой системы! — удивился Шаман, который, как и все выпускники звездных академий, тоже получил начальные навыки по корабельной матчасти и пилотированию.

— В самом деле, — снисходительно усмехнулся Левенталь. — Современные двигатели не производят экзотическую материю, а только перераспределяют ее внутри червоточины таким образом, что позади корабля создаётся избыток «тёмной энергии», тогда как перед ним, напротив, формируется область сжатого пространства.

— Это общеизвестный факт, — неловко повел вывихнутым плечом Дольф, и все, включая Чико и юного Смбата, понимающе кивнули.

Даже школьники, никогда не совершавшие космических перелетов, знали, как происходит перемещение в зоне искаженного пространства. Звездолет, находящийся в так называемом пузыре Алькубьерре^[46], остается физически неподвижным и защищённым от негативного воздействия, поскольку перемещается не сам корабль, а область искаженного пространства вокруг него.

— Увы, для применения варп-эффекта требуется зона экзотической материи, которую пока можно наблюдать только в червоточинах, — вздохнул Лева Деев. — А черная звезда хотя и обладает схожими параметрами, но коллапсирует слишком быстро, поэтому пузырь Алькубьерре вблизи ее поля создать ни у кого так и не получилось.

— Бедный Бенуа Готье, — потирая заживающую ногу, вздохнул Аслан, вспоминая дерзновенный бросок отважного пилота, совершенный пару лет назад и стоивший жизни экипажу и пассажирам.

— Я предупреждал Бенуа и просил дождаться окончания переоборудования «Эсперансы», — нахмурился Левенталь. — Но он решил, что достаточно скорректировать работу инжектора, и в результате просто не сумел создать капсулу, которая хотя бы защитила корабль, как это было во время предыдущих попыток прорыва.

Пабло понимающе переглянулся с Деевым и остальными ребятами из экипажа «Павла Корзуна». Они все тоже видели архивные кадры, на которых корабль, пытающийся в качестве кротовой норы использовать гравитационное поле черной звезды, просто расплющило. Возможно, что-то похожее произошло и с «Мерани», на борту которого находились Дин, Петрович и Клод.

Что поделать. Несовершенство существующих моделей двигателей понимали все. Между тем отсутствие или недостаточное количество проходимых кротовых нор последние годы все сильнее тормозило исследование космоса и экспансию человечества вглубь галактики. Планеты Альянса задыхались от перенаселения, Содружество тратило колоссальные средства на терраформирование, а большинство окраинных миров, открытых в эпоху фотонного бума, прозябали на грани вымирания из-за удаленности от обнаруженных кротовин и отсутствия регулярного сообщения с другими системами.

Маркус Левенталь, разработавший плазменный инжектор нового типа и создавший боеголовки, использующие принцип аннигиляции материей антиматерии, ближе всего подошел к созданию полноценного варп-двигателя. Хотя побочные эффекты, жертвами которых стали Клод, Петрович и Дин, не позволяли пока говорить о внедрении новой технологии в серийное производство.

Оказавшись в треугольнике, Левенталь продолжил работу, и Пабло еще во время взлома документации успел оценить масштаб полета мысли гениального конструктора. Лев Деев и остальные члены Сопротивления видели чертежи еще раньше, а теперь их пытался постичь Шварценберг. Подслеповато щурясь, старый пират бронированным пальцем водил по проекциям и голограммам, просматривал обоснования, и на его веснушчатом лице расцветала довольная улыбка.

— Стало быть, ты, Марки, решил запитать свой движок от продуктов холодного ядерного синтеза? — после детального осмотра задал он риторический вопрос.

В самом деле, на планете, богатой урановыми рудами, такой способ получения энергии представлялся наиболее приемлемым.

— И что толку, — болезненно скривился Левенталь. — Агрегат энергополевого разграничения материи и антиматерии все равно построен с нарушением технологии, а воссоздать заново такой сложный элемент в условиях города уже не удастся.

Пабло невольно покачал головой. На что они тут все, собственно, рассчитывали? Согласно выводам межведомственной комиссии Содружества, именно неправильная конструкция деталей системы энергополевого разграничения и стала причиной исчезновения «Мерани» и его экипажа. А ведь над созданием этого важнейшего компонента, способного пропустить через себя колоссальные объемы энергии, трудились лучшие умы крупнейших научных центров Земли и других миров.

Пабло с тоской вспомнил, как Дин и Петрович незадолго до своего последнего рейса увлеченно рассказывали, что для разграничения материи и антиматерии был разработан новый материал, названный дилитием, как в сериале, давшем Алькубьерре толчок для создания идеи его знаменитого пузыря. Как пояснила Кристин, участник их вылазки Санчес и еще несколько бойцов нынешнего сопротивления диктатуре Нарайана в прежней жизни имели отношения к разработке этого высокотехнологичного полимера. И именно их перевод на горно-обогатительный комбинат стал для «Эсперансы» роковым. Тем более что для создания и поддержания работы агрегатов требовались колоссальные энергозатраты, а перенаселенный город и так находился на грани выживания.

Но почему улыбка Саава Шварценберга из просто крокодильски-довольной превратилась в торжествующую?

— А если я тебе, Марки, одолжу запасной агрегат энергополевого разграничения, ты поможешь мне разобраться с плазменным инжектором? — с невинным видом поинтересовался старый пират.

— Ты шутишь, Задира?

Левенталь едва не подпрыгнул.

— Откуда у тебя агрегат энергополевого разграничения? Да еще и запасной?

— Ну а как же без запасного? — с самым простодушным видом развел бронированными руками Шварценберг. — Я взял два на всякий случай. А вдруг один окажется бракованным. Когда произошла та неприятность с «Мерани», на черном рынке цены заметно упали. Вот с источником питания я правда перемудрил, — разворачивая голограмму с чертежами «Нагльфара», продолжал пират. — Решил поставить сильфидские квантово-сингулярные энергоблоки, они, понимаешь, вообще задаром мне достались, но капризные, сволочи, оказались. И заряжать их не меньше месяца надо. Мы, считай, только из-за этой хрени, вернее, из-за того, что полноценно не сумели ее запитать, к тебе на чай и заглянули.

Левенталь объяснений старого друга, кажется, просто не слышал. Он смотрел на чертеж двигателей «Нагльфара», и на его усталом лице отчаяние сменялось уважением напополам с удовлетворением.

— Так ты сумел самостоятельно поставить на своем звездолете полноценный двигатель искривленного пространства? — еще раз внимательно осмотрев чертеж, в волнении спросил он.

— Ну, ты ж понимаешь, Марки, мой основной бизнес почему-то не по нраву властям Содружества, а в Альянсе за мою голову и вовсе объявлена награда, да еще такая солидная, что я всерьез подумываю, что ради этой туевой кучи бабла я бы научился и без головы обходиться, — невозмутимо пояснил Шварценберг. — В такой ситуации рыскать по галактике в поисках кротовин не всегда удобно. Я, как ты знаешь, заныкал было одну, но меня сдали.

Он сделал кивок в сторону Пабло, хотя тот только принял сигнал от Елены Лариной и передал координаты Командору.

— Впрочем, не в этом суть.

Шверценберг снова расцвел улыбкой.

— Когда «Мерани» оснастили двигателем нового типа, я тоже подумал, что мне такая штука не повредит: когда приходится сматывать удочки и удирать от патрулей, затрат энергии уже не считаешь. Вот только искажать пространство в полном объеме у меня пока не выходит. Разве что проходимых кротовин стало значительно больше, и патрульным мы регулярно натягиваем нос.

— И ты, Саавиле, готов поделиться запасным агрегатом? — все еще не веря своим ушам, спросил Левенталь.

— А почему бы и нет? — пожал плечами пират. — Должен же я тебе отплатить добром за все хорошее, что ты сделал. К тому же если ты поможешь мне наладить плазменный инжектор и оснастить варп-двигателем и мой «Нагльфар», считай, что мы квиты. Ну что, по рукам? — протянул бронированную длань Шварценберг.

— Ты не оставил мне выбора, Задира! — ответил крепким рукопожатием Левенталь. — Думаю, в ближайшие дни мы наведаемся на «Нагльфар» и посмотрим, как перебросить через долину горючее и насколько глубока проблема с инжектором.

— Он что, на полном серьезе собирается разбираться с двигателем «Нагльфара»? — на всякий случай переспросил артиллерист с «Павла Корзуна» Маруф Халеди, который хоть и не участвовал в освобождении заложников на Васуки, к Шварценбергу и его коллегам по теневому бизнесу относился крайне негативно. — Неужели он не понимает, что это ловушка? Шварценберг наобещает нам с три короба, а потом получит свое и свалит с планеты.

— Левенталь не такой дурак, чтобы повестись на пустые посулы, — усмехнулся Лева Деев, который за время совместной работы и борьбы успел достаточно хорошо изучить характер конструктора. — И Шварценберг, думаю, это понимает. Не говоря о том, что для него нет никакой выгоды нас кидать.

— И все равно зря мы с ним связались — вслед за Маруфом осторожно покачал контуженной головой второй пилот Якоб Флейшер. — Меня коробит при мысли о том, что если нам удастся выбраться из треугольника, то придется всю оставшуюся жизнь считать себя обязанными этому гнусному пирату.

— А ты знаешь, где на пустоши валяется еще один агрегат энергополевого разграничения материи и антиматерии? — поддел его Аслан.

— Двигатель искривления пространства все равно сконструировал Левенталь, — напомнил Лев Деев. — А Шварценбергу и самому требуется наша помощь в зарядке квантово-сингулярных энергоблоков и настройке плазменного инжектора. Своровать нужные детали, видимо, оказалось недостаточно, чтобы создать двигатель нового образца.

— К тому же старый пират уже не первый раз действует на нашей стороне, — напомнил товарищам Пабло, имея в виду выступление Шварценберга в Совете Галактики, когда тот фактически остановил агрессию Альянса на Васуки, и судьбоносный рейд на Равану, благодаря которому они с Командором сумели выбраться из плена. — А мы сейчас оказались в такой ситуации, не задумываясь об изображенной на нем эмблеме.

Он имел в виду не только гравитационную аномалию черной звезды и помехи, создаваемые пульсаром, но и ситуацию в городе, которая после их вылазки на пустошь еще больше обострилась. Тем более информацию об изменениях они получали из первых рук. Подкорректировав характеристики канала связи с городом, Пабло взломал личный кабинет Нарайана и теперь имел возможность следить за всеми движениями главы научного отдела. Так, еще в самый первый день они узнали об аресте Ящера и других бойцов сопротивления, среди которых оказались и их товарищи, отправившиеся вызволять принцессу Савитри.

— Да они, что ли, совсем разум потеряли — так бестолково попасться? — не выдержали Маруф и Аслан, когда Пабло показал товарищам доклад службы безопасности с кадрами ареста.

— Похоже, дело не обошлось без предательства, — озабоченно проговорил Левенталь, попросив еще раз прокрутить момент с извинениями Джошуа Грина. — Я замечал, что в последние месяцы он ведет себя странно, но списал это на нездоровье и проблемы в семье, о которых он вскользь упоминал.

— Бедный мальчик, его-то за что?! — всплеснула руками Кристин, разглядев среди узников Синеглаза.

Пабло тоже подумал о том, что судьба обошлась с княжичем несправедливо, решив, видимо, наказать за грехи отца.

— Эркюль о нем позаботится, — заверил их Дольф, который и сам был готов хоть сейчас отправиться на рудник освобождать попавших в беду товарищей.

Чико порывался его сопровождать.

— Там же Пэгги и принцесса Савитри!

— Отставить! — охладил их порыв Шварценберг. — Кошак и боевая подруга ПГ-319 умеют о себе позаботиться лучше любого из вас, — пояснил он. — А о судьбе принцессы в докладе ни слова.

В самом деле, сколько Пабло ни копался в системе, пытаясь отыскать какие-нибудь засекреченные файлы, касающиеся Савитри, только даром потратил бесценное время. Принцесса исчезла, будто стала добычей прожорливых тварей пустоши.

— Она жива! — уверяла Кристин. — Я чувствую ее и Синеглаза, как раньше чувствовала маму и дедушку.

Пабло хотелось верить в ее слова, хотя Кристин признавалась, что мать и дед не успели или не захотели научить ее пользоваться ментальной связью. Думал ли он, что будет общаться с асурами вне поля брани и запутанных политических игр?

По поводу княжича он, впрочем, и сам знал, что мальчишка, в общем-то, устроился пока вполне сносно. Еще в день ареста за ним пришли из службы опеки и поместили в комфортабельный изолятор, чтобы в дальнейшем, как несовершеннолетнего носителя здорового генофонда, перевести в один из приютов верхних уровней. Желая успокоить Кристин, Пабло даже показал, как Синеглаз, словно настоящий кот, нежится на мягкой постели, уплетая стейки и бисквиты. Разве только кариотипом княжича заинтересовался признавший в нем соплеменника Нарайан.

Что же касалось принцессы, то, похоже, она просочилась сквозь пальцы предавшего ее жениха, точно легкий морской бриз, не оставив следов. Привычка Нарайана к скрытности на этот раз сыграла с ним злую шутку. Даже если принцесса и попалась на глаза службы безопасности, о ней в докладе не говорилось ничего. Кристин утверждала, что наследницу рода раджей отдали в качестве мзды мародерам, а потом она каким-то образом встретилась с Бренданом. Пабло и сам видел, как Нарайан по нескольку раз в день переспрашивал у подчиненных, нет ли вестей от охотников, просматривал записи штурма «Эсперансы», и записи последних сеансов связи с охотниками.

Поднявшись в рубку оператора, Пабло застал там не на шутку встревоженного Шамана.

— Нарайан все-таки созвал городской совет, — вместо приветствия сообщил он. — Группу, которую якобы отправили вступить с нами в контакт, а на самом деле послали за принцессой, признали пропавшей без вести.

— Этого следовало ожидать, — пожал плечами Пабло.

— И теперь Нарайан потребовал от совета усилить меры по борьбе с инакомыслящими, а к «Нагльфару» решили отправить большой карательный отряд.

(обратно)

Глава 23. Дудочка крысолова

Когда сумрачный и усталый сотрудник опеки сообщил, что его желает видеть всесильный глава научного отдела, Синеглаз почувствовал панику и невольно прибегнул к ментальному зову асуров, который Нарайан, к счастью, не мог подслушать.

Как и следовало ожидать, Кристин, хотя и предприняла попытку, ответить не смогла. Правнучка мятежного Арвинда Вармы только осваивала наследие предков.

Впрочем, в одеянии махарани, которое девушка примерила вскоре после того, как группа Левенталя-Шварценберга поднялась на борт «Эсперансы», она смотрелась с поистине царским достоинством, как и полагается наследнице великих раджей. А жаберные щели, которые она прятала от непосвященных под покрывалом или волосами, подчеркивали родство с великим Варуной.

Увы. Последние в роду если и обращаются, то навсегда. Об этом знали не только потомки асуров, в это верили и люди из числа жителей травяных лесов. Не просто так охранявший покои маленькой царевны Камень, единственный из рода Могучего утеса, после спасения девочки ушел в горы, и больше о нем никто ничего не слышал.

Синеглаз и сам едва не с младенчества опасался закончить жизнь в облике горного кота. Все-таки отец ради политических интриг тратил слишком много сил, злоупотребляя древним даром. А Кристин тем более нельзя было обращаться! Особенно здесь и сейчас. Только странно, что родовое заклятье не коснулось Савитри. Но первая принцесса погибла безвременно, а нынешняя оставалась только клоном.

И все же ее зов, который Синеглаз почувствовал почти сразу после своего призыва, походил на освежающее дуновение весеннего ветра в травяном лесу.

— Не выдавай меня, пожалуйста, — взмолилась принцесса. — И будь предельно осторожен. Мой жених — человек коварный и жестокий. Я уверена, он захочет использовать тебя, чтобы обнаружить мое местонахождение.

Об этом Синеглаз тоже подумал. Сейчас, когда к Савитри снова вернулись силы, он мог с легкостью отыскать тот уровень на примыкающих к руднику нижних этажах города, где обрела пристанище потерянная принцесса. Там даже в затхлых, сырых коридорах ощущался запах сандала и дорогих благовоний.

Синеглаз видел тесную, но аккуратную комнатку, из-за обилия многоцветных ковров, циновок и пестрых накидок напоминавшую жилище обитателей травяного леса. Разница заключалась лишь в том, что люди, приютившие принцессу, по странной привычке вестников спали на кроватях, нагромоздив их аж в два яруса, прямо как в кубриках «Нагльфара».

Зато круг повседневных дел тут почти не отличался от домашних хлопот жен земледельцев и ремесленников. На диво быстро оправившаяся от ран Савитри в них с охотой включилась, помогая сестре своего спасителя, молодой миловидной женщине с упругой коричневато-золотистой кожей, выразительными карими глазами и копной черных кудрей. Вместе они разбирали разноцветную пряжу, перетрясали тюфяки, самым примитивным способом стирали белье, готовили пищу, поджидая с работы мужчин, или занимались с маленьким сыном хозяйки, вызывая у Синеглаза легкую зависть и тоску по оставшейся во Дворце Владык матушке.

Савитри чувствовала себя умиротворенной и даже счастливой, если не переживала об участи Пэгги или не пускалась в горькие размышления о судьбе города и своем женихе. Впрочем, гораздо чаще мысли принцессы занимал ее спаситель. Ндиди собирался выкупить ее из неволи, даже не требуя взамен, чтобы Савитри стала его женой. Не имея особых средств для осуществления своего замысла, они с Бренданом каждый вечер рисковали здоровьем и жизнью, выходя на ристалище в боях без правил. А Брендан к тому же пытался нащупать каналы, чтобы проникнуть на нижний рудник и выяснить судьбу пленников, используя в качестве связных ученых мартышек Эркюля. Поэтому ожидание возвращения обоих бойцов окрашивалось оттенком тревоги.

И все же разрушить это тихое прибежище, обрекая его обитателей на незавидную участь узников нижнего рудника, а главное — предать бедную Савитри Синеглаз считал недопустимым. Пусть коварный правитель Сансары плетет свою паутину. Княжич тоже кое-что понимал в придворных интригах и собирался держать ухо востро.

Хотя Синеглаз неоднократно видел принца Шатругну на многочисленных голограммах и кадрах светских хроник, которые с дикарским упоением демонстрировал ему отец, в реальности глава научного отдела оказался вовсе не таким респектабельным и великолепным, как под объективами камер. Прежде всего Синеглаз с некоторым удивлением отметил, что жених принцессы Сансары выглядит ровесником Шварценберга и Левенталя, то есть годится своей невесте в отцы, если даже не в деды. Впрочем, чему удивляться. С момента смерти Савитри Первой прошло уже более тридцати лет, а Шатругна Нарайан был на десять лет старше нее.

И этот похотливый старик положил глаз на красавицу Кристин? Да в гнилых болотах его бы уже давно унесли к логову монстров как безмозглого деда, отжившего свой век!

Впрочем, вслух княжич ничего такого не собирался говорить. Желая произвести хорошее впечатление, он церемонно поклонился и произнес учтивое приветствие на языке асуров. К чему таиться? Наверняка Нарайан давно уже знает, кто перед ним.

И точно. Профессор внимательно оглядел юного визитера окруженными паутиной морщин цепкими глазами, а потом благосклонно кивнул, признавая равенство гостя по происхождению.

— Приветствую тебя, Нила Аки, принц Васуки! — переведя имя Синеглаза на язык асуров, произнес он таким тоном, что княжичу на миг показалось, будто он перенесся в Царский град и находится на приеме иноземных послов.

Впрочем, просторный кабинет главы научного отдела, хотя, как и все помещения верхних уровней, и напоминал отсеки и каюты огненной колесницы вестников, богатством убранства и пышностью вычурной отделки не уступал парадным залам Дворца Владык. Разве что место мозаик и ковров занимали голографические мониторы, а обязанности услужливых слуг исполняли разномастные дроны.

— Не ожидал увидеть тебя в таком скорбном месте и путешествующим в настолько неподобающей компании, — продолжал Нарайан, предлагая Синеглазу наслаждаться прохладительными напитками, фруктами и пирожными. — Должно быть, мир сошел с ума, если потомок Великого Асура вынужден путешествовать в обществе грязного пирата и якшаться со всяким отребьем из числа маргиналов и бунтовщиков.

— Саав Шварценберг, обнаруживший червоточину в системе Паралайза, напомнил миру о существовании Васуки, — вступился за капитана «Нагльфара» Синеглаз. — А теперь его корабль — единственный, на котором я смог покинуть родную планету, — надкусив сочное киви, добавил он с легким вызовом, наблюдая за реакцией собеседника.

К его удивлению Нарайан не только не нахмурился, но понимающе кивнул.

— Ты прав, малыш, — горячо проговорил он. — Трусливые слюнтяи из верховного совета Раваны побоялись военного конфликта с Содружеством и предпочли попросту закрыть ваш мир, обрекая соплеменников на нищенское прозябание и деградацию. А между тем, я много раз им говорил, асуры Васуки ждут нашей поддержки, и им нужен только повод, чтобы сбросить позорное ярмо, которое на них надели люди.

Синеглаз слегка опешил. А точно Нарайан не умел читать мысли? Произнеся свою пылкую тираду, правитель Сансары почти дословно повторил речи отца. Князь Ниак неоднократно жаловался на советников Альянса, которые наобещали золотые горы, а потом позорно бросили, предоставив ему самому решать проблемы с вестниками.

— Даже на содержание наемной армии отцу приходилось зарабатывать своими силами, занимаясь работорговлей и давая приют контрабандистам, — охотно пояснил Синеглаз.

— И получать жалкие крохи за хранение товара, — понимающе кивнул породистой, немного высохшей головой Нарайан. — А между тем на Раване, Кали и Сансаре хватает доброжелателей из числа наиболее дальновидных политиков, которые готовы не только пожертвовать для соплеменников личные средства, но и оказать помощь в развитии планеты.

Синеглаз торопливо и благодарно закивал, так, что отросшая челка упала ему на глаза. Впрочем, оно и к лучшему. Главе научного отдела не стоило догадываться о его настоящих мыслях. Княжич слишком хорошо знал, что змееносцы никогда и никому не помогали бескорыстно, а Васуки интересовала их прежде всего из-за древних артефактов и полезных ископаемых, залежи которых в некоторых районах позволяли даже говорить о природной аномалии.

Еще до прихода вестников к отцу обращались какие-то скользкие типы из Альянса с, казалось бы, выгодными предложениями о покупке за баснословные по сольсуранским меркам деньги бросовых земель. Но тогда в стране травяных лесов правил царь Афру, и он дал решительный отказ. Когда же чуть позже отец невзначай спросил о тех землях у вестников и узнал их настоящую ценность, то пришел в страшную ярость: он не любил, когда его пытались надуть. Синеглаз же просто не мог допустить, чтобы Васуки превратилась в загаженный окраинный мир, вроде заваленной мусором Каллиопы. Да и кровь Великого асура и наследие рода царей не позволяли смириться с участью бедных родственников, не смеющих распоряжаться в собственном доме.

По этой же причине Синеглазу совсем не хотелось признаваться в том, что он сбежал с пиратами, поскольку просто решил посмотреть мир, а уж тем более он не был намерен распространяться о той роли, которую уготовал ему Шварценберг в рисковом плане проникновения в знаменитую сокровищницу. Поэтому княжич сделал постное лицо и даже для правдивости слегка шмыгнул носом.

— Я хотел попасть на Сансару, чтобы рассказать о бедственном положении моей родной планеты, — проговорил он тонко и жалобно, как домашние мурлакотамы, которые подражают мяуканью котят, когда пытаются получить лакомство или хозяйскую ласку.

Матушка не одобряла вранья, но отец говорил, что в отношении неприятеля это называется военная хитрость, и вестники с ним соглашались.

— Ты бы вряд ли нашел среди нынешних правителей понимание, — досадливо поджал узкие стариковские губы Нарайан. — Мы со светлейшей махарани Савитри как раз собирались поднять тему вашей планеты во время несостоявшегося визита на Равану, но, как видишь, застряли здесь, и судьба последней в роду раджей до сих пор остается неизвестной.

Синеглаз напрягся, понимая, куда его собеседник клонит. Тут бы не проморгать и постараться не только не продешевить, но и выудить какие-то полезные сведения.

— А что случилось? — спросил он, чтобы выслушать известную ему историю аварийной посадки, вынужденной эвакуации и встречи с охотниками, во время которой наследница рода раджей затерялась на пустоши.

Впрочем, пирожные и фрукты не дали ему заскучать. Хорошие манеры, о которых постоянно твердила матушка, конечно, предписывали княжескому сыну ни при каких обстоятельствах не показывать на людях, что голоден. Но когда и где еще представится случай побаловать себя таким количеством вкусностей. Фрукты оказались немного водянистыми, так как выросли при искусственном освещении, зато сладости заслуживали всяческих похвал.

Впрочем, повествование главы научного отдела княжич выслушал с пристальным вниманием, отмечая те детали, которые не могли знать Кристин и Савитри. Тем более, Нарайан живописал злоключения своей команды вполне искренне, а талант прирожденного рассказчика придавал событиям в его изложении дополнительный драматизм.

Синеглаз и сам недавно прошел через первобытный ужас потерпевшего кораблекрушение, оказавшегося на утлой лодке посреди бушующего океана. И все же он даже после объяснений не мог понять, почему при встрече с охотниками глава научного отдела покинул свою невесту на пустоши. Как биолог он отлично знал, что для медуз органические импланты андроидов такое же лакомство, как и человеческая плоть. Разве только сознательно пожертвовал принцессой ради сохранности ключа. Тем более он уже не считал Савитри вполне живой. И опять эти мысли княжич решил оставить при себе.

— Какая трагедия, — сочувственно покачал он головой, привычно сдувая со лба пушистую после кондиционера пепельную челку. — Неужели нет никакой надежды разыскать принцессу живой? — проговорил он на голубом, вернее, синем глазу, старательно делая вид полной неосведомленности и вспоминая маленькую уютную комнатку, в которой хотел бы сейчас оказаться.

Конечно, его нынешние апартаменты были гораздо удобнее, и там не приходилось напяливать на себя несколько свитеров, чтобы согреться, но в каморке на нижнем уровне жили люди, которые заботились друг о друге и умели любить, а это стоило какого угодно комфорта. К тому же там сейчас разрабатывали план спасения Пэгги, Эркюля и других пленников рудника.

— Несколько дней назад я получил достоверную информацию о том, что принцесса жива, — продолжал Нарайан доверительным тоном, не забывая внимательно разглядывать собеседника. — Я отправил за ней группу охотников, но, хотя все сроки прошли, от них нет никаких вестей. Может быть, ты и твои спутники по пути к городу видели два танка? Или ты, возможно, слышал зов? Я знаю, ты владеешь навыком ментального общения. Если ты поможешь в поисках, не сомневайся, как только принцесса найдется, и мы сможем покинуть планету, я отвезу тебя на Сансару и определю в одну из лучших школ, а затем в Космическую Академию. Потомок Великого Асура должен получить достойное образование согласно своим склонностям.

В какой-то миг Синеглаз подумал, что отправиться на Сансару и приобщиться к знаниям, накопленным за прошедшие века альянсом Змееносца, было бы очень неплохо. Да и выбраться из треугольника не все ли равно на каком корабле. В конце концов, Шварценберг его обманул, а вестники вообще не желали с ним знаться. К тому же пирожные оказались невероятно вкусными, а на Сансаре он бы мог есть их хоть каждый день.

Потом он вспомнил усталое лицо и заботливые руки Кристин и словно еще раз услышал мольбу Савитри. В обеих наследницах династии текла кровь Великого Асура, а Савитри еще и много лет страдала от неразделенной любви к своему Шатругне, а теперь избавлялась от нее с мучительной радостью, как летающий ящер, сбрасывающий кожу.

К тому же Синеглаз уже знал, что «Эсперанса» далеко не настолько готова к вылету, как думал глава Научного отдела. Об этом княжичу сообщила Кристин, в момент неутешительного открытия Левенталя пославшая сородичу неосознанный зов.

Впрочем, о неполадках двигателя Нарайану знать не полагалось. Синеглаз видел на одном из мониторов изображение рубки и отсеков корабля, похожие на те, которые ему удавалось разглядеть во время редких и хаотичных мгновений связи с Кристин. Только на мониторах в кабинете профессора помещения корабля выглядели пустыми. Впрочем, таланты Пабло Гарсиа одинаково ценили и Семен Александрович, и Саав Шварценберг.

Что ж, Синеглаз тоже попробует применить что-то наподобие зеркала.

— Обучаться в Космической Академии Альянса — моя заветная мечта! — проговорил он предельно искренне, не уточняя, что в той же степени, подобно Левенталю, не отказался бы закончить Академию Звездного флота Содружества. — Да и выбраться из треугольника мне бы тоже очень хотелось. Только, боюсь, я ничего ценного не смогу Вам сообщить. Мы с товарищами приземлились на планету и отправились за помощью, так как у нас закончилось горючее, а город, как говорили приборы, стоит на урановом руднике. По пути мы встретили боевого андроида ПГ-319 и группу горожан, оказавшихся знакомыми нашего кэпа и членов его команды, и отправились в город уже вместе.

Синеглаз говорил торопливо, но складно, поскольку именно эту версию, придуманную буквально на лету Шакой и Гу Синем, он уже несколько раз повторял дознавателям из службы безопасности и собирался придерживаться ее до конца, чтобы не подвести боевых товарищей и не выдать принцессу Савитри.

— Когда мы зашли внутрь, — закончил княжич свой рассказ, — нас окружили охотники и всех задержали. Моих спутников зачем-то решили отправить на рудник, а меня привели в изолятор, обращались как с неграмотным дикарем, тыкали какими-то иголками.

— Благодаря этим иголкам я узнал, что в треугольник Эхо пожаловал еще один асур, — снисходительно усмехнулся Нарайан.

Хотя он улыбался, его темные, пронзительные глаза оставались холодными, как два замерзших колодца. Было видно, что он не поверил ни единому слову.

— И что же, хотел бы я знать, эти городские знакомые твоих спутников делали на пустоши, как они покинули город, минуя шлюзовые камеры, и откуда у них оружие и броня, — поинтересовался глава Научного отдела, брюзгливо оттопырив нижнюю губу. — Если ты прошел пешком путь от места посадки пиратской посудины до нашего города, то, думаю, успел достаточно близко познакомиться с милыми представителями местной фауны.

— Медузы нам доставили массу неприятностей, горожане как раз помогли от них отбиться, — вполне искренне кивнул Синеглаз, проигнорировав первую часть вопроса. — Я так обрадовался, что просто принял их помощь и ни о чем не расспрашивал, — добавил он, стараясь убедить себя самого в искренности собственных слов.

На этот раз профессор удовлетворенно кивнул.

— А упомянутая тобой ПГ-319, — продолжил он осторожные расспросы. — Вы ее встретили до или после встречи с «горожанами»?

Последнее слово он произнес с нескрываемой иронией.

— Мы нашли ее на пустоши возле «Эсперансы», — с готовностью отозвался Синеглаз, и опять почти не соврал. — Вернее не нашли, а отбили у медуз. За это она обещала проводить нас самым коротким путем в город.

— Самый короткий путь в город — через перевал Большого кольца, — задумчиво проговорил Нарайан, потирая выдающийся вперед подбородок. — Странно, что вы ничего не заметили.

— В котловане валялось столько хлама, — пожал плечами Синеглаз, понимая, что если Нарайан продолжит расспросы, уходить от ответа будет все трудней.

Но вместо этого глава научного отдела поднялся, побуждая Синеглаза тоже покинуть удобное кресло, в котором княжич расположился с непосредственностью горного кота.

— Я не знаю, что приятели пиратов из города наплели обо мне, — проговорил Нарайан, приблизившись вплотную и глядя в упор. — Но я сразу скажу, что это наглая ложь, вызванная непомерными амбициями одного старого безумца. Когда я возглавил Научный отдел, дела в городе обстояли самым плачевным образом. Перевооружение единственного корабля, способного преодолеть притяжение Черной Звезды, приостановилось, на всех уровнях процветала коррупция, элементарные продукты питания и медикаменты распределялись настолько безграмотно, что не только предметы роскоши, но даже еду и лекарства горожанам приходилось покупать на черном рынке. Все уровни страдали от перенаселения, а отсеки не ремонтировались годами. Я навел порядок, закончил перевооружение «Эсперансы», почти что справился с безработицей и нехваткой рабочих рук на руднике. И в результате получил черную неблагодарность со стороны тех, кого по сути облагодетельствовал.

Синеглаз слегка опешил. В изложении Левенталя и его товарищей все звучало несколько иначе.

Нарайан между тем с нарастающим воодушевлением продолжал:

— Моим врагам не по душе наведенный мною в городе порядок. Конечно, ради всеобщего блага пришлось пойти на непопулярные меры. Но я не имел права оставить без поддержки тех, кто прожил и проработал тут всю жизнь, потеряв здоровье. К тому же те из новичков, кто имеет достаточную научную квалификацию, занимают места в лабораториях верхнего уровня. Но мятежникам этого мало. Они стремятся к бунту, а любое вооруженное восстание — это всегда неизбежные бессмысленные жертвы. Я же лишь хочу, чтоб этот город сумел продержаться до прибытия подмоги. Если нам удастся преодолеть гравитационную аномалию, — проговорил он доверительным тоном человека, открывающего свои самые смелые чаяния, — я обязательно расскажу о заложниках треугольника, а потом не пожалею сил и средств, чтобы построить эскадру кораблей, способных вывезти отсюда всех нуждающихся.

Он говорил так горячо и настолько искренне, что Синеглазу даже стало стыдно. Как он мог усомниться в благих намерениях сородича? Асуры всегда добивались поставленных целей и вели за собой преданных им людей.

— Ты ведь готов участвовать в осуществлении этих планов? — протянул княжичу перевязанную набухшими венами морщинистую ладонь Нарайан. — Я всего лишь прошу помочь отыскать мою возлюбленную Савитри. Без принцессы из рода раджей мое возвращение на Сансару бессмысленно.

Если бы глава научного отдела не произнес имя Савитри, называя ее любимой, Синеглаз, вероятно, так бы и отправился за ним, как дети из страшной сказки вестников за обиженным крысоловом. Что поделать, хотя княжич и сам умел достаточно неплохо мешать правду и ложь, Нарайан в этом тонком искусстве имел куда более обширный опыт. Имя принцессы Сансары сработало как противоядие, тем более что Синеглаз знал и о второй наследнице рода раджей. Произошел откат, и все события встали на место.

Профессор почти не врал. Он и в самом деле страстно хотел выбраться из треугольника в сопровождении любимой женщины и наследницы трона, а потом построить корабли и организовать спасательную экспедицию на планету, столь богатую ценными ресурсами. Только он не уточнил, что, говоря о принцессе, имеет в виду так называемую реинкарнацию Савитри, а участники экспедиции должны обнаружить лишь безжизненные развалины. Начинать колонизацию всегда лучше на пустом месте.

Впрочем, изобличать собеседника княжич не собирался. Он всего лишь пытался помочь спутникам Кристин и защитить Савитри. Да и сам он все-таки хотел жить. Кто знает, не обернется ли щедрое предложение места на заветном звездолете очередным обманом? Те люди в защитных костюмах, которые тыкали в него иглы, расшифровав так называемый «кариотип» или генетическую информацию, упомянули о каком-то эксперименте, завершению которого поможет обнаруженная в крови княжича редкая мутация. Так они по неведению, видимо, называли кровь асуров, дающую способность принимать облик роу-су. Неужели пересуды пленников о том, что над обитателями нижних уровней и заключенными ставятся какие-то опасные для жизни эксперименты, не так уж далеки от истины?

Поэтому, прежде чем ответить на вопрос, Синеглаз затравленно сжался и для пущей верности пустил слезу. Плакать он не любил, но ситуация того требовала.

— Но я действительно не могу сказать, где находится принцесса! — сказал княжич чистую правду, надеясь, что Нарайан правильно истолкует его слова. — Я и Вашего зова не слышу, — уточнил он, и опять не солгал, ощущая на месте зова правителя Сансары пропахшую дымом зияющую пустоту.

— Возможно, это все влияние черной звезды, — устало проговорил Нарайан, покровительственно похлопав собеседника по плечу. — Я ни в чем не пытаюсь тебя обвинять. Более того, пока с твоими подозрительными спутниками разбирается служба безопасности, готов о тебе позаботиться. Хотя Космическая Академия, увы, далеко, учебные заведения Города мало чем ей уступают по уровню. Ты поступишь в лучший интернат, будешь учиться и получать все необходимое, а если ты услышишь хотя бы отголосок призыва, ты мне, конечно, обо всем расскажешь.

Выходя из кабинета, Синеглаз услышал, как глава научного отдела коротко и сухо отдает распоряжения:

— Внимательно осмотреть котлован возле перевала Большого кольца и начинать поиски на нижних уровнях. Принцесса наверняка где-то там, и если мальчишка соврал мне, пускай пеняет на себя.

(обратно)

Глава 24. Свет в конце тоннеля

— Проникнуть на нижний рудник и вывести пленников? Ты, видимо, решил их сразу убить!

Когда Брендан озвучил свой план освобождения товарищей, Ндиди посмотрел снисходительно и сочувственно, Тонино Бьянко горестно вздохнул, а Йохан Дален покрутил пальцем у виска.

— Но ребята нужны нам здесь! — горячо аргументировал свое нетерпение Брендан. — Возможно, придется сражаться за воздушные генераторы или идти на пустошь на подмогу Левенталю!

В городе даже дети уже знали о том, что на борьбу с «пиратами» направляется ударная группировка охотников с мощными установками взлома защитного поля и самоходными орудиями, снятыми с разбившихся на планете кораблей. Кроме того, Тонино, который, оставшись в городе, чудом избежал ареста, за эти дни успел наведаться к генераторам воздуха и своими глазами не только видел заложенную пособниками Нарайана взрывчатку, но и убедился в невозможности подобраться к ней со стороны системы городских коммуникаций.

— Ты хоть понимаешь, что на каждом из заключенных — магнитный ошейник с электрошокером, снабженный микрочипом, отслеживающим любые перемещения? — еще больше разгорячившись, пояснил ситуацию Дален. — Каждый шаг в сторону от забоя увеличивает мощность разряда вплоть до смертельного.

— А номера кодов ошейников есть только на личном накопителе начальника службы безопасности нижнего рудника, — добавил Ндиди.

— И этот накопитель защищен от подключения к городской сети, — закончил Тонино, плотнее прикрывая дверь.

Разговор происходил в тесной каморке под трибунами, в которой и Брендан с Ндиди едва помещались. Декларируя равенство бойцов, Хайнц и не подумал предоставить «уродам» такую же нормальную раздевалку, как единоборцам из числа охотников и мутантов. Хорошо, что Дален при своем немалом росте не отличался тучностью, а Тонино издали и вовсе мог сойти за подростка. К тому же здесь не стоило опасаться лишних ушей: подбадривая участников боев и обмениваясь впечатлениями, зрители ревели так, что уши закладывало.

Конечно, с тем же успехом они могли бы обсудить дела Сопротивления и дома, но Эйо и Савитри реагировали на любые разговоры о судьбе пленников настолько остро и болезненно, что Брендану не хотелось их лишний раз травмировать. Особенно сейчас, когда к переживаниям прибавилась дополнительная тревога за судьбу группы Левенталя. Да и Камо по простоте душевной мог сболтнуть лишнее.

— Но должен же существовать способ увидеть ребят или хотя бы узнать, куда именно их поместили! — не сдавался Брендан.

Хотя Матильда и другие питомцы каким-то образом находили дорогу, навигаторов они не имели, а между тем, прежде чем вынашивать планы освобождения, следовало хотя бы знать, на каком участке находятся пленники.

— Чисто теоретически мы могли бы спуститься на рудник, воспользовавшись ходами Маркуса Левенталя, — задумчиво нахмурив высокий лоб над античным носом, вздохнул Тонино Бьянко.

— Слишком опасно, — покачал головой Йохан Дален. — Часть выходов во время последней облавы оказались раскрыты. Да и защитное поле никто не отменял.

— Защитное поле как раз не такая уж проблема, — возразил ему Ндиди. — Среди надсмотрщиков есть сочувствующие и просто жадные до наживы. Мародеры же как-то покидают город и где-то хранят свой контрафакт.

— Ну хорошо, допустим, вы сможете миновать энергетические щиты, — строго глянул на товарищей Дален. — А дальше? Штреки нижней выработки — это тот еще лабиринт, в котором можно блуждать неделями.

Ндиди бросил вопросительный взгляд на Брендана. Тот отрицательно покачал головой. После того, как Дален предупредил их об арестах Сопротивления, спрятал Тонино и нескольких других активистов, а потом помог забрать у мародеров принцессу Савитри, Брендан убедился в том, что рыжий прощелыга — человек в общем-то надежный. Но рассказывать о мартышках Эркюля означало еще раз подвергать в его глазах сомнению здравость собственного рассудка. Оценить степень понятливости зверьков мог лишь тот, кто имел с ними дело.

— Ну хорошо, — с легкой обидой кивнул Дален. — Не хотите говорить — не надо. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Так есть возможность попасть на рудник? — проверяя шнуровку бойцовских перчаток, переспросил Ндиди.

— Такой шанс есть у всех и всегда. Вопрос в том, как туда беспрепятственно войти и обратно вернуться, — грустно ответил Дален, разглядывая расплывавшийся на ребрах бойца багровый кровоподтек.

Хотя правила запрещали использовать кастеты, охотники утяжеляли перчатки макромолекулярными пластинами и другими приспособлениями, что делало их удары особенно болезненными. А в последние дни, когда надежды на возвращение их товарищей с пустоши почти не осталось, они свирепствовали как никогда, стараясь выместить все обиды на «проклятых уродах».

Конечно, Ндиди получил еще на Сербелиане юношеский разряд по флаю, но выучки Звездного флота он не имел и в защите чаще всего проигрывал. А тут еще, как нарочно, Хайнц выставил против него мерзкого громилу, который пару месяцев назад грязно подкатывал к Эйо. Получив отказ, этот тип, видимо, решил отыграться за несговорчивость Рукодельницы, искалечив ее брата.

Брендан сделал товарищу блокаду, с тоской думая об оставшихся где-то наверху нанороботах, которые, внедряясь под кожу, в два счета восстанавливали поврежденные капилляры и устраняли последствия кровоизлияния. После боя стоило как-то уговорить Ндиди прогуляться до медицинского кабинета, где стоял анализатор. В отличие от Савитри, ребра которой срослись буквально за пару дней, боец не имел высокотехнологичных имплантов с функцией регенерации. А еще хотелось уже придумать что-то толковое по поводу пленников. Но, поскольку собственную фантазию ограничивало недостаточное знание местных порядков, оставалось надеяться на товарищей.

— На комбинат недавно приходили какие-то умники из учрежденной еще Левенталем организации охраны труда, — подал голос Тонино Бьянко. — Ругались, что у шахтеров и рабочих комбината уже лет сто не проводились медицинские профосмотры.

— Если точнее, не сто, а ровно три года. С того момента, как к власти пришел Нарайан, — уточнил Ндиди, украдкой глотая обезболивающее.

Он крепился, но Брендан видел, что следующий раунд может закончиться для него более серьезными травмами, и потому решил инициативу перехватить, ибо на все уговоры товарищ неизменно отвечал насупленным сопением и обиженным взглядом.

— Так кто ж их проводить будет, если толковых врачей забрали на верхний уровень, — хмыкнул Дален. — А закрытие всех медкабинетов внизу объяснили необходимостью оптимизации.

— В общем, руководству предписали либо организовать пропуск рабочих наверх, либо выписать врача прямо в шахту, — продолжил Тонино. — Но это и в том, и в другом случае требует немалых затрат, поскольку пропуск наверх бесплатно не осуществляется.

— А чистоплюи с верхних уровней и слышать не хотят о том, чтобы спуститься в шахту, — брезгливо поморщился Ндиди, который в прошлом году так и не сумел положить в больницу отца.

Если бы Кирабо вовремя сделали операцию и провели положенный курс лечения, он бы и сейчас продолжал трудиться в мастерской, поддерживая детей и внука. Впрочем, в сложившейся ситуации недостаток врачей на нижних уровнях мог, как это ни парадоксально, Брендану, наоборот, помочь.

— А наш кабинет работает совсем нелегально? — с невинным видом поинтересовался он у Далена.

— Обижаешь, — насупил рыжие брови коллега. — У Хайнца всегда все законно.

— А если ему намекнуть, что профосмотр — это выгодное дело?

— Так в том и вопрос, сколько скупердяи из правления шахты согласятся за это дело заплатить.

— В любом случае Хайнц не прогадает, — заверил Тонино. — А для Совета директоров комбината ваши услуги точно выйдут дешевле покупки даже разовых полисов для всех рабочих.

Хотя Дален еще какое-то время что-то скептически бурчал себе под нос, Брендан видел, что он загорелся. Потому, поблагодарив скромного, рассудительного Тонино, вышел на арену в приподнятом настроении, вдыхая запах пропитанного потом и кровью дешевого синтетического покрытия, словно стимулятор или афродизиак. Двойной адреналин гулял в крови, и все тело казалось упругим и легким, будто аэростат, наполненный гелием.

Брендан в этом раунде и вправду позволил себе немного полетать, взбегая по стене ограждения и делая в воздухе головокружительные кульбиты. Давешний громила, которому в следующем раунде предстояло снова сразиться с Ндиди, ожесточенно размахивал кулачищами, находя один воздух, и выглядел просто смешно, демонстрируя полное отсутствие навыков не только флая, но и любого из традиционных единоборств. Привыкший рассчитывать на грубую силу, он так и не понял, что произошло, как отправился в глубокий нокаут. При этом Брендан даже не удивился, когда трибуны взорвались воплями восторга, скандируя: «Гип».

На хищном лице папаши Хайнца тоже появилось благодушное выражение: теневой король подсчитывал грядущую прибыль. Хотя в этом раунде Брендану следовало поддаться, в результате неожиданного исхода бандитский общак, который на самом деле представляла касса Хайнца, не особо пострадал, а появление бойца, владеющего невиданными доселе приемами, сулило только дополнительное пополнение. Тем более, к «Гипу» мутанты пока относились достаточно дружелюбно: их родные остро нуждались в квалифицированной диагностике и лечении, а Брендан не отказывал никому и делал все, что в его силах.

— Ты становишься настоящей звездой, мой мальчик, — озвучив сумму, заработанную им за вечер, похвалил его Хайнц. — Только если в следующий раз надумаешь импровизировать, сначала предупреди меня.

— Так какая же это импровизация? — решил сыграть под простачка Брендан. — Пока будешь объяснять, что к чему, весь кураж пройдет. А публика за халтуру, как я уже понял, не платит.

— Публика требует зрелищ, — согласился Хайнц. — Но пока ей придется потерпеть: бойцов у меня хватает, а для тебя есть выгодное дельце по твоей основной специальности.

Как выяснилось, за короткое время поединка теневой король успел не только обдумать предложение Далена, но и связался с руководством комбината и шахты, обсудив условия. Понятно, что Брендану опять перепадали какие-то гроши, но он рассчитывал получить дивиденды совсем в другом месте. Впрочем, не желая показать свою кровную заинтересованность в предприятии, он обиженно надул губы, делая вид, что подсчитывает грядущие барыши:

— А если я проведу осмотр не только на комбинате, но и в шахте, мне за это дополнительно заплатят?

— А ты готов спуститься в забой? — не поверил Хайнц, который, конечно, не знал, каким образом Брендан заработал деньги, чтобы поехать на судьбоносную олимпиаду в Новоякутск.

Да и в последующие годы, уже получая стипендию от концерна Херберштайн, он нередко брал в руки отбойный молоток, помогая на «Альдебаране» отцу.

— Почему бы и нет, — пожал плечами Брендан. — Чего я там не видел? А по нынешней жизни деньги мне очень нужны.

— Деньги всем нужны, только те, кто никогда не испытывал в них недостатка, говорят, что они не главное, — хмыкнул Хайнц, припоминая Брендану их самый первый разговор. — Вопрос только, куда их тратить. С чего бы такое участие в судьбе незнакомой девчонки, найденной на пустоши? — спросил он, улыбаясь одними губами и сверля собеседника таким ледяным, испытующим взглядом, что, если бы Брендану сейчас понадобилась операция, ее можно было бы проводить без наркоза.

— Разумных существ нельзя продавать, точно скот, — проговорил Брендан убежденно. — Во времена деятельности «Панна Моти» я сам побывал в похожей ситуации, поэтому никому не пожелаю оказаться в положении живого товара. К тому же девушка понравилась Ндиди.

— Ох, молодежь-молодежь, — немного оттаяв, снисходительно осклабился Хайнц. — Ладно. Я поговорю об оплате.

— Вот только не знаю, получится ли осмотреть всех за один раз? — прикинув, что пропуск на шахту ему может понадобиться ни единожды, почти натурально спохватился Брендан.

— Ну, разумеется, — кивнул Хайнц. — Если, конечно, ты в самом деле собираешься заниматься осмотром.

Поскольку Брендан не ожидал этого замечания и не сумел отреагировать достаточно невозмутимо, Хайнц положил руку ему на плечо и продолжал с нажимом:

— Я знать не желаю, какого ляда ты лезешь в это пекло. Но учти, если попадешься, вытаскивать тебя не буду. А если задумаешь подставить меня — разыщу и в ядре черной звезды.

* * *

— Прикинь, он успел не только договориться, но и выправить все необходимые документы, — не скрывая восторга бульдожьей хваткой теневого босса, делился с товарищами Дален, когда они по окончании матчей провожали Ндиди и Брендана в медицинский кабинет.

Брендану даже не пришлось ничего выдумывать: к осмотру стоило подготовиться заранее. Тем более Далену предстояло какое-то время отдуваться за двоих.

— Вы успеете подготовиться к завтрашнему дню? — уточнил Тонино, прикидывая, кто из участников Сопротивления и сочувствующих будет в эту смену трудиться на уровнях и сумеет их прикрыть.

— Да что тянуть? — пожал плечами Дален, включая анализатор.

— Я иду с вами, — сверкнул глазами Ндиди, как только Брендан убедился, что его ребра на этот раз выдержали удар.

— Боюсь, не получится, — покачал головой Дален. — У тебя нет соответствующей медицинской подготовки.

— Можно подумать, она у тебя есть, — обиделся Ндиди.

— Говорили тебе знающие люди возвращаться на комбинат, — заметил Тонино. — Сейчас бы слова тебе никто не сказал.

— Должен же кто-то остаться, чтобы, если что, защитить Эйо и принцессу Савитри, — с чувством напомнил ему Брендан.

Ндиди эти аргументы, однако, не впечатлили. Проглотив наскоро ужин, он подхватил пакеты с выстиранным бельем, которое они с Камо по вечерам обычно разносили клиентам. Брендан собирался было отправиться с ними, но, к его удивлению, быстрее него собралась Савитри, которая уже предпринимала небольшие вылазки по уровню, закутавшись в шарф и надев очки. Ндиди не посмел возразить, а Брендан остался наедине с Эйо.

Хотя Брендан обычно легко сходился с людьми, рядом с Рукодельницей он испытывал неловкость. И он еще подтрунивал над Пабло, который три месяца не мог решиться поговорить с Кристин. Судя по отзывам Ящера и Тонино, оператор и его избранница стремительно наверстали упущенное, и Брендан мог им только позавидовать, чувствуя, как маленькая, тесная комнатка превращается в необъятный зал, где он и Рукодельница сидят по разные стороны обеденного стола на несколько сотен персон. Впрочем, сегодня Эйо нарушила молчание сама.

— Я хотела Вас поблагодарить, — едва за домашними затворилась дверь, проговорила она взволнованно и даже смущенно.

— За что? — не понял Брендан.

— За Ндиди, — пояснила она. — Вы сегодня спасли ему жизнь и вообще так о нем заботитесь. Тавиньо и дядюшка Гарм мне рассказали, как вы нокаутировали Железнорукого Джека.

— Железнорукий — это, что ли, тот громила? — уточнил Брендан.

— Очень опасный и злопамятный тип, — передернула плечами Эйо.

— Здесь таким раздолье, — хмыкнул Брендан.

— И не сердитесь, пожалуйста, на моего брата, — вымученно улыбнулась Рукодельница. — Он с самого начала хотел примкнуть к Сопротивлению, и примкнул бы, если бы не мы с Камо.

Ее тонкие пальцы привычно теребили мокрый войлок, придавая смеси из синтетических волокон, водорослей, собачьей шерсти и перьев кутулуха вид экзотических цветов, наливных фруктов, причудливых животных и птиц. Брендан невольно представил ее сидящей не в тесном закутке, а в уютной мастерской, освещенной солнечными лучами, в краю, где цветы и фрукты имеют запах и вкус, а животные гуляют на воле. У них обязательно будет такая мастерская, а пока он просто хотел защитить Эйо и ее близких от страшных порождений мира тьмы.

— Я не знаю, что он там себе придумал, мы с Даленом всего лишь хотим провести профосмотр, — проговорил Брендан, чувствуя, как краснеют кончики ушей.

— Тогда возвращайтесь поскорей. Я буду ждать.

Эйо сделала неуловимое движение, подавшись вперед, и легонько поцеловала его в щеку. Брендан хотел ответить, прижать к себе, удержать, но в этой время в коридоре послышались голоса возвращающихся Ндиди, Савитри и Камо, и Эйо поспешила выскользнуть из объятий, чтобы открыть дверь.

* * *

Спуск в шахту с юных лет Брендан сравнивал с путешествием по пищеводу. Неровные ребристые стены напоминали кольца выстланной плоским эпителием мышечной ткани, погрузочные площадки походили на верхний и нижний сфинктеры. Да и окружающая среда в обоих случаях была достаточно агрессивной. Конечно, в породе не содержалось такого количества концентрированной кислоты, а метод выщелачивания в городе под куполом применялся только на комбинате. Зато уровень гамма-излучения и пары ядовитого радона разрушали органику не хуже желудочного сока и желчи.

Вспоминая свой первый выход в забой в возрасте двенадцати лет, Брендан вновь переживал животный ужас, охвативший его в тот миг, когда клеть заскользила вниз куда-то в холодный, затхлый мрак, казалось, навсегда отделяя его от солнечного побережья и напоенных цветочными ароматами влажных джунглей Сербелианы. Даже Мурас с его слепленными невесть из чего хибарами и отбросами показался едва ли не лучшим местом на земле. Но отступать Брендан не привык, да и показывать страх перед отцом и соседями-проходчиками считал унизительным. Чтобы отвлечься, он решил повторить атлас по анатомии и придумал историю с пищеводом.

Каждый раз, опускаясь на глубину почти в километр, где на шахте «Альдебаран» добывали алмазы, он воображал, что исследует чрево гигантского змея. Тем более, «Кимберли интерпрайзес», занижавшая реальные цифры добычи и осуществлявшая чудовищные опыты над людьми, оказалась тем еще драконом.

Сегодня Брендану предстояло прогуляться по внутренностям еще одного чудовища, и диплом врача служил на этом пути талисманом и охранной грамотой, способной помочь увидеть свет в конце тоннеля.

* * *

На комбинате их встретили более чем радушно и сразу усадили за стол, уставленный всевозможными вкусностями, явно прибывшими в город из большого мира.

— Видимо, нарушений не счесть, если с порога пытаются умаслить, — рассудительно заметил Дален, подцепив консервированного осьминога и отдавая должное черной икре.

Тонино только хмыкнул, налегая на тарталетки с креветками и салат авокадо. Брендан уже знал от него, что система вентиляции в цехах, в которых происходит выщелачивание руды концентрированной серной кислотой, давно нуждается в замене фильтров и комплектующих, да и спецкостюмы рабочих не отвечают даже элементарным требованиям.

Сначала услужливые сотрудники управления пытались им подсунуть документы на подпись, но Дален доходчиво объяснил, что профанация не пройдет, для отчета им нужны голограммы осмотров и паспорта здоровья каждого пациента. Но при этом намекнул, что данные суммарных показателей, от которых будет зависеть, наложит ли городской совет штраф на комбинат, можно и подкорректировать в сторону улучшения. Главное — проявлять понимание и не чинить препятствий.

Они быстро разработали график, пообещав специалисту по охране труда управиться за две недели, приходя каждые три дня и осматривая за визит сотрудников одного цеха и рабочих одного участка шахты. А поскольку Брендан не привык халтурить и к поставленной задаче подошел ответственно, то в забой они спустились уже когда у шахтеров начиналась вторая смена.

— И стоило так копаться, все равно ты тут ничего не изменишь, — пенял ему Дален, собирая инструменты.

— Зато в управлении убедились, что к ним пришли не ряженые, а настоящие врачи, — отозвался Брендан, вспоминая топ-менеджеров, у которых кроме вызванных гиподинамией ожирения, остеохондрозов и атеросклероза сосудов никаких профессиональных заболеваний выявить не удалось.

Впрочем, топы его рекомендациями остались довольны.

— Нам некуда торопиться, — грустно заметил Тонино. — Заключенные находятся в забое круглосуточно. Дышат отравленным воздухом и пьют почти неотфильтрованную зараженную воду. Потому тут такая высокая смертность.

У Брендана болезненно сжалось сердце. Он слишком хорошо помнил отца и его товарищей, когда тех освободили с шахты «Альтаир». Да и возвращение из плена Командора, Пабло, Петровича и Дина тоже вряд ли сумел бы забыть. Но пока после спуска в шахту ему опять пришлось принимать горняков. Многие рабочие не имели времени, чтобы дойти до его кабинета, и искренне обрадовались приходу врачей.

— Ты что тут, до ночи собрался заниматься благотворительностью? Гиппократ хренов! — шипел на него Дален. — Дальше я справлюсь и сам.

— Не кипятись, — пихнул его в бок Тонино, занося параметры в базу. — Все идет по плану. Через час на нижнем руднике у надсмотрщиков пересменок. Больше шансов, что наше проникновение в общей суматохе никто не заметит. Проверенный метод мародеров.

— Нашел кому доверять.

Когда Брендан только планировал эту вылазку, он переживал, как их пропустит защитное поле. Однако Тонино успокоил его, объяснив, что ввод биометрии на руднике сочли слишком дорогостоящей процедурой, и поэтому охранники и прочие сотрудники, имеющие доступ на режимные участки, всегда носят при себе специальные пропуска, которые практически нереально подделать, но можно передать.

А поскольку мародерам и прочим дельцам теневого бизнеса периодически требуется попасть на рудник, где многие из них держат схроны и даже склады, то аренда пропусков на черном рынке процветает. Благо надсмотрщики трудятся посменно и жетоны не всегда сдают. Что же до заключенных, то помимо энергетических щитов и ошейников с электрошоком их сторожат крепкие решетки. А для особо ретивых у надсмотрщиков имеются кандалы, парализаторы и лазерные плети.

Обстоятельный Тонино тоже разжился на черном рынке этими орудиями принуждения. Брендан в первый момент испытал отвращение. Он слишком хорошо помнил не до конца затянувшиеся шрамы на спине отца, Пабло и Командора и временами просыпался в холодном поту, услышав во сне надрывный крик Елены Лариной, которую во время их страшных приключений на Васуки жестоко пытал Шварценберг. Однако потом пришла мысль о том, что плети можно использовать и в качестве средства самообороны: курсантов Академии Звездного флота учили обращаться с любыми видами оружия.

— Все же я не очень понимаю, как вы собираетесь найти ребят в этом лабиринте, не зная даже примерного номера участка, — с легкой завистью глядя на приготовления товарищей, покачал головой Дален.

И вновь Брендан постеснялся дать вразумительный ответ.

Весь день он чувствовал себя непривычно, ощущая копошение под спецкостюмом. Теперь пришла пора довериться мохнатому проводнику из числа питомцев Эркюля. Через пару дней после того, как Матильда, так звали первую мартышку, отбыла из каморки семейства Эйо обратно на рудник, ей на смену пришел галантный кавалер Зигфрид, парагвайский саймири с белой манишкой и в черном фраке. Его длинный хвост, не поместившийся в снабженном дыхательной маской и другими опциями системы жизнеобеспечения защитном комбинезоне, сегодня щекотал Брендана весь день, а от постоянного ерзанья все тело зудело.

Дален косился с подозрением, но Брендан не раскололся. Пообещав не нарываться на неприятности, они без особого труда отделались от провожатых и, добравшись до участка, на котором отсутствовало видеонаблюдение, воспользовались вентиляционной шахтой, спустились на несколько уровней и вышли в нужный им штрек. Тонино выдохнул с явным облегчением, убедившись, что им продали «годную ксиву», а на выходе не ожидает никаких сюрпризов, и облачился в бронированный экзожилет, который надсмотрщики носили поверх спецкостюма. Брендан последовал его примеру, предварительно выпустив Зигфрида.

С самого начала для него оставалось загадкой, каким образом зверек, который дышал сквозь маску и ориентироваться по запахам явно не мог, отыщет дорогу. Однако саймири то ли полагался на память, то ли использовал какие-то другие ориентиры. С беличьей ловкостью преодолевая неровности почвы, перепрыгивая лужи, местами цепляясь за провода и куски обшивки, он несся вперед с такой скоростью, что Брендан и Тонино едва за ним поспевали. Тем более переходить на бег под натыканными по всей шахте камерами наблюдения они опасались. Часть указанного Зигфридом пути им удалось благополучно преодолеть, забравшись в пустые вагонетки. Потом они снова перешли на быстрый шаг, моля лишь о том, чтобы питомец Эркюля не сбился с пути в лабиринте расходящихся под самыми немыслимыми углами боковых ходов, коридоров и лестниц.

Два раза им встретились патрули. Но шустрый саймири молниеносно прятался в тени, а одетые в спецкостюмы с логотипами комбината и броню охраны пришельцы не вызвали подозрений. Впрочем, Брендан сам себя едва не раскрыл, когда увидел, в каких условиях трудятся заключенные. Все нарушения, на которые их сегодня просили закрыть глаза на комбинате и верхних участках шахты, по сравнению с этим казались детской забавой.

Люди, защищенные только примитивными спецкостюмами без подогрева и вентиляции, стояли буквально по колено в ядовитой холодной грязи. Давно забитые, выработавшие все мыслимые ресурсы фильтры на последнем издыхании генерировали кислород, но уже отказывались абсорбировать соли тяжелых металлов. А показатели радиации тут зашкаливали. То тут, то там полумрак забоя рассекали вспышки парализаторов и лазерных плетей. Не просто так ветхие костюмы у многих бедолаг были заклеены коллоидом. О том, как лечили раны, Брендан старался даже не думать.

«Почему любое предприятие, куда приходят змееносцы, превращается в фабрику смерти? — размышлял он, вспоминая «карантинные зоны» на Ванкувере и шахту «Альтаир». — И почему чиновники Содружества и других миров неизменно это допускают. Неужели корыстные интересы важнее, чем человеческая жизнь?» Магнитные ошейники с микрочипами, энергетические щиты, огромный штат надсмотрщиков и надзирателей. Все это требовало колоссальных затрат ресурсов, которые можно было бы использовать на производство жизненно необходимых лекарств, подготовку квалифицированных специалистов, замену оборудования, да и просто генерацию кислорода и обогрев.

Впрочем, Брендан понимал, что нижний рудник с его примитивными технологиями и полным отсутствием охраны труда — это не часть рентабельного и жизненно важного для города предприятия, а место устрашения и усмирения недовольных существующим порядком. При этом законопослушные граждане искренне полагали, что все заключенные — это закоренелые преступники и смутьяны, которые не хотят трудиться, отбирая ограниченные блага у тех, кто это действительно заслужил.

А еще Брендана не отпускало ощущение, что здесь, как и на «Альтаире», проводится чудовищный эксперимент. Не потому ли Нарайан так стремился уничтожить город, что хотел спрятать концы в воду? Будущим колонизаторам богатой ресурсами планеты не следовало знать о ее тайнах.

— Ты уверен, что этот хвостатый знает, куда идти? — после пары часов бесцельных блужданий по штрекам встревоженно поинтересовался Тонино.

Брендан пожал плечами, не зная, что ответить. Поначалу он, не доверяя навигатору, честно запоминал номера пройденных участков, считал повороты, внимательно пытался вникнуть в узелковое письмо коммуникаций и петроглифы, высеченные на стенах отбойниками и шарошками проходческих щитов. Сейчас все это сливалось в один желтовато-серый ком: один участок рудника отличался от другого только количеством бедолаг в магнитных ошейниках и свирепостью надсмотрщиков, каждая новая встреча с которыми могла закончиться арестом.

Однако на одной из выработок Зигфрид неожиданно сдал резко в сторону и сиганул на плечи перепачканному в желтоватой грязи здоровяку, в котором Брендан не без труда узнал Эркюля. В трудившихся неподалеку рудокопах угадывались Прокопий, Цветан, Гу Синь и остальные. Удивительно, но Брендан обрадовался даже пиратам Шварценберга. Тем более капитан «Нагльфара» сейчас все равно сражался на их стороне. Один только Ящер вместе с активистами, задержанными в городе, находился в другом забое, и Эркюль собирался выяснить, где.

Впрочем, обмен информацией следовало отложить на потом: к ним с Тонино уже спешили двое охранников. Конечно, Брендану не составило бы труда вырубить обоих. Но делать это под объективами камер не стоило, а программу-зеркало мог подключить только Пабло, который выполнял сейчас другие задачи.

Поэтому пока Тонино, ожесточенно жестикулируя, пытался объяснить одному из стражей, что сами они не местные, вышли на смену первый раз и немного заблудились, Брендан незаметно впрыснул другому в медицинский клапан системы жизнеобеспечения один безвредный для здоровья, но создающий временное недомогание эффективный препарат. Через минуту бедолага согнулся от колик, а его напарник сам попросил последить за порядком, пока он отведет коллегу наверх.

— Ловко вы их спровадили, — кое-как протерев линзу шлема, улыбнулся товарищам Гу Синь.

— Будем теперь знать, что с Вундеркиндом шутки плохи, — изображая скорчившегося охранника, ехидно заметил Цветан.

— Да они вообще основательно подготовились, даже лазерными плетьми разжились, — с одобрением кивнул Гу Синь.

— Лучше бы достали отмычки от этих штук, — с ненавистью указал на ошейники Цветан.

— Или хотя бы что-нибудь согревающего захватили. И закусить, — жалобно пробасил Прокопий.

— Твое что-нибудь дает только временный эффект, и вообще алкоголь вреден для здоровья, — на правах бортового медика назидательно заметил Брендан, передавая друзьям кислородные фильтры, пищевые концентраты, нагревательные и абсорбирующие элементы системы жизнеобеспечения и препараты от радиации на первое время.

Также они принесли пачку кредитных карточек, чтобы, если заточение затянется, приобрести все необходимое. Охранники за хорошую мзду могли добыть даже деликатесы или дурь.

— Зигфрид, умничка, привел нам дорогих гостей! — ласкал саймири Эркюль, отправляя часть пайка куда-то в недра спецкостюма, откуда доносилась возня и попискивание.

— А как там моя Савитри? — переживала Пэгги, которую несведущий человек в самом деле мог принять за хрупкую и ранимую молодую женщину.

Впрочем, с отключенными боевыми функциями ПГ-319 и в самом деле чувствовала себе не в своей тарелке.

— Принцесса почти оправилась от ран, она живет у добрых людей и ни в чем не знает нужды, — вкратце обрисовал ситуацию Брендан, искренне тронутый заботой о его пациентке.

— Только за ее безопасность, пока в городе распоряжается Нарайан, никто до конца ручаться не может, — печально развел руками Тонино.

— Если вам удалось пока ее спрятать, постарайтесь как-то продержаться до возвращения Левенталя и остальных, — на правах командира группы приказал Гу Синь. — А там что-нибудь придумаем.

Брендан так и не решился пока ему рассказать о том, что Левенталь и его боевые товарищи готовятся к противостоянию с охотниками.

— Мы вытащим вас, — горячо пообещал он. — Достанем ключи от ошейников и пропуска, выведем из строя камеры наблюдения, отопрем решетки.

— Главное, не делайте никаких резких движений, чтобы вас никуда не перевели, — поддержал его Тонино.

На обратном пути незаметно воспользоваться той же вентиляционной шахтой не удалось: на том участке сильно размыло грунт, и одна из вагонеток с породой сошла с рельсов. На месте сгрудилась техника, толпились инженеры и рабочие, пытающиеся восстановить транспортировку руды. Пришлось искать путь к другому воздуховоду.

То ли они не там свернули, то ли с того времени, как Левенталь составлял карту, добавились новые участки выработки, но путь по одному подозрительно пустому и чересчур опрятному коридору неожиданно закончился энергетическим щитом, преодолеть который по пропуску охранников рудника не получилось. В глубине, мерцая тусклым зеленоватым светом, виднелся вход на еще одну выработку, а неподалеку располагалась дверь в кессонный отсек со знаками бактериологической угрозы.

(обратно)

Глава 25. Дары асуров

Усердные спицы в умелых руках отсчитывали мгновения, точно секундные стрелки. Бесконечные петли и узлы, скреплявшие пестрые нити, напоминали зигзаги судьбы, из которых соткано полотно бытия. Колесо электрической прялки, превращавшей вычесанную шерсть и волокнистые водоросли в нити, вращалось бесконечной чередой перерождений, подобно колесу Сансары.

Эйо не решалась поднять голову от вязания, чтобы взглянуть на часы, но руки, привычно выводившие за рядом ряд, свидетельствовали о том, что время не застыло на месте. Савитри могла и вовсе не смотреть на нить, которую сумела напрясть за этот вечер. Ее процессор мог с точностью до секунд доложить о том, сколько времени минуло с того часа, как Брендан, Йохан Дален и Тонино Бьянко отправились проводить медосмотр на горно-обогатительный комбинат.

Прошли все мыслимые сроки, когда им следовало вернуться. Отчаявшись дождаться их возле ворот, Ндиди, чтобы не вызывать лишних подозрений, сидел за верстаком, перебирая какие-то детали, готовый в любой момент взяться за оружие. И только маленький Камо, намеревавшийся тоже дождаться дядю Брендана, не справился с дремотой и блаженно путешествовал по стране снов.

— На руднике просто слишком много пациентов, и расстояния между участками немаленькие, — пытался успокоить сестру Ндиди, продолжая изображать неведение по поводу осведомленности домочадцев об истинных намерениях товарища. — Да и комбинат работает круглосуточно.

— Даже рудокопам нельзя находиться в забое больше двенадцати часов, — вымученно улыбалась Эйо, хотя брат прекрасно понимал, что волнуется она не о том.

Все-таки для человека, защищенного спецкостюмом, разовое пребывание в шахте дольше установленного срока несло меньший вред здоровью, нежели ежедневная, хотя и дозированная работа. К тому же большинство рудокопов, желая поддержать семьи, регулярно перерабатывали, поскольку за перевыполненную норму платили в полтора раза дороже.

Савитри невольно подумала о Пэгги и ее товарищах по несчастью. Они оставались на глубине круглосуточно. И хотя в груди ПГ-319 и без того стоял мини-реактор, испарения тяжелых металлов наносили вред даже ей. Впрочем, больше всего Савитри переживала, что «постоялец» Рукодельницы не вернется из своей опасной авантюры. А ведь в их отношениях с Эйо только наметился сдвиг.

— Ты вчера успела объясниться с ним? — спросила Савитри, едва за мужчинами закрылась дверь.

— Почти, — ответила Эйо смущенно, по десятому разу разглаживая несуществующие складки на постели Брендана.

Когда-то в другой жизни Савитри с таким же упоением прижимала к груди вещи, которые надевал Шатругна, или покрывала, на которых он лежал, если оставался на сиесту в ее дворце. Изображая заботливого жениха, он нередко проводил время рядом с ней, но не вместе, предпочитая ее обществу сон или работу. Сейчас Савитри так же самозабвенно убирала постель Ндиди, с горечью осознавая, что разделившая их стена куда прочнее кастовых предрассудков или надменного предубеждения. Впрочем, Ндиди на эту проблему смотрел иначе, полагая, что даже андроиды достойны счастья.

— Я, увы, не сумела твоих домашних надолго отвлечь, — виновато улыбнулась Савитри, вспоминая, как, раздав все заказы, они бесцельно блуждали по уровню, и Ндиди робко держал ее за руку, а Камо канючил, что хочет пройти до конца какую-то голографическую игру.

— Все в порядке, — с благодарностью глянула на подругу Эйо. — Вы вернулись как раз вовремя. Я так разволновалась, что едва все не испортила. А мне не хотелось бы его потерять.

Договорив последнюю фразу, Эйо застыла на месте, а потом задрожала всем телом, вкладывая в случайно сорвавшиеся с уст слова иной смысл. Савитри ее обняла, не ведая, как успокоить. Если бы она вместе с проклятым ключом сгинула на пустоши, сейчас бы никто не рисковал жизнью, и никого не держали бы взаперти на нижнем руднике.

Эйо смахнула слезу и принялась закидывать в бак кустарной стиральной машинки белье. Савитри стала ей помогать, с невольной улыбкой представляя выражение священного ужаса на лице пурохиты и придворных, если бы они случайно застали ее за таким занятием. Прачки относились к одной из варн грязных шудр.

Впрочем, жителей Содружества и окраинных миров жрецы и политики Альянса еще в годы первых контактов априори отнесли к неприкасаемым, сделав исключение лишь для потомков брахманов и кшатриев. А она уже неделю жила в семье Эйо и Ндиди, разделяя с ними еду и кров. С другой стороны, андроидам и вовсе не нашлось места ни в одной из варн. Они просто считались имуществом, занимая промежуточное положение между машинами и животными.

Ох, если бы новое тело дало ей шанс прожить жизнь так, как она хотела: без условностей кастового устройства и без презрения Шатругны, которое жгло, как клеймо, она бы согласилась навсегда остаться в этом городе на планете в системе черной звезды. Копошилась бы, как сейчас, по хозяйству, поджидая с работы любимого мужа, пряла бы шерсть, помогая Эйо создавать ее маленькие шедевры, радовалась возвращению с пустоши Пэгги. Ндиди сказал, что для ее толковой подруги точно нашлось бы место в ремонтной мастерской, но Савитри слишком хорошо знала беспокойный нрав ПГ-319, которой, даже когда у них хватало запчастей и аккумуляторов, на месте не сиделось.

Но Пэгги отправили на нижний рудник, а жизнь самой Савитри зависела только от расторопности службы безопасности и степени попустительства папаши Хайнца. Формально принцесса Сансары считалась его собственностью, и сумма, которую он назначил Ндиди и Брендану в качестве выкупа, могла в любой момент возрасти и стать просто неподъемной. Да и каждый выход на арену мог закончиться для отважных паладинов фатально. Ндиди сколько угодно мог прятать синяки, они с Эйо принимали игру, вздыхая с облегчением, что на этот раз он отделался сравнительно легко. А нынешняя экспедиция Брендана и вовсе выглядела самоубийством. К тому же Савитри вслед за Эйо беспокоилась за маленького Камо, которого в любой момент могли разлучить с матерью.

— И после всего случившегося ты не просто привязана к нему, но видишь в нем смысл своей жизни?

Узнав обстоятельства, предшествовавшие появлению на свет малыша, Савитри не сумела скрыть удивление. Даже на патриархальной Сансаре женщины в таких случаях старались избавиться от плода, и никто их за это не осуждал.

— В первые недели и мне, и моим близким было немного не до того, — с трудом подбирая слова, проговорила Эйо. — Родители боялись, что меня потеряют, поскольку я совсем не хотела жить. А потом, когда врачи завели речь о моей беременности и о возможности ее, пока не поздно, прервать, я увидела маленькое беззащитное существо, часть меня самой. Я решила, что не имею права поступать с ним еще хуже, чем поступили со мной, и двойная ответственность помогла мне выкарабкаться и вновь обрести волю к жизни.

Наблюдая за тем, как Эйо, покончив со стиркой, учит с Камо начальные правила грамматики и арифметики, Савитри с грустью думала о том, что за все три жизни ей так и не довелось изведать радости продолжения рода. А ведь даже фертильных по природе андроидов аристократы Альянса нередко использовали в качестве суррогатных матерей. Савитри вспоминала, как возмущалась этим обстоятельством свободолюбивая Пэгги. При том, что работой в борделе она поначалу не особо тяготилась и во время службы в спецподразделениях Альянса не считала зазорным оказывать интимные услуги товарищам, помогая им снять напряжение и поддерживая боевой дух.

Савитри много раз думала о том, что если бы Шатругна еще при жизни в человеческом теле позволил ей родить ребенка, то, возможно, она осталась бы жива, а династия получила наследника. Впрочем, сейчас андроид Савитри с радостью стала бы матерью ребенка Ндиди. Брендан утверждал, что не так уж сложно создать жизнеспособный эмбрион, соединив их ДНК, и она не имела оснований сомневаться в его словах.

Мысль о Брендане вновь пробудила погребенный под спутанной пряжей разговоров и размышлений липкий, привязчивый страх. Если бы ему удалось освободить хотя бы Пэгги, Савитри чувствовала бы себя куда более защищенной. Впрочем, о чем она сейчас думала? Хоть бы этот непоседа Гип сам остался жив и не угодил на рудник.

Когда белье высохло, Савитри взялась за глажку, давая возможность Эйо закончить работу над двумя новыми палантинами и нарядным шерстяным свитером.

Хотя в каютах разбившихся кораблей охотники находили немало одежды, полностью удовлетворить нужды города эти жалкие крохи не могли. Черная звезда ведь притягивала не только круизные лайнеры. К тому же вечерний и пляжный гардероб почти не имел актуальности даже на верхних уровнях. Та же Кристин, покрасовавшись перед отцом и любимым в нарядах махарани, переоделась в более функциональный комбез. А легкую промышленность в городе почти не развивали. Да и для производства натурального волокна не хватало ресурсов.

Конечно, вещи, которые делала Эйо, оставались штучным товаром, но она вкладывала в работу душу, и ее творения согревали не только теплом шерстяного волокна или птичьего пуха, но и ощущением иллюзорного уюта и напоминанием о большом мире, который видели далеко не все жители города, но о котором неизменно мечтали. Неужели Шатругна настолько ожесточился, что готов разрушить даже эту почти несбыточную мечту?

— Может быть, тебе стоит отдохнуть? — с сомнением проговорила Эйо, придирчиво разглядывая занятую работой подругу. — Я не уверена, что ты полностью окрепла.

— Организм андроидов лучше приспособлен к стрессам, и регенерация происходит в десятки раз быстрей, — улыбнулась ей Савитри, старательно разглаживая складки пахнущей свежестью рубахи. — К тому же вы с Ндиди после скитаний по пустоши предоставили мне такую высококачественную кормовую смесь, что, боюсь, я скоро растолстею.

— Он просто не может придумать, как еще выразить свою любовь, — улыбнулась Эйо, отлично знавшая, что все лишние калории в организме андроида отложатся не в жир, а пойдут на зарядку аккумулятора. — На украшения и наряды у него не хватает денег, а цветов в городе нет.

— Ему незачем переживать, — горячо возразила Савитри, зная, что Эйо передаст ее слова брату. — В прошлой жизни у меня были и украшения, и наряды, и роскошные дворцы, заполненные самыми изысканными яствами, но жестоко не хватало простого человеческого тепла.

Савитри невольно вспомнила пышные приемы, которые от имени раджей Сансары устраивал Шатругна. Прихотливо орнаментированные, воздушные, почти парящие в небесах своды поддерживали увитые цветами резные колонны. Двенадцать тройных в каждом зале в память о духах-прародителях, а также о Творце, Хранителе и Разрушителе. Украшавшие стены барельефы повествовали о древних эсхатологических битвах асуров и богов и о трагических временах исхода и завоевания новой родины. Пышные драпировки и парчовые шлейфы парадных одеяний окаймляли причудливые узоры с вплетенными в них назидательными изречениями мудрецов и поучениями Великого Асура.

Шатругна всегда стремился подчеркнуть свое родство с древним первопредком, пытаясь таким образом оправдать притязания на власть.

— Асуры пришли в этот мир одновременно с Семма-ии-Ргла и другими богами, поэтому мерить нас людскими мерками смешно! — каждый раз подчеркивал он.

Впрочем, даже среди своих он никогда не терпел конкурентов, успевая их вычислить и устранить до того, как они могли предпринять хоть какую-нибудь попытку сплести за его спиной заговор. Поэтому сановники на приемах боялись произнести пару слов вне рамок протокола, предпочитая делать вид, будто полностью поглощены угощением.

Инкрустированные яшмой и янтарем столы и парящие по залам антигравитационные платформы-подносы и вправду ломились от изысканных яств со всех уголков галактики. Дроны-официанты разряжали за вечер до десятка аккумуляторов, курсируя по залу с напитками. На традиционные блюда из мяса кутулуха никто даже не глядел, предпочитая паштеты из язычков сербелианских туканов, клешни гигантских омаров с Паралайза, седло ванкуверских мегалоцеросов под соусом из желтовики и гарниром из жареного папоротника.

Принцесса Савитри, следуя учению брахманов, плоти убитых животных предпочитала растительную пищу, а если позволял протокол, то в течение вечера и вовсе ела одни лишь конфеты и пирожные. Она и сейчас помнила вкус обжаренных в топленом масле гхи, полосок сладкого теста джалеби и молочных шариков гулаб джамун, шафрановый запах печенья педа и аромат корицы, кардамона и муската, исходящий от нутовых пирожных ладду.

Придворные дамы с завистью наблюдали, как их повелительница, опустошив поднос морковной халвы и творожных клецок расгулла, переходит к мороженому и шоколадным тортам. Владельцы корпораций и банков присылали ее высочеству в подарок засахаренные фрукты и изысканные скульптурки из сливочной помадки бурфи, видя в хорошем аппетите принцессы залог процветания и стабильности. Они не знали, что урна с бренными останками их повелительницы хранится под замком в личных покоях принца Шатругны, а сладостями занявший ее место голем восполняет запасы энергии и питает человеческий мозг.

Ндиди отлично знал об искусственной природе тела Савитри, но големом ее не считал, полагая, что пока функционирует мозг, остается жива и личность. А сладости он принес и сегодня, не ведая, как еще отвлечь и успокоить любимую, племянника и сестру.

Маленький Камо первым налетел на карамель и рахат-лукум, сделанный на основе местных водорослей. Потом спохватился:

— Надо же и дяде Брендану оставить.

Хотя малышу нравилось обращение «дядя», равнявшее постояльца с Ндиди, ему очень хотелось назвать Брендана папой, о чем он неоднократно с детской непосредственностью намекал Эйо, вгоняя ту в краску. В свободное время Брендан с удовольствием показывал Камо приемы самообороны, рассказывал о мире за пределами треугольника, знакомил с разными видами животных и растений, в которых разбирался со скрупулёзностью настоящего профессионала.

Савитри видела, что Камо к нему искренне привязался и даже не ревнует мать. Отложенные сладости Камо собирался вручать сам. Но поскольку Брендан задерживался, они так и остались сиротливо лежать нетронутыми на тарелке, а потом стало просто не до них.

Когда время перевалило сильно за полночь, Ндиди решил снова наведаться к руднику. Вернулся он скоро, и на этот раз не один. Брендан и Йохан Дален шли вместе с ним, ведя под руки находящегося в полубеспамятном состоянии Тонино. Хотя спецкостюм специалиста по системам жизнеобеспечения был наскоро залатан коллоидом и прикрыт какой-то хламидой, Савитри уловила запах паленых полимеров и разглядела кое-как замазанные следы крови.

— Осмотрите коридор, — приказал Йохан Дален, пока Брендан с Ндиди, уложив раненого на один из нижних топчанов, освобождали его от одежды. — Мы его, конечно, еще на месте подлатали, но следы крови могли остаться. Я сбегаю принесу все необходимое. Извините за беспокойство, — прижимая руку к груди, наклонился он к Эйо. — Тащить его в кабинет было бы слишком опасно. Ты точно справишься без анализатора? — повернулся он к Брендану.

— Да что там анализировать? Что я, плазменных ранений не штопал? — отмахнулся тот, вводя усиленную дозу обезболивающего и деловито обрабатывая жуткую зияющую рану на правой руке Тонино.

Препараты экстренной помощи Брендан всегда носил при себе.

— Когда мы со змееносцами по пустоши гонялись, тратя припасы и энергию, их было более чем достаточно. Кость не задета, кровопотерю мы сейчас восстановим. Если бы не экзожилет, все могло бы закончиться гораздо хуже.

— Что произошло?

Бедный Ндиди едва дождался, пока Брендан завершит работу и проверит состояние раненого с помощью еще дедовских, но более мобильных, нежели громоздкий стационарный анализатор, приборов. К этому времени худощавое лицо Тонино приобрело почти что нормальный цвет, дыхание выровнялось. Он ненадолго пришел в себя, с тревогой огляделся, увидел, что находится среди друзей, и погрузился в крепкий здоровый сон. Брендан сделал ему дополнительную инъекцию альбумина и поставил капельницу с изотоническим раствором.

— Охранники все-таки вас раскрыли?

Брендан устало покачал головой, убирая инструменты и стирая с лица пот.

— На руднике все прошло более чем гладко. Мы выяснили, где находятся ребята, увиделись с ними, передали то, что успели собрать и пронести. Условия там, конечно, жуткие, но ребята пока держатся.

— Тогда что же произошло? — указывая на рефлекторно берегущего даже во сне раненую руку Тонино, спросил Ндиди.

Брендан опустился на соседний топчан, наклонив голову и ссутулив плечи, будто придавленный к земле многотонным грузом.

— Мы доподлинно установили, что лаборатория, в которой проводят опыты над людьми, — это не городская легенда.

Спокойным и бесцветным тоном он повел рассказ о том, как они с Тонино, свернув не в тот коридор, оказались возле двери с обозначением бактериологической угрозы и попытались проникнуть внутрь.

— Нас, конечно, туда не пустили, но когда мы уже решили уходить, дверь открылась сама, и оттуда выехали вагонетки, нагруженные трупами…

Брендан осекся, виновато глядя на товарищей, потом, спохватившись, бросил взгляд на верхний топчан, куда после его прихода переместили Камо. Хотя малыш поначалу проснулся и испугался, увидев кровь, окончания лечения он не застал и сейчас снова спал еще более безмятежно, нежели успокоенный лекарствами и капельницами бедный Тонино.

— Заключенные? — немного заикаясь, потрясенно вымолвил Ндиди.

— Подопытные, — отрубил Брендан.

Йохан Дален покачал всклокоченной рыжей головой, Эйо так и застыла, вцепившись в окровавленную простыню, которую она собиралась замочить в холодной воде вместе с одеждой раненого и балахоном хирурга. К счастью, услуги прачечной Рукодельнице не требовались.

— Поскольку тела не удосужились ничем прикрыть, я сумел рассмотреть их достаточно подробно, — пояснил Брендан угрюмо. — Они выглядели как наиболее звероподобные из охотников и также как участники программы «Универсальный солдат», которую змееносцы пытались воплотить в жизнь на Сербелиане. А мы-то надеялись, что после прекращения деятельности «Панна Моти» эпоха экспериментов над людьми закончилась.

Савитри почувствовала жгучий стыд. Все эти годы она знала, чем занимался ее жених, но предпочитала оправдывать его, очарованная теми грандиозными перспективами, которые он рисовал.

— Люди изначально по своей природе были гораздо сильнее и куда менее уязвимы. Слабыми и беспомощными их сделали Семма-ии-Ргла, которые, присвоив себе амриту, забрали могущество у асуров и отняли то, что древние называли магией, у людей, — рассказывал он увлеченно, и Савитри замирала от восторга, польщенная тем, что любимый доверяет ей такие сокровенные тайны.

Позже не без влияния Пэгги она поняла, что с тем же пылом влюбленный в себя и свои идеи Шатругна мог вещать для птиц и деревьев в саду.

— В древности не только асуры с легкостью меняли облик, используя силу и способности тотема, но даже люди не испытывали страха перед обращением, хотя не всегда потом могли вернуться, — пояснял Шатругна, мешая древние легенды с научными построениями. — И что же мы имеем сейчас? Люди превратились в полные ничтожества, которые без технических приспособлений просто не выживут, а их разбавленная, жидкая кровь, лишенная энергии амриты, закрыла нам путь к древним дарам. Внедряя людям фрагменты нашего генома и геномов тотемических существ, я хочу устранить несправедливость, подарив ничтожным смертным силу асуров. Она позволит не только бороться с болезнями, но и выживать на не приспособленных для жизни планетах без скафандров и дорогостоящих жилых куполов.

— И чего эти змееносцы не придумают, лишь бы не тратиться на терраформирование и создание полноценных удобных для жизни поселений, — прокомментировал рассказ Савитри Йохан Дален.

— А может быть, это не жертвы эксперимента, а просто бедолаги, подвергнувшиеся воздействию жесткого излучения, — попытался ухватиться за обломки рушащегося мира Ндиди.

Савитри посмотрела на него с сожалением, понимая, насколько возлюбленный чище нее.

— Мне бы очень хотелось в это верить, — устало проговорил Брендан, закидывая в рот кусок рахат-лукума с задвинутого вглубь стола подноса.

Эйо спешно пододвинула контейнер с остывшим ужином, но Брендан не притронулся к еде. Пока речь шла о помощи Тонино, он держался и выглядел бодрым, теперь же его потряхивало, а возле глаз залегли глубокие тени.

— Незадолго до того, как нас засекли, я узнал одного из подопытных, — мрачно проговорил он. — Это был пропавший около месяца назад сотрудник секретного отдела нашей молекулярной лаборатории. Его звали Венсан Даррье, и он исчез вскоре после того, как неосторожно обмолвился в общем разговоре, чем на самом деле занимается его отдел. Хотя из-за проведенных манипуляций лицо превратилось в звериный оскал, я узнал татуировку в виде кельтского орнамента, которой он очень гордился.

— И все равно до того как делать какие-то выводы, надо более тщательно изучить данные, — строго глянул на него Йохан Дален.

— Чем я и собираюсь заняться, — невесело усмехнулся Брендан, извлекая из-за пазухи добытые с таким риском образцы. — Анализатор я могу использовать в качестве томографа и микроскопа, а необходимые реагенты в нашем кабинете есть.

— Вам может понадобиться помощь в компьютерной обработке, — не узнавая собственный голос, проговорила Савитри.

Она ласково улыбнулась встревоженному Ндиди и с охотой пояснила:

— Мой процессор обладает достаточной мощностью для подсчета повторов в цепочках и особенностей структур молекул. Шатругна специально загрузил туда программы по своему профилю, чтобы во время деловых поездок не прерывать исследования.

— И я не могу не уважать одержимость и талант Вашего жениха, — с горечью кивнул Брендан, намереваясь отправиться в медицинский кабинет прямо сейчас.

Хотя он отработал целую смену на профосмотре, совершил марш-бросок по шахтам, а потом уходил от преследователей, унося на себе раненного товарища, бурливший в крови адреналин гасил любую усталость. И Савитри, видя эту одержимость, невольно вспоминала своего злополучного жениха, который ради воплощения в жизнь идеи возрождения былого могущества асуров не щадил ни себя, ни окружающих, полагая, что цель оправдывает средства.

Пока Савитри переодевалась, Брендан все-таки заглотнул ужин, дал Йохану распоряжения по поводу наблюдения за состоянием Тонино, потом привел себя в порядок и вышел в коридор.

Хотя процессор Савитри обладал самыми современными характеристиками, к концу работы она почувствовала, что и он начинает нагреваться и сбоить. Брендан тоже тер воспаленные глаза, но продолжал упорно глядеть в окуляры микроскопа и на экран голографического монитора, с каждым новым образцом убеждаясь в том, что его гипотеза верна. В какой-то момент к ним присоединилась еще и Кристин, которой Савитри, видимо, послала неосознанный зов.

Хотя у правнучки Арвинда Вармы сейчас хватало других забот: все-таки группа Левенталя-Шварценберга готовилась отразить массированное наступление охотников, но, увидев характер изменений в цепочках, она мигом поспешила в медотсек и подключилась к анализу, вызвав немалое удивление отца и возлюбленного. Работа настолько ее захватила, что она, сама не заметив как, освоила дар предков, надиктовывая Савитри полученные данные.

К тому времени, когда возле дверей кабинета появились первые пациенты, большая часть цепочек была расшифрована. Помимо биоматериалов из секретной лаборатории, Брендан наконец сумел изучить образцы крови, которую брал у охотников, приходивших к нему на прием. Данные по многим параметрам совпадали. Везде цепочку человеческого ДНК поддерживали и укрепляли более стойкие к неблагоприятным условиям гены асуров, к сожалению, те фрагменты цепочки, которые имели слишком тесную связь с обликом тотемного предка. А Кристин сумела обнаружить и вкрапления ДНК медуз, кариотип которых она могла нарисовать с закрытыми глазами.

— Как интересно, — прокомментировала она свое открытие. — А я еще удивлялась, почему охотники без особой радости использовали наши с отцом приборы, отпугивающие тварей пустоши. Похоже сигналы воздействовали и на них.

— Какая разница, — насупился Брендан. — Насиловать таким образом природу человека, да и еще вторгаться в его кариотип без спроса — это настоящее варварство!

— Зато присутствие ДНК медуз в организме охотников может помочь нам в предстоящем столкновении, — отозвалась Кристин, церемонно поблагодарив Савитри, пожелав Брендану удачи и передав слова Пабло, Деева и Левенталя о том, что его главная задача — беречь принцессу.

— Ну, что там у вас? — сухо поинтересовался Йохан Дален, который собирался вести прием вместо Брендана.

Все-таки неугомонному Гипу стоило хоть немного отдохнуть.

— Все встало на свои места, — обрисовал ситуацию Брендан. — Теперь понятно, почему Нарайан стремится уничтожить город. Он полагает, что вывел новую формацию людей, и хочет убедиться, что его питомцы сумеют выжить на планете в отравленной атмосфере и без защиты от радиации.

— И ради этого сомнительного результата он собирается угробить несколько десятков тысяч ни в чем не повинных людей?

Даже циничной невозмутимости Далена имелся какой-то предел.

— Поэтому я и говорю о том, что его надо остановить, — упрямо глянул на него Брендан.

— Но мы все равно не знаем, как добраться до носителя информации, на котором хранятся ключи от ошейников, — напомнил ему Дален.

— Думаю, и здесь я могла бы тоже вам помочь, — пользуясь тем, что ее не слышит готовый каждую пылинку с нее сдувать Ндиди, предложила Савитри. — На расстоянии нескольких десятков метров мой процессор способен снять информацию с любого накопителя.

— Начальник службы безопасности нижнего рудника — один из завсегдатаев клуба папаши Хайнца, — задумчиво проговорил Дален.

— Об этом не может быть и речи! — горячо возразил Брендан. — Мы не имеем права рисковать.

Савитри вспомнила неприятного человека с холодными, буравящими глазами, который приветствовал их во время прогулки с Ндиди. Хотя Савитри прятала лицо, незнакомец успел оценить ее свободные, легкие движения, тонкие кисти и достоинства фигуры, пускай и полускрытой парой свитеров и накидок, но для опытного взгляда все равно очевидные.

Весь вечер она пыталась себя уверить в том, что ей все показалось, а потом ей было не до того. Но папаша Хайнц относился к тем хищникам из семейства падальщиков, которые всегда помнят, где спрятали остатки добычи.

Вечером незадолго до окончания рабочего дня, когда сморенный усталостью Брендан только проснулся и разминался перед предстоящим ему сегодня поединком, а Савитри и Эйо готовили еду, прибежал один из мохнатых гонцов Эркюля. На этот раз Меркурий. Верткий зверек принес записку, в которой сообщалось, что Гу Синя при попытке выяснить, где находятся Ящер и другие участники сопротивления, забрали какие-то странные типы со значками лаборатории, а Прокопия и Пэгги, которые вступились за товарища и командира группы, сильно избили лазерными плетьми и тоже куда-то увели.

Брендан не сумел сдержать ругательство. Савитри присела на топчан, чувствуя, как у нее отнимаются ноги. Пэгги! Подруженька! За что? В это время с работы вернулся Ндиди. Пригожее, обычно доброжелательное лицо его выражало крайнюю степень негодования. На скулах играли желваки.

— Хайнц повысил сумму выкупа за нашу гостью в десять раз, — сообщил он, едва сдерживаясь. — Он требует внести все средства до конца недели. В противном случае Савитри должна выйти на работу в клуб или…

Он не договорил, но все и так поняли.

— Если обратиться к соседям, они помогут, — прижав к себе подругу, пролепетала Эйо.

По ее лицу катились слезы.

— Даже если продать жителей всего уровня, нужной суммы мы не наберем, — страдальчески покачал головой Ндиди.

— В таком случае я выйду в клуб, — твердо проговорила Савитри. — Тем более, мне есть что показать, а там, глядишь, начальник службы безопасности рудника заглянет.

— Но тебя там сразу узнают! — запротестовал Брендан.

— Существует немало способов изменить внешность, даже без имплантов и магии асуров, — пожала плечами Савитри. — Скажи своему боссу, что до конца недели я выступлю в клубе, — ободряюще улыбнулась она Ндиди. — Ты же поможешь создать мне костюм на основе моего старого скафандра? — повернулась она к застывшей от ужаса и изумления Эйо. — Он достаточно хорошо облегает тело и не стесняет движения. А еще мне нужна ловушка для медуз и пара живых, но не самых ретивых особей. На Сансаре для этого танца используют змей, но с тварями пустоши мне сейчас даже привычнее.

(обратно)

Глава 26. Песня сирены

Сквозь фильтры ночного видения пустошь выглядела иначе, нежели подсвеченная огнями города или прожекторами корабля. Глубже залегали тени, резче проступал не сглаженный выветриванием рельеф, острее и опаснее выглядели пики гор. В этом черно-белом, чуть зеленоватом диапазоне, напоминающем зрение хищника, начисто исчезала иллюзия обыденности и защищенности, и недружелюбный безжалостный мир обнажал саму суть, лучше всего проявляющуюся в нраве аборигенов планеты. А обломки кораблей напоминали о бренности всех человеческих устремлений.

Впрочем, когда смотришь на мир сквозь тонкую и сложную электронику прицела, отслеживая приближение опасного и хорошо вооруженного противника, иллюзорность и бренность — это последнее, что приходит в голову. И даже такие очевидные, но глобальные цели, как необходимость отстоять корабли и защитить обреченный на гибель город, отступают на второй план, вытесненные целой вереницей более мелких, но насущных задач. А желание выжить хотя и отрезвляет благоразумием, не давая совсем уж потерять голову от боевой эйфории, но все равно неизбежно глушится потоками клокочущего адреналина. И только привычные значки кода в вирт-окнах на панели шлема напоминают, что предстоящая схватка — это всего лишь часть повседневной работы, к которой привязан призванием и тесными путами многолетнего навыка.

На этот раз, правда, все ощущалось несколько иначе. Ведь за соседним камнем вместе со своим мудреным и ставшим еще более громоздким оборудованием расположилась Кристин. И Пабло дорого бы дал, чтобы она сейчас находилась где-нибудь под относительной защитой корпуса корабля. Но в их семье женщины редко спрашивали мнения мужей: его собственная мать, бросившаяся в Новом Гавре без оружия и брони отвлекать охранников, поступала еще более безрассудно. А с Кристин они даже не успели произнести брачных клятв. Да и с ловушками для медуз, которым в их замысле предстояло сыграть едва ли не ключевую роль, никто не обращался лучше нее.

Когда позавчера, вернувшись с ночной вахты, Пабло не застал любимую в каюте, он с тревогой подумал, что кому-то из раненых стало плохо, и поспешил в медотсек. Он, конечно, знал, что даже наиболее серьезно пострадавшие Аслан и Джанибек оправились настолько, что собираются выйти на пустошь, но желаемое и действительное совпадало далеко не всегда.

К счастью, операционная и амбулатория встретили его стерильной пустотой. Только в виварии резвились мартышки, которых намучившийся со шкодливыми зверьками Таран отдал под опеку Кристин. Сама естествоиспытательница нашлась в лабораторном модуле и вид имела более чем странный. Неприбранная и босая, словно шелкопряд коконом опутанная голограммами цепочек ДНК, она сидела возле самого мощного из вычислителей и вручную вводила данные. Причем складывалось такое впечатление, что все эти фрагменты кода она откуда-то перерисовывает, временами кому-то надиктовывая результаты обработки.

В первый момент Пабло испугался, что у любимой от перенапряжения последних дней случилось сомнамбулическое расстройство. Потом, однако, вспомнил о мысленном общении Маргариты и Алекса Арсеньевых, благодаря которому в дни мнимого сотрудничества с «Панна Моти» на Раване удалось передать Вернеру и командованию не только данные по программе «Универсальный солдат», но и сведения о махинациях жемчужных королей Альянса.

Хотя Кристин и не обладала телепатией в ее классическом виде, она имела возможность использовать ментальную связь асуров, а заочное знакомство с принцессой Савитри и общение с Синеглазом помогали ей потихоньку осваивать наследие могущественных предков. Сегодня отличница Кристин вышла на новый уровень. Утром она не без гордости рассказала, что не только сумела ответить на зов, но помогла Брендану в работе над расшифровкой ДНК. Другое дело, что первые результаты этого исследования повергли в шок даже видавшего виды Шварценберга.

— Ну и бардак творится у тебя в городе, Марки! — прокомментировал он новости о секретной лаборатории. — Я, конечно, сам не без греха, — добавил он после витиеватого ругательства. — В прежние годы не брезговал работорговлей: вывозил неугодных жен в бордели окраинных миров, богатеев Альянса на фабрики «Панна Моти» сплавлял. Но сознательно калечить людей, превращая их в чудовищ, чтобы заселять непригодные для терраформирования миры, это уже даже не зашквар!

Пабло тоже невольно почувствовал, как наливаются болью давно зажившие рубцы от лазерных плетей. Все-таки он в чем-то был даже благодарен палачам Альянса за то, что те, ломая волю и увеча плоть пленников, в стремлении сохранить их интеллектуальный потенциал не прибегали к методам химического воздействия. Он слишком хорошо помнил, как выглядели и вели себя участники программы «Универсальный солдат», среди которых далеко не всех удалось вернуть к нормальной жизни.

— Мы надеялись, что молекулярные биологи и генные инженеры сумеют не только вывести не требующие много света выносливые растения, но и решат проблемы мутаций, вызванных неблагоприятными условиями жизни в городе и работой на руднике, — развел руками Левенталь.

— Эта программа, как и сама лаборатория, появилась совсем недавно, уже после прихода Нарайана к власти, — вступилась за отца Кристин. — Глава научного отдела сам мне хвастался своими успехами в области генетики человека, но я решила, что он бредит. Это и в самом деле бред, ибо до сих пор никто не проверял, смогут ли подопытные выжить на пустоши при экстремально низких температурах и без запасов кислорода и воды.

— Узнаю почерк Альянса, — покачал головой Лева Деев. — Разделение на касты и непримиримая борьба за чистоту расы вплоть до полной потери человеческого облика.

— Все, кто не принадлежит к дважды рожденным — это грязь, глина под ногами, из которой можно лепить что угодно, — процитировал Левенталь слова одного из политиков Раваны, объяснявших мотивы «Панна Моти» и подобных ей изуверских организаций.

Впрочем, в страшном открытии, сделанном Кристин и Бренданом, присутствовала и положительная сторона. Другое дело, что замысел любимой Пабло не нравился категорически.

— Да какого Трехрогого с этими альянсовскими хмырями церемониться? Жахнуть из пламенных установок, распылить на пиксели — и дело к стороне! — достаточно беспечно прокомментировал известие о приближении усиленной группировки охотников Таран.

— Еще б я на всякую погань энергию тратил, — возмутился Шварценберг.

— Тем более что у нас ее нет: почти все извели, пока прорывались сквозь гравитационное поле черной звезды. Едва хватает на поддержку защитного поля и работы системы жизнеобеспечения, — с горечью усмехнулся пилот «Нагльфара» Али, который, хотя и служил когда-то в войсках Альянса, по поводу правителя Сансары иллюзий не питал.

— Энергией мы с вами поделимся, — успокоил его Левенталь. — Это не сложнее, чем дозаправка в космосе. Танк используем в качестве транспортного катера. Вот только на пиксели охотников порвать все равно вряд ли получится.

— Да и корабли жалко, — вздохнул Лева Деев, вспоминая печальную участь «Павла Корзуна».

К тому времени члены команды Левенталя уже побывали на борту звездолета его школьного друга и сумели убедиться, что агрегат энергополевого разграничения, которым Шварценберг столь щедро обещал поделиться, — это вовсе не миф, к тому же построен добротно и не имеет скрытых дефектов.

Более того, уж после беглого осмотра конструктор сумел заключить, что для оснащения «Нагльфара» полноценным варп-двигателем не хватает всего нескольких деталей, которые в годы переоборудования «Эсперансы» научились делать специалисты городской верфи. Таким образом, на планете сейчас находились два корабля, потенциально способных преодолеть гравитационную аномалию черной звезды, и их требовалось защитить.

— Да быть такого не может, чтобы мы не уделали этих выведенных из пробирки ушлепков, — засомневался Таран, с сомнением изучая документацию по оснащению штурмовой группы, которую сумел добыть Пабло. — На звездолетах орудия однозначно мощнее.

— Охотники тоже используют плазменные установки, снятые с кораблей, — пояснил ситуацию Лева Деев, выразительно указывая на впечатляющие цифры.

Судя по выкладкам, каратели обладали потенциалом, раза в два превышающим ресурсы «Нагльфара» и «Эсперансы» вместе взятых. Тем более что Пэгги и Савитри, отстаивая свою свободу, тоже успели потратить немало энергии.

— К тому же их танки оснащены дополнительными аккумуляторами, конструкцию которых модифицировал я сам, — добавил Левенталь, показывая голограммы чертежей.

— Да ты просто вредитель, Марки! — с укором глянул на старого друга Шварценберг. — Какого Трехрогого тебе это понадобилось?

— Не все, кому удавалось приземлиться на планету, приходили с мирными намерениями, — напомнил ему конструктор. — Я же не знал, что город в конце концов захватят изнутри.

— А как насчет того, чтобы просто заблокировать их орудия? — воинственно набычил защищенную экзоскелетом шею Шварценберг, строго глядя в сторону операторов.

— Не вариант, — покачал головой Пабло, невольно вспоминая, как едва не взвыл от бессилия, когда понял, что орудия штурмовавших «Павла Корзуна» охотников прекрасно управляются и вручную.

Позже он узнал, что эта конструктивная особенность диктовалась суровыми условиями жизни на орбите пульсара, периодически вырубавшего внутреннюю сеть и всю связанную с ней электронику. Даже сейчас, выстраивая работу программы-зеркала, Пабло учитывал капризы аккретора и гравитационную аномалию черной звезды. Впрочем, случавшиеся время от времени сбои в городе привычно списывали на помехи.

— Тогда надо взламывать их поле и выковыривать эту погань из-под брони, как долгоносиков! — воинственно потрясая скорчером на манер бородатого топора, пророкотал Дольф.

— Если удастся захватить хотя бы пару танков, получим реальный шанс отстоять корабли, — согласился с ним Лева Деев, который и поныне болезненно переживал неудачу с обороной «Павла Корзуна».

Впрочем, после трехмесячного противостояния даже самые опытные и отчаянные абордажники не преуспели бы в штурме боевых машин. Да и системы жизнеобеспечения поврежденного корабля уже находились на последнем издыхании.

— Только сначала заправим и защитим «Нагльфар», а заодно выберем для взлома удобное место на пустоши, — кивнул Пабло, стараясь не смотреть на притихшую Кристин.

— Раньше времени обнаруживать наше присутствие на «Эсперансе» в самом деле не стоит, — благословил его Левенталь, еще не ведая, что строптивая дочь тоже найдет способ принять участие в вылазке. — К тому же дополнительные энергетические мощности из арсенала охотников нам точно не помешают. Нельзя, выиграв одно сражение, проиграть в войне.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь в трезвом уме и здравой памяти допущу этого пса Содружества до операторской «Нагльфара», — только качал головой Шварценберг, наблюдая, как Пабло вместе с Шаманом и Кудесником скрупулёзно и тщательно проверяют и выстраивают заново систему безопасности пиратского корабля, не оставляя даже лазейки для возможности взлома.

Пабло едва ли не с умилением и ностальгией обнаружил, что контрабандисты все еще используют систему кодов, разработанную Еленой Лариной, а на программах, отвечающих за орудия, по-прежнему стоит установленный им еще на Васуки блок, не позволяющий применять бортовые плазменные установки против кораблей Содружества. К счастью, Шварценберг в последние годы в основном сражался против Альянса, да и охотники использовали совершенно другую систему кодов и программ.

— Что, оператор, как побывал на Раване в нашей шкуре, больше на нары не хочешь? — наблюдая за его работой, подкалывал Пабло Таран, припоминая штурм «Нагльфара» и свой плен.

— Да там, говорят, на руднике и нар нет, — вздыхал Дольф, переживая за судьбу Эркюля и Шаки.

— А как же люди там спят? — ужаснулся Чико, невольно вызвав у оператора и артиллериста улыбки.

Конечно, изолятор «Пардуса» и тюремная камера, в которой отбывали заслуженное наказание пираты Шварценберга, по уровню комфорта напоминали недорогой отель: на «Нагльфаре» обстановка была и то более спартанской. Да и пытки к ним никто не применял. Однако Таран тоже знал, что усталость может сморить и под обстрелом в окопе, и со связанными руками в сыром подземелье. А Пабло к этому мог прибавить невеселые воспоминания о последних неделях плена, когда их сутками держали висящими на стене, а потом обрекли на донорство в установке энергообмена.

Впрочем, те страшные дни не просто так являлись к нему в кошмарах, а что касалось узников рудника, как выяснилось, не об отсутствии элементарных удобств там стоило тревожиться. Ибо даже те, кто на верхних уровнях, ничего не подозревая, отдыхал после трудового дня на чистых простынях и гулял по гидропонному саду, находились в той же ловушке опасного безумца. И охотники собирались исполнить смертный приговор еще до того, как генераторы воздуха, словно источенные болезнью легкие, разлетятся оплавленными ошметками.

— Мы должны перехватить инициативу, застать охотников врасплох и задержать до того времени, как наши операторы взломают программное обеспечение генераторов защитных полей, — после осмотра местности, обсуждений и расчетов изложил план Левенталь.

— И лучше всего это сделать до того, как наши гости откроют огонь, — уточнил Шварценберг.

— Перевал между двумя долинами, в которых стоят корабли — идеальное место. Особенно если дело все-таки дойдет до плазменных установок кораблей, — оживился Таран, который после подзарядки «Нагльфара» заметно повеселел и рвался в бой.

— Там скалы сложены карнотитом и песчаником, — кивнул Аслан, который успел вместе с сыном и двумя другими подрывниками провести геологоразведку. — Самое то, чтобы заложить взрывчатку. Зря мы, что ли, на себе ее перли.

— Взрыв — дело хорошее, — поддержал подрывников Левенталь. — Но останавливать колонну таким образом лучше уже после того, как в нашем распоряжении окажется хотя бы одна машина.

— А на взлом защитного поля нужно время, — кивнул Шаман.

— Тем более, охотники, кажется, догадываются о способностях наших операторов, — добавил Лева Деев, намекая на тот неприятный факт, что среди участников карательной экспедиции оказался их давний знакомец Амитабх и двое его коллег из экипажа змееносцев.

— Значит, надо как-то отвлечь охотников, а затем проникнуть внутрь или выманить их на пустошь и перебить там по одному, пока они не опомнились, — вспоминая их предыдущую вылазку, выразительно повел широченными плечами Дольф.

— Но как это сделать? — не понял Чико.

— Раскорячиться и сплясать перед ними апсарский танец, — сурово глянул на него Шварценберг.

Мог ли капитан «Нагльфара» предположить, что его похабная шутка окажется не так уж недалека от истины?

— Я могу попытаться воздействовать на охотников с помощью ловушек для медуз, — сообщила Кристин, едва только привела себя в порядок после своего телепатического бдения.

— Каким это образом? — нахмурился Левенталь.

— Многим из них внедрили фрагменты ДНК темных тварей, — не скрывая отвращения, вымолвила она. — При правильной настройке я смогу на них воздействовать с выбранной нами точки на перевале.

— Что, прямо как сирены, которые заманивали корабли на скалы? — оживился Чико.

То ли он получил неплохое гуманитарное образование, то ли нахватался от эрудированного в самых неожиданных областях Эркюля.

— Сиренам никто не угрожал из плазменных установок, — покачал всклокоченной головой Шварценберг.

— Тогда даже греческого огня, не то что пороха не знали, — согласился с ним Аслан.

Пабло молчал, понимая, что перенастроить оборудование и сделать его более «дальнобойным» не успеет, даже если будет работать сутки напролет. А предложение Кристин давало им настоящий шанс.

— Да не переживай ты, — успокаивал товарища Лева Деев, который так же, как и Али со Шварценбергом, собирался участвовать в вылазке. — Мы вас защитным полем накроем.

— Которое само по себе служит дополнительной наводкой, — фыркнул Пабло, напоминая товарищу, что на Ванкувере и Васуки принципиально работал без щитов, предпочитая до последнего момента не раскрываться.

Сейчас он постарался максимально обезопасить Кристин, установив зеркало на замаскированном под обломками танке, которому тоже предстояло сыграть в их плане существенную роль.

Как Пабло и ожидал, Амитабх извлек уроки из трехмесячного противостояния и сделал работу над ошибками. Тогда ведь только неполадки в плазменных установках и усталость личного состава помешали им захватить корабль змееносцев. Они ведь еще не знали, что даже при достаточном количестве энергии им все равно не вырваться из плена черной звезды.

— Узнаю знакомый почерк, — прокомментировал первое соприкосновение с системой противника Шаман, который, хотя и оставался на «Эсперансе», но держал ситуацию под контролем.

Пабло тоже видел, что на этот раз защита энергетических полей у охотников выстроена на порядок лучше, и отключать ее никто не собирается. Впрочем, Амитабх при всем своем профессионализме творческим полетом мысли, к счастью, не отличался, поэтому его программа выглядела для Пабло чем-то наподобие экзаменационной задачки. Разве что оценкой служил не диплом очередной олимпиады, а жизни его товарищей и всего города.

Впрочем, первый взлом боевого щита, осуществленный на третьем курсе университета, тоже спас несколько сотен жизней детей и взрослых, пытавшихся выбраться с охваченного войной Новонормандского побережья. Хотя Пабло тогда едва не погиб, его представили к награде и без вопросов приняли оператором межсети в подразделение «Барс».

Сейчас задача осложнялась тем, чтобы до поры до времени себя не обнаружить и дать возможность Кристин устроить полноценную диверсию. Когда машины, благополучно миновав «Эсперансу», приблизились к перевалу, Пабло сумел незаметно вклиниться в систему и вывести на вирт-панели шлемов изображение с камер внутреннего наблюдения.

— Ого! Сколько их тут! — только сейчас прикинув численность личного состава, не смог сдержаться Чико, высовываясь из укрытия, как будто это помогло бы ему получше разглядеть противников под прочной броней. — У них же в каждой машине народу больше, чем у нас всего!

— А ты как думал, салага! — со злым куражом, смешанным с удовлетворением, отозвался Шварценберг, проверяя антигравитационные двигатели экзоскелета. — Своим метким выстрелом на Перевале Большого кольца ты их очень разозлил!

— Вы только гляньте, кто к нам пожаловал! — увеличивая изображение одного из охотников, подался вперед обычно невозмутимый Лева.

— А что тебя удивляет? — отозвался Аслан. — Джек Кривая заточка и Прабакер Мясорубка теперь не просто отморозки с района, а важные птицы при исполнении.

Пабло уже знал, что группировка охотников при Нарайане прочно срослась с криминалом. Поэтому прием в ряды стражей правопорядка отъявленных бандитов уже никого не удивлял. Тем более что упомянутые Джек и Прабакер сумели выслужиться, сдав нескольких активистов Сопротивления.

— Сейчас проверим, что это за птицы, — сквозь зубы проговорила Кристин. — Судя по виду, они тоже участники программы «Универсальный солдат».

Она включила на полную мощность неощутимый людьми, но очень чувствительный для медуз сигнал тревоги, и в танках началась настоящая паника. Не только абордажники, но и артиллеристы, и даже пара водителей, покинув боевые посты, в бесконтрольном порыве ринулись к аварийным люкам. Выхватывая на ходу оружие или, наоборот, наставив скорчеры на своих товарищей, или лучше сказать — подельников, они требовали отключить защитное поле и выпустить их наружу. Кое-кому это удалось, и их мигом скосили короткие очереди стрелков Шварценберга. Две передовые машины столкнулись и забуксовали на перевале, похожие на двух гигантских черепах, исполняющих сложные па любовного танца. Один артиллерист начал бесконтрольно палить по окрестным горам, усиливая панику. До того, как безумца удалось обезвредить, прострелив ему череп, один из зарядов угодил в соседнюю машину, вызвав взрыв боекомплекта.

Пабло спешно включил над собой и Кристин энергетическое поле, доламывая защиту охотников: Амитабх не мог ему противостоять, пытаясь усмирить разбушевавшегося водителя.

— Путь свободен, — доложил Пабло, когда система безопасности охотников наконец поддалась и рухнула.

— Только нам пока в этом хаосе нечего делать, — сердито отозвался Дольф. — Я бунт в дурдоме усмирять не собираюсь.

— Ты на кого булку крошишь? — строго цыкнул на него Шварценберг, осторожно спускаясь по склону. — Где ты еще найдешь таких врагов, чтоб не только честно самоубились, но еще и сами себя похоронили?

Действительно, самоуверенность Нарайана сыграла с его людьми злую шутку. Сделав ставку на силу и выносливость, он превратил своих «Универсальных солдат» в опасных безумцев.

— Если глава научного отдела поймет, каким образом воздействовать на подопытных, — наблюдая за беснующимися охотниками, проговорила Кристин, — он получит армию беспрекословно подчиняющихся бесстрашных бойцов.

— В условиях Альянса с его извечной проблемой перенаселения это было бы даже выгоднее использования андроидов, — стараясь сохранять невозмутимость, согласился с любимой Пабло. — Только мы этого не допустим.

В самом деле, поскольку Нарайан, вынашивая имперские планы, смотрел на исследования Кристин как на забаву избалованной принцессы, его подчиненным сейчас приходилось тратить силы и энергию на усмирение бесконтрольного бунта. Через какое-то время им это удалось. Другое дело, что артиллеристы, абордажники и подрывники Левенталя и Шварценберга тоже не сидели сложа руки. Едва только Пабло закончил взлом защитного поля, два танка охотников превратились в токсичный хлам, искореженные умелым подрывом.

— Видишь, сынок, что значит грамотная геологоразведка и точный расчет, — удовлетворенно прокомментировал свою работу Аслан, который хотя и немного прихрамывал, но наотрез отказался оставаться на корабле.

Еще две машины, шедшие самыми первыми, подбил выбравшийся из укрытия трофейный танк. Артиллерист с «Павла Корзуна» Якоб Флейшер показал, что орудие наземной бронетехники не так уж отличается от корабельной плазменной установки. Маркус Левенталь, согласившийся занять место у панели управления, ловко маневрировал на узкой дороге, уходя от огня и подобрав по пути Аслана и Смбата.

— Да не путайтесь вы под ногами, хватит уже мельтешить! — подгонял конструктора и его товарищей под защиту энергетического поля «Нагльфара» Таран, управлявший всей артиллерией пиратского корабля.

Усилиями лихого контрабандиста черно-зеленая почти плоскостная картина вечной ночи вновь обрела не только объем, но и краски, тревожа усталые глаза резким сочетанием грязно-желтого, кроваво-багряного и сальной, жирной черноты. Машины, попавшие под огонь батареи корабля, пылали так ярко, словно на планете вдруг образовалась плотная, насыщенная кислородом атмосфера.

Хорошо, что фильтры скафандров почти не пропускали запахи. Хотя Пабло за свою жизнь нанюхался разных оттенков вони, тяжелый дух паленой человечины, который не могли скрыть никакие испарения металла и пластика, будил в нем спящих демонов, толкая на импульсивно-необдуманные поступки.

В это время абордажники под предводительством Шварценберга доламывали экипаж еще двух танков, наиболее пострадавших от хаотичных действий «универсальных солдат». Пабло очень надеялся, что Кристин не видит того, что творится сейчас под броней.

— Ну что, господа охотнички, хотели на халяву присвоить старину «Нагльфара»? Не выйдет! Я этот корабль и на сокровища раджи Сансары не променяю! — грохотал Шварценберг, шквальным огнем прокладывая себе дорогу к орудию.

— Да по мне, что сокровищница раджи, что здешние каменоломни, — соглашался с капитаном Дольф, располовинив одного охотника и выбив скорчер у другого. — Все одно — альянсовскую погань бить.

— За Гу Синя, Ящера и ребят, — приговаривал Лева Деев, вслед за лихим контрабандистом от прицельной стрельбы переходя к рукопашной.

Пабло наблюдал за происходящим с легкой завистью, и у него непроизвольно сокращались мышцы. Тем более что помощь оператора там бы сейчас тоже пригодилась. Увидев, как лишившиеся своих щитов танки группировки один за другим превращаются в погребальные костры, Амитабх превзошел все свои возможности, включив аварийный протокол и восстановив поле. К сожалению, эта программа, хотя и не отличалась стабильностью, взлому поддавалась с очень большим трудом.

Впрочем, Шварценберг и его абордажники пока и сами неплохо справлялись. До включения аварийного протокола они сумели взять обе машины под контроль, и теперь Пабло спешно возводил над ними новый щит, сожалея о том, что не находится сейчас на борту. Аварийный протокол предусматривал фактически ручное управление, а подставляться, раскрывая змееносцам параметры «Нагльфара» и «Эсперансы», не хотелось.

Что же касалось Кристин, то прекрасная нереида или, как ее назвал Чико, сирена продолжала свою безжалостную песню, натравив на охотников вернувшихся по ее зову медуз. Тем более что после подавления бунта уцелевшие далеко не везде успели задраить люки, и теперь расплачивались за оплошность, отчаянно отстреливаясь. Твари пустоши виртуозно прятались, прикрывшись густой завесой дыма, черной сажи и пыли, рожденные из праха и похожие на прах.

К сожалению, помимо безголовых марионеток у охотников имелись думающие командиры, которые понимали, что нападение медуз и бунт на борту — это звенья одной цепи. Да и Амитабх, похоже, все-таки засек местонахождение оператора.

— Нам надо уходить, — спешно сворачивая оборудование и закидывая в ранец только самые ценные и легкие модули, скомандовал Пабло.

Защитный купол над их головами расцвечивался всеми оттенками высокотемпературной плазмы от белого до темно-багрового. Пабло проследил, чтобы Кристин включила на шлеме световые фильтры. Даже ему после тьмы пустоши такое зрелище резало глаза.

Им предстояло преодолеть несколько сот метров вниз по склону, и это стоило сделать все-таки под защитой энергетического поля. На перевале закручивался огненный смерч. Уцелевшие танки охотников вели массированный обстрел «Нагльфара», пытаясь пробить защитное поле корабля. Шварценберг и Левенталь на захваченных машинах атаковали, но натыкались на восстановленные щиты, разрушить которые пока не получалось.

— Сейчас, я только ловушки соберу!

Кристин, кажется, уже поняла, что ей придется бросить созданные в единственном экземпляре уникальные приборы, и теперь тоже спешно вытаскивала карты памяти и блоки с записями сигналов.

— Когда мы доберемся до корабля, твой отец построит еще десяток! — пообещал Пабло.

И в это время танк, которым управлял конструктор, оказался на линии огня. Похоже, Якоб израсходовал даже энергию, поддерживавшую защитное поле. До того, как изображение на вирт-панели погасло, Пабло увидел артиллериста, тело которого оказалось расплющено во время удара, и обломки искореженного орудия, разлетевшиеся по пылающей кабине.

— Папа! — в ужасе вскричала Кристин.

— Я цел, девочка моя! — раздался в эфире срывающийся на хрип голос Левенталя. — Немедленно уходите.

Конструктор и вправду вскоре показался на броне, помогая выбраться из машины Аслану и его сыну Смбату. Таран и Шварценберг прикрывали их отход.

Пабло тоже уже наметил первую точку на склоне, которую они могли бы использовать в качестве укрытия. Была б его воля, он бы унес любимую отсюда на руках, как тогда в теплицах. Но дополнительный вес переносного генератора и без того пригибал к земле. К счастью, Кристин хотя дышала тяжело и неровно, но двигалась сама и все его указания выполняла беспрекословно, понимая с полуслова, будто прошла школу спецподразделений.

На середине склона у генератора разрядился аккумулятор, и, бросив громоздкую махину, Пабло даже почувствовал облегчение. Другое дело, что теперь им приходилось двигаться зигзагами и поминутно нырять за камни, даже не пытаясь укрыться от сыплющихся со всех сторон острых осколков. В ушах гудело и ревело, перед глазами все плясало, поскольку пустошь то вспыхивала ярчайшими красками взрыва, то погружалась во мрак.

— Считаем до трех и бежим до того камня, — хрипло командовал Пабло, толкая любимую вперед, чтобы через десять шагов настичь ее в гигантском прыжке и сбить наземь, упав сверху.

В этот раз снаряд изменил траекторию, и они разминулись со смертью буквально на миг. Только что-то больно кольнуло под лопатку и прошлось по ребрам.

Впрочем, охотники все же стремились их обоих захватить живыми. Ближе к подножию на них вылетела целая группа, стрелявшая явно парализующими. Пабло успел уложить троих, еще одного срезала Кристин, потом на них откуда-то сверху выскочил вооруженный гигантским капусторубом громила с замашками маньяка-расчленителя. Хотя Пабло старался не забывать навыки обращения с холодным оружием, он с удивлением обнаружил, что правая рука не желает подниматься, а левой он владел гораздо хуже, но выбора не оставалось. Кристин продолжала отстреливаться. Пожалуй, стоило взять с собой не генератор защитного поля, а ловушки для медуз. Хотя против танков они бы точно не помогли.

— Что вы тут за фехтовальное шоу устроили? — напустился на них Шварценберг, внезапно появившийся из-за ближайшего камня и превративший громилу в хорошо прожаренный стейк.

Жалко, что медузы не могли оценить степень его заботы. Никогда еще Пабло так не радовался старому пирату и его спутникам.

— Быстро в танк! Нам для взлома аварийного протокола срочно нужен оператор! — скомандовал Шварценберг, рывком поднимая Пабло, в то время, как здоровяк Дольф, перестреляв оставшихся противников, словно пушинку подхватил на руки обессиленную Кристин.

Пабло попытался выполнить приказ, но почему-то упал на колени. У него темнело в глазах и шла носом кровь.

— Марки, ты учти, что я не нанимался таскать твоего зятька на закорках, — бубнил в наушниках Шварценберг, сгребая оператора в охапку и взваливая на спину, словно мешок.

— Что с Кристин? — переживал встретивший их возле танка Левенталь.

Его скафандр частично оплавился, но он вместе со Смбатом поддерживал тяжело припадавшего на травмированную ногу Аслана.

— Да все с твоей девчонкой в порядке, — успокоил друга Шварценберг. — Этот герой, — он указал на Пабло, — ее собой прикрыл! Он, видно, думает, что мы сможем обойтись без оператора!

В танке Пабло спешно остановили кровь и вкололи альбумин, обезболивающие и антибиотики: почему не сработала система жизнеобеспечения скафандра, выяснять уже не хватало времени. От взлома аварийного протокола зависела судьба кораблей и города. Охотники уже почти пробили защитное поле «Нагльфара», и тогда бы пришлось задействовать только «Эсперансу», а это означало если не поражение, то полную разрядку. Отплевывая кровь и кое-как продираясь сквозь рябь перед глазами, Пабло отключил протокол и уничтожил защитное поле охотников. Он успел с удовлетворением разглядеть, как от усиленной группировки остается только груда хлама и паленой органики, убедился, что Кристин и в самом деле цела и даже пытается помогать раненым, и его окончательно поглотила тьма.

(обратно)

Глава 27. Сады лицея

— …И из этого следует, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.

Они что, издеваются? Неужели его ровесники из надзвездных краев только проходят азы Евклидовой геометрии, которые Синеглаз освоил еще под руководством Семена Александровича года четыре назад? Впрочем, царица Серебряная и ее спутники еще тогда хорошо отзывались о математических способностях княжича и советовали родителям всячески их развивать.

Надо сказать, что к этому совету князь Ниак все-таки прислушался и приставил к сыну наставника из дворцовых розмыслов. А во время визитов Шварценберга уроки княжичу давал если не сам пират, то его навигаторы и артиллеристы. В начале своего путешествия на «Нагльфаре» Синеглаз вовсю решал задачки по стереометрии и брал интегралы, и даже, оправдывая звание гардемарина, осваивал основы навигации и квантовой механики, конечно, под присмотром Али или строгого кэпа.

Поэтому, попав на урок математики в одной из лучших, как его уверили, школ города под куполом, сначала удивился, потом возмутился, затем решил не пороть горячку, а немного понаблюдать. Тем более что по другим предметам, особенно по межъязыку, он «плавал» и на входных тестах показал не самые лучшие результаты, не считая зоологии, где подробно и со вкусом расписал особенности поведения хищников семейства кошачьих. Как он успел убедиться еще из учебных стереофильмов, повадки земных барсов и ванкуверских саблезубов не так уж отличались от привычек роу-су.

Зато на математике княжич мог отвлечься на что-то более важное, исподволь наблюдая за одноклассниками, которые бились над решением элементарной задачки на применение теоремы Пифагора. И эти безнадежные тупицы еще называли его дикарем? Видите ли, он не знает голографических игр и плохо разбирается в навороченных гаджетах.

Особенно задавался рослый и крепкий темноволосый парнишка по имени Хорхе, который считал своим долгом всех и каждого задирать. Еще бы. У половины из обитателей этого интерната или приюта, кичливо именовавшегося лицеем, родители корячились в шахте, а его отец служил охотником и регулярно ходил в рейды, принося отпрыску с пустоши всякие занятные вещички.

Какие-то особенно редкие и дорогие диковинки Хорхе оставлял себе, чтобы постоянно хвастаться перед сверстниками и изводить малышей. Остальные обменивал на выполненные за него домашние задания, прокачанных персонажей и сладости. Неудивительно, что выглядел он почти как Эркюль в скафандре, только без мартышек и бороды. При этом, хотя в голографических играх с ним не решались соперничать даже многие из взрослых, на уроках он не мог справиться с простейшей задачкой.

Синеглаза он невзлюбил, называя попеременно то дикарем, то пиратским отродьем, а уж когда княжич, не привыкший оставлять хулу без ответа, пару раз заломил ему руку без свидетелей и вне зоны обзора камер наблюдения, затаил лютую обиду, поклявшись отомстить. Княжич только посмеялся про себя. Напугал зенебока молодым побегом травы.

Впрочем, осторожностью Синеглаз никогда не пренебрегал и, завидев Хорхе с компанией дружков, вернее, прихлебателей, старался держаться поближе к учителям и объективам камер. А во сне он сохранял чуткость горного кота. Что же до мести, то сыну охотника просто повезло, что его отец не оказался в составе команды, отправленной за принцессой на «Эсперансу». Но кто сказал, что это нельзя исправить?

— Мой папа будет участвовать в рейде против пиратов! Его назначили командиром абордажной группы! — едва не трясясь от возбуждения, сообщил Хорхе, как только городской совет утвердил личный состав штурмовой группировки и количество участвующих в экспедиции машин.

— Велика важность, — презрительно зевнул Синеглаз, стараясь выглядеть равнодушным. — Отвечать за десяток полудурков с пушками! Вот мой отец управляет целой страной и не считает это слишком завидной долей!

— И где этот твой отец? — мгновенно взвился Хорхе — Ковыряет в носу и продает вонючую шерсть где-то в никому не нужном отсталом окраинном мирке? Можно подумать, он сумеет как-то вмешаться, когда так называемые «полудурки с пушками» от твоих дружков-пиратов даже мокрого места не оставят! У них там энергии — на эскадру кораблей хватит! И кроме двух сотен абордажников — лучшие в городе артиллеристы и операторы сети!

Синеглаз хотел было в запале возразить, что лучший не только в городе, но и в галактике оператор находится сейчас на борту «Эсперансы», но вовремя прикусил язык. Он, чай, не какой-то там малолетка — на такие простые уловки вестись. Эх, заткнуть бы этому недоумку рот, рассказав о приключениях с медузами и зубодробительном марш-броске, память о котором продолжала отзываться ломотой в ушибленных костях и растянутых мышцах. Но Синеглаз старался держать рот на замке, в разговорах с учителями и сверстниками придерживаясь версии событий, которую изложил дознавателям и профессору Нарайану.

— Что толку тратить энергию и превращать корабли в хлам, если притяжение черной звезды все равно не преодолеть, — сделав вид, что пропустил гневную тираду мимо ушей, пожал он плечами, радуясь, что последнее слово осталось за ним.

На самом деле он очень даже переживал, если не сказать боялся. Эти идиоты из города и в самом деле могли уничтожить единственные корабли, способные вырваться за пределы системы. Хотя Синеглаз мало что понял из рассуждений о варп-двигателях, во время которых присутствовал благодаря ментальной связи с Кристин, он четко уяснил, что мечта горожан о возвращении в большой мир близка к осуществлению как никогда. Другое дело, что охотники об этом не имели ни малейшего понятия, а информацией с ними княжич делиться не собирался. Нарайану не следовало пока знать о проблемах на «Эсперансе» и о существовании еще одного почти готового к вылету корабля.

— Не переживай! Мы справимся, — заверила его Кристин, когда он в волнении попытался выйти на связь.

Синеглаз уже знал, что благодаря Савитри и Брендану она теперь не просто полноценно пользовалась даром асуров, но даже сумела извлечь из него немалую пользу.

— Но там же две сотни охотников. И танки, оснащенные орудиями, снятыми со звездолетов, — в волнении напомнил княжич.

— У нас есть чем их удивить, — спокойно усмехнулась Кристин, настраивая свое оборудование для отпугивания медуз.

И все же Синеглаз продолжал волноваться. Его душу, конечно, согрело невероятное зрелище дозаправки, когда с помощью нагруженного мудреным оборудованием танка часть энергии из емкостей «Эсперансы» перекинули на «Нагльфар». Да и приготовления подрывников и абордажников вселили оптимизм. Зато затею Кристин с ловушками он счел чистым сумасбродством и вслед за Пабло пытался девушку от осуществления ее замысла отговорить.

Правда Великого Се не позволяла наследницам рода матерей выходить на поле боя! Вот только жены вестников придерживались по этому поводу совершенно иного мнения. Та же царица Серебряная во время битвы при Фиолетовой находилась в самой гуще сражения, помогая вестникам и сольсуранцам лучше понимать друг друга. А ловушки против медуз и в самом деле ощутимо помогли отразить атаку охотников.

— Смотрите! Это мой папа пиратов громит! — восторженно возопил Хорхе, разглядев во время прогулки под куполом красноватое зарево на горизонте.

Синеглаз даже его пожалел. Он-то мог с точностью сказать, что дела охотников не так хороши, как хотелось бы их отпрыскам и женам. Еще до того, как закончилась битва, стало ясно, что даже если защитникам «Нагльфара» и «Эсперансы» не повезет, в город под куполом вернутся не все. Сам княжич по старой кошачьей привычке сгрыз до мяса ногти, глазами Кристин наблюдая за ходом сражения. А уж когда девушка и ее возлюбленный под огнем спускались вниз по склону, и вовсе дышать забыл, готовый в любой момент прийти на помощь.

Дело происходило как раз на уроке истории, и он получил неуд за то, что не ответил на какой-то дурацкий вопрос о причинах падения Римской империи. Какое ему, наследнику Великого Асура, дело до всех этих ничтожных земных царьков, считавших его предков демонами? Лучше бы уделили побольше времени истории Альянса. Впрочем, Синеглаз знал, что неуд быстро исправит, поскольку никто лучше него во всем лицее не ориентировался в особенностях взаимодействия в фаланге или когорте и способах построения конницы. Конечно, более массивные зенебоки двигались иначе, но основные принципы оставались те же. Впрочем, пушки княжич тоже любил, не говоря о плазменных установках.

Когда Кристин и Пабло относительно благополучно добрались до танка, и Таран сумел отправить уцелевших охотников к Трехрогому в пасть, Синеглаз так обрадовался, что едва не возопил в полный голос прямо на уроке математики. Больше всего ему хотелось рассказать обо всем Хорхе, который так и не преуспел в решении задачи. Хотя, с другой стороны, Правда Великого Се не позволяла глумиться над сиротой. К тому же княжич ощущал, что нужен Кристин. Наследница династии основательно вымоталась во время сражения и спуска, а между тем почти все выжившие участники схватки имели раны различной степени тяжести, которые никто не мог лечить лучше нее.

Хотя Синеглаза едва не стошнило при виде развороченного острыми осколками плеча Пабло, обожженных рук Маркуса Левенталя, вывернутой наружу ноги Аслана и висящей на липке кисти Чико, он связь не прервал, подпитывая Кристин своей энергией. Что поделать, хотя властитель вод Варуна отметил последнюю в роду своим знаком, в условиях треугольника это создавало только дополнительные проблемы: даже специальная дыхательная смесь не позволяла ей жить и дышать в полную силу, как это происходило в воде. А помощь раненым требовала полной отдачи, тем более что среди них оказались двое самых близких для целительницы людей.

— ¡Mierda! опять лазерные плети! Я же уже говорил вам, что ничего не знаю! У меня нет такого уровня доступа! — не открывая глаз, хрипло ругался Пабло Гарсиа, в беспамятстве вновь переживавший ужасы своего плена на Раване.

После всех необходимых манипуляций он все-таки пришел в сознание, узнал возлюбленную, слабо улыбнулся бледными губами и погрузился в глубокий сон, а Кристин поспешила на помощь к отцу, возле которого уже хлопотал Шварценберг.

— Ну как же тебя это угораздило, Марки? Вот сразу видно, что последние лет тридцать сидел ты в своем городе и пороху не нюхал, — качал головой кэп, освобождая школьного друга от оплавленного скафандра.

Хотя Левенталь буквально вытащил из огня раненого Аслана и Смбата, в сгоревшем танке помимо артиллериста остался еще один подрывник. Шварценберг в свою очередь лишился троих толковых абордажников. Среди охотников чудом уцелели лишь десять человек, и Кристин пришлось их тоже лечить.

К тому времени, когда раненые отправились отдыхать, а пленники заняли места в тюремном трюме «Нагльфара», целительница еле держалась на ногах и долго собиралась с силами, прежде чем смогла дойти до каюты и погрузиться в спасительный бассейн. Или она специально задержалась, чтобы еще немного побыть вместе с Пабло и отцом? Синеглаз уже даже не пытался разобрать: у него перед глазами рябило, а в роту ощущался противный металлический привкус. Все-таки он немного не рассчитал свои возможности и в желании помочь, похоже, дошел до границы безвозвратного предела, как те целители и шаманы древности, которые жертвовали своей жизнью, чтобы исцелить героев, царей или просто близких.

— Синеглаз, ты меня слышишь? Да у тебя же кровь носом идет!

Голос учительницы межъязыка, которая, прервав занятие, потащила его в лазарет, Синеглаз услышал словно сквозь ворох зенебочьей шерсти. Он пытался воспротивиться, но куда там: все силы уходили на то, чтобы не грохнуться в обморок. А тут еще на краю гаснущего сознания возникла встревоженная не на шутку Кристин.

— Зачем ты это сделал? — протянула она ментальную нить, пытаясь восстановить баланс, но лишь обессиленно опускаясь на дно бассейна, с трудом перекачивая жабрами спасительную воду. — Мы бы с Савитри сами справились.

Ну, вечно с этими взрослыми так! И никакой благодарности. Впрочем, на Кристин княжич не сердился, только радовался, что она пришла в себя настолько, что готова воспитывать и поучать. Хорошо хоть Савитри сочла возможным промолчать, немного подпитав его энергией, точно разряженный аккумулятор. Вот ведь привел Великий Се вырваться из-под матушкиной опеки — и приобрести целых двух требовательных тетушек или кузин. Обеих принцесс Сансары княжич числил пусть и дальними, но родственницами.

В лазарете у него с удивлением обнаружили крайнюю степень переутомления и прописали покой и усиленное питание, на всякий случай опять проверив на всех мудреных приборах. Синеглаз не возражал. Ему давно хотелось отдохнуть в тишине от придирок учителей и тупости Хорхе. К тому же в дополнение к здешнему достаточно питательному и разнообразному рациону ослабленным давали пирожные и другие вкусности.

Два дня княжич отсыпался и по возможности ел за троих, особенно налегая на сладкое. Тем более у Кристин все обстояло относительно спокойно: раненым не становилось хуже, а о будущем пока не загадывал даже Шварценберг. Другое дело, что теперь геройствовать решила Савитри, которой всенепременно приспичило добыть ключи от магнитных ошейников.

Синеглаз, конечно, переживал за Эркюля и ребят, особенно, когда узнал о лихой судьбе, постигшей Пэгги, Гу Синя и Прокопия. На последнего он, понятное дело, обижался за слова о сыне цареубийцы. Однако Гу Синь участи подопытного безумного книгочея не заслужил, не говоря уже о Пэгги. Вот только намерение принцессы подобраться к начальнику рудника могло привести к настолько непредсказуемым последствиям, что Синеглаз боялся даже себе их представить, чтобы, не приведи Великий Се, не сбылось.

— А вы уверены, Ваше высочество, что пьяный сброд из этого так называемого клуба — подходящее общество для наследницы рода раджей? — пытался образумить он Савитри, наблюдая за ее подготовкой к номеру.

Рукодельница Эйо подлатала и переделала защитный костюм, превратив его в подобие жреческого облачения и украсив голову принцессы под сферическим колпаком причудливой короной и маской. Теперь Савитри после закрытия клуба спокойно репетировала, не опасаясь посторонних глаз.

— Пьяному сброду будет не так-то легко до меня добраться, — усмехнулась махарани Сансары, вспоминая сложные даже для андроида головокружительные па.

Синеглаз, конечно, узнал фигуры ритуального танца плодородия, исполняемого в честь духов прародителей и хозяина нижнего мира Хоала. Только вместо священных змеев, с которыми вели опасную игру заклинательницы, Савитри решила использовать медуз. С одобрения заинтересованного в зрителях Хайнца Ндиди установил на арене энергетический купол, чтобы защитить посетителей и отгородить от них принцессу, а Тьяо и Билли притащили с пустоши десяток темных тварей.

Жрицы редко когда решались танцевать даже с двумя змеями, Савитри без особого труда держала в поле зрения не менее пяти медуз. Видевший ее подготовку Хайнц довольно потирал руки, подсчитывая грядущие барыши. Эйо замирала от страха, зажимая себе рот, чтобы не закричать при любом движении, а Ндиди и Брендан, стоя по краям купола, всем сердцем желали оказаться внутри.

Синеглаз вполне их понимал. Он тоже стремился на арену к Савитри или переносился мысленным взором на пустошь. В конце концов, это несправедливо! Почему он, наследник Великого асура, которому на роду написано защищать и оберегать женщин своего рода, вынужден сидеть, как салат на гидропонной грядке, в этом искусственном саду, растрачивая силы на перепалки с ничтожествами вроде Хорхе?

А может, бросить все и сбежать? Тем более что дорогу на нижние уровни он уже почти разведал.

Надо сказать, что ученики лицея много времени проводили в теплицах и гидропонных садах, где изучали основы естественных наук и помогали ухаживать за растениями. Хотя Синеглаз поначалу морщился, полагая, что работа садовника ниже его княжеского достоинства, потом решил, что можно и потерпеть. В конце концов, принцесса Савитри, вон, даже не брезговала работой прачки. А для большинства жителей нижних уровней радующее глаз зрелище аккуратных грядок шпината, шпалер клубники и апельсиновых деревьев оставалось недоступной мечтой. Не говоря уже о том, что многие уже не помнили вкуса натуральных продуктов, вынужденные питаться консервами и концентратами.

Конечно, сады города под куполом не шли ни в какое сравнение с матушкиным вертоградом, в котором встречались растения со всех уголков Васуки и даже некоторые диковинки из мира вестников. И все же запах земли и свежей зелени привлекал Синеглаза, навевая сладкие и томительные воспоминания о доме. Возможно, этого требовала его вторая природа.

Все-таки тонкому обонянию роу-су не очень нравились резкие машинные запахи, с которыми княжич почти смирился на «Нагльфаре» и по пути до города, не говоря уже о руднике. А в последнее время Синеглаз замечал, что восприятие его органов чувств подозрительно изменилось. Запахи и звуки ощущались ярче, зато цвета периодически меркли, оставаясь в диапазоне серого с оттенками зелени. Такое с ним случалось и прежде незадолго до того, как отец принимал решение сменить облик, обрекая сына на жизнь в шкуре горного кота.

Сейчас княжич как никогда боялся нового обращения. Если он примет облик опасного хищника прямо посреди урока, самое лучшее, что его ждет — местный бестиарий, где в достаточно жалких условиях обитали звери и птицы, найденные живыми на притянутых черной звездой кораблях. Конечно, если все пройдет незаметно, он сумеет преодолеть защитное поле и выбраться из лицея. Но служба безопасности верхних уровней при таком количестве камер все равно его отыщет, и еще большой вопрос, захотят ли они стрелять парализующими. Единственный выход — затеряться в хаосе нижних уровней, а там либо пробраться на рудник, либо отыскать Савитри и ее новых друзей.

Каморка там, конечно, достаточно тесная, но уж если эти люди дали приют беглой принцессе, найдется у них подстилка или коробочка для горного кота. Вопрос только, как туда попасть. Жалобное мяуканье возле перегораживающий проход на нижние уровни гермодвери точно не прокатит. Да и просочиться сквозь вентиляцию тоже не факт, что удастся.

Существовали, правда, потайные ходы Маркуса Левенталя, о которых Синеглаз узнал от Кристин, но тревожить девушку накануне решающей битвы возможным не считал. За пару дней до того, как загреметь в лазарет, проходя мимо грядок шпината, Синеглаз внезапно ощутил еле уловимый запах морской свежести, навевавший смутные и приятные воспоминания о поездках на побережье с маленькой царевной и царицей Серебряной. Он четко помнил, что так пахли руки Кристин. К легкому и приятному аромату примешивался тревожный металлический запах крови, почти выветрившийся и почти вытесненный запахом земли и травы, но все равно ощутимый.

Приглядевшись повнимательнее, Синеглаз увидел на ограждениях гидропонных конструкций следы от попадания из лучевого оружия, а потом нашел вдавленный в землю вздувшийся аккумулятор. Похоже, именно здесь примерно около двух недель назад держал оборону Пабло Гарсиа, когда вместе с полубесчувственной Кристин пробивался на нижние уровни к ее отцу. Синеглаз отдался на волю ощущений. Запах Кристин, петляя между грядок, то исчезал, то вновь появлялся. Внезапно он оборвался, а княжич буквально носом уткнулся в матовую панель. Именно в этом укромном уголке вдали от камер наблюдения находился один из тайных переходов между уровнями, которым пользовался Маркус Левенталь.

Синеглаз уже хотел было проверить свое открытие, тем более что он мечтал вновь увидеться с принцессой Савитри, да и ее друзья представлялись компанией куда более приятной, нежели унылые учителя и забитые воспитанники. Однако он подумал о том, что здесь могла скрываться ловушка профессора Нарайана. Всесильный глава научного отдела, конечно, не поверил словам Синеглаза о том, что тот не чувствует принцессу, и кто знает, какой приказ он отдал службе безопасности и врачам. Вполне возможно, что те во время медицинских процедур, в которых княжич не очень разбирался, вживили в его тело датчик слежения.

Нет, он прибегнет к тайным тропам Левенталя лишь в случае крайней нужды: если Савитри будет грозить опасность или он сам превратится в роу-су. Есть вероятность, что сущность горного кота поможет блокировать датчики, как она делает проницаемыми защитные поля.

Ночью во сне Синеглаз опять бродил в облике тотемного предка по травяному лесу. Зрение роу-су хотя и давало преимущество во время охоты, позволяя безошибочно находить любой объект даже по малейшему признаку движения, но все же имело существенный недостаток: весь мир напоминал докучный черно-белый сон, а ведь травяной лес, особенно если смотреть с горного кряжа, поражал насыщенностью и богатством оттенков.

Многолетние стебли, достигавшие высоты в два человеческих роста, прихотью Великого Се окрашивались в багрянец и золото, синели насыщенным кобальтом и ультрамарином или оттенялись фиолетовым. Вот только сейчас красоты леса и даже выпрыгивавшие буквально из-под ног косуляки и кролики капату его не занимали.

Сбивая в кровь подушечки мягких лап, он прыгал с уступа на уступ, поднимаясь все выше в горы, пытаясь разыскать старого отшельника Словорека. Он единственный мог прийти на помощь, вот только кому — княжич так ни не понял, ибо образы Кристин, Савитри, маленькой царевны и матушки слились для него в единый образ прекрасной и хрупкой женщины, которую он должен был защищать до последней капли крови. Он увидел ослепительную вспышку скорчера, почувствовал, как заряд плазмы взрывает его тело невыносимой болью… и проснулся от того, что в соседнем боксе кто-то тихо, но горько плакал.

Поскольку сна не осталось ни в одном глазу, Синеглаз на всякий случай ощупал грудь, убедившись, что она цела, откинул одеяло и, неслышно ступая по полу босыми ногами, выбрался в коридор. К счастью, двери боксов в этом отделении лазарета не запирались, и он, тихонько постучавшись, заглянул в соседний бокс. На смятой постели сидела тихая девочка из параллельного класса. Ее звали Камилла, ее перевели в лицей недавно откуда-то с нижних уровней, она очень тосковала по маме и сестренкам и из-за этого постоянно становилась предметом насмешек ненавистного Хорхе и его прихлебателей.

— Опять Камилла нюни распустила! — показывал на нее пальцем сын охотника, вызывая у своей свиты подобострастный смех.

— Да ей что поплакать, что отлить, разницы не видит! — сбивался он на явную грубость под одобрительное улюлюканье восторженно спущенной со шлейки своры.

Не то чтобы Синеглаз не выносил женских слез. С наложницами из отцовского гарема он и сам позволял достаточно жестокие шутки, поскольку те своими дрязгами и интригами просто изводили его мать. Однако Камиллу он с самого начала взял под свою опеку. Пару раз даже сцепился с Хорхе и получил от его дружков хороших тумаков и нагоняй от воспитателей. Уж очень эта Камилла напоминала ему маленькую царевну, да и попала в треугольник Эхо с той самой загадочной планеты Земля, откуда пришли вестники.

— Ты чего плачешь? — осторожно спросил княжич, проскользнув в комнату и закрывая за собой дверь. — Болит что-то?

— В том-то и дело, что нет, — всхлипнула Камилла.

— А что ты тогда тут делаешь? — удивился Синеглаз.

— Врач сказал, что у меня больные почки и мне нужна операция, но я же знаю, что совершенно здорова. Мы перед полетом как раз сдали все анализы, а здесь я тоже ни на что не жаловалась. Даже простудой не болела. Да и кто б меня просто так взял на верхние уровни, не будь я совершенно здорова. Мутантов и калек здесь не держат.

— Тогда в чем же дело? — помотал всклокоченной со сна головой сбитый с толку Синеглаз.

— Соседка по палате рассказала, что мои почки понадобились кому-то из городского совета, — понизив голос, пролепетала Камилла. — Так здесь нередко делают, если параметры совпадают. Для этого на нижних уровнях ищут здоровых детей, отбирают их у родителей или используют сирот, за которых некому вступиться. А еще над воспитанниками приюта ставят опыты, пытаются вывести из них каких-то сверхлюдей.

Синеглаз на всякий случай опустился на койку. Ноги резко перестали его держать. То ли он еще не окреп, то ли новость так его ошеломила. Если бы он не общался с Савитри, Бренданом и Кристин и не видел, как подействовали ловушки против медуз на охотников, он бы ни за что не поверил. Он и сейчас верить не очень-то хотел, хотя и предполагал, что его кровь, которую из него во время анализов выкачали немало, тоже использовали для создания универсальных солдат или каких-то чудовищ похуже. Но какую ценность могла представлять маленькая Камилла?

— Я не понял, зачем воротилам из совета понадобились твои почки? — осторожно поинтересовался Синеглаз. — В вашем мире ведь умеют выращивать новые органы из тканей самого больного или печатают их на трехмерных принтерах.

Он знал, что говорил, ибо видел пару раз Шварценберга без экзоскелета и слышал рассказы Семена Александровича и воинов травяного леса о том, как в мире вестники лечат после плазменных ранений.

— Эти технологии слишком сложные, и они остались за пределами треугольника, — скорбно вздохнула Камилла, и ее глаза снова наполнились слезами. — Принтеров тут мало, и те, которые находят в исправном состоянии на разбившихся кораблях, зачастую используются для производства жизненно необходимых городу деталей и оборудования. Про технологию выращивания — и говорить нечего. Манипуляции такого уровня и у нас в Содружестве — вещь недешевая и доступная не всем. А здесь вообще приходится выживать и лечиться, как пятьсот лет тому назад.

Насчет пятисот лет Синеглаз только насмешливо фыркнул. Он не далее как позавчера видел, какие сложные операции проводит Кристин. С другой стороны, если бы она могла вырастить полноценные легкие, вряд ли столько лет бы мучилась, страдая от жабр.

— А может быть, эта твоя соседка просто решила тебя напугать? — цепляясь за последнюю надежду, с мольбой глянул он на девочку.

Та лишь опустила голову так, что светлые пряди закрыли ее лицо.

— Ее забрали на такую же операцию уже неделю назад, и она до сих пор не вернулась, — скорбно отозвалась Камилла. — И в реанимации ее нет. Я проверяла.

Синеглаз почувствовал, что воздух, как в недавнем сне, не может проникнуть в легкие, будто они схлопнулись, надорвавшись, или сгорели от пучка плазмы. Хотелось выть или рвать кого-то когтями. То-то бедная Эйо на всякий случай держала под рукой биту, чтобы отбиваться от так называемой службы опеки.

— Мы что-нибудь придумаем, ты только не плачь, — как мог успокоил княжич Камиллу. — Когда тебе должны делать эту операцию?

— Через четыре дня, — ответила девочка, и в ее голосе появилась тень надежды. — Пока проводят полное обследование.

— До этого времени я заберу тебя и отведу к маме и сестрам.

Вернувшись к себе, Синеглаз почти сразу связался с Кристин. Она тоже уже не спала, тем более что время приближалась к местному утру.

— Как открыть потайной ход на плантации? — без обиняков спросил он.

— Зачем он тебе? — удивилась девушка. — Разве в лицее ты не в безопасности?

— Какая тут к Трехрогому безопасность, — не сумел сдержаться Синеглаз. — Ты знала, что у вас в городе детей у родных забирают и расчленяют на органы?

— Если бы мы с отцом с этим смирились, — с горечью отозвалась Кристин, — то сидели бы сейчас в комфортабельных апартаментах под куполом, а не рисковали жизнью на пустоши.

Синеглаз вспомнил обожженные руки Маркуса Левенталя и самоотверженность Кристин и не посмел больше ни в чем ее упрекнуть, лишь поблагодарил за код, который утром сообщил на всякий случай Камилле. На душе у него было тревожно. Когда он после разговора ненадолго заснул, увидел отца, который держал в руках священную скрижаль. Это означало, что он намерен вновь надеть чужую личину, нимало не заботясь о том, где и в каких далях обретается его сын.

Вечером, когда лазарет обезлюдел, Синеглаз снова пробрался к Камилле.

— Я тебе тут скажу одну вещь, только ты не удивляйся, — заговорщицки наклонился княжич к девочке, прислушиваясь, не идет ли кто из медперсонала. — Если к тебе сегодня или завтра в палату заглянет дикий зверь, похожий на вашего горного льва или тигра, не пугайся. Это мой друг, и он знает, как пройти вниз, минуя защитные поля.

Синеглаз так и не понял, поверила ли Камилла или нет, но это не имело значения. Посреди ночи он почувствовал, как руки и ноги превращаются в сильные когтистые лапы, уши обретают способность двигаться, плоский шершавый язык с легкостью облизывает нос и мохнатую морду, а бока покрывает серая шерсть.

Смачно потянувшись, он втянул носом воздух и зарычал, прижав уши и яростно нахлестывая себя хвостом по бокам. Профессор Нарайан находился настолько близко, что роу-су ощущал его запах: еле уловимый дух тления, который от чуткого нюха горного кота не смогли бы спрятать никакие благовония. Синеглаз весь подобрался, готовый к смертоносному броску. Между лицеем и кабинетом главы научного отдела всего пара этажей, которые он успеет покрыть еще до того, как его обнаружат охранники. Всего один прыжок, и он сумеет вонзить зубы в горло безумного экспериментатора и убийцы детей.

К счастью, уже в коридоре княжич ощутил более близкий и безыскусный запах Камиллы. Человеческий рассудок постепенно подчинял инстинкты грозного и опасного зверя, напоминая, что роу-су на охоте в горах тоже проявляют осторожность. Что толку, если он даже преодолеет защитное поле. Охранники все равно его заметят и встретят хорошо если с парализаторами. А он обещал отвести Камиллу к родным.

Девочка словно ждала его, сидя поверх постели. Видимо, не совсем осознанный рык ее разбудил. Она не заплакала, не закричала, не стала звать на помощь. Тихонечко встала, надела поверх пижамы теплую кофту и, опасливо озираясь, вышла вслед за ним в коридор.

Они миновали защитное поле, охранявшее лицей, и проникли в освещенные искусственным светом сады. На панорамной площадке под куполом стоял, сгорбившись, Хорхе. Синеглаз хотел было уже спрятаться, но потом понял, что сын охотника их попросту не видит. Он смотрел куда-то за горизонт, и руки его сжимались в кулаки. Во время вечернего обхода врачи обсуждали новость о гибели ударной группировки, принесенную в город одним из выживших.

Синеглаз не стал унижаться до праздного злорадства, однако почувствовал тревогу. Если в городе начнется заварушка, Хорхе и его приспешники горой встанут за Нарайана. Впрочем, пока об этом думать не получалось. Не встретив на пути охраны, они с Камиллой добрались до спасительной двери и, набрав код, оказались в лабиринте шахт и переходов. Синеглаз сначала растерялся, но потом вновь почувствовал запах Кристин. Он не знал, не подстроил ли все это Нарайан, но вместе с Камиллой шел навстречу и наперекор судьбе.

(обратно)

Глава 28. Апсара подземелий

Насыщенный углекислотой, наполненный алкогольными парами, куревом и испарениями сотен человеческих тел воздух клуба плыл сизым маревом и выглядел совершенно осязаемым. Душный полумрак, подсвеченный огоньками сигарет и световыми сигналами коннекторов, колыхался причудливыми тенями, придававшими убогому помещению сходство с храмом или, скорее, античным амфитеатром, новоявленным Колизеем, где толпился охочий до невероятных зрелищ народ. Еще никогда, даже в дни запрещенных смертельных боев, заведение папаши Хайнца не собирало такого количества посетителей.

Официанты с тяжелыми подносами едва ли не по потолку пробирались, чтобы обслужить счастливчиков, успевших забронировать места за столиками. Остальным приходилось довольствоваться галереями или толпиться в коридорах, где на больших голографических экранах тоже транслировалось выступление.

Зрелище и в самом деле завораживало. Под куполом энергетического щита, пытаясь укрыться в тенях, стремительно перемещались жадные до добычи медузы. Но неизменно быстрее них оказывалась охотница: колдунья, ворожея, жрица, со скорчерами в обеих руках кружившаяся по арене под музыку священного танца. Савитри придирчиво подбирала мелодии, репетировала под фонограммы и с музыкантами, потом потребовала включить защитное поле и впустить на арену медуз.

— Ты уверена, что пять тварей — это не перебор? — переживал Ндиди, вместе с Тонино Бьянко настраивая параметры энергетического щита, готовый даже без защитного костюма в любой момент прийти на выручку.

— Я прожила на пустоши почти четыре года, — нежно улыбнулась ему Савитри. — И могу точно сказать, что медузы куда менее опасны, чем некоторые из людей.

Брендан не мог с ней не согласиться и только чувствовал некую иронию судьбы в том, что обе принцессы Сансары, возводившие родословную к хозяину Небесных вод, и на дне безводного мира обрели власть над его обитателями.

Одна из медуз атаковала, и весь зал всколыхнулся и замер в едином порыве, в котором общее для всех дразнящее ощущение опасности растворяло, словно в причудливом коктейле, мельчайшие оттенки всего спектра человеческих чувств от искреннего сопереживания до азартного предвкушения гибели неразумной танцовщицы. Что поделать, от дурных мыслей не застрахован никто. Многие свидетели катастроф и аварий признавались, что в какой-то момент испытывали даже странное удовлетворение от того, что им довелось своими глазами запечатлеть редкое зрелище.

Эйо непроизвольно прижалась к Брендану. После того, как семь лет назад ей с грудным ребенком на руках пришлось идти пешком через пустошь, медузы вызывали у нее приступы панических атак, доводящие едва не до паралича. Поэтому, хотя она не только своими руками создала для Савитри необычный и очень красочный костюм, но и разработала макеты голограмм, каждое выступление подруги превращалось для нее в жестокое испытание страхом. Брендан постарался изобразить уверенность, мягкими поглаживающими движениями по спине и волосам пытаясь привести близкую к обмороку Рукодельницу в чувство.

Сам он тоже отдал бы многое, чтобы Савитри никогда не пришлось даже переступать порога заведения Хайнца. Но обстоятельства и время играли против него, и он чувствовал себя никчемным неудачником, особенно когда узнал от принцессы, какой жестокий бой выдержали его товарищи на пустоши. Бедной Кристин пришлось не только управлять медузами, пережив отступление под шквальным огнем, но и, изнемогая от усталости и переживаний за Пабло и отца, лечить всех раненых, включая охотников. А в это время не менее квалифицированный врач с навыками бойца спецподразделения прохлаждался в клубе, зарабатывая для папаши Хайнца барыши.

— Зато ты узнал, где держат пленников, добыл образцы из секретной лаборатории, — успокаивала его Эйо. — К тому же товарищи поручили тебе заботиться о принцессе Савитри.

Хороша забота! Когда Хайнц потребовал, чтобы Савитри отправилась в клуб для апсарских танцев, единственной выполнимой идеей Брендану показалось взять скорчер и разнести эту богадельню к Трехрогому и прочим обитателям преисподней. Как выяснилось, Ндиди мыслил в похожем ключе. Какая разница. Если уж все равно погибать, так хотя бы не задаром. В том, что принцессу Сансары сразу узнают, и городу останутся считанные дни, Брендан не сомневался.

В самом деле, когда Савитри переступила порог клуба и поделилась с папашей Хайнцем своим замыслом, ушлый делец первым делом потребовал от нее снять очки и шарф.

— Я не против того, чтобы ты, красотуля, выступала в маске, это неплохо интригует зрителей, — пояснил он с умильной улыбкой нашедшего добычу крокодила. — Вот только я привык, чтобы мне показали товар лицом.

Савитри бестрепетно повиновалась… и Хайнц скривился с таким видом, будто ему вместо выдержанного коньяка подсунули подкрашенную газировку. Всю правую щеку принцессы пересекали уродливые шрамы, делавшие ее кожу похожей на плохо выделанный пергамент или печеное яблоко. Левая сторона выглядела лучше, однако форма носа и губ отметала всякие намеки на сходство с махарани Сансары.

— Ты же меня уверял, будто она совсем здорова, — напустился хозяин клуба на Брендана.

— Я сказал лишь, что ее самочувствие не вызывает опасений, — пожал плечами тот, мысленно наслаждаясь произведенным эффектом. — Пластические операции такой сложности делают только на верхних уровнях.

Хайнц, к счастью, не знал, что Рукодельница Эйо в годы учебы в Академии художеств проходила и курс театрального грима.

— Именно поэтому я настаиваю на маске, — с невозмутимостью андроида указала на шрамы Савитри.

Она еще даже не успела рассказать общий план номера, как настроение у Хайнца поднялось.

— Апсарские танцы с медузами? — задумчиво поскреб он идеально выбритый подбородок. — Думаю, нашим клиентам это должно зайти. А дешевых шалав у меня и без тебя хватает.

И вот уже почти неделю хозяин клуба довольно потирал руки и едва не мурлыкал, подсчитывая возраставшую в геометрической прогрессии выручку за вечер. Однажды в порыве неслыханной щедрости он даже заявил, что Ндиди и его семья могут забыть об отцовских долгах, поэтому выходить на арену вроде бы необязательно.

— Лучше бы он дал свободу Савитри. Со своими долгами я бы и сам разобрался! — сердито прокомментировал заявление босса Ндиди, бинтуя запястья перед выходом на бой.

Брендан только плечами пожал, понимая, что такой стервятник, как Хайнц, ни при каких обстоятельствах не выпустит из когтей свою бесценную добычу, и в сложившейся ситуации освободить принцессу можно только силой. А для этого надо как минимум вызволить из застенка Пэгги, Гу Синя, Ящера и других бойцов Сопротивления.

— Будьте наготове: начальник службы безопасности нижнего рудника сегодня сидит в первом ряду, — предупредил товарищей Йохан Дален, заглянув перед выступлением в гримерку принцессы.

— И все же я не понимаю, как эта красотка без близкого контакта собирается добыть коды от магнитных ошейников, — поделился он сомнениями с Ндиди и Тонино, пока те настраивали защитное поле.

О том, что Савитри наполовину андроид, он до сих пор не знал.

В это время Брендан помогал Эйо закрепить на голове артистки маску и корону, в причудливо изогнутых зубцах которой скрывались антенны передатчика. Хотя Савитри уверяла, что ее процессор способен снять информацию с любого устройства на расстоянии пятисот метров, решили подстраховаться. В то же время вычурные имитирующие золото браслеты и поножи могли при необходимости использоваться как усилители сигнала и накопители.

— Ты уверена, что сумеешь добыть коды во время танца? — наклонившись к Савитри, поинтересовался Брендан.

— Если не получится, попрошу клиента угостить меня пирожными, — отозвалась Савитри.

— Не думаю, что такой вариант понравится Ндиди, — с сомнением покачал он головой.

— Если начальник службы безопасности будет настаивать на более близком знакомстве, я просто сниму маску, — проверяя зарядку скорчеров, отозвалась Савитри.

Брендан с сомнением покачал головой. Конечно, искусный грим принцессы мог отпугнуть любого ценителя женских прелестей. Вот только ее номер, сочетавший опасную пластику стремительной хищницы с фигурами ритуального танца плодородия, будоражил плоть не хуже сильнейших афродизиаков. Конечно, резкие взмахи, которыми Савитри отражала атаки медуз, стремительно и красиво вздымая тяжелые скорчеры, напоминали боевые батманы флая. Зато ритмичное покачивание бедер, плавные движения округлых рук, томный изгиб стана, дерзкая выпуклость соблазнительных форм источали все оттенки темной и властной страсти, которой хотелось безоговорочно уступить, отбросив все условности и обязательства. Что поделать, придумавшие этот танец апсары хотя и явились в мир, чтобы нести красоту, ублажали не только взоры небожителей.

Впрочем, Брендан свою апсару уже нашел и точно знал, что его чувства не безответны.

Надо сказать, что Эйо, прежде чуравшаяся заведения Хайнца, теперь не только помогала Савитри, но и смотрела бои. Когда Брендан, выходя на поединок первый раз в присутствии Рукодельницы, очень аккуратно и почти мимолетно ее поцеловал, она вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась. И каково же было его удивление, когда после нелегкой победы она первая заключила его в объятья, не стесняясь присутствия брата и сына и даже не позволив ему смыть пот и кровь. Впрочем, соленым привкусом крови в тот раз отдавали не только губы Брендана, которые тот не уберег, пропустив удар. Бедная Эйо так напряженно следила за ходом схватки, что сама не заметила, как прокусила круговую мышцу. Впредь она вела себя осторожнее, а объятья и поцелуи стали для них своеобразным ритуалом.

Возможно, кто-то посмел бы утверждать, что их отношения ползут черепашьим шагом. Но Брендан-то видел, что Эйо, которая отвечала на поцелуи все охотнее и приникала к нему все тесней и с возрастающей нежностью, уже не стала бы противиться близости, однако почти сознательно оттягивал этот желанный и для него момент. И не только потому, что в их комнатушке, ставшей теперь двойным Эдемом, постоянно теснился народ, а снимать у господина Хайнца «нумер», как это нередко делали пары, оказавшиеся в столь же стесненных условиях, он считал ниже собственного достоинства.

Брендан не хуже других знал, что счастье не только окрыляет, но и ослепляет. А в сложившейся ситуации он бы предпочел иметь не два глаза, а три или четыре, желательно с дополнительной парой где-нибудь на затылке. Он прекрасно понимал, что апсарский танец Савитри в любой момент может закончиться фатально, тем более что Хайнц, в этом Брендан не сомневался, вел параллельно свою игру.

Надо сказать, что бешеная популярность номера Савитри внесла изменения в устоявшийся за годы существования клуба порядок. Уже на второй день после премьеры папаша Хайнц сообщил бойцам, что, поскольку подготовка танца с медузами требует времени, и таскать туда-сюда сложное оборудование слишком накладно, сегодня все раунды пройдут подряд и без перерыва, а апсарская плясунья завершит программу.

— Это что, мы теперь оказались на разогреве у какой-то пиратской шлюхи? — возмутился кто-то из ветеранов арены.

— Где это видано, чтобы заслуженных бойцов выпускать на подтанцовках? — поддержали его остальные.

— Не нравится — скатертью дорога, — равнодушно бросил Хайнц, своей ледяной невозмутимостью подавляя бунт в самом зародыше. — Думаю, на руднике еще есть вакантные места. Уж на нижнем-то точно!

Брендан не возражал, хотя натруженное тело бунтовало, норовя в самый неподходящий момент дать сбой. Безжалостный Хайнц, давая отдых своим подельникам и бойцам из числа охотников, выпускал их с Ндиди несколько раз подряд, а Брендан не всегда успевал перевести дух после многочасового приема больных. Впрочем, ребятам, запертым в забое или защищавшим корабли на пустоши, приходилось сейчас во много раз солоней.

Визит в клуб начальника службы безопасности нижнего рудника совпал с известием о поражении охотников, которое принесли в город чудом уцелевшие участники карательного рейда. А Брендан-то надеялся, что все выжившие подручные Нарайана благополучно угодили в плен и сидят теперь под присмотром Тарана в трюме «Нагльфара», где он сам когда-то провел несколько не самых приятных недель.

Соседи-рудокопы не скрывали радости.

— Поделом эти зазнайкам, которые, верно, не только скорчер, но отбойный молоток не знают с какой стороны держать! — не скрывал злорадства старый Хенк, который откровенно не жаловал охотников, считая их бесполезными трутнями.

— Говорят, там сам Маркус Левенталь им задал жару, — ловил новости на лету однорукий Тавиньо. — Натравил медуз и в одиночку перестрелял.

— Скажешь тоже — в одиночку, — с сомнением качал головой горбоносый Мубарек. — А для чего Санчес и Гу Синь народ собирали? Я бы и сам пошел, но у меня дети.

— Будьте осторожнее, — напутствовали Брендан и Ндиди остающихся одних женщин. — Сегодня лучше посидите дома. Мало ли что.

В самом деле, боль утраты и горечь поражения превратила уровни мутантов в бурлящий автоклав с закрученными клапанами. Повсюду раздавались призывы бить «уродов», и особо горячие головы уже хватались за арматуру, кастеты и отбойники. Даже пациенты, приходившие к Брендану на прием, вели себя вызывающе агрессивно, безо всякого повода срываясь на оскорбления. При этом руководство города, бесславно угробившее две сотни не самых плохих добытчиков и бойцов, в гибели родственников и друзей никто не обвинял.

— Мы думали, что нам сейчас придет конец, — не могла сдержать слез Эйо, рассказывая, как днем, пока Брендан принимал больных, мутанты попытались устроить погром на их уровне.

Понятное дело, что отдыхавшие после смены шахтеры встретили незваных гостей с тем же стандартным набором для уличных разборок и не меньшей решимостью свои дома и близких отстоять. Ндиди тоже прервал работу в мастерской. К счастью, кровопролития на этот раз удалось избежать. Мутанты отступили, пообещав вернуться, а Эйо и Савитри после ухода Ндиди заперлись дома, в страхе проверяя ненадежную хлипкую дверь.

А тут еще и Камо, который в последние дни ходил вместе с матерью в клуб и с азартом следил за боями, совершенно неожиданно и некстати занемог. То ли он перенервничал, то ли танцовщицы и бойцы из числа «уродов» перекормили его в клубе сладостями. К вечеру у него поднялась температура, он почувствовал слабость и симптомы острого живота. Брендан сходу отмел аппендицит и прободение язвы, убедился в отсутствии кишечных инфекций и, немного успокоившись, дал жаропонижающее и провел остальные показанные в таких случаях манипуляции, после которых Камо почувствовал себя лучше и почти сразу заснул.

— Тебе стоит остаться с сыном, — с тревогой глядя на малыша, предложила Савитри.

— А как же твой костюм? Ты сама не сможешь его надеть, — возразила Эйо.

Она договорилась с Гаэтаной, которая с радостью скинула своих двойнят на мужа и пообещала посидеть с Камо до конца представления.

— Не переживай, соседка, — уверила она Рукодельницу. — Если твой малой проснется, дам ему лекарство, как договорились. А мутанты сюда до утра точно не сунутся. Они сейчас все у Хайнца или где-то поблизости.

— Ну, ребята, держитесь! — приветствовал Брендана и Ндиди Йохан Дален, который пришел в клуб раньше них и уже видел расписание. — Ваши друзья на пустоши навели шороху! Мутанты жаждут крови, и чтобы выпустить пар, папаша Хайнц принесет вас в жертву, глазом не моргнув!

— Не думаю, что дело только в мутантах, — покачал головой Тонино Бьянко, указывая на начальника службы безопасности нижнего рудника, уже занявшего свое место за столиком в VIP-зоне вблизи арены. — Здесь что-то затевается. Какой-то ответный ход. И по кому придется удар, я даже не решусь предположить.

Как Йохан и предупреждал, папаша Хайнц выпустил на арену самых свирепых бойцов, и к последнему раунду Брендан буквально валился с ног, прилагая титанические усилия, чтобы идти прямо, не опираясь на Эйо. Все-таки даже в боях без правил и уличных драках существовал неписаный кодекс, который сегодня, видимо, решили отменить. Брендану с трудом удавалось сберегать лицо, почки и другие жизненно важные и чувствительные органы, уходя от откровенно подлых приемов. Впрочем, его уровень владения боевым флаем и быстрота реакции все равно давали ему преимущество. А о каких бы то ни было правилах клуба, по которым «уродам» побеждать не положено, он предпочел сегодня не вспоминать, хладнокровно отправив в глубокий нокаут двоих безжалостных громил.

— Да на кой мне надо кого-то там надувать! — сердито огрызнулся он, едва Хайнц попытался напомнить ему об их договоре. — Завтрашний прием в вашей медицинской клинике весь расписан. И кто сможет его вести, если единственный на уровне врач будет лежать с проломленным черепом?

На самом деле Брендан, конечно, хитрил и думал о Ндиди. Напарнику и так досталось по полной, и раунд, в котором бедняге довелось раз десять проверить прочность покрытия и ограждений, явно не предназначался для взоров Эйо и Савитри.

— Лучше бы мы остались на Сербелиане, — вздыхала Рукодельница, пока Брендан, наспех проведя обезболивание, штопал суровыми нитками рассеченную бровь ее брата, поминая добрым словом учителей, которые настаивали на необходимости освоения примитивных медицинских технологий прошлого.

— Зато у нас появился шанс туда вернуться, — шипя, отозвался Ндиди, страдальчески поднимая заплывшие синяками глаза на Савитри.

— Мой процессор уже обнаружил накопитель с кодами, — поспешила заверить их Савитри. — Осталось только подобраться поближе, чтобы все скопировать.

Сегодня в ее танце агрессия возобладала над страстью. Исполненная поистине царского величия махарани Савитри, словно в хитрой политической игре против придворных заговорщиков и интриганов, подпускала медуз на максимально близкое расстояние и лишь для того, чтобы сделать очередной меткий выстрел. Ее корона, украшенная тремя зубцами, символизирующими Творца, Хранителя и Разрушителя, при всем своем изяществе напоминала золотой шлем Шивы, а браслеты и поножи больше походили не на украшения, а на фрагменты надежной брони.

Сходство подчеркивали и проекции. Они кадрировали движения танца и, сводя вместе десятки копий, превращали плясунью в подобие многорукого хтонического божества или тотемного предка. Волей Рукодельницы, истосковавшейся по настоящему творчеству, убогое пространство клуба представало то древним таинственным храмом, то наполненным свежими ветрами океанским простором, сменявшимся сумраком глубоких вод. Тварей пустоши заменяли ажурные и прозрачные люминесцирующие медузы, а вместо танцовщицы из пенных брызг в россыпи сияющих жемчужных пятен поднималась китовая акула. Пройдя круг жизни и вместе с великим нагом Васуки обогнув Землю, морская хищница вновь обретала человеческий облик и выходила на цветущий берег новорожденной Афродитой, апсарой, сотворенной богами и асурами во время пахтания молочного океана. К небесной танцовщице тянулись зловещие тени, и она превращалась в воительницу Кали, хозяйку жизни и смерти, вооруженную огненным луком, сокрывшую истинный лик под множеством масок.

Сегодня принцесса Савитри решила примерить личину слепой судьбы.

— Что она делает? — в волнении подался вперед Ндиди, наблюдая, как Савитри наглухо закрывает фонарь шлема фильтрами, которые используются на ярком освещении или во время работы плазменных установок.

Посетители клуба, охотники, пилоты и старатели отлично поняли, что в полумраке арены танцовщица практически ничего не видит. Другое дело, что не все знали об особенностях сенсоров андроидов, которыми наверняка сейчас воспользовалась Савитри.

Музыка смолкла, и в гробовой тишине на арену выпустили еще пять медуз. Три темных твари атаковали одновременно и почти сразу же рассыпались в прах под восторженный рев зрителей, еще двоих Савитри прикончила следующими выстрелами, чтобы еще через миг принять облик китовой акулы и раствориться в игре иллюзий. Такого мастерства голографий этот клуб еще не видел.

— Ключи у меня, — торжествующе улыбнулась Савитри, поцелуем вознаградив Ндиди за волнения.

Понятное дело, что возлюбленный на ее наведенные шрамы внимания не обращал.

Вот только в облике принцессы почему-то не чувствовалось облегчения: спина оставалась напряженной, словно в ожидании новой атаки, а глаза внимательно смотрели в сторону арены.

Оказалось, что с ее выходом шоу еще не закончилось. Когда Ндиди и Тонино, с облегчением встретив невредимую танцовщицу, хотели уже убрать защитное поле, их безо всяких объяснений отстранила охрана клуба.

— Что происходит? — вцепилась в руку Брендана Эйо.

Тот только плечами пожал, хотя в глубине души уже знал ответ. Мутанты требовали жертв, и руководство города с согласия господина Хайнца дало на них добро. Охотники подкатили к мембране поля еще один контейнер с медузами, а когда твари расползлись по арене, с жадностью подъедая останки себе подобных, туда вытолкнули двоих безоружных пленников. Колизей подземелий жил по своим законам, и на смену гладиаторским боям и театральным представлениям всегда приходила жестокая бессмысленная бойня. Увы, жители города деградировали до уровня горожан раннего средневековья, с радостью спешивших полюбоваться на публичные казни.

Брендан похолодел, с ужасом узнав Пэгги и Ящера. Трудно сказать, почему выбор начальника службы безопасности пал именно на них, но выглядели оба неважно. Пэгги едва могла двигаться, словно человек с тяжелой формой артрита или неисправный механизм. Ящер явно побывал в руках заплечных дел мастеров и нуждался в отдыхе и лечении.

Ндиди заскрежетал зубами от бессилия, понимая, что ничем не может помочь. Эйо закрыла лицо руками, а Тонино Бьянко вцепился в редкие волосы. Одна Савитри оставалась спокойна. Казалось, она решает какую-то сложную задачу. За несколько секунд до того, как почуявшие свежатину медузы атаковали, на лице принцессы Сансары появилась умиротворенная улыбка, и в этот миг Пэгги неуловимым, явно нечеловеческим движением, словно сбросив невидимые путы, отклонилась в сторону, заслонив собой Ящера.

Похоже, Савитри сумела с помощью данных, полученных от начальника службы безопасности, разблокировать у подруги боевой режим, и в следующий миг в руке ПГ-319 оказался скорчер, и Брендан вспомнил, что апсара подземелий вернулась с арены только с одним импульсником. Второй, укрывшись завесой голограмм, она сумела припрятать.

— Пэгги во время танца послала мне запрос на обмен информацией, и мой процессор подсказал наиболее оптимальное решение, — пояснила Савитри, наблюдая, как возле подруги закручивается бешеная пляска смерти.

Отбиваясь от медуз, Пэгги успевала прикрывать полубесчувственного Ящера. Впрочем, многолетние навыки опытного бойца тоже делали свое дело, на рефлексах подсказывая нужное направление.

Рудокопы, которые, конечно, узнали эксцентричного товарища, ликовали. Мутанты требовали крови.

— Убить их, — коротко приказал Хайнц, когда Пэгги, пусть не так театрально, но зато вполне эффективно расправившись с медузами, нацелила скорчер на мембрану энергетического щита, намереваясь вырваться наружу и воссоединиться с Савитри.

Но приказ оказалось легче отдать, чем выполнить. Возле генераторов защитного поля шла ожесточенная потасовка. Рудокопы, рассерженные утренней атакой, возмущенные несправедливостью, встали грудью на защиту Ящера и Пэгги. В ход шли не только кулаки, но и любые подручные средства, включая стулья, бутылки и ограждения арены. Брендан, который вместе с Ндиди, Эйо и Савитри оказался в самой гуще схватки, прикладывал титанические усилия, пытаясь одновременно пробиться к генераторам, защитить Эйо и Савитри и уцелеть самому.

Рассаживая локти и кулаки, он ожесточенно месил в кровь чьи-то лица, плющил в крошево и без того сломанные носы, разбивал скулы и губы, крушил ребра и профессионально отбивал почки. Теснота не позволяла не только использовать приемы флая, но и просто размахнуться, поэтому каждый удар приходилось подкреплять усилием корпуса, пытаясь удержаться на ногах. Рядом с истовостью черной пантеры сражалась тихоня Эйо. Она где-то сумела добыть ножку от столика и теперь использовала ее на манер давно освоенной биты, отбивая удары точно мячи на поле.

— Осторожно! — воскликнул Брендан, увидев, что кто-то пытается подставить любимой подножку.

Падение в такой давке равнялось смерти. Беснующаяся толпа и без того отрезала их от Ндиди и Савитри. Брендан видел, как принцесса безжалостно орудует прикладом скорчера, пытаясь пробиться к боевой подруге. Стрелять в такой тесноте никто не решался из страха попасть по своим. Наконец рудокопам удалось отбить генераторы, защитное поле пало, и толпа с облегчением вылилась на арену, ставшую сегодня кровавым ристалищем, наподобие средневекового меле. Брендану каким-то невероятным образом удалось, не потеряв Эйо, одновременно с Ндиди и Савитри пробиться к Пэгги и Ящеру.

— Высочество мое, ненаглядное! — не обращая внимания на давку, обнимала подругу Пэгги. — Что они с тобой сделали? — недоумевала она, увидев шрамы и непривычные выпуклости на носу и губах.

— Это все грим, чтобы меня не узнали, — улыбалась ей Савитри, пока Ндиди оберегал их от охотников и охранников, делавших попытки прорваться к добыче.

— Уходим! — скомандовал незнамо как возникший рядом с Бренданом и его товарищами Йохан Дален, увлекая их знакомым ходом под трибуны.

И в это время в хаосе клуба, словно призраки оживших голограмм, заметались огни парализаторов: кто-то вызвал патруль.

Черный ход, которым всегда пользовались бойцы и танцовщицы, ожидаемо оказался перекрыт. Брендан, волоча на себе слабо передвигавшего ноги Ящера и стараясь не упускать из виду Эйо и остальных, заметался между гримерками, высаживая двери, сметая на пол грязную посуду и увязая в залежах какого-то снаряжения и пестрого барахла. Пэгги помогала ему, ловко орудуя арматурой и выжигая скорчером дыры в стенах. Ндиди, охраняя Савитри, шел замыкающим.

До того, как шаткая конструкция, не выдержав удесятеренного веса дерущихся наверху, рухнула едва ли не на головы, им удалось обнаружить еще один выход и, оглушив одинокого охранника, выбраться в коридор. Там шла ожесточенная потасовка. Патрульные хватали рудокопов и волокли их по направлению к подъемникам на нижний рудник. Мутанты стояли живой стеной, не позволяя протестующим уйти. То тут, то там полутьму коридоров пронзали вспышки парализаторов. Упавших топтали свои же.

— Камо! — как заклинание повторяла Эйо, ожесточенно прокладывая себе дорогу.

В этот момент она бы встала без экзоскелета против армады охотников или десятка медуз. Брендан ее понимал. Стихийные беспорядки, вырвавшись из клуба, перекинулись на ближайшие уровни, и в покинутые дома уже ломились грабители и мародеры. Слишком много маргиналов развелось в городе в последние годы. И теперь вся эта накипь выплеснулась наружу.

Брендан и сам отдал бы полцарства за возможность телепортироваться в их скромное убежище, забрать оттуда Камо и рвануть сначала на нижний рудник, потом с освобожденными пленниками хоть пешком до «Эсперансы». Но приходилось снова прокладывать дорогу, отбиваться от докучных охотников и исхитряться, чтобы не попасть под огонь парализаторов. Когда ему удалось вместо щита прикрыться одним из нападавших, Эйо даже зааплодировала.

Хорошо еще, что кроме Рукодельницы, которая, впрочем, яростно и упорно дралась за возможность увидеться с сыном, и балансировавшего на грани обморока Ящера, все остальные члены их небольшой команды, включая Савитри, имели неплохие боевые навыки. А Пэгги, выкинув разрядившийся во время блужданий под трибунами скорчер, даже разжилась где-то парализатором и теперь с чувством, толком и расстановкой прореживала ряды охотников.

— Что, съели? — воинственно сверкая алыми глазами боевого режима, восклицала кибернетическая амазонка, взлетая на потолок и оттуда ведя прицельную стрельбу.

— Пэгги, подруженька, осторожнее, — в изнеможении вздыхала Савитри, помогая Ндиди прокладывать дорогу.

— Мутанты поганые! Хотели устроить забаву, отдать живых людей на растерзание медузам! — вполголоса ругался Ящер, которому только злость помогала находиться в сознании.

Брендан хотел спросить у товарища, не видел ли он где-нибудь в застенках кого-то еще из Сопротивления и их команды. Но в это время колонна отбившихся от охраны и охотников рудокопов, к которой они примкнули и теперь старались держать строй, на повороте столкнулась с другой, вытекавшей от главного входа. В ней продолжалось хаотичное движение уличной драки, лишенной единого руководства и распадающейся на сотню поединков. И теперь в эту разрозненную, но плотную массу проходческим буром врезался их клин.

Людской поток, словно взрезаемый невидимыми шарошками, закрутился бешеным водоворотом, спрессовав людей до состояния сушеной хамсы. Брендана прижали к стене, и в какой-то момент ему даже показалось, что Шатругна Нарайан уже осуществил свой безумный замысел или просто отключил подачу воздуха на их уровни. Кислорода в плотном месиве отложений тяжелых металлов и людских испарений обнаружить пока не удавалось. Рядом судорожно хватала воздух ртом потерявшая свое оружие Эйо. Брендан видел бисеринки пота, окружившие бледные губы, и крупные капли, стекающие со лба. На разбитом лице Ящера пот смешивался с кровью, местами пропитавшей и рваную спецовку. Помятые ребра товарища сейчас вновь подвергались непосильной нагрузке.

— Где Ндиди и Савитри? — пытаясь приподняться на цыпочки, хрипло спросила Эйо.

Брендан тоже попытался осмотреться, насколько позволяла давка. Но увидел рядом с собой только испуганные помятые лица незнакомых рудокопов и мутантов, которые, изнемогая в тесноте, подрастеряли боевой пыл и брели куда-то вперед, заботясь лишь о том, чтобы двигаться хотя бы не спиной и не падать.

Наконец толпа протащила их по лестнице и выплеснула в жилой коридор соседнего уровня, где между снятых с петель дверей и выкинутого наружу скарба уже копошились обескураженные жильцы. Толпа постепенно начала рассасываться. Хотя какие-то участники событий в запале еще продолжали выяснять отношения, большинство пытались добраться до дома и отыскать своих.

Брендан, тяжело переводя дух, взвалил на спину окончательно обмякшего Ящера, не до конца понимая, куда же дальше идти. Эйо, в ужасе глядя на царящий повсюду разгром, только тихо произносила имя сына и в тревоге водила по сторонам глазами, пытаясь отыскать брата.

Впрочем, Ндиди вскоре появился и сам, совершенно растрепанный, окровавленный и потерянный.

— Они забрали Савитри, — с трудом переводя дыхание, проговорил он.

— Кто? — не поняла Эйо.

— Служба безопасности ее клятого женишка! — пояснила Пэгги, неожиданно десантировавшаяся откуда-то сверху.

— Мы пытались ее отбить, — горестно развел руками кое-как пробравшийся к ним Йохан Дален. — Но безопасники воспользовались техническим коридором и заперли за собой проход.

Брендан почувствовал, как мир раскручивается в безумной фарандоле и катится, сорвавшись с орбиты в жерло черной звезды. Похоже, служба безопасности еще в дни подготовки номера взяла на заметку Савитри. А они еще наивно радовались своей идее с гримом и играли в великих конспираторов. Случилось то, чего Брендан больше всего опасался. Скорее всего, вся эта провокация с пленниками на арене была частью хитрого плана, и Савитри сама себя выдала, когда устремилась на выручку Пэгги. Брендан чувствовал себя полным ничтожеством, не оправдавшим доверия друзей. А ведь ему выпал один шанс на миллион!

Но прежде чем предаваться отчаянию или искать пути к спасению, следовало добраться до их недавно такого надежного и уютного дома.

— Камо! — раненой тигрицей рванулась вперед Эйо, увидев дверь их жилища, похожую на пережившую разгерметизацию отсека консервную банку.

Брендан и сам похолодел, увидев, что от входа по коридору тянется кровавая дорожка. На всякий случай отстранив возлюбленную, он осторожно заглянул внутрь. Картина, представшая его взору, достойно венчала сегодняшний безумный день, хотя и вселяла надежду.

В комнате царил полнейший беспорядок и летал пух из вспоротых подушек. Поперек нижнего топчана среди вороха окровавленного и истоптанного белья, упавших с подрамников картин, разбитой посуды и сломанной утвари лежали два изуродованных трупа в форме сотрудников опеки. Камо вместе с Гаэтаной и какой-то незнакомой светловолосой девочкой сжались в комочек в противоположном углу на одном из верхних топчанов. А прямо под ними, аккуратно сложив лапы, настороженно поводя острыми ушами с кисточками и облизывая окровавленную пасть, расположился горный кот роу-су.

(обратно)

Глава 29. Оборотень в городе

Путешествие по тайным ходам Маркуса Левенталя оказалось суровым испытанием не только для бедной Камиллы, которая, конечно, не привыкла к таким марш-броскам по полосе препятствий, но и для Синеглаза. И виноват тут, как ни странно, оказался облик тотема. Тело роу-су, конечно, прекрасно приспособлено для долгих прогулок по горам и охоты в травяном лесу, прыжкам с уступа на уступ, полетам через расщелины. Но назовите хоть одну нормальную кошку, которая любила бы вертикальные стены, стволы и лестницы.

И ладно, когда приходилось подниматься. Синеглаз карабкался с легкостью, почти не касаясь лапами ступеней. Но дорога в основном вела вниз. И на каждом спуске он едва сдерживался, чтобы бездумно не сигануть в зияющий провал. Прыжок с высоты в два-три человеческих роста всегда давался ему легко. Особенно если при приземлении ждала мохнатая спина зенебока или пушистый сугроб. Но стволы вентиляционных и лифтовых шахт, по которым пролегал их маршрут, заканчивались где-то в глубинах рудника, а горизонтальные штреки и ответвления, ведущие на уровни и этажи, располагались в лучших традициях Евклидовой геометрии строго перпендикулярно.

Поэтому Синеглазу невольно приходилось, пугая Камиллу шипением или сердитым рычанием, цепляться когтями и аккуратно переносить тело со ступеньки на ступеньку. Если шахта оказывалась достаточно узкой, он опирался задними лапами на противоположную стену или цеплялся за свисающие кабели, тщась не прорвать изоляцию.

Камилла покорно следовала за ним, ухитряясь даже подбадривать, когда у Синеглаза заканчивалось терпение, и при виде очередной шахты, направление которых ему подсказывала Кристин, он начинал фыркать, вздымал на загривке шерсть и колотил себя по бокам хвостом.

— Ну потерпи, Глаша, скоро уже придем, наверно! Мама даст тебе сметаны или сливок.

Синеглаз негромко мурлыкнул и в полутьме коридора доброжелательно потерся об озябшие ноги девочки, украдкой облизнув оцарапанную об острый штырь подушечку правой передней лапы. От пары литров сметаны или банки кошачьих консервов он бы сейчас точно не отказался. Поужинать он не успел. Но откуда эти вкусности могут взяться у матери Камиллы, если она живет в не менее стесненных условиях, чем Рукодельница и ее семья?

И каким образом Камилла прознала про это девчачье сокращение его имени, которым он позволял себя называть только маленькой царевне? Ну какой он им Глаша? Тем более что к фамильному цвету глаз это сокращение отношения никакого не имеет. Впрочем, горделивое Нила Аки в устах профессора Нарайана звучало и вовсе как оскорбление. Из-за таких, как этот подлый интриган, асуры Васуки оказались повержены. В сохранении древних технологий и создании могущественной империи на планетах Головы Заклинателя Синеглаз видел прежде всего заслугу тех сородичей, которые не предали оставшихся верными своим вождям людей. Впрочем, обе принцессы Сансары тоже показывали пример, проявляя древние добродетели иногда на грани самоотречения.

— Профессор Нарайан поручил службе безопасности выяснить личность девушки под маской, исполняющей танец с медузами в заведении Хайнца, — поделилась ценной информацией Кристин.

Хотя бойцы из группы Левенталя-Шварценберга могли связаться с соратниками с нижних уровней только через Синеглаза или Савитри, о каждом шаге главы научного отдела и членов городского совета им становилось мгновенно известно. Конечно, Пабло Гарсиа пока даже по коридорам корабля передвигался с трудом, но «Эсперансу» он продолжал охранять и за происходящим на верхних уровнях города следил ревностно. Благо Шаман и Кудесник тоже честно несли свою вахту.

— Но сегодняшний выход — единственный шанс получить ключи от магнитных ошейников. Глава службы безопасности нижнего рудника уже в зале! — не вняла предостережению Савитри, пообещав проявить осторожность.

И вот теперь Синеглаз рисковал сорваться в пропасть шахты, наблюдая за тем, как ее высочество, скопировав коды, продолжает свой опасный танец. В облике тотема ментальная связь хотя и становилась четче, зато почти не поддавалась контролю, мешая сосредоточиться. Поэтому, когда Синеглаз вслед за принцессой и ее товарищами увидел Пэгги, которую безжалостные прихвостни Нарайана вытолкнули безоружной на арену, он от неожиданности едва не сорвался, в последний момент успев затормозить когтями и пропустив нужный им уровень, так что им с Камиллой потом пришлось подниматься.

С другой стороны, он бы и сам сейчас шипел и рычал, выгибал спину и пускал искры из глаз. Хотя Савитри спасла подругу, она подставила себя под удар, и потасовка в клубе лишь ненадолго отсрочила неизбежное.

Изначально Синеглаз планировал сбить подручных Нарайана со следа, затаившись у Камиллы или даже сбежав на рудник, благо шкура роу-су неплохо защищала от холода, да и радиация на оборотня действовала в меньшей степени. После бомбардировки столицы асуров, превращенной в Пустыню Гнева, его предки, спасаясь от лучевой болезни, специально принимали облик тотемов, а на руднике как-то выживали даже люди.

Но планы пришлось менять буквально на лету.

Когда княжич, сопровождаемый Камиллой, покинув переплетение тайных коридоров, оказался на уровне мутантов, в нос ему ударил такой густой ароматический коктейль, собранный из запахов отбросов, перегара, прогорклого жира, человеческих испарений и машинного масла, что княжич даже растерялся, не понимая, куда двигаться дальше. Запах Кристин, по которому он прежде ориентировался, больше не ощущался, а дороги к заведению Хайнца и жилищу Эйо он не знал. Камилла тоже с опаской озиралась, пытаясь привести в порядок покрытую пылью и копотью одежду. Что ни говори, больничные тапочки и пижама мало подходили для их опасного маршрута. Хорошо еще девочка догадалась надеть теплую кофту. Воздух в коридорах был затхлым и промозгло сырым, точно в подземельях Дворца Владык.

Сначала прохожие и посетители различных забегаловок не обратили на них внимания, и Синеглаз успел достаточно подробно их рассмотреть. Боевые товарищи из группы Маркуса Левенталя и одноклассники из приюта нисколько не преувеличивали. И искажения объема и цвета, неизбежные для его черно-зеленого кошачьего зрения, тут не играли роли. Радиация и бесчеловечные эксперименты руководства превратили многих обывателей, проживших в городе несколько десятилетий, в чудовищ более уродливых, чем самые неказистые из варраров. Некоторые жители уровня, особенно обладатели заячьей губы и запущенного гипертрихоза, скорее напоминали уже не людей, а монстров лабиринта. Разве что передвигались пока на двух ногах. При этом многие откровенно пестовали свое уродство, при помощи разных ухищрений делая внешность еще более причудливой. И в этом они тоже напомнили княжичу варраров.

Синеглазу стало обидно, что и в его родной земле, и здесь преданные слуги асуров выглядели полнейшими дикарями и деградатами. Впрочем, чему тут удивляться: его сородичи требовали полного подчинения, а их жадность только тормозила развитие народов подвластных им земель. К тому же жители гнилых болот в далеком прошлом пережили воздействие жесткого излучения, и им, как и здешним мутантам, мыслить здраво и трезво зачастую не позволяли застарелые наследственные заболевания. В другой ситуации княжич, возможно, даже пожалел бы несчастных. Однако в этот момент по уровню прокатился вздох изумления, перерастающий в единый вопль ужаса:

— Тигр!

— Пума!

— Ягуар!

Понятно, что никто из местных даже на картинках не видел роу-су. Другое дело, что с инстинктом самосохранения у мутантов все оказалось в порядке.

Улица в момент опустела. Связываться с опасным хищником никто не пожелал. Синеглаз для острастки зарычал, прогоняя последних наиболее безбашенных зевак, вздумавших снимать его на голографическую камеру. На улице остался лишь какой-то в дупель обкуренный тип в дредах.

— Классный прикид, чувак! — бессмысленно улыбнулся он, немытым пальцем указывая на Синеглаза. — А на четырех костях тебе ходить и вправду удобно?

Он и сам упал на четвереньки, видимо, решив попробовать новый способ передвижения, а Синеглаз рысцой потрусил вперед по уровню. Едва мутанты убрались восвояси, он уловил запах Савитри и услышал ее зов. Она пыталась спастись и защитить Пэгги, и Синеглаз не мог оставить ее безмолвный крик безответным.

— Глаша, куда ты? Это вовсе не мой уровень, — увещевала Камилла, пытаясь не отстать от мохнатого спутника, когда княжич, проплутав по задворкам города, спустился еще ниже… и неожиданно попал в людской водоворот.

В боевом запале, желая защитить Савитри, Синеглаз бы сейчас схватился не только с сотрудниками службы безопасности, но и с самим Великим Асуром. Но вскоре выяснилось, что легче стать жертвой давки, чем продвинуться в нужном направлении. Даже обличье роу-су не спасало. Оказавшиеся рядом люди и рады были бы посторониться, но их нес хаотичный, но могучий поток.

— Осторожнее, малыш, — предостерегала его Кристин.

Она следила за происходящим не только посредством ментальной связи, но и с помощью камер наблюдения, которые контролировал ее возлюбленный.

— На нижних уровнях творится настоящий ад! — согласилась с ней Савитри.

А потом сознание пронзил отчаянный крик обеих принцесс, и Синеглаз понял, что опоздал: агенты службы безопасности сумели добраться до махарани Сансары. Когда Савитри обмякла в руках похитителей, сраженная выпущенным почти в упор парализующим разрядом, внутри у Синеглаза тоже что-то словно оборвалось. Такого отчаяния и бессилия он не испытывал с момента гибели царицы Серебряной. А он зачем-то переживал по поводу мнимых жучков, боялся показаться Савитри на глаза, чтобы ее не выдать. Теперь даже если его не раздавят и не расплющат в этих вонючих коридорах, это лишь ненадолго отсрочит неизбежную гибель от удушья, когда Нарайан взорвет генераторы. Ползти униженно на брюхе и умолять, чтобы его взяли на «Эсперансу», княжич уж точно не станет.

— Нарайану и самому пока на борт не подняться, — кое-как справившись с первым шоком, напомнила ему Кристин. — Да и куда он полетит на корабле с неисправным двигателем и почти полностью разряженными аккумуляторами? После схватки с охотниками нам едва хватает энергии на функционирование защитного поля и систем жизнеобеспечения.

Синеглаз тоже немного успокоился. Стало быть, у них есть еще какое-то время. Кристин и ее друзья продолжают бороться, да и Эркюль с ребятами на руднике все еще ждут освобождения.

Пока княжич решил добраться до жилища Ндиди и Эйо и дождаться там хозяев и Пэгги. Ведомый запахом принцессы Савитри, он выбрался из толпы, с радостью обнаружив, что Камилла его не потеряла, и, распугивая мародеров, направился вперед по полутемному извилистому коридору. Как ни странно, на этом уровне воздух казался даже свежее. Пахло мылом, домашней едой, а людские запахи, у шахтеров, возвращающихся со смены, достаточно терпкие и крепкие, не несли отпечатка вынужденной болезненной праздности.

Они почти добрались до места, когда Камилла издала испуганно-сдавленный возглас и попыталась спрятаться или даже слиться со стеной, благо после путешествия по вентиляционным шахтам ее пижама выглядела не более опрятно, чем обшивка. Девочка, дрожа всем телом, указывала на чуть приоткрытую дверь, которую упорно и деловито вскрывали люди в форме сотрудников опеки.

Когда работа увенчалась успехом, и несчастная дверь слетела с петель, дорогу захватчикам преградила молодая и решительная женщина, кажется, соседка, которую Синеглаз пару раз видел глазами Савитри.

— Вы не имеете права! — начала она. — Я буду жаловаться. У Камо есть мать!

Но сотрудники опеки ее грубо отстранили и вошли внутрь.

— Вот так же забрали и меня, — прошептала Камилла.

Синеглаз неопределенно муркнул. Его охватил охотничий азарт, мышцы перекатывались под кожей, шерсть на загривке вздыбилась, задние лапы напружинились, готовясь к прыжку, хвост хлестал по бокам. Если он не сумел защитить принцессу, это не значит, что он готов позволить прихвостням ее безумного жениха врываться в дома к честным людям и отнимать у них детей.

Когда княжич появился в проеме, один из сотрудников пытался добраться до мальчика, который, словно неразумный котенок, забрался на верхнюю полку, затиснувшись в самый дальний угол. Другой чиновник держал отчаянно сопротивляющуюся соседку, которая, к ее чести сказать, вместо того чтобы задать стрекача, пыталась ребенка подруги отстоять.

Сингелаз успел заметить, что у обоих типов из опеки парализаторы спрятаны и стоят на предохранителях. А реакция роу-су всегда превосходила человеческую. Первым его гнев испытал чиновник, державший женщину. Княжич даже вспомнил, что ее звали Гаэтаной. Трудно сказать, почему ей дали такое имя, но в тот момент, когда зубы роу-су в один укус переломили ее обидчику хребет, она зашлась в диком крике, напоминающем гусиное «га-га-га», раздражая чуткие кошачьи уши и наполняя Синеглаза яростью. К счастью, человеческий разум позволил этот бурный поток перенаправить на второго чиновника. Тот успел обернуться и теперь пятился, пытаясь дотянуться до парализатора.

Синеглаз, понятное дело, это ему не позволил. Пока чиновник топтал пакеты с бельем, ронял со звоном посуду и крушил подрамники, княжич мощным ударом лапы сломал ему правую руку, а потом опрокинул навзничь, одновременно вгрызаясь зубами в горло и вспарывая когтями грудную клетку и живот, мстя за безвестную соседку Камиллы и сотни других детей, которых безжалостно принесли в жертву, чтобы продлить жизнь кучке зажравшихся магнатов. Пожалуй, даже Хоал не требовал таких страшных гекатомб.

Когда оба сотрудника опеки перестали дергаться и затихли, источая отвратительный запах крови и испражнений, Синеглаз, брезгливо отряхивая лапы, перебрался на соседний топчан, приводя в порядок когти и шерсть и пытаясь взглядом отыскать Камиллу и остальных. Его отважная спутница обнаружилась на верхнем топчане вместе с Гаэтаной и Камо. Похоже, бедная женщина, едва оказавшись на свободе, последовала за своим подопечным, прихватив с собой и Камиллу.

Когда в коридоре раздались шаги и знакомые голоса, Гаэтана выдохнула с явным облегчением, но своего поста так и не покинула. Синеглаз тоже решил не делать лишних движений, готовый в любой момент атаковать. Хотя из всех новоприбывших княжич был лично знаком только с Пэгги, и Брендана, и его Рукодельницу, и верного паладина Савитри он сразу узнал, поскольку видел их глазами принцессы. Другое дело, что в черно-белом кошачьем диапазоне все люди выглядели немного непривычно, и они, конечно же, не ожидали такой встречи.

— Откуда в городе мог взяться роу-су? — с профессиональной точностью определив вид родового тотема княжича, взъерошил волосы на взмыленном затылке Брендан.

— А это, часом, не тот малец из команды Шварценберга, которого кэп называл кошаком? — высказала верное предположение Пэгги. — Когда мы на пустоши отбили мою Савитри, он еще втирал ей, что умеет в горного кота превращаться.

— Княжич с Васуки, сын цареубийцы? — нахмурился Брендан.

— Его зовут Синеглаз, — подала голос Камилла. — Мы познакомились в лазарете лицея и ушли оттуда по тайному ходу на плантации, — добавила она, вкратце поведав об основной причине своего побега.

— Сейчас проверим, какой такой Синеглаз, — проговорил Брендан, пружинящим шагом прирожденного воина входя в комнату.

— Позволите, Ваше высочество?

Он осторожно протянул руку к мохнатой серой морде. Княжич нащупал раскрытую ладонь усами, потом церемонно ткнулся мокрым носом. Подтверждая дружелюбие намерений, он даже позволил себя погладить и дал почесать за ухом, хотя прикосновений к загривку избегал.

— Ну, я же говорила, — облегченно выдохнула Пэгги, переступая порог и деловито обыскивая мертвецов. — Дельный пацан, хотя и оборотень.

— Тайный ход Маркуса Левенталя ему могла подсказать только Кристин, — из-за плеча брата следя за действиями Брендана и боевого андроида, подала голос Эйо. — Савитри рассказывала, что мальчик угодил на больничную койку, поскольку поделился своей энергией.

При упоминании о принцессе Сансары голос ее дрогнул, из глаз непроизвольно покатились слезы. Впрочем, она быстро взяла себе в руки и решительно вошла внутрь, пытаясь добраться до сына. Потом ее взгляд упал на изуродованные трупы, и она закрыла рот, борясь с рвотным позывом.

— Ну что там у вас?

В комнату заглянул какой-то рыжий высоченный детина. Хотя вместо правой ноги он имел неказистый и явно кустарный протез, он поддерживал еще одного участника недавних событий, того странного вида раненого бойца, которого Пэгги вытащила с арены. При виде роу-су глаза Рыжего округлились, а с окруженных золотистой щетиной губ сорвался ряд невнятных междометий, явно не требовавших перевода.

— Это Синеглаз, княжич с Васуки, который прибыл сюда вместе со Шварценбергом и помог группе Гу Синя отыскать принцессу, — пояснил Брендан с таким видом, словно он каждый день общался с горными котами и оборотнями.

— Что ж этому высочеству дома-то не сиделось? — озадаченно протянул Рыжий, которого звали, кажется, Йоханом Даленом.

Вместе с Бренданом они устроили раненого на нижнем топчане, уговорив Синеглаза перебраться наверх. Бедная Гаэтана с тихим писком сначала решила спрятаться под одеяло, прижав к себе обоих детей, потом все-таки уступила уговорам Эйо и Ндиди и спустилась вниз, передав матери немного сбитого с толку, но державшегося молодцом Камо.

— Мама, а где тетя Савитри? — спросил малыш.

Ндиди застонал, а Эйо отвернулась, пытаясь подавить рыдание.

«Вот дурачина, нашел, о чем спрашивать», — обозлился про себя Синеглаз, и кончик его хвоста нервно задрожал. Потом княжич вспомнил, что Камо пока ничего не знает. Он бы и сам не отказался сейчас выяснить судьбу несчастной принцессы. Но связь установить не получалось. Бедная Савитри, похоже, все еще находилась в беспамятстве. О худшем Синеглаз думать зарекался.

— Охотники получили приказ доставить ее живой, — успокоила его Кристин. — Нарайану смерть махарани Сансары сейчас не выгодна. Для притязаний на власть ему нужна в качестве супруги представительница династии. А нас с отцом пока официально числят среди пропавших без вести. Брендану и его друзьям сейчас тоже лучше где-нибудь затеряться, — добавила она задумчиво. — Вопрос только — где?

— Вам надо срочно отсюда уходить, — словно угадав суть мысленной беседы Кристин и княжича, заметил Дален, видя, как Эйо в замешательстве пытается навести порядок в своем некогда уютном жилище.

Синеглаз почувствовал неловкость. Впрочем, все уронил и опрокинул не он, а сотрудники опеки.

— Головорезы из службы безопасности могут нагрянуть сюда в любой момент, — согласилась с Рыжим Пэгги, которая отыскала удобную сумку и уже деловито закидывала туда все, что, по ее мнению, представляло хоть какую-то практическую значимость, включая лекарства и детские вещи. — Да и принцесса нуждается в нашей помощи!

— Я готов отправиться прямо сейчас, — решительно проговорил Ндиди. — Но надо где-то укрыть Камо и Эйо.

— А мы разве не пойдем на шахту спасать дядю Гу Синя и дрессировщика мартышек? — на всякий случай прижимаясь к матери, поинтересовался Камо.

Синеглаз только фыркнул, делая вид, что ему в нос попала шерсть. Какие же забавные бывают эти малявки!

— Моя мама, думаю, не будет против, если вы укроетесь у нас, — щедро предложила Камилла.

Йохан Дален, который помогал Пэгги и Эйо увязывать сумки и тюки, посмотрел на девочку со снисходительной серьезностью. Он, конечно, оценил добрый порыв, но слишком хорошо понимал всю подлость здешней жизни.

— Твою маму, деточка, как бы саму не пришлось спасать, — проговорил он с сочувствием. — Неужели ты думаешь, что тот дядя, которому понадобились твои почки, так просто отступит от своей затеи или быстро отыщет нового донора?

— Но что же нам делать? — всплеснула руками Эйо, потерянно прижимая к себе обоих детей. — У нас нет другого жилья.

— И все явки провалены, — пробормотал Йохан Дален.

— А чем вам не подходит убежище Маркуса Левенталя? Я вообще так и не понял, почему вы сразу не спрятали там принцессу? — с трудом шевеля разбитыми губами, которые при каждом движении травмировали острые обломки торчащих под невероятными углами бивней, неожиданно подал голос раненый, которого, как выяснилось, звали Ящером.

Хотя со своей опухшей татуированной физиономией и странными наростами на голове он выглядел как варрарский шаман, который чем-то не угодил соплеменникам или проиграл битву с духами, его заплывшие синяками глаза смотрели решительно, а в позе избитого поджарого тела ощущалась воля к борьбе.

— После предательства Джошуа Грина мы усомнились в надежности любых адресов, связанных с сопротивлением, — пояснил Йохан Дален.

— Джошуа Грина можете больше не опасаться, — кое-как приподнявшись на замаранном кровью ложе, поведал Ящер. — Когда он узнал, что его сын умер, задохнувшись во время приступа бронхиальной астмы почти сразу после ареста, он так обезумел, что напал на охрану и получил смертельный разряд тока. А что до убежища, если бы его раскрыли, не думаю, что нас с Гу Синем стали бы столько дней допрашивать с пристрастием.

Он указал на свежие следы от лазерных плетей, которые спешно пытался залечить Брендан.

Принять окончательное решение помог горбоносый сосед, ворвавшийся в комнату порывом горного ветра в травяном лесу.

— Ребята, спасайтесь, на уровне облава! — проговорил он скороговоркой, не обратив малейшего внимания ни на трупы, ни на расположившегося на верхнем топчане горного кота. — Забирайте Эйо и Камо и уходите. Мы с Хенком и остальными прикроем.

— Так не пойдет, Мубарек, — решительно подался вперед Ндиди. — Если уж и уводить женщин и детей, то всех и сразу.

— Где там эти патрульные? — прихватив оба парализатора, метнулась вперед Пэгги. — Посмотрим, что они смогут сделать против боевого андроида. Кошак, ты со мной? — повернулась она к Синеглазу.

Тот вместо ответа мягко спрыгнул с полки.

— Посмотрим, как у них округлятся глаза при виде горного кота, — пробормотал Брендан, вводя Ящеру еще одну дозу обезболивающего и передавая Йохану Далену медицинские инструменты.

Ндиди молча последовал за ними.

Хотя Синеглаз не считал, что это такая уж хорошая идея — идти без экзоскелетов против заряженных боевыми патронами и плазмой автоматов и импульсников, особо рисковать ему не пришлось. Один его вид со вздыбленной на загривке шерстью и хлещущим по бокам хвостом ввел патрульных в ступор. А уж когда княжич зарычал, те и просто попятились назад.

Замешательством противника воспользовались Пэгги и присоединившиеся к ней Ндиди с Бренданом, которые, пока Синеглаз отвлекал внимание, ловко вскарабкались под потолок и оттуда обрушились на головы патрульных, расстраивая их ряды и не позволяя достать импульсники и автоматы. Когда шеренги атакующих окончательно смешались, не выдержав натиска отчаянных мстителей, которые, не имея никакой защиты, кроме мускулов, дрались с таким мастерством и яростным напором, что казались просто неуязвимыми, в образовавшуюся брешь ударили горняки. Трудно сказать, кто обучал их взаимодействию, но строй они держали куда лучше деморализованных патрульных.

Среди жителей, вставших на защиту своих домов и семей, Синеглаз почти без удивления заметил женщин, в числе которых оказалась и Эйо. На всякий случай он решил держаться рядом с ней, безо всякого сожаления вновь пустив в ход против нападавших когти и зубы, ловко избегая дубинок и макромолекулярных клинков. Но в это время на уровне сработала гермодверь, и патрульные поспешили отступить, а новоявленные бойцы сопротивления заняли выгодную позицию в глубине коридора, где принялись строить баррикаду.

— Я что-то не понял, откуда у нас на уровне взялся горный лев? — вновь принимая Синеглаза за одного из хищников с Земли, интересовался однорукий доходяга, неловко пытающийся приладить поверх плотно пригнанных ящиков и шкафов какой-то колченогий стул.

— Откуда бы, Тавиньо, ни взялся, главное, он на нашей стороне, — отозвался горбоносый Мубарек, убирая стул и водружая на его место монументальный диван с протертой до дыр обивкой.

— Надо поднимать народ! — деловито распоряжался старый рудокоп, которого называли дядюшкой Хенком. — Если мы и дальше продолжим отсиживаться по углам, они так и будут врываться в наши дома и творить полное беззаконие.

— Я и говорю, — поддержал его горбоносый Мубарек. — Давно пора приструнить это мутантское отродье.

— При чем тут мутанты? — вздохнул Йохан Дален, который уже отвел детей и часть женщин и теперь вернулся, чтобы помочь товарищам. — Они еще более обездоленные, чем мы. Они, конечно, живут ближе к плантациям и садам, но туда им все равно доступа нет. К тому же на их уровнях еще и воняет из-за соседства с фермами.

— Вот я и говорю, что главное зло засело в городском совете, — поддержал его старый Хенк. — Если сумеем организовать всеобщую забастовку на шахте и комбинате, долго ли они протянут среди своих садов и ферм? Они, кажется, напрочь забыли, кто снабжает город энергией.

— И то верно, — согласился с ним Мубарек. — Скольких ребят они сгноили на нижнем руднике!

— Если бы Савитри успела передать коды от магнитных ошейников, мы бы сумели освободить узников, — отыскав оставшуюся невредимой Эйо, виновато вздохнул Брендан, осматривая раненых.

— А кто сказал, что она не успела? — воинственно потрясая добытыми в бою аж четырьмя скорчерами, отозвалась Пэгги. — Вся информация на моем накопителе. У себя она все подчистила.

— В убежище Маркуса Левенталя вы найдете все необходимое, там не только экзоскелеты и оружие, но даже резервный генератор кислорода имеется, — заверил ее Йохан Дален, объясняя дорогу и передавая коды.

В помещении, предназначенном для двух-трех человек, теснился народ. Суетились женщины, шумели, осваиваясь, дети, стонали раненые. При этом никто не жаловался и не затевал ссор, и все, точно в волшебной лавке чудес, каким-то образом получали необходимое. Маркус Левенталь, кажется, с таким расчетом это место и создавал. Сейчас, узнав от Кристин, что убежище безопасно, он сразу же вышел на связь, и с борта «Эсперансы» давал указания о том, как переоборудовать стеллажи с агрегатами в спальные места и где достать предметы первой необходимости, лекарства, и еду.

Для Синеглаза тоже откуда-то принесли миску с чистой водой и целый окорок кутулуха, который он умял в один присест вместе с костями под восхищенные взгляды ребятни. Дети горняков скорее с интересом, нежели с испугом смотрели на мягкую большую кису. А самые отчаянные даже решились погладить. Синеглаз им не препятствовал. После всех приключений и сытного ужина его клонило в сон, но он стойко пытался преодолеть устремления своей ленивой кошачьей природы. Ведь вокруг творилось столько всего интересного.

Не обращая внимания на толкотню и хозяйственные хлопоты, бойцы сопротивления проверяли экзоскелеты, оборудование и оружие. Брендан и еще десяток рудокопов собирались как можно скорее отправиться на нижний рудник, пока служба безопасности не догадалась об утечке. Остальным предстояло держать на уровне оборону и ждать подкрепления. Счет шел на часы.

— В идеале надо как-то договориться с мутантами, — рассуждал Йохан Дален, сноровисто проверяя зарядку аккумуляторов. — Если бы нам удалось объединиться, руководству города точно пришлось давать объяснения и не только.

— Да как с ними договориться, когда они утром наш уровень чуть вдребезги не разнесли? — возразил ему Брендан, который уже осмотрел всех раненых и теперь возился с многострадальными бивнями Ящера, попутно уговаривая Эйо остаться в убежище, чтобы в случае необходимости позаботиться о детях.

— Ну, вы тоже, добры молодцы, хороши, — строго глянул на него с экрана Маркус Левенталь, из-за заживающих ожогов похожий на горного кота или земного леопарда. — Вместо того чтобы играть в отважных рыцарей, спасающих принцессу от дракона, следовало провести работу с коллегами в клубе и теми, которые приходили на прием. Исподволь рассказать, что их собираются оставить выживать на планете без кислорода, уповая на скрытые ресурсы их измененных экспериментами организмов.

— Не слишком ли ты многого хочешь, Марки? — неожиданно встал на защиту бывшего пленника Саав Шварценберг. — Сам-то ты какого Трехрогого отправился на пустошь в горелки играть? Договариваться с мутантами? Как ты это себе вообще мыслишь, если охотники, которых мы порешили, сплошь их родня и кореша?

— У меня, еще когда мы добрались до «Эсперансы», была мысль слить информацию о заложенной взрывчатке в городскую сеть на каналы, которые забивают мутантам мозги болтовней от их исключительности, — задумчиво баюкая раненую руку, проговорил Пабло Гарсиа. — Но это означало раньше времени обнаружить себя.

— К тому же мутанты вряд ли поняли бы всю эту техническую документацию, — поддержала любимого Кристин.

Синеглаз представил себе мудреную схему закладки взрывчатки, вспомнил пустые, потухшие глаза мутантов и лишь скептически повел ушами с кисточками. Пожалуй, там лишь единицы обладали достаточным уровнем образования, чтобы хоть что-то понять. Да и те служили городскому совету.

— Я могу смонтировать клип в стиле местных поделок и рассказать обо всем в доступной форме, — неожиданно предложила Эйо, которой тоже хотелось внести свой вклад в борьбу.

— А заодно приложить голограммы и записи нашего визита в лабораторию, — ухватился за идею Брендан, разворачивая планшет, на котором хранил ценнейшую информацию о своей вылазке.

— Неплохо бы эту передачу показать и на наших уровнях, — сноровисто разбирая заклинивший парализатор, заметил старый Хенк. — Среди рудокопов тоже хватает наивных бедолаг, принимающих за чистую монету чушь, которую втирают члены городского совета.

— Им бы еще о планах главы научного отдела насчет «Эсперансы» рассказать, — предложил Мубарек, который и сам обо всем только недавно узнал и был преисполнен праведного гнева.

— В любом случае, надо это делать оперативно, — подытожил, благословляя начинание, Маркус Левенталь. — Мы должны остановить Нарайана, как бы ни сложилась судьба принцессы. На войне как на войне.

— А мне плевать на все ваши войны и политические игры, — воинственно проговорила Пэгги, которая уже скинула на планшет Брендана коды от магнитных ошейников и теперь подбирала экзоскелет по размеру. — Я иду за Савитри!

— А ты уверена, птичка, что принцессе так уж нужна твоя помощь? — глумливо прищурился Шварценберг, выводя на экран картинку из покоев главы научного отдела.

Кристин оказалась права. Профессор Нарайан не только не стал лишать махарани Сансары ее полумеханического подобия жизни, но и распорядился о том, чтобы ее поместили в его опочивальню под наблюдение заботливых дронов и расторопных служанок, которые не только переодели принцессу в приличествующий ее статусу наряд, но и начисто смыли грим.

Увидев Савитри, лежащую в шелках и пенном кружеве на широкой и мягкой постели в окружении разнообразных предметов роскоши и невероятных сладостей, Ндиди сначала издал вздох облегчения, потом виновато потупился. Он при всем желании не мог предоставить избраннице такого изобилия и богатства.

— Ее жених сможет дать ей ту жизнь, к которой она привыкла, — проговорил он, наблюдая за тем, как всесильный глава научного отдела, отослав служанок, внимательно осматривает принцессу, а потом распинает бойцов группы захвата за превышение полномочий.

Синеглаз глянул на поникшего парня и укоризненно мурлыкнул: он слишком хорошо помнил эти покои и всю эту показную роскошь, опасную, как цветы росянки, о которых им в лицее рассказывали на биологии.

— Нарайан убьет ее при первой же возможности, — сердито фыркнула Пэгги. — Особенно если сумеет добраться до Кристин Левенталь. Впрочем, если ты передумал, я отправлюсь наверх одна.

Ндиди затряс головой, не в силах выразить обуревающие его противоречивые чувства. Пэгги молча протянула ему скорчер, деловито скачивая себе на накопитель схему города и программу доступа к камерам наблюдения. Синеглаз уже выписывал нетерпеливые восьмерки вокруг ее ног. Он шел проводником с тем расчетом, что, если ему удастся в нынешнем облике вновь преодолеть защитное поле, он сумеет не только увидеться с Савитри, но и подобраться к системе управления генераторами воздуха.

— А почему нам тоже не воспользоваться этим ходом и не настучать главе научного отдела по кумполу? — узнав о существовании пути наверх в обход вечно закрытой и охраняемой двери, воинственно предложил Мубарек.

— Придет время — обязательно настучим, — пообещал ему рассудительный Хенк. — А пока надо организовать народ. Мы, чай, не какие-то погромщики и мародеры. У нас есть политические и экономические требования!

— А если не терпится кому-то настучать, идем с нами на рудник, — предложил Брендан.

— Кошака береги и без нужды его шкурой не рискуй, — напутствовал боевого андроида Шварценберг, который, видимо, считал, что посылать княжича на смертельно опасные авантюры, кроме него, никому нельзя. — Нам его еще папаше надо вернуть.

— Только бы он в самый неподходящий момент обратно не перекинулся, — вздохнул Таран.

Они уже собирались выходить, когда их остановила оставшаяся в убежище за старшую Эйо: принцесса Савитри открыла глаза.

(обратно)

Глава 30. Оцифрованная махарани

Пышная зеленая сень дворцового сада сохраняла прохладу даже в самые знойные послеполуденные часы, когда в жилищах бедняков окна закрывались ставнями или завешивались плотной материей, а на виллах и в офисах работали на полную мощность системы климат-контроля. И дело было не только в накрывавшем весь дворцовый комплекс защитном куполе, который отсекал излишки теплового излучения и ультрафиолета. Живительную свежесть несли многочисленные каналы с чистейшей водой, причудливой, но строгой последовательностью геометрического орнамента пронизывавшие сад. И стоило лишь хлопнуть в ладоши или ленивой рукой нажать на значок наручного планшета, на зеркальной глади, точно по волшебству, возникала украшенная скульптурой водяного дракона изящная лодка. А усердные дроны натягивали над головой тент или брали пестрое опахало.

К дронам Савитри особенно в последние годы относилась со смешанными чувствами, считая их чуть ли не родней. Впрочем, лишенные свободной воли, запрограммированные на выполнение самых простых функций, они все равно стояли на ступень ниже андроидов. Хорошо, что машины, как и животные, ничего не понимали в людской иерархии и не страдали от кастовых предрассудков.

Впрочем, сегодня принцесса Сансары не думала о кастах и предрассудках. В лодке рядом с ней, удобно расположившись на мягких подушках и благоговейно перебирая ее волосы, находился человек, который ее беззаветно и искренне любил и которого, ей в это хотелось верить, за короткий срок их знакомства успела полюбить и она.

Тропические птицы, выводя ликующие гимны, вплетали в рулады и трели его имя, а белые розетки магнолий и роскошные гирлянды глициний, казалось, оттеняли бронзовый цвет его кожи. Горделивые кипарисы соревновались с ним в статности, а прыткие стрекозы пытались превзойти его в точности реакции и стремительности.

— Ндиди, — прошептала принцесса мечтательно, находя манящие темно-вишневые губы.

— Моя махарани, — отозвался возлюбленный, укрывая их тентом от нескромных глаз.

Неужели она произнесла его имя вслух? Неужели выращенное из имплантов тело ее предало, разнежившись в руках дронов и слуг?

Процессор закончил перезагрузку, паралич постепенно отступал, тело вновь обретало возможность чувствовать, и эти ощущения, слишком приятные и знакомые, словно пришедшие из другой жизни, вносили сумятицу в и без того измученный мозг. Что с ней произошло, она примерно представляла, но где находится сейчас, даже не решалась предположить. И самое главное, чьи прикосновения навеяли ей на грани сна и яви эту сладостную и совершенно несбыточную грезу?

Савитри хорошо помнила свое выступление на арене и все, что происходило после. В ушах до сих пор звучали обрывки музыки и крики охваченной хаосом толпы. Перед глазами мелькали миражи лазерных проекций и вспышки парализаторов. Мышцы до сих пор рефлекторно сокращались, пытаясь то ли воспроизвести движения танца, то ли проложить дорогу к убежищу бок о бок с Ндиди и Пэгги. А сознание до сих пор затоплял ужас, охвативший ее в тот миг, когда агенты службы безопасности разрядили в нее почти целый аккумулятор. Хорошо, что она, предупрежденная о слежке, успела скинуть коды Пэгги и стереть на своем накопителе все, что могло навредить Ндиди и его друзьям, подчистив журнал последних действий и отформатировав участок диска.

Бедный Ндиди! Что с ним? Где ее отважная и верная Пэгги? Сумели ли выбраться Эйо и Брендан? Удалось ли хоть кому-то из них спастись? Впрочем, для начала следовало понять, где находится она сама и сколько еще времени осталось у обреченного города.

Судя по ощущениям, запахам и звукам, это точно не рудник и даже не тюремный блок. Вряд ли заключенных умащают благовониями и кладут на мягкие перины, застеленные шелковыми простынями. Да и слишком тут комфортно и тепло.

Савитри открыла глаза. Ощущения ее не обманули. Она лежала на мягкой постели в роскошных покоях, а ее руку преданно и ласково держал Шатругна. Похоже, это именно он только что поправлял ее волосы, деликатно пальпировал грудную клетку, выслушивал дыхание и прощупывал пульс.

Безумная ирония судьбы. Сегодня свершилось то, о чем она грезила долгих четыре года на пустоши. Да какие там четыре! Все двадцать лет своей жизни принцессы-клона и еще неполный десяток недосуществования андроида. Но почему ей хотелось перенестись в тесную и сырую комнатку на уровне шахтеров или новое убежище, в котором нашли пристанище ее друзья?

Контакт с Синеглазом и Кристин удалось восстановить почти сразу после пробуждения, и теперь Савитри с облегчением и все возрастающей тревогой наблюдала за приготовлениями друзей. Она радовалась тому, что добытые ею коды от магнитных ошейников помогут наконец вернуть свободу узникам нижнего рудника, и не знала, как убедить Ндиди и Пэгги присоединиться к группе Брендана. Тем более, от первоначального плана ее освобождения пришлось отказаться.

Вышедший с товарищами на связь Пабло Гарсиа выяснил, что личные покои главы научного отдела после переоборудования согласно вкусам хозяина охраняются почти так же бдительно, как сокровищница раджей Сансары. И все входы в технические коридоры отпираются только вручную и исключительно изнутри. Выяснить бы, где хранятся ключи, но Шатругна десять лет назад утратил способность к ментальной связи, чему Савитри в сложившейся ситуации была только рада.

— Наконец-то! Я уж испугался, что эти безрукие варвары тебя просто убили!

В голосе правителя Сансары звучала искренняя тревога, рука, которой он обнял запястье Савитри, чтобы прослушать пульс, заметно дрожала.

«А почему ты, милый, не беспокоился о своей невесте, когда «забыл» ее на пустоши и целых четыре года особо не пытался найти?»

Неужели он всерьез рассчитывает вновь запудрить ей мозги? Поздно. Для этого нужно не только почистить накопитель андроида, но и стереть память. Высказать бы ему все, что на душе накипело! Но что это уже изменит? Шатругна никогда не принадлежал к людям, способным признавать ошибки, а его гнев неизбежно обрушится на тех, кто ей дорог. Поэтому, если суженый решил изобразить заботливого жениха, почему бы ему не подыграть. Тем более, он привык, что клонированная и оцифрованная махарани дышит только им и смотрит ему в рот.

— Где я? Что со мной? Шатругна, это и правда ты?

Кажется, прозвучало убедительно. Зеркало в тяжелой резной раме услужливо отразило испуг на лице, которое без устрашающего грима показалось Савитри особенно беззащитным и даже непривычным. Задрапированная натуральным шелком грудь вздымалась часто и взволнованно. Влажные после омовения волосы, рассыпавшись по плечам, усиливали впечатление растерянности, придавая ей сходство со сказочной принцессой, пробудившейся после столетий зачарованного сна во всем блеске юности и красоты.

Если бы недавняя греза стала для них с Ндиди явью, если бы нашлось какое-то волшебство, которое позволило им перенестись в дворцовый сад, она бы, не раздумывая, променяла бы лицо на уродливую маску, точно зная, что Ндиди останется рядом.

Шатругна от нее отрекся задолго до того, как потерял на пустоши, еще в тот миг, когда в первый раз заявил, что копия никогда не заменит оригинал. А ее красота уже тогда стала для него товаром, нарядным фасадом, скрывающим его беспощадный деспотизм. Впрочем, ему всегда нравилась ее покорность, ее жертвенная хрупкость. Поэтому, увидев ее замешательство, он лишь самодовольно усмехнулся:

— Ты находишься в единственном месте этого города, которое достойно наследницы династии раджей! И ты оказалась бы тут гораздо раньше, если бы не грязные пираты, заставившие тебя столько страдать!

Увлекшись или и вправду поверив в свои красивые слова, он обнял Савитри и поцеловал. Поцеловал не покровительственно и холодно, а крепко и страстно, недвусмысленно намекая на возможность продолжения.

Еще недавно Савитри растаяла бы в его объятьях, словно вылепленная из масла ритуальная скульптура, задохнулась бы от счастья, тщась остановить желанное мгновение. Она бы любовалась его чеканным профилем. Замирала от восторга, почувствовав взмах пушистых черных ресниц. Пила нектар с изысканно изогнутых уст, не замечая, что в их углах, возле крыльев носа и вокруг глаз все сильнее залегают морщины, а некогда черные волосы все гуще серебрит седина. Она ждала близости с Шатругной всю свою биологическую жизнь и оцифрованное существование, она молила о ней, как земледелец о дожде. Но на ее ниве гулял безжалостный суховей: почва покрывалась коростой, губя робкую и хилую поросль.

Сегодня небо набухло ливнем. Но урожай былой любви засох на корню. А новые всходы орошало трепетное и благоговейное чувство другого человека и искренняя привязанность не совсем живого, но бесконечно преданного существа. И неважно, что Ндиди, как и все чужестранцы, относился к касте неприкасаемых, а таким, как Пэгги, брахманы и вовсе отказывали в существовании души. Предать их она не имела права.

— Что с тобой? Тебе нездоровится? — с явным недоумением глянул на нее Шатругна, когда Савитри, безучастной куклой замерев в его объятьях, стыдливо отстранилась.

Он настолько привык к ее податливой готовности, что нынешняя неожиданная и неуместная неуступчивость невольно вызывала подозрения. Приходилось как-то выкручиваться.

— Я недостойна вас, господин, — ответила Савитри твердо и смиренно. — Я побывала в таких злачных местах, после которых не знаю даже, помогут ли мне обряды очищения.

Шатругна сдвинул брови, ноздри его точеного носа затрепетали. Он весь превратился в ожившее воплощение разрушителя Шивы, готовый обрушить свой гнев на тех, кто проявил непокорность или нанес вред его имуществу. На Сансаре он мог сколько угодно третировать Савитри, но никому другому не позволял даже во взгляде проявить непочтительность.

— Если эти безродные проходимцы вынуждали тебя обслуживать их клиентов, разгром клуба покажется им не наказанием, а наградой! — воскликнул он, готовый уже поднимать службу безопасности, чтобы отправить Хайнца и всю его шайку на нижний рудник или даже на опыты в лабораторию.

Хотя Савитри не собиралась жалеть расчетливого делягу, она опасалась, что рикошетом может задеть и ее близких.

— До такого дело не дошло, — поспешила заверить она разгневанного громовержца. — Но мне пришлось выступать перед гостями.

— Да, я знаю, ты своей пляской подала мне сигнал, — немного спокойнее проговорил Шатругна. — И я сразу тебя нашел и забрал оттуда!

Хорошо, что он снова привлек ее к себе. Савитри почувствовала, что у нее пылают щеки. Неужели он и вправду поверил, будто ее танец предназначался для него? Впрочем, кроме Шатругны и Синеглаза, никто и не мог разгадать древний обрядовый смысл.

Вероятно, стоило все-таки выбрать какую-то другую композицию, более нейтральную по движениям и тематике. Но рафинированные па антигравитационного балета публика из заведения Хайнца просто не оценила бы, а похотливо-откровенный танец змеи, меняющей кожу, мог бы закончиться для нее в каком-нибудь приватном кабинете на ложе важного клиента, а для Ндиди хорошо если на нижнем руднике. Да и не позволил бы он ей показывать в клубе такую похабщину.

— Я не посмела отказаться, — вновь принимая смиренную позу безвольной жертвы, пояснила Савитри. — В случае непокорности они бы и в самом деле отдали меня на поругание.

Хорошо, что Пэгги и Ндиди не могли наблюдать этот спектакль. Вскоре после того, как Савитри пришла в себя, Шатругна отключил в апартаментах не только микрофоны, но и камеры. И теперь ее друзья терзались тревогой, точно капли дождя в засуху, ловя каждое слово Кристин, которая рассказывала обо всем, что происходило в покоях. Бедная Пэгги сначала плевалась зажигательной смесью от того, как подруге приходится унижаться. Затем немного успокоилась и резонно заметила:

— На войне как на войне! Только бы этот упырь ее не раскусил!

Ндиди молча ее поддержал.

Шатругна меж тем продолжил игру в благородство.

— Тебе не в чем себя винить, — пылко воскликнул он, вновь переходя к ласкам, так, что бедной Савитри захотелось одновременно расплакаться и рассмеяться от безумия сложившейся ситуации. — И все же, я не понимаю, почему ты сразу не назвала себя службе безопасности?

— Я не могла этого сделать, — ответила Савитри, и ее глаза наполнились слезами.

Из-за напряжения последних дней и часов ей не почти не пришлось притворяться.

— После падения с горы и пожара в танке даже импланты андроида отказывались функционировать. Особенно если учесть, что четыре года на пустоши мое тело постоянно испытывало недостаток в энергии.

В доказательство своих слов она приподняла кружевной рукав пеньюара, показывая шрамы от ожогов, которые пока еще не зарубцевались полностью, несмотря на усиленную работу системы регенерации и старания Брендана.

— Я видел твои голограммы, сделанные сразу после задержания похитителей-пиратов, — кивнул Шатругна, пододвигая к ней блюдо со сладостями и фруктами. — Патрульные, которые отдали тебя бандитам, уже понесли наказание. Я и сам испугался, когда тебя только принесли. Эта жуткая маска и отформатированный участок карты памяти. Зачем ты это сделала?

— Маска защищала меня от грязных притязаний Хайнца и его клиентов, — пояснила Савитри. — А запись я стерла, чтобы поскорее забыть ту грязь, в которую оказалась ввергнута. Я боялась, что ты меня опять отринешь. Праматерь Сита провела годы в изгнании вдали от любимого мужа лишь из-за того, что оказалась жертвой домогательств Раваны.

Шатругна вместо ответа облегченно улыбнулся и снова ее поцеловал. На этот раз привычно снисходительно и покровительственно. Он действительно искренне радовался их встрече с упоением ребенка, отыскавшего потерянную игрушку, или удовлетворением коллекционера, обретшего давно утраченную редкость.

— Что будет со мной дальше? — робко спросила Савитри.

Охотники, захватившие ее на «Эсперансе», глумливо ей сочувствовали, расписывая незавидную долю служанки при новой супруге хозяина, и мысленно заглядывали к ней под экзоскелет в надежде, что после изъятия ключа Шатругна поделится оцифрованной невестой и с ними. Впрочем, они еще не знали о том, что путь Кристин Левенталь в опочивальню главы научного отдела прервался самым неожиданным образом.

— Сегодня ты отдохнешь, а завтра я представлю тебя городскому совету, — пояснил Шатругна. — Мы проведем несколько важных встреч, решим кое-какие вопросы, а потом покинем эту негостеприимную планету. Ты ведь помнишь звездолет, на который тебя привела сама судьба?

Савитри кивнула, вспоминая горькие открытия первых часов, проведенных на борту «Эсперансы», и жестокую схватку с охотниками.

— Этот корабль может преодолеть притяжение черной звезды, и на нем мы вернемся на Сансару и забудем все здешние приключения, точно страшный сон.

Шатругна с явной гордостью развернул экран, демонстрируя голограммы, которые он регулярно получал с корабля. Зеркало Пабло Гарсиа работало безупречно. Даже Пэгги с ее более мощным процессором не сумела найти погрешностей в коде и стыков в изображении, которое много раз повторялось. Впрочем, пустые коридоры позволяли гонять одну и ту же картинку, и никто не застревал в текстурах.

А в это время по ментальной связи Савитри наблюдала, насколько интенсивно и напряженно протекает жизнь звездолета, отвоеванного его истинными хозяевами. Впрочем, основные работы сейчас велись на «Нагльфаре», перевооружить который оказалось несколько проще. Хотя Маркус Левенталь еще не полностью оправился от ожогов, он проводил расчеты и давал необходимые указания. Пабло Гарсиа, Шаман и Кудесник разрабатывали программное обеспечение для нового двигателя.

— А как же пиратский звездолет в соседней долине? Его орудия не причинят нам вреда? — осторожно поинтересовалась Савитри, чувствуя себя брахманом, который, сдавая экзамен на должность дворцового пурохиты, идет по узенькой кромке стены с полной миской молока в руках.

Лицо Шатругны помрачнело, будто у испытуемого, не выдержавшего проверку.

— До тебя тоже дошли слухи о наших потерях? — досадливо поджав губы, проговорил он нервно и сухо. — Должен признать, Шварценберга мы недооценили. Тем более, как я подозреваю, к нему вместе с кучкой здешних бунтовщиков присоединился и старый безумный прожектер Маркус Левенталь. Могу только догадываться, откуда в плазменных установках у пиратов оказалось такое количество энергии, но этот запас не бесконечен, и восполнить его неоткуда. Очень скоро им придется отключить силовой щит корабля, и тогда мы распылим эту посудину на атомы вместе со всей командой!

— Вот собака! — одновременно выругались Синеглаз и Кристин.

Вернее, княжич мысленно обозвал сородича старым вонючим кавуком.

— Иного мы и не ожидали, — осторожно пожал обожженными плечами Маркус Левенталь, едва дочь пояснила ему причину своей слишком сильной эмоциональной реакции.

— Знать бы, когда ожидать новых гостей, — сердито нахохлившись, пробормотал Саав Шварценберг.

— Но ведь пиратский корабль находится в сравнительно неплохом состоянии, — продолжая свой путь над пропастью, заметила Савитри. — Его тоже можно было бы переоборудовать, чтобы вывезти больше людей?

— Кого это ты собралась отсюда вывозить? — недовольно скривившись, с подозрением глянул на нее Шатругна. — Кто тебе внушил такие безумные идеи? Впрочем, ты и раньше была слезливой дурочкой, которая жалела никчемных бедняков, годных лишь на топливо для биореакторов. На борт «Эсперансы», помимо проверенного и обученного экипажа, поднимутся доказавшие свою лояльность ученые и те немногие адекватные управленцы, с которыми я смогу продолжить сотрудничество на Сансаре. Голытьбе с рудника, а также дармоедам и предателям из числа заседающих в городском совете там не место.

— На уровне мутантов живут люди, беззаветно преданные тебе и почитающие тебя едва ли не божеством, — со спокойной твердостью продолжила Савитри, чувствуя себя Далилой или Юдифью из земных легенд.

Будь у нее острый нож или функция боевого режима, как у Пэгги, она бы без колебания его убила. Впрочем, для того, чтобы вести борьбу, не всегда требовалось оружие.

— Что ты делаешь? — недоуменно и почти испуганно вклинилась в ее сознание Кристин. — Зачем ты его провоцируешь? Все, что он скажет, давно известно.

Хотя дочери Маркуса Левенталя удалось буквально в последний момент избежать участи пленницы и наложницы всесильного главы научного отдела, воспоминания о его притязаниях до сих пор вызывали у нее устойчивое гадливое чувство. А ведь пока Шатругна не захватил в городе власть, Кристин находила интересной и совместную работу в лаборатории, и подготовку материалов научных конференций. А грустная история поисков реинкарнации погибшей невесты поначалу вызывала у нее сочувствие.

— Я хочу, чтобы он сам рассказал о том, что уготовал городу и его жителям. Он, конечно, отключил камеры, не доверяя даже своей службе безопасности. Но все, что он сейчас говорит, фиксируется на моем накопителе. Думаю, запись этой беседы убедит мутантов лучше любых схем и чертежей. Да и членам городского совета полезно послушать, какая им уготована судьба. Конечно, если Пэгги сумеет подобраться ко мне достаточно близко.

— О чем говорить! — моментально откликнулась боевой андроид, вновь собираясь в путь. — Даже если я не сумею проникнуть в покои, расстояние между плантациями и жилым отсеком мой передатчик покроет без труда!

— Но, если эти записи увидят все горожане, Нарайан сразу поймет, кто их передал! — возразила Кристин.

— К этому времени мы вернем принцессе свободу! — воинственно проговорила Пэгги. — Завтрашняя встреча с советом — это наш шанс.

— Только бы пленников с рудника освободить, — вздохнул Брендан.

Как Савитри и ожидала, Шатругна, с готовностью заглотил наживку и развернул новые окна голографической панели, переводя ее на демонстрацию изображений с камер, установленных на уровне мутантов. Похоже, ему уже давно хотелось поделиться, но говорить откровенно с приближенными и членами совета он себе, конечно, не позволял.

— Кого ты называешь людьми? — проговорил он, не скрывая презрения. — Ты только посмотри на эти ошибки естественного отбора, готовые рвать глотку любому, кто усомнится в их исключительности. На мой взгляд, верхом гуманизма будет прервать их жалкое существование, которое заведомо лишено всякого смысла.

Савитри тоже смотрела на экран, невольно переводя взгляд на человека, вернее асура, который сидел рядом с ней в роскошных апартаментах, упиваясь властью и могуществом. После смерти Савитри Первой Шатругна особенно сильно возненавидел увечных и калек, полагая в их праве на жизнь вопиющую несправедливость. В городе под куполом, быстро уловив местную конъюнктуру, он своих демонов немного усмирил: несчастные мутанты сделались удобным буфером между городской верхушкой и неспокойными горняками. Но бесконечно притворяться не мог даже он. Тем более что Савитри и в прежние годы он доверял самые опасные тайны, словно подушке или кошке.

— Но почему именно среди этих ошибок естественного отбора ты вербуешь охотников? — спросила она, старательно скрывая омерзение.

К счастью, процессор ее не выдал, исправно регулируя уровень гормонов.

— Охотники — люди иной расы, почти что другой биологический вид, — с самодовольным снисхождением профессора, объясняющего студентам основные положения своего исследования, охотно пояснил Шатругна, полностью подтверждая дерзкие догадки Брендана. — Я даровал им свою ДНК, и они смогут выжить на пустоши до того, как сюда на новых кораблях прилетят первые колонизаторы. Эта планета — кладезь полезных ископаемых, — продолжил он, все сильнее воодушевляясь. — Я намерен подарить ее Альянсу вместо занятой Содружеством Сильфиды. И мне совсем не нужны тут нахлебники, которые мало того что без толку тратят драгоценную руду, так еще и поднимают бунты! Я, конечно, понимаю, что в городе удалось построить горно-обогатительный комбинат, создать фермы и разбить плантации. Но работу комбината с легкостью можно будет возобновить, а новым модифицированным поселенцам не понадобится никаких плантаций и ферм!

Трудно сказать, до каких бы еще откровений договорился Шатругна, полностью подтверждая страшные догадки Пабло и Брендана, но в это время на связь вышел начальник службы безопасности.

— На шахте началась забастовка, — сухо сообщил он, деликатно дождавшись разрешения включить звук и изображение. — Нам пора запускать секретный протокол?

Судя по всему, он относился к числу тех немногих приближенных, которые знали о тайном приказе, но принятие окончательного решения как обычно оставалось за Шатругной.

Савитри почувствовала, будто снова падает с гребня перевала в охваченном огнем танке. Кристин не смогла сдержать возглас возмущения, Синеглаз вздыбил на загривке шерсть.

— Марки, а тебе не кажется, что пора уже отключить наше зеркало и намекнуть ентому прохвессору о том, что рвать когти отсюда пока не на чем? — сердито проговорил Шварценберг. — «Эсперанса» не только разряжена почти подчистую, но и совсем не готова.

— Мой дорогой коллега — сумасшедший, но отнюдь не самоубийца, — с достоинством отозвался Левенталь. — Он, похоже, и сам обо всем догадался и теперь пытается сохранить хорошую мину при плохой игре.

Конструктор оказался прав. Выслушав торопливый доклад, Шатругна покачал головой:

— Пока мы не уничтожим пиратов, окопавшихся неподалеку от «Эсперансы», об эвакуации из города не может идти и речи!

— Но отрезать подачу воздуха одним бунтовщикам не получится, — не на шутку встревожился глава службы безопасности.

— Мне и без ваших напоминаний известно, что отключение одного уровня приведет к автоматической остановке подачи воздуха на все остальные, — презрительно хмыкнул Шатругна. — Левенталь знал, чем шантажировать городской совет, отстаивая интересы так любезной его сердцу голытьбы.

Хотя глава научного отдела сохранял видимость спокойствия, Савитри видела, что его тело напружинилось, точно у тигра перед прыжком. Брахманская династия Нарайанов принадлежала к ветви, происходившей непосредственно от Великого Асура и, хотя Шатругна не мог принимать облик тотема, повадки и нрав опасного хищника он полностью сохранил.

— Мы не будем пока взрывать генераторы воздуха, — проговорил он наконец. — Отключим защитное поле и пустим на рудник и нижние уровни медуз.

— Но на пустоши их мириады! — в ужасе воскликнул глава службы безопасности, только что бестрепетно собиравшийся умертвить почти всех жителей города, обрекая их на мучительную смерть от удушья.

— Вот и хорошо, — пожал плечами Шатругна. — Наверх им все равно не проникнуть. Пока твари пустоши прореживают ряды бунтовщиков, мы придумаем, как выкурить пиратов. А чтобы раньше времени не начались волнения среди мутантов, свалим все на происки «уродов». Нижний рудник открыть первым, только обязательно усилить защитное поле возле лаборатории. Надеюсь, недавняя попытка проникновения вас чему-то научила.

С преувеличенной любезностью он пожелал Савитри приятного отдыха и удалился, снова включив камеру и заперев дверь.

После его ухода Савитри какое-то время обессиленно сидела на постели, безуспешно пытаясь отрегулировать уровень гормонов. Человеческий мозг бунтовал против усилий системы. Потом процессор ей сообщил, что организм нуждается в подзарядке за счет углеводов, и Савитри решила эту просьбу удовлетворить, благо сладости и фрукты стояли до сих пор нетронутыми. Хотя, честно говоря, кусок в горло не лез.

Глазами Кристин она с тревогой наблюдала, как Брендан и его товарищи, убедившись, что их близкие надежно укрыты в убежище, пробираются на нижний рудник. Только узость коридоров и шахт мешала им перейти на бег, а ведь любая минута промедления могла стоить пленникам жизни.

В это время Пэгги тоже карабкалась по лестницам вентиляционных шахт и технических коридоров, но только по пути к верхним уровням. Савитри едва сумела дождаться привычного запроса на обмен информацией и с готовностью передала запись разговора, испытывая облегчение от того, что в отношениях с Шатругной поставила окончательную точку, объявив ему войну.

(обратно)

Глава 31. Ангелы преисподней

Когда Кристин озвучила приказ Нарайана об отключении генераторов защитного поля, какое-то время все сидели в смятении, не в силах поверить. Но не прошло и пяти минут, а решение обрело силу и было принято к исполнению, убеждая горняков в том, что в службе безопасности служат бездушные чудовища, а Шатругна Нарайан болен или одержим. Бедный Синеглаз, который каким-то боком приходился главе научного отдела сородичем, услышав про медуз, вздыбил на загривке шерсть и сердито зарычал, пугая малышей.

Горняки, хотя и не издавали таких грозных звуков, свое негодование тоже скрывать не собирались. Все они знали, как опасны твари пустоши и насколько фатальной встреча с ними может оказаться для человека, не имеющего достаточно крепкой брони. Тем более в полутемных штреках и тоннелях медузы были почти невидимы.

— Вот упырь ненасытный! — возмущался старый Хенк, проверяя герметичность дверей и стыков убежища. — Кровушки ему нашей захотелось. А то мало он ее вместе с городским советом за последние три года выпил!

— Им бы на верхние уровни медуж жапустить! — сердито шепелявил бедолага Ящер, которому слабость и отсутствие бивней пока мешали говорить нормально.

— Неплохая идея! — мстительно согласилась с товарищем Пэгги, наверняка вспоминая свои неловкие шаги по арене до того, как Савитри активировала ей боевой режим.

Ящер признался, что такую безнадежность не испытывал даже в пыточном застенке.

— Не стоит уподобляться чудовищам, — примирительно возразил им Маркус Левенталь, прокладывая группе Брендана путь на нижний рудник.

— На верхних уровнях тоже живут люди, которые честно трудятся в лабораториях и на плантациях, — поддержал его Пабло.

Оператор сети прилагал немыслимые усилия, пытаясь помешать отключению генераторов силового поля, но безрезультатно. Мало того, что эта сеть, как и система камер на руднике, была локальной и с внутригородской не пересекалась. Так еще специалисты службы безопасности согласно распоряжению главы научного отдела, внедрили в нее вирус, едва не погубивший процессор Пэгги, когда та попыталась подключиться через маршрутизатор.

— Да я про лаборатории и плантации не говорю, — смягчилась Пэгги, на всякий случай запуская сканирование своей системы. Не хватало еще принести вредоносное приложение принцессе. — А вот в зал заседаний городского совета я бы десяток медуз все же выпустила. Когда мы пойдем за моей Савитри.

Брендан скептически покачал головой, вспоминая, насколько опасными и неуловимыми могут быть твари пустоши. Он, конечно, не собирался продолжать отношения с Лакшми, Грейс и Мананой, но за их судьбу, как и за жизнь коллег из лаборатории, в какой-то мере чувствовал себя в ответе и уж точно не желал им гибели.

— Зачем тебе, птичка, медузы, когда у вас есть кошак! — напомнил боевому андроиду Шварценберг.

Хотя юный княжич буквально рвался на рудник, чай, Эркюль и Шака были его товарищами, Шварценберг убедил его остаться.

— Отставить, гардемарин! — рявкнул он настолько грозно, что Синеглаз прижал к голове острые, как у каракала, уши с кисточками. — Не напрягай людей, у них и так проблем хватает! Ну откуда они тебе скафандр добудут, чтобы уши и хвост помещались?! Эркюля с его затеями рядом пока нет!

В это время Маркус Левенталь предупредил о том, что на подавление выступлений рабочих выдвигается усиленный и хорошо вооруженный отряд, и Синеглаз вместе с группой горняков и их жен поспешили на помощь протестующим. Хотя княжич по понятным причинам не мог участвовать в перестрелках, в ближнем бою и как оружие устрашения он уже показал свои лучшие качества. Тем более к этой же группе присоединился и Ндиди.

— Не подставляйся без надобности и присмотри за племянником, сестрой и этим хвостатым пострелом, — напутствовал его Брендан, напоминая о наиболее выигрышных приемах боевого флая.

— Я и сама в состоянии за себя и за сына постоять, не говоря уже о княжиче, — помогая Брендану с крепежками экзоскелета, решительно проговорила Эйо, которая, едва устроив Камо отдыхать, приступила к монтажу голографической программы.

Брендан и сам знал, что даже те из женщин, которые не сражались сейчас рядом со своими мужьями на баррикадах, если речь заходила о жизни детей, из милых хозяюшек превращались в разъяренных фурий. Да и старики, вроде Хенка, чего-то стоили. Но что если служба безопасности все-таки обнаружит убежище? К тому же из тоннелей туда могли прорваться медузы.

— Насчет тварей пустоши даже волноваться не стоит, — успокоил Брендана Маркус Левенталь, пока Кристин объясняла дядюшке Хенку, как пользоваться стационарным транслятором отпугивающих сигналов — первым из сконструированных ею приборов, который Брендан поначалу принял за трансформатор или несгораемый шкаф.

— А охотников к убежищу мы и близко не подпустим! — горячо заверил Ндиди, вставляя в пистолет-пулемет магазин. Импульсники отдали тем, кто спускался в шахту.

Брендан решимость товарища ценил, однако не забывал, что служба безопасности тоже имела доступ к техническим коридорам. Во время эвакуации они, конечно, постарались соблюсти секретность. Но среди такого большого количества людей, близкие которых сейчас укрылись в убежище, мог затесаться провокатор или жертва шантажа, вроде Джошуа Грина.

— Береги себя и поскорее возвращайся, — попросила Эйо, на прощание обняв Брендана и найдя его пока не скрытые фонарем экзоскелета губы.

— Только бы с магнитными ошейниками все получилось, — ответив сполна на поцелуй, смутился он, еще раз проверяя планшет.

Когда Пэгги сообщила, что коды у нее, отчаяние, в котором Брендан тогда пребывал, сменилось робкой надеждой, едва не испарившейся, когда они увидели принцессу Савитри в покоях профессора Нарайана. К счастью, удивительное самообладание и продуманная линия поведения, выстроенная отважной махарани Сансары, давали им шанс довершить дело, из-за которого она подвергла себя риску и обрекла на незавидную участь пленницы.

И теперь бюджетное голографическое устройство со стандартным накопителем превратилось в средоточие силы, точно жезл Семма-ии-Ргла или скрижаль завета, а их экипированная самым фантастическим образом разношерстная группа уподобилась искателям земли обетованной или легендарным рыцарям Грааля, которых принцесса Савитри и Маркус Левенталь, точно ангелы преисподней, вели на эсхатологическую битву с легионами тьмы.

Поэтому спина под экзоскелетом горела, подгоняя вперед. То ли там тоже пробивались крылья, то ли набухали болью будущие рубцы от огненных бичей адских демонов, лазерных плетей надсмотрщиков и ненасытных жвал медуз. Так что волей-неволей Брендану то и дело приходилось самого себя осаживать, чтобы раньше времени не истратить силы или от нетерпения не наделать глупостей.

Всю-то свою жизнь он ставил себе планку на почти недосягаемой высоте и злился, если по каким-то причинам ее не удавалось достичь. Его считали вундеркиндом и баловнем судьбы, а он все эти годы с остервенением проходческого бура вгрызался в неподатливую твердь науки, распутывал цепочки ДНК, набивал шишки в спортивном зале. Больше всего на свете он боялся не оправдать оказанного доверия и обмануть возложенные надежды. Хотя ни родители, которые из последних сил пытались дать ему образование, ни старшие товарищи, прикрывавшие его в лабиринте монстров, ни, само собой разумеется, вытащившие его оттуда «Барсы» ничего от него не требовали.

Это же стремление доказать прежде всего наставнику и его боевым товарищам, что он отнюдь не пацан и не маменькин сынок, побудило его променять горячо им любимый институт вирусологии на борт боевого корабля. Хотя Брендан отлично понимал, что в тиши лабораторий велась борьба куда более непримиримая, чем на поле брани. Чудовищные эксперименты Нарайана, результаты которых так неожиданно и своевременно использовала во время схватки с охотниками Кристин, служили этому тезису наглядным подтверждением.

Вот и сейчас его гнала вперед не только тревога за судьбу пленных товарищей и других заключенных. Он пытался доказать прежде всего самому себе, что чего-то стоит, и искупить свою вину за то, что не уберег принцессу. Тем более что новоявленные бойцы сопротивления безоговорочно признали его командиром.

Хотя Мубарек и другие горняки регулярно смотрели в лицо опасности, спускаясь в шахту, да и в стычках с мутантами показали себе молодцами, настоящего боевого опыта они не имели. А Брендан, хотя и не прошел Ванкувер и Сильфиду, но участвовал в боевых вылетах, да и во время трехмесячного противостояния со змееносцами на пустоши почти каждый день покидал медотсек, участвуя не только в перестрелках, но и в рукопашной.

Как командир он понимал, что каждый в группе сам принял решение, осознавая всю степень риска, но думал о том, как провести операцию с наименьшими потерями и не только вывести пленников, но и вернуть спутников женам и детям. Впрочем, вместе с ними шли и две молодые женщины, которым пришлось спуститься в забой после ареста мужей.

— Только бы успеть, — вздыхал один из горняков по имени Ласло.

Его брат оказался на нижнем руднике лишь из-за того, что вступился за девушку, приглянувшуюся кому-то из банды Хайнца.

Брендан боевого товарища понимал. Ведь им приходилось пробираться кружными путями через так называемый старый рудник. Проход к подъемнику оставался под контролем службы безопасности, и рудокопы, включая Ндиди и Синеглаза, никак не могли прорвать оборону.

— Вот гады! — ярился на охотников старый Хенк, наблюдая за схваткой по голографическому монитору. — Там же под землей, не считая заключенных, несколько сотен рабочих. Целая смена.

— Надеюсь, к вашему возвращению удастся эту погань выбить! — пообещал Йохан Даллен, который вместе с частью женщин и стариками помогал переправлять в убежище раненых.

— Иди уже! — приструнил он Брендана, заметив, что тот, верный врачебному долгу, пытается определить, кого нужно срочно класть в анализатор и оперировать, а кто может и подождать. — Сами разберемся. Пули я вынимать умею, поверхностные раны тоже зашью. Альбумин и изотонический раствор здесь есть. В крайнем случае можно и прямое переливание сделать, а я это тоже несколько раз проводил.

Брендан и сам понимал, что за время своей медицинской практики в кабинете Хайнца рыжий плут поднаторел и необходимые навыки отработал. А для восстановления выжженных плазмой органов и сосудов все равно требовалось специальное оборудование, которого и на верхних уровнях не хватало. К счастью, охотники, как и протестующие, опасаясь повредить систему коммуникаций, пока не применяли скорчеры.

Вход на старый рудник начинался в одном из технических коридоров, на стыке которых Маркус Левенталь и расположил свое убежище. Конечно, это был дом на семи ветрах, но для координатора подполья и ангела-хранителя города под куполом иного жилища и не требовалось.

— А вы уверены, что эти коридоры не заблокировала служба безопасности? — поводил перебитым горбатым носом Мубарек, узнав, что им предстоит идти тем же путем, что и спутникам конструктора.

— Они входили через поверхнофтные фтреки, — привстав с постели, пояснил Ящер, который между допросами сумел каким-то образом обменяться информацией с Гу Синем.

— А вы пойдете по центральному шурфу, — кивнул Маркус Левенталь.

— Там маршрут, конечно, не из легких, — объяснял товарищам Тонино Бьянко, который за три месяца участия в сопротивлении успел изучить все потайные ходы. — Подъемник давно не работает, и многие скобы проржавели насквозь. Лучше идти со страховкой, — добавил он, доставая из обширных, как пещера Али-Бабы, и таких же запутанных недр убежища тросы, ледорубы и карабины.

— И не забудьте оборудование для отпугивания медуз, — напомнила Кристин, которая до этого проинструктировала Брендана и его спутников, как обращаться с ловушками. — Оно, конечно, достаточно громоздкое, мы с отцом не успели разработать более мобильный вариант. Но, если им правильно воспользоваться, покрывает участок до километра.

Дочь Маркуса Левенталя в ближайшее время планировала заняться тварями пустоши сама. Убедившись, что отец и другие раненые идут на поправку и в постоянной опеке не нуждаются, она решила присоединиться к группе, которая выдвигалась в сторону города на последнем боеспособном танке.

— Постарайтесь продержаться хотя бы сутки! — умолял бойцов сопротивления Пабло Гарсиа. — Я сумею подключиться к локальным городским сетям еще с перевала Большого кольца.

Хотя его правая рука пока не вернула подвижность, он понимал, что его навыки сейчас нужнее в городе, где в любой момент все может взлететь на воздух. В качестве командиров их группы шли Лева Деев и Саав Шварценберг.

Старый рудник заложили первые вынужденные поселенцы еще в те годы, когда о строительстве города под куполом даже не шла речь, а пленники черной звезды пытались выживать в отсеках кораблей и временных модулях. Именно тогда была обнаружена магнитная аномалия, ставшая путеводным маяком, приводящим корабли к единственному обжитому уголку планеты, а также залежи молибдена, тория и других редкоземельных элементов. Сегодня первая выработка почти полностью иссякла, а следы настурана и молибдена в желтоватой толще карнотита и песчаника, как и пятна смазки и копоти от давно утилизированных механизмов, нервировали горняков своим неприятным сходством с медузами.

К счастью, падкие до органики твари пустоши в это безлюдное место пока не добрались. Поэтому основная опасность на этом участке, как и предупреждали Тонино и Маркус Левенталь, заключалась в общей изношенности всего, что осталось от выработки.

Конечно, большинство горняков за месяцы и годы, проведенные в шахте, приобрели сноровку профессиональных скалолазов. Но даже они не всегда могли правильно рассчитать нагрузку. Тем более что скобы, выдержавшие вес шедших первыми Тонино, Мубарека и Брендана, несколько раз ломались, когда за них брались замыкающие.

— Вот курва! Да здесь все прогнило еще до прихода к власти нынешних упырей! — ругался Ласло, сорвавшись и повиснув на страховочном тросе, благо тот выдерживал, к счастью, двойной и даже тройной вес.

— А карабин тут тоже зацепить не за что, — подтягивая его наверх, пояснял Мубарек. — Порода крошится, словно зубы дядюшки Хенка.

— Нечего мои зубы тут полоскать! — обиделся старый рудокоп, слышавший переговоры по коммуникатору убежища. — Закладками так и не научились пользоваться?

Закладки им и в самом деле пригодились, хотя и неизбежно растянули время в пути. Поэтому Брендан обрадовался, когда они, преодолев несколько сотен метров вниз по вертикальной стене, наконец добрались до нужного им штрека. В этом тоннеле, правда, тоже пришлось передвигаться едва не ползком, стараясь не задевать обветшавшие рамы обрешетки и прогнившие балки крепи. Даже привычные к капризам мягкой породы рудокопы озирались по сторонам, опасаясь обвала. Причем пугала не столько перспектива остаться в чреве планеты навсегда: к такому исходу каждый, кто работал на шахте, морально готовился еще до первого спуска. Страшила именно бессмысленность такой гибели в самом начале пути, в шаге от цели, но так ее и не достигнув.

— Не сердитесь, ребята! Сейчас это единственный уцелевший тоннель из имеющих доступ к главному руднику, — извинялся перед товарищами Тонино Бьянко. — Остальные штреки на этой глубине либо давно завалены, либо заканчиваются тупиками.

— Да кто сердится, дорогой! — зубоскалил Мубарек. — Какой это трудный маршрут, когда самим копать не надо! Было бы хуже, если б пришлось пробираться через пустошь, рискуя напороться на охотников или достаться на обед медузам.

— Медуз нам, думаю, и на руднике хватит, — добавил Ласло или кто-то из его товарищей.

Брендан знал по именам далеко не всех. Только выучил, что девушек зовут Самира и Габи. Впрочем, с ними он встречался раньше, когда передавал весточки от мужей, оказавшихся по соседству с командой Гу Синя.

Увы, на этом участке опасность представляли отнюдь не твари пустоши и даже не надсмотрщики. Тонино Бьянко знал эти тоннели лучше других, поэтому шел неизменно первым. В одном из штреков их путь преградил провал, поверх которого кто-то навел импровизированный мост, перекинув на ту сторону балку из углепластика. На первый взгляд покрытие казалось вполне надежным. Однако то ли балка не выдержала нагрузки, то ли почва за прошедшие годы еще больше просела, но в какой-то миг Тонино шагнул в пустоту, а его травмированная рука неловко ухватилась за стену. Хорошо Брендан успел среагировать и подхватил товарища, оттаскивая его от края пропасти. В следующий миг балка исчезла в провале, а вслед за ней последовал целый участок крепи вместе с породой. К счастью, никого не накрыло, только преодолевать провал пришлось, снова используя показавшие надежность закладки и тросы.

— Понятно, почему тут нет ни охотников, ни медуз, — проверяя, надежно ли закреплены карабины, заметил Мубарек.

— Только бы людей этим же путем не пришлось выводить, — заглядывая в разверстую бездну, отозвался Ласло.

Скользя по канатам над пропастью, Брендан невольно вспоминал свое путешествие по Лабиринту монстров и чудесное спасение. Он знал, что сейчас их тоже, если что, не бросят. Вот только будет ли кому приходить, если они не выведут пленников и если нижние уровни города заполонят медузы. А еще ведь существовал план Нарайана по подрыву генераторов воздуха, и его отменять никто не собирался.

Через какое-то время тоннель, сузившийся до размеров мышиного лаза, вывел их на основную выработку.

— Да это же наш старый участок! — обрадовался Мубарек. — Мы его в прошлом году законсервировали. Знали бы, что рядом находятся такие важные стратегические ходы, загодя бы все укрепили.

— Вот только до нижнего рудника тут еще пилить и пилить, — обреченно протянул Ласло.

Словно в ответ на его невысказанную просьбу из ближайшего ответвления выехали вагонетки, в которых, устроившись среди груд молибденита, сидели рабочие. Заметив группу Брендана, узнав «Гипа», Мубарека и остальных, они приветственно замахали руками, освобождая место.

— Слухайте, хлопцы, — проговорил крепкий дядька с пышными усами, едва умещавшимися под фонарь спецкостюма. — Не скажете, что за хрень там наверху творится? Смена давно закончилась, а подъемник за нами так и не пришел.

Мубарек и Брендан вкратце обрисовали ситуацию.

— Японский городовой! — замысловато выругался рудокоп. — Это нас что же, загибаться тут оставили?

— Напомните им про систему дренажных тоннелей, — подсказал Брендану Маркус Левенталь. — Пусть собирают народ, я проведу их через коллектор на комбинат, откуда они могли бы, поддержав рабочих, которые сейчас забаррикадировались в цехах, ударить в тыл охотникам.

— Проблема в том, что людей у нас достаточно, — вздохнул, отвлекаясь от раненых, Йохан Даллен. — А вот стволов — наперечет даже с учетом того арсенала, что вы собрали в убежище. Тем более старый хрыч Хайнц, троллево отродье, вместе со всей своей вооруженной до зубов кодлой, заключив договор с Раптором и Железноглазым, присоединился к охотникам. Видно, после прокола с принцессой надеется выслужиться и получить теплое местечко на корабле, который в нынешнем состоянии все равно не взлетит, — добавил он с тоской пилота, лишенного не только возможности видеть звезды, но даже забывающего вид черного неба над пустошью.

Для большинства обитателей нижних уровней, не считая охотников и водителей погрузчиков, вывозивших на поверхность отработанную породу, доступный для обозрения пейзаж ограничивался лабиринтами рудника. А для их жен и детей и вовсе заканчивался узкими тоннелями жилых модулей, в которые когда-то переоборудовали верхние штреки старой выработки.

— Посмотрим, что все эти железноглазые велоцерапторы запоют, когда узнают, что их собираются отправить с голым задом по пустоши бегать, — мстительно заметил Ндиди, с боем прорывавшийся в сторону подъемника.

Он и его товарищи успешно отбили атаку на уровень, и теперь пытались оттеснить охотников, отрезав их от группы, штурмующей комбинат. Брендан слышал выстрелы, ругань и грозный рык роу-су.

— Если шахтеры зайдут в нижние цеха через коллекторы, смогут застать охотников врасплох, — изложил свой план Маркус Левенталь. — В любом случае, в верхних штреках сейчас безопаснее, чем в тоннелях, ведущих к входным шлюзам.

В справедливости этого утверждения Брендан и его товарищи сумели убедиться даже раньше, нежели они предполагали.

Они проводили шахтеров до дренажного колодца. Те безоговорочно приняли предложение Маркуса Левенталя, сочтя его наиболее разумным. Некоторые, включая усача, которого звали Богданом, даже решили рискнуть схлестнуться с охотниками. К ним присоединился Мубарек.

Тонино, который хорошо знал этот участок, быстро отыскал ведущий на нижние уровни лаз… и едва не столкнулся с еще одной бригадой, вылетевшей из дренажного колодца со скоростью взрывной волны.

— Куда вы ломитесь? Туда нельзя! Там повсюду медузы! — заорал один из горняков, подхватывая под руку слегка опешившего Брендана и пытаясь увлечь его за собой.

— Бегите, пока целы! Там что-то произошло с генераторами защитного поля. Эти твари повсюду!

Хотя сердце Брендана ухнуло, точно обрушившийся сервер, а потом под влиянием адреналина начало часто-часто сокращаться, он панике не поддался и даже попытался успокоить перепуганных рабочих, указав на успевшие отъехать недалеко, а теперь возвращавшиеся вагонетки. Но ведь внизу оставались те, кому не так повезло, а о том, что происходило на нижнем руднике, он старался просто не думать.

Тонино и другие без слов сняли с оружия предохранители и переложили сменные аккумуляторы поближе. Брендан проверил трансляторы отпугивающих устройств. Жаль, что большая часть этого ценного оборудования оставалась в распоряжении охотников.

Ловушки пришлось задействовать еще до того, как группа выбралась из колодца. Медузы расползались по руднику со скоростью и хаотичностью цитокинового шторма. В тоннелях творился хаос. Увидев первые жертвы, трупы которых с жадностью поглощались целой ордой темных тварей, бедный Ласло не выдержал, разрядив в медуз едва ли не целый аккумулятор.

Брендан его еле утихомирил:

— Погибшим ты уже не поможешь, а нам боеприпас еще пригодится, когда будем твоего брата вызволять.

— Если он еще жив, — с горечью отозвался Ласло.

— На нижний рудник медузы, скорее всего, пока не добрались, — стараясь говорить уверенно, попытался успокоить товарища Брендан, хотя ему тоже приходилось прилагать титанические усилия, чтобы сохранять самообладание.

— Все правильно, — подтвердил его предположение Маркус Левенталь. — Штреки этого уровня ведут к тоннелям шлюзовых камер, а с нижнего рудника на поверхность выходят только лазы дренажных отверстий, из которых половина давно завалены.

— Смотрите! — вскрикнула одна из девушек, кажется Самира, усиливая мощность подсветки шлема и направляя свет в тоннель.

Оттуда в их сторону, пытаясь опередить наползающую на них с неумолимостью вулканической лавы колонию медуз, бежали с полтора десятка рабочих и пара перепуганных охранников, которые, кажется, забыли, для чего у них скорчеры, или уже израсходовали весь заряд. Как пояснил всезнайка Даллен, на смену выдавали не более пары аккумуляторов, а ловушки для медуз охранникам и вовсе не полагались.

— Бегите! — воззвал, размахивая руками, передний рабочий, вся фигура которого, казалось, воплощала первобытный ужас.

Брендан вместо ответа включил на полную мощность транслятор отпугивающего устройства, рассеивая медуз и позволяя беглецам оторваться от преследователей.

— Подниметесь по дренажному колодцу, там вас подождут, — пояснил Тонино, с неодобрением поглядывая в сторону охранников.

Впрочем, те после пережитого не собирались сопротивляться и даже изъявили желание примкнуть к протестующим, так же, как и группа ремонтников, которых пришлось вызволять из осажденной медузами трансформаторной. Их по ошибке, приняв приказ Нарайана за технический сбой, отправили чинить генераторы энергетического поля, но к входным шлюзам было уже не подойти. Через какое-то время Мубарек доложил, что все спасенные дошли и благополучно движутся в сторону комбината.

Проникнуть на нижний рудник на этот раз не составило особого труда: энергетическое поле больше не работало. Другое дело, что этим не преминули воспользоваться медузы. Несчастные заключенные оказались в двойной ловушке: в отличие от рабочих они даже не могли убежать. Разряды тока их магнитных ошейников убивали не хуже тварей пустоши, а охранники, похоже, предпочли скрыться, спасая свои шкуры. Во всяком случае, на ближайшем к генераторам участке их не оказалось.

Брендана и его товарищей это, конечно, не очень огорчило: надсмотрщики все равно не имели кодов-ключей, а спасателям сейчас было явно не до того, чтобы тратить силы и энергию на потасовки и перестрелки. К тому времени, когда поле воздействия отпугивающих устройств частично покрыло штреки нижнего рудника, медузы успели забрать жизни нескольких десятков узников.

— Золтан! — в ужасе забыв обо всем, бросился к погибшим Ласло, пытаясь у обглоданных медузами трупов узнать знакомые черты.

— Твоего брата здесь нет, — подал голос один из заключенных, похожий на вылинявшую тень.

Хотя его спецкостюм так часто латали, что тот напоминал лоскутное одеяло, медузам он оказался не по зубам. Впрочем, бедолаге, скорее всего, просто повезло. Он и еще несколько десятков узников отбывали заключение на том участке, до которого медузы не успели добраться.

— Дядя Франц? Куда его перевели?

В голосе Ласло смешивались надежда и жалость. Он с содроганием смотрел на человека-тень, пытаясь представить, что заточение сделало с его братом.

— Я не знаю, милый, забрали только вчера, — вздохнул заключенный, осторожно поворачивая голову и ощупывая руками освобожденную от постылого устройства шею.

Даже получив свободу, Франц и его товарищи по несчастью с опаской покидали отведенный им в качестве жизненного и рабочего пространства участок выработки, ожидая подвоха. Брендан невольно вспоминал пугавшегося каждого резкого звука после заточения на шахте «Альтаир» отца.

— Надсмотрщики сказали, что поскольку Золтан молодой и здоровый, его включили в число участников какого-то эксперимента, и, если он выживет, станет таким, как охотники, — едва не с завистью пояснил ситуацию еще один узник, скрюченный от застарелого артрита, точно древний дед.

Ласло в отчаянии опять схватился за скорчер. К счастью, товарищи успели его разоружить.

Хотя Брендан сочувствовал рудокопу и переживал за судьбу Гу Синя, которого, по словам Ящера, так и не расколов, тоже отправили в секретную лабораторию, он не мог себе позволить дать волю эмоциям, спешно оказывая спасенным первую медицинскую помощь. Планшет он передал Габи, которая раньше работала с объемными базами данных. Когда число освобожденных достигло нескольких сотен, спасателям пришлось разделиться. Благо в распоряжении группы оставались еще три транслятора.

— Разве нам не потребуются люди для штурма лаборатории? — с подозрением поинтересовался Ласло, которому Брендан пообещал, что сразу после освобождения узников нижнего рудника они отправятся вызволять Золтана и Гу Синя.

— Во всяком случае, не те, которые едва ноги передвигают, — с сочувствием глянул на него Брендан.

В самом деле, в нынешнем состоянии заключенные представляли собой просто живые мишени, и их беспомощностью на других участках не преминули воспользоваться не только медузы, но и охранники.

В одном из штреков сотрудники службы безопасности, защищенные от тварей пустоши полем транслятора, методично добивали заключенных, пытавшихся всего лишь воззвать о милосердии. На этот раз ярость Ласло нашла применение. Брендан тоже стрелял боевыми, целясь в первую очередь по передатчикам. Он хотел все-таки выиграть время, чтобы вывести как можно больше людей до того, как охрана поднимет тревогу. К счастью, надзирателей с соседнего участка, которые не имели трансляторов и вынуждены были отстреливаться от медуз, удалось застать врасплох: они приняли звуки перестрелки за подавление недовольных или схватку с медузами.

— Это вам за Золтана, курвы! — не сдерживался Ласло, сбрасывая слабо трепыхавшееся тело надзирателя в отвал, где копошились медузы.

Зато на другом участке охранники и заключенные выступили против тварей пустоши единым фронтом. Транслятор, мощность которого они хотели распределить таким образом, чтобы хватило на всех, у них, увы, заклинил, поэтому они тоже отстреливались. В это время несколько десятков наиболее крепких и отчаянных узников отражали атаки медуз отбойными молотками.

При всей своей бесформенности твари пустоши все-таки имели плоть, которая регенерировала отнюдь не мгновенно. Другое дело, что скорость их реакции в разы превосходила человеческую, поэтому помощь пришлась очень кстати. Несколько бойцов после освобождения с радостью сменили отбойники на скорчеры. Тем более, из трех соседних штреков доносились выстрелы, крики о помощи и звуки борьбы.

Здесь охрана встретила группу Брендана во всеоружии, тем более спасателям пришлось разделиться, чтобы покрыть сигналом наибольшую площадь: в одном из тоннелей от стрекал медуз погибли не менее двух десятков узников. Другое дело, что, завидев подмогу, заключенные сами набрасывались на своих мучителей и рвали их на части, не обращая внимание на боль от разрядов тока.

— Да куда они лезут? — ругался один из бойцов, который несколько раз промазал, пытаясь не задеть узников, и в результате едва не получил разряд плазмы в грудь. Конечно, горняки добавили к шахтерским костюмам экзожилеты убитых охранников, но те полноценно защищали только от пуль.

— Ну что там? Успели? — переживала Габи, которая только закончила вводить коды на предыдущем участке и торопилась на следующий.

Глядя на груды ошейников и все увеличивающуюся толпу заключенных, Брендан только диву давался, какие колоссальные ресурсы тратились на содержание аппарата принуждения. Впрочем, Нарайан и члены совета, видимо, продолжали думать, что рабский труд — это выгодно.

— Срочно нужен Гип с аптечкой, тут есть пострадавшие, — позвали из соседнего тоннеля.

Брендан вновь сменил скорчер на медицинские инструменты: двоих ребят из их группы и нескольких заключенных слегка задело разрядами из импульсников, еще четверо пострадали от ударов током различного происхождения.

— Спасите моего сына, я знаю, он еще жив! — причитал какой-то пленник, скорчившись в грязи над безвольно обмякшим телом совсем молодого парня, почти что подростка.

После близкого знакомства со стрекалами медуз мало кому удавалось выжить. Заряд тока вызывал фатальный сбой сердечного ритма. Впрочем, поскольку юноша встретился с обитателями пустоши не более пары минут назад, а отец, получивший паралич руки, частично его прикрыл, Брендан решил попробовать. Разница между убийцей и реаниматологом в том, что первый делает выстрел и убегает, а второй качает до последнего.

— Зачем тратить время? — изнывал от нетерпения Ласло, наблюдая, как «Гип» (большинство рудокопов знали Брендана по прозвищу на арене) надавливает на грудь пострадавшего, пытаясь запустить сердце.

На этот раз повезло. Родившийся заново юноша потом уверял, что видел за спиной у Брендана крылья.

Он сам помнил лишь о том, что надо торопиться: хотя они в каждом штреке честно расстреливали камеры, служба безопасности наверняка уже знала об их операции. Возле подъемника, конечно, шел бой, и охотники несли потери, но каратели могли проникнуть на рудник и со стороны пустоши. Вот только двигаться так быстро, как хотелось, не позволяли заключенные, многие из которых уже не имели сил передвигать ноги и не верили в свое освобождение.

— Почему мы идем куда-то вниз? Вы сняли с нас ошейники, чтобы вывести на пустошь и отдать на растерзание медузам?

— Просто там тоже есть люди, и они ждут нашей помощи, — терпеливо объясняла Габи, методично подбирая коды, хотя, как и Ласло с Самирой и Бренданом, не находила себе места в тревоге за мужа.

— Но мы могли бы подняться к жилым уровням сами, — уже менее уверенно предложил кто-то из недовольных.

Брендану пришлось скрепя сердце и взяв слово, что они не бросят раненых, отрядить с ними еще троих провожатых со скорчерами и отдать два транслятора. Он чувствовал себя забытым людьми Прометеем или героем другой легенды, который поджег свое сердце, чтобы вывести неблагодарных сородичей из тьмы. Пока он тут возился, освобождая незнакомцев, не будучи уверенным, что среди них нет настоящих преступников, ребята с «Павла Корзуна», Эркюль и остальные могли просто не выстоять.

Хотя нашествие медуз на нижнем руднике еще не приобрело масштабов катастрофы, Брендан никогда не забывал, что даже доли процентов — это чьи-то трагически оборвавшиеся жизни. Впрочем, гибели от жвал медуз, как и заключения в таких нечеловеческих условиях, не заслуживал никто. Тем более что главные преступники заседали в городском совете.

И тут, словно угадав его мысли, на плечо к Брендану взобрался саймири.

— Это что за кикимора? — удивился Ласло.

— Да это же мартышка! Откуда? — с почти детским восторгом ойкнула Самира.

Брендан, не тратя время на объяснения, потянулся к ошейнику зверька. Его мрачные опасения оправдались. Эркюль сообщал, что на руднике полно медуз, и просил не поминать их всех лихом и позаботиться об оставшихся на «Нагльфаре» питомцах. Уж если неунывающий Обезьяний бог впал в уныние, дела у него и остальных обстояли действительно плохо. Брендан сорвался с места, даже забыв, что у него нет транслятора. Впрочем, дорогу на участок к друзьям он бы проложил и с помощью одного скорчера. Он несся вперед с такой скоростью, будто у него и вправду за спиной раскрылись могучие крылья. Ласло и Габи с Самирой мчались следом, почти не отставая. Трое бойцов со скорчерами остались с напуганными заключенными, из которых далеко не всех освободили от ошейников.

Еще издали Брендан услышал отчаянный грохот отбойников, раскатистый бас Шаки и забористые ругательства Прокопия и Цветана. Эркюля озвучивали мартышки, чье пронзительное верещание не мог заглушить спецкостюм. Зигфрид тоже что-то отвечал и вертелся на плече. Поскольку Брендан вырвался вперед еще до того, как медузы отступили, он успел разглядеть картину, достойную предстать в мраморе или бронзе.

На барсов, контрабандистов и их товарищей ополчилась не небольшая колония, а целый легион медуз, наползавших из тоннелей клочьями концентрированной тьмы, обрывками антивещества, аннигилирующего все на своем пути. При этом, несмотря на отчаянное положение, узники сдаваться не собирались, терзая незваных пришельцев зубилами или засыпая их кусками отколотой породы. Вокруг Шаки и Прокопия, поднимая горы пыли, закручивался настоящий каменный смерч, не позволявший медузам приблизиться. Цветан, Эркюль и еще один из узников, кажется, муж Габи сумели одолеть охранников и завладеть их скорчерами. Транслятор Эркюль, не разобравшись, повредил во время потасовки.

— Врете, не возьмете! — во всю глотку орал Шака. — Не родилась еще такая тварь, чтобы сожрала квартирмейстера с «Нагльфара».

— Если ты дашься каким-то простейшим на жаркое, наш кэп специально призовет тебя с того света, чтобы башку открутить, — подбадривал товарища Эркюль.

— Братцы, у меня аккумулятор садится, и запасного нет, — переживал Цветан, не замечая, что медузы под действием транслятора начинают отступать.

— Эх, можно было бы присоединить к отбойникам блоки питания от этих гребаных ошейников, мы бы еще повеселились.

— Веселье только начинается, — пообещал Брендан, передавая всем приветы от Ящера, Пэгги и Синеглаза.

В это время Самира и Габи уже обнимали своих мужей.

— Вундеркинд! Дружище! — радостно возопил Эркюль, опуская отбойник и водружая на плечо саймири. — Я же говорил, что Зигфрид подмогу приведет. Так и получилось.

— Похоже, твой хвостатый умеет открывать порталы, — с явным облегчением покачал головой Цветан.

— Кошак тоже у вас? — уточнил Шака.

— И капитан скоро будет, — сообщил последние новости Брендан, освобождая друзей и других заключенных от ошейников.

— Тогда точно скучать не придется, — покачал головой Цветан, ощупывая натертую шею.

— Лишь бы от такой вечеринки на воздух не взлететь, — заметил Прокопий, приветствуя знакомых шахтеров. — Какую еще пакость наш полоумный профессор придумает?

И тут загудела сирена и включилось оповещение: «Всем покинуть рудник. Начинается аварийный сброс серной кислоты».

(обратно)

Глава 32. Баррикады и «Барракуды»

Когда Брендан перед походом на рудник поручил Ндиди присмотреть за «хвостатым пострелом», Синеглаз даже не обиделся. Спасибо, хоть не за «сыном цареубийцы». К тому, что взрослые считают долгом контролировать каждый его шаг, он привык еще во дворце Владык, где слуги и царедворцы в надежде выслужиться исправно шпионили за ним и докладывали обо всем отцу. Наивные глупцы, они не подозревали, что князь Ниак и сам, если хотел, мог в любом месте своей земли наследника разыскать.

Другое дело, что такое желание возникало у правителя Сольсурана крайне редко, а после прихода к власти он и просто обычно закрывал мысли, опасаясь посвящать княжича в свои грязные дела. Правильно опасался. Если бы Синеглаз раньше узнал о заговоре, царь Афру и царица Серебряная остались бы живы. Отец и так смотрел на него с подозрением, размышляя о таинственном спасении маленькой царевны. Но княжич уже в те годы схватывал все на лету и мало того что умел скрыть от отца свои истинные намерения, так еще это делал таким образом, чтобы он ничего не заподозрил.

В треугольнике Эхо этот навык пригодился в общении со службой безопасности и профессором Нарайаном, хотя глава научного отдела ему все равно не поверил. То ли лучше разбирался в людях, то ли заинтересовался им больше, чем отец.

В коридорах нижних уровней от княжича требовались совсем иные умения, и здесь лучше всего спасали инстинкты горного кота и навыки выслеживания добычи в травяном лесу.

— Все, кто без брони, — назад! Охотники стреляют боевыми!

Этот короткий приказ, молниеносно пролетев над всем уровнем, разросся в многоголосый негодующий вопль, в котором проклятья в адрес преступного руководства и его поганых прихвостней смешались с возгласами негодования и призывами к борьбе. Впрочем, поверили не все и не сразу.

В освещаемых вспышками выстрелов коридорах поначалу неслось недоверчивое:

— Они не посмеют!

— Не будут же они стрелять на поражение в живых людей!

Рудокопы, словно малые дети, повинуясь не рассуждающей защитной логике, до последнего цеплялись за привычный мир, в котором охотники, если и не отстаивали интересы простых горожан, то хотя бы поддерживали видимость порядка. Княжич видел на изможденных, усталых лицах растерянность и обиду, подобную той, которая навсегда застыла в чертах царя Афру и царицы Серебряной. Именно поэтому ему хотелось не говорить, а просто кричать, что они уже посмели не только стрелять, но и натравливать на безоружных людей медуз. Но из глотки роу-су вырывалось лишь гневное рычание и утробный клекот, который некоторые рудокопы сначала принимали за гудение генератора, а потом пугались, вместо привычного железа и пластика наткнувшись на мохнатый бок.

Впрочем, поверить в то, что профессор Нарайан с одобрения городского совета перешел все допустимые грани, горнякам пришлось еще до того, как Брендан и его товарищи добрались до рудника. Первые пули нашли свои жертвы, и повисший в воздухе запах крови рассказал о планах руководства куда больше всех манифестов и обличительных репортажей.

— Не лезь зазря под пули, ветеринаров поблизости нет! — еще в убежище наставлял княжича Шварценберг, и Синеглаз послушно кивал головой и поднимал острые уши внимательно-почтительными домиками, надеясь, что кэп не заметит, как нервно дергается увенчанный кисточкой хвост.

Княжич уже предчувствовал: на уровне скоро будет жарко, только лапы успевай беречь, чтобы не отдавили или не обожгли. Остальные части тела как-нибудь сами о себе позаботятся.

К счастью, кэп никогда не вдавался в подробности повадок горного кота, да и сам слишком торопился, намереваясь возглавить операцию то ли спасения, то ли возмездия. Все зависело лишь от того, успеет ли Пабло Гарсиа обезвредить вирус и взять генераторы защитного поля под контроль, прежде чем город захватят медузы. Как они собирались прорываться на единственном танке через все заставы и патрули, княжич даже не пытался представить. Впрочем, старый пират временами проворачивал и более дерзкие авантюры. То-то Брендан, невзначай услышав его гневные окрики, до сих пор пригибался, видимо, вспоминая полтора месяца в плену. А ведь заподозрить молодого врача в трусости не посмел бы даже самый завзятый клеветник.

Как же Синеглазу хотелось пробираться сейчас вместе с ним по тоннелям, предупреждая спасателей о приближении медуз, и рвать глотки надсмотрщикам, стрелявшим в беззащитных заключенных! Впрочем, глоток, в которые хотелось вцепиться, хватало и на подступах к подъемнику, а молниеносная реакция роу-су прекрасно спасала, уводя от пуль. Ндиди и его соседи-горняки, сражавшиеся рядом, тоже достаточно быстро смекнули, что если кошак резко припадает на брюхо, то лучше тоже пригнуться, целее останутся.

— Вон как частят! Лупят очередями! И патронов им не жалко! — ворчал один из бойцов, глядя на дымящуюся обшивку в пяди от головы.

— Скажи спасибо, что не поливают плазмой, — отзывался другой, прицеливаясь из укрытия.

Рудокопы экономили боекомплект, поэтому старались, чтобы каждый выстрел находил цель.

Синеглаз подумал, что оружие вестников при всей его огневой мощи имеет существенный недостаток, в отсутствие патронов и сменных аккумуляторов превращаясь в бесполезный хлам. Да и пули, не говоря уже о пучках плазмы, даже если не находили цель, все равно для повторного использования не годились. В отличие от тех же стрел, которые пускали в ход, пока целы наконечник и древко. Не говоря уже о камнях для требушетов и пращей. Здесь, впрочем, тоже нашлись пращники, в отсутствие камней метавшие в противника запчасти от испорченных механизмов и самодельные гранаты. К сожалению, охотников чаще всего спасали энергетические щиты или экзоскелеты.

Среди рудокопов нормальную броню имели только единицы. Поэтому приходилось тратить драгоценные аккумуляторы на поддержание силового поля. Или укрываться за наспех собранными изо всякого хлама баррикадами, не выдерживавшими сравнение не только с земляными валами и стенами сольсуранских городов, но и с укреплениями кочевий варраров.

Впрочем, Синеглазу, пока шла перестрелка, выбирать не приходилось. Шварценберг мог сколько угодно зубоскалить по поводу хвоста и ушей, а от брони княжич сейчас бы не оказался. Тем более Эркюль рассказывал, что на планетах Альянса концерны по производству андроидов в пику корпорации «Панна Моти» с ее бесчеловечной программой «Универсальный солдат» пытались создать разумных химер, у которых искусственный интеллект помещали в тела тигроидов или других созданных людьми хищников. Проект, впрочем, не нашел одобрения, но экзоскелеты для мартышек Эркюль сумел в одной из лабораторий добыть.

При мысли об Обезьяньем боге и его товарищах у Синеглаза предательски сжалось сердце: если медузы доберутся до них раньше Брендана, смогут ли они выстоять? Впрочем, на бесполезные переживания времени не хватало. Для того, чтобы кого-то вывести с рудника, требовалось сначала отвоевать подъемник, а это представлялось задачей почти невыполнимой.

— Пока у них работает генератор защитного поля, нам не пройти, — объяснял ситуацию один из вожаков, участник боевых действий на Ванкувере.

— Нам бы сюда хорошего оператора хотя бы одного, — с тоской протянул Йохан Дален, видимо, вспоминая годы на борту патрульного корабля, когда от искусства мастера кодировки и взлома зависела жизнь экипажа и безопасность полета. — Или хотя бы эту горячую штучку, которая убежала к принцессе.

— На взлом системы даже с предварительной подготовкой требуется не менее суток, — вздохнул Шаман. — И по межсети с борта «Эсперансы» она не управляется.

— Можно попробовать пробраться на позицию охотников и вручную вывести генератор из строя, — предложил Ндиди.

На него глянули как на сумасшедшего.

— Вот сразу видно, парень, что ты мало того что штатский, так еще и пороху не нюхал, — снисходительно глянул на него боец с Ванкувера. — Это же система «Барракуда», которая превращает в гриль каждого, кто попробует приблизиться.

— И поэтому мы должны сразу сдаться, даже не предприняв попытки загнать эту хищницу в сеть? — обиделся Ндиди. — У нас нет времени на позиционную войну!

Синеглаз, который за последние недели успел неплохо изучить характер избранника принцессы, мог лишь поражаться происходящей с ним перемене. Во время поединков на арене, которые княжич видел не только глазами Савитри, но и несколько раз наблюдал по портативному головизору у одноклассников в лицее, Ндиди вел себя как опытный, но сломленный жизнью боец. Хотя княжич прекрасно понимал, что за этой покорностью стоит немалое мужество. Ндиди ежедневно поддавался, позволяя превратить свое тело в боксерскую грушу, лишь ради того, чтобы племянника не забрали органы опеки, а сестру не продали в бордель. Не просто так его имя переводилось как Терпение.

Сейчас же он словно сбросил невидимые оковы, пытаясь отомстить охотникам за все годы унижений и сражаясь с таким упорством, будто каждая пядь, отвоеванная на пути к злополучному подъемнику, приближала его к принцессе Савитри. И если во время перестрелок он еще хоть как-то, кажется, чисто инстинктивно, использовал укрытия, то, как только дело доходило до рукопашной, превращался в настоящего безумца, подобно воинам травяных лесов, одержимым одним из духов-прародителей. В сравнении с его напором меркла даже звериная ярость роу-су.

— Да что же он делает! — только стонала бедная Савитри, которая из своей золотой клетки наблюдала за возлюбленным. — Напомни ему, что у него нет в запасе девяти жизней. Да и у тебя тоже.

Синеглаз только усами повел. Напомни ему. Интересно — как? Начертить когтем на обшивке? И вообще, кому тут за кем поручили присматривать? Бедная Эйо, которая не только все видела, но и могла из убежища выйти на связь, даже не пыталась урезонить брата и лишь молча монтировала голограммы, переживая еще и за Брендана, который как раз добрался до нижнего рудника.

Княжич понимал тревогу Рукодельницы и махарани и разделял опасения боевых товарищей. Разумнее всего было бы дождаться Пабло Гарсиа или хотя бы Пэгги, которая благополучно обменялась информацией с принцессой и, проведя разведку, собиралась возвращаться. Однако горняки, заблокированные в шахте, ждать не могли. Да и протестующие прекрасно понимали: если охотники получат подкрепление, их выступление просто бесславно закончится, захлебнувшись в крови.

Рудокопы, конечно, отбили атаку, не позволив еще одной группировке прорваться на комбинат. А мародеров Хайнца, намеревавшихся пощипать честных торговцев и пожамкать горняцких женок, и вовсе рассеяли и частично разоружили. Но все понимали, что это временный перевес. Служба безопасности по-настоящему еще не разворачивала боевых действий, а только проводила разведку боем, поэтому именно сейчас требовалось воспользоваться временным перевесом и попробовать прорваться на комбинат.

— Ндиди прав, — поддержал молодого бойца Маркус Левенталь. — Если хотите добиться успеха, надо максимально использовать преимущество внезапности, которое у вас пока есть, и задействовать скрытые и неожиданные резервы.

— Но как обойти генераторы? — не сдавался ветеран Ванкувера.

Синеглаз понял намек и негромко зарычал, пытаясь обратить на себя внимание. Он, конечно, не знал, какая система охраняла покои царицы Серебряной. Но энергетические щиты изолятора и приюта он как-то обманул. Об этой способности гардемарина вовремя вспомнил Таран, который и подал идею конструктору.

— Использовать кошака? — не поверил ветеран Ванкувера, услышав озвученный Маркусом Левенталем совет. — Да вы сдурели!

— Сдурели, не сдурели, а его отец к власти и пришел, именно просочившись в облике тотемного предка через защитное поле, — подтвердил здравость безумной мысли Таран.

И вот уже Синеглаз, Ндиди и недоверчивый ветеран Ванкувера, которого звали Кевином, пробирались по грязным полутемным коридорам уровня мутантов, откуда тоже был выход к позициям охотников. Чтобы не очень светиться, Ндиди и Кевин поверх экзоскелетов накинули какое-то пестрое тряпье, позаимствованное в разгромленном заведении Хайнца, а Синеглаз старательно топорщил уши, неуклюже закидывал лапы и вообще всеми силами старался сойти в полутьме за крупную собаку, которые на этом уровне гуляли без присмотра, точно домашние мурлакотамы и козерги в его родном Царском граде.

Хотя возле выхода к руднику охотники поставили блокпост, охраняли его вполглаза. В основном следили, чтобы кто-то из подгулявших или обкуренных обитателей уровня невзначай не поджарился, со всей дури влетев в защитное поле. Атаки рудокопов с этой стороны точно не ждали.

Труся иноходью между Кевином и Ндиди, перебираясь из полутьмы в тень, Синеглаз невольно поражался, как беспечно и даже расслабленно ведут себя обитатели этого уровня. Несмотря на поздний час, многие продолжали сидеть в забегаловках. Тянули местную вонючую брагу, лапали девок, кидали кости, перетирали о том, что выступление апсарской танцовщицы влетело Хайнцу в копеечку, и поминутно делали ставки, насколько быстро охотникам на этот раз удастся скрутить в бараний рог «зарвавшихся уродов». О приказе профессора Нарайана отключить генераторы защитного поля и пустить в город медуз никто тут слыхом не слыхивал.

— Эй, мужики, прикурить не найдется? — вразвалочку приблизился к ближайшему из часовых Кевин, выставив вперед курительную палочку и спрятав под полой парализатор.

Трудно сказать, в каких войсках он прежде служил, но часового он обезвредил достаточно быстро. Ндиди удушающим приемом справился со вторым.

— Ну, давай, кошак, покажи, каким таким шаманством ты владеешь. Только шкуру не подпали.

Синеглаз не заставил себя долго упрашивать. Хотя система «Барракуда» и выглядела устрашающе, для древней сущности асура она на стала преградой. Интересно, а профессор Нарайан тоже может проходить сквозь защитные поля? Впрочем, асуры Альянса, заключая династические браки с людьми, в большинстве своем утратили способность принимать облик тотема.

Хотя проверять систему второй раз Синеглазу не очень хотелось, следовало как-то провести через нее Ндиди и Кевина, без помощи которых он сейчас все равно не смог бы справиться с генератором. Ндиди спокойно взял княжича за загривок и бестрепетно шагнул сквозь огненное кольцо, а Кевин, конечно, нервничал, причем настолько сильно, что сущности роу-су очень хотелось его укусить.

— Проходческий бур мне в задницу! — выплеснул накопившееся напряжение Кевин. — Как ты это, хвостатый, делаешь?

Синеглаз неопределенно кивнул. Даже если бы он мог сейчас изъясняться с помощью человеческой речи, все равно ничего не сумел бы растолковать. Природу их взаимодействия с изобретениями вестников не понимал даже отец. Что, впрочем, не помешало ему использовать древний дар для своих целей.

— Нет времени на рассуждения, — торопил Ндиди, осторожно оглядывая полутемный и обманчиво пустой коридор.

Конечно, специалисты, отвечавшие за работу генератора, не могли засечь их проникновение, да и камеры на этом участке находились под контролем операторов «Эсперансы», заблаговременно заменивших картинку зеркалом. Но Ндиди и Кевин не имели идентификационных номеров системы опознания, да и отсутствие связи с блокпостом не могло не насторожить. К счастью, охотники сейчас были слишком заняты, отражая очередную атаку рудокопов, ободренных новостями о том, что диверсионная группа первую часть своей миссии выполнила. Синеглаз слышал звуки выстрелов, боевые возгласы, стоны раненых. В затхлый, провонявший прогорклым маслом, пищевыми добавками, лекарствами и дурью коридор уровня мутантов медленно просачивался ядовитый дым. Ноздри роу-су будоражили запах крови и тяжелый дух человеческих нечистот.

— Ну что, кошак, ты готов? — серьезно посмотрел на княжича Кевин, а потом не удержался — потрепал по шелковистому загривку и почесал за ушком.

Хотя сущности роу-су захотелось разлечься посреди коридора и громко замурлыкать, Синеглаз таких глупостей ей не позволил. Даже служебные собаки вестников на выполнении задания вели себя почти как разумные существа. Он подобрался, принюхался, прощупывая усами воздух и ловя чуткими ушами каждый звук, потом в один прыжок пересек полосу света и нырнул во тьму.

Ндиди и Кевин последовали за ним, проверяя автоматы и готовясь развернуть макромолекулярные клинки, на которые княжич поглядывал с легкой завистью. Его когти соскальзывали с брони охотников, а при попытке попробовать высокопрочное соединение на зуб он едва не лишился одного из клыков. Оставалось сбивать противника с ног и нападать на тех, кто имел только экзожилеты.

Сейчас от него требовалось посеять в рядах охотников хаос и по возможности еще больше сбить волновую локацию, давая Ндиди с Кевином незаметно подобраться к генераторам. И княжич с задачей успешно справился. Уже через несколько мгновений по позициям охотников разнеслись крики боли и ужаса, которые покрывали негодующие возгласы и крепчайшая брань. Пару-тройку особенно заковыристых выражений княжич даже взял себе на заметку. Впрочем, чаще он слышал банальное:

— Уберите эту тварь!

— Кто-нибудь, пристрелите уже наконец этого мохнатого ублюдка!

— Так я вам и дамся! — оскалив окровавленные клыки, сердито фыркнул княжич, стремительно уходя с линии огня и вновь отыскивая жертву в толпе с таким расчетом, чтобы неизменно находиться под прикрытием чьей-то брони.

Все это время княжич, видевший в полутьме гораздо лучше и дальше людей, краем глаза наблюдал, как Ндиди и Кевин, прикрывая друг друга, короткими перебежками передвигаясь от укрытия к укрытию, обходят генератор с тыла. Синеглаз успел сбить с ног охотника, который тоже заметил диверсантов и собирался поднять тревогу, перекусил руку другого, прицелившегося Кевину в грудь…

И в этот момент что-то колючее и холодное чиркнуло его по плечу, правая сторона утратила подвижность, он поскользнулся и покатился кубарем под ноги охотников, понимая, что следующий выстрел его или вырубит, или просто отправит в надзвездные чертоги Великого Се. Конечно, все звенья цепи жизни давно выкованы Небесным кузнецом, но как-то очень не хотелось, чтобы она прерывалась здесь и сейчас.

Но ничего такого не произошло. Краем меркнущего сознания Синеглаз увидел Ндиди, который, словно дух Ветра или Огня, обрушился на обслугу генератора, одним движением раскидав не менее полудюжины. Да что он дурака-то валял на арене? Бесчестный Хайнц в своем стремлении не упустить выгоду и угодить мутантам столько лет без толку гнобил прирожденного чемпиона. Впрочем, возможно, Ндиди только сегодня по-настоящему испытал волю к борьбе. Ведь он сражался не за меновые кольца или еще менее осязаемые кредитки, а защищал город и выплескивал боль от разлуки с принцессой Савитри.

В легендах травяного леса, преданиях Альянса и сказаниях вестников богатыри, разлученные с возлюбленными, голыми руками рвали пасти опасным хищникам и сокрушали целые воинства. А Ндиди всего лишь помог Кевину добраться до генератора и превратить систему «Барракуда» в груду хлама, более бесполезного, нежели несъедобная рыба, давшая ей свое название.

Незримый, но смертоносный щит пал, и шахтеры обрушились на охотников с неукротимостью пожара в травяном лесу или могучей реки, рвущей плотины после снежной зимы. Синеглаз, который пока чувствовал себя наполовину вмерзшей в лед рыбешкой или ящеркой, едва успел отползти в сторону, чтобы не сгинуть под ногами сражающихся. Впрочем, он был благодарен охотникам за то, что те все-таки стреляли в него парализующими. Видимо, хотели взять живьем и сдать в какой-нибудь питомник на верхних уровнях.

— Ты цел, малыш? — за шкирку оттаскивая его вглубь коридора, склонились над ним Ндиди и Кевин. — Ну и задал ты этим мутантским выродкам жару!

Синеглаз хотел выразить напарникам свое восхищение и объяснить, что у него все нормально и скоро все пройдет, но получилось только негромко мурлыкнуть.

Пытаясь при помощи языка вернуть половине тела подвижность, он наблюдал, как охотники, покинув площадку возле подъемника, отступают вглубь комбината. Впрочем, занять новую позицию им все равно не позволили, поскольку в тыл ударили горняки и освобожденные Бренданом пленники, которых Маркус Левенталь провел по тоннелям коллектора.

— Сдавайтесь! — потребовали вожаки рабочих.

Охотники попытались огрызнуться, но им доходчиво объяснили, что шансов у них нет, заодно посоветовав поберечь боеприпасы для рвущихся снизу медуз.

— Вы собираетесь сохранить жизнь этим ублюдкам, запустившим в город тварей пустоши?! — негодовал кто-то из освобожденных, пока Мубарек, Тонино и другие предводители восставших защищали уже обезоруженных стражей порядка, пытались не допустить самосуд.

Замордованные почти до потери человеческого облика узники нижнего рудника в своей ярости напоминали потревоженных выходцев из нави, которые в мире людей не могут насытить терзающий их голод и жаждут крови.

— Они всего лишь исполнители, — вместе с товарищами увещевал бывших пленников Ндиди. — Основное зло засело в городском совете.

И это зло, не ко времени помянутое, словно в насмешку, дало о себе знать. Когда прозвучал сигнал о сбросе на рудник серной кислоты, запаниковали даже охотники. Внизу сейчас находились их знакомые и коллеги. Синеглаз услышал, как закричала от ужаса принцесса Савитри. Эйо пыталась дозваться до Брендана и требовала у брата, чтобы тот сделал что-нибудь.

Хотя княжич не очень разбирался в сложных технологиях вестников, он знал, что обогащение руды в городе под куполом ведется методом выщелачивания. Обычно отработанные ядовитые химикаты утилизировались где-то на пустоши вместе с урановыми и тритиевыми хвостами. Однако на случай непредвиденных ситуаций вроде отказа генераторов защитного поля и нашествия медуз был предусмотрен аварийный сброс. Тем более что в ряде случаев концентрированную серную кислоту заливали прямиком в труднодоступные штреки и штольни, вымывая из породы ценные элементы. Этот протокол сейчас и запустил безжалостный профессор Нарайан, когда понял, что бунтовщикам каким-то образом удалось добыть коды от магнитных ошейников и освободить узников нижнего рудника.

— Мы можем как-нибудь ему помешать? — одним из первых вышел из оцепенения Ндиди. — Зачем мы отвоевывали этот подъемник, если все равно не сможем вывести из шахты людей!

— Обыфная практика змеенофцеф! — негодовал в убежище Ящер, вспоминая невероятную операцию по спасению смертников с фабрики «Панна Моти» на Раване.

В надежде скрыть свои преступления дельцы корпорации, в совет директоров которой входил и Шатругна Нарайан, намеревались умертвить и без того обреченных на медленную смерть узников, заживо растворив их в серной кислоте, и только самоотверженность Маргариты Усольцевой и умение Пабло Гарсиа даже в полубессознательном состоянии взламывать любые коды помешали осуществлению циничного замысла.

Сейчас Маргарита Усольцева жила вместе с мужем и сыном на далекой Сербелиане, а Пабло Гарсиа, склонившись над пультом приемника в безуспешных попытках дотянуться до городской сети, лишь с тоской отмерял оставшиеся километры, пока танк на пределе своих возможностей, словно разъяренный зенебок, петлял по горному серпантину перевала Большого кольца.

— Для запуска системы требуется не менее часа, — растерянно прикидывал Тонино. — Но примерно столько же надо на отмену.

— И это если не учитывать время, которое требуется, чтобы добраться до пультов аварийной системы, — добавил Йохан Дален.

— Мы постараемся задержать начало сброса, — подали голос Кудесник и Шаман, — Пабло нам на такой случай оставил кое-какие заготовки.

— Но кто в таком случае войдет в систему? — с горечью проговорил Маркус Левенталь. — Протокол отмены можно запустить только из операторской комбината или с расстояния покрытия локальной сети, которая тоже автономна от городской.

— Мой процессор, думаю, справится с такой задачей, — разрезав толпу, неожиданно протиснулась вперед Пэгги. — Надеюсь, там нет вредоносных программ? Вы что же, решили, что если я всю вечеринку пропустила, то останусь в стороне, когда тут раздают праздничный торт с кремом и вишенками?

Похоже, в период своей службы на Сансаре она видела не только джунгли с повстанцами и вонючие казармы. Она уже успела наведаться в убежище, скинула записи, узнала последние новости и теперь буквально рвалась на комбинат, раз уж повеселиться, откручивая головы охотникам, не получилось. Тем более она пообещала Эйо, что сделает все от нее зависящее, чтобы Брендан и его спутники уцелели.

— Нет, малыш, тебе придется остаться, у нас с тобой сейчас четыре пригодных для ходьбы конечности на двоих, — увещевал Синеглаза Йохан Дален, провожая группу спасателей, куда помимо Пэгги вошли Ндиди, Тонино, Кевин, Мубарек и еще несколько добровольцев.

Синеглаз и сам понимал, что после жаркой схватки и попадания из парализатора ему лучше вернуться на облюбованный коврик в убежище. Только бы дети не затискали. Впрочем, большинство малышей уже давно спали на кроватях и топчанах, занимавших уходившие на несколько уровней вверх мезонины и антресоли. А ребята постарше, которых не взяли на баррикады, помогали взрослым ухаживать за ранеными, которых после недавней атаки оказалось гораздо больше, чем хотелось бы. Йохан Дален едва успевал заживлять раны и останавливать кровь, оставляя извлечение пуль и закрытые переломы на потом, благо эти травмы могли хотя бы пару часов подождать.

Эйо, несмотря на все переживания, почти закончила монтаж и теперь, периодически отыскивая на мониторе фигуру брата, обсуждала с Маркусом Левенталем текст передачи, которую планировали провести уже завтра во время заседания городского совета. Впрочем, обо всех перемещениях дяди Ндиди и дяди Брендана ей поминутно докладывал Камо, который, вместо того чтобы спать, только тер кулачками глаза, вместе с Камиллой прилипнув к голографическому монитору.

Хотя глаза Синеглаза тоже слипались, а голова отяжелела так, как после пира по случаю приема Синтрамундских послов, когда он украдкой от отца выпил целый кубок крепкого меда, он с разрешения Эйо запрыгнул на постель и устроился между ее сыном и Камиллой, свернувшись пирожком и выставив вперед травмированную лапу.

— А ты точно не ранен, Глаша? — переживала Камилла, осторожно массируя его поврежденное плечо.

Синеглаз все-таки прикрыл глаза и тихонечко замурлыкал.

— Я так перепугалась, когда охотники попали в тебя.

— Да он настоящий герой, — решительно проговорил Камо. — И мой дядя Ндиди с дядей Бренданом тоже.

Они сейчас наблюдали, как Ндиди и его спутники, ведомые Тонино и Пэгги, которая, как и положено боевому андроиду, обгоняла отряд, производя разведку, бежали по тоннелям с такой стремительностью, будто хотели выиграть ежегодное состязание в честь Духов Прародителей. В это время Брендан, следуя указаниям Маркуса Левенталя и бывалых горняков, вел освобожденных узников по ответвлениям старых штреков, находящимся в стороне от движения ядовитого потока. Прокопий, Цветан и Шака с Эркюлем ему помогали.

Синеглаз, конечно, не мог не радоваться, что его товарищи из команды «Нагльфара» не только устояли в схватке с медузами, но и сохранили боеспособность, однако он видел, что большинство узников с трудом передвигали ноги, так что Брендан мог просто не успеть.

— Ты не имеешь права погибнуть! Я люблю тебя! — не могла уже сдержать рыдание Эйо, у которой сейчас весь мир сузился до черного зева тоннеля.

— Вот сама мне об этом и скажешь при встрече, — отшучивался в ответ Брендан, не зная, кого из освобожденных подталкивать, кого уже просто нести на руках.

Сам он вместе с Эркюлем и горняками, которые несли трансляторы, шел замыкающим.

Савитри, княжич это точно знал, тоже хотела бы рассказать Ндиди о своей любви. Но она пока оставалась узницей в роскошных покоях, вместе с Синеглазом наблюдая за действиями спасателей, которые сейчас пробирались ползком по узенькой жердочке над пока еще полными емкостями с концентрированной серной кислотой.

— Если отсюда навернуться, то и надгробной плиты не понадобится, — мрачно заметил Кевин, не без зависти глядя на ладную фигурку Пэгги, непринужденно балансировавшей над ядовитой купелью.

— Невольно позавидуешь крысам, паукам или воронам, — ворчал Мубарек, которому сегодня уже один раз пришлось преодолевать полосу препятствий на старом руднике.

— Если сейчас все получится, я готов в следующих рождениях побывать по очереди пауком, крысой и вороной, — взмолился неведомым высшим силам Ндиди, которому принцесса Савитри рассказала о реинкарнации.

— Мы возродимся с тобой в едином лотосе, мой лев, — с тоской подумала махарани. — Только останься в живых.

Помимо риска сверзиться в емкость с кислотой или разорвать сердце и легкие во время суматошного бега после полного событиями тяжелого дня, Ндиди и его товарищам приходилось преодолевать препятствия в виде запертых дверей и патрулей службы безопасности. Операторская комбината располагалась в головном офисе горнодобывающей компании, поэтому те участки, которые нельзя было преодолеть по техническим коридорам, оставалось брать штурмом.

Конечно, Ндиди и остальным хватало сейчас боевого запала и злости, чтобы каждый вставший у них на пути немедленно пожалел от этом. Только Пэгги в одиночку стоила целого взвода вместе с пушками и дронами. Не говоря уже о Ндиди и остальных. Однако каждая стычка с охраной, каждый мудреный замок отнимали драгоценное время, а протокол аварийного сброса, несмотря на все усилия Кудесника и Шамана, уже начал отсчет времени.

Брендан и Шака с Эркюлем уже не пытались подгонять заключенных, которые брели все обреченнее и медленнее. И бедный Пабло выводил и снова сворачивал окна программы взлома, почти с ненавистью глядя на ни в чем не повинные передатчик с маршрутизатором и поминутно расспрашивая Кристин о последних новостях. Основное внимание всех наблюдателей сейчас занимали товарищи Ндиди, которые с боем рвались к пульту управления аварийным сбросом, пока Пэгги пыталась подключиться к локальной сети, не забывая отстреливаться.

— Да что это за коды такие дебильные, — возмущалась она, встречая отчаянное сопротивление системы. — Что здесь, что на «Эсперансе». Не сильфидцы же их писали.

— Да я эти коды писал, и я их взламывал, — с гребня перевала Большого кольца отозвался Пабло.

Он развернул окно каталога программ, отыскивая нужный код. Но что толку? Он же не имел связи с Пэгги. Синеглаз зарычал от бессилия: ах, если бы он мог сейчас говорить! Потом посмотрел на свои когтистые лапы, которые неплохо послужили ему в схватке. Конечно, это не совсем удобно, но, если постараться и увеличить виртуальную клавиатуру, нужные значки он сумеет набрать.

— Кошак копается в коде? — не поверил Шаман, увидев княжича возле монитора. — Мне после такого в операторской нечего делать.

— А я всегда говорил, что парень он толковый, и лапки ему не помеха, — похвалил гардемарина Шварценберг.

Синеглаз их не слушал, полностью погрузившись в транс и позволив Кристин управлять своим телом: ментальная связь давала такую возможность. Следовало торопиться. Служба безопасности пыталась взять группу спасателей в клещи, отрезав им пути отступления. Мубарек, Кевин и еще двое бойцов получили серьезные ранения. Ндиди и остальные держались из последних сил, прикрывая Пэгги, которая ухватилась за переданную Синеглазом кодировку, точно сорвавшийся в пропасть за спасительную расщелину или уступ.

— Да здесь же все было так просто! — негодовала на свою медлительность боевой андроид, закончив взлом и запустив протокол отмены.

— А я о чем говорил, — улыбнулся Пабло, обнимая здоровой рукой Кристин.

Он помог мстительной Пэгги внедрить в систему вирус, лишая службу безопасности возможности повторить протокол аварийного сброса. В это время Шаман с Кудесником отсекли охотников гермозатвором, чтобы изнемогающие участники группы Ндиди и Пэгги могли отступить на занятую рабочими часть комбината. Брендан и его товарищи вывели заключенных в безопасный штрек и направились в сторону подъемника.

(обратно)

Глава 33. Хвосты и крылья

Конечно, Пабло догадывался о том, что об их победе над охотниками станет известно в городе, и это будет иметь последствия, но не ожидал, что все произойдет настолько быстро. Впрочем, события начали развиваться стремительно еще в то время, когда он валялся безжизненной тушкой в медотсеке, и Кристин соединяла поврежденные кости плеча и вытаскивала из легких осколки ребер.

— Не нравится мне, что они там затеяли, ох, не нравится! Не доведут их эти апсарские танцы до добра, — хмурился Маркус Левенталь, с тоской глядя на свои обгоревшие руки.

Первые дни после схватки, пока ткани не начали восстанавливаться, конструктор не мог справиться даже с элементарными вещами вроде одевания или еды. Пабло и хотел бы ему помочь, но сам с трудом отрывал голову от подушки.

— Насчет апсарских танцев ты, Марки, слишком строг, — мечтательно причмокнул Шварценберг, пододвигая к старому другу тарелку с супом-пюре. — Сразу видно, что не бывал на Сансаре, Раване или той же Васуки.

Старый пират в роли заботливой сиделки вызывал невольную улыбку. Но Пабло не подавал виду и только радовался, что хоть кто-то сейчас может помочь Кристин, которая буквально валилась с ног, простояв полночи у операционного стола, а потом ухаживая за ранеными. И это не считая битвы и их безумного марш-броска. Хорошо, что ментальная связь асуров и самоотверженность княжича с Васуки помогли ей избежать обморока или сердечного приступа.

— На планетах Альянса я, конечно, не бывал, — отозвался Левенталь, проглотив несколько ложек пюре, которым его заботливо потчевал одноклассник. — Но прожил двадцать пять лет в браке с наследницей рода раджей Сансары. Поэтому об апсарских танцах могу кое-что рассказать при случае. Другое дело, что племянница моей покойной жены сильно рискует, выходя на сцену в заведении Хайнца.

— Вот говорил я тебе, Марки, что порядочность и чистоплюйство не доведут тебя до добра, — в один присест заглотнув свою порцию супа и пододвигая к другу тарелку со вторым блюдом, проворчал Шварценберг.

Конечно, после встречи с Левенталем он, казалось, вновь обрел все лучшее, что было похоронено под спудом сделок с совестью, ошибок и преступлений, но свои представления о жизни не собирался менять.

— Будь я на твоем месте, я бы навел в городе такой порядок, что этот Хайнц и пикнуть бы не посмел, а принц-прохфессор и вовсе сидел бы в клетке, как его коллега доктор Дриведи.

— Тебе, думаю, Задира, скоро представится такая возможность, — стоически выдерживая неуклюжую заботу одноклассника, отозвался Левенталь. — Конечно, если ты еще не оставил намерения идти по пути честного человека. В городе скоро прорвется гигантский нарыв, и я не готов оставаться от этого в стороне.

— Давай, Марки, не будем тут обсуждать понятия о чести, — скривился пират. — Я, случалось, терял берега, но своих никогда не сдавал. Если они, конечно, первыми не начинали крысить, — добавил он, явно имея в виду не только продавшихся земееносцам Майло с Риком, но и Елену Ларину. — На нижнем руднике, если ты не забыл, сейчас парятся и мои ребята. К тому же мне по-прежнему нужно горючее, а где его, спрашивается, взять, если на этой гребаной планетке почти нет атмосферы, и вода только в твердом состоянии. Я мог бы начать копать лопатой уран: на Васуки, когда приятели твоего зятька меня гоняли по болотам, мне пришлось даже устраивать селитряницы и делать самому дымный порох. Но зачем надрываться, когда есть другие варианты.

— В самом деле, без селитряниц мы как-нибудь обойдемся, — не сумел скрыть улыбку Левенталь. — А вот в урановой руде, если мы хотим сохранить корабли, покопаться, думаю, придется.

Он запил витаминизированным напитком горсть лекарств и вкратце поведал о том, что на старом руднике под видом урановых хвостов^[47] спрятано несколько тонн обогащенной руды и пара центнеров трития и палладия.

— Так что ж вы раньше молчали? С такими запасами мы бы не только охотников на пиксели порвали, но и рванули бы из этой гребаной системы прочь! — возмутился Таран, который опять страдал от того, что нехватка энергии не позволяет использовать плазменные установки «Нагльфара» на полную мощь.

Пабло тоже хотел бы задать этот вопрос. Во время работы наверху он, конечно, слышал о полигоне на старом руднике и даже участвовал в дискуссиях о целесообразности хранения урановых хвостов в непосредственной близости от жилых модулей. Но о планах товарищей тоже узнал только сейчас.

— А какой смысл об этом было говорить? — вступился за конструктора Лева Деев. — Старый рудник — это по сути городская окраина, возле которой всегда полно патрулей.

— Единственный проходимый на танке маршрут по горам идет через перевал Большого кольца. Если бы мы вместо того, чтобы готовить корабли к отражению атаки, рванули за реакторным топливом в город, как раз бы в котловане на всю охотничью свору и напоролись.

— А вот сейчас, думаю, есть шанс проскочить, — подытожил Левенталь. — Охотники, к счастью, пока не знают, что здесь произошло, да и для того, чтобы собрать и снарядить новую банду карателей, нужно время. Тем более, у нас нет другого выхода.

Пабло конструктора понимал. После схватки с охотниками реактор холодного ядерного синтеза, установленный на «Эсперансе» и питавший сейчас энергетические емкости обоих кораблей, нуждался в срочной замене топлива. И речь уже шла не о преодолении гравитационной аномалии Черной Звезды и даже не о еще одной схватке с охотниками, а просто о поддержании систем жизнеобеспечения обоих кораблей. Вот только к тому времени, когда они немного залечили раны и восстановили боеспособность единственного уцелевшего танка, стало ясно, что эпицентр событий сместился с пустоши на нижние уровни города.

Пабло это осознал, еще когда увидел запись танца принцессы Савитри, которую служба безопасности предоставила профессору Нарайану. Конечно, Саав Шварценберг ворчал, что современная молодежь ничего не смыслит в апсарских танцах и, если бы не медузы, то и смотреть было бы не на что. Однако Пабло, которому случалось видеть исполнительниц самого высокого уровня, понимал, что отточенные до совершенства движения плясуньи и невозможная быстрота реакции не могли не навести на мысли о ее не совсем человеческой природе. Тем более Нарайан знал Савитри Вторую с самого ее рождения и сам превратил ее в андроида.

А уж когда всплыла информация о найденной на пустоши девушке с пиратского корабля, стало ясно, что встреча Савитри с ее женихом — это вопрос времени, и никакие ухищрения Рукодельницы, своим искусным гримом немного сбившей ищеек со следа, тут не помогут. Тем более что служба безопасности нашла досье Пэгги и сопоставила голограммы андроида с кадрами первой встречи принцессы и охотников на борту «Эсперансы».

— Твой жених собирается устроить провокацию, — вкратце обрисовала ситуацию не на шутку встревоженная Кристин.

Наблюдая, с каким трепетом Шатругна Нарайан рассматривал голограммы Савитри Первой, сравнивая их с изображениями принцессы-клона, дочь Маркуса Левенталя даже сочувственно вздохнула. Однако уже в следующий миг глава научного отдела открыл другой архив, в котором вместе с кадрами с защиты ее диссертации лежали записи со скрытых камер из комнаты с бассейном.

— Как это на него похоже, — только усмехнулась Савитри, узнав о планах главы научного отдела выпустить против медуз безоружную Пэгги и кого-нибудь из членов Сопротивления. — Тогда я тем более не могу бросить подругу, да и остальных!

— Она разве не понимает, что ее благородство может стоить жизни целому городу? — наблюдая за все возраставшими беспорядками на нижних уровнях, не мог скрыть тревогу обычно невозмутимый Лева Деев.

— А как бы ты поступил на ее месте? — горестно вдохнул Маркус Левенталь, на своем горьком опыте знавший, что на подобные вопросы однозначного ответа быть просто не может.

Если бы Пабло сумел получить доступ к записям протоколов допросов и выяснил, о чем спрашивали Ящера и Гу Синя! Но попытка взломать архив службы безопасности, подключившись по нейросети, закончилась для него обмороком и серьезным разговором с Кристин, которая, прямо как мама, пеняла ему на наплевательское отношение к здоровью. К тому же потом выяснилось, что все записи делаются на устройствах, не имеющих подключения даже к локальной сети и хранятся только на съемных накопителях. С другой стороны, Савитри все равно не согласилась бы отсиживаться в убежище, пока существовала возможность освободить узников нижнего рудника и Пэгги. Да и агенты службы безопасности не ожидали, что их спецоперация в заведении Хайнца обернется массовыми выступлениями и выльется в конечном итоге в вооруженное восстание.

— У нее получилось!

Когда Кристин сообщила о том, что принцессе Сансары все-таки удалось добыть коды, лицо у нее сияло, как нежный лик огненного серафима.

— Теперь бы ей со всем этим добром как-то выбраться, — мрачно заметил Шварценберг, наблюдая за тем, как толпа, разгромив заведение Хайнца, выплескивается в тесные коридоры жилых отсеков.

Пабло в это время пытался отследить перемещение агентов службы безопасности, которые, как он знал, находились где-то поблизости. Увы, памятуя о прошлой неудаче, на этот раз глава научного отдела послал за своей невестой профессионалов, ранее проходивших службу в подразделении «Кобра». Они сработали настолько четко и слаженно, что сам Пабло заметил их появление лишь в тот миг, когда принцесса, получив разряд из парализатора, упала им в руки.

— И что теперь? Ее жених взорвет город? — переживал бедняга Чико.

— Мы ему не позволим, — грозно сдвинув черные сросшиеся брови, пробасил юный Смбат.

— Дети и раненые остаются на «Эсперансе», — жестко осадил обоих Шварценберг, выбирая экипаж для экспедиции. — Хватит нам и одного пострела с хвостом и лапками.

— Но ведь этот же идет, — попытался качать права Чико, указывая на Пабло, который пытался отладить крепежи экзоскелета так, чтобы справиться одной левой рукой.

— Такого оператора приходится брать с собой хоть тушкой, хоть чучелом, — проверяя герметичность соединений, пояснил Шварценберг. — Не знаю, что нас ждет на этом старом руднике, но генераторы защитного поля ты, Чико, уж точно починить не сможешь!

— Если твари пустоши доберутся до Шаки, Эркюля и остальных, я заставлю этого профессора Нарайана измерить шагами длину собственных кишок! — пообещал Дольф, который то ли вспомнил предков-викингов, то ли насмотрелся на публичные казни при дворе князя Ниака.

— Да он реально беспредельщик долбанутый, — негодовал Таран, навскидку рассчитав траекторию удара из плазменных установок. — Это ж сейчас, если подзарядить аккумуляторы, можно весь город с планеты стереть!

— Я те сотру! — сунул артиллеристу под нос бронированный кулак Шварценберг.

— Стирать и в самом деле не надо, — согласился со старым другом Левенталь. — Но, если вас на подступах к городу попытаются задержать, огневую поддержку мы постараемся обеспечить.

— Ты уверена, что тебе стоит ехать с нами? — беспокоился Пабло, узнав об одобренном Маркусом Левенталем и остальными решении Кристин присоединиться к их экспедиции. — Я имею в виду, как же твой отец и другие раненые?

— Здесь у всех состояние более ли менее стабильное, а в городе счет пострадавших идет на сотни, и всего один врач, — отозвалась любимая, отслеживая восстановление его руки и легкого при помощи анализатора. — На верхних уровнях есть надежные и неравнодушные ребята. Но они не знают тайных ходов, и через кордон им не пробиться. Если же говорить о том, кому лучше остаться, я бы никуда не пустила, в первую очередь, тебя, — добавила она, придирчиво осмотрев данные томографии. — Тебе до полного восстановления еще месяц.

— У города столько времени нет, и у нас тоже, — нахмурился Пабло, неловко пытаясь попасть в рукав рубахи. — Что же касается моей боеспособности…

Он оставил безуспешные попытки одеться и вместо этого привлек любимую к себе, ныряя в золотой водопад рассыпавшихся из строгой прически волос и чувствуя, как от манящего запаха кожи по жилам разливается приятный жар, а по спине бегут мурашки. Дыхание, правда, сразу перехватило, но это не имело значения. Пабло жалел лишь о том, что не может отнести Кристин на руках в бассейн. Она, впрочем, этого и не требовала, каждым прикосновением вселяя уверенность. Жаль только, время играло против них, но к этой гонке они уже привыкли. Хорошо хоть ментальная связь асуров позволяла оставить с носом создающий помехи пульсар.

— Все-таки у этих альянсовских ушлепков с фантазией туговато. Ничего нового выдумать не могут, — узнав о планах Нарайана залить рудник серной кислотой из емкостей для выщелачивания, покачал головой на бронированной шее Шварценберг.

Пабло в целом разделял точку зрения пирата, хотя и внутренне поежился, вспоминая монотонное гудение сигнализации и механический голос бота, сообщавшего, что на фабрике корпорации «Панна Моти» запускается протокол самоуничтожения и начинается закачка концентрированной кислоты в заполненные еще живыми донорами установки энергообмена.^[48]

— А что, это так опасно? — не понял Чико, который все-таки уломал кэпа взять их со Смбатом на борт танка.

— А ты сам как думаешь? — повернулся к нему явно ожидавший этого вопроса Шварценберг. — Я, впрочем, таких операций не проворачивал. Спроси лучше у него, — демонстративно устремил он на Пабло указующий перст. — Это он заживо растворил альянсовского хмыря Феликса, а заодно и моих крысюков Майло и Рика.

Чико испуганно вытаращился на оператора, словно воочию хотел убедиться, что он способен на такие страшные вещи. Пабло в ответ вяло усмехнулся. На большее не хватало сил.

— Как ты все это вообще тогда вынес? — сочувственно придвинулась к нему Кристин.

— Кислота была низкой концентрации, — честно глянул на любимую Пабло, вспоминая, как даже слабый раствор, подававшийся в установки энергообмена, жестоко язвил открытые раны.

Своих палачей и Феликса он не жалел: отключив аварийный протокол на фабрике «Панна Моти», они дали возможность Рите Арсеньевой спасти сорок тысяч человек.

Сейчас Пабло, не задумываясь, отправил бы в емкость с раствором для выщелачивания Шатругну Нарайана, особенно когда узнал, что тот объяснил членам совета директоров комбината необходимость сброса кислоты борьбой с медузами. О том, что на нижнем руднике остаются рабочие и несколько тысяч узников, он, конечно, промолчал, а отключение генераторов защитного поля свалил на повстанцев, которые якобы и запустили в систему вирус.

Впрочем, Эйо уже закончила монтаж разоблачительной программы и даже передала материал на «Эсперансу», откуда собирались вести трансляцию, дабы не наводить службу безопасности на убежище. Если бы только молитвы Рукодельницы и рудокопов могли придать силы узникам и убрать препятствия с пути группы Пэгги и Ндиди, которые под огнем службы безопасности пытались подобраться к системе аварийного сброса!

— Да что там эта железяка копается! — возмущался Дольф, узнав о том, что Пэгги не может сходу взломать протокол отмены. — Не слишком ли привередливая стала? То ей вирус мешает, то код не такой! Баба, хоть железная, она и есть! А еще называется самообучающаяся нейросеть.

— А ты хочешь, чтобы железяки, как в старинной фантастике, подобрали бы ключи ко всем основным системам и захватили в галактике власть? — поддел его Шварценберг. — Если б все было так просто, стал бы я тащиться на Васуки и уламывать кошака.

Пабло только с тоской глянул на файлы взлома, понимая, что даже через Кристин не сможет их передать. И нашел же княжич время обратиться. Но шебутной мальчишка, в своем подростковом максимализме так похожий на младшего брата, рассудил иначе.

— Ну, допустим, ты передашь ему алгоритм действий, — узнав о предложении княжича, с сомнением взъерошил отросшие кудри Пабло. — А каким образом этот умница с лапками все введет?

Он все-таки развернул нужный файл и начал объяснять, а потом для ускорения процесса просто завладел руками Кристин, нажимая привычные комбинации иконок и виртуальных клавиш.

— И почему я не выучился на оператора, — с завистью наблюдая за их близким общением, вздохнул Дольф.

— Еще не все потеряно, — пожал плечами Лева Деев.

— Так, может быть, вы теми же лапками и энергетическое поле над городом восстановите? — добродушно ухмыльнулся Шварценберг, когда ликующие физиономии оператора и его нереиды раньше слов сообщили экипажу о том, что сброс кислоты удалось остановить.

Пабло не удержался, от избытка чувств расцеловал любимую, и ребризер не стал ему помехой. Конечно, положение оставалось предельно шатким, но пока они обыграли Нарайана и его службу безопасности на шаг, и это не могло не окрылять.

И словно холодным дыханием зимы, покрывающим нежные перья и пестрые чешуйки жесткой бахромой изморози и льда, прозвучали горькие слова Левы Деева:

— Да тут не лапки, боюсь, понадобятся, а крылья!

Он с гребня смотрел на котловину Перевала Большого Кольца, силясь отыскать дорогу, и не находил. Вместо обрывистого узкого серпантина зияла пропасть шириной не менее сотни метров, своим хищным зевом и кривыми зубьями обломанных краев напоминающая врата ада. Если на этой окутанной вечным сумраком скорбной планете могла существовать отдельная преисподняя. Впрочем, хотя система черной звезды еще в начале фотонного бума стала кладбищем разбитых надежд, город под куполом мог считаться гимном человеческому упорству и стойкости до того, как его сердце опутало древнее зло. И это зло сейчас торжествующе щерилось из разломов и расщелин. Ибо иначе чем вмешательством каких-то трансцендентных сил объяснить фатальное невезение не получалось.

— Что тут произошло? Это охотники постарались? — удивился Чико, разглядывая увеличенный Деевым участок.

— Не думаю, — покачал головой Аслан. — Для охотников дорога на Эсперансу — стратегически важный объект. Похоже, трасса не выдержала тяжести бригады оснащенных корабельными плазменными установками бронированных машин. Здесь и раньше нередко случались оползни. А в день накануне атаки датчики показали усиление сейсмической активности.

— Понятное дело! — сурово хмыкнул Санчес. — Под ногами охотников горит земля.

— Все один к одному, — горестно вздохнул Аслан. — Если бы мы проверили тут все немного раньше…

— Ну и что бы мы сделали без специальной техники с кучкой израненных бойцов? — возразил ему Лева Деев.

— Что толку разводить базар! — нахмурился Дольф, готовясь уже навесить на себя ленту съемных аккумуляторов и переносной генератор защитного поля. — Нам надо добраться до города, пока Шаку, Эркюля и ваших корешей не сожрали медузы и не докопался безумный принц.

Пабло тоже об этом думал. А ведь еще существовала секретная лаборатория, в которую отправили Гу Синя и брата горняка Ласло.

— Ребята не могут ждать, — согласился он, пытаясь зачехлить рюкзак с оборудованием и прикидывая, насколько безопасно с одной рабочей рукой вспоминать навыки альпинизма. — Отсюда до городских генераторов защитного поля уже не так далеко. Можно пешком добраться.

— И свалиться по дороге в обморок, свернув себе шею? — пару секунд понаблюдав за неловкими кособокими движениями оператора, оборвал его Саав Шварценберг. — Нет уж, сказано — крылья, значит, раздобудем. Нам еще реакторное топливо на чем-то везти. У этого гребаного драндулета в комплектации есть лебедка с тросом? — поинтересовался он у Санчеса, который прежде служил в сухопутных войсках Содружества командиром взвода бронетехники.

Пабло подумал, что, конечно, переправлять танк через пропасть — идея в высшей степени рисковая, но выбора у них не осталось. Тем более что предварительные расчеты, которые сделали Аслан, Санчес и Лева, показали, что трос достаточно прочный, и на этом участке грунт выдержит вес машины.

— Раз уж тут антигравы дохнут, попробуем бульдолет! — резюмировал Шварценберг, примеряясь, как лучше попасть из гарпунной пушки в намеченную Асланом расщелину.

— Ну что, Чико, кто у нас будет китобоем? — с крокодильской улыбкой повернулся он к постоянному объекту своих насмешек.

Парень принял все за чистую монету и неловко подался вперед, но только для того, чтобы услышать фирменное шварценберговское «Отставить», от которого закладывало уши и, по утверждению Тарана, у зенебочиц скисало в вымени молоко.

Капитан «Нагльфара» сам сделал выстрел, бормоча, что-де кто-то из его прапрадедов встречался с Моби Диком. А потом вместе с Санчесом остался в кабине танка. Все члены команды перебрались на ту сторону раньше. Первыми прочность троса испробовали Лева, Дольф и Аслан со Смбатом, которые еще раз проверили крепежи и полиспасты и протестировали состояние участка скалы. Затем их примеру последовали и остальные.

Еще до того, как его ноги оттолкнулись от края обрыва, отправляя их с Кристин в полет над бездной, Пабло осознал, что насчет пешего марш-броска до города явно погорячился. Воздуха не хватало, будто он тоже дышал жабрами. При каждом неловком движении травмированную руку опоясывала боль, а перед глазами начинала плыть муть. Поэтому вопрос, кто из них двоих кого страховал, Пабло решил замять для ясности, а Кристин дипломатично не поднимала.

Конечно, Пабло много раз участвовал в десантировании самой разнообразной техники и преодолевал препятствия с помощью навесных переправ. Однако даже он невольно задержал дыхание, когда огромный неповоротливый танк с разгона нырнул в пропасть, чтобы зависнуть между небом и землей на прогнувшихся до максимума тросах, а потом начал медленно двигаться к противоположному краю. Прикинув, какую нагрузку сейчас выдерживают полиспасты и полимерные основы жгутов, Пабло на всякий случай произнес старинную испанскую молитву, которой в детстве его научила мать. Так и не расстегнувшая замки связавшего их крепежа Кристин тоже сложила руки явно в обращении к Небесам. Для нее дядя Саав или Задира был не матерым уголовником, а почти сказочным персонажем из отцовских рассказов о его трудном детстве и бурной молодости.

Когда до края оставалось не более трех-четырех метров, один из тросов лопнул, чуть не снеся в пропасть зазевавшегося Чико, но Шварценберг, видимо, перепутав танк со звездолетом, включил форсаж, и машину буквально выкинуло на край обрыва.

— Дядя Саав! Да вы настоящий герой! — в порыве расцеловала отцовского одноклассника Кристин.

— Да какое там геройство, — снисходительно махнул бронированной дланью старый пират. — Просто моих раздолбаев надо вытащить, да и убраться с этой гребаной планетки поскорее, — добавил он поспешно, чтобы члены экипажа «Нагльфара» не заподозрили его в альтруизме.

Впрочем, в синих шальных глазах читалось что-то похожее на замешательство. Даже на Раване, когда он оказался в числе участников спасательной операции, его никто подобным образом не благодарил.

— Надо будет в городе взять дополнительные тросы, если мы, конечно, вообще планируем вернуться, — сухо прокомментировал Шварценберг свои ощущения от полета, когда экипаж занял свои места, и танк, с ревом преодолев завалы, тяжело перевалился на казавшийся теперь едва ли не скоростной трассой серпантин.

Дорога обрывалась еще три или четыре раза, и им приходилось прибегать ко всевозможным ухищрениям, то налаживая навесную переправу, то с помощью системы блоков и полиспастов опуская танк на нижний уступ. На одном из участков уже почти в самом низу им попалась пара выеденных медузами искореженных экзоскелетов из арсенала охотников, вместо погребальной пелены опутанных крепежными тросами. Видимо, кто-то из отступавших, уцелев в мясорубке схватки, нашел свой конец из-за плохо выбранного крюка или закладки.

Впрочем, эта часть склона и сейчас стабильностью не отличалась. Хорошо, что Аслан поминутно проверял сейсмическую активность и угрозу новых оползней. На дне котлована передвигаться стало проще, тем более что разломы и трещины мгновенно заполнялись обломками, среди которых им попался и подбитый Чико танк, а ближний к городу склон и вовсе не пострадал.

Пабло послушно покидал машину, на автомате застегивал карабины и крепежи, даже в полете над пропастью продолжая препарирование вредоносной программы, внедренной его коллегами из службы безопасности в систему управления генераторами защитного поля. Увы. К тому времени, когда танк преодолел подъем и добрался до гребня, с которого Пабло сумел наконец выйти в локальную сеть, вирус нанес системе такой урон, что проще было, кажется, переписать все заново. Впрочем, тревожил не столько объем работы, сколько необходимость ее выполнить в кратчайшие сроки.

Заполнившие рудник медузы рвались к жилым модулям со скоростью и агрессивностью вируса на пике пандемии, а у трансляторов, которыми Брендан и его спутники защищали освобожденных узников, садились аккумуляторы. Хотя отвоеванный подъемник совершил уже с дюжину рейсов, внизу оставались еще несколько сотен человек. А ведь многие узники согласились подняться наверх своим ходом, использовав уже опробованный путь через коллекторы комбината.

— Это ж какая прорва народу-то на нижнем руднике вместе с нашими корешами парилась? — оглядывая толпу сбившихся в кучку бедолаг и прикинув грузоподъемность элеватора, удивился Дольф.

Поскольку они покинули «Эсперансу» раньше, чем Брендан и его спутники добрались до нижнего рудника, о масштабах действий карательной машины нынешнего руководства города они могли судить лишь по впечатляющим данным с накопителя главы службы безопасности и рассказам Кристин. Теперь же картина открылась почти во всей полноте.

Вылившийся в жилые модули горняцких кварталов людской водоворот, в котором радость обретения родных сменялась стенаниями по безвременно погибшим, казался просто нескончаемым. Замордованные измученные узники едва ли не как чудо воспринимали возможность снять наконец приросший к ним на манер ослиной шкуры спецкостюм и просто дышать воздухом, и далеко не все могли удержаться на ногах.

Глядя на свежие следы от лазерных плетей и старые латки, Пабло невольно почувствовал, как наливаются болью рубцы на его собственной спине и ноют недавние раны. Впрочем, на эмоции времени не оставалось. Следовало позаботиться о том, чтобы спасение для этих людей не обернулось химерой. Даже если медуз с рудника придется выжигать напалмом, жилые модули должны остаться под защитой.

— Сколько времени вам потребуется, чтобы поднять наверх всех? — обратился он к Брендану, сглатывая подступивший к горлу комок.

— Порядка трех часов, если трансляторы не сдохнут, — отозвался тот, и Пабло болезненно удивился безнадежности и даже растерянности, прозвучавшим в охрипшем голосе.

Бравый Вундеркинд, который только что совершил невозможное, почти в одиночку осуществив операцию не менее масштабную, нежели освобождение лагеря смерти в Новом Гавре и штурм шахты «Альтаир», казалось, вновь превратился в испуганного мальчишку из лабиринта монстров. Впрочем, тут сказывались нечеловеческая усталость и бремя ответственности за тех, кто еще оставался внизу.

— Если вы уменьшите радиус покрытия, вам должно хватить. Трансляторы эффективны и при минимальном уровне зарядки, — обнадежила Вундеркинда Кристин, делая какие-то расчеты и радуясь возможности общаться с коллегой без посредников.

Еще один герой этого дня Синеглаз, отстояв немыслимую и по человеческим, и по звериным меркам вахту, наконец погрузился в чуткий кошачий сон, свернувшись в ногах у Камо и Камиллы клубком и чуть подрагивая ушами и лапами. Ндиди и Пэгги, которых чествовали как героев, отдыхать не могли, разрабатывая отложенную накануне операцию по освобождению принцессы.

Пока танк петлял по уступам перевала на пути к удобному спуску, Пабло при помощи подключившихся к работе Шамана и Кудесника почти очистил систему от вируса, подлатал дыры и теперь проверял генераторы, прикидывая, сколько из них выведены из строя и можно ли это как-то исправить. Впрочем, он в любом случае собирался менять контур защитного поля, оставив захваченный медузами рудник пока за его пределами. Он проводил уже подобные операции в Новом Гавре и на Васуки, и каждый раз приходилось действовать быстро, и на кону стояли сотни и даже тысячи человеческих жизней.

— Отсечь рудник энергетическим щитом? — оценил идею Маркус Левенталь. — Если такое вообще возможно — это, конечно, выход.

— Да он такое уже десятки раз проворачивал, — не отрываясь от панели управления, проворчал Шварценберг, видимо, вспоминая свой фатальный провал на Васуки. — Я всегда говорил, Марки, что толкового ты себе зятя отхватил. Я, можно сказать, только ради него в эту гребаную системку сунулся.

Пабло решил оставить это неожиданное заявление без комментариев, тем более что в реализации его простого в своей гениальности плана существовала одна загвоздка.

— Если даже поле удастся восстановить, генераторы питаются от общегородской энергосистемы, — вздохнул Тонино Бьянко, который, хотя и прошел весь маршрут сначала с Бренданом, потом с Ндиди, об отдыхе тоже пока не мыслил.

— Я могу перепрограммировать их на другой источник питания, — предложил Пабло, — протирая усталые глаза в ожидании, пока система закончит перезагрузку.

— В том-то и дело, что такого источника у нас нет, — вздохнул старый Хенк. — Даже если работу энергетического поля удастся восстановить, аккумуляторов не хватит и на сутки.

— В нашем распоряжении сейчас только движок из убежища, да и тот работает на пределе возможностей, — отрываясь от раненых, пояснил Йохан Дален.

— Так какого же Трехрогого, Марки, вы заныкали палладий и прочее топливо, когда заправлять им нечего? — вновь сменив у пульта управления Санчеса, возмутился Шварценберг.

— Мы надеялись запустить реактор, который находится на старом руднике, — пояснил конструктор. — Его законсервировали, когда добычу руды на этом участке свернули, но он вполне пригоден для использования. Я сам его проверял не более месяца назад.

— Тогда в чем проблема? — поинтересовался Шварценберг. — Заваливаемся на рудник, затариваемся дровишками. Половину закидываем в старый реактор, половину везем на корабли.

— Единственный проход к старому реактору расположен на уровне мутантов, — пояснил Санчес, сменяя кэпа на участке, где требовалась не только сноровка, но и знание местности.

— А если туда пробиваться с боем, то восстание выльется в кровавую вакханалию, — вздохнул Лева Деев.

Пабло тоже представил, чем может закончиться столкновение в жилых кварталах, и только покачал головой.

— Упыри из городского совета прикрываются мутантами, как живым щитом, — скривилась Кристин, заботливо подливая водителям в термосы кофе и апельсиновый сок. — И это если не брать в расчет бандитов вроде Хайнца.

— Возможно, ситуацию удастся переломить, когда мутанты узнают, какую судьбу для них уготовал их царь и бог, — предположила Эйо, с трепетом следившая за посадкой в клеть подъемника последней партии заключенных, которых сопровождали Эркюль, Шака, Прокопий и Брендан.

— В любом случае ситуация в этой пороховой бочке меняется так стремительно, что огорчать себя грядущими неприятностями не только бессмысленно, но и глупо, — неожиданно сбился на философские сентенции Шаман, который закончил расчеты и передал Пабло параметры нового контура защитного поля.

Все-таки с помощью бортового компьютера «Эсперансы» произвести сложные вычисления оказалось проще, нежели на коленях в кабине продирающегося по ухабам и рытвинам танка. Шварценберг и Санчес, конечно, гениально пилотировали любые транспортные средства, но дороги на планете по каверзности не уступали иным червоточинам. Да и Маркус Левенталь лучше знал слабые места своего города.

Когда танк добрался до спуска к старому руднику, а последняя клеть вывезла наверх всех заключенных, защитное поле города под куполом работало в полном объеме, отсекая медуз от жилых модулей. Шаман и Кудесник под присмотром Левенталя рассчитывали параметры еще одного контура на случай новой атаки охотников, но это пока требовало дополнительных энергозатрат.

Шака с Прокопием и Цветаном в сопровождении Тонино, Кевина Мубарека и других активистов распоряжались на баррикадах. Эркюль показывал детворе немного испуганных и оголодавших, но все равно забавных мартышек. А Эйо наконец смогла заключить в объятья выжатого до нервного истощения Брендана. Бедный Вундеркинд даже не сопротивлялся, когда Рукодельница снимала с него экзоскелет, но при этом что-то бормотал о том, что сейчас чуть-чуть посидит и отправится выручать Гу Синя и Золтана.

Потом он, правда, спохватился, вспомнив, что обещал еще осмотреть раненых. Но тут выяснилось, что хотя бы по этому поводу можно не волноваться. Двое врачей из ячейки сопротивления верхних уровней, узнав о событиях на руднике, воспользовались сумятицей у перехода, пробрались на помощь восставшим, затесавшись в ряды охотников, и теперь оперировали в убежище, попутно повышая уровень медицинского образования Йохана Далена. Кристин им помогала, по видеосвязи консультируя добровольных помощников.

Пабло удовлетворенно откинулся в кресле, глядя на город, чей подсвеченный купол напоминал золотую модель гигантской макромолекулы. У них снова получилось. Дело оставалось за малым: добраться до старого рудника, запустить законсервированный реактор, освободить подопытных из секретной лаборатории, разоблачить безумного Нарайана и спасти принцессу Савитри.

И в это время радары танка зафиксировали на пустоши движение. Со стороны города, ощерившись плазменными установками к ним двигалась группировка бронированных патрульных машин.

(обратно)

Глава 34. Бабочка на булавке

— Что ты натворила, несчастная? Зачем освободила эту опасную рецидивистку?

Глаза Шатругны напоминали две сверхновые в момент взрыва, черты породистого лица исказила ярость. Поскольку молнии и громы метать он все-таки не мог, ему оставалось лишь в бессилии скрежетать зубами, видя, как его планы рушатся один за одним, а ситуация в захваченном городе все больше выходит из-под контроля.

— Что случилось, любимый? О ком идет речь? — подалась навстречу жениху Савитри, деликатно пряча в кулак зевоту и протирая глаза точно со сна.

Конечно же, прошедшие несколько часов она провела не просто в бдении, а в колоссальном напряжении всех чувств и ресурсов, которыми делилась с Синеглазом и Кристин. И это если не считать обмена данными с Пэгги. Однако камеры наблюдения в ее покоях зафиксировали лишь, как махарани после ухода жениха отдала должное угощению, помолилась, провела вечерние ритуалы и отошла ко сну. Хотя человеческий мозг принцессы Савитри, в ужасе прокручивая картины гибели Ндиди, Синеглаза и Брендана, посылал в секунду тысячи импульсов, процессор андроида держал внешние проявления эмоций в узде. И Савитри благодарила нынешнее тело за эту способность к притворству.

— Зачем ты разблокировала боевой режим у ПГ-319? — уже несколько мягче спросил Шатругна.

— Ты имеешь в виду мою бедную Пэгги, которую приспешники этого ужасного Хайнца хотели отдать на растерзание медузам? — жалобным тоном переспросила Савитри, приводя в порядок волосы и подняв руки таким образом, чтобы выгодно подчеркнуть грудь, хоть немного округлившуюся благодаря нормальному рациону и сладостям, на которые не скупились Брендан и Ндиди.

— Твоя «бедная Пэгги» это заслужила, — отрезал Шатругна, голодным взглядом изучая декольте нелюбимой невесты.

— Такое никто не заслужил, — твердо ответила Савитри, запахивая кружевной пеньюар. — Пэгги — моя подруга, делившая со мной тяготы жизни на пустоши. Без нее я бы так долго не продержалась.

— С каких это пор наследница династии относит к друзьям прах праха под ногами, помещенную в искусственное тело нейросеть, не имеющую души?

В тоне Шатругны появилась знакомая брезгливость. Сколько раз он пенял принцессе на расточительность, словно базарный скряга, проверяя счета благотворительного фонда, которым по традиции руководили все махарани Сансары. «Я, конечно, рад, что щедрость — это та добродетель, которая роднит тебя с моей возлюбленной, — говорил он менторским тоном, под «моей возлюбленной» имея в виду, конечно, Первую Савитри. — Но если бы я вас обеих не контролировал, вы бы все сокровища раджей пустили прахом в стремлении помочь всякой никчемной голытьбе!» Под голытьбой подразумевались крестьяне и работники фабрик, для которых обе принцессы пытались организовать хотя бы начальные школы и пункты первой медицинской помощи.

В те годы Савитри слово боялась молвить поперек, втихаря продавая подарки и украшения, пока Шатругна не узнал и не приказал их держать под охраной. Сейчас она не имела ничего, но чувствовала себя во сто крат сильнее, поддерживаемая заботой Синеглаза и Кристин и любовью Ндиди.

— За четыре года скитаний, когда мне пришлось питаться отбросами, побираясь среди обломков в поисках консервов и аккумуляторов, я получила достаточный урок смирения, — напомнила Савитри. — Пэгги защищала меня от медуз, делила со мной кров и скудные припасы.

— Но ты только посмотри, что эта, с позволения сказать, «Пэгги» сейчас творит! — воскликнул слегка опешивший Шатругна, разворачивая экран голографического монитора. — Она не только сумела раздобыть коды от магнитных ошейников опасных преступников и заговорщиков, но и пытается помешать остановить анархию на нижних уровнях!

Хотя все, что ей показывал сейчас Шатругна, Савитри видела глазами Синеглаза и Кристин, увеличенные изображения обретших свободу узников заставили ее выращенное из имплантов сердце затрепетать от жалости и сочувствия.

Особенное впечатление производил даже не измождённый вид — она сама после скитаний выглядела не лучше. Когда освобожденные снимали шлемы защитных костюмов, их лица представляли собой сплошное месиво кровоподтеков, рубцов и свежих ссадин в тех местах, где на кожу давила плохо подогнанная, сделанная из дешевых материалов маска. А иссохшие губы из-за постоянного соприкосновения с ребризером напоминали куски кровавого мяса.

У Шатругны самого случались такие ссадины, когда он, увлекшись исследованиями, проводил в костюме бактериологической защиты больше суток, меняя только фильтры. А он ведь использовал спецодежду исключительно премиум-класса, отличающуюся не только высокой надежностью, но и удобством в эксплуатации.

Бедная Пэгги, подруженька. Ты ведь тоже прошла через этот ад! Хорошо все-таки, что твое заключение продлилось всего пару недель, при том, что организм андроидов отличается выносливостью и повышенной способностью к регенерации.

Сейчас ПГ-319, в боевом режиме напоминающая перст Божий, вела неравный бой со службой безопасности, пытаясь при этом остановить сброс кислоты. Внизу вместе с Бренданом оставались еще сотни заключенных, и Савитри даже представить себе не могла, какие чувства испытывает сейчас Эйо. Она и сама едва не выдала себя нечаянным вскриком, когда в объективе камеры оказался Ндиди. Ее возлюбленный в своей отваге уподоблялся божественному Раме, сокрушающему воинство Раваны. Хотя вместо священного лука Шивы имел только скорчер и макромолекулярный клинок.

— Эта железная девка и ее приспешники, похоже, собираются разрушить наш несчастный город, — возмущался Шатругна, наблюдая, как Пэгги и горстка повстанцев громят организованные ряды его отборных солдат. — Я всегда скептически относился к разработкам этих дексистов! Любой сбой программы, и мы получаем неуправляемую машину для убийств, — добавил он, в запале явно забыв о том, что тело принцессы Сансары — это тоже разработка DEX-компании.

— ПГ-319 — боевой андроид, и свою программу как раз выполняет, — пожала плечами Савитри. — У нее в материнскую плату вшито почитание династии раджей. Она убеждена, что меня похитили, и рвется ко мне на выручку.

— Тогда останови ее! — потребовал Шатругна тем же тоном, которым обычно обвинял ее в том, что она не смогла стать не только клоном, но и реинкарнацией его умершей невесты.

— Ты предлагаешь мне отправиться на нижние уровни со скорчером или хочешь, чтобы я выступила перед горожанами на правах махарани? — уточнила Савитри, вспоминая, какой стыд испытывала каждый раз, когда отец в обращениях к подданным оправдывал преступления корпорации «Панна Моти».

Ответить ей не дали. Начальник службы безопасности доложил о том, что повстанцам удалось остановить аварийный сброс.

— Наши специалисты не могут понять, что произошло, — разводил руками перепуганный офицер. — Программа была защищена несколькими уровнями шифрования, в том числе и на случай атаки со стороны самообучаемых нейросетей.

«Хорошо, что этот умник с оловянными глазами и без единой лишней складочки на новеньком с иголочки мундире не знает про горного кота и летающий танк», — усмехнулась про себя Савитри, по ментальной связи с замиранием сердца наблюдая, как Кристин и ее спутники собираются преодолевать возникшие на пути препятствия. При этом на лице она исправно демонстрировала замешательство и искательно заглядывала могущественному жениху в лицо, готовясь произнести новую речь в оправдание Пэгги. Впрочем, Шатругна ее драматических талантов не оценил.

— При чем тут нейросети, — досадливо скривился он. — Вы, кажется, забыли, что на стороне повстанцев сражается лучший в галактике оператор, которого вы бездарно упустили!

Все-таки проницательность всегда относилась к его несомненным достоинствам, делая его еще более опасным противником.

— Но, по нашим сведениям, Пабло Гарсиа в городе нет, — в ужасе выкатив глаза с синеватыми белками, начал глава службы безопасности.

— То же самое вы говорили и о махарани Сансары, — желчно оборвал его Шатругна, выразительно указывая на Савитри. — Амитабх Чопра все еще находится в госпитале? — уточнил он, с подозрением глядя на голограммы пустых коридоров «Эсперансы».

— Увы, да, — вздохнул глава службы безопасности. — Во время схватки с охотниками он сильно обгорел, и вообще чудом выжил и добрался до города.

— Если он пришел в себя, пускай приступает к работе, — приказал Шатругна. — Он единственный, кто способен если не противостоять Пабло Гарсиа, то хотя бы разгадать его замыслы.

Начальник службы безопасности не посмел перечить, а Савитри невольно посочувствовала Амитабху, которого собирались сдернуть прямо с больничной койки. Впрочем, Пабло Гарсиа тоже пока находился не в лучшей физической форме. Глазами Кристин Савитри наблюдала, как бедный оператор, стараясь не задеть раненую руку, поднимается по трапу, готовясь покинуть танк, как жмется к скалам, закрепляя карабины на тросе. При этом он продолжал заботиться о Кристин и при любой возможности оберегал ее, хотя сам гораздо больше нуждался в страховке.

— И ты будешь утверждать, что твоя так называемая подруга ПГ-319 предана династии раджей? — не скрывая желчи, поинтересовался Шатругна, когда начальник службы безопасности отключился, чтобы выполнить все поручения.

— А что случилось? Я слышала, тут упомянули оператора Содружества, из-за которого ты тогда на Раване чуть не погиб.

Савитри старательно демонстрировала полную неосведомленность.

— Я с самого начала настаивал на том, чтобы всех вражьих выродков из группы Арсеньева казнили сразу после суда, — поджал губы Шатругна. — Но члены совета директоров предпочли пойти на поводу у этого бездаря Феликса.

«А теперь ты сам допустил гениального оператора к работе с серверами в надежде, что он наладит связь через пульсар. Но он вместо этого сбежал и увел у тебя реинкарнацию твоей Савитри».

Хотя Шатругна уже не надеялся вернуть глубоко уязвившую его самолюбие дочь Маркуса Левенталя, это вовсе не означало, что он готов ее отпустить. Свои намерения он красноречиво обрисовал, когда Пабло Гарсиа фактически раскрылся, восстановив в городе защитное поле. В его случае это означало вызвать огонь на себя или, подобно какому-то древнему князю, заявить «Иду на вы».

— Пабло Гарсиа в составе вооруженной группировки приближается к городу со стороны перевала Большого кольца. Амитабх Чопра его засек, — доложил начальник службы безопасности, выведя на экран голограмму спускающегося по серпантину танка.

— А они изрядные наглецы так переться напролом, — с долей уважения заметил Шатругна. — Ну что ж, организуйте им «теплый прием». Думаю, десяти патрульных «Драконов» должно хватить. Если что, подключите городские плазменные установки.

— Но, по нашим сведениям, на борту может находиться Кристин Левенталь, — с убийственной деликатностью напомнил начальник службы безопасности.

— Мне нет дела до этой мятежницы, — с явной обидой проговорил Шатругна. — Она выбрала свою судьбу. Если удастся захватить ее живьем, отправьте в лабораторию как интересный экземпляр.

— Ну, точно Перкунас-громовержец из бабушкиной сказки, — насмешливо фыркнула Кристин, узнав свой приговор по ментальной связи. — Надеюсь, танк окажется прочнее рыбачьей лодки, — добавила она, закрепляя ремень безопасности и закрывая фонарь шлема.

Пока Пабло Гарсиа пытался нащупать уязвимые места в щите патрульных, Санчес спешно разворачивался, отыскав удобную для такого маневра площадку на узкой горной дороге, а Саав Шварценберг и остальные вели переговоры с Маркусом Левенталем, выбирая тактику предстоящего столкновения.

— Понимаешь, Марки, я нисколько не сомневаюсь в способностях твоего зятя взломать защитные поля этих бронированных драндулетов, — говорил Шварценберг, придирчиво разглядывая карту перевала Большого Кольца. — Да и совсем не против порадовать горожан красивым фейерверком, заодно поджарив пару десятков тухлых бакланов. Вот только тратить на всякие пиротехнические забавы драгоценную энергию считаю преступным расточительством, — добавил он, вызвав явное разочарование у своего артиллериста, который уже взял танки охотников на прицел и только ждал, чтобы Пабло взломал щит.

— Энергии у нас и правда в обрез, — согласился Маркус Левенталь. — Но раз уж охотники вас засекли, просто так они не отстанут.

— Тем более что нам все равно надо попасть в город, — напомнил товарищам Лев Деев.

— Гу Синь и остальные узники лаборатории ждать не могут, — согласился с ним Пабло Гарсиа. — Да и с защитными полями города придется повозиться.

— А если натравить на охотников медуз? — предложил Чико.

— Боюсь, на этот раз не получится, — покачала головой Кристин. — К тому же у меня нет транслятора достаточной мощности.

— Мы можем заманить их в котловину, где все равно связи почти никакой нет, и радарами нас не нащупать, там бросить танк, инсценировав гибель, и дойти до города, воспользовавшись тоннелями, — предложил знаток подземных ходов Аслан.

— Бросить танк? — возмутился Шварценберг. — Думаешь, я для того его через пропасти на веревочках переправлял, чтобы превратить в бесполезную шнягу? Нам нужно поднять боеспособность кораблей, без руды это никак не сделать, а десять центнеров палладия я на закорках не потащу.

— Можно попробовать спрятать танк на дне котлована, — предложил Лева Деев.

— А охотникам передать картинку, будто нас подбили? — не отрываясь от работы, усмехнулся Пабло. — Технически-то это возможно, только откуда взять подходящие голограммы?

— Все записи с подбитыми танками сделаны возле кораблей, — поник Деев, с досадой глядя на приближающиеся «Драконы» патрульных и явно прикидывая, сколько потребуется энергии, чтобы превратить их в хлам. Прогноз, видимо, получался невеселый. А ведь не стоило забывать про систему обороны города.

— А если совместить картинку с другим фоном? — подала голос из убежища Эйо. — Тут работы всего на полчаса.

— Ну, если эта пигалица обеспечат нам годную ксиву, можно попробовать и поиграть в прятки, — согласился Шварценберг, вместе с Асланом выбирая на дне котлована место, где танк выглядел бы как еще одна груда мусора.

Пабло продолжал взлом. Санчес и Лев Деев прокладывали по горам маршрут таким образом, чтобы до выхода из зоны видимости передать и внедрить в систему охотников программу-мираж и успеть спрятать танк до ее активации. Дольф, Чико и Якоб Флейшер заняли места возле орудий. Кристин и Смбат паковали оборудование, проверяя аккумуляторы и отбирая для путешествия по тоннелям лишь самое необходимое.

Если бы только Савитри могла помочь Пабло, передав ему коды, или ускорить работу Эйо, подключив процессор для обработки голограмм, как делала во время подготовки своего номера в заведении Хайнца. Но от Эйо ее отделяли несколько этажей и десятки кордонов вооруженной до зубов стражи, а подключиться к системе, чтобы узнать пароли, не позволяла блокировка.

Шатругна меж тем велел ей готовиться к заседанию городского совета и пригласил стилистов и имиджмейкеров. Махарани Сансары следовало предстать перед главами институтов и ведомств во всем величии и блеске. Сам глава научного отдела спешно привел себя в порядок и наспех проглотил завтрак, параллельно обсуждая с членами правления горнодобывающего предприятия последние новости.

— Ситуация под контролем, мы разрабатываем операцию по возвращению комбината, — не без труда сохраняя спокойствие, объяснял он раздраженным топ-менеджерам.

— Но рудник оказался за пределами защитного поля! — возмущался начальник производства. — И туда невозможно попасть.

— Это ненадолго, — успокаивал взбешенного инженера глава службы безопасности. — В городе достаточно реакторного топлива, а все энергоблоки и распределительные подстанции надежно охраняются службой безопасности, бунтовщикам туда не прорваться. Скоро у мятежников закончатся ресурсы, и мы их обезвредим с минимальными потерями.

Савитри с трудом подавила вздох. Шатругна и его охотники, не преуспев с медузами, намеревались взять повстанцев измором. Хорошо, что они не знали про старый рудник.

— Но вы понимаете, что простой предприятия непрерывного цикла может привести к необратимым последствиям? — не удовлетворился объяснениями начальник производства.

Савитри даже захотелось его успокоить. Рабочие и инженеры, удерживающие комбинат, цеха непрерывного цикла останавливать не стали даже под угрозой все возраставшего энергетического голода. В отличие от Шатругны они не могли себе позволить оставить город в руинах, ибо понимали, что даже в случае успеха на «Эсперансе» и «Нагльфаре» места хватит не всем.

Хотелось бы уже поскорее взглянуть на лица всех этих управленцев, когда они узнают, что их идол собирается убраться из системы, обрекая их на верную гибель. Но пока Савитри вновь разглядывала в зеркале знакомую незнакомку с умело и ненавязчиво наложенным гримом, безупречным маникюром и идеальной волосок к волоску прической.

За годы, проведенные на пустоши, она почти отвыкла от своего лица. Вот только было ли это лицо хоть когда-то своим? Имела ли она в прежней жизни хоть намек на индивидуальность или жила бессмысленным симулякром, копией клона, заблудившейся в зеркальном лабиринте миражей? Любила ли она Шатругну? Или, приученная сызмальства к мысли об избраннике, предначертанном ей самой судьбой, только тешила воображение иллюзией чувства?

Черная пустошь, по которой она скиталась, словно полуночное солнце древних сказаний, расставила все по местам, снимая шелуху ложных смыслов. И то, что идеально подогнанный по фигуре роскошный костюм для деловых встреч после четырех лет скитаний повис на ней мешком, Савитри не считала высокой ценой за обретение себя.

Умелые и вышколенные мастера в мгновение ока исправили все недочеты, а Савитри выбрала украшения. Любимые серьги с гербом династии дополнило массивное колье-воротник с теми же водяными драконами. Тяжелые прихотливые браслеты прикрыли шрамы на руках. Несколько колец из того же комплекта она надела с таким расчетом, чтобы не помешали, если что, схватиться за скорчер. Процессор постоянно выравнивал гормональный фон. Принцесса Сансары подготовилась сыграть свою роль.

— Там еще была жемчужная заколка в виде бабочки, — подсказала Кристин, с интересом наблюдавшая за преображением кузины. — Профессор Нарайан утверждал, что это было любимое украшение его умершей возлюбленной, и все порывался мне подарить.

Савитри без труда отыскала в шкатулке знакомый футляр. Ей этот изысканный шедевр придворных ювелиров прежде надевать воспрещалось, хотя к нынешнему костюму бабочка подходила идеально, да и в прическе смотрелась бы ненавязчиво. Тем более что острый наконечник шпильки сгодился бы в крайнем случае как стилет.

Закрепляя в прическе украшение, Савитри невольно подумала о том, что и сама напоминает бабочку, нанизанную на булавку. Пустую оболочку, из которой давно ушла жизнь. Но в ее случае все получалось с точностью до наоборот. В искусственном теле она чувствовала себя как никогда живой. Все они в этом городе сейчас походили на мелких букашек, очутившихся в сачке безумного коллекционера. А Кристин и ее товарищи и вовсе вели себя с безрассудством мотыльков, летящих на огонь.

Какой же отвагой и выдержкой обладала правнучка Арвинда Вармы, если ей под дулом плазменных установок хватало духу болтать с кузиной о женских безделушках. В это время танк петлял по серпантину, закладывая такие крутые виражи, что у Кристин внутренности завязывались узлом. Видимо, ментальная связь помогала ей сохранить присутствие духа.

Пока Эйо не закончила работу с голограммами, а Пабло не внедрил в систему охотников программу маскировки, управлявшие машиной Шварценберг и Санчес не могли уйти на ту сторону котлована. Из-за помех, создаваемых пульсаром, и общей нестабильности магнитного поля планеты все виды связи, кроме кабельной, функционировали кое-как, а зона перевала Большого кольца по не совсем понятным причинам и вовсе оставалась слепым пятном. Меж тем «Драконы» охотников уже приблизились на расстояние выстрела и начали пристрелку.

— Долго там еще? — торопил Рукодельницу и оператора Санчес, прокладывая по склону курс таким образом, чтобы не попасть под обстрел.

Когда один из зарядов достиг защитного поля танка, отозвавшись гулом во всем корпусе, Савитри невольно поежилась, вспоминая меткий выстрел Чико и свой полет в охваченной огнем машине.

Кристин, хотя старалась не показывать вида, тоже заметно нервничала. Тем более что сейчас она не могла ничем боевым товарищам помочь. Все-таки оба раза на пустоши, когда все ее внимание занимали медузы, на страх времени не оставалось.

— Может быть, все-таки стоит запросить огневую поддержку с «Эсперансы»? — обеспокоенно проговорил Аслан, отыскивая взглядом сына.

— Сами отобьемся, — махнул рукой Дольф, со вкусом наводя орудие и делая первый выстрел.

— Ты там перед этими корявыми лохами неча пальцы веером раскидывать, — сурово приструнил стрелка Шварценберг. — Пару одиночных дай для острастки и сливайся. Мы еще не знаем, что выйдет из всей этой бузы с маскировкой.

— Да неплохо уже вышло, — улыбнулся Лев Деев, рассматривая только что полученную от Эйо голограмму. — Тут даже эксперт с оборудованием не отыщет стыки.

— А что ты хотел, это ж Рукодельница, — просиял Аслан, который, как и другие участники Сопротивления, знал Эйо и ее близких. — Ей бы голографические шоу или игры делать, а приходилось столько лет порты грязные стирать.

— Передавайте уже скорее этот шедевр, пока нам корму не подпалили! — напомнил Шварценберг.

— Главное — успеть спрятать танк и смыться до того, как охотники увидят нашу иллюзию, — озабоченно заметил Санчес, выводя машину на гребень перевала.

— Я поставил время с запасом, — успокоил товарища Пабло. — Да и проекция взрыва появится не раньше, чем охотники откроют огонь. Самое главное, чтобы они нас визуально не засекли.

Вместо ответа Санчес врубил форсаж, и все члены команды, даже те, кто были пристегнуты, невольно схватились за поручни и уперлись ногами в пол. Ибо спуск в котловину напоминал то ли большой слалом, то ли затяжной прыжок. Впрочем, Санчесу удалось оторваться, и вскоре танк исчез с радаров преследователей, а отыскать его в темной котловине тоже не представлялось возможным. Санчес и Шварценберг, потушив все габаритные сигналы, пилотировали фактически вслепую по приборам ночного видения.

— Уходят, трусы паршивые! — вскричал Шатругна, в азарте преследования, кажется, даже забыв о предстоящем заседании совета.

— От нас не уйдут, — самодовольно успокоил его глава службы безопасности, наблюдая за перемещением «Драконов».

В это время Санчес и Шварценберг вывели танк к условленному месту и теперь организовывали небольшой камнепад, спрятав машину под завалами.

— Жаль, что на эту рухлядь нельзя подключить слой «Хамелеон», — посетовал Лев Деев, настраивая прибор ночного видения и прикрепляя к скорчеру полный аккумулятор.

— «Хамелеон» не нужен, — успокоил его Пабло Гарсиа, с нарочитой бодростью покидая машину. — Я установил дополнительную проекцию.

Шварценберг, который вместе с Санчесом собирался остаться и довести танк до рудника, проводил оператора скептическим взглядом.

— Вы там, если что, этого сетевого медвежатника на виражах подстрахуйте, — напутствовал он Дольфа и Чико, провожая группу до входа в тоннели. — А за дочь моего одноклассника головой отвечаете!

— Удачи, дядя Саав, берегите себя, — обняла его на прощание Кристин, разворачивая оборудование для отпугивания медуз.

— Скоро увидимся, девочка, — помог ей на крутом склоне Шварценберг. — Я не оставил пока намерения наведаться в город за горючим для старичка «Нагльфара».

Группа достигла входа в тоннель, когда охотники «засекли» танк. Голограмма и в самом деле выглядела настолько натурально, что заподозрить подделку мог лишь тот, кто о ней знал. Даже Савитри, которая хоть и делала вид, будто полностью поглощена совершенствованием имиджа, но внимательно наблюдала за экраном, в первый момент усомнилась в нереальности происходящего. Хорошо, что ментальная связь с Кристин, пробиравшейся знакомым тоннелем, ее успокоила.

— Вот ведь сразу видно пиратское отродье! — смачно выругался начальник службы безопасности, наблюдая за проекцией, осязаемо и тяжело переваливающейся по дну котловины. — Виляют корпусом, как разгульная баба задом!

Шатругна выразительно хмыкнул, и начальник службы безопасности, вспомнив о присутствии махарани, сухо доложил о том, что танк мятежников снова находится в пределах досягаемости.

— Открывайте огонь, — после минутного колебания приказал Шатругна.

Он сейчас выглядел как человек, принявший тяжелое, но необходимое решение. В складке губ застыла непреклонность, а сухие огненные глаза выражали неподдельную муку. Только что он вынес приговор своей мечте. А ведь в тот момент, когда он повелел отключить генераторы защитного поля и пустить на рудник и в город медуз, на его лице не дрогнул ни единый мускул. Впрочем, он и прежде бестрепетно обрекал на гибель население целых миров, как это было на Ванкувере, и проводил безжалостный геноцид на Сансаре. Но Кристин Левентель, так и не осознавшая себя реинкарнацией Савитри Первой, все равно принадлежала к династии.

На этот раз Пабло и Рукодельница превзошли самих себя. Создателям голографических игр, в которые во время редких часов досуга и репетиций апасарского танца без медуз с одинаковым азартом играли Камо и Ндиди с Бренданом, такая реальность происходящего даже не снилась. Впрочем, старенькие консоли из заведения Хайнца и не потянули бы полигональную сетку такой сложности. Даже для постановки танца им с Эйо приходилось использовать дополнительные ресурсы, иначе бы зрители просто не поверили, что плясунья превращается в хтоническое божество и принимает облик тотема.

К счастью, процессоры «Драконов» обладали достаточной мощностью, а написанная Пабло программа сделала зрелище не только красочным, но и максимально убедительным. После залпа десятка плазменных установок танк озарила яркая вспышка, отметавшая всякие сомнения в том, что кто-то мог выжить.

— Ты готова, дорогая? Нельзя опаздывать на совет.

Хотя Шатругна произнес эти слова спокойным и будничным тоном, его рука, которую он галантно предложил Савитри, заметно подрагивала.

Савитри сохранять самообладание помогал только процессор. Она продолжала следить за товарищами Кристин, которые, пройдя насквозь тоннель, сделали передышку, прокладывая наиболее короткий и безопасный путь на старый рудник. Судя по тому, с каким облегчением Пабло Гарсиа опустился на камни, марш-бросок давался ему с трудом. Но в городе его возвращения ждали едва ли не как прихода Мессии, поэтому он бодрился как мог. В это же время Пэгги, Ндиди, Синеглаз и еще десяток повстанцев пробирались по потайным ходам Маркуса Левенталя. Брендан поначалу тоже хотел с ними отправиться, но после недолгих обсуждений в ожидании штурма лаборатории решил заняться ранеными.

Савитри еще раз повторила план побега, выровняла гормональный уровень, проверила, насколько легко вынимается из прически ее пока единственное оружие — заколка с бабочкой, и обворожительно улыбнулась Шатругне. Сегодняшнее заседание совета запомнят надолго, если останется, кому вспоминать.

(обратно)

Глава 35. Голые короли

Хотя Синеглаз намеревался дождаться Ндиди и Брендана с Эркюлем и Шакой и посмотреть, как Шварценберг и его товарищи станут перетаскивать танк через пропасть, потребность во сне оказалась сильнее. Все-таки в горах Сольсурана роу-су, чтобы набраться перед охотой сил и потом переварить сытный обед, спят чутко, но много, не уступая в этом земным собратьям. А княжич мало того что бодрствовал уже более суток, так еще и выложился по полной сначала во время побега, потом сражаясь на баррикадах. Работа по взлому программы оказалась последней каплей. Мало того что ему пришлось передвигать эти мудреные, как храмовые знаки, иконки и закорючки, так еще и делать это кошачьими лапами, про которые за время его путешествия только ленивый не пошутил.

Зато, когда они наконец отправились освобождать принцессу Савитри, он чувствовал себя заметно взбодрившимся и с легкостью преодолевал крутые подъемы, обгоняя даже Пэгги и вызывая у бывалых горняков легкую зависть. Знамо дело, любому нормальному коту забраться на крутизну куда проще, чем слезть даже с крыши. Главное — настигнуть добычу или спастись от опасности, а уж о том, как будешь спускаться, можно подумать позже.

Люди придерживались по этому поводу другого мнения, предпочитая огорчать себя грядущими неприятностями.

— Как же ты тут обратно пойдешь со своими лапками? — покачал головой Кевин, заметив, как на небольшом участке, ведущем вниз, княжич замешкался.

— Подстрахуем, — взяв Синеглаза на буксир, улыбнулся Ндиди, который мчался на выручку к любимой, едва не обгоняя роу-су и андроида.

Он так и не сомкнул глаз. Только заглотнул завтрак и запил его крепчайшим кофе с какими-то таблетками наподобие шаманских настоек, которыми воины травяных лесов поддерживали силы во время долгого преследования врага или затянувшейся охоты. Горным котам и асурам в облике тотема эти снадобья не подходили.

— А что, без этого хвостатого никак нельзя было обойтись? — недоумевал горбоносый Мубарек, подставляя княжичу плечо и с опаской поглядывая на длинные изогнутые когти с еще не до конца очистившимися от крови охотников желобками.

— Или дождаться этого вашего Пабло Гарсиа, — поддержал его еще кто-то из горняков, скептически наблюдавший за неловкими движениями роу-су. — Мне понравилось, как он защитное поле починил. Не говоря уж об остановке аварийного сброса.

— Пабло Гарсиа доберется до города только к вечеру, — строго глянула на товарища Пэгги. — А заседание совета начнется в ближайшие полчаса.

— К тому же способности оператора понадобятся Брендану и тем, кто вместе с ним отправится в секретную лабораторию выручать Гу Синя, Золтана и остальных, — напомнил товарищам Ндиди.

— На верхних уровнях у энергетических полей не такая уж сложная система защиты, — пояснила Пэгги, помогая Синеглазу спуститься к выходу в коридор. — Я могла бы ее взломать. Но нам раньше времени нельзя себя обнаруживать, чтобы не погубить принцессу и самим не пропасть.

— Поэтому мы и используем кошака, — добавил Кевин. — Мало того что он ходит сквозь силовые поля туда-сюда, как к себе домой, так еще и ни одна система безопасности засечь его не может.

— Умел бы этот пострел еще вертаться туда-сюда по своему разумению, цены бы ему не было, — вздохнул Шака, который хотя и проникся уважением к принцессе, от планов насчет ее сокровищницы, похоже, не отказался.

Впрочем, в галактике хватало и других тщательно охраняемых хранилищ.

Синеглаз разочарование квартирмейстера разделял, ибо сам страдал от уязвимости своего положения. Тем более что отец и прежде в свои планы посвящал его далеко не всегда. И неизвестно, что было неприятнее: где-нибудь посреди людной городской площади обратиться роу-су или во время прогулки по заснеженным вершинам внезапно вновь сделаться человеком и, отбивая дробь зубами, с голым задом пробираться к знакомой пещере, в которой на такой случай всегда лежали смена одежды, нож, огниво и сухие дрова.

Впрочем, прогулки нагишом по горам княжич еще бы пережил. Страшило иное. За использование древней магии приходилось платить немалую цену, и Синеглаз сызмальства знал, что в случае смерти отца закончит свой век в облике роу-су, если до этого не оставит потомков. А как их оставить, если нареченную ему в жены сольсуранскую царевну увезли в надзвездные края? А другую девушку на месте избранницы он не представлял. Как бы ему ни нравилась отважная и добрая Камилла, он понимал, что дружба с ней закончится, когда они покинут треугольник Эхо, если, конечно, им не придется остаться здесь навсегда.

Теплицы встретили их ярким светом, тишиной и будоражащими запахами цветов и трав. От аромата кошачьей мяты у Синеглаза закружилась голова и захотелось завалиться вверх животом на влажную после полива землю и тереться об нее хребтом, упиваясь сладким и дивным дурманом. Ну или хотя бы выкопать на грядках ямку и поднять хвост. С человеческой уборной он, конечно, разобрался куда быстрее, чем с языком программирования, но это было совсем не то.

Впрочем, глупые мысли кошачьей сущности он сразу же пресек. Не для того он привел в порядок шерсть, чтобы предстать перед принцессой чумазым бродягой. Да и одежду спутников пачкать не хотелось. Закончив подъем, все участники операции, включая Пэгги, надели поверх арамидовых костюмов комбинезоны работников плантаций или облачились в броню сотрудников правопорядка. Возможности черного рынка в городе оказались поистине безграничными, а оборотистый Йохан Дален знал людей, которые не задавали лишних вопросов.

Бесшумно скользя вдоль огуречных шпалер, княжич старался не светиться перед камерами и не оставлять следов. Конечно, весело было бы поглядеть на вытянувшиеся лица биологов при виде отпечатка его лапы, но на глупости не хватало времени. Хотя вид его спутников не вызывал подозрения, осторожность пока еще никому не мешала.

— Ну что, кошак, готов? — приятельски кивнул Кевин, когда они достигли защищённого энергетическим полем личного сада главы научного отдела.

До недавнего времени это был режимный участок. Но сейчас пост охраны отсюда убрали. Охотникам не хватало людей, а обмануть камеры наблюдения Шаману и Кудеснику не составило труда.

Обычно при прохождении защитного поля Синеглаз ничего не чувствовал. Однако в этот раз невидимая граница показалась ему упругой и неподатливой, точно вода или даже густой кисель вроде того, в который княжич бултыхнулся лет в пять, когда, желая полакомиться и угостить маленькую царевну, поскользнулся на краю и не удержал равновесия. Хорошо, что сорокаведерный чан уже почти остудили для предстоящего пира, но выбраться на поверхность и не утонуть оказалось той еще задачей.

— Все в порядке? — заметив напряжение четвероногого напарника, спросил Кевин.

Синеглаз только неопределенно муркнул и потерся о его ноги, приглашая следовать за собой. Когда преграду преодолели все члены отряда, княжич ощущал поле почти как агрессивную среду, и кто-то из повстанцев пожаловался, что ему обожгло лицо и руки.

Что бы это могло значить, княжич не представлял и на всякий случай еще раз прислушался к своим ощущениям. Вроде бы проблесков цветного зрения, знаменовавших скорое возвращение к человеческому облику, он не замечал. Да и при естественной для большинства животных ходьбе на пальцах не испытывал дискомфорта. А что до ломоты во всем теле, которая тоже предшествовала обращению, так ни одна изнурительная погоня за быстроногими косуляками не могла сравниться с нагрузками последних суток. Конечно, князь Ниак старался не задерживаться в чужом облике из опасения потерять свой. Но со времени обращения не прошло даже суток.

Хотя княжич понимал, что не имеет права рисковать, поставив под угрозу успех всей операции, докучать кузинам беспочвенными сомнениями он не стал. Обеим и без него хватало проблем.

Кристин и ее спутники закончили спуск в долину и теперь пробиралась по пустоши, пытаясь избежать встреч с патрулями. Чтобы остаться невидимым для Амитабха и других программистов службы безопасности, Пабло не рисковал подключаться к каналам охотников и даже с товарищами из города поддерживал связь лишь эпизодически и через «Эсперансу». Меж тем привлечь темных тварей, как это сделали на пути в город спутники Синеглаза, никак не получалось. Большинство медуз, расплодившихся возле периметра и питавшихся органикой с местного кладбища и свалки, сейчас осваивались на руднике, и на сигналы трансляторов не реагировали.

— Похоже, исчезновение поля, от энергии которого они подзаряжались, их дезориентировало, — виновато объясняла товарищам Кристин. — Давно я не наблюдала у них такого агрессивного поведения.

— Злятся, гадины, что добычу у них из-под носа увели, — имея в виду спасение заключенных, пошутил в ответ Лев Деев.

— Патрульным, я думаю, с ними тоже сейчас несладко, — пытаясь по вибрации определить местонахождение дозорных, предположил Аслан.

— Скажите спасибо, что эти темные твари до нас не докапываются, и не надо тратить энергию на защитное поле или обнаруживать себя, паля почем зря из скорчеров, — нашел в ситуации положительную сторону Дольф.

— Энергия нам еще понадобится для штурма секретной лаборатории, — тяжело переводя дух, согласился с ним Пабло Гарсиа. — А от патрульных, если что, как-нибудь отобьемся.

В это время принцесса Савитри входила в зал заседаний Городского совета.

После кричащей роскоши покоев Нарайана убранство этого просторного помещения выглядело скромным и безыскусным. Другое дело, что все постройки вестников, которые видел Синеглаз, начиная от модулей научной станции на Васуки и заканчивая учебными аудиториями лицея, поражали плавностью линий и завораживающим совершенством форм, не требующих дополнительных украшений. К тому же сам размер зала мог считаться роскошью. В городе под куполом жизненное пространство давно стало такой же ценностью, как вода и воздух, и показывало статус владельца и степень его состоятельности.

После визита в кабинет профессора Нарайана, двух недель в лицее и краткого, но бурного экскурса по нижним уровням, княжич мог сказать, что обитатели надзвездных краев в этом отношении мало чем отличаются от жителей Царского града. На его родине окрестности Дворца Владык, словно яхонт оправой обрамленного нарядными палатами вельмож, выделялись в центре города не только массивностью построек, но и пышностью вертоградов, украшенных заморскими деревьями и цветами. Затем шли кварталы торговцев и ремесленников с домами поменьше и поскромнее. А возле стен и за их пределами ютилась беднота.

Зал заседаний тоже располагался под самым куполом на одном уровне с фруктовым садом, и его укрепленный силовым полем прозрачный потолок открывал вид на пустошь и черное зловещее небо. Сегодня на городском небосклоне словно взошла новая звезда, способная не только затмить тусклый свет красного карлика, но и посоперничать сиянием с иными сверхновыми. С появлением принцессы Савитри в зале, казалось, стало светлее.

Да что там далекие и холодные звезды. Даже царица Серебряная, которую придворные поэты без лести сравнивали с тремя дочерьми Владыки Дневного света, не говоря уже о матушке, первой красавице Страны Тумана, не выглядели так притягательно и при этом величественно. Другое дело, что сольсуранские златокузнецы и синтрамундские ткачи, у которых владыки Страны травяных лесов заказывали паволоки и украшения для своих жен, при всем старании не могли тягаться искусством с придворными мастерами Альянса. Наряд принцессы Савитри в изысканности дорогих тканей и переливов вышивки ручной работы сохранял связь с традиционным облачением махарани Сансары. При этом он непостижимым образом гармонировал со строгим убранством зала. Неудивительно, что члены совета в восхищении встали с мест.

Профессор Нарайан удовлетворенно улыбнулся, наслаждаясь произведенным впечатлением, а потом представил махарани, без запинки перечислив все ее титулы. Похоже, за последние тридцать лет он настолько свыкся с ролью почтительного и любящего жениха, что ему не составляло особого труда надеть привычную маску.

— Хотя мы собрались здесь, чтобы обсудить ситуацию в городе и недавние события на руднике, — начал он вместо приветствия, — я бы хотел поделиться с вами радостью, которую не могут омрачить никакие тревожные известия. Махарани Сансары, чью потерю я оплакивал четыре долгих года и о разлуке с которой скорбел каждый день, не только не погибла на пустоши, но и отыскала дорогу в город. И она готова подарить нам свое общество, оросив наши оскудевшие нивы благодатью, дарованной династией раджей.

— Во как выкаблучивается, паскуда! — проверив зарядку скорчеров, фыркнула Пэгги.

Как и другие члены группы, она наблюдала за ходом заседания с помощью линз виртуальной реальности.

— Хорошо, что Савитри больше такими шутками не проймешь, — согласился с ней Ндиди, сноровисто разбирая систему искусственного полива.

Чтобы прикрыть отступление, туда собирались заложить взрывчатку. В это время Кевин и Шака возились с детонаторами, выбирая место с таким расчетом, чтобы не задело своих. Остальные, рассредоточившись по саду, с большим или меньшим усердием имитировали уход за растениями, готовые в любой момент взяться за оружие. А Синеглаза пока спрятали под раскидистыми листьями цветущего ванкуверского папоротника, откуда он внимательно наблюдал за происходящим, ловя каждый запах или звук, и при этом по ментальной связи не забывая следить за ходом заседания.

Он бы, конечно, не отказался наведаться в покои профессора и обезвредить взрывчатку, заложенную под генераторами кислорода, но, как выяснилось, помимо защитного поля кабинет главы научного отдела охраняла целая система дверей не только с электронными, но и с механическими замками.

После церемонии представления профессор Нарайан дал слово Савитри.

— Ну, сейчас она им покажет, — простодушно заметил Мубарек.

Но махарани Сансары слишком хорошо понимала, что пока не время, а красивые, округло оформленные официальные речи она научилась произносить, еще когда ее мозг не имел подключения к процессору с генератором готовых текстов. Синеглаз и сам учился владеть ораторским искусством. Он ничего не загадывал, но знал, что вовремя произнесенное и правильно подобранное слово может оказаться оружием не менее грозным, нежели меч. Именно таким острым клинком стала смонтированная Эйо программа, выхода которой они сейчас ждали как условного сигнала.

Савитри тоже ждала, поэтому без запинки врала, выражая благодарность совету и распинаясь о своей бесконечной любви к жениху.

На бедного Ндиди жалко было смотреть. Хотя он пытался сохранять самообладание, его лицо выражало неподдельную муку.

— Спокойно, боец, это все сплошной блеф, — дружески похлопала его по плечу Пэгги. — Твоя махарани просто тянет время и дает нам возможность все подготовить. Заметь, она ни разу не назвала имени этого упыря Нарайана. Так что, считай, все эти признания адресованы тебе.

Остальных, включая Синеглаза, больше коробило от планов по подавлению мятежа, которые глава научного отдела, закончив с официозом, принялся излагать с таким видом, будто вносил предложения по перепланировке города или даже генеральной уборке. На самом-то деле он задумал не ремонт, а переезд, пустив прежний дом под снос. Но о своих планах предпочитал пока не распространяться, гипнотизируя совет непоколебимой уверенностью.

— Не вижу смысла тратить сейчас энергию и интеллектуальные ресурсы на взлом защитного поля, которым бунтовщики отгородили свои кварталы, — успокаивал он членов совета, объясняя нынешнее затишье в действиях охотников. — На нашей стороне играет время, а этот грозный воин побеждал всех, кто, попав в треугольник Эхо, пытался диктовать свои условия. Через пару дней, когда у мятежников закончится энергия, они сами приползут к нам, прося защиту от медуз.

— Вот ушлепок, — выругалась Пэгги, — Жалко, что вы не разрешили запустить к нему в кабинет десяток тварей пустоши.

— Чтобы они на нас же и напали? — строго глянул на нее Шака. — Вот уж спасибо! И вообще, не лишай нас всех удовольствия скрутить этому фраеру шею против резьбы!

Синеглаз облизнул нос, чтобы лучше уловить запах Нарайана. Он бы тоже не отказался узнать, какова на ощупь его гортань, или изведать вкус потрохов. Раз уж нет возможности накормить ими самого профессора. По ментальной связи он чувствовал, что Савитри тоже думает о том, насколько легко вынимается из прически острая заколка-бабочка.

— Но ведь на нижних уровнях живут и ни в чем не повинные люди: дети, женщины, старики, — всплеснула руками глава отдела социальной защиты и опеки, ухоженная молодящаяся дама в цветастом костюме, обтягивающем далеко не идеальную фигуру.

В ее устах слова о невинных детях прозвучали особенно цинично. Как поведала Камилла, все операции по изъятию детей для трансплантации проводились исключительно с ее согласия. Впрочем, эта женщина отстаивала свой шкурный интерес и не хотела терять неплохой доход.

— Кого вы называете невинными? — не скрывая презрения, повернулся к ней Нарайан. — Все обитатели нижних уровней — это бунтовщики и их родня.

— А как же охотники, их семьи и другие граждане, лояльные совету? — напомнил начальник департамента снабжения, при попустительстве которого медикаменты и предметы первой необходимости уходили на черный рынок.

— Если пострадает кто-то невинный, то его кровь падет на голову восставших, — отрезал Нарайан. — Махарани подтвердит, у нас на Сансаре с мятежниками разговор короткий.

Синеглаз знал, что при этих словах бедная Савитри залилась краской, практически невидимой под густым слоем косметики. Хорошо, что процессор быстро выровнял гормональный фон. Сколько раз ей приходилось если не подписывать чудовищные приказы своего жениха, то быть молчаливой соучастницей его преступлений! Как же Синеглаз ее понимал!

— Мы сейчас не на Сансаре, и у нас нет деления на касты. Это закреплено в уставе города еще Даярамом Вармой, — с легким вызовом напомнил начальник управления геологоразведки, один из немногих членов старого совета, по причине исключительного профессионализма сохранивший свой пост несмотря на неуступчивость и крутой нрав. — У рабочих, которых тут называют бунтовщиками, есть вполне конкретные требования по улучшению условий их жизни и труда. Я неоднократно подавал рапорты о необходимости замены устаревшего оборудования, расширения жилых модулей и организации для рабочих хотя бы одного легального кабинета амбулаторного приема. Но представители социальных ведомств меня не услышали.

— У нас и так урезали финансирование, — возмущенно глянул на него глава департамента здравоохранения, приказом которого жители нижних уровней остались без медицинской помощи. — Вы лучше меня знаете, что последние два года почти весь городской бюджет направлялся на переоборудование корабля, способного преодолеть гравитацию черной звезды.

— Ну и где этот корабль? — не скрывая раздражения, поинтересовался начальник геологоразведки.

Профессор Нарайан словно ждал этого вопроса.

— Корабль полностью готов к вылету. Осталось только проверить состояние реакторного топлива и зарядить аккумуляторы, — поведал он с торжествующей улыбкой. — Мы закончили все работы несколько месяцев назад, и я ждал удобного момента, чтобы сделать доклад. К тому же я не терял надежды отыскать принцессу Савитри.

По залу пробежал гул одобрения. Пожалуй, даже появление махарани Сансары не вызвало такого воодушевления. Члены совета возбужденно переговаривались, что-то переспрашивали, многие уже с трудом могли усидеть на месте, готовые нестись паковать чемоданы.

Начальник управления геологоразведки остался невозмутимым, словно новость его не касалась вообще. Похоже, он если и не знал, то догадывался о планах главы научного отдела.

— Я рад, что дело Маркуса Левенталя все-таки сумели завершить, — кивнул он, явно намеренно напомнив собравшимся, чьим детищем является «Эсперанса». — Но если переоборудование корабля закончено, почему бы не отправить освободившиеся средства на нужды города? Надеюсь, вы понимаете, что один звездолет не сможет забрать отсюда всех?

Члены совета глянули на него как на убогого слепца, который в квартале менял вещает о Правде Великого Се и законах царя Арса. Мысли большинства уже были далеки от здешних проблем. Синеглаз понял, что, если бы профессор Нарайан внес предложение взорвать генераторы воздуха, его бы поддержали, как придворные лизоблюды во Дворце владык поддерживали любые решения отца. Впрочем, глава научного отдела не спешил раскрывать карты.

— Не вижу смысла вносить сейчас какие-то изменения в бюджет, — спокойно проговорил он. — Когда «Эсперанса» покинет треугольник Эхо, население города в любом случае уменьшится, а следовательно — освободится место, и появятся дополнительные ресурсы.

— Да вы, как я погляжу, решили провести чистку еще до отлета корабля, — усмехнулся начальник геологоразведки. — Как еще можно истолковать Ваши уверения в том, что медузы на выработке — это не проблема? Впрочем, по городу не просто так курсируют слухи о тайных лабораториях и ужасах нижнего рудника.

Профессор Нарайан принял боевую стойку, намереваясь уничтожить оппонента блестяще выстроенными аргументами. Но в это время на голографическом мониторе появились первые кадры с изуродованными трупами подопытных, сопровождаемые красочно оформленным понятным рассказом о сути проводимых экспериментов.

— Что это за дурацкий пасквиль? — первым возмутился директор департамента здравоохранения, хотя наверняка знал об исследованиях главы научного отдела.

— Мы не имеем к этому никакого отношения. Это все происки бунтовщиков. Нас взломали, — едва ли не со слезами на глазах оправдывался управленец из отдела массовой информации и рекламы.

— Но откуда они получили данные исследований? — с невинным видом поинтересовалась принцесса Савитри, которой немалого труда стоило скрыть презрительную улыбку.

— У нас в отделе не было никаких утечек, — в запале воскликнул заведующий кафедрой молекулярной биологии и тут же, понимая, что выдал себя с потрохами, добавил. — И вообще в городе ничего подобного не проводится.

— Да заблокируйте вы уже наконец этот канал, — потребовал глава департамента правопорядка, который параллельно открыл трансляцию со служебных камер его ведомства, установленных на уровне «мутантов» и наблюдал за реакцией тех жителей, кто еще не до конца утратил разум.

Поверили, понятно, далеко не все. Кто-то громко возмущался изощренным враньем «уродов», кто-то в запале даже принялся бить и курочить вмонтированные в стену проекторы. И все же почти на всех лицах вне зависимости от возраста, характера врожденных увечий и ухищрений мастеров имплантации отражалась растерянность.

Она же читалась и в глазах членов совета. Все эти расфуфыренные чиновники напомнили Синеглазу героев сказок про голого короля и волшебный кафтан, которые им с маленькой царевной рассказывала царица Серебряная. Княжичу всегда нравился момент разоблачения, когда тайное становилось явным, глупцы оставались ни с чем, а обманщики получали по заслугам.

Сейчас, хотя короли уже разгуливали без порток, крошка Цахес еще прикидывался господином Циннобером. И волшебный кафтан с него только предстояло сдернуть.

Когда на экранах появилась запись признания, в зале совета повисла зловещая тишина, а над уровнем мутантов, казалось, и вовсе пролетела Медуза горгона. Их кумир только что смешал их с прахом и развеял по ветру.

— Как это прикажете понимать?

Лицо начальника отдела снабжения шло красными пятнами. Заслуженный казнокрад терпеть не мог, когда обманывали его.

— Наглая ложь и бессовестная клевета!

Хотя профессор Нарайан, конечно же, догадался, когда и кем была сделана эта запись, на лице его не дрогнул ни единый мускул.

— Я думаю, специалисты нашего медиацентра без труда изобличат эту дешевую подделку.

— Запись подлинная, ее копия сохранена на моем процессоре, и, если кто-то сомневается, я могу прокрутить полную версию.

Если бы профессору Нарайану вспороли живот и начали вытаскивать наружу внутренности, он бы и то выглядел менее шокированным. Непонимающим взглядом он смотрел на Савитри и не верил, что она могла решиться на такой чудовищный с его точки зрения поступок.

— Ты, да ты, да как ты посмела?! — только и смог выговорить он. — Ты же без меня тут просто никто! Я ж тебя в порошок сотру!

— Я махарани Сансары, — отчеканила принцесса. — Наследница духа Варуны, плоть от плоти поколений моих предков, и я больше не позволю, чтобы мое имя и честь династии покрывали грязью и кровью.

Сейчас она походила на прекрасную пеструю бабочку, которая сбросила оковы тесного кокона и расправляет покрытые золотистой пыльцой крылья.

— Что ты тут несешь? Кто внушил тебе эту чушь? — задохнулся от возмущения Нарайан. — Кто дал тебе право причислять себя к великой династии? Ты всего лишь бездушная кукла с куриными мозгами клона, неудачное творение, на которое не пожелал снизойти даже дух моей бедной возлюбленной.

— В таком случае, нам и вовсе не о чем говорить, — презрительно скривилась Савитри. — Ты отрекся от меня едва ли не в день моего появления на свет, но все эти годы продолжал использовать. Теперь я в свою очередь расторгаю нашу помолвку.

Эту волнующую сцену Синеглаз наблюдал во время броска до зала совета, куда ворвался, чтобы увидеть, как Шатругна Нарайан намеревается свое творение уничтожить. В руке главы научного отдела блеснул клинок, против которого заколка-бабочка выглядела детской игрушкой.

Хорошо, что профессор не учел молниеносность реакции андроидов. От первого взмаха Савитри уклонилась, а в следующий миг между ней и ее бывшим женихом встала Пэгги. Кинжал выпал из вывернутых пальцев профессора, следом за ним едва не отправилась и голова. ПГ-319 могла безо всякого оружия сломать противнику хребет.

К сожалению, ей этого не позволили. Телохранители взяли руководителя научного отдела в плотное кольцо. В это время другие сотрудники службы безопасности под вопли перепуганных членов совета пытались отбить Савитри. Впрочем, Ндиди второй раз отдавать кому-либо возлюбленную не собирался. Пока Пэгги вела ближний бой с личной охраной, Синеглаз живым воплощением хаоса носился по залу, наводя ужас на членов совета и отвлекая внимание, а Кевин, Мубарек и остальные держали оборону в саду, не позволяя отрезать пути отхода, он вывел принцессу из зала. Вскоре к ним присоединилась Пэгги.

Синеглаз еще немного порычал для острастки, перевернул пару стульев, прокусил запястье охранника, пытавшегося подстрелить Пэгги, и тоже покинул зал, успев присоединиться к товарищам за несколько мгновений до взрыва. Кудесник сразу после его ухода заблокировал двери, временно замуровав руководителя научного отдела в одном помещении с членами городского совета. Рассерженные чиновники и главы ведомств хотели задать немало вопросов.

— Моя прекрасная возлюбленная! Махарани моей души!

Хотя Ндиди в порыве чувств порывался нести Савитри на руках, принцесса ему этого не позволила. Она не только сбросила положенные по протоколу неудобные туфли на высоком каблуке и тяжелое покрывало, но и потребовала дать ей скорчер. Еще одна воительница с молниеносной реакцией и отточенными на пустоши навыками прицельной стрельбы сейчас в группе была не лишней. На территорию личного сада и в район плантаций стянули едва ли не всех охотников, не задействованных на патрулировании нижнего уровня. Стянули бы больше, да рудокопы под командованием Брендана и Прокопия с Эркюлем, дабы отвлечь внимание, пошли в наступление.

— Ходу, бойцы, надеюсь, вы не собираетесь жить вечно? — торопила товарищей Пэгги, сноровисто взламывая защитные поля, благо скрытность им больше не требовалась.

Шака и Мубарек включили переносные генераторы, создав энергетический купол. На этот раз охотники стреляли боевыми. Шаман вел группу по плантации, передавая маршрут перемещения противника и предупреждая о засадах.

Синеглаз, для которого невидимый щит был все равно бесполезен, мчался впереди, прокладывая дорогу, благо трассирующие пули и плазменные заряды летели в основном над его головой. Он уже видел спасительный вход в технический коридор, уже ощущал запах смазки и механизмов, смешанный с ароматами сада, разбавленными вонью от паленого пластика. Однако в этот момент черно-зеленая картинка внезапно стала снова цветной…

Он сделал по инерции несколько прыжков и, неловко поскользнувшись, кубарем полетел прямо под ноги охотников. Ибо его мягкие пружинящие передние лапы с мощными когтями стремительно превращались в худые и слабые руки подростка. Задние, наоборот, удлинялись, смещая центр тяжести и не позволяя пока бежать ни на двух, ни на четырех. Да какое там бежать? Он и идти-то сейчас не мог: во время обращения все тело жестоко скручивало узлом, а в жилы, казалось, заливали расплавленный свинец. Обычно это продолжалось всего несколько минут, но сейчас они могли стать для княжича роковыми.

Ох, отец, что ты наделал?! Впрочем, князь Ниак, видимо, уже давно не числил сына среди живых. Тем более, по слухам, где-то в мирах Содружества у него подрастал еще один ребенок, рожденный одной из подруг царицы Серебряной. Правы были Шварценберг и Таран. Не стоило ему ввязываться в эту авантюру! С другой стороны, даже Пабло Гарсиа не смог бы взломать защитное поле незаметно, а если бы они ждали благоприятного момента на границе личного сада, не успели бы спасти принцессу Савитри. По крайней мере, товарищей он не подвел. Если даже оставят в живых, на этот раз сыграть под дурачка не выйдет. С другой стороны, что он не видел в этом лицее?

Но что это? Кто налетел, точно ураган, на изумленно сгрудившихся вокруг княжича охотников? Чья рука подхватила Синеглаза поперек туловища, буквально вырвав из лап службы безопасности? Кто легко и бережно поднял его еще не до конца освободившееся от шерсти голое тело и закинул на плечи. Неужели Ндиди? Да, это он первым даже раньше Шаки понял, что произошло с «кошаком» и, поручив принцессу заботам Пэгги, устремился на помощь.

— Не переживай! Я только вытащу его, и мы вас догоним, — пообещал он принцессе.

Но не все обещания можно выполнить. Хотя Шака и Мубарек бежали им навстречу, поддерживая огнем, а Кевин пытался настроить генератор, чтобы прикрыть их, охотники оказались быстрее. Когда Ндиди с разбегу наткнулся на энергетический щит, который успели раньше Кевина выставить на его пути охотники, Синеглаз вновь упал. Благо земля на плантациях была мягкой и влажной. Они оба спина к спине еще успели встать в боевую стойку, но охотники без лишних церемоний оглушили обоих из парализаторов.

Последним, что услышал Синеглаз, был истошный, захлебывающийся крик Савитри, которому вторил отчаянный возглас Кристин. Бедная принцесса билась в железных объятьях Пэгги, увлекавшей ее вглубь спасительного коридора. Княжич хотел порадовать напоследок Ндиди, сказав ему, что махарани в безопасности. Но губы уже не слушались, а в следующий миг его разум поглотила тьма.

(обратно)

Глава 36. Паутина каракурта

Почему любая победа вместо радости приносит только опустошенность и горькие размышления о цене? Когда Брендан, войдя в убежище, увидел сухие немигающие глаза Эйо, ему захотелось вернуться на захваченный медузами рудник или добровольно стать подопытным в секретной лаборатории. Даже взгляд шахтера, которому во время боя оторвало ногу, не выражал столько боли. Эйо сидела у монитора неподвижно, обнимая притихшего Камо, в своем суровом и скорбном оцепенении похожая на Рокамадурскую мадонну^[49]. Хотя внутри у нее клокотала раскаленная магма, которая переплавляет углерод, выталкивая сквозь горную толщу на поверхность алмазы.

Брендан сделал шаг вперед, чувствуя, как воздух вокруг него превращается в жидкое стекло или застывающую смолу, а расстояние между ним и Рукодельницей растягивается на сотни парсеков. Руки, которыми он бы хотел обнять любимую и приласкать малыша Камо, ни в какую не поднимались, словно это по ним прошел заряд парализатора.

Ну почему в руках Нарайана оказался именно Ндиди? И кого тут винить? Уж точно не Синеглаза и даже не его отца-цареубийцу, который словно специально выбирал момент для обращения. Какой может быть спрос с подлого предателя и интригана?

Зато с бойца подразделения «Барс» спрашивать можно и нужно. Брендан, единственный из оставшихся в городе участников сопротивления, не считая израненного Ящера и едва выбравшегося из плена Прокопия, имел нужные навыки. Но опять не успел, не смог уберечь, не спланировал по-другому, отпустил товарищей наверх одних. Хотя должен был настоять, убедить, пригрозить. Но всеми правдами и неправдами отправиться с ними. Он хотел подарить Эйо весь мир, а принес ее семье одни несчастья.

— Думаешь, если бы в плен попал еще и ты, мне стало бы легче?

Словно прочитав его мысли, Эйо в один шаг преодолела все световые года и разрушила все стеклянные стены, которые он между ними воздвиг. И хотя ее прикосновение сначала обожгло, оно же принесло исцеление. Правда, в тот миг, когда пластины экзоскелета тронули маленькие ручонки Камо, к горлу Брендана подкатился комок размером с астероид.

— Если их не убили сразу, еще не все потеряно, — попытался обнадежить товарищей Эркюль, виновато обнимавший мартышек. — Может быть, Нарайан захочет обменять их на принцессу.

— Или прикажет пытать, чтобы узнать параметры защитного поля и координаты убежища, — отвел глаза Прокопий.

— Тем более, у Ндиди не штоит, как у наш, блокировка, а мальчишка и вовше не пойми каких кровей, — прошепелявил Ящер.

Им с Гу Синем потому и пришлось испытать на себе почти все принятые в тюрьмах Альянса методы физического воздействия, поскольку допросы с применением «сыворотки правды» не имели смысла. А ведь Брендан как врач знал список препаратов, чье взаимодействие с амитал-натрием приводило к временной потере памяти, и даже видел их в аптечке у Далена.

— Насчет убежища не беспокойтесь, мы уже поменяли все пароли, — доложили Кудесник и Шаман.

— А тайный проход теперь наглухо закрыт, — добавил Маркус Левенталь.

В самом деле, охотники, которые в азарте преследования попытались вскрыть обшивку, запустили аварийный протокол. Теперь, чтобы отжать заклиненную и заваренную дверь или пробиться через несколько слоев макромолекулярных соединений и титановых сплавов, требовалась специальная техника и не менее суток работы. А попытки перехватить Савитри и ее спутников на нижних уровнях мгновенно пресекались Кудесником и Шаманом.

Но кто сказал, что Нарайан не захочет замучить пленников просто ради того, чтобы на ком-нибудь сорвать свою злобу?

Впрочем, у руководителя научного отдела пока хватало и других проблем. Гигантский каракурт пытался починить едва не уничтоженную Савитри паутину.

Когда стало ясно, что нападавшие ушли, и дверь заблокирована, профессор Нарайан как ни в чем не бывало вернулся на председательское место и волевым жестом вправил вывихнутые Пэгги пальцы. В это время охранники, остававшиеся внутри, рассредоточились по залу, взяв на прицел членов совета.

— Теперь, я думаю, все убедились в том, что весь гнусный пасквиль, который вы сейчас увидели, создан бунтовщиками с единственной целью дискредитировать совет и посеять в городе хаос, — проговорил Нарайан, уложив перед собой на стол наливающуюся черным отеком руку.

— Но запись подлинная, — возразил начальник отдела снабжения. — Принцесса скинула ее всем, я только что проверил.

— Для выявления высококачественных подделок требуются недели, а то и месяцы, — обиженно пояснил глава информационного департамента, который даже сейчас пытался выгородить свое ведомство.

Впрочем, судя по его испуганному лицу, он уже видел жуткую картину своих мозгов, размазанных по обшивке зала, и остальное его не занимало.

— Послушайте, неужели вы всерьез собирались спасать всех этих голодранцев, которые попусту тратят кислород и энергию и не способны ни на что, кроме как выражать свое недовольство? — снисходительно глянув на членов совета, усмехнулся Нарайан. — Я, кажется, ясно озвучил, что для перспективных ученых и адекватных управленцев, которых в совете большинство, на «Эсперансе» подготовлены комфортабельные каюты.

— Под предателями вы имели в виду тех, кто не поддерживает ваши, мягко говоря, странные идеи и эксперименты? — равнодушно глядя в дуло скорчера, спросил глава геологоразведки.

— В самом деле? Что это за непонятные разговоры про какие-то секретные лаборатории? — спохватился начальник отдела снабжения.

— Да, я продолжил дело моей жизни, — гипнотизируя совет магнетическим взглядом, со странной смесью вызова и воодушевления проговорил Нарайан. — Я с юности мечтал о создании нового биологического вида. Сверхлюдей, не только обладающих необычной силой и выносливостью, но и способных выжить в неблагоприятных условиях.

Брендан, который в ожидании новостей вернулся к операционному столу, невольно бросил взгляд на экран, вспоминая три месяца увлекательнейшей работы в лаборатории. Как ученый он мог понять и оценить всю дерзновенность замысла профессора, не просто так считавшегося одним из лучших умов Альянса.

Еще несколько веков назад, когда генетику приравнивали едва ли не к шаманству, а изыскания в области создания рекомбинантных РНК и ДНК животных и растений встречали в штыки, ученые задумались о лечении тяжелых наследственных заболеваний. Уже тогда был предложен метод вирусных частиц, благодаря которому к началу космической эры и экспансии в другие миры удалось победить не только синдромы Дауна, Мартина-Белл, Вильямса, но и более редкие генетические нарушения. Исследователи и колонисты непригодных для терраформирования планет, подвергавшиеся воздействию жесткого излучения и других негативных факторов, могли больше не опасаться за себя и свое потомство.

Другое дело, что синтетические препараты для коррекции ДНК по-прежнему стоили баснословно дорого, а закупить применяемое в молекулярной хирургии оборудование могли себе позволить лишь крупные научные центры, существовавшие только в больших поселениях, вроде Леи или Сербелианы. Да и специалистов не хватало, и это стало основной проблемой так называемых окраинных миров, в которых и более простые методы лечения были не всем по карману.

В городе под куполом в редактировании генома и помощи молекулярных хирургов нуждался каждый десятый, если не пятый. Та же Эгле Варма-Левенталь умерла после нескольких неудачных операций по удалению локальных опухолей, так и не дождавшись необходимого ей препарата, подавляющего рост раковых клеток. А в это время Шатругна Нарайан, не замечая ничего вокруг, тратил ресурсы на свои сомнительные эксперименты по выведению сверхлюдей.

— Вы не спросили у испытуемых согласия, — услышав рассказ о блестящих перспективах и новых возможностях человечества, напомнил глава геологоразведки.

— А вы считаете, им было бы лучше продолжать жизнь калек? — не дрогнув, глянул на него Нарайан.

На сей раз Брендан презрительно скривился под врачебной маской, вспоминая свою вылазку в район секретной лаборатории и сбор генетического материала, когда ему пришлось ради маскировки забраться в вагонетку с трупами. Профессор по своему обыкновению лукавил и выдавал желаемое за действительное. Ни брат Ласло Золтан, ни Гу Синь, ни жертва экспериментов Венсан Даррье не страдали никакими наследственными заболеваниями. Да и большинство охотников, которым успешно внедрили фрагменты ДНК асуров, хотя и имели некоторые нарушения кариотипа, в целом отличались неплохими для города показателями здоровья.

Другое дело, что среди членов совета только глава департамента здравоохранения имел медицинское образование и в общих чертах знал о направлении исследований профессора. Остальные же слушали его, открыв рот. Каракурт^[50] восстановил паутину, и едва не освободившиеся из тенет мясные мухи, слепни и шершни вновь погрузились в оцепенение, убаюканные сладкой отравой, убивающей разум и превращающей плоть в бульон. К тому времени, когда работники инженерной службы разблокировали двери, взбунтовавшийся было совет снова оказался под контролем.

Пообещав оперативно подавить бунт на руднике и ликвидировать пиратов, создающих угрозу благополучному старту «Эсперансы», Нарайан триумфально удалился. Вернувшись в опустевший после побега Савитри кабинет, он сразу же вызвал главу службы безопасности, продолжая держать распухающую руку на весу.

— Срочно готовьте усиленную группировку для штурма «Эсперансы», — распорядился он коротко и жестко. — И не забудьте оставить в танках места для экипажа корабля и пассажиров.

— Членов Совета тоже включить в список? — уточнил глава службы безопасности.

— Чего ради! — сделав непроизвольный жест травмированной рукой, скривился Нарайан. — Чтобы эти предатели еще по пути до корабля воткнули мне в спину нож?

Он все-таки открыл личный анализатор, убедился, что средний и безымянный пальцы не вывихнуты, а сломаны, и теперь проводил процедуры восстановления, даже не позаботившись об обезболивании. Похоже, бушевавший в его крови адреналин работал не хуже анальгетика.

— Экспедицию возглавлю я лично, — проговорил он по-прежнему спокойно и жестко, хотя его все еще потряхивало от болевого шока. — Придется немного потесниться, загрузив несколько машин образцами породы и реакторным топливом. Следует так распределить места в танках, чтобы пассажиры корабля и экипаж не пострадали во время схватки. А если пираты уничтожат охотников, нам же проще. Не придется никого оставлять на пустоши.

— А как прикажете поступить с городом?

Глава службы безопасности хотя и стоял, едва ли не вытянувшись в струнку, кажется, каким-то образом ухитрялся все фиксировать, и не только на накопителе, но и в блокноте.

— А разве есть какие-то варианты? — строго глянул на него Нарайан. — Секретный протокол проработан до мельчайших деталей. По нему и действуйте.

Хорошо, что Брендан уже закончил оперировать шахтера с развороченной ногой и только приступил к осмотру тяжелого проникающего ранения одного из участников последнего столкновения с охотниками. Выпавший от неожиданности из рук корнцанг просто отправился в автоклав для стерилизации. Впрочем, надеяться, что Нарайан передумает и откажется от воплощения своего безумного плана в жизнь, было наивно и глупо.

— Может быть, все-таки открыть ему глаза на ошибку в проектировании этого агрегата энергополевого разграничения? — предложил Прокопий, которому Брендан еще во время первого визита на рудник рассказал о положении дел на «Эсперансе».

— И сдать с потрохами наш «Нагльфар»? — возразил ему Эркюль, безуспешно пытавшийся пересчитать развлекавшихся с ребятней мартышек.

— Пусть приходит! — приосанился на орудийной палубе пиратского корабля Таран. — Даже с полупустыми аккумуляторами мы сумеем дать ему отпор.

— Я собирался выйти на связь и все объяснить еще во время заседания совета, — неловко поводя заживающими руками, пояснил Маркус Левенталь. — Но теперь вижу, это не только бесполезно, но и опасно. Нарайан глух к доводам рассудка, как раненый тигр, а его приближенные — безмозглые фанатики, готовые выполнить любой самый чудовищный приказ.

В самом деле, главу службы безопасности слова о секретном протоколе нисколько не смутили. Он собирался его запустить еще сутки назад. Как аккуратный и преданный служака он только пытался уточнить детали.

— Но как же принцесса Савитри? — осторожно проговорил он. — Я не уверен, что мы сможем вернуть ее в такой короткий срок.

— Принцесса Савитри мертва уже тридцать лет, — напомнил профессор Нарайан, деловито скрепляя поврежденные кости. — По городу бродит озлобленная кукла с сорванной программой, от которой мне сейчас нужен только ключ от сокровищницы раджей, а его можно снять и с трупа, если такое понятие вообще применимо к дважды мертвому созданию. Когда я вернусь на Сансару, я создам еще одного клона и продолжу править от его имени и от имени его детей.

— Но мы захватили двоих сообщников похитителей, — доложил глава службы безопасности. — Я думал, их можно использовать как наживку.

На этот раз Брендан не стал ничего ронять, но все же ненадолго оторвался от монитора анализатора, чтобы хотя бы взглядом поддержать замершую с пачкой стерильных простыней Эйо.

Начальник службы безопасности показал профессору Нарайану голограмму пленников, которых поместили в камеру предварительного заключения, приковав к нарам и надев ошейники с электрошоком. Не до конца оправившийся после обращения Синеглаз все еще находился в забытьи. Ндиди открыл глаза и теперь по очереди напрягал и расслаблял разные группы мышц, пытаясь если не освободиться, то хотя бы проверить, насколько слушается тело, которому скоро, возможно, предстояло превратиться в кусок окровавленного мяса и изломанных костей, если не во что похуже.

— Дядя Ндиди! — вскрикнул Камо, с громким плачем бросаясь к матери.

И надрывным причетом, подобным вою раненой волчицы, ему ответила Савитри, которая только что вошла в убежище, словно специально для того, чтобы увидеть возлюбленного плененным и обездвиженным. Эйо, не глядя отдав кому-то простыни, обняла ее и только сейчас смогла наконец разрыдаться.

Брендан вернулся к анализатору. Вид разорванной селезенки, которую он планировал восстанавливать и частично удалять, сейчас представлялся зрелищем куда менее тягостным, нежели слезы любимой и искаженное ужасом лицо друга. Впрочем, когда очнулся Синеглаз, Ндиди взял себя в руки, пытаясь парнишку поддержать, насколько это было сейчас возможно.

Лицо профессора Нарайана тоже исказилось. Но этот раз от бешенства. Он стал похож на изображения демонов на барельефах древних храмов. Впрочем, чему удивляться. От одного из хтонических существ он и вел свой род.

— Это тот грязный кули^[51], которого видели рядом с принцессой? — прошипел он, точно разгневанный тигр.

Брендану даже показалось, что его уши, как у хищника из семейства кошачьих, сначала встопорщились, потом прижались к голове.

— Когда мне доложили, что их видели вместе, я и предположить не мог, что наследница династии раджей падет настолько низко, чтобы по своей воле снизойти до такого ничтожества!

— Что прикажете с ним делать? — осторожно поинтересовался глава службы безопасности.

— Доставить в секретную лабораторию, — коротко распорядился Нарайан. — Я сам с ним займусь. Результатов трудов я, конечно, уже не увижу, но хотя бы скоротаю время до эвакуации. Когда вы вновь отыщете неблагодарную копию мой дорогой возлюбленной, я покажу ей, кому она меня предпочла!

— Почему я не сумела его убить? — всхлипывала, в бессилии грозя голограмме бывшего жениха, принцесса.

— Главное, ты сама осталась цела, — успокаивала ее Эйо.

— А что с мальчишкой? — бесстрастно разглядывая пленников, спросил глава службы безопасности. — Насколько я понял, это тот самый княжич с Васуки, который связался с пиратами и теперь действует с повстанцами заодно. Его видели на баррикадах, к тому же в облике тотема он каким-то образом преодолевает защитные поля.

— Очень печально, что бедному отроку основательно заморочили голову, — с сожалением покачал головой Нарайан. — Надеюсь, он еще не совсем отравлен безумными идеями Арвинда Вармы и его последователей. Мальчик — прямой потомок Великого Асура, и мы все видели, насколько легко он принимает облик тотема и возвращается обратно.

— Кровь Великого Асура священна, — в благоговейном трепете кивнул начальник службы безопасности.

— К тому же его брак с одной из принцесс Альянса поможет укрепить наше влияние на Васуки, — продолжал Нарайан, уже прикидывая новую политическую комбинацию. — А его способность преодолевать защитные поля требует детального и подробного изучения. Проведите полное обследование и подготовьте его к эвакуации, а грязного кули после всех необходимых процедур пустите в расход.

Хотя приказы профессора Нарайана звучали совершенно чудовищно, Брендан после них в какой-то мере успокоился, словно получил четкую инструкцию для дальнейших действий.

— Ребята, держитесь, мы вас вытащим! — пообещал он вслух, зная, что Синеглаз может его услышать благодаря ментальной связи с Савитри.

Кажется, мальчишка, голограмму которого глава службы безопасности еще не отключил, едва заметно кивнул. Жаль, что кляп мешал ему передать эти слова Ндиди.

— Я пойду с вами, — заметалась по убежищу принцесса, которая, кажется, совершенно забыла, что ее экзоскелет остался в покоях главы научного отдела.

— Только бы из этой затеи вышел какой-нибудь толк, — всхлипнула Эйо, в который раз за эти сутки помогая Брендану с броней.

— Даже если Ндиди введут препараты, изменяющие кариотип, сразу они не подействуют. Поэтому мы быстро сумеем все купировать, нейтрализовать и вывести из организма, — обнадежил Брендан любимую и Камо.

Попутно он думал, под каким благовидным предлогом убедить Савитри остаться. Похоже, такие же мысли прокручивал и процессор Пэгги. Впрочем, сейчас в городе, кажется, не существовало безопасных мест.

— Лабораторию все еще охраняет защитное поле, и его никто не отключал, — разглядывая карту рудника, заметил Тонино, который, конечно, не мог забыть их прошлый бурный вояж.

— Поле я нащупал, слабые места уже вижу, — не без труда откашлявшись, объяснил вышедший на связь Пабло Гарсиа.

Судя по глубине грудных хрипов, которые Брендан слышал даже без фонендоскопа, боевой товарищ держался только на упрямстве и стимуляторах.

— Мы почти добрались до старого рудника, — уточнил Лев Деев. — Осталось найти тайник с горючим, и можно запускать резервный реактор.

— К которому мы по-прежнему не имеем доступа, — вздохнул Йохан Дален.

Вместе с Хенком и другими старожилами они только что пытались поговорить с командирами охотников и главами группировок.

— Ну фто там? — прошепелявил, поднимаясь на своем утлом ложе Ящер.

— Бесполезно, — устало отмахнулся Дален.

— Эти идиоты нас чуть не растерзали, — поделился впечатлениями старый Хенк.

— Говорят, что это все мы специально подстроили, — добавил Дален. — Когда же мы напомнили им по поводу планов их кумира взорвать город, охотники нас подняли на смех. Они убеждены, что уж для них-то на «Эсперансе» точно найдутся места.

— Тем более, они получили приказ готовиться к вылазке, — добавил Хенк.

На экранах видеонаблюдения было видно, что после передачи Эйо уровень мутантов гудит, как растревоженный улей. Маргиналы сбивались в банды, вытаскивали оружие из схронов и требовали от главарей вести их на «уродов». Шпана помельче громила магазины и бары, а охотники, вместо того чтобы наводить порядок, собирали скарб и собачились, распределяя в танках места.

— Что же я наделала? — в ужасе проговорила Эйо. — Они же разнесут город еще до того, как вступит в действие секретный протокол.

— А что им до города? — фыркнул Мубарек. — Все их мысли уже на корабле. Будто там их кто-нибудь ждет.

— Как это не ждет? — обиделся Таран. — Мы одних уже на пиксели порвали, и я с удовольствием эту процедуру повторю. Вы мне только огоньку подбавьте.

— Если мы сумеем запустить реактор на старом руднике, и энергетическое поле останется у нас под контролем, у них просто не получится выехать, — резонно заметил Лев Деев.

— И мы его запустим, — пообещал Дольф. — Даже если придется прорубать новый штрек. Проходческих комбайнов на руднике хватает.

— Новый штрек — это неделя работы, — вздохнул старый Хенк, и геолог-Аслан его поддержал.

— А у нас энергии меньше чем на двое суток, — проверив генератор, покачал головой Цветан. — Даже на штурм лаборатории аккумуляторов может не хватить.

— Значит, надо в любом случае договариваться с мутантами, — заключил Маркус Левенталь. — Я сам поговорю с авторитетами и главами подразделений охотников. Думаю, Виктор Громов, — добавил он, имея в виду начальника управления геологоразведки, — и еще несколько членов совета из тех, кто работал под моим началом, нас поддержат.

— Возможно, какой-то вес будет иметь и слово махарани Сансары, — оставила свои метания принцесса Савитри.

Эйо тут же поспешила ей на помощь, приводя в порядок ее пострадавший во время путешествия по техническим коридорам наряд и прическу, из которой куда-то исчезла памятная заколка с бабочкой.

— Не переживай, подруга, — напутствовала махарани Пэгги. — Если хоть волос упадет с голов Ндиди и кошака, они узнают, что такое боевой андроид в режиме уничтожения.

Увы, любое обещание всегда проще дать, нежели выполнить.

— Нарайан, похоже, вообразил себя Натараджей Шивой. Он отдал приказ об эвакуации лаборатории и поручил своим мясникам уничтожить всех подопытных, которые еще не прошли весь цикл перестройки генома! Гу Синь и Золтан в списке одни из первых!

С такими невеселыми новостями Брендана и его товарищей встретил Лев Деев, чья группа уже заняла позицию на подступах к лаборатории, разместившись в тесной клетушке, предназначенной для отдыха ремонтников и операторов защитного поля. Впрочем, для того, чтобы осмотреться, не привлекая внимание охраны лаборатории и не тратя драгоценную энергию на медуз, ничего иного и не требовалось. Тем более что Пабло уже сумел подключиться к закрытой локальной сети.

— А что с нашим кошаком и Ндиди? — не без труда протиснувшись внутрь, приник к монитору Эркюль.

— Про Ндиди узнать ничего не удалось, а мальчика заперли пока в покоях Нарайана и стерегут как зеницу ока, — вздохнула Кристин, хлопотавшая возле Пабло, который после марш-броска и перегрузок во время экстренного подключения по нейросети находился в предобморочном состоянии, усугубляемом жестоким разочарованием.

Взлом энергетического щита доступ в лабораторию не открывал.

— Эта гребаная дверь реагирует лишь на биометрию узкого круга лиц, включая Шатругну Нарайана, — отплевывая кровь, пояснил оператор.

— А других уязвимых мест не показывают ни чертежи, ни данные с камер наблюдения, — вздохнул Лева Деев.

— А они там точно проводят опыты, а не золотой запас хранят? — на всякий случай поинтересовался Шака, изучая схему защищенной многоступенчатой системой фильтров вентиляции, какой не могла похвастать даже знаменитая сокровищница раджей Сансары.

— Еще и давление внутри всех помещений поддерживают зачем-то ниже нормы, — добавила Пэгги, в фантастической, но при этом невероятно грациозной позе пристроившаяся возле монитора.

— Так положено по протоколу, как и соблюдение полной стерильности, — пояснила Кристин, указывая на шлюзы и специальное покрытие пола и стен. — Это место изначально проектировалось как лаборатория бактериологической защиты для профилактики инфекционных заболеваний и предотвращения эпидемий.

— В городе с замкнутой системой подачи воздуха и вентиляции даже банальная вспышка кори может иметь роковые последствия, — понимающе кивнул Брендан, вспоминая гибель колонии на Лее. — Поэтому лабораторию и разместили подальше от жилых кварталов.

— После того, как в город доставили вакцину от синдрома Усольцева, интенсивность исследований снизилась, и часть помещений, включая стационар, пустовали, — продолжила Кристин, у которой превращение эпидемиологического форпоста в фабрику смерти происходило буквально на глазах. — Поэтому профессору Нарайану не составило труда убедить совет отдать помещение ему. Тем более что первое время, дабы зарекомендовать себя, он и в самом деле занимался лечением генетических заболеваний и молекулярной хирургией.

— А я уж думал, что значок бактериологической угрозы повесили так, для отвода глаз, — заметил Аслан, изучавший строение горной породы на предмет подрыва.

Пока ничего лучшего, нежели отключить поле и вышибить дверь направленным взрывом или буром проходческого комбайна, придумать не получалось. Брендан с тоской размышлял о том, что, если бы он чуть раньше узнал о происходящем в городе и сумел бы наладить связи с подпольем, ему бы, возможно, удалось получить допуск. Но в таком случае он вряд ли когда-нибудь встретился с Эйо и Ндиди, и уж точно не смог бы помочь принцессе Савитри.

Впрочем, что толку? Он вывел с нижнего рудника несколько тысяч обреченных, но Ндиди и Гу Синю не мог ничем помочь.

— Вы как хотите, а я иду за проходческим комбайном, — категорично заявил Шака, видя, как тюремщики неспешно проверяют списки на ликвидацию в то время как научные сотрудники консервируют оборудование, собирают материалы, подчищают архивы.

Брендан хотя и удивлялся альтруизму пиратского квартирмейстера, и сам понимал, что, если они не предпримут хоть что-нибудь в ближайшие полчаса, будет поздно.

— Нам бы где-нибудь «языка» с нужным уровнем доступа добыть, — мечтательно протянул Чико.

И в это время в наушниках на знакомой волне прозвучал ворчливый голос, который долгих двенадцать лет являлся Брендану исключительно в кошмарах.

— Вечно у тебя, Чико, сплошные бы да кабы. А как доходит до дела, то ты только портить все умеешь. Отставить комбайн, Шака! Танком обойдемся. Ну, где вы там чалитесь, салаги? Нам еще кошака из его золотой клетки спасать!

— Дядя Саав! — восторженно просияла Кристин, которая точно знала, что одноклассник отца из любой ситуации отыщет выход.

Пабло Гарсиа, заметно приободрившись, срочно настраивал параметры взлома защитного поля.

— А это точно не ловушка? — не поверил Мубарек, глядя на голограмму ухмыляющегося Шварценберга, который, словно рыбак — удачный улов, держал на весу облаченного в экзоскелет охранника лаборатории.

— Да я нашего кэпа и в восьмибитной графике ни с кем не спутаю! — просиял квартирмейстер, устремляясь в тоннель.

Как выяснилось, капитан «Нагльфара» и Санчес, убедившись, что охотники убрались восвояси, отыскали какой-то сверхкороткий маршрут и успели в город едва ли не раньше группы, выступившей пешком. Связавшись с Левенталем и выяснив обстановку, они на подступах к лаборатории подкараулили патрульного, вышедшего проверить, что там за шум, и теперь биометрия незадачливого стража служила им охранной грамотой и ключом.

— Я думал сначала без лишних разговоров откромсать этому вертухаю зашкварному руку, — пыхтел Шварценберг, сгибаясь под тяжестью добычи. — Но потом подумал, мало ли в каком месте и что они к этой двери прикладывают.

Шлюзовую камеру преодолели без особых проблем. Разве что пришлось подождать завершение процедуры очистки. Впрочем, стерильные противочумные балахоны служили неплохой маскировкой. Оставшийся в их импровизированном штабе Пабло, конечно, вел их, взламывая энергетические поля, отпирая двери и корректируя изображение на камерах наблюдения. Но вызывать подозрения у охраны раньше времени не хотелось.

— Пока не доберемся до боксов со смертниками, огня не открывать, — напомнил Лев Деев после того, как Пэгги и Шака виртуозно и бескровно обезвредили двух чересчур подозрительных и дотошных охранников.

Пэгги применила безотказный удушающий прием, квартирмейстер нежно свернул безопаснику шею.

— Да здесь все надо напалмом выжечь, — негодовал бедный Ласло, для которого каждый шаг по лаборатории представлялся пляской босиком по раскаленным углям.

— Не надо ничего жечь, — пытался урезонить беднягу Эркюль. — Здесь одного оборудования на сотни тысяч. Да и материалы тоже чего-то стоят.

Брендан не спрашивал, откуда Обезьяний бог знает о стоимости оборудования. Он просто видел, что оснащению лаборатории позавидовали бы многие научные центры. Он с досадой вспоминал утлый анализатор и список почти шаманских гомеопатических препаратов, которыми в кабинете папаши Хайнца лечил больных, нуждавшихся в генетической или молекулярной коррекции. А в это время высокоточные приборы и мощные вычислительные машины использовались для того, чтобы калечить здоровых людей. И почему все, к чему прикасался Шатругна Нарайан, извращалось или становилось орудием убийства, словно покрываясь тлетворными метастазами его зловонной паутины?

И все же для Брендана и его спутников основную ценность представляли не высокоточные приборы и дорогие реагенты, а человеческие жизни. Поэтому, когда в районе боксов с испытуемыми послышались какая-то непонятная возня и сдавленные крики, они уже не замечали, что опрокидывают и какой железякой пробивают головы охранникам, оказавшимся слишком близко для выстрела.

Они успели до того, как боксы превратились в склепы, и после недолгой перестрелки мясники от молекулярной биологии и палачи из службы безопасности отступили, наглухо заблокировав шлюз, ведущий к подъемнику. Сколько охранников он положил, Брендан даже не пытался считать. Вероятно, все-таки меньше Пэгги или Ласло, который рвался вперед с одержимостью берсерка. Заряды плазмы летели мимо него.

— Золтан, testvér!^[52] — восклицал бедный боец, расстреливая боекомплект.

Но в ответ доносились только испуганные крики женщин, детский плач и призывы о помощи.

— Ндиди, Гу Синь, ребята! Где вы?

Брендан, экономя аккумулятор, сначала стрелял парализующими, потом перешел на боевые. Особенно когда увидел двухъярусные нары без малейших признаков постельного белья и нагих измученных пленников, болезненно похожих на узников корпорации «Панна Моти». Далеко не все поняли, что происходит, многие испугались и не хотели выходить, другие, переживая острую стадию интоксикации, пытались даже напасть. Некоторые требовали дать им оружие.

— Да куда тебе скорчер, ты хоть срам прикрой! — отмахивался от знакомого бойца Прокопий, вытряхивая из экзоскелета убитого охранника.

— Золтан, testvér! — не мог скрыть эмоции Ласло, так и не нашедший брата.

— Похоже, часть пленников они успели поднять наверх, — вздыхал Лев Деев, который так и не сумел отыскать Гу Синя.

— Выводите людей, у вас не больше десяти минут, они запустили механизм самоуничтожения! — торопил Пабло, не давая Брендану времени даже осмотреть пленников.

— Долго вы там будете копаться? Мне еще Марки дровишки надо отвезти! — сердито громыхал Шварценберг, объясняя Дольфу и Чико, где стоит танк, на котором решили доставить до подъемника раненых, ослабленных и детей, которых на фабрике смерти тоже хватало.

Всего они освободили из тлетворной паутины каракурта около двух сотен человек.

— Я обещала Савитри найти Ндиди! — ругалась Пэгги, осматривая боксы и помещения лабораторий, где в лужах крови и разлитых реагентов лежали тела тех подопытных, до которых удалось добраться охране.

— И этого изверга мы сделали главой научного отдела! — не могла скрыть возмущение деятельностью Нарайана Кристин, осматривая дрожащих и плачущих детей, пока Пабло и Санчес, включив на полную мощность трансляторы, защищали спасенных от медуз.

Энергию уже не экономили. В конце концов, аккумуляторы и генераторы защитного поля можно было зарядить и от движка танка или брошенных на руднике проходческих комбайнов.

Они вывели всех живых и осмотрели все помещения. Ндиди, Гу Синя и Золтана нигде не было.

(обратно)

Глава 37. Хлеб и зрелища

— Снова плясать для этого мутантского отребья? Да ты, милая, рехнулась!.. То есть я хочу сказать, Ваше высочество, это не самая лучшая идея. Вас разыскивает вся служба безопасности, и то, что люди Вашего бывшего жениха до сих пор не добрались сюда, — заслуга только защитного поля и операторов сети!

Хотя Йохан Дален запросто и запанибрата общался в заведении Хайнца и за его пределами с «девушкой Ндиди», перед махарани Сансары он явно робел и старался держать дистанцию. А Гаэтана и другие жены рудокопов, с которыми Савитри во время прогулок по уровню не упускала случая по-соседски перекинуться парой-тройкой фраз, с нескрываемым восхищением, граничащим с завистью, смотрели на слегка потрепанный, но по-прежнему роскошный наряд.

За спасение Ндиди и Синеглаза она отдала бы не только все свои наряды, но и сам титул махарани. Савитри, конечно, мечтала о свободе, но не такой ценой. Орфей вывел Эвридику, но сам остался в аду. Кто, когда и зачем изменил древний миф? Разве правильно живым жертвовать собой ради дважды мертвой?

— Дядя Брендан их спасет! — сдвигая бровки и стараясь снова не разреветься, упорно убеждал себя Камо, наблюдая за передвижением Гипа и его группы по тоннелям.

Как же Савитри хотелось разделить уверенность малыша! Почему ей не позволили отправиться вниз, а велели сидеть разряженной куклой, изнывая от сводящего скулы и оставляющего на коже кровавые следы от ногтей гнетущего ожидания и полного отсутствия новостей о возлюбленном и княжиче! Бедный мальчик ненадолго очнулся и снова впал в забытье, а след Ндиди затерялся где-то между камерой для допросов и лабораторией.

Процессор просчитывал шансы на благополучный исход спасательной операции, сводя их почти к нулю. Воображение рисовало жуткие картины: увы, она слишком хорошо представляла, на что способен ее бывший жених. Если бы Шатругна хоть раз выслушал ее и отказался от своих чудовищных планов, она бы согласилась вернуться с ним на Сансару и продолжать играть прежнюю роль. Другое дело, что бывший жених сам исключил возможность такого торга.

Поставив точку в многолетней летописи их непонимания, Савитри испытывала что-то вроде облегчения. И сейчас она жалела лишь о том, что ее игра с огнем не достигла желаемой цели. Мутанты вслед за своим идолом предпочли закрыть глаза, отрицая очевидное, лишь бы продолжать жить в удобном для них выдуманном мире. Даром что этот мир балансировал сейчас на неустойчивой жердочке, словно карточный домик в ветреный день.

Даже авторитет Маркуса Левенталя оказался тут бессилен. Когда конструктор попытался объяснить, почему корабль с неисправным плазменным инжектором далеко не улетит, его просто подняли на смех, а потом обвинили во лжи.

— Они, видимо, решили, что я специально их запугиваю, желая вернуть в городе власть, — сокрушенно проговорил Левенталь после неудачного сеанса связи.

— Они просто боятся, что их места займут «уроды» и отожмут их подачки и сферы влияния на черном рынке, — вздохнул Йохан Дален. — Да и охотников на пустоши и в городе за последние недели полегло немало.

— Да куда им разобраться в конструкции варп-двигателя, когда даже их царь и бог ничего не смог и не захотел понять, — махнул рукой Тонино Бьянко, пытаясь оптимизировать работу генераторов защитного поля.

В самом деле, Маркус Левенталь по настоятельной просьбе своего давнего товарища Виктора Громова скрепя сердце решился на диалог со своим главным антагонистом. Савитри не могла сказать, насколько Шатругна понял объяснения. Все-таки ракетными двигателями он никогда не интересовался. Однако конструктору он тоже решил не поверить. Тем более что признание собственной неправоты для него равнялось слабости и даже бесчестью.

— Я доверяю специалистам, отвечавшим за создание инжектора, — отрезал Шатругна. — И не собираюсь обсуждать их компетентность с человеком, посеявшим в городе раздор. Я завершил дело, которое порядка двадцати лет находилось на стадии проектирования и разработки, и собираюсь в ближайшее время воспользоваться плодами своего труда.

— Над перевооружением корабля трудились тысячи человек, включая столь презираемых тобой рудокопов, без каждодневной работы которых не сдвинулись бы с места ни погрузчики, ни трехмерные принтеры, — напомнил Маркус Левенталь. — А твои подхалимы и лизоблюды запороли уже готовый проект!

— Эти так называемые «подхалимы и лизоблюды» помогли выйти из тупика и преодолеть трудности, связанные с просчетами в руководстве и вечным заигрыванием с бесполезным сбродом, — надменно скривился Шатругна. — Когда я сотру в порошок твоих дружков-рудокопов и аннигилирую пиратскую посудину, — продолжал он, воодушевляясь, — я, так уж и быть, позволю тебе увидеть, как «Эсперанса» преодолевает гравитационную аномалию черной звезды. А потом я выкину тебя в открытый космос.

— Если ты не оставишь свои попытки уничтожить город, я взорву «Эсперансу» еще до того, как ты поднимешься на перевал Большого Кольца, — еле сдерживая гнев, предупредил Левенталь.

— Ты не сделаешь этого! — расхохотался в ответ Шатругна. — Ты слишком любишь свой корабль. И тут главная разница между нами. Я только что хладнокровно и осознанно убил твою дочь, а ты ведешь со мной переговоры. Ты слабак, Маркус! И мне не о чем с тобой говорить!

— Может быть, стоило изобразить убитого горем отца и выдвинуть ему ультиматум? — по окончании сеанса связи предположил Виктор Громов, который тоже знал, что Кристин осталась жива.

— И что бы это изменило, — раздраженно пожал плечами Маркус Левенталь. — По большому счету, он прав. Если бы я еще две недели назад уничтожил «Эсперансу», это помогло бы избежать сотен напрасных жертв.

— И лишило город последней надежды, — покачал головой Виктор Громов.

Савитри не знала, раскрыл ли конструктор все карты, рассказав старому товарищу про почти готовый к прорыву «Нагльфар», но не могла не согласиться с начальником геологоразведки.

— Сомнений нет, взрыв корабля — это крайняя мера, на которую следует идти, если другие способы не помогут, — устало кивнул Левенталь. — Но в сложившейся ситуации я уже не вижу иного выхода.

— Может быть, все-таки попробовать разминировать генераторы воздуха, пройдя через размороженный ледник? — осторожно предложил Тонино.

— Тем более, с нами теперь Эркюль и его мартышки, которые запросто пролезут в любые технические отверстия, — поддержал его Цветан.

— Мартышки боятся воды, — вздохнул Левенталь. — А вход со стороны озера — это узкий мышиный лаз, и он расположен в отстойнике, в котором концентрация тяжелых металлов превышает все допустимые нормы. Взрослому человеку в экзоскелете туда не протиснуться.

— В таком случае придется драться! — сжал кулаки Мубарек.

— Было бы чем, — не мог скрыть досаду Цветан. — И почему единственный путь к реактору старого рудника располагается именно на уровне этих долбанных мутантов?

— Если не удастся договориться, я к шайтанам разнесу эту богадельню! — пообещал Мубарек. — Пока еще есть аккумуляторы и боеприпас. Все равно подыхать. Так хоть повеселиться напоследок!

— Устроив в городе резню, мы только даром потратим время и потеряем людей к вящей радости Нарайана, — заметил рассудительный Тонино.

— Да и смысл резать мутантов, когда надо брать штурмом контору этого клятого профессора, вернее, ту ее часть, откуда есть доступ к генераторам воздуха, — добавил Йохан Дален. — А с одними пороховыми импульсниками и без энергетических щитов там много не навоюешь. Служба безопасности на пиксели порвет. Надо все равно как-то прокапываться к реактору старого рудника.

— Жаль, что те костюмы с «хамелеоном», которые где-то надыбали мародеры, так и остались лежать мертвым грузом на пустоши, — вздохнул Цветан. — Медузам-то они точно без надобности, а нам бы помогли незаметно мимо мутантов пробраться.

Савитри тоже вспомнила пешую часть своего путешествия в город: переход по тоннелям перевала Большого Кольца, лихую схватку, которую она даже в ее тогдашнем состоянии разглядела и запомнила, и первую встречу с бойцами сопротивления. Тошнотворный Тьяо, наверное, до сих пор рассказывал собутыльникам, как подобрал на пустоши не просто приблудную девку, а саму махарани Сансары, и сокрушался, что продешевил. Хотя слой «хамелеон» не спас мародеров от возмездия, на пустоши он работал безотказно. Но ведь существовали и другие способы маскировки.

— Эйо, голубушка, у тебя случайно не осталось наработок по голографическому шоу, которое ты показывала в заведении Хайнца? — спросила Савитри, уже прикидывая, каким образом можно приспособить готовые проекции.

— У меня сохранена не только копия спектакля, но и все черновики, — оживилась Рукодельница, еще не до конца понимая, куда клонит подруга.

— Ты что, высочество, снова собралась перед этими мутантскими ублюдками плясать? — не поверил Дален, мешая почти уважительное «высочество» с панибратским «ты».

— Я с радостью повторю свое выступление с медузами или без перед горняками на руднике или в любом из цехов комбината, отвечающем требованиям безопасности. А на уровне мутантов будет отображаться проекция, — охотно пояснила Савитри, думая про себя, что в нынешней ситуации сплясала бы даже танец семи покрывал, который так и не захотел увидеть в ее исполнении Шатругна и который она не успела показать Ндиди.

— А голографический ряд можно дополнить фрагментами высказываний Нарайана и рассказом о его экспериментах, — предложила Эйо.

— То, что не восприняли в виде информационной программы, может сработать под видом шоу, — согласился с ней Йохан Дален. — Особенно если включить туда фрагменты последнего разговора нашего дорогого профессора с главой службы безопасности.

— Если к тому же постараться и заполнить уровень голограммами, то там можно не только группу бойцов и технического персонала — танковый дивизион незаметно протащить! — воодушевился Тонино, спешно принимаясь за поиск всех доступных проекторов.

Впрочем, для их задумки годились даже наручные планшеты участников вылазки.

— А как же твой костюм? — спохватилась Эйо, в смятении глядя на Савитри и вспоминая непревзойденный дизайнерский шедевр, бездарно сгинувший где-то в покоях Нарайана.

— Станцую и в этом, — успокоила ее Савитри, указывая на свое парадное облачение и на ходу соображая, как наскоро изменить фасон жесткого жакета.

К счастью, длинная пышная юбка и облегающие брюки почти не стесняли движения, а покрывало и вовсе могло стать важным реквизитом. Отвлекать Эйо от работы, которую предстояло выполнить в рекордно короткий срок, она не хотела. Тем более переделки оказались несложными, а проекции с лихвой скрывали огрехи.

— Там в одном из шкафов есть облегающий арамидовый костюм, который я надевала во время коротких вылазок на пустошь или рудник. Его, думаю, можно будет поддеть под наряд, если все-таки ты решишь повторить пляску с медузами, — подсказала по ментальный связи Кристин.

Сама дочь Маркуса Левенталя была сейчас облачена в более массивный и надежный экзоскелет, снабженный антигравитационными ускорителями и системой жизнеобеспечения, позволяющей совершать долгие марш-броски по пустоши вроде того, который она проделала за последние сутки. Пока ее товарищи, соединившиеся с группой Брендана, ломали голову над тем, как преодолеть дверь в лабораторию, Кристин, оказав помощь Пабло, пыталась вместе с Савитри отыскать пленников.

Это им обеим вскоре отчасти удалось: бедного Синеглаза привела в чувство жестокая боль. Хотя княжич и находился в покоях главы научного отдела, обращались с ним скорее как с пленником. Сотрудники лаборатории, не позаботившись об анестезии, брали на анализ образцы ткани его органов и костей. А потом ввели в вену иглу от вакутейнера^[53] с десятком пробирок.

— Они что, думают, если выкачать из меня всю кровь и перелить другим подопытным, те сразу научатся принимать облик тотемов и станут непобедимыми воинами? — из последних сил бодрился княжич, по обрывкам разговоров окружающих его теней в белых балахонах и по отражениям в гладких поверхностях пытаясь выяснить участь Ндиди и узнать о собственной судьбе.

— Всю кровь они точно выкачивать не станут. Нарайану ты нужен живым, — успокоила княжича Кристин, вкратце обрисовав уготованную ему участь.

— Какой такой династический брак? — вместо того чтобы успокоиться, возмутился Синеглаз. — Я помолвлен с сольсуранской царевной! Пусть только попробует сделать из меня свою марионетку. Если не сумею добраться до генераторов воздуха, то на пустоши сбегу.

— Держись, Глаша! Помощь уже близко! — сопереживала товарищу Камилла.

Синеглаз, прежде чем коновалы из лаборатории его снова вырубили запоздалой дозой анестетика, и сам успел увидеть, как с появлением Шварценберга застопорившаяся было спасательная операция стремительно перешла в горячую фазу.

Наблюдал за штурмом лаборатории и маленький Камо, который в мыслях тоже пробирался по безликим стерильным коридорам, обезвреживал охрану, а потом расстреливал в жаркой схватке боекомплект, прорываясь к боксам и лабораториям.

— Гаси их, дядя Брендан! — азартно вопил он, наблюдая за перестрелкой. — Задай этим обдолбанным ушлепкам покрепче! — добавлял он, не обращая внимание на многозначительно покашливание Эйо, которая не любила, когда сын повторял за взрослыми слишком крепкие выражения.

Впрочем, звучащую сейчас из уст Гипа и его товарищей похабщину и божбу Рукодельница и сама, похоже, воспринимала почти как благовест, возглашающий о том, что бойцы живы и рвутся к цели, сокрушая на пути врага.

Как простодушно поясняла в начале их знакомства Пэгги, на войне без сквернословия нельзя, и Савитри с ней соглашалась, вспоминая древние обряды изгнания демонов. Повторяя в уме и приспосабливая к новому образу и неизвестной пока площадке движения священного танца натьи^[54], она с улыбкой облегчения слышала пронзительный, слегка ворчливый голос подруги, с легкостью перекрывавший басовитый мужской рев.

— А ну посторонись, недоумки! Хвост вам в рот и во все дыры! — восклицала боевой андроид, заняв любимую позицию на потолке и поливая оттуда противника огнем, не давая приблизиться к боксам. — Куда прете? Не видите, тут занято!

Мало кто из охотников успевал ей поперек слово молвить.

— Брендан, осторожно! — замирала от ужаса Эйо, наблюдая, как ее Гип, в последний момент уклонившись от нацеленного ему в грудь разряда плазмы, в кувырке сбивает с ног недостаточно меткого стрелка, успевая уложить еще двоих противников.

— Ребята, поднажмите! — забыв про голограммы и схемы, вопили рудокопы, наблюдая, как их товарищи вытесняют охотников из стационарного блока и лабораторий.

— Да бросьте вы эту шнягу, выводите людей! — ругался на Эркюля и Шаку Таран, увидев, что те, не обращая внимания на усиливающуюся вибрацию стен, пытаются вытащить какие-то приборы.

Приборы, правда, оказались анализаторами, которые очень пригодились врачам из импровизированного госпиталя в убежище, где уже принимали новых раненых. Помимо пострадавших и детей в числе первых подъемником воспользовались Лев Деев, Прокопий, Шака и Пэгги, которые несли контейнеры с реакторным топливом.

— А они скоро спасут дядю Ндиди и Глашу? — по очереди приставали к бедной Эйо Камо и Камилла.

Рукодельница отводила глаза и делала вид, что полностью поглощена работой над голограммами. Она уже понимала, что брата среди спасенных нет. И Савитри ничем не могла ее утешить. А ведь она отлично знала, что в своей мстительности Шатругна становится подлым и мелочным. Впрочем, он редко когда делал что-то просто так, из любого своего поступка стараясь извлечь максимальную выгоду.

— Подручные Хайнца и охотники спешно приводят в порядок его клуб и в авральном режиме перестилают арену. Видимо, решили, что нам уже крышка, и собираются до того, как свалить из города, повеселиться и отпраздновать победу, — поделился с товарищами-рудокопами однорукий Тавиньо, который как разносчик еды имел доступ на уровень мутантов.

— Будет им победа, когда запустим реактор на старом руднике, — воинственно погрозил шуруповертом Мубарек.

— Все как обычно, — проворчал Цветан. — Себе — власть и богатство, черни — дешевый хлеб и зрелища.

— Но кого и зачем они собираются выпускать? — взъерошил рыжие вихры Йохан Дален, озадаченно разглядывая мутантов, занимавших места у арены и спешно закидывавшихся дармовой снедью и выпивкой. — Лучшие бойцы из числа охотников собираются в рейд, а наши — либо на баррикадах, либо в плену.

Савитри и Эйо переглянулись. Страшная догадка пришла к ним обеим одновременно. И прежде чем они успели ее озвучить, на арене появились бойцы. Первыми по многолетней традиции заведения папаши Хайнца вышли охотники. Издавая воинственные возгласы и вздымая здоровенные кулачищи, они обходили арену по кругу. Публика, самозабвенно надрывая глотки и разбрызгивая пиво, приветствовала своих бойцов.

Появление «уродов» всегда сопровождалось презрительным улюлюканьем и снисходительными смешками. Сейчас в реве трибун ощущалась угроза. С этого ринга за колючей проволокой гладиаторов живыми выпускать не собирались. Тем более что в приговоренных и так еле теплилась жизнь.

— Их что, крюками драли? — с содроганием разглядывая иссеченные лазерными плетьми окровавленные тела, нервно поинтересовался Мубарек.

— И ими тофе, — без тени улыбки прошепелявил Ящер, который только сутки назад чудом избежал гибели на арене.

Папаша Хайнц, видимо, решил, что шоу должно продолжаться. Впрочем, этим спектаклем руководил явно не он. Хотя мутанты отказались от переговоров с «уродами», программа Эйо посеяла в их умах сомнения, и Шатругна, которому для штурма «Эсперансы» требовалось пушечное мясо, решил подправить свой пошатнувшийся авторитет, не забывая о личной мести.

— Бездны космоса! Это ж наш Ндиди! — невольно ахнул Йохан Дален, глядя на бойца, кровоточащие раны которого даже не успели подсохнуть.

— А там Гу Синь и Золтан, — вздохнул Цветан.

Эйо рефлекторным движением прижала к себе Камо, не давая ему увидеть происходящее на экране.

— Пусти, мама! — вырывался мальчуган. — Я хочу посмотреть! Дядя Ндиди все равно их порвет!

— Конечно порвет, — спешно кивнула Савитри.

Пока она с трудом себе представляла, как бывший чемпион заведения Хайнца держится на ногах. А ведь еще сутки назад она украдкой любовалась его точными и ловкими движениями, восхищалась быстротой реакции, замирала от сладкого томления, наслаждаясь игрой рельефных мышц.

Поскольку Брендан и его товарищи не позволили Шатругне отыграться на «грязном кули» в лаборатории, он решил поразвлечься иным образом. Если даже глава научного отдела самолично не истязал пленника, в том, что он наблюдал за его мучениями, Савитри не сомневалась. Искореженная правая рука выглядела местью за не слишком бережное рукопожатие Пэгги. А ведь левой Ндиди владел гораздо хуже, сколько Брендан ни работал, чтобы поставить товарищу удар.

Впрочем, от первого выпада Ндиди каким-то образом уклонился, а потом даже атаковал, точным ударом разбив охотнику бровь. При этом действовал он скорее наугад. Смотреть на противника мешала заливающая глаза кровь. Его лицо от левого виска, расчертив лоб, перебив переносицу и затронув правое веко и щеку, рассекал жуткий кровавый рубец. К этой отметине вскоре прибавились еще десятки синяков и ссадин.

Ндиди их, казалось, не заметил, как не замечал, что временами наносит удары и выставляет блоки сломанной рукой. Хотя по правилам флая он все же в основном использовал для ударов и обороны менее пострадавшую левую и босые ободранные ступни, стараясь не сбавлять темп и изобретая на ходу новые приемы. Он понимал, что это его последний бой, и поэтому дрался в полную силу без поддавков, вкладывая в каждый удар свою ярость и жажду жизни. Ту самую, которая помогла ему не согнуться под спудом невзгод, которой он щедро делился со своей принцессой, пробуждая в сердце Савитри забытые чувства и утраченные мечты Гу Синь и Золтан старались от него не отставать, своей стойкостью невольно вызывая одобрение зрителей к вящему неудовольствию охотников.

— Так, дядя Ндиди! Наподдай им еще! — наивно радовался Камо, не понимая безнадежности происходящего.

— Что они делают? — ужасался Йохан Даллен. — Их же всех просто убьют.

— Их и так приговорили, — напомнил Мубарек. — Но они не забыли, что такое честь и достоинство.

Эйо при этих словах застыла у экрана, тщетно борясь с подступившими к горлу рыданиями. Савитри ее понимала. Сколько раз Ндиди, рискуя собой, специально подставлялся, забывая гордость. Ради семьи, ради отработки мифического долга, а потом в заранее проигрышной попытке выкупить свою принцессу из неволи. Формально Савитри все еще считалась собственностью Хайнца или Шатругны. Какая разница. За все годы ее жизни один только Ндиди никогда не смотрел на нее как на вещь.

С каким бы трепетом она бы сейчас подставила ему плечо, омыла раны, врачуя их и покрывая поцелуями. А вместо этого смотрела, как любимый и его товарищи корчатся от боли, отплевывая кровь под восторженное улюлюканье и рев ликующих трибун. Охотники, конечно, не оценили волю «уродов» к борьбе. Опьяненные собственной кровью и обидой, а Ндиди в первом раунде удалось ловким приемом отправить одного из противников в нокаут, они забыли последние правила, набросившись на бойцов всем скопом, и теперь происходящее на арене больше напоминало публичную казнь.

— Мы вправду не можем их отбить? — вопрошающе глянул на товарищей Цветан, наблюдая, как, сбив Ндиди с ног и не давая подняться, охотники топчут и пинают Гу Синя и Золтана.

Похоже, палачи соревновались, кто причинит пленникам большую боль.

— Пока не запустим реактор, мы не имеем права рисковать, — нахмурил светлые брови Лев Деев, спешно скачивая на планшет изображение какого-то хтонического чудовища для маскировки.

— Ставить на кон успех всей операции и вправду не стоит, — согласился с капитаном Тонино. — Но, если проекции будут демонстрироваться по всему уровню, почему бы не попытаться под их прикрытием проникнуть в клуб? Тем более что экраны, как я вижу, уцелели и даже подключены, — добавил он, указав на увеличенное изображение бойни, трансляцию которой могли наблюдать не только счастливчики, успевшие занять места в клубе, но и зрители на уровне.

— Голограмм у нас хватит на всех, — спешно заверила товарищей Эйо, срочно внося поправки в сценарий, пока Пэгги, которой в новой редакции отводилась роль двойника принцессы, облачалась в облегающий арамидовый костюм Кристин, смотревшийся на ее точеной фигурке соблазнительно, если не сказать вызывающе.

— Начинайте операцию, только когда основная группа подойдет к реактору, — строго предупредил товарищей Лев Деев.

— Надеюсь, до этого времени Ндиди и ребята останутся живы, — вздохнул Йохан Дален, наметанным взглядом пытаясь определить степень тяжести травм пленников.

— Пока основная группа будет добираться до рудника, мы отвлечем мутантов более интересным и поучительным зрелищем, — с надеждой проговорила Эйо.

Она закончила монтаж и сбрасывала фрагменты шоу на устройства, попутно объясняя Тонино и остальным помощникам последовательность показа.

Савитри в это время спешно обсуждала с инженерами и вызвавшимся ей помочь Йоханом Даленом особенности нового номера. На этот раз решили обойтись без медуз. Выход за пределы защитного поля давал службе безопасности шанс вернуть беглянку. Поэтому остроты и драматизма перекроенной заново композиции решили добиваться более доступными средствами.

В редкие часы досуга на пустоши или в убежище Пэгги развлекала ее высочество игрой с ножами и стилосами, демонстрируя обычные для андроида чудеса ловкости и проворства. Со временем Савитри и сама освоила эту игру. Благо процессор мог за доли секунды просчитать траекторию броска и уклонения от него. Сегодня роль ножей предстояло сыграть выпущенным из нейлера^[55] штифтам и дюбелям.

— Ты уверена, что успеешь уклониться? — беспокоился Йохан Дален, закрепляя четыре гвоздезабивных пистолета на штативы и выставляя максимальную скорость.

— Траектория передвижений штативов синхронизирована с моим процессором, — невозмутимо пояснила Савитри, поправляя покрывало и придирчиво оглядывая задрапированные синей пленкой стены цеха.

К тому времени, когда омерзительная в своей натуралистичности картина истязания на всех экранах внезапно сменилась красочными проекциями, многие уже пресытились видом боли и крови и только ждали, когда же и чем все это закончится. Зрители первых рядов, заскучав, делали ставки, кто из пленников раньше испустит дух. Среди тех же, кто столпился у голографических мониторов, даже слышались возгласы разочарования и жалости. Любители боев сокрушались о том, что интересного и острого зрелища, увы, не получилось, заведомые поддавки окончательно развратили охотников. Кто-то предлагал поскорее уже прикончить пленников, чтобы не мучились, а то и вовсе отпустить. Что толку воевать с калеками.

Поэтому, когда арена внезапно превратилась в древний храм, посреди которого стоял жертвенник, мутанты встретили смену декораций восторженным ревом и аплодисментами, а растерянные охотники так и застыли, размазывая заскорузлыми от крови кулаками пот и с опаской наблюдая за перемещением причудливых голограмм.

Такие же проекции, изображавшие хтонических чудовищ и могущественных небожителей, заполонили коридоры уровня. Асуры и боги пахтали молочный океан, добывая амриту, и великий змей Васуки истекал ядом, грозящим уничтожить все живое, а Шива Натараджа укрощал чудовище. Потом из вспененных молочных волн вышли небесные танцовщицы апсары, самим своим появлением символизируя победу жизни над смертью, и их великая натья, основанная на синтезе музыки и танца, исцелила отравленный мир.

Конечно, единственная плясунья девадаси^[56] кружила по помосту, установленному не на арене, а в цеху. Но мастера иллюзий научились создавать двойников и клонов куда раньше, нежели к этому пришли биологи. Савитри впервые выступала без маски, лишь иногда прикрывая лицо и голову покрывалом. И хотя танцевать в пустом цеху было странно и непривычно, она знала, что за каждым ее движением наблюдает весь город, и потому старалась языком танца нритты^[57] поведать о том, о чем не смогла рассказать во время заседания совета и донести с помощью предыдущей трансляции.

Ее украшенные звенящими браслетами босые ноги рассыпали причудливые дроби джатисварама, ускоряя темп и сложность комбинаций, вздымались в натарадже. Руки изгибались в древней пластике мудры, языком жестов рассказывая священную историю, а на лице играли причудливые маски абхинаи, языка мимики, регламентирующего выражение губ и глаз.

Переходя от приветствия пушпанджали и зачина аларипу через ряд вариаций к фигурам воспевающего подвиги божества варнама и виртуозной тилане^[58], Савитри чувствовала, как ступает по остриям кинжалов, балансируя над бездной. А стопы ее двойников лизал первозданный огонь, в то время пока Шива вел танец создания разрушения, а Вишну-Рама, Лакшмана и Хануман преследовали демонов, отступавших в сторону старого рудника вместе с бойцами, примерившими их личины.

— Это что за каракатица? В кого вы меня превратили? — возмущался Мубарек, примеряя отведенную по сценарию проекцию.

— Дурачина! Это же сам Шива Натараджа! Разрушитель миров, единый с Создателем Брахмой и Хранителем Вишной, — пояснил его сосед Рам.

— Един только Аллах, но его лик незрим, — проворчал Мубарек.

— Не привередничай! — осадил товарища Цветан. — Мне тут вообще вымя пририсовали.

— А мне рыбий хвост, — озадаченно проговорил Лев Деев.

Проекции сработали не хуже слоя «хамелеон». Не только мутанты и охотники, но даже агенты службы безопасности ничего не заподозрили. А уж когда в грудь небесной танцовщицы сразу с нескольких сторон полетели двадцатисантиметровые гвозди, дюбели и штифты, единый возглас ужаса и восхищения сотряс низкие своды, долетев отголоском даже до цеха, в котором плясала Савитри.

Махарани только недобро улыбнулась, бестрепетно продолжая следовать давно отточенным и отработанным движениям нритты и точно зная, что острия не причинят ей вреда. Кудесник и Шаман программу написали добротно. И теперь штативы с нейлерами управлялись процессором Савитри. Сама принцесса лишь следила за тем, чтобы ее летящую пышную юбку и покрывало ненароком не пригвоздило к помосту. Беречь себя не оставалось сил: на месте сердца и так уже много лет пылал погребальный костер, а на ступнях и ладонях проступали стигматы.

Если бы это помогло спасти город и вызволить пленников, она бы, как древние девадаси, рассказчицы историй о победе божества над демонами, ведавшие, что от их мастерства зависит исход битвы, не просто излила душу в танце, но отдала бы жизнь, выплясав и выплеснув всю ее до последней капли. Но разве боги приняли бы ее жертву? Ведь она и так, считай, что не жила.

Впрочем, Савитри не просто исполняла священную натью среди летящих сулиц и стрел, а рассказывала историю преданности и предательства. Она тянула руки к прекрасному и недоступному жениху, а получала в ответ лишь острые колючки насмешек и упреков, ледяные иглы равнодушия и терновые заросли отторжения.

Савитри всегда старалась следовать древним добродетелям и верила старому пурохите, убеждавшему ее в том, что жена должна принимать любые решения мужа. Но в качестве благодарности оказалась забыта на пустоши. Шатругна решил, что ключ от сокровищницы лучше сохранится между камнями в пустом скафандре, выеденном медузами, и очень удивился, не найдя на месте ни скафандра, ни ключа. К тому времени он поймал на крючок Маркуса Левенталя: пообещал вылечить умирающую жену, а вместо этого прибрал к рукам город и едва не сделал наложницей дочь…

Конечно, сейчас это почти не имело значения. Савитри просто отвлекала внимание от Ндиди и других пленников и отводила глаза службе безопасности, не позволяя разглядеть группу, почти добравшуюся до рудника. Ее самозабвенная пляска и в самом деле продлевала любимому жизнь. Избитый, израненный боец, собрав последние силы, смотрел на экран, в тайнописи отточенных движений расшифровывая признание в любви. Еще во время подготовки предыдущего номера Ндиди освоил язык мудры и абхинаи, и даже в нынешнем состоянии пытался своей махарани отвечать, успокаивая и ободряя.

И все же не просто так звон браслетов и ожерелий сопровождал ритмичный перестук гвоздей, от которых Савитри научилась уклоняться, только отдав контроль над чувствами на откуп процессору. Выбирая Ндиди, она отрекалась от Шатругны, обличая и обвиняя. Тот, кто предал нареченную и благодетеля, не остановится перед предательством доверившихся ему.

Савитри видела, что на одутловатых, изуродованных болезнями и неуемными экспериментами лицах мутантов начало проступать понимание. Все-таки предыдущая передача заронила во многие души сомнения. Конечно, охотники отказались от переговоров, но это вовсе не означало, что их позицию разделяли абсолютно все. Мутанты начинали думать, анализировать, сопоставлять. Кто-то вспомнил прежние времена: нередкие прогулки в саду под куполом, визиты к знающим врачам. А так ли плохо им жилось при Маркусе Левентале, а так ли безоблачно их нынешнее житье? Да и не сможет один корабль поднять на борт всех.

— Мы на месте. Можете приступать! — доложил второй группе Лев Деев, пока Тонино и другие инженеры осматривали механизм реактора и смахивали пыль с основных агрегатов.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил Маркус Левенталь.

— Магнитные ловушки, кажется, исправны. Сейчас попробуем запустить, — отозвался Тонино.

— Главное, что реактор отключен от распределительной системы, и ничего не мешает перебросить энергию напрямую на те цеха комбината, которые находятся под нашим контролем, — обнадежил конструктора Лев Деев.

К тому времени, когда один из двойников танцовщицы внезапно материализовался на арене, старательно повторяя движения нритты, в тороидальную вакуумную камеру^[59] начала поступать плазма, а инженеры комбината доложили о приеме первых мегаватт энергии. В это время проекции демонов и богов кружили возле бесчувственных, но живых пленников, словно призывая зрителей решить их судьбу.

— Кончайте их! — вопили охотники. — В назидание всем бунтовщикам!

— Нет, пусть живут, они были хорошими бойцами, — возражали им старожилы и завсегдатаи заведения, ценившие не дешевую победу, а красивое зрелище.

— Отпустите их, не мучьте больше! — причитали женщины, чьи сыновья получили увечья в бандитских разборках и на руднике.

— Вас обманывают! Это все происки уродов! Они пытаются занять ваше место и вернуть власть, — давили какие-то маргиналы, среди которых, кажется, даже мелькнули рожи Тьяо и Билли.

— Да такое место я бы и сам кому угодно отдал! — рассмеялся в ответ какой-то согнутый в дугу старик.

Савитри в этот миг казалось, что нацеленные на нее гвозди застыли в полете, а мгновения ожидания растянулись или, наоборот, сплющились, точно время и пространство в зоне экзотической материи. Она видела, что здоровяк Прокопий в образе какого-то ракшаса уже поднял на руки израненное тело Ндиди, а Шака и Ласло несут к выходу Гу Синя и Золтана. Пэгги продолжала танцевать, вместе с Кевином и еще несколькими бойцами прикрывая отступление.

Но в тот момент, когда толпа расступилась, выпуская процессию из клуба, путь преградил папаша Хайнц. Его окружали вооруженные до зубов бандиты и агенты службы безопасности.

— Куда это ты собралась, подруга? — одними губами улыбнулся он, хватая Пэгги за руку. — Мне велено вернуть тебя жениху.

В желании выслужиться и получить заветное место на «Эсперансе» теневой король уже принес в жертву своего чемпиона. Теперь настала очередь его звезды: хозяин клуба, конечно, не разглядел, что перед ним вовсе не махарани. Благо ПГ-319, которой на Сансаре нередко приходилось исполнять роль девадаси, владела натьей едва ли не лучше махарани.

Пэгги не стала церемониться, перейдя в боевой режим. От первого взмаха макромолекулярного клинка помимо самого Хайнца полегло еще трое бандитов, включая Тьяо и Билли. В узком проходе завязалась потасовка между мутантами. Рудокопы пытались прийти на выручку своим. В это время служба безопасности безуспешно штурмовала реакторный отсек. Группа Льва Деева намертво держала оборону.

Савитри обессилено опустилась на помост, даже не заметив, кто и когда обесточил нейлеры. Перегретый процессор сбоил, из глаз градом катились слезы. Рудокопы, подключив реактор, получили шанс спасти город. Гу Синю и Золтану уже оказывали помощь. Досталось им сильно, но врачи обнадеживали. Вот только Ндиди отбить не удалось, а Шака и Пэгги не оставили раненого товарища. В отличие от Шатругны ПГ-319 не бросала слов на ветер, а она пообещала своей махарани без Ндиди не возвращаться.

Впрочем, все это уже не имело значения. Над городом прозвучала сирена и раздался приказ о всеобщей эвакуации.

(обратно)

Глава 38. Янтарный замок

— Он все-таки сделал это!

Кажется, Маркус Левенталь до самого последнего момента не верил, что Шатругна Нарайан приведет в исполнение свой безумный план. Пабло тоже хотелось бы не поверить, но система красноречиво оповещала о том, что до взрыва генераторов воздуха остается час, и предотвратить катастрофу можно только обезвредив устройство на месте.

— Нарайан, похоже, окончательно спятил, — покачал головой Пабло, еще раз просматривая последовательность исполнения протокола и вновь убеждаясь, что тут никак не вклиниться и не сломать. — Как он собирается выбираться из города?

— Энергетический щит рудника действует не на всех участках, — указал на голограмму Маркус Левенталь. — Шлюзовые камеры, которыми обычно пользуются охотники, охраняются защитным полем, не подключенным к основной системе.

— Но как же принцесса? — не понял Чико. — Профессору разве больше не нужен ключ от сокровищницы?

— Зачем ему принцесса, когда у него наш кошак, — раздраженно отозвался Шварценберг. — Этот упырь не только отжал у Марки город, но и украл мою интеллектуальную собственность! — добавил пират, имея в виду план проникновения в сокровищницу.

— А ведь мы почти успели! — не сдержал эмоций юный Смбат, который хотя и не участвовал в штурме лаборатории, но помогал выносить раненых и оборонять спасенных от медуз.

— В гонке на выживание за второе место приза не дают, — вздохнул Аслан, обнимая сына.

В самом деле еще полчаса назад верилось, что им удастся что-то изменить. Запуск реактора на старом руднике давал рудокопам и всему городу надежду. Бойцы спешно заряжали аккумуляторы скорчеров для штурма реакторного отсека, где находился выход к генераторам воздуха.

Жены горняков, воспрянув духом, возобновили прерванные требованиями жестокой экономии хозяйственные хлопоты. Все-таки с нижнего рудника вывели несколько тысяч человек, и всех их следовало обогреть, накормить, отмыть и переодеть. Соседка Эйо Гаэтана обещала закатить пир на весь мир, а пока даже с десятком помощников сбивалась с ног, еле успевая замешивать тесто, раскладывать начинку и доставать готовую выпечку. Другие женщины с разрешения Эйо запустили ее прачечную на дому. Кристин и Брендан вели с врачами из убежища оживленные переговоры по поводу раненых.

Даже мутанты, впечатленные танцем Савитри, озлобленные новыми откровениями Нарайана, начали что-то понимать и заявили, что препятствий на пути к верхним уровням чинить не станут. Многих завсегдатаев заведения Хайнца изменить мнение о главе научного отдела побудила в том числе стойкость Ндиди и его товарищей и несправедливая, чрезмерно жестокая расправа с ними.

И теперь это достигнутое потом и кровью преимущество рассыпалось в прах. Да что там преимущество! Воля безумного Громовержца обрекла на гибель целый мир: янтарный замок, воздвигнутый на дне вселенной. И если за этот час они не смогут ничего предпринять, огненная вспышка кислорода похоронит заживо тысячи несбывшихся надежд. И магнитные волны пульсара никогда не донесут до обитаемых миров ни обломков, ни имен, ни последних приветов.

Впрочем, на пустоши стояли два корабля, за которые следовало еще побороться. Первым это понял Саав Шварценберг.

— Вот что, девочка, — потянул он Кристин в сторону полностью загруженного реакторным топливом танка. — Если я правильно понял, пора драпать отселе! Собирайте, кого сумеете, выводите принцессу и Рукодельницу с мальцом и айда ко мне на «Нагльфар», пока этот принц-прохфессор со своими обдолбанными беспредельщиками будет утюжить «Эсперансу». В танк много народу, понятно, не уместится, но есть еще погрузчики. Да и на проходческих комбайнах кого-то можно вывезти. У Эркюля опыт имеется.

Кристин, однако, не сдвинулась с места. Да и прочие, хоть и пребывали в определенной растерянности, планов старого пирата явно не разделяли.

— Там наверху остались Шака и кошак, — напомнил Эркюль.

— Да и просто сливать своих и драть когти по любым понятиям — это зашквар, — поддержал товарища Дольф.

— Да кто говорит, что сливать, — возмутился Шварценберг. — Кошак застрял где-то у профессора в переноске, Шака вообще жив или нет — неизвестно. Да и кто сказал, что я собираюсь слиться? Я говорю, что надо людей спасать.

— Если собрать все танки и погрузчики, то мы сумеем вывезти из города не более пары сотен, — пояснил Санчес, наблюдая за паникой, которую вызвали звуки сирены и призывы сохранять спокойствие.

Люди метались по уровням, пытаясь найти своих. Кто-то потерял ребенка, кого-то опрокинули в давке, кто-то отчаянно пробивался против потока к жилым отсекам, кто-то куда-то тащил какое-то громоздкое добро. Даже на Ванкувере в самый разгар боевых действий эвакуация проходила более спокойно и организованно. Но там беженцев ждали корабли, а командование любыми способами поддерживало безопасные коридоры. Здесь оставалась выбираться только на пустошь и занятый медузами рудник.

— Положим, кто-то из горняков, у кого есть экзоскелеты или спецкостюмы, сумеет выйти сам, — прикидывал Аслан, наблюдая за действиями товарищей, которые уже сообразили, что рассчитывать на городские власти не приходится, и пытались предпринять какие-то меры, действуя по безотказному принципу: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих».

— Но как быть с теми, кто не работает в шахте? — напомнил Брендан, пытаясь на экранах отыскать Эйо и Камо. — А среди них в основном женщины и дети!

— Да и на верхних уровнях скафандры есть только у безопасников и персонала, обслуживающего реакторы, — поддержал товарища Пабло, наблюдая за хаосом, царящим в теплицах, лабораториях и жилых кварталах.

В самом беспомощном состоянии пребывали, понятное дело, воспитанники приюта. Хотя далеко не все педагоги бросили своих подопечных на произвол судьбы и даже пытались организовать старшеклассников и успокоить малышей, сами учителя мало что понимали в происходящем. А руководство никаких указаний давать не собиралось. Бросив людей на произвол судьбы, чиновники уже давно спустились к ангарам и теперь с нетерпением ожидали посадки в танки.

Там же стояли «особо ценные» сотрудники лабораторий. Охотники не стеснялись в средствах, сдерживая маргиналов Раптора и каких-то еще отморозков, с помощью скорчеров пытавшихся отвоевать теплые места. Из подсвеченных одним аварийным освещением коридоров доносились крики о помощи и хриплая ругань. Полумрак то и дело рассеивали вспышки плазменных зарядов. С обеих сторон лилась кровь.

На верхних уровнях тоже подсчитывали потери. У входа в реакторный отсек шли боевые действия. Геологи Виктора Громова и примкнувшие к ним активисты из других лабораторий, вооружившись кто чем, пытались оттеснить от входа охотников. Те отвечали шквальным огнем. На помощь прорывались рудокопы. У бойцов теперь хватало и оружия, и энергии, но против них вновь выступал самый могущественный и безжалостный враг по имени Время.

— Эх, говорил я им сразу на штурм генераторов идти, а не эту железную махарани спасать, — ворчал Дольф.

— Савитри такой же человек, как и мы, — осадил его Брендан. — К тому же, тогда еще мы надеялись избежать кровопролития.

На Вундеркинда было жалко смотреть. Он опять оказался не в то время и не в том месте. Вместо того чтобы выводить из гибнущего города Эйо и Камо, торчал тут на руднике. Пабло товарища понимал. Он бы и сам малодушно послушался Шварценберга, чтобы спасти Кристин. Другое дело, что прекрасная нереида тайных замыслов возлюбленного отнюдь не разделяла.

— Отправляйтесь к моему отцу, дядя Саав, — мягко, но решительно отстранила она пирата. — Зарядите аккумуляторы и задайте этим гадам хорошенько.

— А ты куда намылилась? — с явной обидой глянул на девушку Шварценберг. — Если брать штурмом профессорские бастионы и ложиться грудью на амбразуры, так там желающих и без того хватает. А тебе еще людей лечить.

Хотя Пабло понимал, что Шварценберг, как обычно, блюдет шкурные интересы, в отношении Кристин он был с ним почти солидарен.

— Для замены агрегата энергополевого разграничения материи и антиматерии потребуются ресурсы, которые есть только в городе, — безмятежно напомнила Кристин. — А если брать штурмом реакторный отсек, можно не успеть. Тем более, воздушных генераторов два, они изолированы друг от друга и под каждым заложен заряд, способный уничтожить и купольную конструкцию, и жилые отсеки нижних уровней.

Пабло это тоже знал и даже успел просчитать вероятность благополучного исхода операции. Выглядело не очень впечатляюще.

— И что же делать? — не понял Чико.

— Единственный выход — разделиться, — решительно пояснила Кристин. — Одна группа сейчас и так прорывается к генераторам через верхние уровни. Стало быть, мы пройдем снизу.

— Даже не думай! — пригрозил ей отец, который раньше других понял, куда она клонит. — Соли тяжелых металлов, растворенные в воде отстойника, убьют тебя еще до того, как ты доберешься до этого клятого кессона. Если еще раньше ты не замерзнешь насмерть. Тем более, свой арамидовый костюм ты отдала Пэгги!

— А у нас есть другой выход? — жестко ответила ему Кристин. — И ты прекрасно знаешь, что в тоннель больше никому не протиснуться. Даже если забыть о том, что лучше меня никто не знает механизма. К тому же костюм у меня есть. Я нашла дубликат на «Эсперансе».

Пабло слушал любимую и отказывался верить, хотя прекрасно понял, что разговор сейчас идет о много раз обговоренном маршруте через ледниковое озеро. Этот путь был удобнее и короче, поскольку он выходил непосредственно к месту закладки первой партии взрывчатки. Но единственный лаз, через который осуществлялся доступ к затворам нижней шлюзовой камеры водозабора, сделали настолько узким, что среди участников их экспедиции там могла протиснуться лишь одна Кристин, да и то без экзоскелета.

— У меня есть баллон с дыхательной смесью и дополнительная защита для жабр, — невозмутимо показывала она свое снаряжение, убеждая отца и остальных, что в ее предприятии все продумано до мелочей.

Хотя в бассейне Кристин никакие баллоны с дыхательной смесью не требовались, та часть водоема, где находился проход к шлюзовой камере, представляла собой тщательно изолированный от водозабора отстойник для отходов. Поэтому концентрация вредных веществ там превышала любые допустимые нормы в разы. И это если забыть о повышенном радиационном фоне.

Но морская царевна Юрате собиралась спасти свой янтарный замок и его обитателей. Пускай это могло стоить ей жизни. И почему они отпустили Пэгги нести реакторное топливо наверх? Впрочем, при всей своей привлекательности боевой андроид даже зрительно выглядела выше и крепче хрупкой нереиды.

— Все равно в устье трубы слишком узко. И в последние четыре года, когда за агрегатами никто толком не следил, оно еще и деформировалось, — продолжал отговаривать дочь Левенталь. — А в технические отверстия верхних кессонных камер не протиснуться и младенцу.

В самом деле. Даже в случае успеха Кристин существовали еще несколько уровней защиты помимо силового поля, к которому Пабло уже почти подобрал доступ. Разве что отключать его можно было только одновременно с обезвреживанием взрывчатки.

— С нами Эркюль. В понятливости его питомцев я уже убедилась, — напомнила Кристин, доставая из недр экзоскелета двух миниатюрных обезьянок, которые при виде своего хозяина сразу весело загалдели и запрыгнули к нему на руку. — Если не выйдет у саймири, запустим мармозеток. Неужели ты бы на моем месте даже не попытался спасти свой город, отец?

До подземного озера они добрались на танке. Тоннели и пещеры на этом участке имели естественное происхождение, и на месте размороженной части ледника сейчас мог поместиться небольшой орбитальный шаттл. Впрочем, запасы воды иссякать не собирались. А в карстовых пещерах, охраняемых острыми зубьями сталактитов и сталагмитов, таились ледяные реки и озера, подобные Дантовскому Коциту. Даром что дно здешних бездн не превращалось в путь к небесам, а изрывшие кору планеты червоточины если и вели в иной мир, то уже безвозвратно. И одной из таких нор собиралась воспользоваться Кристин.

Обнимая любимую, поддерживая ее на ухабах, Пабло в глубине души безответственно и беспочвенно надеялся, что найдется какой-то другой выход или Кристин передумает. В конце концов, он может ее просто не пустить: запереть в кабине, увезти обратно на «Эсперансу». Как он так глупо попался на ее уверения в том, что она просто хочет помочь раненым? Она прекрасно знала, что в городе есть неравнодушные и знающие врачи, но также слишком хорошо изучила повадки главы научного отдела и в отличие от отца иллюзий на его счет не питала.

Кристин всю дорогу щебетала, уверяя, что низкая температура ей из-за особенностей ее организма не страшна, а найденный на «Эсперансе» гидрокостюм, надетый пока под экзоскелет, защитит от агрессивной среды. При этом она успела перекинуться парой слов с Бренданом, указав коллеге на препараты, которые ей надо будет вколоть в случае, если отрава все-таки доберется до жабр. Пару ампул она взяла с собой вместе с ножом, набором ключей и фонариком.

— Да это ж не вода, а кислотный раствор, — на правах врача возмутился Брендан, придирчиво оглядывая облегающий девушку, как вторая кожа, гидрокостюм.

Даже датчики экзоскелетов требовали покинуть опасную зону в течение трех часов и провести процедуру очистки. А арамидовое снаряжение имело более низкий уровень защиты.

— У нас с вами нет трех часов, — напомнила Кристин.

— А может, просто высадить эту дверь к Трехрогому? — набычился Шварценберг, в сотый раз разглядывая мудреную конструкцию. — Думаю, Марки меня простит, если я нанесу вред его хозяйству.

— Механизм двери соединен с датчиками взрывного устройства, — пояснил Аслан. — Любое несанкционированное проникновение извне вызовет мгновенную детонацию.

Пабло проводил Кристин до входа в трубу и долго не мог разжать пальцы, хотя понимал, что каждая секунда промедления может стоить жизни ей и городу.

— Мы с тобой обязательно выберемся отсюда и будем каждый день вместе купаться в океане, — пообещала любимая, скользнув в узкую темную трубу, в своем арамидовом костюме похожая на русалку или китовую акулу.

Пабло стоял посреди озера с экзоскелетом в руках, словно рыбак Каститис, которому на память о Юрате осталось только ее янтарное ожерелье. Даже со скованными руками в установке энергообмена он не ощущал себя таким жалким и беспомощным.

Время ожидания вытягивало жилы, словно на дыбе, когда мир, и без того ограниченный заплеванными стенами сырой, затхлой пыточной, сужался до пульсирующего переплетением миллионов нервных импульсов раскаленного кокона боли. Тесный сумрачный лаз, которым пробиралась Кристин, казался бесконечным, закручиваясь лентой Мебиуса. Его сужающийся просвет напоминал коллапсирующую червоточину или зев больного тяжелой формой синдрома Усольцева. Даже наблюдая за происходящим по монитору, Пабло испытывал клаустрофобию. А ведь Кристин приходилось местами не просто ползти, но ввинчиваться внутрь, проявляя чудеса гибкости.

Когда она подобралась к устью, Пабло забыл, как дышать, или это легкие опять сбоили и требовали дозу лекарства. Маркус Левенталь не зря предостерегал строптивую дочь. Возле выхода в смежный бассейн труба не просто сузилась, но превратилась в смертельную ловушку с зазубренными острыми краями, забранными решеткой.

— Ее тут не было раньше! — обиделся Санчес.

— Тут много чего не было, — обреченно проговорил Маркус Левенталь.

— Здесь бы лазером кусок трубы срезать или скорчер применить, — предложил Аслан, еще раз проверив схему и убедившись, что повреждение на этом участке не вызовет детонацию.

Никто не предполагал возможности проникновения в систему с этой стороны. Сюда не забирались даже медузы.

— И схлопотать кусок плазмы в зубы от рикошета или просто изжариться, как на гриле, — фыркнул Дольф.

— Да такую труху можно взять и ножовкой, — заметил Эркюль.

— Только это работы на полдня, — отмел предложение Санчес.

— Возвращайся! — потребовал Маркус Левенталь, и Пабло, испытал совершенно неуместное облегчение.

Но Кристин и не думала слушаться.

— Что ты делаешь? Ты с ума сошла! Прекрати немедленно! — не выдержал и Брендан, увидев, как рука Кристин тянется к застежкам арамидового костюма. — Эти полсантиметра ничего тебе не дадут!

— Она хочет обратиться к духу тотема, — с серьезным видом пояснила Савитри.

— К духу кого? — не поверили Аслан и Санчес.

Чико и Смбат предпочли промолчать. Дольф и Эркюль понимающе переглянулись, Брендан кивнул. Маркус Левенталь отвернулся от экрана. Пабло схватился за голову. Последний в роду, принимая облик тотема, может не вернуться обратно. Но ведь душа Савитри, что бы о ее отсутствии ни говорил профессор Нарайан, оставалась в мире живых.

Впрочем, сейчас о возвращении речь не шла. Китовая акула без труда разбила массивным корпусом трубу и решетку, которые не могла преодолеть в человеческом обличье наследница династии, и грациозно скользнула в бассейн.

— Что это? — не понял Чико, увидев в объективе камеры пятнистый бок, мощный хвост, плоскую пасть и жаберные щели, предназначенные не только для дыхания, но и для отцеживания планктона.

— Не спрашивай, — махнул рукой Эркюль, дававший какие-то ценные указания мартышкам.

— Вопрос, как она своими плавниками будет открывать затворы, — поинтересовался приземленный Дольф, в который раз глянув на таймер и переводя взгляд на экран одной из вирт-панелей, отображавшей ход схватки на подступах к генераторам.

Рудокопы под предводительством Прокопия, Кевина и Мубарека, пройдя коротким путем через уровень мутантов, соединились с воспрянувшими духом учеными. Однако охотники даже не думали отступать, убежденные, что выполнение приказа главы научного отдела обеспечивало безоблачное будущее их семей. Они еще не знали, что их тоже предали и обманули, а для их близких в танках даже не было предусмотрено мест. Впрочем, убеждать фанатиков уже не хватало времени, поэтому сейчас судьба города буквально зависела от Кристин.

Пабло беспокоило другое. Хотя тотем давал асурам не только внешний облик, но и свою силу, он все же отчасти подчинялся законам природы, а китовая акула не могла себя комфортно чувствовать в насыщенной солями тяжелых металлов ядовитой воде. Хотя камера уплыла непонятно куда, Пабло видел, как бедняжка Кристин бьется в тесном для ее нынешнего обличья бассейне, вспенивая воду хвостом.

Да и Савитри, связанная с сестрой ментальной связью и делившая с ней могущество духа предков и человеческую боль, не просто так отворачивалась от экрана и закрывала лицо. Пабло с болью отмечал, как сжимаются в кулаки ее руки, каким напряжением сведено тело андроида, и даже не брался представить, что сейчас творилось с любимой. Впрочем, мучительными конвульсиями сопровождался и процесс превращения. Пабло помнил, как извивалась, меняя облик, Нага, как корчился от боли бедняга Синеглаз.

— Кристин! — не выдержал Пабло, когда в объективе камеры мелькнула покрытая кровоточащими язвами девичья рука.

— Кислотный ожог, как я и предупреждал, — с тоской проговорил Брендан, ныряя в аптечку, чтобы найти и приготовить необходимые для первой помощи препараты.

— А ей хватит сил? Так и от болевого шока помереть недолго, — забеспокоился Дольф.

— Она справится, — заверила товарищей принцесса Савитри.

Махарани уже не могла даже сидеть. Эйо уложила ее на постель, заботливо вытирая со лба ледяную испарину. Савитри лежала, сжавшись в комок, ее колотила крупная дрожь, процессор не мог снизить болевой шок, поскольку там, где вступали в игру могущественные древние силы, человеческая электроника давала сбой. Но Кристин уже достигла механизма. Тонкие пальцы нажали нужную комбинацию, слабеющие руки отодвинули задвижки, и ворота шлюза медленно начали подниматься…

Пабло оказался в камере первым, чтобы успеть подхватить Кристин и вытащить ее из проклятой ядовитой жижи. Выбраться самостоятельно она не могла. Все тело, которое уже не защищал оставшийся где-то на дне бассейна арамидовый костюм, покрывали страшные ожоги. Больше всего пострадали жабры, и теперь Кристин мучительно отплевывала кровавые ошметки и тянула к шее изъязвленные руки, пытаясь разорвать горло, чтобы вздохнуть, не понимая, что дышать ей сейчас по сути нечем. Это только в сказках и легендах невесты из иного мира тают красиво и грустно, точно сладкая греза или апрельский лед. Пабло слишком хорошо помнил, каково это, когда с тебя сдирают кожу, а ведь кислота, проникая внутрь, продолжала разъедать ткани, не давая дышать.

— Срочно промой ей глаза и обрабатывай ожоги, а я сейчас подключу ее к ИВЛ, — скомандовал Брендан, всучив Пабло приготовленные препараты из аптечки и с профессиональной точностью делая на горле пациентки надрез. — В верхней камере найдем резервуар с чистой водой, чтобы вымыть эту гадость из жабр.

Товарищи торопили их. Хотя для Пабло весь мир сейчас сузился до мембраны канюли, введенной в бронхи Кристин, система уничтожения безжалостно продолжала свой отсчет. К счастью, парагвайский саймири Зигфрид и его подружка Матильда справились с заглушками верхней камеры без проблем и с куда меньшими жертвами. В самое маленькое из отверстий запустили мармозеток.

— Вот уж не думал, что твое зверье сгодится здесь на что-то кроме еды, — честно признался Дольф.

Эркюль глянул на него с укоризной, баюкая мартышек.

Для Пабло проход к очистным сооружениям и далее наверх стал не просто путем к спасению города, но и дорогой жизни Кристин. Хотя совместные усилия Брендана и Савитри предотвратили гибель от асфиксии и болевого шока, дочь Маркуса Левенталя нуждалась в срочной госпитализации. При мысли о том, что ей пришлось пережить, и какие испытания еще предстоят, даже если все закончится благополучно, Пабло начинало трясти, и значки кода плясали перед глазами. Но приходилось украдкой колоть очередную дозу стимуляторов и брать себя в руки. Ибо от правильной последовательности действий зависело очень многое, в том числе и дальнейшая жизнь возлюбленной, которая, словно Белоснежка в хрустальном гробу, лежала подключенная к системе жизнеобеспечения в активированной Бренданом спасательной капсуле.

Оставалось позавидовать спокойной слаженности Аслана и Смбата, которые работали со взрывным устройством с таким невозмутимым и обыденным видом, будто ремонтировали прохудившуюся крышу или чинили кухонный комбайн. Впрочем, им тоже приходилось ставить блоки и создавать броню. Подрывники, конечно, ощущали непомерный груз ответственности. Они сейчас, словно атланты, поддерживали хрустальную сферу, много лет сохранявшую жизни тысяч людей, занимались ювелирной хирургической работой, освобождая пораженное раковой опухолью сердце города. Разве они могли ошибиться, когда ради спасения этого янтарного замка царевна Юрате едва не отдала жизнь?

Остальным приходилось изводиться бездействием, отсчитывая минуты, каждая из которых тянулась, как световой год, но пролетала мгновенно, будто столетия зачарованной страны эльфов.

— Да сколько уже можно? — в какой-то момент не выдержал Дольф. — Даже на нарах Содружества срок мотался легче. Вы точно не забыли, что нам еще одно взрывное устройство обезвреживать?

— Так туда же вроде отправились геологи и рудокопы, — простодушно напомнил Чико.

— И где они до сих пор? — сурово глянул на него абордажник.

В самом деле, ученым Виктора Громова и рудокопам с нижних уровней никак не удавалось сломить сопротивление охотников. Заведомые смертники даже без энергетического щита, который отключил Пабло, словно спартанцы царя Леонида, продолжали удерживать стратегически выгодную позицию в узком проходе, и обойти их не представлялось никакой возможности. Между тем до окончания обратного отсчета оставалось всего пятнадцать минут, а подрывники и Пабло еще не закончили с первым взрывным устройством.

— Может быть, надо было сразу начать работать с обоими генераторами? — с мольбой глянул на товарищей Брендан.

Аслан молча указал на датчики движения, установленные на выходе из камеры генератора и соединенные с взрывным устройством. Любая попытка выйти из помещения могла вызвать детонацию.

Брендан застонал. Он уже знал, что Эйо и Савитри отказались покинуть убежище, и теперь даже не решался глянуть в сторону экрана. А ведь он обещал им вытащить Ндиди. Пабло не имел возможности куда-то смотреть, кроме строчек с кодом, но примерно представлял, что сейчас происходит в городе.

Суета царила только в ангарах и возле внешних шлюзов, которыми решили воспользоваться горожане, питавшие надежду добраться до кораблей пешком. Хотя трансляторы, отпугивающие медуз, работали на полную мощность, аккумуляторам требовалась постоянная замена. А неповоротливые погрузчики и тягачи на перевале Большого Кольца могли просто застрять или не удержаться на узком серпантине. Впрочем, этот путь к спасению оказался доступен лишь десятой части горожан. И это при том, что тот же Шварценберг, выгрузив больше половины реакторного топлива, взял на борт всех, кого смог. Что поделать: большинство танков профессор Нарайан задействовал для выполнения своей великой миссии.

Пабло бросил единственный взгляд на экран, чтобы узреть помпезную кавалькаду, покинувшую город в строго организованном чинном порядке, как на парад. А потом он услышал стон обманутых защитников генераторов. Как только охотники получили первые сообщения от родных, растерянно мечущихся от ангара к ангару и везде находящих лишь пустоту, они все поняли и сразу сложили оружие. К этому времени Аслан и Смбат при поддержке Пабло обезвредили последние узлы, а Дольф, Эркюль и Чико, помогая Брендану, подхватили капсулу с Кристин и бросились к двери. Пабло отправился за ними, понимая, что им все равно не успеть.

Он видел ученых, пытающихся отгородиться от неизбежного решением головоломных задач, воспитателей из приюта, которые вывели детей в гидропонный сад, врачей, продолжавших оперировать. Счет раненым в схватке у генераторов исчислялся сотнями. Многие горожане, особенно старики, решили провести последний час своей жизни с близкими. Кто-то сидел в кафе или резался в трехмерные шахматы и покер. Кто-то самозабвенно и фальшиво распевал разудалые песни. Мародеры продолжали шарить по опустевшим жилым отсекам и выносили добро из магазинов, какие-то маргиналы просто громили все подряд.

Пабло понимал, что у каждого должна быть своя медитация о смерти, и жалел лишь о том, что в суете почти бессмысленных уже трепыханий с кодами и протоколами не может не только поцеловать любимую, но даже взять ее за руку. Впрочем, каждое прикосновение приносило Кристин боль, немного смягченную заживляющим раствором и анестетиками, но все равно жестокую. А вводить пациентку в искусственную кому Брендан пока не решился. Преодолевая уровни защиты, Пабло нес какую-то чушь о доме у моря под сенью виноградных лоз, о прогулках под парусом и посиделках с друзьями на веранде. Кристин ничего не могла ответить, только из-под полузакрытых век текли слезы.

Когда открылся проход ко второму генератору, обратный отсчет дошел до нуля…

Но взрыва не последовало.

— Какого Трехрогого? — почти обиженно пророкотал Дольф, который, кажется, был разочарован тем, что его героическая смерть откладывается на неопределенный срок.

— Осечка? — с надеждой проговорил Эркюль.

— Может быть, у них таймер неисправный? — вопросительно глянул на отца Смбат.

Разгадка оказалась более простой и невероятной. Когда обе группы бойцов, войдя с разных сторон, встретились в камере второго генератора, они увидели обезвреженное взрывное устройство и троих окровавленных, но не сломленных пленников.

— Ндиди! — облегченно выдохнул Брендан, бросаясь к другу и убеждаясь, что тот, несмотря на все полученные травмы, все еще жив и даже в сознании.

— Пэгги! — просиял Эркюль, глядя на отсоединенные детонаторы, в образцовом порядке разложенные вокруг боевого андроида.

— Шака? — удивился Дольф.

— А кого ты, Хоал тебя дери, ожидал тут увидеть? — пробасил квартирмейстер, отирая кровь из разбитой скулы. — Синтрамундского калагана с гаремом?

Хотя его знатно потрепали, Шака помогал обезвреживать взрывчатку.

— Этот долбанутый на всю голову женишок моей махарани захотел, чтобы мы увидели все шоу из первых рядов, и приковал нас наручниками к этим железякам, — пояснила Пэгги, указывая на трубы, по которым в емкости генератора осуществлялась подача воды.

— И как же вы освободились? — простодушно поинтересовался Чико.

Ндиди без лишних слов показал какой-то предмет, подозрительно похожий на шпильку или булавку с отломанной головкой.

— Это заколка с бабочкой, которую моя Савитри не смогла использовать против Нарайана, — пояснила Пэгги, включив запись с процессора. — Ндиди ее подобрал во время отступления, а потом успел спрятать под кожу левой руки.

— С такой выдержкой и смекалкой можно хоть сразу зачислять в подразделение «Барс», — невольно покачал головой Пабло, наблюдая на записи, как раненый боец, корчась от боли, выворачивает сломанную руку, чтобы вытащить отмычку и открыть замок. Потом освобождает Пэгги и Шаку.

Заколка Савитри Первой все-таки превратилась в оружие, нанеся Нарайану удар в самое сердце.

— Ндиди, любимый, Пэгги, подруженька, — всхлипывала в убежище махарани, которой добрые вести, казалось, придали силы.

— Дядя Ндиди! — восторженно повторял Камо, обнимая мать.

Эйо ничего не говорила. Она только вытирала слезы и крепче прижимала к себе сына, улыбаясь брату и Брендану, который деловито распоряжался насчет транспортировки раненых.

Пабло шел возле капсулы с Кристин, точно во сне или в бреду, до конца не веря, что у них получилось. У входа в операционную, когда открыли крышку, любимая выпростала из раствора дрожащую руку и обняла его запястье.

— Ты правду говорил насчет дома у моря? — разобрал Пабло движение опухших обожженных губ. — Ты готов забрать меня туда даже такую? — указала она на свое обезображенное тело.

— Я только сейчас по-настоящему разглядел твою красоту, — убежденно проговорил Пабло, покрывая поцелуями наименее пострадавшие участки кожи. — На Сербелиане есть врачи и специальное оборудование. Ты станешь еще краше, не останется даже шрамов!

Он мог бы говорить с ней еще целую вечность, только ненадолго уступив право на общение с дочерью Маркусу Левенталю. Но когда за Кристин и врачами закрылась дверь, без сил опустился у порога. Действие стимуляторов заканчивалось, потревоженная во время марш-броска рука не слушалась, грудь болела, и во рту ощущался неприятный соленый привкус. Но чувства опять приходилось брать в узду, а недомогание глушить лекарствами. Противостояние с профессором Нарайаном еще не закончилось.

— Подключи мне уже обратно боевой режим, я иду на пустошь, — потребовала Пэгги, примеряя новый экзоскелет и рассовывая по подсумкам аккумуляторы.

— И защитное поле танков взломать бы неплохо, — сурово глянул на оператора Дольф. — Не знаю, как ты, но я не успокоюсь, пока не накормлю этого долбанного главу научного отдела его потрохами.

Пабло кивнул, заранее одобряя в отношении Громовержца любую кару.

— У нас хоть одна машина на ходу имеется? — улыбнулся Аслан, спешно меняя воздушные фильтры и пытаясь убедить сына остаться в городе.

— Крупная техника вся выведена на пустошь, — развел руками Мубарек, — но можем пока воспользоваться квадроциклами.

— Сейчас дядюшка Хенк и Маркус Левенталь как раз убеждают беженцев вернуться в город, — пояснил Виктор Громов.

— На нашей стороне собираются выступить охотники, которые обозлены предательством, и часть маргиналов, — добавил Йохан Дален.

— Так может быть, оставить их в покое: пусть сами разбираются? — предложил Прокопий.

— Или жахнуть из городских плазменных установок! — вклинился с борта «Эсперансы» Таран.

— Там наш кошак, и мы должны его вернуть отцу! — осадил артиллериста Эркюль, проверяя состояние экзоскелета.

— Если надо, я готов, — поднялся на ноги Пабло.

Брендан покачал головой, вколол ему очередную дозу стимуляторов и собрал новую аптечку, точно зная, что без раненых на пустоши не обойдется. Эйо пообещала в их отсутствие присмотреть вместе с Савитри за Ндиди и Кристин. Камо и Камилла передавали Синеглазу привет.

Они спасли янтарный замок. Дело оставалось за малым. Глава научного отдела должен был ответить за все причиненное зло.

(обратно)

Глава 39. Молния для Громовержца

Ехать на танке Синеглазу в этот раз не понравилось. Его немилосердно трясло, в глазах то и дело темнело, а к горлу подкатывала дурнота.

— Это все следствие попадания из парализатора, — успокоила его Савитри, рассказав, как испытала нечто похожее, очнувшись в кабине танка охотников.

Синеглаз и сам понимал, что последние несколько часов с ним обращались как с подопытной зверушкой. Хотя могло быть гораздо хуже. Глазами принцессы он видел, во что палачи профессора Нарайана превратили тела Ндиди и Гу Синя. И после такого бойцы еще пытались дать отпор на арене. Впрочем, княжич с малолетства знал: настоящий воин должен уметь подчинить боль от ран, использовав ее как оружие в борьбе.

Вот только никто и никогда не говорил, что этими же качествами должна обладать женщина и наследница династии. Конечно, Кристин сорвала все планы своего несостоявшегося жениха, не позволив ему сплясать натараджу на развалинах города под куполом, но цена, которую она заплатила, оказалась просто чудовищной. Что поделать, договоры с судьбой скрепляются только кровью.

О планах правнучки Арвинда Вармы и ее товарищей Синеглаз узнал, когда головные машины колонны, покинув город через специальные шлюзы, вышли на пустошь, надежно защищенные энергетическими щитами. Впрочем, городские плазменные установки пока еще находились под контролем охотников. В остальном же помпезно обставленная экспедиция на «Эсперансу» напоминала постыдное бегство. Глава научного отдела и его приближенные, утратив контроль над городом, пытались спасти свои шкуры и выиграть время. Вот только на что они рассчитывали, оставляя позади руины, Синеглаз так и не понял.

— Бунтовщики отбили двоих пленников и при помощи вашей невесты сумели запустить реактор на старом руднике, — в смятении доложил начальник службы безопасности, прервав отчет руководителя секретной лаборатории об эвакуации оборудования и погрузке наиболее ценных образцов.

Хотя Брендану и его товарищам удалось спасти большинство подопытных, результаты исследований остались в распоряжении главы научного отдела. Туда же, видимо, собирались присовокупить и биоматериалы Синеглаза, который ждал решения своей участи, прикованный к жесткой кушетке, застеленной противно липнущей к коже прозрачной пленкой. Интересно, ему когда-нибудь выдадут хоть какую-то одежду или так и потащат на Сансару нагишом, как последнего дикаря?

Увидев смятение на лицах чиновников, княжич настороженно замер, оставив попытки освободиться и готовясь к худшему. К счастью, на него пока не обращали внимания. Профессор Нарайан наблюдал за танцем Савитри.

— Моя невеста? — презрительно скривился он, отчего его породистое лицо сделалось особенно старым и обрюзгшим. — Да этой храмовой девадаси самое место в солдатском борделе вроде тех, которые существовали при фабриках «Панна Моти». Когда прибудем на Сансару, я ей это устрою.

— Но мы не можем пробиться на нижние уровни, где сейчас находится принцесса, — отвлек его от вынашивания планов мести начальник службы безопасности. — Бунтовщики перенастроили систему силовых полей города, а энергетических мощностей и топлива у них теперь хватит до конца года.

— В таком случае заканчивайте подготовку к эвакуации и действуйте согласно секретному протоколу, — отрезал профессор Нарайан. — Савитри Вторая сама выбрала свою судьбу, как и дочь простолюдинки, о которой я даже слышать ничего не желаю. А что касается ключа от сокровищницы, если мы не сумеем отыскать его среди руин, то попробуем получить доступ в хранилище иным путем.

Он, не глядя, махнул рукой в сторону Синеглаза, и княжич пожалел, что не может прямо сейчас обратиться в мелкую пичугу или жука. Даже отец, когда лично кормил врагов и изменников их собственными потрохами, меньше походил на чудовище.

Эвакуацию экипажа корабля и немногих приближенных провели с быстротой и четкостью давно заученной храмовой церемонии, словно каждый день репетировали, предвкушая желанный момент. Головные машины покинули город в таком чинном порядке, которому позавидовал бы старый мастер церемоний, отвечавший еще за парадные выезды отца царя Афру и сохранивший свой пост при дворе князя Ниака.

Синеглазу помимо стандартной формы воспитанника приюта выдали его же собственный экзоскелет с той лишь разницей, что скорчер сменили наручники. В этом сомнительном украшении княжич чувствовал себя не лучше обитателей зверинца и ферм, которые испуганно метались в своих клетках и стойлах, царапали прутья решеток, бились в стены рогами, пытались поддеть засовы клювами, но не могли выбраться на свободу. Впрочем, в западне сейчас оказались все обитатели города, кроме немногих избранных, список которых пришлось вновь сократить.

— Мы не успеем за такой короткий срок закончить даже погрузку, а нам еще надо выехать из города, — услышав о начале запуска секретного протокола, попытался выиграть время глава транспортного управления, отвечавший за формирование колонны и исправность машин.

— Медлить нельзя! — бесстрастно глядя на голографический монитор приборной панели флагманского танка, отрезал профессор Нарайан. — Иначе бунтовщики прорвутся к генераторам. Кажется, когда решался вопрос о членстве в совете Виктора Громова, именно вы настояли на его незаменимости как специалиста, — желчно добавил он, указывая на отряд ученых, пытавшихся под предводительством главы геологоразведки оттеснить охотников от входа в реакторный отсек. — А вы, — он повернулся к поддерживавшему у ангаров защитное поле начальнику энергетического ведомства, — уверяли, что старый рудник расконсервации не подлежит.

Впрочем, погрузке мешали отнюдь не повстанцы. Помимо тех, кто вошел в список избранных, к ангарам пытались прорваться практически все обитатели уровня мутантов и немало жителей привилегированных верхних ярусов. Люди с ожесточением прокладывали дорогу с помощью локтей и чемоданов, отталкивали друг друга, оттесняли детей и женщин, опрокидывали стариков и калек и безжалостно топтали упавших. То тут, то там раздавались выстрелы и мелькали клинки. Маргиналы из банд Хайнца, Раптора и прочих уже давно привыкли решать проблемы с помощью оружия, будучи уверенными, что уж в этот раз им точно все сойдет с рук.

В это время на отгороженных защитным полем уровнях рудокопов Синеглаз глазами Савитри наблюдал совершенно иную картину. Там, конечно, тоже царили смятение и изрядная толкотня. Но детей не давили, а пытались бережно передавать над головами, если другой возможности не было, а места в погрузчиках и проходческих комбайнах распределялись железной волей эмиссаров штаба сопротивления. Чуть в стороне мастера участков раздавали облаченным в экзоскелеты и спецкостюмы рудокопам воздушные фильтры, скорчеры и трансляторы для отпугивания медуз. Ослабевшим узникам нижнего рудника находили места на броне.

Синеглаз глазам своим, вернее, зрению Савитри, поверить не мог, увидев Шварценберга, который выгружал из танка драгоценный палладий, чтобы туда вместилось больше людей. Впрочем, при эвакуации с Раваны он тоже рисковал, взяв на борт повстанцев, а общение с Маркусом Левенталем пробудило не свойственный прижимистому кэпу альтруизм.

Жаль, что профессор Нарайан подвижничество конструктора воспринял в качестве антитезиса для доказательства от противного.

— Стреляйте на поражение, — без тени эмоций распорядился он, оценив ситуацию возле ангаров. — Можете использовать плазменные заряды.

— Но там же члены совета и охотники с семьями! — ужаснулся начальник службы безопасности.

— Неужели вы думаете, я не пожертвую этими бескастовыми, часть которых собирался взять исключительно как щит?

Когда охотники начали поливать толпу плазмой, прожигавшей обшивку и рикошетившей от стен, паника достигла своего апогея, а среди жертв оказались не только маргиналы. Впрочем, замешанных в афере с трансплантацией детских органов начальницу отдела опеки и главу департамента здравоохранения княжич нисколько не жалел.

Синеглаза в тот момент занимало другое. С трепетом сердца он наблюдал за Кристин, пробиравшейся по узкой трубе отстойника. Когда правнучка Арвинда Вармы приняла облик тотема, с легкостью разломав решетку и трубу, княжич почувствовал такое единение сознания, которое никогда не испытывал даже во время общения по ментальной связи с отцом. Он одновременно находился в кабине танка и пытался развернуться в тесном резервуаре заполненного ядовитой жижей бассейна.

Хотя плакоидной акульей чешуе едкая отрава могла навредить не больше, чем защищенным эмалью зубам, жабры у Кристин горели, как в моменты самого жестокого пересыхания. Когда же она снова вернулась в человеческий облик, Синеглазу показалось, что в его экзоскелет залили расплавленный свинец или кипящее масло. Он помнил, как слезала с пальцев кожа, когда он из озорства попытался утащить со сковородки жарившиеся в зенебочьем жиру молодые побеги травы, а сейчас горело все тело. Княжича трясло и бросало в жар, но он не мог оборвать контакт, понимая, что без них с Савитри Кристин не справиться. Когда механизм пришел в движение, не осталось даже сил на радость. На какое-то время Синеглаз отключился, вверяя сестру заботам Брендана.

В сознание его который раз за эти сутки привела острая боль. С перепугу он сперва решил, что его опять поместили в какой-нибудь медицинский ящик, чтобы выкачивать кровь и тыкать противными толстыми иглами, от которых до сих пор кололо в правом боку, а в спину стреляло, словно у древнего деда. Но оказалось, что его всего лишь подбросило на ухабе, и он до крови прикусил губу. В отличии от Кристин, чью жизнь сейчас пытался спасти Брендан, и Савитри, возле которой хлопотала Эйо, ему с дурнотой и болью приходилось как-то бороться самому.

При этом княжич точно знал: если он предпримет попытку побега или просто неудачно дернется, самое меньшее, что его ждет — очередной разряд парализатора или обездвиживающий укол. А при нынешнем раскладе ему все-таки не хотелось пропустить что-то важное или погибнуть в беспамятстве угара, как жадный крестьянин, слишком рано закрывший дымовое отверстие в крыше. Да и за судьбу пытающихся спасти город товарищей он переживал.

Подпитывая Кристин, с неослабевающим вниманием княжич следил за действиями Пэгги, Шаки и Ндиди. Пабло Гарсиа при всех своих дарованиях сумел перевести в режим зеркала камеры только ближайшего к нему генератора.

— Что делает этот грязный кули? — спохватился Амитабх, видя, как Ндиди буквально выламывает руки из суставов, пытаясь извлечь из-под кожи заколку и открыть наручники.

Местные палачи сослужили бойцу неожиданную службу, растянув сухожилия, а к боли за годы на арене Ндиди привык.

— А думал, тебя называли Терпеливым для красного словца, — заметил Шака, наблюдая, как Пэгги, которую освободили раньше, методично и хладнокровно обрезает провода и отсоединяет клеммы.

Ндиди не сумел ответить. Как только он снял наручники с квартирмейстера, силы оставили его.

— Я же говорил, что надо было делать дистанционный механизм, — ругался в кабине танка командир взрывотехников, отвечавший за минирование генераторов.

— Только не на орбите пульсара, — покачал головой Амитабх. — Во время очередной магнитной бури вся эта хрень рванула бы без нашего ведома.

— Ничего страшного. В городе есть еще один генератор, — бесстрастно отозвался профессор Нарайан, который лично настоял, чтобы «грязного кули» и его спутников казнили по древнему обычаю, лишив возможности перерождения.

Синеглазу составило немалого труда скрыть торжествующую улыбку. Как раз в это время Пабло и Аслан со Смбатом заканчивали разминирование второго генератора. Жаль только, они не знали, что можно не спешить и не стоит отчаиваться. Савитри и Кристин потеряли слишком много сил, чтобы услышать и передать послание по ментальной связи.

— Не понимаю, что происходит? Единственный проход ко второму генератору — через верхнюю камеру реакторного отсека.

На начальника службы безопасности даже жалко было смотреть. Истекли все мыслимые сроки, а город продолжал стоять, и приборы говорили о том, что генераторы воздуха работают в штатном режиме.

— Может быть, еще одна группа бунтовщиков проникла через водозабор? — высказал верное предположение глава секретной лаборатории.

— Там слишком узкие технические отверстия, а проход сквозь отстойник мы закрыли решеткой, — пояснил начальник службы безопасности.

И вновь Синеглаз предпочел оставить своих малоприятных спутников в неведении, еще раз переживая все муки Кристин и мысленно улыбаясь проворству и сообразительности мартышек. Все-таки Эркюля называли Обезьяньим богом не просто так. Кто бы мог подумать, что его питомцы, озорство которых на «Нагльфаре» не поминал крепким словом лишь ленивый, окажутся полезны не только в качестве детской забавы и безотказных связных?

— Когда доберемся до «Эсперансы», расстреляем город из плазменных установок! — пообещал Нарайан.

— Нам бы самим сейчас не попасть под огонь. До перевала Большого Кольца еще несколько часов пути! — возразил ему начальник конвоя, видя, как охотники в реакторном отсеке складывают оружие, передавая командование Виктору Громову и активистам сопротивления.

— Защитное поле должно выдержать, — с опаской проверил систему бедняга Амитабх.

Синеглаз, который снова сумел наладить ментальную связь с приободрившейся Савитри, и сам видел, что возле перешедших под контроль повстанцев городских плазменных установок разгорается нешуточный спор.

— Мы требуем возмездия! — настаивали бойцы, чьи родные не выдержали заточения на нижнем руднике или стали жертвами экспериментов секретных лабораторий.

— Но на пустоши находятся наши жены и дети, — возражали им товарищи, успевшие вывести из города семьи, которые сейчас оказались для главы научного отдела живым щитом.

— Да что они там чалятся? — изнывал от бездействия бедняга Таран, запертый возле орудий «Нагльфара» и пропустивший все самое интересное. — Зачем тратить энергию на массированный удар? Расстрелять машину главного гада, а остальных и прикладами добить можно.

— Я те расстреляю! — пригрозил артиллеристу Шварценберг. — Если из-за твоей дури с нашим кошаком что-то случится, я лично отвезу тебя князю Ниаку, и уж он пусть сам решает, скормить ли тебе твои потроха или отдать с потрохами варрарским шаманам.

— Для нанесения точечных ударов здесь слишком сильные помехи, — обрисовал ситуацию Маркус Левенталь.

— А от батарей «Нагльфара» и «Эсперансы» эти гады все равно никуда не денутся, — подытожил Шварценберг.

Старый пират, велев Санчесу доставить в спасенный город пассажиров, сменил танк на квадроцикл и в сопровождении Прокопия и Льва Деева мчался в сторону тоннелей, надеясь опередить Нарайана и встретить его на кораблях во всеоружии.

— Конечно, на своем горбу дровишек много не довезешь, — сокрушался старый пират, проверяя крепеж зафиксированного на багажнике квадроцикла дополнительного контейнера с реакторным топливом. — Но на приветственный фейерверк хватит!

— Только бы навесную переправу проскочить до того, как танки выйдут на линию огня, — беспокоился Прокопий.

— Можно попробовать частично использовать квадроциклы в тоннелях, — предложил Деев, спешно производя какие-то расчеты в уме. — На той стороне мы от них оторвемся.

— Особенно если успеем оборвать тросы, — согласился с ним Шварценберг.

— Мы бы вас поддержали огнем, но перевал Большого кольца — мертвая зона, — напомнил старому другу Маркус Левенталь.

— Да куда вам, Марки, сейчас энергию тратить? — с непередаваемой смесью суровости и заботы проворчал Шварценберг. — Пока дровишек не подвезем, на поддержание защитного поля хватило бы. К тому же нашему принцу-прохфессору, думаю, и без нас будет чем заняться, — добавил он, оглядываясь назад и озирая заполненную самой разнообразной техникой равнину.

Синеглаза изображение с камеры кэпа тоже впечатлило. Помимо погрузчиков и проходческих комбайнов, которые напоминали выбравшихся из своих глубоких нор и немного дезориентированных на поверхности землероек или кротов, княжич насчитал не менее десятка танков, оборудованных плазменными установками вездеходов и грузовиков повышенной проходимости. Помимо бойцов сопротивления в погоню за главой научного отдела отправились охотники. Осознав, что их подставили, бросив на произвол судьбы в обреченном на гибель городе, они вернулись за своими семьями и теперь собирались прорваться на «Эсперансу» силой, предварительно сведя счеты с бывшим кумиром. Таким образом, обвалившийся участок мог стать настоящей западней. Об этом говорили и спутники профессора Нарайана.

— Почему ремонтные работы не были проведены в срок? — бушевал начальник колонны, пытаясь прикинуть соотношение сил и приходя к неутешительным выводам.

— О каких сроках тут может идти речь? — обиженно оправдывался глава дорожного департамента. — Как только стало известно об обвале, я отдал соответствующие распоряжения и сформировал ремонтную бригаду, но она даже не сумела выехать, поскольку проходы к ангарам оказалась заблокированы сначала прорвавшимся с рудника медузами, а потом измененным контуром защитного поля. К тому же я еще две недели назад предупреждал, что трасса стала нестабильной, нуждается в ремонте и прохождения танковой группировки может не выдержать.

— Вы понимаете, что у нас на хвосте весь город, — указал на голограмму равнины начальник колонны. — Мы не можем восстанавливать трассу и одновременно отстреливаться.

— Отставить панику! — прикрикнул на подчиненных профессор Нарайан, так грозно, что Синеглаз даже подпрыгнул, испытывая непреодолимое желание поджать хвост и прижать уши к голове.

— У нас хватит мощностей, чтобы разнести преследователей в дым и самим остаться невредимыми. Я, конечно, не могу понять, почему начальник транспортного ведомства бросил в городе исправные машины, — продолжил он, указывая на танки и грузовики, водители которых спешно пересаживали пассажиров в погрузчики, в то время как артиллеристы проверяли зарядку батарей. — Но, если все грамотно спланировать, мы не только благополучно доберемся до кораблей, но и с помощью палубных систем огня уничтожим бунтовщиков в городе и спокойно покинем планету.

— Но у нас реакторного топлива на несколько сотен мегатонн! — простонал начальник колонны.

Синеглаз тоже представил мощность возможного взрыва от детонации, и ему стало не по себе. Такой погребальный костер, пожалуй, доставит прямиком к надзвездным чертогам Великого Се. Хотя большинство спутников профессора Нарайана явно ожидала пасть Трехрогого и мрачные закоулки царства Хоала.

— Не переживай, малыш, мы тебя вытащим, — поспешила ободрить княжича принцесса Савитри.

Вместе с Эйо и Камо она покинула убежище и поднялась наверх, чтобы поддержать Ндиди и Кристин. Жизни бойца уже ничего не угрожало. Врачи успешно провели несколько операций, остановили внутреннее кровотечение, скрепили поврежденные кости, и теперь Ндиди больше всего требовались отдых и забота близких. Благо медикаментов и хороших врачей на верхних уровнях хватало.

Зато за Кристин пока приходилось бороться. Насколько Синеглаз сумел разобрать, речь шла даже не о восстановлении кожных покровов, эту проблему в городе под куполом решать умели, а о спасении жабр, без которых, как выяснилось, дочь Маркуса Левенталя просто не могла дышать. Удалить доставший от тотема рудимент, не нарушив работу основных органов, не представлялось возможным.

— Я могла бы отдать ей свое тело андроида, — щедро предложила Савитри, встревоженная состоянием кузины.

— Об это речи не идет, — покачал головой главный хирург. — Хватит нам и упырей-трансплантологов, убивавших и калечивших детей ради пересадки органов. Мы справимся. В городе все-таки есть трехмерные принтеры, способные создать функциональный протез жабр. Хотя настоящее выздоровление для нее возможно только в Большом мире.

«А меня за пределами Треугольника ждет золотая клетка», — с болью подумала Савитри, но тут же взяла себя в руки, чтобы нести свой свет другим.

Дождавшись пробуждения Ндиди после наркоза и подарив любимому заслуженный поцелуй, она оставила его отдыхать под присмотром сестры и прикорнувшего на кушетке племянника, а сама отправилась в зал заседаний записывать обращение к горожанам. До возвращения Маркуса Левенталя и выборов нового Совета город следовало удержать от наступления хаоса. Требовалось оказать помощь всем нуждающимся, остановить мародерство и грабежи, наладить полноценную работу всех реакторов, горно-обогатительного комбината и рудника. И принцесса Сансары как представительница одной из древних династий собиралась помочь в этом непростом деле, проявляя лучшие качества, унаследованные от Варуны и других небожителей.

В это время ее бывший жених уподобился Раване и тем из асуров, которых по одной из земных легенд сбросили с небес за жадность и гордыню. Впрочем, его решимость и хладнокровие перед лицом опасности не могли не вызывать уважение.

— Открыть упреждающий огонь! — распорядился он, как только танки заняли выгодную позицию на склоне.

— Но там же охотники с семьями, — попытался возразить начальник колонны.

— Вот именно, — хищно рассмеялся профессор Нарайан. — И их машины имеют те же параметры защитного поля, что и наши.

В самом деле, охотники, которые лучше подготовились к эвакуации, опередили всех преследователей. Пока рудокопы пересаживали детей и женщин из переполненных танков в не менее загруженные грузовики и проходческие комбайны или отвозили пассажиров в город, охотники вырвались вперед и вышли на линию огня.

— Возможно, они просто хотят присоединиться к нам, — со страхом предположил Амитабх, перестраивая систему опознавания и убеждаясь, что бывшие союзники совершенно беззащитны.

— Скорее, занять наше место, — прикинув количество пассажиров и бойцов в танках, осадил его глава службы безопасности.

Синеглаз замер на своем неудобном месте, обуреваемый противоречивыми чувствами. Конечно, меньше суток назад он сам участвовал в смертельном противостоянии с охотниками и, пробиваясь к генераторам, с противниками, попадавшими под коготь или клык, не церемонился. Но на борту танков находились старики, женщины и дети, повинные только в том, что поверили в свою избранность и продолжали следовать за кумиром.

— Стойте, подождите, вас же сейчас аннигилируют! — узнав от княжича о планах профессора Нарайана, пытался предупредить охотников Йохан Дален. — Измените настройки системы опознания или дождитесь наших операторов сети!

В самом деле, Пабло Гарсиа в сопровождении Пэгги, Брендана, Эркюля и остальных уже выехал из города и пытался предотвратить катастрофу, настойчиво повторяя запрос на вход в систему. Но охотники то ли не понимали, что от них требуют, то ли по-прежнему больше верили городскому совету, чем участникам сопротивления, которых считали бунтовщиками.

Только когда три головные машины, не успев сделать даже пару выстрелов, вспыхнули всеми оттенками спектра водорода и фтора, охотники пробудились от транса. Путь к спасению нашли, к сожалению, не все. Прежде чем Пабло Гарсиа изменил настройки системы, артиллеристы главы научного отдела успели подбить еще два танка, которые полностью перегородили и без того узкую дорогу.

— Теперь вперед, пока эти бескастовые не опомнились! — торопил подчиненных профессор Нарайан, нетерпеливо постукивая бронированной перчаткой экзоскелета по подлокотнику кресла. — Мы должны добраться до вершины противоположного склона раньше, чем они получат возможность атаковать! Поэтому надо сжечь за собой мосты!

Синеглаз прямо чувствовал, как главе научного отдела не хватает хвоста с кисточкой и когтей, которыми можно царапать обшивку. Впрочем, даже аватару Великого Асура доктору Дриведи, в отличие от Кристин, не удалось полностью принять облик тотема. Другое дело, что и без помощи предков профессор Нарайан со своей танковой армадой представлял сейчас немалую опасность и для уцелевших машин повстанцев, и для кораблей.

Шварценберг и его спутники хотя и вырвались вперед, воспользовавшись системой тоннелей, находились где-то внутри котловины перевала. Связь с ними пока отсутствовала. А охотники и повстанцы никак не могли расчистить дорогу. Погрузчики и тягачи пока занимались эвакуацией выведенных на пустошь людей. Брендан и еще несколько врачей и добровольцев спешно оказывали помощь обожженным и раненым. К тому же после потери пяти боеспособных машин повстанцы утратили огневое преимущество, а городские и корабельные установки в мертвой зоне перевала Большого Кольца применять не имело смысла.

Тревога княжича усилилась после того, как артиллеристы главы научного отдела, проконсультировавшись с дорожниками и геофизиками, увеличили площадь завалов, сделав их практически непреодолимыми. Говоря другими словами, дороги на участке перевала Большого Кольца больше не существовало. Шатругна Нарайан вел хтонический танец разрушения с одержимостью истинного наследника Великого Асура.

Изнывая от бездействия и тревоги, Синеглаз начал подумывать о том, чтобы каким-то образом добыть скорчер, подобраться к запасам реакторного топлива и вызвать детонацию, которой так боялся начальник колонны. Конечно, на свидание с духами предков и прародителей он раньше времени не стремился, но жить заложником при дворе Сансары или становиться марионеткой в играх змееносцев на Васуки ему тоже не очень хотелось. Даже если забыть про неправильно сконструированный варп-двигатель.

— Скажи этому пострелу, чтобы пока не делал резких движений! — узнав от принцессы Савитри о мыслях княжича, забеспокоился Эркюль, который вместе с Пэгги, Пабло Гарсиа и еще десятком отчаянных смельчаков двигался в сторону тоннелей на квадроциклах, чтобы повторить путь Шварценберга.

— Пока наши будут расчищать завалы и восстанавливать дорогу, мы зайдем твоему бывшему женишку в тыл и попытаемся вытащить кошака, — пояснила подруге их план боевой андроид.

— А фейерверк мы им и без танков устроим, — пообещал Аслан, проверяя, надежно ли зафиксирована на багажнике машины взрывчатка, которую он захватил из города, по его же собственным словам, просто на всякий случай.

— Главное — защитное поле взломать, а это задача решаемая, — добавил Пабло Гарсиа, размещаясь на месте стрелка рядом с Дольфом таким образом, чтобы без помех работать в операционной среде.

Хотя княжич немного приободрился, душа, как и остальные органы тела, находилась не на месте. Когда группа Пабло, Эркюля и Пэгги добралась до входов в тоннели, связь с ними ожидаемо пропала. Хорошо, что на ментальное общение асуров капризы пульсара и местные магнитные аномалии не влияли.

Глазами Савитри Синеглаз видел, как неповоротливые тягачи, доставив обратно в город перепуганных беженцев, многие из которых не верили, что опасность миновала, поворачивают в сторону заблокированной трассы, в то время пока повстанцы и охотники, объединив усилия, разбирают завалы вручную и пытаются вытащить из догорающих машин людей. Савитри, которая сама недавно пережила боль от ожогов, искренне сочувствовала пострадавшим, хотя большинство из них прежде сражались на стороне ее бывшего жениха.

Профессору Нарайану слово «сочувствие» если и было ведомо, то понималось лишь в негативном ключе. Он, как и князь Ниак, похоже, искренне считал древние добродетели уделом слабаков. Хотя охотники не достигли «Эсперансы», свою роль заслона они все равно сыграли. И теперь, отбросив их, как ненужный хлам, глава научного отдела торопил водителей, выжимавших последние ресурсы из машин, спускавшихся в котловину по обрывистому горному серпантину с напором и одержимостью диких зенебоков в период гона. Геофизики и инженеры с тревогой смотрели на поврежденный обвалом склон, пытаясь произвести расчеты и на глаз определить масштаб разрушений, понимая, что их вождь бестрепетно проложит дорогу по трупам соратников.

Синеглаз тоже разглядывал памятный участок серпантина, пытаясь отыскать среди нагромождения камней очертания квадроциклов и знакомые фигуры Шварценберга или Эркюля. Но склон выглядел безжизненным, как Пустыня Гнева в лунную ночь, а от обеих групп пока не поступало никаких вестей. Только продолжали работу спасатели на заваленной трассе, и несли дежурство артиллеристы, давно уже рассчитавшие траекторию удара.

Уделом Синеглаза оставалось томительное ожидание и вынужденное бездействие, единственным спасением от которых оставалась ментальная связь с Савитри. Княжич стал сейчас ушами и глазами города, в подробнейших деталях сообщая о том, как профессор Нарайан и его спутники прокладывают путь по разрушенному серпантину. Для них время отнюдь не тянулось, а наоборот, спрессовывалось, словно корабли или планеты, попавшие в зону притяжения черной звезды, а под ногами горела земля. Впрочем, этот пожар устроили они сами, а нынешнее преимущество было оплачено кровью доверившихся. В подбитых танках заживо сгорело не менее сотни человек, включая детей и женщин. Тени погибших бродили по котловине, взывая о мщении, духи гор и сопровождающие их медузы кровожадно затаились, поджидая новые жертвы.

— Мы не будем покидать машины. Это займет слишком много времени. К тому же я не уверен, что наши противники не приготовили нам каких-нибудь сюрпризов в виде засады! — не терпящим возражения тоном вынес вердикт профессор Нарайан, выслушав аргументы дорожников, инженеров и геофизиков.

— Да он с ума сошел! Там же грунт сложен песчаником. Тросы просто не выдержат и оборвутся! — констатировал очевидное Виктор Громов, узнав от Савитри о решении ее бывшего жениха.

Спутники правителя Сансары если и разделяли мнение главы геологоразведки, то предпочитали держать его при себе. Синеглаз испытал разочарование. А он-то надеялся в суете если не завладеть скорчером — все-таки, как стрелять со скованными руками, он так и не придумал, — то хотя бы сбежать. Впрочем, первые пару трещин они преодолели благополучно, разве что лебедки и тросы надрывно стонали, как пленники на дыбе. Синеглаз чувствовал себя так, будто растягивали его. Он вглядывался во мрак, но видел лишь желтоватую породу и кривые обломки поврежденной трассы.

А если плазменные заряды повредили тоннели, и Пэгги с Пабло, Эркюлем и остальными просто не могут пройти? А если кэп и его спутники сгинули где-то на дне котловины? Квадроциклы все-таки выглядели достаточно ненадежным видом транспорта, а реакторное топливо — такой взрывоопасный материал. И лишь когда в городском эфире зазвучала привычная ругань Шварценберга, поминавшего Хоала, Трехрогого и демонов еще каких-то неведомых миров, княжич позволил себе немного глубже вздохнуть и даже выдохнуть.

— Я тебе вот что скажу, Марки! — громыхал на весь треугольник запыхавшийся капитан «Нагльфара», выделывая на квадроцикле такие кульбиты, что ему бы позавидовали лучшие наездники травяных лесов. — Если после такого мотокросса ты мне варп-двигатель не наладишь, считай, нашей дружбе конец! Староват я, знаешь ли, как салага по пустоши гонять. Хотя за девочку твою принцу-прохвессору пасть порву просто задаром!

Синеглаз нервно шмыгнул предательски увлажнившимся носом, оставив попытки подобраться ко взрывчатке. Если профессор Нарайан доберется до кораблей, его встретят во всеоружии. Лев Деев и Прокопий, хотя эмоций столь сочно не выражали, от старого пирата не отставали, закладывая по обрывистому склону виражи настолько крутые, что машины временами почти ложились, чтобы вновь занять вертикальное положение и продолжить путь.

Но где же Пабло Гарсиа? По словам Брендана, чувствовал себя оператор лишь немногим лучше Кристин. Что если он не выдержал еще одного марш-броска и просто свалился по дороге? Но где же в таком случае Пэгги, Эркюль и остальные? По всем расчетам им следовало выбраться из тоннелей, если дорога еще существовала. А если обвал настиг их, когда они уже вошли внутрь?

Если даже Шварценберг благополучно доберется до кораблей, он вряд ли сумеет вытащить гардемарина. К тому же этот подъем по склону надо еще как-то преодолеть. При подходе ко второй по счету навесной переправе из-за ошибки водителя машина, в которой находились «ценные специалисты» и результаты работы секретной лаборатории, сорвалась в пропасть. Профессор Нарайан даже не подумал прийти на помощь своим людям. Услышав их стоны и крики, он приказал отключить связь и продолжить путь.

Хотя Синеглаз упырей из лаборатории не жалел, при мысли о том, каково это — лежать заблокированным искореженной грудой металла, не в силах пошевелить изломанными руками и ногами, и ощущать, как к тебе подбирается смерть, его передернуло. Конечно, в надзвездных краях Великого Се куда лучше, чем в этом мире. Но попадают туда лишь герои и праведники, а Синеглаз не относился ни к тем, ни к другим. Ох, зачем он ослушался отца, зачем расстроил матушку, зачем дерзил капитану, почему позорно попал в плен?

И в это время Амитабх сначала напрягся, потом в досаде разразился площадной бранью, в самых последних словах пытаясь выразить всю степень разочарования от того, что его опять переиграли и обхитрили. Похоже, за время полугодичного противостояния он ничему не научился. Впрочем, Пабло Гарсиа не зря считался лучшим в галактике оператором. Да и не мог он не поквитаться за Кристин.

Другое дело, что за взломом защитного поля не последовало ни залпов, ни каких-то иных боевых действий, а противник оставался невидим.

— Что происходит? — недоумевал глава службы безопасности.

Хотя по броне танка явно стучали подкованные сапоги с антигравами и присосками, наружные камеры и приборы ночного видения не могли никого обнаружить. Синеглаз невольно вспомнил про слой «хамелеон» и костюмы мародеров, которые остались лежать на склоне недалеко от входов в тоннели. Пэгги, Дольф и Эркюль точно знали, где находится это место. Впрочем, гадать о том, кто именно из товарищей решил нанести профессору Нарайану дружеский визит, Синеглаз не стал. Воспользовавшись суматохой, он начал пробираться к люку.

Там уже шла потасовка. Кшатрии личной охраны пытались сбросить с брони штурмующих, не позволяя им пробиться внутрь. Скорчеры и даже импульсные винтовки применять опасались, ограничиваясь макромолекулярными клинками и подручными средствами самообороны. Со стороны сражение с невидимками походило на па какого-то безумного танца, впрочем, на фоне происходящего он смотрелся вполне органично.

— Где мальчишка? — в какой-то момент опомнился профессор Нарайан. — Почему он до сих пор жив? Я же, кажется, ясно распорядился убить его при любой попытке освобождения.

К Синеглазу мигом потянулись цепкие руки. Одного вояку он успел оттолкнуть, едва не напоролся на клинок другого, рыбкой проскользнул под ногами еще троих, пока не оказался в почти родном медвежьем захвате Эркюля, которого узнал до того, как увидел.

— Уходим! — скомандовала Пэгги, сеявшая хаос и смятение среди врагов. Большинство из тех, кто пытался заступить ей дорогу, расставались с жизнью до того, как успевали что-то разглядеть.

— Быстрее, малыш, — торопил Синеглаза Эркюль, подсаживая и передавая Дольфу, ожидавшему товарищей на броне. — Сейчас немного полетаем.

В следующий момент к поясу княжича и его спутников оказались пристегнуты карабины от невидимых тросов, увлекая в захватывающий и почти нереальный прыжок над пропастью. Вскоре броня машин скрылась далеко внизу. Они стояли на гребне перевала, с которого открывался потрясающий вид на оба корабля.

— Мы на месте, кошак с нами, можете взрывать, — доложила Пэгги, вслед за Эркюлем и Дольфом отключая слой «хамелеон».

— А точно сработает? — переживал где-то на другой стороне протяженного участка гребня Чико.

— Если нет, расстреляем из корабельных орудий, — успокоил его Шварценберг. — Зря я, что ли, дровишки со взмыленным задом от самого города пер!

— Даже если они восстановят защитное поле, шансы у них невелики, — кое-как откашливаясь, прохрипел Пабло Гарсиа, справляясь у Маркуса Левенталя о состоянии Кристин.

— Тем более что у них больше нет оператора, — добавила Пэгги, которая лично прикончила незадачливого Амитабха.

Однако работа взрывотехников не понадобилась. Виктор Громов и геологи из команды профессора Нарайана не просто так предупреждали его о нестабильности склона. Во время очередной навесной переправы не выдержали полиспасты, и машина главы научного отдела полетела вниз.

— Ложись, — успел крикнуть Эркюль, сбивая княжича наземь и накрывая собой.

До того, как взрыв боекомплекта, вызвавший детонацию реакторного топлива, навсегда изменил очертания гор в котловине перевала Большого кольца, их прежний облик на несколько мгновений предстал во всей красоте и суровости, озаренный ослепительной вспышкой. Синеглаз ее увидел сквозь фильтры шлема, потому не ослеп. Затем его что-то толкнуло и отбросило по склону вниз. Даже в экзоскелете он ощущал нестерпимый жар, дозиметр зашелся в панической истерике. Мощность ударной волны оказалась настолько велика, что все танки колонны размазало по скалам, словно ошметки подгоревшей похлебки. Что же до правителя Сансары и его спутников, то от них не осталось не только тел, но даже теней. Впрочем, профессор Нарайан заслужил ту участь, которую хотел уготовать городу под куполом.

— Ну что, малыш, цел? — сердобольно спросил Эркюль, помогая княжичу подняться и озираясь в поисках остальных.

К счастью, все члены их группы хоть и получили разной степени контузии подавали несомненные признаки жизни. Все-таки гребень перевала их защитил.

— Что это было? — недоумевал Чико, кособоко поднимаясь по склону в надежде разглядеть происходящее внизу.

— Перст судьбы, — невозмутимо пояснил Аслан, пытаясь отыскать квадроциклы и остальное оборудование.

— Судя по всему, до «Эсперансы» нам придется добираться пешком, — констатировал Дольф, глядя на раскиданные по склону искореженные машины.

— Главное, что на своих ногах, — хмыкнул Пабло Гарсиа, не без труда пытаясь удержать вертикальное положение.

— Так этот Нарайан точно погиб? — пытался уточнить Чико, приходя на помощь оператору.

— Нет, он переродился в пустынного ската и диффузирует вместе с медузами, — озадачил абордажника Шварценберг, который вместе с Прокопием и Львом Деевым выгружал топливо и разворачивал машины, чтобы подобрать товарищей.

Синеглаз шагал вслед за Эркюлем в почти привычном строю по направлению к кораблям, а потом ехал в полудреме на багажнике Шварценберга и думал о том, что их затянувшаяся вылазка, кажется, все-таки заканчивается благополучно.

(обратно)

Глава 40. Путь к свету

Когда Брендан, оказав первую помощь, довез до города и сдал мобилизованным по тревоге коллегам всех раненых, он просто присел на топчан между палатами Ндиди и Кристин… и проспал полтора суток. На подведение итогов, планы на будущее и элементарную трясучку жестокого посттравмата не осталось сил.

В последующие дни, когда он, работая в том же суровом режиме чрезвычайной ситуации, чередовал обязанности хирурга с исследованиями генетика, все будущее ограничивалось динамикой выздоровления очередного больного и возможностями изъятия инородных генов у жертв бесчеловечных экспериментов. А усталость временами доводила до состояния, близкого к бреду или экстазу, когда галлюцинации в виде гуляющих по пустоши скатов и розовых слонов не кажутся чем-то из ряда вон выходящим. Впрочем, в таком же напряженном ритме сейчас трудились почти все врачи города. И не только они. Если уже не помогали даже стимуляторы, приходилось брать выходной и отсыпаться, а ведь хотелось навестить друзей, пообщаться с Камо, да и просто обнять Эйо.

Впрочем, для объятий время тоже пришло, тем более что в так и оставшейся за Бренданом его прежней комнате на верхнем уровне имелись все условия. Первый раз для них обоих стал серьезным испытанием: единственный предыдущий опыт Эйо мог нанести ей непоправимую травму, исказив все представления о том, что такое близость. Брендану пришлось прилагать неимоверные усилия, чтобы скрыть, насколько он нервничает. Впрочем, первое прикосновение к упругой оливковой коже возлюбленной, первый взгляд ее лучившихся нежностью карих глаз, первая улыбка приоткрытых в ожидании и легком смущении губ переплавили волнение в созидательный драйв.

Поначалу Эйо держалась скованно. Брендан почти физически ощущал, как воспоминания о той страшной ночи в Мурасе пробуждаются от многолетнего сна, прорастают острыми шипами, терзая Рукодельницу и пытаясь воздвигнуть между ними преграду. Но на то он и избрал ремесло хирурга, чтобы любые гнилостные плевелы безжалостно удалять. И потому не торопился, мягкими бережными движениями отсекая все тернии и шипы, постепенно погружал возлюбленную в море безоглядной ласки. Вскоре его усилия увенчались успехом, и Эйо полностью отдалась на волю новых ощущений. Когда она сама потянулась к нему, безмолвно умоляя о продолжении, Брендану показалось, что ее тело сочится медом, а наполненные желанием высокие груди с темно-коричневыми сосками уподобились плодам Эдема и виноградным гроздьям родной Сербелианы.

— Ты готова вернуться со мной в Кимберли? — спросил Брендан, когда они вместе с Камо чинно прогуливались по аллеям зимнего сада, любуясь поспевающими плодами и вглядываясь в почти беззвездную в это время суток черноту неба.

Когда доступ в оранжерею получили жители всех уровней, в часы после работы там стало многолюдно. Тем более что не только шахтеры и их близкие, но и многие обитатели квартала мутантов видели эту часть города впервые. Савитри и Ндиди слегка отстали: все-таки раненому бойцу даже в поддерживающем экзоскелете самостоятельные шаги давались пока с трудом. Пэгги деликатно шла поодаль, готовая в любой момент прийти на помощь.

Эйо не спешила отвечать, наблюдая за сыном, который вместе с Синеглазом и другими озорниками развлекался с системой полива.

— Если тебе тягостна даже мысль о Сербелиане, — опасаясь отказа Рукодельницы, торопливо добавил Брендан, — я могу найти место в любом из научных центров Леи, Ванкувера или даже попытаться отыскать подходящую работу на Земле.

Эйо посмотрела на него с улыбкой, а потом нежно обняла и поцеловала, не стесняясь гуляющих.

— Рядом с тобой мне и на нижних уровнях этого города был бы рай, — ответила она просто и искренне. — Но за годы без солнечного света я соскучилась по тропикам планеты, на которой родилась и выросла.

Брендан подумал о том, что его любимая как никто другой заслужила тепло и свет. Она и сейчас продолжала нести в себе частичку ярого солнца Сербелианы, выплескивая его на холсты и оформление накидок, шарфов, кардиганов. После исчезновения железной двери и ликвидации зависимости от Хайнца Рукодельница могла сама пожинать заслуженные плоды своих трудов. Тем более, модницы верхних уровней записывались к ней в очередь за эксклюзивом.

Жаль, что времени на создание новых шедевров у нее по-прежнему не хватало. Конечно, в департаменте информации ей не приходилось портить руки мыльным раствором и гнуть спину над стиральной машиной и утюгом. Но грязного белья там, к сожалению, хватало, а общение с мутантами напоминало разговор слепого с глухим.

Впрочем, Рукодельница не жаловалась, а новую работу и жизнь воспринимала уже как награду.

— Я о таком благополучии не могла даже мечтать, — делилась она в недолгие часы досуга, расположившись с мольбертом на смотровой площадке, чтобы зарисовать пустошь, или делая в саду наброски для новых дизайнерских работ. — Когда после крушения корабля мы добрались до города, то просто радовались, что нас приютили. Теперь у меня есть почти все: Камо посещает школу, и я не опасаюсь, что нас с ним разлучат. Ндиди лечат лучшие врачи, ты вышел из всех боев невредимым.

Брендан, хотя и мечтал о возвращении в большой мир, не мог ей возражать. Тем более что он слишком хорошо знал, что у других борцов за счастье города все обстояло далеко не так благополучно. Хотя Ящер, Гу Синь и Шака уверенно шли на поправку, среди раненых оставалось еще много тех, кому о выздоровлении приходилось только мечтать.

Самые большие опасения по-прежнему вызывало состояние Кристин. Хотя местным хирургам-протезистам удалось создать аналог жабр, говорить об их полноценном функционировании, к сожалению, не приходилось. Да и новая кожа приживалась медленно и неохотно. В заполненном заживляющим раствором с повышенным содержанием кислорода резервуаре девушка выглядела задремавшей Персефоной или еще не рожденной из пены Афродитой. Но за его пределами напоминала русалку, с которой заживо содрали чешую.

— Хорошо, что Пабло и отец меня сейчас не видят, — мужественно борясь с недугом, переживала в первые дни бедная нереида.

— Они были бы рады целовать твои раны, — утешала ее Савитри. — Да только выбраться с кораблей не могут.

Хотя Пабло Гарсиа, Шварценберг, Пэгги и остальные благополучно добрались до «Эсперансы», на какое-то время они оказались полностью отрезаны от города, узнавая последние новости от одного Синеглаза. Взрыв в котловине перевала Большого кольца не только полностью уничтожил проложенный с таким трудом серпантин, но и начисто сжег все кабели. А вызванная им магнитная буря сбила настройки последних рабочих спутников.

— Плохо вы знаете нашего оператора, — подбадривал пациентку Брендан. — Если он системы безопасности крупнейших галактических корпораций взламывал, то путь через горы точно отыщет.

— Да куда ж ему сейчас, ему бы хоть неделю отлежаться! — беспокоилась за возлюбленного Кристин, которая от Синеглаза знала, что погоня за Громовержцем закончилась для Пабло Гарсиа в медотсеке.

— В городе и отлежится, — успокаивал дочь старого соратника Виктор Громов. — Нам без него сейчас — никак. Он такие программы мудреные поставил: третьи сутки на рудник и комбинат попасть не можем.

— А я предупреждал, что с этим сетевым монстром надо держать ухо востро! Опомниться не успеете — все запаролит и скажет, что так и было! — беззлобно ехидствовал Шварценберг.

После замены реакторного топлива и зарядки аккумуляторов «Нагльфара» старый пират вместе с Пэгги и Асланом проложил обходной маршрут вдоль гребня перевала Большого кольца на квадроциклах и привез в город не только оператора сети, но и Маркуса Левенталя.

— Извини, Марки, — переживал пират, вместе со старым другом осматривая его спасенное творение. — Белого коня на пустоши не нашлось.

Хотя конструктора и его товарищей встречали как героев, Маркус Левенталь не торопился внимать медным трубам славы, на своем горьком опыте зная, насколько коварен может быть их звук. Даже не успев отдохнуть, он поспешил в палату дочери, тем более что Пабло Гарсиа все равно сначала пришлось решать проблемы защитного поля и работы основных серверов комбината и рудника.

— Тут не в моих программах дело, — едва войдя в городскую сеть, вынес оператор неутешительный вердикт. — Боюсь, придется заново налаживать всю систему безопасности.

Как оказалось, в качестве прощального подарка кто-то из коллег покойного Амитабха не только запустил на все сервера целый букет забористых вирусов, но и за кругленькую сумму слил всю базу, включающую логины и пароли счетов горожан. До того, как утечку сумели обнаружить и устранить, маргиналы из банд Раптора и Железноглазого не только успели запустить загребущие лапищи в карманы честных тружеников, но и устроили настоящий террор на благополучных верхних уровнях. Многие из пострадавших даже начали роптать и подписывать петиции, требующие возвращения железной двери и передачи охотникам прежних полномочий.

Основной символ кастовой системы профессора Нарайана, конечно, восстанавливать не стали. Да и выжившие охотники в большинстве своем пока находились на лечении или реабилитации и заниматься патрулированием не могли. Поэтому с Раптором и остальными пришлось разбираться своими силами. Проблему хулиганов и мародеров достаточно быстро решили вооруженные патрули участников сопротивления. А главарями крупных банд занялся Шварценберг. «Забив стрелку», он в доступных выражениях разъяснил, что «беспредел не пройдет», и все, кто попытаются «устраивать базар» и «крошить на городской совет булку», могут отправляться к такой-то матери на пустошь «плясать апсарские танцы с медузами».

— Мы просто обнаружили и экспроприировали бандитский общак, — любовно указывая на своих питомцев, прояснил ситуацию Эркюль. — Эти средства пойдут на нужды трудового народа.

— К тому же ваш оператор настолько идеально выровнял контур защитного поля, что никаких крысиных лазов и отнорков не найти, — добавил Йохан Дален.

— А если охота прогуляться по руднику, то — милости просим, — осклабился Мубарек. — Отбойников и спецкостюмов хватит на всех.

Работу горнодобывающего предприятия и бесперебойную подачу энергии во все городские кварталы восстановили в рекордные сроки. Пабло Гарсиа такая оперативность, правда, стоила нескольких обмороков и легочного кровотечения, после которого Брендан попросту запер товарища в медблоке, предварительно перетащив туда все операторское оборудование. Благо капельницы и манипуляции нанороботов программированию не мешали.

— Я присмотрю за ним, — пообещала Кристин.

Пабло послал ей воздушный поцелуй, материализовавшийся в голограмму, которая рассыпалась мириадами морских звезд, превратившихся в тропические цветы. Оказывается, в тягостные дни ожидания на «Эсперансе» оператор отвлекался, на манер Эйо создавая для любимой проекции, хотя бы иллюзорно переносящие ее в тропики или на берег моря. Раз уж путешествие за пределы треугольника снова откладывалось.

— Мы не можем начать работу в котловане перевала Большого кольца без резолюции городского совета, а его только предстоит сформировать, — объяснял дочери и зятю Маркус Левенталь, который заранее готовился выдержать новую битву.

Как и следовало ожидать, обыватели самопожертвование защитников генераторов воздуха оценить не спешили. Далеко не все даже среди ученых поняли, насколько близко город находился от гибели. А охотники и другие мутанты так и вовсе пребывали в уверенности, что «уроды» просто осуществили переворот, желая помешать главе научного отдела и его последователям вырваться в большой мир.

— Это вы все специально подстроили! Вы выманили его из города для того, чтобы убить!

Конечно, оказывая помощь раненым охотникам или вытаскивая из горящих машин и освобождая из-под камней их близких, Брендан не рассчитывал на благодарность. Однако обвинения, которые выжившие швыряли в лицо, точно зловонные плевки, просто противоречили здравому смыслу. Как будто они не видели, кто их бросил в рушащемся городе и кто открыл по ним огонь. Но охотники приводили аргументы, руководствуясь только им понятной иррациональной логикой.

— Ели бы «уроды» не стакнулись с пиратами и не начали этот бессмысленный бунт, мы бы спокойно погрузили людей и оборудование, и сейчас уже вся галактика знала бы о существовании поселения в треугольнике.

— Но «Эсперанса» не готова к вылету! Вы бы в лучшем случае вернулись на планету, в худшем — погибли бы от схлопывания пузыря Алькубьерре, — пытались привести последние аргументы Виктор Громов и Йохан Дален, вместе с принцессой Савитри и Маркусом Левенталем отвечавшие за формирование нового совета.

— Час от часу не легче! — возмущались охотники. — Вы еще и наш корабль во время своей вылазки повредили!

— Да что толку с ними говорить! — не мог скрыть раздражения Мубарек. — Отправить их на нижний рудник, и дело с концом!

— И этим уподобиться профессору Нарайану? — строго глянул на него Маркус Левенталь.

— Которого мутанты теперь считают чуть ли не мучеником или святым, — вздохнул Йохан Дален.

В самом деле, для наиболее верных адептов главы научного отдела его гибель стала поводом простить ему все предательства и вывести поклонение прежнему кумиру на новый уровень. Поскольку тела Шатругны Нарайана никто не видел, пошли слухи, что профессор не только жив, но и чудесным образом перенесся на Сансару или даже поборол оковы бренной плоти и продолжает бродить по пустоши, временами являясь в видениях наиболее верным последователям.

— Про пустошь — это они неплохо загнули, — насмешливо фыркала Пэгги, в компании Эркюля и Чико с упоением обшаривая труднодоступные участки рудника в поисках уцелевших колоний медуз. — Такому упырю самое место среди темных тварей.

— Своими преступлениями, боюсь, он просто утратил надежду на перерождение, — вздыхала принцесса Савитри, которая после смерти бывшего жениха вместе с облегчением, как она сама признавалась, ощущала непонятную пустоту.

Все-таки Шатругна Нарайан в течение более чем двадцати лет составлял смысл ее жизни, и только встреча с Пэгги и любовь Ндиди помогли от этой болезненной привязанности избавиться. Впрочем, предаваться унынию принцесса не собиралась, заполняя дни решением проблем города.

— Нет, вы только послушайте, — возмущался Прокопий. — Мутанты требуют, чтобы в новом совете им как старожилам предоставили больше половины мест. Иначе они вновь заблокируют все проходы и перекроют подачу энергии и воздуха на нижние уровни и рудник.

— А кусочек черной звезды им впридачу не нужен? — воинственно топорщил усы Цветан.

— Положим, перекрыть кислород и подачу энергии у них не получится, — авторитетно заявили Тонино и Виктор Громов.

— Но дел наворотить они сгоряча очень даже могут, — покачал головой дядюшка Хенк.

— Они просто причисляют к «уродам» уроженцев верхних уровней и боятся, что их оттеснят от решения основных проблем, — вздохнул Йохан Дален.

— Может быть, мне стоит с ними поговорить, — предложила Кристин, указывая на шов, под которым пытался прижиться протез жабр. — Объяснить, что далеко не все жители верхних уровней так благополучны.

— Да какой толк тратить время и силы, — потерял терпение Шварценберг. — Пора кончать уже весь этот базар, прокладывать новую трассу и готовить корабли к старту. Хорошо у вас тут в гостях, но пора и честь знать.

— И все же мутанты такие же жители города, и мы не можем просто отвернуться от них, как будто их нет, — нахмурился Маркус Левенталь.

— Довольно того, что ими столько времени манипулировали, используя как буфер, — поддержал конструктора Ндиди, вызвав горячее одобрение своей махарани.

Принцесса Савитри в свою очередь решила выступить в качестве парламентера. Когда мутанты затянули свою любимую песню о том, что здоровый больного не разумеет, она просто приподняла прическу, оголяя вмонтированную в череп андроида материнскую плату, а потом продемонстрировала почти затянувшиеся шрамы от ожогов на руках.

— Если кто-то еще хочет обсудить проблемы здоровья, — веско и властно проговорила махарани, — готова рассказать, что чувствует человек, когда умирает, и какое это удовольствие — существовать в теле андроида. Кому и этого мало, могу позвать Кристин Левенталь, которая лишилась возможности самостоятельно дышать, спасая вас.

Когда впечатленные мутанты без лишних слов подписали все разрешения и сметы, принцесса Савитри поднялась к Ндиди, и вскоре из-за неплотно притворенной двери донеслись ее тихие всхлипывания и успокаивающие реплики ее возлюбленного.

— Ну наконец-то, Марки, сдвинулось с мертвой точки, — ликовал заскучавший в городе Шварценберг. — И как бы мы обошлись без этих асурских принцесс? Впрочем, ради того, чтобы девочка твоя была сейчас здорова, я бы не только позвоночник свой не пожалел: он у меня из высокопрочных сплавов, влетел в свое время в копеечку, — но даже глаз отдал!

Хотя тяжелая техника, необходимая для замены агрегата энергополевого разграничения материи и антиматерии, смогла выдвинуться в сторону «Эсперансы» только два месяца спустя — столько понадобилось для строительства новой трассы, старый пират не унывал. Почти все свое время он проводил либо с проходчиками на пустоши, либо за руганью с чинушами и неумехами в штабе. В часы же досуга он либо шпиговал Чико, либо наставлял Синеглаза.

— Говорил я тебе, хвостатому упрямцу, лежать тихо на коврике в убежище, — выговаривал он гардемарину после посещения Шаки и Ндиди в госпитале. — Так нет же, захотел приключений на свою мохнатую задницу, и видишь, что вышло: мало того, что хорошим людям досталось, так еще потом и спасать тебя пришлось.

Впрочем, поскольку княжич только внимательно слушал и не перечил, кэп от ворчания переходил к практической и теоретической подготовке:

— А теперь вот скажи, салага, видел, как принц-прохфессор со своей кодлой в пропасть летел? — требовательно спрашивал Шварценберг. — А теперь посчитай, сколько оборотов за это время сделали колеса его танка.

— И этот человек когда-то держал тебя в клетке? — не скрывая удивления, уточнял у Брендана Камо, который вслед за Синеглазом так и льнул к капитану.

— Вероятно, это был какой-то другой пират, — пожимал плечами Брендан, наблюдая, как Шварценберг, собрав вокруг себя ораву подростков, объясняет им основы навигации.

С ребятней помладше все-таки лучше находил общий язык Эркюль, который готов был с утра до ночи показывать фокусы с мартышками.

Впрочем, как только начались работы в котловане, он, вспомнив годы на рудниках Сербелианы, по праву занял место в кабине одного из проходческих комбайнов и появлялся в городе только сменить шарошки и проведать питомцев, которых сдал на попечение Эйо и Брендану. Вскоре к нему присоединился поправивший здоровье Шака.

— Ради общего дела можно и снова кайлом помахать, — разминал могучие плечи квартирмейстер, соревнуясь в работе с Прокопием и Дольфом.

— А что такое кайло? — спрашивал Чико, на ходу обучаясь работать с отбойным молотком.

Понятно, что Шака выражался фигурально. В отличие от танков, большая часть из которых восстановлению не подлежала, дорожной и строительной техники в городе хватало.

— Я бы тоже мог уже управиться с комбайном, — переживал Ндиди, которому опять казалось, что основные события проходят мимо него. — Или хотя бы работать в мастерской.

Брендан товарища понимал. Он и сам использовал любую возможность выбраться на пустошь. К счастью, травмы среди строителей случались не часто, а условия труда отвечали самым строгим требованиям безопасности. Поэтому оставалось долечивать пострадавших, проводить накопившиеся плановые операции, корректировать по возможности генетические поломки и молча завидовать товарищам, которые сейчас занимались переоборудованием кораблей.

Вот только, чем ближе подходило время старта, тем больше оставалось сомнений и вопросов. «Эсперанса» так давно ждала своего часа на пустоши, что ее будущий полет стал событием таким же ожидаемым и спорным, как пришествие мессии. А потрепанный в жарких абордажных схватках «Нагльфар» своим видом и вовсе внушал скепсис.

— Ты правда веришь, что варп-двигатель Левенталя сможет преодолеть гравитационную аномалию черной звезды? — в ночной тиши делилась с Бренданом сомнениями Эйо.

Он только крепче прижимал возлюбленную к себе, покрывая поцелуями нежную шею и густые ресницы, зарываясь лицом в пенное облако спутанных кудрей и точно зная, что похожие разговоры ведутся за дверями почти всех жилых помещений города.

— Ты представляешь, Лакшми боится и едва ли не отказывается лететь, — искренне удивлялся Ящер, который с легкой руки Брендана теперь встречался с одной из его бывших подруг.

— А Манана наоборот — ждет не дождется, когда мы уже отправимся в путь, а мне еще хотелось бы поработать над разведкой здешнего месторождения, — качал головой Аслан, который познакомился с девушкой на стройке. Как инженер-дорожник она участвовала в проектировании и прокладке новой трассы.

В квартале мутантов уровень скепсиса и вовсе превышал все допустимые нормы.

— Да вранье это все, — авторитетно утверждали охотники. — Тридцать лет простоял, а теперь — возьмет и улетит?

— Никому еще это не удавалось, — вздыхали старожилы. — Сколько нам еще лет осталось? Уж лучше тихо провести их в городе, чем погибнуть в схлопнувшемся пузыре.

— Что за подстава, Марки? — возмущался Шварценберг, составляя списки пассажиров. — Я-то думал, от желающих придется отбиваться. Тапки даже приготовил, а выходит — остаются свободные места.

Таким образом, кроме тех, кто крепко поверил в возможности варп-двигателя и удачу пилотов, в путешествие отправились лишь обреченные, кого, как Кристин, в городе под куполом ждала либо скорая смерть, либо безрадостная жизнь калеки. Причем мутантов пришлось еще и убеждать.

— Да вы поймите, за пределами треугольника все ваши заболевания можно вылечить! — уговаривала самых безнадежных пациентов Брендана принцесса Савитри.

После разговора об «уродах» на уровне ее почитали с таким трепетом, которого не удостаивался и покойный профессор Нарайан, называя не иначе как Светоч треугольника. Впрочем, Савитри и вправду дарила свое солнце всем.

— И что мы только со всей этой упертой братией будем после вашего отлета делать? — вздыхал Виктор Громов, который как заместитель председателя совета собирался остаться в городе.

Благо ему, как и Аслану, хватало работы на руднике, а в большом мире его никто не ждал.

Савитри как-то странно на него посмотрела, а на следующем заседании объявила о своем решении остаться на планете.

— Но как же так, Вас же, ваше высочество, ждут на Сансаре? — в один голос недоумевали Синеглаз и Шварценберг.

Последний явно рассчитывал на награду за спасение наследницы династии.

— Прости, малыш, — повернулась махарани к Синеглазу. — Конечно, я бы хотела дать тебе возможность получить хорошее образование и стать достойным правителем, но, боюсь, на нынешней Сансаре из тебя постараются сделать марионетку для своих игр. Или ты в конечном итоге станешь таким, как мой бывший жених.

— Я буду начеку и Ваши уроки не забуду, — церемонно пообещал княжич. — А без Сансары я как-нибудь обойдусь. Меня дома ждут.

— Что же касается моего решения остаться в городе, — продолжала Савитри, — возможно, это станет для моих подданных и советников стимулом организовать новую экспедицию в треугольник.

— Как же, так эти скупердяи и раскошелятся, — скептически фыркала Пэгги, которая, конечно, не собиралась покидать свою махарани. — У них запчастей было не допроситься. Впрочем, мне в городе теперь нравится. Никто не заставляет апсарские танцы перед всяким отребьем плясать. А если заскучаю, всегда можно прогуляться на пустошь!

— Ты это сделала из-за меня? — переживал Ндиди, который, конечно, понимал, что во дворце раджей его не ждут.

— На Сансаре я всю свою жизнь оставалась просто символом династии, а здесь могу реально помочь людям, — улыбнулась ему Савитри.

— Я понимаю, что так будет лучше для всех, — пыталась выразить свои чувства Эйо, показывая Брендану эскиз портрета Ндиди и его избранницы. — Даже если власти Сансары приняли бы бескастового супруга махарани, нам с тобой и Камо туда доступ был бы закрыт. И все же это так тяжело. Треугольник отнял у меня родителей, теперь я теряю брата.

— Это совсем другое, — успокаивал ее Ндиди. — Ты будешь знать, что у меня все хорошо. К тому же, если ваш полет пройдет успешно, треугольник утратит свой статус гиблого места, из которого нет возврата, а стало быть, скоро мы свидимся.

Схожими переживаниями окрашивалась подготовка к полету и для Кристин. Маркус Левенталь тоже лететь отказался наотрез.

— Как же так, Марки, — искренне недоумевал Шварценберг. — Ты же сконструировал этот корабль, неужели тебе не хочется воспользоваться заслуженными плодами твоего труда? И девочку зачем расстраиваешь? Ей и так столько мук еще предстоит.

— Не забывай, Задира, что я построил и город под куполом, — напомнил ему старый школьный товарищ. — Не скажу, что я был хорошим руководителем, но, надеюсь, моего авторитета достанет, чтобы этот маленький островок надежды вновь не скатился в хаос до того, как его смогут покинуть все пленники треугольника. Я верю, мой двигатель предоставит им такую возможность.

— Я всегда втайне этого боялась, — делилась с Пабло и друзьями Кристин. — Город стал частью него самого.

— Я вернусь за тобой, Марки! — горячо пообещал впечатленный Шварценберг.

А пока два корабля оторвались от поверхности планеты, прокладывая курс с учетом всех каверз пульсара мимо красного карлика к выходу из системы. Когда «Эсперанса» и «Нагльфар» достигли границы гравитационной аномалии черной звезды, пассажиров снова призвали занять места в амортизаторах. Брендан спешно завершил обход своих пациентов, немного задержавшись в флагманской каюте, где в заполненном специально подобранной смесью бассейне ждала встречи с неведомым, но таким желанным большим миром подключенная к системе жизнеобеспечения Кристин. Пабло Гарсиа не мог сейчас находиться рядом с ней.

— Он придет чуть позже, — объяснил Брендан своей пациентке, — когда вместе с Львом Деевым и другими пилотами еще раз проверит работу всех систем варп-двигателя.

— Я знаю, что им осталось только обговорить какие-то вопросы с Шаманом и Кудесником, — указала на мониторы связи с рубкой Кристин. — Синеглаз говорит, на «Нагльфаре» уже тоже все готово.

— А как же мы отсюда увидим звезды? — укладываясь вместе с матерью в амортизатор, не мог понять Камо.

— Отсюда не увидим, да внутри пузыря Алькубьере они и не видны, а как только перейдем на маневровые, я тебе сразу покажу.

— На удачу, — обняв Брендана, крепко поцеловала его Эйо.

Брендан проверил работу их амортизатора, забрался в свой и приготовился к невиданному доселе путешествию к свету.

(обратно)

Глава 41. Кульбит черной звезды

Когда солнце перевалило через полдень, разливая над тропиками зной, все живое в саду и джунглях, казалось, замерло, пережидая томительные часы сиесты, чтобы к закату вновь расцвести во всей пышности и разнообразии цветов, звуков и запахов. Даже океан затих, словно готовясь воспрянуть и залить пологий пляж волнами прилива на радость любителям серфинга и антигравов.

Получив приглашение на обед, Пабло свернул рабочие окна и спустился на увитую виноградом террасу, где дроны уже накрывали на стол. Кристин только в последние месяцы, сделав скидку на свое нынешнее положение, поддалась на уговоры и согласилась доверить кибернетическим помощникам эту прежде священную для нее часть их домашнего уклада. Хотя готовить чаще предпочитала сама, как и продолжала заниматься научной деятельностью, сменив лабораторные и полевые исследования на анализ материалов и написание статей.

Она и сейчас работала над тезисами доклада для межпланетной конференции ихтиологов. Успешно подтвердив все свои дипломы и звания, Кристин достаточно быстро сделалась одним из ведущих специалистов в области зоопсихологии. Особенно тесный контакт ей удалось наладить с сербелианской разновидностью китовых акул. Хотя облик тотема Кристин больше не принимала, она могла часами плавать среди могучих, величавых рыб, и Пабло, который временами тоже участвовал в этих заплывах, просто диву давался степени взаимопонимания.

— Можно подумать, ты с ними по ментальной связи общаешься, — делился он впечатлениями, наблюдая, как гигантские рыбины, оставив обычную апатию, подплывают к исследовательнице, чтобы взять лакомство из ее рук или покатать на спине.

Впрочем, их многочисленные кошки и обитавшие в саду мартышки тоже без труда находили с хозяйкой общий язык.

Хотя в последние несколько недель Кристин по рекомендации врачей пришлось отказаться от долгих заплывов, она продолжала следить за миграциями «своей» стаи с помощью спутника, различая по внешнему виду всех своих подопечных. Поэтому Пабло не удивился, обнаружив, что терраса полностью заполнена голограммами морских обитательниц, смотревшихся среди бурной тропической растительности существами не менее сказочными, чем водяные драконы.

Не без труда отыскав в переплетении проекций и причудливой игре солнечных лучей округлившуюся, исполненную прелести фигуру Кристин, Пабло, как обычно, испытал неизъяснимый и безотчетный восторг. И после пяти лет супружества ему не надоедало смотреть на нежный профиль, обрамленный копной золотистых волос, пить блаженный нектар с раскрывающихся, точно бутон розы, губ, любоваться пузырьками воздуха, поднимающимися от ее жабр во время совместных погружений или утреннего купания в океане. Сейчас к этим радостям добавилась еще одна, описать которую Пабло не взялся бы никакими словами. Нырнув в иллюзорное море, чудом не наступив на задремавших возле ног хозяйки кошек, он опустился на колени рядом с любимой и припал ухом к ее животу, слушая, как играет и толкается растущий в чреве малыш.

— Он тебе рад, — прокомментировала свои ощущения Кристин.

— Надеюсь увидеть его появление на свет до начала новой экспедиции в треугольник, — блаженно улыбнулся Пабло.

— Можешь поговорить с ним. Ему нравится звучание твоего голоса, — предложила Кристин, откидываясь на подушки и рассеянно перебирая волосы мужа. Заглянув в ее наполненные нежностью глаза, Пабло потерялся во времени, забыв не только про работу, но и про обед.

Глядя на эту цветущую молодую женщину в сияющем ореоле грядущего материнства, уже не верилось, что пять лет назад она прибыла на Сербелиану в медицинской капсуле. Проведенную Александром Арсеньевым и Бренданом операцию по восстановлению жабр и коррекции дыхательной и кровеносной системы тогда признали уникальной. А Галина Усольцева, вернувшая Кристин ее былую красоту, даже получила ежегодную премию гильдии врачей.

До этого дочь Маркуса Левенталя, хотя мужественно терпела все тяготы болезни, жутко стеснялась и переживала из-за своей беспомощности и внешнего вида.

— Не думала, что первую встречу с твоими родными проведу прикованная к больничной койке, — с горечью заметила она после сеанса связи на нейтральной окраинной Каллиопе.

— Главное, что свидание состоялось, — безмятежно улыбнулся ей Пабло. — Тем более, мама из-за слез все равно ничего толком не разглядела.

Сеньора Эстениа от избытка чувств и вправду почти не могла говорить. Пабло подозревал, что окончательно поверить в возвращение сына, которого более полугода числила погибшим, она смогла только на Сербелиане, заключив его в свои объятья.

Они и сами тогда до конца не верили, что «Эсперанса» и «Нагльфар» сумели вырваться из гравитационного плена треугольника Эхо впервые за всю историю космических полетов. А те из пассажиров, кто, как и Кристин, появились на свет в городе под куполом, с восторгом смотрели на звезды, которые прежде видели только на картинках.

— Неужели получилось? — не мог прийти в себя от удивления Чико.

— А ты как думал, салага, — снисходительно рокотал Шварценберг.

Старый пират и вправду выполнил данное школьному другу обещание, единственный из всех пилотов совершив целых пять полетов в треугольник. Даже Лев Деев и неизменно сопровождавший своего капитана Пабло в ближайшие месяцы планировали только третий рейс. Впрочем, по сравнению с «Нагльфаром» «Эсперанса» не обладала такой степенью устойчивости. Да и руководство Звездного флота Содружества при организации каждой новой экспедиции устраивало такую волокиту, что временами хотелось послать его в бездну и все организовывать самим, как это делал Шварценберг, полеты которого неизменно окупались за счет продажи реакторного топлива и редкоземельных элементов с рудников треугольника.

Существовали, правда, смутные подозрения, что благополучие старого пирата обеспечивали не только молибден и палладий. Примерно через год после возвращения Пабло принимал участие в расследовании комиссии Совета галактики по поводу беспрецедентного проникновения в сокровищницу раджей Сансары и похищения ценностей на сумму, в разы превышающую годовой бюджет некоторых миров.

Несмотря на все усилия, лучшие операторы Содружества и Альянса не обнаружили следов взлома. Оставалось только гадать, сумел ли старый пират использовать способности Синеглаза или каким-то образом раздобыл ключ. Во всяком случае, жемчужное колье, которое он подарил Кристин на свадьбу, исполняя роль посаженного отца, хотя и было сделано на заказ, стоило целое состояние.

— Это синтрамундский жемчуг, — мальчишеским ломким баском пояснил вытянувшийся за полтора года Синеглаз, который на правах кузена вместе со своим кэпом провожал невесту к алтарю. — И я даже могу назвать имя мастера.

Пабло чуть не ляпнул про деньги, вырученные от работорговли или безделушки с барахолок Каллиопы и других окраинных миров, на которые старый пират во время рейсов на Васуки менял золотые кольца, изумруды, жемчуг и драгоценные меха, считая сделку взаимовыгодной. Впрочем, разве стоило беспочвенными подозрениями портить самый лучший день в своей жизни? После всех благодеяний, которые Шварценберг принес их семье и пленникам треугольника Эхо, контрабандист заслужил право на маленькие слабости. Да и кто еще мог доставить диковинки из «надзвездных краев» на закрытую планету.

Бесценные дары полуденного моря, прекрасно сочетаясь с выращенными на фермах Сербелианы культивированными жемчужинами, которыми был расшит корсет свадебного платья Кристин, словно напоминали о ее царственном происхождении. А длинная юбка со шлейфом в форме русалочьего хвоста в сочетании с вспененными волнами фаты, придавали любимой сходство с нереидой.

Что же касалось дешевых побрякушек, на которые модницы Васуки меняли самоцветы, то они и сами после возвращения из треугольника в какой-то мере вели себя, как дорвавшиеся до благ цивилизации дикари, от души наслаждаясь простыми прежде привычными радостями. И в том, что касалось экзотических фруктов, сладостей, голографических шоу, парков аттракционов, купания в океане или катания на горных лыжах, Кристин, которой все эти вещи тоже были в новинку, в непосредственности реакции могла потягаться и с Синеглазом, и даже с маленьким Камо.

В серфинге и дайвинге она быстро заткнула за пояс не только младшего Гарсиа Алехандро, но и самого Пабло, вернув ему увлечение любимым прежде видом спорта. Едва дорвавшись после восстановления до кухни, мгновенно освоила все домашние рецепты сеньоры Эстении, с которой сблизилась еще в дни болезни. Она с упоением обустраивала дом, продумывая каждую мелочь, а в том, что касалось индустрии красоты и причуд моды, то Кристин ухитрялась выглядеть стильно даже в нарядах своей не признанной династией бабушки. Впрочем, визиты в дизайнерские бутики вроде галереи Эйо или косметические процедуры доставляли ей почти такое же удовольствие, как путешествия, дайвинг или исследование океана.

Разминувшись на волосок со смертью и надолго застряв на грани, Кристин теперь словно восполняла потраченные на противостояние недугу дни, делая запас на будущее. Остальные пленники черной звезды старались по мере сил от нее не отставать.

Особой жадностью до новых впечатлений отличался Синеглаз, который стремился успеть везде и всюду, хотя не отказывал себе в удовольствии зависнуть в новой голографической игре в компании Алехандро и Камо, если того отпускала мать. Княжич, пока гостил на Сербелиане, с легкостью сошелся и с младшим братом, и с сыном Арсеньевых Олегом. С последним они не только резались в сетевые игры, устраивали спарринги по флаю и дрифтовали на волнах, но и регулярно встречались в клубе исторического фехтования. Синеглаз живо интересовался всеми видами холодного оружия и пытался овладеть разными техниками боя.

Впрочем, дружба с Олегом Арсеньевым^[60] закончилась, можно сказать, не начавшись. Синеглаз узнал, что его новый приятель питает нежные чувства к внучке академика Серебрянникова, которую знал под именем маленькой царевны, и решил напомнить о своей помолвке. Арсеньев-младший, по утверждению княжича, назвал его сыном цареубийцы. Этого оскорбления Синеглаз оставить без ответа не смог, так что разнимать драчунов пришлось дюжине взрослых мужиков, включая Пабло, Семена Александровича и Саава Шварценберга.

— Отставить, гардемарин! — напустился на подопечного старый контрабандист. — Это что за кошачьи замашки?

— Я ему это еще припомню! — сердито шипел княжич, вытирая разбитый нос. — Царевна моя!

— А как же Камилла? — недоумевал маленький Камо.

— Я ей честно объяснил, что между нами не может быть ничего, кроме дружбы, у меня есть невеста, — на полном серьезе ответил Синеглаз.

— А ты не думал, что маленькой царевне твое общество может оказаться неприятным? — промывая ссадины, пыталась урезонить родича Кристин. — Когда царь Афру давал слово, он же ее ни о чем не спросил.

— Да как я могу понять, приятно ли ей мое общество, если меня к ней даже не подпускают?! — обиженно фырчал княжич.

Пабло, конечно, знал, по какой причине академик Серебрянников скрывает от нежданного гостя внучек, и даже помогал провернуть хитрую комбинацию, чтобы спрятать девочек от змееносцев. Но поскольку этот вопрос относился к области государственной тайны, пришлось промолчать. А Синеглаз резко засобирался домой.

— Мы же вместе хотели поступать в академию Звездного флота, — пытался напомнить товарищу расстроенный Алехандро.

— Чтобы каждый день встречаться там с этим хмырем? — имея в виду Олега Арсеньева, пыхтел княжич. — В высшей школе Космических сил Альянса тоже неплохо учат. Не вечно же махарани Савитри будет прятаться от своего народа в треугольнике!

— Так ей при следующей встрече и скажу! — пообещал Шварценберг. — А заодно попробую уговорить Марки. Свадьбу дочери он уже пропустил. Может, захочет повидать внуков.

Кристин по этому вопросу с другом отца проявляла солидарность. Каждый раз, проводив «дядю Саава» и Пабло в полет, в свободное время она просматривала объявления о продаже жилья на алмазном побережье Кимберли и даже посетила несколько коттеджей и вилл.

— Если отец все-таки согласится остаться, я бы хотела, чтобы он жил рядом с нами, — с трогательной умоляющей улыбкой объясняла она.

Пабло, понятное дело, и не думал возражать. Он просто не хотел любимую разочаровывать, хотя точно знал, что Маркус Левенталь не покинет город под куполом до тех пор, пока там остается хоть сотня жителей.

— Не забывайте, что я тоже заканчивал Академию Звездного флота и слишком хорошо понимаю, насколько хрупок мир, установившийся в последнее время между Содружеством и Альянсом, чтобы превращать треугольник Эхо в очередное яблоко раздора, — твердо отвечал на все просьбы и увещевания конструктор. — Я, конечно, доволен сотрудничеством с махарани Савитри и не могу не ценить ее работу в совете и помощь в решении проблем мутантов. Но если я отправлюсь с вами на Сербелиану или в любой другой мир Содружества, на эту планету тут же заявит права Альянс.

Левенталь как в воду глядел. Едва змееносцы узнали о том, что пропавшая махарани Сансары не только пребывает в добром здравии, но и стала сопредседателем совета города под куполом, они тут же заявили о намерении воплотить в жизнь амбициозный план Шатругны Нарайана по колонизации планеты. На фоне очередного энергетического кризиса и нараставших с каждым годом внутренних противоречий экспансия в новый мир могла бы спасти карьеру не одному проворовавшемуся политику.

Загвоздка заключалась в том, что Альянс пока не располагал кораблями, оснащенными варп-двигателем. Технология Левенталя была запатентована только в Содружестве и строго охранялась. Тем более что «Эсперанса» официально числилась приписанной к Лее, а местом регистрации «Нагльфара» вообще неизменно оставался давно покинутый людьми астероид АК-4774. При этом на все исходившие от руководства Содружества предложения профинансировать совместную экспедицию и начать разработку месторождения треугольника на паях змееносцы отвечали отказом.

— Какая совместная экспедиция? — возмущенно недоумевал Эркюль. — Куда уж им! Да эти альянсовские эксплуататоры только кровь трудового народа пить умеют!

Впрочем, о промышленной разработке обнаруженного месторождения речи идти и не могло. «Эсперанса» и «Нагльфар» оставались пока единственными кораблями, оборудованными варп-двигателем. К тому же черная звезда, и прежде не отличавшаяся стабильностью, в последнее время начала коллапсировать слишком непредсказуемо, грозя не только расплющить в лепешку любой вошедший в зону ее притяжения корабль, но и разорвать на части саму планету.

— Можно подумать, система обозлена тем, что люди сумели преодолеть гравитационную аномалию, и требует новых жертв, — переживала не на шутку встревоженная Кристин.

— Ты еще скажи, что сингулярностью управляет гневный дух Шатругны Нарайана, или во всем виновато использование варп-двигателей, — пытался успокоить ее Пабло.

— Мы всегда знали о возможности гравитационного коллапса^[61], — упрямо нахмурившись, точно готовясь к выступлению на очередной конференции, открывала данные последних наблюдений за системой Кристин.

— Пульсар его прошел тысячелетия назад во время взрыва сверхновой, оставшись нейтронной звездой, и это общеизвестный факт, — пожал плечами Пабло.

— Но масса черной звезды давно уже превысила предел Оппенгеймера — Волкова^[62], и следовало ожидать, что в какой-то момент вокруг нее образуется горизонт событий^[63], и она продолжит коллапсировать, превращаясь в черную дыру, — нервно сцепив в замок тонкие пальцы, умоляюще глянула на него Кристин.

— Изменившиеся характеристики гравитационного поля как раз помогли «Эсперансе» и «Нагльфару» сформировать зону экзотической материи и вырваться из системы, — напомнил Пабло, умолчав о том, что каждый новый полет все больше походил на смертельно опасный танец Савитри с медузами. Только количество темных тварей увеличивалось в геометрической прогрессии. И Кристин об этом, конечно, знала.

Не просто так во время первой экспедиции после их вошедшего в историю прорыва город покинуло рекордное количество поселенцев. Проблема состояла в том, что многие вернулись. Особенно мутанты, которые, хотя и смогли силами медицины Содружества избавиться от генетических уродств, места в большом мире так и не отыскали. Тем более что после решения проблемы с перенаселением и нехваткой ресурсов условия жизни под куполом оказались лучше, нежели на той же Каллиопе или в других окраинных мирах.

— Я прекрасно понимаю горожан, которые не хотят покидать треугольник, — объяснял Пабло, Шварценбергу и Леве Дееву Маркус Левенталь. — Не каждый согласится даже под угрозой смертельной опасности бросить привычный, годами налаженный быт. Тем более что город после запустения переживает период расцвета. Столько трудов вложено, столько препятствий преодолено. И что им может предложить большой мир? На той же Лее хотя и ведутся разработки редких металлов, толком не сформировалась земная кора, и извержения супервулканов погубили уже не одну купольную конструкцию. Благо людей обычно успевают эвакуировать в другие жилые модули, разбросанные по всей планете. Да и на астероидах вроде нашего с Саавиле родного АК-4774 помимо постоянных метеоритных дождей периодически случаются катастрофы вроде столкновения с другими небесными телами.

— Но вы же понимаете, что планета может попасть в сингулярность, перед этим разорвавшись на частицы вследствие высокого градиента силы притяжения чёрной дыры, — пытался урезонить конструктора Лев Деев.

— Звезды живут миллионы лет, и до момента катастрофы может смениться не одно поколение, — отмахнулся Левенталь.

Вот только в последнее время астрономы Содружества и Альянса, включая независимых экспертов, не давали треугольнику этих миллионов и даже столетий. Граница деформации времени-пространства вблизи черной звезды уже приобрела очертания гравитационного радиуса. Все математические модели предсказывали усиление приливных сил, формирование пресловутого горизонта событий и возможность сингулярности^[64] в ближайшие годы и даже месяцы. Поэтому люди, все еще остающиеся в городе под куполом, вновь оказались почти в такой же опасности, как и в те дни, когда Шатругна Нарайан пытался взорвать генераторы воздуха.

— Я еще понимаю мутантов: они привыкли к своему гетто и другой жизни не знают и знать не хотят, — обнимая живот, словно желая оградить от переживаний ребенка, жаловалась за обедом Кристин. — Но ведь отец — ученый с мировым именем. Разве он не понимает всю степень опасности?

— Горизонт событий начал формироваться уже после нашей последней экспедиции, и этот процесс протекает непредсказуемо стремительно, — оправдывал тестя Пабло, отдав должное паэлье с морепродуктами, которую Кристин готовила, кажется, даже лучше мамы, и пододвигая поближе к любимой десерт.

Хотя Кристин сейчас особенно придирчиво следила за своим питанием, из-за переживаний за обедом не могла проглотить ни крошки, и Пабло уже пожалел, что не ко времени завел речь об экспедиции. Впрочем, сообщение от Левы Деева о том, что они с Гу Синем могут задержаться в штабе и опоздать к барбекю, которым Пабло и Кристин собирались вместе с друзьями этим вечером отпраздновать годовщину их возвращения в большой мир, пришло, когда они уже сели за стол.

На самом деле для дружеских встреч обычно не требовалось особого повода. Брендан и Эйо с детьми жили по соседству, построив дом на территории обширного поместья в этой еще не занятой туристами части алмазного побережья. Брендан продолжил службу в Звездном флоте, которую совмещал с молекулярной биологией, Эйо разрабатывала свою линию модной одежды, участвовала в создании голографических шоу и занималась воспитанием Камо и заботами о недавно появившейся на свет дочери. Сегодня к ним присоединились ожидавшие начала экспедиции Прокопий и Цветан, вместе с которыми неожиданно пожаловал и неутомимый революционер Эркюль.

— Я столько раз уговаривала брата и Савитри вернуться, — едва речь зашла о ситуации в треугольнике, грустно поникла Эйо, прижимая к груди заснувшую малышку.

— Но ведь в городе еще остаются люди. Махарани и мой отец чувствуют свою ответственность, — напомнила ей Кристин, которая следила за тем, чтобы кошки, среди которых были манул, кодкод и каракал, не причинили вред игравшим с ними Камо и мартышкам.

— Мы могли бы забрать половину из тех, кто остался, еще в прошлый раз, — отдавая должное мясу и вину, возразил ей Прокопий, который, как и Пабло, участвовал во всех предыдущих экспедициях.

— Ее высочество Савитри не сможет вечно прятаться: Сансара утопает в крови, — немного пафосно заявил Эркюль, пытаясь призвать к порядку питомцев, таскавших с тарелок морковь и сельдерей. Специально приготовленное для мартышек блюдо с овощами и фруктами стояло почти нетронутым.

Надо сказать, что Эркюль буквально разрывался, пытаясь сделать нелегкий выбор между двумя смертельно опасными предприятиями. Одна частичка души требовала его присутствия на борту почти готового к отлету в Треугольник «Нагльфара», другая, ведомая духом революционной борьбы, звала на Сансару, где во многих городах вовсю полыхали мятежи, грозя докатиться до столицы. Народ роптал, устав ждать возвращения махарани Савитри. Правительство жестоко боролось с недовольными и вводило новые непопулярные меры. А оппозиция всерьез задумывалась о том, чтобы возвести на престол правнучку Арвинда Вармы.

Пабло, который по долгу службы в разведке Звездного флота следил за тайной перепиской чиновников Альянса, с тревогой отмечал, что разговоры о внезапно объявившейся на территории Содружества правнучке мятежного принца в последнее время слишком уж участились. И хотя их дом находится под неусыпным наблюдением коллег из разведки, он всерьез задумывался о том, как бы не пришлось пуститься в бега или даже сменить биометрию и внешность. Впрочем, сначала следовало попытаться вывезти из ставшего слишком опасным треугольника нынешнюю махарани.

— Савитри и сама понимает, что, подарив свой свет городу под куполом, обделила родную планету, — усадив Камо за стол и налив жене еще сока, пояснил Брендан.

— Но сейчас речь идет не об этом, — тихо проговорила Кристин, пытаясь отыскать среди проглядывающих сквозь виноградные листья звезд невидимый треугольник Эхо.

И словно в ответ на ее слова спокойную полудрему сада взбудоражил звук заходящего на посадку флаера, и вскоре на террасе появились Лев Деев И Гу Синь. Вид у обоих был хмурый, но решительный.

— Командование отказалось выдать разрешение на вылет, — вместо приветствия обрисовал ситуацию Лев Деев.

— Аналитики штаба измерили скорость формирования горизонта событий, оценили размеры гравитационного радиуса и пришли к выводу, что планетная система красного карлика попадет в зону сингулярности в течение полугода. Поэтому участок решили на неопределенный срок закрыть для любых полетов, — добавил Гу Синь.

— Но в таком случае жители города под куполом обречены, — в почти бессознательном состоянии обмякла на руках Пабло боявшаяся этой новости и ожидавшая ее весь вечер Кристин.

— Но зачем ждать целых полгода, когда корабли готовы уже сейчас?! — воинственно воскликнул Эркюль, вызвав переполох среди кошек и мартышек. — Путь в оба конца займет не больше двух месяцев!

— Мы тоже пытались это командованию доказать, — сердито осклабился Лев Деев. — Тем более, аналитики явно не брали в расчет возможности варп-двигателя.

— У них на этот счет есть строгие инструкции, — пытаясь ободрить совсем поникшую Кристин, непроизвольно повел плечами Пабло, вспоминая свой плен на Раване, из которого его вытащило отнюдь не Командование.

— Нужно найти частных инвесторов, — предложил Брендан. — Вернер Херберштайн никогда еще не отказывал.

— Мы сами в состоянии профинансировать эту экспедицию, — мгновенно взяв себя в руки, решительно проговорила Кристин. — Даже если не принимать во внимание арестованные по требованию правительства Альянса счета моего прадеда по матери, отец передал мне патенты на его изобретения.

— Да у нас и своих сбережений хватает, — поддержал ее Пабло.

— О финансировании экспедиции можно даже не говорить, — успокоил товарищей Лев Деев. — Все расходы по снаряжению кораблей берет на себя Шварценберг.

— Капитан сейчас богат, как Крез, и хочет отплатить добром своим благодетелям, — закивал Эркюль.

— «Нагльфар» готов к полету, «Эсперансу» снарядим в течение ближайших двух недель. Это частный корабль, и удерживать его никто не имеет права, — строго глянул на друзей Лев Деев. — Прежде чем принимать решение об участие в экспедиции, посоветуйтесь с родными и оцените риски.

— Коммунисты идут в атаку первыми! — вытянувшись по струнке, отрапортовал Эркюль.

— Если ты нарушишь запрет командования, тебя обвинят в дезертирстве? — взволнованно спросила Кристин, когда Пабло, проводив гостей, отнес ее наверх в спальню.

— Ты, кажется, забыла, что с завтрашнего дня на ближайшие три месяца я нахожусь в официальном отпуске, — напомнил он.

С океана веял свежий бриз, погруженный во мрак сад благоухал орхидеями и олеандрами, в зарослях маквиса пели цикады. На террасе, где дроны заканчивали уборку, сонно переговаривались мартышки, делившие места отправившихся на охоту кошек. Пабло целовал руки любимой, поднимаясь к приятно округлившимся плечам, не забыл ухоженные волосы, которые Кристин перед сном еще раз расчесала, перешел на грудь, уже набухшую в ожидании молока, попробовал на вкус наливные губы.

Изначально он собирался использовать ежегодный отпуск и накопившиеся за годы безупречной службы дополнительные дни для того, чтобы поддержать Кристин во время родов и находиться с ней рядом в первые недели жизни их ребенка, но внезапный кульбит черной звезды послал все планы к Хоалу за пределы гнилых болот.

— Сеньора Эстениа обещала мне помочь, — теснее прижалась к нему любимая, устраиваясь среди подушек. — Думаю, разумнее всего будет попросить их с Семеном Александровичем и Алехандро пожить пока здесь. Да и Сергей обещал к концу месяца вернуться.

Пабло похолодел, когда понял, что говорит она не о помощи по хозяйству и не об уходе за малышом. Конечно, отчим недавно разменял седьмой десяток, Алехандро только готовился к поступлению в академию, да и Сергей последние пятнадцать лет занимался исключительно музыкой, снискав со своим оркестром межпланетное признание. Но, как известно, бывших барсов не существует. Вот только к чему любимая затеяла этот разговор?

— С тобой пытался связаться кто-то из оппозиции Сансары? — стараясь, чтобы его слова не прозвучали слишком резко, проговорил Пабло.

— Ну что ты, их бы ко мне не подпустила наша доблестная охрана, — невесело усмехнулась Кристин. — Командующий выходил со мной на связь и спрашивал, не готова ли я стать знаменем революции.

— И что ты ему сказала? — внутренне закипая, спросил Пабло, кляня руководство и свою беспечность.

Каналы змееносцев он честно мониторил, а про многоходовки политиков родного Содружества, как обычно, начисто забыл. Похоже, командование уже заранее списало со счетов Савитри и подыскивало новую выгодную для себя кандидатуру.

— У Сансары есть законная правительница, и она скоро вернется к своему народу, — твердо проговорила Кристин.

Пабло, расчувствовавшись, заключил ее в объятия, рефлекторно стараясь не прижать живот. Конечно, их сын появится на свет в отсутствие отца, зато, если повезет, увидит не только мать с бабушкой и дядьями, но и знаменитого деда.

(обратно)

Глава 42. Приливные силы

Хотя время по городскому расписанию давно клонилось к полуночи, Савитри не спешила заканчивать работу: в отсутствие Ндиди и Пэгги она могла просидеть над графиками и списками хоть целую ночь. А сейчас возлюбленный и подруга вместе с геологами Виктора Громова отправились проверить состояние расчищенных силами города посадочных площадок, куда уже пять лет подряд приземлялись не только случайные скитальцы, не сумевшие учесть погрешности поля коллапсирующей звезды, но и два корабля, подарившие городу надежду.

Еще никогда ожидание вестей из большого мира не превращалось для Савитри в настолько изощренную пытку. Даже когда «Нагльфар» и «Эсперанса» совершали свой первый рейс за пределы системы. Конечно, пять лет назад в тот страшный миг, когда звездолеты стали недоступны для средств связи, Савитри почувствовала, будто у нее остановилось сердце. И даже заверения Маркуса Левенталя в том, что варп-двигатели обоих звездолетов полностью исправны, и точка формирования пузыря Алькубьерре выбрана верно, не могли ее успокоить.

Только когда Синеглаз и Кристин, восстановив силы после изнурительного броска, уже при переходе кораблей на маневровые в системе Каллиопы сумели связаться с ней, Савитри будто вытащила из груди невидимую булавку или ключ, взводивший до предела пружину, не дававшую ей ни минуты покоя. Неудивительно, что после почти двух недель постоянного напряжения ее процессор ушел в режим перезагрузки и проверки всех систем, напугав Ндиди, который хоть и старался не подавать вида, не меньше нее переживал за сестру, племянника и остальных.

— С ними все нормально. Все живы, оба корабля целы и уже через пару недель достигнут системы Каллиопы, — придя в себя, сообщила Савитри, хотя сама до конца не верила в свои слова.

— Зачем им Каллиопа? — удивился Ндиди. — Они могли бы сразу проложить еще один коридор прямиком до Сербелианы.

— Похоже, Саавиле решил перестраховаться и сначала прояснить обстановку, — облегченно улыбнулся Маркус Левенталь. — Да и среди пассажиров, находящихся у него на борту, полагаю, далеко не все жаждут оказаться на территории Содружества.

Савитри тогда подумала, что для них с Ндиди жизнь на Сербелиане рядом с родными стала бы самой лучшей долей. Но даже отречение от престола не гарантировало бы безопасность. К тому же Савитри не хотела подводить Кристин. Оставаясь частным лицом, сестра и так жила под постоянным дамокловым мечом своего родства с Арвиндом Вармой. И во время общения по ментальной связи, из-за далекого расстояния требовавшего полной концентрации мысленных и физических сил и потому происходившего нечасто, они обсуждали в том числе и политическую жизнь Сансары.

Савитри знала, что ситуация на родной планете уже давно требовала вмешательства представителей династии, но медлила, откладывая неизбежное. Возможно, если бы она присоединилась к своим подданным, в городе под куполом сейчас оставалось бы гораздо меньше жителей. Тем более что они с Маркусом Левенталем заранее позаботились о том, чтобы все обитатели треугольника, включая мутантов, получили шанс начать в большом мире достойную жизнь.

Доходы от продажи руды не только обогащали Шварценберга, но и регулярно поступали на счета тех, кто ее добывал. Да и средства из сокровищницы, которую дубликатом ключа открыла летавшая на Сансару со старым пиратом Пэгги, не только оплачивали топливо «Нагльфара», но и стали основой для благотворительного фонда, занимавшегося социализацией мутантов. Йохан Дален и Шака строго следили за целевым использованием полученных средств и во время каждого рейса Шварценберга предоставляли махарани отчеты. Другое дело, что в большом мире мутанты слишком остро ощутили свою ущербность, а пережить крушение идеалов бывает пострашнее, нежели просто умереть.

— Отыскать бы такое место, где они снова смогли бы поселиться все вместе, продолжая вариться в своем замкнутом мирке, — качал головой Шака, провожая в город под куполом очередных переселенцев, пожелавших вернуться.

— Проблема в том, что такой мир существует только в их воображении, — вздыхал Йохан Дален, который во время первого полета из треугольника как занял на «Нагльфаре» вакантное место второго пилота, так и прикипел к команде и кораблю. — Да что тут говорить. Многие из коренных жителей, оказавшись на открытой местности, просто испугались, что им на голову упадет небо.

А ведь существовали еще маргиналы, объявленные в галактический розыск, и адепты разных сект, полагавших, что мир за пределами треугольника проклят, поражен мором и его вовсе не существует. Впрочем, город под куполом стал мистической Шамбалой не только для Маркуса Левенталя, и в самом деле ставшего его ангелом-хранителем. Светоч забытого мира, к которому Савитри стремилась долгих четыре года, пройдя в пустыне суровую школу отшельничества и очистившись от былых страстей, зажег и в ее сердце очаг новой жизни, и отречься от него означало вновь утратить смысл.

Вот только очаг, теплом которого она с радостью делилась с каждым, до кого могла дотянуться, грозил обернуться безжалостным лесным пожаром или погибельной масляной лампой, сжигающей доверчивых мотыльков. И почему всемогущий Шива начал танец разрушения на этой планете именно тогда, когда город под куполом наконец сделался воплощенной мечтой?

Поскольку голограммы начали расплываться перед глазами, а человеческий мозг и процессор в один голос потребовали от нее отдыха, Савитри решительно свернула рабочие окна и вышла в сад.

В большей части плантаций и теплиц освещение уже перевели в ночной режим, и скрытые полумраком растения, источая букет разнообразных ароматов, лениво подставляли мясистые листья и стебли искусственному поливу. И хотя ровные ряды гидропонного шпината и шпалеры клубники не шли ни в какое сравнение с пышной тропической флорой дворцового сада, Савитри любила сюда приходить, ощущая некое родство с этими растениями, культивированными в искусственной среде.

Когда Ндиди задерживался или выходил в ночную смену, а Пэгги помогала геологам, совершавшим рейды на пустошь, Савитри покидала жилой отсек и прогуливалась вдоль аллей. Полумрак не пугал принцессу-андроида, четыре года прожившую во тьме, а каждый шаг по влажной, удобренной земле вызывал воспоминания о родной планете, куда она теперь боялась вернуться.

В городе под куполом она не только смирилась со своей двойственной природой, но и обрела гармонию. В объятиях Ндиди она чувствовала себя по-настоящему живой. Пускай в минуты страсти процессор бунтовал, считал ее поведение нерациональным и требовал выровнять уровень гормонов.

— Посылай его лесом, можно даже болотом, — советовала Пэгги, с которой Савитри с удовольствием общалась по нейросети, обмениваясь информацией. — А будет кочевряжиться, — заговорщицки подмигивала подруга, — могу установить тебе одну программку-симулятор, которую один охочий до женской ласки затейник-оператор из моей последней боевой группы позаимствовал у линейки, предназначенной для элитных домов наслаждений.

— Не надо нам тут никаких плагинов, — не размыкая объятий, улыбался Ндиди. — Мне нелицензионных программ и в мастерской хватает. Наставят непонятно чего якобы для расширения функционала, а потом спрашивают, почему аккумуляторы за час садятся и двигатель постоянно сбоит и глохнет.

После выздоровления он вернулся к работе механика, но только не в прежнюю полулегальную мастерскую бытового хлама, а в транспортное управление комбината, где достаточно быстро добился статуса инженера, подтвердив полученный еще на Сербелиане диплом. Вместе с другими специалистами он восстанавливал машины, пострадавшие во время противостояния, и следил за исправностью погрузчиков и проходческих щитов. Благо после возвращения Маркуса Левенталя и выборов нового совета средств на городские нужды выделялось достаточно.

— На этот раз ты точно не прогадала, подруга, — довольно улыбалась Пэгги, с наслаждением вдыхая исходивший от Ндиди запах машинного масла. — Это тебе не какой-то там клонодел с замашками вурдалака, а настоящий механик и к тому же галантный кавалер, — добавила она, с видимым удовольствием разрабатывая новую кисть, которую Ндиди установил взамен окончательно заглючившей прежней. — Мало того что топливо поменял и новые детали мне поставил, так ни разу железякой не назвал! Впрочем, чему тут удивляться, когда он и с проходческими комбайнами разговаривает!

— Поосторожнее с комплиментами, дорогая, — отшучивалась Савитри, вспоминая бережные прикосновения родных мозолистых рук. — Я в последнее время стала жутко ревнива!

Впрочем, махарани лучше других знала, что Ндиди с одинаковой бережностью относится и к механизмам, и к живым существам, будь то животные, растения или дети, которые приходили в мастерскую, точно в волшебную лавку чудес, и никогда не покидали ее без игрушек. Пускай и не таких нарядных и глянцевых, как в магазинчиках верхних уровней, но сделанных своими руками и с душой.

— Да он будет просто идеальным отцом, — ворковала Пэгги, наблюдая, как Ндиди идет по уровню, окруженный ребятишками.

Савитри отмалчивалась, предпочитая обходить этот вопрос.

— Ты знаешь, что технически не так уж сложно соединить наши ДНК и создать полноценный жизнеспособный эмбрион, — объясняла она Ндиди, когда они, обнявшись, лежали в ночной тиши. — Я даже сумею ребенка выносить и родить.

— Но это дитя, будучи наследником династии, неизбежно станет мишенью для врагов и заложником политических игр, — помрачнев лицом, кивал любимый.

Хотя друзья-рудокопы, глядя, как он пытается привести в порядок искореженные в сражениях танки, частенько подсмеивались, не собирается ли он оборонять город, если за его махарани вдруг нагрянет Альянс, Ндиди только отшучивался или молча улыбался в ответ. Он никому не рассказывал о двух покушениях, которые удалось предотвратить буквально чудом. Один раз религиозного фанатика, возмущенного союзом наследницы династии с бескастовым, вычислил Эркюль, когда тот, смешавшись с толпой колонистов, пытался пробраться в город. Второй раз бдительность проявил сам Ндиди, который даже раньше Пэгги заметил заложенное в кабинете Савитри взрывное устройство. Как удалось дознаться, этот «подарок» подготовили сектанты из числа сторонников покойного главы научного отдела.

— Неужели они не понимают, что я не стремлюсь к богатству и власти, мне нужна только ты? — с горечью спрашивал Ндиди, когда Савитри вела деловую переписку с премьер-министром и другими представителями официальных кругов Сансары.

Хотя высшие чины службы безопасности и силовых ведомств периодически устраивали истерики по поводу использования в придворном документообороте каналов Содружества или пиратских серверов, других способов связаться с махарани они предложить не могли.

— Сановники — такие же люди, — философски пожимала плечами Савитри. — Они привыкли судить всех по себе. А сектантам по-хорошему нужен не тюремщик, а врач.

Впрочем, она и сама понимала, что после возвращения на родину ее счастью придет конец. Поэтому, оттягивая неизбежное, крепче прижималась к любимому, а во время его отсутствия уходила в гидропонный сад, отдаленно напоминавший тропические заросли Сансары и Сербелианы. За минувшие пять лет этот хрупкий вертоград стал для них местом более обетованным, нежели пышные ухоженные парки дворца раджей.

В этом году из-за хорошего подогрева и подкормки агротехники сняли не два, а три урожая, обеспечив свежими фруктами и овощами всех жителей города. А рыба в подземном озере и животные на ферме благодаря заботе и уходу принесли хороший приплод. Неужели все это придется бросить? Неужели весь этот поднятый такими трудами отвоеванный Эдем обратится в прах? Неужели плоды долгих исследований, ошибок и проб пойдут в топку ненасытной жадности черной дыры?

Савитри вновь почувствовала, что пружина, которую при первом известии об угрозе входа планеты в точку гравитационной сингулярности взвел невидимый ключ, готова лопнуть, превратив ее в бездушную сломанную куклу. Впрочем, стоило ли горевать о гибели одного биологического андроида, когда на кону стояла судьба нескольких тысяч человек?

— Корабли уже в пути. Постарайтесь продержаться еще месяц! — получила Савитри сообщение от Кристин, ментальный голос которой сейчас отдавался биением маленького сердца ее малыша.

Если жизнь оцифрованной махарани закончится в ненасытном чреве черной дыры, этому еще не рожденному ребенку предстоит стать оплотом династии или вырасти в скитаниях, так и не узнав не только деда, но и отца. Савитри, видевшая в воспоминаниях Кристин картину сборов, разделяла ее тревогу за любимого и членов экипажа «Эсперансы», которые отправились в этот смертельно опасный вояж на свой страх и риск, не получив от правительства Содружества не только поддержки, но даже разрешения на вылет.

Впрочем, за все эти годы Альянс, не считая средств, которые махарани с помощью Шварценберга фактически похитила у самой себя, не выделил на спасение своих граждан из треугольника даже медного менового кольца.

— А что ты хочешь? Чтобы твои подданные финансировали Звездный флот Содружества и поощряли пиратство? — пожимала плечами Пэгги. — Скажи спасибо, что у наших условных противников пока всего два корабля, оснащенных варп-двигателем. Я, конечно, не одобряю методов твоего прежнего жениха и приложила немало усилий, чтобы его остановить. Но в своем стремлении завладеть «Эсперансой» он действовал в интересах Альянса.

— Шатругна всегда действовал только в своих интересах и в интересах трансгалактических корпораций, — вздохнула Савитри.

Она и сама понимала, что обладание варп-двигателем могло изменить расстановку сил в Галактике, но о гибели бывшего жениха не жалела и не испытывала раскаяния от своего решения поделиться сокровищами раджей с жителями города под куполом. В конце концов именно эти средства вкупе с выручкой от продажи руды и процентами от использования патента на двигатель Левенталя обратились в опоры радужного моста, ведущего к их спасению. С другой стороны, именно богатства рудника и уникальность системы стали тем магнитом, который не только задержал на планете многих горняков и ученых, но и мешал трезво оценить опасность формирующегося горизонта событий.

— Гравитационный радиус расширяется слишком быстро. Через несколько месяцев планета попадет в зону сингулярности.

Эти слова прозвучали точно гром среди ясного неба, хотя вероятность внезапной гибели системы существовала еще до того, как тройная звезда начала стремительно коллапсировать, приобретая характеристики черной дыры.

— Эх, никогда такого не было, и вот опять, — разводил руками дядюшка Хенк.

Он давно обеспечил себе безбедную старость и имел возможность помогать родным, но каждый раз, глядя на увеличивающуюся сумму своего личного счета, откладывал отлет.

— Ну что за засада! — горевал Мубарек, который отправил на Сербелиану в недавно купленный дом жену и детей, а сам остался, чтобы еще немного заработать. — А я-то надеялся, что не только старшему, но и остальным детям не придется брать образовательные кредиты!

— Надо готовить город к срочной и полной эвакуации, — обсудив ситуацию в совете, принял нелегкое для себя решение Маркус Левенталь. — Думаю, Саав Шварценберг найдет возможность совершить еще один рейс до того, как это потеряет всякий смысл.

— Мы вряд ли обойдемся одним кораблем, — озабоченно проговорил Виктор Громов. — А «Эсперансу» могут просто не выпустить. Знаю я этих чинуш.

— А я знаю своего зятя и его товарищей-барсов, — возразил главе геологоразведки Маркус Левенталь. — Они, конечно, ходят под присягой и приказы не обсуждают. Но победителей не судят.

— Тем более что мертвые сраму не имут, — кивнул Виктор Громов.

— Может быть, стоит переоборудовать для перевозки пассажиров погрузчики? Чтобы не пришлось, как пять лет назад, везти людей в открытых емкостях для руды, — предложил Ндиди.

— Главное, чтобы корабли сумели совершить посадку. Сейсмоактивность в районе Перевала Большого Кольца возрастает с каждым днем, — предупредил Аслан Хашутогянц, который вывез в большой мир сына и, отправив его учиться на геологический факультет, вернулся, чтобы закончить исследование свойств молибденовых руд.

Савитри испытала иррациональное беспокойство, вспомнив взрыв, прервавший яркую и неправедную жизнь Шатругны Нарайана. Иногда ей вслед за Кристин казалось, что гравитационный коллапс, превративший самую тяжелую звезду системы в черную дыру, вызвали отнюдь не непостижимые силы природы, а демоническая гордыня неупокоенного потомка Великого Асура, который, не смирившись с поражением, решил утянуть за собой в бездну не только город, но и всю планетную систему.

Тектонические плиты и новые складчатости под влиянием все возраставших приливных сил трясло в жестокой лихорадке и корежило в судорогах. Землетрясения и оползни в горах в последние месяцы стали настолько привычной реальностью, что даже пришлось ограничить передвижения геологов. Тем более что проводить разведку новых жил уже не имело смысла. Обвалы сотрясали шахты. Едва ли не каждую неделю приходилось направлять технику в забои, вызволяя попавших в западню рабочих. Некоторые штреки пришлось даже совсем закрыть.

Горожане спешно паковали вещи и держали наготове экзоскелеты и спецкостюмы на случай внезапной эвакуации. Энергетики и специалисты системы жизнеобеспечения ежедневно проверяли устойчивость энергоблоков и генераторов воздуха и молили небеса, чтобы соты купола и опоры отсеков выдержали удары стихии.

— Наше счастье, что эти конструкции предназначались для строительства жилых модулей на вулканической Лее, — выслушивая доклады подчиненных и лично проверяя наиболее проблемные участи, хмурился Маркус Левенталь.

Хотя, пересекаясь с Савитри в совете, конструктор ни о чем ее не спрашивал, сведенные напряженным замком узловатые натруженные руки и устремленный к горизонту взгляд красноречиво говорили о том, что ожидание вестей от спасательной экспедиции давит тяжким бременем и на него. Его ноша, пожалуй, отличалась даже большей тяжестью: ради спасения города сейчас рисковали жизнями друг детства и муж любимой дочери.

Савитри часто видела, как Маркус Левенталь медленно бредет по саду, переходит на научный уровень, спускается на рудник. Он создавал город, видел его расцвет, пережил изгнание, в долгой и мучительной борьбе отстаивал будущее своего творения, а теперь наблюдал, как дело его жизни рушится и идет прахом. Впрочем, у него еще оставались два корабля, оснащенные его варп-двигателем, а Кристин готовила к его возвращению уютный дом.

Савитри на Сансаре ждали коррумпированные чиновники, косные брахманы и главы трансгалактических корпораций, готовые поглощать ресурсы и рвать планеты на части с ненасытностью, которой могла бы позавидовать любая из черных дыр. Впрочем, это лихо пока тихо дремало, отгороженное гравитационным радиусом. А со стороны перевала Большого Кольца надвигалась новая беда.

Когда под ногами привычно загудела почва, Савитри сначала даже не обратила внимания, и лишь когда гул усилился, открыла на планшете карту сейсмоактивности и пришла в ужас. Зона перевала Большого кольца напоминала раковую опухоль, на которой застывшие вековой коркой струпья разломов вскрывались и отпадали, словно зловонным гноем и кровью истекая магмой и селевыми потоками. Приливные силы черной дыры будоражили ядро планеты, и объемные сейсмические волны, исходя от вздыбленного пеной вулканического пепла вершины перевала, с угрожающей скоростью катились в сторону города.

Ндиди! Пэгги! Если в пути или на посадочной площадке их ничего не задержало, их группе по расчетному времени следовало как раз спуститься в котлован! И почему на перевале Большого кольца так и не удалось наладить нормальную связь? Хотя о какой связи могла идти речь сейчас, когда сбоили и глючили даже отбойники и проходческие щиты? Савитри в смятении бросилась к смотровой площадке, хотя понимала, что с такого расстояния не сумеет ничего разглядеть. Помост под ногами дыбился и дрожал.

Когда над головой с жутким скрежетом лопнули сразу несколько сверхпрочных стеклопластовых ячеек, она опомнилась и поспешила покинуть зону плантаций, пока датчики разгерметизации не привели в действие гермозатворы. Вход со стороны зала заседаний городского совета оказался уже заблокирован, но Савитри, мобилизовав все ресурсы организма андроида и только чудом не упав на пляшущей под ногами рыхлой, влажной почве, успела добежать до выхода в жилые отсеки, забрав из рабочего кабинета планшет и экзоскелет и на бегу прикидывая, на какой период хватит энергии и продовольствия, если сад не удастся спасти.

В коридорах надрывалась сирена, и испуганные горожане спешили покинуть жилые отсеки и спуститься в укрепленное убежище на комбинат. Многие на ходу надевали спецкостюмы, некоторые выскочили кто в чем спал, успев захватить только наручные планшеты с идентификаторами и плачущих детей. Несколько человек, увидев давку у лестниц, сгоряча пытались воспользоваться заблокированными и обесточенными по аварийному протоколу подъемниками.

Савитри вспоминала предыдущую эвакуацию и с горечью отмечала, что за пять лет ничего не изменилось. Жители научных уровней и рудокопы, как и в прошлый раз, вели себя более организованно, поддерживали слабых, помогали соседям, терпеливо ждали, пока ступени лестниц перестанут дрожать, и решительно двигались дальше. Многие энергетики и строители уже присоединились к Маркусу Левенталю, который, срочно просчитывая риски, предпринимал экстренные меры по спасению систем жизнеобеспечения.

Мутанты по большей части вели себя как домашние животные или маленькие дети: беспорядочно метались по уровню или забивались в свои жилища, считая, что там безопаснее всего. Чему удивляться? За пределами треугольника не нашли себе место наиболее слабовольные, косные и болезненно пугливые обыватели, не отличающиеся стрессоустойчивостью. А нынешняя ночь обещала лишь новые испытания.

Савитри и сама держалась только за счет процессора, который направлял бурлящий в крови адреналин в нужное русло и запрещал даже думать о любимом, подруге и их спутниках, оказавшихся сейчас в эпицентре разворачивающейся катастрофы. Тем более, в городе оставались люди, больше других нуждавшиеся в ее защите.

— Почему мы должны покидать наши дома? Это что, какая-то уловка уродов?

— Мы никуда отсюда не уйдем. Это наш мир, и он не причинит нам вреда.

Савитри составило немалого труда дозваться до голоса разума мутантов, которые ни под каким видом не желали покидать свои жилища. Лишь когда в одном из популярных на уровне заведений обрушился потолок, к счастью, никого не задавив, большинство обывателей сдвинулись с места. Впрочем, каждый шаг к убежищу сопровождался новыми препирательствами. Столько ругани и оскорблений в своей адрес Савитри не слышала даже когда плясала в заведении Хайнца. А ведь разгоряченные посетители не стеснялись в выражении эмоций. Каждый новый толчок заставал мутантов врасплох, вызывая приступы паники или вводя в ступор, а ведь они и без того двигались с такой скоростью, будто вместо ног у них были щупальца, клешни или ложноножки.

На выходе с уровня они столкнулась с Тонино Бьянко и дядюшкой Хенком, которые в сопровождении бригады энергетиков пытались прорваться сквозь толпу мутантов в сторону реактора старого рудника.

— Высочество, красавица наша, живая! — обрадовался старый Хенк. — А мы уж думали, что тебя на плантациях обрушившимся куполом накрыло.

— Я успела оттуда уйти до закрытия гермозатворов, — делая мутантам знак, чтобы не прекращали движение, пояснила Савитри. — Но видела, что часть сада и теплиц мы точно потеряли.

— Если бы дело было только в теплицах, — вздохнул Тонино. — Разлом проходит возле термоядерной станции и агрегатов холодного синтеза. Толчки продолжаются, и они очень сильные.

— Пришлось срочно заглушить основные энергоблоки, — добавил Мубарек. — Благо реактор старого рудника находится в стороне от этой зоны.

— Мы не можем оставить город без энергии, — решительно закрепляя пластины экзоскелета, кивнула Савитри.

Круг замыкался, и происходящее сейчас странным образом напоминало ее безумную нритту среди летящих гвоздей. Савитри подумала о том, что сплясала бы еще раз, добавив к неллерам полчища медуз, беспорядочно мечущихся сейчас по пустоши, если бы это могло отсрочить гибель планеты или спасти Ндиди, Пэгги и остальных. Но пока следовало позаботиться о других горожанах.

Савитри подробно объяснила мутантам дорогу в убежище и присоединилась к энергетикам: возможности ее процессора позволяли ускорить запуск старого надежного реактора. Остаток ночи и весь день она провела в убежище, общаясь с жителями, составляя списки пострадавших, отыскивая потерявшихся в суматохе. На этот раз обошлось без жертв. Утраченные сады и плантации в расчет не принимались. На нижних уровнях еще оставались фермы и ледниковое озеро.

При этом все понимали: если корабли по каким-то причинам не выйдут в ближайшее время на связь, город может не выстоять. Впрочем, «Эсперансе» и «Нагльфару» еще следовало где-то приземлиться, а перевал Большого кольца и окрестные горы продолжало трясти даже когда толчки в городе почти прекратились, и ремонтные бригады начали восстановительные работы в реакторном отсеке и на той части купола, обрушение которой грозило системам безопасности города.

От группы Виктора Громова вестей по-прежнему не приходило.

— Не надо их раньше времени хоронить, — пытался увещевать теряющую рассудок от отчаяния Савитри Маркус Левенталь. — Даже если они в момент первых толчков находились на дне котлована. Машины высокой проходимости, на которых они выехали к посадочной полосе, обладают хорошей сейсмоустойчивостью.

— Возможно им пришлось прокладывать путь в обход. Виктор и Аслан опытные геологоразведчики, пережившие в горах Леи не одно землетрясение, — соглашалась с отцом Кристин, которая, и сама, впрочем, изнывала от тревоги.

«Нагльфар» и «Эсперанса», на борту которой находился Пабло, выйдя последний раз на связь в системе Каллиопы, вплотную приблизились к области гравитационного радиуса черной дыры, и каким образом на распределение темной энергии и формирование пузыря Алькубьерре могли повлиять возрастающие с каждым днем приливные силы, не брался спрогнозировать ни Лев Деев, ни Саав Шварценберг.

Почти лишившийся защитного купола город выживал в состоянии жесткой экономии, готовясь к худшему. Из-за угрозы взрыва пришлось заглушить еще два энергоблока, а восстановительные работы постоянно прерывались из-за новых толчков. Хорошо, что в перерыве между циклами колебаний горожане успели подняться в жилые и научные отсеки: забрать наиболее ценные вещи и результаты многолетних исследований, включая редкие образцы горных пород, продукты синтеза и представителей местной фауны, представлявших несомненный интерес для науки.

Впрочем, медуз пока хватало на пустоши, и они не только отчаянно пытались прорваться в город, но и нападали на тех, кто волею судеб оказался за его пределами. Другое дело, что для разведчиков, выживших во время землетрясения в горах, борьба с медузами представлялась уже привычной рутиной.

Когда Савитри получила запрос на обмен информации от Пэгги, а ее планшет завибрировал, принимая сообщение от Ндиди, она едва не вылетела на пустошь без скафандра, в последний момент успев запрыгнуть в кабину выехавшего встречать группу танка. Разведчики, возвращавшиеся со стороны южного входа, шли пешком, несли на руках нескольких раненых и по пути отбивались от лютующих медуз. Уровень кислорода в дыхательной смеси и зарядка аккумуляторов находились почти на нуле.

— Ну, будет, будет! Ему сейчас не твои слезы, а вода и воздух нужны, — ворчала Пэгги, помогая Савитри освобождать Ндиди от покрытого пылью и копотью искореженного экзоскелета.

Хотя под макромолекулярными пластинами синяков и ссадин оказалось едва ли не больше, чем после выступлений на арене или застенка, любимый лишь устало отмахивался и, бодрясь, улыбался запекшимися губами на осунувшемся лице.

— Да что со мной могло случиться, — непослушной заскорузлой рукой гладил он растрепавшиеся волосы Савитри. — Я все эти дни переживал, как ты тут без нас.

Землетрясение застало разведчиков возле взлетного поля, и именно укрепленные конструкции центра координации полетов помогли группе уцелеть. Другое дело, что обратный путь в обход ставшего непреодолимым перевала потребовал не только мобилизации всех ресурсов организма, но и настоящей воли к жизни. Тем более что в танке, который поглотил один из разломов, остались основные запасы кислорода и энергии.

— Посадочной площадки на этой планете больше не существует, — кое-как отдышавшись и отхаркав забившие все фильтры пепел и пыль, объяснял Аслан.

Он развернул голограммы, и Савитри, которая за девять лет, прожитых на пустоши и в городе, казалось, успела изучить каждый камень, не узнала знакомые долины и перевал. На месте ровного плато зияли разломы и горбились синклинали и обрывистые рифы. Город под куполом напоминал теперь заколдованный замок, отгороженный от остального мира непреодолимой стеной.

— Но ведь можно провести эвакуацию при помощи челноков, — помогая товарищам нести раненых, осторожно предложил Мубарек.

— На планете, где сбоит любая электроника и отказываются летать даже примитивные флаеры и антигравы? — с убийственным спокойствием напомнила Пэгги.

— Из-за нестабильности орбиты и помех, создающих сложности со стыковкой, шаттлы в треугольнике никто и никогда не применял, — кивнул Маркус Левенталь, озирая хаос, творящийся в окрестностях города.

— Ну, значит, мы будем первыми, — упрямо сдвинул брови Ндиди. — Или мобилизуем все ресурсы и построим новую посадочную площадку!

Хотя любимый, как и его спутники, едва держался на ногах, он собирался тотчас отправиться в горы искать новое место, пригодное для посадки кораблей. Маркус Левенталь и дядюшка Хенк едва его утихомирили, пообещав сначала проверить карту сейсмоактивности и спутниковые снимки.

Поздно ночью, когда Ндиди, выпив несколько литров воды и проглотив стакан витаминизированной белковой смеси, забылся тревожным сном в клетушке убежища, едва ли не более тесной, нежели их с Эйо прежнее жилище, Савитри, блаженно прижимаясь к его ровно вздымающейся груди, молча передала Пэгги запрос на обмен информацией.

— Обещай выполнить то, о чем я тебя попрошу, — осторожно начала она.

— О чем, ты, подруга?

— Если мы выберемся отсюда, пожалуйста, позаботься о Ндиди.

— А как же ты? — растерялась боевой андроид.

— Я вернусь на Сансару и продолжу исполнять роль махарани, как и велит долг наследницы династии раджей.

— Но почему ты одна, — запротестовала Пэгги. — Мы могли бы все вместе…

— Когда я ждала вашего возвращения с пустоши, я все решила и дала себе зарок. Я больше не стану подвергать вас напрасному риску, отдав Ндиди и тебя на растерзание чиновников и брахманов Альянса. Я и так получила слишком большую порцию счастья. А если Ндиди захочет, ты или Эйо, надеюсь, сумеете выносить и родить нашу с ним дочь.

— Долг боевого андроида — служить наследнице династии, — смирилась Пэгги.

(обратно)

Глава 43. Горизонт событий

На посадочных площадках и в доках Каллиопы царило небывалое оживление. Вдоль стартовых платформ, возле которых около месяца назад пристыковались два звездолета, с визгом и скрежетом носились на запредельных скоростях танкеры и шаттлы. Дроны торопливо грузили на борт оборудование. Бригады техников поднимались на фермы, деловито сновали по стапелям и антигравитационным платформам башен обслуживания, завершая последние приготовления к старту. Энергетики и инженеры защитного поля манипулировали кабель-мачтами, проверяя работу генераторов и зарядку батарей. Специалисты систем жизнеобеспечения и квартирмейстеры встречали пристыковывавшиеся к грузовым отсекам танкеры и сухогрузы.

Чуть в стороне на причалах и в помещениях порта толпились зеваки, околачивались маргиналы, бичи и просто искатели приключений, оказавшиеся на мели и подыскивающие транспорт, на котором можно свалить в более благополучный мир. Желательно бесплатно. Временами они пытались подобраться поближе, озирались в поисках кого-нибудь из команды. Однако, увидев на членах экипажа одного из кораблей экзоскелеты подразделения «Барс», глянув на потрепанный борт второго или узнав о месте назначения, спешили ретироваться. Некоторые, впрочем, оседали возле букмекерских контор и просаживали последние сбережения, делая ставки на успешный исход экспедиции.

— Ну что, Шака, много ли дают за то, что мы из треугольника живыми вернемся? — интересовался Шварценберг, придирчиво следивший за движениями портального крана, снимавшего для увеличения грузоподъемности «Нагльфара» с орудийной палубы одну из батарей.

— А ты сам-то как думаешь, кэп? — пожимал плечами квартирмейстер, нервно переминавшийся на причале в ожидании задерживавшегося челнока с запасом белковых концентратов.

— Нашу экспедицию иначе как безумной авантюрой не называют, — усмехнулся Йохан Дален, вместе с Эркюлем разгружавший контейнеры с запчастями для реакторного отсека.

— А вы ожидали чего-то иного? — удовлетворенно хмыкнул Шварценберг. — Мы мало того что записываемся к черной дыре в дантисты, так еще и знаем, что она в любой момент может пасть захлопнуть.

Он мимоходом отлаял зазевавшегося крановщика, потом, прищурив серые дерзкие глаза, спокойно продолжал:

— Я, конечно, за свою жизнь никогда не давал дороже медной полушки, но на наше возвращение поставил, и надеюсь выигрыш со здешних прощелыг на обратном пути получить.

— Я, пожалуй, тоже поставлю, — просиял впечатленный Эркюль, с удвоенной энергией принимаясь орудовать манипуляторами и домкратами докерского погрузочного экзоскелета.

— Все лучше, нежели просаживать задаток на сомнительные революционные авантюры, — назидательно заметил Шака.

— Так это ж не на выпивку и не на продажных баб! — обиделся Эркюль, сгоряча навьючив на платформу погрузчика сразу четыре контейнера с сидящими на них сверху мартышками.

Добродушный абордажник знал, что замотанный Шака отчаянно завидует подвахтенным членам экипажа, которые усердно спускали выданное вперед жалованье, обогащая держателей местных домов удовольствий и кабаков, где свободно гуляющие по столам здоровенные белые тараканы стали уже своего рода брендом, говорившим о благополучии заведения.

— Бабы — это, конечно, личное дело каждого, — согласился Шварценберг. — Но перед рейсом квасят только никчемные остолопы и трусы.

— Рейс рейсу рознь, — вступился за товарищей Йохан Дален.

Пабло старого контрабандиста и его пилота понимал. В прежние годы привычная толкотня и круговерть этого захолустного мирка, выживавшего лишь за счет транзитного порта и гигантских размеров свалки, его бодрила и даже забавляла. А сомнительные заведения, куда он временами наведывался в компании Дина, Петровича или Славы Капеэсэс, не вызывали брезгливости. Сейчас необходимая организму пища, которую он заглатывал впопыхах на рабочем месте, воспринималась лишь как горючее, а отвлекавшая от проверки бортовых систем суета только раздражала. Никогда еще подготовка к полету не проходила в столь сжатые сроки, и еще ни разу от безотказной работы всего оборудования не зависело так много.

— Ну, что уже тут проверять! — когда значки кода начинали расплываться перед глазами, едва не плакал непривычный к подобной нагрузке Шаман. — По десятому разу по одним и тем же программам идем.

— Тем более что в треугольнике Эхо электроника все равно сбоит и работает через раз, — соглашался с ним Кудесник.

— Поэтому надо точно быть уверенным, что это влияние черной дыры и пульсара, а не баги программ, — осаживал коллег Пабло, запивая заветренный бутерброд крепчайшим кофе и возвращаясь к работе.

Единственным, на что он позволял себе отвлечься кроме еды или недолгого урывками сна, были сеансы связи с мамой и Кристин. Тем более что любимая, которая сейчас единственная могла поддерживать связь с Савитри, рассказывала о происходящем в городе под куполом и на планете.

— Как они там? — имея в виду жителей города под куполом, беспокоился вылинявший от усталости Лев Деев.

За последние четыре недели он забыл, что такое сон и, почти как Шварценберг, прикипел к своему экзоскелету и оброс желтоватой щетиной, бесконечно согласовывая какие-то документы и принимая в шлюзовой камере челноки.

— Пока держатся, — протирая слезящиеся от напряжения глаза, обрисовал ситуацию в городе Пабло. — Пакуют вещи и латают бреши в обшивке. Планету нешуточно трясет.

— Давно говорил я Марки, нечего ловить в этой дыре, — брюзжал Шварценберг, вместе с операторами придирчиво проверяя работу систем варп-двигателя. — Не по нраву спокойная старость на морском побережье рядом с дочерью и внуками, так у меня на «Нагльфаре» места навалом. Но этому старому гордецу город подавай.

Капитан покачал кудлатой головой и пошел проверять, насколько хорошо закреплены в трюме специально закупленные для этой экспедиции новенькие амортизаторы. Конечно, для стороннего наблюдателя «Нагльфар» по-прежнему выглядел точно Летучий голландец, обросший ракушками в тропических морях. Тем более, экспедиция в зону гравитационного радиуса черной дыры снова напоминала поход в иной мир. Однако варп-двигатель и прочие системы, обновленные и ухоженные, работали исправно, а обширные помещения трюма вновь готовились принять сотни людей.

— Если повезет вывезти всех, и не хватит места, можно укладывать по два-три человека в один амортизатор, — прикидывал Шварценберг, привычно запуская бронированные пальцы в рыжую наполовину седую бороду.

— Главное, чтобы было кого вывозить, — вздохнул Йохан Дален.

— Ну что ты, Шака, возишься с этими концентратами? — разгружая очередной шаттл, недоумевал Эркюль, пока его мартышки носились по причалу, наводя страх на тараканов. — В городе под куполом хватает садов и ферм. Нас там еще свежими фруктами будут потчевать!

— На Ванкувере тоже садов и ферм хватало, да и пищевая промышленность снабжала свежими и замороженными продуктами половину галактики, — резонно возразил ему Ящер, управившийся с погрузкой на «Эсперансе» и прикомандированный на «Нагльфар». — Да только когда мы вывозили из лагеря смерти голодных и холодных пленников, все в один голос благодарили Мишель, которая загрузила на корабли не только медикаменты, но и всякую снедь, постельное белье и несколько тысяч комплектов одежды.

— Да и всех спасенных на Раване пришлось до самой Каллиопы кормить, лечить и одевать, — поддержал бойца Шака. — Поскольку из установок энергообмена как они были нагишом, так их и вытащили. А ведь на главной планете Альянса не только тропический рай, но и мощный агрокомплекс и легкая промышленность.

— Ты уверен, что твое присутствие на борту необходимо? — без обиняков спросил Пабло Лев Деев, когда работа оператора по подготовке к старту была закончена. — Может быть, тебе лучше остаться: поддержать родителей, вырастить сына?

— Почему ты не говоришь об этом с Бренданом? — насупился Пабло, указывая в сторону медотсека, куда Вундеркинд, проверив все необходимое оборудование, тоннами загружал медикаменты. — У него на Сербелиане тоже осталась вся семья.

— Не вся, — уточнил готовый держать оборону Брендан. — Не хватает Ндиди и Савитри!

— Правда ваша, — обреченно кивнул Лев Деев. — Ради такой родни я бы и сам и в пасть к Трехрогому рванул, и застенков змееносцев не побоялся. Только из-за крючкотворства наших любимых чиновников мы рискуем застать на месте планеты пояс астероидов.

— Скажи спасибо, что отпустили, — мрачно ухмыльнулся Пабло.

Он сам до последнего опасался, что командование не поверит легенде о том, что «Эсперансу» зафрахтовал союз ветеранов Сильфидской компании для встречи боевых товарищей, участвовавших в освобождении родины гвельфов. В устах Пабло, ожидавшего появления на свет первенца, о котором они с Кристин так давно мечтали, эта версия звучала совсем неубедительно. Но руководство Звездного флота, одной рукой отказав в официальном разрешении, другой, как это уже не раз бывало, потихоньку открыло калитку на заднем дворе, коей для всей галактики уже много лет оставалась нейтральная и заброшенная Каллиопа.

Вот только из-за того, что Пабло и его товарищам пришлось решать и организовывать все самостоятельно, отлет задержался минимум на пару недель, которые в сложившейся ситуации для города под куполом могли оказаться роковыми. Хорошо еще, что Саав Шварценберг знал основные каналы и имел в окраинных мирах надежных поставщиков. Кое-какое оборудование Пабло добывал, используя связи, налаженные еще в годы службы разведчиком-нелегалом на планетах Альянса. Кое-что позаимствовал из арсенала сильфидских гвельфов. Вот только во всей вселенной не существовало оборудования, способного безотказно работать в зоне горизонта событий черной дыры.

— Пожалуйста, вернись, — напутствуя перед отлетом, заклинала его Кристин. — Я понимаю, лимит удачи не бесконечен, но ведь и испытаний на твою долю за прошедшие годы выпало немало.

Хотя все предыдущие дни она держалась молодцом и даже подбадривала уставшую волноваться за сына сеньору Эстению, в самый последний миг самообладание ей изменило, и слезы градом брызнули из ее глаз.

— А разве у меня есть выбор? — улыбнулся ей Пабло, невольно потянувшись к голограмме, хотя прекрасно понимал, что осушить слезы любимой сумеет лишь на Сербелиане. — Зато и у твоего отца его больше нет. Так что готовьте к его приезду дом, а мы постараемся не задерживаться.

— И почему твоя рыбка не научила тебя телепатии, — ворчливо пенял Пабло Шварценберг, когда они, выбравшись, наконец, из системы Каллиопы, совершали последние маневры перед запуском варп-двигателей. — Мы бы хоть весточку подали Марки: мол, скоро будем, готовь разносолы, охлаждай шампанское.

В самом деле, отсутствие связи с треугольником, усиливая тревогу, играло на нервах, как заплечных дел мастер. Даже когда они на подбитом «Павле Корзуне» пытались вслепую отыскать пригодную для посадки планету, ожидание не тянулось бесконечной канителью медной проволоки или жидкого стекла. Хотя в тот раз никто и вовсе не чаял вернуться живым, висящие на хвосте змееносцы заставляли забыть о менее насущных проблемах.

Сейчас полет проходил в штатном режиме, поэтому рутина каждодневной смены вахт отупляла и затягивала, а милый образ Кристин, являвшийся в недолгие часы сна, усиливал чувство вины. Просыпаясь в холодном поту от очередного кошмара, в котором город под куполом рушился, сложившись грудой бесформенных обломков, а попавшая в зону сингулярности планета разрывалась на несколько частей, Пабло вспоминал последний разговор с Маркусом Левенталем. Почему он не настоял, не подобрал аргументы, не убедил тестя в том, что оставаться и дальше в системе коллапсирующей черной дыры не только неразумно, но и просто опасно?

Возможно, причина крылась в том, что между ними так и не сложилось доверительных отношений. Пабло испытывал неловкость из-за того, что не сумел придумать другой, менее болезненный для любимой способ спасти генераторы воздуха, Левенталь деликатничал и не хотел своим присутствием вмешиваться в семейную жизнь дочери. Хотя той же Кристин было бы куда комфортнее, если бы он жил где-нибудь неподалеку, как родные Пабло.

— Даже не забивай себе голову подобной чепухой, — еще на Каллиопе угадав ход размышлений Пабло, строго глянул на него Шварценберг. — Вы с Кристин тут совершенно ни при чем. Просто в городе под куполом Марки впервые в жизни обрел дом и не готов смириться с его потерей.

Пабло отца своей избранницы понимал, тем более что сам пережил нечто подобное, покидая разгромленный змееносцами родной Ванкувер. И все же он радовался, что усиливающаяся гравитация помогла им преодолеть переход даже быстрее, нежели они планировали.

— Эта разжиревшая шмара к нам, кажется, благоволит, — имея в виду нарастившую массу звезду, довольно потирал руки Шварценберг, прикидывая расчетное время.

— Не оказалось бы ее внимание чересчур навязчивым, — в тон капитану «Нагльфара» отшучивался Лев Деев, пытаясь прикинуть, хватит ли мощности варп-двигателя на преодоление приливных сил внутри гравитационного радиуса.

— Как бы нам с таким ускорителем не промахнуться на пару десятков световых лет, — под обиженное ворчание Шварценберга переживал Шака.

Квартирмейстер беспокоился зря. Курс оказался рассчитан с такой ювелирной точностью, какой позавидовал бы любой молекулярный хирург.

Когда на связь вышел Маркус Левенталь, Пабло почувствовал, как к горлу подкатывает непрошеный комок. Увеличенная монитором приборной панели голограмма безжалостно показывала, как державшийся обычно молодцом, всегда подтянутый и аккуратный конструктор сдал и постарел. Впрочем, упрямое выживание на гибнущей планете не пощадило даже неувядаемой красоты Савитри и ее верной наперсницы Пэгги. Да и новости, которыми поделились члены городского совета, отнюдь не обнадеживали.

Шварценберг, впрочем, не терял оптимизма или умело делал вид.

— Посадочную полосу землетрясение раздолбало? — заливисто расхохотался он в лицо школьному другу. — Нашел, о чем горевать. Я уж думал, какого размера брать с собой сачок — вас, упертых идиотов, с обломков планеты вылавливать! Только не говори, Марки, что пока не готов к отлету и собираешься еще двадцать лет тут строить для дорогих гостей навороченный космопорт, — продолжал он, не обращая внимания на явное замешательство конструктора и его коллег из совета. — Нам торжественная встреча не нужна. Мы прилетели накоротке.

— И кто спрашивал, зачем я модернизирую шаттлы? — по окончании сеанса связи с победным видом оглядел он притихшие экипажи звездолетов. — У вас-то, служивые, это добро на борту вообще имеется? — придирчиво повернулся он к Дееву.

— Штатная комплектация, — невозмутимо пожал плечами капитан «Эсперансы». — Вне зависимости, можно использовать или нет.

— Так мы на самом деле собираемся вывозить людей на челноках? Без антигравов? — на всякий случай решил уточнить так и не набравшийся ума Чико.

— А какие ты предлагаешь варианты? — покровительственно глянул на него Шварценберг. — Сачка у меня, как я уже сказал, с собой нет.

Маневры шаттлов в атмосфере основывались на принципах, разработанных еще на заре авиации и орбитальной космонавтики с той разницей, что маршевые и подъемные двигатели больше не использовали малопроизводительное углеродное топливо, а шасси применяли лишь в тех случаях, когда антигравитационная подушка не срабатывала. А поскольку в треугольнике Эхо любые устройства на антигравитационной тяге превращались в ненужный хлам, Шварценберг с Деевым заранее позаботились об укреплении и без того сверхпрочной конструкции системы опор.

Заходить на посадку тоже пришлось без антигравов, используя только крылья, которые удалось выпустить лишь в стратосфере во время недолгого планирования. До этого пришлось прибегнуть к фигурам высшего пилотажа, чтобы войти в атмосферу и не рухнуть в неуправляемое пике. Хорошо хоть система, контролируемая сильфидскими процессорами, пока работала безотказно, повернув подъемные двигатели в положение для вертикальной посадки на расчищенную горожанами крохотную площадку, по размеру, кажется, уступающую даже палубе авианосца времен Вьетнамской войны.

— Чувствую себя реконструктором, — сразу после приземления поделился Супер Лев.

Пабло в ответ только кивнул. Его мутило, и он не понимал, каким образом пилотам первых шаттлов удавалось оставаться в сознании после практически свободного падения. Впрочем, горожанам на челноках предоставлялся «билет в один конец», а для выхода орбиту таких сложных маневров не требовалось. Благо мощность подъемных двигателей они тоже заранее увеличили.

Город под расколотым и частично обрушенным куполом напоминал терпящий бедствие ковчег. Более трех десятилетий он держался на плаву, сопротивляясь враждебности окружающего мира, точно удары волн житейского моря принимая прихоти пульсара и черной звезды, служил маяком и прибежищем для всех отчаявшихся. Поэтому его нынешнее крушение воспринималось как предвестие заката миров. Впрочем, оно и знаменовало закат гибнущей в жерле черной дыры системы. Даже ненасытные медузы вызывали жалость. Их царство содрогалось в мучительной агонии, и они копировали изгибы рвущейся на части коры планеты, невольно предупреждая жителей города о новых толчках.

— Вижу, Задира, ты не забыл, чему нас учили в Академии Звездного флота, — с теплотой приветствовал школьного друга Маркус Левенталь.

— При моем образе жизни, пожалуй, забудешь, — лениво отмахнулся старый пират. — Знаешь, Марки, на какие ухищрения приходилось пускаться, уходя от патрульных! Я тебе потом расскажу, когда пригласишь погостить в твой новый дом на Алмазном побережье. А пока давай, объявляй посадку. Чувствую, парой-тройкой рейсов тут не обойдется.

Как и во время первого полета «Эсперансы» и «Нагльфара», желающих рискнуть, испытав на прочность шаттлы, помимо тяжелораненых, у которых все равно выбора не оставалось, набралось лишь несколько десятков добровольцев. Поэтому свободное место заполнили контейнерами с образцами руд, новыми материалами, семенами и саженцами выведенных на плантациях города уникальных гибридов и клетками с сельскохозяйственными животными местных пород. Шварценберг, конечно, ворчал по поводу кутулушьего помета, который не отмыть. Зато Эркюль потирал объемистое брюшко и прикидывал рецепты приготовления «свежатины», а Брендан срочно разворачивал на борту «Эсперансы» новые койко-места и операционные блоки. Количество пострадавших уже исчислялось сотнями.

Пока шла погрузка, Пабло успел перекинуться парой фраз с Маркусом Левенталем и передать ему последние голограммы Кристин и послание от нее. Увидев дочь в ожидании его внука, конструктор, кажется, даже прослезился. Или это были блики на фонаре скафандра?

— А где Ндиди и Савитри? — еще раз окинув взглядом провожающих и так и не увидев среди них махарани и ее возлюбленного, спросил Пабло. — Я обещал Брендану передать им записи семейного архива.

— Они на уровне мутантов, — помрачнев, отозвался Левенталь. — Уговаривают упорствующих проявить благоразумие и покинуть город.

Пабло подумал, что это не самая лучшая идея, но разыскивать друзей уже не хватало времени. Деев торопил с посадкой. Да и земля под ногами начинала предательски гудеть.

Впрочем, первых пассажиров и грузы они доставили без приключений, да и следующие два рейса прошли более чем успешно, не считая небольшой давки на посадочной площадке. Впрочем, члены совета и сотрудники службы безопасности доходчиво объяснили особо нетерпеливым, что первыми рейсами отправят раненых, стариков и детей.

— Точно придется вповалку укладывать, — переживал Йохан Дален, глядя на стремительно заполняющийся медотсек и прикидывая количество мест в амортизаторах.

— В тесноте, да не в обиде, — нервно отмахивался Гу Синь, выводя на низкую орбиту челнок и разворачивая его хвостом вниз для входа в атмосферу.

— Лишь бы эта милая планетка не приготовила нам какой-нибудь сюрприз, — нервничал первый пилот «Нагльфара» Али, выпуская крылья.

Планета и в самом деле затаилась, как хищник перед броском, и пока лишь скалилась, встречая заходящие на посадку по крутой спирали челноки острыми клыками зазубренных скал.

Первой ожидаемо решила отказать электроника. Пабло на этот счет и не обольщался и для этого во время каждого рейса занимал свое место в кабине пилота, готовый к любым сюрпризам. Магнитное поле планеты, и раньше нестабильное, бурлило, раскалываясь на несколько полюсов. Хорошо, что проект города под куполом учитывал особенности миров с магнитными аномалиями, и там даже на нижних уровнях стояла дополнительная защита, позволявшая переносить кошмарные колебания довольно-таки легко. Сильфидская электроника тоже имела повышенный уровень устойчивости. Однако на этот раз удар оказался слишком сильным.

— Мать вашу! Что с приборами! — крепко выругался обычно сдержанный Деев.

— Очередная смена магнитного полюса, — обреченно пояснил Пабло, пытаясь реанимировать взбрыкнувшую систему.

— Да что ты там мельтешишь, служивый? — не упустил случая то ли поддеть, то ли поддержать Супер Льва Шварценберг. — Али не приходилось хаживать по ССКП?

— Система «смотри, куда прешь» у нас давно отлажена, — заверил старого контрабандиста Гу Синь, пытаясь выровнять машину в начинавшейся жесткой болтанке. — Даже запасной стакан одолжить можем, если у вас своего нет.

— Зачем стакан? — недоуменно встрял в разговор Чико.

— Вместо ватерпаса использовать при выравнивании машины, — без тени насмешки в голосе отозвался Йохан Дален.

— Мы так «Павла Корзуна» сажали, — подтвердил Лев Деев.

Пабло только яростнее вцепился взглядом в приборную панель, стараясь не обращать внимание на жестокую турбулентность.

Впрочем, любые прихоти воздушных потоков и завихрения магнитного поля меркли перед опасностью все возраставшей сейсмоактивности. Прямо под взлетным полем назревал огромный вулканический нарыв, и его выход на поверхность мог положить конец не только их спасательной операции, но и самому существованию города. Взлетно-посадочная полоса бугрилась зигзагами и ходила ходуном, расползаясь трещинами.

И не хуже раскаленной магмы бурлило человеческое море. Люди в страхе забыли давно объявленный и со всеми согласованный порядок посадки, пытаясь улететь все и сразу, а маргиналы, прокладывая себе дорогу к спасению, пускали в ход не только кулаки, но и оружие.

— Да что ж они делают? Helvete! — ругался Йохан Дален.

— Соблюдайте очередность, не задерживайте отлет! — пытался призвать горняков к порядку Гу Синь.

— Марки, если твои копатели не уймутся, я прикажу открыть огонь, — грозился Шварценберг. — Я не Дед Мороз, и грузоподъемность у шаттлов не бесконечная.

— Взлетаем, — распорядился Лев Деев, видя, что еще немного, и от взлетного поля останется лишь воспоминание.

— Марки, уводи людей! — надрывался Шварценберг.

Пабло с тоской думал о Савитри и Ндиди. Хотя им удалось уговорить часть мутантов покинуть город, но путь в убежище мог оборваться, не начавшись: рудник и неукрепленные переходы на уровне могли в любой момент обрушиться.

На этот раз взлет оказался едва ли не сложнее посадки. Планета словно не хотела отпускать переполненные челноки. А раскаленный пепел, облака которого выбрасывали десятки жерл, раскрывшихся на перевале Большого кольца, не только сужал поле обзора до минимума, но и создавал нешуточные помехи. Когда шаттл, который пилотировал Али, клюнул носом и ушел в крутое пике, вопль ужаса не сумели сдержать даже матерые космические волки и прожженные уголовники. На борту находилось не менее сотни человек. В последний момент пилоту удалось выровнять машину, но он отклонился в сторону гор, и его челнок ощутимо приложило о скалы.

— Говорил я им, что корабль не резиновый, — с горечью покачал головой Лев Деев, понимавший, что причиной аварии стала не столько ошибка пилота, сколько общая перегруженность машины.

— Лучше бы он был резиновым, — огрызнулся Шварценберг, инструктируя Али по подъему шаттла, лишившегося одного маршевого двигателя и крыльев.

На борту «Эсперансы», где Брендан и врачи города уже начали оказывать помощь новым раненым, Пабло ожидали оптимистичные известия: Савитри и Ндиди вместе с мутантами благополучно добрались до убежища. Махарани, впрочем, радоваться не торопилась и считала свою миссию проваленной. Наиболее упорствующие сектанты отказались покинуть свои берлоги на нижних уровнях. Так-де им велел их святой Шатругна, голограммам которого теперь поклонялись и приносили подношения, прося о милости.

— Тоже мне пророка нашли, — отфыркивался, тяжело переводя дух, Ндиди, который помогал нести больных и ослабленных.

— Я так надеялась, что они хотя бы отпустят детей, — едва не плакала Савитри, прижимая к себе пятерых малышей, которых удалось отбить у обезумевших родителей.

— Было бы о ком жалеть, самим бы выбраться! — фыркнула Пэгги, которая хотя выглядела бодро и решительно, но ощутимо злилась на неразумных и лишенных логики людей.

Не в последнюю очередь боевой андроид беспокоилась о благополучии своей махарани и ее подопечных. Даже в укрепленном убежище, сотрясаемом новыми толчками, становилось небезопасно, а на месте взлетного поля и рудника разливалась огненная река. Кора планеты разошлась, словно по шву. От перевала Большого Кольца начинался гигантский разлом, в который медленно, но неотвратимо сползал город.

— Шаттлы могут зависнуть над куполом и поднимать людей с помощью спасательных гондол и тросов, — в отчаянии предложил Лев Деев.

— Вы не успеете забрать всех, — покачал головой Маркус Левенталь. — Под самым городом зреет еще один вулкан. Нам надо срочно уходить отсюда.

— Вы сможете приземлиться на это плато? — с мольбой глянул на спасателей Аслан, указывая на точку в горах, куда пока доходили только отголоски основных колебаний.

— Шаттл — машина неприхотливая, — заверил его Йохан Дален. — При должном старании сесть сумеет даже на пятачок размером с кепку моего дедушки.

— Вопрос в том, как вы туда доставите людей, — нахмурился Шварценберг.

В самом деле, в городе вместе с мутантами, которых вывела в убежище Савитри, все еще оставалось не менее двух тысяч человек.

— На такой случай мы несколько месяцев готовили погрузчики и танки, — пояснил Ндиди, объявляя посадку.

В головной машине, которую пилотировал он сам, в качестве штурмана ехал следивший за любимыми изменениями земной коры Аслан. Следом Пэгги и Савитри везли мутантов. Мубарек и дядюшка Хенк выступили замыкающими.

Маркус Левенталь пока оставался в городе. Поскольку места в машинах хватило не всем, а вести людей по засыпанной раскаленным пеплом пересеченной местности под угрозой камнепада пешком означало отправить их на верную гибель, шаттлы, словно спасающиеся от бури дельфины, еще раз нырнули в обезумевшую атмосферу планеты. Благо магнитное поле к этому времени хоть немного успокоилось, и систему удалось перенастроить.

Конечно, Пабло за годы службы десантировался и поднимался на борт самыми невероятными способами, включая телепортацию на платформу антиграва из рушащегося здания. Однако подъем людей с помощью гондол, а фактически сеток для грузов, наблюдал и осуществлял впервые. Риск при проведении подобных операций неизбежно возрастал из-за того, что неправильное распределение груза в гондоле могло опрокинуть шаттл, а небрежный крепеж сетки грозил гибелью пассажирам. Именно это произошло, когда на борт поднимался Маркус Левенталь. Как настоящий капитан своего ковчега, он вместе с группой старых инженеров и членов совета покидал город последним, когда почва уже буквально уходила из-под ног, и проверить сетку не хватило времени. Хорошо, что страховочные тросы не подвели. Хотя без травм, конечно, не обошлось.

— Ну и горазд ты летать, Марки, — приветствовал старого друга Шварценберг.

— А ты, Задира, еще утверждал, будто сачка у тебя нет, — прокомментировал свое спасение Маркус Левенталь, с усилием вправляя вывихнутое во время падения плечо.

Боли он, кажется, не почувствовал, поглощенный величественным и жутким зрелищем внизу. Когда все эвакуированные заняли места на борту, и шаттлы перед стартом на орбиту делали разворот над руинами города, остатки купола с жутким грохотом сложились внутрь, а уже через час на этом месте образовался вулканический кратер.

— Надеюсь, Ндиди и остальные сумеют добраться до назначенного места, — не смог сдержать волнения Пабло, прикидывая, что, если бы не идея с танками, те горожане, которым не хватило места на этот рейс, оказались бы в огненной геенне.

— В крайнем случае подстрахуем с помощью тросов, — пообещал, закладывая крутой вираж, Лев Деев.

В годы процветания города к горному плато, которое использовалось геологоразведчиками и охотниками как перевалочная база в кольцевых маршрутах, была проложена сносная трасса. Сейчас ее остатки представляли собой густо присыпанное не прекращавшим падать пеплом жуткое нагромождение камней, обломков скал, пластов остывающей лавы. Но беженцам выбирать не приходилось. Хорошо, что головной танк, которым управлял Ндиди, имел функции проходческого щита, а другие машины вместо тросов успели оснастить шагающими конструкциями на случай непредвиденной переправы. Все-таки за последние пять лет, когда город не испытывал нужды в средствах, техническая мысль на месте не стояла.

— Эх, нам бы такие щиты на рудниках Леи, — заметил Шака, наблюдая с орбиты, как Ндиди, почти не снижая темпа, расчищает трассу от лавы и валунов.

Пэгги и остальные водители ему помогали, отбрасывая камни манипуляторами.

— Да какая там Лея, — возразил Эркюль, наблюдая, как танки выбираются из-под камнепадов. — Эти машины пригодились бы и революционерам на Раване. Ты только посмотри, какая броня!

— В трюме, конечно, осталось немного места, но вряд ли шаттлы выдержат еще один рейс, — покачал головой Йохан Дален.

Пабло следил за приборами и молчал, лишь временами бросая взгляд на окно монитора, следя за продвижением колонны, чей путь все больше напоминал ночной марш-бросок через болото. Только вместо воды и вязкого ила под ними в любой момент могла развернуться бездна огня, а обзор помимо извечной тьмы закрывали пыль и пепел. Проходческий щит уже почти не помогал, половина шагающих конструкций оказалась обломана, но танки упорно продвигались к плато, куда уже приземлился шаттл Льва Деева.

— Прости, что заставили себя так долго ждать, — на борту «Эсперансы» крепким рукопожатием приветствовал Брендана Ндиди.

Тот, не обращая внимания на стерильность, сжал шурина в объятьях, а потом поспешил засвидетельствовать почтение Савитри. На более бурное изъявление чувств не хватало сил. Впрочем, махарани и ее супруг, несмотря на все потрясения, отдыхать пока не планировали, спеша проследить, как устроились их подопечные.

В жилых отсеках царило оживление. Пахло кутулушьей тушенкой, мылом и свежим постельным бельем. Ближе к медотсеку к этому коктейлю примешивался запах лекарств. Не просто так Брендан, готовясь к рейсу, опустошал медицинские склады, тоннами закупая лекарства и оборудование. Почти половине спасенных требовалась та или иная помощь. Зато вывезли всех, не считая сектантов, которые сами выбрали свою судьбу. Хотя Шатругна Нарайан, как утверждали Савитри и Кристин, после смерти сумел отомстить, лишив Маркуса Левенталя его города, людей удалось спасти.

Впрочем, по сути спасательная операция только начиналась. «Эсперансе» и «Нагльфару» предстояло опровергнуть классические теории, совершив прорыв за пределы горизонта событий, преодолеть который не способен даже свет. Другое дело, что оснащенные варп-двигателем звездолеты для того и использовали принцип перераспределения темной энергии, чтобы перемещаться быстрее скорости света, искусственно создавая вокруг корабля модель черной дыры. И хотя расчёты были сделаны заранее, а текущие параметры указывали на то, что зону сингулярности они должны благополучно преодолеть, используя принцип излучения Хоккинга, Пабло не покидало ощущение, что какую-то важную характеристику они упустили, и что-то идет не совсем так.

Впрочем, переход, а вернее прорыв, произошел успешно. Корабли благополучно перешли на маневровые двигатели в системе Каллиопы. Только бортовой хронометр отказал, а другие часы показывали какую-ту дичь. Да и устройства межсети вели себя как-то странно, спутав все системы кодов и не желая обеспечивать стабильную связь. Когда же Пабло по аварийному протоколу удалось связаться с диспетчерской Каллиопы и послать запрос на посадку, его сначала встретило гробовое молчание, за которым последовало ультимативное требование обозначить себя.

— Да они что там, сдурели? — обиделся Шака. — Всего пару месяцев назад вылетели, и они уже нас в упор не хотят узнавать.

— Может быть, у них за это время революция произошла? — предположил Эркюль.

— Или полетела система, — внес свою лепту Чико.

Шварценберг недоумение своих людей разделять не спешил и только многозначительно переглядывался с Левенталем и Деевым, указывая на хронометр. Пабло тоже глянул на дату, которую выдали синхронизировавшиеся с местным временем молекулярные часы, и ему сделалось не по себе. Система неумолимо выдавала, что с начала их экспедиции прошло уже пять лет. Внутри горизонта событий отсутствуют понятия пространства и времени, и черная дыра на прощание сыграла с ними еще одну жестокую шутку. Конечно, небольшое путешествие во времени представлялось ничтожной платой за спасение нескольких тысяч человек. Но как все эти годы жили их близкие, которые наверняка оплакивали их, считая погибшими?

И в это время в диспетчерскую Каллиопы вбежали трое крепких, плечистых парней, в которых Пабло не без труда признал младшего брата Алехандро, княжича Синеглаза и Смбата. Все трое значительно возмужали и были облачены в броню подразделения «Барс».

— Пабло?

— Отец?

— Кэп? Махарани?

— Это действительно вы?

— Как мама? Что с Кристин? Я никак не могу с ней связаться.

Пабло не мог сдержать вопросы, хотя и понимал, что оператору сети сейчас следует спрашивать о другом. Маркус Левенталь молчал, но новостей о дочери ждал с таким же нетерпением.

— Мама на Сербелиане с маленьким Паблито, — словно о чем-то само собой разумеющемся сообщил Алехандро, передавая на борт «Эсперансы» голограмму племянника.

— А Кристин сейчас подойдет, — добавил Синеглаз. — Она же тоже слышала зов махарани.

— Кузина выйдет на связь через пару минут. Только закончит операцию, — пояснила Савитри, вызвав у Пабло и Маркуса Левенталя новые вопросы.

— Что за заварушка у вас тут происходит? — раньше других оценил ситуацию на планете Саав Шварценберг. — Какие операции, какие раненые? Почему вы все тут околачиваетесь в военной броне? Да и что моя посаженная дочь забыла в этой дыре, почему бросила свои исследования и сына?

— Ах, ну да. Вы же ничего не знаете, — спохватился Смбат, который тоже успел рассказать последние семейные новости Аслану.

Оказалось, после коллапса черной дыры в треугольнике Эхо и исчезновения «Эсперансы» и «Нагльфара» альянс Змееносца счел, что Содружество Независимых миров утратило преимущество, связанное с приобретением варп-двигателя, и, не давая опомниться, начал полномасштабную агрессию сразу по отношению к нескольким мирам.

Первым удар ощутил многострадальный Ванкувер, где следом за боями в системе последовала высадка десанта, и сейчас шли изнурительные позиционные бои. Затем была попытка атаки на Лею, которую удалось успешно отбить. В ближайшие недели ударная группировка космических сил Альянса намеревалась выдвинуться по направлению к Васуки, и Алехандро с Синеглазом и Смбатом как пилоты Звездного флота Содружества, проведя эвакуацию раненых с Ванкувера, готовились к встрече с врагом.

Впрочем, самые невероятные новости касались Савитри. Поскольку на Сансаре ее сочли погибшей, а на Раване, не оставив наследника, скончался раджа, кшатрии воспользовались ситуацией и осуществили давно вынашиваемую мечту по захвату власти. И теперь на планетах Альянса по сути правила хунта, подчинившая политику и экономику беспощадной военной машине.

— Если удастся отстоять Васуки, я буду рад принять Вас, махарани, во дворце Владык, — церемонно поклонился Синеглаз, за эти годы из угловатого мальчишки превратившийся в двухметрового красавца с манерами записного сердцееда.

— У Савитри есть прекрасный дом на Сербелиане! — многозначительно переглянувшись с Пэгги, заверил его Ндиди, который еще на борту поведал о возмутивших его планах махарани принести себя в жертву во имя блага Сансары и безопасности любимого и его родных.

Они с Пэгги перед отлетом думали, как эту самоубийственную идею пресечь, но обстоятельства сложились, можно сказать, в их пользу.

— Надеюсь, правительство Содружества примет махарани в изгнании и ее наиболее верных подданных, — указывая на притихших мутантов, величаво кивнула Савитри.

— В противном случае мы построим новый мир на моем родном астероиде АК-4774, — добавил Шварценберг. — Благо у нас есть оснащенный варп-двигателем корабль!

Он уже даже начал прикидывать, удастся ли возродить родную планету за счет добычи руды на соседних астероидах, а Йохан Дален и Маркус Левенталь признали, что идея не лишена смысла.

Брендан и Ндиди с Савитри тем временем связались с Эйо, и теперь махарани и ее любимый вместе с Пэгги общались с племянниками, дав Вундеркинду возможность поговорить с женой. Брендан уже знал, что Рукодельница, хотя и не чаяла его дождаться, надела прежнюю маску Недотроги, не подпуская близко других мужчин. Сейчас она перепрофилировала свою фабрику на пошив военной формы и прочие нужды армии.

Алехандро поспешил уверить Пабло в том, что Кристин все эти годы тоже занималась только воспитанием сына и наукой. Когда же объявили мобилизацию, она быстро вспомнила медицинские навыки и после недолгой практики на Сербелиане записалась добровольцем в бригаду военных врачей полевого госпиталя на Ванкувере.

— Кристин всегда была неравнодушным человеком, — покачал головой Маркус Левенталь. — Но военно-полевой госпиталь — это даже для нее слишком.

— Меня просто впечатлил рассказ сеньоры Эстении о том, как она отмолила тебя на Ванкувере, — уже во время свидания на Каллиопе призналась Пабло любимая. — Я подумала, а вдруг и у меня получится.

Пабло только целовал ее натруженные руки, милые усталые глаза, перебирал короткие почти как после болезни волосы, в которых в любимом сусальном золоте появилась преждевременная седина. Хотя о «воскрешении» мужа и отца Кристин узнала еще от Савитри, впервые поднявшись на борт «Эсперансы», она не сумела сдержать слез. И к полному недоумению маленького Паблито в голос рыдала сеньора Эстениа, особенно когда узнала, что встреча с невесткой и сыновьями откладывается до окончания боевых действий.

Пабло, конечно, тоже переживал, что опять не сможет обнять мать и пообщаться с сыном. Однако он штудировал изменившиеся за пять лет коды, консультировался с коллегами, перенастраивая бортовые системы «Эсперансы», помогал Савитри и Ндиди устраивать судьбу мутантов. Присутствие Кристин, которая вместе с Бренданом выхаживала раненых, бодрило и освежало, точно морской бриз, а планы Маркуса Левенталя оснастить варп-двигателями весь Звездный флот вселяли оптимизм. Он знал, что сила притяжения его семьи и друзей сильнее любого горизонта событий, и был готов за эту маленькую вселенную сражаться.

(обратно)

Глава 44. Сын асура

Вражеский истребитель догорал где-то вдалеке. Вернее, даже не догорал, а, осветив тьму космоса короткой вспышкой реакторного топлива и кислорода, быстро погас и исчез из поля зрения, превратившись в обычный мусор. Второй противник с подбитым маршевым двигателем опасности тоже уже не представлял. Поэтому Синеглаз не стал тратить на него плазму, а сосредоточился на том, как перенастроить магнитные ловушки и с поврежденной ходовой частью дотянуть до своих. Хотя понятие «свои» для него в последнее время стало слишком расплывчатым и запутанным.

Как он мог так бездарно попасться в ловушку более простую и примитивную, нежели кавучья яма, в которую в травяных лесах загоняют докучливых хищников, запалив костры и пугая животных громкими криками и ударами в бубны? Страх — это сильное чувство. Особенно за тех, кого любишь и кем дорожишь. И если ему поддаться, можно таких глупостей натворить — всю жизнь не отмоешься. Хоть кожу сдирай. Но что это знание дало, когда ему просто не оставили выбора? И ведь он точно знал, что змееносцы не всегда держат обещания, данные даже своим. А он, несмотря на высокое происхождение, для них так и остался забавной зверушкой, сыном варварского царька.

И что толку теперь пенять на непроходимую тупость и недальновидность отца, который хоть и манипулировал сыном как хотел, а в международной политике разбирался не больше, чем зенебок в самоцветах? Какой смысл оправдываться тем, что пытался спасти родную планету, ибо не хотел, чтобы край травяных лесов превратился во что-нибудь похуже, чем Пустыня гнева?

Можно, конечно, попробовать отбиться. Но это уже летающим воронам на смех. Мечи из надзвездных краев хороши только для увещевания варраров и прочих неуемных соседей. Против бластеров с ними много не навоюешь. А спрятанное где-то в травяных лесах оружие возмездия, пресловутые Молнии Великого Се, до которых хочет добраться Альянс, похоже, не более чем легенда. И почему Маркус Левенталь сгинул в Треугольнике Эхо, забрав с собой оба корабля и махарани Сансары? Или это свою посмертную гекатомбу получил Шатругна Нарайан?

Энергия аккумуляторов стремительно приближалась к нулю: слишком много приходилось тратить на стабилизацию магнитных ловушек. Если по дороге до базы он напорется на истребители Альянса, его просто порвут на пиксели или возьмут в плен, как Олега Арсеньева, на которого теперь пало подозрение в утечке. Эх, почему он не рассказал обо всем Семену Александровичу? Зачем закрылся от Кристин? Но что бы тогда стало с матерью и с ним?

Впрочем, теперь в терзаниях нет никакого толку. Ванкувер для Содружества потерян. Над остальными мирами нависла угроза. И говорить, что в этом виноват тот, кто слил информацию, а не тот, кто его обработал и свел с нужными людьми, просто смешно. И почему он не отправился в тот роковой рейс с Саавом Шварценбергом?! Уж лучше бы сгинул вместе со всеми в черной дыре.

Известие о том, что «Нагльфар» и «Эсперанса» попали в зону сингулярности и скорее всего погибли вместе с планетой на орбите красного карлика, застало княжича на Васуки и не только вызвало шок, но и спутало все планы. А он-то так надеялся, что Саав Шварценберг убедит князя Ниака отпустить наследника в Академию Звездного флота.

— А я всегда говорил Сааву, не доведет его эта благотворительность до добра, — не без злорадства прокомментировал новость отец.

Потери связи с Большим миром и рынками сбыта рабов и руды он не боялся. Уже когда Синеглаз летал со Шварценбергом и Пэгги на Сансару, на Васуки тайно высадились эмиссары Альянса, на которых князь Ниак смотрел исключительно как на союзников и избавителей. Напрасно Синеглаз пытался раскрыть отцу глаза, в который раз объясняя, что трансгалактические корпорации стремятся лишь выкачать недра Васуки, а высоколобые ученые брахманы жаждут овладеть скрытыми в травяных лесах артефактами.

Князь Ниак, не найдя других аргументов, залепил сыну увесистую оплеуху. Княжич удержался на ногах лишь потому, что был к ней готов. А ведь в отличие от князя Ниака к своим восемнадцати годам он уже побывал на многих планетах, включая несчастную АК-4774, где владельцы горнодобывающей компании после оскудения шахт просто бросили оставшихся колонистов на произвол судьбы!

— Не говори о том, чего не понимаешь! — с досадой глянул на Синеглаза отец. — Я вижу, ты слишком долго общался с Обезьяньим богом, который забил тебе голову своей вольнодумной дурью. Надеюсь, в Высшей школе Космических сил Альянса ее из тебя выбьют! А что до моих друзей, то пока они мне дают деньги, на которые я покупаю наемников, чтобы бороться с бунтовщиками. А если бы не твои приятели-вестники, то братья с Раваны давно бы уже снабдили нас лучевым оружием, и мы бы вернули асурам утраченное могущество, покорив не только край травяных лесов, но и всю планету!

Отец аж затрясся, воображая эту желанную для него картину, а Синеглаза невольно передернуло от отвращения, когда он представил себе эту чудовищную в своей несправедливости резню. Княжич, конечно, родился асуром и по желанию отца по-прежнему менял облик. Но он все еще старался оставаться человеком.

— Зачем ты все время ему перечишь? — прикладывая к распухшей щеке сына снимающие боль снадобья, увещевала его мать. — А что, если твой отец возьмет другую жену или отыщет и назначит наследником ребенка той разлучницы из надзвездных краев?

Синеглаз только крепко обнял свою несчастную мать, обещая, что сделает все, чтобы ее защитить. Царевна Страны Тумана опасалась не зря. Первая красавица своей земли, в молодые годы она почти не уступала прелестью царице Серебряной и ее подругам. Однако в браке с князем Ниаком быстро увяла, превратившись в забитую испуганную женщину, болезненно воспринимавшую бесконечные измены мужа и не имевшую сил, чтобы ему сопротивляться.

Синеглаз и сам понимал, что обретший могущественных покровителей узурпатор может запросто выставить их с матерью из дворца. Впрочем, этого он как раз почти не опасался. Даже если не удастся добраться до Сербелианы, где их ждали с распростертыми объятьями, какой он мужчина и воин, если не сможет защитить и прокормить мать. Другое дело, если отец захочет навсегда запереть его в облике роу-су. А князь Ниак вполне был способен это сделать просто ради того, чтобы покарать или проучить. И все же княжичу совсем не хотелось из-за амбиций отца становиться пешкой в чужой игре.

— Не переживай. В Высшей школе Космических сил наверняка тоже есть чему поучиться, — как могла успокаивала княжича Кристин, с которой он продолжал общаться по ментальной связи. — Да и Равана — красивая планета, ничуть не хуже Васуки или Сербелианы.

Синеглаз соглашался, стараясь поддерживать и лишний раз не докучать. И так в первые недели, не в силах пережить потерю любимого мужа и отца, она выплакала столько слез, что во время родов не имела сил даже кричать, единственный смысл жизни обретя лишь в воспитании сына.

Впрочем, Кристин и Синеглаз все еще цеплялись за невероятную, почти невозможную надежду. Они по-прежнему ощущали отголосок ментальной связи с Савитри. Это походило даже не на те разы, когда принцесса пребывала в беспамятстве, а скорее на тот волнующий момент, когда они с Кристин ждали выхода из зоны темной материи, лежа в амортизаторе.

— А что, если ученые ошиблись, и планета не разорвалась? — штудируя вместе с сеньорой Эстенией и Эйо статьи по астрофизике, строила невероятные гипотезы Кристин. — Возможно, Пабло, отец и остальные все еще живы и находятся в городе. Просто не могут преодолеть горизонт событий черной дыры.

Хотя Синеглазу очень хотелось с ней согласиться, он слишком хорошо помнил последний сеанс связи с Савитри, во время которого махарани жаловалась, что планета буквально рвется на части и до прибытия кораблей может утратить целостность. Он скорее взялся бы предположить, что «Эсперанса» и «Нагльфар» попали в один из парадоксов Эйнштейна, о которых в портовых кабаках, конечно, травили анекдоты разной степени сальности, но которые по-прежнему случались. В результате одного из таких феноменов, по словам знатоков Предания и царицы Серебряной, в травяных лесах Васуки оказались скрыты так называемые «Молнии Великого Се», много столетий назад превратившие бывшую столицу асуров в Пустыню Гнева.

— Возможен и такой исход, — обреченно соглашалась с княжичем Кристин. — Особенности варп-двигателя до конца не изучены, как и свойства черных дыр. Пабло и его родные верят, что Дин, Клод и Петрович не погибли, а поневоле совершили путешествие во времени, и мой отец говорил, что скорее всего все произошло именно так. Он потому и не смог закончить работу над боеголовками нового образца, поскольку не знал, как преодолеть негативные свойства отдачи.

Она скорбно замолчала, и княжич сменил тему, не желая бередить ее раны. Кристин переживала еще и потому, что после исчезновения «Эсперансы» политическая риторика Альянса, и прежде не отличавшаяся миролюбием, стала слишком пафосной и агрессивной. А столкновения на границе грозили перерасти в полномасштабный конфликт.

— Твой отец здесь ни при чем, — как мог успокаивал Кристин Семен Александрович. — Змееносцы давно искали повод начать эскалацию и развязать войну, а приход к власти военных отсрочивали только условности монархической кастовой системы и сильные лидеры вроде почившего Шатругны Нарайна.

В самом деле, официально объявленная гибель принцессы Савитри стала лишь поводом для передела власти. Нынешние правители Альянса, среди которых князь Ниак теперь искал себе советников, выглядели настоящими хищниками, одержимыми идеей галактического господства. И княжичу совсем не хотелось делаться заложником в их политической игре.

— Не бойся, малыш! — через Кристин поддерживал его Семен Александрович. — У Альянса не самые плохие пилоты. В Высшей школе Космических сил тоже есть чему поучиться.

Синеглазу ничего не оставалось, как совету последовать, тем более что во время путешествий на «Нагльфаре» основные азы навигации он уже освоил, да и на Васуки регулярно практиковался на стареньком вертолете, собранном, считай, из списанных запчастей, выделывая горизонтальные восьмерки, спирали и круговые развороты.

Конечно, в дни пребывания в облике роу-су даже несложный маневр вызывал у него дискомфорт. А уж разные петли, бочки, иммельманы, ранверсманы, хаммерхеды и прочие фигуры высшего пилотажа, которые Шварценберг осуществлял, уходя от патрульных Альянса, вызывали неудержимые приступы тошноты и слабости. Но отец его все-таки щадил и обращениями не злоупотреблял, да и кураторы относились с пониманием, уважая в нем древнюю кровь тотема.

Однокурсники, понятное дело, посмеивались, называя мохнатой задницей и кошаком. Синеглаз не обращал внимания, предпочитая отыгрываться во время практических занятий на орбите или на семинарах. При этом никогда не отказывался, если его звали погонять на флаерах или поразвлечься в ночном клубе в компании девиц самого сомнительного толка. Конечно, в отличие от избалованных отпрысков семейств из привилегированных каст, он имел не только любовный опыт, но и боевой. Столкновения с варрарами на границе или стычки с мятежниками, когда от топота и рева закладывает уши, а грозные рога зенебоков и летящие со всех сторон обломки сминаемых стеблей травы могут нанести раны не хуже меча, требовали недюжинного мастерства и закалки. Вот только даже самая жаркая рукопашная схватка не могла заменить упоение скоростью во время полета, да и запуганные обитательницы отцовского гарема не шли ни в какое сравнение с искушенными жрицами любви.

Другое дело, что его развлечения никак не отражались на учебе. Тонкости пилотирования и дисциплины экономического блока, который Синеглаз взял второй специализацией, полагая, что эти знания пригодятся, если отец все-таки передаст ему власть, княжич постигал с такой же неуемной жадностью и упорством. А еще он не уставал любоваться красотами Раваны.

Кристин оказалась права. Синеглаза с первого взгляда покорили суетливые муравейники деловых центров, где только разветвленная паутина защитных полей могла регулировать и разделять в воздухе транспортные потоки, а каскады висячих садов и теряющиеся в облаках ажурные башни казались прекрасным наваждением. Он мог часами бродить под гулкими сводами древних храмов, напоминавших Святилище Великого Се и другие циклопические сооружения, уцелевшие в Сольсуране от прежних эпох. И все же его не оставляла мысль о том, что все эти сокровища и блага достигнуты не только непомерным трудом, но и за счет хищнического захвата ресурсов в окраинных мирах, одним из которых могла стать и Васуки.

Так прошло три года. И Синеглаз, чередуя размеренные будни учебы с бурными выходными и ночными загулами, вроде бы ни о чем не жалел. Втайне он даже начал надеяться, что о нем просто забыли, хотя с тревогой наблюдал, как нарастает напряжение в пограничных мирах, и как много военных стягивается на Равану. Преподаватели все чаще сбивались на разговоры о международной политике: обвиняли Содружество в развязывании информационной и торговой войны, напоминали курсантам о том, что поскольку кшатрии созданы из рук брахмы, защищать интересы Альянса — это их священный долг. Участники политических шоу приводили примеры из истории: вспоминали противостояние асуров и Семма-ии-Ргла, живописали печальный исход с Васуки и героическое освоение планет Рас-Альхага. Выпускники спешно сдавали экзамены и отправлялись к Ванкуверу, в системе которого уже велись полномасштабные военные действия. Студенты младших курсов им отчаянно завидовали.

— Пока будем отрабатывать эти учебные бои, уже и война закончится! — переживал сосед Синеглаза по кампусу Акрам.

— На наш век хватит, — лениво потягиваясь, отозвался княжич.

Для него война началась с вызова в деканат, где его ждал крепкий подтянутый мужчина в штатском, показавший удостоверение военной разведки «Кобра».

— Княжич Нила Акки, вы готовы послужить на благо родной планеты, сражаясь в рядах нашего подразделения?

Хотя сердце Синеглаза пропустило удар, виду он не подал и согласие дал сразу, поскольку для себя уже давно все обдумал и решил. Он и вправду всем сердцем ратовал за родную планету, любым способом стараясь избежать ее превращения в отсталую колонию Альянса. И помочь ему могли только друзья-вестники из Содружества.

— Ты хоть понимаешь, что игра на двух полях очень опасна? — переживала за него Кристин. — Даже опытным разведчикам вроде моего мужа не всегда удавалась роль двойного агента.

— Я справлюсь, — заверил ее Синеглаз, невольно вспоминая плен Пабло Гарсиа.

Пыток он не боялся. Он же не мог предположить, что к нему применят другие методы? Похоже, ему просто вскружила голову перспектива встречи со старыми друзьями и возможность летать на боевых кораблях, сражаясь за Содружество.

Для начала он посетил Сербелиану. В гостях у Кристин и родных Пабло Гарсиа ему всегда дышалось легко, а мохнатые и усатые питомцы кузины, видимо, ощущая в княжиче родича, на время его визитов перебирались к нему в комнату. К тому же Синеглаз хотел посмотреть, как подрастает маленький Паблито. Непризнанный принц Сансары, к счастью, не имел жабр, но совершенно не боялся океана, с удовольствием общался с мамиными подопечными из стаи китовых акул и плавал едва ли не лучше, чем ходил.

Жаль только, сама Кристин не могла сейчас уделять своим исследованиям и сыну достаточно внимания. Военный конфликт на Ванкувере разрастался, и находящаяся в глубоком тылу Сербелиана превратилась в оборонное предприятие и планету-госпиталь. Кристин, конечно, не могла остаться в стороне, тем более что и ее свекор Семен Александрович переоборудовал свой старенький грузовик «Гризли» в санитарный корабль.

Первый боевой вылет Синеглаз и Алехандро совершили под его присмотром и не только уцелели, намертво прицепившись к борту «Гризли» и хвосту ведущих истребителей звена, но и сумели подбить двух противников из эскадрильи, атаковавшей их конвой.

— Как ощущения? — спросил по прибытии к месту назначения Семен Александрович.

— Думал, будет сложнее, — пожал плечами Алехандро.

— Вам в этот раз просто повезло, — нахмурился его отец и, конечно, оказался прав.

Уже в следующем бою им пришлось вспомнить все, чему их учили, когда возникшие неожиданно змееносцы пытались рассеять боевой порядок и добраться до «Гризли», на борту которого находились раненые. Синеглаз, конечно, знал, что под броней атакующих могли оказаться его соученики из Высшей школы и даже товарищи по ночным похождениям. Но боеприпас прицельно расстреливал безо всякого сожаления. Он потому и не сближался ни с кем, поскольку знал, что с этими ребятами придется еще встречаться не в учебном бою. Другое дело, что Семена Александровича, Алехандро и Кристин он привык считать своей семьей.

Первые полгода его донесения, в которых дезинформация, полученная от командования Содружества, умело разбавлялась правдой, руководство «Кобры» устраивали. Княжич ловко водил Альянс за нос, сливая устаревшие данные и рекомендуя для вербовки бойцов сопротивления и разведчиков-нелегалов. Взломать и вычислить его не могли. Все-таки даже без Пабло Гарсиа операторы Содружества реагировали быстрее и владели более совершенным программным обеспечением. К тому же наиболее ценную информацию он передавал по ментальной связи через Кристин, тщательно закрываясь от отца.

Он только упустил из виду, что князь Ниак лучше других знал своего старшего сына. Или княжич не сумел достаточно надежно защитить сознание, когда в очередной раз оборачивался роу-су? И почему он, получив от отца ментальный зов с требованием срочно вернуться на Васуки, не заподозрил неладное? Но ведь во дворце Владык фактической заложницей оставалась его мать.

— Мальчишка! Щенок! Ублюдок! Недоносок! Собственных потрохов на обед захотел? Так я это могу устроить. И не погляжу, что ты мой сын!

Запас ругательств у князя Ниака казался неиссякаемым. А в попытке увернуться от ударов тяжелого резного скипетра Синеглаз едва не устроил во дворце пожар, опрокинув наполненный горящим маслом светильник на ажурном треножнике. Хорошо, что расторопные слуги, привыкшие к вспышкам гнева своего властелина, быстро все потушили.

— Неужели ты вообразил, будто умнее меня, будто я за тобой не слежу и не понимаю, что ты спишь и видишь, как отдать Васуки на откуп этим твоим вестникам? — опрокинув сына на скользкий от паленого масла каменный пол и приставив к его горлу скипетр, прорычал князь Ниак.

В другой ситуации Синеглаз ни за что не оставил бы это обвинение без ответа. Тем более что произнесено оно было, словно в насмешку, подле искусно сплетенного из разноцветных стеблей травы ковра, изображавшего события у реки Фиолетовой. Но сейчас он решил промолчать и, не без труда повернув голову, сделал вид, что в просвет между тяжелыми колоннами разглядывает дворцовый сад. Пускай зовут палачей. Он сумеет проявить приличествующее воину мужество.

Но ему даже этого не позволили. Из-за злополучного ковра выступил знакомый агент в штатском.

— Вы нас разочаровали, княжич Нила Аки, — с сожалением проговорил он, отводя от горла Синеглаза скипетр и помогая ему подняться. — А ведь мы не только дали вам возможность получить прекрасное образование, но и закрыли глаза на вашу дружбу с семейством Гарсиа. Хотя нам с самого начала было известно, что Кристин Гарсиа-Левенталь является правнучкой опасного мятежника Арвинда Вармы, и ее проживание на территории Содружества несет в себе угрозу для безопасности Альянса. И это если не говорить о ее муже и отце, которых сейчас считают пропавшими без вести. Впрочем, мы готовы и дальше позволять вам совершать боевые вылеты на истребителях Содружества и делать вид, будто последняя представительница династии и ее сын нас не интересуют, — продолжил он с улыбкой, больше похожей на оскал кавука. — Но для этого Вы, княжич Нила Аки, должны оказать нам одну мизерную услугу, завербовав некоего офицера из штаба Звездного Флота. Мы вам расскажем его биографию и послужной список, чтобы вы смогли подобрать рычаги воздействия, а информация, которую мы бы хотели от него получить — уже не ваша забота.

Хотя агент в штатском, который сейчас, чтобы не привлекать внимание, оделся зажиточным купцом или царедворцем, говорил тихо и очень вежливо, в его голосе звучала сталь, и Синеглаз невольно пожалел, что не остался лежать на полу. У него пересохло горло и предательски подкашивались ноги. Еще со времен путешествия в треугольник он умел держать удар, но оказался совершенно не готов к шантажу. Вероятно, если бы он в этот момент послал зов Кристин, они бы с Семеном Александровичем что-нибудь придумали и сумели бы спрятать ее от «Кобры».

Но помимо сестры на Васуки оставалась мать, и она полностью находилась во власти князя Ниака, который не преминул об этом сразу же напомнить.

— Попробуешь ослушаться или еще раз закроешь от меня сознание, — прошипел он сыну в ухо, до синяков сжав его плечо, — до конца жизни останешься в облике роу-су, а твою мать, которая воспитала такого никчемного сына, я отдам на развлечение наемникам, не поглядев, какая она там царица.

Именно эта угроза окончательно Синеглаза сломала. Двенадцатилетним мальчишкой он не испугался профессора Нарайана, но тогда он отвечал только за себя, да и что по сути мог ему сделать слишком занятый событиями в городе глава научного отдела? Сейчас княжич чувствовал себя скованным по рукам и ногам. Скорчер он оставил в своих покоях. У дверей и в коридорах, ведущих на женскую половину дворца, караулили наемники, а до вертолета отец и советник из Альянса все равно добрались бы быстрее. Да и куда лететь? Даже если бы они с матерью дотянули до Страны Тумана, отец бы их и там достал. Вряд ли дядя Хонти, который тоже видел лучевое оружие в действии, захочет ввергать страну в кровавый хаос.

Поэтому Синеглаз вверг в кровавый хаос Ванкувер.

Впрочем, в тот момент княжич до конца не думал о последствиях, мечтая лишь о том, как вырваться из дворца, и чувствуя себя ничтожеством из-за того, что не может забрать с собой мать. Если бы он позаботился об этом чуть раньше, когда на Васуки тайно высаживались не эмиссары Альянса, а Саав Шварценберг! Впрочем, осторожный пират не хотел портить отношения со старым подельником, да и бедная мать, живущая в плену предрассудков, считала надзвездные края уже иным миром.

Вот тогда он осознал, что значит жизнь на коротком поводке. Отец контролировал каждый его шаг, буквально залезая в голову. Синеглаз, который представлял, сколько усилий старый асур затрачивает на постоянное поддержание ментальной связи, только злился от бессилия, не ведая, как его переиграть. Стоило ему лишь помыслить о бегстве или попытке связи с Семеном Александровичем и барсами, на руках и спине начинала отрастать серая шерсть, а перед глазами возникали омерзительные рожи наемников, срывающих с несчастной царицы последние покровы.

Особенно противно было врать Кристин, которая хотя и заподозрила неладное, понять ничего не могла. Тем более, она и сама сейчас что-то скрывала. Выходила на связь урывками, о себе и о сыне говорила мало. А среди картин, которые Синеглаз видел ее глазами, все чаще попадались пейзажи незнакомой планеты и операционные полевого госпиталя.

Указанного офицера он обработал без особых усилий, сыграв на честолюбии и обидах. И лишь несколько месяцев спустя узнал, что этот подонок за свои тридцать серебряников не только слил секретный план контрнаступления на Ванкувере, но и перевел стрелки на ни в чем не повинного Олега Арсеньева. А ведь парень просто не имел такого уровня доступа, хотя в плену у змееносцев его мытарили почти также жестоко, как и его отца. Впрочем, этот зазнайка, который, пользуясь отсутствием Синеглаза, вскружил голову сольсуранской царевне, свою участь заслужил.

Сам княжич к тому времени уже сражался на подступах к системе Ванкувера и вместе с другими пилотами никак не мог понять, почему тщательно выстроенный план рушится и расползается по швам, а Альянс теснит их по всем направлениям. Не случайно эту операцию называли не иначе как Ванкуверской катастрофой. Еще одно неприятное открытие ожидало его уже на планете. Он узнал, что Кристин, оставив сына с сеньорой Эстенией, присоединилась к Звездному флоту в составе бригады военных медиков и находится на передовой наземных действий.

— Срочно свяжись с Командованием! «Драконы» Альянса прорвали фронт и движутся в сторону госпитальных блоков! У меня тут несколько сотен раненых! Прикрытие уничтожено, устройства межсети выведены из строя.

Получив это послание от Кристин, вернее, даже не послание, а вопль отчаяния, Синеглаз, который как раз находился на орбите планеты, врубил форсаж и помчался по указанным координатам, едва не сгорев в атмосфере. Информацию командованию он передавал, отбиваясь от целого звена истребителей Альянса, которых смел с пути, как стебли прошлогодней травы.

Глазами Кристин он видел Смбата, Прокопия, Цветана и других бойцов, пытавшихся остановить «Драконов» при помощи гранат, оснащенных системой отключения защитного поля. Проблема состояла в том, что бросать эти устройства приходилось с самого близкого расстояния, дедовским способом пропустив танки над собой. В это время Кристин и другие медики, среди которых находились и студенты первого и третьего курсов Камо и Камилла, с помощью уцелевших дронов выносили раненых из охваченных огнем блоков и грузили их на антигравитационные платформы. Впрочем, путь к эвакуации был уже отрезан, а разгромленные позиции Вооруженных сил Содружества выглядели хуже любых гноящихся ран.

— Пожалуйста, продержитесь еще чуть-чуть! — умолял Синеглаз.

На подступах к госпиталю, когда он уже расстреливал с воздуха неповоротливых «Драконов», к нему присоединился Алехандро.

— Почему ты не сказал, что Кристин находится в самой Хоаловой мясорубке! — напустился на него княжич, поливая противника плазмой, хотя вместо нее сейчас сгодились бы клокотавшая в сердце ярость и разъедавшее нутро кислотой чувство вины.

Если Кристин погибнет, его сделка со змееносцами станет еще более чудовищным обманом.

— Она просила тебя не тревожить. Дескать, у тебя и так какие-то терки с предками, — оправдывался младший Гарсиа, закладывая крутой вираж, чтобы избежать попадания из наземных орудий. — Она же суеверна, как моя мать! — пояснил он, продолжая преследовать остатки отступающей танковой группировки. — Решила, что таким образом сумеет вернуть моего брата и своего отца!

Эту атаку им все-таки удалось отбить, хотя часть раненых и врачей из крайнего блока погибли, раздавленные гусеницами танков, и еще полтора десятка сгорели заживо и задохнулись в дыму. Кристин, Камо и Камилла чудом уцелели, отделавшись лишь легкими ожогами и опаленными волосами. Впрочем, с короткой стрижкой наследница рода раджей выглядела еще более женственно, а Камилла походила на настоящую воительницу.

А вот Ванкувер они потеряли, и агрессия Альянса грозила перекинуться на другие миры и в первую очередь на беззащитную Васуки. И вот теперь, пытаясь дотянуть до нейтральной окраинной Каллиопы, через которую после потери Ванкувера Содружеству приходилось перебрасывать грузы и раненых, Синеглаз размышлял о том, что, если бы он избежал той ловушки, все могло бы сложиться иначе.

Не встретив истребителей противника, он уже почти пришвартовался к одному из ржавых, но надежных и исправных дебаркадеров, когда почувствовал ментальный зов, исходивший не от Кристин и не от отца. Быть не может! Впрочем, дочь Маркуса Левенталя ожидаемо его опередила. Хотя и стояла в этот момент у операционного стола.

— Савитри! Неужели! Я все эти пять лет верила, что вы выберетесь! Где вы сейчас находитесь? Как папа? Где Пабло, Брендан и Ндиди?

— Все живы, все спаслись, скоро будем на Каллиопе, — бодро отозвалась махарани. — Но про какие пять лет ты говоришь?

На причале Синеглаза встретил слегка ошалевший Алехандро.

— Слышал новость? «Эсперанса» и «Нагльфар» вышли на связь и запрашивают посадку на Каллиопе.

Синеглаз лишь рассеянно кивнул. К этому времени они с Кристин не только ввели обескураженную махарани в курс дела, но и сумели убедиться, что и Маркус Левенталь, и Ндиди, и Пабло Гарсиа, и Саав Шварценберг, и Эркюль пребывают в добром здравии.

Хотя Синеглазу очень хотелось радоваться возвращению друзей, сердце подколодной змеей жалила глухая тоска. Если бы «Эсперанса» и «Нагльфар» вышли из зоны темной материи на несколько месяцев раньше, ему бы, возможно, не пришлось выполнять поручение Альянса.

— Какой-то ты, гардемарин, смурной, — после первых приветствий и причудливого переплетения объятий с подозрением глянул на княжича Шварценберг. — Что, папаша, говорят, совсем допек?

Синеглаз так ни в чем и не признался, хотя и понимал, что завербованный агент Альянса в штабе может натворить еще кучу бед. Княжич испытывал жгучий стыд. Особенно когда видел освещенное сиянием бесконечного счастье лицо Кристин, которая, казалось, вместе с возвращением мужа и отца сбросила долой эти пять тягостных лет. Если бы он не испугался, если бы послал ей зов, это позволило бы спасти сотни и даже тысячи жизней. Впрочем, того злополучного штабного мог обработать любой другой агент.

Возвращение «Эсперансы» и «Нагльфара», конечно, существенно укрепило позиции Содружества. И хотя мирный договор, получивший название «Ванкуверских соглашений», многие бойцы, потерявшие в битвах за планету товарищей и близких, сочли унизительной сделкой, агрессию на Васуки и в другие миры удалось предотвратить. Синеглаз вернулся в Сольсуран подавлять повторявшиеся с пугающей настойчивостью мятежи, предаваться разного рода сомнительным наслаждениям и срывать раздражение на слугах и рабах. Цели в жизни он теперь не имел, и с принцессами Сансары общался редко и без особой охоты.

Кристин снова жила на Сербелиане: растила сына и появившуюся на свет через год после возвращения Пабло дочь, окружала заботой мужа, обихаживала отца, продолжала исследовать поведение акул. Савитри, возглавив свой фонд и получив доступ к счетам в окраинных мирах, вместе с Пэгги и Ндиди пыталась устроить судьбу мутантов, помогала беженцам с Сансары и финансировала Сопротивление, куда сразу же вступил Эркюль. Шварценберг, вспомнив старые связи, доставлял повстанцам оружие и оборудование. Через два года после возвращения из Треугольника махарани, воспользовавшись возможностями молекулярной биологии, родила сына. Военные правители Альянса пока сделали вид, что забыли о законных наследниках династии. Гораздо больше их интересовал Маркус Левенталь с его намерением вернуться к старым разработкам.

И тут опять в центре внимания оказался Сольсуран.

— Княжич Нила Аки! Какая приятная встреча! А я уж думал, что вы снова ввязались в какую-нибудь авантюру с этим старым смутьяном Шварценбергом или провалились в черную дыру, — приветствовал Синеглаза знакомый агент в штатском, пружинящей походкой входя в тронный зал дворца и с интересом разглядывая рельеф, изображающий победу царя Арса над Великим Асуром.

Хотя отец сразу после прихода к власти хотел уничтожить напоминавшую о жутком поражении композицию, а потом завесил ее пестрым синтрамундским ковром, агент Альянса велел ненужную драпировку убрать, и Синеглаз догадывался почему. Неведомый мастер эпохи исхода асуров во всех подробностях запечатлел в камне космический корабль, подозрительно похожий на оснащенный спроектированными по чертежам Маркуса Левенталя боеголовками десантный звездолет «Пардус». Как гласило Предание, он и по сей день ждал своего часа, надежно сокрытый во глубине травяных лесов.

Об этом полулегендарном наследии по странному совпадению вспомнили и в Содружестве. Сначала в Сольсуран инкогнито пробрался лишенный наград и званий оклеветанный Олег Арсеньев. А следом за ним на планету высадились исследователи, чью экспедицию одобрил Совет Галактики. Среди прибывших с визитом в Царский град ученых Синеглаз со смешанными чувствами узнал Смбата Хашутогянца и того самого штабного, который сделал вид, будто они не знакомы. Впрочем, внимание княжича куда больше привлекли сольсуранская царевна и ее сестра.

— Что стал пнем? Али с девками из надзвездных краев никогда дела не имел? — докучливым тупым сверлом врезался в его мысли отец. — Пойди поздоровайся с царевной. Неплохо бы для укрепления нашей власти в Сольсуране напомнить ей о помолвке.

Синеглаз, конечно, не посмел ослушаться, хотя свою нареченную невесту почти не рассмотрел, отметив лишь, что она красива и похожа на мать. Тем более, девушка все равно считалась официально помолвленной с Олегом Арсеньевым. Вместо того княжич утонул в синих глазах дочери царицы Серебряной и ее первого мужа Клода Дюбуа. Хотя эту девушку, которую звали Лика, он видел впервые, ему казалось, что они знакомы уже много лет. И он точно знал, что она именно та, точеные руки которой он хотел бы украсить свадебными колокольчиками.

Синеглаз воровато оглянулся, спешно запрятывая нежданные мысли куда-нибудь поглубже, чтобы не узнал отец. Но князь Ниак увлеченно беседовал о чем-то с предателем-штабным и агентом Альянса, который, осев при дворе под видом советника, в обход Ванкуверских соглашений потихоньку переправлял на планету наемников и технику. Змееносцы, не преуспев с варп-двигателями, решили поверить в легенду о Молниях Великого Се и стремились их заполучить. Большая игра продолжалась. Поле битвы из надзвездных краев переместилось в Сольсуран, и Синеглаз надеялся, что на родной земле ему удастся взять реванш.

(обратно) (обратно)

Михаил Липарк Коллекционер душ Книга 1

Глава 1 Опять в школу

— Настя, где-то на заднем сидении должна быть зажигалка, ты не видишь?

Одной рукой держа руль, другой я пытаюсь нащупать в куче вещей старый потертый «Cricket». По-моему, покупал его еще перед тем, как сделал предложение. Год прошел, а он еще дышит. Бессмертная вещь.

— Смотри на дорогу, Костя. Не можешь уже и до хостела дотерпеть? — не отрывая взгляда от экрана своего айфона отвечает мне жена, сидящая на соседнем сиденье.

— Я обещал, что после нашего свадебного путешествия брошу курить. И если ты до сих пор хочешь, чтобы я не отбросил коньки от рака легких, тогда потерпи сама и дай мне насладиться отдыхом, — говорю я и снова принимаюсь перебрасывать грязные вещи, накопившиеся на заднем сиденье за время нашего путешествия по Европе. С одного места на другое.

В один момент машину заносит. Настя хватается за руль и выправляет автомобиль. Грузовик, едущий по встречной полосе с протяжным сигналом, пролетает мимо. Я смотрю в боковое зеркало. Фуру мотает из стороны в сторону, а машины, следующие за ней, начинают резко тормозить.

— Спасибо, — я убираю, так и не подожженную, сигарету изо рта и облизываю сухие губы.

Грохот. Хлопок. Взрыв. Смотрю в зеркало заднего вида — над горизонтом поднимается клуб дыма.

— Я же тебе сказала — потерпи! — срывается Настя и вырывает серебряный «Kent» из моих рук.

Хватает пачку сигарет из подстаканника, рядом с рукоятью ручного тормоза, и выкидывает ее в открытое окно. Я краем глаза успеваю заметить, что моя зажигалка все это время была в пачке и теперь улетает за борт вместе с остальными злополучными палочками, начиненными табаком.

— Ты нахрена это сделала?! — теперь срываюсь я и одновременно прижимаю машину к обочине.

Чертова зависимость! От ощущения, что на расстоянии вытянутой руки у меня больше нет курева, меня бросило в пот. Желание выйти и найти потерянное выше остальных чувств. Ведь в этой гребанной Европе по автостраде можно ехать битый час и так и не нарваться на автозаправку или магазин.

— Зачем ты остановился? — спрашивает моя супруга, как будто потеряла кратковременную память.

— Затем, чтобы забрать то, что ты выбросила и выкурить свою чертову сигарету! — огрызаюсь я и хлопаю со всей силы водительской дверью.

Итальянский жаркий ветер, обдувает мое, все покрытое потом, тело, пока я иду в обратном направлении. В сторону Венеции. От проезжающих мимо машин становится только жарче. Европейское солнце светит прямо в глаза и заставляет жмуриться.

Я прикладываю ладонь к бровям и смотрю все ли там в порядке. Не все. Кажется, я стал виновником крупного ДТП. Или откуда поднимаются эти клубы дыма?

— Посмотри, что ты натворил! — из-за спины слышу голос своей жены.

Но не оборачиваюсь.

— Мы должны помочь, — Настя нагоняет меня, указывает в сторону аварии и нервно чешет левую ладонь. — Может быть там есть пострадавшие. Я все-таки медик и смогу оказать первую помощь.

Она не дожидается ответа, смотрит по сторонам, чтобы начать перебегать на другую сторону.

— Не надо, — я хватаю ее за руку.

— Что? — она смотрит на меня круглыми от удивления глазами.

— Поедем дальше, — я нервно чешу подбородок. — Мы в чужой стране. Неизвестно, что нам грозит, если кто-нибудь из свидетелей укажет на нас пальцем и скажет, что мы во всем виноваты. Я не о таком свадебном путешествии мечтал. Иногда правильнее не вмешиваться, Насть.

Шатенка, которую я безумно полюбил с первого дня нашей встречи посмотрела на меня. Одновременно с пониманием и разочарованием. Знает, что наше свадебное путешествие может закончиться прямо сейчас, если она пойдет туда. Но ничего не может с собой поделать. Помочь людям, которые возможно сейчас находятся на грани жизни и смерти правильнее. Она давала клятву Гиппократа. И я понимаю это. Но прикрыть свой зад мне важнее.

— Если хочешь, езжай, — она вырывает свою руку. — Встретимся в Ферраре. Попрошу кого-нибудь подбросить.

Автострада в Италии. Здесь разрешена скорость — сто сорок километров в час. Дороги ровные и приспособленные для того, чтобы максимально быстро добираться из пункта А в пункт Б. Единственное, что здесь недопустимо — пешеходы. Очень сложно среагировать, когда мчишься на всей скорости, а твое внимание отвлекает столп черного дыма. Ты притормаживаешь. И вроде как ниоткуда взявшемуся пешеходу, кажется, что ты увидел его. Именно за это он принимает твои горящие стоп-сигналы. Но на самом деле ты притормаживаешь ровно настолько, чтобы полностью остановиться к месту ДТП. И вообще не видишь этого человека, выбежавшего на трассу.

Я вижу, как белый BMW на высокой скорости сбивает мою жену. Она словно тряпичная кукла ударяется о лобовое стекло, подлетает вверх и с глухим шлепком разбивается об асфальт позади проехавшей вперед машины.

Следующую минуту я стою как вкопанный. Неподвижно, словно вылит из стали. Хотя надо бы подбежать и попытаться оказать помощь. Но где-то в глубине души, я понимаю, что любовь всей моей жизни мертва. Ей уже ничем не помочь. После такого удара не выживают. Она сама мне неоднократно говорила, когда мы натыкались на подобные видео на ютьюб.

Едкий дым, который разносится ветром с места трагедии, въедается в глаза и приводит в чувства. Именно в этот момент все вокруг снимается с замедленного режима. Я сам срываюсь с места и бегу на помощь своей жене. Может быть…хотя бы для того, чтобы сказать в последний раз, что люблю ее.

— Настя! Настя! — повторяю я, как мантру, падая на колени и приподнимая ее бездыханное тело с раскаленного асфальта. — Не уходи, пожалуйста. Я брошу! Я все брошу.

Она бессильно висит на моих руках. На ее волосах запекается кровь. Не дышит. Вспоминаю как проверять пульс и прикладываю два пальца к шее. Пульса нет. Может быть что-то неправильно делаю? Кисть! Опять ничего.

— Настя… — уже обессиленным голосом я предпринимаю очередную попытку докричаться до того света.

Но это больше не она. К нам подбегают люди из других машин, которые остановились возле нас. Кто-то тоже пытается прощупать пульс, но с разочарованием мотает головой, подтверждая мои собственный мысли.

Сирены. Местная полиция сработала быстро. Сколько времени прошло с момента аварии? Пять минут? Шесть? А машины с красно-синими мигалками уже мчаться в эту сторону.

Я поднимаю голову и вытираю лицо. Смотрю на водителя BMW. На убийцу своей жены. Он кому-то звонит по телефону. Думает, что я не понимаю по-итальянски.

— Мне нужна твоя помощь, Диего, — говорит он. — Кажется я сбил какую-то девицу. Похоже, русскую. Во всяком случае, ее мужик называет ее русским именем. Сможешь помочь? Но если я попробую уехать, то меня остановят. Полиция уже здесь. Точно поможешь? Ладно. Тогда я уезжаю.

Лысый заходит в машину и хлопает дверью. Я опускаю Настю на асфальт и бегу к тачке, пока ублюдок не выжал газ. Машина заводится и стартует с места. Я не успел.

Озираюсь. Никто даже не обращает внимание на уезжающего с места преступления ублюдка. Ему может все сойти с рук, если он уедет. По крайней мере, нельзя допустить того, чтобы он отшлифовал свою BMW.

Я бегу к своему «Хендай», разворачиваюсь и пускаюсь в погоню.

До какой скорости можно разогнаться на местной автостраде? Сто пятьдесят километров в час? Сто шестьдесят? Уже сто семдесят, но это еще не предел. Уже вижу кардан машины, которая сейчас действует на меня как красная тряпка на быка. Лысый замечает погоню. Выжимает газ и теперь едет быстрее. Но я уже близко. Что буду делать когда догоню? Решу по ходу.

Ровняюсь с BMW. Опускаю пассажирское стекло, чтобы приказать ему остановиться. Но в этот момент он дергает руль налево и сбивает мою тачку.

Солярис на огромной скорости запинается о разделительный бордюр и подскакивает. Все вокруг крутиться, словно я снова в детстве в парке Горького на «Орбите». Удар. Еще удар. Яркий свет. Лежу на спине. Я вроде даже не пристегнулся. Наверное, вылетел через лобовое стекло. Черт…

Сквозь гудение в ушах слышу детские голоса.

— Врежь ему! Дай ему по харе! До первой крови, Кипяток! Пускай ему кровь!

Кто-то набрасывается сверху и хватает меня под силки.

— Ну и кто из нас гондон? — спрашивает напавший на меня…кто-то.

Наконец я продираю глаза и сквозь лучи закатного солнца вглядываюсь в лицо обидчика.

— Кипяток? — с недоумением в голосе произношу я.

— Ах, это я гондон?! — истерично орет мой одноклассник и ударяет мне в нос.

Боль пробивает до самых мозгов. Так, что хочется зажмуриться.

Это что такое? Вся жизнь перед глазами пролетает? Почему я снова…хм…в каком я классе подрался с этим чмырем? Пятый или шестой. И почему жизнь перед глазами долетела именно до этого момента? Потому что именно тогда я испытал один из самых больших позоров в своей жизни? До того, как позволил своей жене умереть. Или это просто сон?

— Все, у него кровь! Уже не интересно. Заканчивай с этим лохом, — крикнул Вантус.

Вантус. Быстро переобулся, когда на меня всех собак в классе вешать стали. А ведь мы в начальных классах за одной партой сидели. В этот день я и понял кто есть кто.

А что будет дальше? Кажется, вспоминаю. Сейчас Кипяток врежет мне еще раз, и все разойдутся. А я останусь лежать тут, как лох. Это они правильно подметили.

— Получай, урод! — кричит Кипяток и сильным ударом откалывает мне часть переднего зуба.

Кажется я чувствую, как кровь еще большим потоком хлынула из носа.

Отморозок встает с меня и отряхивается. Осенние листья прицепились к нему, как банный лист к одному месту. Завтра дворнику снова собирать их в кучу. Классная придет и сделает выговор. Все свалят на меня, а я окажусь козлом отпущения и почему-то все равно не признаюсь в том, кто виноват во всем на самом деле.

Нет. Раз уж мне дали шанс закончить эту историю по-другому, я это сделаю.

Вся толпа одноклассников и школьников из параллельного класса, начинает медленно расходиться. Сторож включил фонарь на школьном стадионе. Теперь свет прямым лучом падает прямо на меня. Темнеет. После шестого урока, насколько помню, школьники часто собирались здесь стрелки. Ну ладно. Пора и честь знать.

Встаю. Это что еще мешается? Рюкзак с пятью килограммами учебников? Я даже не снял его перед дракой. Хотя какая драка. Это же просто избиение было. Пора показать этому ублюдку, что такое настоящая драка.

Кипяток поднимает свой рюкзак из другой кучи листьев и вешает его на плечо. Собирается уходить.

Я снимаю портфель и кидаю на землю.

— Эй, петух! — кричу я самым модным оскорблением в те времена. Знаю, что заденет.

Мой возглас заставляет обернуться не только Кипятка. Остальных тоже.

— Моя сестра бьет больнее! — я вытираю рукой кровь с лица и сплёвываю к ногам Кипятка.

— Че сказал?

Мой оппонент свирепеет на глазах. Такого унижения он не испытывал за все девять классов в школе. Пока не поступил в ПТУ на сварщика. А тут я его авторитет уже на середине учебы подрываю. Должно быть сейчас он очень зол. Постойте-ка. Это свет так падает или он так покраснел от ярости?

— Я сказал, что любая девчонка из нашего класса бьет сильнее, чем ты, утырок! — добавляю я и улыбаюсь, демонстрируя всем свой сломанный зуб.

Мне показалось или в глазах моего обидчика блеснули языки пламени? Нет, точно какой-то глюк.

Вскипевший Кипяток скидывает рюкзак с плеча и бросается на меня. Я отхожу в сторону и подталкиваю его в спину, подставив подножку. Тот запинается и падает в кучу листьев, из которой я возродился. Толпа школьников вздыхает в едином порыве и становится максимально тихо. Бобик — дворняга, которого подкармливали все школьники у столовой в учебные дни, залаял где-то на другом конце стадиона.

Я не нападаю. Готовлюсь к следующей атаке Кипятка. Только…пуховик, черт возьми, на вырост. Сковывает движения. Он, вроде даже порвался быстрее, чем я до него дорос.

Расстегиваю пуховик и скидываю с себя. За это время Кипяток как раз успевает подняться на ноги. Готовлюсь принять удар и тут кто-то сзади хватает меня. Вантус, черт…

Пропускаю удар в живот от Кипятка, затем со всей силы втаптываю каблук на своем ботинке в ступню Вантуса, разворачиваюсь и бью ему по морде. Тот хватается за лицо и тут же получает коленом под дых. Легкий толчок и он уже валяется среди толпы.

Сзади уже набросился мой главный антагонист и повалил меня на землю. Правда вот я больше его. Осталось только развернуться и как следует ему врезать. Хотя есть еще один вариант.

Один удар затылком в морду Кипятка и его хватка ослабла. Разворачиваюсь и вижу лицо канючащего младенца. Я клянусь, он вот-вот разревется.

— До первой слезинки тоже считается! — выкрикивает кто-то из толпы.

Я просто замахиваюсь, даже не планируя нанести удар, а Кипяток уже начинает реветь. Но толпа почему-то не смеется. Ну да ладно. Я добился чего хотел. Ставлю ему сливу и поднимаюсь на ноги.

Ох, как же я мечтал об этом. Надрать задницу самому крутому парню в классе. Помню, одно время, даже уснуть не мог, пока не представлю как бью ему по морде. Это отличное чувство. Правда в моих мечтах вся толпа начинала ликовать и скандировать мое имя. А Наташка набрасывалась на меня и целовала в щеку. Кстати, где она? Да и все одноклассники почему-то не ликуют.

И что теперь? К следующему воспоминанию? Или я тот счастливчик, которому удалось попасть в свое же тело, только на двадцать лет назад? Если это действительно так… Черт… Это одновременно и очень хорошо. И очень плохо. Я искренне ненавидел свое детство, также, как и любил. Ладно, пойду домой, надеюсь эта не какая-нибудь альтернативная реальность и все будет на своих местах.

Пока я с глупой улыбкой на лице наслаждался своей победой, вокруг стало пусто. Все разошлись. Лишь Бобик прибежал и теперь терся о мои ноги.

Я надел пуховик и поднял портфель. В этот момент молния на нем порвалась и все вещи выпали на землю. Сколько раз мать зашивала мне его? Проще было накопить на более качественную вещь, но денег совсем не было. Поэтому сегодня она в очередной раз заштопает его. Если, конечно, на заводе не выдали зарплату и они с отчимом опять не напились.

Я встал на колени и принялся собирать вещи обратно в рюкзак. Учебники по математике, русскому языку и природоведению за пятый класс. Значит я не ошибся. Это девяносто восьмой год. Другие даже смотреть не буду. Тошнить начинает, едва подумаю об учебе. А вот это интересно.

— Дневник, — пробормотал я себе под нос. — Я заполнял его всегда на неделю. Можно узнать какой сейчас месяц и день. Так… Вторник, шестое октября…

Мог бы и запомнить эту дату. День моего позора. Смотрите-ка. Сегодня получил двойку за поведение. Интересно за что? Вроде, я всегда был примерным учеником. Ладно. Что тут еще?

Не может быть! Старый-добрый тамагочи! Вот и виновник моей двойки за поведение. Наверняка опять уткнулся носом в игрушку и не записывал. Но родителям чхать на мои оценки, поэтому меня не сильно и тогда, и, тем более, сейчас расстроила эта двойка. А, черт. Опять пес сдох. Видимо сегодня было не до ухода за питомцем.

Линейка, ручка, карандаш. Дальше один учебный хлам. Глупо было даже надеяться, что завалялось пару лишних рублей. Наверняка последний рубль пятьдесят потратил на сосиску в тесте.

Я запихал все в портфель, застегнул его как смог и пошел домой. Благо, моя двухкомнатная хрущевка находится через несколько домов от школы.

— Фунтик! — крикнул кто-то с площадки возле дома, где я проходил, а следом за голосом прилетела палка и упала рядом со мной.

(обратно)

Глава 2 Искусство извиняться

Я остановился, нахмурился и попытался разглядеть зовущего. Да, дурацкое гребанное прозвище Фунтик — мое. Даже не помню кто его придумал и почему оно ко мне прилипло. Но ужасно ненавидел, когда кто-нибудь меня так называл.

— Мне Юлька сказала, что ты Кипятку по морде дал… — с большими глазами вышел из кустов Серый.

Один из двух моих лучших друзей. Учится на два года старше и уже в первую смену. В отличие от меня, того, которому приходится идти в школу, когда счастливчики уже свободны, как ветер в поле.

— Пора было воспитать этого мудака, — довольный собой ухмыльнулся я.

— Это же сейчас пипец че начнется… — Серый подобрал палку, кинутую в меня несколькими мгновениями ранее, и ударил ей кусты.

— В каком смысле пипец че начнется? — нахмурился я. — Сейчас все будет по-другому, Серый. Никакие мудаки из школы больше не смогут отбирать у нас деньги и тратить их на свои нужны. Наши законные обеды теперь будут нашими.

— Ха! — хмыкнул мой друг и почесал большой шрам над бровью. — Если эти деньги у твоих предков еще будут…

У моих предков и денег никогда особо не было. Но Серый говорит так, будто я чего-то не знаю. Интересно чего? Как удар по морде Кипятка может отразиться на финансовом благополучии моей семьи? Может я просто что-то забыл? Все-таки больше двадцати лет тут не был.

— Гулять выйдешь? — спросил Серый, когда я снова пошел в сторону дома.

— Не знаю, — крикнул я, оборачиваясь. — Может часов в девять!

— Девять?! — испуганно отозвался он. — У тебя реально шарики за ролики закатились…

Из-за темноты я уже не видел своего друга, но, кажется, тот покрутил пальцем у виска.

И с каких пор мы перестали гулять после девяти? Его предки всегда относились к этому нормально, а моим было насрать. Что происходит?

Очень скоро я дошел до родного двора. Здесь даже пахнет так, как тогда. В далеком детстве. Вон хлопает дверь первого подъезда. Еще даже замки не ставят, а о железных дверях с домофонами вообще молчу. Первые появятся только лет через пять.

Я живу во втором подъезде на улице Пушкинской. Захожу внутрь. Все стены исписаны надписями «Nirvana», «Prodigy», «Onyx», «Фунтик ЛОХ», «Света королева минета» и другие. Фраза про меня читается тут сложнее всего, потому что…как сейчас помню, я ее очень старательно затирал. А некая Света жила на третьем этаже и съехала вскоре после появления надписи про нее. Вряд ли это как-то связано, но факт остается фактом — мотивации затирать текст про Свету ни у кого не осталось. У меня — тем более. Она хорошо отвлекала внимание от определения моей сущности.

Поднимаюсь на пятый этаж. Сильно пахнет жареной рыбой. Хоть бы это мамка готовила. В противном случае опять придется обходиться несколькими кусками жареного хлеба на ужин. Что-что, а буханка «дарницкого» дома всегда есть.

Засовываю руку в левый карман. А вот и ключ. Квартира тридцать девять. Ключ подходит. Открываю.

Свет выключен. Это плохой знак. Значит рыбой пахнет не из нашей квартиры. Из нашей пахнет несколькими пачками «Примы», выкуренной безработным отчимом за день.

Бросаю все свои вещи в коридоре и прохожу на кухню. Тут работает маленький черно-белый телевизор. Включаю свет. Пара тараканов разбегается под холодильник и кухонный гарнитур. На столе валяются пустые флаконы из-под тройного одеколона. Ясно. Значит зарплату мамке не дали. В дни получки они обычно пьют водку.

Скорее всего сейчас мать с отчимом спят в своей комнате. Они оба не дожили и до две тысячи десятого. Один умер от рака легких, вторая пропала без вести. И, наверное, было бы правильно прийти сейчас в комнату, разбудить мать и обнять ее. Ведь мы не виделись столько лет. Но что-то меня останавливает. Скорее всего, желание, после стольких лет, впервые увидеть ее в трезвом виде. А не тогда, когда она просто отмахнется от своего десятилетнего сына. И снова заснет.

Да. Одиннадцать мне исполнится только через два месяца. К этому времени я буду до сих пор жить во второй комнате со своей старшей сестрой. Сейчас ей уже шестнадцать. Ее отец дает ей деньги на одежду и карманные расходы. А еще ее обеспечивают постоянные хахали. Они периодически ночуют у нас и трахают ее на соседней от меня кровати. Но Машка не шлюха. Хотя в эти временя я так думаю.

Заглядываю в холодильник — там мышь повесилась. Но хлеб, как я и думал, лежит. Масло и соль есть. Сковородка тоже. Пожарю пару кусков и голод пройдет.

Я уже и забыл каково это. Пытаться наесться тем, что есть. Колбаса у нас вообще только по праздникам бывает. И то — ливерная. Скорее всего, потому что «и дешево, и сердито», как любит выражаться моя мать.

Через несколько минут я сидел за столом с чашкой чая и куском жареного хлеба. Пялился в маленький телевизор.

Начались вечерние новости. Я поправил антенну, чтобы звук стал четче и прислушался.

— Курс доллара к рублю на сегодняшний день составляет пятнадцать рублей семдесят семь копеек, — проговорила ведущая новостей и запустился репортаж о центральном банке.

Пятнадцать рублей за доллар! Нужно найти любые способы, чтобы приобрести как можно больше валюты и уже через десять лет я пожму первые плоды. Уже не говоря о том, что будет через двадцать.

Но я не учел одной маленькой и совершенно незначимой детали, черт возьми. Чтобы купить валюту нужны деньги. Как я их могу заработать в десять лет в стране, которая только поднимается с колен? Это вопрос. Чебурашек столько не насобираешь. Буду опережать великие умы моего времени и красть идеи. А какие еще варианты?

Мои мысли перебил голос ведущей, которая уже сообщала следующую новость. Я и забыл, что все выпуски в это время были с субтитрами.

— На новый год в Москву будут приглашены лучшие ученики всех школ Российской Империи. Непревзойденный, до этого времени, по своим размерам бал откроет свои двери для тысячи ста одаренных. Уже сейчас, по промежуточным итогам первой четверти, есть ученики, которые претендуют на поездку на бал. Мы взяли интервью у самых отличившихся.

— В прошлом году я учился еще в третьем классе и мне нельзя было поехать на бал… — сказал первый школьник, ко рту которого подставляли микрофон.

— Это же Кипяток, мать твою! — вслух выпалил я и с грохотом поставил кружку на стол.

От удара чай выплеснулся за края на старую прожжённую окурками скатерть. Я подвинулся ближе к телевизору и сделал громче.

— На данный момент у меня в дневнике только пятерки, — сказал прилежный Кипяток с зализанной на бок черной челкой. — И я уверен, что к тридцать первому декабря буду одним из одаренных, которые окажутся на этом балу.

Одаренный?! Кипяток? Одни пятерки? Под интервью других школьников я продолжал рвать на себе волосы. С этим миром точно что-то не так. Он одновременно похож на тот, в котором я вырос и одновременно совершенно другой. Да я и сам тут вломил своему главному школьному врагу, хотя в истинном мире только мечтал об этом. И что значит «одаренный»?

Едва мое возбуждение прошло, и я откусил очередной кусок от своего советского тоста, как на экране появилась девочка.

— Как тебя зовут?

— Меня зовут Настя.

— Откуда ты?

— Из Санкт-Петербурга.

— Ты тоже хочешь поехать на новогодний бал в Москву?

— Конечно, — отозвалась девочка. — Любой одаренный мечтает стать участником этого невероятного события. Мои родители наняли репетитора для дополнительных занятий по целительству. У меня уже есть успехи. И, если честно, я даже немного опережаю школьную программу по этому предмету.

— Император России обещал подумать над тем, чтобы увеличить количество квот для школьников, которых сможет принять на новый год Кремль. Но и количество желающих, как вы видите, также возросло, — договорила новость ведущая и перешла к другой. — Отряд специального назначения по указу Императора России Бориса Ельцина…

Дальше я не слушал. Хотел перемотать назад, но не знал как. Это была моя Настя. Это точно она! И я не думал, что когда-нибудь еще увижу ее. Живую. И ее предки всегда были такими. Успешными и готовыми сделать ради дочери все. Вот и репетитор подъехал. Мне на такое, конечно, рассчитывать не приходится. Но я однозначно должен оказаться на этом чертовом балу и завоевать ее! Снова!

— Ты чего разорался, шкет? — протирая глаза, на кухню вошла моя сестра.

Я потерял дар речи. Наши отношения в прошлой жизни не сложились, и я не видел ее лет десять. А сейчас она стояла передо мной в своих шортах и белой футболке, больше напоминая мне младшую сестру, а не старшую. Шестнадцатилетнюю девчонку, которая просто пошла не по тому пути. И нормального отца у нее не было, чтобы ее наставить на правильный путь.

Вот же он! Шанс сделать все по-другому. Вылезти из бедности, вылечить мать, позаботиться о сестре и попасть на этот новогодний бал… Не говоря уже о том, что сейчас у меня огромное преимущество — знания, которые помогут разбогатеть и стать по-настоящему кем-то великим.

— Ты онемел? — сестра блеснула своими зелёными глазами, поправила резинку на волосах и заглянула в холодильник. — Опять свой хлеб жрешь? Подожди, я сейчас блинчики сделаю.

Она достала из холодильника два яйца и разбила их над кастрюлей. Молока нет, но она всегда делает их на воде. И дешево, и сердито…

— Что сегодня проходили в школе? — спросила Машка и бросила на меня уже проснувшийся взгляд. — Что у тебя с носом? — вдруг встревоженно выпалила она, кинула ложку в кастрюлю и подбежала ближе. Схватила прохладными ладонями за щеки. Даже боль притупилась от холода. Нужно было сразу приложить лед.

— Надрал кое-кому зад, — сухим голосом ответил я.

— А ну покажи зубы, — она схватила меня за подбородок и приподняла верхнюю губу.

— Ай, — вскрикнул я от боли.

Похоже Кипяток приложился мне по челюсти. Хотя жевать было не больно. Или я просто не почувствовал боли?

— Еще и зуб сломал, — продолжала ворчать Машка. — С кем подрался? Отвечай, быстро!

— С Парфеновым, — бросил я и откусил кусок от своего тоста. Он звонко хрустнул на всю кухню. Пережарил. Так даже вкуснее.

— С Парфеновым? — изумленно повторила она. — Я надеюсь, ты…не ударил его?

В каком смысле? Ты моя сестра или чья? Смотреть на избитого собственного брата и интересоваться судьбой ублюдка, который нападает со спины? Я уж и забыл из-за чего мы с Машкой перестали общаться. Похоже, как раз из-за подобных случаев.

— Я разбил этому козлу нос, — гордо произнес я и нарочито громко отхлебнул из чашки.

— Вот черт… — сестра схватилась за голову и попыталась успокоиться. — Сколько времени? — она посмотрела на настольные часы. — Мы уже не успеем вернуться до девяти. Я сейчас же позвоню в поместье Парфеновых, и ты извинишься за то, что сделал.

Да что у них тут после девяти вечера? Алкоголь перестают продавать? В последний раз в моем мире так торопились успеть до определенного времени именно по этой причине.

— Я? Извинюсь? Похоже ты меня с кем-то перепутала, — пожал плечами я и даже не сдвинулся с места.

— Да что с тобой происходит? — она внимательно посмотрела в мои глаза как будто не признала.

Не удивительно. Внутри этого десятилетнего ребенка, который шел всегда у всех на поводу теперь сидит взрослый мужик. И он не собирается плясать под дудку остальных. Поплясал уже однажды. Хватит.

— Ладно, — выдохнула брюнетка. — Сама извинюсь за тебя перед Александром Николаевичем. Потом спасибо скажешь.

— Перед отцом этого малолетнего ублюдка? — возмутился я.

Но след сестры уже простыл. Она выбежала из кухни, а через десять секунд появилась со старинным телефоном в руках. Красный с черным круговым номеронабирателем. Вот это древность! Я уж и забыл, что такие бывают. Люди, у кого в номере телефона была цифра ноль, сразу попадали в мой черный список.

Маша приложила трубку к уху, а второй рукой держала телефон.

— Алло? Это Мария Ракицкая. Могу я поговорить с Александром Николаевичем.

И я должен смотреть, как моя сестра пресмыкается перед семьей этого мудака? Слушать эти мольбы? Да уж. Это выше моих сил.

— Алло, Александр Николаевич? Это Мария Ракицкая, сестра Кости. Да, он уже рассказал, что они с Егором подрались. И он очень сильно извиняется. Говорит, что это совершенно случайно получилось. Он абсолютно не хотел драться и тем более бить вашего сына. Не знаю, что там произошло, но все это — нелепое стечение обстоятельств.

А вот это уже наглая ложь. Извиняться за меня, ну…из каких-то неизвестных мне побуждений можно. Но стелиться перед пузатым мужиком и говорить, мол я не я. Не позволю.

— Да, он сам обязательно извинится. Просто сейчас вышел, чтобы выбросить мусор. Сами понимаете, время до девяти доходит… — солгала Машка.

— Я вернулся, — я показал сестре жест и попросил отдать мне трубку.

— Ой! Костя как раз вернулся. Сейчас, передаю трубку.

Машка с широко открытыми глазами беззвучно открывая рот еще раз приказала мне вести себя нормально и вручила гладкую трубку нашего телефона.

Я потрогал языком кончик своего обломанного зуба, чтобы напомнить себе, что за мудозвон это Кипяток, цокнул и заговорил.

— Александр Николаевич? — спросил я еще не сломавшимся, но очень серьезным голосом.

— Да, Константин, — послышался бас из динамика. — Твоя сестра сказала, что ты хочешь принести извинения за свой глупый поступок.

Глупый, значит? Это он зря конечно.

— Да… — произнес я. — Но сперва, Александр Николаевич, хочу сказать вам, что ваш сын полный мудак. И если раньше кто-то боялся набить ему морду, то все поменялось. Я надеюсь, с сегодняшнего дня вы займетесь воспитанием своего отпрыска. Потому что то, что представляет этот гомо сапиенс из себя сейчас — просто стыд и срам для его родителей. Для вас, то бишь. Я искренне вам соболезную и извиняюсь, что не научил его манерам раньше…Алло? Вы тут?

Машка стояла, как окоченелая. Сперва она еще пыталась вырвать у меня трубку, но в какой-то момент поняла, что я зашел слишком далеко. Слишком много сказал. Ну а что? Будь я таким же говенным папашей, я бы, наверное, хотел услышать правду о своем сыне, каким бы гондоном он не был на самом деле. Ведь возможность переучить ублюдка это не значит смириться с тем, кто он есть.

— Кажется, Александр, — я сделал паузу. — Николаевич случайно сбросил. Если хочешь, можешь набрать его еще раз. Мне показалось, он не дослушал до момента моих извинений.

— Кто ты? — сестра еще раз внимательно посмотрела на меня. На ее глазах наворачивались слезы. Как будто от страха.

Я положил трубку туда, где ей место и обнял Машку. Впервые за долгие годы. Так, как младший брат обнимает старшую сестру. Хоть я и был на самом деле сейчас гораздо старше.

— Послушай, Маш, — начал я. — Ты сама знаешь в каком дерьме мы живем. И долгие годы еще ничего не изменится. Ты вырастешь, выйдешь замуж за какую-нибудь криминальную шестерку и родишь ему дочь. В итоге он променяет вас на несколько доз кокаина и сдохнет от передоза. Ты встретишь другого, но в новом браке не будет лучше, — я говорил все это, не видя лица сестры, но надеялся, что она не считает меня психом. — А наша мать? Неужели ты думаешь, что у нее есть шанс прожить еще долго, если она не остановится? Если не перестанет губить свою жизнь алкоголем? Я обещаю, что помогу нам всем вылезти из этой ямы.

Теперь я поднял глаза и посмотрел на сестру. Не знал, что ждет меня на ее лице. Гримаса разочарования или равнодушие? Но был приятно удивлен. Машка плакала и дружелюбно улыбалась.

— Дурачок ты, Костя, — проговорила она, потрепав меня по волосам. — Садись. Сейчас я блины приготовлю…

Она не успела договорить, как будильник, стоящий на столе, зазвенел.

— Уже девять! — спохватилась она. — Закрывай ставни на кухне, а я пробегу по комнатам.

Я бросил удивленный взгляд на окно. Такого в моем детстве точно не было. И эти самые ставни, которые в свете полной луны, я сейчас видел довольно четко, тоже никогда не украшали фасад нашего дома. И зачем нужно закрываться после девяти вечера? Что ждет меня на улице, если я решу выйти сейчас? В девять ноль одну…

(обратно)

Глава 3 Не бей! Дай удары посмотрю

Телевизор тихо работал. Я слышал, как в комнатах стучат ставни, а сам не торопился их закрывать. Да и не знал как. Жутко интересно что там. На улице. Чего все так боятся после девяти вечера?

Я убрал с подоконника стопку газет, которыми каждый божий день забивали почтовый ящик и забрался наверх. Открыл форточку. Очередная порция ошметков краски с оконной рамы осыпалась на мои черные носки. Высунул голову наружу и тут же почувствовал дуновение морозного осеннего ветра.

Принялся вглядываться в темноту. Деревья, которые растут прямо перед нашими окнами раскачиваются все сильнее. Заставляют бесшумный ветер обнаружить себя. Листья срываются с веток и уже через несколько секунд я теряю их из виду в кромешной тьме двора.

Странно. Сейчас еще не поздняя осень. Обычно тут были слышны голоса детей, играющих на каменной площадке в бадминтон или квадрат, исполняющей роль детской. А сейчас очень тихо. Прямо как на огороде ночью, когда выходишь из домика, если приспичит в туалет.

Замечаю вспышку света. Очень странную. Синее пламя вспыхнуло где-то посреди двора и теперь переливается разными оттенками синего. Еще одна вспышка. И еще. Пробирающий до костей визг. Я вздрогнул от неожиданности. На фоне луны как будто что-то промелькнуло. Или мне показалось? Нет. Точно. Я совершенно точно что-то видел.

Визг перерос в какое-то щебетание. Оно становится все громче и громче. И инстинкт самосохранения вроде как пытается достучаться до меня, чтобы я наконец засунул голову обратно в кухню, но любопытство сильнее. Оно подсказывает, что я вполне могу подождать еще.

Опять эта тень. Я затаил дыхание. Не моргаю. Что-то приближается ко мне. И вроде бы пора убраться отсюда, но я не могу абсолютно ничего сделать со своим телом.

Сущность приближается все ближе. Синие глаза блеснули в свете луны. Нечто приближается все ближе и разевает пасть. Я не могу двигаться.

— Какого хрена!

Вдруг кто-то хватает меня за ремень сзади и стаскивает с подоконника. Форточка с громким звуком хлопает. Машка тянет за какие-то веревки и ставни снаружи закрываются, перекрывая путь тени. Именно, тени. Сущности с горящими синими глазами, похожей на призрака. По крайней мере, ее тут нет.

Я сижу на полу рядом с кошачьими мисками и пытаюсь прийти в себя. В носу стоит запах засохшего «Китекета». Голова кружится. Толи от падения, толи еще от чего. Сестра нависает с верху и причитает. Я не слышу. В ушах гудит.

Со временем гудение проходит, а голос Машки становится слышно все четче.

— …это не игрушки, Костя! Я думала ты взрослый парень. Что с тобой происходит? После этой драки с Парфеновым ты сам не свой! — она наконец останавливает свою автоматную очередь из слов и выдыхает. — Ладно. Давай есть и пойдешь спать. Завтра нужно будет записаться к стоматологу. С таким зубом ни одна девчонка на тебя не посмотрит.

Надо же, какая забота. Мне до первой девчонки еще как до луны. А если с Настей успею побыстрее наладить контакт, то ни одна и не понадобится. Хотя…чем черт не шутит. Я же сейчас, вроде как, свободный.

Затем сестра отвернулась к плите и принялась печь блинчики. Как будто ничего не произошло, и какая-то неведомая тварь только что не пыталась меня сожрать. Это спокойствие может быть оправданно только одним — эти странные тени появляются каждую ночь, но абсолютно безобидны, если в это время ты находишься в укрытии. Нужно бы узнать, что это за твари и откуда посреди моего старого-доброго двора они взялись.

Сестра пекла блины, которые тут же пропадали с тарелки. Она явно не успевала за моей скоростью поедания мучных деликатесов. Сложно было остановиться. С бабушкиным малиновым вареньем они были вкуснее чизкейков, которые я обожал в двадцать первом веке.

Конечно, спрашивать напрямую о том, что происходит в это самое время на улице, я не стал. Хватит с Машки и того, что я сегодня натворил. Не хочется, чтобы она перестала меня признавать. Ведь я и есть я. Просто из другого мира. Несколько дней и адаптируюсь. Постепенно буду показывать родственникам свой новый характер, и они сочтут его за ранний переходный возраст. Этого будет достаточно, чтобы собственные предки не выгнали меня из дома. А о том, что за херня происходит на улице, я уверен, рассказывают в школе.

После ужина я забрался в душ и почистил зубы, в очередной раз удивив свою сестру моей внезапно проснувшейся любовью к гигиене. Уже через час я стоял в своей старой детской комнате.

Детской она называется просто потому, что тут спим мы с сестрой. И только поэтому. Я всегда с завистью смотрел на комнаты своих сверстников. С веселыми обоями, детской кроватью, компьютером и конструктором «LEGO». В моей комнате отсутствовало все это. Здесь две односпальные кровати. Письменный советский стол. Советский шкаф и тюль на окне. О игрушках, компьютерах и всем остальном, и речи не идет.

Я лег на кровать, но прежде, чем заснуть, долго ворочался. Мысль о втором шансе и возможности все исправить будоражила и заставляла адреналин бежать по венам. В прошлой жизни я выкурил бы уже сигарет десять, но здесь даже не тянуло. Привычка, вместе с зависимостью пропали. А точнее сказать, здесь их никогда не было. Так, под мечты о том, как я богатею и делаю счастливыми своих близких, я уснул.

Проснулся среди ночи от приглушенных хихикающих голосов.

— Тише, Вадим, мелкого разбудишь, — шептала моя старшая сестра.

— Я хочу тебя, детка, — отвечал голос незнакомца. — Давай сделаем это по-тихому. Я буду очень нежным.

О, нет. В первую ночь и попасть в один из самых дерьмовых моментов моего детства. И как этот урод оказался у нас? Со скольки и до скольки действует этот комендантский час? Когда эти странные тени прекращают бродить по улицам и кошмарить народ?

Я бесшумно накрылся одеялом с головой, как делал это всегда. Скрип старого матраца дал понять, что этот Вадим слишком настойчив.

— Тебе понравилось платье, которое я тебе сегодня принес? — спросил хахаль моей сестры.

— Оно красивое, — возбужденно выдохнув, ответила она.

— Я принесу завтра тебе еще туфли к нему, хочешь? — шептал Вадим и, по-видимому, мацал Машу за все ее прелести. — У матери куча этого добра, которое она готова отдать будущей невестке.

Короткий стон. Ублюдок вошел в нее. Кровать начала скрипеть и биться о стену. Я закрыл глаза, пытаясь сдержать злость. Ведь всем похер, что на соседней кровати вовсе может не спать, а бодрствовать десятилетний мальчик! Если у одной нет мозгов, чтобы подумать об этом, то у второго должна быть хотя бы гребанная честь!

— Тише…Тише… Костю разбудишь, — срываясь с шёпота, стонала она. Но Вадима это только сильнее возбуждало.

Пора прекращать это представление. Если я захочу посмотреть порнуху, я дождусь субботы и включу Рен ТВ. А с сегодняшнего дня наша жизнь меняется, мать вашу.

— Кхм, кхм, — я кашлянул и движения прекратились.

Пауза. Вадим решил, что я снова сплю и опять осторожно принялся за дело.

— Маш, — сказал я вслух негромко. Но в тишине, которую они пытались с симулировать, как она свой оргазм, мой голос звучал как раскат грома.

— Да, Кость? — ответила сестра настороженно, не в силах скрыть одышку.

— Сегодня я нашел направление на анализы. Валялось на полу. Положил его на стол, если что, — произнес я сонным голосом.

— На какие анализы? — растерянно спросил Вадим.

— Твой друг вообще знает, что ты сдавала кровь на ВИЧ? — как бы невзначай спросил я.

В комнате стало настолько тихо, что я, кажется, расслышал даже то, как желание Вадима собирает свои манатки и покидает сперва его трусы, в затем нашу комнату.

— Ты что такое говоришь? — недоумевая произнесла Машка.

— Я… — нарочно растерялся я. — Я случайно вспомнил об этом именно сейчас. Эта мысль даже…разбудила меня.

— Мне пора, — начал собираться ухажёр моей прекрасной сестры. — Я позвоню тебе.

— Постой, Вадим. Не уходи…

Она выбежала за ним в коридор и выяснение отношений еще какое-то время продолжалось. Но я уже не слушал. Я вскоре заснул, а проснулся только на следующее утро от того, что солнце било прямо в глаза.

— Сколько я проспал? — я спросил вслух и, по привычке, попытался нащупать свой айфон под подушкой.

Однако постепенно вспомнил все, что произошло вчера и перестал предпринимать попытки найти то, чего еще не изобрели.

Никто не ответил на мой вопрос. Я повернул голову налево. Траходром был пуст. Тогда я поднялся с кровати, подошел к письменному столу и посмотрел на настольные часы. Десять. Любовь ко сну никуда не пропала. Никогда не умел вставать в семь утра.

Вытащил дневник из портфеля. Открыл текущую неделю. День. И как я мог не заметить? Кроме обычных предметов тут есть очень странные названия. Сегодня, например, будет урок под названием «Власть стихий». Это ОБЖ что ли? История — понятно, ИЗО — понятно, а вот это что? Артифакторика. Что еще за херня? То, что с этим миром не все в порядке, это я понял. Но я теперь что, русский гребанный Гарри Поттер?

Разбираться самому бессмысленно. Нужно просто успеть на урок истории к двум часам.

Согласно указанным в дневнике предметам, я собрал учебники с тетрадями в портфель и вышел из комнаты. Посмотрел на кухню и не поверил своим глазам. На стуле сидела моя мать. Спиной ко мне, но я все равно узнал ее. По кудрявым каштановым волосам и по сутулой сломленной судьбой спине. Она смотрела телевизор и не двигалась. Вернее, она неподвижно пялилась в ящик. Если у людей есть хоть какой-то интерес к происходящему на экране, они ведут себя по-другому.

Мое сердце заколотилось с бешенной скоростью. Наши отношения не сложились в прошлой жизни. Она пила, и я стал игнорировать ее. Мы могли не общаться месяцами, а когда я решил поздравить маму с очередным днем рождения, выяснилось, что никто из родственников и знакомых несколько месяцев не видел ее. Дальнейшие попытки отыскать ее ни к чему не привели. Тогда я понял, что мы больше никогда не увидимся.

Я жалел. Сильно жалел о том, каким мудаком оказался и о том, что посмел дать почувствовать матери, что родной сын не хочет иметь с ней дело. И вот сейчас она сидит на кухне, в паре метров от меня, и ждет, когда я все исправлю. По крайней мере, я хочу так думать.

— Мам, — произнес я тихим детским голосом. За ночь совсем отвык от него.

— Да, сынок, — она обернулась и украдкой вытерла слезы.

Взрослые всегда думают, что делают это незаметно, но, на самом деле, дети все видят.

— Почему ты плачешь? — спросил я, полностью вжившись в роль сына и замер, держа в руке портфель.

Мой взгляд упал на бутылку водки на столе. Вот сегодня зарплату дали.

— Я не плачу, — начала оправдываться она. — Ты будешь кушать?

Мать встала из-за стола и принялась разбирать пакеты с продуктами. Уже сходила в магазин и прикупила еды. А вот разбирать не торопилось. Видимо, случилось что-то действительно из ряда вон выходящее.

Почувствовать вновь материнскую заботу было невероятно. Жаль правда, что завтракать с утра я научился, только когда мне исполнилось семнадцать. Когда врач запретил курить натощак.

— Нет, спасибо, — отказался я от предложения поесть. — Что случилось?

Мать вздохнула, ее рука потянулась к рюмке, но она вовремя остановилась. Пить при сыне ей было всегда стыдно.

— Сегодня Александр Николаевич уволил меня, — она сделала паузу, чтобы сдержать слезы.

Затем отвернулась, чтобы я не видел их и продолжила выкладывать кошачью еду из пакета.

— Почему? — нахмурил брови я.

— Причины не объяснил, — пожала она плечами, стоя спиной ко мне. — Ладно хоть последнюю зарплату выплатил.

Я посмотрел на небольшую пачку банкнот, разбросанных на столе. И одновременно с этим логическая цепочка из вчерашних событий привела меня к выводу. Я не был уверен в нем, но похоже Александр Николаевич в этом мире гораздо более крупная рыба, чем в истинном. И вот чего на самом деле боялась Машка. Удар Кипятку по морде, стоил работы моей матери. Я уж не знаю какие сюрпризы теперь ждут меня в школе. В общем, как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. Оказывается среди Парфеновых не один мудак. Там целая семейка таких.

— Вот, держи. Это тебе на обед, — мать взяла со стола сто рублей и протянула мне.

Я не отказался. Всяко лучше, чем она просто пропьет их. А так, это уже почти семь долларов. Еще немного и я новый Абрамович. Кстати, на чем он разбогател? Знать бы, что попаду в прошлое, я бы сутками изучал биографию богатых личностей.

— Спасибо, — я убрал деньги в носок. Типы, которые забирали эти деньги раньше, никогда не догадывались там поискать. — Не переживай так. Ты обязательно найдешь другую работу. Самое темное время суток всегда перед рассветом.

Мать удивленно и с любовью посмотрела на меня. Кивнула. Не могу видеть, как они мучаются. Руки чешутся все исправить.

— Ладно, мне пора, — обнял я ее.

— Уже? — удивилась мать. — У тебя же первый урок в два?

Теперь удивился я. Не припомню, чтобы кто-то из моих родственников когда-то был в курсе моих школьных дел.

— Приду пораньше. Еще домашку сделаю, — махнул я рукой и пошел в коридор.

— Костя! — мать окликнула меня.

— Да, — я повернулся.

— Тебе Женя звонил утром. Сказал, что срочно хочет поговорить. И просил передать, что будет в игровом.

— Угу, — кивнул я. — Спасибо.

— Подожди, я тебе хоть рюкзак зашью.

— Вечером, мам! — крикнул я, уже закрывая за собой дверь.

Я хорошо помню, где находился игровой зал. Там мы с парнями собирались, если были свободные деньги. Несколько раундов в Мортал Комбат, или пару заездов в Крэш Бандикут. Сейчас деньги на компьютерные игры я тратить, конечно, не собираюсь. Но вот, что хотел от меня Жендос, узнать надо.

Жендос, кстати, второй из моих друзей. Сейчас учится в шестом классе и тоже во вторую смену. Узнать его можно по торчащим ушам и высокому росту среди всех завсегдатаев игрового зала. А вот, кажется и он.

— Мамка сказала, что ты мне звонил, — я ухватил Жендоса за плечо и заставил того вздрогнуть.

— Костян? — он на мгновение оторвал глаза от экрана, убедился в том, что это я и принялся дальше вертеть джойстиком из стороны в сторону, как будто это помогало его герою лучше поворачивать. — Серый сказал, что ты вчера вмазал Кипятку. Это правда?

— Правда, — ответил я уже менее радостно. — Только мою мать сегодня уволили. Подозреваю, что эти события как-то связаны…

— Подозреваешь? — усмехнулся Жендос. — Наверное, предки каждого десятого школьника работают на этого мужика. Ты оказался очередным простофилей, который решил, что, дав сдачи, гнев аристократа его обойдет. Хотя не слышал, чтобы кто-то вообще осмеливался на это…

Аристократы? Это что-то интересное. То, что Российская Федерация вдруг стала Российской Империей не так меня смутило, как это. Ха! Теперь ясно, почему я все детство провел в нищете. Просто были аристократы, а были простолюдины. Такие как мы с Жендосом.

— А ты о чем поговорить хотел? — напомнил я цель своего визита. — Мать сказала, что очень срочно.

— Да-а-а… — ответил он и сделал паузу, потому что на экране был напряженный момент. — Серый сказал, что ты его вчера гулять после девяти звал.

— Ну… — я замялся. — Но он как обычно зассал.

— Вот черт! — Жендос психанул и ударил джойстиком о столешницу.

— Эй, шкет! — послышалось из-за стола администратора. — Еще раз попытаешься испортить казенное имущество и больше не зайдешь сюда, ясно?

Жендос обиженно посмотрел на администратора и вытер рукавом нос.

— Ты че, Мортал Комбат не можешь с первого раза пройти? — подколол я друга.

— Ты сам-то можешь? Тут любой об Мотаро или Шао Кана спотыкается. Еще никто с первого раза не проходил.

— Ха, — пожал я плечами. — Испытание для лохов.

— Для лохов?! — взъерепенился Жендос. — Я дам тебе полтинник, если с первого раза пройдешь.

— По рукам! — я протянул ладонь за джойстиком.

— А если, умрешь, то ты мне полтос, — повременил с передачей главного оружия Жендос.

— Согласен.

Перспектива срубить легких денег меня обрадовала. Но вместо того, чтобы отдать мне джойстик, Жендос вдруг закричал на весь игровой.

— Пацаны! Фунтик сказал, что большой столбец в мортале пройдет ни разу не проиграв!

Задроты, облепившие приставки обратили на меня внимание.

— Гонит! — сказал Петросян. Рыжий парень по имени Стас. — Редко кто и с десятого раза проходил.

— Я ему полтос дам, если получится, — добавил Жендос.

— Тогда я тоже, — ответил рыжий. — Но если обосрешься, тогда полтинник уже с тебя!

— Тогда я с вами, — присоединился к пари Толстый. Еще один парень из школы, понятно, чем выделяющийся из толпы.

Буквально минута и любителей поставить собралось столько, что мне не хватит ста рублей, чтобы рассчитаться, если Шао Кан зажмет меня в углу и сделает фаталити.

(обратно)

Глава 4 Фаталити для аристократа

Я держу черный джойстик в руках. От «Sega Mega Drive». Гладкие полукруглые формы. Когда-то я считал его гораздо привлекательнее женщин. Слегка вдавленные кнопки из-за большого количества любителей заплатить поменьше, чем те, что играют в первую плейстейшн. Мое главное оружие слегка намокло от потных рук Жендоса и поэтому ладони о кофту теперь приходится протирать мне.

— Ну давай, Костян! Я уже хочу свои денежки! — рыжий нагнетает обстановку.

Я абсолютно не боюсь. Когда мы зависали в этом зале, было лишь несколько человек, которые могли сделать больше одного фаталити. И то самого простого. А я еще несколько лет практиковался в искусстве добивания, прежде чем бросил это дело. Мои пальцы научились ловко управляться с разными комбинациями кнопок. Но сейчас до этих времен еще далеко и все задроты знают меня с худшей стороны. Как жопорукого Костяна. Именно поэтому так легко поставили на кон свои кровные.

Сажусь на стул, учтиво освобожденный Жендосом. Выбираю уровень сложности.

— Можете сами выбрать персонажа, — говорю я, подтягиваясь и испытываю легкую приятную дрожь во всем теле от волнения.

Не играл давно. Но мышечная память все должна помнить.

— Бери рептилию и пофиг, — говорит Толстый.

Остальные соглашаются. Я выбираю бойца и захожу в первый бой.

Сколько мне понадобилось времени, чтобы победить первого противника? Может минута. Но не сильно дольше.

— Ну-у-у, тут любой справится, — махнул рукой Жендос, как только я одержал первую победу. — Посмотрим, как дальше будет.

Дальше все было четко. Я делал фаталити одному противнику за другим. Мне казалось, что пацаны готовы отдать все деньги просто за то, чтобы посмотреть очередную фишку, которую я им покажу. В игровом зале стоял восхищенный гул, пока дверь со скрипом не отворилась и все по инерции не решили посмотреть кто там пришел.

Это был Кипяток. Одним своим появлением он заставил всю мою банду задротов заткнуться и начать перешептываться. Мой триумф был испорчен. Но я молча продолжал бить своих врагов. Одно сильно радовало меня. Смачный фингал под левым глазом аристократа. Так его еще никто не разукрашивал. Прямо бальзам на душу.

— Чем занимаетесь, ушлепки? — Кипяток подошел ближе и встал у меня за спиной.

Стало дико некомфортно. От такого отморозка можно ожидать чего угодно. А спину мне сейчас никто не прикрывает. Армия поклонников годится лишь на то, чтобы нажимать кнопки на джойстиках.

— Поспорили с Костяном, что он не сможет с первого раза Мортал пройти на самой высокой сложности, — как загнанный в угол пес проговорил Толстый.

Я в это время лупил очередного противника и представлял себе вместо него Кипятка. Моя ненависть не знала границ. Но синяк на его роже действовал как успокоительное.

— Хм, — послышалось из-за моей спины. — На че поспорили?

— Так просто, — перехватил инициативу Жендос.

Как сохранить свои кровные от подшибателей он знал. Главное не провоцировать животное и оно не нападет. А наличие у тебя купюр уже действовало провокационно.

— Так просто? — как будто не поверив хмыкнул брюнет и обратился к своим. — Слышали пацаны? Они тут на воздух спорят.

Два голоса глупо хихикнули. Один из них Вантус, а второго рассмотреть я не успел.

— Я тоже буду участвовать, — вдруг заявил Парфенов. — Только я в детские игры не играю. Будем спорить по-взрослому.

Я поставил игру на паузу, положил джойстик и встал. Мы стояли в считанных сантиметрах друг от друга. Разве что лбами не уткнулись. Но ему рост не позволял дотянуться до меня.

— Что ставишь? — процедил я.

— Если выиграешь, то каждому присутствующему я выдам по одной императорской фишке. А тебе лично дам пять.

— Императорские фишки? — нахмурился я.

Все участвующие в пари громко выдохнули. Кто-то даже восторженно протянул: «В-а-а-а-у!». По манере подачи, это был Жендос. Но он тут же заткнулся, поймав взгляд Парфенова.

И что еще за императорские фишки? Это в истинном мире, они делились лишь на обычные и вставучки. А здесь, под этим примитивным названием может скрываться что-то более существенное. Императорские! Черт…судя по лицам моих болельщиков это что-то стоящее. Как бы сперва разузнать что это и только потом соглашаться? Ладно, плевать. Воспользуюсь главным правилом моего отца — больше, значит лучше.

— Десять, — наконец, сказал я.

— Чего десять?

— Десять. Фишек. Мне. Если выиграю, — пояснил я.

Задроты вновь не смогли проигнорировать ставку и перебили тишину взбудораженным гулом.

— Договорились, — ответил аристократ и протянул мне руку.

Я не ответил. Только посмотрел на нее и спросил:

— А если проиграю?

— Если проиграешь, то отдашь мне свой тамагочи.

Кипяток сказал это настолько серьезно, что мне стоило усилий, чтобы не заржать. Но, черт возьми, похоже тамагочи ценится в этом старом-добром девяносто восьмом гораздо выше, чем раньше. Как и эти фишки.

Я, конечно, уверен в себе, но толика…самый мизерный шанс того, что я могу проиграть, наверное, все-таки есть. Не хочется рисковать чем-то ценным. Сто рублей всегда заработать можно, а вот если этот тамагочи очень важен, то проигрыш загонит меня в еще большую задницу.

Я показал Кипятку указательный палец, который означал, что мне нужен тайм-аут, а сам повернулся к Жендосу.

— Как думаешь, шкурка выделки стоит? — шепнул я в его вытаращенное ухо.

— Не знаю, — он по своей давней привычке прикусил верхнюю губу. — Потерять тамагочи это очень серьезно. Но императорские фишки… Черт, сразу десять фишек… Ты же потом сможешь играть с аристократами.

Короче, понятно. Что ничего не понятно. Но утереть нос ублюдку, да еще и заработать какие-то чудо-фишки… Слишком большое искушение.

— По рукам, — сказал я Кипятку, но ладонь в ответ как обычно не протянул.

Задроты ахнули и похлопали меня по плечу. Я снял рюкзак, чтобы было удобнее и, на всякий случай, сунул руку внутрь, проверить на месте ли предмет, который желает заполучить аристократ. На месте.

— Сначала? — спросил я.

— Продолжай отсюда, — бросил Кипяток. — Че время тратить.

Игра шла как по маслу. Я валил противника за противником и делал разные фаталити, бруталити, френдшипы, лишь бы сломить дух моего главного врага. И очень скоро настала очередь Шао Кана. Босса из боссов. Вот он, действительно достойный противник.

Как сейчас помню, что дерется не как компьютер. Словно с человеком играешь. Может зажать в углу и запердохать одним ударом. Но мало кто в эти времена уже открыл главный и безотказный метод победы над ним. Приседаешь и ставишь блок. Апперкот снизу и повторяешь. Таким примитивным образом одерживаешь победу. Мои десять императорских фишек, почти у меня в кармане. Сегодня отличный день.

Болельщики выдыхали, когда я атаковал и затаивали дыхание, когда оборонялся. Но буквально перед тем, как выиграть второй раунд я вдруг пропустил удар.

— Какого хрена? — воскликнул я и тут же поставил на паузу. — Блок не работает!

— Чего? — Жендос сразу потянул свои руки к джойстику.

— Кнопка у меня не работает, говорю, — повторил я и присмотрелся к клавише.

— Дай проверю, — он выхватил у меня из рук джойстик.

Отжал с паузы и принялся прыгать от главного противника. Удивительно, но следующий же удар босса пришелся в блок. Жендос снова поставил на паузу и передал джойстик мне. Я встряхнул головой. Могло ли это мне почудиться? Блок, совершенно точно, не ставился.

Я нажал «START» и снова принялся за работу.

И только мне начало казаться, что мой персонаж мгновенно реагирует на команды, как я снова пропустил несколько ударов и Шао Кан выиграл второй раунд. Счет стал поровну.

— Да не работает! — я встал с места и потряс сломанным предметом.

— Когда поражение близко, сразу начинаешь искать отговорки, да? — ухмыльнулся Кипяток.

Я прищурился. Его глаза блеснули. Это точно дело рук этого утырка. Только вот каким образом он это делает? И не докажешь никак. Кто бы не взял в руки джойстик, все кнопки на нем, будут работать как ни в чем не бывало. Ясно. Значит читерский метод убираем. Обмануть теперь мне надо не только босса в игре, но и утырка, стоящего за спиной.

— Эй, аристократ, — я обратился к Парфенову. — Твоих рук дело?

Потряс у него перед носом джойстиком. Тот широко улыбнулся.

— Я не знаю о чем ты говоришь, — пожал плечами Кипяток.

— Предлагаю новый договор, — начал я. — Ставлю на кон тамагочи Жендоса и не использую блок вообще. А ты перестаешь творить херню.

— Эээ… — начал Жендос.

Но я не позволил ему договорить и добавил:

— Но в случае победы ты еще десять фишек даешь ему. Согласен?

— Победить Шао Кана без блока? — задумался аристократ. — Это практически невозможно. Но два тамагочи мне не помешают. Согласен.

Я молча сел на место и глубоко вдохнул. Нужно словить дзен и вспомнить все приемы рептилии.

X,X, вниз A; Z, Z, назад, Zи другие.

— Ты играть будешь или запал пропал? — поторопил меня Кипяток.

Вроде готов. Буду надеяться, что он не сможет отключить весь джойстик. А поймать клавиши, на которых я делаю приемы, будет непросто. Я практически гуру.

— Эй, Жендос, — я обернулся и нашел глазами своего друга. — Встань-ка сзади меня и посмотри, чтобы наш аристократ не видел кнопки, на которые я жму.

Через несколько мгновений я вернулся к игре. Теперь попотеть дошла очередь и до моих рук. Каждый удар по противнику учащал мое сердцебиение, а каждый пропущенный прием заставлял переставать дышать. Сейчас через раз не срабатывали другие кнопки. Когда я уже был готов нанести решающий апперкот, то прием не получился. Мои мучения продлились еще какое-то время, но в конце концов знания приемов меня выручили. Я плюнул серной кислотой и отправил Шао Кана отдыхать.

— Д-а-а-а! — завизжали детскими голосами мои поклонники.

Они начали хватать меня за плечи и трясти от радости. А я в очередной раз утер нос Кипятку и теперь желал получить свою награду.

— Долг платежом красен, — сказал я, вставая, и кладя джойстик на стол.

Кипяток осклабился, затем засунул руку в карман и достал одну фишку. Затем бросил ее в толпу.

— Вот вам фишка! Одна на всех! Обойдетесь, — ухмыльнулся он.

Я схватил обманщика за пиджак двумя руками и приблизился к его паскудному лицу.

— Ты обещал десять фишек мне и каждому из парней по одной, — процедил я. — Выполняй обещание.

— Эй ты! — послышалось из-за стола администрации. Даже голову поворачивать не надо, чтобы понять, что говорит Сега. Управляющий. — А ну отпусти его или сейчас вылетишь отсюда и ноги в игровом зале твоей больше не будет!

Кипяток скалится. Я учусь ловить равновесие, но все еще надеюсь, что аристократ выполнит обещание.

— Ты оглох? — повторил Сега.

Я отпускаю Парфенова.

— У вас время закончилось. Если продлевать не будете, проваливайте! — крикнул управляющий и все школьники тут же засобирались.

— Если ты думаешь, что ты герой, Фунтик. То я докажу тебе, что это не так, — Кипяток сплюнул мне под ноги и вместе с Вантусом и еще одним моим одноклассником вышел из зала.

Я выиграл, но чувство такое, что проиграл. Чувство несправедливости пожирает изнутри. И ведь я ничего не могу сделать. По крайней мере, пока. Ладно. Нужно сперва разобраться что и как тут устроено, а потом предпринимать шаги. А пока не терять лица, но и не привлекать лишнего внимания. Месть, как вино. Чем она дольше томится, тем слаще будет.

— Забей на него, — ко мне подошел Жендос и протянул фишку. — Ты это заслужил.

Я посмотрел на тонкий золотистый диск, лежащий в его ладони. На нем был изображен профиль какого-то мужика, внизу подпись «Российская Империя». Эта фишка больше была похоже на покерную. Или на биту, как тогда любили выражаться.

Я принял приз.

— Спасибо, — еще раз повертел добычу в руке и засунул в карман.

— Молодец, Костян, — ко мне подошел Толстый и всунул в руку пачку измятых купюр.

Почему они мятые, не сложно догадаться. Если принюхаться, наверняка до сих пор пахнут носками. Но, как я и ожидал, у простолюдинов чести оказалось куда больше, чем у того, кто зовет себя аристократом.

— Честный спор, пацаны, — отозвался я, засунул деньги в задний карман и бросил взгляд на настенные часы. — Отлично провели время! Увидимся!

Парни по очереди пожали мне руку и вышли.

Мы с Жендосом вышли чуть погодя и пошли в школы вместе. Именно в школы. Потому что учились в разных, хоть они и находились совсем рядом.

— Слушай, — я нащупал в кармане фишку и достал, чтобы еще раз взглянуть на нее. — Что бы ты сделал, если бы у тебя была такая?

Прямой вопрос я задавать не хотел, а Жендос потрепать языком всегда любил. Расскажет сейчас все свои планы, а я заодно узнаю для каких целей она сгодится.

— Я бы в лагерь для аристократов поехал! Нет! Нет! В Питер на балет… Нет! Обменял бы на артефакт, который… Нет! Все-таки я бы с помощью нее выиграл больше…

Кажется, я начинаю понимать. Эта вещица, судя по всему, дает много привилегий. Что-то вроде пропуска для VIP-персон. Да такая, что простолюдин, типа Жендоса, не может решить куда ее потратить. Хочется всего и сразу. А второй интересный момент — с помощью нее можно выиграть императорских фишек больше…

— Понял я, понял, — остановил я размечтавшегося друга. — О чем ты все-таки хотел со мной поговорить?

— А-а-а, — вспомнил неожиданно Жендос почему просил мать передать мне, чтобы я срочно пришел в игровой. — У меня сегодня предки на дачу уезжают. До завтра. Сезон закрывать. Я хотел тебя с Серым с ночевкой позвать. Посмотрим «Доспехи Бога» на видике, поиграем в танчики.

— Почему нет? — я пожал плечами. — Во сколько?

Ночные посиделки я обожаю. Да и узнать у парней, что на улице происходит после девяти, проще будет. Наверняка, баек и страшных историй ходит уйма.

— Часов в восемь, чтобы до девяти успеть, — ответил он.

— Забились, — я стукнул своим кулаком по кулаку Жендоса и зашел в свою школу.

Тут все как раньше. Раздевалка с дежурными, первоклассники, путающиеся под ногами, школьники без верхней одежды, только что выбегавшие на улицу покурить, и гардеробщица тетя Фая. Только вот есть те, кто ходят в костюмах, а есть такие как я — в обносках на вырост. Теперь разница между аристократией и всеми остальными видна четче.

— Как у вас дела тетя Фая? — спросил я, сдавая свой мировой пуховик пожилой женщине в сером халате.

— Все отлично, Костик, — ответила она и взяла у меня куртку. — А что с лицом? Неужели подрался?

— Так. Царапина, — махнул рукой я и потянулся за номерком.

— Может перестанешь языком попусту трепать, старая курица? — вдруг изрыгнул из себя белобрысый парнишка из моего класса. В костюме.

— Извините, господин, — тетя Фая приклонила голову, взяла его пальто и понесла на вешалку.

— А ты чего вылупился, Фунтик? — продолжил плескаться ядом малолетка, но уже в мою сторону.

Это были самые долгие тридцать секунд в моей жизни. Устрой, который царил в этом мире, сделал и без того невыносимых школьников еще более дерзкими и незнающими границ. Мне хотелось взять каждого из них за шкирку и научить манерам. Но после того, как уволили мать, я остерегался навлечь на свою семью еще больше бед. Открыто идти в конфронтацию нельзя. По крайне мере, пока не разберусь что происходит в этом мире.

— Ничего, — мотнул головой я.

Тогда Антропов фыркнул и поднял руку к лицу. Открытой ладонью к себе. Я увидел, как вокруг его пальцев копится воздух и приобретает красный оттенок. Черт, это не воздух. Это какая-то энергия.

Сгусток энергии становится все ярче, а в следующее мгновение из носа аристократа выбегает струйка алой крови. Он тут же хватается за нос и орет:

— Охрана! Охрана!

Я оглядываюсь, не понимая, что происходит. Ко мне подбегает амбал в темных очках и хватает за шиворот, словно котенка.

— Ты ударил аристократа, щенок? — обращается он ко мне.

— Этот утырок сам пустил себе кровь! — даже не пытаюсь брыкаться я.

— Он ударил вас, господин? — не обращая никакого внимания на мои слова, охранник смотрит на Антропова.

Тот держится за нос. Его рука уже вымазалась в крови.

— А по мне не видно, остолоп? — отвечает он амбалу.

— Он врет, как дышит, — усмехаюсь я. — Можете спросить у тети Фаи. Я и пальцем его не тронул.

Охранник переводит глаза на гардеробщицу. Женщина, с которой у меня всегда были хорошие отношения почему-то молчит. Смотрит на меня. На аристократа. Снова на меня. Но молчит.

(обратно)

Глава 5 Кабинет директора

Уже полчаса я сидел в кабинете директора и пялился в аквариум с рыбками. Звонок уже прозвучал и первый урок в своей новой жизни я пропускаю. Но мне сказали сидеть и ждать Глеба Ростиславовича. Я так и делал. Невиновный должен вести себя как невиновный.

В животе урчит, потому что я так и не успел пообедать. Вчерашний жаренный хлеб, вместе с блинами, переваривается по четвертому кругу. И как же непривычно вновь возвращаться туда, где ты не можешь просто так, по своей воле, встать и уйти. Наверное, это один из главных минусов детства.

— Костя, здравствуй, — послышался спокойный голос из-за спины, вслед за коротким скрипом двери.

Я обернулся. Высокий седой мужчина, с пышными усами над верхней губой, закрыл дверь на защелку и опираясь на красивую лакированную трость прошел за свой стол. Под мышкой он держал увесистый учебник.

— Здравствуйте, — кивнул я и сглотнул.

В горле, толи пересохло, толи я просто слишком долго молчал, поэтому первую половину слова я попросту прохрипел.

Директор положил книгу на край стола и сел в свое большое кожаное кресло. Я прочитал название учебника. Хиромантия. Хм. Они тут судьбу по ладоням предсказывать умеют или как это работает? В моем мире Глеб Ростиславович не преподавал.

— Как ты умудрился перейти дорогу Парфенову? — добродушно спросил глава школы и задумчиво постучал пальцами по столу.

Я увидел на его руке перстень. На перстне герб — медвежья морда. Как и на набалдашнике трости.

— Это была самозащита, Глеб Ростиславович, — ответил я. — Он ударил, я ответил. Ничего больше.

— Значит вы подрались? Когда это было?

— Вчера.

— Где?

— На стадионе за школой.

— Еще и на территории лицея… — помотал головой директор. — Довольно смелое признание, учитывая серьезность последствий.

Он был спокоен как удав, но в то же время от него так и било мощной энергетикой.

— Из-за чего произошел конфликт? — спросил глава школы.

Я быстро прокрутил в голове то, что произошло, когда я попал в этот мир. Вспомнил первые слова, которые услышал, едва очнувшись. Вроде Кипяток своеобразно просил меня извиниться за то, что я назвал его гондоном.

— Уже не помню, — ответил я. — Знаете как бывает, он меня оскорбил, я его оскорбил в ответ и понеслась.

Директор в задумчивости помял свой гладковыбритый подбородок, пристально глядя мне в глаза, как будто пытался прочитать мысли, а затем достал из ящика стола небольшой буклет и передал его мне.

— Что это? — спросил я.

— Ты никогда не читал правила поведения в школе? — поднял брови он.

— Видимо…стоит перечитать, — кивнул я и взял буклет в руки.

Мне будет полезно ознакомится с тем, что тут делать можно, а что нельзя. Да и директор такой поступок оценит. К тому же, он оказался совершенно иным аристократом из тех, кого мне «посчастливилось» встретить за последние два дня. Надеюсь, суд будет справедливым.

— А Антропов? — вдруг спросил он. — Ты действительно ударил его сегодня?

— Нет! — резко ответил я и тут же исправился, заговорив более спокойным тоном: — И пальцем не тронул. Он нагрубил тете Фае, а потом ему не понравилось, как я на него посмотрел. Затем он подставил руку к лицу и…пустил себе кровь. Уж не знаю как ему это удалось, но кровь бежала ручьем. Даже весь свой женский платочек испачкал…

— Можешь не продолжать, — проговорил Глеб Ростиславович. — Послушай, сынок. Сейчас все, кто состоит в клане Парфёновых будут тебя провоцировать и добиваться исключения из школы. Сегодня я могу судить непредвзято, но если будешь нарушать правила и дальше, то мне придется перейти к более жестоким мерам. Вплоть до исключения. А это значит, что они победят. Это тебе ясно?

Клан Парфеновых? Звучит устрашающе. Интересно, Антропов тоже в нем состоит? Иначе, какого черта он вообще меня подставил? Н-да… Вопросов пока больше, чем ответов. Радует одно. Что директор остался собой. Он и раньше был добрейшей души человек, а теперь я уважаю его еще больше.

— Ясно, — отозвался я. — Но если оскорблять нельзя, защищаться нельзя… В таком случае, что мне остается?

— Соблюдать правила, — внимательно посмотрел на меня своими зелеными глазами глава школы.

Затем он поднял трубку телефона, дождался, когда на том конце провода ответят и приказал:

— Игорь, приведи ко мне Егора Парфенова и Кирилла Антропова. Да. Прямо сейчас. Ну и что, что у них урок. Анна Михална знает, что я просто так детей от занятий отвлекать не буду…

Глеб Ростиславович положил трубку и посмотрел на меня.

— Твой отец был хорошим человеком, Костя. Он был умен и многих в свое время заставил служить ему. Но стоило допустить лишь одну ошибку и его не стало. Он был моим другом и из уважения к нему я закрою глаза на то, что ты сделал. И из уважения к твоей смелости и честности. Но только на этот раз. Второго раза не будет. Надеюсь, что мозги своего отца ты унаследовал также, как характер.

Я с благодарностью кивнул.

Это что-то новенькое. В моей прошлой жизни отец рано умер. Но никаких заслуг за ним не числилось. А вот здесь история, видимо, сложилась по-другому. При случае, нужно будет расспросить у матери о нем побольше.

— А теперь, читай, — сказал директор. — Ты должен знать законы школы как «отче наш».

Я опустил глаза на открытый буклет и побежал по своду правил.

Кроме обычных правил поведения, которые запрещают прыгать через ступеньки и хвататься за оголенные провода, тут есть такие пункты, в которых, под угрозой исключения из школы, запрещается пользоваться…боевой магией. Боевой магией, черт возьми!

Я посмотрел на свою руку. Неужели я умею делать нечто подобное? Пускать себе кровь из носа, ломать технику и зажигать в своих зрачках языки пламени? Но как проверить, что я умею? И… У меня стандартный набор способностей или я могу вытворять что-то…эксклюзивное?

Я вернул глаза на страницы буклета и мой взгляд остановился на следующей строчке:

«Также запрещается использовать вне урока такие виды созидательной магии, как иллюзия, создание острых и других предметов, способных нанести увечье ученикам и сотрудникам школы…»

В дверь постучали, что заставило меня оторвать глаза от свода правил.

Директор встал со своего места и, хромая на правую ногу, дошел двери. Открыл. В кабинет директора тут же вошли Кипяток и Антропов. Они озирались так, как будто были в этом помещении впервые.

Школьники сделали несколько шагов вперед и остановились прямо по центру ковра. Как символично. Оба посмотрели на меня. На их лицах читалась ненависть. Однако она пропала, как только Глеб Ростиславович вернулся на свое место и теперь мог видеть их. Да уж. Сильно я разозлил этих парней.

— Егор, — директор обратился к Парфенову. — Как давно ты читал правила поведения в школе для одаренных?

— Я их знаю наизусть, господин директор, — прилежно ответил Кипяток.

Он прямо невинная овечка. И как можно быть такой двуличной тварью? Сейчас он и вправду выглядит так, что это я самое большое Зло из всех существующих Зол на этом свете. А не он.

— Знаешь, значит… — директор постучал тростью по полу. — А о драках на территории школы там что-то сказано?

Парфенов бросил на меня многозначительный взгляд. Явно не ожидал, что я обо всем расскажу. Знает, что кара за такое нарушение серьезная. Только я об этом не знал, а потому сознался. Да и директор мне выбора не оставил. Исключение из лицея — это суровый приговор.

— Ну? Чего молчишь? — повторил Глеб Ростиславович более твердым голосом.

— Там сказано, что драки на территории школы запрещены, господин директор, — растеряно ответил Кипяток.

— Тогда почему вчера вы с учеником Ракицким их нарушили? — повторил он еще более грубым тоном.

Кипяток молчал. Он опустил голову и смотрел под ноги.

Тогда директор сделал несколько шагов вперед и встал прямо перед местными хулиганами.

— За нарушение любого правила я имею право исключить любого одаренного из школы! — заявил он. — Будь он хоть Господь Бог! Вы позабыли, куда отправляют тех, кто не смог учиться в обычной школе? Тогда я вам напомню! Еще месяц не прошел, как Свиридов уехал на Казачью Заставу! Хотите следующими пополнить ряды Защитников?

Глеб Ростиславович замолчал, подошел к аквариуму с рыбками, открыл ладонь и корм из небольшой баночки потянулся к его руке. Я в очередной раз не поверил своим глазам. Затем он открыл крышку и навесил руку над водой. Песчинки корма осыпались на гладкую поверхность и рыбы принялись обедать.

— Любым поступком, которое нарушает порядок в лицее, — продолжил лекцию директор более спокойным тоном. — Вы не только обрекаете себя на тяжелую судьбу, но еще и показываете свое неуважение к правилам, учителям и директору школы. А теперь скажите мне, одаренные. Как долго я захочу держать здесь тех, кто нарушает дисциплину и подрывает репутацию школы?

После того, как голос директора перестал громыхать, через открытую форточку с улицы стали доноситься голоса первоклассников, прыгающих на площадке — видимо, у них была физкультура.

— Антропов… — проговорил глава школы и повернулся к длинноволосому дружку Кипятка.

Затем он подошел к нему и выдернул у него из кармана белый, испачканный в крови платок. Развернул его. Мне показалось что что-то шепнул и в этот же миг кровь с белой ткани испарилась. Я мотнул головой, в надежде прийти в себя. Но мне не привиделось. Платок действительно стал чистым. И никакая тетя Ася не нужна.

— Использование иллюзий в стенах школы запрещено, — сказал он. — Глупо надеяться на то, что вас не уличат во лжи. Вы еще дети! Стоит помнить об этом, когда начинаете использовать магию в корыстных целях, — напомнил глава школы.

Сейчас в кабинете директора снова воцарилось молчание. Все стояли с опущенными головами в ожидании приговора. Справедливость восторжествовала и каждый получил по заслугам. Но вот какой ценой?

— Еще хоть одно нарушение и вы будете исключены. Это касается каждого! — директор бросил свой взгляд на меня. — А теперь ступайте на урок. С завтрашнего дня и до конца недели вы дежурите в столовой и не посещаете занятия. Все. Втроем! Пока не научитесь уважать друг друга.

А вот и наказание… В свое время дежурство в столовой мы ждали с особенным нетерпением. Но это будет первое дежурство, которое я буду ждать как казни. Перспектива провести три учебных дня в компании этих аристократов меня не радует. Но должно быть интересно… Все-таки сейчас у всех нас связаны руки.

Каждый из нас кивнул, в знак понимания наказания и мы пошли к выходу. Пока толпились в проходе, кто-то из этих двух шепнул мне:

— Стукач!

Похоже теперь Парфенов с Антроповым ненавидят меня еще больше. Посмотрим, чем это обернется. Но на некую Казачью Заставу никто ехать не хочет. Значит теперь я в относительной безопасности и первая задача в этом мире — постоять за себя, — выполнена.

Директор проводил нас до класса на четвертом этаже, постучал и открыл дверь.

— Анна Михална? — проговорил он учтиво. — Я вам трех гавриков возвращаю, можно?

Женщина лет сорока, с чертами лица Джулии Робертс — большим ртом, кудрявыми волосами и в очках, посмотрела в нашу сторону строгим взглядом и кивнула. Затем, не дожидаясь, когда мы усядемся на свои места, продолжила что-то рассказывать.

Но я не слушал. Появилась проблема поважнее. Где я. Черт возьми. Сижу?!

Кипяток и Антропов сразу ушли и приземлились — что неудивительно, — за одну из последних парт. Вместе. Я же, застыл у доски и быстро побежал взглядом по классу.

Три ряда парт. Я совершенно точно в прошлой жизни сидел за третьей партой в первом ряду. С Игоряном. Но сейчас Игорян одет в костюм и сидит с Алиской. Но она одета обычно. Значит аристократы с челядью за одной партой все-таки уживаются. Следовательно, я могу сидеть на любом из свободных мест. А сейчас их всего три.

Вариант А. Дмитрий Солонин. Всегда был самым загадочным парнем в классе. Отвечал только, когда спрашивали. И только учителям. Я один раз видел, как его встречала бабушка из школы. Вся в черном и черной вуалью на лице. Все одиннадцать классов он учился отвратительно, хотя делал вид, что слушает все и всегда выполнял домашнее задание. Но всегда неправильно. Толи умом обделен, толи проблемы какие в семье. Мог ли я подружиться с ним в этом мире? Вряд ли. В моем он всегда за партой сидел один.

Вариант Б. Ян Калачевский. Веселый парень. Наполовину поляк. Всегда любил отпустить острую шуточку во время лекции, и тогда весь класс заходился хохотом. Вместо того, чтобы записывать под диктовку, он рисует трансформеров на последней странице тетради. Лучше всего подходит на кандидатуру моего соседа по парте, если бы не одно «но». Его предки запрещали ему общаться со мной. Почему-то считали, что я из неблагополучной семьи и поэтому обязательно научу его курить сигареты или нюхать клей. Конечно, это были только их закидоны, но, так или иначе, общения со мной он стал избегать.

Вариант В. Жанна Клаус. Еврейка. Всегда больше общалась с парнями, чем с девчонками. Учились курить за школой мы все вместе. Да и симпатизировала она мне всю школьную жизнь. Это я сейчас понимаю, а тогда мне казалось, что всякие сладости, подкиданные в портфель, дружеские валентинки, совместные прогулки домой из школы — это все само собой разумеющееся. Хотя на самом деле именно это и было истинным проявлением ее интереса.

— Ракицкий, — выдернула меня из мыслей Анна Михайловна. — Я тебя к доске не вызывала. Что ты стоишь как тополь на Плющихе?

— Можно схожу тряпку намочу? — вспомнил я вдруг дело, которое дало бы еще некоторое время на то, чтобы принять окончательное решение.

— Мы же не намочили! — вскинула учительница руки. — Только и ждали Ракицкого, чтобы магию воды использовать. Садись! Повелитель стихий…

Весь класс захихикал. А я понял, что сболтнул чушь. Действительно, если они тут могут водой повелевать, то им не очень-то и нужна эта негласная должность. И предложение намочить тряпку, едва зайдя в класс, было так себе.

Я кивнул и выбрал третий ряд. Ян или Жанна. Солонина отбрасываю сразу. Либо за пятую парту к Яну, либо за третью к Жанне. И весь класс, как на зло, смотрит за мной. Побочный эффект моего вчерашнего геройского поступка.

— Привет! — произнес я.

Затем упал на стул рядом Жанной и закинул на стол портфель, чтобы достать из него учебник по…какой там предмет?

— Ты чего, Ракицкий? — шепнула аристократка недоумевая.

Черт. Значит ошибся. Ну что теперь. Остается только вести себя, как ни в чем не бывало и снова подружиться с ней. Если, конечно, ее синяя форма не сделала из нее стерву.

— А что не так? — посмотрел я на соседку не менее недоумевающим взглядом.

— Да ни че… — замялась она. — Просто Солонин еще приревнует.

Я посмотрел на чудика из другого ряда. Он глядел на меня большими глазами и мимикой вопрошал. Я сориентировался и махнул ему рукой, мол, потом поговорим.

Вот и поворот. Самый невероятный вариант оказался правильным. Ну что ж, может оно и к лучшему. Интуиция никогда не была моей сильной стороной.

— У нас традиционные дружеские отношения, можешь не переживать, — ответил я Жанне на комментарий про ревность Солонина.

Она пожала плечами и уткнулась в тетрадь. Карандаш бил по открытым листам, показывая, что девчонка-то на нервах. Значит, чувства из истинного мира остались. Это уже хорошо.

Я посмотрел на доску. Там была начерчена какая-то формула, а сверху написано название предмета. Порталогия.

— …и помните, вы можете черпать свою силу только из порталов, — произносила свою речь Анна Михайловна. — И должны уметь в любой момент разорвать завесу и напитаться энергией. Сегодня мы научимся открывать порталы с помощью воды. Есть желающие к доске?

Я осмотрелся. Желающих, как всегда, не было. Был бы я хоть немного в теме, то вызвался бы. А так…Я даже вон учебник в портфеле найти не могу.

— Ракицкий! К доске.

(обратно)

Глава 6 Запрещенный контакт

Анна Михална, как ее называет директор, смотрела на меня и хлопала своими большими глазами.

— К доске, Ракицкий, — повторила она. — Уши сегодня мыл?

— Э-э-э-э… — протянул я.

Нет, мне выйти проблем не составляет, а вот давать лишний повод некоторым аристо подначивать меня — не очень хочется. Одаренный, не умеющий вскрывать какую-то завесу. Наверняка, все ученики хорошо с этим справляются. Выйду туда, не смогу совершить простейший трюк и тут же стану посмешищем. Что бы придумать?

— Можно я! — выкрикнула моя соседка по парте и вытянула руку.

— Клаус?

— Да, Анна Михайловна. Позвольте мне. Я очень хочу.

Учительница внимательно посмотрела на нас обоих и согласилась.

— Ну хорошо, Жанна. Выходи, — затем перевела взгляд на меня. — Ракицкий, пойдешь следующий.

— Не благодари, — шепнула мне девчонка и заставила встать с места, чтобы она смогла пройти.

Я выдохнул. И откуда она узнала, что я чайник в этом деле? Нужно будет не забыть сказать ей спасибо.

То, что происходило дальше я видел только краем глаза, потому что во всю уже листал учебник по Порталогии в поисках того, как создавать эти чертовы порталы.

Анна Михайловна протянула моей соседке стакан воды, сделала несколько наставлений, и та закрыла глаза. Затем она медленно вдохнула, протянула руку в сторону — ее пальцы были сложены в определенный знак, — потом дважды ударила по воздуху возле себя и в следующее же мгновение пространство буквально разорвалось, явив небольшую сверкающую трещину на том месте, куда только что ударила Жанна. Я посмотрел на стакан — теперь он был пуст.

Все ученики смотрели на это событие вполне обыденно. Некоторые, вообще положив головы на руки или подбородки на ладони, умудрялись зевать, находя зрелище скучным и надоевшим. Для меня же это был какой-то новый уровень…физики что ли? Только что, на этом самом месте не было абсолютно ничего. Пустое пространство. А теперь, эта самая завеса порвалась и из другого измерения — или не знаю, что по ту сторону, — в этот мир через узкую расщелину рвется серебристо-синий свет.

Клаус подняла руку и коснулась этого явления. Ученики лениво захлопали, повторяя движения Анны Михайловны. В этот же момент разрыв закрылся, как будто отдав всю энергию одаренной. Я лишь успел разглядеть в зрачках Жанны крутящиеся сверкающие молнии, когда она садилась на свое место.

Но времени на то, чтобы ошарашено смотреть на соседку по парте у меня не было. Если верить обещанию учителя, я следующий.

— Как вы поняли, ничего сложного в этом нет, — проговорила Анна Михайловна. — Вы используете энергию воды, чтобы открыть разрыв, а затем восполняете свои силы из него. Конечно, через такой разрыв вы не восполните много Сил. Но иногда и этого достаточно. Естественно, законом Российской Империи, строго запрещено пользоваться крупными водоемами. Но никто вас не накажет, если, при необходимости, вы наберете из местного пруда маленький стаканчик воды и используете ее.

Ученики восприняли фразу как шутку и посмеялись. А я уже вовсю изучал параграф, в котором объяснялся порядок открытия разрывов. Боже, храни содержание учебника на последней странице.

— Ракицкий, теперь твоя очередь, — сказала Анна Михайловна. — Выходи к доске.

Я применил старый прием. Медленно вставать с места и до последнего пялиться в книгу, чтобы успеть дочитать абзац. Но на этот раз абзац был мне не так интересен, как рисунок под ним. На изображении было видно, каким образом одаренный должен скрестить пальцы, чтобы нарушить целостность завесы.

— Раки-и-и-цкий, — напомнила о себе учительница. — Ты там сейчас глаза оставишь. Выходи. Или тебе особое приглашение нужно?

Вроде все. Я закрыл учебник и пошел к доске.

— Ты видел, что делала Жанна? — спросила меня Анна Михайловна, подала стакан с водой и не дожидаясь ответа продолжила. — Сделай то же самое. Используя энергию воды, открой разрыв и зачерпни оттуда Силу.

Я сосредоточился, как было написано в учебнике. Для этого закрыл глаза, как это сделала ученица до меня. Затем, в определенном знаке, скрестив пальцы дважды ударил по пространству рядом с собой.

Звук электрического тока, внезапно вскрывший завесу, заставил меня вздрогнуть. Благо в стакане вода уже испарилась и разливаться на пол было нечему.

Класс захлопал, вновь беря пример с учителя. Не хлопали только несколько людей. Мои главные «друзья». Но они не хлопали никому, поэтому потеря была невелика.

Однако в данный момент меня больше интересовало то, что сверкало маленькими молниями в пространстве совсем рядом со мной. Я знаю, что мне нужно всего лишь прикоснуться к разрыву и набрать оттуда какую-то Силу, но все-равно немного жутковато. Словно меня просят дотронуться до оголенного провода. И я, заведомо зная, что это может кончиться плохо, все равно должен это сделать.

— Молодец, Костя, — похвалила меня Анна Михайловна. — А теперь прикоснись к разрыву и садись.

Но я медлил. Тянул руку, но медлил.

— Ну сегодня с тобой точно не все в порядке. У тебя, случайно, нет температуры?

Это уже действительно выглядит странно. Нужно прыгнуть в омут с головой и перестать привлекать к себе внимание.

В тот самый момент, когда учитель прикоснулся к моему лбу, я собрался с духом и дотронулся до разрыва. Яркая вспышка ослепила меня, а когда зрение вернулось я почему-то смотрел на себя со стороны.

Закатив глаза, Константин Ракицкий стоял у школьной доски и не шевелился. Интуитивно я попытался отдернуть руку Анны Михайловны, приложенную к моему собственному лбу, и…получилось! Затем я поднял голову и увидел всех учеников, которые со скучным видом наблюдали за происходящим.

Черт возьми! Я в теле училки по Порталогии! Как я здесь оказался? Как мне вернуться обратно? И что вообще делать? Окажись я в такой ситуации в своей прошлой жизни, я бы непременно отправился в укромный уголок и сделал то, о чем мечтали все мои одноклассники — поднял бы блузку и взглянул на то, что под ней. Но сейчас другие вещи волновали меня несколько больше.

Паника, захватившая мой разум на несколько секунд, кажется, заставила щеки учительницы покраснеть. Но я быстро взял себя в руки и решил доиграть за нее. Благо за последние сутки уже научился.

— Что это с ним? — спрашиваю я встревоженным голосом учительницы и окидываю взглядом учеников.

Все мои одноклассники медленно поднимаются со своих мест. Встают даже те, кто не хотел. Просто потому, что другие загораживают им обзор.

— Парфенов! А ну-ка быстро принеси сюда стул! — приказываю я, даже не сомневаясь в своем выборе.

Уже через несколько мгновений Кипяток тащит старый советский стул и ставит его так, чтобы я мог усадить собственное тело.

— А теперь принеси стакан воды, с моего стола.

Интересно получается. Я могу говорить за другого человека, двигаться и даже не уступать собственного тела взамен. Судя по всему, моя тушка сейчас просто находится в трансе и ждет возвращения пилота. Черт возьми…Сколько возможностей с этой способностью у меня открывается… Надо будет прочесть в правилах, запрещено ли это? Нет. Конечно, запрещено. Но знает ли кто-нибудь об этой моей маленькой способности?

Парфенов принес стакан. Я набрал полный рот и брызнул себе в лицо. Эффекта нет.

— Парфенов, — сказал я строгим голосом учительницы. — И Антропов. Вы оба. Несите Костю в медпункт. Сейчас же.

Я едва успел схватить себя за руку, чтобы помочь аристократам аккуратно взять меня, как в этот же миг «связь» оборвалась. Все что было — встревоженные голоса школьников, мельтешение Кипятка и Антропова, взгромождающих мои руки на свои плечи, звучащий из коридора звонок на перемену — все это в один момент накрылось кромешной тьмой.

— Нашатырь поможет, — слышу женский голос, сквозь сон.

В нос бьет сильный запах нашатырного спирта, что заставляет меня открыть глаза и поморщиться.

Лежу на кушетке. Надо мной белый потолок. Справа стоит медсестра и держит в руке вонючую ватку. Рядом топчется Анна Михайловна и грызет ногти, покрытые вульгарным красным лаком.

— Наконец-то! — облегченно выдыхает она.

— Как себя чувствуешь, Костя? — добавляет Светлана Викторовна. Школьный медик. Молодая блондинка с щербинкой между зубов.

— Голова кружится, — отвечаю я, тоже перепугавшись за собственное состояние.

Нос что-то щекочет. Тяну руку, но медсестра тут же останавливает ее.

— Подожди пока. Там вата. Кровь должна остановиться.

Кровь?! Черт… А откат у этой способности убийственный. В прямом смысле этого слова.

— Что произошло? — спросила медсестра у Анны Михайловны, как только поставила мне градусник.

— Не понимаю, — ответил учитель по Порталогии. — Он как пришел на урок, так начал вести себя странно. А потом мы во время короткого контакта с разрывом… Да я и сама не помню. Все так быстро произошло. Стоял совершенно нормальный, а как завесы коснулся все. Помню только как мальчики его уносят, и мы бежим к вам.

Значит память все-таки отшибает. Это даже хорошо. Никто меня не прижмет за то, что я в тело учительницы залазил. Нетрадиционным способом.

— А ты, Костя? Можешь что-нибудь добавить?

Я пожал плечами.

— Все так и было, Светлана Викторовна.

Медсестра надевает мне на руку прибор и меряет давление. Спустя несколько секунд вынимает из ушей стетоскоп и пристально смотрит на меня.

— Что думаете? — нетерпеливо спрашивает Анна Михайловна.

— Надо на обследование. Сейчас даже не возьмусь сказать. Возможно, это последствия вчерашней драки, как и предположил директор.

Ясно. Глеб Ростиславович тут уже побывал. Тем лучше. Может спишут все на то, что я головой сильно ударился?

— Понаблюдать надо, — говорит фельдшер. — Костя, я сегодня тебе справку выпишу, на освобождение от учебы. Иди домой и отдохни. Маме твоей сейчас позвоню и все объясню.

— Нет, — возразил я и добавил: — Мать сегодня уже с утра пьет. Вы лучше мне расскажите, а я передам. Ей или сестре.

Светлана Викторовна посмотрела на меня с сочувствием, а затем кивнула и ответила:

— Если почувствуешь себя не важно — голова закружится, тошнота, жидкий стул, сразу в скорую звоните. И, конечно, завтра лучше в больницу на прием записаться. Пусть проверят реакцию на контакт с завесой. Это тоже может быть. Давай градусник.

Я вынул из подмышки мировой ртутный прибор и протянул блондинке в белом халате.

— Температуры нет. Хм.

Прозвенел длинный звонок и топот сотен учеников тут же пронесся по коридору.

— У меня уже урок начинается, — немного робко произнесла Анна Михайловна. — Я тогда пойду…если уже не нужна?

— Да, конечно, — встрепенулась, погруженная в свои мысли медсестра и прошла за свой стол.

Она выписала мне справку об освобождении от учебы на этот день, наказала что делать в случае ухудшения здоровья, и отпустила.

— До свидания, Светлана Викторовна! Не волнуйтесь, все будет хорошо, — попрощался я и вышел за дверь.

Если честно, у меня уже руки чешутся от того, как сильно я хочу проверить была ли это случайность или моя способность вселяться в других людей действительно существует.

— Ну, наконец-то, — протянула сидящая в коридоре на низкой скамейке Клаус. Она поднялась с места и вручила мне портфель с моими вещами. — Твои дружки все смылись еще до звонка и даже не подумали забрать твой портфель.

— Они такие, — улыбнулся я и забрал свои вещи. — Спасибо, Жанна.

— Пустяки, — махнула рукой она. — Что сказали? — кивнула подбородком в сторону медпункта. — Жить будешь?

— Сказали, что, возможно, это из-за вчерашней драки с Кипятком. Переживать не о чем.

— Ну, хорошо, — ответила она. — Тогда идем? История уже началась.

— Меня освободили, — я тряхнул пожелтевшей справкой. — Сказали лучше сегодня отлежаться дома.

— Эм… Тогда ладно… До завтра.

Жанна вскинула лямки от своего рюкзака на плечи и заторопилась по коридору.

— Клаус! — окликнул свою новую подругу я. Она обернулась. — Пообедаем завтра вместе?

Аристократка растерялась, затем кивнула несколько раз и пропала в темноте лестничной клетки.

Я забрал пуховик из гардероба и поспешил на стадион. Никакой физкультуры сейчас здесь не было. Все школьники на уроках в здании. Лишь какой-то мужик прогуливается со своей колли за забором.

Я несколько раз свистнул.

— Бобик! — свистнул еще. — Бобик! Ко мне!

Дружелюбного пса долго ждать не пришлось. Уже через пару секунд кто-то уткнулся мне в спину и громко задышал.

— Привет, малыш, — я потрепал по голове животное, а он, как всегда, улегся на спину и подставил мне живот. — Сейчас ты поможешь мне кое-что проверить, ладно?

Пес вскочил на лапы, пригнулся и игриво виляя хвостом, подставил морду.

Я встал на одно колено и погрузил руку в лужу. Прикрыл глаза, сделал соответствующий жест свободной ладонью и два раза стукнул по воздуху. Разрыв появился. Как два пальца. Покажите мне однажды, и я быстро усвою эту вашу…магию.

Теперь я, уже не робея, прикоснулся к разрыву. Почувствовал прилив Сил. Тяжесть в висках и бессилие в теле улетучилось также быстро, как иссохла лужа. Тогда я медленно потянул руку к голове пса. Медленно. Еще медленнее. Сглотнул и, наконец, дотронулся до Бобика.

В этот же момент короткая вспышка помогла мне очутиться в теле пса. Мое тело, также замерев в исступлении продолжало глядеть в бездну белками глаз.

Я попробовал повилять хвостом. Тень, от светящего солнца, дала знать, что получилось. Затем сорвался с места и побежал обратно к зданию школы.

С торца есть вход в столовую, через который отгружают продукты. Он был открыт всегда. Даже после обеда. Потому что повариха тетя Люда, пользовалась каждой свободной минутой, чтобы выйти на крыльцо и сделать пару затяжек.

— Здорова, пес! — буркнула она и затянулась.

Я уткнулся мордой в ее ногу и проскулил.

— Да отстань ты, нечистая сила! — тетя Люда затянулась снова. — Нет у меня жратвы. Дети все съели. Понял?

Я не сдавался.

— Ох, хитрая морда, — любя, бросила она и с сигаретой в зубах прошла внутрь. — От сердца отрываю.

Она вынесла пакет, достала из него литровую банку, открыла крышку и вытащила оттуда сосиску в тесте.

— На! Держи! Сама сегодня не доем, а тебе дам! Вспомню еще тебя вечером добрым словом. Вымогателя!

Я схватил сосиску зубами, повилял хвостом и побежал прочь.

— Вот! Все вы мужики такие, — крикнула она вслед и стряхнула пепел с сигареты. — Получите, что хотите, яйцами напоследок помашите и сматываетесь.

Я вернулся к себе, застывшему в одной позе, и дотронулся головой до ладони. Вспышка и я снова в своем теле. Получилось. Только кровь из носа побежала. Надо бы остановить.

Я вырвал из первой попавшейся тетради чистый лист и приложил. Вот подорожника-то под рукой нет. Он бы точно исцелил.

Смотрю на пса. Он до сих пор держит сосиску в тесте в своих зубах. Я беру ее и отламываю ту часть, которая еще не успела побывать в его пасти. Кидаю ее себе в рот, а остальное отдаю Бобику. Заслужил.

— Можно, парень! — командую я и пес тут же начинает радостно жевать лакомство.

Вот тебе и второй шанс. Возможность вселиться в тело любого и провернуть за него пару дел. Вот только откат сильный и черт его знает что случиться, если лишнего времени под другой крышей проведешь. Но способность, явно, полезная. Что может сделать десятилетний парень, чтобы изменить свою жизнь? Мало чего. А что может сделать этот же мальчик со способностью вселятся в тела, например, аристократов? Это уже интересно.

Не оставляя мыслей о том, какая сила у меня теперь появилась, я вскоре оказался перед дверью в свою квартиру. Вот только не успел открыть замок, как с той стороны донесся истошный крик. Кричала мать.

Я тут же открыл дверь и своим появлением буквально остановил кулак, летящий ей в лицо. Отчим держал маму за волосы и собирался ударить снова.

(обратно)

Глава 7 Компромат на малолеток

— Отпусти ее! — выкрикнул я, подбежал ближе и попытался оттолкнуть отчима.

Таким бессильным я не чувствовал себя еще никогда. Это действие не оказало абсолютно никакого эффекта. Как будто я просто попытался толкнуть бетонную стену.

— Отойди, шкет, — оголтелый мужик размахнулся и дал мне пощечину.

От удара мне пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы не упасть. В голове затрещало.

— Отдавай деньги, тварь! — крикнул он на мать и ударил ей кулаком по лицу.

Когда она осела, он вырвал пачку купюр из ее сжатого кулака, оттолкнул меня в сторону, взял свою куртку с вешалки и вышел за дверь.

Теперь мы остались в квартире только вдвоем. Уткнувшись в ладони, мать старалась сдержать свои слезы, но короткие вздохи все равно выдавали ее.

В каком же дерьме мы находимся… И как можно продолжать так жить? Нет! Я никому больше не позволю трогать мою семью.

Обозленный на весь мир и, настроенный решительно, я прошел мимо сидящей на полу матери прямо на кухню. Взял со стола недопитую бутылку водки и вылил содержимое в раковину. Затем вернулся к двери, закрыл ее на несколько замков и старую-добрую цепочку. Подошел к матери и положил руку ей на плечо. Некоторое время молчал, пытаясь обрести душевное равновесие, чтобы не сорваться и не наговорить глупостей. Ей и так досталось. Любые нравоучения сейчас не пойдут на пользу. Да и кто я такой, чтобы меня слушать.

— Ты еще собираешься пускать его в нашу квартиру? — спросил, наконец, я.

Она отрицательно помотала головой.

— Мне нужно, чтобы ты пообещала мне, — я присел и посмотрел в ее красные глаза. — Если он еще раз вернется сюда, то ты вызовешь по…милицию. Хорошо?

Она кивнула.

— Да, хорошо.

Не верю. Вот ни капли. Знаю, что пройдет время, злость утихнет и этот ублюдок снова, как только закончатся деньги, припрется. И мать пустит его. Из жалости. И плевать ей будет на обещание мне. Тут нужен другой подход.

— Машка где? — спросил я, когда мать еще больше успокоилась.

— Она сегодня не вернется. Ночует у Вадима.

У Вадима? Проводит с этим хахалем вторую ночь подряд?

— Хорошо, — проговорил я. — Тогда ты езжай к бабушке…

— Нет, — помотала головой она. — Я тебя одного не оставлю.

— Меня тоже дома не будет. Я сегодня у Женьки ночевать буду. А дверь закроем, чтобы он попасть не смог.

— У него ключи есть.

— Нет, — ответил я и бросил взгляд на советскую тумбочку у входной двери. — Он не подумал о том, чтобы их взять. Торопился потратить твою зарплату.

В следующий момент из детской комнаты донеслось «мяу». Я бросил взгляд туда и увидел свою старую кошку. Матильду. Чисто белого окраса. Я смотрел на нее и тут же вспомнил, как мне пришлось попрощаться с ней в том мире, когда ее час пришел.

Какие-то смешанные эмоции сейчас я испытывал. У меня был пес в истинном мире. Живой, здоровый и верный. Я люблю его и…наверное…мысль, что мне приходится сейчас заменить Дога на Мотю…Не знаю. Все это очень странно. В отношении к людям такого нет.

— Кс-кс-кс, Мотя, иди сюда, — подозвал я кошку.

Но Матильда продолжала неподвижно стоять и недовольно вилять хвостом.

— Есть хочет, — пробубнил я себе под нос.

В следующие полчаса, я помог матери собраться, накормил кошку, перекусил сам, вторым блюдом по популярности в моем детстве — бутербродами с салом. А затем мы вышли из дома.

— Есть деньги на проезд? — поинтересовался я, когда мы подходили к остановке.

— Осталась мелочь, — она порылась в кошельке и прикинула хватит ли на дорогу.

Сегодня я выиграл и мог бы добавить, но ее зависимость от алкоголя не позволила это сделать. Дам, и пропьет. Пусть лучше останутся на более благие дела, которыми сейчас и займусь до уезда родителей Жендоса.

Мать села в троллейбус, помахала мне оттуда, двери закрылись, и он уехал.

Я почувствовал облегчение. Как всегда в детстве, когда играл с парнями на площадке, а она проходила мимо и обращалась ко мне. Не знаю, одному мне стыдно было перед друзьями за родителей или у кого-то тоже были такие чувства. В любом случае, любителей пообщаться с предками, когда ты в компании друзей, в нашем дворе было не много и каждый старался закончить беседу как можно быстрее.

Я сел на скамейку на остановке и принялся думать, куда я могу инвестировать свои триста десять рублей, чтобы уже завтра у меня их стало больше.

Можно было бы поставить ставку на какое-нибудь спортивное событие, да вот только промежуточных громких игр я не помню. Чемпионат мира по футболу во Франции девяносто восьмого года уже прошел. И я точно помню, что в нем победила Франция. У меня даже дома тетрадка валяется, куда я записывал результаты всех матчей. Ближайшее же событие, на котором я могу улучшить свое финансовое состояние — это чемпионат Европы по футболу, где тоже победила Франция. Но до него еще два года. К тому времени нужно накопить побольше денег, чтобы выигрыш сделал из меня миллионера. Так. А что еще?

МММ? Тоже не быстро, да и не совсем помню, когда эта финансовая пирамида рухнула. Кого-то шантажировать или продавать тексты будущих хитовых песен, тоже как-то не по-человечески. Н-да.

Сигнал, раздавшийся из одной из машин, переезжающих перекресток, заставил меня повернуть голову направо. Туда, где на небольшом деревянном ящике сидела бабушка и торговала семечками. Лет двадцать таких не видел. Может купить? Помогут думать.

— Здравствуйте! — я подошел к бабуле и сунул руку в задний карман. — Сколько стакан семечек стоит?

— С солью или без?

— Давайте с солью. Гулять так гулять.

— Два рубля будет, — ответила бабуся и тут же запустила граненый стакан в мешок с семечками, чтобы удовлетворить своего клиента.

Я достал пачку смятых купюр, расправил одну из них — десятирублевую, и протянул продавцу.

Бабуля высыпала семечки мне в карман и сдала сдачу.

— Спасибо! — поблагодарил я.

— Да не за что! — махнула рукой она и когда я уже отвернулся вдруг окликнула меня: — Сынок!

— А? — я обернулся.

— А котенок тебе не нужен?

— Н-е-е-е, — тут же протянул я. Но в друг меня посетила интересная мысль и я спросил: — А почем?

— Бесплатно отдаю. Топить жутко не хочется.

Я щелкнул семечку и вернулся к самобытной лавке.

— А где они?

— Да тута.

Бабуля расстегнула большую серо-синюю сумку в клетку, и я заглянул внутрь.

— Так это ж шотландцы. Вислоухие!

— Шотландцы, британцы, американцы, мне — все одно. Лишь бы топить не пришлось, — выдохнула она.

— Бесплатно говорите… — задумался я.

— Да-да. Только, чтобы обратно не нес! Если родители спросят откуда, скажешь, что нашел.

Я почесал затылок.

— Подождите-ка.

Я побежал к киоску с печатной продукцией, стоящему через дорогу. Все такие исчезли в моем мире через несколько лет после появления интернета. А сейчас стою перед ларьком и как будто даже чувствую запах бумаги, доносящийся изнутри.

Встаю на носочки, чтобы смочь разглядеть названия газет. «Известия», «Работа сегодня», «Спид-инфо», «Playboy» — самый заветный из представленных здесь. Мы скинемся на него еще через пару лет, а потом мамка Жендоса найдет этот журнал у него под кроватью и проведет беседу о сексуальном воспитании. Мы будем истерично ржать, узнав эту историю. Хотя в тот момент на самом деле победителем будет он. Великий Знающий что делать с пестиком и тычинкой. А вот и то, что я искал.

— Здравствуйте! — я постучал в окошко. — Газета купи-продай в какую цену?

— Три рубля, — ответила продавщица в очках с толстыми линзами.

— Дайте одну, пожалуйста.

Я достал из кармана мелочь и протянул в окошко. Продавщица взамен отдала мне газету. Не отходя далеко, я тут же ее раскрыл.

— Диван…телевизор…ковер…

Я пролистал все актуальные объявления и не нашел ни одного связанного с животными.

Ну, правильно. В такие времена отдать в «добрые руки» считалось лучшим способом избавиться от лишнего рта. И чаще всего люди пользовались сарафанным радио. Если я подам объявление в газету, то при отсутствии конкуренции вполне вероятно распродам всех котят. К тому же не дворняжки. А шотландские вислоухие.

Я пролистал газету до конца. Здесь был номер телефона, куда нужно звонить, чтобы подать объявление. Я наизусть помнил, где на районе находятся все телефоны-автоматы и вскоре стоял у одного из них и звонил в рекламный отдел местного отделения газеты.

— Как вас зовут, бабушка? — я вернулся к мелкому частному предпринимателю, подкинувшему мне идею.

— Клавдия Петровна, сынок. А чего такое?

— Вы пообещайте мне, Клавдия Петровна, что котят раздавать не будете. Я может их продать смогу. И какие-никакие деньги заработаем.

Бабуля задумалась.

— А сколько ждать?

— Ну неделю, максимум. Вы дайте мне свой телефон. И если через неделю я так и не позвоню — отдать в добрые руки вы всегда успеете.

— Ну… — бабушка помялась. — Ладно. Будь, по-твоему. Мурка хоть с ними еще неделю побудет.

Бабуля написала мне свой номер на куске картона, я сел на следующий троллейбус и поехал подавать объявление. Благо город знал, как свои пять пальцев. И никаких гугл-мапс не надо.

Не знаю, стал бы кто-нибудь принимать заявку у десятилетнего парня, но я решил не рисковать. Недалеко от входа в редакцию газеты мне пришлось применить мои обнаруженные способности, чтобы в теле, какого-то мужика зайти внутрь, заплатить триста рублей за объявление, которое выйдет уже завтра и вернуться обратно.

За каждого котенка я выставил стоимость — триста рублей. И если дело выгорит, то увеличу свои наличные в пять раз. Там, конечно, еще доля бабули, но, если дальше так пойдет, то уже очень скоро у меня появятся основания менять рубли на валюту.

Всеми своими новыми делами я прозанимался почти до восьми вечера и сейчас спешил к Жендосу домой, пока не стукнуло девять и я не попал в лапы этих странных теней. Хотя отчима, разгуливающего по двору, я хотел избежать больше, чем магических тварей.

— Ну, наконец-то! — выдохнул Жендос открывая дверь в свою квартиру.

Я зашел внутрь и улыбнулся тому, что снова очутился дома у Жендоса. Этому сладкому ощущению, что впереди целая беззаботная ночь за фильмами и приставкой. Затем поставил свои ботинки к кроссовкам, скорее всего, Серого. И прошел в комнату.

Парни рубились в танчики на «Денди». И делали это очень громко. Сопровождая воплями каждое успешное действие или потерянную виртуальную жизнь.

Я огляделся. Даже не знаю в каком именно году я перестал сюда приходить. Просто со временем общих интересов у нас с Серым стало больше и третий оказался лишним. Так мы выкинули Жендоса из компании. И, конечно, для этого у нас были еще основания. Есть у хозяина этой квартиры мерзкие черты характера, которые нас обоих раздражали. Жадность, предрасположенность к заговорам, авантюрам и интригам. В общем, почему-то это все оказалось сильно нам не близко. Но хорошо, что сейчас до этих времен еще далеко. Может в этот раз у нас получится сохранить дружеские отношения?

— Пацаны, — я встал перед телевизором.

Но Жендос с Серым завопили и не выпуская джойстики из рук, попытались оттолкнуть меня в сторону. Но тогда я выключил приставку.

— Ну-у-у-у! — заныли они одновременно.

— Пацаны, мне надо с вами поговорить, — сказал я серьезным тоном.

Пора было рассказать друзьям кто я и как сюда попал. Если у меня не будет поддержки в их лице, то я буду разгребать всю эту кучу информации еще долгие годы. А кому я могу доверять, если не лучшим друзьям, с которыми провожу времени больше, чем с собственной родней?

— Поговорить? — разочарованно отозвался Серый. — Я думал мы играть пришли. Это вам завтра во вторую смену в школку. А мне с утра вставать. Хотелось бы успеть пройти до пятидесятого уровня.

— Это серьезно, — я сел перед ними в позу лотоса. — Поклянитесь, что будете хранить мою тайну до самой смерти.

Это была глупая детская клятва, но почему-то мы в нее верили и очень серьезно относились к обещаниям, данным в ее рамках. Парни приблизили свои мизинцы к моему, и мы сцепились ими.

— Клянемся! Клянемся! Клянемся! — трижды повторили мы и заняли свои места.

— Ну? — нетерпеливо спросил Серый.

— Та-а-а-йна, — потер друг о друга руки Жендос. — Так о чем речь?

— В общем… — я не знал с чего начать. — Скажите, мы с вами уже разговаривали когда-то о том, что бы было круто стать взрослыми?

— Не припомню, — ответил Серый. — Но это было бы реально мегакруто! — он почесал свои кучерявые волосы. — Знаете, что бы я сделал в первую очередь?

— Купил бы машину и уехал к бабушке в Казань, — перебил я его.

Серый удивленно посмотрел на меня.

— Откуда ты… — начал он тихо и вдруг почти закричал. — Он мысли умеет читать, Жендос!

Жендос уже набирал полные легкие, чтобы присоединиться к воплям моего второго друга, но я сразу их остановил:

— Не угадали! Короче. Я уже был взрослым, понимаете? Мне было тридцать три года, когда я попал в автомобильную аварию и умер. И потом снова оказался в прошлом. Только в том мире не было никаких аристократов, Силы, и новогоднего бала в Москве…

Я остановился, потому что друзья, слушая мою речь так ни разу и не моргнули. По крайней мере, мне так показалось.

— Эй, вы тут? — я хлопнул по плечу Жендоса.

В этот самый момент они почти одновременно разразились хохотом. Так, что я еле успел увернуться от летящего в меня перемолотого попкорна изо рта Серого. И впервые осознал, что все-таки имею дело с детьми и подход нужен совершенно другой. А главное — терпение. Терпение. Вот чего нужно набраться.

— Ну ты и сморозил, Фунтик, — махнул рукой Серый. — Это ради этого ты приставку выключил?

Ладно. Значит нужно сказать им какой-то факт, который могу знать только я из будущего. Раз того, что я уже сказал недостаточно. Что бы такое вспомнить… Задачка не из легких. Это тебе не пытаться сидя в чужом теле доказать, что ты это ты. Это посложнее.

— Ладно, — я встал с места и подошел к шкафу с видеокассетами. — Жендос. Есть кое-что, что ты сделал в самом юном возрасте, но признался нам с Серым гораздо позднее.

Я достал с полки одну из кассет. «Звездные войны. Эпизод четыре».

— Твои предки терпеть не могут Звездные войны, — начал я. — Да ты и сам недалеко ушел. Еще несколько лет будешь притворяться, что без ума от этого фильма, потому что мы с Серым действительно любим его. И только потом признаешься, что в летние каникулы в девяносто восьмом году, записал поверх одного из эпизодов эротическую сцену из другого фильма, который показывали по телику. И в ближайший год засматривал ее до дыр.

Я достал кассету из коробки и вытащил из видеомагнитофона перемотанные на начало «Доспехи Бога».

— Ставлю? — спрашиваю я.

Жендос весь покраснел от моих слов. Он еще несколько мгновений молчит, затем срывается с места и вырывает кассету из моих рук. Нежно вставляет ее обратно и говорит:

— Ладно! Верю, — ворчит он и добавляет: — Наполовину. А теперь давай что-нибудь о Сером и тогда поверю окончательно, что ты из будущего.

И все-таки у детей нет границ. Любые взрослые попытались бы найти целую кучу оправданий и не остановились бы в доказательствах правоты своих слов. Находя все больше и больше изощренных способов того, откуда я мог узнать правду. Но чтобы поверить в мое возвращение из взрослой жизни детям и этого достаточно.

Я посмотрел на Серого. Кажется его булочки сжались в ожидании огласки какой-то сокровенной тайны. Он относился к своим секретам более трепетно.

— Не помню год. То ли девяносто восьмой, но быть может раньше… — задумчиво произнес я и постучал пальцами по телевизору. — Серый однажды нашел в кармане у отца мелочь. Пять рублей, или около того. Взял, потому что дома никого не было и разрешения спросить было не у кого. А фишки со Стрит файтер купить очень хотелось. Чуть позже, вечером, выяснилось, что отец ничего не заметил. С тех пор началась маленькая криминальная карьера нашего друга, Жендос. Не знаю попался ли ты уже на воровстве, но если не прекратишь, то рано или поздно батя заметит и всыплет тебе ремня.

На Сером лица не было. Жендос же широко открыл глаза и рот, удивляясь новой правде о маленьком воришке.

— Да ну на-а-а-а, — протянул он, начиная нервно хихикать и указывать пальцем на приятеля.

— Все это дело прошлое… то есть будущее, — я взял инициативу в свои руки. — Ну а теперь-то вы мне верите?

Пацаны переглянулись.

— Расскажете, что здесь происходит и откуда в этом мире, черт возьми, магия? — спросил я.

(обратно)

Глава 8 Кто там?

— Откуда появилась магия? — Серый открыл баночку «Пепси» и отхлебнул. — Никто этого не знает.

— Ну хоть какие-то теории есть? — я забрал у него газировку и отпил сам. Тому пришлось открыть новую.

— Кроме этой? — Жендос откашлялся в кулак и начал. — И на седьмой день создал Он Магию. Отныне люди знали, кто прирожден дела творить от имени Его, а кто служить Ему своей верой и правдой.

Это какая-то новая версия библии? Ну правильно. Откуда еще магии взяться, кроме как не сотвориться от руки того, кто вообще создал жизнь.

— А вторая версия? — спросил я. Газировка приятно пожгла горло.

— Жили-были динозавры, — начал Серый. — Никого не трогали. Пока однажды не прилетел астероид и не убил почти все живое на планете.

— А магия тут при чем?

— А магия прилетела вместе с ним, — пожал он плечами.

Не густо. Ну, что есть, то есть. Видимо с этим надо смириться.

— А теперь ты нам расскажи, как там? Во взрослой жизни.

Я уже хотел отмахнуться, как в этот самый момент сработал будильник. Пронизывающий холодным потом, звон.

— Ставни! — вскрикнул Жендос и спрыгнул со своего кресла.

Он побежал закрывать окна по всей квартире, совершенно забыв, о чем мы только что говорили.

— Серый! Закрой тут, Костян на кухне! — раздал поручения он и скрылся в дверном проеме.

Благо в двушке Жендоса далеко бежать не пришлось. Уже через несколько секунд я оказался на кухне и схватился за те самые веревки, с помощью которых днем ранее закрывала ставни моя сестра. Еще раз взглянул на темно-серые облака, наплывающие на ярко светящую луну, и дернул. Наступать на вчерашние грабли у меня желания не было.

— Погодите! Сейчас еще раз проверю, — дотошный Жендос вновь оставил нас с Серым наедине в гостиной, а сам побежал проверять на все ли замки я закрыл дверь, когда пришел.

— Это правда? — спросил шепотом Серый. — Только по честноку? То, что ты уже был взрослым и снова попал в свое тело?

Я, глядя ему прямо в глаза, уверенно кинул.

— Правда.

— Да ты гонишь, — с подозрением бросил он. — Мне-то правду можешь сказать. А над Жендосом прикольнемся. Я тебя не выдам, слово пацана.

— Если хочешь, я могу рассказать еще парочку твоих секретов, — поднял я брови и пристально посмотрел на друга. — Слово пацана, Серый. Я попал в гребанную аварию, умер и вернулся.

Кажется, в этот момент он раз и навсегда поверил в мои слова. Потому что, схватившись за голову упал на кресло и задумался.

— А телка у тебя была? — вернулся в гостиную Жендос, и раздал нам по сахарному петушку.

— Была, — я кивнул и снял защитную пленку с леденца.

Вот они, радости жизни. Леденец на палочке. И вкусно, зараза.

— А вы это…ну…трахались? — спросил он, косясь на меня и засовывая в рот петушок.

— Конечно, — выдохнул я, вполне предполагая все вопросы, которые на меня сейчас посыплются.

Но ответить на них надо. Иначе они ничего нормально мне не объяснят и все время будут пытаться узнать, как оно там — во взрослой жизни.

— Вот, везу-у-у-у-нчик, — протянул Жендос и уселся на соседнее кресло.

Я так и сидел в позе лотоса на полу.

— А красивая? — спросил Серый.

— Пипец какая.

— А денег у тебя много было?

Так. Кажется самые интересные вопросы они уже задали. Проще ответить им одной фразой, затронув сразу все интересующие детали.

— Так, парни. Жена была, секс был, деньги были, но немного. Машина была, но куплена в кредит и не самая крутая. На джип уже не хватило, извините. Я жил полноценной жизнью, пацаны. Но хочу многое изменить. Кроме одного — жена у меня была самая лучшая. И сейчас мне нужна ваша помощь, чтобы всего этого добиться снова, только на этот раз, чтобы было еще лучше.

С улицы раздался хлопок, перебив меня. Я по инерции обернулся и взглянул в загороженное ставнями окно. Повернул голову обратно, на друзей, и понял, что посторонний звук их ничуть не смутил. Значит происходящее сейчас там, в порядке вещей.

— Я хочу попасть на новогодний бал в Москву, — продолжил я. — Там будет моя Настя. Я должен вновь встретиться с ней, понимаете? И влюбить в себя. И вы должны мне в этом помочь.

— Новогодний бал для одаренных? — Жендос нахмурил брови. — И думать забудь. На него поедут Кипяток с Антроповым. И может еще парочка аристократов из школы.

— Но ведь попасть на бал как-то можно?

— Нам — никак. Бастардов туда не берут, Костян. Только чистокровных аристократов. Поэтому и думать забудь, — Жендос увидел дырку на своем носке, и тут же избавился от нее, перетянув с пальца на ступню. — И про бал. И про жену. Мы и аристо — не пара.

Бастардов? Я, это что получается, местный Джон Сноу? И, судя по всему, мой папаня был одним из чистокровных. Хоть какая-то информация.

— И что, ни разу за всю жизнь не было случая, чтобы бастард на новогоднем балу был? — уточнил я.

В возрасте, в котором находимся мы все, до фактов еще докопаться нужно. Сейчас они говорят, что невозможно, а через минуту вспомнят какую-нибудь важную деталь.

— Не-а, — мотнул головой Жендос. — Не было таких случаев.

Я почесал затылок уже придумывая план действий. Хоть Кипятком не притворяйся, чтобы в Кремль попасть. В конце концов, поставить пару подписей, управляя чужими телами не так уж сложно. Сложнее потом сделать так, чтобы подмены не заметили. И не наказали.

— Ну есть один вариант… — вдруг произнес Серый, встал с места и выбежал из гостиной.

Хоть маленькая, но надежда. Серый не только учился на год старше нас, но и, негласно, был самым умным в компании. Он всегда интересовался космосом, смотрел новости, да и в школе был твердым ударником, в отличие от нас с Жендосом. Надежда на него есть. Какая-никакая.

Очень скоро Серый вернулся с рюкзаком в руке, из которого тут же достал какую-то толстую, всю разрисованную тетрадь.

— Это че такое? — нахмурившись спросил я.

— Эта его женская анкета, — поморщился Жендос. — Убери ее обратно в свою дамскую сумочку, не позорь нас! Ладно бы еще не обводил каждую букву своими разноцветными гелиевыми ручками. Девчачья забава!

— Не слушай его, — я махнул рукой на ушастого друга. — Что там?

Серый прошелся по нам подозрительным взглядом и сказал:

— Одна моя одноклассница как-то написала, что ее мечта поехать на новогодний бал в Москву. Да это Юлька Барт! Вы ее хорошо знаете. Тоже нечистокровная. Но в анкете написала, что знает как попасть на бал, и уже копит деньги.

— А ну, дай посмотреть, — нетерпеливо протянул я руку.

— Да, подожди ты, дай найду сначала ее, — отмахнулся умник.

— Если ты, Костян, прикоснешься к этой девчачьей тетрадке, я тебя тоже за пацана считать перестану, — не унимался Жендос, ерзая в своем кресле.

— Ты же сам гигиенической помадой с блеском губы красишь, — повернулся я к нему.

— Да иди ты! Это было всего один раз и то только из-за матери, — начал оправдываться хозяин квартиры. — Она меня не спрашивала, знаешь ли. Сам бы я ни за что…

— Вот! Нашел! — перебил друга Серый и протянул мне открытую анкету.

Не думал, что еще когда-нибудь подержу в руках этот раритет. Несколько сотен раз открытая тетрадь. Листы уже плотно не прилегают друг к другу из-за постоянного интереса владельца и других анкетируемых. Невероятно сложно было устоять перед тем, чтобы не заглянуть на другую страницу и не посмотреть кто же нравится Ленке с первой парты.

— Барт Юлия, одиннадцать лет… Точно она? — я поднял глаза на Серого.

— Ага, — кивнул он. — Читай дальше.

— Хочет стать актрисой, собирает коллекцию пингвинов из киндер-сюрпризов, любит Сфероведение и ненавидит математику. Где там уже про мечты. А, вот. Я мечтаю поехать на новогодний бал для одаренных в Москву. Знаю, что туда пускают только чистокровных аристократов, не тупая. Но у моей матери из прошлой жизни остались связи. Она пообещала купить мне билет и даже добавит оставшуюся сумму, если я буду хорошо учиться, и сама накоплю тоже… — я поднял глаза. — Надо ей позвонить.

— Сейчас? — разочарованно вопрошал Жендос. — Давайте уже фильм смотреть. Мы для чего собрались? А лучше расскажи еще, что-нибудь про будущее. Или про свою телку. Какая самая крутая тачка через двадцать лет?

— У тебя есть ее номер? — спросил я у Серого, игнорируя другого своего друга.

Уже начинал нервничать от того, что знаю в каком направлении двигаться, но чувствую себя бессильным от того, что заперт в этой квартире. Комендантский час, епт!

— У-у, — жуя следующую порцию попкорна, ответил Серый.

— Нет номера? Черт возьми… Может вспомнишь на память?

— Я не так часто ей звоню, Костян. Прости.

Жендос показательно выдохнул, затем вышел из комнаты и очень скоро вернулся, закатив глаза и бросив большой телефонный справочник на пол.

— На! — хмыкнул он. — Не благодари.

— Телефонный справочник! — я кажется даже взвизгнул от того, что госпожа Фортуна на моей стороне.

Целая кладезь телефонных номеров от «а» до «я»! Конечно, многие номера внутри со временем стали неактуальны, но те, кто живет в квартире, по крайней мере, последние лет десять, точно ответят, если я позвоню прямо сейчас.

— А чего ты так обрадовался? — спросил Жендос, присаживаясь на кресло и подгибая ноги под себя. — Че, во взрослой жизни таких нет? — никак не унимался он, хотя все больше узнать о будущем.

— Нет, — протянул я, уже ища фамилию Барт. — Там будут сотовые телефоны, и еще социальная сеть, в которой по имени и фамилии ты можешь найти любого человека. Если он, конечно, там зарегистрировался.

— Социальная сеть? Это как? — спросил любознательный Серый.

— В интернете…блин, сложно объяснить, — я смочил языком кончик пальца и принялся листать дальше, не отрывая взгляда от пожелтевших страниц справочника. — Но вот от этого всего хлама квартиры будут очищены…Вот! Нашел. На какой улице она живет, знаешь?

Я посмотрел на Серого.

— Не знаю я, — пожал он плечами. — Но где-то в нашем районе.

Фамилия Барт не такая распространенная. Тут всего три. И ближайшая семья живет на Карла Маркса.

— Где у тебя телефон? — спросил я у Жендоса.

Он порылся где-то под своим задом и в конце концов достал оттуда трубку от радиотелефона. Мажор. Мог выходить на улицу и разговаривать. Даже, как сейчас помню, вокруг дома такой ловит.

Набираю номер. Гудки.

— Алло?

— Здравствуйте, а Юля дома? — отвечаю я.

— Конечно, дома. Вы, молодой человек, на время давно смотрели?

Что за душная тетка? Мать ее?

— А можно с ней поговорить? — игнорирую я замечание.

— А кто спрашивает?

— Сергей, одноклассник.

Серый тут же начал отнекиваться, как будто это что-то еще решало.

— Сейчас позову. Юля! — голос сделался приглушенным. Видимо мамаша прикрыла рукой динамик. — Юля! Тебя к телефону. Сергей Выхухлев, — а дальше голос перешел на шепот. — Тебе уже мальчики стали звонить. Совсем большая стала. Пригласи его в гости. Вместе уроки сделаете.

— Ма-ма! — послышался недовольный голос Юлии Барт. — Никакой это не мальчик! Звонит в очередной раз, чтобы спросить какое домашнее задание на завтра задали. Алё!

— Юля, привет! Это Костя Ракицкий. Друг Выхухлева.

В трубке молчание. Девчонка явно не ожидала.

— Алло?

— Чего тебе, Фунтик? — наконец, услышал я в ответ недовольный голос.

— Как дела? — попытался успокоиться я и не задавать в лоб вопросы, на которые мне очень нужны ответы.

— Пока не родила! Тебе чего надо?

Я прикрыл рукой динамик.

— А чего она такая злая?

Костян с Серым посмотрели друг на друга и через мгновение заржали, пытаясь закрыть рты себе руками. Я дал одному из них по плечу, чтобы привести в чувства.

— Ты на меня в обиде, да? — предположил я, чтобы потянуть время.

— Чихать я на тебя хотела, Ракицкий. Говори, чего надо, или я кладу трубку.

— Слушай, я это…

Я понимал, что такая реакция одноклассницы моего друга может быть только по одной причине. Я сотворил какую-то дичь. Спрятал какую-нибудь ее личную вещь, написал пошлую надпись в ее учебнике или совершил любую другую шалость. И скорее всего, это потому, что в школе она мне очень нравилась. Да и когда выросла Барт осталась очень сексапильной девушкой. Но кроме, как совершать какие-нибудь пакости, больше никаким образом свой интерес проявить в этом возрасте я не мог. Да и не за чем. Она всегда смотрела на парней постарше.

— Я извиниться хочу, — ответил я и замер, подняв брови и сжав зубы в ожидании ответа.

Попал или нет?

— Принято, — ответила она. — Но в следующий раз можешь даже не звонить. Я все отцу сразу расскажу.

— Хорошо, — медленно проговорил я. — Слушай, как твои успехи по поводу новогоднего бала? Раз уж мы…созвонились. Ты все еще ехать собираешься?

Короткое молчание.

— Опять посмеяться собираешься?

— Нет-нет, — поспешил ответить я. — Я, наоборот, с тобой хочу поехать.

— Ты?! В Москву?!

— Да. Сможет у тебя мама еще и на счет меня договориться?

— Да у тебя столько денег нет…

— А сколько нужно?

— Пятьдесят тысяч, Ракицкий, — вздохнула Барт. — Да и я все равно не поеду в этом году. Оставлю до следующего. Так что…

— А ты почему не поедешь? — удивился я.

— Потратила все, что накопила, — шмыгнула носом она. — Теперь меня мама не отпустит.

— А сколько нужно?

— Еще десять тысяч.

Я некоторое время помолчал. Предложение зрело у меня в голове, вместе с вероятным развитием событий.

— Слушай, — сказал, наконец, я. — Есть предложение.

А дальше была моя первая серьезная детская сделка. Я пообещал дать Барт десять тысяч рублей, если она уговорит свою мать договориться с кем-то там еще и на счет меня. Она пообещала это сделать и на следующий день позвонить, и дать ответ о том, получилось ли. Другое дело, что теперь мне за короткий срок нужно заработать шестьдесят тысяч рублей, тогда как средняя зарплата сейчас вообще на уровне десяти. Если не меньше. Что ж. Это серьезный вызов. Ну, а какие у меня еще есть варианты?

Как только я положил трубку парни вновь набросились на меня с допросами о том, где я возьму столько денег и как оно там, в будущем. Когда вопросы закончились, мы наконец уселись смотреть «Доспехи Бога» и наслаждаться боевыми искусствами.

В полной темноте мы пялились в синий экран, а меня, нет-нет, да посещали мысли о деньгах. О том, как я более-менее легально могу использовать свою новую способность, чтобы разжиться деревянными.

И, конечно, о том, что я могу вселяться в тела других людей, парням я пока не рассказал. Я еще слишком мало знаю об устройстве этого мира, чтобы просто так выдать то, что обладаю такой мощной способностью. Отделаться от просьб продемонстрировать это тут и там будет непросто. Это куда более значимая тайна, чем попаданчество. Предки просто покрутят у виска, если кто-то из них проболтается о том, что Костя Ракицкий из будущего. А вот фокусы с завесой это дело другое. Тут это вполне реально.

На экране была уже финальная драка Джеки Чана, когда телевизор вдруг замкнул, а экран потух.

— Э-э-э-э-э, — Жендос пытается нащупать пульт в кромешной тьме. — Это что еще за фигня?

В этот момент кто-то стучит в дверь.

Мурашки, цепляющиеся за каждую нервную клетку в моем теле, пробегают по спине. Я знаю, что у парней тоже. Потому что все перестали двигаться.

— Это кто? — спрашивает шепотом Серый.

В дверь теперь скребутся. Тихий шорох разрезает острым ножом безмолвную тишину.

— Не знаю, — пискнул Жендос. — Даже ставни рано открывать. Комендантский час еще не закончился.

Что за херня происходит на улице я так спросить и не успел. А теперь этот вопрос встал ребром.

— Кто это может быть? — шепчу я.

— Не кто, а что? — отвечает тихо Серый и тут же умолкает, потому что сквозь замочную скважину в квартиру проникает протяжное рокотание.

— Ты куда? — спрашиваю я, почувствовав, что Жендос встал с кресла и скрепя полом идет в коридор.

— Хочу посмотреть что там, — отвечает отважный рыцарь, мать его.

— А что, если на тебя нападут? — я не перестаю говорить.

— Если это они, то проникнуть в квартиру не смогут. В дверь, как и в ставни влит аргнелий.

Не могу же я отпустить Жендоса одного. Я встаю с пола и бреду следом. Очень скоро мы оказываемся в коридоре, а рокотание и шорох становятся слышны еще четче. Серый останавливается рядом со мной.

Владелец квартиры медленно подходит к двери и в последний раз скрипнув полом, встает на носочки и тянется к глазку…

(обратно)

Глава 9 Заблудшая душа

— Постой, — останавливаю я Жендоса и кладу ему руку на плечо. — Что это?

— Скорее всего, душа смогла попасть в подъезд… — шепчет он.

— Душа? — обронил я.

— Да тихо ты! Спугнешь сейчас! — отмахнулся он, затем убрал в сторону то, что закрывало глазок и посмотрел в него.

Мы с Серым переглянулись. Я видел только, как его испуганные глаза блестят в полной темноте.

— В-а-а-а-у-у, — протянул Жендос шепотом.

В этот самый момент тот, кто был с той стороны сильно ударил в дверь. Так, что наш приятель отскочил. В следующую секунду он воодушевленно рассмеялся. Видимо незваный гость был для него отличным развлечением. И однозначно Жендос чувствовал себя в полной безопасности. В отличие от нас Серым.

— Смотреть будете? — хозяин квартиры отошёл от двери и подтолкнул меня.

— Я туда не пойду, — отказался Серый.

— Ну, а я пойду, — ответил я.

Если Жендос себя так ведет, значит мы действительно хорошо защищены. На самом деле, он тот еще трус. Ну, а я не могу отказаться от того, чтобы посмотреть, что же в этом мире, на хрен, происходит.

Медленно ступая по линолеуму, я подошел к двери, встал на цыпочки и заглянул в глазок. От того, что я там увидел меня в очередной раз бросило в пот.

Черная фигура человека, состоящая из сплошного густого черного дыма. Глаза светятся синим. Я вижу, как его пасть раскрывается в ярости, и в этот момент его рука вновь бьет в дверь.

— Ахаха-ахаха, — веселится Жендос. — Давайте ее подразним! Эту чертову тварь!

Он тут же сорвался с места и убежал на кухню. Рокотание с той стороны усилилось и скрежет нетерпеливого гостя тоже.

— Какого черта ей здесь надо? — пробормотал испуганный Серый.

— Никогда еще такого не случалось? — спросил я у него, не выпуская из виду тень и все еще смотря на нее одним глазом.

— Никогда, — сухим голосом ответил мой друг.

— Кто они вообще такие? И откуда появляются? Куда уходят?

— Считается, что разрывы, из которых мы черпаем энергию, чтобы творить магию, поглощают души одаренных после их смерти. Каждый день испокон веков с девяти до двенадцати ночи, по московскому времени, в хаотичном порядке, по всей планете открываются проходы в наш мир. Тогда души возвращаются и бродят по улицам.

— Что они ищут? Им нужны живые?

— Никто не знает. После встречи с такими одаренными еще никто и никогда не возвращался. С ними научились жить и все тут.

— А что за аргнелий? — вспомнил я слова Жендоса о каком-то материале, из которого сделаны ставни.

— Металл, который используют при производстве окон, дверей и других заграждений, мешающих душам добраться до людей.

— Я все, — вернулся в коридор Жендос, держа в одной руке горящую свечу, а во второй я увидел трехлитровую банку, внутри которой шевелилась крыса.

— Ты что делать собрался? — нахмурился я.

— Сейчас я подставлю банку к замочной скважине, а кто-то из вас откроет ее, чтобы дух сумел пролезть за своей добычей, — Жендос поставил свечу на пол, а из заднего кармана своих джинсов достал небольшой металлический квадрат. — А этим я закрою банку сверху, как только тварь окажется внутри. Так она не выберется. Крышка сделана из аргнелия.

— Ты идиот, Женя? — я выхватил у товарища из рук самодельную крышку. — Поставь банку на место и выпусти бедную крысу. Играть с неизвестным — это тебе не шутки. Откроешь дверь, и душа прорвется внутрь. И крыса твоя никому не нужна будет. Тот, кто сейчас стоит в подъезде, пришел за нами, понимаешь?

Кажется до моего веселого друга начало доходить. Он принялся ставить банку на пол и в этот самый момент дверь, за которой мы скрывались, нещадно задрожала.

Я тут же схватился за ручку, пытаясь помочь преграде не сорваться с петель.

— Чего стоите? Помогите мне! — прокричал я и Серый схватился за ту же ручку.

Грохот становился все сильнее, а рокотание по ту сторону все громче.

— Жендос, звони в милицию! Или куда надо звонить в таких случаях!

Жендос не успел. Как только я сказал это, яркий свет стал прорываться через узкие щели из подъезда, а дверь тряслась теперь с совершенно невероятной скоростью. Так, что нам с Серым не оставалось ничего, кроме как отпустить ручку и отбежать в сторону.

Дверь сорвалась с петель очень скоро. Как будто машина на высокой скорости въехала в нее с той стороны и теперь та разбилась о стену, стоящую напротив. Свет в подъезде тут же потух, ровно как и свеча Жендоса, которую он предусмотрительно принес с собой с кухни. Я не успел даже досмотреть как штукатурка и другая пыль опустятся на пол. Не видел ни черта.

Только два синих зрачка. Вот, что мы могли рассмотреть в кромешной тьме после того, как свет потух во всем доме. Тень приближалась к нам. Мои смелые дружки завизжали, как девчонки отступая назад, но я оставался на месте.

Чувство, ровно как тогда. Когда я стоял на подоконнике и подобная душа тянула ко мне свои лапы. Не хочу отступать. Только вот на этот раз никто не защитит меня. А как защититься самому, я не знаю.

Дух остановился напротив меня. Он с меня ростом. Это душа такого же ребенка, как я.

Он, не отрывая взгляда, медленно поднимает свою правую руку, чтобы дотронуться до меня. Я попытался схватить ее и остановить. Получилось.

— Что тебе нужно? — раздался мой собственный голос в темноте.

Тень занесла свою вторую руку, чтобы…ударить?

Я по инерции нагнулся. А когда выпрямился никого уже не было. Лампочка на потолке начала мерцать, а еще через несколько мгновений загорелась непрерывно. Свет в подъезде, звуки финальной драки из «Доспехов бога». Все вернулось. Как будто ничего и не было. Если бы не доказательство в виде выбитой двери, лежащей теперь посреди коридора.

— Вы тоже это видели? — завороженно проговорил Серый.

— Куда он пропал? — спросил я озираясь.

— Двенадцать, — послышался голос со стороны.

Мы одновременно повернули головы на Жендоса, а тот стоял с настольными часами в руке. В какой момент он успел убежать в зал?

— Двенадцать часов, — повторил он. — Нам крупно повезло, пацаны. Стой! Держите ее!

Гостеприимный владелец вдруг выкинул часы и ринулся за крысой, которая чуть не сбежала в подъезд, но в самый последний момент ее все-таки поймали за хвост.

— У кого какие предположения? — спросил я.

Мы стояли у стеклянного ящика, в котором жила крыса Жендоса. Он клал ее обратно и собирался покормить.

— Быть может мы первые, кто выжил, после такого близкого контакта с душой, — проговорил задумчиво Серый. — По крайней мере, я больше ни от кого не слышал таких историй.

— Что он хотел от тебя? — спросил Жендос, бросив во внутрь дольку яблока и повернувшись ко мне. — Этот дух явно пришел за тобой.

— Не знаю, — я пожал плечами. — Вчера, когда я выглядывал в форточку один из них тоже чуть не добрался до меня. А уж если они выбивают двери, которые должны защищать людей…То мне нужно как можно скорее понять, почему эти духи за мной охотятся и суметь защититься.

— Нужно, — кивнул Жендос. — Потому что, пока ты не разберешься со всем этим, я тебя к себе домой с ночевкой больше не пущу.

Час от часу не легче. Как я теперь дома ночевать буду? Лечь спать в свою собственную постель значит навлечь на себя эти души. И где вообще я могу быть в безопасности? Ночевать каждый день в разных местах? Разве что это может уберечь меня от неприятностей. Ну или узнать, что им от меня нужно и дать им это. Черт… Надо ложиться спать. Похоже, завтра меня ждет интересный день.

У меня просто не осталось сил обсуждать что-либо еще, хотя спрашивать об этом мире я мог бы целую вечность. И этого времени все равно бы не хватило. Сейчас гораздо важнее выспаться и не опоздать завтра на дежурство.

Утро наступило довольно быстро. Вот я лежу на расстеленном на полу матраце и о чем-то переговариваюсь с парнями, а вот уже звонит будильник Серого и будит того на учебу.

Я встал вместе с ним, выпил чаю, пытаясь побороть свою давнюю привычку не завтракать, а затем пошел домой. Жендос даже не проснулся, чтобы закрыть за нами дверь. Потому что ее все равно не было.

С дверью дома дела обстояли не лучше. Видимо отчим вернулся и не жалел сил, чтобы достучаться до нас. Ладно хоть замок не выломал. Но ключ уже заедает.

— Алло? — я поднял трубку своего красного домашнего телефона и посмотрел на часы. Ровно девять.

— Здравствуйте, я по поводу котят? Можно приехать посмотреть? — поинтересовался детский голос.

Неизвестно в курсе ли родители этой девочки, но залезть в карман родителей с помощью ребёнка — идея отличная. Редкий ребенок не сможет убедить предков в том, что ему нужна именно эта кошка. И что ради такого питомца, он готов мыть посуду еще целый месяц не переставая.

Я договорился перезвонить первому потенциальному покупателю в течение часа, а сам в это время принял еще несколько входящих звонков с той же просьбой. Мое объявление произвело настоящий ажиотаж.

Тогда я позвонил Клавдии Петровне, чтобы узнать ее адрес, и ровно в двенадцать дня договорился встретиться со всеми желающими стать счастливыми обладателями шотландских вислоухих.

Уже в час дня я провожал осчастливленных кошатников за дверь и дружелюбно улыбался. А как только замок щелкнул, я принялся пересчитывать свои кровно заработанные рубли.

— Это вам, бабушка, — я протянул хозяйке кошек двести рублей. — Еще одного котенка, я думаю, вы продадите в ближайшее время. Я уж не приеду. Думаю, вы и так справитесь. А деньги, которые вам за него отдадут, вы себе возьмите. Только, прошу вас, не торгуйтесь. Скажите триста и точка.

— Не могу я у тебя деньги взять, сынок, — бабуля сидела на кухне у окна, а у нее в ногах лежала кошка — мать котят.

— Тогда я просто положу их здесь.

Я оставил деньги на краю стола, еще раз помахал бабушке и открыл дверь, чтобы выйти.

— Осторожнее, молодой человек, — проговорил голос пожилого мужчины, когда я чуть не впечатался в него.

Я поднял глаза и увидел хорошо одетого старика в шляпе, как у Майкла Джексона. Он держал за руку девочку лет семи.

— Прошу прощения, — извинился я перед аристократом.

Я уже хорошо научился определять их среди бастардов и других обычных людей.

— Это квартира двадцать четыре? — спросил старик.

— Да… — кивнул я. — Добро пожаловать! А эта прекрасная леди, наверное, та, с кем я разговаривал сегодня утром по телефону?

Девочка улыбнулась, ее щеки покраснели, и она стеснительно начала прятаться за деда.

— Да. Это Луна звонила вам сегодня утром, молодой человек.

— Вы как раз вовремя. У нас еще остался один котенок. Но мальчик или девочка — неизвестно. Сразу предупреждаю — кличку, если что, будете давать на свой страх и риск, — улыбнулся я. — Проходите. Клавдия Петровна! Тут еще котенка посмотреть пришли!

Аристократы вошли в квартиру. Они отличались от остальных, которые сегодня уже бывали здесь. Не смотрели брезгливо на обстановку и даже сняли ботинки, прежде чем пройти в комнату.

— Кошка шотландская вислоухая, — начал заученную, благодаря предыдущим попыткам, презентацию я. — Сегодня с утра их было пять. Остался последний. Искали тут вместе со всеми, но найти не смогли. Спрятался. А вышел, только когда все уже ушли. Наверное, вас ждал.

Я взял котенка и положил в руки девочке.

Дай потрогать, и клиент не захочет больше расставаться с этим ощущением. Мастер-классы по продажам не прошли мимо в истинном мире.

— Не бойся, он не кусается. Да и царапаться до сих пор не умеет, — улыбнулся я, ведя себя как прирожденный торгаш. Несколько лет опыта работы в магазине цифровой техники дали о себе знать. — У нас возможно еще покупатели придут, но вы первые. И если примите решение завести питомца, то никому кроме вас он не достанется.

Старик с длинной узкой седой бородкой осмотрел помещение, а затем его глаза остановились, на вышедшей из кухни бабушке.

— Здравствуйте, — кивнул головой он. Она поздоровалась в ответ. — Я сегодня очень удивился, когда внучка показала мне объявление в газете по поводу котят. Не припомню, чтобы такие когда-либо подавали… Очень необычный поступок.

— Это спасибо Костику сказать надо, — ответила бабуля. — Ели бы не он, то утопить бы мне их всех пришлось. До единого.

После этих слов девочка еще крепче прижала котенка к себе.

— Дедушка, давай его возьмем, — пискнула она. — Я очень хочу! Мне он очень понравился!

Дед положил свою черную шляпу на диван и достал из внутреннего кармана пальто портмоне.

— Значит твоя идея? — спросил старик у меня, отсчитывая триста рублей. — Оригинально. Для мальчишки твоего возраста, я бы даже сказал — очень.

— Жить как-то надо, — пожал я плечами. — Деньги сами себя зарабатывают только когда их много.

Слово «господин» так и просилось на язык, но не могу я никого так называть. Все равно, что прогибаться. Или просто понимания у меня еще нет?

Старик бросил взгляд на мой открытый портфель. Порванная молния всем светила мой учебник по Порталогии. Я не выложил его со вчерашнего дня.

— Бастард? — спросил покупатель, протягивая мне купюры.

— Вы наблюдательный, — улыбнулся я, взял деньги и думал уже проводить гостей, но старик еще никуда не собирался.

— Как фамилия?

— Ракицкий, — ответил я, словно школьник, стоящий у доски. А это было правдой только наполовину.

— Ракицкий… — задумчиво повторил он, а затем встрепенулся. — Я знал твоего отца.

Я молчал. Ответить мне было нечего. Я плохо знал его в истинном мире и плохо знал сейчас. Кажется даже хуже, чем какой-то старик-аристократ.

— Очень жаль, что с ним это произошло, — проговорил он.

— Спасибо, — неискренне поблагодарил я и шатнулся в сторону выхода, намекая на то, что тороплюсь.

Затем старик достал из своего портмоне визитку и протянул ее мне.

— Тут мой номер телефона, Константин, — сказал он. — И, кажется, у меня есть для тебя работа. Позвони завтра, и я скажу куда подъехать.

Я взял визитку и потерял дар речи. Мне казалось, что я на грани подписания контракта с чем-то незаконным. Все эти аристократы… Чем они занимаются и кем может работать у одного из них десятилетний мальчишка?

Германн Аввакум Ионович — прочитал я имя аристократа прямоугольной картонке.

— Я позвоню, Аввакум Ионович, — наконец кивнул головой я.

— Луна, — старик повернул голову на внучку. — Тебе точно нравится котенок?

— Точно, дедушка, — ответила она приживая питомца к подбородку. — Поехали! Теперь надо купить ему молока.

— Так и сделаем. Что надо сказать?

— Спасибо! — девочка растерялась, смотря то на меня, то на бабулю.

Затем старик взял свою шляпу с дивана, еще раз кивнул мне и хозяйке, и удалился.

Я отдал бабе Клаве еще триста рублей и поспешил в школу. Встреча затянулась, и я уже опаздывал. Теперь меня ждал самый неприятный момент этого дня. Дежурство в столовой в компании Кипятка и Антропова. Что эти ублюдки задумали сделать сегодня? Может быть ничего и теперь я смогу жить нормальной жизнью и продолжать спокойно учиться в школе? Но это вряд ли. Задницей чувствую, что этот день не закончится заурядно.

Нужно постараться сохранять настроение от моей первой заработанной тысячи и от знакомства с каким-то аристократом до конца. Если мне доведется подружиться с Германном, я автоматически избавлюсь и от других проблем, связанных с высшим обществом. Я надеюсь.

Я зашел в столовую, когда первый урок второй смены уже начался. Тут в воздухе пахло щами и какой-то кашей, а на всю столовую бренчали вилки и ложки, которые посудомойщица сейчас тщательно перемывала, чтобы успеть до следующего обеда.

Кипяток и Антропов сидели за столом в углу и чем-то занимались. Кажется, разглядывали снимки с полароида и отвратительно скалились.

— Гляди кто пришел, Кипяток! — Антропов локтем ударил по плечу своего друга и тот оторвал голову от фотографии.

— Это же наш стукач! — гоготнул он. — А знаешь, что за фотографии мы смотрим, стукач? Знаешь, кто на них изображен?

— Да! Сегодня вся школа увидит эти фотки! — поддакнул Антропов.

Я не стал размусоливать, а просто выхватил из рук у Кипятка одну из фотографий. Опустил взгляд и сжал челюсть от злости.

(обратно)

Глава 10 Позор рода

На фотографии была моя любимая сестрица. Обнаженная и в вызывающей позе. Если бы это был «Playboy», который и создан для того, чтобы сексуально просвещать и демонстрировать женские прелести, я бы все понял. Но на фоне Машки была не профессиональная фотостудия, а обычная квартирка, наверняка какого-нибудь озабоченного аристократа, который заплатил ей, чтобы сделать эти снимки. И я не уверен, что моя сестра давала свое согласие на то, чтобы их раздавали направо и налево.

Первым позывом было, конечно, дать по морде и Кипятку, а затем Антропову. Но я быстро вспомнил о том, что у меня в рюкзаке лежит буклет со сводом правил поведения в школе. И о том, что очень глупо так рисковать. Нужно быть хитрее. Вот бы придумать такой способ, который поможет поставить этих ублюдков на место. Раз и навсегда. И при этом не нарушить ни одного чертового правила.

— Можешь наслаждаться, этими фотографиями, девственник, — я пожал плечами и кинул на стол фотку моей сестры. — Все равно это максимальная близость с женщиной, которая ждет в жизни такого педика, как ты.

Терять мне было нечего. А слова, иногда бьют побольнее рук или ног.

— Че ты сказал!

Кипяток вскочил с места и схватил меня под силки. Не сильно испугал. Хоть мы и в одной весовой категории. Но удар пятиклассника, если что я переживу. А вот он проблемы с директором — вряд ли.

— Я сказал, что наличие фотографии моей сестры у вас, меня нисколько не смущает, педики. Потому что вы с Антроповым до конца жизни будете долбиться в задницу и другую обнаженную женщину вряд ли еще когда-нибудь увидите.

Надо было видеть лицо Кипятка. Если бы в эти времена уже был айфон, я бы не поленился и заснял его на камеру. Но таких технологий еще нет. Поэтому мне пришлось наслаждаться зрелищем в моменте.

— Отпусти его, Егорыч, — Антропов схватил друга за плечи. — Мы найдем возможность поставить этого пса на место. Но проблемы с директором нам не нужны, слышишь?

— Я достану тебя, урод… — процедил Парфенов.

Затем, скрепя зубами, Кипяток разжал пальцы и отпустил меня.

— Дежурные! — выкрикнула повариха, тетя Люда. — Пора на столы накрывать, охламоны! Скоро пятиклассники на обед придут.

Я не знаю, видела она конфликт или нет, но на нее, как и на тетю Фаю, обиды я не держу. Еще свежо в памяти, как аристократы обошлись с моей матерью. Люди запуганы. У них есть моральные ценности, но они бояться потерять работу, поэтому предпочитают закрывать глаза на конфликты. Н-да. Вот мирок!

Я бросил рюкзак под стол дежурных и пошел к раздаче, чтобы начать накрывать на столы.

Вроде бы не был в этой столовой больше пятнадцати лет, а помню, как сейчас, всю технологию раздачи. 6 «Г» — восемнадцать порций пюре с котлетой, старых-добрых пицц и чая, налитого прямо из кастрюли. Еще и тебе, как дежурному, постоянно перепадает.

До звонка с первого урока второй смены я успел все разнести и знатно наесться. Кипяток с Антроповым участвовали в этом менее охотно и умело. Сомневаюсь, что они вообще когда-нибудь дежурили в столовой.

Звонок на перемену выпустил десятки голодных, и не очень, ртов из кабинетов и буквально за одну минуту они заполонили всю столовую. Поднялся гул, состоящий из постоянно галдящих школьников.

— Здорова, Костян! — ко мне подошел меланхоличный Солонин и протянул руку.

— Привет, — я пожал хрупкую кисть моему, как оказалось, классному другу.

Он был одет во все черное, а пиджак висел на нем как на вешалке. Предки никак не могут откормить беднягу и в этом мире. Он всегда был, как это говорят, дистрофиком.

— Че вчера с тобой было? — спросил он, вернувшись через минуту с пиццей и чаем.

Как обычно даже не притронулся к мясу и гарниру.

— Не знаю, — солгал я. — Сказали сходить в больницу, но я не пошел. Само пройдет.

— Ясно, — он окинул взглядом столовую и вновь повернулся ко мне. — Как тебе дежурится в компании этих ушлепков? — он подбородком указал на вещи Антропова и Кипятка. — Опять курить убежали?

— Наверное, — я пожал плечами. — Жду, когда этот день уже закончится. И желательно следующий. Я тут до конца недели.

— Ясно.

Кажется я начинаю вспоминать одну из причин, почему Солонин некоторых так сильно вымораживал. Он ну очень часто говорил, что ему что-то ясно.

— Слушай, предки купили мне вчера второй Стар Крафт, — начал он. — Завтра перед школкой можно зарубиться у меня дома. Ты как?

Теперь понятно, почему мы с ним дружим. Компьютер, которого у меня никогда не было в детстве, наверняка сыграл тут не последнюю роль. И да, я был именно тем человеком, который приходит в гости и смотрит, как играет другой. И если бы Солонин не был таким странным, вряд ли бы он искал себе друга в бастарде.

— Слушай, Димон, — я почесал затылок. — Сестра обещала записать меня к зубному. Возможно, на завтра. Если успею, то приду. Договорились?

— Ясно. Забились, — он откусил от пиццы кусок и запил чаем. — Я тогда пошел. Мне еще домашку проверить надо перед уроком.

Он махнул мне рукой, поставил стакан в специальное окно для грязной посуды и удалился.

Все-таки странный он. Да и поговорить нам не о чем. Неужели наличие компьютера так сильно повлияло на меня, что я был готов терпеть его занудные речи, лишь бы посмотреть, как он играет в игры? Хотя, Стар Крафт… Если бы я не был так занят насущными делами, я бы, наверное, согласился сразу.

— Привет, Ракицкий! — послышался девчачий голос.

Мой взгляд сфокусировался на Клаус, которая вырисовывалась из толпы с тарелкой в руке. Она подошла ближе и села за стол дежурных.

— Привет, Клаус, — хмыкнул я. — Ты чего?

— Ты же мне обед обещал, — она улыбнулась, откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу. Но не как это делают девочки. А как парни. Пацанка есть пацанка.

— Ей! Грязную посуду кто уносить будет? — отвлекся я на свои прямые обязанности, когда один из одаренных попытался ускользнуть из столовой, не отнеся грязную посуду в специальное окошко.

— Это кто? — вдруг спросила Жанна.

Я обернулся. Она держала в руке снимок из полароида. Похоже завалялся где-то. Я не успел прибрать.

— Эти два извращенца достали фотографии моей обнаженной сестры. Даже не знаю откуда.

— Антропов с Парфеновым?

— А кто же еще? — буркнул я. — Только они на это способны.

— Я надеюсь, на этот раз ты не заставил его плакать?

— Было желание, — улыбнулся я. — Но потом вспомнил про свод правил, который во время нашей последней встречи дал мне Глеб Ростиславович и пришлось сдержаться. Теперь думаю, что бы такого сделать, чтобы поставить их на место и одновременно не нарушить ни одного закона. Они ведь не отстанут от меня до конца школы. Нужно с этим что-то делать. А раз кулаки в ход пускать нельзя, придется изощряться.

Клаус порвала фотографию и выкинула в мусорное ведро.

— Есть у меня одна идея, — медленно проговорила она. — Могу поделиться. Безвозмездно.

— А? — от неожиданного предложения мне даже показалось, что я не расслышал.

Тогда я сел напротив нее и спросил:

— А тебе это зачем, Клаус?

— Могу я помочь своему новому соседу по парте просто так? — кончики ее губ потянулись вверх.

Дальше спрашивать бессмысленно. Я нравился девчонке раньше, нравлюсь и сейчас. Воспользоваться ее помощью, конечно, не помешает. Лишь бы только она не подумала, что с этого момента я ей должен. Ведь на будущие ее просьбы, если они будут расходиться с моими интересами, я могу и не ответить взаимностью. И что тогда? Наши отношения рухнут, как карточный домик. А друзья среди аристократов мне нужны. Нужно быть осторожным. Крайне осторожным.

— Ну раз безвозмездно, — я намеренно акцентировал внимание на последнем слове. — В таком случае буду признателен.

— Тогда слушай, — начала она. — Антропов мелкая сошка. Разберешься с Парфеновым и проблема решена.

Похоже девчонка пересмотрела фильмов про бандитов в малиновых пиджаках. Или они тут тоже аристократы?

— Пытаться воздействовать как-то на него с помощью учителей или даже директора — бесполезно, — продолжала Клаус. — Даже Александр Николаевич, его отец, вряд ли поверит в то, что его сын-отличник может быть замешан в каких-то темных делах. Поэтому нужно, чтобы его отец, совершенно случайно застал его за каким-нибудь запрещенным делом.

Я неловко поморщился.

— Что? — Жанна прочитала эту неловкость на моем лице.

— У меня тут был разговор с этим Александром Николаевичем накануне, — я почесал затылок. — Боюсь у них с сыном теперь коалиция против меня.

— Не страшно, — махнула рукой Клаус. — Они даже не будут знать, что ты в чем-то замешан.

— Тогда говори скорее, — я бросил взгляд на вход. — Эти ушлепки вот-вот вернуться. Какое, например, запрещенное дело?

— Короче. Однажды я видела, как Парфенов с Антроповым вылезают из гаражей. Выглядели они в как-то очень подозрительно.

— Подожди, — перебил я. — Гаражи же…это недостроенный заброшенный комплекс зданий? Там и мы с парнями частенько летом гуляем. Чего подозрительного?

— Когда вы с парнями орете оттуда на всю улицу, это одно. А когда там тихушничают два отморозка, это совершенно другое. Можешь назвать это женской интуицией, если хочешь, но после того, как они ушли, я решила проверить чем они там занимались.

Вполне себе ожидаемо от десятилетнего ребенка. Хотя, быть может, были еще какие-то причины заподозрить аристократов в чем-то?

Я внимательно слушал свою подругу и не перебивал.

— Когда я залезла в один из гаражей, то обнаружила следы крови. На одной из стен были нанесены надписи латинскими буквами. Этой самой кровью.

— И что это значит? — я поднял брови. — Не могли же они там кого-нибудь убить?

— Ну, ты и дуб, Ракицкий! — вздохнула Клаус и завела ту же пластинку. — Думай. Кровь. Надписи кровью…Понимаешь?

Я смотрел на нее как баран на новые ворота и ничего не понимал. Если никого не убили, то, что такого запрещенного могли делать в гаражах Кипяток с Антроповым.

— Магия крови, Костя, — сдалась Клаус и широко раскрыла свои глаза.

— Магия крови? — повторил я, пытаясь одновременно поддержать разговор и сделать какой-то вывод.

— Магия крови запрещена по законам Российской Империи. Представляешь, что будет, если отцы Парфенова и Антропова поймают их за руку? Еще парочка свидетелей и они не смоют со своего рода этот позор больше никогда.

Идея мне понравилась. Подставлять, даже таких типов как эти аристо, мне не хотелось. Чем я буду лучше них, если буду строить козни и подкладывать собаку. А вот раскрыть правду о их запрещенных увлечениях…думаю, будет полезно не только для меня, но и для всего общества. Магия крови. Хм. Звучит жутковато. И откуда они берут ее, эту кровь?

— Они до сих пор там собираются? В гаражах?

— Не-а, — отрицательно помотала головой Клаус и впервые за все время откусила кусок от пиццы. — То есть. Возможно. Я думаю, что они постоянно меняют место своих кровавых экспериментов, чтобы их никто не поймал за руку.

Я почесал щеку. Было так непривычно касаться не густой щетины, а мягкой гладкой кожи.

— Тогда я должен за ними проследить и узнать все их тайные места. Как только мы будем уверены, что аристократы действительно практикуют запрещенную магию, можно будет через кого-нибудь намекнуть Парфенову-старшему об экскурсии.

— Угу, — покивала головой Жанна.

— Спасибо, Клаус! — воодушевился я. — Ты лучшая!

Тут же раздался звонок и остатки галдящих школьников, срываясь с мест и разбрасывая еду по сторонам, помчались на урок.

— Пока не за что, — улыбнулась моя одноклассница, щеки которой вновь слегка покраснели. — Держи меня в курсе. Как только узнаешь место, где они собираются, я помогу тебе с Александром Николаевичем.

— Договорились, — я подмигнул подруге.

Жанна Клаус встала со стула, взяв с собой еду, к которой практически не притронулась. По пути из столовой она оставила ее там, где стояла вся грязная посуда, чтобы тетя Люда после смены смахнула все в банку и, возможно, поделилась с Бобиком.

— Ракицкий! — упомянутая повариха вырвала меня из мыслей. — Ты чего стоишь? Протирай со столов и неси грязную посуду. Шестым классам накрывать надо!

Я принялся за дело. Кипяток с Антроповым пришли гораздо позже и им работы оставалось совсем не много. Они постоянно о чем-то перешептывались, глядя на меня, а я старался не обращать на аристократов внимания. Такой компромат на подходе. Я могу вынести эти безобидные детские шалости ради такого будущего открытия. Отличник школы для одаренных занимается магией крови. Уже представляю заголовки газет на следующий день. Заодно и место на новогоднем балу освободиться…

Следующая часть дня пролетела незаметно. Между уборкой столов и накрытием на них, я внимательно читал свод правил поведения в школе все лучше и лучше изучая устройство этого мира. Но ничего нового, особо, не вычитал.

Вкратце. Применять магию только под наблюдением учителя, не обижать бедных аристократов, не унижать еще больше бастардов, не уносить с уроков артефакты и другое имущество школы, быть учтивым, не оскорблять друг друга и так далее и тому подобное. Правда, правило «не курить», здесь нарушали как минимум двое. Но им и другие правила не по чем, поэтому…

В шесть часов вечера прозвучал звонок с пятого урока. Я как раз поднимал последние стулья на столы, чтобы уборщица смогла беспрепятственно помыть пол.

— Ну все, голубчики, — тете Люда показалась из двери, поставила свою сумку на стол рядом и принялась завязывать платок на голове. — Есть еще хотите? Голодные?

— Нет, спасибо, теть Люд, — отозвался я. — Лучше что-нибудь на завтра оставьте.

— Завтра все свежее будет, — пыхтела она, убирая волосы под платок. — Голодом вас не заморю. Не бойтесь.

Она взяла сумку и засунула под мышку пакет с банками, наполненными едой.

— Ну все, голубчики, — сказала она. — Собирайтесь тоже по домам. Есения Олеговна сейчас полы мыть придет.

— До свидания, теть Люд, — произнес я.

— До свидания! — присоединились прилежные аристократы.

Затем не торопясь, я подобрал с пола пару разбросанных кусков хлеба и понес к кастрюле с надписью «отходы». Тянул время. Нужно было, чтобы парочка покинула помещение, а я пошел следом. У нашего класса последний урок только что закончился, а это значит, что самое время узнать куда они сейчас отправятся. До комендантского часа времени еще полно.

— Эй, стукач! — донеслось прямо из-за моей спины. — Вот тебе еще несколько фото твоей сестры-шлюхи.

Позади меня раздался смех, и я слышал, как фотокарточки упали на пол.

Дождался, когда аристократы выйдут из столовой и тут же ускорился. Подобрал с пола все фото, подбежал к портфелю, кинул и внутрь, взгромоздил сумку на плечи и заторопился покинуть помещение.

— Извините! — сказал я сразу, как только врезался в уборщицу на выходе.

В ответ она обложила меня тройной порцией мата. Вот кому было все-равно на школьников. Будь ты хоть, как сказал Глеб Ростиславович, Господом Богом. Если бы на моем месте оказался ученик в костюме, он бы тоже услышал о себе много хорошего. Терять Есении Олеговне было особо нечего.

Я получил в гардеробе свой пуховик и выбежал из школы. У дороги стоял черный мерседес, в который садилась Клаус. Она увидела меня и пальцем указала направление, в котором ушел Кипяток со своим дружком.

Я благодарно кивнул в ответ и побежал в ту сторону.

Очень скоро на другом конце длинной аллеи я увидел идущих аристократов. Антропов тут же обернулся, как будто почувствовал, что сзади кто-то есть. Я успел спрятаться за дерево. Выглянул с другой стороны, сквозь ветки кустарника. Они продолжали идти. Тогда я вновь последовал за ними.

Старый заброшенный деревянный дом в самом центре города. Такие снесут через несколько лет и построят на этом месте многоэтажку. Но пока… Примерно час назад внутрь зашли аристократы и до сих пор не выходят оттуда. Уже скоро души полезут из разломов. Но мне нужно дождаться, когда Кипяток с другом освободят помещение и позволят мне посмотреть на то, чем они там занимались.

Совсем стемнело. Я уже подумал, что они воспользовались каким-нибудь тайным ходом и был готов уйти, когда аристократы, наконец, показались на крыльце дома. Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Настала моя очередь.

(обратно)

Глава 11 Крик о помощи

Я прячусь за автобусной остановкой. Заброшенный дом, из которого только что вышли аристократы, через дорогу. Машины и транспорт еще ходят, значит у меня есть немного времени до комендантского часа. На то, чтобы заглянуть внутрь, точно хватит. Вот только все окна забиты досками, а значит в доме хоть глаз выколи. Нужно позаботиться об освещении.

Долго думать не пришлось. На этой же остановке стоял советский ларек, где лидерами продаж выступали пиво и сигареты. Спички там точно должны быть.

Подхожу ближе и стучу в окошко. Никто не открывает. Стучу еще. Громче. Наконец заспанная продавщица щелкает защелкой и начинает искать глазами покупателя.

— Сколько коробок спичек стоит? — я привлек к себе внимание.

Тетка внутри опустила на меня хмурый взгляд, сладко зевнула и ответила:

— Двадцать копеек.

Со вчерашнего дня у меня где-то оставалась сдача. Роюсь в заднем кармане. А, вот. Пять рублей.

— Дайте два коробка, пожалуйста, — протягиваю деревянные и бросаю их в монетницу.

Продавщица достает два коробка спичек и протягивает мне. Забирает пять рублей и принимается греметь мелочью в пластиковой банке из-под майонеза, в поисках сдачи.

Я тороплюсь, а она так медленно это делает… Хоть сдачу не оставляй.

— Сдачи нет, — наконец, буркнула она. — Вот четыре рубля. На оставшиеся еще спичек могу дать.

— Куда мне столько спичек-то? — выдохнул я и бросил взгляд на витрину. — О! А турбо есть?

— Есть. Рубль шестьдесят. Берешь?

— Давайте!

Довольный собой, я забрал два коробка спичек, жвачку и три рубля сдачи. Тут же заживал ностальгическую добычу и посмотрел на вкладыш внутри. Феррари. Никогда не думал, что с таким наслаждением, когда-нибудь еще раз прочувствую вкус «Турбо».

Стою на краю дороги, смотрю по сторонам и жду, когда проедет поток машин, чтобы перебежать в неположенном месте. Темно, блин. По ощущениям уже часов восемь. Успеть до дома точно должен. Если не буду терять время. Там куча дел накопилась, надо все разгрести, а я все никак разобраться с малолетками не могу. Нет. Надо с этим заканчивать.

Я перебежал дорогу и уже через минуту стоял на крыльце деревянного дома. Еще раз огляделся, не решили ли аристократы вернуться. Все чисто. Пора проверить, чем они там занимались.

Берусь за старую ручку и тяну дверь на себя. Она коротко скрипит, несмотря на все мои старания не издать не единого звука. Замираю. На всякий случай. Прислушиваюсь. Изнутри до меня ничего не доносится. Кроме запаха гари. Делаю шаг вперед и понимаю почему тут так пахнет. Дом когда-то горел изнутри и поэтому заброшен. В сумерках так сразу и не заметишь.

Достаю коробок спичек и зажигаю одну из них.

Абсолютно пустой коридор. Ни одной картины не осталось, ни одного сгоревшего башмака в углу. Все вынесено подчистую. Разве что ошметки старого сгоревшего мусора повсюду.

Делаю несколько шагов вперед. Пол предательски скрипит, но ничего не поделать. Если бы кто-то был внутри, я бы уже услышал его присутствие еще после первого скрипа двери.

Дохожу на первой комнаты. Постоянно зажигаю спички, чтобы не остаться в полной темноте.

У стены стоит старый комод, а посреди комнаты свалены две деревянные балки. Внимательно осматриваю стены. Никакой крови, символов и надписей на латинском. Пусто. Словно и не было никого. Но что тогда тут делали Парфенов с Антроповым?

Хм. А не решила ли сыграть Клаус со мной в игру под названием «тайный агент». Нет. Этого точно не может быть. Девчонка всегда опережала в развитии одноклассников и отличалась повышенным чувством справедливости. Если она, конечно, не считает, что справедливость на стороне Парфенова и Антропова.

Тут комнаты две. Может во второй что-то есть?

Бросаю сгоревшие спички на пол и иду в следующую комнату. Здесь только старое разбитое зеркало на стене. Мое отражение в нем с огнем в руках, как будто делает помещение светлее. Но опять никаких надписей и кастрюль с кровью. Черт…Это очень подозрительно. Чем все-таки тут занимались эти два ушлепка? Погодите-ка, а это что?

В самом углу замечаю булыжник. Явно принесенный с улицы. Из-под него виднеется…тетрадь. Кажется это как раз то, что я ищу. Как-будто просто спрятана неумело.

Убираю камень в сторону, достаю тетрадь и открываю первую страницу в надежде найти целую россыпь заклинаний. Зажигаю следующую спичку.

«ПРИЯТНОГО ЗНАКОМСТВА С АДСКИМИ ДУШАМИ, УРОД!»

В этот же момент входная дверь сильно ударяется о косяк. Мгновенно понимаю, что ублюдки догадались, что я за ними следил. Срываюсь с места и бегу к выходу. Врезаюсь в препятствие плечом.

— Ей, уроды! Выпустите меня! — кричу я и стучу кулаком в дверь.

— Ты слышишь, что-нибудь, Киря? — доносится до меня с той стороны голос Кипятка.

— Ни малейшего звука, Егорыч, — отвечает Антропов. — Это, наверное, потому что уже через…тридцать минут начнут открываться разрывы и адские души начнут бродить по улицам в поисках живых.

— Ага, ага. Живых и всяких ушлепков, типа, Ракицкого, дружище. Пора бы и нам по домам. А то попадемся под горячую руку.

Детский истеричный смех удаляется вместе с убегающими аристократами. А я чувствую себя полным идиотом.

— Сука! — бью по подпертой снаружи двери в сердцах.

Либо это Клаус сдала меня, либо я спалился во время своей слежки. И первый и второй вариант логичен. Но сейчас думать надо не об этом, а о том, как отсюда выбраться.

Я принялся бегать по дому и жечь спички в поисках выхода. Но окна были заколочены на славу, а дверь подперли с той стороны так, что сколько бы я не бился в нее, она даже не дергалась на петлях. Был бы побольше, то смог бы выломать себе проход на свободу. Но в этом бессильном теле, я только зря силы трачу и синяки на плечах набиваю.

Но, если встреча с душами имеет такие серьезные последствия, может быть Кипяток все-таки вернется и освободит меня? У него же должна быть хотя бы капля мозгов и страх за то, что он может убить человека? Или они с Антроповым настолько отморожены, что даже это их не остановит?

Конечно, есть и другой вариант. Эта дверь сделана из аргнелия и души не смогут прорваться внутрь. Тогда вполне логично, что аристократы просто хотят запугать меня, но не убить. Только вот никаких ставень на окнах нет, и любая тень сможет прорваться сюда, просто выломав доски.

Чуда не произошло. Сколько бы я не пытался найти выход — его нет. Ублюдки замуровали меня на славу. Остается только сидеть тихо и не двигаться. В надежде, что души аристократов обойдут меня стороной. На следующее утро можно будет докричаться до прохожих и получить ответы на свои вопросы. Сперва у Клаус, а потом спросить и с этих двух…

Я сел в угол, закутался в свой пуховик и принялся изучать все, что есть у меня в портфеле. Делать все равно нечего.

Учебник, учебник, тетрадь, тетрадь, дневник, императорская фишка, тысяча рублей, визитка Аввакума Ионовича, фотки моей обнаженной сестры, тамагочи… Вот все мое нажитое имущество за последние пару суток и в принципе за все десять лет жизни. Теперь нужно придумать, как всем этим распорядиться, чтобы к Новому Году уехать на бал. На тысячу, например, я могу купить что-нибудь по объявлению в той же газете, а потом продать подороже. Хм. Надо смотреть. Так с ходу ничего и не придумаешь.

Я взял в руки старую-добрую японскую игрушку.

— Что такого ценного в тебе? — прошептал я себе под нос. — Все время про тебя забываю. А можно было ведь хоть у парней спросить. Они теперь лишних вопросов задавать не будут.

Я нажал на кнопку включения. Не работает. Перевернул игрушку и зажег новую спичку. Странно. Тут даже нет разъема под батарейки. За счет чего она работает? Может быть за счет энергии, которые одаренные тянут из разрывов? И воды-то нигде нет, чтобы попробовать. Хотя…есть учебник по Порталогии, который я не выкладывал со вчерашнего дня из портфеля. Можно поэкспериментировать и самому выучить несколько приемов. В конце концов, мне уже за тридцать и я в состоянии освоить какие-то трюки самостоятельно.

Я отложил тамагочи в сторону и взял учебник по Порталогии. Открыл содержание. Первый же абзац призывал меня сэкономить спички и бросить это дело. В нем говорилось о том, что разрывать завесу ни при каких обстоятельствах нельзя с двадцати одного вечера до двенадцати ночи по московскому времени. Потому что свет, прорывающийся из нашего мира, привлечет внимание душ, и они попытаются проникнуть к бестолковому школьнику через разрыв.

Хорошо. А второй учебник…Второй учебник по математике. Никуда не годится. А это что? Артифакторика… Может быть тут есть информация про тамагочи?

Я открыл последнюю страницу, зажег новую спичку и побежал глазами по содержанию. Амулеты стихий, амулеты защиты, амулеты…амулеты…кольца….вот. Кажется, нашел. Страница девяносто девять. Тамагочи. Почитаем.

«Одаренные не могут постоянно открывать разрывы, чтобы наделить свое тело Силой. Иногда на это просто нет времени, иногда источника энергии под рукой или же просто в этот самый момент души проникают в наш мир и представляют угрозу. Именно поэтому в Российской Империи, как и в любом другом уголке мира, люди научились заговаривать предметы, чтобы хранить в них определенный запас Силы, который можно высвободить в любой момент. Даже во время блуждания душ по нашему миру».

Спичка потухла. Я зажег новую.

«До 1996 года для школьников, учащихся с первого по шестой класс таким предметом была самая обычная шариковая ручка. Но из-за высокой вероятности потери такого предмета, вскоре правительство при императоре начало искать более подходящий вариант для хранения запаса Сил.
После выхода в свет популярной японской игры под названием „Тамагочи“ исследования показали, что дети теряют своего цифрового питомца крайне редко и процент вероятности лишения запаса Сил близок к нулю. Тогда указом императора Российской Империи Бориса Ельцина, все школы для одаренных начали зачаровывать именно тамагочи, а все школьники до седьмого класса отныне используют игрушку не только для того, чтобы ухаживать за своим питомцем».

Спичка обожгла пальцы, вызвав дикое желание их облизнуть. Сопротивляться этому желанию я не стал.

— Бред какой-то, — я отложил учебник и взял в руки гладкую яйцевидную игрушку и провел по ней пальцем.

Подумать только. В тамагочи одаренные держат запас Сил. Хотя, с другой стороны, почему нет? Если любой предмет подходит для этого. Наверное, нужно нажать на какую-то кнопку, чтобы выпустить Силу и поглотить ее? Он вообще заряжен?

Я решил зажечь огонь, чтобы посмотреть какие кнопки вообще есть и какую нажать. Шоркаю спичкой о коробок, но пламя тут же тухнет, поддавшись резкому порыву ветра.

— Черт… — выругался я вслух. — Так и спички скоро закончатся.

Зажигаю следующую. Снова тухнет. Свист разгулявшегося ветра, прорывающегося сквозь щели разрушенного дома, становится все громче и громче. Мое сердце начинает колотиться чаще. Такой ураган поднимается не спроста.

Замираю. Прислушиваюсь. Шума проезжающих мимо машин не слышно. Слышен жуткий разряд электрического тока. Я клянусь, что это гребанная душа идет за мной. Я чувствую это.

Следом за моими мыслями в дверь ударили. Сердце ушло в пятки. И бежать некуда. Еще удар. На этот раз он послышался с другой стороны этого заброшенного дома. Кажется, из того окна. Еще удар!

Слегка расшатанные доски начинают сильно трястись, как тогда дверь, дома у Жендоса. Вот-вот и эта чертова душа прорвется внутрь. Как она меня чувствует?! И что ей нужно?!

Скрип. Словно гвоздодером выдирают гвозди из столетнего дерева. Только сомневаюсь, что этой твари понадобился инструмент. Еще один похожий скрип и доска срывается с окна. Ветер загулял внутри дома еще сильнее. Срывается следующая.

Я встаю на ноги. Не отвожу взгляда от окна. Замечаю черную тень на фоне света фонаря, который теперь врывается внутрь. Еще через секунду эта душа начинается заползать в дом.

Это тот же мальчишка. С синими светящимися в темноте глазами. Он молча свешивает ноги с подоконника и спрыгивает на обгоревшие доски.

— Эй, бро, — я выставляю перед собой руки. — Может поговорим?

А что мне еще остается? Не драться же с ним.

Черная тень медленно наступает. Только сейчас она, кажется, готова закончить дело. Что нужно этому мелкому ублюдку? Он какой-то предок Кипятка или Антропова? Только у этих двоих есть основания точить на меня зуб. А иначе, откуда мотивация у души какого-то умершего аристократа достать меня из-под земли — не ясно.

Значит буду драться. И по возможности сигану в открытое окно. Благо оно незваный гость помог его прорубить. Спасибо и на этом. А за вещами вернусь завтра. Вряд ли кто-то появится в этом доме раньше меня.

Тень замахивается, пытаясь ударить слева. Я подставляю руку и бью сущности в нос. Странное ощущение. Кулак почти ничего не почувствовал, но душа пошатнулась. Все равно, что драться с пакетом, набитым поролоном.

Еще один замах моего противника. Я наклоняюсь, и рука сущности проносится над головой. Резко встаю и бью ему под дых. По морде. И еще раз.

Никакой реакции. Когда не понимаешь больно твоему оппоненту или нет, сильной мотивации продолжать драться взяться неоткуда. Значит пора смываться отсюда.

Обхватываю тень за грудь и борцовским приемом перекидываю через бедро. Сущность падает на спину и в этот же момент загорается яркий свет. Как-будто из его чрева вырывается та самая энергия, которой одаренные питаются через разрывы. Я успеваю только моргнуть и душа исчезает. На месте, куда только что упала тень, продолжают лежать мои вещи.

Торможу. Не понимаю, я победил его или он просто исчез, чтобы через мгновение появиться за спиной и начать душить?

Очухиваюсь. Встряхиваю головой и принимаюсь собирать все свои вещи в портфель. Достаю новый коробок спичек, зажигаю сразу несколько, чтобы осмотреть не забыл ли чего. Снаружи раздаются короткие звуки замыкания. Они означают что вокруг дома открываются другие порталы, и пора валить.

Подбираю императорскую фишку, которая завалялась под посланием Кипятка и бегу к окну. Забираюсь на подоконник. Замечаю несколько разрывов на улице, но теней пока не вижу. Спрыгиваю на землю и бегу что есть мочи.

Через минуту выбегаю на дорогу. Позади из кустов слышу рокотание. Оборачиваюсь. По меньшей мере несколько бесформенных сущностей двигается в мою сторону.

Подбегаю к ларьку, где покупал спички и начинаю яростно колотить в заднюю дверь. Никто не открывает. Продавщица опять дрыхнет.

Разворачиваюсь и начинаю убегать. Пока без плана в куда. Просто в сторону дома по дороге для машин и подальше от кустов, в которых могут прятаться души.

Яркие вспышки от разломов загораются и тухнут повсюду. Ноги уже не хотят нести, но я представляю целую тучу недругов, бегущих за мной, и открывается второе дыхание. Вещи в рюкзаке нещадно гремят на всю улицу, а пот растекается под кофтой, словно я стою под душем, а не мчусь сломя голову по холодной осенней улице.

Справа появляется душа взрослого аристократа. Он пытается схватить меня, но я вовремя наклоняюсь и пробегаю мимо. Слева тень с женской фигурой. Она смотрит на меня синими глазами, но не нападает. Значит агрессивные не все. И не всем от меня что-то надо.

Я спотыкаюсь и кубарем лечу с горки раздирая колени и ладошки. Боль начинает жечь места, где содралась кожа. Хочу быстро подняться и продолжить бежать, но по инерции бросаю короткий взгляд назад. Замираю в исступлении.

Нет преследования. Ни одной души позади меня. Слышу, как стучат открывающиеся ставни на окнах в пятиэтажке рядом. Какие-то уже открыты. Машина заворачивает во двор. Бомж отливает на угол дома.

И долго я так бежал? Пять минут? Десять? Час? Нет. За час я добежал бы до дома.

Раздается сигнал. Очень близко. Повторяется. Я оглядываюсь. Рядом никого нет. Догадываюсь, что сигнал идет из портфеля. Снимаю его с плеч и заглядываю внутрь. Синий экран светиться в темноте моей школьной сумки. Засовываю внутрь руку и достаю тамагочи. Вижу на горящем экране какую-то надпись. Читаю.

«Помоги мне!»

(обратно)

Глава 12 Фильм с Брюсом Уиллисом

— Что с тобой стряслось? — сестра, увидев меня в глазок, открывает дверь и запускает внутрь.

— Пережил апокалипсис, — бросаю я и скидываю с плеч рюкзак. — Мама дома?

— В комнате, читает, — подозрительно смотрит на меня старшая.

— Пьяная? — спрашиваю я.

Машка отрицательно мотнула головой.

— Отчим приходил?

— Не-а. Мама сказала, что теперь, пока все деньги не пропьет, не вернется. Вчерашнее отсутствие домашних сильно ударило по его самолюбию.

— Нужно бы ударить еще сильнее, — я стопами помогаю себе стянуть с ног ботинки и иду в ванную.

Включаю воду и достаю тамагочи из кармана.

— Помоги мне… — читаю не перестающее гореть послание.

Что это? Может когда я падал, как-то сильно ударил его и теперь питомец просит постоянно помочь ему? Типа, накормить, поиграть, убрать. Что там еще? И никакие кнопки не нажимаются. Ни при первой попытке, еще на улице, ни при второй — сейчас.

Убираю яйцеобразный предмет обратно в карман и умываюсь. Денек выдался насыщенный, но я жив и относительно здоров. Это главное. Теперь нужно будет узнать в сговоре ли с этими уродами Клаус и провести более умную слежку. Я был уверен, что они меня не заметили. Но раз парни тоже не пальцем деланы, то, что мне мешает завладеть телом Бобика и также проследить за ними? Конечно, и пса они могут заметить. Черт…Этот план еще подлежит размышлению.

Я взял старое вафельное полотенце с батареи, которую называют змейкой, вытерся и вышел из ванной.

— Тебе звонила какая-то Юлия Барт, — крикнула Машка с кухни. — Просила передать, что обо всем договорилась и ждет от тебя звонка.

Хоть одна хорошая новость за вторую половину дня. Значит теперь нужно раздобыть всего ничего. Шестьдесят тысяч рублей.

Я достаю из портфеля фото своей обнаженной сестры и иду на кухню.

— А еще сегодня весь день названивают по продаже котят. Видимо кто-то расклеил объявления с ошибочным номером. Есть будешь?

Я бросаю стопку полароидных снимков на стол перед сидящей за ним сестрой.

— Что это? — удивляется она и отставляет чашку с чаем в сторону. Присматривается.

— Это ты мне скажи, — я сажусь напротив и складываю руки перед собой, словно прилежный ученик за партой.

Машка берет в руку фотографии. Листает. Но не поднимает на меня глаз.

— Откуда они у тебя? — спрашивает она дрожащим голосом.

— Парфенов-младший. Перед которым мы вчера совершили безуспешную попытку извиниться. Он принес сегодня снимки в школу и брызгал слюнями, показывая их мне.

Машка встала со стула и принялась рвать фотографии. Без эмоций. Как робот, которому нужно непременно закончить работу. Она рвала их до тех пор, пока они не превратились в мелкие куски стружки. Затем кинула отходы в переполненное мусорное ведро, откуда куски бумаги вывалились и заставили ее снова упасть на колени и начать собирать их в мусорку.

— Вынесешь завтра ведро? — спросила она, до сих пор уничтожая улики своего унижения.

— Вынесу, — ответил я.

Я дал эти снимки сестре не для того, чтобы застыдить или унизить. Я отдал их ей для того, чтобы она перестала доверять каждому первому встречному и подумала о том, куда ее приведет дорога, вымощенная из таких легкомысленных поступков. Давить на больную мозоль, пытаясь все больше и больше застыдить собственную сестру я не собирался.

— Ты говорила что-то про еду, — перевел я тему. — Что подают?

Машка провела рукой по щеке, встала и не оборачиваясь ответила:

— Макароны по-флотски. Будешь?

— Конечно, — улыбнулся я и вновь отвлекся на пищащий в кармане тамагочи.

«Помоги мне».

— Слушай, а у тебя был когда-нибудь тамагочи? — спросил я, под стуки ложки об алюминиевую кастрюлю.

— Тамагочи? — Машка обернулась ко мне.

— Ну да, — я показал ей экран игрушки. — Он недавно начал просить меня ему помочь. Но какую бы кнопку я не нажимал — ничего не работает.

Сестра отложила тарелку в сторону, вытерла руки о полотенце и взяла у меня яйцевидный предмет. Попробовала несколько комбинаций. Повертела в руках.

— Странно, — она протянула тамагочи мне обратно. — Попробуй спросить у Ларисы Игоревны. Кажется так ее зовут?

— Кого? — нахмурился я.

— Твоего преподавателя по Артефакторике.

— А! — отреагировал я. — Ага, ага.

Я убрал игрушку в карман и сходил до рюкзака. Посмотрел в дневник. Следующий урок по Артефакторике завтра. Но завтра у меня дежурство, значит…во вторник. Тут же расписание одно? Не меняется каждую неделю?

— Привет, сынок! — мать зашла на кухню, когда я доедал свою порцию макарон.

— Привет, ма! — отреагировал я.

Она налила себе чаю и села за стол.

— Портфель у тебя в коридоре? — спросила матушка. — Я хочу зашить его.

— Ага, — кивнул я.

Повисла неловкая пауза. После вчерашней пьяной потасовки с отчимом перед родным сыном, ей было не по себе.

— Как дела в школе? — наконец, решилась задать вопрос она.

— Не спрашивай, — вмешалась Машка. — Он еще не показывал тебе свой зуб?

— Зуб? Что с ним?

Я широко улыбнулся, продемонстрировав передний верхний резец теперь неправильной формы.

— Что случилось? — в ней проснулся материнский инстинкт.

— Все хорошо, мам, — ответил я. — Споткнулся и неудачно упал. Машка обещала записать меня к стоматологу, так что повода для беспокойства нет. Схожу в больницу и там все поправят.

— Да! — опомнилась сестра. — Завтра в восемь утра, Кость! Мы идем к стоматологу.

— В восемь? — поканючил я, как будто и в самом деле был ребенком.

— Встанешь один день пораньше, — быстро прервала она меня, пока обычно удивление не переросло в бесконечные мольбы перенести прием.

Мы еще некоторое время сидели на кухне, изображая из себя примерную семью, а затем я ушел спать. А может не изображали. Может и действительно все начало меняться к лучшему.

На следующий день меня ожидал ранний подъем и посещение детской стоматологической поликлиники. Благо наращивать зубы они умели. Уже через час я вышел из кабинета стоматолога с белоснежной, а самое главное, целой улыбкой. Сестра, конечно, в очередной раз удивилась тому, что вместо того, чтобы устроить истерику о том, как я не хочу идти в кабинет, я совершенно спокойно это сделал и выдержал все мучения от анестезии до сверления.

Потом я предупредил Машку о том, что хочу сегодня переночевать у Жендоса — спать в квартире с близкими, когда на меня охотиться эти странные тени не безопасно, — и теперь стоял у таксофона с визиткой Аввакума Ионовича в руках.

— Добрый день! Меня зовут Константин Ракицкий. Могу я поговорить с Аввакумом Ионовичем?

— Одну секунду, — ответил женский голос.

Затем он заставил меня ждать около минуты. Пришлось докидывать еще два рубля, чтобы не обрубили связь.

— Аввакум Ионович сказал, что ожидает вас в одиннадцать часов в своем офисе, — ответила, наконец, мадам.

— В офисе? — опешил я.

Хотя на что надеялся? Что он пригласит меня попить чаю в его огромном особняке?

— А можете подсказать адрес?

— Да, конечно. Есть ручка и листок под руками?

— Я запомню.

Я ехал в троллейбусе, на своем любимом месте в задней части, забравшись между поручнями, и глядел в окно. Заплатил очередные два рубля за проезд, и задумался о том, что надо бы разменять купюры, чтобы потом какой-нибудь кондуктор с сотни не сдал мне сдачу по рублю. Звенящий пятиклассник, прямо-таки магнит для хулиганов.

Город кишел машинами, которые я не так часто встречал на дороге в двадцать первом веке. Нивы, Волги, Девятки… Даже запорожец проехал. Запорожец! Такой раритет в мое время в городе и на парковке-то было не встретить, не то, что проезжающим мимо.

Так, разглядывая город своего прошлого, я вскоре доехал до нужной остановки и через пару минут стоял перед входом в небольшое пятиэтажное здание. Офисный центр. Дверь постоянно стучит от того, что туда-сюда снуют люди в черных костюмах. Логово аристократов. Как пить дать. Ладно хоть мать одежду постирала и рюкзак зашила. Выгляжу более-менее. Для ребенка, конечно.

— Добрый день! — я подошел к охраннику в камуфляжной форме, сидящему за столом. — Я приехал к Германну Аввакуму Ионовичу.

Он оторвал глаза от сканворда и посмотрел на меня, поверх очков.

— Вообще его кабинет на четвертом этаже. Но он несколько минут назад взял у меня ключи от склада. Проходи по коридору и постучи в сто десятую комнату. Он должен быть там.

Я поблагодарил охранника и пошел к месту встречи.

Ну хоть какая-то неформальная обстановка. А то я уже подумал, что с десятилетним мальчишкой будет официальное собеседование в огромном кабинете с книжным шкафом и кофе, который принесет секретарша.

Стучу в дверь с табличкой, на которой изображена цифра сто десять. Дверь от стука с тонким скрипом открывается. Но ответа нет. Но раз открыта, зайду.

Здесь целый лабиринт из стеллажей, заваленных видеокассетами. Но, нужно отметить, не беспорядочно разбросаны. Все рассортированы. Боевики, комедии, эротика. Склад, с которого, судя по всему, по точкам разъезжаются пиратские и лицензионные копии американских фильмов. Русского производства не вижу. На первый взгляд. Самое лучшее русское в кинематографе тех времен — голос переводчика Володарского.

— Аввакум Ионович, здравствуйте! — подаю я голос, чтобы старик дал знать о себе.

— Костя? — отзывается аристократ в ответ.

Я иду на голос и вскоре вижу старика, стоящего на стремянке и бережно расставляющего по полкам фильмы.

— Здравствуй, Константин. Я рад что ты нашел время приехать.

— Вы сказали, что у вас есть для меня работа, — перехожу я сразу к делу.

Старик взглядом указывает на одну из коробок и предлагает сесть. Я соглашаюсь. Сам он стоит на стремянке и перебирает кассеты.

— Прости, что встречаюсь с тобой в такой обстановке, — говорит он. — Не хочу, чтобы кто-нибудь знал о наших общих делах.

— Почему? — я поднял голову на люминесцентную лампу, она тут же перестала мигать.

— Потому что работа, которую я хочу тебе предложить, не подлежит огласке.

— А-а-а… — протянул я. — А я могу не согласиться?

Старик переставил еще две видеокассеты местами и хмыкнул себе под нос.

— Конечно, можешь, — ответил он, спустился со стремянки и сел на коробку напротив меня. — Но я бы хотел, чтобы ты хорошо подумал, прежде чем принять какое-то решение.

— Почему я? — задал я вопрос, который интересовал меня со вчерашнего дня.

Старик провел рукой по своей тонкой узкой бороде.

— Потому что у тебя тело ребенка, а разум взрослого человека.

Меня бросило в пот. Откуда он узнал об этом? Могли ли Жендос с Серым кому-нибудь проболтаться? Или старик обладает какой-то магией и видит меня, что называется, насквозь?

— Относительно взрослого, конечно, — добавил Аввакум Ионович. — Но этого вполне достаточно, чтобы быть мне полезным.

Я выдохнул. Кажется сравнение было образным.

— Тогда…в чем заключается работа? — поднял брови я.

— Видишь ли, Константин. Как ты знаешь, я являюсь главой довольно влиятельного клана, — он снял свою излюбленную чёрную шляпу и поместил ее на свое колено. — И по этой причине врагов у меня достаточно.

Я кивнул. Старик продолжил:

— Мне нужен кто-то, кто не будет вызывать никаких подозрений и в то же время добывать для меня разную полезную информацию. А также выполнять другие не менее важные поручения…

Я поерзал на стуле, а он добавил:

— Есть дела, для которых в качестве исполнителя взрослый не подходит. А вот ребенок справится с ними довольно легко.

— Какие, например?

Старик внимательно посмотрел на меня, как будто все еще раздумывая, предлагать мне работу или нет, а затем повернулся, поднял с пола свой кейс и достал из него видеокассету.

— Мне нужно передать послание родителям одной твоей одноклассницы. Ольге Николаевой, — сказал он. — Так, чтобы никто не понял, как оно у них очутилось. То есть сделать это незаметно.

Я завис. Просто сейчас меня просят о том, чтобы я подсунул видеокассету с записью неизвестно чего, в сумку своей однокласснице. Сказать, что это выглядит очень странно — ничего не сказать.

Но, с другой стороны, у аристократов свои причуды. Тем более на улице девяностые. Может быть вместо бандитских группировок, тут ведут войну между собой эти самые кланы? И за что они борются? Как обычно за власть? И стреляют не из пистолетов, а фаерболами? Черт… Что происходит в этом мире за пределами школы и комендантского часа, мне еще неизвестно…

— Я дам тебе две тысячи рублей за это маленькое задание, — добавил он. — Согласись, ничего такого, что было бы тебе не под силу?

Я смотрю на две коричневые купюры.

Это самый простой способ заработка, который я только могу себе представить. Но какие дела творит дедушка той маленькой девчонки, которая завела себе котенка? Если на этой видеокассете кого-то пытают или еще что похуже? Я автоматически стану соучастником преступления. А я не для того возвращался, чтобы пачкаться в грязи. Нет. Способ заработать я всегда найду, а вот вернуть сон по ночам будет не легко.

Но, с другой стороны. На кассете же может быть что-то совершенно безобидное? Вернее, то, что никак не заставляет меня переступить через себя. Свои моральные ценности. Типа, шифр, которым они общаются с родителями Николаевой. И тогда, отказавшись, я, возможно, вообще лишаю себя возможности поехать на новогодний бал.

Есть еще третий вариант… Старик меня проверяет. Хочет узнать на что я готов пойти, ради денег. И через что переступить. Отказываясь или соглашаясь сейчас на эту сделку, я автоматически прохожу или проваливаю тест.

Нет. Думать можно сколько угодно, но пачкать свои руки в крови я не собираюсь. Буду разговаривать прямо.

— Аввакум Ионович, — начал я. — Это большие деньги. Особенно для моей семьи. И, наверное, любой на моем месте взял бы их и не задумываясь подложил видеокассету в портфель своей одноклассницы. Только я вынужден буду отказаться, если вы не расскажете мне, что записано на этой пленке…

Я замолчал очень резко. Как будто еще не закончил фразу. Но старик так внимательно смотрел на меня своими зелеными блеклыми глазами, что в какой-то момент мне захотелось сглотнуть.

Аристократ еще некоторое время молчал, а затем улыбнулся и убрал кассету в сторону.

— Эти деньги твои, — он протянул две банкноты мне. — Бери. Это просто за то, что приехал ко мне сегодня.

Отказываться от денег я не стану. Тем, более если они достаются просто так.

Я взял деньги и засунул их в носок.

— Я же сказал, что ты далеко не ребенок, Константин, — проговорил старик. — Теперь я уверен в этом на сто процентов.

Затем он встал и убрал кассету на полку.

— На пленке запись фильма «Армагеддон» с Брюсом Уиллисом. Отличный актер. Один из моих любимых, — сказал он. — А кассету я брал вчера для того, чтобы посмотреть ее дома. А сейчас зашел, чтобы вернуть на место и заодно навел тут порядок.

— Значит это…все? — спросил я в недоумении.

— На сегодня, все, — ответил старик. — Я хотел узнать тебя поближе. Посмотреть, на что ты способен и можно ли тебе доверять. Но ты оказался умнее, чем я думал. И выполнил задание еще быстрее и лучше, чем я рассчитывал.

Затем старик вновь залез в свой кейс и достал оттуда пейджер.

— Возьми, — он протянул мне давно забытое средство связи. — Когда у меня будет для тебя работа, я напишу сообщение. Куда приехать, когда и во сколько. Можешь быть уверен, Константин. Если ты до сих пор веришь в такие понятия, как добро и зло, то я на стороне первого. И если когда-нибудь я дам тебе повод усомниться в этом — можешь разбить эту штуковину. А лучше продай и помоги своей матери.

Я протянул руку и взял пейджер.

На этом наша милая беседа с аристократом подошла к концу. Я покинул здание, сел на троллейбус и поехал обратно. В школу.

Приехал раньше обычного. До смены еще полтора часа. Сейчас большая перемена у старшеклассников. Вообще другой мир. По коридорам ходят либо самые маленькие одаренные, первоклашки, учащиеся в первую смену, либо уже жлобы, которым мне только предстоит стать через несколько лет.

Сдаю пуховик тете Фае. Сломавшиеся голоса старшеклассников громко орут на лестничной площадке. Там точно происходит что-то интересное. Стоит сходить на разведку. Тем более туалет все равно на втором этаже. Так или иначе хотел туда сходить.

Поднимаюсь по широкой лестнице и вижу, что у подоконника собралась толпа. Орут. Вздыхают. Ведут себя как болельщики на футбольном стадионе.

— Ну что, лошпеки! — вскрикивает один из аристократов и встает с подоконника, поднимая руки, в которых что-то зажато. — Кто еще хочет проиграть мне свои императорские фишки? Или зассали?

Я засовываю руку в карман и нащупываю картонный диск.

— Ну значит будете выкупать у меня их по косарю за каждую, раз кишка тонка! — не унимается старшеклассник.

По тысяче рублей за каждую фишку? Почему бы не попытать удачу? Все равно валяется без дела. А нужно будет, найду возможность выкупить обратно. А если выиграю, то значительно укреплю свое финансовое положение… Что там сложного, бери, да кидай.

— Тогда расходимся, — заявляет задавака. — Несем завтра по тысяче и выкупаем фишки…

— Я! — выкрикиваю я с лестницы, уже стоя ближе ко второму этажу и показываю свою фишку. — Я хочу!

(обратно)

Глава 13 Друг моего врага

— Второсменщик? — хмурится аристократ с белыми кудрявыми волосами и бакенбардами. — Откуда у тебя фишка, бастард?

Все смотрят на меня, задрав головы, как на рок звезду. Разве что не кричат, не свистят и не хлопают.

— Выиграл у такого же как ты, — кидаю я в ответ.

Знаю, что этих аристократов за живое задеть надо и тогда они поведутся вообще на любую провокацию.

Толпа вздыхает. Кто-то из друзей задаваки насмехается над аристократом. Еще кто-то продолжает провоцировать его, перехватив инициативу у меня. Всем хочется продолжить мини-турнир, а не идти готовиться к уроку.

— Малолетка тебе вызов бросил, Пушкин! Отвечаешь? Или теперь ты зассал? — шоумен с хвостом на затылке и футболке «Король и Шут» продолжает накалять обстановку.

— Иди сюда, шкет! — отвечает победитель всех предыдущих сегодняшних турниров. — Я тебя за минуту обую, еще время на обед сходить останется.

Я не волнуюсь. Это не в Мортал Комбат играть на последние деньги. Даже если продую. Ну не будет у меня этой фишки. Я все равно не знал толком, что с ней делать.

Толпа расступается, и я иду на наш ринг. К подоконнику на лестничной площадке между первым и вторым этажом.

— Костян, ты уверен, — хватает меня за плечо Серый.

— Здорова, — я пожимаю ему руку. — Твой одноклассник?

Он кивает.

— Не переживай. Выкуплю, если что, обратно.

Серый ничего не ответил, но я видел, как множество вопросов появляется на его лице. Чтобы Ракицкий когда-то говорил, что за тысячу рублей купит другую фишку… Это из разряда фантастики.

Я снимаю с плеч портфель и бросаю на подоконник. Готовлюсь.

Как играть в фишки помню. Есть тыльная сторона. Эта та, где изображен профиль какого-то неизвестного мне мужика, а есть сторона с картинкой. На моей — феникс, несущий в своих когтях кость.

Нужно бросить фишку тыльной стороной, и чтобы она перевернулась картинкой кверху. Если у противника фишка не перевернется, значит я кладу ее поверх моей и бросаю снова. Забираю те, что окажутся картинкой кверху после моего броска. В общем, такие простые правила и через пятьдесят лет можно вспомнить, а не только через двадцать.

— Смотрите-ка, у шкета герб рода Гранько, — оценил мою фишку Пушкин. — Такой у меня в коллекции нет. Пробовать будешь или сразу играем?

— Попробую.

Я взял фишку большим и указательным пальцем и попробовал кинуть несколько раз. Не вставучка. Может перевернуться, а может — нет. Ну, да ладно. Будем надеяться на удачу.

Бросаю. Встала. Бросает мой противник. Не встала. Хорошее начало. Беру две фишки. Кидаю. Обе переворачиваются.

Отлично! Теперь я обладатель двух императорских фишек. Можно остановиться, продать и вот тебе плюс еще одна тысяча. Только… Зачем останавливаться, когда можно заработать еще больше? Сегодня удача на моей стороне. Кажется. Теперь-то я точно ничего не теряю. Даже если проиграю разок.

— Ого-го, — вопит панк с хвостом из волос. — Шкет выиграл у Пушкина первый раунд и забирает себе герб рода Козловских! Продолжаем?

Я пожимаю плечами и смотрю на своего соперника.

— Конечно, продолжаем, — выкидывает он и бросает следующую фишку.

Я отвечаю. У обоих встала. Повторяем. Опять везет мне. Банк копится.

Выигрывая и проигрывая, до следующего звонка я успел увеличить свой банк на двенадцать фишек. Итого тринадцать, с учетом моей. Не плохо.

— Я все, — вдруг заканчиваю игру я.

Азарта уже такого нет, а последние три раунда не везет. Так можно и обратно все проиграть. А я, в конце концов, способен вовремя остановиться. При хороших продажах это доля Барт за то, что она поможет мне с местом на новогоднем балу.

— В смысле, все? — глаза Пушкина лезут на лоб.

— Мне дежурить идти надо, да и играть я больше не хочу.

Взгляд моего оппонента нужно было видеть. Он до последнего надеялся отыграться и ободрать меня как липку. А я тут беру, и применяю запрещенный прием под названием «адекватность».

— Нет! — кидает в меня аристократ холодным голосом. — Играем дальше.

— Прости, друг, — отвечаю я. — Но таких правил, которые запрещают мне выходить из игры — нет.

— Е! Е! Е! Е! Е! — заводит толпу поклонник «Короля и Шута». — Шкет выходит из игры, обувая нашего Пушкина на…дай посмотрю сколько у тебя фишек. Десять…одиннадцать…двенадцать… На двенадцать фишек!

Я собираю добычу в кулак и собираюсь уйти. Но Пушкин хватает меня за плечо и сильно сжимает.

— Никуда ты не уйдешь, мелкий, — процедил он. — Играй или я заставлю тебя это сделать.

Так… Конфликт еще с одним аристократом мне не нужен. Но эти школьники явно считают, что я им всем тут что-то должен. При том, что никаких законов или правил я вообще не нарушал. Они домогаются до меня просто потому…Просто потому, что я бастард.

— Как? — спрашиваю я.

— Чего?

— Как ты заставишь меня играть?

От такого вопроса аристо растерялся. Понимает, что все смотрят на него и ждут реакции.

— Эээ… — протягивает аристо, но тут же приходит в себя. — Как твоя фамилия, шкет?

Вот черт… Кажется, у меня вот-вот появится новый поклонник. Но неужели он так хочет, чтобы я обул его на все фишки. И что он сделает тогда? Начнет угрожать расправой, если я не верну ему их подобру-поздорову?

— Как твоя фамилия, я спрашиваю, — не унимается Пушкин.

— Ракицкий! — вдруг раздается грубый мужской голос.

Все, вместе со мной, поднимают взгляд на лестницу, по которой спускается Глеб Ростиславович.

— Звонок уже прозвучал. Вы почему не на уроке? — обращается он к остальным.

Старшеклассники тут же разбегаются в разные стороны как тараканы. Пушкин напоследок бросает в меня презрительный взгляд, поднимает с пола рюкзак и перешагивая через ступеньку поднимается на второй этаж.

— Костя, мне нужно с тобой поговорить, — директор делает движение головой и продолжает спускаться вниз.

Я последовал за ним и очень скоро сел на пассажирское сиденье его мерседеса. Популярная машина среди аристократов, ничего не скажешь.

— Людмила Игоревна сказала мне, что вчера между тобой и аристократами в столовой вновь произошел конфликт, — произнес он, откинувшись на спинку и посмотрев внимательно на меня.

— Людмила Игоревна? — нахмурил брови я. — А-а-а. Тетя Люда. Да, были небольшие разногласия.

— Значит совместное дежурство не пошло вам на пользу… — пробурчав себе под нос, сделал вывод Глеб Ростиславович. — У тебя учебники с собой?

— Некоторые, — ответил я.

Брал только те, которые надеялся почитать, пока буду коротать время в столовой. Расписание даже не смотрел. Но хотя бы с одним должен угадать.

— Хорошо, — директор поиграл с медвежьей мордой на своем пальце. — Тогда сегодня иди на учебу. Парфёнов с Антроповым пусть учатся дежурить в столовой. Людмила…Тетя Люда сказала, что вчера ты хорошо потрудился, в отличие от них. А подружить вас, думаю, у меня уже не получится.

— Хорошо, — я кивнул головой, дернул за ручку и открыл дверь, чтобы выйти.

— И еще одно, — остановил меня Глеб Ростиславович.

— Да?

— Костя, — он тяжело вздохнул. — В школу пришел запрос с требовательной просьбой о твоем отчислении…

Меня как будто обухом по голове ударило. Шум от проезжающих по дороге машин, теперь словно передавался в мою голову через трубу. А самого меня бросило в пот. Я посмотрел на директора, не в силах произнести ни слова.

— Я постараюсь сделать все возможное, чтобы уладить конфликт, — с сочувствием произнес он. — Но ничего обещать не могу.

Я несколько раз кивнул, вышел из машины и захлопнул за собой дверь. Медленно побрел в сторону школы, пытаясь до конца осознать, сказанные директором слова и решить, что мне делать дальше.

Что происходит с одаренными, которых исключают из школы — я знаю. Они уезжают на какую-то Казачью Заставу, чтобы пополнить ряды каких-то Собирателей. Из этого ясно только одно — если это не колония для одаренных, то что-то типа армии — точно. И если меня загрузят в поезд и отправят в это путешествие, то все пропало. Счастливая семья, будущее, любовь… Да вообще все, черт возьми! И как после этого я могу не ненавидеть Кипятка?

Но что-то же я могу сделать? Единственный вариант — опередить моих недоброжелателей на шаг. Поймать уродов за запрещенным занятием и тогда на Казачью Заставу вместо меня поедут аристократы. И преимущество вновь будет на моей стороне. И правда. Только нельзя терять ни минуты. К понедельнику вопрос с моим отъездом, я думаю, уже будет решен. Слишком быстро они тут суетятся, если что-то не по их.

Клаус сегодня в школу не пришла. Как бы я не хотел задать ей свои вопросы, возможности не представилось. Но сейчас это и не так важно.

Все уроки я думал лишь о том, в какой ситуации оказался и совершенно не слышал, что говорят учителя и меланхоличный Солонин, который увидев мой починенный зуб, даже не стал спрашивать, почему я не пришел сегодня к нему играть в компьютер.

Когда наступила стадия принятия я перешел к плану «Б». Сбежать с последнего урока и вновь попробовать проследить за Парфеновым и Антроповым. Идея со вселением в Бобика уже была. Оставалось придумать, где взять столько воды, чтобы энергии хватило на всю слежку. Мне нужно-то проследовать за аристократами и узнать, где они проводят свои тайные ритуалы. И, конечно, остается надеяться, что сегодня они не возьмут выходной. Хотя… Есть еще одна идея, как я могу повлиять на то, чтобы сразу после школы Кипяток со своим другом все-таки отправились создавать на себя компромат.

После урока истории, я спустился вниз и заглянул в столовую. Аристократов на месте не было. Значит курят.

Выхожу к гардеробу и жду, когда вернутся. Уже звонок прозвенел, а их все нет.

— Как дела, Костя? — спрашивает тетя Фая, сидящая без дела и грызущая семечки.

— Хорошо, тетя Фай, — отвечаю я.

— А ты чего на урок не идешь?

— Сестра обещала прийти. Вот жду, — солгал я.

В этот момент входная дверь хлопает и в школу входят аристократы. Громко ржут, но как только видят меня, замолкают. Проходят мимо, не отрывая своих удивленных взглядов. Пытаются понять, как я выбрался из старого дома или что я делаю в коридоре после звонка? В ответ на их взгляды, я не отрываю своих глаз от аристократов.

Школьники идут по длинному коридору и разделяются. Кипяток идет прямо — в столовую. Антропов сворачивает на лестничную площадку. В туалет. В том направлении он может идти только за тем, чтобы справить нужду.

Оглядываюсь, чтобы никто не следил за мной и бросаю гардеробщице:

— Ладно, пойду, тетя Фай. Если сестра придет, скажите, что я на урок ушел.

— Хорошо, Костя, — она выплевывает в кулек шелуху от семечек и кивает мне головой.

Я быстро поднимаюсь на второй этаж, вслед за Антроповым. Подхожу к туалету. Сквозь приоткрытую щель слышу журчание. Медленно открываю дверь и крадусь внутрь.

В одной из кабинок школьник уже гремит ремнем. Захожу в соседнюю, встаю на унитаз, чтобы дотянуться и снять крышку от бочка унитаза. Засовываю в воду руку.

Делаю уже выученный прием и разрываю завесу похлеще, чем обычно. Раздается звук, похожий на электрическое замыкание и вода вновь начинает набираться в бачок. Я прислоняю к разрыву руку и набираюсь Сил. Это самое большое количество энергии, которое я поглощал. Ощущаю небывалый прилив бодрости. Я готов тягать гири, бегать стометровки и подтягиваться — бесконечно. По крайней мере, мне так кажется.

Раздается стук в мою кабинку.

— Эй! — слышу голос Антропова. — Какого хрена ты там творишь?

Аристократ слышал, как разрывается завеса. Нельзя ему показывать своего лица.

— Ты че, оглох? — снова стучит Антропов. — Ур-р-р-од! Я буду ждать тебя снаружи!

Огрызается он и идет к раковине. Включает кран.

Никогда не понимал, почему в некоторых школах не устанавливают в туалете зеркал. Наверное, потому что небрежные ученики часто бьют их, а смотреть на себя в зеркало школьникам, по крайней мере, парням, не так уж и важно.

Этот факт сыграл мне на руку. Когда я подкрался к аристо и дотронулся до его шеи, у него не было не единого шанса увидеть мое лицо.

Короткая вспышка и я уже смотрю на свои руки под струей воды, бегущей из крана. Чувствую, как шеи что-то касается. Смываю с ладоней мыло, чтобы от рук не тащило табаком, оборачиваюсь и вижу себя. Константина Ракицкого в очень странной позе. Не то статуя Свободы, не то Родина-мать.

Беру самого себя за одежду, чтобы не переместиться обратно, и аккуратно завожу в одну из кабинок. Усаживаю на унитаз, закрываю дверь на крючок и пролажу снизу на свободу. Отряхиваюсь. Пришло время поговорить с Кипятком, как с другом.

— Ты че там, обосрался? — спрашивает Кипяток, затем облизывает одну из сосисок в тесте и кладет в тарелку.

Начинает хихикать и ждет от меня той же реакции. Я неестественно улыбаюсь и смотрю на тетю Люду. Повариха занята наполнением тарелок и не видит, что эти уроды развлекаются, распространяя свои флюиды на еду, предназначенную для других.

— Че с тобой? — спрашивает Кипяток и бьет меня по плечу. — Если ты боишься, что этот урод настучит на нас и расскажет директору, что мы закрыли его вчера в заброшенном доме… Ему никто не поверит, понял?

— А если поверят? — поддерживаю я тему, понимая, что Антропов все-таки переживал за их общий поступок накануне.

— Слушай, — Парфенов вернулся с тарелками, наполненными вторым, и поставил их на стол шестого «А». — Если настучит, то появятся вопросы как он там оказался. А в школе куча свидетелей того, как мы уходили одни. А то, что ему показалось, что его там заперли. Дак это ветер мог так подуть, что дверь закрылась. К тому же тетрадь с твоим подчерком, была единственным доказательством того, что мы там были. И утром мы ее оттуда забрали. Так что расслабься и помоги накрыть на этот сраный стол.

Я сходил за тарелками с едой.

— А мы сегодня пойдем? — наконец решился задать вопрос я.

— Куда? — поднял глаза Кипяток.

— Ну…это…ну ты знаешь… — попытался выразиться я, как можно яснее.

— Че это у тебя? — вдруг спрашивает Кипяток и показывает на пространство между носом и верхней губой.

Я подношу палец к губе и вытираю кровь. Тут же хватаю со стола салфетку и прикладываю к носу.

Это что-то новенькое. Побочный эффект от долгого пребывания в чужом теле? Или от долгого пребывания в теле одаренного? Одно ясно точно — времени у меня мало. Надо скорее договориться с кипятком и валить.

— Вроде прошло, — я убираю салфетку в карман и снова поднимаю глаза на Парфенова. — Ну дак что? Пойдем?

Кипяток подозрительно посмотрел на меня и пошел к раздаче за другими тарелками.

В какой-то момент я уже начал сомневаться во всем, что говорила мне Клаус. Возможно, никакой магией крови эти школьники вообще не увлекаются. Возможно, она договорилась с ними и под изящно придуманным предлогом отправила меня в тот дом, где я должен был получить по заслугам. А я сейчас пытаюсь пригласить Парфенова туда, не знаю куда. Наверное, правильнее будет спросить о Жанне. Спросить о том, что Кипяток о ней думает и тогда все встанет на свои места.

Две тарелки с грохотом опустились на стол.

— Ладно, — вдруг произносит Парфенов. — В семь часов встретимся у гаражей. Оттуда пойдем. И смотри, чтобы Ракицкий не сел тебе на хвост. Сейчас было бы правильнее вообще залечь на дно, но больно мне хочется еще разок попробовать… Да че у тебя с носом, Антропов? Сходи к сексапильной медсестричке и пусть она тебя подлатает.

Я снова приложил палец к ноздре и перекрыл путь крови.

— Я сейчас вернусь! — говорю я и выбегаю из столовой.

Чувствую, что вот-вот меня выкинет из аристократа. Но если это произойдет посреди коридора — это будет странно и вызовет лишние вопросы. Нужно добежать до чертовой раковины побыстрее и вернуться в свое тело.

(обратно)

Глава 14 Мои уши и глаза

Я успел. Через несколько минут Антропов под моим управлением снова стоял в мужском туалете, напротив кабинки, в которой я оставил свое погруженное в транс тело.

Однако сложнее всего оказалось придумать способ, при котором я смогу коснуться своего же тела и при этом, чтобы аристократ не заподозрил ничего неладного.

Для этого я вычистил его карманы от кровавых салфеток, лег на пол, протянул руку под дверью кабинки, приподнял собственную штанину и коснулся своей ноги.

Яркая вспышка перенесла меня из одного тела в другое.

— Ей, извращенец, какого черта ты тянешь сюда свои пакли! — сразу же завопил я, немедля ни секунды.

Рука растерянного Антропова мигом пропала из поля моего зрения. Я слышал, как он поднимается на ноги. Мог себе представить, как в недоумении озирается. А затем включился кран и он, видимо, завершил начатое. Помыл свои руки и удалился.

Только сейчас я смог отпустить дыхание, которое сдерживал все это время. Было неясно как отреагирует Антропов. И если бы он решил дождаться меня снаружи, то увидел бы не совсем нормальную картину — весь мой свитер был заляпан кровью. Ровно, как и лицо. Боюсь представить сколько из меня вытекло красной жидкости. Я еле держусь на ногах. Надо как-то восстановить Силы.

Я забрался на унитаз и принялся открывать разрывы один за другим, пока состояние не нормализовалось. Голова перестала кружиться, в теле появились силы. Теперь я смог выйти из кабинки, снять окровавленный свитер, чтобы засунуть его в портфель и умыться.

Я сделал это. Теперь вся надежда на то, что Антропов сошлется на кратковременную потерю памяти и их планы встретиться вечером — не поменяются. Иначе свитер, будет выброшен впустую.

Я уже хотел открыть дверь и выйти из туалета, как она вдруг открылась сама. Вернее, кто-то с другой стороны открыл ее за меня.

— Костян? — Солонин замер на пороге. И сам не входит, и мне дорогу загородил. — Ты че не пришел на Артифакторику?

Артифакторика! Точно! Вот о чем я забыл со всеми этими новостями за день. Основной предмет, который я точно хотел сегодня посетить, выпал на последний урок. Так. Если я сейчас пойду на учебу и после звонка спрошу у Ларисы Игоревны, что за херня произошла с моим тамагочи… То, как раз, успею к гаражам к семи вечера.

— Кровь носом пошла, — я оторвал взгляд от пейджера, на котором смотрел время.

— Опять? — спокойно спросил Солонин.

— Не опять, а снова, Дима, — ответил я. — В каком кабинете у нас урок?

— В триста тринадцатом, — недоумевая ответил он. — Как и всегда.

— Спасибо! — я отодвинул своего школьного друга в сторону и, наконец, смог выйти из туалета.

Еще несколько секунд я ощущал его взгляд на моей спине, прежде чем дверь туалета ударилась о косяк, возвещая о том, что мой школьный друг перестал пялится мне вслед и пошел делать то, зачем отпросился из класса.

— Лариса Игоревна, можно войти? — я заглянул в триста тринадцатый кабинет.

Взрослая женщина с короткой стрижкой и огромной родинкой над верхней губой кивнула, не прерывая свою речь не на секунду.

Я зашел в класс и на этот раз занял место рядом с вещами Солонина. Клаус так и не появилась.

Урок тянулся долго и был таким нудным, что в какой-то момент я пожалел о том, что принял решение все-таки сходить на него. Он чем-то напомнил мне труды в столярной мастерской, которые в истинном мире преподают в моей школе. Тут отрезать, здесь зажать, в этом месте подпилить, затем разрыв открыть и энергией наделить, способность одного из одаренных передать. Все это можно было бы рассказать за пять минут, а не читать целую лекцию.

Хотя может быть у меня настроение просто не то? Я постоянно смотрел на часы, в ожидании, когда закончится урок. Этого чувства не испытывал все эти годы и совсем забыл какого это. Не отрывать взгляда от бегущих вперед стрелок часов, висящих на стене.

Звонок прозвенел на минуту позже положенного и все одаренные не спеша засобирались домой. Но я был быстрее всех и успел догнать преподавателя по Артефакторике в коридоре.

— Лариса Игоревна!

Женщина остановилась и обернулась. Она прижимала к груди журнал с оценками и учебник.

— Да, Костя?

— Не могли бы вы мне подсказать кое-что?

Не дожидаясь ответа, я снял портфель и принялся искать в нем периодически пищащий тамагочи. Очень аккуратно. Чтобы не спалить кровяной свитер.

— Вот, — я наконец нашел игрушку и протянул ее учителю. — Вчера вечером ее заело и теперь я не могу ничего поделать. Кнопки не работают. Все время светится эта надпись.

Учительница взяла у меня тамагочи и внимательно посмотрела на него. Затем раскрыла ладонь и поводила ею над игрушкой. Протянула мне обратно.

— В ней закончилась Сила, Костя, — сказала она. — Заряди и тогда сообщение дойдет до тебя полностью.

— Сообщение?

— Ну, да. Видимо кто-то решил подшутить над тобой или ему реально нужна была помощь. Иногда пятиклассники делают все, кроме самого очевидного варианта — просто попросить запасную ручку у учителя.

Я забрал свою вещь и кивнул.

— Спасибо, Лариса Игоревна! — кинул я вслед учительнице.

Она думает, что кто-то из одноклассников у меня помощи просил. Типа, запасную ручку? Или листочек для контрольной? О такой помощи идет речь? Ну, конечно. Вряд ли у пятиклассника в его окружении есть люди, у которых проблемы поважнее.

Только вот мне кажется, что это послание оставил не кто-то живой. Думаю, это дело рук той души, которая приходит ко мне два дня подряд. Ведь, если так подумать, за все оба контакта она не причинила мне вреда. Чаще я бил ее…или его. А вчера уронил душу этого парня на тамагочи, и вся Сила из игрушки освободилась. И теперь это послание зависло.

А ведь уже вчера вечером я понял, что не все души желают мне зла. Например, тень той женщины, которая не стала нападать, а просто стояла и ждала, когда я пробегу мимо. Зуб даю, что у душ аристократов есть свои мотивы. И один из них как-то связан со мной.

Значит мне нужно зарядить тамагочи Силой и посмотреть сообщение. Или подождать следующих разрывов, а затем спросить у парня что ему от меня нужно. Только…

А что, если я не прав? Что, если он хочет меня куда-то утащить? Туда, откуда не возвращаются? Тогда я совершу самую большую ошибку в своей новой жизни. Хм. Пожалуй, лучшим вариантом будет — самому не лезть на рожон и в тоже время использовать тамагочи, если дух все-таки снова настигнет меня.

До семи вечера — времени, когда Кипяток и Антропов встречаются у гаражей, у меня было еще полчаса. Следить за ними в своем теле я не могу. Вчерашний опыт многому меня научил. Вселятся в крупных живых существ — это кровоизлияние может убить меня, а я и не замечу. Самым правильным будет — успеть в зоомагазин и купить животное поменьше. Может быть так я не привлеку внимания аристократов и смогу нормально проследить за ними?

Я зашел в зоомагазин уже через десять минут. Он был через дорогу от моей школы. Ребенком я часто заходил туда, чтобы попялиться на рыбок, морских свинок и других животных.

— Здравствуйте, — я сделал шаг в магазин и не стал тратить время на осмотр витрин. Оно поджимало.

— Здравствуйте! — ответила девчонка, сидящая за кассой и надула смачный пузырь из «Boomer». Узнаю жвачку по запаху и самым большим шарам.

Продавщице по возрасту не больше, чем моей сестре. Видимо родители заставляют работать.

— Подскажите, пожалуйста, какое самое дешевое животное у вас есть?

Согласен. Не слишком адекватный вопрос, при выборе питомца. Но учитывая, что спрашивает ребенок, вполне логичный. Денег много я отдавать не хочу.

— Дешевое? — хихикнула девчонка.

— Да. Только не надо хомяков, ужей и других неповоротливых питомцев. Кого-нибудь более ловкого и быстрого. И незаметного.

Девчонка еще раз хихикнула и осмотрела меня с ног до головы.

— А тебе для каких целей? — спросила она. — В Олимпийских играх участвовать?

Вот, черт… Хотел время сэкономить, а теперь еще дольше получается. Разговорчивая попалась.

— Кормить, растить, ухаживать, убирать за ним… Ну вы поняли.

Девчонка надула еще один смачный пузырь, затем встала со стула и вышла в зал. Подошла к клеткам, уткнула руки в бока и внимательно осмотрела животных.

Понятно. С таким же успехом я мог бы справиться сам. Хотя нет. Она, по крайней мере, видит кто там наверху.

— Н-у-у-у… — протянула продавщица. — Черепаха тебе точно не подойдет.

И на этом спасибо, дорогая! Ты получаешь звание «капитан-очевидность». Я думаю, десятилетний ребенок может быть в курсе этого факта. Это все издержки возраста. Посмотрим, что она еще выдаст.

— А у кого-нибудь из домашних, аллергия на кошек есть?

— Нет, а что?

— Можете взять кошку. Просто котенка. Он маленький, типа, и незаметный.

Котенок незаметный? Ага, особенно в пять часов утра, когда в нем просыпается истинная сила.

— Нет, спасибо, — ответил я. — Может есть еще какие-нибудь варианты?

В этот раз, мне показалось, она установила рекорд по надуванию пузыря. Он получился размером с ее не очень сообразительную голову и лопнув налип ей на подбородок.

— Возьмите попугая, — вдруг посмотрела на меня продавщица, снимая остатки жвачки с лица.

— Попугая?

— Ну, да. Есть вон с синим окрасом. Летать умеет, маленький, во всякие дырки пролезает. Кормить не так запарно, — девчонка пожала плечами. — В общем, нормальный вариант, я щитаю.

Честно говоря, я уже не думал, что эта девица предложит мне что-то стоящее. Но попугай, это действительно хороший вариант. Летает — огромное преимущество. Минус только в том, что попугай внимание привлекает к себе. Но…а кто из животных не привлекает?

— Сколько стоит? — спрашиваю я и лезу в носок за деньгами.

— С клеткой и кормом посчитать?

Я замираю. А ведь реально. Куда я потом этого попугая? Не выкидывать же. Выходит, пора завести себе этого питомца полноценно. Который будет моими глазами и ушами.

— Давайте с клеткой и кормом, что уж.

Девчонка достала старый добрый калькулятор «CASIO» и сложила на нем несколько чисел.

— Тысяча триста пятьдесят, все вместе.

— Сколько? — вырвалось у меня.

— Тысяча триста пятьдесят, — серьезно повторила продавщица.

Вот тебе и сходил в магазин. И как с такими ценами вообще накопить на что-то можно? Хотя, с другой стороны, если я сейчас не прижму аристократов, мне деньги вообще больше никогда могут и не понадобиться.

Я уже собирался положить две тысячи рублей Аввакума Ионовича в монетницу, как увидел у девчонки на плече татуировку в виде профиля того самого мужика, который изображен на фишках.

— Слушайте. А императорские фишки принимаете? — спрашиваю я.

Девчонка опять хихикает в ответ.

— Что-то ты на аристократа не сильно похож. В своем пуховике.

Тогда я достаю одну фишку из портфеля и кладу ее на прилавок.

Девчонка от удивления даже жевать перестала, а пузырь так и остался, только наполовину надут.

— Откуда у тебя? — спрашивает она и берет в руку.

Внимательно осматривает. Кажется, хочет прощупать каждый миллиметр.

Девчонка — не аристократ. Сразу видно. И даже не бастард. Простолюдинка. Такое ощущение, что вообще никогда не держала в руках ничего подобного. Что же в них такого ценного…в этих императорских фишках?

— Есть и есть, — ответил я ей на вопрос, который ее сильно интересовал. — Дак принимаете фишки или нет?

— Оставь мне эту и попугай твой, — девчонка поднимает глаза и внимательно смотрит на меня.

Так внимательно, что у меня даже получается разглядеть комочек туши с краю ее глаза.

Я готов был расстаться с одной фишкой. Да даже пятью. Но интерес девчонки оказался настолько сильным, что теперь я думаю, а не продешевил ли я? Может купить попугая за деньги? Но как-то нехорошо получится. Вон она как рада. Отдам одну. Как жест доброй воли. Пускай советчица порадуется.

— Договорились, — я тяну руки к витрине, пытаясь достать до клетки с попугаем, но мне явно нужна помощь.

Тогда продавщица отвлекается от фишки, и помогает мне спустить мою покупку.

— До свидания! — прощаюсь я и выхожу из зоомагазина.

Я успел дойти до гаражей за пять минут до того, как наступило семь. Спрятался в кустах. Антропов уже был на месте и теперь ходил из стороны в сторону, постоянно озираясь.

— Итак, малыш, — я открыл клетку с попугаем и протянул внутрь руку. — Коснись меня и полетаем.

Долго уговаривать попугая не пришлось. Он практически сразу сел на мой указательный палец и теперь я смотрел его глазами.

Приложив не мало усилий, я вылез через открытую дверку, внутри которой была моя собственная рука. Огляделся. Подул ветер. Меня чуть не снесло, поэтому я крепче ухватился когтями за пуховик. Теперь надо попробовать полетать.

Проще простого. Только получается как-то резко и слишком быстро. Нужно будет подстроиться. И постоянно искать место для того, чтобы отсидеться. Как воздушный шар в воздухе — так долго не пролетаешь.

— Давно ждешь? — Кипяток вышел с территории гаражей и огляделся.

Я попугаем сидел на одной из веток, так и не срубленного во время стройки тополя.

— Минут пятнадцать, — отвечает Антропов. — Че мы здесь делаем?

— Как что? — Парфенов поднял брови. — Ты же сам предложил.

— Ты как обычно перепутал мою просьбу погулять, с просьбой заняться магией крови…

— Тише! — тут же злым шёпотом, прервал его Кипяток. — Забудь про это слово вообще, если жить хочешь. За такое мы с тобой быстро на Казачью Заставу уедем. Поэтому забывай обо всем, что мы тут делали — сразу! Как только уходим.

— А может, ну его тогда? — сдрейфил Антропов. — Зачем мы рискуем постоянно? Если у нас, итак, все есть. Статус, знатный род, будущее.

— Потому что все, что нам преподают в школе — это магия для слабаков, понимаешь? Мы еще до десятого класса будем проходить через чащу этих безобидных заклинаний, — Кипяток слегка остыл. — А вообще ты прав. Нам нужно будет залечь на дно. Сейчас очень опасно делать вообще что-либо, что хоть чуть-чуть отходит от общих правил. Я постоянно оглядываюсь, чтобы убедиться, что этот утырок не следит за нами.

— Мне тоже кажется, что он постоянно где-то рядом, — понимающе покивал головой Антропов. — Я уже даже отлить нормально не могу, чтобы он не сидел в соседней кабинке туалета.

— Именно для этого мы сегодня сюда и пришли, Антропов, — воодушевленно заявил Кипяток. — Чтобы раз и навсегда поставить Ракицкого на место. Но я точно должен знать, что ты не трусишь.

— Не трушу, Егор, — Антропов уверенно окинул взглядом гаражи. — Дак что делать будем? Я на «Баффи» уже опаздываю.

Кипяток терпеливо выдохнул.

— Идем! Покажу. Я уже все приготовил.

Постоянно озираясь, как малолетние бандиты, Парфенов с Антроповым зашли на территорию недостроенных гаражей. Перелетая с кирпича на другой кирпич, я беззвучно следовал за ними. Вот теперь я был на сто процентов уверен, что они меня не замечают.

— Пришли, — Парфенов поднял подушку с какого-то старого брошенного тут кресла и достал оттуда небольшой целлофановый пакетик.

— Что это? — приглядываясь к предмету прищурился Антропов.

— Я представляю вашему вниманию… — заговорил Кипяток, не переставая украдкой оглядываться. — Клок волос Марии Ракицкой!

— Да ладно! — Антропов выхватил добычу и принялся ее рассматривать.

Что эти ублюдки хотят от волос моей сестры?

Кипяток снял с плеч рюкзак и достал из него пластиковую бутылку. Там либо гранатовый сок, либо кровь. Затем он вывалил на пол еще несколько важных предметов. Я точно видел свечи и мел.

Вот черт… Надо бы прервать гребанный ритуал. Но…если прерву их, то надолго спугну птенчиков и очень скоро отправлюсь в путешествие. Может быть стоит побежать домой и проконтролировать Машку? Сука! И откуда у Парфенова вообще взялся клок волос моей сестры?

(обратно)

Глава 15 Домашний арест

В теле попугая я топтался по заржавевшему карнизу и пытался решить, что мне делать.

То, что аристократы не замышляют ничего хорошего, это ежу понятно. Но как далеко они могут зайти? Оставив меня на растерзание душам в комендантский час, они доказали, что с уровнем морали у них все плохо. И что случится с Машкой после того, как они перестанут чертить этот символ на земле и рисовать кровью буквы на стенах?

Нет. Сейчас я должен быть выше всего. Когда моя сестра под угрозой. Я должен прийти к Парфёнову и Антропову и попробовать уладить конфликт. Убедить аристократов в том, что они совершают ошибку. И плевать, если мне придется применить силу и из-за этого меня исключат из школы. Жизнь близких дороже всего остального.

Я сорвался с карниза и полетел к кустам на холме, в которых пряталась своеобразная статуя десятилетнего Константина Ракицкого. Очень скоро я забрался в клетку и снова сел себе на тыльную сторону ладони. Перенесся обратно.

— Жди здесь, малыш! — я закрыл попугая в клетке, сбросил с плеч рюкзак и, что есть мочи, побежал прямо к гаражам.

Ступая между разбросанных шприцов, разбитых чебурашек и другого мусора я очень скоро завернул за угол. Оттуда на меня уже испуганно глядели глаза двух трудных подростков.

— Это всего лишь Ракицкий, — выдохнул Кипяток. — Продолжай чертить, Киря.

— Остановитесь, парни, — я согнулся и положил руки на колени, пытаясь отдышаться.

Кипяток подошел ближе ко мне и толкнул. Я упал на землю, одной рукой вляпавшись в осколок бутылки. Почувствовал боль. Кровь потекла из ладони.

— Ты нам не указ, бастард! — выпалил Кипяток. — Понял!

В его глазах горели языки пламени. Уже смеркалось, и я довольно четко смог разглядеть их.

— Продолжай чертить, я тебе сказал! — огрызнулся Парфенов на собственного друга.

Тогда испуганный Антропов вновь наклонился и продолжил вычерчивать на земле какой-то символ. В центре этого символа уже горела свеча.

— Ты совершаешь глупость, Кипяток, — проговорил я, прикладывая руку к пуховику, чтобы остановить кровь. — Магия крови запрещена в школе. Тебя отправят на Казачью Заставу, если я расскажу о том, что видел.

— А что ты видел? — Кипяток поднял с земли горсть камней и принялся кидать их в меня один за другим.

Я сделаю еще несколько попыток, чтобы убедить этого урода не трогать мою сестру, а потом… Потом он не оставит мне выбора и получит по своим спесивым щам. Пусть меня и ждет после этого самое строгое наказание.

Я понялся с земли и посмотрел на свою резанную рану на ладони. Течет знатно. Надо бы остановить.

— Егор, — я впервые обратился к Парфенову по имени, а сам не переставал искать пакет с волосами Машки. — Вчера я мог умереть в том доме. Сейчас, я уверен, вы также, не из добрых побуждений, решили использовать клок волос моей сестры. Но это все не приведет вас ни к чему хорошему. Ни к власти, ни к деньгам. Или чего ты там добиваешься?

— Мне насрать, что ты думаешь!

Кипяток вновь набросился на меня и толкнул так, что я снова упал на спину. На этот раз хоть не пустил себе кровь.

— Сейчас я заставлю твою шаловливую сестру кое-что сделать, — он достал целлофановый пакет из кармана. — И ты навсегда заткнешь свой вонючий рот. А если будешь продолжать считать себя выше аристократов…знай, твоя мамаша будет следующей, — Парфенов обернулся к своему дружку. — Ты там закончил?

— Почти, — отвечает тот и продолжает пыхтеть, передвигаясь на четвереньках по кругу.

— Антропов! — кричу я. — Ты же адекватный парень. Брось это дело! Ты же понимаешь, что Кипяток тянет тебя за собой на дно!

Аристократ в ответ лишь поднял на меня короткий взгляд и снова принялся за дело.

Вот, черт… Эти ублюдки все-таки вынуждают меня подписать себе приговор. Казачья Застава… Может там все не так уж и плохо?

С этими мыслями я поднимаюсь с земли, одновременно набирая в здоровую руку песка. Стою спиной к Парфенову в своем огромном, запачканном кровью пуховике.

— Повернись ко мне, петух! — орет Кипяток. — Я сказал повернись ко мне!

Вот дерьмо дерьмом, а в спину не бьет. Молодец.

Я резко разворачиваюсь и кидаю песок в морду Кипятку. Он тут же хватается за лицо. Я вцепляюсь в его куртку двумя руками, наклоняю и бью под дых. У него перехватывает дыхание, он сгибается еще сильнее и тут же получает от меня локтем по спине. Еще раз. И контрольный. Сил в моих руках далеко не как у взрослого человека. Так что, жить будет.

Засовываю руку в тот карман, куда, как мне кажется, он сунул пакет с волосами. Не могу найти. Да куда он запропастился?

— Эй, ушлепок! — кричит мне Антропов. — Это ищешь?

Он держит в руке пакет с волосами моей сестры. Опускает ниже и теперь они нависают прямо под огнем свечи. Сученок применил иллюзию. Или…сейчас применяет? Гадать возможности нет. Нужно, во что бы то ни стало, остановить его.

— Стой! — я выставляю руку перед собой. — Не делай того, что навсегда перечеркнет твое будущее, Антропов. Ты видишь, что я уже переступил границу. Тебе не за чем отправляться к Собирателям вместе со мной.

В этот момент Кипяток со всей силы заряжает мне кулаком между ног. Черт… Беру свои слова обратно. Не молодец он. А трусливая курица с запрещенными приемами.

Парфенов поднимается на ноги и тут же отбегает от меня. Неужели инстинкт самосохранения включился?

Он засовывает руки в штаны и достает оттуда пакет. В этот же момент иллюзия в руках Антропова исчезает. Проклятье!

— Ну все, Ракицкий! — обозленный Кипяток достает волосы Машки, и тут же подносит к свече.

Они вспыхивают в огне. Сгорают очень быстро. За считанные секунды.

Боль в промежности постепенно утихает. Я стою и, как будто, жду того, что произойдет. Но ничего не происходит. Вернее, самое страшное должно случиться сейчас где-то в другом месте.

— Что вы сделали? — недоумевая спрашиваю я.

Кипяток в ответ только скалится. Антропов стоит без эмоций. Вернее, с ненавистью в глазах.

Аристократы вот-вот на меня нападут. Не отпустят просто так. Постараются выместить всю накопившуюся злобу. Только вот мне бежать надо. Машку спасать.

Кипяток медленно поднимает с земли небольшой камень. Взвешивает его в руке, а затем неистово орет и бежит на меня.

Ну ничему не учится. Атаковать так агрессивно и необдуманно ни к чему хорошему не приводит.

Я подгибаю колени, нагибаюсь сам и делаю несколько шагов в его сторону. На встречном движении подсаживаю тело Кипятка и перебрасываю его тушу через себя. Он падает на спину и начинает стонать. Перевожу глаза на Антропова.

Второй аристократ все-таки трус. Он не нападает. Стоит и смотрит испуганными глазами.

Я использую этот момент, чтобы смыться подальше. Быть как можно скорее дома, сейчас гораздо важнее, чем вымещать свою собственную злость. Даже не зная на что.

Когда я убегал из гаражей, Кипяток продолжал валяться на спине и стонать. А Антропов преследовать меня и не собирался.

Очень скоро я вновь был на холме. Там, где оставил все свои вещи и попугая. Я наклонился, сорвал с земли подорожник и приложил к кровоточащей ране. Во взрослой жизни, и с интернетом под рукой двадцать четыре на семь, я так и не догадался загуглить — миф это про его лечебные свойства, или чудо-растение действительно лечит от всех ран. Но сейчас выбора у меня нет. Остается только верить.

Вообще от, так называемых, гаражей до моего дома было минут двадцать ходьбы. Я же оказался у собственной двери уже через десять. Не стал даже искать в портфеле ключи, а принялся колотиться так, что соседи могли подумать, что из запоя вернулся отчим.

Слышу движение за дверью. Кто-то смотрит в глазок. Затем дверь открывается.

— Привет, сынок, — мать стоит на пороге. — Что с тобой?

Я врываюсь внутрь, отталкивая ее с дороги.

— Машка дома? — запыхавшись выдыхаю я.

— Что с твоей рукой, Костя?

— Машка дома или нет?! — я не могу никак угомониться.

— Дома я, дома, — сестра с намыленной средством тарелкой выглядывает с кухни.

— Все нормально? — спрашиваю я, одной рукой скидывая с себя вещи. Вторая уже нещадно болит.

— Как обычно, — пожимает плечами сестра, кладет тарелку на стол и выходит ко мне. — Что с тобой? Только не говори, что ты опять подрался?

Кажется, я до сих пор смотрю дикими глазами на женщин своей семьи. До сих пор не верю, что все живы и здоровы.

И что Кипяток в таком случае сделал? Чего мне нужно ожидать в любой момент?

Может быть магия просто не сработала? В конце концов…почему я воспринимаю обычных пятиклассников за полноценных взрослых людей? А магию крови за вид простейших заклинаний. Да. Скорее всего у подонков просто ничего не получилось. Опасаться нечего. Или я просто пытаюсь себя успокоить?

— Споткнулся и упал, — спустя долгое время отвечаю я на вопрос Машки. Мать с сестрой переглянулись, но допытываться не стали. — Я ненадолго. Сегодня снова ночую у Жендоса.

Я снял с себя пуховик и посмотрел на это грязно-окровавленное зрелище. Сомнений в том, что я подрался быть не может. Но домашние не акцентируют на этом своего внимания. И на том спасибо.

— У Жендоса говоришь? — переспросила Машка и как-то странно посмотрела на мать.

Та залезла в мой портфель и достала оттуда окровавленный свитер. Эта картина повергла их, мягко говоря, в шок. Тогда мать вывернула мой рюкзак.

На старый линолеум и всеобщее обозрение из него вывалилось двенадцать императорских фишек, пейджер Аввакума Ионовича, визитка аристократа, завалявшийся снимок моей обнаженной сестры, учебники, тетради, тамагочи и корм для попугая. Ладно хоть про деньги в носке не знают. Но тут достаточно посмотреть на клетку с попугаем, чтобы понять, что наличные у меня были. И куда я их потратил.

— Согласен, — проговорил я. — Специфический набор.

В купе с моим покалеченным видом, двойкой за поведение в школе и новым более твердым характером все это выглядело довольно странно. Можно было подумать, что я связался с плохой компанией и начал приворовывать. Или приторговывать. Это как минимум.

— Твой Жендос звонил только что, — сказала Машка. — Сказал, что не разговаривал с тобой со среды. А когда я спросила с кем и где ты мог быть вчера во время комендантского часа, он начал путаться в показаниях и врать уже о том, что ты был у него.

Теперь к этому всему еще и приплелось вранье Жендоса…

— Все! — мать подняла мои ключи из разбросанного по полу хлама. — Ты никуда не пойдешь. Все выходные будешь сидеть дома! — проворчала она, всунула ключ в дверь и два раза провернула его, тем самым ограничив мою свободу.

Хреново. Будь я и в самом деле ребенком, то наверняка бы набросился сейчас на эту дверь и закатил бы истерику. Но сейчас во всей этой ситуации меня смущает только одно — души, которые пытаются прорваться ко мне во время каждого комендантского часа. Если они придут за мной и сегодня, то и мать с сестрой будут в опасности.

Но своих родственников я знаю. При всех их минусах, если они твердо решили заняться моим воспитанием, то на пару дней их точно хватит. А значит без скандала, да и вообще ни при каких условиях сегодня и, возможно, даже завтра, я из дома выйти не смогу. И что делать?

— Нужно поговорить, Костя, — сказала матушка. — Но сначала дай мне посмотреть твою рану.

Я согласился и отпустил ситуацию. Главное, что все живы и здоровы.

До девяти часов вечера я смотрел на часы каждую минуту, чтобы не проворонить момент, когда нужно будет закрыть ставни. Как будто будильник был выключен. Но с внутренней тревогой ничего я поделать не мог. Так мне было спокойнее.

Зато мать позволила мне сходить в душ, обработала мне рану и наложила повязку. В больницу не поехали. И не успевали, и…я заверил родных, что само заживет.

В течение вечера моими родственниками было предпринято еще несколько попыток узнать о том, что со мной происходит, но мне удалось заверить их, что все действительно в порядке. И что на свитере кровь не моя, а собаки, которую сбила машина, и что Жендос соврал, потому что я его попросил. На самом деле мы с Серым заигрались и поэтому вчера вечером пришлось пережидать комендантский час в заброшенном доме.

В общем, все мое вранье выглядело вполне правдоподобно и смогло снять стресс по поводу того, что я пошел по кривой дорожке.

Когда мы поужинали, я взял все свои вещи, прихватил из туалета тетрис и растянулся в своей кровати.

Вы только подумайте! И сколько часов можно собирать эти фигурки и увеличивать скорость их падения? Помню, я мог зависать в тетрис чуть ли не весь вечер.

Я успел пройти всего несколько уровней, прежде чем будильники во всех комнатах зазвенели. Быстро поднялся с кровати, чтобы закрыть ставни в комнате. На мгновение задержал взгляд на улице и сквозь свое отражение в стекле успел увидеть несколько разрывов. Дернул за веревки и ставни закрылись.

Постоял несколько минут у окна. В напряжении. В ожидании того, что кто-то может вот-вот начать вламываться в нашу квартиру. Не знаю, что бы я предпринял, но быть готовым…так мне было гораздо спокойнее.

Но ничего не происходило. Мать читала в своей комнате книгу, сестра болтала с кем-то по телефону на кухне. В детской полная тишина. И от этого звук, который раздался из тамагочи, еще сильнее напугал меня.

Я повернулся и посмотрел на пол. На стопку вещей, сваленных возле кровати. Экран тамагочи мигал. Он то загорался синим, то затухал. Я какое-то время не двигался, пока назойливая игрушка не начала пищать еще чаще.

Тогда я медленно пошел к своей кровати. Обернулся посмотреть, нет ли кого за спиной, опустился на колени и взял в руки тамагочи.

— Привет, — прочитал я на дисплее.

— Привет? — вслух произнес я, удивившись, что надпись на экране, наконец изменилась.

— Меня зовут Всеволод…

— Что за херня? — я обернулся еще раз посмотреть нет ли никого сзади, типа Кипятка, который блокировал мне кнопки от «Sega».

— Как тебя зовут? — не унималась и беседовала со мной игрушка.

Так. Я либо головой сильно ударился. Либо эта штука с открытием разрывов напиталась энергией и теперь передает мне сообщение. Или это вовсе не сообщение? Скорее всего тамагочи выступает прямым проводником между мной и этим Всеволодом. И есть у меня предположение, что я разговариваю с тем самым парнем, который приставал ко мне последние два вечера.

— Костя, — произнес я вслух и почувствовал себя немного сумасшедшим.

— Я хочу, чтобы ты помог мне, Костя.

Слова загорались на экране слогами, так что мне приходилось шевелить губами, чтобы не потерять суть сообщения.

— Кто ты? — я решил сперва познакомиться поближе.

— Я принадлежу роду Яблоньских.

Яблоньских? Н-да. Эта информация о его личности, как и любая другая, мне ничего не даст.

— Что тебе нужно?

— Мне нужно закончить одно дело…

— Одно дело? — изогнул бровь я. — А я здесь при чем?

— Только ты можешь слышать меня…

— Слышать? Вообще-то я тебя не слышу. Это ты забрался в мой тамагочи и теперь домогаешься до меня.

— Ты смог заключить меня в нем. От тебя исходит странное сияние. Ты как маяк для всех нас.

— Слушай. Я не собираюсь быть мальчиком на побегушках. Как тебя оттуда достать? — я потряс тамагочи и приложил его к уху. Ничего нового эти два действия не дали.

— Помоги. Мне. И. Я. Отдам. Тебе. Свою. Силу.

Отдаст свою силу? И как это работает? Как с разрывом? Я прикасаюсь к предмету, наделенному Силой, а потом использую способность? Или как? Нет. В любом случае надо сперва узнать, чего ему надо, а уже потом решать, нужна ли мне его Сила.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Костя! — из другой комнаты донесся истеричный вопль моей матери. Наполненный жутким страхом и отчаяньем. Я еще никогда не слышал, чтобы мать так кричала. — Костя!

Жуткий крик повторился. Я отбросил тамагочи в сторону и побежал в другую комнату.

(обратно)

Глава 16 Коммерческая жилка

Моросящий дождь и пасмурное серое небо, которое застлало весь город, было сегодня под стать тому месту, где я оказался. Городскому кладбищу. Утыканному железными и каменными надгробьями клочку земли для простолюдинов.

Позавчера, когда я выбежал из комнаты, было уже поздно. Поздно что-либо успеть сделать.

Мать стояла у открытой двери на балкон и в истерике кричала мое имя, потом имя сестры, потом снова мое. Давно не стиранная занавеска беспокойно трепалась на ветру, а души по ту сторону уже мчались в нашу сторону. Я не спрашивал у матери что произошло. Мозг сам сопоставил факты, и я знал, что Машки больше нет.

Со слов матушки, сестра договорила по телефону, зашла к ней в комнату и словно в трансе подошла к балкону, открыла дверь и выбросилась.

Тела так и не нашли. Мы сразу же вызвали полицию и скорую помощь. Они приехали после того, как комендантский час закончился и когда не обнаружили моей сестры, почти всю ночь допрашивали нас. Сколько бы я не убеждал представителей закона, кто во всем виноват, и кто должен понести наказание, обвинения десятилетнего ребенка никого не убедили. Справедливости не существует. Хм, кто бы сомневался.

— Мне жаль, — сказала Жанна Клаус, которая узнала о трагедии и убедила родителей привезти ее на кладбище.

Дождь еще больше накрапывал по зонту, под которым я стоял и глядел на надгробье. На каменной плите было нанесено только имя моей сестры и дата ее рождения. Мать не хотела признавать, что она умерла. Тела нет — значит и надежда еще есть, убеждала она себя. От части, я был с ней согласен.

— Ты знаешь, кто виновен в ее гибели, — произнес я, не отрывая взгляда от черного камня.

— Я предполагала, что они занимаются запрещенной магией, но не думала, что способны так далеко зайти, — проговорила Клаус.

Я не ответил. Тогда моя одноклассница положила мне руку на плечо, какое-то время держала ее так, а затем я почувствовал, как она уходит. Не оборачивался. Лишь услышал, как водитель завел машину и увез девушку в родительский дом.

— Костя! Пора ехать, — крикнула мне бабушка из автобуса, внутри которого уже сидели все мои родственники и были готовы выезжать на поминки.

Но я не двигался. Я вспоминал лицо обозленного Кипятка в тот момент, когда он выписал приговор моей сестре. От бессилия и от того, что эти ублюдки остаются безнаказанными меня выворачивало на изнанку. Мне хотелось убить их обоих. Заставить страдать. Положить пальцы на горло и сжимать до последнего. Пока злоба, наполняющая меня, не выплеснется наружу вместе с душой Парфенова.

Кто-то скажет, что они всего лишь дети, но нет… Я скажу, что дети не способны совершать такие поступки. Они не способны намерено чинить зло и втаптывать в грязь тех, кто просто не родился под счастливой звездой. А что страшнее всего, дак это то, что отомстить невозможность. Я постоянно прокручиваю в голове слова Парфенова о том, что моя мать будет следующая, если я не займу свое место в этой пищевой цепочке, где аристократы поедают всех и вся. И это была не пустая угроза. Мальчик заигрался и теперь не остановится.

Меня поглотила полная апатия от осознания собственного бессилия. Но я поклялся отомстить за сестру. Где бы она ни была. Куда бы ее не утащили души, бродящие тут по ночам. Отомстить медленно. Мучительно. Так, чтобы никто не догадался, что я явился причиной всех бед проклятого рода. А в самую последнюю секунду показаться и признаться, что все это был я. Увидеть его глаза. До этого момента я не почувствую покоя.

— Костя! — вырвала меня из мыслей мать моей матери.

Я еще раз коснулся памятника и зашел в автобус.

Поминки прошли как обычно. В столовой школы, в которой и училась моя сестра. Для простолюдинов. Мать напилась за компанию с отчимом, которому невозможно было отказать в такой день и очень скоро он унес ее домой, восстановив свой статус законного жителя нашей квартиры.

Но, круглосуточно дымящий дома мужик, был из всех моих проблем — меньшим Злом. Поэтому, как только мы оказались дома, я прошел в свою комнату и хлопнул дверью.

Мое слишком больше рвение все и сразу исправить, привело в никуда. Своим напором и упрямством я спровоцировал двух уродов ненавидеть меня еще сильнее, а последствия этого уже откатили меня в суровое прошлое без малейшего намека на счастливое существование. Стоит пересмотреть вообще все, что я делал, вернувшись в начале недели в этот мир. Быть взрослым в теле ребенка вовсе не означает, что теперь мне будет даваться все легко и просто. В конце концов я еще ребенок. Нужно рассчитывать каждый свой шаг и к любому делу подходить более осознанно. Так я и приступлю.

Старое советское радио играло еще с утра. Станция «Радио Маяк» транслировала песню Луи Армстронга «Letmypeoplego», когда я, упершись взглядом в покрытый желтыми пятнами потолок, вдруг вспомнил про тамагочи, который бросил здесь два дня назад.

Я сунул руку под кровать и в ошметках пыли принялся нащупывать потерянную игрушку. Успехом эти поиски не увенчались и мне пришлось спуститься заглянуть туда самому.

Тамагочи лежало там с потухшим экраном, уже успев покрыться пылью. Последнее слово, которым поделилась со мной душа Всеволода, зависло на экране. Теперь, чтобы узнать, что он хотел нужно дождаться девяти часов.

— Ко-стя! — донеслось с улицы. — Ко-стя!

Я подошел к окну, залез на подоконник и высунулся в форточку. Серый с Жендосом стояли под окнами и глядели на меня.

— А? — отозвался я.

— Выходи!

Первым желанием у меня было отказаться. Проваляться весь день в кровати и не вставать. Но потом я подумал, что каждая минута промедления оставляет меня на стороне проигравших, а два верных друга вполне могут помочь мне все изменить.

— Сейчас! — крикнул я и уже через несколько минут выбежал на улицу.

Серый и Жендос ждали меня возле подъезда.

— Ты как? — спросил меня Серый. Он явно еще не умел сочувствовать, но пытался.

— Хреново, — отозвался я и пошел в сторону детской площадки, на которой мы собирались, прежде чем отправиться куда-нибудь.

Некоторое время парни солидарно молчали, и мы все слушали скрип качели, на которой я в задумчивости раскачивался.

— Что делать будем? — первым не выдержал Жендос. — Может в игровой?

— Денег нет, — пожаловался Серый. — Можно сходить на стройку. Давно там не были.

Я сидел на качели и изредка отталкивался от земли, а парни недалеко от меня спорили, повиснув на турнике, на котором сосед из третьего подъезда еще утром выбивал ковер.

— Да нахрен твою стройку. Погода еще говно. Хоть на великах бы покататься, — упрямился Жендос.

— Парни, — вдруг воскрес я. — А чем занимаются эти аристократы?

— Как чем? — Серого как будто задел мой вопрос. — Все по-разному. Чаще всего каким-то бизнесом.

— Ладно, — выдохнул я. — Задам вопрос по-другому. Александр Николаевич Парфенов. Чем он занимается?

— Отец Кипятка? — Жендос широко раскрыл глаза.

— Ну.

— Я точно знаю, что у них сеть парикмахерских, — Серый спрыгнул с турника и провел руками по своим вьющимся волосам. — И еще у него есть свое охранное агентство. Так говорят.

Понятно, что сопляки всего могут и не знать. Но так, в общих чертах, вроде бы понятно.

— Слушайте, — я посмотрел на парней. — У меня тут возникла одна идея, как нам с вами заработать денег. Только мне нужно знать, что вы тоже хотите лучшей жизни.

— А что за идея? — загорелся Серый.

— Ну-у-у-у… — протянул Жендос. — Это же работать надо.

Женя, в отличие от нас с Серым, всегда был более обеспеченным. От этого и реакция разная.

— А тебе, Жендос, — обратился я к одному из друзей. — Разве на все хватает?

— Ну…в основном — да, — пожал он плечами. — А что мне еще нужно?

— Ну, например, можешь нас с Серым сейчас в игровой сводить?

— Не, — тут же мотнул головой он, как будто я озвучил приговор, а не предложение. — У меня у самого только на час. Если только…вы посмотреть хотите?

— Ну вот, — вздернул подбородок я. — А я знаю как нам заработать столько, чтобы у тебя с утра до вечера на игровой хватало.

— Что делать-то надо? — не выдержал интриги, замотивированный на деньги, Серый.

Если у Жендоса была дача, видеомагнитофон и другие прелести жизни, то у Серого из излишеств было только четырнадцать улиток в банке, которые плодились быстрее кроликов.

— Дома убирать, — сказал я.

— Дома убирать? — поднял бровь Жендос.

— Ну да, — я кивнул. — Вы же дома прибираетесь?

— Н-у-у-у-у…

— А что, если я скажу, что вы также можете прибираться в других домах, только вам за это платить будут?

Парни переглянулись. Я представляю какие эмоции они сейчас испытывают. Я и сам не раз, устраиваясь в таком возрасте на работу, предвкушал наличие огромной стопки денег и возможность, наконец, самостоятельно распоряжаться деревянными. Пирожное, газировка, видеоигры, самые современные велосипеды и скейтборды. Весь скоп желанных вещей тут же пролетал перед глазами, и я жутко хотел приняться за работу поскорее, чтобы через месяц получить заслуженное вознаграждение и потратить его на одну из своих мечт.

— Прибираться, это не сложно, — сказал Серый. — А много зарабатывать будем?

— Все зависит от количества заказов, — раскачивался я сильнее. Еще немного и сделаю солнышко. — Сейчас мне нужно только ваше желание и согласие ходить после школы на работу. Скоро зима, сами видите, что делать особо нечего. А к лету мы накопим кучу денег и купим себе по плейстейшн с огромными теликами домой.

Как только я сказал про плейстейшн и огромные телики, глаза у парней загорелись.

— Мы согласны, Костян, — ответил за обоих Серый.

Я посмотрел на Жендоса. Тот тоже, вроде как, охотно кивнул. Эх… Знаю я таких, как Жендос. Он это сейчас отбиваться от стаи не хочет, а как дело до работы дойдет, его не заставишь. Но пока пусть будет. Для массовки.

— Тогда я свяжусь с вами! — от своей же идеи у меня выросли крылья за спиной, и я спрыгнул с качели. Кажется даже рекорд побил. Дальше уровня этого турника никогда не прыгал.

— Ты куда? — крикнул мне вслед Жендос.

— Договориться с еще одной бабулей об участии в нашем новом небольшом проекте.

Клавдии Петровны, по своему обыкновению, торгующей семечками, дома не оказалось. Поэтому я сел на ступени возле ее квартиры и терпеливо ждал, когда она вернется со своего небольшого бизнес-предприятия.

Дождался. Бабушка мою идею приняла на ура. Отношения у нас уже выстроились, да и доверие какое-то было, после того как я помог ей заработать на котятах.

Кроме этого, она еще и сразу предложила нам в помощники несколько своих подруг, которые тоже делали бизнес на семечках. Я попросил ее закинуть удочку, но пока ничего не предлагать. Неизвестно как пойдет. Тоже не хочу, чтобы бабушки бросали свой дополнительный доход ради того, что в этих девяностых может быть и не востребовано.

Рекламный отдел газеты «Купи-продай» в воскресенье ожидаемо не работал. Поэтому я просто составил текст объявления об услугах уборки домов с новомодным для этого времени словом «клининг» и к наступлению комендантского часа вернулся домой.

Мать с отчимом, кажется, просыпались, но снова улеглись спать. Я доел то, что принесли из столовой, собрал учебники, которые нужны будут завтра в школу, взял в руки тетрис и принялся выжидать время. Как только стукнет девять часов, я закрою ставни и узнаю у Всеволода, что он от меня хочет. И не видел ли он по ту сторону мою сестру.

Время пролетело незаметно. Ровно в ту же секунду, когда зазвенел будильник, экран тамагочи загорелся и там уже мерцало новое сообщение.

— Я ждал тебя, — появилась надпись на черно-белом экране.

— Как и я тебя, — ответил я и закрыл последние ставни в квартире. — Ты знаешь, куда делась моя сестра?

— Я не могу сказать.

— Что тебе мешает? — спокойно спросил я.

— Ничего. Для тебя это будет еще одной причиной не откладывать мою просьбу в долгий ящик.

Чертов аристократ. Они все такие продуманные. Как под копирку. Не хватает мне одного, как другой теперь от меня что-то хочет.

— Ладно. Что за задание? — сдался я.

— Мое тело находится в шестой городской клинической больнице.

— Что? — я перебил собственный тамагочи. — Ты еще жив?

— Моя семья искусственно поддерживает во мне жизнь. Из-за этого я переживаю сильные страдания. До сих пор чувствую ту боль, которую чувствует мое тело. Ты должен отключить меня от аппарата жизнеобеспечения и избавить от страданий.

Вот тебе и задание. Вроде бы ничего сложного. Вселиться в тело врача я могу. Затем проникнуть в палату и выдернуть все, что нужно из розетки. Вопрос моральной составляющей. Готов ли я пойти на это? С одной стороны человек мучается и сам желает этого. С другой стороны, есть родственники, которым я сделаю больно своим поступком. Или, наоборот, облегчу жизнь? Черт…

— Как долго ты находишься в коме? — я решил чуть поближе узнать своего нового знакомого.

— Одиннадцать лет.

— Одиннадцать? — я помотал головой. — Ты же совсем ребенок. Что с тобой произошло?

— Сбила машина.

Н-да. Не очень многословно. Ну да ладно. Отключить от системы жизнеобеспечения… Черт. Что-то мне подсказывает, что стоит изучить историю этих Яблоньских, прежде чем сделать это.

— Ну хорошо, — выдохнул я. — Посмотрим, что я могу сделать…

* * *

Директор школы для одаренных Глеб Ростиславович возвращался домой с дачи.

Загородная трасса освещалась только фарами дальнего света. Он сильно припозднился и теперь гнал, чтобы успеть к детям, пока они не легли спать.

Приглушенно работающее радио перебивало стук дождя по лобовому стеклу:

— …девушка нарушила комендантский час и открыла дверь на балкон, сообщают следственные органы. О том, выбросилась ли она или это была попытка матери оправдаться за то, что недоглядела за своим собственным ребенком — выясняется. А теперь новости погоды…

Директор школы помотал головой и сочувствующе выдохнул.

— В таком возрасте за ними нужен глаз да глаз, — пробурчал он себе под нос.

Прозвучал короткий сигнал. Глеб Ростиславович бросил взгляд на свой пейджер.

«Дети уже заснули. Закрылась на нижний».

— Черт… — произнес он себе под нос. — А это еще кто?

Он смотрел в боковое зеркало и наблюдал за фарами, едущей следом машины. Они интенсивно мигали, переключаясь с ближнего света на дальний.

Какое-то время директор продолжал ехать, но позже к миганию присоединились еще и короткие звуковые сигналы.

— Да что тебе нужно, будь ты не ладен? — выругался себе под нос водитель.

Он включил правый поворотник и притормозил на обочине. Поставил машину на аварийку и разорвал завесу. Впитал Силу. На всякий случай открыл бардачок и взял ли револьвер. Спрятал в кармане джинсовки.

Машина, следующая позади, останавливается. Дверь хлопает, но в темноте не видно кто вышел из автомобиля.

Глеб Ростиславович ждет, что кто-то постучит в окошко с водительской стороны. На всякий случай накладывает на себя щит. Слегка заметное светло-желтое свечение пробегает по его коже, вызывая легкие мурашки и исчезает.

В этот момент открывается дверь с пассажирской стороны. Человек в коричневом плаще и шляпе садится рядом с директором школы для одаренных и выкидывает выкуренный Мальборо. Закрывает дверь.

— Доброй ночи, Глеб Ростиславович, — здоровается незнакомец, но смотрит строго перед собой.

— У вас ко мне какое-то дело? — спрашивает директор, опуская манеры приличия.

— Совершенно небольшое.

— Я слушаю.

Незнакомец поднимает палец и вся электроника в машине начинает сходить с ума. Радио постоянно переключается, свистит. Свет в салоне мигает, ровно как и пейджер, лежащий на передней панели. И в один момент все потухает. Директор остается с человеком в полной тишине. Слышно только как машина проехала мимо и запустила в разные стороны сильные брызги.

— В вашей школе учится некто Ракицкий Константин, — сказал, наконец, незнакомец. — Завтра его последний день. Уже на днях ему придет повестка на службу на Казачьей Заставе. Пусть мальчик отдохнёт, прежде чем уедет туда. Ах, да. Совсем забыл передать вам привет от Александра Николаевича Парфенова.

— Я состою в другом клане. И Александр Николаевич мне не указ.

Глеб Ростиславович показательно положил пистолет перед собой, на переднюю панель.

Дождь сильнее заколотил по стеклу.

— Не вмешивайте в это дело Аввакума Ионовича, Глеб Ростиславович. Он слишком занятой человек, чтобы принимать участие в таких мелких вопросах, — проговорил незнакомец, все также глядя строго перед собой.

— А я предлагаю вам все-таки сделать это. Попробуйте также остановить его машину среди ночи и повторить это предложение. Я уверен он оценит. А теперь выметайтесь из моей машины.

Человек в плаще достал сигарету, вставил ее в зубы и закурил. Затем он открыл дверь, вышел из автомобиля и прежде, чем хлопнуть ей — произнес:

— Я слышал, что в феврале пройдут очередные выборы на пост директора школы. Что-то мне подсказывает, что в этот раз конкуренция будет серьезнее, чем обычно.

(обратно)

Глава 17 Закусочная «Союз»

Утро понедельника встретило меня ранним будильником, прозвеневшим в семь часов утра. До школы мне нужно было переделать кучу дел. Без учета домашнего задания, за которое я не брался еще ни разу.

С помощью очередного прохожего, я подал объявление в газету «Из рук в руки» и договорился о том, чтобы оно появилось на первой полосе уже в ближайшую среду. Пришлось заплатить больше, но время поджимает. Если я не займу Клавдию Петровну, вместе с парнями в ближайшие выходные, можно бросать это дело и искать другое. Но что-то мне подсказывает, что услуга клининга, по крайней мере, среди аристократов, будет востребована.

Дальше по расписанию у меня была шестая городская клиническая больница. Но я решил повременить с визитом к Всеволоду. Сперва нужно бы узнать кто такой Яблоньский и что с ним случилось. Верить духам на слово — во всех ужастиках, которые я смотрел в истинном мире, это боком выходило доверчивым особям. Ведь душа в моем тамагочи может только представляться Всеволодом, а не быть им на самом деле. Как проверить? Остается только изучить историю и докопаться до правды.

— Здравствуйте! Как я могу получить читательский билет? — я стоял у стойки в библиотеке Ленина в своем городе.

— Тише! — шепнула на меня худощавая женщина в возрасте где-то между зрелым и пенсионным. На носу у нее были большие круглые очки с толстыми линзами, а от ее рук сильно пахло «Звездочкой». — Получить билет не сложно. Свидетельство о рождении у вас с собой, молодой человек? Мне оно понадобиться, чтобы верно заполнить данные.

— Свидетельство о рождении? — невольно раскрыл рот я.

— Совершенно, верно.

Черт… Я вообще забыл, когда в последний раз держал в руках свое свидетельство о рождении. С тех пор, как в четырнадцать лет самостоятельно подал документы на паспорт и обзавелся им, я больше не открывал документ, который моим родителям выдали при рождении.

— У меня, к сожалению, никаких документов с собой нет, — посетовал я. — Но вы же не откажете ребенку в его стремлении к знаниям? А свидетельство я могу принести вам в следующий раз.

Одну фишку быть десятилетним парнем я уже просек. Ребенком ты часто стесняешься разговаривать со взрослыми так, чтобы они считали, что должны тебе. Иногда просто не умеешь. Но побывав там, теперь я прекрасно знаю, что редкий человек откажет ребенку в том, чтобы купить тому шоколадку в магазине или пустить в библиотеку без читательского билета. При всех минусах, быть ребенком — это несомненный плюс.

— Хорошо, — проговорила женщина. — Проходи в читальный зал. Только не забудь сдать литературу, когда будешь уходить. Без читательского билета мы ее выдать не сможем.

— Спасибо большое! — поблагодарил я библиотекаршу и побежал по лестнице в читальный зал.

Это была самая старая и самая крупная библиотека в моем городе. Когда я учился в университете, мы ходили сюда на экскурсию и тогда я очень удивился, что тут хранятся все выпуски газеты «Комсомольская правда». И не только ее. Сейчас, вспомнив о них, я надеялся найти в одной из газет новость о Яблоньском и автокатастрофе. Правда мне предстояло перерыть всю прессу за тот год. И это ужасно скучно. Но о мальчике-аристократе, сбитом автомобилем, должны были где-нибудь писать.

Читальный зал очень напоминал кабинет в школе. Стоят парты со стульями, а во главе этого всего восседает библиотекарь и по запросу выдает нужную литературу.

— Здравствуйте, — на этот раз я прошептал. — Архив каких газет у вас в есть библиотеке?

Полная женщина в сером костюме подняла на меня глаза и внимательно посмотрела.

— Многие есть, — кинула она. — Смотря что ищете. «Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Сегодня»…

Точно! Газета «Сегодня» пестрела яркими заголовками и ежедневными выдающимися событиями!

— Можно мне глянуть выпуски «Сегодня» за…весь восемьдесят седьмой год.

Женщина еще подозрительнее посмотрела на меня.

— За какую именно дату? — холодным голосом спросила она.

— За все даты в восемьдесят седьмом году, — настойчиво повторил я. — Или вы будете носить мне газеты по одной?

Женщине явно не хотелось выполнять столько работы.

— Зачем тебе все выпуски, мальчик? — она пыталась освободить себя от бремени тащить целую стопку бумаги, а самое главное, потом собирать ее и приводить в порядок.

— Я хочу найти новости о мальчике-аристократе, попавшем в автомобильную катастрофу, — сказал я, чтобы обозначить, что газета нужна мне не просто так.

— Мальчик-аристократ, попавший в автокатастрофу… — в задумчивости она стучала себе указательным пальцем по подбородку. — Вы говорите о Всеволоде Яблоньском, молодой человек? — библиотекарь расширила свои глаза.

— Именно о нем, — кивнул я.

Тогда, не произнеся ни слова, женщина пропала в лабиринте из книжных полок. И довольно надолго. За мной уже успела выстроиться очередь из желающих взять какую-нибудь литературу. Тогда я впервые обратил внимание на сидящих в читальном зале людей.

Тут были и аристократы, и простолюдины. И по возрасту, скорее студенты. Двое уткнулись носами в увесистые тома, а один от руки на большом листе, похоже…писал реферат? Вот бедолаги. Сколько пасты в ручках будет еще потрачено, до того, как компьютеры появятся в каждом доме…

— Вот, — библиотекарь вырвала меня из мыслей. — Выпуск от пятого мая восемьдесят седьмого года. Новость о Всеволоде на первой полосе.

— Спасибо, — обрадованно кивнул я.

Перспектива сидеть до начала учебы, уткнувшись в эти газеты, меня не радовала и вообще не гарантировала, что я что-то найду. А статья о душе, засевшей в моем тамагочи быстро перевернула все с ног на голову и вселила надежду.

Женщина протянула мне пожелтевшую газету одиннадцатилетней давности.

— Только аккуратнее с ней, — добавила она, когда я взял выпуск и пошел в сторону одного из письменных столов.

Нажатием черной кнопки в самом основании, я включил советскую настольную лампу и развернул перед собой газету «Сегодня».

«Вчера, 5 мая 1987 года, на загородной трассе в 16-ти километрах от города вся семья аристократов из рода Яблоньских попала в жуткую автокатастрофу. Кроме родителей — Альберта и Елизаветы, в машине находились также трое их детей. Все, кроме среднего сына — Всеволода, скончались на месте. Мальчик же доставлен в шестую клиническую больницу и теперь врачи борются за его жизнь.
Вот что, в интервью нашей газете, сказал следователь, старший лейтенант Евгений Смолин, которому и поручено вести это дело:
— Вчера, около десяти вечера произошло лобовое столкновение транспортных средств „BMW“ и „Волга“. Оба автомобиля не подлежат восстановлению. Внутри „BMW“ был почти весь род Яблоньских, а в Волге пассажиров не оказалось. Ясно, что вся электроника в советской машине подверглась взлому одаренного. Уже сейчас я могу с уверенностью сказать, что это было преднамеренное убийство.
На вопрос, есть ли уже подозреваемые, следователь ответил крайне осторожно:
— Сейчас, когда кланы враждуют между собой, убийцей может оказаться любой, кто делил власть с главой клана Альбертом Яблоньским. Нам предстоит провести расследование и отправить под трибунал одаренного, воспользовавшегося своей Силой для убийства конкурента.
В роду погибших, кроме Всеволода, остались только его бабушка и дедушка. Если мальчика не вытащат, то один из самых влиятельных родов в городе прервет свое существование».

Я отложил газету в сторону и задумался.

Самый влиятельный род? Кланы враждуют между собой? Какая-то мутная история. Но, по крайней мере, я теперь знаю почему бабушка и дедушка Яблоньского не отключают его от аппарата жизнеобеспечения. Хотят, чтобы род существовал дальше. Вопрос в другом. Почему сам мальчик, кроме боли о которой он говорит, хочет, чтобы его тело умерло? И чем в итоге закончилось следствие? Убийц и виновных нашли? Наказали? Должно быть ответы на этот и другие вопросы, знают его родственники. Надо бы познакомиться с бабушкой и дедушкой Яблоньского…

Что-то в рюкзаке громко пропищало. Я снял его с плеч, раскрыл и схватился за тамагочи. Но экран был погашен. Пропищало еще раз и только теперь я сообразил, что звук идет от пейджера, который дал мне Герман.

Я достал устройство и просмотрел сообщение:

«Улица Пушкинская, дом 12. Крайний столик в углу. Под плакатом „Не болтай!“ В 12.00. А. И.»

Я тут же посмотрел на часы, которые уже сейчас показывали одиннадцать тридцать.

— Черт… — сказал я вслух и обратил на себя внимание всех присутствующих. Подошел к библиотекарю и протянул газету. — Спасибо!

Уже собирался бежать к месту встречи с Аввакумом Ионовичем, как решил, на всякий случай, поинтересоваться:

— А как зовут бабушку и дедушку Всеволода? — спросил я у женщины, которая уже направлялась в проход между книжными шкафами, чтобы положить газету на место.

— Их дедушка был при смерти в прошлом году. Не знаю, выжил ли, — сказала библиотекарша. — А бабушка…дай Бог памяти… Зоя! Точно! Зоя Тихоновна.

— Зоя Тихоновна… — шепнул я себе под нос, чтобы запомнить имя. — Спасибо!

Зою Тихоновну можно будет найти по справочнику. А предлог для встречи я придумаю. В конце концов, может она поверит, что я могу говорить с духом ее внука?

Уже через десять минут меня трясло на кочках в старом автобусе.

Где примерно находится то место, куда меня позвал Аввакум Ионович, я знал. Но приехав на место, нужно будет поспрашивать у прохожих.

Как же просто было в моем времени — забил в навигатор и езжай к месту назначения. А сейчас — четные дома с этой стороны, нечетные с этой. А вы не подскажите, где двенадцатый дом? Конечно! Это…там! Нет….вот там. Да-да, точно! Вот туда поворачиваете и уткнетесь.

Так, с помощью правильных и неправильных подсказок прохожих в одиннадцать пятьдесят пять я стоял у входа в небольшое одноэтажное здание. В закусочную под названием «Союз». Это типичное бистро девяностых. Когда подвыпивший мужчина, открыл дверь, чтобы вывалиться наружу, меня обдало ядреным запахом водки и жареных чебуреков.

Отличный выбор для деловой встречи с десятилетним парнем. Хотя возле моей школы, помню, есть что-то подобное. И в последний раз я заходил туда как раз будучи школьником. Несмотря на контингент и атмосферу — выпечка в таких заведениях что надо! А я как раз проголодался.

Я прошел внутрь и тут же утонул в беспрерывном гуле, который создавали выпивохи за каждым столом. При чем здесь были люди разных возрастов, но больше, конечно, мужчины. В понедельник-то. Посреди дня.

Я огляделся. На стенах висели старые советские плакаты — «Родина-мать зовет!», «Как работал — так и заработал», «Ночь — работе не помеха!»… А вот и тот самый «Не болтай!».

Я опустил глаза. Столик под плакатом был свободен. Странно, что его никто не занял, учитывая то, что многим компаниям приходится умещаться за высокими круглыми столами стоя. Ну, ладно. Мне сказали там сидеть в двенадцать, значит буду сидеть.

Я прошел через кассу и купил себе чебурек и стакан томатного сока. Сел на место, кинул в стакан щепотку соли и принялся за трапезу.

Время было далеко за двенадцать, и я уже решил, что никто не придет, когда дверь в бистро отворилась и на пороге появилась женщина.

Она была одета в длинное клетчатое пальто и шляпку. В руках у нее была большая клетчатая серо-синяя сумка. Она остановилась на пороге, осмотрелась и пошла в мою сторону.

— Здесь не занято? — спросила она.

— Вообще-то… — затянул я.

— Это хорошо, — женщина поставила сумку рядом со столом, а сама уселась напротив.

Я не мог понять. Незнакомку прислал Аввакум Ионович или это постоялец, который по своему обыкновению, привык подсаживаться ко всем и каждому?

— У меня есть для вас предложение, Константин, — сообщила мне дама бальзаковского возраста.

Все ясно. Она от Германна.

— В чем заключается работа? — спросил я. — Я предупреждал Аввакума…

— Тише-тише-тише, — перебила меня собеседница. — Давайте без имен.

Я огляделся. Забулдыги занимались своими привычными делами — жаловались друг другу на жизнь, и никто из них не обращал на нас внимания. Но раз это так важно, ладно…

— Я предупреждал…кое-кого, что буду браться за работу только если сочту ее действительно законной. У меня нет в планах нарушать закон.

Я готов придерживаться своих убеждений до последнего. Я получил слишком много — возможность прожить жизнь заново с опытом своих тридцати лет, чтобы сейчас рисковать и по глупости оказаться на нарах.

— Что вы подразумеваете под нарушением закона? — нахмурилась женщина в темных очках. — Передать конверт с информацией, по-вашему, это нарушение закона?

— Конверт с информацией? — задумался я. — И в нем ничего нет? Наркотики, кровавые деньги?

— Нет. Только листок с чернилами на нем.

Так. Передача обычного конверта кажется вполне безобидным предприятием.

— Три тысячи рублей вознаграждение за эту маленькую услугу, — добавила женщина, взяла мой стакан с соком и отпила от него.

Сок теперь я точно пить не буду, а предложение становится все заманчивее.

— Что я должен сделать?

— Ничего сверхъестественного, — начала дама. — Через двадцать пять минут с остановки «улица Пушкинская», отъедет трамвай, следующий по второму маршруту. В конце вагона, на левом крайнем сидении будет сидеть мужчина. Он захочет купить у тебя газету. И вот именно в нее ты подложишь этот конверт.

Женщина достала из внутреннего кармана пальто белый бумажный конверт и положила его передо мной.

— В сумке, — она указала взглядом на то, что стояло возле стола. — В сумке находится стопка газет «Комсомольская правда». Все деньги, вырученные с продажи, ты тоже можешь оставить себе в качестве бонуса.

Вот те раз. Все детство смотрел в трамваях на детей, торгующих газетами, и молился, чтобы никогда не оказаться на их месте. Правда сейчас это все уже не кажется мне настолько плохим занятием. Да и делать ничего особо не надо. Как там они пели? Ничего на свете лучше нету, чем купить у мальчика газету? Таких джинглов написать я могу сколько угодно. Если бы не слишком маленькая конверсия, то Серого с Жендосом, я бы тоже припахать мог газеты продавать.

— Ладно, — я протянул руку, забрал конверт, согнул его и положил к себе в карман.

— Вот и хорошо.

Женщина достала из кармана деньги и протянула их мне. Я забрал свои законные три тысячи за задание, которое еще не выполнил.

— Запомни. Трамвай номер два. В двенадцать часов пятьдесят две минуты. Не опоздай. Это очень важно.

Затем моя новая знакомая подняла воротник у своего пальто и покинула этот притон, кишащий разочарованными в жизни алкоголиками.

Я еще пару минут посидел, а потом пошел наружу, захватив по пути тяжеленую сумку с газетами. Лучше лишнее время переждать на остановке, чем опоздать. Нутром чувствую, что подводить Аввакума Ионовича нельзя.

Я вышел из закусочной и через дворы направлялся к остановке, когда обратил внимание на трех алкашей, идущих за мной следом. Сначала я подумал, что они не увязались, а просто идут по своим делам, но очень скоро, свернув в самых неожиданных местах, я стал догадываться, что преследование не спроста.

Чертовы алкаши портят всю малину. И чего они увязались за мной? Неужели видели, как та женщина передала мне деньги? Черт… Нужно сбросить их с хвоста, а иначе они могут все испортить. Будет правильнее, если я закончу свою миссию, не привлекая лишнего внимания. Не думаю, что сидящий в конце вагона человек Германна оценит мою новую охрану. Но пока избавиться от них не получается. Крепко вцепились.

Я завернул у ближайшей пятиэтажки и добавил ходу. Алкоголики, тоже ускорили шаг. Далее я нырнул по узкой аллейке среди кустов и перешел на бег. Побежали ли мои преследователи, я уже не видел, но голоса, перекрикивающиеся между собой, стали громче.

Затем я уперся в забор детского сада. Есть возможность побежать направо и продолжать бегать кругами. А можно свернуть налево. Там вижу старое техническое здание. Можно спрятаться за ним и переждать. Кажется, минут пятнадцать у меня еще есть.

Я убежал налево. Тут было то, чего я не предусмотрел. Высокий каменный забор, превращающий небольшую площадку с битыми стеклами и другим мусором в тупик.

Мне ничего не оставалось, кроме как мысленно извергать проклятья и спрятаться за электрический шкаф. Я так и сделал.

Ничего не происходило уже несколько минут, но как только я уже решился выйти и побежать на остановку, послышался до боли знакомый голос:

— Костя? Я знаю, что ты здесь. Выходи, щенок!

(обратно)

Глава 18 Откат для чайников

Мой отчим никогда не был примером для подражания. И уж точно никогда не пытался стать мне отцом. Просто потому, что я не воспринимал его, а он меня. Уж не знаю, что мать нашла в нем, но дядя Леша был огромной проблемой для всех нас. От причины алкоголизма матери, до расшатывания психики у всех домашних. Если честно, то если бы я вернулся в свое тело в истинном мире, то я, в первую очередь, нашел бы способ избавиться от него. Потому что именно отчим был самой большой проблемой в тех девяностых.

Но дядя Леша не упускал возможности досадить мне и в этом мире. Именно его голос я слышал, прячась за электрическим шкафом в тупике, в который сам себя загнал.

— Дядя Леша? — я вышел из укрытия и посмотрел на своих преследователей.

Отчим стоял во главе других алкашей в тельняшке и джинсах. Даже куртку не надел, хотя на улице довольно прохладно. Волосы на его голове, были взъерошены похмельем, а татуировка на плече «ЗА ВДВ» предупреждала о том, что с ним лучше не лезть в драку. Даже если ты такой же кабан, как он.

— Ты чего сматывался, говнюк? — отчим осмотрел меня с ног до головы и остановил свой взгляд на сумке, которую мне передала незнакомка.

Злость начала наполнять меня. Я ненавидел его сильнее всех. И сейчас уже не был ребенком, который не может дать отпор и вынужден терпеть тумаки от человека, который привел его мать к гибели и не сделал ничего для того, чтобы его семья была счастлива. В том мире.

— Не заметил тебя сразу, — я осмотрел дружков отчима и сплюнул остатки томатного сока. — А связываться с алкоголиками у меня настроения не было и нет. Поэтому…ступайте своей дорогой.

— С алкоголиками? — возмутился один из его прихвостней.

— Заткнись! — огрызнулся отчим на дружка и вновь повернул голову ко мне. — Ты чего дерзишь, крысеныш? А ну показывай, что у тебя в сумке!

Он подошел ближе, отпихнул меня в сторону и принялся доставать газеты. Он выкидывал их на землю одну за другой.

— Одна макулатура, черт возьми…

И как он тут оказался? Случайно встретил меня? Следил с самого утра или был в «Союзе» сейчас, когда я встречался с человеком Германна? Черт… Нужно было быть повнимательнее. Хотя что я мог сделать? Сказали ждать за столиком, я и ждал. О привычках моих «родственников» никто и не подумал.

Вдруг прицепленный к моему ремню пейджер пропищал. Я быстро прочитал сообщение:

«Трамвай придет через пятнадцать минут».

— Это у тебя что там такое? — отреагировал на звук отчим. — А ну дай сюда! Тебе это ни к чему!

Он влепил мне пощечину, схватил пейджер и посмотрел на добычу.

— Как думаете, мужики? — обратился он к своим, показывая находку. — За сколько продать можно? Сопляк отцовские деньги опять на ерунду спустил.

Отцовские деньги? Сопляк? Каждая его реплика так и заставляет все внутри меня полыхать.

Другой забулдыга с пышными усами над верхней губой и татуировкой на плече с надписью «морской волк» взял в руки пейджер и попытался оценить его.

— На бутылку водки в «Союзе» хватит, — прохрипел он и передал мою вещь третьему их спутнику.

Бритый наголо мужик, который, по виду, явно отсидел срок и был одет теплее остальных, взвесил пейджер в ладони, словно это был кусок золота.

— Я найду куда его сбагрить, — он засунул мое имущество в карман своей джинсовой куртки. — Может у пацана еще что ценного найдется? — спросил он. — В таком возрасте опасно носить с собой дорогие вещи.

Тогда отчим схватил мой рюкзак и принялся вытряхивать из него все. Учебники с тетрадями, ручки с карандашами, тамагочи, визитки и императорские фишки.

— А это еще что такое? — дядя Леша наклонился и взял одну из фишек. — Это ж эти…проходки в места, где эти золотожопые собираются.

Он поднял фишку выше и осмотрел ее в лучах выглянувшего из-за тучи солнца.

— Откуда у тебя столько добра, говнюк? — он бросил на меня свой взгляд. — От отца секретов быть не должно, понял? Я все забираю, чтобы тебе неповадно было!

Он подобрал императорские фишки, пошарил по моим карманам и обрадовал своих дружков тем, что дело закончено и можно вернуться в «Союз», чтобы отпраздновать легкую добычу.

— А теперь иди в школу! Не хватало еще, чтобы твою мать за прогул к директору вызвали.

Он залепил мне подзатыльник и пихнул к рюкзаку, намекая на то, чтобы я собирал вещи.

Это была последняя капля. Если до этого момента, я еще таил надежду на то, что смогу решить конфликт мирным путем и выставить его из нашего дома без применения кардинальных мер, то сейчас у меня не оставалось выбора. Да я и не хотел, чтобы этот выбор был.

Я встал на одно колено и опустил руку в лужу. Благо вчера дождь лил не только на кладбище. А большие дыры в асфальте в этом закутке никто не спешил заделывать.

Разорвал завесу. Напитался Силы. Теперь изнутри меня прямо-таки распирало от того количества энергии, которое я теперь сдерживал в себе.

— Эй! — крикнул я в спину, уходящим от меня мужикам.

Отчим обернулся и презрительно посмотрел в мою сторону.

— Ты че, не понял, говнюк? — огрызнулся он.

Я наклонился и достал из носка три тысячи рублей, которые мне отдали за продажу газет.

— У меня тут еще кое-что есть…

Купюры отчим увидел издалека. Коричневые бумажки, от вида которых его глаза стали широкими, и он, прямо-таки, засиял от радости.

— Это у тебя откуда, сынок? — выдохнул он и пошел в мою сторону так быстро, словно боялся, что купюры исчезнут из моих рук, если он не поторопится.

Сынок? Вот это отношение! Купи любовь отчима за три тысячи, называется. Но у меня другие планы по усмирению спесивого пьяницы.

Едва отчим подошел ближе и протянул свою руку, чтобы взять деньги…Я сделал движение левой рукой и коснулся его пальцев.

Мгновение и…вот я уже смотрю на себя, закатившего глаза и замершего в одной позе. Чувствую холод, но терпимо. Понятно, почему разгоряченный отчим без куртки — спиртное разгоняет кровь. Перед глазами все плывет. Он выпивший, но не пьяный.

Беру деньги и засовываю в свой карман. Вернее, в карман настоящего себя. Затем нахожу фишки и возвращаю их на место — в рюкзак.

— Эй, Кабан, ты че делаешь? — тонким наркоманским голосом интересуется лысый. Точно Павлик из видео-сериала на ютьюб.

— А тебе какое дело, урод? — отвечаю я грубым пропитым голосом и оборачиваюсь к дружкам.

— Как ты меня назвал? — лысый еще со времен зоны, видимо, не привык, когда ему грубят.

— Я назвал тебя уродом? Или ты оглох? — спрашиваю я и подхожу ближе к ошарашенному лысому. Хватаю его под силки, приближаюсь губами к уху и зло повторяю: — Урод!

— Ах ты, сука! — вырывается из моих рук алкаш и отталкивает меня.

— Стопе, мужики! — между нами встает морской волк и оттесняет нас друг от друга. На расстояние своих вытянутых рук.

— Уйди с дороги!

Я хватаю его за руку, заламываю за спину. Правой рукой делаю захват голо, а следующим движением перебрасываю его через ногу. Морской волк падает на спину и крепким словцом бросается в своего обидчика — в меня.

Если волк и вправду морской, то…как только он встанет на ноги и будет ожидать от меня атаки, то так просто уложить его на лопатки у меня уже не получиться. Нужно успеть забрать пейджер у зека и вернуться в свое тело.

— Ты че, кабан?! — ревет лысый и тут же получает от меня по морде.

Звонкий щелчок. Кажется у него из пасти даже пару зубов вылетело.

Пока и этот не пришел в себя, я засовываю в его карман руку и достаю пейджер. В следующем движении бью ногой так, чтобы лысый падает во вторую глубокую лужу, которая здесь есть.

Не теряя ни секунды, бросаюсь к своему окаменелому телу, чтобы совершить касание, которое вернет меня в свое тело.

Но едва я срываюсь с места, как обо что-то запинаюсь и падаю на асфальт. Оборачиваюсь. Это морской волк. Он подставил мне подножку и теперь поднимается на ноги, чтобы продолжить драку.

— Ты че, сука! — вопит он. — Делиться не захотел?

У меня не было шанса ответить. Он тут же бросается на меня и замахивается. Я успеваю блокировать удар слева, но он тут же бьет справа, и я чувствую острую боль в правой скуле. Делаю несколько шагов назад, чтобы прийти в себя.

Алкаш алкашом, а технику не пропьешь. Пусть его реакция не такая быстрая, но если я сейчас не вырублю его, то он и отчима отделает и все мое добро заберет.

— Ладно-ладно, прости! — я выставляю руки перед собой, когда волк уже идет на меня, чтобы снова вдарить. — Я не хотел, каюсь!

Дружок отчима с большим усилием останавливается, чтобы снова не щелкнуть мне по голове. Тогда я сильно сжимаю кулак и прикладываю всю силу, которая есть в руке отчима, чтобы разбить противнику нос. От удара волк оседает и кажется на несколько секунд отключается.

Я тут же срываюсь в сторону своего окаменевшего тела и дотрагиваюсь до замершей руки.

Теперь я в своем теле. Едва зрение возвращается ко мне, как я вижу следующую картину — лысый запрыгивает на моего отчима сзади и колотит ничего не понимающему дяде Леше по затылку. Попытка выяснить что происходит ни к чему не приводит и завязывается драка.

Я вытираю кровь, которая вытекла из носа и собираю свои вещи. Половину газет оставляю тут, потому что они уже не пригодны для продажи. Смотрю на время. Еще семь минут.

Затем застегиваю сумку и бегу к остановке. Слышу позади меня крики и вопли. Успел обернуться только один раз и увидеть, как морской волк приходит в сознание и теперь тоже набрасывается на отчима.

Кто победит я не знаю. Но, судя по всему, решающую роль сыграет как раз лысый. Потому что и морской волк и вдвшник драться умеют. Ну, а кто из них сильнее, решит числовое преимущество.

Перед тем, как перейти дорогу к открытой трамвайной остановке, я подбежал к таксофону и позвонил в милицию. Сообщил о том, что видел драку за техническим зданием по улице пушкинской сто сорок один. Не знаю, успеют ли менты доехать, но, думаю, убить друг друга пьяницы не должны.

Ну и денечек. С учетом всех событий, я даже в грязи не вывалялся. Это уже хорошо. Хотя в один момент страх потерять все, что я заработал за дни, проведенные в своем прошлом, захватил меня. Надеюсь, теперь отчим попадет в вытрезвитель и просидит там какое-то время. Здесь же еще существуют такие притоны? А мне бы надо собраться с мыслями и не отвлекаться. К тому же еще мутить начало. Чебурек в этой забегаловке был не свежий, не иначе.

Проехавший мимо оазик с мигалками, возможно, ехал на мой вызов. Отделение в моем районе находится буквально в километре от места происшествия. Точно успеют.

Посмотрев по сторонам, я перешел через дорогу и расположился на остановке. Открыл сумку и достал одну из газет. Быстро пробежался по заголовкам, чтобы получше узнать собственный товар. Удивился нескольким новостям, которых просто не могло быть в истинном мире и отвлекся на очередной писк пейджера.

«Трамвай приедет через одну минуту».

Я посмотрел вперед. Два вагона, прицепленные друг к другу, уже спускались с горы, чтобы остановиться сперва на предыдущей остановке, а потом и на моей. Я и забыл, что раньше ездили трамваи только с двумя сцепленными вагонами.

Вот подстава! — вдруг осенило меня, и я промычал вслух.

В этих трамваях по два вагона! И в каком вагоне будет сидеть человек, которому я должен передать письмо? Если бы я не прилетел из будущего, словно Марти Макфлай, то обязательно задался бы этим вопросом.

Постойте-ка… А что, если это очередная проверка? Не может ли Аввакум Ионович догадываться о том, что я переселенец из будущего и именно поэтому обладаю немного другими мозгами? Он мог бы попытаться выяснить это с помощью вот такого простого задания? Но откуда бы он сам знал, что в двадцать первом веке трамваи состоят только из одного вагона? Только если бы он тоже был этим самым Марти Макфлаем. Черт…

Надо успокоиться. Мне кажется, что я уже загоняюсь. Ребенок мог не спросить про вагон из-за обычной невнимательности. Такое вполне присуще даже взрослому человеку.

— Улица Пушкинская. Следующая остановка «Кинотеатр Октябрь», — проговорил голос женщины-водителя, когда двери открылись и наружу поплелся поток из пассажиров.

Я дождался, когда все выдут, схватился за почерневший поручень и вошел внутрь.

Оглядел вагон. Он был заполнен едва наполовину. Свободные места там и тут. На сиденьях в самом конце кто-то сидит. Дойду. И если он не захочет купить газету — значит воспользуюсь сигналом для водителя и перебегу в другой вагон.

— Что за проезд, — противным голосом поинтересовалась женщина с рыжими кудрявыми волосами и сумкой, висящей на ее шее.

Я залез в карман и достал два рубля. Она приняла их, отмотала от рулона билетик, оторвала его и протянула мне.

— Счастливый, — хмыкнул я, взяв его в руки.

— Чего? — растерялась кондуктор и тут же бросила взгляд на билет.

— Счастливый, говорю, — ответил я и показал ей. — Шесть да шесть. И вот с этой стороны тоже получается двенадцать.

— А-а-а-а… — протянула она, и даже не изобразив интереса отправилась на свое место.

— Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка «Кинотеатр Октябрь»! — раздалось из динамиков.

Я достал из кармана конверт и пока газеты были еще в сумке, положил его в выпуск, который лежал в самом низу. Затем вынул всю стопку и продемонстрировав пассажирам первую полосу «Комсомольской правды» пошел из начала в конец вагона.

— Комсомольская правда! Свежий выпуск! — заговорил я звонким мальчишеским голосом. — Император России Борис Ельцин подписал указ об обязательной двухлетней службе на Казачьей Заставе для всех мужчин, достигших совершеннолетия. Узнайте почему группу «Руки вверх!» покинула танцовщица с даром! А также сколько сейчас стоит поездка в Турцию и что для русских туристов придумали турки во время комендантского часа!

— Сколько стоит? — потянула меня за рукав бабуся с фиолетовой краской на волосах.

— Пять рублей, — ответил я, озвучив стоимость наобум.

Она открыла свой древний маленький кошелек и вытащила оттуда монету. Я отдал газету и пошел дальше.

С каждой секундой становилось все хуже. Может дело вовсе не в чебуреке? Нужно скорее отдать конверт и выйти на свежий воздух. Я вот-вот упаду в обморок.

— Кто еще желает узнать, для каких целей правительства всех стран через месяц планируют отправить в космос Международную Космическую Станцию? Есть ли в космосе разрывы и каковы дальнейшие планы по освоению космоса?

— Можно мне? — мужичек в очках и с капюшоном на голове протянул мне монету и получил свою газету.

Так, освещая новость за новостью и пытаясь устоять на ногах, я очень скоро добрался до конца вагона и встал перед единственным мужчиной, сидящим здесь.

— А вам? Нужна газета? — спросил я его и окинул взглядом с ног до головы.

Он был в коротком черном пальто, а на его носу сидели темные круглые очки. Незнакомец поднял голову и протянул руку.

Не знаю почему, но сердце сильно заколотилось. Что если сейчас я отдам письмо не тому? И хрен с ним, если просто провалю задание и придется отдать обратно те три тысячи. Что если информация, находящаяся в этом письме не предназначена для посторонних глаз? Вот это будет большей проблемой.

Я выглянул сквозь заднее стекло и попытался рассмотреть пассажиров в следующем вагоне.

— Нет ли у вас особенного номера «Комсомольской правды»? — вдруг спросил местный Лепс.

Теперь сомнений не осталось. Я точно по адресу.

— Есть, — кивнул я и достал снизу стопки газету с конвертом внутри и протянул покупателю.

Он взял ее и положил на колени.

— А деньги? — спросил я.

Мужчина залез в карман и достал пятьдесят рублей.

— Сдачи не надо.

Я поблагодарил его несколькими кивками головы и спустился на предпоследнюю лесенку у выхода, в ожидании остановки и открытии дверей.

— Как вы себя чувствуете? — спросил вдруг незнакомец, которому я передал газету.

— А? — я повернулся к нему и нахмурился. Сдержал рвотный рефлекс.

— Разве вы не знаете, что применение магии за стенами школы без специального разрешения запрещено?

Я снова почувствовал, как из носа течет кровь. Приложил руку, чтобы остановить ее.

И как он догадался? По маленькой струйке крови?

— Знаю, — ответил я.

— Тогда должно быть вам известно, что сейчас следует не газеты продавать, а срочно посетить врача.

— Врача? Обязательно. Спасибо.

В этот момент трамвай стал притормаживать, а из динамиков вновь донесся голос водителя.

— Остановка «Кинотеатр Октябрь», следующая остановка «Михайловский проспект».

Трамвай остановился и двери открылись.

Я сделал шаг вперед и перед глазами все помутнело. Проезжающие по дороге машины превратились в одно сплошное пятно. Я словил такие вертолеты, что состояние отчима и рядом не стояло, пока в конце концов не перевалился через маленький некрашеный заборчик и меня не стошнило прямо на дорогу.

Обычно вертолеты проходят быстрее. Но сейчас все внутри скрутило так, что я был готов вырвать собственный желудок, лишь бы боль утихла.

— Осторожно, двери закрываются…

Это последнее, что я слышал, сваливаясь на землю и успевая заметить кровь, которую изрыгнул из себя вместе с чебуреком.

(обратно)

Глава 19 Диагноз «Ловец»

Я очнулся на кровати в больничной палате. К моей руке тянулась капельница. На соседних койках тоже лежали дети. Из всех шести мест только два были свободны. Я повернул голову направо. На стуле дремала мама.

— Ма, — хриплым голосом прошипел я. — Ма-а-а…

Мать встрепенулась и тут же схватила меня за руки.

— Слава богу, Костя! Ты пришел в себя, — обрадовалась она и ледяными руками схватила меня за щеки и поцеловала в лоб. — Сейчас я накормлю тебя.

Она схватила с тумбочки тарелку с овсянкой и принялась перемешивать содержимое.

— Совсем остыла, — посетовала она.

— Ничего, — обессиленным голосом произнес я и принял первую ложку противной застывшей жижи.

Всегда знал, чтобы поправиться, в первую очередь, нужно заставить себя больше пить и есть. А чувствую я себя ужаснее некуда. Надо срочно вставать на ноги. Лежать в больнице времени совсем нет.

— Когда мы сможем поехать домой? — спросил я, проглотив очередную порцию овсянки.

Мать тяжело вздохнула. Ненавижу, когда так вздыхают. Это значит, что есть какая-то проблема.

— Сперва врачи должны вылечить тебя, потом ты должен будешь пройти беседу с психологом, — она перешла на шепот. — С тобой еще хочет побеседовать человек из организации по контролю магических сил. Ох. Костя, ты применял магию за пределами школы?

Я нахмурился.

— Нет. То есть, да. А какая вообще разница?

— Я не могу поверить… Что заставило тебя наплевать на правила? — она разочарованно помотала головой. — Ты же знаешь, что до достижения совершеннолетия это строго запрещено. Сейчас с тобой будет говорить психолог, а завтра, если ты повторишь подобную глупость, тебя исключат из школы. О чем ты думал?

Вот поворот, блин! У тебя есть магия, но ты не можешь ей пользоваться. Правда до совершеннолетия… На кой черт она вообще тогда нужна? Ладно. Кто, если не мать, поможет мне выпутаться из этой истории.

— Послушай, ма… Дядя Леша накинулся на меня со своими дружками. У меня не было выбора.

Она закрыла свой рот рукой, вздохнула и нервно зашептала:

— Значит ты к этому причастен?

— К чему? — оторопел я.

— В милиции сказали, что им поступил анонимный звонок, в котором сообщили о драке. Когда милицейские приехали, то обнаружили дядю Лешу и еще одного мужчину без сознания.

Еще одного мужчину? Скорее всего лысого. Морской волк в итоге надавал всем по щам и смылся. Хорошо, что я успел вернуться в свое тело.

— Теперь он тоже в больнице, — добавила мать.

— Жить будет? — спросил я.

— Кто? Дядя Леша?

— А кто же еще? — я вынудил себя запихнуть в рот еще одну ложку каши. Она встала поперек горла.

— Будет. Но у него перелом руки и сотрясение мозга. Тоже на некоторое время останется в больнице.

Буду считать это хорошей новостью. Каким бы засранцем он не был — смерти не заслуживает.

— Где мои вещи? — я всполошился, вспомнив про все свое добро.

— Успокойся, — поспешила успокоить меня мать. — Портфель со всеми твоими вещами под кроватью.

Я заглянул под кровать, вытащил ранец и тут же посмотрел внутрь. Тамагочи, фишки, пейджер. Все на месте. Не хватает только…

— А деньги… — я повернулся к матери.

Она уже держала купюры в руке.

— Они все здесь. Врачи сказали, что достали их из твоего носка.

Я протянул руку и забрал свой капитал. Мать не сопротивлялась. Затем, немного подумав, я достал из маленькой пачки тысячу рублей и передал ей.

— Вот. Держи. Купи домой продукты, — попросил я. — И, пожалуйста, не пей.

За что я всегда любил и уважал свою мать, дак это за то, что она никогда не относилась ко мне, как к ребенку. Да, она могла попытаться посадить меня под домашний арест, загнать домой, если я заигрывался допоздна на улице, но она всегда считалась со мной как со взрослым. Какие бы советы я не раздавал с раннего возраста, о чем бы не просил, она всегда покорно кивала головой и обещала прислушаться. Именно поэтому она даже не подумала забрать у меня все деньги. Но я точно знал, что эта сломленная женщина благодарна за то, что я забочусь о семье. Расту тем защитником семьи, которого ей всегда так не хватало. И жаль, что я не смог дать ей этого в прошлом мире. В этом я такой ошибки не допущу.

В палату вошла медсестра в коротеньком халате, с длинными накрашенными ресницами и пышной прической.

— Дорогие посетители, — произнесла она. — Через час наступит комендантский час. Просьба заканчивать свидания.

— Комендантский час? — встрепенулся я. — Сколько времени?

Ошарашенный я взглянул на окна, ставни на которых уже были закрыты. Только сейчас заметил, что все освещение в палате искусственное.

— Выходит, что восемь вечера, — мать посмотрела на наручные часы, встала с места и начала собираться.

— Я был без сознания все это время?

— Да. Все очень переживали, — она накинула на плечи пальто и взяла свою сумку.

— Все? — я приоткрыл рот.

— Да, — мать наклонилась и поцеловала меня в лоб. — Я, врачи и даже Егор.

— Егор? — я неосознанно поморщился.

— Привет, Фунтик! — послышалось из-за спины матери.

То, что я увидел, вновь заставило меня потерять спокойствие. Кипяток, с загипсованной рукой вошел в палату и лег на кровать, которая до этого пустовала прямо напротив моей. Он поправил подушку и беззаботно развалился на ней. Посмотрел на меня и ухмыльнулся. Затем взял с тумбочки газету и принялся ее читать, загородившись от моего взгляда.

— Ну, дорогой, — мать махнула мне рукой уже стоя на пороге. — Завтра я заеду к тебе. И, пожалуйста, будь откровенен со специалистами. Чем быстрее они решат, что ты ни в чем не виноват, тем скорее отпустят.

Слова матери я слышал уже через раз, потому что все мое внимание было приковано к аристократу, убившему…вернее, виновному в пропаже моей сестры.

Повезло дак повезло. Оказаться со своим главным врагом в одной палате в больнице. Хотя…вряд ли это совпадение. Кипяток настолько сильно орал во время нашего последнего свидания, что в моей голове промелькнула мысль о том, что он мог серьезно травмироваться. А поскольку это госпиталь для одаренных, значит мы не могли не встретиться.

Другой вопрос состоит в том…чтобы не вестись на его провокации. Кажется, я, итак, натворил дел. Если он нажаловался своему папочке о том, кто его так отделал, я думаю, может даже хорошо, что сегодня я не попал в школу? На Казачьей заставе, я уверен, мне уже греют теплое местечко.

Я осмотрел других своих соседей. Аристократы они или бастарды определить без наглаженной формы невозможно. Остается только надеяться на то, что адекватных тут больше.

Слева от меня лежит лысый парень с книгой в руках. Совершенно лысый. Он читает что-то из классики. Переплет без обложки. С маленьким названием в центре книги. Такими забит сервант у меня дома. Он достал баллончик и прыснул себе в рот. Похоже у него астма.

Поворачиваю голову направо. Там парень постарше. Лет, наверное, пятнадцать. У него разбит нос. У него в ушах наушники и он слушает радио.

Напротив меня из трех кроватей осталась свободна одна. Кроме Кипятка на той стороне лежал толстяк в пижаме с динозаврами. Он держал в руках тетрадь и, кажется, что-то рисовал.

— Какая это больница, парни? — спрашиваю я вслух.

Лишь пятнадцатилетний обратил на меня внимание.

— В смысле какая? — сломавшимся голосом спросил он. — Для одаренных.

— Не, — помотал головой я. — Номер.

— В нашем городе только одна больница для одаренных, — хмыкнул он.

— Шестая?

— Угу.

Ага…Значит где-то здесь, подключенный к системе жизнеобеспечения лежит Всеволод Яблоньский. Если бы я точно хотел помочь духу, засевшему в моем тамагочи, это было бы как никогда кстати. Только после всех событий, я даже рисковать с перемещениями не хочу. Чувствую, что пока не знаю как это работает, лучше повременить со скачками по чужим телам…

— У кого-нибудь есть кипятильник? — толстяк в пижаме отложил тетрадь в сторону и встал с кровати. — У меня есть печенье. Могу поделиться взамен.

Что-что, а кипятильник у нас дома был. Только вот не знаю, привезла ли его мать.

Я открыл шкаф у тумбочки, чтобы посмотреть. Нашел. Уже хотел достать и протянуть соседу, как меня опередил лысый, что лежал слева:

— Вот держи.

Добродушный толстяк поторопился к астматику с упаковкой овсяного печенья на перевес. Взял кипятильник и протянул угощение. Тот отказался.

— Мне нельзя, спасибо…

После этого действия в нашей палате вновь повисла тишина. Скучно как-то. Надо бы расшевелить пациентов. Да и связями обзавестись не помешает, если среди больных есть аристократы. А что если этот толстяк из какого-нибудь благородного рода? Пожалуй, возьму все в свои руки и попытаюсь разговорить их. Всяко лучше, чем ждать, пока это сделает Кипяток. По-хорошему, мне стоит сделать из него изгоя, а не лидера. Кто знает, сколько я здесь проторчу.

— Вас как зовут? — спросил я. — Предлагаю познакомиться. Че мертвым грузом лежать. Вот тебя, например, с динозаврами?

Толстяк оттянул свою пижаму и посмотрел на нее.

— Тимофей, — ответил он, вернув взгляд на меня;

— А меня Костя, — кивнул я. — Как ты сюда попал, Тимофей?

— С отравлением.

— С отравлением? И все?

— Ага, — ответил Тимофей и откусил от печенья. — А ты…это…сам-то как попал?

Я на мгновение задумался. Можно ли быть с ними откровенным. Наверное, если только совсем немного.

— Баловался магией за пределами школы, — пожал плечами я. — И слегка перестарался.

От этой новости напряглись все присутствующие.

— Ты серьезно, мелкий? — первым заговорил самый старший из нас и даже поднялся с кровати от этой новости.

— Как видишь, — я указал на капельницу.

— Нормальный откат, — покивал головой он. — А что у тебя за способность?

А вот этого вопроса я не ожидал. Вроде и разговорил парней, и не хорошо будет сейчас заднюю давать. Но…а какие способности существуют? Ведь этого я не знаю. Ладно, может получится отвертеться общими фразами.

И только я хотел открыть рот, как за меня это сделал Кипяток:

— Ловец он! Казачья застава по нему плачет.

Ловец? Еще одно открытие. И кого я ловлю? Или что?

— Ловец? — удивился старший. — А от какой магии тебя так сильно откатило, раз ты обычный ловец?

— Да трепло он, знатное, — никак не успокаивался Парфёнов.

— Значит не обычный… — хриплым голосом вдруг проговорил лысый, не отрывая глаз от книги.

— Как это? Не обычный? — поинтересовался доедающий печенье парень.

— Читал я про ловцов, которые могут души не просто вылавливать, но и их умениями пользоваться. Значит наш товарищ уже одну поймал и поэкспериментировал с новой способностью.

Ловить души и забирать их способности? Единственная душа, которую я поймал, сидит у меня в тамагочи и не собирается ни чему учить, пока я не выслужусь перед ней. А где я другую-то душу мог схватить? Постойте-ка… А тот дух, который летел ко мне в мой первый день в этом мире? Когда я высовывался в форточку? Все произошло так быстро, что я не помню, был он по ту сторону, когда Машка закрывала ставни или нет? И если я каким-то образом все-таки поймал его, то…где он сидит? Вернее, в чем?

В своих размышлениях я ненароком посмотрел на Парфенова. Кипяток глядел на меня с каким-то особым азартом. Он хотел меня утопить и утопить до конца. А сейчас получил повод. Черт… Надо бы все исправить.

— Забирать способности у душ? — насупился я. — Пфф. Впервые слышу.

— Он мог получить такой откат от щита ловцов или от банального дыхания холода… — не верил старший.

— Да-да, — хмыкнул лысый умник. — Во сколько его привезли? И все это время он пролежал без сознания. Говорите, что хотите, но я бьюсь об заклад, что такой откат мог произойти только из-за того, что тело ребенка банально не было готово к использованию гораздо более мощной способности…

— Ладно-ладно, — я закашлялся и использовал эту паузу на размышления.

Тоже мне, устроили целый консилиум. Как будто меня здесь и нет вовсе. Спорит самый умный с самым взрослым. Не редкое явление. Как правило никто в таких спорах правым не оказывается. А все что я могу сделать, это попытаться скрыть факт моей маленькой способности. Кто бы меня не спросил, я буду убеждать его в том, что откат произошел из-за щита и…как там он сказал? Дыхания холода? Проверить никто это не сможет, а я впредь буду очень осторожен.

— Кто из нас всех лучше знает, что со мной произошло? Я или вы? — сказал я наконец. — Все верно. Ну побаловаться мне захотелось и дыханием холода я себя и подкосил. Прав ты… Как тебя зовут, кстати?

— Жора меня зовут, — ответил старший.

— Прав ты, Жора, — махнул я рукой. — Лучше больше правила не нарушать. А сам как сюда попал?

— Аппендицит вырезали, — Жора болезненно повернулся и простонал. — Еще несколько дней лежать сказали.

Я осмотрел нашу палату. Кипяток как сюда попал я знал. Остался только умник.

— Ну а тебя как зовут? — я обратился к лысому.

— Самали, — успел ответить тот, прежде чем зазвенел будильник на часах, стоящих на подоконнике.

Все тут же посмотрели на часы. Девять.

Поддерживать беседу я не стал, потому что у меня появились дела поважнее. Мой тамагочи, к которому у меня есть несколько вопросов, уже нещадно пищал в портфеле.

Я вынул капельницу из вены, засунул руку в портфель и достал игрушку. С большим усилием встал с кровати, потому что голова еще жутко раскалывалась и пошел к выходу.

— А где туалет? — спросил я, перед тем как открыть дверь и выйти.

— Налево по коридору до конца. Там увидишь, — ответил Жора.

Я кивнул в знак благодарности и поплелся к туалету. Экран тамагочи уже сверкал синим и ждал с нетерпением, когда я начну читать то, что там написано.

— У меня к тебе несколько вопросов, — сказал я, как только закрылся в кабинке и опустился на крышку унитаза.

— Я чувствую свое тело…Оно где-то рядом…

— Твое тело может и рядом, но у меня появилась пара вопросов, без ответа на которые я заморожу нашу сделку и больше ничего не буду делать.

— Какие вопросы? — засветился экран тамагочи.

— Ты не первый кто меня настиг?

— Не первый…

— Где второй?

— В твоем крестике…

Я схватил большим и указательным пальцами крестик на своей шее и потер его.

— Это благодаря ему я могу овладевать другими телами?

— Верно…

— Ты слышал сейчас наш разговор? — спросил я и замолчал.

Кажется кто-то вошел внутрь. Я дождался, когда этот кто-то сделает свои дела и продолжил.

— Почему никто не верит в то, что я мог поймать душу и теперь использую ее дар?

— Обычно такие способности у ловцов открываются только после двадцати лет. Тебе еще десять. Поэтому не верят.

Надо запомнить и не забывать. Буду стоять на своем, когда ко мне в гости будут наведываться разные следователи.

— А дыхание холода. Что это?

— Ловцы могут замораживать разрывы, чтобы те не закрывались и не выпускали души обратно за завесу. Одна из нескольких простейших способностей ловцов.

Хорошо, когда в твоем тамагочи живет душа, у которой ты можешь все спросить. Обрушь я столько вопросов на своих соседей по палате и тогда точно не избежать исключения.

— Что насчет Всеволода? — картинки с буквами мелькали на экране тамагочи.

— Я не уверен, что ты и есть Всеволод. Для начала я проверю так ли это и уже потом мы вернемся к нашей сделке…

Вместо ответа игрушка в моей руке нещадно затряслась. Свет, исходящий из-под кнопок и от экрана с каждой секундой, становился ярче, пока из моего тамагочи не вырвалась черная тень.

Темная сущность нависла прямо надо мной, глядя своими синими глазами. Она угрожающе широко разинула свою пасть и приняла облик мальчика, ростом с меня, состоящего из одних клубов дыма.

Парень схватил меня за горло и швырнул в запертую дверь кабинки. Замок, который держался на соплях вылетел вместе со мной наружу. Да уж, кажется я разозлил пацана.

Я уже хотел кинуть какую-нибудь фразочку, чтобы остановить сумасшедшую душу, как крестик на моей шее тоже затрясся. Несколько мгновений и передо мной стояло уже две тени. Взрослого человека и пацана моего возраста.

(обратно)

Глава 20 Сомнительная сделка

Схватки между двумя тенями не произошло. Как только Всеволод, или кто он там на самом деле, увидел другую тень, то тут же встрепенулся, превратился в бесформенное ничто и снова зарылся в мой тамагочи. Экран детской игрушки засиял голубым светом и через секунду погас.

Я смотрел на высокую мужскую фигуру и не отрывал от нее взгляда.

— Кто ты? — спросил я охрипшим голосом. В горле от всех этих бродящих вокруг душ, пересохло.

Тень опустилась на одно колено и протянула руку. Интуитивно я попробовал отползти, но труба раковины, упершись мне в спину, не позволила этого сделать. Тогда душа подобралась еще ближе и указала на мой крестик. Я впервые, наверное, за обе свои жизни внимательно осмотрел его.

Это совсем не тот крест, который я носил в истинном мире. Этот чуть больше, хотя может мне так просто кажется? На обратной стороне есть надпись:

«Лев Ракицкий».

— Так звали моего отца… — я прищурился. — Ты и есть мой отец?

Тень кивнула.

Вот, черт…У меня много вопросов к нему, но единственный предмет, через который я могу общаться с духами сейчас занят другой душой. Хотя… Есть идея.

— Я хочу поговорить с тобой. Если я принесу пейджер, ты сможешь вселиться в него и говорить со мной?

Тень отрицательно помотала головой.

— Почему? — спросил я. — Черт, я забыл, что ты не можешь ответить. Так. Так… Я, думаю, ты сможешь отвечать мне на вопросы. Если да, то показывать один палец, если нет — два? Сможешь?

Душа отца показала мне один палец, что означало «да».

Я быстро поднялся на ноги и закрыл на защелку дверь в сам туалет. Нельзя, чтобы нам кто-то помешал.

— Ты мой отец?

— Да.

У меня никогда не было близких отношений с ним. В истинном мире они с матерью развелись еще до того, как я пошел в первый класс. У меня остались воспоминания о том, что он баловал меня разными игрушками, занимал деньги в долларах, чтобы купить мне первую Денди, но вот так, чтобы просто поговорить с ним по душам, как отец с сыном… Такой возможности у нас никогда не было.

Черт… Помню, как однажды он приходил ко мне в школу с банкой еды. Мы стояли у окна в коридоре, и я ел. Мне было так неловко и так сильно хотелось поскорее избавиться от него, что я даже и подумать не мог насколько ему важно позаботиться обо мне хотя бы так. Как все меняется, когда становишься взрослым. Жаль, что в его случае я ничего уже не могу изменить.

— Способность вселяться в тела других живых существ появилась у меня благодаря тебе? — задал я следующий вопрос.

— Да.

Ох. Все больше и больше появляется ответов. Если я умею перенимать способности мертвых аристократов, то с такой Силой смогу отомстить не только Кипятку. Я будет под силу перевернуть весь мир. Сколько душ прорывается из-за завесы в наш мир? Тысячи? Миллионы? Сотни миллионов? Только надо ли мне это? Сейчас есть несколько главных целей. И одна из них находится за тысячу километров и готовится ехать на этот бал.

— Почему ты не можешь разговаривать со мной через электронные приборы. То есть… — я почесал волосы на затылке. — Ты не можешь разговаривать со мной через электронные приборы?

— Нет.

Я вдруг вспомнил обстоятельства смерти Всеволода Яблоньского. Вспомнил, как джойстик не работал в игровом зале, когда туда пришел Парфенов. Пазл начал складываться.

— В любые предметы я могу затачивать души всех аристократов, а вот говорить со мной через них могут лишь те, кто при жизни имел способность взаимодействовать с электроникой?

— Да.

Теперь сомнений не остается. Волга, которая была без водителя и убила весь род Яблоньских управлялась либо тем, кто сидит в моем пейджере, либо одним из его родственников. Остается только узнать, кто это и зачем ему смерть, итак, полумертвого Всеволода. Ну или просто вытряхнуть духа из моего тамагочи. Для этого хорошо было бы узнать, кто такие ловцы и как они отлавливают эти души.

— Способность ловца передалась ко мне тоже от тебя?

— Да.

— Ты тоже мог пользоваться умениями умерших аристократов?

— Да.

— Кто-нибудь знал об этом?

— Нет.

Все ясно. Способность передалась ко мне от отца. Он ее скрывал. Но почему? Кажется тут я могу только догадываться.

— Есть способ поговорить с тобой нормально? — спросил я.

Он развел руки в стороны, давая понять, что не знает.

Интересно… В этом городе, наверняка, есть бабки, к которым люди и в истинном мире обращались за помощью. Считается, что некоторые из них могут говорить с мертвыми. Если бы я нашел такую, то, быть может, смог бы получить ответы на все свои вопросы.

— Слушай. Машка пропала. Я знаю, что она тебе не родная, но…ты можешь сказать, что с ней?

Душа отца показала сначала два пальца. Затем один. Было видно, что он в замешательстве.

— Спрошу по-другому. Она могла попасть в один этих порталов, которые открываются вечерами?

— Да.

От этой новости у меня слегка затряслись руки. В его ответе были сразу и хорошая и плохая новости. Хорошая — Машка действительно может быть жива, а плохая… Плохая в том, что неизвестно как обошлись с ней души по ту сторону. И попав за завесу, выжила ли она? Еще одна запись в дневник заданий, блин. Отыскать и спасти сестру. Но ведь для этого мне нужно побывать за завесой. Или есть другие способы?

Кто-то дёрнул за ручку двери с той стороны. Тень отца кивнула и скрылась в крестике, который висел у меня на шее.

— Ей! Ты долго там? — послышался голос Жоры.

— Иду! — крикнул я в ответ.

Затем я быстро привел себя в порядок — умылся, поправил прическу. Осмотрел туалет, на предмет происшествий. Видимых повреждений не было. А сорвавшийся замок на двери одной из кабинок в старом советском туалете не смотрелся через чур броско.

— Я все расскажу… — прочитал я надпись на экране тамагочи, следуя по полутемному коридору в сторону палаты.

— Потрудись, — прошептал я. — Мало что может оправдать попытку, выдать себя за другого…

Дальше тамагочи стал работать как заведенный, так что мне пришлось остановиться у одного из окон и сесть на подоконник. Благо, редкие бродящие по коридору пациенты, просто думали, что я изо всех сил пытаюсь откормить своего питомца.

— Всю семью Яблоньских убил мой отец. Шла война за власть. Кланы воевали. Смертей высокородных людей было не избежать.

Я посмотрел по сторонам, убедился, что никого нет и шепнул:

— Мне не интересна предыстория. Я хочу знать причины.

— Всеволод последний наследник своего рода и прежнего главы клана. Если он умрет, а потом и его бабка, то к моему отцу, который возглавляет клан после смерти Яблоньских, окончательно перейдет вся власть. Никто не сможет оспорить это.

Я снова поглядел по сторонам и зашептал:

— То есть ты предлагаешь мне доделать работу за твоего отца и вознаградить убийцу целого рода? — я изогнул бровь, уставившись на подсвечивающийся экран. — Почему он сам не может просто прийти сюда и сделать это?

— Его бабка наложила мощную защиту. Ее могут проходить только доверенные люди. Например, врач Всеволода. Со способностью, которую тебе дал твой отец, ты — один из немногих вариантов решить проблему.

— Хм… — я задумался.

С одной стороны, мальчик, итак, почти одиннадцать лет без сознания. Лишить его мучений будет вроде даже гуманно. Но, с другой стороны. Кровь ребенка, пусть и образная, на руках мне не нужна. Кто этот человек, который убил целый род ради власти много лет назад? Почему я должен ему помогать? Нет. Справедливость выжжена на подкорке моего мозга. В эти игры я не играю.

— Как тебя зовут на самом деле? — обратился я к своему тамагочи.

— Владлен.

— Владлен, ты был примерно моего возраста, когда умер, так?

— Мне было одиннадцать.

— Хорошо. Одиннадцать. В одиннадцать ты можешь просто не отличать добро от зла, понимаешь? Можешь банально не понимать, что хорошо, а что плохо. Поверь мне, смерть ребенка не сделает никого вокруг счастливым…

— Альберт и вся его семья виновны в моей гибели!

Мой собственный тамагочи перебил меня громким писком и быстро сменяющимися слогами на экране. Я нахмурился и продолжил читать дальше.

— Ты думаешь, что я умер по нелепой случайности, бастард? Я был одной из жертв! Теперь я хочу, чтобы ты убил пацана и свершил месть!

— Нет-нет-нет, так не пойдет, — я замолчал и нелепо подтянулся, потому что мимо меня как раз в этот момент проходил в сторону туалета очередной юный пациент. Я дождался, когда дверь хлопнет на том конце коридора и продолжил: — Если ты хочешь убедить меня, то следует выбрать другую тактику…

И вдруг меня осенила идея. Ведь этот самый Владлен, это мой шанс узнать о том, что с моей сестрой. Я вполне могу использовать его.

— Слушай, — я сменил тактику. — Мне нужна информация о моей сестре. Она может быть где-то за завесой. Если ты найдешь ее и вытащишь оттуда, то…у меня не останется выбора. Я помогу тебе.

Экран тамагочи подвис. Раньше в такие моменты я начинал судорожно нажимать на все кнопки или доставать батарейки, чтобы заветная игрушка скорее заработала. Сейчас же я понимал, что мой приятель из потустороннего мира решает, поверить мне на слово или нет.

— Хорошо, — наконец появилась надпись на экране. — Но, если ты не выполнишь обещание, я найду способ заставить тебя это сделать.

Я пожал плечами. Жизнь сестры сейчас мне дороже и есть хоть мизерный шанс спасти ее…

— По рукам, — ответил я.

Я дождался пока в коридоре станет пусто, приоткрыл ставни и выпустил душу в форточку. Владлен улетел на спасение моей сестры, а я вернулся в палату и очень скоро заснул.

Следующие две недели прошли относительно спокойно. Я поговорил с психологом и с человеком из организации по контролю магических сил. Убедил их в том, что мой приступ получился из-за обычной детской шалости и что я точно больше никогда так не буду. Ребенком до этого времени я считался спокойным и прилежным, поэтому лишних вопросов никто задавать не стал.

Что касается Кипятка, то он не признался папаше, что руку ему сломал я. Полагаю, он просто боялся, что тот начнет узнавать подробности и случайно докопается до правды о магии крови и обо всем остальном. К тому же, Антропов сильно переживал из-за возможной смерти моей сестры. Парень явно редко думает головой и все доходит до него с некоторым запозданием.

Что касается маленького бизнеса по уборке домов… Он выстрелил. Да не просто выстрелил, а разгорелся настоящим пожаром. В первый же день, как вышло объявление на первой полосе газеты «Из рук в руки», мой телефон оборвали аристократы и простолюдины. Все, кто хотел попробовать новую услугу.

Через пару дней я подключил мать к этому небольшому бизнесу и отныне она выполняла роль диспетчера. Даже пить перестала. Подряд из бабушек Клавдии Петровны трудился на славу и приносил хорошие деньги. Жендос с Серым быстро слились, предпочитая более простые детские занятия вроде похода в игровой зал или тренировки по футболу после школы. Так через эти без малого две недели, я мог позволить себе не только вареную колбасу, но и устроить настоящий шопинг.

— В этот раз, мам, мы не будем покупать на вырост, — сказал я, топчась на узкой картонке на местном центральном рынке.

— Как скажешь, — улыбнулась мать и попросила меня повернуться, чтобы посмотреть, как я выгляжу. — Какой же ты красавец, Костя! — восхитилась она.

Продавщица подошла ко мне с высоким зеркалом и поставила его напротив меня.

— Этот костюм шили прямо на вашего сына, — проговорила торговка и сплюнула шелуху от семечек на мокрый асфальт. — Ваш сын отлично смотрится! Просто отлично!

Я был одет не хуже аристократов в школе. А то и лучше. Потому что форму ботинок и пошив костюма мог выбирать сам. В отличие от установленных в школе норм. Пусть у меня на сердце и не вышит герб какой-нибудь семьи, но смотрюсь я достойно.

— Берем, — сказал я матери и зашел за висящую простыню, где переодевался несколько минут назад. — Я сразу пойду в этом. Есть у вас пакет, чтобы сложить мои старые вещи?

— А пальто? — удивилась продавщица. — Брать не будете? — она посмотрела на мою мать щенячьими глазами.

Я уже и отвык от того, когда продать пытаются не мне. Сейчас акцент явно сделан на матушке, которая по мнению продавца решает, что мы будем покупать, а что нет.

— Точно. Можно вон то, серое, — я показал почти под самую крышу.

— Самостоятельный он у вас, — улыбнулась женщина, взяла специальную палку и принялась доставать пальто.

Типичный рынок девяностых. Все всегда одевались тут. Даже сейчас, когда я решил позаботиться о своем внешнем виде, я в первую очередь подумал о нем, а не о Центральном Универмаге, в котором все было гораздо дороже, а выбор скуднее.

Посреди рынка стоял ларек с аудиокассетами и прямо сейчас оттуда до нас доносился новый популярный хит «Крошка моя». Мимо проходила бабуля с большим бидоном и всем желающим предлагала купить выпечку. В первую очередь, конечно, своим постоянным клиентам — владельцам бизнесов, которые раз в месяц ездят в Москву за товаром, а потом круглые сутки стоят в этих палатках и преумножают свой капитал.

— Сколько у нас уже скопилось? — спросил я у матери, бросив взгляд на кошелек, который она держала в руках.

— Чуть больше семидесяти тысяч, — шепнула мать, боясь, что кто-нибудь услышит.

— Мне нужно будет шестьдесят сегодня.

— А…хорошо…

Кажется мать хотела сперва поинтересоваться зачем мне такие деньги, но тут же осеклась. Мы договорились на берегу, что деньгами распоряжаюсь я. Увидев, как наш капитал увеличивается с каждым днем, мать окончательно доверилась мне и не задавала лишних вопросов. Считала меня вундеркиндом, не иначе.

— Ты куда-то идешь сегодня вечером? — спросила она, еще раз взглянув на меня. Это был завуалированный и очень осторожный вопрос про деньги, с которыми она не хотела никуда отпускать десятилетнего сына.

— Мы идем в кинотеатр с Юлией Барт.

— В кинотеатр?

— Да, в Олимп.

У матери пропал дар речи. Теперь не от того, что я собирался куда-то потратить баснословные деньги.

— Но этот кинотеатр для аристократов. Как вы туда попадете? — удивилась она.

— У меня есть пару императорских фишек. Не переживай.

— Ваше пальто, — перебила нас продавщица и протянула мне одежду. Я начал примерять будущую обновку.

Барт оказалась не простой девицей. Когда я ей сказал, что нашел деньги и готов внести нашу долю, она предложила сходить куда-нибудь вдвоем и там поговорить обо всем. Отказаться права я не имел. Она была очень капризной. Не хотелось, чтобы все мои планы сорвались только потому, что я решил пренебречь человеческим отношением. Сказать спасибо за такое большое дело будет вполне уместно. А сделать это там, куда вход бастардам закрыт — вдвойне.

— Ну, хорошо, — сдалась мать, глядя мне в затылок. Я видел ее в зеркало, в которое смотрелся, поправляя воротник. — Только не забудь заскочить сначала домой и отключить свой тамагочи. Он орет без конца и не дает мне спать со вчерашнего вечера.

— Мой тамагочи?! — я тут же бросил разглядывать себя и обернулся к матери.

— Ну да. Я нашла его пару дней назад, когда прибиралась и все забывала тебе отдать. Жужжит под ухом в комендантский час, а тебя все дома в это время не бывает. Сегодня, как я поняла, ты тоже раньше двенадцати домой не собираешься?

От мысли, что Владлен вернулся с новостями о сестре мне стало не по себе. Одновременно радостно и тревожно. Жива ли Машка? Как ее вытащить и возможно ли это? А этот геморрой с Всеволодом вообще не вписывается сейчас в мои планы. Но, если дух мне действительно помог, я должен буду что-то придумать. Ладно, до наступления комендантского часа, я все равно не смогу поговорить с душой. Надо сосредоточится на вечере и получить удовольствие.

— Берем, — я еще раз взглянул на себя в зеркало.

— Сколько? — мать открыла кошелек и достала деньги.

(обратно)

Глава 21 Предъявите документы

Юлия Барт. Длинные черные вьющиеся волосы, родинка над губой и большие голубые глаза. В детстве я, конечно, был влюблен в нее. Так мне, по крайней мере, казалось. Но сейчас и подумать не могу. Она в моих глазах всего лишь ребенок. Пусть и старше на два года.

Сегодня нужно быть обходительным. Приняв предложение встретиться у входа в кинотеатр, я фактически подписался на свидание с этой девицей. Как бы все провернуть таким образом, чтобы не возникло неловких моментов, но и Барт осталась довольна. Точно. Просто нужно представить, что веду ребенка в игровую комнату. Слушать, поддерживать беседу, купить ей поесть, а затем вызвать такси и отправить домой. Нет ничего проще.

Барт вышла из серой десятки и теперь поднималась по широким ступеням мне на встречу. Я ждал у входа. В одной руке у меня был пакет с деньгами, а в другой подтаявший KindегСюрприз, внутри которого прятался пингвинчик, имеющий все шансы на то, чтобы стать частью ее коллекции. Цветы в таком возрасте будут не так интересны, как сладости. Поэтому я рассчитываю словить максимальное расположение с помощью этого нехитрого подарка. Черт…чувствую себя каким-то извращенцем.

— Привет, Фунтик! — небрежно бросила Барт, поднявшись ко мне. — Принес деньги?

— Угу, — я указал на свернутый пакет в своей руке.

— Отдай его моей маме, — она показала пальцем на десятку, которая стояла на автобусной остановке с включенным аварийными сигналами. — Все, пока! Меня уже ждут.

— Тебя…ждут? — в недоумении обронил я.

Я проводил взглядом Юлию Барт, которая тут же открыла тяжелую деревянную дверь кинотеатра и вошла внутрь.

Вот дела. Кажется меня только что кинула двенадцатилетняя девочка. Не сказать, что я сильно расстроен, но ностальгическое желание посмотреть «Доктор Дулиттл», отсиживая зад на деревянном сиденье у меня было. Что ж. Зато теперь не нужно тратить три часа. Передам деньги ее матери и потороплюсь домой на рандеву со своим тамагочи. Вернее, с Владленом, который со вчерашнего дня ждет меня с новостями о моей сестре.

Я открыл дверь в салон старой доброй лады и мне в нос тут же ударил сильный аромат духов. Но приятный, не поспоришь.

— Можно? — я бросил взгляд на женщину за рулем и окаменел.

Это была точная копия Юли. Только совершеннолетняя. С пышными формами, все той же родинкой над губой и кудрявыми черными волосами. Ее пальто сдерживалось только поясом и поэтому я мог лицезреть глубокое декольте.

— Садись, Константин, — сказала она и убавила радио.

Едва я успел захлопнуть за собой дверь, как машина тронулась.

— Эм… — опешил я. — Мы куда-то едем?

— Пристегнись, — ответила она и свернула направо.

Я повиновался, но затем снова бросил взгляд на Алису Барт.

— Едем делать тебе твои новые документы, — наконец ответила она, не выдержав моего напора.

— Мои новые документы? — я хотел услышать все подробности прямо сейчас.

— Ну, конечно, — она посмотрела в зеркало заднего вида, перестроилась и взглянула на меня. — Или ты думал, что попадешь на бал для аристократов со своим добром?

От волнения я поерзал в кресле. У меня в голове появилась тысяча и одна мысль о том, какие возможности передо мной откроются, если у меня появятся новые документы. А если паспорт и новое имя? Это же просто мечта любого бастарда!

Однако торопиться рано. Может быть все ограничится свидетельством о рождении и занесением в государственную базу данных. Можно проявить нетерпение и узнать подробности у Барт прямо сейчас? Хотя, кажется, что Алиса не в самом лучшем расположении духа. Она явно не горит желанием поддерживать беседу с десятилетним пареньком. Да, у таких совсем другие мысли на уме.

Но если среди этих документов все же будет паспорт… Это же решает вообще множество моих вопросов! Как минимум, по документам отныне мне будет четырнадцать лет, а не десять. В новой школе и в новом городе я могу зажить так, как я хочу и вообще больше не вспоминать ни про Кипятка, ни про его отца. Ну и что, что я буду выглядеть гораздо моложе остальных? Я не раз видел девятиклассников, которые больше походили на тех, кто должен учиться во вторую смену.

С мыслями о своей будущей жизни я не заметил, как мы оказались на территории гаражей. Кирпичные одноэтажные строения на окраине города. Мы подъехали к одному из них, под номером семьсот двадцать три.

— Жди здесь, — сказала мне мать Барт, а затем вышла из машины и постучала в массивную железную дверь.

Я видел, как открылось небольшое окошко, из которого тут же вырвался свет, перемешанный с табачным дымом. Алиса наклонилась, чтобы показать свое лицо и махнула тому, кто был с той стороны рукой.

— Пойдем, — Барт открыла дверь и пригласила меня на выход.

Уже через несколько минут мы стояли посреди какой-то типографии. В плохо освещённом помещении повсюду валялись стопки книг, газет, журналов и других предметов, напечатанных на местных станках. По центру стоял стол, за которым сидели три амбала. Они курили сигары и резались в дурака на деньги. Три или даже четыре гаража были объединены между собой в один и за счет этого получалось довольно просторное помещение.

Дверь, которая вела в отгороженную коморку, со скрипом отворилась и вместе с сигаретным дымом оттуда вырвался голос:

— Заходите!

Мы прошли внутрь. Мужичек с сигаретой во рту и взъерошенными седыми волосами что-то печатал на клавиатуре, уставившись в крохотный монитор. Вот он. Один из первых компьютеров. Ладно хоть не компаньон.

— Деньги принесли? — спросил мужик, а пепел упал с его сигареты прямо на клавиатуру.

Тот не потрудился даже смахнуть его.

— Костя? — обратилась ко мне Алиса.

— Момент.

Я размотал пакет и выложил на стол пятьдесят тысяч рублей. Внутри оставалась еще доля Барт. Но я повременил.

Мужик переложил пачки купюр с места на место, по-быстрому прикинув, что денег достаточно. Затем он открыл верхний ящик своего стола и смахнул весь свой заработок туда.

— Хорошо, — сказал он. — Садись в тот угол. Сейчас я сделаю пару снимков.

Он включил освещение и подождал, пока я усядусь на стул, который стоял на белом фоне.

— Раз, два, три! — вспышка старого фотоаппарата зафиксировала мое лицо. — Подождите за дверью. Сейчас я все приготовлю.

Сейчас все приготовлю? Значит это все-таки не паспорт… Невозможно просто так вклеить фотографию в уже подготовленный бланк и надеяться на то, что подделку не разоблачат. Или возможно?

Мы вышли в обитель азарта, где один из амбалов проигрывал очередные пятьдесят рублей и ругался на свою удачу. Вернее, на ее отсутствие.

— Ни одного козыря за всю игру! — вопил он. — Я мамой клянусь, пацаны, вы сами видели! Не идет карта сегодня!

Чтобы хоть как-то скоротать время, я открыл KiпегСюрприз, который предназначался дочери моей спутницы и поймал там довольно редкого пингвинчика.

А может собрать коллекцию? Почему бы и нет?

Через пятнадцать минут седовласый, наконец, вышел из своего закутка и протянул мне…

— Билет школьника? — я не смог сдержать своего удивления и разочарования одновременно. — И все?

Я гладил пальцами необычную глянцевую корочку. Черную и шитую золотыми нитками. Внутри были все печати, моя фотография, липовый герб и срок годности.

— Твоя фамилия будет в списках на бал одаренных, — мужик с трудом оторвал фильтр сигареты, прилипший к его нижней губе. — Ты хотел попасть в Кремль? Ты в него попадешь.

— Поздравляю, Константин! — улыбнулась мне Алиса Барт. — Теперь ты даже по документам аристократ. А не только по виду, — она подмигнула мне. — Спасибо, Иннокентий. Ты меня здорово выручил.

— Вы же мне заплатили, — пожал плечами мужик. — Когда с дочерью придешь?

— Завтра заедем. Ну все, пойдем, Костя.

Но я не сдвинулся с места, все еще задумчиво разглядывая свой новый школьный билет.

— Послушайте, — я поднял голову и остановил мужичка, который уже намеревался скрыться за дверью своего подпольного производства. — А если мне нужно сделать паспорт аристократа? Вы можете с этим помочь?

Иннокентий с Алисой переглянулись и улыбнулись друг другу.

— Ты боевиков пересмотрел, малыш, — сказал седовласый. — Ступай и учи, как отвешивать этот самый…па! Чтобы не опозориться среди знати на Новый Год. А то по повадкам они могут тебя быстро вычислить и отправить обратно.

— Сто тысяч? Сто пятьдесят? — я пристально посмотрел на мужичка. — Сколько стоит паспорт аристократа? Вот тут десять тысяч. Это залог. Могу принести еще сколько скажете.

Я раскрыл пакет и протянул пачку банкнот.

Улыбка сошла с лица Иннокентия. Он поднял глаза и посмотрел на мать Барт.

— Что это за пацан? — спросил он.

Алиса Барт пожала плечами.

— Друг моей дочери.

— Я тот, кто смог сам оплатить свой новый школьный билет, — сказал я и потряс корочкой, а затем убрал ее во внутренний карман своего пальто. — И смогу оплатить паспорт. Если, конечно, вы не прочь заработать денег и согласитесь на сделку.

Один из амбалов, который в этот самый момент качался на стуле, негромко усмехнулся, побил подкидного валета черви и достал сигару изо рта.

— Выставь ему цену, Нокиа, — хмыкнул он. — Какая тебе разница, если этот пацан все равно не сможет достать нужной суммы?

Иннокентий по кличке моего будущего мобильного телефона наклонился и выдохнул дым очередной сигареты мне прямо в лицо.

— Двести тысяч рублей, и я сделаю тебе паспорт аристократа, малыш, — произнес он.

— Или шестьсот тысяч, если мне нужно три? — не моргнув ни разу в ответ спросил я.

Теперь усмехнулся Нокиа.

— Хорошо. Шестьсот тысяч, если тебе нужно будет три. И четыреста, если два.

Иннокентий улыбнулся мне в лицо, а затем выпрямился, протянул свою визитку и после того, как я взял ее, захлопнул дверь.

— Ну все, Костя. Нам пора.

Где достать паспорта для всей своей семьи, чтобы начать новую жизнь, я теперь знаю. Другое дело, что когда я вернусь с шестью сотнями тысяч в чемодане, то могу нарваться на крупные неприятности. Что может помешать этим амбалам просто отобрать деньги у мелкого пацана? А у его матери? А у сестры? Да, третий паспорт мне понадобится явно не для отчима. Я не оставляю надежд на то, что Машка могла спастись. Хм. Нужно будет найти способ, чтобы завершить эту сделку без лишних рисков. Пока даже сложно представить каким образом я все это проверну.

— Откуда у тебя такие деньги? — спросила у меня Алиса Барт, подвозя меня до дома. В тещи набивается, не иначе.

— У нас с матерью есть одно небольшое дело… — ответил я.

— Какое дело? — попыталась докопаться она до правды.

— Купи-продай, знаете? Тут купили подешевле, там продали подороже. В общем, так и живем. Я вот котят продаю по объявлению в газете.

— Котят?

— Ага. Можете пользоваться. Животных на всех хватит, — улыбнулся я.

Машина остановилась у моего подъезда, я вышел на улицу и перед тем, как закрыть дверь посмотрел на мать Юлии.

— Спасибо за помощь, — и почему-то добавил. — Вы шикарная женщина.

Девушка лет тридцати покраснела и кивнула мне в ответ.

— Комендантский час начинается через двадцать минут, — попытался сгладить я обстановку. — Поторопитесь домой. И еще раз спасибо!

— Счастливо, Костя, — девушка улыбнулась мне, дождалась, когда я закрою дверь и ударила по газам.

Ох, черт возьми…Я бы точно соблазнил ее, будь я хоть чуточку постарше. Клянусь, таких женщин у меня не было еще никогда.

И что это со мной такое? Гормоны, не иначе. Не рановато? Да и вообще у меня уже есть женщина, которую я люблю и на которой однажды женился. Но…дай любому мужику моральное право погулять как бы до свадьбы со своей любимой, воспользовался бы он им? А я?

— Фух… — я встряхнул головой и поднялся на пятый этаж в свою квартиру.

Мать дремала на диване в своей комнате прямо возле телефона. Трубка, валялась рядом, а из нее доносились короткие гудки. На полу лежала ручка, а обессиленные руки матери не позволяли блокноту закрыться. Я положил трубку на место, взял блокнот и мельком взглянул на ближайшие записи уборок.

Все дни забиты уже на две недели вперед. Сотрудников может не хватить. Нужно будет попросить бабушек подтянуть в дело своих подруг с помощью, так сказать, настоящего сарафанного радио. И пополнить запасы чистящих средств.

Затем я прошел на кухню и сделал себе несколько бутербродов с вареной колбасой. Расту. Уже и не помню, когда в последний раз просто жарил хлеб.

Пока в новостях говорили о новом курсе доллара и бандитских разборках, я задумался о том, что хорошо бы было открыть еще какое-нибудь прибыльное дело.

Сейчас в неделю я зарабатываю порядка тридцати тысяч рублей. При этом выплачивал зарплату только частично. По сути, еще остался должен. А мне надо как можно скорее заработать четыреста. А то и шестьсот тысяч рублей.

Я сделал глоток чая и закинул в рот конфету. По телику шла реклама «Денди, денди, мы все любим денди. В денди играют все!» и ужасно сбивала с мысли. Она заела в голове, но я переделал рекламный хит про приставку и везде, вместо слова «денди» вставлял «деньги». Вот это уже настраивало на нужный лад.

Что еще такого было в двадцать первом веке, чего нет сейчас? Неплохо было бы пристроить тех алкашей, которые ошиваются в «Союзе» днем и ночью. Но грузчиков в девяностых, я полагаю, пруд пруди. А на что они еще годны?

Из размышлений меня вырвал будильник. Пресловутый звон, который означал, что все ставни нужно закрыть. Наверное, сегодня один из немногих дней, когда я с нетерпением ждал этого комендантского часа. Ведь я надеялся получить хоть какую-то информацию о свое сестре.

Тамагочи запищал почти сразу. Из спальни матери. Я нашел его на полу у тумбочки.

— Наконец-то! — возвестил я, возвращаясь в свою комнату и не отрывая глаз от экрана. — Тебе удалось что-нибудь узнать?

— Твоя сестра жива, — надпись на экране обрадовала меня самой лучшей новостью.

— Отлично, Владлен! Это просто отлично! Почему тебя не было так долго? Ты сможешь вытащить ее оттуда?

Следующее сообщение буквально за мгновение спустило меня с небес на землю.

— Она больше не по ту сторону завесы.

— Что? — я нахмурился, как будто разговаривал с живым человеком.

— Кто-то завладел ее телом и вернулся в этот мир.

— Что? Кто? Как?

— Души одаренных по ту сторону, увлечены своими целями и обладают разными способностями. Те, кто раньше мог завладевать телами людей, желают вернуться в этот мир и продолжать строить свою империю. Одна из них забрала тело твоей сестры и теперь разгуливает в новой одежке по этому миру.

— Где? — я не мог успокоиться. — В этом городе? В Российской Империи или за границей?

— Я. Не. Знаю.

— Черт!

Я схватился за голову и принялся размышлять о том, что сейчас делать.

Я ловец. Вытащить душу из тела моей сестры, большого труда не составит. За последние несколько недель я, более или менее, освоил этот навык. Другое дело, что я понятия не имею, где она и как ее найти. Был бы интернет… С его помощью я бы быстро узнал род аристократов со способностью перемещаться из одного тела в другое, да еще и засесть там на постоянку. А сейчас? Какие варианты у меня остаются?

Разве что можно попробовать поговорить с историчкой. Или самому изрыть все учебники по истории. Там есть все древние рода и их способности. Если только они не скрыты. А если скрыты? Наведываться ко всем в гости и пытаться узнать ее по внешности? Хм…Вот же задачка вдобавок ко всему остальному.

— Я выполнил свое обещание, — засветился экран тамагочи. — Теперь ты должен выполнить свое. Покончи с Всеволодом, Костя…

Я поднял свою игрушку на уровень глаз и внимательно посмотрел на нее. Очень мне не хотелось выполнять свою часть обещания. В комнате матери звонил телефон, перебивая мои мысли. Видимо очередной клиент.

— Слушай, — начал я. — Договоренность была, что ты найдешь ее и вытащишь оттуда…

— Костя! — дверь в детскую открылась, а на пороге стояла мать с телефоном в одной руке и трубкой в другой. Ее руки тряслись.

— Что?

— Маша звонит…

(обратно)

Глава 22 Всюду знаки

Я отбросил тамагочи в сторону и подошел к матери. Медленно взял трубку и поднес к уху.

— Алло?

— Костя, это ты? — послышался голос на том конце.

— Я… — осторожно ответил я, пытаясь сдержать себя, чтобы не наброситься с расспросами.

Если сейчас тот, кто говорит со мной, положит трубку, я потеряю всякие зацепки. Этого допустить нельзя.

— Со мной все в порядке, слышишь? — проговорила Машка.

— Где ты? — я все-таки задал вопрос.

— Не могу сказать.

— Почему?

— Для моей же безопасности.

— О чем ты говоришь?

Несколько секунд в трубке не было слышно ничего кроме тяжелого дыхания. Черт… Сейчас то время, когда души могут спокойно разгуливать по земле. Неужели дух оставил тело моей сестры, чтобы позволить ей попрощаться со мной?

— Просто не ищи меня, слышишь? — наконец произнесла она. — И тогда…тогда я буду в безопасности.

Соединение оборвалось, и я услышал короткие гудки. Посмотрел на мать.

— Что она сказала? — с надеждой в голосе произнесла мама.

— Сказала, чтобы мы не искали ее.

— Как…?

— Слушай, мам, — я взял мать за руку и провел в комнату. — Сядь.

Она села на кровать сестры прямо напротив меня.

— Когда Машка прыгнула с балкона, она попала в один из разрывов.

— Значит…это действительно была она?

— Не уверен. Но скорее всего, — я нервно почесал подбородок. — Суть в том, что ее телом завладел дух одного из умерших аристократов. И теперь либо он, либо сама Машка, по его наставлению, позвонили и пригрозили тем, что будет, если мы начнем искать ее. Намек был вполне ясен. Если мы продолжим искать Машку, то она на самом деле умрет.

Слезы скатились по щекам матери, и я поспешил успокоить ее.

— Я найду способ вернуть сестру, — я подошел к матери и обнял ее.

Вот чего не хватало мне в прошлой жизни. Я всегда думал, что мать — это тот человек, который просто дал жизнь. Но сейчас это значило для меня гораздо больше. Мне хотелось защитить ее, сделать счастливой. Дать ей семью, которую она заслужила. В моих глазах она всегда будет лучшей женщиной. Теперь я это понимаю.

После того, как матушка заснула я вернулся к своему тамагочи и взял его в руки. Экран до сих пор светился.

— Мы договаривались с тобой о другом, Владлен, — сказал я. — Что ты найдешь мою сестру и вернешь ее. Тогда я обещал помочь и тебе. Свою часть уговора ты не выполнил.

Тамагочи запиликал, а экран начал сильно мерцать. Я прочитал по слогам то, что хотел сказать мне аристократ:

— Убей Всеволода, и я узнаю имя того аристо, который завладел телом твой сестры!

Продуманный шкет. Не упускает возможности шантажировать меня. И что я могу? Поступиться принципами, ради спасения жизни Машки? Как-то наегорить его? Или найти другую душу, которая сможет узнать те же сведения и покончить с Владленом раз и навсегда?

— Скажешь мне имя и тогда я подумаю над твоим предложением, — холодно ответил я.

Экран потемнел. Владлен выжидает. Думает.

— Я узнаю имя и вернусь…

Экран потух.

Он вернется. Точно вернется. Только вот вряд ли скажет мне имя просто так. Будет играть до последнего. Ждать, когда я выполню его просьбу. Нужно узнать, кто скрывается за личиной моей сестры раньше и раз и навсегда избавиться от Владлена. Но если к тому времени, я буду еще в тупике, тогда придется воспользоваться его помощью…

Я решил не думать о том, что делать с душой сейчас. Слишком много мыслей. Нужно решать задачи как-то поэтапно.

Решив взять ненадолго паузу, я подготовил все учебники и тетради к завтрашнему дню, выполнил домашнее задание, а затем лег спать. Это была последняя неделя перед каникулами и поэтому нужно было сдать несколько важных контрольных работ. Не сказать, что я уже ориентировался в предметах, как рыба в воде, но, по крайней мере, я больше не терялся, как первоклассник на уроке в старшей школе.

Компьютерные игры на фоне всех событий меня уже не привлекали так сильно как раньше, поэтому я давно поменял своего соседа. Сейчас я сидел за одной партой с Жанной Клаус и мы довольно мило общались. На удивление это был тот человек, с которым мне было интересно. В ее возрасте. Она помогала мне разобраться в основах магии, а я был само очарование. Один аристократ в этом мире сходил по мне с ума, хоть и очень сильно скрывал это.

— Все больше девочек с каждым днем обращает на тебя внимание, Ракицкий, — проговорила Клаус, когда мы спускались по лестнице с четвертого этажа на второй.

Я бросил взгляд на шестиклассниц, стоящих между этажами и перешептывающихся друг с другом. Куклы Барби в пиджаках и коротких юбках, не иначе. Они смотрели на меня, но как только я обратил на них внимание, мгновенно отвели свои взгляды в разные стороны. Я улыбнулся.

— Они мне не интересны, — ответил я, когда мы прошли мимо.

— Не интересны? Старшеклассницы из знатных родов, которые готовы утащить тебя к себе домой прямо из школы и поселить в одной из комнат словно своего ручного зверька?

— В том числе и поэтому, Клаус, — ухмыльнулся я. — К тому же у меня есть ты.

Я по-дружески дал девчонке в плечо. Она улыбнулась и в ответ врезала мне. Попала в какую-то болевую точку так, что вместо того, чтобы застонала она, простонал я. Тогда Клаус улыбнулась еще сильнее и помотала головой.

— Ладно, Ракицкий. Мне надо еще в комнату для девочек. Встретимся на уроке.

Без лишних слов она отпочковалась от нашей пары и пропала за большой дверью на третий этаж. Я же пошел дальше в класс на урок Знаков.

Этот предмет я полюбил. На нем учили рисовать различные символы при взаимодействии с которыми можно было творить магию. Ничего сложного. Берешь листочек и ручку, рисуешь символ, напитываешься Силой и прикасаешься к нему. После этого Сила преобразуется в то, что означает нарисованный тобой символ. В пятом классе еще не разрешалось наносить татуировки на свое тело, чтобы в будущем такие символы были всегда под рукой. Поэтому сейчас мы рисовали их на бумаге и испытывали прямо в классе.

— Сегодня вы будете сдавать контрольную работу по знанию Знаков. Я надеюсь все подготовились и это не займет много времени…

Преподавателем был мой трудовик. Да-да, мужичек средних лет, который преподавал нам труды в истинном мире. Здесь такого предмета не было, поэтому он нашел себе другое призвание, не сильно меняя уклад во всем мире.

Его руки были покрыты татуировками из разных знаков, а на один из глаз наложена черная повязка. Где он потерял способность полноценно видеть в этом мире мне было не известно. Прежний же трудовик по молодости пренебрёг техникой безопасности и выбил его себе деталью, сорвавшейся со станка. Тут Сергей Леонович вероятно ошибся при рисовании какого-нибудь символа, не иначе.

— Приготовьте листочки и оставьте на партах только их и ручки, — Сергей Леонович пошел по рядам проверяя насколько хорошо мы справились с этим нехитрым делом.

Я посмотрел на соседний стул. Клаус до сих пор не вернулась. Что с ней случилось? Неужели несвежий обед?

В этот же момент, словно услышав мои мысли, в дверь кабинета постучали. Вслед за стуком она отворилась и внутрь вошла Жанна. Она выглядела неряшливо. Словно вот прямо сейчас ей нужно было в комнату для девочек. Воротник был загнут только наполовину. Из резинки выдернут клок волос, а красная помада слегка размазана по щеке.

Сергей Леонович внимательно посмотрел на ученицу. Тогда Клаус смекнула в чем дело и быстро пригладила волосы. Без торчащего клока она стала выглядеть чуть приличнее.

— Можно войти? — спросила она.

Учитель решил не смущать девушку еще больше и просто кивнул.

— Что с тобой произошло? — шепнул я, как только Клаус села рядом.

— Поболтала с твоими поклонницами, — бросила она, посмотрела на парты вокруг и тоже принялась вырывать листок из тетради.

— Моими поклонницами? — поморщился я.

— Ага, — следом за листком, она достала маленькое зеркальце и посмотрела на себя.

Шепотом выругалась, достала платок и принялась стирать помаду со щеки.

— Что за детские… — начал я и тут же опомнился. — Что за детские дурацкие разборки?

— Кое-кто считает, что ты проводишь со мной слишком много времени и поэтому у тебя совсем не остается возможности познакомиться с кем-нибудь другим. Короче, они решили, что я составляю им слишком большую конкуренцию.

Вот только этого не хватало. Мало того, что я вообще не собираюсь заводить в таком возрасте никаких отношений, дак от этого еще должна страдать единственная адекватная ученица в моем классе. Скорее всего она дала отпор, но это вовсе не значит, что они перестанут до нее докапываться. Надо бы с этим разобраться.

— Кто это был? — спросил я.

— Вот только не надо, Ракицкий, — холодно ответила Клаус. — Я вполне способна сама постоять за себя.

— Да я не буду драться, — тут же отмахнулся я. — Просто хочу объяснить, что мне они не интересны…

— Итак, — заговорил бывший трудовик, перебив наше перешептывание. — С первого сентября мы с вами выучили более тридцати разных знаков. Сейчас я дам каждому из вас по билету. Вы увидите название того символа, который нужно нарисовать. Как только рисунок будет готов, поднимаете руку, выходите к доске и демонстрируете. Получилось — пять, не получилось — буду смотреть сколько ошибок допустили и, если помарок больше пяти — ставлю в журнал два. Ясно?

Что за вечное давление, а? Все время запугивать двойками? Лучше бы сказал, что, если все получится, конфету даст или еще чего.

Трудовик шел между рядов и раздавал небольшие белые карточки.

— Ну дак ты скажешь кто это был или мне самому искать? — спросил я, воспользовавшись освобожденным временем.

— Не. Скажу, — ответила Клаус и взяла одну из карточек.

Я взял свою.

— Черт, — шепнул я. — Агрламея. Я такую вообще не помню. А у тебя что?

— Жаара, — ответила Клаус и показала мне название символа.

Проклятье! Конечно, выучить некоторые символы я успел, но не все. Была надежда на то, что Жанне попадется что-нибудь знакомое. Но и Жаару, если честно, я не знал досконально. Придется возвращаться к старому доброму способу, который я частенько практиковал еще во время своего первого детства.

— И этот не знаю… — я посмотрел на свою соседку, которая уже вовсю чертила свой символ.

— Можешь не смотреть на меня так, Ракицкий. Я не уверена, что смогу точно нарисовать Агрламею. Попробуй с кем-нибудь поменяться, — ответила она, увлекшись рисованием.

Я обернулся. Прямо за нами сидели две близняшки. Маша и Саша. Зубрилы еще те. Просить у них списать всегда было проверкой на удачу. Иногда упрутся рогом так, что никаким способом ты их не убедишь. А иной раз откроют душу и тетради с домашним заданием. Люди настроения.

— Маш, — шепнул я. И посмотрел на учителя. Сергей Леонович уже раздал почти все билеты. — У тебя какой символ?

— А тебе какая разница? — услышал я в ответ.

Ясно, сегодня она не в настроении. Нужно торговаться.

— Знаешь Агрламею?

— Конечно, знаю.

— Можешь нарисовать мне?

— Сама рисую. Че, не видишь?

Пора пускать в бой тяжелую артиллерию.

— А я тебе императорскую фишку. Если нарисуешь.

— На кой мне твои фишки? У самой полно. Отстань! Сергей Леонович!

Вот, дрянь! Специально позвала учителя, чтобы я окончательно понял, что она не в настроении.

— Да, Мария? — отозвался учитель.

— А, ничего. Я уже поняла.

Так. Двойки мне вообще не нужны. В этой школе для одаренных система такая, что в старшую школу пойти могут только отличники и те, у кого средний бал по всем предметам не ниже четырех с половиной. Паспорта нового у меня нет, да и школы пока тоже, поэтому я должен сдать эту контрольную.

— Эй! — я побил по плечу, сидящему впереди Альфреду Баконскому.

Этот не аристократ. Фишка должна его заинтересовать. Только вот он далеко не ботан. Агрламею может и не знать.

— Че? — обернулся ко мне длинноволосый брюнет в кепке «USA».

— Агрламею знаешь?

— Чего?

— Агрламею нарисовать, спрашиваю, можешь?

Альфред задумался, окинул взглядом других учеников, уткнувшихся в свои листы, и ответил:

— А ты мне че?

— Императорскую фишку дам.

— Н-е-е… — протянул он.

Да с чего им тут всем вдруг фишки стали не нужны?

— Фишки мне не нужны, — добавил он. — Я в такие места все равно не хожу.

— А че надо тогда? — шепнул я.

— Сейчас, — ответил он и отвернулся.

Я слышал, как Баконский оторвал кусок от своего листа, затем увидел, что он что-то пишет на нем. В конце концов брюнет повернулся ко мне и протянул свое послание.

Я раскрыл листок и пробежал по нему глазами:

«Хочу, чтобы ты помог мне подружиться с Клаус».

Подружиться с Клаус? Ха! Как же это смешно звучит. А парень-то, похоже, неровно дышит к моей соседке по парте. Да я и сам бы приударил за рыжей бестией, если бы мы были хотя бы лет на пять старше. Но у меня каких-то великих планов на нее нет. С учетом наличия единственной и любимой. Да и Альфред не самый плохой парень. По крайней мере, в истинном мире из него вышел отличный хирург. Помогу ему что ли. Никто даже и не узнает, что я замешан.

Я зачеркнул его писанину своей ручкой и написал фразу, которая означала мое согласие. Затем я передал наше маленькое письмо вместе со своим листом.

Дело в шляпе. Было не так уж и сложно.

— Где твой листок? — спросила у меня Клаус, когда дорисовала последние штрихи на своем символе.

— Отдал Баконскому, — ответил я. — Парень согласился мне помочь.

— Баконский? Тебе? Просто так?

— Не просто, — я ухмыльнулся самому себе, потому что у меня в голове уже зрел план, как их подружить. — За один мужской уговор.

— Пф, — фыркнула Клаус, снова достала свое зеркальце и принялась поправлять макияж. — Мужской уговор. Если ты пообещал ему слишком много, то лучше откажись.

— И что потом? Получать два?

— Давай я отдам тебе свой символ, — сказала она и протянула мне свой листок.

— Ты… — я на несколько секунд потерял дар речи. — Зачем тебе… То есть, а ты как?

— Слушай. У меня всего несколько четверок за четверть. Эта двойка почти никак не повлияет на мой средний бал. Одной больше, одной меньше.

Черт… Это очень смелый поступок для девочки в ее возрасте. Отдать мне свою контрольную работу, а потом испытать позор от того, что прилежная ученица не смогла нарисовать какой-то символ. После такого отношения я даже чувствую себя несколько отвратительно из-за того, что соглашаюсь на сделку с Баконским. Но в конце концов, я же пообещал просто подружить их и ничего больше. И не могу я смотреть, как она получает неуд из-за того, что я не успел, а потом не потрудился выучить все.

— Нет, Жанна, — я отодвинул листок от себя. — Я уже договорился. Да и не могу так с тобой поступить.

Клаус забрала лист.

— Ну, как знаешь, Ракицкий. Я тебе предлагала.

Хорошая девчонка. Но что-то нас в прошлой жизни развело.

— Итак, время вышло! — возвестил Сергей Леонович и показал на мою соседку по парте. — Жанна. Я слышу, что ты уже справилась и вовсю болтаешь. Выходи. Будешь первой.

Жаара. Символ с переплетающимся трехмерным кубом и треугольником. При наделении силой образовывает в воздухе управляемый огненный шар. Клаус удалось нарисовать правильный символ, и мы все лицезрели магию, пока она не утопила файербол в трехлитровой банке.

Каждый из учеников по очереди выходил к доске и демонстрировал выполнение своей контрольной работы. Получалось не у всех. Но очень немногих ждал провал. Кипяток, как и полагается «отличнику» без проблем наложил на свое тело щит. Очень скоро настала моя очередь.

Агрламея. Вот она. Сплошные круги, наложенные друг на друга. И как можно выучить такое за один вечер? За два месяца — еще поверю. Знак позволяет сделаться невидимым. Из-за маленького количества сил я исчезну всего на несколько секунд. Если, конечно, Альфред правильно нарисовал его.

Я зачерпнул Силу из разрыва, который нам всем открывал учитель и уже собирался приложить руку к символу, как в дверь постучали. Через секунду я увидел директора школы в дверном проеме.

— Прошу прощения, Сергей Леонович, — сказал он, не убирая рук с набалдашника своей трости. — Мне нужен Константин Ракицкий.

— Я? — удивленно пролепетал я.

— Да, Костя. Забери все свои вещи и пойдем.

Я в недоумении осмотрелся. Учитель по Знакам кивнул мне.

(обратно)

Глава 23 Осенний призыв

Часы в кабинете директора тикали громко и раздражали слух. Не помню, чтобы я вообще хоть однажды бывал здесь прежде, в истинном мире. Но сейчас зачастил. Нехорошая тенденция для ученика, если он, конечно, не выходит отсюда с грамотами и благодарностями.

— Я уже позвонил твоей матери, — сказал Глеб Ростиславович и посмотрел на надоедливые часы. — Она должна прийти с минуты на минуту.

— Моей матери? — опешил я. — Зачем?

Стук в дверь перебил мой голос.

— Можно? — мать заглянула в кабинет.

Директор кивнул. Она зашла, стряхивая с плеч и старой норковой шапки мокрый снег.

— Здравствуйте, Глеб Ростиславович! Ну и погодка сегодня… — улыбнулась она и села на соседний стул. — Что опять натворил мой оболтус?

Но директор не отвечал. Он стучал пальцами по столу и изучал нас взглядом.

— Костя? Ты ничего не хочешь мне сказать? — она посмотрела на меня с некоторой тревогой. По лицу усатого мужичка было видно, что он находится в тяжелых раздумьях, поэтому мать сперва решила обратиться ко мне.

— Я не знаю, ма… — помотал головой я. — Последние две недели я вообще стараюсь лишний раз не высовываться.

— Не высовываться? В каком смысле?

— Дело вот в чем, — наконец вдохнул полной грудью директор и выпрямился в своем кресле. — Анна Николаевна, вы хорошо знаете семью Парфёновых?

— Парфеновых? А кто ж их не знает? — она переводила свой взгляд то на меня, то на директора. — А при чем здесь…

— Так вышло, что у вашего сына, Анна Николаевна, некоторые разногласия с Егором. Сыном Александра Николаевича.

— Это же дети, Глеб Ростиславович. Всякое бывает.

— Бывает-то всякое. Только вот один из самых могущественных кланов в городе сейчас точит зуб на вашего сына. И так получилось, что сильно давит на меня.

— Давит на вас? — в недоумении переспросила она. — Что им нужно?

— Сперва они настаивали, чтобы я исключил Костю из школы.

История не новая. Но разве они могут это сделать? Есть же, наверняка, какие-то законы, которые связывают им руки. Если бы они хотели добиться моего исключения, то давно бы сделали это.

— Но я же веду себя тише воды и ниже травы, директор? — встрял в разговор я.

Глеб Ростиславович вздохнул.

— Я вижу. Да и преуспевать по всем предметам ты начал, — он размял свои виски. — Давление я бы выдержал. Только вот они не останавливаются. И не остановятся. Поверь мне.

Я посмотрел на мать и спросил у нее:

— А что еще они могут сделать, кроме как угрожать?

— Эх, Костя… — Глеб Ростиславович потеребил перстень на своей руке, затем открыл верхний ящик стола и достал оттуда белый конверт. — Это повестка.

— Повестка? — мать раскрыла рот.

— Да. В военкомат. Пришла еще неделю назад. Сперва я пытался как-то уладить…конфликт. Не получилось. Теперь я обязан ее вручить.

Я беру конверт в руки. Открываю. Достаю оттуда небольшую карточку, на которой написаны мои данные. Здесь еще есть билет на поезд и какой-то медальон.

— Казачья застава… — догадываюсь я вслух.

Мать вздыхает и хватается руками за лицо. От ее эмоций мне становится не по себе. Такое ощущение, что в тот самый момент, когда я взял в руки этот конверт, перечеркнулось абсолютно все, чего я добивался здесь в последнее время. Но тяжелее всего смотреть на то, как она переживает.

— Я могу отказаться? — поднимаю глаза.

Глеб Ростиславович медленно отрицательно мотает головой.

— Но должен же быть хоть какой-то шанс! — я вскакиваю с места и содержимое конверта валится на пол.

Директор поджимает губы.

— Такая власть есть у немногих… — бубнит он себе под нос.

— Значит шанс есть? Что я могу сделать?

— Отсрочку тебе может дать только кто-то из глав одного из городских кланов. В нашем городе их всего пять. Так что выбор небольшой. Но очень немногие согласятся пойти на конфликт с Парфеновыми ради сына Льва Ракицкого. Твоего отца многие недолюбливали, но уважали. Однако этого может не хватить. Даже не знаю, что может заставить кого-нибудь заступиться за бастарда. Сейчас, итак, не самые легкие времена.

Черт… Мне нужно любым способом убедить одного из четверых дать мне отсрочку. Иначе — конец. Но какой подход может быть у десятилетнего парня к высокородным? Тем более что в военкомат я обязан прийти завтра. Почему директор не отдал мне ее раньше? Я бы успел что-нибудь придумать. Теперь у меня совсем не осталось времени. Что я могу сделать при этих обстоятельствах? Неужели только собирать вещи и бежать?

— Но кто нам может помочь? — спросила мать. — Посоветуйте что-нибудь, Глеб Ростиславович. Уберегите материнское сердце от переживаний. Ведь вы же знаете, что с Казачьей заставы не возвращаются…

Директор положил руку на свою трость и в задумчивости потер набалдашник.

— Попробуйте поговорить с Аввакумом Ионовичем. Отвечать за всех я не могу, но глава клана, в котором состою я, возможно, мог бы помочь. Со Львом они были в хороших отношениях. Не знаю остались ли у них долги друг перед другом, но это лучше, чем ничего.

Аввакум Ионович?! Тот старик в шляпе для которого я выполняю различные поручения? Это не просто шанс! Это лучший шанс! Единственный вероятный из всех остальных. Правда придется браться за его задания безоговорочно, но это лучше, чем уезжать к черту на кулички.

— Это все? Больше никаких вариантов? — с надеждой в голосе поинтересовалась мать.

Директор с разочарованием покачал головой.

— Завтра с утра тебе нужно явится в военкомат, Костя, — он кивнул головой в сторону конверта, который я держал в руках.

— Можно идти?

Конечно, доучиваться в этот день я не стал. На первой же перемене я убежал в соседний двор, нашел бродячую кошку, применил способность своего отца и добился того, чтобы у меня снова носом пошла кровь. В таком виде заявился в медпункт, где мне выписали очередное освобождение и отправили домой.

Домой я, конечно, не поехал. Добрался до ближайшего таксофона, нашел в своем портфеле визитку Аввакума Ионовича и позвонил по номеру.

— Да, Константин, — ответил на том гонце голос старика, вслед за миленьким голоском секретарши, которая сперва взяла трубку.

— Аввакум Ионович? Мне очень нужно с вами поговорить. Сегодня.

Некоторое время аристократ молчал, а затем предложил, чтобы через час я заехал в одну из его точек и взял там кассету напрокат.

Это был магазин под названием «1000 мелочей». Своеобразный аналог торговых центров из двухтысячных. Здесь можно было прикупить электротехнику, сантехнику, все для шиться и вообще на одном этаже, выкупленном в аренду в пятиэтажной хрущевке помещалось много небольших магазинчиков, в том числе и прокат видеокассет.

Я подошел к отделу, но меня остановила веревка, протянутая от одного края до другого. На ней висел листок с надписью «перерыв».

— Перерыв? — проговорил я вслух. — А сколько времени?

— Константин? — Аввакум Ионович показался из-за витрины. — Проходи.

Значит аристократ уже подготовился к разговору. Даже табличку повесил и продавца на перекур отпустил. Должна быть причина, по которой он так меня ценит. Кроме моего умственных способностей.

Я зашел и тут же утонул в сотнях видеокассет, стоящих на полках вокруг. Если бы на меня не давило одновременно столько обстоятельств, я бы взял «Маску» с Джимом Керри, заперся бы дома, нажарил бы семечек и пересматривал бы этот фильм до дыр. Но сейчас не до ностальгии.

— Что случилось? — спросил аристократ, сняв шляпу и положив ее на одну из полок.

Я вытащил пейджер из кармана куртки и протянул ему. В ответ поймал очень странный взгляд. Удивленный и разочарованный одновременно.

— Я вынужден отдать вам пейджер, — сказал я.

— Почему? — немедля задал он интересующий его вопрос.

Я знал, что приходить и прямо просить помощи будет неправильно. Во-первых, так я сразу оказываюсь на стороне слабого, а во-вторых, даю ему возможность с собой торговаться. Редкий человек не воспользуется не самым удачным твоим положением. Пока есть надежда в том, что он дорожит нашими деловыми отношениями, нужно попробовать сыграть на них. Я как бы вынужден перестать на него работать и это явно должно расстраивать.

— Вы знаете род Парфеновых? — спросил я.

— Что за вопрос? Конечно.

— Мы кое-что не поделили с сыном Александра Николаевича. И, к сожалению, наши детские разногласия вылились в то, что теперь Парфенов все устроил таким образом, что завтра мне нужно идти в военкомат. Очень скоро, кажется, я уезжаю на Казачью заставу.

Я достал из другого кармана медальон для пущей наглядности. Он был серебряный. Круглой формы и с изображением какого-то символа.

У Аввакума Ионовича был выбор. Взять в свои руки пейджер или медальон. Сейчас он выбрал второе.

— Парфенов сделал так, чтобы тебя призвали? — спросил он и внимательно осмотрел побрякушку.

Я кивнул.

— Ты знаешь, что это за место? Казачья застава? — аристократ прищурился и вернул мне медальон.

В ответ я пожал плечами.

— Если ты уедешь, то, наверняка, больше никогда не увидишь родную мать.

— Я это понимаю, Аввакум Ионович. Но что мне остается? Кажется, ситуация безвыходная.

— Что между вами произошло? — поднял он брови.

Тогда я рассказал все, как на духу о наших отношениях с Кипятком. Стараясь не акцентировать внимание на своих промахах, но обозначить причину и суть конфликта.

— Я думал ты смышлёный малый, — заявил старик, когда я закончил свой рассказ. — Но вступать в такую явную конфронтацию с аристократом было очень самонадеянно и глупо.

Я отвел взгляд и заострил его на одной из кассет. «Смертельная битва».

Ну, конечно, так поступать было глупо. Только вот не могу я ему рассказать о том, что я чертов сказочный попаданец и именно поэтому допустил пару крупных ошибок.

— Если я вам скажу, что все это получилось, как бы, случайно, вы мне все равно не поверите, — я посмотрел аристократу прямо в глаза. — И то, что в последние две недели, даже после того, как они убили мою сестру, я держу себя в руках и до сих пор не выместил на виновных злость, говорит о многом. Но что теперь объяснять. Дак вы забираете пейджер?

Старик в очередной раз подозрительно уставился на меня. Долгое время то ли внимательно изучал, то ли раздумывал.

— Ладно, — сказал он наконец, чем заставил меня нервничать.

Ладно, давай пейджер, или ладно, я решу все твои вопросы?

Я поднял голову на старика и вытер нос.

— Оставь пейджер у себя, — сказал он. — Кажется, я уже говорил тебе, что мы с твоим отцом были знакомы. Однажды он помог мне. Теперь я помогу тебе. Так с этого дня мы будем в расчете.

— Разве есть шанс? — очень скудно изобразил радость я.

— У меня есть одна идея. Но для этого ты должен будешь мне помочь.

— Все, что в моих силах, — поспешил ответить я.

— Хорошо, — Аввакум Ионович взял одну из кассет с полки, увидел, что она не перемотана в начало и вставил ее в магнитофон. — Парфенов будет недоволен тем, что я взял тебя под крыло. Итак, неспокойная обстановка на улицах рискует обостриться. Думаю, он пойдет даже на самые крайние меры…

— И я как-то могу сгладить этот конфликт?

— Можешь.

— Что я должен сделать?

Старик взял свою шляпу, залез внутрь и что-то отлепил оттуда.

Заламинированный листок бумаги. На нем символ. Неизвестный мне.

— Положи в свой портфель, — приказал аристократ. Я без лишних слов сделал это. — Сейчас я наложу на тебя небольшое заклинание. От него тебе станет плохо.

Я забегал глазами по отделу с видеокассетами.

— Что? Зачем?

— Не волнуйся. Это временно. Очень скоро приедет скорая помощь и тебя увезут в больницу.

У меня вопросов стало еще больше, но старик продолжал говорить, не позволяя мне перебить себя:

— В этой больнице, в палате шестьсот шестьдесят два лежит мальчик. Постояльцы в курсе. Они будут рассказывать тебе о том, что он находится в коме.

Я застыл. Я уже понимал о ком говорит аристократ. Но какое дело ему до Всеволода? Он из его клана? Я должен оказать очередную услугу старику и тогда он избавит меня от проблем?

— Каким способом, мне не важно, но ты должен пробраться в палату и снять заклятие с ребенка.

— Заклятие? — произнес я вслух. Моя информация была совершенно иная. Кома, авария, все дела.

— Да. Это наследник истинного главы клана проклятых электроников, — ответил старик. — В свое время мне пришлось, так скажем, отстранить его от дел. Но возвращение к жизни Всеволода станет для Парфенова гораздо большей проблемой чем ты. Ну и другие семьи в клане все-таки остаются верны роду Яблоньских. Поэтому полноценной войны не начнется.

Кажется я догадываюсь в чем дело. Могу ошибаться, но мне кажется, что инициатором той самой аварии, которая произошла несколько лет назад, был Аввакум Ионович. И это он специально подстроил все таким образом, чтобы виновных искали среди, как он сказал? Электроников? А на самом деле старик просто устранял своих конкурентов. Или кто они ему были?

Я и не рассчитывал на менее запутанную историю. Только вот сейчас вырисовывается одна небольшая проблема. Умерший сын Парфенова, который сейчас ищет имя того, кто завладел моей сестрой не скажет мне ничего, пока я не убью Всеволода. А я должен наоборот вернуть аристократа к жизни, чтобы отблагодарить Аввакума Ионовича и остановить возможную войну. Выбор предстоит не легкий. По сути я должен буду выбирать между своей жизнью и жизнью моей сестры. Паршиво. Но что я делю шкуру неубитого медведя? Может быть к парню вообще не подобраться.

Еще некоторое время аристократ давал мне инструкции и уже через тридцать минут я ехал в машине скорой помощи в больницу. Естественно, перед тем как все начать я позвонил матери и у нас состоялся нелегкий разговор. Когда я сказал, что буду ночевать у Жендоса, она никак не хотела меня отпускать. Убедить ее в том, что завтра я никуда не уеду было сложно, но я справился. Надеюсь только, что она не сорвется и не пойдет искать спокойствие на дне бутылки.

Палата, в которую меня положили, на этот раз была пустая и находилась на пятом этаже. Номер пятьсот шестьдесят два. Прямо под палатой Всеволода. Оставалось дождаться отбоя и подняться наверх.

Ровно в девять часов вечера в коридоре выключился свет. Я заложил за штаны листы с символами, которые дал мне Аввакум Ионович и вышел в коридор. Тишина. Как будто все вымерли. Дохожу до лестничной площадки и поднимаюсь наверх. Все это происходит в красном свете аварийных ламп.

Оказываюсь в коридоре на шестом этаже и иду к нужной палате. В одном из помещений открыта дверь и оттуда вырывается яркий свет. Сначала только догадываюсь, а потом понимаю, что это и есть палата шестьсот шестьдесят два. Возле нее на стульях сидят два охранника. Едва пол скрипит под моей ногой, как один из них поворачивается ко мне.

— Эй! Ты че тут делаешь? — спрашивает он.

Молчу. Медленно продолжаю иди в их сторону.

— Лунатик походу, — предполагает второй. — Закрывать их в палатах надо. Не первый раз уже. Задолбали.

Тот, кто причитает, встает со своего места и идет в мою сторону.

— Эй! — он кладет руку мне на плечо и тут же я начинаю видеть его глазами.

Оборачиваюсь. Второй охранник даже не смотрит в мою сторону. Пялится в скандворды.

Подхожу ближе.

— Ну че? Отправил его…

Он не успевает договорить. Я хватаю его за голову и сильно бью затылком о стену позади. Еще раз. Так до тех пор, пока не чувствую, что он потерял сознание. Надеюсь, не убил. Не должен был.

Снимаю наручники у него с пояса и приковываю к батарее. Снимаю со своего пояса такие же. Делаю несколько нехитрых действий, чтобы приковать себя наручниками и с помощью прикосновения вернуться в свое тело. Перед этим несколько раз хорошенько бьюсь головой о радиатор. Нужно, чтобы хоть какое-то время этот жлоб приходил в себя. Получается.

Через минуту я вхожу в небольшое помещение, в котором лежит Всеволод. Бледный как смерть. Нужно всего лишь использовать символ, который снимает защиту, а потом тот, что снимет проклятье и дело в шляпе.

Делаю шаг вперед, но вдруг передо мной возникает черная душа, состоящая из густого дыма. Она вытягивает руку вперед, останавливая меня.

(обратно)

Глава 24 Кидайте кубики

Сущность стоит передо мной и не шевелится. Я смотрю в ее синие глаза и пытаюсь разгадать тайну.

Кто это? Что оно хочет мне сказать? Почему остановило? На ум приходит только одна мысль — неужели это душа Всеволода?

— Кто ты? — спрашиваю я, чтобы узнать наверняка.

Дух поворачивается и глядит на тело, которое лежит в кровати. К нему тянется множество трубок. Ночную тишину разбивает только хлюпанье аппарата искусственной вентиляции легких.

— Значит ты и есть Всеволод?

Душа возвращает взгляд на меня и продолжает пристально смотреть.

Как такое возможно? Как за одиннадцать лет тело мальчика не изменилось? Он абсолютно такой же, каким я его видел на фотографии в той газете. Это магия? Зуб даю, что все дело в ней.

— Чего ты хочешь от меня? — спрашиваю я.

Все электрические приборы в кабинете начинают мерцать. Довольно жутко. Сомнений нет. Если семья Всеволода тоже была из электроников, значит это он.

Слышу вопль одного из охранников. Он доносится прямо из коридора. У меня еще есть время, пока амбал не очухается окончательно. Но его немного.

— Я пришел освободить тебя, — произношу я и достаю из-за спины лист с символом.

— Держите его! Сука! — громко орет охранник.

Слышу стук каблуков в коридоре. Стоило, по крайней мере, закрыть за собой дверь.

Я срываюсь с места, захлопываю деревянную дверь и подпираю ручку стулом. Тут же с той стороны кто-то врезается ладонями в преграду. Пытается попасть внутрь, дергая за ручку. Тщетно. Я успел.

Оборачиваюсь. Дух уже стоит над собственным телом и жестом подзывает меня.

Подхожу ближе. Беру стакан с водой и с ее помощью открываю разрыв. Напитываюсь Силой. Снова это прекрасное чувство того, что ты способен сворачивать горы. Встаю рядом с кроватью и кладу свою руку на ладонь Всеволода с тыльной стороны. Голоса из коридора становятся все напористей и громче. Удар в дверь теперь пришелся куда более сильный. Ломают.

Вторую свою руку я кладу на неизвестный символ, который отдал мне Аввакум Ионович. Вспышка. Дверь ломается и внутрь залетают несколько санитаров вместе с охраной. Я тут же получаю по затылку и мое хрупкое детское тело падает. Огромные руки — скорее всего того, в которого я вселялся, — хватают меня и поднимают с пола с такой легкостью, словно я обычная марионетка.

— Ну все, паскуда! — орет разъярённый охранник. — Ты у меня ответишь за все свои дела!

— Как он попал сюда?! — восклицает дежурный доктор.

— Не знаю, — огрызается амбал. — Но этого сосунка ждет трибунал!

Рука, которая вцепилась в мой шиворот дергает, и я подаюсь вперед.

— Отпустите его… — вдруг слышится хриплый голос.

Все присутствующие одновременно со мной поворачивают головы в сторону постели, в которой должен лежать коматозный. И каждый из нас тут же буквально столбенеет. Никто кроме меня не ожидал увидеть это.

Трубка аппарата ИВЛ продолжает перекачивать воздух, но теперь в тусклом свете лампы светятся глаза одиннадцатилетнего аристократа. Вернее двадцати двух летнего, но выглядящего совсем как школьник.

— Господин… — роняет несколько слогов охранник, держащий меня. Его хватка слабеет.

— Отпустите…его, — повторяет Всеволод.

— Но…

— Отпустите! — гаркает он сильным голосом и тут же вновь начинает хрипеть. — Я сказал…

И тогда меня освобождают окончательно.

Спустя несколько мгновений легкого шока врачи принимаются бегать вокруг аристократа. Начинают мерять ему давление, температуру и проводить другие необходимые процедуры. Меня же охранники отводят в свою палату и, на всякий случай, закрывают там на ключ.

Вот так. Не успев толком сообразить, что происходит я сделал окончательный выбор и навсегда отрезал для себя возможность узнать через одну лояльную ко мне душу, где искать свою сестру. Более того, я почти на сто процентов уверен, что Владлен больше не появится. Судя по тому, что за завесой у них есть какое-то свое сарафанное радио, то очень скоро он узнает, что один из аристократов покинул их обитель и вернулся в собственное тело.

Но этот выбор был самый очевидный. Я не мог поступить по-другому. Зато теперь я член клана Германна и имею некоторую неприкосновенность, а отец Кипятка приобретает нового конкурента в борьбе за власть внутри своего клана. Отныне я самая наименьшая из его проблем. А у меня, в свою очередь, высвобождается просто уйма времени на то, чтобы заработать на новые паспорта себе и своим близким. Нужно этим и заняться на ближайших каникулах.

Не передать словами, как моя мать была рада новости о том, что мне удалось избежать участи служивого на Казачьей заставе. В отличие от Парфенова. На нем прямо-таки лица не было, когда еще через день я заявился в школу и нагло уселся с ним за одну парту. Как ни в чем не бывало. Как будто это он занял место на моей территории, а не наоборот.

— Теперь слушай меня внимательно, Парфенов, — проговорил я, улыбнувшись Клаус, которая только-только вошла в кабинет и удивленно посмотрела на меня. — Я уверен, что ты уже слышал, что твой отец вот-вот перестанет быть главой клана. И эта самая безобидная новость из тех, которые я приготовил для тебя в самом ближайшем будущем. Я хочу, чтобы ты почаще вспоминал тот момент, в который выписывал приговор моей сестре. Особенно, когда будешь получать эти новости одну за другой. И когда ты вырастешь, то скажешь мне спасибо за то, что я сделал человека из такого говнюка, каким ты рос.

Я посмотрел на Кипятка исподлобья и неприятно поморщился. Затем не сдержался и показал ему средний палец. А в следующее мгновение встал и ушел за свою парту.

Я сделал это так, чтобы никто не видел. Не стал провоцировать и давать шансов мелкому ублюдку вновь развязать со мной войну. Но не ткнуть его носом в последние новости, которые сегодня распространяют все газеты — о том, что Всеволод Яблоньский пришел в себя, — я не мог. Ведь это была моя маленькая победа. Не первая, но важная.

Конец недели наступил, как это чаще всего бывает, когда у тебя куча дел — неожиданно. И сегодня мы сидели в подъезде у Серого и вместе с Жендосом играли в «Менеджер».

— Шесть! — выкрикнул Жендос, взял свою фишку и переставил ее в необходимое поле. — Извещение!

Он взял карточку и прочитал ее вслух:

— Возьмите карточку «сюрприз»! Так. Вот… Что у нас тут? Сделайте покупку в универмаге «Гостиный двор» … Черт! У кого гостиный двор? Это я теперь тебе денег должен?

Серый просмотрел на свои карточки и обрадовался.

— Гони бабки! — весело проговорил он. — Наконец-то везуха!

Настала моя очередь кидать кубики. Я взял их в руку и начал трясти.

— Слушайте, пацаны, — сказал я, подув в собственный кулак на удачу. — А что за Казачья застава? Никто толком мне объяснить не сможет, а у самого никак руки не доходят хотя бы до библиотеки доехать.

— Кидай уже! — недовольно выкрикнул Жендос. Скорее хотел отыграться. Проигрывать он не любил. Я послушался.

Одиннадцать. Сделал ход. Купил предприятие, передал кубики Серому.

— Казачью заставу только в седьмом классе проходят, Костян, — сказал тот, который теперь делал свой ход. — Но могу рассказать, что знаю.

— Давай.

— У тебя два, — перебил нас Жендос. — Ха-ха! Лошара. Теперь моя очередь!

— Да подожди ты, — остановил я его порыв и схватил кубики, чтобы пресечь желание Жендоса наверняка. — Давайте поболтаем.

— Опять? — наш недовольный друг встал, перевалился через перила и плюнул вниз. — Че вам до этой Казачьей заставы? У меня там дядька умер. Не родной, но, как и вы, одаренный. Вот все, что знаю.

Кстати. Вот и первое расхождение с моей жизнью в истинном мире. Там мы все втроем учились в одной школе. Но здесь у Жендоса не было дара. Поэтому среди нас он был самым обычным. Не смотря на свое капризное поведение.

— Дак что это за место? — спросил я. — Можете вы мне сказать?

Серый взял свои карточки в руки и принялся их перебирать. Кто-то на первом этаже выключил свет, и мы, все как один, тут же недовольно закричали. Сосед Серого услышал наши вопли и вновь включил его.

— Говорят, что на северо-востоке нашей империи есть огромный разрыв, — начал он.

— Такой, как эти? — я указал головой в сторону улицы.

— Н-е-е-е-е-т, — перебил Жендос. — Тот, говорят, размером с целый город.

Я облизнул сухие губы.

— И что? Он также открывается в девять вечера и закрывается в двенадцать ночи?

— Нет, — Серый помотал головой. — Он открыт вообще всегда.

— Всегда? — нахмурил брови я.

— Ага. И оттуда лезут вовсе не души одаренных, а кто-то гораздо могущественнее. Сильнее, ужаснее и все в таком духе.

— Кто? — раскрыл рот я.

— Этого мы не знаем, — Серый пожал плечами. — Название какое-то необычное, никак запомнить не могу. Все вроде об этом говорят, но никто толком ничего не знает. Из наших. Надо у родителей спросить.

— Дак значит на эту заставу одаренные уезжают, чтобы континент защищать, — предположил я.

— Типа того, — Серый почесал свой шрам над бровью. — Люди построили там Великую русскую стену. Она защищает наш мир от того разрыва и от тех, кто из него вылезает.

Интересно получается. Великая русская стена. Похоже, что в этом мире мы превзошли китайцев, построив кое-что позначительнее их китайской. Да еще и на северо-востоке. Зуб даю, что можно замерзнуть еще за тысячу километров до места назначения. Похоже, что это что-то вроде каторги для одаренных преступников.

Хм. Появилась у меня кое-какая идея…Интересно, возможно ли ее воплотить?

— Помните я рассказывал, что Кипяток учудил? — после недолгой паузы спросил я.

— Ну? — отозвался Жендос.

— Парня ничего не исправит в тех условиях, в которых он сейчас находится. Я думаю, что он был бы полезен на этой Казачьей заставе. Как думаете, есть ли способ его туда отправить?

Жендос выпучил глаза, слез с перил и уселся на ступеньку.

— Ты серьезно?

— А почему нет? — я перевел на него взгляд. — Я считаю этого человека преступником. Он убил мою сестру. И если закон ничего не может ему сделать, значит надо придумать способ, который все-таки заставит его понести наказание.

— Ого! — Жендос ответил привычным детским возгласом. — Хотел бы я посмотреть на то, как аристократа отправляют на заставу.

— А что в этом такого?

— Аристократы не служат, Костян, — вмешался Серый. — Туда отправляют только бастардов.

Я даже не удивляюсь. Слишком хорошие условия у этих чистокровных.

— Должно же быть хоть что-то, за что аристократа могут отправить на Казачью заставу, — я посмотрел на Серого, потому что Жендосу такие вопросы задавать было бесполезно.

— Наверное. Магия крови и другие запрещенные вещи…

Так я и думал. Поймать за руку за занятием чем-то серьезным. Если бы это был не Парфенов, я бы оставил эту затею прямо сейчас. Но пацан падок на такие вещи. Если я не отправлю его исправлять свои грехи, то он натворит еще немало дел. В истинном мире, парень в итоге допрыгался. Даже не знаю вышел ли из тюрьмы. А здесь я еще могу ему помочь.

— Хм… — хмыкнул я себе под нос. — А какие такие запрещенные вещи, кроме магии крови еще есть?

— Ты как с луны свалился, Фунтик, — протянул Жендос. — Убийство, кража и все остальное.

Значит нужно возвращаться к первоначальному плану. На убийство и кражу он вряд ли пойдет. У него уже есть самая главная слабость. Нужно ей и воспользоваться. Только как?

— Ждать, когда в следующий раз Кипяток применит магию крови бесполезно, — сказал я свои мысли вслух. — Нужно бы его как-то спровоцировать. Но на убийство он больше не пойдет. Антропов оказался тем еще сыклом и сразу сдаст его. Но магия крови запрещена в любом виде, вы говорите? Что еще с ее помощью можно сделать?

— Все что угодно, — протянул руку за кубиками Серый. — Приворожить, навести болезнь, натравить кого-нибудь…

— Угу… — пробормотал я себе под нос. — Ладно, кидайте.

Обрадованный возобновлением игры Жендос, перехватил кубики из моей руки, кинул, а как только они остановились вскрикнул:

— Восемь! — взял свою фишку и принялся ее переставлять. — Раз, два, три, четыре…восемь! Фабрика имени Володарского… Покупаю! Твой ход, Костян.

Я кинул кубики и хо перешел к Серому.

— Слушайте, а чем Кипяток увлекается? — поинтересовался я, не выпуская из головы месть Парфенову.

Серый ненадолго перестал трясти кубики в кулаке и задумался.

— Да ничем особо. Отличник он. У своего бати кем-то подрабатывает. А! Ну и на футбол ходит.

— Точно! — я щелкнул пальцами и по-дружески стукнул Серому по плечу. — Футбол. Это то, что надо. Он так и ходит на «Торпедо»?

— Ага, — ответил Серый, беря очередную карточку «сюрприз». — О, возьмите двести рублей! Прибыль. Это хорошо.

— И че ты хочешь сделать? — ближе ко мне подвинулся Жендос. Сплетник и заговорщик еще тот. Хлебом не корми.

— Хочу просто хорошо играть в футбол, — улыбнулся я. — В одной с ним команде.

Жендос разочаровано хмыкнул. Он ожидал какого-то более грандиозного плана. Но, чтобы спровоцировать спесивого пятиклассника более грандиозный план мне не понадобится.

Дверь подъезда внизу сильно хлопнула и оттуда послышались громкие голоса и смех. Еще через полминуты я увидел источники этих звуков.

— А ну разойдитесь, мелкие! — усмехнулся брат Серого.

Дима, кажется так его зовут. Он был возраста моей сестры и играл в школьной группе. Еще кличка у него какая-то интересная была. Как его…Сейчас вспомню. Глобус. Точно! Из-за круглой головы. Такая уж особенность.

— Опять вместо того, чтобы девчонок кадрить вы тут свои кулачки разминаете? — добавил он и сделал соответствующий пошлый жест.

— Пошел ты! — отреагировал Серый, как и подобает младшему брату. Но повиновался и отошел в сторону. Как и мы с Жендосом.

В квартиру на четвертом этаже тянулась цепочка из подростков, во главе которой шел Глобус с синим пакетом «Пепси». Всего семь или восемь человек, надувая огромные пузыри из жвачек и разбрасывая по подъезду пепел от сигарет скрылись за дверью шестьдесят седьмой квартиры.

— У тебя опять предков дома нет? — спросил Жендос.

— Ага, — обиженно заявил Серый. — Из-за этой дурацкой вечеринки опять не смогу уснуть до утра.

— А сколько времени? — встрепенулся я.

Серый посмотрел на свои наручные часы «Montana» и ответил:

— Половина девятого. Че, по домам?

Я не ответил. Все не мог отпустить толпу подростков из головы. Нет, не потому что мне хотелось также оторваться на полную, как тут говорят, катушку. Просто определенная каста трудоспособных и платежеспособных людей проводит время в квартире. Я уже давненько ломаю голову над очередным бизнесом, который мог бы приносить деньги. Кажется, я нашел то, что искал.

— Слушай, Серый. А можно переночевать у тебя? — поинтересовался я, ради приличия. Знал, что не откажет.

— Серьезно? — удивился мой друг.

— Серьёзно? — вторил ему Жендос.

— Серьезно-серьезно. Такую вечеринку грех пропускать.

— Эт-у-у? — протянул Жендос.

Я кивнул.

— Ну…пошли, — ответил Серый. — Мне-то какая разница? Если Жендос свою Денди принесет.

— Не, пацаны. Я пас. Домой лучше пойду.

— Ну приставку-то ты можешь дать? — обратился я к Жендосу.

Он какое-то время помялся. Не потому, что сам планировал вечером играть или потому, что ему сперва нужно было спросить у родителей. Нет. Просто из жадности. Но здравый рассудок все-таки победил.

— Ладно, пошлите скорее. А то не успеете вернуться.

Серый собрал свой «Менеджер» в коробку, мы совершили рейд до дома Жендоса и уже через двадцать минут стояли на пороге шестьдесят седьмой квартиры.

Он вставил ключ в замочную скважину и посмотрел на меня.

— Слушай, — немного застенчиво произнес он. — Ты точно решил? Еще не поздно отказаться.

— Точно, Серый, — кивнул я. — У нас же каникулы. Высплюсь завтра днем.

Ключ в замочной скважине щелкнул и дверь отворилась.

(обратно)

Глава 25 Боишься ли ты темноты?

Как только Серый открыл дверь, я попал на настоящую вечеринку девяностых.

Денди у Жендоса можно было и не брать. Один из друзей Глобуса притащил сюда «SegaMegaDrive». Теперь «Танчики» и «Чип и Дейл» безоговорочно проигрывали конкурентную борьбу «Мортал Комбат» и «Червяк Джим». Один из подростков, у которого все лицо было в прыщах, а на плечи наброшена олимпийка, сидел перед теликом с широко раскрытыми глазами и пытался пройти очередной уровень на шестнадцати битной приставке.

Из колонок модного магнитофона играла «Nirvana». Соседи беспрестанно стучали по батарее, а в воздухе от накуренного дыма можно было топор вешать. Я на вечеринке нынешних панков. Все понятно.

— Че приперлись, мелкие? — проходя мимо нас, бросил брат Серого и отпил пива из бутылки.

Серый промолчал, а я вот решил влиться в компанию.

— Чем занимаетесь, панки? — спросил я дерзко. — Можно с вами?

Глобус и еще одна девица, которую он обнимал за талию удивленно переглянулись, а затем посмотрели на меня. Точно такого же взгляда я удостоился и от Серого.

— Ты смотри, Дима, — блондинка с мальчишеской прической улыбнулась и указала на меня оттопыренным мизинцем той руки, в которой держала свою бутылку. — А друг твоего брата мне нравится. Уже хочет веселиться по-взрослому…

Она присела на корточки и подалась ближе. Я почувствовал резкий аромат духов. Клубника или ваниль. Что-то в этом духе.

— А что ты хочешь делать с нами? — она вцепилась губами в горлышко бутылки, выпила до дна и положила ее на пол. — Может быть хочешь сыграть в бутылочку?

Раскрутила.

Горлышко стеклянного сосуда указало на меня. Тогда она приблизилась ко мне своими губами и поцеловала. Не в засос. Обычный чмок, который, как она ожидала, должен сильно меня смутить. Но этого не произошло. Я лишь облизнулся и произнес:

— И все? — нахально ответил я, а сам уже чувствовал, как гормоны рвутся наружу.

Недолгая пауза. Девица смотрела на меня какое-то время, выжидая что я все-таки покраснею, но, когда поняла, что это бесполезно, рассмеялась.

— А ты парень не промах, да? — спросила она. — Будь ты чуть постарше, я бы отправила Диму учить уроки, а сама бы зажгла с тобой.

— Эй, Лиза… — обиженно и тут же улыбнувшись возмутился охмелевший Глобус.

Будь я чуть постарше, то и держать себя в руках было бы легче. Черт. Я и забыл, как это, быть постоянно под ударом из собственных штанов.

Лиза опустила свой взгляд на мои брюки, рассмеялась и прошептала на ухо:

— Добро пожаловать на вечеринку, малыш! Присоединяйтесь.

Не дождавшись ответа, блондинка подхватила очередной куплет из «SmellsLikeTeenSpirit» и вместе с Глобусом растворилась в приглушенном свете и дыме.

Контакт был установлен. Правда сразу после этого, мне пришлось убеждать Серого, что тусоваться с подростками гораздо прикольнее, чем смотреть, как один, самый прыщавый из них, играет в приставку. Но убедить его не удалось. Поэтому в основном я один ходил по квартире и, то и дело, участвовал в разных забавах тогдашних подростков.

Болел за брюнета с первыми небритыми усиками, когда тот на спор должен был выпить целый литр пива. Внимательно слушал истории про какую-то их одноклассницу, которая обладает даром, но скрывает это и поэтому учится в обычной школе. Снова была игра в бутылочку, правда на этот раз я не участвовал, а лишь пристально наблюдал за всеми. Моей главной задачей было понять, что их увлекает и как можно это использовать себе во благо.

Первая мысль, которая пришла мне в голову была связана с клубами. Ночными клубами сейчас в городе и не пахнет. Первые появятся только через пару лет. Можно было бы стать первооткрывателем и сделать что-то подобное. Там даже и заморачиваться сильно не нужно. Бар для совершеннолетних и танцпол с хорошей музыкальной аппаратурой. Периодически привозить популярные группы на гастроли и срывать куш. Но это в долгосрочной перспективе. Однако вложения для этого нужны не маленькие.

Ладно. Нужно запомнить идею, но пока отложить в долгий ящик. Сейчас надо что-то такое, что даст этим подросткам возможность заработать деньги. Потому что пока им даже тратить нечего. В конце концов, это более благодарный и перспективный контингент, чем алкаши из «Союза».

— Пиво закончилось! — вдруг завыл брюнет с усиками, выкинул пустую алюминиевую банку на пол и заставил меня выключить магнитофон.

— Вы серьезно? — рыжая девица по имени Света, убрала помаду в женскую сумочку, сделала несколько отпечатков своих губ на листе бумаги. — У меня еще чуть-чуть осталось, — она взяла с подоконника бутылку и потрясла ее.

Глобус стоял у стены и сосался со своей Лизой, не замечая ничего вокруг. Тогда Гриша — так звали брюнета, — подошел к другу и дернул его за плечо.

— Бухло кончилось, Глобус, — недовольно простонал он в очередной раз.

Через «не хочу» брат Серого оторвался от своей спутницы и пошел на кухню. Полная тишина, позволила услышать, как сперва открылась дверь холодильника, а затем захлопнулась.

— Это правда, ребята. Запасы иссякли, — вышел он с печальной новостью и развел руками. — У кого что по деньгам? Можно скинуться и сбегать до ларька.

Все подростки, кроме прыщавого, который весь вечер не мог оторваться от приставки, принялись рыскать по своим карманам и отделениям в женских сумочках.

Спустя некоторое время брат Серого сидел на полу и раскладывал по стопочкам железные монеты. У них на всех даже ни одной бумажной не нашлось. Хотя, подозреваю, что девчонки не сильно хотят скидываться.

— Вы серьезно? — спросила Лиза. — Я думала, что вы позвали нас реально оторваться, а тут… Вечеринка полный отстой! Я ухожу. Света, ты со мной?

Блондинка взяла сумочку и пошла в сторону выхода.

— Постой, детка, — остановил ее Глобус, который явно рассчитывал на продолжение вечера. — Нам же и так весело, куда ты?

— Я хочу курить, Дима, — она достала из сумочки пустую пачку из-под сигарет и бросила ее на пол. — Если ты не можешь удовлетворить эту маленькую мою потребность, то сомневаюсь, что сможешь удовлетворить остальные.

Она пошла в прихожую, а Глобус ринулся за ней. Понимаю. Облом получается. Еще тот. Парень к этой вечеринке готовился не один день. Да и когда еще такой шанс выпадет в следующий раз?

— Я тогда тоже пойду, — начала подниматься на ноги Света.

Чувак с небритыми усиками тоже потерял дар речи. Сегодня обламывались все, кроме того, с приставкой. Его женщина требовала только электричества и дом Выхухлевых давал его в полном объеме.

Так, похоже вечеринке конец. Но думаю, что это мой шанс завербовать, по крайней мере, двух подростков. Тут еще и идея для небольшого бизнеса подъехала. Самое время.

— У меня есть деньги! — сказал я, залез в носок и достал оттуда тысячу рублей.

Брюнет с усиками замер в исступлении, затем повернулся к Свете и взял ее за руки.

— Вот видишь. Сейчас я схожу до ларька, и вечеринка продолжится! Глобус! Иди сюда! С Лизой. Мы бабки нашли!

Брат Серого вбежал в комнату размахивая ключами. За ним гналась Лиза и пыталась их отобрать.

— Ну, останься, детка! — умолял он, все время убирая ключи в последний момент, прямо перед тем, когда она уже должна была их схватить.

— Выпусти меня, Дима, а не то… — фыркнула она.

— Да, заткнитесь вы! — наконец докричался до своих друзей местный Якубович. — Бабки нашли, говорю же.

— Где? — Глобус поднял глаза и увидел у меня в руках тысячу рублей. — Откуда у тебя, мелкий?

— Какая разница? — я пожал плечами. — Вы продолжать вечеринку хотите или нет?

— Конечно! — он потянулся за деньгами, но я убрал их в сторону, подобно трюку с ключами.

— Сначала поговорим. С глазу на глаз, — я бросил взгляд сначала на Глобуса, а потом на Гришу.

Через пару минут мы сидели на кухне за столом. Мои собеседники допинывали бычки, оставшиеся в пепельнице, а я гладил кошку Серого, которая сидела у меня на коленях.

— Если я вам сейчас деньги не дам, то девчонки уйдут. Вы же понимаете это? — начал я.

Как хорошо разговаривать с теми, с чьими родителями дружит моя мать. Они не могут просто забрать деньги. Приходиться считаться. Да и компания этих панков гораздо нравственнее тех, кто грабит таких как я нынче на улицах.

— Не факт, что уйдут, — Глобус потряс ключами в своей руке.

— Ну закроете вы их здесь. Но того, чего добиваетесь, не добьетесь. Понимаете о чем я? — спросил я ухмыльнувшись.

Для ребенка я знал слишком много, но сейчас их это не сильно волновало.

— Ладно, — первым сдался Гриша. — Чего ты хочешь?

— Я отдам вам эту тысячу сейчас. Просто так, — начал я и глаза подростков загорелись. — Вы ее потратите и сегодня вечеринка продолжится. Но завтра снова все вернется на круги своя. Никаких денег, вечеринок и этого. Ну вы поняли. А хотите, чтобы у вас всегда было достаточно карманных денег?

Парни переглянулись. В их глазах невооруженным взглядом можно было увидеть скепсис.

Тогда я достал из носка еще пару тысяч. Теперь доверия стало больше.

— Что за дело? Где можно столько зарабатывать? — вовлекся Глобус.

— Ничего сложного, — ответил я. — У вас на балконе, кажется я видел два велика. Один у Серого, а другой твой?

— Конечно, — ответил Дима. — А че?

Я отдам вам эти деньги прямо сейчас, если вы пообещаете в ближайший месяц отработать их. И заработать сверху. Конечно, вместе со мной.

— Это как? — поморщился брат Серого.

— Ничего сложного. Просто нужно будет доставлять еду из кафе на дом.

— А? — Гриша хотел подробностей.

— Вот на такой пейджер будут периодически приходить сообщения по какому адресу и откуда нужно доставить еду. Вы садитесь на свои велосипеды, покупаете, например, четыре чебурека в «Союзе» и везете на улицу Пионерии пятьдесят два. Пока не знаю сколько, но за каждый такой заказ вы будете получать определенную сумму денег и будете вольны устраивать подобные вечеринки хоть каждую неделю. Как вам?

Я взял бычок у Глобуса и затянулся. Закашлялся и выкинул гадость. Лучше не начинать. И как я курил до этого целых пятнадцать лет?

— Это оттуда у тебя столько денег? — спросил Гриша.

— Можно сказать и так, — ответил я.

— Если я могу также, не вопрос. Я в деле, — Глобус сделал свой выбор.

— Ну, а ты? — я посмотрел на Гришу.

— Я же в группе играю… — начал мямлить он.

— Ты до старости девственником хочешь быть? — Дима стукнул друга по плечу.

— Ну, ладно. Месяц отработаю, а там посмотрим, — наконец сдался он.

Отлично! Удочка закинута. Доставка еды на дом. Если такое и существует сейчас, то очень неразвито и не популярно. С моими знаниями я смогу построить прибыльный бизнес. Занять вечно слоняющихся без дела подростков и дать им возможность улучшить свое финансовое положение чем-то, что проще работы на стройке или разноса газет.

Схема та же. Отправить мать, чтобы она подала объявления в известные газеты. Снять небольшой офис, в котором будут сидеть эти курьеры и как только будет поступать заказ, отправлять одного из них на доставку. Начальный капитал есть. Заведения с шашлыками и другой едой тоже. Надеюсь, попрет. В любом случае надо пробовать.

Парни получили свои три тысячи рублей и очень скоро вечеринка продолжилась. Серый давно улегся спать, вместе с тем, который весь вечер и ночь проиграл в приставку. Да и мне, если честно уже хотелось под одеяло.

— Ты куда? — остановила меня Лиза, когда я направлялся в комнату тишины и спокойствия.

— Спать, — ответил я.

— А как же страшные истории? — она схватила меня за руку выключила свет.

Я услышал скрип пола, а затем поднял глаза и увидел, как с кухни плывут два огонька, танцующих на свечах.

— Самое время для того, чтобы все присутствующие узнали парочку очень страшных историй… — голос Глобуса доносился из темноты.

Затем я увидел, как огоньки опускаются на ковер.

— Садитесь поближе к огню, — добавил брат Серого. — Сегодня я расскажу вам самую правдивую и страшную историю, которая произошла в нашем городе.

— Слушайте, я не любитель… — поморщился я и попытался вырваться из холодной хватки Лизы.

— Нет! — пронзительно вскликнула она, что я аж вздрогнул. — Мы все должны услышать эту историю.

Черт возьми. Глаза уже закрываются. Да и любителем подобных вещей, я никогда не был. Вроде подростки, а ведут себя как дети малые. Хотя…не припомню в каком возрасте мы с друзьями подобными вещами перестали увлекаться.

Глобус взял одну из свечей в руку и поднес к своему лицу. Теперь его круглая голова смотрелась действительно мистически.

— Эта история про коллекционера душ, — начал он.

— У-у-у-у-у… — подыграл своему другу Гриша.

Я хмыкнул себе под нос.

— Это произошло в тысяча пятьдесят пятом году…

— Почти пятьдесят два. Нет. Пятьдесят три года назад, — перебила рыжая.

— Не перебивайте, — Лиза стукнула подругу по руке. Похоже они с Глобусом тут единственные, кто получает истинный кайф от страшных историй.

— Да, давайте уже, — не выдержал я. — Спать охота. Рассказывайте и по кроватям.

— В середине двадцатого века в нашем городе родился один одаренный, — продолжил Глобус. — С виду обычный человек. С двумя руками и двумя ногами. Но душа его была чернее золы.

Я постарался приложить все усилия, чтобы не отпустить нить истории. У меня уже руки чесались разместить объявление и открыть еще один свой маленький бизнес, чтобы отправить этого рассказчика заниматься более полезным делом.

— Когда он был совсем младенцем, коллекционера душ подкинули в школу-интернат на Ленина. Да-да. Тот, мимо которого мы проходим каждый день, когда идем в школу. Ну, кроме бастарда.

Мои соседи по квартире похихикали и Глобус продолжил.

— Шли годы. Мальчик рос очень скрытным и странным. У него не было друзей. И с сотрудниками школы он тоже был немногословен. Беседе он всегда предпочитал рисунки. Все листы в его тетрадях были изрисованы непонятными символами. И вот однажды. Когда ему было десять лет, его застали среди ночи в лесу. За школой. Там он зверски сначала мучал, а затем убил бездомную кошку.

Что-что, а истории Глобус рассказывать умеет. Мурашки по коже. Но ведь брехня это все? Коллекционер душ. Ха.

— Сколько бы его не спрашивали о том, зачем он измучил до смерти бедное животное, он не отвечал. Как обычно зарылся в своих рисунках и ни сказал ни слова. Прошло еще несколько лет и чернота, которая изъедала его душу, вновь вырвалась наружу. На этот раз девочка. Да-да. Бедный ребенок из этой же школы вышел погулять и не вернулся. Злобные глаза коллекционера — последнее, что бедняжка видела перед тем, как тот повесил ее все в том же лесу. На том же самом месте, где когда-то убил бедное животное.

Громкий стук. Вздрогнули почти все в комнате. Только усатый рассмеялся, а затем поднял свою бутылку с пола и, получив очередной удар от короткостриженой, замолк.

— Но бедная кошка и девочка были пассажирами лишь первого вагона в его поезде смерти. Дальше стало еще хуже. После того, как коллекционера душ выпустили из тюрьмы, смерти продолжились. На том самом месте каждый месяц находили тела людей. Даже круглосуточный патруль не смог препятствовать этому. В комендантский час, с девяти до двенадцати ночи, когда все вынуждены прятаться, он возвращался и приносил очередную жертву.

— Дак почему коллекционер? — перебил я историю и остальные тут же своими цыками заткнули мне рот.

— Когда надежды на то, что убийцу поймают почти не стало, за дело взялся майор Зорин. Из службы по контролю магических сил. Его задачей было отлавливать одаренных, перешедших на темную сторону. И он рискнул собственной жизнью, чтобы поймать коллекционера.

Похоже до развязки истории еще далеко. Ну ладно.

— Непрекращающаяся слежка за лесом, где снова и снова находили тела помогла определить первого подозреваемого. Но когда его поймали, преступник заявил, что не помнит того, что происходило в тот день, когда его видели. И это еще не все. Вскоре поймали другого человека, и он тоже клялся, что не знает как попал в лес…

Я сглотнул. Очень похоже на способность моего отца.

— Как его звали? — перебил я рассказ Глобуса.

— Коллекционера душ?

— Да.

— Одна жертва, которой удалось выжить, утверждала, что его звали…

(обратно)

Глава 26 Коллекционер душ

— Лев, — разорвал ночную тишину голос Глобуса.

Бред! Полный! Вернее, одно и то же имя моего отца и этого психа — это не более чем совпадение. И чего я вообще напрягся? Надо дослушать чем все закончилось и идти спать.

— Жертва, которой удалось сбежать из подвала маньяка, — продолжал брат Серого. — Из первого попавшегося таксофона позвонила в милицию. На место происшествия тут же отправились все самые мощные силы. Спецназ, милиция, специальный отряд из ОКМС. Они ворвались в дом. Но! Внутри никого не обнаружили. Коллекционера и след простыл.

— Дак почему коллекционер, мать вашу? — не выдержал я.

Лиза сдержала смех, прикрыв рот кулаком. Короткостриженая подумала, что меня пугает сама история, но на самом деле, меня интересует нечто другое.

— В доме нашли целую коллекцию монет. Но не тех, которыми когда-либо пользовались люди. На этих монетах были изображены профили убитых в том лесу аристократов и бастардов. Да! Чертов псих ловил одаренных, чеканил монеты с их натуры, а затем приводил в лес и убивал.

Кто-то дунул на вторую свечу, стоящую в кругу и теперь только один крохотный огонек у лица Глобуса, разбавлял кромешную тьму.

— Но и это еще не все. Специалисты из службы по контролю за магией обнаружили еще кое-что интересное…

— Что? — на этот раз заинтересовалась Света. Услышав собственный голос, она тут же пришла в себя и встряхнула головой.

Это действие почему-то заставило всех рассмеяться. Но эйфория быстро прошла.

— В каждой такой монете были заточены души убитых аристократов!

Глобус одновременно с последним словом стукнул по полу, чем заставил напугаться слушателей. Я уже ожидал подвоха, поэтому даже не шевельнулся.

— С тех пор его и прозвали…Коллекционером душ! Говорят, он до сих пор ходит по тому лесу и ждет жертв, чтобы убить их и отчеканить очередную монету, которую положит в свою коллекцию…

Дурацкая история. Ничем не лучше тех, которые я слышал, переживая свое первое детство. И уж тем более, не имеет ничего общего с реальностью. Коллекционер душ, который сидел в тюрьме, но которого не знают, как зовут. Брехня, да и только. Таких логических не состыковок можно найти в этой вялой истории уйму. Пойду спать, а наутро забуду этот бред, как паршивый сон.

— Серый! — я будил спящего на втором ярусе двуспальной кровати друга. — Серый! Слышишь меня?

— Чего тебе? — он перевернулся на другой бок, скрепя матрасом над моей головой.

— Ты слышал историю про коллекционера душ? — я не мог уснуть уже битый час и решил обратить вопросы, терзающие меня, к своему другу.

— Ты про моего брата? Этот идиот рассказывает ее при каждом удобном случае, — неохотно ответил мой друг.

— Серый!

— Ну чего еще?

— Ты думаешь в этой истории есть хоть капля правды? — спросил я.

Мысль не давала мне покоя. Не позволяла уснуть. Если есть хоть мизерный шанс на то, чтобы узнать кто мой отец такой и что за способность я унаследовал, то я должен им воспользоваться.

Зачем этот человек убивал одаренных? Почему на одном и том же месте? Что с ним в итоге стало? Куда он пропал? Если это был мой отец, то почему все делают вид, что не знают этого? Или они и на самом деле ничего не знают и вся эта история выдумка чистой воды?

— Что? — Серый наконец окончательно пробудился и показал свою голову сверху.

— Я спрашиваю, как ты думаешь, в этой истории есть хоть капля правды?

— На том, месте построили обелиск, Костян, — сонным голосом ответил он. — Типа, памятника всем погибшим. Значит кто-то кого-то там точно убивал.

— Есть памятник?

— Я так и сказал.

— Мы должны сходить туда, — всполошился я. — Он далеко?

— Сходить туда? На кладбище? — поднял брови Серый.

— Значит там сейчас сделали кладбище? Ну и ладно. Значит надо сходить на него. Ты со мной?

— Сейчас? — мой друг удивился еще больше.

— Нет. Завтра. Ближе к вечеру. Когда там будет меньше народу.

— Но зачем?

Парни еще не знают моего секрета. Не знают того, что я могу управлять телами других живых существ, прямо как этот коллекционер. Думаю, что Серому я могу открыть правду. Хотя… это может оказаться большой ошибкой. Но мне надо, чтобы кто-то проводил меня до того памятника, сам я устану искать это место без навигатора двадцать первого века.

— Мне кажется, что коллекционер душ приходил к одному и тому же месту не просто так, — сказал я. — Есть там какая-то загадка. И мы можем ее разгадать.

Глаза Серого заблестели в темноте. Что мне нравится в детях, дак это то, что им не нужна какая-то глобальная причина для того, чтобы сказать да. Тайна, небольшой секрет, который мы можем раскрыть — этого достаточно для того, чтобы на следующий день сесть на велосипеды и поехать на кладбище, находящееся на другом конце города.

— Ладно, ответил Серый. Сейчас еще и погода сносная. Можно даже на великах. Жендоса с собой возьмем?

— Если поедет, — пожал плечами я. — А теперь давай спать.

Я отвернулся к стене и закрыл глаза.

— Ну ты и даешь, Костян. Сам меня разбудил и теперь спать улегся?

Я не ответил.

Серый ворочался всю ночь, пытаясь уснуть, раз за разом разрывая и мой сон. Но, худо-бедно, в итоге мне удалось выспаться.

На следующее утро мы позавтракали, условились встретиться на площадке во дворе в пять вечера, и я пошел домой.

Еще только поднимаясь по подъезду, я услышал, как беспрестанно звонит телефон. Промелькнула мысль, что мать готовит поесть и не успевает поднять трубку. Но я тут же отбросил ее. Слышно очень хорошо. Это не может доноситься с моего этажа.

Но преодолев еще несколько пролетов я увидел, что дверь в мою квартиру приоткрыта.

Ускоряю шаг. Поднимаюсь, хватаясь за поручни и перешагивая сразу по несколько ступеней. Притормаживаю прямо перед тем, как влететь внутрь. Опасаюсь. А если там кто-то есть? Нужно быть осторожным.

Толкаю дверь. Вижу, как остатки деревянной стружки осыпаются на бетонный пол. Дверь выбили — сомнений нет. Телефон продолжает звонить. Делаю шаг внутрь. Пол предательски скрепит под ногой, но никаких звуков, кроме попугая, кричащего из своей клетки, не слышу.

На старых обоях в коридоре следы крови. Валяется погнутая ложка для обуви. Кошка выбегает из-за угла и принимается тереться об ноги. Значит дома никого нет. Она бы не выбежала так сразу. Явно голодная.

Прохожу на кухню. На столе стоит недопитая бутылка водки. В пепельнице окурки «Примы». В тарелке с хлебом пепел. На полу разбросаны осколки посуды. Стоит еще одна порция стылого супа.

Здесь был отчим. Дверь выломана. Значит мать не сама пустила его. Он буквально ворвался в квартиру. Но затем они мило сидели и бухали на кухне? Конечно, мать могла спустить ему с рук взлом. А затем в пьяном угаре все-таки устроить ссору. Начать психовать, разбив свою тарелку, из которой не успела доесть. А потом началась потасовка. Черт… Мое сердце сжалось, как только я вспомнил вид следов крови в коридоре. Только не мама. Я не могу снова потерять ее.

Но делать выводы рано, Костя. Кровь еще не означает, что кто-то погиб. Надо сперва посмотреть, что творится в других комнатах?

Захожу в комнату матери. Все вверх дном. Даже матрац вспорот. Подушки. Книги из серванта все выброшены на пол. Ящики перевернуты и валяются тут же. Если это отчим, то возможно он искал деньги.

Когда я уже хотел сбросить вызов, телефон наконец перестал звонить. Опускаю глаза. На полу валяется блокнот с записями по клинингу. Последняя запись на субботу через две недели. Жаль, что я не добавил графу с временем поступления заявки, чтобы вести учет звонков. С этим столбиком было бы проще контролировать принимающего звонки. И так, я бы узнал, когда она в последний раз поднимала трубку. Но я не думал, что такой элемент контроля понадобится так скоро… Ладно, пора навестить детскую комнату.

Захожу. И здесь беспорядок. Учебники с тетрадями разбросаны по всей комнате. Одежда в шкафу вся скинута с вешалок. Но, кажется, ничего не пропало. Все свое добро я ношу в своем рюкзаке. А остальное здесь — просто хлам.

В мою голову закрадывается еще больше сомнений. Зачем отчиму понадобилось искать деньги в моей комнате? Прежде он этого не делал. Только если бы не нашел наличные у матери. Но неужели она не позвонила в милицию? Она ведь не могла так просто позволить ему разгуливать по квартире? К тому же телефон подключен и работает. Никто не обрывал провода.

Доносится еще один звонок. Возвращаюсь в комнату:

— Алло? — отвечаю и задерживаю дыхание.

— Фунтик! Серый сказал, что вы сегодня собираетесь на кладбище. Это правда?

Это Жендос. Все в порядке. Только вот он очень не вовремя.

— Да, — отвечаю я, не теряя ни секунды и до сих пор осматриваю комнату.

— Кру-у-у-у-у-то! — реагирует Жендос. — Я иду с вами.

— В пять на площадке, — холодно отвечаю я и сбрасываю вызов.

Тут же набираю ноль два.

Милиция приехала быстро. Они позвали соседей в качестве понятых и составили протокол. Сейчас следователь сидел на кухне напротив меня и крутил в руках четки.

— Почему ты думаешь, что твой отчим может быть не при чем? — спросил он с легким южным акцентом.

— Потому что мать не села бы с ним пить, после того как он выломал дверь.

— Ты думаешь, что она пила одна? А почему тогда тарелки две? И рюмки?

— Вы не поняли, — я поднял на него глаза. — Отчим точно был здесь. Об этом говорят и выкуренные сигареты. Однако не он тут все верх дном перевернул. Поверьте, мать отдала бы ему деньги сама.

— По-твоему, сюда кто-то вломился, когда твои мама и дядя Леша что-то праздновали на кухне?

— Можно сказать и так.

Милицейский сделал вид, что что-то записал на листе, вложил его в папку и встал.

— Тебе есть куда сегодня пойти? — спросил он. — Ближайшие родственники?

— Бабушка, — кивнул я. — Я уеду к бабушке.

Понятно, что никуда я не собираюсь. Но и хвост в виде ментов мне не нужен. Еще не хватало, чтобы они пристроили меня в какой-нибудь детский дом.

— Ну хорошо, — следователь поправил кепку и убрал свои четки в карман. — Напиши мне номер телефона твоей бабушки и поживи пока с ней. Как только что-то станет известно я дам знать.

Я взял листок, написал номер и передал следователю.

— Ну все, сынок, — сказал он. — Ты не переживай. Может быть через час твоя мама вернется домой. Оставь на всякий случай записку о том, где ты. Чтобы она не вызывала милицию в очередной раз для того, чтобы теперь найти тебя.

Он кашлянул в свои усы и покинул мою квартиру.

Некоторое время я сидел и просто пялился на кошку, поедающую свой «Вискас».

Я злился. Злился о того, что вместо совершения семимильных шагов к своим целям я двигаюсь очень медленно, потому что кто-то постоянно вставляет мне палки в колеса. От того, что я не смог уберечь своих родных от опасностей мне было не по себе. Сначала сестра, а теперь мать. Два самых дорогих мне человека просто пропали и теперь я не знаю где их искать.

Но что я мог сделать? Еще быстрее заработать денег на новые паспорта и обезопасить их? Не знаю. Кроме спортивных ставок, на которые тоже нужен начальный капитал мне и сейчас ничего толкового в голову не приходит. Выходит, это должно было случиться. Как бы я не пытался что-то исправить и единственное, чем я могу им помочь — спасти. Сделать новые паспорта и уехать из этого проклятого города.

— Костян? — послышалось из коридора.

Я поднял глаза и увидел Жендоса с Серым. Они вошли через открытую дверь.

— Уже десять минут шестого… Что произошло? — спросил один из них.

— Мать пропала, — ответил я железным голосом.

Пацаны, хоть и мелкие, но все поняли. Они молча сели за свободные стулья. Какое-то время молчали. Лишь Жендос немного поиграл с кошкой, но очень скоро перестал.

— Мы…пойдем? — спросил он, когда молчание стало тяжелым.

— Ты че? — Серый стукнул его по плечу. — Куда? Че, не видишь?

Я прокрутил в голове лица и образы тех, кто мог лишить меня моих родных. Отчим. Отомстить ему за все, что он сделал моей матери было недостаточно. Он будет возвращаться сюда, пока я не поставлю его на место раз и навсегда. Парфеновы. Семья аристократов. Они тоже могут быть замешаны в этом деле. Вступив в клан Германна, под защиту Аввакума Ионовича попал только я. А его сын? Егор по прозвищу Кипяток. Вряд ли он мог пойти на этот шаг, чтобы отомстить мне. Или, опять магия крови?

— Черт… — я схватился за голову.

— Я же говорю, — Серый посмотрел большими глазами на Жендоса. — Оставь его в покое.

— Нет-нет, — поспешил продолжить я. — Я без понятия как могу сейчас помочь своей матери. К тому же, может быть действительно она просто уехала по делам, и я зря переживаю. Поехали. Я хочу съездить на кладбище.

— Ты уверен? — Серый поднял брови.

Наверное, сейчас у меня есть только одно преимущество против тех, кто ведет со мной скрытную войну. Это хладнокровие. Уже однажды потеряв своих близких, я могу взять себя в руки и попробовать что-то изменить, вместо того чтобы рыдать ночами напролет. А то место, где коллекционер душ приносил в жертву людей, может открыть передо мной тайну моего отца. Ведь он тоже умел затачивать души одаренных в разных предметах. Как и я. Как бы чертовски сложно не было, я должен собраться.

— Уверен, — ответил я.

Велосипед. Одна из первых покупок, которую я сделал, заработав свои первые деньги в этом мире. В детстве у меня его никогда не было, в отличие от парней. Но теперь мы могли все вместе быстро добраться до Южного кладбища и не думать о том, что нужно успеть на последний транспорт перед тем, как наступит комендантский час.

— Далеко еще? — канючил Жендос, когда мы пробирались среди каменных и железных надгробий.

Запал пропал. После нескольких километров кардио, Жендос захотел домой, сидеть на диване и играть в приставку. Но назад пути не было.

— Нет, — ответил Серый. — Тут у меня прабабушка похоронена. А до нее мы почти дошли. От ее могилы видно обелиск. Да! Вот и он! За теми деревьями!

Увидев свою цель, пусть даже частично, мы ускорили шаг. Чем хорошо новое кладбище, дак это тем, что здесь нет заросших троп. Легко можно добраться из пункта А в пункт Б, обходя каменные и железные надгробья. Чем мы сейчас и занимались. Смущала только стая ворон, беспрестанно кружащаяся над нами.

— Вот он, — Серый первым вышел к обелиску. Мы с Жендосом шли следом.

Черная мраморная плита, на которой выбиты имена тех, чьи тела нашли на этом самом месте. Скамейка для желающих почтить память жертв. Клумба с увядшими цветами.

— Что мы хотим здесь найти? — спрашивает Жендос.

— Не знаю, — отвечаю я и подхожу ближе к плите.

Парни еще продолжают переговариваться, но мой слух занимает какой-то протяжный гул. Я слышал его и до того, как мы подошли к памятнику, но теперь он кажется мне громче. Думаю, что я не ошибался. Здесь есть что-то такое, что как бы зовет меня. Играет в своеобразную версию игры «горячо или холодно». Чем ближе я подхожу, тем сильнее становится этот звук.

— Нам сюда, — произношу я и с трудом слышу собственный голос.

Ступая по траве и скользя на сырой глине, обхожу обелиск.

— Вы это видите? — спрашиваю я.

— Разрыв? — вопрошает Серый. — Сколько сейчас времени?

— Пол седьмого, — отвечает Жендос. — Откуда тут разрыв?

Что-то внутри меня так и заставляет прикоснуться к небольшой светящейся трещине, повисшей в воздухе. Медленно тяну руку.

— Что ты делаешь? — хватает меня за плечо Серый, но я не поддаюсь. Желание сильное. — Постой! А что если это…

Но я не слышу, что он говорит. Боковым зрением вижу, как парни пытаются меня удержать, но все тщетно. Во мне теперь столько силы, что я вообще не чувствую сопротивления. А сам не хочу останавливаться. Я уверен, что за прикосновением скрывается разгадка прошлого моего отца и этого коллекционера душ. Одно касание и я все узнаю.

(обратно)

Эпилог

Я не помню, как это произошло. Но однажды в школе я ухватился за оголенный провод, через который меня шандарахнуло током. Ощущение не из приятных. Но самое паршивое настигает тебя потом. Тошнота. Головокружение. Желание распластаться на полу и выпустить наружу все внутренности.

Вот и сейчас, когда мои пальцы дотронулись до разрыва, меня пробрало так, словно напряжение было куда мощнее, чем двести двадцать. Словно все электричество вселенной в один момент прошло сквозь меня, но я почему-то не испустил дух. Я продолжал стоять и пялиться перед собой, не в силах пошевелиться.

В один момент мне захотелось повернуться и проверить, тут ли еще парни. Я сделал усилие, но не смог. Еще раз. Тщетно. Я в оцепенении.

Ветер начинает подниматься и с каждой секундой сильнее трепать ветви деревьев за разрывом. Спустя еще несколько секунд, я вижу, как из-под моих ног выползает белый туман. Под воздействием все тех же порывов он смешивается с густым ниоткуда взявшимся дымом. Я принюхиваюсь. В воздухе пахнет гарью. Но до сих пор ни одного движения сделать не могу.

Черный туман заполоняет все вокруг, пока я совсем не теряю зрение и не начинаю закашливаться. В приступе кашля я машинально поднимаю ворот футболки и натягиваю его на нос. И только теперь осознаю, что вернул возможность двигаться.

— Парни? — оборачиваюсь.

Никого. Пустынная земля, утыканная надгробьями. Это не мой мир. Если исключить каменные плиты, простирающиеся на много километров вперед, нет ничего общего. Ни дерева, ни куста. Ни солнца, ни луны.

Крик. Истошный. Дикий. Поворачиваю голову направо. Из-за холма вырывается свет исполинского пламени. Такого мощного, что его достаточно, чтобы превратить тьму в сумерки.

Если бы я не перестал ходить в церковь по воскресеньям, после того как мои родители развелись, то возможно сейчас решил бы, что попал в ад. А так как веры во мне не больше, чем повидла в пончиках девяностых, в существование преисподней я не верю. Стало быть, делать нечего. Нужно идти вперед и попытаться найти выход.

Ступаю по сожжённой земле, наплевав на пыль, которая витает в воздухе, забивается в легкие и оседает на моих всегда начищенных ботинках. Тени, отражаются от яркого пламени и пляшут, кажется, на самих небесах. Вернее, на черном беспросветном полотне, нависшем над этим местом.

Крик, который заставил меня встрепенуться и занервничать несколько секунд назад теперь превратился в сотни таких воплей и больше не вызывает дурных эмоций.

Чувствуя себя хоббитом, пробирающимся в Мордор, я забираюсь на холм, ложусь и выглядываю из-за него точно солдат, опасающийся получить пулю в лоб.

Разрыв. Огромный. Размером с двухэтажное здание. За ним полыхает исполинская стена пламени, обжигая тысячи морд монстров. Заграждению нет конца и края. Горящая стена простилается на километры и теряется за горизонтом. Изуродованные сущности, непохожие ни на одного зверя, которого я видел прежде, визжат на преграду, мешающую им пройти. Это орда. Нет. Целая тьма чудовищ.

Чего они ждут? Команды? Этот огонь не дает им пройти. Тогда почему они не используют портал? На что надеются? Что стена пламени потухнет, и они смогут прорваться? И что они вообще такое, черт возьми?

Еще один крик. На этот раз позади меня. Оборачиваюсь. Медленно. Стараясь не делать резких движений. Сердце колотится. Нутром чую, что вляпался по самое «не хочу». Боковым зрением вижу еще одну орду чудовищ. Они бегут прямо на меня. Замираю.

Что я могу сделать? Размахивать кулаками? Пытаться сотворить магию? Сопротивляться такой орде все равно, что…пытаться апперкотом свалить каменную статую. Если меня ждет вот такой конец… Что ж. Дерьмово. Но попытаться спрятаться…тут попросту негде. Монстры настигнут меня через минуту.

Трудно быть трусом после собственной смерти. Глупо пытаться сбежать от того, что тебя уже однажды настигло. Но мозг все равно передает эти импульсы в тело и ладони начинают потеть, слюна все равно копится во рту, так и заставляя тебя сглотнуть. И чем ближе приближаются эти твари, тем сильнее желание просто побежать, поддавшись инстинкту самосохранения.

Закрываю глаза, как учила меня когда-то бабушка. Делаю глубокий вдох и считаю до трех, чтобы привести мысли и тело в порядок. Сосредоточиться. Открываю.

Чудовища совсем близко. Настолько, что теперь я могу рассмотреть их.

Это настоящая армия. Среди монстров есть великаны. Обезображенные, словно инопланетные огромные черви с двумя руками и ногами, они ступают в мою сторону и сотрясают землю с каждый шагом. Монстры с восьмью щупальцами, передвигаются в первом ряду. Они первыми попробуют подавить мое сопротивление и на этом, в общем-то все закончится. Безобразных тварей не описать всех до единого. Природа или сам создатель был в бреду, когда сотворил их.

Сжимаю сильно кулаки и жду встречи с армией. Закрываю глаза, когда монстры оказываются на расстоянии вытянутой руки. Жду боли. Удара. Хотя бы чего-то что послужит проводником на тот свет. Но ничего не происходит. Поднимаю веки.

Орда чудищ проносится мимо, словно не видит меня перед собой. Нет. Они видят. Обходят. Обтекают как вода камень. Не трогают.

Оборачиваюсь. Река из монстров впадает в тот океан чудовищ, который уже столпился перед разрывом. Что-то грядет. Что-то, несомненно, грядет.

(обратно) (обратно)

Михаил Липарк Коллекционер душ Книга 3

Глава 1 Кто этот новенький?

— Значит ты думаешь…что был у Великой русской стены, только за завесой? — Серый сидел на кровати моей сестры, напротив меня, и гнул козырек своей кепки.

Свирепая бычья морда под надписью «Chicagobulls» смотрела на меня с его головного убора и как будто тоже ждала ответа.

— Вы сами сказали, что такой огромный разрыв существует только за стеной, — развел руками я. — А почему она покрыта огнем? Думаю, что материал, который вплавляют в ставни и в эту…стену, выглядит для существ с той стороны примерно так. Именно пламя не позволяет монстрам пройти сквозь преграду и оказаться по эту сторону.

— Ты думаешь, что именно русская стена мешает чудищам добраться до тех разрывов, которые появляются каждый день в городах? — вклинился в наш разговор Жендос, пережевывая во рту бутерброд с салом.

— Это моя версия, — ответил я.

— Значит вся эта толпа монстров копит силы, чтобы ворваться в наш мир и попробовать прорвать Казачью заставу? — Серый почесал свой шрам.

— Опять же, я так считаю. Могу ошибаться, но мы все равно должны как-то предупредить тех, кто несет там службу. Подготовить одаренных к битве. Боюсь, это все, что мы можем сейчас сделать.

Мои друзья погрузились в молчание на минуту. Может больше.

— Можно попробовать написать письмо, — наконец сказал Серый. — На почте получится узнать адрес. Я видел, что там даже марки продаются с изображением Казачьей заставы.

— Это самый верный способ, — кивнул я. — Я напишу письмо и отправлю его на север. На этом наша миссия будет закончена. Спасибо парни, что сходили со мной на кладбище.

— Фигня, — отозвался Жендос. — Мы ведь так и не узнали ничего о коллекционере. И зачем он убивал людей возле разрыва, который ведет к Казачьей заставе.

— У меня есть идея, — шмыгнул носом я. Кажется, поднималась температура. — Глобус говорил про жертву, которой удалось вырваться из лап коллекционера. Нужно найти эту девушку и поговорить с ней. Может она поможет собрать нам этот пазл?

— Ты думаешь вся эта история…не выдумка? — поднял брови Жендос и потеребил мочку своего оттопыренного уха.

— Надо проверить.

— Я могу попробовать узнать ее имя, — Серый надел кепку на свои сальные вьющиеся волосы.

— По рукам, — я встал с кровати, чтобы проводить парней к выходу.

— Мы не остаемся у тебя на ночь? — заканючил Жендос.

Я посмотрел на свои «Montana», надетые на левую руку. Половина девятого. Отрицательно помотал головой.

— Кажется у меня температура, пацаны. Вам лучше по домам, вы еще успеваете до начала комендантского часа.

Нехотя, но парни все-таки засобирались домой.

Я вышел из дома вместе с друзьями, чтобы дойти до круглосуточной аптеки и купить все необходимое для того, чтобы быстро встать на ноги. «Терафлю», которое я привык пить при каждом подобном случае в будущем, в аптеке не оказалось. Вернее, о нем тут вообще ничего не слышали. Поэтому я закупился обычным парацетамолом, анальгином, сиропом от кашля и аскорбинкой.

Весь следующий день я провел дома, пытаясь побороть простуду. Это оказалось куда легче, чем я думал. Мой детский организм справился с хворью так быстро, что я мог бы обойтись и вовсе без таблеток. Старые традиционные способы — подышать вареной картошкой и горячее молоко с медом, вполне бы справились за один день.

Вот они, преимущества молодого организма. Меня и похмелье не будет мучать лет эдак до двадцати восьми. Однако и разум сейчас другой. Не готов я спускать дни напролет на светские вечеринки и тусовки. В первую очередь хочу сделать жизнь своих близких счастливой.

Впереди меня ждала неделя каникул и я не терял попусту время. Мне все еще нужно было как можно быстрее заработать на поддельные паспорта, чтобы начать новую жизнь, когда получится отыскать мать и освободить сестру.

Сперва пришлось поменять номер телефона в объявлении по уборке на домашний Клавдии Петровны, а затем расширить штат бабушек, работающих на меня клинерами. Замена оператора прошла почти незаметно. После этого, чтобы увеличить свои доходы, я начал раскручивать курьерскую службу. «Доставка на двух колесах». Доставку по городу всего, что помещалось в рюкзаке на спине курьера.

Глобус, брат Серого, привлек своих знакомых велосипедистов, они своих, а те своих. Достаточно быстро мне удалось закрыть начальные требования к штату и запустить рекламу в газете.

Дело пошло. Правда пришлось превратить свою квартиру в притон для подростков с приставками, официальным разрешением дымить — все равно все шторы были прокурены от пристрастия отчима к «Приме», — но зато, как только приходил заказ, один из парней тут же отправлялся на доставку. Следующим шагом будет — подкопить денег, чтобы открыть бизнес официально. Тогда можно будет закупить пейджеры, посадить операторов, и при поступлении заявки рассылать курьерам сообщения о заказе. Тот, кто первым перезвонит в офис, за тем и будет закрепляться заказ. В общем, дел невпроворот. Поэтому мне срочно нужно найти достойных людей, которые могли бы этим плотно заниматься, пока я хожу в школу и продолжаю развивать свои магические способности.

Неделя каникул за всеми этими далеко недетскими делами пролетела незаметно. Девятого ноября я с трудом продрал глаза, чтобы встать в школу.

(обратно)

Глава 2 Позолоти ручку

Дверь туалета хлопает, а Всеволод, а если быть точнее — Владлен, грозным тоном приказывает убраться из помещения всех, кто там находится.

Я подхожу к раковине, включаю воду и умываюсь.

— Ты же понимаешь, что, если расскажешь кому-нибудь, что я…это не совсем я, тебе не поверят, — становится у меня за спиной аристократ и прожигает затылок взглядом.

Я смотрю на него в зеркало. Изучаю.

— Но ведь зачем-то ты привел меня сюда? — выключаю воду и вытираю руки о грязное вафельное полотенце, висящее на крючке.

— Удостовериться, что ты не попытаешься.

— Если скажешь мне имя аристократа, который забрал тело моей сестры, я готов притвориться, что не заметил подмены, — наваливаюсь на стену и скрещиваю руки на груди.

Кажется заварушка и без того намечается не маленькая. Старший брат Кипятка в теле главного врага своего отца и главный конкурент своего брата в борьбе за престол. Все интереснее и интереснее. Но это не мое дело. Сейчас жизнь Машки куда важнее этих переселений душ.

Кто-то начал стучать в дверь туалета. Мы не обращали внимания.

— Дак, кто завладел ее телом? — напираю я.

— Ладно. Я скажу. Но если ты когда-нибудь проболтаешься о моем маленьком секрете, я сделаю твою жизнь невыносимой.

— Только давай без угроз, — перебиваю я и ухмыляюсь. — Иначе мне так и хочется проверить, что под «сделаю твою жизнь невыносимой» ты имеешь ввиду. Дак что с сестрой, Владлен? Как только ты назовешь имя, ты вновь станешь Всеволодом.

— Ладно, — выдохнул аристократ. — Ее зовут Эра Ангельская.

— Аристократку? Которая в теле моей сестры?

— Да.

— Где она?

— Я знаю только имя. Но, я думаю, тебе не составит труда пройти по ее следу. Аристократы в обществе, как бельмо на глазу.

Прозвенел звонок. Стучащийся все это время в дверь туалета, детским не сломавшимся голосом, выругался матом и ушел.

— Хорошо, — я прикусил нижнюю губу. — Я сдержу обещание. Идем.

Оставшийся учебный день мне было не до уроков. Мне так и хотелось сбежать и скорее узнать, что это за Ангельская, где ее найти и как можно вытряхнуть ее душу из тела моей сестры. К слову, Баконский с Клаус спелись. Уже во время урока Щитознания они договорились пойти в зоомагазин после школы, а по лицу моей рыжей соседки по парте, то и дело начала пробегать глупая улыбка. План сработал.

Как только прозвенел звонок с последнего урока, я вышел из школы и отправился в центральную библиотеку. Место не новое, но других способов узнать о прошлом этой Ангельской мне в голову не пришло.

Очень скоро я оказался на трамвайной остановке. Прошло не меньше получаса, прежде чем понял, что сегодня трамваи не ходят. И интернета нет, чтобы посмотреть с какого и по какое время. Однако, в ту сторону ни один вагон тоже не проехал, а значит все перекрыто. Нередкая история для девяностых и открытых остановок, где даже объявление повесить некуда. Ладно. Пойду пешком.

Путь до библиотеки был не близкий. Но я сразу вспомнил, как легко мог преодолевать дальние расстояния в этом возрасте, только чтобы не тратить последние деньги на проезд, а сэкономить их на фруктовый лед летом или жвачку зимой. Делать нечего. Значит пешком.

Прогулка пошла на пользу. Пока я срезал расстояние через лог с крутым спуском и подъемом, помогал какой-то бабуле набрать воды из родника, давал немного наличных бомжам, которых не видел в своем мире уже, кажется, целую вечность, я дошел до центрального рынка. Заходишь на него с одной стороны, выходишь с другой, переходишь через дорогу и оказываешься перед статуей Ленина, за которой и открываются двери в национальную библиотеку. Последний рывок. Пока буду внутри, хоть ноги отогрею. Ботинки на мне, явно не для русской зимы.

— Постой, дорогой! — кто-то хватает меня за руку, как только я оказываюсь на окраине торговых рядов. Оборачиваюсь. Невольно хмурюсь.

Это цыганка. Черт. Не люблю я эти встречи. А деньги им из принципа не даю. Мало что ли простых людей пострадало от их гипноза? Одним рывком вырываюсь и иду вперед.

— Дай погадаю тебе, малец! — кричит мне в след. — Тяжелая судьба у тебя!

Ухмыляюсь, ныряю между палаток.

— Сестру не найдешь, покуда не будешь по сторонам смотреть!

Останавливаюсь. Ухмылка спадает с моего лица. Оборачиваюсь. Цыганка подскакивает и хватает мою руку. Гладит пальцами по ладони, но смотрит в глаза. Не отводит взгляда. Смотрю в ответ.

Женщина за сорок. Хотя…что там поймешь под красным платком и в юбке, которая скрывает все до самой земли? Черные, как космическая дыра глаза, редкие усики над верхней губой. Но пальцы нежные. Гладит подушечками ладонь и улыбается, показывая свои золотые зубы.

— Что там про сестру? — спрашиваю я.

Цыганка улыбается еще шире.

— Были бы серьги, а уши найдутся… — лезет в нагрудный карман моего пиджака.

Хватаю ее за кисть и убираю.

— Я сам, — достаю из носка сто рублей и протягиваю.

Забирает и пихает себе в бюстгальтер.

— Хороший ты парень. Не первую жизнь живешь. Родным помочь хочешь. Добрый. А у вас сигаретки не найдется? — останавливает прохожего и забирает у него всю пачку «Явы».

Тот слегка недоумевает, но уходит, под ее нескончаемые благодарности и пророчества.

Женщина с вьющимися черными кобыльими волосами, прикуривает сигарету и выдыхает дым прямо мне в лицо.

— Я денег вам дал. Вы обещали на вопросы ответить, — напоминаю я и оглядываюсь. Начинаю сомневаться в том, что правильно поступил, когда остановился. Ей же только деньги нужны. Мало ли что она там наплетет.

— Жадному золото сниться, а голодному — хлеб…

— Ясно. Обычный развод. Бывайте! — начинаю уходить.

— Стой! — останавливает меня. — Все скажу. И кем был и кем станешь. Купи хлеба детям и вся правда твоя. Клянусь тебе, сынок.

— Сначала расскажете, потом куплю, — достаю еще одну сотню. — Ну?

— Дай мне свою ладонь, мальчишка, — снова касается руки и на этот раз ее взгляд устремляется прямо на ладонь. — Расскажу тебе все…

Хмурится. Изучает.

— Сестра твоя в большой беде. Не своей жизнью живет. Уезжать будет. Так, что ты ее не догонишь…

— Как не догоню?

— Если отпустишь — не вернешь. Выручать ее надо.

Тоже мне открытие. То, что цыганка какие-то вещи видит — сомнений нет. Да толку от этого не много.

— Где мне искать ее, скажете? — спрашиваю.

— Дорогой той, которой шел иди и найдешь.

Черт. Ну развод же, ну. На кой я тогда вообще тут стою, если той же дорогой идти нужно? Ну раз уж остановился, может чего дельного про мать скажет. В этом мире магия все-таки есть. Может и цыгане не только деньги считать умеют.

— А мать?

— Ты мне на сестру денег дал. Про мать разговора не было.

Протягиваю еще сотню.

— Смотрите матушку.

Цыганка ухмыляется и сверкает золотыми зубами. Смотрит на ладонь.

— Мать тебя рано оставила. Уйти хочет, да ты ее не отпускаешь.

— Без намеков, — сжимаю зубы. — Как ее найти?

— Если сама не вернётся, ты ей не поможешь.

Что и следовало ожидать.

— Давайте так. Скажете, где искать сестру, дам еще столько же, — достаю пятьсот рублей одной бумажкой, протягиваю и сую женщине в карман платья.

Глаза цыганки расширяются.

— Флорика меня зовут, — взбудоражено произносит она и внимательно смотрит на ладонь. Ведет по ней пальцем.

— Костя, — без энтузиазма в голосе представляюсь я.

Замолкаем. Слышу, как издалека, из ларька с аудиокассетами доносится песня «Красок». Машина скользит по гололеду. Собака из сектора деревянных домов за забором на кого-то лает. Вдруг Флорика вздыхает.

— Что там? — поднимаю на нее глаза.

— Бери свои деньги, — бросает мне купюры и начинает уходить.

Я не двигаюсь. Смотрю ей вслед. Вдруг она останавливается. Медлит. Оборачивается и подлетает ко мне вплотную. Так, что я чувствую ее дыхание.

— Горе на мир обрушишь, если неправильно свои силы используешь! — шипит она на меня. — Мать не ищи. Она сама тебя найдет, если сможет! Сестру спасти шанс есть, но я в это дело вмешиваться не стану!

Затем цыганка снова вырывает у меня деньги, мнет их в кулаке и уходит.

— Вот так дела… — бурчу себе под нос и смотрю, как она исчезает в толпе проходящих по торговому ряду людей.

Но что-то она все-таки увидела… Надо хвататься за ниточку, пока она есть. Машку вытаскивать надо.

— Стойте!

Бегу вслед за цыганкой. Никогда бы не подумал, что окажусь тем, кто гадалку преследует, а не убежать от нее пытается.

Пробираюсь сквозь толпу, ориентируясь на мерцающий красный платок. Цыганка выходит с рынка и ныряет в поток переходящих дорогу людей, возвращающихся с утренней смены на городском заводе.

Бегу за Флорикой, стараясь не упустить из виду. По пути отмахиваюсь от забулдыг, которые разложили старые кассеты, фонари и другой антиквариат прямо на бордюре и продают все по одной цене. Собираюсь перебежать дорогу, но большой «КАМАЗ» сворачивает во двор и перекрывает мне путь. И видимость. Застревает. Дрейфует на льду. Жду несколько секунд, психую и обегаю его. Озираюсь.

— Черт…

Ушла. Вокруг ходят только редкие прохожие в пуховиках и старых советских шубах. Но красного платка нигде нет.

Торопливо иду вперед, все еще осматриваясь и пытаясь найти хоть какой-то след. Останавливаюсь у арки, ведущей во двор. Чувствую запах дыма. Опускаю взгляд. Окурок еще дымящейся сигареты. Сажусь на корточки и поднимаю фильтр. «Ява». Значит цыганка свернула во двор. Ныряю следом.

Старый советский двор. Несколько турников на детской площадке, песочница и качели. Два гаража построенных прямо во дворе — их снесут через пятнадцать лет, видимо не найдя документов, разрешающих постройку. Лишь бездомный гремит чебурашками у мусорных баков, да вороны каркают, перекликаясь друг с другом на старом дубе возле гаражей.

Прохожу глубже. Уже начинаю сомневаться, что цыганка зашла сюда. Но уходить сейчас — поздно. Если она пошла в другую сторону, я уже не догоню. Нужно, по крайней мере, все тщательно проверить тут.

За гаражами единственное место, где можно спрятаться. Если, конечно, не забраться на дерево или не зайти в один из подъездов. Но она бы не успела до них добежать.

Захожу за гараж. Вонь бросается в нос, едва я успеваю заглянуть за него. Ну, конечно. Это излюбленное место для каждого прохожего для того, чтобы справить нужду. Единственное чем тут не пахнет — Флорикой. Хотя…Это что такое? Пятьсот рублей, которые я засунул цыганке в карман? Видимо, не достаточно глубоко.

Наклоняюсь и подбираю. В это время вороны на дубе начинают каркать еще громче. Поднимаю глаза. Птицы столпились на карнизе старой железной постройки и пялятся на меня. Я убираю купюру в карман.

В этот момент десятки ворон срываются с места и закручиваясь в едином порыве, поднимают в воздух смерч из мусора, снега и черт знает чего еще. Машинально закрываю рукой лицо, чтобы защитить глаза, а когда убираю ладонь вижу Флорику. Вот это фокус.

— Зачем преследуешь меня, мальчишка? — огрызается женщина и протягивает руку, чтобы получить свои деньги.

— Костя. Меня зовут, — достаю деньги, протягиваю, но не выпускаю. — Хочу, чтобы вы помогли мне сестру найти.

— Я не хочу иметь дел с аристократами, бастард, — огрызается она.

— Пять тысяч.

— Что?

— Я дам вам пять тысяч, если поможете мне.

Цыганка задумалась. Деньги. Что еще может больше замотивировать?

— Деньги сейчас.

— Нет, — мотаю головой я. — Когда собственными глазами увижу сестру.

— Откуда у тебя столько?

— Какая разница? Платить я могу, вы сами видели.

— Хорошо! — шипит Флорика, кажется, противясь самой себе. — Мне нужна будет какая-нибудь вещь девчонки.

Я впадаю в ступор. Кажется ничего такого у меня с собой нет, но если сейчас отпущу гадалку, то потом вряд ли найду.

Снимаю с плеч рюкзак. Расстегиваю молнию и начинаю перебирать вещи. Дневник, тетради, учебники, тамагочи, императорские фишки… Черт. Ничего, что принадлежало бы Машке.

— Ничего нет? — ехидно интересуется цыганка, бросая свою тень, на раскиданные вещи. — Дым без огня не живет.

— Стойте! — я вспоминаю о том, что кое-что у меня все-таки есть.

Вскоре после пропажи сестры, я обнаружил в учебнике по Порталогии фотку Машки. Одну из тех, которыми Кипяток тряс перед моим носом, чтобы разозлить. Она затерялась среди страниц учебника, и я все забывал избавиться от нее. В конце концов я засунул фотографию подальше под обложку учебника и больше не вспоминал.

— Фото подойдет? — я достал снимок своей сестры, и протянул его Флорике.

Цыганка не ответила. Она взяла фотографию в руку и пристально посмотрела на нее. Накрыла ладонью второй руки. Закрыла глаза.

Молчание затянулось.

— Я сама найду тебя! — вдруг сказала она.

Я уже хотел открыть рот, чтобы задать свой вопрос, но вдруг раздался хлопок, скрывший женщину в черном дыме, из которого тут же вылетели вороны. Цыганка испарилась. Птицы поднялись высоко в небо и разлетелись по разным сторонам. Фотография осталась лежать на снегу.

— Сами найдете? Надеюсь, это правда… — хмыкнул я себе под нос.

Я присел на корточки и подобрал со снега фото. Разорвал его на мелкие части и выбросил в мусорный бак, прежде чем покинуть этот двор.

Пока я шел обратно, трамваи начали ездить, и я смог уехать домой. Вернее, в притон подростков, которые не покладая рук, доставляли посылки по всему городу на благо своего кармана и моего будущего.

— Я уже думал, не достучусь, — выдохнул я, когда спустя несколько минут беспрерывного пинания по перетянутой кожей деревянной двери, мне открыл Глобус.

У подростка на голове были большие наушники и поэтому он вряд ли слышал меня.

— Ты по вибрации понял, что я стучусь? — я вошел в квартиру и бросил рюкзак на тумбочку.

— Чего? — брат Серого снял один наушник, и до меня донеслись звуки тяжелого рока.

— Кто еще здесь? — спросил я.

— Гитарист и Лиза на телефоне.

— Понятно.

Гитарист, это тот самый парень, который постоянно зависал перед теликом, играя в приставку и самым последним брал заказы. Я его недолюбливал. Он был здесь скорее ради тусовки, а не ради денег, что мне очень не нравилось. А вот Лиза импонировала мне с нашей самой первой встречи. С первого поцелуя. Хм.

Я снял плащ и прошел внутрь даже не снимая обувь.

— Привет, красавчик, — улыбнулась мне подруга Глобуса своими красными губами и тут же отвлеклась на звонок. — Здравствуйте, меня зовут Елизавета! Как могу к вам обращаться?

Я кивнул в ответ. Работа кипит. Махнул Гитаристу и прошел на кухню.

Подошел к плите и снял крышку со старой чугунной сковородки. Яичница с жареной колбасой. Вчерашняя. Совсем высохла. Открыл морозильник. Пачка пельменей в картонной упаковке. «Русские». Бросил взгляд на подоконник. Там стояла недавно купленная мной микроволновка. Она поделила подоконник со стопкой газет, которые мать использовала вместо наполнителя для кошки, и цветочным горшком.

— Что ж. Яичница будет быстрее. По ресторанам похожу, когда вырасту, — буркнул я себе под нос и засунул в печь тарелку со своим ужином.

Пока блюдо дня кружилось вокруг себя в микроволновке, я взял в руки газету, лежащую сверху стопки, и принялся читать.

Телепрограмма. Подумать только! Дисней клуб, армейский телемагазин, смехопонорама и реслинг на тнт. Сколько я времени провел, смотря эти передачи на своем верном черно-белом «Сапфире»? При всех его недостатках, у этого маленького телика есть одно большое достоинство — его можно утащить в любую часть квартиры и смотреть там. Пожалуй…это неплохая идея.

Я взял телевизор, согретую еду и переместился в свою комнату. Закрылся на защелку, которую поставил тут на прошлой неделе, чтобы иметь хоть какую-то возможность уединиться. Включил.

Каналов было немного, поэтому я остановился на ОРТ и смотрел «Угадай мелодию». Ну как смотрел. Скорее происходящее на экране было для меня как белый шум, но во всяком случае создавало настроение.

— Я угадаю эту мелодию с трех нот! — сказал кто-то с экрана, но стук в дверь заглушил его.

— Чего? — я схватился за черную кнопку на телевизоре и убавил звук.

Никто не ответил. Стук раздался снова. Еще более тревожный.

— Что случилось? — я открыл дверь и раскрыл рот от неожиданности.

(обратно)

Глава 3 Вперед, «Торпедо»!

— Что с тобой случилось? — я невольно морщился при виде Гриши, на котором живого места не было.

Это тот самый брюнет с подростковыми усиками, с которым я познакомился на вечеринке у Глобуса. Сейчас его лицо было одно сплошное месиво. Засохшая кровь, правая рука висела неподвижно, словно была сломана или жестоко перебита. Одежда вся грязная. Да что одежда, он сам еле держался на ногах.

— Я попал в аварию, — ответил он, жутко шепелявя.

Я усадил его на Машкину кровать, попросил принести обезболивающее и вызвать скорую. Лиза справилась со всеми заданиями очень быстро и уже несла керамическую чашку и аспирин. Гриша запил таблетку, стараясь не касаться разбитыми губами краев кружки и посмотрел на меня.

— Как это произошло? — спросил я.

— Светофор сломался. Я клянусь…я ехал на зеленый… — ответил он и коротко простонал от боли. — Но водила Москвича тоже доказывает, что ехал на зеленый.

— Хм… — я почесал подбородок.

Уверен, что и тот, и тот говорят правду. А светофоры могли повести себя так только по одной причине. В их работу мог вмешаться кто-то из электроников. И, кажется, я догадываюсь кто это. Только один из этого проклятого клана привык вставлять мне палки в колеса.

— Глобус, — я поднял глаза на брата Серого, который стоял рядом. — Вы кому-нибудь трепались о том, что работаете курьерами?

— Конечно, мелкий.

— Нет. О том, что работаете на меня?

Дима Выхухлев скривил лицо.

— Я лучше вообще ничего говорить не буду, чем болтать о том, что работаю на десятилетку.

— А кто-нибудь из наших? — спросил я и бросил взгляд на Лизу.

Девчонка задумалась и неопределенно покрутила ладонью.

— Сложно сказать. Сегодня первый учебный день. Это мог быть кто угодно.

Ясно. А ведь я предупреждал каждого, что мое имя вообще никак не должно светиться в их разговорах. Знал, чем это может обернуться. Но кто-то все равно сдал меня Кипятку. Но что теперь сделаешь? Не будешь же искать крысу и наказывать. В конце концов все они — всего лишь дети. Можно только провести собрание и пообещать какую-нибудь премию за сохранение тайны. Как это будет работать? Надо подумать…

— Что с доставкой? Она цела? — спросил я.

Гриша отрицательно помотал головой.

— Что там было?

— Десять килограмм свинины с восточного рынка.

— Это мы компенсируем, — я пригладил челку и посмотрел на своего телефонного оператора. — Лиза, свяжись со всеми курьерами и скажи, что сегодня в восемь вечера собрание.

— Хорошо, — ответила короткостриженая и тут же удалилась из комнаты.

— Глобус, присмотри за Гришей. Как только приедет скорая, отправляй его в больницу. Не хватало еще, чтобы у него осложнения какие-нибудь начались, — я перевел взгляд на потерпевшего. — Дай мне адрес. Я сам отвезу посылку.

Курьер достал окровавленную бумажку из кармана и передал мне.

Я обошелся без долгих прощаний, вытряхнул все учебники из своего портфеля и поехал на восточный рынок за мясом, чтобы тут же отвезти его по адресу.

Пока я рассекал по слякоти на своем уже не новом велосипеде, в моей голове зрел план того, как можно избавиться от Кипятка раз и навсегда. Ну не понимает парень, что трогать меня не надо. Значит поедет на Казачью заставу и проверит, не вырвались ли монстры из своего логова. А уж я постараюсь его туда отправить поскорее.

Остаток дня прошел более или менее спокойно. Я отвез мясо и провел собрание для своих курьеров. Ну как собрание. Просто пообещал прилюдно хорошо вознаграждать всю команду по итогам каждого месяца, если не произойдет никаких происшествий. Не знаю, насколько это поможет, но они, итак, воспринимают меня не слишком серьезно. Больше я ничего сделать не могу. Сейчас.

Уже на следующий день я пошел воплощать свою главную мечту. Избавляться от Кипятка… Ну и играть в футбол.

Футбольная секция находилась в соседней от моей школе. Еще в мою первую жизнь все, кто хотел более или менее серьезно заниматься футболом, записывались туда. Она была не для одаренных, но также, как и в моем мире, имела сносный стадион и тренера. Благодаря чему в нее записывались все школьники с округи и определялись в одну команду. Торпедо.

В свое время отличный футболист из меня не получился. Может потому, что я ходил заниматься всего раз в месяц, а может потому, что в детстве меня не слишком интересовал футбол. Однако уже со студенческого возраста, мы с друзьями стабильно два раза в неделю ходили играть в спортзал и навыки — не знаю как с координацией, — но навыки у меня теперь были. По крайней мере, в голове. Оставалось только проверить достаточно ли этого, чтобы спровоцировать Парфенова.

— Сегодня в нашей команде три новичка! — объявил тренер, когда я и еще два парня зашли в раздевалку.

Парфенов поднял на меня глаза и поморщился. Антропов же только посмотрел на своего друга, пожал плечами и принялся снова натягивать гетры на ноги.

Кудрявый черноволосый тренер в очках с толстыми линзами подвел нас к шкафчикам и произнес:

— Через пять минут начнется тренировка. Не успеете переодеться — вы не приняты.

Я тут же сбросил с плеч рюкзак и начал снимать одежду, в отличие от нерасторопного полного парнишки, который был в нашей команде новичков третьим. Кажется уже в этот момент он передумал заниматься футболом. Второй же — длинный и с косичкой на затылке не отставал от меня.

— Ты че здесь забыл, Фунтик? — Кипяток сел возле меня на скамейку и принялся завязывать шнурки на своих кедах.

— А эта команда только для аристократов? — ответил я и надел на ноги потрепанные черно-белые кеды.

Насколько помню именно этим летом мы с Серым и Жендосом начали гонять мяч во дворе. Благо кеды после одного сезона не износились и мне не пришлось ехать на рынок за новыми.

— Это команда для тех, кто умеет играть в футбол и хоть что-то из себя представляет, — огрызнулся Парфенов.

— Ты тогда что тут делаешь? — ухмыльнулся я.

Кипяток уже собирался открыть рот, но раздался звук свистка Арсения Петровича, и все футболисты побежали в зал.

Сперва тренер приказал размяться, потом мы бегали по кругу. Затем несколько минут отрабатывали удары, рывки и другие приемы, пока наконец тренер не предложил нам разделиться на две команды и сыграть друг против друга.

Парфенов был капитаном, вместе с другим блондином. Каждый из них по очереди выбирал игроков себе в команду. Естественно, Кипяток выбирал кого угодно, но только не меня. Так, мы с толстяком и парнем с косичкой остались последними.

— Эй, как тебя зовут? — спросил блондин, указав на меня.

— Костя, — ответил я.

— Пойдешь ко мне.

Кипяток усмехнулся и выбрал в свою команду длинного. Широкий достался нам. На ворота. Теперь оставалось только показать себя. А вернее спровоцировать Парфенова.

Команды по шесть человек разошлись по своим сторонам поля. Меня поставили в защиту. Как любого новичка, чьи умения не вселяли надежды. Арсений Петрович поднес свисток к губам и когда уже хотел свистнуть, огромные скрипучие деревянные двери в спортзал отворились, а на пороге появился высокий мужчина в длинном пальто.

Этот мужик был не просто высоким. Он был огромных размеров. Настоящий Халк. Великан. Кто угодно, но не обычный человек.

Он медленным грузным шагом подошел к трибуне и уселся на одно из мест. Я видел, как тренер кивнул гостю. Тот кивнул в ответ.

— Кто это? — спросил я у толстяка, которого поставили на ворота.

— Ты че, никогда не видел Александра Николаевича? — пробубнил он.

— Александра Николаевича?

— Ну, Парфенова.

Тут до меня начало доходить. Папаша Кипятка приехал за сыном, чтобы увезти его домой после тренировки. А заодно посмотреть, какие успехи на этом поприще у его сына. Есть возможность убить сразу двух зайцев. Или разозлить. Но у меня уже все отобрали, чего теперь бояться?

Тренер свистнул, и игра началась. Пока моя команда атаковала я внимательно осмотрел аристократа.

Громила, больше похожий на орка, а не на человека. Он носил густую черную бороду, его голова была полностью лысой, а на глазах были темные очки. Темные очки, когда на улице снег…

Я не успел закончить свою мысль. На меня несся Кипяток, ловко управляясь мечом. Он прокинул его в сторону, а сам налетел на меня больно ударив плечом прямо в подбородок. Мы свалились на пол. Раздался свисток.

— Нарушение! — крикнул тренер.

— Я ничего не делал! — на эмоциях выпалил я.

— Блокировка! Штрафной! — не слушал меня Арсений Петрович.

Я услышал медленные хлопки. Парфенов старший аплодировал своему сыну. Я проглотил обиду. Все равно тренера не переспорю.

— Соберись, новичок! — прикрикнул на меня капитан, которому тоже было десять, но строил он из себя мужика не младше тридцати.

Команда Кипятка разыграла штрафной и забила гол. Наш вратарь, даже не думал приходить на вторую тренировку — мяч пролетел у него прямо рядом с ногой и мгновенно вызвал негодования моей команды. А потом все они бросили на меня осуждающие взгляды и разыграли мяч с центра.

Игра продолжалась еще минут двадцать. Счет был равный, а я так и не показал на что способен.

Все просто. Я выбрал выжидающую тактику. Хотел произвести максимальное впечатление и усыпить бдительность противников. Несмотря на нашего вратаря, мяч до ворот доходил не так часто, поэтому нам удавалось сохранять паритет.

— Штрафной! — вновь свистнул тренер и я занял место в стенке.

К мячу подошел Кипяток. Он дождался сигнала от тренера и пнул. Но мяч прилетел мне прямо по лицу. Я упал на деревянный пол и схватился за нос.

Ко мне тут же подбежали товарищи по команде и потрепали по щекам. Я все время забываю, что нахожусь в теле ребенка и более уязвим к подобным вещам.

— Нормально, — ответил я и снова увидел ухмыляющуюся физиономию Парфенова. Это он специально, говнюк.

Когда все разошлись по своим местам Кипяток прошел мимо меня и шепнул:

— Еще немного и будешь как тот курьер, — ухмыльнулся он, и не дожидаясь ответа убежал на свою половину поля.

Теперь все карты раскрыты. Теперь я точно знаю кто виноват в том, что Гриша оказался под машиной. А сейчас он пытается вытравить меня из команды, как последнего неудачника. Ну ничего. У меня есть козыри в рукавах.

— До последнего гола и в раздевалку! — объявил тренер и добавил мотивации обеим командам.

Мой выход.

Команда соперников отобрала мяч и передала его Кипятку. Это было не впервые, потому что они чувствовали с моей стороны более слабое место в обороне.

Однако на этот раз я немного согнул ноги и попятился назад. Не знаю учились ли они уже этому здесь, но такая техника обороны в будущем считалась самой эффективной.

Все еще светясь от удовольствия, Парфенов продвигался вперед в надежде обвести меня или опять нарушить правила, как следует зарядив мне по челюсти. Но я не позволил.

В один момент я делаю рывок вперед и выпинываю у него мяч из ног. Он отлетает к моему товарищу по команде — блондину. На капитана тут же накидываются сразу несколько защитников, перекрывая возможность передачи вперед. Меня не закрывает никто. Кому нужен новичок, правда? Тот нехотя отдает мне мяч.

Чувствую ногой легкий спортивный снаряд. Не очень привычно для моей маленькой ступни, но в целом…

Кипяток накидывается на меня. Я успеваю откинуть мяч в сторону, перекидывая его через ногу соперника и сам перепрыгиваю через нее.

— Сюда! — кричит блондин, прося у меня передачу.

Вместо этого я прокидываю мяч себе на ход. Защитники из команды Кипятка, которые все это время перекрывали моих нападающих, только на подходе к их воротам смекают, что я не собираюсь отдавать мяч и нападают на меня. Сразу вдвоем. Я останавливаюсь. Делаю обманное движение, показывая, что побегу в одну сторону, а сам прокидываю мяч в другую. На замахе убираю последнего защитника — он в подкате прокатывается мимо, и я остаюсь один на один с вратарем. Высоким новичком с косичкой.

Удар. Мяч без сопротивления залетает в сетку. Свисток. Аплодисменты товарищей по команде. Удар сзади по ногам. Я падаю на пол и хватаюсь за колени.

— Егор, ты что делаешь?! — тренер подбегает ближе и хватает Кипятка за руку.

— Я думал я успеваю, — весь краснея от злости отвечает он.

Тренер смотрит на папашу Парфенова и отпускает своего игрока. Достает красную карточку и показывает ее моему обидчику.

— Дисквалифицирован! Всю следующую тренировку будешь бегать на стадионе!

Кипяток в сердцах пинает мяч и уходит в раздевалку. Парфенов старший встает с места и выходит на улицу. Я смотрю ему вслед.

Блондин со своими друзьями поднимают меня на ноги, хлопают по плечу и уводят с поля. Получилось.

Я уже вышел из душа и вытирал голову, когда в раздевалку зашел тренер.

— Хорошо сегодня поработали, ребята! — сказал он и похлопал всем присутствующим. — Через месяц стартует городской турнир. Хорошие призовые и возможность показать себя для больших команд из столиц. Как всегда, приедут скауты из всех больших клубов. Из Москвы, Питера, Казани. В первую очередь предпочтение будут отдавать одаренным. Но и у остальных есть шанс. Так что в будущем месяце отнеситесь к тренировкам серьезнее.

— Да, тренер, — в разброс ответили дети.

— Ракицкий!

Арсений Петрович позвал меня. Я обернулся. Все еще с полотенцем на голове.

— Да?

— Сегодня ты хорошо показал себя. Твоя техника в нападении оказалась лучше любого из команды, — похвалил он меня. — Занимался где-то?

— Только во дворе.

— Ясно. Ну если ты продолжишь играть в том же духе, то будешь основным нападающим на турнире.

— А я? — в недоумении завопил Кипяток.

— А ты… — тренер осмотрел раздевалку, подбирая слова. — Если ты продолжишь ломать своих товарищей по команде, то будешь сидеть на скамейке до самого выпуска. Ну все. Всем спасибо. До пятницы!

И тренер покинул раздевалку.

Напряжение, которое повисло здесь, можно было ножом резать. Большинство детей быстро собрали свои вещи и ушли. Я уже думал, что сейчас меня ждет очередная стычка со своим главным врагом, как вдруг с улицы послышалось несколько протяжных гудков. Отец Кипятка уже терял терпение. Тогда Парфенов с Антроповым быстро собрали свои вещи и убрались из раздевалки. Я выдохнул.

Начало положено. Если мне удастся занять место в основном составе, то малолетний засранец точно не переживет этого. Самый верный способ спровоцировать его на магию крови — заговорить мне ноги или на что он еще горазд? Осталось только держать планку.

Я возвращался домой по дороге, которая шла вдоль трамвайных рельс. До комендантского часа оставалось еще немного времени, поэтому я торопился по темной улице, изредка попадая под фонари.

— Костян! — из неоткуда донесся голос Жендоса, а следом за ним несколько раз прогремел звон трамвая, заставляя бродячих собак громко лаять.

Я обернулся. На колбасе уезжающего в противоположную сторону транспорта ехали два моих друга. Они тут же спрыгнули на рельсы и побежали ко мне.

— Ты куда пропал? — раскрыл широко глаза Жендос. — Мы как не позвоним, трубку какая-то девка берет.

— Вы, наверное, о Лизе, — пожал плечами я и посмотрел на Серого. — Тебе брат не рассказывал?

— Последнюю неделю мы почти не видимся. Но он говорил, что сейчас где-то работает.

— Вы многое пропустили… — я указал на дорогу перед собой, и мы двинулись в сторону дома.

Пока мы шли я вкратце рассказал о том, чем сейчас занимаются подростки, которые каждый день встречаются в моей квартире и о последних приключениях в школе.

— Дак значит ты можешь занять место Кипятка в Торпедо? — поинтересовался Серый.

— Надеюсь. По крайней мере, есть все шансы.

— В-о-о-о-о-т круто будет! — протянул мой второй друг. — Значит цыганка еще не возвращалась? Я слышал о таких. Они могут иголку в стогу сена найти. Мама так говорит. Но доверять им нельзя.

— Да я и не доверяю. Получится — хорошо. Не получится, значит что-нибудь другое придумаю.

— Значит маму твою не она нашла? — вдруг спросил Серый.

— Что? — я остановился и посмотрел на него.

— Я ее видел сегодня в продуктовом у дома. Вы еще не виделись?

(обратно)

Глава 4 Супергероика

Я добежал до своего дома так быстро, словно до этого не отпахал целых полтора часа на футбольной тренировке. Уже через несколько минут я поднимался по своему подъезду, слыша позади тяжелое сопение запыхавшихся Серого и Жендоса.

— О, мелкий! — вздрогнула от неожиданности Лиза, открыв дверь прямо перед моим носом. — Я как раз никак не могла найти ключи, чтобы закрыть квартиру. Хорошо, что ты пришел…

— Где мама? — я убрал девчонку в сторону и ворвался внутрь.

Свет, везде кроме коридора, уже был выключен. Поэтому я мгновенно нащупал выключатели и люстры на потолке осветили сначала комнату матери, затем мою.

— Где мама? — повторил я вопрос, вернувшись в прихожую и весь дрожа от напряжения.

Лиза провела своим взглядом сперва по мне, а затем по моим друзьям, которые исходя потом уселись на тумбочку в коридоре и тяжело дышали.

— Твоя мама нашлась? — широко открыв глаза, спросила девушка.

— Серый говорит, что видел ее сегодня в продуктовом, — я посмотрел на своего друга.

Тот кивнул в ответ.

— Я не выходила отсюда с самого утра. Решила не ходить сегодня в школу, — ответила она. — Но никто, кроме парней не приходил.

— Ничего не понимаю… — я снял с головы шапку, прошел на кухню и уселся на табуретку, все еще хорошо видя тех, кто был в коридоре.

— Может тебе показалось… — начала Лиза, но не успела договорить. В дверь постучались.

Я в надежде вытянул шею.

— Договорились же через десять минут, — подъездное эхо разносило голос Глобуса. — Прошло уже двадцать. Мы так и до комендантского часа не успеем…

Лиза бросила на меня вопрошающий взгляд.

— Все нормально, — махнул я рукой. — Идите.

Как только дверь захлопнулась, Серый с Жендосом сняли обувь и прошли ко мне на кухню.

— Ты уверен, что это была она? — спросил я у своего друга.

— Стопудово, Костян, — покивал он и поморщился при виде пробегающего таракана. — Мы даже поздоровались.

— И ты у нее ничего не спросил?

Он отрицательно покачал головой и добавил:

— Я ж не думал, что она не приходила домой…

— Она пьяная была?

Серый пожал плечами.

На кухне повисла тишина. Лишь ветер задувал через открытую форточку.

— А что, если попросить ту цыганку отыскать твою маму? — спросил Жендос и залез пальцем в пиалу с вареньем. Облизал его.

— Она и сестру не хотела искать, — с досадой в голосе произнес я. — А про мать…про мать сказала, что та сама меня найдет.

Снова молчание.

— Ничего не понимаю, — первым заговорил я. — Почему она скрывается? Почему не дает о себе знать? Что делала возле дома, если даже не зашла, чтобы написать мне…Хотя бы. Чертову. Записку?!

Я ударил по столу от собственного бессилия. Нервы были уже на пределе.

Всю прошлую жизнь я обижался мать как раз за то, что ей было плевать на собственного сына. За то, что она любила меня только тогда, когда ей было удобно. И всегда я списывал это на алкоголь. На ее зависимость от него. А что сейчас? Что двигает ей, когда даже теперь она так поступает?

Может быть я зря нагнетаю? Может она просто сбежала с отчимом. Но почему тогда ничего не сказала? Может все-таки стоит найти дядю Лешу и спросить что ему известно?

Зазвеневший будильник вырвал меня из мыслей.

— Девять! — встрепенулся я. — Похоже вы сегодня ночуете у меня. Серый, закрой ставни в моей комнате, я на балкон. Жендос, все остальное.

Я заторопился на балкон, все еще погруженный в мысли о матери. Прошел через комнату, запинаясь о разбросанные на полу настольные игры, пустые банки из-под «Пепси-колы», теннисные мячи, «йо-йо» и другие вещи, с помощью которых курьеры коротали время до следующих заказов. Подошел к балкону.

Прежде чем закрыть дверь, которая была настежь открыта весь день, чтобы постоянно проветривать помещение от табачного дыма, я закрыл глаза и глубоко вдохнул свежего воздуха. Следующие три часа сидеть в духоте.

Вдруг послышался пронзительный детский плачь. Он доносился до меня сквозь ночную тишину и десяток звуков опускающихся ставней соседей. Я открыл глаза и посмотрел сквозь тонкие ветви березы, растущей прямо под балконом на запорошенную снегом площадку. Несколько разрывов уже мерцали во дворе, а тени медленно выползали из них наружу.

— Ты чего? — Серый положил руку на мое плечо, чем заставил меня вздрогнуть.

— Слышишь это? — я приложил палец к губам.

Серый прислушался.

— Эээ…кажется, еще один ребенок не успел домой к началу комендантского часа.

В этот самый момент что-то сильно громыхнуло, а посреди площадки образовалась небольшая голубая светящаяся сфера. Внутри нее и находился ребенок. Теперь его было видно.

— Похоже, это девочка… — я сжал зубы. — Сфера вокруг нее. Что это?

— Похоже на щит. Правда… Сейчас такой щит уже никто не использует. Он не позволяет сблизиться с противником. Думаю, ее родители где-то недалеко и помогают ей таким образом. Вряд ли она сама смогла создать его.

Души, выползающие из порталов, надвигались на беззащитного ребенка, словно толпа оголодавших зомби. От их вида девочка закричала, попыталась отойти, но уперлась в собственную защиту. Начала плакать еще громче.

— А если нет? — спросил я.

— Что нет?

— Что, если этот щит создали не ее родители, а она сама?

— Только если… — начал Серый, но тут же передумал. — Нет. Она еще и читает-то, наверное, с трудом. Это невозможно.

— Надо бы помочь… — пробубнил я себе под нос. — Девчонка, кажется, еще младше нас. Может можно куда-нибудь позвонить, чтобы за ней приехали?

— Вся помощь приедет только после двенадцати. Если эта девочка сама не поможет себе — или ее родители, — то никто не поможет. Закрывай! Души уже летят на свет!

Серый дернул меня за плечо, закрыл дверь, а затем ставни.

Теперь я стоял посреди комнаты и думал.

Дилемма. Маленькая девочка. Потерянная и напуганная. Посреди пустого двора. Насколько хватит этого щита? На все три часа или в один момент сфера исчезнет, и ребенок станет очередной жертвой этих сущностей, бродящих по улице? Достаточно ли во мне безразличия, чтобы просто сидеть тут и ждать того момента, когда она издаст последний, истошный крик? Нет. Может быть я еще не понял насколько серьезна эта проблема с порталами в этом мире, но сидеть здесь, когда я могу ей помочь — не вариант.

Только вот один я точно ничего не сделаю. Нужны Знаки. Магия. Желательно помощь еще одного одаренного. Серого.

— Ты куда? — Жендос догнал меня в коридоре. — Совсем того, что ли?

— Там, на улице, ребенок остался. Надо помочь, — я накрутил шарф вокруг шеи.

— Мы сами еще дети, Костян! — Серый догнал меня и перегородил путь. — Нельзя на улицу. Ей уже не поможешь!

— С чего ты взял? — я натянул ботинки и встал перед другом.

— Души уже заполонили улицу.

— Но я ведь однажды выжил, — припомнил я один из случаев, когда Кипяток и Антропов заперли меня в старом доме.

— Тебе повезло, — отмахнулся Серый. — Сейчас нельзя.

Я прикоснулся указательным пальцем к губам, заставив всех замолчать. В тишине снова каждый из нас смог расслышать плач девочки.

— Она там, — замотал я головой. — Надо помочь.

Затем я посмотрел на своих друзей. Убеждать их выйти на улицу к душам бессмысленно. Их глаза полны страха. Но…они всего лишь дети и если сказать им правильные слова, то скорее всего они не только отпустят меня, но и пойдут вместе со мной.

Я выдохнул.

— Серый. Кто твой любимый супергерой? — спросил я.

Ощущение такое, точно обзавёлся двумя детьми, которых у меня никогда не было, а не друзьями. Но что поделать. Кажется, я начинаю привыкать.

— Бэтмен, — немного погодя ответил одаренный.

— Фу-у-у! Бэтмен отстой! У него вообще нет сверхспособностей. Вот супермен — другое дело! — воскликнул Жендос и снова макнул малец в пиалу с вареньем, которую теперь повсюду таскал с собой.

— Неважно кто. Супермен или Бэтмен, — начал я. — Как вы думаете. Если бы кто-то из них услышал детский плач, он бы отсиживался в безопасном месте, как последний трус?

Я до последнего не верил, что это сработает. С моего первого детства прошло так много времени, что теперь я и не понимаю насколько для меня были важны те или иные вещи. Помню только, что мог завязать покрывало вместо плаща на шее и часами изображать из себя супергероя, бьющегося со своими врагами. Хотел ли я на самом деле быть супергероем? Наверное. Готов ли был ради этого взглянуть страху в глаза? Не знаю. Вот и посмотрим.

Парни молчат.

— Я понимаю, что вы боитесь выйти. Но кто вам сказал, что мы не вернемся? Мы с тобой одаренные, Серый. У нас есть способности. Жендос сможет прикрывать нас с балкона. Отвлечь внимание или подсказать что-то. Ну? Давай! Как Бэтмен и Робин. Выйдем во двор, спасем ребенка и станем героями. Ну?

Пауза.

— Но способности нельзя применять вне стен школы… — наконец ответил мой друг.

— Кто нас увидит? Все попрятались в своих домах и нос высунуть боятся. Им даже на девочку плевать. Ну? Давай! Каких-то десять минут, и мы герои!

Серый посмотрел на Жендоса, кажется, ожидая одобрения. Самому принять такое решение было невероятно сложно.

— У меня нет силы, — сказал мой второй друг. — Поэтому мне реально придется остаться дома и помогать вам отсюда. Но если бы была, я бы не зассал.

Сработало. Я знал, что Жендос как раз бы зассал. Но перспектива стать героем и при этом не рисковать самому, была ему по душе.

— Десять минут, говоришь? — медленно проговорил побледневший от страха Серый и почесал свой шрам.

— Хорошо. Только если быстро… — все также неуверенно добавил он.

Есть! Маленькая победа. Помощь одаренного нужна была мне сейчас больше всего. Того, кто кроме меня сможет дать отпор душам. Если честно, без него вряд ли бы я сунулся туда. Но теперь у нас появлялся реальный шанс.

— Тогда нужно разработать план, — сказал я, и не снимая надетых ботинок прошел в свою комнату. — Жендос, посмотри, девчонку. Ее до сих пор защищает эта сфера?

— Да! — он почти молниеносно открыл ставни увидел светящуюся голубую сферу и закрыл их снова.

— Хорошо, — я достал из ящика своего ламинированного письменного советского стола тетрадь. — Нужно подготовиться, — я посмотрел на другого одаренного. — Нарисовать Знаки, которые помогут нам.

— Давай, — Серый вырвал листок из тетради и взял одну из ручек со стола. — Что рисуем?

— Жаару. Огненный шар всегда пригодится, — предложил я.

Серый кивнул. Ручка в его руке ловко задвигалась над листочком, вырисовывая линии куба и треугольника. Сразу видно — старшеклассник. Жаару он нарисовал буквально за минуту.

— Дальше? — спросил он.

— Давай еще одну. Чтобы у каждого из нас было. Если разделимся.

— Тогда сразу будем рисовать всего по два. Есть у тебя переводная бумага?

Я на секунду задумался о том, что это такое, а потом вспомнил, как в будущем с помощью такой вот бумаги в некоторых заведениях мне выписывали квитанции. Заглянул в ящик стола и достал оттуда два черных листа. Теперь дело пойдет быстрее.

— Готово! Что на счет Ауранды? — спросил одаренный.

— Ау…ра…что? — поморщился я.

— Вы должно быть еще не изучали его. Но Знак очень полезный… — Серый принялся рисовать на листке волны и одновременно объяснять мне действие нового Знака. — Когда активируешь его, у тебя будет ровно двадцать секунд на то, чтобы спрятаться…

— Что он делает?

— Открывает разрыв. А этот разрыв засасывает все души в радиусе десяти метров. Десяти тире пятнадцати. Действует как бомба замедленного действия.

— Класс! А почему я до сих пор о нем не знал?

— Может пятиклассникам его не дают, потому что вы еще не готовы им пользоваться… Если не успеешь укрыться, то подвергнешься мощной радиации. Нарисую один. Для себя.

— Рисуй для меня тоже, — настоял я и протянул другу копировальный листок.

Серый неохотно, но согласился.

На рисование Знаков у нас ушло минут десять и уже скоро мы стояли на пороге моей квартиры и раздавали друг другу последние инструкции.

— Тебе хорошо видно площадку, Женя, — я протянул другу старый бинокль, в который мы в прошлой жизни часто подсматривали за соседями и добавил: — Если увидишь какую-то опасность, посвяти рядом с нами лазером.

Я протянул своему лопоухому другу лазерную указку.

Давно я не держал в руке этого маленького золотистого предмета с крохотной кнопочкой, способной направить красный луч света далеко вперед. Интересно, период увлечения этой вещицей в нашем классе уже прошел или только на подходе? Судя по тому, что она была в одном из ящиков моего стола, мы уже наигрались.

Серый два раза щелкнул замком и открыл дверь.

— Ну все, — я глубоко вдохнул. — Не открывай никому кроме нас, Жендос. Мы постучим, как обычно. Специальным ритмом. Пошли!

Медленно спускаемся на второй этаж. Подходим к окну. Лампочка тут давно вышла из строя. Бесконечно мерцает. Коротко вспыхивает и потухает.

Я медленно приоткрываю окно и выглядываю. Недалеко, на улице, светится разрыв. Но душ нигде не видно. Жестом предлагаю другу вылезти через окно. Мало ли кто может ждать нас у входа в подъезд, а со второго этажа мы неоднократно спускались, когда играли в жмурки.

Приподнимаю раму, вылезаю наружу и меня тут же насквозь продувает ноябрьский морозный ветер. Помогаю Серому тоже вылезти на козырек подъезда. Осматриваемся.

Пустая детская площадка. Еще один разрыв. Теперь две души бродят неподалеку словно ходячие мертвецы. Нас не замечают.

Встаю на колени и заглядываю под козырек. Убеждаюсь, что там никого нет. Затем медленно и бесшумно спускаюсь, сперва повиснув на одних руках. Спрыгиваю. Серый словно моя тень. Повторяет все движения один в один.

Медленно двигаемся в сторону каменной площадки, на которой и была девочка. Ее плач до сих пор слышно. Заглядываю за угол.

Души умерших одаренных окружили сферу, за которой прячется ребенок. Они не издают ни единого звука, но от этого не выглядят менее жутко. Наверняка, ждут, когда защита рухнет и даст им пройти.

Чего они хотят? Завладеть ее телом или у них другие планы?

— Сейчас я заберусь на то дерево, — начал я, как только мы оказались за небольшим деревянным заборчиком, окружающим палисадник у моего дома. — Затем ты по моему сигналу откроешь разрыв вон там. Как только это произойдет я привлеку внимание теней. За следующие двадцать секунд ты должен оказаться на безопасном расстоянии от портала, а все души в зоне его действия. Если все пройдет гладко, мы избавимся от теней и у нас будет время убежать с девочкой домой.

Серый нахмурился, все еще взвешивая мое предложение и, в конце концов, кивнул.

Уже через минуту я лез на самое популярное дерево в нашем дворе. Бывали деревья, растущие вертикально, совсем без выступов на стволах. На них залезть было практически нереально. Это же — искривленный ствол со своими бугорками и сломанными ветвями. Он позволял забраться на уровень третьего этажа за считанные секунды. Очень скоро я сидел на большой ветке и искал глазами своего друга. Словно и не прошло двадцати лет с моего последнего покорения этого Эвереста.

Нашел.

Серый удостоверился, что я больше не собираюсь менять позицию, наблюдая за мной в течение некоторого времени, а затем принялся красться к узкой протоптанной тропинке, которая находилась на одинаковом расстоянии между площадкой, где до сих пор канючила маленькая девочка и деревом, на котором засел я.

Я взял палку в руку и приготовился стучать, чтобы привлечь внимание душ.

— Эй!

Я громко крикнул и поморщился от собственного детского голоса, разбивающего тишину. Серый применил Ауранду и уже бежал в укрытие.

Все души, как одна развернулись и начали искать смельчака глазами.

— Я тут на дереве, — рвал глотку я и стучал палкой о толстый ствол.

Тени, наконец, заметили меня и помчались в мою сторону. Кто-то быстрее, кто-то медленнее. Но все шло по плану. Через десять секунд они отправятся восвояси, а у девочки появится шанс выжить.

— Сюда, чертовы…

Я вдруг замолчал, увидев, как по веткам передо мной пронеслась красная точка. Она нервно прыгала по земле, усыпанной тонким слоем снега, моим рукам, ветвям дерева на котором я сидел.

Это был знак. От Жендоса, который беспорядочно вертя лазерной указкой хотел о чем-то нас предупредить. Я тут же огляделся. За мусорными баками, куда сейчас бежал Серый, открылся еще один разрыв и оттуда уже выползали новые души. Мой друг бежал прямо в ловушку…

(обратно)

Глава 5 Профиль аристократа

— Серый! — кричу я изо всех сил. — Назад! Там тени! За баками!

Мой друг останавливается, а души, которые все это время направлялись в мою сторону, теперь несутся за ним.

Энергия из портала, который раскрыл Серый, вырывается. Яркая вспышка ослепляет меня. Заставляет жмуриться. Когда я открываю глаза, то вижу, что разрыв забрал только половину сущностей. Только тех, до кого дотянулась сила взрыва. Зато оставил целый клок выжженной земли в радиусе десяти тире пятнадцати метров вокруг источника. Как и говорил мой товарищ.

Я достаю несколько листов из кармана пальто. Суматошно отыскиваю среди всех Знаков Жаару. Другую руку сую в левый карман и крепко сжимаю тамагочи. Нужно напитаться Силой.

Уже через несколько секунд огненный шар, выпущенный мной, сжигает душу, преградившую путь Серому. Я бросаю короткий взгляд на девочку. Теперь она не плачет. Изумленно наблюдает за начавшейся битвой.

Я спрыгиваю с дерева и бегу в сторону своего друга. Не контролирую себя. Не хочу, чтобы он оказался на месте моей сестры или матери. Он точно не должен пострадать по моей вине. Сейчас наплевать даже на то, что может произойти со мной. Главное помочь ему убраться отсюда.

Это огромный двор. Он расположен между тремя хрущевками и трехэтажной гостиницей. Дети со всей округи собираются здесь, чтобы найти компанию. Каменная площадка справа. Турники, на которых местные жители выхлопывают ковры, прямо за ней. Широкий утоптанный пустырь забирает почти весь центр этого двора. Там было круто играть в квадрат, бросать ножики в землю, а сейчас это лучшее место для того, чтобы отправить оставшиеся души прочь из этого мира.

— Серый! — кричу изо всех сил. — Сюда!

Гончие. Адские псы, которые тоже вырвались из вновь открытых порталов теперь гонятся за ним и едва не кусают за пятки.

Опускаю руку в сугроб. Снег — это вода. Значит должно получится открыть разрыв. Я скрещиваю пальцы в определенном знаке на другой руке и два раза ударяю по пространству рядом с собой. Электрический разряд тут же открывает портал, и я касаюсь его, чтобы набрать больше Силы. Получилось. Тень, которая начала лезть из открытого мной разрыва, растворяется в воздухе, как только закрывшийся портал разрубает ее пополам.

Затем я судорожно перебираю листки со Знаками в своих руках, выбрасывая те, что точно не помогут мне сейчас. Ветер подхватывает их и уносит прочь.

— Ауранда. Вот она, — шепчу себе под нос и поднимаю глаза. — Серый! Сюда! Скорее!

Я тороплю своего друга. Ведь уже через двадцать секунд после того, как я открою разрыв он должен быть вне его досягаемости.

Открытой ладонью прикасаюсь к знаку. Рука начинает святиться ядовитым зеленым цветом. Провожу ей по пространству перед собой и открываю смертоносный для душ портал. Отчет пошел.

— Бежим! — Серый пробегает мимо меня и толкает в плечо.

Знаю, если останусь, то не просто подвергну себя радиации. Прежде всего, заставлю своего друга затормозить. Этого допустить нельзя.

— Бежим! — теперь моя очередь подгонять его. Устремляюсь вслед за мальчишкой.

Моя главная задача оставить души в зоне действия ядерного портала. Если один шаг взрослого человека это один метр, значит моих не больше пятнадцати, чтобы не выйти за пределы зоны действия будущего взрыва.

— Раз, два, три…

Мы бежим по подтаявшим сугробам, периодически проваливаясь в них. Ставни на окнах вокруг закрыты. Ни один смертный не желает даже посмотреть на то, кто рвет глотку в это время во дворе. Лишь Жендос все еще пытается беспорядочно светить моей лазерной указкой, указывая нам дорогу, как будто мы сами не знаем куда бежать.

— Двенадцать. Четырнадцать. Пятнадцать! — кричу я вслух и одновременно толкаю Серого вперед.

Импульса моего толчка должно хватить, чтобы он по инерции пробежал еще несколько метров и оказался на безопасном расстоянии.

Оборачиваюсь. Души, словно оголодавшие звери мчатся на меня вслед за гончими, которые бегут впереди остальных.

Больше не имею права двигаться. Если отойду хотя бы на шаг, то взорвавшийся портал не поглотит все души. Если сделаю этот шаг, то ни у Серого, ни у девчонки не будет ни одного шанса выжить.

В голове успевает промелькнуть мысль о том, что я уже был по ту сторону. Если Серый говорил о радиации, которая вырывается из портала, то побывав по ту сторону я должен быть уже облучен — мама не горюй! А значит, есть маленькая надежда на то, что я ничего не теряю. Нужно только задержать тут все эти души и отправить их всех прямиком в ад.

Делаю несколько шагов навстречу теням. Чтобы наверняка. Задерживаю дыхание. В последний момент, когда псы уже должны накинуться на меня, из моего крестика вдруг вырывается душа отца и врезаясь в адских гончих прямо в воздухе сливается с ними в один большой ком густого черного дыма. Его едва видно в темноте. Следом вспыхивает разрыв, который я открыл двадцать секунд назад и яркое свечение затягивает в себя все тени.

Я успеваю закрыть глаза рукой, чтобы не ослепнуть в очередной раз. Выжидаю несколько глубоких вдохов и убираю руку. Вижу опустевший двор. Все вокруг мертво. Теперь и здесь деревья почти мгновенно чернеют, а ветви начинают падать на обнажившуюся землю. Радиация не пощадила ничего в зоне действия взрыва.

Я вытягиваю руки перед собой. Дрожат. То ли от холода, то ли от нервов. Но кожа вся на месте. Не слазит. Это радует.

Дотрагиваюсь ладонями до лица. Щупаю. Детская мягкая кожа, мягкие усики, уши — все на месте. Поворачиваю голову на асфальтированную площадку. Сфера, которая защищает девочку, начинает мерцать. Вокруг, тут и там, еще стоят души аристократов. Но эти настроены… по крайней мере, нейтрально. Не бегут на меня и не жаждут за что-то непременно отомстить.

— Как ты? — я подошел к девочке, сидящей на камнях и поджавшей колени к своей груди.

Она медленно подняла на меня испуганные глаза, все еще хлюпая носом, но ничего не ответила.

— Нам надо уходить, — сказал я и протянул руку.

В этот самый момент сфера перестала мерцать и окончательно исчезла. Судя по звуку, где-то недалеко открылся еще один разрыв.

— Прямо сейчас. Иначе они вернуться, — настаивал я спокойным тоном.

Наконец девочка протянула руку. Я схватил ее, и мы побежали.

Специальный ритм, который мы с пацанами давным-давно придумали, заставил либо Серого, либо Жендоса почти бесшумно подойти к двери в моей квартире с другой стороны и заглянуть в глазок.

— Это я, открывайте, — выдохнул я.

Замок несколько раз щелкнул и дверь отворилась.

— Быть не может?! — удивился Жендос, когда мы вошли внутрь.

— Поставьте чайник, она вся дрожит, — погнал я своих друзей на кухню, а сам тут же принес из своей комнаты шерстяное одеяло и закутал в него девочку.

— Как ты выжил? — Серый стоял в прохожей и мотал головой. Он все еще тяжело дышал.

— Я думал, ты мне скажешь, — ответил я и скинул с себя мокрые шмотки.

— Ей нужно в ванную, — в коридор вернулся Жендос с чашкой черного чифиря. Видно, даром время не терял. И чаек успел попить.

— Ты прав.

Я тут же открыл дверь в уборную, вышвырнул из ванны все железные тазики и включил горячую воду. Пар начал подниматься к покрашенному в зеленый цвет потолку. Еще кусок засохшей краски откололся и упал на пол.

Я добавил шампуня «Wash & Go» под струю воды и пена стала появляться на глазах.

— Залезай в ванну. Как согреешься выходи. Только обернись вот в это полотенце. Я тебе постелю. Переночуешь у меня, — сказал я новенькой.

Девочка ничего не ответила. Но я сдержал обещание, постелил чистое постельное на Машкиной кровати и уже через несколько минут сидел на кухне и отвечал на вопросы пацанов.

— Это точно была Ауранда? — спросил Серый.

Я достал из заднего кармана брюк смятый листок и развернул его.

— Точно она, — задумчиво произнес мой друг и уничтожил улики применения магии вне стен школы над газовой плитой.

— А его точно должна была поразить эта…радиация? — спросил Жендос.

— Не знаю. Может учитель просто пытался запугать нас? — ответил Серый. — Он говорил, что от такого уровня радиации даже кожа слазит. А на тебе ни следа.

— Я тут что подумал, — начал я. — Я же был по ту сторону, помните? Когда видел тех тварей у огромного разрыва за русской стеной. И смог вернуться. Может…радиация на меня не действует? Просто… Вся земля в том месте была похоже на ту выжженную пустошь, которая образовалась во дворе после применения Знаков.

— Это че получается… Ты супергерой что ли? — Жендос поднял брови.

— В каком смысле?

— Ну, если радиация на тебя не действует, то ты можешь так выходить из дома каждый вечер и спасать людей, которые не успели домой к наступлению комендантского часа.

Я задумался. Ведь если люди попадают в такие ловушки каждый вечер, я действительно могу спасать их… Хотя…Только этого не хватало. Дел, итак, выше крыши. Но если я действительно единственный в своем роде, то вполне, наверное, могу стать кем-то вроде героя.

— Точно! — подхватил Серый. — Мы придумаем тебе какую-нибудь маску, как у Бэтмена, чтобы директор не узнал, что именно ты применяешь магию за стенами школы. Придумаем тебе крутое прозвище. А еще ты купишь классную тачку и будешь ездить на ней в разные места в городе и спасать людей!

— Стойте! Стойте, парни! — остановил я фантазии своих друзей. — Мы даже не знаем точно ли радиация не действует на меня. Мой отец… — я запнулся.

— Что…твой отец? — поинтересовался Жендос.

— Помните, я вам рассказывал, что почти с самого начала, как я вернулся, он был в моем крестике? — я потеребил в руках артефакт. — Сегодня он защитил меня. Но, кажется, портал забрал и его вместе с остальными душами.

Парни переглянулись, не зная, что сказать.

— Мы с ним в этой жизни и поговорить-то не успели. С тех пор, как я попал в этот мир, у меня было постоянное ощущение, что меня кто-то оберегает. Сейчас этого ощущения нет. Может быть мой отец каким-то образом защитил меня от облучения?

— Вряд ли, — Серый помотал головой. — Но можно все проверить. Например, взять направление на флюорографию. Сразу после нее поднести к тебе дозиметр. Если он покажет низкий радиационный фон — у тебя иммунитет.

— Пф… — усмехнулся я.

У детей вообще нет границ. Такая идея могла прийти в голову только ботанику-старшекурснику из моей школы. Хотя… И интернета-то под рукой нет, чтобы загуглить насколько такой метод измерения радиации в теле человека, вообще имеет право на жизнь.

— Не, — я отрицательно помотал головой. — Я не буду проходить сомнительный эксперимент, а затем бросаться к ядерному разрыву. Надо что-то более точное.

— Можно тогда… — начал Жендос и замолчал, уставившись в сторону коридора.

Я обернулся. Девчонка с красными, как огонь глазами стояла посреди прихожей в одном полосатом полотенце и испуганно смотрела на нас.

— Видели, какого цвета у нее глаза… — начал шептать Серый.

— Проходи! — перебил я его и подлетел к девчонке. Взял за руку и проводил на кухню. — Садись вот сюда. К батарее. Женя, налей еще чая.

Жендос зажег газовую плиту и поставил на нее покрытый копотью чайник. Надо же. Кажется это я спалил его. Еще год назад. В третьем классе. Никто так и не отмыл его и тем более не купил новый.

— Как тебя зовут? — я сел напротив девочки на табуретку и посмотрел в ее неестественно красные глаза.

Разные видел. Зеленые, голубые, карие, но красные… Точно нет.

Кошка, запрыгнула девочке на колени. Та вздрогнула, но потом пришла в себя и принялась гладить животное.

— Я — Костя. Вот этого ботаника со шрамом на брови зовут Сережа. А это Жендос…

— Сам ты Жендос, — отпихнул меня друг и протянул руку незнакомке. — Женя. К вашим услугам.

Девочка посмотрела на нас изучающим взглядом и опять ничего не ответила.

— Где твой дом? Ты знаешь адрес? — спросил я. — Как только закончится комендантский час, мы можем отвезти тебя домой. Но ты должна сказать нам, где живешь.

Чайник засвистел на плите и заставил Жендоса спохватиться, снести кошачьи миски, наступить в разлитую воду и выругаться по-детски:

— В-о-о-о-т. Блин!

Я смотрел на девочку, которая сейчас глядела на ругающегося Жендоса. На ее лице промелькнула короткая улыбка и тут же исчезла. Я улыбнулся тоже.

— Ты можешь говорить? — спросил я.

Девочка вновь посмотрела на меня непонимающим взглядом и промолчала.

Моей гостье на вид было лет семь. Может меньше. Сырые белые волосы. Красные как солнце глаза.

— Ты. Можешь. Говорить? — повторил я отчетливо.

Девочка, все еще пристально глядя на меня отрицательно помотала головой. Затем подняла правую руку, указала на себя. Затем на свой рот. И сделала движение, которое показывает, что рот закрыт на замок.

— Ты хранишь обет молчания? — спросил Жендос, и поставил чашку с чаем на край стола.

Она вновь отрицательно помотала головой.

— Ты немая? — спросил я.

Девочка кивнула.

— Ого! — воскликнул Жендос. — И как мы теперь узнаем, где она живет?

— У нее что-то в руке, — вмешался в наш разговор Серый.

Я опустил взгляд на ее левую руку. Девчонка действительно все это время что-то крепко сжимала в кулаке.

— Что у тебя там? Покажешь мне?

Не дожидаясь ответа, я взял ее кулак в руку и разомкнул его. Среди линий на ее ладони, в которые забилась грязь, лежала монета.

— Что там? — Жендос заглянул через мое плечо.

— Монета, — я посмотрел на Серого. — Из страшной истории Глобуса.

На кухне повисла тишина. Теперь я держал в руках монету с профилем какого-то аристократа. Именно такие собирал коллекционер душ в той истории, которую я слышал совсем недавно. Что это? Совпадение? Откуда пришла эта девчонка?

— Наверное надо позвонить в ОКМС или полицию. Рассказать о ней, — предложил Серый и взял монету. Обтер ее о свою рубаху.

— Можно. Но лучше бы найти способ поговорить с ней, а уже потом доносить властям.

— Что? — Жендос выпучил глаза. — Вы хотите похитить эту девчонку?

— Успокойся, Женя. Я хочу с ней только поговорить. По моим губам она может читать и умеет, а вот я языка жестов не знаю. Что если она знает что-то про коллекционера душ? Это наш шанс раскрыть самую большую загадку двадцатого века.

— Ты прав, Костян, — Жендос задумчиво кивнул. — Как думаешь, нам за это заплатят?

— Заплатят? Ага, размечтался, — отреагировал мой второй друг.

На кухне разгорелся спор. Не обращая внимания на своих друзей, я помог девочке положить в чай сахар, достал кусок хлеба, намазал на него масло, сверху добавил смородиновое варенье и угостил ее своим фирменным бутербродом.

Пока девочка жадно уплетала свой ужин, меня не покидала мысль о том, что я очень близок к разгадке большой тайны своего отца. А если это простое совпадение и коллекционер душ вовсе не мой отец, то я в любом случае могу вот-вот узнать что-то очень важное. Это непростая монета. Точно. Не простая.

Через полчаса я уложил гостью на Машкину кровать, укрыл своим чистым одеялом и пожелал спокойной ночи.

Время было далеко за полночь, но у парней была навязчивая идея сыграть в танчики, прежде чем лечь спать. Поэтому пока один устанавливал мой маленький черно-белый телевизор на журнальный столик в комнате матери, второй ходил по квартире и открывал ставни.

Очень скоро я сидел на полу перед телевизором и вдавливал круглые кнопки на джойстике от денди. Однако сам в мыслях был далеко отсюда. Мне хотелось поскорее решить все эти ребусы и узнать, что же произошло с отцом на самом деле. Хотелось узнать откуда появилась эта девчонка в моем дворе и что она мне расскажет, когда я найду способ с ней поговорить. А эти танчики были последним на что мне хотелось тратить время.

— Ты че орла не защитил, Костян?! — заверещал Жендос, когда на экране высветилась надпись «GAME OVER». — С тобой играть, себя не уважать! Серый, пойдем сыграем! Этот кочкорук не играет нормально.

Никто не откликнулся.

— Где он там? — нахмурился Жендос.

— Сейчас я его позову, — я положил джойстик на пол и прошел на кухню. — Серый, там Жендос…

— Смотри сколько ворон! — перебил меня мой друг. — Весь карниз облепили. Я их пугаю, а они не улетают. Ни в какую!

— Это не вороны, — обронил я. — Кажется, сестра нашлась…

(обратно)

Глава 6 Сообщение на пейджер

— Твои друзья все еще за дверью, — сказала Флорика, как только я закрылся на кухне, оставив парней по ту сторону.

— У меня от них секретов нет, — я посмотрел на тени, которые переливались за мутным стеклом двери. — Я их выставил для того, чтобы не мешали нам. А слушать… Пусть слушают. Дак что с сестрой?

Цыганка подошла к сковородке, стоящей на плите, и заглянула под крышку. Поморщилась и опустила ее на место. Моя кошка терлась о ее ноги с самой первой секунды пребывания цыганки на моей кухне. И сейчас, когда та села на место, где еще недавно сидела немая девочка, Матильда запрыгнула на колени к очередному гостю.

— Я нашла твою сестру, — начала цыганка. — Но сперва покажи деньги.

— Они в другой комнате. Не переживай. Расплачусь, как только скажешь правду.

— Мы уже перешли на «ты»? — усмехнулась она. — А может у тебя нет денег? — подняла на меня свои черные глаза Флорика.

Не знаю почему, но с первой секунды знакомства с этой цыганкой, мне приходилось все время контролировать себя, чтобы не «тыкнуть» ей. И вот теперь я потерял контроль. Плохо. Когда окружающие видят во мне только маленького мальчика, они менее осторожны во всем. В выражениях, поступках. Сейчас же я дал возможность понять, что я не маленький мальчик. Но если она, итак, видела меня насквозь, то…чего от нее скрывать?

— А может ты не нашла мою сестру? — сделал ответный выпад я. — Давай перестанем играть в «верю- не верю». Скажи, где сестра и я схожу за деньгами.

Флорика несколько секунд пристально смотрела мне в глаза, как будто пытаясь выиграть битву взглядов, но когда я не отвернулся усмехнулась и начала:

— Особняк за городом. Елочный переулок, двадцать восемь. Она скрывается там в качестве прислуги. Ну, как она выглядит ты знаешь, чего я тебе рассказываю. Давай мои деньги, — она протянула руку.

Я вышел из кухни. Открыв дверь еще и заехал по лбу Жендосу, который тут же протяжно простонал и схватился за голову. Затем я прошел в свою комнату, поднял ковер и достал из-под него пять тысяч. Это был не основной мой тайник. Но самый популярный в те времена. Надежда была на то, что, если кто-нибудь решит ограбить меня, он обязательно заглянет сначала под палас и обнаружив там деньги решит, что это все сбережения. И перестанет искать мою основную кассу. А что делать? Банковских карточек тут нет, а открыть сберегательную книжку в таком возрасте — не вариант. Приходится изворачиваться.

— Вот, — я вернулся на кухню и отдал цыганке деньги.

Флорика взяла купюры и по старой привычке засунула их в бюстгальтер.

— Мы в расчете. Если позволишь, я уйду через входную дверь…

— У меня есть еще одна просьба, — я преградил путь цыганке. Она в ответ посмотрела на меня удивленным взглядом. — Заплачу еще столько же, если поможешь мне вытряхнуть душу аристо из тела моей сестры.

— С ума сошел? — возмутилась Флорика, взяла меня за рубашку и притянула к себе. Зашептала. — Звони в ОКМС. Только агентам из отдела хватит сил сделать это. Сам полезешь туда — умрешь! Ты знаешь, какая сила сейчас заключена в твоей сестре?

Я убрал ее руки.

— Нет времени. Ты сама знаешь, что Машка уедет со дня на день. Пока эти бюрократы подготавливают ее документы моей сестры и след простынет, — фыркнул я. — Если они вообще поверять в мою историю.

— Что можем сделать мы против одаренного?! — прошипела Флорика. — Цыганка и десятилетний бастард. Нас сожгут живьем, а прах рассеют в поле. Никто даже не узнает, что тебя и меня больше нет! Наберись терпения, наберись сил и тогда ищи справедливости!

Флорика схватила газету с подоконника и ручку, которой моя сестра всегда решала кроссворды сидя на этом самом месте. Цыганка что-то написала на полях газеты, затем оторвала эту часть и передала мне.

— По этому адресу ты можешь найти меня, — выдохнула она. — Если у тебя есть хоть капля здравого разума, то ты не полезешь в огонь, рискуя своей жизнью и жизнью сестры. Ты напишешь заявление в милицию и ОКМС. А если они не поверят тебе, то дождешься, когда станешь сильнее и тогда отыщешь меня. В том случае я снова найду для тебя девушку. На этом все. А сейчас делай что хочешь. Никакие деньги мне больше не нужны!

Флорика встала с места, распахнула окно и окутав черным дымом всю кухню вновь обратилась в черных птиц и улетела. Я видел, как одна из них несет в клюве деньги, которые я отдал цыганке.

— Она ушла? — Серый заглянул на кухню через несколько секунд и подозрительно огляделся.

— Да. Заходите, — с безразличием в голосе ответил я, сел на табуретку и уставился в одну точку. На кастрюлю, в которой совсем недавно Машка готовила мне макароны по-флотски.

— Она сказала тебе где искать сестру?

— Вы же все слышали, — я посмотрел на своих друзей.

— Ну и фиг с ней, — махнул рукой Жендос. — Поехали к этому особняку и вернем Машку. Я спасу ее и стану любимчиком твоей сеструхи.

— Нет, — прервал его Серый. — Тетка правильно сказала. Надо написать заявление в милицию. Там помогут.

— Нельзя делать ни того, ни другого, — поразмыслив ответил я. — Флорика права. Если сунемся сами, то черт знает, на что способна та аристо, которая сидит в теле моей сестры. Мы даже не знаем, как ее освободить. Как достать оттуда. Если заявим в милицию и подключим отдел по контролю за магическими силами… Не факт, что они будут осторожны. Тварь может воплотить свои угрозы и убить мою сестру. Ей терять нечего.

— Тогда… — неуверенно протянул Серый.

Я взял монету, которую недавно забрал у спасенной мной девочки. Покрутил ее в руке. Внимательно осмотрел.

— Остается только один выход. Узнать, как коллекционер заточал души в монеты, — я посмотрел на друзей. — И как можно скорее. Это единственный шанс освободить мою сестру. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше.

Еще немного посидев на кухне, мы в конце концов разошлись по комнатам и легли спать.

На следующее утро я проводил парней и сам пошел в школу. Первую неделю после каникул мы учились в первую смену. Это еще одно отличие с моим миром. Старшеклассники уехали на какие-то сборы и теперь все учились в первую половину дня, чтобы бригада строителей могла закончить ремонт, который начался на четвертом этаже еще во время каникул.

И это было плохо. Потому что девочка, которую мы спасли так крепко спала, что я не посмел ее разбудить. Пришлось поручить Лизе приглядеть за ней и перенести свои планы на «разговор» с немой на вторую половину дня.

— Костя, мне надо с тобой поговорить, — шепнула Клаус, когда я чуть не засыпал на уроке географии, пялясь в контурные карты.

— Что случилось? — лениво ответил я.

Вот откуда в них это заложено? Нам надо серьезно поговорить. Пятикласснице с пятиклассником. А у меня еще с прошлой жизни аллергия на эту фразу. Сразу начинаешь искать момент, где мог накосячить.

— Хочу попросить тебя кое о чем… — робко произнесла она.

— Слушаю.

— Не мог бы ты поменяться местами с Альфредом?

Я потерял дар речи. Нет. Понятно, что я сам помог Баконскому замутить с Клаус, но выселять меня с законного места… Все равно что попросить бывшего переехать в другой город, чтобы не мозолить глаза. Мое достоинство слегка ущемлено. Даже не знаю почему. Я же гораздо взрослее всех их. Но что-то внутри так и грызет.

— Ну так что? — с надеждой в голосе спросила моя соседка по парте.

Я посмотрел на девчонку, с которой сидел Баконский.

Рита. Она была из неблагополучной семьи. Я никогда не интересовался ее жизнью, потому что у самого проблем было достаточно. Однако помню, что у Риты и ее сестер, которые учились в старших и младших классах были бесплатные обеды. Мне тоже полагались, но я всегда стеснялся этого, поэтому всю школу проходил голодом, либо заправлялся тем, на что хватало денег. Например, ватрушкой с чаем.

— Ну хочешь я тебе списывать буду давать всегда, — не унималась Клаус. — Домашку, контрольные…

А девчонка реально горит желанием сидеть с Альфредом. Черт. Сам же и виноват в этом. Чего теперь ее обламывать? Пересяду. Пусть будет счастлива. Она заслужила.

— Хорошо, — ответил я. — Со следующего урока сяду с Ритой.

— Спасибо, Костя! — растаяла она и принялась писать записку Баконскому.

— Лучше, Ракицкий, — улыбнулся я. — Непривычно слышать от тебя свое имя.

Клаус подняла глаза и улыбнулась в ответ.

— Спасибо…Ракицкий.

Уже на следующем уроке я сидел рядом с новой соседкой по парте. От Риты плохо пахло. Она жутко стеснялась и старалась вообще не поворачивать головы в мою сторону. Теперь-то я понимал, что девочка вовсе не виновата в том, что она изгой. Просто так случилось. И все издевательства, через которые ей пришлось пройти в школе… Я считал нормальным это тогда, но сейчас я могу хоть как-то помочь ей.

— Слушай, — начал я разговор. — У тебя есть запасная ручка?

Рита осторожно посмотрела на меня. На ручку. Снова на меня. Видимо ждала, что я продемонстрирую ей, что паста действительно закончилась. Я, естественно, этого не сделал. Затем она залезла в висящий сбоку на крючке портфель и достала оттуда пенал. Вынула ручку, проверила пишет ли и передала мне.

— Спасибо, — я улыбнулся ей, но Рита тут же отвела взгляд.

Н-да. Тяжело будет установить с ней контакт. От постоянных издевательств и усмешек бедная девочка совсем перестала доверять людям. Но в голову больше ничего мне не пришло. Я принял решение ждать подходящего случая пообщаться и пялился на доску, где учитель по Артефакторике рассказывал нам принцип зачарования амулетов.

— Каждая часть амулета зачаровывается по отдельности, — вдалбливала слова в головы учеников Лариса Игоревна. — И только определенная комбинация позволит вам добиться успеха…

Учитель продолжал вдаваться в подробности, а я, чуть ли не зевая, достал монету с профилем аристократа и крутил ее в руке, пытаясь разгадать тайну коллекционера душ.

— Что это у тебя? — вдруг спросила моя новая соседка по парте.

От удивления я только нахмурился и внимательно посмотрел на Риту. Он снова засмущалась и отвела взгляд.

— Монета, — опомнился я. — Нашел вчера во дворе.

— Ясно, — коротко ответила она и снова уставилась в учебник.

Я положил монету решкой кверху и подвинул ближе к Рите.

— Видела когда-нибудь такие?

Девочка перевела глаза на монету и прищурилась.

— Видела? — взбудоражено шепнул я.

— Ракицкий! — учитель по Артефакторике прервала свою речь и обратилась ко мне. — Какое время зачарованный предмет может сохранять в себе силу?

Я встал с места, как и положено:

— Двадцать один час, Лариса Игоревна. Пока порталы по всему континенту не откроются и не лишат его силы.

— Все верно, — ответила она. — Садись, Костя. И запомните. Чтобы действие сохранялось дольше вам нужно обязательно…

— Рита, — я снова переключился на свою соседку. — Где ты видела такие монеты?

Девочка неуверенно протянула руку и осторожно дотронулась до серебряника.

— Мой дедушка, — начала она. — По папиной линии. Он собирает такие.

— Именно такие? С профилями аристократов?

— Кажется…да.

— А что это за монеты, знаешь?

— У-у, — она отрицательно помотала головой.

— А твой дедушка…Он до сих пор собирает их?

Она коротко кивнула.

Это шанс. Риту водили в школу бабушка и дедушка дольше всех остальных. Возможно они до сих пор делают это.

— А когда он будет забирать тебя из школы в следующий раз?

Рита внимательно посмотрела на меня и ответила:

— Обычно он забирает меня по средам, когда бабушка не может. Но это когда учимся во вторую смену. Сейчас…я даже не знаю.

— Рита! — Учитель по Артефакторике, кажется, даже слегка прикрикнул на девчонку.

Рита в ответ зашлась пунцовой краской, взяла в руки учебник и закрылась им.

Так. Значит теперь мне нужно найти возможность поговорить с ее дедушкой. Ох. Насколько бы было проще, если бы тут был интернет…

Вдруг пропищал мой пейджер. Грозный взгляд Ларисы Игоревны теперь упал на меня, и я постарался немедленно отключить звук. Затем дождался, когда она перестанет смотреть и взглянул на экран.

«Свяжись со мной. А.И.» — прочитал я.

Аввакум Ионович. Как же не вовремя. И так забот хватает. Но долг платежом красен. Интересно, глава моего клана хочет просто поболтать или у него для меня очередное задание аля ребенок под прикрытием?

Остаток учебного дня прошел относительно ровно. Если не считать постоянного хихиканья голубков за моей спиной.

— Аввакум Ионович? Здравствуйте! Вы просили позвонить? — я стоял у таксофона и держал наготове следующие два рубля, чтобы закинуть их в телефон, если разговор затянется.

— Костя, здравствуй! — отреагировал голос в трубке. — Мне нужна твоя помощь.

— Сейчас? То есть. Сегодня?

— Да. А если конкретнее — через тридцать четыре минуты. Я надеюсь, ты успел пообедать.

Я повременил с ответом. В голове пробежала мысль о том, что у меня дома находиться девочка с красными глазами. И чем дольше я задерживаюсь, тем выше вероятность, что она меня не дождется. Не говоря уже о матери, которую сегодня снова можно поймать возле дома. Хм. Поймать. Хотя бы увидеть.

— До завтра это дело точно подождать не может? — спросил я и почувствовал, как мое лицо сморщилось в ожидании ответа, а зубы сжались. — Алло? Аввакум Ионович?

— Слушай внимательно и запоминай, Костя, — начал он, пропустив мимо ушей мою просьбу. — Уже через тридцать три минуты на вокзал приедет поезд. Из него выйдет женщина. Вместе с деньгами она подаст тебе конверт. Этот конверт нужно будет доставить мне.

— Подаст? — я сморщился еще больше.

— Попрошайки, которые сидят у вокзала каждый день. Сегодня ты будешь одним из них. Только помни. У тебя вид должен быть соответствующий. А самое главное — красные перчатки, понял? По красным перчаткам она поймет, что это ты. Привезешь конверт и на месте я заплачу тебе. И запомни. За поездом следят. Тебя не должны заподозрить.

Я посмотрел на часы на руках. Тридцать две минуты.

— Хорошо. Куда привезти письмо?

— На мой склад. Ты знаешь…

Связь оборвалась. Хотя скорее всего Аввакум Ионович положил трубку, дав мне возможность не терять время.

Так. Дома шмоток, в которых я был бы отменным попрошайкой — хоть отбавляй. Но туда и обратно я уже не успеваю. К тому же красные перчатки… Красных перчаток у меня нет. Что-нибудь по пути придумаю. Десятый троллейбус идет. Он-то и отвезет меня к вокзалу.

Я побежал на десятку и как это часто бывает, водитель закрыл двери у меня перед самым носом.

— Черт! — выругался я.

Жалко им вечно или что? Занятые. Видят же, что человек бежит.

Я посмотрел на дорогу, откуда должен был ехать следующий троллейбус, но пока было пусто. Огляделся.

— Извините, пожалуйста, — я подошел к женщине, стоящей на остановке и курящей сигарету.

Она была одета в красное пальто и…красные перчатки. Задачка та еще, но это лучший шанс достать атрибут нужного цвета.

— Чего тебе, мальчик? — ответила она.

Хабалка. Та еще. Рот открыла и понятно. А с виду и не скажешь.

— Я хочу купить ваши перчатки. Вот! — я протянул несколько купюр. — Пожалуйста.

Сказать, что тетя удивилась — ничего не сказать. Но на раздумья у меня времени особо не было, чтобы подбирать слова.

— Что? Перчатки? — она посмотрела на свои руки и как будто еще больше стала дорожить модным предметом гардероба. — Нет. Они не продаются.

Так. Этого следовало ожидать. Да и больше денег у меня с собой нету, чтобы предложить сумму, от которой она не точно сможет отказаться. Делать нечего.

Я зашел за остановку. Огляделся. Дождался, когда никого не будет и открыл разрыв из которого вычерпал энергию. Затем вернулся, подождал, когда на горизонте появится следующий троллейбус и коснулся женщины.

Оказавшись в новом теле, я тут же почувствовал во рту привкус табака, распухший язык и легкое головокружение. Все понятно. Это была первая сигарета сегодня.

Хмыкнул себе под нос, снял перчатки, закинул их в портфель закатившего глаза мальчика и снова коснулся себя. Когда девушка очнулась, я вложил ей в руки деньги, поблагодарил и запрыгнул в троллейбус. На этот раз двери закрылись перед ее носом. Красные перчатки есть.

(обратно)

Глава 7 Настоящий мираж

Пока я ехал в общественном транспорте до вокзала, успел договориться с разными детьми поменяться одеждой. Благо троллейбус оказался длинный, гармошкой. Тут помещалось больше людей и не было такой давки как в предыдущем.

Пальто в обмен на грязный большой пуховик ушло сразу. Шапка тоже. Ботинки. Убедить других школьников было просто. К тому же, не все из них поверили, что это не розыгрыш и поэтому охотно менялись со мной своими предметами гардероба. Только штаны в таком месте было никак не поменять. Никогда не думал, что грязные измазанные ступени в троллейбусе сослужат добрую службу. Я запачкал свои почти новые брюки и вышел на остановке «Железнодорожный вокзал» настоящим беспризорником. Все люди с любопытством глядели мне в след, а довольные обменом дети не переставали хихикать, сочтя меня за чудака.

— Поезд из Санкт-Петербурга пребывает на первый путь, — проговорил голос из динамиков на вокзале.

Я сидел на каменном бордюре среди других мальчишек и девчонок. В руках я держал мятый пластиковый стаканчик, который подобрал по пути с остановки.

Другие дети здесь, конечно, оснащены более профессионально. У кого-то из них многоразовый пластиковый стакан, который легко складывается и помещается в карман. У кого-то жестяная банка из-под сгущенки. А кто-то и вовсе обходится только своими ладонями.

Да. В то время каждый ребенок сам для себя выбирал, каким способом заработать себе на карманные расходы. Мы с парнями в детстве собирали бутылки и проводили обыск под киосками «Информпечати» на предмет утерянной мелочи. А некоторые предпочитали зарабатывать вот таким образом. Почти все попрошайки на городском вокзале были из детского дома, находящегося поблизости. И если нам хоть чуть-чуть было стыдно делать то, что мы делали, то им вовсе не мешало это чувство.

Пока я ждал, когда же с вокзала хлынет поток приезжих, мне в голову закралась одна мысль. Ведь Аввакум Ионович поступил очень мудро, взяв меня, десятилетнего пацана, к себе на работу. И все эти беспризорники могут тоже сослужить хорошую службу, если найти применение их талантам. Нужно хорошенько подумать об этом на досуге.

В то время пока я пытался сообразить каким образом дети могут принести мне деньги, пассажиры, покинувшие поезд, уже шли между рядами оборванцев, а кто-то из туристов даже подавал деньги. Уж не знаю, чем я отличался от остальных, но мне показалось, что мой стакан наполнялся гораздо быстрее, чем у других детей. В конце концов, сидя и все также опустив глаза, я увидел перед собой красные сапоги. Поднял взгляд.

Женщина с ярко накрашенными красными губами достала леопардовый кошелек, вынула оттуда несколько купюр и протянула мне. Я взял. Нащупал между этими купюрами еще что-то. Это был нужный мне конверт. Затем я поблагодарил незнакомку кивком головы и больше не поднимал взгляда.

Теперь оставалось дождаться, когда все пассажиры окончательно выйдут с вокзала, а затем отправиться прямиком на склад Аввакума Ионовича. Надеюсь, он заплатит мне достаточно, чтобы купить новую одежду. Хотя тех денег, что дала мне женщина в красном, уже должно хватить на новое приличное пальто и ботинки из кожзама.

Через пятнадцать минут я огляделся и удостоверился в том, что больше никто с вокзала не выходит. Ссыпал мелочь в карман своего нового старого пуховика и последовал примеру детей, которые решили сделать перерыв и оставили свои насиженные места.

— Стоять! — рявкнул вдруг голос из-за спины.

Я обернулся.

Два типичных подшибона. Так мы с Серым и Жендосом называли неопрятных незнакомцев, которые уже были подростками в отличие от нас, и посреди белого дня «подшибали» у прохожих детей деньги. Вот и теперь, кажется, я был одним из тех, кого они выбрали в качестве своей жертвы.

— Стой, я тебе говорю, с-с-с-ука! — не успокаивался прорезавшийся неприятный голос.

Я внимательно посмотрел на неприятелей.

Двое. Крупнее меня. Девятый-десятый класс, я бы сказал. Просто на кулаках мне их не одолеть. Если завладею телом одного из них, то могу очнуться только в больнице, а конверт окажется у этих козлов. Если вообще не потеряется. Что тогда остается? Отдать деньги и лишиться нового пальто? Это еще ладно. Но уж больно не хочется, чтобы эти уроды вышли сухими из воды и продолжали думать, что таким образом зарабатывать — это нормально. Скольких они обули тут, на этом вокзале?

Помню, как мне было обидно еще в прошлой жизни. В детстве. Когда мать отдала мне последние двести рублей, чтобы я купил себе новые футбольные кеды с резиновыми шипами, а я по дороге на рынок наткнулся вот на таких же ушлепков. Они ободрали меня как липку, вплоть до ремня и часов. Хотя бы поэтому я должен как-то отомстить, а не просто унести ноги.

— Сколько та шлюха дала тебе? — лысый пацан с разорванной когда-то щекой подошел и схватил меня за руку, чтобы я не убежал.

— Давай отведем его в те кусты, Кактус, — шепнул второй. Косоглазый.

— Пошел! — Кактус подтолкнул меня в сторону зарослей.

Пока меня уводили, я успел посмотреть на других попрошаек. Оборванцы разбежались, как испуганные кошки, как только услышали голоса отморозков. Они уже привыкли к местным хулиганам. Мы и сами в свое время выбирали тактику бежать в любой непонятной ситуации. Но не в этот раз.

— Доставай бабки! — процедил Кактус все еще крепко сжимая мою руку и опасливо озираясь.

Мы стояли посреди зарослей. Один из них был сзади, чтобы я не убежал, другой — спереди.

Я не шевелился. Что они мне сделают? Изобьют ребенка? Это…если уж совсем отмороженные.

— Ты че, глухой? — спросил подросток со шрамом и в его руке блеснул маленький перочинный ножик.

Я не выдержал и усмехнулся.

— Ты че? Клоуна во мне увидел, сука?! — рассвирепел он.

— Хочешь проткнуть меня вот этой зубочисткой? — ухмылка не сходила с моего лица.

Кактус не выдержал. Последовал несильный удар в лицо, но способный свалить меня на землю.

Я сплюнул. Медленно поднялся на ноги и снова посмотрел ему в глаза.

Оголтелый Кактус размахнулся еще раз. Я пригнулся и в ответном выпаде что есть силы зарядил ему между ног. Тот от боли согнулся, а я воспользовался моментом чтобы выхватить ножик из его рук.

— Я тебя урою, гнида! — завопил он, держась за пах и прыгая на пятках.

Косой не растерялся. Он схватил меня сзади. И точно не ожидал, что десятилетний мальчишка со всей силы всадит ему в ногу перочинный нож его дружка. Хватка второго подшибона ослабла, как только затупленное лезвие вошло по самую рукоять и теперь у меня появилась возможность удрать.

Я воспользовался ей. Вынырнул из кустов и оглянулся. Мат и озлобленные стоны доносились из зарослей.

На этот раз медлить нельзя. Когда отморозки придут в себя и поймают меня, второго шанса не будет. Отделают так, что мать родная не узнает. И наплевать им будет, что мне всего десять.

Я побежал на остановку, даже не оглядываясь. Через минуту начал слышать вопли Кактуса, который бежал за мной и, кажется, догонял.

— Стой, гнида! — орал он у меня за спиной.

Я прибавил ходу и влетел в последнюю дверь троллейбуса, которая захлопнулась за мной и оставила хулигана позади.

В прошлой жизни я не пользовался жестом, посылающим далеко и надолго. А в этой зачастил. Вот и сейчас я не смог удержаться и показал преследователям средний палец.

Лицо дистрофиков нужно было видеть. Они были все красные от ярости и боли.

Еще какое-то время Кактус преследовал троллейбус, в котором сидел я, но очень скоро стал сбавлять шаг и в конце концов остался за поворотом.

— Что за проезд? — кто-то положил руку мне на плечо.

Я обернулся. Кондуктор.

Нащупал в кармане, среди мелочи, два рубля и передал женщине с фиолетовыми волосами.

— Вот.

Ее насупленная гримаса сошла с лица, а на том месте тут же появилась дружелюбная улыбка. Похоже тетя не ожидала, что оборванец сподобится заплатить за проезд.

Затем она оторвала от рулона билетик и передала мне. Я посмотрел на него. Сложил цифры. Счастливый.

Троллейбус ехал совершенно не в ту сторону, в которую нужно было мне. Поэтому проехав на всякий случай еще пару остановок я вышел, пересел на трамвай, а потом сделал еще одну пересадку. Очень скоро я шел по дороге, ведущей в здание, в котором и находился офис и склад Аввакума Ионовича.

Я почти дошел до входной двери, когда кто-то посигналил. По старой привычке, я не обернулся сразу — может не мне. Сигнал повторился. Тогда я отреагировал.

Стекло на задней двери черного лимузина опустилось, и я увидел сначала шляпу аристократа, а затем и его самого. Аввакум Ионович поднял руку и подозвал меня.

— Здравствуй, Костя, — спокойным тоном поприветствовал меня старик.

Я еще глядел сквозь поднятое тонированное стекло на улицу. Прохожие, которые видели, как я сажусь в лимузин до сих пор с удивлением оглядывались на машину.

— Здравствуйте, Аввакум Ионович, — ответил я. — Кажется, многие удивлены, что кто-то в таком виде сел к вам в лимузин…

— Слухи о том, что ты теперь состоишь в моем клане, скоро доберутся до каждого человека в этом городе. Нам с тобой больше нет смысла скрывать наше сотрудничество, — произнес аристократ. — Думаю, что теперь мне стоит подыскать для моих поручений кого-то другого. А жаль. Ты хорошо справлялся со своими обязанностями.

— Детей много. Я думаю, что вы обязательно найдете кого-то, кто станет мне отличной заменой.

Я сказал это с легкой радостью в голосе. Ведь я действительно даже не подумал о том, что, приняв меня в общину, глава могущественного клана ставит под угрозу мою работу на него. Но я не подумал и о другом. Значит помогая мне не поехать на Казачью заставу Аввакум Ионович отталкивался вовсе не от личной выгоды. Или все-таки от нее?

— Ты принес письмо? — равнодушно поинтересовался аристократ.

Я залез в карман пуховика и достал оттуда конверт.

— Только он немного помялся, — посетовал я.

Аристократ раскрыл конверт, достал оттуда письмо и прочитал.

— Нет. Такого как ты нужно будет еще поискать, — медленно проговорил он. — Другой прочитал бы это письмо из интереса и в силу своей неопытности ограбил бы меня на круглую сумму. Ты же, если тебе такое и пришло в голову, не стал играть с огнем. Оказался умнее.

Я только пожал плечами. Мне действительно не хотелось подводить аристократа и портить с ним отношения.

Теперь я ждал оплаты. Я все еще копил на новые паспорта всем членам своей семьи, и каждая тысяча была на счету. Но самому начинать разговор про деньги мне не хотелось.

— Вот, — Аввакум Ионович достал из внутреннего кармана своего пальто другой конверт. — Тут пятьдесят тысяч. Надеюсь, твоя мать скоро найдется, и у вас снова все будет хорошо.

Пятьдесят тысяч? Я рассчитывал на меньшее, но не стал показывать радости. Лучше пусть думает, что на самом деле я ждал больше.

Я взял деньги, но уходить не спешил. Глава моего клана может многое знать о том, с чем я сейчас разбираюсь. А если не знает, то точно может помочь.

— Кстати, о маме, — начал я, как бы невзначай. — Вчера ее видели недалеко от дома. Живой и здоровой. Но она так и не объявилась.

Аристократ только хмыкнул себе под нос. Видимо, его не слишком интересуют мои семейные проблемы.

— А еще вчера я нашел вот такую монету, — я достал из кармана серебряник коллекционера и показал старику.

Если он знал моего отца — а мой отец точно имеет какое-то отношение ко всей этой истории, — то возможно сможет мне помочь.

Аввакум Ионович едва разглядел монету, как сразу перевел удивленный взгляд на меня.

— Где ты нашел ее? — он взял монету в руки и еще раз внимательно осмотрел предмет.

— Вы не поверите, — начал я. — Вчера во время комендантского часа во дворе осталась девочка. Мы с друзьями ее спасли, а после нашли у нее вот эту монету.

— Элаиза… — выдохнул аристократ. — Теперь она явилась тебе…

— Элаиза? — я нахмурился. — Явилась мне? Что это значит?

— Где она? — вдруг встрепенулся Аввакум Ионович и посмотрел на меня взбудораженным взглядом.

— У меня… — я на секунду замешкался, но все-таки продолжил: — Дома…

— Поехали, Миша! — приказал он своему водителю.

Еще не понимая, к чему такая спешка, но осознавая, что она не спроста, я назвал свой адрес и очень скоро лимузин заехал в мой двор.

Торопливые шаги разносились эхом по подъезду, а я не упускал возможности узнать больше.

— Кто это? Элаиза? — спросил я перешагивая через ступеньку и опережая аристократа на лестничный пролет.

— Призрак. Мираж. Называй как хочешь, — ответил он.

Я в недоумении остановился у почтовых ящиков, дожидаясь Аввакума Ионовича.

— Призрак? Но…мы вчера сделали ей ванну. Я совершенно точно прикасался к ней…

— Нет, — аристократ обогнал меня и теперь шел впереди. — Не в том понимании. Ее считают призраком только по одной причине. Никто, кроме избранных не может ее увидеть. Вернее, она является только избранным.

— Костя…

Дверь на третьем этаже открылась и оттуда показалась седая голова бабы Гали. Уверен, такая есть в каждом подъезде. Или, по крайней мере, доме. Она вместо видеокамеры из будущего. Бдит за порядком и делает замечания.

— Это твои друзья сегодня утром смеялись на весь подъезд? — спросила она.

— Мои, теть Галь. Я сейчас же позвоню им и предупрежу, чтобы в следующий раз вели себя тихо, — ответил я, уже поднимаясь на четвертый этаж, но все еще оглядываясь.

— Да-да! Я не успела сегодня. Сорванцы мигом выбежали на улицу. Но ты передай! — крикнула она мне вслед.

— Хорошо, тетя Галя! — крикнул я и побежал за Аввакумом Ионовичем.

Догнал его почти на своем этаже, поэтому возможности продолжить разговор у нас уже не было.

— Открыто, — я положил руку на ручку, потянул ее вниз и открыл дверь.

Мы зашли внутрь. В этот самый момент кто-то смыл в туалете воду, дверь открылась и перед нами предстал Глобус.

— Где девочка? — спросил я его.

— Какая девочка? — брат Серого поднял брови.

Я махнул рукой, прошел в квартиру, открыл дверь в детскую и заглянул внутрь.

На кроватях никого не было. Только не застеленная постель там, где провела эту ночь моя гостья. Открытое окно, рядом с которым раздувается прокуренный желтый тюль. И все. Никого.

— Значит вам нужна доставка сегодня в девятнадцать, ноль-ноль, с улицы союзной двадцать три до улицы Кирова, все верно? — Лиза сосала чупа-чупс и разговаривала по телефону с очередным клиентом. Увидела меня. Помахала и постаралась поскорее закончить разговор. — Хорошо. Курьер приедет ровно к этому времени. Всего доброго!

— Где девочка, Лиза? — я подошел к подружке Глобуса и сбросил того, кто был на том конце провода.

— Как где? — удивилась она. — В комнате.

— Там ее нет, — я покачал головой.

— Как нет?

Мы все вместе прошли в мою детскую и еще раз все осмотрели. Шкаф, шторы. Я заглянул даже под кровать. Никого.

В комнате матери снова зазвонил телефон, и Лиза, пожав плечами, убежала отвечать на звонок. Мы с Аввакумом Ионовичем остались наедине.

— Глупо было надеяться… — аристократ снял шляпу, достал платок и вытер пот со лба. — Костя, ты должен позвонить мне сразу, как только она явится тебе снова.

— Зачем? Что это за девчонка, вы можете объяснить?

— Она преследует тебя, как наследника своего отца, — Аввакум Ионович сел на стул, на котором я обычно учил уроки. — Ты нужен ей. Поэтому она обязательно объявится еще раз.

— А что ей нужно от меня? И что это за монета? — я посмотрел на руки аристократа, в которых он держал серебряник.

— Здесь заточена душа одного из одаренных, — старик провел пальцем по профилю аристократа. — У таких, как мы есть родовые способности. Людей, которые способны на такое, — он снова потряс монетой в воздухе. — Называют коллекционерами душ.

— Значит, коллекционер душ…не один?

(обратно)

Глава 8 Клинер под прикрытием

Аввакум Ионович нахмурился и положил монету на стол.

— Конечно, коллекционер душ не один, — он натянул улыбку, но она быстро спала с его лица. — Почему ты так решил?

— Я слышал одну страшную историю…

— Детские байки не имеют ничего общего с правдой, — он не позволил мне договорить. — Ну, или очень мало.

Аристократ замолчал. Он внимательно оглядел мою комнату, а затем поднялся со стула и положил руки мне на плечи.

— Когда Элаиза явится тебе в следующий раз, обещай сразу позвонить, Костя, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.

Я помедлил с ответом. Аристократ был одним из немногих в этом новом мире, к кому я относился с уважением. Обещать то, чего я не смогу исполнить неправильно. Связь с Элаизой — пока единственный способ освободить тело Машки от той, которая вцепилась в него, как в последний шанс.

— Зачем вам это? Насколько я понял, Элаиза не желает мне зла, — я не отводил взгляда от аристократа. — Расскажите мне все про нее. Я должен понимать, что происходит, прежде чем давать обещания.

Аристократ подошел к окну и выглянул на улицу. Как будто искал глазами ее — немую девочку с красными глазами.

— Элаиза — это призрак, который является лишь избранным одаренным, — начал Аввакум Ионович. — Рано или поздно она предложит тебе заключить контракт. Души живых в обмен на души мертвых, — он посмотрел на монету, лежащую на столе.

— Я ведь могу и не согласиться…

— Можешь. Однако, я не знаю коллекционеров, которые отказались. Слишком большое искушение…

— Для чего вообще могут быть нужны души мертвых?

— Много вариантов, — аристократ открыл форточку и глубоко вдохнул свежего воздуха. — Способности умерших одаренных, их память — секреты, тайники, информация способная изменить все. Каждая такая монета — это чья-то жизнь. Целиком и полностью. А владение такой монетой — владение этой жизнью. Если, конечно, уметь пользоваться.

Похоже такие, как я умеют. Но у меня родовая способность. У Германна ее нет. Откуда у него тогда такой интерес?

— А вам зачем нужен этот призрак? — спросил я прямо.

— У каждого свои секреты, Костя, — ответил он. — Ты не лез в мои дела до сих пор и я предпочитаю, чтобы так и оставалось. Просто пообещай позвонить, когда девочка вернется, а я обещаю тебе новую жизнь…

Если Элаиза вернется, искушение заключить с ней контракт будет очень сильным. Но я не убийца. Но, с другой стороны, ради сестры готов на многое. Выбора нет. Нужно рассказать все аристократу. Если он поможет мне с Машкой, я пообещаю ему девчонку.

— Я не могу пообещать вам… — начал я.

Вместо вопроса, Аввакум Ионович лишь прищурился. Я продолжил:

— Вы слышали про мою сестру?

— Слышал, что она погибла.

— Дело в том…что это не совсем так. Одна из душ одаренных завладела ей. И, кажется, Элаиза это мой единственный шанс спасти сестру, — я не хотел, чтобы это звучало, как шантаж, поэтому тут же продолжил. — Но вы можете помочь мне освободить ее и тогда я обещаю сдать вам призрака. Как только девочка снова появится.

Я знал, что аристократ не откажется от предложения. Я вообще очень много открыл для себя в этот вечер. Старик так рьяно бежал сюда, что у меня закрадываются очень интересные мысли.

Он нанял меня в свое время потому, что я умен или потому, что с нашего первого знакомства знал, что я сын и наследник Льва Ракицкого? Что, если он с первого дня ждал, когда Элаиза придет ко мне, чтобы добраться до нее? Но в этой ситуации мне спасти Машку важнее, чем докопаться до правды. Денег заработаю, семья будет рядом, что еще мне нужно? Пускай аристократы продолжают играть в свои игры, а я пас.

— Почему ты просто не напишешь заявление в ОКМС? — поинтересовался Аввакум Ионович.

— Та, что завладела ее телом, пообещала покончить с собой, вернее…с Машкой, если я буду преследовать ее. Ситуация сложная, сами понимаете. Поэтому мне нужна помощь.

Аристократ подвинул табуретку, на которую я вставал, чтобы закрыть ставни, а сам сел напротив меня на стул. Затем попросил рассказать все, что я знаю. Я рассказал. И имя настоящей одаренной и где она в данный момент находится. Всю историю.

— Эра Ангельская? — он помял свой подбородок. — Если я не ошибаюсь, родовая способность Ангельских — чтение мыслей. Это значит, что мы не можем обратиться к Коломийцам — тем на кого сейчас работает твоя сестра, — с просьбой помочь. Если она прочитает мысли одного из них, то поставит нас в затруднительное положение.

— Тогда…что делать?

Аввакум Ионович пристально смотрел на меня, а сам в этот момент, кажется, был где-то далеко.

— В особняке Коломийцев сильная защита. Снаружи ее не снимешь. Нужен кто-то, кто сделает это изнутри. Скажем так, твоя сестра пока лучший кандидат на то, чтобы помочь нам проникнуть дом.

— А что если… — мне в голову вдруг пришла идея. — Что если я найду способ снять защиту? Вы поможете?

— Это серьезное дело, Константин. Если ты думаешь сам забраться туда с друзьями…

— Нет, — прервал я его. — У меня действительно есть одна идея. Расскажите мне как снять защиту и я вам позвоню, как только буду готов.

Аристократ вновь посмотрел на меня своим взглядом. Мне кажется, он все больше и больше догадывается о том, что я — не совсем я. Но вопросов не задает. Элаиза нужна сильнее?

— Вот, — Аввакум Ионович вырвал лист из одной моей тетради, в которой некоторое время что-то рисовал. — Защищают дом вот такие обереги. В виде этих символов. Они висят у входных дверей. Внутри дома. Нужно разрушить их — сжечь, сломать, неважно. И тогда мои люди легко попадут внутрь.

Я взял лист в руки и взглянул на него.

— Это…что-то вроде соли, которую сыплют на порог, чтобы не прошли нечистые силы?

— Что-то вроде этого, — кивнул аристократ. — Освободи нам путь и я обещаю сделать так, чтобы твоя сестра осталась целой и невредимой…

Пейджер на ремне Аввакума Ионовича пропищал. Он снял его, прочитал сообщение, хмыкнул себе под нос и вернул устройство на место.

— Позвони мне, — сказал он напоследок и покинул мою квартиру.

Я посмотрел на монету, лежащую на столе. Взял ее в руку.

Надо же. Я в шаге от того, чтобы вернуть сестру. И даже не придется заключать никаких контрактов, которые заставляют убивать живых. Сейчас главное договориться с Клавдией Петровной — частью моего нового плана. И сделать это как можно скорее. Если Эра Ангельская отбудет в неизвестном направлении, то мне придется начинать все сначала.

До девяти вечера оставалось еще несколько часов. Поэтому, в первую очередь, я позвонил Клавдии Петровне и договорился о встрече. Затем переоделся в приличную одежду, взял с собой пару тысяч и вышел из дома. По пути на рандеву с бабушкой, я зашел в киоск и скупил все газеты о работе за последние три недели. Довольно четкий план уже созрел у меня в голове, однако для этого все пазлы должны были сойтись.

Внимательно изучив все объявления, уже через час я направлялся в ближайшую пельменную. Если бы мы были в будущем, то я непременно выбрал бы какое-нибудь кафе с расслабляющей музыкой, заказал бы кальян, чашку зеленого чая и с удовольствием провел бы деловую встречу. Однако сейчас все заведения, которые находятся вокруг, тянут максимум на советский Макдональдс. Только вместо гамбургеров тут чебуреки, а вместо «кока-колы» томатный сок. Уж лучше посидеть в старой доброй столовой, которая находится в пятнадцати минутах ходьбы и угостить себя ностальгическим ужином.

Пельменная имела соответствующую надпись над входом. Все буквы были на месте, хотя уже через пару лет, во время шторма, две «н» упадут, а их так и не поставят на место. Вскоре после этого столовая закроется, а местные жители больше никогда не отведают вкуснейших «домашних» пельменей с бульоном и уксусом. Чуть позже люди, приходящие сюда на обед каждый день, переключатся на небольшие отделы в гастрономах, другие столовые и рестораны, в которые ходить каждый день сейчас не многие могут себе позволить. Но через каких-то пару лет это изменится.

— Клавдия Петровна, здравствуйте! — я сел напротив бабушки и составил с подноса на стол тарелку ароматных пельменей, уксус, сельдь под шубой и два куска дарницкого хлеба.

— Здравствуй, Костик! — ответила бабуля и убрала в сторону грязную посуду. — Приехала раньше. Уже успела поесть.

— Ничего, — махнул рукой я. — Как уборки? Заявки идут?

— Идут, Костя, идут. Мы уже не справляемся. Без выходных работаем. В таком возрасте тяжело, но куда деваться? Денежка хорошая. И детям помочь нужно, и себе. Вот недавно новый телевизор купила. Самсунг. Как живые все там. Только боюсь, что внуки кинескоп посадят со своими приставками. Совсем уже от этих видеоигр не оттащишь. Как с ума посходили!

Я усмехнулся. А ведь это большая проблема всех детей в конце этого века. Даже не знаю, посадил ли кто-нибудь хоть один кинескоп во всем мире от игры в Соника или Принца Персии. Но факт остается фактом. Долго играть вредно.

— Вы не переживайте, Клавдия Петровна. Не посадят. Если посадят, мы вам новый купим. Пусть играют.

— Нет уж, — заупрямилась бабуля, махнув рукой. — Лучше пусть во дворе с ребятами бегают, чем в телевизор все время пялиться.

— С вами не поспоришь, — улыбнулся я.

— Вот ваши деньги, — бабуля под столом просунула мне пакет из-под молока, в котором была собрана выручка за последние две недели.

Я взял его и заглянул внутрь.

— Всем заплатили? Никого не обидели? — спросил я.

— Нет-нет. Как и положено. Все довольны. Многие столько денег в руках с самого выхода на пенсию не держали. Ты же знаешь, Костик. Пенсия сейчас, дай бог, три тысячи. А мы, иной раз, за неделю столько зарабатываем. Грех жаловаться.

— Ну хорошо, — я засунул руку в пакет и достал из него две тысячи. — Это вам. Премия.

— Не надо! Вы что? — засмущалась бабушка.

— Возьмите, — настоял я. — Вы сейчас все тащите. Берите, пока мы внимания не привлекли.

Бабушка, наконец, сдалась и приняла вознаграждение. Убрала купюры в сумку и опасливо оглянулась.

— Спасибо тебе, Костя. Спасибо! Дай бог здоровья!

Я похлопал ее по руке, лежащей на столе, и принялся уплетать пельмени. Пока не остыли. Аж слюнки текли от того, насколько они вкусные. Когда в пельменях столько мяса, дела могут и подождать.

Клавдия Петровна дождалась, когда я перейду к чаю спросила:

— О чем ты хотел поговорить со мной, Костя?

Я отклонился на железную спинку стула и посмотрел ей в глаза. Не хочется обманывать старушку, но если Ангельская умеет читать мысли, то по-другому никак.

— Я могу вам доверять?

— Конечно! — отреагировала она. — Кому, как не мне?

— Это правда, — я слегка помялся, подбирая слова. — Вы, наверняка, слышали, что меня приняли в клан Германна Аввакума Ионовича?

— На работе слух ходил. Ты же все-таки наш начальник, как-никак, — она добродушно посмеялась. — Нам такие вещи знать положено.

Дожили. Бабули меня обсуждают. Ну да ладно. Хорошо, что не у подъезда.

Так. А теперь мне нужна история, с помощью которой Клавдия Петровна согласится мне помочь. Ей бы правду про сестру рассказать и проблема решена. Но нельзя. Нужно что-то еще. При том, чтобы моя личность во всем этом фигурировала в последнюю очередь. На всякий случай. Так. Кажется придумал.

— Не знаю, слышали ли вы про род Коломийцев? — начал я. Бабушка отрицательно мотнула головой. — Есть такой род аристократов. Они живут за городом в своем особняке.

— Мне нужно определить туда кого-нибудь на уборку?

— Не совсем, — поспешил ответить я. — Почти. У Коломийцев есть сын. Мы учимся в одном классе. Совсем недавно между нами произошел конфликт и с тех пор его отец, Сильвестр Александрович, делает все, чтобы меня отчислили из школы. Ладно бы просто отчислили. Они добиваются того, чтобы меня отправили на Казачью заставу…

И мне пришлось рассказать всю историю, которая связывает нас с Кипятком, но переложить ее на безобидного сына той семьи, где сейчас работает моя сестра.

Ненавижу лгать людям, которые мне полностью доверяют. Но только так сейчас я могу заставить бабушку помочь мне. И только так она будет в полной безопасности. Как и Машка. Личное отношение и при этом угроза закрытия всего бизнеса, который сейчас ей приносит немаленькие деньги, помогут принять правильное решение. Согласиться выполнить мою просьбу. А когда все кончится, я обязательно расскажу ей правду. Но сейчас должен лгать.

— И сейчас мне нужна ваша помощь, чтобы разрушить обереги на дверях аристократов. Изнутри. Тогда люди Германна смогут проникнуть в дом, отыскать компромат на Коломийцев и поставить им ультиматум. Освободить меня от их преследования, раз и навсегда. — закончил я рассказ. — Вы самая опытная из всех клинеров. И единственная, кому я могу доверять на сто процентов.

Бабуля сделалась очень серьезной. Она как будто даже несколько помолодела. Посмотрела на меня решительным взглядом и спросила о том, что от нее требуется.

По пути в пельменную я скупил все выпуски газет о работе за последние три недели и нашел то самое объявление, по которому Эра Ангельская и устроилась на работу. Теперь по нему же должна будет устроиться Клавдия Петровна.

Я открыл портфель и достал газету.

— Вот.

Передал бабушке несвежий номер «Работа для вас», в котором синей ручкой было обведено одно из объявлений.

— Требуются домработницы в семью аристократов. Предоставляется комната для проживания, трехразовое питание, премии. Испытательный срок один месяц, — прочитала вслух бабуля.

— Я уже позвонил туда. Служанок до сих пор ищут.

— Что я должна сделать, Костя?

— Устроиться сюда на работу, — я ткнул пальцем в объявление, не отводя взгляда от бабушки. — И в ближайшую ночь сломать вот такие знаки на дверях дома.

Я показал листок, который дал мне Аввакум Ионович. Смятый и с нарисованными на нем символами.

— А кто же принимать звонки будет у меня дома? — заволновалась она. — В мое отсутствие. Работа же встанет…

— Попросите подругу. Пожалуйста. Это на пару дней. Если все срастётся, то послезавтра вечером вы уже будете дома.

Глаза Клавдии Петровны забегали. Она была честным и добросовестным человеком. То, к чему я подталкивал сейчас бабушку шло вразрез со всеми ее убеждениями.

— Я клянусь, Клавдия Петровна. Я хочу только, чтобы от меня отстали. Хочу спокойно жить и продолжать придумывать идеи, которые приносят деньги. Хочу быть со своей семьей и не бояться аристократов, которым пришло в голову показать свою власть.

Пауза. Бабушка молчит. Размышляет. Взвешивает. Нужно додавить.

— Я честный человек, — добавляю я. — Вы знаете. И ни за что не попросил бы вас об этом, если бы был другой выход. Но его нет. Обещаю. Никто не пострадает.

— Кто блины с мясом заказывал, — выкрикнула повариха из-за стойки, кося под работников Макдональдса, выкрикивающих номер готового заказа.

Мужчина в больших круглых очках откликнулся и забрал свою порцию. Опрокинул на них большую ложку сметаны. Я сглотнул и вернул взгляд на своего бизнес-партнера.

— Ладно, — Клавдия Петровна громко выдохнула носом. — Я сделаю это. Только ради тебя, Костя. Не ради денег. Сломаю обереги, — она раскрыла листок и еще раз посмотрела на символы. — Большего не проси. Если меня, конечно, возьмут.

— Спасибо вам! — обрадовался я. — Вас точно возьмут. Спасибо!

Я поблагодарил бабушку. Разве что только не обнял.

Вот и все. Я сделал почти все, что от меня зависело. Теперь оставалось дождаться сообщения на пейджер о том, что обереги уничтожены и поставить Аввакума Ионовича в известность об этом. А дальше… Дальше сестра вернется ко мне. И на этот раз я никому не позволю причинить ей зло.

(обратно)

Глава 9 Стрелка за школой

Уже на следующий день мне пришло сообщение на пейджер о том, что дело сделано. Клавдия Петровна стала одной из домработниц в особняке Коломийцев. Я тут же сообщил об этом Германну. Пообещал ему, что скину сообщение, когда обереги будут уничтожены. Он в ответ уверил меня, что уже завтра я увижу свою сестру. Если, конечно, бабуля сделает то, что нужно.

Весь следующий учебный день я ходил на нервах. То и понятно. Малейший косяк и я навсегда потеряю Машку. И ладно бы все зависело от меня. Так было бы легче. Но нет. Все что я мог сделать — это только надеяться, что ни Клавдия Петровна, ни люди Аввакума Ивановича не напортачат. Надеяться и ждать.

— Как у вас дела с Баконским?

Мы с Клаус и другими одноклассниками стояли в спортивном зале и разминались. Это был урок Боевых Искусств. Еще одно отличие от привычного мне мира. Деревянные мячи, бревна, маты и еще целая куча тренажеров и приспособлений для развития координации, ловкости, силы и других качеств, важных для сражения на мечах. Никакого тут футбола, снайпера и подобных прелестей, которые были в моем мире. Все по серьезному. Мы одаренные. У нас нет выбора. Как-то так.

— Не хочу разговаривать с этим дебилом, — отозвалась Клаус и сделала несколько наклонов в стороны.

— Первая ссора? — улыбнулся я и повторил движения за ней.

— Не утрируй, Ракицкий, — она сняла с распущенных рыжих волос резинку, собрала на затылке хвост и снова затянула. На этот раз туже. — Мы не семейная пара, чтобы называть это первой ссорой. И даже не встречаемся. Просто он дебил и все.

Баконский в это время разминался на другом конце зала в компании Солонина и новичка — Всеволода Яблоньского. Они о чем-то переговаривались и также, время от времени, бросали на нас с Жанной взгляды.

— Не буду спорить, — улыбнулся я. — Давно понятно, что лучше меня ты вряд ли кого-нибудь встретишь.

Клаус неестественно улыбнулась в ответ и принялась тянуться пальцами к носкам.

Прозвенел звонок. Из небольшой коморки вышел физрук. Вернее, теперь его называют просто — учитель. Сергей Вениаминович.

В мои девяностые он был любителем выпить и пропустить урок. В новой жизни он даже еще ни разу не опоздал. Парень лет тридцати с густой черной растительностью на лице и серьгами в ушах. Если бы он не был учителем Боевых Искусств, то вполне мог бы сойти за вокалиста какой-нибудь популярной рок-группы из двухтысячных.

— Всем по-по-по-о-о-строиться! По ро-росту! — сказал он.

Пить перестал, а вот заикаться нет. Иной раз столько времени уходит, чтобы он объяснил задание… Но, уроки Боевых Искусств проходят по два подряд, поэтому чаще всего мы успеваем многое. Несмотря на некоторую задержку.

— Ладно, Клаус. Иди к своим, — я толкнул свою подругу. — Увидимся.

Жанна в ответ по-дружески ударила меня в плечо, а затем прошла в строй девочек.

— По ро-росту, я говорю, Иван! — окликнул учитель Вантуса. — У нас за каникулы кажется Баконский слегка прибавил. Теперь он пе-пе-пе-е-е-ред тобой должен стоять.

Вантус послушался и встал в самом центре.

Я со своим ростом всегда стоял третьим в строю. Самый длинный Князев Гера, за ним Солонин, потом я. Но до Князева, кажется, никто из нас не дотянет и через два года. Даже если он прямо сейчас вдруг закурит и перестанет расти. Если, конечно, верить в то, что курение все-таки замедляет рост.

— Мне хочется ве-ве-верить, что на каникулах вы поддерживали себя в форме, — сказал Сергей Вениаминович. — Сейчас и по-по-п-о-о-смотрим. Десять кругов! Побежали!

Все всегда начиналось как обычная физкультура. Мы бегали десять кругов, приседали и отжимались. А вот потом рассчитывались на первых и вторых, чтобы заняться уже более узконаправленными занятиями. Так произошло и сегодня.

— Первый!

— Второй!

— Первый! — очередь дошла до меня.

— Второй! — Ян Калачевский, стоящий следом, пустил возгласы дальше по ряду.

Учитель Боевых Искусств дождался, когда самая низкая девочка в нашем классе скажет «второй», откашлялся в кулак и продолжил:

— Сейчас каждый берет по ме…мечу и становится на спарринг. Первые, запомните тех, кто слева от вас. Вторые, посмотрите на первых — это ваши оппоненты на сегодня. В ко-о-о-нце уроков у нас будет командный бой. Первые против вторых.

Ян Калачевский посмотрел на меня. Он всегда оказывался моим партнёром, несмотря на все попытки его родителей ограничить наше общение. До восьмого класса мы были с ним одного роста, поэтому даже если на сантиметр обгоняли друг друга, все равно чаще всего выполняли задания в паре.

— Пойдем, — я махнул поляку и пошел за мечами.

Мы подошли к большой корзине и достали оттуда два деревянных меча. Это же сделали и другие парочки. Очень скоро все школьники стояли друг напротив друга и ждали команды.

— Сегодня м-м-мы будем отрабатывать защиту. Сперва защищаются первые, а вторые атакуют, а затем, по моей ко-ко-ко-о-о-манде, меняемся. Все готовы? Тогда приступайте!

Мы с Калачевским без единого слова принялись выполнять задание. Аристократ ловко парировал мои удары, не пропустив ни одного выпада. В отличие от меня. Когда настала моя очередь обороняться я, то и дело, получал по пальцам. Пропускал удары по плечам, шее, голове и другим частям тела. Было больно, но я терпел. Даже деревянным мечом прижигает — будь здоров!

Вообще одаренных с третьего класса учат держать в руках меч. А я начал только месяц назад. И, конечно, ничему еще толком не научился. Однако схватываю однозначно быстрее и лучше остальных. Думаю, что нагоню быстро и все-таки сдам экзамен по фехтованию в конце года.

— О-о-о-отлично! — похлопал учитель, когда мы закончили выполнять задание. — Вы д-о-о-олжны уделять работе с мечом больше времени. Ни одно оружие не сослужит в ближнем бою лучше сл-у-у-у-жбы, чем зачарованный клинок. Давайте еще раз! Повто-о-о-рение — мать учения.

Казалось бы, зачем может понадобиться навык владения мечом в мире, где существует ядерное оружие? Все просто. Как оказалось.

Всех одаренных так или иначе готовят к защите населения Земли от угрозы, которая исходит из порталов. Стрельбе нас тоже учат. И рукопашному бою. Однако считается, что клинок, который можно зачаровать с помощью Знаков остается самым эффективным оружием против адских гончих и душ одаренных, приходящих в наш мир через разрывы.

— Ты че, гондон?! — вдруг вопит кто-то. — Жить надоело?

Прозвучавший голос оказался настолько неузнаваем, что я даже сперва не понял кто это. Оборачиваюсь.

В этот самый момент Кипяток толкает Яблоньского в грудь. Тот делает несколько шагов назад, но не падает. Останавливается. Все ученики в миг бросают упражнение и с интересом смотрят в сторону потасовки.

— Вы там! Эй! А ну пе-е-е-рестали! — учитель быстрым шагом идет в сторону парочки.

Кипяток толкает Всеволода еще раз. На этот раз, тот отвечает. Они хватают друг друга. Начинается драка.

Я бросаю меч, подскакиваю к аристократам, хватаю Всеволода под локти и стаскиваю с лежащего Кипятка. Антропов успевает остановить Парфенова, пока тот в порыве гнева не набросился на нас обоих.

— Отпусти меня! — орет Кипяток и пытается вырваться из хватки своего друга.

Еще через секунду учитель оказывается между петухами, расставив руки в стороны.

Я смотрю на Парфенова. У него идет кровь. Похоже Всеволод разбил ему губу, а сам, вроде как, невредим.

— Я тебя урою, гнида! — не унимается Кипяток.

— Вы что себе по-о-о-озволяете? — физрук смотрит сперва на одного аристократа, а затем на другого.

Характер у Сергея Вениаминовича нисколько не изменился. Слишком мягкий он для физрука. А для учителя Боевых Искусств — тем более.

— Этот гондон специально хреначит меня этой палкой! — вопит красный от злости Кипяток все еще пытающийся вырваться из рук своего друга.

Сергей Вениаминович переводит взгляд на Яблоньского.

— Я просто выполнял задание, которое вы дали, — отвечает тот, пожимая плечами, а через секунду добавляет: — Я же не виноват, что этот…защищается как девчонка. Может ему надо было с девчонками в один ряд встать, чтобы не срывать урок?

— Я тебя…

— Так! — наконец грозно рявкает учитель. — Антропов! По-о-о-меняйся парами с Яблоньским. Яблоньский, иди к Солонину. Все! Закончили концерт у-у-устраивать!

Только Сергей Вениаминович отвернулся, как Всеволод улыбнулся и показал Кипятку средний палец.

— Ах ты, мразь… — процедил Парфенов тихо, чтобы учитель не услышал. — Тебе после школы крышка, понял? Стрела! За столяркой. Если не придешь, то все будут знать, что ты сыкливая баба!

Как только Кипяток договорил, ему как будто полегчало. Он выдохнул, сплюнул, поднял свой меч и оттолкнув с дороги Антропова пошел в другую часть зала.

Всеволод как был безэмоциональным, так и остался. Он всего лишь поднял с матов свой меч и принялся отрабатывать защиту в паре с Солониным.

Уроками Боевых Искусств заканчивался этот учебный день. С самого момента драки каждый ученик ждал, когда наконец прозвенит последний звонок и мы соберемся за той самой столяркой, где будут выяснять отношения два аристократа — Яблоньский и Парфенов. С последней драки в классе прошло достаточно времени. Народ соскучился по стрелкам.

Я не был исключением. Дел по горло, но пропустить такую заварушку просто не мог. Старший брат против младшего, который и знать не знает, что в шкуре Всеволода прячется Владлен. И мотивация каждого из них мне ясна. Кипяток ненавидит Яблоньского просто за то, что тот появился в жизни его семьи и начал претендовать на место главы клана. Владлен же ненавидит своего младшего брата по той же причине — борьба за власть. И чем в итоге закончиться этот конфликт? Остается только догадываться.

Пустырь за столярной мастерской. Летом он скрывался за высокими зарослями, а зимой за сугробами. Снег всегда был тут тщательно утоптан, потому что ученики со всей школы бегали сюда курить и постоянно забивали здесь стрелки. Сейчас на снегу все еще видны следы последней драки. Серый говорил, что два дня назад здесь выясняли отношения его одноклассники. Что ж. Теперь очередь моих.

— До первой кровинки? — спросил Вантус — местный распорядитель боев.

— Да! — огрызнулся Кипяток, отошел к дереву и бросил рюкзак под толстый ствол дуба.

— Если он не заплачет раньше, — равнодушно ответил Всеволод и откинул в сторону свой портфель.

Мы с одноклассниками собрались вокруг и ждали настоящего зрелища.

— Где твоя новая соседка? — Клаус подкралась сзади и воткнула пальцы мне меж ребер.

— Ты про Риту? — я убрал ее руки и пустил ближе к импровизированной арене.

— Не видела, чтобы ты сидел еще с кем-то…

Сначала я почему-то подумал про Элаизу. Но не буду пока рассказывать о девочке-мираже. Не время. И не место.

— Мы с Ритой почти не разговариваем, — я пожал плечами. — А почему сегодня не пришла? Не знаю. Может заболела.

— Короче, — Вантус в черном пуховике вышел в центр нашего ринга. — Пацаны будут драться до первой крови. Если кто-то заревет, драку не останавливаем. Только, когда пойдет кровь. Начинайте!

Парфенов и Антропов стояли в разных сторонах и не спешили нападать друг на друга.

Так всегда было. Разозлишься, забьешь стрелку, а потом стоишь перед самой дракой и думаешь: «На кой мне вообще нужны были эти проблемы?». Это понятно, если сразу на улицу выйти и сбросить напряжение. Дак нет. Пока дождешься, когда уроки закончатся весь пыл уже поутихнет. А потом — на тебе! Стоишь и не знаешь зачем тебе это нужно и с чего начать. Особенно, когда противник тебе под стать.

Аристократы поняли, что начало драки затягивается и начали медленно наступать друг на друга. Махать руками как бы показывая, что они не просто так тут всех собрали. Вот. Драться пытаются.

В один момент я уже подумал, что так все и закончится. Какой-нибудь Солонин скажет, что директор идет или, что ему уже пора домой. А парни, почувствовав, что все потеряли интерес, так и разойдутся. Оставшись наедине.

Но не в этот раз. Эмоции быстро вернулись, как только Кипяток пропустил удар по голове в очередном из своих наступлений. Адреналин выбросился в кровь и завязалась настоящая драка.

— Не помню, чтобы кто-то кроме тебя давал Кипятку отпор, — шепнула Клаус.

Я еле расслышал ее из-за гула, который подняли одноклассники.

— Сейчас вообще многое поменяется, — намекнул я. — Эти…аристократы, будут враждовать долго. Пока кто-то из них окончательно не займет место главы клана. До тех пор наслаждайся зрелищем.

— Зрелищем… — Жанна задумчиво буркнула себе под нос.

Всеволод дождался, когда Кипяток атакует, сделал шаг назад, а в ответном выпаде врезал своему брату прямо по морде. Тот упал. Вантус тут же подскочил ближе:

— Крови нет! Продолжаем! — крикнул он.

Парфенов поднялся на ноги. Осмотрел своих одноклассников рассеянным взглядом. Крови действительно не было. Вот только синяк под глазом налился кровью и теперь у него на скуле красовалась смачная слива.

— Я же говорил. Дерешься, как девчонка, — травил своего противника Яблоньский и ухмылялся.

Кипяток заорал. Так как орут дети, которые от бессилия не могут больше ничего сделать. Только орать. Вместе с этим он набросился на своего кровного врага, впечатал того в дерево и начал бить ему в бок. Справа.

Удары выходили слабые. Сквозь одежду Всеволод и вовсе не чувствовал боли. От этого он только издевательски улыбался. Видя его ухмылку, несколько моих одноклассников посмеялись, видимо, найдя для себя нового авторитета.

На смех Кипяток поднял голову. Увидел издевательскую ухмылку и снова заорал. В этот момент Яблоньский оттолкнул противника, а когда тот снова побежал в его сторону, выставил ногу, и Парфенов напоролся прямо на ботинок. Согнулся. А после очередного толчка упал на стуженую землю.

— А Егорка-то выглядит совсем жалко, — сказал побеждающий аристократ. — Даже не знаю, стоит ли его бить до крови. Может все-таки до слез? Кажется он уже плачет.

— До крови! Как договаривались! — выразил желание большинства Вантус.

— Ладно, где у тебя тут…

Всеволод медленно подошел к Кипятку, который в позе эмбриона валялся на земле и стонал. Он повернул аристократа на спину, чтобы открыть тому лицо. Но Егор умело закрывал все части своего тела.

— Ну че ты как баба? Дай пущу тебе кровь и по домам, — сказал Яблоньский. — Бить щенков скучное занятие.

Кипяток что-то сказал в ответ. Неразборчиво. Даже для рядом стоящего Яблоньского.

— Че ты сказал? — тот наклонился ближе.

В этот момент Парфенов раскрылся, в его руке на солнце что-то блеснуло.

Пшик. В следующий момент Всеволод заорал, схватился за лицо и принялся отступать. Все одноклассники в один миг закашлялись и зачихали. Я схватил Клаус и быстро отскочил на несколько шагов назад, закрыв нижнюю часть лица шарфом и сделав тоже самое Жанне.

Посмотрел на Кипятка. Он держал в руках газовый баллончик. Популярное средство защиты для в девяностые. И доступное почти каждому. Однако имеющее свойство поражать все в радиусе пары метров. И это еще хорошо, что мы на открытом воздухе.

Я увидел, как Парфенов убирает баллончик, а затем подлетает к своему противнику и просто начинает лупить его со всех сторон. Руками и ногами. По животу, ногам и другим частям тела. Лишь по лицу он не торопился бить. Хотел отыграться и только потом пустить кровь.

— Кипяток! — заорал Вантус. — Так нельзя!

Тогда Парфенов подлетел к распорядителю боев, схватил того под силки и матом рассказал, что сам решает, что нельзя, а что можно. Затем повернулся к Яблоньскому и продолжил колотить аристократа. Все одноклассники завороженно смотрели на картину сквозь слезы, которые вызвал газ, но не могли ничего сделать.

— Стой тут! — приказал я Клаус, затем завязал шарф на затылке и выбежал на импровизированный ринг.

Не успел. Кипяток почувствовал, что времени у него мало и зарядил по лицу Яблоньскому. Кровь брызнула прямо на снег, и аристократ упал следом.

— Все! — я преградил путь Парфенову, оттолкнув его от лежащего мальчика.

(обратно)

Глава 10 Потерянная VHS

— С дороги, Фунтик! — процедил Парфенов и посмотрел на меня глазами, внутри которых я, в очередной раз, увидел языки пламени.

— Я не отойду, — ответил я и тут же добавил: — Ты победил. Проваливай и наслаждайся победой. Ты же не знаешь кто из нас набьет морду другому, если теперь начнем драться мы? Самое время остановиться.

Кипяток некоторое время зло смотрел на меня. Взвешивал мои слова. Затем, видимо, решил, что я прав, сплюнул, взял свой портфель и пошел прочь. Антропов, прихватив свои шмотки, побежал следом.

— Ты в порядке? — я подошел к Яблоньскому, протянул руку и помог встать.

От всех этих Парфеновых смердит гнильем за версту. Но не помочь нуждающемуся не могу.

Я быстрым взглядом осмотрел аристократа с головы до ног. Вроде никаких смертельно опасных ран. Жить будет.

— Я закопаю этого урода, — прошипел Всеволод и еще жмурясь от слезоточивого газа посмотрел вслед уходящим отморозкам из нашего класса.

— Закопаешь, закопаешь, — поддакнул я. — Идти можешь?

Яблоньский попытался сделать шаг, но чуть не упал. Схватился за ствол рядом стоящего дерева и удержался на ногах. Снова потер глаза.

— Ни черта не вижу…

— Понятно, — я обернулся и нашел глазами свою подругу. — Клаус! Помоги мне!

Жанна подбежала ближе и спустила шарф с лица.

— Что нужно сделать? — спросила она, глядя большими глазами на избитого аристократа.

— Клади его правую руку себе за голову. Также как я, видишь? Всеволод, ты далеко живешь?

— На четвертом трамвае. До конечной. Там, в частном секторе, — ответил он.

— Хорошо. Жанна, поможешь мне довести его до дома?

— Поехали, — ответила она, даже не подумав.

Мы шли на остановку, когда кто-то окликнул мою подругу. Это был Баконский. Он догнал нас через несколько секунд и преградил дорогу.

— Ты куда? — спросил он, обращаясь к Клаус.

— Человеку помогаю, не видишь? — ответила она.

— Ты че, до сих пор на меня обижаешься?

Мы с Яблоньским закатили глаза. Стать невольными свидетелями этих разборок — ничего хорошего. Но из вежливости никто из нас не вмешивался. В конце концов ситуация у нас не экстренная, можем и подождать. Раз Клаус сама не спешит.

— Обижаюсь на тебя? — усмехнулась аристократка. — Сдался ты мне! Давай Баконский. Уйди с дороги. Не видишь — человеку плохо?

Баконский перевел взгляд на меня и свел брови.

— Это все из-за него, да? — зло прошипел он.

— Слушай, Альфред, — я вмешался, чтобы Клаус не пришлось отвечать. — Давай ты свои дела сердечные оставишь на потом. Сейчас мы Яблоньского домой доставим, а дальше разбирайтесь сколько влезет. Ну все. Нам пора. Трамвай идет! — я мотнул головой, и мы обошли бастарда, который больше не знал, что сказать и только краснел от злости.

Очень скоро мы сели в трамвай, доехали до конечной и подвели Яблоньского к его дому.

— Немаленький домишко! — восхитилась Клаус, осматривая особняк аристократа.

— Заходите, — предложил в ответ он. — Надо поговорить.

— Да мы наверное… — начал я, потому что больше всего ждал новостей от Клавдии Петровны.

Терпения уже не хватало на то, чтобы дождаться сообщения о том, что обереги сломаны и моя сестра вот-вот вернется в родные стены.

— Этот ублюдок ведь тебя тоже достал? — перебил меня Всеволод и посмотрел уставшим взглядом.

Я взглянул на него в ответ. Но молчал.

С одной стороны, Всеволод, а вернее Владлен, не самый приятный тип из всех, с кем мне доводилось встречаться. К тому же он тоже Парфенов. А иметь какие-то дела с аристократами из этого рода…все равно что валяться в грязи. С другой стороны, враг моего врага — мой друг. Яблоньский мог бы помочь мне решить проблему Кипятка раз и навсегда.

— Чаю нальешь? — спросил я.

— Конечно.

Яблоньский убрал с нас с Жанной руки и самостоятельно, довольно уверено, пошел к воротам. Видимо и боль прошла и зрение окончательно вернулось.

Еще через несколько минут мы разувались в просторной прихожей. Ремонт был дорогой, хоть уже и не свежий. Сразу видно, что когда-то тут жили люди, как это говорят… Первого сорта? Но времена процветания Яблоньских давно прошли. Теперь тут и там стоят банки с огурцами, кошачий лоток прямо посреди коридора, старые ковры, постеленные скорее для тепла, а не для антуража. В общем такой…некий «BMW» бизнес-класса, отданный в распоряжение деревенскому мужику, возящему в ней навоз.

— Никого нет дома, — Всеволод вошел в гостиную уже умытый и приведенный, более или менее, в порядок. — Чайник скоро закипит.

— Что ты хотел предложить? — я сразу перешел к делу и поставил на место один из томов под авторством Чехова, хранящихся в серванте.

Яблоньский бросил взгляд на Клаус, как будто сомневаясь говорить при ней или нет, но все же решился.

— У нас с тобой есть один общий враг. Я предлагаю избавиться от него. Вместе, — прямо сказал он.

Клаус читала какой-то журнал, который до этого лежал на журнальном столике и делала вид, что вообще не слушает, о чем мы говорим.

— Смотря что ты подразумеваешь под словом «избавиться» … — ответил я. — Убивать или причинять какой-то вред десятилетнему мальчишке, я не намерен. Скажу больше, я сделаю все, чтобы предотвратить это, если только узнаю…

Яблоньский нахмурился и бросил на меня злой взгляд.

— Зачем тогда ты вообще согласился говорить на эту тему, если защищаешь гребанного ублюдка? — выпалил он.

— Полегче… — остановил я аристократа. — Я сказал, что не позволю причинить ему вред, но не говорил, что не хочу проучить.

— Проучить? И при этом не причинить вред? — лицо хозяина дома скривилось.

— У меня уже есть план, — ответил я. — Но с твоей помощью воплотить его будет легче…

Свист донесся с кухни и заставил Яблоньского спохватиться, чтобы убежать за заварочным чайником и чашками. Он вернулся через пару минут, держа в руках все необходимое для чаепития.

— Не хочу чаю, — отозвалась Клаус. — Есть что-нибудь холодное?

Всеволод покивал, снова скрылся в дверном проеме и вскоре вернулся с графином. В левой руке у него было несколько пакетиков порошка, который я последний раз пил двадцать с лишним лет назад.

Аристократ открыл крышку графина, высыпал туда «Yupi» и принялся размешивать зелье.

— Какой план? — Всеволод налил в чашку воды с фруктовым вкусом и протянул Жанне.

— Сначала Клаус, а потом и я сам, видели, как Парфенов вместе со своим другом используют магию крови. Моя сестра лично пострадала от этого.

— Магия крови? — удивился аристократ. — За такое ведь можно уехать…

— На Казачью заставу, — Клаус подняла глаза со страниц журнала и улыбнулась.

— Надо донести на них и дело с концом, — обрадовался Яблоньский тому, что его единственный конкурент возможно скоро отправиться на самый север и окончательно уйдет у него с дороги.

— Все не так просто, — осадил я аристократа. — Сейчас Кипяток очень осторожен. Он вряд ли еще раз использует запрещенную магию в ближайшее время.

— Черт! — выругался Всеволод. — И что делать?

— Запасной план тот же, — ответил я, пристально смотря в глаза мальчишки. — Я спровоцирую Парфенова вернуться к практике. А ты поможешь мне его дискредитировать.

— Дискреди…что?

— Поможешь сделать так, чтобы его заметили и перестали верить в то, что он прилежный ученик и вообще хороший парень, — я налил в свою чашку кипятка.

— Хм. Мне это нравится, — неприятно осклабился аристократ. — Что я должен делать?

Четкого плана у меня нет. Да, Владлен жил в особняке Кипятка. Возможно, он даже знает его тайные убежища, где тот может проводить ритуалы. В конце концов можно как-то использовать его способности электроника. Но пока Егор Парфенов даже не думает применять магию крови, продумывать какой-то план бесполезно.

— Пока не знаю, — честно ответил я. — Но уверен твои знания и способности смогут нам помочь. Когда придет время. У тебя есть пейджер?

Яблоньский открыл портфель и достал оттуда устройство. С обратной стороны на нем был наклеен номер, на который нужно посылать сообщения, чтобы они дошли до него. Сразу видно — бабушка постаралась.

Я переписал цифры в свою записную книжку — пришлось завести ее, когда контактов стало очень много. Как же не хватает смартфона, где всю эту информацию можно хранить и не бояться потерять.

— Я скину тебе сообщение, как только придет время. До тех пор предлагаю не идти с Кипятком на конфликты. Окей?

— И все? — Клаус отложила журнал в сторону.

В это самое время запищал пейджер на моем поясе. Я снял его, приблизил и прочитал сообщение.

«Срочно перезвони! Лиза.»

Что стряслось? Так. Кажется тут есть еще пропущенные. Видимо сообщения приходили, пока я был на уроке Боевых Искусств.

«Обереги сломаны. К.П.» — прочитал я.

— Всеволод! — взволнованно позвал я аристократа. — Где у тебя телефон? Мне позвонить надо.

— Там, — ответил он. — В прихожей.

Я мигом очутился у телефона и скинул сообщение Аввакуму Ионовичу о том, что путь свободен. Скорее всего он свяжется со мной, когда дело уже будет сделано. До тех пор мне лучше все-таки быть дома.

— Я позвоню или напишу тебе, как только буду готов, — сказал я, вернувшись в гостиную. — А сейчас надо идти. Клаус!

Мы с Яблоньским махнули друг другу, вместо крепкого рукопожатия, а затем я посадил Жанну в один трамвай, а сам сел в другой.

Уже скоро я торопливым шагом шел по дворам с остановки в сторону своего дома, погруженный в мысли о сестре. Думал о том, как вытащить из нее Эру Ангельскую. Представлял, как подарю Машке новый паспорт и скажу, что мы уезжаем жить в другой город новой жизнью. В голове пролетало столько мыслей, что я вообще ничего не видел вокруг. Ничего. До того момента, пока под светом одного из фонарей меня кто-то не схватил за шкирку и не толкнул в сугроб.

— Ты чего дома устроил, говнюк?! — прохрипел рассерженный голос.

Я поднял голову.

Отчим. Объявился. Перегаром несет за версту.

Он подошел ближе и влепил мне пощечину. Удар вроде несильный, но для моего нынешнего тела вполне достойный. Если бы я стоял на ногах до удара, то сейчас бы уже лежал.

— Ты что за притон в квартире учудил я спрашиваю, гаденыш? — отчим взял меня за пуховик и поднял на ноги.

Сообщение от Лизы… Вот, черт. Во сколько оно пришло? Наверняка, она написала, когда отчим заявился. Это сколько заказов он мне за сегодня сорвал? Ладно заказы. Это же репутация.

— Дядь Леш, — я схватил за запястье руку, которой он держал меня. — А ну отпусти.

— Сейчас я тебя отпущу! — завопил отчим и снова врезал мне по лицу.

Вот теперь я упал.

— Вставай, засранец! — сказал он.

Я встал. Следующий удар. Я снова в сугробе. Больно, но не более.

— Вставай!

Такое уже было. В прошлой жизни я не раз получал от него. Психику это мне не сломало, но другого выхода, кроме как терпеть и бесконечно вставать — я не знал. Теперь знаю.

— Эй, дядя! А ну отпусти малого!

Позади отчима уже скопилась толпа моих курьеров. Ну как толпа. Человек семь. Восемь. С битами и в хоккейных масках. Они экипировались так после случая с Гришей. Стали больше думать о безопасности и о том, что делать, если на них кто-то нападет.

— Вы кто такие? — отчим, пошатнувшись, повернулся к моим спасителям и указал на них пальцем. — Кто это такие, а? — он посмотрел на меня.

— Друзья, — отозвался тот, который был впереди всех. Я узнал голос Глобуса. — А теперь отойди от мелкого, пока мы тебе не накостыляли.

Дядя Леша внимательно оценил обстановку и поднял руки на уровень груди.

— Ладно, ладно… — сказал он. — Спокойно. Я уже ухожу.

— Да! — довольно выкрикнул брат Серого и указал битой в сторону. — И если еще раз руку поднимешь на него…

— Нет! — я перебил Глобуса, поднялся на ноги и отряхнулся. — Он никуда не пойдет. Вернее, пойдет чуть позже. Сперва я хочу поговорить. Дядя Леш! Пойдем. На пару слов.

Очень скоро мы сидели на нашей кухне. Отчим курил свою «Приму», а я внимательно изучал его. Парни о чем-то болтали в комнате матери. Лиза снова приступила к работе. Все становилось на свои места.

— Мама, — начал я. — Когда ты в последний раз видел ее?

Дядя Леша заглянул в чашку, где еще оставалось немного кофе. Видимо, думал, чем бы промочить горло, но, взглянув внутрь, только поморщился. Затем поставил ее обратно и снова затянулся.

— Не знаю, — ответил он пропитым голосом и пожал плечами. — И с чего ты вообще взял, что я хочу что-то рассказывать такому выродку, как ты?

Я проглотил злость. Был бы чуть постарше… Хотя. Чего бы добился? Врезать алкоголику — великий подвиг, тоже мне. Все равно, что добиваться возмещения ущерба от пропитого бомжа, проткнувшего тебе колесо. Да-да. Один из моих великих страхов из прошлой жизни.

— Я дам тебе тысячу рублей, — я достал деньги и положил на край стола. Ближе к себе.

Отчим жадно посмотрел на будущую добычу. Не менее жадно затянулся.

— Последний раз видел твою мать пару недель назад, — сказал он и потянулся за купюрой.

Я накрыл банкноту сверху своей ладонью.

— Здесь? — спросил я, вспомнив тот день, когда вернулся домой и понял, что мама пропала.

— Угу. Мы сидели прямо тут. Только на твоем месте была она.

— Что делали? Пили?

— Обижаешь! Праздновали воссоединение счастливой семьи!

— Ладно. Что было потом? Чем все закончилось.

— Ничем, — он стряхнул пепел в кружку с кофе. — Бухали здесь. Потом там. В комнате. Потом я увидел, что водка заканчивается и отправил ее в магазин. Сам уже на ногах не стоял…

Отчим замолчал и уставился на мою ладонь, под которой я прятал деньги.

— Что было дальше?

— А дальше я вырубился там. На кровати. Просыпаюсь от того, что кто-то дверь ломает. Пока вставал, ее уже выломали. И че ты думаешь? Кто там был? Мать твоя. Ха-ха! Я тебе говорю, силищ в ней столько, что не всякому мужику дано! Ну тут мы и повздорили…

— Чья кровь там, в коридоре?

— Моя. Чья же еще? — хмыкнул отчим. — Я руки распускал часто, это правда. Да вот только до крови твою мать никогда не колотил. Привычка, армейская, если хочешь. Синяков не оставлять.

Я глубоко вдохнул, чтобы сохранить спокойствие.

— А вот твоя мать не больно-то старалась. В нее как будто бес вселился, — он закурил еще одну сигарету. — Она сперва меня отмудохала, а потом пошла по комнатам что-то искать. Я так и не понял, чего она там искала, потому что дожидаться не стал. Думаю, через пару дней вернусь и узнаю. Но мы тут с Олежкой хорошо загуляли. Только сегодня очухался.

Мать пила с отчимом. Это на нее похоже. Вернулась, выломала дверь и начала первая лезть в драку? Вот эта история уже не про нее. И куда она делась потом? И почему появлялась недавно в магазине, но не зашла домой? Не могла же и в нее вселиться какая-нибудь душа…

— Водку принесла? — спросил я.

— Чего?

— Ты говоришь, что мать за бутылкой отправлял. Принесла она бутылку или нет? В итоге.

— Не, — махнул рукой отчим. — Поэтому и поругались. Вместо бутылки купила кассету. Еще и не фирменную. Полностью белую. Непонятно че на ней записано было. А у нас даже видика нет куда эту кассету вставлять! С этого все и началось.

— Кассету?.. — я задумался.

Ушла за алкоголем, пришла с кассетой и не в себе. Выходит, надо посмотреть кассету. Может там найду ответ. Надеюсь, на пленке не записанные серии «Дикого ангела», блин.

— Держи деньги и проваливай, — я встал с места и протянул купюру. — Чтобы я тебя больше тут не видел.

— Че-е-е… — удивился отчим и направил на меня свои мутные зрачки.

— Че слышал. Давай-давай!

Я взял его за локоть, помог встать и выпроводил восвояси. Дядя Леша не сильно сопротивлялся. Тысяча рублей открывала для него новые горизонты. Любой Олежка из «Союза» приютит того еще на пару недель за такую сумму. Еще и компанию составит.

— Пацаны! — я вбежал в гостиную, как только закрыл дверь за отчимом.

Глобус, Гриша, Лиза, Децл и другие повернули на меня свои головы.

Я подбежал к видеомагнитофону, нажал кнопку и достал оттуда кассету.

— Никто не находил здесь странную видеокассету? — я потряс в руке добычей. — В белой упаковке, без надписей и рисунков.

— Дак это поди она и есть? — отозвался Глобус. — Упаковка там, на подоконнике за шторами.

Я обернулся, резким рывком отодвинул в сторону штору и нашел пустую коробку, о которой говорил отчим.

— Что на ней? — спросил я.

— Фиг знает. Децл видик паленый принес. Я хотел посмотреть, но там толи провода накрылись, толи сам видик сдох. В общем, как вставил ее, так она там и пролежала.

— А у вас дома видеомагнитофон есть? — спросил я у Глобуса.

— С утра был, — улыбнулся он. — Рабочий.

(обратно)

Глава 11 Ошибки предков

Пленка была перемотана в самое начало. Я вставил видеокассету в магнитофон и отступил на несколько шагов.

В моих руках было два пульта. Один от телевизора, другой от видика. Оба замотаны в целлофановые пакеты — тренд этого времени. Переключил режим телика на AVи нажал кнопку «PLAY».

Белый шум. Пленка пустая?

— Думаешь, на кассете действительно что-то есть? — спросил Серый, затем оторвал кусок от свежего батона, пахнущего на всю комнату, и запил его молоком.

— Не знаю, — я пожал плечами, ни на секунду не отрываясь от экрана. Мне казалось, что я могу пропустить какую-то важную деталь, если отведу взгляд.

— Певевовай… — с набитым ртом сказал мой друг.

— Что? — я посмотрел на него.

Он прожевался, проглотил свой перекус и повторил:

— Перемотай.

— Не, — отказался я.

Затем отошел на несколько шагов назад и сел в старое советское кресло. Серый сидел в таком же.

— Может магнитофон Децла все затер. И теперь может мы можем зацепиться только за один маленький кадр. Который легко пропустить в перемотке. Поэтому будем смотреть подряд.

— Ну как знаешь, — равнодушно ответил Серый. — Можно пока твой пейджер посмотреть?

Я снял электронное устройство с ремня и протянул другу.

— Только не нажимай ничего там.

— Хорошо.

Уже десять минут я пялился на белый шум. Идея, которую я так легко отбросил сперва теперь начала казаться мне здравой. Поэтому я направил пульт на магнитофон и уже собирался нажать на перемотку, как вдруг на экране появилась картинка.

Камера снимала армейские берцы, ступающие по бетонному полу. Свет в помещении мигал от перепадов напряжения. Я сделал громче. Стало слышно тяжелое дыхание. Как будто на режиссера был надет противогаз.

— Что это? — вместо того, чтобы внимательно смотреть, начал болтать Серый и пододвинулся поближе. — Какой-то подвал?

— Т-с-с, — я попросил его не издавать звуков и сделал еще громче. Выключил свет, чтобы люстра на потолке не отсвечивала от экрана и не мешала разглядывать детали.

Держащий камеру, наконец, поднял ее и направил перед собой.

Он подошел к ржавой железной двери, отодвинул задвижку в сторону и пустил свет фонаря с улицы в помещение. Сделал еще несколько шагов и оказался на асфальтированной небольшой площадке. Смеркалось. Прямо перед ним стояла старая «буханка» скорой помощи. Не заведенная. Спереди потертая надпись «03».

Также, тяжело дыша, он обошел машину, открыл задние двери. Камера вновь опустилась, а поднялась только тогда, когда он закрылся внутри.

— Мама! — взволнованно шепнул я, едва на экране появилась моя мать.

Вместо того, чтобы испугаться я жутко разозлился. Мама сидела прикованная к креслу, очень похожему на стоматологическое. Ее руки были привязаны к подлокотникам. Ноги связаны. Она без сознания.

Отправьте меня туда прямо сейчас, и я найду способ урыть этого психа. Вот только записи уже несколько недель. Теперь мне ничего не остается, кроме как просто смотреть.

— Сколько лет я ждал, чтобы отомстить тебе… — проговорил неудавшийся блогер хриплым голосом. — А я говорил… Говорил тебе, что вернусь и отомщу. Теперь смотри…

Он поставил видеозаписывающий агрегат, видимо, на сидушку у самого выхода из «буханки» и подошел к матери. Развернулся. Теперь я увидел его. Почти в полный рост. Человека в халате и с белой медицинской маской на лице. На маске нарисована улыбка. Похоже, красная губная помада и синий маркер. Жуткий оскал.

— Что это за урод? — поморщился я.

— Это…Санитар?

— Чего? — я поставил на паузу, повернулся к Серому и посмотрел на него с таким лицом, как будто меня сейчас стошнит.

Я точно знал, что после этой встречи моя мать осталась жива и только это позволяло мне с холодной головой погрузиться в ситуацию. Было важно узнать сразу что это за чучело.

— Я слышал про него, — ответил Серый и его передернуло. — В одной из страшных историй брата. Я думал это все выдумка… Что ему нужно от твоей мамы?

— Сейчас и узнаем, — я нажал на «PLAY» и пленка внутри видеомагнитофона снова начала крутиться.

Санитар несколько раз ударил моей матери по щекам, пока та не пришла в чувства.

— Что? — мама очнулась, но была еще пьяна. — Вы кто?

— Я тот, кто обещал отомстить твоему мужу, — сказал псих и достал из кармана кулон.

— Моему мужу? Леше? Льву? За что…

— Ти-и-хо… — сказал похититель и кулон в его руке стал раскачиваться.

Либо пленка повреждена, либо, клянусь, что я видел, как от равномерно болтающейся из стороны в стороны фигурки исходят прозрачные волны. Они искажали изображение вокруг. А мать не могла оторвать от этого кулона взгляда.

— С этого момента ты больше не знаешь кто такая Анна Николаевна Ракицкая. Сейчас ты в последний раз вернешься в свою прежнюю квартиру, — говорил Санитар бархатным завораживающим голосом. — И сделаешь так, чтобы все подумали, будто было ограбление.

Он дождался, когда она кивнет и продолжил:

— Ты возьмешь с собой кассету, которую я дам тебе. Спрячешь ее в квартире. Так, чтобы никто не смог найти наше с тобой небольшое кино раньше времени. Затем навсегда покинешь свой дом. Кто бы не спросил. С этого момента ты потеряла память. Ты не знаешь кто ты, где жила, не помнишь ни одного имени из своей прошлой жизни…

Санитар медленно подошел к камере и сел на корточки, чтобы его было хорошо видно.

— А несколько моих следующих просьб твоя жена получит наедине, — его глаза улыбнулись и теперь стали под стать рисунку на его грязной белой маске.

Затем псих потянулся к камере и еще через секунду изображение пропало. Снова белый шум.

Я стоял посреди гостиной в квартире Серого. На улице давно стемнело и мое лицо сейчас освещал только свет, исходящий от экрана телевизора.

Теперь ясно куда пропала мать и что произошло в тот злосчастный день. Она оказалась жертвой гипноза. Жертвой психа, который либо охотится за моим отчимом — что вряд ли, потому что они в гражданском браке, — либо…Санитар почему-то до сих пор думает, что мой отец жив. За что-то мстит ему. Самое паршивое в этой истории то, что моя мать может быть вообще где угодно. И даже если я найду ее… Она не узнает собственного сына. Собственную дочь.

Что же все так сложно-то, а? Почему в довесок ко всему, я должен расплачиваться за ошибки своего отца? Кем, черт возьми, он был в этом мире? Уверен, Машка знает ответ. Вытащу ее и смогу во всем разобраться. Аввакум Ионович или Глеб Ростиславович тоже должны что-то знать. Но уверен, что никто не расскажет историю Льва Ракицкого лучше, чем его собственная дочь.

Но одно теперь ясно наверняка. Даже когда я найду мать, мне нужно будет отыскать этого Санитара и убедить его снять чары…

— Это какой-то магический гипноз? — я прошел к выключателю и включил свет.

Серый взял пульт с журнального столика и переключил на «Рен ТВ». Там шла серия «Баффи — истребительница вампиров». Он выключил звук.

— Я слышал, что есть такая родовая магия, — ответил мой друг. — Из истории Димона.

— История про Санитара? Можешь пересказать ее мне?

— Да я не помню толком, — Серый закатил глаза и откинулся на спинку кресла. — Был какой-то мужик. Бастард. Работал в психушке. Потом его посадили за то, что он заставлял людей творить разные вещи. Вот.

— Н-да, — я сел на другое кресло. — Рассказчик из тебя так себе.

— Я не помню уже эту историю, — махнул он рукой. — Что ты от меня хочешь?

Серый всегда раздражался, когда кто-то говорил, что у него не совсем хорошо что-то получается. Поэтому я сразу решил сгладить нарастающее напряжение.

— Я понимаю. Все нормально, — теперь на спинку своего кресла откинулся я. — И Глобус-то сказал, что сегодня не собирался ночевать дома. У них там опять какая-то тусовка…

Мы сидели в полной тишине. Пока Серый пялился на главную актрису в «Баффи» от которой у всех из нашей компании парней текли слюни. Я размышлял на тему Санитара.

Персонаж попался хуже не бывает. Производит довольно жуткое впечатление. Наверное, впервые в жизни в этом мире я действительно кого-то опасаюсь. Думаю, это от того, что ничего не знаю про него. Значит надо узнать как можно больше. Но как? Очередная история Глобуса вряд ли поведает мне хотя бы половину правды. Опять искать газеты и пытаться найти информацию из статей? Что в этом случае я сделал бы своем мире?

— О!

Меня внезапно осенила одна мысль. Ведь есть вещи, которые я точно не обязан решать сам. Или, по крайней мере, могу, и совершенно справедливо, ждать помощи.

Я вскочил с места, вышел в коридор и принес радиотелефон.

— Ты чего? — спросил Серый.

— Позвоню в справочную. Узнаю номер нашего отделения милиции. Свяжусь с тем следователем.

— С каким?

— Который ведет дело моей матери. Ему в любом случае будет полезно посмотреть эту кассету.

Я глянул на циферблат телефона и затупил.

Какой был номер у справочной? Ноль один — пожарная, ноль два — милиция, ноль три — скорая, а вот дальше… Толи ноль восемь, толи ноль девять.

— Серый, — я повернулся к своему другу. — Скажи номер телефона справочной?

— Такое и за тридцать лет не забудешь, — удивился он. — А ты за двадцать забыл. Ну ты даешь…

— Просто скажи цифры, Серега.

— Ноль девять. Серега… — он усмехнулся, потому что никогда раньше я его так не называл.

Я тут же набрал справочную и узнал номер районного отделения милиции. Уже через минуту звонил туда и разговаривал с ментом, который видимо был дежурным в этот вечер.

— Я же говорю. Меня зовут Константин Ракицкий. У меня мать пропала две недели назад. Дело вел милицейский с усами и южным акцентом. Мне нужно с ним поговорить.

— Тебе позвонят, как только будет что-то известно, мальчик, — отозвался голос в трубке.

Когда он замолкал я слышал звуки матча и голос молодого комментатора Виктора Гусева. Видимо мент смотрел чемпионат России по футболу. А не в этом ли году Спартак в последний раз станет чемпионом?

— У меня есть для него новости. Можете вы меня соединить или нет?

— Скажи мне, что передать. Я передам, — отозвался он.

— Я хотел бы поговорить с ним лично.

— Так, — ответил милицейский. — Линию занимать долго нельзя. Я скажу, чтобы он позвонил твоей бабуле. Ты же сказал, что у него есть ее номер? Всего доброго! Да…

Перед тем, как до меня донеслись короткие гудки послышался мат. Одно из двух. Спартак либо пропустил, либо не реализовал хороший момент.

Я посмотрел на часы. Без двадцати девять. Как может футбол идти в такое время? Души аристократов вот-вот полезут наружу. Или он смотрел не прямой эфир?

— Ты куда? — Серый стоял у меня над душой и до сих пор вертел в руках мой пейджер.

— В милицию, — я потуже завязал шнурок на левом ботинке. — Если гора не идет к Магомеду, значит Магомед пойдет к горе…

— Но до комендантского пятнадцать минут…

— Знаю, — ответил я и потуже затянул шнурок на другом ботинке. — Поэтому придется бежать.

Я открыл дверь, вышел и уже собирался начать свой незапланированный спринт, как вспомнил про сестру.

— Серый, — я повернулся к другу. — Пусть пейджер побудет у тебя. Просматривай сообщения. Я тебе позвоню при первой возможности, окей?

— Ладно, — отозвался он. — Давай!

Сломя голову я бежал в районное отделение милиции по знакомой дороге под стук ставней, которые закрывались повсюду в преддверии комендантского часа. Я бы понятия не имел, где оно находится, если бы однажды, еще в прошлой жизни, граждане милицейские не заявились в наш класс и не попросили учительницу освободить от уроков несколько парней, включая меня, для участия в очной ставке. Помню, как было страшно, когда из всех потерпевшая девочка почему-то указала на меня. Я не знал, что случилось и что натворил, возможно, один из стоящих со мной в ряду, но было очень страшно схватить чьих-то проблем на свою голову.

Отделение милиции находилось недалеко от закусочной «Союз». Вытрезвитель, где мой отчим оказывался не редко, тоже там. Места, где легко можно было побывать за одну ночь в радиусе пятисот метров. Как удобно.

— Чего тебе? — спросил милицейский встретивший меня на пороге отделения.

— Я пришел к следователю, который занимается делом моей мамы.

— Это ты звонил десять минут назад?

— Пятнадцать, — выпалил я и глубоко вдохнул. Почти отдышался. — Ну дак вы пустите меня или нет? Разрывы вот-вот начнут открываться.

— Я же тебе сказал, что капитана нет на месте.

Капитан значит. Еще бы фамилию узнать.

— Значит дождусь у вас, — заявил я. — До дома уже не успею.

Дежурный безнадежным взглядом окинул пустую улицу, выдохнул и ответил:

— Ладно, заходи. Куда тебя теперь…

Через минуту мы шли по замызганному коридору.

— Куда мы идем, — поинтересовался я.

— Ты же хотел видеть Троицкого? Пусть он сам с тобой и нянчится.

Мы прошли до конца коридора и остановились возле светло-коричневой двери, на которой висела табличка с надписью «следователь Троицкий».

Сопровождающий меня постучал.

— Кто? — донеслось изнутри.

Мент толкнул дверь и перед нами открылась картина не лучше той, что я всегда наблюдал дома. Взъерошенный следователь тут же убрал бутылку «Русской» водки со стола. Неудачно поставил ее на пол. Так, что та опрокинулась и содержимое вылилось из нее наружу.

— Черт, — выругался он. — Кто это? Ты нахрена его привел?

— Он говорит, что вы расследуете дело о его матери. И приперся вот. За пять минут до комендантского часа. В такое время уже домой не отправишь.

— Ракицкий? — прищурился Троицкий. — Ты чего здесь…

В эти времена бухают все, кому не лень. И хорошие люди спиваются. Поэтому картина меня нисколько не удивила.

— Я принес вам кое-что, — я зашел внутрь кабинета и положил пакет «PEPSI», в котором лежала кассета, на стол.

— Можешь идти, лейтенант. Дальше я сам, — отозвался следователь, затем дождался, когда дверь захлопнется и достал VHSиз пакета. — Что это?

— Момент похищения моей матери. Но я думаю после просмотра вы расскажете мне больше.

Следующие полчаса пролетели быстро. Капитан откуда-то достал конфискованный видеомагнитофон, подцепил его к телевизору и просмотрел пленку.

— Плохи дела… — проговорил он как будто себе, а затем встрепенулся и постарался исправить ситуацию. — По крайней мере, мы теперь знаем, что с твоей матерью.

— Как это нам поможет?

— Запустим ее фото по телевизору, развесим на остановках и вокзалах объявления с ее приметами. Рано или поздно нам дадут на нее наводку, и мы вернем твою маму домой.

Он прошел на свое место, взял четки и принялся судорожно их перебирать.

— Вы до сих пор не сделали этого? — я направил на него ошеломленный взгляд.

— У твоей матери не самая чистая репутация. Прости. Нужно было время, чтобы удостовериться, что она ушла не по своей воле и ее действительно похитили. Мы не можем отправлять в розыск всех без повода. Но теперь у нас есть доказательства.

Еще один момент, когда мне приходится держать себя в руках. Вместо того, чтобы сразу пуститься на поиски пропавшего человека, этот…капитан почему-то решил, что если пройдет время, то все разрешится само собой. Хотя…насколько помню это частая практика. Может я рано делаю о нем какие-то выводы?

— Я знаю, что вы что-то недоговариваете, — я забрался на стул и взял кассету в руки. — Почему дела плохи? Вы знаете психа, который снимал это видео? Он же не просто так отправил эти видеокассету?

Капитан достал из нагрудного кармана голубой рубахи пачку «Балканской звезды», пару раз стукнул по ней, чтобы сигарета вылетела наружу. Затем достал из верхнего ящика стола пепельницу и закурил.

— Сейчас я налью тебе чаю, Костя. Посмотри пока телевизор, а в двенадцать я попрошу кого-нибудь отвезти тебя домой.

Конечно. Все думают, что десятилетнему мальчику лучше не знать подробностей кровавых преступлений. Да и, наверное, лучше не знать. Но я так не могу. Раз уж пришел, буду идти до конца. Я должен знать, что делать, если первым отыщу мать.

(обратно)

Глава 12 Сделка с дьяволом

Я проснулся в своей постели от непрекращающегося звона.

— Что… — я нащупал будильник на полу и ударил по кнопке, торчащей сверху.

Ничего не изменилось.

Черт… Это же телефон. Вот меня накрыло. И как я вообще оказался дома?

Я уставился на стену. На тень от ветвей дерева, растущего под окнами, которые колыхались от морозного ночного ветра.

Что вчера было? Помню, что разговаривал с Троицким у него в кабинете. Когда капитан отказался посвящать меня в подробности дела о Санитаре, я начал настаивать. Я делал это, как умею. Ненавязчиво и приводя доводы. Однако гражданин милиционер никак не прогибался. А потом…

Потом я проснулся здесь, в собственной кровати. Магия? Наверняка. Зачем спорить с мальчишкой, когда можно просто усыпить его и отвезти домой. Проклятье!

Телефон перестал звонить на какие-то несколько секунд, а потом начал снова. Я попытался вылезти из-под одеяла, но тут же залез обратно. Это чувство из детства вернулось. Когда не хочется вставать утром и куда-то собираться. К тому же кто-то умудрился на ночь открыть форточку и теперь во всей квартире дубак. Надо как-то добраться до кухни и включить все конфорки на газовой плите. Почему-то мощности батарей никогда не хватало в эти времена. Даже с закрытыми окнами, мы ежедневно зимой жгли кислород в квартире. О том, что такое обогреватель и знать не знали.

Телефон снова зазвонил.

— Сколько времени? — произнес я вслух и потянулся к будильнику.

Очень хочется выспаться перед очередным днем. Клянусь, в такую погоду мне кажется, что весь мир со своими делами может подождать пока я высплюсь и буду в состоянии вершить дела.

Свет луны упал на циферблат. Пять утра. Телефон снова зазвонил.

Нужно доползти до комнаты матери и выдернуть телефонный шнур. Иначе не уснуть.

Не выбираясь из-под одеяла, а только закутавшись в него, я вышел из своей комнаты и ступая по холодному полу, от которого весь покрывался мурашками, дошел до комнаты матери. Уже хотел выдернуть шнур, как вдруг внезапно пришел в чувства.

Ведь это может звонить Германн! Мои глаза в одно мгновение широко раскрылись.

— Алло? — ответил я.

— Наконец-то! — донесся из трубки голос Серого, — Уже пятнадцать минут не могу до тебя дозвониться.

— А-а-а, — разочарованно выдохнул я. — Это ты…

— Тебе сообщение пришло! — сказал мой друг и я тут же все вспомнил.

Не знаю в какой летаргический сон меня погрузили, но я забыл про все на свете. А теперь, когда Серый сказал про сообщение я вспомнил, что оставил пейджер у него. Что прямо сейчас моя сестра может находиться на свободе. И в безопасности. Что я могу наконец увидеть ее.

— Что там? — проснувшимся голосом отреагировал я.

— Аввакум Ионович пишет, что дело сделано и просит тебя позвонить ему.

Какое-то время я молчал, вспоминая какой сегодня день. Пятница. Учебный. Но сегодня мне вообще не до школы.

— Спасибо, Серый, — ответил я. — Когда пришло сообщение?

— В полночь.

— И ты звонишь только сейчас?

— Я спал. Вставал в тубзик и увидел.

— Ясно, — выдохнул я. — Кинь пейджер мне в почтовый ящик перед школой. Я заберу его оттуда. Сам в школу сегодня не пойду.

— Почему?

— Неважно себя чувствую.

— Ладно. Давай! — ответил он и положил трубку.

Я тут же набрал номер Аввакума Ионовича, благо уже знал его наизусть. Еще одна привычка, которая вернулась ко мне с этим временем. Не помню, когда в последний раз запоминал номера телефонов в будущем.

Никто не ответил. Пять утра. Наверное, еще спит.

Я не стал терять время. Сперва прошел по квартире и закрыл все окна. Затем зажег все конфорки на плите и ушел в душ. На завтрак съел свое любимое блюдо в это время суток — печенье с маслом и вареньем. Как всегда, говорила мама — дешево и сердито. А в половину восьмого открыл морозильник и достал оттуда мороженное. Его было необходимо съесть перед тем, как пойти в больницу и получить очередной отгул. Вернее, больничный.

Есть один способ. В прошлой жизни он подействовал. Надеюсь, и сейчас прокатит.

Все очень просто. Объедаешься холодного мороженного прямо перед посещением врача, а в кабинете терапевта говоришь, что у тебя ужасно болит горло. Она смотрит, видит покраснение, а затем выписывает справку. Правда я до сих пор не знаю именно этот способ помог мне тогда освободиться от учебы или я на самом деле заразился от Жендоса. Да-да. Был момент, когда мы втроем прогуливали школу, а болел на самом деле только один из нас. Вот и посмотрим.

Способ оказался лучше не бывает. Дежурный врач поверила мне и выписала больничный до вторника. Теперь я мог легко завершить все свои дела.

— У нас получилось вытащить твою сестру, Костя, — Аввакум Ионович поднимался по лестнице в каком-то заброшенном здании. Я шел за ним.

Тут всюду стояли деревянные стремянки, ведра с краской, валялась штукатурка. В общем, реставрация здания шла полным ходом.

— Коломийцы остались крайне недовольны этим нашим предприятием, — продолжал аристократ. — Я попробовал все объяснить, но. Сложно убедить аристократа, что вломился в его дом потому, что у тебя не было выбора.

Я поднимался следом и не говорил ни слова. А что я могу сказать? От того, что мне жаль, главе моего клана легче не станет. Пожалуй, молчание лучше скажет все за меня.

Аввакум Ионович остановился на последнем этаже и повернулся ко мне.

— Если ближе к делу — то я нажил себе еще одного влиятельного врага, Константин, — сказал он. — Но мы оба знали на что шли, когда заключали сделку. Теперь, я надеюсь, ты выполнишь свою часть сделки и вовремя оповестишь меня, когда Элаиза появится вновь.

— Обещаю, — торопливо ответил я и бросил взгляд на дверь, которая вела на этаж.

Аристократ кивнул и прошел в коридор. Вскоре мы остановились перед дверью без всяких опознавательных знаков. Возле нее стояло два амбала в черных костюмах и темных очках. Точно телохранители президента.

Охранники поприветствовали своего работодателя. Один из них вставил ключ в замок и отворил дверь.

— Константин, — Аввакум Ионович повернулся ко мне и положил руки на мои плечи. — Я должен тебя предупредить.

Я занервничал. Вот нельзя без них? К чему такие предупреждения? Лучше все сразу увидеть, чем быть «предупрежденным» и расстраиваться раньше времени.

— Ты должен знать. Тот человек, которого ты сейчас увидишь… Это не твоя сестра.

— Пойдемте уже, — нетерпеливо процедил я.

Охранники тут же неприветливо посмотрели на меня. Мне так показалось. Хоть их глаз и не было видно за темными стеклами очков. Тогда я поспешил добавить:

— Пожалуйста. Аввакум Ионович. Я очень хочу видеть сестру.

Старик понимающе кивнул, выпрямился и открыл дверь, пропуская меня вперед.

От того, что я увидел дальше, у меня пропал дар речи.

Машка сидела, привязанная к стулу в абсолютно пустом старом советском офисном помещении. Она была в одной ночнушке. Ее голова висела на груди. Мокрые волосы закрывали лицо. Такое ощущение, что смотрю первый «Звонок», еще до его выхода.

— Машка! — подбегаю к девушке и хватаю ее за плечи.

Холодная, как мертвец.

— Зачем вы привязали ее?! — чуть не срываюсь на крик и смотрю на Аввакума Ионовича. Руками пытаюсь нащупать узлы, чтобы развязать их.

— Не торопись, Костя… — спокойным голосом отвечает старик и смотрит куда-то мимо меня.

Я возвращаю взгляд на Машку.

— Бу!

Сестра пожирает меня красными глазами и жутко улыбается. Я невольно отстраняюсь.

— Я смотрю ты нашел меня, братик, — она клацает зубами, пытаясь достать до меня, а когда я вздрагиваю, начинает дико хохотать.

Я замираю в исступлении. Передо мной сидит Машка и не она одновременно. Я совсем не узнаю ее. Вся в синяках. Ссадинах. С красными глазами и грязными сломанными ногтями. Точно в нее вселился сам дьявол.

— Я хотел тебя предупредить, — говорит аристократ. — Она сопротивлялась. Нам пришлось применить силу.

— Я понимаю, — словно робот киваю головой. — Вы не смогли вытащить душу этой одаренной из нее?

— Пытались. Но, к сожалению, это оказалось сложнее, чем я думал, — отвечает Аввакум Ионович. — Но мы только начали. Способов множество. Сегодня мы начнем испытывать их. Один за другим. Пока не достигнем цели.

— Костя… — я слышу голос Машки. Теперь он прежний. Мягкий и любящий.

Ее глаза больше не красные.

— Маша? — я осторожно приближаюсь к ней. Но все еще опасаюсь, чтобы меня не провели.

— Это я, — отвечает она. — Воды… Хочу пить…

— Принесите воды, — приказывает аристократ и уже через секунду, я пою свою сестру из граненного стакана.

Она жадно пьет. Половина жидкости проливается мимо, на, итак, мокрую ночную сорочку.

— Еще? — спрашиваю я.

Она кивает. Как будто все это время сестра испытывала невыносимую жажду и только сейчас может впервые, наконец, утолить ее.

Машка выпила стакана четыре, прежде чем отпряла от сосуда. Посмотрела на меня.

— Она все еще здесь, — произносит она задыхаясь. — Я все еще чувствую.

Я тут же бросаюсь к сестре и крепко обнимаю. Пока она снова не пропала.

— Я вытащу тебя, Маш! Клянусь, я вытащу тебя. Потерпи.

Хохот безумной, которая снова вернулась, заставляет меня отстраниться. Я сильно сжимаю челюсть от злобы. Аж зубы скрепят.

Глубоко вдыхаю. Выдыхаю. Нет ничего хуже, чем находиться рядом с близким человеком и не мочь ему ничем помочь. Я точно знаю, что она там. Внутри. Испытывает муки. Одинокая и беззащитная. Но абсолютно бессилен что-либо сделать.

— Теперь к делу, — резко меняется в лице Машка, а ее глаза загораются более ярким красным огнем. — Вы меня поймали. Молодцы. Руки не были бы привязаны, я бы вам похлопала. Пора договариваться.

Аввакум Ионович берет табуретку из-за двери, ставит ее напротив пленницы и стелет на сидушку газету, которая все это время была у него подмышкой. Садится.

— О чем договоримся? — спрашивает он.

— Я не дура. Знаю, что рано или поздно вытряхнете меня отсюда. Хотя готова поговорить и о том, чтобы остаться. Смотря что, вы попросите взамен, — она скалится.

— Ты будешь говорить серьезно или продолжишь свои выходки, Эра? — отвечает аристократ. — У меня нет желания тратить попусту время.

— Германн… — шипит душа внутри моей сестры. — А я слышала о тебе. Правда тогда ты был совсем мальчишкой.

— В таком случае ты знаешь, что не нужно тратить мое время попусту, — спокойно отвечает он. — Что ты хочешь предложить?

— Найдите мне другую тушку, и я освобожу гнездышко. Все вернется на свои места, и любящая сестренка сможет снова быть со своим братишкой, — она жутко улыбается. — И жили они долго и счастливо.

Германн переводит взгляд на меня. Хочет знать, что я об этом думаю.

А что я должен об этом думать? Пойти на все ради того, чтобы освободить свою сестру? Лишить жизни другого человека ради своей собственной выгоды? Наверное, так поступил бы каждый. Только когда все другие способы уже испробованы и ничего не помогло. Но пока…мы же еще не начинали.

— Если мы можем освободить мою сестру и не отнимать жизнь у кого-то другого… — я смотрю на Аввакума Ионовича. — Стоит попробовать.

— Пфф! Чертовы моралисты! — хмыкает Ангельская. — Ладно. А как на счет того, чтобы дать мне тело какой-нибудь сумасшедшей? Ну? В городской психушке, наверняка, есть дама, жизнь которой уже перечеркнута. Давайте сделаем вид, что нам так жаль ее, что мы готовы смилостивиться над бедняжкой и лишить мук. Отдадим ее тело для более важных дел, чем просто прозябать в желтых стенах.

Ее красные глаза загораются еще пуще. Аввакум Ионович встает с места и зовет меня за собой. Уже через минуту мы стоим в коридоре.

— Это лучший вариант, Константин, — сказал он, как только дверь закрылась.

— Взять кого-то больного и таким образом освободить мою сестру?

— Да, — кивает аристократ. — Конечно, как я сказал, можно попробовать другие способы, но тогда мы будем вынуждены так или иначе причинять боль твоей сестре. Если же согласимся на условия Ангельской, то она по своей воле оставит тело.

— А вы не боитесь, что, если мы оставим Эру в живых, она будет преследовать нас?

— Зачем?

— Ну, например…чтобы отомстить? — я пожал плечами.

— Вряд ли, — он облизнул губы. — Мы напоролись на умную аристократку. Она понимает, что довольно глупо ввязываться в войну с теми, кто однажды уже победил тебя. Скорее всего девочка займется тем, чем занималась до нашего появления.

Моральный выбор. Поменять чью-то жизнь на жизнь сестры. Все равно, что…прежде, чем вытащить узника из тюрьмы, бросить в клетку кого-то другого. Не готов я на это. По крайней мере, пока мы не испробовали все способы. Ну не готов.

— Нет, — ответил твердо я. — Нужно сделать все, чтобы избавиться от Ангельской раз и навсегда.

— Но твоя сестра будет страдать, — напомнил мне аристократ.

— Знаю, — решительно сказал я, открыл дверь и вернулся в комнату.

— Ну нет, — Ангельская закатила глаза, как только мы вернулись.

Все понятно. Прочитала мысли.

— Ну к чему такие сложности? — добавила она. — Дайте мне какую-нибудь тушку и лишите себя этой головной боли.

— У меня есть встречное предложение, — я оперся на табуретку, которая стояла между мной и Машкой. — Сегодня в девять вечера откроются разрывы. Ты все еще можешь уйти самостоятельно.

Душа внутри моей сестры вновь захохотала.

— Ты же сам не веришь в то, что говоришь, — сказала она, а затем ее лицо сделалось очень серьезным. — Нет. Если хотите выкурить меня отсюда — придется постараться. Я вцеплюсь в это тело так, что вы сможете вырвать меня отсюда только вместе с сердцем девчонки.

— Хорошо, — я повернулся к Аввакуму Ионовичу и поблагодарил его еще раз. — Я буду ждать вашего звонка. Или позвоню первым, если Элаиза появится раньше. Как и обещал.

Аристократ кивнул мне в ответ. Тогда я бросил взгляд на сестру.

— Пока, Маш. Я обещаю, что освобожу тебя, — сказал я, дотронувшись до ее плеча и покинул офисный центр.

Как же я порой ненавижу себя за это. За то, что доброе большинство вопросов могу решить просто так — по щелчку пальцев, но из-за своих моральных ценностей и убеждений выбираю более трудный путь. В прошлой жизни я уже научился с этим бороться. А сейчас. Начав все заново, мне начинает казаться, что второй шанс дан мне не просто так. И я должен стараться изо всех сил сохранить лицо, несмотря ни на что.

Нет. Конечно, я пойду на условия Ангельской, если другого выбора не останется. Но сейчас…сейчас мы должны испробовать все и уже потом кидаться в крайности. Главное, что Машка больше никуда не уедет, и я в любой момент могу ее увидеть.

После того, как я уехал мне нужно было занять свои мысли чем-нибудь другим. Отвлечься. Раз в школу сегодня я не пошел, я решил, что стоит уделить больше времени бизнесу.

Сперва я съездил к Клавдии Петровне и поблагодарил ее за помощь. Она рассказала, что люди из дома Коломийцев уже приезжали. С самого утра. Но не тронули. Ограничились тем, что объяснили, что она работает не на тех аристократов и уже пожалела бы о своем поступке, если бы ее смерть не грозила развязыванием войны между кланами. Я щедро компенсировал ей затраты нервов и рассказал, кого она спасла на самом деле и почему я сразу не смог сказать ей всей правды. Старушка отнеслась с пониманием и даже обрадовалась тому, что согласилась тогда в пельменной.

Звонки на клининг все время прерывали наш разговор, и я даже подумал, что пора расширять штат.

Со службой «Доставка на двух колесах» дела обстояли хуже. С наступлением холодов ездить на велосипедах стало невозможно. Доставка часто задерживалась, а курьеры, то и дело, выбирали общественный транспорт, чтобы переместиться из одной точки в другую. Пришлось подкорректировать время доставки и стоимость. Не открывать же свой таксопарк. Хотя это, думается мне, тоже было бы прибыльным делом.

Последняя остановка в этот день была в спортзале. Тренировка по футболу.

Все полтора часа Кипяток пробегал вокруг футбольного поля, пока мы с ребятами гоняли мяч — как и обещал ему тренер. Уже сейчас я ловил на себе ревностные взгляды Парфенова и понимал, что вот-вот он будет вынужден вернуться к своей практике с магией крови. Но до этого нужно позлить его еще какое-то время.

— До вторника, — пожал мне руку блондин из моей команды, с которым нам было по пути, и мы разошлись в разные стороны.

Снегопад. Под хруст снега под ботинками мне, наконец, удалось отключиться от всех проблем. Я думал, что будет неплохо зайти сейчас в продуктовый у дома и купить тортик. Сметанный из девяностых. Интересно, он покажется мне таким же вкусным каким всегда казался в детстве?

С глупой улыбкой на лице я поднял голову и оцепенел. Под фонарем, на абсолютно пустынной улице в одном легком платьице стояла Элаиза и смотрела на меня своими красными глазами.

(обратно)

Глава 13 Пункт в контракте

— Привет, Элаиза… — я протягиваю руку к девочке, но не делаю больше ни шага. Боюсь спугнуть.

Призрак с красными глазами прижимает к груди старого плюшевого медведя. Точно, как был у меня. Где она взяла его? Рылась в темной комнате в моей квартире, перед тем как сбежать?

— Сейчас я подойду к тебе, хорошо?

Девочка не двигается. Фонарь над ней мерцает, а снег, кажется, валит еще сильнее.

Наконец я делаю несколько шагов в ее сторону. Мираж продолжает стоять и смотреть на меня. Тогда я начинаю идти увереннее.

В один момент Элаиза выставляет руку перед собой, заставляя меня остановиться. Я подчиняюсь.

— Что?

Призрак опускается и садится на корточки, кладет свою руку на снег.

— Я должен сделать тоже самое?

Она кивает.

Я медленно снимаю рюкзак со спины, пакет со сменкой бросаю рядом с ним и повторяю движения за девочкой. Точь-в-точь.

Элаиза поднимает левую руку и два раза бьет по пространству рядом с собой.

— Ты следила за мной? — удивился я. — Хочешь, чтобы я открыл портал?

Она снова кивает. Тогда я делаю то, что проворачивал уже не раз. Впитываю энергию из разрыва. После тяжелой тренировки, прилив сил кажется еще более значимым. Я снова готов бежать, хотя минуту назад мне казалось, что я дойду до дома, упаду на диван и не встану до завтрашнего утра.

— Что теперь?

Элаиза протягивает мне руку.

— Мне надо прикоснуться к тебе?

Она кивает. В очередной раз.

Если в таком случае обычно я оказываюсь в теле любого, до кого дотронусь, то…что будет, когда я коснусь призрака? Так. Если она просит, сопротивляться не буду. Девочка явно хочет поговорить. Заключить контракт, о котором говорил Германн?

Медленно тянусь к ее руке и в один момент наши пальцы соприкасаются.

Лампа в фонаре над нами лопается и в этот момент тьма застилает все вокруг. Я не вижу даже звезд на небе.

— Привет, Костя! — раздается детский голос во всеобъемлющей темноте.

Только сейчас я начал осознавать, что снежинки больше не падают на лицо и не тают на нем. Ветер не дует. Ни единого звука, кроме голоса, который я услышал только что. Я где-то в другой реальности?

— Отвечай. Не бойся, — настаивает писклявый голосок.

— Привет, Элаиза, — произношу я.

— Ты уже знаешь кто я? — удивляется девочка.

— Мне сказали, что ты мираж. Призрак, являющийся коллекционерам душ.

Элаиза хихикнула.

— Кто тебе это сказал? — спросила она. — Какой-нибудь из одаренных, которые испокон веков завидуют таким, как ты?

— Не знаю, — я попытался пожать плечами, но не почувствовал своего тела. — Например, Аввакум Ионович.

— Германн? Я бы удивилась, если бы он сказал что-то другое. А так. Вполне ожидаемо.

— Он сказал, что такие, как ты являются коллекционерам душ и пудрят им мозги. Если быть точнее, то заключают с ними какие-то контракты. Души живых в обмен на души мертвых. Это так?

— Ты же не ожидал услышать чего-то другого от человека, который всегда мечтал быть на твоем месте?

— Он предупреждал, что еще ни один одаренный не отказывался от сделки с тобой. Но я, действительно, предпочитаю не делать выводы основываясь на словах только одной стороны. Зачем ты явилась мне, Элаиза? Если не для того, чтобы заключить сделку.

— Мы были с твоим отцом в близких отношениях. Впервые я поговорила с ним, когда он был в твоем возрасте.

Так. Похоже, разговор будет интересным. Главное не верить каждому ее слову и все тщательно фильтровать.

— Это ты заставляла его убивать людей в том лесу? Возле разрыва?

— Нет, — послышался голос девочки.

— Значит ты не отрицаешь, что он был убийцей?

— Я не знаю, что толкало его на это. Лев был хорошим человеком. Мне так всегда казалось.

Понятно. Значит ответа от девчонки я не получу. Да и на руку ли ей признаваться в собственных грехах. Она, в конце концов, не на исповеди.

— Ясно. От тебя я ничего не добьюсь, — посетовал я, даже не пытаясь скрыть своего разочарования. — Чего ты хочешь?

— Заключить контракт.

Я усмехнулся.

Вот и сделка подъехала, о которой говорил Германн. Отказываться сразу глупо. Верить никому на слово нельзя. Выслушать точно стоит. Буду знать, что такое пообещал мой отец за связь с девочкой-призраком. И что получил взамен.

— Подробности будут? Или слепая сделка?

— Я сделаю тебя самым могущественным одаренным на континенте.

— Заманчивое предложение, — с сарказмом в голосе ответил я. — Что я буду должен взамен?

— Выполнить одну просьбу. Когда придет время.

— Убить кого-то?

— Нет, — отрезал детский голос. — Ничего подобного.

— Тогда говори.

— Не могу.

— Почему? Почему сразу не поставить условие? — я лишь подумал про себя, но почему-то произнес этот вопрос вслух и тут же добавил: — Если честно я удивлен, как другие не смогли отказаться…

— Потому что, если ты откажешься от моего предложения, всему живому на планете придет конец.

Я замолчал. Неплохой ход. Соглашайся на сделку, иначе все умрут. Только вот на шантаж я привык не вестись. Всегда есть другой выход. Например, позвонить Германну, сдать девчонку с потрохами и заниматься дальше своими мирскими делами.

— Не убедила, — бросил я. — Я до сих пор не понимаю, как одаренные, с которыми ты заключала контракт прежде, шли на это.

— Потому что они, как и ты, видели орду монстров, которую не сможет сдержать стена на севере.

Вдруг мое не совсем серьезное отношение к разговору как рукой сняло. Я вспомнил тварей, толпящихся у исполинского разрыва.

— Ты говоришь про…Великую русскую стену? — спросил я.

— Про нее. И тварей, которых ты видел за завесой.

Я молчал. Девчонка продолжила:

— Есть только один способ остановить их. И ты должен будешь воспользоваться им. Это и есть главное условие сделки.

— Так. Стоп. Я совсем запутался…

Внезапно меня выкинуло из вакуума, в котором мы с Элаизой мило беседовали. Я снова почувствовал, как снежинки падают на мое лицо. В этот самый момент, когда зрение вернулось, я увидел, как два амбала в черных пальто хватают девчонку под руки и надевают на ее запястья браслеты. Элаиза затрепыхалась, словно пойманная в стеклянную банку бабочка и, кажется, хотела закричать, только у нее ничего не выходило.

— Наконец-то я добрался до тебя…

Из-за моей спины вышел Аввакум Ионович. Он остановился перед девочкой, которая поняла, что вырываться бесполезно и просто смотрела на охотника гневным взглядом. Ее босые ноги тонули в снегу.

Аристократ опустился на одно колено и дотронулся до лица Элаизы.

— Ты действительно…настоящая, — произнес он. — Сколько я ждал этого момента? Тридцать пять лет? Сорок?

Девчонка молчала. По понятным причинам. Единственное что она могла сделать, это плюнуть старику в лицо. Так она и поступила.

Аристократ улыбнулся, достал платок из кармана пальто и вытер глаз. Затем снял шляпу, стряхнул с нее снег и надел снова.

— Уведите ее в машину. Я сейчас приду, — сказал он своим телохранителям и повернулся ко мне.

— Вы следили за мной? — я не дождался, когда Германн заговорит и начал первый.

— Я же сказал, Константин. От сделки с этим исчадием ада еще никто не отказывался. Я не мог допустить, чтобы и ты попался в эту ловушку.

— Значит…все это время…

— С тех пор, как девочка явилась тебе — да. С того момента мои люди следили за тобой. ПО моему приказу. Но я сразу знал, что появится она именно сегодня.

Откуда аристократ знал это меня интересовало в последнюю очередь. А вот судьба девочки, которая утверждает, что хочет спасти мир, меня неожиданно стало волновать больше.

Да, я не знаю, говорила ли она правду. Но как та цыганка, сделавшая несколько попаданий, сейчас и Элаиза своими словами буквально убила мой скептический настрой. Я видел орду тварей своими глазами. Если они действительно вырвутся и устроят апокалипсис, то все уже будет неважно. Бал, мама, Машка, учеба, бизнес… Все потеряет смысл.

— Что вы собираетесь с ней сделать? — я задал вопрос, который меня волновал сейчас больше остальных.

Аристократ прищурился и внимательно посмотрел на меня.

— Мы вмешались слишком поздно? Вы успели заключить сделку?

— Нет, но… — я запнулся.

Говорить все, что знаю сейчас…не совсем разумно. Да, Аввакум Ионович мой друг. Он сделал для меня много. Правда, я до сих пор не знаю, было это от души или ради меркантильных целей. И если я в нем ошибся? Нужно быть осторожным. Пока я не узнаю, что, черт возьми, происходит.

— Но? — аристократ вырвал меня из мыслей.

— Вы же не собираетесь ее убивать?

— Я собираюсь сделать так, чтобы Элаиза больше не причинила никому вреда, — ответил Германн и посмотрел на свои часы. — До комендантского часа совсем немного времени, Константин. Тебе пора домой. Я позвоню, как только мы спасем твою сестру.

Аристократ не стал дожидаться ответа, а пошел к заведенному «Мерседесу». Все стекла у машины были затонированы и я даже не мог посмотреть в лицо девочки, которую увозили. Я был также бессилен, как ребенок, который еще не наигрался с игрушкой, а у него ее уже забрали.

Водитель нажал на газ и выбрасывая снег из-под колес, автомобиль аристократа уехал прочь.

Во что я вляпался? Казалось бы, нужно радоваться. Сестра вот-вот вернется домой. Милиция ищет психа, который забрал у меня мать и тоже рано или поздно отыщет ее. Каждый день бизнес приносит мне деньги и очень скоро я поеду на бал в Кремль. Встречу Настю. Смогу сделать себе новый паспорт и начать новую жизнь. Только вот…что, если Элаиза говорила правду?

Я поднял с земли плюшевого медведя девочки. Стряхнул с него снег и убрал в портфель. Стоит узнать о ней побольше…

Выходные не прошли без дела. Я нашел уютное помещение в центре города, в котором отныне мог принимать звонки диспетчер «Доставки на двух колесах», и из которого курьерам будет удобнее добираться в разные точки за посылкой. Наконец купил домой новый радиотелефон с автоответчиком, который отныне сообщал новый номер, на который нужно звонить, чтобы оставить заявку на доставку. Уже в понедельник я запланировал съездить в редакцию газеты «Купи-продай!» и поменять цифры в объявлении.

В этом же здании я присмотрел помещение для своих клинеров. Оно освобождается только через месяц, но я сразу договорился с владельцем здания, занять его, как только отдел по ремонту игровых приставок съедет.

Все идет к расширению. Как только у меня получится вернуть мать, я зарегистрирую бизнес на нее официально и начну спать спокойно. Реклама на ОРТ по телику «Заплати налоги и спи спокойно» все чаще и чаще попадается на глаза. Но регистрировать ИП на кого-то другого у меня желания нет. Кинут и потом поди докажи, что именно ты все это придумал и реализовал.

К слову, никаких известий от Аввакума Ионовича за прошедшие дни не приходило. Значит дела обстоят скверно. Ангельская до сих пор сидит внутри моей сестры и злорадствует над нашими неудачами.

Об Элаизе я тоже не узнал ничего нового — библиотека, где можно отыскать хоть какую-то информацию закрыта до понедельника, поэтому раньше начала следующей недели планировать что мне делать дальше, я тоже не мог.

Понедельник со всеми этими делами наступил незаметно. Как это обычно и бывает. Считаешь долго тянущиеся дни до выходных, но не успеваешь обрадоваться, как уже заводишь будильник, который должен завтра разбудить тебя в школу.

Благо с этой недели все вставало на свои места, и мы снова начинали учиться во вторую смену. Так, закрыв все свои дела в редакции газеты «Купи-продай!» по «Доставке на двух колесах», я шел по коридору школы в сторону кабинета, где через десять минут начнется один из моих любимых уроков — Знаки.

Что-то врезалось мне в затылок и отскочило в стену. Я обернулся. Попрыгунчик — небольшой мячик, который отлично оправдывал свое название скакал у моих ног.

Я наклонился и поднял его.

— Ты че, козел?! — один второклассник, одетый в обычные шмотки, толкнул другого, в черном костюме.

— Руки убери, бастард! — отмахнулся тот. — Или хочешь, чтобы твоя мамочка начала работать техничкой в нашей школе?

Ох. Что-то мне это напоминает. А то, что я уже однажды был взрослым, заставляет меня теперь испытывать эти чувства — мне хочется защищать нормальных детей. Не испорченных недостатком внимания или наоборот переизбытком его. Не тех, которые ведут себя как свиньи. А тех, кто реально еще не сформировался как личность и кого сейчас пытаются сломать люди из «высшего» общества.

Я подошел ближе к одаренным и протянул попрыгунчика бастарду.

— Держи, — сказал я. — Не обращай внимания на ушлепков.

Я перевел взгляд на аристократа и легко толкнул его в грудь. Так, что тот спиной врезался в стену и пытаясь сдержать слезы, от обиды скривил лицо.

— Ты кто такой?! — заверещал он, как девчонка. — Кто такой, я спрашиваю?!

— Костя Ракицкий, — ответил я в стиле Данилы Багрова из фильма «Брат», который пересматривал как раз вчера. — Из клана Германна. Знаешь такого?

Аристократов с самого детства заставляли учить роды и кланы. Кто такой Германн мелкий задира знал хорошо и от бессилия как-либо меня устрашить еще больше изуродовал свое лицо гримасой. Затем хотел что-то сказать, но его голос задрожал, и он убежал прочь.

— Я сам бы мог ему навалять! — выпалил мальчишка, которого я защитил.

— Мог бы, — ответил я. — Но получил бы проблем на свою голову. Скажи спасибо и не обращай внимания на таких ушлепков.

Я засунул руки в карманы своих брюк и направился к кабинету.

— Костя! — окликнул он меня, когда я уже почти зашел внутрь. — Спасибо… — неуверенно добавил он.

Я подмигнул мальчишке и зашел в кабинет. Настроение сегодня было просто супер.

Тут уже происходил хаос. Одни играли в фишки, столпившись у парты и яро болея за финалистов; другие списывали домашнее задание; девчонки подкрашивались, не успев сделать это перед школой. Большинства парней вообще не было — они, наверняка, пытались накуриться перед уроками.

Вещи почти всех одноклассников уже были на своих местах. Вот только портфель Баконского и сам бастард теперь снова находились на месте рядом с Ритой. Где она обычно сидела. Одаренная не ходит в школу уже почти неделю. А вот Клаус снова одна.

— Я что, уже переезжаю обратно? — я сел рядом с Жанной и положил портфель на стол. Улыбнулся.

Моя подруга молча взяла свою сумку, сгребла со стола учебные принадлежности и пошла за пятую парту. Туда, где обычно сидит Калачевский.

— Не понял… — я произнес вслух и повернулся.

Благо близняшек еще не было на месте, и я хорошо видел аристократку.

— Ты чего, Клаус?

Она подняла руку и показала мне средний палец. Я отвернулся, а ко мне лицом уже сидел Баконский и ехидно улыбался.

— Не нравится, когда тебя бреют, да? — спросил он, положил руку на козырек своей кепки и погнул его.

— Что ты наплел ей, Баконский?

Альфред только противно улыбнулся, показал мне трюк со средним пальцем, прямо как Клаус, и отвернулся.

Что-то случилось. Похоже кое-кто кое-кому точно что-то наплел. Ну ничего. Хорошо, что я давно не ребенок и знаю, как договариваться с женщинами. Кто бы сказал, что уже в пятом классе мне понадобится эта способность.

Я снова повернулся к Клаус.

— Жанна, ты на что дуешься? — спросил я.

В кабинет зашел Калачевский, подошел к своей парте.

— Ты че тут, Клаус? — удивленно спросил он. — Рассорилась со всеми своими хахалями? — бросил он неуместную шуточку и ухмыльнулся.

Моя подруга вскочила с места, взяла свои вещи и вылетела из класса, по пути, чуть не снеся трудовика — учителя по Знакам. Я пошел следом и звонок настиг меня у самого выхода из кабинета.

— Ракицкий, — окликнул меня Сергей Леонович. — Ты звонок не слышал?

Я помялся на месте. Правила заставляют остаться, но отпускать Клаус в таком состоянии тоже не вариант. Прилетит же двойка за поведение и испортит мне средний бал… Черт.

— Простите, Сергей Леонович, — произнес я. — Очень в туалет надо.

Трудовик одним глазом пялился на меня пару секунд и, наконец, ответил:

— Ладно. Давай быстро.

Я поблагодарил его взглядом и побежал следом за подругой.

(обратно)

Глава 14 Гнездышко на пятом этаже

— Жанна! — крикнул я, едва оказавшись в коридоре.

Последние одаренные, заходящие в другие кабинеты на этаже, бросили на меня свои неоднозначные взгляды, а затем скрылись за дверями. Я посмотрел сначала налево. Потом направо. Крикнул имя Клаус еще раз.

Глупо. Не отзовется.

Из школы уйти не могла. Слишком ответственная, чтобы нарушать правила и портить себе будущее. Каждый прогул — это двойка, которая занижает основной бал. Плюс ко всему, Клаус гораздо более взрослая, чем все мои одноклассники. Остановится. Пусть даже на пороге из школы. Но не уйдет. А вернее всего, она просто сразу убежала в туалет. Или…

Вдруг я вспомнил про еще одно место в школе. На пятом этаже. Если подняться по лестнице на самый верх, то забредешь в тупик. Там школьники до самого одиннадцатого класса курили, целовались, уединялись и бог знает что еще делали. Конечно, в моей прошлой жизни. Не думаю, что сейчас что-то поменялось.

Я вышел на лестничную площадку и пошел наверх. Едва пройдя четвертый этаж я прислушался и услышал всхлипы. Не прогадал. Клаус здесь.

Мы всегда называли это место гнездышком. Как раз из-за того, что оно находилось на самой высокой точке в школе и тут можно было уединиться. Помню в старших классах девочка из параллели, по имени Ксюша, забеременела. Ходил слух, что это произошло именно тут.

Под ноги мне попался листок. Что-то заставило меня опуститься и поднять его. Видно, что лежит не долго. Его могла выронить Клаус, когда в одной руке с портфелем, а в другой с письменными принадлежностями, неслась сюда. Я развернул и прочитал то, что было на нем написано.

— Черт… — вслух выругался я.

Это был тот самый листок, на котором я писал Баконскому план по завоеванию сердца Клаус. И…как только этот придурок додумался сохранить его и отдать ей, чтобы настроить против меня?

Так. По крайней мере, теперь ясно почему аристократка дуется. Девочка, которая с первого класса неровно ко мне дышит, получает доказательство того, что она мне не просто безразлична, но я еще и собственноручно помог кому-то другому притвориться мной, чтобы подкатить к ней. Я совсем не подумал о таком повороте, когда возвращал долг Баконскому. Но что я должен был сделать? Этот бастард также настучал бы на меня Сергею Леоновичу.

Ладно. Еще раз. Любую ситуацию можно исправить обычным разговором. Или я просто утешаю себя? Вот сейчас и проверим.

Я успел сделать только шаг на лестницу и словно попал в другое здание.

Все стены тут исписаны черными маркерами. Надписи «Выпуск 1995», «Географичка шлюха», «Казаков урод» и другие еще можно прочитать. Но чем выше поднимаешься, тем сложнее различить, что написано на зеленых стенах. И написано ли вообще. Свет тут никогда не включается, поэтому юные Пикассо если и оставляли здесь свои художества, то делали это в полной темноте. Ну, максимум при свете огня от спичек, которыми утыкан потолок наверху.

Н-да. Темно и уединенно. Администрация школы предпочитала делать вид, что никогда не заглядывала выше четвертого этажа. Видимо для того, чтобы не тратить деньги на ремонт того места, куда, итак, никогда не попадает свет.

— Жанна? — произнес я, остановившись на лестничном пролете между этажами.

Всхлипы прекратились. Прошло несколько секунд прежде, чем последовал ответ.

— Уходи, — сказала моя одноклассница без эмоций и невольно шмыгнула еще раз.

Я не стал подниматься выше. Вообще женщины в таких ситуациях любят, когда уважают их мнение и соблюдают дистанцию. Аристократка слышала меня, итак. Поэтому я сел на одну из ступеней спиной к ней — там, где стоял, — и оперся локтями на колени.

— Я полный идиот, да? — спросил я, глядя на лист в своей руке.

Она молчала.

— Контрольная в конце прошлой четверти. Я пообещал помочь Баконскому, если он нарисует мне Агрламею. Не хотел получить неуд. И тебя подставлять не хотел. Если бы ты отдала мне свой знак…ты бы испортила себе средний бал.

— Мог бы просто сказать мне об этом, — ответила она через некоторое время. — Я бы притворилась, что ничего не знаю, а потом бы побрила его.

Несколько морщин всплыли на моем лбу, когда я понял, что так действительно можно было поступить. Черт. Умная девчонка. И чего я никак не могу довериться ей на все сто процентов? Но не могу же я сейчас сказать, что вообще-то думал, что у них все получится и она переключит с меня свое внимание на него.

— Я же говорю. Полный идиот, — пожал плечами я.

Ответа вновь не последовало. Но всхлипы Жанне приходилось сдерживать все реже и реже. Успокаивалась. Но злиться не переставала.

— Что я могу сделать, чтобы ты простила меня?

— Ничего.

Нет. Так мы далеко не уйдем. Говорить с ней прямо, вынуждая признаваться мне в теплых чувствах — не вариант. Я должен всеми правдами и неправдами уклоняться от этого разговора. Прикидываться дурачком. Пока я всего лишь тип, который думает, что накосячил, научив кого-то соблазнять свою подругу. И в какую сторону тогда уводить разговор?

Снизу послышались шаги. Хихиканье. Два человека. Кажется, они поднимались прямо к нам.

Сперва я испугался, подумав, что это может быть кто-то из администрации. Прогул — дело скверное. Однако тут же до нас донеслись голоса подростков, и я тут же успокоился.

— Я прочитал в одном журнале, как у девчонки можно найти точку джи… — прозвучал уже прорезавшийся мужской голос.

— Тут занято, — выкрикнул я, пока голубки не забрались еще выше.

— Чего?

Типичный гопник, почти выпускник школы, заглянул на лестницу, где я сидел.

Почему типичный? Во-первых. Такие как он, в эти времена заходят в парикмахерскую, дожидаются своей очереди, а потом просят подстричь их под бокс. Конечно, бокс в понимании нынешних парикмахеров, это побрить всю голову машинкой под три миллиметра.

Во-вторых. Уже отсюда вижу, что на нем костюм «Abibas». Жалкая копия настоящих шмоток из «Адика». Но эмблема настоящая. Вьетнамцев, сидящих в подвалах города и шьющих эти костюмы, прижмут еще не скоро.

Ну а, в-третьих. В-третьих, этот старшеклассник, настолько худ, что кажется, что если он сейчас запнется и упадет, то обязательно себе что-нибудь сломает. А вот и семечки.

Я улыбнулся себе под нос, когда тот выплюнул изо рта остатки шелухи.

— А ну спрыснули отсюда, сопляки! — сказал он и принялся подниматься выше.

— Мы еще не закончили, — вырвалось у меня.

Я сказал это грубым детским голосом. Сам не знаю зачем мне нужен очередной конфликт. Ведь понимаю же, что не отстанет. Знаю, что не позволит какому-то малолетке обламывать его. Тем более в присутствии подруги. Но никак не могу привыкнуть к тому, что меня заставляют прогибаться. И не понимаю, зачем мне это? Привыкать.

— Че ты сказал? — возмущенно переспросил «спортсмен» и подошел ко мне.

Его лицо было настолько близко к моему, что я почувствовал запах жаренных семечек.

— Я сказал, что тут занято, — ответил я, глядя ему прямо в глаза.

Я постарался сказать это без лишней грубости, но сам посыл у моих слов был не самым дружелюбным.

Сзади ко мне подошла Клаус и схватила за руку.

— Пойдем на урок, Костя, — вмешалась она и перебросила взгляд на гопника. — Мы уже уходим.

— Малолетки совсем охренели, — он выпрямился и усмехнулся, даже не восприняв мою грубость всерьез.

«Спортсмен» стоит перед нами, вопросительно подняв брови. Клаус тянет меня за руку, а я все еще раздумываю что делать.

С одной стороны, я не должен уступать и позволять этому индивидууму чувствовать свою силу. С другой стороны, уйти сейчас — поступок более чем адекватный. Он больше, сильнее и даже не вспомнит обо мне после того, как мы уйдем. Вот уже и Клаус почти не злится. И проблемой одной меньше будет.

— Уходим и я тебя прощаю, — шепчет Жанна, понимая, что я еще не решил, как поступить.

Но это предложение поставило точку в моих раздумьях, и я поддался. Мы начали спускаться вниз.

— Смышлёные ребята, — хмыкнул гопник нам вслед. — Если еще раз вас тут увижу, глаз на жопу натяну, ясно?

Старшеклассник дал напоследок подзатыльник Клаус. Просто она была к нему ближе.

Я остановился. Начал закипать. Но взгляд одноклассницы заставил меня проглотить злобу. Жанна пригладила свои волосы, и мы пошли дальше.

— Поднимайся сюда, Алла. Малолетки просто этажом ошиблись. Они уже уходят.

Мы прошли мимо старшеклассницы не самой привлекательной внешности. Зато фигуристой. Даже в это время года, она была в короткой джинсовой юбке, с ярко накрашенными губами и глазами, чем вероятно и соблазнила упыря там. Наверху. Аромат «BubbleGum» ударил мне в нос, когда пузырь из жвачки лопнул и налип на ее лице. Широко раскрыв рот и проведя своим языком по губам, она собрала жвачку обратно и виляя бедрами принялась подниматься наверх.

— Он бы просто спустил тебя с лестницы, — первой заговорила Клаус, когда весь погруженный в себя я спускался вслед за ней.

Что это? Почему я никак не могу отпустить ситуацию? Неужели причина в том, что меня унизили в присутствии аристократки? Или в том, что ее унизили в моем присутствии? Неужели это гормоны не дают мне наплевать на этого гопника и забыть о нем навсегда?

Я не ответил.

Очень скоро мы дошли до кабинета. Клаус постучалась, открыла дверь и заглянула внутрь.

— Можно войти? — спросила она.

Видимо Сергей Леонович кивнул в ответ и она, позвав меня за собой вошла внутрь.

Только вот я не сдвинулся с места. Дверь закрывалась, а в открытую щель, я успел увидеть удивленное лицо Жанны, которая теперь не могла выбежать и остановить меня.

По пути обратно в гнездышко, я подошел к фонтанчику с питьевой водой и зачерпнул сил. Теперь я мог вернуться на пятый этаж и на короткое время поместиться в моего обидчика.

— Эй! Вы еще здесь? — я стоял на лестничном пролете в темноте и не двигался.

— Это опять ты? — я еле различил силуэт бритого, который сейчас опирался на поручни и не спешил спускаться ко мне.

— Решил проверить насколько у тебя кишка тонка, чтобы мне врезать в стенах школы.

— У тебя че, крыша поехала, шкет?

— Готов поспорить, что ты сдрейфишь. Такие как ты, сыкуны, еще те.

— Подожди тут, — направил он звуковую волну в другую сторону. Туда, где в темноте скрывалась та самая Алла.

Ни слова не говоря больше гопник поскакал по лестнице в мою сторону. Он сжимал и разжимал кулак. Собирался заехать мне куда-нибудь и отправить отдыхать. Я явно портил ему настроение.

— Только попробуй пожаловаться директору. Я тебя найду и закопаю, — сказал он и замахнулся.

Мне нужно было всего лишь поймать его кулак, чтобы в следующую же секунду оказаться в теле дистрофика и почувствовать помаду Аллы на своих губах. Я тут же посмотрел на руку и увидел перстень. Герб. Значит этот парень аристократ. Вот почему он ведет себя так, будто ему все дозволено.

— Этот придурок свалил? — спросила девчонка, когда я вернулся в гнездышко.

— Ушел гад, — ответил я и улыбнулся.

Белоснежные зубы Аллы показались в темноте, а дальше… Дальше она схватила меня за пах. Я подскочил от неожиданности, но все еще оставался в ее…руках.

В голове промелькнула мысль о том, что я уже кучу времени не видел женского тела и тем более не позволял себе насладиться им. А то, что выпирало сейчас из штанов гопника, кажется, благодаря моим мыслям становилось еще крепче. Я приложил все усилия, чтобы сдержать себя в руках и не воспользоваться подвернувшимся случаем.

— Слушай, Алла, — начал я, но девица тут же впилась в мои губы и принялась елозить своим языком по моим зубам.

Это был самый отвратительный поцелуй за обе мои жизни. Она размазывала липкую помаду по моим губам, неумело пыталась стащить с меня штаны и постоянное сжимала то крохотное, что было у этого аристократа между ног.

Пока она увлеченно пыталась соблазнить дистрофика, в моей голове уже созрел более четкий план. Мне пришлось перестать сопротивляться и позволить облизывать себя. Ощущение такое, словно я стал жертвой любвеобильного английского бульдога. Но это того стоило.

— Ты чего, Штырь? — спросила она, когда я принялся стягивать с нее топик.

— Ты че, девственница? — я отпрянул и поморщился.

— Конечно…нет, — растерялась она. — Просто…

— Мы же сюда не только целоваться пришли?

Девчонка задумалась.

— Да. Да. Ты прав.

Она позволила стянуть с себя одежду.

Когда Алла осталась в одних трусиках и бюстгальтере, я схватил все ее вещи и побежал прочь.

— Эй! Ты чего, Штырь? — закричала она мне вслед.

— Поверить не могу, что ты повелась, — усмехнулся я голосом гопника и спустился еще ниже. — Добавлю тут надпись о том, что Алла шлюха…

Подбежав к мальчишке с закатанными глазами, я бросил через перила сильно пахнущие дешевыми духами шмотки, а затем прикоснулся к себе. В тот же момент я снова очутился в своем настоящем теле и дал деру от Штыря, который теперь в недоумении стоял и хлопал глазами. Боковым зрением, я успел увидеть, как туфля с высоким каблуком прилетает тому в голову, и он взвывает от боли.

Я подхватил вещи Аллы и затаился за дверью на третьем этаже. Послушал, как завязывается ссора. Девчонка лупила аристократа, а тот даже не понимал в чем виноват. Он просто посылал ее куда подальше, лишь нагнетая обстановку.

Я дождался, когда гопник исходя проклятьями сдастся и пробежит мимо меня вниз. Затем поднялся наверх и отдал вещи девчонке. Уж она точно не в чем не виновата.

— Спасибо! — выпалила девица таким тоном, словно это был самый настоящий мат.

Затем она выхватила у меня из рук свои шмотки и тут же устремилась в коридор четвертого этажа. Видимо в туалет. Одеваться и приводить себя в порядок.

— Ладно хоть спасибо сказала, — ухмыльнулся я сам себе.

— С тобой все в порядке? — поинтересовалась Клаус, как только я вернулся в кабинет и сел рядом с ней.

Другие девчонки в классе еще продолжали хихикать — когда Сергей Леонович спросил меня почему я так долго был в туалете, я ответил, что видимо сосиськи у тети Люды на обед были не первой свежести. Класс засмеялся, а учитель не стал развивать тему и просто разрешил мне войти.

— В порядке, — ответил я и достал учебник с тетрадью по Знакам. Выложил на стол.

— Где ты был?

— В туалет захотел. Я же сказал, — ответил я, но не смог сдержать улыбки.

Обломать гопника было так приятно. Скорее даже почувствовать, что я не бессильный десятилетний пацан. Такие вот моменты нужны как раз для того, чтобы не сломаться и продолжать свой путь. Несмотря ни на что.

— Не мог же ты надавать этому дистрофику? — она широко раскрыла глаза.

Я улыбнулся и пожал плечами.

— Никто не имеет права трогать мою подругу, — я подставил ей кулак и ждал ответа.

Клаус некоторое время оценивала ситуацию. В конце концов улыбнулась, и стукнула по моему кулаку. Мы помирились.

Во время урока я навсегда уничтожил следы моего позора — на одном из заданий нарисовал Жаару и спалил листочек с инструкцией Баконскому. Урок уже подходил к концу, когда Сергей Леонович стоял у доски и записывал на ней домашнее задание.

— Итак, — он повернулся к классу. — Как вы знаете в школе одаренным не разрешается набивать себе татуировки в виде Знаков. Но я предлагаю вам пофантазировать. Если бы у вас все-таки была такая возможность? Какую бы татуировку вы набили себе в первую очередь и почему? Вашей задачей будет нарисовать Знак, перечислить его характеристики. Привести пять примеров, в которых он мог бы быть вам полезным.

Сергей Леонович постучал несколько раз указкой по доске, где уже была расписана домашка.

Все дети принялись переписывать задание в тетрадь, а я, вместо этого, уставился в учебник и задумался.

Мне вновь пришлось нарушить правила, чтобы постоять за себя. А ведь этот аристократ далеко не первый и не последний, кто еще встретится на моем пути. Что будет, когда у меня появится больше денег? Что будет, когда недоброжелатели начнут преследовать меня и шантажировать. Как я буду защищать себя и свою семью?

Да. Однозначно. Прямо с сегодняшнего дня я должен заняться спортом. Отжимания, подтягивания, старые гантели под шкафом тоже могут пригодиться. Ведь сейчас, когда организм только растет мне не нужно сперва сжигать жир, а потом набирать мышечную массу. Можно начать сразу со второго. А еще мне бы не помешала небольшая татуировка в виде какого-нибудь Знака, который будет всегда под рукой…

(обратно)

Глава 15 Знакомая татуировка

Мы с Клаус шли по коридору на следующий урок.

— А что, если набить татуировку сейчас? — спросил я.

— Чего? — Жанна остановилась и в недоумении посмотрела на меня.

Я взял ее под руку и отвел в сторону. К окну. Шепнул:

— Что будет, если я не просто выполню домашку по Знакам и нарисую символ, который хочу набить, а набью его на самом деле?

— Ты че, Ракицкий? Правила школы давно не повторял? — хмыкнула Клаус.

— Читал я эти правила, — фыркнул я и принялся цитировать одно из них: — Любой предмет с изображением магического символа у ученика — кроме учебника и тетради по Знакам, — при первом обнаружении будет конфискован безвозвратно. Без компенсации за материальный ущерб, с дальнейшим выговором одаренному и вынесением последнего предупреждения. При повторном инциденте ученик будет отстранен от занятий, а его судьбу решат на ежемесячном педсовете.

— Ну? И чего непонятного?

— А если не обнаружат? Есть какой-нибудь…ежегодный осмотр на наличие татуировок у учеников или что-то подобное?

Я пытался просчитать все варианты прежде, чем идти на этот шаг.

— Осмотр на наличие татуировок? — посмеялась Клаус, а затем вдруг нахмурилась и переспросила. — Ты серьезно?

— Угу, — я кивнул.

— Что с тобой? — спросила она. — Ты как будто не посещал ни один классный час с первого класса.

Можно было бы вот прямо сейчас сказать, что я загадочный попаданец из будущего и не выдумывать всякой чепухи, которая может еще сильнее поставить меня в неловкое положение. Но если к Серому и Жендосу у меня было доверие сразу, то Клаус все рассказывать я почему-то пока не хотел.

— Ты можешь просто ответить на мои вопросы или нет? Я уже не помню сколько проспал этих классных часов с открытыми глазами.

— Ракицкий, — она оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает. — Зачем тебе это? Если кто-то увидит у тебя татуировку в виде Знака — тебя могут отправить на Казачью заставу!

— Клаус, — начал я. — Я скажу тебе честно. Гопник, который выставил нас сегодня из гнездышка это не первый и не последний придурок, которому от меня что-то понадобилось. Сплошь и рядом находятся желающие чего-то от меня потребовать. А в этом случае есть два выхода. Начать прогибаться под них или найти способ защититься. Я выбираю второе.

— Даже если татуировку не обнаружат, за применение магии в стенах школы тебя все равно отчислят.

Да что она заладила? Отчислят да отчислят. За меня переживает, это понятно. Но не рассказывать же ей теперь о том, что я не собираюсь рисковать собственной шеей из-за дегенератов, типа, Штыря. Что защита мне нужна от более грозных опасностей. Вроде тварей, которые в любой момент могут прорваться из-за Великой русской стены или Ангельской, которая обязательно найдет способ насолить моей семье, когда мы выкинем ее из тела Машки. Не говоря уже о Санитаре, что пытается отомстить моему отцу, которого уже и в живых-то нет.

— Ладно, забудь, — я махнул рукой. — Пошли на урок.

— Постой, — Жанна остановила меня.

— Что?

— Ты же все равно сделаешь себе тату, я угадала?

Я промолчал.

— Я не знаю от кого тебе так сильно нужно защититься, но раз ты говорить не хочешь — не говори, — она поманила за собой рукой и пошла по коридору, прижимая учебники к груди. — Я слышала, что в доме, рядом с моим, в подвале, есть татуировщик, который нелегально наносит Знаки на кожу.

— И почему его до сих пор не загребли? — я пытался успеть за Клаус, которая торопилась на следующий урок. У меня вернулся интерес к разговору.

— У него, типа, есть лицензия и все такое. Но говорят, что множество несовершеннолетних одаренных тоже ходят к нему. Якобы наносить обычные рисунки. Однако я слышала, что рисунки вовсе не обычные.

— Какой адрес?

— Хочешь я пойду с тобой? — внезапно предложила Жанна и остановилась недалеко от кабинета, где будет проходить следующий урок. — Можно прямо после школы поехать.

Черт. Очередное наступление. Если соглашусь это будет все равно, что вместе сходить на свидание. По крайней мере сейчас, когда я только что отомстил тому, кто поднял на нее руку. К тому же мне сегодня в библиотеку надо успеть. Узнать больше про Элаизу и коллекционеров душ.

Скажу нет. Одним словом убью сразу двух зайцев. Даже, если обидится, уже к завтрашнему дню остынет.

— Сразу после школы у меня планы, — ответил я. — Скажи мне адрес. Я съезжу туда завтра с утра. Один.

— Ну, как хочешь, — равнодушным тоном бросила Клаус. Быстро переобулась. — Улица Победы, восемнадцать.

Прозвенел звонок, и мы вошли в кабинет.

Остаток учебного дня прошел без приключений. Мы снова сидели с Клаус за одной партой и могли обсуждать одноклассников. В особенности Баконского, чей план разобщить нас провалился, и теперь он выглядел полным идиотом, подкатившим к девчонке по листочку. А сразу после школы я поехал в библиотеку.

— Обе секции на К и Л сгорели три дня назад при пожаре, — ответила женщина в сером платье, которую я попросил дать мне все, что имеются, материалы про коллекционеров душ.

— Как произошел пожар? — удивился я, озираясь. — Не вижу никаких следов.

— А ты что? Из милиции? — буркнула полная женщина и уперла руки в бока. — Не видишь, зал новый? Пока переезжали из одного помещения в другое. Так и произошел.

Что-то мне подсказывает, что неспроста. Таким образом коллекционеров вообще сотрут из памяти города. Готов поспорить кто-то покурил в неположенном месте и виной всему стал непотушенный бычок. Ага, так все и было. Точно.

— Вообще все материалы сгорели? — разочарованно выдохнул я, едва дотягиваясь подбородком до стола, за которым сейчас стояла библиотекарь.

— Я же сказала. И про ликантропов, и про леших, и про всех остальных одаренных, чьи способности начинаются на букву к и л, — ответила она. — Попробуй спросить в другой библиотеке.

Но в другой библиотеке смысла спрашивать не было. Хоть я и попытался. Все заметки и информацию об одаренных собирала только одна и самая большая государственная библиотека в городе. Всех остальных интересовали исключительно книги. А в книгах информации если не ноль…но самое минимальное описание родовой магии. Сухое перечисление. А кто такие коллекционеры душ, я, итак, знаю. Видимо придется ехать в другой город и доставать информацию уже там. Или проще найти кого-то, кто сможет рассказать мне правду из первых уст. Может сам Германн?

Так, несолоно хлебавши, я отправился домой.

Теперь вернуться сюда оказалось гораздо приятнее. Пусть матери и Машки до сих пор не было дома. Просто Клавдия Петровна сделала мне сюрприз. Они с подругами убрали мою квартиру так, что кажется такой чистой я не видел ее еще никогда. Ни в прошлой жизни, ни в этой. Впервые в жизни тут не пахло сигаретами, спиртным и дешевой закуской, застоявшейся на столе. Мои вещи были аккуратно развешены в шкафу, кровати застелены, а окна закрыты. Все-таки перевезти всех курьеров в отдельное помещение оказалось лучшим решением.

На столе, рядом с запиской, которую мне оставила Клавдия Петровна, стояла тарелка, наполненная пирогами. С мясом, луком и яйцом, картошкой. Жаренные, прямо из сковородки. Как я люблю. Но сперва дело.

Я потягал гантели, сделал несколько подходов к отжиманиям, приседы. Затем поужинал и лег спать.

На следующее утро я взял с собой деньги и поехал в сторону дома Клаус. Поговорить с татуировщиком. Я еще не решил наверняка буду ли делать тату и подумал, что человек, промышляющий незаконным бизнесом, быть может, мне что-нибудь посоветует. Если разговор у нас сложится.

Это было подвальное помещение жилого дома. Вход с торца. Лестница вниз и небольшая табличка, на которой ничего, кроме времени работы не написано. Хорошо, что не приехал раньше. А то пришлось бы ждать на морозе — дверь открывали не раньше десяти утра.

Я прошел по темному коридору вглядываясь в листочки, прилепленные на скотч к дверям, на которых и были написаны названия фирм. Тут есть и риелторы — самая популярная профессия в эти времена, и ключник, и ООО «Спутник», который непонятно чем вообще занимается. В конце концов, я дошел двери, на которой висел листок с надписью «Тату салон». Я постучался.

Никто не ответил. Тогда я потянул ручку вниз и толкнул дверь внутрь. Мне в нос тут же ударил запах сигарет и чего-то еще. Краски?

— Можно? — спросил я.

Накаченный мужичок в бандане с черепом и кожаной безрукавке сидел позади девушки с красными волосами и набивал ей тату на лопатке. Все его руки покрыты татуировками, а вот спина посетительницы оказалась первым местом на ее теле, где появлялся рисунок. Из магнитофона играла песня Rammstein «Engel».

— Тебе чего, малец? — спросил хриплым голосом татуировщик, не отрывая глаз от места, где негромко жужжала машинка. — Компьютерный кружок — следующая дверь.

— Вообще-то я к вам, — решительно произнес я и вошел внутрь. Колокольчик, прицепленный к потолку и висящий на пути двери, прозвенел, выдавая мое вторжение.

Я осмотрелся. На стенах висят плакаты с изображением разных байкеров и мотоциклов. Кажется, некоторые из них из журнала «Cool». Помню у меня тоже были подобные. Но я вырывал из них исключительно Eminema, Limp Bizkit и Linkin Park.

Ближе к месту работы, также прибитая к стене, висела футболка Аленичева из Спартака. Слева стояло два кожаных кресла и журнальный столик, на котором лежали каталоги с эскизами татуировок. Я сел в одно из кресел и принялся изучать фотографии. Да, все до одной в папке — работы этого байкера, которые он когда-то уже набивал.

Татуировщик достал сигарету изо рта и внимательно посмотрел на меня. Стряхнул пепел на пол и буркнул себе под нос:

— Опять один из этих…

Девчонка, клиент, повернула на меня голову и посмотрела сквозь рассыпавшиеся по лицу волосы. Она была в одном лифчике, но это ее нисколько не смущало.

— Аристократ? — спросила она. — И часто они к тебе захаживают, Борис?

— Да почти каждый день, — вздохнул татуировщик. — Достали…

Они продолжали обсуждать меня, как будто я был глухой. Или меня тут вовсе не было. Это мне импонировало. Люди, которые недолюбливают аристократов и открыто заявляют об этом, почему-то сразу начинают мне нравиться.

Я делал вид, что тоже не слышу их. Листал каталог, внимательно изучая татуировки. Время до школы еще вагон и маленькая тележка. Все для учебы я взял с собой, а значит торопиться некуда. Скоро они поймут, что план — застремать меня, — не работает и будут вынуждены спросить, что я тут забыл.

Прошло около часа, прежде чем татуировщик выключил машинку и заговорил вновь.

— На сегодня все, Мини, — сказал он девице, поднимаясь с табуретки и разминая тело. Хруст затекших суставов я услышал даже со своего места.

— Добил?

— Нет. Пусть подсохнет. Приходи в следующий вторник в это же время. Добавим красного и синего.

Девушка с красными волосами затушила свою сигарету в пепельнице, аккуратно надела белоснежную майку без рукавов, затем подошла к вешалке и сняла с нее кожаную куртку. Накинула себе на плечи. Затем взяла с тумбочки мотоциклетный шлем и удалилась, бросив на меня неоднозначный взгляд.

Я ожидал, что теперь татуировщик заговорит. Спросит, чего мне надо и попытается прогнать. Но, на удивление, Борис продолжал делать вид, что меня здесь просто нет. Он сунул кипятильник в граненный стакан, дождался, когда вода закипит, кинул туда две ложки «Nescafe» и перевернул кассету в кассетнике магнитофона. Теперь заиграла «Metallica». «StoneColdCrazy». Находясь в одном помещении с Глобусом и его друзьями, я знал эти панковские песни наизусть.

— Мне сказали, вы делаете татуировки… — я, наконец, сдался и начал первым.

— Кто сказал? Я токарь-фрезеровщик пятого разряда. Видишь?

Он поднял правую руку, загнув на ней три пальца.

— Смешно, — ответил я и достал из внутреннего кармана пиджака десять тысяч рублей. Положил на столик. — Мне нужна татуировка.

— А мне правда о смерти Элвиса, — отозвался он и громко отхлебнул горячего кофе. — Но не все наши желания имеют свойство сбываться.

Ясно. Разговор будет сложнее, чем я думал. Похоже, аристократы уже порядком осточертели Борису. Наверно стоит признаться в том, что я бастард.

— Я не аристократ, — сказал я и показал обычный билет школьника. Без золотых нитей и вот этого всего.

— Тогда перестань вести себя, как они, — бросил он и наконец-то посмотрел на меня. — Убери деньги. В этом районе убивают за кожаные шапки и пустые барсетки. Если ты не аристократ. А ты зеленью машешь.

Я послушался и посмотрел на себя со стороны. Школа действительно заставила меня измениться и начать вести себя так. По-другому там нельзя. А вот за ее пределами я действительно могу оставаться Костей Ракицким и не пытаться купить всех и все.

— Дак вы можете сделать мне тату?

— Если разрешение родителей есть, сделаю.

— Я хочу необычную татуировку, — я сделал паузу. — Хочу тату для одаренных.

— Таких не делаю, — резко ответил Борис и пристально смотря мне прямо в глаза, снова отхлебнул кофе.

— Все бывает в первый раз. Я могу нарисовать вам эскиз…

— Нет, — оборвал меня татуировщик.

Все это время я листал каталог с татуировками и прямо сейчас наткнулся на фотографию, на которой была изображена девочка с красными глазами и плюшевым медведем в руках. Я не поверил своим глазам. Неужели это Элаиза? Видимо персонаж популярен не только среди узких кругов.

— Вы сами рисовали эскиз этой татуировки? — спросил я, мгновенно забыв обо всем на свете.

Борис затянулся и прищурившись издалека посмотрел на рисунок, который я показывал ему.

— Синий каталог? Если да, то все тату там рисовал я сам, — ответил он.

— А если красный?

— Если красный, значит клиент пришел со своим эскизом.

— Помните кто набивал эту татуировку?

Борис поднялся с табуретки и подошел ближе. Вот теперь он внимательно рассмотрел рисунок.

— Помню, — с безразличием в голосе ответил он. — Ее просил нарисовать один клиент. Лет десять назад, если не больше.

Отец? Кто-то из приближенных отца? Что это за девчонка и откуда у нее столько поклонников? Черт… Как же узнать об Элаизе все.

— А вы сами знаете что-нибудь о мираже?

— О чем?

— О девочке-призраке с красными глазами.

Татуировщик пожал плечами.

— Иннокентич что-то рассказывал о ней, когда мы ее били. Но, честно, я уже и не вспомню. Мне вся эта тема не особо интересна. А тебе зачем, пацан?

— Иннокентич? — я пропустил его вопрос мимо ушей. Он так отозвался о клиенте, словно они были до сих пор знакомы.

— Местный забулдыга. Трется каждый день на пятачке.

— Пятачок? Это где?

— Площадка у продуктового. Там местные алкаши каждый день собираются. Он один из них.

— Ладно, — ответил я.

А сам тут же подумал, что если до татуировки договориться не получиться, то уже не зря съездил. Может этот Иннокентич расскажет мне что-нибудь новое об Элаизе.

— Слушайте. А если у меня родных нет? Как мне эту записку от родителей достать? Чтобы вы татуировку мне сделали.

Раз уж Борис так упирается рисовать Знак на моей коже, может он согласиться набить мне обычную тату? Появилась у меня одна мысль.

Борис вновь поглядел на меня.

— Сколько денег есть? — спросил он.

— А сколько надо?

— Пять тысяч.

— По рукам.

Кажется татуировщик уже пожалел, что продешевил, но деваться было некуда.

— Откуда у тебя… А, какая мне разница, — перебил он сам себя. — За пять тысяч сделаю тебе татуировку, которую захочешь. Из каталога или по твоему эскизу. Но сразу предупреждаю, никаких Знаков набивать не буду. А если ты мне тут наплел, и твои предки на следующий день заявятся ко мне с претензиями, я скажу, что записка была, но я ее выбросил. Ясно? И денег не верну.

— Договорились! — кивнул я, но руку протягивать не стал.

Я выбежал из салона полный энтузиазма. Я знал, как Борис нанесет мне знак и сам даже не догадается об этом. Оставалось дождаться школы и уточнить реально ли воплотить мою идею в жизнь.

Что бы зря не терять день, я заранее узнал у татуировщика, где находится продуктовый магазин и побежал на тот самый пятачок. Время двенадцать, а значит все Иннокентичи уже проснулись и должны сейчас подтягиваться к месту сбора, где будут решать, как достать денег на очередную бутылку.

(обратно)

Глава 16 Не Дункан Маклауд

— Я ищу Иннокентича, — сказал я, как только подошел к компании из трех мужиков и женщины.

Каждый из них в руках держал по пластиковому стаканчику. Лишь один был со своим многоразовым. Складным.

— А тебе чего нужно от него, малец? — сказал один из пьяниц. С кудрявой черной бородой с проседью.

Прежде чем ответить я окинул всех четверых взглядом.

Один из мужиков относительно моложе остальных. Стоит прямо передо мной в трикосах с оттянутыми коленками. Одет в дерматиновую потрескавшуюся от старости куртку. Расстегнут. Под курткой майка. Вот из-под нее и выглядывают два красных глаза Элаизы. Тату прямо на груди. Стоило прятать ее получше, если они такие конспираторы.

— Я хочу поговорить с вами об Элаизе, — сказал я прямо, глядя в глаза Иннокентичу. — Будет лучше, если наедине.

Руки того задрожали, а пойло, которое они сейчас распивали, начало выплескиваться через края.

— Хех, — усмехнулся чернобородый. — Наедине вы не о чем не договоритесь, малец.

Я хотел попросить второго не вмешиваться, но вдруг понял, что он перебивает не просто так.

— Почему? — спросил я.

— Иннокентич немой, — ответил тот.

Немой Иннокентич, немая Элаиза. Все связано. Надо узнать, каким образом.

— Если хочешь поговорить, то без нашей помощи никак, — добавил самый разговорчивый и подул в кулак, чтобы согреться. — Тебя как зовут?

Я помялся прежде, чем ответить. Но выбора не было. Если хочу поговорить с Иннокентичем, нужно установить контакт с его собутыльником. Судя по всему, он может перевести.

— Костя, — ответил я. — Меня зовут Костя.

— Вася, — мужик с черной бородой протянул мне согретую дыханием руку.

Я пожал ее.

Вот они — правила приличия. В моем лексиконе давным-давно появилось такое понятие, как интеллигентные алкоголики. Пьющие как не в себя, но очень спокойные и учтивые. Похоже, эти — одни из них.

— Это дед Вова, — Вася показал на обросшего старика, сидящего на небольшом заборчике и опиравшегося на трость. — А та, что за ним — Маринка. Иннокентича ты знаешь.

Мне было все равно кто из них кто. Мне хотелось поскорее узнать больше об Элаизе, поэтому я сразу перешел к делу.

— Спросите, почему он набил эту татуировку на груди? — попросил я и вспомнив о правилах приличия добавил: — Пожалуйста.

— Хе-хе, — вмешался дед Вова. — Горло пересохнет, если всю его историю пересказывать.

Ясно. Хотят, чтобы купил им выпить. Только вот мне не продадут. А если покажу им тысячу, то не успокоятся, пока всё не высосут. Кроме прочего, я уже порядком подустал раздавать кровно заработанные деньги. Пора как-то менять стратегию.

— Мне через месяц стукнет одиннадцать, — я принялся рыться в карманах. — У меня есть пять рублей на обед. Могу отдать их, если хотите.

— Слушай, малец, — Вася помешал пойло на дне своего стакана. — Мы тут каждый день. И, как видишь, никуда не торопимся. Ты попроси у родителей полтинник и приходи.

Похоже Вася тут самый предприимчивый. Тот человек в компании, который придумывает схемы, чтобы изо дня в день на пятачке было что наливать. И знает всех продавщиц в алкомаркетах по именам. Он так просто не сдастся. Нужно попробовать надавить на немого. Он же неспроста набил Элаизу на своей груди.

— Просто эта девчонка вчера приходила ко мне, — приврал я. — Хотел узнать о ней побольше. Думал вы знаете. Я в тату салоне…

Я не успел договорить, а Иннокентич уже ткнул чернобородого локтем в бок. Его зрачки нервно забегали, а пластиковый стаканчик окончательно смялся в руке. Вася сильно втянул ноздрями воздух и кивнул собутыльнику.

— Ладно, малец, — махнул он и показал редкие гнилые зубы в улыбке. — Съешь сегодня в школе шаньгу за наше здоровье. На свои пять рублей.

Он замолчал, как будто ждал ответа, а на самом деле принялся наливать всем бодяги, которую они намешали с водой в полторашке из-под «Колы».

— Как раз вчера думал о том, что давно про девчонку не вспоминали, — продолжил он. — Марина! Ты же еще не слышала эту историю?

Уже поддатая Марина, которая, кажется, была в другом измерении, покивала головой и вновь спрятала подбородок в серой шали, накрученной вокруг шеи.

Я посмотрел на женщину. Она сильно напомнила мне мою мать. Также когда-то и она, связавшись с плохой компанией, не могла избавиться от привычки встречаться со своими «друзьями». А ведь у нее также, как и у моей матери, наверняка, есть те, кто сейчас сидит дома и мечтает, чтобы она поскорее вернулась и вместо вечернего скандала приготовила сладкий пирог. Взяла книгу и уложила самого младшего спать. Помогла среднему с уроками. Спела колыбельную внуку, а не терлась на этом чертовом пятачке.

— Это его принцесса, — вырвал меня из мыслей Вася.

— Элаиза? — спросил я. — Чья принцесса?

— Иннокентича. Чья ж еще? Уже несколько тысяч лет.

— Несколько тысяч лет? — я посмотрел в глаза немому. — Да ему на вид, от силы, лет сорок.

— Иннокентичу? — захохотал Вася. — Марина! А ты бы сколько ему дала?

Но Марина кажется уже спала, прикорнув на заборчике рядом со стариком и навалившись на него.

— А две тысячи пятьсот сорок не хочешь? — весело возвестил чернобородый, не дождавшись ответа.

Я подозрительным взглядом провел по всей компании. Конечно, в этом мире я повидал всякого. Нельзя сразу отбрасывать версию, что самый молодой в их компании может жить гораздо дольше остальных. Или они просто дурака из меня делают?

— А ты совсем зеленый, малец, — продолжал усмехаться Вася. — Горца смотрел по ящику?

При слове «горец» в моей памяти тут же всплыл сериал, который я действительно очень любил в детстве. Вот только не помню сколько именно мне было лет, когда я смотрел его. Но знаю, что речь там идет про бессмертных воинов, воюющих между собой веками.

— Ну. Смотрел, — кивнул я.

— А ты думаешь, эти англичашки сами все придумали? Ха-ха. Наивный! Основано на реальных событиях, я тебе говорю. А вот все персонажи действительно вымышлены. Самый реальный из них, из горцев этих, перед тобой.

Вася указал подбородком на друга. Иннокентич кивнул.

По крайней мере, теперь ясно почему к нему обращаются, как к семидесятилетнему деду. Похоже он действительно самый старший в компании.

— А вы…тоже горцы? — уточнил я и посмотрел на часы.

Как минимум полтора часа до школы еще есть.

— Нет, — снова откашлялся дед Вова, вытирающий бороду от пролитого на себя пойла. — Мы нет. Видишь же, седина взяла.

— Соседи мы, — подхватил Вася. — Иннокентич вон в том доме живет. Мы в этом. Маринка дальше всех. Но мы ее провожаем.

— А почему он… — я отвел взгляд от Васи, вспомнив, что все-таки разговариваю с горцем. — Сложно было не заметить вашу реакцию, когда я назвал имя Элаизы…

— Тут ничего странного. Только девчонка может убить его, — соспойлерил мне дед Вова. — Поэтому он так жаждет встречи с ней. Даже татуху набил. Иннокентич уже лет пятьсот пытается умереть. С тех пор, как сгинула вся его семья. Поэтому и бухает, как не в себя.

Немой подёргал своего чернобородого друга за локоть и жестами что-то сказал ему.

— Он спрашивает, ты, случайно, не один из коллекционеров?

— Да, — я кивнул.

Руки горца затряслись еще сильнее. Он снова что-то сказал на языке жестов. Вася перевел:

— Он умоляет тебя свести его с Элаизой. Говорит, что много лет о ней не слышал.

Мне не хотелось его обнадеживать. Ну и разочаровывать тоже. Я долго подбирал слова и, в конце концов, ответил:

— Элаиза ведь является сама. По своей воле. Я могу передать ей, что…видел вас? — я закончил так, потому что вообще не понимал, что я должен сделать.

Немой схватил меня за руку и что-то промычал.

— Успокойся, Иннокентич, — Вася похлопал по спине товарища. — Отпусти мальчишку. Давай я спрошу у него все, что ты хочешь знать.

Неуверенно, но пальцы горца разжались. Кровь снова полилась по моей руке и теперь я почувствовал боль. А схватил он оказывается — будь здоров.

— Расскажите мне все по порядку. А дальше решим, — предложил я.

Горец принялся активно жестикулировать.

— Медленнее, Иннокентич, медленнее. Я так не успеваю, — перебил товарища Вася, а когда тот смог справиться со своим возбуждением, продолжил переводить: — Горцы — это род бессмертных. Самые первые бессмертные столкнулись с ужасным злом, которое истребляло все живое на планете. Случилась великая битва. Они называют ее — Первое Пришествие. Воины Света устранили угрозу, но очень большими жертвами. Самый могущественный клан на планете почти вымер в том бою.

— Это угроза была связана с порталами? — догадался я.

Немой в ответ покивал. А затем продолжил.

— С тех пор наш, то есть их, — поправил сам себя Вася. — Клан, вернее его остатки, стоял на страже порядка в мире и готовился отразить Второе Пришествие. Он говорит, что именно горцы когда-то начали возводить стену на севере.

— Второе Пришествие случилось? — нетерпеливо поинтересовался я.

— Нет. До сегодняшнего дня твари не выходят из портала.

— Что стало с кланом горцев? Вернее, с его остатками?

— Клан бессмертных постепенно развалился окончательно. Теперь люди должны будут защищаться сами. Силы других одаренных им в помощь.

— А Элаиза? Это кто? Королева, которая вела вас в бой во время Первого Пришествия.

— Нет, — немой помотал головой под аккомпанемент звуков изо рта Васи. — Элаиза принцесса. И она родилась много позже. Она была настоящим чудом. Потому что все горцы бесплодны.

— Как она стала призраком?

— Девочку убили, когда ей не было еще семи.

— Разве она не была бессмертна?

— Бессмертие каким-то образом проявилось иначе. Вместо того, чтобы жить вечно во плоти, она обрела бессмертие…после смерти. Как-то так.

— Что было дальше?

— Элаиза нашла способ связаться со своей матерью, которая после гибели дочери была в трауре и не оставляла попыток убить себя. Элаиза сжалилась над ней и помогла той покинуть этот мир.

— Значит клан распался после смерти ее матери, королевы?

Немой кивнул.

— В тот самый день смысл существования для горцев навсегда был утерян. Если ты когда-нибудь и встретишь других бессмертных, то вряд ли они будут сильно отличаться от меня, — перевел слова Иннокентича Вася.

В этот момент немой схватил меня за плечи и снова замычал.

— Оставь мальца в покое, Иннокентич, — бросил Вася и осушил свой стаканчик. Затем посмотрел на меня. — Он хочет, чтобы ты помог ему найти Элаизу…как тебя там?

— Костя, — ответил я, сохраняя спокойствие.

— Костя… — протянул Вася. — Ну дак как? Поможешь нашему другу?

Я поморщился, испытывая отвращение к запаху перегара и чеснока изо рта немого, который сейчас мычал на меня, требуя помочь ему.

Я смотрел на горца. Лишь внешний вид превращал его в пьяницу и нищего. Волосы, белые зубы, здоровая кожа — все это говорило о том, что Иннокентич самый здоровый из всех людей на квадратный километр. Если, конечно, в округе не завелось еще одного бессмертного.

— А мне, кажется, вы кое-что не договариваете, — задумчиво пробормотал я, разведя свои руки в стороны и заставив тем самым немого отпустить меня.

Тот поддался, но не отстранился.

— Вы брат или отец Элаизы, — предположил я. — Я прав?

Не нужно было слышать слов, чтобы догадаться о том, что я прав. Все стало понятно по лицу Иннокентича. Слезы навернулись на его глазах, и он посмотрел на своего собутыльника. Сделал еще несколько движений пальцами и губами.

Сам Вася сейчас внимательно смотрел на своего товарища. Старик, опирающийся на трость, и слышавший эту историю не раз, выглянул из-за спины говорящего. Так, что даже Марина, облокотившаяся на него и дремавшая все это время, пробудилась.

— Он говорит, что действительно не рассказал кое-что важное.

Немой сделал еще несколько движений.

— Быть не может, Иннокентич! — голос Васи показался мне веселым, словно он узнал какую-то тайну и хотел сейчас же обсудить ее со всеми, но чем дольше он наблюдал за движениями рук немого и как слезы катятся по его щекам, тем серьезнее становился сам.

— Что он сказал? — не выдержал я, когда движения горца стали медленнее.

— Он сказал, что не знает.

— Что? — недоверчиво переспросил я.

Ведь только что я все прочитал по его лицу.

— Абсолютно все горцы немые, — ответил чернобородый. — Это плата, которую они заплатили за бессмертие.

Значит на родственника Элаизы мне все-таки не выпала возможность наткнуться. Ладно хоть я встретил кого-то из ее клана. Это интереснее, чем читать заметки в библиотеке. Однозначно.

— Происхождение горцев никому не удалось узнать. Все бессмертные привыкли считать друг друга братьями и сестрами, — продолжал чернобородый.

— Значит неизвестно кем был отец Элаизы?

Немой некоторое время не отвечал.

— Через много веков безуспешных попыток понести королева начала соблазнять горцев, вопреки всем правилам. Один из нас, то есть из них, вполне может быть отцом девочки.

Я выдохнул. Запутанная история. Но теперь я хотя бы знаю, что к чему.

Элаиза — девочка-мираж, девочка-призрак…она действительно могла появиться на свет каким-то подобным образом. Родиться от бессмертной, но из-за нарушения законов природы ее способность вполне могла проявиться иначе. Как генетический код. Когда рождаются дети с физическими отклонениями у тех, кто нарушил эти самые законы. Только в мире магии. И теперь она обречена жить вечно, но в оболочке призрака.

Вот только вопросов не стало меньше. Появились новые. Например, как она может убивать горцев? Как она вошла в связь с коллекционерами душ? Неясно до сих пор, что от нее хочет Германн. И что ей известно о Втором Пришествии. Одно понятно точно. Если горцы защищали наш мир от тварей, которые копятся за завесой, значит именно они должны будут защитить людей снова. Когда история повторится. По крайней мере, они — одни из тех Воинов Света, о которых говорил Иннокентич. И что этим тварям вообще нужно на нашей планете?

— Когда Элаиза приходила ко мне, она рассказала о том, что монстры скоро вырвутся из-за завесы, — руки начали замерзать и я сунул их в карманы.

Глаза горца тут же прояснились. Он снова хотел схватить меня за плечи, не в силах сдержать эмоции, но вовремя остановился и сжал свои руки в кулаки. Снова повернулся к нашему неквалифицированному переводчику.

— Он спрашивает когда? — слегка дрогнувшим голосом проговорил Вася. — Когда твари ворвутся в наш мир?

Затем перестал смотреть на Иннокентича и принялся выражать уже свои собственные эмоции от услышанного:

— О чем мы вообще тут трещим? Надо звонить в милицию. В ОДКБ. Писать письмо императору.

— Я не знаю, когда это случится, — я не обращал внимания на причитающего. — Дядь Вась. А можете без паники? Лучше налейте себе еще и переведите мне то, что говорит горец.

— Ты прав, малец. Ты прав, — ответил тот.

Затем он наполнил свой стаканчик горячительным. Взял еще один стакан, подул в него, обтер об полушубок и налил туда томатного сока. Выпил. Запил. Ему явно похорошело.

— Он говорит, что будет биться в первом ряду. Он счастлив, что шанс умереть так близко. Впервые за много веков.

Теперь понятно, чему обрадовался Иннокентич. Шансу умереть. Только вот если Элаиза говорила правду, и я должен каким-то образом попытаться остановить это…пришествие, то горцы мне нужны замотивированные немного другим.

— Слушайте, — начал я. — А другие горцы? Вы знаете, где их найти?

Иннокентич помотал головой, протянул стакан своему другу и тот наполнил его. У немого появился явный повод для празднования — конец всего живого. Настоящий праздник для бессмертного.

— Он говорит, что не знает где их искать, — сказал Вася.

Дальнейший диалог был уже бесполезен. Завсегдатаи пятачка вошли в кураж. Даже пробудившаяся Марина присоединилась к празднованию, проспавшись за тот час, что я там провел. Я взял номер телефона горца Иннокентича и поехал в школу.

Теперь меня еще больше волновала судьба Элаизы. Я должен был поговорить с ней, чтобы все узнать наверняка. Но пока она и моя сестра в руках Германна, мне нужно считаться с аристократом. Придется отложить это до завтра.

Я ехал на троллейбусе мимо собора. Еще не реставрированного. Мой взгляд упал на женщину, сидящую на лестнице и просящую милостыню.

— Мама! — выкрикнул я, когда двери уже закрывались.

(обратно)

Глава 17 Давай на спор!

Я попросил мужичка в длинном пальто нажать на кнопку «сигнал водителю». Растерявшийся пассажир застыл на месте, изучая меня взглядом. Каждая секунда промедления и его потерянности увозила меня все дальше от матери.

— Нажмите кнопку! — закричал я, пытаясь не отпускать взгляда от женщины, просящей милостыню на лестнице. — Пожалуйста!

Кондуктор среагировала быстрее. Она начала давить на кнопку. Сигнал слышал только тот, вернее та, которая была за рулем.

Троллейбус остановился не сразу. Тормозя, он проехал еще несколько сотен метров и, наконец, двери раскрылись, чуть не прижав мою ногу к ступеням.

— Спасибо! — успел выкрикнуть я, выпрыгивая на асфальт и разбрызгивая слякоть по сторонам.

Побежал обратно. Сейчас взгляд не мог отыскать женщину, в которой я признал мать. Оставалось только не останавливаться и как можно быстрее оказаться на лестнице, ведущей к собору Святого Петра.

Я бежал по автомобильной дороге. На встречу мчались Волги, девятки, Жигули, Нивы, рыча на всю округу и сигналя мне, проехал автобус. Редко среди всего отечественного автопрома мелькали иностранные тачки, но они тоже были. Примерно в этом возрасте мы с Серым и Жендосом как раз начали учить эмблемы автомобилей и уже могли развлекаться, угадывая их по дороге на какое-нибудь очередное очень «важное» дело.

Я остановился на перекрестке. Никаких секунд нынешний светофор еще не показывал. Мне оставалось только глядеть на красный свет и ждать, когда он начнет мигать и позволит мне пробежать дальше.

В голове не прекращала крутиться мысль о том, что я скажу, подойдя сейчас к матери. Ведь, если она забыла всех и вся, то даже не признает меня. Собственного сына. Я приведу ее домой и буду жить с человеком, который совершенно не испытывает ко мне никаких чувств. Это будет очень странно. Ну да ладно. Главное, что она будет в безопасности. А специалисты, способные вывести ее из состояния гипноза найдутся. Уверен, что Германн поможет отыскать такого.

Наконец загорелся желтый. Не дожидаясь зеленого, я сорвался с места и в считанные секунды оказался на лестнице, ведущей к собору.

Это был высокий подъем. На вскидку ступеней семдесят или чуть больше. Справа и слева на всем протяжении сидят попрошайки и ждут, когда им подадут милостыню. Я уже вижу ее. Маму. Она никуда не делась. Дождалась.

Поднимаюсь. Медленно. Все еще думаю о том, с чего начну, когда сейчас подойду к ней. Что сказать в первую очередь?

Здравствуйте, вы моя мама… Нет. Добрый день. Меня зовут Костя. Вы не помните, но я ваш сын… Или может быть…

В этот момент вспышка черного дыма прямо передо мной, заставляет остановиться. Погрузившись в мысли, я не слышал, как вокруг собирается стая ворон.

— Не надо! — останавливает меня знакомая цыганка и кладет руку мне на грудь.

Пытаясь не выпустить мать из виду и постоянно выглядывая из-за Флорики я хмурюсь в недоумении.

— Ты следишь за мной? — спрашиваю я и даже не смотрю на цыганку.

— Глупый мальчишка! — она наклоняется и хватает меня за плечи. Трясет. Хочет, чтобы я посмотрел на нее. — Нельзя! Я же сказала, что она сама найдет тебя, когда придет время.

Какой-то криминальный авторитет в малиновом пиджаке спускается по лестнице и подает матери купюру. Кажется рублей пятьдесят. Та кивает, даже не поднимая головы.

— Почему… — я только открыл рот, но не успел задать вопрос.

Мужик, подавший моей матери, хватает Флорику за руку, заставляет ее выпрямиться и отпихивает в сторону.

— Отстань от пацана, мразь! — огрызается он. — Иди, пацан. Поговори с Богом.

Затем снова переводит взгляд на цыганку.

— Увижу тебя здесь еще раз, увезу в лес, — огрызается он. — Оттуда не возвращаются.

Цыганка тут же исчезает в дыму и вороны разлетаются в разные стороны, недовольно разнося свои вопли по округе.

— Совсем обнаглели, — блатной поправляет золотой браслет на запястье.

Его передергивает от холода. Добавляет:

— Иди к Богу, пацан. Только ему можно верить. И не останавливайся никогда, когда подобные этой цыганке будут доставать тебя.

Затем бандюга обходит меня, спускается к подножию холма, садится в мерседес и уезжает.

Но я не тороплюсь подниматься выше. Смотрю на небеса в поисках черных птиц. Небо затянуто серыми облаками, но там нет ворон. Только ласточки, которые сегодня все утро летают очень низко.

— Флорика! — произношу я вслух, в надежде, что цыганка услышит и вернется.

Оглядываюсь. Никого. Лишь бомж, сидящий ближе остальных, поднимает голову и в немой просьбе протягивает стакан. Кидаю ему сдачу от кондуктора. Монеты с глухим звуком ударяются о пластик.

Ну вот. И что теперь делать? Флорика явно не хочет отвечать на мой вопрос. Именно поэтому не возвращается. Думает, что и без нее я сделаю правильный выбор?

Я смотрю на свою мать — женщину, скрючившуюся на одной из ступеней, в захудалом пальто и шалью на голове. Она поправляет газету под собой и ежится. Беспрестанно вытирает нос, которым хлюпает, как каждый из попрошаек вокруг.

Начинаю подниматься. Может цыганка вернется, когда поймет, что я не послушал ее?

Шаг за шагом. Медленно переставляю ноги по лестнице и никак не могу выкинуть из головы мысль о том, почему мне нельзя подойти к собственной матери? Почему нельзя просто помочь ей? Замерзшей и несчастной. Может быть я могу отвезти ее домой, накормить, оставить там, но не говорить кто она и что я ее сын? Черт… Все это полный бред!

Я останавливаюсь напротив матери. Она поднимает голову и смотрит мне в глаза. Кажется морщин на ее лице стало еще больше за то время, что мы не виделись. Ее руки, держащие кулек из газеты, сильно трясутся. От холода. В первый раз в жизни я точно знаю, что не от похмелья. Ей сейчас очень плохо. Это видно по грустным и уставшим голубым глазам. Они уже не светят так ярко, как раньше.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не опуститься на колени и не наброситься на нее с объятиями. Я хочу обнять ее так крепко, чтобы она наконец согрелась. Чтобы поняла, что не одна в этом мире. Но слова Флорики навязчиво крутятся в голове и останавливают.

— Подайте, ради Христа, — произносит мама.

Глаза начинает щипать. Я еле сдерживаю слезы. Карканье ворон заставляет меня повернуть голову налево. Там, на самом верху, стоит Флорика. Безмолвно смотрит. Не двигается. Не мотает головой. Не жестикулирует. Просто наблюдает.

Я снова поворачиваю голову к матери. Засовываю руку во внутренний карман пальто. Достаю оттуда десять тысяч, которые брал с собой к татуировщику. Кладу их в кулек.

— Позаботьтесь о себе, — произношу я и тут же начинаю подниматься выше. Ко входу в собор. Чтобы она не успела увидеть моего лица.

— Спасибо, сынок! Спасибо! — кричит она мне вслед.

Услышав — «сынок», я едва не остановился. Сбавил ход, но тут же осознал, что это слово совсем не наполнено настоящим смыслом.

Когда я поднялся наверх, Флорики уже не было. Она дождалась лишь для того, чтобы посмотреть, чем кончится дело. А потом улетела.

Я прошел дальше и скрылся за дверями собора.

И что делать дальше? Найти цыганку и вытрясти из нее правду? Или просто ждать, когда мать вернется сама, как и предсказывает Флорика? Может мне все-таки стоит хотя бы наведаться в отделение милиции и побеседовать с капитаном? Стоит узнать, чем закончились прошлые истории Санитара и попросить его отозвать фотографии мамы отовсюду. Чтобы кто-то еще не нашел ее и не узнал. Ладно, решу после школы.

Я провел в храме бога следующие полчаса. Это позволило мне взять себя в руки и переключиться. Было непросто. Но мысль о том, что, подойдя к матери, я сделаю ей еще хуже, помогла прийти в себя. Да и то, что теперь у нее есть деньги, тоже успокаивало.

Когда я вышел из собора, мамы уже не было. Тогда я окончательно пришел в себя и поехал в школу.

За десять минут до начала урока я зашел в класс.

— Привет, Ян, — я подсел к Калачевскому, предварительно оставив рюкзак на парте с Клаус, чтобы та опять не надумала себе ничего лишнего.

— Тебе чего, Фунтик? — аристократ закрыл тетрадь, в которой рисовал очередного трансформера.

— Ты же круто рисуешь? — спросил я.

— Лучше остальных в школе, — совсем не скромно ответил мой одноклассник.

— Я хочу попросить тебя нарисовать мне кое-что.

— На заказ не рисую, — ответил он, раскрыл тетрадь и принялся разукрашивать недорисованного трансформера.

Я бросил взгляд на кучу разноцветных разбросанных по парте гелиевых ручек.

Так я его не заставлю нарисовать мне эскиз татуировки. А именно это сейчас в моих планах. Но полуполяк же еще ребенок. Можно пойти другим путем.

— Это потому, что ты кроме трансформеров ничего больше рисовать не умеешь? — с издевкой в голосе сказал я.

— Че? — он поднял голову и нахмурился.

— Я говорю, что ты кроме трансформеров ничего нормально нарисовать не сможешь. Поэтому и продинамил сразу.

— Спорим! — Калачевский протянул руку, даже не обсудив условий спора.

Я воспользовался ситуацией и схватил его ладонь.

— Спорим, — спокойно ответил я. — Клаус! Разбей.

Жанна оглянулась сразу же. Как будто только и ждала, когда я позову ее.

Она подошла ближе, разбила наши руки, села на одно из мест близняшек, которых еще не было.

— На че спорите?

— Фунтик говорит, что я ничего кроме трансформеров нарисовать не смогу. Ха-ха!

Клаус нахмурилась и посмотрела на меня.

Мы все знали, что сможет. Но я ей подмигнул, подсказывая, что мне нужно подыграть.

— Хм, — произнесла аристократка, поправляя резинку на своих огненно-рыжих волосах. — Я тоже не видела, чтобы ты, Калачевский, что-то кроме своих дурацких роботов рисовал.

— Ха! — восторженно отреагировал аристократ. — На что спорим?

— Я тебе говорю, что нарисовать, а ты рисуешь, — сказал я. — Если получится, я отдаю тебе все свои императорские фишки. А их у меня…

Я сходил до рюкзака и принес охапку фишек.

— Четырнадцать, пятнадцать… Короче, отдам все, — я высыпал все картонные диски на стол.

— Забились, — широко ухмыльнувшись, ответил Калачевский. — Что нарисовать?

Этого я и добивался. При желании даже столько можно было не ставить. Он нарисовал бы, что захочу просто, чтобы доказать, что может.

— Если не сможешь, скинешь мне столько же фишек, — остановил я его, чтобы не спалиться.

— Окей, дак что нарисовать?

А вот этого я еще не придумал. Пришлось совершать быстрый мозговой штурм и вспоминать какой мультяшный персонаж был у меня самым любимым в детстве. И достойным быть татуировкой.

Эра покемонов наступит только года через два, поэтому объяснять кто такой Сквиртл Калачевскому не имеет смысла. Все равно не поймет. Мультфильмы вроде «Чудеса на виражах» и «Утиные истории» совсем не серьезно. Если бы я знал, что тату не навсегда, то набил бы какую-нибудь Сейлор Мун. Но сейчас нужен тот, кто возможно останется со мной на всю жизнь и кого мне не стремно набить на запястье. Барт Симпсон?

— Если я назову тебе только одного персонажа будет нечестно, — сказал я после недолгих раздумий и откинулся на жесткую спинку школьного стула, потирая подбородок.

— Почему это?

— Потому что ты просто срисуешь его дома с какого-нибудь журнала и все, — блефуя, бросил я.

— Пф-ф, — махнул рукой Калачевский. — Я могу нарисовать тебе хоть всех персонажей мультфильмов…

— Забились, — подхватил я. — Нарисуй мне всех персонажей из нормальных мультов, попавших в сеть человека-паука.

— Чего?

Я подвинул к себе его тетрадь и взял одну из ручек. Черную. За минуту накидал то, что я примерно хотел увидеть на своем запястье. Получилось скверно и я даже засомневался, что это хорошая идея.

— Ну-у-у… — неуверенно протянул я, уподобляясь Жендосу.

— Дай посмотрю, — вдруг ответил Калачевский и тут же принялся дорисовывать мои каракули.

— И пусть они лежат в этой паутине, держась за руки в форме, скажем, Знака Жаара, — я поднял бровь и посмотрел на своих одноклассников.

Клаус открыла рот, поняв, что я задумал. Я показал ей жестом — молчать. Но она тут же заговорила:

— Нарисовать Барта Симпсона, Такседо Маска, Балу и других, попавшими в паутину, да еще и в определенном символе? — удивилась она. — Это нереально!

Ян некоторое время размышлял, набрасывая эскиз в своей тетради, но теперь уже на чистом листе.

— Согласен, — поддержал я Клаус. — Это слишком сложное задание. Получится полная лажа. Может просто Бивиса и Баттхеда?

— Так? — внезапно Калачевский поднял голову и показал мне набросок.

Это было нечто. Если бы я не знал, каким талантищем в итоге станет Ян через пятнадцать лет, мне бы даже в голову не пришло нести весь тот бред, который я вывалил из себя. Персонажи мультфильмов девяностых, попавшие в паутину и лежащие в виде магического Знака… Но аристократ смог удивить. Картинка выглядела настолько естественно, что, когда она обрастёт деталями, там вообще нереально будет распознать символ.

— Ну… — протянул я. — Вроде того.

— Принято, — Калачевский прикусил кончик языка, увлекшись своим будущим творчеством. — Через неделю принесу. Может раньше.

— Забились, — улыбнувшись ответил я. Разве что руки не потер.

Мы с Жанной сидели за своей партой и готовились к уроку. Звонок прозвенел, но учителя еще не было.

— Ловко ты придумал, — Клаус улыбалась и грызла кончик своей ручки.

— Не знаю сработает или нет. Но это лучше, чем ничего, — я улыбнулся в ответ и достал учебник по Созерцанию.

Не люблю этот предмет. Никакой практики. Сплошная теория о том, как увеличить запас энергии, которую одаренные могут держать в себе.

— Значит татуировщик отказался набивать тебе Знак?

— Ага. Если бы я был аристократом, он, мне кажется, вообще выпихнул бы меня из тату салона. Не любит чистокровных жутко. Хотя некоторые из них очень даже ничего, — я подмигнул Клаус. — Спасибо.

Она кажется слегка засмущалась, но быстро взяла себя в руки.

— Значит хорошо, что я с тобой не пошла.

Я хотел ответить еще что-то, что подняло бы ей настроение. Типа, что она обязательно понравилась бы тому панку. Но о дистанции не нужно забывать. И я промолчал.

Весь день, как и сам урок Созерцания, тянулся невыносимо долго. Словно я сидел в очереди в больнице, а передо мной, то и дело, заходили бабушки, которым только спросить. В течение всех уроков я поглядывал на Калачевского, который в любую паузу увлеченно рисовал мою будущую татуировку.

— До завтра, Ракицкий! — выйдя из школы, Клаус махнула мне рукой и села в машину к отцу.

Я махнул ей в ответ и заторопился на тренировку по футболу.

По вторникам и пятницам в школе ставят не больше пяти уроков. Чтобы ученики еще успевали посещать секции и кружки, на которые записаны. Эти отличия с миром, где я рос до этого, связаны с комендантским часом. И сейчас я шел вслед за Кипятком и Парфеновым, которые тоже торопились на футбол.

Было бы правильнее отстать от них. Но время сильно поджимало.

Дело в том, что дорога от нашей школы до футбольного зала занимала пятнадцать минут быстрым шагом. Как раз, чтобы успеть прийти и переодеться. Если задержаться — наказание. Арсений Петрович тут же заставит бегать вокруг поля, а что еще хуже, посадит на скамейку запасных. Поэтому я шел следом за аристократами, которые постоянно оглядывались, о чем-то шептались и хихикали. А когда я пытался обогнать их, то они намеренно ускоряли шаг и снова оказывались впереди.

Мы совсем недалеко успели отойти от школы, когда копейка с тонированными стеклами перегородила нам дорогу.

— Вот этот придурок! — заверещал детский голос, едва стекло на пассажирском месте начало опускаться.

Видимо Кипяток насолил кому-то еще. Как раз вовремя. Воспользуюсь ситуацией и обгоню их.

Я обходил копейку, когда меня вдруг кто-то схватил за шиворот.

— Он? — спросил до боли знакомый голос.

— Да! Это этот урод! — верещал писклявый, который, в отличие, от прорезавшегося я не мог узнать.

Чья-то рука схватила меня за плечо и заставила развернуться.

— Штырь? — от неожиданности прошептал я.

— Че сказал? — гопник залепил мне подзатыльник и подозвал того, кто жаловался на меня все это время. — Он и тебя успел достать?

— Да-да! Это тот урод, который ударил меня! — мелкий подошел ближе. — Ну че теперь скажешь? Кто из нас теперь ушлепок? А? Может мой брат?

Второклассник, от которого я защитил бастарда вчера в школе не переставал зудеть. Кипяток и Антропов остановились в ожидании развязки. Они не могли уйти и пропустить, как кто-то постарше отделает меня.

(обратно)

Глава 18 Секретные материалы

Ситуация стандартная. Старший брат приезжает в школу заступиться за младшего. В моем случае, почти в школу. Штырь, итак, не самый позитивный персонаж, а теперь у него в руках еще вот такой жирный повод меня как следует припугнуть. Какой-нибудь мелкий пацан, вроде Кипятка, конечно, непременно навалил бы в штаны. Но я понимаю чуть больше. Поэтому, поиграем.

Ну что мне сделает этот гопник? Денег у меня с собой нет. По морде даст? Велика потеря. Заживет. А вот на тренировку опоздаю — это уже плохо. Значит не надо терять время.

— Этот козел и вам насолил? — спрашивает Парфенов. Пытается подлизаться к Штырю.

— Похоже ты тот еще геморрой, да? — гопник хватает меня за пальто, но не поднимает. Сил не хватит. И он это знает.

— Слушай, Штырь, — отвечаю я. — Давай опустим все эти прелюдии. Предлагаю сразу врезать мне по морде. Затем скажешь, чтобы я больше не подходил к твоему сыкливому братишке. А потом сядешь в свой ржавый тазик и поедешь дальше по своим делам. Грызть семечки и тренироваться в отработке сотовых телефонов, чем в основном и будут заниматься такие неудачники, как ты, через пару лет.

Удара ждать не пришлось. Но он был настолько неуверенный и слабый, что я невольно улыбнулся.

— Ты че, упырь?! — огрызнулся гопник. Он не мог скрыть удивление на своем лице.

— Вот, — ответил я. — Пункт номер один выполнен. Хороший мальчик. Че там по поводу твоего сыкливого братишки? Скажешь что-нибудь?

Кипяток, Антропов и младший брат Штыря смотрели на нас с открытыми ртами. Такого развития событий никто из них не ожидал.

— Но, — подняв указательный палец, я остановил руку аристократа, который уже замахнулся, чтобы влепить мне второй раз. — Я предлагаю тебе сохранить достоинство, которое еще осталось. Не думаю, что какая-то из девиц, которых ты водишь в гнездышко, оценит то, что ты избил пятиклассника. Уверен, этого не оценят даже твои друзья. Избить ребенка — это такой же повод для гордости, как недержание в начальных классах школы.

Я сказал это и тут же пожалел. Стоило предложить ему поговорить наедине и вот уже тогда выплескивать все эти аргументы. В таком случае, даже у Штыря хватило бы ума согласиться со мной и проглотить злость. Я бы пообещал ему больше не трогать мелкого стукача, все бы увидели фингал у меня под глазом, и ситуация бы замялась. Но сейчас было очень много свидетелей, чтобы просто так отпустить меня. И мы оба это понимали.

— Похоже наш одноклассник залошил старшеклассника, Кирюха, — намеренно громко подначивал Кипяток, обращаясь к своему другу.

— Заткнись! — Штырь не мог сообразить, что такого он может сделать, чтобы проучить меня и поэтому огрызался на всех вокруг.

Кажется Кипяток заметил это.

— Надо просто забрать у него что-нибудь ценное, — сказал Антропов. — Чтобы ушлепок знал, что неправильно нарываться на старших!

Державшего меня крепкой хваткой идея обрадовала. Он не показал этого, но его глаза засмеялись. Черт…

Гопник сорвал с меня портфель, расстегнул его и принялся вытряхивать на снег содержимое. Учебники, тетради, дневник, ручки, карандаши и точилки полетели наружу. Вместе с императорскими фишками, пейджером, записной книжкой со всеми телефонами и другими ценными вещами.

Если до этого момента мне было абсолютно все равно, то сейчас я занервничал. Скорее даже обозлился. Эта парочка мудаков в очередной раз вставила мне палки в колеса. Подкинув свежую идею гопарю. Видимо, у них там какая-то методичка есть. «Как достать одноклассника», называется. Ладно. Надо сохранять спокойствие. Может старший брат второклассника и сейчас не сообразит, как лучше всего проучить меня.

— О, — Штырь ногой принялся разгребать кучу из моих вещей. — Фишечки. Императорские! У меня как раз закончились. Их я, пожалуй, заберу себе…

Это плохая новость. Но пока Калачевский рисует мне эскиз, достану новые. Не велика потеря.

Так. Чтобы вообще успеть на тренировку нужно срочно что-то придумать. Как-то отделаться от этих парней. Может оставить здесь все и свалить на футбол? Дело все-таки, наживное.

— А это что такое? Пейджер? — не замолкал Штырь.

Нет. Допустить того, чтобы какой-то гопник обул меня, я все-таки не могу. Не при Антропове с Парфеновым. Авторитет, который я выбивал все последнее время рухнет и снова позволит им думать, что они самые крутые и неприкосновенные в классе. Значит мой ход.

Я оценил обстановку. Копающийся в моих вещах второклассник со своим братом. Одноклассники, скалящиеся во все свои зубы и получающие неизгладимое удовольствие от происходящего. Заведенная копейка, фары которой светят прямо на мои вещи и всех четверых. Ага.

Пока Штырь с интересом разглядывал все мои пожитки, я подкрался к машине. Хорошо, что дверь была открыта и громкими звуками мне не пришлось отрывать их от интересного занятия. Я сел за руль. С трудом дотянулся до педалей. Снял тачку с ручника и поставил на нейтралку. Удостоверился, что она покатилась. Выпрыгнул.

Машина медленно скатывалась со склона, а когда Кипяток завизжал как девчонка, Штырь наконец поднял голову.

— Сука! — выпалил он.

Копейка катилась уже достаточно быстро и летела прямо в жилой дом, когда, сверкая пятками, гопник бросился спасать свое имущество и, конечно, собственную шкуру от родительского гнева.

— Это мое! — я вырвал из рук у младшего брата Штыря визитку Флорики и не удержался от того, чтобы поставить ему щелбан. Они всегда удавались мне на славу.

Когда мой средний палец звонко врезался в лоб второклассника, лицо того ожидаемо перекосилось от обиды, и он бросился на помощь братцу.

Я мигом сгреб свои вещи обратно в портфель, даже не отряхивая от снега и побежал.

Побежал не потому, что боялся, что Штырь догонит и теперь ничего не спасет меня от братского гнева. Я все еще таил надежду успеть на тренировку и не получить дисквалификацию. А вот Парфенов с Антроповым завороженно смотрели чем закончиться первый забег человека против машины в нашем городе.

— Здравствуйте, Арсений Петрович! — я вбежал в спортзал последним.

Тренер посмотрел на часы.

— Еще десять секунд и ты, Костя, был бы наказан, — он поднял глаза с наручных часов и окинул меня взглядом.

Я успел только переобуться. Брюки, рубашка и спортивные кеды. Видок так себе, но по сути никаких правил я не нарушил. Иначе бы не успел.

— Ты же понимаешь, что переодеваться я тебя не отпущу? — добавил он.

— Понимаю, тренер, — ответил я и, дождавшись его разрешения, присоединился к разминочному бегу по кругу.

Антропов и Парфенов сообразили не сразу куда я так помчался. А когда до них дошло, было уже поздно.

— Вы опоздали, — сурово произнес Арсений Петрович, когда все красные от нагрузки, аристократы забежали в зал.

Школьники нашли меня глазами. Я не упустил шанса, чтобы довольно улыбнуться и продолжил бег.

— Следующие три тренировки вы не допущены до игры. Максимум на воротах. А сейчас по тридцать отжиманий, — тренер подул в свисток, поставив точку в их разговоре.

Парни сбросили рюкзаки на скамейки и бурча проклятья себе под нос, принялись выполнять задание.

Все что не делается, все к лучшему. Я потерял все императорские фишки, зато за ближайшие три тренировки смогу еще лучше закрепиться в составе. Через три недели городской футбольный турнир, а значит еще больше шансов выступить там в основе. И Кипяток, интенсивно отжимаясь сейчас от пола, очень хорошо это понимает. Еле удерживаюсь от того, чтобы не показать ему свой теперь уже излюбленный жест. Но пора взрослеть. Хотя… к черту!

Пробегая мимо Кипятка, я дождался, когда он посмотрит на меня и послал его на языке жестов. Еще одна победа.

Эта тренировка прошла удачнее, чем предыдущие. Я еще больше свыкся со своим новым телом и от этого координация стала лучше. Соответственно дриблинг и удары теперь получались гораздо эффектнее. И эффективнее. Теперь не только мысль делала меня одним из лучших игроков команды, но еще и техника.

За время тренировки я пропотел так, что вся моя одежда насквозь промокла. А в рюкзаке, кроме шортов и футболки ничего не было. В итоге, я накинул сверху пальто и очень скоро оказался дома.

Каждый раз поднимаясь на этаж своей квартиры меня посещала мысль о том, что пора поставить железную дверь. Скоро все мои родные вернуться домой и будет лучше, если никто не сможет сюда легко вломиться.

На следующее утро я первым делом оставил заявку на новую, а вернее, дополнительную дверь и сразу после этого позвонил Аввакуму Ионовичу.

— Да, Константин, — послышался голос из трубки.

— Аввакум Ионович, здравствуйте! Есть успехи в отношении моей сестры?

— Пока без результатов. Но мы перепробовали еще далеко не все. Дай нам время. Я обещал, что освобожу Марию и я сделаю это.

Мне стоило огромных усилий, чтобы не начать давить на него. Уже прошло достаточно времени с тех пор, как Машка у них. И никаких сдвигов.

— Слушайте, мне нужно поговорить с вами. Это на счет Элаизы.

— Костя… — выдохнул аристократ. — Забудь про девочку.

— Вы не поняли, — оборвал я его. — Я узнал о ней кое-что новое. Хочу рассказать вам все. И узнать, что вы думаете.

— Константин, — начал Германн. — В вопросе с девочкой точка уже поставлена. Мы не будем к этому возвращаться. Все. Мне пора.

— Но…

Но то, что я скажу дальше было аристократу неинтересно. Я остался наедине с короткими гудками и своими мыслями.

Вот так. Он общался со мной как со взрослым, когда у него был свой меркантильный интерес. Теперь же он может позволить себе закончить наш разговор и даже не слушать того, что я об этом думаю. Конечно, я понимаю, что он глава клана и может себе это позволить. Тем более в отношении ребенка. Но я же все еще член клана и единственный коллекционер из его окружения. Или не единственный?

Мне ничего не оставалось, кроме как оставить эти мысли зреть в моей голове, а самому отправиться в отделение милиции и сообщить капитану обо всем, что я узнал о матери. Если Флорика просила не подходить к ней, значит у цыганки есть на то основания. Нужно о них сообщить.

Но и это дело не увенчалось успехом. Дежурный сказал, что капитан Троицкий отбыл в командировку и приедет только через месяц. О том, что фотографии моей матери должны были быть размещены в городе на каждом шагу, никто не знал. Значит мама была в безопасности. Теперь. А Троицкий понимал, что затеял Санитар еще когда я показал ему кассету. Но почему-то решил не посвящать меня в курс дела.

В конце концов, я принял решение сосредоточить все силы на этой неделе на учебе. Подтянуть предметы, по которым отставал, закрыть нерешенные вопросы в бизнесе и плотнее заняться спортом. Обустроить дом и поставить злосчастную дверь. А уже в пятницу пригласить друзей и заняться нашим совершенно детским времяпровождением. Игрой в приставку до утра, просмотром фильмов и болтовнёй обо всем и не о чем.

— Ог-о-о-о! — Жендос сидел на стуле перед телевизором и болтал ногами. — Дай подержать!

Я бросил ему пачку купюр.

— Сколько тут? — спросил он, пересчитывая деньги.

— Немного, — посетовал я. — Даже на паспорт аристократа не хватит.

Жендос вытянул одну из купюр и сделал вид, что засовывает ее себе в карман. Я не поддался на провокацию. Тогда, потеряв интерес к детской игре, он вложил ее обратно в пачку и спросил:

— А зачем тебе эти паспорта? У тебя же есть билет школьника. На бал ты, итак, попадешь. К своей этой…

— Насте.

— Насте. Точно! Зачем тебе еще паспорт?

— А что? Разве у аристократов нет больше никаких привилегий?

Жендос затупил. Тогда я перевел взгляд на Серого, который все это время уплетал «WagonWills» с молоком, изучал книгу про динозавров и, кажется, даже не слушал нас.

— Чего? — он поднял голову, когда после беспрестанной болтовни Жендоса молчание показалось тревожным.

— Какие у аристократов привилегии кроме той, что позволяет вести себя, как полные мудаки? — спросил я.

— Какие привилегии? — повторил Серый, проглотил последний кусок печенья и стряхнул крошки с рук. — Ну, например… Вроде официально заниматься бизнесом могут только аристократы.

— Ну вот, — тут же обратился я к Жендосу. — Выходит я не смогу открыть ИП, пока у меня не будет документов аристо.

— ИП?

— Ну это, чтобы весь бизнес, который приносит мне доход был официально зарегистрирован. Я должен платить налоги… — чем дольше я говорил, тем больше понимал, что Жендос вообще не вкуривает. — В общем, это важно.

— А! Вспомнил! — вдруг прервал нас Серый. — За пределы Российской Империи могут выезжать только аристократы.

Теперь я тоже уплетал печенье с молоком.

— Одно ясно, что с паспортом аристократа лучше, чем без него, — подытожил я.

— Двести тысяч… — Жендос задумался и пожал плечами. — Ну не знаю.

Убеждать парней в том, что им это надо, сейчас не имеет никакого смысла. Их пока даже девочки не особо волнуют. А вот подумать за них можно. Ведь Серый с Жендосом и остальные примерно нашего возраста — это те, кого в моем окружении больше всего. И я до сих пор не использовал это, чтобы как можно больше и быстрее заработать.

— Слушай, Серый, — я повернулся к самому старшему в нашей компании. — Какая у тебя родовая способность?

Не знаю как так получилось, но я реально ни разу не интересовался этим.

— Ха-ха! — Жендос спрыгнул со стула и завопил. — А он же реально не знает! Значит правило не действует!

— Какое правило? — смутился я, видя, как Серого самого бросило в краску.

— Мы договорились никогда не поднимать тему о его родовой способности. Скрепили клятвами. Но ты…это…короче ты же получается клятву не давал. И не знаешь. А значит тебе сказать можно!

— Это неважно, — Серый поднялся с пола, подошел к телику и машинально включил его.

Якубович принимал очередную порцию солений от гостя на «Поле Чудес». Пульт был подо мной. Я тут же достал его и убавил громкость.

— А что такого?

Если сперва мне хотелось узнать о родовой способности друга, чтобы, быть может, как-то использовать это в бизнесе, то сейчас мне стало реально интересно.

— Скажи! Скажи! Скажи! — беспрестанно повторял Жендос, сам связанный дурацкой клятвой.

— Отстань! — Серый подошел к подоконнику и принялся перебирать аудиокассеты, сложенные на нем.

В одну из кассет был вставлен карандаш. Он взял конструкцию и принялся делать то, что не доделал Глобус когда-то — перематывать кассету не затрачивая энергию батареек в плеере.

Я ткнул Жендоса локтем в бок.

Так ребенка сказать что-то постыдное точно не заставишь. А там что-то такое…явно необычное. И при этом связанное с магией. Вот черт! Как же интересно.

— Отстань от него, Жендос! — сказал я в итоге и переключил на другой канал.

Тут начинались «Секретные материалы». Мы попали на заставку сериала и уже через десять секунд всей компанией собрались перед телевизором. Магия Фокса Малдера и Даны Скалли, которые расследовали очередное дело, так и оставшееся нераскрытым, заворожила и мы не произнесли ни слова до первой рекламы.

— А актеры? — я воспользовался паузой. — Актерами тоже могут быть только аристократы?

Серый покивал своей вьющейся шевелюрой.

— Какая, интересно, у них родовая способность? — задумался я, рассуждая вслух. — Магия как-то связана с делом, которым они занимаются?

— Конечно, — перебил Жендос. — Есть несколько тысяч актеров которые снимаются абсолютно во всех фильмах. Типа, они могут менять внешность на ту, которая важна для роли. Тут Дэвид Духовны в главной роли. А, например, в Парке Юрского периода он играет одного из тех, кто убегает от тираннозавра.

Интересно. Значит они отрезали всех бастардов и обычных людей от актерской профессии, заменив недостаток аристократами, которые могут принимать облик любого. По сути, ничего в этом мире не поменялось с точки зрения развития кинематографа. Кроме того, что всякие Арнольды Шварценеггеры теперь одаренные, способные менять облик и играть не только качков в боевиках.

— Ладно, — вдруг произнес Серый. Мы с Жендосом посмотрели на него. — Я расскажу, какая у меня родовая способность.

(обратно)

Глава 19 Жертва рэкета

— Серый, ты расскажешь про свою родовую способность или нет? — как только началась следующая реклама, прервавшая «Секретные материалы» на самом интересном месте, я напомнил другу об обещании, которое он дал пятнадцать минут назад.

Серый снова замялся.

— Он кукловод! — не выдержал Жендос и широко улыбнулся.

— Ты че…? — возмутился бастард.

— Ты же сам сказал, что расскажешь! — Жендос уклонился от летящей в него полупустой упаковки с печеньем.

— Кукловод? — переспросил я, когда один повалил второго на пол, обхватил его шею и начал душить.

Парни не реагировали, долго пытаясь выяснить кто же из них сильнее в непрофессиональной борьбе. Они пыхтели, потели и обзывали друг друга детскими словечками. Я предпочитал не вмешиваться. Подурят и перестанут. Вмешаюсь только в том случае, если пацаны действительно заведутся.

Мое вмешательство не потребовалось. Очень скоро сериал, который мы смотрели, возобновился, а пропустить развязку было сравнимо с концом света. Поэтому, даже не вставая с пола, очень скоро каждый из них залип, уставившись в экран телевизора. К концу серии оба и вовсе сидели в привычных для себя позах.

— Почему ты стремаешься своей родовой способности? — спросил я, как только по телику началась очередная реклама.

— Ты шутишь? — возмутился Серый.

Я пожал плечами. Тогда он встал и сходил в прихожую за портфелем. Вернулся и расстегнул его.

— Из-за своей дурацкой способности! Я, как девчонка, должен постоянно носить с собой эту куклу! — он вынул тряпичную игрушку из портфеля и потряс передо мной.

— Дай посмотреть.

Он кинул мне ее. Я поймал. Внимательно осмотрел предмет.

Сейчас я держал в руках не какую-то современную куклу, вроде Барби или Кена, очень популярных в эти времена по всему миру. Отнюдь. Если бы я нашел ее на улице, то был бы уверен, что игрушке несколько сотен лет и ее сшили какие-нибудь жены викингов из подручных средств и набили соломой. Кукла казалась немного громоздкой, но в руке взрослого человека будет сидеть довольно удобно. Потертые пуговицы вместо глаз, какой-то символ на спине. Нитками вышиты пальцы, уши, рот и нос. Две косички с розовыми бантами.

— У Серого еще и одежда для нее есть, — заржал Жендос и снова уклонился от летящей в него предмета. На этот раз это была ручка.

Я повертел куклу в руке, не особо понимая почему мой друг так стесняется ее.

— А что такого? — спросил я.

— Много пацанов, таскающих с собой куклу, ты видел? — нервно ответил Серый.

Я быстро прикинул ситуацию. Особенно в младших классах парни вполне способны застыдить за такое мальчика. Это, конечно, не трансформер. Убрать бы розовые банты с волос…

— А косички не убрать?

— Магия родовая, — обиженным голосом проговорил бастард. — Это значит, что эта проклятая кукла тоже передается из поколения в поколение.

— Слушай, — я поправил косички у игрушки. — Когда ты чуть подрастешь тебя совершенно не будет заботить этот факт. Вернее, мнение окружающих. Ну кукла. И что? Трансформер тоже кукла. Бэтмен.

— Таскать с собой Бэтмена в шестом классе, тоже не круто, — бросил Серый.

— В любом случае, у взрослых больше мозгов и они не будут смеяться над тобой.

Мои слова, кажется, нисколько не успокоили моего друга, но сам факт, что вместо того, чтобы ржать как Жендос, я спокойно отреагировал, его несколько расслабил. Вот до чего доводит общество. Пара придурков обсмеяли Серого в первом классе, а у того до сих пор травма.

— Кстати о родовой магии. Что дает тебе эта кукла?

Серый посмотрел на нас с Жендосом, понял, что никто его больше не собирается высмеивать, забрал игрушку и присел на край кровати.

— Я могу прицепить к Обеликсу волосы какого-нибудь человека или животного и завладеть его волей.

— Что-то типа приручения?

— Типа.

Я снова забрал у него игрушку и осмотрел ее. Голова куклы была действительно смазана чем-то липким. Любой волос садился, наверняка, лучше, чем парик на лысую голову.

— Это ты назвал ее, то есть его, Обеликс?

— Да, — махнул рукой бастард. — Бабушка давала ему женское имя.

— Тебе бы усы ему приделать…

— Нельзя. Кукла зачарована. Магия пропадет, если вмешаться.

— Ясно. — я убавил звук на телике. — А чем Обеликс отличается от обычной куклы Вуду?

— Это принципиально разные вещи, — хмыкнул новоиспеченный кукловод. — Вуду это когда ты можешь причинить боль человеку. И больше ничего. А я могу вообще все. Боль в том числе. Правда…очень многое запрещено организацией по контролю магических сил. Плюс, я могу завладеть волей не только человека.

— Например?

— Я могу заставить любое существо испытывать разные чувства. Например, заставить кого-то полюбить, или разозлиться. Собаку сделать верной. Но, как и все остальные родовые способности, мне запрещено использовать силу без особого разрешения.

— Тогда зачем ты вообще носишь эту куклу с собой?

— За тем же, зачем и ты таскаешь с собой эту монету, — он бросил взгляд на серебряник, который дала мне Элаиза в нашу первую встречу. Я вертел его в руке и даже не замечал этого. — На самом деле я уже хожу на факультатив по развитию родовой магии. Мама еще в конце пятого класса наняла мне репетитора. Развивать родовую магию нужно, иначе ты просто не сдашь выпускные экзамены.

Вдруг меня осенило:

— Я тоже могу нанять себе репетитора?

— Конечно, — ответил Серый. — Только коллекционеры душ — это очень редкая родовая способность. Репетитора будет найти не просто. Наверное.

Я задумался. Ведь такой репетитор может ответить на все вопросы, касательно моих сил. Касательно Элаизы, других душ и моего взаимодействия с ними. Серый оказался очень необычным бастардом. Тем, кто может завладевать волей любого живого существа. Если я могу вселятся в кого угодно и становиться им, то у него всегда есть дополнительная пара рук. Или лап.

— Покажи! — радостным голосом вдруг возвестил я.

— Что? — Серого опередил Жендос со своим вопросом.

— Хочу посмотреть, как работает магия твоей куклы.

— Ну… Комендантский час уже кончился, теоретически можно, — задумчиво протянул он. — На ком? На попугае или твоей кошке?

— Давай на Жендосе!

— Чего?! — отмахнулся подопытный. — Не-не-не. Я против.

— Да ладно тебе! — я ударил Жендоса в плечо. — Дай посмотреть, как это работает.

— Тебе надо, вот свои волосы и давай. Я пас!

Наверное, это был первый случай, после моего возвращения в это тело, когда я поддался эмоциям и повел себя как ребенок. Я просто напал на Жендоса. В шутку. Но с вполне конкретной целью — оторвать у него клок волос. Да он и сам не сильно сопротивлялся. Пару раз во время борьбы послал меня подальше, а когда я повалил его и применил захват, пройденный на одном из уроков Боевых Искусств, которых был лишен Жендос, пучок волос оказался в моем кулаке.

— На! Успокой его! — я протянул добычу Серому.

— Вы че, придурки! — возмущался тот, который через секунду перестал сопротивляться и монотонно попросил освободить его.

Кукла в руках одаренного светилась. Он смотрел на нее, а в его глазах плясали языки пламени.

— Что ты хочешь, чтобы он сделал? — спросил кукловод.

— Пусть станцует.

Жендос делал все, что мы просили. Танцевал, рассказывал стихи, прыгал через скакалку. Детские шалости в прошлой жизни вроде таких, как усыпить друг друга давлением на солнечное сплетение и прежде были нам присущи. Поэтому мы экспериментировали еще долго и вообще не испытывали угрызений совести.

В перерывах между командами, Жендос называл нас козлами. Но мы приказывали что-то еще и он беспрекословно выполнял. Когда нам надоело, чтобы Жендос не обижался, я разрешил Серому поманипулировать мной. И тогда я понял принципиальную разницу между нашими способностями. Я осознавал абсолютно все, что происходит, только не мог ничего поделать. Когда меня просили танцевать, я так сильно начинал хотеть танцевать, что меня было не остановить. Абсолютно также я чувствовал и другие просьбы. Эта способность была еще лучше, чем моя.

Вечер проходил в лучших традициях наших дружеских посиделок. В итоге мы так умаялись, что легли спать не под утро, как обычно, а гораздо раньше.

Меня разбудил старый советский звонок в дверь. Динь-дон.

— Кто там? — Жендос, которому я постелил на полу, даже не поднял головы, когда задавал вопрос. Казалось, он еще больше залез под одеяло от страха. — Опять эти души, которые вечно гоняются за тобой?

— Никто за мной не гоняется, — я скинул с себя одеяло и вышел из комнаты.

Предположение у меня было только одно. И оно оправдалось.

— Открывай, шкет! — отчим услышал, как проскрипела старая деревянная дверь, прежде чем я подошел к новой, железной, чтобы посмотреть в глазок.

— Кто там? — из-за спины донесся голос Жендоса.

— Дядя Леша, — коротко ответил я и задумался.

Появление отчима на пороге моего дома значило только одно. У него закончились деньги на бухло и теперь он пришел за добавкой. Только вот больше ни копейки я ему давать не хочу. Это значит, что нужны другие варианты, чтобы избавиться от алкаша. В милицию позвонить? Нет. Он просто дождется, когда они уедут и припрется снова. Нужны радикальные меры.

— Чего надо? — наконец спросил я.

— Шоколада! — громыхнул десантник в отставке и ударил ногой по двери. Звук дрожащего железа, наверняка, разбудил соседей. — Открывай говорю, говнюк!

Я повернулся. Серый с Жендосом стояли позади меня в одних трусах и глядели испуганными глазами.

— Поможешь? — я посмотрел в глаза кукловоду.

Самый простой выход. Пару волос отчима, и придумать ему другой «любимый» маршрут. Тогда одна из моих больших проблем будет решена навсегда.

Серый некоторое перекручивал в голове мои слова, а когда понял на что я намекаю, замотал головой.

— Нет, Костян. Прикалываться между собой, используя родовую магию, это одно. Но если твой отчим на меня заявление в ОКМС напишет? Нет-нет-нет. Это приговор для любого одаренного.

Я пожал плечами и закрыл деревянную дверь.

— Тогда хорошо, что я поставил железную дверь.

Разговаривать с поддатым отчимом бессмысленно. Единственное, что я знаю точно, это то, что теперь он не сможет запросто ворваться в квартиру.

— Пойдёмте что-нибудь посмотрим, — выдохнул я. — Он все-равно не даст нам поспать. А рано или поздно ему надоест стучать, и он свалит. Завтра же у всех выходной?

Идея посмотреть фильм была поддержана. Под стук по железу парни впервые смотрели «Я знаю, что вы сделали прошлым летом». Я знал ужастик почти наизусть, но несмотря на это, сегодня был самый напряженный его просмотр за все мои обе жизни. В конце концов отчим сдался, и мы спокойно досмотрели фильм и улеглись спать.

— Кажется, никого нету, — наутро Серый стоял на носочках у двери и глядел в глазок.

— Дай посмотрю, — Жендос отпихнул друга и сам принялся оглядывать лестничную площадку.

Парни, уже одетые в верхнюю одежду и готовые отправиться домой, боялись выйти и тянули с моментом, когда придется отодвинуть засов в сторону.

— Он может прятаться вне зоны видимости. Надо послушать. Если твой отчим здесь, он рано или поздно издаст какой-нибудь звук.

— Мне же идти надо! — заканючил Серый. — Мы на рынок собираемся. Мама сказала вернуться не позже двенадцати, — он посмотрел на наручные часы. — Иначе обломают с новой одеждой.

— Походишь в старом! — громким шёпотом поставил его на место Жендос. — Хочешь, чтобы Костяна убил его отчим?

Тогда бастард опустил голову и сел на тумбу в прихожей. Его лица не было видно, но это и не нужно было видеть, чтобы понять в какой он печали.

Родители водили Серого на рынок два раза в год. Накануне первого сентября и перед наступлением холодов. Я знал, что без пуховика его не оставят, но выберут какой-нибудь отстой и он будет расстраиваться до следующей зимы. Как с этой дурацкой куклой.

— Ладно. Открывай, Жендос, — сказал я. — Я сам как-нибудь разберусь.

— Ты уверен? — мой друг заправил свои оттопыренные уши под шапку.

Серый воспрянул духом.

— Точно?

— Точно. Там, наверняка, уже никого нет.

— Как скажешь, — пожал плечами Жендос.

Мы пожали друг другу руки, и Серый отодвинул задвижку.

Отнюдь не сквозняк заставил дверь резко распахнуться. Уже через секунду я увидел отчима.

— Ах, сука! Я думал, что не дождусь уже. Пошли отсюда, щенки! — он взял Жендоса за капюшон и выпихнул из квартиры.

Серый пробежал следом. Парни спустились на один лестничный пролет ниже и посмотрели на меня. Я кивнул им, что все нормально. Тогда отчим запихнул меня внутрь и закрыл за собой дверь.

— Ну что, говнюк. Показывай, где у тебя все деньги? У дяди Леши трубы горят, — он толкнул меня в грудь.

Я запнулся о порожек, который разделял прихожую и гостиную. Упал.

— Сам все вылизал? — отчим прошел внутрь и заметил порядок. — Говори, где деньги? Иначе я переверну тут все вверх дном!

Кажется, настал этот день. Когда я раз и навсегда должен решить проблему отчима. Иначе он так и будет приходить сюда и забирать часть моих денег. Если вновь откупиться, то он вернется, когда мама уже будет дома и снова заставит ее припасть к бутылке. Не говоря уже о Машке, которая настрадалась от него не меньше нас.

— Ты че, оглох? — отчим взял меня за подбородок и заставил посмотреть прямо в его пропитую морду. — Где деньги, спрашиваю?

— Денег нет, — хладнокровно ответил я.

Тогда он оттолкнул меня в сторону и прошел в комнату. Принялся доставать все книги из серванта и искать заначку в них. Порядок, который тут навела Клавдия Петровна исчезал на глазах. Моя квартира медленно превращалась в прежний неубранный притон.

Прошло минут тридцать, прежде чем отчим обратился ко мне снова. Но теперь совершенно по-другому. Сменил тактику.

— Плохо мне, Костя. Подохну, если на опохмеловку не дашь… — проскулил он.

— Я же сказал, что денег нет, — непреклонно сообщил я.

— Сука! — он ударил в стену рядом с моим лицом. Я даже не вздрогнул.

Гипсокартон на том месте проломился, а его кулак вошел внутрь. Он вытащил его из стены и вновь вернулся к обыску.

Он срывал наволочки с подушек, ковры со стен, разбрасывал по полу газеты и журналы. Но не приблизился к моим деньгам ни на шаг. Шанс, что он найдет пачку купюр — минимальный. Как только Жендос отдал мне деньги, я спрятал их под ванной в самом дальнем углу. А ванная это последнее место, куда отправиться искать отчим.

Через час дядя Леша вырвал вилку из розетки и сунул новый видеомагнитофон под мышку.

— Сдам его в ломбард, — сказал он, проходя мимо меня. — Если захочешь выкупить по дешевке это барахло, то достанешь свою заначку. А если нет — черт с ней!

Он схватил мои ключи от квартиры и вышел за дверь.

Я закрыл дверь на задвижку.

Несмотря на потерю, я должен собраться с мыслями и придумать, как избавиться от отчима раз и навсегда. Я не имею права его как-то покалечить или применить любое другое насилие. В таком случае, я буду ничуть не лучше него. Запугивать алкаша тоже бессмысленно. Когда наступит очередное похмелье, он снова придет. Такие люди совсем ничего не боятся. Прежде всего потому, что им терять нечего. Черт…

Сейчас кажется, что этот персонаж будет навещать меня раз в неделю до конца жизни. Пока я не куплю паспорта всем членам семьи и не увезу их подальше отсюда. И то не факт, что и тогда он не выследит нас. Понятно, что некоторое время отчим наблюдал за квартирой, а когда понял, что Глобуса с другими парнями тут больше нет — заявился. Как же от него избавиться?

Зазвонил телефон.

Я долго искал трубку от радиотелефона в разбросанных по квартире вещах. Музыка прекратилась. Не успел. Но почти сразу пропищал пейджер. Я достал его и посмотрел на экран.

«Перезвони мне. Срочно! А.И.»

Прочитав сообщение, я начал искать трубку еще усерднее, стараясь не думать о том, что хочет сообщить мне Германн.

(обратно)

Глава 20 Первая помощь

Великан в темных очках вошел в ресторан «Кама» в разгар вечера пятницы. Он оставил свою дубленку в гардеробе и присоединился к мужчине в малиновом пиджаке, сидящим за столиком в углу.

— Александр Николаевич, рад вас видеть! Что будете заказывать? — официант в белой рубашке и черной жилетке подошел к аристократу и приветливо улыбнулся.

Частый гость заведения вынул из внутреннего кармана большой мобильный телефон и положил его на край стола.

— Принеси нам выпить, — ответил он. — Селедки с картошечкой на закуску.

— Может быть отведаете новое блюдо?

— Не сегодня, — аристократ перевел взгляд на сидящего напротив и добавил: — Мы сюда не ужинать пришли.

— Понял, — официант кивнул и бесшумно удалился.

— Приветствую, Ярослав Игоревич! — Парфенов окинул взглядом собеседника с головы до ног.

У того под пиджаком была надета белая футболка. Золотые цепи висели на шее и запястьях. Короткая стрижка, гладковыбритое лицо.

— Добрый вечер, Александр Николаевич, — ответил тот, но вместо того, чтобы пожать руку, просто кивнул.

— Мой сын сказал, что у нас с вами есть одна общая…проблема, — глава электроников неопределенно покрутил ладонью в воздухе.

— Честно говоря, я не слышал ничего о пацане до недавнего времени, — собеседник Парфенова откинулся на спинку мягкого диванчика, достал сигарету и прикурил ее. — Но одно могу сказать точно. Не хорошо, когда бастард позволяет себе унижать членов семей влиятельных родов. Оба моих сына стали жертвами пятиклассника.

— Ракицкий очень необычный юноша, — Парфенов постучал пальцами по столу. — Однако давно пора поставить его на место. Во что бы то ни стало.

— Я слышал, что вы однажды уже пытались это сделать, — Ярослав Игоревич стряхнул пепел в стеклянную пепельницу.

Парфенов в ответ поиграл желваками.

— Пытался, — скрепя зубами ответил он. — Тогда пацан нашел выход и спрятался за спиной главы щитников. Но время идет. Сейчас тех, кто хочет достать мальчишку, стало больше. Германн не станет ввязываться в тринадцатую войну кланов из-за пацана. Надо только поставить ультиматум.

— Чтобы поставить ультиматум, глав кланов должно быть, как минимум, трое.

— Я уже встречался с Коломийцами, — поспешил ответить Парфенов. — Они присоединятся к ультиматуму. Если и мы с вами сговоримся, то нас будет уже трое.

Официант вернулся с подносом. Выставил на стол бутылку «Императорской» водки, две рюмки, селедочницу, приборы.

— Что-то еще? — спросил он.

— Это все, — не отводя взгляда от собеседника ответил электроник.

Официант испарился в воздухе.

— Что, если Германн не согласится? — новый русский наполнил обе рюмки.

— Тогда у нас будет полное право стереть клан Германна с лица земли, — Парфенов ткнул вилку в селедку и лук. — Но, возможно, это и не понадобится. Ему быстро найдут замену, как только почувствуют серьезность наших намерений.

— А сам пацан?

Из рукава нового русского выползла стая пауков. По пути они прихватили недокуренную сигарету, затем отнесли ее к пепельнице и сложившись в подобие руки, затушили ее там.

Парфенов досмотрел представление, проводил взглядом насекомых, которые уползли туда же, откуда появились и ответил:

— Для начала запугаем мальчишку. Дадим понять, что шутки кончились. Поэтому первое предупреждение должно быть серьезным.

— А если он не поймет?

— Тогда мы превратим его жизнь в ад.

Аристократ в малиновом пиджаке, поднял рюмку над столом и улыбнулся:

— За новый союз!

— За союз! — ответил Парфенов и они чокнулись.

* * *

— Аввакум Ионович, вы звонили?

Я наконец нашел телефон и стоял посреди бардака, который навел отчим минуту назад.

— Хорошо. Я думал, что не успею, — отозвался аристократ.

— А что случилось? Вам удалось вытащить Ангельскую из моей сестры?

— Пока нет, — с досадой в голосе ответил он. — Но произошло кое-что. И мы должны отнестись к этому очень серьезно.

Такой встревоженный голос Германна я слышал впервые. От этого напряжение начало нарастать и во мне.

— Машка в порядке? — выпалил я свое первое предположение.

Из всего, что может сказать аристократ ничто не может расстроить меня больше, чем плохие новости о сестре.

— Дело не в ней, — ответил голос на том конце. — Дело в том, что мне поставили ультиматум…

Хлопок. Пронзительный и устрашающий. Выстрел? Еще раз! Шум донесся из подъезда, а так как я еще не успел закрыть дверь, было ощущение, что стреляли прямо на этаже.

— Что это? — голос из трубки стал еще более встревоженным.

— Не знаю, — ответил я и медленно вышел из квартиры. — Кажется кто-то это в подъезде…

— Закройся и не выходи! Мои люди скоро приедут, — приказал Германн.

Связь оборвалась. Либо аристократ положил трубку, либо радиотелефон перестал ловить.

Послушать Аввакума Ионовича было бы разумно. Только вот, если внизу есть раненные, то каждая минута промедления будет стоить их жизни. Или жизней. К тому же, я не слышу никаких посторонних звуков.

Медленно спускаюсь по лестнице в подъезде. Думаю о том, что будь сейчас на моей руке татуировка и огненный шар, который я могу кинуть в любой момент, то я шел бы быстрее. Сейчас же приходится в первую очередь думать о собственной безопасности.

Что это все-таки было? Может Серый с Жендосом, когда уходили, решили взорвать бомбочку, чтобы напугать отчима? Или нет… Даже «черная смерть» взрывается по-другому. Или я просто позабыл?

Прохожу третий этаж. Вижу приоткрытую дверь. Она на цепочке.

— Костя, это опять твои друзья-бездельники? — лица вечно бдящей старушки не видно в темноте коридора.

— Нет, баб Галь, — я прохожу мимо. — Закройтесь и не открывайте никому. Сейчас я все проверю.

Баба Галя, конечно, не послушалась. Была готова закрыться быстро, если вдруг почувствует опасность. Но раньше времени прятать голову в песок — никогда.

— Ты там осторожнее, Костя, — напутствует она и начинает читать молитву себе под нос.

Я спускаюсь еще ниже и вскоре вижу тело отчима. Дядя Леша в окровавленной тельняшке лежит на лестничном пролете между первым и вторым этажами. Среди выброшенных из ящика газет. Он смотрит на меня и медленно шевелит губами. Пытается что-то сказать?

Я подхожу ближе. Выглядываю на первый этаж. Никого. Опускаюсь на колено рядом с жертвой и проверяю пульс. Медленный, но сердце еще бьется.

— Помоги… — шепчет отчим.

В моей голове закручивается ураган из мыслей.

Кто и зачем попытался убить дядю Лешу меня сейчас волнует в последнюю очередь. Важно то, что сейчас, помедлив и не позвонив в скорую помощь я могу избавиться от него. Раз и навсегда. И это, кажется, чертовски простым путем.

Пальцы отчима касаются телефона, который я держу в руке. Он понимает, что сейчас его жизнь в моих руках. Вряд ли кто-то из соседей высунется прямо сейчас и пойдет проверять в чем дело. Если бы десантник закрыл за собой дверь, когда уходил, а баба Галя не дежурила бы двадцать четыре часа в сутки у глазка, то и мы не восприняли бы этот звук всерьез. По крайней мере, не так быстро.

— У бабы Гали нет телефона. Неизвестно кто из соседей дома. Все-таки суббота. Вариант позвонить в скорую только один, — хладнокровно проговорил я и бросил взгляд на трубку в своей руке. — Если тебе не оказать первую помощь прямо сейчас — ты умрешь.

Отчим смотрел на меня, а на его глазах наворачивались слезы. Не хочет умирать. Вот как. И видеомагнитофон больше не нужен.

И почему так происходит? Еще десять минут назад я ненавидел его всеми фибрами своей души, а сейчас не могу смотреть как он умирает. Насколько было бы легче и мне, и матери…

— Я уверен, что пожалею о том, что сделаю сейчас, — сказал я. — Но могу лишь надеяться на то, что после таких случаев люди меняются. И когда ты вновь решишь причинить боль кому-то из моей семьи, то вспомнишь, что однажды я спас тебе жизнь. Хотя мог сделать так, чтобы она оборвалась.

И я позвонил в скорую. Хотя прекрасно понимал, что люди не меняются. Что, если отчим выживет, он снова придет и будет выбивать деньги из меня и моей матери. Однако хладнокровно наблюдать, как он умирает, я не мог. Только слабаки, такие как тот мудак, который произвел выстрел, могут решить свои проблемы убийством алкоголика, не представляющего для общества смертельной опасности.

Я снял с себя футболку и придавил рану. Все, что я мог сейчас сделать, это попытаться замедлить кровотечение. И продрогнуть до костей от того, что кто-то не закрыл окно после очередной сигаретки, а я был с совершенно голым торсом.

На удивление скорая приехала быстро. Милиция тоже. Отчима погрузили на носилки и увезли. Он был еще жив. Один из врачей успел сказать мне спасибо за то, что я оказал первую помощь и спас ему жизнь. Следователи задали нам с бабой Галей пару вопросов и уехали.

Аввакум Ионович, все это время ожидающий в своей машине, припаркованной на площадке возле дома, зашел в квартиру и огляделся.

— Тебе стоит воспользоваться услугами своей же компании, Константин, — аристократ снял шляпу и повесил ее на крючок.

Узнал, что у меня есть клининговое агентство. Отпираться глупо.

— Я виделся с той милой дамой, у которой мы покупали котенка для Луны. Она оказалась очень милой женщиной и прекрасной…уборщицей.

— Клинером, — поправил я Германна.

— Клинером? Очень интересно…

— Я не делаю из этого какой-то тайны, — я поднял пару разбросанных книг с пола и поставил обратно в сервант. — Просто лишний раз стараюсь не трепаться об этом. Чтобы не задавали лишних вопросов.

— Понимаю, — Аввакум Ионович опустился рядом со мной на корточки и поднял одну из книг. — Чехов. Люблю его рассказы, — сказал он и поставил книгу туда, где ей и место.

— Еще не читал, — я поправил книгу и принялся дальше прибирать в комнате. Просто, чтобы не стоять без дела.

— Это твой отчим? — спросил аристократ, подбородком указав куда-то в сторону двери.

— Да. Не могу понять кому это нужно. Даже видик, который он забрал из дома, остался при нем. Правда вряд ли мне теперь его вернут.

— Что сказала милиция?

— Сказали, что у него два огнестрельных ранения. Орудия, из которого были произведены выстрелы, не нашли. Полагают, что он что-то не поделил со своими собутыльниками из «Союза».

Аввакум Ионович громко выдохнул.

— Что? — я понял, что он хочет что-то сказать, но медлит.

— Помнишь, я сказал тебе, Костя, что мне поставили ультиматум?

— Что это такое?

— Условие, которое я должен соблюсти для того, чтобы не началась тринадцатая война кланов.

Я перестал собирать вещи с пола. Если аристократ сообщает мне такие подробности, значит они касаются меня. Еще неделю назад он клал трубку, чтобы не посвящать меня в свои планы. А теперь приходит и рассказывает про ультиматум. Все дело во мне. Как пить дать!

— Что я должен сделать? — спросил я напрямую.

Аристократ неестественно улыбнулся моей сообразительности.

— Ты — ничего. А вот я…

— Говорите, как есть, Аввакум Ионович.

— Ладно, — он присел на край кровати. — Твое отношение к аристократам… Мы с тобой перешли дорогу многим знатным одаренным. В том числе Парфенову, Коломийцам. Еще и Галицкие откуда-то нарисовались…

— Галицкие? — я вскинул брови. — Кто такие? Им-то я чем не угодил?

Я быстро прокрутил в голове аристократов, с которыми имел дело. Вспомнил Штыря и его братишку. Это единственный вариант. Еще и Кипяток там был. Они легко могли спеться.

— Не знаю, — ответил старик. — Но факт остается фактом. Мне сказали, что я должен исключить тебя из клана, если хочу избежать войны.

— И что вы ответили?

— Что сделаю это.

— Черт… — я выругался себе под нос.

Конечно. Старик получил от меня то, что хотел. С какой стати ему ввязываться в конфликт из-за десятилетнего пацана.

— В понедельник будет готов твой новый паспорт, — вдруг сказал аристократ. — И вот билет на самолет. До Петербурга. Я уже договорился там с одной семьей. Они примут тебя и будут воспитывать как родного. С новым именем и новой жизнью тебе больше ничего не будет угрожать. Начни все сначала. Только не повторяй ошибок. Меня не будет рядом.

Он закашлялся, а когда приступ прошел добавил:

— Тут еще несколько тысяч на первое время. Если хочешь, я могу присмотреть за твоим бизнесом. Буду присылать все, что передаст мне Клавдия Петровна.

Благородно. Желание избежать конфликта, но не бросить пацана на произвол судьбы. Судя по тому, сколько стоят новые документы, Германн потратился не слабо. Только вот как я должен сейчас уехать из родного города? Оставить друзей, мать, сестру здесь и сделать вид, что не знаю их и не получал второго шанса?

— Отчим — это предупреждение, — добавил Германн, пока я медлил с ответом.

— Значит это они подослали убийцу?

— Уверен, что да.

— Решили просто застрелить? Не сжечь, не свести с ума, вообще не использовать магию?

— Если бы они использовали магию, то организация по контролю магических сил включилась бы в расследование. А сейчас все выглядит вполне реально. В «Союзе» можно найти ни одного человека с опытом участия в войне в Афганистане. И с оружием под подушкой.

Аристократ встал с кровати, оставив пачку денег на месте.

— Подумай. До понедельника время есть.

— Я не уеду, — сказал я, когда Германн уже шел к выходу.

Он остановился. Обернулся.

— Я не могу оставить тебя в клане.

— Я знаю.

— Нет, не знаешь, — он подошел ко мне и схватил за плечи. — Ты должен уехать, Костя.

— Какая вам разница? Вы сказали, что примите условия ультиматума. Вперед.

— Ты не понимаешь… — он отпустил меня и разочарованно помотал головой.

Кажется я поставил аристократа в крайне неудобное положение. Видно, что старик не хочет войны кланов. Но при этом он так упорно пытается сбагрить меня, что у меня закрадываются подозрительные мысли. Можно было бы воспользоваться шансом и в обмен на обещание уехать затеять с ним разговор об Элаизе. Только тогда этот разговор будет лишен всякого смысла. Если я пообещаю ему, что уеду.

— Константин. Я скажу тебе прямо. У тебя нет вариантов остаться. Если ты откажешься сейчас, то мои люди заведут тебя в самолет силой.

С каждой репликой наш разговор все больше заходил в тупик. Германн все больше забывал, что я долгое время был ему верен. А сейчас терял голову.

— Я знаю в чем дело, — догадался я. Не дожидаясь реакции, продолжил: — Я не в курсе насколько могущественны кланы, которые жаждут отомстить мне. Но их количество становится для вас серьезной проблемой. Однажды, вы приняли меня под крыло и пообещали защищать. Если сейчас кто-то узнает, что вас вынудили изгнать меня из клана и руки других аристократов все-таки добрались до меня, то это сильно ударит по вашей репутации. Вы не можете допустить этого и поэтому пытаетесь сплавить меня из города всеми правдами и неправдами. Я прав?

Германн хотел улыбнуться, но сдержался. В очередной раз. Это бы означало полное подтверждение моих слов. Я не хотел заставлять старика оправдываться перед десятилеткой, поэтому продолжил:

— Я не уеду из города. Просто потому, что не могу оставить своих родных здесь. В ловушках, в которые они угодили.

На самом деле не только это заставляло меня остаться в городе.

Теперь мне хотелось отправить на Казачью заставу не только Кипятка. Но и всю шайку, которая сговорилась против пятиклассника и теперь портит ему жизнь. Коломийцы тут точно не при чем. Их понять можно. А вот Кипяток, Александр Николаевич Парфенов, Штырь и его отец вполне заслуживают того, чтобы оказаться в моем списке отправляющихся на север защищать мир.

Аристократ вновь встал с кровати и выдохнул.

— Прости, Костя. Я говорил, что у тебя нет вариантов. Мои люди сейчас поднимутся к тебе. Жаль, что приходится вот так расставаться.

(обратно)

Глава 21 Реальная угроза

Поставив ультиматум о том, что вскоре я навсегда уеду в Питер, Германн Аввакум Ионович уже собирался уйти. Но я остановил его.

— Я не закончил.

Тот нахмурился. Звучало довольно дерзко, поэтому я поспешил продолжить:

— У меня есть предложение.

Аристократ тяжело вздохнул.

— Ты хороший парень, Костя, — он помотал головой. — Но иногда у нас просто не выбора. Когда вырастешь, то поймешь меня…

— Я могу сам объявить о своем желании уйти из клана, — оборвал я собеседника. — В таком случае вы выполните ультиматум кланов и при этом сохраните лицо.

Тень тут же спала с лица аристократа.

— Сколько? — спросил он, понимая всю выгоду от сделки.

Да, многие будут догадываться о том, что я вышел из клана принудительно. Но никто не посмеет упрекнуть Германна в том, что он бросает своих людей. И такой ответ на ультиматум одновременно покажет, что у него есть яйца. Мол, я не соглашался и на понт меня не возьмешь. Так само собой получилось.

— Мне не нужны деньги, — бросил я.

— Тогда чего ты хочешь?

— Поговорить с Элаизой.

— Это невозможно, — отрезал аристократ.

— Почему?

— Элаиза нужна мне, — прямо сказал он. — К тому же. Если ты поговоришь с ней…Ты можешь сам не осознавать, что она повлияла на тебя. Сейчас вы оба в безопасности. И чем дальше вы друг от друга — тем лучше.

— А что, если вы будете присутствовать при разговоре?

Германн смерил меня взглядом. Затем провел рукой по своей аккуратно остриженной узкой бородке и хмыкнул.

— Один разговор?

— Да, прямо сейчас.

— Я могу это устроить. Но ты должен объявить о выходе из клана уже в понедельник.

— Есть какая-то особая процедура?

— Совет клана. В десять утра. В понедельник. Адрес пришлю на пейджер. Именно там ты и объявишь о своем уходе, — аристократ сел передо мной на корточки. — Я предоставлю тебе слово. Если кто-нибудь усомниться в твоей искренности, то прямо с совета ты отправишься в Петербург. И я не буду больше ни о чем разговаривать с тобой, Константин. Тебе ясно?

— Ясно, — согласился я. — Едем к Элаизе?

— Поехали, — он улыбнулся моей нетерпеливости, словно я просил отвезти меня в магазин игрушек, а не к призраку.

Я закрыл дверь в свою квартиру и очень скоро сел в машину аристократа на заднее сидение. Аввакум Ионович сидел рядом.

Мы ехали минут десять, когда Германн снял шарф со своей шеи и заговорил:

— Сейчас я завяжу тебе глаза, Константин. Это мера безопасности. Чтобы ты не вернулся за девочкой, если вдруг она запудрит тебе голову.

— Понял, — коротко ответил я и отстранился от спинки, чтобы ему было легче завязать мне глаза.

Аввакум Ионович очень мудрый мужик. Уверен, он всегда на шаг впереди остальных. Но откуда ему знать, что я уже когда-то прожил в этом городе тридцать лет и даже с завязанными глазами могу хотя бы примерно запомнить маршрут?

Когда аристократ начал лишать меня зрения мы двигались по центральной улице в моем городе. Если ехать по ней до конца, то очень скоро выйдешь на трассу. Только вот перед самым выездом на М-7 есть железнодорожные пути. И даже на внедорожнике твой зад очень хорошо почувствует, как ты их проезжаешь. Не говоря уже о легковом «Мерседесе», на котором мы ехали сейчас. И вот этой самой терки не было. А значит мы свернули налево до выезда из города.

Вскоре я услышал, как трамвай прозвенел своим сигналом кому-то при повороте. В этом районе ходит только четверка. Значит мы повернули по ее маршруту. О большом количестве лежачих полицейских, как в будущем, речи не идет, поэтому такой вариант определения своего местоположения отпадает. Зато единственный светофор для слепых в этой части города своим писком подсказал куда мы направились дальше.

— Что ты хотел рассказать мне об Элаизе? — вдруг начал Германн, перебивая гармониста, играющего у перехода на Цирковой улице.

Черт. Очень не вовремя. Мне нужно сосредоточиться, чтобы запомнить маршрут.

Кажется, я догадываюсь … Аристократ понимает на что я способен. Поэтому заговорил. Пока я вычислял контрольные точки на нашем пути, я совершенно забыл про лицо. Он, наверняка, понял, что я так сосредоточен неспроста. Идея запомнить маршрут отпадает. Жаль.

— Вы знаете, кто такая Элаиза? — я расслабился и откинулся на спинку сиденья. — Я хочу сказать, что недавно мне удалось поговорить с одним из горцев. Вы слышали про Первое пришествие?

— Это байка, с помощью которой девочка пытается манипулировать коллекционерами. Конечно, твари, выползающие из разрывов каждый день, портят нам жизнь. Но все уже привыкли к ним. Когда придет время избавиться от монстров, мы это сделаем. И Элаиза вряд ли будет в этом участвовать.

— А что, если я скажу, что видел тьму тварей собственными глазами?

Тишина.

— Ты хочешь сказать, что видел, как они выползают из разрывов?

— Нет. Я был на той стороне.

Пауза. Жаль не вижу лица аристократа. Я смог бы понять насколько это интересная для него новость. Но по молчанию, кажется, я, итак, понимаю.

— Как тебе удалось туда попасть? — с нетерпением спросил Германн.

Выдавать все свои козыри сразу — опрометчиво. Пытаться торговаться с главой клана — тоже. Остается только говорить правду, но по возможности, опускать детали.

— Не так давно я прикоснулся к одному из разрывов и оказался там…

— Миша, убавь радио, — аристократ дождался, когда музыка затихнет и продолжил. — Редкий человек способен выдержать радиацию, которая существует на той стороне, — шепнул он.

— Для этого вам нужна Элаиза? — догадался я.

Германн не ответил. Я только слышал, как он задумчиво сопит.

— Ты говоришь правду? — его голос раздался снова через некоторое время.

— Слово пацана, — ответил я, вспомнив очень важную клятву из своего детства и улыбнулся.

— Это все меняет…

Я слышал, как аристократ мнет свой заросший подбородок. Из динамиков Иванушки Internationalтихо напевали «Тополиный пух», и никто из нас не торопился продолжать разговор. В голове Аввакума Ионовича явно что-то зрело.

— Мне нужна будет твоя помощь, Константин, — наконец признался он.

— Сделаю все, что в моих силах, — ответил я и тут же добавил, намекнув на то, что не за бесплатно. — Вы всегда хорошо платили.

— Деньги — не проблема.

Машина резко затормозила. Так, что я головой ударился о спинку пассажирского сиденья впереди.

— Козел! — заорал Миша, который всегда возил аристократа. Огромный жлоб, упирающийся головой в потолок машины.

Громко заорали сирены. Кто-то, как и мы, применил резкое торможение. В конце концов сирены удалились, и мы снова тронулись.

— Чертова пожарная! — не переставал браниться водитель.

Аристократ спокойно постучал по его сиденью, видимо призывая того успокоиться. Я слышал, как Миша переключил передачу, и мы разогнались. Я выдохнул.

Германну пришло сообщение на пейджер. Следом еще одно. И еще. Пейджер беспрестанно запиликал, разрываясь от входящих новостей.

— Проклятье! — выругался аристократ и на этот раз сильно постучал по водительскому сиденью. — Гони, Миша!

Мы поехали быстрее. Даже с закрытыми глазами я ощущал скорость.

Когда Миша дал по тормозам, Германн тут же выскочил на улицу, хлопнув дверью. Телохранитель-водила вышел следом. Я посидел еще с минуту, а затем снял шарф с головы.

Здание впереди охвачено огнем. Вокруг пожарные машины. Бегают пожарники. Аристократ стоит спиной ко мне. Рядом Миша. Они бессильно таращатся на здание. Немного посомневавшись, я все-таки присоединился к ним.

— Я сейчас, — водила бросился к машине, едва я подошел.

Из окон, проходов било пламя. Вся крыша охвачена огнем. Поджог удался на славу. Если это здание принадлежит Германну — не сомневаюсь в том, что это именно поджег.

— Я подумал, что это уже не понадобится, — я протянул шарф аристократу.

Тот взял его и аккуратно повязал вокруг шеи.

— Я могу попытаться прорваться внутрь, — Миша вернулся с огнетушителем в руке.

— Поздно, — вздохнул потерпевший. — Я потеряю еще и тебя, если позволю сделать это.

— Но девочка?

— Будем надеяться, что ловушка выдержит.

Я догадался о какой девочке идет речь. И, если честно, обрадовался. Мысль о том, что принцесса горцев в плену не давала мне покоя.

— Это еще одно предупреждение? — я поднял глаза на старика.

— Не одно, — посетовал он. — По городу горит еще, по меньшей мере, семь зданий, принадлежащих мне. Кто-то слил информацию о них. Во всем городе есть только один офис, зарегистрированный на меня. И он не пострадал.

Интересно. Семь совершенно случайных зданий, принадлежащих совершенно разным людям по документам, горят одновременно в разных концах города. Никто и не найдет в этом мотив. Хотя для Германна он очевиден.

— И вы спустите им это с рук? — я поднял ногу с пожарного шланга, который потащили за собой внутрь.

Аристократ не ответил.

Мы простояли на улице несколько часов, прежде чем здание удалось окончательно потушить. Несмотря на запрет нам удалось войти внутрь и спуститься вниз. Вода стекала по поручням, стенам, трубам. Внутри пахло гарью, а копоть осела даже на тех местах, до которых огонь не добрался.

— Так я и знал, — аристократ поднял с пола почерневшие наручники. — Прости, Константин. Я не смогу выполнить свою часть сделки. Элаиза ушла, — он бросил браслеты на пол. — Но я думаю, ваша встреча не за горами.

Я понимал, что соболезнования десятилетнего мальчишки Германну не сильно помогут. А в отсутствие призрака и мое присутствие здесь потеряло всякий смысл. Мне захотелось поскорее уйти.

— Я, наверное, пойду. Мне все еще нужно прийти на совет в понедельник? — уточнил я.

— Миша, подожди снаружи, — аристократ жестом показал направление своему телохранителю. Дождался, когда тот уйдет и продолжил. — Да. План остается тот же. Послезавтра ты объявишь о том, что покидаешь клан.

— Хорошо.

— Но мы продолжим тесно сотрудничать. Возьми эти деньги, в качестве спасибо.

Он протянул мне пачку купюр, которые пытался отдать еще дома. Я принял.

— О каком сотрудничестве идет речь?

Германн толкнул стул, на котором, по-видимому, прежде сидела Элаиза. Тот рухнул и разбился на пару обгоревших деревяшек. Затем аристократ растолкал пепел в стороны. Похоже нечто, что кроме наручников удерживало девочку, тоже сгорело дотла.

— Ты помнишь мою внучку, Константин? — заговорил он.

— Луну? Конечно.

— Ее мать — моя дочь. Она была ловцом. Несколько лет назад Мила исчезла. И я знаю, что она находится на той стороне.

— Вы хотите, чтобы я помог вам вытащить ее оттуда?

— Именно.

Теперь все понятно. Вот зачем ему нужна Элаиза. Бессмертная девочка в бестелесной оболочке, способная шастать между мирами. Он хотел заставить ее спасти его дочь. Но она так и не согласилась. Почему? Это другой вопрос. Теперь, по крайней мере, понятно почему аристократ вел себя так.

— Почему Элаиза не согласилась? — спросил я прямо.

— Скажем так. У нее есть свои причины не любить Милу.

— Проще было согласиться на ваше предложение, а затем сбежать. Разве нет?

— Не проще. В блокирующих наручниках она должна была только выступить проводником для моей команды. Ничего более.

— Команды?

— Я прошу вас покинуть помещение! — в наш разговор вмешался пожарник. — Здесь не безопасно! Быстро! Быстро! Все наружу!

— Мы уже уходим, — спокойно ответил Германн и подтолкнул меня к выходу.

Мы пошли наверх.

Пока мы поднимались, я пытался сложить пазл в своей голове.

Похоже, что аристократ собрал команду из тех, на кого радиация из разрыва не действует. Также как на меня. Он хочет отправить их на ту сторону за своей дочерью, но загвоздка в том, что ему нужен проводник. И девочка, которая провела там всю свою бесконечную жизнь, подходит на эту роль лучше всего. Но у нее есть причины не соглашаться.

И куда я вляпался? Зачем мне эти проблемы? Наверное, будет правильнее отказаться сейчас, чем давать старику надежду.

— Слушайте, Аввакум Ионович, — начал я, как только мы вышли на свежий воздух. На улице теперь вовсю валил снег. — Не думаю, что это мое дело…

— Миллион.

— Что?

— Я заплачу каждому из команды по одному миллиону рублей. Пятьсот тысяч в начале операции и еще пятьсот после. В случае ее успеха.

Миллион рублей? На эти деньги можно купить не одну квартиру в эти времена. Но рисковать своей жизнью…ради чего? Девушки, которая, неизвестно, жива ли? На месте Германна я легко пошел бы на это. Но для меня это…достаточно неразумно.

— Боюсь, что я вынужден отказаться, Аввакум Ионович, — ответил я. — Тех, кто нуждается в моей помощи и на этой стороне хватает.

Аристократ остановился и посмотрел на меня. Он явно не ожидал такого ответа.

— Я дам тебе два миллиона, Константин, — сказал он.

Не сдается. Каждый, кто может побывать на той стороне представляет для Германна огромную ценность. Два миллиона. Хм.

— Нет. Простите, — я помотал головой.

Нужно заканчивать разговор как можно скорее. Мы заходим в тупик. Это плохо.

— Я приеду на совет в понедельник, — добавил я.

— Есть один способ освободить твою сестру.

— Что? — я обернулся.

— Я не хотел тебе говорить, но ты вынуждаешь.

От удивления я вскинул брови.

— Мы перепробовали многое, — продолжил он. — Ангельская ни в какую не отпускает Марию. Но есть один способ. Для этого душа в своем сосуде должна снова оказаться на той стороне.

— А как же радиация?

— Тело защищено, пока энергия одаренного в ней.

— Почему вы не сказали сразу?

— Я предупреждал, что твоей сестре может быть не сладко. Но ты сам выбрал этот путь. Если хочешь, мы все еще можем пойти на условия Эры. Найти для нее другого человека, и она освободит твою сестру.

Я отвел взгляд. Стая собак пила из лужи, которую только что налил из колонки какой-то местный житель.

Какой у меня есть выбор? Дождаться, когда Элаиза придет снова и заключить с ней контракт? Тогда она может помочь освободить Машку. Но если выслушав ее, я не приму условия? Тогда нужно соглашаться на способ, который разузнал Германн и ждать, когда все произойдет само собой? Или пойти на ту сторону и лично проконтролировать весь процесс? И при этом заработать два миллиона. Но рискнуть жизнью. А ведь ничего хорошего за завесой нет. Черт…

— Ладно, — скрипя сердце выдавил я.

— Ты согласен?

— Я присоединюсь к вашей команде.

Германн протянул мне руку. Я пожал ее.

Я уехал с окраины города в смешанных чувствах. Шансы разбогатеть и умереть увеличились многократно. Если до этого никаких серьезных угроз я не встречал, то вспомнив тех тварей мне стало не по себе. Ведь они реально могут отгрызть мне голову и положить всему конец. Вот она — реальная угроза. Нужно подготовиться к этому путешествию как следует. Если я буду достаточно силен, то все будет хорошо.

После выходных я первым делом поехал в редакцию газеты «Купи-продай!» и разместил объявление о том, что ищу репетитора для коллекционера душ. Это самый реальный способ быстро найти специалиста и начать развивать свои способности. Теперь учитель мне нужен не только для того, чтобы успешно сдать экзамены в школе. Сейчас нужно подумать о том, как вернуться живым с той стороны.

Сразу после редакции я отправился по адресу, который прислал мне Германн. Совет клана был не таким пафосным, каким я его представлял. И выглядело это все не глупо, в отличие от того, что я себе навыдумывал.

Никто в итоге не дал слово десятилетнему пацану на собрании взрослых серьезных дядек. Германн сообщил о том, что я принял решение покинуть клан и спросил является ли мое решение искренним, свободным и так далее. Я ответил — да. Он заплатил мне отступные и сообщил о возможности вернуться обратно, если я того захочу. Я душевно поблагодарил его и всех остальных, кого видел в первый раз в жизни, а дальше…. Дальше ушел и забыл все эти лица, которых и разглядеть то толком не успел.

— Ракицкий! — Клаус хлопнула меня по плечу перед дверями в школу. Затем схватила за руку и отвела в сторону. — Ты что натворил? — спросила она, широко раскрыв глаза.

— И тебе привет! — улыбнулся я и поправил лямки на плечах.

— Я не шучу, Костя. Папа запретил мне общаться с тобой! — она взглядом показала на припаркованный у дороги автомобиль. — Он сказал, что тебя скоро выпрут из школы. Что ты натворил?

(обратно)

Глава 22 Урок Хиромантии

Мы с Клаус стояли недалеко от входа в школу. Мимо сновали торопящиеся на первый урок одаренные-второсменщики.

— Говорю тебе. Отец очень обеспокоен тем, что мы близко общаемся, — Жанна то и дело бросала косой взгляд на припаркованный на обочине автомобиль.

— Этого следовало ожидать… — я повернулся к тачке, в которой сидел отец Клаус и помахал ему рукой.

Двигатель заревел, и машина медленно поехала.

— Ты не исправим, — Жанна закатила глаза.

— Твой отец ведь понимает, что ты его не послушаешь?

— Понимает. Но от этого никому не легче. Наказания мне все равно не избежать, — она взяла меня за руку и потащила за собой. — Пойдем на урок.

Мы шли по лестнице на четвертый этаж, когда Клаус снова подняла тему.

— Это из-за того гопника весь сыр-бор? — похоже, моя подруга все это время вспоминала конфликты, в которые я ввязывался в последние дни и сделала вполне верный вывод.

— Из-за него тоже, — я показал пальцем на впереди идущих Парфенова и Антропова. — Но мы с тобой знаем кто на самом деле за всем этим стоит.

Она раздосадовано помотала головой.

— Хорошо, что ты состоишь в клане Германна. По крайней мере, тебе не угрожает Казачья застава.

Я промолчал. Клаус тут же обо всем догадалась. Она остановилась и снова схватила меня за руку.

— Н-е-е-е-е-т… — протянула она.

— Не переживай за меня, Клаус, — я потянул ее в класс. — Аввакум Ионович сказал, что предупредит Парфенова. Если мне придет повестка, то Германн не будет стоять в стороне. Какая там по счету? А! Тринадцатая война кланов не нужна никому. Так что меня, несомненно, будут доставать, но на север я не поеду. Если, конечно, в действительности не нарушу каких-то важных правил.

Клаус не стала сдерживать себя. Она набросилась на меня и крепко обняла за шею. Я по-дружески похлопал ее по спине.

— Эй, голубки! — донесся голос из класса.

Я повернул голову. У нашей парты стоял Калачевский и махал листом.

— Здорова, Ян! — я подошел к однокласснику, пожал ему руку и взял альбомный лист.

— Гони пятнадцать фишек, Фунтик, — улыбался он, все время переводя взгляд с моего лица на свой рисунок и обратно.

Я выругался про себя. Не от того, что рисунок был отстой. Наоборот. Я готов повесить это на стену в качестве картины. Даже набить на тело. А вот пятнадцати императорских фишек у меня с некоторых пор нет. Все забрал Штырь.

— Сегодня все фишки дома забыл, — солгал я. — Завтра принесу. В обмен на рисунок, конечно.

— Мы так не договаривались, — запротестовал Калачевский. — Мы спорили не на сам рисунок.

— Ты же не думаешь, что я просто так отдам тебе пятнадцать императорских фишек? Ты мне рисунок, я тебе фишки. Только так. И никак иначе.

— Ладно, — махнул рукой аристократ. — Я таких нарисовать сколько угодно ещё смогу, — он вырвал у меня из рук альбомный лист. — Но отдам, когда фишки принесешь.

Затем Ян с самодовольной ухмылкой побрел к своей парте. Мы с Клаус уселись свои места.

Я долго подбирал слова, но в итоге решил, что лучше спросить прямо.

— Слушай, Клаус. А у тебя фишек нет? — я вытащил резинку из портфеля и стер пошлый рисунок с парты. Какой-то старшеклассник скучал сегодня на уроке.

— Пятнадцать? Нет, — Жанна достала учебник по Хиромантии и выложила на стол.

Затем покопалась в портфеле и вынула оттуда потертую фишку с изображением девушки в одном нижнем белье.

— Только одна. Со сладострасткой.

— Сладострасткой? — я взял фишку в руку и по старой памяти облизнул ее.

Так и думал. Аристократка на картинке стояла теперь совершенно обнаженная. Слюна сделала лифчик прозрачным.

— Фу! Ракицкий! — Клаус всю перекосило от отвращения. — На жвачку с нормальными мультиками денег нет что ли?

— Да я проверить хотел, — я протянул фишку ей обратно.

— Оставь себе, — подругу передернуло, и она продолжила выкладывать на стол письменные принадлежности.

— Одна есть. Нужно еще четырнадцать, — хмыкнул я себе под нос. Затем кинул фишку на парту. — Не вставучка. С такой я много не выиграю. Слушай, Клаус…

— Чего?

— Не знаешь…

Прозвенел звонок. Вместе с ним кабинет зашел директор.

— Ладно потом.

Глеб Ростиславович подошел к учительскому столу и положил на него учебник по Хиромантии. Свою трость он облокотил на стул.

— Приветствую, одаренные! — сказал директор, дождавшись, когда все встанут.

— Добрый день, директор! — ответили школьники хором.

— Садитесь, — позволил он.

Стулья загремели на весь кабинет и через несколько секунд в помещении воцарилась гробовая тишина.

— Надеюсь каждый из вас добросовестно выполнил домашнее задание, — директор занял свой стул и открыл классный журнал. — Проверять сегодня не буду. Но это не значит, что на следующем уроке я не спрошу с вас сразу за две темы. Так…кто сегодня отсутствует?

— Кедровы. Маша и Саша, — выкрикнул Калачевский.

— Девочки обычно не опаздывают, — задумчиво произнес учитель по Хиромантии. — Ладно. Пока поставлю «н» на карандаш.

Глеб Ростиславович поднял голову и окинул класс взглядом. Затем открыл учебник, отыскал нужную страницу и заговорил.

— Все открываем страницу восемьдесят восемь. Тема сегодняшнего урока — определение родовой способности.

Он встал с места, взял трость, подошел к доске и написал дату. Под ней тему.

— У одаренных есть способности. Каждый из нас может брать силу из разрывов. Благодаря этому и, конечно, Знакам, мы можем использовать магию, — Глеб Ростиславович стряхнул мел с рук. — Однако каждый из одаренных также обладает уникальной способностью, которая зовется родовой магией. Есть два способа узнать какой именно родовой способностью вы обладаете. Первый и самый точный — спросить у своих родителей.

Он дождался, когда школьники посмеются и продолжил:

— Второй — по ладони одаренного.

Все ученики тут же взглянули на свои руки.

— Не торопитесь. Сейчас вы все узнаете, — директор оперся двумя руками на трость. — Кто хочет пойти к доске?

— Я! — я тут же поднял руку.

На уроках Хиромантии я был лучшим учеником. Я считал, что это необходимо, чтобы сформировать у директора репутацию пай-мальчика. Ведь именно Глеб Ростиславович вручает повестки и принимает другие важные решения касаемо учащихся. Быть на хорошем счету у аристократа — хороший ход. К тому же, Хиромантия действительно оказалась довольно интересным предметом. И имеющим лишь отдалённые сходства с тем, что я знал об этом учении в прошлой жизни.

— Может быть есть желающие, кроме Ракицкого? — поинтересовался учитель.

Никто не среагировал. Даже заучки, которые были моими основными конкурентами по выкрикиванию «я!» сегодня отсутствовали.

— Хорошо. Костя, к доске.

Глеб Ростиславович попросил меня опустить большое изображение ладони, которое прежде было свернуто над доской.

— Взгляните на фотографию. Если присмотреться, то вы увидите на ней символы, которые обозначают принадлежность к роду, — он перевернул страницу в учебнике. — Сейчас наша задача определить к какому роду принадлежит владелец руки. Все известные родовые символы изображены в учебнике на страницах с восемьдесят девятой по девяносто пятую.

— Можно взять учебник? — спросил я.

Директор кивнул и уже через минуту я снова стоял у доски и пялился на восемьдесят девятую страницу.

Здесь была нарисована таблица со знаками. Венера, марс и другие, знакомые мне из прошлой жизни символы. Теперь они заиграли совершенно другими красками.

— Посмотрели? — заговорил директор спустя минуту. — Теперь обратите внимание на свои ладони. Как вы уже поняли, родовая магия совершенно по-разному проявляется у женщин и у мужчин. Поэтому, для облегчения задачи, в первую очередь найдите на своей руке знак Венеры или Марса. Приступайте. А ты, Костя, найди этот символ на картинке.

Я посмотрел сперва на свою ладонь. Найти Марс на ней и узнать, где вообще должен находиться этот символ, гораздо проще, чем искать знак на обезличенной ладони.

На первый взгляд моя пятерня казалась совершенно обычной. Прямо как в прошлой жизни. С линиями судьбы, здоровья и так далее. Однако я присмотрелся и прямо у запястья по самому центру, совершенно незаметно для мимолетного взгляда, обнаружил тот самый символ круга с крестом на нем.

Я тут же перевел взгляд на фотографию. Теперь мои глаза легко поймали Венеру.

— Это девушка, — я указал на место символа на фотографии, чем вызвал довольную улыбку Глеба Ростиславовича.

— Правильно.

Все одноклассники, которые еще не успели справиться с заданием, тут же опустили глаза на свои ладони, увидели каждый свой символ и восхищенно заахали.

Дальше будет только сложнее. Две таблицы. Разделены по гендерному признаку. Около пятидесяти видов магии в каждой. А дальше еще более ста подвидов. При наложении нужных знаков из таблицы друг на друга и получится тот символ, который определяет родовую способность. Выискивать сейчас каждый знак по одному нет смысла. Задание не в этом. Зато можно отыскать символ коллекционера душ на своей ладони и по тому же принципу затем определить принадлежность руки одаренного с фото.

Я принялся листать учебник. Все родовые способности в таблицах составлены по алфавиту, поэтому найти символ коллекционера душ не составило труда. Это была звезд, перечеркнутая кругом. На каждом углу звезды еще по символу. От трезубца до полумесяца. Но в целом понятно, что искать.

Директор дал мне пару минут и только потом спросил:

— Нашел, Костя?

Я отрицательно помотал головой. Глаз не мог зацепиться ни за что похожее на символ коллекционера.

— Ты знаешь свою родовую способность? — он постучал костяшками кулака по столу, привлекая внимание галдящих учеников.

В классе стало тише, но гул вернулся почти также быстро как утих.

— Знаю, — нахмурился я.

Терпеть не могу чувствовать себя глупо. Но сейчас, когда я не мог найти символ, я чувствовал себя именно так.

— Найди знак своей…

— …родовой способности в учебнике, чтобы узнать, где искать на ладони, — перебил я его, показывая, что понимаю логику. — Только я не могу найти его на руке.

Глеб Ростиславович улыбнулся. Ему явно импонировало мое раздражение от того, что я что-то не понимаю.

— Сейчас я тебе все покажу.

Он встал с места, подошел ближе и ткнул медвежьей мордой на набалдашнике своей трости в место под безымянным пальцем на фотографии. Я присмотрелся. Из переплетений крохотных линий там действительно можно было разглядеть символ.

— Теперь найди такой же в учебнике.

— Зарница! — выкрикнул Кипяток со своего места.

— Совершенно верно, Егор! — директор провел рукой по своим усам. — Теперь ты понял, Костя?

Но я не мог отвести взгляда от своей ладони. Жмурился, пытался быстро поморгать, чтобы вернуть ясность зрения, но так и не разглядел нужного символа. Зато, кажется, увидел другой.

— У меня не совпадает, — я пожал плечами и протянул ладони в сторону директора.

— Если у вас не совпадает — это вполне нормально, — Глеб Ростиславович уже взял мою руку, но пока еще смотрел на класс. — Символы на коже начинают формироваться после девяти лет у девочек и после десяти у мальчиков. Соответственно, если вам исполнилось десять недавно — значит вы еще можете не различить знак на ладони.

— Мне через месяц одиннадцать, — ответил я.

Директор опустил взгляд на мою ладонь.

— Вот… — он ткнул пальцем туда, где был символ и тут же замолчал.

Поднял на меня глаза. Теперь его взгляд был ошарашенным. Аристократ явно не ожидал увидеть там то, что увидел. Я сразу же вспомнил цыганку, которая также, при более детальном изучении моей ладони, расхотела разговаривать и убежала. Сейчас взгляды Глеба Ростиславовича и Флорики были очень похожими.

— Молодец, Костя. Садись, — директор мгновенно взял себя в руки и взглядом приказал мне не продолжать разговор.

Несколько растерянным я вернулся на свое место. Директор продолжал рассказывать тему, а все его внимательно слушали. Кроме Клаус.

— Что у тебя там? — спросила моя соседка.

— Не знаю, — я глянул на свои ладони.

— Дай посмотреть, — она бесцеремонно схватила меня за руку и задумчиво изучила символ.

Потом отпустила и принялась листать учебник.

— Ты же коллекционер душ? — она поправила резинку на своих волосах, не отрываясь от таблицы в учебнике.

— Угу.

— Странно, — через некоторое время Жанна положила локти на парту и начала тереть виски. — Я просмотрела все родовые способности. Часть символа совпадает. А вот другая часть…

— Что? — я покрутил добытую императорскую фишку в руке.

— Другая часть символа не похожа ни на один знак из учебника.

Легче мне от этого вывода не стало. Ясно одно. Флорика и Глеб Ростиславович сильно напряглись. Отчего — непонятно. Наверняка, директор поговорит со мной на эту тему. И раз сейчас я ничего поделать не могу, то пора бы заняться фишками. Сдается мне, что до завтра мой рисунок не доживет. И я останусь без татуировки.

— Слушай, Клаус, — я перевел тему. — А не знаешь, где можно быстро раздобыть еще четырнадцать фишек?

— Тебя это сейчас волнует?

Я пожал плечами и кивнул. Жанна вновь закатила глаза и покачала головой.

— Мне нужен этот рисунок, — я постучал указательным пальцем по своей груди.

Клаус положила ручку в рот и в задумчивости принялась грызть колпачок. Видимо задачка оказалась не из простых.

— У тебя есть деньги? — спросила она.

— Я слышал, что не многие продают фишки за деньги.

— Попробовать стоит, — она взглядом указала на парту, которая стояла между столом Парфенова и столом Яблоньского. — Поговори с Борисом.

Я бросил взгляд на одноклассника.

Борис Грачевских. Аристократ больших размеров с кроличьими зубами и не выпускающий из рук свой йо-йо. Все тренды в классе всегда задавал он. Напальчники на горлышке от пластиковой бутылки, как дальнобойное оружие. Или вертушка из пробки от газировки с шипами наружу. Эти и другие изобретения обретали популярность в классе именно благодаря Борису. Не удивительно, что самая большая коллекция императорских фишек была именно у него.

— Попробовать стоит, — медленно повторил я слова Клаус и прикинул сколько денег у меня с собой есть.

На ближайшей перемене, я вместе с другими одноклассниками мигрировал в другой кабинет и пока не начался урок подошел к Борису. Он сидел на своем месте и перематывал кассету на карандаше.

— Что слушаешь? — я облокотился на спинку стоящего перед ним стула.

— Тебе чего, Фунтик? — Грачевских вставил кассету в свой плеер.

Этим аристократам прелюдия вообще не нужна? Хотя, я впервые подошел к нему за все время пребывания в этом мире. Не сложно догадаться, что по делу.

— Хочу купить четырнадцать императорских фишек.

— Не продаются, — коротко ответил он и тут же надел на голову наушники.

Н-да. Недолгий получился разговор. Видимо, придется искать другой вариант.

Я уже поднимался с места, когда Борис снял наушники и окликнул меня:

— Фунтик!

— А?

— Я дам тебе четырнадцать фишек, — неожиданно заявил он.

Я тоже не пальцем делан. Сейчас будут условия. Капитализм, мать его.

— Что я буду должен?

— Я видел, как ты навалял Кипятку, — аристократ поставил плеер на паузу. — Сделай так, чтобы этот придурок перестал мне докучать, и я отдам тебе фишки. Безвозмездно.

Еще три дня назад, я схватил бы добычу и заставил бы Парфенова отстать от толстяка. Но сейчас, вне защиты клана, роль телохранителя сулила мне будущее пограничника на Казачьей заставе.

Прозвенел звонок. Парфенов с Антроповым прибежали с улицы. Оставляя шлейф из запаха табака за собой, они пробежали мимо меня и уселись за спиной Грачевских. Кипяток тут же достал линейку и поставил ей фофан Борису. Тот закрыл затылок ладонью и скривился от боли.

— Ты домашку сделал, лупень? — спросил Кипяток, не заметив, что на месте Солонина сижу я.

— Отстань! — огрызнулся Борис.

Затем аристократ выложил передо мной кучу фишек и шепнул:

— Можешь взять все. Только пусть он отстанет.

— Я с тобой разговариваю, жирдяй! — не унимался Кипяток.

Я посмотрел на фишки. На Калачевского, который не мог налюбоваться своим творчеством. На Бориса. На Антропова, хихикающего над тем, что делает его друг. И выругался про себя.

(обратно)

Глава 23 Пропущенный удар

Сейчас я не мог адекватно размышлять. Видя, как аристократ колотит очередного ребенка, я вскипал изнутри. Награда в виде фишек играла далеко не первую роль. Из-за чувства справедливости, в первую очередь, я принял решение остановить Парфенова. И уже по ситуации решать, как закончить издевательства над Грачевских раз и навсегда.

Я сгреб фишки с парты Бориса и сунул их в свой карман.

— Эй, придурок! — крикнул я Кипятку.

Тот взглядом цербера отыскал меня.

— Да, да! Я к тебе обращаюсь, кусок идиота, — я не переставал подтрунивать над своим главным врагом.

Все одноклассники вокруг уставились на нас. От такой наглости, хулигана из моего класса, злость взяла еще сильнее. Он сорвался с места так, что его стул упал на пол. Кипяток в один миг подлетел ко мне и схватил за галстук.

— Страх потерял, Фунтик? — прошипел он. — Или еще не дошли новости о том, что тебя выкинули из клана Германна, как последнюю тряпку.

Я схватил его за кисть. Сильно сжал. Увидел, как аристократ прикусил губу.

Постоянные спортивные тренировки пошли на пользу. Уже сейчас чувствую, что во мне гораздо больше силы, чем раньше. А может это просто адреналин?

— Во-первых, я сам покинул клан, — ухмыльнулся я, видя, как Парфенову хочется стонать от боли. — А, во-вторых. Твой папочка, итак, не оставляет меня в покое. Ничего не изменилось. Ты как девочка, также будешь жаловаться ему на меня, а он будет пытаться справиться с пятиклассником. Грозный глава клана электроников.

Некоторые одноклассники оценили шутку и посмеялись.

Кипяток вырвал свою руку из моей хватки и тут же попытался ударить меня по лицу. Я уклонился.

— Тебе стрелка, Фунтик! Сегодня! За школой! — надрывался он, а его дыхание постоянно перехватывало от злости.

Я запрыгнул на парту и еще шире улыбнулся. Солонин уже вернулся, но не торопился садиться на свое место. Стоял рядом.

— Ребят! — сидя на столе, я обратился к одноклассникам, которые с замиранием сердец наблюдали, чем все закончится. — Вы помните, кто кого победил в последний раз?

Все молчали, но правду знали. Не хотели вмешиваться в конфликт. Я продолжил:

— Доказывать, что я сильнее, можно бесконечно. Но каждый в классе знает кому нажалуется маленький Егорка, если я в очередной раз вываляю его тельце в снегу…

До нас с разных сторон в снова донесся смех. Это еще больше взбесило Парфенова. Я знал, что сейчас он попытается ударить еще раз, поэтому поспешил опередить своими словами его действие.

— Ударишь и все расскажу директору, — процедил я и пристально посмотрел тому в глаза.

Страха показаться стукачом, у меня нет. Это нелепое детское убеждение. Показаться трусом. Все, итак, знают, что я не трус. При этом, я хорошо выучил правила. Если Кипяток меня ударит, а я не ударю в ответ и расскажу все директору, то выговор получит он. Папаня отмажет, но проблемы, так или иначе, будут.

— Если ты такой стукач… — Парфенов взял учебник со стола Грачевских и ударил тому по голове. — Тогда я буду гладить жирдяя по голове, пока мне не надоест.

Он снова ударил того по затылку. Борис весь покраснел, но не мог постоять за себя. Он словно проглотил язык. Зажмуривался, когда получал по темени, а потом смотрел на меня глазами полными обиды.

— Теперь я уделю тебе больше внимания, Грачевских, — с ядом в голосе произнес Парфенов. — Чтобы знал, что жаловаться нехорошо.

По голове Бориса прилетел очередной удар, когда я сдался.

— Ладно, — я схватил руку Кипятка и остановил издевательство. — Я приду на стрелку.

Парфенов неприятно улыбнулся.

— Вот и хорошо, — осклабился хулиган и бросил учебник по ОБЖ на парту.

— Я приду при одном условии, — добавил я.

— Че?

— Если ты перестанешь докучать всем нашим одноклассникам.

— Чего?

— Хотя нет. Можешь докапываться до Антропова, — я указал на иллюзиониста. — Я так понял, что он мазохист. Раз до сих пор общается с таким как ты. Но остальных не трогаешь.

Каждый в классе понимал, о чем я говорю. Кипяток измывался над многими. Только за последнюю неделю он надел урну на голову Рите и подсунул презервативы с налитым в них штрихом близняшкам в портфели. Не говоря уже об издевательствах над Борисом и конфликте с Яблоньским, с которым они постоянно сцеплялись как кошка с собакой.

— Похер! — выкрикнул аристократ. — Сегодня после школы!

Доверять на слово Парфенову нельзя. Выплеснет злость и забудет об обещании. Надо воспользоваться тем, что почти все одноклассники на моей стороне. Привлечь его к ответственности перед всем коллективом, так сказать. Чтобы репутация аристократа рухнула на самое дно, если он нарушит обещание. А какое слово в эти времена считается словом чести? Конечно!

— Дай слово пацана, — сказал я немного погодя.

— Че? — нахмурился Кипяток.

— Если я наваляю тебе, и ты продолжишь приставать к одноклассникам, то парни перестанут с тобой здороваться, а девчонки будут считать тебя полным дерьмом и рассказывать об этом всем.

— А жирно не будет? — Парфёнов показал мне средний палец.

— Я же говорил, что наш Егорка испугается меня, прямо как девочка, — я развел руки в стороны, улыбаясь одноклассникам.

Некоторые поддержали меня издевательскими смешками. По большей части девчонки. Парни до сих пор боялись отметиться перед грозой класса.

— Похер! — выпалил Кипяток и поднес большой палец ко рту. — Слово пацана!

Ноготь щелкнул о зуб и тут же прозвенел звонок.

— Сегодня после школы, петух! — прошипел аристократ на всякий случай. Чтобы добавить уверенности себе и нагнать страха на меня.

Несмотря на то, что учитель уже вошел в кабинет, одноклассники не переставали обсуждать случившееся. Все, кроме, наверное, Антропова и еще парочки прихлебателей, были на моей стороне. Сейчас мне действительно удалось вселить во многих уверенность в том, что Кипяток не пуп земли. И если мы объединимся, то легко подавим его. Другое дело, что я прекрасно знаю — честной схватки не получится.

Если я наваляю аристократу, то скорее всего он действительно перестанет измываться над одноклассниками. Но вот если поставлю на нем хотя бы один синяк, то дам отличный повод его папаше вручить мне очередную повестку. Это как пить дать. Кипяток нажалуется своему отцу и конец.

До последнего звонка я не мог сосредоточится на учебе. Моя голова была забита грядущей схваткой. А вот Парфенов, наоборот. Еще шире улыбался и пользовался поддержкой последних верных ему псов, типа, Антропова и Вантуса. Если мой взгляд падал на него, аристократ не упускал возможности провести большим пальцем по своему горлу, показывая, что мне конец.

Плюс во всем этом был только один. Эскиз моей будущей татуировки уже лежал у меня в портфеле. И даже императорские фишки остались. Только толку мне от них на Казачьей заставе? Ведь поддаваться я не собираюсь. А если позволю себя побить, то только усугублю ситуацию. В этом случае уже завтра Парфенов придет в школу и так оторвется на Грачевских, что тому мало не покажется.

— Тебе нельзя его бить, — встревоженно восклицала Клаус, когда мы спускались к месту действия после последнего урока. — Он нажалуется своему отцу, Костя. Это точно. Ты че, Кипятка не знаешь?

Когда Клаус сильно переживала, то начинала называть меня по имени, сама не замечая за собой этого. Очень мило. Не помню, чтобы кто-нибудь в прошлой жизни так переживал за меня. Мать и сестра отпадают. Настя тем более. Им я никогда не рассказывал о своих проблемах. Ни к чему женщинам забивать голову мужскими проблемами. Ну или детскими.

— Знаю, — ответил я коротко, полностью сосредоточившись на грядущей схватке.

— Езжай домой. Я попрошу папу сделать тебе справку. Скажем, что тебе стало плохо. Ты заболел. Никто не сочтет тебя трусом.

— Кроме тебя, — улыбнулся я.

— Нет, — она замотала головой так, как будто от активности этого жеста зависело мое решение.

Я остановился и обнял подругу. Отпрял, взяв ее за плечи.

— Не переживай, Клаус. Все в порядке.

— Тебя отчислят.

— Просто поболей за меня, хорошо? — сказал я, когда мы снова направились к импровизированной арене.

Пока мы шли, я все крутил в голове варианты развития событий.

Разве мог я поступить по-другому? Да. Но лапы Кипятка, рано или поздно, все равно дотянулись бы до меня. Дело времени, когда он набрался бы смелости и снова вступил в противостояние со мной. Выход из клана Германна изначально сулил мне эти проблемы. Просто ситуация с Грачевских ускорила процесс.

— Дамы и господа! — начал Вантус — распорядитель боев. — Сегодня Кипяток будет драться с Фунтиком…

Парфенов набросился на меня не дождавшись, когда Вантус договорит. В это время я снимал портфель и от неожиданности пропустил удар. Скинутые на локти лямки не позволили поставить блок. Я упал на землю, а боль пробила до самых мозгов.

— У него кастет! — крикнул я, хватаясь за лицо.

— Все! Кровь пошла! — заорал Вантус и придержал Кипятка.

Это уберегло меня от повторного удара. В голове трещало, а кровь заливала глаза. Походу рассечение.

— Отвали, — заорал Парфенов и оттолкнул Вантуса.

Я быстро поднялся. Аристократ решил оторваться по полной. Если бы я не успел встать, он забил бы меня до смерти. Похоже, драка за жизнь.

Кипяток набросился на меня. Я отошел в сторону, но он прочитал маневр. Обхватил меня за шею и попытался ударить в лицо. Я поймал его руку, а следующим движением перекинул тушу аристократа через плечо. Сейчас самый подходящий момент, чтобы начать бить.

Но я еще не уверен. Один удар и он нажалуется папаше. Может к черту все? На Казачью заставу?

Пока я размышлял, Парфенов вскочил на ноги и снова набросился на меня, не позволив перевести дыхание ни себе, ни мне.

Я ловко уклонялся от его ударов, читая все движения аристократа. Уроки Боевых Искусств пошли на пользу. Следишь за движением ног и уже знаешь какой рукой ударит противник. Остается только вовремя реагировать. Если снова припадет кастетом, я могу и не подняться. Мое тело еще слишком слабо для таких ударов.

Я жалел Кипятка, пока не пропустил еще один удар в лицо. Это было больно, но не настолько. Кулак прошел по касательной. Но разозлить меня у него получилось.

— Ладно, — огрызнулся я, решив свою судьбу. Но вряд ли кто-то понял к чему я это сказал.

Я встал в стойку и ждал, когда Кипяток нападет. В планах было нанести контрудар и перейти в наступление.

Однако мой план провалился. На полпути ко мне Парфенова остановил Яблоньский. Он толкнул того в сугроб. Кипяток запнулся обо что-то в снегу и упал. Всеволод тут же оседлал его, прижимая руки нашего взбесившегося одноклассника к земле.

— Так и будете стоять? — крикнул Всеволод.

— Яблоньский, отойди. Я сам, — сказал я и вытер кровь с лица.

— Нет! — огрызнулся он и снова посмотрел на толпу наших одноклассников. — Вы же понимаете почему Костян не бьет? Понимаете? Этот ссыкун нажалуется папаше и тогда Ракицкого исключат из школы. А что происходит с такими одаренными, вы знаете. И вместо того, чтобы заступиться друг за друга и поставить на место Парфенова, вы стоите и смотрите, как один человек отдувается за всех!

Яблоньский встал с Кипятка и отошел в сторону.

— Если ты настучишь бате и директор придет в класс за Ракицким, я скажу, что это я тебе врезал, — сказал Всеволод и посмотрел на меня.

— Я свидетель, — неожиданно для всех заявил Грачевских.

— Я тоже, — добавила Клаус.

— Покажи ему, Костян, — выкрикнул кто-то из толпы.

Кипяток встал и словно заяц на полусогнутых ногах попятился. Затем поднял свой портфель со снега и надел его на плечо.

— До первой крови! — крикнул Парфенов. — Значит я победил! Стрелка закончена!

Аристократ медленно пятился назад. Как же он был жалок.

— Проваливай! — крикнул я ему, хотя внутри меня все горело.

Собственные увечья так и заставляли набить ему морду. Но здравый смысл охлаждал пыл. Как бы не кричал Кипяток, что он победил, сегодня победили все в нашем классе, кроме него. Он больше не посмеет ни над кем измываться.

— Проваливай! — повторил за мной кто-то из толпы, когда Парфенов быстрым шагом уже шел прочь, растворяясь в наступившей темноте.

Я выдохнул.

Под громкое обсуждение событий толпа начала потихоньку расходиться. Несколько человек подошли и одобрительно похлопали меня по плечу. Создавалось впечатление, что сегодня каждый почувствовал какое-то облегчение. Словно с плеч всех учеников в нашем классе спал тяжелый груз. Да я и сам почувствовал это.

— Тебе надо в больницу, — подошла Клаус и прикоснулась холодной рукой к моему лицу. Поморщилась. — Может медпункт еще работает?

— Фигня, — ответил я и принялся собирать свои вещи обратно в портфель.

Все вывалилось наружу, когда Кипяток напал без предупреждения. Ладно хоть рисунок Калачевского не пострадал. Я предусмотрительно вложил его в контурные карты.

— Точно? — озабоченно спросила Жанна.

— Точно, — улыбнулся я и пожал руку подходящему к нам Яблоньскому. — Спасибо, Всеволод.

— Ей спасибо, — кивком головы аристократ указал на Клаус.

Лица моей подруги не было видно. Но, судя по всему, она краснела и застенчиво отводила взгляд.

— Мне бы в голову не пришло, — добавил Яблоньский.

— Спасибо, Клаус, — правой рукой я приобнял одноклассницу и подставил ей кулак, чтобы она врезалась в него своими костяшками. — Если бы вы не вмешались, думаю, уже на днях я бы уехал на север.

— Он того и добивался, — пожал плечами Всеволод. — Как там твой план? Пора отправлять моего… — он запнулся, глянув на Жанну. — Моего одноклассника на Казачью заставу.

— Турнир по футболу стартует на следующей неделе. В субботу. Завтра тренер объявит составы. Уверен, что я буду в основе. Если Кипяток сам не догадается травмировать меня с помощью магии крови, то нужно будет подбросить ему эту идею.

— Предлагаю обсудить, как мы воплотим этот план в реальность, — Яблоньский стряхнул с себя снег.

— Можно ко мне, — предложил я. — Тут недалеко. Клаус?

— Пошлите, — согласилась Жанна. — Отец пока не писал. Время есть.

Очень скоро мы втроем с Клаус и Яблоньским сидели у меня дома и обсуждали план действий. На первый взгляд то, что мы придумали показалось мне вполне достойным. У каждого из нас в этой операции была своя роль и четкое выполнение инструкций вело нас к успеху. Однако самым главным и первоочередным оставалось то, что я должен был попасть в основу.

— Мне пора домой, — Клаус вернулась вся красная из комнаты матери.

Отец скинул сообщение ей на пейджер, и она отходила, чтобы позвонить ему.

— Ругается? — я состроил сочувствующую гримасу.

— Переживет, — махнула рукой она, пытаясь казаться несгибаемой.

Но мы с Яблоньским все понимали.

— Я тоже пойду, — Всеволод пожал мне руку и двинулся в сторону коридора.

Я закрыл дверь за одноклассниками и остался наедине со своими мыслями.

Меня вдруг озаботило то, что директор так и не пригласил меня на разговор. С этими разборками все вылетело из головы. А символы на моей руке явно не были привычными в мире аристократов. И почему-то никто не торопится сообщать мне о том, что они значат на самом деле.

Приняв решение, что завтра в школу нужно прийти пораньше и в первую очередь навестить директора, я сходил в душ и обработал рану. Об украшениях на лице завтра появится много вопросов, но сдавать Кипятка не буду. Иначе есть вероятность его перегреть. Сейчас Парфенов чувствует, что победа на его стороне и, думаю, успокоится на некоторое время. Но если переборщить с давлением, снова сорвется.

На следующее утро я позавтракал, потягал гантели и отправился к дому Клаус. К татуировщику, который обещал набить мне рисунок. Накануне вечером я проверил Знак, который зашифровал Калачевский. Он сработал. Самое важное теперь — чтобы панк из тату салона не заподозрил неладного.

(обратно)

Глава 24 Проблемы бастардов

— Кто тебя так? — спросил Борис, когда я вошел в тату салон и передал ему эскиз.

Сначала я не понял, что татуировщик имеет ввиду. Но мой взгляд тут же упал на зеркало во весь рост, и я увидел спелый синяк вокруг левого глаза. Видок так себе. Даже отек еще не спал.

— Или упал неудачно? — кинул вдогонку за первым еще один вопрос любитель тяжелого рока.

Можно было бы отмахнуться и не отвечать, но я знал, как Борис не любит аристократов. Это наша с ним точка соприкосновения. И возможно тема для разговора на часть того времени, которое я буду вынужден тут провести.

— Один аристократ из класса, — признался я.

— Хорошо приложился, — хмыкнул татуировщик.

Он прошел на свое место. Сел и закинул ноги на стол. Рисунок положил туда же, чтобы прикурить сигарету, а затем снова взял эскиз в руки и принялся его изучать.

— У него кастет оказался, — посетовал я, разглядывая плакаты на стене.

Я старался вести себя непринужденно, чтобы не вызывать подозрений. Но, кажется, Борис уже потерял интерес к разговору. Он пялился на паутину с мультяшными героями и даже не слушал.

— И напал без предупреждения, — почему-то я решил, что мужик в бандане обязательно должен знать, что я получил несправедливо. — В другом случае я бы ни за что не пропустил такой удар.

— Они все-такие, — вдруг поддержал меня Борис, вернувшись к разговору и кинул альбомный лист на стол. — Вот.

Он поднял рукав своей футболки и указал на плечо. Я подошел ближе и прослезился от сигаретного дыма, попавшего мне в глаза. Поморгал и присмотрелся. Под татуировкой черепа с зелеными глазами можно было разглядеть ожог.

— Тоже один из этих, — буркнул Борис. — Подрались в старших классах. Говнюк выпустил в меня Жаару. Я орал, как резанный.

Мое дыхание перехватило. Татуировщик оказался одаренным. И похоже уже раскусил меня.

Так. Стоп. Может он упомянул Жаару совершенно случайно? И ничего такого не разглядел в рисунке, который я ему принес. Надо продолжать вести себя как ни в чем не бывало и попытаться перевести тему.

— Долго заживало? — спросил я, выпрямившись и засунув руки в карманы.

Борис опустил рукав.

— Долго, — прохрипел он. — Жаара опасный знак.

А вот и явный намек подъехал.

Татуировщик бросил на меня многозначительный взгляд. Подождал пока я отвернусь, но я не сделал этого. Тогда он отвернулся сам.

— Аристократа наказали? — я поправил прическу, на этот раз всматриваясь в зеркало.

— Нет…

Пепел с сигареты Бориса упал прямо на рисунок Калачевского. Он неторопливо скинул ноги со стола и стряхнул мусор на пол. Затем принял прежнее положение и продолжил:

— Пока я лежал в больнице, ко мне наведались одни серьезные дяди и рассказали о том, что это я сам так обжегся. И никто меня не калечил, — он прищурился, что-то усердно вспоминая. — Как они сказали тогда? Это я на печку облокотился. Во.

— А вы что?

— А что я? Выписался из больницы и набил морду аристо, который это сделал. И тоже предложил ему рассказать всем, что это он сам на лестнице оступился.

— Что было потом? Вас исключили?

— Нет. Отца уволили с престижной работы. Куда бы он не приходил потом на собеседования, ему везде отказывали. Вскоре батя потерял всякую надежду и спился. А там, пошло-поехало. С матерью развелись, квартиру разменяли и тд и тп. О всех вытекающих обстоятельствах ты можешь догадаться сам.

Я только задумчиво хмыкнул в ответ.

Разногласия между бастардами и аристократами нередкое явление. Ни для кого не секрет, что обычно эти противостояния заканчиваются не в пользу первых. Как в случае с татуировщиком. Уверен, его ненависть идет с тех самых времен.

— Дак вы сделаете мне татуировку? — я перешел к делу.

Но Борис как будто не слышал вопроса. Он затушил сигарету, смял альбомный лист, который я принес и бросил его в урну.

— Классный рисунок, — сказал он. — Но, если бить рукав, получится полная фигня.

Я не знал, как отреагировать. Броситься к урне за художеством Калачевского означало прямым текстом заявить, что я что-то скрываю. Оставлять эскиз здесь — тоже не выход. Уверен, я смогу найти специалиста, который набьет мне эту тату.

Пока я размышлял, как поступить, Борис взял мою руку и постучал своим пальцем по тыльной стороне ладони.

— Жаару лучше вывести из нитей паутины вот тут, в самом центре. А вместо мультяшек изобразить что-нибудь другое. Например, символ рода. Прямо на этом месте.

Ничего не понимаю. Эта его консультация выглядит, как предложение сделать мне тату в виде Знака. Но лучше не радоваться раньше времени. Спрошу прямо.

— Вы сделаете татуировку или нет?

— Да, — хриплым голосом ответил Борис. — Только со своей корректировкой. Но эффект от нее будет тот же, — намекнул он.

Моей радости не было предела. Похоже потасовка с Кипятком накануне все-таки сыграла свою роль. Мой разукрашенный глаз напомнил татуировщику о том, за что он сам ненавидит аристократов. И, судя по всему, Боря решил отомстить им подобным моими руками. Это, конечно, не значит, что теперь я буду поджаривать аристо направо и налево. Но в каком-то смысле, он все-таки прав. Защищаться буду.

Борис оказался отличным мужиком. Пока он рисовал мне новый эскиз мы разговаривали о многом. Думаю, татуировщик совсем не ожидал найти во мне интересного собеседника и был приятно удивлен, что у нас оказалось достаточно общих тем.

— А ну, глянь, — человек в кожаной безрукавке протянул мне свою версию моей будущей татуировки.

То, что он придумал выглядело гораздо круче первоначальной идеи. В том плане, что теперь через десять лет мне не придется перебивать татуировку или сводить ее ко всем чертям. С такой я готов ходить и в зрелом возрасте.

Однако, когда мы уже собирались приступить к тому, чтобы начать наносить Знак, я вспомнил про турнир и сегодняшнюю тренировку по футболу. Повреждение на руке может негативно сказаться на моем месте в основном составе команды. Тату правильнее сделать, когда соревнования закончатся, а Кипяток будет на полпути на Казачью заставу.

Так, договорившись на следующую неделю на то же время и день, я попрощался с Борисом и поехал в школу. Татуировщик был не против. Он только пожал плечами и взял предоплату.

Планов в школе у меня было не меряно. В первую очередь хотелось навестить директора и задать ему пару, видимо, неприятных вопросов. Однако Глеба Ростиславовича не оказалось на месте.

Поборов желание как можно скорее узнать о символе на моей ладони, я пошел на уроки. Помимо цели непременно поговорить с директором, у меня было еще одно желание. Посмотреть на то, как отныне будет вести себя Кипяток. После вчерашних событий. Посмеет ли напакостить кому-то? Пойдут ли вчерашние события ему на пользу?

Однако и тут ожидания меня подвели. Парфенов вообще не явился в школу. Что интересно, Антропов тоже пропустил занятия. И это показалось мне очень странным.

Отсидев пять уроков, я попрощался с Клаус и побежал на футбол. Именно сегодня тренер должен был объявить основной состав команды на ближайший турнир.

Когда я вошел в спортзал, Парфенов уже разминался. Антропов тоже. У меня не осталось сомнений в том, что школу они прогуляли неспроста. И это еще сильнее стало тревожить меня. Теперь приходилось ожидать от них подставы в любой момент. И надеяться на то, что аристократы не использовали магию крови раньше времени.

— Хорошо поработали, парни! — Арсений Петрович вошел в раздевалку, когда тренировка закончилась, а все пацаны сидели на скамейках, вытянув ноги.

Я присосался к фонтанчику с водой в углу и никак не мог заглушить жажду.

— В субботу стартует городской турнир, о котором я вам говорил, — разносился голос тренера по раздевалке. — В четверг проведем товарищескую игру с Динамо. В субботу с ними же первая игра в группе. Так что будет шанс изучить соперника. Как у них, так и у нас. Готовы?

— Да! — игроки Торпедо похлопали друг другу.

— Сейчас я назову фамилии тех, кто будет играть в основе. Эти ребята приезжают в четверг во Дворец Спорта. Я отправлю письма директорам ваших школ, чтобы они освободили вас от уроков.

Все футболисты активно покивали головами.

— Итак. На воротах будет стоять Вахрушев.

Мы все поаплодировали основному вратарю. Никто из нас не сомневался, что Никита займет место на ленточке. Он самый длинный в команде и обладает отличной реакцией.

— В защите Дроднес, Алтайский, Горшков и Зубьев.

Аплодисменты.

— Полузащита. Антропов, Галицкий, Гладкий и Робсон.

Аплодисменты.

— Нападение…

Мы с Кипятком посмотрели друг на друга. Это был почти исторический момент. До сегодняшнего дня во всех турнирах именно аристократ был завершителем атак в команде.

— В нападении будут играть Килин и Парфенов, — отрезал тренер.

— Твою мать! — не выдержал я, ударив ладонью по ящику, в котором лежали мои вещи.

— Тренер! А как же Ракицкий? — заступился за меня блондин.

— В команде одиннадцать человек, а не двенадцать, Килин, — невозмутимо ответил Арсений Петрович. — Если хочешь, можешь уступить ему свое место.

Аристократ промолчал. Тренер добавил:

— Ракицкий будет нашим джокером. Все! Всем спасибо!

Арсений Петрович вышел из раздевалки, не обращая внимания на галдеж, который поднялся после объявления состава.

Как только дверь захлопнулась наступила тишина. Никто не понимал, почему один из лучших игроков будет просиживать штаны на скамейке. А кто-то боялся в такой ситуации проявить свою радость от того, что сам попал в состав.

Я же пытался осознать и принять свое поражение. Одного я только не мог понять. Ладно Парфенов. Его отец скорее всего надавил на тренера. Так уже бывало прежде. Но я уж точно играю лучше Килина. Он-то как меня обошел? Черт. Кажется, я в очередной раз стал жертвой дискриминации. В сторону других позиций на поле вообще смотреть бесполезно. Играть в полузащите у меня дыхалки не хватает, а в защите я объективно хуже остальных. Но я однозначно лучший нападающий в Торпедо.

— Ты никто, Фунтик, — вдруг огрызнулся Кипяток. — Будешь со скамейки смотреть, как я играю. А если придумаешь кричалку в мою честь и достойно ее исполнишь вместе со своей подружкой Клаус, то, может быть, я разрешу тебе сыграть пару минут.

То, как Парфенов сейчас прыскал ядом меня нисколько не задевало. Весь наш план с Яблоньским и Клаус летел в тартарары. Вот, что мучало меня на самом деле.

— А если эта кричалка будет про твои кривые ноги и сбитый прицел? — огрызнулся я.

Тогда Кипяток воспользовался моим жестом. Показав мне средний палец, он взял свои шмотки и вышел из раздевалки, демонстративно хлопнув дверью.

Парни из команды поддержали меня. Кто мог словами, а кто не находил слов просто хлопал по плечу и уходил вслед за Парфеновым. Вскоре я остался совершенно один.

Проходя по коридору в сторону выхода, я остановился у двери в кабинет тренера. Она была открыта. Почему-то мне хотелось, чтобы Арсений Петрович признался мне в том, что именно Александр Николаевич Парфенов надавил на него. Мне хотелось услышать это только ради того, чтобы поставить еще одну галочку там, где в своей голове я вел список вещей, за которые должен был отомстить электроникам.

Арсений Петрович сидел за столом и что-то писал в блокноте. Он почувствовал, что на него кто-то смотрит и поднял голову.

— Костя? — удивленно произнес он. — Ты что, еще тут? Комендантский час скоро.

— Уже ухожу, — бросил я, слегка поразмыслив о том, что этот разговор ничего не изменит и пошел дальше.

— Постой! — донеслось из кабинета.

Я остановился.

— Зайди на минуту, — сказал тренер.

— Да? — спросил я, когда вошел внутрь.

Тренер внимательно посмотрел на меня.

— И все? — спросил он.

— А что вы хотите от меня услышать?

Тогда Арсений Петрович почесал подбородок и перешел к делу. Видимо, он действительно рассчитывал на истерику и непонимание. Но все вышло по-другому.

— Сейчас я кое-что скажу тебе, Костя. И если ты правильно оценишь мои слова, то впереди тебя ждет большое футбольное будущее. И отнестись к этому ты должен соответствующе. Повести себя как взрослый…

Тянет и тянет. Я, итак, все понимаю. Итак, взрослый. Просто кое-кто на кое-кого надавил.

— У тебя огромный потенциал, — продолжил тренер. — И ты должен его обязательно использовать.

— Что вы пытаетесь сказать? — не выдержал я.

— То, что я не смогу ставить тебя в состав. Есть обстоятельства, которые вынуждают меня не делать этого. Ради твоей же безопасности.

— Ожидаемо, — хмыкнул я.

Тренер посмотрел на часы. Видимо, удостоверился, что до комендантского часа еще есть время.

— Я делаю это ради твоей же безопасности, — сказал он. — У Динамо отличная футбольная школа. С тамошним тренером мы знакомы еще со времен физфака. Я думаю, что тебе стоит продолжить заниматься футболом там.

И зачем он пихает меня в другую команду? Убрать подальше от Кипятка?

— Вы говорите, что делаете это ради моей безопасности? — спросил я. — О чем вы? Что мне угрожает?

— Все, что угодно. Сын одного из больших людей твой прямой конкурент в команде. Тебе могут сломать ногу, подговорить любого футболиста из команды соперников, чтобы он сломал тебя. А любая серьезная травма может перечеркнуть твое футбольное будущее.

— Дак вот оно что! — с облегчением я почесал затылок. — Вы за меня переживаете, поэтому не поставили в состав?

— Конечно! — тренер снова посмотрел на часы. — Ты же не подумал, что хуже играешь?

— Я подумал, что Александр Николаевич поставил вам ультиматум.

— Парфенов? — искренне удивился Арсений Петрович. — Конечно, нет! Разве ты не знаешь, что у всех членов спортивного комитета Российской Империи иммунитет?

— Иммунитет?

— Да. Власти страхуют таких, как я от внешнего давления. Если бы этого закона не существовало, то спорт давно превратился бы в фарс.

— Это хорошие новости… — задумчиво произнес я.

— Но это не значит, что ты в безопасности, — поспешил добавить тренер. — Я уже сталкивался со случаями, когда будущее талантливых бастардов гробили влиятельные отцы аристократов. Поэтому самым безопасным будет отдать тебя в ту команду, где место нападающего свободно. Или, по крайней мере, туда, где более честная конкуренция.

Я быстро проанализировал ситуацию. Совместил ее с договоренностями с Клаус и Яблоньским.

Весь наш план летел к чертям. Но, кажется, я придумал еще один. Он может сработать.

— Арсений Петрович, — сказал я.

— Да?

— Я хочу участвовать на турнире…

— Я же сказал, Костя…

— Вы не поняли, — прервал его я. — Я хочу играть за Динамо.

Мой вопрос, мягко говоря, поставил тренера в ступор. Он попытался пригладить свои черные кудри, проведя рукой по волосам. Но они тут же завились снова.

— Это можно устроить, — он сложил руки на груди. — Пойдем.

Тренер завел меня в кабинет, подошел к телефону и тут же набрал номер. Там сперва не ответили, поэтому ему пришлось сделать еще одну попытку.

В конце концов, Арсений Петрович дозвонился до Динамо и очень скоро получил согласие на то, чтобы устроить мне просмотры. И участие в товарищеском матче. Против моей бывшей команды. Затем пообещал добавить меня в список освобожденных на ближайший четверг и отправил домой.

Я, довольный найденным выходом из ситуации, послушался его.

— Есть кто дома? — спросил в шутку я и включил свет в коридоре собственной квартиры.

Ясно, что никого дома не было.

Я бросил ключи на тумбочку, стянул ботинки с ног и побежал закрывать ставни. Будильник на кухне уже беспрестанно звенел.

— Отжимания, отжимания, отжимания…

Я ходил по квартире и бубнил себе под нос то, чем стоит заняться в первую очередь после того, как закончу со ставнями. Если этого не сделать сразу, то потом вспомню только тогда, когда буду лежать на диване с полным животом. Не хочется снова заставлять себя вставать.

— Я люблю тебя! — донеслось из-за моей спины, когда я стоял у окна в детской комнате.

Я вздрогнул и обернулся. Девочка с красными глазами сидела на моей кровати и держала плюшевого медведя в руках.

— Я люблю тебя! — она снова нажала ему на живот. Это было жутко.

(обратно)

Глава 25 Чеканка монет

— Ты припозднилась? — спросил я, войдя в контакт с Элаизой.

— Не хотелось снова попасться в лапы щитнику, — ответила девочка. — Нужно было удостовериться, что никто не следит за тобой.

— Ты пришла не в первый раз?

— Нет, — ее голос повеселел. — Ты очень мило сопишь во сне. Ха-ха!

Я почувствовал, как мурашки пробегают по моей коже. Хотя это было не больше, чем воспоминание. Никаких реальных ощущений в этой тьме испытать невозможно.

— Все, что связано с тобой…достаточно жутко, — признался я. — Ты ведешь себя как приведение из фильмов ужасов. Только почему-то, настроенное дружелюбно. Может я буду звать тебя Каспер?

— Предпочитаю свое настоящее имя, — серьезно ответила девочка.

— Ладно, — я захотел махнуть рукой, но вспомнил, что не могу. — Я встречался с одним из горцев. Иннокентичем.

— Несчастные души… — раздосадовано произнесла девочка. — Значит теперь ты знаешь, чего я хочу.

— Сделать из меня нового предводителя горцев?

— Да.

— Ведь это еще не все, так ведь? Слишком безобидная правда, чтобы скрывать ее до последнего момента. А ты говорила, что часть сделки я узнаю только когда придет время. И должен буду согласиться постфактум.

— Это все еще так.

Все, что мне нужно от девчонки это то, чтобы она вынудила Архангельскую покинуть тело моей сестры. Плевать я хотел на самые могущественные силы, которые предлагает мне мираж. Согласиться на условия контракта, в котором один из пунктов это кот в мешке? Нет уж. Соглашусь только, если она озвучит это самое условие и поможет освободить сестру.

— Ты можешь помочь мне вытащить душу одаренной из Машки? — поинтересовался я.

— Могу, — ответила она. — Пусть это будет бонусом, к нашим с тобой договоренностям.

Я почувствовал, как заколотилось сердце в груди. Кажется, впервые, я осознаю, что почти вернул сестру.

— Когда? — нетерпеливо спросил я.

— Тебе нужно набраться терпения, коллекционер. Я знаю как обращаться с неприкаянными душами. Но если умерший одаренный уже нашел сосуд, есть только один способ изгнать душу против ее воли.

— Отправиться на ту сторону… — разочарованно выдохнул я.

Девочка помолчала несколько секунд.

— Германн рассказал тебе?

— Да. И о том, что он хотел от тебя. Тоже рассказал.

— Тем лучше, — детский голосок разнесся по пустоте. — Не придется тратить время.

Вариант, который внушал мне надежду, в один миг рассыпался, как карточный домик. Я думал, что Элаиза поможет мне и тогда я найду способ отказаться от предложения Германна стать частью его команды. Но теперь выбора не остается. Чтобы спасти Машку я должен буду отправиться на ту сторону. В любом случае.

Однако теперь возникает другой вопрос. Аввакуму Ионовичу не просто так нужен был проводник. Ясно, что шансов выжить будет больше, если убедить призрака пойти с нами.

— Ты будешь проводником в команде Германна? — спросил я прямо.

— Ни за что! — возмутилась Элаиза. Она явно не ожидала этого вопроса. — Все, кто пойдут, обречены на смерть. Обещай не творить глупостей!

Спокойствие, с которым всегда говорила девочка, резко испарилось. Теперь ее детский голосок звучал тревожно. Она напомнила мне мою племянницу из прошлой жизни. Когда та видела игрушку в детском магазине. Именно так она и требовала купить ей ее. Но сейчас Элаизе нужна вовсе не игрушка.

— Что ж. Выбора у меня все равно нет, — теперь своим детским голосом ответил я. — Нет так нет. Соглашаться на контракт со скрытыми условиями я точно не буду.

— Не горячись, коллекционер, — вдруг спокойно ответила девочка. — Ведь я еще не сказала зачем нужна тебе? Помнишь, как ты спрашивал, почему другие одаренные соглашались на мои условия? Сейчас я покажу тебе кое-что.

Меня выкинуло из вакуума, в котором мы беседовали. Вернулись все ощущения. Теперь я снова видел девочку с красными глазами перед собой и слышал, как на улице открываются разрывы.

Элаиза потянулась ко мне. Сперва я отдернул свою руку, подумав, что мы тут же отправимся обратно в астрал. Но она помотала головой. Тогда я осознал, что энергия, которую я зачерпнул из разрыва прежде, уже кончилась.

Я позволил призраку взять меня за руку. Мороз, от которого мурашки побежали по коже, разошелся от этого прикосновения по всему телу.

Элаиза подвела меня ко входной двери и открыла замок.

— Ты ведешь меня на улицу?

Мой голос слегка дрогнул, когда я вспомнил толпу душ и адских гончих, набросившихся на меня пару недель назад. Но девочка успокоила меня, обхватив ладонь обеими руками и своими пальчиками погладив по запястью.

— Мы в безопасности?

Девочка снова кивнула.

Если бы Элаиза желала мне зла, то прикончила бы еще во сне. В любую из ночей. Значит принцесса знает, что делает. Стоит довериться. Безумно интересно узнать почему коллекционеры соглашались на эту мутную сделку.

Мы спускались по подъезду. Я старался не издавать звуков, а у девочки-миража все движения, итак, были бесшумными. Так, очень скоро, мы подошли к выходу.

Здесь было темно. Самое темное место во всем подъезде. Помню, как я любил обогнать Серого с Жендосом, спрятаться за эту дверь и напугать, когда они приближались. Иногда выходило стремно. Когда их обгоняла какая-нибудь соседка. Но в целом, забава на все времена.

Сейчас Элаиза остановила меня именно здесь. Она попросила ключи и на побеленной поверхности вычертила одним из них неизвестный мне символ. Прямо на стене. Дотронулась до него. Голубое свечение тут же озарило эту часть подъезда. Оглядевшись, я понял, что это тот самый щит, который защищал мираж, когда я впервые увидел ее.

Девочка снова взяла меня за руку, и мы вышли во двор.

Души, беспрестанно шатающиеся по двору, тут же обратили на нас внимание. Кто-то быстро, кто-то медленно, но все они через пару минут столпились вокруг.

Я видел аристократов, умерших в разные времена. Сейчас кто-то из них стоял в дублете, кто-то в доспехах, одна дама с длинным зонтом и в пышном платье внимательно рассматривала меня, выпрямившись от давления корсета, надетого на нее. Но ни одна душа не могла преодолеть преграду, созданную Элаизой.

Девочка подошла к песочнице. Оставив меня у самого края, она принялась что-то делать в ней.

— Что ты хочешь мне сказать? — спросил я.

Но Элаиза лишь повернулась ко мне, поднесла палец ко рту, попросив замолчать. Затем она снова принялась рыться в песочнице. В какой-то момент я понял, что принцесса что-то чертит на замерзшем песке.

Чтобы скрасить ожидание, я занялся тем, что начал изучать души вокруг. Мне было интересно поразмышлять над тем, сколько тайн скрывает каждый одаренный, стоящий сейчас на расстоянии вытянутой руки от меня. Ведь если верить тому, что коллекционеры могут говорить с ними, могут перенимать их способности, значит…я действительно могу быть очень сильным.

Вдруг Элаиза вскинула руки. Затем сделала еще несколько движений, повернулась ко мне и загадочно улыбнулась. В ответ я нахмурился, не понимая, чему она так радуется.

Призрак снова взял меня за руку и отвел на несколько шагов. Затем Элаиза вытянула руку перед собой, а ее красные глаза загорелись еще ярче. Словно беспрерывно горящие стоп-сигналы.

От движений, которые она сделала, души разлетелись в разные стороны. Кроме одной. Дамы с зонтиком. Как будто подчиняясь воле девочки фантом одаренной сейчас ступал в сторону песочницы.

Как только душа шагнула внутрь и оказалась по самому центру, в этот же момент в небо ударил красный луч света. Сразу после этого душа исчезла. Глаза Элаизы потухли. Вернее, теперь они горели не так ярко. Девочка еще раз улыбнулась и позвала меня за собой.

Все еще прячась за голубым светящимся куполом, мы подошли к песочнице. Элаиза сделала несколько услужливых средневековых жестов, уступая мне право взглянуть на результат магии первым. Я подчинился.

Когда я подошел ближе, то увидел, что внутри лежит монета. Прямо посреди символа, который пару минут назад чертила девочка. А на лицевой стороне монеты впечатан профиль той самой аристократки — дамы с зонтом.

— Ты хочешь сказать, что без тебя я не смогу использовать свою родовую способность?

Мы с Элаизой вернулись домой. Не теряя времени, я зачерпнул из разрыва сил и вошел с призраком в контакт.

— Ты можешь использовать способности тех душ, которые добровольно отдали тебе свою способность. Но без меня ты никогда не сможешь по-настоящему коллекционировать. Приручать тех, кто не хочет этого.

— Значит… — я покрутил монету в руке. — Все монеты с профилями аристократов, которые сейчас есть на свете… Когда-то ты создала их?

— Для этого понадобилось несколько сотен лет, — ответила девочка. — Но да. Благодаря моей связи с изнанкой, я могу принуждать души.

Я задумался.

Если иметь возможность забрать любую родовую способность, которая только существует в природе, можно стать неуязвимым. Черт. Мне вообще не будет равных во всем мире. С учетом того, что Элаиза будет служить только мне. Вот почему соглашались пойти на условия мои предшественники. Слишком большое искушение.

Однако тот пункт в контракте, который так упорно скрывает девочка сильно меня смущает. Там может быть что угодно. Собственная смерть, готовность пожертвовать кем-то близким. В итоге все, к чему я стремлюсь сейчас, подписывая этот контракт, возможно не будет иметь никакого смысла.

Наверное, все-таки лучше синица в руках, чем журавль в небе. У меня есть способность моего отца, магия Знаков. Зачем мне все остальное? Нет. Пусть ищет себе другого коллекционера и развлекается с ним. Я пас.

— Прости, Элаиза, — ответил я. — Нужно быть, либо полным дураком, либо беднягой, загнанным в угол, чтобы согласиться на твои условия.

Лицо девочки изменилось. Она явно была в гневе. Я хотел успокоить ее, но принцесса оттолкнула меня с дороги, а сама побежала в другую комнату. Я бросился за ней, но открыв дверь не увидел никого. Призрак исчез. А может просто затаился за шторами и ждал подходящего момента, чтобы уйти. Тем лучше. Не нужно тратить время на объяснения.

Этой ночью я не мог уснуть. Да, тревожное чувство от того, что Элаиза еще могла оставаться в моей квартире не покидало. Но все-таки сейчас меня больше волновали грядущие события. Футбольный турнир. Путешествие на ту сторону. Момент, когда я снова обниму Машку и приведу ее домой. Уверен, еще немного и я узнаю, как вернуть маму. И вообще. Интересно, как она там?

Мне стало не по себе, когда я представил, что стою у окна и смотрю на уличный термометр. Наверняка, сейчас он показывает что-то вроде минус десяти градусов по Цельсию. Где мама ночует в такой холод? В тепле ли? Сыта или дрожит от холода? Что она сейчас делает?

Решив, что на следующий день я просто обязан съездить и проведать ее — посмотреть хотя бы издалека, — у меня, наконец, получилось уснуть.

Встав с утра, я быстро потягал гантели, подтянулся на турнике, который соорудил в проходе между прихожей и комнатой, позавтракал и отправился к собору.

Я сидел на самой верхней ступеньке лестницы, подложив под себя портфель и смотрел на маму.

Она стала выглядеть еще старее. Сейчас с опущенной на грудь головой, она старалась выше держать руку. Но ладонь, то и дело, падала, отчего мама просыпалась и окидывала своим безжизненным взглядом все вокруг. Меня не признавала. Не только потому, что не помнила. На всякий случай я натянул шарф до самых глаз, чтобы не привлечь к себе ее внимания.

Мысленно я разговаривал с мамой. Это было очень странно. Словно пришел на кладбище и делишься наболевшим с памятником, который слушает, но теперь только олицетворяет человека. Тебе становится легче, хотя тот даже не может ничего ответить.

— Потерпи еще немного, мам, — я шептал в свой шарф и пытался сдержать слезы. — Я почти освободил Машку. Я обязательно найду возможность освободить и тебя. Матильда очень скучает. Когда я прихожу она сначала трется о мои ноги, потом ест и уходит спать в твою кровать. Ждет. Скоро ты вернешься, я обещаю тебе. Скоро.

Мне было легче уже от того, что на этот раз не все потеряно. В отличие от прошлой жизни мама еще жива. У меня еще есть шанс все исправить.

— Здравствуй, Костя, — кто-то положил руку мне на плечо.

Я вздрогнул и поднял взгляд.

Сперва не узнав человека, я продолжил изучать его. Четки и густые черные усы быстро прояснили память. Это был капитан Троицкий. Только в гражданском. Он показал мне идти за ним и медленно зашагал в сторону собора.

— Я смотрю ты многое узнал, — сказал он, как только мы вошли внутрь.

Вокруг сновали бабушки в старых пальто. Они подходили к разным иконам, крестились и молили о чем-то своем.

— Могли бы рассказать мне все сразу. К чему был этот трюк с моим усыплением? — ответил я, смотря на то, как священник рассказывает молодой паре о том, как крестить малыша.

— Честно говоря, я не думал, что ребенок способен повести себя так, — хмыкнул следователь.

— Как так?

— Сдержанно. Любой, кого я знаю, первым делом бросился бы к матери. Его бы ничего не остановило. Даже угроза для ее жизни.

Понимаю. Проживай я детство впервые, меня бы тоже в последнюю очередь волновало то, что говорит мне милиционер. Самое главное для меня было бы поскорее обнять мать.

— Ты меня удивил, — добавил Троицкий и похлопал по плечу.

— Теперь, когда вы удостоверились в моей адекватности. Можете ответить на мои вопросы? — я сунул руки в карманы.

— Задавай, — кивнул капитан.

— Что вы здесь делаете? Следите за моей матерью?

— Верно.

— Как давно?

— Мы нашли ее несколько дней назад. С тех пор держим ситуацию под контролем.

— Чего вы ждете? — я спрашивал прямо, не отвлекаясь на посторонние темы.

Словно у меня есть всего несколько минут, чтобы получить ответы на свои вопросы, а затем эта возможность пропадет навсегда.

— Я вижу, что ты узнал только часть правды… — он переложил четки в другую руку.

— Если честно, я только догадываюсь о том, что, вмешавшись в процесс, могу навредить матери. Больше ничего мне не известно.

Троицкий убрал четки в карман, раскрыл свою кожаную папку, достал оттуда лист и протянул мне. Это была копия досье на Санитара.

— Гипноз — это родовая способность Санитара, — сказал он. — В развитии этой магии есть несколько ступеней. Санитар настолько силен, что может зашивать в подсознание потерпевшего определенную цепочку из событий. С этого момента, попадая в ту или иную ситуацию, потерпевший будет вести себя так, как велит ему внутренний голос. В данном случае, голос, загипнотизировавшего жертву, Санитара.

— Я понял. При встрече с тем, кто узнает мою ее, мать должна сделать с собой что-то ужасное?

— Правильно. Только я не был бы так уверен, что именно с собой. Исходя из опыта последних преступлений Санитара, жертва может, например, покалечить человека. Так или иначе, будет лучше, если нам не удастся задеть те самые струны в голове твоей матери, которые зазвучат голосом преступника.

— Тогда на что мы надеемся?

— Из нашего опыта следует, что Санитар еще ни разу не обходился каким-то простым сценарием. Он продумывает ходы потерпевшего очень четко. Мы пытаемся догадаться, что затеял одаренный на этот раз. Исходя из этого и будем действовать.

— А почему вы просто не подключите отдел по контролю магических сил? Нельзя просто обездвижить маму и снять с нее гипноз?

— Нельзя. Такой сильный гипноз может снять только сам Санитар. Весь клан гипнотизеров давно распался и кого-то с такой родовой магией найти сейчас очень сложно. А при любом постороннем вмешательстве… Я уже сказал, что произойдет.

«Сильный гипноз может снять только сам Санитар… Или коллекционер душ с его способностью», — добавил я про себя.

От осознания того, что ситуация заставляет меня вернуться к Элаизе и пойти на ее условия, я тяжело выдохнул и покачал головой.

— Не переживай, парень, — сказал капитан. — Мы отыщем Санитара. И пока это происходит, будем следить за твоей матерью. Все будет хорошо.

Я знал, что не будет. Если я оставлю это дело — вот так.

(обратно)

Глава 26 Печать не в документах

Я не задержался в соборе. Новость о том, что за матерью постоянно приглядывают, позволила отпустить мысли, которые беспрерывно грузили голову. Однако от того, что теперь я должен был согласиться на условия Элаизы мне стало не по себе.

Но какие еще есть варианты? Найти Санитара и попросить его снять заклинание с матери? Ха. Даже в голове это звучит довольно глупо. Единственный выход сейчас — отыскать душу какого-нибудь аристократа из клана гипнотизеров и завладеть родовой способностью соклановцев психа. Причем сделать это нужно как можно быстрее. Пока сценарий, который задумал Санитар, не начал воплощаться в жизнь.

Найти Элаизу. Вот чем я должен заняться в первую очередь сразу после школы.

Пока еще оставалось время до первого урока, я остановился у ближайшего таксофона, закинул в него два рубля и набрал номер Аввакума Ионовича. Мне нужно было понимать, когда его команда собирается на ту сторону. Сколько у меня есть времени, чтобы найти девочку-призрака и попробовать убедить ее в том, чтобы она присоединилась к нашему отряду.

— Не знаю, Константин, — задумчивый голос в трубке не спешил. — Нужно, чтобы каждый одаренный был готов к встрече с местными…кхе-кхе…жителями. Если мы бросим вас туда сейчас, то отправим на верную смерть.

Пейджер на моем поясе пропищал. Я хотел посмотреть кто пишет, но меня отвлекла женщина. Она высунулась из-за спины и заглянула мне в лицо. Я показал, что разговариваю. Тогда она разочарованно выдохнула и отошла к киоску с надписью «Информпечать».

— А если Элаиза согласиться нам помочь? — вернулся к разговору я.

Аристократ задумался. Мне стало интересно. Сейчас он начнет отговаривать меня заключать с ней контракт или все-таки примет этот факт, как возможность увеличить шансы вытащить его дочь с той стороны. И сделать это за более короткий срок.

— С Элаизой мы могли бы отправиться уже через пару недель, — сказал он.

Все понятно. Да и кто предпочтет чужого ребенка своему? Германна можно понять. Просто из двух зол он выбирает меньшее.

Я сказал аристократу, что перезвоню, как только появятся новости и положил трубку. Теперь мне оставалось только надеяться на то, что за это время я найду девочку и с матерью не произойдет ничего страшного.

Уступив телефон женщине в коричневой дубленке и меховой шапке на голове, я отошел в сторону. Вспомнил, что пока мы разговаривали с Германном, на пейджер пришло сообщение. Прочитал его. Некий Георгий Вольфович пытался связаться со мной по поводу объявления.

Я быстро прикинул, какие запросы размещал в газете «Купи-продай!» в последнее время и вспомнил про репетитора, которого начал искать несколько дней назад.

— Здравствуйте! — я позвонил с того же таксофона, как только он освободился.

— Говорите, — откликнулся спокойный голос.

— Меня зовут Константин. Вы только что оставили мне сообщение. Вы занимаетесь с коллекционерами душ?

— Да… — уверенный мужской голос прервался, но скоро заговорил вновь. — Я увидел, что вы ищите репетитора по родовой магии… Вернее, ваши родители. Наверное. Как я могу с ними связаться?

— В данный момент я не могу свести вас с ними. Но я могу самостоятельно выбрать учителя и оплатить его работу, — уточнил я.

— Ясно, — человек на той стороне откашлялся в трубку. — Вы аристократы?

Я предпочел не отвечать на этот вопрос. Судя по всему, в семье аристократов дети вполне могли принимать такие решения. Но подобные слова из уст бастарда прозвучат подозрительно.

— Я коллекционер душ. Вы сможете обучать меня или нет? — я бросил в таксофон еще одну монету — время заканчивалось и звуковой сигнал предупреждал об этом.

— Зависит от обстоятельств, — ответил мужчина. — Какой класс?

— Пятый, — я опустил шапку и приложил трубку поверх нее, уха уже не чувствовал от холода. — Учусь во вторую смену.

— Хорошо. Приезжайте завтра ко мне. К десяти.

Я быстро прокрутил в голове свои планы на следующий день. Именно завтра намечается товарищеский матч между Торпедо и Динамо. Но он во вторую половину дня. Значит с утра приехать я все-таки смогу. Это же не займет много времени?

Я подтвердил, что свободен, затем занес в свою записную книжку адрес Георгия Вольфовича.

Наш разговор продлился еще пару минут. Сколько бы я не спрашивал о количестве денег, которое мне следует захватить с собой и о расписании будущих занятий, но мужик так и не ответил. В конце концов, у меня закончились двухрублевые монеты, и линия оборвалась.

— Значит завтра… — пробормотал я себе под нос, вешая трубку на место.

На улице поднялась сильная метель. Я застегнул куртку до подбородка, сел в троллейбус и поехал в школу.

Тетя Фая у гардероба сообщила мне, что директор ушел на больничный, когда я спросил видела ли она сегодня Глеба Ростиславовича. Мои планы узнать больше о символе на своей ладони вновь провалились. Как и планы на счет Кипятка. Парфенов и Антропов снова пропустили занятия. Зато были все остальные.

После понедельника — дня, когда я перевернул привычный уклад жизни класса, все стало как-то…по-другому. Одноклассники отныне более охотно открывались друг перед другом. Каждый самовыражался, не боясь того, что сейчас зайдет отморозок и осадит его.

Так, например, Калачевский сегодня нарисовал на доске, перед уроком Порталогии, двух близняшек из нашего класса. По законам жанра комиксов, он добавил им реплики, на которых Маша сообщала, что сегодня даст списать только красавчику Яну, а Саша говорила, что только после того, как спишет сама. Таким образом он высмеивал всем известный факт о том, что умной среди сестер считалась только Маша.

Девочки опоздали на урок, поэтому сильно удивились, когда учитель раскрыл доску и всем показался этот шарж. Класс залился хохотом. Клаус тоже смеялась. Почти сразу она заметила, что я не реагирую и положила руку мне на коленку.

— Все в порядке? — спросила аристократка.

— Все нормально, — ответил я и принялся записывать в тетрадь задание, которое диктовала Анна Михайловна.

На самом деле ничего было не в порядке. Я жутко нервничал из-за того, что у меня очень мало времени. От того, что я должен заключить контракт с Элаизой, который содержал тот самый скрытый пункт. Я переживал, что после вчерашнего отказа девочка-призрак больше не появится и я навсегда потеряю шанс увидеть маму в своем уме.

Так, погруженный в мысли обо всем, я доучился до самого вечера. Специально сказав Клаус, что задержусь ненадолго, я отпустил ее из школы одну. Чтобы отец девочки не увидел нас вместе и в очередной раз не принялся ругать ее.

Удостоверившись в том, что аристократы уехали, я сам отправился домой.

— Костян! — крикнул Серый, когда я проходил по двору. — Пойдем с нами! Мы в царя горы!

Я поднял глаза. Рядом с ямой, которую раскопали еще два месяца назад навалена куча песка. Сейчас мои друзья стояли на вершине и махали мне.

Я улыбнулся их беззаботности. Ведь и я когда-то был таким. Может быть мне стоило использовать этот шанс и заново прожить детство. Если бы все не было так сложно.

— Нет! — крикнул я в ответ, заслоняя ладонью лицо от света фонаря, который бил прямо в глаза. — Домой надо!

— Да брось! — настаивал Жендос. — Тут весело! Гляди кто с нами.

Я присмотрелся. Из-за верхушки горы показались два красных глаза.

— Элаиза? — удивленно прошептал я.

Я был совсем не подготовлен к этой встрече. Я понимаю, что выхода у меня нет, но подписывать контракт… Прямо сейчас… А может, наоборот, хорошо, что так получилось? Чем быстрее сделаю это, тем лучше. Сорву, как пластырь. Сожгу мосты и только вперед, да?

— Да, это она! — весело ответил Жендос и столкнул ее с горы. — Теперь я царь гор-ы-ы-ы-ы-ы!

Тут же на вершину забрался Серый и попытался свалить Жендоса. Но тот не поддался. Началась борьба.

Девочка-призрак обошла разрытую яму, приблизилась ко мне и пристально посмотрела в глаза.

— Я соглашусь подписать контракт… — не стал затягивать я.

От моих слов Элаиза изменилась. Ее глаза повеселели, а на лице появилась тонкая осторожная улыбка.

— Но при одном условии.

Теперь по ее лицу проскользнуло недоумение. Она протянула руку, чтобы войти со мной в контакт, но я отпрянул. Будет лучше, если мираж выслушает меня, не перебивая. Так я смогу донести до нее свою мысль. Может получится убедить девочку в том, чтобы она пошла мне на встречу.

— Я соглашусь подписать контракт, если ты пообещаешь быть проводником в команде Германна.

Элаиза отрицательно замотала головой. Она давала мне понять, что ее решение твердое и девчонка не передумает.

Однако мое решение тоже было твердым. Если соглашаться на кота в мешке, то нужно получить от сделки как можно больше. Путешествие на ту сторону не будет простым. А раз это единственный способ освободить Машку, значит я должен перестраховаться. Какой у меня есть выбор? Или пойти с Элаизой или с командой Германна. Но мне больше нравится вариант, когда получается объединить усилия. Тогда и шансы на то, чтобы выжить повысятся. Буду договариваться.

— Послушай…

Я подошел к недалеко стоящим качелям и предложил девочке присесть. Та не сдвинулась с места. Тогда я сам сел на одно из двух свободных мест.

— Германн рассказал, что вы с его дочерью в каких-то контрах, — я не отводил взгляда с глаз миража, чтобы быть уверенным, что она смотрит на мои губы и читает. — Не сомневаюсь, что для этой вражды есть свои причины. Но я должен освободить сестру. И сейчас, объединив наши усилия, сделать это будет проще, чем если мы попремся на ту сторону только вдвоем.

Ржавые качели скрипели на весь двор. От нервов я раскачивался сильнее и от этого звук и громкость звучали еще противнее. Элаиза нехотя подошла ближе. Она села на вторую свободную сидушку.

Меня передернуло от ее вида. Девочка была одета в одно тоненькое платьице. Ее кожа синела от холода, но, кажется, принцесса не испытывала дискомфорта. Я продолжил монолог.

— Ты просишь меня пойти на твои условия. Я прошу тебя пойти на мои. Нас обоих не устраивает эта сделка. Но мы оба вынуждены согласиться на нее. Ради общего блага. Будет справедливо, если я приму твое условие, то ты примешь мое, правда?

Господи. Разговаривать с женщиной, которая не может тебя перебить гораздо легче. Мы не теряем время, уходя в сторону от основного конфликта. Я не теряю мысль и говорю все по факту. Да и сама Элаиза, кажется, начинает понимать всю выгоду от сделки и причину, по которой я считаю свое предложение справедливым.

— Если ты чего-то боишься, то я могу пообещать, что всегда заступлюсь за тебя. И не дам в обиду.

Я соскочил со своего места, подошел к раскачивающейся на качелях девочке, встал перед ней на корточки и положил свои руки на ее колени. Холодные.

Поняв, что она все равно мерзнет, я снял с себя пальто и накинул его ей на плечи. Вернулся назад и снова сел перед ней.

Мы некоторое время молча смотрели друг на друга. Не знаю, что в итоге сработало. Мои слова или то, что я позаботился о ней. Но, в конце концов, Элаиза ответила, накрыв своими руками мои.

— Ты согласна? — с надеждой в голосе, спросил я.

Девочка безнадежно, но уверенно покивала.

— Хорошо, — вздохнул я. — Как нам заключить контракт? Или мы уже это сделали?

— Я царь горы! — заорал Жендос, наконец победив в схватке и привлекая наше внимание к нему.

Мы с Элаизой посмотрели на вершину.

Серый не заставил себя ждать. Скатившись кубарем к подножью горы и едва не упав в яму на оголенные трубы, он вскочил на ноги и снова принялся забираться наверх. Чтобы покорить новоиспеченного царя.

Элаиза досмотрела, чем закончится их столкновение, а когда поняла, что дело затягивается, спрыгнула с качели и отвела меня в сторону.

Затем принцесса горцев показала мне ладонь. Кивком головы попросила повторить движение за ней. Я послушался. Она пошевелила губами. Неизвестный мне Знак, сотворенный ее пальцами, поднялся в воздух. На уровень наших глаз. Горящий огнем символ сделал медленный оборот вокруг своей оси. От него исходило тепло. В такой холод даже этот маленький источник пламени согревал.

Затем Знак подлетел ближе и навис над моей ладонью.

Я посмотрел на Элаизу. Она жестом показала то, что я должен сделать. Одобрительно кивнула. И вот сейчас мне стало по-настоящему страшно.

Не от того, что я вынужден схватиться за раскаленный Знак. Он потухнет, как только я сожму его в ладони. Сейчас меня больше волновала мысль о том, что я совершаю ошибку.

Что если девчонка обманет меня? Я пойду на ее условия, а она не присоединится к команде? Что будет, если тот самый скрытый пункт в контракте окажется невыполнимым?

— Сначала спасаем мою сестру, потом все остальное, — я посмотрел в ее красные глаза.

Элаиза кивнула.

Тогда я в последний раз вдохнул свободы и сжал символ в своем кулаке. В этот же момент почувствовал острую боль. Как будто раскаленное масло прыснуло на руку. Мне захотелось вскрикнуть и немедленно стряхнуть его.

Но это было невозможно. Когда боль утихла я посмотрел на свою ладонь и увидел, как символ, который еще минуту назад витал в воздухе, впился в кожу между линиями жизни и судьбы. Я подписал контракт.

(обратно) (обратно)

Михаил Липарк Коллекционер душ Книга 3

Пролог

Ноябрь 1998 года

Дмитрий Выхухлев крутил педали с удвоенной силой под звуки Лесника группы «Король и Шут» в наушниках. Сегодня он сделал несколько доставок в разные концы города и заработал очередные сто пятьдесят рублей.

«Не тысяча, конечно. Но на пиво с сигаретами хватит», — думал он про себя.

До комендантского часа оставалось еще некоторое время. Ему нужно было успеть отвезти последнюю на сегодня доставку, затем вернуться домой, чтобы переодеть промокшие носки и обувь перед вечеринкой.

Сегодня вся их компания собиралась у его подружки дома. Лиза — так звали девушку Выхухлева, — хоть и говорила, что они встречаются, но дальше поцелуев дело у них еще ни разу не заходило. И этот вечер сулил ему реальный шанс стать мужчиной. Незадачливый курьер уже придумал причину, по которой останется у подружки с ночевкой, когда после полуночи все приятели разойдутся по домам.

Глобус — так называли любвеобильного панка друзья, — ухмыльнулся сам себе, подумав об этом и закрутил педали еще сильнее. Он уже заехал в ларек и купил дешевые резинки, с изображением девушки с обнаженной грудью, которые должны были обезопасить их первую близость.

Коммунальные службы сегодня хорошо почистили автомобильные дороги от тонкого слоя снега, который навалил за последние несколько дней. Поэтому на велосипеде вполне сносно было ехать даже в горку. Однако подростка очень волновал следующий участок дороги. Когда ему придется свернуть с автострады. Судя по карте, которую он изучил, перед тем как выехать из цветочного магазина, где забрал букет алых роз, конечная точка находилась за небольшим лесом. Путь через который, был самым быстрым. Небольшой участок из насаженных близко друг к другу елей вел прямо во двор нужного дома.

Включив фонарь на руле своего велосипеда, Глобус заехал в лес и сбавил ход. Упасть сейчас, значило переодевать дома всю одежду. В этом случае времени уйдет гораздо больше, чем он планировал и тогда панк вообще не успеет на вечеринку.

За пригорком, к которому сейчас подъезжал подросток, раздался странный звук. Глобус остановился. Посмотрел на часы. Включил голубую подсветку на своих «Монтана», чтобы увидеть время. Двадцать часов, пятнадцать минут. Значит это не портал, и он ничего не перепутал. Это его успокоило.

Выхухлев разогнался и заехал на пригорок, который до этого загораживал видимость. Теперь сквозь ветви и стволы деревьев было видно окна, с горящим в них светом.

В одной из квартир впереди его ждет клиентка, празднующая сегодня свое тридцатилетие. Она заказала букет сама себе и попросила написать поздравление на маленькой открытке. Глобус с Лизой, которая работала оператором в той же компании доставки, уже похихикали над этим. Вернее, над возможными причинами, которые заставили именинницу это сделать.

Курьер уже преодолел половину пути по лесу, когда услышал странный звук в очередной раз. Подросток резко затормозил и сошел с велосипеда. Впереди замерцал портал.

— Меня глючит? — Дима нахмурился и протер глаза.

Снял наушники. «Будь как дома, путник…» продолжало доноситься из них.

Жуткое рокотание эхом разнеслось по лесу. Портал давно закрылся, но Глобусу показалось, что какая-то тень успела проскользнуть наружу.

Панк поднял свой велосипед с земли и медленно повез его рядом с собой. Было страшно, но время поджимало. Нужно было идти вперед.

Снова рокотание. Теперь очень близко. Глобус бросил велосипед и, светя карманным фонариком вокруг, обернулся.

— Кто тут?

В ответ рокот.

— Фу! — гаркнул курьер, прогоняя, как он думал, бездомного пса.

Но звук только усиливался. Дима повернул голову в сторону чащи и заметил, как между деревьями что-то промелькнуло. Затем нечто выползло из-за кустов и поползло в его сторону, прижавшись животом к земле. Существо с огромной головой, корявыми лапами и сильно выпячивающимся затылком замерло на месте, разевая пасть.

— Пошла! — крикнул Глобус и бросил в тварь камень, который подобрал с земли.

Монстр ловко увернулся. Затем он зарокотал еще громче и бросился на жертву.

* * *

Всем привет!

Возьму пару выходных и за работу. Прода будет каждый день, по старому формату. Спасибо Вам за поддержку! Это действительно сильно мотивирует. Лайки, комменты — как обычно, все приветствуется:)

(обратно)

Глава 1 Аномальная зона

Я сидел перед телевизором в полной темноте. По СТС показывали «Пятый элемент». Дива Плавалагуна как раз исполняла свою арию, про которую будет ходить много слухов. Мол, вторая часть песни сделана на компьютере, и никто не сможет повторить это в живую. Смогли. Через несколько лет.

Под этот фильм очень хотелось погрызть чипсов и выпить химического «Yupi». Но сегодня меня занимали совсем другие мысли.

Я размышлял над поведением Элаизы после того, как мы заключили сделку. Девочка-призрак не бросила на меня зловещий взгляд и не сказала, что я угодил в ловушку. Она все также непринужденно продолжила качаться на качелях, а в один момент просто испарилась. Это позволило мне поверить в то, что я не совершил ошибку.

— Черт… — пробубнил я себе под нос, перебивая рекламу стирального порошка. — Напрасно я не стал выяснять, что будет, если я нарушу договор…

В конечном итоге я попытался успокоить себя тем, что скрытый пункт в контракте вовсе не обязан быть чем-то ужасным. Может быть мне будет не совсем приятно его выполнять, но сейчас уже ничего не изменить. Все-таки я сделал это ради того, чтобы спасти своих близких. Когда они окажутся в безопасности, мне станет совершенно неважно, чем придётся пожертвовать ради них.

Выкинув все из головы, у меня, наконец, получилось насладиться вечером. Я подумал о том, что было бы неплохо лечь пораньше, чтобы завтра у репетитора не клевать носом. Но у меня не вышло. Когда зазвонил телефон, я еще не спал.

— Алло?

Вместо ответа в трубке я услышал только всхлипы и большое желание мне о чем-то сообщить.

— Кто это?

Однако девушка на том конце провода никак не могла взять себя в руки и членораздельно мне все объяснить.

— Лиза? Это ты? — я узнал блондинку по голосу. — Что случилось? Успокойся. Я ничего не понимаю.

— Дима…Дима…

— Глобус? Что с ним?

— Он пропал…

Пытаться что-то выяснить по телефону оказалось бесполезно. Поэтому, как только закончился комендантский час, я поймал попутку и наведался к Лизе домой.

Вечеринка, которую компания панков затеяла, по случаю отъезда предков девушки, не удалась. В квартире царила тишина. Две упаковки пива оказались почти не тронутыми. Только Гриша и Децл безэмоциональным потягивали напиток, сидя на диване.

— Давайте по порядку. Что случилось? — спросил я, как только Лиза успокоилась и вытерла растекшуюся туш со щек.

— Дима пропал, — в очередной раз заявила блондинка.

— Почему ты так думаешь? — подозрительно бросил я.

— Он не пришел на тусовку.

— Это еще ничего не значит, — пожал плечами я. — Может не успел до комендантского часа.

— Он всегда меня предупреждает, — всхлипнула девушка Глобуса.

— Мы звонили и ему домой, и по последнему заказу, — вмешалась Света. — Клиентка сказала, что никто так не приехал.

Выхухлев старший всегда выполнял заказы. Это подозрительно.

— Тетка наорала на меня и пригрозила тем, что не заплатит ни за доставку, ни за цветы, — еще сильнее распереживалась девчонка с мальчишеской прической.

— Сейчас.

Я взял телефон и унес его в другую комнату. Набрал Серого. Тот наворчал на меня и выставил себя героем за то, что успел ответить раньше, чем я разбудил его предков. Но подтвердил, что Глобус не появлялся дома.

— Так, — я вышел из комнаты разминая подбородок. — Надо проехаться по его последнему маршруту. Попробовать поискать Диму.

— Глобуса? — удивился лучший друг Выхухлева, Гриша. — На улице все замело. Мы даже следов не найдем.

Я выглянул в окно. Метель, и правда, мела, когда я ехал сюда. Но я никак не думал, что все вокруг покроется белоснежным полотном так быстро.

— Я надеюсь, что мы едем искать не следы, а нашего старого-доброго панка… — я пригубил из горла «Pepsi», стоящей на столе-книжке, который добросовестная хозяйка раскрыла в ожидании гостей. — И, если что-то случилось, лучше идти по горячим следам. Есть кто на машине?

— Я, — поднял руку парень с двумя блестящими сережками в ушах.

— Децл? У тебя есть права?

— Нет. Зато у меня есть ИЖ с коляской. Всех взять не сможем, но втроем поместимся.

Сперва я даже не понял, о чем говорит здоровяк с широкими плечами. Но постепенно в голове переплелись связи, и я вспомнил, как раньше по дорогам рассекали пенсионеры на таких мотоциклах, загружая в коляску свою жену или, на худой конец, кидали в прицеп мешок картошки.

— Хорошо, — кивнул я. — Едем.

— Я с вами, — Лиза решительно вытерла остатки слез со щек.

— Нет, — покачал головой я. — Если Глобус придет к тебе, ты должна будешь скинуть сообщение мне на пейджер.

— Светка может тут подождать.

— Так. Всем сейчас лучше разойтись по домам. Когда мы его найдем, я сообщу. Но Дима может прийти к любому из вас. И будет лучше, если вы в этот момент окажетесь дома.

Я сказал это не потому, что действительно верил, что Глобус приползет к первому попавшемуся дому. Просто я знал, что следующий рабочий день курьеров провалиться, если они не отпустят ситуацию. А терять доход я не мог. Особенно, если Выхухлев просто встретил какого-нибудь дружка со школы и решил погостить у него. Ну, а если случится так, что мы нарвемся на каких-нибудь гопников, то Лиза будет только мешать. Вот Децл крепкий парень. Мускулы и бита. Уж он точно не будет лишним грузом.

Все понимающе закивали и принялись собираться домой. Я же, со своим новым спутником, вышел на улицу.

— Держи, — парень с сережками в ушах протянул мне шлем и резким нажатием на педаль завел мотоцикл. — Только не утони в нем.

Я кисло улыбнулся и выполнил просьбу.

План был следующий. Проследовать по маршруту Глобуса. Сперва от нашего офиса до цветочного магазина, где тот должен был забрать букет цветов. Затем проехать до конечной точки доставки и, быть может, там мы наткнемся на нашего потерянного курьера.

Шансов найти что-нибудь в такой темноте немного. Но если брат Серого пробил шину у велосипеда и заночевал в первом попавшемся подъезде, мы это выясним.

Спящая в цветочном ларьке продавщица подтвердила, что парень с большой круглой головой и наушниками на шее заезжал к ней около восьми. Не теряя времени, мы изучили карту города, которая была у Децла с собой, а затем проследовали по примерному пути Глобуса. Он привел нас прямо к лесу, посреди которого мой спутник резко нажал на тормоза и начал отказываться ехать дальше.

— Мы здесь застрянем, мелкий, — сказал он, направив свет от фонаря на руле мотоцикла в сторону пригорка.

Заснеженная дорога внезапно обрывалась тягучей глиной, в которой уже утонуло переднее колесо мотоцикла.

— Ладно, — я вылез из коляски и снял шлем. — Жди здесь. Я скоро.

— Одного я тебя не отпущу, — здоровяк спрыгнул с байка и взял биту. — А угнать моего мальчика все равно теперь быстро не получится. Мы еще сами помучаемся вытягивать мотик.

Фонарь мотоцикла был единственным источником света в этом лесу, поэтому Децл не вытащил ключ из замка зажигания. Однако не упускал возможности оглянуться и посмотреть не заинтересовался ли его «мальчиком» какой-нибудь прохожий.

— Здесь на Глобуса могли напасть какие-нибудь гопники, — сделал заключение мой спутник и откашлялся в кулак, резко вдохнув холодного воздуха.

Я присел, чтобы осмотреть то, что блестело под слоем глины.

— Или он не успел сделать доставку до начала комендантского часа, — я выпрямился и протянул Децлу аудиоплеер Выхухлева.

— На кой он сюда заехал? — недоумевая пробасил он. — На велике тут тоже не проедешь.

— Ауранда.

— Чего?

— Глобус заехал в лес, когда здесь еще была нормальная дорога, — я щелбаном сбил отслоившуюся от ближайшего дерева кору. — Ауранда — это магия одаренных. При ее использовании все, в зоне действия Знака, поражается радиацией. Я уже видел такое однажды.

Я постучал по почерневшему стволу.

Не раз, после того как мы с Серым спасли Элаизу, я проходил в своем дворе точно по такой же земле. Стучал по таким же деревьям. Сомнений нет, что это действие той самой радиации из разрыва.

— Но Глобус не одаренный, — нахмурился здоровяк.

— В этом и вопрос…

Я прошел чуть вперед и увидел велосипед Выхухлева. Он валялся на обочине в кустах. Я осмотрел сперва брошенный транспорт, затем местность.

— Поломанные ветки кустов, — я указал направо от себя. — Глобус бросил велик здесь, а затем побежал туда. Или…

Я вдруг осекся, подумав, что кто-то мог поджидать курьера в кустах. В таком случае он должен был побежать в другую сторону. В ту, где и бросил велосипед.

Я пошел в противоположном направлении и через несколько шагов наткнулся на увядший букет цветов. Чуть дальше лежал рюкзак. Свет от фонаря сюда не доставал, поэтому я достал из кармана спички и зажег сразу несколько.

— Это его рюкзак, — разнесся у меня над головой голос Децла.

Я вздрогнул. Оглянулся. Мой спутник испуганно озирался, держа биту наготове.

— Значит и он где-то недалеко… — я приложил палец ко рту. — Тише!

Здоровяк замолчал. Мотор советского ИЖа рычал вдалеке. А очень близко я отчетливо слышал еще какой-то звук.

— Ты слышишь это? — испуганно завопил Децл и махнул битой перед собой, пытаясь отпугнуть невидимого врага.

Я зажег следующую партию спичек. Вспыхнув, огонь осветил округу, и я совершенно точно увидел два, горящих синим, глаза.

— Т-и-и-и-ше… — шепотом протянул я, обращаясь толи к своему спутнику, толи к твари, которая затаилась в темноте.

Зажег еще одну партию спичек. Монстр продолжал стоять неподвижно и смотреть на нас. В какой-то момент я подумал, что это обман зрения и мы видим чудовище там, где его быть не может. Попытался успокоиться.

Огонь обжог пальцы. Я машинально тряхнул рукой и снова стало темно. Суматошно повторил уже отработанное действие. Как только свет снова озарил округу Децл заорал:

— Беги!

А в следующий момент здоровяк со всего маха сбил бросившуюся на нас тварь.

Бежать, действительно, было самым верным действием. Принять бой там, при свете фонаря мотоцикла, куда более разумно, чем махать кулаками в темноте, полагаясь только на свою интуицию.

Мы выбежали на небольшой пригорок и встали спиной к спине.

— Вон она! — Децл указал на переплетение колышущихся сухих голых веток в чаще.

Монстр выпрыгнул на нас, и здоровяк снова врезал ему. Тушка упала рядом со мной. Я тут же схватил камень, который валялся неподалеку и размозжил башку чудовищу. Жижа ядовитого цвета прыснула из треснувшего черепа мне на лицо. Я сплюнул. Децл на всякий случай добил монстра еще несколькими ударами.

— Наверное, это…эта тварь сожрала Димона? — мой спутник сидел на корточках возле тушки и вздыхал.

— Вряд ли, — я взял палку и перевернул тельце.

Монстр был размером со здоровенного чау-чау. Такой же мясистый. Лапы, как у кузнечика, башка, как у чужого из одноименного фильма. Шипы по всему телу, от темечка до самого хвоста, росли из позвоночника. Я точно знал, где уже видел эту тварь.

— Вряд ли? — Децл поднял на меня глаза.

— Не могу представить, чтобы…это целиком сожрало Глобуса, — я дыхнул себе на руки теплом. Начинал замерзать.

— Тогда куда он делся?

— Не знаю, — ответил я. — Одно ясно точно. Надо звонить в милицию.

Я остался караулить территорию, а Децла отправил искать телефон, чтобы вызвать ментов.

Наряд приехал через час. Может больше. Разукрашенная в бело-синие цвета буханка припарковалась у входа в лес и теперь тут сновали милиционеры, отмечая улики и расспрашивая нас с Децлом о том, как мы сюда попали и что видели.

Я пытался объяснить, что монстр, вероятнее всего, вырвался из портала раньше, чем наступил комендантский час, но дежурным сотрудникам милиции было плевать. Они сказали, что утром приедут люди из отдела по контролю целостности завесы и разберутся со всем.

Меня посадили в машину и, сколько бы я не сопротивлялся, отвезли домой.

Я поспал, от силы, часа три, затем собрался и снова поехал на место пропажи Глобуса. Я должен был обязательно поговорить с этими людьми из ОКЦЗ и узнать, что они об этом думают.

Когда я приехал в злосчастный лес уже светало. Место, где пропал брат Серого, было оцеплено красно-белой лентой. Внутри оцепления ходили какие-то люди в черных пальто. По периметру дежурили милиционеры.

— Сюда нельзя! — мужик в форме схватил меня за плечо. — Это место преступления.

— Нашли уже кого-нибудь? — нетерпеливо поинтересовался я.

— А тебе какое дело?

— Это я обнаружил монстра и вызвал милицию.

— Молодец. Теперь это не твоя забота. Проваливай, пацан!

— Подождите, — донеслось из-за спины милиционера.

Парень лет двадцати, одетый в пальто и темные очки, нагнулся, чтобы пройти под лентой и сел передо мной на корточки.

— Говоришь, это ты был здесь ночью? — спросил он.

Я кивнул.

— Покажи ботинки.

— Что? — от неожиданного вопроса я почему-то взглянул на мужика, не пускающего меня за оцепление.

— Мне нужно взглянуть на твою подошву. Если это действительно ты обнаружил это место, то нам есть о чем поговорить, — сказал агент.

Не вдаваясь в подробности, я развернулся и показал стопу.

— Пропустите его, — брюнет поднял ленту, чтобы я мог под ней пройти.

— Не положено! — преградил мне путь мент.

— Это дело находится в юрисдикции отдела по контролю целостности завесы. Если у вас есть какие-то пожелания, можете выразить их через своего начальника. Проходи, парень.

Я не стал тянуть время и юркнул под приподнятой лентой. Господин милиционер молча проглотил доводы агента.

— Как тебя зовут? — обратился ко мне молодой одаренный и протянул руку.

— Костя, — я ответил на рукопожатие.

— Меня Марк. Ты аристократ? — он окинул меня взглядом с головы до ног. — В какой школе учишься?

— Нет, — я поправил галстук на своей шее, понимая почему он принял меня за аристо. — Я не местный.

— Ясно, — хмыкнул одаренный, похоже, на оба моих ответа. — Я читал отчет, который составили ночью. Во сколько, ты говоришь, вы с другом приехали сюда?

— Примерно в половину второго.

— И никаких Знаков вы не использовали?

— Вы говорите про Ауранду? — прямо спросил я. — Нет. Все вокруг было выжжено по какой-то другой причине. Нам запрещено применять магию вне стен школы.

Агент задержал на мне взгляд как будто давая шанс ответить еще раз на тот же вопрос. Только на этот раз он хотел услышать что-то другое.

— Я не вру, — упрямо заявил я. — Мы отправились сюда, чтобы отыскать нашего друга. Знали, что он должен был тут поехать. А! — я махнул рукой. — Что я вам рассказываю. Вы же читали отчет. Дак вы нашли следы мальчика?

Марк задумчиво покачал головой и позвал меня за собой.

Я пошел за ним, обходя повсюду расставленные небольшие таблички с цифрами. Они обозначали найденные улики.

Мы прошли мимо выпавших из плеера батареек, колпака с эмблемой «Prodigy», который слетел с головы Глобуса. Мимо найденного мной еще ночью букета цветов и рюкзака. Остановились посреди небольшой выжженной опушки.

— Какой у тебя балл по Порталогии? — спросил агент.

— Чего? — я подумал, что ослышался.

Не хотелось разговаривать о школьных делах во время расследования преступления. Прокрутив в голове его слова еще раз, я ответил:

— Пять.

— Значит ты в курсе, Костя, что миру известно всего о трех видах порталов, — одаренный медленно снимал черные перчатки и продолжал говорить. — Первый — это те, что открываются каждый день с девяти вечера до двенадцати ночи. Именно через них души и прочая нечисть попадает в наш мир каждый день. Также, если кому-то из нас хватит ума прикоснуться к такому разрыву, то бедняга незамедлительно окажется на той стороне.

— Знаю, — я шмыгнул носом. — Моя сестра так оказалась там.

— Существует и второй вид порталов, — одаренный сделал вид, что не услышал меня. Он скрестил пальцы определенным образом, открыл разрыв и впитал из него энергию. — Порталы, которые могут открывать такие люди, как мы с тобой. Они незаметны на той стороне. В любое время, кроме комендантского часа. Именно поэтому мы можем без рисков разрывать завесу двадцать один час в сутки и быть уверенным, что никакая заблудшая душа не вырвется на свободу. Несомненный плюс и в том, что они односторонние. Мы не проваливаемся на ту сторону каждый раз, прикасаясь к ним.

— Я знаю, что есть и третий вид порталов, — теперь решил и я блеснуть своими знаниями. — Те, которые открыты всегда. Это дверь в тот мир. Насколько я знаю, такие тоже не видимы жителям той стороны.

Мы с Серым и Жендосом наткнулись на кладбище именно на такой портал. Жаль только, они бесполезны. Для всех, кроме таких как я. Любой, кто попадет на ту сторону и не будет защищен душой одаренного, очень скоро скончается от воздействия радиации.

— Все верно, — ухмыльнулся Марк и провел пальцем по тыльной стороне своей ладони.

Вся кожа одаренного была покрыта татуировками в виде Знаков. Сейчас он использовал Гуарду. Символ, создавший вокруг его правой руки темно-синий густой дым.

— Сегодня мы обнаружили четвертый вид порталов, — сказал агент.

В этот же момент я услышал, как разрывается завеса. Замыкание электрического тока.

Марк мгновенно обернулся. Я сделал тоже самое. Из разрыва выбросилась огромная уродливая тварь. Сорвавшийся сгусток энергии с руки одаренного врезался в открывшийся портал и тот закрылся, разбившись и осыпавшись на землю мелкими льдинками. С разных сторон в монстра полетели огненные шары и изрыгая предсмертный вопль чудовище рухнуло на землю. Люди в черных пальто вокруг вновь начали открывать порталы, чтобы набрать энергии.

В нос забился запах сожжённой шерсти. Я прикрыл его рукой.

— Порталы, которые мы обнаружили сегодня, открываются хаотично. В разное время. Выпуская на свободу монстров, — Марк снова коснулся Знака на своей руке. — Пока мы обнаружили аномальную зону только в этом лесу. Именно поэтому нам так важно узнать, что тут произошло. Чтобы не допустить повторения сценария.

Агент снял очки и снова пристально посмотрел на меня.

— Костя. Если ты скрываешь что-то, то мы не сможем помочь. Это грозит тем, что очень скоро комендантский час перестанет спасать человечество. А весь мир окажется на грани катастрофы.

(обратно)

Глава 2 Правила репетитора

Я не знал, что ответить агенту из ОКЦЗ. Парень в пальто и очках явно ждал того, что я проясню ситуацию и расскажу откуда взялся этот новый вид порталов. Именно поэтому он разрешил десятилетнему пацану пройти за оцепление. Но мне пришлось его разочаровать.

— Я, честно, не знаю почему это произошло, — пожал я плечами.

Одаренный разочарованно выдохнул и дал свою визитку на случай, если я вдруг что-нибудь «вспомню».

На вопрос, что случилось с Глобусом, он ответил, что основная версия состоит в том, что тот воспользовался порталом, чтобы убежать от монстра. И если это действительно так, то Дмитрий Выхухлев скорее всего мертв, так как большинство одаренных, не говоря о уже об обычных людях, не способно выдержать того уровня радиации, который существует по ту сторону.

Мы с братом Серого не были в близких отношениях, но я прекрасно знал, как мой друг расстроится, когда узнает эту версию. А как еще можно отреагировать, когда тебе говорят, что твой брат мертв? Поэтому я запланировал обязательно увидеться с другом и рассказать, что я собираюсь за завесу. И если Глобус жив, то обязательно отыщу его. А до тех пор считать пропавшего курьера погибшим не позволю никому.

Я опомнился, когда на часах было уже девять сорок пять. У меня оставалось всего пятнадцать минут для того, чтобы доехать до места, куда меня пригласил репетитор по родовой магии. Чтобы не опоздать, я поймал попутку и все равно не успел к назначенному времени.

Адрес из моей записной книжки привел меня на…огороды.

Да-да. Отгороженный участок на окраине города, где садоводы проводили все лето, а поздней осенью сворачивали удочки и закрывали домики до следующей весны. Когда Георгий Вольфович продиктовал мне название улицы, я не сразу обратил внимание на то, что за обе свои жизни крайне редко слышал этот адрес.

— Черт… — я стоял перед высоким забором и думал, как его преодолеть. Итак, опоздал.

Что я делал раньше, когда приезжал к бабушке на огород, а калитка оказывалась закрыта? Точно. В ближайшем домике, наверняка, есть сторож и, если постучать, он впустит меня.

Мой ботинок несколько раз как следует врезался в железо. Сторожевая собака на той стороне дико залаяла, привлекая еще больше внимания к моей персоне.

В непрекращающихся звуках лая я прождал минут пять. Железная дверь, в конце концов, отворилась и передо мной предстал сторож. Мужичек в шапке и тулупе, стоял с лопатой в руке и внимательно осматривал меня.

— Я к Георгию Вольфовичу, — я заговорил первым.

Человек еще некоторое время смотрел на меня и не отвечал. Затем сунул черенок от деревянной лопаты подмышку, поднял рукав и посмотрел на часы.

— Я сказал к десяти, — неожиданно для меня ответил тот, знакомым мне голосом.

Я растерялся. Вообще я ожидал, что буду проходить обучение в каком-нибудь большом доме, принадлежащем аристократу. Наподобие дома Яблоньского. Или, на худой конец, это будет четырехкомнатная квартира, уставленная антиквариатом. Но мужик, гребущий снег и работающий сторожем явно не вписывался в мои фантазии.

— Вы…Георгий Вольфович? — на всякий случай уточнил я.

— Да. Прошу прощения, что отнял ваше время, — ответил он и дверь закрылась прямо перед моим лицом.

Теперь я растерянно стоял перед железной калиткой и пытался осознать, что сейчас произошло.

Нет, я знаю, что многие учителя бывают особенно требовательными. Как правило те, знания которых находятся в явном дефиците. Но чтобы закрывать дверь перед моим носом за семь минут опоздания…

Если старик думает, что теперь запросто отделается от меня, то он ошибается. Знаю я таких показушников. Проявишь немного упорства, и они быстро изменят свое решение. Хоть я и выгляжу, как ребенок, но мне далеко не десять лет.

Я постучал еще раз. Собака снова залаяла. Но никто не подходил.

Ладно. Времени до футбольного матча у меня достаточно. Буду стучать всякий раз, когда пес будет замолкать. Рано или поздно нервы мужика не выдержат, и он откроет дверь.

Прошел примерно час, прежде чем я начал терять надежду. Пальцев на ногах, которыми бил по калитке, уже не чувствовал, поэтому сменил их на кулаки. Но и они уже не сжимались с прежней силой. А из носа вот-вот должен был хлынуть настоящий потоп.

Когда я уже собирался сдаться, из-за высокого забора вылетело несколько монет. Они рассыпались вокруг меня. На одинаковом расстоянии друг от друга, словно полет был спровоцирован магией, а не хаотичным броском. Еще через секунду из каждой монеты по очереди, друг за другом, вспыхивая ярким светом появились души. Самурай, рыцарь, викинг, пират, гвардеец и солдат. Фантомы достали свои оружия. От топора до ружья со штыком. Самурай замахнулся на меня своим мечом.

Я улыбнулся. Видимо фокус с душами должен напугать меня и заставить смотаться подальше отсюда. Словно ворону, испугавшуюся пугала. Только вот… Возможно, это и прокатывает с детишками, ворующими яблоки, но не со мной.

Я успел только подумать об этом, как над головой просвистело лезвие меча самурая. Машинально я успел наклониться и тут же засомневался в том, что нахожусь в безопасности.

— Георгий Вольфович! — крикнул я, в последний момент увернувшись от летящего сверху топора викинга. — Я прошу прощения за опоздание. Просто произошло кое-что действительно важное…

Рыцарь разбежался и врезался в меня своим щитом. Я упал под ноги пирату и едва успел перекатиться, чтобы каблук его сапога не врезался мне в грудь.

— А это было больно… — я вскочил на ноги и хватал ртом воздух. От удара перехватило дыхание, и я никак не мог привести его в норму. — Вы реально убьете меня, если я не уйду?!

Я вновь отклонился от просвистевшего над ухом меча.

Пока я ловко уклонялся от ударов, меня не покидала мысль, что сторож пытается играть со мной. Вряд ли он убьет мальчишку за опоздание. Эти души точно намерены просто запугать меня. Что-то мне подсказывает, что если я остановлюсь, то максимум, что случится — получу по щам.

И что делать? Выстоять и дождаться, когда коллекционер снова выйдет? Или плюнуть и убежать?

Ну уж нет. Этот фокус с монетами и атакующими душами еще больше убедил меня в том, что мне нужно развивать свою родовую способность. А кто мне поможет, если не он?

— Я не уйду! — крикнул я и перестал уклоняться.

Тут же получил прикладом в живот. Все, кто мог нанести более серьезную травму больше не атаковали. Так я и думал.

— Разве вы еще не поняли, что я настроен серьезно?! — крикнул я и ударил по железному забору.

Снова лай. Викинг уже хотел приложится по мне своим кулачищем, когда калитка заскрипела и Георгий Вольфович вновь появился на пороге. Он остановил душу.

— Я впущу тебя, — сказал коллекционер. — Но если ты нарушишь еще хотя бы одно правило, то я найду способ избавиться от тебя.

Мне хотелось спросить о каких правилах идет речь, но одаренный явно был не так прост. Проще будет согласиться и потакать ему какое-то время. Пока сам не расскажет. Обычно такие персонажи отлично знают свое дело. Пусть он не самый приятный тип, но, если научит меня обращаться с моей родовой магией так, как он — потерплю.

— Ясно, — ответил я.

— Собери монеты и заходи, — гаркнул учитель.

Я посмотрел на разбросанные вокруг серебряники. Глубоко вдохнул, осознавая, что это только начало моего рабства и быстро собрал профили аристократов со снега.

— Как, говоришь, тебя зовут? — спросил Георгий Вольфович, когда мы поднялись по небольшой лестнице и вошли в старый расшатанный дом.

— Константин Ракицкий, — я снял пальто и осмотрелся в поисках вешалки.

— Брось сюда, — старик показал на старый советский диван, стоящий прямо тут. В прихожей.

Я послушался, и моя одежда стала лишь дополнением к куче вещей, которые там уже были скиданы. Прошел внутрь.

В небольшой комнате стояли печь, круглый стол, пара табуреток и сервант. На столе я заметил стопку газет с разгаданными кроссвордами. Одна из них отличалась. Это был свежий выпуск «Купи-продай!», в которой одаренный и увидел мое объявление.

— Куда положить монеты? — спросил я и потряс добычу в кулаке.

— Положи на стол, — старик чем-то гремел за печкой, затем вышел и кинул в меня полотенце. — Сходи и вымой руки.

Я догадался, что именно этим он и занимался в том углу. Зашел за печку. Тут был умывальник, которых я тоже не видел довольно давно. Поднимаешь металлическую заглушку, и вода начинает литься. Ледяная. Но после пары часов на улице вполне даже…теплая.

Когда я закончил, старик снял с печи черный закоптившийся чайник и присел за стол. Мне приказал сделать тоже самое. Насыпал разных трав в чайничек поменьше и залил их кипятком.

Все это время он молчал. Затем поднял крышку и вдохнул аромат.

— С мятой… — протянул учитель и положил меленькое ситечко на кружку. Пролил через него заварку.

Я наблюдал за этим…не действием, а скорее ритуалом и не мог вспомнить, когда в последний раз пил вот такой чай. Не в пакетиках.

— Вот. Согрейся, — Георгий Вольфович поставил чашку с горячим напитком передо мной.

Я обхватил ее ладонями, но не торопился пригубить. Руки, а соответственно и все тело, отогревалось так даже быстрее.

— В каком классе ты учишься?

— В пятом, — тут же ответил я, хотя помнил, что он уже задавал это вопрос по телефону.

— Сегодня ты показал себя с лучшей стороны, — сказал коллекционер и отхлебнул чая. — Увидев мой маленький трюк, большинство одаренных убегали, сверкая пятками. А ты смелый. Не боишься душ. В тебе есть потенциал.

Я кивнул и тоже попробовал напиток.

— Значит это была проверка? — поинтересовался я.

— Конечно. Из трусливого мамкиного сыночка не получится истинного коллекционера. Мы не разбегаемся по своим норам, как другие во время комендантского часа. Потому что, в отличие от остальных, души — это наши друзья, а не враги.

Я снова понимающе кивнул.

— Я возьмусь за твое обучение, — наконец обрадовал меня он. — Но. Ты должен уяснить, что я не приемлю опозданий. Любое опоздание, начиная с этого момента, и обучение заканчивается. Тебе понятно?

— Да, я…

— Это еще не все, — оборвал меня учитель. — Правило номер два. Ты беспрекословно будешь выполнять все мои указания. Даже если не согласен с чем-то. В противном случае — обучение заканчивается.

Я хотел сказать, что понял, но решил промолчать. Что-то мне подсказывает, что есть и третье.

— Правило номер три.

А вот и оно.

— Никакой самостоятельной практики. Если я узнаю, что ты используешь родовую магию до окончания обучения — обучение заканчивается.

С правилом номер три согласиться было сложнее. Я собирался пользоваться всеми своими способностями при первой возможности. Но ведь я уже не ребенок, чтобы бояться солгать учителю. Если мне и придется использовать магию на той стороне, он вряд ли узнает. В общем, постараюсь.

— Я понял.

— Ну хорошо. А теперь иди. Начнем в следующий понедельник. В десять.

Новость о том, что обучение начнется через несколько дней меня ошарашила. Потому что на ту неделю была уже куча планов и один из них — поехать к Борису и начать бить татуировку. Как раз утром. Одно накладывается на другое.

Вспомнив правило номер два о том, что я беспрекословно должен выполнять все указания учителя, я поднялся на ноги. Все-таки договориться с татуировщиком будет проще, чем с коллекционером.

— Эмм…Значит в понедельник начнется обучение? — на всякий случай уточнил я, накидывая пальто.

— Да.

— Сколько денег надо принести?

— Ты уже заплатил цену. Сделай так, чтобы твои родители не пришли сюда и не задавали глупых вопросов про то, откуда у тебя синяки.

Перед тем, как выйти я взглянул в маленькое грязное зеркало, висящее на двери. Новых побоев на лице не обнаружил. Но сразу почувствовал, как болят ребра. Скорее всего он имеет в виду синяки на моей груди.

— Спасибо, — вздохнул я, открыл дверь и вышел за нее. — До свидания!

Несмотря на побои, я отправился домой в слегка приподнятом настроении. Понимание того, что мне удалось договориться с коллекционером об обучении грело. Однако внезапно настигшие воспоминания о новом неизвестном виде порталов снова заставили подгрузиться. У меня не было времени осознать глобальность этой проблемы сразу. А вот теперь казалось, что весь мир на пороге настоящего апокалипсиса. Интересно, это и есть Второе Пришествие?

Да-а… Если теперь порталы будут открываться абсолютно в любое время и в случайных местах, то воцарится настоящий хаос. Остается только надеяться, что аномальную зону сейчас изолируют и, рано или поздно, сотрудникам из ОКЦЗ удастся узнать причину этой аномалии. Иначе…

Черт. В этом мире столько одаренных, которых должна заботить эта проблема больше, чем десятилетнего пацана. Надо выкинуть ее из головы и сосредоточиться на игре. Сегодня важно сыграть в футбол хорошо, а остальное подождет.

Я вернулся домой и лег спать. Три часа ночного сна явно недостаточно для того, чтобы чувствовать себя хорошо. Играю я в футбол, наверняка, лучше многих, кто сегодня выйдет на поле, но уставший организм может подвести.

Я закрыл глаза и проснулся от будильника, как будто через пять минут, хотя прошло достаточно времени. Состояние стало еще более разбитым, чем до этого. Я сразу же вспомнил свои студенческие попойки, после которых вставал на учебу ровно также. С пересохшим горлом, красными глазами и ломотой в теле. Только тогда у меня была возможность отоспаться прямо на парах. А сейчас еще в футбол играть надо.

Еле отодрав себя от матраца — выпущенной пружиной от которого, я порезался, когда вставал, — я добрел до ванны и принял контрастный душ. Несколько минут сначала под горячей, а потом под ледяной водой сделали свое дело. Бодрячком я ввалился в кухню и плотно пообедал. Выпил растворимой бодяги, которую тут называют кофе. Оделся и отыскал трубку от телефона.

— Серый, привет! — я лежал на кровати и пытался сосредоточится перед грядущим матчем.

— Привет… — в ответ послышался голос моего друга.

Ясно. Кажется новости уже добрались до него. Я принял позу поудобнее для серьезного разговора. Сел, облокотившись на собственные колени.

— Я так понимаю у тебя уже были люди из этого…отдела по контролю за целостностью завесы?

— Да, — скупо ответил он. — Ушли час назад.

— Я звоню сказать, чтобы ты не верил в то, что они говорят. Возможно, Глобус еще жив.

Молчание.

— Я сам был на той стороне, помнишь? — продолжал я. — Портал на кладбище. Ведь я жив-здоров. И даже разговариваю с тобой по телефону.

— Да… — кажется до Серого начало доходить, что я пытаюсь ему сказать.

— Послушай. Сегодня у меня важный матч во Дворце Спорта. Поехали вместе. Ты за меня поболеешь, а я кое-что тебе расскажу.

— Не сегодня, Костян, — ответил он сухо. — Я не хочу.

— Ты не понял. Я могу поискать твоего брата…там. Понимаешь? — я сделал паузу. — В общем это не телефонный разговор. Твои соседи все еще могут слушать нас по параллельной линии?

Я помнил о том, как дедок из соседней квартиры Серого периодически вмешивался в наш разговор, когда мы часами болтали по телефону. Не знаю как это работало, но приходилось прерывать связь и созваниваться снова. А информация о том, что я собираюсь на ту сторону, не должна утечь.

— Могут… — задумчиво проговорил Серый. — Ладно. Давай. Через десять минут на площадке.

— Позовем Жендоса?

— Он же учится.

— Точно! — я встряхнул головой. — Давай. Через…девять минут во дворе.

Собрав все свои вещи, я вышел из дома и еще через некоторое время мы сели в автобус.

— Следующая остановка «Дворец Спорта», — проговорил водитель.

Вернее, он просто поплевался в микрофон, но зная название остановки, я додумал слова сам.

— Значит ты думаешь, что Дима мог выжить? — спросил Серый.

Мы стояли на светофоре и ждали, когда загорится нужный свет.

— Нельзя отбрасывать этот вариант… — сказал я и начал переходить дорогу, когда увидел горящего зеленого человечка.

— Стой! — вместо ответа внезапно крикнул мой друг.

Схватив за руку, он отдернул меня назад.

Успев отскочить, и одновременно поворачивая голову, я увидел, как белая Волга вылетает из-за автобуса и пролетает передо мной. Слегка шаркнув корпусом по моим ногам, тачка врезалась в Серого и только протащив ребенка на капоте несколько метров, начала тормозить…

(обратно)

Глава 3 Школа Эркюля Пуаро

— Серый! — я подбежал к другу, который лежал на проезжей части и стонал. — Где болит?!

Мне хотелось сильно прижать его к себе и одновременно я боялся причинить пострадавшему еще больше вреда. Поэтому, аккуратно положив голову друга на свои колени, я разговаривал с ним и бдел, чтобы он не потерял сознание.

— М-м-м… — Серый бледнел от боли. — Нога! Нога!

— Терпи, Серега! — я повернул голову к зевакам, столпившимся за спиной. — Чего смотрите?! Вызовите скорую!

Некоторые виновато стали озираться в поисках тех, кто выполнит мою просьбу. Кто-то наконец решился и убежал искать телефон.

— Я же не умру, Костян? Не умру? — спрашивал он меня и дрожал так, как будто мне на руки положили отбойный молоток.

— Конечно, нет! — я улыбнулся, а у самого глаза были на мокром месте. — Если бы было что-то серьезное, ты бы уже отрубился.

Я старался не показывать вида, но сильно переживал за пацана. Сейчас каждый ребенок, будь то сестра или одноклассники, больше не были моими сверстниками. В привычном понимании. Они все были детьми. Детьми, на которых я смотрел, пусть не как на своих родных, но как на тех, о ком могу позаботиться и кого могу защитить. Но не сейчас. Сейчас я не знал, что могу сделать.

— Отойди, малец! Дай посмотрю, — кто-то сзади схватил меня за плечо и заставил подняться.

Это был высокий мужчина с автомобильной аптечкой в руке. Убедившись, что он знает, что делает я отошел назад.

Вокруг уже столпилось еще больше народа. Кто-то орал на водителя Волги — одетого в спортивный костюм лысого бугая. Женщины причитали, обвиняя горе-водителя и отправляли всех сразу еще раз позвонить в скорую, иначе она, как обычно, будет долго ехать. А бабушки крестились и молили Бога о том, чтобы он помиловал бедного ребенка.

— Ты как парень? — спокойно спросил у моего друга мужичек в кожаной дубленке и шапке-ушанке.

— Нога…болит… — сквозь слезы простонал Серый.

— Сейчас я разорву твои штаны, хорошо? Нужно осмотреть тебя.

Серый судорожно покивал. Мужичек достал ножницы и принялся за дело.

Каждое его движение было настолько уверенным, что я тут же догадался, что он доктор. Даже при виде открытого перелома, незнакомец не повел и глазом. Он очень быстро оказал моему другу первую помощь и позволил поверить в то, что все будет хорошо.

Лишь когда приехала скорая и я понял, что жизни Серого ничего не угрожает, посмотрел на часы. Опоздал. Матч начался пять минут назад и даже если я побегу со всех ног, ни один уважающий себя тренер не поставит меня в состав. А значит Кипяток снова избежал моей мести…

Кипяток! Черт!

— Эй ты! — гаишник с большим пузом подозвал меня к себе.

Я посмотрел, как уезжает машина скорой и присоединился к столпившимся вокруг инспектора людям. Сотрудники государственной автоинспекции в этот самый момент допрашивали очевидцев, уже посадив виновника аварии в бело-синюю семерку с надписью «ГАИ» на капоте.

— Ты как? — спросил гаишник с густыми черными бровями, глядя на мои испачканные штаны.

— В норме, — ответил я. — Я знаю, кто виноват аварии.

— Да мы все знаем, — хмыкнул пузатый и подул теплым паром на шариковую ручку, которая от холода перестала писать.

— Нет. Вы не поняли, — не останавливался я. — Я знаю почему для водителей загорелся зеленый свет.

— Что? — бровастый нахмурился и посмотрел на меня исподлобья.

От этого взгляда я засомневался в том, что хотел сказать.

Дело в том, что у меня не было сомнений в своей собственной версии. Я был уверен, что аварию подстроил Парфенов. Уж больно все это напоминало случай, который произошел с одним из моих курьеров не так давно. Светофор. Мужик, проехавший на красный. Не хватало только Гриши, который оказался жертвой. Зато на этот раз был Серый. Тогда Кипяток сам признался мне, что виноват.

— Красный горел. Все очевидцы говорят. Только… — гаишник кивнул в сторону машины, в которой сидел водитель белой Волги. — Только вон этот на красный пролетел.

Я начал припоминать, что автобус, из которого мы вышли, действительно стоял на светофоре. И даже не сигналил нам. С противоположной стороны машины тоже так и не поехали. Как они стояли тогда, так и стоят сейчас — сразу после происшествия из автомобилей отовсюду, на помощь Серому, повыскакивали водители. Значит, на этот раз Парфенов действительно не при чем? Это обычное злосчастное совпадение?

Я безнадежно покивал головой. И еще раз окинул взглядом место происшествия.

— Думаете, мужчина просто не заметил, что горит красный? — спросил я.

— Наверное, — буркнул инспектор. — Темная история. Документов при нем нет, машина зарегистрирована вообще в другом городе. Сам он давать показания не хочет. Ну ничего. Посадим в обезьянник, там он быстро разговорится.

— Что? — на этот раз настала моя очередь удивляться.

Но сотрудника при исполнении тут же отвлекла какая-то бабуля, которая очень торопилась рассказать свою версию произошедшего. Он неохотно повернулся к ней и понимающе закивал, делая вид, что что-то записывает именно с ее слов.

— Я вам говорю! — заявляла она. — Машина эта припаркована вон там была. У рынка. Двое их было. Они весь последний час ко мне по очереди выходили. Сигареты поштучно покупали! Я их запомнила! Потому что они полные кулаки семечек набирали на пробу и ни разу не заплатили…

— Черт… — выругался я себе под нос, уже догадываясь в чем дело.

История действительно темная. Как правило, когда я сталкиваюсь с такими «случайными» совпадениями, то, чаще всего, за ними стоит кто-то из Парфеновых. А учитывая все мои разговоры в последнее время — с аристократами, тренером и другими, все они намекают на причастность электроников к инциденту.

Вот о чем говорил Арсений Петрович. Вот как, например, могут сломать ноги и лишить перспективного игрока футбольного будущего. Случайная авария и конец. Если Парфенову хватило наглости заплатить кому-то, чтобы тот выстрелил в моего отчима прямо в подъезде, то найти какую-нибудь шестерку в девяностые, а потом отмазать ее — дело плевое.

Я огляделся вокруг. На этот раз в поисках Кипятка. Но никого не обнаружил.

Конечно. Футбольный матч вовсю идет. Даже если аристократ был тем вторым в Волге и все видел, то давно ушел, чтобы не палиться.

Я сходил туда, где, как утверждала бабуся, была припаркована машина. Прогулялся до самой Волги и посмотрел, что на коврике, со стороны пассажирского сиденья, натоптано. Значит бабуля не перепутала и людей действительно было двое. Только зачем второй?

Некоторое время я ходил вокруг, вспоминая каждую минуту до происшествия и, в конце концов, мне удалось сложить пазл.

Вывод, который я сделал ошарашил меня самого. Хоть доказательств не было, но теперь я знал, как вывести виновника аварии на чистую воду. Но сделать это нужно прямо сейчас. Второго шанса не будет.

— Парень! — вдруг крикнул мне гаишник. — Мы не закончили.

Я вернулся и дал показания. Пока инспектор продолжал заполнять протокол со слов других свидетелей, я подошел к заведенной бело-синей семерке.

На заднем сиденье, с наполовину открытым окном, сидел виновный. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он бандит. Может чья-то шестерка.

Тату на лице и руках, бритая голова, майка под кожаной курткой и серебряная цепь на шее. Нижняя челюсть выпирает вперед. А сама морда, как говорила моя бабушка про таких, кирпича просит.

— Я знаю, на кого ты работаешь, — сказал я и навалился на тачку спиной. Скрестил руки на груди.

Молчание. Тогда я заглянул внутрь и убедился, что тот смотрит.

— Я не знаю о чем ты говоришь, пацан, — ухмыльнулся лысый и харкнул в открытое окно.

— Ты работаешь на аристократов, так? — я вернулся в прежнее положение и готовился рассказать свою версию произошедшего.

— У тебя с головой не все в порядке, шкет! Проваливай!

Он достал сигарету и закурил. Гаишник смерил нас взглядом, но ничего не сказал. Ни мне, что я подошел к машине, ни тому, кто сидел в ней и дымил.

— Сейчас я расскажу, как все было. А ты меня, если что, поправляй, — я не стал дожидаться ответа и показал пальцем в сторону рынка. — Скорее всего Волга, на которой ты сбил мальчика, была припаркована вон там. Между «Окой» и «Газелью». Прямо за спинами бабушек, торгующих семечками.

— Интересная сказка, — огрызнулся лысый. — Кажись время быстрее пройдет. А то пока милиция приедет, состариться можно. Рассказывай.

— В машине ты сидел не один. Был еще кто-то, кто должен был показать тебе, как выглядит твоя жертва.

Я бросил мимолетный взгляд на арестованного и убедился в своей правоте. Поразительно, как люди не могут контролировать свои эмоции.

— Ну не один. Это что? Преступление?

Говорит. Это уже хорошо. А сказали молчит и давать показания не хочет. Еще один плюс быть десятилетним пацаном. Он явно сомневается в моих умственных способностях. Ладно. Поехали дальше.

— Твоей целью был некий…Константин Ракицкий. Он должен был приехать с той стороны. Сегодня его дебют за Динамо. Который не состоялся.

Тот издевательски хмыкнул. Я продолжал:

— Что он приедет именно на эту остановку сомнений не было. Потому что и его дом, и его школа находятся в той стороне.

— На пятерки учишься? — загоготал человек, сбивший Серого, но как-то резко сунул в рот сигарету и снова стал серьезным.

Я пропустил его комментарий мимо ушей и продолжил:

— План был такой. Дождаться мальчишку — раз. Высадить заказчика, когда тот покажет цель — два. Ударить по газам — три. Твоя основная задача состояла в том, чтобы не убить мальчика, а просто покалечить. Знаешь почему?

Я посмотрел на заключенного. Оскал хоть еще и сохранялся на его лице, но с каждой секундой сменялся недоумением.

— Потому что отмазать легче. Если не смертельный исход.

— Я. Не знаю. О чем. Ты. Говоришь, — снова ухмыльнулся бандюган.

— Но в этом плане был один просчет, — сказал я и пристально посмотрел в глаза собеседнику. — Тот, кто продумывал его, не учел одной детали.

Я специально замолчал.

— Какой? — сдавшись, сухим голосом спросил лысый. Уже без смешков.

— Детали, что Константин Ракицкий может приехать не один. А, например, со своим другом.

Человек, сидящий в машине больше не реагировал. Возможно, уже догадывался о том, что я скажу. Но история в моей голове была готова, и я продолжил делиться ей:

— Дети вообще очень интересные существа. Например, эти двое однажды придумали одну очень интересную игру. Она дурацкая, — я улыбнулся и махнул рукой. — Но здорово отвлекает от посторонних мыслей. Сегодня, кстати, предложил в нее сыграть именно я. Чтобы разгрузить голову своему другу. Выиграй зайца, называется.

Человек в олимпийке все еще слушал.

— Задача очень простая. Доехать до нужной остановки и не заплатить за проезд. Тот, кто попался кондуктору — проиграл.

— Давай ближе к делу, пацан, — гаркнул лысый.

Я достал свой билет школьника и шлепнул им по ладошке.

— Мы с друзьями всегда пользуемся такой схемой. Один заходит в передние двери, другой — в задние. Где кондуктор, так сразу и не заметишь. Особенно в час пик. Но попавшись ей, всегда можно сказать, что выходишь на следующей. Знаешь, такая универсальная отговорка, чтобы не платить за проезд. Причем, ты сдерживаешь обещание. Выходишь на следующей остановке, но тут же заходишь обратно. На этот раз в другую дверь. Тогда кондуктор не может тебя сразу поймать. Пока она прорывается через толпу в другой конец, двери уже закрываются, и ты снова на коне. Понимаешь, о чем я?

Теперь мужик точно знал к чему я клоню. Даже пепел, тлеющий на конце его сигареты, уже был размером, чуть ли не с фильтр.

— Полагаю, что, когда автобус, в котором приехал Константин Ракицкий, остановился и из него вышел мальчик, тебе сказали, что именно он и есть твоя цель. Но ты смотрел на одну дверь. А твой заказчик на другую.

Я раскрыл свой билет школьника и посмотрел на собственную фотографию в нем.

— Ты мчался, чтобы сбить паренька в сером пуховике. И, наверняка, выдохнул, когда мальчишка в черном пальто успел отпрыгнуть, — я показал на себя. — Ведь, как я уже сказал, твои покровители тоже не всемогущи. Но я хочу тебя разочаровать…

Я развернул билет школьника и показал его ублюдку.

— Я Константин Ракицкий, — сказал я. — Ты же знаешь, что это значит?

Бандит скрипел зубами.

— Ты сбил не того, — добавил я. — Аристократы, на которых ты работаешь, теперь и палец о палец не ударят, чтобы отмазать тебя.

— Ах ты… — заорал тот, кто сбил Серого и попытался схватить меня через полуоткрытое окно.

Но я успел отскочить.

— Эй, ты! — гаишник показал на виновного. — Сиди смирно. Мы почти закончили.

Я смотрел на лысого и теперь точно знал, что за всем этим стоят аристократы. Не хватало только подтверждения.

— Это Парфенов? Так ведь? — спросил я, когда стекло поднималось.

— Да пошел ты! — тот плюнул в мою сторону, но так и не ответил.

Но мне это было и не нужно. Какая бы магия не присутствовала в этом мире, на дворе девяностые. Времена, когда за такие ошибки не прощают. И этот неудавшийся киллер это понимает. Если он назовет мне фамилию, то для него точно все будет кончено.

Убрав корочку во внутренний карман и прихватив спортивную сумку, я побежал во Дворец Спорта.

Серому сейчас уже ничем помочь не смогу. Лучше наведаюсь к нему вечером, прихватив его любимого «WagonWheels» или «Куку Руку». Это будет лучшим способом поднять парню настроение. А сейчас важно все-таки попасть на товарищеский матч. Пусть и в качестве зрителя. Хочу, чтобы мои недоброжелатели увидели, что у них ничего не получилось. Это разозлит и заставит совершать опрометчивые поступки. И на этот раз, я к ним уже буду готов.

Я вошел в зал, под скрип подошв о пол, выкрики игроков и свисток Арсения Петровича.

— Штрафной! — выкрикнул он.

Тренер выступал сегодня в качестве судьи.

Кипяток поднялся с пола и приготовился нанести удар. Перед тем, как это сделать, он бросил случайный взгляд на трибуны, где сидело несколько человек, включая меня. Заметив своего главного врага, он поменялся в лице. Но от этого, аристократ еще более решительно исполнил штрафной.

— Гол! — сначала свистнул, а затем крикнул тренер.

Я нахмурился. Удар оказался что надо. Не припомню, чтобы у Парфенова когда-нибудь получались такие голы.

Пока я смотрел матч, я удивлялся все больше и больше. Кипяток владел своим телом совсем не так как раньше. Он стал быстрее, техничнее. Аристократ как будто предугадывал все, что будет делать соперник. Он оказывался даже на ленточке и выбивал мяч из ворот в самый последний момент.

Я вспомнил, что уже несколько дней аристократы не ходят в школу. Неужели они уже что-то натворили, чтобы выиграть турнир?

— Выигрывает Торпедо! — провозгласил Арсений Петрович после финального свистка. — Со счетом восемь два. Все молодцы!

Я схватился за голову. Это разгром. Как бы круто я не играл, если в составе Динамо, я проиграю в субботу, то весь мой план полетит к чертям. Правда, я уверен, что Кипяток уже, итак, с утра до вечера рисует всякие пентаграммы в каком-нибудь захолустье. Неспроста он начал так играть. Теперь появляется еще один вопрос. Если он играет так хорошо, то зачем пытался вывести меня из игры? Это не логично. Может это не Парфенов?

— Костя! Ракицкий! Иди сюда! — тренер Торпедо подозвал меня.

Арсений Петрович стоял у самой кромки поля с другим мужичком в спортивном костюме. Я бросил свои вещи на скамейку и спустился к ним.

— Знакомься Геннадий. Это Костя Ракицкий. Я тебе про него рассказывал.

Мой новый тренер был полностью седой. С такими же седыми усами над верхней губой и слишком не спортивным телосложением. Мне кажется даже мои руки, руки десятилетнего ребенка, будут толще чем его.

— Здравствуйте! — ответил я и по привычке из прошлой жизни протянул руку.

Тот не растерялся. Пожал ее в ответ.

— Привет, Костя! Я Геннадий Рудольфович. Арсений говорил, что ты придешь сегодня на матч.

— Я хотел. Честно. Но по дороге сюда, меня чуть не сбила машина. Теперь мой друг в больнице…

Два тренера переглянулись друг с другом.

— Постой тут, Костя, — сказал Арсений Петрович, затем схватил за руку моего будущего тренера и отвел в сторону.

Они о чем-то пошептались, а затем вернулись ко мне.

— Планы меняются, — сказал тренер Торпедо. — Тебе придется пропустить ближайший городской турнир.

— Что? Нет!

— Послушай, — Арсений Петрович положил руки мне на плечи. — Кто-то явно не хочет, чтобы ты участвовал в соревнованиях. Пока ты отделался легким испугом. Но иногда лучше переждать.

— Нет-нет, — я мотал головой. — Я должен участвовать, тренер!

Сейчас я не знал, что меня больше мотивировало. Желание отомстить Кипятку, доказать кому бы то ни было, что я не боюсь его или сыграть в любимую игру и добиться того, что я упустил в прошлой жизни. Скорее всего — все сразу.

— Кто за мной охотится? — спросил я прямо. — По игре Парфенова, я уже понял, что он тут не при чем. Скажите мне. Я найду способ договориться.

— Мы не знаем…

Арсений Петрович отпустил меня и принялся собирать мячи в мешок.

— Тогда пустите на поле! — не сдавался я.

— Нет, — бросил тренер. — И разговор закончен.

Я некоторое время наблюдал за тем, как тренеры собираются, а когда они уже шли в раздевалку, крикнул:

— Арсений Петрович! — тот сбавил шаг, но не останавливался. — Вы говорите, что хотите защитить меня! Чтобы я сохранил свое здоровье для того, чтобы продолжать играть в футбол! А сами отбираете у меня эту возможность! Сами! Выходит, те, кто хотят лишить меня футбольного будущего, все-таки добились своего, да?

(обратно)

Глава 4 Первая смена

Тренер сдался. Раздосадовано покачав головой от собственного бессилия, он положил руку мне на плечо и похлопал по нему. Затем кивнул Геннадию Рудольфовичу и ушел в раздевалку, забыв даже захватить мешок с мячами.

Перекинувшись парой слов с новый тренером, я уяснил, что в основной состав он меня все равно не поставит. Нельзя просто так ворваться в раздевалку, выбив дверь с ноги и стать основным нападающим. Но приятная новость заключалась в том, что в субботу, в отличие от сегодняшнего матча, мы будем играть на стадионе. Понадобятся замены. А значит у меня будет шанс себя проявить. Но завтра, в любом случае, мне предстоит хорошо поработать на тренировке и доказать, что я заслуживаю представлять Динамо.

Поблагодарив тренера, я уточнил, где отныне буду заниматься, затем схватил все свои вещи и побежал домой. Хоть до комендантского часа еще и оставалась пара часов, мне хотелось поскорее вернуться в свое гнездышко. Запереться на семь замков и никого больше сегодня не видеть. Хотя проблема Кипятка меня волновала, но я решил отложить ее до следующего дня. Сегодня, итак, уже было много эмоций. Да и спать хотелось, ужас как. Все-таки дробный сон — та еще проблема.

— Ракицкий! — выкрикнул девчачий голосок, когда, тряся связкой ключей в руке, я подходил к подъезду.

Я узнал в голосе Клаус.

Сперва разочаровано выдохнул, но, когда обернулся даже обрадовался гостям. Они вместе с Яблоньским подошли ко мне. Один пожал руку, другая обняла.

— Как игра? — спросила Жанна.

— Паршиво. Я думал, что мы поговорим обо всем завтра в школе. Но раз вы пришли — поднимайтесь. Нам есть, что обсудить.

Мы зашли ко мне домой, и я в красочных подробностях расписал все, что произошло сегодня на матче и до него. Рассказал о том, что теперь играю за другую команду, и о том, что в субботу выйду только на замену. Но самая плохая новость заключалась в том, что теперь спровоцировать Парфенова не удастся. Место в составе он выиграл у меня без боя, а мой запасной план — обыграть аристократа, играя за соперников в товарищеском матче и тем самым подтолкнуть его к необдуманным действиям тоже провалился.

— Зато я точно знаю, что Кипяток использовал магию крови, — я мешал сахар в чашке с чаем и возбужденно говорил. — Он не мог начать играть, как…

В моей голове пронеслись фамилии Месси и Роналду, но я знал, что сейчас они еще никому не известны и быстро вспомнил главных звезд этого времени.

— Он не мог внезапно начать играть как Зизу! Как будто по щелчку пальцев! Я готов поспорить на что угодно, что тут не все чисто, — закончил я и наконец достал ложку, бросив ее на гору посуды, скопившуюся в раковине.

— И что ты предлагаешь? — Яблоньский сидел в углу и стучал пальцами по теплой батарее.

— Я думаю, что они не спроста пропускают школу, — я почесал затылок. — Завтра нужно кому-нибудь проследить за ними. С самого утра. И узнать, чем они занимаются вместо уроков. Другого шанса не будет.

— Я могу это сделать, — сказал аристократ.

За все время пока мы сидели на кухне, он ни разу не притронулся, ни к «Родным просторам», которые я просто обожал и покупал при первой возможности, ни к сушеным бананам, которые только в этом времени встречаются в магазинах на каждом шагу.

— Нам нужно раздобыть сотовый, — я заметил, как таракан выполз из-под отклеившихся обоев и побежал наверх. Я провожал его взглядом и продолжал: — Если ты сможешь скинуть мне сообщение, я приведу завуча туда, где они будут практиковаться в запрещенной магии.

Да. Наш основной план сразу заключался в том, чтобы подключить к делу не директора, не учителя, не кого-либо еще. Мы сразу решили, чтобы Парфенова уличила в занятиях магией крови завуч школы — Мирослава Игоревна. Принципиальная тетка с холодной головой и твердым характером. Она аристократка. Как и остальные сотрудники школы. Но в отличие от Глеба Ростиславовича, ее не прогнуть. По крайней мере так было в прошлой жизни. И в этой, по слухам, которые до меня дошли, тоже.

— На всякий случай, нужно раздобыть камеру и все записать, — добавил я. — Если я не смогу убедить Мирославу Игоревну пойти со мной.

— Камера у меня есть, — Клаус сняла тапочек с ноги и бездушно прибила таракана, бегущего по двери зимнего холодильника.

— Все забываю вызвать службу, чтобы избавиться от них окончательно, — я бросил никому ненужное оправдание.

— Тогда так и договоримся, — Всеволод пропустил мои слова мимо ушей. — Я завтра с самого утра слежу за аристократами. Как только будет ясно, что они собираются использовать магию крови, сброшу вам с Клаус сообщения.

— Да, — я кивнул. — Я буду в школе с самого утра. Отыщу Мирославу Игоревну и буду держать руку на пульсе.

— Договорились, — Яблоньский встал и протянул мне ладонь. Я пожал ее в ответ. — Тогда я поехал. Нужно подумать над тем, как завтра не спалиться перед этими ушлепками. Может быть удастся взять мерс с затонированными стеклами и проследить за ними в машине?

Он задумчиво почесал подбородок, затем пришел в себя и посмотрел на Жанну.

— Ты идешь?

Клаус взглянула на свои часы.

— Время до комендантского часа еще есть, — ответила она. — Останусь ненадолго.

— Ладно, — Всеволод пожал плечами. — Пока!

Я побежал провожать аристократа. Не потому, что очень хотел сделать это. Просто мы с Клаус не так часто оставались наедине. Прямо совсем одни. Вне стен школы. И я знал, что сейчас снова начнется…это.

— Расслабься, Ракицкий, — сказала она, когда я вернулся и сел на свое место.

Я тут же встрепенулся и понял, что выгляжу как школьник. В переносном смысле этого слова. Смущаюсь девочки, которую считаю своей подругой.

Конечно, я чувствую себя неловко. А как иначе? Ребенок проявляет ко мне совсем не детские знаки внимания. Я же не какой-то извращенец, чтобы радоваться этому, да еще и отвечать взаимностью. Как-то это все…противоестественно что ли? Хотя, по сути, мы одного возраста.

— Я осталась только для того, чтобы помочь тебе разгрести этот срач, — Клаус подошла к раковине и включила воду.

Вылила на губку моющего средства и принялась мыть посуду. Сначала вымыла все, что было на столе, а потом взялась за ту гору, которая накопилась здесь за последние дни. Сказать честно, я всегда предпочитал другие занятия мойке посуды.

— Слушай, — аристократка стояла спиной ко мне и изучала наклейки, налепленные на дверцу ящика, в который сейчас складывала чистую посуду. — А кто собирал их?

— Моя сестра.

— Наклейки с терминатором собирала твоя сестра? — удивилась Клаус.

— Когда продавали эту жвачку, я был совсем мелкий. А ей было по приколу.

Я посмотрел на дверцу. Наклейки с изображением Арнольда Шварценеггера, Сары Коннор, стального киборга и другие кадры из фильма уже потерлись от старости. Но до сих пор плотно прилипали к поверхности. Это не бутылки в ванне замачивать. Которые оставил в горячей воде на полчаса, а потом этикетка сама отходит. Нет. Эти наклейки лепили на века.

— Какой она была? — спросила вдруг аристократка, закидывая чистую вилку в ящик разделочного стола.

До этого момента я все думал о том, как скорее выпроводить свою одноклассницу, чтобы не играть с огнем. Но когда она задала вопрос, мне почему-то захотелось поделиться с ней.

— Машка? Она была очень хорошей, — ответил я, погладив Матильду, сидящую на моих коленях. — Раньше мы часто дрались. Прямо там. На кровати. Даже и не вспомню, что вечно не могли поделить.

— Она не обижала тебя?

— Не помню, — я пожал плечами. — Чаще всего было так. Она мне слово, я ей в ответ. И вот она уже сверху и пытается выкрутить мне руки. В порыве этой игры я мог сильно ударить ей в живот. Знаешь, как Лю Кенг из «Мортал Комбат».

Жанна не отозвалась. Я понял, что она не понимает, о чем речь, но не хочет, чтобы я знал об этом.

— У героя из этой игры есть такой прием…мы с пацанами, называем его «курочка», — я хмыкнул себе под нос и мечтательно закатил глаза. — Из-за тех звуков, который Лю издает, когда выполняет его на «Сеге». Удерживаешь «С» три секунды, отпускаешь и он уже летит ногами вперед и кудахчет. В общем, надо нам с тобой как-нибудь сыграть.

— Я не против, — ответила Клаус и стерла плечом с лица воду, которая брызнула из крана и неприятно щекотала. — Знаешь, у меня ведь нет ни братьев, ни сестер. Даже двоюродных. Поэтому я никогда не понимала, почему они всегда дерутся друг с другом.

— Сейчас я тоже не понимаю, — сказал я и стряхнул на пол клок шерсти, вычесанный с Моти. — С тех пор, как ее нет, я вспоминаю только хорошее.

— Что, например?

— Машка всегда была очень заботливой, — я глубоко вздохнул, потосковав о ней. — Когда мать уходила в запои, именно она всегда находила чем меня накормить. Для ее фирменных оладьей нужна была только мука, сода, соль, яйца и сахар. Она умудрялась делать их вкусными даже без молока…

В моей голове пронеслось много воспоминаний, в которых Машка играла главную роль. Но не о всех из них я хотел сейчас говорить. Было слишком тяжело. Хоть я и знал, что сейчас она находится в безопасности. Просто не был уверен, что у меня все получится и когда-нибудь сестра вернется в эту квартиру. Поэтому чем больше я думал о ней, тем больше меня брала тоска.

— А твоя мама? — спросила Жанна спустя некоторое время. — Ее так и не нашли?

Я замялся. Обманывать подругу не хотелось, а говорить правду, значило подвергать маму опасности.

— Уверен, скоро она будет дома, — ответил я и тут же перевел тему. — А как твой отец? Он больше не ругается потому, что ты общаешься со мной?

— Пытается. Но чаще всего уже просто потому, что должен.

— Он тебя не наказывает?

— Что?

— Я имею ввиду…физически.

— А. Нет. Конечно, нет! — она усмехнулась. — Он у меня строгий. Иногда даже очень. Но замечательный. Его ворчание — это единственное, что меня в нем бесит.

Клаус выключила кран и вытерла руки о грязное кухонное полотенце.

— Его бы тоже надо постирать, — произнесла она с некоторым отвращением. — Но это ты уж сам.

Аристократка кинула в меня этой…грязной тряпкой. От неожиданности я не успел заслонить лицо и им прилетело прямо по лбу.

Вместо того, чтобы бросит его в ответ, я лишь улыбнулся тому, что у меня есть такие друзья. Пусть и моего нового возраста. В каких-то ситуациях я могу на них положиться и это помогает не испытывать чувства одиночества.

— Я пошла, — сказала Жанна, уходя в прихожую. — Комендантский час скоро начнется. Еще нужно успеть сделать домашку. Судя по всему, времени перед школой завтра у нас не будет.

— Расскажешь мне потом, что сегодня задали? — спросил я, когда она уже спускалась по лестнице в подъезде.

— Позвоню, как буду дома, — девчонка махнула рукой и скрылась из виду.

Еще некоторое время я слушал, как она сбегает по лестнице, как открывается и закрывается дверь моей соседки, проверяющей кто там нарушает тишину, и только потом закрылся в своей квартире.

От сегодняшнего вечера у меня осталось приятное послевкусие. На улице валил снег, на кухне без горы посуды в раковине сразу стало как-то уютнее, а разговор с Клаус напомнил мне мою Настю.

Очень скоро я поеду на новогодний бал и, наконец, увижу ее. Да. Какое-то время мы будем просто дружить, прежде чем я смогу позволить нашим отношениям зайти дальше. Но тем не менее. Она снова будет рядом со мной. Живая. И на этот раз я не совершу ошибок.

Еще до конца комендантского часа я лег спать. За уроками и домашними делами я очень скоро начал клевать носом, а затем перебрался в кровать, закрыл глаза и вот уже меня будил неугомонный будильник. Наступило утро.

По привычке из прошлой жизни, я не смог совладать с собой и все-таки перевел его на полчаса. Как только он зазвенел снова, я окончательно проснулся.

Сделав все утренние процедуры, не забыв про зарядку, я сразу собрал с собой все школьные принадлежности на этот день, спортивную сумку с вещами на тренировку в Динамо и вышел из дома.

Я пришел в школу к первой перемене. Сейчас тут был совершенно другой мир. Когда я учился в первую смену пару недель назад — во время отсутствия старшеклассников, — эта разница не была так очевидна.

Сейчас повсюду ходили школьники с пакетами, в которые вместо портфелей были аккуратно сложены учебники и тетради. Влюбленная парочка аристократов целовалась в конце коридора и совершенно не стеснялась никого. А один бастард танцевал брейк-данс прямо возле кабинета Щитознания, под музыку из аудиоплеера с динамиком. Играла песня Дельфина «Любовь». BomfunkМС’sпоявится позже, но танцору, кажется, итак, хватает ритма.

Я шел по коридору и немного жалел, что не попал в свое тело вот этого возраста. Здесь и девчонки в коротеньких юбочках, и большие перспективы, как, например, сдача экзаменов и поступление в Высшую школу для одаренных. Больше магии, больше тусовок, больше свободы. Да вообще — всего больше. Эх.

Ученики старшей школы бросали на меня удивленные взгляды, усмехались, перешептывались и показывали пальцем, когда я проходил мимо.

Черт. Неужели разница у нас с Серым такая большая? Он, наверняка, приходя сюда с утра не удостаивается такого количества внимания. Ну и ладно. Пусть смотрят. Против того, чтобы старшеклассницы стреляли в меня своими глазками я ничего не имею. Немного напрягает, когда парни пялятся. Ну что теперь? Переживу. Надо всего-то подняться на третий этаж и найти завуча.

— Смотрите кто тут у нас! — вдруг орет кто-то из толпы впереди.

Я поднимаю голову.

— Вот черт, — слетает с моего языка.

В толпе старшеклассников стоит тот самый панк в футболке «Король и Шут», который месяц назад судил наш поединок за императорские фишки с Пушкиным. Проклятье! А вот и сам белокурый двойник великого поэта.

— Это же Ракицкий! — старшеклассник с бакенбардами идет в мою сторону и потирает руки. — Я все еще помню, как он обул меня месяц назад.

Девчонки в коротких юбочках, черных пиджачках и с белыми воротничками внимательно смотрят в нашу сторону. О чем-то перешептываются и хихикают. Они постарше. Может быть из класса восьмого. А Пушкин сверстник Серого.

Черт…Разница в этом возрасте, конечно, гигантская. Аристократ старше меня совсем не на много, а выше почти на голову. Неужели после следующих летних каникул я вернусь в школу такой же каланчой?

— Доставай фишки, Ракицкий, — приказывает Пушкин. — Играть будем.

Он выпячивает свой указательный палец и тычет мне им в грудь.

Как же было бы правильно просто сказать, что у меня нет фишек и уйти. Это же вполне адекватно. Зачем связываться со старшеклассниками и пытаться им что-то доказать? Но я прямо не контролирую себя. Ненавижу поджимать хвост.

— Че завис, сопляк? — Пушкин хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть на него.

Я медленно беру руку блондина и освобождаю себя.

— У меня сегодня слишком маленький портфель, — отвечаю я. — Все твое барахло, которое ты хочешь отдать мне по собственной воле, не вместится. Так что свободен.

Девчонки у окна захихикали. Лицо Пушкина залилось краской.

— Оу! Оу! Оу! — панк с косичкой на затылке сложил ладони в трубочку у рта и привлек к нам еще больше внимания. — Смотрите, что происходит! Нашего Пушкина застремал малолетка! Как же ответит аристократ?

— Вот это встреча!

Из толпы, которая уже собиралась вокруг нас, показался…

— Штырь? — я машинально поморщился при виде гопника.

— Для тебя Святослав Михайлович, — гаркнул он и схватил меня за галстук. — Ну че бастард, пойдем поговорим.

— Смотрите все! — панк не успевал комментировать события. — У Штыря тоже какие-то вопросы к малолетке! И что сделает наш Пушкин? Уступит право сильным мира сего или покажет, что у него тоже стальные яйца?

— Слышь, бритый, — шепнул Пушкин гопнику. — Вообще-то я с сопляком разговариваю. Дождись своей очереди.

— Пошел ты! — кинул Штырь и толкнул блондина в грудь.

Вся бубнящая толпа, замолчала, когда кудрявый врезался спиной в стену, а на пол посыпалась отслоившаяся краска.

Ого, кажется я тут больше не нужен.

(обратно)

Глава 5 Ультиматум завуча

Тишину в коридоре школы нарушал только Дельфин, голос которого доносился из аудиоплеера брейкдансера. Когда старшеклассник в широких штанах осознал это, он тут же бросился к устройству. Кнопка щелкнула, музыка затихла.

Штырь, скалясь осмотрелся. Затем потянул меня за галстук, чтобы увести.

— Пойдем! — рявкнул он.

Но я не поддался. В моих интересах было как раз задержать хулигана.

— Куда намылился, петух? — спросил Пушкин и толкнул любителя полосок на штанах.

Тому пришлось отпустить меня. Я тут же сделал несколько шагов назад, чтобы не попасть под горячую руку.

— Че сказал? — на этот раз гопник двумя руками толкнул своего оппонента.

В моем прежнем мире сейчас кто-то из них должен был пропустить удар в нос. Потекла бы кровь, драчуны набросились бы друг на друга, но все это очень быстро бы закончилось. Потому что в какой-то момент одноклассники растащили бы их по разным углам. Но что будет сейчас?

Сейчас одаренный — копейку которого не так давно я отправил в одинокое путешествие, — попытался ударить Пушкина. Тот поставил блок и тут же контратаковал. Кулак прилетел бритому прямо под ребра. Не дожидаясь, когда гопник очухается, блондин нанес еще серию ударов, после которых Штырь повалился на пол. В позе эмбриона он корчился от боли лежа на полу. Злобно стонал себе под нос и не мог подняться.

Это было быстро. Очень. Одно ясно точно. Пушкин уроки Боевых Искусств не прогуливал. В отличие от второго. И почему заводила с косичкой называл гопника «сильным мира сего»? Эх, Штырь, Штырь. Нужно было на уроки ходить, а не семечки по подъездам щелкать.

— Ха! — усмехнулся Пушкин и стряхнул с себя засохшую краску, которая осталась у него на плечах. — Терпеть не могу, когда какие-то уроды марают мне одежду.

Под возгласы ликующей толпы и самолюбование аристократа, я провалился назад. Пролез между двумя высокими девчонками, чтобы незаметно ускользнуть. Но внезапно вновь наступила тишина. Это заставило меня вернуться обратно. Я бросил взгляд на импровизированный ринг.

Прямо на моих глазах спортивный костюм на Штыре растягивался под хруст его костей, одежды и злобное мычание гопника. Его башка, руки, да, черт возьми, все тело увеличивались, как тело морячка Попая, объевшегося шпината.

Очень скоро «Святослав Михайлович» превратился в трехметрового великана, почти достающего головой до потолка. Кроме размеров в нем ничего не изменилось. Такая же бритая голова, челка, спадающая на лоб, впалые глазницы, и кривые зубы. Только теперь он накаченный и огромный, словно тролль.

Штырь размахнулся и ударил кулаком в стену. Издал вопль сквозь свою огромную глотку и зашагал в сторону Пушкина.

Все школьники в ужасе принялись пятиться назад.

Теперь понятно, почему он пропускал уроки Боевых Искусств. С такими размерами врагов можно давить без особых усилий. И морально, и физически.

— Успокойся, Штырь! — Пушкин, как и остальные, отходил назад, выставляя перед собой руки.

Но у его противника были другие планы.

Громила схватил аристократа под силки. Поднял в воздух. Ноги кудрявого теперь беспомощно болтались над полом. Затем преображённый Штырь как следует встряхнул Пушкина и, разевая свою пасть, грозно зарычал.

Блондин успел сориентироваться и прямо перед тем, как гопник впечатал его в стену, создал щит. Сломанные кирпичи рассыпались по полу, словно попкорн. Но одаренный, кажется, не пострадал.

Глыба в порванном спортивном костюме замахнулась, чтобы теперь отправить Пушкина даже не в нокаут, а на тот свет. Но в этот самый момент в Штыря как будто врезалась огромная невидимая кувалда. Его отбросило на другой конец коридора. Школьники, стоящие на траектории полета, едва успели расступиться, чтобы не попасть под раздачу.

— Что здесь происходит? — до меня долетел строгий женский голос.

Вытягивая шею, я пытался обнаружить источник силы, совладавшей с великаном.

В полной тишине я слышал, как стучат каблуки, а вскоре из-за спин одаренных появилась Мирослава Игоревна.

Стройная брюнетка в обтягивающем черном платье, с узкими очками на носу и родинкой над губой, шла уверенной походкой в сторону лежащего на полу одаренного. Который, кстати, уже принял свой обычный облик. За завучем следовали два охранника в черных костюмах.

Бугаи тут же бросились к школьнику, подняли, взяв того под руки и надели ему на запястья такие же браслеты, которые я видел у Германна, когда тот схватил Элаизу.

— Вы нарушили критическое количество правил школы, — начала Мирослава Михайловна, обращаясь к Штырю. — Правило сорок восемь. Использование боевой магии в стенах школы без разрешения любого из преподавателей. Правило сто сорок один, которое запрещает проявление агрессии к другому ученику, а также любые попытки использовать против него свою силу. Правило двести сорок три. Порча школьного имущества. Я могу продолжать список, но три пункта уже вполне достаточно для того, чтобы с сегодняшнего дня вы, Святослав Илицкий, были отстранены от учебы в школе. Навсегда.

Школьники вокруг наблюдали за происходящим с открытыми ртами. Но завуч еще не закончила.

— Сегодня же военкомат будет уведомлён о вашем исключении и в ближайшее время, я надеюсь, — она сделала акцент на последнее слово. — Вы пополните ряды защитников нашего мира на крайнем севере.

— Казачья застава… — зашептались школьники.

Завуч подошла к гопнику, схватила его за подбородок и осмотрела. Повернулась к остальным и скользнула по толпе внимательным взглядом.

— Пушкин! — она указала на аристократа пальцем. — Ты оказался умнее. Но все равно за нарушение порядка в школе и провокацию будет назначен педсовет. Не думаю, что дойдет до исключения, но тебе лучше взяться за голову. Пока ты не составил компанию Илицкому. Тебе ясно?

Аристократ, рубаха которого больше не была заправлена в штаны, а аккуратно повязанный галстук теперь болтался, как что-то инородное в его прикиде, виновато кивнул.

— А теперь все — марш на уроки! — Мирослава Игоревна сделала несколько резких хлопков, и школьники быстро очистили коридор, разбежавшись по кабинетам.

Звонок прозвенел только сейчас. Скорее всего тетя Фая и позвала завуча. За всей этой заварушкой она даже не успела вовремя подать звонок.

Я смотрел как уводят Штыря и размышлял. С одной стороны, мне было его действительно жаль. Вот так за несколько минут может поменяться вся жизнь одаренного. Еще вчера он ездил на своей копейке, отрабатывал фишки у малолеток и терся с девчонками в гнездышке. А уже сегодня аристократ отчислен из школы и, наверное, сейчас судорожно думает, что сказать своему отцу в оправдание. И размышляет о том, как избежать поездки на Казачью заставу.

Но, с другой стороны, он ведь сам во всем виноват. Зачем искать способ насолить какому-то мелкому пацану? Зачем применять свои способности в стенах школы, когда прекрасно знаешь, что за это светит? Наверное, это справедливое наказание. Одаренные, которые не могут контролировать себя, должны уезжать на заставу. Иначе в мире будет царить хаос. С такой силой, которая есть у них, без жесткого контроля нельзя.

— А ты что здесь так рано, Ракицкий? — Мирослава Игоревна вырвала меня из собственных мыслей.

Я посмотрел на пейджер. Ни одного нового сообщения.

— Я как раз вас искал, — ответил я.

— Меня искал? — удивилась завуч. — Зачем?

— У вас есть время?

Мирослава Игоревна посмотрела вслед охранникам, уводящим Штыря.

— Сейчас у меня окно. Но нужно десять минут, чтобы все уладить с Илицким, — она задумалась на секунду, а затем протянула мне ключ. — Поговорим в моем кабинете. Возьми ключ. Я разберусь с аристократом и поднимусь.

Уже через пару минут я был в ее кабинете. Он сильно отличался от остальных, которые есть в школе. Тут стоят антикварные напольные часы, дубовый стол. Окна занавешивают плотные бордовые шторы. Из-за них внутри почти нет света. А вместо ламп повсюду горят свечи. Это от них такой сильный запах? Как будто кто-то накупил дешевых вонючек в машину и забыл спустить вниз.

Я растеряно огляделся. Ощущение, словно попал в девятнадцатый век. У такой обстановки, наверняка, есть свои причины. Но, мне кажется, узнаю я их не раньше, чем Мирослава Игоревна начнет преподавать в моем классе.

Я ходил по кабинету аристократки и все время смотрел на пейджер.

Яблоньский не писал. Это плохо. Потому что, если сказать завучу про Кипятка раньше времени, то есть большая вероятность его спугнуть. Мирослава Игоревна захочет немедленно поговорить с одаренным и если я ошибаюсь в том, что он вернулся к запрещенной практике, то Парфенов и на самом деле бросит магию крови. Навсегда. И тогда Яблоньскому придется искать другой способ, чтобы от него избавиться. А мне — чтобы сделать из него человека. Ладно. Выбора нет. Буду тянуть время.

— Так что ты хотел сказать? — уточнила завуч, когда вошла в кабинет и села за свой стол.

Я сидел напротив.

— Ученики, которые нарушают правила. Я имею в виду аристократов. Разве никто из их родителей никогда не обращается к вам, когда вы выносите вот такие приговоры, — я указал головой в сторону выхода, имея ввиду Штыря.

— Скажем так. Я очень принципиально отношусь к этим моментам, — ответила она. — К чему ты клонишь, Костя? У тебя есть что мне рассказать?

Я еще раз посмотрел на пейджер.

— Если я скажу вам, что кое-кто пользуется магией крови. Что будет с этим учеником?

— То же, что и с Ильицким. Каждый одаренный должен понимать, что любое нарушение правил, а тем более, серьёзное, жестоко карается. Кто практикует запрещенную магию?

— Сейчас я не уверен… — начал мямлить я, подбирая слова. — Вам же нужно поймать человека за руку?

— Не обязательно. Ты можешь просто назвать мне фамилию? — завуч поправила очки на своем носике. — Я понимаю, почему ты боишься. И обещаю, что никто не узнает о твоем участии.

— Что? — я усмехнулся. — Я не боюсь, нет. Просто…

Пейджер запищал. Я бросил на него взгляд. Увидел входящее сообщение. Оно пришло от Яблоньского.

Прочитал. Еле сдержался, чтобы не выругаться вслух.

— Просто…что? — завуч внимательно смотрела на меня, ожидая ответа.

— Мирослава Игоревна. Мне тут написали. В общем… Мне нужно идти. Я позже все объясню.

Не слушая, что ответит мне брюнетка, я вылетел из кабинета и поехал прямиком на футбольный стадион.

Да-да. Яблоньский написал мне, что Парфенов с Антроповым просто тренируются. Никакой магии крови. Никакого заговора. Всего добиваются исключительно своим потом. Я не поверил и решил убедиться в этом лично.

Убедился. Целый час, пока мы там были, аристократы просто отрабатывали задания, которые обычно дает на тренировках Арсений Петрович. Расставляли конусы, бегали вокруг них с мячом и без мяча. Потом один пытался отобрать мяч у второго. Наоборот. В общем, самая стандартная тренировка.

Когда мы поехали на учебу, два хулигана из нашего класса еще оставались на поле гонять мяч.

— Они знали, что ты за ними следишь, — заключил я, подсаживаясь в школьной столовой к Яблоньскому и Клаус.

Я поставил поднос на стол. Вдохнул запах борща и макарон с котлетой. Аристократы были, как говорила моя мама, в своем репертуаре. Набрали себе полные тарелки выпечки и взяли по два стакана чая.

Вот дети! Нормально есть надо с раннего возраста, а не эти вот булки. Уж я-то теперь поберегусь от гастрита, который настиг меня прямо к совершеннолетию в прошлой жизни.

— Почему ты решил, что меня видели? — Всеволод щелбаном скинул со стола оставленную кем-то макаронину и принялся за пиццу.

— А ты не заметил, как они скалились? Все время, пока мы там были, они улыбались во все свои двадцать восемь, — я помешал остывший суп и принялся за еду.

— Мне тоже показалось, что Парфенов с Антроповым просто издеваются над нами, — Клаус отпила горячего чая.

Всеволод повернулся ко мне, перекинув ногу через скамейку, на которой мы с ним сидели.

— И, ты думаешь, как только мы уехали в школу они…принялись за дело? — он поднял брови.

— Думаю, нет, — я отложил в сторону тарелку, в которой уже закончился борщ. — Именно поэтому я не стал настаивать на том, чтобы кто-то из нас остался проследить за ними.

— Черт! — прошипел Яблоньский и ударил рукой по скамье. — Теперь они точно залягут на дно.

— Без паники. Еще не все потеряно, — я поспешил успокоить аристократа.

— Ты о чем?

— У меня уже есть новый план.

Одноклассники пододвинулись ближе.

— Рассказывай, Ракицкий. Не тормози, — аристократ весь чесался от нетерпения.

— Турнир, который стартует завтра, продлится два дня. Скорее всего Торпедо выйдет в плей-офф. А матчи на вылет будут играть в воскресенье. Понимаете, о чем я?

Яблоньский посмотрел на Клаус. Та перецепила резинку на своем беличьем хвосте.

— Учитывая, что аристо уже несколько дней прогуливают школу, — сказала она. — Значит им необходимо ежедневно совершать этот ритуал. Он помогает им быть в форме.

— Верно, — я улыбнулся своей догадливой подруге. — Нужно будет, чтобы кто-то спалил отморозков сразу после первого дня турнира в субботу. Перед плей-офф они точно пойдут на риск.

— Согласен! — подхватил Яблоньский и к нему тут же вернулся аппетит.

Он схватил недоеденную пиццу, смачно откусил и спросил с набитым ртом:

— Мне нужно будет снова проследить за ними?

— Нет. Это не сработает. Сейчас они очень внимательны.

— Тогда что ты предлагаешь?

В моей голове промелькнула мысль про тайную способность вселяться в других существ. Конечно, после дневного инцидента пользоваться магией за пределами учебных кабинетов у меня желание пропало. Но, похоже, это единственный вариант переиграть Кипятка. Придется выпускать тигра из клетки. Вернее, попугая. Как говорится, кто не рискует, тот не пьет…

— Артифакторика! — опередила меня Клаус, когда я только собирался открыть рот.

— Что? — нахмурился Яблоньский.

— Можно зачаровать какой-нибудь предмет, подложить его Кипятку, а затем с помощью заклинания поиска найти его, — предложила Жанна.

Мы втроем переглянулись.

Это был отличный план. Даже если поймают за руку, максимум что нам грозит за применение этого заклинания — выговор. Возможно, мы с Пушкиным окажемся на одном ковре у директора, но зато раз и навсегда вытащим эту занозу из…

— Артифакторика сегодня стоит четвертым уроком, — Клаус на всякий случай посмотрела в дневник. — Я могу прямо там зачаровать что-нибудь. Мне нужен только подходящий предмет. Есть предложения?

Каждый из нас ощупал собственные карманы. После этого нехитрого действия Яблоньский пожал плечами, а я достал ту самую монету с профилем аристократа, которую забрал у Элаизы в нашу первую встречу.

— Подойдет?

— Думаю, да, — моя подруга взяла серебряник и с интересом осмотрела его. — Теперь надо решить, как подложить ее Кипятку.

— Я могу, — Всеволод поднял руку. — Завтра во время матча проникну в раздевалку и кину монету в карман его куртки. Взломать замок раздевалки — как два пальца. Если двери там вообще закрываются.

— Отличный вариант, — я отодвинул пустые тарелки от себя. — Только лучше запихни монету под стельку. И как только турнир закончится, мы с Клаус встретимся на стадионе. Жанна. Как обычно нужна будет камера. Всеволод. А ты по нашей команде, намекнешь про Кипятка завучу. Одолжишь свой сотовый?

Из коридора до нас донесся звонок.

— Да, — кивнул аристократ. — Пойдемте на урок.

Мы с одноклассниками бежали по коридору, а у меня под ногами, вместо старого линолеума уже мелькало заснеженное поле Дворца Спорта. Я представлял, как завтра буду тащить свою команду. Нужно во что бы то ни стало выиграть Торпедо. Чтобы у Кипятка не было ни единого шанса отказаться от идеи «благословить» себя на хорошую игру перед следующим днем.

— Ракицкий! — донеслось из кабинета, мимо которого мы пробегали. — Костя!

Я остановился. Вернулся назад.

Мирослава Игоревна вышла в коридор и прикрыла за собой дверь.

— Я разговаривала сегодня с Пушкиным и Илицким. После утреннего инцидента, — сказала она и посмотрела на моих одноклассников. — Клаус. Яблоньский. Быстро на урок! Передайте учителю, что Ракицкого я задержала.

Аристократы нехотя попятились, но очень скоро развернулись и побежали. Завуч проводила их взглядом и снова посмотрела на меня.

— Они рассказали, что подрались из-за тебя.

Я пожал плечами, уже понимая к чему клонит брюнетка. Промолчал.

— Илицкий открыл мне много нового. Если честно, от тебя я такого не ожидала, Костя, — она разочарованно покачала головой. — Обижать маленьких детей — низко. Ты упал в моих глазах.

Ясно. Когда Штырю стало нечего терять, он выдал всю историю про своего младшего братца. Готов поспорить, что ту часть, где я защищал бастарда от аристократа он упомянуть забыл.

Черт. Какое же поганое чувство. Вроде знаешь, что ни в чем не виноват, но, когда женщина, которая является для тебя авторитетом так смотрит, хочется под землю провалиться.

— На этот раз я спущу тебе это с рук, — вдруг сказала она. — Но, если вскроется что-то еще, я обещаю, что сделаю все, чтобы перевоспитать тебя.

Я облегченно выдохнул.

— Обещаю, Мирослава Игоревна…

— Ладно, — она махнула рукой. — Слышала я эти обещания.

— Все? Я могу идти?

— Еще кое-что, — завуч остановила меня. — За свой поступок ты все-равно должен понести наказание. Поэтому завтра к десяти утра я жду тебя на субботник.

— Только не завтра, — воспротивился я. — Завтра у меня важный футбольный турнир!

Мирослава Игоревна прищурилась и выгнула правую бровь.

— Тем лучше. Пропустив что-то важное из-за своего поведения, ты быстрее усвоишь урок, — она зашла в кабинет и перед тем, как закрыть дверь, повторила: — Завтра. В десять.

(обратно)

Глава 6 Портал в парке Горького

Дверь передо мной захлопнулась.

Еще некоторое время я стоял в коридоре, пытаясь подобрать слова, чтобы постучаться в кабинет и попытаться переубедить завуча. Но, в конце концов, решил, что если буду настаивать на своем сейчас, то только сильнее разозлю. Нужно взять паузу и все хорошенько обдумать.

Еще на уроке, перебрав все варианты в голове, я сообщил друзьям-аристократам, что планы меняются. Вернее все остается также, только теперь Яблоньскому с Клаус придется выслеживать Кипятка без моего участия. А вот донести на него Мирославе Игоревне, вновь буду должен я. На этом мы и условились.

После школы я направился на тренировку, где мне пришлось сообщить новому тренеру, что завтра принять участия в турнире я не смогу. Объяснил ситуацию. Геннадий Рудольфович отнесся с пониманием. А после того, как я проявил себя на тренировке, он добавил, что, если Динамо выйдет в плей-офф, он ждет меня на стадионе в воскресенье. Я согласился.

В конце очередного насыщенного дня я шел домой с мыслями о том, что в итоге все получилось не так плохо. Проблема Штыря решена. Так или иначе я ожидал от него какой-нибудь подставы в самый неподходящий момент. А теперь… Не думаю, что гопник вообще в ближайшее время вспомнит обо мне. С Кипятком тоже все под контролем. На этот раз он точно не догадается, что за ним кто-то следит и, наконец, выдаст себя.

Снег хрустел под ногами с каждым моим неторопливым шагом в сторону дома.

Я остановился у припаркованной на обочине девятки и заглянул в боковое зеркало. Улыбнулся, убедившись в том, что я все-таки ребенок. Почему-то на мгновение я перестал верить в то, что вернулся в собственное детство.

— Как же мне повезло, — хмыкнул я и на всякий случай обернулся, чтобы посмотреть, что никто не услышал.

Подходя к своему дому, я обратил внимание на то, что у моего подъезда припаркован автомобиль. Фары выключены, но мотор работает. Пассажирская дверь машины распахнулась, когда я пытался проскользнуть мимо.

Внутри сидел Германн.

— Здравствуй, Константин, — сказал он.

— Здравствуйте, Аввакум Ионович, — я снял пейджер с пояса, чтобы посмотреть на время. Не работает. — Не ожидал вас встретить в своем дворе так поздно.

— Ты не читал сообщение от меня? — аристократ включил свет в салоне.

Я постучал по экрану устройства и посетовал:

— Кажется, батарейка сдохла…

— Теперь ясно, — Германн отодвинулся к дальнему окну. — Садись. У нас мало времени.

Я нахмурился.

— Куда вы хотите меня увезти?

— Ты все еще горишь желанием освободить свою сестру? — аристократ дружелюбно улыбнулся. Так, как улыбаются взрослые, когда дарят ребенку подарок, который он давно просил.

— Но… — недоверчиво протянул я. — Вы сказали, что на подготовку понадобиться пару недель?

— Элаиза приходила ко мне. Сказала, что вы заключили контракт.

Я не ответил. Тогда аристократ продолжил:

— Я провел пару встреч и у меня получилось ускорить процесс.

Вот она. Мотивация. Старик так хочет вернуть собственную дочь, что, я боюсь, перестал здраво мыслить. Но кто я такой, чтобы винить его в этом? Я не меньше хочу освободить свою сестру.

Только мне хочется знать, насколько тщательно все продумано. Сколько займет путешествие? Вернусь ли я оттуда? Черт. Мне нужно хотя бы привести свои дела в порядок на тот случай, если это приключение окажется последним в моей второй жизни.

— Вы уверены, что все продумали? Не с палкой же отправляться на ту сторону, — скептически произнес я.

— Не переживай, Константин, — снова улыбнулся он. Старик явно пребывал в хорошем расположении духа. — Я хочу, чтобы вы вернулись оттуда не меньше, чем отправить вас туда.

Ладно. Германн всегда казался мне адекватным. В конце концов, если меня что-то не устроит, я всегда могу развернуться у самого портала.

— А что на счет школы? Мне нужна хотя бы справка о болезни.

— Если все получится, ты будешь дома уже сегодня вечером, — спокойно ответил аристократ. — Пожалуйста. Садись. Мы теряем время.

— А сколько сейчас?

— Восемь.

— Дайте десять минут. Я переоденусь в удобную одежду и спущусь, — попросил я, вспомнив, что на той стороне жутко холодно.

— Хорошо, — кивнул аристократ.

Энергично покачав головой, я пообещал вернуться как можно быстрее и побежал наверх.

Забежал в квартиру. Сбросил в прихожей спортивную сумку и рюкзак. Брюки, пальто, рубашку и галстук кинул на кровать матери до лучших времен. Открыл советский лакированный шкаф и впервые за все время внимательно осмотрел одежду, которая у меня была. Вытряхнул ее с полок на пол.

Джинсы. Черт. Слишком длинные. Придется подогнуть снизу. Вот так. Пойдет?

Нет. Под них лучше надеть вторые штаны. Там холодно, а трико у меня еще нет. Значит в эти времена под джинсы я еще надевал вот эти спортивки. Точно. Даже ремень теперь не нужен.

Что сверху? Этот свитер с оленями. Шерстяные носки под кроссовки. Болоньевые перчатки. Шапка и вот эта куртка. Не презентабельная. Советская. Даже не помню от кого досталась. Но в ней удобнее, чем в огромном пуховике. Вроде все.

Я выбежал на улицу и загрузился в машину Германна.

— А где Аввакум Ионович? — я с удивлением обнаружил, что на заднем сиденье никого не оказалось.

Миша — охранник аристократа, — включил фары и переключил передачу.

— Он приедет уже на место, — сказал водитель.

Хоть мне и показалось это немного странным, я забил. Только пожал плечами, закрыл глаза и навалился на спинку сиденья.

— Поехали.

Уже через полчаса мы припарковались у старого-доброго парка «Горького». Одного из трех парков аттракционов в нашем городе.

— Сейчас я открою ворота, чтобы можно было заехать, — сказал Миша, выходя из машины. — Жди здесь.

Я кивнул и уставился в окно.

Сквозь забор, состоящий из внушительных железных прутьев, я разглядел аттракцион «Орбита». Мой самый любимый в этом возрасте. Чуть подальше «Сюрприз». Ну и, конечно, «Автодром». Что примечательно, почти все они сохранились до двадцать первого века. Всего лишь претерпели некоторые изменения.

Мой взгляд скользнул по забору в поисках знакомой лазейки.

Дело в том, что после городских праздников в этом парке был самый большой улов бутылок. Если опередить других охотников за чебурашками, то можно было разжиться достойными карманными деньгами. Поэтому на следующий день после грандиозных мероприятий мы с парнями первым делом ехали сюда.

Да. Вот и лазейка. Если амбал Германна не сможет открыть ворота, в том месте у меня получится попасть внутрь испытанным способом.

Ворота, расположенные между двумя высокими колонами, загрохотали. Это Миша снимал цепь, которая сковывала их. Еще через несколько секунд они загремели и распахнулись.

Водитель подошел к машине и открыл багажник. Достал оттуда лопату и принялся раскидывать снег по сторонам. Протоптанная людьми тропинка тут есть, а вот автомобили в парк не заезжали уже давно. Быть может с самого первого снега.

— Готово, — великан рухнул в машину, заставив ее покачнуться.

Миша сдал назад, заехал в ворота и очень скоро мы остановились у старого здания. Припоминаю его. Кажется, вместо лабиринта кривых зеркал сейчас здесь…

— Игровые автоматы… — завороженно прошептал я, остановившись перед входом в старинную одноэтажку.

— Никогда их не понимал, — буркнул охранник Германна и громким топотом стряхнул с ботинок снег. — Заходи. Аввакум Ионович сказал ждать его здесь. На столе лежит несколько жетонов. Можешь пользоваться. Я дождусь снаружи.

Я кивнул и прошел внутрь.

Под звуки аркадных игровых автоматов дошел до стола администратора и взял жетоны. Сдул с них пыль и осмотрелся.

Если честно, я никогда не балдел от этих огромных коробок с небольшим экраном, как, например, американские школьники десятилетие назад. Причина в том, что одна игра стоила довольно дорого и длилась только до того момента, пока не кончатся жизни. Поэтому, заплатив пять рублей ты мог проиграть пять минут, а мог нажимать на спусковой крючок игрушечного автомата хоть целый час. Все зависело от твоих навыков. Однако денег прокачивать такие навыки у меня никогда не было и, наверное, поэтому я остался к ним равнодушным.

Но все эти пластиковые пушки, рули и джойстики все равно завораживают. Надо же! Такая махина для игры, которую может потянуть обычное «Денди». Хотя есть и преимущество. Тут можно подстреливать не только уток и ковбоев из пистолета, тыча им в самый экран.

Мои мысли перебил женский возглас, который матом послал своих врагов подальше. Следом за ним послышался сильный удар.

Я ускорил шаг и пройдя в следующий ряд увидел девушку. Она была в черном плаще, черных гриндерсах и с длинными прямыми иссиня-черными волосами, спускающимися ниже плеч.

— Щит! — выругалась она и в очередной раз пнула по автомату. — Эту чертову игру невозможно пройти.

Девочка разговаривала с английским акцентом. Но слов не подбирала. Значит знает русский хорошо.

Она еще что-то процедила себе под нос, а затем почувствовала, что я смотрю и повернула голову. Я тут же узнал в ней гота. Ну а кто еще может ходить во всем черном, с подведенными глазами и жутко красными губами?

— Ты еще кто-такой? — огрызнулась девчонка.

Сперва мне захотелось также дерзко ответить. Но потом я вспомнил как сам часто «горел» в будущем, проигрывая в какую-нибудь компьютерную игру. Поэтому решил простить. На первый раз. Дать ей шанс исправиться.

— Костя Ракицкий.

— Экселент! — она обреченно выдохнула и запустила следующий жетон в автомат. — И почему мне сразу не сказали, что я должна буду отправиться на ту сторону с ребенком, у которого еще молоко на губах не обсохло.

— Полегче, дамочка, — я скрестил руки на груди. — Во всяком случае, я не буду тормозить остальную группу, двигаясь, как черепаха в этих неудобных ботинках.

Та опустила глаза на свои «Grinders», затем снова посмотрела на меня и неприятно скривилась.

— Группу? Маза фака! Я же сказала, что могу все сделать сама.

А девчонка-то социопат. И про группу ничего не знает. Неужели Германн нашел ее в самый последний момент?

— Ладно, проехали, — сказала она. — В Терминатора играть умеешь? Может вдвоем получится пройти эту долбанную игру.

— Лет двадцать не играл, — улыбнулся я.

Она еще раз окинула меня серьезным взглядом с головы до ног и искусственно улыбнулась.

— Смешно.

Я подошел, засунул еще один жетон в приемник и нажал на спусковой крючок пластикового автомата. Появился прицел. Выстрел прямо в надпись «start». Отчет до начала уровня начался.

— Тебя-то как зовут? — спросил я, пока не началась вся заварушка.

— Агата, — ответила она. — Приятно познакомиться, как тебя там…

— Забей, — кинул я небрежно и принялся расстреливать киборгов.

Следующие несколько минут мы играли в полной тишине. Пока в один момент все электричество не вырубилось. Игровые автоматы вместе с лампочками на потолке внезапно потухли, а через секунду загорелись снова, обнулив наше достижение.

— Ну, отлично! — выдохнула готка.

Я ожидал, что сейчас она в очередной раз лупанет по аппарату, когда до нас донесся голос Германна.

— Я, надеюсь, что не сильно помешал вам, — по узкому коридору, из включившихся автоматов, шел Аввакум Ионович.

Рядом с ним бодро шагал длинноволосый седой старик. За ними дылда Миша с двумя кейсами в руках.

— Всегда, когда мне приходится использовать пространственный скачок, происходит это, — посетовал аристократ.

Он поднял глаза к лампочке на потолке и прищурился, намекая на перепад напряжения. Но это меня волновало в последнюю очередь. Хотя на секунду я задумался — а что, если в те моменты, когда в будущем у меня дома пропадал свет, это какой-нибудь одаренный совершал пространственный скачок?

— Где моя сестра? — отбросив лишние мысли, первым делом поинтересовался я.

— С ней все хорошо, Константин, — спокойно ответил Германн. — Вместе с Элаизой они ждут на улице. У разрыва.

Теперь я начал догадываться, почему все здесь покрыто многовековой пылью. Кажется в этом парке есть портал, подобный тому, что я встречал на том кладбище. Не знаю, как давно он открылся, но не удивлюсь, если Германн завладел всей территорией для того, чтобы иметь постоянный доступ на ту сторону. А парк Горького не оцепили агенты из ОКЦЗ и не мешали ему возвращать дочь.

— Когда придут остальные? — я бросил взгляд на прямоугольные электронные часы на стене. Напрасно. Время сбросилось до нулей.

— Это вся твоя группа, Костя, — Аввакум Ионович отошел в сторону, чтобы представить нам старичка. — Знакомьтесь. Это Виктор Андреевич. Последний член вашего отряда.

— Называйте меня просто — дядя Витя, — добродушно добавил тот, и сгреб распущенные волосы со лба на затылок.

— Вы издеваетесь? — Агата уткнула руки в бока. — Мы договаривались, что я помогу вам, но условия, что вы отправите со мной ребенка и дряхлого старика не было. Они загонят меня в могилу.

— На счет дряхлого — это вы напрасно, — усмехнулся дядя Витя и похрустел костяшками в кулаках.

— Успокойся, Агата, — Германн положил кейс на один из автоматов и открыл его. — Ты хотела заработать денег. Я тебе их принес. Тут первая часть. Остаток получите, когда вернетесь с моей дочерью.

При виде долларов девчонка поменялась в лице. Она подошла к кейсу, взяла пачку банкнот и принялась пересчитывать их. Я бросил взгляд на охранника, который в одной из своих рук держал мою долю.

— Да, — аристократ подтвердил мои догадки и повернулся к Мише. — Константин. Виктор Андреевич. Это доли каждого из вас. Можете пересчитать.

— Нет времени, — отказался я. — Чем быстрее мы уйдем на ту сторону, тем быстрее вернемся. Я вам доверяю.

— Хорошо, — кивнул Германн.

— Что на счет магии? Вы сказали, что продумали все, чтобы мы могли защититься на той стороне.

— У твоих спутников сильные родовые способности, — ответил аристократ. — Для тебя же я приготовил вот это…

Он засунул руку в карман пальто и достал оттуда браслет. Плоские белые камни со Знаками, нацепленные на резинку. Похож на ширпотреб, который обычно привозят с морей. Но тут работа сделана качественно.

— Дай руку, — обратился ко мне Аввакум Ионович.

Я послушался, и он надел браслет на мое запястье.

— Здесь есть все Знаки, которые могут пригодиться. Начиная от боевых и заканчивая защитными. Посмотри. Все из них тебе знакомы?

Я осмотрел символы.

На камни было нанесено десять Знаков. Заметь меня кто-нибудь в школе с такой вещицей и выговор — это самое безобидное, чем бы закончилось дело. Символы еще и усилены специальной нифриловой краской. А с учетом того, что на той стороне я буду черпать энергию прямо из воздуха, то с такой штуковиной мы вообще непобедимы. И никакая родовая магия не нужна. Главное вовремя вертеть браслет и прикладывать палец к нужным камням.

— Да, — наконец ответил я. — Кроме этого. Кажется такого Знака мы еще не проходили.

Германн прищурился и отодвинул мою руку на комфортное расстояние от глаз, чтобы рассмотреть символ.

— Это Рванда.

— Рванда? — вмешался дядя Витя. — Вы уверены, Аввакум Ионович? Ребенок может не справиться с такой силой.

— Уверен, — ответил аристократ. — Используй его только в крайнем случае…

— Что он дает?

Германн уже хотел ответить, когда дядя Витя схватил его за руку и остановил:

— Не надо. Я сам расскажу мальчику, если случится потребность, — затем он посмотрел на меня. — Не прикасайся к нему, пока я тебе не скажу. Ладно, сынок?

Я уже хотел возразить, что я не ребенок и выпытать эффект от Знака, но потом плюнул. Время нещадно уходило, сестра где-то на улице ждала меня, а старичок вызывал доверие. В конце концов всегда есть шанс поговорить в пути.

— Хорошо, — аристократ воспользовался моим замешательством. — Тогда идите за мной.

Мы вышли из здания. На улице мело. Тропинку, по которой недавно прошли люди уже запорошило. Проваливаясь по щиколотку в сугробы, я порадовался, что надел шерстяные носки.

Очень скоро мы зашли за старое колесо обозрения, и я увидел Машку. Она сидела в инвалидном кресле, а ее руки и ноги были прикованы к нему специальными наручами. Позади стояла Элаиза. Рядом мерцал портал.

— Братик! — оскалилась Ангельская в теле моей сестры. — Разве ты не бросишься мне на шею и не обнимешь родную сестрицу, дорогой?

Ее смех разнесся по просторам заброшенного парка.

Я пропустил комментарий мимо ушей, зашел за кресло и схватился за ручки. Понятно, что вести мою сестру Агата не станет, а дядю Витю и просить неудобно. Это моя ноша.

Аввакум Ионович смахнул с бородки налипший снег и громко заговорил, перебивая поднявшийся ветер.

— Элаиза отведет вас к моей дочери! — он заслонил лицо ладонью, чтобы льдинки не резали глаза. — Мы дождемся вас здесь! Торопитесь! И будьте внимательны!

Первой к порталу прикоснулась и тут же растворилась в воздухе девочка-мираж. Затем Агата. Пропуская меня вперед, но не добившись своего, на ту сторону попал и дядя Витя.

— Надеюсь, там так не метет! — процедил я и приложил усилия, чтобы сдвинуть коляску, колеса которой застряли в снегу. — Добро пожаловать домой, Ангельская!

(обратно)

Глава 7 Пропавшая без вести

Снова это дурацкое перемещение на ту сторону. Когда всего наизнанку выворачивает.

Надо потерпеть минуту и все пройдет. Сейчас этот дым рассеется, и я окажусь на месте. Самое страшное будет позади.

Последний раз я успокаивал себя так еще в прошлой жизни. Когда после очередного дня рождения переборщил с алкоголем и лежал на диване в своей квартире. В голове летали вертолеты, а я клялся, что никогда в жизни больше не выпью даже капли спиртного. А вот организму было все равно на мои обещания. Он вот-вот собирался отправить меня в туалет обнимать бочок унитаза.

Между прочим, клятву я тогда сдержал. Даже после нашей с Настей свадьбы ситуация не повторилась. Правда карма за какие-то грехи почему-то снова и снова настигает меня в этой жизни.

— Привет, Костя… — девичий голос обратился ко мне, как только дым рассеялся, а тошнота стала проходить.

Я посмотрел на Элаизу. Это был ее голос.

— Да. Это я говорю с тобой, — пронеслось в моей голове, хотя губы девочки оставались неподвижны.

— Элаиза? — я смахнул с ресниц пепел, который на этой стороне витал в воздухе вместо снега. — Как…

— Здесь ты можешь меня слышать, — перебила она. — Но не забывай. Когда хочешь что-то сказать мне, тебе сперва нужно привлечь мое внимание. Я все еще могу читать только по губам.

— Ты слышишь мысли девчонки? — стоящая рядом Агата пихнула меня локтем в плечо. — Спроси у нее куда нам идти? Если честно, я вери-вери хочу поскорее закончить с этим всем и вернуться обратно. Тут мега-отстойно.

Я поднял глаза и осмотрелся.

Всей компанией мы стояли на утесе посреди пустыни. Той же, которую я видел, когда впервые прошел через подобный портал. Она простиралась далеко за горизонт, только вместо песка под ногами была твердая земля. Разрывы, которые один за другим открывались в воздухе, пускали свет в это измерение и освещали пространство.

— Девять, — сказал дядя Витя, глядя на старые советские часы на своей руке. — В нашем мире начался комендантский час.

— Как раз вовремя, — снова прозвучал голос Элаизы у меня в голове. — Сейчас души одаренных потянутся к порталам. Как только они освободят путь — пойдем.

— Что она говорит? — Агата увидела, что я внимательно смотрю на девочку.

— Она сказала, что нужно дождаться, когда души уйдут в наш мир. И тогда мы сможем идти.

— И долго ждать? — готка подобрала камушек с земли и кинула его с обрыва.

Я прислушался, чтобы оценить высоту, но камень так и не встретил препятствия на своем пути.

— Как только этот поток закончится…

Я указал пальцем в сторону разрывов, к которым стояла очередь из душ умерших одаренных. Повернулся к принцессе горцев.

— Элаиза.

— Да?

— Может мы сперва освободим мою сестру? Затем будем искать дочь Аввакума Ионовича?

— Нет. Пойдем за ней после, — отрезала она.

— Но почему бы сразу не избавиться от этого исчадья? — я глазами указал на коляску, которую с усердием удерживал, чтобы та не скатилась вниз.

— Это в мою сторону комплемент, сладкий? — усмехнулась Ангельская.

— Да, — я положил руки сестре на плечи и наклонился вперед, чтобы шепнуть ей на ухо. — И если ты избавишь нас от того, чтобы переть тебя невесть куда, и сама оставишь тело моей сестры… Я подумаю над тем, чтобы как-нибудь отблагодарить тебя.

— Например? — я видел только затылок Эры, но знал, что прямо сейчас она ехидно улыбается. — Пообещаешь каждый день перед комендантским часом оставлять у порога своего подъезда стакан воды и кусок хлеба?

— Если ты так хочешь…

— А не пошел бы ты к черту, бастард?! — огрызнулась она. — Как только я потеряю оболочку, то снова стану никчёмной душой, не способной даже почувствовать вкус!

— К чему эти проблемы, Эра? — я не терял надежды упростить наше путешествие. — Твоя участь предрешена. Я всего лишь предлагаю освободить тело моей сестры, пока у тебя еще есть шанс получить что-то взамен. Еще чуть-чуть и это предложение станет неактуальным.

— Это мы еще посмотрим… — прошипела Ангельская.

— Элаиза, — я вернул взгляд на девочку. — Так почему мы не можем сперва освободить Машку?

— Потому что Ангельская захочет тут же обрести новое тело, — сказала она, не отрывая взгляда от порталов, в которые проваливались души. — Я имею в виду вас троих. Мой щит долго не протянет. Поэтому будет правильнее освободить твою сестру прямо перед обратным прыжком.

Я понимающе кивнул и нашел взглядом дядю Витю. Он уже переоделся в удобный советский спортивный костюм. Вишенкой на торте оказалась его шапка с пампушкой, не надетая на голову полностью, но все равно плотно сидящая на ней. Он разминался, высоко поднимая ноги и ударяя стопами в ладони вытянутых перед собой рук.

— Можно идти, — мои собственные мысли перебила Элаиза и тут же побежала по склону вниз.

Я повторил призыв девочки-миража остальным и толкнул вперед коляску, в которой сидела моя сестра.

Мы быстро двигались в определенном направлении. Я не мог оценить куда именно, потому что пейзажи со всех сторон были абсолютно одинаковыми. Сплошные порталы; высохшие кости попавших на эту сторону людей, засыпанные пеплом; различный мусор — пустые пачки от сигарет, упаковки из-под чипсов, маленькие жестяные банки с надписями «Pepsi», «Coca-cola» и «7up», в которые забился песок. Или что это? Прах?

Запнувшись о небольшой череп, размером с мою нынешнюю голову, я впервые посмотрел на проблему разрывов с другого ракурса.

Сколько же людей погибает здесь каждый день, не успев добраться до дома к началу комендантского часа? Неужели никто не в силах спасти обреченных? Может быть Серый был прав, когда посвятил меня в супергерои? Ведь, фактически, я бы мог выручать этих несчастных. С защитной магией Элаизы и Аурандой, которая засасывает души обратно, не причиняя мне вреда. По сути, я тот самый герой со сверхъестественными способностями, про которых снимают фильмы и придумывают комиксы. Только еще не принявший решение посвятить этому жизнь.

— Столько людей погибло здесь за все это время? — риторическим вопросом я прервал всеобщее молчание и обошел очередную гору скопившегося мусора.

— В «Комсомольской правде» есть колонка. По последним данным каждую ночь только в нашем городе пропадает от пяти до тридцати детей, взрослых и стариков, — ответил дядя Витя, который бежал рядом с нами легкой рысцой, хотя можно было справиться обычным энергичным шагом.

— Тридцать человек каждый день? — удивился я, тут же принявшись считать итог в уме.

Подумать только. Около тысячи бедолаг каждый месяц пропадает из города. А сколько несчастных родственников оплакивают пропавших без вести? Это же настоящая катастрофа. Не все самые жестокие войны уносили столько жизней, сколько уносит эта напасть ежедневно.

Нет. Конечно, я понимаю, что спасение утопающих дело рук самих утопающих. Но бывают разные ситуации. Даже я уже не раз оказывался на улице во время комендантского часа.

Однозначно, я не должен оставаться в стороне, если у меня есть возможность как-то помочь. Надо только хорошо поразмыслить над этим на досуге. Если сегодняшнее путешествие сложится удачно, то проблема денег на ближайшее время будет решена. Можно будет заняться инвестициями и подумать о более высоких вещах. О том, какую пользу я могу принести обществу, так сказать.

— Пришли, — голос Элаизы пронесся у меня в голове.

Девочка убежала далеко вперед и сейчас скрылась за небольшой скалой. Остальные двигались рядом и еще не знали, что вот-вот мы окажемся на месте.

— Долго еще? — закапризничала Агата, когда мы проходили по ущелью.

— Наш проводник сказал, что пришли, — ответил я и остановился у входа в пещеру за спиной Элаизы.

Остальные последовали моему примеру. Принцесса горцев коротким жестом пригласила всех внутрь.

Странное синее свечение, исходившее от металла, скрывающегося в скале, освещало нам путь. Еще через несколько секунд мы остановились у небольшого самодельного шалаша. Он был сделан из подручного мусора и напоминал пристанище бомжа посреди свалки.

Несколько палок, воткнутых в землю и привязанных друг к другу веревками из скотча, оторванными ручками от пакетов и шнурками. Вся конструкция была накрыта поношенными куртками и простынями, защищающими от ветра.

Здесь было все для жизни. Стеклянные бутылки из-под молока, которые каким-то образом уцелели, когда попали на эту сторону и теперь служили хранилищем для питьевой воды. Самодельный умывальник, место для костра, хворост и даже растяжка на которую можно повесить мокрую одежду. Правда, я сомневаюсь, что дочь Аввакума Ионовича когда-либо стирала здесь. Уверен, с водой тут не все так просто.

— Здесь она живет, — повторил я для всех слова Элаизы.

Никто не ответил. Все были заняты изучением самобытных изобретений обитательницы пещеры. Ждали, когда проводник скажет, что им делать дальше, а может и сами предположили, что теперь пропавшую нужно просто дождаться здесь.

— Как ей удалось прожить тут столько времени и не попасться ни одной душе? — удивилась Ангельская плотоядным взглядом осматривая хоромы. — Должно быть девчонка использует какую-то магию. Эй, братик! Я передумала! Как на счет того, чтобы вернуться к сделке?

— Что? — я с надеждой посмотрел на Машку.

— Сними с меня наручи, и я освобожу тело твоей сестры.

— Даже не вздумай делать это, — предупредила меня Элаиза. — Если она не заберет одного из вас, то отправиться на поиски Людмилы.

— Что ты ему плетешь? — взъелась аристократка, догадываясь о теме телепатического разговора. — Я выберусь отсюда и научу тебя манерам, проклятая девчонка!

— Заткнись, — сказал я и сорвав с одной из палок рваный шарф, повязал его вокруг головы Ангельской, оставив ей возможность только мычать.

Рука на секунду дрогнула, но я тут же убедил себя, что это еще не Машка.

— Что будем делать? — спросил я, подойдя к Элаизе и встав у нее за спиной. Девочка в это время внимательно осматривала одну из стен в пещере. — Ждать?

— Нет, — ответила она. — Что-то случилось. Мила больше не приходит сюда.

— Она погибла?

— Не знаю, — ответила немая. — Подойди ближе, я покажу тебе кое-что.

Я послушался. Девочка прикоснулась к каменной стене ладонью. Едва приблизившись, я разглядел на том месте различные символы. Но не те Знаки, которые преподают одаренным в школе. Здесь буквально были выцарапаны и перечёркнуты палки и римские цифры, которые обычно помогают считать дни.

— Мила попала сюда в девяносто третьем, — сказала принцесса горцев. — Сразу же она отметила это на стене здесь, видишь?

Я кивнул.

— И каждый день после этого, когда порталы открывались, она прибавляла одну палку. Это значило, что прошли еще сутки. В сентябре девяносто восьмого, два месяца назад, отметки перестали появляться…

Девочка, судорожно трогая стену, ходила налево и направо вдоль нее, пытаясь обнаружить еще хотя бы одну запись. Но тщетно.

— Что между вами произошло? — спросил я прямо, увидев, что Элаиза начала заметно нервничать. — Германн сказал, что ты видеть ее не хочешь. А сейчас у тебя руки трясутся. Объяснишь?

Призрак посмотрела на меня. По ее лицу проскользнула тень сомнения. Но она переживала так, что ей нужно было с кем-то поделиться.

— Не сейчас, — неожиданно для меня ответила девочка-призрак. — Сперва соорудим приманку.

— Приманку? Зачем?

— Попробуем выследить Милу. Спроси бледнолицую, она сможет приручить гончую, если я приманю ее?

— Агата, — не стал медлить я, сообразив, что Элаиза знает о родовых способностях наших спутников.

Выходило, что готка — одна из клана ветеринаров. Так, не хитро, тут называют одаренных со способностью приручать животных.

— Чего тебе, бой? — Агата подняла брови и откусила от шоколадки, которую держала в руках.

«Wispa»? Не может быть! Я точно ел этот батончик, но, хоть убей, не помню какой у него вкус. Нужно будет закупиться по возвращению.

— Ты ветеринар? — уточнил я на всякий случай.

— А почему, ты думаешь, старый аристократ так надеется на мою родовую магию?

Я не ответил.

— Он думает, что я защищу вас, если на нас набросится стая адских псов, — хмыкнула она и откусила от «Wispa» еще один кусок.

— Элаиза спрашивает, — я неопределенно повертел указательным пальцем. — Сможешь ли ты приручить одну из этих тварей. Если она приманит их.

— Только не говорите, что мы не собираемся дожидаться потерянную девчонку тут.

— Нет, — ответил я. — Людмила давно не возвращалась. Нам придется ее выследить.

— Щит! — выругалась готка, затем выдохнула и добавила. — Приманивайте. Будем пробовать.

Тогда девочка-призрак подошла к Агате и под возмущенные возгласы вырвала у той недоеденный батончик.

— Эй!

— Адские гончие обожают шоколад. И чувствуют его за многие километры, — я озвучивал слова принцессы горцев, пока та крошила и рассыпала батончик у входа в пещеру. — Элаиза говорит, что теперь нам нужно подождать, когда придет монстр. После того, как мы приручим гончую, она найдет для нас дочь Аввакума Ионовича. Если, конечно, та еще жива. А сейчас — привал.

Пока каждый из нас пытался найти себе занятие, чтобы скоротать время, девочка-призрак подозвала меня к себе. Она села на пластиковый ящик, в который обычно складывали пустые бутылки в пунктах приема посуды и все-таки рассказала мне, что связывало их с Милой. И почему они поссорились.

Оказалось, что, попав на эту сторону в тысяча девятьсот девяносто третьем году аристократка только и занималась тем, чтобы найти разрыв, который позволит ей выбраться. Но из-за того, что такие порталы скрыты с этой стороны, ей это никак не удавалось.

Однажды Элаиза и дочь Аввакума Ионовича встретились. Это произошло, когда девочка-призрак спасла одаренную от стаи гончих, которые уже загнали ту в угол и были готовы разорвать. Сильная защитная родовая способность, благодаря которой Людмиле удавалось выживать все это время, не выдерживала натиска. Так завязались их отношения, и они стали лучшими подругами.

За долгие годы девочка-призрак научила аристократку языку жестов. В этой пещере они провели немало дней, скрывая Милу от обитателей пустыни. Смеялись, делились разными историями, строили планы на будущее и сооружали все, что здесь сейчас есть.

Но было одно «но». Элаиза с самого начала знала, как найти выход. Однако будучи призраком, за которым беспрестанно охотятся аристократы из внешнего мира и который вынужден скрываться здесь большую часть своей жизни, она не рассказывала подруге о том, что знает как найти портал на свободу. Бывало, что она порывалась сделать это, но как только представляла, что снова останется одна — передумывала.

Если честно именно эта часть истории больше всего напрягла меня. Если до сегодняшнего разговора у меня еще сохранялась иллюзия, что девчонка порядочная и не подложит мне свинью с этим контрактом, то рассказ напомнил мне о том, что все мы люди. И если что-то нам выгодно, то мы готовы закрыть глаза на темную сторону своей личности.

Элаиза увидела, что я напряжен и тут же поняла в чем дело. Широко улыбнулась и уверила, что та история послужила ей уроком. Потому что именно из-за лжи она навсегда испортила отношения с подругой.

А кончилось все в лучших традициях мыльных опер.

Как-то раз на эту сторону попал мальчик. Простолюдин. Они с Милой смогли спасти его и приютили в своей пещере. Но он постоянно канючил и просился обратно.

Ночью, когда дочь Германна уснула, принцесса горцев не выдержала и отвела ребенка к разрыву, чтобы выпустить в родной мир. На утро просто нужно было сказать, что парень сбежал. Все бы осталось как есть. Только вот все пошло не по плану.

Той ночью Мила не уснула. И в итоге проследила за ними до самого разрыва, где увидела, как Элаиза показывает ребенку выход.

— Паршиво, — я бросил в огонь веточку, попавшую когда-то сюда из внешнего мира. — Готов поспорить, что ты под землю готова была провалиться.

— Это мягко сказано, — ответила принцесса.

— И довольно глупо, — хмыкнул я.

— Я уже пожалела, что не позволила пацану умереть, как остальным, — хладнокровно произнесла она и у меня мурашки пробежали по коже.

— И что же произошло дальше? Почему Мила не воспользовалась тем же порталом, что и мальчуган.

— Я закрыла его. Не потому, что вообще не хотела выпускать ее. Просто, мне нужна была возможность все объяснить. Но Мила и слушать ничего не хотела. Она как следует приложилась мне по лицу и убежала прочь. Я не стала догонять. Решила, что рано или поздно она остынет и вернется. С тех пор мы не виделись.

Разбираться в женских распрях мне не хотелось. Одно было ясно наверняка. Если бы мужики оказались в такой ситуации, то они просто набили бы друг другу морды и точно пришли бы к консенсусу. Но девочки договориться не смогли. Это старо, как мир. Можно понять и одну и вторую. Но лучшего мнения об Элаизе после этой истории я не стал. Девочка эгоистична, хладнокровна и готова пойти на все ради достижения своей цели.

— А как Германн узнал о ваших отношениях?

— Я имела глупость явиться ему и все рассказать, — посетовала она и тут же ее глаза расширились. — Прикажи всем замолчать! Кто-то идет…

(обратно)

Глава 8 Таинственный Знак

— Тише! — предупредил я спутников.

Взял за ручки коляску, на которой сидела Машка и откатил ее за шалаш. Все остальные тоже спрятались тут. Только Агата осторожно выглядывала из-за него и ждала, когда появится создание, которое мы приманили.

Громко вдыхая воздух, адская гончая вскоре появилась. Она прошла по следу из рассыпанных крошек, подбирая их с земли и очень скоро оказалась в пещере. Теперь ее громкое сопение разносилось эхом так, что мне казалось будто она нюхается чуть ли не у меня за спиной.

— Привет, малыш… — заговорила готка и вышла из укрытия.

Она медленно ступала в сторону призрачной твари, вытянув руку перед собой.

Теперь уже из-за шалаша высунулся я и внимательно наблюдал за происходящим. Знак Жаары на браслете был повернут так, чтобы я легко мог прикоснуться к нему и спалить тварь, если что-то пойдет не так.

Но вопреки обычному поведению адской гончей, которая, как правило, сразу же набрасывалась на жертву, эта особь поджала уши и притаилась. Вела себя так, как ведут крохотные шавки при виде грозного самца.

— Вкусно? — спросила Агата и медленно потянулась в карман. — Смотри. Сейчас я дам тебе еще…

Кажется, чтобы приручить гончую, девчонке нужен прямой контакт с ней. Примерно также действует и моя способность, когда я вселяюсь в тела других. Другой вопрос в том, как она собиралась защитить нас от целой стаи таких призраков? Или ей нужно обязательно приручить одну, чтобы слушались другие?

Гончая, которую готка собиралась приручить была щенком. Так мне показалось. Все они обладают широкой грудью, телом, покрытым волдырями и не имеющим ни одного клочка шерсти. А также мощными огромными челюстями, способными откусить голову человеку моих размеров. Но эта особь была меньше. И казалась очень застенчивой для своего вида. Может поэтому она осталась здесь, а не рванула в наш мир охотиться на людей, пока открыты порталы?

— Вот, смотри, — Агата открыла шоколадный батончик и откусила. — Вкусно. М-м-м… Будешь?

Она опустила шоколадку на землю перед собой и сделала шаг назад. На этот раз это был «Nuts». И сколько таких батончиков одаренная носит с собой? И как от такой любви к шоколаду, ее еще не разнесло до больших размеров?

Гончая, сомневаясь, но все же начала подходить к приманке. В один момент накинулась на батончик, цапнула его и тут же отскочила назад.

— Вот. Гуд герл! Видишь? Ничего страшного…

Агата открыла новую шоколадку, но теперь не кинула ее на землю. Просто протянула руку, чтобы гончая подошла ближе.

Все. Получается. Призрак уже движется к ней. Еще чуть-чуть и дело будет в шляпе.

Агата уже тянулась, чтобы дотронуться до головы будущего питомца, когда раздался грохот, а следом за ним жуткий вопль разнесся по пещере.

— Щит! — выругалась готка, когда тварь, которую она хотела приручить сорвалась с места, заскулила и убежала, поджав то, что было у нее вместо хвоста.

Но всех остальных волновало кое-что другое. Огромный уродливый монстр, который пришел следом за адской гончей и теперь разевал подобие пасти.

Четыре ряда острых мелких зубов. Больше десятка щупалец, из которых растут огромные шипы. Монстр размахивал конечностями, разбивая стены и корежа металлическую бочку, катающуюся по пещере словно мячик для пинг-понга.

Готов поклясться. Один прилет такого щупальца и можно прощаться с жизнью.

— Это так и должно быть? — я поднял брови и посмотрел на Элаизу.

Но та была увлечена монстром. Поэтому мне пришлось привлечь ее внимание и повторить фразу.

— Насколько я знаю такие твари живут за стеной на Казачьей заставе, — пробубнил дядя Витя. — Откуда тут взялось это существо?

— Поговорим потом, — ответила принцесса горцев. — Для начала нужно отправить Годзиллу в другие миры.

Я прикоснулся к Знаку на запястье и создал огненный шар. Нужно было выйти из укрытия и привлечь внимание, чтобы одна из культяпок случайно не прилетела по Машке.

— Эй! — крикнул я, а затем бросил фаербол в уродливое месиво.

Тот бессильно разбился о тварь, из складок которой беспрестанно текла какая-то жижа. Сверху тут же полетела одна из щупалец и мне пришлось перекатиться, чтобы шип не пробил меня насквозь. Следующий удар все-таки пришелся по шалашу и сравнял его с землей. Никто не пострадал. Хотя было очень близко.

Я быстро перевернул браслет и дотронулся до следующего Знака. Рауппия. Создает фантом одаренного.

Моя копия появилась рядом. Она тут же сорвалась с места и подбежала ближе к монстру, чтобы создать угрозу.

— У нас мало времени! — сказал я, вернувшись к своим спутникам. — Агата! Сейчас, как только мы вступим в схватку, выбирайся из пещеры. Догони призрачную гончую и приручи ее.

Я посмотрел на старика и немую девчонку.

— Мы же справимся втроем?

— Я могу справиться и один, — дядя Витя снял спортивную кофту и аккуратно положил ее на колени к моей сестре.

— Какая у вас родовая способность?

— Я голем, сынок, — прорычал он уже меняющимся голосом.

На моих глазах начало происходит то, что я уже видел сегодня. Хилый, а в этом случае, еще и дряхлый человек начал увеличиваться в размерах. Его кости вытягивались, тело разрасталось, а кожа буквально покрывалась каменными чешуйками.

Перед тем, как бросится в атаку дядя Витя сказал не старческим, а теперь голосом настоящего война:

— Я отвлеку монстра! А вы помогите ему испустить дух!

В этот же момент по голему прилетела щупальца и впечатала его в стену. Он схватился за нее обеими руками и разорвал. Коричневая жижа выплеснулась на землю, а чудовище издало пронзающий крик.

— Лишь бы он не оказался каким-нибудь дедом Штыря, — пробормотал я себе под нос.

— Что? — откликнулась Элаиза. — Я не успела прочитать.

— Ничего, — я махнул рукой. — Давай поможем дедушке одолеть зверюгу.

Я отыскал Знак щита на своем запястье и наложил его на сестру. Это была светящаяся обволакивающая прозрачная оболочка. Я обозначил ее, прикоснувшись к Машке. Теперь, даже если лихая щупальца прилетит в нее, то та не пострадает. Правда тут тоже есть свой запас прочности. Нужно торопиться.

Элаиза метала в монстра разными магическими шарами. Огненными, ледяными, электрическими, замедляющими движения, но ни один из них не действовал на тварь.

— Так я и знала! — раздосадованный голос принцессы пронесся в моей голове. — Некоторые монстры из-за стены устойчивы к магии!

Одна из, еще целых, щупалец подхватила Элаизу с земли, подняла ее в воздух и обвилась вокруг тела принцессы, сжимая все сильнее и сильнее. Меня успокаивало лишь то, что я знал о бессмертии девочки.

Следующая культяпка пролетела у меня под ногами — я успел подпрыгнуть в последний момент. Снова выпустил собственную иллюзию, чтобы отвлечь внимание и огляделся в поисках оружия.

Мне дали браслет с мощными магическими знаками, но не догадались вручить банальный охотничий нож. А такого монстра никак не забить до смерти каким-нибудь ржавым бидоном.

Я перескочил через упомянутую выше посудину и подбежал к разрушенному шалашу. Скинул с него тряпки. Среди палок, на которых держалась вся конструкция, был металлический прут.

— Подойдет, — заключил я, смерив в руке тяжесть своего нового оружия.

Предварительно накинув на себя щит, я прикинул план действий.

Нужно добраться до его башки, найти там какое-нибудь отверстие и поглубже засадить эту штуковину. Сейчас это единственный вариант.

Я срываюсь с места. На ходу перепрыгиваю через оторванную часть монстра, валяющуюся на земле. Нагибаюсь, уклоняясь от летящего в меня щупальца. Следующая угроза летит справа, но на ее пути возникает дядя Витя и принимает удар на себя. Он зарывается в землю пятками, но все-таки останавливает конечность монстра.

Я подбегаю к твари и не раздумывая запрыгиваю на нее. Хватаюсь за одну из складок, но поскальзываюсь. Срываюсь вниз и ударяюсь об землю. С верху летит очередной отросток, но я успеваю перекатиться.

Слизь, которой покрыт монстр жутко скользкая. Заползти на самый верх было бы нереально, даже если бы местный житель просто неподвижно стоял на месте. А сейчас, когда все его складки находятся в постоянном движении, щупальца летают из стороны в сторону — любые попытки будут тщетны.

Пока я раздумывал что делать дальше, очередная щупальца сшибла меня. Я пролетел к самому выходу из пещеры и, ударившись о стену, остановился. Щит замерцал и исчез. Я тут же создал новый, порадовавшись, что на этой стороне можно пользоваться магией и не тратить время на открытие порталов.

Тварь повернулась спиной ко мне, пытаясь повергнуть врагов, оставшихся с той стороны.

Суматошно крутя браслет, я пытался понять какой Знак может помочь одолеть врага. Если сейчас не перехватить инициативу, то в итоге одна из загребущих конечностей настигнет Машку. Я могу просто не успеть ее спасти.

— Дядя Витя! — кричу я. — Рванда! Что она дает?

Голем на секунду выключился из боя и тут же поплатился за это.

Его тушу подняло высоко вверх, а затем с грохотом впечатало в огромный валун. Камень разлетелся на осколки, а дядя Витя принялся медленно подниматься, чтобы продолжить бой.

— Рванда?! — срываю голос я, уже приближая палец к символу. — Она может нам помочь?

Если старик не успеет ответить — воспользуюсь. Какая разница, если нам всем все равно придет конец?

Удар. Я увидел, как коляска с моей сестрой летит в сторону и врезается в стену. Щит мерцает. Гаснет. Удар оказался очень сильным.

Времени не осталось.

— Стой! — кричит дядя Витя.

— Она поможет?! — еще раз спрашиваю я, еле сдерживаясь от того, чтобы прямо сейчас не воспользоваться таинственным знаком.

— Поможет! Но тебе нельзя ее использовать!

— Почему?

— Твое тело может не справиться с этой силой.

— Что она дает?

— Телепортацию!

Это идеально! Одно прикосновение и мы с монстром отправимся на рандеву. А если окажемся на каком-нибудь утесе, то тем же фантомом я смогу заманить тварь к обрыву и отправить в долгий полет. Насколько я понял, тут как повезет — нередкие пропасти вообще не имеют дна.

А вот если потеряю сознание от того, что воспользуюсь таким сильным Знаком, то путешествие окажется только в одну сторону… Это уже плохо. Черт! Надо принимать решение.

— Все-таки я готов рискнуть, — произнес я, собираясь дотронуться пальцем до Знака. — Только освободите мою сестру и отыщите дочь Германна. Остальное — как пойдет.

— Нет! — рявкнул голем, подбегая ко мне.

Огромное каменное существо с ореолом из седых волос на голове снова превратилось в дедушку.

Дядя Витя схватил меня за руку и присмотрелся к браслету. Коснулся Рванды.

Если честно, у меня даже не было времени подумать над тем, позволять ли ему жертвовать собой. Но в голове промелькнула мысль, что он, в отличие от меня, обладает такой родовой способностью, с которой не пропадет даже в самом темном месте этой пустыни. И уж тем более, не потеряет сознание по пути.

Кстати. А куда ведет этот телепорт? Не просто же так они не хотели говорить мне об этом?

Старик в разорванных штанах и светящейся ядовито-зеленым рукой, накинулся на монстра, а в следующий момент они оба исчезли. Элаиза упала на землю и ее вырвало желчью.

Я тут же сорвался с места и подбежал к Машке. Сестра была без сознания.

— Элаиза! — крикнул я.

Но потом вспомнил, что девчонка не слышит и принялся сам поднимать коляску.

— Проклятье! — выругалась в моей голове принцесса горцев.

И я знал почему. Кресло уже стояло, но моя сестра продолжала лежать на земле. Наручи, которые обездвиживали ее и блокировали магические способности валялись неподалеку.

— Ангельская освободилась, — заключила Элаиза.

Я опустился на колени и проверил пульс у сестры. Есть. Она просто без сознания.

В этот момент меня переполняли смешанные чувства. Я знал, что сейчас, как только Машка откроет глаза, я впервые за долгое время смогу поговорить с ней. Обнять и отвести домой. Но, с другой стороны, я осознавал, что прямо сейчас аристократка, которая прежде находилась внутри, ищет новое пристанище. А вариантов у нее немного. Готка, приручающая гончую неподалеку и дочь Германна.

— Агата не вернется? — спросил я у Элаизы, уже зная ответ.

Девочка отрицательно помотала головой.

— Эра вознесется, обнаружит ее и завладеет новым телом, — ответила она.

— Какие у нас еще есть варианты найти Людмилу?

Элаиза молчала.

— Значит мы должны найти готку и навсегда избавиться от Ангельской, — злобно процедил я.

— Я знала, что тебе приспичит это сделать… — разнесся знакомый голос по пещере.

Я обернулся. У входа стояла Агата, а прирученный пес беспрестанно бегал вокруг нее и скулил.

— Эра? — на всякий случай спросил я.

— Догадливый и проклятый мальчишка! — хмыкнула одаренная и захохотала. — Потрепал ты мне нервов.

Реплики, типа, «оставь ее» или «я отомщу тебе» будут звучать довольно глупо. У Ангельской всегда был деловой подход. Она умеет трезво оценить ситуацию. Уверен, и сейчас пришла не просто так. У нее точно есть какое-то предложение.

— Чего ты хочешь? — прямо спросил я и поднялся с колен.

— Если бы ты был чуть повзрослее, Константин, — она ехидно улыбнулась и облизнула свои ярко накрашенные губы. — Я бы попросила у тебя только одного. Уверена, после этого мы бы стали так близки, что все наши разногласия остались бы в прошлом.

— Это вряд ли, — бросил я. — Перейдем к делу. Порталы скоро начнут закрываться, а все души захотят домой, так что…

— Понимаю, — Ангельская в теле Агаты присела и погладила адскую гончую. — Я знаю, что ты от меня не отстанешь, если я просто свалю отсюда. Будешь таскаться по пятам, а я всю жизнь буду оглядываться с навязчивой мыслью, а не охотится ли за мной проклятый Ракицкий? Знаешь, это еще хуже, чем прозябать здесь и ждать, когда мне перепадет какое-нибудь тельце. В общем, у меня есть предложение.

— Говори.

— Агата оказалась очень сговорчивой девочкой, — она говорила и широко улыбалась, пытаясь не прервать себя же на хохот. — А ее убеждения…как тебе сказать. В общем, она не против делить этот домик на двоих. Понимаешь, о чем я?

— Ты же не думаешь, что я поверю тебе на слово?

— Не думаю, — подтвердила Эра. — Поэтому, если ты согласишься, я верну Агату. Она поможет вам найти дочь Германна, мы все вместе уберемся отсюда и заживем долго и счастливо. Как тебе? Все что нужно, только чтобы ты пообещал оставить меня в покое. Навсегда.

Я посмотрел на Элаизу.

— Это единственный шанс найти Милу сейчас, — голос немой в моей голове становился на сторону Ангельской.

— Подумай хорошо, Константин, — Эра улыбнулась. — Либо ты получаешь все, либо я прямо сейчас натравлю этого милого песика на вас, а сама… Как это правильно говорят? Сделаю ноги.

Пока ее сумасшедший хохот эхом разносился по пещере, я размышлял.

Сейчас я стою перед очередным выбором. Если не согласиться на условия Ангельской, то Аввакум Ионович не заплатит денег. Он будет посылать нас сюда снова и снова, пока мы не вернем его дочь. А учитывая, что вся команда разбежалась, вдвоем с Элаизой при встрече с очередным сюрпризом из-за стены мы можем однажды вообще не вернуться во внешний мир. А когда у меня руки доберутся до Ангельской, чтобы справедливость восторжествовала? Будет ли у меня на это время и охота — очень сложно предположить.

Однако, если Агата, в силу своих готских убеждений, считает, что с душой аристократки внутри она будет более уникальна, то почему не согласиться на сделку? Вмешиваться в жизнь посторонних людей у меня желания нет. Только хочется, чтобы слова Ангельской оказались правдой, а все это предложение не было обычной ездой по ушам.

— У меня встречное предложение, — сказал я, вытирая лицо от слизи монстра. — Если ты договорилась с ней и вас обеих устраивает эта схема, тогда убирайся из тела Агаты. Сейчас. Мы завершим миссию, вернемся во внешний мир и если она действительно не против, тогда вы встретитесь после и делайте что хотите. Мне совершенно плевать.

Лицо Агаты теперь выглядело растерянным. Со своей способностью к переговорам, ей казалось, что она делает предложение, от которого невозможно отказаться. А теперь ей приходилось играть по новым правилам. И совершенно не факт, что готка потом не одумается и путь во внешний мир не будет закрыт для Эры навсегда.

— Хорошо, — неожиданно произнесла Ангельская.

Ее душа тут же вырвалась из глотки Агаты и улетела из пещеры. Готка подняла собственные руки и посмотрела на них.

— Костя, — голос Машки донесся из-за спины.

Я вздрогнул.

(обратно)

Глава 9 Женские секреты

Я еще не обернулся, чтобы взглянуть сестре в глаза, а ком уже подступил к горлу. Я так долго ждал момента, когда верну ее. Иногда мне казалось, что этого уже не случится. Но у меня все получилось.

Я развернулся, подошел, упал на колени и крепко обнял ее. Без слов. Сдерживая слезы. Каждая мускула на моем лице дрожала от сопротивления тому, чтобы показаться слабым. Но я не мог это контролировать.

Машка ничего не говорила. Она нервно посмеивалась сквозь слезы и гладила меня рукой по спине. Но неожиданно затихла. Это показалось мне странным. Я отпрянул и осмотрел ее.

— Черт… — вырвалось у меня.

Щит не выдержал. Слева, из бока, которым Машка ударилась при падении торчал осколок. Я осмотрелся и увидел повсюду лежащие части разбитого зеркала. На плаще, в который она была одета, слева, огромное пятно крови. Моя сестра медленно моргает, уже привыкнув к боли, но видно, как жизнь уходит из нее.

Эмоции, которые зашкаливали от радости тут же испарились. В один миг я встрепенулся. Вместо того, чтобы опускать руки, я осознал, что ничего еще не потеряно.

Скрепя зубами от злости на весь мир, снял с себя верхнюю одежду, чтобы добраться до футболки. Разорвал ее. Другим осколком разорвал плащ Машки, блузку и прижал к ране ткань. Попросил спутников побыть с ней, а сам превратил простыню, снятую с бывшего шалаша, в самобытный бинт и обмотал его вокруг талии сестры. Потуже затянул.

— Помогите мне посадить ее в кресло, — бросил я.

Под стоны раненой нам удалось это сделать.

— Мне нужно возвращаться, — я укрыл ноги Машки старой курткой. — Дочь Германна вам придется искать уже без меня.

— Еще пару часов назад я бы сказала — скатертью дорога, — отреагировала Агата. — Но несмотря на свой возраст ты оказался…другим.

— Я рад, — ответил я и снял браслет с руки. — Но сейчас не до сантиментов. Возьми его. Он может пригодиться.

Я подкинул магический аксессуар. Готка ловко подхватила его в воздухе.

— Как раз такого мне не хватало, — ухмыльнулась она и надела браслет на руку. — Жаль не черный.

— Элаиза, — я повернулся к принцессе горцев. — Портал, чтобы вернуться обратно. Он там же?

— На том же утесе, — кивнула девочка-призрак. — Наши следы еще не замело. Иди по ним. Не ошибешься.

— Хорошо, — серьезно проговорил я, подытожив план действий. — Главное поверить, разбежаться и въехать на платформу девять и три четверти…

— Что? — Агата, с непониманием в глазах, посмотрела на меня.

— Ничего, — я взял за ручки коляску. — Надеюсь, у вас все получится. Маш, ты как?

— Бывало и лучше, — кисло улыбнулась она.

— Держись. Скоро будем дома.

Напоследок махнув рукой спутникам, я побежал в сторону портала. Однажды оглянувшись, увидел, как Элаиза дает гончей понюхать одну из вещей Милы. Как та срывается с места и лает, взяв след.

Я не говорил с Машкой, пока мы добирались обратно. Не знаю почему, но мне казалось, что так она сбережет силы. А они точно понадобятся ей. После всего, через что нам удалось пройти, нужно пережить еще одно испытание.

Жаль только, что я не помог вытащить отсюда дочь Германна. Уверен, у меня бы получилось убедить бывших подруг взять тайм-аут в отношениях и вернуть их во внешний мир. Но все пошло не по плану. Судьба Глобуса, о которой я тоже хотел узнать в этом путешествии также осталась неизвестна. Значит придется возвращаться. Хотя было бы так кстати убить сразу всех зайцев.

Что ж. Главное, что Машка жива.

— Нам надо в больницу! — прокричал я, перебивая ветер, когда мы появились на прежнем месте. Недалеко от колеса обозрения.

Порталы вокруг закрывались, а щит Германна не позволил оставшимся душам добраться до нас. В конце концов они отступили и начали возвращаться к разрывам.

— Где остальные? — не в силах контролировать себя, первым делом поинтересовался аристократ.

— Мы встретили там того…кого не ожидали, — ответил я и тут же перевел тему. — Пожалуйста! Моя сестра ранена! Отвезите нас в больницу. Я все объясню по пути!

Слегка посомневавшись, Аввакум Ионович все-таки приказал Мише взять Машку на руки и отнести в машину.

Уже через пять минут мы мчались по улице Горького в ближайшую больницу, а я рассказывал, что произошло на той стороне.

Аристократ сидел впереди на пассажирском сиденье, мы с сестрой сзади. Голова Машки была у меня на коленях и через каждые несколько секунд я проверял у нее пульс.

— Значит Виктор Андреевич использовал Рванду, чтобы спасти вас?

— Да. Он рассказал, что это телепорт. Но не сказал куда.

— За Казачью заставу, — хладнокровно произнес Германн.

— Что? — я широко раскрыл глаза.

— Это единственный известный способ вернуться во внешний мир с той стороны. Да. Минус в том, что Знак привязан только к одному месту на планете. Полагаю, что неспроста.

Конечно. Если бы я был на грани гибели, как в общем-то и получилось, то лучше отправиться на заставу, чем остаться в качестве трупа в пустыне навсегда.

— А что потом? С заставы отпускают?

— Конечно. Поезд оттуда через всю Российскую Империю ходит два раза в неделю.

— Хм. Почему тогда дядя Витя не хотел, чтобы я знал о свойствах Рванды?

— Во-первых, он боялся, что ты не справишься с монстрами, с которыми, так или иначе, придется столкнуться за стеной.

— Ну да. У него явно больше шансов, — хмыкнул я себе под нос. — А во-вторых?

— Он не хотел, чтобы ты поддался искушению.

— Искушению? Оказаться на Казачьей заставе? — усмехнулся я.

— Есть один нюанс, — аристократ пригладил свою бородку. — Все, кто когда-либо использовали Рванду, появляясь на Казачьей заставе…как бы тебе это сказать. Они оказывались на несколько десятков лет старше того возраста, которого были, когда отправлялись в это путешествие. Возможно, Виктор Андреевич решил, что ты, как многие другие дети, решишь злоупотребить Знаком, чтобы поскорее повзрослеть. А может быть у него были на то другие причины. Но факт остается фактом. Голем, итак, был не молод. Не думаю, что он выжил после скачка.

Больше я ничего не спрашивал. Прокручивая в голове ту битву с монстром, мне стало интересно — понимал ли дядя Витя, что отправляется в последний путь? Неужели он не говорил мне о последствиях телепортации для того, чтобы уберечь ребенка от опрометчивых поступков и сохранить возможность прожить юные годы, которые, по его мнению, гораздо дороже, чем оставшееся у него время?

В любом случае, старичок совершил подвиг. Спас нас всех, быть может, ценой собственной жизни. Надеюсь, однажды мне удастся узнать, что с ним стало. И если он выжил, то я буду просто обязан его отблагодарить.

— Если хочешь знать, Константин, — продолжил Аввакум Ионович. — Я бы рассказал тебе про Знак сразу. Потому что ты другой. И вряд ли торопишься стать взрослым, в отличие от большинства детей. К тому же, у тебя в твои десять лет есть то, чего нет у многих, кому за сорок.

Машина затормозила. Мы приехали.

Миша тут же хлопнул дверью и забежал в приемный покой. Через некоторое время оттуда вышли дежурные медбратья с носилками и переложили на них мою сестру.

— Все будет хорошо, Маш!

Я успел поцеловать ее в лоб на прощанье, а она бессильно улыбнуться в ответ, когда носилки скрылись за дверями приемного покоя.

Я стоял на улице и бессильно смотрел вслед, словно видел, как ее везут по коридору.

— Спасибо, — сзади подошел Аввакум Ионович и положил руку мне на плечо. — Здесь твои деньги. Пересчитаешь, как будет время. Если чего-то не хватит, ты знаешь, как меня найти.

Я повернул голову и увидел, что аристократ протягивает мне кейс.

— Но я не выполнил задание…

— Мы договаривались, что я заплачу тебе за то, что ты пойдешь на ту сторону и попробуешь найти мою дочь. Свое слово ты сдержал.

Я взял кейс и кивком головы поблагодарил аристократа.

— Я не сошел с ума, Константин, и допускаю, что Милы может не быть в живых. Все мои старания могут быть всего лишь результатом бессмысленной надежды. Но это уже не ваши проблемы. Не проблемы тех, кто рискует своей жизнью, ради того, чтобы помочь мне.

— Когда я уходил, адская гончая взяла след, — сказал я. — Не теряйте надежды раньше времени. Возвращайтесь в парк Горького и ждите девчонок.

— Спасибо, Константин, — он похлопал меня по плечу. — Тебя подвезти?

— Нет. Спасибо. Я останусь тут. По крайней мере, пока не закончится операция.

— Хорошо, — снег под ногами аристократа захрустел за моей спиной, а затем дверь Мерседеса открылась. — Как будут новости, позвони мне.

Я не ответил. Мотор заведенной машины загудел, и она умчалась в сторону парка.

С кейсом, набитым долларами, в руке, стоя перед деревянными скрипучими дверями приемного покоя, сейчас я был готов отдать все, только бы Машка выжила. Но знал, что это не поможет. Только опытность врачей, ее жажда к жизни и воля случая. Вот самый эффективный рецепт.

Шмыгнув носом — подытоживая так свои размышления, — я вошел внутрь. Добрел до ближайшего деревянного сиденья, положил кейс под себя, сел на него и заснул.

Периодически я просыпался от грохочущих на весь коридор каталок с больными, привезенными только что. Сквозь сон слышал, как уборщица окунает тряпку в железное ведро и моет полы, а в нос забивается запах хлорки. Слышал и чей-то плач, который последовал сразу за спокойным голосом доктора, сообщившим печальную новость.

Н-да. Выспаться в этих условиях нереально. Даже с учетом того, что я чертовски устал.

— Молодой человек, — кто-то потряс меня за плечо.

Я открыл глаза. Вытер руками лицо.

— Нам будут нужны документы той девушки, с которой вы приехали. Паспорт и страховой полис, — сказал он.

— С собой нет, но я привезу. Как она?

— Операция прошла успешно. Но состояние стабильно тяжелое. Сейчас девушка в реанимации. Отдыхает.

— Можно к ней?

Врач отрицательно покачал головой.

— В реанимацию посетителям нельзя. Я напишу вам список того, что нам понадобиться. Можете привезти завтра вместе с документами. И не переживайте. Медсестры постоянно следят за больными.

— Хорошо, — покивал головой я.

— Где ваши родители?

— Мм…в командировке.

— Ясно. Кое-что из списка, который я дам, нужно будет купить… У вас есть деньги?

Я бросил взгляд на кейс.

— Есть.

После этого врач написал мне список и отправил домой.

Я вернулся в свою квартиру, упал на кровать и уснул, даже не сняв одежды. Проснулся на утро по будильнику в отвратительном настроении. Но физкультура, гигиенические процедуры и завтрак сделали свое дело. Я собрался и вышел из дома уже совершенно другим. Бодрым и решительным. На субботник, мать его.

— А! Ракицкий! Здравствуй, — Мирослава Игоревна вручила мне ведро с тряпкой и порошком. — Помоги Пушкину отмыть парты. Как пройдетесь по всем кабинетам, можете быть свободны.

— Пушкину? — я повернул голову и увидел аристократа.

Тот дружелюбно помахал мне рукой и снова принялся за дело.

— Да, — ответила завуч. — Надеюсь, совместное занятие поможет вам подружиться.

— Это вряд ли, — шепнул я себе под нос.

Мирослава Игоревна сделала вид, что не услышала и покинула помещение.

От безысходности я только пожал плечами и принялся за дело.

Торопиться было некуда. Футбольный турнир только начался, а закончится не раньше трех. До этого времени нужно держаться неподалеку от завуча, чтобы сообщить ей, если будут новости о Парфенове.

— Ну и геморроя ты всем нам подкинул, шкет, — посетовал старшеклассник спустя некоторое время, отдраивая крайнюю парту в первом ряду.

— Давай быть честными друг перед другом, Пушкин, — ответил я, не отрываясь от дела. — Я вам ничего не сделал. Вы сами создатели своих проблем. Или я не прав?

— Ты слишком задирист для пацана своего возраста и…бастарда, — сказал блондин. — Аристократы таких не любят.

— Это уже ваши проблемы, — хмыкнул я, высыпав еще немного порошка на рисунок поезда, над которым корявым подчерком было написано: «если ты не голубой, нарисуй вагон другой».

Некоторое время мы приносили пользу обществу в абсолютном молчании. Пока Пушкин не заговорил снова.

— Как твоя подружка?

Я поднял на аристократа глаза.

— Не понял?

— Ну как ее? У нее фамилия еще такая интересная… — задумался он.

— Клаус? — предположил я.

— Да-да, точно, Клаус! Как она держится?

— В каком смысле?

Пушкин нахмурился, затем заулыбался, показав свои белоснежные зубы.

— Значит она тебе ничего не рассказывает?

— А что она должна мне рассказывать? — я отжал тряпку и бросил ее на следующую парту.

Аристократ, противно лыбясь, подошел ближе и сел на стол, рядом с которым я замаливал свои грехи. Вернее, стирал их. И не свои, а чужие.

— А то, что ты, Ракицкий, у моих одноклассниц на хорошем счету.

Я понял, о чем говорит Пушкин. Даже перестал натирать парту.

— К ней опять пристают? — спросил я прямо.

— Это мягко сказано, — кудрявый, добившись моего внимания, вернулся к работе. — Прохода не дают. А после вчерашнего инцидента они вообще озвереют. Снова будут пытаться отбить тебя у нее. Боюсь представить, что начнется! Пятиклассник, сумевший дать отпор старшеклассникам. Барт опять начнет петь о тебе дифирамбы.

— Юля? — удивился я. — В последний раз она прошла мимо меня и даже не поздоровалась. Или поздоровалась?

Я почесал затылок, вспоминая, как стоял у входа в кинотеатр с двумя «киндерами», а Барт бесцеремонно отправила меня к своей матери, даже не предложив сходить в кино вместе.

— Ох уж эти девчонки, — усмехнулся Пушкин. — Чем меньше женщину мы любим… Только тут наоборот. Ну ты понял.

Пазл у меня в голове начал складываться. Юлия Барт, одноклассница Пушкина и Серого вполне могла запасть на меня. Особенно после того, как я помог ей получить такой желанный билет школьника. А то, что сейчас мое имя во всей школе на слуху — это еще больше привлекает девочку.

Черт…Сколько ей сейчас? Двенадцать? Неужели в этом возрасте девочки уже могут хотеть встречаться с мальчиками? Или, по крайней мере, вести себя как стервы?

Надо бы решить вопрос. Но не хочется, чтобы Жанна страдала из-за меня. Она все-таки тоже еще ребенок.

— Может там ничего серьезного? — наивно предположил я, произнеся свои мысли вслух.

— Ничего серьезного? — теска великого поэта скомкал свою тряпку и кинул ее в урну, словно баскетбольный мяч. — Есть! — обрадовался он попаданию и продолжил: — Подсказка. Туалет для девочек.

Пушкин загадочно замолчал и вернулся к злосчастным партам. А мне жутко захотелось узнать, что же происходит между бастардами и аристократками на фоне ревности ко мне. И что такого я увижу в женском туалете.

Не дожидаясь, когда прозвенит звонок и те, кто учатся по субботам, побегут на перемену, я сказал Пушкину, что сейчас вернусь и направился в известное место.

Перед тем, как войти, припал к фонтанчику с водой и утолил жажду. Затем по-джентльменски постучался. На всякий случай спросил есть ли кто внутри. Никто не откликнулся, и я поторопился войти.

Женский туалет. Я не был в них никогда. Вообще присутствие в таком месте мне всегда казалось чем-то противозаконным. И даже, когда наш туалет по какой-то причине не работал, моя нога все равно не ступала тут.

Едва оказавшись внутри, я бросил взгляд направо. На кафельной плитке маркером был нарисован силуэт человека. В полный рост. Дорисованы части тела — глаза, рот, грудь, соски. А сверху подпись — «клаус шлюха». Корявым подчерком. Чтобы никто не узнал автора.

Прошел дальше. Небольшая переписка прямо на стене, что Ракицкий красавчик. Несколько девиц спорили между собой, чей я в итоге, даже не представляясь. Открыл дверь кабинки и увидел еще много нелицеприятных «фактов» про Клаус. Например, кто-то написал, что ее мать была наркоманкой и родила ее, когда была под кайфом. Несколько замечаний к ее внешности и умственным способностям. Без цензуры.

Проклятье! Представляю, как Жанне тяжело с этим справиться. Она же всего лишь ребенок. А ее, судя по всему, унижают здесь, не подбирая выражений.

Дверь в туалет неожиданно заскрипела.

Вместо того, чтобы прикинуться дурачком и выйти, я юркнул в кабинку. Закрыл защелку. Раз уж зашел сюда посмотрю в чем еще обвиняют мою подругу. Потому что вряд ли я когда-нибудь еще раз окажусь здесь.

— Я буду в школе до вечера…

Я услышал голос завуча. Кажется, она разговаривала по телефону. Мне стало дико дискомфортно. Если Мирослава Игоревна меня заметит, то боюсь одним субботником я уже не отделаюсь.

— …Александр Николаевич. Я еще раз говорю. Ваш сын с понедельника должен вернуться к полноценному обучению. Кое-кто уже пытался намекнуть мне, что он использует магию за пределами школы. Да. Вы сами знаете кто. Так вот. Вам лучше усиленно следить за мальчиком в ближайшее время, иначе я буду вынуждена принять меры. Давайте не доводить до этого. Простите. Сейчас не могу разговаривать. Буду на связи. До свидания!

Завуч подергала ручку на двери кабинки, в которой я закрылся. Выдохнула, прошла в соседнюю кабинку и подергала за цепочку от бочка. Вышла и набрала какой-то номер на телефоне. В мое время «кирпичи» были только у новых русских, а тут, похоже, такими сотиками обзавелись все аристократы.

— Фаина Николаевна, — сказала она. — В женском туалете все еще не направили бочок от унитаза. Позвоните Василию Петровичу. Пусть в понедельник он, наконец, сделает его. Невозможно, когда девочки со всей школы вынуждены пользоваться одной кабинкой. Они начинают опаздывать на уроки…

На моем лбу выступила испарина. И проблема Кипятка сейчас волновала меня в последнюю очередь.

(обратно)

Глава 10 Неожиданный союз

Завуч школы стучала ногтями по подоконнику в туалете для девочек, дожидаясь, когда занявшая кабинку леди, освободит ее. Уверен, она и подумать не могла, что за дверью скрывается не девушка, а парень, имя которого так часто упоминается на стенах в этом месте. Я же не хотел даже представлять что будет, когда она увидит меня.

Не потому, что мне было стыдно. Нет. Но из телефонного разговора я понял, что завуч говорила с отцом Кипятка. И в отличие от директора школы, Мирослава Игоревна оказалась с главой клана электроников на короткой ноге. Теперь к ее принципиальности у меня появились вопросы.

Школьник приходит к завучу донести на того, кто занимается запрещенным видом магии. Но вместо того, чтобы захотеть добиться справедливости или проявить хотя бы малейшую заинтересованность, она доносит Парфенову старшему о том, что дело пахнет жареным.

Мало того, что это портит нам все планы и теперь отец Кипятка не позволит тому спалиться. Так еще это означает, что она знала о грехах Парфенова и закрывала на это глаза. А как иначе она поняла, что я говорил тогда именно о нем? Сложила два и два, услышав про магию крови. Как пить дать!

И что теперь? Увидев меня сейчас, завуч поймет, что ее репутация подорвана. И как тогда поступит?

— У вас все хорошо? — вслед за стуком послышался голос завуча.

Я потянул за цепочку и смыл воду.

В конце концов, кто из нас находится в более дурацком положении? Вот на самом деле? Десятилетний пацан, который поддался любопытству и зашел посмотреть, как тут поживает культ в его честь или взрослая женщина, случайно поступившаяся своими принципами в присутствии ученика?

Я открыл защелку и толкнул дверь.

— Здравствуйте, Мирослава Игоревна, — сказал я.

— Костя? — она растерянно посмотрела в сторону выхода, засомневавшись не перепутала ли этажи. Но вскоре вернула взгляд на меня. — Что ты здесь делаешь?

— Тряпку пришел смочить, — сухо ответил я.

— Тряпку? — нахмурилась она, осмотрев меня с головы до ног.

Не обнаружив куска ткани, покивала, сама додумав причину моего вторжения и сделала шаг назад, чтобы освободить дорогу.

— Ну допустим…

Но я не сдвинулся с места.

— Знаете, все в школе всегда восхищались вами. И мальчики, и девочки. Лично я пришел к вам потому, что мне казалось, что вы не боитесь некоторых, — я сделал акцент на последнем слове и еще раз повторил его. — Некоторых аристократов, которые, итак, считают, что все должны перед ними пресмыкаться.

— С чего ты взял, что я кого-то боюсь?

— Мне так показалось. Ведь сейчас вы разговаривали с Александром Николаевичем. Так?

— С ним, — согласилась она. — Но давай я тебе кое-что объясню.

Она взяла меня за руку и цокая своими каблуками вывела из туалета. Я не сопротивлялся. Ее духи вкусно пахли, строгая юбка плотно обтягивала бедра и это все несколько сбивало с толку. От ее прикосновения гормоны в моем теле забурлили, словно вместо крови по венам побежала кипящая лава.

Мы остановились в коридоре. Она стояла передо мной, демонстрируя свою изящную осанку и сцепив руки в замок.

— Трем процентам учеников нашей школы каждый день в голову приходит мысль о том, чтобы использовать магию за пределами учебного заведения. Тем самым подталкивая к тому, чтобы нарушить одно из самых серьезных правил, — сказала она. — Если каждый из них будет уезжать на Казачью заставу, к чему тогда мы прийдем?

Она не может сказать открыто, но я понимаю, что имеет в виду. Своевременная помощь таким ученикам поддерживает систему на плаву. Отшибленные на голову продолжают нарушать правила и уезжают на север, а те, кто предупреждение воспринимают всерьез — остаются.

— Ты молодец, что рассказал про Парфенова, — продолжила она. — Пока его не поймали за руку, у него еще есть шанс измениться.

Мне не хотелось это признавать, но завуч была права. Достаточно радикальный метод отправлять детей на Казачью заставу после первой провинности. Давая еще один шанс трудным подросткам и их родителям, она реально работает на благо общества.

Может уже к черту все? Отморозок больше не авторитет в классе. Меня он, вроде как, задирать перестал. Может доверить воспитание тому, кто и должен этим заниматься? Завучу. А самому сосредоточится на более серьезных делах. Например, подумать о том, как теперь помочь Машке выкарабкаться с больничной койки, а матери вернуть память. Или решить проблему Клаус. Это будет куда полезнее, чем пытаться отправить далеко и надолго своего главного врага, за которым, итак, следят.

Черт! Но разве я могу простить человека, из-за которого моя сестра чуть не умерла, а теперь лежит в реанимации? Он никогда не сделает нужных выводов, если останется безнаказанным.

— Но если Парфенов продолжит нарушать правила, вы накажете его? Несмотря на род и клан? — уточнил я на всякий случай.

Мирослава Игоревна кивнула.

— Именно поэтому сегодня я предупредила его отца. И именно из-за нашего сегодняшнего разговора, у тебя тоже не будет возможности избежать наказания, если когда-нибудь ты нарушишь хотя бы одно из правил, — завуч прищурилась и поправила очки на своем носике.

Я понимающе покивал головой.

— Ладно, — в конце концов согласился я. — Но вам следовало бы наказать еще тех незадачливых художников, которые травят Жанну всеми этими рисунками в туалете.

Мирослава Игоревна повернула голову в сторону двери, на которой был прицеплен значок с изображением девочки.

— Я хорошо знаю, как выполнять свою работу, — неожиданно строго ответила она. — А тебе уже пора возвращаться к своей.

Это было грубо. Мол, разговор закончен, пора идти дальше драить парты.

Я уже хотел уйти, но не смог оставить за завучем последнее слово.

— Тогда я пошел, — сказал я.

— Иди.

— Только еще одно, Мирослава Игоревна…

— Да?

Я окинул девушку неоднозначным взглядом с головы до ног.

— Вы всегда выглядите просто отпадно.

Затем я сунул руки в карманы и побрел к кабинету, где отчаянно трудился Пушкин.

Еще некоторое время мой затылок горел. Я чувствовал, как завуч смотрит мне вслед. Она была горячей штучкой и будь я повзрослее, можно было бы натворить таких дел, что нас обоих выгнали бы из школы.

Но сейчас она, наверняка, пыталась подобрать слова, чтобы поставить меня на место. Но ни одно правило не запрещало ученикам делать комплименты. Больше всего вопросов, наверняка, вызвал мой брошенный неоднозначный взгляд. Но и за него не судят. Какой женщине не приятен комплимент о ее внешности?

— Ракицкий! — она, наконец, придумала, как отбить мою подачу. — Как закончишь, с тебя все парты еще и на втором этаже!

Я обернулся и улыбнулся ей.

— Хорошо, — я пошел дальше и добавил себе под нос. — Пофиг. Это того стоило.

В этот день торопиться больше было некуда. Отец Парфенова вряд ли позволит своему сыну допустить ошибку.

Еще до того, как я закончил отмывать парты на втором этаже, со мной связались Клаус с Яблоньским. Они разложили новое положение дел.

Как я и думал, Кипяток сегодня блистал за «Торпедо», и моя бывшая команда вышла в плей-офф городского турнира. «Динамо» по разнице забитых и пропущенных голов тоже удалось это сделать. Это была хорошая новость. Ведь теперь у меня появился шанс сыграть завтра на турнире за ментов.

А вот слежка за электроником, как я и предполагал, плодов не принесла. Сразу после матча за ним приехал Парфенов старший и отвез того домой. И до пяти вечера, согласно магии поиска, Кипяток оставался там.

Я не стал мучать друзей и сказал им идти домой. Пообещав объяснить все при встрече. Конечно, Яблоньский начал сопротивляться, но в итоге мне удалось его убедить.

Когда я вышел из школы на улице уже стемнело. Я быстро собрал сумку Машке и увез ее в больницу. Как мне сообщила медсестра, состояние у нее оставалось тяжелое. Но она заверила меня, что через пару дней ситуация обязательно прояснится и попробовала успокоить. Я сделал вид, что слова помогли. Хотя фраза «все будет хорошо» в моем фактическом возрасте нисколько не успокаивала.

По пути из больницы я посмотрел на время. До девяти оставалась еще пара часов, поэтому я решил сперва заехать в гастроном, накупить вкусняшек и проведать Серого.

Уже через полчаса я стоял напротив двери друга и звонил в звонок. Продолжительный звук, похожий на птичье чириканье сообщил хозяевам, что пришел гость.

— Кто там? — послышалось из-за двери, а белая точка внутри глазка пропала.

— Есения Павловна, это Костя! А Сережа дома?

Дверь открылась, и я увидел замученную престарелую женщину. Мама Серого, кажется, толком не спала с самого дня пропажи Глобуса. Это хорошо читалось по ее лицу.

— Здравствуй, Костя, — она с трудом раскрыла дверь шире — что-то с той стороны сильно мешало это сделать. — Проходи. Не обращай внимания. У нас сегодня много гостей.

Я зашел в прихожую и тут же увидел кучу разной обуви, среди которой были и ботинки Жендоса.

— Женя тоже здесь? — спросил я.

— Да. Недавно пришел.

Специально для мамы Серого я купил коробку конфет. Чувствуя вину и за пропажу Глобуса, который доставлял цветы, работая на меня и за сломанную ногу Серого, который спас меня от этой участи. Но сейчас мне показалось, что будет неуместно доставать сладости. И вообще. Довольно сложно придумать поступок, который не выглядел бы, как жалкая попытка извиниться. Единственное, чем я действительно могу помочь — это попробовать узнать о судьбе ее старшего сына. И взбодрить младшего. Остальное — мимо.

— Они в дальней комнате, — сказала Есения Павловна и прошла вперед, чтобы проводить меня. — Пойдем.

Едва мы оказались в зале, я увидел кучу родственников Серого, сидящих в полной тишине.

— Здравствуйте, — поздоровался я со всеми.

Лишь отец Серого махнул рукой мне в ответ. Остальные только покивали головами.

В комнате царила тоска. Кто-то пил водку, еще кто-то стоял на незастекленном балконе и курил — дым возвращался в квартиру через форточку, чем заставил тетю моего друга недовольно просить закрыть окно.

— Проходи, — сказала мама Серого, открывая дверь. — Сейчас я принесу вам морса.

— Спасибо, — поблагодарил я и зашел в комнату.

— Костян! Здорово! — тут же отреагировал Жендос и бросил джойстик от «Sega».

Он подбежал ко мне и попытался приподнять. Затем он начал повторять это действие и трясти, пока я не улыбнулся.

— Ну все, все, Жендос, — я отпихнул его и огляделся.

Родители Серого сделали все, чтобы их сын не думал ни о чем и поправлялся скорее. Это была их комната. Но сейчас они перетащили сюда телевизор из зала, разрешили подцепить приставку и даже одно из кресел поставили прямо напротив экрана. Играй и выздоравливай, что называется.

— Привет! — Серый махнул мне, не вставая с кресла.

Нога в гипсе преграждала путь на другую сторону, где возле трельяжа стояли костыли.

— Ты как? — спросил я, подходя и протягивая кулак.

— Нормально, — ответил он, стукнув в него в ответ.

— Я тут принес тебе кое-что… — я поднял пакет и похлопал по нему.

Внутри зашелестели фантики.

— Мне ничего не хочется…

— Да? — я поднял брови. — Тогда ты не будешь против, если все эти вкусняшки просто полежат тут?

Я поднял пакет над ним и принялся высыпать сладости на колени друга.

— Перестань, Костян, — сначала он принялся отмахиваться, но чем больше сладостей высыпалось, тем шире становилась улыбка на его лице.

— Конечно. Я уже почти перестал, — улыбнулся я и сверху на гору всего положил еще коробку конфет, которую не стал дарить его матери. — Теперь, кажется все. Или нет?

Я засунул голову в пакет, изображая, что пытаюсь отыскать еще что-нибудь. Проделал дырки вместо глаз какой-то тетки на рисунке и посмотрел в них. Это рассмешило Серого и тогда я остановился.

— Как ты? — спросил я еще раз, присаживаясь на подлокотник кресла, в котором сидел мой больной друг.

— Нога постоянно чешется, — Серый показал мне обувную ложку, засунул под гипс и поводил туда-сюда. — Но справляюсь.

— Да нормально он! — Жендос снова подхватил джойстик и рухнул на второй подлокотник. — Я два раза ногу ломал и все нормально. Болеть вообще круто! Лежишь, ничего не делаешь. А мама всегда говорит — до свадьбы заживет!

— Это правда, — хмыкнул я. — Проверено.

— А ты где пропадал? — Жендос, наконец, поставил игру на паузу, и музыка из телевизора перестала перебивать нас. — Дозвониться до тебя невозможно.

— Я снова был на той стороне.

— Да л-а-а-адно?! — мой лопоухий друг раскрыл рот. — Ты снова видел толпу монстров?

— Не совсем…

— А Димона? — Серый с трудом сел повыше, а его глаза забегали от волнения.

— Я планировал его поискать, но у меня не хватило времени…

В дверь постучала мама Серого. Не дожидаясь ответа, она вошла и поставила на журнальный столик кувшин с морсом. Стандартный рецепт моего детства — смешать варенье с кипяченой водой и готово.

— Если закончится, зовите. Я принесу еще, — она заметила, что ее младший сын сидит весь в конфетах и улыбнулась.

Я облегченно вздохнул. Наверное, это максимум, что я мог сейчас сделать для нее.

— Вы есть хотите? — спросила она.

Мы одновременно посмотрели на сладости и отказались от предложения. Наконец-то можно есть сколько угодно шоколада и не думать о том, что через месяц не влезешь в штаны. Метаболизм после тридцати ни к черту.

Мама Серого цокнула и вышла из комнаты. Молчание между нами тут же прервалось.

— Жендос! Налей мне в стакан морса, — я взял конфету и освободил ее от фантика. — И я расскажу вам все. По порядку.

Следующие полчаса я рассказывал друзьям о своих последних приключениях. Жендос встречал громкими «ого!» каждый неожиданный поворот событий. Серый внимательно слушал, но так и не прикоснулся к сладостям.

— На следующей неделе я попробую вернуться на ту сторону. Если договориться с Агатой и Элаизой, то можно таким же способом попробовать отыскать Глобуса. Нужна будет только какая-нибудь его вещь, чтобы гончая взяла след.

— Когда? — нетерпеливо спросил мой друг.

— Пока не знаю. Подумаю об этом, когда девчонки вернутся. Завтра позвоню Германну и узнаю, чем все закончилось.

— Позвони сейчас, — попросил мой друг. — Пожалуйста, Костян!

Сначала я хотел отказаться, но видя, как тот переживает, уступил. Сходил до телефона, набрал номер Аввакума Ионовича, но не дозвонился.

— Я сбросил ему сообщение на пейджер, — вернувшись в комнату, сказал я. — Аристократ перезвонит, как сможет. Ну или напишет что-нибудь в ответ.

— Хорошо, — сдался Серый и, наконец, взял «Куку Руку». — Надеюсь, что Димон выжил.

— Надо верить, — я похлопал его по плечу. — По крайней мере, пока мы не знаем обратного…

— Ладно, — Жендос встал, достал картридж из приставки и кинул его на кучу из других игр. — Во что поиграем?

— На самом деле у меня есть еще один вопрос, — прервал я его.

— Начинается… — Жендос жалобно заканючил и взял с пола книгу с кодами и советами по прохождению игр на «Sega». Принялся листать ее, ожидая, когда мы закончим болтать.

— Оказывается Юля Барт запала на меня, — сказал я.

— Да л-а-а-а-дно!

Один из моих друзей тут же перестал разглядывать страницу с описанием прохождения «ShiningForce» — моей первой РПГ, с которой и началась большая любовь к играм в будущем.

— Ага. И теперь она докучает моей хорошей подруге, — я внимательно посмотрел на того, кто сидел в кресле. — Серый? Что скажешь?

Но Серый загадочно молчал.

— Так… — уже догадываясь о том, что тут что-то не чисто, я переставил табуретку и сел напротив него. — Что там с Барт? Что тебе известно?

Тот заерзал в своем кресле, пытаясь уйти от ответа.

— Она просила не говорить, — наконец признался одноклассник моей поклонницы.

— Чего не говорить? — настаивал я.

— Что она втюрилась в тебя.

— И все? — я удивленно поднял брови, а затем улыбнулся. — Н-е-е-е-т. Не верю. Это бы тебя не остановило. Какую сделку вы заключили с Барт? Признавайся.

(обратно)

Глава 11 Любовный треугольник

— Колись, Серый, — я сидел напротив друга и не сбавлял оборотов. — Я все равно не отстану.

— Ладно, — он попытался выпрямиться в кресле, а после того, как ничего не получилось, отложил вафлю в сторону. — Как-то Барт подошла ко мне и спросила откуда у тебя столько денег. Она же знает, что мы дружим.

— Понятно. Такие фифы только за деньгами и бегают. Видимо с самого детства, — вслух заключил я. — И что ты ответил?

— Сказал, что ничего не скажу…

Он отвел глаза, но я тут же снова нашел их взглядом.

— Ты же не говорил, что у меня есть своя клининговая компания и курьерская доставка?

— Сначала — нет…

— Серый? — возмущенно протянул я.

— Я не знал, что это какой-то секрет. Да и не было такого, чтобы ты просил об этом не рассказывать.

— Мой косяк, — признался я. — Но на будущее — чем меньше люди знают обо мне, тем лучше.

— Да я уж понял, — отреагировал он.

— Так что было дальше?

— Ну…потом она стала расспрашивать о тебе все подряд.

— И ты ей все выдал… — догадался я. — А что Барт пообещала тебе взамен? Ты же, я надеюсь, додумался хотя бы заработать на этом?

— Четыре императорские фишки, — он опустил глаза.

— Всего?! Ты продал меня за четыре фишки? — я намеренно стал давить тому на совесть, хотя понимал, что он всего лишь ребенок.

— У тебя есть четыре императорские фишки? — раскрыл глаза Жендос, который все это время внимательно наблюдал за нами, но не вмешивался в разговор. — Закежь!

— Уже нет, — Серый пожал плечами.

— Ну ты даешь! — я возмущенно вскинул руки. — Я понимаю, рассказать кому-нибудь кучу секретов обо мне, не зная, что это секрет. Но ведь ты даже не поделился со мной тем, что Барт расспрашивала тебя. А значит знал, что нарушаешь нашу клятву.

Я припомнил старый дурацкий ритуал между нами тремя.

В комнате наступила тишина. Только бегунок, переключающийся в меню игры на экране, перебивал ее. Серый взволнованно нажимал на стрелочки на джойстике.

— Ладно, — сказал, наконец, я, глядя на его ногу. — Ты искупил свою вину. На твоем месте мог быть я.

Я постучал по его гипсу и улыбнулся.

— Что ты еще рассказал Барт? — теперь Жендосу стало интересно узнать все.

— Да, — подхватил я. — Ты говорил ей что-нибудь про Клаус?

— Вроде, да, — ответил тот и тут же поторопился добавить. — Она спрашивала встречаешься ли ты с кем-то. Я не стал говорить, что ты из будущего и ждешь, когда поедешь на бал к своей настоящей жене. Я поклялся и сдержал клятву. Но, кажется, рассказал ей о твоей однокласснице.

Теперь все ясно. Сперва Барт начинает интересоваться мной. Затем я еду с ее матерью к черту на кулички и даю понять, что у меня водятся деньги, параллельно воплощая главную мечту ребенка — поехать на бал. А через несколько дней Юля и подружки зажимают Жанну в туалете. И вот с того момента все и закрутилось.

— Ладно, — выдохнул я. — Сейчас это уже неважно. Что сделано, то сделано. Надо мою подругу выручать.

— Что ты имеешь ввиду? — поинтересовался хозяин квартиры.

— Сегодня я заходил в туалет для девочек…

— Ты был в женском туалете? — Жендос истерически захихикал, пытаясь не подавиться суфле.

— Да, — серьезно ответил я.

А дальше рассказал все, что там увидел. В подробностях.

— Значит они теперь лошат Клаус? — удивился Серый. — Она же чистокровная аристократка. Неужели не может постоять за себя?

— Может. Но, думаю, у нее есть причины не говорить об инциденте отцу. Тот, например, может снова запретить ей общаться со мной. Сказав, что ноги у ее проблем, растут именно из меня. Поэтому должны помочь мы. Больше некому.

— Помочь? Как это?

— Есть у меня одна идея. Жендос, неси телефон.

Всю вторую половину дня, отмывая парты в школе, я пытался придумать, каким образом могу решить проблему Клаус. И идея пришла практически сразу. А сейчас как раз есть время на ее воплощение.

Уже через минуту я держал в руке телефон и набирал номер Юли.

— Здравствуйте…, — я попытался вспомнить отчество Алисы Барт, а когда не получилось представился сам. — Это Костя Ракицкий…

— Костя, привет! — поменявшимся веселым голосом ответила мать одноклассницы Серого. — Как у тебя дела? Как учеба?

— Спасибо. Все хорошо. А можно Юлю?

— Да, конечно, — Барт старшая прикрыла микрофон рукой и позвала мою воздыхательницу.

Пока я ждал ответа, меня неожиданно осенило.

То, как я хочу поступить с Юлей, чтобы она отстала от Клаус, опрометчиво. Учитывая, что ее мать хорошо общается с мужиком, рисующим паспорта… Это значит, что одним необдуманным поступком, я, просто-напросто, могу перечеркнуть все свое будущее. Нет. Портить отношения с семейкой Барт мне, ну никак, нельзя.

Осознав всю серьезность последствий, я тут же бросил трубку.

— Ты чего? — спросил Жендос.

— Планы меняются… — я сжал зубы и принялся чесать подбородок.

— В смысле? — Серый стукнул Жендосу по руке и указал на кувшин с морсом.

Тот наполнил стакан больному.

— Короче. Надо проучить Барт, но, чтобы я вообще был не при чем. Понимаете?

Телефон, который лежал у меня в руке зазвонил.

— Это стопудово Юлька, — среагировал Серый. — У нее телефон с определителем номера.

Прямо сейчас надо было что-то решать. Иначе девчонка просечет, что творится что-то неладное и спутает все карты.

Телефон звонил в моей руке, а я шевелил извилинами в голове, чтобы как можно скорее придумать, как сделать так, чтобы девочки перестали измываться над Клаус. При этом я не могу просто сказать Барт пару ласковых, которые помогли бы ей понять, что у нее нет шансов. Мне важно сберечь нужные связи.

— Придумал! — вдруг воскликнул я и дал Жендосу по плечу. — Тебе же всегда нравилась Барт?

— Не понял? — растерялся мой лопоухий друг.

— Понимать нечего. Сейчас мы сделаем так, чтобы она в тебя втюрилась. Короче, объяснять некогда. Потом поговорим.

Я махнул рукой и нажал на значок ответа на трубке.

— Алло?

Жендос накинулся на меня сзади, пытаясь вырвать телефон. Но я ловко крутился, не позволяя ему достать до заветной цели.

— Костя? Это ты? — робко спросила одноклассница Серого. — Мама сказала, что ты звонил.

— Да. Связь что-то оборвалась, — ответил я и скинул Жендоса на пол.

Раздался грохот. Тот тут же подскочил и накинулся на меня снова. Но Барт не стала акцентировать внимание на постороннем шуме.

— Мм… Ясно, — только сказал она.

— Слушай, Юль. Я подумал…Как на счет того, чтобы нам с тобой встретиться?

В трубке молчание. Жендос, не понимая, что происходит, слез с меня и, не сводя глаз, наблюдал что будет дальше.

— Не один на один, — тут же добавил я. — Встретимся вчетвером. Я с другом и ты с подружкой. Посидим в детском кафе. Можно в «Чеширском Коте», недалеко от школы. Например, завтра вечером. Как тебе?

— Эээ… — девочка замялась. — С подругой?

— Ну, да. Закажем мороженое, пиццу. Поболтаем.

— Ну…Можно.

— Вот и отлично. Тогда в воскресенье, в семь вечера, в «Чеширском Коте».

— Хорошо.

— Ну, все! Пока! Мне надо бежать, — и я скинул трубку.

— Это че такое было? — Жендос смотрел на меня большими глазами.

— Это я положил начало операции под названием «Буря в стакане», — улыбнулся я. — Вернее «Жендос при деле». Ну или как-нибудь так.

— Чего?

И я изложил друзьям свой план, который заключался в том, чтобы переключить внимание Барт с меня на моего друга. И при этом сделать это так, чтобы никто и ничего не заподозрил.

Жендос быстро согласился. Еще бы. Те условия, которые я ему предложил, пообещав помочь замутить со старшеклассницей сделали свое дело. Да не просто старшеклассницей. А с одаренной. Пусть и нечистокровной. Оставалось только завтра, после футбольного турнира, успеть съездить на центральный рынок и подготовиться к двойному свиданию.

Мы просидели у Серого до половины девятого, обсуждая то, как будем действовать на следующий день и разошлись по домам.

Весь вечер, пока мне не удалось уснуть, я думал о предстоящем турнире.

Я знал, что больше не могу повлиять на ситуацию с Кипятком. Мой план провалился и теперь Парфенов — если он не совсем отбитый, — перестанет баловаться магией за пределами школы. Тем более той, которая тут же отправит его на север.

Хм…Если так подумать, то это все-таки победа. Ведь Кипяток больше не авторитет в классе, его отец теперь держит спесивого сына в ежовых рукавицах и не позволит тому творить всякую дичь. А если еще и утереть нос Кипятку на футбольном турнире… После тройного удара, он еще долго не придет в себя. Месть за Машку должна быть жестокой. Насколько это возможно.

Но для начала звезды должны сойтись таким образом, чтобы «Динамо», за которое я играю теперь и «Торпедо», с Парфеновым в команде, сыграли между собой завтра на одной из стадий турнира.

За мыслями об этом я уснул. Так наступило воскресенье.

— Как настроение, парни? — тренер зашел в раздевалку и похлопал в ладоши.

Все ответили по-разному, но одновременно. У кого-то настроение было отличным, у кого хорошим, у некоторых «сойдет». В целом, чувствовалось напряжение перед первым матчем с железнодорожниками в полуфинале.

Четыре команды, занявшие первые места в своих группах вчера, сегодня должны провести по две игры. По одной в полуфинале, а по второй — в финале и в матче за третье место, соответственно. Таймы по тридцать минут. Это значит, что уже часам к двум мы узнаем победителя турнира и можно будет отправляться с Жендосом на центральный рынок. Но пока до этого еще далеко.

— Стартовый состав остается тот же, что и вчера. Костя, — Геннадий Рудольфович обратился ко мне. — Ты в запасе. Выпустим тебя на замену, если понадобится.

Я кивнул и крепко завязал шнурки.

Зимние детские турниры по футболу кардинально отличались от того, что обычно люди видят по телевизору. На улице минус пять. Поле запорошено притоптанным снегом. На ногах спортивные штаны. Желательно с трико под ними, которое зацепляется за стопы, чтобы не собираться гармошкой во время бега. На теле свитер, на голове шапка, на руках перчатки. Оранжевые манишки — это то, что отличало игроков одной команды от другой.

— В «Локомотиве» нет высоких игроков. В этом наше преимущество, — выступал тренер перед выходом на поле. — Вы легко будете побеждать в единоборствах и, тем более, в игре на втором этаже. Все высокие игроки нашей команды на каждый угловой идут в штрафную соперника, ясно? Если сыграем хорошо на стандартах и внимательно в обороне, то выйдем в финал и там поборемся за первое место.

Никто не отвечал, но все кивали головами, понимая, о чем говорит Геннадий Рудольфович.

— Ну все, — сказал тренер и громко захлопал, подгоняя игроков. — Все на поле!

Выйдя из раздевалки, я наткнулся на Кипятка. Он был одет подороже. Даже на ногах бутсы с шипами. В отличие от моих кед, с шерстяным носком внутри.

— О! — удивился Парфенов, встав передо мной. — Стукач сегодня тоже играет?

— Стукач? — усмехнулся я. — Это ты обиделся потому, что твои кривые ноги теперь за километр видно? После того, как папаша запретил тебе…хм…баловаться с магией.

Кипяток осклабился и оттолкнул меня с дороги. Я врезался в стену, но проглотил злость. Не хватало еще, чтобы меня дисквалифицировали за неспортивное поведение. Сегодня все докажу на поле. Если, конечно, тренер выпустит меня на поле.

— Команде Локомотив — физкульт-привет! — крикнули одиннадцать игроков моей команды своим соперникам.

— Команде Динамо — физкульт-привет! — ответили железнодорожники.

Судья в желтой майке, надетой поверх теплой кофты, подозвал капитанов и с помощью броска монеты, выбрал тех, кто начинает с центра поля, и тех, кто выбирает с какой стороны будут ворота его команды.

Все действия продлились не дольше трех минут, и игра началась.

Я изредка поглядывал на поле, разминаясь у кромки поля. Во-первых, чтобы быть готовым вступить в игру в любой момент, а во-вторых, просто, чтобы не замерзнуть.

— Костя! — женский голос донёсся с трибун.

Я обернулся. Клаус сидела на одном из мест, засунув руки в рукава своего пуховика и улыбалась. Я махнул ей. Однако голос был не ее. Только потом, скользя взглядом по рядам редких болельщиков, я заметил еще и Барт.

— Черт… — выругался я себе под нос и кисло улыбнулся.

Своим звонком Юле я активировал бомбу замедленного действия. Обезвредить которую я смогу не раньше вечера. Надеюсь, дамы не поссорятся прямо во время матча. Хотя уже сейчас лицо Барт не выражает позитивных эмоций. Лицо Жанны — тем более.

Я махнул еще раз, чтобы было не понятно кому именно — Барт или Клаус, а затем отвернулся и поклялся не смотреть на трибуны до конца турнира.

Моя команда повела в счете после удара головой одного из защитников. Как и говорил тренер, тактика навесов и игры верхом дала результат. Все оставшееся время, внимательно действуя в обороне, Динамо довело игру до победного конца. Был только один минус — тренер так и не выпустил меня на поле.

— Отлично, парни! — сказал Геннадий Рудольфович, когда мы все снова оказались в раздевалке. — Мы сенсация этого турнира! Никто не ожидал увидеть нас в финале и вот мы там.

Все зааплодировали, разделяя радость тренера.

— Торпедо уже начали играть против Жемчужины. Сейчас я пойду смотреть матч. Остальные согревайтесь и набирайтесь сил. Кто хочет, может сходить со мной.

Я принял приглашение. Сил было полно. К тому же, было интересно посмотреть, как играет Кипяток теперь. После вмешательства отца.

И Парфенов играл…отвратительно. Сегодня он снова допускал детские ошибки, как бы это не звучало. Ходил по полю уже через двадцать минут, хотя в предыдущие дни мог бегать, и никто не в силах был его остановить. Даже сама победа над «Жемчужиной» по пенальти, оказалась просто подарком.

— Играем в финале с Торпедо! — тренер вошел в раздевалку следом за мной и оповестил всех о главном сопернике.

Некоторые игроки расстроились, вспоминая, как пару дней назад уступили той же команде, но Геннадий Рудольфович увидел это.

— Парни! — сказал он. — Идите все сюда.

Ребята перетащили скамейку поближе. Облепили ее и пространство прямо перед тренером.

— Мы с вами проделали большой путь, — начал худощавый мужичек в спортивном костюме. — Никто даже подумать не мог, что Динамо выйдет из группы. Но мы пошли дальше! Уже сейчас мы одна из двух лучших команд города.

Все покивали головами. Он продолжил:

— Никто и слова вам не скажет, если в финале вы уступите более сильному сопернику! Потому что вы, итак, прыгнули выше головы. Поэтому сейчас я прошу вас сыграть в удовольствие. Чтобы вы получали кайф от каждого удара по мячу, от каждого выигранного единоборства! От каждого шага по полю! Для всех вы уже герои, достигнувшие результата, который останется в истории. А теперь покажите своим родителям, что, играя в эту игру, вы еще и отлично проводите время!

— Да! — высокий длинноволосый парень, капитан команды, интенсивно захлопал и жестом позвал остальных за собой. — Пойдемте парни! Я видел, что у них нап сдулся. Сделаем так, чтобы прогулка торпедовцам сегодня не показалась легкой.

Мы выбежали из раздевалки. Кипяток и его команда уже ждали нас на стадионе.

Никакого открытия к главному матчу турнира не было. Все как обычно. Команды встали друг напротив друга, выкрикнули приветствия, определили чей мяч и чьи ворота, а дальше началась игра.

На этот раз борьба была равная. И осторожная. Отсутствие сверхъестественных способностей у нападающего «Торпедо» не позволяло подопечным Арсения Петровича достойно атаковать. Мяч в основном держался в центре поля, не доходя до ворот.

В какой-то момент, я уже решил, что мне не суждено сыграть. Был уверен, что мяч докатают до дополнительного времени, а дальше все решат по пенальти. И все так и произошло бы, если бы капитану моей новой команды в подкате в ногу не влетел Парфенов.

— Нарушение! — закричал тренер.

Раздался свисток.

Вместо того, чтобы удалить Кипятка, судья показал лишь желтую карточку. Это вызвало недовольство всей моей команды и началась заварушка. Игроки Динамо набросились на соперников и тренерам пришлось их разнимать.

— Костя! Надевай манишку! — Геннадий Рудольфович подошел ближе и бросил мне атрибут. — Выходишь вместо Рылова.

(обратно)

Глава 12 Прием из будущего

Хромая на правую ногу, травмированный игрок подошел ко мне и передал капитанскую повязку.

— Сделай их, новичок, — сказал он и заковылял к трибунам.

Я выбежал на поле. К центральному кругу. Огляделся.

Сколько раз в прошлой жизни я мечтал вернуться в прошлое и не бросить футбол? Когда я увольнялся с очередной работы и пытался понять в чем мое предназначение, я часто возвращался мыслями в детство. Прямо сюда. На этот стадион. И корил себя за то, что мне не хватило терпения ходить на тренировки и развиваться.

А сейчас мурашки по коже. От того, что я все-таки получил этот второй шанс. От того что среди редких зрителей на трибунах сидят скауты из больших команд. Из столиц. И ищут талантливых игроков. А у меня есть возможность превратить свою жизнь в сказку.

До этого момента я даже не думал с чем хочу связать будущее в этом мире. Ведь когда добьюсь основных целей, мне нужно будет обеспечивать себя и свою семью. А какие есть варианты? Стать агентом ОКЦЗ и вечно просыпаться среди ночи, чтобы оцепить зону вокруг какого-нибудь вновь открытого портала? А может я должен спасать людей во время комендантского часа? Но тогда мне нужно прикрытие и средства на жизнь. Как у Кларка Кента, мать его. Почему бы не протоптать себе путь в большой спорт? Может у меня получится выйти на новый уровень и блистать на чемпионате мира.

Мяч прилетел мне в ноги и оборвал мысль.

Я тут же отдал пас коренастому пареньку из моей команды. Потому что, как только получил снаряд, на меня тут же набросилось сразу трое игроков «Торпедо» и они чуть не втоптали меня в снег.

Ясно. Теперь выжидательная тактика не сработает. Мой бывший тренер сообщил своим футболистам, что меня нужно держать внимательно. Прицепил ко мне сразу троих. В таких условиях пройти полкоманды практически невозможно. Не только пройти. Мне вообще сложно будет удержать мяч у себя.

Остаток тайма я бегал по полю, отдавая мяч, как только он прилетал ко мне. Соперники полностью выключили меня из игры.

Прозвучал свисток. Перерыв.

— Как тебе играется, утырок? — Парфенов стоял рядом со мной и хлебал воду.

Я делал тоже самое. Маленькими глотками, как положено.

Мне захотелось как следует ему врезать. В один момент желание было настолько сильным, что я был готов наплевать на скаутов, которые наблюдали с трибун. Отсутствие возможности проявить себя жутко кипятило, а Парфенов только подливал масла в огонь.

— Знаешь, что меня веселит? — взяв себя в руки, ухмыльнулся я.

Кипяток посмотрел на меня.

— То, что твой папаша готов нанять человека, чтобы сделать из ребенка инвалида. Готов пойти на это, лишь бы его сынишка не проиграл в честном поединке. Хотя, это само по себе и есть поражение. И сколько бы ты сейчас не плевался ядом, теперь для меня ты навсегда останешься опущенным папенькиным сынком.

— О чем ты говоришь, Фунтик? — нахмурился Кипяток.

Я ожидал всего, что угодно. Что он набросится на меня и попытается ударить. Что побледнеет и засунет язык в одно место. Но только не того, что недоумение наплывет на его лицо.

— Авария у Дворца Спорта в четверг, — уточнил я. — Одного из моих друзей сбила машина. Хотя жертвой должен был стать я. Хочешь сказать, что твой папаша тут не при чем?

— Слушай, Фунтик. Мой батя готов пойти на многое, чтобы поставить такого выскочку, как ты, на место. Но у него есть свои принципы. И я тебе клянусь, пятнать свою честь, ради тебя, он бы не стал.

— Пятнать свою честь? — усмехнулся я. — Ну, конечно. Стрелять в невинных людей в подъезде это совсем другое.

— Пошел ты! — не зная как оправдаться, процедил Кипяток и убежал к своим.

В задумчивости я снял шапку и стряхнул с нее снег.

Ведь действительно. Если Парфенов, итак, играл как боженька, то их семейке совсем ни к чему было выбивать меня из игры вот таким способом. Мотива нет. Тогда возникает второй вопрос. Кому понадобилось лишать меня футбольного будущего? Кому это выгодно?

Я огляделся. Человек, которому я помешал, находится прямо здесь и сейчас. Среди всех этих людей.

Поймал взгляд блондина из «Торпедо». Второго нападающего. Аристократа. Он тут же неловко затоптался на месте и отвернулся.

Точно! И как я сразу не догадался! Это тот человек, который заказал мою травму. Сто процентов. Килин, ловко строящий из себя моего друга и заступающийся за меня все время, пока я был в команде. Но когда речь зашла о турнире, а Кипяток стал показывать выдающиеся результаты, то конкурент появился уже не у Парфенова, а у него. Черт… Какие же гнилые здесь люди. Здоровой конкуренцией в этом мире даже не пахнет.

— Костя! — крикнул тренер. — Иди сюда!

Геннадий Рудольфович раздавал нам указания на второй тайм, пока судья не подул в свисток и не объявил начало второго тайма.

Осознание того, что даже тот, кто кажется тебе другом, готов пойти на мерзкий поступок разозлило меня. Я подумал, что, возможно, теперь вообще не смогу никому доверять. Ни Клаус, которая сейчас грызет ногти, переживая за меня, ни Яблоньскому, ни даже Серому с Жендосом.

Мяч прилетает в ноги. Вместо того, чтобы в очередной раз отпасовать, я разворачиваюсь спиной к защитникам и ставлю корпус. Кто-то врезается сзади. Я падаю. Свисток. Штрафной.

Разыгрываю накоротке. Убегаю вперед и получаю обратную передачу. Прокидываю на ход, успевая перескочить через ноги соперника, стелющегося в подкате. Навешиваю. Высоченный полузащитник бьет головой, но попадает в штангу.

Зрители на трибунах оживились. Они громко закричали, почувствовав опасный момент и ахнули, когда раздался звон штанги.

Атака на наши ворота. В защиту не возвращаюсь, хотя тренер кричит, чтобы я сделал это. Я не слушаюсь.

— Ракицкий! Я тебя заменю, если ты не будешь меня слушать!

Смотрю на Геннадия Рудольфовича, но ничего не отвечаю.

Потому что не буду слушать. Потому что, если сделаю пару шагов назад, то снова, получив мяч, окажусь в доступности сразу трех игроков «Торпедо». Единственный вариант — оставаться в центральном круге, в окружении двух защитников. Тогда Антропов уйдет в вперед, и я смогу убежать в контратаку.

Опасный момент! Теперь мяч прилетает в перекладину ворот моей команды. Добивание! Мимо!

— Сюда! — кричу вратарю, чтобы он поскорее выбил мяч.

Тот слышит. Пинает. Манишка рвется от хватки защитника «Торпедо», который пытается остановить меня, бегущего за мячом. Но я вырываюсь, слыша, как мой соперник падает за спиной.

Ха. Не зря занимаюсь спортом каждый день утром и вечером. Во мне силы больше, чем в том, кто о здоровом образе жизни не будет думать лет до тридцати. Как, впрочем, многие другие дети.

Бегу к воротам. Мне на перерез мчится еще один защитник. Я ухожу в сторону, чтобы не уткнуться прямо в него. Теряю время. Остальные игроки «Торпедо» успевают вернуться в свою штрафную площадь. Я останавливаюсь. Оцениваю обстановку.

Забить надо. Второго такого рывка совершить не дадут. Если тренер вообще не заменит меня за то, что ослушался его.

Взгляд заостряется на частоколе из ног, вернувшихся защитников. Пробить не смогу. Заблокируют. Пройти всех — тоже. Но как-то нужно использовать момент.

Прокидываю мяч между ног Дроднеса и пробегаю. В последний момент, перед следующим защитником, толкаю мяч вправо, а сам запинаюсь о ногу соперника и падаю.

Свисток. Судья показывает на точку.

— Пенальти!

Довольный собой, я встаю, хватаю мяч и иду, чтобы исполнить удар, после которого наша команда поведет в счете. Но на меня налетает один из игроков «Динамо». Пытается вырвать снаряд из рук. Я не отдаю.

— Костя! — кричит тренер. — Отдай мяч!

— Я сам пробью!

— Нет! У нас есть штатный пенальтист! Отдай мяч Жоре!

Жора делает усилие и отбирает у меня заветную сферу. Я хватаюсь за голову.

— Поверить не могу! — огрызаюсь я.

Издержки того, что я новичок. Черт!

А чего я хотел? Выйти на поле и сделать так, чтобы мне начали доверять? Наверное. Я же уже доказал, что могу принести победу команде. Вот только у тренера свое виденье.

Ладно. К черту. В конце концов, попасть в семиметровые ворота так, чтобы десятилетний пацан, стоящий в них, не смог дотянуться до мяча, не сложно.

Жора стоит перед огромными воротами и готовится нанести удар. Вахрушев — вратарь моей бывшей команды, — машет руками на ленточке, по самому центру. Пытается сбить соперника с толку. Дёргается то в дну сторону, то во вторую.

Раздается свисток, который означает, что бить можно.

Удар!

— Проклятье! — хватается за голову полузащитник моей команды, наблюдая за тем, как мяч улетает выше ворот.

Из моих уст вырывается словцо покрепче. Потому что я знаю, что больше сыграть так мне не позволят.

— Соберитесь, парни! — я хлопаю, привлекая к себе внимание.

В конце концов, на мне капитанская повязка. Имею право.

— У нас еще будут моменты!

Игра продолжилась. Но получилось так, как я и говорил.

До конца матча защитники держали меня так, что я и шага не мог толком ступить. Изредка получалось обвести одного-двух соперников и отдать передачу. Но до гола дело так и не дошло. Ни одни, ни другие забить не смогли.

— Сейчас будет дополнительное время, — Геннадий Рудольфович собрал нас в круг и раздавал новые указания. — Все молодцы. Я вижу, что вы действительно получаете удовольствие от футбола. Сейчас будем играть до золотого гола. Команда, которая забьет первой — победит. Нужно сыграть еще внимательнее. Права на ошибку нет. Ракицкий!

Я посмотрел на тренера. Затаил дыхание, ожидая, что сейчас он спустит на меня всех собак.

— Благодаря тебе мы создали лучший момент в матче. Вижу, что тебя сильно держат. Но сейчас играй так, как считаешь нужным. У тебя есть мысль. И если мы пропустим первыми, я хотя бы не буду винить себя в том, что не дал тебе шанса проявить себя.

Что это с ним? Понимает, что петля на шее нашей команды затягивается? Мы уже выдохлись, в отличие от соперников. И пропустим, если я не забью первым. Что ж. Тогда потанцуем.

— Хорошо, — кивнул я.

Игра возобновилась.

Мы катали мяч по полю весь первый дополнительный тайм. Пока в самом конце меня не сбили у штрафной.

— Нарушение! — крикнул судья. — Штрафной удар.

Жора был не только штатным пенальтистом. Благодаря поставленному удару, полузащитнику отдавали все стандарты у ворот соперника. Но на этот раз попросился исполнить штрафной я.

— Геннадий Рудольфович! Дайте мне пробить! — крикнул я тренеру.

Тот замешкался. Стенка из соперников уже выстроилась, мяч стоял на месте нарушения. Оставалось только ударить.

— Пусть бьет! — мужичок с усами наконец-то доверился мне.

Жора выругался матом, но тут же покраснел от того, что это могли услышать его родители на трибунах.

Я подошел к мячу.

Чтобы выиграть соперника, который заведомо сильнее, нужно быть хитрее и использовать такие моменты.

В своей прошлой жизни я проиграл ни одну ставку в букмекерских конторах. Что уж поделать, этот вид заработка так и остался для меня непостижимым. Однако, благодаря своей любви к самому популярному виду спорта, я всегда смотрел очень много футбола. И вот за следующие двадцать лет футболисты изобретут достаточно хитрых способов забить гол.

Один из них состоит в том, чтобы, наверняка, забить со штрафного. А рецепт очень прост. Ты разбегаешься для того, чтобы нанести удар по воротам. В это время игроки команды-соперника, стоящие в стенке, подпрыгивают, чтобы попытаться сбить головами летящий над стенкой снаряд. Вот только вместо того, чтобы ударить верхом, бьющий должен послать мяч низом. Тогда он пролетит прямо под ногами подпрыгнувших игроков и залетит в сетку. Потому что такой неожиданный удар, вратарю достать просто невозможно.

Я подошел к мячу, взял его в руки, поцеловал и поставил на место.

Сделал пять шагов назад для разбега. Это фишка Криштьяну Роналду из будущего. Но мы с ним сейчас примерно одного возраста. Поэтому не думаю, что он будет против, если я использую ее.

Я вдохнул и выдохнул, подняв и опустив плечи.

Трибуны замолчали. Я смог расслышать даже лай собаки, гуляющей во дворе дома, рядом со стадионом. Раздался свисток.

Я разбегаюсь и прикладываюсь ногой по мячу. Стенка подпрыгивает, и снаряд проскальзывает прямо под ней. Слышу, как встрепенулась сетка ворот, а трибуны взорвались овациями. Вахрушев вынимает мяч и в сердцах пинает его из ворот. Со всех сторон на меня тут же накидываются игроки «Динамо» и я исчезаю под кучей малой из пацанов моего возраста. Мы выиграли.

Радости не было предела. Нет. Это не чемпионат мира и даже не какой-то большой турнир. Но забить решающий гол в игре, которая важна для всех людей, собравшихся сегодня здесь. Воплотить еще одну свою маленькую мечту, пусть и не имея планов разозлить этой победой своего главного врага…Это дорогого стоит.

Очень скоро на поле выбежали все мои знакомые.

Жанна была первой. Она бросилась мне на шею, поцеловала в щеку и крепко обняла.

— Поздравляю! — улыбнулась она. — Я даже не сомневалась в вашей победе…

Я не хотел делать этого, но пришлось. В момент, когда Клаус поздравляла меня, в очереди стояла Барт. Она увидела эту картину, фыркнула, развернулась и пошла прочь.

Жанна обернулась, чтобы поглядеть куда я смотрю.

— Барт? — поморщилась она. — Только не говори, что…

— Нет, — махнул рукой я. — Я тебе позже все объясню.

Обиженная незаконнорожденная была определенной ложкой дегтя в сегодняшнем дне. И, кажется, вечернее свидание отменялось. Просто потому, что моя подруга успела подойти и поздравить первой.

— Ты не побежишь за ней? — вдруг спросила Клаус.

— Чего?

— Девочка явно пришла сегодня сюда не просто так, — догадалась она. — Да и по твоему лицу видно, что у тебя на нее были планы.

— Ты права, — я в очередной раз восхитился сообразительностью своей подруги.

— Тогда догони ее, — кивнула она. — А объяснишь все, как и обещал, потом.

Я замялся. Бежать за обиженной девчонкой, которая не стоит и пальца Клаус — унизительно. Но не сделать это — значило поступить глупо. Испортить свой же план. Позволить Жанне и дальше страдать из-за дружеских отношений со мной.

Но, с другой стороны. Мне совсем не нужно, чтобы сейчас я был мистером «обходительность». Совсем наоборот. Такая ситуация даже играет на руку. Скорее всего Барт остынет к вечеру. А если нет, то я позвоню ее маме и напомню о нашей с ней встрече. Хочет она того или нет, но Юля придет сегодня в «Чеширский кот» и я сделаю так, чтобы новым Казановой стал Жендос.

— Нет, — отказался я. — Пусть идет.

Клаус только пожала плечами.

Следующие несколько минут я принимал поздравления от всех подряд. Но очень скоро увидел, что блондин из моей бывшей команды все еще сидит на поле, уткнувшись в собственные ладони.

— Зачем? — я подошел к Килину и сел на мяч рядом с ним.

— Что? — блондин поднял голову.

Пацан ревел. Его глаза были красными и едва услышав мой голос, он постарался побыстрее смахнуть слезы.

— Когда меня чуть не сбила машина, ты уже был согласован в основу на турнир, — я смотрел перед собой и не поворачивал головы, чтобы взглянуть на него. — Вот я и спрашиваю. Зачем тебе или твоим родителям все равно понадобилось выбивать меня из игры?

Но Килин молчал.

— Ладно, — выдохнул я, встал с мяча и ногой подкинул его в воздух, чтобы поймать руками. — Бог всем вам судья.

Я уже уходил, когда блондин заговорил.

— У моего отца есть связи, — кинул он мне вслед. — У скаутов из питерского Зенита задача привести только по одному футболисту из тех городов, в которых они побывают…

Даже не обернувшись, я снова пошел дальше. Пусть поварится в чувстве собственной вины. Все, итак, ясно. Каждый футболист в «Торпедо» понимал, что лучший игрок своего возраста во всем городе — я. И желание устранить конкурента-бастарда, наверняка, было у всех. Просто на этот раз им оказался Килин, который хотел уехать из города сильнее остальных.

— Костя, — возбужденный Геннадий Рудольфович поймал меня у входа в раздевалку, схватил за руку и потянул внутрь. — Ты еще не слышал этой новости! Пойдем скорее!

(обратно)

Глава 13 Оттуда и обратно

Кажется то, что хочет показать тренер в раздевалке, не станет для меня сюрпризом. Я на сто процентов уверен, что сейчас зайду внутрь и увижу представителей питерского «Зенита». Забить победный и такой красивый гол в эти времена… Не знаю, что могло бы произвести еще большее впечатление.

— Костя, — начал Геннадий Рудольфович, как только мы оказались внутри. — Скауты Зенита нарушили собственные планы! Вместо одного игрока из нашего города, они решили подписать сразу двух!

Я не знал как реагировать.

Два игрока? Кто еще, кроме меня, сыграл настолько хорошо, что теперь вместе со мной может поехать в Петербург? Только бы не Кипяток. Черт знает, как он проявил себя вчера. Но если выжигал землю под ногами, то этого неприятного общества в большой команде мне не избежать.

— Жора поедет вторым! — Геннадий Рудольфович рассмеялся и крепко обнял дылду.

Вся команда радостно зааплодировала счастливчику.

При этом сейчас никто не знает, что через несколько лет «Зенит» будет богатейшим клубом Российской Империи. Если бы знали, то хлопали бы еще громче.

Я выдохнул. Не Кипяток. Это уже хорошо.

Поняв, что тренер не собирается сообщать мне больше никаких новостей, я насторожился. Если уже даже Жоре сказали, что подписывают его, то…как же я? Мысли, которые как обычно бежали далеко впереди начали волновать.

— А первый кто? — спросил я и мой голос слегка дрогнул.

— Ты не слышал? — нахмурился тренер. — Его объявили еще на поле.

— Не слышал, — мотнул головой я и напрягся еще сильнее. — Кого его?

— Егора Парфенова. Из «Торпедо».

Внутри меня что-то оборвалось. Надежда на лучшую жизнь в одночасье разрушилась и спустила с небес на землю.

— А как же… — обронил я.

— Парни, — Геннадий Рудольфович повернулся к остальным. — Оставьте нас на пару минут. Сходите пока попейте воды.

Игроки моей новой команды клацая шипами бутс по полу покинули раздевалку.

— Я думал ты слышал, — посетовал тренер. — Иначе я бы не стал преподносить новость тебе вот так.

— Как… — в горле пересохло и мне пришлось сглотнуть. — Почему они выбрали его?

— Вчера Егор показал себя очень хорошо. Как нападающий он наколотил много голов. Сегодня играл хуже, но все списали на усталость.

— А как же я? — спросил я прямо.

— Им нужен только один нападающий. Место отдали твоему бывшему партнеру по команде. Жора же — быстрый и высокий полузащитник. Таких немного. И вчера он тоже забил пару неплохих голов головой. А ты, будем честными… Тебя сегодня держали очень эффективно. Случайный гол, который получился от того, что тебе не удался удар — не показатель.

— Что? — возмутился я. — Это был не случайный гол! Я рассчитывал сбить именно так.

— Да? — Геннадий Рудольфович удивленно вскинул брови. — В любом случае, поезд уже ушел.

Я ничего не ответил, зная, что сейчас это бесполезно. Тренер положил руку мне на плечо.

— Сегодня ты принес победу нашей команде, Костя. Сделал нас лучшими в городе. И вот этого точно не отнять. А возможность уехать в большой клуб еще обязательно подвернется. Продолжай заниматься и ты добьешься успеха.

Поняв, что я в очередной раз не отвечу, Геннадий Рудольфович вышел из раздевалки, а через несколько минут сюда вернулись игроки «Динамо».

Футболисты праздновали, обсуждали матч, хвалили меня за игру, но я как будто находился в вакууме. На автопилоте я переоделся, собрал свои вещи и ушел домой.

Это было чертовски обидно. Я еле сдерживал злость. Тот, которого я пытался проучить…тот, чья семья сделала мне немало плохого, победил меня за право подписать контракт с топ клубом.

Возвращаясь домой и проходя через все стадии принятия неизбежного, я пытался найти положительное в ситуации.

В конце концов мне удалось. Ведь отъезд Кипятка раз и навсегда избавлял меня от многих проблем. Например, от обещания Яблоньскому помочь с его братом. Уехав, Парфенов автоматически выключался из гонки за лидерство в клане. Не навсегда. Но на ближайшее время точно. Да и в классе теперь не придется ни с кем конфликтовать и никого ставить на место. Род Парфеновых отстанет от меня просто потому, что теперь у нас не будет точек соприкосновения. А шанс заявить о себе в футболе еще будет. Ведь я бы все равно не смог уехать в другой город, пока мама в опасности.

В общем, если покопаться, то положительных моментов много. Хоть и один отрицательный до сих пор грызет изнутри.

Приехав домой, я не пошел в душ. Так было надо. Перекусив и от этого заметно воспряв духом, я позвонил Барт, чтобы напомнить ей о встрече. Девочка не подошла к телефону, но ее мать сказала, что Юля будет в «Чеширском коте» ровно в шесть. Я поблагодарил Алису и тут же набрал Жендоса, чтобы позвать его на рынок.

Пару часов неспешных скитаний между палатками и Жендоса было не узнать. Так круто мой лопоухий друг не выглядел еще никогда. Ни в прошлой жизни, ни в этой.

Модные в эти времена «Grinders» на ногах, качественные фирменные джинсы, кожаная куртка с меховой подкладкой. Мы даже купили ему портмоне, куда он положил стопку денег для того, чтобы произвести еще большее впечатление. А на фоне меня, одетого в вещи не первой свежести и не побывавшего в душе, у противоположного пола он выигрывал конкуренцию даже в трамвае.

Так, по дороге, проговорив еще раз весь наш план, ровно в шесть мы зашли в кафе.

— Привет, девчонки! — отсалютовал я и бесцеремонно плюхнулся на диван рядом с Барт и ее подружкой. — Юля, ты не представишь мне свою спутницу?

— Женя, — растерянно ответила она, не понимая, что происходит.

— Ого! — смачно жуя жвачку, восхитился я и показал пальцем на своего друга. — Его тоже Женя. Прикол?

Кисло улыбнувшись и, видимо, почувствовав от меня запах пота, девочки переглянулись и пересели на диван напротив.

План работал. Мне нужно было показаться очень отвратительным. Настолько, чтобы этот культ «имени меня» в женском туалете, перестал существовать. Вернее, перестал быть причиной проблем Клаус. А что обо мне подумают одиннадцатилетки, которые и знать-то меня не знают, мне абсолютно все равно. Детей, как говорится, с ними не крестить.

— У меня денег нет, — я вывернул карманы джинсов и посмотрел на друга. — Угостишь?

Жендос с деловым видом достал бумажник и показательно пересчитал деньги. Он еле сдерживался, чтобы не заржать. Но исподлобья глянув на меня и поймав холодный взгляд тут же пришел в себя.

— Если тут доллары не принимают, тогда у меня всего… — он уже по второму кругу пересчитывал купюры в своем портмоне. — Тогда у меня всего две тысячи. Как думаете, этого хватит?

— Ракицкий, — Барт посмотрела на меня. — Ты сегодня на футболе головой ударился? Поэтому себя так ведешь?

— В смысле? — возмутился я.

— А в том, что у этого придурка, — она показала на Жендоса, — Мозгов не всегда хватает, чтобы шапку правильно надеть. А ты хочешь, чтобы он олигарха из себя состроил. Думаешь я не знаю, что старшаки на тебя курьерами работают?

Я ждал этого вопроса. Серый рассказал мне, что проболтался про курьерскую доставку.

— А! — я отлично сыграл удивление. — Так ты не знаешь!?

— О чем? — нахмурилась Барт.

— О том, что брат твоего одноклассника на этой неделе пропал, слышала?

— Об этом слышала вся школа, — отчеканивая каждое слово ответила она, скрестила руки на груди и откинулась на спинку диванчика.

— Он не нашелся, Юль. Поэтому с курьерской доставкой теперь не все так гладко. Ребята в панике. Работать боятся допоздна. Доходы упали так, что я не знаю, чем платить за аренду помещения в декабре. То ли дело Жендос, — я показал на своего друга, сидящего напротив. — У него своя клининговая компания есть.

— Какая компания? — оказывается у подружки Клаус был язык.

— Клининговая. Не слышали? Целый подряд домработниц, как в Диком ангеле. Только работают по вызову и по всему городу. Убираются в квартирах.

— Я слышала, — обрадовалась Женя с кудрявыми длинными золотыми волосами тому, что может поддержать беседу. — Пару недель назад мои родители вызывали таких.

— Вот, — я указал на Жендоса и стукнул себя по лбу. — Жаль, что не я додумался до этой идеи раньше него!

— Да? — Барт растеряно перевела взгляд на моего друга, который с серьезным лицом изучал меню и тут же диктовал все, что всю жизнь мечтал заказать, но на что у него никогда не было денег.

Мы договорились, что сегодня у Жендоса полный карт-бландш.

— Я…не знала, — добавила Юля.

— Ничего, — я надул пузырь и лопнул его. Собрав жвачку с лица, добавил: — В главное сильно не распространяйтесь. Наш коммерсант не любит лишнего внимания. Сами понимаете, сколько поклонниц может навалиться и начать отвлекать от дела.

Как только официантка ушла, все внимание девочек переключилось на моего друга. Они задавали ему вопросы, ответы на которые я сообщил ему заранее. И вообще, Жендос неплохо вжился в роль. Как будто был рожден для того, чтобы иметь много денег и расхаживать по клубам…вернее, по детским кафе с девчонками.

Весь следующий час Барт и ее подружка не обращали на меня никакого внимания. Успешный мальчик, который может покупать им мороженое и в свои годы имеет постоянный доход — вот кто нужен таким, как они на самом деле. С подачи мамочек, конечно. И если бы в прошлой жизни я не побывал тем, кем притворяюсь сейчас, то вряд ли сегодня у меня получилось бы так хорошо вжиться в эту роль.

Да. Живя свою первую жизнь, одеваясь в обноски и периодически приходя в школу, когда из какого-нибудь ботинка пахло кошачьей мочой, я не пользовался успехом у таких девочек, как эти. Они всегда проявляли внимание только к тем, кто был одет получше, кто доставал из более качественного портфеля более дорогие тетради. И не был стеснительным, когда разговаривал с ними. А те, кто проявлял внимание к таким, как я тогда, зачастую выглядели еще хуже и отбивали желание общаться с ними.

Зато, пока я слушал их детские разговоры и зевал, мне в голову пришла одна действительно прибыльная идея.

Облизывая рожок с мороженым, я вдруг понял, что в этом времени нет детских игровых комнат. Площадок, куда состоятельные люди могут приходить со своими детьми. Оставлять маленьких потомков в каком-нибудь лабиринте и сидеть в кафе. Уверен, что многие аристократы будут готовы платить за это хорошие деньги.

Вот только вложений на то, чтобы начать такой бизнес, у меня не хватит. Может скооперироваться с Германном? Рассказать ему идею и взять в долю. Буду получать пассивный доход, а самому даже не придется вмешиваться в дела. Разве это не отличная идея?

Подумав о Германне, я понял, что уже три дня прошло с тех пор, как я вернулся с той стороны. А от него ни слуху, ни духу. И на сообщение, которое я отправлял аристократу вчера, он так и не ответил. Может что-то стряслось?

— Сейчас приду, — сказал я и встал с места.

Но никто не посмотрел в мою сторону. Даже Жендос, который в это время взахлеб рассказывал, как ему в голову пришла идея открыть собственный бизнес в десять лет.

Я пожал плечами, вышел из основного зала и попросил у администратора кафе телефон.

— Аввакум Ионович, это Костя…

— Константин! — обрадовался тот. — Я как раз собирался тебе звонить.

— Я отправлял вам вчера сообщение. У вас все в порядке?

— Девочки так и не вернулись, — печально проговорил он. — Мы ждали там две ночи и сегодня я сдался. Миша сказал, что подежурит, пока я наберусь сил.

Я замолчал. В голове закрутилась тысяча мыслей. И ни одна из них не отвечала на вопрос, почему Элаиза, Агата и дочь аристократа до сих пор не вернулись. Не могла же Людмила зайти так далеко, что им понадобилось больше суток, чтобы отыскать ее? А что, если они попали в беду?

— Константин, — Германн заговорил снова. — Знаю, что я не имею права просить тебя. И если бы у меня была возможность отдать свою жизнь, чтобы спасти дочь, я бы непременно сделал это…

— Не надо просить, Аввакум Ионович, — прервал аристократа я. — Я сделаю это. Отправлюсь на ту сторону и узнаю все ли в порядке.

— Спасибо.

— Когда?

— Боюсь, что времени совсем нет…

— Сегодня?

— Да. Если у них закончилась вода, то все гораздо хуже, чем мы можем себе представить.

— Окей, — отозвался я. — Тогда через полчаса я приеду в парк. У вас будет вещица, типа того браслета, который вы мне давали?

— Да, — Германн сделал паузу, похоже, попытавшись отыскать ее, а когда нашел продолжил. — Я привезу все через полчаса.

— Не надо. Я сам заеду. Отдыхайте. Надеюсь, пока вы спите, мы уже вернемся обратно.

Аристократ не стал спорить. Он сказал, что ждет меня и положил трубку.

Я махнул Жендосу рукой на прощание и покинул помещение.

Домой заезжать не стал. Потому что и вид, и удобство одежды у меня были самые подходящие для такого путешествия. Зато заехал к Серому и взял бандану Глобуса.

— Может мне поехать с тобой? — спросил мой лучший друг.

— Нет, — я скомкал головной убор с надписью «Nirvana» и сунул в рюкзак. — Если я не появлюсь завтра в школе, лучше передай Мирославе Игоревне, что я заболел.

Серый протянул мне руку и поблагодарил. Я стукнул ему по плечу и поехал к Германну.

Почти добравшись до элитного района, где живет клан щитников, я вспомнил про своего репетитора по родовой магии и утреннее занятие, назначенное с ним на завтра. Подумал, что было бы неплохо предупредить и его о том, что могу завтра не прийти. Но вспомнил наш уговор — если я опоздаю или не приду хоть раз, то потеряю учителя. Только в первом случае у меня остается шанс продолжать обучение, если я вернусь к завтрашнему утру, а во втором место репетитора освободится сразу.

Зато, вовремя вспомнив про татуировщика и позвонив ему из дома аристократа, я извинился, сослался на болезнь и попросил перенести наш сеанс на вторник. Петр оказался понимающим панком и ответил одним коротким словом:

— Добро!

А затем положил трубку.

— Ты что здесь делаешь? — Миша стоял у знакомого портала в парке Горького.

Он топтался на месте и обнимал себя, пытаясь согреться.

— Аввакум Ионович попросил вернуться и узнать почему группа до сих пор там.

Охранник Германна подозрительно осмотрел меня с головы до ног. Затем достал свой пейджер.

— Прости, Костя, — сказал он, убирая быстро устаревающее устройство в карман. — Не заметил. Господин предупредил меня, что ты приедешь.

— Вот и хорошо, — я посмотрел на часы.

До девяти оставалось десять минут. Без защиты лезть на ту сторону раньше, опасно. Надо дождаться, когда души снова выползут во внешний мир и освободят дорогу.

Я нетерпеливо ходил вокруг портала и утаптывал снег.

— Костя, — вдруг раздался голос телохранителя.

Я обернулся.

— А?

— С чем ты туда идешь?

Я нахмурился и помотал головой, показывая, что не понимаю, о чем идет речь.

— Что у тебя есть из оружия? — уточнил Миша. Благо в этот раз не приходилось кричать, перебивая завывающий ветер.

— Аввакум Ионович дал мне браслет, — я поднял рукав у куртки и продемонстрировал аксессуар.

Телохранитель цокнул и достал из заднего кармана пистолет.

— Судя по твоим рассказам, этого может быть недостаточно. Вот. Возьми ствол. Пользоваться умеешь?

Я отрицательно мотнул головой. Потому что никогда в жизни не держал ничего опаснее пистолета с пистонами — который, кстати, должен пылиться где-то в темной комнате, — а он меня спрашивает про боевой. Я и модель определить не смогу, не то, что выстрелить.

— Смотри, — не дождавшись моего ответа сказал бугай.

А затем он показал мне как снять его с предохранителя, как взвести курок, как целиться и как правильно стрелять. Конечно, я запомнил только часть информации. Но когда прижмет, выстрелить во врага точно смогу.

— Если снова нападут твари, у которых иммунитет к магии, стреляй и не думай.

— А патроны?

— С собой нет. Да и перезарядиться ты вряд ли успеешь, если снова вляпаешься. Просто экономь патроны и не стреляй впустую.

— Хорошо, — я взял ствол в руку и почувствовал тяжесть. — Спасибо!

Миша кивнул мне.

Я убрал оружие в рюкзак и прикоснулся к порталу.

(обратно)

Глава 14 Бесчеловечный аукцион

Я вновь оказался в месте, где обитают души умерших одаренных. Порталы снова открылись, пуская свет на эту сторону, а призраки потянулись к ним, чтобы ворваться в мой мир. Я дождался, когда путь освободится и побежал.

Дорогу к пещере, в которой жила дочь Германна все эти годы, я уже запомнил. Но дальше все оказалось сложнее. Теперь мне предстояло выследить Элаизу, Агату и ту адскую гончую, которая взяла след.

Упав на колени чуть в стороне от входа в пристанище Людмилы, я сдул с земли пепел. Он взмыл в воздух и обнажил отпечатавшиеся следы ног моих спутников. Удача, что в этой пустыне не существует природных явлений. Ни ветра, ни дождя, ни солнца. Только пепел, бесконечно витающий в воздухе. А это значит, что следы никуда не делись. Их не смыло водой и не занесло песком. Я смогу пройти по ним и узнать, что случилось с девчонками. Осталось только отыскать что-нибудь, чем будет удобно раздувать пепел перед собой.

Я вернулся в пещеру и в куче хлама отрыл кусок фанеры.

— То, что надо! — я взвесил в руке свой новый инструмент и отправился в путь.

Дорога оказалась неблизкая. А может мне просто так показалось. Ведь я не мог бежать или идти быстрее. Мне постоянно приходилось размахивать фанерой перед собой и убеждаться, что я двигаюсь в правильном направлении. Однако порталы до сих пор не закрылись, а души не вернулись обратно. Это значит, что трех часов еще не прошло.

В конце концов я приноровился и дело пошло быстрее. Пройдя мимо множества холмов, скал и куч мусора, я оказался у старого грузовика аварийной службы. Этот «ЗИЛ» когда-то также попал сюда через один из порталов. Возможно, еще во времена Советской Империи. Колеса у машины спущены, краска на желтом корпусе потрескалась. Внутри горит свет.

Я бесшумно подкрался ближе и уже подтягивался на руках, чтобы заглянуть в окно в кузове грузовика, когда кто-то внезапно схватил меня сзади и закрыл рот рукой.

Этот кто-то оттащил меня за большой валун неподалеку. Усадил на землю и отпустил.

— Тише, — раздался женский голос.

Я поднял глаза на своего похитителя.

Девушка, прикладывала палец туда, где должен быть рот. Кусок ткани, протянутый от уха до уха, закрывал всю нижнюю часть лица. Капюшон скрывал верхнюю. Фигура девушки была плотно обмотана сшитыми между собой кусками разной ткани, а за спиной незнакомки томилось самодельное копье — черенок деревянной лопаты с привязанными к концу ножами.

— Кто ты? — шепотом спросил я.

— Меня зовут Людмила, — ответила дочь Германна. — Если хочешь выжить, ты должен меня слушаться.

— Ты дочь Аввакума Ионовича? — на всякий случай уточнил я.

В синих глазах девушки проснулся интерес.

— Он прислал нас, чтобы мы помогли тебе, — добавил я.

— Вас?

— Да. Меня, Элаизу и еще одну девушку. Насколько я понял они сейчас внутри, — я указал в сторону старого «ЗИЛа».

— Значит они искали меня… — подытожила одну из своих мыслей Мила.

— Да, — подтвердил я. — Но что здесь вообще происходит? Почему они шли за тобой, а оказались там, куда ты меня не пускаешь?

Девушка сняла рюкзак, достала из него фляжку, убрала в сторону маску и пригубила.

Я подметил, что каждая деталь ее образа сделана не просто так. Например, закрыв дыхательные пути, она не вынуждена постоянно глотать частицы этого пепла. За столько лет, проведенных здесь, от этого можно и умереть.

Когда Людмила утолила жажду, она снова закрыла лицо и сказала:

— Элаиза попалась в лапы Раневскому.

— Раневскому? Это еще кто такой?

— Аристократ. Он занял тело бездомного, попавшего сюда пару лет назад.

— Пару лет назад? Насколько я знаю, такие одаренные мечтают поскорее покинуть это место, а не обживаться здесь.

— Зависит от одаренного. И от рода его деятельности. Тише!

Двери в кузове грузовика аварийной службы с грохотом распахнулись. Людмила выглянула из-за камня. Я последовал ее примеру.

Обросший бомж вышел из машины и подтянулся. Мужик достал из-под грузовика старый железный таз. Загремел им на всю округу, бросив на самодельный каменный пьедестал. Сходил за ведром, вернулся и перевалил в тару какие-то потроха. Свистнул и зашел обратно в машину. Сильно хлопнул дверями за собой.

Через минуту с округи сбежались адские гончие. Как гиены, боязливо поджав уши, они крались к еде. В один момент, почти одновременно, набросились на подачку и принялись поедать содержимое.

— Это же не внутренности моих спутников? — спросил я, снова спрятавшись за валун и навалившись на него спиной.

— Нет, — Людмила, не отрываясь следила за тем, как лакомятся псы.

— Помоги мне спасти девчонок, и мы все вместе сможем уйти во внешний мир.

— Как тебя зовут, парень?

— Костя.

— Слушай, Костя. Не все так просто как тебе кажется…

Людмила резко замолчала и подняла руку, тем самым приказывая мне тоже перестать издавать звуки. В тишине, которую перебивало лишь чавканье пережевывающих добычу гончих, мы дождались, когда они закончат трапезу и разойдутся.

— Так ты поможешь мне? — нетерпеливо спросил я, поняв, что опасность миновала.

— Ты очень смелый мальчик, Костя, — дочь Германна села передо мной на корточки. — Но та девица, которую ты так хочешь спасти, совсем не заслуживает этого. Мой отец прислал тебя за мной, верно? И я очень благодарна тебе за то, что ты согласился помочь. Но теперь надо выбираться отсюда как можно скорее. Пока духи не вернулись и не помешали нам. Остальное, если хочешь, я объясню по пути.

Она схватила меня за кисть и потянула. Но использовав старый-добрый прием, повернув руку в сторону большого пальца захватчика, я освободился и сделал шаг назад.

— Что ты делаешь? — глаза щитницы от удивления широко раскрылись.

Я помедлил с ответом.

Конечно, оставить принцессу горцев здесь и вытащить Людмилу быть может было бы правильно. Что может случиться с бессмертной девочкой-призраком? Но оставлять ее судьбу на волю случая не дальновидно. Кто передаст мне способность гипнотизеров, которая поможет мне освободить мать, если не Элаиза? Ну ладно. Бог с ней, с принцессой горцев. А как же Агата? Да, готка, итак, приняла решение разделить свою жизнь с одной из душ. Но оставлять ее здесь и обрекать неизвестно на что, тоже неправильно.

— Слушай, — я выставил ладони перед собой, — Я знаю, что девчонка поступила подло. И, наверное, она заслуживает остаться у этого Раневского, чем бы он ни занимался, но…все-таки она раскаялась.

— Раскаялась? — усмехнулась Людмила.

— Да. Именно Элаиза в итоге пришла к твоему отцу и рассказала, что ты жива. Без этого я вряд ли бы когда-нибудь оказался здесь.

Щитница встала и подтянула лямки своего рюкзака.

— Я вижу ты уже знаешь эту историю, — выдохнула она. — И рассуждаешь совсем взрослый.

Она внимательно посмотрела на меня, словно увидела мужчину, а не мальчика. Улыбнулась и добавила:

— Давай я расскажу тебе кое-что. У меня есть дочь. Наверное, чуть младше тебя. Я не видела ее много лет и даже не представляю как она выглядит сейчас. Из-за того, что Элаиза не показывала мне выход отсюда, эта девочка была вынуждена расти без матери. Понимаешь? Поставь себя на ее место. Не на мое. Каково для ребенка потерять мать в столь юном возрасте? Каково всегда засыпать в любящих объятьях и однажды больше никогда не почувствовать их? Мне не дано узнать, что на самом деле творилось у моей дочери на душе, но ясно, что ничего хорошего.

Я мог бы отпустить Людмилу. По моим следам она легко отыскала бы выход и уже через пару часов имела бы возможность обнять своего отца и свою дочь. Но не зная кто такой Раневский и смогу ли я с ним справиться, отпускать человека, сумевшего выживать тут на протяжении долгих лет, мне не хотелось. Значит нужно убедить дочь Германна помочь мне, несмотря на всю ее ненависть к принцессе горцев.

— Если ты не пойдешь со мной по своей воле, я вытащу тебя отсюда силой, — вдруг заявила щитница.

В старом «ЗИЛе» что-то громыхнуло. Мы оба интуитивно притаились и в полной тишине подождали не произойдет ли еще что-то. Когда я понял, что угрозы больше нет, то снял с плеч рюкзак и достал из него записную книжку. В ней между листами я хранил черно-белую фотографию матери.

— Мне десять, — я протянул фото Людмиле. Она удивилась, но приняла карточку и вгляделась в нее. — Несколько недель назад моя мать пропала. Через какое-то время после этого я узнал, что она стала жертвой Санитара. Вижу по твоему лицу, что ты слышала о нем. Да. Я знаю где она сейчас, но не могу даже подойти и просто поздороваться с ней.

Я протянул руку и забрал фото.

— Эту карточку я ношу с собой, чтобы попытаться отыскать ее по горячим следам, если запустится смертельный для нее сценарий.

— Мне жаль, — Людмила смотрела мне прямо в глаза.

— Мне тоже, — ответил я. — Но так вышло, что я нашел способ ее спасти. Как бы мне не хотелось, чтобы все зависело только от меня, но мне не обойтись без помощи Элаизы.

— Зачем тебе девочка?

— Я коллекционер душ, — признался я. — Если мне удастся найти душу гипнотизера и получить способность одаренных из этого клана, то я смогу остановить этот кошмар. Снять гипноз, проклятье или как это называется?

Людмила отвела взгляд в сторону.

— Я знаком с Луной, — продолжил я. — Однажды Аввакум Ионович купил у меня для нее котенка. У тебя прекрасная дочь. Уже очень скоро вы увидитесь. Сегодня я здесь в том числе и для того, чтобы дать вам этот шанс.

Я увидел, что на глазах у Людмилы наворачиваются слезы.

— Никто не вернет вам с Луной тех лет, которые вы потеряли, — сказал я. — Но, когда ты отомстишь Элаизе, тебе не станет легче. Я уверен, ты и сама понимаешь это. Однако, если поможешь мне, то возможно у одного ребенка появиться шанс не потерять свою маму навсегда.

Мне не пристало ныть о своей судьбе. При том, что я получил второй шанс, в отличие от миллиардов людей на планете. Но сейчас я знал, что Людмила в ярости не от того, что ей пришлось жить на этой стороне долгие годы. Она сама призналась, что ненавидит девочку именно из-за того, что та продолжала разлучать их с дочерью несмотря на то, что знала, как она страдает. А значит никакая мотивация, кроме ребенка, потерявшего мать, не могла изменить ее решения уйти отсюда. И я очень надеялся, что попал в точку.

— Дьявол… — выругалась она и обернулась, чтобы посмотреть на все еще открытые порталы.

Кажется, ее мысли витали прямо в воздухе и напрягали саму атмосферу вокруг нас.

— Ладно. Я помогу тебе, — процедила она, смахнув слезу. Затем подошла к валуну и выглянула из-за него.

Я бесшумно выдохнул. Мне совсем не хотелось связываться с Раневским в одиночку. Но выбора могло и не остаться.

— Спасибо, — произнес я.

— Так, — как будто не расслышав моей благодарности, щитница вытащила из-за спины самодельное копье и отодвинула меня в сторону. — Мне понадобится некоторое время, чтобы наложить щит.

Я спросил зачем ей понадобилось накладывать щит, но Людмила не ответила. Она уже чертила какой-то очень мудреный, но откуда-то знакомый мне, символ на песке.

Мы молчали уже довольно долго, и я решил сделать еще одну попытку заговорить, задав уже другой вопрос, который волновал меня не меньше:

— Что ты здесь делала?

— Что? — дочь Германна подняла глаза на меня.

— Ведь ты оказалась тут со мной не просто так?

Мне не давала покоя мысль, что это щитница заманила Элаизу в ловушку. Как иначе адская гончая, взявшая след, могла привести моих спутников именно сюда?

— Я следила за тобой от своей старой пещеры, — ответила она. — Подумала, что ты очередной мальчишка, угодивший в портал во время комендантского часа. Но прежде, чем обнаружить себя, я должна была удостовериться, что тобой не завладел какой-нибудь дух. Когда ты легкомысленно полез прямо в лапы к Раневскому, я окончательно убедилась, что ты обычный ребенок.

— Хм. Если честно, то я подумал, что именно ты привела Элаизу сюда.

— Мне бы и в голову не пришло, — усмехнулась она. — Я и представить не могла, что девочка-призрак, прожившая здесь столько лет, может угодить в лапы работорговцу.

— Работорговцу? — я удивленно поднял брови.

— Да, — она кивнула. — Это не совсем правильно характеризует то, чем занимается Раневский на самом деле. Но я называю его именно так.

— Так что он делает? Почему мы просто не можем войти туда и приставить эту штуковину к его горлу? — я указал глазами на самодельное копье в руках Милы.

— Потому что против него у нас нет шансов. Мы просто станем очередным лотом на аукционе.

— Лотом на аукционе?

— Да. Раневский ищет людей, попавших на эту сторону и еще не успевших погибнуть от воздействия радиации. Ищет и заманивает в ловушки. Затем готовит тела к аукциону и распродает их.

— Ты хочешь сказать, что, когда порталы закрываются, души одарённых выряжаются в красивые платья и костюмы, собираются в одном месте и поднимают ставки?

— Почти, — серьезно ответила девушка, сосредоточенно дорисовывая символ на песке. — Только деньги здесь ничего не стоят. Выигрывает тот, кто сделает более интересное предложение.

— Но зачем ему Элаиза? Ведь ее телом невозможно завладеть.

— Не знаю. Скорее всего она шла в комплекте к той второй девочке, про которую ты говорил.

Все интереснее и интереснее. Даже в таком месте, как это, нашелся тот, кто додумался до того, как получить свою выгоду от всего происходящего. Мужик, торгующий телами. Хм.

Так. Стоп. А ведь в каком-то смысле это мне даже на руку. Что если Глобус у него?

— Как много людей работорговец держит в этом грузовике?

Я посмотрел на машину. Внутри мерцал свет. Видимо аристократ ходил мимо свечи и заставлял пламя плясать.

— Не знаю. И сразу говорю. На многое не рассчитывай. Нам вряд ли удастся выкупить кого-то, кроме Элаизы.

— Что? Мы будем участвовать в аукционе?

— Да. Щит защитит нас от желающих завладеть нашими телами, пока идет распродажа.

— Может все-таки попробуем убить его? — я посмотрел на браслет на своем запястье.

— Я уже сказала, что это невозможно. — ответила Людмила. — Раневский — горец. Единственный шанс спасти девчонку, это сделать на нее ставку, которая перебьет остальные.

Я тут же все понял. Душа горца, попавшая на эту сторону и завладевшая телом, снова приобретает бессмертие. Единственный вариант, насколько я знаю, обезглавить ублюдка. Но с предметами, существующими в этом мире, это не так-то просто. Черт. Я оказался почти в единственной возможной ситуации, когда пистолет, который дал мне Миша, гораздо хуже какого-нибудь меча.

Пока я пытался справиться с мыслью, посеянной Людмилой у меня в голове, она уже дочертила Знак и дотронулась до него. В земле как будто что-то взорвалось и из самого центра Знака вырвалась энергия, поднимая в воздух столп пепла. Голубое свечение накрыло нас куполом.

— Нечто подобное делала Элаиза во внешнем мире… — сказал я.

— Знаю. Это я научила ее.

Все пазлы в моей голове тут же сложились. Я вспомнил, как Серый, когда мы впервые увидели немую девочку в моем дворе, сказал, что такой щит сейчас уже никто не использует, потому что он устарел. Ха! Конечно, никто. Кроме тех, кто так и остался в девяносто третьем.

— Идем, — Людмила взяла меня за руку и повела прямо к старой машине.

Я хотел вырваться, чтобы снова не ощущать себя маленьким ребенком, но потом понял, что ведет она меня так не потому, что хочет снова почувствовать себя матерью. Все гораздо проще. Души начали возвращаться из внешнего мира, а порталы теперь закрывались один за другим. Если я отстану и окажусь за пределами купола, то очень быстро потеряю свое тело.

Мотивации не лишаться, как сказала бы Ангельская, своей тушки, оказалось вполне достаточно для того, чтобы смириться с ролью ребенка и на этой стороне. И я заторопился за Людмилой прямо к месту, где очень скоро должен начаться не самый обычный аукцион.

(обратно)

Глава 15 Последний лот

Когда мы обошли старый «ЗИЛ» аварийной службы, я увидел главное место действия.

С этой стороны на машине красной краской или, скорее всего, кровью, корявыми печатными буквами было написано «аукцион». Вместо сцены перед машиной приставлено друг к другу два поддона. Перед ними в несколько рядов стоят сиденья для избранных гостей — старые кресла, вырванные из машин, ящики из-под стеклянных бутылок, обшарпанные советские табуретки и другой хлам, который более-менее подходит для того, чтобы выполнять функцию стульев. По периметру в песок воткнуты самодельные факелы, поэтому с закрытием порталов света тут не стало меньше. Хотя если бросить взгляд за пределы территории работорговца, кажется, что там конец всего. Ступишь и растворишься в этой тьме.

Души медленно шли и занимали места поближе к сцене. Многие, как и мы, оставались стоять позади сидячих мест и, то и дело, с интересом косились в нашу сторону.

— Рекомендую внимательно посмотреть, что у тебя есть в рюкзаке? — сказала Людмила. — Нам понадобится много полезных вещей, если мы хотим вытащить твоих спутниц.

— Значит это все… — я огляделся, оценив еще раз обстановку. — Это все вещи, полученные работорговцем в обмен на тела?

— Да, — кивнула щитница. — Тут нет и сотой части его состояния. Как ты уже заметил, на этой стороне дефицит почти всего. После закрытия порталов духи возвращаются сюда с нажитым добром и пытаются завладеть самым сокровенным для них — вторым шансом.

Я поверить не мог, что все тут так устроено. Вся иллюзия, что души выползают из порталов без цели, тут же разрушилась. Теперь я понимал, что некоторые из них прекрасно знают, чего хотят, когда попадают во внешний мир. Найти тело. А если не получится, ищут что-нибудь, что можно будет на это тело обменять. Уверен, что это не единственная их мотивация, но теперь я смотрю на происходящее в этом мире совершенно другими глазами.

— Как часто проходит аукцион? — спросил я.

— Каждый день. Сразу после того, как закрывается последний разрыв.

— Элаиза попалась в лапы Раневскому уже пару дней назад. Думаешь она все еще здесь?

— Вполне возможно, — Людмила скрестила руки на груди. — А может и нет. Не всегда духам есть что предложить Раневскому. Одаренный не станет работать себе в убыток. Если не находится достаточно интересной ставки, то аукцион заканчивается, не успев начаться.

— А как делают ставки?

— Словами.

— На этой стороне души могут говорить?

Людмила кивнула.

Сразу после этого кто-то ударил в металлический не то гонг, не то просто по ржавой кастрюле. Я поднял глаза. Карлик стоял у самодельной конструкции, на которой болталась железная тарелка от барабанной установки. Он стукнул по ней еще раз обычным молотком, который держал в руках.

В этот же момент с округи сбежались адские гончие. Они окружили сцену, сев к ней спиной. Выполняли роль охраны.

Карлик стукнул по тарелке в третий раз. После этого двери старого «ЗИЛа» распахнулись и на сцену вышел работорговец.

— Дамы и господа! Рад вас всех видеть! — заговорил он, но вдруг прервался, уставившись на нас с Людмилой.

Этот взгляд заметили и души. Поэтому они тоже повернули головы на нас.

— Вы только посмотрите, кто к нам сегодня пожаловал! — продолжил одаренный пропитым голосом. — Пустынница! Собственной персоной!

— Продолжай, Раневский, — огрызнулась моя спутница. — Я пришла по делу.

— По делу. Конечно. Кто бы сомневался, — усмехнулся он. — Если ты думаешь, что я обменяю мальчишку, которого ты привела на информацию, то сильно заблуждаешься. Но не будем отвлекаться. Действительно. Сегодня мы все собрались тут с одной целью — обрести возможность зажить полной жизнью. И как все вы знаете, для этого нужно заплатить достойную цену.

Работорговец поправил шубу на себе, вытер бороду и откашлялся. Затем продолжил:

— Сегодня я приготовил для вас четыре чудесных тела! — объявил он.

Это было очень странно. Одаренные, жившие в разные времена, облаченные в одежду разных эпох и народностей, держали в руках барахло и жаждали получить второй шанс. Они не аплодировали в предвкушении действия, не разговаривали друг с другом. Все, как один, просто мечтали поскорее убраться из этой пустыни и забыть ее как страшный сон. А бомж, говорящий со сцены, был сегодня их единственным шансом на спасение.

Раневский махнул карлику, грузным шагом отошел к краю сцены и дождался, когда тот выведет на всеобщее обозрение первую жертву.

Старушка с цепью на шее и защитным куполом вокруг тела, еле поднялась на поддон и осмотрелась испуганными глазами. Карлик дернул за ошейник, заставляя ее выйти в центр, а затем передал цепь своему хозяину.

— Первый лот! — возвестил работорговец. — Старуха. Семдесят восемь лет. Свеженькая. Псы пригнали ее всего пару часов назад. У вас еще будет возможность притвориться старой каргой, когда сегодня вернетесь во внешний мир в ее шкуре. Итак. Кто сделает первую ставку?

— Часы! — выкрикнул кто-то из сидящих у сцены, вскинув вещицу над собой.

— Механические? — спросил Раневский.

— На батарейках, но…

— Оставь себе! — огрызнулся работорговец. — Следующая ставка?

— Термос! — поднял руку мужик без одного уха.

— Целый? — уточнил Раневский.

— Да!

— Принимается! Термос — раз! Термос — два! Термос…

— Насос для велосипеда! — выкрикнул еще кто-то.

Одаренный прикинул свою выгоду и ответил:

— Принимается! Насос — раз! Насос — два! Насос…

— Книга! — прервала работорговца, стоящая недалеко от нас дама.

— Какая?

— Достоевский. Преступление и наказание, — она повертела увесистый том в руке.

— Читал! — махнул рукой он. — Насос — три!

Карлик ударил по железной тарелке разбивая тишину и перебивая всхлипы старушки. Затем низкорослик забрал цепь у Раневского и сильно дергая за поводок увел бабулю в машину.

— Поверить не могу, что человеческую жизнь здесь можно купить за насос, — шепнул я.

— В таком месте, как это, цена всему становится совершенно другой, — посетовала пустынница.

— Что будет потом? — спросил я. — Выигравшие зайдут в машину, отдадут предметы и заберут товар?

— Да, — подтвердила мою догадку дочь Германна. — Раневский снимет щит и покажет им портал, через который они смогут выйти во внешний мир.

— Значит поэтому ты была тут прежде?

— Да, — кивнула Мила. — Я хотела купить у него информацию о двустороннем портале.

— Он не продал? У тебя не нашлось подходящей вещи?

— Нет. Ублюдок сказал, что ни за что не расскажет мне о выходе. И что у меня есть только один шанс выбраться отсюда. Стать одним из его трофеев.

— И ты, конечно, не согласилась… — понимающие покачал головой я.

— Лот номер два! — загрохотал своим пропитым голосом Раневский, перебивая нас.

Я скрестил пальцы. Идеальным вариантом будет, если там осталась Агата, Элаиза и Глобус. Ведь может быть так? Сколько дней прошло с момента пропажи брата Серого? Пять дней? Может его тоже не выкупили.

Карлик загремел цепями и дверями, а через несколько секунд вывел на сцену качка. Мужика, с надутыми мышцами. Не меньше, чем у Арнольда Шварценеггера.

— Черт… — выругался я.

— Что случилось? — Людмила перевела на меня взгляд.

— Я надеялся найти здесь еще одного своего друга. Он пропал несколько дней назад.

— Может ты найдешь здесь именно его, — предположила она. — А не Элаизу, с той другой девочкой. Кто знает, кто еще остался у Раневского в машине.

— Действительно, — хмыкнул я.

Мне хотелось спасти всех, но в какой-то момент я начал осознавать, что не способен сделать этого. Просто потому, что я не Господь Бог. И если сейчас мне удастся вытащить из лап духов, как их называет Мила, хотя бы пару жизней — это уже будет победа. Но главная цель все-таки Элаиза.

— Сильный! — заревел Раневский. — Достойный! Молодой! За такое тело вы можете сразу отдавать самое дорогое, что у вас есть! Вернетесь во внешний мир и вам не будет равных в этом теле!

— Мотоцикл! — прокричал кто-то.

— Что? — работорговец отыскал выскочку глазами.

Мужчина в каске и синей робе поднялся на ноги, вслед за рукой, в которой гремели ключи от зажигания.

— Я отдам мотоцикл за это тело, — сказал он. — И в придачу четырнадцать литров бензина.

Раневский довольно улыбнулся, показывая черные зубы.

— Принимается! Только если он окажется хламом, не способным завестись, сделка отменяется.

— Я лично приехал на нем двадцать минут назад.

— Принято! Мотоцикл — раз! Мотоцикл — два! Мотоцикл — три! Продано!

Карлик ударил по железной тарелке. Положил молоток и пошел, чтобы взять цепь из рук хозяина.

— Да пошли вы! — заорал вдруг Шварценеггер и схватил карлика за глотку.

Затем поднял его на уровень глаз, плюнул в лицо и выкинул со сцены. Так, что бедолага пролетел несколько метров, выбивая сиденья из-под аристократов. Затем качок схватился за ошейник и попытался разорвать его. Тогда адские гончие вскочили на сцену и окружили бунтаря.

— Я лучше сдохну, чем отдам свое тело одному из вас! — прошипел лот номер два.

— Как скажешь, — ухмыльнулся работорговец.

Он два раза хлопнул в ладоши и защитный купол исчез. В этот же момент псы набросились на бедолагу и принялись жрать его заживо. Мужик орал, наводя ужас на тех, кто еще оставался в кузове грузовика, а еще через несколько секунд замолк навсегда.

Тогда карлик, поправив все разбросанные сидушки, вернулся на сцену, схватил цепь, прикованную к ошейнику на шее мертвеца, перекинул ее через плечо и потащил тело прочь, оставляя на поддонах жуткий кровавый след.

— К сожалению сделка отменяется, — возвестил Раневский, вытирая капли крови со лба. — Не все понимают с первого раза, что шанс, который мы даем — это лучшее на что им можно рассчитывать. Надеюсь, это послужит уроком остальным.

— Зачем он сделал это? — спросил я у пустынницы.

— Он все равно получит этот мотоцикл, — Людмила пожала плечами. — Рано или поздно. Зато сейчас псих, наверняка, удовлетворил свою нездоровую потребность в убийстве. А заодно преподал урок тем, кто выйдет сюда следующим.

— Лот номер три! — перебил нас работорговец. Карлик уже вел на сцену Агату. — Девушка. Почти ребенок! Вся жизнь впереди. Одаренная! Может приручать даже таких зверей, как мои девочки!

Раневский подошел к адской гончей, сидящей ближе всего, и похлопал ее по голове.

— Наш выход? — спросил я.

— Можно сделать ставку. Но если тебе нужна Элаиза, то нужно отпустить эту девочку.

— Что? Почему?

— Потому что иначе нам будет нечего предложить за девочку-призрака.

— А если там ее вообще нет? — я схватился за голову.

Людмила посмотрела на меня и сочувствующе помотала головой. Я все понял.

Звезды сложились таким образом, что я действительно могу спасти только одну из них. Агату или Элаизу. Но ведь дочь Германна еще не знает про пистолет в моем рюкзаке.

— Десять банок с консервами, детская коляска и масляная лампа! — крикнул кто-то.

— Принимается!

— Проектор с диафильмами!

— Нет! Следующий!

— Канистра воды, новый журнал с обнаженными девками и набор инструментов…

Аукцион разошелся не на шутку. Души перебивали друг друга, понимая, что осталось всего два лота. Каждый хотел урвать возможность уже сегодня покинуть это место. А может быть их привлекал статус готки. Одаренная. Никто из предыдущих людей не обладал магическими способностями.

— У меня есть пистолет с патронами, — шепнул я Людмиле.

Та нахмурилась и посмотрела в рюкзак, который я открыл, чтобы она взглянула на него.

— Отлично, — сказала пустынница и помогла мне застегнуть молнию. — Прибереги до последней ставки.

— Я подумал, что…может быть с его помощью, мы сможем спасти обеих?

— Исключено, — уверено отказала мне моя спутница. — Нужно оставить все, чтобы наверняка выиграть.

Я не стал спорить, но продолжал пытаться придумать, как можно спасти вообще всех и прикрыть эту лавочку.

— Привет, пацан! — вдруг послышалось справа от меня.

Я повернул голову. Женщина, одетая по моде СССР, в босоножках, платье в горошек и аккуратной прической, стояла рядом и улыбалась. Точно сбежала со съемок фильма «Стиляги».

— Ангельская? — я невольно поморщился, узнав ее по голосу.

— Пять за сообразительность, — усмехнулась она. — Поздравляю. Похоже ты нашел девицу, за которой вас прислали в этот ад.

— Чего тебе нужно? — процедила Людмила, бросив злобный взгляд на душу, стоящую рядом.

— Полегче, — улыбнулась Эра и звонко рассмеялась. — Я не выяснять отношения сюда пришла…

— Ха-ха, — перебил ее своим хохотом Раневский. — А кузнечика я возьму. Толя будет скакать на нем, когда скучно! — он посмотрел на карлика. — Да, Толя? Будешь скакать на кузнечике.

Карлик радостно закивал. Я бросил взгляд на духа, который поднимал над головой нехитрый тренажер, который я в последний раз видел, когда отдыхал в санатории с матерью. Ставишь обе ноги на педали и скачешь. Главное удержать равновесие.

— Кузнечик — раз…

— Я дам сразу десять вещей…

Кто-то попытался перебить ставку, а мы вернулись к разговору с Ангельской.

— Похоже весь наш уговор полетел к чертям после того, как твои безмозглые подружки угодили в лапы Раневского, — сказала она.

— Уговор был у вас. Я ни с кем не договаривался, — я переложил рюкзак в другую руку. Подальше от нее. На всякий случай.

— Ладно. Перейдем к делу… — аристократка достала маленькое зеркальце, посмотрелась в него и убрала обратно в сумочку. — Я вижу, что ты не торгуешься за мое будущее тельце. Понимаю. Мне бы тоже было не интересно выкупать того, кто, итак, заключил сделку. Однако, у меня есть предложение. Помоги мне выкупить Агату, а я помогу тебе найти немую. Ты же поэтому здесь?

— Откуда ты знаешь, что Элаиза не в грузовике? — я подозрительно посмотрел на собеседницу.

— Ну ты же не считаешь меня дурой, правда?

— Не считаю, — многозначительно хмыкнул я. — Так откуда знаешь?

— Когда мы разошлись в той пещере я решила, что будет неправильно отпускать свой будущий домик без присмотра. И проследила за горе-сыщиками. Они добрались до этого грузовика и разыгралась драма.

— Дай догадаюсь. Элаиза думала, что псы привели их к Людмиле, которую схватил Раневский, а на самом деле шавка оказалась куда вернее этому бомжу, чем магии ветеринара?

— Почти, — усмехнулась Ангельская. — Думаю, что Раневский что-то сделал с гончими, чтобы магия на них не действовала. Вроде тех наручников, в которых держал меня Германн.

— Значит ты знаешь где Элаиза? — нетерпеливо спросил я. — Скажи мне.

— А-а, сначала сделка. Как только Агата будет моей, я расскажу вам, где найти девчонку.

Я ничего не терял. Освобождая Агату, я уже лишусь пистолета не просто так. Но если не соглашусь, то вообще вряд ли узнаю, где работорговец прячет принцессу горцев. Похоже, что выбора у меня нет. Если, конечно, Ангельская не лжет.

Проклятье! Всегда нужно закладывать процент риска. А в сделке с тварью, которая не отпускала мою сестру, такой риск всегда есть.

— Нет, — неожиданно для Людмилы и Эры ответил я.

— Что? — Ангельская не могла поверить своим ушам.

— Я не стану так рисковать. Ты уж прости, но довериться тебе будет не самым умным поступком. Поэтому ты либо прямо сейчас говоришь, где искать Элаизу, либо тело, на которое ты рассчитываешь уйдет к этому крестоносцу. Который предложил за него неплохую ставку.

— Бензопила — раз! — начал отсчет Раневский.

— Ты блефуешь! — зашипела Ангельская.

— Посмотрим.

— Бензопила — два!

— Ладно!

— Бензопила… Есть у кого-то более выгодное предложение? — работорговец хотел выторговать еще что-нибудь.

— Он держит ее под старым трамваем недалеко отсюда, — призналась Эра.

— Ты знаешь где это? — я повернулся к Людмиле.

— Да, — она посмотрела на меня своими синими глазами, в которых отражался свет от купола. — Не знала, что там есть подкоп.

— Теперь знаешь, — огрызнулась Ангельская. — Делайте ставку!

Дочь Германна посмотрела на меня в ожидании решения. Я кивнул.

— Делай сама, — сказала она, доставая из рюкзака бутылку водки. — Пока ты будешь получать главный приз мы освободим Элаизу.

— Бутылка Распутина! — выкрикнула Эра, едва поймав брошенный эй наполненный сосуд.

Все замолчали. Создалось впечатление, что это была самая высокая и редкая ставка из всех на аукционе. Ну да. Если тот же мотоцикл можно легко увезти с улицы, то бутылку спиртного найти не так просто.

— Закрытая? — поинтересовался Раневский.

— Да.

Работорговец довольно облизнулся.

— Нет! — как будто назло ответил он.

— Бензопила — последняя ставка. Будут еще?

Людмила достала из рюкзака открытую пачку «Беломорканала» и бросила ее за пределы купола.

— Я хранила эти вещи долгие годы, — сказала она. — Все они должны были убедить Раневского выпустить меня.

Ангельская уже сделала следующую ставку. Работорговец жадно смотрел на предметы в ее руке.

— Черт возьми! — сказал он. — Что может быть лучше того, чтобы вновь познать прелести жизни…

— Может ты поскорее сдохнешь от этой отравы, — бесцеремонно заявила Ангельская. — Принимаешь ставку или нет?

Раневский рассмеялся хриплым пропитым голосом, а затем взял короткую паузу.

— Да! — сказал он и даже не стал досчитывать до трех. — Продано!

Я выдохнул. Хорошо, что пистолет остался при мне.

— Жаль, что не могу заставить себя упасть перед вами на колени, — съехидничала Ангельская. — А теперь идите, если хотите успеть спасти девку.

— Ну и лот номер четыре! — возвестил работорговец, когда мы уже собирались идти.

Я остановился.

— Нам надо уходить, — схватила меня за руку Людмила. — Пока они торгуют за последнее тело мы должны успеть освободить Элаизу.

Но я медлил. Вдруг там Глобус? Ведь тогда я смогу выкупить его и вернуть в семью.

— Идем, Костя! — тянула меня пустынница.

(обратно)

Глава 16 Что с Глобусом?

Карлик вывел на сцену мальчика. Это был ребенок лет пяти, заливающийся слезами и не перестающий хныкать.

Когда я увидел его, то испытал весь спектр эмоций. От разочарования в том, что это не брат Серого до жалости к незнакомому пареньку и его родителям, которые недосмотрели.

Теперь я стоял перед тяжелым выбором. Спасти пацана в обмен на пистолет, который может унести еще много жизней в руках Раневского. Или сделать вид, что не замечаю несправедливости вокруг себя и бросить паренька на произвол судьбы. Это было чертовски тяжело.

— Уходи, — приняв решение, сказал я дочери Германна.

Та посмотрела на меня растерянным взглядом.

— Найди Элаизу и освободи ее. Встретимся позже в твоей старой пещере.

— Костя, — Людмила крепко вцепилась в мое плечо и подалась ближе к уху. Шепнула: — Что ты делаешь?

— Спасаю кого могу, — ответил я. — Наложи на меня щит. Потом я попробую отыскать еще одного своего друга, а затем попрошу Ангельскую, чтобы она отвела меня к месту встречи. Все. Иди!

Пустынница еще на несколько секунд задержала на мне свой взгляд, раздумывая как поступить. Взвешивала кого видит во мне больше. Мужчину или ребенка. В конце концов сдалась. Она нарисовала на песке Знак и убежала. Я быстро дотронулся до символа и купол вновь защитил меня от хищных взглядов духов вокруг.

— Пистолет! — выкрикнул я, когда все ставки за тело мальчика были сделаны.

— С патронами? — вполне резонно спросил работорговец.

— Да! С одним!

Я решил, что сейчас это будет лучший обмен. Жизнь, которую я могу спасти в обмен на одну жизнь, которую способна отнять шальная пуля.

— Откуда у тебя пистолет, пацан? — спросил бомж со сцены.

— Какая разница? — я достал ствол и вытащил обойму.

Внутри был ровно один патрон. Я высыпал остальные заблаговременно. Снова зарядил.

— Принимается!

Ошарашенные души стали наперебой предлагать целые списки хлама. Но Раневский знал, что пистолет, пусть даже с одним патроном от того, кто сегодня уйдет и возможно больше никогда не вернется, лучше, чем куча барахла от тех, кто завтра снова займет места в первом ряду.

Карлик ударил по тарелке, чем и завершил аукцион.

— Всем спасибо! Как всегда, жду вас завтра в том же месте и в то же время! — сделал задел на будущее работорговец. — А всех победителей приглашаю в машину за своими телами. Ну или новыми друзьями, — усмехнулся он, посмотрев на меня.

Души начали расходиться после удара в местный гонг. Как толпа, которая обычно собирается на розыгрыш и теряет интерес сразу за объявлением последнего победителя.

Когда я подходил к машине, старуха с уже залитыми красным глазами, радостно пританцовывая, выходила из кузова грузовика. Сильно сжимая челюсти от злости я провожал ее взглядом. За этим нехитрым действом не заметил, как врезался в кого-то на пути.

— Эра? — спросил я, глядя на Ангельскую в теле Агаты.

— Собственной персоной, — ухмыльнулась она. — И перестань на меня пялиться. Сейчас я выведу девчонку отсюда и освобожу. Как и договаривались. Мы будем с ней полноправными владельцами этого чудесного тельца.

Я не знал хочу ли просить ее о чем-то еще, но, кажется, выбора не оставалось.

— У меня есть просьба, — я достал из рюкзака бандану Глобуса. — Сможешь заставить гончую взять след?

Ангельская двумя пальцами взяла головной убор панка и подняла его на уровень глаз. Брезгливо поморщилась.

— Так и быть, — ответила она. — Раз уж и ты мне помог.

Она сделала паузу. Видимо ждала благодарности. Но я молчал. Тогда Эра заговорила снова:

— Только, если ты не против, я найду питомца подальше отсюда. Не одного из этих, — морща носик, она оглядела призрачных гончих вокруг.

— Хорошо, — я кивнул. — Встретимся здесь. Только заберу парня.

Не дождавшись ответа, я зашел в кузов грузовика аварийной службы.

В самом углу в кресле сидел Раневский. Он курил папиросу и откинувшись на спинку, удовлетворенно постанывал. Мальчик стоял в углу и хныкал.

— Клади волыну на стол, — горец затянулся в очередной раз и выпустил густой противный дым изо рта.

Я подошел и достал пистолет из рюкзака. Положил на самый край. Подальше от работорговца. На всякий случай.

— Не дрейфь, пацан, — вдруг сказал Раневский. — Если бы я хотел схватить тебя, то уже сегодня ты бы стал пятым лотом. У этих несчастных осталась еще куча барахла, которое может мне пригодиться в быту. Но сегодня настроение отдохнуть, так сказать, душой. Так что забирай паренька и проваливайте.

— Да? — мне вдруг стало интересно, почему он не схватил меня. — И почему же вы не сделали меня очередным лотом?

— Твои спутницы рассказали, что с ними пришел третий. Коллекционер душ. Я догадался, что это ты. Уж больно уверенно ведешь себя в таком мутном обществе.

— А что с того, что я коллекционер? — не понимал я.

Раневский с любопытством осмотрел меня с головы до ног.

— Так ты не знаешь? — удивился он.

— Чего не знаю?

— Того, что тела таких как ты, невозможно занять. Вы единственные в этом мире, кто может спокойно разгуливать по улице во время комендантского часа, — работорговец затушил папиросу прямо о стену кузова. — Так что ты для меня бесполезен.

Я тут же вспомнил все контакты с душами за все то время, пока нахожусь в этом мире.

Ведь действительно. Ни Владлен, ни толпы призраков, с которыми я встречался… Никто из них ни разу не пытался вселиться в меня. Вот о чем говорил репетитор! Вот почему мы другие. Вот почему мы можем не бояться душ, тогда как остальные вынуждены прятаться по домам каждый день с девяти до двенадцати ночи. Это многое меняет.

— Ну? — Раневский в недоумении развел руками и чуть не сбил граненый стакан с подлокотника кресла, в котором сидел. — Ты забираешь пацана или как?

Но у меня в голове уже созрела одна интересная мысль. Раз уж я в безопасности и могу поговорить с работорговцем, почему бы этим не воспользоваться?

— Есть вопрос, — начал я.

— Валяй. Как в старые-добрые времена. Выпьем и поговорим, ха!

Я дождался, когда приступ смеха, перемешанный с кашлем, пройдет и заговорил:

— Несколько дней назад один подросток попал на эту сторону. Возможно. Вы выставляли на аукцион кого-то подобного?

— На этой неделе улов так себе… — печально заявил Раневский.

Затем он дыхнул в стакан, открыл бутылку, которую отдала ему Ангельская, наполнил сосуд и залпом выпил. Достал следующую папиросу, зажег спичку, впустив запах подожжённой селитры в помещение и прикурил ядовитую палочку.

— Значит не было? — с надеждой в голосе спросил я.

— На этой неделе точно никаких подростков. В основном бабки и дети. Только один достойный экземпляр. И то пришлось прикончить. Черт… С каждым месяцем отлавливать тела для распродажи все сложнее и сложнее. Люди адаптируются. Боюсь, скоро придется возвращаться в проклятый внешний мир, — он снова закашлялся.

Я думал такой ответ Раневского обрадует меня. Но на самом деле я напрягся еще больше. Если, попав в лапы работорговцу, у Глобуса еще был шанс выжить под защитным куполом, то теперь надежды на то, что брат Серого в безопасности, стало меньше. Агата, адская гончая и бандана. Вот мой единственный шанс узнать о судьбе панка.

Я подошел к пареньку и взял его за руку.

— Пойдем. Не бойся. Сейчас я отведу тебя домой, хорошо?

Парнишка вытер нос и кивнул.

Мы уже шли к выходу, когда Раневский заговорил снова.

— В последнее время тварей из-за стены добирается сюда все больше и больше…

Металл шаркнул по столешнице и заставил меня обернуться.

Сейчас работорговец держал в одной из рук пистолет и внимательно осматривал его. Я отыскал на браслете щит, чтобы в случае опасности быстро наложить его.

— Задницей чувствую, что раздутое до вселенских масштабов Второе Пришествие уже не за горами, — сказал он.

— Я встречался с одним из ваших, — поддержал беседу я. — Его называют Иннокентичем. Он вроде обрадовался тому, что очень скоро получит шанс умереть. Ну или спасти мир.

— Так ты виделся с этим забулдыгой? — рассмеялся Раневский. — Как он? Не рассказал кто поведет нас в последний бой на этот раз?

Я посомневался, хочу ли рассказать работорговцу, что Элаиза пророчит мне эту честь. Но потом решил, что если я вынужден собирать армию, то мне нужны даже такие ублюдки, как этот. Каждый горец, который может биться бесконечно — на вес золота. К тому же теперь мой мозг сам находил оправдания поступкам Раневского. Ведь если бы Глобус попался ему, то шансов выжить у него было бы больше, чем сейчас…

— Я.

— Что?

— Говорят, что я поведу всех в бой.

— Кхе-кхе. Дожили, — как-то слишком спокойно отреагировал работорговец. — А я думал, что это будет девчонка.

— Элаиза?

— Она.

— С удовольствием уступлю ей это право, — шмыгнул носом я.

— Лучше сам, — неожиданно для меня сказал Раневский. — Есть в тебе что-то. Такие пацаны, как ты, к совершеннолетию отращивают огромные яйца.

Я промолчал и подтолкнул парня к выходу. За спиной послышалось журчание. Я обернулся. Раневский отливал прямо в углу. Там, где до этого стоял парень.

— Если это действительно так, то я пойду за тобой, — крикнул он через плечо. — Дай знать где состоится битва и я с удовольствием тряхну стариной.

— Угу, — без особого удовольствия ответил я.

— И еще. Элаиза сидит недалеко отсюда под старым трамваем, — его передернуло, а затем раздался звук застегивающейся ширинки. — Можешь забирать девчонку. Я держал ее только для того, чтобы баба не мешала мне торговать.

Я многозначительно кивнул, сделав вид, что информация достойная. Но сыграть не получилось.

— Значит ты уже в курсе? — удивился он. — Я же говорю. Есть в тебе что-то… Ладно. Проваливайте. Не забудь прислать мне весточку, когда придет время! — крикнул он мне вслед, когда мы покидали обитель работорговца.

Да. Похоже собрать горцев будет не такой сложной задачей. Все они так и горят идеей снова навалять тварям из-за стены. Ну или умереть. Осталось только найти остальных бессмертных и узнать, как с ними можно будет связаться, когда все начнется.

С этой мыслью я вышел на освещенный простор перед грузовиком аварийной службы, где меня уже ждала Агата в компании ластящейся к ее ногам адской гончей.

— Наконец-то! — воодушевленно вскинула руки она. — Я уже расстроилась, что не додумалась взять часть твоей одежды, чтобы по запаху найти уже тебя, а не твоего приятеля.

— Приручила? — я указал на пса-призрака, пропустив мимо ушей ее сарказм.

— Как видишь. Идем?

— Освободи Агату, — остановил я ее. — А сама отведи парня в пещеру. Встретимся там.

— Ты же не думаешь, что я отпущу свое тельце без присмотра?

— Я оставляю с тобой паренька, за которого отдал самое дорогое что у меня было. Считай это равноценным обменом. Но рисковать жизнями всех я не стану. Мало ли куда приведет нас след, — я стянул с мальчишки варежку и тряхнул перед носом Агаты. — Мы найдем обратный путь по запаху.

— Черт с тобой, Ракицкий, — сдалась Ангельская и покинула тело готки.

— О май гад! — тут же воскликнула девчонка-подросток. — Эта карусель когда-нибудь закончится?

— Сразу после того, как ты бросишь идею делить свою жизнь с кем-то еще, — равнодушно ответил я.

— Кажется, мы разозлили папочку, — Ангельская протянула руку мальчишке. — Давай, выходи из-под купола. Пора идти.

Я кивнул, чтобы мальчик не боялся.

Тот сделал пару шагов, и Эра тут же вселилась в него. Сначала я хотел запротестовать, но понял, что так даже безопаснее. Никто не позарится на его тело, пока они добираются до пещеры.

Затем я дождался, когда парнишка скроется во тьме за пределами горящих факелов и повернулся к Агате.

— Идем.

Готка тут же поднесла бандану Глобуса к адской гончей, и та взяла след.

Мы бежали уже несколько часов. В какой-то момент мне показалось, что пес передвигается без цели. Не замечая нас. Следующих за ним по пятам. Просто путешествует по пустыне в поисках добычи и даже не думает искать человека, до которого мы надеемся добраться.

Мы продвигались практически на ощупь. После закрытия всех порталов стало вообще невозможно что-либо разглядеть за пределами защитного купола, свечение от которого позволяло видеть только на несколько метров вокруг. Поэтому никаких попавших сюда трамваев, жилищ душ или других достопримечательностей этого мира мы просто не замечали. Сплошная темная бездна, ведущая в никуда.

В какой-то момент гончая остановилась, заскулила, припала мордой к земле и принялась рыть песок.

У меня перехватило дыхание. Но понимая, что времени на сантименты совсем нет, я тоже упал на колени и начал копать.

Это продолжалось недолго. Совсем. Буквально через минуту я нащупал в песке что-то твердое. Обхватил пальцами и поднял на уровень глаз.

Это был череп. Абсолютно такой же формы, как тот предмет, в честь которого и получил прозвище Дмитрий Выхухлев. Брат Серого.

Агата стояла позади меня и молчала.

Я судорожно продолжил рыться в песке, пока не наткнулся на перстень. Дешевое металлическое украшение с черепом и двумя красными камнями, вставленными в глазницы безделушки. Теперь я был уверен. Кости, которые лежат тут уже несколько дней, принадлежат Глобусу.

— Это он? — спросила готка.

Я поднял один из ботинок и высыпал из него не то прах, не то песок.

— Да…

Я закрыл лицо руками. Дал себе время перевести дух.

— Проклятье!

Я в сердцах ударил по песку от бессилия. Замер. Перед глазами пролетели лица всех тех, кого я видел в доме Серого. Родственников, которые все еще надеются найти Диму.

— Айм сорри, — еле слышно произнесла Агата.

Но чертовы соболезнования мне были совсем не нужны. Теперь в них больше нуждаются те, кому я буду вынужден рассказать о смерти их брата и сына, когда вернусь.

Я простоял на коленях еще некоторое время. Собирался с силами. Пытался осознать, что Глобуса больше нет. Затем поднялся на ноги и попросил Агату помочь мне.

Не знаю. Может быть кто-то посчитал бы, что взять останки с собой и вернуть их родным было бы правильно. Чтобы покойника могли похоронить, как положено. Но я решил по-другому.

Отыскав неподалеку небольшой холмик, я голыми руками вырыл яму и сложил в нее останки Глобуса. Закопал. Оторванной ручкой от полиэтиленового пакета перевязал две палки в форме креста, а сверху повесил бандану.

— Я знаю, что ты еще ничего не понимал в этой жизни, — я засунул найденное кольцо в карман. Положил руку на крест. — Но надеюсь, что твои слова, что лучше сдохнуть в молодости как Кобейн или Цой гораздо круче, чем быть дряхлым стариком, хоть как-то помогли тебе в последние минуты.

Кто-то громко завизжал, наводя жути на двух людей, хоронящих третьего посреди призрачной пустыни. Я использовал эту заминку, чтобы набрать больше воздуха в грудь.

— Я хочу, чтобы ты знал, друг, что умер не напрасно. Теперь, каждый раз, когда мне захочется остаться дома в комендантский час и залипнуть на какой-нибудь фильм, я буду вспоминать, что где-то на грани жизни и смерти может находиться еще один Глобус, которого я просто обязан попытаться спасти.

Я горько улыбнулся, внезапно осознав, что больше никогда не увижу брата Серого. Тяжело выдохнул.

— Будь уверен, что твои родные не останутся в неведении. Как бы не было тяжело сообщать плохие новости, я сделаю это. Просто потому, что сам предпочел бы узнать горькую правду.

Гончая протяжно проскулила, напоминая о том, что я тут не один.

— Покойся с миром, Дима.

* * *

На центральном городском автовокзале, как всегда, пахло чебуреками, перегаром и потом от водителей, выкрикивающих названия городов, в которые очень скоро отправлялся их автобус. Капитан Троицкий, одетый в гражданскую одежду, сидел недалеко от спящей на скамейке женщины. Он, то и дело, засыпал, но внезапно просыпался, чтобы не упустить ее из виду.

Вчера у капитана был день рождения. Он собирал всех своих коллег в одной шашлычной, где они праздновали до самого утра и будили жильцов с района троекратным «ура». Поэтому сегодня, когда наступила его очередь следить за бедной женщиной, потерявшей память, он был совершенно без сил. Хотелось заснуть прямо здесь и плевать, если патрульные обнаружат его и уведут в уличный пункт с надписью «Милиция», где пристыдят за сон на посту. Сейчас капитана останавливало только обещание, которое он дал одному десятилетнему мальчишке — уберечь его мать от неприятностей.

Заснув и проснувшись в очередной раз, Троицкий первым делом посмотрел на Анну Ракицкую. Увидев ее на том же месте, он вскочил на ноги и размялся. Бросил взгляд в сторону круглосуточного буфета, где какой-то рыбак в шубе и шапке-ушанке сидел на своем чемоданчике. Он ел пирожок и запивал горячим кофе.

Капитан сунул руку в карман. Другую. Начал шариться по всем укромным местам в поисках налички. Нашел. Мятые пятьдесят рублей и кучу звенящей мелочи.

Постоянно оборачиваясь на спящую женщину, он дошел до буфета. Еще раз посмотрел на объект слежки, прежде чем скрыться за стеной.

— Кофе и чебурек, пожалуйста, — он протянул купюру.

— Одиннадцать пятьдесят, — ответила продавщица в синем фартуке и посмотрела на деньги. — Меньше не будет?

Троицкий недовольно достал мелочь и вывалил в монетницу. Женщина с химией на голове принялась считать деньги.

— Рубля не хватает, — надула губы она. — Поищите, пожалуйста. Сегодня все без мелочи идут…

— Это все, что есть.

— Ладно, — женщина недовольно хмыкнула. — Чебурек греть?

Троицкий на пару секунд задумался. Он не любил есть холодное. Но еще больше ненавидел, когда выпечку перегревали настолько, что к ней вообще невозможно было прикоснуться. Взвесив за и против, он ответил:

— Не надо. Главное кофе горячим сделайте.

— Хорошо.

Женщина отсчитала сдачу и протянула клиенту. Капитан милиции сунул деньги в карман и сделал несколько шагов назад, чтобы проверить Анну Николаевну.

Увидев, что скамейка пустая, Троицкий тут же прозрел. Забыв про кофе и выпечку, он побежал в зал ожидания постоянно смотря по сторонам в поисках женщины, с которой не должен был спускать глаз.

— Молодой человек! Ваш кофе! — кричала буфетчица, когда милиционер выбегал за двери автовокзала.

Капитан распихивал небольшие горстки путешественников. Хватал за плечи женщин, которые сзади напоминали ему Ракицкую. Спрашивал у прохожих, не видели ли они тут бездомную в коричневом пальто.

Когда стало ясно, что он упустил Анну Николаевну, Троицкий упал за запорошенную снегом скамейку и схватился за голову.

(обратно)

Глава 17 Тайна репетитора

Я вернулся домой под утро.

Ушла уйма времени на то, чтобы добраться до пещеры Людмилы. Оттуда мы все, за исключением Элаизы и Ангельской, отправились во внешний мир, где нас уже ждал Германн и его верный телохранитель.

Не передать словами, какие чувства я испытал, когда потерянная в пустыне на долгих пять лет дочь аристократа увидела своего отца и бросилась ему на шею. В абсолютном молчании они несколько минут крепко обнимали друг друга и рыдали. Никто не смел прервать это действие.

Сразу после этого Аввакум Ионович набросился на нас с Агатой. Он обнимал вымотанных путников и не переставал благодарить.

Когда эмоции утихли аристократ, наконец, обратил внимание на паренька, которого мы привели с собой. Задал резонный вопрос, и я рассказал животрепещущую историю. Мне показалось, что сначала Миша расстроился, что я не верну ему пистолет, но, когда узнал какую роль сыграл его «Макаров», стал относиться к мальчишке даже как-то по-отечески. Спросил голоден ли тот. А когда Германн попросил своего телохранителя найти дом паренька и отвезти его туда, Миша даже предложил ребенку по пути в милицию заехать в какую-нибудь закусочную и позавтракать.

Очень скоро к парку Горького приехали серые и черные Мерседесы, которые и развезли нас по домам. И теперь, лежа в своей кровати почти за два часа до того, как прозвенит будильник, я не мог уснуть, прокручивая в голове все произошедшее.

По идее, мне нужно утром первым делом сообщить семье Серого, что Глобус больше не вернется. Но уже в десять у меня назначена встреча с Георгием Вольфовичем, которую я не могу пропустить. Сможет ли мне простить Серый, если я целый день буду заниматься своими делами, зная, как они тоскуют по Диме? Н-да. Это настоящее испытание, которое я должен выдержать, если хочу развивать свою родовую способность.

В конце концов, решив пойти к Выхухлевым сразу после школы и все рассказать, я уснул.

Едва проснувшись, я отыскал трубку радиотелефона и позвонил в реанимацию. Там мне сказали, что Машку перевели в обычную палату и теперь ее можно навестить. В этот же момент мне вновь захотелось бросить все, но на этот раз для того, чтобы проведать сестру. Но, как и с ситуацией с Глобусом, я смог взять себя в руки и все-таки отправиться к репетитору.

— Ты сегодня не опоздал, — сторож встретил меня у калитки с лопатой в руке. — Снегу навалило за ночь! Тьма!

Я огляделся.

— Действительно.

— Ладно. Хватай лопату и помоги мне разгрести все это.

Репетитор кинул мне инструмент, даже не обратив внимания на недоумение, выплывшее на моем лице. Но протестовать было бессмысленно. Я сам согласился учиться. Тем более бесплатно. Может быть хоть это будет платой за его труд.

Мы работали уже почти час, когда я не выдержал и заговорил:

— Все по законам жанра, да?

Я сдвинул шапку на затылок. Пот уже заливался в глаза и щепал их. Хотелось хоть как-то охладиться.

— Сначала я должен преодолеть физические трудности, прежде чем открою свою душу к настоящим знаниям?

Георгий Вольфович воткнул свою лопату в сугроб, снял варежку и вытер лицо.

— Нет, — буркнул он. — Просто если я не буду выполнять обязанности сторожа, меня уволят. Поэтому предлагаю поскорее решить этот вопрос. Не будем тратить время на болтовню. Нужно еще успеть нарубить дров.

— Что?

Но на мой удивленный возглас ответа не последовало.

Следующие пару часов я греб снег, рубил дрова, заколачивал дыру в заборе и занимался вообще всем, чем только можно, но не обучением родовой магии.

В какой-то момент мне захотелось выкинуть чертову пилу за забор и спросить у старика прямо, чему он собирается меня учить. Ведь пока я здесь занимался этими бесполезными для моей семьи делами, Машка ждала, когда я навещу ее в больнице, а Серый и его родные до сих пор таили надежду, что их отпрыск вернется. Осознавать это и одновременно продолжать распиливать длинную деревянную доску было сложно.

Но в очередной раз справившись с собой, я только сунул горсть снега в рот, чтобы утолить жажду и вновь принялся за работу.

Через некоторое время я вновь глянул на часы. Экран у пейджера совсем замерз, и я еле разглядел на нем, что доходит уже час дня. От злости, что ничего, за чем я приехал сюда, не происходит, я стал пилить сильнее, пока болты на ручке старой ржавой пилы окончательно не разболтались. В один момент ножовка осталась зажатой внутри куска дерева, а ручка вылетела в сторону вместе с моей рукой.

— Черт! — выругался я и глубоким вдохом успокоил себя. — Георгий Вольфович! Тут это… Пила сломалась!

Но ответа не последовало.

Тогда я выпрямился, разминая затёкшее тело и огляделся. Никого. Прислушался. Абсолютная тишина. Как обычно бывает на этих огородных массивах зимой. Как будто стоишь посреди чистого поля за многие километры от цивилизации и ни души вокруг.

— Ну отлично…

Я выгреб снег, забившийся в ботинки, и отправился на поиски своего учителя.

В домике его не оказалось. В бане тоже. На территории оставалось еще две постройки. Туалет, дверь которого открыта нараспашку и сарай, в котором я еще не искал.

— Георгий Вольфович! — кричу я, подходя к сараю и дергаю за ручку.

Дверь не поддается. Но создается впечатление, что я просто недостаточно сильно потянул. Как это обычно бывает — со временем такие постройки перекашивает, двери проседают, и чтобы попасть внутрь нужно просто приложить немного больше усилий.

Дергаю сильнее. Дверь со скрипом вылетает, разбрасывая гнилые щепки по снегу.

— Упс, — я снова натягиваю шапку на лоб, потому что начинаю замерзать.

Осматриваю замок. Кажется все-таки тут было закрыто. Но, если честно, замок так себе. Его пора было поменять еще лет десять назад. Или поставить амбарный. Чтобы такой как я сразу видел, что дверь закрыта. Ладно. Как найду учителя, признаюсь, что это я сломал. Если нужно будет — заплачу. Я уже не ребенок, чтобы скрывать такие проступки.

Я собираюсь зайти внутрь, когда вдруг слышу что-то. Женский стон? Или какое-то животное? Звук раздается еще раз.

Оглянувшись по сторонам, я захожу в сарай, крепко сжимая рукоять сломанной пилы.

На потолке висит лампочка, вся покрытая паутиной. Она раскачивается от ветра, задувающего сквозь большие щели. На пару секунд я останавливаюсь и прислушиваюсь снова. Тишина.

Правильно ли я делаю, что вот так без спроса врываюсь сюда? Что, если это место под запретом? Однако тут же вспоминаю страшную историю, которую рассказывал когда-то Глобус. В ней фигурировала девушка, попавшая в плен некоему коллекционеру душ, которого я принял за своего отца. Что, если и сейчас здесь страдает какая-то женщина?

Я осматриваюсь. Это самый обычный сарай, заставленный всяким хламом. Лопаты, грабли, доски, лейки и другая сельскохозяйственная утварь. Может мне реально показалось? Может где-то скрипнула дверь, а я принял это за мольбы живого существа?

Среди инструментов я нахожу пилу и уже хочу уйти, когда стон раздается вновь. Приглушенный. Далекий.

Нет. Это точно человек. Озираюсь. Может здесь есть погреб?

Бесшумно переставляю инструменты с лежащего на полу паласа в сторону. Уже опускаюсь на корточки, чтобы поднять его, когда кто-то вдруг хватает меня за плечо.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Это Георгий Вольфович.

— Ты что тут делаешь? — огонь в глазах учителя горит в сумерках нависшей на меня тени.

— Пила сломалась, — я поднимаю рукоятку в одной руке и целую пилу в другой. — Я звал вас, но не докричался. Решил сам сменить.

Пауза.

Коллекционер душ, в тулупе и топором в руке, пристально смотрит на меня. Ждет, когда я отведу взгляд и тем самым признаюсь, что солгал. Но я продолжаю беспрестанно глядеть на его раскрашенное морщинами лицо.

— Больше не ходи по территории без спроса, — Георгий Вольфович выхватывает пилу у меня из рук и бросает к остальным инструментам. — А теперь ступай в домик и растопи печь.

Я взвешиваю все «за» и «против» того, чтобы послушаться учителя.

Теперь у меня появляется еще больше причин потакать ему. Нужно узнать, что скрывается в этом сарае и почему все коллекционеры неизменно связаны с какими-то мутными историями. Может быть найти девушку из рассказа Глобуса или попробовать узнать, что происходит здесь?

Приняв решение, я поднимаюсь с корточек и выхожу из сарая. Вижу, как репетитор за моей спиной усердно вталкивает дверь обратно и связывает цепью ручку и загнутый гвоздь, вбитый в стену рядом. Теперь туда так просто не попасть…

Пока я собирал дрова, поднимался в домик, искал газеты для розжига, пытался поджечь вымокшие спички — все это время я пытался догадаться, что сторож прячет в своем сарае. А главное — зачем? Сомнений в том, что там кто-то есть, теперь у меня не осталось. Однако если я хочу все узнать, мне нужно вести себя как ни в чем ни бывало. Сделать вид, что я действительно ничего не видел. Иначе коллекционер заподозрит неладное и на следующий урок я уже не попаду.

— Георгий Вольфович, — я бросил зажжённую пожелтевшую газету в печь и закрыл чугунную дверцу. — У меня уроки начинаются через час…

— Знаю, — перебил меня учитель. — Возьми из серванта большой альбом. Да, вот этот. Подай его мне.

Старик с растрепанными седыми волосами и неаккуратной бородой сидел на табуретке. Я протянул ему альбом, который предназначался отнюдь не для фотографий. Он был увесистый. Как будто набитый железом.

— Это моя коллекция, — проговорил учитель, откидывая титульный лист.

В маленьких пакетиках, прилепленных к альбомным листам, лежали монеты с профилями одаренных. Над каждым надпись. Но очень мелким подчерком. Я не мог разобрать что там написано.

— Без подобных монет ты никогда не станешь настоящим коллекционером, — начал репетитор. — В каждом таком серебрянике заключена душа умершего одаренного.

Он достал одну из монет, положил ее на ноготь большого пальца и подкинул. Серебряный диск закрутился в воздухе и упал на советский ковер, постеленный посреди комнаты. На том самом месте тут же возник фантом.

Это был неандерталец. С дубиной в руке, шкурой на бедрах, а форма черепа больше напоминала голову обезьяны.

— Ты можешь разговаривать с ними. Можешь просить сражаться на твоей стороне. Но самое главное заключается в том, что каждый из них может передать тебе свой дар. Прикоснись к нему, Костя. Прямо сейчас.

— Что? — я бросил взгляд на человека из каменного века. Тот неподвижно стоял и смотрел на меня.

— Не бойся. Просто дотронься до его руки.

Но дело было вовсе не в страхе. Способность отца, вселяться в тела других живых существ мне нравилась куда больше, чем сила неизвестного мне одаренного. И я не горел желанием променять неплохую способность на неизвестно что.

— Послушайте, — я сел на вторую табуретку у стола. — Ко мне приходила душа моего отца. Он передал мне свой дар. И если сейчас я прикоснусь…к этому духу, то, вероятно, потеряю ту способность.

Георгий Вольфович хмыкнул и подошел к кастрюле, стоящей на печи, в которой подогревался суп. Помешал похлебку поварешкой, распространяя запах борща на всю комнату и вернулся на место.

— Я вижу, ты уже кое-что знаешь о наших способностях. И, похоже, я начал совсем не с того, с чего следовало, — он сделал необычное движение рукой и душа исчезла — монета, лежащая на паласе, блеснула. — Возьми ее. Это твоя награда за сегодняшний труд.

Я подобрал серебряник с пола. Осмотрел. Лицо неандертальца четко отпечаталось на решке.

— Какая у этой души способность? — спросил я.

— Разжигать огонь, — репетитор закрыл альбом. — Я полагаю именно так люди когда-то впервые добыли его.

— Хм…

— А теперь давай начнем урок с того, с чего следовало. Расскажи мне, что ты знаешь о своей родовой магии?

Я снова сел на табуретку.

На ходу я еще пытался решить, стоит ли рассказывать репетитору абсолютно все тайны. И не окажется ли моя сделка с Элаизой той информацией, после которой мое обучение закончится. Хотя, с другой стороны, быть честным всегда лучше. Что я скажу, если он, рано или поздно, заметит печать на моей ладони?

— Я знаю, что существует девочка-мираж, по имени Элаиза, — начал я. — Именно она отчеканила все существующие монеты в мире…

— Хорошо. Что еще?

— Мы можем перенимать способности душ, разговаривать с ними, входя в контакт. Но этого я еще не пробовал, — я почесал подбородок вспоминая больше фактов. — Души не способны завладеть телами коллекционеров. Но могут нанести нам увечье или биться на нашей стороне, что, собственно, вы и продемонстрировали, когда я впервые пришел сюда.

— И все?

— Нет… — я поколебался пару секунд. — Еще я заключил с Элаизой контракт.

Я показал ладонь, посреди которой на коже был выжжен символ. Замолчал.

Некоторое время Георгий Вольфович в задумчивости глядел на Знак.

— Это еще лучше, — наконец сказал он. — Значит теперь, ко всему прочему, ты сможешь сам создавать монеты.

И все? Не будет никаких «убирайся отсюда» и «почему ты сразу не сказал»?

— Недавно я убил тварь, прорвавшуюся в наш мир, — заговорил коллекционер. — Прямо в лесу. Недалеко отсюда. И тогда впервые поверил в то, о чем когда-то говорила мне девочка-призрак…

— Элаиза приходила к вам?

— Да.

— Если она приходила… Почему же вы не заключили сделку?

— Тогда я еще не видел монстров собственными глазами. Не поверил ей, — покачал головой он. — Но сколько бы не ждал ее потом, она так и не появилась…

Он встал с места, снова подошел к кастрюле с супом и наполнил две тарелки. Вернулся назад.

— Ешь, — сказал он, поставив железную миску передо мной на стол. — Голодным в школе делать нечего.

Я отломал кусок от холодной буханки «Дарницкого», натер корку чесноком и посолил. Принялся за еду.

— Послушай, Костя, — сказал репетитор, когда опустошил свою тарелку и принялся разливать чай. — Коллекционер душ — это самая сложная родовая способность, которая существует. Да. Ты знаешь некоторые нюансы. Но я клянусь, что тебе неизвестно и о десятой части наших способностей. Чтобы быть истинным коллекционером, ты должен не просто заключить контракт и чеканить монеты налево и направо. Ты должен знать родовые способности каждого когда-либо жившего на этой планете одаренного. Ты должен уметь противостоять душам, которые не захотят тебе подчиняться. Ты должен знать язык, на котором говорили когда-то, чтобы попросить о чем-то более древние расы. А еще, тебе придется делать многое, чего ты делать не захочешь. И моя задача заключается в том, чтобы объяснить тебе, что это необходимо.

Я подавился. Старик даже не притронулся к моей спине, пока я пытался откашлять кусок хлеба, попавший не в то горло.

Новости были очень неоднозначные. С одной стороны, мне было безумно интересно узнать все о родовых способностях одаренных. Выучить языки я, итак, планировал, упустив время на это в прошлой жизни. Пусть и не такие редкие. А вот намек на то, что мне придется делать многое из разряда «держать женщин в своем сарае», меня смутил. Что ж. Поживем увидим.

— Всему свое время, — подытожил мои мысли Георгий Рудольфович.

Затем он подошел к серванту и взял с полки небольшую книгу. Принес мне. Положил на стол. Я глянул на название. «Магия первобытных людей».

— Следующий урок в четверг. В десять. К нему ты должен успеть прочитать это. От корки до корки.

— Хорошо, — я убрал книгу в рюкзак.

После этого я пробыл у коллекционера совсем недолго. Чай оказался слишком горячим. Поэтому я сделал буквально пару глотков, которыми обжег себе небо и поспешил на учебу.

— Ракицкий! — Клаус встретила меня в коридоре школы и тут же зажала нос. — Ты откуда такой вылез? От тебя несет за версту.

Я расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и принюхался.

— Да ладно тебе. Бывало, и хуже, — улыбнулся я и застегнул пиджак.

— Высидеть с тобой за одной партой до конца уроков будет настоящим испытанием…

— Переживешь, — хмыкнул я, пропуская подругу в класс первой. — Ты не представляешь, где я сейчас был.

— Да? — она обернулась и стряхнула с моего плеча пыль. — Тогда слушаю…

Сильный грохот перебил мою одноклассницу.

Мы тут же отыскали глазами источник звука. Из-за последней парты, где обычно сидел Кипяток, с пола поднимался Антропов. Он был весь красный.

— Ну и че ты приперся? — Яблоньский стоял возле него. — Че не уехал вместе со своим дружком в Питер?

Следующий толчок усадил иллюзиониста на место. Последовал подзатыльник. Мы переглянулись с Клаус.

— Похоже, это семейное…

— Чего? — Жанна не поняла, что я имею в виду.

(обратно)

Глава 18 Бывший лучший друг

Мои одноклассники спокойно смотрели, как Антропов расплачивается за свои грехи и грехи своего друга. Яблоньский и не думал проявлять жалость. Он хладнокровно лупил врага. Измывался над ним. И его понять можно. Он один из тех, кто страдал от рук двух отморозков из нашего класса.

— Ты куда язык засунул, Антропов? — аристократ огрел другого одаренного учебником по голове.

Антропов не отвечал.

Я сунул рюкзак Клаус в руки, а сам пошел в самую гущу событий.

— Хватит, — я остановил руку Яблоньского, когда та вновь летела в затылок бывшему хулигану.

— С чего это? — возмутился Всеволод.

— С того, что я так сказал, — мое лицо было прямо перед лицом будущего главы клана электроников.

Он оказался в ярости от моего вмешательства. Видимо, хотел перехватит инициативу лидерства у Парфенова. После того, как тот отбыл в северную столицу. Но я помешал.

— Хватит. Всеволод, — процедил я и указал на его место за партой взглядом.

Только звонок разрешил наш не начавшийся конфликт. А вслед за ним появление в кабинете Глеба Ростиславовича.

— Приветствую, одаренные! — директор запыхался и произнес стандартную фразу очень посредственно. Не так как обычно.

— Добрый день, директор! — ответил хором класс.

Стулья загремели, а через пару секунд мы уже слушали вступление учителя по Хиромантии.

У меня сегодня никак не получалось сосредоточиться на учебе. Я все время думал, что мне нужно успеть поговорить с Глебом Ростиславовичем о том, что он увидел у меня на ладони на прошлом занятии. Но от этой идеи меня постоянно отвлекала мысль, что сегодня, итак, куча дел, которые навалились почти одновременно.

В конце концов, я решил хотя бы сегодня не копаться в тайнах своего рода, отложив разговор с директором на потом.

Прошло почти сорок минут с начала урока. Сейчас я часто посматривал на часы и как только прозвенит звонок, хотел первым выбежать из кабинета. За последние выходные я успел многое, кроме самого главного. Выполнить домашнее задание по Сфероведению. Списывать прямо на Хиромантии было смерти подобно, поэтому я заблаговременно забрал у Клаус тетрадь и теперь торопился к ближайшему подоконнику, чтобы успеть к началу следующего урока все-таки сделать домашку.

— Запишите какие линии вам нужно выучить к следующему занятию и ждите звонка, — объявил Глеб Ростиславович, указывая на исписанную зеленую доску.

Все принялись греметь письменными принадлежностями.

— Костя, — директор обратился ко мне. — Задержись, пожалуйста, после урока.

— Вот черт, — прошептал я и посмотрел на Клаус.

Она сочувствующе пожала плечами и удалилась из класса сразу после звонка, оставив свою тетрадь. Может все-таки успею?

Когда все мои одноклассники вышли, аристократ закрыл дверь на ключ. Я напрягся.

— Мне нужно серьезно с тобой поговорить, Костя, — сказал он и пригласил меня сесть за первую парту. Ближе к нему.

— Что случилось?

— Это касается того, что я увидел на твоей ладони.

Сперва я машинально хотел взглянуть на руку, но вспомнил, что теперь там есть еще кое-что. Что директору видеть совсем необязательно.

— Что там? — спросил я, указывая глазами на руки, сложенные перед собой.

— Хм… — он замялся, видимо, собираясь с мыслями. — Как тебе сказать…

— Говорите, как есть, Глеб Ростиславович, — я подбодрил его, дав понять, что держу себя в руках. Какие бы новости он не хотел мне сообщить.

— Понимаешь… Таким, как ты не место в школе для одаренных.

Эти слова ошарашили меня. Кажется, директор еще толком ничего не сказал, а я уже почувствовал, что вести паршивые. Кровь ушла в пятки. Я, наверняка, побледнел. И Глеб Ростиславович заметил это.

— Ты слышал о касте одаренных, которая на особом контроле у ОКМС? — он провел руками по своим пышным усам.

— Нет.

Директор вздохнул еще тяжелее и взял трость. Поставил ее между ног и постучал пальцами по набалдашнику.

— Таких одаренных, как ты, называют темными.

— Темными? Что это значит?

— Это значит, что вы опасны для общества. По разным причинам. Я не хочу посвящать тебя в это сейчас. У тебя, итак, столько бед в семье. Кстати. Как твоя мама? Она не нашлась?

Я посмотрел на свою ладонь.

Час от часу не легче. Ведь этот знак, я надеюсь, не означает, что я сойду с ума и начну карьеру серийного убийцы? Черт. В этом точно нет ничего хорошего.

— Костя? — вырвал меня из мыслей директор.

— Что?

— Я спросил, не нашлась ли твоя мама?

— Нет. Простите. Я задумался.

— Очень жаль.

Еще и мама. Капитан Троицкий уже давно не звонил мне. Все ли там хорошо?

— И что мне делать? — спросил я у аристократа.

— Ты хороший парень, Костя, — ответил он. — Именно поэтому я решил дать тебе время.

— Дать мне время?

— Да. Я должен был сообщить о тебе в органы сразу, как только увидел знак. Но все то, что навалилось на тебя в последний месяц, переубедило меня. По крайней мере, пока. Поэтому мы оба прикинемся, что я ничего не знаю. Договорились?

— У меня есть шанс избавиться от…этого?

Аристократ разочаровано помотал головой.

— Тогда на что вы даете мне время?

— Не хочу отнимать у тебя детство. И пока могу делать вид, что не знаю о том, что ты темный, я буду скрывать твою тайну.

— Вы говорите так, словно у меня обнаружили неизлечимую болезнь и теперь я должен успеть завершить все свои дела, пока не отправлюсь на тот свет. Сколько у меня есть времени? Говорите прямо, Глеб Ростиславович. Пожалуйста.

— При переходе в старшую школу ученики проходят полный медосмотр. Именно там, если раньше ты не натворишь глупостей, у тебя и обнаружат этот символ.

— А что будет потом?

— Казачья застава, — коротко ответил директор.

Меня бросило в жар. Все планы и мечты, к которым я так стремился, теперь могли разрушиться в любой момент. Новогодний бал, мама, Машка. И плевать на деньги, которые за несколько минут потеряли для меня всякую ценность. Сейчас меня тревожило то, что я никогда больше не смогу зажить нормальной жизнью. Пока на моей ладони этот символ, который делает из меня какого-то…темного.

— Мне очень жаль, Костя, — добавил аристократ. — Если хочешь, я могу отпустить тебя сегодня с уроков. Вернись домой. Отвлекись. Погуляй с друзьями. Нужно время, чтобы свыкнуться с этой новостью.

Без особого энтузиазма, но я все-таки покивал. Мне казалось, что мою жизнь пытаются разрушить. Отобрать второй шанс, который я получил. И даже знакомство в этом мире с Настей, которого я так ждал, теперь не сулило счастливого будущего. Все теряло смысл.

Но ведь я до сих пор в своем городе. О знаке на ладони знает только директор. А значит надо подтереть сопли и выяснить, что это за темные, что за символ на моей руке и как от него избавиться. Ну или хотя бы, научиться скрывать его так, чтобы никто и никогда не узнал мой небольшой секрет.

Перед тем как покинуть школу я занес тетрадь Клаус. Жанна тут же накинулась с расспросами, почему я ухожу с уроков раньше. Я объяснил, что директор отпустил меня в больницу к сестре. Об истинных причинах не должен узнать никто и никогда. Тогда моя подруга понимающе кивнула и попросила позвонить ей вечером. Я пообещал.

— Привет! — я зашел в больничную палату к Машке.

Еще три койки, кроме той, на которой она лежала, были свободны.

Сестра улыбнулась и потянула ко мне руки. Я подошел и аккуратно обнял ее. Кажется мы потеряли счет времени в объятьях друг друга. Я отпрял только тогда, когда она простонала от боли. Видимо до полного выздоровления еще далеко.

— Как ты? — спросил я, помогая ей принять более удобную позу.

— Хуже, чем было в прошлый раз, — на ее лице показалась вымученная улыбка.

Я постарался припомнить, когда она лежала в больнице в последний раз. Вспомнил. Однажды, в прошлой жизни, после того как Машку бросил очередной хахаль, она наглоталась таблеток. Но мать вернулась домой вовремя. Вызвала скорую. Сестру успели откачать, но потом еще некоторое время держали в больнице. Однако она чувствовала себя тогда гораздо лучше, чем сейчас. Когда в ее животе появилась зашитая рана от осколка зеркала.

— Почему ты не в школе? — спросила она.

— Глеб Ростиславович отпустил меня пораньше, чтобы я смог проведать тебя. В больнице посещения только до семи. Я бы никак не успел, если бы учился до последнего урока.

— Да? — она подозрительно посмотрела на меня. — В таком случае передай ему мое спасибо, когда снова увидишь.

Я кивнул.

Ненавижу лгать. И тем более надумывать все большую и большую кучу лжи в ходе разговора. Поэтому я постарался сразу перевести тему.

— Врач сказал, что ты скоро поправишься… — я достал из пакета бананы, йогурт, сок и ее любимую шоколадную «Омичку». Положил на тумбочку рядом с кроватью.

— Через месяц я уже вернусь домой. Может меньше. Но сказали держать меня тут долго не будут. Ура! Ты принес сканворды! — вдруг обрадовалась она, увидев у меня в руках свежий выпуск «Тещиного языка».

— И еще кое-что, — из кармана пальто я вытащил тетрис.

Машке, кажется, сразу стало легче.

— Теперь время полетит быстрее, — она положила руку мне на щеку. — Спасибо, братик…

Некоторое время мы болтали обо всем. Как тут кормят, кто лежал с ней в палате и какие ощущения она испытывала в плену у Ангельской. Час пролетел незаметно. Как в старые-добрые времена, когда мы проводили вечера на нашей кухне. Я готов был сидеть тут бесконечно и разговаривать на разные темы.

— А как мама? — вдруг спросила Машка. — Она заедет сегодня ко мне?

Я не был готов к этому вопросу. Мне казалось, что мама ушла из дома уже так давно, что все в городе знали об этой новости. Но вспомнив, что сестра потеряла контроль над своим телом еще до исчезновения матери, я начал подбирать слова, чтобы все правильно объяснить.

— Она опять пьяная, да? — разочарованно спросила сестра.

— Нет! Нет, — тут же ответил я. — Послушай, Маш. У мамы и правда не все хорошо…

— Что с ней? Она в порядке? — взволновалась сестра и тут же схватилась за раненый бок.

— И да, и нет.

— Что ты имеешь в виду?

И мне пришлось рассказать всю историю матери. Начиная с ее исчезновения и заканчивая кассетой, на которую записано как Санитар накладывает на нее гипноз.

— Ты уже слышала что-нибудь о нем?

— О Санитаре?

— Да.

— Немного. Но мама рассказывала, что твой отец имел какое-то отношение к нему. Какое именно, я не знаю, — Машка попыталась сменить положение в кровати и скривилась от боли. — Чаще всего язык у нее развязывался после очередной пьянки. Но на утро она уже не хотела говорить об этом.

— Ясно, — ответил я. На большее и не рассчитывал. — Ты не переживай. Сейчас за мамой постоянно наблюдают следователи. Если что-то случится они обязательно сообщат. Самое главное сейчас, чтобы ты поскорее поправилась и вернулась домой.

— А дядя Лёша?

— Отчим больше нас не побеспокоит.

Я видел по лицу Машки, что она почувствовала облегчение от того, что он больше не появится. При этом она даже не знала, что увидит совсем другую квартиру, когда вернется домой. Надо только выбрать время, чтобы проехаться по магазинам. У меня в планах сделать ей новую комнату, которую заслуживает любой ребенок. Каждая девочка в шестнадцать лет.

— Хорошо.

Радость, с которой она встречала меня, испарилась. За всеми новостями о матери собственное возвращение к жизни уже не так сильно радовало ее.

— Маш, — я взял сестру за руку и заставил посмотреть на меня. — Помнишь, когда в твоем теле была Ангельская и я обещал вытащить тебя?

Она кивнула.

— Я обещаю, что и мама скоро вернется домой.

— Ладно, — коротко ответила она.

— Все нормально?

— Угу.

— Точно?

— Да.

Продолжать убеждать ее в том, что все будет хорошо не было смысла. Я надеялся лишь на то, что, когда уйду, она откроет свои любимые сканворды и забудется.

— Тут несколько тысяч, — я достал пару купюр и убрал их в тумбочку. — Я постараюсь приезжать к тебе каждый день. Но если как-нибудь не успею, отправь кого-нибудь в магазин. Можешь заплатить медсестре, чтобы она купила тебе самое необходимое.

— Откуда у тебя…

— Неважно. Прошлая жизнь осталась позади. Я же обещал, помнишь? Теперь все будет по-другому. И квартиру ты не узнаешь, когда вернешься, — намекнул я.

Кажется, мне все-таки удалось поднять сестре настроение.

— Хорошо, — она, наконец, улыбнулась.

Я уже хотел уйти, когда вдруг решил задать ей еще один вопрос. О тех самых темных, о которых говорил Глеб Ростиславович. Если это так серьезно, то заводя разговор о них, пусть даже с Серым и Жендосом, это пробудит в них нездоровый интерес. В первую очередь ко мне. А Машка будет молчать. Даже если узнает, что я один из них.

— Слушай. У меня есть к тебе вопрос. Не самый обычный.

— Да? О чем ты хочешь спросить?

— Что ты знаешь о темных?

— О темных? Зачем тебе эта информация?

Я смотрел на нее несколько секунд и снова солгал.

— Один мой знакомый обнаружил знак у себя на ладони…

— Я поняла, — перебила Машка. Она почти всегда чувствовала, когда я вру. — Мама говорила, что твой отец тоже был одним из них.

Не сказать, что я удивился. Учитывая все странное прошлое моего отца, о котором я не знаю, ровным счетом, ничего.

— А еще что-нибудь?

— Это все. Если честно, я никогда особо не интересовалась этой темой.

— Будет лучше, если ты никому не расскажешь о нашем разговоре…

— Я знаю, — улыбнулась Маша и поцеловала меня на прощание.

Выйдя из больницы даже воздух показался мне совсем другим. Пусть сегодня я получил от директора школы не самые приятные новости, но увидеть Машку живой и относительно здоровой было невероятно. Как же долог был тот путь, который я прошел, спасая ее. Зато теперь у меня появилась уверенность в том, что и со всем остальным я справлюсь. Жаль только, что Глобуса не удалось спасти.

Вспомнив про Диму Выхухлева, я сделал еще одно важное дело. Заехал к Серому и рассказал, что нашел кольцо Глобуса на той стороне. Вместе с другими вещами его брата. Я не стал утверждать, что это был он. Да и понимал, что поверить десятилетнему парню будет непросто. Поэтому просто привел все доводы, которые должны были помочь его семье принять эту потерю. А затем ушел. Не дождавшись, пока все члены его семьи пройдут через все стадии принятия неизбежного.

Я шел домой по своему двору и раздумывал о том, правильно ли поступил. Поставил себя на место Серого и решил, что никогда бы не простил другу, если бы он узнал о судьбе моих близких и не сообщил мне об этом. Поняв, что рано или поздно они скажут мне спасибо, я, в очередной раз за день, вздохнул с легкостью.

— Антропов? — я не смог сдержать удивления, увидев иллюзиониста, сидящего на лестнице, ведущей к моему подъезду.

На аристократе лица не было. Не только лица, но и живого места. Глаз заплыл. Струйка засохшей крови тянулась от брови по щеке и терялась под белоснежным воротником рубашки. Пуховик порван в нескольких местах. А непрекращающиеся шмыганья говорили о том, что парень либо сильно замерз, либо ему хорошенько перебили нос.

— Привет! — одаренный поднялся на ноги и протянул мне руку.

Припоминая все, что они учудили с Кипятком, я не протянул свою в ответ. Каким бы жалким он сейчас не выглядел.

— Тебе чего?

Иллюзионист спрятал руку в карман.

— Я хочу предложить сделку, — сказал он.

Сделок с такими как он, я, как правило, не заключаю. Но выслушать предложение — всегда «за». Глупо отказываться от того, о чем не имеешь представления.

— О какой сделке идет речь? Сейчас, вроде как, я нужен тебе больше, чем ты мне.

— Защити меня.

— Защитить тебя? — я осмотрел одноклассника с головы до ног. — Это Яблоньский сделал?

— Да, — ответил аристократ.

Что ж. Второго Кипятка в классе я, итак, терпеть не собираюсь. Посмотрим, что он сможет предложить.

— Ты говорил о сделке. Обычно это взаимовыгодное предложение для обеих сторон.

— Так и есть.

— Так что ты можешь мне предложить?

— Это касается Егора…

(обратно)

Глава 19 Планы на клан

Сосед со второго этажа прервал наш с Антроповым разговор. Сперва он включил лампочку у подъезда, затем вышел из него и поздоровавшись со мной, направился в ближайший магазин, размахивая пустым черно-белым полиэтиленовым пакетом «Marianna».

— Ты говоришь о Парфенове? — нахмурился я, продолжив беседу.

— Да, — кивнул аристократ и вытер рукавом нос. Мокрая линия тут же замерзла на пуховике.

— Так в чем предложение? Насколько я знаю, Кипяток уже отчалил в Санкт-Петербург.

— Еще нет, — отрицал иллюзионист. — Поезд завтра утром. Сегодня они весь день собирают вещи.

Бывший лучший друг моего врага открыл рюкзак и достал оттуда видеокассету.

— Что на ней?

— Доказательство. Что Егор использовал магию крови.

Я схватил улику. Жадно. Словно пленка была куском мяса, а я хищным зверем.

Уже хотел побежать в свою квартиру и посмотреть, что на ней, но притормозил.

— Стоп, — я нерешительно потряс видеокассетой в воздухе. — Ты же понимаешь, что тоже попадешь под каток?

— Нет, — уверенно ответил Антропов. — Даже на этой кассете есть момент, как он принуждает меня заниматься магией крови. Если хочешь, я могу еще сказать, где в последнее время мы все это проворачивали.

— Раз ты настаиваешь…

Я смотрел на наивного аристократа и мне очень хотелось посоветовать ему замолчать. Но, вспомнив тот день, когда они с Кипятком махали перед моим носом пакетом с Машкины волосами, у меня тут же пропало желание. Ведь это они, вдвоем, виноваты в том, что ей пришлось пройти через все это.

Антропов выложил мне все. Где они практиковали магию крови, в какие дни, чего именно хотели добиться. Этой информации было не то, что достаточно. С такими доказательствами я мог сразу отправляться в организацию по контролю магических сил, минуя все инстанции типа директора школы и завуча.

Выслушав иллюзиониста, я пообещал ему позаботиться о том, чтобы он не стал изгоем в нашем классе, а затем поспешил домой. Безумно хотелось посмотреть, что на пленке.

Я вставляю видеокассету в свой новый видик. Нажимаю на «PLAY». Картинка появляется сразу.

Парфенов идет по подвалу какого-то дома и завет за собой своего друга, который и держит камеру.

— Да иди ты, псина тупая! — ворчит Кипяток.

Камера опускается. Аристократ тащит Бобика. Того самого пса из нашей школы, в которого я вселился впервые по своей воле в этом мире. Как только узнал, что у меня есть такая способность.

Я тут же попытался припомнить, когда в последний раз видел песика. Ведь действительно. В последние дни он не приходил к школе. Даже тетя Люда из столовой как-то спрашивала не знает ли кто-нибудь куда пропала собака.

Бобик скулит. Упирается. Но под давлением веревки, обвитой вокруг его шеи, продолжает следовать за своим будущим убийцей.

Я перематываю вперед. Не могу на это смотреть. С каждой секундой в венах закипает кровь. Мне больше не хочется отправить Парфенова младшего на Казачью заставу. Мне хочется придушить его собственными руками.

Запись кончается, когда Бобик скулит. В последний раз. А Кипяток обмакивает в его крови пальцы и начинает что-то произносить на латыни, одновременно нанося на стену запрещенный знак. После короткой магической вспышки, он смотрит в камеру своими глазами, внутри которых пляшут языки пламени. Антропов хныкает. Ему тоже жалко пса. На этом запись обрывается.

Несколько дней назад я уже смирился с тем, что должен отпустить ублюдка. Чтобы он уехал в Питер и больше никогда не мешался под ногами. Я подумал, что не вправе решать его судьбу. А тем более отправлять на Казачью заставу, где любой одаренный лишается всяких шансов на нормальную жизнь. Тогда я считал, что не должен принимать таких судьбоносных решений. Но сейчас, когда посмотрел пленку, я не мог закрыть на глаза на все зверства, учиненные Кипятком.

Сколько раз в будущем я читал новости о том, как люди находили замученных животных? Как я вскипал, глядя на фотографии безжалостных расправ и не мог ничего поделать. Однако сейчас я прекрасно знал, кто за этим стоит. И понимал, что даже уехав в Петербург такой человек, как Парфенов не изменится. От его рук пострадает еще много людей и животных, которые перейдут ему дорогу. И даже, если в итоге я огребу проблем с главой рода электроников — мой долг избавить общество от этого психа.

На следующий день я встал в пять утра и поехал на железнодорожный вокзал. Поезд Парфенова выезжал в шесть тридцать четыре. Поэтому ровно в шесть я уже стоял у входа в здание вокзала.

В руке у меня лежал маленький медальон, который прежде был прицеплен к ошейнику Бобика. Холодная металлическая побрякушка уже отпечаталась на моей ладони от того, как крепко я ее сжимал.

Серебряный «Мерседес» подъехал в шесть ноль пять. Из-за руля вышел громила. Александр Николаевич. С пассажирского сиденья вышагнула мать Парфенова. Тучная женщина в красном пальто и шляпке того же цвета. С заднего сиденья показался сам Кипяток. Они выгрузили чемодан из багажника и двинулись ко входу на вокзал.

Парфенов младший заметил меня только когда поднялся по лестнице и подошел совсем близко.

— Фунтик? Ты че тут делаешь? — поморщился он.

— Пришел тебя проводить, — ухмыльнулся я и обвел взглядом всю его семейку. — Здравствуйте!

Все электроники непонимающе глядели на главного врага своего сына и удивлялись моей наглости.

— У тебя че? Крыша поехала?

— Егор! — прервала сына возмущенная матушка. — Ты как разговариваешь со своим одноклассником?

— Бросьте представляться, Антонина Павловна, — я махнул рукой. — Если бы вы хотели воспитать Егора достойно, то давно бы сделали это. Но боюсь, простым воспитанием тут уже не обойтись.

— Слушай, пацан, — Александр Николаевич вступился за свою семью. Он подошел ближе и отпихнул меня в сторону. — Брысь с дороги! Пока ноги не переломал.

Я снова усмехнулся.

— Вы все в этом, да? — я схватился за ручку двери и открыл ее господам. — Угрожать десятилетнему мальчишке и стрелять в его близких. Такое себе проявление силы. Но не мне вас судить. Прошу!

Кипяток покрутил пальцем у виска и прошел внутрь.

— Мам, пап! Не обращайте внимания на этого козла. Поезд скоро отходит. Надо торопиться.

— Да, — я саркастично поклонился, пропуская толпу аристократов внутрь словно заматерелый швейцар. — Не обращайте на меня внимания. Проходите, пожалуйста.

Я удостоился чести поймать несколько презрительных взглядов, прежде чем вся семья Парфеновых пересекла порог здания железнодорожного вокзала.

— Кипяток! — я окликнул своего врага, когда тот был уже внутри.

Он обернулся. Тогда я кинул ему медальон Бобика. Аристократ среагировал и поймал вещицу. Посмотрел на нее, пытаясь вспомнить что это. А когда воспоминания освежились, поднял на меня свои огромные от удивления глаза. Одаренный понял, что я был на месте преступления. Только там я мог взять то, что он держал сейчас в руках.

— Приятного путешествия! — подмигнул я и закрыл дверь, ведущую на вокзал.

Тут же к семье Парфеновых подлетели люди в гражданском. Они показали свои удостоверения и надели на ребенка наручники.

Мать Кипятка попыталась отстоять сына, но Александр Николаевич ее остановил. Он понимал, что спорить бесполезно. Ровно, как и то, что в этом деле замешан я.

Широко улыбаясь, я спускался по лестнице от входа на железнодорожный вокзал, осознавая, что добился своего. Что теперь шанса не поехать на Казачью заставу у Кипятка нет.

Да. Если бы я просто передал кассету в органы, я бы обезопасил себя на какое-то время. Но вскоре правда, так или иначе, бы вскрылась. Выяснилось бы что кассета была у Антропова, а тот под давлением обязательно бы раскололся, что отдал ее мне. Однако, встретив своих врагов сегодня здесь и показав, что не боюсь ни одного из них, я первый бросил вызов всему клану электроников. Осталось только победить в этой войне.

По дороге я обратил внимание на еще две черные иномарки, припаркованные у входа. Черные номера. Они принадлежат сотрудникам из ОКМС. И это следующий транспорт Парфенова младшего. Хотя аристократ и проснулся сегодня утром с мыслями, что поедет на поезде.

После удачного начала дня я заехал к Клавдии Петровне и к ребятам-курьерам в офис в центре города. Бабуля засияла от радости, увидев меня. Но проходить на предложенный чай, у меня времени не было, поэтому мы договорились поболтать, когда она приедет ко мне на клининг в ближайшие дни. Я просто забрал свою долю с совместного бизнеса и поехал дальше.

В офисе «Доставки на двух колесах» меня встретила только Алиса, которая из-за проблем с успеваемостью училась в вечерней школе и могла принимать звонки утром. Когда Лиза еще сидела на уроках. Я попросил Лису — так мы ее называли, — собрать всех курьеров сегодня вечером. Мне нужно сообщить им новость о Глобусе. А заодно узнать, готовы ли они продолжать сотрудничать со мной.

Сразу после этого я отправился к Борису, который начал бить мне татуировку. В ходе сеанса я поделился с ним тем, что мне, похоже, удалось выслать одного гнилого аристократа на Казачью заставу.

— Черт! Это прекрасная новость! — отреагировал татуировщик, набивая паутину на тыльной стороне моей ладони. — Знаешь что? Я сделаю тебе скидку за это. Чем больше этих уродов будет платить за свои поступки, тем легче будет дышать таким, как мы…

Он не злорадствовал. Но я понимал, почему Борис радуется.

Я просидел в тату-салоне до часу дня. Затем татуировщик написал мне рекомендации по уходу за кожей и пригласил на сеанс через две недели. Чтобы мы нанесли последние штрихи, и татуировка стала «рабочей». Пока Жаару невозможно было использовать.

— Покажешь?

Клаус встретила меня у входа в салон. Мы заранее договорились поехать в школу вместе.

— Пока не могу. Борис сказал не снимать повязку до завтра, — ответил я, указав на руку. — Ты сделала то, о чем я тебя просил?

— Да. Он уже звонил мне из школы.

— Отлично. Тогда поехали скорее.

Тот, с кем должна была договориться Жанна — Яблоньский. Он уже ждал нас в столовой, развлекая себя тем, что делал мучные шарики из сахарной плюшки и кидал их в ведро для отходов.

— Это правда? — Всеволод вскочил с места, едва мы вошли, и протянул руку. — До меня доползли слухи, что Кипяток так и не уехал в Питер. Ха! Его загребли люди из ОКМС!

— Правда, — улыбнулся я и пожал руку в ответ.

— Это просто отличные новости! — захохотал Яблоньский. — Так и надо этому уроду!

— Но я пообещал Антропову неприкосновенность. За то, что он помог нам.

— Так это Антропов сдал своего кореша?

— Да. И твое не совсем адекватное поведение сыграло нам на руку. Только теперь ты должен пообещать, что больше не тронешь иллюзиониста.

— Обещаю, — хмыкнул аристократ. — Он получил вчера свое. Если честно, я уже вчера весь вечер промаялся. Все думал, не перегнул ли палку.

Это позитивный момент. Значит Владлен, который засел в теле Яблоньского, не такой отмороженный, как его младший брат. По крайней мере, мне хочется в это верить.

— Хорошо, — я сел на стул и смахнул крошки со стола. — Жанна, ты есть хочешь? А то я голоден, как собака.

— Не особо, — пожала плечами моя подружка. — Могу сходить купить тебе что-нибудь.

— Если тебе не сложно… — попросил я.

После того, как заказ был сделан, а Клаус застряла в очереди у раздачи, я снова повернулся к Яблоньскому.

— Ты для этого меня позвал сегодня пораньше? Чтобы сообщить про Кипятка? — спросил он.

— И про это тоже.

— А что еще?

— Владлен. Как бы нам с тобой ни хотелось быть независимыми друг от друга, но мы оказались в одной лодке.

— Да ты меня и не напрягаешь особо. Мы, вроде как, друзья.

— Вроде как, да, — подтвердил я.

— Чем я могу тебе помочь?

Мне не очень нравилось иметь дело с аристократами. И вообще полагаться на кого-либо, кроме себя. Но сейчас Яблоньский был моим легким путем к тому, чтобы избежать крупных проблем. После того фокуса, который я провернул.

— Слушай, — я положил руки перед собой и постучал по столу пальцами. — Если сейчас следствию удастся довести дело до конца и отправить Кипятка на Казачью заставу, за мной начнется настоящая охота.

— Ты думаешь отец не спустит тебе этого с рук?

— Ни за что. Однажды он нанял человека, чтобы тот убил моего отчима. А тогда я был просто угрозой для его сына. Теперь все станет намного хуже.

— И что ты предлагаешь?

— Пока ничего. Мне нужно знать, что ты испытываешь к нему?

— К отцу? — Владлен в теле Яблоньского откинулся на спинку своего стула и взъерошил на себе волосы. — Слушай. Если у тебя есть какое-то ценное предложение, я готов продать папашу хоть сегодня. У меня есть причины его не любить.

Я посмотрел в глаза аристократу. Попытался понять не лжет ли он. Но жажда Владлена к власти действительно была очень сильна. Его неподдельная радость тому, что родной брат поедет на Казачью заставу говорит о многом. Разве что…нужно его замотивировать посильнее.

— Тогда слушай мое предложение.

Клаус вернулась с булочками на перекус. Села рядом.

— Ты истинный глава клана, — продолжил я. — Нам надо придумать, как посадить тебя на престол уже сейчас. Не дожидаясь твоего совершеннолетия. Ну или, по крайней мере, сделать так, чтобы главой электроников стал любой другой человек. Но только не Александр Николаевич Парфенов.

— Ты же знаешь, я только за, — Всеволод поерзал в своем стуле. — Но по правилам клана несовершеннолетний не может быть главой.

— Вот это нам и надо решить. Бабушка и дедушка Яблоньского… — я посмотрел на Клаус. Кажется она не предала значения тому, что я оговорился. — Твои бабушка и дедушка, наверняка, могут знать какие-то лазейки в правилах. Поговори с ними. Узнай всю информацию, которая может нам помочь и давай посадим тебя на трон как можно скорее.

Яблоньский поднялся и снова протянул мне руку. Я пожал ее в ответ. Это можно было считать началом наших взаимовыгодных отношений.

— Ладно, — сказал аристократ, отпуская мою ладонь. — Сегодня вечером постараюсь все выяснить.

— Договор.

— Я уже поел. Так что пойду гляну что задавали по латинскому. Увидимся на уроке.

Мы с Клаус молча перекусывали какое-то время. Жанна сказала, что не голодна, но несмотря на это взяла себе рогалик. Делает все, чтобы проводить со мной больше времени. Но если она бросит попытки явно проявлять ко мне симпатию, то я постараюсь закрывать глаза на эти мелочи.

— Что ты сделал? — спросила меня Жанна, спустя некоторое время.

— Не понял? — я посмотрел на нее.

— Какие дела у тебя были с Барт? — она кивнула мне за спину.

Я обернулся. Юля, похихикивая, вместе с одной из своих подружек проходила мимо. Первая смена как раз заканчивалась.

— Они уже второй день меня не трогают, — добавила Клаус.

— Да? — я удивился. — А разве вы не ладили?

— Ха-ха! Как будто ты не знаешь?

Но к чему говорить девочке о том, что я видел все те гадости, которые про нее написали в женском туалете?

— Я, серьезно, не знаю о чем ты говоришь, Клаус.

Моя подружка улыбнулась и кинула в меня чайную ложку.

— В любом случае. Спасибо! — сказала она.

Да. Сегодня был отличный день. Вчерашнюю новость про символ на ладони я теперь вспоминал лишь изредка и только для того, чтобы лишний раз не размахивать руками. Потому что уже принял решение. Сперва спасти маму, а уже потом, узнав у нее все об отце, решать проблему «темного». И, кажется, я уже готов к тому, чтобы отправиться на ту сторону и разыскать душу какого-нибудь гипнотизера.

— Тетя Фая, здрасьте! — я подошел к гардеробу и засунул шарф в рукав пальто.

— Здравствуй, Костя! — вахтерша взяла у меня одежду и подала номерок.

— А можно от вас позвонить?

— По городу?

— Конечно.

— Ну, заходи, — она добродушно впустила меня в обитель дежурства двух пятиклассников, помогающих развешивать куртки. — Только не разговаривай слишком долго. Урок через пять минут начинается.

— Спасибо, теть Фай.

Я поднял трубку телефона, который был еще древнее, чем мой прежний. Достал из рюкзака визитку капитана Троицкого и набрал номер.

Длинные гудки. Я уже решил, что его нет на месте и надо бы съездить к собору и проверить все ли в порядке, когда он взял трубку.

— Троицкий! — ответил на звонок он.

— Доброго дня, капитан. Это Костя Ракицкий.

— Костя? — повторил следователь, как будто, не веря своим ушам.

— Ну, да, — подтвердил я. — Я хотел узнать, как там моя мама.

— Слушай, Костя… — начал он.

От этих слов у меня сердце ушло в пятки. Ни одна хорошая новость не начинается со слов «слушай, Костя…».

— Что случилось?

— Сценарий Санитара запустился…

(обратно)

Глава 20 Привет от аристократа

Я стоял за домом через дорогу от школы и держал в одной руке пачку сигарет, а в другой спички. Не знаю почему это сработало именно сейчас. Ведь я уже терял мать. Дважды. Терял сестру. Натыкался на другие проблемы и не одна из них не подталкивала к тому, чтобы зайти в магазин и купить сигареты.

Сейчас же мне казалось, что, когда я засуну ядовитую палочку в рот, сразу станет легче. Как в прошлой жизни. Когда при любой ситуации я закуривал. Есть лишь одно отличие. Через двадцать лет я чувствовал непреодолимую тягу к табаку, а в этот раз это только сила привычки.

— Там есть хвостик…

— Чего? — я поднял голову от пачки «Marlboro» и осмотрелся.

Недалеко от меня стояла старшеклассница. Видимо скрывалась за углом. Поэтому не заметил ее сразу.

Незнакомка была одета в розовые лосины, джинсовую мини-юбку, кофту и расстегнутый плащ. На плече сумка. Между указательным и средним пальцем зажата сигарета, от которой к небу поднимается густая струйка дыма. У нее синие пряди в черных волосах. Ярко накрашена.

— Я говорю, что там есть хвостик. Если потянешь за него, то сможешь открыть пачку, — сказала она и затянулась. — Это твой первый раз?

Я догадался, что она говорит о попытке начать курить.

— Да.

Я даже не знаю, в моем случае это считается ложью или нет?

— Тогда подумай хорошо, — старшеклассница собрала края пальто на груди и съежилась, схватившись одной рукой за локоть другой. — Сначала в голову ударит. Вроде кайфанешь. А потом сплошной геморрой. Вместо нормальных обедов — сигареты, вместо крутых игрушек — сигареты. И сколько бы ты не жрал травы летом или не пытался курить, держа сигарету не пальцами, а веточками от деревьев, рано или поздно предки все равно поймают тебя и надерут задницу.

Я улыбнулся. Ровно тоже самое когда-то испытали многие мои друзья. Но лично моим предкам всегда было наплевать. Поэтому когда-то я пережил это по-другому.

— Нет. Если хочешь — валяй, — продолжала незнакомка. — Просто кто-то должен был рассказать тебе про все это дерьмо. Чтобы, когда ты подрастешь и не сможешь бросить, в голове промелькнуло, что тетя Азалия предупреждала тебя, но ты был тем еще мудозвоном и не послушался.

Я тут же припомнил все, с чем мне пришлось столкнуться в будущем из-за этой поганой привычки. И последним воспоминанием была авария в Италии. После которой я потерял все.

— Да нет. Ты права, — ответил я и протянул ей еще закрытую пачку. — Возьми. Это тебе за совет.

Девчонка посмотрела на меня большими синими глазами и взяла подарок.

— Ты еще и все деньги, наверное, на них спустил?

— У меня еще остались, — хмыкнул я. — Значит тебя зовут Азалия?

Старшеклассница кивнула.

— А меня Костя. Ракицкий.

— Значит это ты тот пацан, по которому сохнут малолетки?

Я нахмурился. Она поспешила продолжить:

— В нашем толчке все стены в твоих плакатах, — усмехнулась девчонка. — Ну не совсем плакатах, конечно… Не журнал Cool, короче.

— Ах, ты об этом, — я невольно посмотрел в сторону школы. — Знаю. Был там однажды.

— Ты? — она затянулась еще раз. — Так может это твоих рук дело, а?

Азалия посмотрела на меня так, что я не понял шутит она или говорит серьезно. Но решил не ударять лицом в грязь.

— Как бы после нашего с тобой знакомства там не появилось нового рисунка. Уже за твоим авторством.

Азалия хихикнула и протянула мне руку.

— Будем знакомы.

Я обхватил ее тонкие холодные пальчики.

— Будем.

Я тут же продолжил говорить, пока пауза не затянулась до неловкой:

— Ты что здесь делаешь? Вроде все, кто учится в первую смену уже разошлись.

Девчонка еще раз осмотрела меня с головы до ног.

— Знаешь, некоторым бастардам гораздо уютнее вот так, на улице в минус хрен знает сколько, чем рядом с включенными батареями, но дома.

— Понимаю, — кивнул я. — Я не аристократ. Если что. Хоть и выгляжу как они.

Кажется это ее не удивило.

— Значит ты и вправду понимаешь. Не знаю нечистокровных, у которых все в шоколаде.

Девчонка мне приглянулась. Не понимаю почему. Может потому, что со своим багажом проблем она сильно напоминала мне меня самого в этом возрасте, а может мне импонировала ее манера общения. В этих пацанках в юбках я всегда находил что-то привлекательное.

— Ладно, — Азалия бросила окурок под ноги и втоптала его в снег. — Я знаю, что, скорее всего, не по адресу, но… Может у тебя есть два рубля? Все деньги на эту отраву спустила, а пешком домой идти теперь не хочется.

— Есть, — я достал из кармана червонец. — Держи. Сдачи не надо.

Девчонка удивленно глянула на купюру.

— Ну…это…спасибо чтоли?

— Слушай, — я посмотрел на часы и понял, что уже сильно опаздываю на урок. — Ты слышала про доставку на двух колесах?

— Дай подумать… — она принялась застегивать пуговицы на своем плаще. — А тот пацан, который пропал на прошлой неделе, не там случайно работал?

— Там, — не стал скрывать я. — В общем, подростки сейчас в этой доставке неплохо зарабатывают. Если есть желание обзавестись карманными деньгами, приезжай сегодня вечером. Вот адрес.

Я расстегнул рюкзак, вырвал двойную страницу из тетради по географии и протянул ее новой знакомой.

— А откуда ты…

— Давай не сейчас. Я на урок опаздываю. Просто приходи, если тебе интересно.

Я махнул Азалии рукой и побежал в школу.

— В семь вечера! — добавил я, уже забегая за угол.

Настроение у меня поднялось. После новости о матери я сильно упал духом. Но беседа со старшеклассницей и несколько минут наедине с собой, позволили собраться и понять, что если я буду тратить время на траур, то точно ничего не исправлю. Стоит взять себя в руки и действовать.

Когда я подходил к кабинету, в котором должен идти урок Хиромантии, у меня уже была заготовлена отличная речь в оправдание моему опозданию. Но на удивление дверь в класс оказалась открыта, а вместо голоса директора оттуда доносился галдеж.

Я зашел внутрь и увернулся от летящего мне в голову самолетика. Тот ударился о зеленую доску и упал на пол.

— А где Глеб Ростиславович? — я сел рядом с Клаус и огляделся. — Сегодня ведь опять поставили Хиромантию? Или нет?

— Все правильно. Но директор еще не приходил, — Жанна пожала плечами.

— Странно. Он никогда не опаздывал.

Хаос усиливался с каждой минутой. Ученики, которые ждали утомительного урока скидывали с себя спесь. Гремели стулья, близняшки орали на Калачевского, который подергал одну из них за косичку; внушительных размеров Боря, вытащил наушники из плеера и теперь «Черные птицы» группы Наутилус Помпилиус глухо играли из динамика; Яблоньский с Солониным устроили партию в фишки, а Вантус залез на стол и пытался допрыгнуть до светильника на потолке, чтобы сбить с него сокс — носок, набитый рисом и непонятно как застрявший там. Один Антропов сидел на своей последней парте и вел себя тише воды и ниже травы, уставившись в открытый учебник по Хиромантии.

— Всем здравствуйте! — вдруг разнеслось по кабинету.

Вслед за голосом в классе появилась Мирослава Игоревна. Галдеж тут же начал прекращаться, заканчиваясь раскатами гремящей мебели.

— Какой у вас следующий урок? — спросила она.

— География! — выкрикнул кто-то.

— Хорошо, — завуч убрала волосы с лица, и я заметил, что она бледная, как смерть. — Тогда доставайте учебники по географии.

А дальше все было так, как обычно и происходит в этих случаях. Мирослава Игоревна узнала на каком параграфе мы остановились и заставила читать тему будущего урока. А сама, то и дело, покидала класс и заходила обратно лишь для того, чтобы мы снова не разбесились.

Когда Рита спросила, что случилось с Глебом Ростиславовичем, завуч отвела взгляд и сказала, что все хорошо. Он просто снова приболел. Не знаю как остальные, но я считал с ее лица ложь мгновенно. Однако решил не лезть не в свое дело, принявшись за списывание домашки по всем сегодняшним предметам.

В конце дня меня ждал очередной неприятный сюрприз. В конце последнего урока учитель спросил кто дежурил на прошлой неделе. Этими беднягами оказались Рита с Баконским, сидящие перед нами. Поэтому на этот раз фортуна дежурства указала на нас с Клаус. И когда все уже валялись в сугробах у школы, визжали и кидали друг в друга портфелями, мы только заканчивали поднимать стулья на парты, чтобы помыть пол.

— За мной там папа приехал… — сказала Жанна, убирая свой пейджер в портфель.

— Ты же из-за этого не собираешься оставить меня здесь одного?

— Нет. Просто хочу выйти к нему и предупредить, что задерживаюсь. Заодно, на обратном пути, наберу воды, — она погремела железным ведром, которое уже держала в руке.

— Конечно. Иди, — я взял швабру. — Если что, ты знаешь где меня искать.

Я еще долго слышал звуки ведра и шаги аристократки, которые в полной тишине доносились до меня с другого конца коридора.

Все-таки есть в дежурстве после уроков своя магия. Кажется, только в это время в стенах школы можно по-настоящему расслышать тишину. Когда никто не орет в коридорах, никто не разговаривает в кабинетах. Даже во время уроков тут не бывает так тихо.

А еще, подметая, тут можно обнаружить много интересного. Например, мятую записку Калачевского, адресованную одной из близняшек. С извинениями и очень симпатичным рисунком на полях. Но Маша, скорее всего, восприняла это послание за стеб и поэтому даже не увидела, что он предлагает ей сходить с ним погулять.

Пропищал пейджер. Я отложил швабру в сторону и прочитал сообщение. Лиза спрашивала, когда я приеду в офис и утверждала, что все уже собрались. Хотя я не особо верил. Обычно это мне приходилось ждать курьеров по целому часу.

— Костя! — крикнула Клаус, забегая в класс.

Она сильно покраснела от забега на четвертый этаж. Я бросил взгляд на ведро. Оно не было наполнено водой.

— Что случилось?

— Папа сказал, что у тебя большие неприятности!

— Что конкретно? — спокойно отреагировал я.

— Внизу стоит машина. Несколько электроников у входа в школу и со двора. Папа сказал, что они приехали за тобой.

— Хм, — я схватился за подбородок и принялся разминать его. — Неужели Парфенов старший решил так нехитро избавиться от меня? Просто подождать у школы, увезти в лес и закопать?

— Они же не убьют тебя, правда? — переживала моя подруга.

— Нет, — улыбнулся я. — Волноваться не о чем. Сейчас я что-нибудь придумаю.

Жанна грызла ногти за моей спиной, пока, стоя в коридоре и смотря в окно, я пытался обнаружить аристократов, приехавших по мою душу. Я все еще не мог решить, как лучше поступить.

С одной стороны, можно сдаться и поехать к главе клана электроников, а уже там действовать по ситуации. Так я не покажусь трусом и сохраню лицо. Но, с другой стороны, это кажется очень глупым поступком — бросаться в пекло с девизом: «авось повезет!». Лучшим вариантом сейчас все-таки будет…если я смогу незаметно ускользнуть отсюда. И как можно скорее посадить Яблоньского на трон. Тогда аристократ решит все мои проблемы.

— Они еще там? — спросила Клаус.

— Плохо видно… — я забрался на подоконник, открыл форточку и выглянул на улицу. Холодный ветер тут же защипал уши.

Два блондина в темных очках и пальто стояли у входа, прямо под фонарем. Один из них бросил взгляд в мою сторону, и я тут же скрылся. Не знаю, заметил он меня или нет.

— Что будем делать? — Жанна нервно перевязала хвост из волос на своем затылке.

— Есть одна идея. Но мне нужна будет твоя помощь.

Мы закончили уборку и спустились к гардеробу. Там Клаус напялила на себя мое пальто, а на голову шапку, которую забыл в школе кто-то и когда-то. У этой шапки есть один минус — она слишком детская, с маленьким козырьком и пампушкой, но есть и плюс, второй ее слой можно опустить на лицо и тогда открытыми останутся только глаза. Никто сразу и не обнаружит подмены.

— Выглядишь отпадно, — хмыкнул я и помог Клаус надеть мой пустой рюкзак на плечи.

— Надеюсь, этот маскарад действительно поможет. Но если ты все-таки попадешься, Ракицкий…

— Верь в меня, — я хлопнул аристократку по плечу. — Главное не останавливайся. Во что бы то ни стало — беги. Хорошо?

— Хорошо, — ответила она. — Ты тоже поторопись.

Мы сделали несколько движений кулаками. Такой фишке научил Клаус я и теперь это стало нашим личным приветствием и прощанием.

Я спрятался за входной дверью в школу, когда Жанна кинетический ударом освободила себе путь и рванула мимо поджидавших меня электроников и вместе с дверью отлетевших в сторону.

Сквозь распахнутую дверь я увидел, что шестерки Парфенова повелись на нашу уловку. Они быстро поднялись на ноги и бросились в погоню за Жанной. Теперь сваливать настала моя очередь. Иначе, когда они схватят аристократку и поймут, что мы их обдурили, второго шанса уйти из школы не дадут.

— Здравствуйте, Лев Никитич, — я сел в машину отца Клаус и пристегнулся.

— Ракицкий? — удивился аристократ. — Ты что здесь делаешь? Где моя дочь?

Да. Выбора у меня не было. Либо прыгать в пасть льву, либо в болото к гладиатору. Я выбрал второе. Потому что тут оставались хоть какие-то шансы выжить.

— Лев Никитич. Послушайте, — начал я, используя паузу, чтобы отдышаться. — Я знаю, что вам известно о том количестве врагов, которое я собрал. Сейчас нет времени объяснять все причины моих поступков, да и я не возьмусь утверждать, что они будут вам по нраву, но…сейчас вы единственный человек, который может мне помочь.

Отец Клаус отвел от меня взгляд. Посмотрел в окно. Я сделал тоже самое. Один из электроников уже вернулся к дверям школы и теперь осматривался в поисках беглеца. Жанну уже поймали. Второй вел ее обратно, держа за воротник пальто.

Я снова посмотрел на отца Клаус.

— Это Жанна?! — взревел он.

Аристократ уже схватился за ручку на двери автомобиля и собирался броситься на помощь, когда я остановил его.

— Они ничего ей не сделают, Лев Никитич. Разве дети аристократов не под защитой клана?

Мои слова убедили его задержаться. Я продолжил:

— А вот если поймают меня…

— Что ты предлагаешь? — рявкнул он.

— Просто увезите меня за пару остановок отсюда и возвращайтесь за Жанной. Вы же знаете, что меня ждет, если попадусь. Неужели хотите быть причастны к этому?

Лев Никитич снова дернулся, чтобы выйти из машины.

Ясно. На меня ему плевать.

— Жанна вам никогда не простит, если со мной что-то случится, — использовал я свой последний козырь.

Я вспоминал тот разговор с Клаус у меня на кухне. Она говорила, что отец сильно любит ее, несмотря на всю строгость, с которой воспитывает. И теперь я рассчитывал, что быть в глазах дочери героем аристократ захочет гораздо больше, чем трусом.

Аристократ поколебался еще одно мгновение, а затем переключил передачу и нажал на педаль газа. Когда звук мотора настиг электроников, и они начали искать машину глазами, мы уже скрылись за сугробом. Я с облегчением выдохнул.

Отец Клаус больше не сказал ни слова. Он высадил меня через несколько остановок от школы, а сам помчался обратно. За дочерью.

Я тут же запрыгнул в трамвай и уже скоро вошел в офис «Доставки на двух колесах».

— Наконец-то ты пришел, — Лиза встретила меня на пороге офиса, с ошарашенным видом.

Я поднял глаза от пейджера, на экране которого читал сообщение от Жанны. Она писала, что все хорошо и они с папой уже дома.

— Что случилось? — спросил я, пытаясь заглянуть за спину девчонки. — Все пришли?

Лиза помотала головой.

— Сейчас сам все увидишь. Хочу, чтобы ты морально подготовился.

— Я готов, — я убрал Лизу с дороги и вошел внутрь.

Когда я увидел подростков, то потерял дар речи.

На курьерах живого места не было. Избитые, в грязных пуховиках, они сидели на стульях и исподлобья смотрели на меня. В углу валялась пара сломанных велосипедов. На столе звонил телефон с очередным заказом, но Лиза даже не собиралась брать трубку.

Азалия, которую я пригласил сегодня, сидела на подоконнике и добивала свой бычок. Когда я зашел, она выкинула его в форточку и закрыла окно.

— Что случилось? — нетерпеливо спросил я.

— Какой-то Парфенов передает тебе привет, — ответил Децл и вытер сочащуюся из губы кровь.

(обратно)

Глава 21 Одаренная из детдома

— Костян? — Жендос вышел в прихожую своей квартиры, когда его мама громко оповестила всю семью о том, что пришел Костя Ракицкий. — Ты чего здесь?

— Мне дома сегодня лучше не ночевать. Можно до завтра останусь у тебя? — спросил я.

— Мам! — тут же крикнул мой друг. — Можно Костян переночует у нас?

— Женя! Подойди-ка ко мне на секундочку! — крикнула она в ответ.

— Я сейчас, — повел указательным пальцем Жендос и ушел, кажется, на кухню.

Я слышал, как мать выговаривает ему. Она лишний раз никогда не предлагала поесть нам с Серым. Представляю, как восприняла новость, что один из друзей ее сына хочет остаться с ночевкой.

Пока Жендос капризничал, а Светлана Алексеевна ругалась на него злым шепотом, я держался за голову. Она разболелась после собрания в «Доставке на двух колесах» и теперь эта боль превращалась в жуткую мигрень.

Дело в том, что все курьеры оказались настолько запуганы кланом электроников, что отказались работать на меня. Даже Лиза. Они честно поделились со мной деньгами, заработанными за последние дни, и разошлись. В офисе осталась только моя новая знакомая. Азалия. Она сразу подметила, что свято место пусто не бывает и пообещала уже на следующий день подтянуть в бизнес своих друзей. Я согласился. Но знал, что и они уйдут, как только Парфенов старший пронюхает об обновленном составе и примется запугивать новеньких.

— Прости, дружище… — Жендос появился в коридоре с виноватым видом. — Оказывается сегодня к нам бабушка должна приехать. Спать будет негде.

Он лгал. Это было хорошо видно по его бегающим глазам.

— Ладно, забей, — я стукнул кулаком по его кулаку, открыл дверь и побежал вниз по лестнице.

Выйдя на улицу, я добрел до теплотрассы и сел на бетонную плиту. Рядом на люке съежившись грелась черная кошка. Я уткнулся головой в ладони. Нужно было решить, где сегодня переночевать.

К Серому я идти не хотел. После новостей о Глобусе, которые сообщил вчера его семье, родители братьев, наверняка, тоже будут совсем не рады меня видеть. Хоть я и не виноват в гибели их старшего сына. Однако не удивлюсь, если они считают, что все началось именно с меня. С «Доставки на двух колесах».

Домой тоже нельзя. Электроники, наверняка дежурят у подъезда. И что остается? Снова просить защиты у Германна и ставить под удар аристократа? Нет. Какой-то там по счету войны кланов лучше избежать.

Гостиница также отпадает. Денег с собой мало. Да и вряд ли ребенку позволят занять целый номер.

— Остается только один вариант… — пробубнил я себе под нос.

Затем встал, отряхнул штаны и побежал на трамвайную остановку, чтобы успеть на последнюю двойку, уходящую на окраину города до начала комендантского часа.

Успел. Уже через двадцать минут я стоял перед девятиэтажным панельным домом. Все тело пробирала дрожь.

Именно здесь и сейчас живет моя бабушка. Папина мама. Именно сюда я пришел еще в прошлой жизни примерно в этом возрасте. Остался на ночь. Потом еще раз. И еще. Пока как-то так, незаметно, все мои вещи не перекочевали в квартиру на седьмом этаже. Она стала моим вторым домом, а женщина, родившая моего отца, моей второй матерью. Тогда.

Я не торопился вернуться сюда, после того как снова попал в детство лишь по одной причине. Бабушка не общалась с нашей семьей после развода родителей. Ни в прошлой жизни. Ни в этой. Но в прошлой жизни меня впервые привел сюда отец. Он был тем звеном, положившим начало нашим отношениям. А сейчас я совершенно один. Наверное, нужно будет как-то объяснить свое появление? Но деваться некуда. Только здесь сегодня я могу найти ночлег.

Скрипящий древний лифт остановился на первом этаже. Двери открылись. Я заступил внутрь и нажал на единственную нерасплавленную кнопку с цифрой семь. Двери закрылись и агрегат принялся поднимать меня наверх.

Этот подъезд всегда был гораздо чище моего. Наклейки с машинками, обгоревшие спички в потолке — вот, в общем-то, все. Даже первые надписи на стенах в этом доме мы сделали намного позже. Когда Серый с Жендосом приезжали гулять в этот район.

Двери лифта открылись, и я вышел на плохо освещенный этаж. Легко обнаружил знакомую дверь. Надо же. Столько лет прошло, а я ничего не напутал.

Из-за тугоухости бабушка никогда не слышала звонок, больше похожий на непрекращающееся жужжание. Поэтому я сразу постучал. Робко и неохотно. Боясь потревожить соседей. Хотя знал, что она не откроет. Вот когда начну долбиться так, что весь дом затрясется — тогда, пожалуйста.

— Кто? — послышалось из-за двери спустя примерно тридцать минут усердного пинания.

За это время я успел даже выйти на улицу, чтобы посмотреть, горит ли в окне свет.

— Это Костя.

— Кто? — дверь отворилась, но приоткрылась на совсем небольшое расстояние, сдерживаемая цепочкой.

— Костя, — повторил я, подстраиваясь под луч света, падающий из квартиры.

— Костя? — удивилась она и сняла цепочку.

Дверь открылась полностью. И я вновь увидел ее.

Женщина семидесяти лет стояла на пороге. За шесть лет до того, как погибнет от внезапного инсульта у меня на руках. Сейчас она кажется такой родной и чужой одновременно. Но как же отрадно видеть ее живой и здоровой!

— Как ты меня нашел? — удивилась бабушка, поправив платок на своей голове.

Я опешил. Если честно я ожидал всего, чего угодно. Но только не этого вопроса.

— Я…

— Ладно. Заходи. Поговорить еще успеем. Комендантский час начинается.

Она пригласила меня в квартиру, провела в комнату, усадила на диван, а сама убежала на кухню закрывать ставни и готовить ужин.

Это была однокомнатная квартира. С засаленными обоями, двумя коврами на стенах — один за кроватью, а другой за диваном, на котором я и спал подростковом возрасте. В углу комнаты на столе-книжке стоит большой телевизор «Темп» с восемью кнопками переключения каналов. Антенна на телевизоре из этих восьми каналов ловит только шесть. И из них только четыре в хорошем качестве. В другом углу стоит раскрытая швейная машинка. Как же много воспоминаний связано с этим местом и этим человеком.

Газета с раскрытой программой передач лежит на краю дивана. Я взял ее. Увидел фильмы и сериалы, которые бабушка запланировала посмотреть на этой неделе. Они подчеркнуты синей пастой. Я нашел там неподчеркнутого «Робокопа», которого прямо сейчас показывают по НТВ. Сделал выбор в пользу боевика и поднялся с дивана. Как же непривычно постоянно вставать, чтобы переключить канал или убавить громкость.

— Ты любишь вишневое варенье? — бабушка зашла в комнату чуть позже и поставила на журнальный столик закрытую банку.

— Угу.

— Тогда открывай. Сейчас принесу первую партию оладий.

Я улыбнулся. Это ее коронное блюдо. И самые вкуснейшие оладьи, с которыми не могла сравниться ни одна другая выпечка из будущего. Кто бы ее не делал.

Я погрузился в этот момент. Пока ужинал, макая лепешки прямо в банку с вареньем и пялясь в телевизор, я постоянно ощущал на себе взгляд бабули. Она заговорила только тогда, когда я допил чай и отставил пустую кружку с вековым налетом на столик, а сам откинулся на спинку дивана.

— Так как ты меня нашел, Костя? — снова задала вопрос она и убавила громкость у телевизора.

Я боялся сказать что-то не то. Вспоминая страшную историю Глобуса. В ней старший брат Серого упоминал о том, что некий коллекционер душ по имени Лев был подброшен в школу-интернат в очень юном возрасте. Не могла ли история моего отца в этом мире сложиться иначе из-за его способностей? Может быть женщина, сидящая сейчас передо мной, вообще никогда не видела своего сына?

Нет. Понятно, что в истории Глобуса может быть очень мало правды. Учитывая то, что он рассказывал о способности коллекционировать монеты, как о чем-то жутком. Но ведь и в его рассказе я обнаружил настоящие факты. Например, тот портал на кладбище.

— Я зря пришел? — ответил я вопросом на вопрос, перехватывая инициативу.

— Нет, — разволновалась мать моего отца. — Я очень рада, что ты пришел. Просто…

— Просто…что?

— Даже твой отец никогда не приходил. Хотя я уверена, что в итоге он выяснил кто его мать и где она живет.

— Значит это правда? — зацепился я за слова. — То, что ты подкинула папу в школу-интернат?

Бабушка заерзала, сидя на своей кровати. Матрас заскрипел под ее весом. Она никогда не была худощавой. Сейчас бабушка тянула с ответом.

— Да, — наконец призналась она, ошарашив меня.

Если честно, я больше всего боялся этого. Очередного совпадения с историей Глобуса. Ведь это означало, что и другие факты из жизни отца могут оказаться правдой. Например, что он с детства мучал животных и убивал их. Что он причастен к пропаже людей. И что его посадили в тюрьму, обнаружив в том доме женщину, которую удалось спасти. Все это означало, что чёртова страшная история — про моего отца.

— Ты не представляешь, как я жалела об этом поступке. Но, узнав, что он темный, я не могла поступить иначе.

Темный? Еще одно совпадение. Черт!

— Почему?

Бабушка встала с кровати и подошла к серванту. Взяла с полки альбом и села. На этот раз рядом со мной.

— Твой дедушка был одаренным…

Она открыла первую страницу. Тут свадебная фотография моих, еще молодых, бабушки и дедушки. Я помню это фото. Она часто показывала мне его еще в прошлой жизни.

— Значит магические способности передались отцу от него?

— Не только, — бабушка перевернула страницу.

Теперь я смотрел на фотографию, которой не видел еще никогда. На ней бабушка и дедушка стояли в обнимку с фантомом какого-то футболиста. А на ладони женщины на снимке плясал язычок пламени.

— Ты знаешь откуда берутся темные? — спросила она.

Я покачал головой.

— Когда кровь одаренного с одной родовой магией мешается с кровью одаренного владеющего способностями другого типа.

— То есть…

— Да, — бабушка перебила меня. — Я тоже выросла в приюте. Как и твой отец. Родители оставили меня на железнодорожном вокзале, когда я была совсем маленькая. Затем меня нашли, определили в детдом и всегда считали простолюдинкой. Однако, когда мы встретились с твоим дедушкой, поженились и у нас появился твой отец, я обнаружила в себе магические способности.

Я пытался не перегрузиться от того количества информации, которое бабушка вываливала на меня. Судя по ее истории и факту о том, что я тоже темный, неужели мама…одаренная?

— Значит ты узнала, что отец один из темных, когда у тебя проявились способности? — спросил я.

— Это произошло неожиданно. Я даже не помню, что привело меня в такую ярость, чтобы однажды обычное полотенце в моих руках вспыхнуло словно сухая ветка. Именно в тот момент я поняла, что твой отец обречен.

— Но тебе удалось его спасти?

Бабушка вздохнула.

— В те времена твой дед работал в организации по контролю магических сил. Благо его не было дома, когда все это произошло. Потому что если бы правда вскрылась при нем, он был бы обязан сообщить об этом в ОКМС.

— Значит по этой причине ты решила сдать ребенка в приют?

— У меня не было выбора. Твоего отца все равно бы забрали у меня. Рано или поздно. Поэтому в тот день я приняла это тяжелое решение. Отдать сына в детский дом. Отказавшись наблюдать за тем, как его готовят к службе на Казачьей заставе. Так я хотя бы могла приглядывать за ним.

Все тут же встало на свои места. Я был уверен, что бабушка в этом мире просто не может быть бессердечной стервой. У нее должна была быть веская причина, чтобы так поступить. И то, что она рассказывала мне сейчас, тянуло на эту самую причину. Вот как отец оказался там. В школе-интернат. Осталось только выяснить кто такие темные и почему его репутация запятнана всеми этими убийствами.

— Как отреагировал дедушка? — спросил я.

— Когда он пришел с работы, я показала на что способна. Он только заглянул в пустую детскую кроватку и все понял.

— Он даже не стал спрашивать куда ты дела ребенка?

Бабушка покачала головой.

— Он знал, что так его сын будет в безопасности.

Значит это еще одна причина, по которой одаренные с одним видом родовой магии объединяются с другими в кланы. Вот почему их дети рождаются с той же способностью, что и у родителей. Об этом мире мне открывается все больше и больше. Отчего еще более непонятно, почему Клаус или Барт пытаются соблазнить меня? Неужели здесь у аристократов дети совсем не являются обязательным дополнением к семье? Или они просто не знают о последствиях? Стоп. Неужели при таком раскладе в этом мире у нас с Настей не может быть детей?

— У одаренных с разной родовой магией не может быть детей?

— Если у такой пары появится ребенок — он обречен. Все они являются на этот свет темными. Я очень боюсь, что ты мог унаследовать от своего отца это проклятье… — заканчивала бабушка.

— Кто это? — вдруг перебил я ее, указывая на фотографию в альбоме.

— Это твой отец. Я забрала снимки из интерната после того, как…

— Нет. Ты не знаешь кто это? Тот, что рядом с ним?

Бабушка никогда не носила очки. И сейчас она лишь прищурилась, чтобы лучше разглядеть черно-белый снимок.

Мальчишка в белом медицинском колпаке с красным крестом и тканью, натянутой на подбородок, стоял рядом с моим отцом и одной рукой обнимал его. Я не уверен, но это может быть Санитар.

— Я не знаю, — ответила бабушка. — Может быть кто-то из учителей школы помнит мальчика. Но я никого и никогда не знала отсюда.

— Хм…

Я принялся с интересом разглядывать альбом. Там были фото деда, бабушки, отца. Какие-то аккуратно приклеены к страницам, некоторые лежали просто стопкой между страниц. Но, то и дело, на фотографиях рядом с отцом появлялся мальчишка в белом колпаке. Тот, которого я считаю Санитаром.

Неужели они были лучшими друзьями в детском доме? И что такое произошло, что заставило Санитара спустя столько лет начать мстить. Видимо, чтобы разгадать эту загадку мне нужно найти гипнотизера. А еще лучше человека, который в те годы работал школе-интернат.

— Как ты узнал обо мне, Костя? — оторвала меня от занятия бабушка. — У тебя все хорошо? Как твоя мама? Как сестра?

Скрывать что-то от родного, пусть и в будущем, человека, я не стал. И рассказал ей как сейчас обстоят дела в моей семье. Опуская детали о том, что я попаданец из будущего, темный и коллекционер душ, заключивший контракт с девочкой-призраком. В общем, около часа я рассказывал бабушке лишь то, что не могло заставить нервничать ее больное сердце.

— Жить одному в твоем возрасте опасно, — подытожила мой рассказ мать отца. — Можешь пока ночевать здесь. До тех пор, пока Маша не выпишется и не сможет приглядывать за тобой.

— Спасибо, бабуль, — я искренне поблагодарил бабушку, так и не сказав об истинной причине появления здесь.

После этого мы болтали еще некоторое время. Затем она постелила мне простынь на диван, дала подушку и одеяло. Сама включила «Гваделупе» по третьему каналу и вскоре заснула под один из затянувшихся эпизодов. В отличие от меня. Я досмотрел серию до конца, как в старые-добрые времена, когда вместе с ней от отсутствия нормальных фильмов по доступным каналам следил за этой мыльной оперой.

На утро я встал пораньше. Понимая, что электроники будут поджидать меня у школы снова, я решил прийти с самого утра. Пока никто не ожидает моего появления. Затем позвонил Яблоньскому и предложил встретиться пораньше. А сам коротал время в школьной библиотеке.

— Привет! — Всеволод сел за парту в библиотеке рядом со мной и раскрыл один из комиксов, которых я немало прочитал за утро.

Этот был про черепашек-ниндзя. Ничего интересного. Но, по крайней мере, он не выделял десятилетнего пацана от других сверстников, пришедших в школу пораньше, чтобы почитать детские детективы.

— Привет, — ответил я. — Поговорил с дедушкой или бабушкой?

— Да, — Яблоньский потер руки.

— У нас есть шанс?

— Есть, — улыбнулся он. — Я узнал, что можно сделать, чтобы Парфенов перестал возглавлять клан электроников.

(обратно)

Глава 22 Честное пари

— У нас нет столько времени! — вспылил я, выслушав Яблоньского.

Да. Аристократ рассказал мне, что должно произойти, чтобы он стал главой клана электроников раньше времени. Точнее, чтобы до совершеннолетия его обязанности исполняли родители отца, погибшего в двенадцатой войне кланов. Но на это требовался целый месяц или около того. А другая информация, которой он со мной поделился никак не относилась к делу. Однако помогла больше узнать об этом мире.

Оказалось одаренные объединяются в кланы не только по принципу наличия родовой магии. У электроников, например, есть своя сеть парикмахерских, охранное агентство и четырнадцать казино по всей империи. Согласно договоренности с императором они являются в этой сфере монополистами в городе, а что касается азартных игр — монополистами в стране. Это означает, что никто кроме них не имеет права заниматься чем-то подобным. Ну или имеет, но обязан выплачивать такой немаленький процент за разрешенную только избранным деятельность. А если инцидент все же происходит и консенсус не удается найти мирным путем — это может стать началом какой-то там по счету войны кланов.

По праву наследования именно Всеволод Яблоньский является истинным владельцем всего бизнеса электроников. Но так как до совершеннолетия он не может вступить в наследство, эти обязанности выполняет тот, кого выбрал совет, когда встал вопрос.

— Это месяц. Максимум! — пытался оспорить мое решение одноклассник. — А если поднапрячься, то получится собрать совет раньше.

— Ты сам сказал, что совет пройдет не раньше конца декабря, — я постучал указательным пальцем по столу и перешел на шепот. — Во-первых, они могут и не проголосовать за то, чтобы член твоей семьи отныне представлял твои интересы, а во-вторых, я могу не дожить и до следующей недели, а ты говоришь про месяц. Если электроники не поймают меня сегодня, то придут сюда завтра. За это время у них будет куча возможностей подкараулить меня. И чем это закончится? Уверен, церемониться они не станут. Нет. Нужен другой план.

— Ну хорошо, — недовольно выдохнул Яблоньский. — Что ты предлагаешь?

Аристократ откинулся на спинку стула и сцепил руки в замок за затылком.

— Ты сказал, что в вашем клане существует какой-то спор. Как он называется?

— Пари чести?

— Да. Расскажи о нем подробнее.

— Это что-то вроде дуэли, к которой часто по старинке прибегают другие кланы в решении спорных вопросов. Только в нашем случае спор решается не с пистолетами на пустыре и не умением обращаться с родовой способностью. А самыми обычными ставками.

— На любую игру?

— Ну да. Кто-то из свидетелей спора выбирает любую азартную игру. Покер, русская рулетка, да хоть просто бросание кубика на то, у кого цифра на нем окажется больше. Однажды это была игра в подкидного дурака. Но между мелкими. Такими, как мы с тобой.

— Значит вызов может бросить любой, состоящий в клане? Даже ребенок?

— Вроде бы да. Но я не припоминаю таких случаев, — Всеволод закатил глаза и почесал за ухом. — Если вообще они когда-нибудь были. В конце концов, какие разногласия могут быть у взрослых с детьми?

— Но есть же какие-то правила? Кто имеет право бросить вызов?

— Насколько мне известно, любой. Имеется в виду, если его достоинство каким-то образом задето. Или задета честь. Как-то так.

— Например?

— Как-то отец рассказывал, что жена одного электроника изменила ему с другим. Тогда тот бросил вызов любовнику. Если бы проиграл, то не получил бы ничего и обязан был бы смириться. Но он выиграл и забрал все имущество проигравшего аристократа. А еще добился его изгнания из клана. А это лишение защиты, в том числе финансовой, чаще всего переезд из города и другие последствия.

Интересный поворот. В моих девяностых у бандитов тоже были свои понятия. А тут какие-то дуэли, пари чести. Чувствую, когда столкнусь с вхождением в клан уже в зрелом возрасте — меня ждет немало сюрпризов.

— А если просто предложить пари. Поставить на кон что-нибудь необычное. Это сработает?

— Что ты хочешь поставить? — аристократ сложил перед собой стопку комиксов и все время поправлял уголки журналов, как будто удовлетворяя своего внутреннего перфекциониста.

— Пока не знаю.

— Ты хочешь убедить отца Кипятка не мстить тебе за сына, предложив сыграть в покер? — усмехнулся Яблоньский. — Слабо вериться, что он пойдет на это.

— Смотря что я предложу взамен, — задумчиво проговорил я.

Аристократ вдруг перестал поправлять стопку комиксов. Он замер. Затем поднял голову и посмотрел на меня многозначительным взглядом.

— Ты же не расскажешь ему наш маленький секрет? — изменился в лице он.

— Остынь. Я имею в виду не это, — я схватился за виски и помассировал их. — Информация о том, что в теле истинного наследника на самом деле сидит старший сын нынешнего главы клана — полезна. Но это не то. Нужно кое-что получше. Расскажи мне о своем отце. Все, что знаешь. Его привычки, увлечения.

Всеволод сперва нахмурился, как будто вообще не знал Александра Николаевича. Но воспоминания, мысль за мыслью, стали посещать его и очень скоро в моей голове сложился образ Парфенова старшего. Его сильные и, что очень важно, слабые стороны.

После этого понадобилось немного времени, чтобы очередной план созрел в моей голове. Однако для его воплощения нужна сотня императорских фишек, тело деда Яблоньского, свежий выпуск «Спорт-экспресс» и мои собственные воспоминания из будущего.

Сразу после того, как я рассказал в чем заключается наш план, аристократ сбегал до киоска и принес мне в библиотеку свежий выпуск спортивной газеты. Первая полоса пестрела заголовками предстоящего через неделю матча между мадридским «Реалом» и московским «Спартаком».

Я помню этот матч. Потому что сам футбол начал смотреть с чемпионата мира девяносто восьмого года. А потом мы приноровились наведываться к Жендосу и смотреть матчи лиги чемпионов уже у него. Конечно, когда его родители не ночевали дома. Только у Жендоса есть тарелка «НТВ+», по которой и показывают в прямом эфире все матчи этой лиги. И счет прекрасно помню. Два против одного в пользу испанского клуба. Именно этот матч омрачил мой одиннадцатый день рождения. Вот мой шанс.

Мы решили, как достать все необходимое и уже в половину первого ночи подходили к казино под названием «Vegas» в центре города. Я в теле деда Яблоньского и сам Всеволод, идущий позади.

Я никогда не был здесь. Это и понятно. Вряд ли внутрь пускают кого-то младше восемнадцати лет. Но мой дальний родственник в тех девяностых работал в подобном заведении. Охранником. Сутки через двое. Получал зарплату наличными, а мне приносил газовые баллончики и дарил их в качестве сувениров. Рассказывал различные истории про разборки между малиновыми пиджаками. Я не верю в совпадения, но если бы сегодня оказалась его смена, то это можно было бы считать настоящей удачей. Он всегда был не против небольшой взятки.

— Андрей Данилович, постойте!

Один из охранников на входе узнал меня. Вернее, деда Яблоньского. Несмотря на темные очки, черное пальто и кепку Лужкова скрывающую лысину на черепе.

Я быстро окинул амбалов взглядом.

Нет. Ни в одном из них я своего родственника не узнаю.

— Давно вас не было видно, — продолжил охранник. — Говорили, что вы завязали.

— В моем возрасте глупо продолжать бояться того, что может убить или разорить. Я живу на грани того и другого уже долгое время.

— Понимаю. Говорят, на деньги, которые платит клан, не прожить с прежним аппетитом, — ухмыльнулся он. — Хотите попытать удачу, да?

— Почему бы и нет, — пожал дряхлыми плечами я и сделал шаг вперед.

Но охранник снова преградил мне путь.

— Вход обойдется в сто императорских фишек. Вы точно хотите войти? — не мог угомониться он. — Может быть лучше пенсия в руках, чем тысячи долларов в небе?

— Ты сомневаешься в моей платежеспособности? — проворчал я старческим голосом, сунул руку в карман и небрежно кинул под ноги амбалу охапку императорских фишек. — Это тебе на чай.

Я уже собирался переступить порог казино, когда рука другого охранника уперлась мне в грудь.

— С детьми нельзя, — озабоченно бросил тот, глядя на Всеволода, выскочившего из-за моей спины.

— Ты из какого клана? — спокойно спросил я, зная кому принадлежит казино.

— Ээ… Электроников, — замешкавшись ответил он.

— Этот, как ты выразился, ребенок, будущий глава твоего клана, — процедил я и почувствовал, как напор на мою грудь ослабевает.

Не дождавшись ответа, я потянул одноклассника за руку и прошел внутрь.

Несколько секунд после я ожидал, что он окликнет меня. Что-нибудь заподозрит. Может даже позовет старшего. Могло произойти все, что угодно. Но охранник промолчал.

Мы подошли к гардеробу и переглянулись с Яблоньским. Получилось. Я перевел дух.

— Сколько у нас есть времени? — спросил Всеволод, пока молодая девушка относила наши пальто.

— Не знаю. Но нужно поторопиться, — ответил я. — Просто пообещай вызвать скорую, если я потеряю сознание, когда мы вернемся к тебе домой, а я перемещусь назад в свое тело.

— Договорились, — ответил одаренный и взял свой номерок.

— И действуй строго в рамках, которые мы с тобой обсудили. Никакой самодеятельности.

Яблоньский кивнул.

Мы вошли в зал. Никаких подробностей о том, что будет внутри, я не знал. Ни о том, что тут собирается вся интеллигенция города, ни о том, что здесь угощают бесплатной выпикой и, конечно, о том, что тут можно сыграть во все — от покера до русской рулетки, — я тоже не предполагал. Обо всем об этом рассказал мне Всеволод по пути сюда. Вся его семья, так или иначе, имела отношение к этому месту и прекрасно знала его.

Аристократы обходили нас с Всеволодом, изредка бросая свои взгляды на мелкого, но никто из них так и не решился спросить, что мы тут делаем. Они только уважительно кивали. Мы кивали в ответ.

Пройдя вглубь помещения, минуя игровые автоматы и ресторан, я окинул глазами казино.

— Вот он. Александр Николаевич, — пробормотал я себе под нос.

Отец Кипятка был пьян.

Мы не стали подходить сразу. Устроились у барной стойки и угостились напитками. Пока Яблоньский медленно попивал «Кока-колу» через трубочку, я опрокинул пятьдесят грамм элитного алкоголя. В моем положении пить что-то послабее подозрительно.

Следующие полчаса мы наблюдали, как усердно официанты подносят отцу Кипятка выпивку, надеясь, что стенающий о проигрыше глава клана продолжит увеличивать ставки и оставлять тут свои деньги на благо всего клана.

Так и было. Сегодня карта не шла. То ли от того, что удача была не на его стороне, то ли от того, что он уже еле держался на ногах.

Мы дождались, когда очередной проигрыш выведет главу клана из себя и присоединились.

— Добрый вечер! — я сел рядом с аристократом за покерный стол.

— Играете, Андрей Данилович? — спросил крупье и посмотрел на меня.

— Нет. Просто смотрю, — ответил я и уставился на электроника.

Тот заметил мой взгляд.

— Тебе чего, Андрей? — спросил он. — Опять пришел напомнить, что через восемь лет нужно освободить тепленькое местечко.

— Я не Андрей, — я посмотрел на стул справа от себя, на который прямо сейчас забирался Всеволод. — Меня зовут Костя. Ракицкий. Вы должны помнить.

— Это шутка?

— Нет. Ровно как и пожелание Егору приятного путешествия.

Опьяневшее лицо Парфенова поменялось. Теперь на меня смотрел несчастный отец с полными ярости глазами. Я намеренно не отводил взгляда и продолжал:

— Я пришел забрать медальон пса, которого безжалостно убил ваш сын. Егор не передавал мне никаких посылок? Или прошло слишком мало времени, и почта еще не успела дойти с севера?

Аристократ поколебался еще несколько мгновений и подскочил ко мне, схватив за края пиджака. Я не сопротивлялся. Уже выяснив, что в это заведение нельзя проносить оружие и выяснять отношения, я спокойно ждал охрану. Но надеялся на развитие событий.

— Не надо. Не сдерживайте себя. Вы же хотите ударить меня правда? — провоцировал я.

Аристократ держался.

— Так и знал. Смелости у вас, Александр Николаевич, хватает только на то, чтобы посылать людей, чтобы те делали за вас грязную работу. А у самого кишка тонка даже по морде влепить.

Удар не заставил себя ждать. Я упал на пол. Поднялся. Сплюнул. Слюни перемешались с кровью.

— Господа! В стенах нашего заведения драться запрещено, — к нам тут же подлетела охрана.

Один из амбалов загородил меня от Парфенова, а другой принялся отводить моего обидчика в сторону.

— Это не Яблоньский, — рявкнул аристократ. — Выведите этого щенка отсюда и посадите в мою машину! Выполняйте!

— Я не понимаю, о чем он говорит, — я схватился за челюсть.

— Лжец! — свирепел охмелевший аристократ.

— Сейчас во всем разберемся, — сказал охранник, который прикрывал меня. — Всем нужно успокоиться. Андрей Данилович, как вы здесь…

— Этот человек ударил моего деда! — подключился к нарастающему балагану Всеволод.

— А вы как тут оказались, господин? — учтиво обратился к Яблоньскому младшему охранник, явно удивляясь появлению наследника. — До восемнадцати лет вход в ваше казино запрещен.

— Вот именно, — не растерялся мой одноклассник. — Это мое казино! А этот человек оскорбил мою семью!

— Мы во всем разберемся, — спокойно ответил человек в черном костюме.

Вокруг начали собираться люди. Кто-то сидел на диванчике в окружении элитных проституток и попивал крепкий алкоголь, кто-то делал вид, что продолжает играть в покер. Те, что сидели у бара, тоже повернулись к нам. И понятно. Среди них много завсегдатаев казино — электроников. Всем очень интересно, что за потасовка между тремя влиятельнейшими людьми.

— Я требую пари чести! — перебил Всеволод и заставил амбалов переглянуться.

Легкий смех накатил на нас. Зеваки диву давались от такой наглости ребенка. Но смеялись очень осторожно. Знали, с кем имеют дело.

— Чего? — Александр Николаевич, кажется тут же протрезвел и широко улыбнулся. — Чего ты требуешь, щенок?

Это еще одно оскорбление. Но глубже яму ему себе уже не вырыть.

В воздухе повисла пауза. Никто не знал, как поступить. Подобный инцидент явно случился впервые.

— Пари чести, — спокойно повторил Яблоньский, не обращая внимания на насмешки.

Парфенов осмотрелся, ловя взгляды соклановцев на себе. Злость прошла, а здравый рассудок говорил, что он должен согласиться, чтобы не потерять лицо. Согласиться на пари с малолеткой. Но с малолеткой, которому по праву принадлежит то место, которое он сейчас занимает. Если откажется, то последствия будут необратимыми.

— С чего мне соглашаться? — скривился аристократ.

— Вообще-то… — вмешался один из охранников. — Законы клана обязуют вас принять пари.

Еще одна пауза.

— Ладно, — огрызнулся великан и надел темные очки. — Какая ставка?

— Место главы клана.

— Чего?

— В пользу моего деда. До моего совершеннолетия, — пояснил Яблоньский.

— Такие вопросы решает совет, — усмехнулся Парфенов.

— Тогда просто место главы клана. Без дополнительных условий, — вставил я, зная, что могу себе позволить.

Аристократ замер. Алкоголь из его крови давно выветрился и теперь он понимал, что должен поставить на кон самое драгоценное. И не мог отказаться.

— Ха! — вдруг рассмеялся он. — Я все понял! Это твой план, да? Кто ты, Ракицкий? Задумал спасти свою задницу лишив меня власти?

Все присутствующие в недоумении переглянулись. Мы с Всеволодом сделали тоже самое, изображая недоумение на своих лицах.

— Ну, хорошо. Как говорится, смеется тот, кто смеется последним, — пересохшим голосом сказал Парфенов и обернулся к электроникам вокруг. — Во что играем? По правилам клана участвующие в споре выбирать не могут.

— Ставка на спорт! — снова вмешался я, пока кто-то не предложил другой вариант. — Я не участвую в споре.

Я сделал паузу, чтобы дождаться возражений. Но их не было.

— Валяй, Ракицкий! Удиви меня.

— Все газеты сегодня пестрят заголовками о предстоящем матче лиги чемпионов между Реалом и Спартаком, — сказал я.

— Дураку понятно, что шансов больше у Реала, — ухмыльнулся Парфенов. — Давайте. Только я ставлю на испанскую команду.

— Предлагаю ставку на счет. Кто угадает счет, тот выиграл, — добавил я.

Парфенов вновь внимательно посмотрел на меня. Он может думать все, что угодно, но никогда не догадается о том, что я попал сюда из будущего и именно поэтому могу знать как закончится матч.

— Хорошо. Два один в пользу Реала, — сказал глава электроников.

Я тут же посмотрел на Яблоньского широко раскрытыми глазами. Это был тот счет, которым и закончится игра. Любой другой исход — поражение для нас. Это значит, что все, что мы проделали сегодня — напрасно.

(обратно)

Глава 23 Подставной наследник

Какова была вероятность, что Парфенов старший назовет именно тот счет, с которым на самом деле закончится матч между «Реалом» и «Спартаком»? Нет ли в этом мире прорицателей, которые могут предсказывать исход спортивных событий и докладывать аристократу? Может от того он и обожает азартные игры. Потому что выигрывает. Но это уже неважно. Хорошо, что матч через неделю. У меня будет время что-нибудь придумать. Если бы игра состоялась сегодня, то живым бы я отсюда не ушел. Это точно.

— Хорошо, — неожиданно для меня спокойно ответил Яблоньский и протянул детскую ладонь.

Я посмотрел на руку. Пальцы аристократа даже не дрожат. Он понимает, что мы в отстойном положении, но держится уверенно. Блефует. Думаю, он будет сильным лидером.

Несколько секунд у нынешнего и будущего глав электроников продолжалась борьба взглядов, пока сам же Парфенов не прервал ее.

— Нет! — рявкнул он вдруг. — Реал забьет два, а Спартак — ноль. Это мое последнее слово.

Яблоньский, сохраняя хладнокровие, пожал плечами. Руки не убирал.

— Принимается, — по-взрослому кивнул он. — В таком случае я поставлю на счет два один в пользу испанской команды.

Отец Кипятка несколько мгновений растерянно поколебался, засомневавшись правильно ли поступил. Но деваться было некуда. Его неуверенность могла показаться слабостью. В сравнении с твердым решением малолетки.

— Разбивайте! — гаркнул великан и обхватил руку своего оппонента.

Раньше я полагал, что просьба разбить рукопожатие — это совершенно необязательная процедура в споре, идущая откуда-то из детства и заставляющая по старой привычке даже взрослых дядек просить нейтральную сторону расцепить руки. Но у электроников это оказалось серьезной традицией. Один из соклановцев подошел к аристократам и поставил точку в споре.

После этого произошли еще некоторые процедуры. Парфенов написал расписку о том, что в случае проигрыша по своей воле оставит место главы клана и мы договорились ровно через неделю встретиться здесь и по телевизору посмотреть, чем все закончится на испанском стадионе. И, конечно, не обошлось без угрозы в мою сторону.

— Я не знаю, что ты задумал, мелкий ублюдок, — сказал отец Кипятка, глядя в глаза старика, в теле которого я находился. — Но даже если тот концерт, который ты тут устроил — это твой хитроумный план, и я разорюсь, потеряв все до последней копейки… Я все равно, рано или поздно, отомщу за сына. Не думай, что когда-нибудь я оставлю тебя в покое.

Несмотря на то, что я лишь усмехнулся своему врагу в лицо, его злоба и ненависть заставила меня осознать одну простую истину. Если я хочу действительно счастливую семью, которая будет в безопасности и которую будут уважать, то я должен быть кем-то больше, чем просто одаренным. Чем просто коллекционером душ. Я и мои близкие будут в безопасности только тогда, когда я создам свой клан. Могущественный, сильный и богатый. И чем быстрее я приду к этому, тем лучше.

Пока на желтой Волге с черно-желтыми шашками на крыше мы возвращались в имение Яблоньского мой мозг непрерывно пытался найти более простой вариант. Например, я пытался предугадать, что будет, если я вновь попрошусь в клан Германна. Однако, вспомнив о том, как члены совета щитников готовы были выкинуть меня, лишь бы не ввязываться в конфликт, я все же отбросил эту мысль.

Мне оставалось только одно. Легализовать все те бизнесы, которые уже есть. Привнести из будущего еще несколько отличных идей на миллиарды долларов и такой денежный плацдарм склонит на мою сторону не только другие кланы, но и императора. Однако есть одно большое «но». Мне десять. Через неделю будет одиннадцать. Ни один закон не позволит мне официально находиться у руля компании. А это значит мне нужно, чтобы я управлял из тени, пока кто-то другой делает вид, что заведует делами.

— Черт! — выругался я вслух, продолжив фразу уже мысленно.

Я даже не знаю к кому обратиться!

— Что? — Яблоньский посмотрел на меня, расслышав ругательство. — Проклятье! Держи мой платок.

Сперва я опешил, а потом понял, что у меня вновь пошла кровь из носа. Нужно скорее возвращаться в свое тело.

Когда мы доехали до особняка, и я снова стал Костей Ракицким, дед Яблоньского, который даже ничего не заподозрил, любезно предложил мне остаться на ночь. Но я отказался. Завтра утром меня будет ждать Георгий Вольфович на своем огороде. А учебник по первобытной магии, который я должен был прочитать от корки до корки дома. Это значит, что выбора нет. Нужно как-то попасть в свою квартиру.

Мне пришлось вселиться в какого-то заплутавшего прохожего, чтобы пройти мимо электроников, дежуривших у моего подъезда. Я забрал из дома все самое необходимое на неделю, а еще кейс с деньгами. И только после этого поехал к бабушке.

На следующий день Германн помог мне со справкой, которая освободила от школы на неделю. Это лучше, чем постоянно подставляться под удар, пытаясь проскользнуть мимо дежурящих у школы и возле дома электроников. Аввакум Ионович сам же и передал документ директору.

Факультатив у коллекционера душ на этот раз прошел интереснее, чем первый. Теперь мы хотя бы разбирали первобытную магию и как пользоваться способностями первых одаренных. После этого я взял кейс с деньгами, спрятав под диваном у бабушки лишние купюры, а сам отправился на окраину города. К гаражам. Туда, где Иннокентий по кличке Нокиа некоторое время назад делал мне билет школьника.

Причины появиться там сейчас и с деньгами две. Первая. Если ставка на футбол в этом мире — потому что он все-таки отличается, — не сыграет, то мне нужно будет свалить из города. И пока не встану на ноги, делать деньги там. Вторая. Этот самый Нокиа может помочь мне со стартом в деле создания клана. Благодаря своей незаконной деятельности он вполне может знать нужных людей.

Таксист оставил меня у въезда на территорию гаражей. Как только я вышел и взял кейс он тут же ударил по газам и скрылся в поднятом из собственной выхлопной трубы дыму.

По памяти я нашел ту самую железную дверь, в которую стучалась Алиса Барт, когда мы впервые приезжали сюда.

— Кто здесь? — глаза одного из амбалов пытались найти гостя.

Но я был слишком низок, чтобы он мог увидеть меня сквозь щель на уровне головы взрослого человека.

— Костя Ракицкий, — сказал я, хотя сомневался, что вообще кто-нибудь из них вспомнит мое имя.

— Кто? — из щели показалось небольшое зеркальце, в отражении которого я увидел карий глаз и густые темные ресницы.

— Не так давно Иннокентий обещал помочь мне с паспортами. Я принес деньги.

Конечно. Кто-нибудь другой наверняка придумал бы целую схему, прежде чем иметь дело с подобными личностями. Как минимум, не принес бы на первую встречу чемодан с наличными. Вот только с моей точки зрения как раз это и было бы проявлением слабости. Трусости. В делах с такими людьми, даже если ты ребенок, этих качеств проявлять нельзя. Потеряю деньги — заработаю еще. Но гораздо важнее сейчас — наработать связи.

С той стороны что-то щелкнуло. Задвижка. Дверь открылась.

— Ты кто, сопляк? — спросил амбал.

Неужели не помнит?

— Пусти его, Кролик! — крикнул кто-то из-за спины здоровяка. — Я помню этого пацана. Ха-ха! Хорошо он нас тогда повеселил.

Я прошел внутрь. На улице не май месяц.

Кролик закрыл дверь за моей спиной и ветер перестал задувать в штанины. Зато дым от сигар сейчас пытался залезть во все щели.

Задвижка угрожающе проскрежетала, словно усмехнувшись над тем, что я попал в ловушку.

— Как дела, аристократ? — съехидничал третий амбал и рассмеялся. Это явный подкол.

Я не стал отвечать. Но использовал паузу, чтобы осмотреться.

С моего последнего появления тут ничего не изменилось. Стопки газет, журналов, стол для игры в карты. Охранников, как и в последний раз, трое. Только один из них не присутствовал здесь с месяц назад. Но в целом он ничем не уступает остальным. Они все безликие, здоровые, стриженные под модный в эти времена «теннис».

— Иннокентий здесь? — спросил я.

— Вышел. Придет через полчаса, — ответил тот, кто узнал меня сразу. — Да ты присядь. В ногах правды нет.

Я подошел к столу, положил кейс. Сам сел, нащупал какой-то журнал и принялся разглядывать его. Журнал предназначался только для совершеннолетних, с соответствующими фотографиями на страницах. Но и это меня нисколько не смутило.

Да. Помню эти журнальчики. Чуть позже у моей сестры будет целая подборка. Пару из них я даже прятал в свой стол, между учебников, чтобы внимательно разглядывать, когда никого не будет дома. Ну, а что? Если Машка делала дела на соседней кровати, уж журнал на фоне этого был куда безобиднее.

— Глядите мужики, — продолжал подтрунивать надо мной третий. — У него женилка еще не выросла, а вон с каким интересом фотки разглядывает.

Так. Видимо, пока я ему не отвечу он не угомонится. Но надо бы аккуратно. Не перегибать палку.

— Могу себе позволить, — я положил правую руку на стол, постучал пальцами и бросил взгляд на его обручальное кольцо. — Мне, по крайней мере, разрешения, чтобы посмотреть, спрашивать ни у кого не надо.

Пауза. Несколько секунд. Я прямо слышал, как пояснительная бригада со скрежетом прорывается сквозь дебри извилин в мозгах всех трех громил.

— Ха-ха! — рассмеялся Кролик и другой тут же подхватил смех. — А пацан-то не пальцем делан. Видел, как он тебя осадил, Зигзаг?

До Зигзага тоже дошло. Надо же. Он присоединился к смеху. Но больше для показухи.

— Ты смелый аристократ, да? — ухмыльнулся он. — И при деньгах. Может мне оштрафовать тебя за дерзость?

Он потянул руки к кейсу и открыл его. Хочет сломать меня.

— Это деньги Иннокентия. Если у вас в кругу принято красть друг у друга — вперед. Я сюда по делу пришел.

Громила открыл рот, но, кажется, еще не придумал что сказать. Стыдно за эту задержку было даже мне.

Стук в дверь прервал эту гнетущую неловкую ситуацию.

— Тут к тебе гости, Нокиа, — сказал Кролик, закрывая за седовласым мужичком дверь.

— Кто? — он всмотрелся в меня, пытаясь вспомнить.

— Это тот пацан, который паспорта хотел у тебя купить месяц назад, — сказал третий, клички которого я еще не знал.

— Что? — не веря своим глазам и ушам переспросил Нокиа.

Я встал с места, развернул кейс и открыл его.

— Вы сказали, что сможете сделать паспорта для меня и моих родных за шестьсот тысяч рублей. Я принес деньги. Как и обещал, — затем я достал несколько купюр из одной пачки и вложил в карман пальто. — Совсем забыл. Десять тысяч предоплату я вам уже оставлял.

Мужичек снял шапку-формовку, стряхнул с нее снег и вместе с курткой повесил на вешалку. Подошел к деньгам. Взял одну из пачек и перетасовал. Рассмотрел фотографии на документы, лежащие сверху. Я заблаговременно сделал свою. Три на четыре. А фотки Машки и мамы были. Нашел их в семейном альбоме. Пусть и не совсем актуальные, но хоть что-то.

— Договор дороже денег, — Нокиа застегнул кейс и пошел с ним в сторону своего логова. — Приходи через неделю. Паспорта будут готовы.

— У меня есть еще один вопрос, — остановил я его. — Наедине.

Иннокентий заострил на мне взгляд. Затем кивнул.

Сперва я решил, что он кивнул мне, но, когда огромные лапы обхватили мои ноги и принялись ощупывать всего, с головы до ног, я понял, что сигнал был одному из амбалов.

Когда процедура завершилась, мы вошли в коморку Нокии. Туда, где стоял его рабочий компьютер, имелась зона для фотографирования, а мусорное ведро в углу ломилось от пустых бутылок с надписью портвейн «777».

Нокиа переложил деньги в сейф, закрыл его. Затем прикурил сигарету, сел на свое место и спросил:

— О чем ты хотел поговорить?

— Хотел вас спросить. Знаете ли вы кого-то, кто может помочь с легализацией бизнеса?

— Знаю. Император, — широко улыбнулся он.

Понятно. Не хочет сразу открывать все карты. Проверяет насколько мне это нужно.

— Кроме императора. Допустим, если какой-то чисто гипотетический десятилетний парень решил открыть чисто гипотетический семейный бизнес. К кому бы он мог обратиться, чтобы самому остаться у руля, но не святиться в документах?

Нокиа выдохнул густой дым и снова улыбнулся, показывая свои белоснежные зубы.

— Ты задаешь очень подозрительные вопросы, пацан. За такую информацию могут и посадить. А что еще хуже, вообще прикрыть чисто гипотетическую лавочку.

— Судя по всему, бизнес будет прибыльным. А от прибыльного бизнеса может урвать свой кусок каждый, кто примет участие в его становлении. Обеспечить пенсией себя и своих будущих детей. Если вы не знаете человека, который может мне помочь — хорошо. Тогда я просто приду за паспортами через неделю и поищу кого-нибудь другого.

Я подождал пару секунд, а когда понял, что седовласый отвечать не собирается, развернулся и открыл дверь, чтобы выйти.

— Постой, — разродился на открытый диалог Нокиа. — Закрой дверь.

Я послушался.

— Есть одна схема. Могу помочь. Но при условии, что тридцать процентов от всех будущих доходов будут идти мне в карман.

— Десять, — ответил я.

Иннокентий рассмеялся.

— Тридцать. Или твои идеи так и останутся всего лишь идеями.

— Уже сейчас я зарабатываю порядка пятидесяти тысяч в неделю, — сказал я. — В месяц — двести. Это мизерная доля от всего потенциала. Но даже при этом варианте, ваш пассивный доход составит двадцать тысяч в месяц. Но я полагаю, что оборот будет исчисляться в миллионах. А может и в миллиардах. Кто знает. Мне всего десять. Вы можете согласиться на мои условия и сделать правильный выбор, а можете отказаться, а через пару лет пожалеть об этом. Какой вариант вам ближе?

Нокиа сильно затянулся. Ухмылка не сходила с его лица. Понятно, что торгуется не впервые.

— Пятнадцать, — сказал он.

— Десять.

Седовласый рассмеялся моей несгибаемости и в конце концов кивнул.

— Ну хорошо. Десять, так десять.

Мы заключили сделку. Принцип был тот же. Сделать меня наследником моего отца. Вся фирма по документам запишется на Льва Ракицкого, который давно умер. Так как в силу своего возраста я не могу управлять компанией, управлять ей будет подставное лицо. Но по достижению совершеннолетия все права перейдут ко мне. Схема продуманная. Все документы будут подписаны через незаинтересованных нотариусов, поэтому оставить меня без штанов не представляется возможным. Однако я все равно не упустил шанс предупредить Иннокентия о том, что будет, если он попробует обмануть меня.

— На всякий случай, — сказал я. — Многие из своих идей я буду реализовать после того, как мне стукнет восемнадцать. Хотелось бы, чтобы к этому времени фирма продолжала расти и увеличивать ваш пассивный доход, Иннокентий.

Намек был понят и встречен широкой улыбкой.

— Паспорта будут готовы через неделю. Документы на компанию чуть позже. Я сообщу.

Я уехал. Все амбалы, кроме Зигзага попрощались. Он затаил обиду. Но это не сильно важно. Зигзаг, в конце концов, не решает каких-то серьезных вопросов. Может когда поеду к Нокии в следующий раз купить ему коробку конфет? Интересно, он заценит шутку или это разозлит его еще больше?

После этой судьбоносной встречи я не поехал сразу к бабушке. Оставалось еще время до комендантского часа и мне не хотелось тратить его попусту. Поэтому я отправился в тренажерный зал, который был в том же Дворце Спорта, на стадионе которого я совсем недавно играл в футбол.

Я знал место нахождения тренажерки по старой памяти. Потому что в прошлой жизни бывал здесь. Только тогда меня хватило на два занятия. А сейчас я оплатил абонемент сразу на год.

Это было помещение два на два. Чуть больше, конечно, но загромождённое всеми этими незаурядными тренажерами ощущалось именно так. На стенах висели плакаты с изображением позирующих Арнольда Шварценеггера, Жан-Клода Ван Дамма, Брюса Ли и других звезд. Лысый качок в футболке и шортах, выполняющий роль администратора и сидящий за письменным столом у входа, принял у меня деньги и проводил в раздевалку.

Между подходами я занимал себя мыслями о матери. Уже несколько дней прошло с тех пор, как запустился этот, как его называет Троицкий, сценарий. И только Санитару известно, где она и, что делает. И если мне не звонят из милиции, значит все не так плохо. Значит она, как минимум, жива.

В пятидесятый раз поднимая штангу с весом, который в прошлой жизни был бы для меня ни о чем, я пыхтел, обливался потом и думал о том, как бы не уронить ее себе на грудь. Именно в этот момент ко мне подбежал качок и помог поставить штангу на место.

— Спасибо, — я вытер пот со лба.

Потовые железы, кстати, с того дня, когда я принял решение заниматься спортом, работали все лучше. Раньше и каплю сложно было выдавить. А сейчас почти вся майка влажная.

— Тут тебе передали, — пробасил бугай.

— Что? — я поднял глаза. Качок держал в руке записку. Я взял ее. — Спасибо.

Раскрыв листок, я прочитал: «Через полчаса у фонтана со львами. Это на счет твоей матери. Флорика».

(обратно)

Глава 24 Гости с той стороны

Фонтаны со скульптурами различных животных находились в парковой зоне вокруг Дворца Спорта. Я даже не помню, работали ли они когда-нибудь. Летом эти элементы декора обычно служили местом для сбора алкоголиков и токсикоманов, потому что находились в зарослях и имели форму, подходящую для того, чтобы на них могла уместиться сидя целая компания. А зимой. Зимой, как мне кажется, тут никто и никогда не появлялся.

Скажу честно, найти фонтан именно со львами оказалось не просто. Сперва мне попались медведи, потом олени, потом тигры, похожие на львиц, возле которых я вновь раскрыл записку от цыганки и убедился, что там четко написано — искать львов, и продолжил поиски.

Пройдя по лабиринту из голых кустов и сугробов, я наконец добрался до нужного фонтана. Там никого не было, кроме ворон, облепивших статую. При виде меня они закаркали, а еще через мгновение превратились во Флорику.

— Хорошо, что ты пришел! — взволнованно шипит она и хватает меня за руку.

Похоже обойдемся без прелюдий.

— Ты сказала, что хочешь поговорить о матери. Что ты знаешь?

— Я говорила не искать ее. Говорила, что сама тебя найдет. Все изменилось. Теперь кукушкино яйцо за куриное не выдать. Вмешаться должен, если спасти мать хочешь.

— Ты знаешь где ее искать?

Флорика хотела ответить без размышлений, но все-таки прервалась на пару секунд.

— Опасно. Если что-нибудь неправильно сделаешь — смерть придет.

— Знаю. Скажи мне, чем она занимается?

Цыганка протянула мне свежий выпуск местной газеты. Я взглянул сперва на Флорику, прикидывая, откуда она могла ее достать, а потом на заголовок.

— За последнюю неделю пропали без вести уже четыре ребенка… — прочел я вслух.

— Читай дальше.

— Все они из семей аристократов. Следователи полагают, что между пропавшими детьми есть связь. Несмотря на то, что они проживают в совершенно разных районах города, а их семьи состоят в совершенно разных кланах… — я поднял глаза от газеты. — Ты думаешь мама замешана?

— Я знаю, — она протянула мне очки матери. — Я взяла их, когда приходила к тебе домой. Приглядывала за ней. Когда тот пустоголовый мент упустил ее из виду, я продолжила следить. В ту же ночь она похитила первого мальчика. На следующий день еще одного.

— Что она с ними делает?

— Отводит в частный дом. Зачем это нужно тому, кто все начал — не знаю. Но если мы вмешаемся, ты знаешь, что произойдет.

— Но дети живы?

— Думаю, да.

— Тогда все поправимо. Пригляди за мамой. Пожалуйста, — я достал из кармана десять тысяч рублей, которые забрал из кейса, прежде чем отдать его Иннокентию. — Это тебе. В качестве спасибо. Мне нужно несколько дней на подготовку. Купи себе пейджер и скинь свой номер. Я напишу, как только буду готов.

— Что ты собираешься делать?

Сперва я хотел ответить правду. Но вдруг передумал. С какого-то перепугу Флорика забрала очки матери, следила за ней все это время. И без выгоды для себя? Что-то мне подсказывает, что тут не все чисто. Пожалуй, лучше недоговаривать.

— Пока не знаю, — ответил я. — Но обязательно что-нибудь придумаю.

Цыганка спрятала наличные в бюстгальтер. Облако черного дыма тут же поднялось из-под ее ног и вороны разлетелись по сторонам. Я видел, как в пасти одной из них зажаты деньги, которые я только что отдал.

— Постой! — крикнул я вслед, но было уже поздно. Птицы улетели.

Глянув на свою ладонь, я решил, что возможность спросить про темных у меня еще будет. Поэтому поднял портфель со снега и отправился к бабушке.

По дороге я все пытался придумать, как можно связаться с Элаизой. Она — неотъемлемая часть плана по освобождению матери. Однако до сих пор девочка приходила только тогда, когда сама хотела. А во время нашей последней встречи я даже не спросил дату следующего свидания. Потому что не горел желанием еще когда-нибудь увидеть ее. Ведь каждый наш контакт приближал меня к тому, что я должен буду выполнить какую-то ее просьбу. А я, если честно, этого не сильно хочу.

Однако, если мне нужно найти душу гипнотизера на той стороне и получить в свою коллекцию очередную монету, я должен попросить об этом девочку-призрака. Другого варианта нет.

Погруженный в собственные мысли, я шел через лог. Это короткий путь, проходящий из центра города, где находилась наша квартира, до дома бабушки. Можно было проехать на трамвае, но с ними опять что-то случилось — толпа на остановке дала понять, что быстрее я доберусь пешком. Да и погода сегодня выдалась на славу. Будет время поразмышлять на все темы.

Дорога вела по дворам среди девятиэтажных домов и выходила к сектору с частными домами. Там нужно спуститься вниз, пройти мимо родника, по железному мосту через замерзшую речку. А после остается только подняться из лога, снова пройти по улице из деревянных домов и оттуда до бабушкиного дома рукой подать.

Я посмотрел на часы. До комендантского часа еще оставалось время.

Теперь я не боюсь душ, которые вылезают из порталов. Однако не хочется встретиться с адскими гончими. Хоть у меня и остался браслет Германна, я не настроен сегодня на приключения.

Поднимаюсь по ступеням, ведущим из лога. Они скрипят под каждым моим шагом. Впереди идет выпивший мужичек с канистрой. Шатается. Ходил за родниковой водой. Если подо мной лестница просто поскрипывает, но под ним прямо-таки гремит.

Мы идем по улочке между частными деревянными домами. Все они преимущественно одноэтажные. Путь освещает только свет из некоторых окон. Ну и от луны. Иду, конечно, не на ощупь, но все это очень напоминает пустыню на той стороне.

Мужичок останавливается. Оборачивается. Явно ждет меня. Ну ладно. Поглядим, чего хочет.

— Время не подскажешь? — спрашивает незнакомец, когда я прохожу мимо.

Я включаю подсветку на своих «Montana».

— Пятнадцать минут девятого, — отрываю взгляд от часов и иду дальше.

— Мать твою за ногу! — ругается он у меня за спиной. — Битую канистру взял! Говорил же Любке выбросить, чтоб не путаться. Тьфу!

Я продолжаю идти, не обращая внимания на стенания местного жителя.

Вдруг раздается своеобразный звук. С таким обычно открываются порталы.

— Ты что еще такое?! — возмущается мужик.

Оборачиваюсь. Не могу поверить своим глазам. Прямо рядом с «везунчиком» стоит тварь. На четырех тонких лапах. Метра три в высоту. Жуткий красный глаз прямо в центре тушки, болтающейся сверху. И пасть. Когда монстр разевает ее, она предстает во всей своей красе. В такую глотку может со свистом залететь собака крупной породы.

— Беги! — успеваю крикнуть я, когда с молниеносной скоростью лапы монстра подгибаются, а челюсти смыкаются на шее бедолаги.

— Проклятье! — вырывается у меня.

Упавшее тело погибшего совершенно не интересует чудовище. Как только оно проглатывает мозги, или что там ему по душе, то красный глаз тут же направляется в мою сторону.

Я сглатываю.

Выстрел. Пытаюсь отыскать глазами стрелявшего. Но монстр находит его раньше. Пока дедок, живущий в домике неподалеку перезаряжает ружье, тварь бросается на него и очередное тело остается без головы. Падает на снег и дергается в предсмертных конвульсиях.

Это я удачно зашел. Только вот что теперь делать? Можно попробовать убежать. Но далеко ли? В забеге на пятьсот метров, я точно проиграю. Значит надо атаковать. Использовать браслет Германна. Остается надеется, что эта тварь не имеет устойчивости к магии. Однако бежать все же придется. До ближайшего укрытия. Необходимо время на то, чтобы откапать магическую вещицу в портфеле.

Разворачиваюсь и срываюсь с места. Бегу по дороге. В сторону кирпичных многоэтажек. Увидев, что я уношу ноги монстр зловеще стрекочет. Оглядываюсь, не сбавляя скорости. Тварь выжидает еще пару секунд, как бы заигрывая со своей жертвой и бросается в погоню. Каждый ее шаг как четыре моих. Если не потороплюсь, останусь без башки.

Через метров двести замечаю силуэт впереди. На меня мчится что-то еще. На этот раз по воздуху. На первый взгляд кажется, что птица. Пригибаюсь в последний момент и успеваю рассмотреть летящего монстра с красными глазами. Он проносится над головой.

Слышу визг за спиной. Чудовище впивается в грудь женщины, проходящей по ответвленной тропинке к частному сектору. Она не могла знать, что тут происходит… Ей уже не помочь.

Бегу дальше. Монстр, преследующий меня, отвлекается на то, чтобы лишить головы пострадавшую от цепких когтей летяги. У меня появляется еще несколько секунд форы.

Черт! Если эта сволочь может откусывать головы направо и налево, то толку от горцев будет немного. Хотя сейчас это должно меня волновать в последнюю очередь.

Выбежав из «деревяшек» — так, мы называли улицы, застроенные деревянными домами, — я осмотрелся. Тут стадион. Турники, футбольные ворота, за полем начинаются дома. А вот справа большая старая ржавая труба. Я там точно помещусь.

Срываюсь с места с ощущением того, что зубы монстра клацают по воздуху за моей спиной. Но не оборачиваюсь. Лишнее движение головой не спасет меня от смерти. Скорее наоборот.

Прибавляю ходу. По пути захватываю с сугроба охапку снега и еще через некоторое время влетаю в трубу. Шапка цепляется за что-то и остается болтаться на улице. Глаз монстра возникает из темноты и бесцеремонно пялится на меня снаружи. Так я и думал. Туша твари не может протиснуться внутрь.

Сжимаю снег в кулаке и бью по воздуху, скрещивая пальцы определенным образом. Возникает разрыв. Пока он освещает мне пространство, лезу в рюкзак, пытаясь отыскать браслет Германна.

Получается. Впитываю энергию из разрыва. Портал исчезает. Становится темно. Касаюсь Жаары и огненный шар влетает в физиономию твари. Она издает истошный вопль и отскакивает от трубы, в которой я прячусь. Вижу, как чудовище на четырех длинных лапах, поглощённое огнем, убегает вдаль. Выдыхаю. Кажется, получилось.

Нацепляю браслет на запястье, осторожно высовываюсь наружу, забираю шапку и еще охапку снега. Использую энергию, чтобы наложить на себя щит. Теперь если нападет еще кто-то, или лучше сказать — что-то, то я не отброшу коньки сразу.

Более уверенным шагом выхожу на спортивный стадион. Озираюсь. Вдалеке по автомобильной дороге проносятся машины с сиренами и мигалками. Много машин. Звук добирается до меня, а отражение красно-синего света я вижу на темном небе даже отсюда. Надо бы посмотреть, что там стряслось.

Я в одиночестве шел только до проезжей части. А там влился в толпу других зевак, которые двигались следом за непрекращающимся конвоем военных и милицейских машин.

С места происшествия промчалась лада десятой модели. Прямо по тротуару. Заставляя прохожих расступаться и заходить в сугробы. В том числе и меня. Водитель за рулем напуган. Его не волнует даже участь, которая обязательно настигнет, как только работники ГАИ разберутся с чем-то ужасным и вспомнят о нарушителе.

Чем ближе я подходил к месту, где из припаркованных уазиков выбегали милиционеры, а из черных иномарок сотрудники ОКМС, тем громче разносились по округе звуки разрушений, крики людей, выстрелы и вопли защитников городского спокойствия. Те зеваки, которые уже увидели нечто своими глазами, бежали нам на встречу.

— Назад! Назад! — кричал военный в форме, пытаясь отогнать нас.

Но кто бы его слушал. Лично для меня важно увидеть, что там. Не просто из интереса. Если в наш мир прорвался кто-то существеннее монстров, с которыми я только что боролся, значит времени остается все меньше.

И я оказался прав. Времени осталось меньше.

Как только я подошел ближе, то увидел, что во дворе, среди четырех девятиэтажек бушует монстр. Здоровый. Размером с пятиэтажный дом. Его щупальца гнут баскетбольные кольца, ломают деревья, проникают в каменные строения, словно иглы в плоть человека, доставая из домов людей и выбрасывая их наружу.

Одаренные окружили тварь. Не знаю сколько времени они пытаются побороть монстра. Пугают огнем, стреляют магическими электрическими разрядами, расстреливают автоматными очередями. Но, кажется, все бесполезно.

Россыпь красных глаз на том месте, которое можно принять за голову монстра, в один момент взглядом устремляется в меня. Точно. Я чувствую его на себе.

Пришелец как будто взбесился, заметив меня. С большей яростью он принялся громить все вокруг и зашагал в мою сторону, раскидывая сотрудников правоохранительных органов на обочины.

Я не двигался. Если побегу, эта тварь ринется следом, разрушая все на своем пути. Умрут многие. А на мне щит. Пусть он и выдержит только один удар. Буду надеяться, что пока монстр отвлекается на меня, военные смогут до него добраться и отправить обратно. А что мне еще остается?

Морда приблизилась. Теперь я мог разглядеть ее еще лучше. Пару десятков маленьких красных глаз на голове, которая размером с меня. Узкий подбородок и за счет этого очень маленькие челюсти. Жвалы, как у пчелы, способные пронзить такого как я насквозь. Непонятная слизь вытекает изо рта. Капает под ноги. Лед на том месте тут же тает.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, понимая, что монстр не набрасывается.

Чудовище что-то щебечет на своем, но не атакует.

— Ты другой, да? — догадываюсь я. — Пришел не за тем, чтобы убить меня?

Голова чудовища приближается еще ближе. Я интуитивно отстраняюсь. Может он хочет, чтобы я прикоснулся?

Снимаю перчатку и голой рукой тянусь ко лбу твари. Я почти достиг цели, когда сверху на голову существа запрыгнул человек в черном костюме. Стальные прутья, показались из его костюма и впились в чешую пришельца, зафиксировав равновесие бойца. Затем этот ниндзя направил дуло автомата прямо в затылок твари и выпустил очередь.

Монстр завизжал. Поднялся на дыбы, пытаясь стряхнуть убийцу, но тот уже достал из-за спины что-то наподобие копья. Размахнулся и всадил его в ту же область.

На этот раз монстр издал истошный предсмертный вопль. Все разбежались по сторонам, когда здоровая туша, придавливая собой остальные постройки на детской площадке, рухнула на землю, сминая пожарную машину и машину скорой помощи.

— Расходимся, народ! Больше тут нечего смотреть! — человек в темных очках и черном пальто встал передо мной.

Он махал зевакам и отталкивал назад тех, кто был ближе к нему.

— С тобой все в порядке, парень? — спросил он у меня.

— Все хорошо, — я не отводил взгляда от туши монстра.

Выкинуть из головы дружелюбно настроенное чудовище пока не удавалось.

— Тогда поспеши домой. Комендантский час скоро.

Я кивнул, попятился, а затем перешел на бег.

Лежа на диване у бабушки и пялясь в очередную серию «Гваделупе», я воспроизводил в голове тот момент с монстром. Пытался разобраться что вообще произошло. Что он от меня хотел.

Региональные новости не обошли происшествие стороной. По «РТР» сказали, что по всему городу сегодня убито около двадцати особей с изнанки. Их прозвали мутантами. Власти пообещали, что отдел по контролю целостности завесы оцепит все районы, где были замечены монстры и обязательно разберётся с причинами и последствиями. И, конечно, преподнесли все так, будто появление мутантов на этой стороне произошло впервые. И не было никакого случая с Глобусом и его пропажи.

Я проснулся среди ночи, когда на канале, по которому шел сериал, уже вовсю властвовал белый шум. Бабушка негромко храпела на своей кровати. По старой привычке я попытался нащупать пульт под подушкой, но скоро осознал, что там ничего нет. Придется возвращаться обратно вслепую.

Поднялся, подошел к телевизору, нащупал большую кнопку и нажал на нее. Картинка превратилась в полоску на экране и исчезла.

Когда я обернулся с целью наощупь добраться обратно к своей постели, то вздрогнул. Два красных глаза глядели на меня из темноты. По коже пробежали мурашки.

— Твою мать, Элаиза! — выругался я, зная, что бабушка все равно не расслышит. — Хорош меня кошмарить!

(обратно)

Глава 25 Подарки из 90-х

— Кто такие темные?

В непроглядной бездне я задал вопрос, который волновал меня уже несколько дней. Что-то мне подсказывало, что бессмертная девочка-призрак должна знать об этом больше, чем остальные.

— Ты темная? — поправил я сам себя.

— Да, — детский голос разнесся по пустоте.

— Но как? Я слышал от Иннокентича, что все горцы связывают твое появление, как раз с тем, что…твои предки состояли в одном клане. Но тогда ничего не стыкуется.

— Тайна моего рождения мне неизвестна, — ответила принцесса. — Но взгляни на мою ладонь, как только мы выйдем из транса. Ты убедишься в том, что я не лгу.

Тишина. Я пытаюсь переварить информацию, а Элаиза, по-видимому, ждет моего следующего вопроса. Но я не могу его даже сформулировать. Ведь выходит, что принцесса унаследовала немоту от своей матери. А бессмертные горцы — это единственные одаренные, которые не могут иметь потомство. Так как королеве удалось забеременеть?

Ладно. К чему сейчас пытаться разгадать от кого или от чего произошла девочка-призрак. Гораздо важнее разобраться в себе.

— Кто такие темные?

— Хех! А ведь я давно предполагала, что ты один из нас… — ответил призрак. Ее голос смеялся.

— Пока что все, кто слышал об этом, заставляли меня волноваться. Ты реагируешь иначе. Я надеюсь, на то есть причины.

— Сложно сказать однозначно, кто такие темные, — начала Элаиза. — У каждого это проявляется по-своему. Например, я могу подчинять себе души и превращать их в монеты. Хотя родовая способность моего клана — бессмертие.

— Ты хочешь сказать, что я способен на большее, чем коллекционировать монеты?

— Да.

— А почему все так боятся нас. Постой. Дай догадаюсь. Мы, наверняка, должны заплатить какую-то цену за дополнительную способность.

— Верно. И я заплатила тем, что застряла между мирами. Я не живая и не мертвая. Вот моя цена.

— И ты узнала об этом только после того, как тебя убили?

— После того, как меня убили я продолжила жить. А еще через некоторое время открыла в себе способность чеканить монеты, — она хмыкнула и этот звук эхом откликнулся в черном ничто. — Не думай, что дар, который ты получаешь от того, что родовые способности твоих предков скрещиваются в тебе, достанется без последствий. Они обязательно будут. Но есть хорошая новость — это не смертельно. К любым последствиям можно привыкнуть.

— Кажется, я знаю, что досталось мне… — задумчиво произнес я.

— Удиви меня, — хихикнула Элаиза.

— Мутанты, которые прорвались сегодня в наш мир… Ты слышала об этом?

— Слухи ходят быстро.

— Не все из них желали смерти. Самый огромный как будто был настроен дружелюбно ко мне. Что-то хотел от меня.

— Поздравляю! — отозвался детский голос, а затем я отчетливо услышал, как девочка захлопала в ладоши.

— Поздравляешь? С чем?

— С тем, что ты узнал свою темную способность. Либо столкнулся с откатом на нее.

— Что?

Про откат я даже не подумал.

— Ты же не думаешь, что теперь можешь приручать монстров, пришедших из-за стены? — ответила Элаиза. — Хотя я бы не отбрасывала и этот вариант. Однако мне кажется, что это все же откат. Магия, которая открылась в тебе теперь привлекает, как ты их назвал? Мутантов. Я хочу сказать, что монстры из-за стены скорее всего твой откат.

Я думал хуже новости, чем та, что я темный не будет. Но теперь понимаю, что стал навязчивой идеей для тварей из другого мира. Если они будут также приходить сюда в поисках меня, то это новые разрушения, унесенные жизни людей. А рано или поздно власти вычислят зачем мутанты стали прорываться во внешний мир. И тогда я окажусь под ударом. Только на этот раз, под более серьезным из всех, с которыми сталкивался до сегодняшнего дня.

— Если это действительно откат… Должны быть варианты с ним совладать.

— Есть один. Поскорее устроить геноцид мутантов, а остатки выбросить за стену.

— Очень смешно, — фыркнул я. — А что-то более реалистичное?

— Хм. Если хочешь я могу попробовать узнать что-нибудь.

— Конечно. Другого варианта нет. Если ты до сих пор собираешься требовать от меня выполнения условий контракта..

— Почему мне кажется, что ты высосешь из меня все соки из-за нашего договора?

— Еще кое-что, — я не стал реагировать на ее комментарий. — У меня есть еще одна просьба. Мне нужна душа гипнотизера. Подаришь мне монетку на день рождения?

— Девятого декабря. Точно. Твой отец очень радовался, когда ты появился на свет, — она сделала короткую паузу. — Монета будет.

В полной темноте Элаиза звонко чмокнула, видимо, посылая мне воздушный поцелуй, а в следующее мгновение я вновь оказался в бабушкиной квартире.

— Костя? — донеслось из-за спины. — Ты почему не спишь?

— Уже ложусь, бабушка, — ответил я.

Затем стряхнул крошки со своей постели, укутался в одеяло и уснул.

Мне всю ночь снились кошмары. Как монстры преследуют меня, как Александр Николаевич Парфенов стреляет в голову моего репетитора по родовой магии, но почему-то промахивается. Мать в этом сне вместо того, чтобы похитить очередного ребенка-аристократа, выкрала из больницы Машку, а капитан Троицкий при освобождении заложников застрелил их обоих. Мне снилась Элаиза, Клаус и Юля Барт. Школьницы что-то не поделили с девочкой-призраком, объединились и начали издеваться над ней. А принцесса горцев почему-то не могла постоять за себя. Хотя я знал, что может. В этом сне был Германн, дядя Витя, попавший в портал и появившийся при смерти у Великой русской стены как раз тогда, когда туда привезли Кипятка. Разборки кланов нагромождались на концерт «Сектора газа», группы, выступающей в местном Дворце Культуры.

Сон был такой дурацкий. Он разрушал все мои планы и ровнял с землей все достижения, которых я достиг с тех пор, как попал в прошлое. Я постоянно просыпался, но, когда засыпал эта карусель продолжалась.

Меня спасла только громкая музыка из радио. И объявление о том, что московское время — шесть утра. На частоте станции «Радио Маяк» диктор объявил, что сегодня температура опустилась ниже тридцати градусов и все учащиеся начальной и средней школы освобождены от уроков.

— Слышал уже? Что уроки отменили, — бабушка зашла в комнату с тарелкой блинов.

— Слышал, — из лежачего положения я перешел в сидячее.

Все еще укутавшись в одеяло, пододвинул журнальный столик ближе и вдохнул аромат свежеиспеченных блинов.

— Чем займешься сегодня? — спросила она, усаживаясь напротив. — На улицу, наверное, лучше не выходить.

Я знал, что на улицу лучше не высовываться. Не только сегодня. А как минимум, до среды, когда Парфенов потеряет место главы клана. Но просто так пролежать с утра до вечера я не хотел. Ладно еще в будущем. Когда есть «NETFLIX», «PlayStation» и «YouTube». А сейчас даже по телеку посмотреть нечего.

— С друзьями погуляю, — ответил я, хотя еще точно не решил.

— Погуляешь? Так вас же от учебы освободили, чтобы вы по улице не шлялись.

— Ладно тебе, ба! Всегда так было, — ответил я и продолжил в полголоса. — И будет.

Я плотно позавтракал, собрался и вышел из дома.

В первую очередь я решил заехать к Машке. Я обещал приезжать к ней каждый день, но со всем, что на меня навалилось, не смог сдержать слово. Надеюсь, она на меня не в обиде.

— Здравствуйте, — я вошел на первый этаж больницы, куда спускаются пациенты на свидание с посетителями. — Где у вас висят списки больных? Хочу посмотреть в какой палате сейчас лежит моя сестра.

— Списки у меня, — противным скрипучим голосом ответила пожилая медсестра. — Как фамилия?

— Ракицкая. Мария.

— Сейчас, — женщина плюнула на палец и принялась переворачивать листы.

Я посмотрел на часы. Десять. Приехал вовремя. Свидания уже начались. Значит точно должны пустить. Она же, наверное, еще даже не ходит самостоятельно?

— Нет такой, — ответила старушка.

— Как нет? — я вскинул брови. — Проверьте еще раз. Она точно должна быть. Ей только на прошлой неделе операцию сделали.

Медсестра пристально посмотрела на меня исподлобья, но выполнила просьбу.

— Я же говорю — нет. По три раза уже все проверила. У вас что? — она обратилась к следующему, стоящему в очереди.

Я отошел.

На меня нахлынула паника. Поддаваясь ей, я перебрал в уме все варианты, куда могла деться Машка. От того, что перепутал больницу, до того, что Парфенов старший пронюхал о моей сестре и решил с ее помощью отомстить мне. Такое же уже бывало. Когда он уволил маму с работы просто потому, что я разбил нос Кипятку.

Взяв себя в руки, я юркнул в проход и побежал к главному врачу. Престарелая медсестра сделала попытку остановить меня, но сейчас мне абсолютно плевать на угрозы.

Еще в прошлой жизни я бывал тут. И прекрасно помнил, что кабинет главного врача находится на пятом этаже.

— Можно к вам? — я постучал прежде, чем открыть дверь и задать вопрос.

— Кто вы? — спросил усатый мужичок, нахмурив брови.

— Меня зовут Константин. Мою сестру оперировали в вашей больнице на прошлой неделе. В понедельник я ее навещал, а сегодня пришел и мне сказали, что ее нет среди пациентов.

— Как фамилия? — поинтересовался он, доставая большой журнал.

— Ракицкая. Мария.

— А! Мария! Так сразу бы и сказали.

А я так сразу и сказал.

— Ее выписали вчера. За ней брат приходил. Вадим, кажется. Помог ей собрать вещи, и они уехали.

— Вадим? — пошевелил губами я.

— Ну да. Славный парень. Если честно, я уверен, что он соврал.

— Кто? Вадим?

— Да. Я видел из окна, как они обнимались. Пока ждали такси. Для брата с сестрой это не совсем обычное поведение. В любом случае, ее жизни ничего не угрожает. А подростковый возраст — он такой, — хохотнул себе в усы главный врач. — Могу еще чем-то помочь?

— Нет, — процедил я, пытаясь контролировать нарастающую внутри злость. — Вы очень помогли.

Лесок, через который лежал путь к больнице, и из нее, я уже преодолел на половину.

— Дура! — выпалил я, и ударил по стволу дерева.

Все время пока шел, я поверить не мог, что Машка вновь связалась с этим Вадимом. Зуб даю, что именно он делал ее обнаженные фотки и раздавал направо и налево. Но больше меня возмущает другое. Как можно, едва вернувшись с того света, убегать из больницы не долечившись? Да еще и с аристократом, которому от тебя нужно только одно?! Проклятье!

Пока ехал в троллейбусе мне удалось слегка остыть. Все-таки врач правильно сказал. Переходный возраст. Я и сам в шестнадцать лет вел себя как полный дебил, а всем вокруг утверждал, что это я умный, а остальные просто отстали от жизни.

Но сейчас нужно взять себя в руки и просто найти ее. А для этого надо проверить не вернулась ли Машка домой. Самому мне показываться во дворе нельзя, а вот Жендос вполне мог бы пройти мимо электроников и узнать есть ли кто в квартире.

Когда я добрался до двора у меня начался целый квест. Сперва я зашел к Жендосу. Его мама сказала, что он взял санки и ушел к Сереже. Теперь мой путь лежал в дом Выхухлевых. Хоть я еще и чувствовал себя некомфортно, ступая на их порог, но мне удалось пересилить себя и постучаться в дверь. Никто не открыл. Значит родители Серого на работе. А парни просто не открывают. Ведь не может же Выхухлев младший со сломанной ногой пойти кататься на санках?

— Я знаю, что вы там! — я постучал еще раз.

И раньше бывали моменты, когда двое из нас не открывали третьему ради хохмы. Но понять, что кто-то есть дома и тогда и сейчас было легко. Пол с той стороны скрипел, а лучик света в глазке пропадал от того, что кто-то изнутри смотрел в него. Хм. Сейчас такого нет. Неужели действительно ушли кататься?

— Ну наконец-то! — вскинул руки я, отскакивая в сторону от мчащихся в меня санок.

Серый смеялся и еще через несколько метров влетел в сугроб.

— Помогите встать! — заорал он, барахтаясь в снегу.

— С дороги! — сбивая меня с ног, визжал Жендос.

Верхом на нем и его санках мы доезжаем до Серого и тормозим лицами о тот же сугроб.

Смеясь, поднимаем своего друга и садим на транспорт.

— Наконец-то ты приехал, Костян! — радуется Жендос и проводит рукой по ресницам, смахивая с них иней. — Я задолбался один его наверх поднимать.

— Рад вас видеть, парни! — улыбаюсь я и обнимаю друзей.

Черт. Как же мне не хватает просто этого беззаботного детства. Но я понимаю, что, если дам слабину, профукаю свой второй шанс.

— Сам куда-то свалил… — обиженно бросает Серый.

— Я сейчас у бабушки живу. Пару недель надо там перекантоваться. Вернусь еще до того, как на центральной площади возведут ледовый городок. Еще побегаем по нему.

— Забились! — запыхавшись выдает Жендос и передает мне веревку от санок, в которых сидит Серый. — Ты др будешь праздновать? А то я тебе уже подарок приготовил.

— Конечно, — теперь запыхался я. — Только на день позже. Скорее всего. Так что, не стройте планов. А вернее, стройте их на меня.

— Забились, — снова повторяет Жендос.

Схватил что ли эту фразу от кого-то в школе?

— Я вообще вас кое о чем попросить хотел? Мне нужно, чтобы кто-то из вас сходил ко мне домой и проверил не вернулась ли Машка. И скорее всего ты, — я посмотрел на Жендоса, указав глазами на гипс Серого.

Операция прошла успешно. В том плане, что мой друг спокойно прошел мимо электроников, из-за холода дежурящих между первым и вторым этажом в подъезде, постучал в дверь, но никто ему не открыл.

— Я тебе отвечаю, никого дома не было. Уж мне то ты можешь доверять, — говорил Жендос, хлебая из кружки горячий чай.

Мы втроем сидели у моей бабушки, а она на кухне, как всегда, что-то пекла.

— Ладно, — махнул рукой я. — Значит надо найти Вадима, с которым Машка сбежала. Есть идеи?

Пока мои друзья напрягали свои извилины, я вспомнил, что по пути из больницы купил им подарки. Прежде чем просить их помочь мне снова, хотелось отблагодарить за то, что они уже сделали.

— Парни, — я сходил до портфеля. — Я не знаю, что бы без вас делал. Какую бы идею я не предложил, вы всегда отзываетесь на нее и лезете в самое пекло несмотря ни на что. Я хочу поблагодарить вас за это небольшими презентами.

— Ог-о-о-о! — воскликнул Жендос. — Презенты я люблю.

— Серый, — я улыбнулся другу и засунул руку в портфель. — Я знаю, что ты о таких всегда мечтал.

Я протянул ему наручные часы «Casio» с калькулятором. Этот ботаник всегда был от них в восторге, но родители так никогда и не купили ему вещицу.

— Ва-у-у-у! — затянул Жендос и потянул к браслету руки. — Фирмовые? Серьезно?

— Мое! — звонким шлепком по пальцам друга Серый отстоял свой подарок и широко заулыбался, примеряя аксессуар на руку. — Спасибо, Костян! Реально! Спасибо!

Видя, что на лице одного моего друга широкая улыбка, а второй слегка поник, я снова засунул руку в портфель.

— Жендос. Для тебя у меня тоже есть кое-что. Ты как-то сожалел о том, что так и не купил этот журнал. Но я знаю, как сильно о нем мечтал. Так пусть и эта маленькая мечта сбудется.

Я достал из портфеля журнал для наклеек «Чемпионат мира по футболу 98». Теперь глаза и второго моего друга заблестели. Он схватился за подарок, а когда я достал еще несколько упаковок с наклейками, то сразу принялся разрывать их и искать подходящую команду, куда вклеить попавшихся футболистов.

Н-да. В моем нынешнем психологическом возрасте мне сложно понять, как можно радоваться такой, казалось бы, мелочи. Но я прекрасно помню это чувство. Когда на последние четыре рубля покупаешь пачку наклеек и с трепетом открываешь ее, в надежде, что сейчас тебе попадется какой-нибудь легендарный футболист и ты вклеишь его в журнал. Этот журнал — какой-то свой мир, в который ты попадаешь, когда листаешь страницы.

— Спасибо, Костян! — Жендос уже перебирал наклейки. — Ого! Вот везуха. Зидан! В первой же пачке.

Сказать, что журнал затмил дорогущий подарок Серого — ничего не сказать. Умник теперь с завистью смотрел на нашего друга. Хотя у него был точно такой же дома. Правда без Зидана.

— Как он положил два гола в финале, да? — улыбнулся я, глядя на картинку с французским футболистом.

— Кто? — поднял голову Жендос. — Это ты про кого?

— Про Зидана.

— Ты что-то путаешь, — ответил он и убрал слой, который мешал наклеить картинку в журнал. — Франция в финале обыграла Бразилию со счетом один ноль. И гол забил Эммануэль Пети.

— Что? — я чувствовал, как собственные плечи тяжелеют, словно на них взвалили неподъемный груз. — В финале чемпионата мира этого года?

— Франция в финале чемпионата мира этого года обыграла бразильцев один ноль. И Зидан не забил, — отчеканил каждое слово Жендос. — Но до этого матча он играл и вправду круто!

Я не слышал, о чем дальше продолжают говорить мои друзья. До меня доходило, что весь этот мир так похож на мой родной только потому, что все исторические события в нем действительно свершались. Так или иначе. Но с небольшими погрешностями. Например, здесь вместо обычной школы, школа для одаренных, после распада Советского Союза образовалась не Россия, а снова Российская империя, вместо счета три против нуля в финале чемпионата мира девяносто восьмого года, минимальный счет в пользу французов. И это значит только одно. Совершенно не обязательно, что на следующей неделе мы с Яблоньским выиграем спор у Парфенова. Следовательно, через неделю, после фиаско, за мной начнется настоящая охота.

(обратно) (обратно)

Михаил Липарк Коллекционер душ Книга 4

Пролог

Евдокии на прошлой неделе исполнилось пять лет. На день рождения папа подарил ей настольную игру «За рулем». Крохотная машинка ездила по кругу, а девочке оставалось только крутить руль, чтобы та вовремя проезжала в тоннели. Пока ее рекорд — шесть кругов без аварий.

Отличная игра на все времена. Только всегда быстро наскучивает. Так произошло и в этот раз. Дуся тяжело выдохнула, поднялась с пола и пошла в другую комнату, чтобы посмотреть, чем занимаются ее родители.

— Пап, — она потянула дремлющего в своем кресле отца за руку. — Пап!

— У? — отозвался он сквозь сон.

— Вы угадаете эту мелодию с трех нот? — Валдис Пельш из телевизора привлек внимание девочки. — Тогда слушайте.

Прозвучала мелодия.

— Совершенно верно! Это песня Валерия Сюткина под названием Черный кот! И вы заработали…

Девочка вновь переключила внимание на отца.

— Папа! А где мама?

— Дуня. Мама в парикмахерской, — бросил полный мужчина, съежился в своем кресле и вновь захрапел.

— В парикмахерской? — в недоумении повторила девочка.

На глазах маленькой Дуни навернулись слезы. Ей стало жутко обидно, что мама ушла и даже не зашла к ней в комнату. Не попрощалась и не поцеловала.

В голову стали лезть пугающие мысли. Вчера, когда родители ругались, мама кричала и обещала уйти навсегда. Что если именно поэтому она ушла сегодня? Пока папа спал, а она была занята игрой в эти дурацкие машинки?

Уже через десять минут Евдокия шла по двору, прикрывая лицо рукой от холодного ветра.

— Мама всегда брала меня с собой в парикмахерскую, — бубнила она себе под нос. — Почему она не взяла меня с собой сегодня? Решила оставить меня с папой? Уйти от нас?

Проговаривая вслух мысли одну за другой пятилетняя девочка зашла в парикмахерскую, что находилась через дорогу.

Остановилась. Ждущие своей очереди на стрижку мужчины и женщины бросили на нее свои взгляды. Но мамы среди них не было.

— Следующий! — выкрикнули из мужского зала.

Старичок встал со стула, снял дубленку и шарф. Повесил на руку и сменил вышедшего наружу мужчину с рыжими волосами, зачесанными на бок.

— Мама! — крикнула Дуся, забежав в женский зал.

Посетительницы, прогревающие химию, посмотрели на бедного ребенка из-под огромных колпаков стационарных фенов. И ни в одном лице девочка не узнала свою мать.

Дуня выбежала из парикмахерской со слезами на глазах. Ей казалось, что она упустила маму. Что она больше никогда не вернется. Ей хотелось ругать отца самыми плохими словами, которые ей известны.

Но вдруг девочка вспомнила, что однажды они с мамой ездили на автобусе в другую парикмахерскую. К дому маминой подруги. Мама говорила тогда, что та парикмахерская понравилась ей гораздо больше. Может быть она поехала сегодня туда?

Через некоторое время Евдокия ехала в холодном автобусе. Она прикладывала пальцы к замершему окну, чтобы лед растаял, и она могла разглядеть остановку, на которой нужно выйти.

Но каждый раз, когда автобус останавливался, открывались двери, а водитель произносил что-то нечленораздельное, Дуся не могла узнать местность. Каждая новая остановка казалась для нее все более и более незнакомой.

— Это конечная, — тетя в шубе и сумкой на груди постучала ей по плечу, привлекая внимание.

Девочка взглянула на женщину испуганными глазами.

— Конечная? — переспросила Евдокия.

— Да. А ты куда едешь, девочка?

Дуся еще раз выглянула в маленькую прозрачную щелку на обледеневшем окне. Светящаяся витрина в доме напротив очень похожа на то самое место.

— Мне сюда! — крикнула девочка и выбежала из автобуса.

Как только она оказалась на улице и вслух по слогам прочитала, что написано на сверкающей табличке — ей снова захотелось плакать.

— Это совершенно не то, место куда мне нужно! — выпалила она.

Но когда Евдокия повернулась, красные фары автобуса уже скрывались за поворотом.

Девочка огляделась. Вокруг не было ни души.

Постепенно приходило осознание того, что она не знает, как вернуться обратно. Вместе с лютым колючим морозом на нее накинулась тоска. По маме, по теплу, по горячему чаю и вафельному торту, который остался с ее дня рождения. Все это заставило ее сесть на остановке и зарыдать.

Она не успела как следует прореветься, когда резкий и пронизывающий звук закрывающихся ставней привел ее в чувство.

— Комендантский час?

Следом за звенящими будильниками из квартир единственного дома в этом захолустье, захлопали ставни, наводя на нее ужас. Но теперь девочка боялась вовсе не того, что не знает как вернуться домой. Страшные истории родителей про призраков, которые выползают из порталов и охотятся за людьми теперь грозят стать явью.

Ужасающая тишина наступила после того, как последние ставни на пятом этаже дома захлопнулись, а отголоски этого звука разнеслись по пустырю. Кошка, свернувшаяся в клубок рядом с ней, внезапно зашипела. Потом зарычала, спрыгнула со скамейки и побежала прочь.

Дуся поднялась на ножки и огляделась. Она перестала дышать. Ей казалось, что любой звук теперь привлечет ненужное внимание.

Треск. Свечение. Такое словно молния пронзила пространство у переполненной мусорки недалеко от остановки, а на том самом месте остался след. Прямо в воздухе.

Маленькая девочка завороженно глядела на невиданное до сих пор явление. За спиной звук повторился. Дуня оглянулась. Так она и думала. Еще одно точно такое же сияние. Значит так выглядят порталы?

Зрелище нравилось ей. До тех пор, пока в полной тишине не раздалось жуткое рычание. Вслед за ним из ближайшего портала выпрыгнул уродливый пес. Чтобы понять, что он настроен не дружелюбно, Дусе хватило одного взгляда на животное.

Девочка закричала и бросилась на утек.

Пробежала совсем немного, когда впереди увидела силуэты призраков. Остановилась. Оценила ситуацию и побежала в ту сторону, где пока еще пусто.

За ее спиной разносился лай, псы пытались догнать и с каждым шагом их зловещее дыхание становилось все ближе.

Она запнулась. Упала прямо на лед и прокатилась еще пару метров по накатанной ледянке, по которой так любила скользить, когда ходила куда-нибудь с мамой.

— Уходите! Прочь! — звонким детским голосом, она пыталась прогнать наступающих на нее сущностей, отползая на спине назад.

Призраки людей остановились в нескольких метрах от нее и начали… Играть? Она точно знала, что это «Камень, ножницы, бумага». Зачем они это делают?

Победителя выявили скоро. Пират точно такой, как из сказки, которую она с родителями смотрела в прошлые выходные, неприятно улыбнулся и пошел к ней.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а! — Дуся звонко крикнула, пытаясь позвать на помощь.

Но никто не откликнулся. Кричать бесполезно.

Вдруг послышалось жужжание. Похожее на звук заведенного мотора. Только искаженный. Девочка не могла вспомнить, когда и где слышала его.

Дуся повернула голову, чтобы посмотрела туда, куда теперь уставились все призраки.

Луч света освещал путь мотоциклисту, который на высокой скорости приближался все ближе и ближе. Только этот мотоцикл был какой-то странный. Как будто меньше тех, которые она видела до этого. На нем ехал человек.

Шар, состоящий из огня, сорвался с руки незнакомца и через секунду объял пламенем пирата, угрожающего девочке. Следом полетел еще один. Летящие огненные шары заставили толпу призраков отступить. Дуня перевернулась на живот и закрыла голову руками, чтобы один из этих снарядов не подпалил ее.

Звук мотора с каждой секундой становился все ближе, пока кто-то не коснулся ее плеча. Она вздрогнула. Еще одно касание. Девочка опасливо подняла голову и увидела протянутую руку. Между рукавом незнакомца и перчаткой красивый браслет со странными символами. Пальцы пару раз резко согнулись, призывая схватиться за них. Евдокия послушалась.

Человек, по размерам не сильно больше ее, усадил девочку за собой, приказал держаться крепче и сделал резкое движение рукой. На том месте в воздухе, где он только что водил пальцами появился еще один портал.

Спаситель резко дернул ногой и мопед, пробуксовывая, сорвался с места.

Дуся смотрела за спину и видела, как призраки пытаются сбежать от созданного незнакомцем свечения. Но вскоре весь пустырь осветила еще более яркая вспышка. А когда свет погас на пустыре не осталось ни одного призрака.

(обратно)

Глава 1 Побег аристократа

С тех пор, как я узнал, что этот мир все же отличается от моего родного не только аристократами, духами и мутантами, прошло несколько дней. Я отложил все вопросы на потом, решив сперва разобраться с Парфеновым и кланом электроников, которые не оставляют меня в покое. Ведь если я лишусь головы, то точно не смогу помочь маме, разобраться в сердечных делах сестры и создать собственный клан.

За выходные ни одна здравая идея по этому поводу не посетила меня. Но я не стал терять время попусту. Узнав у Клаус что задавали на дом, я с усердием сделал всю домашку на следующую неделю. Не только школьную, но и ту, что задавал мой репетитор по родовой магии.

Каждый вечер я надеялся, что вот-вот Элаиза вернется с новостями о гипнотизере и том, как мне сгладить последствия от отката. Не мог найти себе место постоянно ожидая, что два красных глаза загорятся в темноте и дадут мне ответы на волнующие вопросы. Но девочка-призрак так и не пришла. И вечером в воскресенье, после очередной серии «Ее звали Никита», я принял решение не ждать у моря погоды.

На следующее утро я сходил до киоска, в котором купил последний выпуск газеты «Купи-продай» и наткнулся там на интересное объявление.

Один местный аристократ продавал советский мопед «Верховина-6» в отличном состоянии. Я съездил, посмотрел, что он из себя представляет, прокатился пару кругов и купил. Мечтал о чем-то подобном еще в прошлой жизни. Но, как не сложно догадаться, подарка на новый год или любой другой праздник так и не дождался. Однако сейчас моя маленькая мечта сбылась.

Я доехал на своем новом мопеде до бабушки и арендовал место на стоянке недалеко от ее дома. Да. Хорошо, что сейчас подобные места еще существуют. Никаких шлагбаумов и платных парковок. Оплати стоянку и спи спокойно, как говорится. Настоящее спасение для любителей снимать панель от магнитолы и заносить ее домой, чтобы не привлекать внимание воров.

Я оставил мопед на стоянке, накрыв тентом от снега и дождя. Несколько минут поколебался, прежде чем уйти. Подумал, что хорошо бы заиметь транспорт и для повседневной жизни. Но для моего alter ego, которое я хочу создать это очень опасно. Если во время комендантского часа, я планирую выходить на улицу и пытаться хоть кого-то спасти, то никаких пересечений с моей настоящей личностью быть не должно.

Да. Я решил начать выполнять данное на могиле Глобуса обещание. Что толку от того, что каждый день в девять вечера я закрываюсь в квартире и смотрю с бабушкой сериалы? Уж лучше потратить это время на что-то полезное.

Однако то, что я задумал тоже нужно делать с умом. Если хоть кто-нибудь узнает, что я, ученик средней школы для одаренных Костя Ракицкий, использующий магию за пределами магической академии, меня ждет только одно — билет в один конец на самый север. В компании с Кипятком. А я уже давно решил, что этот путь не для меня. Это значит, что и мопед я могу брать только тогда, когда буду выезжать на охоту.

Вернувшись в квартиру бабушки я задался вопросом, в чем вообще можно выходить с этой целью на улицу. Учитывая мою комплекцию, девяностые на дворе и холодную русскую зиму.

Выбор пал на все черное. Гриндерсы с шерстяным носком на ноги, двое штанов с начесом, свитер и новая черная куртка с капюшоном. Оставалось только скрыть лицо.

Я оглядывал комнату, пытаясь придумать хоть что-нибудь, чем можно закрыть все, кроме глаз, пока мой взгляд не упал на елку, которую этим утром нарядила бабушка.

Старая советская елка, украшенная неброским дождиком, звездой и дешевыми игрушками. Но это мне никак не поможет. А вот маски, лежащие под ней — самое то.

Я подошел поближе и рассмотрел три варианта. Лиса и медведь были не такими жуткими, как третья, но и я не на зайцев выхожу охотиться. Если в первых двух какой-нибудь аристократ, увидев меня, просто рассмеется, то если я буду в третьей, он наделает в штаны от страха.

Я взял старую маску клоуна, надел ее и подошел трельяжу. Глянул на себя в зеркало.

Жутко. Не то слово. Но если я появлюсь среди призраков в любой другой маске, это будет не менее жутко. Попробуем, а там посмотрим.

Сделав отверстия для глаз в маске более приемлемой формы, чтобы не закрывать обзор, я запихнул свой новый наряд в портфель и незадолго до комендантского часа, вышел от бабушки. Конечно, она поинтересовалась, куда я намылился, но у меня получилось отделаться короткой фразой о том, что вернусь после двенадцати, переждав время у друзей.

И вот вчерашним вечером я спас первую девочку. На вид ей было всего года четыре. Может быть пять. Сначала мне было радостно от того, что благодаря мне сохранилась одна человеческая жизнь, но, пока мы возвращались в центр города, я увидел еще много людей, оказавшихся в ловушке. Некоторые из них уже были одержимыми. Вся эта компания по спасению человеческих жизней, которую я затеял, сразу показалось мне бесполезной. Каплей в море.

Но все изменили ликующие возгласы родителей девочки, которую я вернул домой. Рыдание матери от счастья я слышал даже сквозь закрытые ставни.

«Ну что ж. Значит буду каплей в море», — подумал я. Это того стоит.

А сегодня уже вторник. Завтра состоится футбольный матч между «Реалом» и «Спартаком», который скорее всего не закончится со счетом два против одного в пользу первых. Это значит, что у меня почти закончилось время. Я ничего не придумал и вместе с финальным свистком глава клана электроников спустит на меня всех своих собак.

— Ракицкий!

Обрадовалась Клаус, едва зайдя в класс и увидев меня. Аристократка набросилась мне на шею и крепко обняла.

— Я скучала по твоим глупым шуткам, — сказала она и слегка покраснела.

— Я тоже, Клаус, — я отбил подруге наше фирменное приветствие. — По запаху твоих духов. Это что, малина?

— Пять за обоняние, — хмыкнула она. — Папа подарил.

Моя подруга бросила портфель на парту и села рядом.

— Я видела, что эти уроды так и караулят у входа, — сказала она, кивнув головой в сторону окна. — Как ты прошел?

— Как обычно. Пришел намного раньше, — зевнул я и достал учебник по Артефакторике. Положил его на парту.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовалась она.

— Пока не знаю. Скорее всего серьезный разговор, — я показал пальцами кавычки. — С отцом Кипятка неизбежен. Если, конечно, за сегодняшний день я что-нибудь не придумаю.

За эти дни в моей голове прокручивались разные сценарии. Вплоть до того, что я, как Данила Багров, зайду в офис электроников и отстреляю там всех до одного. Эта идея ничего кроме насмешки у меня самого, конечно, не вызвала, но, если не будет выхода, то я готов пойти на подобные безумные вещи.

— Давай я поговорю с отцом, — одноклассница смотрела на меня глазами полными страха и надежды. — Может он возьмет тебя под защиту клана?

— Не надо, Клаус. Твой отец, итак, многое для меня сделал, — я улыбнулся. — К тому же, один аристократ, взявший меня когда-то под крыло, однажды уже пугал клановыми войнами. Мои проблемы не настолько большие, чтобы превращать их в криминальные разборки. Как-нибудь сам разберусь. Не переживай, хорошо?

Жанна отвела взгляд, но не ответила.

— Когда я говорю, что что-нибудь придумаю…я хоть раз обманывал тебя?

Клаус пожала плечами.

— Вроде нет, — ответила она.

— Вот и сейчас не переживай. Я меня есть одна мысль.

Не знаю. Может моя соседка по парте поверила в эту загадочную мысль, а может просто хотела верить. Но, по крайней мере, аристократка уже с совершенно другим настроением начала готовиться к уроку.

Калачевский, проходя мимо протянул мне руку.

— Здорова, Костян! Ты уже придумал что-нибудь, чтобы мы снова смогли избавиться от этого говнюка? — хихикнул он.

Я замешкался, не понимая, о чем речь.

— Если будут идеи — говори. Помогу чем смогу, — добавил художник из моего класса и прошел к своей парте.

— О чем это он? — я повернулся к Клаус.

— Ты не слышал новость дня? — удивилась она.

— Какую?

— Точно. Ты же торчишь здесь с самого утра, — Жанна махнула рукой. — Кипяток сбежал с поезда, который вез его на Казачью заставу.

— Что?

— Ага. По всем каналам его рожа.

Интересно. Почему сбежавший с поезда Егор Парфенов, вдруг стал звездой телевидения? Разве это такой редкий случай? Мне кажется в поездке на Казачью заставу мысль сбежать посещает каждого первого одаренного. А каждый второй пытается это сделать.

— А почему про него говорят? — нахмурился я. — Ну сбежал и сбежал. Найдут, посадят обратно и довезут куда надо.

— Переживают не по этому поводу. Все пекутся, мол, десятилетний мальчишка из могущественного клана не проживет долго в тайге. Там такой холод, а вокруг ни одного поселения. Говорят, при побеге Кипяток даже сумку с вещами не захватил. В чем был, в том и убежал. Боятся, что замерзнет насмерть.

Яблоньский вошел в класс и отвесил подзатыльник, пробегающему мимо Баконскому, врезавшемуся в него плечом.

— Прости, — буркнул Альфред и побежал дальше.

— Костя, — Всеволод протянул мне руку, подойдя ближе. — Я надеялся, что ты здесь.

— Новость о Кипятке?

— Ты уже знаешь? — аристократ пододвинул свой стул к нашей парте и уселся на него. — Вы не представляете, что сейчас происходит в клане! Назревает настоящий скандал.

— Скандал? — Жанна наклонилась к нам ближе, перейдя на шепот.

— Ну да, — кивнул Всеволод. — Одаренных отправляют на стену гарантируя, особенно аристократам, их безопасность. Во всяком случае, пока те не доберутся до места назначения. Трёхразовое питание, социальные гарантии и все такое. А теперь получается, что за парнем недоглядели. И вместо того, чтобы стать Героем Стены, его могут сожрать медведи!

Яблоньский злобно рассмеялся. Отсутствие конкурента лучше, чем его временная отлучка.

— Да-а-а…Если бы он был бастардом никто бы и слова не сказал… — подытожила слова одноклассника Клаус.

— Думаете все так плохо? — я посмотрел сперва на Яблоньского, потом на Клаус.

— Ситуация, как говорит моя бабушка, патовая, — ответил аристократ. — Кипятка за побег ждет самая тяжелая служба. Если найдут, то до конца жизни отправят в батальон к самым отшибленным преступникам. И сам Парфенов это понимает. Наверняка, сейчас, застряв где-нибудь в сугробе, думает, что лучше сдохнуть так, чем вернуться к поезду.

Прозвенел звонок. Учительница по Артефакторике вошла в класс следом за ним и заставила всех рассесться по местам.

Прошла половина урока, когда я вдруг придумал план своего спасения.

— Клаус! — шепнул я, пока весь класс под диктовку записывал способ зачарования артефакта стойкостью.

— Чего? — отозвалась аристократка.

— Помнишь ты рассказывала про заклинание поиска?

— Ну.

— Как оно работает?

— Ракицкий! Клаус! — Лариса Игоревна заставила нас замолчать. — Вы так увлеченно разговариваете, расскажите всем. Мы тоже хотим послушать.

Мы с Жанной повели себя, как настоящие школьники. Тут же выпрямились на своих стульях, приготовили ручки и сделали вид, что очень ждем, когда она продолжит диктовать, чтобы мы могли записать продолжение интереснейшей лекции.

Учительница сделала еще несколько попыток вогнать нас в краску, а затем продолжила.

Мы не затевали разговор еще несколько минут, пока артефакторичка не задала самостоятельную работу. Она положила всем ученикам на столы по хрупкому предмету. У кого-то это был хрустальный бокал, у кого-то сухая веточка, у кого-то стеклянный шар. Нам с Клаус досталась спичка. Лариса Игоревна объявила, что дает десять минут на то, чтобы каждый попробовал наложить на предметы заклинание стойкости.

— Какой бы артефакт вы не зачаровали магией, он не должен сломаться от первого неосторожного движения. Это заклинание поможет вам создавать магические предметы в любых условиях и из того, что есть под рукой. И что очень важно, благодаря стойкости, они прослужат вам гораздо дольше…

Заклинание оказалось пустяковое. Мы с Клаус выполнили его за три минуты из отведенных десяти. Но в отличие от Саши и Маши с парты, стоящей за нами, не стали хвастаться, что уже выполнили задание.

— Так как работает заклинание поиска? — спросил я, когда учительница прошла мимо меня и начала выговаривать Калачевскому за рисование на парте, вместо выполнения задания.

— По-разному, — ответила Жанна. — Если зачарованный предмет недалеко, то можно создать светоч, который отведет тебя к нему.

— А если далеко?

— Можно попробовать обнаружить его на карте… — она вдруг широко раскрыла глаза, догадавшись о том, что я планирую сделать. — Н-е-е-е-т… Ты же не собираешься помогать искать этого козла?

— Есть такое.

Я залез в рюкзак и достал оттуда атлас по географии. Разложил перед собой.

— Если он поехал на заставу в своих шмотках и монета, которую вы с Яблоньским подкинули, все еще в его ботинке, то мы будем знать чуть больше, чем все остальные люди на планете, — хмыкнул я.

— Ты реально хочешь его спасти?

— Да, — уверенно кивнул я. — И дело даже не в том, что сейчас у меня появился свой собственный интерес. Но даже если бы его не было, ни один мальчишка не должен замерзнуть в лесу на смерть. Однако, как я уже сказал, я действительно делаю все это не только из добрых побуждений.

Клаус нахмурилась. Я понял, что, если не отвечу, она сама задаст следующий вопрос.

— Во-первых, если Парфенова найдут, его все равно отправят на заставу. Пусть он там сейчас хоть с бубном пляшет. Батальон с самыми отмороженными преступниками, кто бы что ни говорил, лучше смерти.

— А во-вторых?

— Во-вторых, думаю, что у меня получится договориться с Александром Николаевичем. Он, конечно, тот еще…плохой человек, но теперь у меня есть что ему предложить. Только пока не знаю, как именно проверну это.

— Пять минут, — оповестила учеников Лариса Игоревна об истекающем времени на задание.

— Да что просто так говорить, — продолжил я. — Может Кипяток был в других ботинках и этот план полная лажа, — я повернул атлас к Клаус. — Так что надо сделать?

Жанна открыла свою тетрадь по Артефакторике. Последнюю страницу. Как и у любой девочки, там нарисовано несколько сердечек, косичка на полях, Пикачу, а в самом низу я увидел длинную надпись на латыни.

— Перепиши вот эту фразу сюда, — она ручкой указала на край карты Российской Империи.

Я внимательно выполнил поставленную задачу.

— У тебя тамагочи полный? — спросила она.

— Нет. А у тебя?

— Тоже пустой. Нам нужна энергия из разрыва, чтобы продолжить заклинание.

— Сейчас, — шепнул я Жанне и поднял руку.

— Да, Ракицкий?

— Лариса Игоревна, можно выйти?

— До конца урока десять минут. Потерпи немного.

— Очень хочу, — не сдавался я.

Учительница поколебалась несколько мгновений, выдохнула и кивнула.

— Ладно. Иди.

— А меня не отпустили… — донеслось откуда-то с последних парт. — Можно я тоже?

— Потерпи, Боря. Ты задание выполнил?

Хлопнувшая дверь класса, прервала для меня этот конфликт Бориса Грачевских с Ларисой Игоревной.

Воспользовавшись водой из бочка унитаза в одной из кабинок туалета, я вернулся в класс и приложил руку к карте. Жанна заставила меня повторить вслух ту же написанную на полях фразу на латыни. После того, как я сделал это, карта в моем атласе как будто покрылась блестящей прозрачной пленкой. Переливы энергии друг за другом накатывали на лист, а после того, как объяли всю карту, принялись сужаться в форме круга.

— Сейчас это свечение сузится в одну точку, — сказала Жанна. — И это будет значить, что именно там и находится монета, которую мы зачаровали…

Я молчал. Радиус светящегося круга сужался. Но пока в него входила та часть Российской Империи, в которой также находился и наш город. Мое сердце сильно колотилось. Я знал, что обязательно придумаю еще что-нибудь, чтобы электроники отстали от меня, если дело не выгорит. Но эта идея казалась мне такой отличной, что я всеми фибрами своей души желал, чтобы Кипяток поехал в тех самых ботинках.

— Есть! — воскликнул я, когда точка показала в место, находящееся между моим родным городом и Казачьей заставой.

Все обратили на меня свое внимание.

Я поднял зачарованную спичку в воздух.

— Получилось, Лариса Игоревна! — не растерялся я, выдавая за предмет радости совершенно не то, что воодушевило меня на самом деле.

— Молодец, Костя! Давайте дождемся остальных. Дам еще полминутки.

Ручкой я отметил то самое место, где сейчас находился Кипяток, затем вырвал страницу с картой из атласа, сложил лист и убрал во внутренний карман пиджака.

Теперь оставалась финальная часть всего моего плана. Нужно устроить разговор с Парфеновым старшим. Конечно, есть много «но», если я выйду и сдамся электроникам. Например, они могут не повезти меня к главе клана. Но что сделают вряд ли — это прикончат на месте. А значит будет возможность договориться.

Я досидел до конца уроков. Собирался с мыслями. А когда выходил спросил у тети Фаи, которая целыми днями смотрит телевизор в гардеробе, нет ли новостей о Кипятке. Она ответила, что поиски продолжаются и тогда, потуже затянув шарф, я пошел к выходу. Остановился перед тем, как открыть дверь. Достал вырванный из атласа лист и поставил на нем еще несколько десятков точек в виде букв. На случай, если у меня отберут карту, только я должен знать, что Парфенов младший находится там, где буква Ж.

— Добрый вечер, господа! — я вышел на улицу и поздоровался с громилами, курящими недалеко от входа.

Они побросали сигареты и побежали в мою сторону.

Я отошел в сторону, и один громила в летних ботинках прокатился мимо и врезался в стену.

— Спокойнее, — хмыкнул я. — Еще покалечитесь.

Второй схватил меня за шиворот, снял с ремня рацию и приказал какому-то Электролиту подъехать ко входу в школу.

Еще через минуту меня засунули в машину и надели мешок на голову. Я почувствовал, как оба бугая припёрли меня с двух сторон на заднем сиденье. Ну все. Теперь бежать точно некуда.

(обратно)

Глава 2 Искусство переговоров

Я ехал в полной тишине в машине электроников какое-то время. Тут даже радио не играло. А мои похитители, как будто вообще были не знакомы. В один момент мне стало так скучно, что я хотел затеять какой-нибудь разговор сам, но в итоге решил приберечь силы для главного диалога этой зимы.

Не знаю зачем, но по дороге мне связали еще и руки. Теперь, при всем желании, я точно никуда не денусь.

Через полчаса машина остановилась. Бугай справа от меня открыл дверь и по ногам тут же задул ветер. Меня вытащили из автомобиля, под руки протащили по улице и занесли в какое-то помещение. Провели по скрипящему полу в конец коридора, усадили на стул.

— Вы кого привели, братцы? — раздался мужской голос.

— Неважно. Александр Николаевич передает вам привет.

— А-а-а! Значит этого мальчишку оформляем?

Стоп. Куда оформляем? Похоже пора включаться.

— Держите его руки крепче. Мне нужно снять отпечатки, — сказал тот же мужичок.

— Можете не напрягаться, — подбодрил похитителей я. — Сопротивляться в планах нет.

— Строптивый, — хмыкнул все тот же неизвестный специалист. — Такие там нужны.

— А можно без загадок? — я поерзал на скрипучем стуле. — Или у вас фишка такая? Десятилетних детей пугать?

— Какие уж тут загадки, братец. Сейчас оформим тебя по всем правилам и на перевоспитание отправим.

— Куда, если не секрет?

— На самый север. Родину-мать и весь мир от зла защищать.

И как я сразу не догадался? Что еще мог сделать глава клана электроников с малолеткой, если не оформить в пару к своему непутевому сыну. Око за око, как говорится. Только вот они первые все это начали.

Ладно. Я ко всем поворотам подготовился. И этот — не сказать, что какой-то особенный.

— И что? Александр Николаевич даже попрощаться не придет? — улыбнулся я мешку, надетому на голову.

— Я уже тут щенок, — вслед за голосом послышались грузные шаги.

А еще через секунду аристократ сорвал с моей головы мешок. Яркий свет ударил в глаза и заставил щурится. Через пару секунд слепота прошла, и я увидел перед собой огромную фигуру отца Кипятка.

— Это вы, конечно, зря, — лысый мужичек, называющий всех братцами, сперва попытался отвести взгляд, но очень быстро смирился с тем, что я разглядел его лицо и снова принялся за работу.

— Не переживай, Семен, — глава клана электроников надавил на свои костяшки до хруста суставов. Напугать что ли пытается? — Он здесь в первый и последний раз.

— Очень надеюсь, — ответил Семен и продолжил снимать с моих пальцев отпечатки.

Сперва я хотел сразу перейти к делу, но мне так сильно приспичило услышать речь торжествующего Парфенова о его мести, что я решил дать ему возможность выговориться и только потом поставить шах. И, надеюсь, мат. Ведь жизнь собственного сына должна быть важнее мести?

— Даже в такой ситуации ты не робеешь, да, Ракицкий? — спросил электроник.

— Вы, видимо, хотите, чтобы я молил о пощаде? — я цокнул. — Не. Не мое. С Казачьей заставы можно вернуться. В этом мире возвращаются даже с того света. А вот слово, как говорится, не воробей. Начнете уже наконец ликовать от того, что справедливость восторжествовала? Или так и будем ходить вокруг, да около?

Великан сел передо мной на корточки и даже так, кажется, он был выше.

— Я не буду, как ты выразился, ликовать. Я просто хочу, чтобы прямо сейчас ты внимательно посмотрел на это лицо. На мое лицо. Хочу, чтобы вспомнил его, когда какая-нибудь тварь из разрыва будет жрать твою плоть.

— Хорошо, — я намеренно подмигнул аристократу.

Отец Кипятка взбесился. Он вскочил с корточек, оттолкнул письменный стол в сторону так, что тот врезался в стену и перевернулся. Гигантская тень нависла надо мной и свирепо засопела, пытаясь совладать с яростью.

Знаю, что я мог бы быть более снисходительным. Сделать вид, что уважаю его. Но этот человек без суда и следствия не так давно уволил мою мать с работы и тем самым бросил в синюю яму. Его сын заставил мою сестру страдать. По приказу этого человека, какой-то наемник ранил моего отчима, хотя на его месте мог быть любой другой мой родственник или друг. Заслуживает ли после всего этого господин Парфенов жалости? Тот аристократ, который вместо того, чтобы приструнить собственного сына, продолжал думать, что нечистокровные одаренные — никто. Грязь под ногами.

— Ладно. Предлагаю сделку, — начал я.

— Что ты предлагаешь, щенок? — со злостью в голосе, ответил аристократ и рассмеялся.

— Сделку, — серьезно повторил я. — Но, поверьте мне, вы хотите услышать мое предложение наедине.

— Это из-за своего предложения ты такой смелый, да? — Парфенов наклонился ко мне и улыбнулся. — Да. Точно. У тебя, наверняка, есть что-то, что, по твоему мнению, заставит меня изменить свои планы. А знаешь что? На этот раз я не буду играть по твоим правилам. Может быть я пожалею об этом позже, но сейчас поступлю так, как ты не ожидаешь. Просто не стану тебя слушать.

Мешок снова оказался на моей голове, а шаги аристократа удалялись.

— Оформляйте, и чтобы духу его в городе больше не было! — сказал электроник и дверь захлопнулась.

Так. Такого поворота я не ожидал. При всех раскладах Парфенов должен был согласиться на сделку со мной. Но вот о том, что он даже не захочет выслушать предложения, я не подумал. Ну ничего страшного. По сути, мне все равно нужно было придумывать, как выйти с ним на контакт. Сейчас я просто провалил первую попытку.

Постойте-ка. А почему, когда дверь закрылась этот старый пол не продолжил скрипеть уже в коридоре под шагами грузного аристократа? Ни за что не поверю в безупречную шумоизоляцию этого места.

Ха! Я понял. Парфенов хочет сам проконтролировать, как меня посадят в поезд. Не доверяет никому. Опасается, что снова выкручусь. Это мне на руку.

— Вы не думаете, что я сбегу из поезда, как сын Александра Николаевича, — начал я, как бы невзначай.

Никто не ответил. Семен на секунду прервался, а затем продолжил заполнять какие-то документы. Я слышал, как ручка скребет по дереву сквозь тонкий листок.

— Хотя, наверное, это будет глупо, — продолжил я. — Слышал, что в тайге без еды долго не продержишься. Это еще если удастся выжить в первый день, когда откроются порталы. Души одаренных стали такие голодные, что буквально дерутся за каждое тело…

Молчание.

— Хочу, чтобы кто-то из вас передал Александру Николаевичу, что он мог спасти своего сына. Но принял решение потерять его навсегда.

Снова пауза. Чувствую, что что-то происходит. Один из охранников, наконец, включается в разговор:

— Что ты имеешь в виду?

— Что я имею в виду? А то, что у нас с Егором были очень натянутые отношения. И чтобы сдать его властям я выслеживал мальчишку. И однажды засунул ему в ботинок зачарованную монету. Благодаря заклинанию поиска, сегодня я обнаружил местоположение аристократа. Да, что я вам рассказываю. Карта у меня во внутреннем кармане.

— Брешешь, — огрызнулся бугай.

— Зачем мне это? — хмыкнул я. — Да вы сами посмотрите. Я ж не убегаю.

Один из электроников залез мне в пиджак и отыскал там вырванный из атласа лист.

Снова пауза. Так и представляю как они переглядываются с Парфеновым. Как один электроник передает лист другому и глаза аристократа бегают по тридцати трем буквам русского алфавита.

— Тут ничего нет.

— Конечно, нет. Я что, похож на идиота? Егор находится там, где одна из этих букв. Александр Николаевич может начать проверять каждое место. Если повезет, то найдет Егора еще живым. А может узнать куда отправиться сразу и повысить шансы спасти своего сына.

— Говори где он, выродок! — Парфёнов сорвал с моей головы мешок и обхватил своей огромной рукой шею.

— А я думал вы ушли? — я сделал удивленное лицо.

Рука сильнее сжималась на моем горле. Я, конечно, понимал, что у аристократов должна быть хоть какая-то честь и никто из них не захочет не то, что убивать ребенка. Не станет даже прикасаться. Но, похоже, нервы у главы клана электроников на пределе.

— Егор сбежал не сегодня, да? — догадался я. — До любого отмеченного места на карте можно добраться от железной дороги только за сутки или даже за двое. Вы живете, переживая о сыне уже пару дней, верно?

— Говори, где мой сын? Когда использовал заклинание? Сегодня?

— Давайте по порядку, Александр Николаевич, — спокойно ответил я. — Я ни скажу ни слова в таких обстоятельствах. Для начала отпустите меня.

Аристократ посомневался несколько мгновений, но, в конце концов, убрал руку.

— Спасибо. И если вы не против, я все-таки хотел бы поговорить наедине.

— Вышли! — огрызнулся Парфенов.

— Вышли я сказал! — повторил он, срывая злость на всех остальных, когда они не заторопились сразу.

Я давно понял, что любые переговоры нужно вести наедине. Если рядом присутствует еще кто-то, то человек, с которым ты пытаешься договориться — никогда не будет искренним. Он будет продолжать играть ту роль, которую обычно играет для постороннего. Начальник, сильный лидер, брутальный самец — неважно. Сейчас мне важно поговорить с любящим отцом, который понимает, что может потерять единственного ребенка в любой момент.

— Благодарю, — я кивнул Парфенову.

— Чего ты хочешь?

— Перемирия.

— Перемирия?

— Да. Я понимаю, что вы никогда не простите мне того, что я решил будущее вашего сына. И никогда не поймете, что дело вовсе не во мне. Но сейчас предлагаю перемирие. Я говорю вам комбинацию, с помощью которой вы выследите Егора, а вы забываете про меня на какое-то время.

— А может мне лучше выбить из тебя это заклинание? — огрызнулся электроник.

Он поднял свою руку, растопырил ладонь и из его пальцев вырвался электрический ток. Он соединился в один шар прямо над ладонью одаренного и переливался тысячами крохотных разрядов.

— Если бы вы хотели замучить ребенка насмерть, то давно бы сделали это. Даже после нашего первого телефонного разговора, вы уволили мою мать, но не пришли разбираться со мной в школу. Но даже если сейчас вдруг измените свое решение — я не сдамся быстро. А этого времени Егору хватит, чтобы пропасть навсегда.

Аристократ в сердцах кинул электрический шар в стену. На том месте осталось черное пятно. В воздухе запахло паленым.

— Какие гарантии тебе нужны? — проскрипел голос Парфенова.

— Об этом я еще не подумал.

— Тогда просто скажи, где мой сын! — свирепел он. — Я пообещаю не трогать тебя.

Конечно. Пообещает не трогать. Я уже поверил.

Нет. Нужны гарантии. Но в голову вообще ничего не лезет. Можно, конечно, попросить аристократа написать расписку. Точно такую, которую он писал Яблоньскому. Только оставить пусто там, куда я завтра смогу вписать нужный мне счет матча между «Реалом» и «Спартаком». И тогда, мы с Всеволодом выиграем пари чести. При любом раскладе. Но опять же. Совсем не обязательно, что сын электронику дороже места главы клана и он согласится на это. К тому же заварушку в казино видело много свидетелей. Кто-то точно вспомнит, что аристократ ставил на другой счет.

— Ну что молчишь? — электроник схватил меня за плечи. — Каждая секунда там, в лесу, может стоить моему сыну жизни.

— Вы примите меня в свой клан.

— Что?

Парфенов уже не думал, что я смогу его удивить. Но я смог.

— Вы примите меня в клан электроников, — повторил я. — У Германна я был. Мне понравилось. Честь, внутренние правила и защита, которые вы мне торжественно пообещаете точно гарантируют мою безопасность. И так я буду уверен, что меня не подстрелят завтра, когда я выйду за порог школы.

— Электроники — это международный клан! Мы единственные, кто никогда не принимал к себе бастардов и простолюдинов, — стал идти на попятную аристократ.

— Все бывает в первый раз, — пожал плечами я. — Если вам дорог ваш сын, то вы измените правила. И придумаете историю, которая сделает из нас добрых товарищей.

Повисло долгое молчание, после которого Парфенов старший все же согласился на сделку.

Сперва он созвал экстренный совет клана, привез меня к себе в особняк и торжественно объявил, что я новый член их сообщества. Это подняло дискуссию и недовольство самых пожилых представителей клана, но отец Кипятка отстоял меня. Он глава и таких правил, которые бы мешали ему сделать это — не существовало.

Получив заветное кольцо с печаткой клана, которое из-за размера мне пришлось повесить на цепочку вместо крестика, я отдал вырванную карту из своего атласа и рассказал комбинацию слов, с помощью которых можно обнаружить десятилетнего беглеца.

Я вышел из большого особняка семейства Парфеновых и поглядел на часы. Девятое декабря. Полночь наступила несколько минут назад. Несколько минут назад мне стукнуло одиннадцать лет.

Я достал банку «Pepsi», которую захватил с небольшого столика в кабинете, где проходило собрание. Открыл. Газировка приятно прошипела.

— С днем рождения, — я поднял банку перед собой и пригубил.

Ледяной напиток прожег пищевод. Я улыбнулся своей маленькой победе и подумал, что было бы неплохо в дополнение к спорту бросить всю вредную пищу. Но решил, что не сегодня. Отмечу, как говорит Жендос, др, а уже там посмотрим.

Этой же ночью я вернулся к бабушке и собрал все свои вещи. Поблагодарил ее за приют и сказал, что на утро возвращается сестра. Что хочу быть дома, когда ее выпишут. Бабушка сделала попытку остановить меня, но вскоре поняла, что я настроен серьезно.

Я загрузил все вещи к усатому мужичку в машину — таксисту, которого поймал еще в районе особняков электроников — и тот увез меня домой. И даже помог поднять пакеты на пятый этаж. Если честно, это я его об этом попросил. Были сомнения в том, что прихвостни Парфенова убрались из моего подъезда. Но опасения оказались напрасными. Приступы к родному дому вновь свободны и меня вновь никто не хочет отправить на Казачью заставу.

Стою перед дверью в свою квартиру. Лампочка на этаже перегорела. Поэтому пытаюсь нащупать ключницу в портфеле. Нашел. Теперь долго ищу замочную скважину, чтобы вставить в нее ключ. Получилось. Но не поворачивается. Вставил не той стороной? Нет. В другую сторону крутится. Неужели открыто?

Дергаю за ручку, но дверь не поддается. Значит кто-то закрылся на задвижку изнутри. Машка? Вполне может быть. Я оставлял ей ключи от дома, когда навещал в больнице на прошлой неделе. Нажимаю на звонок.

С той стороны доносятся шаги. Щелкает выключатель света. Открывается вторая старая дверь. Свет в глазке исчезает, затем защелка сдвигается с места.

— Привет, полуночник, — со взрывом на макаронной фабрике на голове осматривает меня сестра с головы до ног и щурится.

— Привет, — серьезно отвечаю я и прохожу внутрь.

Осматриваю коридор. Чужой обуви нет. Значит этого Вадима тоже. Это уже хорошо.

— Не думала сообщить мне о том, что уезжаешь из больницы, — оборачиваюсь к ней и по-отцовски скрещиваю руки на груди.

Не могу ничего поделать с эмоциями. С одной стороны, нужно радоваться, что она дома. Но с другой, я так переживал и злился на нее, что не могу вот так просто взять и забыть обо всем. Уйти из больницы и не сообщить об этом было эгоистично. Эгоистично и глупо.

— Я выздоровела, — отвечает Машка. — Серьезно. Зачем оставаться в больнице, если я совершенно здорова?

— А предупредить меня?

— Я предупредила. Ты не читал записку.

— Что? — мои брови медленно ползут вверх.

— Когда я выписалась, то сразу заехала домой. Переоделась и оставила вещи. А еще написала записку. Она до сих пор на столе.

От неловкости я чешу за ухом. Похоже собственная сестра меня переиграла. Как раз она сделала все как надо. И домой вернулась и записку оставила. Это я повел себя как ребенок. Разозлился, даже не разобравшись в чем дело. Ну хотя бы сейчас поведу себя как взрослый.

— Прости.

— Ничего, — она улыбается и обнимает меня.

Мы перекинулись еще парой фраз и я, наконец, смог занести вещи.

— Мне завтра рано вставать… — я прохожу на кухню и замолкаю.

Под потолком летают шарики, на стене висит надпись «с днем рождения!». На столе стоит сметанный торт. В нем горят две свечки. Один и один. Я оборачиваюсь.

— С днем рождения, братик, — улыбается Машка и снова обнимает меня.

Это не передаваемые эмоции. В прошлой жизни, до того, пока я не встретил Настю, никто и никогда не устраивал для меня таких сюрпризов. А это чертовски приятно. Учитывая то, что по нынешним меркам шарики и торт для безработной девушки — дорогое удовольствие. Похоже, она усердно экономила те деньги, которые я оставил ей на прошлой неделе.

— Спасибо…

Я хочу добавить «сестренка», но звук смывающейся воды из туалета прерывает меня. Вслед за ним в прихожей появляется фигура подростка с голым торсом.

— Я поставил свои ботинки на батарею, а то до утра не высохнут, — кричит он, подходит к нам и шлепает мою сестру по заднице. — Ну? Как тебе сюрприз, шнырь?

Шнырь? Я глубоко вдыхаю, пытаясь контролировать свои эмоции.

(обратно)

Глава 3 С днем рождения!

— Как дела, сопляк? — хахаль моей сестры улыбнулся, потрепал меня по волосам и прошел к столу. — Вы не против, если я не буду дожидаться, пока вы закончите сюсюкаться?

Он отыскал нож и принялся вертеть торт, чтобы отрезать от него кусок. Кусок от моего торта.

— Костя, — сестра крепко сжала мою руку. — Сейчас я разберусь.

Если честно, я в таком недоумении от наглости аристократа, что даже сдвинуться с места не могу. Дать бы ему по морде, чтобы знал свое место. Только вот этот кабелина так вымахал, что, если даже я дотянусь до его лица, то удар получится отвратительный. Проклятье! Сколько таких дней рождений еще нужно пережить, чтобы не терпеть больше ни одной подобной выходки?

— Вадим, сперва Костя должен загадать желание, — она вырвала у него нож из рук и убрала в сторону. — Потом все остальное.

— Дурацкая традиция!

Вадим махнул рукой и уселся на мое место в углу кухни. На. Мое. Место.

— Все равно эти желания никогда не сбываются, — бросил вдогонку он.

Так. Ну сам напросился. Если не могу бить физически, значит буду морально. Этого уникума надо выпроводить отсюда и желательно сделать это так, чтобы желание приходить отпало у него раз и навсегда.

— Костя, — Машка позвала меня ближе. — Иди. Задуй свечки.

Я медленно подошел к столу, не спуская глаз с Вадима. Кажется, он чувствовал это и поэтому предпочитал смотреть куда угодно, только не на меня.

— Хочу, чтобы… — начал я.

— Про себя, — улыбнулась сестра. — А то не сбудется.

— Сбудется, — ухмыльнулся я в ответ и продолжил: — Хочу, чтобы всякие педики, типа, Вадима больше не сверкали своим костлявым телом в моем доме.

Я успел задуть свечу, прежде чем до аристократа дошла суть моего желания.

— Ты че сказал, сопляк? — он вскочил с места.

Машка встала между нами и только она помешала ему набросится на меня сразу и влепить подзатыльник.

— Я сказал, что ты не у себя дома. Поэтому собирай вещи и проваливай, — я отошел в сторону, указывая на дверь.

— Костя… — попыталась встрять Машка.

Но аристократ не позволил ей договорить. Он оттолкнул мою сестру, затем подлетел ко мне и схватил под силки.

— Значит вот про кого в школе уже легенды ходят? — процедил аристократ. — Сейчас я научу тебя мане…

Он не договорил. Взгляд подростка упал на печатку, болтающуюся на цепочке. Она вывалилась у меня из-под рубашки во время нашей маленькой потасовки. Увидев герб клана электроников, аристократ поменялся в лице, а его хватка стала уже не такой крепкой. Я использовал момент.

— Собирай свои шмотки и проваливай, — огрызнулся я. — И чтобы духу твоего здесь больше не было.

Вадим отпустил меня, яростно выдохнул и вылетел из кухни. Как только Машка поняла, что он собирает свои вещи, сразу бросилась за ним. Я не встревал. До тех пор, пока железная дверь в коридоре не хлопнула, а моя сестра не заревела навзрыд.

Меня в этот момент переполняли смешанные эмоции. С одной стороны, я почувствовал огромную силу. Власть. Наконец понял, что значит быть Кипятком, которого все обходят стороной. А с другой стороны, мне стало противно от самого себя. По сути, ведь это не моя заслуга. То, что этот подросток не смог ответить мне — заслуга всего клана, который теперь стоит за мной. А я как последний трус прикрылся чужими достижениями. Хоть и не желал этого.

Черт. Теперь я еще больше хочу сколотить свое сообщество, которое все будут также уважать и бояться. Лишь бы только люди, состоящие в нем, не переставали думать своей головой и не позорили род… Так. Кажется, я начинаю понимать устройство этого мира.

Я прошел в прихожую и сел на пол рядом с сестрой. Ничего не говорил.

Она рыдала еще некоторое время, прежде чем подняла голову и посмотрела на меня. Все ее щеки вымазались в растекшейся туши.

— Кто ты? — спросила она.

— Я твой брат, Маша, — ответил я.

— Нет! — она вскочила на ноги, как будто ей неприятно находиться рядом со мной. — Мой брат никогда бы в жизни не заставил меня страдать! Вадим больше не вернется! Он не придет! Ненавижу тебя, слышишь! Ненавижу! Тебя! Мать! Всю свою жизнь! И это проклятое деление на аристократов и простолюдинов!

Она убежала в спальню и сильно хлопнула дверью. Я не понесся следом. Знал, что выяснение отношений сейчас ни к чему не приведет. Непонятно за что, но, похоже, она думает, что очень сильно любит этого Вадима. А любимый братик стал тем, кто разрушил эту любовь. Да уж. Пока эмоции не утихнут говорить об этом бессмысленно. Нужно смириться с тем, что сегодня я враг народа.

Я прошел на кухню, снова поджег свечи и загадал теперь уже настоящее желание. Задул огонь. Затем перекусил, сходил в душ и разобрал вещи.

Вошел в детскую уже под утро. Машка так и уснула лицом в подушку. Я укрыл ее одеялом, а сам лег в маминой комнате.

На следующее утро меня разбудил будильник. Я специально завел его на семь, чтобы успеть сделать всю домашку, заняться спортом и собрать учебники в школу. Едва открыв глаза, я почувствовал запах блинчиков.

Машка? Может еще злится, но это не мешает ей заботиться о младшем брате. Хотя рано делать выводы. Может у нас гости?

— Доброе утро, — я вошел на кухню и налил в чашку заварки.

— Доброе утро! — ответила Машка и перевернула очередной блин.

Я заглянул в холодильник, не претендуя на вкусный завтрак. Это мой детский бойкот на все, что она наговорила мне прошлой ночью.

— В холодильнике мышь повесилась, — Машка повернулась и поставила тарелку с блинами на стол. — Но было прокисшее молоко и яйца. Я сделала твои любимые блинчики.

Я хотел улыбнуться, но сдержался. Рано. Выдержал еще одну небольшую паузу, пока кормил кошку и открывал банку со смородиновым вареньем.

— Маш, — сказал я. — Кусок в горло не лезет пока не поговорим. Выключи пока. Присядь.

Сестра дожарила блинчик и села за стол. Старалась не смотреть на меня. Неловко, кажется, обоим.

— Слушай, — начал я. — Ты помнишь, как мы жили еще этим летом?

Она кивнула. Я все равно озвучил:

— Нищета, пьющие родители, бардак. Все вытирали о нас свои ноги. Ну вспомни. Хорошо тебе жилось в том прошлом? — я сделал короткую паузу, но быстро продолжил: — Не нужно отвечать. Я просто хочу сказать, что теперь все изменилось. Жизнь уже никогда не будет прежней. Если ты хочешь путаться с аристократами — дело твое. Но если я вижу, что ты наступаешь на старые грабли и общаешься с тем, кто готов раздавать твои обнаженные фото направо и налево, то я предпочту тебя остановить.

— Он не виноват.

— Что?

— Те фотографии я попросила сделать. А бывшая Вадима подговорила его брата украсть их. Это ее вина.

— Ладно. Допустим, что это так, — ответил я. — Дело прошлое. Но ни один человек не имеет права себя вести так, как он вчера. Меня просто тошнит, когда я нахожусь в одном помещении с теми, кто нас за людей не считает. И хочу, чтобы и ты тоже начала ценить себя. Чтобы ты понимала, что такие парни тебя недостойны.

— Я люблю его, Костя, — вдруг сказала она.

Как же сложно с этими подростками. Любит она его. И что теперь? Позволять ноги о себя вытирать? Я могу сколько угодно говорить на тему отношений, но ей в одно ухо влетит в другое вылетит. Тут самооценку надо повышать. Все остальное бесполезно.

— Знаешь что? — вдруг встрепенулся я.

— Что?

— Какие у тебя на сегодня планы?

— Хотела подыскать работу.

Значит не учится нигде. Прямо как в прошлой жизни.

— Тогда одевайся. У меня учеба с двух. Успеем пройтись по рынку и проехаться по магазинам.

— До рынка? Зачем? — Машка подняла брови.

— Как давно в последний раз тебе покупали новые джинсы? — я положил на стол пачку купюр.

Моя сестра посмотрела на деньги и засияла от радости.

Это был один из лучших дней в моей новой жизни. Нет лучшего подарка в день рождения, чем сделать счастливыми своих близких.

Наш шоппинг оказался ничуть не хуже того, где Джулия Робертс ходит по магазинам в фильме «Красотка». А на обратном пути мы заехали в ЦУМ и докупили в квартиру всего, чего так не хватало. Даже аквариум для рыбок, о котором Машка мечтала с самого детства.

Когда мы вернулись домой, она показалась мне совершенно другим человеком. Я не стал снова затевать разговор об аристократе. Понял, что, поработав над ее самооценкой всякие Вадимы и без моего вмешательства перестанут появляться у нас дома. Поэтому просто попросил не приводить домой кого попало и убежал в школу.

Учебный день прошел без сюрпризов. Я наконец-то смог сосредоточится на учебе и не думать о том, как незаметно покинуть школу после уроков. На одной из перемен пригласил Клаус с Яблоньским вечером к себе в гости, чтобы выпить пару кружек «PEPSI» за мое здоровье. Не столько от того, что очень хотел видеть у себя дома второго сына Парфенова, сколько от того, что он мог обидеться, если бы я не сделал ему этого предложения. Особенно после того, как сегодня проиграет, а точнее не выиграет, пари чести и не станет новым главой клана досрочно.

— Ты не пойдешь сегодня со мной в казино? — удивился Яблоньский, когда я сообщил ему эту новость.

— Прости, Всеволод, — я пожал плечами. — Я тогда совсем забыл, что у меня день рождения сегодня. Тебе придется сходить без меня. Но лучше бы пошел вместе с дедом. На всякий случай.

— Но Реал же выиграет с тем счетом, который ты предсказал? — взволнованно уточнил он.

— Я же не попал сюда из будущего, — хмыкнул я. — Да, мне часто удается предсказать счет того или иного матча. И, надеюсь, сегодняшняя игра не станет исключением. Но даже если проиграешь — ты ничего не потеряешь, Всеволод.

На этом наш разговор закончился. Конечно, сегодняшнее совпадение по счету оказалось бы огромной удачей. Я бы состоял в клане, главой которого не является мой злейший враг. Но большие надежды порождают большие разочарования. Поэтому я сразу настроился на поражение.

— Время дарить подарки, — моя сестра встала из-за стола и вышла в другую комнату.

Мы все сидели за столом-книжкой уже минут тридцать. С бабушкой и другими гостями. За все это время не затыкался только Жендос. Он рассказывал какие-то истории про меня, не забывая и себя показать с лучшей стороны. А случай, когда мы выходили в комендантский час на улицу, чтобы спасти Элаизу, все вообще сочли за выдуманный. И когда он с большими глазами рассказывал про Знак, с помощью которого я спас Серого, никто даже не скрыл своей улыбки.

— Я правду говорю! — обиженно заявил он, когда Клаус саркастично кивала, уплетая бутерброд с колбасой. — Серый, докажи им!

Но после нашей беседы с Серым, он старался вообще лишний раз не открывать рот.

— Ну Знаки вообще-то нельзя использовать за пределами школы, — сказал он и широко раскрытыми глазами посмотрел на Жендоса, намекая тому, что тот болтает лишнего.

— Братик, — Машка вышла из комнаты с большим пакетом в руке и замяла тему. — Я решила сделать тебе фотоальбом на память. Все игрушки когда-нибудь сломаются, а взяв в руки эту вещь даже через года, я уверена, ты всегда будешь улыбаться.

Она протянула мне альбом. Я тут же раскрыл его. Это далеко не тот, который показывала мне бабушка. Современный. Под каждую фотографию есть место на странице. Не нужно клеить никаких уголков. Внутри уже есть мои снимки. С мамой, Машкой и даже с отцом.

— Спасибо, Маш, — я обнял сестренку.

Действительно. Подарка лучше для меня не придумать. В прошлой жизни к тридцати годам мои детские фотки по пальцам можно было пересчитать. Иногда так хотелось вспомнить какие-то моменты, показать Насте, каким я был раньше, но все что было, потерялось.

— А теперь давайте сделаем общую фотографию! — предложила Машка и достала из чехла мыльницу «Canon». — Садитесь поближе друг к другу. Сюда. На диван. Чтобы все влезли.

И только сейчас, улыбаясь в кадр, я понял, что моя сестра увлекается фотографией. Черт. Как же много времени мне понадобилось, чтобы понять это. В прошлой жизни не припомню, чтобы у нее был такой интерес.

— А у меня подарок еще круче, — сказал Жендос, поднимаясь из-за стола и протягивая мне видеокассету. — Тут все серии Сейлор Мун, которые показывали по телику в то время, когда мы были в школе. Я ставил таймер, чтобы записать каждую.

Я улыбнулся и отыграл радость. Помню, как мы с парнями тащились от этого мультика. И только у Жендоса был видик и тарелка с каналом, по которому его показывали. Он действительно сейчас дарит самое дорогое что у него есть.

— Я тоже принес тебе крутую штуку.

Серый поднялся со стула и протянул мне черную безделушку, на которой есть восемь разноцветных кнопок. Я даже сперва не понял, что это. Вернее, не вспомнил.

— Это брелок для ключей, — добавил мой друг. — Издает разные звуки при нажатии. Вот. Слышишь? Сигнализация, бластер… В школе сейчас многие с такими ходят.

— Спасибо, пацаны! — я пожал руки друзьям. — Это крутые подарки.

Бабушка подарила мне музыкальную открытку и тысячу рублей. Ох. Раньше я бы всю ночь не мог заснуть, думая на что потратить такую огромную сумму. Сейчас же это очень приятно просто потому, что они подарили мне самое ценное, что у них есть.

Весь вечер мы общались, играли в приставку, смотрели анкету Клаус, которую заполняли девчонки из моего класса и даже отрыли в кладовке диафильмы и в полной тишине пялились на повешенную на стену белую простыню. Атмосфера что надо. Настоящий день рождения, о котором я так мечтал в детстве.

— Яблоньский так и не пришел, — сказала Клаус, надевая ботинки в коридоре.

— Я позвоню ему позже, — ответил я. — Не думаю, что произошло что-то серьезное.

— Тогда до завтра! — Жанна обняла меня и убежала вниз по лестнице.

Очень скоро все разошлись по домам, а мы с Машкой остались в квартире одни. Сидели у телика и пялили «Назад в будущее» по видеомагнитофону.

— Завтра обязательно нужно посмотреть вторую часть, — сказала Машка, когда на экране высветились титры.

— Хорошо, — я переключил на тв-трансляцию.

— Ты спать не идешь? — она встала с дивана и зевнула, еще сильнее укутываясь в покрывало.

— Посижу еще чуть-чуть, — ответил я и принялся переключать каналы. — Зачем ты завернула пульт в пакет?

— Видела у подружки. А это плохо?

— Нет, — я откинулся на спинку дивана и улыбнулся. — Просто не обязательно.

— Ладно, — она снова издала протяжный звук, призывающий ко сну. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, — ответил я и кончики моих губ блаженно потянулись вверх.

Лучший. Реально лучший день. Когда рядом есть друзья, идея для сотни прибыльных бизнесов, тебе не угрожают расправой главы кланов, а родная сестра больше не находится на грани смерти. Во всем этом пазле не хватает только матери.

Музыкальная открытка, которую подарила бабушка вдруг запела песню чебурашки «День рождения». Я повернул голову и на том месте, где сидела Машка теперь Элаиза беззвучно открывала рот в такт словам из песни.

— Черт, — я выдохнул. — Ненавижу эти жуткие моменты, когда ты появляешься. Может повесить тебе на шею колокольчик?

Принцесса горцев повернулась ко мне, но открытку не закрывала. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, чего она хочет.

— Спасибо, Элаиза, — поблагодарил я ее за поздравление, которое она озвучила по-своему. — Рад, что ты про меня не забыла.

Девочка-призрак протянула свою руку и указала глазами на свой кулак. Догадываясь о том, какой подарок она приготовила, мое сердце бешено заколотилось.

Я подставил ладонь, и Элаиза уложила в нее монету. На решке профиль аристократа.

— Это кто-то из клана гипнотизеров? — взбудоражено выкрикнул я и тут же перешел на шепот, чтобы не разбудить сестру. — Да?

Принцесса улыбнулась и кивнула.

— Спасибо! — я вскочил на ноги и заметался по комнате. — Флорика! Где трубка от телефона? Я должен написать цыганке!

(обратно)

Глава 4 Дар Темных

Мне пришлось попрощаться со способностью вселяться в тела других людей, ради того, чтобы снять гипноз с мамы. Вот только прежде, чем спасать мать, нужно оперативно освоить способность Санитара. Чтобы в самый ответственный момент не упасть в обморок и не провалить все дело.

— Георгий Вольфович, вы здесь? — я приоткрыл дверь в избушку коллекционера душ и заглянул внутрь.

Факультатив назначен на десять, но я пришел на полчаса раньше. Не потому, что боялся опоздать. Я надеялся, что мне удастся убедить учителя рассказать мне про способности гипнотизеров вне плана обучения. Старик, конечно, упрям, но у меня выбора нет. Придется использовать все свое красноречие, чтобы убедить его.

— Георгий Вольфович? — повторил я и зашел внутрь.

Странно. Печь как будто не топлена со вчерашнего дня. В домике очень холодно. На столе еда, которую недоели. Половина тарелки с супом и остаток от куска хлеба. Учителю явно пришлось спонтанно покинуть дом. Хм. Теперь понятно почему Зевс лаял сегодня, когда увидел меня. Хотя давно привык. Пес просто не кормлен. Как минимум со вчерашнего вечера.

Я накрошил засохшего хлеба в миску с супом и вынес на улицу.

— Кушай, дружок, — поставил еду к будке, похлопал пса по голове и огляделся.

Опять эта гнетущая тишина и карканье ворон, кружащих в небе над нами.

Нет. Не думаю, что с Георгием Вольфовичем что-то случилось. Просто очередная тайна, о которой мне еще предстоит узнать. Репетитор припрется к самому началу занятия, ровно в десять, и глазом не моргнет.

Я потоптался возле будки пару минут и решил не стоять без дела. Сарай, из которого на первом занятии я слышал странные звуки совсем недалеко. Если подойти поближе, возможно я снова что-нибудь разберу. Это будет не лишним. А то меня до сих пор преследует ощущение, что те стоны могли мне почудиться.

По вычищенной тропинке я дошел до накренившегося от старости строения, засунул руки в карманы и принял отстраненный вид. Огляделся и прислушался.

Тихо. Сквозь задувающий ветер слышно только чавканье Зевса и как гремит железная тарелка, катающаяся по наледи. Больше ничего.

Когда пес доел, я, наконец, смог раствориться в этой загородной тишине и очень скоро расслышал женский крик. Одновременно отчаянный и очень тихий.

— Помогите! — разнеслось по занесенному снегом огородику вместе с ветром.

Все тело охватила дрожь.

— Нельзя, Костя, — пробубнил я себе под нос и нервно почесал щеку.

Если сунусь в сарай, а коллекционер вернется и поймает меня, то вышвырнет с обучения. А без него я не смогу быстро освоить навык гипнотизера. Блин. И что теперь? Наплевать на крик о помощи? Сделать вид, что ничего не слышу?

Проклятье! Нет. Так не могу.

Полный решимости я развернулся и подошел к сараю. Уже хотел открыть дверь, когда она вдруг распахнулась сама. На пороге стоял учитель.

— Меня ищешь? — спросил полностью обнаженный старик.

От увиденного я даже потерял дар речи.

Что он там делал в таком виде? Я надеюсь, не насиловал несчастную? Ладно. В любом случае, назад пути нет. Я уже принял решение.

— Нет, — твердо ответил я. — Кто-то звал на помощь. И похоже звук шел отсюда.

— Тебе послышалось, — учитель вышагнул наружу и закрыл за собой дверь.

— Тогда вы будете не против, если я проверю? — настаивал я.

— Против, — отрезал коллекционер.

Я ухмыльнулся самому себе и помотал головой, подбирая слова. Пытался побороть того человека внутри, который хотел остановить меня.

— Георгий Вольфович, — начал я. — Я знаю, что вы что-то скрываете. Там. Предлагаю поговорить на чистоту. Мне нравится у вас учиться, но если…

— Зайдем в дом, — вдруг перебил меня старик.

— А? — я даже опешил от такого предложения.

— Иди за мной.

Я поколебался пару мгновений и все же решил сперва выслушать, что хочет сообщить мне учитель, а уже потом делать выводы.

— Я знаю, что ты темный, — сказал Георгий Вольфович, пытаясь разжечь огонь в печи.

Это откровение вогнало меня в ступор. Я даже не смог ответить сразу. Если такая информация попадет не к тому, то я быстро лишусь всех нажитых в этом мире привилегий.

— Не бойся, — добавил он. — Я никому не расскажу про твой секрет.

— Как вы узнали, что я…один из них? — спросил я, садясь за стол и согревая руки о чашку с чаем.

Жар от печки уже распространялся по комнате, а репетитор, закончив все свои дела, сидел рядом со мной в теплом махровом халате.

— Когда ты сказал, что отец передал тебе свою способность, я сразу догадался. Коллекционеры душ с того света могут передавать таким как мы только один дар. Его называют Даром Темных. Ты знаешь кто такие темные, Костя?

Я кивнул.

— Теперь понимаешь? — он медленно помешивал сахар в кружке. — Когда ты сказал, что отец передал тебе свою силу, я догадался, что он был темным. И что ты вряд ли избежал этой участи. Гены, черт бы их побрал.

Это, конечно, открытие. Но пока не вижу связи. Зачем он позвал меня сюда? Шантажировать мог бы стоя у того сарая. И я тоже хорош. Мог бы догадаться, что родовая способность коллекционера душ — использовать души, а не прыгать по телам. Впредь нужно следить за тем, что говорю еще лучше.

— Зачем вы говорите мне все это? — спросил я.

— Между нами с тобой и твоим отцом гораздо больше общего, чем ты думаешь, — ответил он и бросил на меня косой взгляд.

Разбросанная под черепной коробкой информация в миг разложилась по полочкам.

Мой отец, если верить дурацкой страшной истории Глобуса, был извергом. По крайней мере, таковым его считали. И сейчас Георгий Вольфович тоже скрывает от меня что-то ужасное. И не потому, что он коллекционер душ. Потому что он темный!

— Вы один из нас! — озвучил я свою догадку и даже чай пролился за края кружки, которую я держал.

Старик медленно кивнул.

— То, что вы делаете в том сарае как-то связано с тем, что вы темный? — спросил я у своего репетитора по родовой магии.

Учитель тяжело вдохнул, пригубил чая и откинулся на спинку стула, сцепив руки на животе в замок.

— Есть два способа существовать с такой силой, как у нас, — сказал он. — Первый — отправиться на Казачью заставу. Туда, где собраны самые могущественные одаренные, способные постоять за себя и, в случае необходимости, помочь справиться с напастью. И второй. Блокировать последствия, которые мы невольно платим за этот дар.

— А третьего не дано?

Коллекционер отрицательно помотал головой.

— Есть только один способ заглушить этот дар, так? — догадался я и скривил лицо. — Заниматься какими-то отвратительными делами?

— По крайней мере, мне известен только один способ.

Теперь все встало на свои места. Как бы мне того не хотелось, но страшная история Глобуса действительно про моего отца. Только он не был маньяком или сумасшедшим, как считают подростки, пересказывающие ее. Папа пытался блокировать откат за возможность перемещаться в тела других людей. Мой репетитор сейчас делает то же самое. Готов поклясться, что и сторожем он работает здесь не просто так. Если отцу приходилось все время возвращаться к тому порталу на кладбище, то такой же, наверняка, находится прямо здесь. В сарае под землей.

— Что нужно делать? — спросил я прямо.

— Сейчас тебе знать необязательно…

— Обязательно, — перебил я учителя. — Последствия от моего дара уже наступили. Хоть я еще и не понял, что за сила мне дана.

Коллекционер посмотрел на меня сочувствующим взглядом и безнадежно помотал головой.

— Жаль, что ты столкнулся с этим в таком юном возрасте…

Сочувствие мне сейчас точно не поможет. Но старик говорить явно не хочет. Нужно убедить.

— Так вы расскажете мне что делаете в том сарае?

Пауза. Треск горящих поленьев доносится из печи. Удары клюва синицы по карнизу. Беседа перетекла в продолжительное молчание.

— Что за последствия? — наконец спросил учитель, поерзав на своем стуле.

Я оглядел комнату в поисках телевизора. Уперся взглядом в старый черно-белый советский ящик, накрытый вязанным ковриком. Но он как будто даже не подключен к сети. Вряд ли местный сторож его часто включает. А вот свежий выпуск «Комсомольской правды» на подоконнике — то, что надо.

Я встал, взял газету и вернулся на место, положив ее на стол перед репетитором. Фотографией кверху. На ней запечатлен я, стоящий перед монстром, глядящим на меня десятками мелких глаз с огромной морды.

— Вот, — я ткнул пальцем в фотографию. — Я говорю о мутантах, которые прорвались из-за завесы несколько дней назад. Они пришли из-за меня.

Коллекционера это не сильно шокировало. Его лицо нисколько не изменилось от новости. Ясно, что подобный откат далеко не самое худшее, что может быть.

— Если я не смогу блокировать это, то соответствующие органы скоро узнают, где собака зарыта, — добавил я. — Понимаете? Не мне вам рассказывать, что произойдет, когда люди из БРМП найдут источник всех бед и придут за мной.

— Ладно, — выдохнул Георгий Вольфович спустя еще некоторое время и поднялся со стула. — Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, правда? Дай мне одеться, и я покажу тебе что находится в сарае.

Уже через несколько минут мы стояли на улице, а сторож снимал цепь, обмотанную вокруг ручки на двери.

— Сейчас, когда ты увидишь все собственными глазами, Костя… Я хочу, чтобы ты помнил. Я не сумасшедший. То, что я делаю — это…ради того, чтобы защитить окружающих. Я не получаю от этого никакого удовольствия, но из двух зол выбирают меньшее. Знаешь эту поговорку?

Я кивнул, но не ответил.

Не хочу бежать впереди поезда. Чему-то можно найти оправдание, а чему-то — нет. И увидев все своими глазами у меня, пожалуй, должно получиться определить — мой отец человек с большой буквы или проклятый трус, побоявшийся отправиться на Казачью заставу, выбрав зло большее.

— Какой у вас дар?

Крышка погреба грохнулась на пол и перебила меня.

— Что? — сторож подключил фонарь к сети, прежде чем полезть в яму.

— Дар Темного. Что за способность вы получили и какая за нее цена?

— Неуязвимость, — он ступил на лестницу и начал спускаться. — Осторожно. Тут одной ступени нет. Держись крепче.

— Неуязвимость? — переспросил я, как только мы оказались посреди небольшого подземного помещения.

Учитель хотел ответить, но крик из-за двери перебил его. Пленница услышала наши голоса и снова закричала?

— У моего тела абсолютная сопротивляемость к холоду, огню, электричеству, — ответил старик, не обращая внимания на крики. — Я могу умереть только от старости. Все остальное не только не убьет меня, но даже не причинит боли.

— Неплохо, — буркнул я, смотря как мой репетитор ищет в связке подходящий ключ. — И какая цена?

— Смерть, — он вставил ключ в амбарный замок и пояснил: — Живые существа вокруг меня умирают. От инфаркта, инсульта, падают на пол и задыхаются от астмы. Мое присутствие каким-то образом активирует в их телах старые болячки. Я кто-то вроде старика с косой. Стоит мне появиться и всем вокруг приходит конец. Людям, животным, птицам. Без разницы. Если, конечно, я заблаговременно не позаботился о том, чтобы заблокировать эту напасть.

— И вы не нашли причину?

— Если я начну выяснять источник притяжения этой убийственной энергии, то кто-то обязательно догадается о том, что я темный. Проходи.

Дверь открылась. Учитель пропустил меня первым, и я вошел внутрь.

Посреди комнаты мерцает портал. В углу стоит стул. На нем магнитофон. Женские крики доносятся из динамика. На полу тарелка с кусками мяса. В углу лежит туша какой-то твари. Стоп. Это случайно не адская гончая?

Внезапно крики прекращаются, а еще через секунду кнопка проигрывания на «Электронике 302» выскакивает. Кассета доиграла до конца.

Коллекционер достал аудиокассету, вставил ее другой стороной и снова включил. Стоны, крики о помощи и просто женский визг снова разнеслись по погребу. Старик встал на одно колено рядом с тушей и попросил меня сделать тоже самое.

— Вот, — он перевернул тело.

Из распоротого брюха адского пса вывалились внутренности. Старик, как ни в чем небывало, принялся рыться в трупе. Словно это был его личный чемодан, а не туша адской гончей.

— Надпочечники этих тварей, — начал коллекционер. — Попадая в кровь одаренного, они каким-то образом блокируют последствия для темных. Как я понимаю, моя неуязвимость существует за счет того, что мое тело берет жизненную энергию из существ вокруг. Они умирают, но моя регенерация от этого усиливается многократно. Эту же энергию я могу получить из этих, мать их, деликатесов и тогда никто вокруг не пострадает.

Мой репетитор отрезал небольшой кусок от внутренностей адской гончей и закинул его в рот. Разжевал. Я в отвращении скривился. Нет, блевать не захотелось. А вот смачно сплюнуть — да.

— Это как? — проговорил я. — Принцип по типу поглощения воды? Если корни цветка впитают достаточно влаги, то все остальное проливается мимо горшка, так что ли?

— Я маг, а не ученый, — ответил старик. — Знаю только, что, если появляется икота — жди беды. Вчера даже поужинать не успел. Пришлось бежать сюда. Если бы ты только знал, сколько раз Зевс мог умереть, но я успевал вовремя.

— Икота? — нахмурился я. — Это своеобразное предупреждение?

— Угу.

— У всех так проявляется?

— Кто-то чихает десять раз подряд, кто-то икает, у кого-то болит голова или закладывает уши. Тело предупреждает по-разному.

— Всегда?

— Я слышал, что да.

А вот это вызывает новые вопросы. Не припомню у себя никаких признаков при появлении мутантов в нашем мире. Может это вовсе не откат? На чем я основывался, когда решил поверить в эту версию? На внезапном появлении монстров и дружелюбному настрою одного из них? Ведь это абсолютно ничего не значит и с настоящим откатом я мог еще и не столкнуться.

— Это портал на ту сторону, — сказал старик, отмывая руки от черной крови в ведре с водой. — Кладешь кусок свежего мяса в тарелку, включаешь музыку — я так называю эти крики. Записал их с какого-то фильма ужасов, еще до того, как телевизор сломался. И ждешь, когда песики учуют добычу и сами прибегут тебе в руки из-за завесы. Благо нюх у них отменный. Затем я получаю желаемое и снова без угрозы для жизней окружающих могу подняться на поверхность.

Теперь все ясно. Кажется, мой отец с самого детства пытался избавиться от отката. Возвращаясь к порталу снова и снова, он просто ходил на охоту. Вот только зачем похищал людей? Неужели только для того, чтобы самому не светиться? Вселялся в бедолаг, возвращался в лес и добывал нужное вещество?

— Откуда вы узнали про этот способ? — поинтересовался я. — Почему Империи не взять его на вооружение, чтобы глушить последствия от Дара Темных? Не создать какие-нибудь пилюли, например?

— А зачем? — посмотрел на меня репетитор, вытирая руки и нож о грязное застывшее полотенце. — Уверен, что на заставе что-то подобное существует. Но простые смертные и одаренные все равно считают, что среди мирного населения таким, как мы с тобой, не место.

Старик залез на антресоль и достал оттуда пол-литровую банку. Внутри лежал кусок, который он не так давно достал из монстра.

— А тот метод, который я использую. Он скорее народный, — сказал коллекционер и открыл крышку. — Будешь?

— Нет. Спасибо, — отказался я. — Попробую поискать еще какие-нибудь народные методы.

Постоянно ловить и жрать надпочечники адских гончих — не вариант. Вообще. Для умеренной жизни сторожа — может быть. Но это значит привязать себя к одному месту. Уж лучше отправиться на Казачью заставу и умереть героем на краю света. Чем вот так.

Но вслух я этого, конечно, озвучивать не стал. Когда мы вернулись с репетитором в избушку, я выяснил еще кое-что. Оказывается есть способности активные и пассивные. Например, бессмертие горцев — это пассивная способность. Она есть всегда. Вне зависимости от того, делает что-то одаренный из этого рода или нет. А вот магия электроников вполне активная. Прежде, чем использовать такую силу — нужно ее создать.

Дар Темных же противоположен родовой способности темного. И только в моем случае вообще непонятно, что я получил. Потому что коллекционеры душ — универсальные солдаты. Они обладают магией такого типа, которого хотят. А значит я все еще не знаю к чему готовиться.

— У меня есть еще один вопрос, Георгий Вольфович, — сказал я, как только мы вернулись в теплую комнату садового домика. — Я вам рассказывал о своей матери?

Да. Я посчитал, что будет лучше сказать правду. Уточнить по какой именно причине мне просто необходимо в самое ближайшее время познать способность гипнотизера. И это оказалось правильным решением. Коллекционер не отказал. Но сказал, что нам понадобиться несколько занятий для того, чтобы я не поплыл в самый ответственный момент.

Я сгорал от нетерпения освободить свою мать, но все-таки совладал с эмоциями. Я ждал так долго и еще пара дней ничего не изменит. Надеюсь, для тех детей, что она похищает — тоже.

— Тогда до завтра? — на всякий случай спросил я, надевая ботинки.

— До завтра, — кивнул старик, оставшийся за столом.

— Ах, да, — я остановился, прежде чем выйти за дверь. — Замените мясо на шоколад.

— Ась?

— Говорят гончие его просто обожают.

Выйдя с садоводческих участков и поймав попутку, я первым делом попросил остановиться у газетного киоска. Нащупал в карманах мелочь и купил «Спорт-экспресс». Через маленькое окошечко взял свернутый свежий выпуск, отошел на несколько шагов и раскрыл, чтобы узнать счет вчерашнего матча между «Реалом» и «Спартаком»…

(обратно)

Глава 5 Женская коалиция

— Как сыграли? — седой мужичек за рулем шестерки, прилагая большие усилия крутил баранку и косился на «Спорт-экспресс» в моих руках.

Все заднее сиденье машины загружено полторашками с деревенским молоком, банками с медом и домашним творогом. Савелий Игнатович, как он представился, едет из деревни на местный рынок торговать и когда увидел меня, голосующего у дороги, решил подбросить до города. Безвозмездно.

— Не сыграли, — ответил я простуженным голосом и прикрыл глаза.

— Спартак и Реал? Не сыграли? Да ладно?! Я думал пропустил такой матч! — хохотнул он, явно обрадовавшись тому, что ничего еще не ясно. — А из-за чего?

— Из-за болельщиков. Кто-то кинул вратарю в голову стеклянную бутылку, — я поежился в кресле.

— В нашего?

— Нет. У испанцев.

— Надо же! — с облегчением вздохнул водитель. — Редко такие матчи отменяют. И что теперь?

— Пишут, что это сделал кто-то из русских. Итог — техническое поражение Спартака. Три ноль в пользу Реала, — ответил я, открыл глаза и теперь смотрел в пассажирское окно на пролетающие мимо вывески.

— Елки-палки, а! — Савелий Игнатович стукнул по рулю. — А я уж обрадовался, что матч посмотрю…

Мужичек продолжал еще что-то говорить, но я уже не слушал. Теперь меня волновали мысли об Александре Николаевиче Парфенове.

За счет того, что у меня есть какие-то знания из будущего, я считал, что буду всегда на два шага впереди главы клана электроников. Но, ясно, как божий день, что срыв матча — не простое совпадение. И статус клана, в котором я сейчас состою — международный, — тоже о чем-то, да говорит. А значит наша партия с Парфеновым будет долгой и упорной. А еще это значит, что я сделал свой ход, заставив отца Кипятка принять меня в клан. Пройдет несколько дней и электроник сделает ответный выпад. Не удивлюсь, если прямо сейчас он ломает голову над тем, как вышвырнуть меня из-под защиты так, чтобы самому сохранить лицо. Н-да. Подвоха нужно ждать в любой момент.

— Вот моя школа, — я указал пальцем на четырехэтажное здание. — Остановите, пожалуйста, тут.

Савелий Игнатович дал по тормозам и выругался на того, кто чуть не въехал ему в зад, а затем посигналил и покрутил пальцем у виска, проезжая мимо.

— На дорогу смотри! — крикнул он в ответ уезжающей серебряной девятке.

— Спасибо что подвезли! — поблагодарил я, выйдя на улицу. — Сколько с меня?

— С тебя? Смеешься что ли? — широко улыбнулся водитель и махнул рукой. — Иди! Грызи гранит науки.

— Спасибо вам! — ответил я и захлопнул дверь.

Значит не ошибся в мужичке. Не зря пятьсот рублей ему под чехол на сиденье подложил. Найдет, когда-нибудь и порадуется.

— Здрасьте, теть Фай! — я протянул пальто гардеробщице, которая не могла оторвать взгляда от телевизора. — Что интересного показывают?

— Привет, Костя, — отозвалась она, идя в мою сторону и все еще глядя в экран. — Ох. Ох. Егора нашли!

— Живой? — спросил я, не выпуская из руки свою одежду и тем самым задерживая женщину.

— Живой! — ахнула она. — Только живого места на нем нет. На вертолете в больницу летят. Прямой эфир. Только-только в небо подняли…

— Эй! Долго вас ждать? — донесся голос из-за моей спины.

Я обернулся.

В очереди за мной стоял Вовчик из параллельного класса. Из «Г». Весь такой из себя. В костюме и с торчащим из нагрудного кармана билетом школьника, шитым золотыми нитками. На голове прическа — короткая, но на затылке волосы длинные. Я такую начну носить только лет через десять. А он уже красуется. Никак модник выискался?

— Че уставился? — Вовчик вздернул подбородок. — Пальто отдай тете Фае и гуляй дальше. Два часа скоро.

Вот наглец. А я уже отвык от того, что кто-то в школе может мне нагрубить. Хотя ребята из параллельного класса кто такой Ракицкий и знать не знают. Кроме посетительниц местного туалета.

Я ослабил хватку, и тетя Фая унесла пальто.

— Так-то, — выпучил грудь Вовчик, обращаясь к толпе одноклассниц, стоящих позади. — Эти бастарды вообще в край офигели.

Девочки похихикали.

Опять двадцать пять. Ну и как он узнал, что я бастард? У меня на лбу что ли написано?

Только я решил взять паузу и не искать новых приключений на свое…мягкое место, так он тут как тут. Но это ладно. Меня больше смущает реакция девчонок. Уж они точно знают кто я такой. По художествам на стене в туалете. И все равно хихикают. Подозрительно. Этот Вовчик не похож на малолетнего Дон Жуана, чтобы кто-то из них так хотел ему понравиться.

— Спасибо, — я взял номерок у тети Фаи и пошел на урок.

По-хорошему нужно ответить поганцу, но дел сейчас, итак, по горло. Не хочу ни светить печаткой электроников, ни наживать себе очередного врага. Хотя… Есть одна безобидная идейка, чтобы с него спесь сбить. Дождусь на лестничной площадке, а там…

— Как вы говорите там написано? — перебил мои мысли, догнавший меня голос аристократа. — Маменькин сынок? Ха-ха! Маменькин сынок!

— Что? — я обернулся и вскинул брови. — Это ты о чем?

— О том, что все девчонки из школы теперь знают, что ты маменькин сынок, — противно улыбнулся Вовчик.

Так. Кажется я понимаю на что он намекает. Нужно бы зайти в женский туалет и проверить, как справляется культ поклонников моей личности. Судя по идиотской улыбке аристократа — не очень. Но сперва нужно поставить этого выскочку на место.

— Вовчик! — я вернулся и не позволил аристократу уйти далеко от гардероба. — Знаешь, что такое йо-йо?

— Чего? — насупился крутой парень из параллельного класса.

Я достал из кармана игрушку, которую купил в киоске по дороге в школу и запустил ее.

— Смотри, — я указал на вертящийся в воздухе предмет. Дождался, когда он поймает его взглядом и спросил: — Тебе говорили, что портить воздух в присутствии девочек некультурно?

Аристократ не ответил. Он уже находится под влиянием гипноза.

Хоть это и маленькая безобидная шалость, но я постарался быстро закончить ее, чтобы не привлекать лишнего внимания. Выговор мне ни к чему.

— А ты все равно прямо сейчас это сделаешь, — произнес я отчетливо, прямо как учил репетитор.

Затем я резко схватил йо-йо и тут же глухой звук из задницы Вовчика заставил его одноклассниц сначала засмущаться, а потом захихикать. Парень растерянно огляделся по сторонам, а затем покрылся пунцовой краской и пробежал мимо, оттолкнув меня в сторону.

— Кажется Вовчик слегка перенапрягся, пытаясь тут унизить меня, — пожал плечами я, вызвав очередной приступ смеха у его одноклассниц и сдержанную улыбку гардеробщицы.

— Тетя Фая! Звонок проспите! — я указал на электронные настенные часы и побежал наверх под раздавшийся протяжный звон.

Но путь я держал не в кабинет, где уже начинался урок по Знакам. Нужно сперва зайти в женский туалет и узнать в чем причина очередной волны нелюбви к Косте Ракицкому.

Добравшись до нужного этажа и двери, я сперва постучал, а затем спросил, есть ли кто в помещении. Ответа не последовало, и я смело зашел внутрь.

Все, что я увидел кардинально отличалось от прежних художеств. Теперь все серенады, посвящённые мне прежде, перечеркнуты, а рядом появились менее привлекательные сравнения. Про маменькиного сынка и лживые обвинения в нетрадиционной ориентации. Рядом с портретом Клаус теперь появилась моя физиономия. Достойная творчества Калачевского. Только тут мое лицо больше похоже на лицо какой-нибудь звезды с баннера на улице. С подрисованным фингалом, закрашенным зубом и другими прелестями, которые в привычной ситуации хорошо могут подпортить картину.

Так. А вот это что-то новенькое. Пошлые рисунки рядом с надписью «Ракицкий и его дружок». Кажется, мне есть о чем поговорить с Жендосом. Уверен, что это дело рук Барт. И, похоже, голубки больше не проводят время вместе. Только почему он мне не сказал? И чем все закончилось, что девица так обозлилась?

По пути на урок я не терял времени даром. Все пытался придумать, как очень быстро решить эту проблему. В новых реалиях дружба с Барт и ее семейкой никак не отразится на моих отношениях с Нокиа. Он, наверняка, плотно подсел на идею иметь долю с моего бизнеса. Однако дурная слава среди всех девушек и женщин школы мне не нужна. Только вот если парню можно просто дать в нос, и он перестанет писать пакости, то к обиженной девчонке нужен совсем другой подход. Более изящный.

Я постучал в дверь и заглянул в класс.

— Прошу прощения за опоздание. Можно войти?

Учитель по Знакам уже увлеченно рассказывал что-то и просто кивнул. Однако, пока я шел к своему месту, я чувствовал на себе взгляды девчонок. Маша и Саша о чем-то шептались. Марина и Аня на первой парте не смогли даже сдержать непродолжительное хихиканье, когда одна указала другой на меня пальцем. И все девочки, как один наблюдали за моим походом от двери до парты. Кроме Клаус. Ее не было. Аристократка не пришла сегодня в школу?

— Как дела? — я написал в записке и кинул свернутый листок Яблоньскому на стол.

Тот посмотрел на меня, как будто не уверенный в том, что послание адресовано ему, а затем развернул лист и написал ответ.

— Норм. Прости, что вчера не пришел. Отец нас переиграл.

— Ничего, — ответил я. — Знаешь, где Клаус?

— Она звонила с утра. Сказала, что заболела. Сегодня не придет.

Черт. И почему именно сегодня? Когда мне нужно обсудить с ней произошедшее. Хотя уже вчера весь вечер она шмыгала носом. Неудивительно, что слегла.

— Пс! — привлек мое внимание Яблоньский и указал на записку.

Я кинул ему лист, и он дописал на ней вопрос:

— Что будем делать? Я про клан.

— Подумаю. Пока мыслей нет. Но все остается в силе. Ты должен быть главой.

Всеволод прочитал написанное и кивнул.

План действительно остается прежним. Мои проблемы не кончатся, пока Парфенов стоит у руля.

Остаток дня в школе был самым скучным из тех, что я провел здесь со дня своего возвращения. Может быть потому, что Клаус не сидела рядом, а может потому, что со мной в классе больше не учился мой злейший враг, который был одной из главных мотиваций просыпаться по утрам. А может мой подбитый авторитет среди девочек погрузил меня в депрессию. Ведь все эти надписи и рисунки в гребанном туалете видят не только мои одноклассницы. Если честно, то то, что они подумают, меня волнует в последнюю очередь. Но вот старшеклассницы и учителя, вплоть до завуча, теперь начнут относиться ко мне по-другому. Смотреть, как на изгоя. А жалость я терпеть не смогу.

После школы я попрощался с одноклассниками и пошел в сторону дома. Но в планах было сперва зайти к Жендосу и узнать, что случилось. Если это не Барт? Просто не представляю кому еще я мог так насолить.

Зимой дорога от школы к моему дому выглядит менее жутко, чем осенью. Но все равно именно сегодня меня не покидает ощущение, что за мной постоянно кто-то наблюдает. И я не ошибся.

Проходя по небольшому пустырю, где в будущем впихнут еще один дом, я услышал позади себя стук. Оборачиваться не стал. И прибавлять хода тоже. Мне просто не хочется, чтобы какой-нибудь дедушка с палкой, идущий следом, подумал, что я его испугался. Скорее всего это просто игра воображения. Как та, когда за тобой в подъезд заходит еще кто-то и представив, что незнакомец пришел по твою душу, у тебя сердце уходит в пятки и ты стараешься поскорее подняться на свой этаж и скрыться за дверью, пока он не увидел в какой именно квартире ты живешь.

Но этот стук с каждым шагом лишь усиливался. Когда он стал троиться, я не выдержал и обернулся.

Под светом фонаря, из-под которого я только вышел, попали трое неизвестных с битами. Они медленно шли следом и стучали по наледи. Лиц не было видно. На голове каждого балаклава. Одежда черная. Без каких-то отличительных особенностей.

Я отвернулся и пошел дальше. Как будто не увидел ничего необычного.

А это еще кто такие? Нет. Точно не братья или друзья Вовчика. Я не сделал ничего такого, чтобы устраивать мне темную. Электроники? Тоже нет. Парфенову сейчас не до меня. И если бы он хотел опуститься до того, чтобы избить до смерти ребенка, то сделал бы это давно. И избежал бы многих проблем, между прочим. Тогда кто? Барт и девицы, которые почему-то ополчились против меня? Да нет. Детские выходки даже рядом не стоят с тем, что сейчас произойдет. Кому я на этот раз перешел дорогу?

Мне пришлось остановиться, когда из-за сугроба вышла еще парочка безликих и преградила мне путь.

Я огляделся. Все пути отрезаны. Позади эти упыри, спереди тоже. Слева и справа высоченные сугробы. Побегу через них, и они отмутузят меня, как только забуксую в снегу. И даже сопротивляться не смогу.

— Всем здравствуйте, — я обернулся на триста шестьдесят градусов и цинично помахал рукой. — Вы, наверное, меня ищете?

Упыри подошли ближе и окружили. Один из них достал из кармана плеер с динамиком и включил запись. Батарейки почти сели, поэтому голос жутко замедлился и звучал прямо как в американских фильмах, когда похитители звонят, чтобы потребовать выкуп.

— Многим аристократам в школе не нравится твое поведение. Никому не нравится, когда гиена пытается строить из себя царя зверей. Это первое и единственное предупреждение. Если мы узнаем, что еще хотя бы один чистокровный одаренный пострадал от твоей наглости, то придем снова. В последний раз.

Большой палец незнакомца в перчатке вжался в «стоп». Он убрал плеер и врезал мне по лицу. Резко. Сильно. И, черт возьми, больно.

Я упал в центр круга и ноги его товарищей принялись колотить меня. Несильно. Чтобы не покалечить. Но больно. Я ни проронил ни слова, хотя удары одного из них становились все сильнее. Видимо от того, что он хотел, чтобы я стонал. Но я намеренно не делал этого. Хотя желание было.

В полной тишине удары прекратились. Наверняка лидер жестом приказал остановиться.

— Это все? — крикнул я, чувствуя, что хулиганы расходятся. — Побежали, пока я не поднялся, да?

Я встал на ноги и положил руку на живот. Он болел.

Глупо сейчас нарываться. Но еще глупее ходить после сегодняшнего дня и оглядываться. Нужно узнать, что это за подростки. А по комплекции, они очень смахивают на старшеклассников.

— Ребенка избили, — я улыбался, кажется, окровавленным ртом. — Домой побежали маме хвастаться о том, какие вы смелые, да? Впятером на малолетку. Еще кошку по дороге помучайте, герои!

Я сплюнул кровь на снег и ужаснулся. Главное, чтобы с внутренними органами все в порядке было. Все остальное заживет.

— А может один на один, а? Или кишка тонка? Да не бойтесь. Я ж вон, уже еле на ногах стою. Будет вам фора.

Один из ублюдков остановился. Другой безликий подошел к нему и попытался увести, схватив за руку. Но тот не поддался. Он вырвал локоть и пошел на меня.

— Ты самый смелый, да? — ухмыльнулся я, принимая стойку. — Тогда покажи на что способен. Может у тебя удар не девчачий. Как у других твоих друзей.

Удара долго ждать не пришлось.

Все шло по плану. Драться с человеком в полтора раза больше, прошедшего курс Боевых Искусств и надеяться победить — наивно. Вот если бы осталась способность отца, тогда может быть. Вселившись в этого, можно было бы попробовать за счет эффекта неожиданности раскидать остальных. Но способности отца больше нет, а йо-йо я даже из рюкзака достать не успею. Поэтому план остается тот же — получить по морде.

— Это все, чему тебя в школе научили? — сказал я и снова улыбнулся.

И следующий удар оказался гораздо сильнее. Как мне и было нужно. Именно после него я не смог устоять на ногах. Упал и замер, задержав дыхание.

План заключался именно в этом. Сделать вид, что они перестарались. Любой подросток включит голову, если поймет, что перегнул палку и, возможно, убил ребенка.

Я не мог видеть, что происходит, потому что лежал лицом вниз, но чувствовал, как напряжение в воздухе можно ножом резать. Еще через несколько секунд снег под ногами хулиганов захрустел. Кто-то из незнакомцев подошел ближе и положил руку мне на плечо. Перевернул.

Как только он снял перчатку и прикоснулся к моей шее, чтобы прощупать пульс, я открыл глаза, схватил его за балаклаву и сдернул маску с лица.

(обратно)

Глава 6 Лицо под маской

— Ты кто, черт возьми, такой? — процедил я, вглядываясь в лицо незнакомца.

Бритый под три миллиметра паренек с вытянутым лицом и массивным подбородком не растерялся. Его кулак тут же настиг меня в очередной раз. И теперь я отключился по-настоящему.

Темнота и тишина.

— Наконец-то ты очнулся, — Машка приложила руку к моему лбу. — Кажется, у тебя температура.

Она поднялась со стула и принялась стряхивать ртутный градусник.

Я огляделся. Это наша детская комната. Лежу на своей кровати. Все тело жутко болит.

— Как я здесь оказался? — мои губы еле шевелились.

Не похоже, что меня били еще после того, как я потерял сознание. Просто все те побои, которым я подвергся, не почувствовал с адреналином в крови.

— Баба Галя тебя нашла, — Машка повернулась к люстре, чтобы посмотреть опустилась ли красная полоса ниже тридцать шесть и шесть.

— Баба Галя? — нахмурился я. — Она ж только до магазина ходит и обратно.

— Ну да. Как раз у подъезда перед самым комендантским часом тебя и обнаружила.

— У подъезда? — произнес вслух я и задумался.

Значит подонки знают, где я живу. Чтобы не околел до смерти дотащили до дома. Хех. Еще бы в квартиру занесли. Но главное не это. Выходит, они либо следили за мной до этого — во что мне верится с трудом, либо это кто-то из моего ближайшего окружения. Тот, кто знает где я живу.

— С кем ты опять и что не поделил? — сестра раздраженно сунула градусник мне под мышку и уткнула руки в бока, изображая мамочку.

— А вот это вопрос, — задумался я. — Их было пятеро. Твоего возраста. Учатся в моей школе. Но разглядеть смог только одного.

— Кто это был?

— Я его не знаю. Короткостриженый. Родинка прямо под глазом. Левым. Вот тут.

— И все?

— Ага. Они были в масках, перчатках и темной одежде. Да и свет на улице не самый подходящий в это время. Для более точных описаний. Как фотограф, ты должна меня понять, — улыбнулся я.

Но Машка была сама серьезность.

— Значит ты не знаешь, что они от тебя хотели?

— Знаю. Чтобы я начал лизать зад аристократам.

— И все?

— Что значит «и все»? — возмутился я. — Они потребовали слишком многого.

— Костя, — моя сестра снова села на стул рядом и взяла меня за руку. — Скажи, что ты послушаешься.

— Я похож на самоубийцу? — поднял брови я. И когда Машка облегченно выдохнула, добавил: — Сперва нужно узнать, кто это такие. Рассказать, что детей обижать — это плохо.

— Костя, послушай…

— Маша, — перебил я ее, пока ушат нравоучений не полился мне в уши. — Они будут считать, что могут запугивать кого угодно, избивать детей на улице, пока кто-то не расскажет им, что так нельзя. Этим «кто-то» могу быть я. Но, как я уже сказал, я не самоубийца. Сперва нужно найти и наказать подонков. В конфликты с аристократами до того момента постараюсь не лезть. И печаткой электроников буду светить. Чтобы и на меня никто не покушался. Это тебя успокоит?

Моя сестра ничего не ответила. Лишь помотала головой и достала градусник. Посмотрела на температуру и дала таблетку анальгина.

— Встать можешь? — спросила она. — Или тебе еду сюда принести?

Ужин в постель? Неплохо. Даже если могу, не откажусь проваляться весь вечер в кровати.

— Лучше сюда, — ответил я. — И принеси, пожалуйста, телефон. Мне надо позвонить Жендосу.

Пока Машка гремела посудой на кухне, я набрал Жендоса и выяснил истинную причину ненависти Барт ко мне.

Оказывается этот ребенок поссорился с Юлей. Она обидела его какой-то детской фигней, а он не придумал ничего лучше, чем рассказать всю правду. Он признался, что никакой бизнес не принадлежит ему, а Костя Ракицкий все выдумал, чтобы девочка, которая втюрилась в него, отстала. Это была его детская попытка задеть за живое подружку, которая назвала его скупердяем, не желающим купить ей что-то там. Мол, он может и не обладает деньгами, но зато никто не пытается от него отделаться как от навязчивого репья.

И за живое задеть девочку ему удалось. Но, как истинный друг, он не сдал меня, оглядываясь на разговор, который не так давно состоялся у нас с Серым. Жендос сказал, что клининговой компанией на самом деле заведует моя мама. И вот как-то так срослось, что теперь я маменькин сынок и человек, который отказал одной из самых красивых девчонок в школе. От этого и лживые заявления в моей ориентации. Ну, конечно. Что могло обидеть девочку, считающую себя богиней красоты больше, чем попытка слить ее другу?

— В следующий раз было бы неплохо предупреждать меня о таких вещах, — сказал я, принимая на кровати сидячее положение.

Машка уже принесла тарелку с кашей и поставила мне ее на колени.

— Я хотел, — ответил Жендос. — Просто… Мы поговорили с ней вчера перед твоей днюхой. И мне как-то не захотелось поднимать эту тему при всех.

— Понимаю. Ладно, Жендос. На связи. Я есть пошел.

— Давай, — донеслось из трубки, а следом послышались короткие гудки.

Вот так рокировка. Теперь вместо Клаус, на которую сыпались все шишки, козлом опущения оказался я. И ладно бы Барт просто считала меня уродом. Но ведь ее самолюбие задето. Теперь она так просто не успокоится. Будет вымещать свою обиду при любом удобном случае. Сейчас стены в туалете, потом послания на партах. Нет. Это не дело. Нужно решить вопрос с Барт. Раз и навсегда.

На следующее утро я встал гораздо раньше. На десять назначено занятие у репетитора по родовой магии. Но к восьми утра нужно успеть в школу. Найти парнишку с родинкой под глазом проще всего у гардероба. Когда сонные школьники тащатся на уроки и обязательно сдают свои куртки, перед тем как подняться в класс.

— Что с тобой случилось? — тетя Фая остолбенела, увидев меня с распухшим носом у закрытых дверей школы в начале восьмого утра.

— Вы бы видели какую ледяную ванну в этот раз на площади построили, теть Фай, — махнул рукой я. — Не только нос разбить можно…

— На площади, говоришь? — подозрительно посмотрела на меня гардеробщица и принялась открывать двери школы.

— Ага, — пожал плечами я.

— А чего так рано пришел? Ты ж с двух.

— Время перепутал. Бывало такое с вами? — я шмыгнул носом, чтобы она подумала, что я уже знатно подмерз и поторопилась пустить внутрь.

— Бывало, — хохотнула добродушная женщина. — Но не на столько.

— Да я к половине девятого спешил. Контрольную по Щитознанию сдать. А тут как заклинило. Вот на час раньше пришел, — я стукнул себя по лбу. — Давайте я вам в гардеробе помогу. И вам полегче и мне не скучать.

— А отчего же нет? — тетя Фая потянула за ручку на двери и пропустила меня вперед.

Дежурство в гардеробе это лучший вариант выследить того подонка, который вырубил меня вчера. Только побегать придется хорошо. Успевать относить две куртки, пока тетя Фая вешает одну, чтобы точно не пропустить обидчика.

Очень скоро толпы старшеклассников потянулись на уроки. Я носился между рядов курток, успевая заглянуть каждому школьнику в лицо. Но парня с родинкой все не было.

— Костян! — Серый протянул мне сначала свою руку, а затем куртку. — Ты че здесь? О! А что у тебя с лицом?

— Не спалось, — ответил я своему другу и подмигнул, намекая на то, чтобы он не задавал лишних вопросов. — Потом расскажу.

— Аа, понятно.

— Погоняем в футбик сегодня вечером? — спросил он, когда я вернулся с номерком.

— Давай в другой раз, — я схватился за ребра. — Все тело жутко болит. Ты не представляешь.

— Ладно. Тогда можно будет посидеть у тебя или у Жендоса.

— Созвонимся, — я ударил в кулак своему другу и отправил его на занятия.

Следующим моим знакомым, прошедшим через гардероб, оказался хахаль Машки. Вадим.

Уж чью-чью, а его куртку брать я принципиально не стал. Дождался, когда тетя Фая вернется с номерком и обслужит аристократа.

Этот одаренный не проронил ни слова. Хотя нашу неприязнь друг к другу чувствовал даже одноклассник Серого, не изменявший своей футболке «Король и Шут», который объявил всем ожидающим в очереди, что сегодня в гардеробе трудится Костя Ракицкий. Тот самый, из-за которого Пушкин поссорился со Штырем пару недель назад.

Старшеклассницы с интересом глядели на меня. Кто-то улыбался — скорее всего те, кто со вчерашнего дня еще не бывал в туалете или знать не знает, кто такой Ракицкий, а кто-то вел себя типично для малолеток, как будто впервые увидевших звезду. Только с не самой хорошей репутацией. Перешептывался, ухмылялся и тыкал пальцем, когда я отворачивался спиной.

— Смотри! Тут Ракицкий… — сказала девочка с каре в полголоса, когда я возвращался с номерком для полного парня, на голову выше всех остальных в очереди.

— Здесь ему и место, — хмыкнула Барт и протянула мне свой надушенный пуховик. — Я хочу семдесят седьмой номер. Повесь мою куртку туда.

Я отошел к вешалкам.

— Сюда? — спросил я, глядя на своего врага в юбке.

— Да, — ухмыльнулась она и поглядела на своих подруг, которые тут же похихикали.

Я намеренно взял соседний. Видимо когда-то потерянный. Все номерки в гардеробе были железные, а он, один из немногих, картонный с почти стертой надписью.

— Держи, — я протянул номерок Барт и пристально посмотрел ей в глаза.

— Это не тот…

— Бери что дают, — вмешалась тетя Фая, хватая куртку ее подруги. — Очередь, пока ты тут выделываешься, не уменьшается.

Барт яростно выдохнула, взяла номерок, отошла и выругалась в мою сторону.

— Напиши это в женском туалете, — сказал я, делая вид, что мне по боку, как она развлекается с подружками.

Еще мама в свое время учила, что самый лучший способ лишить интереса тех, кто тебя достает, это не обращать на них внимания. Вот только я не могу заставить себя терпеть. Может хоть вид сделаю.

— Так и будет, — крикнула в ответ Барт и отошла в сторону.

Они с подружками составили свои сумки на подоконник, достали миниатюрные зеркальца и принялись, как говорила моя бабушка, наводить марафет.

Я повернул голову, чтобы взять следующую куртку и встретился взглядом с другой старшеклассницей.

— Привет, мелкий, — Азалия подмигнула мне и протянула свое пальто. — Ночью в туалет пописать вставал и в поворот не вписался?

— Как догадалась? — я улыбнулся, аккуратно почесал нос и поморщился от боли.

Моя новая знакомая хихикнула и отпустила за номерком.

— В офисе тебя ждет уже такая не хилая доля заработка, — сказала она, когда я вернулся. — Мы с ребятами можно сказать ночами не спим.

— Заеду к вам в ближайшее время, — ответил я, протягивая номерок. — Ты же сказала, что напишешь, если появятся вопросы.

— Я Лизе звоню, — оттопырив большой палец и мизинец, она обозначила трубку телефона и приложила руку к уху. — Смышлёная она девчонка. Жаль, что трусливая. Ну, давай. У тебя тут работы невпроворот.

Я махнул своей знакомой и снова принялся за работу.

До звонка на урок осталась пара минут, а парня с родинкой все нет. Неужели я ошибся, и он не один из одаренных? А ведь это действительно может быть так. Любой условный Вовчик мог попросить шайку обычных подростков проучить меня. А причины ненавидеть мою персону есть у многих. Даже у младшего брата Штыря и его семейки.

— О, Ракицкий! — кудрявый блондин скакал на месте стряхивая с плеч рюкзак. — Давно не виделись.

— И еще столько бы тебя не видеть, Пушкин, — ответил я и взял у одноклассника Серого пуховик.

Все ближайшие вешалки уже были заняты, поэтому мне пришлось уйти подальше. Именно оттуда я и расслышал дерзкую просьбу еще одного опаздывающего школьника. Ради интереса выглянул из-за курток.

— Вешайте, как хотите! — огрызнулся аристократ на тетю Фаю.

Вот он. Парень с родинкой!

— Я тебе сколько раз говорила, чтобы петельку пришил? — возмущалась гардеробщица. — В следующий раз принимать не буду.

— Ага! Не будете! Выполняйте работу, за которую платят и заткнитесь, — ответил он и обернулся к дружкам, стоящим позади.

Тете Фае пришлось проглотить злость. Она пошла в мою сторону, и я тут же прикинулся, что ищу петлю у пуховика Пушкина.

— Костя, торопись, — проворчала она. — Звонок подавать надо, а там еще целая толпа.

Аристократ явно вывел ее из себя.

Гардеробщица повесила куртку моего обидчика. Я запомнил куда. На всякий случай. Затем дождался, когда она отдаст одаренному номерок и вышел к Пушкину.

— Тебе не только нос разбили? Еще и ноги переломали? Опаздываю из-за тебя, — он вырвал номерок у меня из рук и под аккомпанемент звонка побежал на урок.

Но блондин из класса Серого волновал меня в последнюю очередь. Теперь я должен узнать, что это за паренек с родинкой и почему вчера он был в компании моих недоброжелателей. Ведь кто-то их натравил. Но для начала стоит узнать в каком классе учится аристократ.

После звонка мы приняли еще несколько курток опоздавших и утреннее безумие закончилось.

— Ох, спасибо, Костя, — поблагодарила тетя Фая, усаживаясь на стул и держась за поясницу. — Ты прости, что наворчала на тебя. Ты ж мне вообще ничем не обязан.

— Ничего, теть Фай, — я выглянул из гардероба, чтобы посмотреть не идут ли еще школьники. — А кто это был?

— Ты про кого? — она подняла голову и запихнула семечку в рот, затем принялась сворачивать кулек из газеты.

— Парнишка, у которого петелька оторвана.

— А! Этот! Тимка это. Помню его еще когда пешком под стол ходил. А сейчас вон как вымахал. Да и наглеть стал. Раньше, он, конечно, так не разговаривал, — вздохнула она.

— А из какого он класса?

— Ой. То ли из десятого, то ли из одиннадцатого. Откуда ж мне знать, — она сплюнула шелуху в кулек. — А тебе зачем?

— Просто интересно, — солгал я.

— Ладно, — тетя Фая посмотрела на часы. — Тебе, наверное, идти уже надо?

Нет. Уходить, пока не узнаю больше о Тимке, я не собирался. Если этот Тимофей ездит на трамвае, то проездной вместе с билетом школьника должен быть в его куртке. В его возрасте меня постоянно просили доказать, что я еще школьник. Вот в документе я и могу посмотреть в каком классе учится хам. Надо только тетю Фаю отвлечь. Она мне шариться по карманам не разрешит. А у меня выхода другого нет.

— У меня еще время есть время. Элеонора Игоревна не проходила, — ответил я. — Может вам куда сбегать надо, пока я тут подежурю?

— Почему нет? — задумалась гардеробщица. — А может ты сам сбегаешь? По-молодецки. До тети Люды. Чаю попроси, да выпечку. Может со вчерашнего дня что осталось?

Упрямая тетка. И отказать-то как-то не по-человечески. Опять притворяться что ли?

Но тут же мне в голову пришел план получше.

— Тетя Люда, здравствуйте! — я стоял в столовой и вдыхал аромат готовящихся на день блюд. Рассольника, картофельного пюре и котлет.

— Привет, Костя! — ответила полная женщина и вытерла руки о фартук. — Проголодался уже? Чего дать?

— Меня тетя Фая прислала. Что у вас из выпечки есть?

Заведующая столовой начала перечислять мне все, что может предложить, но я вовремя перебил ее. Это входило в план.

— А знаете что? Давайте я тетю Фаю позову, а сам ее в гардеробе подменю?

— А давай, — отреагировала повариха. — Я ж ей тут рассаду принесла. Заодно расскажу, как ухаживать надо.

Когда я вернулся в гардероб и сообщил тете Фае новость о том, что тетя Люда зовет ее лично, гардеробщица что-то пробубнила себе под нос, положила кулек на стол, поднялась со стула и пошла по длинному коридору в сторону столовой.

Я посмотрел ей вслед. Затем перевел взгляд направо.

Лишь охранник с каменным лицом стоит у прохода на лестницу. Больше ни одной души. Я глубоко вдохнул и поторопился в сторону вешалки, на которой висела куртка товарища, разукрасившего накануне мне лицо.

По карманам рыться я не любил. Но чего греха таить, в прошлой жизни нет-нет, да находил в куртке отчима несколько рублей себе на жвачку. Воспоминания не самые приятные, но настигают, когда теперь лезу в чужое пространство.

Сперва я ощупал пуховик. Билет школьника, действительно лежал в нем. Открыл карман и достал документ. Принялся читать:

Кротоненко Тимофей Николаевич. 11 «В».

Еще раз посмотрел на фотографию. Массивный подбородок, родинка под глазом. Это точно он.

— Значит поэтому личные вещи просят не оставлять в гардеробе, — донеслось из-за моей спины, и я вздрогнул.

(обратно)

Глава 7 Граффити на стене

Я стоял у чужой куртки, с чужим билетом школьника в руках и банально не хотел поворачивать головы, чтобы не ловить взгляда того, кто спалил меня.

Паршивая ситуация. Быть пойманным за руку, когда роешься по карманам. Тут хоть объясняй, хоть нет. Все, что ты скажешь, как говорится, будет использовано против тебя в суде.

Я убрал билет школьника обратно в карман куртки Кротоненко и повернул голову.

Рядом со мной стояла девчонка с каре и розовыми волосами, скрывающими левую часть ее лица. В лосинах и клетчатой мини-юбке с подтяжками. Она надула пузырь из жвачки и лопнула его.

— Да. Ты абсолютно права, — ответил я отрешенно. — Хитроумный план, как украсть билет школьника я продумывал несколько лет. И вот когда, наконец, решил воплотить его в жизнь, какая-то девчонка поймала меня за руку. Черт. Надо было сдать тогда класнухе десять рублей на корочку и сейчас я бы не охотился за ней.

Но старшеклассница не слушала. Она вглядывалась в мое лицо с задумчивым видом.

— Кого-то ты мне напоминаешь… — девчушка приложила свой пурпурный ноготь к губам и нахмурилась. — Точно! Ты тот тип, за портрет которого в женском сортире Барт вчера заплатила мне двадцатку.

— Так это твоих рук дело? — я скрестил руки на груди.

— Не сердись, зайка, — она хлопнула меня по плечу, повесила свою куртку на ближайшую свободную вешалку и взяла номерок. — Мне нужны деньги на краску. Граффити не дешевое удовольствие. А тебе нужно имя этого пацана. Или что ты там смотрел в его билете школьника? В общем — мы квиты.

Девчонка накинула на плечо рюкзак и пошла к выходу. Я двинулся за ней.

— Костя! — тетя Фая поймала нас у выхода в коридор и посмотрела на ученицу. — Опять ты?

— Я просто куртку зашла повесить, — ответила школьница и попыталась обступить гардеробщицу. — Не нагнетайте.

— Будешь так делать, я твоему брату все расскажу! — погрозила пальцем тетя Фая. — Костя, она тебя тоже напугала?

— Напугала? — я нахмурился.

— Любит, вертихвостка, в эти игры играть. Ты у меня допрыгаешься! Я директору все расскажу, вот увидишь!

— В какие игры? — попытался встрять я.

Но был проигнорирован. С обеих сторон.

— Ладно вам, тетя Фай! Я же просто ребенок, — девчонка скорчила рожу и пробежала мимо охранника на лестницу.

— Вот тебе и ладно, — гардеробщица поставила пакет, который передала ей повариха, на стол. — Хорошая девка. Но совсем от рук отбилась.

— Как ее зовут?

— Фрося. Пару лет назад оба родителя у нее заживо в бане угорели. Теперь старший брат воспитывает. Но по-пацански. Сразу видно.

— Ефросиния… — пробормотал я. — Красивое имя, да?

— Может и красивое, а вот маминого ремня аристократке не хватает.

Интересно. Выходит девчонка из благополучной семьи. По крайней мере, была. И тетя Фая ее не боится, как остальных. Значит Фрося из адекватных аристо. Не ставит себя выше остальных. Ну и меня не спалила с этим билетом школьника.

— Ну ладно, — я накинул портфель на плечо. — Я тоже побегу. Расписание на день посмотрю, пока Элеонора Игоревна не пришла.

— Давай, Костя, — тетя Фая закрыла за мной калитку, и я услышал, как щелкнула кнопка маленького телевизора.

Я поднялся на третий этаж к стенду с расписанием, нашел там одиннадцатый «а», день недели и увидел в каком кабинете прямо сейчас сидит Тимофей со своим классом. Именно туда я и направился дальше.

— Мирослава Игоревна, здравствуйте! — я стоял перед кабинетом, из которого только что вышла завуч.

— Костя? Ты что тут делаешь? — она сделала удивленный вид.

— Мне жутко неудобно, — я замялся. — Но в этом кабинете вчера у нас было Сфероведение. Я забыл тут кое-что. Можно забрать?

— У меня сейчас урок идет. Приходи после звонка, — строго ответила завуч и принялась закрывать дверь.

— Не могу! — остановил ее я. — Через полчаса занятия у репетитора начинаются. А у меня денег на проезд нет…

Все-таки хорошо быть в теле маленького мальчишки. Будь я взрослым такая легенда ни за что бы не прокатила. А какой человек не пожалеет парнишку в такой ситуации?

Мирослава Игоревна несколько секунд пыталась испепелить меня взглядом. Видимо два человека внутри нее боролись. Один был за то, чтобы помочь мне, а второй за то, чтобы пятиклассник вынес урок из своей растерянности.

— Ладно, — выдохнула она, наконец, и отошла в сторону. — Только быстро. И тихо.

Я сделал шаг в кабинет и как будто попал в другой мир.

Прямо перед доской в воздухе летал огромный шар. Внутри него сверкали тысячи молний, а жуткие образы душ с той стороны своими безликими мордами упирались в границы сферы и становились на вид еще ужаснее. Старшеклассники уставились на меня. У каждого на столе стояли маленькие весы. В воздухе пахло серой. Чем они тут занимаются?

— Продолжаем контрольную, — сказала завуч строгим тоном и несколько раз ударила указкой по доске.

Все одаренные тут же опустили головы. Кроме двоих. Тимофея Кротоненко и…Вадима.

И как я сразу не догадался? Ведь именно хахаль моей сестры накануне выбежал из нашей квартиры, бессильным и обиженным на весь мир.

Я шел между рядами школьников из одиннадцатого «А», прожигая взглядом бывшего Машки. Надеюсь, что бывшего. Того, кто побоялся врезать мне позавчера, когда увидел печатку электроников, но зато придумал план, как запугать. И он бы, наверняка, сработал. Если бы я не был собой. А любым другим зашуганным пятиклассником.

Вадим все понял. Я увидел это по его красному лицу. Видимо, он думает, что теперь я пожалуюсь клану, который решит за меня все проблемы. А вот Тимофей нисколько не смутился. Он смотрел на меня, играя в борьбу взглядов. Уважаю. Но ответить за свои поступки придется.

Зайдя за небольшой шкаф, я достал из заднего кармана проездной, который приготовил заблаговременно, и глубоко вдохнул.

Моей ярости нет предела. Чтобы понять насколько я зол, любому человеку достаточно представить себя на моем месте. Лежащего в холодном снегу, истекающего кровью и получающего в нос очередной удар. И при этом, не имеющего ни единого шанса ответить. И вот сейчас, когда я узнал кто вчера безжалостно избил ребенка, мне захотелось наброситься и проучить подонков. Только я еще не решил кого ненавижу больше. Тимофея, прописавшего мне по лицу несколько раз или Вадима, затеявшего все это.

Нет. Скорее всего, я хочу проучить их обоих.

— Спасибо, — я шепнул завучу, показав проездной и вышел из класса.

Я хлебал воду из фонтанчика у женского туалета, когда уже знакомый голос раздался за спиной. Я готов поклясться, что, когда подходил, вокруг никого не было.

— А я думала, на кой черт тебе его билет школьника… — Фрося, навалившись на стену, ноготком почесывала щеку, схватив одной рукой локоть другой.

— Ты следила за мной? — я выпрямился и стер со щеки остаток воды.

— А кто бы не следил на моем месте? — она сдула челку с левого глаза и улыбнулась милой тонкой улыбкой. — Ведь жутко интересно, когда кто-то лезет в чужой карман. И не затем, чтобы нажиться парой рублей или охапкой императорских фишек.

— И как? — я накинул еще одну лямку на второе плечо и подпрыгнул, чтобы рукава пиджака разгладились под рюкзаком. — Узнала?

— Нет. Если честно. Поэтому и решила поговорить. Но те два парня смотрели на тебя как-то странно. А ты только зашел и вышел. Да еще и на урок, который ведет завуч. Если честно, я колебалась, раздумывая заходить ли за тобой в кабинет.

— А ты, типа, невидимая что ли? — я неопределенно покрутил в воздухе пальцем.

— Типа.

— Ну вот и я, типа, просто посмотрел билет школьника и положил на место.

— А может и не положил… — Фрося достала документ аристократа, раскрыла его и принялась читать. — Кротоненко Тимофей. Одиннадцатый а. Зачем он тебе?

Вертихвостка, как назвала девчонку тетя Фая, не совсем подходящее слово. Хитро-выдуманная ей больше подходит.

— Тебе бы лучше его на место положить, — я указал глазами на билет школьника. — Кража — это серьезное нарушение правил школы. Даже серьезнее, чем пользоваться способностями без ведома преподавателей.

— Черт, — наигранно выдохнула и опустила плечи она. — Хорошо, что на меня никто не подумает. Я же просто находилась в гардеробе. А вот ты потом еще и в класс к потерпевшему ходил.

— Чего тебе надо от меня?

Я несколько напрягся. Терпеть не могу, когда мной пытаются манипулировать. А именно этим аристократка сейчас и занималась.

— Чтобы ты сказал, зачем ходил в класс.

— А тебе на урок не надо?

— А я на уроке. Просто учитель почему-то не заметил, как я пришла, — улыбнулась одаренная и снова сдула челку с глаза.

Все это время я не мог понять, кого мне напоминает Фрося. И только сейчас понял, что…меня. По крайней мере тем, что не боится пользоваться своими способностями и мозги у нее на месте. Только вот я чувствую, когда стоит нажать на тормоз. А она — нет.

Я сдался и рассказал короткую версию истории. Мне показалось, что отделаться от девчонки так будет гораздо быстрее, чем продолжать бодаться.

— И все? — Фрося разочарованно посмотрела на меня.

— Представь себе, — я указал на билет школьника в ее руках. — А теперь сделайся снова невидимой и верни его на место.

— Это не невидимость, — она протянула мне корочку Кротоненко. — Хамелеоны. Род такой есть. И сам верни. Я уверена, что ты справишься.

— Что? — я убрал руки. — Ты взяла, ты и…

Я не успел договорить. Билет школьника аристократа упал на пол, а девчонка слилась со стеной. Сперва мне показалось, что я вижу очертания, но буквально через секунду, я снова был готов поклясться, что в коридоре никого нет.

На такой финал разговора я не рассчитывал. Потому что у меня к уличной художнице появилось одно предложение, с которым она должна с легкостью справиться.

— Фрося! — я крикнул, потому что знал, что она точно слышит. — Тут пятьсот рублей. Они твои, если стена в женском туалете обрастет каким-нибудь современным граффити.

Девочка материализовалась в шаге от меня и чуть не заставила выругаться.

— Что нарисовать? — спросила она и выхватила деньги.

— Неважно. Главное, чтобы это было стильно. И, желательно, чтобы Барт больше не хотелось портить стены в женском туалете.

— Нужно еще пять сотен. Стена большая.

Я достал деньги, вручил их новой знакомой и добавил:

— И, желательно, сегодня.

— До конца дня, — ответила Ефросиния и исчезла.

— И билет школьника! — крикнул я вдогонку. — Документы верни на место!

Я продолжал звать девчонку еще некоторое время, но все было напрасно.

— Черт! — наконец выругался я, подобрал билет школьника и пошел в гардероб.

Я не стал выдумывать велосипед. Подбросил документ Кротоненко через перегородку гардероба, пока тетя Фая была очень занята просмотром какой-то передачи по «ОРТ», а затем указал на него, сказав, что видимо билет школьника выпал у кого-то из кармана во время дежурства. Гардеробщица поблагодарила меня за внимательность, отдала мою верхнюю одежду, и я поехал к репетитору.

По дороге на огородный массив, я все мусолил в голове тему двух подонков, которым должен отомстить. Лучшей местью Вадиму за его кровожадность будет момент, когда Машка пошлет его далеко и надолго. А как проучить Кротоненко я еще решу. Но не сейчас. Сейчас самое важное освоить способность гипнотизёров и вернуть маму домой.

Сегодняшнее занятие у Георгия Вольфовича пролетело незаметно. Йо-йо, которое я выбрал в качестве своего основного «оружия», теперь развязало нам руки и бедный Зевс все три часа был вынужден выполнять мои приказы не за вкусняшки, как привык, а по моей воле. Он даже танцевал на задних лапах, чего не делал еще никогда и завывал «В лесу родилась елочка». Мой навык рос и после завтрашнего урока я буду готов встретиться с Флорикой и освободить маму.

Но это завтра. Сегодня мне еще предстояло вернуться в школу и попасть под расстрел из вопросов про мой опухший нос. На этот раз от второсменщиков.

Поднимаясь по лестнице в школе, я уперся в толпу одаренных. Все они гоготали и обсуждали новое граффити в женском туалете. Каждый из них желал попасть внутрь и хотя бы одним глазком взглянуть на художество. Желающих была тьма и от этого затор образовался прямо на лестничной площадке.

Мне на встречу из толпы вылетела Юлия Барт. Она расталкивала школьников, пыхтела, краснела и одними ноздрями выдыхала воздух. Аристократы и бастарды повернули свои головы, смотря ей вслед. Увидев меня, они еще шире заулыбались.

— Ракицкий, ты…ты…

Барт встала передо мной так близко, что я чувствовал ее дыхание с нотками мяты от недавно зажеванного «Орбита».

— Ты…ты…

Я пока не понимал, что ответить. Нарисованное Фросей в женском туалете граффити явно произвело фурор. И, судя по всему, навсегда отбило у Барт желание соревноваться со мной в настенной живописи. Ну или еще больше разозлило. Зависит от того, что там нарисовано.

— Я тебя ненавижу, Ракицкий, — наконец выдавила из себя она и побежала по лестнице вниз.

Мне в какой-то момент даже стало жалко девчонку. Но, с другой стороны, она не ревела. Значит то, что там нарисовано лишь разозлило ее. А это вполне нормально. После травли Клаус и унижения моей персоны. Зуб за зуб, как говорится.

Я протиснулся среди толпы до самого женского туалета и наконец попал внутрь.

— Это мощно, Костян! — оттуда выходил Серый и улыбался во все свои двадцать шесть.

— Пропусти, Серый. Дай мне тоже посмотреть, — ответил серьезно я и прошел мимо друга.

То, что я увидел было действительно эпично.

Картина во всю стену, где Барт изображена довольно точно. Родинка над губой, голубые глаза, черные вьющиеся волосы. Сидящая на троне во дворце, со скипетром в одной руке и державой в другой. Корона из змей на ее голове превращала девочку в настоящую Медузу Горгону. А вот дальше было самое главное. В овале, который принято изображать в комиксах для обозначения диалога написано: «Ракицкий лох». В вот с другой стороны нарисовано облако, обозначающее мысли Барт: «На самом деле я без ума от Костеньки. Вы же догадываетесь?».

Эта короткая зарисовка заставила меня улыбнуться. Те, кто знал, что я сильно нравлюсь Юле, смеялись в голос, а кто даже не догадывался в чем дело и верил всем надписям на стенах в туалете доселе, теперь всё понял. Все, как один, хихикали и сватали нас.

— Милые бранятся — только тешатся, да? — гоготнул Пушкин, стоящий справа от меня, и врезал по плечу.

Больно. Я аж схватился за бицепс рукой и принялся растирать.

Одноклассник Серого не дождался моего ответа. Предлагая всем встречным проходить и посмотреть на новое творчество, он вышел из туалета. А я следом за ним.

Вот и все. Кажется все мои школьные проблемы наконец решены. Теперь с чистой совестью я могу заняться учебой. Вадим точно больше не будет пытаться загнать меня в угол, а Барт при всем желании не сможет затереть те огромные буквы, нарисованные краской и очистить свою репутацию — спасибо Фросе.

Клаус сегодня снова не пришла. Что меня несколько расстроило. Хотел бы я увидеть радость на лице Жанны в связи с тем, что ее главная соперница устранена навсегда. Обычной правдой, нарисованной во всю стену в женском туалете. Ну да ладно. Зато будет повод порадоваться в понедельник.

После учебы я сразу направился домой. Нужно сообщить Машке последние новости про ее дружка и засаду, которую он мне устроил накануне. Чтобы уже забыть о Вадиме навсегда.

— Ты дома? — железная дверь громыхнула за спиной, и я включил свет в коридоре.

Только кошка выбежала встречать меня, промяукав несколько раз. Ее мурлыкание в полной тишине напоминало приглушенный звук мопеда, на котором я разъезжаю в комендантский час.

— Привет, Мотя, — я потеребил кошку по голове и прошел на кухню. — Значит Машки нет?

Включил свет. Как приятно, когда тараканы не разбегаются по углам, после того как лампочка на потолке загорается. Да. Это уже совершенно другая жизнь. А то ли еще будет?

Я бросил взгляд на стол и увидел там вырванный лист из тетради и ручку. Это записка.

— Костя, — я читал вслух. — В холодильнике суп и макароны по-флотски. Меня сегодня не жди. Ночевать дома не буду. Увидимся завтра. Целую.

Я смял лист и кинул обратно на стол. Не потому, что ревновал сестру. Мне стало тошно, как только я представил, как она обжимается с Вадимом на какой-нибудь вечеринке, не зная, что он за человек.

Даже не снимая пальто, я отыскал трубку от телефона и отправил Машке сообщение на пейджер. Она не ответила. Еще одно. И еще.

Время перевалило за полночь, когда, наконец, раздался звонок.

— Алло?

— Костя… — всхлип. — Это Маша.

— Ты где?

— Они… — всхлип.

Я крепко сжимал будильник в руках.

— Что они, Маша?

— Я не знаю, как уехать отсюда… — всхлип. — Ты можешь попросить кого-нибудь забрать меня?

— Что они сделали, Маша? — вскипал я, не в силах опустить тему. — Что они сделали?!

Рыдание, донесшееся из трубки, кажется, уже отвечало за себя, но я не хотел верить в догадки.

— Что они сделали, Маша?!

(обратно)

Глава 8 Семейные ценности

— Привези мою одежду. Пожалуйста… — наконец, сказала моя сестра.

Часы, которые я держал в руках, полетели в стену и стекло разлетелось вдребезги от удара. Кошка, мирно спящая на материнской кровати, сорвалась с места и убежала в другую комнату.

Я не нашел в себе сил и дальше выяснять, что произошло. Я узнал у Машки адрес, где она находится и с холодной головой тут же выехал за ней.

Это оказалась коммунальная квартира в старом сталинском доме в центре города. Дверь была открыта, когда я вошел. Мебель в коридоре облепила дюжина кошек. Может больше. Из дальней комнаты вышла старушка в дырявом халате и, шоркая ногами по полу, пошла в мою сторону.

— Сто рублей! — гаркнула она на меня.

— Что? — я опешил.

— Где мои сто рублей? — спросила она, постоянно перемалывая беззубыми челюстями что-то во рту. — Давай деньги! Иначе ноги вашей здесь больше не будет!

Я достал купюру и отдал старухе.

— Девушка. Я ищу девушку. Примерно такого роста. Она здесь?

— Костя? — ближайшая ко мне дверь приоткрылась и из-за нее выглянула Машка. — Ты принес одежду?

Лицо Машки опухло от истерики. Но ни одного синяка на нем я не заметил.

— Да, — я обошел бабулю и протянул пакет.

— Я сейчас, — моя сестра забрала вещи и скрылась за дверью туалета.

Я посмотрел на старуху. Она все также стояла и не сводила с меня глаз.

В молчании, изредка переглядываясь с ней, я дожидался, когда Машка выйдет. Знал, что на интересующие меня вопросы домовладелица точно не ответит. Но предположил, что она сдает комнату подросткам. Наверняка, для разных целей.

— Ты как? — я взял сестру за руку, когда мы ехали на машине в сторону дома.

— Нормально, — она очень резко покивала головой.

— В больницу точно не надо?

— Точно. Я в порядке.

Меня бросало в жар от злости, как только я представлял, что могло произойти за одной из дверей в той коммуналке. Поэтому старался не затрагивать животрепещущую тему. Но знал, что придется. Рано или поздно. Как бы мне не хотелось забыть это как страшный сон.

— Ты была с Вадимом? — начал я издалека.

— Да.

Я сжал кулак и хотел ударить по сиденью рядом с собой. Но таксист спереди мешал мне проявлять ярость. Эмоции — это слабость. Их должны видеть только самые близкие.

— Но это не он, — добавила моя сестра и зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Однако от этого они еще сильнее потекли по ее щекам.

Я замолчал. Продолжать разговор в машине нельзя. Не при посторонних.

Через полчаса мы уже сидели на кухне. В полной тишине. Лишь настенные часы тикали, перебивая гробовое молчание.

— Что произошло? — наконец я решился и спросил.

— Ничего, — ответила Машка.

— Предлагаю не играть в эту игру.

— Какую?

— Когда ты до последнего отпираешься, чтобы защитить своего дружка. Я хочу знать, что с тобой сделали, — я набрал воздуха в грудь. — Тебя изнасиловали?

— Что? — Машка раскрыла глаза. — Откуда ты знаешь это слово?

— Мне одиннадцать, а не пять, — твердо ответил я. — Так тебя изнасиловали в той квартире? Поэтому ты осталась без одежды и до сих пор ревешь, как только мы начинаем вспоминать сегодняшний вечер?

— Нет…Нет! — ее передернуло. — Меня не тронули.

Я нахмурился, вообще не понимая, что происходит. С одной стороны, мне стало легче от осознания того, что мои самые худшие опасения не подтвердились. Но с другой, мне казалось, что Машка может лгать. Ну, а как по-другому объяснить то, что она оказалась совершенно голая, неизвестно где, и вся в слезах?

— Я совсем запутался, — чертыхнувшись, я почесал затылок. — Где твоя одежда? Почему ты никак не можешь успокоиться? И что вообще ты делала в той квартире?

— Мы ездили туда с Вадимом раньше…Еще до того, как мама разрешила ему ночевать у нас.

— Понятно. Я выгнал его из нашего дома, и вы вернулись в гнездышко… Но он же аристократ. У него что, нет денег на то, чтобы снять нормальную комнату?

— Отец не дает ему денег. Считает, что он должен заработать сам. Только мать балует иногда.

— По твоим словам, он прямо святой, — ухмыльнулся я. — Что было дальше?

— В общем, мы лежали и болтали обо всем на свете, когда в комнату ворвался парень, который напал на тебя накануне.

— Напал на меня?

— Ты говорил, что у него родинка под глазом. Вот здесь, да? — она указала на своем лице на то самое место.

— Да, — я кивнул.

— Когда Вадим вскочил и приказал им убраться, один из подонков врезал ему. Удар получился сильный. Лицо Вади сразу превратилось в… Оно выглядело ужасно, — лицо моей сестры скривилось от воспоминаний и желания снова зарыдать. — Затем они вытащили его на улицу. А всю мою одежду прихватили с собой, чтобы я не побежала за ними.

— То есть ты ревела так из-за Вадима? — я непроизвольно поморщился. — После того, как они вместе с дружками избили твоего одиннадцатилетнего брата, ты нашла в себе силы жалеть этого подонка?

— Он не при чем, — перебила Машка.

— Что?

— Вадим не виноват, — повторила она. — Он рассказал мне, что произошло на самом деле.

— И что же? — я скрестил руки на груди. — Очень интересно узнать его версию.

— Вадим действительно хотел припугнуть тебя. Он подговорил друзей записать ту пленку, одеть маски и подкараулить тебя после школы. Они договорились не бить тебя. Только запугать. Но все пошло не по плану.

— Не по плану, говоришь? — я почесал свой распухший нос. — Сомнительное утешение. Но ты же не можешь не понимать, что все произошло из-за твоего дружка.

— Я знаю, — Машка виновато опустила глаза. — И мы сперва сильно поругались из-за этого.

— Но потом он тебя убедил?

— Да. Он сказал, что сам дотащил тебя до подъезда, несмотря на то что остальные хотели оставить твое тело прямо там.

— Герой, — хмыкнул я.

— Знаю, — снова добавила моя сестра. — Но в итоге Вадим заступился за тебя. Поссорился с друзьями. Подрался с Тимофеем сегодня в школе, — ее голос снова начал прерываться на всхлип. — Костя, они убьют его…

Машка зарыдала, уткнувшись в собственные ладони.

Ох уж эти подростки. Каким нужно быть глупцом, чтобы вляпаться в такую ситуацию? Захотеть избавиться от брата девчонки и в итоге стать изгоем в своей компании. Мне очень не хочется в это верить, но, если Вадим пошел на такой шаг…Значит он действительно испытывает какие-то чувства к Машке.

Я встал со стула и обнял сестру. От этого она зарыдала еще громче, уткнувшись мне в грудь. Так прошло несколько минут.

— Костя, — Машка, наконец, отпряла от меня и подняла глаза. — Мы должны ему помочь.

— Чего? — я даже отстранился от нее.

— Вадима убьют. Этот Тимофей с головой не дружит. Мы должны помочь Ваде. Пожалуйста.

Я нервно посмеялся.

— Помочь Ваде? Ты, должно быть, шутишь?

— Ладно, забудь, — она встала со стула и решительно вытерла слезы со щек. — Я все сделаю сама. Где телефон? Я должна позвонить ему домой. Узнать вернулся ли он.

Машка убежала в комнату, а я отошел к разделочному столу и налил себе холодного чая. Добавил в него две ложки сахара, размешал и выпил залпом.

Поверить не могу, что мне придется впрячься за этого аристократа. Ведь если откажусь, то эти подростки натворят еще больше глупостей. Черт! Наверное, пора принять тот факт, что у Маши своя жизнь и как брат, я должен помогать ей не только деньгами. А этот Вадим вовсе не обязан мне нравится. Наверное. Если она с ним счастлива.

Я прошел в мамину комнату, в которой Машка сидела на кровати и разговаривала со своим суженым. Увидев меня, она тут же перестала сюсюкаться и зажав микрофон, кивнула мне.

— Я помогу, — ответил я коротко.

Затем пожелал спокойной ночи и ушел в детскую.

Я пока даже не представляю, как помочь аристократу. И, если честно, сейчас даже думать об этом не хочу. Потому что завтра очень важный день. Один из самых важных в моей жизни. День, когда я должен освободить маму. И ничего важнее этого быть не может.

Утро началось, как обычно. Два стакана воды, отжимания, душ и плотный завтрак. Я ушел из дома, когда Машка еще спала. Сел на автобус, который отходил с остановки в центре города в семь часов сорок минут утра и поехал на занятие к репетитору.

— Я взял из библиотеки книгу, — Георгий Вольфович положил увесистый том на стол. — Тут все про способность гипнотизеров.

— Много успели прочитать? — я открыл первую страницу и ужаснулся.

Мелкий шрифт. Два столбца текста на одной странице. А здесь этих страниц — матерь божья!

— Я читал ее давным-давно, — ответил репетитор. — Но самая важная часть — вот тут.

Коллекционер отыскал свою закладку, открыл книгу на нужной странице и ткнул пальцем в заголовок.

— Семь печатей? — я поднял глаза. — Это про что?

— Чтобы снять гипноз со своей матери, ты должен будешь добраться до ее сознания.

— Не понял? — я посмотрел на йо-йо в своей руке. — Разве мне недостаточно повертеть этой штуковиной у нее перед глазами, чтобы все стало как прежде?

— Нет, — улыбнулся учитель моей наивности. — Если бы все было так просто…

— А можно подробнее?

— Ты используешь игрушку, чтобы погрузить свою матушку в транс. После этого должен будешь сам войти в него, чтобы попасть в ее сознание…

— А нет более простого способа? — запаниковал я.

Осознание того, что я могу загипнотизировать мать и несколькими простыми движениями заставить ее прийти в себя, вселяло уверенности. А заголовок «семь печатей», которые, судя по всему, я должен буду преодолеть или вскрыть, заставлял нервничать. Ведь это повышает шансы провала. Что если я не правлюсь?

— Нет. Простого способа не существует, — твердо ответил учитель. — Ты можешь наложить на нее еще один гипноз. Она послушается, но вскоре вновь вернется к прежней установке. Чтобы окончательно избавить ее разум от воздействия того психопата, тебе нужно проникнуть в ее сознание, чтобы раз и навсегда стереть оттуда образ того, кто заколдовал ее.

— Образ Санитара… — пробубнил я себе под нос.

— Верно.

— Ладно, — я подвинул книгу к себе и уставился в нее. — Что я должен сделать?

— Какое самое главное правило гипнотизеров? — спросил Георгий Вольфович.

— Не смотреть на предмет, которым вводишь в транс.

— Правильно. Но завтра ты должен будешь нарушить его. Заставь маму смотреть на крутящуюся игрушку и сам смотри на нее. Как только гипноз подействует ты окажешься у входа в ее сознание. Но, справедливости ради, стоит заметить, что и она будет иметь доступ к твоему.

— Понятно, что ничего не понятно, — я покрутил головой, разминая шею. — Но на месте разберусь. Что я должен сделать?

— Заставить ее впустить тебя, — сказал репетитор, взял газету и принялся рисовать на полях. — Если мы представим, что сознание это комната, то в нее есть дверь. На этой двери семь замков. Открыть их может только владелец комнаты.

— Она будет загадывать мне загадки что ли? — я ухмыльнулся себе под нос.

— Не факт. Но, условно, какой-нибудь человек, помешанный на загадках вполне мог бы загадывать ребусы. Ты прав, — он посмотрел на стопку отгаданных кроссвордов, лежащих на подоконнике.

— Ясно, — я указал на строчку в книге. — Тут сказано, что это испытания. Любой провал и меня выкинет из транса.

— Да. Тогда придется начинать все с начала. И главное — помни, твоя мать не узнает тебя. Для нее ты чужак, пытающийся проникнуть к ней в голову. Не рассчитывай на снисхождение. На подсказки. Только на самого себя.

— Сколько это может продолжаться?

— Что именно?

— Возврат к…этой двери в сознание матери. После ошибки.

— Я бы не советовал…

— Что?

Учитель перевернул страницу и указал на сноску внизу листа.

— Я бы не советовал делать больше трех попыток.

— Потому что есть риск свести человека с ума… — прочитал я и откинулся на спинку старого советского стула. Тяжело выдохнул.

Как же я ошибался, когда думал, что дело уже в шляпе. Контракт с Элаизой, который еще неизвестно как мне аукнется, был только началом пути. А конец наступит не раньше, чем я сниму седьмую печать. Вернее, заставлю маму это сделать.

Георгий Вольфович еще некоторое время вдалбливал в мою голову знания о гипнотизерах. Уже стоя на пороге, он заставлял меня повторять главные правила, которые я обязательно должен соблюдать. Я кивал головой и уверял, что выполню все, о чем он меня просит.

— Костя, — коллекционер провел рукой по своим седым волосам. — Может я сам попробую снять гипноз с твоей матери? Я все же опытнее.

— Нельзя. Вы же понимаете. Только ребенка она не заподозрит. Я же вам объяснял.

— Ладно, — сдался старик, похлопал меня по плечу и выдохнул. — Удачи тебе. Надеюсь, все будет хорошо.

Я кивнул сторожу и вышел за дверь.

Весь этот день я раздумывал над тем, правильно ли поступил, отказавшись от помощи коллекционера. Но лучшей идеи в голову мне так и не пришло. Только став очередной жертвой матери, я смогу без подозрений установить с ней контакт. А похищает она все-таки детей, а не стариков.

— Я уже два часа тут, — пробубнил я себе под нос, зыркнув на стаю ворон, рассевшихся на заборе.

Естественно, они не ответили. Но я знал, что Флорика все слышит.

Цыганка наблюдала за матерью с тех самых пор, как та скрылась из виду капитана Троицкого. За эти почти две недели мама похитила уже шесть детей аристократов и отвела их в дом, огороженный забором. Я должен был стать седьмой жертвой. Вот только меня никак не похищали.

— Она должна была уже появиться… — сказала Флорика, приняв человеческий облик, но все равно оставаясь за сугробом.

— Почему ты вообще решила, что свою следующую жертву она будет искать именно здесь?

— Я чувствую…что она рядом, — Флорика приложила палец ко рту и исчезла.

Стая ворон теперь облепила клен, под которым я стоял.

— Молодой человек! — вдруг послышалось со стороны пятиэтажного дома.

В темном дворе у подъезда горела лампа. Под ней стояла женщина, в которой я тут же признал свою мать. Как же она постарела за то время, пока не принадлежит себе.

— Молодой человек! — повторила мама. — Можно попросить вас?

Я глубоко вдохнул. Сейчас нужно быть максимально непредвзятым. Сыграть в эту игру и не подавать вида, что мы с ней знакомы.

— Да? — я подошел поближе и взглянул в лицо своей матери.

— Вы не могли бы мне помочь? — спросила она и поставила большую клетчатую сумку на скамейку.

— Да. Конечно, — я сделал еще несколько шагов.

— У меня есть сынишка. Вашего возраста, — заговорила она, расстегивая котомку. — Сегодня у него день рождения. Я решила сделать подарок. Купила эту приставку.

Мама достала из сумки коробку с «Денди». Если бы я не знал, что этот трюк она проворачивает с каждым, то не разглядел бы того, что коробка уже не новая.

— Чем я могу помочь? — спросил я, сделав вид, что верю в каждое ее слово.

— Лев у меня совсем маленький. Не сможет разобраться, как подключить эту штуковину к телевизору. Не могли бы вы мне помочь настроить все к его приходу? Я живу тут недалеко, — она дружелюбно улыбнулась и протянула мне конфету «Васильки». — Кружка чая и вкусный пирог за помощь с меня.

Я взял угощение и сунул в карман. Этот «Василек» на мой вкус, конечно, отвратительная сладость.

— Хорошо, — кивнул я. — Ведите.

Через пятнадцать минут мы подошли к деревянному забору. Тропинка была не чищена, но протоптана.

Мама прошла к калитке, отворила дверь и впустила меня внутрь.

— Тут у нас не прибрано, но вы не обращайте внимания, — она включила свет в коридоре и принялась снимать валенки, в которых выходила на охоту.

Я тут же бросил взгляд на обувь. Несколько пар ботинок. Разных размеров и цветов. Все это вещи пойманных ею аристократов. Надеюсь, они еще живы. Надеюсь, эта тишина здесь — обычное явление.

Я оставил свою обувь у порога и прошел за мамой.

В небольшой комнате стоял телевизор на тумбочке. Напротив него кресло. Небольшое пространство холодного пола покрывал старый палас.

— Вот, — мама достала коробку с приставкой. — Тогда пока вы тут занимаетесь, я поставлю чайник.

— Хорошо, — кивнул я, но сам даже не собирался притрагиваться к «Денди».

Пока мама гремела посудой в другой комнате, я достал из носка йо-йо. Засунул его туда на всякий случай. Если вдруг мать решила бы обездвижить меня раньше, чем мы доберемся сюда.

— Вот и чай, — мама вошла в комнату с подносом, на котором стояли чайные чашечки и заварочный чайник.

Но ей не суждено было сделать следующий шаг. Она уже поймала взглядом мой крутящийся йо-йо. И я тоже. Вместо того, чтобы выпить снотворное, которое она подсыпала в кружку своим жертвам, теперь я буду прорываться в ее сознание. Лишь бы сделать все с первого раза и не свести маму с ума.

В поглощающей меня тьме я успел расслышать звук бьющейся посуды. Началось.

(обратно)

Глава 9 Последняя попытка

Я очухиваюсь в белоснежном коридоре. На потолке яркие лампы. Они излучают холодный свет. Справа и слева от меня черные двери. На них цифры. Один, два, три… Думаю, их здесь семь. Семь испытаний. Как и говорил репетитор. Добро пожаловать в сознание матери.

Я подхожу к первой комнате. Прикасаюсь к ручке. Поворачиваю ее и открываю дверь.

Передо мной старая деревенская халупа. На вязаном коврике на коленях стоит девочка. Спиной ко мне. Ее руки, кажется, сложены перед собой. Она читает молитву.

— Отче наш, сущий на небесах. Да святится имя твое…

Девочка вся дрожит. Теперь и я чувствую зверский холод. Пар вырывается у нее изо рта. Между строк она всхлипывает, но не останавливается.

— …да прибудет царствие твое. Да будет воля твоя и на земле, как на небе…

Делаю шаг внутрь. Осматриваюсь. Здесь есть окна, но за ними сплошная тьма. Как будто это просто локация, за пределами которой ничего нет. Как в компьютерной игре.

Оборачиваюсь. Двери, через которую я вошел, больше нет.

Значит вот оно? Первое испытание. Я должен что-то сделать тут, прежде чем разум мамы выпустит меня отсюда. Но что?

— …хлеб наш насущный, дай нам на сей день…

Открытые ставни с жутким грохотом ударяются друг о друга и заставляют девочку громко вздохнуть и прервать молитву. Но ненадолго.

— …и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим… — ребенок вскакивает с колен и начинает молиться громче. Пятится, но не отрывает взгляда от открытого окна. — И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого…

Тварь появляется в комнате и встает перед девочкой. Из продолговатой пасти монстра беспрестанно бегут слюни.

Я завороженно гляжу на то, что происходит.

— Ибо твое есть царство. И сила. И слава во веки. Аминь, — заканчивает девочка и зажмуривается.

Когтистая лапа твари размахивается и проскальзывает по шее ребенка. Кровь брызгает мне на глаза. Я жмурюсь, а когда поднимаю веки вижу, что снова стою в том самом белом коридоре. Где семь черных дверей.

— Проклятье! — я провожу рукой по лицу, пытаясь стереть капли крови.

Смотрю на ладонь, но она чистая.

— Похоже первая попытка провалена, — бубню себе под нос.

Кто та девочка? Неужели мама? Она рассказывала, что ее детство прошло в деревне. Только вот в прежнем мире не было тварей. Соответственно ничего подобного никогда не случалось. Однако тут все могло сложиться иначе. Может быть это реальное воспоминание, и мама хочет, чтобы я защитил ее?

Что ж. Надо попробовать. У меня осталось две попытки. А комнат меньше не стало.

Я уже повернул ручку, чтобы вновь очутиться в деревенском домике, но вдруг остановился.

Если я сейчас войду туда и у меня снова ничего не получится, то останется последняя попытка. А вдруг я ошибаюсь и девчонка вовсе не моя мать? Чтобы быть уверенным, стоит попробовать зайти в другую дверь.

Я прохожу дальше по коридору и открываю комнату под номером четыре.

Сперва я не узнаю помещение, в которое попал, но очень скоро вспоминаю, что это наша старая квартира. Когда я был еще совсем маленьким, а мама и папа еще жили вместе. Да. Точно. Это тот самый коридор. Черт. Как же это необычно.

Раздается стук в дверь. Повторяется. Кто-то в подъезде разрождается отборным матом. Снова стук.

Из комнаты выходит мама в халате. Еще молодая. Здесь ей лет тридцать, не больше. Она смотрела «Санта-Барбару». Я узнаю звуки знакомой заставки.

Мама открывает дверь. Внутрь заваливается отец. Пьяный. На голове шапка, на плечах дубленка.

— Где Костя? — рычит он и ставит бутылку шампанского на обувницу.

— Ты опять напился? — мама выталкивает отца из квартиры. — Ночуй, где хочешь, но в таком состоянии домой не пущу!

— Мама! — раздается детский голосок.

Я перевожу взгляд и вижу ребенка. Это точно я. За спиной маленького меня силуэт Машки. Ей сейчас лет десять. Кажется, я припоминаю что произойдет дальше.

— Маша! Уведи Костю в комнату! — приказывает мать.

— Нет! — огрызается отец и пытается прорваться к ребенку.

Мама хватает бутылку шампанского и ударяет его по голове. Он падает. Моя маленькая версия ревет от увиденного ужаса. Но потерпевший вскоре встает и поднимает выпущенную из рук матери бутылку. Замахивается.

Удар!

Я снова стою в белом коридоре. Чертова матрица.

Так. Кажется я начинаю понимать. Мама ведет меня по своим воспоминаниям. Она точно хочет, чтобы я защитил ее. Это я могу. Знать бы только как.

Я возвращаюсь к первой двери и через мгновение вновь попадаю в деревенский домик. Снаружи гремит гром, девочка на коленях читает молитву. Вот-вот здесь появится монстр.

— Аня.

Я кладу руку бедняжке на плечо. Может получится спрятать ее. Увести отсюда. Но она не чувствует моего прикосновения. Не слышит голоса. Продолжает молится. Меня охватывает паника, как только я осознаю это.

— Аня! — повторяю я имя своей матери.

Ставни грохочут в той стороне откуда сейчас появится монстр. Девочка вскакивает на ноги и смотрит сквозь меня.

Я оборачиваюсь. Оказываюсь лицом прямо перед мордой чудовища. У меня последний шанс. Нужно что-то сделать, иначе меня сейчас выкинет. Навсегда. Это последняя попытка.

Я смотрю в маленькие красные зенки монстра и, кажется, не дышу. Девочка уже перестала читать молитву. Она ждет развязки. Ждет, когда я предприму что-то.

Тварь замахивается. Я по инерции отскакиваю, и лапа монстра пролетает мимо.

Оглядываюсь, чтобы посмотреть, что с ребенком. Но девочки нигде нет. Перевожу взгляд на руки. Теперь они крохотные. Женские. С грязью под ногтями. Поднимаю глаза. У печки стоит запыленное зеркало. Из него на меня таращится маленькая девочка.

— Вот значит как? Теперь я в теле своей матери? — спрашиваю я девчачьи голоском.

Монстр, у которого не получилось повторить убийство, прыгает на меня. Я пригибаюсь и перекатом ухожу в сторону. Склизкая полоса на полу остается после броска чудовища.

Я подхватываю старую кочергу с металлического настила перед печкой и перебегаю на другую сторону комнаты. Тварь разворачивается и снова уставляется на меня. Жадно разевает пасть. Но теперь видит железный предмет в моих руках и настораживается. Опасается прыгать.

— Потанцуем? — спрашиваю я и беру со стола бутылку с мутной жидкостью внутри.

Делаю глоток.

— Самогон. То, что надо.

Когда мутант начинает медленно приближаться ко мне, я подбрасываю бутылку и в воздухе разбиваю ее кочергой. Пойло и осколки прилетают прямо на тварь, которая тут же в бешенстве набрасывается на меня, хватая телом остатки падающих капель. Я успеваю впихнуть мутанту в пасть кочергу. Держусь за края своего оружия. Это мешает острым зубам добраться до моего лица. Челюсть клацает прямо перед моим носом, но не достает до него.

Я прилагаю все усилия, чтобы отодвинуть от себя монстра, но в руках очень мало сил. Продолжаю сопротивляться.

Жуткая вонь из пасти чудовища первой добирается до моего носа. Интересно, это результат моего воображения или сознание матери передает все так точно? Скорее второе. Но в том, что все происходит не наяву есть несомненный плюс. Силы в моих руках не иссякают. Это значит, что бороться за жизнь матери я могу бесконечно. Главное не пропустить резкий выпад.

Вдруг мутант крепко вцепляется зубами в кочергу и сильно мотает головой. Мои ноги отрываются от пола, а руки соскальзывают. Я лечу прямо туда, куда мне и нужно. К печи.

Тут же открываю железную дверцу и хватаю голыми руками горящее полено. Кожу невыносимо жжет, но я знаю, что это всего лишь мамин сон. Другой рукой подхватываю угли из печи и бросаю в идущего на меня монстра. Синее пламя вспыхивает на теле мутанта. Он останавливается и начинает жутко визжать. Горящее пойло, расплескавшееся по туше, обжигает тело мутанта.

Пользуясь драгоценными секундами, я вскакиваю на ноги и бегу к столу. Хватаю нож и с разбегу забираюсь на тварь. Замах. Острие входит в башку противника, словно она сделана из пластилина. Монстр вопит еще пуще и в агонии стряхивает меня с себя. Я сильно ударяюсь об пол. Встряхиваю головой и поднимаюсь.

Осматриваюсь. У входной двери стоят вилы. Хватаю их и повторяю попытку забраться на спину монстра. На этот раз ударом делаю в черепе твари сразу четыре дыры. От этого ноги чудовища подкашиваются. Он пытается снова стряхнуть меня, но я крепко держусь за черенок и делаю ему еще больнее. Так происходит до тех пор, пока туша твари не валится на пол. Наступает тишина.

Я не тороплюсь отпускать вилы. Жду, когда лапы монстра перестанут дергаться. Когда это происходит, я облегченно выдыхаю и наконец разжимаю пальцы.

Дверь, через которую я попал сюда, снова появляется. Теперь я могу выйти.

Через несколько секунд я вновь оказываюсь в белом коридоре. Закрываю за собой дверь, и она тут же исчезает.

— Получилось, — провожу рукой по лицу и понимаю, что я это снова я.

Поняв, что от меня хочет мама, я без проблем преодолеваю следующие пять испытаний.

Во второй комнате меня ждала девочка-подросток, которую окружили парни после деревенской дискотеки. Было сложно, но я разобрался со всеми, оставив многих из них без возможности продолжить род. Жаль только, что это всего лишь сознание матери и на самом деле те ублюдки продолжают жить и сейчас. Не понеся наказания за то, что хотели сделать.

В третьей комнате мама тонула. В речке. Не знаю, как ее откачали на самом деле, но в ее воспоминании мне удалось выплыть. Благо плавать я умею.

Все, что я понял, преодолев путь из испытаний, в которых мама могла умереть, но по разным причинам осталась жива, так это то, что у нее сложилась очень непростая судьба. Столько раз за всю жизнь она попадала в безвыходные ситуации и могла умереть, что каждый второй бы спился на ее месте. Что, собственно, она и сделала.

Однако, у меня появилось к ней еще больше вопросов. Как она выжила во всех этих ситуациях? Мутант, полоснувший ее по горлу, должен был убить маленькую хрупкую девочку. Ну или хотя бы оставить шрам на шее. Но ничего подобного я не припомню. Я просто не заметил или все испытания — это лишь игра ее воображения и ничего подобного никогда не случалось на самом деле? За исключением случая с отцом в комнате под номером четыре.

Очень скоро я дотронулся до ручки на седьмой, последней, двери. В шаге от победы.

Мои пальцы легко трясутся в предвкушении победы и одновременно от страха, что я оступлюсь, когда нахожусь уже так близко.

— Ладно, Костя, — я шмыгаю носом. — Давай сделаем это. Давай освободим маму.

Открываю.

Последняя локация тоже хорошо мне знакома. Мы с мамой внутри той самой старой «буханки» с надписью «03», в которой ее и загипнотизировал Санитар.

— Что? — мама проснулась, как только я появился. — Вы кто?

— Я тот, кто обещал отомстить твоему мужу, — говорит человек в маске и достает из кармана кулон.

— Моему мужу? Леше? Льву? За что…

— Ти-и-хо… — произносит похититель и кулон в его руке начинает раскачиваться.

Так. Теперь мой выход. Нужно не допустить того, чтобы Санитар завладел разумом матери.

Я закрываю глаза, как только оказываюсь в теле потерпевшей. Нет зрительного контакта — нет гипноза. Все просто. Как и учил Георгий Вольфович.

На удивление психопат не пытается принудить меня смотреть. Он все также тяжело дышит.

— Хитрый мальчишка, — внезапно звучит грубый голос. — Думаешь так просто обхитрить меня?

— Что? — я удивленно выдыхаю, но не открываю глаза. Нельзя.

— Ха-ха-ха! — смеется психопат. — Думал, что попадешь в сознание своей мамаши и переиграешь меня? А как тебе такое?

Чувствую, как рука хватает меня за горло. Сильно сжимает. Пальцы обхватывают кадык. А еще через секунду мое тело поднимает в воздух и отбрасывает назад. Я падаю на пол и больно ударяюсь головой обо что-то. Открываю глаза.

Теперь я на полу в том доме, куда привела меня мама. На полу осколки разбитых чашек, разлитый чай, в стороне коробка с «Денди». Мы снова в реальности. Только вот глаза женщины, тень которой надвигается на меня, вовсе не излучают доброту. Она хочет меня убить. Вот черт!

Мама хватает табуретку и бьет ей сверху. Я успеваю перекатиться в сторону и избежать удара.

— Мам! Мам! Остановись! — я вскакиваю на ноги, выставляю руки перед собой, пытаясь привести нападающую женщину в себя.

Но она не слышит. Запрограммированная на убийство того, кто вторгся в ее сознание, она продолжает надвигаться.

И что мне делать? Сопротивляться я не могу. Не хочу причинить ей вред. Убежать — тоже не вариант. Неизвестно, что она сделает с собой, если оставлю здесь одну. Попробовать обездвижить? Связать и уже потом что-то решать? Наверное, это единственный вариант.

Но мать вдруг падает на колени и подбирает с пола один из осколков разбитой чашки. Жутко улыбается и приставляет его к горлу. У меня перехватывает дыхание. Я замираю на месте.

— Мама! Стой! Стой… Пожалуйста…

— Глупый мальчишка, — улыбается она. — Это Санитар играет с тобой, а не ты с ним. Понятно?

— Понятно. Понятно. Чего он хочет? То есть… Чего ты хочешь?

— Я хочу убить твою мать. Хочу убить жену своего врага…

— Наверняка есть выход? — я перебиваю Санитара, говорящего из сознания матери. — Давай договоримся. Отпусти маму. Я сделаю все, что ты скажешь.

Мама в задумчивости склоняет голову на бок.

— Хм, — хмурится она. — А ведь ты действительно можешь быть мне полезен.

— Чего ты хочешь?

— В сумке твоей матери лежит пузырек. Выпей содержимое, и я отпущу твою мать.

Я оглядываюсь. Нахожу на полу брошенную женскую сумку. Поднимаю ее и достаю оттуда баночку с духами. Но внутри жидкость темно-розового цвета. Это явно не парфюм.

— Что это?

— Вирус, — отвечает мать.

— Вирус?

— Я понял, что ты смотрел ту пленку, которую мы записали вместе с твоей мамашей. Но неужели ты думаешь, что я только загипнотизировал ее? Н-е-е-е-т. Сперва я заставил Анну Николаевну выпить тоже самое. То, что находится внутри этого пузырька даст мне доступ к твоему сознанию.

Значит поэтому у меня не получилось снять гипноз с матери? Потому что это вовсе не гипноз? Вернее, не только он?

— Значит… — бормочу я. — Если я выпью это, ты получишь доступ к моему телу?

— Да, — хмыкает мать. — Выбирай. Либо ты, либо она. Только не думай слишком долго. У меня заканчивается терпение.

Я стою с пузырьком в руке прямо напротив своей матери, стоящей на коленях и приложившей осколок к своему горлу. Ситуация безвыходная. Либо я, либо она. Но если я пожертвую собой, мама не переживет этого. Никогда. Эта жертва будет бессмысленной. Но неужели теперь я должен просто наблюдать за тем, как моя собственная мать кончает с собой?

Чувствую, как сердце бьется сильнее. Как к глазам подступают слезы. Смотреть, как она убивает себя невыносимо. И принимать решение — кому жить, а кому нет, тоже.

На улице раздается раскат грома. Мои глаза расширяются от этого звука. В голове закручивается ворох из мыслей. Мозг пытается сопоставить новые факты.

Слышал ли я вообще когда-нибудь зимой гром? Видел ли я зимой грозу?

Мой взгляд перемещается на окно, и я понимаю, что на улице вовсе не темно. То, где я нахожусь — это одна из локаций в сознании моей матери и Санитар просто пытается обмануть меня. Наверняка, в этом флаконе обычный яд, выпив который я потрачу свою последнюю попытку освободить маму и не лишить ее рассудка.

— Хорошо, — отвечаю я. — Хорошо.

Санитар улыбается глазами матери.

— Можно только я обниму ее в последний раз? — говорю я.

— Что за сопли? — вопит психопат голосом мамы, но тут же сдается. — Ладно, пацан. Валяй. Обними мамочку в последний раз.

Я иду к матери. На секунду в моей голове закрадываются сомнения. А что, если я ошибаюсь? Что если мы наяву и сейчас я совершаю ошибку?

Но раздумывать долго времени нет. Я уже стою около мамы. Обнимаю ее. Мои руки постепенно сползают вниз. Я выхватываю осколок из ее ладони и в быстром движении ударяю ей по горлу.

Замираю.

(обратно)

Глава 10 Новые документы

Вспышка. Через секунду после нее я очнулся в комнате частного дома, куда мать привела меня, чтобы настроить «Денди». Улыбнулся сам себе. На этот раз я действительно вернулся в реальность. Санитару все-таки не удалось обмануть меня.

— Надо же. А ведь я чуть не выпил содержимое той склянки, — хмыкнул я себе под нос и огляделся.

Мама стоит напротив меня с пустым подносом в руках. Вокруг нее разбросаны осколки разбитой посуды. Она погружена в транс. Все, как и говорил репетитор. Как только я пройду все испытания и вернусь в реальность, то смогу заставить ее забыть встречу с Санитаром.

— Единственный шанс избавить твою маму от гипноза — полностью вычеркнуть у нее из памяти все, что было в тот день, когда она попала под влияние гипнотизера, — сказал мне Георгий Вольфович, отпуская из своего сторожевого домика на большую миссию. — Тогда установка, которую дал ей психопат просто останется где-то на затворках ее разума. В запертом чулане памяти, если можно так сказать.

И вот теперь мне осталось сделать последний шаг.

Я раскрутил йо-йо, посмотрел в глаза мамы и заговорил:

— Ты сидишь в кабинете Глеба Ростиславовича. Директора школы, в которой учится твой сын. Он передает Косте повестку. Это последнее, что ты помнишь. Всего, что было после этого дня никогда не случалось.

— Я сижу в кабинете Глеба Ростиславовича… — повторила мама завороженно.

— На счет три ты проснешься. Раз. Два. Три.

Я щелкаю пальцами, и мама сначала зажмуривается, а затем резко открывает глаза.

Я смотрю на нее. Не двигаюсь. Не хочу делать резких движений. Неизвестно как все мои приключения в ее голове отразились на разуме. Медленно убираю йо-йо в карман.

Жертва Санитара в недоумении хлопает глазами. Глядит на меня. Как будто пытается узнать.

— Костя… — вдруг произносит она сухим голосом.

— Да.

Я подхожу ближе. Крепко обнимаю маму. Она дрожит и обнимает в ответ. Но вдруг ее хватка слабеет, и она падает. Я подхватываю, медленно опускаю на пол и кладу ее голову к себе на колени.

— Как себя чувствуешь? — я прикладываю ладонь ко лбу матери.

— Голова кружится, — отвечает она и тут же поворачивается на бок.

Ее начинает рвать.

Все в порядке, Костя. Учитель предупреждал, что последствия могут быть тяжелыми. Ей нужно время на то, чтобы прийти в себя.

— Ты как? — спрашиваю я, когда она снова кладет голову на мои колени.

— Где мы? Что произошло? Я помню только, как сижу в кабинете у директора твоей школы… Боже мой! Тебя отправляют на Казачью заставу?

— Нет! Нет, — улыбаюсь я. — Не отправляют. Ты потеряла память. Все уже в прошлом. Я обязательно все расскажу. Но позже. Сейчас тебе не стоит загружать голову.

— Точно? Тебя точно не забирают у меня? — продолжает переживать она.

— Точно, — снова улыбнулся я. — Идти можешь?

— Наверное. Да.

— Тогда давай попробуем встать. Маша уже ждет нас дома.

— Ма-ша? — срывается с губ матери.

— Да. Она жива и здорова.

— Что…как?

— Давай поговорим дома, хорошо? Я хочу поскорее убраться отсюда.

— Хорошо. Только помоги мне подняться, сын.

Пока я помогал маме встать, на карнизе за окном скопилась приличная стая ворон. Я понял, что это моя знакомая и впустил птиц.

— Знакомься, мам. Это Флорика.

— Флорика?

Мать с подозрением посмотрела на цыганку. Она, кстати, уже чувствовала себя гораздо лучше. Бледность с лица сошла, и она твердо стояла на ногах.

— Флорика, — бесцеремонно подтвердила цыганка и прошла к сумке матери.

Она перевернула ее и принялась вытряхивать содержимое на пол.

— Что вы делаете? — возмутилась мать, подбежала ближе и вырвала сумку.

— Надо найти ребятишек. Пока не поздно, — ответила Флорика, смотря на меня.

Взгляд мамы проследовал за взглядом цыганки.

— Сможешь сама одеться, ма?

— Что происходит, Костя? — та схватила меня за руку.

— Просто доверься мне. Расскажу все дома, хорошо?

Мама нехотя расслабила хватку. Я проводил ее к выходу, пообещал скоро вернуться, а сам побежал к Флорике.

Цыганка стояла посреди зала на коленях. Ее плечи бессильно опущены, а взгляд устремлен на меня. Испуганный и одновременно сочувствующий. В руках школьная тетрадь. Замаранная в чем-то.

— Что? — я подошел ближе. — Ты проследила за владельцем тетради? Знаешь где он? Где все дети?

— Они…

— Что они?

— Они все мертвы, Костя, — произнесла цыганка и не дожидаясь моей реакции перевоплотилась в ворон и покинула комнату.

Ошарашенный я остался стоять посреди комнаты.

Меня, несомненно, расстроила новость о том, что детям не удалось выжить. Я непременно найду способ заставить Санитара расплатиться за грехи. Только вот сейчас появилась серьезная проблема у моей семьи. А именно — над матерью нависла большая угроза.

Дело в том, что, если я позвоню капитану Троицкому и сообщу о том, что нашел мать, то он, конечно, обрадуется. Закроет дело и, быть может, получит новое звание. Вот только если начнет копать, то вскоре узнает кто стоит за странными похищениями детей. Обнаружит улики, которые приведут к матери. И что будет тогда? Что если родители аристократов захотят мести? Уверен, они не станут искать того, кто виновен на самом деле, а спустят всех собак на маму. Проклятье…

— Костя, — мама дернула меня за руку. — Все в порядке? Где эта женщина?

— Она… — я держал в руке окровавленную школьную тетрадь. — Она улетела.

Очень скоро мы с мамой вернулись домой. Машка с порога бросилась ей на шею. Затем обняла меня, понимая, что чудо-спасение без моего участия не обошлось. А потом пригласила к столу и весь вечер мы были действительно счастливой семьей. Я впервые видел их такими беззаботными и довольными. И это совместно проведенное время омрачало только одно — то, что я знал, что это наши последние семейные посиделки.

Да. Последние. По крайней мере, в обозримом будущем. Потому что еще по дороге домой я нашел только два выхода из ситуации. Первый — позвонить завтра с утра в милицию и сообщить, что пропавшая женщина нашлась. Рассказать капитану Троицкому подробности, опустив пропажу детей, и жить дальше. Только постоянно опасаться, что к нам домой заявятся представители правоохранительных органов и предъявят маме обвинения в похищении и убийстве. А вот второй путь не менее сложный, но более привлекательный. Завтра с утра забрать у Нокиа фальшивые паспорта и оставить Анну Николаевну Ракицкую пропавшей без вести навсегда. Пусть мне и придется снова расстаться с ней на какое-то время. И конечно, я выбрал второе.

Встав на следующее утро, я связался с Нокиа, а затем съездил к гаражам и забрал новые паспорта для моей семьи.

— Это тебе. А это тебе, — я положил документы на кухонный стол.

— Что это? — нахмурилась мама, и даже заварка, которую она наливала себе в кружку, полилась мимо. — Ек-макарек! — выругалась она и принялась полотенцем вытирать чай с клеенки.

— Это ваша новая жизнь, — сообщил я и сел за стол, сложив руки перед собой.

— Наша новая…что? — Маша взяла свой паспорт и принялась листать его. — Мам, тут моя фотка. Игельвейс Мария Германовна? Это я что ли?

— Да. А ты Игельвейс Анна Мироновна, — я подвинул документ в сторону мамы, которая как будто опасалась подходить ближе. — С сегодняшнего дня это ваши новые фамилии. Я не стал менять имена, чтобы вам было проще привыкнуть.

— Что происходит? — мама уперла руки в бока и тенью нависла надо мной. — Костя? Я жду объяснений. Где ты это взял?

Я улыбнулся. В каких-то ситуациях быть ребенком выгодно, а в каких-то приходится доказывать, что ты не сошел с ума и у тебя все дома.

— Вы уже должны были понять, что я развиваюсь быстрее своих сверстников. Ты, — я посмотрел на мать. — Когда стала зарабатывать диспетчером в компании, которую я придумал в десять лет. А ты, — я перевел взгляд на Машку. — Когда вытащил тебя с той стороны.

Обе женщины из моей семьи промолчали. Я знал, что они ждут объяснений и поэтому рассказал всю историю знакомства матери и Санитара. Все подробности этого дела, закончив смертью детей-аристократов.

— …если милиция узнает, что ты нашлась. Если хоть кто-нибудь когда-нибудь докопается до правды и поймет, что ты причастна к гибели тех детей, то тебя не оставят в покое, ма.

Мама, бледная как смерть, медленно опустилась на стул. На нашей кухне, где вчера звучал звонкий смех, и мы всей семьей эмоционально обсуждали какое-то событие, теперь повисла гробовая тишина.

— Мы можем спрятать маму, — вдруг воодушевилась Машка. — А сами остаться жить тут.

— Нельзя, — твердо ответил я. — Кто-то должен приглядывать за ней. Хоть мне и удалось снять гипноз Санитара, но я ни в чем не уверен. Если у мамы вдруг пробудятся прошлые воспоминания, кто-то должен быть рядом.

— Но я…

— Никаких но, Маша! — начал вскипать я, но тут же заставил себя успокоиться. — Я знаю, что у тебя в этом городе любовь и все такое. Но ты не можешь жертвовать собственной матерью ради этого.

— Это несправедливо! — напыжилась моя сестра, скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула, на котором сидела. — Уезжайте вдвоем, а я остаюсь.

— Я бы уехал с вами. Но не могу.

— Почему?

— Я не могу сейчас поменять имя и взять новый паспорт, потому что состою в клане. Люди из кланов без вести не пропадают. А если пропадают… В общем, это все очень сложно. Просто знайте, что мой статус не позволяет уехать. А если поеду вот так. Костей Ракицким. То через меня, рано или поздно, выйдут на вас.

— А ты не можешь просто выйти из клана?

— Просто выйти из клана? — усмехнулся я. — Маш. Что вообще ты знаешь о кланах?

— Ну… То, что они дают защиту. Платят деньги. Дают работу и так далее.

— Правильно. А еще ни один человек не может так просто выйти из клана. Как и клан не может просто так изгнать человека. Я обязательно что-нибудь придумаю и присоединюсь к вам. Но позже. А вам нужно уезжать уже сегодня. Мам, никто из соседей не видел тебя?

— Только Галина Васильевна. Вчера. Когда мы возвращались с тобой домой, — отстраненно ответила она.

— Баба Галя? Тогда ничего страшного. Через нее вряд ли будут искать. Да и то не факт, что поверят. Она уже старая.

Я сходил в свою комнату, достал из заначки несколько пачек с долларами и вернулся обратно.

— Вот. Этого должно вам хватить на первое время. Езжайте в Петербург. Снимите квартиру, обоснуйтесь. Как только будете знать свой новый адрес, позвоните по этому номеру и попросите передать мне ваши координаты, — я написал номер телефона Клавдии Петровны на обратной стороне записки, которую Машка оставляла мне пару дней назад. — Я буду присылать вам деньги. А вы найдите работу, поступите в университет… В общем, живите полной жизнью. Я присоединюсь к вам, как только смогу.

— Но как же ты тут? — мама закрыла рот рукой, а слезы потекли по ее щекам.

— Я справлюсь, — я обнял мать, которая совсем разрыдалась в моих объятьях. — Поживу с бабушкой. Она приглядит за мной. Не переживай.

Маша подошла к нам и тоже обняла.

Никто из нас не хотел расставаться. Никто их них не желал уезжать в незнакомый город, но головой понимал, что это необходимо. Безопасность одного из нас превыше интересов остальных.

Я отрабатывал возражения еще некоторое время и после того, как все, наконец, приняли неизбежное, собрался и съездил на вокзал. Купил билеты на поезд, который выезжает из города поздно ночью, затем вернулся домой и помог собрать вещи.

Казалось, последний день вместе мы будем неустанно болтать, пытаться наговориться друг с другом перед долгим и тяжелым расставанием, но все произошло по-другому. Весь день мы, наоборот, молча ходили по квартире и собирали в дорогу все самое необходимое.

— Поезд, следующий до Санкт-Петербурга, пребывает на первый путь, — проговорил женский голос из громкоговорителей на вокзале.

Весь нагруженный сумками я торопился за своими родными, проходящими через вокзал.

— Вот и все, — сказала мама, когда мы вышли из поезда на улицу, чтобы попрощаться.

— Может мы все-таки останемся? — не оставляла попыток моя сестра. — Снимем квартиру на окраине города? Можно даже в пригороде. Чтобы никто нас не видел.

Я промолчал. Мама вообще, как будто не слышала, что сказала Машка.

— Я хорошо знаю Александра Николаевича, — задумчиво произнесла Анна Мироновна Игельвейс, которая формально уже не являлась моей матерью. — Уверена, что он присмотрит за тобой. Не бросит в беде. Я бы попросила его лично…

— Не вздумай, — я покачал головой. — Никто! Слышите? Никто из этой жизни никогда не должен вас видеть. За мной приглядит бабушка. Я же сказал. Не переживайте. А я напишу вам письмо, как только все кончится. А пока вы аристократы из рода Игельвейс. Которые должны забыть все свое прошлое.

— А Вадим? — сестра обхватила себя руками от холода. — Ты поможешь ему, как обещал?

— Помогу. И напишу, чем все закончилось, — выдохнул я. — Маш. Как я и говорил. Ты не расстаешься с ним. Может все еще обойдется, и вы вернетесь…

Я знал, что не вернутся. Потому что в этом городе они никогда не смогут быть аристократами. А там, где их никто не знает — да. Уверен, что Маше понравится ее новая роль и очень скоро Вадим будет просто воспоминанием под названием «первая любовь».

— Поезд отправляется, — проводница подошла к нам и похлопала маму по плечу.

Та покивала головой.

— Берегите себя, — сказал я и обнял сперва мать, а потом сестру.

— Ты тоже, Костя. Пиши нам.

— Буду. Без обратного адреса. Как и договаривались, — кивнул я.

Мои самые родные люди в этом мире зашли в вагон. Они дошли до первого окна и помахали мне, заставляя лысого старичка на боковом сиденье неловко отводить взгляд.

Поезд издал своеобразный звук, двери закрылись, и он тронулся.

Я остался стоять на перроне даже когда остальные провожающие покинули вокзал. С неба сыпал снег, а я, наконец, позволил себе проронить скупую мужскую слезу. Здесь. Пока никто не видит.

Хотел ли я, чтобы все вышло так? Наверное, нет. Я хотел бы уехать из города вместе с ними и иметь возможность позвонить и приехать в любой момент. Но обстоятельства сложились таким образом, что я смог сделать их счастливыми только оторвав от себя. Сейчас. На некоторое время. Пока не создам свой клан, которому никто не сможет угрожать. Ни другие аристо, ни государство, ни больные психопаты, вроде Санитара.

Я простоял на вокзале еще некоторое время, затем пнул пустую банку из-под «Миринды» и направился домой.

В следующие пару недель я пытался прийти в себя. Добил татуировку на руке, которая теперь позволяла в любой момент использовать Жаару. Со знаком, позволяющим создавать огненный шар, я стал чувствовать себя гораздо увереннее. А еще переместил свой мопед на стоянку поближе к дому, откуда теперь через день отправлялся на улицу в комендантский час и спасал людей от бродящих душ. Когда это удавалось.

В школе все шло гладко. Мы с Клаус и Яблоньским сдружились еще сильнее и теперь часто собирались перед учебой у меня и делали домашнее задание. С Серым и Жендосом мы ночевали у меня каждые выходные. Рубились в приставку и смотрели боевики в переводе Володарского. А вот где события развивались с невероятной скоростью — так это в бизнесе.

Как только Нокиа со своими дружками сделал все документы, согласно которым теперь я являлся наследником семейного бизнеса Ракицких, я смог воплотить многие свои идеи из будущего в жизнь.

Официально первое в России клининговое агентство, «Доставка на двух колесах», детская игровая комната в «ЦУМе». Мне даже удалось договориться с Германном, чтобы он инвестировал в первый торговый центр в нашем городе. Где в будущем я открою кинотеатр, этаж с фаст-фудом, и буду сдавать в аренду десятки отделов. Хоть пока еще было сложно представить сколько я буду зарабатывать через год, но уже сейчас я понимал, что в будущем стану одним из богатейших людей Империи. А может и всей планеты.

— Сколько у тебя сумок, Костя! — старушка покачала головой пуская меня в мою квартиру.

— Новогодний бал в Москве через три дня, Клавдия Петровна, — ответил я, бросая на пол пакеты с одеждой. — На нем нужно выглядеть достойно.

— Понятно, — она убрала ведро с дороги. — Танцевать-то хоть научился?

— А! — я махнул рукой и бросил ключи на полку. — Еще целых три дня есть… А это что такое?

— Конверт. В почтовом ящике лежал. Без обратного адреса. Наверное, опять какое-нибудь письмо счастья. Я сегодня уже не стала окна мыть, Костя. Если можно завтра заеду… Костя?

(обратно)

Глава 11 Армия бессмертных

Я схватил письмо, снял ботинки и прошел в зал. Вспорол конверт пальцем и принялся читать.

«Письмо счастья!

Само письмо находилось в Индии и 70 раз обошло вокруг света. С получением этого письма и вам придет счастье неожиданно. Даже если вы не верите в чудеса.

А теперь, когда тот, кому не предназначается данное письмо, выкинул его в мусорное ведро, увидев стандартный текст подобного послания, а тот, кто ждал его с нетерпением до сих пор читает, начну.

Здравствуй. Как ты и просил, письмо будет без имен и обратного адреса. Надеюсь, что оно дошло и ты читаешь эти строки.

Там, где я сейчас — хорошо. Хорошо по меркам этого места. Ну ты понимаешь. Квартира просторная. Двухкомнатная. Есть новый телевизор. С пультом. Я часто засыпаю вечерами под какой-нибудь фильм. Но если сильно понравится, иду на следующий день в прокат и беру его на видеокассете. Досматриваю.

Работы пока нет. Как и возможности куда-то поступить. Но денег хватит еще на пару месяцев. Так что не переживай.

Знаю. Ты просил связаться, но я никак не могу дозвонится по тому номеру. Дело в том, что листок, на котором написан номер, размок и теперь невозможно разобрать цифры. Но я не оставлю попыток дозвониться и попасть туда, куда нужно. И возможно однажды все-таки на той стороне поднимут трубку и скажут, что знают человека с твоим именем.

Главное не беспокойся. Тут относятся ко мне совершенно по-другому. Учтиво. Уважительно. Думаю, ты догадываешься почему. По этой же причине найти подработку не составит никакого труда. Когда это действительно понадобится.

Хотелось бы рассказать тебе гораздо больше, но ты наказывал, что нельзя. Поэтому просто знай, что я сильно люблю тебя. Ты знаешь, что не только я. Все, кто знают тебя, восхищаются твоей добротой, храбростью и несгибаемым характером. Я в полной уверенности, что ты свернешь горы. Как и я здесь. Даже без финансовой помощи.

Я буду слать такие письма счастья периодически. Чтобы ты знал, что у меня все хорошо. Если когда-нибудь одно из них попадет не в те руки, не переживай. Я пришлю еще одно через какое-то время. Просто делай что должен и не забивай голову посторонними мыслями. Ах, да. Надеюсь, мальчик, которому ты обещал помочь, в порядке.

Ну все. Мне пора идти. С любовью, …»

Я опустил письмо и чертыхнулся.

Это питерская погода сделала свое дело? Или из-за чего листок с номером промок? Маша, как обычно, убрала его совсем не туда, куда нужно? Черт. Надеюсь, они справятся.

— Костя? Все хорошо? — Клавдия Петровна стояла надо мной со стаканом в руках. — Вот. Попей водички. Что-то ты совсем неважно выглядишь.

— Все в порядке, — я взял сосуд и прильнул к нему губами, а когда выпил до дна, продолжил: — Клавдия Петровна. У вас дома телефон с определителем номера?

— С определителем? — удивилась она. — Да что ты, Бог с тобой!

— Купите с определителем, — я достал деньги и сунул ей в руки. — Записывайте все номера, с которых вам будут звонить. И передавайте мне.

— Прямо все? — подняла брови бабушка. — На него же все вызовы по уборке приходят.

— Не по уборке, а по клинингу, Клавдия Петровна. Сколько можно вас учить? Это важно. Клиенты должны именно так нас воспринимать.

— Ладно-ладно. По клирнингу етому.

— На днях перенесем все вызовы в главный офис. Тогда будет проще.

— В офис так в офис, — Клавдия Петровна пожала плечами и убрала деньги в пакет из-под молока. Надо бы подарить ей портмоне. — Ну я пойду? Комендантский час скоро начинается. Окна завтра домою, если можно.

— Давайте отложим вообще до следующей недели. Я все равно уезжаю, — я помог старушке надеть пальто. — До свидания! И спасибо вам за наведенный порядок.

— До свидания, Костя! Мы любим радовать своих клиентов, — ответила она фразой, которой теперь прощались все клинеры, подмигнула мне и вышла за дверь.

Когда я закрылся в квартире, то тут же снова взял в руки письмо и еще раз прочитал его. От начала до конца.

— Вадим, мать его… — я почесал щеку.

Можно было бы просто забить на аристократа. Если бы не мое самоубийственное желание всем помогать и не стремление выполнить обещание перед сестрой. Ладно, в понедельник приду в школу пораньше и узнаю, как у него дела. Придурок все-таки дотащил меня тогда до подъезда. Хоть сам все и устроил.

Не дожидаясь будильника, я прошелся по всем комнатам и закрыл ставни. Затем целый час посвятил физическим упражнениям, а когда стукнуло десять, одел свой выходной прикид и встал перед зеркалом.

— Летом, чтобы не узнали, вместо маски можно будет наносить какой-нибудь грим. Как у Стинга из реслинга. Точно! — я поправил маску клоуна. — Ладно, Костя. Пойдем и спасем кого-нибудь.

Я повернулся к двери и вздрогнул. Передо мной стояла девочка-призрак.

— Твою мать! — выругался я и выдохнул. — Колокольчик! Мы вешаем тебе на ногу чертов колокольчик!

Раньше глаза принцессы горцев всегда улыбались, когда я шутил. Но сегодня она была сама серьезность.

— Что случилось? — спросил я и поднял маску с лица.

Немая девочка подняла свою руку и посмотрела на нее. В этот же миг моя правая ладонь заныла так, словно я держал в ней раскаленное железо.

Я посмотрел на символ, который достался мне после того, как мы с Элаизой заключили контракт. Он горел узкой струйкой пламени. В прямом смысле. Я поднял глаза.

— Контракт? — с надеждой на отрицательный ответ, спросил я.

Девочка-призрак кивнула.

— Пришло время отдавать долги? — на всякий случай уточнил я.

Элаиза кивнула снова.

Как же…не вовремя.

— Слушай, предлагаю отложить на несколько дней что бы ты там не придумала, — мой голос разнесся по беспросветной бездне, в которой мы с принцессой горцев могли разговаривать.

— Не могу, — ответила она.

— У меня просто тут небольшие планы. Мне надо через три дня быть в Москве.

— Если поторопимся, ты можешь еще успеть, — сказала Элаиза, но почему-то мне показалось, что она лжет.

— Скажи хотя бы что нужно будет делать? Я хочу подготовиться. Во что одеться? Что взять с собой?

— Одевай все самое удобное, — серьезно ответила принцесса. — Возьми тот браслет, который дал тебе Германн. И что-нибудь, чтобы не умереть от голода. Это все. Мы отправляемся на ту сторону.

— На ту сторону? — ошарашенно произнес я, но девчонка уже выкинула меня из транса, и слова прозвучали в реальном мире.

Элаиза не ответила. Только кивнула и указала на кухню.

— Я так понимаю, это уже не понадобится, — я снял маску клоуна и кинул на тумбочку. — Можешь хотя бы сделать так, чтобы мою ладонь перестало люто жечь?

Девочка только пожала плечами, но боль стала тише.

— Спасибо, — я схватил рюкзак и вывалил из него школьные принадлежности прямо на пол.

Затем пробежался по дому и собрал все самое необходимое. Набрал в пустую бутылку из-под «Колокольчика» воды, сварганил, как говорит мама, пару бутербродов, надел браслет. Из аптечки скидал в сумку бинт, зеленку, пластырь и обезболивающее. Кто знает с чем придется столкнуться на той стороне.

— Я готов, — выйдя в подъезд, произнес я.

Элаиза кивнула и махнула, призывая идти за ней.

Мы вышли на улицу. Прошли сквозь толпы разгулявшихся на свободе душ и остановились у одного из порталов. Девочка-призрак показала на разрыв, кивнула и дотронулась до него. Я помедлил лишь на секунду, но ладонь тут же объяло синим пламенем и мне пришлось следовать ее примеру.

— Черт! — выругался я, едва оказавшись в пустыне. — Ты можешь как-то избавить меня от этого? Я же иду за тобой.

— Ничего не могу поделать, — голос принцессы прозвучал у меня в голове. — Заклинание так действует. Просто не отходи далеко.

Я лишь бросил на нее осуждающий взгляд, и мы отправились дальше. На запад. Со слов девочки-призрака.

Все вокруг было также, как в последний раз, когда я приходил сюда. Порталы освещали путь, ноги запинались о запорошенный песком мусор, а поглядев вперед не было видно ни конца, ни края.

Мне показалось, что мы шли уже всю ночь, когда Элаиза предложила остановиться на привал.

— Я в норме, — запротестовал я.

Чем быстрее отдам свой долг, тем больше шансов успеть на новогодний бал и встретиться там со своей будущей женой.

— Я знаю, — принцесса горцев остановилась и нарисовала на земле крест. — Но ты должен поспать. Остановимся прямо тут.

Хотел бы я продолжать сопротивляться, но Элаиза была права. Силы совсем иссякли. Долгое путешествие через пустыню утомило. Когда порталы закрылись, и тьма поглотила это место, виды стали более однообразными, шуршание душ, обращающих на нас внимание, более нудным и в целом вся обстановка способствовала тому, чтобы лечь и уснуть.

— Ты ведь знала, что мы не успеем вернуться вовремя? — я сел на расшатанный стул к костру, который мы соорудили из разбросанных всюду палок и поджег его Жаарой.

— Знала, — ответила девочка. — Просто мне не хотелось тратить время на то, чтобы заставлять тебя идти с собой.

— А может я бы не стал? Сопротивляться.

— Ты? — Элаиза подняла брови и принялась отыгрывать своим детским голоском у меня в голове. — Я не могу. Мне очень надо в Москву. Нет. Мы выходим сейчас же! Элаиза! Давай договоримся. У меня есть предложение!

Я горько улыбнулся сам себе.

— Может ты и права… — выдохнул я.

— Иногда мне кажется, что я знаю тебя лучше, чем ты сам, коллекционер, — сказала мираж и подтолкнула горящие в огне щепки ржавой лыжной палкой. — На кой черт тебе вообще сдался этот бал? Ты не похож на других детей, которые только и мечтают о том, чтобы станцевать на нем.

— Если честно, я и сам уже не знаю, — ответил я сухо и замолчал.

Рассказывать своей спутнице о том, что я попаданец и хочу познакомится на балу со своей будущей женой я не хотел. А вот ярое желание переосмыслить всю пользу столь раннего знакомства с аристократкой у меня вдруг появилось.

Когда я только попал в прошлое я жаждал поскорее увидеть Настю, погибшую на моих глазах. Защитить ее. Сделать все возможное, чтобы на этот раз она прожила долгую и счастливую жизнь. Но чем больше времени проходило, тем больше я осознавал, что ничего не могу изменить. Сейчас. В свои одиннадцать.

Да, я могу приехать и познакомиться с ней. Мы можем даже начать переписываться по почте, а когда появится интернет сидеть целыми днями и ночами в аське. Но разве этого я хочу на самом деле? Общаться с ребенком и пытаться увидеть в ней ту женщину, которую когда-то любил? Быть нянькой до тех пор, пока мы не сможем впервые поцеловаться? Стать верным другом детства с риском вообще никогда не выйти из этой роли? Нет. Наверное, мне достаточно знать, что она жива и здорова. Пока не придет время для чего-то большего. По крайней мере, пока эта дурацкая печать не сойдет с моей ладони, а миру не перестанет угрожать апокалипсис.

— Эй! Братец! — Элаиза поводила у меня ладонью перед глазами. — Ты тут.

— Тут, — ответил я и подбросил в костер деревянную щепку.

— Думала, ты заснул и даже не совершил очередной попытки узнать у меня куда мы идем.

— А ты расскажешь?

— Сейчас уже можно, — сказала девочка и указала куда-то на запад. — Нам туда.

Я посмотрел в беспросветную тьму.

— Что там?

— Ты же знаешь нашу главную цель? — Элаиза посмотрела мне прямо в глаза.

Это так странно. Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что разговариваю с человеком, смотрю на него, а его губы даже не шевелятся.

— Защитить мир от тварей, которые готовятся ко Второму Пришествию?

— Все верно. И нет ничего лучше, чем собрать армию из тех, кто уже однажды побеждал монстров.

— Ты хочешь сказать, что мы спешим завербовать какого-то горца?

— Не какого-то, а генерала той победоносной армии.

— Я предполагал, что Раневский не единственный бессмертный, который умер… Подожди, — меня вдруг осенило. — Вот почему ты не раскрываешь сразу тот пункт в контракте! Черт… — я схватился за голову. — Ты хочешь воскресить всех горцев. Воссоздать армию, которая уже однажды побеждала.

Девочка улыбнулась.

— И как я сразу не догадался!

— Люди слишком сантиментальны, — пожала плечами Элаиза. — Сперва я еще верила в ваш здравый рассудок, но вскоре предпочла просто не говорить о том, что однажды мы откроем сезон охоты за живыми в угоду мертвым. Мне всегда было непонятно, как можно жалеть горстку людей, когда на кон поставлена судьба всего человечества?

— Вот значит как? — я прильнул губами к бутылке с водой. — Ты хочешь сделать из меня охотника за головами. Человека, который должен доставать тела для бессмертных.

— Одаренные послужат великому делу своими телами.

— Одаренные?

— Конечно. Тела обычных людей слишком слабы. В важной миссии должны принять участие только самые сильные.

— С ума сойти! — я откинулся на спинку своего расшатанного стула. — Я знал, что вписался в какую-то мутную историю, но не думал, что ты сделаешь из меня палача. Чем тебе не нравятся те аристократы и бастарды, которые, итак, готовы защитить мир?

— Брось, Костя. Да, многие из них отучились в школе для одаренных. Кто-то даже набрался боевого опыта на Казачьей заставе. Но все это — ничто по сравнению с многовековым опытом горцев. Армия бессмертных это безотказный способ победить в этой войне. Или я не права?

Я не ответил. Потому что девчонка права. Как бы мне не хотелось поспорить с ней, но армия бессмертных это почти панацея. Только вот я во всей этой истории стану обычным головорезом, лишающим людей их семей, друзей, жизней. И всем будет плевать, что я делаю это ради великого блага.

Черт. Я не пожертвовал телом живого человека даже ради собственной сестры. Я прошел семь кругов ада, чтобы вытащить Ангельскую из тела Машки, а теперь должен просто так принять условия Элаизы? Но какой еще у меня есть выход? Попробовать доказать девчонке, что мы сможем справиться своими силами? Без всех этих цыганских схем, да простит меня Флорика.

— Слушай… — заговорил я.

— Не начинай, — принцесса горцев подняла руку.

— Ты не можешь заставить меня замолчать.

— Ты заблуждаешься, — махнула мираж и знак на моей ладони стал адски жечь кожу.

От этой боли я упал со стула. Было ощущение, словно я горю заживо. Но соглашаться на ее план я не хотел.

— Послушай, — проскрипел я зубами сквозь боль. — Просто послушай меня, черт возьми!

— Костя, — девочка села на корточки возле моей головы. Боль утихла. — Я обещала тебе помочь. Я тебе помогла. И не один раз. Выполнила свою часть сделки. Теперь твоя очередь. Сделай так, чтобы мне не приходилось убеждать тебя выполнить то, что ты, итак, обещал сделать.

Я промолчал. Не только потому, что понимал, что многим обязан принцессе горцев. Все-таки именно с ее помощью я смог вытащить отсюда сестру и освободить мать. Еще и потому, что сейчас мы оба на эмоциях. А чтобы прийти к компромиссу нужно остыть. Дать себе время придумать что-то, что я могу предложить Элаизе взамен. Кроме своего желания не отбирать жизни.

— Сколько их? — спросил я, поднимаясь с земли и разминая запястье. Всю руку свело после воздействия магии.

— Горцев?

— Да.

— Мертвых? Может тысяча.

— Тысяча человек? Ты хочешь, чтобы мы достали тела тысячи одаренных?

— Это будет несложно. Генерал Амарин уже собрал души горцев. Нам нужно только вовремя открыть портал, чтобы попасть во внешний мир.

— Кажется я понимаю… — я почесал затылок. — Ты хочешь выпустить души бессмертных до наступления комендантского часа… Я прав? А для того, чтобы покончить с делом одним махом, тебе нужно место, где этих одаренных сразу толпа.

— Умный мальчик. Думаю, что место, где мы это сделаем ты легко отгадаешь, если подумаешь чуть подольше.

— Сотни одаренных, — я покачал головой, потому что действительно знал ответ. — Ты хочешь открыть разрыв прямо в школе.

— Браво! — воскликнула девочка в моей голове и захлопала в ладоши. — Быть может нам понадобятся все школы для одаренных в городе. Но без телесной оболочки не должен остаться никто из моих братьев.

А вот этого я допустить точно никак не могу. Убить сотни детей. Пусть и только их души… Это настолько бесчеловечно, что, если даже мне придется отрубить собственную руку, чтобы печать больше не мучала меня — я сделаю это.

— Еще один вопрос, — протянул я. — А зачем тебе я?

— Потому что без тебя я не смогу открыть портал.

(обратно)

Глава 12 Бомж по соседству

Я лежал с закрытыми глазами, укрывшись каким-то старым одеялом. После разговора с Элаизой сон как рукой сняло. Поэтому я все время ворочался и пытался придумать план, как не допустить того геноцида, который задумала девочка-призрак. Как сделать так, чтобы обе стороны выиграли. Сохранить жизни одаренным и при этом воскресить горцев.

Сам того не заметив, я все-таки отрубился и через какое-то время моя спутница разбудила меня двумя легкими шлепками по лицу и сказала, что пора идти. Не знаю сколько бы я еще проспал, если бы она не дотронулась до меня своими ледяными руками. Солнце здесь не вставало, машины за окном не начинали ездить с наступлением утра. Поэтому спать можно было, как говорится, до последнего.

Мы шли весь следующий день, прежде чем добрались до разбившегося на высоком холме самолета. Похоже при приземлении этот «ТУ» когда-то залетел прямо в разрыв. Со временем заржавел, а фюзеляж стал новым домом для генерала армии горцев и сотни скелетов, которые, будучи людьми, попав сюда, погибли от воздействия радиации.

— Пшли прочь… — я прочитал надпись, выцарапанную на табличке и привязанную к палке, вбитой в песок. — А этот Амарин сама гостеприимность, да?

— Невозможно выигрывать битвы, если ты слюнтяй, — ответила Элаиза и пропустила меня вперед. — Просто следи за языком и относись к горцу уважительно.

Разбежался. Я не в том положении, чтобы подлизываться. Подумал я и хмыкнул себе под нос.

Мы вошли внутрь самолета.

Когда я предположил, что здесь могут быть кости убитых радиацией, я даже не представлял, что окажусь прав.

В самом конце, в хвосте самолета, стоит самодельный трон, сделанный из кресла пилота, к которому приделаны черепа. Два факела горят слева и справа от седалища. А на самом троне сидит огромный накаченный мужик. Точно Конан-варвар, мать его.

Голый торс, волнистые каштановые волосы, спускающиеся на плечи, доспехи прикрывающие бедра. В одной руке копье, а в другой щит. Он смотрит на нас исподлобья, а на его лице застыла жуткая гримаса.

— Ты опоздала, — рыкнул он, едва мы подошли ближе.

— Не забывай, что коллекционер — человек. Нужно было время, чтобы он отдохнул. Если мы все еще хотим открыть портал.

Я посмотрел на Элаизу. Слышу ее голос. Хотя она разговаривает совсем не со мной. Хм.

— Ты говорила, что приведешь мальчишку, — тяжело выдохнул он. — Но я не слышал ни слова о том, что это будет совсем ребенок.

— Какая тебе разница кто откроет нам путь? — звучал детских голос у меня в голове.

— Ты сказала, что он обладает могущественной магией. Что он поведет нас в бой. Боюсь, мальчишка не сможет создать даже банального огненного шара…

Я прикоснулся к татуировке на своей руке и выпустил фаербол в стену. Обожжённое пятно появилось в нескольких метрах от трона. Амарин тут же вскочил на ноги и приготовился метнуть в меня копье. Но Элаиза заслонила меня. Правда не понимаю зачем. Генерал такой же дух, как остальные тут и не сможет причинить мне вреда.

— Не надо разговаривать будто меня здесь нет, — произнес я и отодвинул девчонку в сторону. — Пока что из нас всех, собравшихся здесь, только я могу существовать во внешнем мире и наносить хоть какой-то урон.

Горец рассвирепел и зарычал словно животное. Элаиза сильно вцепилась мне в руку. Я почувствовал, что ладонь снова начинает жечь. Проклятье! Если бы не печать, я бы поставил на место всех этих духов. Как бы грозно они не выглядели, я знаю, что это всего лишь безобидная проекция. До тех пор, пока сам не предоставлю им тела.

— Усмири его, — указал на меня Амарин.

Я поднял руки, дав понять немой девчонке, что приторможу. Когда она увидела это, то снова повернулась к горцу.

— Ты собрал армию, как я просила?

— Да, Ваше Величество, — ответил он. — Армия бессмертных готова защитить мир живых. Пройдемте за мной.

Амарин прошел мимо меня и вышел из разрушенного самолета. Только с другой стороны. Мы последовали за ним.

Как только я отодвинул в сторону клеенку, повешенную на вход и загораживающую мне обзор, я ужаснулся. Передо мной открылся вид на целый полк горцев. Фюзеляж самолета лежал на холме, а бессмертные стройными рядами стояли в низине. По периметру горели факелы, которые и позволили мне узреть всех этих воинов, приготовившихся попасть во внешний мир и занять тела детей.

Так. Времени исправить ситуацию все меньше. Надо что-то срочно придумать.

— Сми-и-и-и-рно! — заорал Амарин.

Горцы все, как один, ударили два раза своими копьями по своим щитам и на третий раз снова опустили оружие на землю. Они сопроводили эти движения грозными и короткими «у».

— Слушайте вашу королеву! — прогорланил генерал, хотя мне казалось, что его услышат, даже если он будет говорить шёпотом. — Она пришла с добрыми вестями!

Элаиза взяла меня за руку и сделала несколько шагов вперед.

— Воины! — крикнула она. — Мы знали, что этот час однажды настанет! Мы знали, что монстры, которых мы когда-то прогнали, вернутся и попытаются закончить начатое! Только эти твари и подумать не могли, что армия бессмертных снова будет готова встать на защиту человечества! Снова будет готова рубить и кромсать их изуродованные тела.

Тишина. Голос девочки звучит в голове каждого из присутствующих.

— Уже завтра утром каждый из вас обретет свое новое тело! В котором и примет бой! Осталось только переждать последнюю ночь, и завтра мы снова окажемся на свободе!

Воины забили копьями о щиты, одобряя слова своей королевы. Элаиза повернулась ко мне и улыбнулась.

— Как тебе наша армия? — спросила у меня принцесса горцев.

— Внушительная, — я пожал плечами. — Но разве тела детей отвечают амбициям твоих бессмертных воинов? Как только все они вселятся в подростков эта внушительная сила станет посмешищем.

— А я, по-твоему, тоже посмешище? — прищурилась маленькая девочка.

— Ты ребенок, — уверенно ответил я. — Такой же, как и я. Эти души готовы идти за тобой, потому что знают, что ты их королева. Но тебе никогда не обзавестись могущественными союзниками там. Снаружи. Просто потому, что ты слишком прямолинейна. Не думаешь на несколько шагов вперед. С таким успехом вы будете сражаться с ордой монстров только этой армией, а на защиту мира должны встать все одаренные.

— Замолчи! — мираж прислонила указательный палец к моему рту.

Я замолчал. Но мы оба знали, что я прав. Точно также как Элаиза была права, когда утверждала, что нам не справиться без армии горцев.

— Если все живые отвернутся от нас, значит мы все сделаем сами, — прошипела голосом в моей голове она.

— Толпа детей? — я схватился за голову. — Черт возьми, Элаиза! Они не смогут даже держать щиты. Я не говорю о том, что поразить кого-то копьем вообще будет невозможно. Возможности их новых тел будут совершенно другими!

— Значит мы дождемся, когда дети вырастут и окрепнут.

— Дождемся? — я раскрыл глаза от удивления. — Сколько ты хочешь ждать? Три года? Пять? Твари уже прорываются через завесу. Они уже шастают по изнанке, как будто это их родной дом. У нас не будет столько времени.

— Хватит! — крикнула принцесса горцев. — Замолчи!

— Чего ты бесишься? Ты же знаешь, что я прав, — не мог остановить сам себя я.

— Если ты не хочешь примкнуть к нам, значит я буду использовать тебя только по назначению. Посмотришь, как мы одерживаем верх из глубокого тыла.

Элаиза подняла свою руку и дернула ей. Телекинезом меня отбросило назад. Я ударился обо что-то головой и отключился.

Очнулся спустя некоторое время в темном помещении. По центру горела свеча, а прямо за ней кто-то сидел.

— Раневский? — прищурился я, узнав бездомного.

— А! Пацан! Уже проснулся? — бомж сидел на песке и водил перочинным ножиком по сухой ветке. — А я все гадал успеешь ты очнуться до того, как они придут или, продрыхнешь до талого.

— Где мы? — я сел и дотронулся до затылка. — Ай…

Посмотрел на руку и размазал подушечками пальцев кровь. Удар получился не слабый.

— Добро пожаловать в местную тюрьму. Ну или в перевернутый кузов грузовика. Как тебе больше нравится? — улыбнулся бездомный.

Я взял свечу и отыскал свой рюкзак. Достал из него самодельную аптечку и обработал рану. Все это время работорговец молча наблюдал за мной.

— На хрена? — вдруг спросил он.

— Чего? — в недоумении я посмотрел на своего сокамерника.

— На хрена ты девчонку разозлил?

— Элаизу? Ты думаешь, что она не заперла бы меня здесь, если бы мы продолжали мило общаться?

— А зачем это ей? — ответил вопросом на вопрос Раневский. — Древняя магия неплохо привязывает жертву к магу. Ты бы, итак, никуда не делся. А теперь будешь сидеть тут. Просто, чтобы понять, что ты ничтожество и твое место у параши.

Повезло мне. Стать узником в компании с тем, кто неплохо знает сленг заключенных. Атмосферно, блин.

— Может так оно и лучше, — я навалился на стену и провел рукой по лицу. — Есть время подумать. Раз теперь ее голос беспрерывно не тараторит у меня в голове…

Я достал бутылку из-под «Колокольчика» и промочил горло. Предложил бомжу. Он с удовольствием протянул руку.

— Допивай, — сказал я, когда он решил обратно отдать мне бутылку. Пить после Раневского — такое себе удовольствие. — А ты почему вдруг оказался по эту сторону?

— Мелкая дрянь не простила мне случай, когда я запер ее под тем трамваем. С Ее Величеством, видите ли, никто так поступать права не имеет. А я плевать хотел. Со своей способностью я могу пересидеть здесь сам конец света и исход будет все равно одним. Так или иначе, я выберусь из плена. Когда-нибудь…

А ведь так и есть. Быть бессмертным — это значит не бояться вообще ничего. Кроме, наверное, одиночества. Неплохая способность. Может, когда все кончится, это будет последняя родовая магия, которую я применю на себе.

— Элаиза сказала, что хочет использовать меня для того, чтобы открыть портал. Не знаешь как именно? — спросил я.

Раневский внимательно посмотрел на меня. С подозрением. Вскоре улыбнулся и показал свои гнилые зубы.

— А ты хочешь переиграть девчонку, да? — спросил он.

— Я хочу победить в войне с тварями с этой стороны. Только и всего. То, что задумала Элаиза это…ошибка.

— Я же говорил, — прохрипел бомж. — У тебя есть яйца, пацан.

— Так как принцесса хочет использовать меня?

— Ты слышал о проводниках?

— О ком?

— Проводники. Это род одаренных. Они способны открывать порталы между мирами. Или телепортироваться с помощью разрывов на большие расстояния. Нил Армстронг был одним из них.

— Армстронг? — нахмурился я. — Это тот, который впервые ступил на луну?

— Ага. Ты же не веришь в то, что он и в самом деле долетел до нее на ракете? — выпучил глаза Раневский. — Ха-ха! Открыл портал и вот он уже там. Позирует для всех американских папарацци.

— А при чем тут я?

— При том, что ты коллекционер душ. Элаиза даст тебе монетку, с помощью которой у тебя появится новенькая способность. Совершенно не случайно эта способность даст тебе возможность открывать порталы. И вот тогда-то ты и отправишь всех моих братьев на рынок. Черт, ты серьезно подорвешь мне бизнес, — загоготал бездомный. — Некоторые из них приносили неплохие товары на аукцион…

Вот значит, в чем заключается план Элаизы. Заставить меня открыть портал в школу.

— Слушай, Раневский. А ты не знаешь почему принцесса просто не взяла кого-то из рода проводников? Зачем заключила контракт со мной? Или это гораздо проще? Найти мертвого одаренного с нужной способностью среди душ, чем пытаться сделать это во внешнем мире?

— Правильные вопросы задаешь, пацан, — Раневский достал папиросу из скрытого кармана своей шубы и прикурился от свечи. — Такую связь она может устанавливать только с коллекционерами душ. Не спрашивай почему. Может ее папаша был одним из ваших. Может еще что-то. Но факт остается фактом. Вот тебя она подсадила на крючок и все. Теперь, пока не выполнишь свою миссию, будешь страдать. А найди она одного из проводников и расскажи ему свой план. Черт… Ей бы пришлось долго искать того, кто согласился бы воскресить целую армию мертвых.

— Значит ты уже в курсе, что завтра утром она хочет, чтобы я открыл портал в школу для одаренных?

— Девчонка знает, что делает, — безэмоционально проговорил Раневский и затянулся. Крохотный уголек ярко загорелся во тьме. — Надо отдать ей должное.

— Но почему бы не открыть путь в любое другое место? Например, на Казачью заставу? Ведь там тоже тысячи одаренных. В телах подготовленных людей горцы будут гораздо опаснее.

— Неужели ты думаешь, что на заставе не научились справляться с толпами духов? Там целый легион живых, способный защитить ваш мир от нашего. Школа для одаренных — это хороший ход. Как человек, немного смыслящий в этом бизнесе я даже немного восторгаюсь ей.

Под звук тлеющего табака я внимательно посмотрел на Раневского, размышляя о том на чьей он все-таки стороне. Что-то мне подсказывает, что горец играет только по своим правилам. Действует ради своей выгоды. Интересно, он сможет мне чем-то помочь?

— А ты случайно не знаешь, как справится с этой древней магией? — я глянул на печать на своей ладони, которая в темноте горела тонкой струйкой магического пламени. — Может есть какой-то способ снять заклинание?

— Конечно, нет! — усмехнулся бездомный. — Если бы я мог хоть как-то помочь тебе, то Элаиза ни за что бы не запихнула нас под один кузов.

— Проклятье… — я стукнулся больным затылком о железную стену и выругался еще раз.

— Но однажды я встречал аристократа с очень интересной способностью, — добавил Раневский. — Я думаю, ты мог бы попробовать использовать ее, чтобы решить свою проблему.

Я с надеждой посмотрел на бездомного.

— Что за способность?

— А, забудь! — махнул рукой бомж. — Как говорится, поздно пить Боржоми, когда почки отказали. Сейчас ты не в том положении. Да и чеканить монетки тоже, я так понимаю, стало проблематично.

— Что за способность, Раневский? — настаивал я. — Может скажешь без излишней драмы?

Работорговец пересел чуть ближе.

— Я коммерсант, пацан. Любая информация чего-то стоит. Вдруг скажу тебе, а ты найдешь возможность воспользоваться моим советом? Давай обговорим условия на берегу. За какую цену я продам тебе информацию?

— Продашь информацию, которая бесполезна… — я развел руками. — В этой ситуации?

— Ну да, — бездомный пожал плечами. — Так это и работает.

— Давай попробуем. Все мое добро в этом рюкзаке, — я раскрыл молнию и приготовился вывалить содержимое на землю. — Чего ты хочешь?

— Нет-нет, — бессмертный закашлялся на несколько секунд. — Мы же разговариваем о твоей вероятной свободе. А там уже другие ставки. Ты будешь мне кое-что должен, если освободишься. Договорились?

Связываться с горцами я зарекался. Но хотя бы выслушаю чего он хочет.

— Что тебе нужно? — я поерзал на своем месте.

— Если ты все-таки возглавишь армию горцев. Поклянись, что позволишь мне убить Амарина.

Если честно, сперва я даже потерял дар речи. Просьба Раневского о том, чтобы позволить ему убить генерала армии горцев ввела меня в ступор во двум причинам. Это явно сделает слабее бессмертных, которые должны остановить апокалипсис. Но, с другой стороны, мне вообще безразлична судьба горца, который, судя по всему, может воскресать сколько угодно раз. Это как-то даже слишком просто.

— Я знаю о чем ты думаешь, — опередил мой ответ Раневский. — И да. Я знаю способ, как сделать так, чтобы Амарин больше никогда не вернулся к жизни. Ну так что? Заключим сделку?

Я снова задумался.

Не люблю я эти сделки. Выбраться из одной кабалы, чтобы сразу залезть в другую? Как-то это глупо. Тем более Амарин может оказаться незаменимым союзником. А я хочу, чтобы у меня был выбор, когда запахнет жареным. К тому же…кажется, я кое-что придумал. Есть еще один способ узнать побольше про способность, о которой говорит Раневский. Только действовать нужно будет очень быстро…

— Эй, пацан! Ну так что? Договор?

— Может в другой раз, — я почесал подбородок.

— Ну как знаешь! — работорговец сделал вид, что сделка ему не очень интересна. — Но, если передумаешь, я рядом.

Я не знаю сколько времени прошло, прежде чем кузов грузовика, под которым мы сидели, замерцал голубым и взмыл в воздух. Затем отлетел в сторону, пробороздив землю. Я поднял глаза и увидел принцессу горцев с факелом в руке. За ее спиной виднелись головы бессмертных.

— Пора, — сказала Элаиза, глядя красными глазами прямо на меня.

(обратно)

Глава 13 Слово пацана

Принцесса горцев подошла ближе и протянула мне блестящую монету.

Я знал, чего она хочет. Знал, что за душа заточена серебрянике. Но сделал вид, что не понимаю. Так было нужно.

— Что это? — спросил я.

— В монете душа проводника. Забери его способность. После этого ты сможешь открыть для нас портал.

Я сделал лишь короткую паузу, а пламя на моей руке уже жгло так, будто я сунул ладонь в кипящее масло. Девчонка дала понять, что терять время на споры она не намерена.

Тогда я взял ледяную монету, положил ее на ноготь большого пальца и подкинул вверх. Она закрутилась в воздухе, а когда упала, на том самом месте появился дух умершего когда-то одаренного. Это был человек с длинной седой бородой и волосами, спускающимися ниже плеч. В синей выцветшей мантии и посохом в руках.

Старик дружелюбно улыбнулся. Я подошел ближе и прикоснулся к нему. Магия словно электрический ток пробежала по всему моему телу. Душа исчезла, а йо-йо, лежащий у меня в рюкзаке, теперь стал бесполезен. Теперь я умел кое-что другое.

Под указания девочки-призрака, звучащие у меня в голове, я принялся водить ладонью по воздуху. Против часовой стрелки. Потоки ветра, пораженные сотнями крохотных молний, становились видимыми и образовывали темно-синий разрыв. И чем размашистее были мои движения, тем больше он становился.

— Достаточно, — остановила меня Элаиза, положив свою руку на мое запястье. — Сперва я все проверю сама. Если это школа, то вернусь и тогда мы пройдем через портал все вместе.

Принцесса горцев сделала шаг к открытому разрыву. Остановилась. Еще раз посмотрела на меня.

— Я надеюсь для нашего появления ты выбрал местечко поукромнее? — спросила она. — Мне нужно закрыть все двери, которые помешают школьникам убежать. Не пойду же я через всю школу в таком виде, — Элаиза указала на свое грязное белое платье с кружевами.

— Это место называется гнездышко, — ответил я. — На чердаке. Там и появишься. Спустишься по лестнице на первый этаж и окажешься у гардероба…

— Разберусь, — махнула принцесса горцев и сделала еще один шаг к порталу.

Тогда я резко сорвался с места, толкнул девчонку в спину и провалился сквозь портал вместе с ней.

Обычно, проходя через разрывы я испытываю самые мерзкие ощущения. Но на этот раз я пытался сконцентрироваться на тех действиях, которые сделаю, как только окажусь на той стороне. Это очень важно. Иначе весь мой план полетит коту под хвост.

Едва вылетев в вольер к Зевсу, на огородном массиве своего репетитора, я тут же махнул рукой, и преследующая нас черная душа одного из горцев тут же исчезла вместе с разрывом, превратившись в черный дымок, поднимающийся к небу. Печать загорелась магическим пламенем на моей ладони, и я едва сдержался, чтобы не закричать от боли.

— Что ты задумал? — глаза Элаизы горели красным так ярко, что даже Зевс заскулил и убежал в свою будку.

Девочка-призрак наступала на меня, а муки становились все невыносимее.

— Я тебя спрашиваю, коллекционер! Куда ты меня привел?

Пламя все сильнее жгло кожу, когда позади принцессы горцев появился силуэт Георгия Вольфовича с лопатой в руках. Он замахнулся и громкий звон ознаменовал встречу железа с затылком темной одаренной.

— Бессмертие не равно неуязвимость, — учитель протянул мне руку и помог подняться. — Шутка Создателя заключается в том, что горца можно отключить сильным ударом по затылку, как самого обычного смертного. Зачем ты привел ее сюда?

Я сплюнул от боли, одновременно восторгаясь спокойствием учителя.

— У меня не было выбора, Георгий Вольфович, — я вытряхнул снег из-за шиворота и увидел, что пламя на ладони успокаивается. — Я знаю, что задумала Элаиза. И только вы можете помочь мне остановить ее.

— Погоди, — прервал меня сторож. — Давай сперва свяжем девочку и приготовим кое-что, от чего она проспит подольше, а уже потом ты мне все расскажешь. Договорились?

Я кивнул.

В следующие полчаса мы сделали все необходимое. Когда Элаиза проснулась, коллекционер напоил ее каким-то снадобьем и та сладко заснула. Уже после этого я рассказал репетитору все, что произошло со мной на той стороне. И что мне удалось узнать.

— Значит Элаиза хочет воскресить армию горцев? — коллекционер вдохнул аромат заваренной в чайничке мяты. — Хороший ход.

— Но вы же понимаете, что стратегия, которую она выбрала — неправильная?

— А какие еще есть варианты? — он убавил звук у радио, стоящего на подоконнике.

— Не знаю. Дать им тела обычных людей? Чтобы одаренные были дополнительной силой в той битве, которая нас ждет.

— Значит обычных людей тебе не жалко?

— Жалко. Но я уже объяснил почему считаю, что одаренных, а тем более детей, трогать нельзя, — огрызнулся я, почувствовав, что репетитор разделяет точку зрения принцессы горцев.

— Ладно, — Георгий Вольфович, наконец, пригубил своего излюбленного напитка. — Ты сказал, что хочешь, чтобы я помог тебе. Как именно?

— Один мой знакомый шепнул, что есть такая родовая способность, которая позволяет передать эту печать кому-то другому, — я закатал рукав на правой руке и показал метку, которая связывает нас с Элаизой.

— Хм… — задумался коллекционер. — Значит ты хочешь разорвать контракт?

— Нет. Я хочу, чтобы игра шла по моим правилам. Хочу выиграть эту битву, но сделать это по-своему.

Старик в тулупе медленно покачал головой.

— Тот, кто рассказал тебе про такую способность — солгал, — ответил коллекционер.

Он сделал короткую паузу, а я уже представил, как армия бессмертных толпится на той стороне, дожидаясь комендантского часа, чтобы прыгнуть в первый открытый портал, найти меня и отомстить за свою королеву.

Повисла нескончаемая пауза. Это кажется маловероятным, но я не удивлюсь, если репетитор подольет мне в кружку такого же снадобья, что и девочке-призраку, а сам заключит с ней сделку. Он ведь тоже коллекционер. Стало быть, портал в школу открыть может. Да еще и поддерживает эту безумную идею отдать тела школьников в пользование душам бессмертных.

Внезапно на колени к Георгию Вольфовичу запрыгнула черная кошка. С глазами разного цвета. Он называет ее Муркой. Она редко выходит, когда я прихожу.

— Возможно твой знакомый имел ввиду обменников, — наконец заговорил старик и посадил животное на подоконник. — Одаренных, которые могут менять местами родовые способности между людьми. Но магия, которую использовала Элаиза, чтобы привязать тебя к себе никак не связана с этим.

— Паршиво… — я постучал себе по лбу свернутым разгаданным сканвордом. — Значит теперь до вечера мне нужно найти способ убедить целую армию горцев встать на мою сторону. Назад пути нет.

Я глянул на спящую принцессу.

— Не обязательно, — неожиданно для меня произнес репетитор.

Я с надеждой посмотрел на учителя. Он перевел взгляд на кучу инструментов, стоящих в углу комнаты.

— Дрова рубить я тебя уже научил, — сказал он. — Это тоже самое. Нет девочки — нет проблем.

Мой взгляд сфокусировался на топоре, скрывающемся за граблями.

— Вы хотите, чтобы я убил Эл? — нахмурился я.

— Горцы — древний народ с древними традициями. Если ты вернешься на ту сторону с ее головой, все души бессмертных отныне будут служить тебе. Их миссия останется прежней. Одержать верх над ордой монстров. Только теперь во главе будешь стоять ты.

Я посмотрел на спящую на старом диване, заваленном одеждой, маленькую девочку. Она была хладнокровной правительницей, но сейчас ничем не отличалась от обычного ребенка. А еще я понимал, что она делает это все ради спасения человечества, а вовсе не потому, что ей просто захотелось лишить будущего тысячу школьников.

— Вы, наверное, не поняли, Георгий Вольфович, — я наклонился ближе к учителю, но кошка зашипела и мне пришлось податься назад. — Я не хочу убивать детей. Неважно тысяча их или всего один ребенок. Элаиза помогла мне спасти близких. Более того. Однажды я пообещал ей защищать ее. И буду держать слово. Пока это возможно. Даже если придется оберегать ее от самой себя.

— Но…как я понял, выбора у тебя особо нет, — коллекционер снова наполнил свою кружку чаем и добавил в него сахар.

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Но я уверен, что смогу договориться.

— Ладно, — выдохнул репетитор. — Просто езжай на учебу. Я сделаю все сам.

— Нет! — я в очередной раз прервал учителя и рефлекторно ударил по столу. Тут же заставил себя успокоится, пока один из немногих союзников не выставил меня за дверь. — Простите… Я просто хочу сказать, что дело вовсе не в том, что я не могу сделать это сам. Это дело принципа. Сейчас у нас с Элаизой конфликт интересов — это правда. Но, — я снова посмотрел на бледную спящую девочку. — Она мне, как сестра, понимаете? И если мы не найдем компромисс, то у меня есть еще один выход.

— Какой же?

— Просто отрубить эту кисть к чертям.

— Ты же не думаешь всерьез лишить себя руки только потому, что проникся благодарностью к принцессе?

— Конечно, нет, — хмыкнул я. — Просто, если боль будет настолько невыносимой, то это малая цена, которую я могу заплатить за то, чтобы тысячи детей могли прожить свою собственную жизнь. А если у меня не будет метки и побольше времени договориться с принцессой, то я обязательно найду способ заставить ее понять меня и принять другую точку зрения.

— Ты хороший мальчик, Костя, — проговорил репетитор. — Надеюсь, это не заведет тебя в могилу.

— Я тоже. Надеюсь, — ответил я и поднялся со стула. — Как понимаете, возможно завтра я впервые пропущу ваш факультатив. Может у вас есть какие-нибудь старые сани? Я бы положил Элаизу на них и увез подальше, пока она не очнулась. Не думаю, что девочка запомнила ваше лицо.

— Она запомнила, — сказал коллекционер и провел рукой по шерсти животного. — И надеюсь, теперь поняла, что ты ей не враг.

— Что…

Мурка прошлась по столу, спрыгнула на пол и подошла к дивану, на котором спала принцесса горцев. Кошка уткнулась лбом в висящую руку и глаза девочки-призрака тут же раскрылись.

— Как видишь, сани тебе не понадобятся, — улыбнулся репетитор. — Элаиза неплохо ходит сама.

Принцесса встала, подошла ближе и обняла меня. От ледяных рук стало ужасно холодно, но я выдержал. Обнял одаренную в ответ.

— Ты все слышала? — удивленно обронил я. — Но как?

Глаза Элаизы, которыми она смотрела на меня теперь были другими. Не знаю, смотрела ли она так хоть на кого-нибудь в своей жизни. Но этот взгляд был неприсущий ей. Какой-то сестринский что ли.

— Небольшое заклинание. С ним хорошо управлялся твой отец. Присядем? — предложил коллекционер. Но когда увидел мое замешательство, продолжил: — Уверен, теперь принцесса будет посговорчивее и, по крайней мере, выслушает все твои предложения. Сегодня ты доказал многое, отказавшись от такого привлекательного решения своей проблемы.

Георгий Вольфович сделал то, до чего не смогли договориться два ребенка. Просто заставил нас понять, что мы с Элаизой не враги друг другу и хотим одного и того же. Меня однозначно окружают хорошие люди. Я принял правильное решение, когда открыл портал именно сюда.

— Ты действительно готова поговорить? — я посмотрел на Эл. Почему-то мне понравилось ее так называть.

Она кивнула и на языке жестов еще раз поблагодарила меня. Я понимаю уже целые фразы. Еще чуть-чуть и мы без проблем сможем общаться с ней в этом мире.

— Ну а теперь, — Георгий Вольфович скинул целую стопку вещей с еще одного расшатанного стула и передвинул его поближе к столу. — Давайте все-таки выпьем чайку и расставим все точки над и.

Несколько минут мы молча готовились к тяжелому разговору и просто пили чай. А потом завязался спор. Это была обычная дискуссия без эмоций, в которой каждый мог высказать свою точку зрения и не имел права перебивать. Это было главное правило, которое обозначил перед разговором учитель.

— Если ты не хочешь позволить горцам занять тела школьников. Тогда как по другому ты планируешь завладеть целой армией горцев? — спросил учитель.

— Не знаю, — я пригубил налитого в чашку чая. — Если у меня будет немного больше времени, я обязательно что-нибудь придумаю.

Элаиза внимательно посмотрела на меня. Та решительность, с которой она хотела поскорее освободить своих братьев и сестер улетучилась. Она явно испытывала ко мне какие-то новые для себя чувства. Именно это заставило ее выдохнуть и кивнуть.

— Ты даешь мне время? — с надеждой в голосе переспросил я.

Она снова кивнула и показала мне указательный палец.

— Один? Ты даешь мне один месяц?

Она отрицательно мотнула головой.

— Час?

Нет.

— День?

Да.

— Ты даешь мне двадцать четыре часа на то, чтобы я придумал способ, который поможет нам воскресить целую армию горцев? И при этом, чтобы этот способ устраивал нас обоих?

Элаиза кивнула.

— Что ж. Это лучше, чем ничего. Не будем терять времени. Встретимся завтра здесь в это же время, — я встал со стула и пошел к выходу, обматывая шарф вокруг шеи. — Только сделай, пожалуйста, так, чтобы сегодня ночью толпа призраков не обивала пороги моего дома в поисках мести.

Элаиза улыбнулась и снова кивнула.

Я поблагодарил Георгия Вольфовича и захлопнул за собой дверь.

* * *

Пассажирский самолет приземлился в аэропорту в 13:34. Пилоты были предупреждены, что на борту присутствует сотрудник из Бюро по расследованию магических преступлений. Поэтому посадку постарались сделать максимально мягкой.

Как только люди перестали хлопать, капитан воздушного судна объявил о том, что самолет прибыл на место назначения и рассказал, что за бортом прекрасная солнечная, хоть и морозная погода. Затем пожелал всем отличного дня и пригласил к выходу.

Человек, сидящий в самом хвосте самолета и пережевывающий зубочистку, дождался, когда в салоне никого не останется, затем поднялся, взял свой черный кейс из ручной клади и тоже пошел к выходу.

Он молча прошел через весь аэропорт. Сотрудники в форме кивали ему, видя свое отражение в темных очках, но ни один из них так и не дождался ответа.

У входа был припаркован черный «Мерседес» с такими же черными номерами. Мужчина в черном пальто подошел к заднему сиденью, открыл дверь и сел внутрь. Мотор автомобиля зарычал, и машина тронулась с места.

Сотрудник БРМП взял газету, лежащую на соседнем сиденье. Маленький мальчик, стоящий лицом к лицу с огромным монстром, был изображен на первой полосе. Заголовок гласил: «Мутанты — новая угроза?».

— Есть зацепки? — спросил хриплым голосом мужчина у водителя.

— Никак нет, — ответил шофер и включил мигалку, чтобы проехать на красный свет светофора. — Территория, на которой были обнаружены разрывы оцеплена. Все тщательно исследовано. Но не обнаружено никаких причин, по которым мутанты могли прорваться через завесу.

Мужчина зубами переместил зубочистку в другой уголок своего рта.

— А этот мальчишка? Вы допросили его?

— Мальчишка? — поднял брови водитель и посмотрел в зеркало заднего вида. Но кудрявый брюнет с пассажирского сиденья не отрывал глаз от газеты. — А какое отношение мальчишка может иметь к этому делу? Кажется, он сам едва выжил в тот день.

— Именно из-за того, что вы не умеете нормально делать свою работу, я не могу спокойно расследовать дела в Москве, — монотонным голосом произнес пассажир и раскрыл газету.

Сотрудник местного отдела бюро не ответил. Он лишь сглотнул и со злости подрезал оранжевые «Жигули». Снова включил мигалку и прибавил скорость.

— Ответ изображен у вас на первой полосе Комсомольской правды, а вы продолжаете гоняться за собственной тенью, — добавил он и раскрыл свой черный кейс.

Внутри все было аккуратно сложено. Удостоверение майора — сотрудника Бюро по расследованию магических преступлений, старая советская бритва, блокнот для заметок, ручка, «Макаров» в коричневой потертой кобуре и еще несколько вещей.

Майор накрыл газетой свои вещи и закрыл кейс.

— Устройте мне встречу с этим мальчишкой. Сегодня. Я хочу допросить его.

(обратно)

Глава 14 Допрос с пристрастием

С тех пор, как я покинул домик своего репетитора я не мог ни о чем думать, кроме как о всевозможных вариантах воскресить войско бессмертных и при этом отделаться малой кровью. Клаус оставила попытки разговорить меня уже через десять минут после того, как я пришел в школу и отвечал на все ее вопросы незаинтересованными «угу» и «ага».

Первый урок уже подходил к концу. Учительница по Артефакторике диктовала домашнее задание, а я ничего не записывал. Потому что сразу решил, что позже позвоню Клаус и все узнаю. А может быть вообще просто спишу домашку перед следующим уроком. Сейчас учеба далеко не на первом месте.

Раздался стук в дверь.

Лариса Игоревна прервала свою речь и выглянула в коридор. До меня и моих одноклассников донесся встревоженный шёпот. Он тут же привлек внимание всех детей. Когда учительница заглянула обратно бледная как смерть, мне кажется, каждый ребенок молился, чтобы новость, которую принесли, не касалась его лично.

— Костя Ракицкий, — произнесла учительница.

Теперь побледнел я. В отличие от остальных. Которые облегченно выдохнули, и теперь так и рвались спросить меня, что там случилось. Как будто я был в курсе.

— Собери свои вещи и выйди. Пожалуйста, — добавила Лариса Игоревна и сделала шаг назад, придерживая открытую дверь в кабинет.

Я взглянул Клаус в глаза, которая тоже ничего не понимала. Затем сгреб все школьные принадлежности в рюкзак, повесил его на плечо и пошел к выходу.

Мне понадобилось не больше двадцати секунд, чтобы преодолеть это расстояние, но в голове уже пронеслась целая тысяча мыслей о том, кто может ждать меня по ту сторону.

Первым на ум пришел капитан милиции Троицкий. Если пропавших детей аристократов нашли и как-то связали с моей матерью, то я первый к кому пришел бы милиционер. Также это мог быть директор. Если информация о том, что я темный утекла, то военком не будет дожидаться пока я явлюсь к нему сам. Есть еще несколько причин, связанных с бизнесом, но это явно не заставило бы Ларису Игоревну так побледнеть.

— Костя, здравствуй, — Глеб Ростиславович встретил меня в коридоре. — К тебе пришли люди и Бюро. Хотят задать несколько вопросов.

Директор отошел в сторону, и я увидел кудрявого высокого молодого человека в черных кожаных перчатках и кейсом в руке. Он переместил зубочистку в другую часть своего рта и даже не поприветствовал меня. Я тоже не стал здороваться. Взрослый человек должен знать правила этикета лучше одиннадцатилетнего ребенка и демонстрировать их первым.

— Пройдемте в соседний кабинет, — предложил директор. — Там сейчас свободно.

Мы прошли в класс Знаков. Директор опустил стул с учительского стола. Я опустил стул себе.

— Подождите снаружи, — вдруг приказал человек, поставив в ступор Глеба Ростиславовича, который в это самое время готовил место себе.

Директор прервал действие и поднял стул обратно.

— Хорошо, — ответил он, подошел ко мне и положил руки на плечи. — Я буду за дверью, договорились?

Я кивнул.

Человек из Бюро по расследованию магических преступлений проводил взглядом директора и присел. Дождался пока я сяду напротив. За первую парту. Затем положил свой кейс на стол и открыл его. Достал оттуда газету и протянул мне.

— Узнаешь? — спросил он.

Мне его поведение сразу не понравилось. А когда он задал очевидный вопрос, я обозлился еще больше. Что за нарцисс с глупыми вопросами? Может поиграть по его правилам и тогда он начнет вести себя нормально, а не как пуп земли?

— Не особо, — я даже не посмотрел на фотографию, но боковым зрением увидел, что там изображен я. — А кто это?

— Смело, — холодно произнес мужчина. — Это потому, что ты один из членов клана?

Я увидел, как печатка, которую дал мне Парфенов старший вывалилась из-под расстегнутой рубашки и теперь отражалась в темных очках собеседника.

— Это потому, что вы задаете очевидные вопросы, — объяснил я и спрятал перстень под одежду.

Молчание. В коридоре прозвенел звонок. Тишина, царящая за дверью, теперь сменилась на десятки переплетающихся детских голосов, что немного разбавило обстановку.

— Хорошо, — вдруг произнес человек в черном. — Похоже, я недооценил тебя. Начнем сначала. Меня зовут Лаврентий. Я сотрудник БРМП. Ты знаешь, чем занимается Бюро? — он вдруг осекся. — Прости. Ты наверняка знаешь, поэтому перейду сразу к делу. Я приехал в ваш город для расследования дела, связанного с порталами, через которые мутанты прорываются в наш мир.

Я не чувствовал никакого недомогания. Но после его слов в горле резко пересохло. Я попытался сглотнуть и взять под контроль свое тело. Чтобы не бросило в пот. Потому что точно как-то связан с этим. А если этот мужик добрался до меня, значит любой неверный шаг даст ему повод увидеть во мне темного и отправить на Казачью Заставу.

— А при чем тут я? — как ни в чем не бывало я откинулся на спинку стула.

— Ну как? Твари из-за завесы не щадили никого в тот день. А вы на этой фотографии почти целуетесь.

Молчу.

— Потом я поднял еще кое-какие данные и оказывается во время первого случая, когда пропал один из подростков по имени Дмитрий Выхухлев, ты тоже по случайному стечению обстоятельств оказался рядом. И даже общался с одним из людей из Отдела по контролю целостности завесы.

— Совпадение?

— Не думаю, — ответил человек в черном.

Снова пауза.

— Мне нечего вам сказать, — начал перехватывать инициативу я. — Да. Я был в том лесу, в котором пропал старший брат моего лучшего друга. И да, по пути к бабушке я оказался лицом к лицу с этим монстром. Но мне неведомо по какой причине они прорываются из-за завесы. Я не призываю их специально. Если вы намекаете на это.

— Это правда, — вдруг согласился со мной Лаврентий. — Ты вполне можешь не знать причины. И я здесь для того, чтобы ее выяснить. Позволь я взгляну на твои руки.

Я мог контролировать все, кроме своего сердцебиения. Как только человек, представляющий власть, попросил показать ему руки со знаком темного мой пульс участился, а я сам невольно принялся анализировать свою дальнейшую судьбу. Это сбивало с мысли и расшатывало мои позиции. Те, которые позволяли общаться с ним почти наравне.

Все просто. Этот Лаврентий один из самых сообразительных людей, с кем мне приходилось сталкиваться в этом мире за все три месяца. Мне хватило пяти минут личного общения, чтобы понять это. Уверен, догадка о том, что я темный и могу быть одной из причин неприятностей, обрушившихся на город, посетила его сразу. И сейчас он просто хочет найти доказательство. Перед тем, как надеть на меня наручники и отправить на север.

Я мгновенно заставил себя остыть и протянул руки. Ладонями вниз. Так, будто не понимаю, что он имеет в виду. А может быть так и есть?

— При чем здесь мои руки? — спросил я, собрав морщины на своем лбу.

Но сотрудник Бюро не ответил. Он достал крохотный фонарик, включил его и уже направлял на мои руки, когда снаружи донесся звонок, которого быть не должно.

Я машинально посмотрел на свои «Montana» и увидел, что сейчас всего 14.45. Урок должен начаться только через пять минут. В этот же момент в кабинет заглянул Глеб Ростиславович.

— Прошу прощения, — произнес он. — Поступило сообщение о том, что школа заминирована. Всем необходимо эвакуироваться в срочном порядке.

Не дожидаясь ответа сотрудника Бюро, он вошел внутрь, хромая и опираясь на свою трость, взял меня за руку и потянул за собой.

— Мне нужна еще минута, — спокойно проговорил Лаврентий.

— Продолжите потом! — рявкнул глава школы. — Есть инструкции, которые мы и вы, между прочим, тоже, обязаны соблюдать.

Не дождавшись ответа, мы вышли из кабинета. Мне показалось, что человек в черном остался сидеть внутри, но, когда мы толпились на лестнице, медленно спускаясь вниз я оглянулся и увидел, что каланча в темных очках, возвышаясь над другими школьниками все же преследует нас.

— Чего хочет этот Островский? — спросил директор, все еще держа меня за руку.

Островский значит…

Я был бы рад ответить директору прямо, вот только вокруг столько школьников, что употребление слова «темный» обязательно западет кому-нибудь в память и вызовет интерес. К тому же, если я расскажу все директору, это никак мне не поможет. Глава школы однажды уже дал понять, что никому не донесет на меня, но если дело запахнет жареным, то ничего предпринимать не будет.

— Я думаю он догадывается, — коротко ответил я, лишь намекнув на предмет разговора.

— О чем? — нахмурился Глеб Ростиславович.

Мне достаточно было только бросить в ответ свой особый взгляд, чтобы директор все понял и выругался себе под нос.

— Мне очень жаль, Костя… — посочувствовал он. — Если майор увидит то, что увидел я, то…никто уже не сможет тебе помочь.

— Не переживайте об этом, господин директор, — махнул я рукой. — Можно я попрошу вас только об одном? Отпустить меня.

Директор внимательно посмотрел на руку, которой держал меня, а затем, без лишних вопросов, его хватка ослабла.

Тогда я кивнул ему в знак благодарности и прибавил ходу, расталкивая школьников, не торопящихся к выходу. Оглянулся. Лаврентий тоже ускорил шаг.

Выбегаю на улицу с черного входа. Тут уже толпа школьников. Девчонки стоят поближе, схватившись за плечи и пытаются не замерзнуть без курток, под падающим с неба снегом. А парни далеко позади. Кто-то спрятался за сугробом и поднимает в воздух клубы сигаретного дыма, а кто-то взрывает бомбочки прямо на площадке перед школой. Новый Год на носу. Главное развлечение в последний день перед каникулами.

Недолго думая, я срываюсь с места и бегу в сторону пиротехников. Времени на размышление совсем нет. Оглядываюсь. Человек из БРМП тоже выходит на улицу, распахивая дверь перед собой так, что та сильно ударяется о бордюр. Островский окидывает взглядом округу и замечает меня. Торопливым шагом продолжает преследовать.

Да. Мужик точно знает, что я темный. Просто ему нужно удостоверится в этом и тогда привет Казачья Застава. И вроде меня сейчас в городе уже не держат родственники, попавшие в беду. Но кому хочется отправляться в тюрьму по собственной воле? Бросать бизнес, колесо которого раскручивается с бешеной скоростью. Нет. У меня есть цель. Я должен создать клан, должен навсегда обезопасить близких. В конце концов, женится на собственной жене. Все, что я смогу сделать на Великой русской стене — сражаться с ордой монстров. И то, не очень успешно, потому что без меня Элаиза не будет искать сложных способов вернуть к жизни армию бессмертных. Нет. Я не могу уехать на север. Не для того возвращался в прошлое, чтобы все закончить службой на стене.

Я подбегаю к пацанам из параллельного класса.

— Тебе че надо? — преграждает мне путь мой старый знакомый. Вовчик.

У него в одной руке спички, в другой петарда.

Да. Мой единственный шанс не уехать сейчас на Казачью Заставу, это скрыть тот самый знак на своих ладонях. Только вот бомбочка, которая сейчас в руках у Вовчика — пустышка. По рублю. Такие мы с парнями взрывали даже в зубах. Мне нужно что-то помощнее.

— Бомбочки взрываете? — задаю очевидный вопрос я, пытаясь не подавать вида, что меня преследуют.

Оборачиваюсь. Человек в черном все ближе.

— А че? Не видишь? — огрызается паренек из параллельного класса с черными пушистыми усиками над верхней губой.

— Есть у вас черная смерть? — смотрю на толпу парней в свитерах и пиджаках, за спиной Вовчика.

— А тебе какая разница? При тебе мы все равно взрывать ее не будем. Вали отсюда! — парнишка, которого я унизил пару недель назад не выдерживает и толкает меня в грудь.

Я плюю на такой жест. Сейчас мне не до мальчишеских разборок.

— Спорим смогу взорвать ее в руках? — произношу я, уже заметив круглую большую петарду в руках одного из одноклассников Вовчика.

— Пошел отсюда! — не хочет слышать меня аристократ.

Я оглядываюсь. Человек, который сегодня пришел в школу по мою душу совсем близко. Неужели я проиграл?

Засунув руки в пальто он неторопливо приближается. Снова зубочистка из одного уголка его рта, перемещается в другой. Кажется на безэмоциональном лице Островского я замечаю ухмылку. Или все-таки показалось?

Когда я собираюсь сорваться с места и по пути выхватить петарду у одного из одаренных рядом, дорогу моему преследователю вдруг преграждает черная лакированная трость. Вслед за ней появляется Глеб Ростиславович, который и хватает за руку сотрудника из Бюро.

— Да ладно тебе, Вован, — слышу детский голос из-за спины. — Когда ты еще такое увидишь? Чтобы черную смерть в руках взорвали?

Не дожидаясь того, чем закончится столкновение главы лицея и человека в черном, оборачиваюсь.

— Не хотите, как хотите, — делаю движение рукой я.

Использую эффект упущенной возможности. Это еще из продаж.

— Ладно, — спешит остановить меня Вовчик и тут же улыбается, демонстрируя свои крохотные идеально белые зубы. — Но если зассышь…

— Давай уже! — подставляю ладонь я.

Один из прихвостней Вовчика, поджигает фитиль у петарды и кладет мне в руку. Завороженные школьники хихикают и отступают на пару шагов. Я же плотно зажимаю «черную смерть» между ладоней, широко растопыривая пальцы, чтобы, не дай Бог, не потерять какую-нибудь фалангу. Фитиль шипит, а искра приближается к заряду.

Кто-то сзади хватает меня за плечи. В этот самый момент петарда взрывается, оглушая меня.

Жуткая боль заставляет упасть на снег. В ушах гудит. В носу запах пороха. Зрение не может фокусироваться, но мне удается повернуть трясущиеся ладони к себе и увидеть, что они все в крови. Значит на одной из рук, а может и на обеих, мне удалось разворотить кожу.

Сквозь гудение, стоящее в ушах, слышу гогочущих школьников. Они хотят подойти поближе, чтобы посмотреть, но вдруг пугаются тени, которая наползает сзади.

— Позовите медсестру! — слышу голос главы школы. — Найдите Светлану Викторовну и срочно приведите сюда!

Лаврентий Островский опускается передо мной на корточки и сквозь стекла своих очков, кажется, смотрит прямо мне в глаза.

— Умно, — он снова достает фонарик. А еще черный платок. — Но я не уверен, что это помешает мне разглядеть твои руки. Давай их сюда.

— Вы с ума сошли? — Глеб Ростиславович встает между мной и человеком в черном. — Ребенку нужна медицинская помощь. Сперва он ее получит и когда жизни мальчика не будет ничего угрожать, вы можете продолжить свой допрос! — уверенно заявляет он. — А сейчас отойдите. Дайте медику выполнить свою работу. Светлана Викторовна, сюда.

— Я оказала первую помощь, но тебе все-равно нужно будет съездить в травматологию, Костя, — сказала блондинка в белом халате. — Как можно скорее.

Я лежал на кушетке уже какое-то время. Когда школу прочесали милиционеры с собаками и пожарные, всех учеников снова запустили внутрь, а наш школьный медик смог не только остановить кровотечение, но и обработать мои раны, а затем перевязать их. Благо мощность не оказалась настолько сильной чтобы разворотить мне ладони. Да. Шибануло знатно. Но через неделю все уже заживет.

— Хорошо, — кивнул я медсестре.

— Теперь можете допросить Костю, — Светлана Викторовна отошла в сторону подпуская ко мне сотрудника Бюро. — Но только при мне. Это приказ директора.

Лаврентий Островский осмотрел меня. Я специально держал ладони так, чтобы он видел, что все руки перебинтованы и то, что он хочет там увидеть, увидеть у него не получится. Сейчас.

Зубочистка снова переместилась в другой уголок рта.

— Когда мальчик поправится? — спокойно спросил мужчина.

— После нового года. Через неделю-две будут снимать повязки.

— Хорошо, — он взял свой кейс с деревянного стула. — Значит я навещу тебя на каникулах, Костя, — произнес он и вышел за дверь.

Медсестра перевела удивленный взгляд на меня. Я облегченно выдохнул.

— Странный он какой-то, — сказала она и скрутила остатки бинта. — Что этому человеку от тебя нужно?

— Не знаю, — солгал я. — Все из-за той фотки в газете.

— А-а-а, видела. Даже не представляю как ты там с этим чудовищем так близко… — ее передернуло. — Ладно. Все хорошо, что хорошо кончается. Ты собирайся тихонько, не торопись. А я пойду в столовую сбегаю, пока они там все не собрали.

Я кивнул блондинке, еще раз поблагодарил ее и попрощался. Когда дверь закрылась, встал с кушетки, выглянул на улицу и увидел, как Островский садится в машину. Перевел дыхание. Есть время что-нибудь придумать.

— А представляешь, меня бы уже не было в школе? — донеслось из-за моей спины, и я обернулся.

(обратно)

Глава 15 Помогите детям!

— Фрося? — зачем-то спросил я, хотя видел перед глазами знакомую аристократку.

— Она самая.

Ефросиния подошла к шкафчику с медикаментами, заглянула внутрь. Нашла там какую-то бутылку, откупорила пробку, понюхала и поморщилась.

— Значит это ты позвонила в милицию и сообщила, что школа заминирована?

— Угу, — пожала она плечами и поставила бутылочку на место. — Я так делаю, когда учиться настроения нет и находится кто-то кто угрожает мне отчислением за неявку.

— Ты бы не злоупотребляла этим, — отозвался я. — За такие шалости грозит кое-что похуже отчисления.

— Уф, — фыркнула она. — Я думала, что ты спасибо скажешь. А ты туда же. Зануда.

— Это просто дружеский совет. И спасибо, — добавил я. — А как ты решила, что мне нужна помощь?

— Я часто контачу с мужиками из БРМП. Если они приходят в школу — ничего хорошего не жди. Думала этот пришел опять по мою душу, а когда увидела, что к тебе, сориентировалась. В общем, не за что!

Разговор оборвался. Вроде надо еще о чем-то поговорить, но не о чем. Странно, что Фрося решила наведаться и рассказать мне о том, что спасла меня. Интересно для чего? Такие, как мы с ней, обычно не кичатся подвигами. Ну да ладно.

— Окей, — я спрыгнул с кушетки и натянул куртку. — Я пойду тогда…

— Ты вроде парень при деньгах? — спросила вдруг аристо и повернулась ко мне сверкнув своими голубыми глазами.

— А-а-а-а, — протянул я. — Вот в чем дело. Ты ждешь награду? Помоги мне расстегнуть рюкзак, посмотрю сколько есть наличных.

— Я не попрошайничать пришла! — фыркнула старшеклассница. — А занять. На пару месяцев.

Я нахмурился. Если ей была бы нужна небольшая сумма, то, судя по ее реакции, она ни за что бы не обратилась. Но раз Фросе пришлось переступить через себя, значит дело серьезное.

— Слушай, — я с горем пополам натянул шапку на голову. — Сейчас Светлана Викторовна вернется. Давай поговорим в другом месте. Я уже на каникулах, поэтому будет неплохо, если мы присядем где-нибудь за пределами школы.

Мы сидели за столиком в «Гастрономе» неподалеку. Я, ради приличия, купил аристократке к чаю «Mars», но, кажется, она не заценила это жест. Вряд ли аристократы вообще когда-либо обедают в подобных местах.

Увидев ее равнодушие, я только пожал плечами и принялся уплетать трубочку с масляным кремом и запивать ее чаем.

— Так что стряслось? — спросил я, понимая, что собеседница не планирует начинать разговор.

— Ты за этим меня позвал? На допрос? — скрестила руки на груди девочка с розовыми волосами. — Я думала мы просто обсудим условия. Может подработку. На этом все.

— Ты мне помогла, — поспешил успокоить я ее. — Меня реально ждали большие неприятности. Расскажи мне, что случилось. Может я смогу помочь теперь тебе? И не только деньгами.

Фрося отвернула голову. В этот же момент мои мысли заполнила собой Элаиза и армия горцев, ждущая моего возвращения. Лишние проблемы сейчас совсем ни к чему. Но что? Разве я много потеряю, если выслушаю девочку?

— Слушай, — начал я. — Недавно мне пришлось расстаться неизвестно на какой срок с матерью и сестрой. Как говорит одна моя знакомая — дерьмо случается. Может ты и не привыкла выносить сор из избы, но позволь помочь тебе. Также, как ты помогла мне сегодня.

Не знаю, мои слова подействовали или собственные мысли Ефросинии, но она наконец взяла граненный стакан, наполненный чаем, и пригубила.

— Дело в моем брате, — сказала она.

— Что с ним?

— Ничего. Мозгов не слишком много. От этого все проблемы.

— Ясно. Что натворил?

— Проиграл в карты крупную сумму денег аристократам из одного сильного рода. Но поставил столько, сколько у него не было. Теперь его просят долг вернуть. Там все серьезно. Он расписку писал.

— Расписку… — хмыкнул я, подумав о том, что неужели такой документ может реально иметь юридический вес? Скорее, это доказательство наличия долга, благодаря которому на жертву можно давить. — Угрожают?

— Ага. Говорят, что родственники расплачиваться будут, если он деньги не отдаст. А из родственников у него только я. Знаешь, чем занимается род Лесовихиных?

— Осведоми.

— Официально, у них огромный сталелитейный завод в городе.

— А не официально?

— Сеть борделей.

— Значит они пугают его тем, что…

— Тем, что отправят меня на панель, ага. Можешь не подбирать выражений.

— А сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

Хм. Четырнадцать. Вполне может быть.

— Ладно, — я поиграл чаинками на дне своего стакана. — И сколько он должен?

— Пятьдесят тысяч.

— Пятьдесят? — удивился я немаленькому проигрышу.

— Так ты можешь помочь или нет? — перебила Фрося. — Или я пошла?

— Подожди, — остановил я аристократку, которая уже собиралась уйти. — Сколько ты уже собрала?

Старшеклассница сняла с плеч рюкзак. Достала из него учебник по истории. Открыла. Внутри лежало несколько купюр.

— Три триста шестьдесят, — закончила подсчет она.

— Хорошо. Пусть твой брат сам зайдет ко мне вечером. Я дам ему деньги. Под расписку.

— Серьезно? — вскочила Фрося и, мне показалось, что едва сдержалась, чтобы не набросится мне на шею.

— Серьезно, — кивнул я. — Ты же мне помогла.

Я дал Фросе адрес и номер своего пейджера, на который попросил написать мне перед тем, как ее брат поедет в сторону моего дома. После этого мы разошлись.

Некоторое время я еще размышлял правильно ли поступаю, давая деньги. Но в конце концов решил, что это инвестиции. Устрою ее братца на работу курьером или пристрою куда-нибудь еще и буду вычитать из зарплаты. Черт… Я же превращаюсь в настоящего дядьку, способного решать такие вопросы, которые кажутся безвыходными для такой девочки, как Фрося. А для меня это только пальцами щёлкнуть.

Под эти мысли я дошел почти до дома. Остановился во дворе, когда услышал голоса детей, строящих крепость на том месте, где еще недавно вся земля была выезжена радиацией от наших с парнями шалостей.

— Костян! — я узнал голос Жендоса и увернулся от летящего в меня снежка.

— Атакуйте его! — заорал Толстый и вся шайка, которая обычно зависала в игровом, принялась обстреливать меня снежными снарядами.

— Стойте! Стойте! — остановил я друзей, все еще уклоняясь от снежных комочков и поднимая вверх перебинтованные руки.

Обстрел прекратился. Из-за снежной крепости ко мне вышли парни.

— Че случилось? — спросил Жендос.

— Черную смерть в руках взорвал, — пожал плечами я.

— О-г-о-о-о! — восхитился мой друг и тут же усомнился в том, что я говорю правду. — Да ты гонишь!

— Он не врет, — Толстый вышел из-за стены и оторвал от варежки кусок налипшего на шерсть снега. Сунул в рот.

— И че? — Жендос вытер рукавом нос. — Даже ни одного пальца не оторвало?

Я отрицательно помотал головой.

— Фигня! Значит и не стоит на нее такие бабки тратить, — махнул он рукой.

Я еще раз окинул взглядом всех пацанов и не обнаружил одного.

— А где Серый?

— Да пошел он! — насупился Жендос. — Выходи, как руки заживут, короче.

Затем он позвал парней дальше играть в крепости. Я же остановил паренька, вдвое шире меня.

— Что это с ним?

— Ты тоже не знаешь? — удивился Толстый. — Оказывается предки Серого продавали хату с тех пор, как его братан пропал. Завтра переезжают в другой город.

— И он нам ничего не сказал?

— Ага. Поэтому Жендос и обиделся на него.

Я замолчал от этой новости. Толстый понял, что разговор я продолжать не буду и присоединился к игре.

Я не стал терять время и вместо того, чтобы отправиться домой, пошел к своему другу.

Меня ошарашила эта новость. Да, я мозгами давно не ребенок и понимаю, что иногда пути людей расходятся. Но когда я вернулся в прошлое мне так хотелось, чтобы все было по-старому. И теперь, когда я отправил своих родителей в Питер и один из моих лучших друзей переезжает… Это не выглядит так, что я управляю ситуацией. Как будто то, что должно было произойти происходит. Хочу я того или нет.

Я подошел к квартире Серого. Уже хотел постучаться, когда поднятый сквозняк сам раскрыл дверь передо мной.

На полу в прихожей разбросан мусор. Везде коробки и чемоданы. На одном из них сидит кот Серого. Он мяукнул, едва увидев меня, и спрыгнул с чемодана.

— А. Костя. Это ты, — мама Серого увидела меня, проходя мимо. — Заходи. Сережа в своей комнате. Вещи собирает.

Я слегка замялся, и тогда женщина добавила:

— Не снимай ботинки. Видишь, какая грязь. Новые владельцы уже приберутся.

Обступая разбросанные на полу вещи, я дошел до комнаты друга. Решил не стучаться и сразу открыл дверь. Серый сидел на полу, спиной ко мне. Он собирал солдатиков в коробку и шмыгал носом.

Я молча зашел внутрь. Подхватил с его письменного стола трансформера, подошел ближе и сел на корточки, протягивая робота.

— Дерьмово… — сказал я.

Серый как будто был рад меня видеть и одновременно не подал вида. Взял трансформера и сунул его в коробку. Видимо считает себя виноватым и думает, что я обижусь также, как Жендос.

— Почему ты не сказал?

— Сам не знал, — снова шмыгнул носом он и тут же вытер слезы, чтобы не плакать при мне.

— Куда переезжаете?

— В Петербург.

— Даже не остаетесь в городе?

— Отец сказал, что там ему предложили работу. А мама здесь больше жить не может. Говорит, что во всех уличных надписях видит, как будто Дима пытается связаться с ней. В общем, тяжело ей. У них появился покупатель на квартиру и завтра утром они уже подписывают документы…

— Стоп. Стоп. Стоп, — нахмурился я. — Ты сказал, что твоя мама видит в уличных надписях послания от Глобуса. Что ты имеешь в виду?

— Ты же знаешь, что она работает водителем трамвая? С тех пор как пропал Димон, она все чаще стала замечать на трамвайных остановках разные надписи. Типа, я жив. Или, помогите.

— Твою мать! — не выдержал и выругался я.

Тут же за спиной кто-то цокнул. Я обернулся. Там стояла мама Серого. Она уже собирала книги с подоконника, чтобы уложить их в одну из коробок.

— Есения Павловна, простите, пожалуйста, — поспешил извиниться я и перешел к делу. — Сережа сказал, что вы получаете послания от Гло…то есть от Димы.

— Ой да, бросьте! — махнула рукой она. — Вандалы какие-то балуются. Все остановки попортили уже у трамвайного кольца. И милиции на них не хватает. А я все на личный счет принимаю. Вот переедем и все встанет на свои места.

— Значит все надписи только в одном районе появляются? — поднял я глаза на престарелую женщину.

— Ну да… — задумчиво произнесла она.

— Есения Павловна, — я взял женщину за руки и усадил на стул перед собой. — Приостановите сделку.

— Что? — нахмурилась мама Серого.

— Что? — повторил мой друг и подошел ближе.

— Я знаю… — я почесал затылок посиневшим пальцем. — Может я дую на холодную воду, но… Вы не считаете подозрительным, что надписи на остановках начали появляться после того, как Глобус пропал? То есть Дима.

Женщина поерзала на стуле, начиная нервничать. Она явно не придавала важности этим событиям. До сегодняшнего дня. Но я уверен, что все это связано. Глобус всегда был башковитый. Если он каким-то образом выжил и по какой-то причине не может вернуться, но выходит в наш мир — он понял, что, оставляя послание на трамвайных остановках, он рано или поздно, достучится до матери.

— Я не знаю… — ответила женщина с седыми волосами и посмотрела сперва на своего сына, затем на меня.

— Есения Павловна. Я не хочу давать вам ложную надежду. Но если вы останетесь еще на пару дней, то через людей клана, в котором я состою, я попробую выяснить кто пишет эти надписи.

Конечно, я лгал. Никаких людей из клана я не собирался привлекать. Но не мог же сказать, что нацеплю на себя маску клоуна и поеду на конечную смотреть кто там выходит из порталов на трамвайном кольце.

— Ну…я не знаю… — мама Серого снова принялась ерзать на стуле.

— Решайте. Если Дима жив и ему можно помочь, то этим шансом нужно воспользоваться. Да что я вам объясняю? Вы, итак, это прекрасно понимаете.

— Мам, — подключился Серый. — Пожалуйста. Костян знает, что делает.

Мы пробыли в комнате одного из моих лучших друзей еще некоторое время и Есения Павловна все-таки согласилась отложить сделку на пару дней. А я, чтобы не терять время, тут же помчался домой.

Пока я ждал брата Фроси, я полностью подготовился к вечерней вылазке на трамвайное кольцо. В новых условиях, с больными руками, я не мог даже сесть на мопед. Поэтому заранее надел одежду поудобнее и вызвал такси к восьми вечера. Машина должна будет увезти меня в тот район, где появляются надписи и уже там я дождусь комендантского часа и посмотрю, что за художник стоит за всеми этими посланиями.

Брат Фроси не заставил себя долго ждать. Он приехал около семи. Когда я открыл дверь и Федор впервые увидел перед собой одиннадцатилетнего пацана, только его незавидное положение помешало ему усмехнуться, развернуться и уйти. Но пообщавшись несколько минут мы нашли общий язык, и я все-таки вручил ему сорок семь тысяч рублей. Взамен же получил обещание, что на следующий день он придет в офис на собеседование и устроится курьером в одну из моих компаний. Что примечательно, амбициозный и гордый качок первым предложил взять деньги не просто так, пообещав отработать все до последней копейки.

— Спасибо тебе, Кость! — Федор сильно сжимал мне пальцы и не планировал отпускать.

— Отвези деньги прямо сейчас, — ответил я и освободил руку. — И не играй больше. Уверен, что ты хочешь защитить свою сестру. Это мне знакомо. Просто поверь, что лучшая защита — это в первую очередь не доставлять ей проблем.

Качок приложил палец к виску, оценивая мысль, затем покивал и указал на меня.

— Все верно говоришь, Костя, — он вышел в подъезд и эхо подхватило мое имя. — Завтра в обед буду в офисе.

— Давай! — махнул я рукой напоследок и закрыл дверь.

А неплохой парень. Вынужден уже в девятнадцать воспитывать младшую сестру. Но держится достойно. Если бы только не проигрывал аристократам. Ну ничего. Сейчас вольется в команду и все наладится.

Восемь вечера уже доходило. Поэтому я сделал несколько физических упражнений, в которых не нужно было задействовать руки и в скором времени спустился вниз, где меня уже ожидала серебристая девятка с грязной желто-черной шашкой на крыше автомобиля.

Таксист высадил меня на дороге возле трамвайного кольца. Там, где вагоны разворачиваются и начинают ехать в обратную сторону. Прямо внутри этого самого кольца расположен небольшой рынок. Как сейчас помню, в детстве мы приходили сюда с бабушкой и торговали яблоками с ее огорода. По десять рублей за бидон. Но мы-то располагались прямо на бордюре. У продавцов посерьезнее есть свои лавки. Но сейчас они все пустуют. Да и вообще на улице никого нет. Все давно попрятались по домам и ждут, когда зазвенят будильники.

Я перешел дорогу и встал под крышу старой советской остановки.

Облупившаяся краска и толстый слой объявлений, налепленных друг на друга. «Сниму квартиру», «Продается сруб», «Потерялась собака», «Мед высокого качества» и другие. Прямо поверх этих объявлений краской и огромными буквами нарисовано слово «ПОМОГИТЕ».

— Если это Глобус, то…где он взял краску и малярную кисть? — пробурчал я себе под нос, вглядываясь в надпись.

Ладно. Главное, чтобы это действительно был он. Потому что… Даже не представляю каково будет сообщать матери братьев в очередной раз о смерти ее старшего сына.

Я простоял на остановке еще минут десять, прежде чем ставни на окнах домов вокруг начали захлопываться, приглушая предупреждающий звон будильников. Я знал, что в безопасности, но по спине все равно пробежали мурашки. Пожалуй, будет лучше, если я не буду привлекать к себе внимание, а спрячусь за одной из лавок на рынке.

Я так и поступил. Прежде чем открылся первый разрыв, я уже сидел за ржавым укрытием и вглядывался в островки света под уличными фонарями. Разрывы появлялись один за другим. Я подул теплым воздухом в правую руку в предвкушении встречи с Глобусом. Надеюсь.

(обратно)

Глава 16 Спасение утопающих

Я сидел неподвижно за одной из лавок на рынке трамвайного кольца уже час. Души мертвых расхаживали вокруг словно стая ходячих мертвецов. Мои руки окоченели. Хоть и были в варежках. Однако из-за того, что я не мог согнуть пальцы, холод быстро взял свое. Пальцы на ногах тоже отваливались. Периодически я тешил себя мыслями о том, как зайду в тёплый подъезд, суну ладони в щели радиатора и кайфану. Это помогало коротать время.

Устав думать о холоде, я переключил мысли на текущую ситуацию.

Мама Серого сказала, что надписи появляются на остановках у трамвайного кольца. Тут их как раз две. Одна в одну сторону, другая — в другую. И если на первой написано «ПОМОГИТЕ», то на второй прямо на стене закрытого ларька «Я ЖИВ». Но что, если на следующей остановке эти надписи тоже есть? Она всего в пятистах метрах отсюда. Что если мне нужно туда, а сейчас, сидя здесь, я просто теряю время?

Я не успел закончить свою мысль, когда позади меня что-то громыхнуло. Я обернулся и увидел какое-то движение. Не определив что именно там происходит, я переполз к другой лавке. Выглянул из-за нее.

Люди в рваной одежде — грязные, измотанные и истощенные медленно шли друг за другом по цепочке. Самый первый катил строительную тележку с инструментами — именно она гремела на всю улицу. Двое, следующих за ним, держали носилки. Такие, как в школе на субботнике. Один спереди, другой сзади. Остальные идут с большими сумками в руках и походными рюкзаками на спинах. И все эти люди скованны между собой длинной цепью.

— Не может быть! — шепнул я себе под нос, увидев худого подростка в косухе, драных джинсах и в одном ботинке. Второй, абсолютно голой ногой, он ступал на грязный снег, но даже не морщился от холода. Как будто не чувствовал ничего.

Слева и справа от заключенных — а именно за заключенных я сразу принял этих людей, — шли четверо крепких мужиков. В одежде отряда «спецназ». В касках, с дубинками на поясах и автоматами. Экипировка на уровне.

— Спасите! — заорал парень, идущий в конце цепочки и одетый приличнее всех — видимо потому, что только недавно попал в плен.

Он попытался вырваться и побежать в сторону жилых домов, но тут же получил прикладом по морде. Один из охранников поднял его на уровень глаз и ударил еще раз. На этот раз головой. Только бедняга, в отличие от своего обидчика, был без каски и поэтому сразу упал без сознания.

— Отцепите его! — гаркнул человек в форме и белой повязкой на рукаве. — Пусть тот громила тащит этого недоумка!

Охранники отцепили от остальных лежащего на снегу паренька и взгромоздили его на самого здорового заключенного. Затем один из охранников врезал здоровяку дубиной по почкам и заставил идти дальше. Ноги того подкосились буквально на секунду, но бугай тут же взял себя в руки и побрел дальше.

Что тут происходит, черт возьми? Эта компания пришла с изнанки? Или они прячутся где-то в нашем мире и выходят только тогда, когда наступает комендантский час? Но тогда появляется другой вопрос. Почему духи, бродящие вокруг, не трогают их? Они сторонятся этой компании словно какой-то заразы.

Так. Не буду терять время на размышления. Нужно вытаскивать Глобуса. Но нападать в лоб опасно. Даже если наложу щит, то первой автоматной очередью они сломают его. А дальше конец. Надо попробовать проследить за тем, куда люди с оружием ведут заключенных, а уже потом решать, как освободить брата Серого.

Я так и поступил. Преследовал странную компанию еще примерно пол километра. До тех пор, пока главный, с повязкой на рукаве, не приказал всем остановиться и не принялся раздавать указания направо и налево.

— Тут разделимся! — сказал он. — Амиран! Бери этих и идите на стройку. Виктор! С этими двумя выкопайте плитку с тротуара. Зоргун! Возьми этих и наберите больше запасов еды. Все остальные — за мной!

Глобус был в команде Зоргуна. Пока заключенные вместе со своими надзирателями еще не исчезли из поля зрения, он подошел к двери «Гастронома». Установил на нее динамит, поджег фитиль и через минуту раздался взрыв. Никто из жителей дома даже не думал открыть ставни и посмотреть, что происходит.

Теперь покореженная железная дверь держалась на петлях из последних сил. Это позволило заключенным навалиться на нее и выломать преграду окончательно. Затем Глобус в компании еще двоих, держащих носилки, вошел внутрь. Человек с оружием остался караулить у входа.

— Больше муки, макарон и сахара! — бросил Зорган через плечо вдогонку заключенным. — То, что хранится подольше. Наши амбары почти опустели.

Те, кто был внутри ничего не ответили. Уж больно какими-то зашуганными они были. Теперь мой выход.

Я захожу за угол ближайшего дома. Оглядываюсь. Никто меня пока не заметил. Души, увидев эту странную компанию разлетелись на приличное расстояние. А значит я спокойно могу открыть портал в «Гастроном» и вытащить оттуда Глобуса.

Набираю Сил из ближайшего разрыва. Вспоминаю обстановку внутри этого магазина. Я бывал там в прошлой жизни, а этого знания достаточно, чтобы открыть портал и переместиться прямо туда. Несколько движений рукой против часовой стрелки. Появляется разрыв, и я запрыгиваю в него.

Опять это отвратное ощущение тошноты и ломоты в теле. Но самое главное, что я скоро я буду внутри.

Вылетаю на пол, прокатываюсь пару метров и врезаюсь спиной в ножку высокого стола. Выпаливаю проклятье себе под нос и поднимаюсь. Осматриваюсь. Свет от фонарей слева и справа. В колбасном отделе и молочном. За прилавками. Заключенные гремят железными банками из-под консервов и трехлитровыми стеклянными тарами с компотом, складывая все на носилки. Странно, что они даже не обернулись на портал, появившийся в бакалее. Или посчитали, что это очередной разрыв, через который полезут души, которых они не боятся?

Вот он. Глобус. Идет в мою сторону. Если остановится, надо подозвать его ближе. Затем мы просто запрыгнем обратно в портал. Как два пальца. Было бы хорошо спасти еще тех мужиков, но это лишний риск. Может вытащить брата Серого на безопасное расстояние, а потом вернуться за ними? Наверное, так и поступлю.

Я хватаю Глобуса, проходящего мимо с мешком сахара в руках. Он смотрит на меня огромными глазами и не шевелится.

— Глобус! — шепчу я и показываю на разрыв за спиной. — Уходим! Этот портал ведет на улицу. Там зачерпну еще Силы и прыгнем прямо к тебе домой. Пойдем!

Но Дмитрий Выхухлев даже не думает двигаться. Пару секунд он смотрит на меня безразличным взглядом, затем дергает свою руку. Пытается вырваться.

— Дима, ты чего? — удивляюсь я и еще сильнее сжимаю его локоть.

Сам чувствую боль после сегодняшних фокусов с «черной смертью», но адреналина в крови достаточно, чтобы не отпустить.

— Охрана! — кричит вдруг брат Серого. — Охрана!

Слышу шаги вдалеке. Тонкий луч света уже долетает до нас.

— Эй! — кричит Зоргун, и красная точка от лазерного прицела начинает носится по пространству вокруг меня.

— Что с тобой? — я делаю еще одну попытку привести в чувства Глобуса.

— Он тут! Сюда! — орет тот и все-таки вырывается из моей хватки. Отступает на несколько шагов назад и указывает на меня пальцем.

Я понимаю, что времени больше нет. Пячусь, не отрывая от него заворожённого взгляда. Борюсь с самим собой.

Я так близко к тому, чтобы спасти сына женщины, которая, наверняка, сейчас не может заснуть. И при этом вынужден просто сбежать. Но какие у меня есть варианты? Наверное, единственное, что я могу сделать, это уйти сейчас и проследить за всей шайкой.

— Эй, ты! — красный лазер наползает на мою грудь. — Стой на месте!

Но я знаю, что не выстрелит. Они не убили даже того паренька, который пытался сбежать. Люди нужны им как ценный ресурс. Точно не выстрелит.

Я делаю несколько резких движений и запрыгиваю в портал из которого появился тут. Меня снова выносит за угол серой хрущевки недалеко от «Гастронома». Звуков выстрела нет. Значит я не ошибся и нужен только живым. А может у этих людей вообще патронов нет?

Да. К такому повороту событий я был не готов. К тому, что у Глобуса будет возможность сбежать, а он не сделает этого. Черт… Что с ним такое? Гипноз? Нет. Санитар накладывает заклинание так, что Дима скорее набросился бы на меня и попытался схватить. А сейчас он точно узнал меня. Только по какой-то причине выбрал остаться заложником. Надо разобраться.

Я вернулся на рынок на трамвайном кольце. Если люди прошли тут, то и возвращаться будут той же дорогой.

Примерно через час я снова услышал, как гремят цепи. Спрятался получше и дождался, когда конвой пройдет мимо. Затем проследил за толпой.

Они дошли до заброшенного детского сада, пролезли через разорванную в заборе проволоку и скрылись за полуразрушенным зданием. Я прошел следом, но, когда повернул за угол никого уже не было.

— Тут где-то портал… — я почесал подбородок и огляделся.

Прислушался. Если он двусторонний, то, когда я сосредоточусь, то искаженный звук с изнанки приведет меня к разрыву. Как на том кладбище, когда я впервые оказался на той стороне.

Я сосредоточился. Очень скоро послышалось знакомое гудение. Пошел на звук, в очередной раз играя в «горячо или холодно». Это привело меня внутрь здания и заставило спуститься вниз. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы отодвинуть старый шкаф, приставленный к стене и обнаружить в нише за ним еще один разрыв.

— А я вас нашел, — хмыкнул я себе под нос и опустился на колени.

Снял варежку и макнул палец в разлитую жижу на полу. Принюхался. Попробовал на язык. Подсолнечное масло. Ребятки с добычей из продуктового точно прошли тут. Значит и мне стоит поторопиться за ними. Пока след свежий.

Я запрыгнул в портал и испытал уже привычные ощущения.

Едва появившись в безжизненной пустыне, я увидел цепочку из следов, ведущую за холм. Проследовав за толпой заключенных и их охранной, очень скоро я остановился и замер, не поверив своим глазам. Я увидел, как главарь с белой повязкой на руке подошел к высокому забору и постучал в железную массивную дверь.

— Открывай! Это мы! — проорал он.

Ворота открылись и моя надежда спасти Глобуса, вместе с людьми скрылась за заграждением.

Я застыл на месте, не понимая, что делать дальше. Как проникнуть за забор. Но несколько пуль тут же врезались в песок возле моих ног, а еще одна прошла по касательной заставляя щит мерцать. Это заставило меня прийти в себя.

— Эй, ты! Стой на месте! — крикнул солдат с вышки.

Но я отпрыгнул в сторону и скрылся за старым ржавым холодильником из-под мороженного. Песчинки, поднятые вверх после очередной автоматной очереди, опустились и вокруг стало тихо.

— Твою ж мать! И как теперь доставать оттуда Глобуса? — прошипел я себе под нос.

Пробыв в укрытии еще некоторое время, я понял, что сейчас никак не могу выручить брата Серого. Решив, что мне нужен другой план, я создал очередной портал и вернулся во внешний мир.

Зайдя в квартиру, я бросил ключи на тумбочку и ринулся к гантелям. Внутри меня было столько злости, что я кинул их на пол только тогда, когда руки уже просто не могли поднять эти восемь килограмм больше ни одного раза. Сполз по стене и ударил по лакированному шкафу, не покалеченной частью ладони.

Меня злила ситуация, что я вернулся с той стороны с пустыми руками. Что мне просто не хватило сил схватить Глобуса и закинуть в портал. Злило то, что я вообще не представляю как попасть за этот огромный забор, который раньше видел только в фильмах про зомби-апокалипсис. Да еще и вооруженные люди на вышках по периметру. Пока мне вообще кажется нереальным положительный исход истории со старшим братом Серого. Хотя я уже успел поверить в хэппи энд.

Но все же свой пыл мне удалось унять. Я привык сбрасывать накопившуюся ярость, а потом браться за голову и решать задачу. Так произошло и в этот раз.

Сходив в душ и плотно поужинав, я налил себе чашку ароматного café «Pele», про который сейчас рассказывала реклама по «ОРТ», убрал звук у телевизора, включил музыку на магнитофоне, откинулся на спинку дивана и принялся размышлять над тем, какой вариант я могу предложить горцам. Ведь уже следующим утром мне предстоит встретиться с Элаизой и убедить ее в том, что атаковать мою школу плохая идея.

Я не спал почти всю ночь. Решение, которое должно устроить нас с принцессой горцев созрело. Теперь нужно продать ей эту идею, но для начала зайти к Серому и обрадовать его маму новостью о том, что ее старший сын жив. Однако огорчить тем, что спасти его практически невозможно. Но пообещать это сделать.

Так я и поступил. Рассказал все сухо и по факту. Не хотел становиться свидетелем ее страданий. Потому что я точно знал, что решу эту проблему, а вот ее слезы безысходности терпеть не хотел. Ну вот аллергия у меня какая-то на это. И я может быть был бы рад стать более эмоциональным, но не могу. В любой подобной ситуации вместо того, чтобы посочувствовать я начинаю лишь больше злиться. А злость мне сейчас ни к чему. Она лишь мешает решать проблемы.

Наказав Серому успокоить мать, я покинул квартиру Выхухлевых и отправился к Георгию Вольфовичу.

— Мы уже решили, что ты не придешь, — репетитор отложил кроссворд в сторону.

Элаиза прочитала по губам коллекционера его приветствие и повернулась ко мне. Широко раскрыла глаза и протянула руку.

Хочет войти в контакт. Ну что ж. На этот раз пусть будет диалог. Хотя убеждать женщину, когда она не может спорить гораздо проще.

— Что расскажешь? — разнесся детский голос по пустоте.

— Я хочу предложить тебе вариант, который устроит нас обоих.

— Я очень внимательна.

— Заключенные.

— Чего? — как будто смутилась принцесса горцев.

— Я слышал, что не всех одаренных отправляют на Казачью Заставу. Самых опасных держат в карцерах здесь. В городских тюрьмах. Тела таких преступников могут занять офицеры армии. Остальным дать обычных людей.

— То есть детей ты отдать не готов, а заключенных — пожалуйста?

— Многие из них сидят пожизненно. А если у меня будет немного больше времени, я смогу согласовать всю эту процедуру с императором. Может он предложит им или их семьям какую-то награду за то, чтобы они сами согласились пойти на это.

— С императором? Ты хочешь сделать горцев только частью своей армии?

— Я хочу победить в грядущей битве не меньше тебя, Элаиза. Не меньше каждого горца. Но что будет если горцы погибнут в бою? Все до единого?

— Они не погибнут…

— Ты так уверена? — перебил я детский голос. — Я видел монстров, которые собираются у Казачьей Заставы на той стороне. Что-то мне подсказывает, что у них есть не только коллективный разум. И проиграв во времена Первого Пришествия, я уверен, они сделали свои выводы. Сейчас их будет больше. А бессмертных больше не стало. Ты не забыла, что они не могут иметь детей? А что касается тех тварей, что мы о них знаем? К моменту вторжения их может быть целая тьма.

Девочка замолчала. Первое реакция послать меня с моим планом куда подальше теперь не казалась ей хорошей мыслью. Я добавил:

— Ты была готова ждать несколько лет, пока тела детей и подростков окрепнут. Я же предлагаю подождать гораздо меньше и дать бессмертным оболочки, которые смогут сражаться сразу.

— Сколько тебе нужно времени? — сухо спросил детский голосок.

— Не могу сказать. Сегодня же я начну изучать информацию по созданию клана. Как только я стану главой такого сообщества, я смогу получить аудиенцию у императора. И уже там обо всем с ним договорюсь.

— Сколько нужно времени? — повторила вопрос девочка-призрак.

Я знал, что она взвешивает все «за» и «против». Нужно сказать срок меньше, чем тот, который ей придется выдержать, если она заберет тела школьников.

— Полгода, — ответил я.

— Что будет, если ты не предоставишь мне тела через полгода?

— Я сам пущу тебя в школу.

Транс, в котором я находился, чтобы контактировать с Элаизой прервался. Мы снова стояли посреди избушки Георгия Вольфовича. Принцесса горцев тянула ко мне руку. На этот раз не для того, чтобы войти в контакт. Она хотела скрепить договор рукопожатием. Я ответил.

— Все хорошо, что хорошо кончается, да? — прервал молчание мой репетитор. — Расскажи и мне, что ты придумал, Костя?

— Да… — я сел к столу коллекционера душ и увидел единственное не отгаданное слово в кроссворде. — Фили.

— Что?

— Название деревни, в которой Кутузов решил сдать Москву Наполеону. Фили, — я указал на газету.

— А! Угу… — Георгий Вольфович взял ручку и дописал три буквы.

Затем учитель удовлетворенно улыбнулся и положил разгаданный кроссворд сверху на стопку других.

— Ну так что? — он снова повернулся ко мне.

— Я должен создать собственный клан. Как можно скорее. Вы можете мне помочь?

(обратно)

Глава 17 Прочные связи

Разговор с Георгием Вольфовичем о создании собственного клана оказался долгим. Учитель разложил по полочкам все нюансы, и я не скажу, что они меня устроили.

Оказывается, что для того, чтобы только подать заявку на получение нужного сертификата и запустить весь процесс создания клана, нужно не только иметь крупный бизнес с доходом от десяти миллионов рублей в месяц. Еще и в специальной справке по форме Ф-112 необходимо собрать подписи всех глав городских кланов. Своеобразное согласие на то, чтобы делить территорию города. Затем государственная пошлина в размере шести с половиной миллионов рублей и документы можно отправлять императору.

— Вы уверены, что в этой справке должны быть подписи абсолютно всех глав кланов, зарегистрированных в городе? — озабоченно вглядываясь в окно, уточнил я.

— Уверен, — кивнул коллекционер.

Хм. Кто бы мог подумать, что главной проблемой для меня будет не вопрос о том, где достать много миллионов рублей, а согласие заклятого врага на то, чтобы в Российской Империи появился еще один клан. Даже вопрос с совершеннолетием можно будет как-то решить. Но вот заставить Александра Николаевича Парфенова поставить закорючку на дешевой пожелтевшей бумажке это действительно сложно. А мы вообще давно не виделись. Интересно, что там с Кипятком? Нужно, наверное, проведать Парфенова старшего.

— Элаиза, — я положил руку на плечо девочке, разбрасывающей кочергой угольки в печи.

Она обернулась.

— Вы закончили? — спросила принцесса горцев на языке жестов.

— Да, — ответил я. — Но у меня есть к тебе еще один вопрос.

— Говори.

— Прошлой ночью я был на той стороне и встретился с одними интересными ребятами. Ты должна знать о ком идет речь. Люди в военной форме с автоматами, охраняющие рабов. Кажется, они выходили во внешний мир за ресурсами. Я даже не знаю, как все это лучше описать…

Я замолчал, когда глаза принцессы горцев расширились и она замотала головой.

— Что? — нахмурился я. — Кто это?

Тогда девочка-призрак протянула мне руку, и мы вошли в контакт.

— Не суйся к Ариадне, слышишь? — испуганный голос девчонки раскатами грома зарезал мой слух.

— Ариадна? Кто это, черт возьми, такая?

— Аристократка. Княжна. Иван Грозный без яиц. Такое описание тебя устроит?

— Эл, — я почувствовал, как поднял руки, хотя, конечно, это было не больше, чем просто ощущение. — Расскажи мне все о ней без излишней эпичности. Или как это лучше назвать? В общем. Один из ее пленников мой друг. Я хочу вернуть его в семью. Потому что считаю, что в какой-то мере виноват в том, что он попал в эту ситуацию. Поэтому, если ты не будешь преувеличивать и расскажешь все как есть сразу, я буду очень признателен.

— В противном случае? — поинтересовалась девочка.

— Я все равно не брошу эту затею.

— Даже если…

Я почувствовал, как ладонь, на которую все еще нанесена печать, снова начало жечь. Хоть сейчас боль и не ощущается так остро.

— Перестань, — остановил я принцессу горцев. — Ты ведь не сможешь следить за мной каждый божий день? Считай, что у меня переходный возраст и я все равно поступлю по-своему.

Я прервался. Мы выдержали несколько секунд молчания. Затем я продолжил:

— Так кто такая Ариадна?

Послышался тяжелый детский вдох. Затем голос:

— Как я уже сказала, Ариадна аристократка из высокого рода. Умерла лет триста назад. Но вместо того, чтобы начать искать себе новую оболочку и вернуться к жизни, как это делают остальные, она почти заново создала новый клан.

— На той стороне?

— Да. Когда мы впервые с ней познакомились, я еще не догадывалась, что это за особа. Но узнала очень скоро. Когда однажды она заявила, что не собирается мараться о тела простолюдинов. И что ей под силу создать собственную империю даже в такой дыре, как изнанка. Сначала я решила, что у нее шарики за ролики заехали — такое довольно часто встречается по ту сторону, — но шли годы, а замок царицы становился только больше. Появились слуги, которых ты назвал рабами. Они обнесли непроходимым забором из аргнелия ее царство и сделали крепость практически неприступной.

— А солдаты? Это простые люди?

— Обычные простолюдины. Они используют патроны из аргнелия. Это оказалось довольно эффективно против духов. Пули не убивают их. Но те, кто попадал под автоматную очередь не спешат приближаться к стенам замка даже на пушечный выстрел.

— Какая у нее родовая способность? То есть…разве может дух использовать магию? Безумно интересно как ей удалось убедить всех этих людей служить ей.

— Сама по себе Ариадна — пустое место, — фыркнула Элаиза. — Но у нее есть советник. Потомственный слуга. Тихомир. Он-то и есть ее главная сила.

— Потомственный слуга?

— Угу. Раньше у высокородных аристократов были слуги. Нечистокровные одаренные, присягнувшие на верность. Они отказывались от титулов и прочих прелестей аристократии ради того, чтобы служить своим господам. Со временем эта должность ушла в прошлое. Однако Тихомир все еще один из них.

— Ясно. Значит родовая способность есть у него.

— Он алхимик. Может приготовить все что угодно. От зелья устойчивости до настойки забвения. Жуткий тип. Имела с ним как-то дело. Ничего хорошего.

Теперь все стало намного яснее. Целое государство в пустыне со своей правительницей, армией и магией. Но от того, что теперь я понимаю, что происходит, легче не стало.

— Есть идеи, как я могу вытащить своего друга оттуда?

— Если человек попал в замок, то проще забыть о нем, чем пытаться спасти. Столкновение с армией Ариадны того не стоит.

Меня выкинуло из транса. Элаиза явно не хотела выслушивать моего мнения. И тем более пытаться переубедить.

Что ж. По крайней мере, я узнал все, что мне нужно. Теперь известно, что вытащить Глобуса предстоит, возможно, из самого укрепленного места на той стороне. При этом опоить его чем-то, что снимет все эффекты, наложенные алхимиком, и заставит уйти со мной.

— У меня последний вопрос, — я заставил Элаизу снова посмотреть на меня. — Я так понял, что мой друг вчера не позволил себя спасти потому, что этот Тихомир опаивает всех заключенных каким-то снадобьем. Есть идеи, где я могу достать антидот? Тогда мне не придется вступать с этой Ариадной в открытое противостояние.

Элаиза пожала плечами.

— Ты говоришь про настойку забвения? — вдруг спросил Георгий Вольфович, услышав мои слова.

Я с надеждой посмотрел на него.

— Кажется, да. Вы знаете что-то про это?

— Читал…

Репетитор встал с места и сходил за чайником до печи. Вернулся к столу и долил кипятка в чайник для заварки. Вытряхнул из маленького ситечка чаинки и вновь вставил проволоку в носик. Накрыл священный для себя сосуд тряпкой в виде петуха. Затем снял с верхней полки серванта одну книгу и вернулся за стол. Теперь окончательно.

— Род алхимиков. Они умеют готовить подобное зелье, — коллекционер открыл содержание, пробежался пальцем по надписям и отыскал нужную страницу. — Настойка забвения. Человек, употребивший такое зелье живет в полусне. Он забывает кто он на самом деле…

Учитель не успел дочитать, когда глубокий выдох перебил его. Мы оба обратили внимание на источник. Элаизу.

Девочка подошла ближе, взяла в руки книгу про алхимиков и открыла совершенно другую страницу. С громким стуком опустила ее на стол и ткнула бледным пальцем в заголовок.

— Приворотное зелье… — прочитал я вслух и посмотрел на принцессу горцев.

Она кивнула.

Теперь понятно почему Глобус отказался уйти. Он узнал меня, но предпочел остаться рабом у той, которая, судя по всему, запала ему в самую душу. И девчонок-то там не было. Одни мужики.

— Приворотное зелье? — переспросил Георгий Вольфович.

— Судя по всему, — ответил я. — Только кое-что не вяжется. Когда я видел толпу завороженных… Среди них был парень, который, как мне показалось, не сильно влюблен в эту Ариадну. Он едва не совершил побег.

— Возможно, новичок, — предположил коллекционер и указал на абзац в середине страницы. — У приворотного зелья накопительный эффект. Чем дольше его принимаешь, тем сильнее результат.

Теперь понятно откуда те надписи на трамвайных остановках и почему они перестали появляться. Какое-то время Глобус все-таки был в здравом уме. Но остался главный вопрос.

— Вы знаете, как снять заклинание? — я посмотрел на своего учителя. — Как создать антидот?

Тот отрицательно помотал головой.

— Если твой друг продолжает принимать пойло, то эффект не пройдет. А по своей воле он пить отраву не перестанет. Слишком далеко все зашло.

— Паршиво, — я почесал затылок и задумался. — Значит нужно придумать, как эту империю развалить…

— Какую империю? — спокойно спросил коллекционер.

— Элаиза вам все расскажет, Георгий Вольфович, — я указал на девочку и направился к выходу. — Вы меня извините, но нужно сообщить матери моего друга все подробности, пока они не рванули в другой город.

— Беги, — махнул рукой сторож, не обращая внимания на протестующий взгляд принцессы горцев.

Я лишь приложил руку к груди, извиняясь и перед Элаизой, что не могу остаться, а затем покинул избушку старого коллекционера.

Дни до нового года пролетели незаметно. В тот же день я смог убедить маму Серого не переезжать в северную столицу. Я рассказал ей всю правду о том, где оказался ее сын. На удивление, Есения Павловна даже не спросила откуда мне известны такие подробности. Ослепленная надеждой вернуть сына женщина тут же бросилась штурмовать отдел милиции, местную прокуратуру, написала заявление в Бюро по расследованию магических преступлений и в целом взялась за дело мертвой хваткой. Еще бы! Какая мать не будет добиваться того, чтобы ее сына спасли любыми ведомыми и неведомыми способами? Я же сконцентрировался на других вещах. И на поиске возможности освободить Глобуса своими силами.

Тридцатого декабря первым делом я заехал в администрацию города и в последний предпраздничный короткий день успел взять нужный бланк для подписей всех местных глав кланов. Затем встретился с Нокиа, подсчитал доходы и попросил его запустить документы на регистрацию еще одного прибыльного бизнеса. Груминг-центра для животных. Места, куда богатые аристократы смогут приводить своих питомцев на стрижку когтей, вычесывания шерсти, для создания модных причесок и других мероприятий, за которые они точно готовы платить деньги. Да что там. Даже я в своей прошлой жизни ненавидел стричь когти своему псу. Уверен, богатые дамочки также предпочтут отдать пару сотен деревянных, лишь бы это за них сделал кто-нибудь другой.

Нокиа идея понравилась. Широкая улыбка не сходила с его лица все то время пока мы беседовали.

— Это тебе подарок на Новый год, — улыбнулся я и протянул своему человеку мобильный телефон.

— Это мне что ли? — удивился он.

— Пора. Да и мне надоело постоянно ездить в эти гаражи, чтобы обсудить дела.

— Спасибо, малой! — радостно отозвался Нокиа и принялся изучать агрегат.

Еще некоторое время мы разбирались в бумажках моего подпольного не то бухгалтера, не то финансового директора, а затем я сказал, что мне нужно еще успеть за подарками и поехал в ЦУМ.

На следующий день я позволил себе выспаться. Встал, потягал гантели, принял душ и плотно позавтракал. Перед тем, как выйти из дома поменял повязки на руках и понял, что у меня осталось совсем немного времени на то, чтобы решить проблему темного. Уверен, что разные машины, которые стали появляться во дворе моего дома с тех пор, как сотрудник Бюро наведался в школу, приезжают сюда неспроста. Придет время и меня усадят в одну из «карет» и увезут прямиком на допрос. Только на этот раз я не смогу так легко выкрутиться. И это еще один вопрос который мне нужно срочно решить.

Одев свой лучший костюм и пройдя через ближайший магазин, я купил «Сметанный» тортик и поехал в гости к тому человеку, который может помочь мне, по крайней мере, с одним делом. А если хорошо попрошу, то может и с остальными.

Сигнал, похожий на затухающее чириканье птицы оповестил огромный особняк аристократов о том, что на пороге стоит гость. Я воспользовался паузой, чтобы стряхнуть с шапки и плеч снег.

— Кто там? — раздался детский голосок за дверью.

— Это Константин Ракицкий, Луна. Дядя Миша сказал, что твои мама и дедушка дома…

— Костя! — восторженно воскликнула девочка с той стороны и замки тут же начали греметь.

Когда дверь распахнулась, маленькая девочка набросилась на меня и крепко обняла. Я еле удержался на ногах.

— Привет, малышка, — улыбаясь произнес я и увидел, что на пороге уже возникла фигура ее матери.

— Луна! Аккуратно! — запричитала Людмила, не в силах не улыбаться нашей встрече. — Аристократы так себя не ведут. Сначала пригласи гостя в дом, — взяв себя в руки, строгим тоном заявила она.

— Да, матушка, — Луна тут же слезла с меня, кивнула и пригласила внутрь. — Простите меня, Константин. Прошу. Присоединитесь к нашему столу. Мы как раз собирались обедать.

— Конечно, госпожа, — кивнул я в ответ, подмигнув маленькой леди. — Если вы настаиваете.

— Константин! — внутри меня встретил Аввакум Ионович и пожал руку. — Проходи. Мы как раз собирались садиться за стол.

Я отдал тортик бывшей пустыннице, а сам стянул с ног ботинки и прошел в гостиную.

Уже подросший котенок, которого я когда-то продал семье Германна, спрыгнул со стула освобождая мне место. Людмила достала из серванта еще одну тарелку и поставила передо мной. Услужливо налила в стакан «Pepsi» и положила в тарелку ложку «зимнего» салата и бутерброд с икрой. Я поблагодарил ее и приступил к трапезе.

За обедом мы болтали обо всем и не о чем. Но через некоторое время глава клана щитников все-таки задал вопрос, которого я ожидал:

— Что привело тебя сегодня сюда, Костя? — поинтересовался он и поспешил дополнить: — Не подумай, мы всегда рады тебя видеть, но я точно знаю, что ты не пришел бы просто так. Позвонил — да. Поздравил — да. Но, кажется, у тебя немало знакомых, которые требуют твоего внимания в такой день и помимо нас.

Старик хорошо меня знал. Я бы действительно не стал рассиживаться на праздничном обеде, если бы мне не нужна была помощь аристократа. Слишком много дел. Да и я всегда был больше интровертом, что ли.

— Вы правы, — ответил я. — Но для начала позвольте подарить вашей внучке подарок.

Аввакум Ионович кивнул, и я достал из пакета огромный тамагочи. Самый навороченный из тех, что вообще существуют на данный момент. И я точно знал, что у Луны такого нет. Аристократы богаты, но не балуют своих детей.

— Костя! — воскликнула девочка, когда увидела подарок. — Он такой б-о-о-о-о-льшой! Спасибо тебе!

— Пожалуйста, Луна, — я улыбнулся и дал поцеловать себя в щеку.

Затем девочка схватила тамагочи и убежала в другую комнату заводить питомца. А я посмотрел на своих собеседников, готовый к серьезному разговору. Без лишних, так сказать, ушей.

— Я ужасно не люблю просить, — я потянулся ко внутреннему карману и достал оттуда бланк. — Но мне нужна ваша подпись и печать клана, Аввакум Ионович.

В зале повисла тишина. А когда я передал бумажку, и аристократ увидел название документа, то сразу все понял.

Германн без лишних вопросов достал из внутреннего кармана своего пиджака ручку и печать. Заполнил первую строку в документе и передал бланк обратно.

— Спасибо, — кивнул я. — Если честно я приготовил уже целую речь. Думал, не сразу согласитесь.

— Мне не нужны твои уговоры, — ответил аристократ и посмотрел любящими глазами на свою дочь. — Ты вернул мне самое ценное. То, с чем ни сравнятся никакие деньги и никакие титулы. И я считаю, что ты знаешь, что делаешь. Что я тебе говорил, Мила? Это самый необычный мальчик из тех, кого я когда-либо встречал. Дружбой с ним нужно дорожить.

Я улыбнулся.

— Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали, Аввакум Ионович, — кивнул я и достал из пакета еще два подарка. — Я вам с Людмилой тоже тут небольшие презенты приготовил.

— Не стоило, Костя… — улыбнулась дочь аристократа и тут же принялась распаковывать подарок.

— Ничего серьезного, — махнул рукой я. — Аввакум Ионович. Я знаю, что вы любите хорошее кино. Поэтому достал пленку прямо из Америки. Фильм называется — карты, деньги, два ствола. Я попросил, чтобы вам сделали многоголосый перевод. Должно получиться достойно. По крайней мере, теперь у вас есть планы на первое января. Ну или на сегодня.

— Я слышал про этот фильм! — глава клана восторженно осмотрел кассету. — Мы не будем ждать завтра, правда Людмила? К черту голубой огонек…

— Не может быть! — воскликнула дочь аристократа и закрыла рот рукой, как только увидела свой подарок. — Как…

— Элаиза сказала, что ты очень дорожила этой брошью. Она отдала ее мне, чтобы я вернул бывшей владелице.

Но дочь Аввакума Ионовича уже не могла говорить. Поступок принцессы горцев так растрогал ее, что та еле сдерживала слезы.

— Ну ладно, — я поднялся со стула. — Я поеду. Еще раз спасибо вам за все.

Я уже шел к выходу, когда ножки стула проскрежетали по паркету и голос аристократа остановил меня:

— Постой, Константин.

(обратно)

Глава 18 Самба белого мотылька

Я остановился у самого выхода из гостиной. Обернулся. Аввакум Ионович снова пригласил меня к столу.

— Задержись еще на некоторое время, — сказал он, доливая в мой бокал газированного напитка. — Ты уже знаешь, как убедишь остальных глав городских кланов поставить подписи на твоей бумажке?

— Если честно, нет. Но думаю, что нет ничего невозможного.

— Хороший настрой. Людмила. Принеси мою записную книжку и чистый лист. Все найдешь у телефона. Поможем нашему другу.

Дочь аристократа кивнула, встала с места и вышла из комнаты. Вернулась через минуту.

— Я напишу здесь имена всех глав в городе. И места, где ты можешь их найти, — сказал Германн и тут же принялся переписывать на пустой лист информацию. — Чем занимается тот или иной аристократ поищешь уже сам. В газетах информации полно. Но вот про одного из них я могу рассказать чуть больше.

Я с интересом заглянул в лист, по которому скользила ручка Аввакума Ионовича.

— Про которого?

— Морозов Сергей Илларионович. Молодой парнишка. Наследник высокого рода.

— Что за клан?

— Кинетики. Они проводят подпольные турниры. Делают ставки. Развлекают народ в общем. Я запишу тебе номер одного хорошего бойца. Он чемпион Российской Империи в своей весовой категории по боям без правил. Позвони ему. Договорись, чтобы он учувствовал в турнире от твоего имени. А дальше, я уверен, ты разберешься, что делать, — аристократ поставил точку, свернул листок и протянул его мне.

— Спасибо за подсказку, — я кивнул главе клана и поднялся с места. — И еще раз, с наступающим!

Я вышел из дома Германнов, поймал попутку и поехал в город.

До самого вечера я разъезжал по друзьям и знакомым, одаривая их подарками. Клаус, Яблоньский, бабушка, Серый и Жендос, Клавдия Петровна, заехал в офис к курьерам и сделал Азалии и другим ребятам приятный сюрприз. Все, кто как-либо участвовал в моей жизни в преддверии Нового года получили презенты. Жаль, что мать с сестрой сейчас в другом городе и я не могу порадовать их. Но ничего. Еще немного и обзаведусь своим кланом. И уж тогда нам точно никто не сможет перейти дорогу.

Я возвращался домой около семи вечера. С полным пакетом продуктов. Купил все готовое. Наложу в тарелку, поставлю ее на табуретку перед диваном и встречу тысяча девятьсот девяносто девятый. А завтра с утра займусь тем, что откладывать нельзя. Заметанием следов на ладонях и знакомством с профессиональным бойцом ММА. Хотя сейчас их так еще не называют. Но сегодня больше никаких дел. Вечер отдыха в благодарность самому себе за все, что я успел провернуть за последние три месяца.

По телевизору показывали «Иронию судьбы», когда в дверь кто-то постучал.

— Кого там нелегкая принесла? — проговорил я с набитым ртом, дожевывая бутерброд со шпротами — единственное блюдо, которое приготовил сам. А что? Хлеб жарить мне не впервые. Яйца варить тоже. А положить консервы сверху так вообще самое простое.

— Кто там? — я подошел к двери и заглянул в глазок.

— Это я, Костя! — отозвался не совсем знакомый голос.

Лампочка на этаже перегорела, поэтому я не мог разглядеть гостя.

— Кто…я?

— Федор!

Сперва я даже не вспомнил, что у меня есть знакомые по имени Федор, но тот добавил еще фразу и все стало понятно.

— Брат Фроси.

— А-а-а, Федор, — я открыл дверь и пустил его в прихожую. — Что стряслось? Комендантский час скоро.

— Мне нужна твоя помощь, Костя. Еще раз.

В другой комнате разорался Ипполит и я попросил гостя дать мне секунду. Убавил звук и вернулся в прихожую.

— Мне нужно еще пятьдесят тысяч, — неожиданно заявил Федор, едва я вышел к нему.

— Что? — возмущенно произнес я. — Ты вроде парень хороший. И не глупый. Не думаю, что после того, как я дал тебе деньги ты решил сесть мне на шею. Поэтому говори прямо. Зачем тебе еще полсотни?

— Райкин просит больше денег. Говорит, что пока я не возвращал долг, время на месте не стояло. Проценты накапали. Пятьдесят тысяч. Если сегодня не верну, завтра будет уже двести. Говорит, что уже год пройдет. А за год проценты ого-го… — тараторил качок.

Я мигом понял кто такой Райкин. Фамилию аристократа написал Германн на том листке, который дал мне. Петр Райкин глава одного из влиятельнейших кланов в городе. И похоже, он прямо-таки задался целью заполучить Фросю в свой дом удовольствий.

— Дай денег, Костя! Я все верну! Я сегодня уже весь день работал! Азалия тебе не сказала? Вот. Две тысячи. На, держи. Я еще заработаю. Клянусь… — не успокаивался Федор.

— Стоп-стоп, — остановил я брата Фроси. — Убери деньги.

Федор остановился и непонимающим взглядом уперся в меня. Медленно потянул купюры в карман. Когда я понял, что он притормозил, продолжил:

— Дело не в деньгах, Федор, — сказал я и пригласил качка за собой в комнату.

Принялся одеваться и продолжил говорить:

— Он понял, что тебя доить можно. И постарается взять как можно больше. И все равно отнимет Фросю. Сколько бы ты ему не принес. Девчонка очень симпатичная. Я понимаю, почему она ему так запала. Но нести еще полсотни, не вариант. Вернее. Вариант, если мы решим проблему твоего долга раз и навсегда.

Я залез за батарею, отогнул обои и достал оттуда деньги. Федор, с опозданием поняв, что я продемонстрировал ему одну из заначек, попытался судорожно отвести глаза.

— Да не прикидывайся, — бросил я, застегивая рубашку. — Многие, и ты не исключение, понимают, что дружить со мной выгоднее, чем пытаться обокрасть. Пойдем!

— Куда? — поднял брови качок.

Парень хороший, вот только приторможенный. Наверняка, Фросю это его качество раздражает также как меня.

— К Райкину.

— Сейчас?

— Ты же не хочешь, чтобы твоя сестра праздновала Новый год в компании этих ублюдков?

— Нет…

Я остановился на секунду, не успев надеть второй ботинок.

— Он же рассказал тебе куда привезти деньги?

— Да, — кивнул Федор. — Ресторан «Жемчужина». Там весь клан… В общем…

— По дороге расскажешь. Поехали.

Ресторан «Жемчужина» находился недалеко от моего дома. В двух остановках. У самой центральной площади. В прошлой жизни я так и не побывал внутри. Сперва потому, что до совершеннолетия сюда нельзя — стриптиз — это основное направление ресторана. А когда мне исполнилось восемнадцать, «Жемчужины» уже не существовало. Сгорела. Уж не знаю по какой причине. Поджог или случайная оплошность.

Такси, на котором приехал ко мне домой Федор, довезло нас до места назначения и остановилось прямо у входа в ресторан.

— Отправить бы тебя домой, — посетовал я. — Да меня одного не пустят. Пошли.

Выходим из машины. Прямо, как настоящие бандюганы-недоростки. Хлопаем дверьми. Но дверь старой шестерки у меня с непривычки не захлопывается сразу. Приходится повторить посильнее. Получилось. Водила жмет на газ и оставляет нас прямо перед охранником на улице.

Изнутри слышны крики отдыхающих. Светомузыка и песня Губина «Зима-холода», прорываются сквозь высокие панорамные окна.

— Закрытая вечеринка, — останавливает нас лысый здоровый мужлан в кожаной коричневой куртке.

— Мы к Райкину, — говорит Федор. — По делу. Он ждет.

— Как зовут?

— Федор Семенов.

Охранник выхватывает рацию из внутреннего кармана куртки и повторяет вопрос. Кому-то на другом конце. Дожидаясь ответа, изучает нас пристальным взглядом. Затем голос из рации сообщает о том, что Петр Романович действительно ждет.

Дослушав сообщение, амбал кивает и отходит в сторону. Мы с Федором начинаем идти.

— Только этот! — огрызается охранник, преградив мне путь рукой. — Ты здесь подождешь. А лучше вон до площади сходи. Там все твои как раз по ледяной крепости бегают.

— Он со мной! — протестует брат Фроси.

— Ничего, Федор, — отзываюсь я. — Зайди и скажи Райкину, что деньги у меня. Я подожду.

Качок внимательно смотрит на меня. Я киваю, показывая, что знаю, что делаю. Тогда он открывает дверь, выпуская наружу громкие звуки следующей песни — на этот раз звучит «Угонщица» Аллегровой, а затем дверь захлопывается и снова наступает относительная тишина.

Следом за братом Фроси в заведение заходят сперва две женщины, а затем мужчина. Явно аристократы. Охранник всем сам открывает двери.

Я жду на улице не больше пяти минут, когда голос из рации в куртке амбала приказывает впустить и меня. Мужик, охраняющий вход, скрепит зубами, как будто воспринял это просьбу своим личным поражением.

— Проходи, — огрызается он и отходит в сторону.

Я делаю несколько шагов и намерено останавливаюсь перед дверью. Указываю на ручку. Я ведь видел, как он открывает двери аристократам. Теперь моя очередь. Поиграю на его нервах. За проявленное неуважение.

— Чего встал?

— Дверь не знаю как открыть, — хмыкаю я.

— Да я тебя, щенок…

— Где там пацан? — перебивает амбала голос из рации.

Тот свирепеет еще больше. Но берет себя в руки и отвечает:

— Идет уже, — фыркает он, а затем открывает мне дверь.

— Благодарю, — отвечаю я, зная, что мое спокойствие и благодарность выведет его из себя еще сильнее.

А что? Пора приучать взрослых дядек относится ко мне уважительно. Если я буду сам открывать двери там, где аристократам прикасаться к ручкам не положено, то главой буду таким себе. Каким бы несправедливым мне не казался этот мир, но нужно учиться жить по его правилам. Изменить его я все равно не смогу.

Я вошел в душное помещение ресторана. Оставил куртку в гардеробе. У местной гардеробщицы вообще не было ничего общего с тетей Фаей. Молодая девушка с красивой прической и в костюме, больше напоминающем купальник.

— Константин? — сзади ко мне подошла еще одна девушка. И тоже в купальнике со стразами.

— Да?

— Петр Романович уже ждет вас. Пройдемте за мной.

Я кивнул, рукой поправил прическу перед зеркалом, взял пакет с деньгами и пошел за администратором.

Само веселье разглядеть мне не удалось. Мы свернули налево, прежде чем попали в сам зал. Поднялись на второй этаж. Зашли через дверь для персонала в отдельную комнату, где мне тут же защипало глаза от стоящего тут сигаретного дыма.

— Значит вот что за мальчишка заставил Парфенова принять чужака в клан, — пробасил голос жирного аристократа, растекшегося по дивану.

Я быстро окинул взглядом VIP-комнату.

Столик по центру. Вокруг четыре диванчика. На одном сидит Райкин. Мужик весом, наверное, килограмм двести. На шее четыре или пять подбородков. Бордовая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. На лбу испарина. На груди толстая золотая цепь. Пальцы тоже все в кольцах. На диване, который предназначается вообще-то для четверых помещается только аристократ и две стройные девчонки, которых он обнимает.

На диване слева сидит Федор. Словно пятиклассник на беседе у директора. Прямая спина. Руки в замке. В комнате еще два охранника. Один теперь у меня за спиной. Другой у шторки, ведущей в зал.

Тут же один из телохранителей аристократа подлетел ко мне сзади и ощупал на предмет наличия оружия. Когда ничего не обнаружил, отошел обратно и кивнул своему боссу.

— Чего стоишь, малыш? — проговорил Райкин. — В ногах правды нет. Присаживайся.

— А у вас тут не принято по имени обращаться? — поинтересовался я и сел. — Может и вы не Петр Федорович?

Толстяк добродушно улыбнулся.

— Не будем начинать войну из-за таких пустяков, Константин, — ответил он. — Девочки, принесите нашему гостю что-нибудь выпить. Из безалкогольного, — добавил он и улыбнулся.

— Кофе, — не стал отказываться от предложения я. — Черный. Без сахара. И пару салфеток, пожалуйста.

Райкин шлепнул по заднице одной из своих девочек, когда та поднималась с дивана. Затем проводил обеих взглядом и посмотрел на меня.

— Ох, Константин! — начал он. — Может ты уже мужчина, а? Или хочешь им стать? Давай я подарю тебе одну из девочек, а? В честь знакомства. Ты будешь потом вспоминать дядю Петю только добрыми словами.

— Спасибо за предложение, — холодно отозвался я. — Я вообще по делу пришел.

— А тебе сколько сейчас? — как будто не услышал меня аристократ. — Десять? Одиннадцать? Я и сам лишился девственности в одиннадцать. О! А хочешь целочку, а? Ей четырнадцать. Если хочешь мы сперва научим ее всему, чтобы твой первый опыт запомнился тебе навсегда.

Я сжал челюсти от злости. Жирдяй явно играет со мной. Знает, что я пришел из-за Фроси.

— Четырнадцать, говорите? — ответил я спокойно, проглотив злость. — Ее случайно не Ефросиния зовут?

— В точку! — состроил из себя дурочка Райкин и бросил взгляд на полиэтиленовый черно-белый пакет, лежащий на столе. — Я вижу ты и деньги принес, чтобы за нее заплатить. Да, ладно тебе! Я же как другу тебе ее предоставить пообещал. Бесплатно. Но с возвратом, — поднял палец он и рассмеялся.

Я подвинул пакет в центр стола.

— Давайте оставим игры. Вы сказали Федору, что накапали проценты. Пятьдесят тысяч. Я их принес. Где девочка?

— Правда? — удивленными глазами аристократ посмотрел на Федора. — Я сказал пятьдесят? Нет. Нет. Я точно помню, что сказал сто пятьдесят. Молодой человек вероятно не расслышал меня. Как вас зовут? Федор. Вам нужно обязательно сходить к ухогорлоносу. Проверить слух…

Брат Фроси не выдержал и сорвался с места. Но щелчок затвора пистолета одного из охранников остановил его.

— Успокойся, Федор, — я поднял руку и попросил качка опуститься на место.

В этот момент в комнату вернулась одна из девочек. Она поставила чашку кофе передо мной. Салфетницу. Затем с разрешения своего босса, покинула помещение.

— Вы не против? — я указал на чашку.

— Конечно. Угощайся, Константин. Угощайся.

Я неторопливо кинул два кубика в чашку и размешал напиток. Затем поднял взгляд на Райкина, все это время терпеливо ожидающего меня. Достал из внутреннего кармана помятый листок. Передал его аристократу. Тот отвлекся, переведя взгляд на бумагу.

— Что это?

— Расписка, которую писал Федор, — ответил я и накрыл салфеткой руну, которую достал из кармана, вместе с распиской.

Я разорвал браслет, который дал мне Германн когда-то и взял с собой всего один Знак, который может пригодиться.

— И что я тут не видел? — усмехнулся аристократ и бросил бумажку на стол.

— Забавно получается Петр Федорович, — ответил я. — Вы сидите здесь весь такой важный, а ваши люди и знать не знают, что вы не отвечаете за свои слова. Вот обычный бастард пообещал вернуть вам деньги за проигрыш и вернул. Вы сказали, что натикали проценты. Ладно. Он снова достал вам денег. А самое забавное, что если мы принесем вам еще сто пятьдесят тысяч, то вы в очередной раз измените условия. Потому что такое слово как честь не про род Райкиных, верно?

Жирдяй покраснел от злости. Запыхтел и с трудом оторвал спину от спинки дивана, чтобы пододвинуться ближе ко мне.

— Ты кем себя возомнил, молокосос? — злобно прорычал он.

Я тоже наклонился поближе к собеседнику, но только для того, чтобы в любой момент дотронуться до Знака на руне. Тамагочи в моем левом кармане уже напитал меня силой.

— Знаешь, что я сейчас сделаю? — продолжал говорить Райкин. — То, что должен был сделать Парфенов уже давно. Отправлю тебя грызть землю. И деньги твои заберу. Заплачу ими этой вашей Фросе за то, что порву ее. Убить их.

Я едва успел опустить взгляд на стол, чтобы дотронуться до Знака, когда послышался выстрел. В этот самый момент я коснулся Знака.

Поднимаю глаза. Поворачиваю голову. Пуля, летящая мне в голову, еле заметно движется. Сработало. Несколько секунд я могу двигаться со скоростью едва заметной глазу. Добро пожаловать в матрицу, мать их!

Я тут же открываю первый портал перед пулей, летящей в меня. В следующий миг такой же портал — только на выход, — открывается перед охранником у двери. Добегаю до Федора и раскрываю еще один разрыв. На этот раз перед пулей, летящей в него. Только теперь она вылетит там, где стоит второй телохранитель. У шторок.

Начинаю двигаться в сторону одного из охранников, но Сила заканчивается. Снова слышится громкий звук выстрела и в этот же момент оба охранника падают на пол. Матрица закончилась. А пули прошли через порталы и вылетели там, где я и планировал.

Я успеваю добежать до упавшего телохранителя и выхватываю пистолет из его рук. Поднимаюсь. Навожу ствол на удивленную физиономию Райкина.

— Какого хрена? — возмущается тот.

— Заткнись, — перевожу взгляд на брата Фроси. — Федор. Закрой дверь.

Подхожу к столу и беру руну со Знаком.

— Гралия, — убираю камушек в карман.

— Знак скорости… — шипит Райкин и морщится, окидывая взглядом убитых телохранителей. — Ты не так прост, мальчишка. Не так прост…

— Знаете, Петр Федорович, — я говорю и одновременно открываю портал. — Я люблю хороших людей. Я никогда не позволю себе вмешаться в их жизнь. Но познакомившись сегодня с вами, я сразу понял, что без вас этот мир станет только лучше…

Я подошел ко второму лежащему на полу телохранителю и теперь взял пистолет у него. Передал Федору.

— Стрелять умеешь? — спросил я.

— Приходилось, — ответил качок.

— Сейчас я уйду на некоторое время, а ты присмотри, чтобы этот сидел тихо. Если рыпнется — стреляй. Понял?

Тот кивнул.

— Я скоро.

Федор взял пистолет, отошел к шторкам и выглянул в зал. Все танцевали и орали «Самба белого мотылька». Уверен, даже не слышали выстрелов. Затем брат Фроси засунул голову обратно и наставил ствол на Райкина.

— Что ты задумал, Костя? — взволнованно спросил аристократ. — Давай договоримся, а? Забирайте деньги. Просто дайте мне рацию, и я приглашу девчонку. Забирайте, что хотите, только не трогайте.

— У вас был шанс, Петр Федорович, — ответил я и шагнул в портал.

(обратно)

Глава 19 Мы уже встречались?

План был простой. Предоставить тело Райкина одной из душ горцев. Благодаря этому завести на своей стороне союзника в виде одного из влиятельнейших кланов в городе. И, конечно, получить вторую заветную подпись и печать на справке по форме Ф-112. В которой Петр Федорович Райкин давал свое согласие на то, чтобы в городе появился еще один клан. Константина Львовича Ракицкого. И, конечно, подпись мы поставили до того, как тело толстяка занял Мстислав.

— Все хорошо? — спросил я у Фроси, когда ту привели в комнату и она уже успела обняться с братом.

— Мы можем идти? — зло спросила старшеклассница, изучая презрительным взглядом аристократа, развалившегося на диване.

— Конечно можете, милочка! — ответил Мстислав, засевший в теле Райкина. — Эй! Приведите сюда кого-нибудь! Пусть приберут трупы!

— Пойдем, — Федор схватил ничего не понимающую сестру под руку и вывел наружу.

Я проследовал за спасенными. Мы поймали такси и отправились по домам.

Федор весь путь не переставал благодарить меня и повторять, что отработает все, до последней копейки. Фрося же поблагодарила, уже выходя из машины. И даже поцеловала в щеку. Я почувствовал прилив крови к одному месту и постарался поскорее попрощаться со старшеклассницей. Я способен на многое в этом мире. Наверное, кроме того, чтобы совладать с собственными гормонами. Представляю, что будет твориться года через четыре. Если такие красотки будут продолжать благодарить меня поцелуйчиками.

Вновь задумавшись о женщинах, я вспомнил Настю. Мою жену из прошлого. Вернее, из будущего. И почему-то взяла тоска. Я скучаю по ее смеху. По ее прикосновениям. Голосу. Картинка, как машина сбивает ее на трассе в Италии заставила меня поморщиться, глядя на собственное отражение в окне такси. Воспоминания о том, как она бездыханная лежит у меня на руках, заставили тосковать еще сильнее.

А что, если рвануть в Кремль? Прямо сейчас? Новогодний бал для аристократов-отличников проводится в саму новогоднюю ночь. А значит у меня есть, как минимум, два часа на то, чтобы познакомиться с будущей женой. Пусть не познакомиться. Просто взглянуть на нее одним глазком. Так сказать, увидеть вживую.

Идея мне понравилась и уже через полчаса я стоял перед зеркалом в прихожей и напяливал фрак, купленный специально для бала.

— Может черт с ним? — произнес я, беседуя со своим отражением. — Может просто послушать новогоднюю речь императора, выпить детского шампанского и лечь спать? Но с другой стороны… Почему не использовать эту возможность? Ведь теперь я могу открывать порталы куда угодно. Один прыжок и я уже на Красной площади. Оттуда доберусь до Кремля и попаду на бал. Проще простого.

Я так и поступил. Не дождавшись даже момента, когда куранты перестанут бить, я напитал свой тамагочи Силой, а затем зачерпнул энергии под струей воды в ванной. Открыл портал и прыгнул в Москву.

Пройти через охрану Кремля не составило труда. В списках я был. Золотой билет школьника тоже при мне. Люди у входа подумали, что я просто отлучился. Предупредив, что через час бал заканчивается, один из них услужливо открыл дверь и пустил внутрь.

Мне было плевать абсолютно на все, что происходило вокруг. У меня остался всего час на то, чтобы взглянуть на любовь всей своей жизни. Поэтому, спрашивая дорогу у целующихся и шепчущихся друг с другом парочек, я быстро добрался до главного зала.

Играет медленная композиция. Я готов поклясться, что это припев из «Lose your self» Эминема. Но я почему-то никогда не слышал оригинала. Многие отличники сидят на диванчиках вдоль стены. Некоторые танцуют в центре зала. Движения явно выученные. Не спонтанное кружение вокруг себя под музыку.

Я взглядом пробежался по всем присутствующим. Но узнать девочку, которую раньше видел только на фотографиях и всего один раз по телевизору оказалось нереально. При тусклом свете и в пышном платье тем более. А абсолютно все аристократки одеты сегодня именно так.

Пройдя по залу туда и обратно, тщательно вглядываясь в лица отличниц, я вернулся на один из диванчиков и сел. Откинулся на спинку и снова придался мыслям.

Может это к лучшему? Что сейчас не встретил ее. Вот увиделись бы мы с Настей и что бы я ей сказал? Привет, я Костя. Твой будущий муж. Ха!

Это все проклятое чувство одиночества привело меня сюда. Оно и в прошлой жизни накатывало частенько в Новый год. Начинаешь подводить итоги. Думать о том, что сделано за последние двенадцать месяцев. А Настя — моя ахиллесова пята. Если деньги я заработать могу. Создать клан — тоже. Близких защитить — легко. То вот повзрослеть за один день — никак. И теперь, чтобы снова сделать свою жену счастливой, я должен сперва выждать пару лет. Чтобы прийти домой, сесть на свое место на кухне и рассказать, как прошел мой день, я должен сперва отметить хотя бы шестнадцатилетние. Или во сколько там я перестану воспринимать ее, как ребенка?

— К черту, — шепнул я себе под нос и уже собирался подняться, когда музыка вдруг затихла.

В паузу между композициями раздался женский голос.

— Здесь свободно?

Я поднял глаза и узнал ту самую девчушку с фотографий, которые листал во Вконтакте, когда мы с Настей только начали встречаться в две тысячи шестнадцатом. Каштановые волосы, синие глаза. Родинка на длинной шее. Она всегда смеялась, когда я целовал ее в это место.

— Вы тут? — девочка провела рукой у меня перед глазами.

— Да, конечно, — улыбнулся я и подвинулся. — Присаживайтесь, сударыня.

Аристократка села рядом. Я почувствовал дуновение ветра. Вслед за ним запах сладких духов. Кажется с нотками малины. Настя и через двадцать лет будет обожать этот запах больше остальных.

— Почему не танцуете? — спросила она, не переставая махать веером.

— Люблю остановиться на минутку и ощутить атмосферу. Музыка, кружащиеся в танце люди, вон тот паренек, который взгляда оторвать не может от аристократки в красном платье на танцполе.

— Который? — тут же подхватила Настя и хихикнула. — Этот?

— Ага. У него есть татуировка. Серьга в ухе. Брутальный взгляд. Видно, что в своей школе он один из самых крутых. А к девочке подойти боится.

Паренек поднялся, поправил пиджак, бабочку. Сделал пару шагов вперед, но вдруг неловко развернулся и сел обратно. Продолжил ерзать на своем диванчике.

Настя снова хихикнула.

— А ведь правда! — восхитилась она моей проницательностью. — Тихон учится со мной в одной школе. Его действительно боятся многие мальчики. Но я никогда бы не подумала, что он постесняется подойти к девочке.

— Что поделать, — я развел руками. — Многие самые грозные не только мальчики, но и мужчины, превращаются в застенчивых детей, когда им действительно кто-то нравится.

Настя повернулась ко мне и внимательно посмотрела. Прищурилась. Я посмотрел в ответ.

— Вы не похожи на того, кто засмущался бы также.

— Я это уже проходил, — усмехнулся я. — С одной девушкой. Кстати, очень похожей на вас.

Моя избранница робко улыбнулась и отвела взгляд.

Люди из оркестра, которые все это время исполняли каверы на сцене, поклонились. А затем представили новогодний сюрприз от императора. Группу «Мумий Тролль» с новой и актуальной песней «С новым годом, крошка!».

— Хей, отличники! — Илья Лагутенко крикнул в микрофон. — Подходите ближе. Давайте оторвемся!

Группа заиграла музыку, и галдящие аристократы двинулись ближе к сцене. Мы с Настей остались на своих местах.

— Из какого вы рода? — спросила она.

— Вы не пойдете танцевать? — поинтересовался я.

— Если честно все ноги уже в мозолях, — она опустила руку и скорчила облегченную гримасу, ненадолго вынув ножку из туфельки.

— Из рода Ракицких.

— Что?

— Вы спросили из какого я рода.

— А? Да. Ракицких? — удивилась девушка и подняла брови. — Странно. Я не слышала о таком.

— Еще услышите, — снова улыбнулся я. — Вы прекрасно выглядите, сударыня. Можно поинтересоваться из какого рода вы?

— О, спасибо! — она стойко выдержала комплемент и кивнула. — Я из рода Комаровых. Меня зовут Анастасия. Мой отец глава влиятельного клана в Петербурге.

— Где мои манеры? — я протянул руку. — Константин.

— Приятно познакомиться, Константин. Вы бывали в нашем чудесном городе?

— Когда-то очень давно. Как раз знакомился с родителями той самой девушки.

— А, ох. И как? Я имею в виду, как вам северная столица?

— Все бы ничего, если бы не дрянная погода. Но и в ней есть свой шарм.

— Я… — вдруг заикнулась аристократка.

— Что? — нахмурился я.

Она прищурилась, как будто, пытаясь вспомнить меня и ответила:

— Просто…Это моя фраза. Так я отвечаю всем, кто спрашивает про Петербург. Уже давно.

— Это совпадение, — махнул рукой я.

— Мы с вами точно не встречались?

— Я бы запомнил такую прекрасную леди, — я отвесил поклон и поцеловал ручку своей будущей жены.

Такие стандартные приемы аристократии девочка принимает стойко. Даже не смущается.

Снова сел рядом.

— Что у вас с руками? — спросила она.

— Пустяки, — бросил я.

— Можно посмотреть?

Настя не дождалась моего ответа и взяла меня за пальцы. Нежно разбинтовала повязки. Отпустила. Затем ее ладони нависли над моими. Появилось яркое ослепительное свечение, которое из-за светомузыки в зале даже не бросилось никому в глаза. Кроме меня. Я почувствовал щекотание и зажмурился. А когда открыл глаза мои ладони стали абсолютно здоровыми. На них все еще можно было разглядеть знак темного и печать Элаизы. Но увечья от «черной смерти» просто испарились.

Я поднял удивленный взгляд на девочку, которая сейчас мило улыбалась. И пусть теперь Лаврентий из БРМП мог с легкостью распознать во мне темного, сейчас я думал совершенно о другом. О том, что Настя и в этой жизни реализовала свое влечение к медицине. Пусть и немного иным способом.

— Я целитель, — сказала она. — Это не иллюзия. Попробуйте до чего-нибудь дотронуться. Вы совершенно не почувствуете боли. Вот увидите.

— Я верю, — отмер я. — Спасибо. Это было…неожиданно. Разве вам можно применять магию вне стен школы?

— Целителям можно.

— А теперь… — громко перебил нас вокалист группы, играющей на сцене. — Дельфины!

Толпа снова загалдела.

Я уже хотел предложить аристократке потанцевать, когда к нам подошел высокий парнишка с белоснежными пышными волосами и опередил меня.

— Анастасия, — поклонился он. — Позвольте пригласить вас на танец.

— Конечно, Аркадий, — откланялась она в ответ и подала свою ручку.

Они ушли на танцпол.

Оперативно. Я даже рот открыть не успел, а этот павлин уже подбежал к девчонке и пригласил ее на танец. Ладно. Пусть наслаждается. Следующий точно будет мой.

Когда песня закончилась Настя вернулась на диванчик.

— В этом платье жутко неудобно танцевать, — проговорила она, поправляя корсет.

Звоночек плохой. Когда девушка начинает делиться личными проблемами при знакомстве, значит пытается определить во френдзону. Короче, не пытается понравится. Надо исправлять.

— Вы не обязаны танцевать, если вам неудобно, — сказал я. — Как и надевать платье, в котором чувствуете себя некомфортно.

— Я бы с радостью, — одаренная снова присела рядом. — Но девочкам-аристократкам гораздо сложнее, чем парням. Мама всегда повторяет, что настоящей аристократке пристало выглядеть грациозно и достойно, какую бы мозоль в это время не натирали туфли на каблуках. К тому же это Аркадий. Ему я не могу отказать.

— Аркадию? — я навалился на спинку диванчика. — А что в нем такого? Просто я не знаком с аристократом.

— Мы помолвлены.

Мне пришлось встряхнуть головой, чтобы сосредоточиться на словах, которые Настя говорила дальше. Потому что, услышав новость, которой никак не ожидал услышать, мой мозг сам тут же начал искать варианты сбагрить претендента на руку моей будущей жены.

— Помолвлены?

— Да. Наши отцы — главы питерских кланов. Они дружат уже давно. В общем, как говорит моя мама, он для меня достойная партия. С помощью нашего брака мы сможем заключить вечный союз и возможно даже объединить кланы.

— А ты?

— А что я? У нас с ним теплые отношения. Аркадий мне как брат. Мы с самого детства вместе. Он хороший. Думаю, что мужем будет таким же. Хотите я вас познакомлю?

Я нервно усмехнулся.

Хороший Аркадий? Серьезно? Любовь всей моей жизни помолвлена даже не на злодее, который обязательно должен вставать между парочками?

— Нет, спа…

— Добрый вечер, — парнишка в синем фраке подошел ко мне и протянул руку. — Я случайно услышал, что вы с Анастасией разговариваете обо мне. Решил подойти и познакомиться лично. Меня зовут Аркадий.

— Константин, — я встал и пожал руку конкуренту. — Анастасия как раз рассказывала о том, что вы с ней помолвлены…

— Правда? — блондин добродушно улыбнулся, взял руку моей будущей жены и поцеловал ее. — Наши отцы…

— Да-да, главы влиятельных кланов в Петербурге. Сударыня уже рассказала, — я кивнул. — Когда свадьба?

— Мы ждем четыре года, — Аркадий снова улыбнулся, показав свою белоснежную улыбку и дождался ответной реакции от Насти. — Получим паспорта и с разрешения родителей в загсе зарегистрируют наш брак. Оставьте ваш почтовый адрес. Мы обязательно вышлем вам приглашение на свадьбу! Если вы, конечно, не против.

— Вы неверно поняли, — я улыбнулся. — Мы с Анастасией только познакомились.

— Ну и что? Мы позовем всех наших знакомых! — не растерялся блондин. — Правда, Анастасия? Отец говорит, что это будет лучшая свадьба в Российской Империи.

Лагутенко своим голосом из колонок перебил аристократа, объявляя следующую песню.

— О! Мне нравится эта песня! — отреагировал Аркадий. — Пойду потанцую. Общайтесь, господа. Приятно было познакомиться с вами, Константин.

— Угу, — я неестественно улыбнулся.

Я смотрел в спину Аркадию и понимал, что у него нет шансов. Я завоюю сердце своей жены, как уже сделал это однажды. Она точно никуда не денется. А вот проблемы с кланами придется потом разгребать. Да и паренька, жалко. По всем законам жанра тут должен был быть какой-нибудь гнусный тип, а не добродушный Аркадий.

— Ведь правда, он лапочка? — Настя разминала щиколотку и смотрела вслед своему жениху.

— Лапочка, лапочка, — пробормотал я, глядя вслед блондину, а затем мне в голову вдруг пришла интересная мысль и я повернулся к аристократке. — Анастасия?

— Да-да?

— Позвольте отблагодарить вас за то, что вы спасли меня от мучений? — я показал ладошки.

— Я сделала это от чистого сердца.

— Вот и я хочу сказать спасибо от чистого сердца. Мы можем отлучится?

— Что? — растерялась одаренная. — Я…не знаю…

— Не бойтесь. Я хочу вам кое-что показать. Обещаю вернуть на это же место ровно через пятнадцать минут.

— Ну…хорошо, — девочка надела туфли на ноги. — Ведите.

— Туфли вам не понадобятся. Оставьте их для танцев с высокородными аристократами, — я протянул руку, чтобы она взяла за нее. — Позвольте?

Аристократка сняла туфли, взяла меня за руку и под звуки электрической гитары и барабанной установки мы выбежали из зала.

Я нашел укромное местечко в Кремле и открыл портал.

— Ты умеешь открывать порталы? — раскрыла рот моя будущая жена.

Я лишь улыбнулся и подошел поближе к разрыву. Снова протянул руку.

— Куда он ведет? — настороженно спросила она.

— Если скажу, то испорчу весь сюрприз.

Аристократка еще некоторое время поколебалась, но, в конце концов, взяла меня за руку и прыгнула в портал.

Ох уж эти дети. Взрослый человек в моем мире ни за что бы не доверился незнакомцу. Ну и я не взрослый дядя, конечно. Нужно снова привыкнуть к тому, что у детей нет границ.

Едва мы выпрыгнули из разрыва с другой стороны, нашему взору открылась прекрасная картина.

— Глазам своим не верю! — восхищенно проронила девочка.

— Подойдем поближе? — я снова протянул руку.

— Конечно! — улыбнулась Настя и мы заступали по песку.

В ушах гудел шум прибоя. Ветер завывал в уши. На небе только звезды, а вода, прибиваемая к берегу, светится прекрасным голубым светом.

— Что это? — шепчет аристократка.

— Это явление называют светящийся планктон.

— Светящийся планктон?

— Ага.

— Это прекрасно…

Мы уже видели это с Настей. В далеком будущем. В один из долгожданных отпусков на работе. Я помню какое впечатление произвела на нее эта картина. Уверен, что и десятилетней девочкой она оценит красоту природы.

Если честно, я не был уверен, что у меня получится открыть портал сюда. Но оказалось, что достаточно представить в воображении эту картину и портал привел нас…Я даже не знаю где мы? Может быть это вообще необитаемый остров?

— Я никогда не видела ничего подобного… — не переставала восхищаться моя спутница. — Можно потрогать?

— Попробуй, — я улыбнулся и пожал плечами. — Ты же целитель. Если что-то случится, то сможешь нас вылечить.

— Нет, — вдруг отказалась она. — Мне страшно.

— Не бойся, — шепнул я. — Давай сделаем это вместе.

Наше первое свидание удалось на славу. Мне еще пришлось убеждать Настю вернуться в Кремль. Она никак не хотела уходить. А когда мы снова вошли в бальный зал, Аркадий тут же подбежал к нам. На нем лица не было.

(обратно)

Глава 20 Хлопоты секунданта

— Анастасия! Я вас потерял! — блондин окинул нас взглядом.

— Не переживайте, Аркадий, — ответила аристократка. — Я же снова здесь. И, как видите, вполне здорова.

Тогда одаренный посмотрел на ноги моей будущей жены.

— Это что? Песок? — спросил он и подозрительно поглядел почему-то на меня.

— Да, — Настя хихикнула. — Пойду надену туфли, пока еще кто-нибудь не обратил внимание.

Девочка убежала, и мы с Аркадием остались один на один.

Блондин все еще не отрывал взгляда от меня. В любом другом случае я бы уже огрызнулся и заставил его прекратить это делать. Но сейчас любое мое агрессивное действие будет не на руку. Сделает из меня злодея в глазах моей будущей жены. Нужно следить за языком.

— У меня что-то на лице? — спросил я и подался ближе к аристократу.

— Что? — смутился тот.

— Вы так смотрите, как будто у меня на лице остатки еды и вы не знаете, как мне об этом сказать, — пояснил я. — Вот я и спрашиваю. У меня что-то на лице?

Аркадий фыркнул. Слегка поколебался, отведя взгляд, а потом решительно повернулся ко мне и уже хотел что-то сказать, но голос солиста «Мумий Тролль» перебил его:

— Ну а теперь последняя песня. Медленная композиция. И я хочу, господа, чтобы это был белый танец. Сейчас дамы приглашают кавалеров! Танцуют все!

Заиграла музыка. С каждой секундой парочек на танцполе становилось все больше и больше.

— Я не знаю куда вы уводили мою будущую супругу, Константин, — набравшись смелости заговорил блондин. — И, к сожалению, не знаю кто ваши родители и в каком клане вы состоите. Но хочу вам рассказать, что похищать девушку с бала, пусть даже ненадолго, дурной тон. Да будет вам известно, что о таких намерениях нужно предупреждать кавалера, с которым она пришла.

Ну что за сноб, а? Это максимально культурный наезд, жертвой которого я когда-либо становился. Так и хочется купить ему шоколадку, налить чайку и прижать к груди, чтобы парнишка успокоился.

Если честно, я думал, что он вызовет меня на дуэль, которые приняты в обществе чистокровных аристократов, и мы выясним кто сильнее. Ан нет. Все гораздо проще.

— Аркадий…

Начал говорить я, когда к нам внезапно вернулась Настя и взяла меня за руку.

— Аркадий, — вторила мне девочка. — Позвольте я приглашу на последний танец нашего нового друга? — она не стала дожидаться ответа и повернулась ко мне. — Константин? Вы не против?

Я посмотрел на блондина. Аристократ буквально покрылся пунцовой краской. У него только пар из ушей не шел. Все остальные признаки ярости легко прослеживались на его лице.

— Да, конечно, — кивнул я и мы ушли на танцпол.

Ох, какая же это пощечина. И при этом я даже не старался унизить аристократа. Но что поделать? Это честный бой.

— О чем вы беседовали? — спросила одаренная, когда мы кружились в танце.

Никогда не умел ей врать. Настя всегда чувствовала и настроение, и ложь. Скажу правду.

— Ваш будущий супруг, кажется, приревновал вас, — ответил я. — Вы расскажете ему о том, где мы были?

— О, нет! — она отпрянула и внимательно посмотрела мне в глаза. — Конечно, не скажу. Вашу магию, в отличие от моей, запрещено использовать без разрешения. Я же не хочу вас подвести.

Я промолчал. Любые слова сейчас испортят момент. Хочется просто запомнить наш первый медленный танец и вспоминать его потом. Через десять лет, двадцать. В глубокой старости. Настя, кажется, все поняла и тоже замолчала.

Когда песня уже заканчивалась, я спросил:

— Можете сказать ваш адрес?

Девочка с интересом посмотрела на меня. Я пояснил:

— Я напишу вам письмо. Если вы не против.

— Напишете? — аристократка улыбнулась. — Вы же умеете открывать порталы? Что мешает вам просто заскочить в гости?

— Не все так просто… — я не хотел рассказывать, что моя главная способность совершенно другая. Но и врать тоже. — Ну так скажите адрес?

— Ну, хорошо. Запомните?

Я кивнул.

Музыка закончилась и конферансье вышел на сцену, чтобы объявить о завершении вечера.

— Я хотела вам сказать, Константин, что этот вечер был по-настоящему волшебным, — сказала одаренная с которой мы провели его. — Даже если мы больше никогда не увидимся, я всегда буду вас помнить…

Внезапный грохот на другом конце зала заставил всех обернуться, а конферансье на сцене замолчать.

Я увидел, встающего с пола Аркадия. Блондин старался не порезаться о разбитые осколки вазы, на которую налетел. Рядом стоял Тихон.

— Смотри куда прешь! — огрызнулся парнишка с серьгой в ухе, который так и не подкатил к девице в красном.

Блондин медленно поднялся и отряхнулся. Земля, высыпавшаяся из вазы, прилично замарала его фрак.

— Извинитесь, сударь, — спокойно, но краснея от ярости, прошипел Аркадий.

Сударь и сударыня — это обращения к аристократам, которые ушли далеко в прошлое. Но на светских приемах люди из знатных родов продолжают обращаться друг к другу именно так.

Тихон осмотрелся. И, наверняка, извинился бы, если бы девочка в красном не смотрела на него своими большими глазами. Одни гормоны не позволяли крутому парню из школы Насти принести извинения.

— Еще чего! — буркнул он и толкнул соперника снова.

На этот раз Аркадий не упал, а лишь пошатнулся.

— Господа! Господа! — заторопился конферансье со сцены, уже бросивший микрофон. — Вы знаете, что рукоприкладство запрещено. Если хотите выяснить отношения, то любой из вас может воспользоваться правом вызова другого на дуэль.

— Дуэль? — сухим голосом пробормотал я себе под нос.

Я уже слышал об этом. Это поединок, на который могут вызывать друг друга аристократы. В нашей школе такого нет. Потому что очень много бастардов. А вот в школах Питера и Москвы только для чистокровных одаренных эта альтернатива самой обычной стрелки, но с применением боевых способностей, используется довольно часто.

— О, нет! — Настя сорвалась с места и придерживая руками подол своего платья подбежала к блондину. — Бал закончен, Аркадий. Поедем домой?

Но аристократ не сводил своего взгляда с обидчика.

Он отодвинул девочку в сторону, которая, кстати, была чуть выше него, и подошёл ближе к Тихону.

— Как вас зовут, сударь? — попросил представиться он.

— Для тебя, Тихон Игоревич, — огрызнулся подросток, который, кажется, был старше на пару лет. Но в таком возрасте разница чувствовалась остро.

— Тихон Игоревич, я вызываю вас на дуэль! — гордо заявил Аркадий и ткнул пальцем в грудь своего оппонента.

— Вы согласны? — спросил конферансье в длинном черном фраке и с испанскими усами над губой.

— Согласен, — бросил Тихон.

— Господа! Уважаемые! — хлопая в ладоши, конферансье привлек внимание даже тех, кто до этого занимался своими делами. — Расступитесь, пожалуйста. Встаньте вдоль стен. Так места должно хватить и не придется выходить на улицу.

— Что случилось? — послышался шепот какого-то аристократа, который выходил в туалет и только вернулся.

— Т-с-с-с! — приложила указательный палец ко рту знакомая мальчишки. — Сейчас все узнаешь.

— Дамы и господа! — загорланил конферансье. — Так получилось, что с последней песней наших многоуважаемых артистов, вечер не заканчивается! Прямо сейчас у нас состоится дуэль. Уважаемые дуэлянты! Выберите себе секундантов. У вас есть несколько минут на то, чтобы подтвердить участие в дуэли или отказаться от нее.

— Константин, — Аркадий подошел ко мне и поправил бабочку на своем воротнике. — Я прошу вас быть моим секундантом.

Я слегка растерялся.

Блондин вышел из себя явно из-за моей персоны. Но решил отыграться на том, кто попался ему под горячую руку. Видимо, чтобы не задевать чувств своей суженой. Однако лично мне Аркадий ничего плохого не сделал. Почему бы не помочь ему?

Другое дело, что я не особо понимаю своих обязанностей, как секунданта. Но если откажусь, Настя подумает, что я бросил ее дражайшего друга в беде. Это мне не нужно. Ладно. Соглашусь. Буду действовать интуитивно.

— Конечно, Аркадий, — кивнул я.

— Благодарю вас, — кивком ответил он. — Тогда передайте моему сопернику, что я считаю свою честь запятнанной и не стану отказываться от поединка. Я смою позор его кровью.

— Хорошо. Это все?

— Еще нет. Вы не спросили какой вид оружия я выбираю.

— Да. Точно, — уверенно согласился я.

— Я согласен только на рукопашный бой с активацией щита. Без возможности пополнения Сил до конца поединка.

— Понял. Теперь могу идти?

— Да. Идите.

Толпа уже расступилась и теперь аристократы в красивых платьях и фраках стояли вдоль стен. На полу я заметил магическое свечение. Огляделся. Увидел, что именно конферансье наносит световые полосы. Судя по всему, это границы ринга.

В центре уже обозначен круг. У этого круга стоит секундант Тихона. Рыжий мальчишка с веснушками и стрижкой под ежика.

— Тихон Игоревич не собирается отказываться от поединка, — сказал секундант соперника, как только я подошел.

— Ага. Аркадий тоже. И он согласен только на классический поединок. С активацией щита и без возможности пополнения Сил до конца поединка.

— Мы хотели предложить возможность пополнения хотя бы один раз.

— Нет. — я обернулся и посмотрел на Аркадия. — Блондинчик категоричен. Принимаете условия?

— Момент… — парень с веснушками жестом попросил меня подождать, сходил к Тихону, затем вернулся и кивнул. — Согласны.

— Хорошо.

— Но у нас есть встречный вопрос. Секунданты будут продолжать поединок, в случае если один из дуэлянтов падет?

— А хочешь? — спросил я и всмотрелся в глаза оппонента.

— Можем честно говорить? — он понизил тон.

— Конечно.

— Не особо хочется впрягаться за Тихона, — признался мальчишка. — Мы едва знакомы. И, в конце концов, я приехал на Новый год, а не на турнир по Боевым Искусствам.

— Тогда — нет, — я пожал плечами.

— Хорошо.

Рыжий паренек уже развернулся, чтобы уйти, когда я остановил его.

— Еще один вопрос!

— Да?

У секундантов, наверняка, есть еще какие-нибудь обязанности. Спрашивать это у своего потенциального соперника за женское сердце — не вариант. А вот у парня, которого я вижу в первый и последний раз — почему нет? Даже если он попытается скомпрометировать меня перед кем-нибудь в будущем, я скажу, что он струсил и отказался продолжать бой за Тихона, а теперь выдумывает сказки.

— Слушай, я впервые выполняю роль секунданта, — сказал я. — Боюсь, как бы чего не забыть. Что еще нам нужно сделать?

— Ничего. Драться мы отказались. Условий, по которым секунданты могут делиться Силой с дуэлянтами тоже не выдвигались. Боевая магия — тоже мимо. Смотрим и наслаждаемся зрелищем.

Паренек хлопнул меня по плечу, улыбнулся и с совершенно серьезным лицом вернулся к Тихону. Принял у того пиджак, дал свой тамагочи, чтобы аристократ восполнил Силы, а затем отошел к остальным одаренным, стоящим у стены.

Я сделал тоже самое. Только не смог предложить Аркадию свой тамагочи. Потратил заряд на открытие портала на побережье. Но Настя любезно поделилась своим.

— Тихон выше на голову, — сказал я, вставая рядом со своей будущей женой. — У Аркадия есть шанс?

— Я боюсь совершенно за другое, — она наконец перестала грызть ногти. — Зачем Аркадий вообще в это ввязался?

Девочка подалась ближе ко мне. Я ее приобнял.

Сильно переживает за блондина. Они действительно хорошие друзья. Но не более.

— Дамы и господа! — объявил конферансье, выйдя в центр круга.

Все тут же замолчали. Тогда мужик с испанскими усами продолжил:

— Сейчас мы с вами станем свидетелями дуэли между Аркадием Суворовым и Тихоном Атре. Аркадий бросил вызов своему обидчику за то, что тот отнесся к нему с неуважением. Пусть Господь решит, кто же прав в этом споре.

Конферансье смерил взглядом дуэлянтов. Те ему поочередно кивнули. Тогда он продолжил:

— Это будет классический поединок. С возможностью наложить щит и набрать Силу перед боем. Дуэль кончается после нокаута. Секунданты поединок не продолжают. Итак, если все готовы. Начинаем!

На уроках Боевых Искусств я проходил многое, но вот использовать Силу для усиления физических возможностей своего тела — пока нет. Сейчас посмотрю на эффект. Может стоит выучить рукопашку пораньше.

Что касается наложения щита — мы уже несколько месяцев учимся усиливать кожу с помощью различных техник на уроках Щитознания. В отличие от того Знака, которым я защищаюсь обычно, для этой техники не нужна энергия с изнанки. Кожу сделать, например, каменной может любой одаренный за счет внутренних ресурсов своего тела. Если научится ими управлять. Вот, например Аркадий, оставшийся в брюках и в одной белой майке, кожа которого теперь серая, уже умеет это делать.

— Он убьет его! — вздохнула Настя и закрыла руками лицо.

Аркадий и Тихон пошли навстречу друг к другу. В центр круга.

Парень с сережкой в ухе атаковал первым. Тогда блондин увернулся и ответным выпадом показал, что будет бить справа. Тихон повелся на обман, раскрыл зону в районе живота и тут же получил удар под дых. Звук встретившегося с каменной кожей кулака эхом разнесся по бальному залу и заставил Настю поморщится. Как будто это она испытала боль, а не парнишка из ее школы. Зона на животе, куда прилетел кулак Аркадия покрылась трещинами и покраснела. Почти пробил.

Блондин не дал шанса Тихону оклематься. Он тут же атаковал серией ударов, которые поклонник красного платья просто не успевал блокировать. Кулаки побеждающего аристократа с высокой скоростью мелькали у лица Тихона, врезаясь в его челюсть, скулы, виски и уши. Пока старшеклассник не споткнулся и не упал на пол, истекая кровью.

— Дуэль окончена, дамы и господа! — возвестил конферансье. — Правда на стороне рода Суворо…

Он не успел договорить фразу. Аркадий подлетел к Тихону, поднял его с пола, кажется, вцепившись в ребра мальчишки и со всей силой прибил к стене. Аристократы, стоявшие на том месте, еле успели отойти в сторону.

— Остановитесь! Дуэль окончена! — вопил мужик с усами.

Но блондин не слышал. В ярости он нанес еще удар по морде обидчика, а затем провел целую серию по его животу, пока кожа Тихона окончательно не потеряла стойкость и, кажется, он сам уже терял сознание.

— Стой! — я подлетел к аристократу и оттолкнул его в сторону.

Он уже собирался врезать мне, но остановился. Я видел, как языки пламени пляшут в его глазах.

— Ты победил, — процедил я сквозь зубы и прищурился. — Да что с тобой такое?

Все в зале молчали. Один Тихон на полу отхаркивал кровь из легких.

Постепенно ясность стала возвращаться во взгляд Аркадия. И в это самое время я догадался какая у него родовая способность.

Берсеркер. Одаренные из этого рода могу активировать в своем теле внутреннюю Силу. Они становятся более ловкими, сильными, быстрыми. Все чувства обостряются — обоняние, зрение, слух. Это в буквальном смысле — машины для убийства. Но есть один и самый главный минус. В таком состоянии они практически не способны контролировать свою ярость.

У Тихона просто не было шансов на победу. Вот что значит, в тихом омуте черти водятся.

— Позвольте я помогу ему, — Настя начала прорываться сквозь толпу.

— Нет, — блондин преградил ей путь. — Он получил по заслугам. За проявленное неуважение ко мне и моему роду, Анастасия. Тихон Игоревич должен осознать всю горечь поражения. От унижения, которое он испытал в поединке, до физической боли, которая учит людей лучше всего.

Девочка растерялась. Она посмотрела на аристократов вокруг, которые тоже молчали. Ждала поддержки. Но даже конферансье, который был единственным взрослым в зале, только смерил пульс лежащему на полу, но тоже не проронил ни слова.

— Ты покалечил человека, Аркадий, — зло прошипела аристократка, впервые обратившись к своему спутнику на «ты». — Я должна ему помочь.

— Я сказал — нет! — огрызнулся блондин и схватил девочку за руку. Так больно, что та даже кротко простонала.

Это он зря. Это подействовало на меня, как красная тряпка на быка. Я прямо сейчас готов ему сердце вырвать.

Я подлетел ближе, схватил блондина рукой за майку и уткнулся своим лбом в его.

— Дама сказала — пропусти… — процедил я.

Кажется теперь в моих глазах можно было разглядеть пламя.

(обратно)

Глава 21 Проблемы с законом

Мы с Аркадием смотрим друг другу в глаза. Вокруг все молчат. Ждут развязки. Того, чем все закончится. Дуэлью или мы начнем драться прямо сейчас, наплевав на традиции. Я одновременно прокручиваю в голове способы победить почти неуязвимого одаренного.

Но аристократ вдруг приветливо улыбается и отпускает руку моей будущей жены. Настя бросает на него злой взгляд, недовольно фыркает и бежит помогать Тихону.

— Прошу прощения, господа, — Аркадий делает пару шагов назад, поднимая руки. — Моя родовая способность — это мой дар и мое проклятье. Я не всегда могу контролировать себя после спарринга.

Но все всё равно молчат. Я тоже. Не потому, что боюсь. А потому что уже знаю, что рано или поздно мне предстоит сразиться с берсеркером. На дуэли. За руку Насти. И уже составляю расписание на будущий год. Потому что теперь нужно направить силы на изучение Боевых Искусств и Щитознания. То, что непременно поможет победить аристократа.

Как только истекающий кровью Тихон пришел в себя, Настя взяла Аркадия за руку и увела. Она даже не попрощалась. Знаю, что хотела. Но еще больше хотела не сталкивать блондина со мной лбами. Догадалась к чему это приведет.

Очень скоро и все остальные одаренные покинули помещение. Оставшись совершенно один в пустом зале, я просто открыл портал прямо в центре начерченного круга и переместился домой. В свою квартиру, в которой перед уходом даже не выключил телевизор.

За эти пару часов столько всего произошло, а по ОРТ все еще идет «Голубой огонек». Анжелика Варум поет. Все остальные звезды российской эстрады улыбаются и качаются в такт песне на своих местах. Я прошел мимо телека, выключил его кнопкой на панели, схватил гантели и перед тем, как лечь спать усердно позанимался.

На следующее утро я впервые за долгое время проснулся не по будильнику. Сделал зарядку, все остальные утренние процедуры, но вместо завтрака прошлогодними салатиками сварил себе овсянки и выпил крепкого кофе. Затем оделся и поехал решать одну из главных проблем.

— Кого там нелегкая принесла? — мужичек с пузиком в черных джинсах и с короткой прической открыл мне дверь.

— Привет, Борис! — я улыбнулся и протянул татуировщику бутылку пива. — С Новым годом!

— Костя? Ты че тут забыл так рано?

— И я тебя рад видеть, — я прошел в тату салон, который на одну ночь стал настоящим притоном. — Знаешь как непросто купить алкоголь в моем возрасте? Но я выдумал отличную историю, чтобы тебя обрадовать.

Татуировщик пару секунд внимательно изучал меня взглядом, а затем закрыл за мной дверь.

— У тебя че, режим сбился? Ты же на каникулах. Должен до утра смотреть фильмы и потом весь день отсыпаться. Чего приперся в такую рань?

Я хотел сесть на диван, но там лежала девица с красными волосами, укрытая грязным пододеяльником, внутри которого не было одеяла. С журнального столика скиданы журналы с эскизами татуировок, а вместо них на нем валяется пустая бутылка из-под водки, стоит пепельница с раскиданными вокруг нее бычками и открытая банка шпротов, воняющих на весь тату салон.

— Нужна твоя помощь, Борис, — я упал на кресло, в котором обычно сидит байкер и открыл банку «Pepsi». Бросил взгляд на девушку.

— Она обдолбанная в край, — татуировщик надел футболку и принялся искать на столике открывалку, чтобы открыть бутылку, принесенную мной. — Так что можешь говорить зачем пришел. Даже если что услышит, все равно завтра ничего не вспомнит.

Но я, на всякий случай, все же подозвал татуировщика ближе. Уступил ему место, а сам переместился туда, где обычно сидел, когда он бил мне тату.

— Мне нужна татуировка, — сказал я.

— Серьезно? Ты поэтому приперся в такую рань?

— Это очень серьезно, Борис. В другом случае я бы не стал тебя тревожить, — я снова бросил взгляд на девушку.

Борис вытянул руки перед собой и посмотрел на пальцы. Они слегка тряслись.

— Ну если что-то не слишком сложное… — протянул он и вдруг взъерепенился, и указал на меня пальцем. — И я не буду больше набивать тебе Знаки, парень!

— Не надо Знаки, — я показал татуировщику свои руки. — Надо продолжить паутину с рукавов и набить ее на ладонях. А в этих местах можно посадить крохотных паучков.

— Черт… — Борис почесал репу. — Давно я не бил ничего прямо на ладошки. Но, в целом, должно получиться неплохо. Только заживать будет дольше.

— Ничего. Потерплю.

— Ладно. Но это будет дольше. Приходи третьего. Я накидаю эскиз и если все понравится, сядем набивать.

Байкер встал со своего места и уже пошел обратно к журнальному столику, но остановился и повернулся ко мне.

— А тебе нужно прямо сейчас, да? — догадался он.

Я кивнул.

— Просто назови цену и давай сядем за работу.

— Если бы я тебя не знал, Костя, то послал бы на хер…

Байкер присосался к бутылке пива. Не отрывался, пока жидкость не закончилась. Затем вытер бороду тыльной стороной ладони и продолжил:

— Но знаю, что просто так ты не обращаешься. Подожди. Я только отолью и вернусь. Будем украшать твои ручки.

Пока Борис ходил на улицу я еще несколько раз успел переосмыслить то, что собираюсь сделать. Я понимал, что вместе с моим растущим организмом эти татуировки могут отвратительно смотреться лет через десять. А скорее всего даже раньше. Но безопасность сейчас значит для меня гораздо больше. В мире, где позже десятилетняя девочка может залечить раны за считанные секунды, удалить все художества лазером и залечить кожу будет правильнее, чем бросать все сейчас и сдаваться властям.

— Ты не передумал? — байкер вернулся в салон и полотенцем вытер лицо. Умывался снегом?

— Нет, — уверенно ответил я. — Разукрась мне ручки, Борис.

Я просидел у татуировщика до двух часов ночи. Мы лишь однажды сделали перерыв на обед. Борис вытащил из шкафчика два пакета лапши быстрого приготовления «Александр и Софья», вскипятил воду кипятильником в стакане и разломал деликатес прямо туда. Накрыл какой-то картонкой, а когда лапша заварилась благородно позволил пообедать мне первому.

Вкус был великолепный. Я даже задался вопросом, а не испортилась ли она в будущем. Ведь в своей прошлой жизни я вообще не помню, когда в последний раз пробовал ее. Даже в поездах обычно обходился современным бич-пакетом пюре. Интересно, а его сейчас уже придумали?

Ладони ужасно болели, когда татуировщик закончил работу. Он смазал мне руки мазью, наложил повязки и отправил в добрый путь.

Я пошел домой пешком. Улыбаясь как дурак. Одной головной болью меньше. Это не могло не радовать. Хоть я прекрасно понимал, что майор из БРМП не остановится. Но, по крайней мере, теперь я уверен, что он просто так не затащит меня на Казачью Заставу.

Со следующего дня у меня начались настоящие каникулы. Руками я ничего делать толком не мог. Даже в душ сходить было проблематично. Тягать гантели — тем более. Зато мы с Серым и Жендосом, каждый день выходили во двор и играли в футбол. Мяч, который родители подарили Жендосу на Новый год весь потрескался от того, что мы гоняли его, когда температура опускалась ниже двадцати пяти. Но зато это были деньки действительно беззаботного детства.

— Как же не хочется завтра снова в школу, — канючил Серый, когда мы подходили к моему подъезду, чтобы заняться чем-нибудь у меня дома.

— У вас хоть интересно, — Жендос кидал мяч и подхватывал его. — У вас магия, все дела. А вот в моей школе действительно скука смертная. Все бы отдал, чтобы поменяться с вами местами и учиться в лицее для одаренных.

— Не знаю, Жендос, — отреагировал я. — Иногда от магии, а скорее от аристократов, которые учатся в нашей школе, одни проблемы. Вот если на тебя кто-нибудь наедет, ты можешь просто по морде дать и дело с концом. А у нас все гораздо сложнее. Правила… Короче, радуйся, что тебя окружают одни простолюдины.

— Радуйся, — хмыкнул Жендос. — Вам легко говорить…

— Здравствуй, Костя! — нашу беседу прервал до боли знакомый голос.

Я поднял глаза.

— Капитан Троицкий?

— Рад, что ты помнишь, — он убрал четки в карман. — Мне нужно с тобой поговорить.

— Сейчас? — немного ошарашенно произнес я.

— Да. Дело касается твоей матери.

Сказать, что мне стало немного волнительно — ничего не сказать. Конечно, я в первую очередь подумал о том, что они отыскали ее в Петербурге. И мой мозг сам стал судорожно додумывать варианты развития событий. Но я быстро взял себя в руки.

— Извините, пацаны, — пожал я плечами, поглядев на друзей.

— Ничего, — махнул рукой Серый. — Позвони, как освободишься.

Я махнул в ответ, и мы с капитаном поднялись ко мне в квартиру.

— Ого! — милиционер огляделся, преодолев прихожую. — Неплохо ты обустроился. Когда я был тут в последний раз, здесь все…было несколько иначе.

— Но и я не знал, что отец оставил мне в наследство свою компанию, — пожал плечами я. — Теперь она приносит прибыль. Времена меняются, одним словом.

— Хм. А твой отец в завещании случайно не написал какие дела у него были с Санитаром? Почему тот в итоге использовал его супругу для похищения детей аристократов. Твою мать.

Я напрягся еще больше. Но это выглядело довольно естественно для ребенка, услышавшего новость о том, что его мать похищает детей.

— Не понимаю… — состроил дурочка я.

— Можно кофейку? — спросил Троицкий, сел на мое привычное место у окна на кухне и достал четки.

Я налил в чайник воды из-под крана и поставил его греться на плиту.

— А родниковой нет? — спросил капитан.

— Что есть, — пожал плечами я.

— Ладно, — милиционер выдохнул. — Слушай. Когда твоя мать пропала у нас из виду, там на вокзале, дело Санитара передали в Бюро по расследованию магических преступлений. Я добился того, чтобы меня держали в курсе дела и сегодня утром мне позвонил человек оттуда и сказал, что Санитар объявился.

Даже не знаю, радоваться или огорчаться этой новости. Псих ведь не может знать, что я именно я снял гипноз? Но…тогда зачем Троицкий в первую очередь пришел именно ко мне? Черт. Главное, держать себя в руках.

— Его поймали? — раскрыл глаза я. — Санитар сказал, где мама? Вы нашли ее?

— Нет, — милиционер разочарованно помотал головой. — Может быть это и хорошо…

— Хорошо? — обронил я. — Что вы имеете в виду?

— Ты слышал о том, что в городе примерно месяц назад пропадали дети аристократов? — он посмотрел на стопку газет, сложенных на подоконнике.

— Ну, — сглотнул я и посмотрел туда же. — В школе был классный час по этому поводу. Классная очень доходчиво объясняла, что после школы сразу надо идти домой.

— Это она молодец, — следователь провел рукой по усам и перешел к делу: — Пару дней назад Санитар прислал письмо в Бюро. В нем он признался, что загипнотизировал твою мать на похищение детей. И…

Чайник засвистел. Я встал с места и заварил Троицкому растворимый кофе. Поставил на стол перед ним. Открыл сахарницу.

— Что дальше? — я сел обратно на стул, на котором обычно сидела Машка.

— Он признался, что кто-то сумел снять гипноз с Анны Николаевны. А также написал, где искать всех пропавших детишек.

Я знал, что дети были мертвы. Флорика видела это. И сейчас мне приходилось делать вид, что я не в курсе.

— Кто-то снял гипноз? — раскрыл я глаза. — Тогда…где мама?

Капитан Троицкий кинул в кофе четыре ложки сахара и размешал его. Пригубил. Как только я представил каким сладким получился напиток — невольно поморщился. Но моего гостя все устраивало.

— Когда специалисты изучили письмо, на место, указанное Санитаром, был отправлен отряд. В общем…твоя мать держала детей в подвале одной хрущевки. Она устроилась уборщицей подъездов незадолго до начала похищений и у нее был ключ…

Он замолчал.

— Говорите как есть, капитан, — от волнения я поерзал на своем стуле.

— Хорошо. Санитар написал, что он не хотел убивать тех детей. Но из-за того, что кто-то расколдовал твою мать… В общем, она приносила в подвал еду и воду. Но вскоре пропала. Все школьники умерли от обезвоживания до того, как мы нашли их.

Я смотрел в одну точку на стене. Туда, где кусок обоев отслоился и теперь болтался из-за ветра, врывавшегося через открытую форточку. Постепенно приходило осознание того, что псих обманул меня. Обвел вокруг пальца. Заставил стать частью той игры, которую он затеял изначально.

Сомнений нет — Флорика тоже была под гипнозом. Я должен был догадаться еще тогда, когда встретился с ней в парковой зоне у Дворца Спорта. Когда она заявила, что теперь я должен спасти мать, а не держаться от нее подальше. И ведь я подозревал что-то неладное. Но желание спасти маму так сильно затмило мой разум, что я не заподозрил обмана одаренного. А еще это произошло потому, что я не вижу никакой логики. Зачем Санитару все это? Почему он просто не убил этих детей? Он мог точно также заставить их страдать, если бы заставил мать просто забыть о том месте, куда она их отвела.

— Вы упоминали о том, что может быть и хорошо, что маму не нашли…

— Да, — Троицкий снова отхлебнул кофе. — Теперь дело обстоит следующим образом. Хм. В общем… — капитан никак не мог подобрать слова. — Формально теперь Анна Ракицкая виновна в гибели детей. Если удастся доказать, что она уже не находилась под действием чар.

— Вы же понимаете, что Санитар все подстроил? — возмутился я.

— Я понимаю. И возможно даже закон будет на стороне твоей матери. Но вот аристократы, чьих детей нашли в том подвале, не оставят ее в покое, Костя.

А вот теперь понятно зачем все это было нужно больному ублюдку. Втоптать в грязь семью Льва Ракицкого, очень умело манипулируя чувствами людей. Хорошо, что я успел вывезти маму из города.

— Почему вы думаете, что псих, сделавший это с моей матерью, не лжет? Может быть она до сих пор находится под гипнозом и живет черт знает где?

— Исключено. У нас есть свидетели, — Троицкий внимательно смотрел мне в глаза. — Твоя соседка с третьего этажа сказала, что разговаривала с твоей матерью в декабре. И та была в своем уме. Но потом она снова пропала. Однако этого достаточно для того, чтобы поверить написанному в письме.

Баба Галя. Черт. А мать говорила, что та видела ее. Но что я мог сделать? Если бы попытался подкупить ее, то еще скорее вызвал бы подозрения и капитан оказался бы у меня в гостях еще раньше. Теперь нужно до конца стоять на своем.

— Я не знаю, — помотал головой я. — Вы сами видите, что здесь никого нет. Если хотите, можете навещать меня или дежурить у подъезда как та парочка из Бюро, хоть каждый день.

— Вот именно так уверенно ты и должен будешь отвечать, — милиционер поднялся на ноги, залпом допил кофе и с громким стуком поставил кружку обратно на стол. — Поехали.

— Куда?

— Ты когда-нибудь бывал в главном здании Бюро по расследованию магический преступлений?

Я часто проезжал мимо этого здания в центре города. В прошлой жизни. Но и успел наездиться мимо даже в этой. Уличные камеры на этом здании появились раньше, чем на других в городе. Старый сталинский ничем не примечательный дом с бордовой табличкой на стене у входа с надписью «Бюро по расследованию магических преступлений».

Капитан Троицкий позвонил в звонок, посмотрел в висящую слева камеру и дверь открылась. Мы вошли внутрь.

— Подожди здесь, — сказал милиционер и оставил меня в коридоре.

Я подошел к стенду, висящему на стене. Это доска почета. Фотографии одаренных в костюмах, с комментариями чуть ниже о том, за что тот или иной сотрудник получил орден.

«За мужество», «За раскрытие тайного общества темных одаренных», «За спасение 128 человек при падении самолета». Черт. Это же настоящая база супергероев.

Тут мой взгляд дошел до черно-белой фотографии. Я прочитал подпись. «Яков Ракицкий». Награжден орденом мужества за…

— Костя!

Я повернул голову на Троицкого.

— Заходи. Майор хочет с тобой побеседовать.

Лаврентий Островский будет проводить допрос. Кто бы сомневался.

Я еще раз взглянул на свои перебинтованные руки, посмотрел на надпись под фото дедушки. Прочитал вслух.

— За мужество в бою. Посмертно.

Я вытер нос рукавом и зашел в кабинет.

(обратно)

Глава 22 Дело № 441

Тишина. Через открытую форточку слышно только как машины проезжают мимо. У стены стоит письменный стол. За ним сидит майор Островский. На столе лампа и белая папка с надписью «Дело № 441». Справа шкаф с такими же папками. Больше ничего.

— Здравствуй, Костя, — здоровается со мной человек во всем черном. Перекидывает зубочистку в другой уголок рта.

— Здравствуйте, — я снимаю пальто. — Куда можно повесить?

— Вешалка позади тебя.

Я оборачиваюсь и вижу вбитый в стену гвоздь. Вешаю пальто. Прохожу к стулу. Сажусь.

— Я буду в коридоре, — произносит капитан Троицкий. Дожидается, когда сотрудник Бюро кивнет и покидает помещение.

Мы остаемся один на один.

— Ты смелый мальчик, — отвешивает комплимент Островский. Видимо пытается войти в доверие. — Продолжим наш разговор, который начали еще в твоей школе. Твои руки должно быть уже зажили.

Он бросает взгляд на мои перебинтованные ладони.

— Я на допросе?

— Как видишь, — одаренный достает из ящика стола незаполненный бланк протокола и кладет перед собой. Приготавливается писать. — Должен предупредить тебя, что за дачу ложных показаний предусмотрена уголовная ответственность. А так как ты одаренный, то наказание вполне ясное. Либо Казачья Застава, либо карцер. По сравнению с ним, служба на стене покажется тебе легкой прогулкой.

— Вы меня уже закошмарили, — цинично заявляю я. — Я уже боюсь. Давайте начинать.

Это не нравится майору. Но какая разница. Если он настроен серьезно, то способ полизать ему зад не сработает. Будем говорить наравне.

— Капитан уже рассказал тебе о том, что у нас появилась новая информация о твоей матери?

— Да. Еще он рассказал, что вы считаете, что слова Санитара правда и мама возвращалась домой.

— Так ты видел ее?

— Маму? Конечно, нет. Думаю, что баба Галя ее с кем-то перепутала.

— Значит ты не видел свою мать с того самого дня, как позвонил в милицию и заявил о ее пропаже?

— Нет, — отрицательно мотаю головой я. — Я видел ее еще после. У собора, у которого она собирала милостыню. По приказу того психа.

— Какого числа?

— Я не помню. Так и запишите. Я не помню, когда видел маму в последний раз.

Островский перестает писать. Глядит на меня исподлобья. Откладывает ручку и бьет руками по столу. Но я даже не вздрагиваю. Выражение моего лица вообще не меняется.

— Ты решил поиграть со мной, Ракицкий? — шипит он и прикусывает зубочистку. — Думаешь, что сейчас я напишу филькину грамоту с твоих слов и отпущу? Ты совсем меня не знаешь. Снимай повязки. Я посмотрю на твои ладони.

Я протягиваю руки. Взглядом указываю на них.

— Вы же понимаете, что сам я не могу их снять?

Человек в черном проглатывает злость. Тянется к моим рукам и начинает снимать повязки.

Чем меньше слоев бинта остается на моих ладонях, тем сильнее мне хочется увидеть лицо Островского. Когда он не сможет разглядеть то, что хочет.

На удивление майор даже не поиграл скулами, когда увидел татуировки. Он лишь усмехнулся и позволил мне убрать руки. Перевязывать снова не стал.

— Теперь я точно знаю, что ты темный, — говорит он.

— Темный? — я поднимаю брови. — Кто это?

Пауза. Долгая. Но не напряженная. Игра явно идет не в одни ворота. Целая шахматная партия.

Майор поднимается со стула. Подходит к шкафу и набирает оттуда несколько белых папок. Возвращается на место и кладет стопку на край стола.

— Слушай, Костя, — он вновь становится добрым полицейским. Это слышно по тону. — Я понял, что ты умный мальчик. Более того, я уверен, что это ты снял гипноз со своей матери. И понимаю по какой причине не хочешь давать против нее показания.

Я молчу. Только смотрю на него, не отводя взгляда.

— Меня годами учили правильно вести допрос, — продолжает Островский. — Сейчас мы продолжим беседу и, в конце концов, ты проговоришься. Если нет, то я сделаю так, чтобы тебе пришлось выбирать между твоей сестрой и твоей матерью. Тогда ты сломаешься. Но я готов пойти тебе навстречу. Сразу.

Пауза.

— Я понимаю, что Санитар все подстроил. Когда ты спасал свою мать, ты не знал про детей. И я готов прямо сейчас сжечь дело твоей матери.

Одаренный закрывает белую папку, внутри которой мелькает фото мамы. Затем выставляет указательный палец. В его глазах вспыхивает огонь, а следом пламя появляется на кончике его пальца. Он подносит его к краешку папки с надписью «Дело № 441».

— Дайте угадаю. Сейчас будет условие? — хмыкаю я.

— Я же говорил, что ты умный мальчик.

— И…?

— Признайся, что ты темный. Напиши явку с повинной и твои мать и сестра навсегда будут освобождены от преследования озверевших мстительных аристократов.

Я не отвечаю.

Надо же. А Лаврентий хороший сотрудник. Паренек сразу просек мои слабые места. Теперь давит на самое больное. Любой мальчишка на моем месте согласился бы признаться во всех грехах, лишь бы спасти собственную мать. И, сказать честно, мне кажется это хорошей идеей. Признаться во всем и защитить свою семью. Отправиться на стену и сосредоточится на победе в битве с монстрами. Только вот… Что будет потом? Нищета, алкоголизм матери. Все снова встанет на свои места. Нет, мне нужен другой выход.

— Костя, — снова начинает говорить Лаврентий, не дожидаясь моего ответа. — Темные очень опасны для общества, — он открывает одну из папок, которые донес уже после начала допроса. — Вот, например, дело Александра Смирнова. Аристократ долгое время скрывал от всех свою суть. Пока однажды…

Островский перелистывает страницу и теперь вместо фото мужичка, все лицо которого исполосовано шрамами, я вижу людей под завалами пятиэтажного дома. Фотографии крупным планом. Все мертвы. Люди, животные.

— Смирнов платил за свой дар чужими жизнями. Где бы он не находился, но когда его тело требовало подпитки, то случалось землетрясение. Люди вокруг него умирали, здания рушились. Сотни невинных жертв.

Он убирает папку и открывает другую. Тут фотографию темного он показывает только мельком, перелистнув сразу на следующую страницу.

— Это Леонид Юрьев. Как видишь, совсем молодой парнишка. Когда дар темного впервые проявился, он летел в самолете. Все вокруг просто потеряли сознание. Даже пилоты. В страшной трагедии погибли все пассажиры, включая самого виновника происшествия.

Грамотный ход. Сперва Островский предложил мне выбрать между собой и своей семьей, а теперь решил подавить на совесть одиннадцатилетнего парнишки. Рассказав о том, что я могу случайно убить не только себя, но и окружающих. Включая маму и сестру. Да-да. Я в силах самостоятельно додумать то, что он хочет сказать.

— Сдавшись, ты, в первую очередь, защитишь своих близких, — подтверждает сотрудник БРМП мои догадки и берет следующую папку. — Николай Геннадьевич Осипов. Смог скрывать опасный дар до своего семдесят первого дня рождения. В тот летний день он с внучкой пошел в парк аттракционов. Откуда одаренный мог знать, что на территории парка окажется стая собак, на которых он производит своеобразный эффект? Животные взбесились и загрызли девочку насмерть. Их удалось остановить только когда малышке было уже не помочь.

Фото жуткое. И очень даже красноречивое. После таких психологических сеансов и надпочечники будешь жрать, не воротя нос. В общем, методы есть. Но сдаться — никогда.

— Очень жаль девочку, — произношу я.

— Что? — Островский слышал, что я сказал, но не поверил своим ушам.

— Я говорю, что мне очень жаль девочку, — повторяю я. — И, вы знаете, мне все-таки всего одиннадцать. Вы можете травмировать мою психику, если продолжите показывать все эти ужасы. Предлагаю закончить эту мини-экскурсию по делам Бюро.

— Значит ты не признаешься? — с разочарованием в голосе спрашивает майор.

Я только пожимаю плечами.

— Очень жаль, — медленно произносит Лаврентий и возвращается к листку протокола.

В следующий час он покорно записывал все, что я скажу. Затем попросил меня внимательно прочитать написанное и поставить подпись. По делу матери я проходил свидетелем.

— Я могу идти? — спросил я, положив ручку поверх листа на стол.

— Еще одно, — майор достал изо рта зубочистку. — У меня сейчас руки связаны. Я не могу применить многих методов к несовершеннолетнему свидетелю. Именно поэтому сегодня ты вернешься домой. Выпьешь чаю и посмотришь спокойной ночи, малыши. Но с этого дня, можешь быть уверен, я не спущу с тебя глаз. Я буду следить за тобой даже тогда, когда ты будешь отпрашиваться в туалет с урока. Однажды ты оступишься и пожалеешь о том, что сегодня не заключил со мной сделку. Только за твоей матерью уже будут охотиться обозленные аристократы. И даже если все эти годы ты будешь осторожен, настанет день, когда по закону я смогу дать тебе настойку правды и ты сам признаешься во всех грехах. Только будет слишком поздно.

Я поднялся, подошел к двери и снял с гвоздя пальто.

— Вы хороший человек, Лаврентий, — сказал я. — Я уважаю людей, которые добросовестно выполняют свою работу. Благодаря вам, я уверен, спасено много жизней. Мне бы не хотелось искать в вашем лице врага. Но если информация о моей матери попадет не в те руки и на невинную женщину объявят охоту, я поменяю свое мнение о вас. Именно вы будете виновны в том, что произойдет с ней. Если произойдет. Просто хочу, чтобы вы помнили об этом, когда в следующий раз возьмете в руки папку с делом под номером четыреста сорок один.

Я уже открыл дверь, чтобы выйти, когда снова услышал голос майора.

— Да кто ты такой, черт возьми? — сухо проговорил он.

Я лишь задержался на секунду, но ничего не ответил. Затем вышел в коридор, где меня встретил капитан Троицкий и отвез домой.

Весь оставшийся вечер я провел в размышлениях о том, как теперь вести дела. Человек из Бюро, следующий по пятам, самая большая проблема отныне. Как выйти из дома в комендантский час, чтобы спасать заблудших от духов? Как ездить на учебу к коллекционеру душ, который сам темный? Это значит подставлять Георгия Вольфовича. А как навещать Нокиа в гаражах? Если узнают, что я имею какие-то дела с Иннокентием, сразу начнут копать, а там и до липовых документов недалеко. Черт. Хвост в виде Лаврентия Островского мне надо скидывать. Иначе он мне жизни не даст.

* * *

На улице уже стемнело, когда черный «Мерседес» остановился у высокого забора. Лаврентий Островский вышел на улицу и приказал ждать его здесь. А сам подошёл к воротам и позвонил в звонок.

— Кто? — послышался голос из-за калитки, а затем она отворилась.

— Меня зовут Лаврентий Островский. Александр Николаевич ждет меня.

Охранник в пуховике и спортивной шапке снял рацию с пояса и не нажимая ни одной кнопки, заставил ее заработать.

— Тут Лаврентий Островский приехал. Его пустить? — спросил он.

— Проводи в кабинет босса, — ответил кто-то на том конце. — Он ждет.

— Проходите, — кивнул громила и отошел с дороги. — Сейчас я вам покажу куда идти.

Особняк главы клана электроников был ненамного меньше пятиэтажного дома. Он состоял всего из трех этажей, но за счет высокой крыши мог потягаться в высоте с обычной хрущевкой.

— Господин. К вам Лаврентий Островский, — прежде чем распахнуть дверь охранник просунул голову в кабинет босса и оповестил о приходе гостя. — Проходите. Я подожду здесь.

Человек в черном достал зубочистку, облизнул губы, положил ее с другой стороны рта и прошел внутрь.

Александр Николаевич Парфенов сидел спиной ко входу в большом кресле у высокого окна. От пола до потолка. В полной темноте. Он глядел на вечерние огни города и пил коньяк.

— Присаживайтесь, — силуэт его головы указал на кресло, которое стояло рядом, через журнальный столик.

— Благодарю, — ответил сотрудник Бюро по расследованию магических преступлений и сел, положив черный чемодан, который всегда носил с собой, на колени.

— Выпьете? — спросил глава клана электроников.

— Спасибо. Я не пью, — ответил Островский, достал зубочистку изо рта и кинул в пепельницу.

— Тогда к делу. Вы сказали, что у вас есть предложение, от которого я не смогу отказаться. Я слушаю.

— Да… — Лаврентий открыл защелки своего чемодана. — Сегодня я общался с мальчиком, который проходит у меня свидетелем по одному делу и подозреваемым по второму. Его зовут Константин Ракицкий. Я увидел у него кольцо с вашим гербом и понял, что он состоит в вашем клане.

Электроник тяжело выдохнул и ответил:

— Да. Константин Ракицкий находится под защитой моего клана. Если вы собираетесь завести против него дело, то почему тратите мое время? У нас в клане лучшие адвокаты в Империи. Вы можете обратиться сразу к ним.

Человек в черном улыбнулся себе под нос. Осторожно. Так, чтобы его собеседник не увидел этой реакции.

— Изучая жизнь Константина и составляя его психологический портрет, я случайно наткнулся на дело вашего сына. Кажется, его уже должны были перевезти из госпиталя после ампутации конечностей в колонию для несовершеннолетних?

Фонари, которые окружали дом, начали мерцать. Александр Николаевич в полной тишине взял бутылку коньяка со стола, откупорил пробку, наполнил рюмку. Залпом выпил. Свет на улице теперь снова горел непрерывно.

— Не суть, — продолжил гость. — Просто я увидел, что именно Ракицкий позвонил в органы и сообщил о том, что ваш сын практикует запрещенную магию. Это навело меня на мысль, что, по идее, мальчишка должен быть вашим заклятым врагом. А он не только жив и здоров, да еще и находится под защитой вашего клана.

— Переходите к делу, — грубо приказал Парфенов и снова наполнил рюмку. Но не прикоснулся к ней.

— Я навел справки и узнал, что в свой клан вы приняли Ракицкого в тот же день, когда вашего сына обнаружили с обморожением конечностей в тридцати километрах от железной дороги, ведущей на Казачью Заставу, — сотрудник Бюро достал белую папку из своего чемодана и положил на край стола. — Так получилось, Александр Николаевич, что я имел удовольствие пообщаться с мальчиком. Он оказался гораздо умнее и смелее многих своих сверстников. Да что уж там. Даже многих моих коллег из Бюро он переплевывает в интеллекте.

Глава клана электроников взял рюмку и опустошил ее.

— Учитывая тот факт, что в вашем клане никогда не состояли нечистокровные одаренные, я позволил себе предположить, что принять мальчика в семью вам пришлось. Уж не знаю, что могло заставить вас простить человека, сделавшего инвалидом вашего сына, но уверен, что вы это сделали не по своей воле. Вернее, я думаю, обстоятельства заставили вас.

Снова молчание. Парфенов только слушал. Пил и слушал.

— Я пришел, чтобы предложить вам сделку, — Островский постучал пальцем по папке, теперь лежащей на столе. — Здесь дело матери Константина Ракицкого. Оно поможет вам выставить мальчика из клана.

— Что там? — наконец произнес глава электроников.

— Кажется Лисицины состоят в вашем клане? — спросил человек в черном и не дожидаясь ответа, продолжил: — Скажем так, Анна Ракицкая причастна к гибели их ребенка. Это должно быть достаточным основанием, чтобы изгнать Константина из большой семьи электроников. Если этого недостаточно, используйте другой повод. Например, желание избежать следующей войны кланов, которая обязательно начнется, если аристократы из других кланов узнают кто на самом деле виноват в смерти их детей. С информацией, которая внутри этой папки, у вас будут развязаны руки.

— Что вы хотите взамен? — электроник посмотрел прямо в глаза своему гостю. В зрачках мерцали молнии.

— Условия два. Первое — не причинять мальчику вреда. Он не должен пострадать. Если хоть один волос упадет с головы Ракицкого, у вас появится новый враг.

— А второе? — спокойно спросил Парфенов.

— Мальчика нужно доставить на Казачью Заставу. Неважно как. Подставить и осудить. Просто похитить и засунуть в нужный поезд. Меня волнует только результат. Константин Ракицкий должен находится там, где ему место. На безопасном расстоянии от общества. Без возможности когда-либо вернуться оттуда.

(обратно)

Глава 23 Кружок Боевых Искусств

11 января 1999 года. Понедельник. Первый учебный день после зимних каникул.

Я встал задолго до начала уроков. Даже первой смены. Потому что в моей справке по форме Ф-112 только две подписи глав городских кланов из пяти. А если я хочу поскорее обрести независимость, взять под защиту своих родных и близких, то нельзя тянуть с созданием собственного независимого сообщества. Тем более в ситуации, когда у меня на хвосте сидит сотрудник БРМП.

Целый час, до восьми утра, я занимался физическими упражнениями с гантелями, гирями и скакал на скакалке. В очередной раз восхитился своим отцом, от которого это все осталось в нашей квартире. Хотя, нужно отдать должное и отчиму, кистевой эспандер достался от него.

Успехи от ежедневных занятий определенно были. С каждой неделей потоотделение работало все лучше, вены на руках уже показывались из-под нежной детской кожи, а еще теперь, согнув руку в локте, я мог наблюдать зародыш будущего бицепса.

— Здравствуйте! Могу я услышать Дамира Шамильевича? — спросил я, прижимая трубку своего телефона ухом к плечу, а свободными руками готовил себе омлет.

— Я, — отозвался командный голос.

Специфическое эхо. Он либо в ванной, либо в зале. Тренируется? Или тренирует?

— Дамир Шамильевич, ваш номер дал мне Германн. Он сказал, что вы чемпион Российской Империи по боям без правил. Аввакум Ионович сказал, что вы можете представлять мои интересы в турнире рода Морозовых.

Человек на другом конце провода замолчал. Видимо слегка растерялся из-за того, что с такими предложениями звонит ребенок. А я даже не пытался сделать голос грубее. Уже давно понял, что так только хуже.

— Дамир Шамильевич? Вы тут?

— Защищайся, Слава! Вот так. Правильно. Где твой щит, Юра?! — заорал он прямо в трубку.

Ясно. Тренирует. Это хорошо.

— Простите, — вернулся к разговору одаренный. — Видимо, Аввакум Ионович еще не слышал. Но не так давно я сломал руку. К целителям в столицу большая очередь, поэтому залечиваю травму самостоятельно. После восстановления придется подождать еще некоторое время пока наберу форму. Запишите телефон моего товарища. Турнир у Морозовых ему выиграть вполне под силу.

— Я не договорил, — прервал я собеседника. — Я хочу вас нанять не в качестве бойца, а в качестве своего учителя. Вы же тренируете?

— А, ясно! — я услышал по голосу, как мужчина на том конце улыбается. — Просто вы сказали про турнир Морозовых. Я подумал, что вы говорите про ближайший.

— Все верно, — я не дал возможности Дамиру Шамильевичу войти в заблуждение. — Я говорю именно про ближайший. Вы сможете меня подготовить?

— Хм… Все зависит от вашей текущей подготовки. Знаете что? Приезжайте завтра ко мне в зал к десяти. Поговорим на месте.

— А сейчас?

— Сейчас? — задумался боец. — Ну хорошо. Приезжайте сегодня. К девяти. Аввакуму Ионовичу привет!

— Обязательно передам. Спасибо, Дамир Шамильевич. Скоро буду!

Я быстро закинул в себя еду, собрал спортивную сумку, портфель на учебу и поехал в зал. Даже не приняв душ. Подумал, что сделаю это уже после тренировки.

Это был детский клуб «Черепашка», расположенный в подвале десятиэтажного дома. При входе пришлось снять обувь. Справа висел стенд с объявлением о наборе в компьютерный клуб, клуб по настольному теннису, на карате, радиокружок и кружок брейк-данса. Секция Боевых Искусств набор не вела.

Я прошел по длинному коридору, утопая в голосах второсменщиков, которые сейчас распевались, танцевали под музыку и просто играли в ладушки под стишок «летела ворона в голубых панталонах…».

Остановился перед дверью, на которой висит табличка «Кружок Боевых Искусств». Постучался. Никто не ответил. Тогда я заглянул внутрь.

Просторное помещение. Скамейки вдоль стены. На полу лежат разноцветные маты. Дядька с бородой с проседью и шрамом на щеке, ходит между матами, на которых дерутся дети и раздает указания.

— Используй лоукик, Слава! Ты че, слабых мест у Жени не знаешь! Жора! Джеб! Джеб! Джеб! Я сколько раз тебе говорил? Он позволит тебе контролировать соперника. Тот не соберется в атаку, пока ты его отвлекаешь короткими быстрыми ударами. Твою мать! Че ты на меня смотришь? Слушать надо! Слушать подсказки и драться!

Тренировка в самом разгаре. Сейчас одаренные не используют ни щитов, ни энергии для усиления ударов. Классический спарринг. Видимо, ягодки будут потом.

— Здравствуйте! — я остановился возле тренера и поставил сумки на пол. — Меня зовут Константин Ракицкий. Это я звонил вам от Германна час назад.

Тренер с удивлением посмотрел на меня.

— Ты?

— Я знаю, о чем вы подумали. У ребенка нет шансов на подпольном турнире. Поэтому предлагаю забыть о нем. Просто возьмите меня, пожалуйста, на ускоренное обучение. Я готов заниматься хоть каждый день. Сколько потребуется.

Тренер смерил меня взглядом. Его пальцы утонули в бороде. Раздумывая, он приглаживал ее.

— Какой у тебя средний балл по Боевым Искусствам в школе?

— Пять. В моем собственном классе мне нет равных.

— А какой у тебя класс? Пятый? Шестой?

— Пятый, тренер.

— Ясно. Как ты сказал тебя зовут? Костя?

Я кивнул.

— Слушай, Костя. На индивидуальные занятия ребят я не беру. У меня, тупо, расписан весь день. Поэтому, если хочешь я запишу тебя в секцию. Но на общих правах, прости.

— Сколько вы хотите, чтобы выделить время для сверхурочных индивидуальных занятий? Ведь когда-то групповые тренировки заканчиваются, и вы уходите домой…

Дамир Шамильевич прищурился и внимательно посмотрел на меня.

— Ты аристократ?

— Бастард.

— А разговариваешь, как аристо. Нагло. Но это мне нравится, — хмыкнул он.

— Значит возьмете меня на индивидуальное обучение?

— Возьму, — улыбнулся татарин.

— Отлично! Где можно переодеться? — я наклонился к сумке и закинул ее на плечо.

— Но сначала докажи мне, что стоит тратить на тебя время. Слава! — крикнул тренер в сторону матов.

На зов обернулся парнишка на голову выше меня. Он показал палец, с просьбой дать ему минуту и тут же, двумя ударами, уложил своего спарринг-партнера. Снял перчатки и пошел в нашу сторону.

— Тут новичок. Говорит, что он лучший в классе. Покажешь на что способны бойцы клуба Романова?

Парнишка в красном боксерском шлеме, снял того же цвета перчатки, хрустнул костяшками вдавливая сперва один кулак в ладонь, а потом другой. Затем протянул мне руку.

— Привет, — сказал он и я успел заметить, что у моего соперника не хватает одного переднего зуба.

Видимо статус лучшего среди второсменщиков не достался просто так.

— Привет, — я ответил на рукопожатие.

— Так, — тренер указал на мои сумки. — Если у тебя есть более удобная одежда — переодевайся. Поединок будет классический. Без щитов и суперударов. Еще раз. Никакого использования Силы, понятно?

Я кивнул и убежал переодеваться.

Вернулся через пять минут. Слава и тренер уже ждали меня у крайних матов.

— Надевай шлем. И перчатки, — Дамир Шамильевич передал мне амуницию и помог с застежками. — Начинайте!

Я стою напротив беззубого парня и анализирую.

Этот Слава явно старше меня. Ну не может пятиклассник выглядеть так. Я бы вообще дал ему класс седьмой. Только тогда он сейчас был бы на уроках, а не занимался Боевыми Искусствами.

Победить я его вряд ли смогу. Мы просто в разных весовых категориях. Но я и не думаю, что тренер будет ориентироваться только на победу. Нужно показать что-нибудь еще.

Я делаю шаг навстречу сопернику.

Слава закрылся блоком. Внимательно выглядывает из-за него. Но не атакует. Ждет, когда я пойду в атаку. Тогда контратакует и отправит меня на маты. Но я видел, как парнишка передо мной уже попался на этот трюк. Я буду осторожнее.

Некоторое время мы проверяем реакцию друг друга несильными ударами. Руками и ногами. Я не открываюсь. Слава понимает, что я не поведусь. Бьет. Хук справа. Я отскакиваю. Он тут же делает шаг вперед и прописывает мне джеб. Я блокирую. Теперь серия из трех ударов. Апперкот, бэкфист и резким прямым ударом пробивает мой блок. Последний удар приходится прямо в нос. Я отхожу на пару шагов и встряхиваю головой, чтобы прийти в себя.

А парнишка не пальцем делан. Сколько у него таких приемов в запасе? Нет. Надо идти в атаку, иначе он просто изобьет меня тут.

Так я и поступаю. Только мой оппонент быстро замечает открытые зоны. Он отвечает резкими и больными выпадами. Мне несколько раз прилетает по лицу. Удары тяжелые. Чувствуется даже сквозь шлем. Я с трудом замечаю его движения. В конце концов мне прилетает ногой в ухо, и я падаю на маты.

— Все? — издевательски спрашивает Слава и смотрит на тренера.

Пока тот не ответил, я встаю на ноги и вытираю струйку крови, которая бежит из разбитой губы.

— Придется постараться, — отвечаю я вместо Дамира Шамильевича и сгибаю пальцы на руках в призыве продолжать бой.

Но, условный, второй раунд проходит по тому же сценарию. Я лишь пару раз добираюсь до его головы ударами, но в итоге все равно оказываюсь на матах. После очередного удара ногой. Уже понимаю, что паренек завершает все комбинации именно так.

Второй раз подняться на ноги сложнее. Но под песню группы кино «Группа крови на рукаве», играющую из магнитофона на подоконнике, я все же снова оказываюсь в вертикальном положении.

Слава наносит свой излюбленный хук справа. Я пригибаюсь, отвечаю серией коротких отвлекающих ударов и заканчиваю ударом колена в корпус. Отступаю. От неожиданности одаренный хлопает глазами. Смотрит на тренера. Тот кивает, приказывая ему продолжать. Бой продолжается.

Однако мой выпад неслабо разозлил паренька. Теперь он колотит меня беспощадно. Я только и успеваю уклоняться от ударов и блокировать их. Но иной замах, нет-нет, да и проходит мне по лицу. Следующий удар, с разворота в ухо, заставляет мое детское тело снова бессильно свалиться на маты. Мне даже на секунду показалось, что я потерял сознание. Теперь все перед глазами плывет. Сил почти нет.

— Он уже все тренер, — беззубый указывает на меня рукой.

Но Дамир Шамильевич не останавливает поединок. Я вижу это и снова поднимаюсь.

Я уже знаю тактику соперника. Сколько бы ударов он не нанес, последним будет удар ногой. Главное оставить силы на него.

Мы снова подходим друг к другу. Я намеренно раскрываюсь. Получаю несколько больных ударов по корпусу и лицу. Выгляжу совсем никаким. Слава переоценивает свои силы и бьет ногой с разворота. Но на этот раз я хватаю ее, подсекая вторую его опорную ногу. Слава падает на спину. Пауза. Затем он вскакивает, оттолкнувшись руками от пола. В его глазах можно увидеть молнии. Идет в мою сторону.

— Хватит! — останавливает своего подопечного Дамир Шамильевич.

Одаренный замирает. Но от злобы его прямо распирает. Он еле держится, чтобы не надавать мне по морде.

— Можешь идти в душ, — тренер хлопает парнишке по плечу и пристально смотрит на него.

Тот кивает и нехотя отправляется к той части зала, где переодеваются здешние спортсмены.

— У тебя есть мысль, — хвалит меня Дамир Шамильевич, когда мы остаемся наедине. — Иногда в бою это гораздо важнее, чем уровень навыка. Особенно это касается боев одаренных с применением Сил.

— Спасибо, тренер, — я киваю и снимаю шлем с распухшей головы.

— Но самое главное — это твоя сила духа, парень! — он тычет пальцем мне в грудь. — С первой попытки выиграть поединок не всегда просто. Но если тебе хватает воли подняться и продолжить бой — это половина успеха. Над техникой и навыками нужно еще работать.

— Значит вы возьмете меня на индивидуальные тренировки?

— Возьму…

Я уже успел обрадоваться, когда подоспела ложка дегтя.

— Но на победу хотя бы в одном поединке на турнире Морозовых можешь не рассчитывать. Во-первых, потому, что туда никто не допустит ребенка. Ты же понимаешь?

— А во-вторых?

— Физически ты слабее каждого. Нужно обладать такой внутренней Силой, чтобы хотя бы быть на равных, что…Нет. Это просто невозможно.

Эх. К сожалению или, к счастью, у меня нет другого выхода. Если я хочу заполучить подпись Морозова мне придется как-то зарегистрироваться на этот турнир и одержать на нем победу. Но это уже моя головная боль, а не тренера.

— Тогда просто сделайте меня своим лучшим бойцом, — ответил я.

Моя первая тренировка прошла в режиме энергосбережения. Не потому, что Дамир Шамильевич жалел меня. Просто он видел, что после спарринга у меня осталось мало сил. Но, несмотря на это, я уже узнал несколько хитростей, которыми он пользовался на соревнованиях. Это воодушевило меня. Хотелось поскорее вернуться в зал и продолжать изучать Боевые Искусства. То, что мы проходим в школе — детский сад, по сравнению с кружком Романова.

После тренировки я сразу поехал в школу.

Я несколько раз проходил мимо лицея за время каникул и даже забыл, как тут бывает громко в учебные дни. Освободившиеся после уроков семиклассники накидали свои сумки и портфели у снежной горы и бесятся. Завидующие им второсменщики проходят мимо с завистью поглядывая на забавы, которые смогут себе позволить только после шестого урока. Бибикающие иномарки, подбрасывающие детей высоких родов до школы. Есения Олеговна — техничка, позволяющая себе покрывать проклятьями всех, вне зависимости от внешнего вида школьника и цвета его школьного билета. Вовчик из параллельного класса, пробегающий мимо с неподожжённой сигаретой в зубах и глядящий на мои зажившие ладони и восклицающий от вида новых татуировок на моих руках. Наверно, я даже успел соскучится по всему этому.

— Привет, Клаус! — я сел на свой стул и вместо привычного особого рукопожатия обнял свою рыжую соседку по парте. — Классный загар!

Жанна даже несколько растерялась. И если бы ее кожа не стала такой темной, то я бы точно заметил, как она краснеет.

— Привет, Ракицкий, — улыбнулась она. — Ты чего такой веселый? По твоему распухшему лицу не скажешь, что ты занимался, какими-то веселыми делами.

— Ты слышала что-нибудь о Романове? Бойце из нашего города, который становился чемпионом Российской Империи?

— Конечно. Ты взял у него автограф?

— Он теперь учит меня Боевым Искусствам, — мечтательно хмыкнул я. — У нас сейчас была тренировка и, скажу честно, это что-то с чем-то.

— Как ты к нему попал?! Я тоже хотела ходить к Романову, но там запись на два года вперед.

— Правда? — нахмурился я.

— Ага. Я сейчас езжу во Дворец Спорта. Но если честно нам не показывают ничего нового. И очень редко проводят спарринги.

— Если хочешь я могу попробовать договориться с ним на счет тебя, — я достал учебник по математике и положил на край парты.

— Это было бы круто, Ракицкий. Папа бы обалдел от радости.

— Так ты поэтому занимаешься Боевыми Искусствами? Из-за отца?

— Он меня записал еще в лет пять. Так я прониклась любовью к тому, чтобы размять кулаки. Когда в сентябре начались занятия по Боевым Искусствам в школе я поняла, что почти все знаю. Девочки-семиклассницы, зажимающие меня в туалете из-за тебя, уже ощутили уровень. Но в кружок к Романову хотят попасть многие мои знакомые. Я в том числе.

— Тогда договорились. На следующей тренировке я спрошу про тебя…

— Костя!

К нам подлетел Яблоньский и бросил рюкзак на свой стол. Затем выгнал Баконского со своего места и сел лицом к ко мне.

— Что я тебе говорил, а? — запричитал он.

— Ты чего? — я наклонился ближе к аристократу.

Всеволод схватил кольцо, висящее у меня на шее, и сорвал его.

— Два часа назад тебя исключили из клана, Костя! — прошипел он так, чтобы никто, кроме Клаус не услышал. — Парфенов на традиционном собрании в начале недели показал всем дело твоей матери. Так как она связана…

— Не надо, — я остановил Яблоньского. — Я знаю, что это за дело. И откуда оно у Парфенова.

— Черт! — Всеволод стукнул по столу. — Я говорил, что нам надо придумать, как вернуть мне власть! Говорил, что нельзя ждать. Я бы смог тебя защитить! И что теперь?

Я уже смутно слышал, что говорит электроник. Потому что знал — исключение из клана это только начало. Папка с делом матери попала к Александру Николаевичу от того, кто жаждет упечь меня на Казачью Заставу. Стало быть, сделка именно в этом. Отправить меня на север. Закрыть дело темного для одного и отомстить за сына — для второго.

— Эй! Смотрите! — заорал Баконский, которого выгнали с места, стоящий у окна. — Смотрите сколько тачек приехало. Это целый клан!

— Электроники? — спросила Клаус.

— Да, — ответил я. — Это за мной.

(обратно)

Глава 24 Закон и порядок

— Костя!

В кабинет на урок Хиромантии, который должен вот-вот начаться, прихрамывая на одну ногу и стуча тростью по полу, входит глава лицея. Однако Глеб Ростиславович спешит вовсе не на занятие. Он берет меня за руку и уводит за собой. Мы идем по длинному школьному коридору.

— Аристократы приехали по мою душу? — спрашиваю я, понимая, что директор в курсе дела.

Он останавливается возле своего кабинета и берет меня за плечи.

— Главам всех городских кланов сегодня с утра пришли письма от Парфенова, — задыхаясь говорит он.

— Чего? — хмурюсь я.

— Он написал, что твоя мама стала жертвой Санитара. И похищения детей были осуществлены ее руками, хоть и спланированы не ей.

— Ну. Это же говорит о том, что она ни в чем не виновата.

— Потом он пишет, что именно ты снял с матери гипноз. И вместо того, чтобы заявить в милицию, позволил ей сбежать, а детям, запертым в подвале, умереть. Понимаешь?

— А на счет мамы больше ничего? — спрашиваю я в ответ.

— Что? — недоумевает директор.

— Что он еще пишет на счет моей матери?

Глеб Ростиславович встряхивает головой, хмурится и отвечает:

— Ничего, — хрипит его голос. — Ты меня вообще слышишь, Костя? Глава электроников объявил всем потерпевшим аристократам, что это ты виновен в гибели их детей.

Теперь все ясно. Шантажировать ребенка самосудом над его матерью выгодно было только Островскому. Перед кланом Парфенов выставил виноватым меня. Ему нужен был только повод вышвырнуть Константина Ракицкого из семьи. И у него это получилось.

— Но я не снимал гипноз с матери, — лгу я.

— У них есть какая-то цыганка, утверждающая, что именно ты это сделал.

Флорика! Черт! Как они вышли на нее? Н-е-е-е-т. Кажется, я все понял…

В этот самый момент директор открывает дверь в свой кабинет.

— Проходи, — говорит он и пропускает меня первым.

Я вхожу и вижу в кресле, сидящего там человека в черном. Он перекатывает зубочистку в другой уголок своего рта.

— Здравствуй, Константин. Не ожидал, что мы увидимся так скоро?

— Добрый день… — приветствую я и вопрошающим взглядом смотрю на главу лицея.

В это время в коридоре звенит звонок. Но Глеб Ростиславович и не думает поспешить на урок. Он закрывает дверь на ключ, накладывает на нее щит, затем проходит и садится за свой стол.

— Перейдем сразу к делу, — произносит директор, глядя на сидящего в тени Островского.

— Перейдем, — кивает тот и достает зубочистку изо рта. — Ты вляпался в большую историю, Костя. Но тебе повезло, что я оказался в вашем городе.

— О чем вы говорите? — выдыхаю я.

— Дело в том, что вчера я наведался в гости к Александру Николаевичу Парфенову…

— Это я уже понял. Судя по новостям о том, что меня выставили из клана.

— Да. Ты действительно сегодня должен был уехать на Казачью Заставу, Костя. Но я хочу тебя обрадовать. Ты снова получил отсрочку.

Я перевожу непонимающий взгляд с работника Бюро на директора и обратно.

— Сейчас все поймешь, — Лаврентий привстает с кресла, чтобы поправить свое пальто, затем садится обратно и продолжает: — Вчера, когда я отдал дело твоей матери Александру Николаевичу, меня приспичило. Знаешь, обычный поход в туалет. Наверняка, гостям нельзя просто так разгуливать по поместью электроников, но парнишка, который провожал меня, видимо, новичок.

— Переходите к сути, — поторопил Глеб Ростиславович, глядя, на мерцающую синим, дверь. — Нет времени.

Островский глянул на директора, но ничего не ответил. Продолжил свой рассказ:

— Когда я выходил, то столкнулся в коридоре с маленькой девочкой. Ей год. Может быть полтора. Кажется она племянница Парфенова. И скорее всего она искатель. Но суть не в этом.

— Искатель? — перебил я.

— Это дар одного рода. Но важно другое. Из рук девочки выпал до боли знакомый кулон. А когда Антонина Павловна, жена Александра Николаевича, накричала на нее за то, что та рылась в чужих вещах…это навело меня на мысль все-таки проверить, где я видел драгоценность.

— Я уже понял, что Санитар все это время работал на электроников, — я скрестил руки на груди и чертыхнулся. — Этим кулоном одаренный гипнотизировал мою мать в первый раз, так?

Лаврентий кивнул.

— Если прямо сейчас ты поможешь мне закрыть все дыры в этой истории, то я постараюсь выбить для тебя обещанную отсрочку.

— Хорошо. Если вы пообещаете, что Александр Николаевич понесет наказание за то, что он сделал моей семье.

— Времени у вас не так много, господа, — добавил Глеб Ростиславович, выглядывая из-за шторки на улицу. — Вряд ли не обнаружив тебя в классе, они просто рассядутся по машинам и уедут.

— Сделаю все возможное, — пообещал Островский.

Продолжая беседу с Лаврентием, мы раскрыли самую большую аферу, в центре которой оказался я и пришли к следующим выводам.

Оказывается после того, как Германн принял меня в свой клан и заблокировал отцу Кипятка все законные способы избавиться от меня, Александр Николаевич нашел человека с мотивом. Санитара. Одаренного, каким-то образом связанного с моим отцом и имеющего желание отомстить моей семье. Затем тот загипнотизировал мою мать. Спустя некоторое время я должен был сделать выбор — либо по своей воле уехать на север, либо смириться с тем, что матери больше нет.

Однако все пошло не так. А именно в тот день, когда я случайно увидел ее у собора. Посаженные ей на хвост менты теперь связывали руки аристократу. И тогда он опустился до того, чтобы сговориться с главой другого клана и запугать меня, подстрелив отчима в подъезде. Но и этот прием не сработал. Дядю Лешу увезли в больницу, а наша война с Кипятком продолжилась.

В следующий раз Парфенова заставил действовать арест его сына. В тоже утро, когда Кипятка увезли в Бюро по расследованию магических преступлений прямо с вокзала, откуда он должен был уехать в Питер, Александр Николаевич сказал Санитару отдать новый приказ моей матери. Чтобы она похищала детей влиятельных людей. И во всех этих сценариях ни одна ниточка не должна была вести к электронику.

В этой истории неясно только одно. В какой момент еще одним актером в этой драме стала Флорика? Тогда, когда она остановила меня у собора и некто узнал, что я ей доверяю. Или уже после того, как она встретилась со мной у Дворца Спорта и главной ее задачей стало всего лишь ввести меня в заблуждение, что все пропавшие дети мертвы.

В любом случае, все пошло не так, как планировал Парфенов, когда ему пришлось принять меня в клан. И до вчерашнего дня он ждал. Ждал, когда дети умрут. Ждал, когда Санитар напишет признание. Ждал, когда сотрудники Бюро обнаружат мертвых ребятишек. Ждал, когда аристократы из его клана, лишившиеся самого дорогого, выставят ультиматум и заставят исключить назойливого мальчишку из клана. И тогда-то электроник и должен отомстить за своего сына. А вот приход сотрудника БРМП и защита от властей была ему только на руку. Теперь он мог открыто заявиться в школу и забрать меня прямо с урока. Что он сейчас и делал.

— Все остальные детали уточнит суд, — Лаврентий снова сунул зубочистку в зубы. — Но, предупреждаю сразу, совершенно не факт, что мы выиграем.

Глава клана электроников Александр Николаевич Парфенов лично приехал за мной в школу. Сейчас он стоял на клочке асфальта возле школьного стадиона, который только через лет пять официально станет стоянкой для автомобилей. Окруженный черными иномарками и людьми из клана. Великан держал руки в карманах своего пальто и смотрел сквозь темные очки на дверь заднего входа школы, откуда вот-вот должен был появиться я.

Я намеренно обогнал директора школы, который хотел меня вывести. Но спускаясь с четвертого этажа я оказался гораздо проворнее хромающего старика. Да. С ним я бы был в безопасности. В конце концов щитник в любой момент мог создать сферу и обезопасить нас от магии или шальной пули. Но я хотел услышать, что скажет мне Парфенов, если мы будем один на один.

Открываю дверь. Она ударяется о бортик, привлекая внимание электроников.

Я медленно поднимаюсь по ступеням. Прохожу площадку, где девчонки летом играют в «классики» и останавливаюсь перед главой клана.

— И все? Так просто? — ухмыляется великан и приспускает очки, чтобы посмотреть на меня без них.

— Вы хотели, чтобы я от вас побегал? — спрашиваю я.

— Я хочу, чтобы ты, сука, знал свое место. И чтобы бросал вызов тем, кто тебе по плечу. Смотри, — электроник оборачивается вокруг себя. — Еще месяц назад ты чувствовал себя победителем. Мальчишкой, способным манипулировать серьезными людьми. Но вот прошло тридцать дней, и кто теперь победитель, а? Запомни. Смеется тот, кто смеется последним. Я надеюсь мое лицо будет тебе сниться каждую ночь, проведенную на стене. И когда какая-нибудь тварь будет выгрызать тебе внутренности живьем, ты вспомнишь о моем сыне, прикованном к инвалидному креслу. И сдохнешь с его именем на губах! Взять его!

Сирены послышались как раз в этот момент. Люди, которые должны были схватить меня стали неуверенно озираться, выискивая источник звука.

Автозак в сопровождении машин с черными номерами остановился на этой же стоянке. Из автомобилей повыскакивали сотрудники БРМП. Они достали свои пистолеты и навели их на людей из клана электроников. Те похватали свои пушки.

Я огляделся. Школьники облепили окна школы. Все ждали, чем закончится представление. Директор, только-только вышедший на улицу, тоже замер на месте. У самого выхода из школы.

Последним из машины вышел Островский. По пути к Парфенову он выкинул очередную зубочистку и достал свое удостоверение.

— Александр Николаевич, — произнес он, остановившись перед главой клана электроников и показал ксиву. — Меня зовут Лаврентий Островский. Вас подозревают в причастности к делу об убийстве детей. Также вы обвиняетесь в похищении человека и в сговоре с особо опасным преступником. Вы имеете право хранить молчание…

Островский без прелюдий развернул великана и уронил его на капот. Достал наручники и заковал в них подозреваемого. На удивление, тот совершенно не сопротивлялся. Затем майор подозвал двух людей, чтобы те увели Парфенова в автозак.

— Если вы не собираетесь составить компанию преступнику, я рекомендую и вам попрятать пушки, — сказал сотрудник Бюро. — Садитесь в автомобили и уезжайте.

Пауза. Один дрогнувший палец на спусковом крючке и начнется перестрелка. Финал будет непредсказуем.

В полной тишине школьная дверь снова ударяется о бортик. Но никто кроме меня не обращает внимания на этот звук. Однако я поворачиваю голову и вижу, как парнишка с черными волосами и в круглых очках, даже не накинувший пальто, идет в нашу сторону.

— Уберите оружие! — рявкает Яблоньский под стать своему отцу. — Вы че, оглохли?

Всеволод вырывает у одного из парней пистолет. В его глазах мелькают молнии и еще три человека выпускают стволы у себя из рук, пораженные током.

— Вы знаете, что я истинный глава нашего клана. Наследник рода, который испокон веков стоял во главе электроников, даже когда никто еще не знал в чем наша сила. И в новых обстоятельствах я снова получаю свою власть. Моя бабка будет регентом до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать. А теперь, если вы не хотите поплатиться своими головами за неповиновение — опускайте, я сказал, пушки!

Вот он. Настоящий сын своего отца, получивший власть. Один Парфенов уходит, приходит другой. Остается только надеяться, что его благодарность мне оставит ребенка человеком.

Электроники медленно опускают пистолеты.

— Хорошо, — довольно выдыхает Яблоньский. — А теперь садитесь в машины и уезжайте.

— Да, господин, — отвечает один из людей клана. Рыжий громила с веснушками. А затем он поворачивается к остальным и огрызается: — Вы че? Оглохли, вашу мать? По машинам!

Электроники свернулись быстро. Моторы завелись один за другим и автомобили покинули стоянку возле школы. Сотрудники из Бюро сделали это следом за ними. Яблоньский, проводив взглядом своих людей, подмигнул мне и пожал руку.

— Спасибо, Костя! — сказал он. — Я твой должник.

— Рад был помочь, — улыбнулся я. — А на счет долга — у меня действительно есть одна просьба. Подписи твоей бабушки будет достаточно. Но об этом потом. Возвращайся в класс. Я еще задержусь.

Яблоньский кивнул, бросил недоверчивый взгляд на Островского, идущего в мою сторону, и скрылся за дверями школы. Директор последовал его примеру.

— Поздравляю, Костя, — Лаврентий сел передо мной на корточки. Я видел свое отражение в линзах его темных очков. — Тот, кто превратил твою жизнь в ад на какое-то время оставит тебя в покое.

— На какое-то время?

— Ну да. Как я и сказал — совершенно не обязательно, что Парфенова теперь осудят. Нужно отыскать всех свидетелей, найти доказательства. Избежать давления на судью. В общем, это далеко не конец. И тебе бы очень повезло, если бы к тому времени, когда у бывшего главы клана электроников появится возможность отомстить, ты был в безопасном месте. Теперь ничто не остановит аристократа. Он просто убьет тебя. Ты же понимаешь?

— Вы снова намекаете на то, что мое место на Казачьей Заставе?

— Я говорю прямым текстом.

— Я понимаю, что сегодня вы только выполняли свой долг и не отступитесь от идеи выставить меня из города. Я и не строил иллюзий, что маленькая общая победа сделает из нас друзей. Но, как я уже сказал, — я сделал длинную паузу. — Я. Не. Темный. И понятия не имею, о чем вы говорите.

Тогда Островский безнадёжно улыбнулся и встал с корточек. Достал свой излюбленный предмет и сунул в зубы. Надел на руки черные перчатки.

— Молись, чтобы, когда это начнется, я был рядом. Иначе пострадает много людей.

Человек из Бюро развернулся и пошел к машине. Когда он сел на заднее сиденье, водитель дал по газам и последний автомобиль покинул школьную стоянку.

Да. Островский от меня не отстанет. Сегодняшний случай лишь доказал это. Лаврентий мог позволить Парфенову избавиться от меня. Но тогда он терял главного свидетеля по делу, которое не менее важно. Поэтому решил сыграть за мою команду, прежде чем объявить мне войну. Ладно. По крайней мере, одной проблемой меньше.

После всех событий я вернулся в класс, как ни в чем не бывало. Жаль только урок уже подходил к концу, и Глеб Ростиславович успел только проверить домашнее задание и выдать новое.

Весь этот день я чувствовал себя королем. Не потому, что все, от малолеток до учителей, теперь каким-то особым взглядом провожали меня и перешептывались, видя в коридоре. Больше всего меня грела очередная победа над Парфеновым. И справедливость, которой мне, казалось, нет в этом мире. Надеюсь, его будут судить по всем законам и не дадут избежать наказания.

Этим вечером я пригласил Серого и Жендоса ко мне в гости. Пока они играли в лего, которое я купил накануне, я сидел на диване за их спинами и раздумывал о том, что делать дальше.

Я уже очень близок к тому, чтобы подать заявление на регистрацию собственного клана. После того, как бабушка Яблоньского поставит подпись, мне останется добыть только две и дело в шляпе. Конечно, легкой прогулкой это не будет. Турнир. Тренировки. Придумать, как все-таки мне заявиться на него. Я точно знаю, что многим я успел перейти дорогу и они ни за что не дадут своего согласия.

Но не меньше меня волнует судьба Глобуса. Судьба мамы и Машки в Питере. Возможность вызвать на дуэль Аркадия Суворова и завоевать руку своей будущей жены. Еще и этот знак темного… Когда эта темная энергия даст о себе знать? В безопасности ли Серый с Жендосом сейчас? Находясь рядом со мной? Н-да… Это далеко не конец.

Жуткий грохот и следом появившаяся вспышка за окном, заставили весь дом задрожать. Буквально.

— Что это? — Серый вскочил на ноги.

Я не успел заметить, как Жендос сделал это, но он уже стоял на подоконнике и высовывал голову на улицу.

— Пац-а-а-а-ны! — завизжал он. — Там монстр! Монстр!

Я забрался к товарищу и тоже высунулся в форточку. Благо наши размеры позволяли.

— Ха-ха! — восторженно ржал Жендос. — Смотри какая тварь! Сейчас нужные люди приедут сюда и подстрелят чудовище.

Люди, возвращающиеся с работы с пакетами в руках и заметившие монстра во дворе, бросали все и бежали на утек.

— А сколько времени? — я обернулся к Серому.

Умник стоял внизу и даже желания у него не было забраться к нам и посмотреть, что там.

— Восемь, — ответил он.

Черт. В это же время, примерно месяц назад монстры прорывались в этот мир. И вот снова. Дело точно во мне.

— Пацаны! — на этот раз не восторженно, а жутко завизжал Жендос. — Она поднимается сюда! Сюда!

Я выглянул в форточку и увидел, как тварь, пробивая кирпичи и цепляясь за стену, лезет прямо на пятый этаж.

(обратно)

Глава 25 Ловушка для темного

Я спрыгиваю с подоконника и выталкиваю парней из комнаты. Знаю, что монстру нужен только я. Не они. Достаю тамагочи и наполняю запас Сил.

— Че это у тебя, Костян? — вопрошает Жендос, прежде чем я закрываю дверь у него перед носом дверь.

— Где?

— Тут! Прямо тут! — он указывает на лоб.

Я открываю дверцу шкафа и смотрю в зеркало. У меня на лбу огромное родимое пятно.

Я сразу вспоминаю, как коллекционер душ рассказывал, что организм темного предупреждает одаренного, когда способность активируется. Икота, чихание, у меня вот оказывается покраснение на коже. Теперь понятно, почему я не заметил никаких признаков, когда твари впервые устроили в моем городе погром. Но ясно и другое. Монстры — это моих рук дело. Осталось узнать, что у меня за дар.

Если сперва я хотел открыть портал и телепортироваться подальше отсюда вместе с пацанами, то сейчас понимаю, что это не выход. Пройдет время, и твари снова придут по мою душу. Потом снова. И снова. До тех пор, пока Лаврентий не отправит меня в вечную командировку на север.

Однако, если мой дар привлекает монстров, значит он как-то связан с ними. Как дар Георгия Вольфовича. Который убивает все живое вокруг, но сам, за счет этого, неуязвим.

Поэтому никакого портала. Я должен остаться здесь и выяснить, что у меня за способность.

Я едва успел закончить собственную мыль, когда уродливая лапа монстра врезалась в окно. Мелкие осколки стекла полетели в комнату и посыпались на улицу. Затем когти впились в старую потрескавшуюся раму, а в следующий момент чудовище рывком вырвало ее с корнем и даже с парой кирпичей.

— Принесите мне браслет из портфеля! — кричу я пацанам. Дверь закрыть так и не успел.

С улицы дует сильный январский ветер. Я прикасаюсь к Знаку на тыльной стороне ладони и теперь контролирую витающий в воздухе фаербол.

В следующую секунду из-за карниза показывается макушка монстра. Уродливая. Словно слипшиеся грозди крупного винограда. Черные и покрытые какой-то жижей. Затем показываются красные глаза. Их три. Все разных размеров. Но моргает тварь одновременно всеми. Забравшись на подоконник и увидев огненный шар она медлит.

— Тише-е-е-е… — говорю я, выставляя вторую руку перед собой. — Побалакаем? Что тебе нужно?

Но монстр просто набрасывается на меня. Я едва успеваю отойти в сторону. Бросаю ему вслед огненный шар. Тварь орет, под воздействием огня. Но скоро пламя тухнет, и монстр снова оборачивается в мою сторону, ломая наши с Машкой кровати, между которыми совсем мало места для него.

— Держи! — кричит Серый и катит нож мне.

Тот скользит по полу и ударяется рукоятью мне прямо о стопу.

— Браслет!

— Мы не можем его найти! — орет Жендос из коридора, видимо перебирая вещи, вываленные из моего рюкзака.

— Тогда бегите… — я медленно приседаю, чтобы поднять кухонный нож. — У дома дежурят люди из БРМП. Они о вас позаботятся. Только…

Монстр не дожидается, когда я договорю. Он набрасывается. Сбивает меня с ног и наваливается сверху. Я успеваю схватить его одной рукой за горло, а второй, которой держу нож, всаживаю лезвие в подбородок зверя.

Монстр визжит. Но не подыхает. Я чувствую, как жижа из его башки бежит по ножу и моей руке. Едва мне кажется, что я выиграл схватку…кажется, что остается только дождаться, когда незваный гость истечет кровью — или что там из него бежит, — как я чувствую, что когти твари медленно входят в мою плоть. Прямо под ребра. С двух сторон. Но все, что я могу — это растопыренными локтями сдерживать быстрое и смертельное проникновение с открытых флангов.

— А-а-а-а-а! — я ору от боли и пытаюсь провернуть лезвие в голове твари.

Однако жижа, которая затекает под рукав, скользкая и у меня просто не получается, как следует схватиться за рукоять.

Я уже чувствую, как когти монстра буквально царапают мои ребра, когда сверху на чудовище набрасывается Серый и начинает колотить самым обычным молотком по черепу зверя. Раз, два, три!

Чудовище начинает визжать и пытаться сбросить с себя моего друга. В это время я успеваю перехватиться — вытереть ладонь о рубашку, схватить рукоять ножа вместе с тканью рубахи и провернуть лезвие в уродливой башке монстра. Снова визг.

Пока непрошенный гость не пришел в себя, я снова касаюсь своей татуировки в виде Знака и направляю огненный шар прямо в пасть чудовища. Теперь не визг. Настоящий вопль. Вся глотка монстра, наверняка, объята пламенем.

От последнего приема мой противник начинает трепаться, словно выброшенная на берег рыба. Пользуясь моментом, я выползаю из-под монстра, предварительно прихватив с собой нож.

Серый до сих пор сверху. Прямо на твари. Держится за пластины чешуи, растущие не вдоль туловища, а наоборот. Из головы зверя целыми литрами вытекает жижа, превращаясь в одну большую лужу. Клавдия Петровна точно отчитает меня за такой беспорядок.

— Спрыгивай! — кричу я, понимая, что не могу использовать фаербол, пока Выхухлев не спустится с монстра.

Но мой друг как будто не слышит. Он кричит и постоянно колотит молотком в одну точку. Удары уже не получаются такими сильными. Скорее они бесполезны. А тварь надо бы только напугать, а не убивать окончательно и бесповоротно.

Я прикладываю руку к Знаку. Над ладонью появляется еще один огненный шар. На этот раз он не такой мощный как предыдущие.

— Прыгай, Серый!

Мой друг еще некоторое время собирается с духом, но, в конце концов, перестает держаться и летит со спины чудовища в сторону. Ударяется об стену и падает на сломанную Машкину кровать.

— Стоять! — приказываю я и лишь припугиваю огнем монстра, резко тыча ему в морду фаерболом, словно это факел.

Монстр боится. После нескольких встреч с пламенем он уже не такой смелый. Жмется к стене, лишь бы я снова не причинил ему жуткую боль.

— Вот так… — огрызаюсь я и запястьем руки, которой держу нож, вытираю струйку крови, сохнущую под носом. — Серый. Ты в порядке?

— Нормально, — измученно выдыхает мой друг и скрепя матрацем поднимается.

Я бросаю на него короткий взгляд. Действительно встал. Значит не ранен. И на том спасибо.

— Жендос убежал, — добавляет он.

— Я не сомневался. Что он убежит, а ты меня не послушаешь. Он никогда не был смельчаком. Но сейчас у нас есть проблема поважнее, — вздергиваю подбородок я, указывая на тварь, жмущуюся к стене.

— Что будем делать? — спрашивает он.

— Для начала надо восполнить Силы. Дай мне свой тамагочи, бро…

— Хорошо, — кивает Серый и протягивает мне игрушку.

Я забираю из нее Силы. Пламя в воздухе становится мощнее. Монстр жмется к стене еще сильнее.

— Сходи на кухню. Принеси воды. Надо зарядить игрушки. Я пока попробую выяснить что этой твари нужно от меня.

Серый кивает, убегает на кухню, и я слышу, как он гремит посудой в поисках кастрюли.

— Ну? — спрашиваю я у чудовища. — Что тебя так привлекает во мне, а?

Тварь рычит. Истекает непонятной жижей, слюнями и рычит.

Я убираю нож за пазуху и, прикрываясь огненным шаром, тяну руку к зверю.

Есть у меня идея, что я могу их приручать. Чем черт не шутит. Ведь это было бы отлично. Мы выиграли бы войну во время Второго Пришествия, сражаясь с чудовищами их же армией.

Так. Теперь к делу. Все всегда работало от прикосновений. Мое перемещение в другие тела, мой контакт с Элаизой. Может и сейчас мне нужно просто прикоснуться к нему. Сил должно быть достаточно.

— Тише…

Я тяну руку в сторону монстра. Пол скрепит под ногой. Тварь вздрагивает от каждого звука.

— Ну… Сейчас я просто прикоснусь к тебе, хорошо?

— Костян! — вопит вернувшийся Жендос, забегая в комнату.

В это время монстр срывается с места и сбивает меня с ног. Но на этот раз его цель не я. Жендос.

Я успеваю воткнуть нож в брюхо пробегающему надо мной зверю и зацепившись, словно крюком проскальзываю несколько метров, пока монстра не останавливают косяки двери, которые гораздо меньше его размеров.

Тогда я дергаю рукоять ножа, разрезая брюхо монстра. Внутренности падают мне прямо на лицо. Я спихиваю их в сторону. Протираю глаза. Касаюсь Жаары и впихиваю фаербол прямо в пузо чудовища. Зверь издает истошный вопль, делает еще несколько резких рывков в предсмертных конвульсиях и целой тушей падает на меня. С ним покончено, но теперь в ловушке я.

Понимая, что не могу дышать я бью свободной рукой по полу. Сильно и быстро. Словно боец в боях без правил, желающий сдаться. Так привлекаю внимание друзей.

Не могу сделать ни глотка воздуха под весом навалившейся туши. Хриплю и продолжаю бить рукой. Слышу приглушенные вопли Жендоса, но не могу разобрать того, что он пытается донести. Теперь в конвульсиях бьюсь я. После неудачной попытки освободиться из-под тела зверя, я начинаю стучать уже двумя руками по полу.

Снова вся жизнь перед глазами. На этот раз обе.

И что будет теперь? Если умру. Рай? Или я снова окажусь в той драке с Кипятком и на этот раз будет возможность разыграть другой сценарий? Или просто темнота? Без вторых шансов. Без возможности исправить ошибки. И в моем сознании теперь бесконечно будут крутиться возгласы паникующего Жендоса и собственные бессильные всхлипы. Все-таки это отвратительное чувство. Когда не можешь набрать воздуха и готов прикончить сам себя, лишь бы это закончилось.

Что ж. По крайней мере, монстр не добрался до моих друзей. Потому что, если бы погиб кто-то из них — я бы себе не простил.

Каждый раз делая новую попытку набрать воздуха, я думаю, что вот-вот отключусь, но каждый раз остаюсь в сознании.

Вдруг сильный кинетический толчок поднимает в воздух труп монстра вместе со мной. Мы бьемся о старый советский шкаф, который даже не разлетается вдребезги от удара. Но кажется дверь все-таки слетает с петель. Туша монстра падает рядом. Мне на руку. Я начинаю жадно дышать.

— Ты как, Костян? — подбегает Жендос и пытается вытащить мою руку из-под твари.

— Норм, пацаны. Я в норме, — перевожу взгляд на Серого, все еще тяжело дыша. Тот стоит с листочком в руках, на котором нарисован Знак. — Ты применил магию вне стен школы?

Жендос оборачивается и тоже смотрит на нашего друга. Сперва начитает хихикать он, затем к смеху присоединяюсь я, а потом и Серый.

— Вы же никому не расскажете, что я применил Питаару? — на всякий случай интересуется он.

— Расслабься, — улыбаюсь я и сажусь, наваливаясь спиной на тушу монстра. — Ты спас меня. Даже если мне предложат семьсот миллионов долларов, я тебя не сдам.

— Спасибо, пацаны, — благодарит нас Выхухлев.

— Не знаю только на счет Жендоса, — добавляю я и улыбаюсь.

— Пошел ты! — мой обиженный лопоухий друг бьет мне в плечо, и на этот раз смеемся только мы с Серым. — Я, между прочим, вернулся к вам.

— Ладно, ладно, — я перевожу взгляд и теперь смотрю на Серого. — Ты принес воду?

— Не успел. Сейчас сожгу лист со знаком, — отвечает он. — Пока сюда не наведались люди из Бюро, о которых ты говорил.

— Жендос, сожги пока лист со Знаком, — говорю я второму своему другу. — Серый, неси воду. Эта может быть не последняя тварь.

Я остаюсь в комнате один. Хлопаю по туше рукой.

— Значит… если я и могу тебя приручить, то точно не прикосновением, да? — размышляю я вслух. — Ведь я прикоснулся к тебе, до того, как сжечь все твои внутренности…

Раздается грохот. Я вскакиваю на ноги, сквозь боль от ран.

— Монстр! — орет Серый, забегая в комнату. — На кухне монстр!

— Пацаны! — следом бежит Жендос с балкона. — Там! Там! Там!

Серый закрывает дверь моей комнаты на шпингалет и наваливается на нее спиной.

— Гляди, Костян! — орет Жендос, выглядывая в окно.

Я подбегаю ближе, переваливаюсь через подоконник и смотрю вниз.

Несколько десятков тварей, таких же, которую мы убили несколько минут назад, прямо сейчас бегут к дому, забираются по стене и лезут к нам.

— Что там? — спрашивает Серый, глядя на нас с Жендосом.

— Мы в ловушке… — отвечаю я и со всей силы бью по болтающейся дверце шкафа. — Черт!

(обратно) (обратно)

Михаил Липарк Коллекционер душ Книга 5

Пролог

Автомобиль с черными номерами останавливается с торца пятиэтажной хрущевки. Время далеко за полночь, но от красно-синих мигалок пожарных машин можно разглядеть даже черного кота, пробежавшего мимо и спрятавшегося в подвале.

Выходя из авто, майор Островский ступает в лужу своим черным лакированным ботинком. Выражается вслух, поправляет плащ и идет в сторону второго подъезда.

— Доброй ночи, товарищ майор! — подбегает другой человек из Бюро. Ниже на голову и гораздо шире. Отдает честь.

— Доброй, лейтенант. Что случилось?

— Мы следили за мальчишкой, как вы и приказали. Примерно в девятнадцать пятьдесят одну люди с криками побежали с той стороны дома. Мы пошли проверить что там и увидели, как мутант забирается по стене прямо на пятый этаж. Судя по всему, его целью было что-то в квартире Ракицкого, либо сам он…

— Все очаги возгорания потушены! — кричит пожарник, выходя из подъезда. — Представители органов могут зайти. Жильцам нужно еще немного подождать. Только под ноги смотрите, товарищи!

— Зайдем внутрь, — Лаврентий Островский указывает на подъезд и начинает идти.

Во дворе стоят люди, укутанные в одеяла. Машина скорой помощи. Врачи по одному оказывают первую помощь пострадавшим. Сотрудники из ОКЦЗ оцепляют двор. Женщина эмоционально рассказывает пожилой паре о том, что видела. Дети качаются на качелях и смеются, как будто ничего не произошло. Старик с тростью требует компенсации ущерба и спрашивает кто за это все будет платить. Обещает жаловаться в соответствующие инстанции и подать в суд.

Два сотрудника Бюро проходят сквозь толпу и заходят внутрь.

По ступеням бежит вода, перемешанная с грязью.

— Вы не остановили мутанта? — спрашивает Островский, светя фонариком перед собой.

— Мы хотели, но к тому времени во дворе тоже собралось приличное количество тварей…извините, мутантов. Мы вступили с ними в бой. Их много было. Если честно, если бы они в один момент не сбежали, нам бы всем крышка…

На третьем этаже старушка неожиданно распахивает дверь и преграждает сотрудникам Бюро путь.

— Это все Ракицкий со своими дружками! — ворчит она, прикрывая ладонью огонь на церковной свечке. — А я говорила, что они хулиганы! Говорила! А кто меня слушал? Мать — пьяница, сестра — проститутка, прости Господи. Кто из парня вырастет? Бандит! Преступник! Вы посмотрите, что наделали? Четвертый час без света сидим. Когда свет дадут, товарищи милиционеры?

Лаврентий не реагирует. Молчит.

— Вы успокойтесь, бабушка, — говорит второй. — Ступайте в квартиру, а то еще простудитесь. Сейчас пожарные все проверять и дадут электричество. А лучше ложитесь спать. И в следующий раз, когда просят эвакуироваться — слушайте.

— Да какая там эвакуация! Я уже отжила свое, — машет рукой старушка и заходит обратно в свою квартиру. — Но вы сильно паренька не ругайте. Тяжело ему. Но пристроить куда-нибудь надобно. Может в армию? Там из него человека сделают.

— Разберемся, бабуля, — лейтенант закрывает дверь в квартиру, и сотрудники поднимаются выше.

Железная дверь с номером тридцать девять открыта. В прихожей на полу валяется рюкзак и куча промокших вещей, вываленных из него. Майор опускается на корточки и поднимает с пола монету с профилем аристократа. Крутит в руке. Засовывает в карман и проходит дальше.

— Похоже, что твари забирались в квартиру через все окна, — задумчиво бурчит Островский себе под нос. — Другие квартиры этого дома пострадали?

— Нет, товарищ майор. Только эта.

— Значит дело точно в Ракицком. Принесите мне спички.

— Спички? — поднимает брови лейтенант.

— Я так и сказал, — отвечает Лаврентий и идет в детскую комнату.

В этот самый момент подают электричество. Люстра на потолке загорается и теперь освещает все пространство вокруг.

Письменный стол. Старый советский шкаф с вышибленной дверью. Две сломанные кровати. На полу нож. Лужа черной жижи. Все обои тоже запачканы в неизвестной жидкости.

— Спички, — входит в комнату лейтенант и протягивает коробок.

Лаврентий достает одну и засовывает себе в зубы.

— Это скорее всего кровь монстра, — он указывает на все вокруг, затем приседает. — А вот это человеческая. Если бабка сказала, что Ракицкий был не один, значит эта кровь может принадлежать кому-то из его друзей. Или ему самому. Остается главный вопрос — где все? Если были трупы, то куда они делись? Нужно осмотреть все до конца.

Сотрудники Бюро, перешагивая через разбросанные вещи, проходят в кухню. Майор осматривается.

— Тут тоже кровь мутанта. Много крови. Скорее всего здесь и произошло возгорание. И опять ни одного тела. Очень странно.

— Что будем делать? — интересуется лейтенант. — Объявляем мальчишку в розыск?

— Как без вести пропавшего. Других оснований нет.

— Но монстры появились из-за него. Это же очевидно.

— Нет. Есть факты, когда завеса разрывалась и его рядом не было. Суд не примет такие доказательства.

— Выходит, что каждый темный, сделавший тату у себя на ладони теперь может запросто от нас скрываться и мы ничего не сможем сделать? — недовольно заявляет лейтенант.

— Не совсем. Во-первых, потому, что не все дети догадаются сделать себе тату до того, как у них обнаружат знак темного. Им просто не хватит ума. А к тем, кто все-таки догадался нужен другой подход.

Лейтенант некоторое время под звуки падающих капель переминается с ноги на ногу, а затем спрашивает:

— Какой подход к Ракицкому? Какой смысл продолжать следить за ним, если, как вы говорите, суд все равно не примет наши доказательства?

— Ты говорил, что за две недели здесь не появлялся никто, кроме его друзей? — Островский открыл холодильник, достал из него бутылку молока, понюхал и пригубил.

— Никто не появлялся, товарищ майор.

— Узнайте все о его родственниках. Мать нужно объявить без вести пропавшей. Если сестра не объявится — ее тоже. После этого подготовьте документы об определении Ракицкого в детский дом для одаренных. Для сложных одаренных с самыми суровыми условиями и охраной. Сделайте так, чтобы ни один объявившийся родственник не мог стать его опекуном.

— Будет сделано, товарищ майор! — воодушевленно обещает лейтенант.

Лаврентий Островский ставит бутылку с молоком на стол, встает перед разрушенным окном и достает спичку изо рта.

— Если Ракицкий не хочет сам изолироваться от общества, мы изолируем его.

(обратно)

Глава 1 Жизнь после смерти

Мы с друзьями находимся в моей детской комнате. Она больше никогда не будет прежней. Разбитые кровати, сломанный шкаф, заляпанные черной жижей обои и деревянный пол. Ремонта не избежать. Если, конечно, мы выживем.

С улицы доносится грохот. С кухни зловещее рычание. Если бы не Матильда, монстр давно бы добрался до нас. Но сейчас кошка где-то спряталась и кажется тварь никак не может сожрать ее. Надеюсь, и не сможет. Надо прятаться там, где ты любишь, Мотя. Прямо под ванной. Там — самое верное.

— Что будем делать? — спрашивает Серый.

Он до сих пор наваливается на дверь в детскую, серьезно надеясь на то, что это спасет нас.

— Нужно телепортироваться, но у меня не осталось Сил, — я кладу руку на голову и взъерошиваю волосы, пытаясь придумать что делать дальше.

— Они уже на втором этаже! — орет Жендос с подоконника.

Я делаю попытку открыть портал. Тщетно. Как только разрыв начинает появляться, он тут же исчезает.

Тогда я хватаю нож и подскакиваю к туше чудовища. Раздираю брюхо еще шире. Вытаскиваю внутренности твари, словно разбираю чемодан, вернувшись из отпуска. Добираюсь до почек и откусываю то, что Георгий Вольфович употребляет на постоянной основе, чтобы заглушить дар. Надпочечники. Пережевываю и глотаю. Может это сможет помочь?

— Ф-у-у-у-у! — морщится Жендос, смотря, как я пожираю измазавшееся в черной жиже мясо. — Ты че делаешь, Костян?!

Но я не отвечаю. Добираюсь до добавки и откусываю еще кусок мяса. Жую. Глотаю. В состоянии на грани смерти у меня даже нет желания выблевать все это. Благо опыт пожирания чего попало у меня есть. Еще в прошлом детстве, мы собирались у Жендоса и на спор пили стаканами подсолнечное масло. Тоже ощущения не из приятных. Зато потом мой лопоухий друг давал кусок тортика «Зебра», приготовленный его мамкой. Сладость точно стоила того. Поэтому теперь справиться с рефлексами мне под силу.

— Заткнись, Жендос! — приказывает Серый и прикладывает палец ко рту.

Мы все прислушиваемся. Грохот и звук разбивающегося кирпича, крики людей на улице — все стихло.

— Выгляните в окно, — прошу я, наваливаясь на тушу монстра и проглатывая последний кусок пережеванного мяса.

— Они уходят! — кричит Жендос, едва успев перевалиться через подоконник. — Чудовища уходят!

Я выдыхаю. Вытираю губы рукой и опускаю затылок на ребра твари, которую мы победили несколько минут назад. Перевожу дух. Адреналина в крови становится меньше, и я начинаю чувствовать боль в теле. Раны, которые оставил монстр на моих боках никуда не делись.

— Серый! — я поднимаю голову, левой рукой хватаясь за свои ребра. — Принеси воды. Надо сматываться.

— Через портал? — поднимает брови он.

— Другого выхода нет. С минуты на минуту тут будут люди из БРПМ. Они, так или иначе, поймут, что мы использовали магию. У нас есть единственный вариант. Свалить и сделать вид, что нас тут не было. Или, по крайней мере, вас. Моя кровь здесь повсюду, а вот вас вмешивать в это дело совсем необязательно.

Серый кивает головой и открывает дверь. Тут же закрывает ее снова.

— Чудовище еще там… — шепчет он и испуганными глазами смотрит на нас.

— Черт… — ерзаю я на своем месте. — Надо сидеть тихо. Может, когда монстр не сможет добраться до кошки он убежит?

Мы молча сидим уже несколько минут. Периодически нам кажется, что чудовище ушло. Но вскоре рычание вновь доносится из другой части моей квартиры, и мы продолжаем обет молчания.

— Ладно, — встаю я и поднимаю из-под стола кружку из которой пил чай вчера вечером, когда делал уроки. Хоть один плюс от того, что не приучил себя убирать посуду.

— Ты куда? — спрашивает Серый.

— Как только монстр доберется до Матильды, он придет за нами. Ждать нечего. Подстрахуйте меня.

Я залажу на подоконник. Парни держат меня за ноги. А сам дотягиваюсь до перил соседнего балкона и сгребаю с них снег. Кидаю в кружку. Еще. Проделываю эти действия пока снега не становится достаточно.

— Этого должно хватить, — шепчу я, спускаясь с подоконника с кружкой снега и подставляю ее к батарее. — Подождем, когда растает. Чтобы наверняка.

Сидим в тишине еще пару минут.

— Это из-за тебя монстры пришли, да? — шепотом вдруг спрашивает Жендос.

— Из-за меня, — признаюсь я и понимаю, что теперь парни начнут догадываться о том, что я темный. Вернее, Серый будет догадываться, а Жендос просто испугается.

Женя тревожным взглядом окидывает комнату. Я знаю, что он думает о том, как бы побыстрее убраться от меня подальше. Хоть он и вернулся, но врожденная трусость никуда не делась.

— Получается ты должен есть… — он морщится, глядя на останки чудовища. — Вот это, чтобы они больше не приходили.

— Сейчас пришлось. Но я найду другой выход.

— Это…проклятье досталось тебе от твоего отца, да? Поэтому он таскал людей к тому порталу?

— Я не знаю, Жендос.

— Серый! — один мой друг толкает другого кулаком в плечо. — Ты слышал? Монстры пришли из-за Костяна!

— Ну и че? — отвечает тот.

— А что, если они придут снова? Тогда нам всем крышка!

— Ты предлагаешь бросить друга из-за этого? Потому что за ним охотятся монстры? — укорительным тоном спрашивает он.

— Нет, — тут же отрезает Жендос. — Просто…

— Что просто, Жендос? Ни хрена не просто! — я вижу, как руки Серого трясутся. — Но я не брошу Костяна. Потому что настоящие друзья не ссут. И потому что, когда духи там, на улице, шли за мной, он меня не бросил.

— Ладно вам, — перебил я. — Потом поругаетесь. Пора уходить.

Я знал, что этот разговор не продолжится. И скорее всего Жендос больше не будет частью нашей команды. Черт… А ведь он один из моих лучших друзей.

Я сунул пальцы в кружку с не до конца растаявшим снегом, а второй рукой открыл разрыв. Впитал Силу и боль снова притупилась. Поднял ладонь, чтобы начать открывать портал.

— Ты не закрывал входную дверь? — спрашиваю я у Жендоса.

— Не помню. А че?

— Кошку бы спасти… Ладно. Буду надеяться на то, что не закрыл и что люди из Бюро придут вовремя.

— Костян! — вдруг шепчет Серый и тычет пальцем в тушу монстра. — Смотри!

Я перевожу взгляд на мутанта и не верю своим глазам. Зрачки чудовища светятся красным.

— Не может быть… — я опускаю руку и тело снова лежит без признаков жизни.

— Ты некромант? — роняет Жендос. — Он некромант, Серый?

— Не знаю, — мотает головой тот. — Можно проверить.

— Как? — спрашиваю я.

— Я читал про некромантов, — Серый чешет шрам над бровью. — Нужно вселить жизнь в существо. С помощью Силы. Попробуй прикоснуться.

Я подхожу к туше, лежащей на полу. Протягиваю руку. Чем ближе моя ладонь к голове монстра, тем ярче красным горят три его глаза.

— Лишь бы эта тварь не набросилась на нас, когда я воскрешу ее, — вслух размышляю я. — Жендос, набери на всякий случай еще снега.

Я жду, когда друзья подготовят отходной путь и тянусь к голове чудовища. Вокруг моей ладони появляется серебристо-синий туман. Едва я касаюсь монстра, этот туман обволакивает всю тушу.

Грохот. Дверь, закрытая на шпингалет, слетает с петель. Серый едва успевает отойти в сторону, чтобы она не упала прямо на него. Зверь, который до этого рычал где-то в других комнатах, теперь пытается прорваться к нам, вырывая косяки с корнем и выбивая кирпичи из стены.

Длинный язык, продолговатая челюсть и несколько десятков красных глаз расположены прямо на этой челюсти. Зубы клацают в считанных сантиметрах от меня.

— Оно поднимается, Костян! — визжит Жендос, сидящий на подоконнике и подогнувший под себя ноги.

Я вижу, как монстр, которого я оживил, встает. Внутренности продолжают вываливаться из него на пол, но теперь мутанту они и не нужны. Кажется, я породил зомби. Остается только понять, настроена ли эта тварь к нам дружелюбно.

На всякий случай я медленно поднимаю нож с пола и пячусь. Закрывая собой пацанов, залезших на подоконник.

Зомби делает пару шагов и замирает прямо передо мной.

Пауза. Мы смотрим друг на друга. Второй монстр продолжает биться о косяки. Он почти прорвался. Небольшие осколки цемента, штукатурки и бог знает чего еще, осыпаются на пол с каждой его новой попыткой прорваться.

— Сейчас я открою разрыв, — шепчет у меня за спиной Серый.

Слышу своеобразный звук. Сразу после этого кто-то из парней берет мою руку и направляет в нужную сторону. Не отрывая взгляда от своего нового питомца, я чувствую, как прикасаюсь к разрыву, а Сила вновь растекается по венам.

Медленно я начинаю водить рукой над подоконником. Открывать портал. Мне нужно еще несколько секунд…

В этот момент монстр из другой комнаты прорывается. По инерции влетает в шкаф, стоящий напротив. И высовывается из него уже в моих шмотках, которые на короткое время лишили его зрения. Оживший мутант разворачивается и набрасывается на своего собрата, по-видимому, защищая меня. Начинается схватка.

— Бегите! — я указываю на портал и смотрю как сперва Жендос, а следом за ним Серый, исчезают в серебристо-синей бездне.

Сейчас две бешенные твари дерутся там, где раньше стояли наши с Машкой кровати. Однако теперь они разбиты в щепки, а матрасы порваны на тряпки. Это позволяет чудовищам развернуться.

Я жду несколько секунд и решаюсь задержаться еще ненадолго. Закрываю портал и выбегаю из комнаты. Хватаю клетку с попугаем и зову Матильду:

— Кс-кс-кс…

Догадаться, где она сидит не сложно. Больше всего разрушений в проходе в ванную. Значит она на своем излюбленном месте.

Я забегаю внутрь помещения и достаю кошку из-под ванны. Она шипит. Вцепляется в мою руку когтями. Кусает. Но эта боль, по сравнению с той, что я испытываю после встречи с когтями чудовища, словно комариный укус.

— Тише, Мотя! Сейчас мы свалим.

Затем я затыкаю пробкой слив в ванне, включаю воду и опускаю руку на дно. Жду. Когда воды становится достаточно открываю разрыв. Набираю Сил.

Медлю. Слышу, что твари теперь подобрались ближе. Они дерутся через стену. Прямо на кухне. Если встать на ванну и выглянуть в еще не забетонированное окно, ведущее на кухню, то я точно увижу монстров.

Удар. Грохот. Визжание чудовища, которое пытается победить мой ручной зомби. В воздухе улавливаю запах газа.

— А вот это уже не хорошо, — бурчу себе под нос. — Кажется они повредили газовую трубу. Пора сваливать.

Затем я открываю портал и прыгаю в него.

Вываливаюсь на снег в знакомом вольере. Зевс подбегает ко мне и тут же начинает лаять на кошку. Мотя вырывается из рук и чешет со всех лап.

— Спокойно, Зевс! — приказываю я вслед, не в силах подняться с холодного снега.

Но пес не слушает. Он бежит за Матильдой. В это время пламя вырывается из портала. Едва оно пропадает, я закрываю разрыв.

— Видимо теперь меня ждет недешевый ремонт… — бурчу себе под нос.

— Кто здесь?! — открывается дверь избушки коллекционера душ, и я вижу силуэт знакомого сторожа с ружьем в руках. — Говори!

Но у меня нет сил кричать. Я лишь окидываю взглядом округу.

Матильда шипит, сидя на одной из веток яблони. Пес Георгия Вольфовича заливается лаем под деревом. Попугай трепыхается в клетке, которая укатилась к самой будке, когда я выпустил ее из рук.

Предупредительный выстрел в воздух. Георгий Вольфович никогда не отличался гостеприимством.

Я успеваю заметить только как дверь в вольер открывается. С облегчением вздыхаю от того, что ствол не направлен на меня. Чувствую, как кровь бежит из обеих ноздрей. Пытаюсь потрясти головой, чтобы прийти в себя, но все равно отключаюсь.

Я пришел в себя только на следующее утро. Репетитор сидел над кроватью с чашкой чая в руках. Он прочитал мне целую нотацию про внезапные появления и напоил какой-то чудодейственной заваркой, от которой почти прошла боль в голове и ребрах. А затем мы очень долго говорили.

Я рассказал, что узнал про свой Дар Темного. И про откат от него. Вместе с коллекционером мы пришли к выводу, что твари начинают чувствовать мой запах, когда способность активируется. Но в то же время, перевоплотившись в зомби благодаря этому запаху или феромонам, которые источает мой организм, воскресшие твари считают меня своим вожаком. Короче говоря, теперь я некромант-отшельник. Одаренный, обладающий невероятными возможностями, но представляющий огромную опасность для общества.

— Уезжать тебе надо, Костя, — разочарованно помотал головой репетитор, выслушав мою историю до конца. — Люди из Бюро в покое тебя не оставят. У них сейчас к тебе еще больше вопросов появится. Я надеюсь твои друзья выжили. Потому что, если нет…

— Выжили, — я провел рукой по лицу и поморщился, снова почувствовав боль. — Портал был в квартиру одного из них.

— В любом случае, — Георгий Вольфович пригладил свои взъерошенные волосы. — Если органы знают, что ты темный, то тебя уже не оставят в покое…

Я не ответил.

— Ладно, — вздохнул он. — Отдыхай. Сейчас поесть приготовлю.

Хозяин достал мясорубку, прикрутил ее краю стола. Поставил перед ней три тарелки. Одну пустую, а две с мясом и луком. Некоторое время я наблюдал за действием, которого не видел много лет. Как сторож огородного массива проворачивает мясо в фарш на пельмени.

Под своеобразный запах и скрипение мясорубки я погрузился в собственные мысли.

В чем коллекционер прав, так это в том, что домой мне нельзя. В школу тоже. Вернее, нельзя показываться никому на глаза, пока я не решу вопрос с тем, как заглушить этот внутренний радар для мутантов. После этого уже можно возвращаться в квартиру и пытаться доказать всем, что никакой я не темный. А если будут следить за мной — значит стану передвигаться только с помощью порталов. Лишь бы только не свалиться в обморок в самый ответственный момент. Черт. Скорее бы мое тело окрепло. Надоело обладать таким маленьким запасом Сил.

— Георгий Вольфович, — я обратился к сторожу.

Тот положил половину луковицы сверху в мясорубку, добавил кусок мяса и с усилием крутанул ручку:

— А?

— Вы можете посоветовать мне какую-нибудь бабку?

— Чего? — поднял брови он и на мгновение даже перестал готовить.

— Вы, наверняка, слышали о женщинах, которые снимают порчу, сглаз, народными методами лечат. Можете посоветовать мне кого-нибудь такого?

— Тебе зачем?

— Хочу поискать другие способы, чтобы не есть внутренности тварей постоянно, когда на моем лбу появляется пятно.

— Не верю я им Костя, — махнул рукой коллекционер. — Если хочешь, я могу в фарш немного добавить. Ты даже ничего не почувствуешь…

— Нет-нет, — перебил я своего учителя. — Спасибо, но не надо.

— Ты просто знай. Если твари тут появятся, я это… — он указал на трехлитровую банку с замаринованными надпочечниками. — Затолкаю тебе их прямо в глотку.

Я кисло улыбнулся.

— Если они появятся, я и сам это сожру.

Еще некоторое время я ждал, когда Георгий Вольфович налепит пельменей, сварит их и мы плотно то ли позавтракаем, то ли пообедаем. А сам все это время думал, что делать дальше.

В итоге я пришел к выводу, что мне нужно уделить больше времени клану. Не просто его созданию. А тому, чтобы собрать вокруг себя верных людей. Которые готовы не просто защищать меня, а быть моей семьей. Мне надо не просто зарабатывать много денег. Я должен стать влиятельнейшим человеком сначала в городе, а потом в Империи. Тогда ни один Островский не сможет мне угрожать.

Съев двойную порцию пельменей с бульоном и со сметаной, я поблагодарил Георгия Вольфовича, договорился о следующем уроке, оделся и поехал к Нокиа. Никаких порталов больше пока не встану на ноги.

— Глядите, кто пришел! — один из амбалов моего подельника положил карты на стол рубашкой кверху, достал сигару и прикурился. По кличке Зигзаг.

— Привет, малец! — поздоровался Кролик и кинул в своего друга окурок. — Ты повежливее с ним. Он теперь твой босс, если что.

— Этот шкет? — возмутился Зигзаг. — Я такого босса на одном месте вертел. Слышал меня, сопляк?! Я тебя вертел, понял?

Нехорошо. С моими планами, иметь таких людей в окружении совсем не хорошо. Нужно начать устанавливать правила.

— Костя! — послышался голос Нокиа, вслед за скрипом двери. — Проходи! Я ведро сейчас вылью и побалакаем.

Но я пропустил мимо ушей приглашение. Посмотрел на одного из трех амбалов.

— Кролик, — и указал пальцем на Зигзага. — Он твой друг, да?

Тот нахмурился и посмотрел по сторонам.

— Что?

— Зигзаг твой друг, спрашиваю?

— Ну да…

— Бери Кирпича и выставите этого ублюдка отсюда. Навсегда. А еще объясните, что бывает с теми, кто вертел меня на одном месте.

Мертвая тишина. Кролик глядит на меня. На двух других амбалов. На Нокиа.

(обратно)

Глава 2 Пацаны с района

Неловкая затянувшаяся пауза. Три амбала и седой мужик с сигаретой во рту смотрят друг на друга. На меня. Пытаются понять, что вообще происходит.

Можно сказать, что мой приказ вышвырнуть бугая неудачная шутка и разрядить обстановку. Не играть с огнем. Но без радикальных мер, я никогда не добьюсь никакого влияния. А раз у меня есть знания из будущего, которые помогают всем присутствующим зарабатывать деньги, значит я могу диктовать свои правила. А с сегодняшнего дня они такие. Никто не имеет права дерзить одиннадцатилетнему пацану.

— Ты че, фраер? — поднимается с места Зигзаг. Стул скрипит от его мотивации поскорее оказаться возле меня.

Амбал подходит и хватает меня за горло.

— Рамсы попутал? — спрашивает он и я чувствую запах дешевого одеколона.

— Нокиа? — произношу я прозвище своего подельника.

— Отпусти мальца, Зигзаг, — приказывает Иннокентий.

Снова пауза. Сейчас внутри всех присутствующих борются несколько сущностей. У большинства это гордыня и алчность. Нужно выбирать между тем, чтобы подчиниться какому-то мальчишке и тем, чтобы обеспечить свою безбедную старость.

Пальцы на моей шее медленно разжимаются.

— Да пошел ты! — зло рычит Зигзаг и плюет мне под ноги. — Продолжаем играть парни.

Мой обидчик садится на место и берет карты в руки.

— Пойдем, Костя. Поговорим, — Нокиа кладет руку мне на плечо.

Но я не двигаюсь с места. Ничего не говорю. Просто стою и смотрю на Зигзага.

— Ладно, — Иннокентий вздыхает. — Кирпич, Кролик. Покажите Зигзагу, где выход. Быстро! — добавляет седой, когда парни медлят.

Дальше все происходит очень быстро. Два амбала поднимаются с мест, окружают Зигзага и хватают его под руки. Тот встает и пытается вырваться. Толкает своего друга. И уже после этого ему прописывают несколько ударов. Заламывают руки за спину и выводят из гаража. Снаружи происходит драка. Вопли, удары в металлическую дверь гаража, отборный мат. Но я знаю, что проигравшим в любом случае будет тот, кто не увидел во мне никого, кроме маленького мальчика.

Мы дожидаемся, когда Кролик с Кирпичом вернутся и закроют дверь. Тогда я киваю и прохожу в коморку Иннокентия, оставляя его за спиной.

— Это что сейчас такое было, черт возьми? — Нокиа вернулся спустя несколько минут и поставил ведро в угол. — Зигзаг был верным человеком.

Я все это время рассматривал плакат с обнаженной девицей, висящий на стене.

— Наступает новый этап в наших отношениях, Нокиа, — я взял стул, на котором фотографировался когда-то на билет школьника, развернул его так, чтобы навалиться локтями на спинку и сел. — Присаживайся. Разговор будет долгий.

Мой подельник прошел к своему столу, упал на стул и вставил между белоснежных зубов сигарету. Прикурился.

— Удиви меня, — сказал он, расставив руки и выдохнул дым.

— Судя по деньгам, которые поступают на мою сберегательную книжку, дела с бизнесом идут хорошо. Иначе ты ни за что бы не выставил одного из своих верных людей на улицу несколько минут назад.

Иннокентий широко улыбнулся.

— Ты мне нравишься, Костя. А деньги, которые приносят твои идеи, нравятся мне еще больше. Настолько, что я готов продать собственных друзей.

— Поэтому мы с тобой и сотрудничаем. У тебя есть то, что нужно мне, а у меня то, что тебе. — я поменял позу, потому что ребра снова стали ныть. — Но я приехал поговорить о другом. Ты знаешь, что такое справка по форме Ф-112?

— Только не говори, малец, что ты замахнулся на создание собственного клана, — скептически хохотнул мой подельник. — Даже если я смогу подделать этот документ, тебя очень скоро выведут на чистую воду. Как только главы городских кланов пронюхают о том, что их подпись появилась там, где они ее не ставили. Аристократы просто истребят нас всех и спрашивать не будут.

— Остановись, Нокиа, остановись, — теперь улыбнулся я. — Все будет по-честному. Я уже собрал, можно сказать, три подписи. И будь уверен, соберу оставшиеся.

Мужичок поднял брови. Широко раскрыв глаза одобрительно покивал и затянулся.

— Значит скоро появится первый клан, в котором будут не только аристократы? — спросил он.

— Больше. Появится первый клан, частью которого будут не только бастарды, но и простолюдины. Не так как сейчас. Когда обычные парни выполняют грязную работу, но вынуждены прятаться в тени. Бастарды, аристократы, простолюдины — все, кто будет верен мне, смогут присоединиться. Мы создадим целую империю внутри империи, понимаешь?

— Какая у тебя родовая способность? — внимательно посмотрел на меня Нокиа и согнулся на стуле, чтобы заглянуть мне в глаза. — Вундеркинд? Что-то, связанное с мозгами, да?

— Нет, — серьезно ответил я. — Но проблему ребенка нам тоже нужно решить. Мы должны сделать так, чтобы одиннадцатилетнего пацана слушали, словно я авторитет со стажем. Для этого все эти правила. Любой, кто посмеет дерзить мне, навсегда лишается возможности быть рядом. Без возможности прощения. Он утрачивает доверие и становится нашим врагом навсегда, понимаешь?

— Нужно создать тебе репутацию. Понимаю. Говори, что я должен сделать?

— Для начала мне нужен герб рода Ракицких. Ты знаешь как я могу его заполучить?

Разговор с Нокиа продолжался несколько часов. Мы говорили о том, что нам нужно новое место, где будут собираться верные люди. О том, что я должен получить герб, который есть у всех аристократов и который присваивает семье звание «знатный род». Я подкинул еще несколько идей бизнеса из будущего и попросил реализовать их в самое ближайшее время. Десять миллионов пошлины на создание собственного клана сами себя не заработают. Но мы не обошли стороной и дела насущные.

— Значит у тебя есть подписи электроников, щитников и Райкина? — спросил Иннокентий, докуривая уже десятую сигарету.

— Да. И мне нужно заявиться на подпольный турнир Морозовых. Это следующая просьба.

— Хм… — Нокиа помотал головой. — Я не буду спрашивать о том, как ты собрался там побеждать. Потому что ребенка туда все равно не пустят.

— А я не ребенок, — уверенно ответил я.

— Чего?

— Я карлик, Нокиа. Не похоже? — я встал и нарочно обернулся вокруг себя, словно демонстрировал новый костюм.

Мой подельник вновь показал свои белые зубы.

— Хитро. Но, — он поводил ладонью у лица. — Что с этим делать?

— Я буду в маске, — ответил я, вспомнив про маску клоуна, которую держал в сумке со шмотками на стоянке, где стоит мопед. — Или там досмотр, как в аэропорту?

— Нет… — задумался Нокиа. — Нет. Я думаю, дело может выгореть. Я договорюсь обо всем и пришлю тебе на пейджер дату и время начала турнира. А ты уж не подведи, малец. Мне твои мозги нужны в голове, а не размазанные по рингу.

— За меня не переживай, Нокиа. Я не самоубийца.

Мы сидели, можно сказать, с моей правой рукой еще некоторое время. Пока не решили последние вопросы. Я попросил сделать справку об освобождении от учебы, подыскать мне квартиру в нужном районе, найти способ забрать все мои вещи из прежнего дома и перевезти их на новое место. Теперь, пока я не получу собственный герб и не зарегистрирую клан, я должен залечь на дно. Как бы не скучал по тому, что происходит в школе и как бы мне ни хотелось провести время со своими друзьями.

Иннокентий учел все мои рекомендации и очень скоро отбыл решать вопросы. Я же отправился обратно на огородный массив, где весь вечер читал небольшой томик про родовую способность искателей.

Время прошло незаметно. Я ел варенье прямо из банки, пил вкуснейший чай и доедал домашние пельмени. Не по себе было лишь два раза. Первый, когда Матильда подралась с кошкой моего репетитора и нам пришлось их разнимать, а второй, когда у Георгия Вольфовича случился приступ икоты. Я напрягся от возможности своей внезапной смерти, но коллекционер быстро заел свой недуг, чем вызвал у нас обоих приступ смеха. Видимо от последних событий я был так напряжен, что мне нужен был этот вечер для перезагрузки.

На следующее утро пришло сообщение на пейджер. Писал Нокиа. Он назначил мне встречу по определенному адресу и пояснил, что все решил. Так я позавтракал, оделся и поехал на улицу Металлистов, сорок пять.

— Взгляни на это здание, босс! — Иннокентий широко улыбнулся, расставил руки и отошел в сторону.

Я бросил взгляд на двухэтажный кирпичный дом.

Я помню это место. Раньше тут был рынок. На втором этаже скорее всего какие-то офисные помещения. Но на первом всегда можно было купить свежего мяса, молока, овощей, фруктов и хлеба.

— Зайдем?

Мы шли между брошенных холодильников и прилавков. По полу еще бегали тараканы.

— Так что мы будем тут делать? — нетерпеливо спросил Нокиа.

— Автомойка.

— Чего?

— Здесь будет автомойка. А всех пацанов, моющих машины на дорогах в городе, нужно перевести к нам, — я остановился в центре помещения. — Вот там сделаем большую дверь, чтобы могла заехать машина. С этой стороны тоже. Чтобы она могла выехать. Мы будем принимать одновременно по четыре-пять автомобилей. Парни будут набрасываться на них и мыть. Потом запускаем следующие четыре. Сделаем график, установим цену. Затем откроем сеть по всей Российской Империи.

— Но…тебе не кажется, что дело не выгорит? — засомневался Иннокентий.

— Сейчас мы будем зарабатывать не столько, сколько хотелось бы. Но, поверь мне, через несколько лет машин станет столько, что с каждой проданной франшизы мы будем получать в месяц не одну сотню тысяч.

— Франшизы?

— Не заморачивайся.

— Понял, — кивнул Нокиа. — Ты здесь босс.

— Оставьте на первом этаже место для небольшого гаража. Но, чтобы не бросалось в глаза. А на втором этаже будут офисные помещения.

Мы оба еще раз медленно огляделись. Каждый из нас представлял свою картину. Иннокентий пытался пофантазировать как это все будет выглядеть, а я просто вспоминал, как выглядит эта автомойка через двадцать лет. Самая крупная и известная в городе моей прошлой жизни.

— Ты снял мне квартиру? — спросил я, когда понял, что время для гроссмейстерской паузы истекло.

— Прямо напротив. Как ты просил, — седой кинул мне ключи и назвал адрес.

— И этот район не контролирует ни один клан?

— Нет. В основном тут живут бастарды и простолюдины. Много алкашей, бомжей и наркоманов. Да ты и сам видел.

— Отлично. Значит теперь мы возьмем под свой контроль весь этот район, Нокиа. Пацанам, которым до тринадцати лет, дай работу на мойке. Подросткам постарше место в курьерской доставке. Всех пожилых нужно пристроить в клининговую компанию. По возможности. Молодых девчонок устрой в груминг-центр. Женщин в детские игровые комнаты. И для всех должен быть один работодатель. Константин Ракицкий из знатного рода.

— Значит наша цель не просто заработать?

— Нет. Наша сила в людях. Каждый человек в этом районе должен знать, что мы защитим его и дадим работу. Сила нашего клана не в одаренных и тем более не в аристократах. Наша сила в самых обычных людях.

— Все сделаем, босс. Завтра же пришлю сюда бригаду для ремонта.

— Да. И все наши офисы тоже перенеси в этот район. Никому, кроме друзей не понравится, что мы захватываем город. Поэтому, пока я не получу все подписи, вести дела надо аккуратно. Тихо и незаметно.

Нокиа явно был воодушевлен. Его глаза постоянно бегали, он по-идиотски улыбался, а в конце даже пожал мне руку.

— Я не знаю, что ты за черт, Ракицкий, — усмехнулся он. — Но мне чертовски нравится то, что ты затеял.

Мы с моим подельником вышли с моей будущей автомойки в районе обеда. Иннокентий сел в свою «Toyota» и уехал. Я остался стоять возле входа на старый рынок.

Это самый неблагополучный район моего города. Он такой сейчас и останется таким через двадцать лет. Потому что именно здесь самая высокая концентрация, как сказал Нокиа, всех наркоманов, алкашей и бомжей. Уж не знаю почему так сложилось, но в каждом городе есть такой. Куда люди стараются не соваться, потому что именно здесь ты рискуешь остаться без телефона, кошелька и еще хорошо, если тебя не изобьют в подворотне.

Мы с Серым и Жендосом все детство путешествовали по городу. Просто заходили в первый попавшийся подъезд звонили в дверь и убегали. Так нам было весело. Но в этот район мы никогда не совались. Уже не помню почему. Может, потому что боялись, а может потому, что чтобы дойти до него, нужно преодолеть пару километров промышленной зоны. А это не так легко, когда у тебя нет денег на проезд и обратно ты можешь просто не успеть к ночи.

Здесь есть несколько популярных городских точек. Магазин «Родина», где куча продуктовых отделов и даже есть прокат видеокассет. Рынок под названием «Юпитер», расположенный в подземном переходе. Кинотеатр, который давно работает только как ночной клуб и буквально через пару лет будет его самый расцвет. Парикмахерские, дешевые закусочные и школы, в которых не учатся, а выживают. Лучшее место для того, чтобы найти верных людей. Но худшее для одиннадцатилетнего парнишки.

Я перешел через дорогу и зашел в магазин. Скупил все последние выпуски газет с объявлениями, набрал два пакета продуктов и отправился домой искать объявление какой-нибудь гадалки. «Сниму порчу», «Отведу сглаз». Насколько помню таких объявлений в этом времени хоть отбавляй.

Я зашел во двор и окинул его взглядом.

Ничего необычного. Все завалено снегом. Есть качели и несколько турников. Какой-то старичок хлопает ковер. Еще один местный житель копается под капотом автомобиля. Есть разбитая хоккейная коробка. Но там, похоже давно не играют. В целом, все спокойно. Может из-за того, что сейчас все на учебе, а с местной компанией подростков мне предстоит встретиться только вечером?

Я зашел в свой подъезд и невольно выругался. Потому что сверху слышны возбужденные голоса. Похоже, какая-то компашка зашла погреться. И хорошо, если бы я жил на первом этаже. Но двадцать пятая квартира на третьем или на четвертом. Так или иначе, познакомиться с местными мне предстоит сейчас. Надеюсь, что без приключений.

Проходя через лестничный пролет с почтовыми ящиками, я бросил взгляд на свой. Дверца ящика погнута, а внутри лежит целая куча макулатуры. Почтальоны пихали ее туда, как будто было не понятно, что в квартире давно никто не живет.

Я вытащил все газеты, письма, квитанции и закинул в пакет. Дома разберусь.

Уже хотел пойти дальше, когда мой взгляд случайно упал на подоконник, где разбросаны пустые шприцы. Они лучше всего говорили о том, где я теперь живу. Н-да. Нужно привыкнуть к местному колориту. Пока я не искореню эту пакость отсюда.

Я поднимаюсь выше. Голоса становятся громче. Уже посчитав по количеству квартир на этажах и номерам на дверях, я понимаю, что мой новый дом на четвертом этаже. Настраиваюсь на встречу с местными. Потому что теперь точно знаю, что она неизбежна.

Преодолеваю очередной этаж и вижу на лестничной площадке компанию подростков из трех человек. Едва они замечают меня — замолкают. Смотрят, как медленно ступаю наверх, таща два больших пакета.

— Здрасьте! — произносит один из подростков. Бритый наголо и с синими мешками под глазами.

Я останавливаюсь.

— Доброго дня! — отвечаю, окидывая их взглядом. — Пропустите?

— Смотря кто и откуда, — хмыкает второй из компании и широко улыбается.

Вижу, что один из его передних зубов совсем сгнил. Невольно морщусь от увиденного.

— А вы из военкомата что ли? — искренне удивляюсь я. — Или перепись населения?

Улыбка медленно спадает с лица гнилозуба. Он снимает шапку, которая, итак, покрывала только затылок. Кладет ее на подоконник и берет оттуда нож. Охотничий. В чехле и заляпанный белым порошком.

— Какой-то коллекционный? — спокойно спрашиваю я.

— Че? — шмыгает носом лысый.

— Коллекционный нож, спрашиваю, или фуфло поддельное, которым вы тут народ пугаете?

(обратно)

Глава 3 Яичница для «друга»

Длинная пауза.

Занимающиеся подъездным серфингом пацаны явно не ожидали такой дерзости от одиннадцатилетки. Хотели напугать меня, а я не повелся. Поэтому сейчас невольно переглядываются друг с другом. Кто возьмет на себя ответственность продолжить конфликт с маленьким мальчиком. Промолчать не вариант. Даже таким, как они, друг перед другом будет стремно.

— Положи нож обратно, — вмешивается третий. С фингалом под левым глазом.

Затем забирает оружие из ладони своего друга, кладет его обратно на подоконник и обращается ко мне:

— А ты откуда такой дерзкий нарисовался? А, щегол? Может тебе пару раз в нос дать, чтобы ты базар фильтровал?

— Давайте обойдемся без предварительных ласк, — заявляю я и ставлю пакеты на лестницу, ближе к стене. — Теперь я тут живу. Тереться в подъезде вы можете. Но если хоть раз увижу, что ширяетесь этим дерьмом здесь или пытаетесь подсадить кого-то еще, то будем разговаривать по-другому. Знаю, что таких как вы побоями и даже смертью не напугать. Поэтому будем решать вопрос другими методами. Изолировать, отправлять к бабушке в деревню. Не знаю. В общем, варианты есть.

Несколько секунд тишины, а затем все трое разражаются смехом.

Я выдыхаю, потому что такая реакция вполне ожидаема. Беру пакеты и поднимаюсь выше. Останавливаюсь на лестничной площадке между третьим и четвертым этажом. Когда смех стихает, а гнилозуб преграждает мне дорогу. Лысый заходит сзади. Тот, что с фингалом остается на месте, у подоконника.

Я роняю пакеты. Как будто случайно. Они падают и некоторые продукты вываливаются наружу. В полной тишине банка тушенки скачет по ступеням вниз и бьется о деревянную дверь.

— Че это у тебя? — лысый нагибается и начинает рыться в пакетах. — Куриные кубики, сушеные бананы…

Я медленно разворачиваюсь и вкладывая все силу неожиданно бью ему с колена прямо в нос. Лысый орет и пока другие не спохватились я спускаю дистрофика с лестницы, навалившись всем весом. Сам хватаюсь за перила. Удержаться получается. Тот катится кубарем и врезается туда же, куда банка тушенки. Начинает стонать. Тут же сзади ко мне подлетает гнилозуб, разворачивает и припечатывает к стене. Держит за куртку. Замахивается. Я в последний момент убираю голову и его кулак врезается в облупленную подъездную стену. Прямо в надпись маркером «Не мусорить!!!». Краска осыпается на пол.

— Сука! — вопит он и бьет второй рукой.

Я снова уклоняюсь и на этот раз хрустят пальцы на его левой руке. Я поднимаю с пола банку говяжьей тушенки и прикладываюсь по лицу согнувшегося от боли гнилозуба несколько раз. Пока он не поскальзывается на открывшейся пачке маргарина «Rama» и не летит вслед за лысым на третий этаж, сбивая того, кто уже поднялся на ноги. Теперь стонут оба.

— Пацаны! — орет тот, что с фингалом и хватает с подоконника нож. — Все нормально?

— Все будет нормально, если ты сейчас же отдашь мне игрушку и больше не будешь прикасаться к ней, — я выставляю руку перед собой и делаю соответствующее движение пальцами.

Парень с фингалом раздумывает. Тогда я прикасаюсь к тыльной стороне своей ладони и в воздухе вспыхивает огненный шар.

— Смотри, — я обращаюсь к последнему противнику. — Я бросать его не собираюсь. Как уже сказал, убивать вас смысла никакого нет. Но обжечь тебе руку, чтобы ты бросил чертов нож, мне придется. И тогда тебя положат в больницу с ожогами. Ты не сможешь оттуда выйти долгое время. А это ломка, мучения, перевязки. Зачем тебе это нужно?

Беру паузу.

— Еще раз повторяю. Бросай игрушку, — добавляю я, когда понимаю, что он сомневается.

Еще мгновение нарик раздумывает и в конце концов бросает нож. Тот падает между пакетом с помидорами и кассетой яиц. Я поднимаю его свободной рукой и морщусь от боли в боках.

— А теперь приведи сюда своих дружков. Надо поговорить.

Пока компашка местных собирается, переговариваясь друг с другом о том, что они нарвались на аристократа и, если бы знали, ни за что бы не связывались со мной, я поднимаюсь выше. К четвертому этажу. Тушу фаербол и наваливаюсь на перила. Осматриваю рукоять охотничьего ножа. Таким игрушкам не место в такой компании. Убьют еще кого.

Слышу, как кряхтящие местные останавливаются возле пакетов с продуктами. Поворачиваюсь к ним.

— Сейчас, когда все готовы слушать, давайте поговорим, — предлагаю я.

Делаю паузу, чтобы удостовериться, что они готовы. Когда понимаю, что никто не собирается лезть со мной в драку, продолжаю:

— Меня зовут Константин Ракицкий. Некоторое время я буду жить прямо здесь. В этом подъезде. А вы будете на меня работать.

— Чего? — гнилозуб поморщился.

— Вот тут, — я достал пачку денег из куртки и кинул своим новым людям. — Ваша первая зарплата.

Тот, что с фингалом, поймал сверток и они тут же принялись пересчитывать купюры. И осматривать, в надежде, что это не «Банк приколов».

— У вас есть два варианта, — продолжил я. — Забрать деньги, наплевать на меня и продолжить проживать свою жалкую жизнь. Это первый. Или второй. Делать то, что я скажу, получать столько же каждую неделю и начать новую жизнь. Запрещать вам это дерьмо, — я указал на подоконник. — Я сейчас не собираюсь. Но если узнаю, что вы подсаживаете еще кого-то или торгуете этим — сделке конец…

Я услышал, как за спиной кто-то шоркает ногами. Обернулся. Увидел бабулю. Она безразличным взглядом смотрела на всю картину перед собой.

— Здравствуйте, — кивнул я ей и отошел в сторону. — Не обращайте внимание. Проходите. Парни сейчас все приберут. Да, парни?

Пацаны с района сперва медлили, но, когда лысый взял пакет и принялся собирать туда все разбросанное, двое других присоединились к нему. Когда бабушка дошла до третьего этажа все уже было прибрано. Пакеты с продуктами аккуратно стояли у стены.

— Что нужно делать? — спросил гнилозуб.

— Ничего сложно. Следить за порядком во дворе. Объяснять всем, что правила поменялись. Если увидите, что кто-то кого-то пытается ограбить, наказать грабителей. Заметили, что бабушка не может перейти через дорогу, нужно помочь ей это сделать. Если кто-то сказал, что не знает кто такой Константин Ракицкий и знать не хочет, вы объясняете ему кто я такой. Но первые в драку не лезете. И никаких убийств. Теперь тут должен быть порядок. Нужно время на совещание?

— Если…все, как ты говоришь, — помялся гнилозуб. — Тогда мы не против.

Он посмотрел на своих товарищей. Те не протестовали.

— Вот и славно, — ответил я. — А теперь поднимите пакеты на мой этаж. И помните. Если надумаете играть со мной, я подпалю зад каждому из вас.

Пока я провожал их взглядом и отдавал нож, мы перекинулись еще парой фраз. Этого было достаточно, чтобы они поняли всю серьезность моих намерений. Теперь оставалось только проверить насколько мы хорошо друг друга услышали. Но это уже не сегодня.

Я зашел в свою новую однокомнатную квартиру и даже не рассматривал ее толком. Сложил продукты в старый холодильник «Свияга», умылся и упал в кресло изучать объявления. Нокиа, конечно, подготовил мне справку об освобождении от учебы, но если я буду отсутствовать слишком долго, то отстану от одноклассников. И, не дай Бог, завалю экзамены. Поэтому решить проблему с Даром Темного нужно в первую очередь.

Я вытащил из пакета первую попавшуюся газету. Это «Комсомольская правда». Развернул. Увидел фото своей квартиры и ужаснулся.

Статья гласила «Мутанты пришли за сиротой». А дальше написано о том, что все мои близкие родственники без вести пропали. И теперь неизвестно выжил ли я после встречи с монстрами. Сказано, что мое дело передано в Бюро по расследованию магических преступлений и что им лично занимается майор Островский из Москвы.

Кто бы сомневался. Что Лаврентий будет первым, кто поторопится узнать в чем дело и поймать меня за руку. Но откуда такое пристальное внимание к моей персоне? Репортаж сделан таким образом, что мутант не просто ворвался в одну из квартир города. Очень большой акцент на мальчике-сироте. Таких случайно не отправляют куда-нибудь в район Казачьей Заставы?

Решив отложить размышления на потом, я пересмотрел все выпуски «Аргументы и факты», «Сегодня», «Известия» и других изданий, которые принес с собой. Отметил нужные мне объявления. Взял дисковой красный телефон со столика рядом с креслом, на котором сидел, и принялся звонить.

В нескольких местах трубку не взяли. Эти номера были из старых газет, что навело меня на мысль о том, что все народные целители всего лишь шарлатаны. И не факт, что я не нарвусь на подобных. Но делать нечего, я продолжил звонить.

Через пару часов у меня был целый список тех, кого я должен посетить на следующий день. И я лишь надеялся, что с одним из экстрасенсов из этого мира мне удастся сговориться и узнать у него способ заглушить мой дар. Затем я нашел в шкафу полотенце и отправился в душ.

Пока мылся, закрались мысли о том, что нужно бы поставить дверь получше. Если нарики, вроде гнилозуба и компании захотят мне отомстить и вломятся в квартиру — что не очень сложно, — то отодвинув эту мутную старую клеёнку-шторку застанут меня врасплох. Прямо с намыленным задом. Н-да. Надо записать в список дел. Если я собираюсь поселиться здесь надолго стоит позаботиться о безопасности.

Открыв дверь из ванной я замер на месте. Пар незаметно выбирался наружу, а на кухне, совершенно точно, скворчало что-то на сковородке. Кажется, у меня гости.

Я обвязал полотенце вокруг бедер, проверил запас Сил, создав огненный шар. Затем вооружился лаком для волос, который, видимо, забыл здесь предыдущий квартиросъемщик и двинулся на кухню.

Квартирка маленькая, поэтому держа в одной руке фаербол, а большим пальцем второй руки приготовившись в любой момент нажать на кнопку баллончика, через несколько шагов я оказался на кухне.

— Твою мать, Элаиза! — я поставил лак для волос на холодильник. — Какого черта?

Немая девочка обернулась и улыбнулась мне.

Мы вошли в контакт.

— Я решила, что после всех своих последних приключений тебе нужно нормально поесть. Хотя бы яичницу. Для разнообразия.

Какая забота! Это с чего вдруг?

— Как ты меня нашла? — по пустоте разнесся мой собственный голос.

— Мы с тобой связаны, ты помнишь?

Мне показалось, что во всеобъемлющей тьме я увидел два красных глаза. Но что не показалось точно, так это боль, которая прожгла ладонь.

— Ясно, — прошипел я. — Перестань.

Дождавшись, когда боль утихнет, я продолжил:

— С каких пор ты подрабатываешь поваром?

— Я не могу просто так о ком-то позаботиться? — спросила принцесса горцев вместо ответа.

Черт. Кажется я понимаю, что происходит. Элаиза точно не испытывает ко мне сестринских чувств. Учитывая то, что ей несколько сотен лет. Вероятно, девчонка вступила в клуб к Клаус. Тайных воздыхателей Константина Ракицкого. И если сейчас мне удается держать всех этих девочек в узде, то боюсь представить, что будет, когда мне стукнет шестнадцать.

— Конечно, можешь, — ответил я. — Но давай договоримся все-таки не врываться без стука. Ведь я могу заниматься здесь совершенно разными делами.

— Ладно, — пропищал детский голосок. — Если ты так хочешь, то в следующий раз я буду стучаться.

— Спасибо, — я по привычке попытался кивнуть. — Но ты ведь пришла не просто так?

— Не просто. Я навещала твоего репетитора. Он рассказал про твой новый дар. И сказал, что теперь ты ищешь человека, который поможет тебе заглушить его.

— Насколько я помню, я просил тебя тоже помочь мне. Но так и не дождался ответа.

— Потому что мы не знали с чем именно имеем дело. А теперь у нас есть вполне конкретные симптомы и конкретная польза от них.

— Я так и знал, — хмыкнул я. — Сейчас ты скажешь, что не зря выбрала меня в качестве лидера для армии горцев.

— Конечно! — возбужденно проговорила Элаиза. — Это поможет нам. Когда мы сделаем так, что мертвые монстры будут сражаться на нашей стороне! Это многократно увеличивает наши шансы на победу.

— Я тоже об этом думал, — я почувствовал запах яичницы. — Поэтому не сильно расстроился, когда узнал о своих новых способностях. Но я все еще не понимаю, что ты хочешь делать с этим сейчас.

— Дар нельзя глушить, — серьезно заявила принцесса-призрак и я почувствовал, как холодок пробежал у меня по коже.

— Не понял.

— Я видела сколько ты отметил объявлений в тех газетах. Вдруг кому-то из них под силу заглушить твой дар навсегда? Мы не можем так рисковать.

— Отвергаешь-предлагай.

— Есть идея, — Элаиза глубоко вдохнула, как будто тоже прислушиваясь к запаху яичницы. — За свою длинную жизнь я часто сталкивалась с Даром Темных. А поразмыслив над этой ситуацией, поняла, что твоя способность активируется в полнолуние…

Я попытался вспомнить видел ли луну в один из дней, когда в наш мир прорывались мутанты. Вроде бы ее хорошо было видно из разбитого окна моей детской комнаты. Но сейчас не вспомнить наверняка. Но то, что монстры приходят раз в месяц, говорит «за» ее версию. Придется верить миражу на слово.

— Ты хочешь сказать, что эффект луны влияет на меня так же, как на отливы и приливы? — с сарказмом в голосе произнес я.

— Полагаю, что да. Для активации способности должен быть внешний фактор. Просто многие темные годами ищут на что у них, так сказать, аллергия. У тебя, например, на полнолуние. Поздравляю.

— Но ведь ты тоже темная?

— Не сравнивай меня. Я та, кто живет между мирами. Я не живая и не мертвая. Кажется, однажды я уже заплатила цену. А вот ты платишь ее каждый месяц.

— И что ты предлагаешь? — кажется сладкий запах жареных яиц стал смешиваться с горящим маслом.

— Предлагаю начать создавать армию. Постепенно. Не дожидаться Второго Пришествия и не пытаться решить все на поле боя. Подготовимся заранее. Как ты и хотел.

— Подробнее.

— Каждый месяц, ну или два раза в месяц, в полнолуние ты будешь приходить на ту сторону. Твари будут находить тебя. А дальше, думаю, ты догадался.

— Ты хочешь создавать нашу армию зомби? — спросил я. — Хочешь построить пастбище для мутантов на изнанке? Убивать их, воскрешать и держать в какой-нибудь пещере? Серьезно?

Принцесса горцев угукнула в ответ.

— Это будет самая легкая победа. Когда зомби сражаются со своими собратьями. Рвут друг друга. А мы просто стоим в стороне и смотрим.

Контакт разорвался. Элаиза подбежала к сковородке, открыла крышку и выпустила в воздух целое облако дыма. Если бы она могла ругаться, то непременно бы сделала это. Но сейчас фыркая себе под нос, она пыталась все-таки накормить меня вкусным обедом.

Я сидел на кухне съемной квартиры. На табуретке. Навалившись на стенку холодильника, я размышлял.

С одной стороны, план девочки-призрака не так уж плох. Собрать собственную армию на той стороне. Там, где обычным людям не угрожает никакая опасность. Но в этой идее есть много подводных камней. Если моя способность активируется в полнолуние, я должен дожидаться тварей на этой стороне и только тогда прыгать в портал. Это понятно. Но если это еще возможно реализовать, то, что делать с целой армией зомби? Что если в один момент они ополчатся против меня? Тогда каждый день с девяти до двенадцати на улицы из порталов будут вырываться не только души. Еще и эти твари.

Я изложил все свои опасения Элаизе, пока она готовила новую порцию и накрывала мне на стол. Достаточно забавно было видеть, как семилетняя девочка, использующая табуретку, чтобы добраться до чистой посуды, с серьезным видом жарит яичницу с колбасой и делает бутерброды с маслом.

— Я совершенно неправильно смотрел на вещи… — я доел яичницу и отложил вилку в сторону.

Элаиза подняла брови.

— Очень вкусно, — я показал большой палец и вернулся к делу. — Ариадна. Аристократка с изнанки. Я воспринимал ее как своего врага. Но она может быть нашим союзником!

Девочка-призрак безмолвно пожала плечами.

— Эта аристо додумалась построить на той стороне целую крепость. У нее есть аргнелий, который останавливает этих тварей. Мы можем с ней договориться. А бонусом вернем Глобуса в родной дом.

Я залпом выпил кружку кофе, наблюдая за удивленным взглядом Элаизы.

— Мы прямо сейчас направляемся на ту сторону. Дай мне две минуты на то, чтобы собраться.

Я соскочил с табуретки и побежал в ванную, где и оставил шмотки.

(обратно)

Глава 4 Аудиенция для бастарда

Портал открылся у того самого ржавого холодильника для мороженного, за которым я прятался, когда следил за людьми Ариадны и Глобусом. Память не подвела. Из песка я вытащил часть оконной рамы, привязал к ней белую простыню, которую прихватил из дома и высунул белый флаг.

— Они убрали оружие! — голос Элаизы, которая в отличие от меня не пряталась, прозвучал у меня в голове.

Тогда я медленно выглянул из-за холодильника.

Так как сейчас открытые порталы не освещали местность я приготовил огненный шар. Но он не понадобился. Забор с влитым в него аргнелием несильно сиял в паре сотен метров от меня. Не так, как стена на севере. Видимо и концентрация защитного металла слишком слабая, и на этой стороне он выглядит совершенно иначе. Но, в любом случае, шар я убрал и просто пошел в лапы к врагу.

Я бесшумно ступал по песку в сторону ворот, за которыми когда-то скрылся Глобус. Надеясь лишь на то, что в меня не выстрелят. Просто потому, что иначе они бы не завербовали столько людей. Живая сила им нужна. Но нервишки все равно шалят.

— Ты просто сумасшедший, Костя, — я слышал Элаизу. — Если меня они убить не могут, то в тебя достаточно одного точного попадания.

— Просто доверься мне, Эл, — ответил я, еле шевеля губами. — Они дорожат человеческим ресурсом. Иначе никогда не создали бы то, что ты видишь перед своими глазами. Максимум что нам угрожает — стать такими же воздыхателями этой Ариадны, как все остальные мужики в этом поселении.

— Я понимаю, что ты все продумал. Но не думаешь, что мне будет лучше остаться здесь. Тогда, если не вернешься, я смогу тебя спасти. А если нас заберут обоих — тогда помощи будет ждать не откуда.

Я не ответил. Увидел только, что девочка-призрак остановилась. Бросил мимолетный взгляд назад. Элаиза стояла посреди пустыни и смотрела мне вслед своими красными глазами. Знала главное правило школьников этого времени — молчание знак согласия.

— Удачи, коллекционер! — прозвучало в моей голове напоследок, и я приблизился к высоким железным воротам.

— Кто такой? — из-за заграждения высунулся мужик в военной форме, несущий дозор на башне. — И чего приперся?

— Меня зовут Константин Ракицкий, — ответил я и бросил флаг к своим ногам. Он выполнил свою миссию. Я до сих пор жив. — Хочу поговорить с Ариадной.

— Поговорить с госпожой? — удивился голос, звучащий из-за черной маски. — А ботинки тебе не почистить?

Я подошел прямо к воротам и как следует стукнул по ним ногой. Грохот, мне показалось, разнесся на многие километры вокруг. Это лучше, чем стоять тут битый час и пытаться объяснить им зачем я пришел.

— Ты че, щегол? Белены объелся? — дуло автомата теперь смотрело на меня сверху. — Жить надоело?

Я посмотрел на свои пальцы. Слегка трясутся. Я же все-таки человек. Всегда нужно оставлять шанс на то, что все может пойти не по плану. Но в этом случае я уверен, что солдат не выстрелит.

Я нащупал выступ на заборе, зацепился за него и принялся взбираться наверх. Благо сноровка никуда не пропала.

Пока лез услышал предупредительный выстрел в воздух. Слегка напрягся, осознавая, что пуля могла быть направлена в меня. Затем понял, что патроны местные считают и если захотят убить, то скорее всего сделают это другим способом. Но они меня не убьют. В этом я уверен.

Я дополз да самого верха и спрыгнул на землю с другой стороны. Меня тут же окружили несколько воинов в камуфляже цвета хаки. Посчитал врагов по автоматам Калашникова, направленным на меня. Их пятеро.

— Ты кем себя возомнил? — человек в форме спускался по лестнице с вышки. — Видно тебя мама в детстве четыре раза подкинула и только три поймала.

— Смешно, — отреагировал я. — Так вы отведете меня к своей…кто она для вас? Королева?

— Отведем-отведем, — хмыкнул солдат с белой повязкой на рукаве.

А в следующий миг я увидел, как приклад автомата летит мне в лицо. Вслед за резкой болью наступила темнота.

Я очнулся спустя какое-то время в настоящей, черт возьми, темнице.

Вокруг три старых раскладушки. Они приставлены к стенам. Вместо обычных подушек, на них лежат подушки от старых советских диванов. Еще есть самые обычные шерстяные одеяла, которыми укрыты двое заключенных. Мои сокамерники. Посредине темницы ведро. На стене портрет женщины в белом платье и с кокошником, усыпанным драгоценными камнями, на голове. Снаружи, уже за решеткой, горят несколько факелов. Ну, конечно, откуда тут электричество?

Так. Кажется теперь я прохожу путь Глобуса. Похоже они решили опоить меня. Ну или сперва спросить разрешения у своей королевы на то, чтобы познакомить нас лично. Ладно. На такую очередность событий я тоже рассчитывал.

— Проснулся? — подросток лет пятнадцати в спортивном черном костюме с тремя полосками принял сидячее положение и плюнул, как плюют гопники, у которых между зубами достаточный промежуток, чтобы выпускать слюни, не разжимая челюсть. — Слышь, Саня, тут новенький проснулся.

Но Саня только пробурчал что-то себе под нос, перевернулся на другой бок и снова принялся храпеть.

— Кто по жизни? — спросил парнишка.

У меня раскалывалась голова. Поэтому, прежде чем ответить я помассировал ее и только потом поднял взгляд на ждущего ответа сокамерника.

— Костя. Меня зовут.

— Лёня! — он подошел поближе и протянул руку.

Я посмотрел на его ладошку. По количеству грязи оценил сколько примерно он тут находится и ответил на рукопожатие.

— Ну рассказывай. Как попал сюда? Эти козлы схватили или в портал угодил?

А Лёня-то болтливый попался. Но мне друзья нужны. Среди людей с автоматами я таких не найду.

— В портал, — коротко ответил я.

— Бывает! — махнул рукой Лёня и указал на лежащего на раскладушке заключенного. — А нас с Саней свеженькими взяли. Он набухался и уснул на остановке. А я таких обычно обчищаю в комендантский час. Пока ментов вокруг нет. Короче, увидел его спящего, только шапку успел стянуть, когда эти появились. Автоматы наставили, какую-то дрянь выпить заставили. Вот теперь мы тут. С Саней лучшими друзьями стали, можно сказать.

— Долго?

— Че?

— Долго сидите?

— А хрен его знает. Тут ни дней, ни ночей нет. Сидим и сидим. Но я почти договорился. Меня таким же солдатом сделать обещали. Буду служить императрице, — он указал на портрет на стене. — Всяко лучше, чем тут прозябать. Автомат дадут, накормят. Тут говорят деревня вокруг. Буду служить госпоже. Видел какая она красивая. Я б ей…ну ты понимаешь.

Я посмотрел на портрет.

— Похоже зелье уже начинает действовать…

— Че?

— Приносят тебе сюда пойло какое-нибудь?

— Ну да. Бодяга. Говорят, чтобы от радиации на этой стороне не сдох пить надо. А я подыхать не собираюсь. Вот и пью.

— А Саня чего?

— А Саню жена из дома выгнала за то, что зарплату пропил. Он поэтому на той остановке и дрых. Все тоскует по ней. Но больше по дочери. Забыть не может. А я ему говорю, что пора б уже начать новую жизнь. Нам отсюда пути нет. Да и не так тут плохо, как в школьных учебниках написано. Еда есть, вода тоже. Просто на несколько веков назад откинуло.

— Пойло пьет?

— Кто?

— Саня.

— Не! — махнул рукой Лёня. — Все мне отдает. Я говорю, что помрет от радиации, а ему все равно. Ну я двойную порцию принимаю. Так даже лучше. Все эти витамины в организме накапливаются наверно.

Значит я не ошибся. Опаивают они приворотным зельем именно здесь. И картина не просто так висит. Интересно, помогает ли это пойло от радиации в действительности? Или все, кто сюда попадают, уже с иммунитетом? Ладно. Полезную информацию для себя я уже получил. О том, что солдаты не проверяют, как пьют. И это уже хорошо. Да и какой смысл? Какой человек в здравом уме откажется пить настойку, которая спасет его от смерти? Рассчитывают на страх людей. А таких как Саня, наверняка, опаивают силой.

Я даже не знаю сколько просидел в этой темнице. Но по ощущениям суток двое-трое. Когда один из солдат приносил нам еду и странный напиток розового цвета в старой пластиковой полторашке, я не отдавал ее Лёне. Я незаметно выливал все под раскладушку и засыпал песком, который тут был повсюду. Воды не давали. Поэтому я изнемогал от жажды. Иногда даже закрадывалась мысль о том, чтобы выпить одну порцию. Успокаивал себя тем, что от одного раза ничего не будет. Но воля оказалась сильнее. Даже пара глотков может сыграть со мной злую шутку во время переговоров с Ариадной.

Примерно на четвертый день Лёня стал колотиться в решетку и просить выпустить его, чтобы увидеть воочию несравненную императрицу. Он в кровь разбил руки о железо, но никто так и не послушал.

— Выпустите! Выпустите! Я хочу ее увидеть! Пустите меня к императрице! Пустите! — начался приступ у гопника еще через день.

Когда снова никто не дал добро, Лёня подбежал к портрету Ариадны, сорвал его со стены и принялся обнимать.

— Я люблю тебя, моя императрица! Люблю! Скажи мне что я должен сделать? И я все сделаю! Позволь мне увидеть тебя… — он целовал портрет, водил по нему пальцами, слезы текли по его щекам.

Вот что значит пить двойную порцию. За себя и того парня. От такого поворота даже Саня, который все это время лежал и только в последние дни из-за жажды начал пить приворотное зелье, с удивлением смотрел на Лёню и не понимал, что с ним происходит.

Судя по нашим разговорам эти два счастливчика, попали сюда незадолго до меня. А значит примерно такой же эффект уже должен быть и у парнишки, который в два раза меньше. То есть у меня. Значит мой выход.

— Повесь картину на место, — сказал я серьезно, глядя на Лёню.

— Че? — поднял брови тот и медленно убрал портрет за спину.

— Дай картину сюда, говорю.

— Нет! — рявкнул Лёня.

Тогда я встал со своей скрипучей раскладушки и подошел к нему. Он встал тоже. Оттолкнул меня. Я не остановился. Тогда паренек набросился на меня. Без кулаков. Ударов. Просто взял в захват и повалил. Так, как обычно дерутся дети. Я намеренно пытался сопротивляться. До тех пор, пока Саня не подошел к решетке и не принялся звать на помощь.

Солдатов долго ждать не пришлось. Люди с автоматами прибежали почти сразу и разняли нас.

— Это моя картина! Моя! — орал Лёня и указывал на меня. — Я не отдам ее ему!

— Эти готовы, — командир с белой повязкой на рукаве показал на нас с гопником. — А этот пусть еще посидит.

— Я хочу видеть императрицу! — не успокаивался Лёня, которого держали под руки.

— Сейчас увидите, — хмыкнул солдат. — Но ведите себя достойно, иначе снова вернетесь сюда, ясно?

Я всегда был плохим актером, но помешательства моего сокамерника и нашей с ним драки за портрет аристократки оказалось достаточно, чтобы меня не заподозрили в обмане. Да и кто подумает, что маленький мальчик догадается не пить снадобье, а выливать его?

Пока мы шли на аудиенцию к Ариадне, я не переставал восхищаться тому, как за триста лет тут все сумела обустроиться аристократка.

Это огромное поселение. С домами, похожими на юрты, не меньше, чем на километр вокруг замка. По улицам, выложенным каменной плиткой, ходят люди. Они не обращают на нас никакого внимания, прекрасно зная, что солдаты ведут всего лишь очередных рабов. Я же, в отличие от местных, постоянно осматривался.

Вот старик стирает белье. Он сперва достает его из котла с кипящей водой, затем бросает в алюминиевый таз, охлаждает и принимается тереть о стиральную доску. Другой мужик грызет семечки у своего дома и провожает нас взглядом. Тут есть даже дети. Двое мальчиков пробегают под растяжкой для белья и тогда старик проклинает их, крича вслед нелицеприятные выражения. Еще один паренек сидит с гитарой на лестнице. Он поет какую-то романтичную песню, посвященную императрице. И всюду висят портреты Ариадны. Стоят статуи, посвященные ей. Пару раз я натыкался на фотографии духа, сделанные на полароид. Эта деревня — настоящий культ одной женщины-призрака.

— Госпожа…

Солдат, приведший нас с Лёней в императорский золотой зал, вышел вперед и приклонил колено перед женщиной, сидящей на стуле, обитом бархатом.

Она одета в белое платье с кокошником, украшенным драгоценными камнями на голове. Справа от нее стоит худощавый старик в черной священнической рясе и посохом в руке. Кажется, если палку убрать, то он попросту свалится. Но если Ариадна дух, то Тихомир вполне живой, хоть и жутко покрытый морщинами и старый, человек.

Я огляделся. Везде в чашах на небольших пьедесталах горит огонь. На стенах висят иконы. Повсюду горят церковные свечи. Стоят молитвословы. Такое ощущение, что я вошел в церковь. Тут даже пахнет также. Только все эти иконы посвящены одной личности. И молиться ей можно не только глядя на изображения. Можно припасть лично к ее ногам и восхвалить ее образ.

По периметру зала стоят люди с автоматами. Конечно, они защищают не ее. А того, кто на самом деле создал это все.

— Эти люди готовы служить мне, Даниил? — спросила холодным голосом аристократка.

— Готовы, госпожа, — ответил солдат, не поднимаясь на ноги.

— Тогда почему они еще не приклонили свои колени?

Тогда солдат поднялся на ноги и кивнул тем, кто держал нас. Лёня тут же сорвался с места и подбежал к ногам императрицы. Он хотел целовать их, но не мог. Кажется, он просто целовал пол, но и от этого испытывал огромное удовольствие.

Однако Ариадна не обращала никакого внимания на Лёню. Она холодным взглядом смотрела на меня.

— А с ним что? — сурово спросила она.

— Я не пил эту дрянь, которой вы опаиваете всех новичков, — признался я. — Пару дней назад я пришел поговорить, но вместо того, чтобы впустить меня, Даниил решил, что мне нужно посидеть в клетке. Жаль, конечно, потерять это время, но, тем не менее, я тут. И у меня есть предложение.

В этом храме, переделанном под императорский зал, повисла тишина. Кажется, только солдаты растеряно переглядывались друг с другом. Аристократка все еще сурово смотрела на меня. Тихомир же вообще не подавал признаков жизни. Словно был мертвецом.

— Уведите его! — приказала она.

Солдаты тут же схватили меня под руки.

— Да не его! — взгляд Ариадны упал на Лёню, ползающего под ногами. — Этому я проведу инструктаж позже. Сейчас желаю говорить с мальчишкой.

Даниил сделал пару жестов и солдаты, держащие меня, подхватили брыкающегося Лёню и вынесли из зала под жуткие крики одержимого.

— Не боишься смерти значит? — спросила императрица, внимательно глядя на меня.

— А зачем? — я пожал плечами. — Если после смерти я все равно окажусь здесь?

На безразличном лице Ариадны появилась едва заметная улыбка и тут же исчезла.

— У тебя были причины думать, что я стану слушать какого-то мальчишку. Я хочу их услышать. — монотонно проговорила она.

— Все это, — я развел руки. — Мог создать только дальновидный человек. С большими планами…

— Не думай, что меня можно пронять комплиментами. Я прожила такую долгую жизнь, о которой тебе и не мечтать.

— Это не комплемент, — небрежно махнул рукой я и снова сунул ее в карман. — Констатация факта. Я несколько дней не пил не для того, чтобы потом целовать вам задницу. Но глядя на крепость, которую вы возвели, поселение, в котором люди готовы умереть за вас, такие выводы сделать довольно просто. Можно все-таки воды? В горле пересохло.

Ариадна кивнула головой. Один из воинов подошел к чаше, стоящей рядом, кубком набрал из нее воды и поднес мне. Я жадно впился губами в сосуд, пока не выпил все до конца. А вообще желание было с головой окунуться в эту большую чашу с водой и не выныривать из нее, пока не осушу до самого дна.

— Благодарю, — я отдал кубок солдату и вытер рукавом рот.

— Теперь, когда ты напился, — императрица поводила пальцами по подлокотникам. — Предлагаю сделать наш разговор более интересным.

Она кивнула, и солдаты снова подлетели ко мне сзади и схватили под руки. Даниил поднес стеклянную бутылку из-под молока, наполненную розовой жидкостью к моему лицу.

— Если твое предложение меня заинтересует, я пощажу тебя, — проговорила аристократка. — Оставлю в трезвом уме. А если нет. Ты поплатишься еще и за то, что отнял мое время.

(обратно)

Глава 5 Плохая компания

Я не знаю, что со мной такое. Но в ситуациях, когда кто-то пытается мне угрожать, вместо того чтобы принять правила игры, мне хочется сразу доказать, что я тут главный. И если бы я не видел выгоды, то никогда бы не попался врагу в руки. Однако Ариадна хочет доказать тоже самое. Что тут главная она.

Ладно. Надо совладать с собой. Сейчас она нужна мне больше, чем я ей. Все равно однажды наступит момент, когда я освобожу всех этих людей от ее чар. Но сейчас выгоднее притвориться ее союзником.

— Что вы слышали о Втором Пришествии? — спросил я.

— Меня оно не касается. Как ты сам заметил, одаренным, живым или мертвым, не пристало бояться смерти.

— Вам бояться нечего. Это правда. А вот вашим людям… — я окинул взглядом солдат аристократки. — Будем честны, любая императрица остается императрицей, пока живы те, кто служит ей. И я знаю, что вы дорожите своим маленьким государством. Поэтому предлагаю объединить усилия.

Ариадна внимательно посмотрела на меня. Прищурилась.

— Что может предложить мне мальчик вроде тебя? — хмыкнула она. — Я разговариваю с тобой лишь потому, что у тебя связная речь. И потому, что у тебя хватило воли не выпить зелье. Иначе мы бы давно перестали тратить время.

Я сунул руки в карманы и пожал плечами. Огляделся. Подумал, как лучше начать. Но из моих уст любая фраза о будущих планах будет звучать странно. Значит скажу как есть.

— В данный момент я создаю свой собственный клан. Во внешней мире. В нынешнее время это довольно непросто, но…

Ариадна вдруг рассмеялась и обратилась к своим солдатам:

— Кажется у паренька горячка. Даниил, потрогай ему лоб.

Я выдохнул, достал руку из кармана и принялся водить ей против часовой стрелки. Солдат с белой повязкой на рукаве наставил на меня автомат. Я остановился. Но императрица сделалась серьезной и приказала своему воину убрать оружие. Я продолжил. Так мы дождались, когда посреди зала засияет разрыв.

— Я могу открывать порталы, — сказал я. — В любой момент, пока я сидел в темнице я мог сбежать. А заодно прихватить тех бедолаг, у которых сейчас текут слюни при виде вас. Затем тайно шпионить за вашей крепостью, возвращаясь сюда снова и снова, пока не сделал бы тайный проход, через который мог бы прийти с людьми и получить желаемое. Но несколько дней я изнемогал от жажды только потому, что посчитал, что в качестве союзника вы полезнее, чем в качестве врага.

Молчание. Ариадна переваривает информацию.

— Ты либо очень смелый, либо очень глупый, — монотонно произнесла она. — Ведь теперь мы можем лишить тебя возможности открывать порталы и тогда…

— Вы не знаете сколько еще козырей у меня в рукаве. Поэтому предлагаю перейти к делу и все-таки выслушать мое предложение. А заодно обойтись без бессмысленных и лишних угроз.

Императрица молчала. Тогда я продолжил:

— Максимум через два месяца у меня будет свой клан. У меня есть также бизнес, который приносит большие деньги во внешнем мире и будет приносить еще больше. Но дело не в этом. Так получилось, что я один из тех, кому предстоит противостоять монстрам, с которыми наверняка уже встречались ваши люди.

Солдаты переглянулись между собой. Мне показалось, что один из них кивнул Ариадне. Но та никак не отреагировала. Я продолжил:

— У меня есть план. Но мне нужна ваша помощь по постройке и содержанию на этой стороне чего-то вроде загона для этих тварей. Взамен я готов поставлять вам ресурсы из внешнего мира. Вы навсегда избавитесь от проблем с едой и обзаведетесь материалами для постройки и содержания этого всего, — я повертел указательным пальцем в воздухе. — Снизится риск потери людей. Уйдет необходимость совершать ежедневные рейды. Вылазки во внешний мир. Вы сможете еще более полноценно развиваться здесь. На этой стороне. Где вы настоящая императрица.

Аристократка медленно терла свой подбородок и лишь через несколько минут соизволила ответить:

— Ты же понимаешь, что я не могу поверить тебе на слово? — заявила она. — Однако у меня есть встречное предложение.

— Я весь внимание.

— Если ты такой важный, тогда давай отправим одного из моих людей к твоим. Тихомир напишет список того, что мне нужно. И если мой человек вернется с необходимыми ресурсами, тогда мы сможем обсудить эту тему более детально.

— Вы хотите гарантий? Они вам не нужны, — я отодвинул подальше от себя бутылку с розовой жидкостью. — Потому что у меня есть еще одно условие.

— Условие? — Ариадна прищурилась.

— Ну…просьба. Как вам будет угодно.

— Допустим…

— Вам служит один человек. Его зовут Дмитрий Выхухлев. Возможно, он представился Глобусом. Хотя вряд ли.

— Дмитрий Выхухлев? — задумчиво повторила Ариадна и посмотрела на Даниила. — Это тот паренек, который недавно хвастался, что у него была возможность сбежать, но он остался?

— Это он, госпожа, — кивнул солдат с белой повязкой на рукаве.

— Да. Тем, кто хотел его увести тоже был я.

— Смело, — ухмыльнулась аристократка.

— Дима будет одним из условий нашей сделки. Вы перестанете давать ему эту отраву и освободите. А я лично отправлюсь за ресурсами во внешний мир и вернусь. Он будет гарантией моего возвращения.

Я знаю, что Ариадна согласиться. Она понимает, что я не трус и не сбегу. Раз уж не сделал этого до сих пор. Со своими возможностями. Теперь еще и понимает, что я пришел не просто так, а за человеком, который служит ей. Главное, чтобы не попыталась начать меня шантажировать Глобусом.

— Хорошо, — раздался женский голос, и я выдохнул. — Но при еще одном условии. Ты приведешь ко мне человека, который заменит того, что ты заберешь. Как его зовут? Выхухлев?

А вот это уже подло. Отдавать чужую жизнь взамен на близкого человека я был не согласен даже когда этим человеком была моя сестра. Но если буду упираться, аристо поймет, что меня вовсе не устраивает устройство ее империи. Поймет, что у меня есть слабые места. А этого допустить нельзя. Если хочешь работать со злодеями, будь сам немного злодеем. Ну или научись пускать пыль в глаза. Чуть-чуть терпения, Костя.

— Есть еще варианты? — на всякий случай уточнил я.

Тогда Ариадна встала со своего трона и подошла ближе. Села прямо передо мной и как будто ухватила за подбородок. Посмотрела прямо в глаза. Касания я не почувствовал, а вот холодок пробежал по коже.

— Тебя разве не учили в школе, дорогой мой, что человеческая жизнь это самое дорогое, что у нас есть? Сделку я принимаю. Но если хочешь вернуть своего дружка, тогда приведи мне того, кто его заменит. Тихомир! — аристократка выпрямилась и обратилась к старику.

Тот вздрогнул и впервые за весь наш разговор показал, что живой.

— Да, госпожа? — проскрипел он своим голосом.

— Напиши мальчишке список. Выполнимый. Со всем самым необходимым, — затем Ариадна повернулась ко мне. — А ты возьми его и возвращайся как можно скорее. И помни. Если вздумаешь обмануть меня, я заставлю своих людей найти тебя, приковать, а твоего друга любезно попрошу сожрать твои внутренности пока ты еще дышишь. И будь уверен, он согласится.

Я машинально сглотнул, представив эту картину. Но не подал вида.

Находиться в зале императрицы мне пришлось еще некоторое время. Пока Тихомир не передал мне лист, вырванный из альбома для рисования с тринадцатью пунктами. Затем я открыл портал и вернулся в свою съемную квартиру.

Элаиза, ждавшая в комнате, тут же бросилась мне на шею и крепко обняла. Она была ледяная, но одинокой девочке нужно было мое внимание. Я обнял ее в ответ.

— Что здесь произошло? — я только через минуту заметил бардак.

Принцесса горцев пожала плечами.

Тогда я бросил листок со списком покупок Ариадны на журнальный столик — прямо на стопку газет, — а сам пробежался по квартире.

Все перевернуто вверх дном. Столовые приборы вышвырнуты из ящиков разделочного стола. Дверцы холодильника раскрыты — на полу лужа растаявшей воды из морозильника. Продуктов почти нет. Незваные гости не побрезговали даже маргарином, на который наступил один из моих новых знакомых во время нашей схватки.

В комнате и ванной картина не лучше. Вещи выброшены из комода, ковры, лежащие на полу, перевернуты, занавески сорваны с гардин. Но самое грустное, что они нашли мою заначку. Не только деньги, которые я оставляю под ковром, чтобы сбить с толку. Но и основной пул, который я спрятал в пакет, а пакет приклеил скотчем под ванну с обратной стороны.

— Черт! — я ударил по треснутой плитке на полу в ванной.

На это вскрик Элаиза показалась из-за двери. Она осторожно, словно кошка, смотрела на меня и как будто опасалась подходить. Хотя скорее всего просто делала вид.

— Не думаю, что наркоманы, которых я встретил в подъезде при заселении, решились бы на это. По крайней мере, одни, — я сидел в кресле и пил кофе. Это единственное, что они оставили в навесном ящике, кроме соли.

— Если хочешь я могу позвать парней, и мы заставим дурачков вернуть деньги. Или попросим отработать их до последней копейки, — Нокиа ходил во квартире, с руками, уткнутыми в бока, и разглядывал разбросанные по полу пожелтевшие журналы «Крокодил» и «Мурзилка».

— Не надо, — я снова отхлебнул кофе. — Если я не покажу им свою силу они никогда не начнут по-настоящему уважать меня. Будут бояться при моих людях, а когда останусь один — не побрезгуют воткнуть нож в спину. И это я в прямом смысле.

— Я бы посмотрел, как мальчишка вроде тебя запугивает толпу отморозков, — расхохотался Иннокентий, но быстро замолчал, когда я остался серьезным.

— Сейчас от тебя мне нужны две вещи. Нет. Три, — я протянул своему подельнику исписанный альбомный лист. — Во-первых, достань мне все из этого списка. Привези на автомойку напротив. Оттуда я сам доставлю куда нужно.

Нокиа взял лист и поднял брови:

— Сруб? Ты что, решил спалить тут все к чертовой матери и воздвигнуть новый городок? — хохотнул он.

— Давай без вопросов, Нокиа, — я заглянул в носок и достал из него последние пару тысяч наличных. — Итак каша в голове. Как бы ничего не забыть.

— Понял, — седой мужичок убрал лист во внутренний карман своей куртки и достал оттуда портсигар. Вынул из него сигарету. Закурил.

— Еще мне нужно, чтобы ты нашел аристократа, который купит у меня прибыльную идею, — закинул я вторую просьбу.

— Какую? — удивился Иннокентий и стряхнул пепел в цветочный горшок с алоэ, стоящий на подоконнике.

— Если я тебе скажу, то деньги должен будешь заплатить ты, — улыбнулся я в ответ.

— На кой? — возмутился он. — Скажи мне что за бизнес, и я реализую его в лучшем виде.

— Я же тебе говорил, что идей у меня достаточно. Но если ты полностью взглянешь на список, то поймешь, что денег нужно не мало. А времени ждать нет. Найди инвестора и сведи со мной, хорошо?

Я видел, что мой подельник ведет себя неестественно. Переминается с ноги на ногу. Явно не согласен с моим решением, но не знает как сказать об этом.

— В чем проблема, Нокиа? — спросил я прямо.

— Сколько нам нужно денег? — дым перед его лицом рассеялся, и я увидел, что он смотрит на меня.

— Не знаю. Пару миллионов. Только не говори, что нашим инвестором хочешь стать ты…

— Нет… — резко ответил Иннокентий. — Хотя это идея…

— Тогда говори в чем дело.

— Ты знаешь, что я кручусь не совсем в законном бизнесе, — пепел упал на куртку Нокиа и он расторопно стряхнул его. — Ко мне обращаются разные люди с разными просьбами. И эти просьбы тоже не совсем законны, если ты понимаешь, о чем я. Но платят деньги очень даже приличные.

— Если ты говоришь об убийствах — о них и речи быть не может.

— Нет! — возмущенно ответил мой подельник и затянулся. — Я бы не стал предлагать ничего подобного десятилетнему мальчишке. Для одаренных работы выше крыши. Стоит только захотеть.

— Одиннадцать.

— Чего?

— Мне одиннадцать лет, Нокиа, — я улыбнулся. — В моем возрасте каждый год имеет значение.

— Да, босс. Одиннадцать. Я просто хочу сказать, что дело-то незаконным и не назовешь. А платят несколько миллионов. Это лучше, чем продавать идею, которая может стать частью нашей, то есть твоей корпорации в будущем, босс.

Законная работа на несколько миллионов для одаренного. Ищите дурака. Но деньги нужны. Выслушаю предложение, а уже там решу на что я готов.

— Что за работа?

— Нужно… — Нокиа отвел взгляд и выглянул на улицу. Медлил.

— Нет никакого заказа, верно? — догадался я.

— Сейчас нет, — признался Иннокентий. — Но я могу найти. Костя. Сам подумай. Деньги тебе нужны сейчас. Просто так вывести из бизнеса шесть миллионов мы не сможем. Продавать идеи, когда у тебя есть способности одаренного, неправильно. Я найду заказчика. И найду работу, за которую ты возьмешься.

— Ладно, — я залпом выпил кофе и поставил кружку на столик. — Напиши, как будет заказ и там поговорим. А сейчас список.

Нокиа радостно покивал головой, затушил окурок в цветочном горшке и выполнил еще одну мою просьбу. Дал несколько тысяч наличных и ушел.

В этот же день я позвонил по уже знакомому номеру и поставил в своей новой квартире железную дверь. Обошел соседей и наткнулся на ту милую бабусю, которая спускалась, когда мы с местными решали кто тут главный. Я дал ей денег, чтобы она вызвала милицию, если увидит или услышит, что кто-то кроме меня попытается зайти в квартиру под номером двадцать пять.

После этого я прибрался, сходил в магазин и разобрал вещи, которые Нокиа принес из моей прежней квартиры. Учебники и тетради пахли гарью, но сохранились. Правда браслет, который дарил мне Германн куда-то пропал.

Затем я позвонил Клаус и объяснил, что некоторое время не смогу ходить в школу. Сказал, что переехал и попросил ее учить меня экстерном тому, что преподают в школе. Схема простая. Она посещает занятия, на следующий день утром приезжает ко мне и преподаёт все пять или шесть уроков без воды, но по тем конспектам, что записала в школе. А заодно делает домашку. Я и не сомневался, что она согласиться. На этом мы и условились.

Мне безумно хотелось вернуться в свою квартиру, снова прийти в школу, но я знал, что там меня ждет Островский. Знал, что сперва мне нужно возглавить клан и только тогда он не сможет отправить меня на Казачью Заставу.

А еще мне было безумно интересно, как продвигается дело Парфенова. Но последняя статья, которую я нашел в газетах гласила только о том, что глава электроников взят под стражу. А банального интернета, из которого я мог узнать больше, у меня не было. И пока вопрос с обвинением Александра Николаевича не решен, а я не создал клан, я не могу начать искать маму и сестру. Они все еще в опасности.

Зато я позвонил Дамиру Шамильевичу, извинился за отсутствие, рассказал, что пропускаю уроки из-за травмы и уже на следующий день он согласился дать мне индивидуальный урок. А я, тем временем, одевшись в брюки, ботинки, пиджак и пальто пошел знакомиться с теми, кто без спроса вломился в квартиру и обокрал меня.

Я вышел в подъезд в надежде, что кто-то из моих новых друзей греется в нем. Но, на удивление, тут было тихо. Я поздоровался с подвыпившей жениной, возвращающейся домой и вышел на улицу. Огляделся. И тут никого. Компания все еще где-то тратит мои деньги. Можно было бы дождаться, когда они закончатся и ко мне снова заявятся в поисках наличных, но уж очень хотелось мне решить этот вопрос прямо сейчас. И возможно забрать те деньги, которые они еще не успели потратить.

Поэтому я обошел дом и купил в «Родине» самый большой салют. Немного бомбочек. Пригнал мопед из здания будущей автомойки, который Нокиа любезно доставил в один из дней пока я отсутствовал в этом мире.

Расположившись прямо посреди двора, на месте, где несколько дней назад мужичок хлопал ковер, я поджег фитиль салюта. Оперся на мопед и смотрел в окна окружающих меня пятиэтажек, пока петарды взрывались высоко в небе. Еще только смеркалось, поэтому я мог разглядеть лица детей, радостно выглядывающих в форточку, хмурых женщин, и даже стал жертвой бабули, которая прокляла меня всеми известными проклятиями за это дьявольское преступление.

Когда залпы закончились, я взорвал еще две «черных смерти». Невольно поморщился вспомнив, как больно было взрывать такие в ладошках. А затем завел мопед, который и должен стать главной целью подонков, обокравших меня.

Долго ждать не пришлось. Очень скоро дверь подъезда дома напротив распахнулась и оттуда вышел гнилозуб. Я ждал еще пару человек, но их было гораздо больше. Десять. Может двенадцать плохо одетых подростков шли в мои сторону и скалились в предвкушении очередной добычи.

(обратно)

Глава 6 Собрание жильцов

Я ждал встречи с отморозками на детской площадке. Тут есть качели. Мостики. Турники. Песочница. Карусель. Едва виднеющиеся из-под снега автомобильные покрышки. Но снег хорошо утоптан. Во-первых, потому, что два этих турника часто используются для того, чтобы хлопать ковры. А в другое время сюда приходят мальчишки, играют в футбол и используют их вместо ворот. Драться я, конечно, не хочу, но если придется, то место вполне подходящее.

Я заглушил мотор мопеда и убрал ключи в карман. Уезжать не собираюсь, а вот если у кого-то из отморозков появится желание прокатиться пока я не закончил дело — это будет не кстати.

Толпа направлялась в мою сторону шагая через сугроб. Кто-то заходил с флангов. Гнилозуб шел рядом с пареньком внушительных размеров с исцарапанным лицом. Тот был выше остальных в компании на голову. Один его глаз косил. Одет в грязный пуховик, а на голове старая спортивная шапка. Похоже он тут главный.

— И этот петушара вас нагнул? — спросил он, выйдя на детскую площадку и грузными ударами ног стряхнул снег с нордиков.

Гнилозуб что-то пропищал в ответ. Я не расслышал.

Через полминуты меня окружили.

Это были подростки. И только великан с расцарапанным лицом старше всех. У него на руках нет перчаток. Зато есть татуировки. Все понятно. Этот индивидуум скорее всего уже успел отсидеть в детской колонии. Если не в тюрьме для совершеннолетних. А потом вернулся на район и состряпал тут подобие банды из ребят помладше. Чтобы реализовать свои криминальные амбиции. Вот только умом Бог не наградил. И вместо того, чтобы стать настоящим лидером и сделать жизнь парней лучше, он загнал их в яму. Он и есть мой главный конкурент и враг.

— Хороший мопед, чертила! — осклабился громила, встав прямо передо мной. — Знали бы, что у тебя такой есть, то прихватили бы в довесок ко всему остальному. Гони ключи!

Он протянул руку и показал ладонь.

— Смело, — я навалился на своего двухколесного друга и скрестил руки на груди. — Значит ты тут главный?

— Я тут рулю. А ты моих людей унизил. И за это ответишь!

Отморозок схватил меня и бросил в сторону. Я полетел к железному мостику и больно ударился о него спиной. Затем громила подошел к мопеду и взялся за ручки. Перекинул ногу, оседлав моего железного коня.

— Был бы побольше, себе бы забрал. Но мне на таком ездить неудобно. Продам, — хмыкнул он.

Я поднялся. Постарался унять злость.

Впервые в жизни мне так хочется набить кому-то морду. Видимо от того, что я чуть ли не в три раза меньше. И с точки зрения силы просто беспомощный ребенок. А этот ублюдок даже не почувствует моих ударов, если мы начнем драться. От этого злюсь еще больше.

Однако только с холодной головой выигрываются такие противостояния. Поэтому надо взять себя в руки.

— Ну что парни? — я обратился к наблюдающим вокруг. — Я смотрю, что тот, перед кем вы все пресмыкаетесь, уже жизнь повидал. Я прав?

Гнилозуб подпрыгнул и повис на турнике.

— Бочка на зоне сидел, — гордо заявил он и попытался подтянуться. Не получилось. — Со всеми авторитетами там общался. Если хорошо себя вести будешь, он и тебя примет.

Бочка? Ну и прозвище. Но что я хотел от толпы отморозков, вскрывающих квартиры у себя на районе?

— С авторитетами общался, говоришь? — переспросил я. — Или это он вам так рассказывает. А на самом деле шестеркой там был?

— Чего? — Бочка посмотрел на меня.

— Просто мне говорили, что игрушки у детей отбирают те, кого на зоне раком ставили. Вот я и подумал, что непременно нужно сообщить, что Бочка ваш, заднеприводный. Как этот мопед.

Тишина. Все смотрят на главаря банды и не понимают, как реагировать. Сказал я, а неудобно им. Главарь тоже растерялся. Но у меня выход только один. Как в джунглях. Победить самого сильного и тогда остальные прогнутся. Это будет не просто. Но я учусь в школе для одаренных. А он нет. В этом мое преимущество.

— Ну ты сам напросился, петушара! — рычит Бочка, сходит с мопеда и идет в мою сторону.

Я запрыгиваю на железный мостик и по перекладинам добираюсь до самого верха. Так я даже выше своего нового антагониста.

Бочка пытается ухватить меня за ноги, но я прыгаю на него, отталкиваюсь от его плеча, делаю сальто в воздухе и приземляюсь позади противника. Пинаю ему под зад, пока нерасторопный отморозок медленно разворачивается.

В этот же момент один из людей Бочки хватает меня под руки. Тот видит картину и спешит, чтобы как следует приложиться мне в солнечное сплетение. Или по морде.

— Глядите! — ухмыляюсь я. — Тот, кто у меня мопед собрался отработать самостоятельно даже с одиннадцатилетним мальчиком справиться не в силах. Ну давай, смельчак. Врежь своему маленькому обидчику, пока меня не отпустили, и я не показал всем насколько ты жалок.

— Отпустить! — рычит великан и снимает с себя пуховик. Он уже покраснел. Толи от холода, толи от стыда.

Руки того, кто держит меня расслабляются, я вырываюсь, и мы с моим противником встаем друг напротив друга. Я быстро озираюсь, оценивая обстановку.

Едва успеваю вернуть взгляд на Бочку, как он уж несется в мою сторону. Я делаю шаг ему на встречу, но резко ухожу в сторону подставляя подножку. Отморозок спотыкается, бежит пару метров, пытаясь удержаться на ногах, но все же падает прямо у детской качели. Той, где нужно качаться вдвоем, отталкиваясь ногами от земли. Ударяется лицом о железную ручку и вопит.

— Ты мне нос разбил! — стоя на четвереньках, он прикладывает пальцы и смотрит как бежит кровь. — Ты мне нос разбил!

Я с двух взмахов руки открываю портал, ныряю в него и выныриваю из разрыва прямо над качелями. С другой стороны. Всем весом опускаюсь на нее, а седушка качели у морды отморозка резко поднимается вверх и бьет ему прямо в нижнюю челюсть. Раздается противный звук стука зубов о зубы, и туша просто сваливается на бок. Нокаут?

Я подхожу к Бочке и проверяю пульс.

— Жить будет, — говорю я и сажусь на своего противника сверху. Словно охотник, сваливший крупную дичь. — Кто следующий?

После моего вопроса отморозки из банды Бочки мнутся. Топчутся на месте и не отвечают.

— Среди вас есть трое, с которыми я уже встречался, — я стряхиваю с перчаток снег, снимаю их и поднимаю штанину. — Тот, кто укажет мне на человека, который сдал меня вашему прежнему главарю, получит прямо сейчас эти пять тысяч.

Я достаю купюры из носка и кладу на Бочку. Рядом с собой.

— Это Игорь, — гнилозуб подходит ближе и забирает деньги.

Я оглядываю отморозков. Все они отступают на шаг от паренька с пожелтевшим фингалом. Того, с которым мы уже встречались в моем подъезде и того, кто единственный не получил от меня по щам. Остался при своем мнении и решил расквитаться, нажаловавшись своему лидеру?

Теперь я должен показать всем остальным что случится, если они предадут меня. Как бы мне ни хотелось оставаться человеком, но, как говорится, с волками жить… Буду отправлять таких на Казачью Заставу для простолюдинов, так сказать. К Ариадне. На несколько лет для перевоспитания. А когда разберусь с насущными делами, освобожу всех. Может ума станет больше.

Я медленно поднялся с туши, лежащей на снегу, и открыл портал. Представил, как он ведет прямо в гараж к Иннокентию, где амбалы играют в карты. Сразу на изнанку нельзя. Радиация. Затем достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку и ручку. Дыхнул на нее, чтобы не перестала писать. Написал три слова «От Кости Ракицкого». Затем вырвал листок, подошел к Игорю и засунул послание ему в карман.

— Поможете? — я посмотрел на отморозков, а затем кивком головы указал на портал. Достал еще тысячу.

Пара парней сообразили, что нужно делать. Они схватили своего товарища под руки и подвели разрыву. Еще раз посмотрели на меня в ожидании подтверждения. Я кивнул.

— Нет! Нет! Нет! — заорал Игорь, когда понял, что я не блефую. — Я буду верно…

Но паренек не договорил. Он исчез в бездне портала, который я тут же закрыл. А затем отдал честно заработанные деньги двум парням, которые мне помогли.

Во дворе снова воцарилось молчание. Пока я не прервал его своей речью.

Повторяться жутко не хотелось, поэтому это была обновленная версия тех слов, которые я уже говорил, когда моих приспешников было всего трое. Только теперь я добавил еще пункт. О том, что каждый, кто предаст меня также, как и Игорь, отправится на ту сторону. На изнанку, откуда нет выхода. Но если будет верно служить мне, то его ждет светлое будущее и хороший заработок. Отдельно пришлось коснуться темы милиции и Бюро по расследованию магических преступлений. Конечно, я уверен, что никто из моих новых людей не донесет на меня. Но на всякий случай подстраховался.

— Ну и первая проверка на верность, — сказал я, когда парни уже не были такими напряжёнными, а кому-то даже понравились мои планы. — Вы украли у меня деньги. Верните, все что еще не потратили. Прямо сейчас.

Снова молчание. Мимо идет прохожий и кашляет. Старается не смотреть в нашу сторону. Видно, что местные предпочитают сторониться разборок.

Возвращаю взгляд на отморозков. Никто из банды не горит желанием отдавать мне наличные.

Первым решается гнилозуб. Он подходит ближе и вытаскивает все из карманов. Кладет в мою шапку. Я достаю оттуда пять тысяч и протягиваю обратно.

— Их ты заработал честно. Они твои, — я киваю, позволяя взять деньги.

Тот лыбится, демонстрируя то, благодаря чему заслужил свое новое прозвище.

Тогда, видя, что я честный «аристократ», подростки начинают подходить ко мне один за другим и отдавать деньги. Я тут же возвращаю им часть в качестве благодарности за честность. Так проходит немного времени, но достаточно для того, чтобы уши замерзли и мне захотелось в теплое помещение. Сварить пельменей, смешать кетчуп с майонезом и сесть перед телевизором.

— Это мой номер, — я записал цифры на вырванных листах из записной книжки и раздал подросткам. — Если узнаете, что кто-то передумал на меня работать или у вас появится любой другой вопрос, любая информация, вы всегда можете отправить сообщение мне на пейджер и получить награду.

Затем я переложил деньги в пальто, надел шапку и приказал отвести Бочку в подъезд и вызвать скорую. Понимаю, что правильнее было бы отправить его к Ариадне. Понимаю, что он не простит мне такого унижения и все равно попытается предать. Но таким поступком я заставлю остальных больше уважать меня. Покажу, что не боюсь никого. Даже того, кто всегда будет хотеть избавиться от меня. А уж если он продолжит стоять на своем — тогда разговор будет короткий.

Заснуть этой ночью было тяжело. Хотя диван по сравнению с раскладушкой в темнице на той стороне, казался божественной периной. Однако меня не покидало ощущение, что кто-нибудь из тех, кого я сегодня вербовал, захочет снова повидаться. И не побрезгует тем, чтобы залезть в квартиру через окно, прыгнув прямо с дерева, растущего почти вплотную к дому и наводящего жути своей раскачивающейся тенью.

Но усталость взяла свое и я отрубился. Проснулся рано по будильнику и уже к семи утра приехал на тренировку к Дамиру Шамильевичу.

— Здравствуйте, Дамир Шамильевич, — переодетый в кимоно я подошел к матам.

Но тренер молчал. Он рассматривал календарь с изображением Брюса Ли, висящий на стене. Я начал делать то же самое.

— Ты знаешь почему Брюс Ли до сих пор считается лучшим одаренным, познавшим Боевые Искусства?

Ага. Кажется и тут известный боец и актер не обошелся без магических талантов. Он, наверняка, еще какой-нибудь аристократ?

— Не знаю, тренер, — помотал головой я.

— Ли не учился и не тренировался делать то же, что и остальные. Он разработал свой стиль. У него была своя техника. Непредсказуемая. Которую не могли читать. За счет этого драки с его участием были не только эффективными, но и эффектными. Благодаря этому человек без таланта актера и попал в кино.

— Значит вы будете учить меня чему-то совершенно новому?

— Нет. Если я буду учить тебя в точности тому, что умею сам, у тебя будет, по крайней мере, один противник, способный тебя одолеть. А наша задача сделать тебя непобедимым.

— Понял, — ответил я, хотя на самом деле не совсем понимал, чего он добивается.

— Пойдем…

Дамир Шамильевич подошел к двери с надписью «служебный вход» и открыл ее. Внутрь тут же ворвался ветер. Тренер выступил босыми ногами на улицу. Я не стал канючить и сделал тоже самое. Морозный воздух тут же забрался под кимоно и мурашки пробежали по коже.

— Что ты знаешь о Психо? — крикнул Дамир Шамильевич, перебивая вьюгу и шагая прямо по сугробу в центр двора.

— Это внутренняя энергия, — ответил я. — Как Сила, которую могут использовать одаренные. Только Психо не набрать из вне. Она вырабатывается внутренними органами. Как адреналин. За счет нее одаренный может покрывать кожу щитом. Может использовать кинетические удары и другую боевую магию в рукопашном поединке.

— Все правильно, — тренер перепрыгнул через борт старой хоккейной коробки. — Моя главная задача сделать так, чтобы объем твоей внутренней энергии многократно превосходил запасы Психо твоих противников.

Дамир Шамильевич остановился возле покрышки от грузовика, слегка засыпанной снегом. Видимо притащил ее сам, незадолго до начала тренировки.

— Вот первый способ победить любого противника. Бой на изнеможение. Драться пока он не израсходует внутреннюю энергию. Делать вид, что твои силы тоже на исходе. И в самый подходящий момент использовать сокрушающий удар.

В глазах тренера блеснуло пламя, а затем его кожа сделалась красной. Я видел, как снег под ступнями одаренного начинает таять. Все ясно — огненный щит. Накладывать такой мне еще учиться и учиться. А я уж подумал, что он реально собирается мерзнуть тут вместе со мной.

— Сейчас за определенное количество времени твой организм может выделить определенное количество Психо. Но чем сильнее ты будешь становиться, чем выносливее будет твое тело, тем больше энергии у тебя будет. Именно поэтому каждая наша тренировка отныне начинается с физических упражнений.

Мне так и хотелось спросить, обязательно ли делать это все с таким минимальным количеством одежды сразу. Но я знал, что он взял меня на индивидуальные тренировки потому, что я не буду ныть. К тому же, уверен, у него нет желания меня заморозить.

— Начнем, — Дамир Шамильевич положил руки на пояс, а ноги поставил на ширину плеч. — Сперва разомнемся.

В следующие десять минут я повторял за тренером все движения. Растягивал связки и разминал тело. Я делал это очень энергично, потому что жутко хотелось согреться. Видимо в этом и состоит его план. Заставить меня работать усерднее, чтобы не замерзнуть.

— А теперь это колесо должно оказаться на той стороне. Его можно только переворачивать. Но не катить, — он указал на резиновую покрышку.

Я знал это упражнение еще из прошлой жизни. Но никогда не делал. Видел только видео у друзей в социальных сетях. Как они, переворачивая колесо от трактора, добираются из одной точки в другую. Благо у меня колесо поменьше. Другое, мне кажется, я бы и не поднял. Хотя…

Следующие полчаса я только и занимался тем, что перемещал покрышку с одной стороны хоккейной коробки в другую. Если тело уже справилось с холодом, то вот ноги мерзли ужасно. Мне казалось я их не чувствую. И больше всего не хотелось отморозить их окончательно.

— Давай, Костя! — тренер шел рядом, сложив руки на груди, пока я пытался в очередной раз поднять колесо, хотя сил банально не оставалось. — У тебя получится! Еще один раз!

Я заорал на весь двор, переворачивая покрышку. От крика вороны, сидящие на ветках березы, поднялись в воздух и улетели. Я заорал еще раз, потому что всё еще держал колесо, словно шкаф, который вот-вот свалится на меня. В глазах помутнело. Руки нещадно затряслись. Тогда я заорал в третий раз и самобытный снаряд поддался и свалился на другую сторону.

— Поздравляю… — тренер улыбался, хлопал и смотрел на меня.

— С чем?

Дамир Шамильевич вздернул подбородок, предлагая мне обратить внимание на самого себя…

(обратно)

Глава 7 Герб рода

Глаза все еще плохо видят. Пришлось зажмуриться и раскрыть их несколько раз, прежде чем зрение вернулось окончательно. Я опустил взгляд на руки и увидел, что вся моя кожа покрыта красной коркой. Такой же, как у тренера. В нос ударил запах паленой резины. Я присмотрелся к покрышке. Там, где были мои ладони, резина расплавлена. Зато стало гораздо теплее. Словно я нахожусь на курорте, а не застываю посреди серых пятиэтажек.

— Я создал огненный щит? — спросил я, глядя на еще трясущиеся пальцы, измазанные в черной расплавленной жиже.

— За границей это называют доспехом. Такое слово лучше раскрывает смысл, — Дамир Шамильевич сел на колесо и двумя ударами ладони рядом с собой предложил мне сделать то же самое. Я послушался. — Что вам уже успели рассказать на Щитознании в школе?

— Немного. Урок ввели только с сентября. Однако я уже знаю, что такой щит накладывается исключительно за счет внутренней энергии. Бывает несколько вариантов…доспеха. Огненный, каменный, воздушный и другие. На последних уроках мы много времени уделяем медитациям, чтобы раскрыть возможности своего тела. Но, если честно, мне впервые удалось в этом плане добиться успеха.

— Давай я расскажу тебе в чем разница, чтобы ты не путался, — тренер взял в руки немного снега и принялся делать комок. — В Российской Империи доспех называют щитом только по одной причине. Потому что он появляется поверх кожи одаренного и как бы становится той преградой между человеком и внешним воздействием. Но если смотреть детально, то из всех доспехов по-настоящему защищает только каменный. С ним удары по тебе становятся менее чувствительными. И твои выпады, стоит заметить, тоже окажутся более мощными. Когда ты будешь бить, противник почувствует словно по нему прилетают не кулаки, а настоящие булыжники.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — ответил я. — Знаю, что воздушный щит, например, вообще не защищает. Мы проходили, что с его помощью одаренный становится более легким и подвижным.

— Все верно. А огненный щит будет наносить большой урон, когда ты научишься концентрироваться и сосредотачивать энергию огня в кулаках, — Дамир Шамильевич бросил комок за пределы хоккейной коробки. — Каждый твой удар будет еще и оставлять ожоги. А если бить в правильное место, то он будет эффективнее остальных доспехов.

— Понял, — я посмотрел на свои руки. — Некоторые мои одноклассники уже научились активировать доспех, но, если честно, у меня прежде не выходило.

— Концентрация, — тренер пару раз стукнул пальцем по своему виску. — Ты увидел доспех у меня. Затем замерз. Мы заставили мышцы твоего тела работать и вуаля! Твой мозг сам активировал огненный щит. Теперь, с каждым разом, тебе будет все легче и легче это сделать.

Тренер поднялся и отряхнул свое кимоно от снега.

— А теперь вернемся в зал. Продолжим тренировку.

В этот день я узнал еще много нового. Но это не касалось ни Психо, ни боевой магии, ни Силы, которую можно также использовать во время боя. Мы работали исключительно над техникой.

Пока я занимался, я окончательно убедился, что деньги на тренера потрачены не зря. Только очень хочется поскорее подготовиться к турниру Морозовых. Поэтому, прежде чем уйти, я еще некоторое время настаивал на ежедневных тренировках. И Дамир Шамильевич в итоге согласился приходить к семи утра. Но через день.

Затем я поблагодарил тренера, заплатил за занятие и поехал домой, где меня уже ждала Жанна.

— Прости, Клаус, — я рылся в спортивной сумке, пытаясь достать связку ключей. — Ты, наверное, замерзла?

— Вообще-то нет, — аристократка задумчиво осматривала мой новый подъезд. — Какой-то парень подошел ко мне на улице. Попытался заговорить. А когда узнал, что жду тебя, вынес термос и напоил чаем.

— Подросток? — я вставил ключ в замочную скважину и посмотрел на нее.

— Нет. Нашего возраста. Сказал, что его брат из твоего клана.

— Хм. Слухи поползли. Это уже хорошо, — я открыл дверь и пропустил гостью внутрь.

— Это ты о чем? — Жанна сняла пальто, взяла портфель и прошла к журнальному столику.

— Клаус. Мне надо с тобой серьезно поговорить. Ты пока располагайся, а я налью нам кофе и вернусь. Ты же пьешь кофе?

Моя одноклассница кивнула, и я убежал на кухню.

Через десять минут мы сидели друг напротив друга в моей новой квартире. Учебники с тетрадями уже были разложены на журнальном столике, а я переписывал конспект по Сфероведению за вчерашний день.

— Так о чем ты хотел поговорить? — Жанна не отрывала от меня взгляда, пока я пыхтел над тетрадью.

— Да… — я отложил ручку в сторону и выпрямился на табуретке. — Не сочти меня за безумца. Но сейчас я действительно на пути к созданию собственного клана.

Я сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию одноклассницы. До сих пор многие, кто слышал об этих планах из моих уст, просто смеялись прямо в лицо. Но Клаус другая. Всегда была другой. Какую бы бредовую идею я не предложил, она всегда с открытым ртом слушает о том, как я собираюсь воплотить ее в жизнь.

— Я уже представляю как все устрою. Но мне очень нужны верные люди. Которые пройдут этот путь вместе со мной. Станут частью этой семьи…

Клаус замялась.

— В чем дело? — я прямо спросил у одноклассницы.

— Ты же знаешь, что мой отец уже состоит в клане? Меня, конечно, еще официально не приняли… У нас вообще это возможно только при достижении совершеннолетия, но… Погоди. Ты вообще знаешь как устроена система кланов?

— В общих чертах, — я развел руками и закинул в рот леденец «5+». — Пусть это будет тема нашего сегодняшнего урока.

Клаус взяла листочек и принялась чертить на нем какие-то кругляшки и палочки. Все это напомнило мне случай из прошлой жизни, когда один из друзей пытался объяснить мне в чем заключается суть сетевого маркетинга. Тут также. Кругляшки обозначали людей, а линии — связь между ними.

— Давай начнем с того, что ты расскажешь мне что вообще знаешь о кланах? Чтобы не повторяться, — Жанна наклонила голову в сторону, наслаждаясь своим художеством.

— Я знаю, что есть главы кланов, — я указал на круг в самом верху пирамиды. — Есть самые приближенные люди. Заместители. Знаю, что вся экономическая система империи построена на кланах. Еще совсем недавно я узнал, что невозможно официально зарегистрировать бизнес, если ты не состоишь в одном из них. Знаю, что во многие российские кланы принимают только аристократов. А бастарды и простолюдины…

— Так. Стоп. Стоп, — Клаус выдохнула. — Давай по порядку. Твои знания слишком рассеяны. Начнем с того, что есть глава клана. Этот человек обязательно должен быть аристократом. Иначе ему никогда не стать главой. Ты знаешь, как получить статус аристократа?

— Да, — я посмотрел на цветочный горшок, в котором Нокиа вчера затушил бычок. — Один мой знакомый сказал, что для этого нужно обзавестись гербом рода.

— Совершенно верно. Вообще понятие аристократ появилось после одной из реформ Петра Первого. Одаренные, которые испокон веков пользовались привилегиями и обладали гораздо большими возможностями, чем простолюдины, получили герб своего рода. Именно он и давал право людям из высшего общества состоять в клане, регистрировать свой клан, заниматься торговлей или любой другой предпринимательской деятельностью. Но за это они должны безоговорочно служить императору. Как ты понимаешь, ему важно главное — чтобы одаренные были частью армии.

— Значит все аристократы потомки тех важных особ из восемнадцатого века?

— Не обязательно. Аристократом может стать любой простолюдин, вступивший в брак с аристократом. Он автоматически становится членом высокого рода. Знаешь почему?

— Кажется, да… — я постучал пальцами по подбородку. — Аристократ может вступить в брак с любым простолюдином, но очень редко с одаренным. Потому что для того, чтобы продолжить род партнёр не должен обладать магическими способностями. Либо они должны обладать магией одного вида. Чтобы не родился очередной темный.

— Почти. Они могут вступить в брак, но тогда обязуются никогда не иметь детей. Подписывается специальное обязательство. Ты уже знаешь почему.

— Значит аристократ — это, по сути, просто галочка в документе?

— Герб на корочке паспорта, герб на школьной форме, герб на кольце. Герб — это принадлежность роду, который ко многому тебя обязывает.

— Черт… — я понял почему Клаус расстроилась.

— Да… — кивнула Жанна. — Род Клаус уже состоит в клане Райкина. И чтобы перейти к тебе, мой отец тоже должен это сделать. По-другому это нарушит все законы и вызовет ненужное тебе противостояние. Но…

Аристократка вдруг замолчала.

— Что но? — получив надежду, встрепенулся я.

— Нет. Не обращай внимания, — Жанна махнула рукой.

— Как ты говоришь? Сказал а, говори б, да? Признавайся, Клаус. Что хотела сказать?

— Я знаю только один выход, — она снова осеклась. — Например…

— Что, например, Жанна, не томи?

Когда я начинал называть одноклассницу по имени, она знала, что я теряю терпение.

— В общем… Если мы будем с тобой помолвлены и по достижению определенного возраста женимся, то я уже не буду привязана ни к роду Клаус, ни к клану, в котором состоит моя семья.

Аристократка покраснела, отвела взгляд и пригубила кофе.

Блин. Лучше бы не спрашивал. О таком выходе я мог бы догадаться самостоятельно. Но сейчас главное — разрядить обстановку.

— Ясно, — я сделал вид, что не услышал ничего нового. — А бастарды значит — это одаренные, у которых нет герба рода, правильно?

— Да. Поэтому немного неправильно называть аристократов чистокровными, а бастардов полукровками, — воодушевилась Жанна. — Бастарды, по сути, это дети, родившиеся вне знатного рода. Не под гербом. И из-за этого, лишенные всех привилегий аристо.

— Так. Ладно. Но герб рода? Один мой знакомый сказал, что я могу восстановить его, если у моих предков когда-то он уже был. А есть другие способы? Спрашиваю тебя, как аристо, которым мой знакомый никогда не являлся.

— Есть, — Клаус кивнула. — Гербом рода может наградить лично император. За определенные заслуги перед империей. На его усмотрение.

После разговора с Нокиа меня постоянно тревожил тот момент, что у моих предков вообще могло никогда не быть герба рода. Мать — простолюдинка. Значит вообще никогда не имела в родственниках одаренных, а, стало быть, и аристократов. Отец воспитывался в детском доме. Если я не докажу, что он сын моей бабушки, то…даже если в нашем роду были аристократы, герб мне не вернуть. Поэтому не очень хотелось тратить время, чтобы восстановить семейное древо. Только вот второй вариант оказывается нисколько не проще.

— Значит за заслуги? — я чертыхнулся и провел ладонями по лицу. — Ты когда-нибудь слышала о тех, кого император наградил таким знаком отличия?

— Несколько раз…

— Меня больше волнует, что именно они сделали, чтобы получить его?

— Если честно, я даже никогда не вдавалась в подробности…

— Ладно. Спасибо, Клаус, — я собрался, чтобы продолжить занятия. — В любом случае ты мне сильно помогла. Давай вернемся к урокам. Уже одиннадцать доходит.

Пока Клаус объясняла мне все то, что проходили мои одноклассники всю последнюю неделю, я никак не мог выкинуть из головы тот самый герб рода. Мне постоянно кажется, что вот-вот я уже создам свой клан, но до сих пор натыкаюсь на разные подводные камни.

Дело в том, что, когда мы с Нокиа замутили всю эту схему с бизнесами, мы сделали это дело полностью подпольным. Предприятие, которому принадлежат все мои, пока еще мелкие, бизнесы зарегистрированы на моего умершего отца. У него липовый герб и липовая бумажка о принадлежности какому-то китайскому международному клану, ведущему деятельность по всему миру, в том числе и на территории Российской Империи.

Как только я сообщил Иннокентию о планах создать собственный клан, он рассказал мне всю эту мутную схему в деталях и мы, вроде как, договорились сделать весь бизнес прозрачным. Однако для этого мне необходимо обзавестись настоящим гербом и потом мой подельник сможет переписать весь бизнес. Вернее, продать его за сумму, написанную на бумаге, но никто никому никаких денег, конечно, передавать не будет. Чтобы не платить лишних налогов. Но сейчас вся загвоздка заключается в гербе.

Проводив Клаус, я посмотрел на пейджер в надежде обнаружить от Нокиа сообщение о том, что все из списка Ариадны собрано. Но никаких посланий не было. Поэтому я сходил в душ, приоделся и отправился к бабушке. Единственному человеку, который может раскрыть мне правду о моем роде.

— Я думал, что не достучусь, — улыбнулся я, когда бабуля открыла дверь и с заспанным видом встретила меня. — Нужно купить тебе слуховой аппарат, ба! У тебя у самой жизнь заиграет новыми красками.

— Никаких слуховых аппаратов я использовать не буду, Костя! — запротивилась она. — Может я и твоя бабушка, но не смей делать из меня старуху.

— Ладно-ладно, — я поднял руки. — Войти можно?

— Да, конечно, — спохватилась она, отходя в сторону. — Совсем с толку сбил. Оладушки пожарить?

— Не откажусь.

Пока бабушка суетилась на кухне я по привычке полез в карман, чтобы достать оттуда телефон и посерфить в интернете. Но никакого телефона там не было. Поэтому я решил посмотреть телевизор.

Нажимая на пластиковые черные кнопки на панели справа, я добрался до пятого канала. «НТВ». Там шла программа «Сегодня» и заканчивался один из сюжетов.

— …в городе будет введено чрезвычайное положение, если прорывы монстров через завесу продолжатся. А пока мы обращаемся к зрителям со всей Российской Империи, — вместо ведущего, сидящего за столом, на экране появилась моя фотография. — Мальчик, которого вы сейчас видите, пропал без вести после последнего случая. Нашей съемочной группе удалось заснять эти кадры разрушенной квартиры, где он жил. Уважаемые зрители! Если вы видели Константина Ракицкого и знаете о месте его нахождения, немедленно свяжитесь с органами по номеру, который видите сейчас на экране. Возможно, именно ваш звонок спасет маленькому Косте жизнь. А теперь к новостям спорта…

Я нажал на шестой канал, который никогда не ловил у бабушки. Теперь на экране мелькал только белый шум. Я не хотел, чтобы она увидела новости. Хотя понимаю, что сейчас весь город начнет искать меня. Даже те отморозки с района, с которыми мы теперь работаем вместе могут донести Островскому о том, где я живу. Просто, чтобы избавиться от выскочки, поселившегося у них во дворе.

Н-да. Люди из Бюро крепко схватились за меня. Сперва газета, теперь телевидение. Островский очень хочет отправить меня на север. Происшествие с мутантами в моей квартире явно развязало ему руки. И при следующей встрече, я вряд ли выйду сухим из воды. Надо бы эту проблему решить…

— Сейчас будет готова первая партия, — бабушка зашла в комнату и поставила банку с вареньем на табуретку, которую я приготовил вместо стола.

— К тебе никто не приходил, ба? — я выключил телевизор и опустил салфетку на экран.

— Ко мне? Смотря кого ты имеешь в виду. Сегодня только Валя заходила… Открой — ка! — она протянула мне открывалку и указала на банку.

Валя — это ее соседка. Значит Островский так и не пронюхал про бабушку. И вряд ли узнает о ней, пока я сам не приведу его сюда. Нет никаких точек соприкосновения у нас с ней. Даже в детском доме не знают кто мать моего отца. И я бы никогда не узнал, если бы не память из моей прошлой жизни. Выходит только тут теперь я могу быть в безопасности.

— Костя… — бабушка заходит в комнату бледная как смерть.

Я поднимаю глаза и тут же сердце уходит в пятки. Тарелка с оладьями падает у нее из рук. Затем кружка чая летит на ковер следом.

(обратно)

Глава 8 Темный беспризорник

Я смотрел на бабушку и понимал, что это произошло снова. Случилось несколько раньше, чем в прошлой жизни. Но в тот же момент. Когда она готовила мне оладьи на кухне. Инсульт.

Я равно, как и тогда, положил ее руку себе за шею и довел до кровати. Уложил. Увидел, как она смотрит на меня глазами полными страха.

Когда это произошло в той жизни, я не смог даже попрощаться. В панике побежал к соседке, у которой есть телефон, чтобы она вызвала скорую. А когда вернулся бабушка была уже без сознания. Да. Из-за того, что испугался и хотел хоть что-то сделать, я не смог попрощаться с одним из самых близких мне людей. Теперь я не совершу такой ошибки. Хотя, черт возьми, мне очень хочется ей помочь и хочется верить, что в этой реальности все может сложиться по-другому.

— Тише, тише, ба. Я тут, — я взял ее за руку, а второй вытер навернувшиеся у глаз слезы. — Не бойся. Это не конец пути.

Я осекся, поразмыслив о том, хочу ли говорить ей то, что намерен сказать. О том, что после смерти может быть еще одна жизнь. В какой-нибудь другой реальности. Но опять эта дурацкая привычка думать о последствиях. Могу я забыть о ней хотя бы тогда, когда хочу, чтобы родной человек не страдал?

— У тебя инсульт. Ты же знаешь, что это такое? Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я уходил. Я останусь на несколько минут здесь, ладно? Пока ты не захочешь поспать. Или все-таки вызвать скорую?

Бабушка крепко сжала мою руку. Я понял, что она хочет, чтобы я остался.

Тогда я привел свои мысли в порядок. Перестал тараторить без умолку. Подвинулся ближе и поцеловал ее в лоб. Когда отпрянул, то увидел, как ее веки медленно опускаются.

— Я тебя люблю, ба, — сказал я и ни одна мускула на моем лице не дрогнула. Ведь я знаю, что ей будет только хуже, если я начну паниковать и рыдать. — Просто поспи, бабуля. Я вызову врачей. Они тебе обязательно помогут. Не переживай. Скоро ты проснешься.

Ее глаза закрылись. Но она еще оставалась жива. Тогда я прибежал к соседке и попросил вызвать скорую. И, конечно, после того как она выполнила просьбу, тетя Валя зашла в гости. В последний раз. А я собрал свои вещи и ушел.

Да. Единственный человек, который оставался в городе и мог пролить свет на прошлое моей семьи при смерти. В семдесят лет. Это не мало. И мне жутко грустно. Но это еще одно доказательство того, что в этом мире все складывается также, как тогда. Лишь с некоторыми отклонениями. Радует лишь то, что нам удалось попрощаться.

Я вышел на улицу. Тут еще полно людей. Все они спешат домой перед комендантским часом, чтобы успеть поужинать и запереть ставни. А вот мне теперь идти совершенно некуда. Везде могут ждать люди из Бюро по расследованию магических преступлений.

Я натянул шарф на нос и просто пошел куда глаза глядят, погрузившись в свои размышления.

Теперь я в тупике. Единственным, кто мог быть потомком аристократов может быть мой дед. Но, если бабушка не выживет, я могу докопаться до правды только через Бюро. В котором его и наградили орденом. Но вот туда мне никак нельзя.

Пейджер все это время пищал на поясе. Только сейчас я взял его в руки и увидел там кучу сообщений от знакомых и близких.

— У тебя все в порядке, босс? Мы все еще держим тут пацана, которого ты прислал… В общем, набери, — писал Нокиа.

— Твою фотку по телевизору показывают. А еще… Ты не поверишь, что произошло в школе. Надеюсь, у тебя все хорошо, — волновалась Клаус.

— Сегодня в школу приходил человек из бюро. Он спросил номер твоего пейджера. Спрашивал, как мне удалось уйти из твоей квартиры… Зайди, как будет возможность. Жендос не берет трубку, — Серый пытался сообщить еще что-то, но я уже открыл другое сообщение.

— Константин. Игры кончились. Чем быстрее ты объявишься, тем больше жизней мы спасем. Уверен, у тебя хватит смелости. Я оставлю свой номер. Позвони, — объявился Островский, которому Серый все-таки выдал способ связаться со мной.

Далее было еще несколько сообщений. От Германна, Клавдии Петровны, Яблоньского, Азалии и других. Никто не прошел мимо новости о том, что меня разыскивают. Знать бы, можно меня отследить по пейджеру или нет? Очень не хочется его лишаться.

Добравшись до ближайшей закусочной, я отстоял в очереди и купил себе два чебурека с томатным соком. Сел в углу и принялся размышлять, разрывая выпечку на маленькие части. Ни один кусок не лез в горло.

Уехать на Казачью Заставу и совершить там какой-нибудь подвиг — это самый простой путь, чтобы получить герб рода. Но потом как вернуться оттуда? Да и оставлять свою семью вот так, без присмотра, тоже не лучший вариант. Да еще и Элаиза. Она дала мне определенное время на то, чтобы я решил вопрос с ее горцами. И не думаю, что отступится от своего слова. Не говоря уже о том, что, вернувшись с Казачьей Заставы, Настя может уже очень крепко осесть в браке со своим суженым.

Нет. План остается тот же. Создать клан. Только сперва нужно сбросить с хвоста человека, который вставляет мне палки в колеса. Лаврентия Островского. Другого варианта нет.

Я взял целый чебурек и оставил его на столе перед задремавшей старушкой в рюмочной. А сам вышел на улицу и нашел ближайший таксофон. Позвонил Островскому и уже через сорок минут он ждал меня в моей квартире. Куда я вернулся впервые после происшествия с мутантами.

— Ну здравствуй, Костя, — Лаврентий стоял посреди кухни и, по старой привычке, грыз зубочистку.

— Нужно отдать вам должное, — шмыгнул носом я. — Вы отличный охотник. Отрезали все пути. Не оставили мне других вариантов, кроме как встретиться с вами. Но это не комплемент. Я просто хочу сказать, что благодаря этому у меня появилась возможность решить зудящий вопрос раз и навсегда. И перестать постоянно оглядываться.

— Очень интересно, — Островский взял испачканную в копоти табуретку, положил на нее газету, присел и закинул ногу на ногу. — А я думал, что ты просто хочешь узнать, что я собираюсь с тобой делать…

— И это тоже.

Лаврентий хмыкнул и вытащил зубочистку изо рта.

— Оглядись, Костя, — сказал он. — Посмотри во что превратилась квартира твоей матери. Этого ты добивался? Ведь ты не глупый парень. Но уже в который раз мне приходится объяснять к чему приводит бесконтрольная сила, заточенная внутри тебя.

— Именно потому, что я не глуп и вы тоже, я и пришел сюда.

— И я очень надеюсь, что наш разговор пройдет в позитивном ключе. Иначе люди, стоящие за дверью, будут вынуждены обезвредить тебя и увезти куда надо.

Я оглядел кухню, где мы с сестрой и матерью совсем недавно ужинали. Понял, что сильно соскучился по ним. Понял, что именно люди делали это место таким волшебным для меня. А сейчас, когда тут сидит только человек, желающий увезти меня подальше на север, эта кухня потеряла былую привлекательность.

— Перейдем сразу к делу, — начал я заранее подготовленную речь. — Я знаю, почему вы так крепко вцепились в меня.

Островский вставил зубочистку в зубы и прищурился.

— Прежде чем прийти сюда, я очень хорошо подумал. Проанализировал все наши встречи, и кое-что осознал, — проговорил я. — Мы встречались трижды. И всякий раз вы были в своих черных перчатках. Даже в помещении. Даже сейчас. А когда снимали их, то всегда старательно прятали ладони.

Человек из бюро снова промолчал. Но в его лице что-то поменялось.

— Я долго пытался понять, что может заставить человека так сильно ненавидеть ребенка. Учитывая то, что я не желаю никому зла. Кроме чувства долга и чувства вины, конечно, — я взял вторую табуретку и сел напротив своего собеседника. — А потом понял. Ведь в вас нет никакой ненависти. Иначе вы ни за что не переключились бы на Парфенова. В тот день, когда я был у вас в руках. А значит, вы просто старательно прячетесь. А моя бабушка всегда говорила. Если хочешь что-то спрятать — спрячь на самом видном месте. Вы уже понимаете, к чему я клоню?

Я помнил, где Жендос вывалил все вещи из моего рюкзака, когда мы боролись тут с мутантами. Знал, что, если Нокиа не вернул браслет, который когда-то подарил мне Германн, значит Знаки разбросаны в прихожей моей двухкомнатной хрущевки. Под раскиданными вещами. Поэтому, назначив встречу с Островским я пришел в квартиру заранее и отыскал кубики. И благодаря одному из символов, который уже применял однажды, сейчас я значительно увеличил скорость своего тела, чтобы снять одну из перчаток майора и глянуть на отметку на его ладони. Ее наличие и открыло мне страшную тайну. Господин Островский — темный.

Потом я спрятался за дверью в подъезде на первом этаже. А когда люди из Бюро прошли мимо, сделал вид, что захожу в квартиру впервые.

— Ведь кто подумает, что охотник за темными — сам темный, — я положил снятую с собеседника перчатку на край стола и замер.

Сердцебиение приходило в норму. По правде говоря, когда шел на встречу с майором я не был уверен в том, что моя догадка подтвердится. А сейчас, когда Островский оказался не простым одаренным, меня отпустило. Можно переходить к следующей части моего плана.

— Каждому такому одаренному в любом случае предстоит оказаться на Казачьей Заставе. Хочет он того или нет. А знаете почему?

Человек в черном продолжал молчать и пялиться на меня. В голове уже мелькнула мысль, что он записывает наш разговор, поэтому я тщательно следил за словами, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Вы слышали про Первое Пришествие? Про клан горцев, который спас однажды наших предков? Не отвечайте. Я знаю, что кто-то считает это мифом, а кто-то допускает, что скоро мутанты прорвут стену на севере и окажутся тут во второй раз. Вижу по выражению вашего лица, что вы слышали об этом. Тогда должны понимать, что участившиеся случаи появления тварей в нашем мире — это не случайность…

— По-моему, ты зашел слишком далеко, Костя, — Островский неторопливо убрал зубочистку изо рта, взял перчатку и снова надел ее на руку. — Решил обвинить меня во всех смертных грехах, чтобы спасти свою шкуру, да?

— А я ошибаюсь? — я протянул руки, позволяя надеть на меня наручники. — Тогда арестуйте меня или что вы там хотите со мной сделать? Только при первой возможности я поделюсь со всеми вашим маленьким секретом.

Пауза. Я все еще сижу с вытянутыми руками. Жду хода своего оппонента. Надеюсь, на то, что он сдрейфит и пойдет на сделку, которую я собираюсь предложить. Но Островский медлит. Не поддается на шантаж.

— Пожалуй, я приму твое предложение, — отвечает майор и тянется в карман своего пальто.

Я уже собираюсь убрать руки, но вижу, как блеснули наручники. А в следующий момент они застегнулись на моих запястьях.

Я постарался не измениться в лице. Но удивление все равно сложно было скрыть. Ведь простое упоминание о том, что майор БРМП Лаврентий Островский — темный, заставит устроить ему внеочередной медосмотр и сломает карьеру молодого паренька. Но он почему-то совершенно не испугался того, что я обо всем узнал. А я, кажется, не учел еще одного факта — что способность, которой он обладает может помогать ему скрывать эту страшную тайну.

— Встретил достойного соперника, Костя? — ухмыльнулся мой собеседник. — Попробуешь отгадать почему я не боюсь твоих угроз и точно никогда не пойду на сделку с тобой?

Я молчу.

— Ну ладно, — Островский поднимается и ставит табуретку на место, как будто кухня совсем не разрушена, и он действительно находится в гостях. — Сам открывать всех карт я тоже не собираюсь. Но, будь уверен, никто и никогда не докажет, что я темный. Я уже допустил тотальную ошибку, поверив в то, что ты обычный ребенок. Потерял бдительность. Но больше я на эту уловку не попадусь. Вставай.

— Черт… — я схватился за голову скованными руками словно бывалый зек.

— А что касается Второго Пришествия…у тебя будет возможность встретиться с тварями из-за стены. Но, к сожалению, только когда ты станешь постарше.

— Что? — я поднял глаза и посмотрел на человека из Бюро. — Значит вы все это затеяли не для того, чтобы упечь меня на Казачью Заставу.

— Только, если ты сам захочешь. А сейчас мы отправимся туда, где ты также, как и на стене, не будешь представлять угрозу для окружающих, — Островский издевательски похлопал меня по плечу. — Третий раз повторять не буду. Вставай. Пока я не приказал вытащить тебя отсюда силой.

Делать нечего. Хоть мой мозг и пытался судорожно сгенерировать идею, как все исправить и как загнать в угол Островского — ничего дельного сейчас я придумать не мог. Поэтому мне оставалось только послушаться человека из БРМП и пойти за ним.

После того, как мы вышли из подъезда, меня посадили в одну из машин с черными номерами и минут тридцать куда-то везли.

А затем мы остановились у двухэтажного старого здания. Островский подошел к моей двери, открыл ее и холодно произнес:

— Добро пожаловать в твой новый дом.

Он снял с меня наручники и отошел с дороги. Я бросил взгляд на темно красную табличку над входом. «Детский дом № 3 для одаренных».

— Серьезно? — спросил я, глядя на майора из Бюро.

— Как видишь. Надеюсь, тебе тут понравится, — все также холодно произнес Лаврентий и потянул меня за шиворот, чтобы я вышел из машины.

На улице давно стемнело. Хрустя снегом под ногами и медленно шагая ко входу в свете одинокого фонаря, я оценил план Островского. Понимая, что я до последнего буду прятать мать и зная, что других близких родственников у меня нет, он решил запихнуть меня в детский дом. Уверен, что здесь знают, как заглушить мой дар. Тем самым он убивает сразу двух зайцев. Обезвреживает меня и указывает мне на мое место.

И даже бабушка сейчас не может выступить опекуном. А если я действительно не хочу тратить тут время, то мне нужно придумать, как отсюда поскорее выбраться. Благо способность с открытием порталов имеется. Осталось только выбрать момент, чтобы воспользоваться ей.

— Тамара Николаевна? — Лаврентий постучал в дверь на первом этаже и заглянул внутрь. — Мы привезли вам мальчика. Про которого я рассказывал.

Затем мы вошли внутрь.

За большим столом сидела старая женщина. Остатки ее седых волос собраны в пучок на затылке. Серая вязанная кофта. Сама жутко худая. Но в приглушенном свете я вижу, как что-то светится в ее глазах. Молнии?

— Вы поздно, — заключила она скрипучим голосом.

— Боюсь, если бы продержали его до завтра в Бюро, парень мог бы сбежать. Поэтому я решил привезти его сегодня. До комендантского часа еще есть время.

— Сбежать? — поморщилась старуха и обратилась ко мне: — Значит ты своенравный, да? Любишь доставить проблем себе и людям, которые тебя окружают?

Мне хотелось ответить что-нибудь дерзкое, но пока я не знаю, что это за старая фифа, не очень хочется приобретать в ее глазах статус врага.

— Татуировка на его руке, — Островский закатал мне рукав и, схватив за кисть, показал ладонь. — Она скрывает символ темного. Он не признается, но я точно знаю. Можете мне доверять.

— Ничего…

Женщина подошла к сейфу, сняла с пояса связку ключей и открыла его. Достала оттуда браслет, закрыла дверцу и оказалась рядом со мной. Несмотря на свой возраст двигалась она довольно резво.

— Сейчас мы наденем на тебя это, и ты надолго забудешь о магических способностях.

Старуха подняла мне штанину и защелкнула браслет на ноге. Затем провела пальцем по тому месту, где металл соединялся. Линия соприкосновения ярко засветилась, а когда свет погас я увидел, что браслет стал цельным. Теперь его не снять просто так. Я словно под домашним арестом, только без возможности срезать маячок.

— Магические способности в стенах нашего дома тебе не понадобятся, — сказала директриса и вернулась к столу. — Я подготовила все необходимые документы, Лаврентий. Просто отошлите их в соответствующие органы и не забудьте про школу, в которой мальчик до этого учился. С сегодняшнего дня мы займемся его перевоспитанием…

(обратно)

Глава 9 Кефир перед сном

Еще некоторое время после того, как мне на ногу надели браслет, я находился в какой-то прострации. Из-за того, что план, с помощью которого я должен был легко убраться из детского дома, больше не работал. Металл на ноге, буквально высасывающий из меня всю Силу, лишал возможности открыть портал и поскорее вытащить Глобуса из лап Ариадны. Но это только верхушка айсберга. Вообще все мои планы летели к чертям, если в самое ближайшее время я не придумаю способ, как отсюда выбраться.

После того, как Тамара Николаевна передала все необходимые документы Островскому, они обыскали меня. Директриса сунула обнаруженный пейджер и остальное мое добро в свой сейф, затем закрыла дверцу на ключ, а связку повесила обратно к себе на пояс. Одно хорошо. Деньги, которые я по старой привычке прятал в носке, они найти не смогли. Правда пока я вообще не представляю, как смогу ими воспользоваться в стенах детского дома.

Затем старуха позвала воспитателя — тучную женщину сорока лет в белом платке на голове и такого же цвета фартуке. Она и переняла эстафету в виде меня и проводила дальше.

— Одежду оставь здесь! — рявкнула воспитательница, остановившись перед шкафчиками в коридоре.

Я поднял глаза и посмотрел на дверцы. Все они подписаны. Внутри каждого висит откровенно плохая верхняя одежда. И оставь я свое пальто здесь сегодня, завтра я его не увижу. Но выбора у меня нет. У воспитателей, должно быть, есть методы воздействия. Нарываться не буду.

Я снял пальто и повесил в шкафчик.

Мы прошли через небольшой холл с письменными столами, где одаренные, судя по всему, делают уроки. Тут же висит телевизор. Однако сомневаюсь, что его позволяют смотреть часто.

Свернув за угол, мы зашли в дверь. Тетка выдала мне постельное белье, зубную щетку, пасту, чистые трусы и пижаму. А затем проводила в палату, где другие детдомовцы с браслетами на ногах играли в «камень, ножницы и бумага».

Я окинул своих новых соседей быстрым взглядом. Все мальчики моего возраста в одинаковых пижамах. Всего трое. Судя по количеству кроватей, я в этом помещении последний. Все парни изучающим взглядом смотрят на меня.

— Будешь спать здесь, — сказала воспитательница, указав на кровать, у которой я стоял и покинула палату.

Пока складывал зубную пасту со щёткой в прикроватную тумбочку и застилал постельное белье, я вдруг вспомнил про Элаизу. Которая скорее всего, рано или поздно, придет сюда и поможет мне выбраться. В этот момент мне даже расхотелось заниматься самым отвратительным делом за обе мои жизни — всовывать одеяло в пододеяльник.

Однако следом меня посетила еще одна мысль. О том, что чертов браслет может блокировать нашу магическую связь с принцессой горцев, как и все остальное. Тогда стряхивать одеяло в пододеяльнике я стал с удвоенной силой. Злясь на саму ситуацию, в которой оказался.

Вот же повезло! Иметь все, что нужно, чтобы стать самым могущественным человеком на планете, но загреметь в детский дом и чистить зубы проклятым «Жемчугом»!

— Здарова!

Рыжий бритый мальчуган сел на край моей кровати и смял идеально поставленную треугольником подушку. Я прикрыл глаза и выдохнул.

— Я Эдуард, — он протянул руку.

— Эдуард? — вмешался еще один, к слову, тоже бритый паренек, стоящий позади меня. — Эдик он. А представляется так, чтобы ты сразу рифму не подобрал.

— Че? — возмутился рыжий. — Я тебе сейчас!

Он вскочил с кровати и понесся на того, кто раскрыл его страшную тайну. На одной из кроватей началась заварушка, а я продолжил застилать свою постель.

— Не обращай внимания, — подошел третий и поднял с пола упавшую подушку. — Мы нормальные парни. И проходили через то же, что и ты. Понимаем каково тебе сейчас.

Я посмотрел на собеседника внимательнее. У него были глаза разного цвета. Голубой и зеленый. А взгляд самый разумный из всех, которые я встречал в детях своего возраста.

— Костя, — на этот раз я протянул руку первым.

— Платон, — представился тот и ответил на рукопожатие. — С рыжим ты познакомился, а тот у которого вся кисть в шрамах от порезов — Богдан.

— Вы все… — я указал на ногу босого мальчишки. — Одарённые?

— А как же? — он задрал штанину и показал браслет. — Конечно. Других здесь нет.

— И, я так понимаю…нас в здании не четверо. Где остальные?

— Человек тридцать, — Богдан указал в сторону коридора. — Все распределены по группам. По полу и возрасту. Девчонок меньше…да что я тебе рассказываю? Кефир будут давать через десять минут. Сам все увидишь.

Я тут же вспомнил тот единственный раз, когда мама в прошлой жизни отправляла меня в летний лагерь. Именно там был завтрак, обед, полдник, ужин и кефир перед сном. Если честно, я терпеть не мог уезжать туда. Когда Серый с Жендосом оставались в городе, а я был вынужден ехать куда-то на автобусе и вместо того, чтобы гулять целыми днями, мне приходилось спать в тихий час. И это воспоминание детскому дому баллов не накидывает, конечно.

Но в этой ситуации есть и плюсы. Тридцать одаренных, которых бросили. Тридцать детей с магическими способностями, которые будут благодарны мне всю жизнь, если я помогу им. Вытащу отсюда, а затем пристрою в клан. Это большая сила. И раз уж я тут оказался, нужно вынести из этого максимум.

— Только…снял бы ты это, — Платон указал на мою одежду. — Жизнь тут не самая простая. Если с тебя нечего будет взять — меньше проблем. Понимаешь? Если ты, конечно, хочешь эти вещи сохранить.

На самом деле я планировал переодеться, но после этих слов желание вдруг пропало. Не потому, что я жить не могу без проблем. Но если есть возможность стать лидером у одаренных, которые в будущем могут вступить в мой клан и сделать его сильнее… Значит нужно завоевать их доверие. Да и поджимать хвост — не мое.

— Я все-таки останусь в этой одежде, — я поправил воротник пиджака и потуже завязал шнурки на ботинках, чтобы не подвели в самый ответственный момент.

— Я тебя предупреждал, — равнодушно пожал плечами Платон и посмотрел на часы, висящие на голой пожелтевшей стене. — Девять, пацаны. Пошлите кефир пить!

Двое парней, которые боролись все это время в кровати, подскочили на ноги, отыскали свои тапочки и подбежали ко мне.

— Богдан! — сперва первый из них пожал мне руку.

Я обратил внимание на его запястье. Оно действительно сильно изуродовано шрамами. Должно быть у этого мальчишки судьба тяжелее, чем у остальных моих соседей по палате.

— Костя, — кивнул я.

— Эдик! — запыхавшийся рыжий обхватил мою ладонь своей потной ладошкой и с усердием потряс ее.

— Костя. Приятно познакомиться.

— Пойдем на кухню, Костян! — махнул рукой Эдик и выбежал из палаты.

Под грохот закрывающихся ставней со всех сторон, мы втроем, не спеша, двинулись за ним по коридору.

В детском доме была угнетающая обстановка. Темные коридоры с рисунками персонажей из сказок, белые двери в палаты других групп, санитарные зоны, из которых веяло холодом и мои мысли о том, чтобы принять душ, сразу как рукой сняло.

Пройдя несколько десятков метров мы наконец свернули в местную столовую. Небольшое помещение, в котором у входа на столе стояли стаканы с разлитым в них кефиром. А слева стол, на котором нужно будет оставить грязную посуду. Между ними бегала воспитательница и разливала напиток.

Я взял стакан и занял место за ближайшим столиком.

— Тут нельзя сидеть, — Платон и два его товарища остановились возле меня. — Наш стол там. В углу.

— Почему нельзя? — я поднял глаза и пригубил кефир. Несколько догадок у меня уже было.

— Тут сидят старшаки, — вмешался в разговор Эдик, но завидев кого-то у входа, стукнул Богдана по плечу и заторопился на привычное место.

Я обратил внимание на входящих в столовую детей. Трудные подростки. Бритые. В майках, потрепанных штанах и с таким выражением лица, после которого не ждешь ничего хорошего.

Конечно, можно встать и не нарываться самому, но я решил, что это ничего не изменит. Рано или поздно мне предстоит столкнуться с ними в битве за лидерство. И лучше сделать это сейчас, пока ко мне вдруг не прилипла репутация того, кем я не являюсь. К тому же, не факт, что я задержусь тут надолго, а завоевать доверие у одаренных нужно.

— Я останусь, — спокойно ответил я все еще стоящему возле меня Платону.

— Ну ты и псих, — сделал он вывод, но вместо того, чтобы уйти, вдруг сел за мой стол.

Я, несомненно, оценил поступок. Но, когда увидел, как дрожат его пальцы, в моем сознании что-то щелкнуло. Ведь если я в силах поставить этих парней на место, то Платон всего лишь маленький мальчик. И когда я уберусь отсюда — жизни ему не дадут. Это еще в лучшем случае.

Нет. Не хочу подкидывать проблем пареньку.

— Черт… — выругался я себе под нос и встал. — Ладно. Пошли.

— Нет! — вдруг возразил мой новый друг.

— Что? — я не поверил своим ушам.

— Я думаю, что мы должны остаться, — сказал паренек с разными глазами. — Хватит ходить на цыпочках там, где у нас всех равные права…

— Ты уверен? — нахмурился я, потому что хотел остаться. Но также желал дать моему новому товарищу еще один шанс не ввязываться в эту историю.

— Уверен, — кивнул он и отпил из граненного стакана.

— Ну, хорошо, — я сел на стул и посмотрел исподлобья на идущих в нашу сторону местных авторитетов.

Еще даже половина столов в помещении не была занята детдомовцами. Воспитательница продолжала наполнять стаканы, не догадываясь о грядущей заварушке. Группа одаренных девочек с интересом и, одновременно, с ужасом наблюдала за нами. Но в эти секунды я почему-то думал только о Платоне. Пытался найти в своем окружении настолько же смелого ребенка. И не смог. Серого, конечно, можно назвать храбрым. Но он был таким скорее из чувства долга, а не из-за врожденной смелости. А вот чтобы так бросить вызов тем, кто может превратить твою жизнь в ад… Думаю, в пареньке, сидящем напротив, скрывается большой потенциал.

Двое подростков уселись с нами за стол. Еще двое нависли тенями.

— Как дела, педики? — выдохнул один из них и плюнул в мой стакан.

Я не поднимал головы. Все это время глядел на лицо Платона. Мне хотелось посмотреть, что будет делать он.

— Вы оглохли? — сказал тот же рябой и вылил свой кефир на голову моего нового друга. Жидкость медленно стекала по лицу Платона, а на столе образовывалась белая лужица.

Я посмотрел в сторону воспитательницы, которая до этого разливала кисломолочный напиток по стаканам. Сейчас она чудесным образом испарилась.

Хм. Читал я однажды, как воспитатели в детских домах подговаривают трудных подростков наказать ребенка, который себя плохо вел. Не был ли этот конфликт неизбежен? Ведь я новичок и вполне логично сразу указать мне на мое место.

Я опустил взгляд на руки Платона. Теперь, кажется, они тряслись еще сильнее.

Одаренный, решивший составить мне компанию за столом, наконец, смог совладать с собой. Он провел рукой по лицу, чтобы вытереть кефир.

— Смотри, Бивис! — рябой обратился к другу, сидящему рядом со мной и смачно жующему батон. — Они реально глухие. Еще и эпилептики. Видал, как у этого руки трясутся? Может ему в дом престарелых надо, а он тут ошивается. Позвоним куда нужно?

Бивис — блондин, с выпирающей вперед нижней челюстью, счел шутку смешной и даже не пытаясь сдержать еду, вместе со смехом выпрыснул все содержимое изо рта на моего нового приятеля. Кажется это было последней каплей.

После залпа из хлебных крошек, Платон провел рукой по лицу снова. Затем спокойно поднялся с места, обошел стул, резко схватил его и замахнулся на обидчика, заорав словно бестия.

Рябой вместе с еще одним своим дружком отскочили на несколько шагов назад и расхохотались. Тот, что сидел рядом с Платоном, прижался к стене и улыбался менее эмоционально. Боялся, что стул полетит в него в первую очередь.

— Ты че его боишься, Пахан? — сказал рябой своему товарищу и бортанул того плечом. — Давай отберем игрушку, пока пацан не поранился.

Едва они сделали шаг в сторону детдомовца со стулом в руках, как тот начал размахивать своим орудием так усердно, что они тут же передумали нападать и остановились.

Что ж. Кажется, мой выход. Пока они в замешательстве и не скрутили беднягу, нужно показать, что Платон не один.

Я крепко обхватил стакан с недопитым кефиром и что есть силы ударил по голове, сидящему рядом Бивису. Сосуд разбился у меня в руках, а один из осколков впился в ладонь. Я сдержал стон.

На звук обернулись рябой и его друг, с которым они никак не могли подойти к Платону. Мой сосед по палате использовал момент, разбежался и воткнул ножки стула в приятеля рябого. По инерции они пролетели пару метров, врезались в стол с грязной посудой, перевернули его и сами повалились на пол. Я остался один против двоих. Тот, которому прилетело по голове, был вне игры. Он орал от моего последнего удара и зажимал рану, из которой вытекала кровь.

— Ты че наделал, су…

Я не дал рябому закончить и бросил разбитый стакан прямо ему в лицо. Схватил стул…

— Стоп! — послышался уже знакомый голос.

В столовой появилась директриса. Она оглядела всех холодным взглядом.

— Что здесь происходит? — прошипела Тамара Николаевна, подойдя ближе. — Ракицкий? Первый день и уже нарушаешь порядок? На стул!

— Чего? — нахмурился я.

— Забирайся на стул, я сказала! — повторила она.

Так. Кажется наказание подъехало. Ладно. Посмотрим, что у них тут за правила.

Я поставил орудие, которым собирался воспользоваться в бою против рябого и неуверенно взгромоздился на него. Потому что все еще сомневался, что правильно понял.

— Осипов! Ты тоже! — она посмотрела в ту сторону, где с пола поднимались Платон и один из дружков рябого. — И вы. Пятницкий! Измайлов!

Мой новый товарищ взял стул и забрался на него. Рябой с Паханом сделали тоже самое.

— Будете стоять так до утра, — рявкнула Тамара Николаевна. — Я позову Валентину Александровну, чтобы она проследила за тем, как вы несете наказание за нарушение порядка. И попробуйте только заснуть. Некоторые ломали руки, падая на пол.

Затем директриса взяла тряпку и чистый стакан. Подошла к столу, за которым я сидел прежде, и промокнула ткань в разлитом по поверхности кефире. Затем навесила над стаканом и выжала в него все до последней капли. Протянула мне сосуд.

— Пей! — приказала она.

Я посмотрел на запуганных одаренных. Даже те подростки, с которыми мы подрались, тряслись от страха.

— Кажется, ты разлил, — прошипела старуха.

А вот это она уже перегибает. Понести наказание я еще согласен. А вот откровенно издеваться над ребенком — не позволю. Не потому, что сам сейчас испытываю сильные эмоции. А потому, что этот способ, наверняка, применяют не впервые. И, уверен, пить такой кефир приходилось и детям, которые просто неуклюже проливали напиток.

Эта мысль меня завела, но я дал себе еще несколько секунд, чтобы все проанализировать.

Наверняка, воспитатели ведут себя также. Бедные дети вынуждены терпеть это из-за банального страха. Но я могу все изменить. В конце концов, какой бы способностью не обладала бабуля, она меня не убьет. А все остальное я переживу.

Я взял протянутый мне стакан с кефиром. Поднес ко рту, внимательно глядя в глаза Тамары Николаевны. А когда мои губы уже почти соприкоснулись со стеклянным сосудом, я остановился, повернул стакан и медленно вылил все содержимое на пол. Прямо перед ее ногами. Все присутствующие видели, как брызги пачкают ее лакированные туфли.

Тишина. Даже те мальчишки, которые только что вошли в помещение, тут же застыли на месте и не шевелились.

Побледневшая от моей наглости директриса выдержала паузу, затем попыталась схватить меня за руку, но я спрыгнул со стула.

— Вы хотите меня куда-то увести? — спросил я спокойным тоном. — Тогда просто попросите. Не нужно хватать меня и тащить за собой словно я зверенок, которого вы хотите наказать.

Да. Это был настоящий бунт. Но чего я добился в действительности, так это того, что единственный из всех бросил вызов человеку, которого здесь, похоже, боятся больше всего. И, кажется, мной восхитился даже рябой со своей компанией.

Значит вот мой шанс. Сперва я неправильно оценил ситуацию. Мои враги вовсе не детдомовцы, которые старше остальных тут. Мой враг, как и враг каждого из присутствующих — Тамара Николаевна.

— Ну хорошо, — выдохнула директриса и жутко улыбнулась. — Сейчас я научу тебя манерам, паршивец.

В глазах старухи засверкали молнии, а ее пальцы покрылись едва заметным серебристым свечением. Магия…

(обратно)

Глава 10 Лабиринт кошмаров

Свет в столовой начал мерцать. Стулья, стоящие вокруг задрожали, гремя железными ножками о кафельную плитку на полу. Сквозь это мерцание я продолжал смотреть на Тамару Николаевну. С каждой вспышкой она становилась все уродливее. Ее седые волосы, собранные в пучок, распутывались. Лицо, пораженное глубокими морщинами, становилось еще более худым. Глазницы еще более впавшими. Ветер, взявшийся из неоткуда, раздувал ее серое длинное платье, и этот оживший мертвец отрывался от пола и теперь витал в воздухе.

Я нахмурился и огляделся. Детдомовцев, которые прежде окружали нас, теперь не видно. Здесь лишь уродливая бестия, которая разинула широко пасть и заорала на меня пронизывающим до костей голосом. Но я не сдвинулся с места, хотя сердце начало стучать быстрее. Просто знал, что стерва не убьет меня. Иначе уже давно попытался бы скрыться.

— Заканчивайте представление! — до меня донесся голос Аввакума Ионовича.

Свет перестал мерцать, а когда я повернул голову, то увидел, как в столовую входит седой старичок в шляпе и пальто. Следом за ним шел его верный шофер — Миша. Тамара Николаевна, к слову, тут же приняла прежний облик и стояла, изображая из себя примерную директрису.

— Мы забираем мальчика, — сказал Германн, подошел ближе, схватил меня за подбородок и изучил. — Константин, ты в порядке?

— Да. Как вы нашли меня? — спросил я, с подозрением глядя на аристократа.

— Элаиза приходила. Попросила помощи.

— Элаиза? — я встряхнул головой и еще раз внимательно посмотрел на Платона, рябого, Пахана, поднывающего Бивиса с раной в голове и остальных одаренных. — Но Элаиза не знает, что я здесь.

— Почему ты так решил?

— Потому что она не приходила.

— Погляди, — Аввакум Ионович выпрямился и указал на оберег, висящий над входной дверью. — Помнишь, как я просил тебя избавиться от таких оберегов в доме Коломийцев? Здесь они тоже повсюду. Какие-то из них высасывают Силу, какие-то защищают. Один из них не пустил сюда девочку-призрака, поэтому она попросила моей помощи. Так ты идешь или нет?

Я выглянул из-за плеча аристократа и посмотрел на бледную, как смерть директрису. Она пыхтела и сверлила меня глазами.

— Идешь? — Германн протянул мне руку. — Скоро сюда приедут люди из Бюро и тогда будет поздно.

Я уже хотел согласиться, как вдруг меня осенило.

— Но на улице комендантский час…почему вы не дождались утра? Или хотя бы полуночи?

Я отстранился, окончательно убедившись в том, что происходящее нереально. В этот момент образ аристократа превратился в черный дым и развеялся. Фигуры детдомовцев испарились следом. Последней была директриса. И уже после этого я услышал голос, который пытался пробудить меня.

— Костя, проснись. Проснись.

Я открыл глаза и увидел, сидящего рядом со мной Платона. Мальчишка с разными глазами явно обрадовался моему пробуждению и подал мне стакан воды.

— Держи. Выпей.

Я промочил горло и осмотрел палату.

— Что произошло?

— Ты ничего не помнишь?

Я опустил веки, пытаясь восстановить в памяти произошедшее.

— Помню только, как мы стоим в столовой, директриса угрожает меня проучить. А потом…какая-то фантастика.

— Ого! Вот это тебя накрыло…

— А…что произошло?

— Мы с тобой подрались в столовой с ребятами из старшей группы. Одному из них ты разбил о голову стакан. Кстати, это было эффектно!

Платон протянул мне кулак. Я помедлил, но все-таки ответил и стукнул его своими костяшками.

— Что было дальше?

— Дальше ты схватил стул и вдруг потерял сознание. Медсестра сказала, что это от вида крови. Ты порезался осколками, — одаренный указал на мою перебинтованную ладонь.

— Я потерял сознание от вида крови? — хмыкнул я. — Не может такого быть.

— Ну может не от этого. Главное, что сейчас все хорошо. На завтрак пойдешь? Эдик с Богданом уже там.

Я кивнул, потому что действительно сильно хотел есть, но не торопился собираться.

Я пытался понять, что вообще происходит. Почему являлся Германн? Почему я потерял сознание? Или все это игра моего воображения и то, что сейчас вижу перед собой — это всего лишь результат магии, которую наложила на меня директриса. Если это так, то…как отсюда выбраться? А если я в реальности и сейчас начну доказывать всем, что это сон, то не сочтут ли меня психом и не засунут ли куда-нибудь поглубже? Одно ясно точно — я заложник не только детского дома, больше похожего на колонию, но и своего сознания.

— Платон, — мы шли с парнишкой по коридору.

— А?

— Какая способность у Тамары Николаевны? Родовая магия?

— Она кошмарица.

— Кошмарица?

— Ага.

— Это как? Что делает?

— Может погрузить кого угодно в сон и показывать ему кошмары. Самое паршивое, что ты не понимаешь, реальность это или нет. Так она наказывает одаренных детей, которые не слушаются. После такого приключения никто не спешит снова нарушать правила.

Вот значит как! Значит я сейчас действительно не сплю. Иначе откуда мое подсознание знает такие подробности о директрисе? Или она может воздействовать на мои сны еще и таким образом? А все, что происходит сейчас — действительно сон. Черт. Кажется я в ловушке.

— Ты очнулся! — обрадовался Эдик, едва завидев нас с Платоном в дверях столовой.

Одаренный вместе с Богданом стоял в очереди за манной кашей, которую давали с утра. Мы присоединились к ребятам. Взяли по тарелке и сели за наш стол. На этот раз я не стал провоцировать конфликт, заняв чужое место. Просто потому, что в первую очередь мне нужно узнать реальность это или сон.

— Вот вы вчера выморозили! — восхищенно подметил Эдик и сунул в рот ложку манной каши.

Я тоже попробовал блюдо на вкус. Прочувствовал каждым рецептором, что еда настоящая. Оглядел других одаренных, сидящих за столами. Они вели себя вполне естественно. Без излишних эмоций. Каждый занимался своими делами.

Девочки, которые, кстати, тоже бритые все до одной и у которых можно определить гендерную принадлежность только за счет надетых на них платьев, бурно что-то обсуждали, поглядывая в нашу сторону. Группа постарше, состоящая из одних парней, сидящих за соседним столиком, занята игрой в фишки. Но не в императорские. Совершенно обычные. «Street Fighter», «Mortal Combat», «Покемоны».

— А где эти? — я кивнул в сторону столика старшаков.

— Отсыпаются, наверное, — ответил Платон.

— То есть Тамара Николаевна все-таки наказала вас?

— Угу, — одаренный с разными глазами облизал ложку с обратной стороны, подчищая налипшую туда кашу. — Тебе даже повезло, что ты потерял сознание. Нам всем стоять на стульях пришлось. Почти до самого утра. Пока Любовь Рудольфовна не пожалела нас и не отпустила спать.

Гул, все это время стоящий в столовой вдруг прервался. Я обернулся и увидел, как к завтраку, не спеша, идут рябой и его компания.

В полной тишине детдомовцы взяли тарелки, затем подошли к своему столику. Но сели на стулья только трое. Тот, которого звали Паханом, прошел мимо и направился в нашу сторону. Платон крепко сжал ложку в руке и поднялся на ноги.

— Знаешь из-за кого я почти всю ночь простоял на стуле? — говорил Пахан, приближаясь к нам и смотря на моего друга, который вчера постоял за себя.

— Хватит! — я преградил провокатору дорогу. — Замяли. Вам вчера тоже первым никто кефир на голову не лил.

Но Пахан оттолкнул меня в сторону. Так легко, словно я весил килограмм пять. Я отлетел, наткнулся на стул, упал вместе с ним на пол, услышал звук бьющейся посуды, а когда обернулся увидел, что из шеи Платона торчит осколок тарелки. Мальчишка захлебывался и пытался зажать рану руками.

— Нет. Это точно сон, — встряхнул головой я.

Но дети завизжали так правдоподобно, что я вновь засомневался. Подбежал к одаренному, снял с себя пижаму, оторвал от нее кусок ткани и приложил к ране.

Платон смотрел на меня испуганными глазами и не мог произнести ни слова. Я вспомнил, как когда-то Настя точно также умирала у меня на руках. Вместе с осознанием, что это может быть реальностью, меня охватила паника. Парнишка, которого я зауважал больше остальных вот-вот испустит дух. И в этом виноват я со своими амбициями и тем, что хотел воспитать из него мужика, который не будет бояться никого и ничего.

Как только я поверил в происходящее, смотря в глаза умирающему мальчишке, он вдруг поменялся в лице и равнодушно произнес:

— Проснись. Костя.

Эти слова эхом разнеслись по столовой, и я понял, что это всего лишь сон. Открыл глаза. Рядом со мной на кровати снова сидел Платон и радовался тому, что я пришел в себя после того, как потерял сознание вчера. В столовой. Со стулом в руках.

Все, что происходило дальше по-настоящему заставляло страдать.

Я всегда ненавидел кошмары. Обожал просыпаться после них и осознавать, что это сон. Самыми запоминающимися из прошлой жизни были те, в которых у меня ни с того ни с сего начинали выпадать зубы. Или я случайно сбивал на машине человека. А иногда я просто убегал от чего-то страшного, что преследовало меня с первого этажа темного подъезда на пятый и никак не могло догнать.

Но если раньше что-то подобное мне снилось довольно редко, то теперь из одного кошмара я проваливался в другой, каждый раз очухиваясь в кровати и не в силах понять сон это или реальность.

Я пережил все. Начиная с того, что меня увозят на Казачью Заставу, до того, как директриса сообщает мне, что мои мать и сестра нашлись в Петербурге, но застреленными неизвестными. Иной кошмар мог длиться несколько месяцев и в нем в самый разгар битвы с мутантами меня сжирали заживо. И в каждом сюжете я до последнего думал, что это сон, но как только мне казалось, что вот она — реальность, тут же происходил какой-то трэш и я снова испытывал поганое чувство ужаса и страха.

Конца этой пытке не было. Какой бы способ освободиться из оков кошмарницы я ни придумывал — все было тщетно. Оставалось только одно. Испытывать эти ужасы до тех пор, пока стерве не надоест мучать маленького ребенка.

Так я пережил еще несколько кошмаров. Один из них закончился тем, что я очнулся в больнице после аварии на трассе в Италии и доктор на ломаном русском языке рассказал, что все это время я был в коме, а моя жена, к сожалению, скончалась.

— Наконец-то ты проснулся, Костя, — Платон привычно радовался моему пробуждению, когда я в очередной раз открыл глаза.

— Ладно, — выдохнул я. — Не хочешь по-хорошему, значит будет по-плохому…

— Чего? — одаренный округлил глаза.

— Вы меня слышите, Тамара Николаевна. Так ведь? — я смотрел на детдомовца с разными глазами.

— Все хорошо, Костя. Сейчас я позову медсестру… — Платон начал подниматься с кровати.

— Вы получаете удовольствие от того, что я страдаю, верно? От того, что мучаюсь от этих кошмаров. Скорее всего это так и работает. Чем сильнее я верю во все происходящее и испытываю страх, тем меньше у вас желания закончить все это.

— Ты не в себе, Костя, — успокаивал меня Платон, продолжая играть свою роль. — Такое бывает после кошмаров. Просто возьми паузу. Это реальность. Тебе нужно время, чтобы осознать ее. Давай сходим на завтрак, ладно?

— Я даю вам последний шанс. Выведите меня из этого проклятого транса. Иначе буду убивать вас до тех пор, пока это не кончится.

— Костя. Это реальность. Понимаешь? Тебе просто нужно время, — продолжал убеждать меня Платон.

Но сколько этих лживых убеждений я выслушал за время, проведенное в кошмарах? Их было столько, что у меня уже появился иммунитет. Как бы ни старался человек, которому я доверяю.

Я вскочил с кровати, надел выданные воспитателем шмотки и побежал в столовую. Схватил со стола первую попавшуюся тарелку и бросил ее на пол. Посуда разлетелась в дребезги. Я отыскал в разлитой жидкой каше большой заостренный осколок, схватил его и рванул в сторону кабинета директрисы. Благо там я был при поступлении, а за счет бесконечных снов хорошо выучил дорогу.

Воспитательница, ответственная за завтрак, вместе с Платоном и еще двумя моими товарищами бежали за мной и что-то кричали вслед. Но я не слышал. У меня была одна единственная цель — ворваться в кабинет кошмарницы и заставить ее страдать. В моих же кошмарах. Думаю, что стерве, рано или поздно, надоест смотреть на свою собственную смерть. А я собираюсь делать это каждый раз, как проснусь.

Врезавшись плечом в дверь кабинета директрисы, я влетел внутрь. Но остановился. Потому что что-то схватило меня за ноги. Я не мог пошевелить ими. Опустил глаза и увидел, как корни деревьев прорвавшиеся, сквозь деревянный пол обхватили мои стопы. Обернулся. У воспитательницы, бежавшей следом, светились глаза, а правую руку она держала так, что мне тут же стало понятно, что это она применяет способности.

Я пригнулся и принялся резать корни. Они были словно живые. Напоминали щупальца. Когда осколок отрезал одно из них, из разреза на пол вытекала прозрачная слизь.

— Можешь не стараться, Костя, — проскрипела Тамара Николаевна, сидящая за своим столом, не дождавшись, когда я освобожусь.

Затем она встала и подошла ближе.

— А теперь слушай внимательно, — сказала кошмарница.

Я перестал резать корни. По крайней мере за тем, чтобы она потеряла бдительность и подалась ближе.

— Сейчас я могу позволить тебе ударить меня этим, — директриса поморщилась, взглянув на осколок в моей руке. — Тогда ты загремишь в колонию для несовершеннолетних одаренных, а быть может сразу поедешь на север. Ты ведь знаешь, что находится на севере?

Я не отвечал. Голова начинала жутко болеть.

— Но я дам тебе еще один шанс, — старуха подалась ближе, но я не стал бить ее осколком, как планировал. — И предупреждаю. Если еще раз ты попытаешься нарушить дисциплину в доме, где о тебе заботятся, твои кошмары никогда не закончатся. А если вдруг мне надоест, то ты также прибежишь ко мне, не поняв, что это уже реальность и сделаешь то, после чего пути назад не будет. Тебе ясно?

Я все еще молчал. Не мог понять нахожусь уже в реальности или только после этого разговора она позволит мне проснуться. Но голова как будто начала проясняться. Цвета вокруг становились ярче. Запах тоже совсем другой. Это действительно реальность?

— Тебе ясно? — директриса повторила вопрос и схватила меня за горло. Лампочки на потолке в ее кабинете снова начали мерцать.

— Ясно, — процедил я, окончательно осознав, что это реальность.

— Хорошо, — в глазах Тамары Николаевны перестали сверкать молнии. — А теперь, идите на завтрак. Все! И, отныне, будьте паиньками.

Живые корни, обхватившие мои стопы, поползли назад и спрятались под пол.

— Любовь Рудольфовна, — крикнула старуха, когда я, трое моих друзей и воспитательница выходили из кабинета. — Позовите плотника, чтобы он отремонтировал то, что вы тут натворили.

Та кивнула, и все вышли в коридор.

Очень скоро мы вчетвером сидели в столовой и уплетали манную кашу.

Еще никогда я так не радовался жизни. Вырвавшись из кошмаров, теперь я мог что-то придумать. Что-то делать. Ко мне вернулось ощущение свободы. Несмотря на то, что на моей ноге до сих пор был браслет, а из детского дома меня никто выпускать не собирался.

— Один парнишка после этих кошмаров… — Эдик облизнул ложку с кашей в сотый раз, но теперь в реальности. — Очнулся, выбежал на крышу и спрыгнул. Говорят, он кончал с собой во сне, только однажды это уже оказалась реальность.

— Он выжил? — меланхолично спросил Богдан, перемешивая манку в тарелке, так и не съев ни одной ложки.

— Нет. Упал неудачно, — пожал плечами рыжий. — Но эта история еще долго ходила среди ребят. Поэтому никто с тех самых пор не связывался с Тамарой Николаевной. Ты первый за долгое время, — Эдик хлопнул меня по плечу и обратился к парнишке со шрамами на руке. — Ты есть будешь или нет?

— Нет, — Богдан подвинул свою тарелку приятелю и неохотно откусил кусок от бутерброда с маслом.

— Значит есть способ выбраться на крышу? — спросил я.

— Наверно, — пожал плечами Эдик и засунул в рот очередную ложку каши.

Я откинулся на спинку и задумался.

Переходить дорогу кошмарнице себе дороже. До тех пор, пока не найду способ победить ее. А вот что я могу сделать точно — это сбежать отсюда. Когда перестану быть заложником, я смогу освободить всех этих одаренных и взять их под крыло. Осталось только свалить отсюда.

(обратно)

Глава 11 Побег не из Шоушенка

После завтрака в детском доме нам дали тридцать минут свободного времени, а затем начались занятия. Как в старой-доброй школе в старом-добром мире. Никаких тебе Артефакторики, Щитознания и Хиромантии. Математика, русский язык, литература и безопасность жизнедеятельности. И всех по два урока. Кроме последнего. Но, на удивление, мне понравилось освежать знания и по привычным предметам.

Так я не заметил, как наступил обед. И вот за тарелкой супа я узнал побольше о своих новых знакомых.

Эдуард — как сам себя называл рыжий парнишка, — старше всех нас на несколько месяцев. Он пробыл в детском доме дольше всех. Попал сюда еще младенцем. Даже не помнит, бывал ли когда-нибудь за пределами огороженного двора на улице. Наверно потому, что он не знает другой жизни ему легче всего смириться с обстоятельствами. У него есть старая пошарпанная акустическая гитара, на которой он сам подбирает услышанные где-то мелодии и мечтает играть в рок-группе.

Богдан. Как я и думал, его судьба оказалась тяжелее, чем у остальных. Еще пару лет назад этот одаренный был ребенком из счастливой семьи. Мать, отец с высокой должностью на местном заводе и сестра, которая старше него всего на пару лет. Но два года назад его мать умерла от какой-то болезни. После этого отец запил, уволился с работы и их с сестрой жизнь превратилась в ад. Бабушка хотела забрать кого-то из детей к себе, но поставила условие, что сможет прокормить только одного. Богдан с сестрой отказались расставаться и остались с отцом. Потом девочка загремела в больницу, а во время очередной пьяной взбучки, соседи вызвали милицию и пожаловались. Так парнишка попал в детский дом.

Платон. Платон жил с бабушкой с раннего детства. Из-за того, что та была очень стара и беспомощна, когда у них заканчивались деньги, Платону приходилось самостоятельно добывать пропитание. Чтобы прокормить себя и мать своей матери. Он просил милостыню, продавал газеты в трамвае, собирал бутылки. Делал все, чтобы вечером было чем поужинать. Но вскоре его бабушка скончалась от старости, а квартиру забрали какие-то там ее дальние родственники. Прожив на улице несколько месяцев, прямо перед наступлением зимы, Платон сам пришел в милицию и попросил определить его в детский дом.

Судьба каждого детдомовца отразилась на его характере. Насколько беззаботным по сравнению с остальными казался Эдик, настолько же сильно переживал Богдан за свою сестру. И я, наконец, понял почему Платон вчера в столовой не сдрейфил, а принял удар. Жизнь на улице творит чудеса.

— Как дела, Богдан? — я сел рядом с парнишкой, лепящим из пластилина различных животных.

У нас был час свободного времени после обеда. Я решил прощупать почву. Нужно узнать сбегал ли кто-нибудь отсюда. И, возможно, найти союзника.

— Нормально… — неохотно ответил одаренный и спрятал в руке какую-то фигурку, которую, видимо, стеснялся показывать.

— Скучаешь по сестре?

Он с подозрением посмотрел на меня.

— А что?

— Просто интересно, — я взял динозавра с длинной шеей, слепленного из пластилина, и откинулся на спинку стула. — Если бы у тебя была возможность отсюда выйти, ты бы сделал это?

— Почему ты спрашиваешь? — настороженно произнес он.

Черт. Наверное, нужно было в первую очередь искать союзника в лице Платона. Он все-таки посмелее. Но я сделал выбор в пользу Богдана лишь потому, что у него, как мне показалось, больше мотивации свалить. И поделившись с ним своими намерениями, я был уверен, что он точно не проболтается. Потому что сам хочет сбежать. А сейчас мне кажется, что он трус.

— Ладно. Не бери в голову, — я поставил динозаврика на место и встал.

— Подожди! — остановил меня Богдан и перешел на шепот. — Ты хочешь сбежать отсюда?

— Т-с-с! — я сел обратно. — Мне просто интересно. Пытался ли кто-нибудь свалить в город.

— Конечно! — воскликнул Богдан и привлек внимание остальных детей, которые тоже проводили время в этой комнате.

Я расширил глаза и показал всем своим видом, что стоит вести себя сдержаннее.

— Конечно, — повторил одаренный уже приглушенным голосом. — Я сам хотел…

— Ты? — удивился я.

— Ага. Но Эдик сдал меня.

— Эдик? Зачем он это сделал?

— Он тут дольше всех. И…он стукач короче.

— Что произошло?

— В общем. Когда я только попал сюда, я тоже хотел сбежать. Рассказал пацанам план. А на следующий день пришла Тамара Николаевна и заставила меня спать. Ну ты знаешь.

— А почему ты решил, что он тебя сдал?

— Она сама призналась. Когда я проснулся Тамара Николаевна пришла поговорить, а заодно подарила Эдику гитару. За то, что он все ей рассказал. Еще заставила сказать ему спасибо за это.

— Хм, — хмыкнул я, едва сдержавшись от того, чтобы не воскликнуть от радости.

Дело в том, что я, как никто, понимаю все плюсы иметь стукача, который не знает, что ты знаешь, что он стукач. Короче. Это большой шаг к тому, чтобы сбежать отсюда. И, если повезет, в самое ближайшее время я окажусь на свободе. Осталось только узнать, какие есть лазейки.

— Ты говорил, что у тебя был план сбежать отсюда? — я взял цветок из пластилина, который Богдан положил на доску, потеряв бдительность. Именно его он и прятал от меня в руке. — Красиво. Это для твоей сестры?

Парнишка вырвал у меня цветок и, сжав в кулаке, превратил в месиво.

— Я нарву ей настоящих, — ответил детдомовец и принялся выковыривать пластилин из-под ногтей.

— Расскажешь мне про план? — повторил вопрос я.

— А! Ну да, — он подозрительно огляделся, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает. — Моя родовая способность — искатель. Слышал что-нибудь о ней?

Я напряг память и вспомнил, что про искателей говорил Островский, когда рассказывал про девочку, которая нашла цепочку Санитара в доме Парфеновых. У нее была точно такая же способность.

— Слышал, — кивнул я. — Но не знаю, как она работает.

— Мы можем обнаруживать магические предметы вокруг. Артефакты, зачарованные вещи, проклятые и так далее.

— То есть…просто смотрите на вещь и понимаете, что она магическая?

— Почти. Они ярко светятся. Искатели могут видеть их даже сквозь стены. Легко обнаруживать такие предметы в радиусе нескольких метров вокруг.

Значит вот как маленькая девочка обнаружила кулон Санитара у Парфеновых. Хорошая способность. Можно добавить ее в коллекцию.

— Та-а-а-а-к… — протянул я, намекая на то, чтобы одаренный продолжил.

— Двери из детского дома ночью не запираются. Вернее, они держатся только за счет оберегов, спрятанных где-то у входа и заклинания, наложенного с их помощью.

— Значит ты успел увидеть, где прячут эти обереги, прежде чем на тебя надели браслет? — догадался я.

— Угу…

Богдан опустил плечи, видимо вспомнив то разочарование, которое ощутил, когда его план провалился.

— Зря я рассказал все Эдику, — зло прошипел он. — Помочь хотел, а он меня сдал!

Я похлопал парня по плечу.

— Дело прошлое. Давай сосредоточимся на будущем.

— Что ты хочешь узнать?

— Мне интересно почему ты не сбежал позже? Обереги перепрятали?

— Нет, — шмыгнул носом парнишка. — Тамара Николаевна приказала никому не рассказывать. О том, где они спрятаны. Обещала снова кошмары показывать. И если попытаюсь сбежать тоже. С тех пор я не пробовал. Если честно.

— Ясно, — я поставил локти на стол, а голову обхватил ладонями, пытаясь сразу же придумать план.

Нужно провернуть все грамотно. Второго шанса не будет, если попадусь. А значит придется перестраховаться. Даже если после всего этого, я окажусь подонком в глазах некоторых одаренных. Но они меня простят, когда я подарю им свободу и нормальную жизнь. Поэтому надо переступить через себя. Стать плохим парнем.

— А что ты знаешь про выход на крышу? Он тоже закрыт с помощью силы оберегов?

— Нет, — помотал головой Богдан. — Туда никто не суется. Потому что старшаки там курят и нюхают. Сам знаешь что. Ну и после истории с тем мальчиком никто не хочет даже пробовать. Да и вряд ли кто-то задумывается сейчас о побеге. Ведь если Тамара Николаевна узнает…

— Значит Пахан и компания зависают на крыше? И все закрывают на это глаза?

— Ага. Им вообще многое дозволено. Тамара Николаевна разрешает. А за это они помогают воспитателям следить за порядком.

— Это я уже понял, — я провел руками по своим волосам, которые обещают состричь уже завтра. — Они ведь даже на этих стульях ночью не стояли, правда? Платон за всех отдувался?

Богдан только пожал плечами.

— А эти обереги у входа, — подвел я к завершению наш с детдомовцем разговор. — Сложно их достать?

— Ну как сказать… — протянул одаренный. — У главного входа только один. В люстре под потолком. Без стремянки не справиться.

— А окна?

— Там только с улицы если подойти. По-другому никак.

Я замолчал. Потому что уже придумал как сбегу. Только собственная идея мне не очень нравилась. Но другого варианта нет. Иначе я не смогу никому помочь и останусь тут навсегда. Бесконечно смотреть чертовы кошмары.

— Так мы сбежим? — нетерпеливо спросил Богдан.

Я взглянул ему в глаза. Они впервые блестели. Парень очень хотел на свободу. Или к своей сестре. От этого мне стало еще паршивее.

— Да, — кивнул я и рассказал мальчишке свой план.

Вечером всех выпустили во двор. Но вместо того, чтобы играть в снежки и строить крепости, мы гребли лопатами снег. Со вчерашнего дня мела метель, поэтому работы хватило всем. Даже девочкам, которым, как сказал Эдик, обычно дозволено не работать.

Позже мы все вернулись в палату. Настало время ужина.

— Ты есть идешь? — спросил Платон, проходя мимо меня, лежащего в кровати и читающего книгу.

— Я догоню, — ответил я, выглядывая из-за «Собачьего сердца». — Пару страниц дочитаю и приду.

Платон кивнул и вышел в коридор.

Я тут же подскочил и снял простыни с кроватей. Всего четыре. Связал их друг с другом и засунул под кровать Богдана. Побежал в столовую на ужин.

— Стоять!

Дверь туалета открылась прямо передо мной, и я едва успел отскочить в сторону, чтобы не врезаться в нее.

Из-за двери вышел рябой. Из палаты, которая была чуть дальше, показался Пахан и Бивис с перебинтованной головой. Сзади уже шел четвертый из компании подростков. Они окружили меня. Не добежал до столовой совсем немного.

— Черт! — выругался я. — Как же не кстати.

— Не кстати? — удивился рябой, сжав сперва один свой кулак левой рукой, а затем другой — правой. — Ты вчера плохо себя повел, новичок. Мы хотим рассказать тебе о правилах поведения в этом здании.

— Мне сейчас немного некогда, — честно ответил я и достал из носка тысячу рублей. — Это настоящие деньги, видите?

Я схватился за края купюры и пару раз резко расправил ее.

— Косарь? — глаза рябого расширились, а затем он улыбнулся. — Вот дурачок. Давай сюда. Мы найдем куда пристроить бабки. Но сперва хорошенька помнем тебе бока.

Я тут же свернул купюру в несколько раз и сделал вид, что вот-вот порву ее.

— Ты чего делаешь, придурок? — выставил перед собой руку главарь четверки.

— Если вы подойдете ко мне хоть на шаг, то я порву деньги. У вас хорошо с математикой? Знаете сколько частей будет, если я успею разорвать только один раз? А если два?

— Ты че затеял? — нахмурился рябой, но стоял на месте.

— Я отдам вам эти деньги. Позже. Просто сейчас очень тороплюсь на ужин. Меня ждут.

— А по-моему, он из тебя дурака делает, Заур, — вклинился в разговор Бивис.

— Это каким образом? — нахмурился я. — Честная сделка. Деньги никуда не денутся. Я тоже. Побить вы меня и позже сможете. Только получите тысячу рублей. Вас же уже выпускают из детского дома погулять? Купите себе что-нибудь.

Все четверо подвисли. Предложение звучало хорошо, но у них в голове не укладывалось почему все так просто. Достаточно не бить малолетку сейчас, а отложить на потом и при этом получить еще целую тысячу.

— Просто назовите мне место, куда прийти после отбоя. И я там буду. С деньгами.

Детдомовцы переглянулись друг с другом.

— Мы будем ждать тебя в туалете. В одиннадцать. И попробуй только обмануть нас, — рябой погрозил мне пальцем. — Тебе мало не покажется.

— Понял, понял, — я медленно ступил вперед, не убирая пальцев с купюры.

Подростки расступились, и я смог пробежать в столовую.

Парни из моей палаты, конечно, поинтересовались почему я так долго. Но теперь у меня появилось алиби получше, чем чтение книги. Я мгновенно сослался на старшаков. А лучшим подтверждением моих слов было появление Заура и его компании в столовой следом за мной. Рябой двумя пальцами указал сперва на свои глаза, а потом показал на меня, объясняя тем самым, что следит за мной.

Наступило время для реализации второй части моего плана. Однако Богдан думал, что нашего общего.

Одаренный, жаждущий уже сегодня выбраться из заточения сослался на боль в животе и ушел из столовой раньше. Для того, чтобы подождать меня в туалете. Я сказал ему сделать так, чтобы никто не заподозрил нас в том, что мы что-то совместно замышляем. Десятилетнему пареньку, смотрящему боевики в комнате отдыха каждый вечер, не нужно было другой причины, чтобы ждать меня в кабинке сорок минут. А то и больше.

Я же задержал Эдика с Платоном в столовой, рассказывая им интересную историю из моей жизни за стенами детского дома. Они слушали с открытыми ртами про Психо, которое мне удалось развить на тренировке по Боевым Искусствам.

Вышли мы из столовой самыми последними.

— А где Богдан? — спросил Платон, едва мы вернулись в палату.

— А где моя простынь? — обиженно взвизгнул Эдик, расправивший постель и желающий прилечь после плотного ужина.

— А моя простынь где? — изобразил удивление я, откинув свое одеяло в сторону.

— Твою тоже сняли? — рыжий парнишка подбежал к Платону и обнаружил еще одну пропажу.

— Сегодня же не пятница? — детдомовец с разными глазами почесал затылок. — Постельное не должны менять.

— Черт! — я плюхнулся на кровать. — Не может быть.

— Что? — Эдик подскочил ближе.

— Нет. Забейте, — махнул рукой я. — Этого не может быть.

— Чего не может быть? — не успокаивался тот. — Чего?

— Я просто подумал, что Богдан взял простыни.

— Богдан? Зачем ему это? — вмешался Платон.

— Сегодня с утра вы рассказывали про одаренного, который спрыгнул с крыши. И о том, что чердак не закрывают.

— Ну?

— А днем. После обеда. Я видел, как Богдан играет с пластилином. Он лепил цветок. Я спросил, что он делает, а он сказал, что скоро увидит сестру и это для нее.

— Она приедет сюда? — нахмурился Эдик.

— Нет, — помотал головой я. — Мне кажется Богдан решил сбежать.

— Что? — округлил глаза будущий стукач.

— Что? — вторил ему Платон.

— Я думаю, что простыни ему нужны для побега. Чтобы спуститься по ним с крыши. Видели, как он быстро ушел из столовой и даже не доел? Сказал, что у него живот крутит. Может быть он это сделал, чтобы успеть снять их?

Я еще не успел договорить, а Эдик уже заглянул под кровать Богдана. В этот самый момент он доставал положенные мной туда простыни.

— Н-е-е-е-е-т… — протянул рыжий парнишка, подняв глаза на нас.

Я быстро подбежал к двери палаты и закрыл ее.

— Что будем делать? — спросил я.

— Нужно рассказать Тамаре Николаевне, — немедленно ответил Эдик.

— Нельзя! — заступился за товарища Платон. — Она потом будет мучать его.

— А что ты предлагаешь? — все еще держа ручку, чтобы никто не вошел, поинтересовался я.

— Надо поговорить с ним. Объяснить, что его поймают и будут мучать. Через каких-то четыре года нас уже будут отпускать в город. Может быть сестра начнет его навещать. Мы должны переубедить Богдана. Иначе кошмарница заставит его страдать.

— Хм, — я сделал вид, что задумался. — А что, если…

Оба одаренных внимательно посмотрели на меня. Я продолжил:

— Мы не должны сейчас ему ничего говорить.

— Почему?

— Что…если мы ошибаемся?

— В смысле?

— Что, если Богдан на самом деле не хочет бежать? Что если он просто решил подшутить над нами? Черт знает зачем понадобились ему эти простыни. А сейчас, рассказав ему все, мы просто подкинем ему эту идею, понимаете? И что, если после этого он реально решит сбежать? Тогда во всем виноваты будем мы!

Когда я продумывал этот план, у меня появлялись сомнения. Но потом я понял, что убедить детей будет проще простого и все-таки пошел на это. И пока все задуманное, кажется, работало.

— И что ты предлагаешь? — спросил Эдик.

— Сделать вид, что мы ничего не знаем, — тут же ответил я. — Когда он вернется скажем, что у нас простыни пропали. Сходим к воспитателю и попросим новые. А после отбоя прикинемся, что спим. А сами дождемся того, что он будет делать дальше. Проследим за ним. Понимаете?

— И…

— И, если он действительно хочет сбежать, остановим его у чердака и объясним, что это ничего не даст.

Одаренным понравилась идея. И я знал, что их зацепил вовсе не сам план. А возможность притвориться спящими и проследить за кем-то. Я и сам всегда с удовольствием делал это в детстве.

— Кто за? — спросил я.

— Я! — Эдик тут же запихнул простыни обратно.

— Почему нет? — пожал плечами Платон.

— И самое главное! Воспитатели ничего не должны узнать раньше времени, — пояснил я, зная, что у Эдика зачешется в одном месте и ему очень захочется прямо сейчас сообщить все директрисе. — Потому что, если мы ошибаемся, то введем Тамару Николаевну в заблуждение… Представляю какая она будет злая.

Я смотрел в глаза Платону, а периферическим зрением заметил, что до рыжего паренька дошли мои слова. Теперь оставалось только дождаться ночи и сбежать из этого места.

(обратно)

Глава 12 Побег не из Шоушенка II

После разговора с Платоном и Эдиком, я отправился в туалет, где меня ждал Богдан. Конечно, он спросил почему я так долго. Но желание сбежать было сильнее, чем докопаться до истины. Поэтому пареньку оказалось достаточно просто получить ответ, что я никак не мог отделаться от парней. А по какой причине — его уже не интересовало.

Я рассказал одаренному наш дальнейший план. Что спрятал под его кровать, как и договаривались — перед ужином, простыни с помощью которых мы сбежим. Затем условились встретиться у входа на чердак после отбоя, и я расписал наши дальнейшие действия. Первым из палаты выйдет он, а спустя десять минут я. Встретимся в коридоре, вылезем на крышу и спустимся оттуда по связанным между друг другом простыням.

— А что дальше? На улице ведь в это время разгуливают духи… — испуганно поинтересовался Богдан.

— Поэтому именно в тогда мы и должны сбежать, — сказал я. — Потому что никто не ожидает, что во время комендантского часа кому-то взбредет в голову выйти из здания.

— Но…какой смысл сбегать, если нас тут же утащат в изнанку? — начал переживать одаренный.

Я напрягся. Еще не хватало, чтобы он отказался в самый последний момент. Если я не сбегу сегодня, местные поймут, что я водил всех вокруг пальца и даже трех своих друзей я лишусь. А скорее всего обзаведусь врагами в их лице. Поэтому никак нельзя, чтобы Богдан сдрейфил.

— В этом и заключается план! — уверенным громким шепотом заявил я. — Мы спустимся, спрячемся в укромном месте за пределами детского дома, а все подумают, что нас утащили. И перестанут искать, понимаешь? А когда порталы закроются мы двинемся дальше.

Мальчик задумался.

— Да! Классный план! — кивнул он наконец, и мы освободили туалет.

После вечернего кефира мы с Богданом первыми вернулись в палату, оделись в то, в чем будем совершать побег и улеглись под одеяла. Даже ботинки напялили. Теперь оставалось дождаться, когда парни уснут и свалить.

— Всем спокойной ночи! — Любовь Рудольфовна заглянула в палату, выключила свет и закрыла дверь.

Началось томительное ожидание. Сперва я очень боялся заснуть, но от того, как колотилось мое сердце, сон как рукой сняло.

Прошло достаточно времени, прежде чем Богдан решил проверить спят ли пацаны.

— Эдик? — шепнул он. — Эдик? Спишь?

Но никто не отвечал. Парни знали, что тоже должны притворяться.

— Платон? А ты? — продолжал прощупывать почву Богдан. — Костя? Спишь?

Я издал соответствующий звук, о котором мы договорились заранее. Как будто слышал его в полудреме. И тогда Богдан скинул с себя одеяло и медленно, скрепя пружинами матраса, поднялся. Заглянул под кровать и достал оттуда простыни. Взял их в руки и медленно зашагал к выходу. Пол предательски скрипел и наводил на парнишку ужаса. Но я знал, что парни не проснуться.

— Он точно решил сбежать! — громко зашептал Эдик, едва дверь в палату захлопнулась. — Видели? Он даже оделся!

— Я догоню его, — сказал Платон, который, к слову, тоже был одет. — Постараюсь уговорить его не делать глупостей.

Одаренный с разными глазами бросился в погоню. Ну как бросился. Он также медленно пошел следом за беглецом, чтобы случайно не привлечь внимания дежуривших воспитателей.

— Ты не пойдешь? — Эдик обратился ко мне.

— Не хочу привлекать лишнего внимания, — ответил я. — Думаешь, Платон не разберется?

— Не знаю, — ответил мой сосед по палате.

— Эдик? — я шепнул своему приятелю.

— Че?

— А если Платон тоже решил сбежать с ним?

— Чего?

— Что, если они сейчас сбегут вдвоем? Платон же теперь в ссоре со старшаками. Не думаешь, что он тоже захочет смызнуть?

Пауза. Паренек заглатывает наживку. Анализирует. Пытается понять могу ли я быть прав.

— Надо рассказать все Тамаре Николаевне! — вздыхает он. — Там же комендантский час! Если мы не остановим их, то они могут пропасть на совсем.

Эдик, который тоже был одет, вскочил на ноги и в отличие от своих предшественников, даже не пытался остаться незамеченным. Дверь еще медленно закрывалась, и я слышал громкие шаги рыжего паренька, бегущего по коридору.

Я тут же скинул с себя одеяло и побежал за ним. Остановился около шкафчиков, в которых висела одежда детдомовцев. Залез в один из них и притаился. Слышал, как Эдик жалуется воспитательнице на то, что один из его друзей собирается сбежать. Потом послышался стук в кабинет директора. Еще один. Снова голоса, а затем стук шагов пронесся мимо шкафчика, в котором я прятался.

Тогда я медленно выглянул. Посмотрел по сторонам. Убедился, что вокруг никого нет, взял черенок от лопаты, который прихватил с улицы после уборки снега и побежал к выходу.

Остановился у двери, за которой начинается свобода. Подергал ручку. Посмотрел в щель. Да. Богдан был прав. Заперта с помощью магии. Я бросил взгляд на потолок и увидел люстру. Прицелился. Кинул черенок в люстру. Он пролетел мимо.

Черт! Сил в этом теле недостаточно.

Не знаю, что там происходило, пытались ли убежать от страха Платон с Богданом, но до меня доносились отдаленные голоса с другого конца коридора.

Я подбежал к стульям. Схватил два и притащил к месту прямо под люстрой. Составил один на другой, взял черенок в руки, забрался на сооруженную конструкцию и ударил по люстре длинной палкой. Еще раз. И еще. Снова. Что-то упало на пол. Я опустил глаза и увидел деревянную подкову с какими-то символами.

— Я же говорил, что он что-то замышляет… — вдруг донёсся до меня знакомый голос и душа ушла в пятки.

Я повернул голову и увидел знакомую компанию.

Заур и его друзья решили не дожидаться одиннадцати, чтобы поколотить меня. Уж не знаю кто из них додумался проследить за мной, но теперь они шли по коридору и собирались нарушить все мои планы.

— Так, — вслух произнес я, судорожно пытаясь придумать что делать дальше.

Времени на разборки катастрофически мало. Отвлекающий маневр, который я так тщательно продумывал, вот-вот накроется медным тазом. Если не потороплюсь, то Тамара Николаевна вернется сюда и погрузит меня в бесконечные кошмары.

Проклятье! А мне всего лишь оставалось выйти за дверь, добраться до ближайшего портала и прыгнуть в него.

— Перекройка ему выход, — главарь шайки указал рукой на дверь.

Значит по-быстрому сломать оберег и убежать тоже не получится.

— Ладно, — я спрыгнул со стула. — Давайте…

Но следующей мысли было не суждено прозвучать. Пахан врезал мне по лицу так сильно, что я отступил на несколько шагов назад и упал.

— Черт! — я почувствовал, как из носа хлынула кровь. В голове затрещало.

Кажется, теперь, чтобы подняться мне придется приложить немало усилий. Так сильно в этом мире меня еще никто не бил.

— Хватайте его! — приказал Заур и двое тут же подлетели сзади и схватили меня под руки.

Теперь они учли то, что я вновь могу начать угрожать расправой тысячной купюре и решили сработать на опережение.

— Где деньги? — спросил рябой и не дожидаясь ответа ударил мне в живот.

Это сбило дыхание. Я начал задыхаться и злиться на этих ушлепков. Которые в прямом смысле сейчас могут сломать мне жизнь.

— Говори, новичок! — последовал еще один удар.

Я видел, лежащий на полу, среди осколков люстры, оберег. Он был так близко. Но парни, которые держат меня, делают это так хорошо, что я ни при каких обстоятельствах не смогу упасть и дотянуться до артефакта, открывающего путь на свободу.

Надо решить, что делать. Договориться с ними точно не получится. Я слишком долго водил детдомовцев за нос. Пока не поколотят до потери сознания — не отпустят. Единственное, почему они до сих пор не сделали этого — тысяча рублей. Вот мой последний козырь. Хотя…можно попробовать еще кое-что.

— Говори, где бабки! — рябой хватает меня за волосы и заставляет посмотреть на себя.

— А то что? — огрызаюсь я.

Заур ухмыляется, отворачиваясь к своим друзьям. Затем резко разворачивается и кулак летит в мое лицо. Но вдруг останавливается прямо у щеки, превращается в ладонь. Я поднимаю глаза на рябого.

— Не ссы, — он улыбается и шлепает мне по щеке.

В этот же момент его как будто прошибает током. Заур падает на пол и начинает корячиться, а еще через секунду теряет сознание. Теперь улыбаюсь я.

Психо. Эта внутренняя энергия одаренного материальна в отличие от Силы, которую поглощает браслет, надетый на мою ногу. Она перемещается по телу вместе с кровью и может активировать, например, щит. В этом была моя теория. И она подтвердилась пару секунд назад.

В самый разгар моего избиения я вспомнил про один доспех, который мы изучали в школе. Он был бы как раз кстати. В Российской Империи такой щит называют электрическим. За пределами он носит еще множество названий. Но суть в том, что я всеми силами пытался активировать именно его. Способом, с помощью которого у меня уже однажды получилось это сделать. Концентрация, адреналин и визуализация. Сработало.

Каждая прозрачная волосинка на моей коже теперь проводит ток. По принципу резинового шарика, который за счет трения может электризовать волосы. Поэтому, когда рябой прикоснулся ко мне, его шандарахнуло током. Так, что теперь бедолага лежит без сознания. А я чувствую, как в моих зрачках мерцают молнии.

— Что за херня? — восклицает Бивис, держащий меня за руку. Через кофту. Это единственное что спасло его от мгновенного удара.

Я не даю подросткам возможности понять. Дотягиваюсь своими пальцами до руки сперва одного, а затем другого. Остается последний. Тот, чьего имени я так и не узнал. Он стоит напротив. Но видит, как страдают его друзья. Поэтому сперва пятится, а затем разворачивается и бежит со всех ног.

Не теряя времени, я опускаюсь на колено и подбираю деревянный оберег. На нем десять, или даже больше, выжженных символов. Я сжимаю артефакт в кулаке. Сильнее. Чувствую, как в воздухе начинает пахнуть горелым. Это дерево превращается в уголь. Делаю еще усилие. Разжимаю ладонь и вижу только пепел. Высыпаю его на пол.

На другом конце коридора, сбегающий от меня паренек, похоже, столкнулся с воспитателями. Я слышу, как ломается деревянный пол, сквозь который лезут щупальца. Времени все меньше.

Я подбегаю к двери и тяну за ручку. Она со скрипом отворяется и пускает внутрь поток сильного морозного ветра.

— Сработало!

Души, разгуливающие прямо во дворе, тут же обращают на меня свое внимание. Но я их не боюсь. Знаю, что мне вреда не причинят. В отличие от тех, кто бежит по коридору.

Я закрываю дверь за собой, оборачиваюсь и пячусь в сторону открытого портала.

Останавливаюсь, когда понимаю, что разрыв прямо за спиной. Но медлю. Мне хочется уйти на глазах у той, кто считал, что я никогда не выберусь. У той, кто мучал меня в лабиринте кошмаров. У той, кто считает, что одаренные с тяжелой судьбой не достойны нормальной жизни.

Я дождался. Свирепое лицо Тамары Николаевны показалось, едва дверь приоткрылась. Она не знала, что сказать. Я лишь видел, что старуха готова разорвать меня на части. И я обязательно предоставлю ей этот шанс. Обязательно вернусь. Чтобы освободить Богдана, которого теперь она замучает до смерти. Вернусь, чтобы пристроить Платона, у которого гораздо больше перспектив, чем думает каждый в этом доме. И даже Эдика я заберу. Потому что он умеет быть верным. Просто выбирает сторону сильного. И это тоже позиция.

Я сделаю все это. Но не сегодня. Сегодня я ухожу, чтобы набраться сил.

Моя вновь приобретенная привычка снова дает о себе знать — я взглянул в глаза кошмарнице, показал ей средний палец и сделал шаг назад.

Провалившись в портал, я вылетел посреди пустыни. Скатился с горы и остановился, ударившись спиной о старый диван. Сплюнул. Весь рот был наполнен песком.

— Никогда больше не буду заходить в портал спиной, — пробурчал я и поднялся на ноги. Снова сплюнул.

Всюду мерцают разрывы. Мне нужно убежать как можно дальше отсюда и через один из них провалиться обратно во внешний мир. Чтобы тот, кто бросится в погоню, когда пробьет двенадцать, не настиг.

Так я и поступил. Пробегая мимо духов, мусора, зарытого в песок, мимо холмов и других разрывов я добрался до конечной точки. Когда другие порталы уже начали закрываться, я понял, что если не прыгну в ближайший, то останусь тут еще на сутки. А это смерти подобно. Кто знает, на какую тварь я могу нарваться здесь. С браслетом на ноге, я почти бессилен перед ними.

Я прыгнул. Вылетел с другой стороны и оказался в полете. Ударился о ветки дерева. Сперва не сообразил, что происходит, но благодаря инстинкту самосохранения начал пытаться ухватиться за одну из них.

Не вышло. Однако кофта, в которой я сбежал, сделала все за меня. Она зацепилась за сук и сильно растянулась, не позволяя мне улететь ниже. Тогда я схватился за ближайшую ветку и посмотрел вниз. Сугроб бы, конечно, уберег меня от сломанной шеи, но хорошо, что до этого не дошло. Нужно взять на заметку — не кидаться в первые попавшиеся порталы. Так и разбиться можно.

Подтянувшись на ветках, я освободился из плена и спустился вниз. Вылез из сугроба и первым делом подбежал к ближайшему дому. Прочитал название улицы, чтобы сообразить, где нахожусь. А затем сорвался с места и понесся так, как не бегал со времен школьного кросса в девятом классе.

Добравшись до района гаражей, я накинулся на одну из дверей и принялся колотиться в нее. Очень скоро дверь открыли.

— Что с тобой случилось, босс? — разинул рот один из приспешников Нокиа.

Я вошел внутрь и подлетел к обогревателю.

— Иннокентий здесь? — я вытер нос и повернулся к амбалам.

— Нет, — ответил Кролик. — С утра только будет. Он весь день с тобой сегодня связаться не мог.

— Да. Была небольшая проблема. Посмотрите на это, — я задрал штанину. — Сможете снять?

Кирпич подошел ближе, сел на корточки и провел пальцем по металлу.

— Это из этого… — растерялся он. — В общем, тут магия нужна. Обычными кусачками не сломаешь. Браслет магический. Ты где его подхватил?

Кирпич заметил, что я пялюсь на него и прервался.

— Чего? — спросил бугай.

— Ничего, — я махнул рукой. — Просто заметил, что вы с Кроликом сильно похожи.

— Ха! — амбал, который осматривал меня, поднялся на ноги. — Не удивительно. Мы вообще-то близнецы. Только Кролика так жизнь потрепала, что он сейчас больше похож на помятую урну, чем на меня.

— Вот и я думаю, — я улыбнулся и опустил штанину. — Есть идеи, к кому можно обратиться с этим вопросом?

— Вернись к тому, кто надел на тебя эту штуковину, — огрызнулся Кролик. — И заставь его зубами сгрызть ее. А если не согласится, сломай ему пару пальцев. Пока сговорчивее не станет.

— Хм… Не думал, что придется возвращаться так скоро, — озвучил я свои мысли. — Есть у вас где тут переночевать?

— Да, — Кирпич указал на дверь. — В комнате Нокиа есть раскладушка. Только на ней тот паренек спит. Которого ты прислал. Мы так и не поняли, что с ним делать? Но я могу его выставить.

— Игорь?

— Как-то так, — ухмыльнулся один из амбалов. — Этот хрен выпал из портала прямо над нашим столом. Мы сперва поколотили его, а затем нашли записку от тебя. Но там без подробностей. Нокиа приказал запереть его и дождаться, когда ты скажешь, что с ним делать. Открыть дверь?

— Нет, — на секунду задумавшись, ответил я.

Потому что знал, что если увижу забитого Игоря, то мне захочется пощадить его. Отпустить на волю, взять обещание больше не предавать. А этого я сделать не могу. Не сейчас. Во-первых, потому, что слишком дорого мне обходится завоевание авторитета в новом районе, а, во-вторых… Во-вторых, я отдам этого человека вместо Глобуса. С возвратом, как говорится.

— Я подожду тут, — сказал я и упал в кресло в углу комнаты. Снял с него накидку и укрылся ей. — Разбудите, как Иннокентий вернется.

— Угу, — кивнул Кирпич, и они с братом уселись за свой стол.

Я находился на краю города, в старом гараже в компании двух амбалов. Дышал дымом от сигар и запахом свежей печати. Живот урчал от голода, а пальцы на ногах все еще не отогрелись. Но с тех самых пор, как попал в проклятый детский дом, я еще не чувствовал себя счастливее.

Я прикрыл глаза и мгновенно заснул.

— Босс! С тобой все в порядке? — сквозь сон я услышал знакомый голос.

Открыл глаза. Седой мужичок с сигаретой в зубах широко улыбался и продолжал говорить:

— Черт возьми, как я рад, что ты нашелся! Вчера я был вот настолько близок к тому, чтобы нанять частного детектива.

Я улыбнулся в ответ.

— Рад тебя видеть, Нокиа. Есть кофе?

— Кролик! — Иннокентий подошел к одному из братьев, забрал у того железную кружку из рук и протянул ее мне. — Держи.

Я взял чудодейственный напиток и пригубил.

— Список, который ты мне дал — я все собрал, — обрадовал меня мой подельник. — Все уже ждет на складе. Как ты и просил.

— Отлично, — я отхлебнул еще.

— И…помнишь я обещал найти заказ для тебя, который принесет кругленькую сумму? У меня хорошие новости! Есть дело, за которое дают полтора миллиона.

— Не так быстро, — остановил я подельника и задрал штанину.

— Елки-моталки! — отозвался Нокиа. — Она высасывает из одаренных Силу, так? Я слышал, что эту штуковину тяжеловато снять.

— Именно поэтому первым делом мне нужно вернуться туда, где на меня ее надели и заставить снять, — сказал я и бросил взгляд на амбалов. — Кирпич. Кролик. Хотите немного подзаработать?

(обратно)

Глава 13 Дорога домой

Ни один ребенок, сбежавший из детского дома для одаренных, я уверен, ни за что бы, по собственной воле, не согласился бы вернуться туда. Он был бы готов на все, лишь бы снова не стать узником. Избежать того, чтобы встретиться с кошмарами, которые насылает местная директриса. Но только не я. Я знал, что некоторые детдомовцы, возможно, никогда не согласятся работать на меня. Однако судьба трех мальчиков, к которым за два дня я проникся определенными чувствами, волновала меня больше собственной безопасности. Хотя и о ней я позаботился.

После того, как я рассказал Нокиа все, что со мной произошло, он приказал Кролику отвезти меня к Георгию Вольфовичу. По моей просьбе. Я хотел попросить коллекционера душ связаться с Элаизой, а затем вернуться в обитель кошмаров вместе с ней. Но это не потребовалось. Девочка-призрак уже ждала меня на огородном массиве.

Принцесса горцев бросилась мне на шею, как только я вошел в сторожевой домик. Видимо, я был прав. Браслет на ноге разорвал связь между нами. Элаиза, потеряв меня из виду, явно пережила не лучшие два дня в своей жизни.

Темная крепко и долго обнимала меня. Именно тогда я понял, что наши отношения давно переросли дружеские. Мы были как брат с сестрой. И мне льстило то, что я смог растопить сердце девочки, которая обречена жить между мирами. Что теперь я тот человек, которому она может довериться. И с которым может почувствовать себя живой.

— Браслет, — я в очередной раз задрал штанину и продемонстрировал подарок от директрисы детского дома.

Глаза немой ярко загорелись красным. Она пришла в ярость.

— Не переживай, Эл, — я положил руку ей на плечо. — У меня есть идея, как его снять. Но нужна твоя помощь.

Конечно, принцесса горцев согласилась. Тогда я попросил репетитора заварить нам своего фирменного чая и рассказал всем, что мы будем делать дальше.

Время не ждало и уже в полдень я, Элаиза, Георгий Вольфович, Кролик, Кирпич и десять человек в черном, присланных Райкиным — вернее, одним из горцев, живущих в теле аристократа, — стояли у входа в детский дом № 3 для одаренных.

— Рад вас видеть, Тамара Николаевна, — я открыл дверь в кабинет директрисы.

Та подскочила на ноги. Так, что стул упал на пол от этого движения. Молнии засверкали в глазах одаренной. Волосы, собранные в пучок на затылке, освободились и разлетелись в разные стороны за счет вихря, который окружал только старуху. Кошмарница вновь хотела погрузить меня в сон. Но на этот раз рядом стояла девочка, не меньше моего жаждущая мести.

Элаиза телекинезом прибила старуху к стене. От удара из-под обоев высыпалась штукатурка и длинная трещина поползла к потолку. Две картины с медведями в лесу упали на пол. Следом в кабинет вошел Георгий Вольфович и открыл портал.

Так телом Тамары Николаевны и тех воспитателей, у которых сегодня была смена, завладели горцы. Верные нам духи.

— Если так пойдет дальше, то мне не нужно будет договариваться с императором, — хмыкнул я. — Мы воскресим армию твоих горцев, используя тела моих врагов.

Немая девочка только улыбнулась в ответ и отпустила кошмарницу. Теперь та была на нашей стороне.

— Пусть люди Райкина прочешут детский дом, — сказал я Георгию Вольфовичу, подходя к своей бывшей палате. — Скажите одаренным, что это проверка или что-нибудь еще. Нельзя, чтобы детей охватила паника.

Коллекционер душ кивнул и, позвав за собой еще несколько людей, ушел дальше по коридору. Мы с кошмарницей зашли в палату.

— Разбудите сперва его, — я подошел к кровати, в которой спал Богдан.

На двух других койках мучились от кошмаров Платон и Эдик. Но, чтобы избежать проблем, я решил будить их по одному.

Мальчики дрожали от ужасных фантазий. Стонали. Слезы текли из их глаз.

— И какой мразью нужно быть, чтобы так мучать детей? — произнес я, взяв руку своего друга.

— Этого будить? — Тамара Николаевна подошла к Богдану.

Я кивнул. Тогда она положила ладонь ему на лоб. Черный густой туман вытек из рта, носа и ушей одаренного. Растворился в воздухе. Мальчик медленно открыл глаза. Его руки еще дрожали.

— Ты… — обронил Богдан, увидев меня и тут же вырвал свою руку. — Ты! Я убью тебя!

Паренек бросился на меня. Но я был больше. Крепко обняв его, я прижал руки детдомовца к телу, чтобы он не мог ударить.

— Прости меня, Богдан! Прости… — шептал я. — Я сделал это для того, чтобы помочь. Это больше не кошмар. Я на самом деле вернулся, чтобы освободить тебя.

— Я ненавижу тебя! Ненавижу! — рыдал детдомовец и пытался вырваться.

— Богдан! Послушай! Просто послушай!

Когда я понял, что мои попытки убедить мальчика бесполезны, я сконцентрировался только на том, чтобы удержать его.

Скоро силы у детдомовца кончились, и я почувствовал, как он расслабляется в моих объятьях. Тогда я отпустил. Все еще рыдая от истерики, одаренный упал на колени и закрыл лицо руками. Тогда я кивнул Кролику, стоящему в проходе. Тот отошел в сторону и в палату вошла девочка.

— Богдан? — произнесла она и одаренный мгновенно затих.

Он зажал уши, не поднимая взгляда, видимо принимая происходящее за очередной кошмар. Но девочка подошла ближе и упала рядом с ним на колени. Обняла.

— Это я, братик… — успела только произнести она и, громко всхлипнув, разрыдалась вместе с ним.

Я улыбнулся, глядя на брата с сестрой, которые наконец встретились. С души упал огромный камень. Понимая, что испытывают сейчас эти дети мне захотелось сделать все, чтобы они больше не страдали. И я поклялся себе, что сделаю это.

Следом за Богданом, я попросил директрису пробудить Платона и Эдика. Парни не сильно злились на меня. Но какое-то время мне все равно пришлось убеждать их, что я обманул их из добрых побуждений.

— Ракицкий? — раздался удивленный голос позади меня, когда мы с парнями жали друг другу руки в знак примирения и вечной дружбы.

Я обернулся.

— Доброго дня, товарищ майор, — я показательно отдал честь сотруднику Бюро, стоящему в проходе.

— Ты что здесь делаешь? — широко раскрыв глаза, человек с зубочисткой во рту посмотрел сперва на меня, затем на Кролика, а затем на директрису. — Тамара Николаевна? Ничего не понимаю. Вы сказали, что мальчик сбежал.

— Меня ввели в заблуждение, Лаврентий, — равнодушно пожала плечами кошмарница. — Оказалось, что удрал не Ракицкий, а Заболотный. Вот! — она указала на приспешника Нокиа. — Добрый человек вернул его сегодня обратно.

Островский прищурился и внимательным взглядом окинул всех в комнате еще раз. Он не глупец. Подозревает, что тут что-то неладно. Но не хочет показаться дураком, поэтому с выводами не спешит.

— Пойдемте я налью вам чаю, — старуха приобняла Островского и вывела из палаты.

Я вышел следом за ними в коридор и смотрел вслед.

Лаврентий еще некоторое время оглядывался, шагая в сторону кабинета директора. Он знал, что есть какой-то подвох, но не мог понять в чем. Ведь Островский хотел, чтобы я попал в детский дом для одаренных — и я здесь. Что делать дальше? Об этом он не думал.

Я же в это время размышлял лишь об одном. Если сейчас директриса заставит майора поверить в легенду, которую я заставил выучить каждого участвующего в этой операции, то я ненадолго избавлюсь от одного из своих заклятых врагов. До тех пор, пока не получу разрешение на создание собственного клана. Потом мне придется покинуть это место по документам и тогда темный вновь начнет охоту за мной. А пока… Пока я могу сосредоточится на более важных делах.

После обеда Тамара Николаевна по моей просьбе собрала всех детдомовцев и воспитателей в актовом зале. Дождалась, когда один из воспитателей закроет дверь, поднялась на сцену, объявила Константина Ракицкого и опустила микрофон на мой уровень.

Под светом прожектора я вышел в центр сцены, скрепя досками под ногами. Посмотрел на детей, которые с интересом наблюдали за каждым моим движением.

— Многие из вас уже знакомы со мной, — начал я. — Кто-то запомнил по той драке в столовой позавчера вечером. Кто-то, как мальчика, которому удалось сбежать. Кто-то, как друга. А кто-то, возможно, до сих пор не простил меня за предательство…

Девочка на втором ряду чихнула. Все обратили на нее свое внимание. Она покраснела, а я поспешил продолжить:

— Но те причины, по которым я вам запомнился, имели только одну цель. Сделать так, чтобы в этом доме больше не было кошмаров. Чтобы вы все были счастливы. Хотя бы настолько, насколько я в силах это сделать.

Все продолжали молчать и с интересом наблюдать за одиннадцатилетним мальчиком, что-то вещающим со сцены, кроме стихов и песен.

— С сегодняшнего дня жизнь в этом детском доме изменится. Для каждого кто захочет остаться. Тамара Николаевна, Любовь Рудольфовна, Ирина Альбертовна, Светлана Вениаминовна и Аглая Федоровна останутся воспитателями. Но с этого момента никто из них не причинит вам вреда. В комнате отдыха появится видеомагнитофон с фильмами и мультиками, игровые приставки, новые игрушки. Субботники никуда не денутся. Но обеды станут вкуснее, а досуг приятнее. И никто, как я уже сказал, не причинит вам вреда.

Я постарался бросить взгляд на каждого детдомовца и добавил:

— Учеба никуда не денется, — сказал я. — Те предметы, которые преподавали воспитатели, останутся. Но появятся новые. Щитознание, Сфероведение, Артефакторика и другие уроки, которые проходят в школе для одаренных домашние дети. Потому что каждый из вас заслуживает развивать свои способности. Но есть одно условие. Допуск к этим занятиям нужно будет заслужить.

Я пригласил на сцену Богдана, Платона и Эдика. Тамара Николаевна подошла к каждому из нас и по очереди сняла браслеты с ног.

— Сейчас право развивать магические способности заслужили эти ребята. Они будут старостами в новых сформированных группах. Будут следить за порядком и принимать решение кто готов лишиться браслета и приступить к обучению, а кому еще рано.

Так и хотелось назвать три их будущих группы — Гриффиндор, Пуффендуй и Слизерин. Но я решил, что они сами придумают названия. Сами решат хотят ли соревноваться друг с другом. Но все ресурсы, чтобы жизнь ребят стала интереснее и была наполненная смыслом я пообещал им дать. О праве вступить в мой будущий клан объявлю позже. Когда буду представлять из себя больше.

— И последнее, — вновь начал я после того, как бурное обсуждение закончилось. — Отныне здесь запрещено курить, употреблять спиртное, нападать на детей или угрожать кому-то. После первого такого случая, ребенок, замеченный в этом, будет переведен в другой детский дом. Похожий на тот, которым был этот. И там делайте что хотите.

Я подождал реакции детдомовцев. А особенно Заура, Бивиса, Пахана и четвертого, чьего имени я так и не выяснил. Они сидели в первом ряду с перебинтованными руками в тех местах, которых я коснулся. Молчали и даже не думали протестовать.

— А теперь вопрос, — в заключении произнес я. — Встаньте те, кто не хочет остаться здесь. Не бойтесь. Мы с пониманием и уважением отнесемся к вашему решению. Сразу после собрания мы готовы осуществить перевод в другой дом для одаренных.

Никто не поднялся. Пахан, Бивис, Заур и четвертый лишь вертели головами, стараясь не упереться в меня взглядом.

Я улыбнулся своей маленькой победе. Своей маленькой армии, которая сможет постоять за себя, когда придет время.

— Решено! — поставил точку я. — У Тамары Николаевны будет номер моего пейджера, и вы всегда сможете связаться со мной.

После того, как собрание закончилось, мне вернули пейджер, ключи от съемной квартиры и остальные вещи. С сегодняшнего дня я продолжу числиться в детском доме. Но ни спать тут, ни вообще приходить сюда, мне не обязательно.

В этот же день я навестил Глеба Ростиславовича — директора моей школы. Не без помощи Аввакума Ионовича, мне удалось договориться с ним о том, чтобы документы на отчисление, которые передал Островский, затерялись. Теперь я снова мог ходить в школу и развивать свои способности. Но только с понедельника. До конца недели у меня еще больничный. Нужно время, чтобы решить оставшиеся вопросы.

— И еще кое-что, — глава лицея остановил меня, когда я уже собирался покинуть его кабинет. — Я решил, что ты должен знать.

— Что случилось? — поднял брови я.

— Егор вернулся.

— Егор? — я сперва не понял, о чем говорит аристократ.

— Да. Парфенов.

— Что? — я буквально потерял дар речи. — Как?

— Мальчик лишился конечностей. Много слухов ходит о том, как это произошло. Но по этой причине приговор смягчили. На Казачью Заставу таких не берут, а обвинений для реального срока несовершеннолетнему недостаточно.

— И он снова учится со мной в классе?

— Нет, — помотал головой директор. — Я перевел его в параллельный класс. Не взять его обратно не получилось. Но хочу тебя предупредить, чтобы ты не связывался с электроником.

— Чувствую, что не получится, — я выдохнул. — Не переживайте, Глеб Ростиславович. Я буду соблюдать правила школы.

Глава лицея кивнул, и я вышел за дверь.

Час от часу не легче. Только решишь одну проблему, как появляется другая. Я точно знаю, что Кипяток не оставит меня в покое. Такие люди не меняются. Сейчас он еще больше обозлен на меня. За себя и за отца. Чувствую, что пахнет жареным. Ну что ж. Подумаю об этом в понедельник. А сейчас есть кое-что приятнее мыслей о Кипятке.

Перед следующим волнительным делом я забежал в свою съемную квартиру. Принял душ, позавтракал и позанимался спортом. Мне хотелось забить на это все и поскорее отправиться к Ариадне. Доставить ей обещанные ресурсы и забрать домой Глобуса. Мне не терпелось взглянуть в глаза матери Серого, когда та увидит своего второго сына живым и невредимым. Но выглядеть прилично, чувствовать себя хорошо и оставаться в форме нужно несмотря ни на что.

Я зашел на территорию своей будущей автомойки около семи вечера. Увидел поддон кирпичей, пачки цемента, сруб, мешки с мукой, сахаром, крупой и другие предметы из списка, который написал Тихомир. А еще на стуле сидел Игорь. Тот самый отморозок, который сдал меня Бочке. Его руки связаны за спиной, ноги привязаны к ножкам стула, а в рот вставлен кляп. Едва он увидел меня, как тут же принялся стонать, умоляя отпустить его.

— Черт… — прошипел я, открывая портал. — Этого я и опасался.

Вот как отдавать человека в рабство, на другую сторону? Даже учитывая то, что у меня нет другого выбора. Только пообещав себе, что верну его оттуда, когда все кончится?

— Я выполнил обещание, — сказал я, остановившись перед троном, на котором сидела Ариадна.

Аристократка подняла руку и солдаты, направившие на меня автоматы, как только я появился в золотом зале, опустили оружие.

— Отправьте своих людей через этот портал. Там безопасно. В помещении, куда он ведет, находится все из этого списка, — я достал смятый альбомный лист. — А еще там вы обнаружите паренька. Его имя Игорь. Он заменит Дмитрия. Как договаривались.

Ариадна кивнула солдату с белой повязкой на руке. Он позвал несколько бойцов, вырвал у меня из рук список и прошел через портал. Они вернулись вместе с отморозком и пакетами провизии через некоторое время.

— Он говорит правду, госпожа, — кивнул Даниил.

— Хорошо, — медленно ответила одаренная. — Можете перегружать все. И…приведите сюда мальчишку, о котором мы договаривались.

— Сию минуту, — Даниил поклонился и раздал приказания.

Обсудив с аристократкой будущий загон для тварей и мое ежемесячное появление по эту сторону в полнолуние, я с нетерпением ждал Глобуса. И его привели. Одетого в смирительную рубашку и не желающего уходить.

— Отпустите меня! — орал он. — Отпустите! Или я разобью себе голову!

— Вы отдадите мне его в таком виде? — с кислым выражением лица я глянул сперва на Ариадну, а затем на Тихомира.

— В нашем договоре нет пункта, в котором мы должны отдать тебе трезвого подростка. Забирай как есть. Пока я не передумала.

Вот и договаривайся после этого с аристократами. И что мне делать с таким Глобусом? Придется излечивать его самостоятельно. Ладно. Главное, что он жив и здоров.

— А нет никакого антидота? — на всякий случай поинтересовался я.

Старик молчал. Как будто просто спал с открытыми глазами. Ариадна и не думала отвечать. Тогда я открыл другой портал. Попросил подвести Глобуса к нему. Брат Серого орал, брыкался, проклинал меня, но все же его выбросили в разрыв. Я зашел следом.

(обратно)

Глава 14 Полтергейст какой-то

Мы со старшим братом Серого перенеслись прямо в вольер Зевса. Пес Георгия Вольфовича, громко лая, тут же набросился на нас. Но быстро признал меня. Заскулил и принялся тереться об ноги. Выхухлев старший, как бы не угрожал покалечить себя, при огрызающейся собаке испугался. Тогда я понял, что еще не все потеряно.

— Георгий Вольфович, — я поднял глаза, когда учитель появился у калитки. — Мне жутко неудобно просить, но мне снова нужна ваша помощь…

Я знал, что успокаивающие напитки коллекционера душ творят чудеса. Знал, что у сторожа есть подвал, где он сможет держать Глобуса, пока тот не протрезвеет. И знал, что тут Дима будет под присмотром. Поэтому привел пациента прямо сюда и не пожалел денег своему репетитору в счет своего будущего обучения. Брать плату за то, чтобы помочь человеку Георгий Вольфович отказался, а вот принять пару тысяч в обмен на опыт и знания был не прочь.

— Ступай, — учитель открыл разрыв и зачерпнул Сил. — Я освобожу твоего друга от зависимости. На следующей неделе будет как стеклышко. А ты готовься возобновить уроки.

— Спасибо вам, Георгий Вольфович! — поблагодарил я мужичка и направился к воротам, ведущим за пределы СНТ. — Если что-то случится оставьте сообщение на…

— Иди уже! — махнул рукой коллекционер душ и его ладони покрылись розовым свечением.

Я не стал дожидаться чем все закончится и вышел с огородного массива. Остановился. Вдохнул свежего воздуха.

В небольшом лесочке передо мной каркали вороны. Вот уж что точно не назовешь музыкой для ушей. Но я не мог заставить себя уйти. Потому что следующее чем мне нужно заняться — обзвонить больницы и узнать, что стало с бабушкой. Когда ее ударил инсульт мне пришлось уйти. И узнать правду сейчас намного страшнее, чем просто находиться в неведении. Но рано или поздно мне придется это сделать. Сейчас, по крайней мере, я могу еще хоть как-то помочь. Особенно, если она прикована к кровати.

Я направился к ближайшему таксофону, считая дни, которые прошли с момента ее приступа. Два? Три? Если она не выжила, я должен присутствовать хотя бы на похоронах.

Я обзвонил все больницы. В справочной уверили, что предоставили все номера телефонов, но ни по одному из них я не узнал, что случилось с бабушкой. К ним в этом году просто не поступал ни один человек с такой фамилией.

Потом я обзвонил морги. И там не нашли документы. Тогда остался только один вариант. Навестить тетю Валю. Бабушкина соседка должна знать, чем все закончилось. А если я поспешу, то успею до начала комендантского часа.

Я не успел. Последний трамвай уехал раньше, а ни один водитель не согласился вести меня так далеко. Все спешили домой. Поэтому пришлось кошмарить старушку, стуча в ее дверь уже после десяти.

— Тетя Валя, это Костя! Ваш сосед. Помните? — скрип пола за дверью выдавал соседку.

В конце концов она набралась смелости и открыла оба замка. Сняла цепочку. Показалась.

— Костя? Ты что здесь делаешь?

— Я…

— Заходи скорее! — она схватила меня за плечо и затащила в квартиру. Закрыла дверь на все замки и включила свет. — Ты почему не дома, е-мое?

— Мне нужно узнать, что случилось с бабушкой. Я обзвонил все больницы. Ее нигде нет. Звонил в морги. Там тоже нет никого с такой фамилией.

— Какие больницы?! Какие морги, е-мое?! — хлопнула себе по бедрам соседка.

— Не понял, — нахмурился я.

— Скорая не успела! Не доехала, понимаешь?

— Что? — от удивления я раскрыл глаза.

Черно-белый кот тети Вали подошел ко мне и принялся тереться об ноги.

— Что слышал, — ответила соседка.

— Значит она дома?

Я уже собирался ринуться из этой квартиры и постучаться в соседнюю, когда женщина в стоптанных тапочках и с бигудями на голове остановила меня.

— Нет! — шепнула она. — Когда ты меня позвал, а сам смылся, я все сидела с ней. Отошла только один раз. Чтобы тряпку смочить. Которую ей на лоб накладывала. А когда вернулась — не стало ее!

— Как это не стало? Умерла?

— Да нет же! Исчезла! Испарилась! След простыл, понимаешь?

— Не совсем, но суть я понял, — я почесал подбородок.

— Полтергейст какой-то! — покачала головой она. — Скорая приехала. Спрашивают меня, где больная? А я что сказать не знаю. По итогу они как ложный вызов записали и отчитали меня еще, как малолетку какую. Я записку оставила, а сама ушла.

— Записку?

— Ага. Под леску на двери сунула.

— У вас лампочка на этаже перегорела. Не увидел, — ответил я. — А ключи значит у вас?

— А у кого же еще?

— Дадите?

— Конечно! Мне-то они зачем? — ответила тетя Валя, сняла с крючка кожаную ключницу, расстегнула ее и отцепила нужные мне железки. — Вот. Держи. Что-то я туда сама идти не хочу. Жутко мне. Но ты ключики-то верни, когда уходить будешь. Добро?

— Добро, — я кивнул и уже собирался выйти.

Но тетя Валя оттолкнула меня, чтобы сперва посмотреть в глазок, в котором все равно ничего не было видно. Собравшись с духом, она открыла замки и выставила меня за дверь. Хлопнула ей мне вслед. Подъезд эхом подхватил звук.

Я нащупал замочную скважину в соседней квартире и вставил ключ.

Захожу в прихожую. В ванной горит свет. Видимо тетя Валя так и не выключила его, когда уходила отсюда несколько дней назад. Жутковато.

Нащупываю выключатель и первым делом прохожусь по всей квартире, чтобы включить свет везде. Затем возвращаюсь в комнату. Подхожу к кровати, на которой лежала бабушка, когда я в последний раз видел ее.

Никаких следов постороннего присутствия. Она как будто просто растворилась в воздухе. Но ведь не могла она без причины исчезнуть? Может быть ушла сама? Но как? Если бы через входную дверь, то тетя Валя точно бы заметила ее. Ванная прямо напротив.

Я подошел к окну в зале. Внимательно осмотрел его. Бабушка всегда осенью заклеивала щели. Чтобы не продувало. И если бы окно открывали, я бы увидел следы. А их нет. Значит она не могла уйти этим путем. Что-то точно произошло на кухне. После чего она вернулась в комнату, а я решил, что у нее инсульт.

Медленно ступая по скрипучему полу через минуту, я оказался у плиты. В сковородке лежали горелые протухшие оладьи, которые она так и не успела дожарить. В раковине гора посуды. Бабушка никогда не была примером для подражания в плане чистоплотности. Белый чайник с цветочками, но обгоревший ровно до середины. Опрокинутая сахарница. Между «Доместосом» и «Фейри» какая-то слизь. Но это точно не средство для мытья посуды…

Наклоняю голову. Принюхиваюсь. Запаха нет. Поднимаю глаза на настенный шкаф, висящий над лужей. Такая же слизь осталась на стенке ящика. Тонкая полоска, ведущая сверху вниз.

Подвигаю табуретку и забираюсь наверх. Перешагиваю на стол. Хватаюсь руками за край ящика и встаю на цыпочки. Вижу тут тонну пыли и следы той же жижи. Они ведут прямо из вентиляции. Но если вся старая решетка прежде была покрыта паутиной, то не так давно что-то проползло через небольшую щель.

Спрыгиваю на пол. Размышляю. В голову лезут разные мысли. Но я цепляюсь за одну. За ту, что говорит — если бабушка не исчезала, значит она до сих пор может находиться дома. Меня передергивает от этой мысли. От того, что она может прятаться где-то в квартире и ждать. Ждать чего?

Хотелось бы мне впитать Силу и приготовить Жаару. Только вот я не хочу причинить матери моего отца вред. Поэтому придется вооружиться только желанием узнать, что за чертовщина тут творится. И что за полтергейст, мать его.

Возвращаюсь в комнату. Опускаюсь на колени и заглядываю под кровать. Тут только пара советских чемоданов. Подхожу к шторам. Отдергиваю их в сторону. Никого. Остался только один вариант.

Оборачиваюсь. Подхожу к шкафу. Берусь за ручки. Медленно тяну. Дверцы предательски скрепят и заставляют меня сжимать челюсти.

В следующий момент что-то вылетает оттуда и вместе с дверью выталкивает меня в центр комнаты. Я падаю на пол, а сверху меня накрывает оторванной дверью. Я не успеваю отбросить ее в сторону. Что-то запрыгивает на меня и придавливает к полу.

Я пытаюсь дышать, приподнимая оторванную часть шкафа. Через пару секунд то, что сидело внутри спрыгивает, хватает дверцу и отбрасывает ее в сторону.

— Бабушка? — произношу я, глядя на то, что стоит передо мной.

Я не знаю, что с ней случилось, но от бабушки осталась лишь оболочка. Полная женщина в платке, спортивных штанах и халате. Она стоит надо мной, скалится и тяжело дышит. Вместо зрачков, все ее белки залиты тьмой. Клацает зубами, словно чертов зомби.

— Я так понимаю, ты не поговорить хочешь? — спокойно произношу я.

Старушка прыгает на меня. Я откатываюсь в сторону. Хватаю подушку с кровати и кидаю в нее. Она отбивает нехитрый снаряд. Затем я срываю покрывало с кровати, запрыгиваю на матрац и набрасываю ткань на бабушку. Прыгаю следом, пытаясь обезвредить. Но руки слишком короткие. Да и сил недостаточно. Она делает несколько сильных рывков, и я снова оказываюсь на полу.

Еще несколько движений и одержимой удается освободиться от покрывала. Она оборачивается. Шипит, словно кошка. Снова идет в мою сторону.

— Ты вернулась? — доносится из коридора удивленный голос.

Мы одновременно поворачиваем головы. Там стоит тетя Валя.

— Что с тобой, Нюра? — спрашивает она, увидев залитые тьмой глаза.

Но зомби видит более неподготовленного противника и бросается на него. Соседка взвизгивает и пятится назад. Одержимая настигает подругу в туалете. Но той удается вытолкнуть бабушку в прихожую. Затем она закрывается внутри, но не перестает кричать от ужаса.

Я уже на ногах. Оглядываю комнату в поисках того, что поможет мне обезвредить одержимую.

Нашел. Гирлянда, лежащая рядом с елкой. Бабушка собирала новогодние игрушки, но, как обычно, это растянулось на несколько дней.

Хватаю свое новое оружие, пока Нюра пытается достучатся до своей соседки, засевшей в туалете. Подкрадываюсь сзади и кидаю гирлянду сверху. Скрученный в несколько раз провод от резких движений бабушки запутывается еще сильнее.

— Выходите! — кричу я. — Тетя Валя! Выходите!

Мне удается оттолкнуть бабушку в сторону и пнуть по двери. Проход открывается и тетя Валя, оценив обстановку, пробегает мимо и скрывается за дверью, которая ведет в подъезд.

Наша борьба с бабулей продолжается еще некоторое время. Пока мне не удается затолкать ее в туалет. Она спотыкается и падает на пол. Я пользуюсь предоставленным шансом и закрываю дверь. На шпингалет. То, что осталось внутри набрасывается на препятствие. Но не может открыть. Держа за ручку, я упираюсь пятками в порог. Пытаюсь решить, что делать дальше.

Удары в дверь с той стороны продолжаются. Непрерывные и размеренные. Ба не сдается.

После нескольких минут, я понимаю, что бабушка не меняет тактику. Ведь она может остановиться. Попытаться ввести меня в заблуждение. Но одержимая ведет себя слишком прямолинейно. Она словно запрограммирована. Словно безмозглый зомби. А что, если это действительно так?

Чтобы подтвердить свою теорию я отпускаю ручку. Стуки с той стороны продолжаются. Перевожу шпингалет в открытое положение. Жду. Бабушка не может додуматься, что нужно просто потянуть дверь на себя. Она продолжает биться в нее.

— Черт… — я оглядываюсь в поисках чего-нибудь, что поможет обезвредить ее. — Надеюсь это лечится.

Я пробежался по квартире сталкивая предметы с полок, пытаясь найти хоть что-нибудь полезное и в то же время придумать что делать дальше. Конечно, можно открыть портал и отправиться вместе с этим нечто в гараж к Нокиа. Кирпич и Кролик быстро обезвредят бабулю. Вот только мне не хочется подвергать людей опасности. Что если контакт с одержимой имеет далеко идущие последствия? Нет. Сперва нужно узнать, что будет делать ба, когда решит, что осталась в квартире одна.

Напротив двери в ванную-туалет стоит обувница. Над ней вешалка с целой кучей курток на все сезоны. Несмотря на то, что сейчас зима.

Я хватаю с кухни швабру, возвращаюсь в прихожую и запрыгиваю на обувницу. Закапываюсь в куртках. Так, чтобы меня не было видно. Но сам могу смотреть сквозь тонкий капюшон демисезонного пальто. Одним концом швабры упираюсь в дверь. Дожидаюсь момента между толчками и открываю выход одержимой. Швабра падает на пол. Я задерживаю дыхание.

Смотрю в ванную. Бабуля от неожиданности замерла. Видимо ожидает подвоха. Затем медленно опускается на четвереньки и принюхивается. Выгибается. Никогда бы не подумал, что в своем возрасте она обладает такой гибкостью.

В следующий момент одержимая, медленно перебирая конечностями, выползает из ванны. Я не шевелюсь. Один скрип и она снова бросится на меня.

Через пару секунд бабушка пропала из моего поля зрения. Кажется, уползла на кухню. Гремит там разбросанной посудой. Слышу, как клацает вставными челюстями. Видимо, не могла все эти дни найти еду. Сейчас я опрокинул на пол несколько черствых булок. Они пришлись ей по вкусу. Один из выводов, который можно сделать — за несколько дней проведенных тут, ба не додумалась самостоятельно взять хлеб. Значит интеллект на уровне младенца. А то, что из памяти все стерлось — это как пить дать.

Едва я успел закончить с выводами, как на кухне все загремело. Бабушка заорала не своим голосом.

Я плюнул на собственную безопасность и ринулся на крик. Одержимая каталась по полу. Сбивала табуретки, перевернула мусорное ведро и разбросала отходы. Изнемогала от мучений, настигших ее. Даже моя нависшая тень не заставила ее остановиться.

В конце концов хозяйка квартиры замерла. Послышался глухой булькающий звук. Я присмотрелся. Из уха бабули вытекла какая-то белая жижа. Следом за ней я увидел уродливого черного червя с десятками усиков. Он буквально выполз из уха бабушки и почти молниеносно попытался уползти в укрытие. Но мой ботинок настиг тварь. Несколько месяцев упорных тренировок на тараканах. Желтая кислота прыснула на холодильник и разделочный стол, после того как башка насекомого отвалилась. Я невольно поморщился. Еле сдержал рвотный рефлекс.

— А-а-а… — всхлипнула лежащая на полу старушка.

— Ба! — я подбежал к ней и упал на колени. Приподнял ее голову. Увидел признаки разума в глазах. Тьмы больше не было. — Как ты?

— Голова болит… — призналась бабуля.

— Подняться сможешь? Я помогу тебе перейти на кровать.

Она кивнула и начался большой и долгий процесс. Изнеможённой матери моего отца и одиннадцатилетнему мальчику понадобилось минут десять, чтобы дойти до кровати.

Затем я осмотрел потерпевшую. Последний бой дался ей нелегко. Осталось много синяков, ссадин, ушибов. Из носа текла струйка крови.

— Сейчас я вызову скорую, — успокоил я бабушку и побежал к соседке.

Испуганная тетя Валя долго не открывала. Что мне только не пришлось придумать, чтобы она поверила в то, что я — это я, а не одержимый мальчишка. Но в итоге все получилось, и я позвонил в «03».

Скорая приехала около часа ночи. Мужичек в белом халате, маске и квадратным ящиком в руке прошел в квартиру, не снимая обуви и сел у кровати, в которой лежала бабушка.

— Что случилось? — спросил он и окинул нас с соседкой взглядом.

Я взял с подоконника банку с останками твари. Уже приготовил длиннущую речь, но врач перебил меня, едва я успел открыть рот.

— Снова эта зараза… — он покачал головой. — Как вам удалось заставить червя вылезти из нее?

— Значит это не первый случай? — тетя Валя раскрыла глаза.

— Не первый, — картавил врач. — Власти заставляют нас умалчивать о таких происшествиях. К сожалению, большего сказать не могу.

Он открыл ящик и достал оттуда три листа.

— Кто-нибудь еще видел, что здесь произошло? — спросил он.

— Только мы, — ответил я, пытаясь понять, что происходит.

— Хорошо, — снова использовал свою нелюбимую букву гость. — Сейчас всем троим нужно подписать это. Это расписка о неразглашении информации. С потерпевшей все будет хорошо. Накормите ее, давайте больше воды. Я оставлю таблетку, если вдруг повысится давление. Бабушку могут мучать кошмары, поэтому хорошо, если кто-то постоянно будет с ней. Если что, вызывайте скорую.

Мужичок встал и вырвал банку у меня из рук.

— А это я заберу. Люди из ОКЦЗ собирают такие трофеи.

Затем врач дождался, когда мы оставим свои подписи.

Я не стал пытаться углубиться в дело. Этим попробовала заняться тетя Валя, но попытка не увенчалась успехом. Мужичок лишь закрыл за собой дверь и, не дожидаясь лифта, принялся спускаться вниз.

— Господи Иисусе! — прикрыла рот рукой соседка, навалившись на дверь спиной. — Это что же творится! Это теперь в нас всех эти твари повселяются? Этих комендантских часов нам не хватало!

Я не ответил. Потому что догадывался о том, что не все так просто. Во-первых, потому, что твари точно пришли с изнанки. А это значит, что орда монстров и Второе Пришествие не ограничатся только мутантами. Не знаю как, но они нашли способ увеличить свою армию. И теперь, вероятнее всего, нас ожидает чертов зомби апокалипсис. Если, конечно, не получится остановить этих червей, превращающих людей в животных…

(обратно)

Глава 15 Байки из склепа

Я провел эту ночь возле кровати бабушки. Носил ей воду, успокаивал, когда она просыпалась и укрывал одеялом, когда раскрывалась. Разговор про герб рода не заводил. Знал, что не время. Нужно сперва дождаться, когда ба почувствует себя хорошо и уже тогда просить ответить на все мои вопросы. И уже потом я смогу двигаться дальше. Без отличительного знака семьи мне нет смысла даже собирать подписи оставшихся глав кланов.

На утро мне пришлось уйти. Я попросил тетю Валю присмотреть за бабулей, а сам, практически не сомкнув глаз за ночь, отправился на тренировку к Дамиру Шамильевичу.

— Прошу прощения, я снова пропустил занятие… — сказал я, едва войдя в зал и бросил пуховик в сторону.

Учитель в ответ махнул рукой.

— Ты же мне платишь. У тебя просто стало меньше оплаченных уроков, — улыбнулся он.

— Спасибо, — поблагодарил я, кивнув. — Надеюсь, с сегодняшнего дня я смогу быть более пунктуальным. Мне действительно нужны ваши уроки. И чем больше, тем лучше.

— Тогда предлагаю перейти к ежедневным тренировкам, — ответил тренер. — Но обсудим это позже. Сейчас займемся делом.

Дамир Шамильевич поднял брошенный мной пуховик со скамейки и вручил мне. Затем сходил за своей курткой и махнул, приказывая идти за ним.

— Куда мы на этот раз? — спросил я, поднимаясь по лестнице в подъезде десятиэтажного здания, в котором находился клуб.

— Раскрывать новые возможности твоего тела, — ответил тренер и закрыл крышку мусоропровода, которая преграждала дорогу.

Я же не стал лезть вперед батьки и молча продолжил путь.

Очень скоро мы добрались до десятого этажа. На чердак вела лестница. Тренер поднялся по ней и снял амбарный замок.

— Сюда! — сказал он, пропав из поля моего зрения.

Я послушался.

Еще через несколько минут мы выбрались на крышу. Пара ворон, завидев нас, взмыли в воздух и улетели. Мы же, шагая по сугробу, подошли к самому краю крыши. Старая телевизионная антенна скрипела от давления ветра. У меня захватило дух при виде маленьких пятиэтажных зданий. И, конечно, огромного пространства, которое нужно преодолеть, если вдруг сорвешься вниз. Всегда терпеть не мог высоту.

— Вставай сюда, — приказал Дамир Шамильевич.

— На самый край? — на всякий случай уточнил я.

— Да. Чтобы носки ботинок торчали. Вот так. Правильно.

Больше всего я боялся поскользнуться. Но работать со своими страхами я давно научился. Именно за их отсутствие, в том числе, тренер когда-то согласился заниматься со мной.

— Теперь закрой глаза, — сказал человек, вставший позади меня.

Я послушался. Он дал мне время, чтобы привыкнуть к этому чувству. Чувству опасности.

— Тело одаренного обладает таким набором сверхъестественных способностей, которому может позавидовать любая известная нам божья тварь. Главная задача таких, как мы с тобой — это научиться управлять своими чувствами. И я сейчас говорю не про страх. Хоть и его тоже имею ввиду.

Тренер замолчал. Подул сильный ветер. Меня начало попросту сдувать в сторону. Вес слишком мал. Мне кажется, что я вот-вот сорвусь и полечу вниз.

— Расслабься… — звучит голос тренера и переходит на шепот.

Я больше не могу разобрать что говорит Дамир Шамильевич. Но чувствую порывы ветра все сильнее. Надеюсь, он успеет среагировать, если я сорвусь.

Человек, стоящий позади меня, продолжает что-то шептать. Я вспоминаю о том, что он просил расслабиться. Делаю глубокий вдох. Плечи опускаются. Мышцы полностью расслабляются. Стало даже как-то теплее. Я начинаю слышать, как лает собака где-то во дворах, как кто-то хлопает ковер, как мальчишка кричит своего друга… Во-ва! Во-ва!. Ездят машины. Сигналят. Предупредительный звонок трамвая. Но шёпота тренера больше нет. Есть громкий хруст снега. Поток воздуха и едва слышимый хруст суставов. Справа!

Я пригибаюсь и тут же открываю глаза, поднимая их наверх. Над головой проносится рука Дамира Шамильевича. Я мгновенно выпадаю из транса. Снова начинаю слышать голос тренера, а все остальные чувства притупляются.

— Молодец! — хлопает мужичек и стряхивает с седеющей бороды хлопья налипшего снега. — Ты понял, что сейчас произошло?

— Мне показалось, что я…слышал удар? — прищурился я, от светящего в глаза солнца и посмотрел на учителя.

— Простолюдины называют это шестым чувством, — ответил Дамир Шамильевич. — Но они часто путают это понятие с интуицией. Хотя это две совершенно разные вещи. Ты же знаешь, что у человека пять основных чувств?

В такие моменты мне всегда хочется ответить — конечно! Просто иногда забываю, что нахожусь в теле мальчика и взрослые имеют право задавать мне банальные вопросы. Нужно учиться отвечать подобающе.

— Обоняние, осязание, слух, зрение и вкус, — ответил я.

— Все верно. А шестое чувство — это некое единение одаренного со всем окружающим миром с помощью всех органов чувств. Если ты научишься нащупывать, образно говоря, нужную точку, то твое тело само будет концентрироваться на важных деталях. Твой противник будет только делать упор на правую ногу, а по скрипу пола ты уже поймешь откуда будет нанесен удар. И сможешь увернуться или блокировать его.

— То есть…я сам вообще никак не могу контролировать это?

— Только концентрация. Твои органы чувств сделают все за тебя. Просто доверяй им, как сделал это сейчас. Хотя я знаю, как тебе не хотелось верить в то, что я тебя столкну.

Я присел на небольшой выступ. Зацепил снега с сугроба и обтер им лицо. Нужно прийти в себя. Только сейчас я начал осознавать все произошедшее.

— Давай посидим пару минут, — предложил тренер, увидев, что после такой концентрации мне нужна передышка. — Скоро ты привыкнешь. Научишься переключаться между этими чувствами.

— Если я могу так концентрироваться…значит я могу, например, слышать, о чем говорят люди там, в километре отсюда? — я указал пальцем в сторону небольшого пустыря, видимого с крыши многоэтажки.

— Нет, — помотал головой Дамир Шамильевич. — Все-таки это не суперслух. Если, конечно, у тебя нет такой родовой способности, — хохотнул он. — Твои возможности остаются на том же уровне. Просто усиливается концентрация, понимаешь?

— Кажется, понимаю, — ответил я. — Продолжим?

Тренер кивнул, и мы возобновили тренировку.

Все занятие сегодня мы работали над шестым чувством. Я становился на самый край крыши и когда учитель замахивался должен был понять с какой стороны исходит угроза. Я вовремя пригибался, уклонялся в сторону, поднимал правую или левую ноги и даже подпрыгивал. С такой концентрацией даже находясь спиной к противнику, я мог избегать ударов. Это мне безумно понравилось. Но, справедливости ради, нужно признаться, что однажды я чуть не сорвался вниз. Когда не поверил своему чувству. Тогда учитель успел ухватить меня за капюшон и после этого прочитал целую нотацию.

— На сегодня все, — тренер схватил меня за пуховик и стянул с края крыши. Похлопал по плечам, поправляя куртку. — На следующем занятии попробуем сделать тоже самое. Только уже в зале. Во время общей тренировки. Когда много отвлекающих факторов сконцентрироваться сложнее. А на любом соревновании этих факторов хоть отбавляй.

— Хорошо. Значит завтра к девяти?

— К девяти, — кивнул Дамир Шамильевич. — А теперь можешь идти. Я побуду здесь еще немного. Уж больно мне вид нравится.

После тренировки я жутко хотел есть, пить и спать. Но едва успел сесть в трамвай, как пропищал пейджер. Прежде чем прочитать сообщение я прошел в самый центр вагона. Сел там, где стекла не были покрыты инеем — мой лайфхак из детства, так я всегда вычислял самое теплое место в вагоне. Затем заплатил за проезд и достал древний гаджет.

Писал Нокиа. Он просил срочно связаться с ним. По тому заказу, про который он рассказывал.

Я не отреагировал. Сейчас так хотелось просто выспаться, что я посчитал, что все остальное подождет. Но мой подельник не сдавался. Он написал еще несколько сообщений, в которых пытался донести всю важность дела. Тогда мне пришлось взять себя в руки, выйти из трамвая и пересесть в другой. Который отвез меня к гаражам.

— Есть у вас что перекусить? — первым делом спросил я, когда Кирпич открыл дверь.

— Кролик только что с пончиками вернулся. Поделишься, брат? — спросил один бугай у другого.

— Так и знал, что надо больше купить, — подвинул в центр стола целлофановый пакет Кролик. — Попробуй, босс! Их в хлебный ларёк по утрам привозят. Еще горячие. А не эти резиновые, которые есть невозможно.

Я взял жареный пончик. Он действительно еще теплый. Откусил. Повидло побежало с другой стороны, но я мигом вспомнил, как есть такие деликатесы. Налил Тархун в кружку и запил.

Горячие пирожки с повидлом… Черт. Это вкуснее Макдональдса из двадцать первого века. Почему их перестали делать? Нужно подкинуть идею Иннокентию. Круглых пончиков на западный манер пока нет, но скоро они заполонят все полки в магазинах. Нужно быть первыми.

— Ну? — протянул Кролик. — Заценил?

— Это лучшее, что я когда-либо ел! — без зазрения совести я закинул в рот остаток второго жареного пончика и вытер руки туалетной бумагой, которая была тут вместо полотенца. — Я вообще к Нокиа. Он на месте?

— Ага, проходи, — указал Кирпич в сторону двери и потянулся за пирожком. Однако тут же получил по руке.

— Если хочешь еще — беги до ларька, — сказал брат другому брату и схватил лакомство.

Я постучал в дверь.

— Нокиа?

— Босс! — послышался обрадованный голос. — Я уже думал заявлять о твоей пропаже в милицию! Присядь. Мне нужно еще буквально пару минут.

Я сел на стул возле компьютера своего подельника. Но мой взгляд тут же упал на свежую газету с заголовком «Байки из склепа».

Я пробежался глазами по тексту. Он гласил, что во всем городе начинается эпидемия. Несколько абзацев про червей из-за завесы и про то, что люди теряют разум, а власти пытаются все утаить.

— Нокиа! — взволнованно крикнул я, еще продолжая изучать текст.

— Ау?

— Я тут увидел у тебя на столе свежую газету. Что ты знаешь про этих червей?

— Про червей? — отозвался мой подельник. — Если честно, это выдуманный текст, босс. Одни люди заплатили мне за то, чтобы я напечатал статью. Хорошо заплатили. Но это все называется желтая пресса, малыш.

— А что именно говорили люди, которые заказали эту статью?

Мужичок, дымя своей сигаретой высунулся из-за перегородки.

— Мне сказали, что, якобы, эти черви проникают в дома через открытые форточки и вентиляцию. Залазят в бошки людей и те теряют разум. Но ты видел нашествие зомби на улице? Я — нет. Так что не обращай внимания. Все это байки из склепа. Людям такое нравится, — хмыкнул он и снова скрылся из виду.

— А что, если я скажу, что эти байки из склепа — правда? — я поднял голову спустя некоторое время и взглянул в глаза уже стоящему надо мной подельнику.

— Чего? — открыл рот Нокиа.

Я положил газету ткнул в фотографию червяка, которая, в отличие от того, что написано, была явным фейком. Шмыгнул носом и заговорил:

— Вчера вечером я сам лично столкнулся с этой напастью. Такая же тварь завладела телом моей бабушки. Потом что-то произошло и червь выполз из ее уха. А потом…

— Подожди-подожди, — мужичок с усами остановил меня и затянулся. — Ты хочешь сказать, что встречался с зомби?

Я кивнул.

— Что-то ты неважно выглядишь, босс. Может это тебе приснилось? — прищурился мой подельник. — Слышал когда-нибудь про дежа вю? Говорят, это психическое отклонение. Когда ты что-то видишь, а твой мозг думает, что такое уже происходило. Вот и сейчас. Ты прочитал эту статью и из-за того, что устал…

— Я похож на сумасшедшего, Нокиа? — серьезно спросил я. — Я говорю, как есть. Сегодня ночью мы вызывали врача. Тот спросил, что произошло, а когда я показал червяка он заставил нас расписаться в бланке о неразглашении и свалил, прихватив улики с собой. А до этого бабушка просидела несколько дней в шкафу. Пока я не пришел и…

— Что?

— Ты сказал, что твоя бабушка несколько дней просидела в шкафу? Я не писал этого в статье.

Иннокентий выхватил газету у меня из рук и на всякий случай пробежался по ней глазами.

— Я узнал все это не из статьи. Я же говорю.

Нокиа растер свой небритый подбородок, отдал мне газету и принялся рыться в своем столе. Отыскал там блокнот и раскрыл его.

— Мой заказчик сказал, что эти твари появились не так давно. Жертвами стали высокородные одаренные.

— Что он рассказал об одержимых?

— Есть несколько фактов, которые удалось зафиксировать. Во-первых, зараженные боятся света. Вернее, предпочитают тьму. Что, говорит о том, что они пришли с изнанки. И именно поэтому твоя бабуля пряталась в шкафу. Во-вторых, они не обладают интеллектом. Только животные инстинкты. Ну и за счет мышечной памяти могут даже драться. Еще он сказал, что черви в организме зараженного размножаются. Понимаешь, что это значит?

— Что таким образом одержимых может становиться больше, — я провел рукой по лицу, которое уже, кажется, онемело от усталости. — Твой заказчик нашел способ избавиться от червей?

— Да. Но яйца, которые остаются в организме жертвы… — Нокиа увидел мое лицо и осекся. — Черт. Прости, малыш.

— Из яиц, которые остаются в организме жертвы скоро вылупляются новые черви и человек снова становится одержимым, да? — спросил я, понимая, что могу сейчас вернуться к бабушке в квартиру и на этот раз обнаружить там больше зараженных.

— Если то, что мне сказали — правда, то да.

Моим первым порывом было сорваться с места и помчаться к бабушке, чтобы постараться помочь ей. Но потом я понял, что я просто бессилен с той информацией, которой обладаю сейчас. И правильнее будет выяснить, как бороться с паразитами и уже потом бежать с шашкой на голо.

— Паразиты вылупляются не быстро, — добавил Нокиа, заметив мое замешательство. — Месяц или около того. По моим данным.

— Значит первые случаи произошли больше месяца назад?

— Примерно в середине ноября.

— Хм. Ты сказал, что жертвами стали исключительно аристократы. Если среди потерпевших оказалась моя бабушка, то есть основания думать, что этих червей контролирует кто-то более разумный.

— Ты хочешь сказать, что перешел дорогу еще и мутантам? — усмехнулся мой подельник, показав свой белые зубы. — Много у тебя врагов, босс. Очень много.

Вспомнить бы что произошло в середине ноября. Кажется, именно тогда пропал Глобус. Именно тогда впервые начали открываться случайные порталы, и монстры стали активно готовиться ко Второму Пришествию. Значит толпа безумных одаренных — это один из планов мутантов, к которому нам нужно подготовиться.

— Ты сказал, что знаешь способ вытравливать червей из организма человека?

— Тот, кто заказал эту статью, сказал, что они не выдерживают высоких температур. Но тогда я не придал этому значения. Сам понимаешь. А сейчас думаю, что над этой статьей стоило поработать получше.

— Высоких температур? — переспросил я.

— Ага. Баня. Сауна. Что там еще есть? Эти паразиты сами начинают вылезать в поиске места попрохладнее.

А вот это полезная информация. Правда, когда червь вылез из бабули жарко не было. Значит есть еще что-то чего они боятся.

— Ладно, — ответил я, посмотрев на пикающий пейджер. Клаус просила перезвонить. — Держи меня в курсе, если узнаешь еще что-нибудь по этой теме.

— Как скажешь, — Нокиа пожал плечами. — Теперь мы можем поговорить о заказе?

— Точно. Заказ. Я уже и забыл зачем ты меня звал. Валяй! — я шлепнул по своей коленке. — Ты очень настаивал, чтобы я приехал быстрее.

— Не пойми неправильно — заказчик торопит. Грозится отдать заказ кому-нибудь еще.

Я прикрыл глаза и мне показалось, что отрубился на секунду.

— Слышишь? — разбудил меня мой подельник.

— Ясно, — я помахал рукой, раздувая табачный дым перед лицом. — Так что за заказ?

(обратно)

Глава 16 Вендетта по-русски

За следующие несколько дней, которые оставались до понедельника и, одновременно, до конца моего больничного я заработал круглую сумму. Дело Нокиа оказалось простым. И, я так понял, заказчиком был кто-то из органов. И вот что нужно было сделать.

В субботу у памятника Ленину — я так и не узнал какую роль сыграл революционер в истории этого мира, — собиралась демонстрация. Демонстранты выступали за права простолюдинов. Толпа в несколько тысяч должна была пройти от библиотеки до местной филармонии. Но моему заказчику это мероприятие мешало. Поэтому он искал одаренного, который посреди митинга устроит прецедент. Откроет портал. Тот, что может открывать любой маг. Для забора Сил. Но расчет был на необразованность людей, не обладающих магией. На то, что под впечатлением от последних новостей шествующие решат, что через разрыв вот-вот прорвутся мутанты и разбегутся по домам.

— Как и обещал. Никакого криминала, — мой подельник широко улыбался, когда рассказывал мне все это. — Тебе нужно просто разорвать завесу, закричать и удалиться.

Я взвесил все «за» и «против». И согласился. Потому что полтора миллиона рублей за столь непыльную работу казались хорошим вознаграждением. И я знал, что если заказчик решил помешать митингу, то он сделает это. Соглашусь я или нет. Я просто не стал терять деньги и поправил свое финансовое положение.

Что касается бабушки, то она пришла в себя в этот же день. Но меня ждало еще одно разочарование.

Да. Я стал героем чертовой мыльной оперы. Когда я вернулся от Нокиа, на пороге меня встретила тетя Валя, которая причитала о том, что Нюра никого не узнает. Так я открыл еще один побочный эффект от присутствия паразитов в теле человека. Мог бы и догадаться, что после того, как черви просидели в голове, с ней может быть не все в порядке.

И во всей этой ситуации я видел только один плюс. Теперь мне не нужно говорить ба, что через три-четыре недели она снова превратится в зомби. Ну, а минусов хоть отбавляй. И главный из них — теперь мне не узнать был ли у семьи моего деда герб рода. Нужно искать другие пути.

— Клаус сказала, что сегодня ты придешь в школу! — обрадовался Яблоньский увидев меня на улице, переходящего дорогу.

Он обхватил меня руками и приподнял, как только я подошел.

— Я тоже рад тебя видеть, Всеволод, — улыбнулся я и похлопал того по плечу.

— У меня для тебя отличные новости, — сказал он, когда мы шли к школе. — Моя бабушка теперь официально представляет мои интересы, как главы клана электроников.

— Серьезно? — я остановился и попытался прикинуть сколько времени прошло с тех пор, как Парфенов старший уехал в тюрьму.

— Серьезнее некуда. Дай мне свою справку. Завтра я принесу ее в школу и на ней уже будет третья печать.

Мы остановились у окна, едва оказавшись за порогом лицея. Я достал справку и передал ее Яблоньскому.

— Германн и Райкин, — прочитал тот фамилии аристократов, которые уже подписали бюрократическую бумажку. — Уже знаешь, как получить остальные?

— С Морозовыми есть план. А вот что делать с Черепановым пока не знаю.

— Я слышал, что Черепановы не очень хорошо относятся к тебе. После того, как подросток из рода Илицких отправился на Казачью Заставу.

— Илицких?

— Тот гопник, который разрушил половину этажа.

— Штырь? — я удивленно раскрыл глаза.

И как я мог забыть? Да уж. Я нажил себе достаточно врагов среди знати. И если Коломийцы из клана Райкина не могли повлиять на то, чтобы тот поставил подпись, но Илицкие мне все припомнят.

— Я подумаю об этом позже, — я застегнул портфель и предложил пройти к гардеробу. — У меня сейчас есть проблема поважнее.

— Важная проблема у Ракицкого? — усмехнулся аристократ и передал пальто гардеробщице.

— Здрасьте, тетя Фай! — я тоже передал куртку. — Мне нужен герб рода. Без него справкой, которую я тебе дал, можно только подтереться.

— Герб рода? Хм, — мы прошли на лестничную площадку. — Купи пару билетов русского лото. Может повезет.

— Чего? — я остановился прямо на лестнице.

Тот, кто шел следом, врезался мне в спину и выругался.

— Чего встал, задрот?!

Это был Вовчик. Я зло посмотрел на него, и он быстро отвел взгляд и прошел дальше.

— В русское лото можно выиграть герб рода? — спросил я у остановившегося выше на несколько ступенек Яблоньского.

— Ага, — кивнул аристократ. — А ты че? С луны свалился?

Я подвис, уже пытаясь придумать, как могу этим воспользоваться.

— Ладно. Ты пока соображай, а я в туалет. Встретимся в классе, — сказал Всеволод и пропал за дверями второго этажа.

Погрузившись в мысли о том, что оказывается есть еще один способ получить герб я дошел до четвертого этажа.

Варианты получить заветный знак, о которых я думал, начинались с тех, где я скупаю все лотерейные билеты в городе и заканчивались ограблением ларька, где уже много лет люди пытают удачу в надежде обзавестись свалившимся с неба богатством. Но ни одна из этих идей не нравилась мне на сто процентов. И я решил узнать, не существует ли еще какого-нибудь способа заполучить герб.

— Черт! — выругался я, запнувшись обо что-то, едва зайдя на этаж.

Встаю. Отряхиваю колени. Оборачиваюсь. Теряю дар речи.

— Кипяток? — роняю я и невольно морщусь, словно увидел мертвеца.

На инвалидном кресле-коляске сидит Парфенов. Бритая голова, черные перчатки на руках. Но аристократ не вызывает жалости. В его глазах сверкают молнии. На лице противная ухмылка. Мальчишка не похож на инвалида. Он просто псих, на которого даже смотреть жутко.

— Не ожидал, Фунтик? — скалится он.

Я не знаю, что ответить. Был бы он полноценным парнишкой, я бы быстро поставил его на место. А пытаться влезть в конфликт с инвалидом — ниже поступка нет. Кем бы он ни был в прошлой жизни.

— Ты ведь решил, что переиграл меня, правда, Фунтик? — не может угомониться Кипяток.

И можно просто уйти, не слушая его. Но одаренный явно хочет пообщаться. Не успокоится, пока не расскажет мне того, что задумал.

— Кажется, ты переиграл себя сам, — я скрещиваю руки на груди, внимательно смотря в глаза своему оппоненту.

— И все? — удивляется тот. — Ты даже не перечислишь список моих ошибок. Не ткнешь меня носом в то, что я занимался магией крови и именно этим поступком дал тебе возможность упечь меня на Казачью Заставу?

— Ты все знаешь сам, — пожал плечами я. — Думаю, что ты в состоянии отличить причину от следствия. Того, что произошло уже не исправить. Просто сейчас мы находимся в той точке, когда все можно прекратить. Не усугублять ситуацию.

— Не усугублять ситуацию?! — взвыл Кипяток и поднялся на ноги.

Он хотел подойти и врезать мне, но не стал. Мы оба знали, что одно не осторожное движение и он свалится на пол.

— Я расскажу тебе кое-что, — упал обратно в инвалидное кресло бывший наследник главы клана электроников и принялся снимать перчатку.

Когда у него получилось, я увидел, что на ладони мальчика нет ни одного пальца. Поморщился. Неужели он отморозил себе все конечности, сбежав с поезда? Врачи не смогли сохранить ни одного пальца?

— Когда я ехал на север, я каждую минуту думал о том, как ненавижу тебя, — он снял вторую перчатку и там тоже не оказалось пальцев. — Все несчастья, которые теперь преследуют мой род случились только из-за тебя…

Хотелось бы мне объяснить Парфенову, что я просто защищался, но обозленному аристократу вряд ли что-то докажешь словами.

— …когда я сбежал с поезда и сидел в том лесу, у меня был выбор — отправиться на Заставу или вернуться в город, чтобы отомстить тебе. И я так сильно хотел, чтобы ты и вся твоя семейка страдали, что решил отрезать себе то, чего тут сейчас так не хватает, — он поднял свои беспалые ладони и жутко улыбнулся.

Вот больной ублюдок! Ясно одно — теперь этот аристократ не оставит меня в покое. Раз он зашел так далеко. Хорошо, что мама с Машкой в безопасности. Себя я защитить в состоянии. Но постоянно оглядываться придется.

— На долго у тебя еще запланировано выступление? — я показательно посмотрел на часы. — А то звонок скоро, а мы тут с тобой стоим болтаем.

Выражение лица Кипятка изменилось. Стало более жестоким. То, что я нисколько не испугался только сильнее разозлило его.

— Ладно, я пойду. Чтобы не портить твою вдохновенную речь. Если нужно будет выговориться, кричи, — я махнул одаренному рукой развернулся, сунул руки в карманы и пошел по коридору.

Мой враг оказался гораздо серьезнее, чем я полагал. Если ему хватило ума додуматься до того, чтобы сделать из себя инвалида, ради того, чтобы не ехать на Казачью Заставу…такой человек способен на многое. Надо бы подумать о безопасности. Теперь ждать можно чего угодно и в любой момент.

— Ракицкий! — вскликнула Клаус, увидев меня, заходящего в кабинет и бросила в меня тряпку, которой стирала с доски. — Мы дежурим на этой неделе.

— Поздороваемся? — я протянул свободную руку однокласснице и, секунду поколебавшись, она ответила мне. Мы отбили свое фирменное приветствие.

Холодный прием. Видимо до сих пор чувствует себя неловко после того случая, когда ненароком предложила мне пожениться. Ох уж эти девочки. Нужно показать, что я уже обо всем забыл.

— Клаус, мне надо с тобой поговорить, — я вздернул подбородок, указав на наши места. — Пойдем присядем, пока не начался урок.

— Что случилось? — спросила взволнованно Жанна, когда мы оказались за своей партой.

— Видел сейчас в коридоре нашего старого друга.

— Парфенова? — догадалась она.

— Ага, — я кивнул. — Хочу попросить тебя, чтобы ты была осторожна. От него можно ожидать чего угодно. Попроси отца привозить тебя и забирать из школы некоторое время.

— Какая забота, — хмыкнула аристократка. — Я вполне могу о себе…

— Клаус! — прервал я ее, бросив серьезный взгляд. — Я серьезно. У него шарики за ролики заехали. Просто пообещай, что поговоришь с отцом.

— Ну хорошо, — выдохнула она. — Это не сложно.

Я достал учебники по Созерцанию и приготовился к уроку. Уже прозвенел звонок, но Ксения Вадимовна все не приходила. Яблоньский тоже задерживается. Я снова повернулся к Клаус.

— Ты знала, что герб рода можно выиграть в лотерею?

— Русское лото? Не смеши меня, Ракицкий, — улыбнулась она. — Лотерея — это пустая трата денег. Да, какие-то простолюдины периодически срывают джек-пот и получают право открывать бизнес и другие привилегии аристократов, но шанс один на миллионы, понимаешь?

— Значит надо сходить в библиотеку и узнать больше способов. Потом решать, как лучше поступить, — я откинулся на спинку стула и прикусил колпачок о ручки.

— Я уже была в библиотеке, — Клаус достала из портфеля ярко раскрашенную тетрадь с заметками. — И выписала некоторые зарегистрированные случаи получения герба рода. Не благодари.

— Серьезно? — встрепенулся я.

— Ты же рассказал мне о своих далеко идущих планах. Я подумала, что могу помочь.

Жанна положила тетрадь передо мной. Я открыл заметки и побежал по ним глазами. Благо почерк у аристократки был разборчивый и красивый.

Прочитав случаи, после которых люди в Российской Империи обзаводились собственными гербами, у меня поднялось настроение. Даже несмотря на возвращение Кипятка. Потому что я вычитал множество примеров, когда аристократами становились ученые. Люди, внесшие вклад в развитие. А что может быть проще для меня — человека из будущего? Осталось только понять какое изобретение из двадцать первого века я могу создать тут. Чтобы это было не так сложно и в тоже время сделало из меня мальчика-вундеркинда.

Учительница по Созерцанию никак не приходила. По обыкновению, все дети в классе сошли с ума и галдели. А я, погрузившись в мысли, пытался вспомнить, что такого изобрели примерно в это время в моем мире. Чтобы и технологии позволяли, и я смог это перенести.

Первыми в голову полезли социальные сети. Русскоязычный Вконтакте вполне может стать моим проводником в мир аристократов. Если говорить о высоких технологиях, то я точно не в силах изобрести что-то. Никогда не интересовался этим в своем мире. А вот какие-то фишки, улучшающие жизнь, типа втулки от туалетной бумаги, которая растворяется в воде — почему нет? Но посчитается ли это хорошим вкладом в развитие? Ха!

— Еще император щедро награждает за подвиги. Вот, например, некий Савинцев получил герб за то, что спас двух детей из горящей квартиры, а Лапухова за то, что выдала местоположение одного темного, — моя одноклассница рассматривала заметки в другой тетради и теперь показала мне их.

— Хм, — отреагировал я и взглядом устремился на исписанный лист.

И то, и другое я могу использовать. Только Островский знает способ скрывать свой дар, а о том, что я спасаю людей после комендантского часа рассказывать нельзя. Меня упекут за применение магических способностей в несовершеннолетнем возрасте вне стен школы. Хотя… Есть один вариант!

Меня вдруг осенило, что я уже сделал все необходимое, чтобы заполучить признание. Мне захотелось тут же сорваться и побежать получать заветный трофей, однако я тут же осадил себя. Нужно досидеть до конца уроков. Больничный закончился.

— Странно, что Ксения Вадимовна еще не пришла. И ни директор, ни завуч ее не заменяют, — сказала Клаус, глядя в окно. — Может что-то случилось?

Я посмотрел на свободное место за соседней партой. Яблоньского все еще нет. Либо у него несварение желудка, либо действительно что-то произошло.

— Я посмотрю, — отвечаю Клаус и встаю из-за парты.

Выхожу в коридор. Оглядываюсь. Пусто. Двери в некоторые кабинеты открыты. Оттуда доносятся голоса учителей. На том месте, где я встретился с Кипятком сейчас никого нет.

Прохожу по коридору, спускаюсь на второй этаж и заглядываю в туалет. Никого. Яблоньского и след простыл. Куда мог подеваться аристократ?

С улицы слышны сирены. Я опираюсь на подоконник и подпрыгиваю, чтобы выглянуть в окно. К школе подъезжают пожарная машина, машина скорой помощи и полиции. Опускаю взгляд. На заснеженном асфальте лежит тело мальчика. Рядом с ним Ксения Вадимовна, директор и завуч. У меня отвисает челюсть.

Я срываюсь с места и бегу на первый этаж, выпинываю входную дверь и вылетаю на улицу. Глеб Ростиславович хватает меня и прижимает к себе.

— Тебе сюда нельзя, Костя! — говорит он и заставляет уткнуться головой в него, чтобы не видеть тела.

Но я вырываюсь. Подбегаю к мальчишке. Падаю на колени. На окровавленном лице с открытыми глазами очень просто узнать…

— Антропов? — роняю я и сзади тут же кто-то хватает меня и начинает оттаскивать.

Это директор. Он уводит меня обратно в школу.

Я не сопротивляюсь. Пытаюсь все осознать. Смотрю, как люди в белых халатах подбегают к мальчику. Проверяют жив ли он. Но это всего лишь процедура. По одному замерзшему взгляду аристократа понятно, что он мертв.

— Кирилл выбросился из окна, — зло произносит глава лицея, едва мы оказываемся внутри. — Поднимайся наверх. И только попробуй ослушаться!

— Это Парфенов! — выпаливаю я, указывая в сторону тела. — Это его рук дело!

— Поговорим позже, — отвечает Глеб Ростиславович. — Сейчас мне нужно быть там.

Я остаюсь стоять в пустом коридоре один. Из гардероба доносятся возгласы тети Фаи. Гардеробщица уже успела кому-то позвонить и рассказывает о том, что произошло. Охает и ахает.

Но я не спешу уходить. Если это дело рук Кипятка — а только у него был мотив отомстить Антропову, потому что именно он передал мне ту кассету, — значит пропавший Яблоньский на подходе.

— Тетя Фая! — я залетаю в гардероб. — Всеволод не выходил?

— Он на моих глазах рухнул, Зоя! — причитает гардеробщица, держа одной рукой трубку, а второй закрывая лицо. — Я теперь спать не смогу…

— Тетя Фая! — я хватаю ту за плечо и встаю напротив, заглядывая прямо в глаза.

— Подожди минуточку, Зоя… — говорит она в трубку, закрывает микрофон и глядит на меня. — Чего тебе, Костик?

— Всеволода не видели?

— Яблоньского? — хмурится она. — После того, как вы пришли?

— Да.

— Недавно. Он вроде в столовую прошел.

Я перепрыгиваю через калитку гардероба и бегу в столовую.

(обратно)

Глава 17 Черный понедельник

Пробегаю по длинному коридору, сбивая ведро с водой Есении Олеговны. Уборщица орет отборным матом мне вслед. Но сейчас это все мелочи. Торможу прямо перед тетей Людой. Повариха шла по залу и сейчас еле удерживает поднос со стаканами чая.

— Господи боже мой! — взвизгивает она, напугавшись. — Костя! Ты чего меня с ума сводишь?

— Всеволода Яблоньского не видели? Тетя Люда? — спрашиваю я.

— Да вон он. В углу сидит, — повариха отходит в сторону. — Даже не поздоровался, засранец…

Я не стал дослушивать, чем закончится брань и подбежал к сидящему за столом аристократу. Сел напротив. Огляделся.

Все спокойно. Тетя Люда выставляет стаканы на стол. Там, где обычно сидят дежурные — никого нет. Только портфели и пиджак.

— Владлен? — я попытался взглянуть в глаза черноволосому парнишке.

Тот сидел, уставившись на свои трясущиеся руки. Шмыгнул носом. Но ничего не ответил.

Я заметил, что на аристократе нет очков. Его даже не узнать без них.

— Черт, — догадавшись обо всем, я схватился за голову и шепнул: — Это ты сбросил Антропова, да?

Пауза. Длинная. Только гремит посуда.

— Я не знаю, что со мной произошло, — наконец отвечает Яблоньский. — Я как будто не управлял своим телом.

— Кажется, я знаю, что случилось… — я встаю и выглядываю в окно.

Сотрудников милиции на улице давно нет. Скорее всего прямо сейчас они бегают по школе в поисках места, откуда упал аристократ.

— Надо уходить. Милиция скоро будет, — произношу я и хватаю электроника за руку.

— Нет, — он мотает головой и вырывается. — Я объясню, что не хотел. Признаюсь. Расскажу, как все случилось. Если сбегу, то тогда они точно решат, что я виновен. Но я не хотел этого. Я просто зашел в туалет, а потом… Потом… Я не помню, что произошло потом.

— Ты был под гипнозом, Владлен! — я сел обратно на свое место. — Это твой братец. Он вернулся и решил отомстить всем нам. Уверен, что гипнотизер, который работал на вашего отца, теперь работает на него! Я не знаю, как они все это провернули, но если тебя сейчас поймают, то ты уже не вернешься в школу, понимаешь?

— Ты думаешь, что это дело рук моего брата? — Яблоньский начал приходить в себя.

— Я уверен, — киваю я и выглядываю в окно.

Милиционеры вернулись. О чем-то говорят с директором школы. Тот смотрит наверх. Затем в окна столовой. Замечает меня. Указывает на вход и предлагает войти.

— Отдай мне мой бланк, — говорю я. — Я сам возьму подпись у твоей бабушки. А пока ты будешь считаться пропавшим без вести, главенство в клане в безопасности. Тебя не смогут свергнуть или как это правильно называется? А когда мы настигнем того, кто на самом деле во всем виноват, ты вернешься, хорошо?

— Но мне некуда идти.

— Сейчас я открою портал. Он ведет в одну квартиру. Дождись меня там. Вечером я приеду и все обсудим.

Я взял свою справку по форме Ф-112, схватил Яблоньского за руку и потянул за собой.

— Эй вы! — закричала тетя Люда, видя, как мы проскальзываем на кухню. — Оба два! Куда намылились?!

Едва мы успели забежать за угол, я услышал, как открывается дверь в столовую. До нас донеслись мужские голоса. Снова мат уборщицы. Я открыл портал и пихнул Яблоньского туда. Закрыл.

— Молодой человек! — голос раздался сзади. Я вздрогнул.

Обернулся. Два человека в форме в сопровождении главы лицея стоят и внимательно изучают меня.

— Костя? — поднимает брови Глеб Ростиславович. — Что ты тут делаешь? Я же сказал подняться в класс.

Я хватаю сосиску в тесте с подноса рядом и кусаю ее.

— Перекусить зашел, — пожимаю плечами. — Урок же отменился.

Молчание. Я осматриваю представителей закона. У одного из них в руках очки Яблоньского. Кипяток все продумал. Даже улику заставил оставить. Что может быть лучше? Убить предателя и посадить за решетку своего главного конкурента? И все это одним махом. Теперь я нисколько не сомневаюсь, что за всем этим стоит Парфенов. Парнишка окончательно рехнулся.

На кухню залетает повариха.

— Эй, вы! Все! Сюда нельзя. У нас тут санитария! — она утыкает руки в бока. — Глеб Ростиславович, миленький. Попросите всех отсюда убраться. По-хорошему. Мне детей через десять минут кормить надо, а то голодными останутся.

— Похоже уроки на сегодня закончены… — задумчиво произносит директор.

Растерявшиеся милиционеры пятятся назад, прихватив меня с собой. Останавливаемся уже в зале.

— Где второй? — спрашивает меня один из людей в погонах.

— Второй? — я делаю вид, что не понимаю, о чем речь.

— Когда мы зашли заведующая кричала, что вас двое. Где второй? — настаивает милиционер.

Я огляделся. С кухни как раз выходит один из дежурных. Паренек в кофте на два размера больше и в ботинках-гробиках.

— Она, наверное, его имела в виду, — я указал на мальчишку.

— Чего ты чешешь? — закричала тетя Люба из-за раздачи.

Все обратили на нее внимание. Я раскрыл глаза и медленно помотал головой.

— Кто с ним был? — спрашивает один из служащих.

Повариха видит меня и сомневается. Я делаю еще несколько движений. Попытка не пытка. Если она сдаст меня — я в дерьме. Но если не скажет — есть шанс выйти сухим из воды. По крайней мере, сейчас.

— Она! — тетя Люда указывает на дежурную девочку, выходящую с кухни с двумя тарелками нарезанного хлеба. — Ты зачем на кухню заходишь, Клава! С раздачи все забирай! Сколько раз тебе говорить? Ну? Что рот раскрыла? Скорее, скорее! Звонок скоро.

Милиционеры переглянулись друг с другом, но допытываться не стали. Были уверены, что из маленького мальчика, итак, вытянут всю информацию.

Через пятнадцать минут мы сидели в кабинете директора. Звонок прозвучал несколько минут назад, но меня не собирались отпускать на перемену.

— Очки Яблоньского нашли на крыше. Откуда и спрыгнул Кирилл, — Глеб Ростиславович погладил набалдашник на своей трости и тяжело вздохнул. — Скажи честно, Костя, ты видел Всеволода?

Милиционеры сидели справа и слева от меня. Один из них — тот, что полный, — заполнял протокол, а второй рассматривал календарь, стоящий на столе у директора.

— Я уже несколько раз сказал, что не видел, господин директор, — ответил я. — И, к тому же, вы знаете кто на самом деле виноват в смерти Антропова.

Тот нахмурил брови.

— Это же очевидно, Глеб Ростиславович! — развел руками я.

— О чем он говорит? — поинтересовался полный милиционер, сидящий слева от меня, оторвав взгляд от бумажки.

— Я говорю о мальчике, который был отправлен на Казачью Заставу, но…по состоянию здоровья вернулся и теперь мстит всем, кто причастен к тому, что его осудили.

Мужчина достал губку из внутреннего кармана пиджака и протер ботинки.

— Так-так. Что за мальчик? — спросил он.

Тогда я рассказал представителям порядка всю историю. Глава лицея лишь иногда вставлял свои три копейки. Связь с гипнотизером, арест отца Парфенова, охота за моими сестрой и матерью. В конце концов мне удалось убедить милиционеров в том, что моя версия имеет право на существование. Тогда Глеб Ростиславович позвонил завучу и заставил привести Парфенова.

Через несколько минут электрическое кресло-коляска заехало в кабинет, разрушая тишину противным жужжанием. Зуб даю, что электронику даже не нужен аккумулятор, чтобы заставить колеса крутиться.

— Здравствуйте, господин директор! — поздоровался Кипяток и подъехал ближе. — Это правда? Что Кирилл…

Глава лицея кивнул. Тогда ублюдок разревелся.

Это было то еще представление. Он канючил. Ныл, что тот был его лучшим другом. Просил отпустить сегодня с последнего урока и, конечно, в таком состоянии не мог отвечать на вопросы. Люди из милиции не стали мучать мальчика и сказали, что вызовут его позже. Когда он успокоится. Кипяток одарил меня холодным взглядом и выехал за дверь.

Я лишь усмехнулся и скептически покачал головой.

У аристократа есть такое же преимущество перед взрослыми, что и у меня. Он ребёнок. И если он захочет, то его никогда не выведут на чистую воду. Нужно решать вопрос самому.

Я дал показания и меня тоже отпустили.

— Это правда? — спросила Клаус, встретив меня у кабинета Щитознания.

— Что именно? То, что Антропов разбился или что Кипяток взялся за нас?

— И то, и другое.

— Не знаю, Клаус. Но мне показалось, что Кирилл ушел за завесу. Что касается Кипятка, как я и сказал, будь осторожнее. Мы с тобой следующие на очереди. Будет лучше, если ты пропустишь пару дней учебы. Пока я не решу вопрос с нашим бывшим одноклассником.

В кармане Жанны пиликнуло.

— Ах да, — аристократка замялась, протягивая мне мой пейджер. — Тут тебе сообщения приходят. Я достала его у тебя из портфеля, потому что он пищал весь урок.

— Мои вещи — твои вещи, — улыбнулся я и взял приемник. — Ты же знаешь.

Я опустил глаза на экран пейджера и побежал по тексту.

Там были новости от моих курьеров, от бабушек, занимающихся клинингом, от Нокиа. И все они оказались паршивыми.

За последние два часа несколько курьеров попали в аварии. Бабули, делающие уборку, крали у клиентов и разрушали дома аристократов. Клавдия Ивановна включила газ в одном из домов и просто ушла. Взрыв унес несколько жизней одаренных. Сейчас она находится в отделении милиции. Животные в груминге, который я открыл совсем недавно, пострадали от рук грумеров. На стройке торгового центра произошел взрыв. И это я не прочитал даже половины сообщений.

В моем пейджере случился настоящий апокалипсис и мне не хотелось верить, что все, о чем я читаю произошло на самом деле. Весь мой бизнес, который я создавал несколько месяцев летел к чертям. И черт бы с ним, с бизнесом. Репутация компании теперь на грани. Даже липовый герб моего отца не самое худшее, с чем мне придется столкнуться при переоформлении.

— Все хорошо? — спросила Жанна, не понимая по моему лицу, что за новости я читаю.

— Будет хорошо после того, как…

Электрический звук, который я слышал сегодня уже не в первый раз стал ассоциироваться с чем-то ужасным. Он перебил меня. Парфенов прямо сейчас подъезжал к нам.

— Как дела, Фунтик? — спросил Кипяток, остановившись рядом. — На тебе лица нет. Неужели ты так расстроился из-за Кирилла?

В прошлой жизни я бы набросился на такого человека. Набил бы ему морду и дело с концом. Но тот, кем меня сделала новая реальность ни за что не сделает этого.

— Как же мне хочется рассказать тебе все, что я приготовил! — сумасшедшим голосом проговорил он и ладонями взял стакан из подстаканника, чтобы пригубить. — Но тогда это уже не будет сюрпризом. А я хочу видеть твое лицо таким как сейчас. До тех пор, пока не отомщу.

Кипяток не стал дожидаться моего ответа. Коляска снова зажужжала и увезла его дальше по коридору.

— Надо узнать каким образом им удалось загипнотизировать людей, — прошептал я.

— Что? — Жанна обернулась ко мне.

— Переночуешь сегодня у меня? — перевел я тему.

Аристократка опешила.

— Знаю, — я почесал затылок. — Но будет хорошо, если мы спрячем тебя до тех пор, пока я не разберусь с Парфеновым. Если он начал такую масштабную компанию, то доведет дело до конца. Не хочу, чтобы еще и ты пострадала.

— Ну вообще-то я могу отпроситься у отца.

— Нет, — перебил я. — Он не должен знать. После уроков я отправлю тебя через портал в свою квартиру. Ты там уже была. Яблоньский сейчас тоже там.

— Всеволод? — раскрыла глаза Клаус.

— Т-с-с-с, — прервал я ее. — Аристократа ищут. Твой отец будет переживать, но пусть лучше так, чем с тобой что-то случится.

Прозвенел звонок.

— Пойдем на урок. Потом все расскажу.

Щитознание отменили. Вместо этого к нам пришел психолог и все сорок минут пытался снять с детей стресс. Наверное, это было лучше, чем просто отпустить всех с уроков.

Перед тем, как прозвенел звонок на перемену, в кабинет зашла Мирослава Игоревна. Завуч. Женщина холодным тоном объявила, что в нашем классе сегодня занятия отменяются и отпустила всех домой. Мы же с Клаус забрали в гардеробе верхнюю одежду, поднялись в гнездышко, где я открыл портал и отправил ее оказывать психологическую помощь Яблоньскому. Сам же держал путь в сторожевой домик коллекционера душ.

* * *

Электрическая коляска ехала по недавно расчищенной набережной. У мальчика, который сидел в ней, в глазах сверкали молнии. Он смотрел в никуда. Пялился вперед и даже не моргал.

Редкие рыбаки, сидящие у лунок на льду, оборачивались на жужжание, с целью как следует проехаться матом по нарушившему тишину. Но когда замечали инвалида в пальто и герб на спинке коляски, отводили взгляды и снова принимались пялиться на воду.

Кресло остановилось перед огромным сугробом. Сегодня как раз сюда трактор счищал весь снег. Черноволосый мальчик поднялся на ноги, не издав ни единого звука. Шатаясь, пошел вперед. Без единого стона забрался на гору и спустился с другой стороны. Ступая по пояс в снег, он двинулся дальше.

Через несколько сотен метров у берега стоял большой катер. Полвека назад он ходил по воде, катая скучающих горожан. Был одной из достопримечательностей города. Но спустя несколько лет его списали. Однако один аристократ нашел кораблику применение. Он посадил его на мель, цепями прицепил к берегу, а внутри открыл ресторан.

Потом случилась двенадцатая война кланов. Во время нее ресторан сожгли. Аристократ, владевший заведением, пропал без вести. С тех пор этот катер так и стоит тут. Как памятник той войне.

Мальчишка зашел на палубу. Ботинками смел нападавший ко входу снег. Потянул за ржавую ручку двумя руками. Грохот разнесся по кораблю.

Прежде чем войти внутрь аристократ упал на одно колено, нарисовал на снегу символ и прикоснулся к нему. В воздухе появился огненный шар. Тогда парнишка с усилием поднялся на ноги и вошел внутрь.

Освещая себе путь, одаренный спустился по лестнице вниз. Остановился. Переместил фаербол перед собой и увидел то, что ожидал увидеть.

Из портала, который мерцает у самой стены, тянутся сотни черных слизких щупалец. По полу ползают черви. Рядом на стене нарост. В этом наросте можно разглядеть человека. Изуродованного старика тело которого срослось с черной плотью с изнанки. Не понятно, где его руки и ноги. Но зато видно голову, которая как будто размозжена по стене, но почему-то продолжает шевелиться.

— Господин? — произносит гость.

Тогда запрокинутая голова старика медленно поднимается, отлипая от стены. Закатанные глаза несколько раз моргают и становится видно зрачки.

— Вы сделали то, что я приказал? — шипит голова, а щупальца со всех сторон тянутся к пареньку и обвивают его.

— Кое-что пошло не по плану, — непоколебимо отвечает тот. — Наследника клана не поймали. Но это дело времени. Он уже заражен. Как только мы прикажем, он сам сдастся властям.

— Это нужно сделать быстрее, — ворчит старик. — Времени совсем мало. Орда желает вырваться на свободу! Жаждет реванша! Но для этого мы должны сломить избранного.

— Для девчонки мы приготовили кое-что эксклюзивное. Это несомненно будет ударом для Ракицкого.

— Нужно найти его мать и сестру. От них он не будет ждать подвоха. Это самый верный шанс подобраться как можно ближе.

— Да, господин, — кивает мальчик и достает из внутреннего кармана пакет «Marlboro». — Мне нужно еще. Мы готовы пополнить ряды нашей армии.

— Подойти ближе, — шипит старик.

Тогда одаренный приближается и раскрывает пакет. Говорящая голова разевает пасть. Так широко, словно сделана из пластилина. Изо рта в раскрытый пакет начинают сыпаться черви. Когда паразиты уже переваливаются за края, старик закрывает рот. Отрыгивает.

— Мы почти готовы к возмездию. Но вы должны действовать быстро. Завербуйте всех одаренных из этой школы завтра же.

Мальчишка кивает. Один из червей выползает из его уха, переползает к ноздре и теряется в ней. Вдоль стен загораются огоньки. Мальчик озирается. Это горят глаза одаренных, которые уже вступили в армию и теперь прячутся тут, дожидаясь своего часа. Аристократ довольно улыбается, разворачивается и хромая уходит прочь.

(обратно)

Глава 18 Собственная коллекция

Я вышел из портала посреди комнаты коллекционера душ. Матильда тут же спрыгнула с кресла, заваленного одеждой и мурча подбежала ко мне.

— Привет, Мотя, — я погладил свою кошку. — Как ты тут? Не знаешь, где Георгий Вольфович? Конечно, не знаешь. Сейчас я его поищу. Ну ты чего? Соскучилась? Скоро мы сможем вернуться в свою квартиру, и я заберу тебя, ладно?

Кошка мяукнула, как будто поняла, о чем я говорю. Я поднялся с корточек и огляделся.

На печи стоял чайник со снятым свистком. Из носика вырывался пар. На столе две кружки. Я потрогал их. Еще теплые. Но, кроме чаинок, в них уже ничего нет.

Судя по всему, учитель больше не держит Глобуса в погребе. Интересно, где они?

Я вышел на улицу. Зевс залаял и радостно завилял хвостом, увидев меня. Коллекционер душ с ружьем в руках стоял на крыльце и ругался. Глобус в одних трусах бегал по заваленным снегом грядкам.

— Я люблю ее! — орал он. — Отпустите меня к Ариадне! Госпожа! Госпожа! Ты слышишь? Забери меня, и я буду служить тебе верой и правдой!

— Да заткнись ты! Чертов Казанова… — ворчал сторож, заряжая солью ружье. — Заходи в дом, подобру-поздорову, дурья твоя башка! А то отстрелю тебе одно место.

— Нет! Я дождусь тут, когда откроютcя порталы и прыгну к своей любимой!

— Ну сам напросился… — коллекционер зарядил ружье и прицелился.

— Георгий Вольфович, — я подошел к учителю.

— А-а-а, Костя? Подожди, минутку. Сейчас я приведу его в чувства и поговорим.

Сторож навел ствол на бегающего туда-сюда панка и выстрелил. Соль прижгла прямо по заднице и разорвала семейники. Коллекционер тут же бросил ружье и побежал окучивать неудавшегося любовника.

— Хитрый, подлюга, — сказал Георгий Вольфович, усаживаясь на свое место у окна в домике.

Глобус все еще стонал. Он связанным лежал на диване и пытался смириться с тем, что попытка сбежать провалилась.

— Все нормально? — я скривил лицо, увидев, как изнемогает от боли старший брат моего друга.

— Нормально, — учитель помешал заварку в чашке. — Сейчас я дам ему успокаивающего чая и все как рукой снимет.

Коллекционер подошел ближе и влил пойло прямо в глотку панку. Тот плевался, но глотал. Я видел его в таком виде и раньше. Когда они с друзьями перепивали у меня дома. Поэтому с легкостью перенес зрелище.

— Поганец прикинулся, что все чувства прошли, — хозяин домика сел обратно на свое место, вытирая руки грязным полотенцем. — А когда я его освободил, он чуть не удрал. Теперь-то я не поведусь на эти штучки. А ты чего тут? Мы же вроде на вторник договаривались?

— Кое-что произошло, Георгий Вольфович…

И я рассказал учителю последние события. О том, что в бабушке живут какие-то паразиты, о том, что произошло в школе и, конечно, о несчастьях, которые свалились на мою голову сегодня.

— Возможно Яблоньского загипнотизировали задолго до сегодняшнего дня, а сценарий запустился, когда я пришел в школу, — закончил я свой рассказ.

— Сомневаюсь, — задумчиво пробормотал учитель. — Ты говоришь, что в одночасье сошли с ума аристократы, курьеры и другие люди, работающие на тебя? Запустить такой сценарий практически невозможно. Но даже если идти от обратного. Люди под гипнозом ведут себя очень странно. Вспомни свою мать. Сразу видно постороннее вмешательство. А тот аристократ, о котором ты говоришь, вел себя как-то необычно?

— Вроде нет, — я закатил глаза, пытаясь вспомнить. — Мы говорили с ним до инцидента. Он казался вполне вменяемым.

— Вот видишь. А с таким количеством оберегов, которые висят в школе, Санитар просто не мог проникнуть внутрь. Никакая магия бы не сработала. Бьюсь об заклад, что дело не в магии.

Зевс на улице залаял, привлекая наше внимание. Мы выглянули, чтобы посмотреть не пришел ли кто. Но в саду ни души.

— Вы хотите сказать, что Всеволод на самом деле мог столкнуть Антропова? — я сел на место. — Но я бы раскусил его.

— Есть только один способ узнать правду.

Учитель отхлебнул чая, сходил до серванта за альбомом с коллекцией монет и вернулся обратно.

— Уверен, что тебе понравилось открывать порталы и прыгать в разные точки обоих миров, но если хочешь спасти своих друзей, то придется попрощаться с этой способностью.

Я заерзал на стуле. Способность прыгать через порталы действительно ни раз выручала меня за последнее время. Я сумел встретиться с Настей, убежать от монстров, справиться с Райкиным. И сейчас мне кажется, что меня просят отдать что-то без чего я не протяну и дня в этой новой жизни.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — хмыкнул сторож и отложил альбом в сторону. — Я и сам когда-то проходил через это.

— Мне действительно, не очень хочется прощаться со способностью, — я пригладил волосы, которые из-за шапки торчали в разные стороны.

Коллекционер душ цокнул и неуверенно пробубнил:

— Видимо, время пришло, — он встал с места и прошел через всю комнату.

— Время пришло? — я взглядом проводил старика. — Для чего?

— Для того, чтобы тебе начать собирать собственную коллекцию.

Георгий Вольфович открыл дверь шкафа. Достал плечики, накрытые чехлом. Похлопал по одежде. В свете лампочки, я видел, как по комнате разлетается пыль.

— Примерь-ка это, — сказал он, снимая защитный слой.

— Что это? — я поднялся с места и снял пиджак. Повесил его на стул.

— Костюм коллекционера, — ответил тот и протянул мне наследство. — Мне было лет двенадцать, когда мать сшила его. Тебе должен быть как раз в пору.

Я стоял перед пыльным зеркалом и с трудом скрывал свое разочарование. Я был похож на плохую версию человека-паука из комиксов. Или кто там еще одевается в обтягивающие костюмы и побеждает злодеев? Супермен? Только у моего трико есть сотня маленьких кармашков в форме чешуек, растущих «против шерсти». Именно в эти кармашки, я полагаю и должны помещаться монеты.

— Знаю, — коллекционер провел руками по моим плечам, разглаживая мятую ткань. — Тебе кажется, что ты выглядишь, как балерун из театра оперы. Но сейчас я тебе кое-что покажу.

Он снял тулуп, который все это время был на нем. Поднял руку и наставил ее на альбом, лежащий на столе. Ладонь, как и вся его кожа, покрылась слегка заметным свечением ядовитого зеленого цвета. Монеты, одна за другой, по воздуху поползли к ладони старика. Через несколько минут вокруг него кружили десятки серебряников.

— Магнетический щит — один из самых сложных, — сказал репетитор. — Я впервые смог активировать его только в двадцать один. Однако он просто необходим любому коллекционеру. Поэтому, до тех пор, пока ты не научишься самостоятельно притягивать металл, тебе поможет мой костюм. Попробуй притянуть к себе эту монету.

Металлический предмет выпал из общего танца и подлетел ко мне. Упал на деревянный пол и закрутился на ребре.

— Просто наведи руку. Ты увидишь, как между монетой и костюмом образуется связь, — добавил репетитор.

И действительно. Как только я наставил указательный палец на серебряник, что-то вроде едва заметной ядовито-зеленой нити связало нас. Теперь, в какое бы направление я ни указал, монета летела именно туда. В конце концов, я смог засунуть ее прямо в один из кармашков в моем костюме.

— Тебе не обязательно выглядеть, как шут, — добавил Георгий Вольфович. — Носи костюм под основной одеждой. Зимой для этого самое время. Но вот летом придется попотеть.

— А возможно научиться накладывать магнетический доспех в моем возрасте? — спросил я и тем же макаром снова вытащил монету из кармашка. Меня начинало забавлять это действие.

— Доспех? — возмутился сторож и монеты тут же рухнули на палас. — Кто научил тебя этим словечкам?

Пока я подбирал слова, ответ перестал быть нужным.

— В Российской Империи это называется щит. Мои потомки называли его щитом. В моем доме употребляй слова, которым я тебя учу.

— Да, учитель, — я кивнул, зная, что старика лучше не выводить из себя.

Некоторое время напряжение еще витало в воздухе. Хм. А мне казалось, что мы уже не просто учитель и ученик. Умеет старик поставить на место. Прямо, как в нашу первую встречу.

— Так были случаи, когда дети могли создать такой щит? — прервал я затянувшуюся паузу и крутанув пальцем, заставил монету перевернуться в воздухе.

— На моей памяти — нет, — ответил коллекционер, закидывая дрова в печь. — Если у тебя получится — костюм верни. Может он пригодится кому-то еще.

Я еще раз посмотрелся в зеркало.

Можно сказать, что я просто обзавелся качественным термобельем. Думаю, что носить подарок коллекционера под одеждой будет вполне сносно. Единственное, что неудобно — перчатки не снимаются. Придется надевать доспех только по особым случаям. Чтобы не прослыть в школе чудаком.

— Спасибо, Георгий Вольфович, — я растопырил пальцы на обеих руках, которые тут же связались с десятью монетами, лежащими на полу. Поднял их в воздух.

Какие же невероятные способности у этого тела! Нужно попросить Дамира Шамильевича, чтобы он обучил меня активировать такой доспех. Тогда не придется постоянно жариться в…этом.

— Теперь по поводу твоей коллекции.

Учитель подошел к лежащему на диване Глобусу и удостоверился в том, что тот спит. Затем рванул рукой и все монеты — те, что лежали на полу и витали в воздухе, — устремились в сторону альбома и в одно мгновение влетели обратно на свои места. Я слегка пошатнулся от того, что все еще был связан с некоторыми из них. Стряхнул пальцы. Больно, черт возьми.

— Я дам тебе эту шкатулку, — Георгий Вольфович достал из серванта небольшой ящик. — Сюда поместится двадцать монет. Несколько подарю тебе я. Остальные соберешь сам. Но береги ее, как зеницу ока. В ней твоя сила.

Я еще раз поблагодарил учителя и взял шкатулку в руки. Зевс на улице залаял снова. Коллекционер выглянул в окно, но вновь никого не увидел.

— Надо бы сходить проверить… — как будто озвучил свои мысли старик, достал монету из альбома и протянул мне. — Эта твоя новая способность.

— Что за магия? — я повертел профиль аристократа в руке.

— Ты сказал, что тот мальчик умер, так?

— Антропов? Думаю, что да.

— В этой монете заточена душа медиума. Эти одаренные имеют особую связь между двумя мирами. Оказавшись у тела мальчишки, ты сможешь призвать его дух из-за завесы. Благодаря этой способности сможешь поговорить с ним. Пусть он расскажет, как все произошло на самом деле.

За следующие пятнадцать минут я обзавелся способностью медиума, принял в качестве подарка от коллекционера одиннадцать профилей аристократов, сунул шкатулку в рюкзак и отправился в морг.

Пробраться в морг оказалось совсем не сложно. Я успел до начала комендантского часа, поэтому просто прошмыгнул внутрь и спрятался за одной из дверей. Затем дождался, когда дежурный сотрудник закроет все ставни и уйдёт в комнату отдыха. А вот дальше пришлось попотеть.

Из трех холодильников один оказался закрыт, телефон дежурного санитара изредка звонил, заставляя меня прятаться, кошки, живущие тут, периодически увязывались за мной и бегали по всем двум этажам и подвалу, выдавая мое присутствие. Но, в конце концов, я все же отыскал тело Антропова.

Несчастный мальчик действительно был мертв. Картина, которую я наблюдал не вызывала положительных эмоций. Она лишь еще раз дала понять, что из-за войн кланов, власти и мести умирают даже дети. Вряд ли я смогу изменить все, но мне точно нужно покончить с тем, кто решился отнять жизнь у ребенка.

— А это еще что? — я не смог промолчать, когда рядом с головой одаренного увидел банку, внутри которой ползал тот же паразит, которого я убил в квартире бабушки. — Эта тварь из головы аристократа? Пора его вызвать и пусть Антропов расскажет, что за чертовщина тут происходит.

Я прикоснулся к телу. В этот же момент рядом со столом, на котором лежал мальчик, открылся портал и из-за завесы в этот мир прорвался дух. Черная тень ростом с меня и с большими синими глазами встала напротив.

— Фунтик? — спросил мальчик все тем же знакомым голосом. Однако этот голос звучал только у меня в голове.

Я слегка замялся. Потому, что не знал, как следует начать разговор.

Правильно было бы посочувствовать. Вот только эти сочувствия аристократу сейчас вообще не помогут. Да и он не слишком приветливо меня встретил. Мне даже показалось, что я услышал нотки злости в его голосе.

— Все нормально? — поднял брови я.

Тупой вопрос. Но начинать с того, что я пришел за информацией еще тупее.

— Все нормально?! — вспылила фигура голос которой слышал только я. — Из-за тебя я теперь чертов дух! Из-за тебя, Фунтик!

Тень бросилась на меня.

Я отошел в сторону, подставив ногу и подтолкнув руками в спину Антропова. Аристократ запнулся, упал и ударился спиной о железный стеллаж. Он никогда не был лучшим на уроке боевых искусств.

— Ненавижу тебя! — орала тень у меня в голове, поднимаясь на ноги.

А вот этого Георгий Вольфович не учел. Он дал мне возможность поговорить с Антроповым, но то, что тот может ненавидеть меня, я не предположил. Хотя кого он будет винить в своей смерти в первую очередь? Лучшего друга или человека, заставившего его предать лучшего друга? Теперь придется действовать по ситуации. Нужно убедить мальчика помочь мне.

Серия ударов ногами и руками. Я успешно ставлю блок, но сам не атакую. Если надаю одаренному по щам и в новой жизни, только усугублю ситуацию.

Ловлю руку атакующего. Заламываю ее тому за спину, оказываюсь сзади и хватаю за шею. Не уверен, что дух чувствует боль, но обездвижить удалось.

— Кирилл, послушай меня…

— Ненавижу! — орет тот и брыкается в моем захвате.

— Послушай…

— Нет! Будь ты проклят, Фунтик!

Тогда я отпускаю тень, оттолкнув ее на несколько шагов. Закрываю дверь в холодильник на шпингалет. Оборачиваюсь.

— Хочешь врезать мне? — спрашиваю. — Валяй!

Удар.

Я встряхиваю головой. Не думал, что он получится такой силы и что тот нисколько не смутится моей готовности получить по морде. Ну ничего. Такими ударами убить невозможно. А по-другому я его не успокою. Нужно дать возможность выпустить пар.

Еще удар.

Я падаю, закашливаюсь и сплёвываю. Слышу, как начинает что-то жужжать. Поднимаю голову. Это пила для трепанации черепа. В последний момент ныряю в сторону и лезвие врезается в бетонный пол. Искры разлетаются во все стороны. Противный звук заставляет морщиться, а в дверь кто-то стучит.

— Кто там? — орет санитар из-за двери, но его еле слышно.

На меня сверху уже ложится тень. Я держу пилу за ручку, не позволяя лезвию войти мне в лоб. Пора переходить к плану Б.

— Кирилл, — я еле удерживаю инструмент над головой. Силы у духа, как будто больше, чем у меня. — Сейчас никакие мои слова не помогут. Но если убьешь меня, то никогда не сможешь поговорить со своей матерью.

— Че? — напор аристократа становится менее сильным.

— Я единственный, кто может разговаривать с тобой. Убьешь меня и не сможешь сказать матери, что любишь ее. В последний раз.

— Мама? — как будто что-то осознает дух.

— Вот именно. Похороны через пару дней. Я могу передать ей послание от тебя. Хочешь попрощаться с мамой?

Тень мальчика отпускает пилу. Сползает с меня на пол, закрывает лицо и начинает рыдать, словно только что осознала свою смерть.

Я выдыхаю. Как бы жутко не выглядели тени, нельзя забывать, что когда-то они были людьми.

Хм. А мне уже начинает нравится моя новая способность.

— Кто там? — донесся снова голос снаружи. — Я вызываю милицию!

Не обращая внимания на угрозы, я поднялся с пола, выключил пилу и сел рядом с духом.

Дальше было несколько дежурных фраз о моем сочувствии мальчику. Я пообещал передать все матери аристократа, а затем перешел к сути.

— Как это произошло? — спросил я. — Что ты помнишь до того, как тебя столкнули с крыши?

— Столкнули? — дух посмотрел на меня своими синими глазами. — Меня никто не толкал. Я прыгнул сам.

— Сам? Под гипнозом?

— Не знаю, — всхлипнула тень. — Кипяток поймал меня. Сказал, что зря я его предал и что пришло время мести, а потом… Потом у него из-под пиджака полезли вон те черви, — аристократ указал на банку с паразитом. — Они ползали у меня по всему телу, заползали в уши…

— А потом? — я взял стул и на всякий случай подставил его к двери холодильника. Санитар долбился все сильнее.

— Потом я как будто потерял контроль над собственным телом.

Я быстро прокрутил в голове все факты. Коллекционер был прав. Дети не находились под гипнозом.

— Значит есть разумные черви? — произнес я вслух и посмотрел в синие глаза. — А Яблоньский? Как очки Яблоньского оказались на крыше?

Антропов только взглянул на меня, и я все понял.

— Н-е-е-е-т… — протянул я. — Вы засунули паразита и во Всеволода! Он же с Клаус, мать вашу!

(обратно)

Глава 19 Свой среди чужих

— Как пользоваться твоей способностью? — спросил я у Антропова, который любезно согласился передать мне возможность создавать иллюзии.

— Родовая магия иллюзионистов самая простая, — хмыкнул дух. — Зачерпни Сил и наведи руку на человека, которому хочешь затуманить мозги. Ты увидишь, что вокруг него появилась аура. После этого включай фантазию.

— Типа, представить, что у меня из носа бежит кровь? — я вспомнил нашу первую встречу с аристократом в этом мире.

— Угу, — кивнул тот.

Поделившись своей способностью, дух Антропова ушел.

Я же еще некоторое время продолжал сидеть на бетонном полу. Если бы возможность открывать порталы сохранилась, то прямо сейчас я бы бросился в свою съемную квартиру к Клаус и Яблоньскому. Но монеты с такой душой у меня нет. Поэтому я судорожно пытался придумать что делать дальше.

И дело не только в том, что Жанна в опасности. Теперь я точно знаю, что у меня появился разумный враг с той стороны. Это не просто тупой монстр, жаждущий сожрать меня. Черви планомерно уничтожают все, что я создавал в этом мире. А это значит, что нечто, управляющее ими, знает, что я представляю для всех мутантов опасность и охотится за мной.

Отныне абсолютно любой человек, оказавшийся рядом со мной, может быть заражен. Что, если я вернусь в квартиру, а Клаус будет ждать меня там с чашкой чая? Приветливая, но скрывающая тот факт, что у нее в голове сидит паразит? Еще и пейджер постоянно пиликает. Все катится к чертям.

Но есть один плюс. Я знаю, что тварь, управляющая червями охотится за мной и что-то замышляет. А вот о том, что я все это знаю, она не догадывается. Возможно, я смогу использовать это преимущество. Обернуть ситуацию в свою сторону. А затем разобраться с первопричиной. Кипятком.

Стук в дверь все это время не прекращался. Дежурный санитар не оставлял попыток прорваться внутрь.

Я открыл разрыв, зачерпнул Силы и внимательно посмотрел на тело Антропова, лежащее на железной каталке. Моя рука покрылась серебристым свечением. Затем я накрыл труп и отодвинул стул, который все это время подпирал дверь. Санитар ворвался внутрь.

— Вы что… — начал паренек, одетый в синюю спецодежду, но вдруг замолчал.

Я видел, как он покрылся тем же свечением, что и моя рука. Иллюзия начинала действовать.

Санитар смотрел на ожившего мертвеца перед собой и не понимал, что делать. Я добавил своим глазам синего свечения для пущего эффекта. Теперь упавший с крыши Антропов медленно надвигался на молодого паренька. Тот, в конце концов, не выдержал и попятился назад. Перекрестился три раза и, громко выругавшись, побежал прочь.

Я же спокойно дошел до выхода и направился в сторону своей квартиры. Благо, комендантский час уже закончился, а последний трамвай не ушел раньше положенного.

Подхожу к своему дому и заглядываю в окна. Свет выключен. Либо мои друзья спят, либо поджидают меня в привычной для тварей темноте.

Поднимаюсь по лестницам в подъезде. Сердце сильно колотится. Хочется, чтобы оба аристократа были невредимы. Но верится в это с трудом. Не представляю, что меня там ждет. Что буду делать, если…черт, не хочется даже думать об этом.

Звоню. Раздается стандартный «динь-дон». Слышу, как кто-то подходит к двери. Видимо смотрит в глазок. Потом включается свет. Открывает замок.

— Костя? — на пороге стоит Клаус и щурится от внезапного света.

Я выдыхаю, видя, что она жива. Но скорее всего Жанна больше не Жанна. Во-первых, потому, что она очень редко называет меня по имени. А во-вторых, тварь прямо сейчас совершает ту же ошибку, что и другие мои недоброжелатели. Она думает, что ребенок не способен сложить два и два. Что мальчик не обратит внимание на то, что его подруга просидела все это время в темноте, но даже не удосужилась снять обувь. Хотя именно Клаус из нас двоих самая чистоплотная.

Я не отвечаю. Создаю иллюзию. Червь выползает у меня из уха, перемещается по щеке, оставляя след, который я впервые увидел у бабушки на кухне. Скрывается в одной из ноздрей.

Мы с моей одноклассницей пристально смотрим друг на друга. Уже несколько секунд. Я начинаю сомневаться в том, сработала ли иллюзия. Затем в том, что Жанна заражена. Активирую шестое чувство, чтобы вовремя увернуться от удара, если она набросится на меня.

— Когда? — вдруг спрашивает Клаус.

— Только что, — отвечаю равнодушно я.

— Это хорошо, — аристократка распахивает дверь и пропускает меня внутрь. — Одним делом меньше. Проходи в комнату.

Я слушаюсь. Прохожу дальше, даже не снимая обувь. Включаю свет. В кресле сидит Яблоньский. Он поворачивает голову на меня и щурится.

— Он с нами.

Моя соседка по парте заходит в комнату следом за мной и достает из-за штор тарелку с какой-то гадостью. Начинает уплетать. Вонь такая, что я еле сдерживаюсь, чтобы не зажать нос.

— Как тебя зовут? — Яблоньский внимательно смотрит на меня.

Полагаю, ему не интересно знать, что я Костя Ракицкий. И у этих паразитов есть другие имена. Только вот я представления не имею, какой правильный ответ. Черт! Кажется план провалился. Теперь придется драться и искать другой способ все узнать.

— Я… — я только открыл рот, когда пейджер на моем поясе запищал.

Кто-то сильно хотел достучаться до меня, поэтому прислал несколько сообщений подряд. Услышав оповещение, аристократы закрыли уши руками и завопили так, словно в них вселились не черви с изнанки, а настоящие бесы. Недолго думая, я сделал тоже самое. Согнулся, сделал вид, что закрываю уши и заорал.

Настя в будущем всегда говорила, что я хороший актер. В этой жизни мне каждый день приходится это доказывать.

Едва звук прекратился, как Яблоньский подбежал ко мне, вырвал пейджер с пояса, кинул на пол и принялся долбить по нему каблуком своего зимнего ботинка. Я смотрел, как он уничтожает мою связь с внешним миром, но нисколько не жалел. Теперь, помимо непереносимости жары, я знал еще одно слабое место этих тварей. Звук пейджера, который и меня-то частенько подбешивал. Видимо он задевает струны в их тонких душах. Хех.

— Всегда выключай звук! — подбежал ко мне Яблоньский и схватил под силки. — Всегда, Бальтазар тебя подери!

Я несколько раз кивнул. Тогда аристократ успокоился и сел на свое место.

— Я говорил с генералом, — выдохнул Всеволод. — Завтра все начнется.

Я тактично промолчал, чтобы не взболтнуть лишнего.

— Как? — за меня вопрос задала Клаус.

— Завтра наши братья возьмут контроль над одаренными в местных школах. Затем маги вернуться домой и на нашей стороне будут уже все люди, обладающие даром в этом городе. После этого мы разъедемся в соседние деревни и города. Поступим в местные школы и сделаем то же самое. Медленно, в течение нескольких месяцев, захватим власть в этом мире. А когда час пробьет, мы разрушим стену на севере и окончательно придем в этот мир.

Хитро. А твари учатся на своих ошибках. Во время Второго Пришествия они не собираются атаковать лоб в лоб. Хотят устроить гребанную диверсию.

— Что с девчонкой и ее горцами? — спросила Клаус. — Мы можем перерезать всех в мире, но если эти ублюдки вернуться и снова встанут у нас на пути…

Тогда Яблоньский посмотрел на меня. Я не изменился в лице.

— У них связь, — он указал в мою сторону. — Когда девчонка в следующий раз явиться ему, тогда-то мы и убьем ее.

— Как? — спросил я.

— Элаиза питает симпатию к этому телу. При первой возможности позволь им поцеловаться. Пусть они сольются в самом невинном детском поцелуе. А во время этого ты переселишься в ее черепок. Но на этот раз не оставишь от мозгов дьяволицы ничего. Ясно? Сожрешь тварь изнутри, чтобы больше никто не смог помешать нам.

Я кивнул.

Кажется, паразиты все продумали. Вот бы узнать, где находится центр их мозга. Засунув в баню Яблоньского или Клаус, я абсолютно ничего не решу. Даже Кипяток во всем этом плане лишь пешка. А времени на то, чтобы все исправить — ночь. Думай, Костя. Думай!

— Что теперь? — спросил я.

— Ляжем спать. После того, как проблема Ракицкого решилась, нам даже не понадобится избавляться от этого тела, — Яблоньский взглянул на Клаус. — Парень сам пришел к нам в руки. Как, кстати, это произошло?

Вопрос с подвохом. Если меня сейчас поймают на лжи, то придется драться. Я не против. Узнал достаточно. Только вот не хочется случайно покалечить тела друзей. Лучше бы напасть внезапно.

— Мальчишка, который спрыгнул сегодня с крыши, — начал я. — Часть плана. Ракицкий пришел в морг и тогда я забрался в него.

Молчание. Напряженное. Зуб даю, что я сказал что-то не то.

— Вот и хорошо, — наконец отвечает Яблоньский. — Ляжем спать. Завтра великий день. Выключите, Бальтазар его подери, этот свет!

Клаус уселась на кровать. Всеволод продолжал сидеть в кресле. Я медленно прошел к выключателю, и люстра на потолке погасла. Вернулся и сел рядом с одноклассницей. Гости с изнанки не двигались.

Я выждал некоторое время, находясь в напряжении и ожидая атаки. Глаза уже привыкли к темноте.

— Я недооценил тебя, Константин, — вдруг раздался голос моего одноклассника.

Я затаил дыхание.

Через открытую форточку послышался крик гнилозуба. Парни, которые работали на меня, похоже бегали за пивом, а заодно патрулировали район.

Я попытался встать с дивана. Он заскрипел и Яблоньский тут же остановил меня.

— Не так быстро, — сказал он. — Еще одно движение и она засадит эту вилку себе прямо в глаз.

Я медленно повернул голову и увидел, что Клаус держит столовый прибор у своего лица. Замер.

— Как тебе удалось провести нас? — спросил тот, кто сидел в кресле напротив. — Ты даже не представляешь сколько нам миллионов лет. А ты просто приходишь сюда, притворяешься одним из нас и заставляешь выдать тебе план по захвату мира.

— Я могу говорить или это тоже запрещено? — спрашиваю я, как бы сам отвечая на свой вопрос.

Яблоньский усмехается.

— Ты же понимаешь, что это твой последний разговор в жизни? Если, конечно, ты не собираешься пожертвовать своими друзьями.

— Мои друзья — это хорошо. Но вы же не думаете, что ради двух жизней я поставлю на кон судьбу всего мира? — теперь усмехаюсь я. — Мы в тупике. Если отпустите меня живым, то я не позволю вашему грандиозному плану сбыться. Даже если отправите за завесу души обоих детей. Поэтому у вас есть только один шанс исправить свою ошибку. Убить меня. А в текущем составе шансов больше. Потанцуем?

Клаус в быстром движении заносит вилку и опускает ее. Я успеваю раздвинуть ноги и в диване появляются четыре дырки. Хватаю рыжую бестию одной рукой за ее беличий хвост, а второй за руку, в которой она держит столовый прибор. Дергаю назад. Мы оба заваливаемся на спину. Прямо над нами пролетает заварочный чайник и разбивается об стену.

Сворачиваю руку Жанны в сторону большого пальца. Она выпускает вилку. Сверху уже набрасывается Яблоньский. Я перекатываюсь в сторону и отбегаю на пару шагов. Дети встают напротив меня. Вижу, как черви ползают по их лицам.

Ударяю по выключателю. Загорается свет и заставляет жмуриться неприятелей.

Тем временем накладываю иллюзию на обоих. Их головы подсвечиваются сиянием, о котором говорил дух Антропова.

Они падают на землю и зажимают уши. Им кажется, что дисплей разбитого пейджера светиться, а сам он издает тот противный звук. Слуховая иллюзия. Не был уверен, что у меня получится, но, кажется, вышло.

Кидаю увесистый будильник, стоящий на журнальном столике, в окно. Стекло разбивается. Гнилозуб и компания, горланящие все это время на улице, замолкают. Я дотягиваюсь до выключателя и мигаю. Делаю несколько шагов назад и открываю дверь. В это время Сила заканчивается, а аристократы приходят в себя.

— Иллюзия? — возмущенно произносит Яблоньский и жутко улыбается. — А силенок-то маловато!

Он активирует доспех. Только понять не могу какой. Клаус делает тоже самое. Ясно-понятно. За несколько миллионов лет они выучили достаточно трюков одаренных и размотают меня тут без особых усилий. Если я быстро не придумаю, что делать дальше.

— Ладно, — я выставляю правую руку перед собой, а второй пытаюсь дотянуться до своего рюкзака. — Есть предложение.

— Нам… — начинает говорить Всеволод.

Но я уже опрокидываю рюкзак на пол. Шкатулка вываливается наружу, а пара монет рассыпается по полу. Двое аристократов глядят, как завороженные на то, как едва заметные нити связывают мои пальцы и монеты. С помощью силы костюма я подкидываю профили аристократов в воздух, а затем они падают прямо посреди комнаты. На их месте тут возникают фигуры нескольких теней. Самурай, рыцарь, викинг, пират, гвардеец и солдат. Те самые духи, с которыми столкнулся я, когда впервые познакомился с коллекционером душ.

Завязался бой. Я не стал дожидаться, чем он закончится, а ринулся в ванну. Выкрутил горячую воду на полную и переключил на душ.

— Что ты задумал? — зараженные уже стоят на входе.

Ненадолго хватило помощников, которых подогнал мне Георгий Вольфович.

— У меня для вас сюрприз, — говорю я и направляю струю кипятка на своих противников.

Душ в девяностые. Это не то, что те никчемные лейки из двадцать первого века. Советские шланги бьют будь здоров. Такими даже огонь тушить можно.

План сработал. Твари снова визжат и пятятся назад. Их одежда сейчас должна быть как раз той температуры, которую они терпеть не могут.

В это самое время раздается звонок в дверь.

— А вот и подмога, — хмыкаю я и переключаюсь на крик. — Открыто!

Все, что происходило дальше было делом техники. Гнилозуб, Бочка, лысый и еще пара человек забежали внутрь. Я приказал им связать аристократов. Затем парни сбегали по своим домам и домам своих друзей. Собрали тепловентиляторы. Зимой в эти времена такой есть почти в каждой квартире. И уже через час два зараженных аристократа, привязанные к батарее, изнемогали от жары под жарким воздухом, направленным прямо на них.

— Чего мы ждем? — спросил гнилозуб.

— Сейчас сам все увидишь, — ответил я, переодеваясь в футболку. — Бочка! Закрой форточку на кухне и включи газ. Еще недостаточно жарко.

Бывший предводитель гопников кивнул. Потому что не мог говорить. После нашей последней встречи, вернее встречи его челюсти с качелями, сейчас к его лицу прицеплена целая конструкция. Похоже, я сломал парню челюсть. Но, как и говорил, жить будет.

Бочка сделал все как я просил. Чем выше температура становилась, тем сильнее Клаус с Яблоньским начинали визжать.

Около двух часов ночи раздался звонок в дверь.

— Это ко мне, — сказал я парням и вышел в прихожую.

— Ракицкий? — капитан Троицкий стоял на пороге и крутил четки. — Что происходит? С этого дома уже поступило несколько жалоб на шум.

— Проходите за мной, капитан, — сказал я, закрыв дверь за милиционером. — Сейчас я вам кое-что покажу.

Мы вернулись в комнату в тот самый момент, когда из ноздри Клаус выползал паразит. Гнилозуб, едва завидев картину, начал отрыгивать, пытаясь сдержать рвотный рефлекс. У него не получилось, и бедняга убежал обниматься с унитазом. Я же подошел ближе, старыми щипцами для белья взял червя и положил его в подготовленную трехлитровую банку. Закрыл крышкой. Проделал дырку, если вдруг твари дохнут от отсутствия кислорода. Дождался, когда еще одна древняя тварь выползет из Яблоньского и проделал ту же процедуру.

— Положите детей на кровать, — приказал я парням, а сам повернулся к Троицкому, который держал в руках банку и внимательно изучал существо внутри.

— Что это за чертовщина? — поморщился тот, видя, как тварь ползает по стенкам сосуда и оставляет за собой мерзкий след.

— Вы верите во Второе Пришествие? — спросил я.

Капитан с удивлением посмотрел на меня.

(обратно)

Глава 20 Звёздный час

Это был долгий разговор. Чтобы капитан Троицкий поверил мне, я открыл ему правду. Знаю. Было бы хорошо не рассказывать о многом, но на кон поставлено будущее всего человечества. Как бы до блевоты пафосно это ни звучало. Если завтра утром не остановить тварей, которые собираются захватить мир, то к вечеру может быть уже поздно и мои тайны будут вообще никому не нужны.

— Выпьем чаю? — предложил я в самом начале нашего разговора.

Не отрывая взгляда от паразита, ползающего по банке, милиционер кивнул, и прошел на кухню. Я попросил парней вызвать скорую для Яблоньского и Клаус, а сам присоединился к капитану.

На кухне я рассказал милиционеру о том, что могу проникать через завесу. Рассказал, что там существует клан горцев, которые по местной легенде однажды уже остановили мутантов и добавил, что это вовсе не легенда. Рассказал про происшествие с одноклассниками в школе и о том, что Глобус сейчас на реабилитации у репетитора по моей родовой способности. Рассказал о том, что Островский упек меня в детский дом, из которого меня на эту ночь любезно отпустила директриса. И самое главное — я в подробностях рассказал о том, что произойдет следующим утром.

— Если бы я не видел прямо сейчас эту тварь своими глазами, я бы решил, что ты вешаешь мне лапшу на уши, — сказал Троицкий, когда я наконец замолк.

— Поэтому я и пригласил вас взглянуть лично, — шмыгнул носом я. — Решил, что могу вам доверять. Без вашей помощи, капитан, завтра мир полетит к чертям.

— Значит, говоришь, они боятся жары и этого…сигнала? — уточнил он.

— Если у вас есть пейджер, можем отправить на него сообщение и поднести устройство к банке. Думаю, червь даст знать, если звук придется ему не по вкусу.

— Такой роскоши не имею, — ответил капитан и поднялся с места. — Ладно. У нас мало времени. Я сообщу в БРМП и ОКЦЗ. Донесу до полковника. И завтра с утра мы остановим апокалипсис. И очень надеюсь, что мы не ошибаемся, иначе…

— Еще один момент, — я остановил милиционера. — Насколько я понял, твари, которую вы держите в руках, несколько миллионов лет. Попадая в тело человека, она может мыслить, разговаривать и даже применять способности одаренных.

Капитан еще раз внимательно взглянул на паразита.

— Но бывают черви, которые, как бы вам сказать…молодые. Они не способны мыслить, не способны выражаться. Они заползают в людей и те начинают вести себя как безмозглые зомби из фильмов.

— Это полезные сведения, Костя, — Троицкий положил руку мне на плечо. — Мы остановим это. Просто посиди завтра дома.

Я кивнул. Мы перекинулись еще парой слов, и капитан покинул мою квартиру.

Скорая приехала еще через полчаса после того, как все разошлись. Я показал врачу банку со вторым паразитом и тот, даже не задавая лишних вопросов, попросил меня подписать листок о неразглашении. Затем аристократов погрузили на носилки и увезли в больницу. Я остался дома один.

Еще долго я не мог заснуть. И дело даже не в том, что мне было жутко неудобно спать в одежде — разбитое будильником окно я завесил одеялом, но от этого в квартире не стало теплее. Как всегда, мне мешали собственные мысли. С одной стороны, мне спокойно от того, что мы как будто успели предотвратить конец света. Но, с другой, точка еще не поставлена. Что если завтра утром что-то пойдет не так? Что тогда?

В конце концов я смог заставить себя переложить ответственность на одаренных из Бюро и отдела по контролю целостности завесы. Вспомнил, как один из них смог убить огромную тварь у меня на глазах, забравшись той прямо на голову.

Успокоив себя нехитрым аргументом о профессионализме одаренных, я наконец уснул.

На следующее утро проснулся от холода. Одеяло, которым я завесил разбитое окно, сорвалось. Весь подоконник покрылся инеем, а мои зубы стучали так, словно я не был укутан в кучу одежды и укрыт с головой шерстяным пледом.

— Черт! — выругался я, поднимаясь с кровати.

Прошел на кухню и поставил чайник. Зажег еще три конфорки. Включил тепловентиляторы, которые остались с ночи. Уселся в углу в ожидании того, когда закипит вода.

Я сидел уже пару минут, пялясь на прожжённую пеплом от сигарет клеенку на столе, когда меня вдруг осенило.

— Проклятье! — я вскочил с места и подбежал к окну.

На раме со стороны улицы висел термометр. Он показывал минус тридцать пять градусов. Это значило, что учебу в школах могут отменить и тогда план Троицкого провалится.

Тогда я включил радио, стоящее на батарее, и сжал кулаки.

— Столбик термометра сегодня опустился ниже тридцати пяти градусов, — проговорил диктор. — Одевайтесь теплее. А теперь давайте послушаем песню Софии Ротару…

Я отвлекся на засвистевший чайник и выдохнул. Ни слова о школах и школьниках.

Переживать действительно не стоило. Уже через два часа по местному телевиденью показали срочный репортаж, в котором рассказали подробности искрометной операции. Тщательно спланированная капитаном милиции Троицким засада, позволила защитить детей от угрозы, которая нависла над всем миром.

По телевизору весь день показывали кадры задержания зараженных детей. Рассказывали, какой эффект производит писк обычного пейджера на паразитов и как под воздействием теплого воздуха они выползают из ушей и ноздрей одержимых.

Врачам довольно быстро удалось найти способ вылечить тех людей, внутри которых паразиты оставили свои яйца. Клаус с Яблоньским тоже показали по телеку, когда они, одними из первых, принимали очищающую дозу антибиотиков. Оказалось, что от напасти можно избавиться с помощью того, что почти всегда помогает и при других болезнях.

Через несколько дней люди из ОКЦЗ обнаружили портал, ведущий прямо за Великую русскую стену. Он находился на месте старого заброшенного ресторана на борту теплохода. Островский, который тоже принимал участие в расследовании, заявил, что скорее всего там находилось логово твари, которая и контролировала всех паразитов. Однако, когда запахло жаренным, она смылась и, по-видимому, убралась на север к своим собратьям.

К слову, капитана Троицкого представили к императорской награде. Он больше не был капитаном. И стал даже не майором. Его сделали сразу полковником, а еще вручили герб рода. Когда я увидел эту новость, то совсем немного пожалел о том, что не мне удалось все это провернуть. Но тут же понял, что у меня просто не получилось бы сделать все это, не раскрывая подробности о своей жизни. И просто порадовался за человека, который узнав много правды обо мне, не раскрыл ее никому.

А еще всех моих курьеров, бабушек и других сотрудников освободили. Их признали зараженными на момент совершения преступлений и император даже компенсировал бизнесу некоторые убытки. Моему счастью не было предела, когда все вернулось на свои места. Клининг работал, курьеры доставляли, а Нокиа продолжал подкидывать разные идеи и реализовывать их.

Все это время в школу я не ходил. Когда устроили медосмотр, оказалось, что заражено очень много одаренных. Все они теперь проходили реабилитацию в больницах. А лицей закрыли на карантин.

Зато тренировки с Дамиром Шамильевичем проходили очень эффективно. С каждым уроком я узнавал что-то новое и уже чувствовал, что готов заявиться на подпольный турнир Морозовых. Магнетический доспех, кстати говоря, тоже поддался мне быстро. Даже тренер удивился, что это произошло в таком возрасте. Но для себя я списал все на то, что в голове я все-таки давно не ребенок. Именно поэтому у меня получалось многое, что было недоступно даже восемнадцатилетним подросткам.

Моя коллекция монет тоже знатно пополнилась. Я продолжал ходить на занятия к коллекционеру душ и наблюдать за тем, как происходит отрезвление Глобуса. Но сегодня к домику сторожа я приехал не на занятия.

— Спасибо, — я вышел из белой шестерки и заплатил девушке, которая согласилась меня подвезти.

Она дождалась, когда я выйду, засунула сигарету обратно в рот, махнула мне и дала по газам. Я проследил за тем, как машина поднимается в горку. Убедившись в том, что та уехала, я пошел на огородный массив.

— Мелкий! — подросток, одетый в типичную огородную одежду, бросил лопату и подбежал ко мне.

Глобус поднял меня и закрутил в воздухе. Я улыбнулся и похлопал старшего брата Серого по плечам.

— Как ты? — спросил я, когда он поставил меня на землю.

— Дядя Жора сказал, что выпишет меня сегодня! — улыбаясь во все свои тридцать два ответил тот.

— А-а-а, теперь понятно, чего это ты такой радостный, — хмыкнул я.

— Как там Лиза?

— Лиза? А вот это уже положительная тенденция. Работает твоя Лиза. Никуда не делась. Но никто не знает, что я тебя нашел. Поэтому, я думаю, она будет немного удивлена, когда увидит тебя.

— Никто не знает, что я жив?

— Что ты жив знают твои мать и брат. Но только все считают их сумасшедшими. А мы докажем обратное, — улыбнулся я.

— Костя! Помоги-ка мне! — Георгий Вольфович стоял у вольера Зевса с железными мисками в руках и пытался закрыть калитку.

— Здравствуйте, учитель! — я подбежал и помог сторожу. — Дима сказал, что его можно выписывать.

— Можно, — буркнул коллекционер. — Только помогите мне дров наколоть и валите на все четыре стороны!

— Эти? — я указал в сторону пенька, где обычно работал топором.

— Эти-эти, — проворчал Георгий Вольфович и вошел в избушку.

— Глобус! — крикнул я и указал рукой на дровяник.

— Кажется старик не хочет тебя отпускать, — сказал я, сняв пальто и закатав рукава рубашки.

— Что? — Выхухлев раскрыл глаза. — Но он сам сказал…

— Нет, — прервал я его и разрубил полено. — Я не в том смысле. Просто, кажется, с тобой Георгию Вольфовичу не было тут так одиноко.

— Да? — тот повернулся и посмотрел в сторону избушки. — Мне тоже будет не хватать древнего.

— Ты уж навещай его иногда, — я передал топор. — Старик хоть и ворчливый, но, если бы не он, ты бы до сих пор на коленях перед Ариадной ползал.

— Буе… — Глобуса передернуло. Он поморщился и разрубил полено. — Та старуха в подметки Лизе не годится.

— А Лиза тебя точно ничем не опаивала? — ухмыльнулся я. — А то ты только по одной вздыхать кончил, как тут же другая нарисовалась.

— Н-е-е-е-т, — протянул панк в стиле Жендоса. — Лизу я люблю. По-настоящему.

Мы рубили дрова еще некоторое время. Затем я посмотрел на часы и понял, что пора сваливать, чтобы успеть еще в парочку мест до начала уроков. Сегодня первый учебный день после карантина.

— Давай закругляться, — сказал я.

— Но у нас же тут еще…

— Смотри.

Я взмахнул рукой и топор вырвался из рук Глобуса. Лезвие воткнулось в бревно, лежащее в снегу. Я вскинул руку и инструмент взлетел в воздух и опустился на пень. Дрова вместе с щепками разлетелись в разные стороны. Магнетический доспех. Что может быть лучше?

Я наколол дров примерно в три раза быстрее, чем это делали бы мы с Глобусом руками. Затем зашли в избушку и панк в последний раз хлебнул вкусного чая коллекционера душ.

Смотреть на то, как они пытаются попрощаться, я не стал. Дождавшись брата Серого у ворот, мы дошли до проезжей части, поймали попутку и поехали к дому Выхухлевых.

— Слышь, мелкий? — Глобус воспользовался паузой, когда болтливый таксист, пытался поймать какую-то волну на радио.

— М?

— Я же тебе так и не сказал спасибо. За то, что ты меня вытащил.

— Я же, в какой-то мере, и сам виноват в том, что ты там оказался. Поэтому, мы в расчете.

— В расчете… — повторил Выхухлев и уставился в окно. Заговорил спустя некоторое время: — Дядя Жора сказал тебе, что к нему приезжали из милиции?

— Приезжали из милиции? — встрепенулся я.

В голове закружился ворох мыслей. Это точно Троицкий. Только ему я рассказывал про репетитора. Но что ему нужно? Если Георгий Вольфович до сих пор в своем доме, значит все в порядке?

Машина завернула во двор. Через лобовое стекло я увидел у подъезда Серого целую толпу людей. С чем это они? С камерами?

— Да не напрягайся ты так! — хохотнул Глобус и ударил мне локтем в плечо.

Не отрывая взгляда от происходящего во дворе, я схватился за руку и растер место, куда пришелся удар.

— Это твой звездный час, мелкий, — не переставал говорить Глобус.

Машина остановилась. К двери снаружи подошел Троицкий и открыл ее.

— Привет, Костя! — сказал он и протянул руку.

— Что происходит? — нахмурился я и пожал его ладонь.

— Мир избежал конца света, но ни один человек в Российской Империи так и не увидел лица истинного героя. Я решил, что ты заслуживаешь этого.

Сперва я подумал, что это плохая идея, но за секунду переосмыслил все. Ведь кто теперь сможет запихнуть героя в детский дом? Черт возьми, даже не имея собственного клана прямо сейчас я обзаведусь народной поддержкой. А что может быть лучше?

— Вы рассказали им, что я имею отношение к делу с теми паразитами?

— Не совсем, — ответил Троицкий. — То дело уже прошло. О нем поговорили и забыли. Прямо сейчас ты опять совершил подвиг. Вернул ребенка с изнанки в семью.

Я посмотрел на Глобуса. Тот улыбнулся и вышел из машины. Я видел, как мать бросилась на шею сыну. Серый подбежал к брату и тоже обнял его. Вспышки фотокамер слепили меня даже через тонированное лобовое стекло бордовой девятки.

— Пора, — полковник Троицкий еще раз пожал мне руку и помог вылезти из машины.

Тут же к нам подбежали журналисты и принялись тыкать в морду микрофонами.

Тут были все центральные и местные каналы. Молодые и не очень девчонки пытались в раз задать мне какие-то вопросы. Но все это сливалось в один непонятный гул.

— По очереди! По очереди! — остановил корреспондентов Троицкий и указал на девушку. — Начнем с вас.

— Меня зовут Сюзанна. ОРТ. Константин, скажите, как вам удалось попасть за завесу и выжить?

— Я…

К такому звездному часу точно невозможно подготовиться. И сейчас у меня есть два пути. Состроить из себя скромника или заявить на всю империю о своих амбициях. Ну раз уж я мечу так высоко, значит надо показать себя с первого появления на телике.

— На городском кладбище существует разрыв, — начал я. — Однажды я прикоснулся к нему и попал за завесу. В место, которое находится по ту сторону Казачьей Заставы. Как вы можете видеть, я выжил. И понял, что радиация не действует на меня.

— Теперь вы! — полковник указал на другого журналиста.

— Меня зовут Анна. НТВ. Новости сегодня. Вы говорите, что были по ту сторону Казачьей Заставы. Вы видели мутантов, о которых так часто говорят в вашем городе?

— Видел. И хочу сказать, что там их целые полчища. Вместе со своим другом, — я указал на Серого, который тут же растерянным взглядом нашел камеру, направленную на него. — Вместе с Сергеем мы написали письмо на Казачью Заставу, но не знаем дошло ли оно.

— Клавдия. РТР. Константин. Вы говорите, что видели орду монстров на той стороне. Как вам удалось выжить?

— Это интересный вопрос, — ответил я. — Не знаю. Потому что они просто пронеслись мимо.

— Так, — прервал интервью Троицкий. — Сегодня мы собрались здесь по другому поводу. Давайте вернемся к семье Выхухлевых и их чудесному воссоединению. Которое произошло не без помощи этого мальчика.

— Жанна. Рен ТВ. Константин, скажите. Какие эмоции вы испытываете от того, что император уже распорядился присвоить вам статус аристократа. Вы рады, что у вас появиться герб собственного рода? Как бы отнеслась к этому ваша мать, если бы она была рядом?

Вместо ответа, я широко улыбнулся. Все мои старания не пропали даром. И если Жанна с Рен ТВ говорит правду, то до создания собственного клана мне осталось всего две подписи.

— Я очень рад, Жанна, — прямо ответил я и посмотрел в камеру, потому что знал, что этот репортаж мама и Машка точно будут смотреть. — Более того. Сейчас вы видите перед собой одиннадцатилетнего мальчика, который через пару месяцев создаст собственный клан. Потерпите еще немного и все встанет на свои места.

— Следующий вопрос! — прервал Троицкий и указал на кого-то из журналистов.

Но в этот момент сигнал подъезжающего черного БМВ заставил всех обратить внимание на машину. Я тоже обернулся. Автомобиль подъехал ближе. Остановился. Дверь открылась, а через секунду на улицу вышел Островский. Он демонстративно достал зубочистку изо рта, посмотрел на меня и улыбнулся.

Только не говорите, что этот тип сейчас все испортит.

(обратно)

Глава 21 Кто не успел, тот опоздал

Вспышки фотокамер заработали еще чаще, когда звезда из столицы направилась в мою сторону. У меня в голове крутилась только одна мысль — как бы не выдать себя на всю империю. Если майор сообщит о том, что я темный, то этим самым перечеркнет все мое будущее. Клан, бизнес, связи — все полетит коту под хвост.

— Майор Островский! Майор Островский! — Сюзанна с ОРТ первая обратилась к человеку в черном. — Чем занималось Бюро? Почему работу профессионалов должен выполнять маленький мальчик? Почему никто из сотрудников БРМП не занялся всерьез делом Есении Выхухлевой?

Я сглотнул. Провокация — это не то, что сыграет сейчас мне на руку. Лучше не кипятить Островского.

— Вы думаете обычному мальчику под силу вытащить хоть кого-то с той стороны? — непоколебимо ответил Лаврентий.

— Обычному мальчику — нет. Но мальчик, обладающий Силой, как мы видим, на это способен, — не менее непоколебимо ответила журналистка. — Так у вас будет простой ответ на мой простой вопрос? Мать жертвы уже сообщила нам, что неоднократно обращалась в различные структуры, но не добилась, ровным счетом, ничего.

Я глубоко вдохнул, в ожидании того, чем закончится это интервью. Может создать иллюзию, чтобы отвлечь журналистов?

— Вы правы, — неожиданно ответил Островский. — Некоторые сотрудники сработали не так, как следовало. Бюро обязательно проведет работу в этом направлении. Тем не менее, именно благодаря такому стечению обстоятельств, Константин Ракицкий стал народным героем и получил право заявить о себе, как об аристократе. Разве это плохо?

Журналисты набросились на Островского также, как на меня несколько минут назад. Троицкий воспользовался моментом и отвел меня в сторону.

— Я рассказал майору, что ты помог остановить тех тварей, — сказал сотрудник милиции.

— Поэтому он не схватил меня прямо сейчас и снова не упек в детский дом? — хмыкнул я.

— Он тебе сам все расскажет. Давай дождемся, когда журналистам надоест задавать свои вопросы.

Мы ждали. Одни люди с микрофонами брали интервью у Лаврентия, другие задавали какие-то вопросы Серому и его семье. Третьи допытывались до меня. Это продолжалось до тех пор, пока полковник Троицкий не глянул на часы. Увидев, что время перевалило уже за полдень, он сказал, что пора кончать и завел всех в подъезд Выхухлевых.

— Подождем тут, пока все разойдутся, — приглушенно проговорил милиционер.

— Божечки! Зачем тут? — воскликнула мама Серого. — Поднимемся к нам. Чаю попьем. Позвольте мне вас угостить. Время обеденное. Там уже спагетти с жареной колбасой стынут. Пойдемте-пойдемте!

Сотрудники органов переглянулись друг с другом.

— Вы поднимайтесь, — кивнул Островский. — А мы с Костей догоним.

Троицкий кивнул и пошел следом за счастливой воссоединённой семьей. Серый, поднимаясь, еще некоторое время оглядывался на меня.

— Пришло время поговорить, Костя, — Островский достал зубочистку из внутреннего кармана пальто, сунул в рот, оперся на перила и продолжил: — Я недооценил тебя.

— Это что? Попытка извиниться?

— Признание собственной ошибки, — спокойно ответил тот. — Если бы не ты, возможно сейчас мы все были бы на грани вымирания. Я участвовал в операции. Видел на что способны эти твари. И возможно, что совершил бы большую ошибку, отправив тебя на Казачью Заставу. Но ты сопротивлялся и благодаря этому у нас еще есть шанс.

— Не буду скрывать, — я засунул руки в батарею, чтобы немного согреть их и продолжать оставаться ребенком в глазах собеседника. — Такое признание приятно слышать. Но что теперь? Судя по тому, что вы не заявили на всю Российскую Империю о своем предположении, что я темный, у вас есть какой-то план.

— Есть, — человек из Бюро на секунду достал зубочистку изо рта. — Я пытал одного из этих паразитов. Не буду посвящать тебя в подробности, но угроза, о которой ты рассказал полковнику Троицкому — реальна. И одаренные теперь нужны не только на стене. Защищать наш мир придется в каждом городе.

— Значит твари собираются заходить не только через парадный вход?

— Один знакомый человечек из ОКЦЗ шепнул, что хаотичных разрывов будет становиться все больше. Мутанты нашли способ преодолеть стену на той стороне. Никакой комендантский час не спасет людей. Нужно готовиться к худшему.

— То, что вы поверили во Второе пришествие, это я понял, — я откашлялся. В горле запершило. — Но что от меня хотите?

— Обучить.

— Чего? — мой удивленный голос разнесся эхом по подъезду.

— Теперь я уверен, что за оболочкой маленького мальчика скрывается мужчина.

Я сглотнул, тут же подумав о том, что…а не существует ли магии с помощью которой одаренный мог узнать о том, что я тот самый сказочный попаданец из книжек. Но Лаврентий не дал моей мысли дойти до логического завершения и продолжил говорить:

— Я рассказывал тебе на что способны темные. И это действительно так. Одаренные с такой силой и не имеющие головы на плечах, опасны для общества. Их место на Казачьей Заставе. Там, где, как в желтом доме, таблетки дают по расписанию, — он запнулся, но вскоре снова заговорил. — Помнишь дело Леонида Юрьева. Темного, из-за которого рухнул самолет. Я показывал тебе его.

Я кивнул.

— На том самолете летели мои родители. Они погибли. Именно в тот день, когда я узнал о их смерти, я поклялся себе, изолировать мир от одаренных с такой силой. Через пару лет поступил в университет и выучился на следователя.

— Тогда вы уже знали, что тоже принадлежите к касте темных?

Я задал вопрос намеренно. Если ведется запись, то он замнется. Я это замечу и перестану воспринимать разговор всерьез.

— Нет, — помотал головой Островский и снова сунул зубочистку в рот. — Это произошло впервые на последнем курсе университета.

— Но при том, что вы понимаете, как опасны темные, вы все-таки решили не уезжать на север?

— Решил, — кивнул он. — Я знал, что в Москве существует тайная гильдия темных. Оставалось только разыскать людей, состоящих в ней и примкнуть к ним. У меня получилось. И тогда я продолжил заниматься делом своей жизни. Разыскивать плохих людей и изолировать их.

— Значит вас прислали к нам с конкретной целью?

— Да. Когда меня отправили сюда, я знал, что один из местных одаренных скрывает большую тайну. И достаточно быстро догадался кто именно. Но ты сделал многое, чтобы я решил, что одним из членов гильдии ты будешь гораздо полезнее. Только сначала тебе нужно познать свой дар.

Какие же чудеса творит спасение мира. Мои враги теперь набиваются в мои учителя. Не хватало только, чтобы Кипяток встретил меня в дверях школы и набросился с распростертыми объятиями.

Однако от такого предложения отказываться глупо. Островский знает о возможностях темных гораздо больше коллекционера душ. Если я позволю ему поделиться этими знаниями, то только выиграю. Надеюсь, что это не какой-то подвох.

— Согласен, — коротко ответил я.

— Вот и славно, — равнодушно кивнул Лаврентий. — Скоро я свяжусь с тобой. А сейчас поднимемся в квартиру твоего друга. Там все, должно быть, уже заждались.

Мы поднялись наверх. Троицкий, Глобус и Есения Павловна что-то обсуждали на кухне. Островский присоединился к ним, а я пошел в дальнюю комнату. Туда, куда приоткрыта дверь.

— Серый? — я зашел внутрь.

Сперва мне показалось, что в комнате никого нет. Но потом скрипнуло кресло, и я понял, что мой друг сидит в нем. Обошёл, чтобы удостовериться, что это действительно он.

— Ты как? — спросил я и сел на нижнюю полку двухъярусной кровати. — Рад, что твой брат вернулся?

Тот неохотно кивнул и снова уставился в книгу «Всё обо всём».

Странно, что Серый так себя ведет. Обиделся что ли? Но на что? Мы не виделись пару недель. Я физически не мог накосячить.

— Что случилось? — настаивал я.

Тот продолжал делать вид, что меня тут нет.

— Серый? Ты же понимаешь, что мы все равно поговорим? Давай не будем терять время. Мы почти месяц не виделись.

— Вот именно! — вспылил мой друг и откинул энциклопедию в сторону. — С тех пор, как у тебя появились все эти бизнесы, ты забыл про своих друзей. Ходишь такой важный. Но, если бы не я, тот мутант сожрал бы тебя заживо!

— Ясно, — выдохнул я и добавил. — Дело не в бизнесе.

Серый поднял глаза и посмотрел на меня.

— В моей новой квартире. Она находится слишком далеко. Мы не можем, как раньше, просто выйти во двор и играть. Хотя… Подожди.

Я вышел из комнаты и поймал Островского у туалета. Тот выходил и стряхивал с рук воду. Я уточнил, могу ли теперь вернуться в свою квартиру. Он кивнул и сказал, что уже сегодня распорядится, чтобы ее сняли с оцепления. Я вернулся к своему другу.

— Вот и все, — улыбнулся я. — Я найму людей, которые сделают дома ремонт и вернусь в самое ближайшее время. Мы снова сможем проводить больше времени вместе.

Серый заметно повеселел.

— Это правда?

Я улыбнулся и кивнул.

На лице мне удалось состряпать радость, но изнутри кошки царапали. Мне безумно хотелось снова прожить беззаботное детство. Снова гулять со своими друзьями и ни о чем не думать. Уходить с утра и приходить только поздно вечером. Но теперь я понимал, что, рано или поздно, придется выбирать. Еще одно детство или империя Кости Ракицкого. И, конечно, я выберу второе. Вот только как сказать об этом друзьям, я не знаю. Чувствую себя отцом, у которого совсем нет времени на детей.

— Но все равно уже ничего не будет, как прежде, — выдохнул Серый. — Жендос избегает меня из-за тебя. Ссыт. После того случая с мутантами.

— Дадим ему время, — я похлопал друга по плечу. — Если хочешь можем попробовать поговорить с ним? Они с парнями точно будут зависать в игровом в субботу. Сходим туда? Я заплачу.

Серый снова воодушевился, и мы пожали друг другу руки.

Все возвращалось на свои места. Жаль только, что мамы и Машки нет рядом.

— Спасибо вам, Есения Павловна! — милиционер засунул обувную ложку в ботинок. — Очень вкусный обед. Не помню, когда так плотно ел в последний раз.

— Да ладно вам, — покраснела мать Серого. — Может вам бутербродов в дорогу сделать?

— Мам! — Глобус толкнул матушку локтем.

— Не нужно, — отказался Троицкий. — Мы действительно хорошо пообедали. Костя, ты сейчас в школу? Тебя подвести?

— Если можно, — ответил я. — Может не опоздаю.

Мы ехали в черной Волге. Уже несколько минут молча. Я все думал, стоит ли заводить этот разговор.

— Полковник, — все-таки решился я.

— У? — Троицкий повернул к школе. Остановил машину. Поставил на ручник.

— Помните дело моей матери?

— Анны Михайловны? — вздохнул он. — Оно до сих пор у меня на столе.

— Есть какие-нибудь предпосылки к его закрытию?

Полковник повернул на меня голову и очень странно посмотрел прямо в глаза. Кажется, догадывался о том, что не знает многого.

— В деле до сих пор не поставлена точка, — сказал он. — У нас есть видеокассета, как доказательство того, что твоя мать была под гипнозом. Но пока не поймаем Санитара и не докажем, что именно он заставил ее похитить тех детей…Она все еще будет проходить подозреваемым.

— Значит, если мы найдем Санитара, все обвинения с матери снимут?

Полковник кивнул и добавил:

— Он не сможет скрыть правду от специалистов. Будет как с бывшим главой клана электроников.

— С Парфеновым? Суд уже был?

— Вчера. Александра Николаевича приговорили к двенадцати годам лишения свободы. Тюрьма строгого режима для одаренных. Электронику даже не предоставили выбор. Не спрашивали, хочет ли он уехать на север.

Я удовлетворенно откинулся на спинку сидения. Если честно, меня преследовала мысль, что Парфенов старший может выйти сухим из воды. Но если эти специалисты, о которых говорит Троицкий, умеют, например, читать мысли, как Ангельская или обладают любым другим даром, способным открыть истину…Тогда если я найду Санитара, мама будет свободна. Вот что я должен сделать в самое ближайшее время!

— Спасибо, полковник! — я вышел из машины. — За все!

Троицкий только махнул мне рукой. Я закрыл дверь. Черная волга с синими номерами пробуксовала и тронулась.

— Здрасьте, тетя Фай!

— Привет, Костик! — гардеробщица забрала у меня куртку. — Не подходящее время для опоздания ты выбрал. Собрание с новым директором школы в актовом зале три минуты назад началось. Беги быстрее!

— С новым директором? — я широко раскрыл глаза.

— Ага! — крикнула тетя Фая из-за вешалок. — Попросили Глеба Ростиславовича. Даже до выборов не дотянул.

— Попросили? — я взял железный номерок и сунул в задний карман.

— Из-за того случая, когда Кирилл Антропов скинулся.

— Он же заражен был! Император всех помиловал, кто…

— А говорят, что не был, — пожала плечами гардеробщица и сплюнула в кулек шелуху от семечки, которую елозила во рту все это время. — Что тут кому теперь докажешь? Всеволод сказал, что его на крыше не было в тот момент. Стало быть, Кирилл сам скинулся. А это полная ответственность директора.

— Бред! — я схватился за голову.

— Иди скорее на собрание! Может еще не опоздал.

Я закинул рюкзак на плечо и поспешил к актовому залу. Изнутри уже доносился голос Мирославы Игоревны. Детей же слышно не было. Словно там вообще, кроме завуча никого нет.

Я постучал в дверь и тут же открыл ее.

— Мирослава Игоревна, здравствуйте! Можно?

Женщина в строгой юбке и очках кивнула. Я зашел внутрь, но меня оставил суровый голос.

— Нельзя!

Я нашел глазами источник звука. Беременная женщина лет сорока сидела на первом ряду среди других учителей и смотрела на меня суровым взглядом.

Повисла неловкая пауза. Для многих второсменщиков я звезда. Завуч тоже в курсе всех моих заслуг. Возможно, новости о том, что я спас Глобуса уже тоже видели многие из присутствующих. Но похоже этой тете плевать.

— Мне уйти? — я указал в сторону выхода.

— Стоять! — гаркнула она и с трудом поднялась с места.

Взошла на сцену. Мирослава Игоревна отступила от трибуны, и теперь новенькая тетя наваливалась на нее.

— Ученики! Одаренные! — начала она. — Эта школа до сегодняшнего дня по всем показателям была одной из самых худших в городе. Успеваемость, дисциплина, качество обучения. Все это оставляет желать лучшего. А кульминацией этого всего стала смерть ученика, который сбросился с крыши. Вот результат управления вашего прошлого директора. Но с сегодняшнего дня все поменяется. Потому что я новый директор вашей школы.

Для многих эта новость оказалась неожиданной. Но большинству все равно, поэтому они не издали ни звука.

— Меня зовут Валентина Рудольфовна. И я сделаю так, чтобы на выпускных экзаменах вы не позорили школу, а становились ее гордостью!

Она сделал паузу, кажется, ожидая аплодисментов, но никто не хлопал.

— А начнем мы с дисциплины, — тетка взглянула на меня. — Со всеми, кто нарушит правила будет тоже самое. Какими бы героями вы не были. Поднимись! — приказала она.

Не послушаться значит вылететь из школы для одаренных в первый ее рабочий день. С такими последствиями бороться будет трудно. Посмотрим, что она хочет предложить.

Я поднялся на сцену и махнул Клаус. Та растеряно отвела глаза, видимо, переживая за меня.

— Извинись перед всеми за опоздание, — приказала директриса.

Я осмотрел учеников. Все с интересом глядели на меня. Один Кипяток прикусывал губу от злости.

Был бы я сопляком на самом деле, то сейчас бы заупрямился. А извиниться за то, в чем виноват на самом деле, вовсе не сложно.

— Приношу свои извинения, — сказал я. — Мне действительно жаль, что я прервал, в первую очередь вас, Мирослава Игоревна.

Я взглянул на завуча. Та с пониманием кивнула.

— Каждое опоздание! — рявкнула Валентина Рудольфовна. — Будет строго караться. Одним извинением вы больше не отделаетесь!

Я насупился и посмотрел на директрису.

(обратно)

Глава 22 Театр оперы и балета

В актовом зале висела полнейшая тишина. Женщина, которой пристало бы сидеть дома, вязать пинетки для младенца и подготавливаться к родам, сейчас затеяла что-то нездоровое. И каждый присутствующий в зале, включая завуча, с нетерпением ждал, что же такое я еще должен сделать, чтобы меня простили за опоздание.

— Каждый нарушивший хоть одно правило, — наконец разбила тишину Валентина Рудольфовна. — Отстраняется от занятий в этот день!

Никто не проронил ни слова.

— Сразу после собрания Ракицкий пойдет домой и подумает над тем, хочет ли, чтобы его перевели в среднюю школу? Несколько таких пропусков и средний балл, необходимый для продолжения учебы в лицее, будет не наверстать. Кто знает, что бывает с теми одаренными, которые проваливают вступительные экзамены?

Все молчали. А вот Маша — одна из близняшек из моего класса, — руку подняла. Директриса кивнула.

— Одаренных, серьезно нарушивших правила отправляют на Казачью Заставу. Аристократов, не состоящих в клане и не перешедших в среднюю школу, лишают статуса. Тех, кто является членами городских кланов переводят на домашнее обучение с возможностью подготовиться к вступительным экзаменам. Если он проваливает их, то ученика принудительно исключают из клана. А дальше мы возвращаемся к первому и второму варианту.

— Именно! — директриса бросила на меня короткий взгляд и продолжила вещать. — Если вы имеете титул аристократа — вас его лишат. Ступив на эту скользкую дорожку, рано или поздно, вы окажетесь в местах отдаленных. Так кто из вас хочет лишиться будущего?

Все молчали. Я тоже не выступал.

— Вот и славно. Сегодня Ракицкий приблизился на шаг к тому, чтобы потерять все, — она откашлялась. — Но раз уж мы заговорили о нарушении правил, будет правильно, если я оглашу дополнение к действующему своду.

Валентина Рудольфовна подошла к завучу и с пианино, стоящего позади той, взяла брошюру с правилами школы. Такую же я когда-то получил от Глеба Ростиславовича.

— Все, что написано здесь продолжает действовать, — сказала она и потрясла буклет в руке. — Но добавляются новые правила. Первое! Все ученики с завтрашнего дня обязаны посещать школу только в установленной регламентом форме. Девочки одеваются в черные юбки, мальчики в черные брюки. Рубашки. Аристократы ходят в белых рубашках, бастарды — в черных. Кто придет не в форме, до занятий не допускается. Оправдания не принимаются. Вам лучше сразу отказаться от учебы, чтобы не тратить время преподавателей. Отныне мы одеваемся по регламенту московских школ. Второе!

Новых правил оказалось множество. Наша школа из лицея превращалась в настоящий концлагерь. Нельзя опаздывать, нельзя ходить в обычной одежде, нельзя оставлять в тарелке еду. Какие-то нововведения казались настолько абсурдными, что у меня в голове не укладывалось, как можно вообще пытаться все это реализовать. Но одно я понял точно. Теперь все школьники с ностальгией будут вспоминать времена, когда директором был Глеб Ростиславович.

— Драки, порча школьного имущества и остальное, также послужит причиной для исключения вас из школы. Одна девочка из первой смены сегодня уже стала хорошим примером для остальных. Она любит рисовать на стенах, и я предоставила ей возможность нарисовать на самой большой стене в Империи. И ей хорошо и в школе теперь будет порядок.

— Фрося? — обронил я шепотом, понимая, что со своим спесивым характером и баллончиком для граффити она одна из главных кандидатур на исключение.

Меня никто не расслышал.

Собрание продолжалось весь первый урок, а после мы с Клаус и Яблоньским встретились в столовой.

— Ну и стерва эта новая директриса, — Яблоньский давился щами, которые сегодня обязательно нужно съесть.

— Жизнь никогда не будет прежней, — поддакнула Клаус. — Ракицкий, что с тобой? Ты из-за того, что тебя до занятий не допустили так расстроился?

— У-у, — я отрицательно покачал головой. — Как думаете, она реально хочет лишить герба девочку, которая рисовала граффити в школе?

— Если она аристо, то реально, — Яблоньский запихнул в рот очередную ложку. — А если нет, то поедет сам знаешь куда.

— Какой-то беспредел, — я схватился за голову.

— Почему? — Клаус заговорила как будто с ноткой ревности. — Порча имущества школы — это серьезный проступок. Но, конечно, не настолько, чтобы сразу отправлять на север.

— Ей нужен был козел отпущения, — добавил аристократ. — Точнее, коза. Чтобы остальные боялись.

— Да я не про это, — перебил я одноклассников. — Фрося хамелеон. Как этой стерве удалось поймать ее?

— Для одаренной с ее родовой способностью это не сложно, — подметила Клаус.

— Что за способность? — встрепенулся я.

— Нейтрализатор.

— Нейтрализатор?

— Она может полностью высасывать Силу из одаренного, — пояснила Клаус.

— При этом ей даже необязательно активировать дар, — добавил Яблоньский, выпив остатки супа прямо из тарелки. — Она просто находится рядом, и ты-дыщ! Ты уже не можешь применять магию. Наверное, твоя подружка так и попалась.

— Да уж, — я запихнул часть своей котлеты в рот. — Значит Хиромантии больше не будет?

— Пригласят кого-нибудь, — пожала плечами аристократка. — Зато Валентина Рудольфовна преподает русский. Говорят, она одна из самых сильных учителей в городе.

— Ты говоришь так, как будто она тебе нравится, — нахмурился я.

— А что плохого в дисциплине? — Жанна отпила чая из стакана. — Когда никакие придурки вроде Кипятка не угрожают другим, стены в туалете не изрисовывают, а одаренные занимаются развитием своих способностей и не тратят время на фигню.

В этот самый момент я понял, что новая директриса кажется плохой вовсе не в глазах всех школьников. И многие ботаники поддержат ее. Тогда моя надежда на бунт и на то, что у Валентины Рудольфовны дисциплина уйдет из-под контроля рухнула окончательно. И я постарался найти плюсы.

Именно тогда послышалось противное жужжание, к которому я уже начал привыкать.

Я поднял глаза. Кипяток на коляске проезжал мимо. Я видел, как в его глазах сверкают молнии, когда он бросил взгляд на меня.

— Может ты и права, — неуверенно пробормотал я. — Если в школе не будет проблем, то я спокойно смогу заниматься более важными делами.

— Не думаю, что мой… — Всеволод запнулся. — Что Парфенов оставит тебя в покое. Его отцу вынесли приговор. Так что будь осторожен.

Я обернулся и посмотрел вслед уезжающему Кипятку.

— В покое он меня не оставит. Это точно.

— Ладно, — Клаус указала на часы. — Звонок через три минуты. Опаздывать нельзя.

Мои одноклассники быстро доели то, что оставалось в тарелках и убежали. Я же просидел в столовой еще некоторое время, все думая о том, чем обернется переход школы к новой власти. По крайней мере, причин создать собственный клан теперь стало на одну больше. Если когда-нибудь я провинюсь, то в клане будет еще один шанс, прежде чем меня окончательно спишут со счетов. Вот только нужно собрать еще две подписи.

Выиграть турнир и получить заветную закорючку Морозова нужно будет постараться. Но если продолжать тренироваться, то шанс есть. А вот как заставить Галицкого поставить подпись? Оказывается Штырь и тот малолетка, которого я когда-то поставил на место, его дети. Пусть гопник и не родной. Но после того, как он из-за меня подрался с Пушкиным и уехал на Казачью Заставу, Ярослав Игоревич вряд ли захочет делить со мной власть в городе. Но это не отменяет того факта, что мне нужно с ним поговорить и все-таки получить одобрение.

С этими мыслями я направился к гардеробу.

— Федор? — я увидел качка, сидящего на скамейке в коридоре. — Ты что тут делаешь?

На брате Ефросинии лица не было.

— Приезжал с директором поговорить, — ответил тот.

— Успехи так себе, да? — я присел рядом.

— Ее отчисляют.

По-братски похлопав ему по плечу, я пытался придумать, как помочь Фросе.

— Остается только один выход, — вдруг сказал Федор.

Я посмотрел на здоровяка.

— Попросить главу клана, в котором состояли наши родители, принять ее, — добавил он. — Тогда ее переведут в вечернюю школу. Я почти выплатил тебе долг, Костя. Могу попроситься к Галицкому в охрану. Хамелеонов всегда ценили на такой службе. А оставшиеся деньги отдам тебе уже с той зарплаты.

— Твои родители состояли в клане големов?

— До самой смерти.

Перспектива упустить одаренных, которые могут служить мне, не обрадовала. На Фросю и ее брата у меня давно планы. Но, с другой стороны, иметь своего человека в окружении Галицкого, полезно. Федор может быть моим козырем.

— Думаешь, он примет вас? — спросил я.

Здоровяк промолчал.

— У меня есть идея, — воодушевленно заговорил я. — Я уже давно собираюсь поговорить с големом. Думаю, мы с тобой можем помочь друг другу. Тетя Фая! — я крикнул в сторону гардероба. — Можно позвонить от вас?

— Конечно! Заходи, — выглянула женщина. — Только никакого межгорода.

Но звонок нужен был не мне. Брат Ефросинии должен был позвонить Галицкому и попросить того назначить ему встречу. Так я узнаю примерное время и место, где собирается быть глава клана. Потом останется только приехать чуть раньше, чем Федор. И тогда не придется уговаривать голема встретиться с одиннадцатилетним мальчиком.

— Ну что? — спросил я, как только здоровяк вышел из гардероба.

Тот разочарованно помотал головой.

— Он меня не примет.

— Черт, — я провел ладонями по лицу.

— Но я все равно добьюсь встречи, — уверенно заявил Федор. — Пусть даже мне придется пойти на этот чертов балет!

— Балет? — я широко открыл глаза.

— Сначала его секретарша подумала, что я состою в клане и предложила встретиться после театра. Но потом узнала, что я только собираюсь присоединиться и соврала, что у Ярослава Игоревича на этой неделе нет времени.

— В театр… — подхватил я. — Он идет в театр оперы и балета? Сегодня?

Качок неуверенно кивнул.

— Ты сделал все, что нужно, Федор, — я ударил в плечо здоровяку. — Спрячь Фросю на некоторое время. Вот телефон моего человека. Его зовут Нокиа. Позвони. Он поможет. А я пока сделаю так, чтобы твою сестру не лишили герба.

Уже через двадцать минут я купил билет на единственное вечернее представление. «Лебединое озеро». Балетная труппа из Москвы будет выступать еще несколько дней. Но Галицкий идет на премьеру. Я успел ухватить одно из свободных мест посередине зала, которые не пользовались популярностью именно потому, что остались последними. А уже вечером вышел на центральной площади из троллейбуса, чтобы прогуляться до театра.

Народу вокруг здания тьма. Не только потому, что сегодня долгожданное представление. Недалеко стоят еще нерастаявшие фигуры из льда. Дети с их родителями резвятся в ледяной ванне, скатываются с ледяных горок и бегают по ледяному лабиринту. Ещё чуть-чуть и новогоднюю елку уберут отсюда вместе со всеми фигурками. Но пока они притягивают людей.

Я дождался, когда на парковку приедут несколько черных мерседесов. Главу големов узнать оказалось просто. Он не был одет в пальто или дубленку. Расстёгнутый малиновый пиджак, золотые цепи, и выразительная морда. Следом за ним из машины вышла статусная дама. Стройная, с хорошей осанкой, в черной шубке и черной шляпке. Скорее всего она инициатор похода.

Не дождавшись, когда аристократы войдут, я прошмыгнул внутрь, предъявил билет и сдал пальто в гардероб. По старой памяти поднялся на второй этаж — помню дорогу еще со времен первой жизни, когда ходили сюда с классом.

— Бутерброд с икрой и стакан томатного сока, — сказал я, когда очередь в буфете дошла до меня.

— Держи, мелкий, — ответила Азалия, которую Нокиа смог устроить сегодня сюда и подмигнула мне.

— Спасибо, — сказал я. — Хотел еще спросить. Вы не видели тут моего папу?

— Твоего папу? — естественно удивилась одаренная.

— Да. Он в малиновом пиджаке, белой футболке и с золотыми цепями. Вот тут и тут.

— Нет, — помотала головой буфетчица. — А может он был с твоей мамой?

— Да, — я покивал головой. — Она вся в черном. И черной шляпке на голове.

— Я не видела, малыш, — ответила Азалия. — Но ты будь недалеко. Если увижу, то обязательно расскажу им, что ты их ищешь.

Я кивнул и уступил место следующему в очереди. Выбросил бутерброд в урну, оставил стакан с соком на столе и подошел к буфету напротив. Там сейчас работала Лиза.

Мы разыграли подобную сценку и с ней. После чего я отошел в сторону.

Готовясь к операции, мы с Нокиа разобрали много разных вариантов. И самым верным из них оказался тот, в котором буфетчица подсыпает в коньяк Галицкому слабительного «Пурген». В будущем он давно не выпускался, но в эти времена это отличный шанс загнать аристократа в туалет посреди выступления, где никто не сможет помешать нашему разговору.

Аристократ в сопровождении своей жены и охраны появился на этаже буквально через пару минут. Прозвенел первый звонок. Галицкий посмотрел на часы и глянул в сторону буфета, за которым стояла Азалия.

— Давай-давай-давай. Ты же любишь коньяк. Хряпни для настроения, — шептал я себе под нос.

Как будто подчиняясь моему гипнозу аристократ двинулся к витрине с алкоголем.

— Мужчина! — вдруг окрикнул его кто-то. — Кажется это вы сына потеряли?

Лицо Азалии нужно было видеть. Впрочем, как и недоумение на лице Галицкого. Но посетитель, подслушавший наш разговор, не останавливался.

— Да, все верно. Он так и сказал, что мама у него вся в черном. Это точно вы! Сейчас я его найду.

Мужичек в старом советском пиджаке и джинсах начал оборачиваться в поисках меня. Я нырнул за колонну и притаился.

Черт. О том, что что-то может пойти не по плану я догадывался. В конце концов тот самый пурген может не сработать за все три часа представления. А вот привлекать к себе внимание и вызывать лишние подозрения я точно не хотел.

Тогда я выглянул из-за колонны. Увидел, как мужичок приближается. Повернулся боком. Так, чтобы горе-спасатель оказался слева от меня, едва появится в поле зрения.

Это произошло уже через несколько секунд.

— Эй, мальчик! Мальчик! — начал звать он, увидев меня. — Я нашел твоих родителей. Пойдем! Отведу тебя к ним.

— Что? — удивился я. — Я уже нашел маму и папу.

И показал взглядом в сторону. Какой-то мужчина в малиновом пиджаке и дама в черном, стоящая рядом с ним, помахали нам.

Мужик встряхнул головой и посмотрел в сторону буфета. Я не видел, но скорее всего Галицкий со своей пассией никуда не делись.

— Простите, — неловко заговорил мужчина. — Простите. Я просто подумал… Хорошего вечера!

Что-то нашептывая себе под нос, он вернулся обратно за свой столик и объяснил аристократу, что ошибся.

Я выдохнул и оценил способность Антропова. Если уметь правильно пользоваться иллюзией, то этот дар не хуже возможности открывать порталы.

Прозвучал второй звонок. Я снова выглянул и увидел, что план работает. Аристократ заказал коньяк. Азалия подала ему рюмку и кивнула. Тот выпил содержимое, не отходя от стойки. Закусил бутербродом с икрой и вместе со своей леди направился в зал, куда уже заливались потоки гостей театра.

Я же спустился в мужской туалет и принялся ждать.

До первого антракта в туалет заявился лишь один старичок. Он что-то спросил у меня, я что-то ответил. В перерыве Лиза добавила Галицкому еще порцию слабительного. Я снова спустился в туалет и простоял там до второго антракта. Затем переждал у туалета наплыв мужиков. Галицкого среди них снова не оказалось.

Дверь в туалет сильно хлопнула уже под конец четвертого акта. Стоя у раковины и смотря в зеркало, я увидел, как человек в малиновом пиджаке забегает в одну из кабинок.

Я улыбнулся, прошел к выходу, активировал магнетический доспех и связал его с железной ручкой двери, чтобы никто не мог нас прервать.

Человек внутри кабинки пыхтел и кряхтел.

Отстукивая каблуками по плитке в туалете, я дошел до двери и постучал. Аристократ на той стороне затаил дыхание.

— Ярослав Игоревич, не отвлекаю? — спросил я. — Это Костя Ракицкий. Должно быть вы слышали обо мне.

(обратно)

Глава 23 Наставник для наследника

— Какого черта!? — донеслось из кабинки в туалете театра оперы и балета.

Вслед за негодованием последовало еще несколько своеобразных звуков, издаваемых уже кишечником потерпевшего.

Да. С пургеном мы переборщили. Но глава клана големов ни за что бы не встретился со мной по своей воле.

— Сейчас я закончу и душу из тебя вытряхну, гаденыш… — спазм вновь заставил Галицкого замолчать.

— Ярослав Игоревич, — начал я. — Судя по тому количеству пургена, который мы вам дали, вы здесь надолго. Но все равно предлагаю перейти к делу. Рано или поздно ваши охранники догадаются проверить все ли у вас в порядке.

— Я знаю, что тебе нужно. И говорю сразу — ты не получишь мою подпись, сучонок! — ответил изнемогающий аристократ, сидящий по другую сторону двери. — Только через мой труп! Но после того, как я тут закончу, труп будет только один. Твой!

Так. Похоже это будут самые сложные переговоры из тех, которые мне доводилось вести. Если я заставлю его расписаться силой, то позже мне все равно прикроют возможность регистрации клана. Сейчас каким-то образом нужно склонить Галицкого на свою сторону и заставить его поверить в то, что он делает благое дело.

Я дернул пальцами и металлический шпингалет внутри кабинки отлетел в сторону. Дверь медленно раскрылась, и я увидел потного аристократа, сидящего на корточках. Хм. Нормальные унитазы тут поставят только через несколько лет.

— Все имеет свою цену, — сказал я, глядя прямо в выпученные глаза собеседника. — Я готов пойти с вами на сделку. Любую. Ради вашей подписи.

— Пацан, — Галицкий отдышался. — У тебя крыша поехала. Что может предложить мне чертов недоросток вроде тебя? Проваливай отсюда! Потому что, Богом клянусь, как только я встану… — кишечник вновь заставил аристократа съежиться, замолчать и сосредоточиться на более важных делах.

— Чертов недоросток, как вы выразились, смог устроить с вами тет-а-тет, — спокойно проговорил я, дождавшись, когда глава големов сможет продолжать беседу. — А еще собрать три подписи глав других кланов. Вы недооцениваете мои способности. Ярослав Игоревич. Я не ищу с вами ссоры и понимаю, что за любую услугу надо платить. Вот и спрашиваю. Какая цена у вашей подписи?

Человек на толчке снова хотел разразиться бранью, но я прервал его.

— Не отвечайте. Говорят, в таких местах думается лучше всего. Я подожду, когда вы закончите. Дам время на то, чтобы не делать из нас с вами врагов. Потому что подпись я получу. Так или иначе. Но все же надеюсь, что когда вы выйдете, то сообщите мне условия, на которых согласны поставить печать и положить начало нашему союзу, а не вражде.

Я вернулся к раковинам. Ждал там несколько минут. От скуки заметил, что у меня развязался шнурок. Наклонился, чтобы устранить проблему, а когда выпрямился услышал, как щелкнул затвор пистолета прямо за моим затылком.

— Вижу, что вам уже легче, — не оборачиваясь произнес я и поднял руки.

— Как только вышибу тебе мозги, то почувствую настоящее облегчение, — огрызнулся аристократ.

— Неужели это лучшее, что пришло вам в голову, пока вы там сидели? — удивился я. — До вас, наверняка дошли слухи, что я могу бывать за завесой. Вы точно в курсе, что в городе процветают несколько бизнесов под прикрытием, с которых вы тоже получаете долю. Или вы так сильно злитесь на меня за то, что ваш пасынок отправился на Казачью Заставу и теперь перестали мыслить здраво? Как прирожденный бизнесмен?

— Плевать мне на этого выродка! — взбесился Галицкий, чувствуя, что меня совершенно не пугает пистолет, приставленный к голове.

— Тогда в чем ваш принцип? Почему не хотите хотя бы подумать о том, чтобы поставить свою подпись?

— В городе кланов достаточно, — сказал он.

Есть. Похоже мне удалось разговорить нового русского.

— А пацан, который почувствовал, что может вертеть на одном месте все кланы в городе — настоящая угроза, — продолжил он. — Когда ты вырастешь, то захочешь большего. Я же предпочитаю решать проблемы в зародыше.

— Мы же можем быть с вами партнерами, — не сдавался я. — Зачем искать врага в том, кто им не является. Это вы с Парфеновым и Коломийцами однажды выставили ультиматум Германну и пытались убить моего отчима. Я же не делал ничего. Только защищался.

Я намеренно сделал паузу, чтобы дать возможность голему осмыслить мои слова.

— Подумайте еще раз, — продолжил я. — Я действительно могу быть полезным. Могу подарить отличную идею для бизнеса, могу поделиться доходами, отправлюсь за завесу, если вы хотите поговорить со своей прабабкой и узнать у нее какую-нибудь тайну вашего рода. Все что угодно. Это честная сделка. Я выполню любую вашу просьбу, если вы выполните мою.

Молчание. Кажется у аристократа возникла идея. Сейчас он ее переварит и выскажет. Лишь бы она оказалась выполнима. Жутко не хочется давать еще одному горцу возможность владеть еще одним телом влиятельного одаренного. У бессмертных тогда будет слишком много власти, а я еще не сильно доверяю им. Пусть Элаиза и принцесса, но видел я тех серьезных ребят, которые собираются вернуться в этот мир. Если они захотят, то переворот будет плевым делом.

— Яйца у тебя есть, — вдруг произнес Галицкий.

Я развернулся и посмотрел прямо в дуло начищенного тульского Токарева.

— Я поставлю подпись на твоем вонючем бланке и даже смирюсь с присутствием еще одного клана в городе…

— Но? — я поднял брови.

В дверь постучались.

— Ярослав Игоревич! У вас все в порядке? — спросил кто-то из коридора.

— Нормально, мать твою! — огрызнулся аристократ. — Никого не пускать!

— Хорошо, — отреагировал этот кто-то, по-видимому, из охранников.

— Есть несколько условий, — продолжил Галицкий. — Первое. Никто не должен знать, что ты заставил меня обосраться. И в прямом и переносном смысле. Если кто-нибудь пронюхает, что малолетка смог просто так вывести меня на разговор, я потеряю авторитет. Это ясно?

— Я запрусь в одной из кабинок и выйду отсюда только после завершения балета, — покорно согласился я. — А второе условие?

— Ты займешься воспитанием моего родного сына.

— Подождите, — усмехнулся я. — Я не в няньки пришел наниматься. А о делах поговорить.

— Тебе подпись нужна или нет?

Я заставил себя не отказываться сразу. Поступлю так, как делаю обычно. Сперва выслушаю предложение, а затем сделаю вывод.

— Что значит заняться воспитанием вашего сына?

— Ты знаком с ним. Он как-то ныл, мол, бастард из школы проявил к нему неуважение. И этим бастардом был ты.

— Я смутно помню паренька. Но его старший брат потом пытался заступиться за него.

— Вот именно, что пытался. Я в курсе этой истории. Тупица не смог справиться с пятиклассником. Хотя сейчас я понимаю, что ты тоже не пальцем делан.

— Значит вы не точите на меня зуб за старшего?

— Мне нужен достойный наследник. А таким тюфякам, каким был Святослав нельзя доверять столько власти. Черт…поверить не могу!

— Что? — я даже обернулся, чтобы понять, что вдруг смутило аристократа, который как раз сейчас убирал пистолет за спину.

— Не могу поверить, что стою в туалете с десятилетний пацаном и рассказываю ему о своих проблемах.

Я с облегчением выдохнул.

— Давайте опустим условности. Во-первых, мне одиннадцать. А во-вторых, вы же уже поняли, что я не простой ребенок. Все остальное — дело привычки. Так что с наследником?

— Ты, наверняка, знаешь, что Святослав не мой родной сын, — Галицкий подошел к раковине и включил воду. Сунул под струю руки. Умылся. — Одаренный остался у Олимпии после первого брака. Я убил ее мужа на дуэли.

Это что-то новенькое. Не все дуэли в этом мире идут до смерти одного из участников. Но бывает. Нужно помнить об этом, когда буду сражаться за руку своей будущей жены.

— Я никогда не любил пацана, — голем выключил воду и подставил руки под невыносимо громкую сушилку. Дождался, когда они высохнут и продолжил: — А мать постоянно баловала его. Поэтому он вырос без мозгов. Когда мне позвонили из школы и сказали, что Святослав серьезно нарушил правила, я даже поспособствовал тому, чтобы его поскорее отправили на север. Без этих прелюдий вроде лишения статуса аристократа и так далее.

— Теперь понятно почему я больше не слышал о нем, — поддержал я его затянувшийся монолог.

— Но Игорь другой, — продолжил Галицкий, как будто не расслышал моей реплики. — Есть в нем стержень. Есть мозги. Только вот Олимпия снова совершает ту же ошибку. Портит пацана. Балует его. И тот уже считает, что род сделает для него все. Я же хочу оставить после себя достойного наследника. Чтобы он не был трусом и нытиком. Чтобы принимал решения с головой и, чтобы мог заставить обосраться кого угодно. Все эти качества есть в тебя. Теперь понимаешь?

— То есть вы хотите, чтобы я стал наставником для вашего сына.

— Именно. Игорь не послушает меня или любого другого мужика с бородой. Ему нужен достойный пример своего возраста. Если ты возьмешься быть наставником моему сыну, я поставлю свою подпись.

В воспитании детей я ничего не понимаю. Просто потому, что своих карапузов у меня никогда не было. Но не думаю, что к этому можно быть подготовленным. Сделать человека из избалованного аристократа — не самая высокая цена за подпись голема. Да и не думаю, что будет сложно.

— Подписывайте, — я достал бланк и ручку из внутреннего кармана своего пиджака. — Только вы должны пообещать мне, что не будете вмешиваться в наши с Игорем отношения. Даже если он придет к вам со слезами на глазах.

Галицкий взял бланк и ручку. Замер, глядя на меня и, видимо, анализируя то, сможет ли сдержаться, когда его любимый сын прибежит жаловаться. Но это замешательство продолжалось не дольше трех секунд. В конце концов, аристократ приложил листок к стене и поставил свою подпись. Затем достал печать и теперь мне не хватало только одной подписи. С турнира Морозовых.

— После окончания балета, тебя будет ждать машина. Садись в нее и приезжай знакомиться со своим учеником. Только не задерживайся. Комендантский час начнется вскоре после окончания этого проклятого балета. А после двенадцати тебя отвезут куда скажешь.

Я кивнул и закрылся в одной из кабинок.

Когда балет закончился я вышел на улицу. Там меня уже ждал черный BMW. Тачка помигала мне фарами, и я сел внутрь. Водила увез меня в район големов.

Поместье Галицких находилось посреди девятиэтажек. Тут всегда был частный сектор. Но в будущем он разрастется еще больше. Островок частных домов посреди моря застройки многоэтажек. Еще в прошлой жизни, проезжая мимо на трамвае я думал о том, что неплохо было бы построить тут дом.

— Добрый вечер, господин! — пожилая служанка с седыми кудрявыми волосами в черно-белом фартуке открыла мне дверь и поклонилась.

Я кивнул в ответ. Прошел внутрь, снял ботинки и передал ей пальто.

— Господин и его семья уже ждут вас к ужину. Следуйте за мной.

Мы шли по длинному коридору, увешенному картинами. На них изображены аристократы из рода Галицких. На передних планах можно увидеть, как одаренный выглядел в обычной жизни, а на задних красовалась гигантская фигура голема. Аристократ и его Альтер эго, так сказать. Зрелище необычное и если бы я не шел за служанкой, то точно бы задержался и рассмотрел внимательнее.

— Ярослав Игоревич, ваш гость приехал, — сказала старушка, когда мы вошли на просторную кухню.

— Костя! — обрадовался аристократ, как будто видел меня сегодня впервые. И как будто очень рад видеть. — Проходи! Садись. Мы приготовили для тебя место.

— Что этот мудак делает у нас дома? — тут же завопил мальчишка, узнавший меня.

Но парень тут же получил по лысому затылку от отца. Когда его успели побрить наголо?

— Ярик! — возмутилась мать мальчика, глядя на мужа.

— Ладно-ладно, — глава големов поднял руки. — У меня для всех вас есть новость. Но давайте сперва позволим нашему гостю помыть руки и присоединиться к ужину.

Старые деревянные часы забили девять. Служанка тут же подошла к окну и закрыла ставни. Я же подошел к умывальнику и намылил руки.

— Если этот придурок сядет за стол, то я уйду в свою комнату, — запротестовал Игорь.

Я же глубоко вдохнул. Терпеть, что меня называют придурком, я не собираюсь. С другой стороны, будет не очень хорошо унижать сына Олимпии Павловны в нашу первую встречу. Нужно бы сохранить лицо и при этом поставить паренька на место.

— Уйдешь? — спросил я, вытирая руки махровым полотенцем с вышитым гербом Галицких на нем. — Почему нет, правда? Ведь это поступок настоящего мужчины. Испугаться и бежать, как только появляется какая-то опасность.

— Что несет этот придурок? — скривился пацан.

Я усмехнулся и молча подошел к столу. Сел рядом с наследником. Посмотрел на Ярослава Игоревича. Тот кивнул. Глянул на Олимпию Павловну. Она с глазами, полными недоумения и страха глядела на меня.

— Что происходит? — женщина в черном домашнем халате не выдержала напряжения. — Ярик. Объясни мне, кто этот молодой человек?

— Да! Объясни, пап! — закапризничал пацан. — Что делает здесь этот придурок?

Никто не заметил, как я активировал магнетический доспех и все мои пальцы связались со столовыми приборами, лежащими на скатерти и в тарелках.

Точности я учился дольше всего. У металлических предметов есть своя траектория полета. Ее нужно почувствовать. И если постоянно практиковаться, то вскоре с закрытыми глазами ты будешь попадать вилкой прямо в цель. Хотя риск есть всегда.

В одно мгновение столовые приборы со стола взмыли вверх, а через секунду вилки и ножи впились в дорогую обивку стула, на котором сидел наследник рода Галицких. Металлические предметы пригвоздили домашнюю пижаму аристократа к мебели, но тот от шока, кажется еще ничего не мог понять.

— Молчать! — глава клана големов стукнул по столу, прервав начинающуюся, словно шторм, истерику жены. — С пацаном все нормально. Поэтому мы пропустим тот момент, когда вы требуете объяснений. Я начну сразу с них. Олимпия. Познакомься. Это Константин Ракицкий. Аристократ. Он будет наставником нашего с тобой сына.

Женщина, одетая во все черное, всхлипнула, но сдержалась.

— Игорь. Ты уже не маленький мальчик, — продолжил Галицкий, глядя на онемевшего сына. — С двухлетнего возраста тебя учили только лучшие. Чтению, письму, магии. Но ты не научился главному. Тому, что значит быть настоящим аристократом. В следующий раз одна из этих вилок может прилететь тебе прямо в яйца и лишить возможности продолжить род, который существует уже сотни лет. Я не могу этого допустить. Поэтому Костя научит тебя всему. И как сделать так, чтобы продолжить свой род, в первую очередь.

Ярослав Игоревич кивнул мне. Тогда я взмахнул руками и столовые приборы вернулись на свои места.

— А теперь предлагаю поесть, — сказал глава семьи и кинул в борщ ложку сметаны.

Весь остаток ужина на кухне присутствовала неловкость. Жена Галицкого и его сын хотели протестовать, но тот держал их в ежовых рукавицах. Возможно, у них и состоится разговор, но он будет точно после того, как я уйду.

— Как медовые пирожные? — спросила у меня служанка, убирая тарелку.

— Очень вкусно, — ответил я и прямо в этот момент на моем поясе пропищал пейджер.

Я посмотрел на загоревшийся экран. Открыл сообщение. Клавдия Петровна просила срочно перезвонить.

— Я могу воспользоваться вашим телефоном? — спросил я.

— Конечно! — Ярослав Игоревич вытер руки. — Софья Ивановна. Проводите нашего гостя.

Уже через минуту я стоял в коридоре с трубкой в руке и пялился на одну из картин с изображением Галицкого в каком-то там колене. Слушал гудки.

— Алё! Алё!

— Клавдия Петровна. Это Костя. Вы написали, чтобы я вам срочно перезвонил.

— Костик! Да, все верно.

— Что-то случилось?

— Ох-ох, — запричитала бабушка. — Тута это… Сестра твоя звонила.

— Машка? — мое сердце бешено заколотилось.

— Беда, родной. Беда! Ой, господи…

(обратно)

Глава 24 Око за око, зуб за зуб

Еще некоторое время я слушал короткие гудки в трубке, уже погрузившись в собственные мысли и пытаясь сообразить, как поступить дальше.

Машка передала через Клавдию Петровну, что три дня назад неизвестные ворвались к ним в квартиру в Питере и забрали мать. Все это время моя сестра пыталась дозвониться до меня на нашей прежней квартире, но там я, черт возьми, бываю крайне редко. Поэтому время ушло на то, чтобы восстановить номер Клавдии Петровны и связаться с ней. Моего главного клинера тоже редко когда застанешь дома.

— Все нормально? — Галицкий подошел сзади и отрыгнул, после вкусного ужина.

— Возможно мне вновь понадобится ваша помощь, — сказал я и, наконец, положил трубку.

— Как ты говоришь? У всего есть цена, да? — пожал плечами новый русский, когда я посмотрел на него.

— Вы, наверняка, в курсе того, что произошло с моей матерью? О том, что в состоянии гипноза она похищала детей аристократов, а потом все они погибли.

— Некоторые из моих людей до сих пор ищут ее. Чтобы задать пару неприятных вопросов, — аристократ скрестил руки на груди.

— Жаль, что не каждый из них понимает, что она была под воздействием магии, когда делала это, — хмыкнул я себе под нос. — И то, что Александр Николаевич Парфенов истинный виновник произошедшего. Вместе с Санитаром, который, кстати, знал где находятся дети.

— Все всё хорошо понимают, Костя, — ответил Ярослав Игоревич. — Кроме причины, по которой твоя мать сбежала. Именно побег убил детей, а не похищение. Останься она в городе, кто знает, может у бедняжек еще оставался шанс.

Конечно. У бедняжек еще оставался шанс, а вот у матери избежать мести аристократов шансов было гораздо меньше. Тот же Парфенов, наверняка, не оставил бы ее в покое. Но объяснять всю сложность ситуации сейчас долго и бессмысленно. Надо решать новую проблему.

— А по поводу бывшего главы электроников можешь не беспокоится, — добавил аристократ. — Его достанут даже там, где теперь он собирается провести несколько лет своей жизни. Не отмщенным не останется никто. Так о какой помощи ты хотел попросить?

Галицкий внимательно посмотрел на меня. Таким издевательским взглядом, словно обо всем догадался и только ждал признания с моей стороны. И, конечно, чтобы я его умолял.

— Сейчас уже нет смысла скрывать, что инициатором побега был я. Вы, наверняка, догадывались об этом.

— Конечно, — самодовольно ухмыльнулся новый русский, когда я подтвердил его догадку. — И если бы одним из потерпевших оказался мой сын, то вряд ли нам удалось бы сговориться.

— Кто-то из аристократов нашел ее в другом городе и похитил три дня назад, — продолжил я, не уходя от темы. — Я не знаю жива ли она, но, если есть шанс спасти маму, я должен сделать это.

— А я здесь при чем?

— Мне нужны имена тех аристократов из вашего клана, у которых есть мотив мстить моей матери. Помогите их найти. Узнать, не уезжал ли кто-то из них в Петербург в последнее время.

— Найти их? — расхохотался Галицкий. — Если они узнают, что ты оказался инициатором побега своей матери, то от тебя самого останется только мокрое место.

— На это и расчет, — серьезно ответил я. — Скажем им кто виноват на самом деле, а дальше мои проблемы.

— Ты не забыл, что у нас уже есть договоренность? — нахмурился аристократ. — От тебя мертвого толку не будет. Выполняй обещание и не заставляй меня жалеть о том, что я согласился на сделку.

— Вы же понимаете, что ваш отказ не остановит меня? — я вскинул брови. — Я все еще готов быть наставником вашего сына и сдержать обещание. Но обстоятельства поменялись.

Я сделал паузу и через пару секунд добавил:

— К тому же, если кто-то захочет убить меня и у него получится, то еще одному клану в городе не бывать. А значит сделке конец. Никто никому ничего не должен. Вы выиграете и так, и так. Так вы поможете мне?

Новый русский внимательно смотрел на меня несколько секунд, взвешивая все «за» и «против».

— Черт с тобой! — махнул он рукой. — Но решать свои вопросы будешь сам, ясно? Иди к моему сыну. Когда закончите, я дам тебе список заинтересованных людей из моего клана, а заодно узнаю, кто из них уезжал из города в последнее время.

— Спасибо, — я кивнул Галицкому. — Только позвольте сделать еще несколько звонков.

Когда глава големов удалился в свой кабинет, я позвонил Германну, Райкину и Яблоньскому. Попросил их узнать ту же информацию, которую пообещал достать Галицкий. Если маму похитил кто-то из людей этих четырех кланов, то уже через пару часов я буду знать имена. Остается надеяться, что пятый клан не при чем. Но если даже так, то, по крайней мере, я буду знать где искать.

В ответ каждый аристократ попросил у меня пару часов. Я же в это время поднялся на второй этаж. Выдохнул, пытаясь выкинуть лишние мысли из головы и постучал в комнату маленького Игоря.

Никто не ответил. Тогда я взялся за ручку, повернул ее и вошел внутрь.

Наследник сидел на кровати. Напротив огромного панорамного окна. Глядел на скопище деревьев и звезды, рассыпанные по небу.

Я оценил обстановку. Помню, что всегда мечтал иметь такое детство. Собственную комнату на верхнем этаже с обоями с изображением космоса, планет и звезд. Телескоп у окна. Боксерскую грушу, аквариум с рыбками и большую полку с энциклопедиями. У будущего главы рода все это есть. Кроме желания становиться мужчиной в восемь лет. Хотя для аристократов в этом мире это вполне нормально.

— Хочешь врезать мне, да только не знаешь как? — спросил я, сев рядом с наследником на кровать.

Лысый мальчишка промолчал. Он сжимал кулаки, скрипел зубами, но молчал.

Это дало мне еще пару минут на размышления. Меня попросили стать наставником, но никто не объяснил, что я должен делать. Думаю, что мне просто следует научить его мужским поступкам. О магии и Боевых Искусствах расскажут учителя в школе или репетиторы.

С чего бы начать?

— Сейчас ты не понимаешь, но твой отец просто хочет гордиться тобой, — заговорил я спустя некоторое время. — Он хочет оставить после себя лучшую замену. Родиться аристократом мало для того, чтобы наследовать место главы клана. Нужно быть хитрее, умнее и сильнее. И я здесь для того, чтобы научить тебя всему этому.

— Ты испортил моему брату жизнь! — взвизгнул малец и, наконец, посмотрел на меня. В его глазах стояли слезы.

Ясно. Парень будет припоминать мне это, пока я не позволю ему выпустить пар.

— Хочешь ударить меня? — спросил я прямо.

Аристократ глубоко вдохнул. Я увидел, как в его зрачках разгорается пламя.

— Тогда вперед, — я пожал плечами. — Попробуй сделать это. Можешь даже принять облик голема. Так у тебя появится хоть какой-то шанс одолеть меня.

— Магию нельзя применять вне стен школы, — процедил парнишка.

— Магию нельзя применять вне стен школы, если кто-то видит. Во всех остальных случаях, если это необходимо, можно, — я встал и принял боевую стойку. — Но ты просто боишься, так ведь? Опасаешься получить от того, от кого твой отец не сможет защитить тебя.

— Да пошел ты!

— Ха! — я широко улыбнулся. — А твой папа прав.

Я как бы невзначай ударил по груше.

— Что? — выпрямил спину Игорь.

— Он сказал, что ты трус, — я пожал плечами и продолжил молотить мешок. — Это не лечится. Придется сказать ему, что ты — дохлый номер. Если ему нужен настоящий наследник, то придется заделать тебе еще одного брата. Чтобы он мог постоять за себя. В отличие от тебя. Из-за которого уже один одаренный из клана Галицких уехал на Казачью…

Я не успел договорить. Парнишка, сидящий на кровати, во мгновение ока увеличился раза в два. Он громко завопил, а пижама на его теле затрещала по швам. Аристо стал не три метра ростом, конечно, но выше и шире меня. Раза в два точно.

Размахнулся. Я успел увернуться в последний момент, и боксерскую грушу вместе с креплением вырвало из потолка. Она влетела в аквариум с рыбками и разбила его. Вода пролилась на пол, заливая дорогие ковры в комнате аристократа.

— Хорошая попытка, — я выпрямился и махнул рукой.

Голем растеряно повернулся вокруг себя. Теперь его окружало, по меньшей мере, десять моих близнецов. Иллюзия.

Громила недоросток начал махать руками, пытаясь попасть хоть по одному фальшивому фантому. Но мы все в раз уклонялись от удара. Попасть по мне оказалось нереально. Телевизор, стеллаж с игрушками, шкаф, телескоп, спортивный комплекс — все это рушилось и разлеталось в щепки от неуклюжих ударов наследника.

В конце концов я активировал каменный доспех. Провел серию ударов по животу громилы, впечатывая каменные кулаки в ребра и мышцы голема. После очередного удара одаренный упал на колени и принял прежний облик. Разорванная пижама висела на нем порванной тканью, а сам мальчик стонал и держался за живот. Дверь в комнату коротко проскрипела. Кто-то смотрел все это время и сейчас закрыл ее.

Я сел напротив наследника на корточки.

— Сколько раз ты пытался проучить меня, Игорь? — спросил я. — Это второй? Или уже третий?

Парнишка не ответил.

— Да это и неважно. Все попытки оказались тщетными. Твой отец нанял меня, чтобы я научил тебя давать сдачи. Научил вести себя достойно, чтобы никогда не оказываться на месте проигравшего. Но ты, в очередной раз, выбрал поражение. Очень жаль, что люди, на которых влиятельные аристократы возлагают большие надежды, даже не пытаются их оправдать.

Я встал и пошел в сторону выхода.

— Зря я согласился быть твоим наставником. Придется все объяснить Ярославу Игоревичу.

Я притронулся к ручке двери, когда мальчишка остановил меня.

— Постой… — всхлипнул он.

Я замер.

— Я согласен.

— Согласен?

— Я буду выполнять все, что ты мне скажешь, — парнишка поднялся и сел на кровать. — К черту эти поражения! — он стукнул рукой по матрасу.

— Это хорошо, — я развернулся и оглядел комнату. — А вот и урок номер один. Не стоит применять силу против того, кому заведомо проиграешь. Есть много других способов достойно выйти из ситуации.

После нашей небольшой стычки мы с Игорем Галицким разговаривали больше часа. Мне хотелось узнать его получше. Чем он увлекается, какие предметы больше ему нравятся в школе, кем видит аристократ себя в будущем. Отправив его сводного старшего брата на заставу, я сам становился его братом. А также заимел возможность обзавестись хорошими отношениями с еще одним будущим главой клана. Если так пойдет, я скоро стану самым влиятельным человеком в городе.

— Пора домой, — я выключил звенящий в куче сломанной мебели будильник. — Порталы закрылись, а твоему отцу, должно быть, уже есть что мне сказать.

Я не успел подойти к двери, когда она вдруг распахнулась передо мной. На пороге стояла женщина в черном халате с иссиня-черными волосами, спускающимися до пояса.

— Игорь, — она бросила строгий взгляд на сына. — Сходи почисти зубы. Нам с твоим новым другом надо поговорить.

Парнишка соскочил с кровати и вышел из комнаты. Я наблюдал за тем, как жена Галицкого закрывает дверь за сыном.

— Олимпия Павловна? — я нахмурился.

— Все это время я пыталась вспомнить, где тебя видела…

Женщина прошла по комнате, обступая те места, где можно запнуться. Остановилась у окна. Подняла телескоп и посмотрела на звезды.

— Прежде чем уехать на север Святослав рассказывал про тебя, — сказала она.

Если с отчимом Штыря у меня проблем не возникло, то тут, кажется, назревают. Мать точно любила его больше, чем Ярослав Игоревич. Но к чему она все это говорит?

— Мне действительно жаль, что ваш сын уехал на Казачью Заставу, — ответил я. — Представляю, как тяжело матери отправить собственного ребенка на стену.

— Он регулярно пишет, — на удивление спокойным тоном произнесла Олимпия Павловна. — Чем старше становился Святослав, тем больше я убеждалась в том, что его место в армии императора. Я бы скорее не перенесла, если бы Игоря в его возрасте забрали у меня.

Я с облегчением выдохнул. Ненавижу неловкие ситуации.

— Ваш муж попросил меня стать наставником как раз поэтому. Чтобы Игоря не ждала та же участь. И, кажется, у нас есть прогресс.

— Это хорошо, — отстраненно проговорила аристократка. — Но не будем терять времени. Вам, наверняка, интересно узнать почему я пришла.

— Я весь внимание.

— Сегодня я видела репортаж по телевизору. Там вас выставили героем. Говорят, вы спасли мальчика из-за завесы.

— Так и есть, — коротко ответил я, не желая заострять внимания на подвигах, которые таковыми не считал.

— Вы хороший человек. Поэтому хочу предупредить вас.

— Предупредить о чем? — напрягся я.

— Мой муж впервые заговорил о вас несколько месяцев назад. Он ясно дал понять, что считает вас своим врагом. Тем больше я удивилась сегодня, когда вы присоединились к ужину.

— Мы далеко не друзья. Это верно. Просто сейчас смогли найти точки соприкосновения.

— Ярослав умеет пускать пыль в глаза. Пока вы ему полезны, он поиграет по правилам. Как только сыграете свою роль, он предаст. Также случилось и с моим первым мужем…

Дверь открылась, чем прервала речь женщины.

— Олимпия? — глава големов стоял в проходе и смотрел на нас удивленным взглядом. — Что ты тут делаешь?

— Зашла к Игорю. Я еще могу целовать собственного сына на ночь? — грубо, не растерявшись, ответила она.

Ярослав Игоревич слегка помялся, затем встрепенулся и посмотрел на меня.

— Твоя мать в городе, — сказал он. — Алдонин выследил ее и привез обратно. Вчера.

— Алдонин?

— Его род уже несколько десятков лет состоит в моем клане. Сейчас он ищет тебя. Чтобы отомстить твоей матери. Я попытался убедить его бросить затею, но он настроен серьезно.

— Он хочет убить меня? Где он?

— Афанасий на заброшенной стройке в Ленинском. Собрал всех аристократов, чьи дети погибли в том подвале. Я сказал, что ты готов приехать сам.

Пейджер на моем поясе пищал. Я знал, что и Яблоньский, и Райкин, и Германн в это самое время хотят сообщить мне то же самое, что сейчас сообщает Галицкий.

— У вас есть шофер, который сможет меня довезти?

— Если ты готов, то я организую транспорт.

Я кивнул и ринулся к выходу.

— Может надо было застрелить тебя самому сегодня? Пока был шанс, — фыркнул аристократ мне вслед.

Уже через десять минут черная иномарка неслась по заснеженной улице на край города. Я с нетерпением ждал встречи с матерью. Чтобы просто увидеть ее и убедиться в том, что она в порядке. Хотя прекрасно осознавал, что легкой прогулки не будет. Было бы правильно подготовиться. Позвонить Нокиа, взять парней. Но тогда будет много жертв, если начнется заварушка. Я же должен решить все мирным путем.

Еще и слова Олимпии Павловны не выходили у меня из головы. О том, что Галицкий может предать меня. Только не хотелось верить в то, что так скоро.

Заброшенная стройка, занесенная снегом. Тут хотели построить большой бассейн, но потом заморозили проект. Восстановят только лет через десять. А сейчас это хорошее место, чтобы решать свои вопросы криминальным путем.

Я открыл портал, зачерпнул Сил и использовал Жаару. Большой огненный шар теперь освещал мне путь. Я легко смог пройти по вытоптанной тропинке до самого здания. Затем шагнул туда, где должно быть окно.

Огляделся. Из-за угла уже видно свет. Под натиском огня, кажется, трещат ветки. Мне точно туда. Меня так ждут, что даже костер развели.

— Есть какая-то романтика в этих стройках, — проговорил голос, как только я прошел дальше.

Высокий человек, тень которого прятала женщину, сидящую на стуле, стоял засунув руки в карманы пальто. Это мама?

— Детей так и притягивает сюда, — добавил он, окинув взглядом еще шестерых мужчин. — Хруст снега под ногами, ощущение безопасности и свободы одновременно.

— Афанасий Алдонин стало быть? — тут же спросил я и остановился.

— Он самый, — мужчина достал из кармана пистолет и наставил на меня.

Следующим движением один из аристократов сорвал мешок с головы женщины. У меня перехватило дыхание.

(обратно)

Глава 25 Боже, Спартак храни!

Ветер задувал сквозь широкие щели в недостроенных стенах. Я замер на месте, понимая, что оказался в ловушке. И вот почему.

Женщина, сидящая на стуле, ноги которой привязаны к ножкам, а руки связаны за спинкой — не моя мать. Это молодая девчонка с татуировкой на щеке в виде эмблемы футбольного клуба «Спартак». Как только я это заметил, в помещение зашло еще несколько человек. Все мужчины в камуфляжных штанах, бомберах и армейских ботинках. Лысые головы, красно-белые шарфы, которыми они прикрывают нижнюю часть лица. Кастеты, биты, газовые баллончики, цепи. Скинхеды.

Аристократы в черных пальто стоят за спиной фанатки. И только один из них с пистолетом. Он целится прямо в меня. Алдонин.

Девушка, сидящая на стуле, внимательно наблюдала за моей реакцией. Ее глаза смеялись, а рот был слегка приоткрыт. Голова тоже гладко выбрита.

— Скажешь что-нибудь? — не выдерживает незнакомка и вздергивает подбородок.

Афанасий из клана големов, продолжая держать меня на мушке, заходит девчонке за спину и развязывает руки.

Фанатка с облегчением растирает запястья.

— Мы не знали с какой стороны ты зайдешь, — говорит она. — Пришлось разрешить себя связать, а парней отогнать подальше. Чтобы ты не заподозрил неладное.

Я еще раз окидываю взглядом всех присутствующих. Не слишком много взрослых людей с грозными мордами для одного одиннадцатилетнего мальчика?

— Вы кто такие? — я изогнул бровь.

— Наконец-то! — радостно воскликнула девчонка, освободив ноги и ударив по своим коленям ладонями. — А то я уже успела подумать, что мы поймали не того. И то, что о тебе рассказывают — бред собачий.

— А на вопрос ответите? — я подкинул огненный шар вверх.

Языки пламени облизали потолок и фаербол вернулся назад. Ближе к ладони.

Фанатка подняла руки, набрала в грудь воздуха и запела:

— Б-о-о-о-же, спа-а-а-а-ртак храни! Дай ему си-и-и-и-лы…

— Чтоб победил он все-е-е-е клубы страны, — присоединились скинхеды, окружающие нас.

Кажется даже аристократы были в небольшом шоке от происходящего.

— Боже, Спарта-а-а-а-к храни! Да-а-а-й ему си-и-и-и-лы! Чтоб победил о-о-о-н во имя Москвы! — толпа фанатов в едином порыве проорала оставшуюся часть кричалки.

Девчонка захлопала в ладоши в определенном ритме, с поддержкой других людей в красно-белых шарфах.

— То, что вы скинхеды и футбольные фанаты — это ясно, — хмыкнул я. — От меня вам что надо?

Девица улыбнулась и положила ногу на ногу. Она одета в джинсы, гриндерсы и майку с изображением подруги Микки Мауса. Мини.

Не мерзнет. Значит в доспехе. Только в каком? Огненном?

— Нам хорошо заплатили, чтобы мы решили одну маленькую проблему, связанную с тобой, — наконец ответила фанатка. — Поэтому предлагаю перейти к делу.

Я активирую каменный доспех.

— Да. Не будем терять время, — улыбаюсь и хрущу костяшками кулаков.

Сейчас и проверю в деле, как меня обучил Дамир Шамильевич. Перед турниром у Морозова практика не помешает.

— Не так быстро, малыш, — уголки губ незнакомки слегка дернулись. — Ты же не принял нас за безмозглых фанатов?

Я нахмурился.

Аристократы почему молчат? Не хотят, чтобы я слышал их голоса? Наняли шавку, которая решит их проблемы, а они просто посмотрят, как она меня умывает. Такой план?

— Одно неверное движение и твоя мать умрет.

Девчонка кидает к моим ногам несколько снимков полароида. Я пригибаюсь, поднимаю фотографии с заснеженного пола. На одной из них мама сидит на стуле. С газетой «Спорт-Экспресс» в руках. На следующем снимке можно разглядеть заголовок. «Спартак — Галатасарай 3:1. Товарищеский матч». И дату.

Вчерашняя. Черт!

— Если каждый час я не буду отзваниваться по определенному номеру, то ее убьют, — как бы невзначай произносит фанатка и вертит огромным сотовым телефоном в руке. — Так что остынь, малыш.

Кажется меня впервые загнали в тупик. Ладно. Поиграем по их правилам. Матерью рисковать нельзя. Надо узнать, чего они хотят.

— Чего вам надо? — я сжимаю челюсти от злости. Деактивирую доспех.

Фанатка красно-белых грациозно взмахивает ручкой, предоставляя слово Алдонину.

— Ярослав Игоревич сказал, что это ты был инициатором побега этой твари, которая убила наших детей, — ТТ, направленный на меня, дрожит в руке аристократа.

— Вы же знаете, кто виноват на самом деле, — осторожно произношу я, чтобы Афанасий случайно не психанул и не выстрелил.

— Заткнись! — орет он, подбегает ближе и тычет дулом прямо мне в нижнюю челюсть. — Один выстрел и тебя больше не будет! Слышишь, щенок?! Не будет!

— Я знаю, что потерять ребенка это настоящая трагедия…

— Заткнись! — орет он снова и давит на ствол. — Я клянусь, еще одно слово и я прострелю тебе башку.

— Спокойнее, — девчонка подходит к нам, кладет руку на запястье взбесившегося аристократа и тот под давлением опускает пистолет. — Мы уже все решили. Неважно кто виноват. Вы хотели, чтобы виновный понес наказание, и он понесет. Так или иначе.

Фанатка переводит взгляд на одного из своих лысых друзей и делает движение головой.

— Дайте ему лопату, — приказывает она.

Парень в красном шарфе подходит ближе и протягивает мне инструмент. Девица достает из-за пазухи камеру, отводит крышку в сторону и наводит на меня объектив.

— Мы запишем небольшое видео для твоей матери, — усмехается она. — Ты же местная звезда, верно? Должно быть уже привык к вниманию. Два эфира за один день — вот это удача!

— Вы же не думаете, что я действительно буду рыть себе могилу? — с издевкой в голосе интересуюсь я.

— Думаем. Ведь сразу после этого мы отпустим твою мать, — фанатка поворачивает голову к аристократу. — Я правильно говорю?

— Пусть этот сукин сын сдохнет, а его мамаша мучается также, как мучаемся мы, — огрызается Алдонин. — Пусть она поймет, каково жить и знать, что твой ребенок умирал в муках!

Теперь все понятно. Карты раскрыты. Моя смерть принесет отмщение моей матери. Вот главная цель. Осталось только понять, как отсюда выбраться и обломать их планы.

— Ступай! — один из фанатов тычет битой мне в спину.

Я поддаюсь, беру лопату и всей компанией мы направляемся в сторону выхода. Но не того, откуда я пришел. Того, что со стороны леса.

— Давай быстрее. Я должна позвонить через… — лысая смотрит на часы. — Через двадцать семь минут. Если хочешь, чтобы хотя бы твоя мать осталась жива…

По вытоптанной тропинке мы прошли вглубь леса. Остановились среди трех заснеженных сосен. Тут уже предусмотрительно развешано несколько фонарей. Люди с битами окружили меня. Алдонин снова прицелился в мою голову.

— Осталось двадцать минут, — фанатка вновь посмотрела на часы.

Видно, что в моих новых знакомых нет ничего святого. Они готовы похоронить мальчика практически заживо. Слышал, что в девяностые это частая практика среди бандитов. Но, чтобы закопать ребенка…

Ладно. Не время думать о морали. Надо придумать способ выбраться. И, кажется, он есть только один. Если Алдониным и другими аристо двигает месть, то скинхедов вероятно интересуют только деньги. Ради них они готовы даже убить ребенка. Вот мой шанс. Предложить больше.

Я втыкаю лопату в снег и отбрасываю первую горсть в сторону.

— Сколько вам заплатили? — выпрямляюсь и спрашиваю я.

— Заткнись! — приказывает Алдонин. — Вставьте ему кляп! Чтобы не произносил ни слова!

Задумавшись на мгновение, фанатка красно-белых отвечает:

— Боба, — обращается она к одному из своих дружков. Толстому в кожаных перчатках. — Доставай пистолет. Если сопляк снова заговорит, стреляй без предупреждения. Не будем позволять нашим влиятельным заказчикам пачкать свои руки.

Толстяк поднял пушку и дернул ей, приказывая мне продолжать.

А вот это уже плохо. Девица бы точно предала аристократов, предложи я больше денег. А может и нет. В любом случае, это уже неважно. Если заговорю, мне конец. Значит нужен другой вариант.

Я копал и одновременно пытался придумать, как в очередной раз выйти сухим из воды.

Бросаю лопату — умирает мать. Продолжаю копать — умираю сам. Открываю рот — смерть. Лезу в драку — снова под угрозой мать. Иллюзия тоже не вариант. Я не развил способность настолько, чтобы вся эта толпа обманулась. Думай, Костя.

Промерзлую землю становилось копать все тяжелее. И именно это навело меня на еще одну мысль. Но я пока не знал, сработает ли.

Следующие двадцать минут фанаты «Спартака» распевали свои кричалки. Затем девчонка, как и обещала, позвонила кому-то и сказала, что с ней все в порядке. Отключила вызов и, похоже, удалила номер.

— Ладно, — сказала лысая. — Пора заканчивать. Боба. Бывалый. Сходите за лопатами. Помогите мальчишке. А то мы до утра не управимся.

Дело пошло быстрее. Уже к следующему звонку с сотового я стоял в выкопанной яме, из которой только что вылезли два моих помощника.

Финишная прямая. Я не собираюсь умирать. Но нужно дождаться того момента, когда они будут готовы покончить со мной и тогда…

Первым к краю ямы подошел совсем молодой аристократ. Он набрал горсть земли с выкопанной кучи рядом и проговорил:

— Ее звали Луиза. Она училась во втором классе, — мужчина с тонкими усиками над верхней губой, не показывая глаз из-под темных очков кинул горсть земли к моим ногам.

Он медленно обошел яму и встал мне за спину.

— Кирилл, — вздохнул следующий подошедший аристо. — Он мог стать чемпионом по шахматам.

Очередная горсть прилетела к моим ногам.

Все аристократы друг за другом становились напротив меня, произносили имена своих детей, кидали землю к моим ногам, затем уходили, чтобы занять свое место вокруг арены, в которой я должен умереть. Последним в очереди стоял Алдонин.

— Серафима. Семь лет, — еле произнес он, сдерживая слезы, и наставил на меня пистолет.

Все остальные аристократы стояли вокруг вырытой ямы, перекрывая мне путь к побегу и ждали, когда прозвучит решающий выстрел.

— Раз уж вы собрались меня здесь убить. Я, пожалуй, возьму последнее слово, — я медленно развернулся, чтобы взглянуть в глаза каждому, кто решил устроить самосуд. — Вы все…

Я не успел закончить. Несколько выстрелов из ТТ, который Афанасий Алдонин держал в руках, донеслись друг за другом. Но с разных сторон.

Я активировал каменный доспех. Но слишком поздно. Звуки уже прекратились.

Опускаю голову, чтобы посмотреть не ранен ли. В состоянии шока вполне могу не чувствовать боли. Только вот, если бы хотя бы одна пуля прилетела в меня, я был бы уже мертв.

Я поднимаю глаза и вижу, как аристократы падают один за другим. Сперва на колени, а потом на снег. Кто-то скатился прямо к моим ногам, отхаркнул и истек кровью.

Я в недоумении огляделся. Все, кто называл имена своих детей, кроме Алдонина, мертвы.

— Штаны не намочил? — рассмеялся кто-то, кого я сейчас не видел. — Засняла?

Девчонка с татуировкой спрыгнула ко мне и крупным планом запечатлела аристократа, лежащего в могиле.

— Все до последнего кадра! — весело ответила она и захлопнула крышку камеры.

Несколько скинхедов притащили еще один труп в пакете. Развернули его и положили на край. Ногами столкнули вниз.

Когда тело оказалось возле меня, я присмотрелся и увидел бледное лицо еще одного Афанасия Алдонина. Поднял взгляд наверх и снова увидел пушку.

— Сюрприз! — закашлялся бомж, теперь стоящий рядом с аристократом. — Твое лицо надо видеть!

Алдонин встряхнул головой и принял облик скинхеда. Лысого паренька, только одетого в пальто и брюки, в отличие от остальных.

— Раневский? — я широко раскрыл глаза, узнав работорговца, которого встречал прежде только на другой стороне.

— Хорошая память, коллекционер. И яйца стальные! Как я и говорил, — расхохотался он. — Я думал, что будешь ныть. Визжать — пощадите! Хе-хе! Вылезай. Я тебя убивать не планирую. По крайней мере, пока.

Пытаясь понять, что происходит, я выбрался из братской могилы. Стоять там, среди трупов, желания нет.

Как только я вылез скинхеды спихнули остальные тела в яму и принялись закапывать ее.

— Что происходит? — я остановился перед бомжом и воткнул ботинок в сугроб, чтобы смыть кровь, попавшую на него.

— Новая эра, Костя! Это новая эра!

Работорговец расставил руки в стороны и вдохнул полной грудью морозного воздуха. Затем достал пачку сигарет и прикурился. Он делал это так медленно, что казалось, я успел подумать в это время обо всем на свете.

— Присядь, — Раневский указал на деревянный ящик неподалеку и откашлялся после первой затяжки. — Я расскажу тебе что происходит. Просто потому, что теперь мне понадобиться твоя помощь.

Я не сдвинулся с места. Тогда горец посмотрел на меня многозначительным и твердым взглядом.

Я сдался. Подошел к ящику и уселся на него. Бомж сел напротив. На такой же.

— Есть несколько причин, по которым я затеял все это, — начал работорговец.

— И начнешь ты с самой главной? — перебил я.

— Они все главные. Каждая из них заставила меня совершить этот нелегкий выбор, — он затянулся, выдохнул изо рта дым и продолжил. — Тварей на изнанке с каждым открытием порталов становится все больше. Зуб даю, что эти сволочи рано или поздно откусили бы мне башку. Если бы я остался там.

— Значит ты решил переехать?

— Можно и так сказать. Пришлось убить в себе интроверта ради новых возможностей, понимаешь?

— Понимаю. Продавать людей на аукционе больше не котируется.

— Нет. Просто я решил, что могу сколотить себе состояние и во внешнем мире. Миграция штука такая. Даже животные переселяются туда, где видят больше возможностей. Из этого вытекает вторая причина сегодняшних происшествий. Ты уже догадался?

Я посмотрел в измученное морщинами лицо бомжа. Затем перевел взгляд на скинхедов, закапывающих трупы аристократов.

— Это как-то связано со всеми этими одаренными, верно?

— Ты проницателен, Костя! Если бы обе мои руки были свободны, я бы непременно тебе поаплодировал, — он сильно затянулся. — Тут даже покурить можно нормальные сигареты, а не эту отраву без фильтра, которую таскают проклятые души.

— Так зачем ты убил их? — вернул я к разговору собеседника.

Работорговец поморщился.

— Ты не представляешь как сжималось мое сердце, когда я делал это. Такую кучу аристократов на той стороне можно продать очень выгодно. Я мог бы построить себе целый дворец. Под стать замку Ариадны.

— Но?

— Но иногда нужно сдать Москву, чтобы выиграть войну, понимаешь? — Раневский затянулся и снова закашлялся. — Когда пленка, на которой Алдонин убивает аристократов попадет в руки глав городских кланов начнется…какая там по счету война кланов? — он обратился к одному из копальщиков.

Тот пожал плечами.

— Тринадцатая, — выдохнул я.

— Да-а-а! — бомж приблизился ко мне и зашептал, обдувая мое лицо вонью изо рта. — Кланы начнут грызться друг с другом. Подключатся аристократы из других городов. Нас ждет настоящая гражданская война. А когда одни выясняют отношения, знаешь, что делают другие?

— Становятся сильнее, — я покачал головой. — Только не говори, что у тебя есть планы на собственный клан?

— Именно! Только мне кажется это звучит как-то пафосно. Но смысл от этого не меняется. В конце концов я живу на этой планете дольше миллиардов людей и имею право на то, чтобы иметь собственный бизнес. Я коммерсант, Костя. Просто сейчас мне нужна возможность его легализовать. А эта заморочка с документами… Это не для меня, понял? Я нашел другой путь.

— Узнал, что на меня охотятся аристократы и решил воспользоваться возможностью.

— Бинго! — Раневский рассмеялся. — Одна птичка напела, что за твоей матерью охотятся аристократы из разных кланов. Так у меня появилась причина собрать их вместе. А дальше. Бах-бах. Ну ты видел. И добро пожаловать на войну. Как только эту пленку покажут по телеку.

— Меня ты отпускать не собираешься, да?

— Пока нельзя, Костя, — помотал головой бомж. — Сперва все должно закрутиться. Если Галицкий узнает, что это был не его человек, а один из клонов, которым я подбросил новые тушки… Весь план рухнет. Глава големов должен начать защищать одного из своих людей. Просто посиди спокойно и не рыпайся. Должно быть пленку уже везут куда нужно.

Я огляделся. Девчонки с татуировкой уже не было. Должно быть она поехала на студию местного телеканала. Черт. Надо бы ее остановить. Война кланов — это совсем не то, что сейчас нам всем нужно. Но они убьют мою мать, если попробую помещать.

Так, стоп. А мама вообще у них?

— Моя мать у тебя? Или снимки, которые вы мне дали — тоже подстава? — спросил я, хотя на честный ответ рассчитывать не приходилось.

— О-о, с твоей матерью все по-настоящему. Она мне понадобилась не только для того, чтобы заманить сюда аристократов. Она нужна, чтобы держать тебя в узде, пока я реализую все свои планы.

— Что тебе нужно? — процедил я, понимая, что снова нахожусь в роли заложника.

Бомж рассмеялся. Опять закашлялся и сплюнул мокроту в сугроб.

— Все очень просто, Костя. Помнишь, я хотел пойти с тобой на сделку? Не так давно мы сидели под кузовом грузовика, и я изливал тебе душу.

— Изливал душу? Звучит очень громко. Но я помню, что ты хотел убить генерала армии горцев.

— В точку! — радостно отреагировал бомж. — Ничего не изменилось. Более того. Именно из-за него я и затеял это все. Единственный, кто может свести меня с Амариным — Элаиза. А кто Элаизе дороже всего? Ну, давай соображай, Костя.

Я замолчал. Потому что каждый из нас все понимал. Очень многое прямо сейчас стояло на кону.

Война кланов. Один Бог знает, во что эта разборка может вылиться. Город и всю Российскую Империю накроет хаос накануне Второго Пришествия.

Смерть Амарина. Генерал армии горцев важный персонаж в грядущей битве. Потерять его будет больно. Кто знает, какие новые условия вскроются, когда Элаиза появится здесь. Что если бессмертный поднимет бунт и не явится по приказу принцессы? Разлад в рядах горцев совсем ни к чему.

Мама. Если я попытаюсь что-то исправить, Раневский казнит ее. Кто знает, может сестра тоже у него? Тот телефонный звонок мог сделать клон.

Черт. Надо исправлять ситуацию.

Я лишь поерзал на своем ящике, но работорговец тут же достал пистолет из кармана своей шубы и направил его на меня. Скинхеды, стоящие все это время в стороне, подошли поближе. Окружили.

— Ладно, Костя, — спокойно проговорил Раневский. — Главное, без глупостей. Дай мне свою руку, и мы вызовем сюда девчонку.

(обратно) (обратно)

Михаил Липарк Коллекционер душ. Книга 6

Пролог

Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как Святослав Галицкий — наследник одного из влиятельнейших родов в Российской Империи, — оказался на Казачьей Заставе.

Не успевший закончить школу подросток по кличке Штырь только-только начал мириться с тем, что оказался далеко на севере. А микстуры, которые готовит местный доктор, едва начали справляться с зимним псориазом, мучающим аристократа с раннего детства и теперь вообще не оставляющим его в покое.

Одаренный стоял на одной из башен исполинской стены с биноклем в руках и через стекло пялился на огромный разрыв между мирами. В ушах стоял нескончаемый гул от портала, не сдерживаемый даже утепленными оконными рамами.

На табуретке рядом с аристократом работал маленький черно-белый телевизор. Но сигнал был настолько плох, что подростку пришлось полностью выключить звук, чтобы избавиться от бесконечного шипения. Зато можно было изредка отвлекаться на то, чтобы понаблюдать за тем, как главные герои в сериале «Скорая помощь» в очередной раз пытаются кого-то спасти.

— Скука смертная, — выдохнул Штырь себе под нос и опустил бинокль.

Прошла всего пара дней с тех пор, как его с напарником стали ставить в дозор. Он так ждал этого момента, рассчитывая на то, что тут станет хоть немного веселее, чем в серых казармах, но в первый же час понял, что глубоко заблуждался. Более того. Если в казарме после отбоя одаренный мог заниматься своими делами, то тут нужно постоянно пялиться на разрыв. Буквально, не отрывая взгляда.

Святослав снова поднял бинокль и осмотрел округу.

Пустошь, на которую направлены сотни мощных прожекторов со стены все также безжизненна. Твари, которые, по обыкновению, выползали из разрыва прежде, давно перестали это делать. «Видимо смирились с тем, что им не прорваться», — думал аристократ.

Ведь любой мутант, едва появившийся в поле зрения, тут же лишался жизни. Чаще всего подрывался на минном поле. Если по какой-то причине монстру удавалось подойти поближе, то караульный включал сигнализацию и незваного гостя со стен расстреливали из огнестрельного оружия. Или же просто накрывали силой Знаков. Эффективнее всего была, конечно, Жаара. Хотя Лойнус, который позволял метать молнии, не сильно уступал огненному Знаку.

Галицкий снова опустил бинокль. Поправил антенну у телевизора. Попробовал включить звук. Не помогло.

— Зачем вообще рисковать и проносить сюда этот гребанный телик, если он все равно нормально не показывает? — ворчал одаренный.

В конце концов он предпринял еще одну безуспешную попытку настроить трансляцию. Ударил сверху. Изображение стало четче, но звук так и не появился.

Тогда психанул. Ударил еще несколько раз с боку, а потом просто выдернул вилку из розетки. Появилось жуткое желание выбросить маленький «Сапфир» в окно. Но нельзя. Когда вернется напарник придется объясняться. Именно он достал ящик. А другого такого на всей стене больше может не быть.

Галицкий выдохнул и снова поднес бинокль к глазам.

Лифт, который находился за спиной аристократа не работал. Хотя Лего уже должен был вернуться с пачкой «Беломорканала», которым можно будет развлечь себя, чтобы не заснуть до утра.

Штырь посмотрел на большие электронные часы, висящие на стене. Вспомнил во сколько ушел его напарник. Прикинул через сколько тот точно должен вернуться. Даже если пришлось обходить караульных во дворе.

Понимая, что у него есть как минимум пять минут, Святослав отложил бинокль в сторону. Подошел к стене. Сел на корточки. Засунул руку за радиатор и достал из загашника журнал.

Это был старый потертый «Playboy» 1996 года выпуска. С Ликой Стар на обложке и вырванными страницами в самом журнале.

Штырь замер еще на мгновение прислушавшись не заработал ли лифт. Но было тихо.

Тогда аристократ энергично вскочил на ноги, расстегнул ширинку и принялся перелистывать журнал.

В этот самый момент лифт поехал. Аристократ понял, что у него осталось три минуты и не стал терять времени.

Кабина, поднимающаяся наверх, своеобразно трещала на каждом этаже. Именно эти звуки позволяли заскучавшему одаренному, не отрывая глаз от обнаженных женщин, определять сколько у него осталось времени. За несколько ночей он уже успел выучить звуки лифта и знал, что трос скрипнет ровно два раза на предыдущем этаже.

Двери открылись ровно тогда, когда Штырь убрал журнал на место и теперь делал вид, что завязывает шнурки.

— Покурить достал? — спросил он, как ни в чем не бывало и выпрямился.

— Пришлось пару раз дать по морде Страусу, — ответил еще один аристократ, лишившийся своего статуса. — Этот бастард делиться не хотел. Он не Страус. Он Баклан!

Лего рассмеялся и бросил на стол все содержимое своего внутреннего кармана. Открытую пачку «Беломорканала», спички, монету номиналом в два рубля, три семечки и окровавленный кастет.

— Вот это спрячь, — Штырь взял кастет и засунул его обратно в карман своему напарнику. — Если дед найдет, нам крышка.

— Да я только отмыть хотел, — одаренный с когда-то выбитым глазом попытался оправдаться и взял в руки бинокль. — Если он найдет его в крови, вот тогда будет куда…

Лего вдруг замолчал.

— Че ты? — Святослав вставил сигарету в рот и прикурился. — Понял, что только одним глазом видишь? — ухмыльнулся одаренный.

— Твою мать, Штырь! — Лего убрал бинокль, протер единственный видящий глаз и снова посмотрел в него. — Твою мать! Бей тревогу, Штырь! Мы все просрали!

(обратно)

Глава 1 Друг человека

Бомж с изнанки целился в меня из пистолета и ухмылялся. Футбольные фанаты, стоящие вокруг били битами по стволам деревьев в определенном ритме, больше напоминающим барабанный стук на стадионе.

Сжимаю кулаки. Еще не решил хочу ли, чтобы Элаиза пришла сюда. Чтобы, угрожая моей жизни, работорговец заставил девочку привести ему в лапы генерала горцев. Но, кажется, выбора нет. Мама у него. Такой как Раневский и глазом не моргнет. Если я не буду слушаться, убьет ее и дело с концом.

— Ну! — хрипло прикрикнул бессмертный. — Зовем девчонку или как?

Тупик. Тупик, черт побери. Дам слабину и все. Будет сосать кровь до последнего.

— Да заткнитесь вы! — Раневский наводит пистолет на верхушки деревьев.

Выстрел.

Одна из ворон, сидящих наверху, падает в снег и истекает кровью.

— Кто это сделал? — орет бомж и ищет дулом виновного.

Один из фанатов — тоже с пистолетом в руках, — делает шаг вперед. Тогда Раневский, не задумываясь ни на секунду, пристреливает скинхеда. Тот падает без дыхания.

— Забыли главное правило? — вопит он. — Животных и птиц не трогаем!

Все молчат. Только сейчас я осознаю, что вороны каркают так, что оглохнуть можно. Поднимаю голову. Они облепили все ветки стоящих вокруг деревьев.

— Флорика? — шепчу я.

— Чего? — Раневский снова наставляет на меня пистолет.

— Ты знаешь где она? — громко спрашиваю я, запрокинув голову.

Вороны поднялись в воздух, закружились в вихре и улетели.

Это точно Флорика. Дала понять, что полетела за матерью. Теперь нужно протянуть время, и тогда цыганка найдет маму.

— Ты че, пацан? — бомж хватает меня за горло. — Крыша поехала?

— Я спрашиваю, ты знаешь где Элаиза? — смотрю вслед улетевшим птицам, а затем в глаза горцу. — Знаешь как ее найти?

Тот теряется. Не понимает в какую игру я играю. Но решает перейти сразу к делу.

— Знаю. Давай сюда свою руку.

Я медлю. Продумываю план. Как можно задержать бессмертного?

Но вдруг, меня начинает напрягать еще одна мысль. А что, если ошибаюсь? Что, если вижу то, что хочу видеть. Вдруг это не цыганка? Обычные вороны, испугавшиеся выстрела. И сейчас я совершенно напрасно могу поставить на кон жизнь матери. Поверив в иллюзию, которые могу создавать сам.

В этот самый момент одна из ворон садится мне на плечо.

— Че вам надо? — спрашивает бомж и тянется к птице.

Та кричит и взлетает.

«Этот точно Флорика», — проносится у меня в голове.

Улетела искать мать.

— Че там бормочешь, шкет? — хмурится работорговец и вглядывается в мое лицо.

Нужно потянуть время. Как только вороны вернутся, я буду точно знать, что мама в безопасности. Тогда с помощью Элаизы у нас получится дать отпор. Остановить эту толпу фанатов.

Протягиваю руку.

— Вызывай девочку.

Бомж с подозрением смотрит на меня. Тянет. Но жажда поскорее отомстить за что-то Амарину берет верх.

В конце концов он отрывает от меня взгляд и переводит его на ладонь. Проводит какие-то манипуляции. Кожу снова начинает жечь. Как тогда. Когда принцесса горцев хотела заставить меня открыть портал в школу.

Завеса разрывается через несколько секунд. Сразу в нескольких местах вокруг. Скинхеды и Раневский судорожно оглядываются, пытаясь отыскать глазами девочку-призрака. Но та появляется из неоткуда. Резко. Неожиданно. Виснет на спине сидящего Раневского, приставляя тому нож к горлу.

Если бы девчонка могла говорить, то сейчас высказала бы ему все. Прежде чем перерезать глотку. Но Элаиза молчит. Лишь надавливает на клинок, лезвие которого медленно врезается в кожу бомжа. Из раны уже течет тонкая струйка крови.

— Спокойнее, Ваше Величество, — улыбается Раневский и показывает трубку сотового телефона. — Мать пацана умрет, если я вовремя не позвоню прямо с этого телефона. Так что охлади свой пыл, принцесса. И перестань щекотать меня своей зубочисткой.

Элаиза переводит взгляд на меня. Я киваю.

— Мама у них. Они показали фото.

— Если убьешь меня, я просто вернусь за завесу, найду себе новую тушку и снова примусь за поиски тебя. А вот если умрет мать мальчишки… Такую потерю будет не восполнить, — работорговец противно ухмыляется.

Девочка призрак ждет пару секунд и спрыгивает. Прячет кинжал под белое платье. В скрытые ножны, закрепленные на бедре.

— Чего ты хочешь? — спрашивает она на языке жестов, не спуская с работорговца презрительного взгляда.

— Приведи мне этого сукина сына, — Раневский не обращает внимания на кровь, сочащуюся из раны на шее. — Ты знаешь о ком я говорю.

Элаиза поворачивает на меня голову. Я сперва подмигиваю ей, а затем шевелю губами, не произнося не звука:

— Цыганка улетела за матерью. Как только вороны вернутся, наши руки будут развязаны.

— Что ты там шепчешь? — Раневский хватает меня за пальто и поворачивает к себе.

Но я уже знаю, что Элаиза прочитала по губам все, что нужно. Никогда бы не подумал, что ее немота сыграет нам на руку.

— Закрой рот! Дайте ему один из шарфов! — приказывает Раневский и поворачивается к принцессе горцев. — А ты тащи сюда Амарина. Иначе, я клянусь, этому пацану и его матери крышка.

Элаиза посмотрела железным взглядом на бессмертного. Открыла портал и растворилась в нем.

Мы ждали уже час. Раневский успел однажды позвонить человеку, держащему мою мать в заложниках. Он отметился, что все в порядке. А еще через несколько минут уставился на меня.

— Что ты ей сказал, пацан? — спросил он. — Я все не могу выкинуть это из головы.

— Хорошо попросил достать для тебя горца, — с невозмутимым видом ответил я, подтянулся и бросил взгляд наверх.

Вороны все еще не вернулись.

— Я слишком долго живу на этом гребанном свете, чтобы поверить в лапшу, которую ты мне тут вешаешь, — он достал обойму из пистолета и проверил патроны. — Но, чтобы у тебя не было надежды перехитрить меня. Открою еще одну тайну.

Я вернул взгляд на Раневского.

— Если Элаиза в этот самый момент пытается отыскать твою матушку и совершенно случайно у нее получится это сделать, — он закашлялся и вытер рукавом под носом. — То в эту же секунду умрет твоя сестра.

Я не поменялся в лице, но внутри кровь прямо-таки забурлила.

— Ты же не думаешь, что мы забрали твою мать, а девчонку оставили без присмотра? — добавил работорговец.

А вот это уже плохо. Если маму могли привезти в город, то Машка находится «под присмотром» все еще в Питере. Иначе не смогла бы дозвониться до Клавдии Петровны. Или сказала бы, что возвращается.

Черт! Ее спасти не успеем. При всем желании.

— Разве ты не видишь, что у меня поджилки трясутся, — отреагировал я. — Все мои близкие в твоих руках. Если не буду слушаться, кто-то из них может погибнуть. Это я понял.

Бомж недоверчиво посмотрел на меня.

Снова наступило молчание.

Я придумал, как можно обезопасить Машку. Для этого мне нужен сотовый Раневского. И хорошая причина для того, чтобы он мне его дал. Но теперь — до тех пор, пока телефон не попадет мне в руки, — никак нельзя, чтобы Флорика вернулась.

— Ворона… — начал я, как бы смирившись со своим незавидным положением.

— Что ворона?

— Почему не трогаете животных? Что за правило?

— Смелости у тебя много, а ума еще нет, да? — ехидно ответил тот, кто держал меня в заложниках. — Ладно. Отцовских наставлений тебе не хватает. Так вот. Слушай.

Бомж прервался. В чаще хрустнула ветка. Он кивнул головой одному из своих людей и отправил того посмотреть. Сам же вернулся к разговору.

— У людей мозги есть, понимаешь? Позаботиться о себе в состоянии даже маленький ребенок. А вот животное не всегда. Вот что птица этому поганцу сделала, чтобы ее жизни лишать? — бессмертный указал на тело скинхеда. — Все могу понять в этом мире, а вот живодеров — никогда.

Помню адских гончих Раневского на той стороне. Знаю я таких людей. Они бессердечны ко всему вокруг, а мимо котика пройти и не погладить не могут. Вот мой шанс.

Я сделал паузу, чтобы мои следующие слова не показались подозрительными.

— Можно просьбу? — спросил я.

— Просьбу? — насупился Раневский. — Какую на хрен просьбу?

— Позвонить.

— Чего?

— Можно позвонить? — я поднял брови. — Мы тут похоже надолго. Все равно ничего не делаем. А у меня дома кошка не кормлена. Хочу позвонить одной бабуле. Попросить, чтобы зашла. Накормила. Раз уж у нас разговор зашел.

— Потерпит! — проворчал бомж.

— В чем сложность? — продолжал настаивать я. — Телефон я сломать не могу. Он нужен для того, чтобы ты мог звонить. А прошу всего один звонок.

— Я сказал — нет! — рявкнул горец.

Я глубоко вдохнул и опустил голову. Закрыл ее ладонями.

Пауза.

— А давно не кормленная? — спустя минуту спросил работорговец.

Я улыбнулся в свои ладони и показал лицо:

— А?

— Давно кошка не кормленная, спрашиваю?

— Пару дней, — солгал я и пожал плечами. — Думал сегодня успею, но…

Снова пауза.

Слышу, как бомж ерзает на ящике. Раздумывает.

— Ладно, — разродился наконец он и протянул мне сотовый. — Мы тут надолго. Звони. Только быстро. И если бабка к трубке не подойдет — твои проблемы, ясно?

Я закивал головой и взял сотовый.

Держу трубу в руках. Судорожно вспоминаю код какого-нибудь города. Москва. Самый популярный.

Набираю. Идут гудки. План работает. А заключается он вот в чем.

В эти времена деньги списывают с того момента, как только происходит первый гудок. Еще несколько лет пройдет, прежде чем начнут вести учет с момента соединения с абонентом. А междугородний вызов должен опустошить счет Раневского. На это и расчет. После этого дело будет уже за Флорикой и Элаизой. Потому что в следующий раз, когда бессмертному нужно будет совершить звонок, он не дозвонится. До людей, которые бдят за Машкой. Что мне и нужно. Однако до тех, кто сидит с мамой, тоже.

— Можно еще раз? — спрашиваю я, когда соединение прерывается. — Бабушка старенькая. Ей время нужно, чтобы дойти.

Раневский снова ерзает на своем ящике. За кошечку переживает. Но чтобы телефон долго был в моих руках не хочет. Видимо, боится, что позвоню в милицию или еще куда. Разбить не могу. Это он понимает. А вот подумать о том, что на телефоне могут кончиться деньги ни бессмертный, ни другие воскресшие души в телах скинхедов не могут. На той стороне сеть не ловит.

— Звони, — хрипит бомж.

Я снова набираю междугородний телефон.

Идут гудки. Обрываются на середине. Деньги кончились.

— Алло? Клавдия Петровна? Это Костя, — я делаю вид, что разговариваю по сотовому. — Простите, что разбудил…

Мое представление продлилось недолго. Очень скоро я вернул телефон Раневскому.

— Спасибо, — благодарно кивнул я.

Горец не ответил. Засунул трубку обратно в карман и закурил. Я выдохнул.

Теперь осталось дождаться возвращения своих боевых подруг. И желательно, чтобы они оказались здесь до того момента, когда Раневскому снова нужно будет звонить своему человеку и подтверждать, что с ним все в порядке.

Время бежало предательски быстро. Совсем не так как чертовы сорок минут во время уроков в школе в прошлой жизни. Я периодически бросал взгляд на свои «Montana» и понимал, что доверился тому человеку, который однажды уже предал меня. Хоть и был под гипнозом. Но сейчас другого выхода нет. Войны кланов не избежать. А вот генерала и своих близких я спасти все еще могу.

— Куда запропастилась эта девчонка? Уже без пяти, — работорговец убрал карманные часы обратно во внутренний карман своей шубы. — Если она не приедет через четыре минуты, я позвоню куда нужно, и мы попросим твою мать рассказать Элаизе, что нужно было поторопиться.

Пятьдесят семь минут. Пятьдесят восемь. Пятьдесят девять.

Раневский потянулся и достал из кармана сотовый.

— Ну все…

Мое сердце бешено заколотилось.

В этот самый момент до меня донеслось карканье. Стая ворон вернулась и облепила ветки над нами. Птицы кричали, подавая сигнал. Теперь я уверен наверняка. Это Флорика.

Работорговец поднял глаза. Снова прицелился в одну из ворон, не в силах нажать на спусковой крючок.

— Чертовы птицы, — проворчал он.

Задул ветер. Впервые вымытые волосы бомжа взъерошились. Окружающая нас толпа лысых принялась оглядываться по сторонам, чувствуя присутствие еще кого-то.

— А вот и наш блудный ребенок… — Раневский встал и принялся водить дулом пистолета направо и налево. — Выходи, маленькая дрянь! Иначе я прикончу всю семейку этого пацана.

Горец набрал номер на своем телефоне. Поднес трубку к уху.

Женщина на том конце объявила на английском языке, что на счете недостаточно средств. Но бессмертный делал вид, что слушает что-то важное. Хотя я понимал, что он осознает маленькое поражение и теперь готовится к нападению.

— Ах ты гаденыш, — пробубнил он, медленно опуская трубку и, в конце концов, отбросив ее в сторону.

— Сюрприз, — я пожал плечами и активировал магнетический доспех.

Вороны в небе над нами закружились и, превратившись в черный вихрь, опустились на землю. Когда дым развеялся, рядом со мной стояла цыганка.

— Сладкое яблочко, да не по зубам, — прошипела Флорика и подняла руки к небу.

Птицы слетелись с округи. Закружили над нами, ожидая ее приказа.

— Мама в безопасности? — спросил я шепотом.

— Клянусь тебе. Теперь я здравом уме.

— Тогда возьми на себя кого-нибудь, — я улыбнулся, указав на окружающих нас фанатов.

Те только рады подраться. Один из них уже затянул кричалку, которую остальные тут же подхватили.

— Он — российский, он — народный! Каждый знает — это так! Он — как рыцарь благородный! Наш кумир — родной Спартак!

Ветер задул еще сильнее. Теперь фанаты просто заорали, поднимая над головой биты, цепи и другие принадлежности для ближнего боя.

— Взять их! — приказал Раневский.

Флорика резко опустила руки и птицы пикировали на нападающих. Я дернул ладони на себя и вырвал пистолет из рук Раневского. Вместе с кастетами и цепями тех, кто планировал ими воспользоваться. Железо упало в снег недалеко от меня.

Птицы разлетелись.

Одаренные перевели дух и активировали свои щиты. Огненные, электрические, каменные.

Вот теперь точно нужна Элаиза. И где она? Чего ждет? Почему прячется?

Фанаты снова заорали и бросились на нас.

Создаю иллюзию перед первым бегущим на меня. Моя точная копия уходит в сторону. Тот бросается за ней и тогда мелькает силуэт Элаизы. Словно двадцать пятый кадр. После того, как я моргнул, девочка-призрак исчезает, а скинхед, хватаясь за горло, замертво падает в снег.

— Впервые рад твоему внезапному появлению, — хмыкнул я.

Улыбаюсь. Поворачиваюсь к Раневскому и иду прямиком на него.

Вокруг падают тела футбольных фанатов. Летают вороны, выклёвывая некоторым из них глаза.

— Ладно, пацан, — бомж снимает с себя шубу. — Переиграл меня. Ха-ха-ха! Кошку ему накормить надо! Ха! Ну? Что теперь? Убьешь?

Я взмахиваю руками. Коллекционные монеты вылетают из карманов. Кружатся вокруг. Так, что я могу разглядеть каждый профиль.

Один из серебряников вылетает вперед. На том месте возникает фигура аристократа. Я касаюсь его. Все тело пробивает электрическим током.

Раневский хочет убежать, но Элаиза снова оказывается у него на спине. Приставляет кинжал к горлу.

— Стой! — я останавливаю ее. — Есть идея получше.

Вокруг только бездыханные тела. Все фанаты мертвы. Остался один горец.

— Что ты задумал? — хмурится бомж.

Я снимаю с шеи крестик. Едва успеваю вытянуть перед собой руку и качнуть, как…

— Ну уж нет! — орет работорговец.

Душа Раневского вырывается из тела бомжа столбом света и исчезает в открывшемся разрыве.

— Проклятье! — я ударяю кулаком по стволу стоящего рядом дерева.

Загипнотизировать горца и заставить воевать на моей стороне было отличным решением. Вот только Раневский знал, что этим самым мы навсегда свяжем его по рукам и ногам. Поэтому предпочел лишиться оболочки и начать все заново.

— Я найду ублюдка и посажу на цепь, — Элаиза произнесла на языке жестов и спрыгнула с непонимающего ничего бездомного.

— Время будет, — ответил я и снова надел на шею крестик. — Сейчас нужно предотвратить кое-что по серьезнее.

— Поздно, — донеслось слева.

Я узнал голос цыганки и повернулся на него.

Флорика стояла у братской могилы с пейджером в руке. Взяла у одного из убитых аристократов.

— Что там? — я подошел ближе и выхватил у нее девайс.

— Война. Проклятая война! — зло зашептала цыганка. — Вот о чем говорила Донка в своих безумных приступах!

— Донка? — поморщился я и мой взгляд упал на экран.

(обратно)

Глава 2 Предъявите Паспарту

Протягивая мне пейджер Флорика говорила о войне кланов.

Одному из убитых людьми Раневского аристократов пришло сообщение о том, что с кланом големов разрывают все связи. Как я узнал позже, девчонка с татуировкой на щеке успела на местный телеканал и, угрожая сотрудникам расправой, заставила включить пленку.

Я мог бы постараться успеть к Галицкому и все объяснить. Рассказать, что роль Алдонина исполнял клон, а настоящий владелец фамилии давно на том свете. Вернее, на той стороне. Однако работорговец продумал и это. Еще один клон, сразу после трансляции ворвался в особняк Галицких и совершил покушение на главу клана. Только на этот раз от лица одного из людей Коломийцев.

Ярослав Игоревич отбился. И прикончил киллера. Однако вместо того, чтобы разобраться во всем и попытаться избежать тринадцатой войны кланов, он распространил фото убитого одаренного и предупредил всех, что так будет с каждым, кто посмеет угрожать големам.

В общем, как это обычно бывает, уже через несколько часов все зашло слишком далеко. Горели складские помещения, неизвестные грабили магазины, принадлежащие одному из воюющих кланов, отменялись крупные сделки, на въезде в город останавливались фуры и срывались в кювет. Царил хаос.

Однако император среагировал быстро. Люди из спецподразделений были подняты для восстановления порядка в городе. И у них получилось.

Только попытка примирить аристократов провалилась. Даже когда все детали подставного убийства стали известны, а все главы кланов собрались на официальную встречу в одном месте.

Ярослав Николаевич Галицкий просто не явился. Он только передал послание, что требует выдать ему виновных в поджоге нескольких принадлежащих ему парикмахерских. Но никто из аристократов не взял на себя ответственность. Так и закончилась эта встреча. Ничем.

Все понимали, что ни Яблоньские, ни Коломийцы, ни люди Германна и Райкина не спустят на тормозах. В разборках пострадала репутация многих. И шанс ее восстановить только один — победить в войне.

Так конфликт перешел в вялотекущую фазу. Все жители города сидели словно на пороховой бочке. Ожидая, когда она вспыхнет и все вновь полетит к чертям.

Что касается мамы, то Флорика действительно нашла ее. Но, как и намекнул мне когда-то Троицкий, прежде чем оставить ее у всех на виду, сперва следовало найти Санитара и сдать властям. А до того, я отправил ее обратно в Петербург. Только теперь у меня появились контакты их с Машкой, и я мог обеспечить своих родных. Вернее, это делал Нокиа по каким-то своим каналам. Но мне стало спокойнее.

Так уже в пятницу вечером я сидел в своей старой отремонтированной квартире перед теликом и размышлял о том, что мне нужно сделать в первую очередь. Потому что помимо проблемы Санитара, у меня до сих пор нет последней подписи в бланке. Накаленная обстановка в городе ничего не меняет. Клан нужно регистрировать. А значит пора заявиться на турнир.

Что касается других дел, то больше всего меня интриговала встреча с Островским. Он назначил мне ее уже на следующей неделе. Видимо, чтобы официально познакомить с загадочной гильдией Темных.

И все бы ничего, если бы не твари с той стороны. Говорят, мутанты огромными силами пошли в наступление на Казачьей Заставе. Одно радует. Фросю и ее брата по моей просьбе приняли в клан големов. Девчонку не лишили герба и ей не приходится сейчас сражаться там. На Севере. Но жаль, что больше она не учится со мной в школе и вынуждена ходить в вечернюю.

— Уже несколько дней на Казачьей Заставе продолжаются тяжелые бои, — освещала последнюю сводку ведущая программы «Время», Екатерина Андреева под сурдоперевод в нижнем правом углу экрана. — Это первое серьезное столкновение с тысяча девятьсот сорок пятого года. Когда монстры пытались прорваться за стену, вступив в схватку с ослабленными силами Российской Империи после Второй Мировой войны…

Лежащий на журнальном столике радиотелефон зазвонил. Я сбросил, чтобы дослушать новость.

— Напоминаю, что мутантам впервые за долгое время удалось подобраться к самой стене. Сейчас дело расследуют люди из БРМП. Выясняют причину, по которой прорваны сразу несколько линий обороны. Оплошность со стороны караульных предварительно является основной версией. Однако Защитники сразу в нескольких башнях не могли пропустить наступление. К делу подключили ОКЦЗ. Возможно, был еще один разрыв завесы с помощью которого мутанты и преодолели расстояние до самой стены…

Вдруг свет в комнате выключился и включился. Я повернул голову. У выключателя стояла Элаиза.

У нее был встревоженный вид. Не такой как обычно. Я убрал звук на телевизоре.

— Эл?

Девочка протянула руку.

— Началось, — сказала принцесса горцев, едва мы вошли в контакт.

— Второе Пришествие?

— Мутанты нашли способ разрывать завесу, — взволнованно произнесла она. — Битва у стены — отвлекающий маневр. Они готовятся напасть в тыл. Я пока не знаю куда. Но линию обороны они преодолели именно так.

— Значит ты пришла просить тела для горцев…

— Времени нет, Костя, — детский голосок разнесся по моему сознанию. — Какое-то время они еще будут прощупывать обстановку, но в один момент орда тварей вырвется на свободу. Мы должны быть готовы.

— Я почти зарегистрировал клан. До встречи с императором мне не хватает одной подписи. Осталось выиграть турнир, и я предоставлю тебе сильные тела.

Молчание. Девочка размышляет. Думает, стоит ли дать мне еще время.

— Когда ближайший турнир? — вдруг спрашивает она.

— Они проводятся каждую субботу в девять вечера. Сегодня какой день?

— Значит завтра, — ответила Элаиза. — Надеюсь, ты хорошо подготовился. Иначе утром в воскресенье я возьму все в свои руки.

Мне показалось, что глаза Элаизы блеснули во тьме, а в следующий момент контакт прервался. Немая девочка, стоящая передо мной, кивнула. Затем свет на долю секунды погас, а когда загорелся снова, в квартире уже никого не было.

— Кролик, позови Нокиа, — я плечом прижимал трубку телефона к уху, а освободившимися руками делал себе коктейль из яиц и молока взбивалкой.

— Босс! Рад тебя слышать! — даже не удостоверившись, что это действительно я, завопил в трубку Иннокентий.

— Нокиа, я готов заявиться на турнир.

— Ты же сказал, что тебе нужна еще пара недель?

— Обстоятельства поменялись, — яичная скорлупа упала в миску, и я еле выловил ее. — Я должен учувствовать уже завтра.

— Перезвоню.

Пока я тягал гантели, запивая самодельным протеиновым коктейлем, мой подельник перезвонил.

— Есть проблемка, босс, — я услышал прокуренный голос Иннокентия.

— Что за проблема?

— Говорят на завтра мест нет. Могу записать на следующую субботу.

— Нет, — я помотал головой, глядя на свое отражение в зеркале новенького трельяжа. — Нужно завтра. Где проходит турнир?

— Они всегда в разных местах. Я могу узнать, где будет завтра, но прорываться внутрь тебе придется самому.

— Узнай и скинь мне адрес на пейджер. Пожалуйста. Дальше разберусь сам.

Я сбросил вызов и кинул трубку на диван. Вернулся к гантелям и еще час занимался перед теликом, пяля «Гремлинов». И как эти куклы могли меня раньше пугать?

Перед тем как лечь спать, я принял контрастный душ и помедитировал. Дамир Шамильевич научил меня слушать собственное тело. И медитация оказалась одним из эффективных способов активировать Психо в теле.

Уснуть не мог долго. Все ерзал. Как перед экзаменом в школе или перед дальней поездкой. А когда отключиться наконец получилось, я все равно постоянно просыпался. Во сне проигрывал в турнире. Получал по морде и терял сознание. В общем, ночка вышла та еще. И встал я за несколько минут до того, как должен был прозвенеть будильник.

Глянул на пейджер. Нокиа прислал адрес, где сегодня состоится турнир. Жаль нельзя просто ввести данные в «Яндекс-навигатор» и узнать, где это место находится. Хм. Кажется, я придумал, какую идею нужно обязательно реализовать в этом мире при первой возможности.

Зазвонил телефон.

— Алло?

— Костян! Идем сегодня в игровой?

Я посмотрел на часы еще раз. В памяти всплыло мое обещание сходить с Серым в зал и поговорить с Жендосом. Вот только тогда я не знал, что в эту субботу мне будет не до игрового.

— Слушай, Серый…

— Ты не пойдешь, да? — перебил меня разочарованный голос друга.

— Тут появились важные дела…

— Да пошел ты!

Короткие гудки в трубке заставили меня прикрыть глаза и провести рукой по лицу.

Мое прошлое детство вот никак не вяжется с тем, что происходит сейчас. Но друзей терять нельзя. Выиграю турнир сегодня, а завтра разберусь и с этим.

До вечера я копил силы. Медитировал. Качался. Придумывал план, чтобы попасть на турнир. И уже в половину восьмого вышел из дома.

Это оказался старый добрый цирк. Через пару лет его снесут и на этом самом месте построят новый. Но сейчас он стоит. Окна завешены плотной тканью изнутри. На дверях деревянные таблички с надписью «НЕ РАБОТАЕТ». Еще бы. Турнир подпольный.

На всякий случай я дернул за ручку. Закрыто. Обошел здание вокруг в поисках черного входа. Но не нашел даже тропинки, протоптанной в снегу и ведущей прямиком внутрь.

— Черт… — выругался я себе под нос и достал из кармана замерзший пейджер.

Дыхнул на экран и еще раз прочитал сообщение от Нокиа. Сравнил адрес с табличкой на стене.

Совпадает.

Все время забываю, что я больше не в истинном мире. Наверняка вход существует. Только очень хорошо скрыт.

Я огляделся.

На парковке через дорогу стоит несколько иномарок. Это то, что нужно.

В этот самый момент рядом с остальными машинами припарковался еще один «Мерседес». Из-за руля вышел мужичек в кожаной куртке и спортивной сумкой в руках. Он прикурил сигарету.

Я сгреб с ближайшего сугроба снежок. Пошел в его сторону. Он не отрывал от меня взгляда до тех самых пор, пока я не остановился посреди дороги. Моего лица он не видел из-за той самой маски клоуна.

— Че те надо? — крикнул аристократ, заметив странного карлика.

Улица почти опустела. Все сидели дома в ожидании начала комендантского часа. В одиноком свете фонаря я, наверняка, смотрелся жутко.

Я молча замахнулся и кинул в мужика снежок.

— Эй! Ты че, придурок! — завопил он.

Но я просто сварганил следующий комок. Снова кинул в него.

— Еще раз, пацан, и я…

Следующий бросок.

— Ну все! Держись!

Мужик ринулся за мной.

Я от него. Вбежал во второй подъезд ближайшего дома. Спрятался за дублирующей дверью. Когда мой преследователь забежал внутрь и преодолел первый лестничный пролет, я вышел из-за двери. Оказавшись у него за спиной со своим крестиком в руках. Свистнул, заставив аристократа обернуться. Его взгляд зацепился за болтающийся на цепочке предмет.

— Ты один из участников турнира Морозовых? — спросил я как только понял, что гипноз действует.

— Да.

— Бои пройдут сегодня в цирке?

— Да.

В этот момент в подъезд вошла молодая женщина.

— Папа… Можно я еще немного погуляю? Ну, пожалуйста. Я обещаю, что сделаю все уроки и больше не буду надевать эту дурацкую маску…

Канюча, я дождался, когда дверь в одной из квартир выше, хлопнет и вернулся к допросу:

— Как попасть в цирк?

— Таксофон с торца этого дома. Он зачарован. Если встать внутрь будки и набрать цифры в определенном порядке, то сработает телепорт. Прямо в цирк.

— Давай номер.

Аристократ засунул руку во внутренний карман и достал оттуда записную книжку. Открыл нужную страницу и вырвал листок. Я глянул на номер и запомнил его. На всякий случай.

— Паспорт, — я снова протянул руку.

Загипнотизированный достал документ и отдал мне.

Можно было бы оставить одаренного в покое, но после того, как гипноз спадет, он может спутать мне все карты. А права на ошибку у меня нет. Сегодня я…Головин Владислав. Участник подпольного турнира Морозовых.

— Сломай себе руку, — приказал я, развернулся и вышел из подъезда.

Истошный крик донесся изнутри.

— До свадьбы заживет, — пробормотал я себе под нос и ускорил шаг.

Вскоре я притаился недалеко от нужной будки. Один за другим к ней подходили люди. Осматривались, прежде чем войти. Дожидались, когда вокруг никого не будет, а затем нажимали нужные кнопки на таксофоне и исчезали. Я проделал тоже самое.

Короткий разряд мгновенно перенес меня в помещение старого цирка. С арены доносилась песня 2PAC. В коридоре, тут и там, разминались бойцы. Некоторые были в одиночестве. Другие с собственными тренерами, которые подавали им полотенца, чтобы те вытерли пот. Но все, как один, смотрели вслед маленькому карлику в маске, проходящему мимо.

— Взнос тридцать тысяч! — стукнул по столу, сидящий за ним очень худой мужчина в костюме и очках. — Здесь не хватает!

— Я донесу завтра. Клянусь, — ответил мужичок в облезлой кожаной куртке с потертыми рукавами и в ботинках, подошва которых отклеилась от основания.

— Ты можешь не дожить до завтра! — рявкнул местный бухгалтер. — Вышвырните этого нищего и расскажите, что заявляться сюда без денег себе дороже.

К мужичку подошла охрана. Три амбала окружили несчастного. Двое взяли его под руки, а третий задвигался как чертов флеш. Его кулаки летали с такой скоростью, что едва можно было их заметить. Когда он остановился, амбалы отпустили бедняка и тот упал. Замертво? Один из охранников схватил нокаутированного за воротник кожаной куртки и потащил прочь. На полу осталась жирная алая полоса. Я встал в очередь.

Интересно, если я им не угожу, маленького пацана они тоже нокаутируют? Можно будет попробовать постоять за себя, но против троих я вряд ли вывезу.

— Кто последний? — послышался тонкий женский голосок слева.

Я повернул голову. Недалеко от меня стояла брюнетка в джинсовых шортиках — которые наверняка сама сделала из старых джинсов, — и с пирсингом в левой ноздре.

Я поднял руку.

— Карлик?

Кивнул.

— Немой что ли? За тобой буду.

Я снова кивнул и отвернулся.

Моя очередь подошла быстро. Охранники сняли передо мной цепочку. Я поправил маску и подошел к столу.

Бухгалтер Морозова какое-то время в тишине что-то считал на старом калькуляторе «CASIO». Затем маленькую стопку денег переложил к большой, поставил заметку в журнале и поднял взгляд на меня.

— Фамилия? — спросил мужик и снова опустил взгляд на свои записи.

Вместо ответа я положил перед ним несколько стопок наличных и паспорт.

— Головин? — спросил он, подняв на меня глаза.

Я кивнул.

— В следующий раз указывайте все свои…недуги, — он неопределенно помахал ручкой в воздухе.

Я снова кивнул.

— Карлик, да еще и немой, — усмехнулся он, сделав пометку в журнале и принялся пересчитывать деньги.

Я старался держаться спокойно. Хотя нервишки шалили. Ведь я собрался в теле ребенка одержать победу на этом турнире. И сказать, что слегка волнуюсь — ничего не сказать.

— Хорошо, — удовлетворенно произнес бухгалтер, откинувшись на спинку стула. — Всего достаточно. Остался последний момент. Покажи лицо.

Я был уверен, что без этого не обойдется. Но самый подходящий момент снять маску — именно сейчас.

Я дотронулся до аксессуара на своем лице. Его своеобразный запах почему-то особенно почувствовался именно в этот момент. Снял. Человек в пиджаке внимательно вгляделся в мое лицо, но не реагировал. Потому что видел там лицо Головина. Мужика с фотографии в паспорте. Надеюсь, иллюзия получилась что надо.

Мой взгляд лишь слегка скользнул по отражению в зеркале за спиной бухгалтера. Однако мне показалось, что девчонка, стоящая в очереди, пялится на меня. Я опустил голову.

— Гляди, реально карлик, — усмехнулся человек Морозова. — Надевай обратно свою уродливую маску. Посмотрим на что ты способен.

Я кивнул, забрал паспорт и пошел прочь.

Выдохнул. Я на турнире.

— Стой! — вдруг остановил меня все тот же голос.

Я развернулся.

(обратно)

Глава 3 Удар! Еще удар!

Я смотрю на бухгалтера Морозова. Затаил дыхание. Тот пристально глядит на меня.

— У тебя тут графа не заполнена, — сообщает он вдруг. — Прозвище? Под каким будешь драться?

Сегодня для всех я немой. Поэтому вместо ответа, я потянулся за записной книжкой.

— Не надо! — остановил меня мужик. — Будешь Паспарту. Хе!

Он самодовольно хмыкнул себе под нос и снова наклонился, чтобы вписать прозвище самого популярного карлика в эти времена в свою таблицу.

— Следующий!

Я пожал плечами и пошел готовиться к бою.

Ждать начала турнира долго не пришлось. Ровно в девять вечера тот самый бухгалтер стал распорядителем боев. Он вышел в центр арены с листочком в руках и объявил пары, которые будут сражаться друг с другом в первом туре.

— Бой номер пять! Паспарту сойдется в поединке с Йети…

Толпа взорвалась. Я тут же огляделся в надежде найти своего противника. Но мой взгляд не зацепился ни за кого конкретного. На зрительских местах сегодня собралось слишком много фриков.

Да. Некоторые бойцы одеты совершенно обычно — спортивные трусы и кеды. Но есть и такие, как я. Которые прибегли к усовершенствованию своих образов. Так я увидел женщину с наэлектризованными рыжими волосами, торчащими в разные стороны. Молодого парнишку с разукрашенным лицом. Он явно косил под зомби. Тут был даже дедок на ходулях и в домашнем халате. Хотя я сомневаюсь, что ему разрешат выйти на бой в таком виде.

— Ну а перед стартом турнира, Сергей Илларионович традиционно скажет пару слов.

Прожекторы с грохотом повернулись и направили свет на балкон. Молодой паренек, про которого когда-то рассказывал мне Германн, поднялся со своего места и оперся руками о перила.

— Рад всех видеть! — сказал он подростковым голоском. — По традиции. Боец, победивший в сегодняшнем состязании, получит право выбора. Забрать денежный призовой фонд или стать слугой великого рода кинетиков. Но главное. Все последующие участия в турнире, до первого поражения, будут для этого одаренного безвозмездными. Я уже не говорю о бесконечной любви публики.

Аристократ ухмыльнулся. Зрители, облепившие места вокруг арены, загалдели. Они принялись трясти пачками долларов в надежде сделать первую ставку.

Хм. Деньги или право стать слугой этого рода? И ни слова про желание. Ладно. Будем импровизировать. Но без подписи Коломийцев я сегодня отсюда не уйду.

— Ну все, — добавил аристократ. — Вы не слушать меня сюда пришли. Кровавых поединков!

— Кровавых поединков! — заревела толпа.

Далее бухгалтер Морозова по завету старых американских боевиков рассказал, что у нас есть одно правило — никаких правил. А затем объявил первую пару бойцов и пустил своих людей по рядам принимать ставки.

Лицом к лицу на арене сошлись два одаренных. Мужик по кличке «Зверь» в леопардовых трусах и шкуре этого же животного на плечах. Напротив него красовалась девчонка в джинсовых шортиках. Та, что заняла за мной очередь при регистрации. Ее представили, как «Лилу».

Как только ставки были сделаны, распорядитель боев ударил в гонг и битва началась.

Вопреки моим ожиданиям, одаренные не бросились друг на друга. Они сперва активировали щиты и не торопясь встряхнули кисти рук. У него каменный доспех, а у нее…непонятно. Маскируется.

Когда действие слишком затянулось, зрители принялись недовольно кричать и свистеть.

Тогда Зверь медленно подходит к девчонке, которая даже не удосужилась принять стойку. Дожидается, когда расстояние между ними сокращается настолько, что он сможет дотянуться до нее и бросается на жертву. Но девица отскакивает в сторону. Делает вид, что замахивается, но вместо того, чтобы нанести удар отходит еще на пару шагов.

Снова поединок превращается в вялотекущее действие. Лилу боится допустить ошибку, а Зверь ожидает подвоха, поэтому не идет в атаку. Осторожность — первое правило, которому и меня учил Дамир Шамильевич.

Морозов, сидящий на балконе, встает и два раза хлопает в ладоши. Тогда дрищ в пиджаке подходит к краю арены. Взводит руки и бьющихся окружает стена магического пламени. С каждой секундой кольцо огня начинает сужаться. Теперь дело пойдет активнее.

Зверь, нанося короткие прямые удары, идет на девчонку. Лилу ставит блок и пятится назад. В один момент останавливается, чувствуя жар от огня. Одаренный в леопардовой шкуре понимает, что пахнет жареным и набрасывается на жертву. Но девчонка, вместо того чтобы обжечься об огонь, поглощает пламя. Ее кожа покрывается красным и становится похожа на раскаленную лаву.

Понятно. Активировала огненный доспех, а когда дело дошло до стены пламени, поглотила чужую энергию и сделалась почти неуязвимой.

Лилу хватает летящий в нее кулак соперника. Зверь орет от боли. Каменный доспех трескается по всему его телу. Девчонка обхватывает кисть противника двумя руками и с помощью нескольких ловких движений забирается тому на шею, словно обезьяна на ветку. Наносит серию ударов по голове.

Зверь пытается стряхнуть с себя девчонку, но ее бедра так крепко сжимают его шею, что каменный доспех вот-вот рассыплется. Тогда одаренный падает на спину, ударяя Лилу спиной об арену. Толпа взрывается. Это будет покруче реслинга.

Но хватка девчонки не слабеет. Ее бедра до сих пор крепко сжимают шею противника.

В затянувшейся борьбе, Зверю никак не удается разжать ноги девицы. Каменная кожа одаренного покрывается тысячами трещин. Именно в этот момент он понимает, что проиграл и динамично стучит ладонью по полу.

— И в первом поединке выигрывае-е-е-е-т… — распорядитель пытается создать интригу, но быстро продолжает. — Л-и-и-и-и-л-у-у-у-у!

В большинстве своем толпа утопает в криках недовольных. Потому что многие ставили именно на Зверя. Но девчонке все равно. Она с ухмылкой оглядывает людей. Тыльной стороной ладони вытирает струйку крови с губы и уходит с арены.

Следующие три поединка не принесли сюрпризов. Чаще всего победителя можно было определить уже по внешнему виду. Жеребьевку специально устроили таким образом, чтобы самые сильные столкнулись ближе к финалу. Именно поэтому я не удивился, когда распорядитель боев вызвал Йети и на арену вышел громила, который в своих размерах не уступал големам, с которыми мне уже приходилось сталкиваться.

— Победитель последнего турнира — Йети! Он будет сражаться против новичка! Паспарту!

Прожекторы заскрипели и направили свет на меня. Я сглотнул.

Вот черт. Еще и победитель последнего турнира. Только мне могло так повезти.

Пока люди Морозова ходили по рядам и принимали ставки на бой с моим участием, я смотрел на своего соперника.

Йети. Этот громила получил свое прозвище не просто так. Гигант с лысой головой, но обросший густой порослью из волос по всему остальному телу, стоял напротив меня и жутко скалился. Отсутствие у него передних зубов не так сильно портило вид, как вмятина в его черепе. Видимо одаренный когда-то хорошо получил по голове, но даже не запарился над тем, чтобы попытаться восстановить округлую форму.

Абсолютно непонятно сколько в нем мышц. Потому что Йети больше похож на борца сумо. Может и техника такая же. Сейчас посмотрим.

Как только человек Морозова объявил начало поединка, громила активировал свой щит. Я не стал. Неизвестно как пойдет бой, но поменять доспех позже уже не получится. Психо может не хватить. Один из приемов, которому научил меня Дамир Шамильевич — сперва понять тактику противника, а уже потом действовать.

Громила не атаковал. Ждал, когда кожа на моих руках покроется доспехом. В его голове не укладывалось, что я могу и не хотеть делать этого. Но в один момент толпа засвистела и заставила его пойти в мою сторону.

Йети подошел ближе и взмахнул руками, чтобы схватить меня. Я увернулся. Может быть именно в этот момент он понял, что наш поединок не будет для него легкой прогулкой.

Подошел ближе и сделал очередную попытку. Я опять отскочил. Зрители засвистели.

— Второе правило, — говорил на одной из тренировок Дамир Шамильевич. — Не ведись на провокации болельщиков. У них свой интерес. Они пришли посмотреть, как кто-то кому-то набьет морду. Пришли сделать ставки. Но ты пришел за победой. Отключи посторонние мысли и сосредоточься на поединке. Когда ты одержишь эффектную победу, все забудут о том, что сперва ты заставил их ждать.

Так я и поступил. Несмотря на поднявшийся галдеж использовал свое преимущество. Маленький размер. И попытался вымотать противника.

Через пару минут — на этот раз, не дожидаясь сигнала от аристократа, сидящего на балконе, –распорядитель боев подошел к арене. Создал грозовую завесу. Молнии забили в пол вокруг нас, оставляя горелые пятна на поверхности импровизированного ринга. Как и в предыдущие разы, кольцо стало сужаться отправляя нас с Йети на встречу друг к другу.

Толку будет немного, если я активирую грозовой доспех и впитаю силу. Как это сделала Лилу. Я слишком мал, чтобы мой удар, даже усиленный щитом, доставил большие неприятности такой глыбе, которая при желании может просто порвать меня на части. Если еще дотянусь. Нет. Буду придерживаться изначального плана.

А план такой. Поймать момент, чтобы найти шестое чувство. Здесь, на арене, это вдвойне сложнее. Я могу закрыть глаза и открыть их только на следующий день. Но без этого преимущества победы мне не одержать.

Собравшись с мыслями, я сделал еще несколько уходов, затем резко закрыл глаза, отпустил мысли и прислушался к своему телу. Как тогда, на крыше дома.

Крики окружающей нас толпы утихли, и я почувствовал дыхание соперника. Услышал, как скрипнул пол под его ногой. Как поток воздуха хлынул слева. Я отклонился и не открывая глаз понял, что увернулся от удара. Восторженное ликование зрителей подтвердило, что все получилось.

Следующая пара неловких движений Йети дала мне понять, что я точно нащупал шестое чувство.

Не открывая глаз, я продолжил бой. Уклонялся от замахов, когда чувствовал, что в меня летит кулак. Кувырком уходил в сторону, когда великан пытался меня схватить. Каждый раз ощущая за спиной мощь электрических разрядов, я надеялся лишь не нарваться на завесу.

Очень скоро толпе наскучило мое представление. Люди стали снова освистывать меня. Я слышал это где-то позади остальных чувств. Но помнил урок тренера. А когда дыхание сумоиста стало тяжелее, я понял, что все идет по плану.

Я не знаю сколько прошло времени, прежде чем я активировал каменный доспех. Сосредоточил его на своих кулаках, а когда мой противник оступился, упал на колено и пошатнулся, я вылил на него всю мощь своих ударов. Разбив щит, я зашел за спину Йети и в прыжке ударил ногами. Тот улетел под поток молний. Когда подпалённый громила упал, в воздухе запахло горелым.

Лишь пара человек с ликованием поднялась с места, когда распорядитель боев объявил меня победителем, а тушу утащили с арены.

Карлик в маске клоуна и детском спортивном костюме «adidas» стал настоящим открытием вечера. Следующие два поединка я выиграл также не без помощи советов своего тренера. Шестое чувство, которому мы уделяли особое внимание, концентрация щита на определенных частях тела — это был редкий навык среди подпольных бойцов моего города. Именно с их помощью я дошел до полуфинала и теперь ожидал на арене, когда объявят моего следующего соперника.

— Дамы и господа! — Морозов снова поднялся и оперся на перила своего балкончика. — Зуев, дошедший до полуфинала, к сожалению, не сможет продолжать бой.

Толпа охнула.

— Оказалось, в наше время еще остались люди, которые могут позволить себе расплачиваться поддельными купюрами. Мы пресекаем это на корню. Чтобы впредь ни у кого не было желания обмануть нас.

Аристократ поднял ладони и хлопнул два раза. Моего несостоявшегося соперника вывели на арену. Избитого до полусмерти. Мужичок в очках и костюме, привязал его руки к бывшей страховке акробата, болтающейся сверху. Кивнул. Как только сигнал распорядителя боев увидели, веревка потянула за собой кверху тело Зуева и бастард подвис под самым куполом.

Жестоко. Но каждый кто заявился сегодня на турнир, понимал на что идет. По крайней мере, есть один плюс. Похоже, что в финал я прохожу автоматом. А это не может не радовать.

— Но вы пришли сюда за зрелищем, — продолжил Морозов. — Поэтому получите его. Выводите на арену соперника Паспарту!

— Ну вот, — хмыкнул я себе под нос. — А я только настроился на финал.

Вслед за овациями толпы несколько человек вывезли на сцену клетку, накрытую тентом. Что-то мне подсказывает, что моим соперником будет не человек. И, похоже, тут уже практиковали это. Потому что зрителей прямо распирает от предвкушения.

— Паспарту сразиться с настоящим мутантом! — возвестил аристократ и зааплодировал.

Все присутствующие повторили за одаренным. Тент сорвали. Я замер.

Внутри клетки с огромной скоростью по стенам бегала уродливая тварь из-за завесы. Она всего раза в полтора больше меня, но двигается так, что ни какое шестое чувство не поможет увернуться от ее челюстей. Если я не пойду в атаку, то она просто сожрет меня.

Старик — видимо один из щитников, — подошел ближе и создал прозрачный купол над ареной. Люди Морозова прошлись по рядам и приняли ставки. С помощью магнетического доспеха распорядитель боев на расстоянии выбил металлическую задвижку, которая сдерживала дверь клетки. Монстр вырвался на свободу.

Мутант остановился напротив меня. Тварь на шести тонких лапах, пригнулась ближе к земле, а ее три красных глаза становились с каждой секундой все ярче. Я чувствовал, что вот-вот она бросится.

Тактика, которой учил меня Дамир Шамильевич, сейчас не сработает. Нужно сразу активировать каменный доспех. Если тварь доберется до меня, то, по крайней мере, не убьет сразу.

Активирую щит. Прикасаюсь к тату на руке и в воздухе появляется огненный шар. Вообще на турнирах по Боевым Искусствам априори нельзя использовать Знаки. Но сейчас далеко не Боевые Искусства.

Толпа орет в предвкушении. Знает, что кто-то из нас сейчас точно умрет.

Мутант бросается на меня. Я отправляю ему в морду фаербол. Монстр пролетает сквозь огонь и получает апперкот в челюсть. Сейчас мне пришлось распределить доспех по всему телу, поэтому удар не получился слишком сильным. Но тварь все-таки отнесло в сторону.

Чудовище снова вскакивает на ноги. Встряхивает головой и издает истошный вопль. Но теперь я не жду. Пользуюсь случаем и набрасываюсь на тварь. Мы падаем на пол. Ее челюсти клацают прямо перед моим лицом. Но я размахиваюсь и ударяю ей прямо в пасть. Хватаю язык и делаю рывок.

Пальцы соскальзывают. Выдернуть язык из глотки хорошая идея. Мутант больше бы не поднялся. Вот только сил не хватило.

Зубы монстра грызут мою руку. Каменный доспех начинает рушится. Мне приходится бросить затею.

Большим пальцем левой руки я вдавливаю один из глаз твари. Та визжит. Я пользуюсь моментом и освобождаю правую руку.

Монстр тут же начинает извиваться подо мной. Переворачивается, встает на ноги и стряхивает с себя. Я отлетаю на приличное расстояние и ударяюсь о купол спиной.

Тварь снова истошно визжит и на этот раз набрасывается первой. Я успеваю перекатиться ей на встречу. Мутант пролетает мимо, ударяется о купол и оставляет на нем противный зеленый след. Тут же разворачивается и накрывает меня сверху. Я успеваю только схватить за шею монстра, чтобы тот не успел оттяпать мне часть лица.

Борьба продолжается уже несколько минут. В теле ребенка у меня совсем не хватает сил на то, чтобы выбраться из-под чудовища. Челюсти твари все ближе. Я перехватываюсь и вдавливаю в череп два оставшихся глаза. Монстр орет, но не останавливается. Его острые кривые зубы уже почти касаются моей маски. Я чувствую зловонное дыхание.

(обратно)

Глава 4 Слово аристократа

Зрители вокруг галдят. Жаждут крови. Монстр истекает зеленой жижей, но даже не думает сдаваться. Он делает рывок и впивается сквозь маску в мое лицо клыками. Я чувствую, как силы покидают меня. Каменный доспех вот-вот треснет.

Тогда я протискиваю в пасть твари сперва одну руку, затем вторую. Нащупываю язык у самого основания глотки. Что есть сил сжимаю его и дергаю на себя.

Тщетно. Из-за смятой маски уже ничего не вижу. Но делаю еще одну попытку. На ощупь. Упираюсь ногами в ребра твари и снова дергаю. Монстр в агонии соскакивает с меня, трясёт головой и мечется по арене. Я встаю, отбрасываю вырванный язык в сторону, поправляю маску, концентрирую энергию доспеха на кулаках и набрасываюсь на мутанта.

Всего пары ударов хватает, чтобы чудище замертво упало, а толпа заликовала. На этот раз многие поставили на меня. Поэтому восторженных криков больше.

Распорядитель боев подходит ко мне и поднимает мою руку.

— И в втором полуфинале побед-и-и-и-и-и-л… Паспарту-у-у-у-у!

Овации накрывают меня с головой и в этот самый момент сломанная маска клоуна срывается с моего лица и падает на пол. Под куполом цирка наступает тишина.

— Это ребенок… — проносится по рядам.

— Кто пустил сюда ребенка?

— Ребенок победил Йети и других сильнейших бойцов?

— Кто это?

— Как его зовут?

Я вырываю руку из хватки распорядителя боев и поворачиваюсь к балкону, на котором сидит Морозов. Вытираю кровь со щеки. Кажется на лице останутся шрамы от зубов этой твари.

— Меня зовут Константин Ракицкий! — на весь цирк заявляю я. — Больше нет смысла скрывать лицо.

Я наступил на сломанную маску клоуна.

— Вышвырните его отсюда! — рявкнул Морозов.

Но охрана успела сделать лишь несколько шагов в мою сторону, прежде чем туша твари, лежащей на арене, вдруг поднялась на ноги. Она встряхнула перебитой головой и преградила путь людям в черном. Я продолжил говорить:

— Четверо глав городских кланов уже дали свое разрешение на то, чтобы в нашем городе появился еще один клан. Мне не хватает только одной подписи. Коломийца. И я не уйду отсюда без нее.

Тишина. Никто не двигается и не издает звуков. Каждый боится навлечь на себя восставшего из мертвых зомби. Кроме меня. Кажется, я уже понял, как управлять мутантом.

— Пока вы не послали меня к черту, господин Морозов, прошу вас узнать у своих людей о том, где они взяли эту тварь, чтобы выставить ее на бой против меня, — я кивнул, позволяя одному из охранников подняться к аристократу.

В мои планы не входила битва с мутантом. Но то, что сегодня полнолуние и чудовища с изнанки потянуться за мной я понял незадолго до выхода из дома. По родимому пятну, которое проявилось на моем лбу. Но времени откладывать турнир не было, поэтому я придумал, как можно использовать мой темный дар во благо. А эти аристократы еще и подсобили. Выпустили на бой чудовище, которое после смерти стало моим защитником. Осталось успешно завершить переговоры.

— Вам уже донесли, что мутанта взяли прямо с улицы? — спросил я, когда охранник отпрянул от уха своего господина. — Думаю, вам также сказали, что снаружи целые полчища монстров. Как и эта тварь они будут защищать меня до последнего.

Тут я приврал. Но зомби очень показательно разинул пасть, а на пол вылилось приличное количество черной жижи.

— Я бы советовал не пытаться убить моего ручного питомца, — добавил я, когда увидел, что один из одаренных готовит огненный шар. — Вы видели, что однажды я уже сделал это. Однако он все еще жив. После очередного фаербола абсолютно ничего не изменится. Вы только разозлите его. Но, если хотите привлечь к себе его внимание, то…пожалуйста.

Я пожал плечами. С трибуны не ответили. Огненный шар испарился в воздухе.

— Здесь нет ни одного Коломийца! — со злостью в голосе ответил, наконец, Морозов. — Если хочешь получить подпись, тебе, так или иначе, придется приструнить этих тварей.

— Я пришел сюда не шантажировать вас. У меня есть деловое предложение.

Все зрители в старом цирке затаились. Лишь монстр, восставший из мертвых, рычал словно двигатель старой девятки.

— Вы сказали, что главный приз сегодняшнего турнира деньги или честь быть слугой вашего рода?

— Так и сказал.

— Пообещайте мне, что, если я выиграю финальный поединок, Коломиец поставит подпись на моем бланке. Согласится на то, что в городе появится еще один клан.

— Я уже сказал, что здесь нет ни одного представителя этого рода. Это обсуждай не со мной.

— Так позвоните ему. Пообещайте мне при всех свидетелях награду, которую я прошу. А деньги, в случае победы, можете оставить себе. Если проиграю, то вы ничего не теряете.

Морозов задумался. Мальчик под видом карлика выиграл многих сильных бойцов. Против него в финал выходит девчонка, которая тоже показала себя с самой лучшей стороны. Сложно оставить зрителей без такого поединка.

— Если вы отказываетесь, я могу уйти, — добавил я. — Тогда все, кто пришел сегодня на турнир не увидят главного боя дня. И, я думаю, будет правильно спросить у самих зрителей. Хотят ли они узнать кто сильнее. Лилу или Паспарту⁈

Я намеренно закричал, заводя толпу. И та тут же откликнулась шумными овациями.

Я знал, что это беспроигрышный вариант. Кто из людей, проводящих время на подпольном турнире, откажет себе в удовольствии увидеть, как сражается ребенок, побеждающий великанов, и девчонка? Все они пришли сюда, чтобы лицезреть финал. И сейчас именно эти люди диктуют условия, а не Сергей Илларионович.

Морозов нервно вырвал сотовый из рук своей жены и пропал из поля зрения. Его не было несколько минут. Толпа уже начала недовольно гудеть, когда аристократ вернулся.

— Хорошо, — сказал он. — Подпись главы моего клана в обмен на победу в турнире.

— Даете слово аристократа? — крикнул я.

Он секунду помедлил, но ответил:

— Слово аристократа.

Вот так. Зрители не позволят ему нарушить обещание. Это будет сильный удар по репутации всего клана. Я уверен. Теперь осталось только победить в турнире.

Я заставил своего ручного зомби зайти обратно в клетку. Распорядитель боев объявил перерыв. Чтобы все успели поставить ставки, покурить или заняться другими делами, прежде чем вернутся на трибуны. Я же подошел к девчонке, которая должна быть моим соперником в финальном поединке.

— Хорошо дерешься, — я встал рядом с растягивающейся Лилу и навалился на перила.

Та перестала тянуться. Вместо этого она замерла и посмотрела на меня взглядом хищницы.

— По твоей милости я должна драться с ребенком, — фыркнула она. — Чего тебе еще нужно?

— Спокойно, — ухмыльнулся я. — Я пришел предложить альтернативу.

— У?

— Давай устроим им представление? — я глазами указал на зрителей. — Сделаем вид, что деремся не на жизнь, а на смерть. Как в реслинге. А в конце поединка ты сдашься. Я получу то, что мне нужно, заплачу тебе сто тысяч и разойдемся.

— Что? Призовой фонд гораздо больше, — капризно произнесла она.

— Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Слышала такое выражение?

— Самый умный?

— Нет. Просто я видел, как ты дерешься. Но и ты видела на что я способен. Поэтому предлагаю заключить сделку. Вместо того, чтобы играть по их правилам. Сыграем по нашим.

— Вот ты говоришь что-то, а я лишь слышу лишь — бла-бла-бла, соглашайся на деньги, иначе я тебя отделаю.

Что же так не просто с женщинами? Специально же себя контролировал, чтобы не сболтнуть лишнего. А она все-равно подумала, что хочу ее ущемить.

— Ты не так поняла, — я поднял ладони. — Мне нужна эта победа. Я буду биться до конца. Вероятность твоего и моего поражения — пятьдесят на пятьдесят. Но я предлагаю договориться. Поделить победу поровну, понимаешь? Я получу подпись, а ты…ладно. Сто пятьдесят тысяч рублей. Согласна?

Девчонка задумалась и очень скоро ответила:

— Не верится мне, что у тебя есть такие деньги.

— А как, по-твоему, я заплатил за взнос? В любом случае. Тебе придется поверить мне на слово. Поединок вот-вот начнется.

Еще одна пауза.

— Ты состоишь в клане? — спросил я почти сразу.

Лилу посмотрела на меня.

— Очень смешно.

— Я спросил не для того, чтобы посмеяться. Готов гарантировать тебе место в моем клане если все выгорит. Защита. Привилегии. Новая жизнь. Да что я тебе объясняю. Ты же все знаешь.

Моя соперница не успела ответить. Распорядитель боев ударил в гонг и позвал всех на финальный поединок.

— Ладно, — сказала Лилу, когда мы заходили на арену. — Но только попробуй обмануть меня.

Я удовлетворенно кивнул.

— Обещаю.

Мы устроили на арене настоящее представление. Договаривались во время захватов, к кому сейчас перейдет инициатива. Я легко активировал шестое чувство и уклонялся от ударов девчонки. Атаковал сам, не жалея ее каменного доспеха. В конце концов я применил захват, после которого Лилу сдалась. Распорядитель боев подошел ко мне и поднял руку.

— Па-а-а-а-а-спарт-у-у-у-у-у! — объявил он победителя турнира.

Те зрители, которые ставили на мою соперницу, принялись кидать на арену мусор. Пустые банки из-под «PEPSI», пива, пачки из-под чипсов и все остальное. Но те, кто наварился на моей победе не уставали аплодировать. На своем балконе на ноги поднялся Морозов.

— Дамы и господа! — привлек он к себе внимание и заставил всех замолчать. — На сегодня турнир окончен. Но не торопитесь расходиться. Снаружи полчища тварей. Давайте сперва попросим нашего победителя открыть проход. Создать новый телепорт не так просто.

Просить подпись прямо сейчас бессмысленно. Даже если я открою портал и заставлю Сергея Илларионовича сходить за Коломийцем, толку не будет. Надо обсудить с ним все на берегу, а то весь клан до конца будет вставлять мне палки в колеса.

— Когда я могу прийти за подписью? — уточнил я.

— Завтра. Как и было обещано.

Получив ответ, я активировал магнетический доспех и несколько десятков монет закрутились в воздухе. Выбрал нужного мне духа и призвал его. Дотронулся, заставив исчезнуть. Вызвал тем самым изумленный вздох зрителей. Затем открыл портал и шагнул внутрь.

Портал вел меня на изнанку. В замок Ариадны. Там я увидел, как продвигаются дела с загоном для чудовищ и сообщил, что прямо сейчас приведу первую партию. Люди местной аристократки выстроились вокруг разрыва с автоматами и дождались, когда полчища монстров ринутся вслед за мной.

Пулеметные и автоматные очереди, магические фаерболы и стрелы сделали свое дело. Я увел монстров от цирка и теперь это были первые воины моей армии.

Мы провозились с тварями до самого утра. В конце концов приспешник Ариадны захлопнул дверь загона с монстрами и вытер зеленую жижу со лба.

— Аргнелий сдержит их, — сказал он и перезарядил автомат Калашникова.

— Угу, — ответил я озабоченно и отправился во дворец Ариадны.

Мы с императрицей и Тихомиром обсудили условия свежих поставок и строительство новых загонов. Только нарисовалась одна проблема. Я не успевал с такой скоростью зарабатывать деньги. Не говоря уже о том, что мне нужен не хилый взнос, чтобы зарегистрировать свой клан. И эта дорожка вела прямо к Нокиа. Но сперва я вернулся домой, привел себя в порядок и отправился в поместье Коломийцев за последней подписью.

Все местные таксисты знали, где находится квартал клана. И первый, кого я поймал, просто голосуя у дороги, отвез меня куда нужно. Я дал престарелому мужичку за рулем пятьдесят рублей и вышел из ржавой «Комби». Огляделся. На дороге, перед воротами дома, больше всего похожего на поместье Коломийцев, стояли Сергей Илларионович Морозов и глава его клана собственной персоной. Вадим Астафьевич. В окружении людей в черном.

— Так вот значит, как выглядит мальчишка, который портит жизнь взрослым дядям? — произнес мужик с длинной седой бородой и скрещенными руками на груди.

Он снял свои очки для зрения, протер линзы и еще раз оглядел меня с головы до ног. Когда я подошел ближе.

— Добрый день, Вадим Астафьевич, — я залез во внутренний карман пальто за бланком. — Я позвонил, прежде чем приехать для того, чтобы застать вас дома. А не беспокоить тем, чтобы вам теперь пришлось встречать меня у самого порога.

— Так даже лучше, — отреагировал аристократ. — Не люблю принимать гостей, от которых, по-хорошему, правильнее было бы избавиться.

Звучит как угроза. Но мне уже не в первый раз приходится разговаривать с теми, кто не горит желанием делить власть с одиннадцатилетним пацаном.

— Понял, — отреагировал я серьезно и протянул листок с ручкой. — Не буду вас задерживать. Вчера на турнире Морозова, я выиграл ваше благословение на создание собственного клана. И теперь приехал за письменным подтверждением.

Бородатый мужик сунул руки в карманы и кивком головы указал на заведенный лимузин, припаркованный у ворот.

— Давай сядем. Погреемся. Перекинемся парой слов.

Лишние разговоры меня сейчас совершенно не интересовали. Но я понял, что аристократ хочет что-то предложить. Отказать ему в возможности сделать это предложение будет невежливо. Да и сам Коломиец имеет хорошую репутацию. Поэтому я сел в машину вслед за главой клана.

— Ты очень необычный мальчик, Костя, — сказал Вадим Астафьевич, едва водитель покинул машину и захлопнул за собой дверь.

— Приятно получить от вас такую оценку, — непринужденно парировал я.

— Когда я впервые узнал, что за проникновением в мой дом стоит десятилетний ребенок, я сперва не поверил. Спустил всех собак на Германна. Но слухи о тебе среди аристократов продолжали распространяться.

— Мне жаль, что мы с вами познакомились после таких обстоятельств. Но я не мог прийти и сказать вам правду. Дух завладел телом моей сестры. Он читал мысли. Если бы хоть кто-нибудь узнал о моем плане, Маши могло уже не быть. Но я адекватно понимаю, что произошло вмешательство в вашу частную жизнь. Поэтому приношу извинения.

— Достойный поступок, — старик пригладил свою длинную бороду, налил себе стакан виски и пригубил его.

— О вас тоже ходят слухи.

— Правда?

— О том, что вы справедливый человек. Поэтому я не ищу в вас врага. Мне просто нужна ваша подпись и надеюсь мы будем хорошими партнерами в будущем.

Старик несколько раз хохотнул.

— Прости, Костя, — он вытер усы от капель алкоголя. — Сложно укладывается в голове, когда ребенок предлагает тебе быть партнерами. Но я уже почти привык. Поэтому давай перейдем к делу.

Я нахмурился, понимая, что подпись старик ставить не хочет. Хоть и ведет себя дружелюбно.

— У меня есть предложение, — сказал он. — Стань слугой моего рода. Я гарантирую тебе защиту, место в клане, большие ежемесячные отчисления. Дом в нашем квартале. До конца жизни ты можешь ни о чем не думать.

— А я слышал, что слуги ушли в прошлое. Мало кто сейчас принимает в семью нечистокровных одаренных.

— Мы хотим возобновить традицию. И ты будешь одним из первых.

— Очень заманчивое предложение, Вадим Астафьевич, — ответил я и откинулся на спинку сиденья. — Но у меня другие цели. Уже сейчас у меня есть герб. Я в шаге от того, чтобы быть с вами наравне. Спасибо, но…

— Костя, — спокойно отреагировал старик и провел рукой по своей бороде. — Ты же понимаешь, что никто не позволит тебе просто так стать главой собственного клана. Германн может и уйдет в сторону, но остальные сотрут всю твою семью с лица земли.

Меня всегда раздражало, когда кто-то не верил в мои силы. Вот и сейчас я начал выходить из себя от одного предположения аристократа, что меня уберут, как только захотят. Легко и просто. По щелчку пальцев.

— Понимаю, — я протянул бумажку и решительно добавил: — Но я не передумаю. Мы можем быть с вами партнерами. Или нет. Решать вам. Морозов дал обещание, что вы поставите свою подпись.

— Прости, Костя. Я не могу допустить этого.

Старик постучал в окно и опустил стекло. Кивнул. Я посмотрел сквозь лобовое стекло. Водитель, который все это время стоял рядом с лимузином, направился в сторону людей, столпившихся у поместья Коломийцев. Едва он подошел ближе, как достал пистолет и несколько раз выстрелил в Морозова. Тот упал на землю. Человек с пушкой сделал еще несколько контрольных выстрелов.

— Слово давал Сергей, — спокойно проговорил аристократ. — Сперва позволил обвести себя вокруг пальца, а потом подставил меня. В моем клане за такое не прощают.

Я до сих пор сидел неподвижно. Меня ужасала сама мысль о том, что спокойный, справедливый и адекватный человек, сидящий рядом, может так поступить. Но главой клана просто так не становятся. Это я узнал еще после того, как познакомился с Парфеновым.

— Ну так что скажешь теперь? — спросил Коломиец. — Подпись я тебе не поставлю. Даже если она каким-то образом появится в этом бланке, я никогда не позволю тебе жить спокойно и не оглядываться. Но спрошу еще раз. Станешь ли ты слугой моего рода?

(обратно)

Глава 5 Этому городу нужен герой

В тот самый момент, когда я смотрел на тело мертвого Морозова, что-то внутри меня щелкнуло. Крупные хлопья снега накрывали аристократа и в этой картинке перед моими глазами я увидел всю истину. Я понял, что, если хочу добиться справедливости в этом мире, то должен взять все в свои руки. Играть по правилам этой реальности. Теперь я достаточно силен, чтобы со мной считались сильные мира сего. И защитить семью это не главная задача. Нужно воспользоваться своим преимуществом и навести тут порядок. И тогда убью сразу двух зайцев.

— Вы не против? — спросил я и открыл дверь лимузина.

— Что? — Вадим Астафьевич поерзал на своем месте.

Я не ответил. Вышел из машины и сделал несколько движений рукой. Посреди улицы замерцал портал.

— Какого черта? — рявкнул охранник, стоящий с другой стороны автомобиля.

Он достал Макаров и прицелился в меня.

Я лишь издевательски улыбнулся. Выдержал паузу, чтобы все люди на улице посмотрели в мою сторону. И свистнул.

Тишина. Никто не понимает, что происходит. По какой причине я открыл портал и чего мы все ждем.

— Костя, сядь обратно в машину! — Коломиец приказывает мне, как одному из своих людей.

Я перевожу на него взгляд и теперь показываю ему свой полюбившийся в этом мире жест. Вслед за демонстрацией моего среднего пальца, из разрыва вырываются зомби.

Одна из тварей запрыгивает на капот лимузина и сминает его. Рычит, уставившись на того, кто грозит мне пистолетом. Остальные монстры бегут на людей, окруживших тело Морозова. Те пытаются стрелять в моих зомби, побить их магией, но все тщетно.

— Стоять! — приказываю я и твари замирают в нескольких шагах от людей.

Как и говорил Тихомир. Древние твари понимают наш язык.

— Я бы не советовал, — я указал на монстра, топчущегося на капоте. — Пока я могу их контролировать. Но я едва научился. Если вдруг что-то пойдет не так, они разорвут всех на части. Всех, кроме меня.

Охранник аристократа, держащий все это время меня на мушке, посмотрел на своего господина. Тот кивнул. Человек в черном опустил пистолет. Остальные люди аристократа, получив сигнал от Коломийца тоже опустили оружие. Я сел обратно в машину. Достал бланк и положил его на колени к Коломийцу.

— Вадим Астафьевич, — сказал я спокойно и щелкнул шариковой ручкой. — Должно быть вы не поняли. Но правила игры поменялись. Константин Ракицкий никогда не будет никому служить. Более того, он присмотрит за тем, чтобы все остальные вели себя хорошо. Хотите вы того или нет.

Я протянул ручку. Старик с длинной седой бородой не двигался.

— Прямо сейчас вы поставите свою подпись на этом бланке. Иначе все эти люди, включая вас, умрут. На ваше место придет преемник, и он все равно поставит свою подпись. Или тот, кто придет за ним. Я хочу сказать только, что это случится. Хотите вы того или нет.

Пауза. Я смотрю в глаза главы клана. Издевательски подмигиваю и складываю губы в трубочку, чтобы свистнуть. Но старик не дает мне этого сделать. Он вырывает ручку у меня из рук и ставит свою подпись. Теперь моя очередь также резко забрать у него заветную бумажку.

— И еще, — я заглянул к аристократу в машину, когда уже вышел из нее. — У вас есть семья. Бизнес. Никто не мешает вам наслаждаться жизнью. Но если вы решите проучить меня, у вас будет лишь одна попытка. И потом я приду за вами и отомщу.

Я хлопнул дверью лимузина и определенным образом свистнул. Зомби, рыча, попятились к порталу и сиганули в него. Не оборачиваясь на тех, кто мог прямо сейчас держать меня на мушке, я зашел в разрыв вслед за своими новыми питомцами.

Как же все поменялось. Едва у меня появился небольшой отряд слушающихся меня зомби, я почувствовал ту самую власть, которой добивался до сих пор. Теперь я не просто одаренный. Не просто мальчик, которому дали титул аристократа. Теперь у меня есть собственная армия бессмертных монстров. Второй вопрос в том, что я пока не знаю, как от них избавиться, когда все кончится. Но оставлю его на потом.

— Босс! — Нокиа развел руки в стороны, встречая меня в своем гараже. — Я слышал, что ты одержал эффектную победу!

Я положил справку по форме Ф-112 на стол так, словно она была комаром, и я прихлопнул ее.

— Десять миллионов. У нас есть эти деньги? — я поднял уставшие глаза на своего подельника.

— Нам бы пару месяцев, босс… — он почесал растрепанные сальные волосы на затылке.

— Нет времени, — я покачал головой. — Давай продадим несколько моих идей.

— Насколько у нас нет времени? — Нокиа поднял брови. — Когда нужны деньги?

— К понедельнику. Дольше не ждет.

— К понедельнику точно нет, — Иннокентий достал свой портсигар и выбил оттуда сигарету. — Но у меня есть один вариант.

— Говори, — я воодушевленно посмотрел на своего подельника.

— Работа для одаренного. Прежде ты отказывался, босс…

— Что за работа?

Нокиа подошел к железному шкафчику. Достал оттуда бутылку коньяка и стакан.

— Будешь? — предложил он.

— Забыл сколько мне лет? — я поднял брови.

— Я так. За компанию. Пойдем.

Мы вошли в коморку моего подельника. Он указал на стул, а сам сел к столу. Дыхнул в свой стакан, наполнил его, достал из-за уха сигарету, пригубил пойло и закурил.

— Это дело уже незаконное. В отличие от той детской шалости, на которую ты соглашался прежде.

— Говори. Что за дело? Если это не убийство, то переживу. Сейчас на кон поставлено слишком многое.

— Ладно, — Нокиа затянулся и откашлялся. — Слышал что-нибудь про Ходырева?

— Ходырев? — я прикусил нижнюю губу, пытаясь вспомнить фамилию. — Что-то знакомое.

— Это аристократ. Один из людей Галицкого. Недавно его загребли в кутузку. Якобы он поджег казино электроников. Во время всей этой заварушки между кланами.

— Я не вдавался в подробности, — я пожал плечами. — Он действительно виновен?

— Люди из его рода утверждают, что у него есть железное алиби. Но бабке Яблоньского все равно. Одаренные из клана жаждут мести. Нужен козел отпущения, чтобы слегка стабилизировать обстановку. Эта чертова война… Сам понимаешь.

— Ладно. Может он действительно не виновен. Что требуется?

— Семья аристократа хочет, чтобы кто-то достал его из тюрьмы. Если наказание будет менее суровым его отправят на Казачью Заставу. Но я слышал, что Яблоньские настаивают на заключении на долгий срок в изоляторе для одаренных.

— Значит такие деньги готовы заплатить только за то, чтобы кто-то вызволил его из тюрьмы? И все?

— Бинго! — Нокиа снова отхлебнул коньяка и затянулся. — Аристократ возвращается в семью, а смельчак, который его спас, получает десять миллионов. Дальше — их проблемы. Возиться с бывшим зеком необходимости не будет.

Я задумался. Тут есть несколько «но». Яблоньский мой хороший союзник. Если он узнает, что я вытащил аристократа, то будет жарко. Зато укреплю отношения с Галицким. Однако это все же не выход. Нужен третий путь.

— Нет, — я сказал вслух и помотал головой. — Вернее, я в деле. Но никто не будет знать, что я в этом замешан.

— Конечно, босс, — мой подельник поднял руки и в этот момент с его окурка сорвался кусок пепла. Он упал на штаны Иннокентия, заставил того выругаться и начать отряхивать одежду.

— Ты не понял, — я развернул стул и сел напротив Нокиа. — Мы должны создать образ. Конкретного человека, который вытащит Ходырева из-за решетки.

Мой подельник нахмурился.

— Бетмена смотрел?

— Кого?

— Ясно, — я махнул рукой. — Объясню проще. Нам нужен медийный образ человека, который защищает всех в городе. Робин Гуд. Тот, который за справедливость. Этот момент нужно хорошо продумать.

— Для чего? Ты не можешь просто что-нибудь придумать и вытащить этого аристократа?

— Если я вытащу аристократа и попытаюсь залечь на дно, то, рано или поздно, след выведет на меня. На тебя. Неважно. Но если мы выпустим на арену персонажа в костюме, маске и с какой-то одной родовой способностью, который возьмет на себя ответственность, то мы пустим электроников по ложному следу, понимаешь?

— Кажется… — Нокиа затушил окурок. — Пока они будут гоняться за твоей тенью, у нас уже появится клан и все вытекающие.

— Верно. Тогда нам будет уже все равно кто и что подумает.

Я вскочил со стула и, взъерошивая волосы на голове, заходил по коморке. Замер у стены. Остановил взгляд на потертом плакате с бегущим конем. Внизу был календарь на девяносто шестой год.

— Помнишь я тебе говорил, что на той автомойке мне нужна секретная комната для мопеда?

Я посмотрел на старика. Тот кивнул.

— У меня уже был подобный образ. Маска клоуна, спортивный костюм и мопед. Но сейчас их использовать нельзя. Почти все в городе знают, что карлик — это Костя Ракицкий.

Я задумался, вглядываясь в развешанные на стене календари. Мой подельник покорно молчал, не перебивая мысли.

— Кажется, есть идея.

За следующие пару часов я качественно продумал свое новое Альтер эго. И для воплощения этого образа мне понадобятся всего три монеты. Первая с духом, умеющим открывать порталы. Чтобы в любой момент я мог переместиться в наше логово, которое мы устроим в Санкт-Петербурге. Никто и никогда не догадается искать там. Вторая монета с духом клона. Я буду менять облик и превращаться в подростка, прежде чем ввязаться в какую-то историю. Никто в жизни не догадается, что за маской Такседо Маска скрывается Костя Ракицкий. А вот по поводу третьей монеты я еще не решил. Но она будет со способностью, о которой начнут писать в газетах.

Неуловимый мститель, появляющийся из неоткуда и исчезающий в никуда. Из неизвестного рода с прокаченной родовой магией. Эта личность решит многие мои проблемы. И первая из них — 10 миллионов на регистрацию клана.

Что касается внешности, то это будет грим. Всегда любил Стинга из реслинга. Белое лицо с какими-нибудь символами. Какими? Решу при первом нанесении. Гриндерсы, черные штаны и длинный кожанный плащ. То, что нужно. По крайней мере, до следующей зимы.

— Никто и никогда не должен узнать про то, что он это я, — я пристально посмотрел в глаза Нокиа и повторил. — Никогда.

— Я понял, босс. Я твой чертов дворецкий, — он рассмеялся и закашлялся.

— Я за монетами. А ты узнай, где сейчас находится Ходырев и договорись о встрече с его родными. Пусть готовят деньги.

Мой подельник подмигнул мне. Я открыл портал и отправился на изнанку.

На той стороне я встретился с генералом горцев. Амарин помог мне призвать Элаизу. Ветер поднялся внутри разрушенного фюзеляжа старого самолета, а через секунду голос девочки-призрака зазвучал в моей голове.

— Ты выиграл турнир? — спросила она.

— Эл? — я обернулся и нашел принцессу взглядом. — Вот ты где.

Принцесса горцев собрала морщинки на лбу.

— Выиграл? — повторила она вопрос.

— Выиграл, — ответил я и уселся на трон Амарина. — Но мне снова нужна помощь.

— Говори.

— Сможешь достать монету клона? Того, кто при жизни умел менять свой облик. У Георгия Вольфовича таких нет. У меня остался один вариант. Обратиться к тебе.

— Я умею чеканить монеты, но достать духа с нужной способностью нелегко. Тут по щелчку пальцев не получится.

— Но прежде ты же как-то находила духов?

— Через Раневского. Но после того, как работорговец сгинул из тела того бездомного, его дело встало.

— Раневский… — задумчиво пробормотал я себе под нос и зубами зацепил кончик ногтя на большом пальце. — Хоть объявление в газету не подавай. Или… У моей одноклассницы дед коллекционирует такие монеты. Может у него завалялась нужная?

— Есть еще один вариант, — голос Элаизы в голове заставил меня обратить на нее внимание.

— Какой?

— Не самый удачный. Но лучше, чем скитаться по городу в надежде случайно наткнуться на нужного духа.

— Не томи.

— У тебя с собой достаточно воды?

— Отправляемся в путешествие?

— Можно и так сказать.

Не углубляясь в подробности, я открыл портал и сгонял домой за рюкзаком. Взял все самое необходимое для похода по изнанке. Вернулся обратно в разбившийся самолет. Пригубил из полторашки воды и закрутил крышку.

— Я готов. Куда идем?

— По дороге расскажу.

Мы преодолели приличное расстояние, когда первые порталы в этом измерении начали открываться. До этого мы даже не разговаривали. Но теперь я мог выключить фонарик и не вглядываться под ноги. Страх провалиться куда-нибудь или запнуться об очередной обломок ржавой машины до этого был сильнее любопытства. Однако сейчас мне ничего не мешало узнать подробности нашего путешествия.

— Так куда мы идем? — спросил я. — Очередной аукционный дом?

— Когда-то эту сторону называли царством мертвых, — ответил детский голосок. — Но это не значит, что тут никогда не было жизни. Раневский и Ариадна не единственные жители изнанки, которые нашли себе тут пристанище.

— Уверен, что жизнь на этой стороне кипит, — хмыкнул я. — Это место по своим масштабам не меньше истинного мира, ведь так?

— Абсолютно. И Горин когда-то был первым, кто захотел удостовериться в этом.

— Горин?

— Кажется это где-то здесь, — Элаиза проигнорировала мой ответ.

Она резко остановилась и осмотрелась.

— Двадцать четыре шага от памятника Ленину в ту сторону. И будет примерно по центру. Между этим дорожным знаком и тем черепом динозавра.

— Черепом динозавра? — я разглядел вдалеке наполовину зарытые в песок останки какого-то животного. — Это с тех пор тут лежит?

— Да. Вот здесь, — снова не слушая меня, произнесла девочка-призрак и потопталась на месте.

Она нащупала края большого брезента, засыпанного песком, и потащила. Я помог.

Затем Элаиза упала на коленки и сгребла оставшиеся песчинки в сторону. Схватилась за что-то, встала на ноги и позвала меня:

— Помоги.

Я подбежал и потянул за металлическую ручку.

— Это что? Бункер? — прилагая усилия поинтересовался я.

— Типа того, — ответила бессмертная и крышка бесшумно рухнула на песок с другой стороны.

Я заглянул внутрь. Тусклый красный свет ламп освещал нам путь в тоннель. Под землю.

— Пойдем, — бросила Элаиза и не дождавшись моего ответа начала спускаться вниз.

Я последовал ее примеру.

Как только мы настигли дна и остановились перед большой дверью, я спросил:

— Я так понимаю Горина дома нет?

— В другом случае мы бы сюда не сунулись.

Девочка подошла к огромной двери с круглой ручкой и принялась крутить ее против часовой стрелки.

Как только мы оказались внутри, принцесса горцев подошла к генератору, стоящему на входе, и завела его. Свет в помещении загорелся, а в воздухе запахло бензином.

— Пойдем, — Элаиза гостеприимно раскрыла передо мной следующую дверь и пригласила внутрь.

Оказавшись в бункере, я по достоинству оценил золотые руки хозяина. Это был не просто погреб, непригодный для жизни. Это настоящий дом. С электричеством, умывальником, туалетом, телевизором с видеомагнитофоном и даже патефон на небольшом запыленном столике рядом с диваном.

Пока Элаиза что-то искала в соседней комнате, я подошел к проигрывателю и установил иглу на пластинку. Заиграла музыка. По комнатам странного бункера теперь разливалась какая-то старая песня Аллы Пугачевой. Даже не знаю слышал ли я ее прежде.

— Что мы ищем?

После небольшой экскурсии я настиг Элизу в соседней комнате. Девочка перебирала какие-то чертежи на столе.

— Карту изнанки. Вернее, расшифровку к ней.

— Существует карта изнанки⁈

— Почти. Горин пару сотен лет старательно ее вырисовывал.

Я воодушевленно оглядел кабинет, который больше похож на каюту.

На стене висит огромный холст с границами и непонятными обозначениями. Карта еще в процессе. Но больше половины нарисовано. На столе свечи, которые подожгла немая девочка всего одним движением руки. На полу опрокинутая бутылка портвейна «777» и разбитый граненый стакан.

— Горин давно тут не был, да? — спросил я, разглядывая карту на стене.

Я сразу нашел аукцион Раневского. Карикатура бородатого мужика и карлика с цепями. Это мог быть только работорговец со своим помощником.

— Ушел несколько лет назад и не вернулся, — холодно ответила Элаиза, перебирая бумажки на столе. — Скорее всего наткнулся на одну из тварей, которая, в конце концов, оторвала ему башку.

Что-то недоговаривает. За столько времени, я уже успел хорошо узнать девчонку. Ну да ладно. Мы тут по делу. Лезть не буду.

— Жаль, — наигранно посочувствовал я. — Иметь карту этого места пошло бы на пользу всем.

— Не сожалей, — голос девочки промелькнул в моей голове. — Он был не самым лучшим представителем человечества. Сейчас нам нужно просто разобраться в этих чертежах и узнать, где осел клан клонов. Расшифровать эти бумажки будет не так просто. Можешь пока налить себе…

В этот самый момент патефон в другой комнате щелкнул и заглох.

— Кажется, у нас гости, — хмыкнул я обернулся к выходу.

— Проклятье!

(обратно)

Глава 6 Старые счеты

Что-то в соседней комнате грохнулось на пол и разбилось. Следом я услышал еще несколько ударов. Кажется, в расход пошли телевизор и аквариум. Больше ничего стеклянного не помню, чтобы там видел.

— Элаиза-а-а-а! — заорал грубый голос и вслед за ним послышался очередной удар.

На этот раз разбился патефон. А жаль. Я думал заценить еще несколько пластинок. Обожаю слушать, как звучит винил.

— Выходи сюда, маленькая дрянь! — рычание мужика донеслось до меня вновь.

— Самое время рассказать мне подробнее о том, кто это, — хмыкнул я и прикоснулся к Знаку на руке. Пламя объяло мою ладонь.

— Горин, — ответила девчонка.

— Это я понял. Но ты, вроде как, его похоронила. Не расскажешь, что между вами произошло? И почему он воскрес? Может тогда нам не придется драться с тем, кого можно убить только оторвав голову.

— Боюсь, что слишком поздно…

Вслед за ответом принцессы в комнату ворвался настоящий гигант. Лысый мужик с короткой бородой. С татуировкой на пол лица. Одна рука давно отрублена, а вторая, прямо-таки, разрывается от накаченных мышц. Настоящая машина для убийства.

— Вот ты где, сучка! — прорычал он и размахивая кувалдой пошел в нашу сторону.

Так. Этот бугай сильно зол. Никакие убеждения сейчас не помогут. Надо сперва охладить его пыл.

Я активирую каменный доспех. Но кувалда летит в Элаизу. Девочка исчезает и появляется позади Горина. Тот разворачивается и без разбора вдалбливает инструмент в пол. Каменная крошка разлетается в стороны. Я еле успеваю прикрыть глаза рукой. Принцесса снова успела исчезнуть.

Горец оборачивается ко мне. Отбрасывает кувалду в сторону и хватает за горло. Поднимает над полом. Я сжимаю его запястье. Пламя в моих ладонях не берет его. У картографа тоже активирован щит. Ему ни по чем.

— Элаиза! — он тащит меня в другую комнату.

Это хранилище еды. Тут везде — на стеллажах вокруг, — консервы, банки с вареньем, соленьями, мукой, макаронами и другими запасами. Горин оборачивается.

— Элаиз-а-а-а-а! — ревет он от ярости. — Иди ко мне или, клянусь, я сломаю шею этому мальчишке!

Сломает. Ага. Меня в расчет этот горец явно не берет. Ну ладно. Сейчас дам ему понять, что зря.

Я уже хотел нащупать его палец, чтобы попробовать сломать, когда принцесса горцев снова появилась из неоткуда. Прямо перед нами. В центре расстеленного на полу старого советского ковра.

— Вот ты и попалась, — ухмыляется Горин и кидает меня прямо в полку с соленьями.

Я сильно ударяюсь о нее, но не чувствую боли. Щит выдержал. Только вот рассол неприятно заливается под одежду и разливается по волосам.

— Думала, что переиграла меня? — спрашивает горец и откидывает край ковра в сторону.

Я вижу на полу выжженные черные линии. Поднимаю глаза на девочку. Та молчит. Лишь ее глаза сильно светятся красным.

— Зиртхава, — зло пищит Элаиза у меня в голове. — Знак паралича. Я не могу сдвинуться с места.

Горец берет с одной из полок бутылку самогона и плюхается на пол. Зубами отрывает пробку и выплевывает в сторону. Отпивает. Сильно вдыхает воздух одними ноздрями и ударяется затылком о стену сзади. Ведет себя так, словно поймал добычу всей своей жизни.

— Теперь надо решить, как ее грохнуть, — вздергивает подбородок Горин, судя по всему, обращаясь уже ко мне. — Отрубить башку, как всем остальным нашим братьям?

Похоже картограф совершает ту же ошибку, что и многие. Принимает меня за маленького мальчика. Ну и не спешит разделываться со своим врагом. Наслаждается местью. Только вот за что?

— Что вы не поделили? — спросил я прямо.

Нужно попробовать уладить конфликт. Вроде теперь обстановка к разговору располагает.

— Значит стерва привела тебя в мой дом и даже не потрудилась рассказать, что делает со своими друзьями? — бессмертный снова отпивает из бутылки и указывает подбородком на отсутствующую левую руку. — Дружба с ней не заканчивается ничем хорошим. Тебе повезло, что я появился вовремя. Может дам второй шанс и отпущу тебя. Еще не решил.

Слишком уверен в себе этот гигант. Значит знает, что не сбежим. Бункер закрыл?

— Повреди символ на полу, Костя, — шепчет в моей голове Элаиза. — Тогда я снова буду свободна.

Я смотрю на Знак. Горин подошел к делу основательно. Не мелом нарисовано. Просто так не сотрешь. А пока я занимаюсь вандализмом, громила уже успеет отправить меня на изнанку. Только в другом виде.

Нет. Надо договариваться.

— Вы же понимаете, что без нее мы все обречены? — я начинаю издалека.

— Мне плевать, — картограф снова отпивает из бутылки и вытирает губы. — Я сполна наслажусь местью и избавлю мир от этой твари.

— Без шансов, — глаза бессмертной девочки еще сильнее светятся красным. — Он не отпустит меня по своей воле. Черт. Нужно было добить его тогда…

— Ладно, — Горин поднялся на ноги. — Пора и честь знать. Ступай, малец. А мы с Элаизой тут побалакаем.

Горец взял меня за шкирку и толкнул в сторону выхода.

— Ну! Иди! Пока я не передумал.

Понятно, что уйти я не могу. Значит выход остается только один.

Я закрываю глаза, чтобы поймать шестое чувство. Уже слышу, как осколки стекла хрустят под подошвой ботинок горца.

— Эй! Ты что задумал? — обращается ко мне бессмертный.

Я не отвечаю.

— Стой, — спокойно добавляет он. — Я на многое способен, но ребенка бить не стану. Хоть однажды эти принципы чуть не свели меня в могилу.

Я не открываю глаза. Не знаю, стоит ли доверять. Но, с другой стороны, если бы гигант хотел, то я был бы уже на том свете. Вернее, на этом. В общем, кажется, он настроен на диалог.

— Вы про Элаизу? — я открыл глаза, оставив попытки подраться.

— А про кого же еще? — горец подошел ближе к девочке, наклонился и посмотрел ей прямо в глаза. — Я считал ее близким человеком. Думал, что и она меня тоже. Но видишь, как вышло? Несколько лет в засаде сидел, чтобы ее сегодня врасплох застать.

— Что произошло?

— Тащи банкетки. После этой истории ты по своей воле ее тут оставишь. А я пока перекушу. Ужасно соскучился по нормальной жратве.

— Банкетки говорите?

С трудом вспомнив что значит это слово, я вернулся в гостиную и нашел глазами две небольшие тумбочки. Притащил по очереди. Уселся на одну из них. Кивнул Элаизе, чтобы она расслабилась. Главное, что у меня получилось вывести его на разговор. Теперь дело за малым. Включить дар убеждения и заставить гиганта освободить принцессу. Заодно узнаю побольше о ее прошлом. О том, что она когда-то предала одного из своих Эл не рассказывала.

— Ты не представляешь как я мечтал войти обратно в этот бункер и съесть малосольный огурчик.

Бугай, который сперва показался мне грозным, открыл банку солений и выловил из рассола овощ. С великим наслаждением откусил часть и принялся медленно пережевывать лакомство.

— Если бы я спустился сюда хоть раз, то девчонка не поверила бы в мою смерть. Не попала бы в капкан, — сказал он, усевшись на вторую банкетку и снова засунул руку в трехлитровую банку.

— Значит символ на полу здесь давно? — я решил занять паузу, чтобы не слушать, как он хрустит.

— Да. Я выжег его на полу на тот случай если кто-нибудь обнаружит мое логово и решит покуситься на еду. Именно она больше всего привлекает людей, попавших на изнанку и сумевших выжить.

— Проклятье! — капризный голосок Элаизы пронесся в моей голове. — Попалась в примитивную ловушку словно ребенок!

Я приложил палец ко рту, попросив ее помолчать.

Горин посмотрел на меня и нахмурился.

— Что она там болтает?

— Говорит, что попалась в эту ловушку, словно ребенок.

Я намерено сказал правду, чтобы вызвать доверие. Горец рассмеялся.

— А что? Разве ты не ребенок, Элаиза?

Молчание.

— Так и не хочешь со мной говорить? — спросил гигант и засунул в рот очередной огурец. — Ну да ладно. Я начну с начала, а ты поправляй меня, если что.

Он посмотрел на девочку. Она поджала свои губки, но не говорила. Очень интересно узнать, что между ними произошло.

— Я хорошо знал ее мать, — начал Горин. — Мы бились плечом к плечу во время Первого Пришествия. Крошили черепа тварей направо и налево. Только я не выжил. Вернее мое истинное тело усопло, и пришлось переселиться в первое попавшееся.

— Видимо вы решили начать прямо с самого-самого начала, — подметил я.

— Это важно. Иначе я бы сразу перешел к делу.

— Простите, — я извинился и положил локти на колени, превратившись во внимательного слушателя.

— Шли годы. Сотни лет. Наш клан был одним из самых влиятельных в мире. Не только потому, что мы бессмертные. Еще и потому, что с самого начала мы могли путешествовать между мирами и не бояться радиации здесь. На этой стороне. Как простые смертные.

— Еще тогда вам в голову пришла идея нарисовать карту изнанки? — я вновь заполнил жевательную паузу вопросом.

— Не только пришла. Уже тогда я начал ее реализовывать. Приходить на эту сторону и буквально шагами измерять пространство. В те времена не было ничего, что ускорило бы процесс.

— Понимаю, — я кивнул.

— Несколько сотен лет я покорно служил королеве. Пока она, насмотревшись на смертных, не решила зачать ребенка. Наследника чистой крови. Аристократа. Тем самым найдя способ побороть вымирание нашего рода.

— Я встречал Иннокентича. Он тоже рассказывал об этом. Говорит, что никто до сих пор не знает кто стал истинным отцом Элаизы.

— Каждый из тех, кто делил ложе с королевой думает, что девочка именно его дочь. Только ни у кого мозгов не хватает, чтобы понять, что мы также бесплодны в своих первородных телах, как и немы.

Он замолчал. Но услышать конец истории мне нужно было лишь для того, чтобы Горин подтвердил мои догадки.

— После того, как горец вселяется в другое тело он может говорить… — вслух сделал вывод я.

— Именно. И не только говорить. Он может еще и производить на свет маленьких аристократов, которые формально являются самыми что ни на есть чистокровными.

— Значит, — я посмотрел в глаза горцу. — Вы отец Элаизы?

— Лжец! — разнеслось в наших головах.

Это было так громко, что я схватился за виски и зажмурился. Горин, в отличие от меня, лишь добродушно рассмеялся.

— Именно после этой истории стерва сделала со мной то, что сделала, — он снова указал взглядом на обрубок руки.

— Эл? — я перевел глаза на принцессу горцев.

— Я чистокровная аристократка, — прошипела она, не открывая рта. — Я чудо природы! Моя мать и отец сражались в Великой Битве за Землю! И тот, кто лжет о моем происхождении, достоин смерти!

Эти слова слышал только я, но теперь мне стало все понятно.

Скорее всего Горин говорит правду. Элаиза стала темной именно потому, что родовая способность тела, которым владеет ее отец отличается от родовой способности горцев. Скорее всего вообще темные появились именно так. Из-за того, что баланс в этом мире нарушен и мертвые со способностями возвращаются в мир живых.

Я высказал свое предположение о происхождении темных вслух. На что тут же получил ответ Горина.

— С тех пор, как завеса между мирами живых и мертвых начала постоянно разрываться вообще многое полетело к чертям. Именно тогда мы снова вернулись к разговорам о Втором Пришествии.

— Значит порталы в комендантский час открывались не всегда? — уточнил я у первоисточника.

— Лазейки между мирами существовали. Через одну из них и я вернулся когда-то. Но этот ад с ежедневно открывающимися порталами случился позже.

Я не ответил. Задумался. Меня не оставляла в покое мысль о разрывах. Я уверен, что они стали возникать не просто так. Сейчас монстры чаще прорываются в наш мир тоже неспроста. Где-то притаился главный враг. Который и стоит за всем этим.

— Теперь понимаешь, что я не сделал девчонке ничего плохого? — спросил горец и, не дождавшись ответа, добавил: — А стерва оставила меня один на один с той тварью, которая и оттяпала мне руку. Знаешь, что именно она сделала?

— Догадываюсь, — пробубнил я, все еще погруженный в собственные мысли.

— Сказала, что он лжец! — вмешалась в разговор Элаиза. — И оставила его там.

— Она ранила меня. А потом оставила наедине с монстром. Истекающего кровью. Мне повезло, что тот, пережевывая меня, отгрыз только руку. Остальные части тела остались на месте. Хоть раны и жутко кровоточили.

Я поморщился, представив картину.

— Девчонка решила, что я мертв. С концами. Только я вот этими самыми зубами прогрыз себе путь на свободу. А жидкость в его проклятом желудке жгла так, что мне хотелось выть от боли.

Теперь картинка в моей голове сложилась окончательно. Однако это разногласие оказалось совершенно невесомым по сравнению с тем выводом, который я сделал.

— Вы же понимаете, что существует кто-то, кто управляет всей этой огромной армией монстров? — я внимательно вгляделся в татуировку на лице горца. Любят люди из этого клана набить что-нибудь на своем теле.

— Наверняка, — пожал плечами бессмертный.

— То есть понимаете? — я удивленно вскинул брови. — Понимаете и до сих пор преследуете цель отомстить своей дочери, вместо того чтобы попытаться спасти мир?

— Спасти мир? — рассмеялся Горин. — Ты слишком юн, мальчик, чтобы разговаривать со мной о таких вещах. Я прожил на этом и на том свете достаточно. И есть один вывод, с которым я никогда бы не стал спорить. Этому проклятому миру конец. Он ни за что не выстоит перед армией монстров. А вот девчонка, которая оставила собственного отца на съедение чудовищам прямо передо мной. И я могу сделать с ней все, что захочу.

— Армию монстров не победить. Но если найдем того, кто стоит за всем этим… — я обернулся вокруг себя в надежде зацепиться взглядом за что-нибудь, что ассоциируется со Вторым Пришествием, но, ожидаемо, ничего не нашел. — Битва, которая идет в это самое время у Казачьей Заставы тоже спланирована. Нужно отбросить в сторону ваши разногласия и сосредоточиться на главном. Предотвратить гребанный конец света.

Я надеялся, что мои слова хотя бы немного переубедили моих бессмертных друзей.

По крайней мере, сейчас они молчат. Значит надежда есть.

— Совершенно не важно за кем из вас правда. Отец вы с дочерью или чужие люди. Важно другое. То, что мы в состоянии объединить усилия и найти того, кто много веков пытается выжить людей с планеты. А самое главное, узнать зачем ему это нужно.

Снова молчание.

— А ведь мальчишка прав, — вдруг прервал тишину горец.

Он вскочил с места и с задумчивым видом вышел из хранилища. Вернулся спустя минуту с кувалдой в руках.

Я напрягся. Напрасно. Гигант сперва достал из кармана наручники и надел их на Элаизу. Затем схватился за кувалду и несколько раз ударил по выжженным линиям на полу. Оцепенение спало.

— Идите за мной. Я вам кое-что покажу, — он бросил инструмент и схватил девочку под руку.

Повел за собой. Я прошел следом.

Горец остановился у себя в кабинете. Приковал принцессу наручниками к радиатору под муляжом окна. Подошел к серванту и отодвинул его в сторону.

— Карта, которая висит на стене — пустышка. Направленная на то, чтобы отвлечь внимание от поисков настоящей драгоценности, — сказал он и дотронулся до замка на сейфе.

Бессмертный подобрал код и открыл дверцу. Достал изнутри запыленный тубус. Вытащил из него заламинированный лист ватмана. Смахнул все со стола и развернул карту изнанки. Я разинул рот восхищаясь работе, которую проделал Горин за несколько веков.

На карте изображены домики, люди, пропасти, всегда открытые двусторонние порталы и еще сотни различных обозначений.

— Вот, — горец указал на местность за Великой русской стеной, которая была помечена, как территория монстров. — Мы когда-то начали возводить Казачью Заставу, полагая, что очаг находится именно здесь. На севере. Но позже я наткнулся на очень интересное явление.

Палец Горина переместился на юго-восток.

— Аномалия? — я прочитал название вслух.

— Да. И то, что я там увидел полностью перечеркнуло все старания нашего клана…

(обратно)

Глава 7 Сердце изнанки

Если сравнивать карту, нарисованную Гориным, с картой реального мира, то эта аномалия находится прямо посреди Тихого океана.

— Так, — я почесал затылок, вспоминая последний урок географии. — Кажется тут находится Марианская впадина. Во внешнем мире. Или я ошибаюсь?

— Именно, — гигант провел по лицу своей единственной рукой. — Как ты понимаешь, на этой стороне никаких океанов нет. Сплошной песок и чертов пластик. И когда я дошел до края бездны Челленджера, то не смог пройти дальше.

— Там обрыв? — догадался я.

— В точку, — кивнул Горин. — Как я только не пытался измерить глубину бездны. Начал с простых грузов, привязанных к канату. Закончилось это тем, что веревка улетела вниз, а я даже не услышал звука, как фонарик достиг дна.

— Светили еще чем-то? Прожекторы?

— Ставил, — постучал по своему детищу картограф. — Не достает. В итоге я обошел чертову впадину вдоль и поперек. Нанес на карту, соблюдая реальные размеры аномалии и плюнул.

— Так, — я нахмурил брови. — А почему вы сказали, что горцы совершили ошибку, построив Казачью Заставу там, где она теперь? Как аномалия связана с мутантами.

— Самым прямым образом, — ответил гигант и открыл ящик стола.

Он достал и выложил прямо на карту несколько черно-белых снимков.

— Вот. Сделаны еще на старенький «Зенит», — сказал он и разложил фотокарточки передо мной.

Я пригляделся. В свете порталов можно разглядеть монстров. Целая толпа на втором снимке. Несколько тварей, цепляясь за край, вылезают из бездны на третьей фотографии.

— Значит у них там что-то типа улья? — я поднял глаза на горца.

— Угу. Я измерял размеры этой бездны не один день. Каждый раз располагался на ночлег и всегда в одно и тоже время монстры вылезали оттуда и разбегались по округе.

— Нюх у них так себе, — ухмыльнулся я. — Раз ни одна из тварей не заметила вас.

— Я их не боюсь. Если ты об этом. Пока есть оболочки, в которые можно переселяться, смерть мне не страшна. Поэтому я чертил защитный знак и спокойно ночевал под каким-нибудь камнем.

— И вы не сказали никому, что мутанты на самом деле лезут оттуда?

— К тому времени, когда я об этом узнал, от клана уже ничего не осталось. А если ты встречал Иннокентича, то знаешь в кого мы превратились. Большинству горцев нет дела до того, что чудовища на самом деле не за Казачьей Заставой. Вернее, не только за ней. Более того. Многие обрадуются, если им вдруг откусят голову и отправят мимо обоих миров.

Я хмыкнул и постучал пальцем по Марианской впадине. Прикинул сколько уйдет времени, чтобы добраться туда. И как спуститься вниз. Если матка всех этих мутантов засела там, то это отличный шанс избежать апокалипсиса. Только нужно придумать как туда попасть.

— Элаиза, — я повернулся к принцессе горцев. — Что думаешь?

— Думаю, что тебе пора меня освободить, — она поморщила носик. — Из органайзера выпала скрепка. Отвлеки Горина и передай ее мне.

Я сделал едва заметное движение глазами, выражая свое недовольство тем, что она хочет освободиться. Я уже почти уладил конфликт. Не хотелось, чтобы девочка все испортила.

Хотя не должна. Горин ведь еще не сказал нам, где можно отыскать клан клонов. И вообще этот картограф очень полезный союзник. Несмотря на свое желание убить собственную дочь.

— Я не убью его, — принцесса разглядела мое замешательство. — Но по-другому он меня не отпустит.

Еще несколько секунд потоптавшись на месте, я обошел стол и снова наклонился к карте. Краем глаза увидел скрепку на полу и наступил на нее.

— Что она сказала? — бессмертный внимательно смотрел на меня.

— Как можно к вам обращаться? — я посмотрел прямо в глаза горцу.

— Чего?

— Как ваше имя?

— А-а-а. Я понял. Хочешь убедить меня, чтобы я ее отпустил? — картограф пододвинул стул и уселся на него. Наклонился назад так, что две передние ножки оторвались от пола. — Идея убить того, кто там засел мне нравится. В конце концов, кто из мертвых не мечтает отомстить за свою смерть? Но я не говорил, что отпущу девчонку. Ты помнишь, что она со мной сделала?

— Можно на пару слов? Один на один? — я уперся руками на стол и поднял брови, намекая, что у меня созрело какое-то важное предложение.

Горец перестал раскачиваться на стуле. Он пораскинул мозгами, внимательно глядя на меня и встал. Еще раз посмотрел на принцессу и грузными шагами заступал к выходу.

— Ну пойдем, — сказал он. — У меня тоже есть что тебе сказать.

Я активировал магнетический доспех и толкнул скрепку к Элаизе. Развернуться и посмотреть насколько далеко она улетела возможности не было. Поэтому я просто пошел следом за гигантом, рассчитывая на то, что у меня все получилось.

— А Горин и есть мое имя, — говорил тот, направляясь к выходу. — Видимо, девка не рассказала тебе. Но Горин, Амарин, Самарин и другие имена горцев лишь со временем стали использоваться вместо фамилий. Несколько тысяч лет мы обходились без этих условностей. Род продолжать не можем, имена всем уже розданы. Как-то не путались. Пока простолюдины не расплодились настолько, что мы уже просто не могли обходиться без документов.

— Горин, — я опустил его экскурс в историю, остановившись в центре гостиной.

Горец развернулся.

— Ну? О чем хотел поговорить?

— Хотел извиниться, — сказал я.

Элаиза уже стояла за спиной Горина. Я видел ее. В своем белом платьице и с канцелярским ножиком в руке она глубоко дышала. Красные глаза ярко светились, а выражение лица источало всеобъемлющую ярость.

— Извиниться? — нахмурился бессмертный. — За что?

Он хотел обернуться, но не успел. В эту же секунду силуэт Элаизы замелькал вокруг горца. Девочка двигалась с такой скоростью, что я едва замечал ее. И чем больше проходило времени, тем ниже опускался гигант, не в силах стоять на ногах от нанесенных увечий.

— Стой! — закричал я, когда бессмертный упал на колени.

Вовремя. Девочка остановила лезвие канцелярского ножика прямо у горла картографа.

— Самое время остановиться, — я выставил руку перед собой и сделал шаг вперед. — Эл. Твоя ярость сейчас не поможет. Ты же знаешь, что душа Горина скоро найдет новое пристанище и вернется. Ваша война будет бесконечной. Самое время объединиться и покончить с тварями, которые угрожают этому миру.

— Что? — горец, стоящий на коленях и истекающий кровью, искренне удивился. — Так он не знает?

— Не знаю чего?

— Стерва может заточать души в монеты…

— Это известный факт, — хмыкнул я.

— Ты не понял, — он жутко улыбнулся. — У нее есть сила управлять душами. Управлять и даже убивать их.

Я посмотрел на Элаизу. Принцесса все еще держала нож у горла картографа и тяжело дышала.

Вспомнив историю Иннокентича, в которой он рассказывал, что принцесса убила собственную мать, я совершенно другими глазами посмотрел на девочку.

Сколько ей было на самом деле, когда это произошло? Потеря не могла не оставить отпечаток на душе призрака. Но теперь я мог разглядеть всю боль в ее глазах, о которой никогда не задумывался прежде. Однако разговаривать на эту тему сейчас не время. И не место. Малышка, итак, на взводе.

— Эл, — я подошел еще ближе и положил свою руку на ее ледяное запястье. — Остановись. Ты королева этих одаренных. Мы на пороге большой войны. Распри из-за того, что кто-то не считает кого-то своим отцом сейчас на руку только нашим врагам.

Я всегда мечтал о дочери. И сейчас, кажется, она у меня появилась. И вот впервые я должен подобрать нужные слова. Чтобы принцесса бросила затею оторвать голову своему возможному отцу.

— Давай узнаем, где искать клонов. Воспользуемся помощью горца, чтобы спуститься в Бездну Челленджера. А разберетесь потом. Когда все будет кончено.

— Если, — ответила девочка.

— Что?

— Если все будет кончено.

— Ну да, — согласился я.

Затем я приложил усилия, чтобы убрать руку Элаизы от горла Горина. Она поддалась. Тогда я забрал ножик и обнял принцессу. Холодная, как лед, она поддалась. Дрожала в моих объятьях. Хотя я точно знал, что она не чувствует холода.

Картограф закашлялся и рассмеялся.

— Вот так, — сказал он сквозь искусственный смех. — Несколько лет ждешь, чтобы проучить маленькую стерву, а потом сопляки разводят тебя, как доисторического старика.

Я отпустил Элаизу. Активировал каменный доспех и сосредоточил его силу в кулаках. С разворота врезал по морде Горину. Тот отключился. Я снова обнял девочку.

Прошло несколько часов, прежде чем картограф пришел в себя. Порезы на его теле уже затянулись. Он валялся на небольшом диванчике в своем кабинете. Я же изучал карту. А призрак сидела на краю стола, болтала ножками и точила карандаш.

— Проснулся? — я поднял голову, когда услышал, как заскрипел диван.

— Хороший удар, — заключил пришедший в себя человек.

— Это за стерву, — объяснил я причину своего поступка. — Элаиза все-таки ваша королева. Нужно научиться проявлять уважение. Кем бы вы себя ей не считали.

— Ладно, замяли, — Горин поднялся с дивана и растер скулу. — Я смотрю вы тут уже обосновались. Какие планы?

Я несколько секунд внимательно смотрел на горца. Хотелось понять согласен ли он на новые условия. Не захочет ли снова снести нам головы своей кувалдой.

— Пытаемся решить, как можно добраться до дна бездны и посмотреть что там, — ответил я наконец.

— И что нарешали? — однорукий засунул руку в карман.

Я напрягся. Но картограф достал всего лишь ручной эспандер и принялся сжимать его. Я выдохнул и сказал:

— Есть несколько идей. Но, возможно, какие-то из них вы уже пробовали.

— Например?

— Доспех воздуха. Хватит ли Психо, чтобы достичь дна?

— Такое я точно не пробовал. Если есть смельчаки, то это отличный вариант. Лично я не сунусь.

— Вот и из нас никто не собирается, — шмыгнул носом я. — Есть еще одна мысль.

Горин поднял на меня глаза.

— Элаиза. Она может перемещаться вне пространства…

— Это исключено, — прервал меня картограф. — Я пробовал договориться с одним заблудшим духом, чтобы тот спустился и посмотрел что там. Ради просвещения всего человечества.

— И? — голос принцессы раздался в головах нас обоих.

— Он не вернулся. Оказывается, местные духи обходят аномалию стороной. Говорят, многие из них уже канули в эту бездну.

— Проклятье… — выругался я и смахнул несколько крошек с карты, упавших с наточенного карандаша Элаизы. — Какие тогда остаются варианты?

Началось бурное обсуждение. На время него я вообще забыл о тех делах, которые ждали меня во внешнем мире. Спустя пару часов и не придя к консенсусу, я сдался.

— Так. Нужно взять паузу. Я попробую поговорить с еще одним человеком в истинном мире, — сказал я. — А вы поищите варианты здесь. И как только подвернется что-то стоящее — дайте знать.

— Правильное решение, — ухмыльнулся гигант и похрустел эспандером в своей руке. — Пусть гребанный конец света подождет. Я ужасно хочу принять душ.

— Но есть еще один вопрос, — я взял со стула свою куртку и выключил настольную лампу. — Нам нужна душа клона. Вы, случаем, не встречали одаренных из этого клана во время своих странствий?

— Редкие кланы после смерти держатся вместе, — помотал головой гигант, снова включил свет и направил его на карту. — Но могу вам помочь.

Мы с Элаизой наклонились ближе. Горин взял лупу и навел на маленькую закорючку на карте. Теперь там можно было разглядеть надпись. Явно нанесена с помощью магии. Невозможно писать так мелко.

— Лазер? — прочитал я.

— Это имя одного сумасшедшего, который тут поселился. Лет пятьдесят назад обзавелся оболочкой какой-то девчонки, но не обманывайтесь. На самом деле это мужик. Причем пугливый. Живет внутри старого фрегата, который вынесло на изнанку прямо с волн Черного моря. Лазер подвязал к мачте крохотный Знак на самом верху, наколдовал над ним долгосрочную Жаару и теперь его дом защищает огромная тень, нависающая сверху. Пройти за эту границу нельзя, а вот поболтать он может и выйдет.

Я встряхнул головой, пытаясь переварить информацию, которую выдал Горин.

— Так. А клоны здесь причем? Он один из них?

— Не, — бессмертный сдул очередную крошку с карты. — Он магический эмпат.

— Магический эмпат? — я повернулся к Элаизе, сидящей на краю стола.

— Одаренные, способные чувствовать, каким даром обладает человек. Я слышала, что они могут искать определенных людей, — ответила она.

— В общем. Если выбора у вас все равно нет, то я бы посоветовал наведаться к нему, — добавил картограф.

Мы с Элаизой снова переглянулись.

— Отсюда до Черного моря, как до луны, — разочарованно покачал головой я.

— У тебя есть фотография этого места? — принцесса обратилась к Горину.

Тот широко улыбнулся и подошел к столу. Подвинул мелкую в сторону и открыл ящик.

— Мы с тобой почти не успели пообщаться, а то, что я обожаю фотографировать ты уже знаешь.

— Не обольщайся, — огрызнулась девочка. — Я увидела там стопку фотографий, когда ты показывал монстров.

Но горцу было все равно. С довольной улыбкой он достал из ящика несколько альбомов. Нашел тот, на котором написаны определенные координаты в виде цифр и отыскал нужные фотографии.

— Вот. Мимо не пройдете.

Но фото нужно нам вовсе не для того, чтобы не пройти мимо. Теперь я мог открыть портал и прыгнуть прямо к кораблю.

— Это то, что нужно, — ответил я, забрал снимок и убрал его в карман. — Но пойдем завтра. Я уже на ногах не стою.

Никто не стал спорить. За день каждый из нас пережил не мало.

Я принялся собирать свои вещи, чтобы открыть портал прямо домой.

— Ладно, — вдруг заговорил Горин. — Если достанете горючее, я дам вам свой танк. Не придется тащиться через сотни километров по пустыне.

— Танк? — я даже слегка поморщился от недоумения.

— Ага. Из аргнелия, вплавленного в броню. Лучший вид транспорта в этом проклятом месте.

Конечно, ехать на танке я не собирался. А вот где горец держит такую бандуру мне стало интересно. И я удовлетворил свое любопытство.

— Этот бункер лишь одна из частей моих подземных тоннелей, — самодовольно ответил картограф. — Но не думайте, что я покажу вам остальные.

Хм. Было бы круто устроить здесь пристанище для моего Альтер эго. Но вернусь к этому вопросу позже. Горин явно не собирается отдавать в аренду свой дом.

Я открыл портал и под изумленный взгляд горца перенесся в свою квартиру.

Еще пару часов ходил по дому и от возбуждения даже не думал о сне. Потом мысли навели меня на то, что завтра в школу, а я даже не притрагивался к домашнему заданию. С новыми порядками это недопустимо. Поэтому я уселся за свой стол, открыл дневник с домашкой, где, ко всему прочему, увидел, что завтра важная контрольная и взялся за учебу. Раз все равно не спится.

Последнее, что помню — это открытый учебник по Созерцанию и параграф двадцать три под названием «Энергия солнца и как можно ее использовать». Проснулся от того, что Мотя лижет мне щеку. Оторвал лицо от тетради и протер глаза. Повернул к себе будильник.

— Сколько⁈ — вскрикнул я и откинул его в сторону.

Сгреб учебники и тетради со стола в портфель. Натянул школьную форму, насыпал кошке корма и рванул в школу.

— Костик? — тетя Фая, стоящая на крыльце, бросила лопату, схватила меня за руку и отвела в сторону. — Ты с ума сошел? — шепнула она.

Я выглянул из-за плеча гардеробщицы, пытаясь понять, не стоит ли в коридоре директриса.

— Валентина Рудольфовна на первом этаже. Ловит таких опаздунов, как ты, — добавила тетя Фая.

— Выходные выдались насыщенными, — я провел ладонями по лицу.

— Подожди до конца урока. Потом зайдешь к Светлане Викторовне. Я договорюсь с ней, чтобы она тебе справку выписала.

— Добрейшей души вы человек, тетя Фая, — ответил я. — Но не могу. Итоговая контрольная за четверть по Созерцанию сегодня. Если не сдам, меня не допустят к урокам после каникул.

Гардеробщица цокнула и пожевала губами. Я почесал затылок, пытаясь прикинуть, как мне попасть внутрь, не используя портал. Потому что за применение магии в стенах школы директриса точно не станет со мной церемониться.

(обратно)

Глава 8 Метка смертника

Я стоял на крыльце школы и судорожно пытался придумать что делать дальше. Каждая минута промедления лишала меня времени и возможности написать контрольную хорошо. А никакая иллюзия, идея о которой пришла мне в голову следом за мыслью открыть портал, не сработает. Как Клаус говорила? Рядом с такими одаренными, как Валентина Рудольфовна, силы покидают магов. Проще говоря, применив любую магию, я спалюсь.

— Без вас не справлюсь, тетя Фая, — я жалобно посмотрел на гардеробщицу.

Та прищурилась.

— Сможете отвлечь директрису? Я пробегу мимо нее и глазом моргнуть не успеете.

— Нет-нет-нет, Костик, — принялась шепотом отнекиваться она. — Я же работу потеряю, если попадемся. А мне внуков кормить надо. Сына. Он сейчас работу потерял. Еле держимся.

После этих слов появилось желание помочь тете Фае. Но подставлять ее, желание пропало. Надо разрешить все самому.

Обшарпанная стена школы так и шептала мне, что я должен сделать. Удариться и заявить, что на меня напали хулиганы. Поэтому и опоздал. Никому и в голову не придет, что ребенок способен сделать с собой такое. Никто не уличит во лжи. Кроме тети Фаи. Но она не сдаст.

Однако решиться на то, чтобы покалечить себя всегда нелегко. В тот раз, когда я пытался отделаться от Островского и взорвал бомбочку прямо в руках, пути назад не было. А сейчас как будто есть еще какой-то выход, который я не вижу.

Кто-то постучал в окно изнутри школы. Я сильнее прижался к стене.

— Валентина Рудольфовна? — гардеробщица подняла лопату. — Я сейчас. Почти весь снег сгребла.

Именно в этот момент я понял, что ждать больше нельзя.

Я повернулся к стене и ударился о нее лбом. Сильно. Так, чтобы наверняка. Гардеробщица взвизгнула, но я только приложил палец к губам, хотя уже чувствовал, как струйка крови побежала по лицу. Провел рукавом пальто по оголенным кирпичам в стене. Ткань не разорвалась, но след от мела и потрепанность появились. Последним штрихом была кучка снега, которую нагребла тетя Фая за десять минут моего опоздания. Я упал в нее. Затем встал и, напоследок, приложился рукой по выпячивающемуся кирпичу. Из костяшек на руках засочилась кровь. Ссадины что надо. Директриса никогда не поверит, что я сотворил это с собой сам.

— Только никому, тетя Фая, — сказал я и прошел мимо окна, из которого смотрела Валентина Рудольфовна.

Гардеробщица, лишенная дара речи, проводила меня взглядом. Так даже лучше.

— Ракицкий! — прошипела директриса, едва я успел открыть дверь и ступил за порог школы.

Я держался за лицо одной рукой и, услышав ее голос, пошатнулся.

— Что с тобой? — сурово спросила новая глава лицея.

— Подшибатели, — прокряхтел я, не отнимая ладонь с головы.

До сих пор непривычно выражаться словечками из детства, но по-другому не поверят.

— Все деньги забрали, — продолжал притворяться я.

— Как себя чувствуешь? — нехотя поинтересовалась беременная женщина.

— Нормально, — процедил я. — Пропустите, пожалуйста, на урок. Там контрольная по Созерцанию.

— Нет уж, — Валентина Рудольфовна взяла меня за руку и подвела к двери медпункта. — Пойдешь к Светлане Викторовне. А я поговорю с Ксенией Вадимовной. Напишешь контрольную на следующем уроке с другим классом.

Я пару секунд потоптался на месте. Дождался, когда директриса ещё раз кивнет и зашел в медпункт.

— Ракицкий? — блондинка с щербинкой между зубов подняла глаза от какого-то журнала у себя на столе.

— Хулиганы напали. Можете раны обработать?

— Конечно, — та вскочила на ноги, подбежала к стеклянному шкафчику и достала оттуда баночки с перекисью и еще чем-то. — Садись на кушетку. Я тебя осмотрю.

Медсестра попыталась спросить, что и как произошло, но я не охотно шел на контакт. Тогда она сдалась и в абсолютном молчании обработала раны. Когда я вышел в коридор уже прозвенел звонок, а по коридору носились школьники.

— Ракицкий! — Жанна окликнула меня, когда я пробегал мимо кабинета географии.

— Клаус! — я развернулся и махнул однокласснице рукой. — Давай потом поговорим. Мне нужно написать контрольную.

— По Созерцанию? — удивилась аристократка.

— Ага. Займу место. Валентина Рудольфовна разрешила мне писать с другим классом.

— С г?

Я остолбенел, услышав эту букву.

— С г? Черт… — подошел ближе к Клаус и мы отбили наше приветствие. — Может Кипяток сегодня заболел?

— Я бы не рассчитывала, — ответила аристократка. — Ты вон даже в таком виде приперся.

— Н-да. Пропустить эту контрольную никак нельзя. Придется перетерпеть его общество.

Я собирался уже побежать дальше, но Клаус меня остановила:

— У меня есть пара шпаргалок. Если нужно могу дать.

Я на секунду задумался. Вроде подготовился хорошо. Всегда старался самостоятельно выполнять домашку. Но уснул вчера раньше, чем дочитал все нужные параграфы. Вдруг, по закону подлости, выпадет то, что я не знаю.

— Давай. Шпаргалки лишними не бывают, — ответил я и мы зашли в класс.

— Фунтик! — заорал Калачевский, стоящий на стуле у доски и рисующий очередной шедевр, который учительница сотрет первым делом, когда войдет в кабинет после звонка. — Разве тебя еще не отчислили? Госпожа крыса-директриса выгоняет из школы и за меньшие проступки, чем пропуск контрольной.

— Завали, Ян, — я пошатнул его стул, чтобы напугать паренька. — Я сейчас ее пойду писать.

— Вместе с г? — расширил глаза тот, отпустив спинку стула

Но я не стал отвечать. Обойдусь без еще одного одноклассника, который напомнит мне про Кипятка.

Пока Клаус доставала шпоры, я поздоровался с одноклассниками. Тут был и Баконский, и Яблоньский, и Вантус с Герой, и остальные парни, строящие из себя взрослых и пожимающие руку.

— Тут по параграфам, — сказала аристократка, передавая мне листочки.

— Спасибо, Клаус. Никогда не забуду, — я хлопнул ее по плечу и вышел из класса.

К кабинету Созерцания подошёл вместе со звонком.

— Ксения Вадимовна, можно? — спросил я.

В классе уже царила гробовая тишина.

— Заходи Костя. Валентина Рудольфовна предупредила меня, что ты придешь. Садись рядом Егором.

Я повернул голову и увидел, что единственное свободное место действительно только за одной партой. Рядом с Кипятком.

Я медленно иду к своему месту. Под восхищенные взгляды девочек и ревностные выражения лиц парней я ступаю по вспученному линолеуму. Как Вовчик смотрит, а! Видимо так и не простил меня за тот случай, когда я заставил его испортить воздух при одноклассницах.

Я шел между первым рядом и вторым. Кипяток сидел на том же месте, что и когда учился в моем классе. За последней партой по центру. Он смотрел исподлобья и сжимал челюсти.

Кто-то подставил ногу на моем пути. Я не заметил. Споткнулся и грохнулся на пол. Весь класс заржал.

— Фефилов! — рявкнула учительница. — Это твоих рук дело⁈

— Вы что, Ксения Вадимовна? — сделал самый невинный вид хулиган. — Он сам упал. Клянусь вам!

Стоя на четвереньках, я глубоко вдохнул. В который раз мне приходится сдерживать себя, чтобы не набить морду Вовчику.

Ладно. Я может быть пожалею об этом, но он сам напросился.

— Костя? — не успев сменить тон, грубо поинтересовалась полная женщина с короткой стрижкой.

Я достал из кармана «Орбит» и украдкой зажевал подушечку. Всегда брал с собой жвачку на тот случай, когда не успею почистить зубы. Но сегодня она мне пригодится для другого.

— Да. Все в порядке, Ксения Вадимовна, — я отряхнул колени и незаметно достал разжеванную жвачку. — Голова кружится. Я только из медпункта, сами знаете.

Я посмотрел на учительницу. Та кивнула.

Тогда я пошатнулся и навалился на парту, за которой сидел Вовчик. Шепнул:

— Сам напросился.

— Все в порядке, Костя? — спросила учительница. — Может тебе все-таки на больничный?

— Все в порядке, Ксения Вадимовна! — теперь я оттолкнулся от парты, выпрямился и ни разу не пошатнувшись, дошел до своего места.

Все это время Кипяток сопровождал каждое мое движение презрительным взглядом. Он сидел на инвалидном кресле, которое занимало гораздо больше места, чем обычный стул. Но меня это не смутило. Я сел почти с самого края и достал двойной листочек с ручкой.

Удивительно, но Парфенов ни сказал мне ни слова. Он косился на меня, но вместо того, чтобы начать плеваться ядом, как обычно, он сосредоточился на задании.

Я поднял руку.

— Да, Костя?

— Ксения Вадимовна, можно вас? — я попросил учительницу подойти.

— Чего? — та встала рядом и бросила взгляд на мой пустой листок.

Движением руки, я попросил ее наклониться ближе и шепнул:

— Я не знаю стоит ли говорить вам, но у Вовы под партой прилеплены шпаргалки, — сказал я и подмигнул, обернувшемуся к нам Вовчику. — Я увидел их случайно. Когда упал.

Ничего не ответив, учительница подошла к хулигану, который поставил мне подножку. Засунула руку под парту и достала оттуда несколько шпаргалок, которые дала мне Клаус.

— Фефилов! — фыркнула она. — На выход!

— Чего? — недоумевающий Вовчик поднял голову.

Но Ксения Вадимовна была настроена решительно. Она взяла двойной листочек со стола и разорвала его.

— Два за контрольную, — подытожила она. — Ты свободен.

— Это не мои! — заканючил одноклассник Парфенова, указывая на шпаргалки.

— Я. Сказала. Ты. Свободен, — отчеканила она каждое слово.

Учительница стояла, гордо задрав голову. Вовчик попытался найти какие-то слова, но не смог. Перейдя от первой стадии принятия неизбежного сразу к гневу, он схватил портфель и вылетел из класса пулей. Хлопнул дверью так, что краска осыпалась с косяков.

— А вот это он зря, — обратилась ко всем остальным Ксения Вадимовна. — Теперь даже переписывать не пущу.

Мало кто из детишек догадался, что это я подставил хулигана. Может быть и сам Вовчик допрет до этого нескоро. Но даже если поймет, вряд ли его родители окажутся такими же как у Парфенова. Который, к слову, точно знает, что произошедший инцидент — моих рук дело.

— Вовчик дибил, — пробурчал Кипяток себе под нос.

— Чего? — я не поверил своим ушам.

Парфенов впервые говорил со мной и пытался унизить кого-то другого. А не меня.

— Я говорю, что этот дибил решил пойти с тобой на конфликт открыто. Не понимая, что проиграет. Как я когда-то. Но чтобы тебя достать нужно действовать умнее. Жаль, что я не сразу это понял.

Кипяток замолчал, а вот я напрягся. Это явный намек на то, что он что-то готовит. Но на этот раз строит из себя великого тактика.

— Че ты задумал? — спросил я прямо, собрав брови в кучу.

Но Парфенов лишь загадочно улыбнулся и продолжил писать на своем листе.

Со звонком я понял, что моя теория верна. За всю контрольную мой сосед по парте не проронил больше ни слова. Он закончил писать на десять минут раньше звонка, поднял руку и сдал работу. Затем его жужжащая коляска выехала из кабинета. Я увидел лишь короткое послание, нарисованное ручкой на парте и, кажется, адресованное мне.

Это какой-то круглый символ. Внутри много закорючек и латинские буквы. На Знак не похож. Да и вообще с тремя пальцами, которые остались у Кипятка на правой руке сложно нарисовать что-то подобное. Может это все-таки кто-то из учеников первой смены изрисовал парту?

На всякий случай я нанес символ на свою руку. Покажу Клаус. Может она что-то знает.

Оставшееся время до конца урока я посвятил исключительно контрольной. Написал десять способов с помощью которых можно увеличить запас сил. Рассчитал по формуле на какое время хватит Психо при активации воздушного доспеха, если мой рост сто пятьдесят три сантиметра, а вес сорок три килограмма. Результаты дали ответ еще и на другой волнующий меня вопрос. Что с вероятностью девяносто девять процентов, я не смогу достичь дна бездны Челленджера на изнанке, если активирую такой щит. Даже если увеличу запас сил с помощью самых распространенных способов.

Я задержался почти до конца перемены, чтобы перепроверить все еще раз и только потом подписал листочек, сдал работу и пошел на следующий урок.

— Как контрольная? — Жанна сидела рядом и перемещала «Чупа-чупс» из-за одной щеки за другую. — Шпаргалки помогли?

— Помогли, — хмыкнул я. — Правда не так, как мы с тобой рассчитывали. Но все же.

— Это как?

— Пришлось подкинуть их Вовчику. Судьба Кипятка парня ничему не научила. Теперь его ждет куча неприятностей из-за ненаписанной контрольной. Но это был лучший способ объяснить пареньку, что правила игры поменялись.

— Не понимаю, — Клаус приняла самый задумчивый вид. — Ты дал ему шпоры, и он не написал контрольную?

— Ксения Вадимовна выгнала его из класса за то, что тот, якобы, принес ответы на все вопросы. В общем, не забивай голову. Они же все равно вырваны из решебника по Созерцанию. То, что это твои никто не узнает.

Я достал учебник и тетрадь по математике. Поздоровался с проходящим мимо Солониным.

— Интересно, что с ним теперь будет? — задумчиво произнесла Жанна.

— С кем? С Вовчиком?

— Угу.

— Как-нибудь замнут. Никаких серьезных правил он не нарушил. Скорее всего отделается ремнем и выговором от родителей. Но у меня вопрос поинтереснее. Как думаешь с кем я сидел за одной партой на контрольной?

— Учитывая то, что никого кроме Вовчика и Парфенова из г-класса я не знаю, — она достала леденец изо рта и снова задумалась. — С Вовчиком?

Я помотал головой.

— С Кипятком⁈ — выпучила глаза одноклассница.

— Прикинь, — я задрал рукав и показал своей соседке по парте символ на левой руке. — Мне кажется он оставил это мне. Не знаешь, что это значит? Какой-то неизвестный Знак?

Глаза аристократки расширились. Она схватила меня за кисть и присмотрелась.

— Это похоже на метку смертника… — аристократка как будто до сих пор не могла поверить своим глазам.

— Что еще за метка смертника?

— Ты никогда не слышал?

Я пожал плечами.

— Тебе нужно больше читать, Ракицкий, — заключила моя одноклассница и помотала головой. — Я думаю он просто решил тебя попугать. Не может быть, чтобы Кипяток пошел на это.

— Так ты объяснишь мне что это такое или нет? — немного напрягшись, настаивал я.

— Остров сокровищ читал?

— Ну. Было как-то раз.

— Неизвестно существовала ли у пиратов такая традиция на самом деле или только одаренные могли ее вручать…

— Клаус, можно без предыстории? Что этот электроник выдумал на этот раз?

— Магия крови.

— Кто бы сомневался, — фыркнул я. — Как работает эта метка?

— Я не знаю, Ракицкий, — пожала плечами моя одноклассница. — Это запрещенная магия. Я вообще не понимаю откуда Кипяток берет все это. За хранение любой брошюры, где упоминается о ней, можно загреметь на север или в тюрьму для одаренных. А он черпает все эти знания, как будто у него есть собственная библиотека.

— А как ты поняла, что это за метка?

— Вот. Видишь этот символ. Он обозначает принадлежность к магии крови. А вот это слово с латинского буквально переводится, как метка.

Прозвенел звонок и в класс зашла математичка. Это заставило нас прервать свой разговор. Но, похоже, Клаус больше ничего нового и не могла мне рассказать. Остается только один выход. Поговорить с самим Парфеновым и узнать про эту метку смертника. Пока все не зашло слишком далеко.

На следующей перемене я побежал к расписанию. Узнал в каком кабинете г-класс и нашел его. Вовчик сидел на своем месте и, едва заметив меня, вскочил со стула.

— Тебе чего…

— Где Парфенов? — прервал я своего нового недоброжелателя.

— После школы тебе стрела, понял? — не унимался Вовчик. — Если не придешь, я сам тебя найду и…

— Кто знает где Парфенов? — крикнул я, не обращая внимания на Вовчика, как будто тот был призраком.

— В столовке! — выкрикнул кто-то из девочек.

— Спасибо! — ответил я и побежал на первый этаж, даже не оглядываясь на школьника, который, краснея от ярости, продолжал что-то кричать мне вслед.

В столовой непривычно тихо. Как и всегда перед тем, как тетя Люда и другие повара отправятся по домам. Лишь мойщица гремит алюминиевыми вилками и ложками в своей небольшой коморке. Парфенов сидит у окна и ест ватрушку с картофелем. Увидев меня, он кладет выпечку в тарелку, вытирает губы салфеткой и пристально смотрит.

Я прохожу через всю столовую и сажусь напротив своего заклятого врага.

— Пора поговорить, Егор, — я стучу пальцами по столешнице.

Мальчишка смотрит холодным взглядом и не отвечает.

— Наша вражда слишком далеко зашла. Знаю, следовало сделать это раньше. Но я был так ослеплен местью за сестру, что не мог через себя переступить. Каждый из нас…

— Поздно, — перебил меня мальчишка.

— Поздно для чего?

— Для мира.

— Я понимаю, что ты…

— Я серьезно, — снова не позволил мне договорить Кипяток. — Один из нас должен умереть. Иначе эта магия не работает.

(обратно)

Глава 9 Все в одной лодке

Как часто менялось мое отношение к той или иной ситуации в течение обеих своих жизней? Сегодня я мог ненавидеть учительницу, а завтра, после того как она осталась со мной наедине и спросила, как у меня дела, я менял свое мнение. Вчера я мог любить кошек и ненавидеть собак, а потом мопс, лизнувший меня на прогулке в ногу, заставлял влюбиться в него.

Вот и сейчас я смотрел на Кипятка и понимал, что пора заканчивать.

Сперва мне хотелось просто поставить выскочку на место. Как маленькому мальчику воплотить свою детскую мечту. Потом я жаждал мести. Мечтал о том, чтобы упечь парня на Казачью Заставу, где его научат быть человеком и у него будет достаточно времени, чтобы подумать о том, что он сделал с моей сестрой. Теперь же я просто отбивал подачи. И в суете навалившихся дел не понимал, что в этой игре нет победителей. Все что мы можем сделать это испортить друг другу жизнь еще больше. А Парфенов пошел дальше. Он выбрал поставить на кон все. И от этого мне стало паршиво. Как я буду чувствовать себя, когда электроник загонит себя в могилу? Удовольствия от этого я точно не получу.

— Так, — я протер глаза и помассировал виски. — Давай не будем забегать вперед. Просто поговорим, ладно?

Кипяток взял стакан с чаем и пригубил.

— Я уже все сказал тебе, Фунтик, — хладнокровно ответил он, не желая идти на контакт.

Но сдаваться нельзя. Если и я поддамся эмоциям, то допущу смерть мальчишки. И что-то мне подсказывает, этим мальчишкой буду не я. Черт. Никогда бы не подумал, что мне придется спасать Кипятка.

— Ты помнишь с чего все началось? — спросил я.

Парфенов бросил ватрушку, коляска зажужжала и повезла его к выходу.

— Обычная стрелка, — громко продолжил я. — И сколько жизней она испортила! Ты еще помнишь Кирилла?

Коляска остановилась.

— Тварь, которая убила его — вот наш главный враг, — напирал я. — У тебя еще есть жизнь. Есть живые мать и отец. Ты еще можешь все исправить. Подумай сколько горя ты принесешь в семью, если метка смертника убьет тебя, а не меня. Подумай о своей матери, Егор.

Коляска снова поехала. Я вскочил с места, обогнал ее и остановил, упершись руками в подлокотники.

— Сейчас ты находишься в той точке, когда все еще можно исправить. Уйдешь и конец. Подумай, ради чего ты хочешь сделать все еще хуже? Ради мести? По-моему, мы доставили друг другу достаточно проблем.

Колеса коляски закрутились еще быстрее. Так, что в воздухе запахло горелым. Может это и с кухни.

— Отпусти! — прорычал Кипяток.

Я отошел в сторону. Инвалидное кресло сорвалось с места, наехало на порог и перевернулось. Аристократ распластался на полу в коридоре и застонал.

— Давай помогу, — я выбежал из столовой и наклонился к мальчишке.

— Отстань! — отмахнулся он.

В этот же момент прозвенел звонок. Я огляделся. Ни одного школьника вокруг. Все убежали на уроки. И мне следует сделать то же самое. С новыми правилами опоздание жестоко карается. А тут еще и сам потерпевший не желает получать от меня помощь.

Я засунул свою гордость подальше и вместо того, чтобы побежать на урок, поступил так, как сделал бы любой на моем месте. Поднял сперва коляску, затем ворчащего аристократа и усадил его на место.

— Валентина Рудольфовна! — донеслось с другого конца коридора.

Это голос тети Фаи. Она явно кричала, чтобы предупредить двух задержавшихся школьников. Местная спасительница. Уверен, она толком и не разглядела кто тут застрял.

Даже не обернувшись, я юркнул обратно в столовую. Кипяток посмотрел на меня и поехал вперед.

Конечно. Инвалиду опоздать не страшно. Отмажется. А вот меня точно сдаст. Прятаться бессмысленно. Если бы еще не было свидетеля в виде Парфенова, я бы мог выкрутиться.

— Егор? — я услышал голос Валентины Рудольфовны, и электрическая коляска перестала жужжать. — Ты почему не на уроке?

— Коляску заело, — соврал электроник. — Никак не мог завести. Вот опять, видите? Похоже мне нужно поставить сюда обычную батарею. Рядом с вами не могу сдвинуть ее с места. Магия не действует.

— Да, — согласилась директриса. — Попроси маму купить тебе коляску с обычным механизмом. Мне сказали, что предыдущий директор в виде исключения принял заявление от твоих родителей об использовании тобой родовой способности в этих целях. Я так и не нашла его. Так что, во избежание проблем, позаботьтесь об этом в самое ближайшее время.

— Хорошо, — ответил Кипяток.

— Там есть еще кто-то? — Валентина Рудольфовна, наверняка, указала на столовую.

Вот он. Час истины. Если Кипяток признается, то шансы на перемирие устремятся к нулю. Если честно, с его мстительностью, не представляю, что может заставить электроника не сдать меня. Он же понимает каких проблем я отхвачу.

— Никого, — вдруг отвечает Парфенов. — Я последний.

— Да? — недоверчиво интересуется директриса.

Стук ее каблуков говорит о том, что она решила удостовериться в правдивости слов аристократа лично. Вот сейчас будет сюрприз. Когда она поймет, что один заклятый враг пытался прикрыть второго. Каждый в школе знает, что мы с Кипятком, мягко говоря, не ладим.

— Валентина Рудольфовна! — вдруг останавливает женщину аристократ. — Я понимаю, что вы ждете ребенка и все дела. Но коляска все еще не едет. Не поможете мне доехать хотя бы до лестницы. Там попрошу дядю Славу мне помочь. Урок уже идет.

Шаги прекратились. Пауза.

— Хорошо, — отвечает директриса и ускоренным шагом возвращается на то место, где они с Кипятком встретились.

Я выдохнул и обернулся. Наткнулся на удивленный взгляд поварихи. Тетя Люда уже в шубе. Собралась домой.

— А я же еще помню, как вы с ним собачились, — улыбнулась она. — Ну все. Шуруй на урок. Давай-давай, пока тебя не сцапала эта мегера.

Повариха вывела меня через черный ход на дублирующую лестницу с другой стороны здания. Оттуда я поднялся в кабинет.

Два подряд русского языка пролетели незаметно. Я не успел устать, а учительница уже стояла у доски и писала домашнее задание.

— Кто сегодня дежурит? — обернулась она и окинула взглядом класс. — Баконский и Рита вы были на прошлой неделе. Значит сегодня Ракицкий с Клаус.

— Черт, — выкашлянул я в кулак.

— Ты что-то сказал?

— Энна Владимировна, Косте сегодня не здоровится, — спасла меня соседка по парте. — Весь перемотан, вы же видите.

Учительница задумалась.

— Ну, ладно. Маша, Саша. Тогда вы.

— Н-е-е-е-е-т, — заканючила одна из близняшек. — За нами мама уже пришла.

— Калачевский…

— Энна Владимировна, у меня художка сегодня.

— Мы подежурим, — встрял я, чтобы не задерживаться еще дольше. — Я уже нормально себя чувствую.

— Точно?

— Сто процентов. Можно приступать?

Я торопился, чтобы еще раз встретиться с Кипятком. Меня волновала эта метка смертника. Но может так даже лучше. Когда мы с Парфеновым дадим друг другу время все переосмыслить. К тому же дел у меня, итак, невпроворот. Нужно успеть вытащить того аристократа, за которого платят круглую сумму.

Я поднимал стулья, а Жанна мыла полы. Мы что-то обсуждали и хихикали, когда в дверь кто-то постучал. Аристократка пошла проверить, а я, вляпавшись ботинком в чью-то жвачку, ворчал, пытаясь ее отодрать.

— Костя, — Клаус обратилась ко мне в несвойственной себе манере.

Я поднял встревоженный взгляд. В кабинет въехал Парфенов.

— Я не хочу умирать, — сказал он.

Затем лицо моего заклятого врага скривилось, и он закрыл его ладонями, облаченными в черные перчатки. Захныкал. Я выругался себе под нос.

Видимо, когда эмоции утихли, до паренька дошли все мои слова. Про мать с отцом. Про будущее и непоправимые последствия. Только вот легче мне от этого не стало. Когда аристократ был агрессивно настроен, я мог оправдать себя его неадекватным поведением. А сейчас передо мной маленький мальчишка, который сам себя загнал почти в могилу. А я ему помог это сделать.

— Ладно, — я взял стул и поставил его напротив Кипятка. Сел. — Еще ничего не потеряно, Егор. Расскажи мне про эту метку. Почему кто-то из нас должен обязательно умереть?

Но мальчишка никак не мог успокоиться. Тогда я попросил Клаус принести стакан воды. Когда она сделала это, мы выждали еще несколько минут, прежде чем электроник заговорил.

— Это черная магия. На крови, — признался он. — Я не знаю, как она действует.

— Давай начнем с того, откуда ты вообще узнал про нее?

Прошло еще несколько минут, пока Кипяток пришел в себя окончательно.

— Несколько лет назад я нашел тайник у нас в поместье, — признался он. — Книга была настолько древняя и с интересными картинками. Я не стал признаваться родителям. Решил сперва изучить ее сам.

— Хм. Теперь многое встало на свои места, — я почесал подбородок. — Мы никак понять не могли откуда у тебя доступ к этим знаниям.

— Скорее всего книга принадлежала моим дальним предкам. Потому что в тайник никто не заглядывал с тех пор, как я нашел книгу. Со временем я начал использовать это место, чтобы прятать там уже свои вещи.

— Ты же сразу понял, что это черная магия? Запрещенная в Российской Империи. Разве тебя не остановила угроза навлечь на свою семью бед?

Кипяток поморщился и поерзал в своем кресле.

— Я не собирался практиковать магию крови. Но однажды рассказал Антропову. Тот предложил попробовать по приколу самое простое заклинание.

— И вам понравилось, — догадался я.

— Только не говори, Фунтик, что никогда не вставлял лягушкам соломинки в задницу и не пытался их надуть. — принялся распыляться аристократ. — А теперь нам было достаточно обмазать ее заговоренной кровью, чтобы она сама по себе вспухла и разорвалась.

Я проглотил первый позыв влепить мальчишке подзатыльник. Но быстро вспомнил с кем имею дело. Люди не меняются. И мое желание помочь не исправит этого. Тут нужен другой подход. Но не сейчас.

— Мне не понять этих живодерских уклонов, Кипяток, — ответил я. — Надеюсь и ты когда-нибудь от этого уйдешь. Так что за метка смертника?

Электроник открыл рюкзак, лежащий у него на коленях, и достал из него ветхую страницу. Похоже вырвал ее из книги по черной магии. Вот вандал. Бывший владелец этого фолианта сделал бы из аристократа то же, что тот делал с лягушками. Если бы узнал.

— Для того, чтобы наложить проклятье нужно две вещи. Одна, принадлежащая тебе, другая — мне. Все это ставится внутрь пентаграммы…

— Как оно работает? — я перебил Парфенова, чтобы и самому не знать порядок действий и Клаус, на всякий случай, была ограждена от лишней информации. — Почему кто-то из нас должен обязательно умереть? И каким образом?

— В книге не написано, — Кипяток опустил глаза на вырванный листок. — Наверное какая-то случайность.

Я прекрасно видел, когда дети врут. И сейчас мой заклятый враг делал именно это.

— Ты что-то недоговариваешь. Если хочешь, чтобы я тебе помог, Егор, придется признаться.

Ему было неловко. Но мы с Клаус держали паузу до тех пор, пока аристократ не заговорил:

— Я уже применял подобное заклинание из этой книги… И там тоже не было понятно каким образом должна будет умереть…

— Говори как есть. Нас скоро отсюда выпрут, — поторопил я электроника и многозначительным жестом указал сразу на все вокруг.

— Короче, с твоей сестрой тоже было ничего не понятно. Она должна была просто умереть. А в итоге спрыгнула с балкона и выжила, — выдал он автоматной очередью.

— Ясно, — ответил я и откинулся на спинку стула.

Быстро проанализировал все, что произошло с Машкой с того самого момента, как она пропала. Причина ее спасения явно в том, что ее телом завладела Ангельская. Только вот где? Уже на изнанке или еще во внешнем мире? Скорее всего до. Иначе она не пережила бы воздействие радиации. Остается только один вопрос. Почему проклятье ушло? Или оно преследует ее до сих пор? Если так, то, когда эта бомба замедленного действия сработает?

От этой мысли мне стало не по себе. Нет ничего паршивее, чем думать, что твои родные в безопасности, а потом понять, что на самом деле ты ошибаешься. Если мамино сознание хорошо защищено от гипноза, то проклятье… Как быть с ним?

Ладно. Похоже все дороги снова ведут к Элаизе. Кто, кроме горцев, живущих на планете с начала времен, может знать, как снять проклятье, наложенное с помощью черной магии?

— Почему ты просто не применил то же заклинание, что и к моей сестре? — с подозрением спроси я. — Зачем рисковать собой?

— Тогда у меня были волосы твоей сестры. Сейчас только жвачка. Это разные вещи в мире черной магии. Предмет, принадлежащий человеку, и его часть.

— Стоп. Что? — раскрыл глаза я. — Откуда ты взял мою жвачку?

— У нас Артифакторика по четвергам сразу после вашего класса. Она была прилеплена под твоей партой. Еще свежая. Ты же вечно жуешь их, — Кипяток указал на карман, в котором у меня лежит «Орбит».

Мы с Клаус медленно переглянулись. Страх в глазах появился у нас обоих. Только на этот раз я переживал за свою подругу.

— Че? — электроник увидел наше замешательство. — Че случилось?

— Я не клею жвачку под парту, — я схватился за голову.

Дело в том, что у Жанны действительно есть эта дурная привычка. Лепить жвачку под парту. А однажды на каком-то уроке мы поменялись с ней местами. Просто она уселась на мое место. Решила подурачиться. Но я не повелся и сел на ее стул. С тех пор мы периодически сидим то тут, то там. И естественно Кипяток об этом не мог знать.

— Значит, это была твоя жвачка? — спросил электроник, глядя на мою подругу.

Но та и слова не могла сказать от шока. И я понимаю, что происходит с Клаус. Некоторое время назад был на ее месте.

— Надо рассказать папе, — крикнула она, бросила тряпку и побежала за вещами.

— Нет! — выпалил Кипяток.

В глазах электроника загорелись огни, а кожа покрылась едва заметным синим свечением. Он поднял руку и дверь класса захлопнулась. Магнетический доспех? Неплохо. Я думал мало кто может освоить его в нашем возрасте.

— Пошел ты!

Клаус обошла коляску и толкнула дверь. Еще раз. Обернулась. Теперь в ее глазах полыхало пламя. Если я не вмешаюсь, то впервые Кипятку надерёт зад девчонка.

— Всем нужно успокоиться, — я прошел вперед и встал между школьниками. — Мы не знаем, как действует проклятье. Жанна. Что если ты сейчас сядешь к папе в машину, и вы попадете в аварию? Ты же не хочешь подставлять отца? Успокойся, пожалуйста. Я обязательно что-нибудь придумаю. Дайте мне время.

Осмыслив мои слова, аристократка отвернулась, опустила плечи и всхлипнула.

— Ну нет, — я подошел к однокласснице и обнял ее.

Детям, дежурившим в кабинете русского языка, понадобилось некоторое время для того, чтобы свыкнуться с мыслью, что все мы в одной лодке. Кипяток, висящий на волоске и боящийся, что за занятия черной магией его отправят в тюрьму; Жанна, понимающая, что в один момент может просто умереть и я, осознающий, что несу ответственность за всех в этом помещении.

— Проклятье может забрать жизнь только одного из вас, так? — спросил я, обдумав одну идею.

Кипяток кивнул.

— Сейчас я уйду из школы. Вы останетесь тут. За шкафом. Нарисуем защитный Знак на полу. Выключим свет. Так мы будем уверены, что вы в безопасности. А я как можно быстрее узнаю про то, как можно все отменить.

— Но там папа, — Жанна жалостливо взглянула на меня.

— И мама, — добавил Кипяток.

— Им придется попереживать за вас чуть-чуть. Но это меньшее из зол, — я подкинул монету и теперь снова мог создавать иллюзии.

Кипяток был удивлен. Зрелище, как коллекционер душ перенимает способность от духа было для него в новинку.

— Я выйду из школы. Охранник будет уверен, что вы вышли вместе со мной. Вскоре вас начнут искать. Но нужно потерпеть. Максимум к утру я постараюсь найти способ помочь вам.

Ребята согласились. Потому что боялись. И потому что другого выхода никто не видел.

Затем я помог нарисовать на полу за шкафом символ, выключил свет и отправился на выход.

— До свидания! — я махнул охраннику, который пялился на инвалидное кресло, едущее передо мной.

Тот кивнул в ответ. Прокатило.

Я толкнул дверь, ведущую на улицу. Что-то остановило ее. Послышался детский смех.

Толкнул еще раз. Теперь дверь открылась, и я увидел отбегающего ржущего одноклассника.

— Вантус?

Тут же с боку на меня кто-то накинулся. Мы вместе повалились на расчищенное от снега крыльцо.

(обратно)

Глава 10 Жертва милосердия

Град из ударов обрушился на меня. Я не мог даже взглянуть на противника из-за того, что защищался. Но догадывался, что это Вовчик. Который забил мне стрелу после уроков. Только никогда бы не подумал, что он решится напасть вот так. Нарушая одно из самых серьезных правил школы. Прямо на пороге.

Хотя чего я удивляюсь? Каждый школьник знает, что охранник не выйдет. Дядя Слава даже в прошлой моей жизни выглядывал крайне редко. Даже взрывы «Черной Смерти» его никогда сильно не интересовали.

Школьник подстроился и теперь удары почти пробивали мой блок. Пора дать отпор.

Магию и щиты активировать нельзя. Поэтому я открываю лицо, пропускаю пару ударов, но благодаря этому хватаю противника под силки и врезаю ему лбом прямо в нос. Кровь брызгает на меня. Приходится жмуриться. Но ударов больше не следует.

После гроссмейстерской паузы, раздается вой Вовчика. Я открываю глаза и вижу, как аристократ, схватившись за лицо, разевает рот.

Школьники вокруг молчат. Тут есть парни из моего класса и из параллельного. Кажется, все надеялись на зрелище, но оно закончилось быстрым нокаутом.

Я вылезаю из-под Вовчика и засовываю руку во внутренний карман пальто.

— На, приложи к носу, — я достал платок и протянул хулигану. — Нужно остановить кровь. Если не хочешь потерять сознание.

Аристократ слушается и прижимает ткань к лицу.

— Расходимся! — приказываю я школьникам. — Не на что больше смотреть.

Все неловко поднимают свои рюкзаки со снега и рассасываются. Мы с еще одним хулиганом из школы, кроме Кипятка, остаемся наедине. Я жду, когда кровь остановится, чтобы отпустить его домой.

— Кажется, все… — начинает говорить проигравший.

Но хлопки перебивают аристократа. Размеренные и звонкие. Я поворачиваю голову.

— Теперь ты знаешь, что противников нужно выбирать с умом, — произнес полный мужчина в кепке Лужкова и черными усами над губой. — Я отец Владимира, — он протянул мне руку.

Я ответил на рукопожатие.

— Константин Ракицкий.

— Знаю. Ярослав Игоревич рассказывал о тебе, — ответил аристократ, не отпуская мою руку. — А когда Вова попросил оставить его на некоторое время, чтобы он поставил Ракицкого на место, мне стало интересно посмотреть сможет ли. Пацан просто не в курсе всех твоих дел в высшей лиге.

— Это поправимо.

— Он сказал, что подставил тебе сегодня подножку. За это ты насолил ему, — мне показалось, что рука аристократа сжалась крепче.

— Это правда, — снова коротко и не отводя взгляда ответил я.

— Хорошо, что тебе хватило мозгов не трансформироваться, — один голем дал подзатыльник второму, прежде отпустив мою руку. — Скажи спасибо, что тебе разбили только нос. В следующий раз, прежде чем подставлять ноги аристократам, поинтересуйся, кем они являются за стенами школы.

Вовчик виновато опустил голову и покивал.

— Отдай платок.

— Оставьте себе, — я остановил отца школьника. — Выздоравливайте. Мне надо бежать.

— Да, конечно, Костя, — аристократ пожал мне руку еще раз.

Я не видел, что происходило дальше. Поднял со снега свой портфель и побежал домой.

Всю дорогу у меня с лица не сходила дурацкая ухмылка. Мое самолюбие ужасно потешило то, что аристократы из влиятельных родов и больших кланов теперь знают кто такой Константин Ракицкий. Теперь это окончательно уяснила вторая смена в школе. Уверен, скоро слухи доползут и до старшеклассников. После этого все мои школьные проблемы испарятся. Осталось решить только пару глобальных вещей. Зарегистрировать свой клан, снять проклятье с Клаус с Кипятком и спасти мир. Всего-то. Ха! Но как же приятно, что все усилия в этом направлении не остались незамеченными.

Я зашел в квартиру и включил свет. Увидел пыльные ботиночки Элаизы.

Надо же. С каких пор принцесса горцев снимает обувь, приходя за мной? Зато теперь ясно, что запах еды в подъезде разносится именно из моей квартиры.

— Решила накормить меня, прежде чем мы отправимся дальше? — спросил я, как только дотронулся до плеча принцессы и мы вошли в контакт.

Естественно, она не слышала, как я вошел. И как умывался и гремел мыльными принадлежностями в ванной.

— Черт! — взвизгнул девчачий голос. — Ты напугал меня, коллекционер!

— Прости. Не знал, как по-другому привлечь твое внимание. С каких пор ты превратилась в домохозяйку?

Молчание.

— Просто хотела сделать тебе приятно, — ответила, наконец, принцесса.

Я видел только темноту перед собой, но неловкость ощущал всем телом. Чего добивается эта девочка?

— Спасибо, Эл. Но не уверен, что у нас есть время насладиться ужином. Произошло кое-что, что требует срочного решения.

— Это не может подождать полчаса?

— Ты знаешь как можно снять проклятье? — я задал свой вопрос, вместо того чтобы ответить на ее.

— Проклятие? — удивилась девочка.

— Черная магия. Магия крови. Один мой самый лучший друг оставил мне метку смертника.

— Метку смертника? — встревожилась Элаиза. — Ты уже видел ее?

— Да.

— Черт! Значит у тебя осталось не больше суток.

Сперва я не хотел признаваться, что проклятье наложено вовсе не на меня. Так, подумал, у Элаизы будет больше мотивации помочь мне, но решил все-таки сказать правду.

— Значит связаны та рыжая девчонка из твоего класса и аристократ, который вечно тебе докучает?

— Согласен. Компания подобралась — лучше не придумаешь для того, чтобы заставить тебя бездействовать, — сказал я прямо. — Но я не позволю им умереть. Ты упомянула что-то про сутки? Значит знаешь, как действует проклятье?

— Да. Метка смертника работает именно так. Как только оба увидели один и тот же символ — отчет пошел. В течение двадцати четырех часов одного из проклятых не станет.

Вот же сложились обстоятельства. И угораздило меня опоздать именно сегодня. Не увидел бы метку, которую нарисовал Кипяток и никому бы не угрожала опасность. Но, если так подумать, электроник нашел бы способ передать мне ее. Если уж был настроен. Так я хоть в курсе, что происходит.

— Откуда ты знаешь все это?

Снова молчание. Кажется, сегодня я ударяю Элаизе в самые больные точки.

— Эл?

— Однажды ты спрашивал, что случилось с моей матерью…

Кто-то постучал в дверь. Нас выкинуло из контакта. Мы стояли на моей отремонтированной кухне и только сейчас я понял, что под ногами растекается вода. Время, когда мы общаемся «там» идет по-другому. Нужно было все-таки обратить внимание Элаизы на себя. Позволить ей домыть тарелку и выключить кран, прежде чем касаться ее.

— Я сейчас.

Я побежал к входной двери и засыпал извинениями соседа снизу. Это был мужичок с двумя детишками. Баба Галя как-то заикалась, что он работает в ОКЦЗ. Но оба его ребенка не ходили даже в школу, поэтому я встречал его крайне редко.

Тот подозрительно осмотрел меня с головы до ног, но принял извинения.

Вернувшись на кухню, я увидел, что на столе стоит тарелка супа. Рядом нарезаны несколько кусков каравая. Сыр, колбаса.

— Сперва все-таки перекусим, да? — уточнил я, когда девочка посмотрела на меня.

Не последовало никакого жеста, но я все понял по ее взгляду. Нужно дать Элаизе время на то, чтобы подготовиться к тяжелому разговору.

Как только с ужином было покончено, я поблагодарил принцессу за вкусную еду и предложил коснуться меня. Она послушалась.

— Мама говорила, что клан горцев вымирал, — умиротворенный голос девочки разносился по пустоте. — Некогда самый сильный и древний род на планете становился все слабее с каждым годом. Другие одаренные вступали в брак с простолюдинами и продолжали свой род. Мы же были бессмертны, но немы и бесплодны.

— Я слышал, что твоя мать хотела исправить ситуацию.

— Именно это подтолкнуло ее к тому, чтобы нарушить главное правило. Горцы никогда не должны мешать кровь. Моего отца действительно когда-то прикончили, а после возвращения во внешний мир он обрел новую оболочку. Только благодаря этому появилась я.

— Что произошло дальше?

— Очень скоро мама поняла, что я не простой ребенок. Ошибка природы. Когда вместо того, чтобы сделать свой первый шаг, я исчезла и появилась в другом месте. Я бы не должна помнить таких подробностей, но помню. Отчетливо помню, как улыбка сошла с ее лица в тот самый момент и вместо нее там появилось разочарование.

— Именно тогда она догадалась, что ты темная?

— Скорее всего. Но с тех пор наши отношения изменились. Она ругала меня, била, если я делала что-то не по ее. Она могла оттаскать меня за волосы просто потому, что я пролила суп за обедом.

Интересно, как ей удалось все это запомнить? Хотя, чего я удивляюсь? Мозг ребенка, навсегда застрявшего в возрасте семи лет, может работать совершенно иначе.

— Как она умерла? — теперь мой голос рассеялся по бездне.

— Она сильно переживала потому, что не смогла найти способ продолжить род горцев. Чистый род. И при этом считала меня монстром.

— Наверняка твое поведение тоже оставляло желать лучшего?

Молчание.

— Я не обвиняю тебя. Просто достаточно легко понять это, зная, что ребенок не воспитывался в любви.

— Ты прав, коллекционер, — холодно ответила Элаиза. — В конце концов я перестала быть примерной девочкой. Я стала давать ей отпор. Когда мне было шестнадцать это произошло впервые.

Шестнадцать. Понятно. Подростковый возраст. Интересно, сколько ей сейчас на самом деле?

— И что было потом?

— Потом наша ненависть друг к другу зашла так далеко, что она решила исправить свою ошибку.

— Метка смертника… — начал догадываться я.

— Да, — ответила принцесса горцев. — Самое известное проклятье в мире. Я бессмертна. Мне невозможно отрубить голову и отправить на ту сторону, как других горцев. И она рассчитывала на то, что это сделает черная магия.

— Она поставила на кон ваши души…

— И проиграла, — подытожила девочка.

Теперь время на то, чтобы все осознать понадобилось мне.

С каждым разговором по душам с Элаизой, я все больше понимал ее. Понимал девочку, которой подарили жизнь, а потом всем сердцем ненавидели. Когда она не оправдала ожиданий. И, если честно, я до последнего думал, что принцесса убила свою мать. И тем больше удивлен сейчас, когда узнал, что та лишила себя жизни сама.

— Ты не пыталась найти ее?

— Души, унесенные с помощью этой метки, не попадают на изнанку.

Это напугало меня еще сильнее. В какой-то момент я сам перестал бояться смерти, осознавая, что у меня еще будет шанс вернуться. Но теперь оказывается, что совсем необязательно. И если я не спасу Клаус и Парфенова… Одного из них не станет навсегда.

— Так есть способ снять проклятье? — с надеждой в голосе я перешел к делу. — Ты наверняка пыталась это сделать.

— Есть. Один. Но он тебе не понравится.

— Говори, — потребовал я.

— Можно отдать свою душу взамен.

Железный голос Элаизы зазвенел в моих ушах, которые здесь я как-то по-особенному ощущал. И этот способ, как и сказала девочка, мне не понравился.

— Есть еще что-то? — с надеждой спросил я.

— Нет, — хладнокровно ответила принцесса горцев. — После смерти матери я увлекалась этим проклятьем. Я изучила все, что известно человечеству о нем, вдоль и поперек. И есть ровно один способ спасти обе души. Отдать третью.

Меня выкинуло из контакта с Эл. Девочка еще раз взглянула на меня, взяла тарелку со стола и ушла к раковине. Она гремела столовыми приборами, а я затупил взгляд на символе, который успел перерисовать сегодня днем на свою руку.

* * *

Люминесцентные лампы моргали в приемном покое старой городской клинической больницы номер два. Человек в белом халате и изрисованной маске на лице, тяжелыми шагами ступал по заброшенному коридору между ржавых каталок. В одной руке у него томился алюминиевый медицинский чемодан, а в другой на цепочке болтался ключ.

Мужчина прошел мимо нескольких помещений и остановился у одной из дверей. Поглядел в разные стороны, вставил ключ в замочную скважину и вошел внутрь.

Он включил свет и закрыл за собой дверь. Теперь лампы заморгали здесь.

Тишину в комнате перебивало лишь сопение того, кто был больше известен в Российской Империи под прозвищем «Санитар» и всхлипы ребенка.

Санитар поставил свой чемодан на стол и принялся выкладывать оттуда разные предметы. Толстая книга в черном переплете под названием «1001 и одно заклинание на крови», кулон на длинной цепочке, маленький ключ, несколько фотографий, жгут, шприц и ампула с красной жидкостью.

Человек в халате наложил повязку на руку, сломал ампулу, наполнил шприц и ввел содержимое себе в вену.

— Медитация — слишком примитивный способ восполнения Психо, — сказал он и снял жгут. — В нужный момент ты можешь просто не успеть сконцентрироваться. Медицинский подход куда более прогрессивен.

Санитар откинулся на спинку, а его кожа покрылась ядовито-зеленым свечением.

— Где мой отец? — послышался измученный детский голос.

— Не переживай, Егор. С твоим отцом все в порядке. Он заберет тебя отсюда, как только мы покончим с одним маленьким дельцем.

— Чего вам надо? — аристократ в школьной форме дернул руками, попытавшись освободиться от наручников, которыми был прикован в ножке железного шкафа.

— Мне надо, чтобы ты сделал то, что умеешь делать лучше всего. Превратил жизнь одного мальчика из твоего класса в ад. Ты же справишься с этим, правда? — медик выбросил шприц в железное ведро.

Грохот быстро заглох. Окна и вентиляция в помещении были залеплены поролоном.

Затем психопат в маске поднялся с места, взял кулон и фотографию другого школьника. Подошел ближе и сел перед аристократом на корточки.

— С первого сентября я следил за тобой, Егор. Твое поведение напомнило мне одного моего старого знакомого. Но как бы плохо я не относился к нему, поручив это дело именно тебе, мы привлечем минимум внимания. Никто и не подумает, что с тобой что-то не так.

— Че? — поморщился мальчишка, которого все в школе называли Кипятком.

— Давай к делу, — сказал Санитар и показал фотографию. — Его зовут Константин Ракицкий. Это он?

— Фунтик? Че вам нужно от Фунтика?

Человек поднял кулон и раскачал его перед взглядом юного аристократа. Дождался, когда в глазах того не останется сознания.

— С сегодняшнего дня ты ненавидишь своего одноклассника Константина Ракицкого. Тебе постоянно хочется сделать так, чтобы он страдал. Ты ненавидишь не только его, но и всю его семью. Понятно?

Мальчишка, находящийся одновременно в сознании и полусне, кивнул.

— Дальше, — человек выпрямился и взял со стола большую книгу в черном переплете. — Этот фолиант называется тысяча и одно заклинание на крови. Никто и никогда не должен найти его у тебя. Но если так случится, ты скажешь, что обнаружил его в тайном месте в фамильном поместье Парфеновых. Используй знания оттуда, чтобы навредить Ракицкому и его семье. Но помни, что магия крови запрещена. Понял?

Школьник снова кивнул.

— Как только выйдешь на улицу, ты забудешь, что когда-то встречался со мной. Папа забрал сегодня тебя из школы и повез прямиком домой. Вы никуда не заезжали. А эту книгу ты уже давно носишь в своем рюкзаке.

— Хорошо.

Тогда человек в белом халате убрал фолиант в портфель школьника. Застегнул. Освободил мальчика от наручников.

— Как выйдешь, налево и до конца. Твой отец уже ждет тебя на улице. Ступай.

Аристократ вытер лицо от слез, которые никак не могли высохнуть на щеках и убежал.

Медик довольно осклабился. Затем прошел к столу. Сел. Взял в руки одну из фотографий.

— Вот так, Лёва. Я же обещал, что доберусь до тебя. До тебя и твоей чертовой семьи. Не оставлю в покое. Заставлю страдать. Ты думал, что после твоей смерти я остановлюсь? Забуду про то, что ты сделал? Нет, Лёва. Твоя душа будет гореть в аду. Даже сейчас я сделаю так, чтобы ты мучился.

(обратно)

Глава 11 Несчастный случай

Жанна Клаус и Егор Парфенов по прозвищу Кипяток прятались за шкафом в кабинете русского языка. Они сидели неподвижно уже около часа. Боялись двигаться, чтобы случайно не стереть какую-нибудь линию, после которой защитный Знак, нарисованный мелом на полу, потеряет свою силу.

Посреди нарисованного символа догорала свеча. У аристократа из рода электроников было еще несколько штук в запасе, но он не спешил менять ту, что уже почти потухла. Чтобы хватило до утра. На случай, если он все-таки не решится на то, что задумал.

— Как думаешь, Фунтик спасет нас? — спросил мальчишка, сидящий в инвалидном кресле.

— Его зовут Костя, — горделиво буркнула рыжая девочка и замолчала.

Повисла небольшая пауза, после которой электроник снова заговорил:

— Так поможет?

— Да, — неохотно ответила одаренная. — В отличие от тебя он друзей не бросает.

Аристократ замолк. Девочка сильнее поджала ноги к груди и еще крепче обхватила их руками, чтобы перестать дрожать. Компания бывшего одноклассника ей не нравилась. Она боялась его, даже несмотря на то, что он ограничен в возможностях.

Десятилетний же электроник каждую секунду жалел о том, что наложил это проклятье. Но не столько потому, что теперь может умереть. А потому, что облажался. И вместо его заклятого врага жертвой оказалась Жанна Клаус. Которая его тоже бесит, но не настолько сильно, как Фунтик.

— Ладно, — девочка решила, что высказалась слишком грубо и попробовала сгладить ситуацию. — Ракицкий сказал, что сегодня ты не сдал его Валентине Рудольфовне. Это хороший поступок. Может мы действительно были слишком плохого о тебе мнения. Время покажет.

Но мальчик не ответил. Потому что на самом деле он хотел сдать Ракицкого. Ехал навстречу директрисе с намерением все рассказать. Но как только оказался рядом с ней что-то произошло. Какое-то прозрение. Словно с глаз спала пелена и почему-то ему захотелось помочь своему заклятому врагу. Однако, если рассказать об этом Клаус, то она снова разочаруется. Пусть лучше считает его хорошим парнем. Это чувство ему начало нравиться.

— Тише! — вдруг шепнула рыжая и задула свечу.

Ночной сторож погремел ключом в замочной скважине и заглянул внутрь. Свет от фонарика пробежался по стенам и потолку. За все это время аристократка даже не моргнула. Она большими глазами смотрела на своего бывшего одноклассника и прикладывала палец к губам.

— Кажется ушел, — сказал электроник, как только дверь закрылась, а замок несколько раз щелкнул. — Зажги свечу. Спички у меня в портфеле.

Девочка взяла ранец одаренного и открыла его. Тут был специальный отсек для занятия черной магией. Мел, свечи, спички и…еще одна страница из фолианта?

— Что это? — Клаус зажгла огонь и прищурилась, пытаясь разглядеть текст.

Аристократ глубоко вдохнул. Он не думал, что эта страница вызовет столько интереса. Но, похоже, все идет к тому, чтобы он воплотил в жизнь то, что замышлял изначально.

А может он специально попросил ее достать спички? Чтобы девочка увидела лист и у него не было пути назад.

— Я хочу тебе кое в чем признаться, — Кипяток заскрипел тремя ногтями по подлокотнику кресла.

— У? — Клаус удивленно посмотрела на одаренного.

— Это вторая часть заклинания. Вернее, единственный способ его снять, — глаза электроника яркими огоньками загорелись в темноте.

— Что? — девочка осторожно опустила взгляд обратно на страницу.

— Там написано, что любой человек может принести свою душу взамен. Добровольно. Это единственный способ спасти проклятых.

Клаус, на всякий случай, присела и сама еще раз внимательно прочитала то, что озвучил Кипяток. Снова бросила взгляд на аристократа. Электроник в свете одинокой горящей свечи, сидящий в инвалидном кресле, смотрелся очень жутко.

— Я действительно пожалел о том, что наложил проклятье, — сказал он. — Решил, что глупо было подставлять себя. Ведь если умру я, а не Фунтик, то…получается, выиграет он.

— Ч-т-о? — обронила Клаус, совсем не понимая психопата, который несколькими минутами ранее казался ей совсем нормальным.

— Когда я ехал сюда, то рассчитывал, что Фунтик отведет нас к своей мамаше или сестре. И те пожертвуют своей жизнью ради него. Чем черт не шутит. В конце концов, у этого козла больше друзей.

— Ну ты и псих, Парфенов, — поморщилась рыжая девчонка.

— А потом оказалось, что я просчитался, — аристократ нервно посмеялся. — Проклял тебя вместо него. Прикинь?

Девочка медленно выпрямилась и попятилась назад. Одной ногой она уже вышла за пределы круга. Кипяток продолжал:

— Но вдруг Фунтик предложил помощь. Как всегда, в своем репертуаре. Самодовольный урод… — процедил он. — Хотя я знаю и знал, что иного способа снять проклятье нет.

Инвалидное кресло зажужжало. Колеса медленно закрутились. Электроник поехал прямо на девочку.

— Поэтому я согласился. Чтобы остаться с тобой наедине, Клаус. Потому что, если умрешь ты, я останусь жить. Понимаешь? Ничего личного.

Жанна бросилась к выходу. Больно стукнулась о последнюю парту бедром, но пробежала дальше. Несколько стульев упали на пол, но тут же разлетелись в стороны. Когда электроник активировал магнетический доспех и отбросил их.

— Помогите! — школьница принялась стучать ладонями по двери, пытаясь докричаться до ночного сторожа.

— Он тебя не услышит, — сказал Кипяток, проезжая между рядами парт. — Я ждал, когда сторож сделает обход и спустится на первый этаж. Мы с Антроповым ночевали в школе однажды. Он больше не поднимется.

Жанна развернулась. Прижалась к двери. Зажмурилась.

— Тебя отправят в тюрьму для одаренных, — выпалила аристократка, широко раскрыв глаза. — Подумай о том, что собираешься сделать.

— Лучше тюрьма для одаренных, чем смерть, — ухмыльнулся мальчишка.

Тогда Клаус ударила по выключателю. Еще раз. Свет в кабинете заморгал.

— Я бы на твоем месте перестал так делать. Комендантский час уже наступил. Ни один живой человек не увидит твоего сигнала. А вот если сюда наведается какой-нибудь дух…

— Пусть лучше наведается дух, чем смерть. Правильно говорю? — огрызнулась девочка и закричала: — Помогите! Помогите!

Свет еще чаще заморгал в классе русского языка.

Электроник поднял руки. Вместе с ними в воздух взмыли два стула. Они разлетелись в стороны и вслед за резким движением одаренного ударились, зажав рыжую девочку в тиски. Между железных ножек. Она больше не могла стучать по выключателю. Оставалось только кричать еще громче.

— Все решат, что ты просто выпрыгнула из окна, — проговорил аристократ, поднимая в воздух конструкцию, которая не позволяла Жанне освободиться.

— Стой! Постой, Егор! Не делай этого!

— Прощай, Клаус.

* * *

Я сидел на своей отремонтированной кухне и держался за голову.

Отдавать свою жизнь за жизнь одного из аристократов я не собирался. Просто потому, что это будет не самым правильным решением. Я могу принести много пользы этому миру. Да и чего греха таить, я никогда не был жертвой. Но спасти детей мне нужно во что бы то ни стало.

— Эл, — я кинул чайную ложку в раковину, чтобы девочка-призрак обратила на меня внимание. — А если я не позволю им умереть в течение двадцати четырех часов? Проклятье снимется?

— Моя мать умерла от сердечного приступа, — ответила та на языке жестов. — Но, если ты не собираешься жертвовать собой, то, что тебе остается?

— И правда, — я вскочил с места и убежал в комнату.

В течение нескольких минут я собрал рюкзак. Оделся в удобное. Вернулся на кухню.

— Возьмем их на изнанку. Наложишь свой защитный щит и отсидимся там, — едва я успел закончить фразу, как посреди кухни уже замерцал портал. — Пойдем.

Мы выскочили из разрыва у зеленой доски в кабинете русского языка.

Темно. Нужно дать глазам привыкнуть. Но Элаиза не ждет. Шаркая ногами по полу, она бредет с одного конца кабинета в другой.

— Клаус? — шепчу я. — Собирайтесь. Есть идея.

Но никто не откликается. В моих руках загорается Жаара. Маленький светоч, способный осветить помещение.

Вижу раскиданные повсюду стулья. Сдвинутые парты. Открытое окно. Занавеска раздувается под напором февральского ветра. Мне дыхание перехватывает.

Я бегу в другой конец кабинета, чтобы заглянуть за шкаф. Больше всего боюсь увидеть, что там никого нет. Но плохое предчувствие не подводит. Элаиза стоит в одиночестве и смотрит на Знак, нарисованный на полу. На догорающую свечу, лежащую на боку. Больше ничего и никого здесь нет.

Поддаваясь самым плохим мыслям, я подбегаю к подоконнику и выглядываю на улицу. Что-то лежит там внизу. Но не разглядеть. Слишком темно.

Тогда я активирую магнетический доспех, запрыгиваю на стул, поднимаю его в воздух и вылетаю на нем через открытое окно. Приземляюсь. Рядом с разбитым инвалидным креслом лицом в снегу лежит тело маленького мальчика. Это Кипяток.

— Проклятье сработало. Парфенова больше нет, — проговариваю вслух, словно пытаясь убедить самого себя.

Я спрыгиваю со стула и опускаюсь на колени. Проверяю пульс электроника. Тело еще теплое, но сердце больше не бьется. Я опоздал на несколько минут.

Элаиза кладет руку мне на плечо. Я не могу заставить себя подняться. Хотя знаю, что Клаус где-то недалеко и стоит поскорее найти ее, чтобы успокоить. Но чувство вины за гибель Парфенова захлестывает с головой.

Как я и думал. Абсолютно никаких положительных эмоций от того, что мой заклятый враг оставил этот мир, я не получил. В голову лишь лезут мысли о том, в какой отрезок времени я мог поступить по-другому, чтобы дело не дошло до этого? После того, как он попытался убить мою сестру? Или я должен был проглотить обиду, когда он врезал мне по лицу в той драке?

Нет. Я бы не смог поступить по-другому. Выходит, все пути вели сюда?

Мне с трудом удается взять себя в руки и оглядеться.

— Жанна! — кричу я.

Но никто не отзывается.

— Нужно найти ее, Эл.

Принцесса горцев махнула мне рукой. Я пошел за ней.

Сегодня нам повезло. На улице шел снег. По следам, оставленным на нем, очень скоро мы добрались до детской площадки в соседнем дворе. Клаус сидела в маленьком деревянном доме, в котором обычно играют дети. Дрожала и плакала.

Я залез к ней, снял пуховик и укутал подругу. Не говорил ни слова. Хотя столько нужно было сказать. И в первую очередь меня волновали именно детали происшествия. Ведь Жанна единственный свидетель смерти Кипятка. Что будет, если вину возложат на нее?

— Он…Он… — через несколько минут смогла выдавить из себя аристократка.

— Т-с-с, — я приобнял ее. — Все прошло.

— Он…пытался убить меня.

— Кипяток? — я взглянул в лицо подруге.

Та несколько раз судорожно покивала.

— Убить тебя? Зачем?

— Сказал, что так сможет выжить. Проклятье снимется с него после моей смерти.

— Т-а-а-а-к, — процедил я, но не стал продолжать. О покойниках либо хорошо, либо никак.

— Он схватил меня. А потом…а потом…

— Что было потом?

— Он поднял меня в воздух. С помощью щита, выдвинул шпингалеты и раскрыл окно. Чтобы выкинуть на улицу.

Клаус снова захлебнулась истерикой. Мне пришлось крепче обнять ее и дождаться, когда приступ пройдет. Бедная девочка заново проживает этот кошмар.

— Из открытого окна полезли души. Наверное, я привлекла их, — шмыгнула носом Жанна. — Одна из них вселилась в Кипятка. Вторая летела в мою сторону. А дальше я все помню очень смутно. Как будто мы начали драться с электроником и…и я выкинула его из окна?

Как будто осознав это, аристократка закрыла лицо руками и снова заплакала.

Я посмотрел на Элаизу. Принцесса горцев предположила, что в Клаус тоже вселился дух.

Я смотрел на девочку-призрака все время, пока она не перестала жестами высказывать свое мнение. Затем вернул взгляд на одноклассницу.

— Элаиза считает, что кто-то из ангелов-хранителей сумел защитить тебя. С какого момента ты отчетливо все помнишь?

— Когда оказалась тут. Все остальное, как в тумане.

— Плохи дела, — хмыкнул я себе под нос. — Переночуешь сегодня у меня. Тебя никто не видел. А значит подозревать не будут. Только если найдут какую-нибудь улику. Но я вернусь и все приберу.

— А папа?

— Для твоего отца придумаем какую-нибудь байку. Этим ты и займешься перед сном. А завтра с утра вернешься домой и все уладишь.

— Я не могу так, — ответила Жанна, слегка успокоившись и тут же возбудившись снова. — Мы должны вызвать милицию. Рассказать правду.

— Жанна, — я взял подругу за плечи и взглянул ей в глаза. — Не ты убила Парфенова. Это сделал дух. Кипяток сам остался в школе до комендантского часа. А потом его заметили и конец. Ты ни в чем не виновата.

Девочка молчала.

— Твое признание никому не поможет. Хочешь, чтобы тебя отчислили из школы? Или отправили на север, если кому-то приспичит не разбираться, а повесить на тебя всех собак, чтобы поскорее закрыть дело? Просто послушай меня. Кипяток сам себя убил. Когда занялся черной магией. Ты не при чем.

Убеждать девочку мне пришлось еще некоторое время, но, в конце концов, Клаус согласилась.

Элаиза отвела ее ко мне домой, накормила и уложила спать. Я же вернулся в класс и прибрал все вещи аристократки. Теперь все выглядело таким образом, как будто Кипяток действительно остался после уроков один. Хотя объясняться еще придется. Ведь именно мы с Клаус последними закрывали кабинет, в котором все произошло.

Решив, что алиби я смогу придумать чуть позже, я вернулся домой и мы с Элаизой отправились на изнанку. Мне все еще нужен был кто-то из клонов. Чтобы реализовать идею со своим альтер эго и выполнить задание Нокиа.

— Девочке сейчас будет непросто. Если хочешь, я присмотрю за ней некоторое время, — голос Элаизы звучал у меня в голове.

На горизонте виднелся большой фрегат. Над ним горел огненный шар. Свет от него, позволял видеть очертания корабля. Портал открылся достаточно далеко, поэтому мы шли уже довольно долго. Стоило отыскать у Горина фотку, сделанную поближе.

— Лишь бы она вообще когда-нибудь пришла в себя, — безрадостно ответил я. — Да. Если тебе не сложно, присмотри за ней.

Оставшуюся часть пути мы преодолели молча. Остановились у самой линии. Все, как и описывал картограф. Огромная тень нависала сверху и защищала хозяина корабля от неприятностей.

— Если мы попытаемся перейти черту, я так понимаю, что-то произойдет? — я посмотрел на принцессу горцев.

— Я бы этого не делала.

— Что тогда? Будем кричать?

Та кивнула.

— А ты не можешь также, как и ко мне, забраться ему в голову и сказать, чего мы хотим?

— Для этого мне нужно видеть того, с кем говорю.

Я выдохнул и крикнул.

— Лазер! Ла-зер!

Такое чувство, что пришел к Серому под окно попросить скинуть мяч, а не к древнему кораблю, разбившемуся на изнанке. Но что поделаешь.

— Ла-зер!

Я сделал еще несколько попыток.

— Может никого нет дома?

— Горин говорил, что он из пугливых. Наберемся терпения.

Я снова крикнул эмпата по имени и, не дождавшись ответа, медленно пошел вокруг корабля.

В один момент что-то щелкнуло, затем раздался свист. Мою щиколотку обхватила, засыпанная песком веревка. Она затянулась и подняла меня в воздух. Я повис под мачтой, отломившейся когда-то от фрегата и воткнутого недалеко от него.

— Чего смешного? — я посмотрел на Элаизу, болтаясь ногами кверху.

— Кажется ты попался в ловушку для адских псов, — хихикнула она. — Сейчас я поищу что-нибудь, чем можно разрезать веревку.

— Не надо, — я снял с плеч рюкзак и кинул его на землю. — Там есть нож. Достань и передай мне его.

— Стоять! — вдруг послышался старческий женский голос, а вслед за ним мы услышали, как перезаряжается ружье.

Я повернул голову и увидел старуху в тапочках с оттоптанными пятками, юбке, свитере и платком на голове. Она стояла на перекошенной палубе и целилась в меня.

— Горин сказал, что парень заселился в тело какой-то девчонки? — озвучил я свои мысли в слух.

— А еще он сказал, что это было лет пятьдесят назад, — ответила принцесса и откинула рюкзак в сторону. — Мы пришли с миром!

— Коллекционер душ и бессмертная девчонка, застрявшая между мирами, — прошепелявила беззубая, не опуская ружья. — Пришли с миром? Не вешайте мне лапшу на уши.

(обратно)

Глава 12 Чистосердечное признание

Бабуля целилась в меня из ружья. Но вместо того, чтобы испугаться, я почему-то улыбался.

У меня в голове не укладывался образ той, что угрожала мне. Все равно, что баба Галя с третьего этажа оделась бы в спортивную форму, гетры и бутсы, а затем пошла играть в футбол.

Нет. Этот эмпат точно не причинит мне вреда. Я это не только чувствую. Какой трус способен подстрелить человека? Точно не живущий в тени защитного символа на изнанке, вдали от цивилизации.

— Передай нож, — я протянул руку Элаизе. — Передай. Не стесняйся. Бабуля нас не тронет. Посмотри на нее. Божий одуванчик.

Принцесса горцев, косясь на магического эмпата, медленно достала нож из рюкзака и протянула мне.

— Стоять! — рявкнул тот, что присвоил чужое тело. — Я кому сказал!

Я подтянулся и перерезал веревку. Рухнул. Сильно ударился спиной. Но песок смягчил падение.

Затем раздался выстрел. Он был в воздух.

Я встал, отряхнулся и указал на сгнившую тушу, болтающегося на мачте недалеко от меня адского пса.

— Когда эта тварь попалась в твою ловушку, тебе не хватило смелости выйти за пределы круга и снять ее.

— С чего это ты решил? — огрызнулась бабуля.

— С того, что все эти ловушки существуют не для того, чтобы оберегать тебя от врагов. Для этого нужен этот Знак.

Взглядом я указал на огненный шар, нависший над старым фрегатом. Затем опустился на колено и рассмотрел мышеловку. Ее явно передвигали по песку туда и обратно множество раз. За линией тени разбросано еще несколько сломанных самодельных мышеловок.

— Я не знаю откуда ты берешь воду, но рацион питания у тебя такой себе, — я посмотрел на Элаизу. — Я не знал, что крысы могут существовать на изнанке.

— Одни из немногих тварей, которые переносят радиацию, — ответила девочка.

Тогда я поднялся на ноги и снова посмотрел на бабусю.

— Кажется этот адский пес зацепился челюстью за что-то наверху и именно поэтому ты не смог его снять. А выйти за пределы защитного Знака — это сильнее тебя.

Пауза. Капитан этого разрушенного корабля не знает, что ответить. Прикидывает.

— Чего вам надо? — сдался отшельник и опустил ружье. — Идите своей дорогой.

— Нам нужна помощь, — я поднял рюкзак с земли и сунул в него руку.

Дуло оружия вновь направилось в нашу сторону. Тогда я замедлился и аккуратно вытащил из сумки два завернутых в газету бутерброда с салом.

— Мы заплатим, — сказал я. — Готов поспорить, ты лет сто не ел нормальной еды.

Бабуся, стоящая на палубе, жадно всмотрелась в возможность нормально поесть. Тогда я снова завернул бутерброды в «Комсомольскую правду» и положил их на мышеловку.

— Мы отойдем. Можешь спуститься и забрать еду, — я толкнул Элаизу локтем в плечо, поднял руки и шепнул: — Делай как я.

Бабуля несколько секунд раздумывала, но голод взял свое. В конце концов она подняла свою клюку, медленно подошла к краю палубы, спустилась вниз по веревочной лестнице, прошла между обломков корабля. Все еще держа нас на мушке, она подошла к самой границе тени, и обратной стороной трости притянула к себе импровизированный поднос.

Еще стараясь контролировать себя, она медленно развернула смятый выпуск «Комсомольской правды» и принюхалась к запаху сала. Он подействовал на нее так, как любая еда действует на человека, который давно не ел. Бабуля сунула ружье под мышку и принялась уплетать бутерброды.

Ее пальцы тонули в сале, впивались в мякоть «Дарницкого», а почти беззубые челюсти старательно пережевывали угощение. Один из кусков лакомства упал на песок. Но бабуля не растерялась. Она подняла его, сделала попытку сдуть налипший песок, но, когда ничего не получилось, просто сунула лакомство в рот целиком.

— Сейчас я медленно достану из рюкзака бутылку воды, хорошо?

Бабуля не ответила. Но по выражению ее лица я понял, что она согласна.

Полторашку из-под «Колокольчика» я сразу бросил под ноги эмпату. Та дернулась от неожиданности, но быстро сориентировалась, подняла бутылку и присосалась к ней.

— Хочешь, чтобы мы принесли еще? — спросил я.

Старуха замерла, а потом резко закивала.

— Мы принесем. Я умею открывать порталы. Одна нога здесь, другая там. Но сначала пообещай помочь нам.

— Чего надо? — спросил отшельник, все еще пережевывая не жующийся кусок сала.

— Мы ищем духа клона. Помоги найти его.

— Любого?

— Любого.

— Батон колбасы! — выпалил эмпат.

— Хорошо, — я кивнул.

— Вернее, два. Нет! Три батона!

— Мы принесем много еды, — остановил я нарастающую жадность собеседника. — Но сперва помоги найти одного из клонов. Если сделка выгорит, я готов стать твоим постоянным клиентом.

Бабуля внимательно посмотрела на меня. Она уже знала, что я коллекционер душ. И, вероятно, оценивала насколько часто я буду к ней наведываться. И очень скоро поняла, что я идеальный гость.

— Ладно, — согласилась она, достала изо рта не жующийся кусок сала, посмотрела на него и сунула обратно. — Мне нужно десять минут. Можете пока принести еще чего вкусного. Я все подготовлю.

Вот это другой разговор. Я предполагал, что у отшельника есть проблемы с поставками еды. Но не был уверен. Иначе бы взял сразу все.

Оставив Элаизу у корабля, я открыл портал и вернулся домой. Смахнул в рюкзак все продукты, которые оставались после вмешательства принцессы горцев в мою личную жизнь. Прикинул, где видел круглосуточные магазины. Ни один, в котором в эти времена можно купить нормальной еды, не вспомнил. Порадовался, что забил холодильник накануне и с трудом застегнул молнию на рюкзаке.

— Вот, — я вывалил продукты в ржавый железный таз.

Лазер подошел, потянул за веревку и затащил свой продуктовый набор за линию тени.

— Держи, — отшельник кинул мне камень, рассмотрев несколько упаковок масла, сосисок и сыра.

Я поднял зачарованный предмет. Обычный булыжник с нарисованным на нем Знаком.

— Активируй его касанием, — добавила бабуля, запихивая в рот сушеный банан. — А дальше просто иди по указанному пути.

Я прикоснулся к символу и от камня тут же возникла тонкая, светящаяся желтым, ленточка. Витиеватыми линиями она уходила в черную пустоту изнанки и, похоже, вела, прямо к духу клона.

Подумать только. В своем истинном мире, я только в сказках читал о чем-то подобном, а сейчас вижу своими глазами. Самое интересное, что тут сказки тоже есть. Только, кажется, они все основаны на реальных событиях.

Мы перекинулись еще парой слов с эмпатом и двинулись в ту сторону, куда нам указывал магический камень.

Идти пришлось несколько часов. За это время я успел подумать о том, что надо бы установить прочный контакт с бабулей. А еще лучше — переселить ее в более безопасное место. Если она сможет указывать мне на нужные души, то имея под рукой такого союзника, как Элаиза, я смогу завладеть абсолютно любой способностью в этом мире. А что еще надо для того, чтобы стать самым могущественным человеком на планете?

Духа приручить было не сложно. Едва девочка-призрак увидела, где заканчивается нить, ведущая нас все это время, она подняла руку и заставила фантом подойти к нам. Это был клоун. Но из прошлого столетия.

Человек с напудренным лицом и разукрашенными щеками встал в центр нарисованного на песке символа и очень скоро превратился в монету. Активировав нужный доспех, я поднял серебряник в воздух. Он взмыла на уровень моих глаз, завертелся и приземлился на ладонь.

— Профиль клоуна со способностью клона, — хмыкнул я и убрал монету в карман. — Пора возвращаться. Завтра тяжелый день.

— Завтра уже вторник, — осадила мое одушевление Элаиза. — Я давала время до понедельника.

— Я знаю.

— Решай, коллекционер. Решай скорее. У нас совсем нет времени.

Я кивнул, открыл портал и прыгнул прямо в гостиную своей квартиры.

— Клаус? — я прищурился, чтобы рассмотреть одноклассницу в темноте.

Аристократка сидела на диване, поджав ноги к груди и качалась из стороны в сторону.

— Это я убила его, — дрожащим голосом призналась она.

— Нет-нет, — я закрыл портал, подошел ближе и схватил девочку за плечи. — Ты не при чем.

— Я все вспомнила. Мы с Егором не дрались. Я просто освободилась, подняла его в воздух и выкинула из окна.

— То есть в него не вселялся дух?

— Не знаю, — Клаус уткнулась лицом в колени и зарыдала.

Все намного серьезнее, чем я предполагал. Даже если в Кипятка и вселялся кто-то, даже если он мог левитировать и драться, то Жанне от этого легче не станет. Девочка получила жуткую психологическую травму. И она точно признается в содеянном. На первом же допросе. Вот только что будет потом?

Нет. Я должен ей помочь. Хоть и знаю, что, если однажды правда вскроется — она никогда не простит мне.

— Я сейчас.

Выйдя из гостиной в свою комнату, я достал монету с гипнотизером. Еще раз осмыслил все, что собираюсь сделать. Еще раз глубоко вдохнул и сменил способность. Нашел в одном из ящиков письменного стола йо-йо и вернулся обратно.

— В жизни может произойти все, что угодно, — сказал я и включил только две лампочки на люстре из пяти. — И возможно когда-нибудь ты все узнаешь и возненавидишь меня за это. Но слова, которые я сейчас скажу, ты будешь помнить всегда.

— Что? — Жанна подняла на меня измученный взгляд.

— Я не могу позволить тебе страдать. И делаю это ради тебя. Прости.

Йо-йо раскачался в моей руке, а взгляд аристократки затупился.

Тогда я внушил ей все, что было необходимо. Что после уроков предложил ей переночевать у меня. Что мы отдежурили и вместе отправились домой. Что Кипяток заходил в кабинет русского языка только для того, чтобы снова съязвить. И ничего о метке смертника она отныне не знает.

Я постарался не пропустить ничего, зная, что завтра нас с Клаус первым делом вызовут на допрос. Затем отправил ее спать, а сам позвонил Нокиа и после важного разговора, улегся в гостиной.

Уроки в школе на следующий день отменили. Как раз из-за происшествия. По телевизору ничего не рассказывали, но те, кто учился в первую смену, успели, по крайней мере, подслушать основные версии случившегося.

Серый разбудил меня звонком в дверь. Возвращаясь домой, он решил зайти и сообщить, что милиционеры, приехавшие к школе, говорили что-то про самоубийство Парфенова. И что допрашивали охранника и тот сказал, что точно помнит, как парень на коляске уезжал из школы одним из последних. С еще одним мальчишкой и девчонкой. Как он оказался снова внутри — непонятно.

Новости от моего друга сулили только одно. Что нужно ждать гостей. Если охранник уже сказал, что мы с Клаус и Кипятком выходили из школы, мы на крючке. На нас начнут давить. А вспоминая методы, о которых мне рассказывал Троицкий и какую-нибудь сыворотку правды, которая в этом мире заставляет преступников честно отвечать на вопросы — надо брать инициативу в свои руки. Идти к директору самостоятельно. Строить из себя невинных детей, рассказать липовую версию и спать спокойно. Наверное, лучше так, чем ждать и потом изначально оказаться в позиции виновного, пытавшегося скрыть правду.

— Ракицкий? — сонная Клаус вышла из моей комнаты, пока мы с Серым еще говорили.

— Нас с Жендосом ты не зовешь на ночь, а ее позвал? — удивился бастард.

— Да. Долго рассказывать. Позвоню в выходные, и встретимся. Поболтаем.

Но мой друг ничего не ответил. Он махнул рукой и вышел из квартиры.

— Кажется, он расстроился, — заключила аристократка.

— Да. Я тут уже пару недель не могу найти время с ними встретиться. Обижается, — я закрыл дверь. — Но сейчас у нас есть дела важнее. Нужно дойти до Валентины Рудольфовны и признаться ей в том, что мы последними вчера видели Кипятка.

— Зачем? Что случилось?

— Пойдем перекусим, и я все расскажу.

За завтраком я обрисовал Жанне всю ситуацию и уже через полчаса мы сидели в опустевшей школе на скамейке у кабинета директора.

— Домой хочу, — заныла Клаус. — Папа злится, что вчера я его не предупредила. Зачем мы вообще сюда пришли?

— Потому что мы последними видели живым Кипятка, Клаус, — ответил я раздраженно и обратил внимание на свое колено, которое беспрестанно дергалось от нервов.

— Что нового я могу им сказать? Я же помню, как мы выходили вместе с тобой из школы, потом на тебя напал Вовчик из параллельного класса. Я переждала за дверью, а когда драка закончилась вышла, и мы пошли к тебе.

— А что Кипяток? Остался там?

— Не знаю. Мне было не до него.

Мой гипноз на Клаус действовал отменно. Она помнила ровно то, что я хотел. И наше самовольное сотрудничество со следствием еще лучше убедит всех в нашем желании помочь. При таком раскладе никто и никогда не заподозрит нас в чем-то.

Дверь в кабинет директора открылась. Оттуда выглянула Мирослава Игоревна. Завуч сделала движение головой.

— Ракицкий, Клаус. Заходите.

Мы вошли в старый кабинет Глеба Ростиславовича. С тех пор, как я был здесь в последний раз почти ничего не изменилось. На столе стояла новая лампа, куча разбросанных прежде бумаг теперь прилежно сложена по стопкам. Маленькая фигурка стеклянного кота на столе, рядом с монитором компьютера. И фолиант. Книга о черной магии Кипятка.

— Здравствуйте, полковник, — я поздоровался со своим старым знакомым Троицким.

Тот кивнул в ответ. Он стоял у окна и перебирал свои четки, глядя на проезжающие мимо машины. За столом сидела Валентина Рудольфовна. Завуч стояла у двери.

— Очень интересно, Ракицкий, — прошипела директриса. — Как ты смог в очередной раз вляпаться в темное дело?

— Не уверен, что я имею отношение к нему, Валентина Рудольфовна, — ответил я. — Но как добросовестный гражданин, узнав о гибели своего бывшего одноклассника, я посчитал, что мы с Жанной должны вам сообщить, что видели Егора одними из последних.

— Да. Охранник сказал, что Парфенов уезжал из школы в компании рыжей девчонки и Ракицкого. Смотри насколько ты популярен. Даже охранники узнают тебя в лицо.

— Может это потому, что я всегда здороваюсь…

Всхлип Клаус прервал нас. Я повернул голову на одноклассницу и увидел лицо аристократки. Оно искривилось от множества эмоций. По ее щекам текли слезы.

Меня бросило в пот. Я не понимал, что происходит. Но именно так она выглядела вчера, когда я вернулся домой. Но гипноз ведь не мог просто так исчезнуть? Она же не могла все вспомнить?

— Что с тобой, Жанна? — я положил свою руку на руку одноклассницы.

— Это я убила Егора! — аристократка закрыла руками лицо и разрыдалась.

У меня земля ушла из-под ног. Мне казалось, что я сделал все правильно. Оградил маленькую девочку от мыслей о Кипятке. Что, сделав ход первым, я снимал с нас все подозрения. Но где-то оступился.

Я осмотрел всех присутствующих в зале.

Поймал встревоженный взгляд Троицкого. Полковник однажды усыпил меня. Не знаю, какой у него дар, но вряд ли все тут же начинают говорить правду. Да даже если начинают. Жанна не помнила этой правды.

Я перевел взгляд на директрису и понял все за долю секунды.

Я продумал все. Я знал, что наш с Клаус возраст введет следствие в заблуждение. Но не учел одного. Что наложенный гипноз — это такая же магия, как и любая другая активная или пассивная способность. И что рядом с директрисой он перестанет действовать.

Клаус рыдала справа от меня. Завуч с директором и полковником Троицким переглядывались друг с другом, а я вспоминал вчерашний день. Как Кипяток встретился в коридоре с Валентиной Рудольфовной, и его коляска вдруг перестала ехать. И перестала она ехать тоже из-за того, что магия не работала. А не потому, что сломалась. Черт!

— Что? — полковник Троицкий поставил стул рядом с Клаус и сел на него. — Что ты сказала?

— Это я убила Парфенова, — повторила девочка.

(обратно)

Глава 13 По стопам Коломбо

— То есть как? Ты виновата в смерти Егора?

Взволнованная Мирослава Игоревна подошла к Клаус и заглянула ей в глаза.

— Скорее всего девочка в шоке от всего произошедшего. Позвольте сперва мне поговорить с ней наедине, — сказала она.

Завуч всегда была строгой женщиной. Но при этом справедливой. Никогда не давала в обиду своих. Вот и сейчас быстро сориентировалась, чтобы остановить Жанну. Чтобы та перестала закапывать сама себя. Но ситуация патовая. Сейчас отвертеться от разговора точно не получится.

— Не нужно, — Валентина Рудольфовна холодным тоном остановила женщину в очках и строгой узкой юбке. — Лучше принесите ей стакан воды и пусть девочка все нам расскажет.

От давления, которое начало нарастать, Клаус стало еще хуже. Директриса, не обращая на это внимания, открыла блокнот и взяла ручку. Приготовилась записать самые важные сведения, словно Троицкий был Малдером, а она его Скалли. Милиционер, кстати, сейчас не просто молчал. Он внимательно изучал мою одноклассницу.

— Расскажи, что произошло, Жанна, — спокойным голосом попросил полковник.

— Я расскажу, — вмешавшись в разговор, я поерзал на стуле.

Раз уж мы самостоятельно признались во всем, буду делать вид, что так и планировали. Совсем уйти от ответственности не получится. Во всяком случае потому, что мы сбежали с места преступления. Но мы же дети. Могли просто сильно испугаться. Поэтому можно смягчить наказание. А в лучшем случае избежать его. В конце концов, о нашем участии знают только три человека. И все они сейчас присутствуют в этом помещении.

— Вот вода, — завуч как раз вернулась в кабинет и протянула заляпанный стакан девочке.

Та не сделала ни глотка.

— Пусть Клаус сама все расскажет, — суровым тоном проговорила Валентина Рудольфовна. — У Ракицкого язык хорошо подвешен. Если я и буду его слушать, то только после того, как узнаю основную версию.

— Нет, — отрезал мой старый знакомый. — Рассказывай, Костя. Что произошло?

Директриса хотела что-то возразить, но кажется ее прихватило. Он поморщилась, обхватила руками свой выпуклый живот и, кажется, беззвучно выругалась. Я же выпалил всю историю прошлого вечера на одном дыхании.

Я рассказал и про метку смерти. И про то, что Клаус оказалась вторым проклятым вместо меня. О том, что школьники остались вдвоем в школе и Кипяток просто решил убить мою одноклассницу, чтобы спастись самому. И как в Жанну вселился дух, а затем я обнаружил аристократку во дворе соседнего дома.

— Почему вы сразу не позвонили в милицию? — поинтересовался дядя с усами и четками в руках.

— Мы испугались, — объявил я заранее заготовленную версию. — Подумали, что во всем обвинят нас.

— А почему пришли сейчас? — вмешалась Валентина Рудольфовна.

— Передумали, — я пожал плечами, опередив ответ приходящей в себя Клаус.

Посмотрел на одноклассницу. Шире раскрыл глаза, давая понять, что говорить буду я.

— Хм, — Троицкий снял головной убор и положил его на край директорского стола. Провел руками, по сальным взъерошенным волосам. — Плохи дела. Почти невозможно доказать, что мальчишку выбросил из окна дух, завладевший телом девочки. С учетом того, что он ушел. А если мы говорим про ангела-хранителя, то тоже ничего хорошего.

Ангелами-хранителями в этом мире называют духов умерших одаренных. Те, кто выбрали не скитаться в поисках нового тела, а присматривать за своими родными. Они часто занимают какие-то предметы человека. Так мой отец однажды попал в крестик и защитил меня в самый последний момент. Вот так и добрые духи, защищающие своих близких. Могут появиться и спасти. Они не имеют желания вернуться к жизни, как многие. Их цель защитить тех, кого они любят больше жизни. Наверное, это определение точнее всего.

— А если мы найдем способ поговорить с ее ангелом-хранителем? — с надеждой в голосе спросил я.

Плевое дело с новыми связями и магическим эмпатом на изнанке.

— Не пойдет. Предвзятое отношение. Нужны более реальные доказательства, а их нет.

Все замолчали. Ситуация оказалась не из легких. Даже для того человека, который постоянно сталкивается с подобным. Но было в ней кое-что, что объединяло всех присутствующих. Ни директриса, ни завуч, ни полковник милиции не хотели верить в то, что десятилетняя девочка убила своего бывшего одноклассника.

Надо же. Кипятка уже нет на этом свете, а проблемы он доставляет до сих пор.

— Жанна отличница. Прилежная ученица и правильная девочка, — начал произносить я вслух то, что думал каждый из присутствующих. — И каждый из нас где-то в глубине души знает, что она не виновата. Но как только ее имя попадет в протокол, запустится процесс, который будет не остановить.

— На что это ты намекаешь, Ракицкий, а? — Валентина Рудольфовна нахмурила брови и пристально посмотрела на меня.

— Вы знаете на что. Кому будет лучше, если невинный ребенок загремит в тюрьму? Испортит себе жизнь. Вы же видите книгу. Видите, какая страница из нее вырвана. Один из них должен был умереть. Так или иначе.

— Есть определенные правила, Ракицкий. Ай! — вдруг взвизгнула директриса и схватилась за живот.

Мы с Троицким машинально подскочили и подбежали к ней.

— Все нормально, — остановила нас Валентина Рудольфовна и взяв волю в кулаки, выпрямилась в своем кресле. — Если я не объявлю о том, кто замешан в этом деле и в чем причина гибели мальчика, то меня попрут отсюда, как прежнего директора. Полковник? Вы что молчите? Вы при исполнении. Скажите свое слово. Неужели беременная женщина должна отдуваться за всех. Мирослава Игоревна?

— Я думаю, Костя прав, — встала на мою сторону завуч и поправила очки на своем носике. — Посмотрите на нее. Мы, итак, испортили Жанне жизнь тем, что не доследили за ней. Подумайте только. Один из аристократов, учащихся в нашей школе носил с собой книгу по черной магии, а мы ничего не видели. Не догадывались. Я думаю, что это обвинение гораздо серьезнее того, что дух завладел телом маленькой девочки.

— Теперь вы на что-то намекаете, Мирослава Игоревна? — директриса вскочила с места и тут же случился следующий приступ.

Валентина Рудольфовна схватилась за живот и посмотрела под ноги. Мы все слышали, как на линолеум пролилась вода.

— Кажется, воды отошли, — проявил эрудицию я.

— Вам надо в больницу, — Троицкий подошел к директору, приобнял и закинул ее руку себе за шею. — Пойдемте. Я увезу вас в роддом.

— Нет, — заупрямилась Валентина Рудольфовна. — Я не сдвинусь с места. Пока вы не скажете мне, что сообщите следствию все вновь открывшиеся подробности.

Троицкий с завучем переглянулись. Они не хотели обрекать девочку, но и спорить с беременной сейчас не время.

— Валентина Рудольфовна, сейчас не время… — завуч пришел на подмогу милиционеру, который пытался помочь женщине.

Я же вдруг перестал слышать все вокруг. Как только понял, что многие такого же, как и я мнения. Стресс сошел на нет и появилась надежда на то, что Клаус сможет выйти сухой из воды. Но главная причина моих мыслей заключалась в том, что едва директор отошла чуть дальше моя одноклассница как будто пришла в себя. На ее лице больше не отражались все оттенки отчаянья. Вернее, они стали не такими явными.

— Кипяток был под гипнозом! — осенило меня, и я объявил об этом вслух.

Две женщины и мужчина тут же перестали пререкаться и обратили на меня внимание.

— Что? — первым заговорил Троицкий.

— Вчера днем мы с Парфеновым выясняли отношения в столовой. Он был настроен, мягко сказать, не дружелюбно. Но вместо того, чтобы сдать меня директору, оказавшись перед ней, он ни с того ни с сего прикрыл меня.

Удивленные глаза Валентины Рудольфовны нашли меня.

— Так ты был в столовой?

— Был. И мне очень жаль, что нарушил правила. Я хотел как раз предотвратить все эти последствия, которые произошли ночью. Но сейчас дело в другом. В том, что, я думаю, Санитар загипнотизировал электроника. Полковник. Вы слышите? Я причина. Матерью ничего не ограничилось.

— А-а-а-а! — закричала директриса.

На этот раз никто не стал слушать, когда она выставит очередной ультиматум. Да и сама собирающаяся вот-вот родить женщина больше не сопротивлялась. Видимо боль стала настолько невыносимой.

Троицкий приказал нам с Клаус ждать в кабинете, а сам повез директора в больницу.

Мы остались в кабинете втроем. Мирослава Игоревна все это время молча прожигала нас взглядом. А я не мог отделаться от мысли, что Санитар держал Кипятка под гипнозом, чтобы добраться до меня. Вспоминал все, через что мне пришлось пройти из-за сумасшедшего одаренного. Пытался найти ответ на вопрос, что такого сделал мой отец? Почему гипнотизер до сих пор преследует меня? Но понял лишь одно. Что он не отстанет. И я должен как можно скорее узнать, что ему от меня надо. Найти подонка и поквитаться с ним. За все, что он сделал.

В полной тишине завуч поднялась со стула. Скрипя полом под ногами, она подошла к выходу.

— Сидите тут. Я скоро.

Никто из нас не ответил. Едва дверь закрылась, я повернулся к Клаус.

— Прости, Жанна.

Та по-детски отвернула голову. Смахнула со щеки слезу.

— Поговорим? Пока Мирослава Игоревна не вернулась.

— Нам не о чем разговаривать, — гордо ответила аристократка. — Если ты боишься, что я признаюсь в том, что ты наложил на меня гипноз, то можешь не переживать. Я не буду упоминать о том, что ты козел.

Жестоко. Но ребенку не объяснишь, что я хотел сделать как лучше. Сейчас для девочки важнее, что я применил магию по отношению к ней. А то, что это было из добрых намерений, ее не волнует.

Я не стал продолжать разговор. Самое неблагодарное дело — пытаться объяснить что-то женщине, когда она еще на эмоциях. Пусть даже этой женщине всего десять лет. Когда Клаус остынет, поговорить обо всем и договориться будет куда проще.

Полковник Троицкий вернулся в школу через час. Я поделился с ним своими доводами на счет Санитара. И почему я думаю, что Кипяток был под гипнозом. И сейчас милиционер ходил по кабинету директора из стороны в сторону и пытался найти лучшее решение.

— Значит ты думаешь, что Санитар приложил руку к смерти Егора Парфенова? — уточнил он, устремив свой взгляд на меня.

Я кивнул.

— Если это правда, то это все меняет. В таком случае, возможно, нам удастся огородить вас, — он перевел взгляд на мою одноклассницу. — Но для этого нужно найти Санитара.

— Что будет с Жанной?

— Пока пойдет как свидетель, — сказал Троицкий. — Я укажу в протоколе все, что ты сказала. А сам направлю все силы на то, чтобы найти мерзавца. Как только Санитар будет в наших руках, все кончится.

Я смотрел на полковника и разочарованно мотал головой.

— Нельзя по-другому, Костя. Как только директор оправится после родов и доберется до телефонной трубки, мы отправимся вслед за Клаус. За сокрытие улик и препятствование расследованию.

— Но ведь она пока не оправилась.

— Что ты предлагаешь? Отсрочка на день не решит абсолютно ничего.

— А если решит?

— Ракицкий? — возмутилась Мирослава Игоревна.

Она не могла понять почему я на равных говорю с полковником милиции. А когда я начал перегибать палку, вмешалась.

— Что это решит? — словно не услышав голоса завуча продолжал убеждать, кажется, самого себя Троицкий.

— Если получится взять Санитара, который признается во всем? Он же признается во всем? Вы рассказывали мне про Парфенова. У вас есть методы, чтобы выводить преступников на чистую воду?

— Допустим.

— Когда он признается, то мы сможем убедить Валентину Рудольфовну не портить жизнь Клаус. Сами подумайте. Ей важно найти виновного. Важно сохранить свою репутацию. Вот за что она борется. И если мы дадим ей это, то совершенно незачем вписывать в протокол Жанну.

В кабинете повисла тишина. Все понимали, что я предлагаю хороший вариант. Да и сама Клаус начала остывать, видя, как я пытаюсь ее отстоять.

— Сколько лет этому парню? — полковник обратился к завучу. Та пожала плечами. — Ты говоришь так уверенно, как будто знаешь как его найти?

— Магический эмпат.

— Что?

— Мы должны воспользоваться помощью магического эмпата. Он может привести нас ко всем гипнотизёрам в городе. Если мы навестим каждого, то однажды выйдем на Санитара.

Я загорелся идеей найти подонка. Да, меня ждала еще целая куча дел. Но больше всего хотелось взглянуть в глаза человеку, который уже несколько месяцев не оставляет меня в покое.

— Магических эмпатов давно никто не встречал, — покачал головой Троицкий. — Если бы все было так просто.

— Можно поговорить с вами наедине?

Полковник уже знал, что мне можно доверять. Именно с моей помощью однажды он предотвратил конец света. Получил повышение и новое звание. Поэтому согласился не раздумывая.

В пустом школьном коридоре я рассказал ему, что знаю способ найти магического эмпата. И если он даст мне время, то с моей помощью очень скоро дослужится до генерала.

Троицкий согласился. Он отпустил Клаус домой, договорился с Мирославой Игоревной, что ничего и никому они пока оглашать не будут. Потом велел мне скорее доставить ему то, что приведет милицию ко всем гипнотизёрам в городе.

Два пакета продуктов, пара открытых порталов и я уже находился в отделении милиции с зачарованным предметом в руке.

— Прикоснетесь к этому символу, и он укажет на всех гипнотизёров в городе.

— Ядро?

У бабули, которая теперь мне помогала с изнанки, было все меньше и меньше выбора. Видимо, нужен был твердый предмет, а с камнями за завесой также тяжело, как и со всем остальным.

— Ага. Пушечное. И еще одно. Чтобы дело пошло быстрее.

— Ладно. Посмотрим куда они нас заведут.

Еще оставшись в кабинете полковника, я слышал, как на улице начинают выть серены, а милицейские уазики разъезжаются в разные стороны на поиски Санитара.

Скорее всего это займет много времени. Поэтому я оставил Троицкому на столе записку и на всякий случай вписал туда номер своего пейджера. Сам же отправился к Нокиа.

Уже несколько минут я не мог достучаться до своего подельника. Или никого нет в гараже или они с братьями в очередной раз заняты чем-то настолько интересным, что не могут оторваться от дела.

Я посмотрел по сторонам. Убедился, что никто не приехал сюда во вторник посреди дня. Затем постучал в последний раз. Настолько сильно, что грохот железных дверей должны были слышать на другом конце территории этих гаражей.

Наконец из-за ворот послышались какие-то звуки. Громыхнула задвижка и маленькие глаза Иннокентия посмотрели на меня из открытого отверстия.

— Костя! — вскликнул он и отворил дверь. — Заходи. Там новости показывают. Не оторваться.

Не дождавшись моей реакции, он убежал в свою коморку, откуда доносился голос Жанны Агалаковой.

Я последовал за подельником. С цветного экрана старого «Рубина» сквозь рябь и шипение ведущая пыталась донести до Нокиа последние новости с Казачьей Заставы. Тот, хмурясь, внимательно всматривался в экран, а когда картинка портилась сильнее, поднимал антенну над собой, стучал по телевизору и нелицеприятно выражался вслух.

— Чертов ящик! Говорил парням купить новый!

Я дождался, когда Иннокентий успокоится и направит трансляцию. Но это случилось уже под конец эфира, когда взволнованная ведущая объявила, что это последние новости к этому часу.

— Проклятье!

— Что там произошло?

— Всем одаренным пришлось отступить за стену. Сейчас твари пытаются прорваться за нее. Император отправил армию на помощь. Чувствую, что скоро мы все возьмемся за оружие, босс.

Плохи дела. Если я в ближайшее время не дам Элаизе то, что она хочет, то принцесса горцев возьмет все сама.

— Ладно. Я по поводу освобождения Ходырева.

— Да-да, — Нокиа прошел к своему столу и отыскал на нем небольшой блокнот. — Как ты помнишь, сегодня его повезут в суд, — он посмотрел на часы. — Который начнется через полтора часа.

— Отлично. Это наш шанс. Ты достал то, что я просил?

— Да. В той коробке. В углу.

(обратно)

Глава 14 Наутилус Помпилус

— Если честно, твой ночной звонок сбил меня с толку, — Нокиа подошел к коробке, стоящей на полу, и поднял ее на стол.

— Поздно увидел твое сообщение, — ответил я. — К тому же, новый план показался мне лучше.

— Нам повезло, что один мой старый знакомый имеет нужные подвязки. Между прочим, быстро найти тебе новый прикид оказалось ничуть не проще. Договорились же. Кожаный плащ, краску на лицо.

— Но ты же понял для чего я все это затеял?

— Понял, понял, — проворчал мой подельник и достал из коробки мотоциклетный шлем.

Нокиа медленно выкладывал на стол амуницию для моего нового образа. Я же, как завороженный, наблюдал за процессом, прокручивая в голове свой новый план.

Когда я понял, что, освободив Ходырева все подумают, что в этом замешан Галицкий, я быстро отказался от идеи бегать по городу в кожаном плаще и с разрисованной мордой. Возобновление войны кланов мне не нужно. Зато с монетой клона я мог менять свою внешность на внешность абсолютно любого человека, которого когда-либо видел. И это играло мне на руку.

Образ. Мне хотелось, чтобы моё альтер эго запомнили. Но ничего лучше, чем одеть его в типичную одежду девяностых, я не придумал. Пусть сейчас этот парень будет выглядеть совершенно обычным, зато пройдет несколько лет и его будут воспринимать иначе. Мужик из девяностых точно не оставит никого равнодушным. И уже через десять минут я стоял перед высоким обшарпанным зеркалом и разглядывал свое новое отражение в нем.

Сейчас на меня глядел молодой паренек лет тридцати. Накаченный брюнет с широкими плечами и белоснежной улыбкой. Я взял образ супермена из всех фильмов, которые когда-либо смотрел. Мне показалось, что будет забавно, когда в Российской Империи появится свой супергерой. Вот только вместо синего костюма и красного плаща, на его ноги надеты «Гриндерсы». Синие джинсы, черная футболка с надписью «Metallica», косуха и синяя кепка «USA». В левом ухе сережка, а на тыльных сторонах ладоней и запястьях множество боевых и защитных знаков. Боевые на левой, защитные на правой.

— Значит этот мужик теперь будет защищать наш город от злодеев? — хмыкнул Нокиа и выплюнул на пол листочки табака, просочившиеся в рот из сигареты.

— Его зовут Конор.

— В честь пацана из терминатора? — мой подельник задумчиво закатил глаза. — Лучше бы как-то по-нашему. Чтобы свой парень был. Прямо в доску. Так люди быстрее привыкнут к нему и привяжутся.

— Может Наутилус? — предложил я.

Иннокентий взял паузу, впившись в меня взглядом. Снова затянулся.

— Это группа?

— Они еще поют в брате, — я пояснил, не отрывая глаз от своего отражения.

— Данилу любят, — полушепотом сказал мой подельник. — И методы решения проблем у него схожие. Да и внешне вроде подходит.

— Значит решено. Тут и родовую способность проще придумать. Что-нибудь связанное с водой, — я повесил на шею цепочку с большим знаком пацифик, который теперь болтался поверх футболки.

Зазвенел будильник.

— Но, как я понимаю, не сейчас, — Нокиа посмотрел на часы и прошел к двери. — Время уходит. Если ты сам все хочешь сделать, то нужно идти. Скоро Ходырева повезут.

Мы прошли в соседнее помещение. Заваленное печатными станками и журналами. Остановились рядом со столом, за которым обычно играют в карты Кирпич с Кроликом.

— Иж с коляской, — Нокиа сдернул тент с красного мотоцикла.

Это еще одна деталь образа, о которой мы договорились во время ночного разговора.

— С коляской? — поморщился я.

— Я же должен был куда-то сложить все то, что ты у меня просил.

— Ладно, — я перекинул ногу через своего нового боевого коня и сдернул простынь, которая прикрывала вещи в коляске. — Тут все?

— Как ты и просил. Два Калашникова, гранаты, но больше легких пушек. Все номера с них стерты. Если потеряешь, то концы не найдут.

— Я собираюсь использовать это на изнанке. Если потеряю, вряд ли кто-то найдет их и решит выяснить имя бывшего владельца, — я резко опустил ногу и завел свой новый мотоцикл.

Нокиа уже раскрыл ворота гаража.

— А его как назовешь? — спросил он, выбрасывая бычок, который пролетел прямо перед моим лицом.

— Помпилус, — я переключил передачу и поехал вызволять Ходырева.

Из-за рева мотора я впервые не слышал, как грохочут железные ворота гаража за спиной.

Дождавшись уазик, в котором везли заключенного, на одной из заправочных станций, я дал по газам и поехал следом.

В эти годы в моем городе достаточно безлюдных участков. Как раз один из них ведет из одного района в другой. К зданию суда. Это лог. Сейчас тут каждые пять минут проезжают трамваи, троллейбусы и машины. Иногда ходят люди. Но исключительно за тем, чтобы набрать воды из местного родника. Но в целом, тут всегда мало народу.

Я разгоняю мотоцикл и обгоняю буханку с включенными мигалками в самой низшей точке лога. Активирую каменный доспех. Применяю торможение, спрыгиваю с мотоцикла и достаю из коляски два «УЗИ». Направляю стволы на уазик. Нажимаю на спусковые крючки и выпускаю по половине обойм по колесам милицейской машины. Буханка тормозит и останавливается прямо передо мной.

Я подхожу ближе, не сводя одну пушку с милиционеров на переднем сиденье, а вторую с тех, кто проезжает мимо. Чтобы ни у кого не появилось желания остановиться и вмешаться.

Подхожу к водительской двери и стучу дулом по стеклу. Водила слушается и открывает дверь.

— Все как договаривались. Отдаете мне пушки и прицепляете себя наручниками к двери. Вечером вам передадут оставшуюся часть денег. Там же, где договаривались.

Двое людей в форме переглядываются, кивают и кидают мне свое табельное оружие. Затем достают наручники и начинают заниматься собственным обезвреживанием. Я же оборачиваюсь и громко свищу.

Недалеко от нас, у родника, стоит парнишка. С мыльницей «Canon» в руках. Он кивает мне. Затем наводит объектив и делает несколько снимков.

Есть. Теперь он запечатлел момент, как я держу на мушке представителей закона.

Происходит еще парочка вспышек и «случайный» свидетель срывается с места и бежит прочь из лога. Я же обхожу буханку и открываю заднюю дверь.

— Господин Ходырев, — улыбаюсь я. — Вы прибыли в пункт назначения. Заберите у вашего спутника оружие и проследуйте за мной.

Полный аристократ с копной рыжих волос на голове испуганными глазами смотрит на милицейского. На меня. Снова на него. Тот протягивает ему свой пистолет.

— Поторопитесь. Если, конечно, не хотите все-таки остаться в тюрьме.

Толстяк подскакивает, судорожными движениями забирает у своего охранника пистолет и ключи от наручников. Выпрыгивает ко мне.

Я освобождаю аристократа. Затем мы садимся на мой мотоцикл и уезжаем прочь.

Когда Нокиа сказал мне, что есть возможность заработать много денег, но нелегальным способом, я первым делом подумал о том, как сделать так, чтобы избежать жертв. И в голову мне пришла идея о том, чтобы подкупить представителей закона. Своеобразные инвестиции. Дать на лапу пачку долларов, чтобы потом получить гораздо больше. К тому же в эти времена редкий человек откажется от внушительной суммы в виде взятки.

Сегодня ночью, после того как уложил Клаус спать, я увидел сообщение от моего подельника. Он писал, что Ходырева сегодня повезут на суд. Тогда я позвонил Нокиа и попросил его через свои каналы найти людей, которые будут заниматься перевозкой. Договориться с сопровождающими о том, чтобы они по собственной воле сдали оружие и обезвредили себя. Наверняка не все пошли нам на встречу добровольно. Кому-то пришлось угрожать. Но я дал на это зеленый свет.

Со всей этой историей в школе изначально на дело должен был ехать не я. Кролик и типажом, и телосложением вполне подходил под описание моего нового альтер эго. Когда я приехал на заправку, они с Кирпичом уже сидели в машине и ждали, когда мимо поедет милицейская буханка с включенной сиреной. Кролик в косухе и футболке «Metallica». Правда в очках и бандане на голове. А Кирпич — просто хороший водила. Должен был довезти куда нужно, а затем увезти в неизвестном направлении.

По моему плану мальчишка должен был «случайно» сфотографировать Конора. Вернее, теперь уже Наутилуса. И прославить образ моего альтер эго на весь город. Так, чтобы все знали, кто освободил Ходырева, но никто не понимал, чьих именно это рук дело. Так я мог гарантировать, что тринадцатая война кланов не разгорится с новой силой.

Однако я приехал к своему подельнику вовремя. И теперь сделал все сам. Чтобы на фотографии остался именно тот человек, которого я и хочу, чтобы во всем обвинили.

Вот такой ход конем убил сразу нескольких зайцев. Никто не пострадал. Человек големов оказался на свободе. Электроники не могут обвинить Галицкого в том, что это он освободил аристократа. А я получу десять миллионов рублей на регистрацию своего клана. Кайф.

Уже в ближайших новостях показали фотографию Наутилуса и рассказали о том, что аристократу из клана големов удалось скрыться.

— А вот и наша награда, — Нокиа вернулся в гараж с черным кейсом и положил его на стол.

Открыл замок. Откинул крышку и развернул, чтобы показать нам содержимое.

Кирпич с Кроликом разинули рты.

— Сколько тут? — я выключил телевизор и взвесил одну пачку купюр в руке.

— Полмиллиона долларов! — возвестил тот.

Я быстро прикинул. Это получалось даже чуть больше нужных мне десяти миллионов рублей.

— Да есть же! — воскликнул я и кинул пачку долларов Кролику.

Взял еще одну и бросил Кирпичу, другую Нокиа.

— Это вам за работу, парни!

Все трое довольно переглянулись. Нокиа подбежал к железному шкафчику и достал из него бутылку «Macallana 12».

— Я берег эту крошку для особого случая! — возвестил он, наливая виски в пластиковый стакан. — Время пришло! Будешь?

Я улыбнулся и покачал головой.

— Ладно-ладно, — Иннокентий повернулся к близнецам. — Налейте парню пепси-колы. Предлагаю сегодня как следует отметить удачное дело!

Нокиа поднял стакан над столом. Я подхватил слово, взяв свою колу:

— Хочу сказать спасибо вам, парни. Всем. Без вас ничего бы не получилось. Выпьем за дальнейшее плодотворное сотрудничество. И за то, что когда-то не отвернулись от меня!

— За нас! — взревел Кирпич.

— За нас! — подхватил Кролик.

— За босса! — добавил Нокиа.

И каждый пригубил напитка, который был налит в его пластиковый стакан.

Последующие несколько часов все развлекались. Играли в карты, рассказывали друг другу разные истории из жизни, выпивали и сжигали лучшие сигары Нокиа, припасенные на специальный случай. В течение всего этого времени я был больше слушателем и сторонним наблюдателем. Спиртного я не употреблял, а случаев из этой жизни, которыми я мог бы поделиться было не так уж много. Не рассказывать же им, как мы с Жендосом и Серым переживаем не самый простой этап в наших детских отношениях. Хотя, когда речь зашла про будущее клана и компании, я говорил много, а все мои подельники с воодушевлением представляли, как заживут еще спустя некоторое время.

Пейджер, на который я ждал сообщения от полковника Троицкого все молчал. Первое время я постоянно посматривал на него, а потом отпустил ситуацию и забылся.

Под вечер Кролику пришла гениальная идея. Вызвать девочек прямо в гараж.

— У меня есть мысль, — сказал амбал и посмотрел на потертый плакат с обнажённой женщиной на стене. — Что, если разнообразить наш вечер?

Все, кроме меня, идею поддержали. Но запретить им развлекаться я не мог. Поэтому пока Кирпич побежал до ближайшего уличного столба, на котором был наклеен номер телефона соответствующей организации, я ушел в коморку Нокиа. Устроился на стуле, взял какой-то журнал и принялся читать.

Из-за двери до меня доносились сперва голоса и смех девочек по вызову, а затем они переросли в стоны. Меня посетила мысль, что я мог бы принять облик того, кому заниматься сексом уже можно, но потом решил не обманывать себя. Именно такие забавы я всегда почему-то обходил стороной.

— Черненькая просто с ума сойти! — Нокиа вошел ко мне в комнату, натягивая штаны и застегивая ремень. — Но я больше не могу. Возраст не тот. Дальше парни пусть сами.

Я едва заметно улыбнулся, не отводя взгляд от журнала. Как раз зацепился за какую-то интересную статью. Она навела меня на мысль о новом бизнесе.

Иннокентий подошел к столу, достал из заначки пачку сигарет и устроился на стуле напротив. Откинулся на спинку и растопырил ноги.

— Может тоже хочешь? — спросил он.

Я поднял глаза.

— У тебя ж уже стоит. Почему бы…

— Не сегодня, — коротко ответил я и снова опустил глаза на статью.

В тишине, перебиваемой стонами из соседнего помещения, я услышал, как зажглась спичка. Затем как затлел табак. В нос ударило запахом сигареты.

— А я ведь хотел тебя кинуть, — послышалось признание моего подельника.

Я снова посмотрел на него.

— Да. Когда ты пришел сюда с теми деньгами, весь такой важный и начал строить из себя крестного отца.

— Я думал мы уже тогда расставили все точки на и, — хмыкнул я.

— Ха! — Нокиа показал свои белоснежные зубы. — Я согласился. Но на самом деле решил подождать подходящего момента, чтобы кинуть тебя.

— Да? — спокойно отреагировал я. — И что же заставило тебя передумать? Постой. Ты сейчас пришел сюда, чтобы сказать, что нам пора расстаться? Эй! Что ты прячешь у себя там? В штанах? Это пистолет? Ты наставил его на меня?

Мой подельник рассмеялся.

— Нет, — он вздернул подбородок, указывая на кейс, стоящий в углу. — Это твои деньги. И если сначала я воспринимал тебя, как ребенка, то со временем понял, что ты далеко не маленький.

Наши взгляды встретились. В голове у меня проскочила мысль о том, что он догадался. Догадался, что я попаданец. Но я быстро вспомнил все моменты, которые мы пережили с ним. Подумал о том, что никаких серьезных последствий в том, что он об этом узнает нет.

— Черт знает, что ты за человек, босс. Но поняв, что ты не ребенок, я стал побаиваться. Нужно быть дураком, чтобы предать тебя. Потерять столько гениальных идей, приносящих деньги. Да еще и подставить под удар свою шею. Со временем я понял, что если буду верен тебе, то моя жизнь удалась. И пока ты с каждым днем только доказываешь это.

— Приятно слышать, — ответил я и снова вернулся к интересной статье. Но вдруг прервался. — А что, если подведу?

— Чего? — Нокиа даже закашлялся от неожиданного вопроса.

— Что, если прямо сейчас сюда залетят маски-шоу и скрутят всех нас? Ты останешься также верен?

— Если сюда залетят маски-шоу и повяжут нас всех, то я дождусь, когда ты нас вытащишь из этого дерьма, босс!

Мы замолчали.

С самого начала я полагал, что доверять такому человеку, как Нокиа может быть опасно. С момента нашего сотрудничества я держал это в голове и только сейчас действительно понял, что мы крепко связаны. Очень много в наших отношениях строится на моих знаниях и его связях. Наверное, это лучший рецепт. Даже друзья так сильно не зависят друг от друга, открывая бизнес, как мы с Иннокентием. И, надеюсь, эти деловые отношения ничто, и никто не сможет разрушить.

Пропиликал пейджер. Он вырвал меня из мыслей. Я глянул на сообщение. Писал Троицкий.

— Ты куда? — Нокиа выпрямил спину и огляделся.

— В милицию, — бросил я, натягивая пальто. — Закинь все деньги на мой счет. Завтра нужно оплатить пошлину. Скоро у нас будет свой клан, Нокиа!

Я схватил своего подельника за плечи и потряс его. Я был сильно взбудоражен. То ли от того, что уже через пару дней у меня будет собственный клан, то ли от того, что в милиции меня ждет Санитар, который ответит на все мои вопросы.

Я вышел из комнаты, прошел мимо развлекающихся девушек и парней. Кирпич махнул мне рукой и отстранился от дела, чтобы закрыть за мной дверь.

Едва выйдя на улицу, меня ослепили фары машины. Шестерка затормозила прямо передо мной. За рулем сидел пожилой мужчина. С седыми волосами, торчащими из-под шапки-ушанки. Он с удовольствием согласился подкинуть меня до отделения милиции в моем районе. Так очень скоро я оказался у кабинета полковника Троицкого.

Я еще раз глубоко вдохнул перед тем, как постучать.

— Можно?

— Костя, это ты? — послышался знакомый голос. — Заходи!

Я прошел внутрь и с удивлением не обнаружил никого, скованного в наручники.

Может Санитара бросили в обезьянник? Или одаренные в этом мире в таких случаях содержаться в специальных условиях?

— А где Санитар? — спросил я прямо и только сейчас заметил открытую бутылку водки и наполовину пустой стакан на столе милиционера.

(обратно)

Глава 15 Назад в будущее

Полковник Троицкий наполнил «Распутиным» стакан до краев и одним махом выпил содержимое. Занюхал рукавом рубашки.

— Мы проверили всех, — сказал он, отдышавшись. — Никто из гипнотизёров в городе и окрестностях и близко не похож на Санитара. Ни по росту, ни по другим приметам. Мы взяли ложный след.

Я прошел в кабинет и сел на стул. Взял со стола фигурку бульдога с болтающейся головой. Повернул ее к себе. Ударил пальцем по качающейся части.

Мне, как и Троицкому, казалось, что план верный. Что сегодня мы раскроем сразу множество тайн. И поэтому я также, как и милиционер сейчас был разочарован. Но больше всего меня удручало непонимание того, как Санитару удалось скрыться от магического эмпата. Разве такое возможно?

— Нам придется записать показания твоей подружки в протокол, Костя. Я еще раз съезжу к мегере из вашей школы. В роддом. Постараюсь убедить ее не раскрывать всех подробностей. Только сильно на это не рассчитывай. Если та продолжит стоять на своем, то твою одноклассницу ждут большие неприятности.

— Я буду признателен, полковник, — я снова раскачал голову собаки, не отрывая от нее опустошённого взгляда.

Если Троицкий сказал, что поможет, значит сделает все возможное. Этот милиционер слов на ветер не бросает. Надеюсь и Валентина Рудольфовна не будет рубить с плеча.

Однако, мне все же интересно, как гипнотизёру удалось спрятаться? Эту загадку нужно разгадать как можно скорее. Пока я не вляпался в очередные неприятности. Он точно не оставит меня в покое.

— Как ему удалось скрыться? Ведь он же понятия не имел, что мы его ищем.

— Не знаю. До сегодняшнего дня я считал, что магию эмпатов невозможно обойти.

Может Санитар тоже живет за завесой? Подумал я и озвучил свое предположение вслух.

— Может быть. Но тогда мы в тупике. Все равно, что искать иголку в стоге сена.

— А есть другие причины?

— Их не так уж много. И они очень фантастические.

— Например?

— Ну…например, он может жить в бункере из аргнелия. Этот материал нейтрализует магию.

— Бункер из аргнелия… — проговорил я вслух, задумавшись.

Мое будущее убежище на изнанке точно должно быть из этого материала. Но не думаю, что Санитар настолько замороченный тип. Тут что-то другое.

— Или! — я вдруг схватился за голову, догадавшись о наиболее вероятной причине.

— Что или? — полковник как будто сразу протрезвел от моего прозрения. Хотя представления не имел, что я сейчас скажу.

Я уже хотел сообщить, что Санитар вовсе не гипнотизер. Но вдруг передумал.

Родовая способность психопата может отличатся от той, которую он использует повсеместно только в одном случае. Если заклятый враг моего отца тоже коллекционер душ.

Мозаика в моей голове начала складываться. Я понятия не имею, почему Санитар с моим отцом стали заклятыми врагами и за что первый хотел отомстить второму. Но догадка о том, что они оба могли иметь одну родовую способность как будто проясняет связь между ними. Но мне все еще предстоит узнать, что это за связь.

— Что или? — Троицкий сильно зажмурил глаза и широко раскрыл их.

— Или у него есть человек за кадром. Который на самом деле накладывает гипноз, — солгал я. — А сам Санитар вообще не обладает способностями.

Звучало тупо, но если учесть, что в глазах Троицкого я никогда не переплевывал образ простого ребенка, то такое предположение может прокатить.

С милиционером речь никогда не заходила обо мне. Я сомневаюсь, что он знает, что я коллекционер душ. И почему-то мне не хочется об этом упоминать. Будет лучше, если я оставлю его помогать Клаус, а поисками Санитара займусь сам.

— Может быть оно и так, — ответил милиционер, не сумев побороть разочарование в голосе.

Моя надуманная версия и ему показалась глупой. Однако Троицкий не стал тыкать меня в это носом.

— Ступай домой, Костя. — вздохнул он и в очередной раз наполнил водкой стакан. — Комендантский час скоро. Будет лучше, если ты успеешь попасть в квартиру пока он не начался. Я позвоню, как что-то узнаю.

Я кивнул. И поднялся с места.

— Держите меня в курсе, полковник.

Я вышел из кабинета и навалился на закрывшуюся за спиной дверь, пытаясь сообразить, как действовать дальше. В новых обстоятельствах.

Если мое предположение о том, что Санитар коллекционер душ верно, то я найду подонка, как только Лазер зачарует мне очередной артефакт. Вот только оказавшись лицом к лицу с мнимым гипнотизёром я должен быть готов к этой встрече. А значит логичнее сперва точно таким же способом отыскать отца на изнанке. И узнать у него какого черта происходит в этом мире и почему Санитар желает ему отомстить. Уверен, что после этой встречи, я буду готов к финальной схватке.

Наметив план дальнейших действий, я оттолкнулся спиной от двери с табличкой «капитан Троицкий», которую еще не успели поменять, и отправился домой.

За следующий месяц произошло множество событий. Во-первых, на следующий день после смерти Кипятка мне не удалось зарегистрировать собственный клан. Когда я пришел в администрацию города со справкой по форме Ф-112 и положил заявление на стол, то девушка посмотрела на меня как на сумасшедшего. Позвала старшую. Та долго искала в правилах пункт, который бы запрещал несовершеннолетнему регистрировать клан. Не нашла. Но потом зацепилась за отсутствие паспорта и со спокойной душой отправила меня домой смотреть, как Хрюша со Степашкой будут укладывать детишек, включая меня, спать.

Я держал в голове такой поворот событий. Поэтому сильно не расстроился. Однако запасной план мне не сильно нравился. Но делать нечего.

Я отучился во вторую смену, вернулся в свою квартиру и уселся в кресло. Элаиза, стоящая напротив сверлила меня взглядом. Но ничего не говорила. Ничего не показывала жестами. Я должен был начать играть по ее правилам. Или предложить альтернативу.

И я предложил. Только теперь я должен был попрощаться с частью своей прежней жизни. И именно решиться на это оказалось сложнее всего. Но у меня было только два выхода. Остаться собой и продолжать строить подпольный бизнес, при этом открыв портал для горцев Элаизы. Либо все же попрощаться с прошлым, но спасти будущее. И я выбрал второе.

Мне удалось договориться с принцессой горцев, чтобы она дала мне еще месяц. Благодаря тому, что бои на севере между одаренными и мутантами завязли. Монстры то наступали, то отступали под натиском воинов империи. И этот тупик на фронте давал мне еще немного времени. И я принялся за воплощение плана Б.

Десять миллионов рублей, которые я заработал, освободив Ходырева, мне удалось отмыть благодаря автомойке. Спасибо мистеру Хайзенбергу из будущего за идею. Теперь нужен был паспорт. За ним я пришел к Нокиа.

— Ты уверен, что хочешь это сделать? — спросил он, когда я рассказал масштаб действий и в очередной раз попросил его воспользоваться своими связями.

— Уверен.

— Подумай хорошенько. Второго шанса не будет.

— Я уверен, — решительно ответил я и отправился завершать все свои дела, словно мне поставили страшный диагноз, и я должен был все успеть.

Согласно своему плану я оставался в городе. Но с определенными людьми наши дороги расходились. Навсегда или, по крайней мере, очень надолго.

Первым делом я встретился с Жендосом и Серым. Вышел во двор, когда они делали кораблики из листьев и газет и пускали их по весенним ручьям.

— Пацаны, — я сел на пень, оставшийся от дерева, которое вырубили еще осенью.

Парни сделали вид, что не слышат меня. Но я знал, что они слушают.

— Вы не представляете, как я скучаю по вам. Как мне хочется забыть обо всем и просто делать с вами эти чертовы кораблики и пускать их по воде.

Меня пробило. Я вспомнил свою прошлую жизнь. Как мы уже однажды прожили это детство. Как безболезненно повзрослели и жизнь развела нас в разные стороны. Но сейчас я должен был сознательно покинуть их. И это оказалось невероятно тяжело.

Я разрыдался. Как маленькая девочка. И казалось бы, что мне стоит не уходить? Остаться и наплевать на все? Но что будет тогда с матерью? С тварями на севере? С сестрой? Променять возможность построить свою маленькую империю на шанс еще раз прожить детство. Но выбор я уже сделал. Я уже однажды был ребенком. Но еще никогда не был главой сильного клана. Еще никогда не менял мир к лучшему.

— Да ладно тебе, Костян! — Серый сдался первым, подошел ближе и сел рядом. — Мы же просто прикалываемся. Жендос предложил тебя проучить.

— Че ты расхныкался, как девчонка? — мой лопоухий друг бросил палку, пытаясь потопить запущенный собой же кораблик и тоже подошел ко мне.

— Я в норме, — улыбнувшись, я стер слезы со ресниц. — Просто мне нужно уехать.

— Надолго? — Серый нервно почесал свой шрам у брови и переглянулся с другим моим другом.

Я сделал паузу.

— Навсегда.

— Да ты гонишь! — махнул рукой Жендос.

Я покачал головой.

— Мать с сестрой в другом городе. Я должен переехать к ним.

— Серьезно? — Серый не мог поверить своим ушам.

И тут я понял, как парни отреагируют. Понял, что сейчас они снова обидятся и оставят это со мной на всю жизнь. Поэтому ответил:

— Шучу! — я переменился в лице и ударил Жендоса по плечу. — Классный я актер, да? Вот ты Серый, можешь заплакать, если тебя попросят?

— Ну да, — ответил тот. — Надо только вспомнить какой-нибудь грустный случай.

— Да не сможет он! — подхватил Жендос. — А вот я смогу!

Тот вечер был одним из самых лучших в моей новой жизни. Я выключил пейджер, вырвал телефонный провод из стены и провел день весенних каникул со своими лучшими друзьями детства. Потом всю ночь мы играли в денди, а на утро разошлись по домам. И я знал, что больше никогда их не увижу. И что больше никогда мы не будем дротить в танчики до самого утра.

— Круто оторвались! — заключил Жендос и выйдя за порог моей квартиры махнул рукой.

— Ваще! — подхватил Серый. — Давайте вечером повторим? Пока каникулы.

— Посмотрим, — не стал врать я. — Созвонимся.

Я захлопнул дверь, закрыл глаза и еще раз мысленно попрощался со своими друзьями.

Если бы я был старше, то скорее всего заливал бы всю следующую ночь. Проклинал бы обстоятельства и то, что вынужден отказаться от лучших моментов жизни. Но, чтобы не грызть самого себя, я тут же переключился на другие дела. Поехал в поместье главы големов.

Когда-то за подпись я обещал Галицкому быть наставником для его сына. Поэтому выбрал время и рухнул как снег на голову. Те с радостью встретили меня. После занятия с маленьким Игорем я вернулся к главе клана и рассказал, что собираюсь сделать. Он поддержал. Ровно, как и главы других кланов, которые подписали мне справку. Поэтому в этом плане я ничего не терял.

Однако был еще один человек, с которым после возвращения я не смогу общаться также, как раньше.

— С прошедшим восьмым марта! — я достал из портфеля красную коробочку.

Мы с Клаус сидели за одной партой в первый учебный день четвертой четверти.

— Что это? — щеки моей соседки покрылись румянцем.

— Открой.

И аристократка открыла. Увидев красивые сережки из белого золота она еще больше засмущалась.

— Я не знаю, что делал бы без тебя, — сказал я и протянул подруге кулак.

Та, вместо того чтобы отбить наше привычное приветствие, убрала мою руку в сторону и обняла меня. Я не сопротивлялся. Потому что знал, что это последний урок, на котором мы сидим за одной партой.

— Ладно, ладно, — я похлопал ее по спине. — Скажи лучше. Валентина Рудольфовна так и не раскололась?

— Отец говорит, что появление ее собственного ребенка сыграло свою роль. Он считает, что она не выдаст, что я была там…тогда. Калачевский! Ты че тут уши греешь. Пошел вон!

Клаус кинула карандаш в нашего местного художника, который подкрался между рядами и теперь бежал к своему месту и ржал. Жанна повернулась ко мне.

— Так что…вроде пронесло.

— А ты как? — спросил я. — После всего этого.

— Сейчас лучше. Кошмары перестали сниться пару дней назад.

— Это хорошо, — сказал я, потянулся к портфелю и достал из него конверт. — Тут еще письмо. Только пообещай, что не будешь читать его раньше, чем вернешься домой.

— Серьезно? Ради чего ты просишь меня совладать со своим любопытством?

— Просто пообещай мне, Клаус, — улыбнулся я.

— Ладно, — она потрясла коробочку в руке. — После таких подарков можно и потерпеть.

В письме я попытался объяснить Жанне, почему больше не буду учиться с ней в одном классе. Постарался написать о том, почему так поступаю. Намекнул на будущее в одном клане и описал, как сильно дорожу ей. Сантименты я не жалел. Знал, что девочка даже через годы будет доставать замусоленный лист и перечитывать его. Знал, что разобью ей сердце, как и в своей первой жизни. Но выбора у меня не было.

Со всеми остальными я прощаться не стал. Потому что, так или иначе, они оставались в моей жизни. В отличие от Жендоса, Серого и Жанны Клаус. В отличие от детства.

Далеко за полночь мы встретились с Нокиа на территории гаражей.

— Все готово? — спросил я и открыл портал, чтобы набрать Сил.

— Да. Мы заснимем на камеру, как ты пройдешь через портал и как появишься тут снова. Возьми с собой эту газету от сегодняшнего числа. Это послужит доказательством того, что ты это ты, когда вернешься. Также я подготовил тебе весь пакет документов. И записал на прием. Там уже дело за тобой.

— Отлично, — я протянул руку и взял газету.

Один из Знаков, который я впервые увидел на браслете Германна работал так, как мне было нужно. Рванда открывала портал через который я мог переместиться за Казачью Заставу. Но смысл был в другом. Сам Аввакум Ионович говорил мне, что, пройдя через такой разрыв человек стареет. А именно это мне и было сейчас нужно. Повзрослеть на несколько десятков лет.

Стоя перед порталом, я, честно говоря, сдрейфил. Естественно, я поговорил прежде с Георгием Вольфовичем и уточнил подробности магического прыжка. Сам много прочитал о таинственном Знаке. Но больше всего боялся вернуться стариком. Или очутиться в самой гуще боя. Потерять газету, которая докажет императору, что я это я.

— Передумал? — мой подельник выдохнул дым в мою сторону.

Но я не стал отвечать. Ведь мне только нужно набраться смелости. Без лишних разговоров. Словно просто совершить прыжок со стометровой тарзанки где-то в горах. Закрыть глаза и сделать шаг в никуда.

И я сделал это.

Портал, открытый с помощью Рванды, отличался от других. Меня не просто пронзило током с головы до кончиков пальцев. Не просто затошнило. Меня вывернуло на изнанку где-то там. Между мирами. Кости перемолола неведомая сила. Мышцы многократно разорвались от натяжения. Голова беспрестанно болела. Мне казалось, что прошло не больше нескольких секунд, но в то же время преследовало ощущение, что я преодолеваю прыжок в целую вечность.

Я вернулся во внешний мир. Портал выплюнул меня на свободу так, что у меня не было даже возможности не упасть. Я словно сразу оказался на четвереньках. Одна из ладоней вцепилась в обугленную кость. Вторая сжимала газету. Я все это увидел, как только глаза привыкли к темноте и света от огромного разрыва стало достаточно, чтобы освещать для меня округу. Поднялся. Осмотрел себя.

Брюки, которые прежде были в пору, теперь сильно давили. Пальцы на руках стали длиннее. Лохмотья маленькой разорванной рубашки свисали по всему телу.

Послышалось жуткое рокотание.

— Раки-и-и-и-цк-и-и-и-й, — прошипел кто-то.

Или мне показалось?

Я огляделся. Вокруг меня появились сотни зеленых и красных глаз. С каждой секундой их становилось все больше. Полчища мутантов окружали человека, оказавшегося далеко за пределами цивилизации.

— Раки-и-и-и-и-цк-и-и-ий, — снова разнесся по округе уже знакомый шепот.

(обратно)

Глава 16 Гильдия Темных

Холодно. Жутко холодно. Ветер пронизывает до самых костей. Глаза слезятся от того и от другого. Льдинки застывают на ресницах и заставляют жмуриться. Руки не сжимаются в кулак. Видимо из-за низкой температуры, а может быть просто тело еще не адаптировалось. Слишком серьезные изменения.

— Раки-и-и-и-и-и-цк-и-и-и-й… — снова шипит нечто.

Я могу открыть портал и телепортироваться обратно. К гаражам. Туда, где Нокиа ждет меня с включенной камерой. Как мы и договаривались. Но любопытство сильнее, чем страх. Я понимаю, что вскоре встречу нечто, прячущееся в бездне Марианской впадины на изнанке. Но, похоже, это нечто тоже ищет меня.

Может не оттягивать момент судьбоносной встречи? Я вполне способен победить. Монета голема, доспех, несколько приемов, которым учил меня Дамир Шамильевич и дело в шляпе.

Грозное рокотание, рычание, сопение, шипение и другие звуки в раз набросились на меня с разных сторон. Но я отчетливо мог разобрать среди них, как что-то продолжает нашептывать мою фамилию.

— Я знаю где ты прячешься! — бросил я, пытаясь перекричать пургу.

Знаю, что тварь чувствует себя сильной. Не сбежит с насиженного места, когда узнает, что я иду за ней. Поэтому можно говорить на чистоту.

— Выйди ко мне! Давай выясним отношения здесь и сейчас!

Я перевернул кость, томящуюся в правой руке, заостренной стороной кверху. Обернулся вокруг себя, чтобы удостовериться в том, что никто из мутантов не бросается на меня сзади.

— Ну⁈ Или мне нужно прийти к тебе в гости?

Твари, окружившие меня, вдруг перестали двигаться. Я снова расслышал как что-то прошипело мою фамилию. Затем монстры попятились назад. Светящихся во тьме зрачков с каждой секундой становится все меньше. А еще через пару минут, я понял, что остался совсем один. Между исполинским разрывом завесы вдалеке и не менее исполинской стеной с другой стороны.

Черт возьми. Еще одна загадка. Почему твари просто не набросились на меня? Самый подходящий момент для того, чтобы перегрызть мне глотку. Что-то тут не так…

Оставив размышления на потом, я открыл портал и вернулся к гаражам. В той же одежде, в которой уходил. Для прочей достоверности. С пожелтевшей от старости «Комсомольской правдой» в руке. В разорванных кроссовках. И Наутилусом на первой полосе газеты.

— Хо-хо-хо! — подражая пиратам восторженно прогоготал Нокиа, как только выключил камеру. — Неужели это ты, босс? Прости, не могу признать тебя из-за этой бомжеватой бороды.

— Я это. Я, — схватив приготовленный махровый халат из рук моего подельника, я набросил его на плечи. — Дай тапки. Не май месяц.

— Тебе лет тридцать на вид. Не меньше! — все еще широко улыбаясь произнес мой подельник, протягивая мне обувь.

— Тем лучше. Не нужно будет доучиваться в школе, — хмыкнул я. — Доведи до дивана, Нокиа. Мышцы все-таки еще плохо работают.

Мы зашли внутрь, где нас уже ждали Кролик и Кирпич. Близнецы встретили меня той же реакцией, что и Иннокентий несколькими минутами ранее. А затем меня ждала вторая часть моего перевоплощения.

По всем документам я оставался Константином Ракицким. Но теперь у меня была своя квартира недалеко от автомойки. Поддержанный черный мерседес. Костюм, дорогие ботинки, пальто и сотовый, который не помещался в карман. Пейджер, прицепленный на ремень. И пленка, на которой я прохожу через порталы и возвращаюсь совсем другим человеком.

— Ну теперь-то закуришь? — Нокиа открыл пачку красного «Marlboro» и протянул мне.

Я достал сигарету и поднес к носу. Сильно затянул запах табака.

— Спасибо, но нет. И тебе не советую, — я вложил сигарету обратно. — Какие дальнейшие действия?

— Тебе нужно наведаться в МУМ.

— МУМ?

Из-за магии в этом мире часто случаются разные, из ряда вон выходящие, ситуации. По примеру Бюро по расследованию магических преступлений или Отдела по контролю целостности завесы тут существует еще один орган, о котором мне рассказал Нокиа. Министерство учета магии.

Именно в этом министерстве с самого рождения зарегистрирован каждый одаренный. Оно занимается учетом, сбором информации, рассмотрением обстоятельств со вмешательством магии и другими делами, которые как-либо документально связаны с одаренными.

Именно туда я отправился первым делом на следующий день. Чтобы показать пленку и написать заявление на выдачу моего первого паспорта.

— Зачем вы сделали это? — спросил мужчина в черном костюме и широком галстуке, выключив видеодвойку.

Я достал пачку долларов из барсетки и положил на край стола.

— Это получилось совершенно случайно, — отстраненно проговорил я. — Главное, что вы знаете, что я это я, правильно?

Я открыл папку, лежащую на столе, сунул туда пачку купюр и закрыл ее. Сотрудник МУМ выдержал небольшую паузу.

— Вы правы, — сказал он и подвинул папку к краю стола. Открыл ящик и сбросил туда взятку.

Затем мужичек с испанскими усиками просмотрел все документы, которые я принес с собой.

— И вижу, что вы хорошо осведомлены о пакете документов, которые нам необходимы, чтобы отправить дело на рассмотрение в Москву, — сказал он.

Я кивнул.

— Однако здесь не хватает согласия одного из ваших родителей. Либо опекуна. Без него вам, к сожалению, откажут в выдаче паспорта. В крайнем случае нужно разрешение одного из соответствующих органов.

— А что, если у нас есть согласие от моей матери? — спросил я. — Вы просто не заметили его в этой стопке бумаг? Ее зовут Анна Николаевна.

Я достал из барсетки еще пачку долларов. Положил на стол. Накрыл другой папкой.

Сотрудник министерства снова выдержал паузу.

— Да, действительно. Согласие здесь есть, — он сделал вид, что посмотрел.

— Так когда я смогу подойти за документами?

— Приходите в пятницу.

— А можно как-то… — на ремне пропищал пейджер. — Извините.

Я взглянул на сообщение. Майор Островский просил перезвонить. Упомянул о том, что это по тому делу, о котором он мне рассказывал.

— К сожалению, раньше никак, — ответил сотрудник министерства учета магии. — Документы должны успеть дойти до Москвы и прийти обратно.

Я вспомнил о том, что Лаврентий хотел пригласить меня в одно интересное местечко, где мне помогут познать свои темные силы и теперь, когда появилось чем заняться, я решил не сильно настаивать. А заодно реализовать идею по быстрой доставке. Создать аналог DPD, которого еще нет в Российской Империи может быть очень прибыльно.

— Тогда в пятницу, — я поднялся с места и протянул руку мужичку с испанскими усиками.

— В пятницу, — ответил тот. — Как вы говорите зовут вашу матушку?

Я повторил. Сотрудник министерства назначил мне время на конец недели, и я вышел из кабинета. Достал сотовый телефон и набрал номер Островского.

— Да?

— Майор. Это Костя Ракицкий.

— Ракицкий? — с подозрением переспросил сотрудник БРМП. — Что у тебя с голосом? Заболел?

Да. Голос, к которому я хорошо привык еще в прошлой жизни, в этой действительно у многих вызывал вопросы. По крайней мере, у тех, с кем я успел пообщаться.

— Вы немного удивитесь, когда мы с вами снова увидимся, — ответил я и тут же перевел тему. — Я получил ваше сообщение. Вы хотите пригласить меня на встречу, о которой говорили тогда в подъезде?

— Да. На нее, — видимо окончательно удостоверившись в том, что такие подробности мог знать только я, голос Лаврентия стал более спокойным. — Сегодня вечером. Я заеду за тобой в восемь. Нужно успеть до начала комендантского часа.

— Я теперь живу по новому адресу.

Я озвучил майору отличный от моего прежнего адрес, положил трубку и отправился по другим делам.

Вечером я открыл дверь черной волги и сел на пассажирское сиденье. Удивленные глаза Островского пробежались по мне.

— Ракицкий? — произнес он, не веря своим глазам и на мгновение перестал грызть зубочистку.

— Я думал мне понадобиться больше времени на то, чтобы доказать вам, что это я.

— Нет, — Лаврентий включил фары, переключил передачу, и машина тронулась с места. — Слишком много внешних совпадений.

— Много совпадений? — мне стало интересно почему он так быстро поверил.

— Моя родовая способность. Суперпамять. Я помню твой небольшой шрам у губы. Здесь. Родинку на шее. Цвет глаз и волос полностью совпадает. Даже слегка кривые нижние зубы. Именно в том порядке, в котором я помню. Не буду спрашивать зачем ты сделал это с собой. Но надеюсь, что ты знал на что шел.

— Суперпамять? — переспросил я, потому что тема меня заинтересовала.

Ведь я всегда могу воспользоваться любой родовой способностью, если знать как она мне может пригодиться. А помнить все до малейших деталей, может помочь во многих ситуациях.

— Вы помните абсолютно все? Словно рассматриваете фотографию?

— Да. Как-то так это и работает.

Хм. Интересно. А если я воспользуюсь этой способностью? Смогу ли я вспомнить вещи, которые произошли со мной в прошлом? Когда у меня была другая родовая способность?

— Вы же в курсе, что я коллекционер душ?

— Конечно. Это моя работа. Была когда-то. Узнать о тебе абсолютно все.

И тогда я задал ему вопрос, который пришел мне в голову немного раньше.

— Не знаю. Расскажи потом. Как только проверишь. Мне тоже очень интересно. По идее мозг одаренного должен помнить абсолютно все.

Мы ехали по весенним улицам моего города девяностых.

Разбитый асфальт, показавшийся из-под растаявшего снега. Кучки черных сугробов, которые продержатся до самого мая. Первая проехавшая мимо цистерна с надписью «Квас». Уличные музыканты с гитарами, пытающиеся успеть заработать еще парочку рублей до начала комендантского часа. Гаишники, не ставшие нас останавливать, потому что увидели черные номера на машине. И ни одного рекламного баннера вдоль дороги. Кажется, я придумал очередное направление бизнеса раньше кого-то в этом мире. Хм.

— Это здесь, — сказал Островский и завернул направо.

Зимняя резина зашуршала по бездорожью, а еще через несколько метров машина остановилась.

— Церковь?

— Лучшее место для тайных встреч, — майор достал зубочистку изо рта и кинул к коробке передач. — Пошли.

Лаврентий вышел из машины. Я следом. Затем он вставил ключ в дверь Волги и закрыл автомобиль. Мы подошли к одной из самых популярных церквей в нашем городе.

— Перекрестись, — майор остановился перед входом и показал пример.

Я повторил. А потом мы зашли в церковь. Внутри еще ходили люди. Однако мы прошли дальше. Туда, куда вход разрешен только священникам. Очень скоро мы оказались в помещении с круглым столом. Тут уже сидели люди.

— Вы заставили нас переживать, Лаврентий, — сказал огромный поп с длинной черной бородой и в черной рясе, который и проводил нас сюда.

Другие темные, сидящие за столом, обернулись на голос. Семь человек. Вместе с Островским и священником. Со мной — восемь. Это вся гильдия? Не густо.

— Присаживайся, Константин, — майор указал на одно из свободных мест. — И начнем наше собрание.

Погремев стульями, мы все расселись. Я внимательно посмотрел на других людей.

Тут был лысеющий мужик, с каймой волос на висках и затылке, в подтяжках и выпуклым животом. Женщина с большим родимым пятном на правой щеке. Молодая девчонка, одетая во все розовое. И пожилая пара. Им лет по семдесят.

— Не будем задерживаться. Вы, наверное, уже заждались, — даже не сняв пальто, Островский уселся на одно из мест и сцепил руки в замок. — Как вы уже поняли, в вашем городе прибавление. Молодого человека зовут Константин Ракицкий. Прошу любить и жаловать.

Темные отреагировали спокойно. Кто-то кивнул. Кто-то просто отвел взгляд.

— Вы должно быть уже слышали, что происходит на севере? — начал Лаврентий. — Каждого из вас когда-то раскрыл я или мой коллега. И причин, по которым вы остались на свободе две. Во-первых, я уверен, что никто из вас никогда не причинит зла гражданским. Во-вторых, с вашей силой наша армия будет значительно сильнее.

— Пришло время отдавать долги? — хриплым голосом спросил старичок, не отпуская руки своей супруги.

— Дела плохи. У нас большие потери на фронте. Нужны радикальные меры.

— А если я не соглашусь? — девочка в розовом игриво наклонила голову и широко раскрыла глаза.

— Ты согласишься, Диана. Потому что, если мы не вмешаемся, то всему придет конец. Подумай о своих близких. Сейчас их жизнь в твоих руках.

Кажется, Островский все это время охотившийся за мной, вовсе не собирался упрятать меня на Казачью Заставу. Он говорил, что мне там самое место. Но лишь за тем, чтобы я случайно не рассказал кому-нибудь о том, что меня собираются привлечь в какую-то тайную гильдию. Все это время он пытался приручить меня, словно щенка. И в общем-то общий язык мы нашли. Знал бы он с самого начала, что я вовсе не ребенок. Это серьезно бы облегчило жизнь нам обоим.

— Я не могу просто так покинуть церковь, — заговорил священник.

Небольшая просьба человека из Бюро переросла в напряженную дискуссию. Островский нервно жевал зубочистку. Тогда я вмешался в разговор:

— У меня есть идея получше.

Все удивленно посмотрели на меня. Никто не ожидал, что новичок посмеет перебить сотрудника БРМП. Шанса остановить меня я никому не предоставил.

— Есть предположение о том, где находится мозг всех этих тварей. Если мы справимся с ним, то с общей угрозой будет покончено.

— Подробнее? — с интересом посмотрел на меня Островский.

И я рассказал про Марианскую впадину и про мою версию, что главное Зло находится именно там.

— Только есть проблема, — подытожил я свой рассказ. — На ту сторону могут попасть и выжить не все одаренные, как вы знаете.

Темные переглянулись. Некоторые из них улыбнулись друг другу.

— Что? — слегка напрягся я.

— Только темные и могут находиться на изнанке, — ответил Островский. — Наша магия непременно связана с той стороной. Начиная от надпочечников адских псов, которыми нам приходится глушить жажду, заканчивая способностями некоторых из нас.

Новая ниточка, которая объясняет мою связь с изнанкой. Я обрадовался вновь обнаруженному факту, но человек из БРМП быстро вернул меня в реальность.

— Ты уже знаешь, в чем заключается твоя темная способность? — поинтересовался он.

Я посмотрел на мою новую команду «Мстителей». Радость от того, что я начал понимать, что происходит в этом мире, сменилась подозрительностью. Готов ли я поделиться с почти незнакомыми людьми своим даром?

— Я понимаю, что будет правильнее сперва ввести тебя в курс дела, — Лаврентий опередил мой ответ. — Поэтому расскажу обо всем подробнее. Диана, не нальешь всем чаю?

Девочка в розовом встала и гремя посудой, принялась составлять ее на стол. Островский не обращал внимания.

— Гильдия темных это нелегальная организация, включающая в себя уже восемьдесят семь одарённых по всей Российской Империи. Ее организовал один мой товарищ из БРМП. Сперва в Москве. Предвещая твой вопрос — нет, он не темный. Просто хороший человек.

— И потом вы начали строить федеральную сеть? — усмехнулся я, возвращаясь к основной теме.

— Можно сказать и так. Идея гильдии в том, чтобы не грести всех под одну гребенку.

— В чем заключается идея гильдии для нас? Темных? — я налил заварку через ситечко в свою чашку.

— Во-первых, мы несем ответственность за каждого из вас. Поэтому должны всегда знать где вы и что делаете. Следите ли за жаждой. Не пострадал ли никто. Чтобы контролировать темную магию, ее нужно обуздать. Именно на этом строилась изначальная идея Анисима. Человека, которому и принадлежит мысль создать Гильдию Темных.

— А во-вторых, мы тайная сила, которая может стать козырем в любой момент? — догадался я.

— Просто может произойти так, что никто кроме нас не справится, — Островский достал зубочистку из рта. — Что происходит и сейчас. Мы с вами стоим на пороге конца света. И если не победим то, что прячется в этой чертовой впадине как можно скорее — всем нам конец.

(обратно)

Глава 17 Услуги переводчика

Девочка в розовом наконец перестала ходить вокруг стола и уселась на свое место. Каждый из темных попробовал на вкус напиток, который она разлила по чашкам.

— Чтобы помочь тебе справиться со своей способностью, нам нужно узнать больше, — сказал Островский, когда все переварили информацию про конец света.

Я еще раз пробежался внимательным взглядом по всем присутствующим. Отметил то, насколько они разные. Еще раз взвесил все «за» и «против» чистосердечного признания.

— Например, Диана, — сотрудник бюро указал на девушку в розовом с четырьмя сережками в левом ухе и лишь одной в правом. — У нее очень редкий дар. Диана понимает все языки мира. Может разговаривать на них. Слышит даже мертвых. Но платит за это высокую цену.

Н-да. Дар темных, так или иначе, связан со смертью. Хоть ты убиваешь людей просто тем, что существуешь, хоть умеешь слышать мертвых. Если бы я не успел столкнуться с черной магией, то непременно присвоил бы своему дару этот цвет.

— Какую цену платит Диана? Все вокруг становятся немыми? — попытался угадать я.

Я помню, как работает дар. Если Георгий Вольфович бессмертен, то все остальные вокруг умирают. Что же с этой девушкой?

— Почти угадал, — ухмылка тенью пробежала по лицу Островского. — Аллергия. У людей вокруг опухает глотка. Настолько, что они не могут дышать. Не то что говорить. Если им вовремя не оказать помощь, то летальный исход неизбежен.

— Какое бремя несете вы? — я посмотрел на священника.

— У отца Светозара есть другая уникальная способность. Он в силах поднимать мертвых на изнанке.

— Мертвых на изнанке? Тех, что попали туда через портал и погибли от воздействия радиации? Вы некромант? — вслух предположил я.

— Можно сказать и так, — подтвердил мою догадку Островский, в очередной раз не позволив сказать священнослужителю. — Единственный из всех здесь собравшихся темный, дар которого практически невозможно контролировать.

— Разве так бывает?

— Только в его случае.

— И как это происходит?

— Каждый раз, когда отец Светозар засыпает, его дух покидает его тело и все это время бродит по изнанке.

— Не так уж и плохо, — хмыкнул я. — Если, конечно, он просто бродит.

— К сожалению, не просто, — покачал головой Лаврентий. — Едва отец Светозар закрывает глаза, его душа проникает на изнанку и начинает охотиться за живыми. Ищет выход во внешний мир и вытаскивает отсюда людей. Они умирают и становятся частью будущей армии мертвых.

Только сейчас я обратил внимание на огромные синие мешки под глазами священника. Ему приходится постоянно бороться со сном. Методы, которые глушат жажду могут действовать непродолжительное время. Вероятно, ему приходится вставать каждый час или два. Уверен, что он и в священнослужители пошел только для того, чтобы искупить свой грех.

— Значит все известные методы с потреблением надпочечников не работают в вашем случае? — я посмотрел на огромного батюшку с бородой.

Тот разочарованно покачал головой.

— У разных темных дар активируется по-своему. У отца Светозара он активируется таким образом. Нам дорогого стоит, чтобы сдержать его темную сущность.

Да уж. Аллергия на полнолуние куда более щадящий откат нежели этот. Священнику можно лишь посочувствовать. Хотя, когда на тебя охотятся твари из-за завесы — в этом тоже нет ничего хорошего.

— Как видишь, мы стараемся помочь каждому. Но для этого нам необходимо больше знать о способности темного, — добавил Лаврентий и заострил на мне вопрошающий взгляд.

— У меня есть армия зомби, — непринужденно признался я.

Все семеро обратили на меня свое внимание. Вызвать интерес получилось. Я добавил:

— Мутанты, которых я убиваю, имеют свойство возвращаться к жизни. Но с одним маленьким отличием. С этого момента они на моей стороне.

Островский нервно постучал пальцами по столешнице.

— Это то, что нужно, — пробормотал он себе под нос. — Армия воскресших мертвецов достойно может противостоять армии мутантов.

— Достойно. Это верно, — заговорил священнослужитель. — Только что потом делать с этой армией мертвецов? Когда мутанты падут. Сами того не осознавая, мы можем навлечь на мир угрозу похлеще той, что пришла вместе с тварями с севера.

— Именно поэтому нам следует поступить так, как предложил Константин, — вмешалась в разговор старушка, которая все это время молчала. — Спустимся в ту яму и узнаем кто стоит за всеми нашими напастями.

— Только есть несколько загвоздок, — я чертыхнулся и скрестил руки на груди.

Все посмотрели на меня.

— Как мы туда спустимся? Доспех левитации может не выдержать слишком продолжительного использования. Никто не знает сколько придется спускаться. Чертовски тяжело заставить тело бесконечно вырабатывать Психо. Это долгие годы тренировок. У нас нет столько времени.

— Зачем нам доспех левитации? — Островский откинулся на спинку стула, повторив мое движение. — Можно использовать обычные парашюты.

— А если мы ошибаемся? Как нам вернуться обратно? — спросил мужик в подтяжках.

— Телепорт, — тут же вставил я. — Побывав там, я смогу открыть портал в любую точку изнанки или внешнего мира. Через него мы сможем вернуться.

— А если внизу чистилище? — как бы невзначай спросила женщина с родинкой на щеке.

— Значит сперва туда спустится кто-то один, — ни секунды не раздумывая ответил майор Островский.

Все переглянулись. В глазах каждого темного читалось, что они готовы попробовать.

— Есть те, кто против? — сотрудник БРМП спросил прямо.

Никто не протестовал.

— Тогда решено. Нам понадобиться несколько дней на подготовку и в путь.

— Может прямо сейчас? — девчонке в розовом не терпелось.

— Ты когда-нибудь прыгала с парашютом?

— А что там сложного? Прыгаешь. Дергаешь за кольцо и летишь. Дел то.

Лаврентий усмехнулся и добавил:

— Вот поэтому в ближайшие дни я организую для нас с вами прыжки с парашютом. Подготовлю необходимую амуницию. И уже после этого мы отправимся на изнанку. До того никаких действий самостоятельно никому не предпринимать.

Островский встал и пошел к выходу.

— Все же. Когда мы отправляемся? — спросил старичок, не отпуская руки своей супруги.

— Две недели. Максимум.

На этом заседание гильдии Темных в одной из церквей моего города было окончено. Я еще некоторое время знакомился со своими новыми друзьями, прежде чем отправиться домой. Узнавал об их способностях. Мне нужно понимать, как и когда можно использовать их на той стороне.

Однако особенно меня заинтересовала особа в розовом. Не потому, что это довольно красивая блондинка с пухленькими губами и большими карими глазами. Нет. Меня интересовал ее дар и возможность применить его в другом деле. Более личном.

Задержавшись с Дианой позже остальных, я помог ей убрать посуду и убедил помочь мне в этом личном деле. Конечно, не безвозмездно. А за хорошее вознаграждение. Она согласилась. Но попросила время на подготовку.

Следующие несколько дней я упорно тренировался. Когда необходимость ходить в школу и решать дела не первой важности пропала, появилось много свободного времени. Я занялся развитием собственных способностей. Магических и физических. А Георгий Вольфович с Дамиром Шамильевичем мне в этом помогли. Хотя и ушло некоторое время на то, чтобы убедить их в том, что я это я.

— Что с твоим паспортом? — голос Нокиа раздался в трубке моего радиотелефона.

— Завтра иду за ним. В начале следующей недели, надеюсь, смогу попасть к императору на аудиенцию.

— Ясно. Идея с рекламными баннерами — шик! Я уже договорился с нужными людьми о том, чтобы нам дали разрешение на установку таких по всему городу. Будет хорошо, если ты сразу поднимешь в Москве вопрос о том, чтобы нам позволили работать по всей Империи.

— Я постараюсь, но ничего не обещаю. Будет лучше, если ты через свои каналы сможешь уладить этот вопрос.

— Ладно, босс, — нехотя ответил Иннокентий. — Но ты все же держи в голове мою просьбу. Вдруг разговор случайно зайдет о бизнесе. А нам очень нужны деньги.

— Договорились, — ответил я и положил трубку.

Насадил на вилку два оставшихся куска жареной докторской колбасы и отправил их в рот. Затем схватил два пакета с продуктами, приготовленными заранее, и открыл портал.

Я ждал свой паспорт. Ждал новостей от Островского и был готов поговорить со своим отцом. Именно сегодня Диана обещала мне помочь.

— Привет, ты готова? — я возник посреди центрального рынка. Перед одной из палаток.

— С ума сошел? — подскочила девчонка, которая, похоже, не просто любила все розовое, а обожала этот цвет.

Я огляделся. Другие торгаши со скучающим видом смотрели куда-то сквозь меня. В будни на рынке всегда мало народу. И на использование магии местным наплевать.

— Им все равно, — махнул рукой я. — Так ты готова, Ди?

Что у меня за привычка сокращать все женские имена? Но, кажется, Ди совсем не против.

Девчонка снова уселась на свою табуретку.

— Мама еще не пришла, — ответила она и указала кивком головы на пакеты с продуктами. — А ты, я смотрю, хорошо подготовился. У меня только рюкзак.

— Эти продукты не для нас. Но я взял все необходимое. До завтра точно хватит. Надеюсь, не задержимся дольше.

— Добрый день, молодой человек! Уже что-то выбрал? — обратилась ко мне очень полная женщина, идя в нашу сторону и неуклюже переваливаясь с ноги на ногу. — Диана, ты чего сидишь? Покажи парню все, что ему понравилось.

Блондинка в розовых лосинах и того же цвета куртке закатила глаза.

— Это мой друг, ма, — выдохнула она.

Женщина подошла и с трудом сдерживая тяжелую одышку, просканировала меня с головы до ног.

— У-у! Как зовут?

— Константин, — я протянул руку.

Ответное рукопожатие последовало мгновенно.

— Приятно познакомиться, Константин, — сказала мать темной. — На свидание собираетесь?

— Ма, перестань! — Диана взяла меня под руку и начала уводить. — Сегодня меня не жди. Вернусь завтра.

Мы уходили, а матушка Дианы предупреждала нас, горланя на весь рынок о том, что стоит предохраняться. Я лишь улыбнулся наивности женщины, а потом мы добрались до самого безлюдного места на рынке, где я открыл портал на изнанку. К кораблю Лазера.

Едва мы оказались на той стороне, Диане стало плохо. Она навалилась на ржавый холодильник и ее вырвало.

— Все в порядке? — я положил руку на плечо девушке.

— Нормально, — она вытерла губы тыльной стороной ладони. — Здесь всегда так. Сперва. Или из-за прохода через портал. А может из-за того, что я начинаю слышать слишком много голосов. Организм не справляется. Пойдем.

Старушка с корабля меня признала не сразу. Но пара пакетов со свежими продуктами и факты, которые мог знать только я, Лазер и Элаиза, быстро убедили ее. Уже через час мы получили заветный артефакт и отправились дальше.

Сейчас, посреди дня во внешнем мире, тут невозможно разглядеть ничего на расстоянии вытянутой руки. Даже свечение от двух магических нитей, ведущих к двум коллекционерам душ, не спасало ситуацию. Только моя запасливость батарейками и фонарик позволяли не провалиться в какой-нибудь овраг и не сломать себе шею.

— О чем они говорят? — спросил я, когда мне надоело идти в тишине и очередной дух выскочил перед нами, а когда понял, что не может нам навредить снова убрался в темноту.

— Что?

— Мертвые, — пояснил я. — Ты сказала, что слышишь их голоса.

Диана наклонилась и достала из песка ржавую пробку от лимонада.

— Черт! — выругалась она и выкинула мусор в сторону. — Я думала это монета. Здесь всегда есть шанс найти что-то древнее и ценное. Но, видимо, не в этот раз.

Темная перепрыгнула через поваленный старый советский автомат с газировкой.

— Ты спрашивал, о чем они говорят?

— Угу, — подтвердил я.

— Тот, который недавно прошел мимо нас просто ворчал. О том, что ему тут жутко скучно. И хочется еще хоть раз проехаться верхом на лошади. Некоторые из них сетуют на бесцельно прожитую жизнь. Другие жаждут вернуться к живым и доделать дела. Но чаще всего каждый из них о чем-то жалеет.

— Думаю, шанс встретить духа, который радуется, что он умер, близок к нулю.

— На этой стороне нет светлых мыслей. Это правда, — девчонка в розовом снова наклонилась и вытащила из песка какую-то безделушку.

Подула на нее. Разочаровано выдохнула и выкинула ее в сторону.

— Получается, что они не говорят с тобой? Это ты читаешь их мысли?

— Верно. Это язык, на котором они общаются.

— Тем лучше. Значит мой отец не сможет скрыть от нас правду, — пробубнил я себе под нос, но настолько тихо, что не уверен, расслышала ли Диана.

Еще какое-то время мы двигались в тишине. Пока моя спутница вновь не заговорила.

— А почему ты так уверен, что мы найдем твоего отца? — спросила девушка. — Ведь с тех пор, когда ты в последний раз видел его дух прошло уже несколько месяцев. За это время можно пересечь континент.

— Я не уверен. Видишь, у нас только два пути. Я попросил Лазера ограничить радиус действия артефакта. Если ни первая нить, ни вторая не приведут к моему отцу, значит мне придется обойтись без теплой встречи и разговора по душам. Когда он пропал я применил Ауранду. Это знак…

— Который поглощает души. Знаю.

— Ну вот. Сколько я не искал потом, не нашел ни одного упоминания о том, куда попадают души после взаимодействия с Аурандой.

А я действительно потратил немало времени, чтобы выяснить это. Но ни у Георгия Вольфовича в серванте, ни в центральной библиотеке ответов не нашел. Однако надеялся на то, что если артефакт Лазера не приведет к отцу, то обязательно приведет к деду. Кто-то из них должен дать ответы на мои вопросы.

Диана солидарно промолчала. Не стала расспрашивать об отце дальше. Видимо потому, что не хотела бередить старую рану.

Через несколько часов мы остановились у пещеры. Одна из магических нитей вела внутрь. Оттуда доносились жуткие звуки.

— Мутанты? — прошептала Диана.

Я прислушался. Внутри как будто гремели какие-то железяки. Скрипело дерево. Звук точно не походил на рокот или рычание тварей.

— Нет, — мотнул головой я. — Но артефакт указывает, что дух коллекционера душ внутри. Видишь? Линия стала более яркая.

— Мне точно нужно идти с тобой? — пересохшим голосом поинтересовалась моя спутница и сглотнула.

— Безопаснее, чем ждать тут.

— Ладно. Тогда ты вперед.

Мы зашли внутрь пещеры.

Все стены светились изумрудным. Свет проникал откуда-то из недр породы. По выпуклому камню стекала вода. Столь редкое явление для изнанки. Явно, что все тут пропитано магией.

Фонарик больше был не нужен. Я просто держал его в руке, и мы медленно спускались вглубь пещеры.

— Стой! — я подставил руку и не позволил Диане пройти дальше.

Опустился на колени. Посветил фонариком.

— Растяжка, — я проследил за нитью, натянутой от стены до стены. — Что-то скрывается там. Либо это сигнализация, либо орудие убийства.

— Что? — блондинка подняла брови.

— Это тебя удивляет? — я перешагнул через препятствие и помог девушке сделать тоже самое.

— Немного.

— Я знал бомжа, торгующего на этой стороне духами. Ты видела старуху, поселившуюся на средневековом корабле. Тут живет достаточно неадекватных личностей. Похоже мы наткнулись еще на одну.

— Не совсем понимаю, как эта личность связана с духом коллекционера душ? Дружбы между живыми и мертвыми, вроде как, не существует.

— А вот это нам предстоит выяснить, — откашлялся я в руку, и мы перешагнули через следующую растяжку. — Кажется, пришли. Посмотри. Что это за хрень?

(обратно)

Глава 18 Пожиратель душ

Перед моими глазами простиралось пространство размером с футбольное поле. Духи, прикованные цепями к полу и стенам пещеры, беззвучно разевают рты. Не сложно догадаться, что они буквально кричат о помощи. Хотят вырваться, но это бесполезно. Все, что я вижу перед собой — своеобразный сумасшедший дом на изнанке.

Я огляделся. Место обустроено для жизни. Факелы на стенах. Расправленный диван с выпячивающимися наружу пружинами. Ковер висит на стене прямо за ним. Вязаный потертый коврик при входе. Кресло-качалка и стеллаж с книгами. В воздухе смердит гнилью. Может чем-то другим. Но пахнет отвратительно. На другом конце пещеры, посреди этого безумства у костра, спиной к нам, сидит человек.

— А-а-а-а-а… — Диана схватилась за голову и пригнулась.

— Голоса? — я присел и взял ее за плечи.

Постарался заглянуть девушке в глаза. Но та жмурилась от боли.

— Я не могу их заблокировать. Слишком сильные эмоции. Их очень много. М-м-м-м-м-м… — темная свалилась на пол и приняла позу эмбриона, пытаясь зажать уши.

— У тебя кровь, — я разглядел как по щекам Дианы размазалась жидкость. — Надо увести тебя отсюда.

Теперь идея оставить ее снаружи не казалась мне такой плохой. Но уже слишком поздно.

Я взглянул на артефакт. На магическую нить, тянущуюся от него. Она вела прямо человеку, сидящему на другом конце пещеры. У него огромная накаченная спина. Длинные черные волосы до плеч. И он — коллекционер душ.

— Черт, — прошептал я. — Мы нашли не того, кого нужно.

Но Диане слишком плохо. Она не отвечает. А скорее всего просто не слышит.

— Сейчас, — я поднял девушку на руки. — Я тебя вынесу.

— Не так быстро, — раздался низкий мужской голос.

Я тут же обратил внимание на хозяина этого места. Мужчина поднялся на ноги и развернулся.

Слепой. Огромный. Обросший и очень сильный. Если напряжет мускулы, то одна его рука будет размером с мою ногу. Но раз уж нас заметил, а вернее, услышал, то придется поговорить.

— Я ищу своего отца. Он тоже коллекционер душ, — сказал я прямо, все еще держа девушку на руках. — Но мой артефакт привел к вам. Если вы не Ракицкий, то мы не по адресу. Уже уходим.

Я развернулся.

— Его зовут Лев? — раздался голос незнакомца.

Вопрос добрался до меня несмотря на то, что мы были на разных концах пещеры. Хорошая акустика.

Я помедлил. Снова развернулся к громиле.

— Вы знали его?

— Можно сказать и так, — жутко улыбнулся слепой, одетый в одни порванные джинсы.

Я еще раз огляделся.

Сперва я решил, что все эти души тут для того, чтобы он мог перенимать способности у них. Как это делаю я. Но есть в этом одаренном что-то жуткое. Что-то, что отличает его от обычных людей.

— Уходите! — простонала Диана.

— Что?

— Уходите. Они кричат уходите… Это пожиратель душ…

Я вернул взгляд на гиганта. Теперь точно зная, что это плохой парень. Но почему артефакт Лазера привел к нему?

— Можно сказать и так? — переспросил я. — Так вы знаете моего отца или нет?

Гигант снова жутко улыбнулся и медленно пошел в мою сторону. Остановился рядом с одним из духов. Положил свою руку тому на голову.

Но пятерня не прошла сквозь фантом. Она ухватилась за череп. Сильно сжала. Дух словно чувствовал боль. А я чувствовал эти вибрации, исходящие от него. Как такое возможно?

— Папочка сильно скучал по тебе, Костя, — осклабился слепой. — Нам очень жаль, что пришлось оставить тебя. Но знаешь, что хорошо? Мы все еще можем быть вместе.

Что это значит? Он когда-то сожрал дух моего отца и теперь прикидывается им?

— Ты кто, мать твою? — нахмурился я и предплечьем стер с щеки пот.

— Можешь называть нас папочкой. Если тебе угодно. Он часть нас.

Пожиратель душ перехватился. Теперь он держал духа за горло. Разинул рот. Широко. Неестественно. Жутко. Из его глотки по пещере разносилось гудение, а фантом, размазавшись по пространству, стал бесформенным и словно облако дыма исчез внутри гиганта. Блеклые глаза слепца на секунду загорелись желтым и снова погасли.

Послышался удовлетворённый протяжный стон.

— Знаешь, что вкуснее души одаренного? — спросил пожиратель.

Я промолчал.

— Настоящая плоть и кровь.

Слепой кинулся в мою сторону.

Понимая, что мне нужно защитить свою спутницу, я просто бесшумно переступаю в сторону. Успеваю сделать еще несколько шагов, прежде чем громила останавливается и самодовольно хохочет.

— Увидел, что мы слепые, да? — он оборачивается и его блеклые глаза проскальзывают мимо. — Ну что ты, Костя? Разве не хочешь поговорить со своим папочкой? Помнишь, как мы покупали тебе интересные книги после садика?

Все это время я передвигался, но после этих слов остановился.

Это одни из самых приятных воспоминаний из моего детства. Несмотря на то, что наши отношения с отцом не сложились ни в истинном мире, ни тут, однако были моменты, за которые я до сих пор благодарен ему. Как, например, случай про который говорит пожиратель.

Папа редко забирал меня из садика. В основном это делала мама. Но когда это все же случалось, по пути домой мы всегда заходили в гастроном. Там был книжный отдел. Именно в нем папа всегда покупал мне какую-нибудь книгу. С динозаврами, привидениями, со странами мира. Кажется, что ничего особенного. Но я всегда был так счастлив в эти моменты, что помню их до сегодняшнего дня. И папа знал это.

— А марс? Помнишь, как мы всегда покупали тебе марс, а твоей сестре сникерс? — продолжал распыляться воспоминаниями пожиратель, похоже, говоря от имени всех душ, которые когда-либо сожрал.

Да. Есть только одна причина, по которой он может знать все это. Воспоминания моего отца перешли к нему, вместе со способностями.

Черт. Кажется, общение с пожирателем теперь единственный способ поговорить с папой.

— Ну что ты, Костя? Поговори с папочкой? — не унимался одаренный.

В первую очередь нужно отправить Диану в безопасное место, а уже потом разбираться с существом.

— Только не звука, — прошептал я, опускаясь на колени и поднимая с пола камень.

Этого оказалось достаточно, чтобы пожиратель услышал. Он мгновенно сорвался с места и теперь быстро бежал в нашу сторону. Но я намеренно не стал перемещаться. Перехватился и бросил камень в сторону. Гигант на ходу сменил направление и остановился, когда понял, что я снова скрылся.

Я выдохнул. Никогда не играл в более нервные жмурки.

— Советуем не бежать к выходу, — сказал гигант. — Может сюда вы и смогли добраться. Но мы не дадим вам столько времени, чтобы вы могли спокойно выйти.

В этом он прав. Там достаточно ловушек, чтобы второпях задеть одну из них. Но я и не собираюсь уходить. Пока не получу ответы на все свои вопросы.

Пожиратель встал посреди пещеры. Громко принюхался.

— Бьемся об заклад, что это женские духи, — он стал оборачиваться и совершенно точно повернулся прямо к нам. Его слепые глаза уставились на меня.

Несмотря на то, что я успел привести тело в порядок, сейчас держать Диану становится все тяжелее. И оставить ее просто так на полу — нельзя. Почувствует.

Открываю портал и выбрасываю девчонку наружу. Ко входу. Тут же закрываю разрыв. Пожиратель уже мчится на меня. Я не успеваю отойти в сторону. Словно каменной стеной меня припечатывает к полу, а две гигантские ладони смыкают пальцы на моем горле.

Пожиратель снова втягивает ноздрями воздух.

— Похоже девчонка ушла, — говорит он сам себе, а пальцы сильнее сжимаются и лишают меня возможности дышать.

Я активирую каменный доспех. Но он тут же с треском рушится. Его колени придавили мои руки. Не могу пустить огненный шар в морду противнику. Я бессилен.

Но вдруг схватка становится слабее.

— Нет! — рявкает пожиратель. — Никакой пощады! Пацан умрет! Мы сварим его и попробуем на вкус!

— Наш сын будет жить! — доносится изо рта сумасшедшего. — Мы уберем от него свои руки!

— Нет! Мы хотим есть! Хотим есть! Хотим есть!

Я воспользовался замешательством пожирателя. Выдернул свою левую руку из-под колена нападающего. Протянул ее к правой заблокированной руке и активировал Жаару. Огненный шар облизал ногу гиганта. Тот завыл от боли. Тогда мне удалось освободить вторую руку. Я создал еще один фаербол. Выставил перед собой и одаренному пришлось поддаться инстинктам. Он спрыгнул с меня и принялся тушить подожжённую бороду. Когда получилось, то, не поднимаясь на ноги, он отполз еще на несколько метров. К стене.

— Он ранил нас! Ранил! Все из-за тебя! — визжала одна из душ внутри пожирателя.

— Я хочу только поговорить со своим отцом, — признался я, понимая, что, убив существо, убью и папу.

Добавил эту мысль вслух.

— Лжет! — сказала одна из сущностей внутри человека.

— Дайте поговорить с отцом. Иначе я точно прикончу вас.

Я активировал магнетический доспех. Расставил руки в стороны. Дернул их и ко мне тут же прилетела целая куча металлолома. Я приметил арматуру. Поднял ее. Взвесил в руке. Подошел ближе к раненному. Приставил к груди.

— Поговорим?

— Что ты хочешь узнать? — завыл пожиратель, одной рукой держащийся за свою обожжённую ногу, а второй схватившись за мое орудие.

— Санитар. Кто он такой? — я опустился на корточки, глядя прямо в глаза не человеку, а существу.

— Санитар?

— Да, — кивнул я. — Псих, который гипнотизирует людей и за что-то хочет отомстить моему отцу.

— Мы не знаем никакого Санитара.

— Не ври, — я перебросил арматуру в левую руку, а правой снова активировал Жаару. — Чувствуешь пламя?

— Правда. Мы не понимаем, о чем речь!

Похоже оно действительно не понимает. Нужно больше информации.

Я выпрямился и огляделся.

— Вы знаете способности этих духов?

— Это наши духи, не твои! — прошипел уже другой интонацией пожиратель.

— Я вижу у вас тут большая коллекция. Есть тот, что с суперпамятью? Это нужно для продолжения нашего разговора. Я только возьму способность и вернусь. Больше мне ничего не надо.

— Дадим ему. Он не сможет их съесть.

Личности, которые завладели телом пожирателя рассказали мне, как найти того, кого нужно.

Над каждым духом, прикованным кандалами из аргнелия к стенам и полу, была прибита табличка. Нужный мне оказался под номером тридцать три. Я перенял его способность и вернулся.

— Сколько лет я ждал, чтобы отомстить тебе, — я воспроизвел слова Санитара с пленки, которые теперь отчетливо помнил. Как будто только что посмотрел кассету. — А я говорил. Говорил тебе, что вернусь и отомщу.

Пожиратель большими глазами смотрел на меня.

— Кто мог желать тебе зла? — спросил я. — Много лет назад. Расскажи мне все.

— Никто! — нервно ответил одаренный. — Даже если какой-то псих взялся за то, чтобы мстить нам, мы не знаем кто это может быть. К любому, для кого ты не придержал дверь в троллейбусе, ты поможешь попасть в черный список.

Черт. Не зря же я проделал весь этот путь. Должно быть что-то.

— Мальчик, который с тобой на всех фотографиях из детдома. В белом халате и медицинской маске. Кто он?

— Слава. Наш лучший друг.

— Это вместе с ним вы ходили в лес и убивали животных и людей?

— Мы не убивали их! — воспротивилось существо, пока в моей голове заново крутилась страшная история Глобуса.

— А кошка, которую ты замучил? Это правда?

— Ложь! Мы со Славой исследовали аномалию. Правда лишь то, что однажды запустили в портал кошку. А когда она вернулась, то была мертва. Воспитатель пришел слишком поздно. Кошмарнице просто нужен был козел отпущения!

— Кошмарнице? — с удивлением переспросил я.

— Да, — одаренный ответил на этот раз очень спокойно. — Тамара Николаевна та еще тварь. Она издевалась над нами. За каждую провинность мы засыпали долгим сном, а потом…

— Я знаю, — я остановил отца в лице пожирателя. — Мне довелось испытать это на себе. Только в другом детском доме.

— Тогда не жалуйся. В третьем тебя бы ждал настоящий ад, — зловеще улыбнулся одаренный. — Теперь все?

Но я стоял как вкопанный. Не знаю, может благодаря новым способностям памяти, а может просто с помощью логики я понял куда нужно идти дальше. Потому что портал, к которому меня однажды привел Серый вовсе не та аномалия, которую исследовал отец. Потому что он был в детском доме номер три. А не в шестом, который находится у того кладбища.

— Вот почему этим страшным историям нельзя верить, — пробурчал я. — Смешали все в одну кучу…

— Помоги нам, — попросило существо, когда я убрал арматуру. — Нога! Нам нужна мазь, чтобы вылечить ногу.

Я посмотрел на обросшего человека с черными грязными патлами. В нем часть моего отца. Но это больше не он. Просто сумасшедший, у которого в голове смешались истории тысяч жизней, которые он поглотил. Можно просто развернуться и уйти. Но желаю ли я такой жизни этому человеку?

Я сел напротив пожирателя душ. На корточки.

— Ты слышишь меня, па? — спросил я, хотя понимал, что моего отца давно не существует.

Но одаренный не ответил. Он большими глазами смотрел на меня. Чувствовал подвох.

— Я знаю, что ты был хорошим человеком, — сказал я и провел рукой по арматуре. — Ты помнишь песню, которую всегда пел мне, когда я был маленьким?

Существо кивнуло.

— Песен, еще не написанных сколько, скажи кукушка… — тихо пропел я.

Акустика пещеры позволила допеть песню до припева.

Он пел ее мне вместо колыбельной. И каждый раз, когда я ненавидел его, я вспоминал это. В такие моменты я понимал, что несмотря ни на что он всегда любил меня. Жаль, что нам так и не удалось стать счастливой семьей.

У меня в голове крутилось еще много вопросов к отцу. Как он умер? Кто его предал? Что случилось между ним и матерью в этом мире? Но я вдруг понял, что все это иллюзия. Что мой настоящий отец остался там. В том мире, где я погиб в автомобильной катастрофе. Даже мама с Машкой больше не те, кого я всегда считал своей семьей. А Настя… У Насти и подавно нет ничего общего с той женщиной, которую я когда-то безумно любил.

Именно в этот момент я многое осознал. По крайней мере то, что сейчас я проживаю совершенно другую жизнь. Я не вернулся в прошлое, как бы мне этого ни хотелось. Я попал в другой мир. И ценности, которые были важны для меня там, совсем необязательно должны волновать меня здесь. Именно поэтому я сейчас просто почту память человека, который был отцом моей точной копии в этом мире.

Арматура вошла в грудь пожирателя. Почти с минуту он смотрел на меня одновременно удивленными и благодарными глазами. Пока его взгляд не застыл навсегда.

В этот же момент над мертвым телом существа открылась черная воронка. Души вырывались изо рта пожирателя и пропадали в черной дыре. В изумлении я отошел на несколько шагов назад, прикрывая глаза рукой, чтобы не ослепнуть от вспышек. И чтобы не попасть в зону притяжения. Потому что теперь точно знал, что эти души больше никогда не вернуться в этот мир.

Кто-то положил руку мне на плечо. Не оборачиваясь, я понял, что это Диана. Она не произнесла ни слова. Просто обняла меня сзади и наблюдала за тем же необычным явлением.

Когда все закончилось, я освободил заточенных в пещере духов. С помощью магнетического доспеха просто вырывал цепи из стен и отпустил мертвых на волю.

— Куда теперь? — спросила моя новая знакомая.

— Отведу тебя домой, — ответил я. — Сегодня твои способности не понадобились, но все равно спасибо, что пошла со мной.

Я вернулся домой подавленный. Осознание всего происходящего пришло, а вот смирение еще не наступило. Я долго размышлял о том, готов ли отпустить Настю навсегда. Готов ли попрощаться со своей прошлой жизнью. И нашел однозначный ответ. Да.

На следующее утро я получил свой новый паспорт. Подал заявление на регистрацию собственного клана. Теперь осталось дождаться документов, а затем попасть на аудиенцию к императору.

— Тамара Николаевна, здравствуйте! — я заглянул в кабинет директрисы в детском доме, в котором отец провел все детство.

Кошмарница нахмурилась.

— Это я. Константин Ракицкий, — сказал я, закрыв за собой дверь. — Понимаю ваше удивление. Элаиза все объяснит. У меня сейчас другой вопрос. Вам же доступна память кошмарницы?

Старуха неуверенно кивнула.

— Мне нужна вся информация о Льве Ракицком. Вернее, о мальчике, который, скорее всего, известен ей под другим именем. Это воспитанник детдома со способностью коллекционера душ.

(обратно)

Глава 19 Тайна одного портала

1970 год. Российская Империя. Детский дом №3.

— Устроим ему темную, парни, — самый рослый подросток в компании с двумя кривыми передними зубами вел за собой еще троих мальчишек и скалился.

Тусклые лампы светили в совсем новом коридоре здания. Старый деревянный детский дом снесли несколько лет назад и вот, наконец, у брошенных детей появилось новое пристанище.

— Кошмарница точно ни о чем не догадается? — спросил хромой паренек, замыкающий цепочку и постоянно озирающийся по сторонам.

— Злой ей там лапшу на уши вешает. Пока мы не вернемся, не перестанет, — уверенно ответил заводила и плюнул на помытый пол.

— Она такая дура? — поинтересовался третий. Который шел с палкой и сейчас стучал ей по стенам, наводя страх на остальных детдомовцев, которые в этот час пытались заснуть.

— Почему?

— Потому что поверила, что Злому есть дело до нее.

— Дура-не дура — не важно. Главное, что пока не поняла, что Злой плевать на нее хотел. Как только смекнет, нам быстро прикроют ночные вылазки. Да и еще много чего, — хмыкнул кривозубый и остановился у одной из палат. — И вообще. Пока мы ей подливаем приворотное зелье, она ничего не поймет. Зеленая еще, в отличие от курвы.

— Может попросить ее, чтобы эти штуковины с нас сняла? — поканючил еще один мальчишка, указывая на свою ногу.

— Ты че, идиот, Стёпа? — главарь укоризненно посмотрел на самого глупого товарища в компании. — Тут же не все воспитатели эту дрянь пьют. Если кто-нибудь из них заметит неладное, то нам крышка. Лавочку прикроют и будешь после отбоя лежать и в потолок смотреть. Лучше журавль в руке, чем что-то там в небе.

Стёпа отвел притупленный взгляд.

— Ладно. Пошли.

Компания из отморозков завалилась внутрь.

— Закрыл глаза и отвернулся! — гаркнул главарь, ястребом взглянув на высокого худощавого парнишку, сидящего на кровати. — Или хочешь, чтобы мы тебе тоже темную устроили?

Паренек тут же вскочил и отвернулся. Покорно уставился на зеленую стену перед собой.

Компашка подошла к мальчику, крепко спящему в своей кровати. Он не реагировал. Было видно, как его зрачки бегают под веками, а мышцы на лице нервно дергаются. Но сам он сильно погружен в сон.

— Глядите, — один из хулиганов потыкал спящего пальцем в щеку. — Спит, как младенец.

— И не говори. Замучил в своих снах еще, наверное, пару кошек, — Стёпа ударил мальчика кулаком в бедро.

Но тот не проснулся.

— Начнем? — добавил Стёпа.

— Ты совсем тупой? — возмущенно отозвался главарь. — В чем смысл его бить, когда он не чувствует? Мы здесь за тем, чтобы раз и навсегда отучить говнюка мучать и убивать животных. А для этого надо, чтобы он был в сознании.

— А ну отвернись! — вдруг завопил хулиган с палкой в руке и направился в сторону стоящего у стены. — Ушастый, ты че оглох?

Хулиган ударил детдомовцу под колено. Тот осел, но быстро выпрямился.

— Еще раз обернёшься и вместе со своим дружком полезешь под одеяло, ясно?

Мальчик, стоящий у стены, несколько раз быстро покивал. Зажмурился, сильно сжал кулаки — так, что его даже затрясло.

— Так-то, — удовлетворенно выдохнул отморозок.

— Хорош, Тоха, — главарь махнул рукой приятелю. — Пойдем сюда. Надо разбудить этого козла.

Тоха подошел к кровати. Кинул свою палку на пол.

— У кого скрепка? — спросил он.

После того, как получил желаемое, нагнулся, поковырялся в замке и расстегнул браслет на ноге.

Затем открыл портал и набрал Сил. Множество сосудов по всему его телу подсветились фиолетовым, как только оно наполнилось энергией.

— Бить будут двое, — сказал главарь и показал пальцами на Стёпу и себя. — Эй ты там! Закрой уши!

Мальчик, стоящий у стены, послушался и прижал ладони к голове. Главарь перешел на шепот:

— Если придурок проговорится, что это сделали мы, никто из нас не должен расколоться кто именно. Так они не смогут в полной мере наказать нас. Накажут всех, но не строго. Никаких кошмаров нас не ждет, если все будут держать рот на замке. Это ясно?

Вся банда в такт покивала головами.

Затем кивнул кривозубый. Тоха провел рукой над лицом мальчика, лежащего в кровати. Черный дым вырвался из ноздрей и ушей спящего и тот начал приходить в себя.

Пока он не успел открыть глаза, кто-то из хулиганов набросил на детдомовца одеяло и в этот же момент на него обрушился град ударов. Два подростка пинали бедолагу что есть силы. Колотили руками, ногами и палкой, которую Тоха не подобрал после того, как снял заклинание, накладывающее на детей кошмары.

Через несколько минут избиение прекратилось.

— Живой? — спросил недалекий Стёпа.

Главарь приложил палец к губам. Присмотрелся. Увидел, что одеяло все еще вздымается вверх и опускается. После этого он снова махнул рукой и мальчишки с новой силой набросились на жертву.

Когда им наскучило главарь подался ближе и зловеще прошипел:

— Чертов живодер! Так будет теперь каждый день.

После чего компания собрала ноги в руки и дала дёру.

Мальчик по имени Слава, дрожащий от страха, простоял в углу комнаты еще несколько часов. А когда все-таки решился приоткрыть глаза из окон в палату уже прорывался свет.

Сперва он нерешительно оторвал свои ладони от ушей. Так, чтобы этого не заметили хулиганы, которые могли быть все еще в помещении. Прислушался. Тишина.

Тогда он робко повернул голову. Едва-едва. Чтобы только боковым зрением оглядеть палату. Так, проделывая все больше осторожных движений и смелея с каждым вдохом, он убедился, что хулиганов больше тут нет.

— Костя! — он подбежал к кровати друга, скинул одеяло в сторону и онемел.

Мальчишка, которого избили сегодня ночью был покрыт синяками. Он обхватил себя руками и дрожал. Его губы неустанно двигались.

Слава подался ближе, чтобы расслышать, что шепчет детдомовец.

— Это кошмар. Это кошмар. Это кошмар. Это кошмар… — бесконечно повторял он.

— Костя! — парнишка схватил своего друга за плечи. — Это реальность. Открой глаза. Просто открой глаза.

Понадобилось несколько попыток, прежде чем слова одного мальчика дошли до другого. Тогда Костя медленно раскрыл глаза и осмотрелся.

— Это очередной сон? — спросил он.

— Нет, — покачал головой Слава.

— Ты всегда так говоришь, — не поверил тот.

— Посмотри на свои руки. Синяки на них были прежде?

Костя опустил взгляд. Чем дольше он осматривал себя, тем больше осознавал, что кошмары закончились. После этого он стал чувствовать боль острее.

— Кто это сделал? — промычал мальчик с растертой пастой от ручки на ладони. Несколько дней назад он нанес на руку неизвестные символы, которые они со Славой обнаружили у портала недалеко от детского дома.

— Они придут за мной, если скажу, — струсил Слава.

— Это Макс и придурки, которые постоянно таскаются за ним?

Слава помялся.

— Ясно. Можешь не отвечать. Разберусь с этим позже. Сперва надо вернуться к тому разрыву.

— К разрыву? — испугался Слава. — Зачем? Тебе не хватило того, что нас однажды уже поймали и отчитали из-за него?

— Ты же понимаешь, что это не простой портал? Ох… — Костя принял сидячее положение и схватился за ребра. Перевел дух. — Дело не только в том, что он всегда открыт.

— А в чем?

— В том, что кошка вернулась мертвая.

— Не понимаю, — глаза трусливого друга побегали по палате.

— А то, что если бы этот портал вел на изнанку, то кошка бы не вернулась. Вернее, она могла вернуться, но живой. Не мог же кто-то с той стороны убить ее и кинуть обратно. Духи так не делают.

— Ты… — мальчик хотел выдвинуть свое предположение, но тут же понял, что у него нет никаких мыслей на этот счет.

— Вот это мы и должны выяснить.

— Как?

— Сегодня я сбегу с прогулки и на этот раз сам прыгну в этот разрыв.

— Ты с ума сошел⁈

— Не дрейфь. Я уже бывал на изнанке. Со мной там ничего не происходит. В отличие от других. Так что единственный шанс все понять — увидеть своими глазами то, что скрывается на другой стороне разрыва.

* * *

— Все документы хранятся в архиве, — Тамара Николаевна шла по коридору бодрой походкой. — Все коробки подписаны по годам. Но не понимаю зачем мы туда идем, если я все могу рассказать по памяти? Мне доступны даже те воспоминания, которые могла забыть старуха.

— Там может быть еще кое-что важное, — не углубляясь в подробности, ответил я. — Значит ты можешь рассказать мне про того мальчика?

— Абсолютно все. За всю историю детского дома тут жил только один коллекционер душ. Его звали Костя.

Хм. Видимо это имя, которое присвоили моему отцу, когда нашли у дверей детского дома. Львом Ракицким он назвался потом. Когда отыскал своих настоящих родителей. И, вероятно, меня он назвал в честь своего прошлого. Наверное, я поступил бы так же.

— А фамилия?

— Бухарин.

Константин Бухарин. Пока ничего важного.

— Что за история с кошкой?

— Недалеко отсюда есть портал, — Тамара Николаевна цокала тяжелыми каблуками по старому коридору детского дома. — ОКЦЗ так и не смогли его закрыть. Сколько не пытались. Узнать, что это за портал тоже не удалось. В конечном итоге вокруг него возвели стены и крышу. С виду обычный гараж. Но непреступный. Первое время его охраняли, но сейчас там уже все заросло деревьями и травой. Никто не ходит туда после всех этих историй. Платон? Что у вас происходит?

Директриса заглянула в палату, где я провел несколько дней своей жизни. Внутри кто-то спорил. Я тоже удовлетворил свое любопытство.

— Все в порядке, Тамара Николаевна, — мальчик с разноцветными глазами стоял над другим. Который пытался отжаться, но эффективнее у него получалось трястись, чем разгибать руки. — Егор сегодня отобрал порцию у одного из ребят. Я провожу воспитательную работу. Эдик, как обычно треплется и создает шум. Мы будем вести себя тише.

Я улыбнулся. Платон оказался справедливым лидером. Именно этого я и добивался.

Мальчик увидел меня. Внимательно присмотрелся. Как будто узнал. Но я не стал подавать виду и вышел в коридор. Другим о своем взрослении я рассказываю легко, но не хочу, чтобы кто-нибудь из мальчишек захотел повторить мой путь. Детство надо прожить. Тем более, если оно у тебя одно.

— Тогда не отвлекаю, — горец, засевший в теле Тамары Николаевны, закрыл дверь, и мы двинулись дальше.

— Как ребята ведут себя? — я отвлекся на постороннюю тему, которая была мне не менее интересна.

— Если судить по воспоминаниям старухи, проработавшей тут всю жизнь, то лучше здесь никогда не было, — ответила кошмарница. — Платон отличный лидер. Я вмешиваюсь только тогда, когда без этого не обойтись.

— А как те четверо? Одного из них, кажется, звали Захар. Они не доставляют проблем?

— Их перевели в другой детский дом через неделю после твоего последнего визита. Они так и не смогли свыкнуться с новыми правилами.

Я промолчал, но подумал, что так, наверное, даже лучше. Если я хочу в итоге принять всех этих детей в свой клан, будет эффективнее, если среди них окажутся только хорошие парни.

— А что за история с кошкой? Чем все закончилось? — я вернулся к разговору об отце, когда мы подошли к двери с надписью «Архив».

— Бухарин и Осипов в семидесятых обнаружили тот портал. Решили выяснить, что это за аномалия. Их всегда тянуло к науке, но глупыми они никогда не были. Поэтому сперва кинули в разрыв кошку. Чтобы посмотреть, что с ней станет.

— А дальше.

— По их словам ее выкинуло обратно уже мертвую.

— Что было потом?

— Еще через несколько дней они снова сбежали с прогулки. Но на этот раз Бухарин сам прошел через разрыв.

— Чувствую его ждала хорошая порция кошмаров после возвращения.

— Не совсем…

— Не совсем?

— Да. Он не вернулся, — старуха взяла за ручку двери и хотела открыть ее, но я остановил.

— То есть как?

— Вот так. Осипов после побега своего дружка получал за двоих. И от детдомовцев, и от воспитателей.

— Элаиза говорила, что поддерживала с Константином отношения, — я снова воспользовался своей суперпамятью, вспомнив разговор, который состоялся между нами с Эл полгода назад.

— Он вернулся не в привычном понимании этого слова. Несколько лет спустя сторож обнаружил его у того портала. Но с тех пор мальчик вел себя очень странно. Как будто это был он и не он одновременно, понимаешь?

Меня как будто прошибло током. Потому что я понимал. Мне известно только одно непопулярное объяснение почему человек может вести себя так. Когда он из другого, мать его, мира.

Тамара Николаевна сделала еще одну попытку открыть дверь в архив. На этот раз я не препятствовал.

— Вот. Эта коробка, — кошмарница указала мне на полку.

Я достал ящик и отыскал в нем личное дело Константина Бухарина.

Все, как и рассказывала бабушка. Его подбросили в детский дом, когда он был совсем младенцем. Дали имя и фамилию. За это отвечала предыдущая заведующая. Когда мальчику исполнилось одиннадцать он пропал. В тысяча девятьсот семидесятом. Вернулся через четыре года. В семдесят четвертом. И сколько бы его не спрашивали о том, где он был все это время, мой отец не отвечал. Спустя год его посадили в колонию для несовершеннолетних одаренных. За убийство девушки, тело которой обнаружили у того портала. Константин Бухарин находился рядом.

— Разбираться сильно не стали, — подытожила рассказ Тамара Николаевна. — Все в детдоме немного побаивались Бухарина после его возвращения. Поэтому зацепились за возможность избавиться от него. Подтасовали нужные карты, и парень уехал в ссылку.

— К личному делу прикреплены какие-то рисунки… — я взял альбомный лист и повернулся к свету. — Что это за символы?

Кошмарница пожала плечами.

— Не против, если я заберу?

— Хоть все, — махнула рукой старуха.

Я благодарно кивнул и направился к выходу.

Меня преследовало ощущение, что я на правильном пути, но также не отпускала мысль о том, что я что-то упускаю. И я не мог понять что.

— А что стало со Славой? — спросил я.

— После исчезновения Константина, как я и сказала, на него повесили всех собак. Местные дети издевались над Осиповым. А он и так был очень странным парнем. В общем, через год после того, как Бухарин пропал без вести, его перевели в другой детский дом. Подальше от греха. Боялись, как бы не наложил на себя руки.

Кажется вот я и нашел Санитара. Мальчик, над которым издевались. Которому сломали жизнь. И произошло это все после того, как мой отец пропал. Бросил его. Наверняка они спорили. Может быть один хотел остановить другого. Не знаю, что там в итоге произошло между двумя друзьями, но именно за это и может мстить Санитар.

— Вячеслав Осипов, — пробормотал я.

— У? — задумавшаяся старуха встрепенулась и посмотрела на меня.

— Не знаете, что сейчас с другом моего отца?

— Нет, — женщина пожала плечами.

— Скорее всего он именно тот, кто мне нужен, — я озвучил мысли вслух.

Полдня ушло у Нокиа на то, чтобы узнать адрес лучшего друга детства моего отца. Ясно, что история Серого о Санитаре не имела ничего общего с реальностью. Очередная страшная история от Глобуса, пересказанная его братом. Никто и никогда не держал его в тюрьме, поэтому несудимый Вячеслав Осипов, которого я собирался навестить этим вечером все еще мог быть Санитаром.

Я приготовился к бою. Под пальто надел удобный костюм. Взял свой старый тамагочи и напитал его энергией. Нарисовал на руках несколько полезных Знаков. Написал письмо Нокиа. На всякий случай. Черт знает, чем закончится наша сходка, если этот мужик окажется Санитаром.

Звонок в дверь прозвучал прямо перед тем, когда я собирался выйти из дома.

Я замер. Бесшумно повернулся на пятках и заглянул в глазок.

Клаус. Черт.

Звонок повторился.

Девочка, в расстегнутом пуховике держала в руках шапку и шмыгала носом. Надеюсь, от холода.

— Я видела свет в твоем окне, — сказала аристократка.

Я вздохнул. Глупо было надеяться, что все мои друзья забудут обо мне, когда я просто попрощаюсь с ними. Тем более Клаус знала адрес второй квартиры. В отличие от парней, которые сюда никогда не приходили.

— Я не уйду пока ты со мной не поговоришь, — сказала она.

Я молчал.

— Костя, мой отец… — она прервалась. — Он… Он…

— Что? — я распахнул дверь своей квартиры.

(обратно)

Глава 20 Выбор предвестника

— Что случилось, Жанна? — я стоял на пороге своей квартиры и испепелял взглядом бывшую одноклассницу.

Та замерла в исступлении. Смотрела на меня испуганными глазами. Либо потому что с ее отцом случилось что-то страшное, либо потому, что она не могла поверить, что перед ней тот самый Константин Ракицкий. А скорее всего и то, и другое.

Я присел, чтобы заглянуть девочке в мокрые глаза. Молчал. Не давил. Позволил пережить шок. Когда аристократка разглядела меня во взрослом парне и свыклась с этой мыслью я развел руки в стороны. Девочка бросилась мне на шею и крепко-крепко обняла. Я ответил.

С этажа выше спустилась на улицу старушка, которую я просил когда-то приглядывать за моей квартирой. Еще один полный сосед с одышкой с пятого этажа тоже прошел мимо. И никто из них не сказал ни слова. Все как будто понимали, что сейчас это лишнее.

— Папа попал в аварию, — шепнула девочка, как только ее дыхание восстановилось

Затем Клаус снова задохнулась в истерике.

Прошло еще некоторое время.

— Где он? — спросил я, когда понял, что аристократка успокоилась.

— В больнице. Сказали, что состояние тяжелое.

— Кто сказал?

— Позвонили на домашний. Из больницы. Рассказали. Спросили есть ли дома кто-нибудь взрослый.

— И что ты ответила?

— Солгала. Сказала, что есть и все передам.

— Клаус, — я схватил девочку за плечи, отодвинул от себя и посмотрел ей в глаза. — Так нельзя. За тобой должен кто-то приглядеть пока твой отец в больнице.

— Осталась только бабушка.

— И?

— Я не хочу, чтобы она приезжала.

— Иногда нужно делать то, что правильно, а не то, что хочешь, — поучительным тоном произнес я.

— Я так и сделала, — твердо ответила Жанна, глядя мне прямо в глаза. — Правильно было прийти к тебе. Чтобы не свихнуться в одном помещении с той, что бросила нас с отцом после смерти матери.

Можно продолжать спорить, но это не то, что нужно девочке сейчас. Я сдался.

— Ладно. Есть хочешь? — спросил я как будто мы пришли к какому-то компромиссу.

Жанна застыла на пару секунд, а потом робко кивнула.

— Заходи.

Я проводил аристократку на кухню и поставил перед ней порцию макарон с жареными котлетами.

Все это время мы не разговаривали. Слишком много я написал в том письме, слишком сильно девочку потрясло сегодняшнее событие. В таких случаях необходимо время на то, чтобы собраться с мыслями.

— Что еще сказали врачи? — я вернулся из комнаты и встал в дверном проеме, навалившись на косяк.

— Сначала ничего.

— Сначала?

— Да. Через некоторое время я перезвонила в больницу от имени своей тети. Тогда они посоветовали готовиться к худшему. Сейчас он в реанимации. За его жизнь борются, но если нет возможности нанять целителя…

Клаус не могла договорить. Я тут же перевел тему.

— Я постелил тебе. На кровати. Останься сегодня здесь. Я присмотрю за тобой.

— Спасибо, — Жанна кивнула, продолжая играться макарониной в своей тарелке.

Пища так и не была тронута.

— Ты куда-то собирался?

— Были небольшие планы, но они подождут.

Жанна отложила вилку в сторону.

— Почему ты не сказал?

— Не сказал что? — растерялся я, а догадавшись указал жестом сразу на все свое тело. — Что решил сделать с собой это?

— Я думала мы друзья.

— Мы друзья.

— Друзья обычно так не поступают.

— Все очень сложно, Жанна, — я разочарованно помотал головой. — Когда-нибудь ты поймешь.

Я сел за стол. Напротив девочки.

— Я поняла бы тебя в любом случае. Даже если бы была не согласна с таким поступком.

Я хотел ответить, но передумал. Что бы я сейчас не сказал она будет стоять на своем. Как и я.

Пауза. Долгая. Затянувшаяся. Длящаяся, кажется, целую вечность, хотя прошло не больше минуты.

Я это уже знал, но вот Жанна только сейчас начала понимать, что между нами образовалась целая пропасть. Что мы просто не можем продолжать дружеские отношения. Нам не о чем поговорить. Школа, в которой она до сих пор учится и бизнес, которым владею я — несовместимы. Даже Кипятка против которого мы втроем с Яблоньским дружили и который объединял нас — больше нет. Да и вообще это выглядит очень странно. Если я не собираюсь играть роль ее отца или брата.

— Теперь понимаешь? — наконец я прервал молчание.

Жанна неохотно кивнула.

— Можно я поживу у тебя, пока папа не поправится? — спросила она.

— Конечно. Квартира в твоем распоряжении.

Девочка встала и ушла в комнату. Я пробыл на кухне еще несколько минут, а когда пришел, она уже спала.

Тогда я укрыл ребенка одеялом, а сам закрылся в ванной. Открыл портал и прыгнул в него.

Планы поменялись. Санитар мог подождать. Прошлое моего отца тоже. А вот жизнь самого близкого человека для Клаус висела на волоске. Поэтому я решил заняться сперва этим. Ну и подвести черту в общении еще с одним человеком.

Целителей среди одаренных в Российской Империи катастрофически мало. Это одна из причин, по которой больницы все еще существуют в этом мире. А еще услуги одаренных, способных залечить раны, стоят баснословных денег. Не потому, что аристократы хотят заработать на этом. Хотя в действительности являются одними из богатейших кланов планеты. Но потому, что каждое такое чудесное исцеление имеет жестокий откат. То есть обычные раны даются одаренным легко. Но вот излечение предсмертного состояния больного может обернуться большими проблемами для здоровья самого целителя.

Поэтому в тяжелых случаях человек либо выкарабкивается сам, либо его ждет смерть. Никто из одаренных не горит желанием рисковать своей жизнью.

— Я знал, что найду тебя здесь, — произнес я вслух.

Портал за моей спиной закрылся.

Девочка, сидящая на краю крыши, вздрогнула и обернулась.

— Кто вы? — спросила она. — Не подходите ближе. У меня повсюду охрана. Я из влиятельного рода.

Но я не послушался. Потому что знал, что рядом никакой охраны нет.

Пройдя по питерской крыше, я остановился на самом краю и сел недалеко от девочки. Так, чтобы она перестала бояться, но и хорошо слышала меня.

— Меня зовут Константин Ракицкий, — проговорил я, поймав на ладонь пару капель накрапывающего дождя.

— Константин Ра… — девочка прервалась.

Я не смотрел на нее. Но мне стало ясно, что она едва вспомнила меня. Но главное, что вспомнила.

— Вы не можете быть Константином, — уверенно заявила Настя. — Он мой ровесник. Может быть не совсем, но…

— На новогоднем балу я открывал портал и показывал тебе светящийся планктон. Мы были на том пляже только вдвоем. Никто, кроме нас просто не может знать таких подробностей.

Девочка подозрительно смотрела на меня.

— Может быть ты умеешь читать мысли? Я слышала, что некоторые одарённые могут слышать предметы. Достаточно просто подержать в руках тот смокинг, который был надет на Ракицком в ту ночь и все увидеть.

— Упрямая, — хмыкнул я. — Прямо как тогда, когда в последний раз не послушала меня и пошла помочь тем людям, попавшим в аварию.

Я повернул голову к девочке. В тусклом свете луны я точно знал, что она разглядит во мне того одиннадцатилетнего мальчика.

— Костя? — сорвалось с ее губ.

Снова пауза. Девочке нужно время, чтобы все осознать.

— Если ты…это действительно он, — начала она. — Что с тобой произошло?

— Ничего плохого, — ответил я. — Это мой личный выбор. Просто теперь я взрослый.

Кажется, моя жена из прошлой жизни хотела еще что-то сказать, но передумала.

Прошло еще несколько минут.

— Что значит, что я упрямая как в последний раз, когда ты меня видел? — поинтересовалась Настя.

— Ты поверишь, если я скажу тебе, что однажды уже прожил жизнь?

Девочка приблизилась. Затем притронулась к ссадине на моей щеке, которая осталась после встречи с пожирателем душ. Зудеть перестало. Рана зажила.

— Я могу вылечить человека, едва прикоснувшись к нему. Как думаешь, верю ли я в реинкарнацию?

Я улыбнулся.

— Я имею в виду немного другое. Параллельные миры. Веришь ли ты, что где-то могут жить наши с тобой точные копии?

Девочка пожала плечами.

— Урок астрономии начинается с седьмого класса. Сложно сказать.

Все время забываю, что мои друзья это все-таки дети. Я и сам не задумывался о разных вселенных раньше, чем стал подростком.

— Хочешь расскажу? — спросил я, понимая, что, вызвав интерес у девочки, у меня будет больше шансов убедить ее помочь мне.

— Хочу, — тонким голосом ответила аристократка.

— Как думаешь, как я узнал о том, что ты здесь? — я развел руками, указывая сразу на все крыши, окружающих нас домов.

Настя снова пожала плечами.

— В прошлой жизни мы с тобой поженились. У нас была свадьба.

— Смешно, — девочка улыбнулась.

— Светящийся планктон — это явление, которое произвело на тебя ошеломляющее впечатление в…другой вселенной. А еще ты уже приводила меня на эту крышу и рассказывала, что, когда была маленькой всегда убегала из дома и приходила сюда. Каждый вечер. Смотрела на город и мечтала о том, что изобретешь лекарство от рака и люди больше не будут умирать. Я не знаю, как в этом мире это вяжется, но…

— Я никому не говорила этого, — перебила меня Настя.

Я молча посмотрел на нее.

— Все целители, которые когда-либо пытались вылечить рак, непременно умирали после попытки это сделать. Но я действительно хочу найти способ справиться с этим проклятьем.

— Значит теперь у тебя есть еще одна причина мне верить, — сказал я и сильнее укутался в пальто. Ветер пронизывал до костей.

Как же хорошо иметь дело с детьми. Ни Серый, ни Жендос, ни, вот теперь, Настя не ставят крест на моей истории после того, как я рассказываю им ее. Любой взрослый принял бы меня за сумасшедшего после первого упоминания про другой мир. А они слушают. Верят. И это одна из причин, по которой я сразу отправился сюда.

— Но я пришел не за тем, чтобы рассказать об этом, — признался я. — Мне нужна твоя помощь.

Аристократка с интересом посмотрела на меня. Она всегда готова на все лишь бы помочь.

— Отец моего очень хорошего друга попал в аварию. Сейчас он в тяжелом состоянии. Времени нет. И знакомых целителей тоже. Есть только один шанс спасти его. Поэтому я здесь, Настя, — я выдохнул паром на замерзшие ладони. — И хочу попросить тебя спасти человека.

Та отвела взгляд и посмотрела на десятки крыш перед собой.

— Я бы с радостью, — она замешкалась с ответом. — Но ты же знаешь, что это небезопасно. Я еще слишком слаба.

— Знаю, — прервал я ее. — У меня есть план.

— План?

Я достал из кармана монету. Покрутил ее в руках.

— Через портал мы прыгнем прямо в больницу. Санитары сами проводят нас до палаты. Потом я использую эту способность и когда пойму, что твоей жизни ничего не угрожает, ты сможешь исцелить человека.

Девочка забрала у меня из руки монету и посмотрела на профиль аристократа.

— Что это?

— Я коллекционер душ. Слышала о такой способности?

Девочка косо посмотрела на меня.

— Я могу быть проводником, целителем, кукловодом. Души, заточенные в этих монетах способны передавать мне свой дар.

— А у тебя нет такой же монеты с целителем?

— Нет. И времени на то, чтобы получить такую способность тоже.

— Как ты поймешь, что я в безопасности?

— Ты знаешь кто такие предвестники?

После этих слов девочка все поняла. Теперь она могла довериться мне.

Предвестники могут видеть то, что произойдет в следующую минуту. Ровно шестьдесят секунд. Ни больше, ни меньше. И план именно такой. Когда девочка будет иметь намерение излечить отца Клаус, со способностью предвестника я увижу, что произойдет в следующую минуту. И если она умрет — то остановлю процесс. Если нет — продолжаем. Все просто.

— Когда отправляемся? — Настя подняла на меня глаза.

— Прямо сейчас. Не против?

Девочка кивнула.

Тогда я открыл портал, и мы оказались в городской больнице номер три. Прямо у дверей реанимации. Как же хорошо, что в прошлой жизни по разным причинам я все-таки бывал тут. Теперь мы сэкономили благодаря этому уйму времени.

— Стойте! — крикнул санитар, когда мы шли по коридору.

Я развернулся. Снял с шеи крестик.

— Что вы здесь делаете? В реанимацию вход воспрещен…

Но цепочка уже раскачивалась в моих руках. Под гипнозом медбрат сообщил нам, где лежит пациент по фамилии Клаус и проводил нас прямо до койки.

Я стоял над кроватью аристократа и безнадежно мотал головой.

Авария произошла жуткая. На отце Жанны нет живого места. Голова — один сплошной синяк. На обеих руках гипс. Беспрестанно работает аппарат искусственной вентиляции легких. Пульс быстрый. Человек держится из последних сил.

— Почему ты просто не загипнотизировал меня? — Настя сняла пуховик и повесила на стул. — Я ведь могла и отказаться.

— Я не стал бы заставлять тебя это делать против твоей воли, — честно признался я. — К тому же я знал, что ты не откажешься.

— Самоуверенно, — девочка растерла ледяные ладони, открыла портал и наполнилась Сил. — Только не дай мне умереть, ладно?

— Готова?

— Готова.

В следующее мгновение я поднес руку к Насте. Тут же прибор, показывающий пульс стал пищать медленнее. Это заставило меня в панике отдернуть ладонь.

— Что это? — растерялась целительница.

— Сердце не выдерживает, — я посмотрел на аппарат, который пищал длинным беспрерывным сигналом. — Клиническая смерть. Но мы еще можем успеть.

— Ты заглянул в будущее? — с надеждой в голосе поинтересовалась целительница.

Нет. Аппарат сбил меня. Я убрал руку и прервал прозрение. А сейчас слишком поздно. Каждая секунда на счету. Если прямо сейчас не помочь отцу Клаус, то утром одна маленькая девочка проснется сиротой.

— Костя? — испуганные глаза Насти смотрели на меня. — Я выживу? Говори.

А что, если именно сейчас я смотрю будущее? Что если у меня получилось заглянуть в него и теперь я все испорчу, если скажу нет? Второго шанса не будет. Черт.

Я изучал эту способность с Георгием Вольфовичем. И не нашел в ней ничего сложного. Вот только тогда человек не умирал и меня ждало несколько попыток.

— Да, — уверенно ответил я, хотя понятия не имел нахожусь в реальности или смотрю в будущее. — Действуй.

Тогда Настя кивнула и приложила руку к груди отца Жанны.

Голубое свечение разошлось по всему телу человека. Затем вспышка. Яркая. Слепящая.

Я закрыл глаза рукой, а когда убрал ладонь, то на больничной койке лежал совершенно здоровый на вид человек. Еще через пару секунд его сердце начало биться. Прибор снова отбивал пульс.

— Настя! — я кинулся к девочке, лежащей на полу. — Настя!

Искусственное дыхание. Массаж сердца.

— Нет! Настя! Борись!

Самое жестокое в жизни — видеть, как умирает близкий человек. Но еще хуже видеть, как он умирает дважды. Паршивее всего осознавать, что в оба раза ты был рядом и не смог ничего сделать.

Я продолжал оказывать первую помощь девочке, но надежды, что это всего лишь прозрение становилось все меньше. Ведь одна минута уже прошла, так ведь? Я должен был уже вернуться в реальность.

Все перемешалось в голове. Мне казалось, что я продумал план настолько точно, что ничего не могло пойти не так. Но прямо сейчас маленькая девочка умирала на моих руках, и я ничего не мог сделать.

— Ты заглянул в будущее? — Настя снова стояла передо мной.

Живая и невредимая. Отец моей подруги умирал на больничной койке. Длинный, пронзительный и непрерывный сигнал резал слух.

Я так и не смог узнать выживет ли аристократка. Поможет ли ей искусственное дыхание?

— Костя? — Настя коснулась моей руки. — Я выживу?

И что я могу сделать? Сказать ей правду и оставить человека умирать? Впустить врачей и понадеяться на то, что они смогут вытащить отца Клаус с того света? Солгать. Сказать, что увидел, как она выжила, а потом смотреть как один человек умер вместо другого? И совсем маленькая вероятность того, что мне удастся вытащить Настю.

Ни один из этих вариантов не может быть верным. Сейчас я должен принять решение, которое точно сломает судьбу одного из людей, окружающих меня. И мне придется вписаться в это. Или есть еще варианты? Думай, Костя, думай!

(обратно)

Глава 21 Комната в коммуналке

— Я выживу, Костя? Скорее! Время уходит.

Руки Насти светятся. Она готова исцелить человека. Мне нужно только ответить на ее вопрос.

— Я не увидел, — честно признался я и взглянул на человека, умершего несколько секунд назад в метре от меня.

— Ты не смог воспользоваться способностью?

— Смог. Но минуты оказалось мало. Я приводил тебя в чувство, но у меня так и не вышло увидеть выжила ты или нет. Пора уходить.

— Сделай это еще раз, — приказным тоном вдруг заявила аристократка. — Сейчас.

Я сильно сжал зубы. Чтобы сдержать себя в руках. Чтобы просто не взвалить ее на плечо и не унести.

— Поздно.

— Нет! У нас есть еще несколько минут.

— Что? — я посмотрел на тело.

— Клиническая смерть. Если у нас получится вернуть этого человека к жизни в течение минут…четырех. То он сможет продолжать жить. Мозг не пострадает. Даже если произойдут незначительные изменения, я с ними справлюсь.

Я быстро прикинул. Минута прошла. Настя говорит о четырех. По идее ста восьмидесяти оставшихся секунд действительно должно хватит, чтобы сделать еще несколько попыток и попытаться привести девочку в сознание. Там. В моем прозрении.

— Это лучше, чем ничего, — я решительно растер руки и направил их на целительницу.

— Ты уже посмотрел будущее? — Настя сдула челку с глаз.

— Сейчас смотрю. Действуй.

Я сделал две попытки заглянуть в будущее. И ни в одной из них мне не удалось вернуть девочку к жизни.

— Проклятье! — я в очередной раз посмотрел на часы и направил ладони на спутницу. — Это последняя попытка.

— Ну как? — аристократка в очередной раз интересовалась результатом.

— Действуй, — уже уверенно приказал я.

После нескольких прозрений я научился отличать видение от реальности. Нужно просто внимательно присмотреться к окружающему миру. Что-то не отражается в зеркале, а должно. У Насти в ушах только одна серьга, а должно быть больше. Вот про какие детали говорил Георгий Вольфович, когда мы изучали эту способность. Только вот я тогда подумал про более явные изменения. Яркий свет. Другое время суток за окном. Да. Одного урока оказалось явно недостаточно.

Девочка снова исцелила человека и в очередной раз упала без сознания. Я бросился делать ей искусственное дыхание и массаж сердца.

— Ну же! — процедил я.

Вдруг кто-то схватил меня сзади. Под руки. Оттащил.

— Уведите его отсюда! — гаркнул главный врач, зашедший со спины и склонился над одаренной.

— Она выжила⁈ — закричал я, как сумасшедший.

Но доктор не отвечал. Он суматошно что-то проделывал над ее телом.

Времени мало. Вот-вот я вернусь в реальность. А из-за спины врача не могу увидеть, пришла ли Настя в себя.

Я активирую каменный доспех. Наступаю на ногу медбрату. Тому, что справа. Слышу, как его правая ступня превращается в перемолотое месиво. От боли он отпускает мою правую руку, и тут же я прикладываюсь ей по морде медбрата слева. Еще минус один.

В самый последний момент, перед тем как вернуться в реальность, я успел подбежать к Насте. Она пришла в себя. Глубоко вдохнула и улыбнулась детской невинной улыбкой. А в руках у доктора я успел заметить опустевший шприц.

— Адреналин, — было последним, что я произнес в своем прозрении.

Вернувшись в реальность, я сам пустил врачей в палату. Аристократке сделали укол прямо в сердце и привели в чувства.

— У нас получилось! — я подошел ближе, упал на колени и обнял девочку.

Дежурные врачи обступили больничную койку и тут же все поняли. Увидев на ней абсолютно здорового человека.

Я же не хотел отпускать Настю.

В голове все перемешалось. Я чувствовал, что обнимаю родного человека. Я был безумно благодарен целительнице. Но мне стало так дерьмово от того, что я больше не увижу ее. От того, что попрощаюсь с тем человеком, который связывал меня с прошлым миром. Ведь связав свою жизнь с ней здесь, я мог бы хотя бы частично вернуть то, что потерял. А сейчас я как будто присутствовал на собственных похоронах. Вернее, похоронах того Кости Ракицкого.

— С возвращением, Лев Никитич, — я встал, подошел к аристократу и протянул ему руку.

Отец Клаус обескураженным взглядом оглядел всех присутствующих. Но мою руку не пожал.

— Ваша дочь в полном порядке. Утром она будет ждать вас дома, — я убрал руку и сунул ее в карман своего пальто. — Так что…вы не задерживайтесь.

— Кто это? — Лев Никитич обратился к врачам.

— Мы уже уходим, — я взял Настю за руку, и мы вышли в коридор.

Ни слова не говоря, я поменял способность, открыл портал, мы прошли через разрыв и вернулись на крышу одного из питерских домов.

— Как самочувствие? — я помог девочке, которая в этом мире никогда не станет моей женой, надеть пуховик.

— Мне понравилось, — довольно протянула Настя. — Можно сказать, что я впервые спасла кому-то жизнь.

— И точно не в последний, — я снова уселся на край крыши и предложил аристократке сделать то же самое.

Мы молча наблюдали за тем, как луна, закутанная в облака, плывет по небу.

— Значит в этом мире мы снова поженимся? — внезапно заговорила Настя. — Но что будет с Аркадием? Наши родители не позволят…

— Стой-стой! — рассмеялся я. Как только приступ прекратился, я выдохнул и продолжил. — Изначально план был такой. Да. Найти тебя, добиться, жениться и все исправить.

— А сейчас? — слегка разочарованно поинтересовалась девочка. — План поменялся?

— Понимаешь, Настёна. Несмотря на то, что наши миры очень похожи, в то же время они очень разные.

— Да?

Мы еще помолчали некоторое время.

— А твой мир. Он какой? — спросила аристократка.

— Мой мир? — я задумался. — Ну знаешь, там нет магии.

— Нет магии? — удивленно пролепетала девочка. — Чем же я тогда там занимаюсь?

— Ты доктор. Очень хороший, — ностальгия тенью пробежала по выражению моего лица. — И поверь, за свою жизнь ты спасла не мало людей.

— Хм, — теперь задумалась аристократка. — Но ведь без магии так ску-у-у-у-чно… — протянула она в стиле Жендоса.

— Возможно, — согласился я. — Зато в нашем мире не открываются порталы.

— Правда? Никакого комендантского часа?

— Угу. Гуляй себе до утра, и никто тебя не тронет.

Мы посмотрели друг другу в глаза, как родные люди. Улыбнулись. Нам было хорошо вместе. Также, как в истинном мире.

Мы проболтали до самого утра. Солнце уже показалось из-за одного из мостов, когда я поднялся на ноги и отряхнулся.

— Ладно. Пора и честь знать, — пробубнил я.

— Действительно. Родители вот-вот придут будить меня.

— Открыть тебе портал?

— Ты знаешь, где я живу?

— Ты права, — я почесал затылок. — Тут ты, наверняка, живешь в месте менее скромном.

— Ну вот, — девочка пожала плечами и очередным выдохом откинула свою челку с глаз. — Доберусь сама.

Мы еще раз крепко обнялись на прощанье. Я уже собирался зайти в портал, но остановился.

— Насть.

— Да? — девочка обернулась у самой двери, ведущей на чердак.

— Ты запомнила, где мы сидели?

— Сейчас?

— Ага.

— Вон там, — она указала пальчиком.

— Я камнем начертил там номер своего телефона пока мы болтали. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь. Если тебе когда-нибудь захочется с кем-то поговорить. Просто посидеть с кем-то и помолчать. Позвони. Я буду в следующую же секунду.

Целительница улыбнулась, кивнула и скрылась за старой деревянной дверью.

Такой она теперь останется в моей памяти навсегда. Счастливой девочкой с влиятельным покровителем. Маленькой героиней, спасшей жизнь человека. Пусть мне и не удастся прожить прошлую жизнь заново, но одно я знаю точно — я хотел все исправить. Я хотел сделать Настю счастливой. И у меня получилось. Пусть и не так, как я видел это в самом начале.

— Я люблю тебя, девочка, — сказал я, когда точно знал, что она меня больше не слышит.

Глаза намокли. Я провел рукавом по ресницам, улыбнулся своей маленькой победе и зашел в портал.

Когда я вернулся в свою квартиру — Клаус уже не было.

Раскуроченная постель. Открытая форточка. Захлопнутая, но не закрытая дверь.

Я еще раз оглядел квартиру на наличие записки. С девочкой точно ничего не могло случится. Видимо, она просто все осознала. Но сейчас ее отец здоров, а значит беспокоиться не о чем. Пора заняться историей Санитара и выяснить, что это за тип.

Во внутреннем кармане пальто я отыскал листок с написанным на нем адресом. Его дал мне Нокиа. Это квартира лучшего друга детства моего отца. И возможно, по совместительству, Санитара.

— Нет, — я остановил сам себя у выхода.

Не самая лучшая идея ехать на рандеву со своим антагонистом после бессонной ночи. Следует выспаться, привести себя в порядок и уже вечером выдвигаться на «свидание».

Так я и поступил. Серая пятиэтажка в самом гоповском районе моего города. В истинном мире даже взрослые опасались шляться тут после заката. Я беспрепятственно вошел в подъезд и поднялся на пятый этаж. Остановился у квартиры пятьдесят восемь. Постучал по мягкой обивке. От давления дверь чуть приоткрылась. Я сильнее толкнул преграду.

— Есть кто дома? — спросил я.

Никто не откликнулся. Хотя было шумно. В одной из комнат громко работал телевизор. За какой-то дверью галдели дети. Еще лаяла собака. В воздухе пахло кипятящимся бельем и макаронами.

Двое детишек выбежали в длинный коридор. Помчались в мою сторону друг за другом, но, едва завидев гостя, затормозили и уставились на меня.

— Жора! Федя! — тучная женщина в синем халате с желтыми цветочками вышла из комнаты с полотенцем в руках и горланила: — А ну марш прибирать игрушки, оболтусы!

Но мальчики не реагировали. Они все также пялились на гостя. Теперь и женщина обратила на меня внимание.

— Вы к кому? — спросила она и накинула полотенце на плечо.

— Простите, — извинился я и указал на входную дверь. — Тут было открыто.

— Ясно-дело, что открыто. Я разве об этом спросила?

От дерзости я пришел в себя.

С самого утра голова не на месте. Когда настраиваешься на судьбоносное сражение, а оказываешься посреди коммунальной квартиры с женщиной и двумя безобидными, как она выразилась, оболтусами.

— Я ищу Вячеслава Осипова. Мне сказали он здесь проживает, — на всякий случай я открыл дверь и еще раз глянул на номер квартиры.

— Его все ищут, — буркнула женщина и отвесила подзатыльник старшему из братьев. — А вы чего уши развесили? Марш в комнату, я сказала!

Дети убежали и тогда она продолжила:

— Месяц как не появляется. Платеж за комнату просрочил. Квартиру чуть не спалил. Пусть только сунется, я ему…

— А в милицию заявляли?

— Какая милиция, Бог с тобой! У него шарики за ролики давно заехали. Дурочку вызывать нужно. Только вот где искать тунеядца этого теперь.

Может быть Вячеслав Осипов все-таки Санитар. Хм. Вот если бы мне удалось взглянуть на его комнату — это дало бы больше информации.

— А комнату его можно посмотреть? — поинтересовался я.

— Почему нет? У него там все равно не шиша, — женщина сняла полотенце с плеча и пошла по коридору. — Проходи. Только ботинки сними, а то наследишь.

Уже через минуту я стоял посреди комнаты лучшего друга детства моего отца. И с первого взгляда я понял, почему одна из жительниц этой коммуналки назвала его сумасшедшим.

Старые советские обои заклеены рисунками с непонятными символами. Вырезками научных статей из газет. У стены складной протертый диван. Табуретка, на которой стоит телефон. Письменный стол, заваленный книгами. В углу комнаты обгорелые стены. Такое могло произойти только если часто открывать портал в одном и том же месте.

Я прошел в центр комнаты. Пригляделся к книгам на столе.

— Квантовая физика? — я прочитал название.

— Говорю же. Ку-ку! — она постучала пальцем по своему виску. — Совсем с ума сошел со своими экспериментами. Ставил их прямо тут. Сколько я ему плешь не ела, ничего не помогло. Я и участкового вызывала и совет дома собирали, а ему хоть в лоб, хоть по лбу.

— Эксперименты? Что за эксперименты?

— Ой, спросите че попроще, — вздохнула женщина и уткнула руки в бока. — Все он портал какой-то открыть хотел. В другой мир. Иной раз напьется и на кухне на уши присаживается.

— Может быть помните детали?

Женщина вдруг прищурилась.

— А вы, собственно, кто? Сыщик какой?

— Нет, — улыбнулся я. — Вячеслав и мой отец были лучшими друзьями. Сейчас я хочу отыскать Осипова, чтобы узнать, что случилось с моим отцом. В детском доме, где они воспитывались мне подсказали его имя, а адрес я нашел сам. По справочнику.

— Вот оно что, — женщина снисходительно покачала головой. — Значит сирота? Это многое объясняет.

— Что именно?

— Да я про порталы эти. Он все рассказывал, что хочет своих родителей отыскать. В другом мире. Мол, узнать их настоящие имена, а затем найти здесь.

— Значит он рассказывал вам про мир в точности похожий на наш?

— Про мильоны. Мильоны мильонов. Говорил, что реальностей бесконечное множество и нес прочую белиберду.

Я еще раз оглядел помещение. Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что мой отец и его друг нашли рядом с детским домом портал в мой мир. Ну или в один из параллельных миров. Именно квантовая физика допускает их существование. И, похоже, товарищ Осипов искал к ним выход. Только…почему было не воспользоваться тем порталом, что находится у детского дома? Это вопрос.

— А что это за символы? — я указал на стены.

— Понятия не имею, — фыркнула соседка Осипова. — Он что-то нес про другой язык…

— Про другой язык?

— Или магические символы, — перебила меня она, ухватилась за подбородок и с задумчивым видом осмотрела стены. — Черт его знает, конечно.

— А как он пропал?

— Как как. Видимо через свой портал смызнул и все тут.

— Значит нашел, — пробормотал я. — Не против если я возьму пару листов с этими символами?

— Берите, конечно. Нам этого добра, как видите, хватает.

Я провел в комнате Вячеслава Осипова еще некоторое время. Узнал, что у него никогда не было своей семьи. Что он до безумия увлекался квантовой физикой. Когда я добрался до закрытого ящика в столе, мне пришлось попросить у женщины воды. Когда она вышла на кухню я активировал магнетический доспех и вырвал замок. Внутри лежали дневники безумца. Я откопал самый древний.

'…Сегодня Костя ушел в тот портал. Я ждал его несколько часов, прежде чем злыдня пришла за мной и отвела в палату. Ужин мне принесли прямо сюда. Хотят, чтобы я поел, прежде чем погружусь в кошмары. Чтобы не случилось обезвоживания от длительного сна. Я знаю это. Поэтому намеренно не притрагиваюсь к еде. Так она не сможет меня усыпить.

Что касается портала. Через некоторое время, как Костя пропал, в бездне портала мне начали чудиться символы. Вот такой. Такой. И такой. Еще один я выстрогал ножиком на коре дерева рядом с порталом. Эх, если бы только не было этого дурацкого браслета на ноге. Тогда я мог бы впитать Сил и попробовать приложить к ним руку. Вдруг я открыл совершенно новый вид знаков??? Я смогу запатентовать их и разбогатеть. Но видимо не раньше, чем снимут с ноги эту штуковину.'

Я поднял глаза на женщину, которая стояла в дверном проеме и пыхтела.

— Я вас разве для того сюда пустила? Чтобы чужие вещи ломать?

Я взглянул на сломанный ящик. Положил дневник на место.

— Уже ухожу. Спасибо.

В кармане у меня лежало два альбомных листа с символами. Дома ждало еще несколько. Тех, что я забрал из детского дома. Кажется, я догадываюсь, что это за Знаки. Но чтобы быть уверенным на сто процентов, нужно вернуться в свою квартиру и поступить так, как поступил бы товарищ Осипов. Напитаться Сил и попробовать прикоснуться к одному из них.

Вернувшись домой, от нетерпения я прямо на ходу снял ботинки и бросил ключи на тумбочку. Прошел в комнату. Закрыл все окна. На случай, чтобы совет моего дома не собрался и не выселил меня за то, что произойдет дальше. Достал из кармана пальто рисунки, затем снял его и кинул на кровать. Растер ладони. Напитался Сил из зажигалки, которую теперь всегда носил в левом кармане брюк вместо тамагочи.

— Ну поехали, — шепнул я.

Мой палец медленно приближался к символу, а я все не мог решить правильно ли поступаю.

Ведь я искал Осипова совершенно по другой причине. Убедиться в том, что он Санитар, а затем раз и навсегда покончить с ним. А теперь что? Параллельные миры. Порталы. Одинокий безумец, пытающийся отыскать своих родителей в других мирах.

Зачем мне это все? Я почти устроил свою жизнь в этом мире. Я почти уверен, что отец Константина Ракицкого из этого мира не настоящий Лев Ракицкий. Вернее — настоящий, но этот мир ему тоже никогда не являлся истинным домом.

А что, если сейчас, прикоснувшись к символу, я совершу непоправимую ошибку? Перенесусь в другой мир?

Но любопытство оказалось сильнее. Я глубоко вдохнул и отпечаток моего мальца накрыл неизвестный символ.

(обратно)

Глава 22 Гость из будущего

Ничего не произошло.

Я ткнул пальцем в символ еще раз. Снова мимо.

Нахмурился и вытянул руку с рисунком. Внимательно еще раз осмотрел неизвестные символы.

— Это работает не так, — послышался голос за спиной.

Мурашки пробежали по спине. Но я не вздрогнул. Медленно обернулся на голос. В кресле сидел мужчина в очках. Черные с проседью кудрявые волосы. Одет в черные брюки, такого же цвета жилетку и белую рубашку под ней. На руках кольца. Много колец.

Незнакомец постучал ногтями по деревянным подлокотникам. Не просто постучал. Отбил определенный ритм.

— Ты кто? — негостеприимно буркнул я.

— Вячеслав Осипов, — ответил человек. — Ты меня искал.

Осипов? Что-то этот парень совсем не похож на сумасшедшего. И на жителя комнаты в той коммуналке. Ну ладно. Поговорим.

— Константин Ракицкий, — я сел напротив. На кровать. — Я, наверное, задам очевидный вопрос. Но все-таки. Ты как сюда попал?

— Зашел за тобой, — нисколько не испугавшись моего ворчания ответил гость.

Я бросил взгляд в прихожую. Попытался вспомнить, как заходил. Безрезультатно. Был слишком увлечен грядущим открытием.

— Не пытайся понять, — человек показал белоснежные зубы и снова отбил ритм ногтями по дереву. — Слышал про род хамелеонов?

Он подождал ответа, а когда не дождался, продолжил:

— Я зашел следом за тобой и сел прямо здесь. Единственное, о чем я думал — как избежать того, чтобы ты не уселся мне на колени. Странное бы получилось начало нашего разговора.

Одаренный, напоминающий своим видом аристократа, расхохотался.

— Так что это за символы? — я перешел к делу и показал изрисованный альбомный лист Осипову. — Раз уж ты застал меня за этим делом.

Осипов поерзал на месте, выпрямился и подался вперед. Приглушил голос.

— Я называю их окнами.

— Окнами?

— Да. Каждый из этих символов ведет в определенный параллельный мир. Коснешься одного окна, откроется портал в мир, в котором так и не появились технологии. Другого — окажешься там, где фашисты выиграли вторую мировую и правят планетой. Представляешь, есть даже мир, в котором не существует магии.

Аристократ пристально смотрел на меня, ожидая реакции.

— А как они открываются? Если не с помощью Силы?

Хамелеон откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу.

— Сила — несовершенная энергия нашего мира. Она неспособна активировать такие порталы.

— Значит в параллельных мирах существует другая энергия?

— Бинго! — снова расплылся в улыбке незнакомец.

Несколько секунд я переваривал полученную информацию.

— Что ж. По крайней мере, теперь я точно знаю, что ты не Санитар, — проговорил я, подведя итог размышлений.

— Это что еще за фикус?

— Я разыскиваю одного одаренного. Он из гипнотизёров. Ходит в изрисованной медицинской маске и кошмарит людей. Если ты из хамелеонов, значит я напал не на тот след.

— Интересно, — задумчиво протянул аристократ. — А что вообще заставило тебя подумать, что я этот тип?

— Однажды я видел одну фотографию. Из детского дома. На тебе там был надет халат и медицинская маска. Вот я и подумал, — я прервался и внимательно посмотрел на ухоженного гостя. — Если честно сейчас я тоже удивлен. Я расспрашивал о тебе твою соседку по квартире. Она описала мне безумца. Только ты на него не похож. Может ты все-таки не Вячеслав Осипов, а?

— А! — махнул рукой незваный гость. — Я действительно всю жизнь выглядел странно. Открою тебе один секрет. Порталы — это двери не только между пространством. Понял?

— Но и между временем? — догадался я.

— И снова — бинго! — довольно ухмыльнулся Осипов. — Спустя долгие годы мне наконец удалось открыть нужный. Я попал прямиком в восемьдесят девятый. За десять лет со знаниями из будущего мне удалось сколотить тут приличный бизнес. И вот я перед тобой. Жизнь удалась. Все было не зря.

Интересно, сколько еще попаданцев в этом мире? Или мы с Осиповым единственные? Хорошо, что из разных времен. Так наши интересы не пересекаются. Дела, которые мы продвигаем относятся к абсолютно разным эпохам и конкурировать нам не за что.

— Как ты узнал, что я тебя ищу?

— Я был сегодня в своей комнате. Пришел, чтобы уничтожить улики. А тут заявился ты со своими расспросами. Еще и ящик взломал, — одаренный разочарованно покачал головой.

— Хм. Я понимаю, почему ты не мог уничтожить улики все десять лет. Но что тебя останавливало весь последний месяц? Твоя соседка сказала, что ты пропал довольно давно.

— Это она так думала. Но все это время мне приходилось возвращаться и пробовать снова. Ни все получилось с первого раза, понимаешь?

Я понимал. Осипов возвращался домой снова и снова, открывая портал за порталом. Что-то не получилось — открыл новый портал, вернулся, а затем снова провалился в восемьдесят девятый. Пока не сделал так, как нужно. Все равно, что начинать игру заново. Не попадайся в лапы смерти и, рано или поздно, выиграешь.

— А что на счет энергии? Как воспользоваться этими символами? — я встряхнул листок в руке.

— Ты же не думаешь, что я тебе скажу, верно? — осклабился мужичек и посмотрел на золотые часы. — Моя старая комната должно быть уже сгорела. Никто из живущих никогда не узнает, как я смог завладеть той энергией. Мне в моем настоящем сюрпризы не нужны. Пусть все останется так, как есть.

Я вспомнил коммунальную квартиру, из которой вернулся несколько минут назад. Не думаю, что аристократ прошелся по комнатам и предупредил всех об эвакуации.

— Там же были дети. Ты их…

— Это сопутствующие потери. Если быстро бегают, и удача их любит, то детишки успели покинуть чертову квартиру.

Меня затошнило. Аристократ не из хороших парней. Преследует свои цели, а все остальное — сопутствующие потери. Боюсь представить зачем он пришел сюда.

— Понимаешь. Все эти игры со временем так манят, — безумным голосом заговорил Осипов. — Когда в твоих руках есть такой инструмент, ты чувствуешь свое превосходство над остальными людьми во вселенной.

Я нахмурился.

— К чему ты клонишь?

— Ты зашел слишком далеко, Константин…Ракицкий. Прямо как твой папаша. Перешел черту, после которой невозможно остановиться.

Я напрягся еще больше. Медленно потянул руку к карману с зажигалкой.

— Едва узнав о могуществе, которое сделает тебя величайшим человеком, уже не остановишься. Мне это знакомо. Навязчивая идея будет постоянно крутиться в твоей голове. Будить по ночам. Заставлять снова и снова искать решение загадки, пока ты не добьешься своего.

— Это ты убил моего отца, — процедил я.

Аристократ широко улыбнулся.

— Представляешь, что будет, если кто-нибудь еще узнает про порталы во времени? — безумным шепотом проговорил он. — Если этот кто-то заберет мои идеи для бизнеса — это меньшее из зол. Какой-нибудь дилетант может вообще уничтожить вселенную.

— Ясно, — я отложил в сторону рисунки. — Ты пришел, чтобы убить меня.

— Догадливый мальчишка. Весь в отца, — вдруг он оборвал свою речь. — А почему ты…так выглядишь? Тебе же сейчас должно быть лет десять?

— Хорошо, что ты спросил у моего отца сколько мне лет, прежде чем убить его, — прошипел я.

Внутри все полыхало. Смотря в глаза тому, кто виноват во многих бедах моей семьи мне все сложнее становилось держать себя в руках. Что бы было, если бы отец остался жив? Мать бы не спилась. Мы с сестрой возможно были бы счастливы. Но точно не голодали. Но Осипов решил, что только он достоин знать тайну. Только он имеет право менять ход истории.

— У меня только один вопрос, — сказал я.

Напряжение в воздухе можно было ножом резать. Мы едва сдерживались от того, чтобы не броситься друг на друга.

— Валяй, — махнул кистью хамелеон.

— У тебя есть семья?

— О-хо-хо! — снова рассмеялся Осипов, но тут же посерьезнел и подался вперед. — Привязанность — это то, что противопоказано великим людям. Лишний багаж мешает вести дела.

— В этом и разница.

— Чего?

— Я бы позаботился о твоей семье, после твоей смерти.

Я мгновенно активирую магнетический доспех. Настольная лампа взмывает в воздух и молниеносно прилетает в голову Осипову. Осколки разлетаются по ковру. Аристократ морщится от боли, а в следующий момент исчезает.

Замешкавшись, я пропускаю удар в лицо. Еще один. Серия ударов. Не могу сопротивляться, потому что аристократ постоянно перемещается.

Тогда я резко пригибаюсь, делаю кувырок в другую часть комнаты. Взмахиваю руками — десятки монет вылетают из карманов и закручиваются вокруг меня с бешеной скоростью. Осипов делает попытку ударить, но его кулак врезается в одну из монет. Брызгает кровь.

— Сука! — ревет он, отдергивает руку и на секунду теряет способность хамелеона.

Его пальцы теперь в крови. Когда одаренный вновь исчезает, я вижу, как жидкость капает на пол. Пускаю в ту сторону вихрь из монет. Своими ребрами они оставляют на аристократе десятки порезов. Теперь кровь льется на старый ковер быстрее.

Я деактивирую магнетический доспех. Накладываю новый щит, и моя кожа тут же покрывается серой каменной коркой. Нападаю с серией джебов и кроссов. Однако мой противник ловко избегает ударов. У него доспех скорости. Именно поэтому я не мог отбиться, когда он атаковал в первый раз.

Делаю еще несколько попыток, затем отступаю. Осипов решил меня вымотать. Вестись нельзя.

— Глупая ошибка, — исполосованный монетами аристократ показывается и делает пару ленивых движений головой, разминая шею. Сустав хрустит. — Неплохо дерешься. Нужно было просто пустить пулю тебе в спину и все. Впредь буду знать.

— Впредь? — хмыкнул я.

Потрепанный аристократ оскалился и снова стал невидимым.

Серия ударов обрушилась на меня как будто сразу со всех сторон. Но теперь каменный доспех хорошо защищал.

Несмотря на свою прочность рано или поздно щит сломается. Нужно найти способ справится с Осиповым до этого времени. Но активировать доспех скорости мне уже просто не хватит Психо. Попасть по нему я не успеваю физически. Значит остается один вариант.

Я ставлю блок. Выжидаю время. В один момент прикасаюсь к Жааре на руке. Языки пламени облизывают ладонь. Бросаю огненный шар в занавески на окнах. Еще один фаербол. В диван. Комната быстро заполняется дымом. Еще один шар. В сторону выхода — в шторки, висящие между комнатами. Теперь отсюда не выбраться.

Каменный доспех начинает трещать. Осипов чувствует запах крови. Надеется на то, что с доспехом скорости просто проскочит сквозь пламя.

Я открываю портал и прыгаю в него. Знаю, что хамелеон последует за мной.

Городской пруд. Вся поверхность еще покрыта льдом. Хотя плюсовая температура на улице стоит уже несколько дней. Я не нашел лучшего решения для того, чтобы одолеть аристократа. Прямо из моей квартиры мы отправились под воду. Под толщу льда.

Едва оказавшись в воде, ноги свела судорога. Шок. Сердце быстро колотится от перепада температуры. Свет от портала позволяет заметить, как следом за мной в воде оказывается Осипов. Он тут же захлёбывает полные легкие. От неожиданности. Истерично барахтается. Машет руками и ногами. Уже не так быстро, как делал это в квартире.

Я ловлю дзен. Отплываю подальше. Воздуха в моих легких больше. Я задержал дыхание перед тем, как бросится в портал. В отличие от моего соперника, который не знал куда отправляется.

Некоторое время я наблюдал за тем, как убийца моего отца ищет выход. Сперва он пытался разбить лед. Затем хотел вернуться обратно в горящую квартиру через портал. Но разрыв односторонний. Им невозможно воспользоваться из конечной точки.

Еще через некоторое время попытки аристократа спастись закончилось. Его тело замерло и медленно всплыло кверху.

Тогда я представил городской пляж, на котором провел в детстве не один день. Открыл портал и переместился на сушу. Сразу вместе с сотнями литров воды я вылетел в сугроб. Быстро поднялся и закрыл разрыв. Дрожа от холода, побежал по хрупкому льду к тому месту, где утонул Осипов.

Нашел. Посиневшее лицо хамелеона глядело на меня из-под толщи льда. Только тогда я облегченно вздохнул.

Сперва мне хотелось спасти одаренного. Достать из воды, оказать первую помощь и привести в чувства. Но я понимал, что попаданец никогда не оставит меня в покое. Пока я знаю его тайну, он будет охотится за мной. Но самое страшное в том, что знания, которые есть в голове аристократа могут действительно навредить.

Что будет, если я решу отдать тело горцу, а он решит воспользоваться этими знаниями? Беря во внимание помешательство всего клана бессмертных на Первом Пришествии, я не удивлюсь, что он найдет способ отправится в начало эпохи и попробовать все изменить. И что будет, если он сделает только хуже?

В одном убийца моего отца прав — такие знания не должны принадлежать никому. И сейчас все доказательства существования таких порталов уничтожены. Они остались только в моей голове.

Я смотрел в безжизненное лицо Осипова. Думал о том, как много разгадок упустил, дав ему умереть. И успокаивал сам себя. Ведь моему отцу не станет легче от того, что я узнаю, как именно он умер. Единственное, что я сделаю — это удовлетворю свое любопытство. Самое главное я все же уже сделал. Отомстил за его смерть в этом мире и скрыл действительно великую тайну.

Я ударил кулаком по поверхности льда. Каменный доспех треснул окончательно. Но этого хватило, чтобы лед треснул и мне удалось достать тело Осипова из пруда.

— Босс! Что это за жмурик⁈ — Кирпич отскочил он портала, как только я возник перед ним и бросил тело на бетонный пол.

Нокиа выглянул из своей коморки.

— Босс?

Я снял пальто и кинул в угол. Взял стул и сел у обогревателя.

— Нужно похоронить по-человечески, — сказал я, пытаясь унять колотящуюся челюсть.

— Переходил дорогу на красный свет?

— Не совсем, — неохотно ответил я. — Нокиа. Узнай из какого он рода и города. Сфотографируй руки. Сними кольца. Мне нужно будет прикинуться им и наведаться в имение. Отыскать кое-что.

Иннокентий скрылся за дверью, а затем появился с фотоаппаратом «Зенит» в руках. Принялся делать снимки.

— Как хоть звали?

— Вячеслав. Осипов. Если будет трудно найти, начни с перевода из третьего детского дома. Он там рос.

— Будет сделано, босс.

Я снял кофту. Выжал ее.

— И еще. Мне нужна новая квартира. В той пожар. Сомневаюсь, что что-то уцелело.

— Это не раньше завтрашнего дня, — покачал головой мой подельник. — Сегодня уже поздно.

— Конечно, — я улегся на диван и закрыл глаза. — Только укройте меня чем-нибудь.

За следующую неделю случилось много событий. У моей команды мстителей состоялась первая тренировка по прыжкам с парашютом. Прошло еще несколько собраний, прежде чем Островский назначил день Х. Тринадцатого апреля мы спустимся в Бездну Челленджера на той стороне и узнаем, что скрывается на самом дне.

Из хороших новостей — мне пришли документы, которые подтверждали мое право регистрировать других людей в свой клан. Мы переписали весь имеющийся бизнес на Константина Ракицкого, и теперь он стал полностью прозрачным. Герб рода поместили на черные пиджаки Нокиа, Кирпичу и Кролику.

— За босса!

Один из братьев вскрыл бутылку советского шампанского и тут же облил сладкой жидкостью весь мой новый офис в здании автомойки.

— За вас, ребята! — я подставил бокал под струю. — Пусть это дело принесет нам хорошую прибыль!

Что касается лучшего друга детства моего отца — в этот же вечер Нокиа сообщил мне, что хамелеон является главой влиятельного московского клана. Теперь мне предстояло прикинуться им, приехать в имение и забрать оставшиеся доказательства о том, что Осипов попаданец. Никто не должен даже догадываться о том, что есть возможность перемещаться во времени.

Я уже собирался прыгнуть в Москву. Принял облик хамелеона, напялил кольца, но остановился.

— Скоро ждать? — Нокиа губами мусолил папиросу у меня за спиной.

— Скоро, — задумчиво буркнул я.

— Ты чего? — мой подельник подошел ближе и заглянул через плечо.

Одно из колец Осипова, с темно синим огромным камнем, покраснело, когда я прикоснулся к нему. Меня ослепило. По телу пробежал ток. И тут же пришло понимание о том, откуда Осипов брал ту самую энергию, о которой говорил. Но вслух произносить сделанный вывод я не стал.

— Интересные кольца, — пожал плечами я и перевел тему. — У Осипова точно нет семьи?

— Точно. Одиночка. Просто пройди через охрану и забери то, что тебе нужно.

— Скоро вернусь, — кивнул я и попал в Москву.

Пройти в поместье не составило труда. Охрана, запуганная как уличные псы, набралась смелости лишь единожды спросить все ли у меня хорошо. Но после того, как я не ответил, никто из одаренных больше не предпринимал попыток завязать со мной разговор.

В кабинете хамелеона, приняв свой истинный облик, я воспользовался способностью искателя и обнаружил в сейф. В нем и лежали все символы, обнаруженные когда-то Осиповым. Вместе с сейфом я переместился обратно в гараж Нокиа, где мы взломали его, и я забрал нужный блокнот. А все драгоценности и пачки долларов мы инвестировали в наш бизнес, определив хорошую премию Кролику, Кирпичу и Нокиа.

— Собери всех ребят из этого списка, — я протянул листок, вырванный из блокнота. — Лучше прямо здесь. Завтра вечером.

— А ты куда? — Иннокентий глянул на список.

— А мне пора разобраться с человеком, который давно кошмарит мою семью.

Я достал кусок хозяйственного мыла, заговоренный Лазером. Активировал его. Одна магическая нить упиралась в меня, а другая вела ко второму коллекционеру душ в нашем городе. Прямо к Санитару.

(обратно)

Глава 23 Кровные узы

Я шел по городу пешком. Наслаждался. Не знал, буду ли жив к вечеру. Поэтому, на всякий случай, несколько дней назад написал завещание и оставил его у нотариуса. Копию вручил Аввакуму Ионовичу. А сейчас просто шел по следу коллекционера душ и наслаждался атмосферой моего родного города этого времени.

Ясное весеннее солнце так и шептало прогуляться. Поэтому на улицу вышло много народу.

Мужик у обочины менял колесо на своей зеленой «Комби». Паренек нагревал в «наперстки» толпу местных на остановке.

— Кручу-верчу, запутать хочу! — хриплым голосом, шурша стаканами по картонке, горланил он.

Чумазый мальчишка пробежал мимо. За ним погоня. Кажется, стащил что-то на местном небольшом рынке.

Встретил цыган. Куда же без них. На секунду пронеслась мысль о Флорике. Надо бы найти ее и отблагодарить за все, что для меня сделала.

Задумчивая девочка подошла к мусорному баку и вместо пакета с мусором выкинула пакет с вещами. Выругалась и полезла исправлять свою ошибку. В следующем дворе бездомный разругался с приемщицей бутылок.

— У меня четыре темные чебурашки было, Ириш! Одна светлая. А ты мне денег, как за три светлых дала. Ириш, ну не по-человечески. Вот же ты их в этот ящик составила.

— Шуруй, тебе говорю! — не давала себя в обиду женщина. — Итак с этикетками приняла. В следующий раз отмачивай и сдирай все к едрене фене!

— А-а-а! — махнул рукой бездомный и пошел тратить нажитое добро.

Я же подошел к деревянному двухэтажному дому. Заселенному. Хотя через десять лет он опустеет и его снесут. Пока что жизнь внутри и вокруг него бьет ключом.

Едва завернув во двор, все показалось мне очень странным. Звуки шумной улицы не доносились досюда. Из пары окон выглядывали люди. Старушка и женщина с бигудями на голове. На детской площадке разгуливали два парня. Лет десяти. Один из них с отстраненным видом лупил палкой по кустам. Второй играл в песочнице, кажется, в «пьяницу». Сам с собой. На скамейке у подъезда кот вылизывал себе яйца. Старик с тростью сидел рядом с ним и провожал меня презрительным взглядом. Может быть у меня фобия, но есть ощущение, что все они под гипнозом.

— Привет, парни! — я навалился на железный обшарпанный заборчик и сунул руку в карман. — Семечки будете?

Мальчишки переглянулись.

— Ну как хотите, — я бросил одну из семян в рот. Сплюнул шелуху.

Вот же наркотик. Не смог удержаться и купил по пути, а сейчас остановиться не могу.

Дети подошли ко мне и протянули руки. Я отсыпал колоритного блюда в ладонь каждому. Они тут же защелкали зубами.

— Спасибо! — сказал один из мальчиков и попытался уйти.

— Вы здесь живете? — я остановил обоих своим вопросом.

Парни снова переглянулись.

— Угу, — осмелился ответить один из них. Тот, что несмотря на теплую погоду гулял в зимнем порванном пуховике «Аляска».

— В этом доме? — я вздернул подбородок в направлении деревянного строения, к которому вела магическая нить.

На этот раз дети еще сильнее замешкались.

— Знаете кто живет вон в той квартире? — я указал на конкретные окна.

Мальчишки не отвечали.

— Хороший человек?

— Дядя Толя? — наконец заговорил парень в кофте и советской шапке «спорт», надетой на самую макушку.

Другой ткнул его локтем в бок.

Тут точно что-то неладно. Неспроста все местные на чеку. Попробую воспользоваться этим.

— Слышали что-нибудь о Бюро по расследованию магических преступлений?

Дети продолжали неподвижно стоять и пялиться на меня.

— Я приехал из Москвы и сейчас выслеживаю одного очень опасного преступника. Кажется, он живет прямо тут, — я перевел взгляд на нужные окна.

Ворон громко каркнул, сорвался с места и затрепетал крыльями. Я проводил птицу взглядом и продолжил:

— Я провожу расследование. Поэтому несколько дней буду продолжать слежку. Хочу попросить вас о помощи. Конечно, за вознаграждение, — я подмигнул.

Парни безмолвно впитывали информацию. Ждали, когда я выскажу все, чтобы тут же донести об этом Санитару. Теперь я уверен.

— Вот.

Я достал маленький блокнотик и написал в нем несколько слов. Вырвал страницу и протянул ее мальчишке в «Аляске».

— Я остановился в гостинице «Космос». Если вы заметите что-то подозрительное в поведении дяди Толи — найдите меня. Может быть он приведет кого-то домой. Или вы услышите из его квартиры странные звуки.

Один из ребятишек взял у меня листок. Я же выпрямился, кивнул, сунул руки в карманы и ушел.

План сработал идеально. Проводив меня взглядами, дети забежали в подъезд, а спустя полчаса вышли из него с человеком, на которого указывала магия Лазера. Именно Санитара они сейчас должны провести до гостиницы и указать на выдуманного сотрудника БРМП, который пришел по его душу. Похоже ублюдок не в первый раз гипнотизирует тех, кто подобрался слишком близко.

Дождавшись, когда мои «союзники» уведут коллекционера за угол, я прошел прямо под окнами и нырнул в подъезд. Поднялся на второй этаж. В ту самую квартиру. Слева на лестничной площадке.

Толкнул дверь. Она оказалась не закрыта.

На всякий случай постучал об косяк.

— Есть кто дома?

В ответ тишина. Слышно только, как работает старый счетчик.

В коридоре горит свет. Неужели в квартире живет кто-то еще? Или Санитар настолько самоуверен, что даже не запирает дверь? Хм. Если все вокруг под гипнозом, то, наверняка, переживает не сильно. Вот-вот сюда кто-то явится и вытурит меня. Нужно поторопиться.

Я вошел внутрь. Огляделся. На обратной стороне двери висит белый халат и изрисованная маска. Я по адресу.

Скрепя деревянными досками под ногами, я прошел в комнату. Остановился у комода. Взял с него фотографию в рамке.

— Что… — сорвалось у меня с губ.

Я держал в руках фото. На нем запечатлены мои бабушка и дедушка. Поставил рамку на место. Выдвинул верхний ящик комода. Достал оттуда альбом.

Десятки. Сотни профилей аристократов. Гипнотизер, искатель, целитель, ночник, электроник. Способности на любой вкус и цвет. Моя коллекция не самая маленькая, но в сравнении с этой — капля в море.

— Ты знала? — произнес я вслух, смотря на фото, на котором моя бабушка, еще молодая, держала на руках ребенка.

Седьмое чувство — лучшее, что может быть, когда ты инкогнито обыскиваешь чужую квартиру. Тяжелые шаги я смог бы услышать еще в тот момент, когда кто-то просто вошел бы в подъезд. После этого должен был притаиться и завладеть инициативой в решающем поединке. Но вместо стука каблуков, едва активировав способность, я услышал тяжелое дыхание. А принюхавшись и уловив запах знакомых духов, я догадался кто еще, кроме меня, находится в квартире.

— Кто вы? — раздался старческий знакомый голос.

Я повернулся и посмотрел матери моего отца прямо в глаза. Она притаилась за дверью. Спряталась, как только я предупредил о себе. А сейчас вышла.

— Ты знала обо всем, — буркнул я. — Знала, кто стоит за бедами моей семьи и ничего не сделала.

— Костя? — бабушка произнесла пересохшим голосом и прищурилась. — Это ты? Что с тобой…

— Что со мной? Ты хочешь узнать почему маленький мальчик вдруг встал взрослым?

Бабушка не ответила.

— Я бы поговорил на эту тему, если бы не ждал, что с минуты на минуту тут появится человек, который свалил уже кучу бед на мою семью. И вероятнее всего попытается убить меня, как только вернется.

Старушка тяжело выдохнула и прошла в центр комнаты. Медленно опустилась на диван. На самый край дивана.

Я осмотрелся. Обнаружил взглядом стакан с водой. Взял его в руку и принюхался. Поняв, что это простая вода, протянул бабуле. Та пригубила.

— Твоего дедушку убили спустя два месяца после того, как все произошло, — в чем-то очень серьезном начала сознаваться она.

— Все произошло? — я нахмурился. — Что именно?

— После того, как мне пришлось отдать Льва в детский дом, Яша погиб.

Мы помолчали.

— Операция против преступной группировки одаренных, — добавила она. — Они грабили людей. Банки. Магазины. Орудовали только магией Знаков. Никто не мог их поймать. Но у твоего деда получилось выследить преступников. Была операция по их захвату, но Яша не выжил. Получил медаль посмертно.

В истинном мире мой дед погиб от инфаркта. Тут судьба распорядилась по-другому.

— А при чем тут Санитар? — бросил я.

— Похороны были почетными. Твоего деда провожали за завесу, как героя. А я после этого еще долго не могла прийти в себя, пока…

Она замолчала. Словно собиралась с духом, чтобы признаться.

— Пока что? — подтолкнул я ее.

— Пока не узнала, что ношу под сердцем еще одно дитя.

У моего отца в этом мире появился брат? Вот так новости. Интересно, не произошло ли в истинном мире что-то такого, что там у меня тоже был дядя, но по определенным причинам я этого не знал? По крайней мере, теперь ясно, что связывает моего отца с Санитаром. Братские узы.

— Я знала, что второй мальчик родится темным. Прямо, как твой отец, — она достала из кармана носовой платок и вытерла глаза. Сжала ткань в кулаке. — Но не смогла сделать аборт. Не смогла заставить себя. Это последнее, что оставил после себя Яша. Единственное, что я могла сделать — исправить ошибку молодости. Не отказываться от ребенка, а воспитать его правильно. Скрыть запрещенный дар ото всех. Попытаться утаить это даже от него самого.

Я подошел к бабушке. Сел рядом. Обнимать не стал. Был не готов.

— Когда мальчик родился, я назвала его Анатолием. Дала все, что не смогла дать Лёве. Заботилась о нем. Учила контролировать свои способности. Свои эмоции. До пятого класса он был идеальным ребенком. Послушным и любящим.

— До пятого класса? — я сцепил руки в замок, не представляя, что буду делать дальше. — Что изменилось?

— Однажды Толя вернулся из школы и заявил, что у него есть родной брат и обвинил меня в том, что я отдала его в детский дом. Кто-то из одноклассников посмотрел дерево рода.

Я слышал про такую способность. Самая безобидная и бесполезная из всех. Одаренные быстро осваивают ее.

— Я все объяснила, — продолжала бабушка. — Но это не остановило его. Очень скоро он нашел Лёву в детдоме. Стал часто навещать брата. Они начали дружить, — старушка вновь прервалась для того, чтобы промокнуть глаза платком.

В этот момент дверь в комнату распахнулась. Внутрь ворвался Санитар. В своем халате и уродливой маске. Я встал. Он подлетел ближе, схватил меня под силки и швырнул на пол.

— Толя! Прекрати! — бабушка закричала и попыталась остановить сына.

Но одаренный отмахнулся. Старушка упала и ударилась головой о стену. Кажется, потеряла сознание.

Санитар прыгает на меня сверху. Я успеваю убрать голову в сторону и огромный кулак врезается в деревянный пол. Еще одна попытка. Я хватаю руку нападающего. Хватаю вторую. Начинается упорная борьба.

— Хочешь знать, что сделал твой отец? — ревет сумасшедший. — Как он поступил с собственным братом, когда тот пришел к нему с добрыми намерениями?

Удар головой прямо в нос. Острая боль пробивает до самых мозгов. Проникает в нервные окончания по всему телу. Но это я переживу. Нужно узнать, что случилось.

— Этот Иуда поменялся со мной местами! Забрал мое тело.

Повторный удар. Но теперь разбивается нос моего противника. Я вовремя активировал каменный доспех.

Пользуясь моментом, я вырываюсь из хватки. Вскакиваю на ноги. Но псих не спешит подниматься. Он убирает ладонь от лица и смотрит на кровь, которая пролилась из носа. Приподнимается и наваливается на диван.

— Я пришел, чтобы стать ему братом, — Санитар сплевывает в сторону. — А вместо того, чтобы стать братом мне, он запихнул меня в свое тело, а сам отправился к матери жить мою жизнь.

Теперь в моей голове все встало на свои места. Ведь когда я только попал в этот мир, у меня была способность вселяться в другие тела. Но я ошибался, когда думал, что это магия рода. Это темный дар моего отца. Вот что он умел делать и вот чем воспользовался, чтобы покинуть стены детского дома. Чертова магия.

— Разве это достаточный повод, чтобы преследовать его близких?

Теперь я хватаю Санитара за растянутый свитер, вспоминая как он заставил мою мать оставить в подвале детей аристократов.

— Я хочу сделать так, чтобы он мучился! — говорит мне прямо в лицо одаренный. — Чтобы пережил то, что пришлось пережить мне!

Санитар бьет по моим рукам. Освобождается. Я делаю пару шагов назад. Готовлюсь к схватке. Кто-то из нас не переживет этот день.

— Пожалуй, пришла пора вам с ним встретиться, — рычит дядя Толя.

Темный атакует. Я пригибаюсь и в ответ бью апперкотом снизу. Но моя рука проносится сквозь челюсть одаренного.

Встряхиваю головой. Пытаюсь понять, что это было. Отбиваю два прямых удара и бью ногой по колену противника. Снова мимо. Он словно призрак. Моя стопа прошла прямо сквозь психа.

— А-а-а, ты думал, что пришел за моей головой? — одаренный реагирует на растерянное выражение моего лица. — Бабуля не сказала тебе о том, что я темный?

Сказала. Вот только про способность — ни слова.

Серия ударов. Некоторые из них я отражаю, а некоторые нет. Кулаки Санитара проходят сквозь мой блок. Темный набегает и впечатывает меня в книжную полку. Я пытаюсь оттолкнуть его, но руки проходят сквозь тело психа. С верхней полки на голову сыплются книги, а серия ударов кулаками по животу ломает каменный доспех. Тут же он хватает меня и бросает в другую сторону. Я спотыкаюсь о тело бабушки и падаю на пол.

— Все считают темных проклятыми, — говорит одаренный, перешагивает через свою мать и достает из кармана шприц.

Смотрит на свет и выпрыскивает часть жидкости из иглы. Вкалывает себе в вену.

Что это такое? Из-за этой штуковины я не могу по нему попасть?

— А я уверен, что это дар, — ухмыляется Санитар. — Представь себе. Я существую сразу в двух мирах. В нашем мире и на изнанке. Как бы ты ни старался справится со мной, у тебя ничего не выйдет. Можешь считать своим достижением это.

Одаренный дотронулся до своего разбитого носа и откинул опустевший шприц в сторону.

Действительно. Я смог ранить его только тогда, когда он атаковал. И сколько бы я не пытался достать до него сейчас — это бесполезно.

Проклятье. Кому-то достается в дар армия монстров-зомби, а кому-то более полезная способность. Жаль, что я не подумал о том, что Санитар темный, когда шел сюда.

— Вставай! — приказывает мне дядя Толя.

Я вытираю кровь с губы.

— Вставай, я тебе сказал! — рычит он.

Но я знаю, что если встану, то конец. Нужно придумать способ одолеть темного.

— Вставай! — орет тот так, что вся улица, наверняка, слышит этот вопль.

Руки хватают меня за пальто и поднимают. Я делаю еще одну попытку попасть по противнику. На этот раз в пах. Но колено вновь врезается только в пустоту.

Санитар скалится, откидывает голову, чтобы в очередной раз врезать мне в нос, но вдруг застывает. На его лицо наползает гримаса злости и разочарования. Одаренный отпускает меня и разворачивается. Теперь я вижу рукоять столового ножа, торчащую у него из спины.

— Что ты наделала⁈ — рычит Санитар и его тень теперь надвигается на бабушку. Та пятится назад. — Ты всегда любила его больше!

Темный в ярости сбивает все со стола. Бьет по напольной лампе, которая падает и разбивается.

Я открываю портал. Он ведет прямо за спину бабуле. Та делает очередной шаг назад и проваливается в него. Оказывается передо мной. Я завожу старушку к себе за спину. Санитар оборачивается. Разбивает кулаком зеркало трельяжа. Идет в нашу сторону.

— Сейчас я открою портал. Прыгай в него. Я справлюсь.

Но бабушка прикасается к моей руке. Короткая вспышка. Я будто погружаюсь в транс.

— Просто отдохни, Костенька, — произносит она и усаживает меня на стул.

Не могу пошевелиться. Моя воля словно полностью принадлежит ей. Матери моего отца.

Бабушка складывает пальцы определенным образом. Тень ложится на стену неизвестным мне символом. Она прикасается к нему, и вспышка ослепляет всех в комнате. Последнее, что я вижу — Санитар закрывает лицо ладонью.

(обратно)

Глава 24 Бой с тенью

Толпа соседей собралась под окнами человека, которого все жители дома называли дядей Толей. Стекла вылетели из квартиры несколько секунд назад. Вместе с яркой вспышкой, ослепившей всех на мгновение. Но никто из верных дяде Толе людей не решался подняться на второй этаж и вмешаться в происходящее. Каждый из них всей душой желал сделать это, но им не позволил сам человек, наложивший когда-то гипноз. Поэтому каждый из толпы устремил свой взгляд наверх и ждал, когда одаренный позовёт его на помощь.

В самой же квартире обстановка накалилась до предела. Раскиданная мебель, разбитое зеркало, разбросанные книги. На полу без сознания лежит Константин Ракицкий. Он упал со стула сразу после того, как родная бабушка погрузила его в сон. А кровь, хлынувшая из носа несколькими минутами ранее, теперь застывала на щеках молодого одаренного.

Старушка, выставив руку перед собой, преграждала путь человеку в белом халате и в грязной медицинской маске. Который сейчас был лишен зрения и ждал, когда заклинание рассеется. Тогда он снова начнет видеть и покончит с матерью и племенником раз и навсегда.

— Значит так? — рычит владелец квартиры.

Затем сжимает кулаки. Его тело слегка искажается в пространстве, а нож, воткнутый в спину минутой ранее, падает на пол.

— Значит так, да? — повторяет Санитар. — Ты снова выбрала кого угодно, но не меня?

— Я не учила тебя убивать, — мышцы на лице старушки дрогнули.

— Я коллекционер душ! — выпалил одаренный. — У меня нет другого выбора. Чертова девчонка не пошла на сделку! И что мне оставалось? Где взять столько денег на монеты? Цены, которые загибают гребанные ростовщики не подъемные. А мне нужна проклятая коллекция! Без нее я ноль! Никто! Жалкое подобие настоящего коллекционера!

— Это не оправдание, — помотала головой престарелая женщина. — Мне стоило остановить тебя раньше. Когда я только начала догадываться о том, что за всеми теми убийствами стоишь ты. Но я не хотела верить. Не хотела потерять еще одного сына. Сама надела на себя шоры.

— Не вини себя, мамочка, — осклабился Санитар, глядя слепыми глазами перед собой. — Ты не могла представить, что твой хороший Лёвушка способен на такое. А каких трудов мне стоило вернуть свободу и попасть обратно в свое тело.

— Это все уже не важно, — сказала старушка. — Ваши игры с теми порталами привели лишь к гибели одного и сумасшествию второго. Лучше бы ты остался в теле Льва. Не нужно было пытаться все исправить.

Свет от упавшей напольной лампы светил прямо на сына и его мать. Тени, отбрасываемые на стену, повторяли движения одаренных. Но тот силуэт, который принадлежал женщине вдруг застыл. Мать Санитара сделала несколько движений руками. Однако вместо того, чтобы повторить их, тень старушки вдруг пошла. Беззвучно. Медленно. Жутко. Не потянув за собой хозяйку.

— Может и не нужно было, — рявкнул Санитар. — Но что сделано, то сделано. Мы все наделали достаточно ошибок. Никто из нас не святой.

Тень женщины зашла за тень ее сына. Наклонилась. Подняла с пола окровавленный кухонный нож, который недавно покинул спину одаренного. Вернее, она подняла ту часть столового прибора, что отражалась от стены.

— Я очень люблю тебя, Толечка, — пролепетала старушка.

Одаренная горько всхлипнула, когда ее тень обняла тень ее сына и приложила нож к горлу его силуэта. Но Санитар в ответ лишь рассмеялся.

— Значит ты решила прикончить меня, сука?

Старая женщина всхлипнула еще тяжелее.

— Ха-ха! Ты же знаешь, что у тебя не получится. Пока зрение не вернется ко мне я не воплощусь в этом мире. Жги тут все сколько хочешь! Пытайся меня задушить. Я не пострадаю, — рассмеялся он и тут же перешел на злой шепот. — Но как только ко мне вернется зрение я сломаю тебе шею, тварь!

Молчание в ответ.

— Ну! Чего же ты ждешь?

Тень старушки, приставив тень ножа к тени ее сына терпеливо выжидала. По ее подсчетам заклинание слепоты должно перестать действовать с секунды на секунду. А потом главное не упустить момент. Дождаться, когда ее сын физически окажется в этом измерении и нанести удар. Только так ему можно причинить вред.

Анатолий никогда не знал о темной способности своей матери, в отличие от нее. Когда мальчику было всего два, она впервые попыталась отобрать у него конфету. И каково было ее удивление, когда ладонь прошла сквозь кисть ребенка.

Несколько лет усердного изучения его темной способности и они поняли, что маленький Толя может существовать в двух мирах одновременно. Быть и здесь и за завесой. Однако физически уязвим он всегда только в одном измерении. Только об этом они узнали позже.

Еще через несколько лет будущий Санитар научился контролировать свою способность так, что отдельные части его тела могли перестать быть осязаемыми. Благодаря этой способности темный мог проходить сквозь стены, на доли секунды оказываясь частью своего тела на изнанке. И лишь однажды они выяснили, что он также уязвим, как и другие одаренные. В тот момент, когда частично он находился за завесой и не контролировал происходящее, на него напал адский пес. На очередной тренировке пройдя сквозь дверь и сквозь завесу одновременно, на его спине осталась ужасная рана, а до сегодняшних дней добрался страшный шрам.

Именно поэтому матери темного удалось ранить собственного сына несколько минут назад. Потому что он не видел момента атаки и не успел переместить физическое тело на изнанку. Ему нужна была возможность наносить удары.

И вот сейчас старушка ждала, когда зрение вернется к ее сыну. Когда он набросится на нее и ему придется воплотиться в этом мире. Именно тогда она сможет закончить все это. Исправить ошибки своего прошлого и спасти хотя бы одного человека. Своего внука. Который, как она считала, единственный из присутствующих в комнате достоин продолжать жить.

— На! — заорал Санитар и набросился на мать.

Повалил ее на пол и прижал сверху.

Тень старушки, как приклеенная пронеслась за прыгнувшей тенью Санитара. И едва он навис над одаренной, как нож скользнул по отражению горла Санитара на стене. На шее одаренного тут же возникла глубокая алая полоса. От уха до уха. Белый халат мгновенно окрасился в цвет алой зари. Стеклянные глаза сына глядели на мать. Его силуэт снова исказился, но ничего не произошло. Рана не исчезла.

Еще через несколько мгновений бездыханное тело дяди Толи рухнуло, накрыв собой мать. А зеваки, стоявшие все это время под окном, вдруг как будто прозрели. Они пришли в себя и посмотрели друг на друга. Острая головная боль заставила их хмуриться и хвататься за виски. И очень скоро они разошлись по своим квартирам, чтобы найти в аптечке несколько таблеток «Цитрамона» и заглушить боль.

* * *

Я пришел в себя спустя некоторое время. Было утро. Но сколько дней прошло с тех пор, как бабушка отключила меня, я мог только догадываться. Ужасно хотелось есть и пить. Живот буквально скручивало от спазма. На поясе беспрестанно пищал пейджер.

Тянусь к устройству. Вижу кучу сообщений. От Нокиа, от Островского, от Клаус, от Глобуса, от Аввакума Ионовича. Но не читаю. Первым делом с трудом поднимаюсь с пола и прохожу на кухню. Хватаю почерневший чайник с плиты и губами присасываюсь к носику. Перестаю пить только тогда, когда вместе с водой в рот попадает накипь. Сплевываю ее на пол. Замечаю следы крови на линолеуме. Возвращаюсь в комнату.

— Кажется здесь лежал палас… — я хватаюсь за голову и пытаюсь вспомнить что было перед тем, как я отключился.

Замечаю на столе записку. Уже издалека узнаю бабушкин почерк. Она и в прошлой жизни нередко оставляла мне письма.

'Костенька. Родной. Я надеюсь, заклинание сработало правильно, и ты пробыл без сознания не дольше трех дней. В любом случае, первым делом после того, как прочтешь это письмо — покушай. Организм нужно привести в порядок.

А теперь к делу. Толя больше не побеспокоит тебя и твою семью. Толи больше нет. Я похороню его рядом с твоим дедом. Мы покупали там место для меня, но я пока на тот свет не собираюсь.

В милицию и БРМП я письма отправила. С чистосердечным признанием. Как только они их получат, то придут за мной. А пока я хочу успеть попрощаться с Валей. Сходить в театр. Сниму деньги, которые откладывала на смерть и потрачу на «хотелки». А потом сяду в тюрьму. Хотя лучше бы отправили на заставу. Там я оказалась бы полезной. Однако из-за возраста — вряд ли.

Ну хватит обо мне.

Кажется я догадываюсь что ты с собой сделал. Надеюсь только, что на то была веская причина и что твоя голова успела за телом. Продолжай совершать благородные поступки. Помни о том, к чему привела безграничная сила твоего отца и твоего дяди. Не позволь запудрить себе голову этой силой. Еще ни один злодей не доживал до пенсии.

Квартиру оставлю тебе. Навести меня как-нибудь.

Целую. Бабушка.'

Я опустил письмо и упал на диван.

Еще одна загадка в моей новой жизни решена, но почему-то от этого мне совсем не легче. Из-за того, что Санитар оказался сильнее меня, бабушку теперь ждет тюрьма. И, действительно, еще хорошо, если ее отправят на Казачью Заставу. Там она сможет послужить обществу и найти применение тем способностям, с помощью которых ей удалось одолеть Санитара. Так. Стоп. Надо бы наведаться к Элаизе и узнать может ли она чеканить монеты из душ темных. Магия, с которой мне пришлось столкнуться даст мне действительно большую силу в преддверии…

Снова запищал пейджер. Я сорвал устройство с ремня и пробежался по сообщениям.

— Майор. Это я, — проговорил я в старую красную трубку телефона Санитара.

— Костя? Твою мать! — взбудораженным голосом отозвался он. — Погоди. Сейчас я поднимусь повыше, там лучше ловит.

Прошло, наверное, полминуты.

— Алло! Ты тут?

— Да-да, — ответил я и приложил руку ко лбу.

— У нас все готово. Если бы была другая возможность добраться до впадины, мы бы отправились к бездне без тебя.

— Мне нужно еще время. На подготовку. До завтра. А потом давайте встретимся на том же месте, где вы приняли меня в гильдию. В шесть вечера. Подойдет?

— Завтра говоришь? — задумчиво произнес Островский и я прямо представил как он сжал зубами зубочистку. — Разве у меня есть выбор?

— Действительно. Тогда завтра увидимся в церкви, — сказал я и, не дожидаясь ответа, положил трубку.

Я мог отправиться к Марианской впадине уже сегодня. Мог прыгнуть с парашютом на дно бездны на изнанке и встретиться лицом к лицу со Злом. Но допустив эту же ошибку недавно, я однажды уже чуть не погиб. И если меня едва не убил одаренный, то нечто, отвечающее за апокалипсис точно будет в силах это сделать. Поэтому необходимо подготовиться перед этим путешествием.

Я отправился домой. Покормил кошку, привел себя в порядок и зажег газ на плите. Поднес ладонь к огню. К тому самому символу, который оставила мне Элаиза, когда мы заключили с ней контракт. Я знаю, что она почувствует, что я зову ее.

Долго ждать не пришлось. Девочка возникла на моей кухне, едва огонь начал прижигать. Я протянул руку, чтобы войти с ней в контакт.

— Ауч! — посетовала девочка и я представил, как лицо немой скривилось. — Это было неприятно.

— Прости. Мне нужно срочно поговорить с тобой, Эл.

— Ты уже говорил с императором? Я не чувствовала, что ты уезжал из города, — задумчиво произнесла она.

— Я призвал тебя по другой причине.

— Твое время на исходе, коллекционер… — проворчала она.

— Не спеши, — остановил я призрака. — Я нашел команду, с которой мы спустимся на самое дно впадины. Но теперь мне нужны силы, чтобы остаться в живых после визита в…ад.

— Тебе нужны еще монеты? — если бы я видел лицо Элаизы, то оно бы сейчас хмурилось.

— Не обычные. С душами темных. Ты можешь достать такие?

Тишина. Черная бездна раздумывает над моими словами.

— Санитар мертв, — продолжил я. — Бабушка убила его. Не спрашивай, как это случилось. Это долгая история. И, если честно, я сам недосмотрел до конца. Но у темного была одна способность. Если я завладею хотя бы ей — то шансы выжить на дне нашего земного шара перестанут быть мизерными.

Нас выкинуло из транса. Я снова стоял на своей кухне. Девочка-призрак была озабочена. С этим видом она уселась рядом с батареей. На мой стул.

— Однажды я встречалась с еще одним коллекционером душ, — сказала она на языке жестов. — Это он? Я почувствовала в нем что-то. Он темный?

— Скорее всего ты встречалась с ним еще и в теле моего отца. Помнишь, как говорила, что не знаешь, что с ним случилось? Кажется, это был уже не он. Но это сейчас не так важно. Ты знаешь как мы можем отыскать его душу? Не зная способностей темных, магия Лазера нам просто не поможет.

— Даже если бы у нас получилось это сделать — как ты узнаешь, что делать с той или иной способностью? Мы же не можем не порабощать их. И, если честно, долго мы не протянем, если будем вечно выслушивать их условия, прежде чем забрать способность.

— Хм.

Я задумался.

Все дороги ведут в одно место в моем городе. Туда, где я получил все знания, которые имею сейчас. Возможно, там знают ответ не только на вопрос о способностях темных, но и как их отыскать.

Затем я схватил девочку за ледяную руку и потянул за собой во вновь открывшийся портал. Немая посмотрела на меня вопрошающим взглядом.

— Устроим консилиум, — сказал я.

Мне хотелось сразу выйти посреди комнаты в старой избушке Георгия Вольфовича. Но воспитание взяло свое и портал вел только на крыльцо старого деревянного дома. Мы с Элаизой стояли перед дверью и ждали, когда мой учитель откроет дверь.

— Георгий Вольфович, это я! — еще раз сильно постучав в дверь, я крикнул и огляделся.

На соседних участках уже можно разглядеть людей, шастающих по своим огородам. Но вот сторожа нигде нет.

Вдруг защелка на двери загремела, а еще через некоторое время дверь раскрылась.

— Чего? — стоящий на пороге старик смотрел на нас с Элаизой захмелевшим взглядом и еле заметно покачивался из стороны в сторону.

— Мы к Георгию Вольфовичу, — сказал я, поморщившись, когда запах перегара и мочи ударил в нос.

— Не знаю кто это, — ответил пьяница и попытался закрыть дверь.

Я поставил ногу к косяку и остановил процесс.

— Сторож, который был тут до вас.

— А-а-а, — махнул рукой мужик с двухнедельной седой щетиной. — Этого забрали.

— Как забрали? Куда?

— Бюро. Сказали, что он какой-то…темный.

Мы с Элаизой переглянулись.

Неужели с наступлением сезона Георгий Вольфович не смог продолжать скрывать свой секрет? Кто-то услышал адских гончих из подвала? Или что могло произойти? Почему приехали люди из БРМП?

Только сейчас я задумался о том, что магический артефакт, который дал мне Лазер не вел к еще одному коллекционеру душ в городе. К огородам. И скорее всего потому, что моего бывшего учителя по родовой способности больше нет в городе.

— Книги, — выпалил я.

— Чего? — переспросил старик.

— Библиотека сторожа осталась?

Пьяница еще что-то лепетал, но я уже оттолкнул его и прошел в дом. К серванту. Нашел коллекцию монет. Положил альбом Элаизе на руки. Отыскал книгу о темных. Большой старый том в твердом переплете, но вышитой серебряными нитями пентаграммой на обложке. Вокруг нее словно планеты вокруг солнца по определенной орбите вращались знаки.

— Эй! — крикнул новоиспеченный сторож, только-только успев подняться на ноги и догнать нас в комнате.

Но было уже поздно. Мы с Элаизой нырнули в портал несколько секунд назад.

Весь вечер я изучал книгу о темных. Здесь были классификации способностей. История первого темного. Несколько точных описаний некоторых способностей и множество очень поверхностных. Зарисовки различных ритуалов. Книга выглядела очень древней.

То и дело во время изучения мои мысли убегали. Я не мог перестать думать о моем учителе. О том как, куда и почему он пропал. Я понимал, что у меня очень мало времени на то, чтобы отыскать ответ на свой вопрос. Но больше всего меня тревожила завтрашняя встреча с тем, что скрывается на самом дне Марианской впадины.

— Нашел! — я уронил тяжелую книгу на журнальный столик.

— Что? — Элаиза, все это время дремавшая в кресле, подскочила.

— Я знаю как найти темных.

(обратно)

Глава 25 Спаси и сохрани

Колокола небольшой церквушки гремели на всю округу, когда мы с Элаизой вышли из машины. Толпа людей, которая, казалось, пришла на вечернюю службу, совсем не выглядела командой супергероев. Но и бабуля и ее престарелый супруг, и майор Островский, и остальные темные являются как раз теми, кто должен сегодня спасти этот мир.

Увидев меня, Лаврентий подошел. Приблизился своим лицом к моему. Указал глазами за мою спину и шепнул:

— Это еще кто?

— Принцесса горцев, — ответил я простывшим голосом. — Она тоже темная. И будет в нашей команде.

— Я принимаю решение о том, кто будет в нашей команде, а кто нет, — с закрытым ртом процедил сотрудник БРМП, не достав спичку из зубов.

— Я понимаю, майор, — теперь шептал я. — Это ваша гильдия. И я должен играть по вашим правилам. Но, полагаю, телевизор вы сегодня еще не смотрели. Раз такие мелочи заставляют вас терять время и терпение.

Лаврентий насупился.

— Мутанты прорвались за стену! — я сделал шаг назад и повысил голос. — Их целые полчища. Те из одаренных, которые еще могут биться — умирают на Казачьей Заставе. Но армия тварей уже рассеивается по материку. Если мы ошибаемся или если не сможем убить то, что находится на дне бездны — нам всем конец.

Мы с Элаизой наткнулись на экстренный выпуск новостей прямо перед выходом. Журналисты сообщали о полчищах мутантах. Гигантские черви, прорывшие туннели под стеной освободили орду монстров. Выпустили их к цивилизации. Летающие мутанты разных размеров, напоминающие птеродактилей, просто огромных птиц и самых настоящих драконов без усилий перелетели преграду. Лишь гигантские великаны не способные пробраться под землей или по небу, продолжали сражаться с одаренными на Казачьей Заставе.

— Мы готовы сделать это? Готовы отправиться в ад, чтобы закончить это все?

Майору Островскому понадобилось несколько секунд на принятие простого решения. Он быстро понял, что сейчас уже ничего не имеет смысла. Мы либо отправляемся в бездну и спасаем мир, либо будет уже поздно.

— Все сюда! — сдался Лаврентий и подошел к «каблуку».

Он открыл заднюю дверь машины и приказал подходить по одному и надевать рюкзаки с парашютами. Нацеплять другую амуницию, которая поможет в дороге. Каждый из нас послушался. Кроме Элаизы. На нее никто не рассчитывал. Да и девочка, не способная умереть, вряд ли испугается прыжка в никуда. Если вообще пойдет с нами.

Проходящие мимо бабушки не обращали на «мстителей» никакого внимания. Они крестились перед входом в церковь и исчезали за дверями. Их было достаточно много. Видимо успели посмотреть экстренный выпуск и теперь бежали замаливать грехи.

— Мы готовы, — Островский кивнул мне, как только все закончили с амуницией.

Я застегнул ремень на бедре, на котором теперь висел охотничий нож и кивнул. Несколькими движениями руки открыл портал.

Майор прошел через разрыв первым. Затем бабуля с дедулей шагнули к бездне. Мужичок, не изменявший своим подтяжкам. Диана. Женщина с большим родимым пятном на щеке. Священник должен был прыгнуть следующим, но я преградил ему путь. Закрыл портал.

— Что? — батюшка широко раскрыл глаза от непонимания.

— Святой отец, — я поспешил объяснить все, не зная даже правильно ли обращаюсь к нему. — Прежде чем отправимся к впадине, мы с вами должны сделать еще кое-что.

Тот грозно посмотрел на меня. Не обращая внимания на этот взгляд, я рассказал свой план.

Дело в том, что, читая книгу Георгия Вольфовича о темных, я наткнулся на способность Санитара. Я не знаю, как бабушке удалось одолеть его, но мой дядя был просто неуязвим. Он существовал сразу в двух измерениях и его тело могло прятаться в одном мире, если что-то угрожало ему в другом.

Но самое главное вот в чем. Скрываясь за завесой, когда ему угрожала опасность, он был неуязвим во внешнем мире. Но если активировать его способность на изнанке… На изнанке ты будешь ходить словно призрак. Никто не сможет причинить тебе вреда. И именно это поможет мне победить Зло. Если, конечно, я ничего себе не выдумываю, и мы действительно найдем его.

— Тело темного лежит на изнанке. Я хочу попросить вас воскресить его. И когда душа будет возвращаться — моя подруга приручит ее. Со способностью Санитара у нас больше шансов на победу.

Священник молча глядел на меня своими уставшими от бессонницы красными глазами.

— Я не стал при всех просить сделать это только по одной причине. Мне бы пришлось убеждать в семь раз больше людей, чем сейчас.

— Эта способность очень опасна… — наконец проронил батюшка.

Что и требовалось доказать. Пока мы всю предыдущую ночь выкапывали тело Санитара из могилы рядом с дедом, Элаиза пыталась убедить меня использовать гипноз. Вот только я настоял на своем. Сейчас должно быть доверие. Я должен сработать в команде. Знать, что кто-то прикроет мне спину по своей воле.

— Неизвестно, что мы встретим в той бездне, — убедительно проговорил я. — Что, если мы идем прямо в ловушку? Способность, о которой я говорю, может спасти нас всех. Может спасти весь мир.

Пауза. Священник понимает, что я прав. Теперь ему осталось принять тот факт, что он подарит мне неуязвимость. Настолько ли я достойный человек, чтобы получить этот дар?

— Хорошо, — тяжело выдохнул большой человек с крестом на груди. — Веди.

Я благодарно кивнул и открыл портал прямо в логово горцев. На арену. Тут бессмертные тренируются в боях на мечах. Вокруг круглой арены в землю воткнуты факелы. Чтобы была видимость даже в то время, когда порталы закрыты.

Посреди круга стоит гроб. Внутри лежит Санитар. В своем халате и изрисованной маске. Ба похоронила его в том, что было ему дорого. Она так и осталось сантиментальной. Шея убитого закрыта шелковым платком. Заглянув под него еще на кладбище, я узнал, как бабушке удалось одолеть собственного сына. Остался один вопрос. Почему он подпустил ее к себе так близко и позволил перерезать себе горло?

Я подошел к гробу и взглянул в помолодевшее от смерти лицо своего врага.

— Предполагаю, что как только вы попытаетесь воскресить темного, его душа окажется рядом. Тогда Элаиза, — я указал на немую босую девочку, которая уже настороженно поглядывала по сторонам. — Поймает ее и сделает монету. После этого я смогу воспользоваться этой способностью.

— Попробуем, — буркнул батюшка и подошел к гробу.

Рука священника нависла над мертвецом. Сияние полупрозрачной неосязаемой волной снизошло на тело.

Я огляделся. Дух Санитара уже стоял за спиной Элаизы. Но девочка смотрела в другую сторону и не видела.

— Он тут, — шепнул я.

Принцесса горцев резко развернулась и выставила руку перед собой. Сжав пальцы в подобии куриной лапы, она схватила душу.

— А теперь иди сюда, дорогуша, — сказала бессмертная и попыталась отправить дух Санитара в центр начерченного рядом с гробом круга.

Но душа не сдвинулась с места. Она красными глазами смотрела на меня и злобно разевала пасть.

— Что происходит? — священник растерянно огляделся и попятился назад.

— Спокойно, — я поспешил его успокоить. — Эл, все в норме?

— Сопротивляется, — натужно произнесла она.

Сущность бросилась на меня. Но сдерживаемая девочкой-призраком остановилась. В нескольких сантиметрах от меня. Ее красные глаза смотрели также жутко, как в тот день, когда я выглянул в форточку и впервые встретился с духом в этом мире.

— Значит так выглядит душа темного, — задумчиво протянул я.

Бесформенная дымная масса. Именно таким я запомнил своего отца, когда тот попал в мой крестик. Но тогда я не придал этому значения. А теперь понимаю. Если простые души одаренных точная копия самих себя, то темные выглядят именно так. Демоны. Черные демоны с красными глазами и огромной силой.

— У меня заканчиваются силы, — процедила Элаиза. — Я не знаю как удержать духа.

Какой-то внутренний порыв заставил меня нащупать на шее крестик. Именно в нем долгое время сидела душа моего отца. До тех пор, пока не защитила меня от адских гончих.

— Что, если отец когда-то заговорил его? — произнес я вслух. — Крест именной. Может быть не просто так? Может быть это магический артефакт?

Я прикоснулся к крестику, концентрируя Силу в кончиках своих пальцев. Едва дотронувшись до предмета, я убедился в том, что он зачарованный. Энергия, переливаясь пурпурным, прошла по цепочке. Вниз и вверх. Туда и обратно.

Я протягиваю крест. Он касается бесформенного ничто. Я вижу, как дым начинает извиваться вокруг артефакта.

— Отпускай! — кричу Элаизе.

— Что?

— Отпускай! — кричу громче.

— Нельзя! Душа темного сможет завладеть твоим телом!

— Отпускай! — повторяю я, пытаясь перекричать бурю, поднявшуюся среди безжизненной пустыни и задувающую огонь на факелах.

В один миг душа срывается с места и исчезает в крестике. Буря утихает, и куча песка осыпается на землю. Девочка-призрак, священник и толпа горцев удивленно глядят на меня.

— Теперь осталось узнать, как достать ее оттуда, — пожал я плечами. — И не убьет ли дух Санитара меня, как только я его выпущу.

Дух моего дяди меня не убил. Схема призыва оказалась ровно такой же, как с монетами. Отец нашел способ приручать души темных без помощи принцессы горцев. Он оставил мне этот крестик. И использовал его как сосуд, когда ему впервые удалось добраться до меня. И, кажется, разобравшись с природой заклинания, отныне я сам смогу пополнять свою коллекцию из душ темных. И теперь без помощи Элаизы.

Кажется девочка все поняла. Она заметно погрустнела с тех пор, как поняла, что теперь я могу обходиться без нее. Надо будет поговорить. Но после того, как все закончится.

— Ты идешь с нами? — спросил я принцессу горцев.

Та покачала головой.

— Кто-то должен отбить город от мутантов, если у вас ничего не получится.

— Надеюсь, что все обойдется.

Я расставил руки и дождался, когда немая девочка подойдет ко мне и обнимет в ответ.

— Мы еще увидимся, Эл, — сказал я, гладя по спине ту, что теперь казалась мне дочерью.

Переняв новую способность от своего дяди, я открыл портал, и мы со священником отправились к самому краю бездны. Туда, где нас уже довольно давно ждали темные.

— Что стряслось? — Островский подлетел ко мне, как только мы вынырнули из разрыва.

Я хотел открыть рот, но меня опередил священник.

— Прихожане, — сказал он. — Тамара Михайловна остановила нас в последний момент. Я не мог оставить ее там одну.

Майор перевел взгляд на батюшку.

— А где девчонка?

— Отказалась, — солгал я. — Не захотела навязываться.

— Ладно, — пропустил мимо ушей все, что я сказал Островский. — Мы, итак, потратили много времени. За мной!

Сотрудник БРМП, не дожидаясь никого, подошел к самому краю обрыва и шагнул в пропасть. Остальные темные последовали его примеру. Выжидая по тридцать секунд, прежде чем сделать шаг в пустоту. Досчитывали до десяти и раскрывали парашюты. Я сделал тоже самое.

Полет оказался долгим. Лишь свет от фонариков под ногами и над головой успокаивал меня. Это означало, что все живы и до сих пор опускаются ко дну бездны.

Прошло около часа, прежде чем Островский приземлился и закричал:

— Защищайтесь!

Сразу десяток огненных шаров подсветил дно Марианской впадины. Полчища монстров, в самое сердце которого приземлился майор, истошно завизжали, заживо сгорая под натиском фаерболов. Я успел сделать около семи залпов, прежде чем приземлился посреди поля битвы. В воздухе пахло паленой шерстью, мясом и гнилью.

— А-а-а-а! — раздался крик.

Мы добили последних мутантов и сбежались к одному из наших.

— Нога! Кажется, я сломал ногу, — старик лежал в песке, среди трупов монстров, и изнемогал под несколькими лучами фонарей, направленных на него.

— Я же сказал наложить щит! — огрызнулся Островский, вытирая лицо от черной жижы.

— Он не успел, — старушка защитила своего супруга. — Идите без нас. Я останусь и присмотрю за мужем.

Бабуля начертила знак на песке и ударила по нему ладонью. Вокруг тут же возник желтоватый купол, подняв в воздух кучу пыли.

Все переглянулись, ожидая решения своего лидера. Но майор Островский медлил.

— Кажется нам туда, — я указал на красное свечение где-то в глубине бездны, решив взять инициативу на себя.

— Да. Пойдемте, — подтвердил мои слова сотрудник БРМП.

Затем я воскресил толпу пораженных монстров. Одного за другим. Теперь они сражались на нашей стороне. Бежали впереди и вступали в схватку со своими собратьями. Твари, которым удавалось прорваться ближе к нам, тут же падали замертво от взмахов рук одного из темных. Едва монстр умирал, я воскрешал его и легион, защищающий нас, становился больше.

Уже через пару часов перед нами шла целая армия монстров. Сейчас я начинал понимать, что столкнись мы с ордой мутантов на поверхности, очень скоро я в одиночку взял бы над ними верх. Но мы выбрали другой путь.

— Пещера, — Островский приложил руку к черному мокрому камню и посмотрел на своих спутников.

Изнутри исходило свечение, которое и привело нас сюда. Оно било с такой силой, что наши фонарики стали не нужны.

— Откуда тут вода, — девочка во всем розовом подхватила каплю и попробовала ее на вкус. — Соленая. Должно быть тут завеса с нашим миром очень тонкая. Будем надеяться, что она не порвется и не зальет нас тоннами воды.

Я представил это. Такая мучительная сметь — не лучшее, что может случиться. Но с моей новой способностью даже в этом случае я вряд ли умру.

— Тогда предлагаю побыстрее покончить с этим, — сказал я и вошел внутрь прежде всех остальных. Приказав толпе монстров ждать снаружи.

Пещера действительно напоминая подводные рифы. Складывалось ощущение, что буквально за несколько минут до нашего появления, она переместилась из настоящей Марианской впадины. Из внешнего мира.

Всюду лежали окаменевшие останки неизвестных мне млекопитающих. Скелеты крупных и мелких рыб, животных, может даже самих мутантов, которые попадались нам по пути сюда.

Едва мы все переступили порог пещеры, как исполинские щупальца вынырнули из стен.

Я отпрыгиваю в сторону и склизкий отросток пролетает над головой. Цепляет мужика в подтяжках и прижимает к стене. Островский взмахивает рукой. Невидимое лезвие разрезает щупальцу напополам, но сзади темного хватает еще одна культяпка. Пока Диана разбрасывается огненными шарами ее цепляет следующая щупальца. Не прошло и минуты, как все темные, кроме меня, оказываются в ловушке. Обездвиженные они пытаются вырваться из плена, но тщетно. Несколько щупалец витают в воздухе, но каждая попытка захватить мое тело заканчивается провалом. Я призрак. Приведение, которое неуязвимо на изнанке.

— Костя, освободи нас, — получается выдавить из себя у Дианы.

Она единственная, кроме священника, не удивилась тому, что я почти призрак.

Я мотаю головой.

— Нет смысла, — отвечаю я. — Как только освобожу вас, следующие щупальца вновь захватят ваши тела. Сперва я должен узнать, что скрывается в глубине этой пещеры.

Островский пытается что-то сказать, но отростки зажимают ему рот.

Я прохожу дальше. Вот оно. Огромное, светящееся красным, ничто. Похожее на исполинские мозги, с тысячей щупалец, торчащих в разные стороны и уходящих в стены. На этой сущности тысячи сосков, к которым присасываются тысячи маленьких мутантов. Они не больше новорожденного котенка. Насасываются, отклеиваются, словно некачественный держатель от стекла автомобиля, и падают в кучу насосавшихся до этого монстров.

— И что мне с тобой делать… — я подхожу ближе и касаюсь правой рукой татуировки. Над ладонью появляется шар из пламени.

— Ра-к-и-и-и-и-цкий… — шепчет существо.

Я уже слышал его однажды. Там. За стеной. Когда прошел через портал, который ускорил рост моего тела. Только тогда эта матка не стала убивать меня.

— Я же говорил, что мы встретимся, — я уселся на небольшой выступ.

Даже если тварь захочет причинить мне вред, то не сможет сделать этого. Так что есть возможность поговорить. Узнать, что ей, мать ее, нужно от этого мира.

— Я ждал тебя, — звуковые волны разносят голос по пещере. Он явно магический. Рта у этого чудовища точно нет.

— Ждал меня? — ухмыльнулся я. — Есть какое-то деловое предложение?

— Ты думаешь ты первый кто нашел меня? — пробубнил монстр.

Я развел руками и хмыкнул:

— Надеюсь, что последний.

— Самоуверенно. Хочешь знать, что произойдет, как только я умру?

— Я весь внимание.

— Магия исчезнет.

— Магия? С чего это вдруг?

— Я тот, благодаря кому завеса между мирами не может упрочиться. Благодаря мне такие, как ты могут черпать Силы отсюда и с их помощью творить волшебство. Благодаря мне материя может разрываться, а такие как ты могут ходить между параллельными мирами. Играть со временем. Но как только меня не станет — все будет кончено.

Я еще раз осмотрел магическую сущность перед собой. Если он говорит правду, то этот мир перестанет быть таким, каким я его полюбил. Исчезнет магия. Комендантский час каждый день с девяти до двенадцати вечера. Связь между миром живых и мертвых будет разорвана навсегда. Только вот вопрос. Чудовище действительно говорит правду?

— Что-то мне подсказывает, что ты лжешь, — недоверчиво фыркнул я.

— Тогда вперед. Просто воткни свой нож в меня. Я истеку кровью быстро. Тебе не придется долго ждать. Только предупреждаю. После этого пути назад не будет. И ты вместе со своими дружками останешься тут навсегда.

Останусь тут навсегда? А вот это паршиво. Без магии прожить я может и готов. А вот застрять на изнанке навсегда. Я попросту умру здесь. Без воды и солнечного света. Черт.

— Можно еще один вопрос? Перед тем как я прикончу тебя? — я всмотрелся в пульсирующую сущность. — Монстры. Какого черта ты натравливаешь их на людей?

— Это для вас они монстры. Для меня все они — дети. И я желаю, чтобы они видели солнечный свет. Охотились. Время людей истекает, коллекционер. Наступает новая эпоха.

— Еще посмотрим.

Я свистнул. В пещеру тут же ворвался рой прирученных зомби. Но едва они приблизились к матке, как остановились, заскулили и попятились назад.

— Черт, — я покачал головой и достал новенький охотничий нож. — Значит выбора действительно не остается.

Я взвесил клинок в руке. Одна из щупалец пронеслась сквозь меня. Мимо.

Тварь переживает. Не хочет умирать. А когда поняла, что я не отступлю — сдрейфила.

— Чертовски грустно, что мне придется остаться тут навсегда, — я крепко сжал нож и сделал несколько шагов вперед.

Еще несколько секунд я пытался придумать выход из ситуации. Была надежда воспользоваться способностью, которая позволяет заглянуть в будущее на десять секунд. Но как только я достану монету и воплощусь — мне конец. Так рисковать нельзя.

— Хм. Представляю, как одаренные будут проклинать меня, когда закроют все школы и магия исчезнет, — хмыкнул я.

Подбросил нож и поймал его. Теперь лезвие торчало вниз.

— Заплетаются косы… — начал петь я и идти в сторону твари. — Виноградной лозы… Оставляя улыбку… И немного слезы… И немного…а-а-а-а-а-а!

(обратно)

Глава 26 Дар речи

Я упал на колени, изнемогая от невыносимой боли. Нож свалился на каменный пол. Печать, которую оставила мне Элаиза, когда мы заключили контракт, горела красным. Вся моя рука, буквально, была объята пламенем.

— Ты не можешь этого сделать, — раздается у меня в голове.

От боли я сваливаюсь на бок. Сгибаюсь в позу эмбриона. Зрение оставляет желать лучшего, но у меня получается разглядеть силуэт девочки в белом платье.

— Эл?

— Горцы не могут остаться тут навсегда. Я не позволю запечатать порталы, — зло выпаливает принцесса горцев.

Час от часу не легче, как говаривала моя мама. Я тут с жизнью расстаться готов, а она, видите ли, не хочет оставлять горцев на изнанке.

Босые грязные ноги начинают приближаться. Девочка медленно подходит, нагибается и поднимает клинок.

— Это была ошибка, — говорит она, мотая головой. — Позволить тебе спуститься сюда было неправильно.

Боль стихает. Бессмертная понимает, что контролирует ситуацию. Больше не мучает.

Мне удается принять сидячее положение. На всякий случай осматриваю руку. Кажется магия не оставила никаких следов. Хотя в красном свете я могу и не заметить всех последствий.

— Эл… — я разочаровано чертыхаюсь, наваливаясь спиной на стену в пещере. — Это никогда не кончится. Если ты не позволишь убить тварь, вы будете бороться с мутантами до скончания времен. Пока всю планету не накроет медным тазом.

— В этой войне нет победителей, — добавляю я через пару секунд.

— Конечно нет, коллекционер, — девочка проводит пальцем по лезвию. Разрез появился на коже, а вот кровь не течет. — Когда я соглашалась разобраться с этим раз и навсегда я, то представить не могла, что вместе с тем, что живет тут, умрет весь привычный мир. А теперь. Теперь, если мне предстоит раз в несколько тысяч лет истреблять монстров — что ж. Лучшего выбора, похоже, нет. Жертвовать собой я не готова.

Насколько эгоистично просить принцессу горцев прямо сейчас пожертвовать собой и своим народом? Что бы я сейчас ни сказал — это будет незначимым аргументом. Зачем бессмертным обрекать себя на вечное существование в…нигде?

Значит убить тварь действительно не выход из ситуации. Но что делать тогда?

— Что ты предлагаешь? — я откинул голову на стену позади себя и слегка ударился затылком. Скорчил лицо от боли. — Подняться на поверхность и идти сражаться с целой ордой монстров?

— Почему нет? Мутантов, которые на твоей стороне уже целый полк. Хотя здесь ты находишься не дольше нескольких часов. Уверена, победить всех чудовищ, взращённых…этим, — она поморщилась, бросив мимолетный взгляд на матку. — Не составит труда. Потом отправишь армию на изнанку и запрёшь ее здесь.

— Угу. И тогда каждый день в комендантский час из порталов будет вырываться кое-кто похуже душ. Если не сейчас, то однажды меня не станет и угроза не меньше той, что нависла сейчас, придет в этот мир.

Молчание. Как будто все в этой пещере понимают, что мы находимся в тупике. Нет правильного решения. Что бы мы не предприняли — будет неприятный откат. Сейчас или позже. Но будет.

— Ха-ха-ха! — матка первая перебила тишину. — Прекрасно! Просто прекрасно! Два неуязвимых одаренных спорят о том, кто из них должен продолжать жить, а кто должен умереть.

Мы сидели в полной тишине. Минут десять. Может быть больше. Раздумывая над тем, как поступить. В итоге меня посетила мысль о том, что я просто должен закончить все это…несмотря ни на что. Броситься на матку и убить ее. Приняв сложное решение для нас с Элаизой, но простое для всего мира.

И тогда мой взгляд нашел нож, все еще томящийся в руке принцессы.

— Ты ведь не выпустишь меня отсюда? — вдруг догадался я.

Девочка-призрак виноватым детским взглядом посмотрела на меня.

— А я все думала, когда же он догадается, — заверещал голос матки в пещере.

Я посмотрел на уродливое гигантское подобие мозга. Стряхнул с руки еще одного насосавшегося мутанта и прибил его ладошкой, как таракана. Нахмурился и спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Девчонка уже перебила всех, с кем ты пришел сюда, — ответила тварь.

В моей голове пронеслись образы темных. Островского, Дианы, бедных стариков, оставшихся где-то за несколько километров отсюда. Я понимал, что мы все можем умереть, но сейчас поступок Элаизы прошелся ножом по сердцу.

— Прости, коллекционер, — принцесса горцев посмотрела на меня виноватым взглядом. — Никто не должен знать, как можно закрыть врата навсегда. Мне придется убить и тебя. Если тебе станет легче, то мне будет очень трудно это сделать.

Я ухмыльнулся.

— Ты же знаешь, что после смерти я превращусь в духа? Что буду возвращаться сюда до тех пор, пока не покончу с этой тварью?

— Значит я найду способ покончить с тобой раз и навсегда, — холодно ответила девочка.

Снова затянувшаяся пауза.

У меня не укладывалось в голове, как все могло поменяться настолько всего за несколько минут. Еще пару часов назад Элаиза была готова отдать за меня жизнь. Но когда на чашу весов легла ее семья. Возможность оставаться королевой горцев, борющейся со злом. Само ее существование в привычном мире. Тогда она стала готова убить меня. Это печально.

— Хм, — начал я, обратив на себя внимание бессмертной. — А ведь мы так легко дали себя провести.

— Что?

— Как же мы наивны! — я усмехнулся.

Девочка продолжала смотреть на меня недоумевающим взглядом.

— Мы позволили обмануть нас, как маленьких детей.

— Что? О чем ты говоришь? — недоумевала бессмертная.

— Эта тварь. Мы просто поверили ей на слово, — я снял с шеи крестик и внимательно посмотрел на него. — Откуда она вообще может знать, что произойдет после ее смерти? Почему мы приняли ее слова за истину, Эл? Ты убила всех этих людей там просто потому, что поверила ей на слово, понимаешь?

Глаза девочки расширились. Она посмотрела на огромное уродливое существо.

— Что? Что за бред? — проголосила матка.

Девочка-призрак вновь посмотрела на меня. Но теперь ее взгляд прилип к крестику, раскачивающемуся в воздухе.

За минуту до этого я активировал магнетический доспех. Приготовил монету. Взял способность гипнотизёра и незаметно нарисовав знак монетой на камне, прикосновением сейчас создал защитный купол. И теперь владел волей принцессы горцев.

Купол не подпускает к нам щупальца твари, которые сейчас извиваются за небольшим магическим прозрачным барьером, окружающим нас девочкой-призраком. У меня есть еще несколько секунд на принятие последнего решения. Прежде чем магия исчезнет и подпустит культяпки твари.

Я смотрю Элаизе в одурманенные глаза. Понимаю, что должен оставить ее здесь. Приказать девочке выждать пять минут, чтобы я успел уйти во внешний мир, а затем представлять, как она проткнет нутро твари. Просто смотреть с той стороны за тем, как порталы закрываются навсегда.

Но сделать это не так-то просто. После всего, что мы пережили вместе.

— Проклятье! — заорал я во всю глотку, понимая, что слишком привязался к девочке.

Принцесса горцев просто так убила много людей сейчас там. При входе в пещеру. У нее на душе не один грех за сотни лет, которые она уже прожила. Я, с одной стороны, сейчас понимаю ее мотив. Однако мне никогда не понять такой жестокости. Справедливо оставить ее здесь. Навсегда. Но я не могу.

Купол уже начинает мерцать. Еще чуть-чуть и щупальца доберутся до нас.

— Слушайся меня. Во всем, — приказываю я. — До тех пор, пока я не скажу обратного.

Девочка кивает.

Тогда я подкидываю в воздух одну из монет и активирую другую способность. Открываю портал, хватаю Элаизу за руку и тяну за собой.

— Босс⁈

Кирпич подскакивает со своего места, а карты выпадают у него из рук тузами кверху, как только мы возникаем посреди гаража Нокиа.

Я подхожу ближе к одному из близнецов и залажу тому под пиджак. Достаю Макаров из кобуры.

— Заряжен? — спрашиваю.

— Вся обойма, — заторможено отвечает Кирпич.

Тогда я возвращаюсь к порталу, из которого прямо сейчас вылетает одна из щупалец. Кролик хватает из угла топор и прямо в воздухе отрубает ее. Я же становлюсь прямо перед порталом и выстреливаю всю обойму.

Жду. Ничего не происходит. Кролик и Кирпич стоят наготове и безмолвно переглядываются друг с другом. Ждут, когда из портала появится следующая культяпка, чтобы отрубить ее.

Но больше ничего не вылезает из портала.

Я делаю глубокий вдох. Думаю, что делать дальше. По моим прикидкам траектория полета пуль, пролетевших через портал, должна быть как раз такой, чтобы продырявить тварь. Но неужели она не сдохла?

Я не успел закончить свою следующую мыль в голове. Границы разрыва задрожали, и он исчез. Схлопнулся, словно иллюзия. Словно взорвалась крохотная бомбочка за один рубль и не оставила после себя даже струйки дыма.

Ладонь зачесалась. Вместо того, чтобы по привычке почесать ее о карман, я взглянул на руку и увидел, что печать исчезает. Знак, который связывал нас с Элаизой пропадал прямо на глазах. Заживал словно рана на ускоренном видео.

— Сколько времени? — я посмотрел на растерянного Кролика.

— Десять. Без двух минут.

Я кинулся к железным воротам и принялся открывать их.

— Босс! Ты чего! Комендантский…

Один из близнецов не договорил. Я уже распахнул ворота и выбежал на улицу.

— Босс! Ты чего? Давай обратно! — Кирпич догнал меня и положил руку на плечо.

— Т-с-с-с… — я заставил его замолчать и прислушаться.

Разрывов, которые обычно сотрясали воздух и жужжали больше не было слышно.

На улицу выбежал второй близнец. Они поглядели по сторонам.

— Где все порталы? — донеслось у нас из-за спин.

Это был голос сонного Нокиа.

Никто не ответил.

— А это еще что такое? — спросил Кирпич посмотрев туда, куда был направлен мой взгляд.

На небе разрасталось огромное ярко-зеленой свечение.

На вопрос никто не ответил. Потому что очень скоро до меня донесся детский плач.

Я вспомнил про Элаизу. Вернулся в гараж. К месту, где попросил ее подождать.

Одаренная плакала. Смотрела на свою руку и рыдала. Теперь из пореза, который она сделала еще на изнанке текла кровь.

— Все хорошо, малыш, — сказал я.

Затем достал аптечку, вытряхнул из нее все, нашел бинты и перевязал руку.

— Ты как? — я посмотрел в глаза девочки, которая, кажется, больше не была призраком.

— Холосшо, — робко ответила она.

Я растерялся и взял ее за плечи.

— Повтори! Что ты сказала?

— Хо…лосшо, — вновь произнесла она.

— Ты говоришь! — искренне обрадовался я и обнял девочку, которая теперь не была холодной как смерть. — Ты говоришь, малышка! Ты говоришь!

Пока я обнимал теперь бывшую принцессу горцев до меня начало доходить еще кое-что. А именно, мне стало интересно почему она до сих пор не бросилась на меня с кулаками. Гипноз все еще действует?

(обратно)

Эпилог

— Папа! Папа! Можно мне еще мороженного?

— Конечно, малышка. Я закажу. Иди пока поиграй.

Я растрепал маленькой девочке белоснежные волосы и указал на детскую игровую в кафе, в котором мы сидели. Первая такая игровая в этом городе. Моя гордость. Нужно успеть открыть побольше таких, пока остальные не просекли тему.

— Никогда бы не подумала, что ты станешь отцом раньше, чем я матерью, — тонко улыбнулась моя сестра.

— Я и сам бы не подумал, — хмыкнул я. — Она была одаренной. Призраком. Жила между двумя мирами. А когда все эти порталы закрылись… Потеряла дар и память. Зато теперь, как видишь, растет счастливым ребенком. Не представляю, кто бы еще мог стать ей отцом, если не я.

Я посмотрел на Элаизу, которая бегала по игровой комнате с другими детишками и звонко хохотала. Вспомнил через что ей пришлось пройти. Несмотря на то, что темная вела себя жестоко, мне всегда было ее жаль. И теперь становилось тепло, когда она по-настоящему и искренне улыбалась.

— Что планируешь делать дальше? — моя сестра элегантно закинула одну ножку на другую и поправила свою дамскую шляпку на голове.

— Поступлю в Высшую школу. Здесь. В Питере.

— В Высшую школу для одаренных? — удивилась она и пригубила своего кокосового капучино. — Зачем тебе это? У тебя все есть. Деньги, клан, влиятельный род, огромная корпорация.

— Несмотря на то, что порталы больше не открываются каждый день, существует много опасностей, которые никогда не были связаны с изнанкой.

— Например?

— Например, ни один клан не собирается терпеть выскочку Ракицкого в Санкт-Петербурге. Наш род попытаются запихнуть обратно туда, откуда мы вылезли. И не все из них будут использовать только законные методы. Нужно развивать магические способности. Родовую магию. Хотя бы для того, чтобы суметь постоять за себя и своих близких, когда придет время.

— Проклятая магия, — фыркнула Машка. — Лучше бы она исчезла вместе с треклятыми разрывами!

Я улыбнулся и подался ближе.

— Иди сюда.

Обнял свою сестру. Она закрыла глаза и крепко обняла меня в ответ. Я понимал, что она чувствует ту безопасность, которую я всегда хотел дать им с матерью.

— Значит, ты больше не злишься на меня из-за Вадима? — спросил я, когда обнимашки затянулись.

— Дурак! — сестра отпихнула меня и ударила по плечу.

— Я бы мог помочь ему. Серьезно. Но зачем тебе нужен мужчина, который не может постоять за себя?

Пропищал пейджер. Машка достала устройство из сумочки и глянула на экран.

— Вот, кстати, и он.

Моя сестра вся засияла от радости. Обернулась. Мои глаза последовали за ее взглядом. За стеклом кафе в Питере стоял Вадим. Он улыбался и махал рукой. Увидев, что я смотрю, аристократ сделался серьезным, поправил пиджак и неловко потоптался на месте.

— Может вы поступите с ним на один курс, — хихикнула Машка, поднялась с диванчика и взяла свою сумочку. — Дай еще раз обниму тебя, братик. На прощанье.

— Только передай, что я не буду подтирать ему сопли, если он снова перейдет дорогу не тем парням.

— Я знаю, что будешь, — Машка поцеловала меня в щечку и пошла к выходу. — Тебя, кстати, ждет еще один сюрприз. Не благодари!

Сестра вышла за дверь кафе, подбежала к Вадиму и бросилась ему на шею.

— Зонт забыла! — выкрикнул я, но понял, что они меня не слышат.

На улице дождь, но не сахарные. Не растают.

— Что еще за сюрприз? — ворча себе под нос я уселся обратно на свое место.

Главное, чтобы приятный. В последний раз такой сюрприз был, когда они отправили мать в клинику без моего ведома. Было приятно, но я предпочел бы быть в курсе этих дел изначально.

— Мороженное для вашей дочери, — раздался женский голосок официантки.

— Спасибо, — не поднимая головы от пейджера, ответил я.

Пока просматривал сообщения от Нокиа о том, как идут дела по завоеванию рынка наружной рекламы в Питере, понял, что официантка не уходит. Поднял глаза.

— Извините, вы…

Я потерял дар речи. Высокая стройная девушка с рыжими волосами сняла с хвоста резинку и снова надела ее. Улыбнулась безупречной белоснежной улыбкой.

— Черт побери, — выругался я. — Клаус? Это ты? Как ты…

Девушка приложила свой аккуратный мальчик к моим губам.

— Ты же не думаешь, что через определенные порталы можешь проходить только ты? — кокетливо подмигнула она.

(обратно) (обратно)

Примечания

1

Подробнее о фьордах см. в книге М. Суржевской «Проникновение».

(обратно)

2

Но пасаран («¡No pasarán!») — «Они не пройдут». В русском языке фраза «но пасаран» появилась после того, как ее произнесла Долорес Ибаррури во время испанской Гражданской войны, и стала настоящим лозунгом и символом антифашистского движения.

Патриа о муэрте («Patria o muerte!») — «Родина или смерть!»— лозунг кубинской революции (1959).

(обратно)

3

Легендарный рог героя старофранцузского эпоса Роланда, в который он трубил во время своей последней битвы, прикрывая отступление войск Карла Великого.

(обратно)

4

Симплегады (греч. Συμπληγάδες — сталкивающиеся) — в греческой мифологии движущиеся скалы, перекрывавшие вход в Понт Эвксинский. Сталкиваясь, эти скалы уничтожали корабли. После того, как между ними невредимым прошел «Арго», застыли на месте.

(обратно)

5

Merde — французское ругательство, в буквальном переводе — дерьмо.

(обратно)

6

¡Mierda! — то же самое, что Merde, но по-испански — отходы жизнедеятельности человеческого организма.

(обратно)

7

Зальцбургский фестиваль (нем. Salzburger Festspiele) — ежегодный летний музыкальный фестиваль в австрийском Зальцбурге, один из наиболее известных в мире. В программу Зальцбургского фестиваля входят, главным образом, концерты академической музыки и музыкально-театральные спектакли. Надеюсь, эта традиция сохранится и в эпоху Содружества независимых миров.

(обратно)

8

«Свадьба Фигаро» (Le nozze di Figaro ossia la folle giornata) — опера-буффа (комическая опера) Моцарта на итальянском языке, написанная на либретто Лоренцо да Понте по одноимённой пьесе Бомарше. Премьера состоялась 1 мая 1786 года в венском Бургтеатре.

(обратно)

9

«Похищение из сераля», K.384, (нем. Die Entführung aus dem Serail) — комическая опера В. А. Моцарта на либретто Готлиба Штефани на немецком языке.

(обратно)

10

Ама́ти (итал. Amati) — итальянское семейство скрипичных мастеров из Кремоны. Скрипки Амати ценятся во всем мире за уникальный, чистый, нежный звук, наряду с инструментами гварнери и Страдивари.

(обратно)

11

Ве́нская класси́ческая шко́ла — направление европейской музыки второй половины XVIII — первой четверти XIX вв. К нему принадлежат композиторы Йозеф Гайдн, Вольфганг Амадей Моцарт и Людвиг ван Бетховен.

(обратно)

12

Зи́нгшпиль (нем. Singspiel досл. «пьеса с пением») — музыкально-драматический жанр, распространённый в Германии и Австрии во второй половине XVIII века и начале XIX века; пьеса с музыкальными номерами или опера с разговорными диалогами (вместо речитативов), преимущественно комического содержания.

(обратно)

13

«Махабха́рата» — древнеиндийский эпос. Одно из крупнейших литературных произведений в мире, сложный, но органичный комплекс новелл, басен, притч, легенд, дидактических рассуждений, космогонических мифов, генеалогий, гимнов, плачей. Содержит более 75 000 двустиший (шлок), что в несколько раз длиннее Илиады и Одиссеи взятых вместе.

(обратно)

14

Пахтанье Молочного океана (санскр. समुद्र मंथन) — одно из ключевых мифологических событий, описанное в «Бхагавата-пуране», «Вишну-пуране» и «Махабхарате». Вишну в образе черепахи ставит себе на спину гору Мандара; боги и асуры привязывают к ней вместо каната змею Васуки и вертят ее, как мутовку, в море, пока из него не начинают появляться разные чудесные вещи в том числе — напиток бессмертия амрита.

(обратно)

15

Danse macabre — пляска смерти.

(обратно)

16

«G» — гравитацио́нная постоя́нная, постоянная Ньютона (обозначается обычно G, иногда GN или γ) — фундаментальная физическая постоянная, константа гравитационного взаимодействия.

(обратно)

17

Чаруса, елань — глубокое, топкое место в болоте, похожее на лесную поляну.

(обратно)

18

Абуги́да (консонантно-слоговое, алфавитно-слоговое письмо) — разновидность слоговой письменности, в которой слоги с одинаковой согласной, но с разными гласными обозначаются видоизменёнными формами одного базового знака.

(обратно)

19

Сурфактант — смесь поверхностно-активных веществ, выстилающая лёгочные альвеолы изнутри (то есть находящаяся на границе воздух-жидкость). Препятствует спадению (слипанию) стенок альвеол при дыхании.

(обратно)

20

Стигма́ты — болезненные кровоточащие раны, открывающиеся на теле отдельных католических подвижников — под влиянием религиозной экзальтации — на тех участках тела, на которых предположительно располагались раны Христа, полученные им при распятии на кресте. Здесь применено иносказательно.

(обратно)

21

Аутосомы — у живых организмов с хромосомным определением пола, парные хромосомы, одинаковые у мужских и женских организмов.

(обратно)

22

Кариоти́п — совокупность признаков (число, размеры, форма и т. д.) полного набора хромосом, присущая клеткам данного биологического вида (видовой кариотип), данного организма (индивидуальный кариотип) или линии (клона) клеток. Кариотипом иногда также называют и наглядное представление полного хромосомного набора (кариограммы).

(обратно)

23

Метод вирусных частиц — внедрение в уже сформированный организм генноинженерных вирусов или вирусных частиц, используя их в качестве вектора. Вирусные частицы способны проникать в значительный процент клеток взрослого человека, встраивая в них свою наследственную информацию; возможно контролируемое размножение вирусных частиц в организме.

(обратно)

24

Па-де-катр (фр. pas de quatre) — музыкально-танцевальная форма в балете с вариацией четырёх танцовщиков.

(обратно)

25

Владетельная принцесса — персонаж балета П.И. Чайковского «Лебединое озеро», чья партия которой не содержит хореографических сложностей.

(обратно)

26

Третья часть фортепианной сонаты Л.В. Бетховена до диез минор, известной как «Лунная», в отличии от первой требует виртуозных навыков владения фортепиано.

(обратно)

27

Батман тандю (фр. battement — взмах, tendu — вытянутый) — одно из базовых движений в балете, которое осваивается на начальном этапе обучения.

(обратно)

28

Чёрная звезда́ — гипотетический космический объект, теоретическая модель которого является альтернативой модели чёрной дыры. Образуется, когда материя звезды сжимается со скоростью, существенно меньшей скорости свободного падения гипотетической частицы к центру своей звезды, при этом квантовые процессы создают поляризацию вакуума которая, в свою очередь, порождает вырожденный газ, препятствуя пространству-времени (и частицам внутри него) занимать одно то же место в одно и то же время. https://ru.wikipedia.org/wiki/Чёрная_звезда_(полуклассическая_гравитация).

(обратно)

29

Пульса́р — космический источник излучений, приходящих на Землю в виде периодических всплесков (импульсов). Представляют собой вращающиеся нейтронные звёзды с магнитным полем, которое наклонено к оси вращения, что вызывает модуляцию приходящего на Землю излучения. https://ru.wikipedia.org/wiki/Пульсар.

(обратно)

30

Кра́сный ка́рлик — маленькая и относительно холодная звезда главной последовательности, имеющая спектральный класс М или поздний К. https://ru.wikipedia.org/wiki/Красный_карлик.

(обратно)

31

Аккре́ция (лат. accrētiō «приращение, увеличение» от accrēscere «прирастать») — процесс приращения массы небесного тела путём гравитационного притяжения материи (обычно газа) на него из окружающего пространства. https://ru.wikipedia.org/wiki/Аккреция.

(обратно)

32

Дэви (санскрит) — богиня.

(обратно)

33

Кошала — в древнеиндийском эпосе «Рамаяна» мифическое царство, которым правил Рама (земное воплощение бога Вишну).

(обратно)

34

Рентгеновский пульсар — одна из разновидностей сильно замагниченной нейтронной звезды пульсара. В отличие от радиопульсаров, расходующих собственную энергию вращения на излучение, рентгеновские пульсары излучают за счёт поглощения вещества звезды-соседа, под действием пульсара постепенно превращающегося в белого карлика. https://ru.wikipedia.org/wiki/Пульсар.

(обратно)

35

Рага — в широком смысле — музыкально-эстетическая и этическая концепция, закон построения крупной музыкальной формы в рамках индийской классической музыки. https://ru.wikipedia.org/wiki/Рага.

(обратно)

36

В этой главе герои вспоминают события «Зеленого жемчуга». Программа «Универсальный солдат» — незавершенная разработка корпорации «Панна Моти» по внедрению в геном человека генов асура и создания на этой базе сверхлюдей.

(обратно)

37

Квартирмейстер у пиратов был вторым лицом на корабле и следил за порядком в общей повседневной жизни на борту. Квартирмейстер на пиратском корабле должен был обладать непоколебимым авторитетом, поскольку именно ему приходилось улаживать возникающие конфликты и следить за выполнением приказов капитана. При захвате судна квартирмейстер шел в авангарде абордажной команды, а после успешного захвата следил за тем, чтобы при разделе награбленного каждый согласно установленному уставу получил причитающуюся ему сумму. http://pirate-islands.com/%D0%BA%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D1%80%D0%BC%D0%B5%D0%B9%D1%81%D1%82%D0%B5%D1%80-%D1%83-%D0%BF%D0%B8%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%BE%D0%B2.

(обратно)

38

Пурохита — придворный жрец, брахман.

(обратно)

39

Рентгеновский пульсар. Первый открытый рентгеновский пульсар Центавр X-3 демонстрировал не только регулярные пульсации яркости с периодом около 4,8 секунды, но и регулярное изменение этого периода. Дальнейшие исследования показали, что изменение периода пульсаций в этой системе связано с эффектом Доплера при движении источника пульсаций по орбите в двойной системе.

(обратно)

40

Отсылка к событиям главы VI третьей части романа «Зеленый жемчуг».

(обратно)

41

Карнотит, настуран — минералы урана.

(обратно)

42

Кло́тик, клот (от нидерл. kloot — шар, набалдашник) — набалдашник закруглённой формы с выступающими краями на топе мачты или флагштока. Клотик изготовляется из дерева или металла. Внутри клотика устанавливают ролики фалов для подъёма сигнальных флагов, фонаря и др. Кроме того, клотик прикрывает торец мачты от влаги.

От киля до клотика — «снизу доверху», от низшей точки судна до высшей.

Отправить на клотик чай пить — излюбленная шутка над новичками-юнгами.

(обратно)

43

Чёрная ма́мба (лат. Dendroaspis polylepis) — ядовитая змея, распространённая в Африке.

(обратно)

44

Крайты (лат. Bungarus) — род ядовитых змей из семейства аспидов.

(обратно)

45

Варп-двигатель (англ. Warp drive, двигатель искривления) — вымышленная технология, которая, согласно гипотезе, позволит звездолёту, оснащённому таким двигателем, перемещаться со скоростью выше скорости света, и таким образом преодолевать межзвёздные расстояния за приемлемое время. Это возможно благодаря перераспределению так называемой «тёмной энергии» в охватывающем корабль пространстве таким образом, что позади корабля создаётся избыток «тёмной энергии», тогда как перед кораблем напротив создается область с недостаточным количеством тёмной энергии. При этом само судно оказывается в своеобразном «пузыре», оставаясь защищённым от воздействия пространственных деформаций. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D1%80%D0%BF-%D0%B4%D0%B2%D0%B8%D0%B3%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C.

(обратно)

46

Пузырь Алькубьерре — идея, основанная на решении уравнений Эйнштейна, предложенная мексиканским физиком-теоретиком Мигелем Алькубьерре, в которой космический аппарат может достичь сверхсветовой скорости. Движение выше скорости света невозможно для объектов с действительной ненулевой массой в нормальном пространстве-времени. Однако вместо перемещения выше скорости света в пределах локальной системы координат космический корабль может двигаться, сжимая пространство перед собой и расширяя его позади себя.

(обратно)

47

Урановые хвосты — отходы обогащения урановой руды.

(обратно)

48

Здесь и далее отсылка к событиям романа «Зеленый жемчуг».

(обратно)

49

Рокамадурская мадонна (Рокамадурская Богоматерь) — статуя-реликварий XII века, одна из так называемых Черных мадонн, одна из особо почитаемых католических святынь. Считается покровительницей моряков и узорешительницей. https://ru.wikipedia.org/wiki/Чёрная_мадонна.

(обратно)

50

Каракурт (от тюрк. karakurt, букв. «чёрное насекомое») — ядовитый паук, вид пауков из рода чёрных вдов.

(обратно)

51

Кули (от хинди: क़ूली букв. «работник») — в историографии термин широко использовался для описания наёмных работников, батраков, которых европейцы XVIII — нач. XX веков перевозили в качестве дешёвой рабочей силы из Индии и Китая в американские и африканские колонии, остро нуждавшиеся в рабочей силе после отмены рабства, массовой гибели индейцев от болезней, занесённых европейцами, ранее также из-за массового бегства негров-рабов в горы.

(обратно)

52

Testvér (венгерский) — брат.

(обратно)

53

Вакутейнер — одноразовое приспособление, предназначенное для забора проб венозной крови.

(обратно)

54

Натья — священный индуистский музыкально-танцевальный стиль, теоретическая основа которого была заложена в трактате Бхараты Муни «Натьяшастра» (IV века до н. э. — II век н. э.). Помимо собственно танца — нритты, натья включает в себя пение и абхинаю — искусство мимики.

(обратно)

55

Нейлер (гвоздезабивной пистолет) — инструмент, предназначенный для забивания крепежа без применения физической силы.

(обратно)

56

Девадаси — храмовая танцовщица.

(обратно)

57

Нритта — танец.

(обратно)

58

Пушпанджали, аларипу, джатисварама, варнама, тилана — последовательности танца.

(обратно)

59

Тороидальная вакуумная камера — тороидальная установка для магнитного удержания плазмы с целью достижения условий, необходимых для протекания управляемого термоядерного синтеза.

(обратно)

60

Олег Арсеньев — один из центральных персонажей романа «Молнии Великого Се». Здесь отсылка к событиям этой работы и соперничеству Арсеньева-Ветерка и Синеглаза.

(обратно)

61

Гравитацио́нный колла́пс — катастрофически быстрое сжатие массивных тел под действием гравитационных сил.

(обратно)

62

Предел Оппенгеймера — Волкова — верхний предел массы невращающейся нейтронной звезды, при которой она ещё не коллапсирует в чёрную дыру.

(обратно)

63

Горизо́нт собы́тий — воображаемая граница в пространстве-времени, разделяющая те события (точки пространства-времени), которые можно соединить с событиями на светоподобной (изотропной) бесконечности светоподобными геодезическими линиями (траекториями световых лучей), и те события, которые так соединить нельзя. Горизонт событий будущего является необходимым признаком чёрной дыры как научно подтверждённого объекта.

(обратно)

64

Гравитацио́нная сингуля́рность — точка в пространстве-времени, через которую невозможно гладко продолжить входящую в неё геодезическую линию. В таких областях становится неприменимым базовое приближение большинства физических теорий, в которых пространство-время рассматривается как гладкое многообразие без края.

(обратно)